Аннотация: Оставшись без гроша после смерти отца, Кэролайн Симмонс, англичанка из благородной семьи, соглашается стать женой богатого американца, которого ни разу не видела, и направляется к нему на Запад. В порту ее встречает не будущий муж, а его сын — смуглый, черноволосый, привлекательный, наполовину индеец-чероки. Он мечтает отомстить отцу за те унижения, которым тот подверг его мать. А орудием мести должна стать та безрассудная особа, которая решилась на столь рискованное предприятие ради денег. Однако встреча с Кэролайн путает все его планы.


---------------------------------------------


 Кристина Дорсей
 Сердце дикаря
  (Братья Маккейд-1) 


 Двум людям, недавно вошедшим в мою жизнь... Эвану Маршаллу, замечательному агенту, и непревзойденному редактору Джону Сконемильо.




 И как всегда — Чипу.




 Памяти Домино, дарившего нам свою беззаветную любовь в течение четырнадцати с лишним лет... терпеливо сидевшего подле компьютера, пока я работала.



 ПРОЛОГ


 — Вы посылали за мной?
 Мужчина, задремавший в кресле у камина, вскинул голову и тревожно оглянулся по сторонам. В его светло-зеленых глазах мелькнул страх. Увидев высокого молодого человека, остановившегося в дверном проеме, он нахмурился. В его хрипловатом после сна голосе явственно прозвучали досада и раздражение:
 — Вот именно! Почти две недели тому назад. Где, черт побери, ты пропадал?
 Волк шагнул вперед, и на него упал тусклый свет от единственной в комнате свечи, оплывавшей в медном подсвечнике на столе. Он перекинул ружье на руку и, слегка прищурив черные глаза, взглянул в лицо своему пожилому собеседнику.
 — Я был на летней охоте... с моим народом. — Роберт Маккейд с силой сжал подлокотники кресла и попытался встать, в который уже раз позабыв про раненую ногу, взятую в лубок и покоившуюся на низенькой скамеечке подле кресла.
 — Вот проклятье, черт побери! — выругался он, снова опускаясь на подушки с багровым от гнева и напряжения лицом.
 Эта явная беспомощность тронула бы сердце Волка, выкажи ее кто-то другой, а не этот человек. На его красивом, бронзовом от загара лице не дрогнул ни один мускул. Он знал, что отец повредил ногу, и лишь поэтому откликнулся на его зов. И еще потому, что подумал о Мэри, — быть может, это ей понадобилась его помощь.
 — Вам следовало бы вести себя осторожнее, — бесстрастно произнес он.
 — Плевать тебе на меня, черт побери, раз ты явился сюда одетый как дикарь!
 — Меня моя одежда устраивает, — ответил Волк, сохраняя прежнюю невозмутимость под неодобрительным взглядом старика, который, поджав губы, перевел взгляд с распущенных волос сына на его рубаху из домотканого полотна и кожаные штаны.
 — А кроме того, — быстро добавил Волк, — я не считаю нужным притворяться.
 — Ах ты неблагодарный щенок! Да я бы никогда... — лицо Роберта налилось кровью, и он снова попытался было подняться, но рука сына мягко и уверенно легла ему на плечо.
 — Я пришел сюда не для того, чтобы вспоминать былые обиды, — произнес он и направился к двери, бесшумно ступая обутыми в мокасины ногами.
 — Погоди, Рафф! Ты должен сделать для меня кое-что. — Услыхав из уст отца свое английское имя, Волк приостановился и оглянулся через плечо. Он ждал, вопросительно подняв черные как смоль брови, кляня себя в душе за такую податливость. Ему вообще не следовало приходить сюда.
 — Ты должен съездить для меня в Чарльз-таун. — Вместо ответа Волк направился к выходу и взялся за дверную ручку.
 — Дьявольщина, Рафф! — Старик ухватился за грубый деревянный костыль, стоявший подле кресла, и с трудом поднялся на ноги. — Ты обязан помочь мне. Господи Боже, ведь ты как-никак мой сын!
 — Ваш незаконнорожденный сын, — бесстрастно произнес Волк, распахивая дверь. Но Роберт отмахнулся от его слов, как в свое время отмахнулся он и от его матери, Алкини.
 — Ты же видишь, я не могу ехать сам. Иначе не стал бы тебя просить.
 Волк лишь негодующе фыркнул в ответ:
 — Я нисколько в этом не сомневаюсь!
 Роберт сказал сущую правду, он неизменно справлялся со своими делами без посторонней помощи: управлял плантацией, обманывал доверчивых чероки, растлевал невинных девушек. Волк снова вспомнил о матери. Ноздри его раздулись, и он глубоко вдохнул теплый, влажный воз-пух, напитанный запахом сосновой смолы. Он не оглянулся, услышав за спиной стук костыля по дощатому полу.
 — Пошлите туда кого-нибудь другого!
 — Да некого мне послать, черт возьми!
 Волк нимало не усомнился в правдивости слов отца. Старик не вспоминал о нем и не интересовался им с тех пор, как он покинул этот дом и стал жить с чероки. Похоже, ему действительно не к кому больше обратиться с каким-то срочным и важным поручением.
 — Логан отправился на север сражаться с этими проклятыми язычниками, и мне некому больше поручить привезти ее сюда.
 — Моему брату следовало бы побеспокоиться о безопасности своей жены, а не ввязываться в драки.
 — С Мэри все в порядке. Какого черта? Ей не грозит здесь никакая опасность. Она... дьявольщина, да все мы ничем не рискуем, живя здесь. Не больше, чем, если бы поселились в Чарльз-тауне. У этих твоих братьев-чероки, как ты их величаешь, кишка тонка причинить нам какие-либо неприятности.
 Слова старика заключали в себе вызов, и прежде Волк непременно вспылил бы в ответ. Но теперь он промолчал. Конфликт между английскими поселенцами и чероки день ото дня усугублялся, грозя неисчислимыми бедами. Волк не в силах был ни предотвратить их, ни убедить упрямого старика в реальности нависшей над ним и его близкими угрозы. И что бы ни говорил Роберт Маккейд, слова его уже не могли, как прежде, задеть Волка за живое. Лишь бы он не делал ничего во вред чероки... и Мэри.
 Задумавшись, Волк едва не пропустил мимо ушей последнюю фразу Роберта.
 — Что вы сказали?! — он повернулся так резко, что Роберт, ухватившись за костыль, покачнулся и едва устоял на ногах.
 — Я сказал, что собираюсь жениться, — нарочито громко повторил Роберт. — Я не могу больше жить один, без женщины. Я построил этот дом, — Роберт не без гордости сделал красноречивый жест рукой, словно очерчивая ею свое просторное владение, — и считаю, что он нуждается в хозяйке, а я — в спутнице жизни. Утонченной и образованной.
 Волк расхохотался, и его звонкий смех разбудил спавшую у крыльца собаку. Она задрала нос, настороженно принюхиваясь, и снова уронила голову на лапы.
 А ведь была на свете женщина, нежно и преданно любившая Роберта Маккейда, подумал Волк. Непонятно лишь за что. Ее, конечно, нельзя было назвать ни образованной, ни утонченной. А ее преданность, бескорыстие и любовь не смогли тронуть сердце Роберта. И он безжалостно растоптал ее, словно сорняк в своем саду.
 Старик гордо выпятил грудь:
 — Леди Кэролайн Симмонс прибудет из Англии, чтобы выйти за меня замуж.
 — Леди Кэролайн? — от удивления брови Волка поползли вверх. — Что же эта титулованная особа могла найти в вас?
 Он хорошо помнил, чего жаждали высокородные леди от него самого. За годы, проведенные в Англии, он бывал ласково и гостеприимно принят в бессчетном числе роскошных, благоухавших дорогими благовониями дамских спален. Высокомерные аристократки пленялись его молодым, сильным телом, они ожидали от этого полудикаря немыслимых наслаждений, набрасываясь на него, как на острое экзотическое блюдо. Его поразило, сколь многие титулованные особы пожелали развеять скуку и монотонность своей жизни в объятиях молодого метиса чероки. Каким-то обостренным внутренним чутьем они угадывали, что, несмотря на изысканные манеры и изящную одежду, в душе он остается опасным, необузданным дикарем. И это неудержимо влекло их к нему. Волк совершил немало альковных подвигов и оправдал все возлагавшиеся на него надежды.
 Однако Волк нисколько не обманывался относительно чувств, питаемых к нему всеми этими утонченными леди. Он был для них лишь забавой, новой занятной игрушкой. Ни одна высокородная дама или девица не восприняла его всерьез. Вскоре Волка стали тяготить эти кратковременные, опустошающие душу интрижки. Пресыщенный и разочарованный, он вернулся на родину.
 — Тебе, я вижу, не верится, что дочь графа согласна стать моей женой? — спросил Роберт, стараясь принять как можно более величественную позу.
 Волк промолчал. Он слыхал от своего дяди Цесани, как мать его до последней минуты надеялась, что Роберт узаконит свои отношения с ней. Но она умерла девять лет назад, когда Волк был в Англии. О ее смерти он узнал лишь через год, когда вернулся домой. Она умерла, мучимая мыслью о том, что ее единственный сын всю жизнь будет носить позорное клеймо незаконнорожденного.
 — Богатство! — воскликнул Роберт. Глаза его блеснули, лицо озарилось радостью. — Богатство даст тебе все, сынок. Чем раньше ты поймешь это, тем будет лучше для тебя. Это единственная стоящая вещь на земле!
 — А происхождение этого богатства не имеет никакого значения, не так ли? — произнеся эти слова, Волк тут же пожалел об этом. Спорить с Робертом, взывать к его чувствам и совести было бессмысленно.
 — Ты думаешь, леди Кэролайн не все равно, каким способом я нажил свое состояние? — насмешливо спросил Роберт.
 — Да. — Волк в упор смотрел на отца, не пытаясь скрыть охватившего его отвращения. — Думаю, ей это безразлично.
 Женщины, с которыми он общался в Англии, были все как одна эгоистичны и до крайности беспринципны. И коли эта леди Кэролайн решила продать себя подороже, то Роберт, безусловно, прав. Она не даст себе труда задуматься о чероки, которых подло обманули, и о женщине, прожившей с Робертом не один год и безжалостно вышвырнутой вон.
 — Привези ее сюда. Я заплачу тебе. — Роберт покачнулся, с трудом удерживая равновесие. — Леди Кэролайн прибудет в Чарльз-таун через неделю. Черт возьми, дорого бы я дал, чтобы она уже была здесь!
 Волк открыл было рот, чтобы высказать этому человеку все, что он думал о его деньгах и его утонченной жене-англичанке, но перед его мысленным взором возник образ матери. Как она убивалась, когда его, десятилетнего, отняли у нее! Она умерла несколько лет спустя от лихорадки, но Волк знал, что на самом деле ее убил Роберт Маккейд. Он сломил ее дух, и все годы после разлуки с сыном она медленно угасала. Лихорадка лишь довершила дело, начатое Робертом.
 И смерть ее до сих пор остается неотмщенной.
 Волк не мигая смотрел на старика. Сам того не ведая, Роберт в эту самую минуту давал ему возможность отомстить за мать. Придет время, и он обо всем узнает. Волк позаботится об этом. Его полные, чувственные губы растянулись в подобии улыбки.
 Он отомстит, и никто не осмелится помешать ему в этом, — леди Кэролайн не сможет устоять перед ним.
 — Я привезу вашу женщину, — бесстрастно произнес он и, повернувшись, спустился с крыльца. Через мгновение его поглотила тьма.




 ГЛАВА ПЕРВАЯ


  Конец лета 1759 года Чарльз-таун, Южная Каролина. 
 Она оказалась совсем не такой, какой он ее представлял себе. Впрочем, так бывало всегда, когда дело касалось женщин.
 Прислонясь к грязной, в потеках, стене бара гостиницы Купера, Волк пристально разглядывал женщину, которая пересекла океан, чтобы стать его мачехой. Не будь он так зол на происходящее. Волк непременно расхохотался бы при виде ее. Роберту нужна была утонченная женщина, и эта леди с готовностью согласилась продаться ему. Но что толку? Эта фарфоровая куколка не выдержит и двух недель той жизни, на которую она по неведению обрекла себя.
 Она встревоженно оглядела зал своими огромными глазами. Волк почувствовал укор совести. Эта девушка была чем-то похожа на испуганного, загнанного оленя. Сам же он вынужден выступить в роли жестокого, безжалостного охотника: она станет жертвой его мести. Но он постарался подавить в себе сочувствие и невольную симпатию к будущей жене отца.
 Ведь не он же, в конце концов, создал эту ситуацию.
 Леди Кэролайн, эта хрупкая блондинка с матово-бледной кожей и точеными чертами лица, поддавшись корысти, оказалась вдали от родных, в чужой полудикой стране. Прибыв в Южную Каролину, она предоставила Волку возможность отомстить за безвременную кончину и поруганную честь его матери. С его стороны было бы непростительной глупостью упустить этот шанс. В том, что обстоятельства сложились именно так, а не иначе, он видел неумолимую волю рока.
 Растянув губы в лучезарной улыбке, Волк оттолкнулся от стены и пересек душное, прокуренное помещение. Разговоры затихли, и собравшиеся с любопытством оглядели его.
 — Леди Кэролайн? — произнес он, остановившись подле столика в углу. Она теребила кружевной платочек, лежавший у нее на коленях, и не сразу подняла глаза на Волка.
 — Да? — произнесла она наконец севшим от волнения голосом и кашлянула. Разглядев своего собеседника, она окончательно смутилась и растерялась. Он был высок и строен, худощав, но крепко сложен и очень широк в плечах. Гораздо крупнее большинства окружающих мужчин. Так, по крайней мере, показалось Кэролайн, глядевшей на него снизу вверх.
 — Я — Кэролайн Симмонс, — с трудом выдавила она из себя. Она снова принялась теребить платок, чтобы скрыть дрожь своих тонких, изящных рук. Вид этого человека напугал ее. Нельзя сказать, чтобы незнакомец выглядел или вел себя не как джентльмен. Совсем наоборот! Он говорил с ней почтительно и казался гораздо более опрятным и ухоженным, чем любой из находившихся здесь мужчин. Его серый шелковый костюм был великолепно скроен и безупречно сидел на его стройной фигуре, наряд дополняла белоснежная рубашка, туго накрахмаленная и выглаженная. Но Кэролайн с тревогой подумала, что внешний облик воспитанного джентльмена, судя по всему, лишь оболочка, за которой скрывается дикая, неукротимая и необузданная сила, которую нельзя было не заметить в этом человеке.
 Незнакомец представился ей, но Кэролайн, поглощенная своими мыслями, расслышала лишь его фамилию и пробормотала:
 — Маккейд... Вы — Роберт Маккейд?
 Она не имела ни малейшего представления о внешности своего суженого и никак не ожидала, что он окажется столь представительным, и грозным, и... молодым.
 — Нет, — ласково улыбнувшись, ответил Волк. — Я — Рафф Маккейд, его сын.
 — О-о-о, — протянула вконец сбитая с толку Кэролайн. Она с трудом подавила искушение прижать ладони к пылавшим щекам. Выходит, человек, чья внешность так напугала ее, станет ее пасынком?! От этой мысли у нее потемнело в глазах. Ей было известно, что у Роберта Маккейда два сына, но она представляла их себе юными и беспомощными, нуждающимися в опеке, — словом, примерно такими, каким был ее собственный брат Эдвард. Этот же диковатый великан явно не нуждался ни в ком.
 Кэролайн поймала на себе внимательный взгляд его черных глаз и нервно облизала губы.
 — Я очень рада познакомиться с вами, мистер Маккейд.
 — Готовы ли вы отправиться в путь? — спросил он безо всяких предисловий. Поначалу Волк намеревался, представившись леди Кэролайн, отправиться с визитом к губернатору колонии и предложить ей подождать его возвращения в номере. Он собирался в Чарльз-таун по своим делам еще до того, как Роберт обратился к нему с просьбой встретить его невесту. Но робость и наивность этой девушки произвели на Волка неприятное впечатление. Он слишком хорошо знал женские уловки, чтобы поверить в ее искренность. На своем веку он встречал немало хитрых плутовок, прикидывавшихся простодушными овечками, чтобы заполучить его в свои сети. Этот номер у нее не пройдет! Пусть потомится в приемной у губернатора. Это послужит первым шагом к ее укрощению.
 — Прямо сейчас? Да, готова. — Кэролайн встала, расправив складки на платье, и твердо взглянула в глаза самоуверенного пасынка. Однако этот взгляд нимало не смутил его.
 — Я рассчитывала, — произнесла она бесстрастным голосом, — что Роберт... что ваш отец сам приедет за мной. — Кэролайн не добавила, что ожидала его два дня тому назад, когда «Морской голубь» вошел в гавань Чарльз-тауна. У нее при себе почти не было денег, и даже столь кратковременное пребывание в гостинице вконец истощило ее скромные финансовые ресурсы.
 — С ним случилось несчастье, — сказал Волк, беря ее за локоть.
 — Несчастье? Надеюсь, он не очень сильно пострадал? — с тревогой спросила Кэролайн, в душе упрекая себя за черствость и эгоизм. Ведь если Роберт Маккейд не сможет жениться на ней, они с Эдвардом просто пропадут. И это тревожило ее гораздо больше, чем самочувствие незнакомого ей человека.
 — Нет, и он уже поправляется. Однако мой... отец пока не в состоянии свободно передвигаться. Поэтому он не встретил вас здесь. — Ради осуществления своего плана Волк должен был держаться с будущей мачехой безупречно вежливо и предупредительно. И все же с каким трудом он назвал отцом этого ненавистного человека!
 — Слава Богу! — Кэролайн сощурилась от яркого, бившего в глаза солнца, выходя под руку с Волком на Уотер-стрит. Если бы не жара, эта улица вполне могла бы сойти за предпортовый квартал Лондона, покинутого ею около двух месяцев назад, — здесь царила такая же шумная суматоха. Вдоль пыльной мостовой так же суетливо двигались пешеходы, лавируя между телег и тяжело груженных повозок. Та же грязь кругом, те же тучи мух, роящихся над кучами мусора. То же зловоние.
 Кэролайн невольно вспомнились тишина и уют Симмонс-Холла. Она словно вновь вдохнула упоительный воздух окружавшего поместье леса, услышала щебетание птиц. С усилием заставив свои мысли вернуться к окружающей действительности, она напомнила себе, что Симмонс-Холл больше не принадлежит ей. У нее больше ничего не осталось. Ничего.
 Но Боже, как тяжело было смириться с этим! Кэролайн всегда старалась принимать вещи такими, какими они были, смиряться с разочарованиями и потерями и смело идти вперед. Так поступила она и на сей раз. Сердце ее почуяло беду при появлении в поместье поверенного ее отца на следующий же день после похорон старого графа. С трудом преодолевая неловкость и смущение, адвокат поведал юной наследнице о плачевном положении ее финансовых дел. Он то и дело потирал свой огромный, усеянный бородавками нос, ставший к концу его рассказа совсем багровым.
 — Выходит, я разорена, — сказала ему Кэролайн, дивясь своему спокойствию. Она с горечью подумала о том, что граф тратил гораздо больше, чем мог себе позволить.
 — Боюсь, что так, леди Кэролайн, — пробормотал Оливер Чипфорд, проводя указательным пальцем по носу. Прокашлявшись, он отвел глаза и добавил: — Дом и земли должны быть проданы в возмещение долгов. — Но тут его осенила внезапная мысль, и, приосанившись, он произнес внезапно окрепшим голосом: — Однако я мог бы споспешествовать вашему весьма выгодному браку, миледи. И я уверен, что...
 — Нет, этого достаточно! — отозвалась Кэролайн, отводя взгляд от окна, сквозь которое она разглядывала чудесный, столь любимый ею сад, который ей предстояло вскоре покинуть. — Ведь есть еще и Недди! Он слишком мал, чтобы зарабатывать себе на жизнь!
 — Он теперь в школе, насколько мне известно.
 — Да, — ответила Кэролайн дрогнувшим голосом. Если она не внесет необходимой суммы за обучение Эдварда, того исключат из школы. Мальчик должен получить образование! Но где взять на это денег? Мизерных сумм, выдаваемых ей отцом на ведение хозяйства, едва хватало на то, чтобы свести концы с концами, и ей удалось скопить совсем немного.
 Однако с помощью мистера Чипфорда все устроилось. Она сможет оплатить учебу Эдварда. Но для этого пришлось согласиться на брак с неким Робертом Маккейдом. Приняв его предложение, Кэролайн вынуждена была покинуть Англию... и брата. Но других желающих взять за себя молодую аристократку без единого пенни за душой просто не нашлось.
 Рафф Маккейд, неторопливо переставляя свои длинные ноги, делал огромные шаги, и Кэролайн приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него. Не выпуская его руки, она быстро семенила рядом с ним по неширокому деревянному тротуару Брод-стрит. Ей приходилось то и дело увертываться от столкновений с многочисленными прохожими, деловито сновавшими взад-вперед по улице. Она с любопытством разглядывала ярко-алую униформу солдат, лоснящиеся на солнце лица негров. Но самое необычное зрелище для взора молодой англичанки явил собой абориген Нового Света, высокий краснокожий индеец. Голова его была гладко выбрита, за исключением длинного клока волос, торчавшего на самой макушке, одежда дикаря состояла из кожаных штанов и полотняной короткой куртки, украшенной затейливой вышивкой.
 Кэролайн собралась было порасспросить о встреченном индейце своего спутника, но одного взгляда на его застывший, словно окаменевший, профиль оказалось для нее достаточно, чтобы понять, насколько тот в данную минуту не расположен к праздным разговорам. Она воздержалась даже от вопроса о том, скоро ли они придут в дом его отца, мистера Маккейда.
 Сделав еще несколько десятков шагов, Волк остановился, да так резко, что Кэролайн едва не столкнулась с ним. Они оказались на углу Брод-стрит и Митинг-стрит. Кэролайн, подняв голову, с удивлением разглядывала высившееся перед ними здание — массивное, представительное, с четырьмя большими колоннами. По мнению Кэролайн, оно никак не походило на частное жилище. Когда Волк повлек ее вверх по ступеням крыльца, она робко спросила:
 — Ваш отец ждет меня внутри? — Волк рассмеялся низким раскатистым смехом, и Кэролайн, поняв, что сказала глупость, густо покраснела.
 — Мой отец ждет вас, миледи, у себя дома... Это к западу отсюда, у подножия гор.
 Горы? Уж не шутит ли он с ней, в самом деле? Но прежде чем она успела спросить, откуда взяться горам на этой плоской равнине, он открыл тяжелую дубовую дверь и провел ее внутрь помещения.
 — Сначала мы должны увидеть губернатора. Ему следовало сказать не «мы», а «я увижу губернатора», — думала Кэролайн, истомленная двухчасовым ожиданием в приемной губернаторского дома. Она неподвижно сидела на стуле с высокой спинкой, придвинутом к самой стене. На низком столике перед ней стояла чашка остывшего чая, который она даже не пригубила. Его услужливо подал ей юный секретарь губернатора, тотчас же после этого вернувшийся за свою конторку красного дерева. Он носил парик — пожалуй, слишком пышный для его узкого лица. Теперь молодой человек, скрипя пером, быстро и сосредоточенно писал что-то на листе пергаментной бумаги. Он старательно делал вид, что не слышит гневных криков, доносившихся из-за закрытой двери. Той самой, за которой находился сейчас сын Роберта Маккейда.
 Кэролайн повела плечами, отчего ее жесткий стул протестующе скрипнул, и, поймав на себе любопытный взгляд юноши в парике, опустила глаза на свои руки, сложенные на коленях. Разговор между Раффом Маккейдом и губернатором колонии проходил на повышенных тонах. О согласии между собеседниками не могло быть и речи. Судя по всему, инициатором ссоры выступил ее будущий пасынок. Время от времени до слуха Кэролайн доносился и голос губернатора, в котором отчетливо слышались примирительные нотки. Это, однако, не производило ни малейшего впечатления на Раффа, продолжавшего с жаром отстаивать свои позиции.
 — Выходит, договор, заключенный в 1730-м году, больше ничего не значит? — возмущенно воскликнул он. — И мне следует сказать об этом своим людям, когда я вернусь? И объяснить им, что король Англии в своей неизреченной мудрости решил нарушить данное им слово?!
 Кэролайн, не веря своим ушам, закусила губу и с ужасом ждала, каков будет ответ губернатора на эти слова. По ее мнению, упрек, высказанный молодым Маккейдом в адрес его величества, не мог остаться безнаказанным. Наверное, губернатор сейчас распахнет дверь и вызовет стражу, чтобы арестовать грубияна.
 Но ничего подобного не произошло. Напротив, правительственный чиновник, казалось, готов был любой ценой смягчить гнев своего собеседника и добиться согласия с ним. Кэролайн представила себе, как он беспомощно разводит руками, говоря о нападениях на поселки колонистов, участники которых должны понести наказание.
 — А как насчет убийства воинов-чероки, чьи скальпы были проданы губернатору Виргинии? Разве подобное не требует отмщения?!
 — Но согласно английским законам...
 — Но у чероки тоже есть свои законы. Почему бы и их не принять во внимание?!
 В наступившей тишине Кэролайн почувствовала, что неприязнь, которой были охвачены спорящие за закрытой дверью мужчины, растет и ширится и заполняет собой весь губернаторский дом сверху донизу. Она невольно поежилась.
 Тут снова раздался мягкий, вкрадчивый голос губернатора:
 — Что и говорить, отношения между англичанами и чероки нынче напряженные. Но их можно улучшить. — Он помолчал. — Например, если возобновится торговля.
 Рафф перебил его дрогнувшим от возмущения голосом:
 — Торговля?! Это слово лишь напомнило мне о том, сколь бесчестны английские торговцы!
 Кэролайн напряженно прислушивалась. Тем же, уже не таясь от нее, был занят и молоденький секретарь. Однако они не смогли расслышать ответа губернатора. Голос Раффа, напротив, отчетливо зазвучал в тишине комнаты:
 — И тем не менее, вы требуете, чтобы мы покинули наши дома и шли сражаться бок о бок с вами против ваших врагов.
 — Но французы — и ваши враги!
 — Лишь потому, что мы являемся вашими союзниками согласно договору, прочие условия которого вы, англичане, отказываетесь выполнять!
 — Но послушайте, Рафф! Ведь не думаете же вы, что французы смогли бы...
 Рафф снова перебил губернатора:
 — Я поговорю с Маленьким Плотником, когда вернусь в Нижний Город. Возможно, он лучше меня поймет причины вашего предательства!
 Бросив эти слова в лицо своему вконец растерявшемуся собеседнику, Рафф резко распахнул дверь и оказался лицом к лицу с Кэролайн. Она не ожидала его столь внезапного появления и не успела вовремя выпрямиться и принять ту чинную позу, в которой застыла, когда Рафф оставил ее здесь. Он застал ее теперь с напряженно вытянутой шеей и ухом, повернутым в сторону двери. Кэролайн, застигнутая врасплох, вскочила на ноги, лихорадочно соображая, что бы ей такое сказать в свое оправдание. Но Рафф, казалось, вовсе не заметил ее. Едва переступив порог, он оглянулся назад. Следовавший за ним губернатор произнес какое-то слово на незнакомом Кэролайн языке. Но Рафф понял его и ответил:
 — Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Губернатор закивал и подхватил:
 — Возможно, если я смогу убедить остальных, мы придем к компромиссу.
 Рафф, прищурившись, взглянул в лицо Литтлтона и процедил:
 — Я передам ваши слова Ани-Юн-вийя, моему народу. Не знаю, что из этого выйдет...
 Кэролайн вздрогнула. Атмосфера в комнате внезапно неуловимо изменилась. Ей показалось, что откуда-то повеяло свежим ветром, предвестником грозы. Она невольно взглянула на шелковые занавески на окнах, ожидая, что те начнут колыхаться под порывами этого ветра.
 Но за окнами все так же ярко светило полуденное солнце, небо оставалось безоблачным, а воздух — неподвижным. Грозой было чревато лишь неумолимое противостояние двух мужчин, и тут взор Раффа упал на Кэролайн — впервые за то время, как он покинул кабинет губернатора. Кивнув губернатору, Рафф схватил Кэролайн за руку и стремительно повлек за собой прочь из приемной. Дверь за ним с шумом захлопнулась.
 Они начали спускаться по ступеням, и Кэролайн ухватилась за перила, чтобы не оступиться. Она не привыкла передвигаться с такой скоростью. Сердце ее учащенно билось, и она расширенными от удивления и страха глазами смотрела на своего спутника, остановившегося на две ступени ниже нее. Кэролайн заметила, что под ее взглядом выражение его лица изменилось.
 — Прошу прощения, миледи, — произнес он, отпуская ее руку. Кожа ее узкого запястья покраснела в том месте, где ее касались его пальцы. Волк, с трудом заставил себя улыбнуться. После разговора с губернатором Литтлтоном его все еще душила ярость, но он заставил себя невозмутимо добавить: — Мы должны как можно скорее отправиться в путь.
 Он повернулся, чтобы сбежать со ступеней, но прикосновение руки Кэролайн к его плечу заставило его остановиться и снова взглянуть на нее.
 — Погодите... — Кэролайн прикусила губу и застыла в нерешительности. Обычно она предпочитала не задавать вопросов о том, что непосредственно не касалось лично ее. И теперь ей, похоже, следовало бы промолчать, став невольной свидетельницей крупного разговора между двумя мужчинами, наделенными властью. Но ее снедали тревога, нетерпение и какой-то безотчетный страх. То, что произошло в кабинете губернатора колонии, было чрезвычайно важно для Раффа. Она это чувствовала. И все попытки Раффа казаться безмятежным лишь подтверждали ее догадку. Глубоко вздохнув, Кэролайн спросила:
 — Что вы имели в виду, говоря, что не знаете, как ваши люди отнесутся к происшедшему? Почему вы так рассержены?
 Он не ответил ей, лишь взглянул на нее долгим, внимательным взором. Сердце ее забилось быстрее. Она смутилась и отвела глаза. Волк повернулся и принялся спускаться по ступеням, слегка замедлив шаг. Кэролайн недоуменно пожала плечами и, подобрав юбки, заторопилась вслед за ним. Она нагнала его лишь внизу и заступила ему дорогу. Тряхнув головой, она решительно произнесла, дивясь своей храбрости:
 — Вы говорили что-то о «вашем народе». Я не понимаю, что вы имели в виду. Объясните, пожалуйста.
 Она стояла перед ним, тонкая, как тростинка, с вытянутыми вперед руками, которыми почти упиралась ему в грудь. Волк подумал о том, что он мог бы одним небрежным движением смести ее со своего пути, сломать надвое, будто прутик. И она, несомненно, отдавала себе в этом отчет. Он заметил, что подбородок ее дрожит, и решил ответить на ее допрос. Ведь он не собирался запугивать или унижать невесту отца.
 Он хотел соблазнить ее.
 Для этого следовало вести себя с ней вежливо и предупредительно. Однако он все же не смог победить искушение смутить эту ясноглазую невинную овечку, предназначенную в жены его отцу, сказав ей всю правду о себе. Он склонился над ней и с расстановкой произнес:
 — Мои люди — это Ани-Юн-вийя, чероки. — Он усмехнулся и добавил: — Сын вашего жениха — метис.
 Она судорожно проглотила слюну. Волк внимательно вглядывался в ее голубые глаза. Но выражение их нисколько не изменилось. Он поневоле восхитился ее выдержкой и самообладанием.
 — Вам, я вижу, нечего сказать на это. А вы ведь так хотели узнать, почему я был зол на губернатора.
 — А что бы вы желали услышать от меня? — Кэролайн продолжала смотреть на него с прежней невозмутимостью.
 Похоже, он решил бросить ей своего рода вызов и рассчитывал, что ее реакция на сказанное им окажется менее сдержанной. Вероятно, он ожидал бурного всплеска чувств с ее стороны. Что ж, в этом молодой Маккейд просчитался. Она была лишь слегка удивлена, не более того. Кэролайн так ему и сказала:
 — Меня, признаться, гораздо больше удивил ваш возраст — я не ожидала, что у Роберта такой взрослый сын, почти ровесник мне, — чем то, что вы — наполовину индеец.
 — Нельзя быть индейцем лишь наполовину... — хмуро проговорил он, но затем, будто опомнившись, с улыбкой перевел разговор на другое: — Кстати, вы, по-моему, на несколько лет моложе меня, миледи.
 Кэролайн решила, что в этом он, скорее всего, прав, однако она должна относиться к нему так же, как к Неду, — по-матерински. Во всяком случае, приложить все силы к тому, чтобы воспринимать его именно как пасынка. Но стоило ему пристально взглянуть на нее своими большими черными глазами, как она почувствовала, что дыхание у нее перехватило, а желудок болезненно сжался, причем отнюдь не от материнской любви. Кэролайн ухватилась рукой за перила и, справившись с собой, спокойно произнесла:
 — Неважно, кто из нас старше, а кто — моложе. — Она гордо вскинула голову и, повернувшись, медленно пошла вдоль просторного холла по направлению к выходу.
 Она хотела было добавить, что собирается выйти замуж за его отца и стать его мачехой, но в последнюю минуту решила, что говорить об этом не следует. Он и без нее прекрасно знает, кем она ему доводится, а вот ей не мешало бы лишний раз напомнить себе о степени их будущего родства, вместо того чтобы ловить на себе его страстные взоры и отвечать на них.
 Не останавливаясь, Кэролайн миновала холл. Волк следовал за ней. Яркий солнечный свет на оживленной улице, куда они вышли, без следа разогнал недозволительные чувства к будущему пасынку, которые охватили Кэролайн. Она внимательно, изучающе взглянула на него. Теперь, когда она узнала о его происхождении, ей показалось странным, что она сразу не догадалась о большой примеси индейской крови, текущей в его жилах. Он был смугл, и теперь, при бьющем в глаза солнце, кожа его приняла необычный бронзовый оттенок. Густые иссиня-черные волосы также сразу выдавали в нем не европейца. Стянутые сзади в короткую косицу, они при малейшем повороте головы, отражая солнечный свет, метали по сторонам голубые искры.
 Кэролайн часто заморгала и отвела взгляд. Рафф Маккейд оказался в высшей степени привлекательным мужчиной, но она должна запретить себе думать о нем подобным образом. Она оперлась на предложенную им руку, решив, что ей следует подробнее расспросить его о своем будущем муже. Но Рафф, судя по всему, не был расположен говорить о своем отце.
 — Будет лучше, если вы составите о нем собственное мнение. Я не считаю возможным мешать этому. — Молодой Маккейд произнес это таким тоном, что Кэролайн предпочла воздержаться от дальнейших вопросов.
 В молчании проследовали они вдоль Уотер-стрит и подошли к гостинице, где Кэролайн провела два последних дня в ожидании Роберта Маккейда.
 — Я позволил себе распорядиться, чтобы ваши вещи снесли вниз, — сказал Рафф, входя под руку с Кэролайн во двор гостиницы. В это время черный как смоль слуга-негр как раз навьючивал ее небольшой сундук на спину смирно стоявшей лошади.
 — Скажите, остальная ваша поклажа хранится где-нибудь в другом месте?
 — У меня с собой больше ничего не было, — быстро проговорила Кэролайн.
 Если его и удивило, что благородная леди предприняла такое долгое путешествие со столь скудным багажом, он не подал вида. Выражение его лица нисколько не изменилось, и Кэролайн подумала, что он наверняка привык скрывать свои истинные чувства и ему это мастерски удается. При мысли об этом холодок пробежал по ее спине. Она невольно поежилась. Рука Раффа крепче сжала ее локоть. Он подвел ее к кобыле темно-каштановой масти с женским седлом.
 Сердце Кэролайн тревожно забилось. Тяжело дыша, она вытерла повлажневшие ладони о свою цветастую юбку.
 — Разве мы поедем не в карете?
 Ей нечасто доводилось ездить верхом. К тому времени, когда отец перевез их с Недом в имение, некогда богатые конюшни Симмонс-Холла опустели. Ее пугали эти огромные животные. Похоже, оказавшись в этой стране, ей на каждом шагу придется переживать страхи и потрясения. И быть готовой ко всему.
 Трусит! Что ж, этого следовало ожидать. Но леди Кэролайн Симмонс волей-неволей придется привыкать к трудностям здешней жизни. Пусть попробует...
 — Мы едем к самой границе, миледи. Весной дороги наши покрыты грязью, остальную часть года — пылью. Они слишком узки, чтобы по ним могла проехать карета с четверкой лошадей.
 — Понятно. — Кэролайн обреченно взглянула на лошадь, которая принялась нетерпеливо бить копытом, и тяжело вздохнула.
 — Вам следовало бы вернуться домой.
 — Я... простите? — Кэролайн настолько растерялась, услыхав такое, что не могла больше вымолвить ни слова.
 Она в немом изумлении смотрела на своего спутника, Лицо ее, и без того матово-бледное, побледнело еще больше, на нем обозначились едва заметные мелкие веснушки.
 Разве она сможет выдержать ту жизнь, на которую обрекла себя? Поэтому Волк и решил попытаться убедить ее вернуться домой. А кроме того, сказал он себе, если нареченная в панике сбежит, для Роберта это станет не меньшим ударом, чем ее измена... Во всяком случае, стоит испробовать и этот вариант.
 Волк обхватил себя руками за плечи и медленно, с расстановкой проговорил:
 — Вы наверняка не представляете себе всех тягот здешней жизни, иначе не приехали бы сюда. Семь Сосен — приграничное поселение. Находиться там тяжело и опасно даже для крепких мужчин. Послушайте моего совета: возвращайтесь в Англию пока не поздно!
 — Нет! — воскликнула Кэролайн. — Я не вернусь! Я не могу туда вернуться!
 Она почувствовала, что от бессильной злости слезы наворачиваются ей на глаза, как часто бывало с ней в детстве. Как объяснить этому человеку, что в течение нескольких месяцев она буквально с ума сходила от ужаса, не зная, на какие средства смогут существовать они с Эдвардом. Возможность приехать сюда была просто ниспослана свыше! Она терпеливо сносила все тяготы долгого путешествия по морю, несколько недель страдала от морской болезни, пережила ужасный шторм... Неужели для того лишь, чтобы, встретив здесь сына Роберта, последовать его совету и вернуться назад? И отказаться от единственной возможности уберечь себя и брата от долговой ямы?!
 Решительно сжав губы, Кэролайн взялась за поводья. Ей нельзя распускаться. Она справилась со своим страхом перед бушующим морем, справится и со всеми тяготами предстоящей поездки. Она постарается приспособиться к тяжелой и полной опасности жизни в приграничном поселении. У нее ведь просто нет другого выхода.
 Волк вопросительно поднял брови и пожал плечами. Что ж, он предупредил ее. Его совесть может быть абсолютно спокойна. Пусть пеняет на себя. Он учтиво помог ей взобраться в седло и, заметив, что губы ее решительно сжаты, а лицо приняло выражение суровой непреклонности, усмехнулся, зная, что этой изнеженной англичанке потребуется совсем немного времени, чтобы убедиться в правоте его слов.
 В самом начале их пути Кэролайн стало ясно, почему карета не могла бы проехать этой дорогой. Почти сразу за городской чертой они выехали на узкую тропинку, петлявшую меж высоких деревьев окружавшего их густого леса. Здесь водилось множество черепах. Порой некоторые из них, гревшиеся на солнце у самой тропинки, лениво поднимали головы и окидывали путников равнодушным взглядом. Иногда Кэролайн и Волку приходилось следовать друг за другом — настолько тесно подступали к едва заметной тропе огромные сосны.
 Спустя несколько утомительнейших часов непрерывной езды Волк предложил наконец устроить привал, чтобы дать отдохнуть лошадям и напоить их из протекавшего поблизости неширокого, спокойного ручья. Кэролайн не позволила себе пожаловаться на усталость и боль в ногах. Ей казалось, что при малейшем выражении неудовольствия с ее стороны Рафф Маккейд отвезет ее назад в Чарльз-таун и велит вернуться в Англию. А этого нельзя было допустить.
 Все ее тело затекло от долгого сидения в седле, спина невыносимо ныла, голова раскалывалась от боли. Но она твердо решила выдержать это испытание до конца. Ведь я Рафф когда-нибудь устанет. Но, когда раскаленное солнце начало медленно уплывать за горизонт, Рафф лишь увеличил скорость. Кэролайн была вынуждена поспевать за ним. Она пошевелилась, усаживаясь поудобнее, и кожаное седло скрипнуло под ней.
 Оглянувшись, Волк проговорил:
 — Скоро мы будем в доме Джорджа Уокера. Там вы сможете как следует отдохнуть.
 Эти слова несказанно обрадовали Кэролайн, но она постаралась не подать виду, что надежда на скорый привал буквально окрылила ее. Она решила во что бы то ни стало доказать этому заносчивому и самоуверенному человеку, что он глубоко заблуждался на ее счет и что она вполне способна преодолеть все тяготы этой полудикой жизни.
 — Я хорошо себя чувствую, — произнесла она нарочито беззаботным тоном.
 Волк промолчал, лишь губы его слегка дрогнули в насмешливой, недоверчивой улыбке. Выпрямившись, он послал свою лошадь в галоп. Кэролайн не отставала. Она до боли закусила губу и вцепилась в поводья побелевшими от напряжения руками.
 Наступили сумерки. Пение птиц смолкло. Рафф свернул на едва заметную тропку. Кэролайн была так изнурена, что не решилась спросить его, скоро ли они доберутся до плантации Джорджа Уокера, боясь, что голос выдаст ее усталость. Но вот наконец они выехали к кромке большого поля. Плантация занимала обширный участок земли, отвоеванной у леса.
 Цивилизация.
 При виде господского дома — долгожданного пристанища после столь долгого и изнурительного пути — Кэролайн облегченно вздохнула. Чуткий слух Волка уловил этот вздох. Он оглянулся и насмешливо-торжествующе взглянул на Кэролайн. Она сделала вид, что не замечает плохо скрытого злорадства, сквозившего в этом взоре, и продолжала внимательно разглядывать дом Джорджа Уокера.
 Выбеленные известкой стены этого ветхого от времени двухэтажного строения проглядывали сквозь листву окружавших его деревьев. Почти все ставни на узких окнах были прикрыты. Кэролайн и Волк подъехали к широкому крыльцу. Отсюда была видна протекавшая неподалеку речка. Всадники спешились. Из двери ветхого надворного строения выглянул мальчишка-негритенок и, расплывшись в улыбке, со всех ног бросился к Волку и его спутнице. Одежда его состояла лишь из коротких холщовых штанов, ремнем для которых служила пеньковая веревка, босые ноги до самых колен покрывала грязь.
 — Хозяин только что вернулся с поля! — выкрикнул он.
 — Значит, он в доме? — спросил Волк, обеими руками придерживая Кэролайн, которой он только что помог спуститься с лошади.
 — Спасибо, — пробормотала она и гордо выпрямилась.
 — Ага, там он, там. Время ужинать. — Мальчишка взял лошадей под уздцы и повел к одному из сараев.
 — Рад это слышать, — отозвался Волк. Он повернулся и зашагал к дому, жестом пригласив Кэролайн следовать за ним.
 Она присоединилась к нему, держась очень прямо, с высоко поднятой головой, хотя чувствовала, что ее ноги могут в любую минуту подкоситься. Колени ее предательски дрожали, но не только от изнурительного путешествия верхом: в то мгновение, когда Рафф заключил ее в объятия, Кэролайн почувствовала, что силы окончательно покидают ее. Она никогда еще не испытывала ничего подобного. Боже, как глупо! Ей оставалось лишь надеяться, что будущий пасынок ничего не заметил.
 Парадная дверь дома была чуть приоткрыта, давая доступ легкому речному бризу. Волк распахнул ее и вошел внутрь. Молоденькая темноволосая девушка, спускавшаяся в эту минуту по ступеням деревянной лестницы, издала радостный крик и бросилась в объятия гостя. Волк рассмеялся, подхватил ее на руки и принялся кружить, пока она не запросила пощады. Кэролайн молча наблюдала за этой сценой.
 — Папа говорил, что вы должны приехать, — прощебетала девушка, переводя дух, едва лишь Волк опустил ее на пол. — Но мы не ждали вас так скоро! — Она бросила быстрый взгляд на Кэролайн и тут же снова повернулась к Волку. — Вы к нам надолго?
 — Мы только переночуем, — ответил он и, погладив девушку по румяной щеке, представил ее своей будущей мачехе:
 — Ребекка Уокер.
 На сей раз взгляд юной красотки чуть дольше задержался на лице Кэролайн, но через мгновение она опять перевела глаза на Волка, обнажив в улыбке ровный ряд белоснежных зубов.
 — Ведь вы обещали, что в следующий раз останетесь у нас подольше!
 — Я сказал «когда-нибудь», Ребекка. И когда-нибудь сдержу свое слово. Но не теперь. Мне надо доставить леди Кэролайн к моему отцу.
 — Бог мой, кто это к нам пожаловал! — воскликнул, входя в комнату, седовласый гигант с красным обветренным лицом. Тяжело ступая, он в одно мгновение оказался подле Волка и заключил его в могучие объятия, повторяя вслед за своей бойкой дочерью, что они не ждали дорогого гостя так рано.
 — Мне удалось переговорить с губернатором Литтлтоном сразу же по прибытии в Чарльз-таун, а задерживаться там долее не было резона, — объяснил Волк. — К тому же, как я только что сказал Ребекке, мне надо проводить леди Кэролайн в Семь Сосен. Она — невеста Роберта.
 Услыхав это, великан выпрямился и удивленно вскинул кустистые брови. Известие явно ошеломило его. Однако, быстро справившись с собой, он вежливо обратился к Кэролайн:
 — Вы, должно быть, устали с дороги, миледи. — Он пожал ее руку и кивнул в сторону дочери: — Ребекка проводит вас в вашу комнату. Отдохните и освежитесь, а потом милости прошу отужинать с нами.
 Кэролайн последовала за Ребеккой, которая была явно недовольна поручением отца. Это, однако, не помешало ей резво взбежать вверх по лестнице, и Кэролайн стало немного грустно при мысли о том, сколь разителен контраст между этой жизнерадостной, полной сил и энергии румяной девушкой и ею самой — изможденной, бледной, едва передвигающей ноги.
 Джордж Уокер дружески хлопнул Волка по плечу и с улыбкой произнес:
 — Как все же здорово, что ты наконец заглянул к нам. И не только потому, что Ребекка вконец извела меня, выпытывая, когда же ты приедешь.
 — Ничего подобного! — с негодованием отозвалась девушка, остановившись столь резко и внезапно, что Кэролайн едва не налетела на нее. — Папа, не смей наговаривать на меня!
 Она остановилась, уперев руки в бока, и взглянула вниз на двух мужчин, стоявших плечом к плечу. Щеки ее зарумянились, глаза возбужденно блестели. Кэролайн не составило особого труда догадаться, что черноглазая красавица Ребекка по уши влюблена в Раффа Маккейда.
 У Кэролайн почти не было личного опыта во взаимоотношениях с противоположным полом, и она затруднилась бы сказать, что именно натолкнуло ее на эту догадку. Однако она была совершенно уверена, что не ошиблась. Опираясь на перила, она взглянула вниз, на Раффа, потому что в эту минуту ей показалось чрезвычайно важным попытаться угадать по выражению его лица, знает ли он о чувствах девушки и, главное, разделяет ли их. От увиденного у нее перехватило дыхание.
 Будущий пасынок производил на Кэролайн впечатление человека привлекательной наружности, мужественного, прекрасно воспитанного, хотя и обладавшего, безусловно, крутым нравом, порой дававшим о себе знать. Но лишь сейчас она обнаружила, насколько он красив. Он стоял посреди просторного холла и, подняв голову, ласково улыбался Ребекке. Затем он перевел взгляд на Кэролайн, и она на мгновение оцепенела, чувствуя, как неистово колотится ее сердце.
 Ребекка повернулась, взявшись рукой за перила лестницы, и весело побежала вверх по ступеням. Кэролайн не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ней, прилагая все силы к тому, чтобы не упасть.
 Несмотря на усталость и волнения прошедшего дня, Кэролайн отдала должное обильному вкусному ужину, которым угостили их радушные хозяева. Она даже удивилась тому, насколько успела проголодаться за время их пути. Ей безумно хотелось сразу же после еды улечься в предназначенную для нее мягкую постель и заснуть, но, соблюдая правила приличия, она, встав из-за стола, прошла в гостиную следом за Ребеккой. Мужчины тем временем отправились по каким-то хозяйственным делам. Ребекка, склонная, по-видимому, к быстрой смене настроений, уставилась в окно и неохотно цедила что-то сквозь зубы в ответ на вежливые попытки Кэролайн завязать разговор.
 Кэролайн наконец сдалась, поняв, что ей не удастся побеседовать с юной упрямицей. Молчание начинало тяготить ее. Усталость также давала о себе знать. Она совсем было решилась встать со своего жесткого стула времен королевы Анны и, пожелав Ребекке спокойной ночи, удалиться, как девушка внезапно повернулась к ней и, склонив голову набок, без всяких предисловий выпалила:
 — Имейте в виду, он ненавидит своего отца!
 — Простите, кто? О ком вы говорите? — Слова Ребекки застали Кэролайн, начавшую было дремать с открытыми глазами, совершенно врасплох.
 — Рафф. Он терпеть не может Роберта за то, как тот обошелся с его матерью. И вообще с чероки.
 Кэролайн смешалась и, не зная, что ответить девушке, опустила взор на свои руки, сложенные на коленях.
 — Он и вас возненавидит. Это уж точно! — Кэролайн вскинула голову и с видимым усилием произнесла:
 — Мне думается, все это не должно вас касаться.
 — О, тут-то вы как раз и ошибаетесь! Все, что имеет отношение к Раффу, касается и меня. — Ребекка расправила подол своего нарядного платья и с вызовом добавила: — Я просто хотела предупредить вас, что Рафф не станет хорошо относиться к вам... из-за своего отца.
 — Что ж, спасибо за предупреждение. — Кэролайн встала и, желая разрядить возникшее между ними напряжение, улыбнулась девушке. — Я, признаться, очень устала сегодня. С вашего позволения, я хотела бы пойти к себе.
 — Сделайте одолжение! Можете не дожидаться Раффа и отца. Я передам им, что вы уже легли.
 Кэролайн кивнула и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. В холле было прохладно. Свежий воздух проникал в помещение сквозь приоткрытую заднюю дверь. Взволнованная разговором с Ребеккой, Кэролайн решила ненадолго выйти и в одиночестве поразмыслить над словами девушки. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как снаружи донеслись голоса Раффа и мистера Уокера. Они, оказывается, были совсем неподалеку, но Кэролайн не могла разглядеть их в окутавшей двор тьме. Повернувшись, она собралась было идти в отведенную ей комнату, но остановилась, услыхав, как пожилой хозяин дома с тревогой спросил:
 — Так ты думаешь, война между чероки и англичанами неизбежна?
 В ответ прозвучал спокойный, невозмутимый голос Раффа, при звуках которого ее сердце болезненно сжалось:
 — Литтлтон предложил переговоры, но боюсь, что уже слишком поздно.




 ГЛАВА ВТОРАЯ


 Война.
 Кэролайн глубоко вздохнула и бесшумно отступила назад. А ведь мистер Чипфорд заверил ее, что, в отличие от других штатов, в Каролине не будет кровопролитий. Но похоже, что Рафф Маккейд навряд ли разделил бы его мнение. Судя по его словам, на границе продвижения переселенцев в скором времени начнутся вооруженные столкновения. Как раз там, куда они держат путь.
 Кэролайн прислушивалась, затаив дыхание, и внезапно раздавшийся за ее спиной хриплый удар огромных напольных часов заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Она с шумом втянула в себя воздух, и звук этот не ускользнул от чуткого слуха беседовавших у крыльца мужчин.
 Голоса смолкли, послышались тяжелые шаги, и Кэролайн поняла, что ей не успеть спастись бегством. Через секунду в дверь просунулась косматая седая голова мистера Уокера.
 — А-а, леди Симмонс! Вы искали нас?
 — Да... да, я вас искала, — солгала Кэролайн, несказанно благодарная пожилому джентльмену за невольную помощь в выпутывании из неловкого положения, в которое она себя поставила. Робко взглянув на Раффа, который вслед за Мистером Уокером вступил в круг света, падавший от медного светильника в центре холла, она прочитала в его глазах недоверие и легкую насмешку. Кэролайн кашлянула и произнесла:
 — Я хотела... хотела, — она с усилием отвела взгляд от лица своего будущего пасынка и, кротко улыбнувшись доброжелательному хозяину дома, закончила: — ...подняться к себе.
 — Конечно идите, моя дорогая! Как вы, должно быть, устали! Я-то знаю, что Рафф способен целыми сутками не вылезать из седла. Ему будто невдомек, что не все могут такое вынести. Как он, должно быть, утомил вас!
 — Напротив, мистер Маккейд был очень внимателен ко мне во время поездки.
 Кэролайн считала своим долгом защитить будущего родственника от нападок мистера Уокера, пусть и весьма справедливых, хотя Рафф продолжал сверлить ее недоверчивым взглядом, под которым она чувствовала себя очень неуютно. Он не проронил ни слова, а мистер Уокер в ответ на ее слова шумно расхохотался, взял ее за руку и довел до ступеней лестницы.
 — Надеюсь, вам будет удобно, и вы хорошо отдохнете, леди Кэролайн.
 — Благодарю вас.
 Кэролайн секунду помедлила, держась за перила, и после некоторого колебания с улыбкой обратилась к гостеприимному хозяину:
 — Спокойной ночи, мистер Уокер. — Затем, не меняя выражения лица, она перевела взгляд на Раффа, остановившегося подле нее:
 — Спокойной ночи, мистер Маккейд.
 Она не стала дожидаться ответа и принялась быстро подниматься по лестнице. Мужчины пожелали ей спокойной ночи: мистер Уокер — со свойственным ему дружелюбием, Рафф — с холодной учтивостью.
 — Ты что это, решил запугать девушку до смерти? — спросил седовласый великан, стоило Кэролайн скрыться из виду. Волк долгим взглядом посмотрел ей вслед и после некоторого колебания сурово осведомился:
 — Что ты хочешь этим сказать, черт побери?
 — А то, что ты смотришь на нее так свирепо, будто она успела чем-то досадить тебе. Удивляюсь, почему она до сих пор не бросилась со всех ног обратно в Англию, зная, что ей предстоит делить кров с этаким злодеем.
 — Ты сам не знаешь, что говоришь! Во-первых, я не собираюсь жить под одной крышей с леди Кэролайн. А во-вторых, я смотрю на нее так же, как и на всех остальных. Индейская кровь темнее европейской. — Волк улыбнулся и похлопал приятеля по плечу, в то же время напряженно обдумывая вопрос, стоит ли ему по-прежнему пытаться убедить леди Кэролайн отказаться от брака с его отцом.
 Он почувствовал ее присутствие возле задней двери холла задолго до того, как часы стали бить девять. Она подслушивала его разговор с Джорджем, и возможно именно поэтому он так мрачно... и так правдиво обрисовал складывавшуюся обстановку. Он нисколько не преувеличил степень возникшей опасности. Между чероки и англичанами Южной Каролины вскоре разразится война. Мало что может этому помешать, если не произойдет чуда... Хотел ли он напугать ее? Спасти ее от союза с этим чудовищем — Робертом Маккейдом? Волк продолжал думать об этом, открывая дверь в гостиную, где его ждала Ребекка.


* * *

 Боже, как скверно и глупо она себя повела! Кэролайн прислонилась к двери, стараясь справиться с охватившим ее волнением. Она подслушивала чужой разговор, и поймал ее на этом не кто иной, как Рафф Маккейд! Кэролайн закрыла глаза, и перед ее мысленным взором возникло лицо Раффа, каким оно было, когда она лгала в свое оправдание. Она ни за что на свете не хотела бы снова встретить на себе подобный взгляд. Он словно пронзал ее насквозь, читая в самых потаенных уголках ее души. Это было просто невыносимо!
 Глубоко вздохнув, Кэролайн подошла к окну и уставилась в темноту. Она твердила себе, что ей следует задуматься об услышанном, а отнюдь не о реакции Раффа на ее поведение. Но ей не удавалось в мыслях своих отделить одно от другого.
 Все, что касалось этого человека, было так непонятно... так тревожило!
 «Он ненавидит своего отца. Он возненавидит и вас!» Кэролайн с недоумением вспомнила слова Ребекки. У нее не было оснований не верить девушке. Но почему тогда Рафф, столь ненавидящий отца, согласился проводить ее к нему?
 С тяжелым вздохом Кэролайн оперлась о подоконник и прижалась лбом к оконному стеклу. От ее прерывистого дыхания оно запотело. Девушка никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. Даже после смерти матери. Ведь тогда у нее оставался Эдвард, и она была дома! Теперь же на сотни миль кругом у нее нет ни одного родного человека. Она в чужой стране, где того и гляди разразится война, и у нее нет ни пенни. А ее невольный спутник относится к ней с плохо скрываемой враждебностью. Только ли потому, что она собирается выйти замуж за его отца?
 Вскоре усталость взяла свое, и Кэролайн, несмотря на обуревавшие ее тревожные мысли, крепко заснула.
 Однако среди ночи ее разбудил какой-то неясный шорох. Она открыла глаза и в тусклом, мерцающем свете свечи разглядела какую-то высокую фигуру подле своей кровати. Она попыталась закричать, но незнакомец в два прыжка подскочил к окну, и его тяжелая рука зажала ей рот. Кэролайн подняла глаза и узнала мужчину, столь бесцеремонно нарушившего ее покой. Это был Рафф Маккейд!
 В душе Кэролайн боролись страх и смятение и... какое-то новое чувство, вызванное его прикосновением. За двадцать два года своей жизни она еще не испытывала ничего подобного.
 — Вам нечего бояться. Это всего лишь я.
 Рафф произнес эти слова мягким, вкрадчивым тоном, но Кэролайн, вместо того чтобы почувствовать облегчение, испугалась еще больше. Однако она кивнула головой, когда он спросил, может ли он убрать руку, не опасаясь, что она своим криком поднимет на ноги весь гостеприимный дом.
 — Что вам здесь нужно? — прошептала она. Бросив быстрый взгляд на дверь, Кэролайн удостоверилась, что та плотно закрыта. При всей своей неопытности Кэролайн твердо знала, что даме, не желающей навек скомпрометировать себя, не подобает оставаться в своей спальне наедине с посторонним мужчиной. Даже если она помолвлена с отцом этого мужчины.
 — Я пришел уведомить вас, в котором часу вам надлежит быть готовой завтра утром, чтобы продолжить наше путешествие. — Это было правдой лишь отчасти.
 — И все же... — Кэролайн отпрянула назад и прижалась к стене, чтобы увеличить расстояние между собой и этим человеком. Ее несказанно волновал его запах и пронизывающий взгляд его черных глаз. — Вам не следует здесь находиться.
 Волк пожал плечами, подошел к ней и сел на подоконник, с удовлетворением отметив при этом, что Кэролайн вздрогнула. Как будто невзначай прижавшись бедром к ее колену, он не мог не почувствовать тепло ее тела сквозь ткань пышной юбки.
 — Я увидел полоску света под вашей дверью, но, постучав, не услыхал ответа.
 — А я не слышала вашего стука.
 Волк улыбнулся, и белоснежные зубы блеснули на его смуглом лице.
 — Вы ведь спали, — словно случайно, он прикоснулся к воротнику ее платья, — даже не раздевшись.
 Кэролайн надеялась, что он не успел почувствовать, как участился ее пульс.
 — И сидя у окна, — продолжал Волк, покачивая головой. — Разве вы не знаете, как опасен ночной воздух? Я совсем не заинтересован в том, чтобы вы подхватили лихорадку. Что сказал бы на это мой отец?
 — А что, интересно знать, сказал бы он, застав вас в моей комнате? — Кэролайн не ожидала, что у нее достанет отваги произнести эти слова, но Волк лишь улыбнулся в ответ, и на сей раз в улыбке его промелькнуло что-то злое.
 — Разве это имеет значение?
 Прежде чем Кэролайн успела обдумать ответ на это в высшей степени странное замечание, Волк легонько коснулся ладонью ее волос.
 — Вы даже не надели ночной чепец.
 Боже милостивый, она должна остановить его, запретить ему прикасаться к ней, потому что... потому что его прикосновения так волнуют ее. Она слишком резко отстранилась, и внезапная резкая боль в шее заставила ее вскрикнуть. Она заснула, сидя на подоконнике, и ее, по-видимому, продуло сквозняком за те несколько часов, что она проспала.
 — Что с вами? — спросил Волк и осторожно дотронулся пальцами до ее шеи.
 — Ничего... уверяю вас. — Ей некуда было больше отступать. Она и так вжалась в самый угол окна, и его мощная фигура перекрыла ей путь в глубину комнаты.
 — Не надо... Пожалуйста, не делайте этого! — Но его пальцы умело и осторожно массировали ее сведенную судорогой мышцу от мочки уха до плеча, забираясь под кружевной воротник платья. Кэролайн почувствовала, что дальнейший протест с ее стороны будет выглядеть глупо и двусмысленно и что вернее и безопаснее позволить этому странному человеку помочь ей избавиться от боли. И она склонила голову набок, грациозно изогнув свою длинную тонкую шею, чтобы Раффу было удобнее массировать ее.
 Его сильные руки с жесткими подушечками пальцев двигались легко и ритмично, осторожно и нежно касаясь ее белой кожи.
 — Так лучше?
 При звуках его низкого, бархатного голоса Кэролайн открыла глаза. Боль в шее утихла. Прикосновение его рук успокаивало и одновременно волновало ее. Она кашлянула, с трудом обретая почти утраченный было контроль над собой и над ситуацией в целом.
 — Да, мне гораздо лучше, благодарю вас! — Кэролайн одним движением соскочила на пол и, проскользнув мимо Волка, остановилась посреди комнаты, на почтительном расстоянии от него.
 — Вы хотели сообщить мне, в котором часу мы отправляемся в путь нынче поутру. — Говоря это, Кэролайн провела рукой по волосам. Во время «массажа», сидя с закрытыми глазами на подоконнике, она даже не почувствовала, как Рафф случайно или намеренно вынул деревянные шпильки из ее волос, которые теперь свободной волной спускались на плечи.
 — Да, верно. — Волк не мог оторвать взора от преобразившегося лица Кэролайн. С распущенными волосами, алевшими от смущения щеками и неистовым огнем, горевшим — от гнева ли или от возбуждения — в ее синих глазах, она выглядела неправдоподобно, сказочно красивой. Неужели он попался в собственные сети? А впрочем, что в этом удивительного? Любой не устоял бы перед женщиной, которую так легко возбудить.
 — Вам придется встать очень рано. С рассветом мы должны будем тронуться в путь.
 — Это из-за того, что скоро начнется война? — вопрос сорвался с губ Кэролайн неожиданно для нее самой, и в первое-мгновение она пожалела о своей несдержанности. Впрочем, пожалуй, ей все равно не удалось бы скрыть того, что она; подслушала разговор Раффа с мистером Уокером.
 — Нет. Просто потому, что нам предстоит преодолеть очень большое расстояние.
 — О! — Кэролайн, нервно заломив руки, принялась шагать по комнате. Волк молча сидел на подоконнике, но в его молчании Кэролайн угадала немой вопрос и поняла, что должна объясниться.
 — Я слышала обрывок вашего разговора с мистером Уокером. Но это вышло случайно.
 В тусклом свете, заливавшем комнату, она заметила, как Рафф скептически изогнул бровь, по-прежнему не говоря ни слова. Кэролайн подошла к туалетному столику красного дерева и дрожащей от волнения рукой коснулась щетки для волос в серебряной оправе и маленького зеркальца. Выходит, он не желает верить ей. Ну что ж. Она все равно ничего не сможет с этим поделать. Она повернулась к нему и спросила:
 — Так это правда, что война между чероки и англичанами неизбежна?
 — Думаю, что да. Ни французы, ни англичане, похоже, не понимают всей остроты создавшейся ситуации.
 — Так в чем же она заключается?
 Волк прислонился спиной к оконному стеклу и, усмехнувшись, ответил:
 — Замечательный вопрос! Но на него невозможно ответить в двух словах. Мы могли бы детально обсудить его лишь в том случае, если бы вы позволили мне задержаться здесь.
 В голосе его сквозила уверенность, что именно так она и поступит.
 Но теперь, находясь на безопасном расстоянии от этого странного человека, Кэролайн чувствовала себя гораздо смелее и увереннее. Она медленно покачала головой, и ее длинные густые волосы зашуршали по шелковой материи платья.
 — Нет. Благодарю вас за то, что вы подняли меня с этой неудобной постели. — Она кивнула головой в сторону подоконника. — А теперь прошу вас покинуть мою комнату. Я хотела бы отдохнуть остаток ночи, чтобы к рассвету быть готовой к отъезду.
 Волк пожал плечами и поудобнее устроился на подоконнике, делая вид, что не замечает ее досады и нетерпения.
 — Чероки желают, чтобы с ними поступали честно. Чтобы за меха, которые мы продаем, давали нормальные цены. Ведь на вырученные от их продажи деньги мы закупаем все, что нам необходимо.
 — У англичан? — спросила Кэролайн с любопытством, заставившим ее забыть о том, что лишь минуту назад она просила его уйти.
 — Или у французов.
 — Но... но ведь чероки, насколько мне известно, союзники англичан. Как же они, в таком случае, могут позволить себе вести торговые операции с врагом?
 — Англичане выполняют условия соглашений лишь пока им это выгодно. Они посылают торговцев в поселения чероки только тогда, когда это сулит неимоверные барыши. А если ожидаемая прибыль не столь велика, они тут же прекращают торговлю, и наши женщины остаются без посуды, а воины — без пуль для своих ружей. — Глаза
 Волка сверкали гневом. Он вытянул вперед обе руки, словно подчеркивая этим значимость своих слов.
 Кэролайн, словно пушинка, влекомая ветром, в одно мгновение пересекла комнату и, забыв про осторожность, подошла вплотную к Волку, настолько заинтересовало ее все сказанное будущим пасынком. Он подвинулся, давая ей место на подоконнике подле себя.
 — Вы хотите сказать, что именно это сейчас и произошло? Англичане перестали торговать с чероки?
 — Это лишь одна из проблем. Но весьма важная. Англичане действительно не соблюдают условий торговых соглашений, которые и без того составлены выгоднейшим для них образом. А чероки за все время бесперебойной торговли привыкли пользоваться изделиями англичан.
 — Но ведь если торговцам объяснят, как обстоят дела... Волк лишь горько усмехнулся и, помолчав, проговорил:
 — Англичане прекрасно отдают себе отчет в том, что они творят. Беда их заключается в том, что они недооценивают чероки. Ведь мы станем... — Тряхнув головой, Волк соскочил с подоконника. — Как я уже говорил прежде, ситуация очень, ложная. — С трудом поборов искушение дотронуться до Кэролайн, он направился к двери, но на полпути остановился и произнес: — Одним словом, возможность войны очень велика.
 Волк открыл дверь и, прежде чем выйти, обернулся к Кэролайн. Она сидела на подоконнике, серьезно глядя на него. Боже, как она была красива! Ее светло-голубые глаза, лучившиеся пониманием и добротой, белокурые волосы и легкий румянец, оттенявшийся густо-розовыми атласными шторами по обе стороны от ее лица, делали девушку похожей на сказочную фею, не имеющую ничего общего с грубой земной жизнью. Чувствуя, что язык его прилип к гортани, Волк кашлянул и с расстановкой сказал:
 — Я отвезу вас утром в Чарльз-таун, если пожелаете.


* * *

 — Почему вы так не хотите, чтобы я осталась здесь? — Волк удивленно поднял голову и увидел Кэролайн в дверях столовой. Он скверно спал минувшей ночью и поднялся задолго до рассвета. Решив не будить ни гостеприимных хозяев, ни слуг, он завтракал кукурузным хлебом, найденным в одном из кухонных шкафов. На столе перед ним тускло горела свеча в серебряном подсвечнике. Он не ожидал, что его одиночество будет нарушено в столь ранний час. И уж никак не думал, что здесь появится леди Кэролайн Симмонс.
 Но она стояла перед ним, одетая для путешествия и тщательно причесанная, и внимательно, не мигая, глядела на него через разделявший их длинный обеденный стол красного дерева. Руки ее с побелевшими от напряжения суставами сжимали высокую спинку стула времен королевы Анны. Волк невозмутимо продолжал намазывать маслом ломоть хлеба, чтобы скрыть свое замешательство и собраться с мыслями. Наконец с напускным безразличием, он неторопливо произнес:
 — Не понимаю, о чем вы говорите, леди Кэролайн.
 — Так уж и не понимаете? — с сарказмом спросила Кэролайн. — А ведь вы еще в Чарльз-тауне начали запугивать меня, чтобы заставить вернуться. Разве нет?! — Догадка об этом осенила девушку во время бессонной ночи. Она поняла, что не ошибается. — Вы сделали все от вас зависящее, чтобы я отказалась от намерения выйти замуж за вашего отца. Сперва в Чарльз-тауне. Теперь здесь, убеждая меня, что война неизбежна. Я сильно сомневаюсь в правдивости ваших слов!
 Волк промолчал, и это разозлило Кэролайн и одновременно прибавило ей смелости. Она убрала руки со спинки стула и двинулась к нему.
 — Перед отъездом из Англии я получила письмо от вашего отца. Он уверял меня, что никакой опасности войны с индейцами на территории Южной Каролины не существует. — «И ни словом не упомянул о том, что один из его сыновей — метис», — мысленно добавила она. Вслух же произнесла: — Я уверена, что вы слышали, как я подошла к двери холла прошлой ночью и нарочно сгустили краски в разговоре с мистером Уокером, чтобы я поверила услышанному и в ужасе вернулась домой.
 — Зачем бы я стал это делать? — отозвался наконец Волк, стараясь не выдать своих чувств.
 Спокойствие Волка, его уверенный тон словно отрезвили Кэролайн. Она устыдилась своей несдержанности, что дала волю гневу и говорила со своим будущим пасынком слишком резко. Утром, услышав, как он, осторожно ступая, прошел мимо двери ее комнаты, она решила, что ссора между ними неизбежна. А ведь Кэролайн терпеть не могла несогласий между родственниками и всю свою жизнь старалась избегать таковых. Она была знакома с Раффом Маккейдом всего одни сутки, а он уже успел смутить, озадачить и напугать ее. Потому она и решила, не откладывая, выяснить причины его враждебного к ней отношения.
 Она ожидала, что он станет отпираться от возводимых ею обвинений или, что маловероятно, с гневом признает справедливость ее слов. Но он не сделал ни того, ни другого, лишь молча, внимательно разглядывал ее своими выразительными черными глазами.
 Кэролайн проскользнула мимо него, затем резко обернулась, смущенно и растерянно взглянула на него и произнесла:
 — Просто не представляю себе зачем. — Вопрос этот терзал ее всю ночь. В поисках ответа на него она не сомкнула глаз. — Возможно потому что... что вы не любите своего отца.
 Кэролайн попыталась было снова пройти мимо Волка, но он схватил ее за запястье, принуждая остановиться.
 — Мое отношение к отцу, каким бы оно ни было, совершенно не связано с опасностью жизни в приграничном поселении, о которой я предупреждал и предупреждаю вас.
 Он еще сильнее сжал ее запястье, притянув ближе к себе. Кэролайн, чувствуя, что кровь прилила к ее бледным после бессонницы щекам, нервно облизала губы и отважно произнесла:
 — Вам не удастся заставить меня уехать! — Поначалу Волк отнесся к ее словам как к пустой угрозе капризной женщины, не желающей осознать грозящей ей опасности, но, взглянув ей в лицо, понял, что она полна решимости добраться до Семи Сосен и обосноваться там, чего бы ей это ни стоило. Не выпуская ее руки, он медленно поднялся со стула.
 Высокий, широкоплечий, сильный, стоял он перед Кэролайн, склонив к ней голову.
 — Поймите же, я не могу вернуться назад! — Кэролайн взглянула на него умоляюще, ей так хотелось убедить его в безвыходности своего положения. Она готова была рассказать ему все о причинах, заставивших ее покинуть Англию и устремиться в Новый Свет.
 Но она не произнесла больше ни слова, внезапно поняв, что Рафф собирается поцеловать ее. Он медленно приблизил к ней свое лицо. Глаза его горели страстью. Кэролайн ощутила его горячее дыхание на своих щеках. Она знала, что ей следует сопротивляться его неслыханной дерзости, но искушение покориться ласке этого красавца-метиса было слишком велико. Она закрыла глаза. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Она чувствовала, что силы вот-вот покинут ее.
 — Я знаю, что вы встаете рано, Рафф, но это уж слишком! — воскликнула Ребекка, вбегая в комнату. Увидев Кэролайн, она резко остановилась и перевела взгляд на Раффа, который успел к этому моменту опуститься на стул.
 Кэролайн тяжело оперлась о поверхность стола, прижав одну руку к груди. Щеки ее горели. Неужели она была готова целоваться с сыном своего будущего мужа? Или все это ей просто почудилось? Она по-прежнему чувствовала тепло его руки на своем запястье, но, возможно, остальное было дорисовано ее разыгравшимся воображением. Рафф сделал вид, что вообще не замечает ее, с аппетитом прожевывая хлеб.
 Он сделал большой глоток молока из чашки и, спокойно посмотрев на Ребекку, дружелюбно улыбнулся ей.
 — А что заставило тебя, голубушка, подняться так рано? — насмешливо спросил он. — Если верить твоему отцу, ты редко появляешься за обеденным столом раньше полудня.
 — Глупости! — горячо воскликнула Ребекка. Она уселась на стул подле Раффа и, совершенно игнорируя присутствие Кэролайн, быстро проговорила: — Я встаю, когда пожелаю! А сегодня мне захотелось встать пораньше. — Она взяла ломоть хлеба с тарелки, стоявшей перед Раффом, и слегка надкусила его. Только теперь она обратилась к Кэролайн, окинув ту с ног до головы недоброжелательным, почти враждебным взором:
 — Бог мой, да на вас лица нет. Похоже, вы плохо спали. Надеюсь, постель не показалась вам жесткой и неудобной?
 Кэролайн выдержала взгляд девушки и вежливо ответила:
 — Я очень хорошо выспалась. Спасибо! — с удивлением отметив про себя, что голос не выдал ее волнения.
 — Вам надо беречь себя, — продолжала Ребекка. — Жизнь в приграничном поселении не всякому под силу.
 — А ты-то откуда знаешь? — усмехнулся Волк. — Ведь вы живете вдали от границы.
 Упрямо сжав маленький рот, Ребекка возразила:
 — Вы так полагаете? Не потому ли мне приходится тратить целый день на дорогу до Чарльз-тауна?!
 — Бедняжка Ребекка! — Волк, вставая, легонько ущипнул девушку за нос.
 — С чего это вдруг она стала бедняжкой? — пророкотал, входя в комнату, Джордж Уокер. На ходу он застегивал пуговицы на нарядном камзоле. Голову его украшала заломленная набок соломенная шляпа с широкими полями.
 — Она утомлена жизнью на диких просторах Южной Каролины.
 — О Рафф! Как вам не стыдно наговаривать на меня! Ведь я лишь сказала о том, что и так всем известно: не всякий может выдержать здешнюю жизнь. — При этих словах девушка выразительно взглянула на Кэролайн, и та невольно задалась вопросом, верит ли Ребекка сама тому, о чем говорит с таким жаром.
 Похоже, все здешние жители сходятся в мнении, что Кэролайн Симмонс может существовать лишь в лоне цивилизации. Но она докажет им, что они глубоко заблуждаются на ее счет. Она преодолеет все опасности и вынесет все тяготы, которые выпадут на ее долю в этой дикой стране. Просто потому, что у нее нет другого выхода.


* * *

 Меньше чем через час они уже были в пути. Рафф ехал впереди. Кэролайн, как и прежде, старалась не отставать от него. Все скудное содержимое ее чемодана — пара платьев, немного белья и туалетные принадлежности — было переложено в два седельных мешка, которые слуга приторочил к седлам их лошадей. Вьючную лошадь и сундук оставили у Уокеров. Рафф объяснил ей, что так они смогут ехать быстрее. Это сообщение, однако, нисколько не обрадовало Кэролайн. Она лишь молча кивнула в ответ.
 Тело ее, и в особенности спина и ноги мучительно ныли после вчерашней почти безостановочной езды верхом, но юна не позволила ни единой жалобе сорваться со своих уст.
 Однако перспектива провести подобным же образом еще целый день наполняла ее душу ужасом.
 После утреннего инцидента в столовой они с Раффом обменялись лишь несколькими словами. Чем дольше продолжалось их молчание, тем сильнее оно угнетало Кэролайн. Они больше не обсуждали вопрос о ее возвращении в Англию, и по мере их продвижения к границе страх, что Рафф тем или иным способом попытается принудить ее вернуться назад, постепенно покидал душу Кэролайн. Она больше не сомневалась, что доберется до Семи Сосен и выйдет замуж за отца этого человека. Тяготясь затянувшимся молчанием, она проговорила:
 — Здесь, судя по всему, совсем необжитые земли. — Она послала лошадь вперед, и резкая перемена аллюра отозвалась болью в ее спине. Кэролайн закусила губу и добавила, справившись с болью: — Я никогда еще не видела такого густого леса, таких высоких деревьев.
 Она говорила вполне искренне. Исполинские деревья и впрямь росли очень густо. Они так близко подступали к узкой тропинке, что всадники порой не без труда протискивались меж двух могучих стволов.
 Рафф обернулся и встретился взглядом с Кэролайн. Он был в кожаных штанах, и могучая грудь его виднелась сквозь распахнутые полы кожаной куртки. На широком ремне болтался рог для пороха. Теперь он выглядел как настоящий дикарь — истинный абориген этих мест.
 Похоже, сменив свои изысканные одежды на костюм индейца, он заодно утратил и былую галантность. В ответ на замечание Кэролайн он лишь равнодушно пожал плечами.
 Тропинка, по которой они ехали, стала шире, и, воспользовавшись этим, Кэролайн нагнала Раффа. Теперь они ехали рядом.
 — Она очень хорошенькая.
 — Кто?
 Кэролайн не сомневалась, что Волк догадался, о ком она говорит, но по какой-то причине не желает этого показать. Помолчав, она произнесла:
 — Разумеется Ребекка. Кто же еще? Она очень красивая молодая женщина.
 Волк снова пожал плечами и спокойно произнес:
 — Я знаю ее чуть ли не с пеленок. Она совсем еще дитя.
 — Вот уж не думаю, что Ребекка согласилась бы с таким мнением о ней. А кроме того...
 — Что — кроме того?
 — Кроме того, мне кажется, что и вы не считаете ее ребенком.
 — Это вы о том, что я чмокнул ее в щеку, когда мы приехали? Но Ребекка привыкла приветствовать меня таким образом, миледи.
 — Да я вовсе не имела в виду... — Кэролайн смущенно отвела глаза, не в силах продолжать. Слова лжи упрямо не желали слетать с ее губ. Ведь именно о поцелуе она сейчас подумала. Нынче утром, когда Рафф собирался вскочить в седло, Ребекка подбежала к нему и обвила его шею руками. Если бы не присутствие Кэролайн и мистера Уокера, этот порыв юной красавицы, вне всякого сомнения, увенчался бы нежным поцелуем. Теперь эта сцена совершенно отчетливо всплыла перед мысленным взором Кэролайн, напомнив ей о еще одном несостоявшемся поцелуе. Краска смущения залила ее щеки, и она поежилась. Кожаное седло под ней скрипнуло.
 — Я просто подумала, что вы с ней... что вы...
 — Ухаживаю за Ребеккой?
 — Да, вот именно. — Кэролайн глубоко вздохнула и принужденно улыбнулась.
 Волк медленно покачал головой.
 — Ничего подобного!
 — О, я решила, что...
 — Кэролайн!
 — Да? — впервые услыхав, как он назвал ее по имени, Кэролайн почувствовала, что сердце ее учащенно забилось и душу охватила неведомая прежде мучительная радость.
 — Мне не нужна мать.
 Это утверждение Волка положило конец их разговору. Кэролайн взглянула вниз на свои руки в нитяных перчатках, сжимавшие вожжи. Она вконец растерялась и не знала, что сказать, что подумать об этих словах Раффа. Неужели он решил, что она пытается поучать его? Играть роль заботливой наставницы? К стыду своему, она вынуждена признать, что, наблюдая, как Ребекка Уокер беззастенчиво кокетничает с Раффом, она испытывала чувства, весьма далекие от материнских.
 Кэролайн тряхнула головой, отгоняя эти непрошеные мысли. Она должна заставить себя относиться ко всему проще. Он был груб и невежлив с ней, только и всего. Возможно, это объяснялось тем, что она отказалась внять его совету и вернуться в Англию.
 Или он все-таки понял, что его будущая мачеха, боясь признаться в этом самой себе, ревновала его к бойкой темноволосой Ребекке?!


* * *

 Лошади утомились, и настала пора дать им отдохнуть. Кэролайн держалась в седле из последних сил. Волк привстал в седле и оглянулся на нее. Она явно была измождена, но вовсе не собиралась жаловаться. Да, черт побери, приходится признать, что у леди сильный характер. Выходит, она не такая уж хрупкая и изнеженная, какой кажется на первый взгляд. А может быть, с надеждой подумал он, это всего лишь женское упрямство. Она злится на него и потому молчит, точно воды в рот набрала. Где-то в глубине души он не мог не признать, что у нее имелись для этого все основания.
 Характер у него, что и говорить, далеко не ангельский, хотя особо вспыльчивым или гневливым его также нельзя было назвать. Тем более, он ведь сдерживался изо всех сил, собираясь совратить ее. Но мысли об этом с некоторых пор стали почему-то злить и раздражать его. И он забывался, становился грубым и несдержанным. Из-за могучего ствола одного из ближайших к тропинке деревьев вышел человек. Волк замер, буквально окаменев в своем седле. И как это он вовремя не почувствовал присутствия поблизости человека?! Обе лошади остановились и принялись с громким ржанием рыть землю передними копытами. Волку без труда удалось усмирить своего коня, но Кэролайн не смогла справиться с испуганным животным. Перегнувшись через спину своего коня. Волк выхватил вожжи из ее ослабевших рук.
 Кэролайн почувствовала, что сейчас упадет на землю, и ее страх перед лошадьми вернулся к ней с удесятеренной силой. Она ничего не могла с собой поделать. Рафф спешился, и Кэролайн с огромным облегчением выскользнула из своего дамского седла прямо в могучие объятия своего будущего пасынка. Тело ее сотрясала дрожь, она прижалась к его широкой груди и с трудом выговорила:
 — Я... не могу... ездить верхом. Я очень боюсь лошадей. — Слова ее перемежались всхлипываниями и икотой, и Волк услыхал едва ли половину из произнесенного ею. Она подняла голову и несмело взглянула на него заплаканными голубыми глазами, и Волк почувствовал мучительное стеснение в груди.
 Он сразу понял, что Кэролайн не пытается воспользоваться типично женской уловкой и с помощью слез добиться от него сочувствия и понимания. Похоже, она не придавала особого значения тому, перед кем именно изливает свою душу. Ей просто стало невмоготу носить в себе все тревоги, обиды и горести, которые обрушились за последние несколько месяцев на ее хрупкие плечи. То и дело она с нежностью упоминала кого-то по имени Нед. Волк готов был поклясться, что Кэролайн начисто забыла о Деюниси, стоявшем в нескольких шагах от них и созерцавшем происходящее в немом изумлении.
 — Успокойтесь, Кэролайн. Вы в безопасности, — мягко сказал Волк, прижимая ее к себе. Ее соломенная шляпа свалилась на землю, и Волк нежно погладил ее густые локоны. Поверх головы Кэролайн он послал Деюниси взгляд, который заставил чероки сменить улыбку на серьезное и даже озабоченное выражение.
 Кэролайн без устали твердила себе, что ей необходимо взять себя в руки. Но пережитый страх и утомление ослабили ее волю. Она испытывала огромное облегчение от того, что чьи-то руки поддерживали ее, что она могла на кого-то опереться. Но ведь этому человеку нельзя доверять, нельзя рассчитывать на его помощь. Ведь он настроен против нее!
 Кэролайн медленно отстранилась от Волка и вытерла влажные щеки тыльной стороной руки, затянутой в перчатку.
 — Прошу прощения, — тихо сказала она, не поднимая глаз, — не знаю, право, что это на меня нашло...
 Волк попытался было снова заключить ее в объятия, но она воспротивилась этому.
 — Нет, прошу вас, мы не должны...
 — Кэролайн! — Волк взял ее за подбородок и приподнял ее голову. — Мы не одни!
 — Что?! О Боже! — Кэролайн содрогнулась от чувства неловкости и испуга и тревожно оглянулась вокруг. В тени огромного дерева она увидела высокого индейца. Его выбритую голову украшал султан из волос, оставленных на самой макушке. Такую же прическу носили все индейцы, встреченные ею на улицах Чарльз-тауна, вспомнила Кэролайн. Но, в отличие от них, одетых в штаны и рубахи, этот был почти обнажен.
 Он произнес несколько слов, которых Кэролайн не поняла, и Рафф ответил ему на таком же гортанном языке. Успокаивающе потрепав ее по плечу, он подошел к индейцу, и мужчины вдвоем двинулись вдоль тропинки, оставив Кэролайн с лошадьми.
 — Какого же черта ты так внезапно выскочил прямо перед нами?
 Индеец, прищурившись, невозмутимо ответил:
 — Я следовал за вами от самого поворота тропинки. Разве Ва-йя не слыхал моих сигналов?
 Нет, он ничего не слышал. Его слишком поглотили мысли о невесте отца, будь тот неладен! Им с девушкой еще повезло, что преследователем оказался Деюниси, а не кто-нибудь иной. Волк свернул с тропинки и углубился в лес.
 — Какие же вести ты принес?
 — Криик проходят по долине.
 — Разве это новость?
 Криик, жившие на юге, часто проходили через земли чероки. Не будучи союзниками чероки, они поддерживали с ними перемирие, хотя и не слишком устойчивое.
 — Да, но на сей раз, Ва-йя, они идут к северу, чтобы биться с англичанами. И они предложили нашим воинам присоединиться к ним.
 — Кто-нибудь прислушался к их словам?
 — Тал-тсуска.
 Волк и не ожидал иного от своего двоюродного брата, сына дяди по материнской линии. Ненависть Тал-тсуски к бледнолицым, казалось, не знала предела. Волка куда больше взволновали другие слова Деюниси, которые индеец произнес, печально вздохнув.
 — Воины чероки... совершили несколько набегов на поселенцев Виргинии.




 ГЛАВА ТРЕТЬЯ


 — В чем дело? Что случилось?! — Пышные юбки Кэролайн взметнулись, она ни на шаг не отставала от Раффа, деловито осматривавшего лошадей. Краснокожий мужчина исчез в лесу столь же бесшумно, как и появился.
 — Садитесь в седло, — бросил ей Волк, наклонившись и сложив ладони у лошадиного стремени. Кэролайн не подчинилась, и он свирепо взглянул на нее.
 — Что он сказал вам? — настойчиво допытывалась она. Подобное упрямство было не в ее характере, но на сей раз она решила во что бы то ни стало узнать, почему Рафф так помрачнел и замкнулся после разговора с соплеменником.
 — Я отвезу вас назад в Чарльз-таун.
 Он произнес это так уверенно, что Кэролайн в первое мгновение не нашлась что сказать. Лишь когда он вновь велел ей сесть в седло, она обрела дар речи.
 — Я ведь уже говорила вам, что поеду в Семь Сосен! Волк выпрямился и в течение нескольких мгновений серьезно, не мигая, смотрел на нее своими выразительными черными глазами.
 — Чероки совершили несколько нападений на виргинские поселения. Снимали скальпы с бледнолицых, — произнес он наконец.
 Кэролайн невольно вздрогнула и прижала руки к груди.
 — Но почему? Как такое могло случиться? Мистер Чипфорд заверил меня, что войны между чероки и англичанами нет и быть не может. Мистер Чипфорд — посредник, организовавший помолвку между вашим отцом и мной, — ответила она на невысказанный вопрос Волка.3
 — Судя по всему, мистер Чипфорд был плохо информирован о сложившейся ситуации.
 — Но то же самое сообщил мне в своем письме и ваш отец!
 — Послушайте меня, Кэролайн! — Волк с шумом втянул в себя воздух. Слова Деюниси глубоко взволновали его. Ему необходимо было срочно добраться до Нижнего Города и передать чероки предложение о переговорах, сделанное Литтлтоном. Это не оставляло ему времени возиться с леди Кэролайн и тем более потворствовать ее капризам. — Верьте кому хотите, но я доставлю вас в Чарльз-таун. И сделаю это немедленно!
 — В таком случае вам придется везти меня туда силой! — Лошадь нервно переступила с ноги на ногу, и Кэролайн поспешно отошла в сторону. — Я проделала слишком долгий путь, чтобы теперь возвращаться назад. — Кэролайн закусила нижнюю губу, начавшую предательски дрожать, и гордо вскинула голову.
 — Черт возьми, Кэролайн, неужто вам невдомек, что на карту поставлены гораздо более серьезные проблемы, чем ваше упрямое желание выйти замуж за моего отца?!
 — Я не собираюсь возвращаться назад.
 Однажды, когда Кэролайн была еще ребенком, отец пожурил ее за невыносимое упрямство. С годами, как ей казалось, этот недостаток исчез из ее характера, однако Рафф Маккейд сумел за столь короткий срок возродить его.
 — Ах не собираетесь? А что, если я соберусь туда?! — Волк смотрел на нее, сдвинув густые брови. — Что если я сейчас брошу вас здесь и поеду туда один?!
 Кэролайн затравленно огляделась кругом. Тонкая тропинка вилась сквозь густой лес, полный неведомых опасностей и неясных, тревожных звуков. Она нервно сглотнула.
 — Тогда мне придется ехать дальше одной, без вас. — Если прежде он смотрел на нее с угрозой, то теперь лицо его приняло прямо-таки свирепое выражение. Он стал медленно надвигаться на нее, и Кэролайн пришлось отступать, пока спина ее не прижалась к теплому боку лошади. Волк взял девушку за плечи. Она твердо и бесстрашно глядела в его глаза.
 — Что вас так привлекает в моем отце?!
 — Я... Меня... меня в нем ничто не привлекает, — пробормотала Кэролайн.
 Вот в его сыне — совсем другое дело! — призналась она себе. Она питает преступное влечение к своему будущему пасынку, — безжалостно констатировал ее внутренний голос. Не имея морального права на подобные чувства! Об этом даже помыслить грешно! Но эти мысли не помешали ей с трепетом вдыхать его запах — запах дубленой кожи и раскаленного песка. Кэролайн призналась себе, что испытывает необыкновенное волнение не только от прикосновений, но даже от взглядов Раффа Маккейда.
 — Он будет вам плохим мужем.
 Рафф произнес эти слова низким голосом. Не высказав всего, что было у него на уме, он предоставил Кэролайн додумать свою мысль до конца, и перед ее мысленным взором начали вспыхивать яркие картины, в которых для ее жениха просто, не оказалось места. Она видела подле себя Раффа Маккейда — высокого, красивого, сильного, он был ее мужем, ее господином и повелителем. Его крепкие руки уверенно вели ее по тернистым тропам жизни, его губы ласково улыбались ей. Кэролайн могла лишь предполагать, какое упоительное чувство вызвал бы в ней поцелуй этих полных, нежных губ, и на одно безумное мгновение ей захотелось прильнуть к ним прямо здесь, сейчас, чтобы изведать это чувство наяву во всей его полноте...
 — Я поеду в Семь Сосен! — воскликнула Кэролайн, не без труда сбросив ладони Волка со своих плеч и отпрянув в сторону. Она была растеряна и испугана. Но не набеги индейцев и не гнев Раффа Маккейда заставил ее сердце сжаться от ужаса.
 — Очень хорошо! Только не говорите потом, что я вас не предупредил! — С этими словами он, нахмурившись, взял ее за талию и, приподняв, посадил в седло. Помогая Кэролайн устроиться поудобнее, Волк положил руку на ее колено и — уж не почудилось ли ей это — слегка погладил его. Он протянул ей поводья, вскочил на своего коня и пустил его в галоп. Кэролайн не отставала. Путь их лежал на запад...


* * *

 Теперь они двигались еще быстрее, чем прежде. Наступила ночь. Никогда прежде Кэролайн так не уставала. На сей раз приютом их оказался скромный бревенчатый дом под соломенной крышей. Однако еда, предложенная дружелюбной хозяйкой, была отменного качества, а постель на чердаке, куда проводили Кэролайн, — мягкой и чистой. Даже усталость не смогла развеять смятения, которым была охвачена Кэролайн на протяжении последних дней. И во сне ее преследовал Рафф Маккейд, а о содержании своих сновидений она наутро вспоминала с краской смущения на щеках.
 С рассветом они оседлали отдохнувших лошадей и продолжили путь. Кэролайн узнала, что дорога до Семи Сосен займет у них недели две, если не случится непредвиденных задержек. Об этом поведала ей миссис Кемпбелл, хозяйка бревенчатого домика, занимавшая его с мужем и пятью детьми.
 Четырнадцать дней столь изнурительного пути сперва показались Кэролайн вечностью, но, вспомнив о своем путешествии на корабле, она немного приободрилась, сказав себе, что всему на свете рано или поздно приходит конец, и моля Бога об избавлении их от тягот и опасностей в течение всех дней поездки.
 Кэролайн с гордостью и радостью отметила про себя, что теперь почти перестала бояться своей смирной выносливой кобылы. Возможно, причиной тому явились усталость и физическое напряжение последних дней, а может быть — новые чувства, переполнявшие ее душу и не оставлявшие места для страха.
 — Неужели вы собираетесь молчать до самого приезда в Семь Сосен? — Кэролайн послала лошадь вперед и поравнялась с Раффом. С того самого момента, как она наотрез отказалась вернуться в Чарльз-таун, он разговаривал с ней неохотно и лишь в случае крайней необходимости. А ведь ему наверняка было о чем рассказать ей. Вчера вечером, поднявшись по лестнице на свой чердак, она долго не могла заснуть, прислушиваясь к неясному гулу голосов Раффа и хозяина дома, доносившихся снизу.
 Поймав на себе его взгляд, Кэролайн тут же пожалела о своих словах. Ах, если бы только он мог заглянуть в ее мысли, он не был бы так жесток с ней!
 — Я не думал, что вы желаете поддерживать беседу со мной, леди Кэролайн.
 Он заставил ее почувствовать себя нежеланной гостьей, с чьим присутствием хозяева мирятся лишь ради приличия. Но Кэролайн, сделав вид, что не заметила сарказма, прозвучавшего в его словах, безмятежно ответила:
 — Мне казалось, что в этом диком лесу лучше быть вдвоем, чем одному, и лучше разговаривать, чем молчать.
 — Некоторые предпочитают оставаться наедине с лесом.
 — И вы тоже?
 Волк пристально взглянул на нее. Сегодня волосы его не стягивали ни узкий кожаный ремешок, ни бархатная лента, они свободно развевались за его плечами, и, когда он повернул голову к Кэролайн, прядь этих густых, черных как смоль волос упала ему на щеку. Улыбка мелькнула на его полных губах. В эту минуту он был так восхитительно, обезоруживающе красив, что Кэролайн почувствовала внезапную слабость и качнулась в седле.
 — Временами — да, — ответил он. — Мне нравится безмолвие лесов и гор, пение ветра, крики птиц. — Смущенно пожав плечами, он тряхнул головой и добавил: — Но, пожалуй, общество красивой женщины гораздо большая отрада для души и глаз, чем все перечисленные радости.
 Кэролайн мучительно покраснела и отвернулась, сделав вид, что разглядывает густой кустарник, росший по обе стороны тропинки, и от души надеясь, что Рафф не заметил ее смущения. Ведь он, конечно же, имел в виду вовсе не ее! Ведь ее никто и никогда не называл красивой! Она была всего лишь Кэролайн — надежной, дисциплинированной, выдержанной Кэролайн.
 Спустя несколько минут она отважилась вновь посмотреть на Раффа. Похоже, все это время он, не отрываясь, смотрел на нее. Кэролайн слегка дрожащей рукой опустила поля своей соломенной шляпы пониже, чтобы спрятать лицо.
 — Вы часто говорите о горах, но я, сэр, никак не возьму в толк, где вы их видели. Местность здесь ровная и гладкая, словно поверхность озера.
 — Здесь — да. Но дальше на запад, там, куда мы держим путь, высокие холмы и долины простираются повсюду, насколько хватает глаз.
 — Это звучит заманчиво. Как там, наверное, красиво!
 — Да, красиво. Но это приграничные земли, и жизнь там под силу не всякому.
 Кэролайн гордо выпрямилась в седле:
 — Вы, разумеется, имеете в виду меня? Вы хотели сказать, жизнь на границе не для таких, как я, не так ли?!
 — Если бы я имел в виду конкретно вас, я бы так и сказал, — с этими словами Волк пришпорил коня, послав его вперед по узкой тропе.
 Справа от них густая поросль деревьев уступила место неширокому топкому болоту.
 В одном из болот, мимо которого они проезжали в первый день своего пути, водились аллигаторы, прятавшиеся среди высоких камышей и зарослей осоки, и Кэролайн подумала, что эти странные создания вполне могут обитать и здесь. Рафф подробно описал ей их внешний вид и повадки. Она держалась настороже, надеясь и в то же время страшась увидеть хоть одного из них.
 Вдруг впереди ей почудилось какое-то движение, и она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть и не позвать на помощь своего спутника. Прикрыв глаза ладонью, Кэролайн внимательное посмотрела вперед. Оказалось, что ее напугала шевельнувшая лапой огромная черепаха, которая выползла на лесную прогалину, чтобы понежиться на солнце. Все эти разговоры о неведомых опасностях и о набегах индейцев вконец измотали нервы девушки.
 Путники продолжали скакать вперед торопливой рысью, и Кэролайн задумалась, пытаясь разобраться в своих чувствах. Душа ее была объята страхом, хотя он оказался совсем не так велик, как можно было бы ожидать, исходя из сложившейся обстановки. До сих пор ей вполне удавалось держать себя в руках, не роняя достоинства
 женщины, леди, англичанки...
 Высоко в небе, раскинув крылья, парил ястреб. В движениях его чувствовались сила и уверенность. Кэролайн, залюбовавшись гордой птицей, со вздохом подумала о том, сможет ли она когда-нибудь чувствовать себя на этой земле столь же уверенно, как этот ястреб в безоблачном небе?
 Ночь они провели в маленьком поселении Конгрив. Миссис Флэннери, у которой они остановились, оказалась добродушной, общительной ирландкой. Она немедленно принялась опекать свою гостью, которую Рафф представил просто как Кэролайн Симмонс.
 — Флэннери — хорошие, добрые люди, пришедшие в эти места из Пенсильвании, — пояснил он, — но, подобно всем ирландцам, они относятся к аристократам без особой приязни.
 И Кэролайн пришлось на время отказаться от своего титула, что не составило для нее никакого труда. Она и без того нечасто вспоминала о своем благородном происхождении. Роберт Маккейд прельстился тем, что она — дочь графа, и предложил ей руку и сердце, а его сын Рафф называл ее «миледи», кривя губы в усмешке. Вот, пожалуй, и все, что порой заставляло ее вспомнить о своей принадлежности к английской аристократии. Сама же она давно привыкла относиться к себе просто как к Кэролайн Симмонс — молодой англичанке без гроша в кармане.
 Восемь семейств, составлявших все население деревушки, сообща решили, что приезд Раффа и Кэролайн — достаточный повод для дружеской пирушки. Миссис Флэннери — она настояла, чтобы Кэролайн звала ее запросто Джейн, — оповестила соседей, что вечером под ветвями огромной сикоморы затевается совместный ужин.
 Женщины, а вместе с ними и Кэролайн, принялись лущить бобы, мужчины занялись разведением гигантского костра. Кэролайн уселась на табурете лицом к словоохотливой Джейн, чтобы не видеть Раффа. Разговор шел преимущественно о ребятишках, сновавших вокруг, и о предстоящем увеличении семейства миссис Дэбни.
 — Третий ребенок за три года, — усмехнулась Джейн, и по тому, как улыбнулась и покраснела молоденькая Бэтси Дэбни, Кэролайн поняла, что данный вопрос служит неисчерпаемой темой разговоров и шуток среди соседей, нисколько, впрочем, не задевая чувств миссис Дэбни.
 Бэтси, с трудом наклонившись вперед, подняла с земли хнычущего малыша и усадила его к себе на колени, так, что мальчик уперся спинкой в ее огромный живот. Получив из рук матери боб, ребенок тут же принялся жевать его.
 — Мы с Сэмом любим детей, — произнесла она с мягким ирландским акцентом.
 — Вот-вот, — подхватила Джейн. — А еще больше вы любите то, от чего они получаются. Верно я говорю?
 Щеки Бэтси вспыхнули еще ярче, однако она и не подумала отпираться, с улыбкой прислушиваясь к словам остальных соседок.
 — Эй, ты бы почаще говорила «нет» своему лихому муженьку! — советовала одна.
 — А кто говорит, что это Сэм пристает к ней, а не наоборот? — вставила пожилая миссис Эндрюс. — Я как-то увидала их вместе. Они меня не заметили, слишком заняты были друг дружкой. Бэтси ни глаз, ни рук не может отвести от своего любезного, вот что я вам скажу!
 Женщины встретили это заявление новым взрывом смеха. Бэтси усадила ребенка, который к этому времени перестал капризничать, на траву у своих ног. Кэролайн подумала было, что молодая женщина смущена и подавлена, но когда та подняла голову, на лице ее сияла добродушная улыбка.
 — Да вы никак завидуете, а, миссис Эндрюс? — воскликнула она.
 — Завидую? — возмутилась соседка. — Ну уж нет! Я уж давно покончила с этими кувырканиями на постели и рада-радехонька. Хватит с меня! Да и вы все, поди, устали от своих мужиков.
 — Только не я! — подала голос веснушчатая рыжеволосая женщина средних лет. — Временами мне очень даже по душе кувыркаться на постели с моим Дэном!
 Услыхав такое, женщины так развеселились, что Сэм, высокий темноволосый супруг Бэтси, прокричал, стараясь перекрыть их голоса:
 — Что случилось? Над чем это вы так хохочете? — Никто и не подумал ответить ему. Лишь Бэтси махнула рукой, давая ему понять, что ничего особенного не произошло, и Сэм вернулся к прерванному занятию — он устанавливал под деревом скамьи, вынесенные из домов.
 — Вот бы вам такого ухажера, — заговорщически шепнула рыжеволосая, обращаясь к миссис Эндрюс. — Такой кого хочешь заставит мечтать, чтобы солнце зашло поскорее. — Она кивнула куда-то в сторону.
 Женщины, кроме самой миссис Эндрюс, охотно согласились с говорившей, и Кэролайн не надо было даже оборачиваться, чтобы догадаться, кого та имела в виду. Однако, не удержавшись, она все же взглянула на Раффа, на которого в эту минуту были устремлены глаза всех собравшихся женщин. Он колол дрова, ловко и умело управляясь с топором. Налитые мускулы его рук играли под бронзовой кожей. Им нельзя было не залюбоваться. У Кэролайн пересохло во рту.
 — Ну, подруженьки, мы нынче и разговорились, — обратилась к собравшимся Джейн. — Сидим тут и отпускаем такие сальности, какие только и услышишь, что от пьяниц из салуна. А ведь среди нас — незамужняя девица!
 Услыхав эти слова, Кэролайн почувствовала, что взгляды всех женщин устремились на нее. Она обратила к ним свое зардевшееся лицо и, опустив глаза, взяла новую горсть бобов из деревянной кадки и принялась чистить их. Миссис Эндрюс, прищурившись, окинула ее внимательным взглядом и спросила:
 — Так куда вы держите путь, мисс?
 — В Семь Сосен.
 — Она выходит замуж за Роберта Маккейда, — пояснила Джейн, как-то особенно четко выговаривая слова, будто ее сообщение призвано было положить конец разговору и не допускало комментариев.
 Женщины смолкли, и это не помешало Кэролайн почувствовать всеобщее неодобрение, которое высказала вслух одна лишь миссис Эндрюс, издав презрительно-негодующий смешок. Деликатная Джейн попыталась заглушить его, вскочив с табурета и громогласно объявив, что с бобами покончено.
 После ужина, прошедшего весело и непринужденно, Сэм вынес из дома скрипку. К Кэролайн приблизилась Джейн. Дружески обняв девушку за плечи, она произнесла извиняющимся тоном:
 — Не сердитесь на миссис Эндрюс. Она стала такой сварливой и упрямой после того, как индейцы убили ее детей. — Прежде чем ответить, Кэролайн недоверчиво вгляделась в лицо Джейн, тускло освещенное пламенем костра.
 — Они убили ее детей? — побелевшими от ужаса губами переспросила она.
 — Да. А прежде сняли с них скальпы. — Джейн покачала головой. — После такого ужасного несчастья любая мать повредилась бы в уме.
 — Когда... когда это случилось?
 — Несколько лет назад, в Пенсильвании. Мы все оттуда. — Джейн невольно покачивалась в такт развеселой мелодии, которую наигрывал Сэм. — Это ирокезы. Они хуже лютых зверей. Чероки — совсем другие. По крайней мере, были такими до сих пор.
 — Что вы хотите этим сказать? — с тревогой спросили Кэролайн.
 Воздух стал свежее, чувствовалось приближение ночной прохлады. Детей, кроме самых старших, отправили спать. Звуки скрипки стали как будто тише, и где-то вдалеке послышался волчий вой.
 — Ходят слухи об их недавних набегах на поселения. Мой муж встревожен всеми этими разговорами, но вы ведь знаете, каковы мужчины... Я-то сама не верю, что чероки причинят нам вред. Они часто останавливаются у нас, мы торгуем и меняемся с ними. Никто из наших не сделал им зла. Да и они нам тоже. Однако... — Она глубоко вздохнула, и ее узкая грудь поднялась и опустилась, лямки вылинявшего передника натянулись и опали. — Я хорошо помню, как это начиналось прежде, еще когда мы жили на севере. Эти французы всегда выводили их из себя.
 — И здесь происходит то же самое?
 — Что? — Джейн, казалось, погрузилась в воспоминания. — Нет, — сказала она наконец. — Если здесь начнутся столкновения с индейцами, то не французы будут тому виной. А мы сами. По крайней мере, мой муж так говорит.
 Прежде чем Кэролайн успела задать Джейн очередной вопрос, муж увлек женщину в круг танцующих. Кэролайн стала с улыбкой наблюдать за парами, двигавшимися в такт незамысловатому напеву скрипки.
 Одежда их была грубой, большей частью далеко не новой, и ноги их притоптывали не по паркетному полу, а по неровной земле, но Кэролайн, хлопавшая в ладоши вместе с другими немногочисленными зрителями, была уверена, что люди эти гораздо искреннее радуются своему скромному празднику, чем иные аристократы роскошному балу в богатом дворце. Лица танцоров сияли улыбками, и звонкий смех разносился далеко за пределы поселения. Впервые за несколько дней пути Кэролайн почувствовала себя легко и свободно.
 И тут она увидела его. Не принимая участия в общем веселье, Рафф сидел на земле, прислонясь спиной к стене бревенчатой хижины Флэннери. Ноги его были широко расставлены, руки скрещены на груди. От всей его фигуры веяло спокойствием и безмятежностью. Казалось, он того и гляди задремлет. Если бы не его глаза. Они, не мигая, смотрели прямо на Кэролайн, и, казалось, этот взгляд пронизывал ее насквозь. Раффа и Кэролайн то и дело заслоняли друг от друга кружившиеся в танце пары и клубы дыма от гигантского костра. Но стоило очередной преграде исчезнуть, как оказывалось, что взгляд Раффа по-прежнему устремлен на нее. И Кэролайн тоже не могла отвести своих нежно-голубых глаз от его лица. Несмотря на разделявшее их расстояние, Кэролайн чувствовала, что в эти минуты они стали ближе друг другу, чем когда-либо прежде.
 Да, этот человек притягивал ее к себе, точно магнит. Она хотела и не могла отвернуться от него. Вместо этого она вдруг представила себе, что вот сейчас он встанет, подойдет к ней, возьмет ее за руку...
 Но Рафф даже не шевельнулся. Кэролайн также продолжала неподвижно сидеть на скамье. И лишь когда звуки скрипки смолкли, она внезапно осознала, что все это время просидела не дыша. Девушка с шумом втянула в себя воздух, пахнувший лесом и дымом костра. В этот момент рядом с ней на скамью тяжело опустилась Джейн.
 — Заявляю во всеуслышание, — с улыбкой произнесла она, обмахиваясь веером, — танцы — занятие не для слабаков! Но что же это вы, голубушка Кэролайн, сидите как просватанная?! Ведь вы только что из Англии! Сделайте милость, научите нас хоть одному танцу из тех, что нынче в моде!
 — Да я, право же, и не знаю ни одного, — возразила Кэролайн, но спорить с Джейн было бесполезно.
 — Глупости! У вас ведь есть глаза, и уши, и ноги — а это как раз то, что требуется! Эй, Джон! Встань-ка в пару с Кэролайн, и пусть она ведет. А мы поглядим и поучимся.
 Сильные, загрубевшие от работы руки подняли Кэролайн со скамьи, и ей не осталось ничего иного, как выйти к круг танцующих. Все взоры обратились к ней, всем хотелось разучить новый танец, привезенный из-за океана и Кэролайн, не знавшая ни одного, просто не представляла себе, как выйти из создавшегося положения.
 В памяти ее всплыл тот вечер, когда она в последний раз добывала на балу. Пожалуй, «была» — слишком сильно сказано. Просто они с Недом выскользнули из своих детских, чтобы украдкой взглянуть на танцующих гостей в просторном зале их лондонского дома. Это произошло незадолго до того, как мать умерла и отец отправил их в деревню.
 Хотя с тех пор прошло много лет, Кэролайн отчетливо помнила, как она упрашивала малыша Неда потанцевать с ней на следующий день после бала. Она сама вызвалась аккомпанировать, напевая мотив, который ей удалось запомнить. Даже тогда ее брата было не оторвать от книг, но он уступил просьбам сестры и протанцевал с ней весь танец.
 Теперь, глядя на улыбавшиеся ей лица, Кэролайн вспоминала движения и их последовательность. Она невольно скосила глаза туда, где в эту минуту должен был находиться Рафф. Но теперь, когда она стала центром всеобщего внимания, он не смотрел на нее, занятый разговором с одним из жителей деревни.
 — Вообще-то танец этот совсем не нов, — призналась Кэролайн, окидывая взором собравшихся. — Но я всегда очень его любила. Мистер Дэбни, — обратилась она к мужу Бэтси, — знакома ли вам мелодия под названием «Богини»?
 — Дайте-ка вспомнить, — отозвался Сэм. Он взял в руки свой инструмент и повел смычком по струнам, медленно сыграв первые такты мелодии. — Верно, мисс?
 — Да, это она, — с улыбкой ответила Кэролайн. Повернувшись к своему партнеру, она проговорила: — Теперь, что касается самого танца. Мы становимся в две линии, мужчины напротив женщин. — Она заколебалась. — Но, может быть, кто-то из вас уже знает этот танец? — Все как один молча помотали головами, и она продолжила: — Первое движение следующее...
 Кэролайн объяснила фигуры танца толково и немногословно, и вот поселяне уже выстроились в две линии. Сэм Дэбни взял в руки скрипку, а Джон обратился к жене:
 — Иди-ка к нам, Джейн! Тебе тоже не мешает поучиться вместе со всеми!
 — Да я и так все пойму! Отдохнуть-то ведь тоже не грех! — отнекивалась миссис Флэннери, но по ее разгоревшимся глазам Кэролайн поняла, что та прямо-таки умирает от желания присоединиться к танцующим.
 — Прошу вас, Джейн, — мягко сказала девушка, беря за руку упиравшуюся женщину и подводя ее к Джону Флэннери. Сэм начал наигрывать мелодию.
 — А как же вы?! — Не выпуская руку Кэролайн, Джейн повернулась к Раффу. — Может, вам знаком этот танец?
 — О, зачем же нам беспокоить мистера Маккейда? — возразила Кэролайн, пытаясь высвободить руку из цепких пальцев Джейн. Но не тут-то было! Джейн лишь беззаботно рассмеялась.
 — Беспокоить его? Разве он так уж сильно устал? Или чем-то занят? А, Рафф?
 — Ничем таким, что помешало бы мне пригласить на танец прекрасную мисс.
 В одно мгновение он оказался подле Кэролайн. В ответ на его церемонный поклон она присела в реверансе, и они, взявшись за руки, прошли в начало ряда. Поленья трещали в огне, и сердце Кэролайн учащенно забилось в такт быстрой мелодии.
 Как она и подозревала, Рафф знал этот танец. Он двигался уверенно и грациозно, ни разу не сбившись с такта и не ошибившись. Вот они разошлись, Кэролайн возглавила колонну женщин, Рафф — мужчин. Украдкой она наблюдала за ним, любуясь его ладной фигурой и удивительной плавностью точных движений. В танце он чувствовал себя столь же непринужденно, как и в седле. Во всем его облике сквозило благородство, которое нисколько не умаляла грубая одежда из оленьей кожи. Не каждый герцог, разряженный в шелка и бархат, мог бы похвастаться такой величественной осанкой, подумала девушка.
 Когда, следуя фигуре танца, они снова оказались друг подле друга, Рафф полунасмешливо улыбнулся в ответ на улыбку Кэролайн.
 — Вы ведь уже танцевали этот танец, Рафф!
 — Да, пару раз.
 Им снова пришлось разойтись в стороны, но, кружась и приседая, кланяясь и разводя руки в стороны, Кэролайн все время чувствовала на себе его пристальный взгляд. Она также продолжала наблюдать за ним, сперва исподтишка, а затем, когда ритм танца ускорился, — в открытую. Окружавшие их веселые ирландцы словно перестали существовать, Кэролайн с Раффом видели лишь друг друга. Они подходили почти вплотную к ярко пылавшему костру, и руки их соединялись, затем расходились в разные стороны, провожая друг друга пламенными взорами. Это так похоже на саму жизнь с ее встречами и разлуками, мелькнуло в голове Кэролайн.
 Но внезапно, к величайшему огорчению девушки, музыка смолкла. Танец закончился, и восхитительное чувство единения с Раффом, владевшее ею на протяжении последних минут, развеялось без следа. Джейн обняла ее за плечи и с улыбкой спросила:
 — Ну что, не жалеешь теперь, что не осталась сидеть в сторонке?
 Кэролайн кивнула ей с вымученной улыбкой. После этого танца она с беспощадной отчетливостью поняла, насколько юный метис пленил ее воображение. Ее влекло к нему с неудержимой силой, в этом больше не было ни малейшего сомнения. Оставалось только надеяться, что он ничего не заметил.


* * *

 Спустя три дня они сделали остановку в одном из укрепленных фортов. Оставив Кэролайн в доме Александры Тревор, почтенной вдовы, Рафф отправился к военному коменданту форта. К огромной радости Кэролайн, вдова предложила ей вымыться в ванне, которую не без гордости продемонстрировала девушке.
 — Но вам, голубушка, придется самой натаскать воды. Я стала слишком слаба для этого.
 — О, с радостью! — отозвалась Кэролайн. Несмотря на усталость, она быстро и легко сновала от ручья к очагу, нося и грея воду. Радость придала ей сил. Какая необыкновенная удача — смыть наконец всю дорожную грязь со своего усталого тела!
 Опасаясь, что Рафф вот-вот вернется, она вымылась в считанные минуты, переоделась во все чистое и вынесла грязную воду, сполоснув ванну. Она чувствовала себя так, будто заново родилась.
 Но выглядела она, вероятно, не самым лучшим образом. Во всяком случае, Рафф, войдя в гостиную, где она сидела, расчесывая у очага влажные после мытья волосы, едва взглянул на нее, и ей стоило значительных усилий скрыть охватившую ее досаду.
 — Миссис Тревор ушла к соседке.
 — Хм-м-м... — Рафф, казалось, даже не вслушался в ее слова. — Я думал, что мы сможем провести здесь пару дней, чтобы вы как следует отдохнули, но...
 — Я вовсе не устала и могу продолжать путь... хоть сию минуту, если в этом есть необходимость.
 — Вам так не терпится увидеть своего жениха? — насмешливо спросил Рафф, на сей раз окинув ее внимательным взглядом. Кэролайн гордо выпрямилась:
 — Ничего подобного!
 Глаза их встретились, и кровь прилила к щекам Кэролайн, пульс ее участился. Когда он вошел, ей очень хотелось, чтобы он обратил на нее внимание, но теперь под его пристальным взором она чувствовала себя смущенно и неловко, не зная, что сказать...
 На сей раз она была одета несколько иначе, чем прежде. Во время их каждодневных остановок в разных поселениях она заметила, что местные женщины по большей части носят простые блузы, костяные корсеты и юбки из грубой шерсти. Кэролайн нашла подобные незамысловатые наряды в своем скудном багаже и облачилась в них, решив приберечь свои немногочисленные платья для более торжественных случаев, чем езда верхом по безлюдному лесу.
 Но Рафф заставил ее почувствовать себя так, будто она оделась неподобающе легкомысленно. Или вовсе не оделась. Хотя Кэролайн прекрасно знала, что нынешний ее наряд весьма скромен и вполне ей к лицу. Она дышала часто и прерывисто, и при каждом вздохе костяной корсет больно сдавливал ей грудь. Крепко сжав гребень дрожащей от волнения рукой, она снова провела им по спутанным волосам.
 — Позвольте мне, миледи.
 Кэролайн подумала, что ослышалась, и с сомнением посмотрела на Раффа, не выпуская из рук посеребренного гребня. Что это он замышляет, подходя к ней с полунасмешливой улыбкой на полных губах? Но вот его пальцы коснулись ее руки, и Кэролайн, совсем смешавшись, пробормотала:
 — Если... если не расчесать их, пока они еще влажные, то... — не закончив фразы, она передернула плечами.
 — Так не будем терять времени!
 Рафф провел ладонью по всей длине ее белокурых вьющихся волос, слегка коснувшись пальцами нежной кожи у основания шеи.
 — Я... — Кэролайн не без усилий справилась с дрожью в голосе, — я всегда трачу массу времени на то, чтобы как следует расчесать их.
 Он встал позади нее, касаясь ее своими мускулистыми бедрами.
 — Вот и отдохните пока.
 Рафф принялся медленно, бережно расчесывать ее волосы, начиная от корней. Кэролайн запрокинула голову, и Рафф, не прекращая своего занятия, скользнул глазами по ее лицу, белоснежной шее и верхней части груди, видневшейся в вырезе блузы. Кожа ее была нежной, слегка розоватой... Рафф с усилием отвел глаза и принялся любоваться ослепительным блеском ее пушистых волос, золотой волной струившихся под его пальцами.
 Кэролайн чувствовала, как с каждым взмахом гребня ее воля к сопротивлению ослабевает. Она твердила себе, что его следует остановить, вежливо поблагодарив за услугу, но сил на это у нее не было. Ее тело, словно утратив точку опоры, все теснее прижималось к бедрам и плоскому животу Волка.
 От него исходил терпкий, пьянящий запах, который смешивался с ароматом чистой кожи Кэролайн, вымытой душистым мылом, которым снабдила ее миссис Тревор. Ноздри девушки трепетали, все ее тело напряглось, и она чувствовала боль от трения отвердевших сосков о туго накрахмаленную ткань нижней сорочки. Проводя гребнем по шелковистым волосам Кэролайн, Волк то и дело прикасался к ее плечам и шее, и это доставляло ей несказанное удовольствие.
 Волосы ее уже начали издавать электрический треск, а Волк все продолжал расчесывать их. Но движения его замедлились. И вот, словно прочитав ее мысли, он несколько дольше, чем прежде, задержал ладонь на ее шее у самого затылка, а затем нежно провел кончиками пальцев по плечу, слегка выступающим ключицам и верхней части груди, выступающей из лифа блузы. Когда рука его скользнула в ложбинку между ними, Кэролайн едва сдержала стон, рвавшийся из ее груди. Бессильно склонив голову набок, она вдруг почувствовала горячий, влажный поцелуй его мягких губ на своей шее.
 — Хотите, я уложу ваши волосы в прическу? — спросил он. Слова эти, произнесенные его глубокие, звучным голосом, сладостным эхом отдались во всех участках ее тела, и Кэролайн не сразу уловила их смысл.
 — Что-что? — переспросила она.
 — Ваши волосы. — Он провел ладонью по одной ее груди, затем по другой, чувствуя, как они напряглись, какими твердыми стали их соски, затем, взяв Кэролайн за подбородок, он заставил ее поглядеть ему в глаза. Кэролайн подчинилась. Зрачки ее настолько увеличились, что глаза девушки стали почти такими же черными, как у Раффа.
 — Желаете ли вы, чтобы я сделал вам прическу, леди Кэролайн?
 — А вы умеете? Неужели... Неужели вы знаете, как это делается?
 — Я ведь чероки, миледи. Временами мне приходится закручивать узлом мои собственные волосы.
 Кэролайн, несмело протянув руку, коснулась его черных, жестких, слегка вьющихся волос.
 — Зачем же вам нужно укрощать эти непокорные локоны?
 — Это бывает необходимо, к примеру, на охоте. — Волк придвинулся к ней почти вплотную, и губы его находились в каком-нибудь дюйме от ее лице. — Чтобы они не запутались в густом кустарнике.
 — Я как-то не подумала о такой возможности, — призналась Кэролайн.
 — Леди Кэролайн!
 — Что? — отозвалась она едва слышно. Волк прильнул к ней губами и в то же мгновение отпрянул, отступив от нее на шаг.
 — Миссис Тревор возвращается.
 — Как... как вы об этом узнали?
 — Я слышу лай ее собаки.
 Теперь и Кэролайн, оглушенная биением собственного сердца, напрягла слух. Волк был прав — со двора доносился лай собаки.
 Когда пожилая вдова распахнула дверь гостиной, волосы Кэролайн были уже тщательно уложены. Волк сосредоточенно чистил и смазывал ружье, сидя у стола.




 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


 Туманным утром следующего дня они направились на северо-запад, к форту Принц Джордж. Кэролайн собрала волосы в тугой пучок и спрятала их под свою соломенную шляпу. В противоположность окутанным дымкой тумана окрестностям мысли ее прояснились, приобретя беспощадную четкость. Она вполне отдавала себе отчет, что увлеклась будущим пасынком, вела себя с ним неподобающе вольно и... позволила ему слишком многое.
 Всю прошедшую ночь она не сомкнула глаз, ворочаясь на своем жестком ложе подле очага, не в силах решить, как ей быть дальше. Но лишь начало светать, Кэролайн, услыхав звуки пробуждающегося к жизни поселка и стук дождевых капель по крыше, твердо сказала себе, что единственная возможность выйти с честью из создавшегося положения заключается для нее в том, чтобы как можно быстрее прибыть в Семь Сосен. Именно поэтому она без колебаний отвергла предложение Раффа остаться в форте и переждать непогоду.
 И вот теперь, усталая и измученная предыдущей дорогой, промокшая и продрогшая, она ехала на своей кобыле позади Раффа, по-прежнему стараясь не отставать от него. Губы ее были упрямо сжаты, голова гордо поднята вверх. Чего стоило ей сохранять этот невозмутимый, независимый вид, знали лишь она сама да Господь Бог.
 Рафф, казалось, не обращал внимания на такие мелочи, как холод, дождь и туман. Его распущенные волосы развевались за широкой спиной, он, как всегда, с такой уверенностью держался в седле, точно составлял одно целое со своим могучим конем. Чем дальше продвигались они в глубь континента, тем более дикими становились облик и манеры Раффа, будто, приближаясь к своим родным местам, он за ненадобностью срывал с себя один за другим тонкие покровы цивилизации.
 Теперь, глядя на него, всякий безошибочно узнал бы в нем индейца. Но мысль эта не испугала Кэролайн. Напротив, ей показалась привлекательной метаморфоза, происшедшая с Раффом на ее глазах всего за несколько дней. Это превращение из джентльмена в дикаря оказалось захватывающим и чрезвычайно волнующим событием.
 Осознав, что мысли ее приняли опасное направление, Кэролайн заставила себя переключиться на воспоминание о брате, оставшемся в Англии. Как он там, бедный мальчик? Скучает ли он без нее так же горько и безутешно, как она без него? В течение нескольких дней во время их непродолжительных стоянок Кэролайн писала ему длинное, подробное письмо. Закончив его, она оставила вдове Тревор немного денег с просьбой по возможности скорее отправить ее послание на почту в Чарльз-таун с первой же оказией. Оттуда оно медленно поплывет на пароходе, в почтовом мешке, через всю Атлантику. Кэролайн горестно вздохнула. Брат получит ее весточку лишь через несколько долгих месяцев.
 — Желаете остановиться?
 — Что? Нет. — Кэролайн помотала головой и махнула рукой. — Я не устала. — Неизвестно, поверил ли Волк ее утверждению, однако он снова повернулся в седле и пустил коня вскачь. Кэролайн плотнее закуталась в одеяло, которое он ей дал перед выездом из форта, нагнула голову и последовала за ним.
 Некоторое время спустя Волк свернул с тропинки, спешился и подошел к Кэролайн, чтобы помочь ей спуститься с седла.
 — Почему мы остановились?
 Дождь лил вовсю, стекая холодными струйками с полей шляпы Кэролайн. Она промокла до нитки.
 — Если вам такая погода нипочем, то я все же предпочел бы переждать этот ливень. Уверен, что и лошади того же мнения.
 — Но куда же мы идем? — спросила Кэролайн, послушно следуя за Волком в чащу леса. Кожаные подошвы ее башмаков скользили по сосновым иглам, густо устилавшим землю. Ветки больно хлестали девушку по лицу.
 — Здесь недалеко есть хижина, — коротко ответил он. Но надежды Волка обрести приют под крышей лесной хижины оказались тщетными. Кэролайн стояла в просвете между деревьев под частым, холодным дождем, держа лошадей под уздцы и разглядывая обгорелый остов бревенчатой хижины. Уцелевшей оказалась лишь каменная труба грубо сложенного очага.
 — Что же здесь произошло?
 — Не знаю.
 — Это индейцы? — спросила Кэролайн, делая осторожно: шаг вперед.
 — Вполне вероятно. — Рафф не обнаружил здесь ни следов схватки, ни трупов. — Но скорее всего это молния или же их собственная беспечность.
 Рафф, не спеша вернулся к тому месту, где осталась Кэролайн. Хижины не было, с этим приходилось смириться.
 — Что же нам теперь делать? — Кэролайн, как ни страшилась она остаться в уединенном домике с глазу на глаз с Раффом, в то же время жаждала тепла и отдыха. Однако с надеждой на это придется расстаться.
 Вместо ответа Рафф кивнул в сторону невзрачного приземистого строения, по-видимому служившего амбаром, при виде которого Кэролайн передернуло. Ей, однако, пришлось признать, что лучше забраться туда, чем мокнуть под дождем.
 В ветхом строеньице стало невыносимо тесно, поскольку Рафф настоял на том, чтобы они ввели туда и лошадей. Животные не любят мокнуть нисколько не меньше, чем люди, — пояснил он. Соломенная крыша протекала, а огонь разведенный Раффом, дымил немилосердно, почти не давая тепла, но Кэролайн немедленно устремилась к нему и принялась греть озябшие руки.
 Они сидели почти вплотную друг к другу в дальнем углу амбара, на единственном сухом месте земляного пола.
 С трудом прожевав кусок сушеного мяса, Кэролайн спросила:
 — Когда мы были в Чарльз-тауне, Литтлтон назвал вас каким-то странным именем. Или я ослышалась?
 — Ва-йя.
 — Да-да, именно так. — Кэролайн искоса взглянула на него. — А что это означает?
 — Волк. Это мое имя на языке чероки. И на английском тоже. — Видя ее озадаченное и недоверчивое выражение, Волк усмехнулся и пояснил: — Рафф и вправду значит волк... волк-вожак.
 — Ва-йя, — задумчиво повторила Кэролайн. — Именно так вас все и называют, да? Ва-йя Маккейд?
 — Достаточно одного имени — Ва-йя или Волк. Так назвала меня моя мать. Это имя свидетельствует о моей принадлежности к ее клану. — Волк не добавил, что считает это имя единственно подлинным для себя.
 За стенами домика сгустилась тьма, и путники устроились на ночлег, тесно прижавшись друг к другу. Кэролайн лежала на жесткой земле, чувствуя своей спиной тело Раффа, но это не помешало ей заснуть почти мгновенно.
 Рафф некоторое время молча гладил пушистые волосы спящей Кэролайн, уже успевшие высохнуть после дождя. От девушки веяло свежестью и чистотой. В недалеком времени ему придется склонить ее к преступной связи. Но пока еще можно подождать.


* * *

 К своему немалому удивлению, Кэролайн проснулась более свежей и отдохнувшей, чем накануне. Солнце уже взошло, и день обещал быть погожим, хотя и прохладным. Это напомнило ей об Англии, где в конце августа стояли дни, подобные этому.
 Они почти не разговаривали во время скромного завтрака, состоявшего из печенной на углях рыбы, которую Рафф поймал в ручье, неподалеку от руин сгоревшей хижины.
 Весь день они неутомимо скакали по тропинке сквозь сосновый лес, а на ночь остановились в скромном домике одного из многочисленных знакомых Раффа.
 — Не знаю, что послужило причиной пожара, — задумчиво сказал Патрик Маклоглан, — но Клэнси задолго до этого покинули свой дом.
 — Значит, это сделали не индейцы? — спросила Кэролайн, обернувшись к мужчинам. Стоя у очага, она помогала жене Патрика, Анне, готовить рагу из оленины.
 — Я этого не говорил. Во всяком случае, именно из-за индейцев они ушли оттуда. Миссис Клэнси говорила об этом моей Анне.
 — Она до смерти боялась их, — подтвердила Анна, кормившая грудью своего ребенка. — Сама не своя была от страха, особенно в последнее время.
 — Но ведь, насколько мне известно, чероки и английские поселенцы — союзники, — проговорила Кэролайн, вопросительно взглянув на Раффа.
 — Да... по большей части, — Анна дала младенцу другую грудь. — Но разве можно знать наверняка...
 — А кроме того, — добавил ее муж, — здесь появляются не одни чероки. Индейцы других племен проходят по этим землям, держа путь на север.
 — Полагаю, они имеют на это право. Эти земли принадлежали им задолго до того, как здесь поселились англичане.
 — Не сердись, Рафф! Ты же знаешь, я никого не хотел обидеть! — Патрик сосредоточенно набивал трубку. — Я просто объяснил этой юной леди, как обстоят у нас дела.
 — И я очень благодарна вам за это, мистер Маклоглан, — отозвалась Кэролайн, раскладывавшая еду по глиняным мискам.
 — Но я голову дам на отсечение, что нас еще ждут тяжелые времена. И пока все утрясется, немало воды утечет, помяните мое слово!
 — Патрик! — воскликнула Анна, с упреком взглянув на мужа.
 — Помолчи, Анна! Я ничего такого не сказал, чего не знает Рафф. Я уверен, что сам он не участвовал в набегах, это так же верно, как то, что мы все сидим за этим столом. — Наклонившись к очагу, он сунул в огонь тонкую лучинку и зажег свою трубку. Сделав несколько затяжек, Патрик продолжил: — Слыхал я, что вожди объявили это случайными происшествиями и признали свою вину. — Вынув изо рта трубку, он ткнул ее мундштуком в сторону Раффа. — Но они позволили своим воинам плясать со скальпами, которые те сняли с голов убитых поселенцев.
 От этих слов Рафф пришел в неописуемую ярость. Лицо его оставалось бесстрастным, но Кэролайн, неплохо узнавшая его за эти несколько дней, заметила, как сузились его глаза, а ладони сжались в кулаки. Но он промолчал, не пытаясь опровергнуть слова Патрика Маклоглана, и ужин закончился в безмолвии.
 На следующий день, когда они остановились на берегу быстрой реки, чтобы напоить лошадей, Кэролайн спросила Раффа, почему он не ответил Патрику?
 — А что, по-вашему, я должен был ему сказать?
 — Не знаю, — Кэролайн в замешательстве обрывала листья с ивовой ветки, бросая их в воду. — Неужели чероки плясали со скальпами поселенцев в руках?
 — Вполне возможно. — Волк набрал в ладони прозрачной, холодный воды и принялся пить ее. Снова взглянув в лицо Кэролайн, он невесело усмехнулся и спросил: — Это так сильно задевает ваши чувства?
 — Разумеется! — Кэролайн подошла к нему ближе. — Я нахожу подобные действия просто чудовищными!
 Волк с минуту молча смотрел на нее, затем, взяв в руки уздечку своего коня, спокойно произнес:
 — К вашему сведению, и поселенцы тоже торой снимают скальпы с индейцев. В жестокости они не уступают друг другу.
 — Скажите же мне, наконец, на чьей вы стороне? — Кэролайн желала разобраться в том, что происходит на ее новой родине, но с нетерпением ожидая ответа на вопрос, она не была готова выдержать горячий, страстный взор, которым Волк окинул ее с ног до головы.
 — Я не знаю — произнес он наконец. — Пожалуй, я на своей собственной стороне. Или ни на чьей. Или на обеих.
 — Я не думала, что все это так сложно, — отозвалась Кэролайн.
 Она подошла к самой воде и взглянула на противоположный берег. Ландшафт уже давно перестал быть однообразным. То там, то здесь среди равнины, радуя глаз, возвышались покрытые лесом невысокие холмы.
 — Вы ждете простых, однозначных ответов, миледи, рисующих индейцев безжалостными варварами. — Волк обернулся к ней и тряхнул головой. — Но от меня вы не услышите подобных слов.
 — Насколько мне помнится, я спросила вас о причинах происходящего. Я не считаю, что англичане должны руководствоваться в своих действиях жаждой мести. — Она подняла голову, следя за полетом орла в вышине, и чуть погодя добавила: — И я прошу вас не называть меня так!
 Волк поднял брови, слегка склонив голову набок.
 — А как же мне к вам обращаться? Ведь вы — леди Кэролайн Симмонс, дочь графа, пэра Англии.
 Кэролайн пристально взглянула на него, глубоко втянув раздувшимися ноздрями смолистый, прохладный воздух. Она с трудом сдержалась, чтобы не ответить ему дерзостью.
 — Я предпочитаю, чтобы здесь меня называли просто Кэролайн. Кэролайн Симмонс.
 — Которая вскоре станет Кэролайн Маккейд.
 — Да... — ответила она едва слышно. — Вскоре я стану Кэролайн Маккейд.
 Волк помолчал, преодолевая поднявшееся в нем возмущение, и как можно спокойнее спросил:
 — Вы, надеюсь, понимаете, что этот брак состоится лишь потому, что вы — дочь графа?
 Конь его стал бить копытом, и Волк отступил в сторону, но не отвел взгляда от лица Кэролайн.
 — Я знаю, что побудило вашего отца сделать мне предложение, — невозмутимо ответила она. Кэролайн поняло, что Рафф намеренно старался задеть ее. Приняв свой брак со старым мистером Маккейдом как неизбежность, она была до глубины души задета тем, что Рафф отнесся к ней с очевидной враждебностью и не упускает случая сделать ей больно. Что ж, легкость, с которой он добивается желаемого результата, должна быть для него просто упоительной.
 Волк, взяв лошадей под уздцы, повел их назад к тропинке.
 — Вы так и не ответили на мой вопрос.
 — А вы не допускаете, что у меня просто нет желания отвечать?
 Кэролайн, решительно сжав губы, встала на его пути:
 — А вам не приходило в голову, что я имею право знать все о происходящем здесь? Не забывайте, что не кто иной, как ваш отец, вызвал меня сюда!
 Волк нахмурился и с силой схватил ее за плечи. У Кэролайн перехватило дыхание. Она не на шутку испугалась.
 — Да будет вам известно, мисс, что я ни в коем случае не несу ответственности за поступки моего отца! Так же, как и он не отвечает ни за какие из моих действий!
 Лошади, радуясь неожиданной свободе, принялись щипать траву. Река переливалась на солнце, весело журча, вокруг щебетали птицы, и ветер шелестел в кронах деревьев, Но Кэролайн не слышала и не замечала ничего вокруг. Она, не отрываясь, смотрела в глаза Волка, горевшие неистовым огнем.
 Собравшись с духом, она произнесла:
 — Так вы и в самом деле ненавидите его?
 Он ничего не ответил, по-прежнему не отводя гневного взора от ее лица.
 — Ребекка сказала мне об этом, но я не поверила. — Кэролайн хотела добавить, что Ребекка уверяла ее в ненависти Раффа и к ней как к будущей жене отца, но решила все же промолчать.
 — Верьте чему хотите. Это ваше право. — Волк внезапно убрал руки с ее плеч. — Вы сказали, что желаете понять чероки. — Он мрачно усмехнулся и продолжил: — Вы, англичанка и дочь графа! Хорошо же, постарайтесь тогда понять следующее: любое убийство должно быть отмщено, чтобы сохранить гармонию Вселенной. Так считают чероки. Так считают и англичане.
 — Вы хотите сказать, что чероки нападали на поселенцев Виргинии, чтобы отомстить им? — Кэролайн протянула к нему руки. — Но за что? И с чего все это началось?
 — Я и не знал, что миледи интересуется историей. Кэролайн гордо выпрямилась и нахмурилась в ответ на это саркастическое замечание.
 — Я просто хочу понять, что здесь происходит.
 — Но все, что здесь происходит, отнюдь не просто, Кэролайн! — Он глубоко вздохнул, его могучая грудь вздымалась. Чувствовалось, что говорит он о давно наболевшем, в голосе его не осталось и тени прежней насмешливости. — Законы, по которым живут и чероки, и англичане, незыблемы и созданы не вчера. Чероки, правду сказать, согласились воевать с племенем шони не потому, что те были союзниками французов и, следовательно, врагами англичан, а в силу давних племенных споров и разногласий. Но мои люди не ожидали, что на них нападут английские колонисты и что губернатор Виргинии назначит награды за их скальпы!
 Кэролайн глядела на него не мигая, не в силах поверить сказанному.
 — Неужели это правда?
 — Да, — коротко ответил Волк и отвернулся.
 — Но почему же тогда эти люди не были примерно наказаны, ведь английские законы...
 — Созданы лишь на пользу англичан, Кэролайн. — Волк оглянулся на нее через плечо, беря лошадей под уздцы. Кэролайн стояла, не в силах сдвинуться с места, и хмурилась. Слова Раффа точно громом поразили ее. Он продолжал свой рассказ:
 — После боя с шони, на пути домой, воины чероки лишились всех припасов. Они ослабели от голода и, чтобы восстановить силы и добраться до своей земли, зарезали несколько коров, пасшихся на лугу. Коровы принадлежали поселенцам. Те пустились в погоню и поубивали многих из воинов. Губернатор обратился к вождям чероки с извинениями, но в письме своем обвинил воинов в тяжком преступлении против поселенцев.
 Волк повел лошадей к тропинке, и Кэролайн, подобрав юбки, поспешила за ним.
 — Но ведь совершенно очевидно, — проговорила она, догнав его, — что произошло недоразумение. Трагическое, спору нет, но все же именно недоразумение. И если бы разумные, справедливые люди с обеих сторон...
 — Но все дело в том, что каждая из сторон упрямо считает свою позицию единственно разумной и справедливой!
 Кэролайн протянула руку и дотронулась до его щеки. Она не могла противиться искушению утешить и ободрить его. В конце концов, это всего лишь дружеский жест.
 — А вы оказались как раз посередине, — произнесла она с сочувствием.
 Ей показалось, что он непременно сию же минуту поцелует ее, и она призналась себе, что жаждет этого, несмотря на прежнюю решимость держать его на расстоянии. Но лицо его, озарившись внезапной страстью, в следующее мгновение снова стало непроницаемым, затем уголки его полных губ приподнялись в насмешливой полуулыбке:
 — Вы снова пытаетесь разыгрывать из себя заботливую мамашу, леди Кэролайн?!
 — Нет, — прошептала она, опуская руку. Но до самого прибытия в форт она чувствовала прикосновение своих пальцев к его коже.


* * *

 Форт Принц Джордж, расположившийся на берегу реки Саванны, находился совсем близко от индейского города Кеови, в котором жили чероки. По просьбе Кэролайн Волк рассказал ей историю возникновения форта.
 — Когда чероки согласились отправить воинов сражаться с шони на берега реки Огайо, для защиты их семей были построены укрепления. — Волк искоса взглянул на Кэролайн и продолжал: — Для тех же целей был возведен и форт Лоудаун у слияния рек Теннесси и Теллико, и еще один в Виргинии.
 — А чероки хотели, чтобы все эти форты были построены? — По выражению лица Волка ей трудно было понять, как он относится к тому, о чем рассказывает.
 — Да, это было в их интересах. Но за это они должны были посылать воинов сражаться с врагами англичан. К тому же, согласно договору, англичане получили много акров хорошей земли, да и условия торговли были ужесточены.
 — Это, наверное, обрадовало вашего отца. — Кэролайн тотчас пожалела о своих словах, заметив, что лицо Волка сразу же приняло враждебное выражение. — Я хотела сказать, что это оказалось выгодно для него, он ведь торговец.
 — Да, — односложно ответил Волк, положив тем конец разговору.


* * *

 Они пробыли в форте ровно столько времени, сколько требовалось для отдыха лошадей. Рафф встретился и переговорил с комендантом-англичанином по имени Бойтон. Молодой улыбчивый офицер был несказанно рад встрече с соотечественницей. Он предложил путникам задержаться в форте подольше, но Волк ответил, что хотел бы переправиться через реку до темноты.
 — Но я уверен, что леди Кэролайн было бы лучше отдохнуть здесь до утра, — улыбнулся Бойтон.
 — Леди Кэролайн сгорает от нетерпения поскорее увидеть свой новый дом... и своего супруга.
 Волк произнес последние слова так тихо, что Кэролайн от души понадеялась, что молодой англичанин не расслышал их. Однако сказанное Волком не ускользнуло от слуха англичанина, и он снова улыбнулся — на сей раз лукаво и понимающе. Кэролайн зарделась и опустила глаза.


* * *

 На их пути и прежде встречались небольшие ручейки и неглубокие речки, но все они не шли ни в какое сравнение с широким, бурным потоком, представшим теперь перед их глазами. Кэролайн поежилась и отвернулась. Душу ее объял ужас. Ее лошадь нервно прядала ушами и переступала с ноги на ногу. Она, вне всякого сомнения, разделяла страхи своей всадницы. Но попасть в Семь Сосен, не преодолев этой водной преграды, было невозможно.
 Кэролайн, намотав поводья на руку, дрожащим голосом спросила:
 — 3-здесь глубоко?
 — Вы рискуете замочить свои туфельки, миледи, — ответил Рафф.
 Кэролайн не обратила внимания на сарказм, звучавший в его голосе. Звук бурлящей воды заставлял ее сердце сжиматься от ужаса.
 — Я никогда еще не перебиралась верхом через такую широкую реку, — пробормотала она беспомощно.
 Волк тем временем спешился и взял ее лошадь под уздцы.
 — Это нисколько не удивляет меня. В Англии через такие потоки перекинуты мосты, — спокойно ответил он.
 Кэролайн слегка откинулась в седле, чтобы сохранить равновесие.
 — Так почему же здесь их нет?! — в отчаянии спросила она, едва удержавшись от предложения переждать в форте, пока таковой не будет возведен.
 — Здесь ведь приграничный форт, леди Кэролайн, — невозмутимо отозвался Волк. Он снова вскочил в седло и, послав своего коня вперед, прокричал: — Не бойтесь и следуйте за мной!
 — Но...
 Волк обернулся и взглянул на нее. Кэролайн поняла, что от него не укрылись страх и отчаяние, с которыми она уже не пыталась бороться. Она снова взглянула на стремительно несущиеся воды реки, и у нее закружилась голова.
 — Я однажды упала в ручей, когда была совсем маленькой! — воскликнула она, изо всех сил цепляясь за лошадиную гриву. — Ах, если бы не Эдвард!.. — мучительный спазм сжал ее горло, и она замолчала. Страх буквально парализовал ее, она почувствовала, что сейчас потеряет сознание. В глазах у нее начало темнеть.
 Внезапно рука Волка опустилась ей на плечо. Кэролайн с усилием вернулась к действительности.
 — Вы хотите вернуться назад? — спросил он. — Вы могли бы переждать в форте, пока я не улажу некоторые дела в селениях чероки. А потом я отвезу вас в Чарльз-таун.
 Кэролайн готова была в эту минуту поддаться искушению и ответить согласием на его предложение. Как прекрасно было бы снова оказаться в мирном, уютном и ухоженном Симмонс-Холле, с его подстриженными деревьями, нарядными цветниками и спокойными, безобидными ручьями! Разве можно сравнить с ним эту дикую, необжитую землю?! Но, объятая страхом, при мысли о возвращении Кэролайн внезапно почувствовала, что страна эта, несмотря на тяготы и бесчисленные опасности здешней жизни, начинает казаться ей по-своему привлекательной и что ей жаль было бы навсегда покинуть ее. Кэролайн тут же вспомнила, что Симмонс-Холл больше не принадлежит их семье и возвращаться ей попросту некуда.
 — Нет, — ответила она дрогнувшим голосом, — я не могу вернуться назад. — Она выпрямилась в седле и вымученно улыбнулась.
 — Вы уверены?
 — Да.
 — Ну что ж, тогда едем. — Волк с шумом втянул в себя воздух и подъехал вплотную к Кэролайн. Быстрым движением он переместился из седла на круп своей лошади, протягивая руку к Кэролайн.
 — Что вы делаете?!
 — Я полагаю, леди Кэролайн, что для вас настало время научиться ездить в седле по-мужски.
 — Но...
 — Помолчите. Выньте ногу из стремени.
 Она повиновалась, и руки Волка сомкнулись на ее талии. Приподняв девушку, он посадил ее в седло перед собой. Плечо ее упиралось в его грудь. Дав Кэролайн немного передохнуть, он снова скомандовал:
 — Так. Теперь поднимите-ка ногу. — Он помог ей, придерживая ее рукой за бедро. — Хорошо. — Убедившись, что она уверенно сидит в седле, он поправил ее юбки, прикрыв подолом ноги.
 — Я знаю, поначалу это кажется немного непривычным, но потом вам наверняка понравится ездить таким образом. На самом деле это гораздо удобнее, чем сидеть боком.
 Продолжая придерживать Кэролайн одной рукой, другой Волк намотал поводья ее кобылы на луку своего седла и подтянул повыше свое ружье и рог с порохом. После этого он пришпорил своего коня, и тот ступил в воду, увлекая за собой послушную рыжую кобылу.
 Лишь через несколько минут, ощущая спиной мускулистое, надежное тело Раффа, Кэролайн отважилась приоткрыть зажмуренные глаза.
 Волк крепко держал в руках вожжи, понуждая могучего коня двигаться вперед по бурлящей воде, которая сперва лишь замочила ступни Кэролайн, а теперь добралась уже до колен. Похоже, они уже миновали середину реки, и деревья на противоположном берегу виднелись все ближе, все отчетливее. Парализующий страх, поначалу охвативший Кэролайн, рассеялся почти без следа, и когда Рафф, нагнувшись к самому ее уху, ободряюще прошептал:
 — Самое худшее осталось позади, — она обернулась к нему с благодарной улыбкой, исполнившись надежды на благополучный исход этого опасного приключения.
 Вымокнув в ледяной воде, Кэролайн продрогла до костей, но разве теперь, когда конь ступил на твердую землю, это имело значение?!
 Волк спешился и помог ей слезть с коня. Кэролайн легко соскользнула вниз, опираясь руками на его плечи. Она не сопротивлялась, когда Волк привлек ее к себе.
 — Слава Богу, все обошлось! — радостно воскликнула она, обвивая руками его шею. Ее пальцы утонули в его густых, слегка влажных волосах.
 Волк слегка отстранился от Кэролайн, и они улыбнулись друг другу.
 — Недалеко отсюда есть место, где мы смогли бы переночевать.
 — Но я полагала, что мы приедем в Семь Сосен еще нынче вечером! — Кэролайн была уверена, что слышала это от Раффа.
 — Вам так не терпится закончить наше путешествие?
 — Нет, — призналась Кэролайн, добавив однако: — Прежде надо обсохнуть, чтобы прибыть туда в надлежащем виде.
 Довольная улыбка, мелькнув на его губах, тут же погасла.
 — Верно, мы должны вести себя как подобает, — пробормотал он, разжимая объятия. — Пойдемте, леди Кэролайн.
 Они сели каждый на свою лошадь и снова тронулись в путь. В воздухе чувствовалось приближение осени, и Кэролайн то и дело зябко поеживалась. Вскоре Рафф остановился и спрыгнул с седла. Кэролайн удивленно оглядывалась кругом, не понимая причины этой остановки.
 — Дальше нам придется идти пешком, — сказал Рафф, помогая ей спешиться.
 Он двинулся вперед по едва заметной тропинке, которую со стороны лесной дороги было не разглядеть даже при свете дня.
 Идти было нелегко. Волк вел в поводу обеих лошадей, а Кэролайн, подобрав юбки, брела сзади, то и дело спотыкаясь о выступавшие из земли корни деревьев. Она совсем выбилась из сил. Вскоре они вышли на большую поляну, по середине которой стоял бревенчатый домик с крышей из древесной коры. Неподалеку от домика протекал маленький, весело журчавший ручеек. Чуть левее виднелись аккуратно разбитые гряды небольшого огорода.
 Рафф подвел лошадей к краю поляны и принялся расседлывать их.
 — Проходите в дом, — сказал, он Кэролайн. — Я сейчас принесу поленьев для очага.
 Кэролайн как никогда нуждалась в отдыхе и тепле очага, но вместо того чтобы подчиниться, она с сомнением остановилась и спросила:
 — А вы уверены, что хозяева этого дома будут рады нашему приходу?
 В домике не видно было признаков жизни, но он не производил впечатления заброшенного, и девушка не без опасения подумала, что обитатели скромной усадьбы могут вернуться в любую минуту.
 — Все будет в порядке, Кэролайн, — заверил ее Рафф и с ободряющей улыбкой добавил: — Внутри вы найдете одеяла, чтобы согреться.
 Не колеблясь больше ни минуты, Кэролайн открыла дверь и вошла в дом. Она остановилась на пороге, пока глаза ее привыкали к царившему здесь полумраку. Тусклый вечерний свет лился внутрь сквозь два крохотных оконца каждое величиной с кирпич.
 Мебели в комнате оказалось совсем немного. В дальнем углу высилась стопка аккуратно сложенных шкур, служивших постелью, одежда висела на крючьях — вернее, на сучках крепких древесных веток, вмурованных в глиняные стены. Небольшое пространство комнаты было использовано чрезвычайно рационально, и Кэролайн стало любопытно, кто же хозяин этого дома. Она подошла к единственному стулу, отметив про себя, что земляной пол помещения чисто выметен и как следует утрамбован. Спинка и сиденье самодельного стула были гладко отполированы, а ножки — даже не очищены от коры. На столе, также сделанном вручную, стоял подсвечник и лежало несколько книг. Протянув руку, Кэролайн взяла одну из них, чтобы прочитать заглавие.
 — Вольтер, — произнес голос позади нее, и, обернувшись, она увидела в дверном проеме Раффа. — Он вам нравится? — спросил он с улыбкой.
 — Э-э-э... нет. Пожалуй, не очень, — ответила Кэролайн, кладя книгу на место. Она была смущена и раздосадована тем, что дала волю неуместному любопытству и позволила себе трогать чужие вещи. И была поймана на этом. Щеки ее залила краска стыда.
 Волк, не обращая внимания на ее замешательство, сложил поленья на пол у простого каменного очага и занялся разведением огня.
 — Одеяла там, — произнес он, кивнув головой в дальний угол комнаты, отчего его длинные волосы взметнулись и снова черной волной легли на плечи. — Но прежде чем завернуться в них, вам надо снять с себя всю мокрую одежду.
 — Снять... снять с себя одежду? — не веря своим ушам, переспросила Кэролайн.
 Волк оставил свое занятие и посмотрел на нее в упор.
 — Если вы не сделаете этого, то непременно простудитесь. — Кэролайн, донельзя иззябшая, понимала, что он, безусловно, прав, но все же...
 — Но это... это так неловко...
 — По-вашему, лучше умереть от лихорадки? — С этими словами он снова повернулся к ней спиной и принялся раздувать огонь под сухими листьями, положенными в дрова.
 Кэролайн отыскала одеяло и выпрямилась, держа его в руках.
 — Не знаю, как быть, — растерянно проговорила она. — Что если хозяева этого дома сейчас вернутся? Что они подумают?..
 По правде говоря, ее беспокоили отнюдь не владельцы этого жилища, но упоминание о них, по крайней мере, могло служить неплохой отговоркой. И лишь услыхав следующую фразу Волка, она поняла, что ухищрения ее бессмысленны.
 — Это мой дом, — произнес он спокойно, снимая с крюка висевшее у двери жестяное ведро с веревочной ручкой.
 Лишь после этого он повернулся к Кэролайн. Глаза его отражали свет огня из очага, но Кэролайн показалось, будто в них загорелись искры, которые осветили все ее мечущиеся, сбивчивые мысли, в это мгновение показавшиеся ей самой глупыми и наивными.
 — Я иду за водой. Поступайте, как пожелаете, миледи. — Захватив с собой ружье, он вышел из домика.
 Кэролайн принялась раздеваться. Движения ее были медленными и неловкими, хотя сомнения, правильно ли она поступает, рассеялись без следа. Озябшие пальцы плохо слушались ее, а мокрая одежда прилипала к телу. Она решила было не снимать белье, но промокшая насквозь льняная ткань окутывала ее тело ледяным компрессом, и вскоре девушка, обнаженная и дрожащая с головы до ног, закуталась в длинное и широкое одеяло из грубой шерсти. Вскоре вернулся Волк, и Кэролайн, лишь только он переступил порог, густо покраснела от смущения. Но ему, казалось, не было никакого дела до ее наготы, прикрытой одним лишь одеялом.
 Зато сама она в первые минуты просто не могла думать ни о чем другом.
 Волк молча налил воды в чайник и повесил его над огнем. Затем, достав нож, он отрезал несколько кусков от вяленой оленьей лопатки, подвешенной к стропилам, снова вышел из своего жилища и вскоре вернулся с несколькими картофелинами и горстью бобов в плетеной корзинке.
 — Я могла бы заняться этим, — несмело предложила Кэролайн, когда он начал лущить бобы.
 Вместо ответа Волк лишь взглянул на нее, склонив голову набок, протянул ей корзинку и стал наблюдать за ее движениями. Чистка картофеля оказалась нелегким делом. Большой тяжелый нож плохо повиновался тонким пальцам Кэролайн, к тому же ей все время приходилось следить, чтобы одеяло не распахнулось. Она вздохнула с облегчением, когда Волк снова вышел наружу. Вскоре он вернулся, неся дорожные мешки с ее одеждой, увы, тоже промокшей насквозь.
 — То, что вы живете здесь, кажется мне странным, — сказала Кэролайн, надеясь разрядить беседой атмосферу неловкости, воцарившуюся между ними. Волк развешивал ее вещи на стенных крюках для просушки. — Я думала, что вы живете в доме своего отца. — И она разрезала картофелину на четыре части.
 — Нет.
 — Теперь я и сама вижу, что нет. — С этими словами Кэролайн огляделась вокруг. — Что вы делаете? — пронзительно вскрикнула она.
 — Снимаю с себя промокшую одежду.
 — Но я... я...
 — Если вы не желаете видеть меня, смотрите в другую сторону, Кэролайн, — невозмутимо произнес Волк.
 Совет его оказался как нельзя более кстати. Кэролайн, как завороженная, разглядывала его широкие плечи и мускулистую грудь, покрытую татуировкой, не в силах отвести глаз. Она потупилась и ухватилась за полы одеяла, о которых на мгновение забыла. Еще немного, и они разошлись бы в стороны... Кэролайн еще ниже опустила голову, ей было стыдно за свое глупое, нелепое поведение. В эту минуту Рафф дотронулся до ее руки, и она чуть не подпрыгнула от неожиданности.
 — Не бойтесь! Я не обижу вас!
 — Я... я знаю... — Кэролайн подняла глаза и увидела, что он протягивает ей сорочку из мягкого хлопка.
 — Не хотите ли вы надеть вот это, пока ваша одежда сохнет? Одеяло тогда не будет кусать вашу кожу, и вам не придется все время придерживать его.
 Сорочка оказалась слишком велика для Кэролайн, но, надев ее, она почувствовала себя значительно лучше и увереннее.
 Пока она одевалась, Волк отвернулся, пообещав ей не делать попыток взглянуть на нее. Кэролайн знала, что ему можно доверять. Ему. Но не себе.




 ГЛАВА ПЯТАЯ


 — Как вкусно! — зачерпнув ложкой густую похлебку, Кэролайн внимательно посмотрела на Раффа, сидевшего напротив нее за маленьким столом. Он, убрав с него книги и свечу, усадил Кэролайн на свой единственный стул. Сам же уселся на крышку сундука, придвинув его к столу.
 — Что-нибудь не так?
 — Нет. Почему вы спрашиваете? — быстро ответила Кэролайн. «Слишком быстро», — сказала она себе.
 — Потому что вы хвалите похлебку в третий раз за последние три минуты.
 — Неужели? Я не считала.
 — А я вот посчитал.
 Кэролайн опустила глаза на свои руки, сложенные на коленях, чтобы только не смотреть на Раффа. Но рано или поздно придется говорить с ним, и продолжать прятать от него глаза будет невежливо...
 Молчание затянулось, и Кэролайн подняла голову. Как она и предполагала, он пристально смотрел на нее, и этот властный, горящий взор словно заворожил ее, лишив воли к сопротивлению. Она облизала пересохшие губы и сглотнула, удивляясь, какого труда ей это стоило.
 — Наверное, это потому, что она и вправду показалась мне очень вкусной... похлебка... — добавила она беспомощно, чувствуя, как краска смущения заливает ее лицо и шею.
 — Возможно, что так оно и есть.
 Сказав это, он улыбнулся, и Кэролайн, у которой перехватило дыхание от того почти божественного совершенства гармонии и красоты, в котором в этот миг предстали перед ней черты его смуглого лица, поняла, что ей срочно надо найти какую-то тему для разговора, спросить его о чем-то — о чем угодно, лишь бы не позволить этому многозначительному молчанию затянуться надолго.
 Негромко кашлянув, она сказала:
 — Так вы, оказывается, любите читать?
 — А что, вас это удивляет?
 — Нет. Отчего же? — поспешно произнесла Кэролайн, видя, что лицо Волка вновь приняло насмешливо-саркастическое выражение, а черные брови взметнулись вверх. Взгляд ее скользнул по его широким плечам, мощной шее, верхней части груди, видневшейся сквозь распахнутый ворот рубахи. Его смуглая кожа казалась совсем темной рядом с белоснежной льняной тканью.
 — Кое-кто просто не поверил бы этому: дикарь — и вдруг читает Вольтера.
 — Возможно. — Кэролайн отхлебнула чай из жестяной кружки. — Но не забывайте, я ведь видела вас в Чарльз-тауне. И вы тогда выглядели совершенно иначе.
 — Но я остаюсь индейцем, несмотря на умение носить европейскую одежду и заплетать волосы в изящную косицу.
 — Разумеется. Но ведь это ничего не меняет, — мягко произнесла Кэролайн. Она снова, на сей раз внимательнее, чем прежде, вгляделась в своего спутника, невольно любуясь пленительной, дикой и хищной красотой его лица и тела. В этот момент Кэролайн поняла, что с самого начала их знакомства именно его полуиндейское происхождение, дикость черт смуглого лица в сочетании с цивилизованными манерами европейца заинтересовали, смутили и покорили ее. Пульс Кэролайн участился. Она внезапно осознала, что находится в опасности. И опасность эта была слишком близка и реальна. У ног ее на полу лежала стопка книг. Кэролайн наклонилась и взяла в руки верхнюю. Взглянув на заглавие, она задумчиво провела пальцем по золотому тиснению.
 — Недди тоже читает Томаса Мора. Он и мне пытался объяснить его учение. — Кэролайн беспомощно пожала плечами. — Но я, признаться, мало что смогла понять. — Улыбка ее погасла, лоб прорезала складка. — Я очень, очень скучаю по нему. — Она подняла глаза на Волка и с надеждой добавила: — Вы, конечно, понимаете, как мне тяжело без него. У вас ведь тоже есть брат.
 — Ах, так Нед, оказывается, ваш брат?
 — Конечно. Его полное имя Эдвард. А вы подумали, что он... что он...
 Волк наклонился вперед, поставив локти на стол. В его черных глазах читалось удивление.
 — Возлюбленный. Друг. Навязчивый ухажер, от которого вы решили бежать на другой край света.
 — Вы попросту смеетесь надо мной!
 — Ничуть! Я в самом деле так подумал, когда вы впервые упомянули Эдварда... — Он откинулся назад и обхватил руками плечи. — Я решил, что это могло быть весьма веской причиной для столь долгого и опасного путешествия.
 Кэролайн покачала головой. Щеки ее покрыл густой румянец.
 — Нет. Ничье сердце я не разбила. — Она поднялась со стула и, взяв пустые глиняные кружки, подошла к ведру с водой, стоявшему подле очага.
 — Вы хотите еще воды? — спросил Волк, следя за ее движениями. Он встал и подбросил полено в огонь.
 — Нет, спасибо. — Кэролайн повернулась к нему и попросила: — Расскажите мне о своем брате.
 Волк опустился на пол, взял из ее рук глиняную кружку и принялся вытирать ее льняным
 полотенцем.
 — Что бы вы хотели о нем услышать? — Прежде чем ответить, Кэролайн вновь погрузила руки в тепловатую воду. Надо сосредоточить внимание на разговоре, — пронеслось в ее голове. Тогда она не будет столь остро ощущать его присутствие, близость его горячего молодого тела... — Какой он?
 — Вы имеете в виду, метис ли он?
 — Нет. Я совсем не об этом.
 — Неужто? — Волк прислонился к стене, подтянув к себе ногу и сложив ладони на колене. Прежде чем продолжить, он окинул Кэролайн пристальным взглядом.
 — Логан — чистокровный англичанин. Он — сын Роберта и его второй жены. У старика был еще один сын, родившийся, по-моему, в Шотландии. Там жила его первая жена.
 Кэролайн неторопливо вытирала руки.
 — Я и не знала, что мне предстоит стать... Что ваш отец был женат уже трижды.
 — Почему же трижды?
 — Но вы ведь сами только что сказали...
 — Некоторые мужчины и правда женятся на своих наложницах из племени чероки. Но Роберт Маккейд не из их числа.
 Когда до Кэролайн дошел смысл сказанного Волком, она прежде всего испытала прилив горячего сочувствия к молодому человеку. В словах его слышалось столько горечи и боли. Ей захотелось утешить его, погладить по жестким, непокорным волосам. Желание это было столь сильно, что Кэролайн, борясь с ним, опасливо спрятала руки за спину. Лишь теперь она начала понимать, почему Рафф Маккейд не любит своего отца и, похоже, готова была разделить его чувства.
 — Логан сейчас на севере, в рядах армии. Уверен, что жена его будет очень вам рада.
 Кэролайн ничего не ответила, лишь молча глядела на него своими большими, лучистыми голубыми глазами. Волк пояснил:
 — Жена Логана, Мэри, живет в Семи Соснах.
 — Понятно, — пробормотала Кэролайн, вытерев руки насухо. — Вы говорили еще об одном брате.
 — Да. Но на вашем месте я не стал бы упоминать имени Джеймса Маккейда.
 — Господи, почему?!
 — Потому что, насколько мне известно, он был повешен за участие в заговоре.
 — Какой ужас! Ваш отец пережил тяжелый удар...
 — Да нет же! Роберт отрекся от него задолго до этого. — Кэролайн уселась на крышку сундука напротив Волка.
 — Ну а как насчет вас?
 — Что вы желали бы услышать обо мне? — ответил он вопросом на вопрос, изогнув брови.
 Кэролайн понимала, что задает слишком много вопросов и что некоторые из них звучат двусмысленно и бестактно, но ничего не могла с собой поделать. Ее чрезвычайно занимало все, что касалось Раффа. И она спросила:
 — Как протекало ваше детство?
 — Я жил с матерью и ее народом. С чероки. — Ладонь его сжалась в кулак. — До десятилетнего возраста.
 — А потом? — едва слышно произнесла Кэролайн, усаживаясь на пол возле него.
 — А потом мой отец решил, что ему стоит истратить на меня некоторую толику своих денег, поскольку в моих жилах течет и его кровь. Он послал меня учиться в Англию.
 — Вам, наверное, было нелегко расстаться с теми, кто окружал вас здесь... Кто любил вас.
 — Для моей матери это оказалось гораздо тяжелее, — произнес Волк и быстро перевел разговор на другую тему. Он явно хотел показать Кэролайн, что нисколько не нуждается в ее сочувствии.
 — Вы дрожите. Вам холодно? — спросил он, наклонившись к ней.
 — Нет, нисколько, — ответила она. Но Волк, не слушая ее, достал еще одно одеяло и укрыл им ее ноги. Поблагодарив его, Кэролайн с надеждой произнесла:
 — Наверное, моя одежда уже высохла.
 — Не думаю, — пробормотал он, плотнее укутывая ее колени. Словно невзначай он провел пальцем по ее щеке.
 — Теперь лучше?
 Кэролайн молча кивнула, боясь, что голос выдаст ее волнение. Ведь она дрожала вовсе не от холода, и Рафф, по-видимому, догадывался об этом. Во всяком случае, так показалось Кэролайн, когда она пристально взглянула в его черные глаза, в которых плясали отблески пламени.
 Стоило Волку, повесив ружье на плечо, выйти из домика, чтобы приглядеть за лошадьми, как Кэролайн метнулась к своей одежде, которая сушилась на крюках у стены. Он оказался прав. Юбки были еще сырыми, но она решила все же надеть их, сбросила одеяло и принялась торопливыми движениями развязывать тесемки рубахи, чувствуя, что исходящий от ткани запах — запах Раффа — заставляет ее сердце трепетать. Кэролайн начала стаскивать с себя рубаху, когда вдруг почувствовала, как от дуновения холодного ветра тело ее покрылось гусиной кожей.
 Она резко оглянулась, и волна светлых локонов взметнулась, вторя движению ее головы. Волк неподвижно стоял в дверном проеме.
 Увидев его там, с взглядом, устремленным на нее Кэролайн оцепенела. Казалось, пока он вешал ружье на крюк и закрывал дверь, прошла целая вечность. Вечность, мгновения которой отсчитывал ее учащенный пульс.
 Кэролайн знала, что Рафф застал ее в неподобающем виде, что он бесцеремонно разглядывает ее, вместо того чтобы, извинившись, снова выйти за дверь, как того требовали приличия. Но она не могла ничего с этим поделать — шевельнуться или произнести хоть слово было выше ее сил. Она лишь глядела на него не мигая.
 Тесемки рубахи были развязаны, и полы ее при каждом вздохе Кэролайн расходились все больше, обнажая нежное тело девушки, горевшее, точно в огне, тем жарче, чем ближе подходил к ней Волк.
 Он приближался неторопливо, плавно, все движения его мускулистого тела были полны какой-то звериной силы и грации. И он, несомненно, сознавал это.
 Остановился он, лишь приблизившись настолько, что Кэролайн пришлось поднять голову, чтобы встретить его взгляд. Она понимала, что ей следовало бы отвернуться, отстраниться от него и сделать хоть какую-то попытку прикрыть свою наготу — запахнуть рубаху, поднять одеяло и снова закутаться в него. Но Рафф навис над ней, и во всей его позе чувствовалась неотвратимость самой судьбы. Воля Кэролайн была сломлена, уничтожена, и ей осталось лишь покориться ему. В его горящих черных глазах она прочла свой приговор и приняла его.
 Волк с силой привлек ее к себе, и она поняла, что сопротивляться ему бесполезно. Все разумные доводы, понятия о добре и зле, о чести и гордости разом улетучились из ее сознания. С первого прикосновения его пальцев к своей щеке она поняла, что принадлежит ему безраздельно.
 Глаза ее сами собой закрылись, длинные ресницы затенили порозовевшие щеки. Она чувствовала прикосновение его жестких ладоней к своей нежной коже, и это ощущение доставляло ей небывалую, не изведанную прежде радость.
 Со сдавленным стоном она склонила голову и прикоснулась губами к его ладони, ощутив терпкий, солоноватый вкус его кожи. Тело ее возжаждало других, более горячих ласк.
 Волк поцеловал ее в шею, и Кэролайн, затрепетав, едва устояла на ногах. Колени ее подогнулись. Она чувствовала прикосновения его горячих губ и языка к своей щеке и мочке уха, и по спине ее пробежали мурашки. Волк принялся покрывать поцелуями ее плечо, и Кэролайн ощутила острое, мучительное желание прижаться к его телу, слиться с ним.
 Но Волк не торопился заключать девушку в объятия, прикасаясь к ее телу лишь ладонями и губами.
 Окинув ее пронзительным, горящим взглядом черных глаз, он положил руки ей на плечи и одним движением больших пальцев разорвал тесемку, которая держала рубаху на плечах Кэролайн. С легким шорохом ткань скользнула на земляной пол и осталась лежать у ног девушки, которая предстала перед жадным взором Волка во всей ослепительной юной наготе.
 Кэролайн ожидала, что ее охватят стыд и смущение, но ничего подобного не произошло, хотя с тех пор, как она вышла из детского возраста, никто никогда не видел ее обнаженной. Ее нисколько не смутил цепкий, оценивающий взгляд Волка, скользивший по ее стройной фигуре вверх и вниз.
 Когда он снова взглянул ей в глаза, Кэролайн прерывисто вздохнула и несмело улыбнулась ему.
 — Вы прекрасны!
 В словах Волка Кэролайн отчетливо уловила едва заметный оттенок удивления, но это не сделало их менее приятными для ее слуха. Она была так рада, что нравится ему. Впервые в жизни она делала то, чего желала сама. Прежде она всегда в своих поступках руководствовалась интересами других.
 Волк дотронулся пальцами до ее упругих сосков, и Кэролайн вздохнула, подавшись вперед. Она громко застонала, когда он приник губами к ее груди и стал ласкать сосок языком. Пальцы ее погрузились в его густые, жесткие волосы.
 У Кэролайн подкашивались ноги, и, если бы Волк, встав перед ней на колени, не поддержал ее сзади и не уперся лицом ей в живот, она упала бы на пол.
 Ей стало трудно дышать, и блаженство, охватившее ее тело, казалось нестерпимым, как острая боль. Низ ее живота свела сладкая судорога. В том месте, к которому прикасался его подбородок, полыхал огонь неистового желания. Кэролайн казалось, что она вот-вот лишится чувств.
 Она громко вскрикнула, чувствуя, как длинные пальцы Волка, сжав сзади ее ноги, разъединяют их.
 — Ш-ш-ш, — произнес Волк, и от его дыхания всколыхнулись нежные светлые волосы, покрывавшие ее лобок, — я не сделаю вам больно! Не бойтесь!
 Но Кэролайн находилась отнюдь не во власти страха. Ее снедали совсем иные чувства. И когда его язык прикоснулся к тому участку ее тела, где, казалось, сосредоточилась сжигавшая ее неистовая страсть, напряжение, все сильнее сковывавшее ее живот, ноги и грудь, достигнув своего предела, вдруг разрешилось взрывом экстаза, который обжигающими волнами снова и снова окатывал ее трепетавшую плоть.
 Пальцы ее сжимались и разжимались, впиваясь в волосы и ворот рубахи Волка, полуоткрытые губы повлажнели, она мотала головой из стороны в сторону, сотрясаемая дрожью. Кэролайн казалось, что она парит в бескрайней высоте небес, неторопливыми, плавными кругами спускаясь на землю.
 Но прежде чем она очнулась от этого сладостного забытья, сильные руки Волка подхватили и подняли ее. Она прижалась к нему, чувствуя, что без его поддержки не смогла бы устоять на ногах. Волк опустил ее на медвежью шкуру, и, обвив руками его шею, она притянула его к себе.
 Поцелуй, в котором соединились их губы, был долгим и нежным. Кэролайн еще не испытывала ничего подобного за всю свою жизнь. Ее угасшее было желание пробудилось снова с еще большей силой.
 Она расстегнула его рубаху, обнажив его широкие плечи, и с упоением чувствовала его горячее, упругое тело под своими пальцами. Волк не отрывался от ее губ, лаская ее десны, язык и внутреннюю поверхность щек своим языком. Руками он гладил густые, шелковистые волосы Кэролайн, ее лоб и виски.
 Но ей было мало его нежных и сдержанных ласк. Тело ее жаждало большего. Она непроизвольно извивалась и изгибалась, все теснее приникая к Волку.
 Приподнявшись на локтях, Волк обхватил бедрами талию Кэролайн и, встав на колени, стянул с себя рубаху и бросил ее на середину комнаты. Затем настал черед кожаных штанов. И вот он предстал перед ней обнаженным — высокий, сильный, с налитыми мускулами, игравшими под бронзовой кожей, на которой рисовали причудливые узоры блики огня из очага. Он осторожно опустился на нее, и она с восторгом ощутила жар и тяжесть его тела.
 Опираясь на локти, он некоторое время пристально вглядывался в ее зардевшееся лицо.
 — Вам может быть больно, — прошептал он ей в самое ухо, не надеясь, впрочем, что девушка поняла его слова. Навряд ли она даже услышала их. Глаза ее горели страстью, которая завладела ею целиком, и, похоже, ничего, кроме его ласк, она была сейчас не в состоянии воспринять.
 Волк осторожно раздвинул коленом бедра Кэролайн. Он предвидел все это давным-давно, еще до начала их путешествия. Он целенаправленно продвигался к осуществлению своего плана все долгие дни их путешествия. И все же теперь его душу охватили сомнения. Имеет ли он право поступать подобным образом с этой беззащитной девушкой, не сделавшей ему ничего дурного? Ведь еще не поздно остановиться...
 — О, пожалуйста... пожалуйста... — молила Кэролайн, почти плача. Она не знала, чего именно ей хочется и о чем она так страстно молит Волка, но не сомневалась, что у этой восхитительной, сладостной истомы, которая охватила все ее тело, должно было быть продолжение, и продолжение это целиком зависело от Волка. Кэролайн была уверена, что он сможет утолить ее дикое, ненасытное желание, которое было сродни голоду. Она застонала и непроизвольно приподняла бедра.
 Волк ощутил своей напряженной мужской плотью влажное тепло ее лона и понял, что не может больше бороться с самим собой. Он сделал движение бедрами навстречу ей и, ощутив сопротивление, увеличил нажим. Кэролайн вскрикнула, почувствовав резкую боль, и Волк замер.
 — Тише, тише, Агехьягуга. Так всегда бывает между мужчиной и женщиной. — Он наклонился и поцеловал ее влажные губы. — Но только в первый раз, клянусь тебе.
 Кэролайн взглянула на него широко раскрытыми глазами в которых читалось полное доверие к его словам. Она слабо улыбнулась, словно снимая с него вину за причиненную ей боль. Волк почувствовал, как его охватывает страстное желание погрузиться в эту необыкновенную женщину, раствориться в ней. Она снова приподняла бедра, и он сделал движение ей навстречу.
 С каждым нажимом бедер Волк все глубже проникал в ее лоно, ощущая, как ритм их движений, их желания, мысли, тела и души объединяются в одно целое. Толчки его становились все быстрее, и тело Кэролайн с готовностью отвечало на них.
 Вскоре он почувствовал, что Кэролайн приближается к сладостному экстазу, долженствующему завершить их объятия. Тело ее напряглось, дыхание стало частым и поверхностным. Волк замер на несколько мгновений, и восхитительный взрыв, сотрясший его тело, словно накрыл своей волной и Кэролайн, которая, вскрикнув, ощутила восторг такой небывалой силы, что сознание покинуло ее.
 Когда она очнулась и открыла глаза, она увидела над собой склоненное лицо Волка — мрачное и словно осунувшееся. Сердце Кэролайн тревожно забилось. Она сжала ладони в кулак так, что ногти больно впились ей в кожу, и через силу улыбнулась, напрасно ожидая ответной улыбки Волка.
 Еще сильнее нахмурившись, он пробормотал:
 — Прошу вашего прощения, — но не слова, а тон его так напугал Кэролайн, что кожа ее покрылась мурашками.
 — Вам не в чем себя винить, — мягко ответила она. — Мне было почти не больно.
 Он лег подле нее на спину, прикрыв глаза тыльной стороной руки, и словно через силу произнес:
 — Рад это слышать, — не глядя на нее, накрыл ее и себя одеялом и отрывисто бросил: — Нам пора спать.
 Но ему, как и ей, было не до сна. Волк лежал на спине, глядя на тени от языков пламени, пляшущих на стропилах, и не зная, что она занята тем же самым. Боже, ему следовало бы сказать ей что-нибудь... что-нибудь ласковое и нежное, чтобы хоть немного приободрить ее.
 Но при всем желании он не мог найти слов, которые сгладили бы тяжесть его проступка. Которые утешили бы Кэролайн, утратившую невинность в его объятиях. Волк также не мог отвлечься от мыслей, как ему было хорошо с ней. Он никогда не думал, что испытает такой неподдельный восторг, разделив ложе с этой юной англичанкой. Она тоже не ожидала ничего подобного, мстительно подумал он. Ему нельзя позволять себе расслабляться. Главное — месть, а удовольствие, которое он пережил, — лишь добавление к ней.
 — Рафф.
 Услыхав ее шепот, он напрягся и вполголоса спросил:
 — Вы все еще не спите?
 — Нет.
 Он нехотя повернулся на бок и взглянул ей в лицо. Она смотрела в потолок. Ее тонкий профиль четко вырисовывался на фоне грубо оштукатуренной стены. Лицо ее было прекрасно. Волк глубоко вздохнул:
 — Могу я вам чем-либо услужить?
 Он почувствовал, что она колеблется, не зная, что ответить на его вопрос. Потом она отрицательно помотала головой, и ее пушистые волосы с легким шелестом скользнули по меху.
 — Нет, благодарю вас. Ничем.
 Ему следовало оставить все как есть. Пусть она думает что хочет. Пусть не строит иллюзий. В конце концов, ей придется примириться с тем, что произошло. Но Волк не мог молчать и неподвижно лежать на расстоянии вытянутой руки от Кэролайн, которая этой ночью в его объятиях превратилась в женщину. Сказав себе, что он сделал бы подобную малость даже для проститутки, торгующей своим телом, он повернулся к Кэролайн и заключил ее в объятия, продолжая хмуриться.
 Она приникла к нему всем своим хрупким телом и доверчиво уткнулась лицом ему в плечо. Волк закрыл глаза и с ненавистью подумал о своем жестоком и коварном отце. Все сложилось бы иначе, не окажись старик таким законченным негодяем! Если бы он не предал и не обманул племя чероки! Если бы не надругался над его матерью! Если бы не заставил леди Кэролайн Симмонс прибыть сюда из Англии! Боже, как он мог совершить все эти низости?
 — Что-нибудь не так?
 — Нет, — поспешно заверил ее Волк. Он чувствовал на себе ее пристальный взгляд, но по-прежнему не открывал глаз. — Почему вы спрашиваете об этом?
 — Не знаю. Вы кажетесь таким... — Кэролайн не закончила фразы, надеясь, что Волк и без того поймет ее. Она не без труда отважилась на этот разговор. Впрочем, все ее поступки за последние несколько часов шли вразрез с ее обычным поведением.
 — Я устал, только и всего, — отозвался Волк. — Давайте спать, Кэролайн.
 Но, несмотря на уверенность, с которой он произнес последние слова, сон все никак не шел к нему. Волк лежал неподвижно, сжимая в объятиях спящую Кэролайн, и старался отогнать от себя мысли о происшедшем.
 Однако незаметно для себя он все же задремал и проснулся незадолго до рассвета, обнаружив, что посетившее его эротическое сновидение не являлось целиком и полностью продуктом его воображения: Кэролайн, разметавшись во сне, прижалась щекой к его груди, обнимая его за талию. Ее длинная, стройная нога покоилась на его бедре, в нескольких дюймах от его восставшей мужской плоти. Нежная кожа девушки, цветом своим напоминавшая свежесбитое масло, являла собой резкий контраст с бронзово-смуглым телом Волка. Желание окатило его горячей волной, но... Ведь он уже свершил свое отмщение!
 И если он снова овладеет ею, это станет уже не данью возмездия за погубленную жизнь матери, а лишь уступкой вожделению.
 Но борьба Волка с самим собой, едва начавшись, закончилась полным поражением.
 Он провел рукой по изгибам ее бедра, по выпуклой ягодице, коснувшись горячего влажного лона. Наверное, ей тоже снились волнующие сны.
 Теперь же, окончательно проснувшись, Кэролайн раздвинула ноги и, застонав, прижалась к Волку.
 — Вам больно? — спросил он с тревогой.
 — Нет, — ответила она и вздрогнула всем телом, когда Волк осторожно ввел палец в ее трепещущее лоно. — Я чувствую себя...
 — Как? — Опершись на локоть, Волк пристально взглянул ей в лицо. — Как вы себя чувствуете?
 — О, восхитительно! — выдохнула она. — С вами я чувствую себя совершенно счастливой!
 Едва она успела произнести последние слова, как Волк приник к ее губам в страстном поцелуе и язык его задвигался у нее во рту, вторя движениям пальца.
 Тело Кэролайн мгновенно напряглось, выгнувшись дугой. Она оказалась самой страстной, самой податливой из всех женщин, которых знал Волк. Оторвавшись от ее губ, он приподнялся на локте и с нежностью глядел в ее прекрасное лицо, сведенное судорогой экстаза. Он был горд тем, что пробудил в ней столь неистовую страсть. Ее матовая кожа покрылась бисеринками пота, соски упругих грудей потемнели и напряглись. Он поцеловал их один за другим. Кэролайн, словно спускаясь с небес на землю, удовлетворенно вздохнула.
 — О, как чудесно! — прошептала она, и Волк, издав довольный смешок, коснулся языком ложбинки между ее грудей.
 Когда силы вернулись к Кэролайн, она приподнялась на локтях. Голова Волка покоилась на ее животе, его длинные черные волосы щекотали ее нежную кожу. Кэролайн почувствовала такой прилив счастья, что ей стало трудно дышать.
 — А вам?.. — пробормотала она едва слышно, и Волк поднял голову, вопросительно взглянув ей в лицо.
 — Мне?
 — Скажите, — произнесла она более твердым голосом, дотрагиваясь тонкими пальцами до его волос, — скажите, а вам хорошо со мной?
 Он широко улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов, и, глядя на него, Кэролайн зарделась от счастья. Волк подтянулся на локтях и лег на нее, прижав ее тело к медвежьей шкуре и обхватив ладонями ее лицо.
 — Мне необыкновенно, восхитительно хорошо с вами! Я жажду обладать вами! Я... — Не в силах продолжать, он принялся покрывать поцелуями все ее нежное тело, стремящееся ему навстречу и трепетавшее от его ласк. — Я болен вами, Агехьягуга.
 Улыбаясь, Кэролайн устремила на него взор своих сияющих глаз.
 — А что это означает — Агехьягуга? Вы еще вчера произнесли это слово.
 — Неужто? — недоверчиво переспросил Волк. — Я даже не заметил этого. Оно означает — Лунная женщина. — Он провел ладонью по ее шелковистым локонам. — Ваши волосы цветом своим подобны лунному лику, — прошептал он, не сказав ей, однако, что в мыслях своих он давно уже дал ей это имя.
 Кэролайн раздвинула ноги, и Волк вошел в нее, с каждым движением бедер все глубже погружаясь в ее горячее, жаждущее тело. Кэролайн, обхватив икрами его ягодицы, вторила его ритму. Из груди ее вырывались хриплые стоны, запрокинутая назад голова непроизвольно поворачивалась из стороны в сторону. Она утратила чувство времени и пространства и была так бесконечно, упоительно счастлива, как никогда прежде.


* * *

 — А что означают эти изображения?
 Они лежали лицом друг к другу. Волк опирался на локоть, ладонью поддерживая голову. Он прижал свой колючий подбородок к ключицам, следя за пальцем Кэролайн, которым она обводила узоры татуировок на его широкой груди.
 — Вот уж не думал, что вас это заинтересует, — улыбнулся он, поцеловав ее в лоб, взял ее за руку и серьезно произнес: — Большинство из них вовсе ничего не значат. Они лишь свидетельствуют о моей принадлежности к определенной семье, к клану, если хотите.
 — Они мне нравятся, — сказала Кэролайн и, легко скользя указательным пальцем по коже Волка, повторила очертания рисунка, расположенного на боку Волка у самой подмышки. Тот вздрогнул и поежился. Кэролайн удивленно подняла брови и снова провела пальцами по тому же самому месту. Волк издал смешок и отстранился.
 — А вы, оказывается, боитесь щекотки!
 — Ничего подобного! — горячо возразил он.
 Но Кэролайн, повторив прежний маневр, опровергла его слова.
 — Если вы сейчас же не прекратите, я вас...
 — Что?! О-о-о!
 Движения его были стремительны и точны. Кэролайн и глазом моргнуть не успела, как он схватил ее за руки и воздел их над головой, с угрожающим видом нависнув над ней. Но Кэролайн нисколько не испугалась. Выражение его лица позабавило ее, и она звонко рассмеялась. Волк вторил ей.
 — У вас такая милая улыбка...
 Произнеся эти слова, Волк удивился — нисколько не меньше, чем сама Кэролайн. Он нахмурился и тряхнул головой, осознав, что зашел слишком далеко. Пора было прекращать эти забавы, как бы сладостны они ни были. Он отпустил ее руки и стремительно поднялся на ноги.
 — Пора вставать. Я разведу огонь.
 Кэролайн, неподвижно лежа на шкуре, смотрела, как он надел штаны и рубаху и вышел из домика, хлопнув дверью. Вздохнув, она выскользнула из-под одеяла. В комнате было прохладно, и она поспешно натянула белье, зашнуровала корсет и надела нижнюю юбку. Когда Волк со стуком отворил дверь, Кэролайн уже успела облачиться в дорожное платье. Он сложил принесенные поленья подле очага и принялся неспешно разводить огонь.
 — Ведь вы знали, что я пошел за дровами, — сказал он, не глядя на нее. — Вам следовало бы остаться в постели, пока воздух в комнате не нагреется.
 — Но мне вовсе не холодно, — солгала Кэролайн, зубы которой выбивали мелкую дробь.
 Волк в ответ лишь взглянул на нее через плечо и тряхнул головой.
 — Я могла бы приготовить завтрак, — предложила Кэролайн, несмело подойдя к нему. Они разговаривали, словно чужие, и трудно было поверить, что еще несколько часов назад эти двое лежали в объятиях друг друга, упиваясь страстью. И Кэролайн с отчаянием чувствовала, что ей не удастся восстановить прежнюю доверительность в отношениях с ним.
 — Миледи умеет готовить? — насмешливо спросил Волк.
 — Немного, — призналась Кэролайн. Она понимала, что в сложившейся ситуации следовало говорить только правду — ложь слишком быстро была бы раскрыта. — Но я очень хотела бы научиться, — добавила она.
 Перед ее мысленным взором одна за другой пронеслись картины их будущей жизни. Он станет охотиться и ловить рыбу, она — готовить еду и поддерживать порядок в маленьком домике. А ночи они будут проводить в объятиях друг друга, на ложе из медвежьей шкуры.
 — Нынче я сам позабочусь о завтраке, — сказал он и жестом предложил ей сесть на стул.
 Она внимательно наблюдала за его неторопливыми, исполненными грации движениями. Волк смешал кукурузную муку с водой и поставил жестяную миску на огонь.
 — Как долго вы живете здесь?
 — С тех пор, как вернулся из Англии.
 — Понятно.
 Он был по-прежнему неразговорчив, но, по крайней мере, не оставлял ее вопросы без ответа. Кэролайн надеялась, что со временем он станет более откровенен с ней. А пока...
 — Я думала, что вы живете с матерью.
 — Вы имеете в виду, среди моего племени? — спросил Волк, помешивая кашу.
 Кэролайн кивнула.
 — Я остался бы там, но моя мать умерла, и я решил, что здесь мне будет лучше.
 Она не могла не согласиться с ним.
 Лежа без сна в его объятиях в предрассветные часы, Кэролайн приняла решение, которое показалось ей единственно возможным в создавшейся ситуации. Ей представлялось очевидным, что она не может выйти замуж за Роберта Маккейда. Ведь они с Раффом любят друг друга. Во всяком случае, она знала наверняка, что любит его. А он... Если он и не испытывает к ней того же чувства, то время, несомненно, будет работать на нее. Он обязательно полюбит ее.
 Жить они будут здесь, в этой скромной хижине.
 И она непременно вызовет сюда Неда. У Волка, конечно же, нет денег, чтобы платить за его обучение в английской частной школе. Поначалу Нед будет очень раздосадован. Ему нелегко дастся разлука с привычным окружением, с родной страной. Но он привыкнет к жизни в Новом Свете и полюбит эту прекрасную землю. К тому же, у Волка немало книг, он неплохо образован. Нед при желании сможет многому у него научиться.
 Главное, все они будут вместе.
 Кэролайн впервые усомнилась, правильно ли она поступила, оставив брата в Англии совсем одного. Но, впрочем, теперь это не имело особого значения.
 Объяснение с мистером Маккейдом, что она не сможет стать его женой, будет нелегким. Но Кэролайн не сомневалась, что он смирится с создавшейся ситуацией, когда они с Волком сообщат ему, что... Она не могла с точностью представить себе, что именно скажут они отцу Волка, но не сомневалась, что вместе им удастся уговорить его и умерить его гнев. Предстоящее объяснение с мистером Маккейдом омрачило и настроение Волка. За все время завтрака он не произнес и нескольких слов и, совершив необходимые приготовления, молча помог Кэролайн взобраться в седло.


* * *

 Узкая тропинка была почти неразличима в утреннем тумане, влажная дымка которого скрывала от любопытного взора Кэролайн окружающий ландшафт.
 Через некоторое время туман рассеялся, и солнце начало припекать совсем по-летнему. Впереди простиралась покрытая густой, сочной зеленью долина. Около полудня Волк решил сделать привал, чтобы дать отдохнуть лошадям.
 — Семь Сосен вон за тем гребнем, — сказал Волк, помогая Кэролайн спешиться и кивком головы указывая на гряду холмов.
 Ей захотелось, чтобы он, как вчера, прижал ее к себе. Чего бы она не отдала сейчас за то, чтобы снова оказаться в его объятиях! Но его обращение с ней решительно изменилось, и о подобных проявлениях нежности не могло быть и речи. Волк повел лошадей к неширокому ручью, струившемуся по каменистому руслу. Кэролайн молча следовала за ним. Он словно забыл о ее присутствии, и она несмело дотронулась до его руки, ощутив под своими пальцами тугие, налитые мускулы. События минувшей ночи встали перед ее мысленным взором. Кэролайн покраснела до корней волос и, кашлянув, произнесла:
 — Я понимаю, как вам будет трудно...
 Он повернулся на звук ее голоса и долго, пристально смотрел ей в лицо. Кэролайн показалось, что сейчас он обнимет ее. Но он не сделал этого. Взяв в руку поводья, он повел лошадей к тропинке, молча подсадил ее в седло, сел на своего коня и, наклонившись к ней, мрачно проговорил, слегка кивнув головой:
 — Вы правы, Кэролайн. Мне будет нелегко.


* * *

 Дом в Семи Соснах значительно превышал размерами хижину, в которой они провели предыдущую ночь. Но Кэролайн отметила этот факт лишь отдаленным краем сознания. Ее вполне устраивало жилище Волка. А жизнь без него в этом просторном особняке показалась бы ей каторгой.
 У одной из боковых дверей дома, служившей входом в служебное помещение — скорее всего, в кухню, подумала Кэролайн, — стояло несколько индейцев. Судя по их внешнему виду, они принадлежали к племени чероки.
 Волк молча кивнул им и помог Кэролайн спуститься с лошади. Она почувствовала, что он охвачен напряжением, и молча помолилась о том, чтобы предстоящее объяснение прошло как можно легче для них обоих. Чтобы мистер Роберт Маккейд проявил добрую волю и понимание. Ведь ни она, ни Рафф не замышляли того, что случилось минувшей ночью.
 Но на сердце у нее было тяжело. Она неуверенным шагом прошла в дом вслед за человеком, которого успела так горячо полюбить.
 Они очутились в комнате с задернутыми шторами, и, когда глаза Кэролайн привыкли к царившему здесь полумраку, она разглядела пожилого человека, сидевшего в кресле с высокой спинкой. Его нога, обмотанная бинтами и вытянутая вперед, покоилась на табурете. Громким голосом с сильным шотландским акцентом он проговорил:
 — Тебе удалось обернуться довольно скоро, мой мальчик. Так это она?
 Волк ничего не ответил и отступил в сторону, чтобы Кэролайн смогла лучше рассмотреть человека, которому она была предназначена в супруги и чтобы мистер Маккейд смог оценить достоинства ее внешности. Она растерялась и не зная, что ей следует делать, неподвижно стояла под пристальным взглядом старика, не сводившего с нее своих мутных зеленоватых глаз.
 Закончив осмотр, он неопределенно хмыкнул и без особого воодушевления произнес:
 — Ну, думаю, она подойдет. — И пронзительно закричал: — Мэри!
 Кэролайн искоса взглянула на Волка, ожидая, что он скажет старику, насколько его мнение о ней несущественно при сложившихся обстоятельствах — ведь она не сможет стать миссис Роберт Маккейд. Но в этот момент симпатичная молодая женщина с выступающим вперед животом вбежала в комнату, и Волк направился к двери.
 — Мэри покажет вам вашу комнату, — пророкотал старший Маккейд, но Кэролайн никак не отреагировала на его слова.
 Словно оцепенев, она глядела вслед Волку, который перешагнул порог и молча вышел из комнаты.
 — Вы что же, не слышали, что я вам сказал, мисс? Куда это вы?!
 Кэролайн, не ответив старику, повернулась к двери и робко сделала несколько шагов, затем, подобрав юбки, бросилась во двор. Остановившись на крыльце, она увидела, что Волк успел уже сесть в село. Конь его нервно бил копытом. Услыхав, как Кэролайн произнесла его имя. Волк натянул поводья и обернулся к ней.
 — Я... Вы... Но как же так... — выдохнула она, не веря своим глазам и все еще надеясь, что он возьмет ее с собой. Но он не произнес ни слова, лишь взглянул на нее сверху вниз. Губы его были сурово сжаты, лоб прорезала глубокая морщина. Резко отвернувшись, он пришпорил коня.
 Кэролайн в отчаянии глядела ему вслед, пока он не скрылся из виду.
 Сквозь раскрытую дверь она слышала, как сердитый голос выкрикивал ее имя.




 ГЛАВА ШЕСТАЯ


 — Леди Кэролайн! Леди Кэролайн!
 Кэролайн обернулась на звук голоса, почувствовав прикосновение чьих-то нежных пальцев к своей руке. Она оторвала взгляд от узкой тропинки, уходившей вглубь густого соснового леса, и увидела подле себя молодую женщину с грустными серыми глазами на миловидном лице. Это она столь поспешно вбежала сегодня в гостиную на зов старика, вспомнила Кэролайн.
 — Он зовет вас, миледи, — смущенно проговорила женщина, словно стесняясь резкого, капризного голоса свекра, доносившегося из дома. Она робко улыбнулась и погладила Кэролайн по плечу.
 — Вы хорошо себя чувствуете?
 «Что я могу на это ответить?» — горестно подумала Кэролайн. Она невольно оглянулась назад, надеясь и моля Бога о том, чтобы все случившееся оказалось досадной ошибкой, чтобы Волк прискакал за ней в облаке пыли и с улыбкой объяснил, что заставило его уехать столь поспешно.
 Но никакого облака пыли не было и в помине — кругом стояли молчаливые сосны, и из глубины леса доносилось пение пересмешника.
 — Он никогда не остается здесь надолго. — Кэролайн с вымученной улыбкой снова повернулась к своей собеседнице.
 — Он приезжает лишь изредка и, если отца нет дома, порой задерживается, чтобы поболтать со мной. — Женщина тряхнула головой, и непокорная прядь каштановых волос выбилась из-под ее чепца. — Он не в ладах со старшим мистером Маккейдом. Идемте же! — Она взяла Кэролайн за руку и повела ее в дом. — Сейчас я покажу вам вашу комнату, а потом принесу вам туда чашку крепкого чая. Вам ведь надо подкрепиться!
 Добродушная женщина, которую, как теперь вспомнила Кэролайн, звали Мэри, стояла рука об руку с ней под грозным взором Роберта Маккейда. Ему удалось встать на ноги, и мясистое лицо его стало багровым от напряжения. Опираясь на тяжелую палку, он перевел дух и недовольным тоном спросил:
 — Что это, черт побери, взбрело вам в голову? Почему вы ринулись отсюда, точно вас ошпарили?
 Кэролайн не смогла придумать подходящего ответа и промолчала, что, по-видимому, разозлило старика еще пуще.
 — Дьявольщина! — проревел он. — Вы, поди, привыкли у себя в Англии, что перед вами раскланиваются и рассыпаются в любезностях?! Но в этом доме я — король! — Он слегка наклонился вперед и сощурил глаза. — И вы будете делать то, что я велю!
 Кэролайн снова промолчала, и лицо старика буквально почернело от гнева.
 — Эй, девчонка! Вы что, глухая?! Неужто же я ухлопал этакую прорву деньжищ, чтобы заполучить ущербную жену?!!
 — Уверяю вас, Роберт, со слухом у нее все в порядке. Но ведь девушка устала! Она проделала такой долгий путь!
 Роберт метнул в сторону Мэри взгляд, не предвещавший ничего хорошего, и тихо, с угрозой проговорил:
 — Я, кажется, не просил вас вмешиваться, Мэри!
 — Но она совершенно права, — произнесла Кэролайн, почувствовав, как напряглась рука Мэри, сжимавшая ее локоть. Она распрямила плечи и вскинула голову, сказав себе, что, несмотря ни на какие превратности судьбы, она остается леди Кэролайн Симмонс — обесчещенной, без гроша в кармане, но все же аристократкой, которая ни при каких обстоятельствах не должна ронять своего достоинства. — Я и в самом деле очень утомлена. — Она повернулась к Мэри, успев краем глаза заметить выражение полной растерянности на лице Роберта. — Будьте любезны, проводите меня в мою комнату.
 Но удивление хозяина дома, вызванное тем пренебрежением, которое явно выказала к его персоне юная англичанка, длилось недолго. Не успели Кэролайн и Мэри дойти до середины коридора, примыкавшего к гостиной, как вслед им загремел его раздраженный голос:
 — Не очень-то рассиживайтесь там! Я желаю, чтобы вы спустились к обеду. Вы слышите меня?!
 — Да такие вопли и глухой расслышал бы, — пробормотала Мэри, поднимаясь впереди Кэролайн по узкой деревянной лестнице. — Но он вовсе не такой скверный человек, каким кажется, — добавила она, останавливаясь на верхней площадке, чтобы перевести дух. — Просто не любит, чтобы ему в чем-то отказывали.
 Кэролайн промолчала. Она чувствовала, что ее последние силы были потрачены на противостояние этому человеку. Их не хватило бы даже на это, доведись ей защищать лишь одну себя. Но то, что противный старик принялся кричать на робкую Мэри, придало ей отваги.
 — Я очень надеюсь, что вам здесь будет спокойно и уютно, — проговорила Мэри, входя вместе с Кэролайн в небольшую светлую комнату. — У меня оставалась лишь эта материя, и она, по правде говоря, больше годится для платьев, но я подумала, что со свежими занавесками комната будет выглядеть лучше.
 — Они просто замечательные! — горячо отозвалась Кэролайн, дивясь тому, что голос ее прозвучал совершенно спокойно и естественно, тогда как в груди ее бушевало пламя. — Мне здесь очень нравится. — Она провела рукой по стеганому покрывалу на кровати. Оно было сшито из того же бледно-желтого материала, что и оконные шторы. — Но мне, право, неловко, что мой приезд доставил вам столько хлопот!
 Мэри улыбнулась и сложила руки на округлом животе.
 — За шитьем время летело незаметно. Логана нет, и я... Словом, мне бывает очень одиноко. — Она положила руку на плечо Кэролайн и застенчиво проговорила: — Я очень рада вашему приезду, — и, внезапно нахмурившись, с тревогой спросила: — Вы действительно чувствуете себя нормально? Уж больно холодные у вас руки! И лицо совсем бледное! — Она сжала пальцы Кэролайн и ласково заглянула ей в глаза. — Не бойтесь! Все не так плохо, как вам может показаться.
 Кэролайн отвернулась, чтобы Мэри не увидела слез, блеснувших в ее глазах, и сделала вид, что рассматривает шторы.
 — Вы очень добры. Но не могли бы вы ненадолго оставить меня одну?
 — О да, конечно! Я сейчас велю внести сюда ваши вещи. Отдыхайте, дорогая!
 Услыхав стук закрывшейся двери, Кэролайн с трудом преодолела искушение позвать Мэри назад. Одиночество вдруг испугало ее. Ее стали терзать мысли, которые до этого ей удавалось отгонять прочь.
 Кэролайн устало опустилась на стул у окна. Она попыталась понять причину поступков Волка, но никакие разумные объяснения его жестоких действий не приходили ей в голову. Он покинул ее по доброй воле, никто его к этому не принуждал.
 Но ведь и ее никто не заставлял отдаваться ему прошлой ночью. Он ничего не обещал ей. Она сама все решила за него и за себя... Закрыв глаза, Кэролайн откинулась на спинку стула.
 Боже, как глупо! Какой бесконечно глупой и наивной девчонкой она оказалась!
 Ведь еще совсем маленькой девочкой она осознала простую истину — надеяться следует лишь на самое себя. И вдруг позволила себе позабыть этот, казалось, навсегда затверженный урок — ради красивого лица и крепких мускулов. Ради глаз, которые говорили, вернее лгали, о столь многом!
 Осознание того, что она оказалась далеко не первой и, к сожалению, отнюдь не последней женщиной, поддавшейся страсти и затем жестоко обманутой, не принесло Кэролайн облегчения. К стыду своему, сидя теперь у окна и предаваясь этим горестным размышлениям, внутренним слухом она продолжала слышать топот копыт могучего коня, навсегда уносившего от нее жестокого возлюбленного. Как могла она так ошибиться в нем?!
 Но время шло, и, когда Мэри осторожно постучала в дверь, сообщив, что обед подан, перед ней предстала уже совсем другая Кэролайн — лишившаяся иллюзий, разом повзрослевшая молодая женщина с горькой складкой у рта.
 — Я не хотела беспокоить вас, но Роберт сказал... — Мэри не закончила фразы.
 — Я понимаю, — отозвалась Кэролайн, разглаживая складку на своей юбке.
 — Вы отдохнули хоть немного? Ваше лицо все еще очень бледное...
 — Я чувствую себя вполне сносно, — улыбнулась Кэролайн, не желая огорчать милую женщину. — Давайте сойдем вниз. — Она взяла Мэри за руку и бесстрашно двинулась навстречу своему мрачному будущему.


* * *

 — Не вижу причин откладывать событие. Особы в священном сане заглядывают к нам нечасто.
 Кэролайн кивнула, не поднимая головы от вышивки, над которой трудилась.
 — Я полагаю, что вы совершенно правы.
 — Говорите громче, мисс, а то я вас едва слышу. Черт бы побрал и вас и Мэри с этой вашей манерой бормотать себе под нос!
 Кэролайн вскинула голову и взглянула в лицо Роберту, стараясь, чтобы взор не выдал охватившую ее ненависть. Она прожила в этом доме всего каких-нибудь две недели, но за это недолгое время в ней успела вырасти столь резкая неприязнь к жениху — вернее, без пяти минут мужу, — что скрывать ее становилось все труднее.
 — И я, и Мэри разговариваем совершенно нормально, а не бормочем себе под нос, как вы изволили выразиться. К тому же, вы сами требуете, чтобы мы не повышали голос.
 — Да, вот именно! Я не желаю, чтобы вы орали на меня, как две рыбные торговки!
 — Как вам угодно, — спокойно произнесла Кэролайн, возвращаясь к прерванному занятию.
 — Смотрите на меня, мисс! — Роберт ударил ладонью по подлокотнику кресла. — А то ведь я могу и передумать насчет нашей свадьбы!
 «Да! Да! Откажитесь от меня!» — хотела бы крикнуть Кэролайн, но оба они знали, что она не может этого сделать. Роберту было известно, что у нее нет ни пенни, зато есть брат Эдвард, которому она хочет дать образование. Поэтому старик часто позволял себе высказывать подобные угрозы, до сих пор всегда действовавшие безотказно.
 Так произошло и на сей раз. Кэролайн глубоко вздохнула, подавляя вспыхнувший гнев, и спокойно произнесла:
 — Так когда же прибудет священник?
 — Жду его со дня на день. Мне говорили, что сейчас он совсем недалеко отсюда, в одном из поселений чероки. Ума не приложу, зачем святой отец вожжается с этими варварами! — Кэролайн вдевала нить в иглу, и пальцы ее дрожали от едва сдерживаемого негодования. С каким удовольствием она высказала бы этому скверному старику свое мнение о его религиозности!
 — Куда это вы?! — Роберт угрожающе постучал палкой по ножке кресла.
 — Пойду помогу Мэри. Они там льют свечи. Ей не следует переутомляться, тем более в такую жару.
 Он злобно уставился на нее, но ничего не сказал. Кэролайн аккуратно сложила рубашку, которую вышивала, в свою рабочую корзинку. Ее радовало уже то, что Роберт, хотя он часто вызывал ее к себе, никогда не говорил, что ему приятно ее общество, никогда, при всем своем одиночестве, не просил ее остаться с ним подольше.
 Но она тут же одернула себя, подумав, что при всех недостатках Роберта подобные мысли на его счет не делают чести ее добросердечию.
 Мэри вместе с несколькими индианками, которым Роберт платил небольшое вознаграждение за помощь по дому, стояла на заднем дворе, примыкавшем к кухне. Все женщины держали в руке прутья с прикрепленными к ним фитилями, пропитанными воском, и по очереди окунали их в огромный чайник, висевший над огнем, и источавший отвратительный запах топленого сала.
 — Ты ведь обещала только присматривать за работой! — с упреком произнесла Кэролайн, неся перед собой виндзорский стул. — Это для тебя. Посиди-ка в тени!
 Мэри с улыбкой взглянула на Кэролайн. Та поместила стул под раскидистым кленом.
 — Я скоро освобожусь!
 — Нет, дорогая, ты уже освободилась! — строго сказала Кэролайн, подходя к Мэри и беря из ее руки прут с фитилем.
 — Мы все говорили, что в ее положении не следует заниматься такой работой, — нараспев произнесла индианка по имени Садайи. — Но вы ведь знаете Мэри!
 — Да, уж мы ее знаем! — усмехнулась Кэролайн. — И если она будет вести себя по-прежнему, нам придется привязать ее к кровати. Пускай лежит там до самых родов!
 — Ты просто чересчур заботишься обо мне, Кэролайн, — мягко возразила Мэри, тяжело усаживаясь на стул. Она вынула из-за пазухи белоснежный льняной платочек и принялась вытирать пот со лба. Кэролайн, вздохнув, лишь молча покачала головой, пряча улыбку. Садайи и ее дочь Валини рассмеялись.
 Работа оказалась не из легких, к тому же у огня было нестерпимо жарко, сало в чайнике чадило, и, когда они наконец закончили свой труд и погасили костер, у Кэролайн нестерпимо болела спина, ныли руки, и все тело стало липким от пота. Но зато они отлили множество свечей — будет чем освещать огромный дом в течение долгой зимы. Кэролайн была довольна, что внесла свою лепту в это важное дело.
 Жизнь в Семи Соснах определенно имела и свои хорошие стороны. Когда Кэролайн удавалось ускользнуть от Роберта, она с удовольствием принимала участие в домашних делах. Ей было интересно беседовать с индианками, помогавшими по хозяйству. Поначалу они относились к ней настороженно, но шли дни, лето уступило место золотой осени, и женщины, узнав Кэролайн ближе, стали больше доверять ей.
 Они нанялись на работу в Семь Сосен, чтобы в виде оплаты за труд получить предметы обихода, столь высоко ценимые в индейских поселениях.
 — Прежде этим занимались наши мужчины, — сказала как-то Садайи, меся тесто для хлеба.
 — А что же изменилось теперь? — спросила Кэролайн, молотя ладонями по тугому комку теста. Ей теперь очень нравилось заниматься выпечкой хлеба, хотя Мэри обычно уговаривала ее не набрасываться на тесто столь яростно.
 — Ты молотишь по нему так, будто оно в чем-то провинилось перед тобой! — шутя говорила она ей. Но Кэролайн, занимаясь этой работой, лишь давала выход накопившемуся в ее душе раздражению.
 Она с трудом заставила себя не думать о Волке, о его предательстве, и взглянула на Садайи в ожидании ответа. Индианка была очень привлекательна — выше и плотнее Кэролайн, она носила свои густые темные волосы стянутыми в тугой пучок, руки и шея ее были украшены браслетами и ожерельями из серебра и бисера, мелодично позванивавшими при каждом ее движении.
 — Наших мужчин больше не принимают на работу. Большой Отец за Морем гневается на нас, — ответила индианка, вложив в свои слова изрядную долю сарказма.
 — Из-за того, что чероки нападали на поселенцев?
 — Я не знаю. Но они хотят, чтобы наши мужчины шли сражаться с их врагами, а иначе отказываются торговать с индейцами.
 — Наши мужчины ведь тоже сражаются с французами, — сказала Мэри.
 Кэролайн вытерла руки о фартук и похлопала Мэри по плечу.
 — Логан вернется жив-здоров. Вот увидишь! Мэри невесело улыбнулась.
 — Конечно так и будет! Но мне бы хотелось, чтобы он вернулся ко времени родов!
 — Думаю, что вернется!
 — Ух-х! — Садайи накрыла вымешанное тесто влажной салфеткой. — Англичане с французами еще не готовы к тому, чтобы обменяться поясом мира, — Кэролайн бросила на нее предостерегающий взгляд, но индианка, не заметив этого, продолжала: — Боюсь, как бы война не разгорелась с новой силой!
 — Садайи, ты сама не понимаешь, что говоришь!
 — Кэролайн, не старайся уберечь меня от волнений! Хотя я и стала похожа на бочку, но нисколько не поглупела, да и слух у меня по-прежнему острый.
 — Ва-йя предупредил нас, чтобы мы готовились к битве. — Кэролайн нахмурилась.
 — Что ему может быть известно?
 Со времени ее прибытия в Семь Сосен имя Волка упоминалось лишь несколько раз. Кэролайн, твердившая себе, что ей следует извлечь из случившегося урок на будущее, с трудом подавила охватившее ее волнение. Если бы он еще вдобавок не снился ей каждую ночь!..
 — Рафф очень даже хорошо осведомлен о положении дел, — вступилась за деверя Мэри. — Роберт не прислушивается к его словам, и напрасно! Так считает Логан, да и я тоже.
 — А что именно он советовал Роберту?
 — Инаду, змея, не должен был лгать! — сказала Садайи. В словах ее было столько ненависти, что Кэролайн на мгновение онемела. Сознание того, что не одна она люто ненавидит Роберта Маккейда, не принесло ей облегчения.


* * *

 — Наклонись-ка пониже, а то мне не дотянуться! — попросила Мэри и, восхищенно оглядывая Кэролайн, заключила: — Ты выглядишь прекрасно!
 Кэролайн лишь слабо улыбнулась в ответ. Ей не было ровно никакого дела до того, как она сегодня выглядит. Она согласилась надеть на себя все эти наряды лишь для того, чтобы не расстраивать Мэри, которая относилась к предстоящему событию как к торжеству.
 — Как ты считаешь, не слишком ли много цветов вплетено в мои волосы? — озабоченно спросила она.
 — О нет! Что ты! А я, знаешь, украсила голову розами, когда выходила за Логана. Ему очень понравилось!
 Кэролайн промолчала. Им обеим и без слов было ясно, что две этих свадьбы разительно отличались одна от другой. Мэри любила мужа и всегда говорила о нем с нежностью и теплотой. Кэролайн, разумеется, не могла рассчитывать на счастье в браке.
 — Ты... боишься?
 — Чего именно? — Кэролайн, нахмурившись, разглядывала свое отражение в овальном зеркале на стене.
 — Ну-у... сама знаешь. Брачного ложа. Я хотела сказать, это совсем не так ужасно, как любят расписывать некоторые кумушки. — Щеки молодой женщины заалели. — Я, если говорить правду, нахожу это занятие довольно приятным.
 И Мэри принялась расправлять складки на платье Кэролайн. Та была довольна, что Мэри не могла видеть выражения ее лица.
 Кэролайн сумела быстро справиться с признаками охватившего ее смущения, но сердце продолжало тревожно биться у нее в груди. Она познала тайну супружеского ложа, хотя не могла бы признаться в этом перед Богом и людьми. Однако воспоминания о пережитом нахлынули на нее с неудержимой силой. Мэри назвала это приятным. Кэролайн употребила бы для происшедшего с нею более сильные слова.
 Это было упоительно.
 Божественно.
 Незабываемо.
 Кэролайн резко отвернулась от Мэри, так что подол ее платья взметнулся над стройными ногами, и подошла к окну.
 — Спасибо, что сказала мне. — Она глубоко вздохнула. — Но не беспокойся за меня. Я ничего не боюсь.
 Ей придется пережить это. Кэролайн на минуту прикрыла глаза, напомнив себе, что выбора у нее нет. Когда она снова взглянула на Мэри, лицо ее вновь озаряла безмятежная улыбка.
 — Мне думается, нам пора спуститься вниз. Когда Кэролайн вошла в гостиную, голова ее была высоко поднята, и приветливое, даже почти радостное выражение прекрасного лица обмануло бы и самого придирчивого наблюдателя.
 — Ах, вот наконец и она, моя благородная невеста! — Роберт поднял стакан и, пролив ром на кружевной воротник своей шелковой сорочки, насмешливо поклонился Кэролайн. — Хорошенький жертвенный ягненочек, как вы находите?
 Вопрос его был адресован преподобному мистеру Эпплби, который, казалось, не усмотрел в данной ремарке ничего оскорбительного. Его преподобие оглушительно расхохотался и сделал большой глоток из своего стакана.
 Мистер Эпплби, согласно представлениям Кэролайн, очень мало походил на священника как внешностью, так и манерами. Она не знала точно, какую церковь представлял его преподобие, да и, по правде говоря, это не слишком интересовало ее. Как не заботило юную невесту и то, что жених и священник успели уже порядком нагрузиться.
 Одна лишь Мэри упорно стремилась к тому, чтобы церемония прошла с подобающей торжественностью. Едва войдя в комнату, она, сдвинув брови, напустилась на Роберта:
 — Как вам не стыдно, Роберт! И вы тоже хороши, преподобный Эпплби! Неужели вы не могли обойтись без рома?
 — С чего бы это? Отказать себе в единственном удовольствии, которое мне еще доступно? И все из-за этой чертовой ноги! — Роберт с досадой хлопнул себя по ляжке, и лицо его исказила гримаса боли. Он устремил на Кэролайн взгляд налитых кровью глаз и добавил с мрачной ухмылкой: — Разве что миледи соблаговолит улучшить мое дурное настроение другими способами.
 Кэролайн лишь холодно взглянула на него, но Мэри, сделав шаг вперед, поспешно заговорила:
 — Она будет ждать вас в своей спальне, как и подобает доброй супруге.
 Мэри стояла, воинственно уперев руки в располневшие бедра. Эта маленькая отважная женщина вдруг напомнила Кэролайн наседку, защищающую своего цыпленка. Но ведь Кэролайн не была ни беспомощным птенцом, ни даже невинной, неопытной девушкой! И тем не менее, мысль о том, что отныне она обязана удовлетворять похоть отвратительного Роберта Маккейда, заставила ее содрогнуться.
 К счастью, церемония длилась недолго. Из-за неспособности Роберта оставаться длительное время на ногах... а также благодаря тому, что язык его преподобия весьма заметно заплетался.
 Когда обряд бракосочетания завершился, Кэролайн почувствовала, что попала в западню, из которой не было выхода. Зато теперь они с Эдвардом были спасены. По крайней мере, материально обеспечены.
 Обильное угощение, стоившее Мэри стольких трудов, осталось почти нетронутым. У ветчины, как показалось Кэролайн, был привкус глины, а Роберт с преподобным Эпплби поспешно вернулись в гостиную, чтобы продолжить прерванное возлияние.
 — Я думаю, он это не нарочно, — Мэри со вздохом отложила вилку, — он ведь даже не может подняться вверх по лестнице.
 — Это уж как ему угодно, — Кэролайн, пожав плечами, глотнула воды из стакана.
 — Ну, уж во всяком случае, не сегодня. Нога у него заживет не скоро.
 — Будь что будет, — ответила Кэролайн, сворачивая салфетку и кладя ее подле своей тарелки. — Прости, но я бы хотела лечь в постель.
 — Уж не заболела ли ты? Ты так бледна.
 — Нет, просто устала, — Кэролайн отодвинула стул и встала, стыдясь собственной трусости. Но она ничего не могла с собой поделать и чуть ли не бегом бросилась вон из комнаты.
 Но в темноте и одиночестве спальни страх ее лишь усилился. Кэролайн лежала без сна под теплым одеялом и с ужасом прислушивалась к каждому скрипу и шороху, доносившемуся из коридора. Ведь он сказал, что сегодня ночью придет к ней!
 «Тысяча проклятий! Вы — моя жена, а я — ваш муж, и я стану делать с вами, что захочу, когда захочу и сколько захочу». Он произнес эти слова, выходя из-за свадебного стола, и теперь они эхом отдавались в голове Кэролайн. Она повернулась на бок и спрятала голову под подушку. Она не хотела слышать, как он будет подниматься по ступеням, стуча палкой и изрыгая проклятия. О, хоть бы он сегодня не пришел!
 Когда она наконец, незаметно для себя, заснула, в ее эротические сновидения, героем которых, как и прежде, был Волк, вклинился гротескный образ его отца... ее мужа. Наутро она проснулась, к счастью, в одиночестве, но с невыносимой головной болью и с чувством тяжести в низу живота. На сей раз ей повезло: Роберт, упившись до безобразия, заснул в собственной постели. Едва она, пошатываясь, встала с кровати и подошла к умывальному тазу, как ее стошнило.


* * *

 — Кровотечение не такое уж сильное.
 — Но я прошу тебя остаться в постели, — Кэролайн сжала ладонями плечи Мэри и добавила: — К тому же, тебе вовсе незачем сегодня вставать.
 — Но сад...
 — Им займутся и без тебя. И как только я увижу, что ты делаешь все так, как советовала Садайи, я сама отправлюсь туда.
 — Но...
 — Мэри! — Кэролайн придвинула стул ближе к кровати и села. — Ведь ты не хочешь навредить себе и ребенку! Что скажет Логан, если... Словом, тебе надо позаботиться о своем здоровье.
 — Я так люблю его.
 Кэролайн погладила ее по руке.
 — Я знаю, дорогая. — По тому, как сияли серые глаза Мэри, когда она говорила о муже, и как бережно хранила она его единственное письмо, Кэролайн поняла, что Мэри говорила правду.
 — Ах, если бы и он любил меня так же!
 — Разве может быть иначе? Я уверена, что он обожает тебя, — на самом же деле Кэролайн почти ничего не знала о старшем брате Волка. Мэри, разумеется, отзывалась о нем в восторженных выражениях, Роберт почти никогда не заговаривал о своих детях. Но, по правде говоря, старик в последнее время был занят почти исключительно ромом, и ни на что другое у него попросту не оставалось сил.
 — Да, он, конечно, любит меня, — Мэри смущенно отвернулась. — И, знаешь ли, женщины всегда это чувствуют...
 — Что чувствуют? — усмехнулась Кэролайн. — Мне кажется, что от волнения и беспокойства ты начала заговариваться.
 Это утверждение вызвало слабую улыбку на лице Мэри, но не нарушило хода ее мыслей.
 — Роберт был не против того, чтобы мы поженились. Ему хотелось иметь внука, — она снова повернулась к Кэролайн и с беспокойством посмотрела на нее. — Однажды я слышала, как они спорили об этом. Логану не нравилось здесь. Не нравилось, как его отец ведет торговлю с индейцами. Они с Робертом почти постоянно ругались.
 — Из-за того, что Роберт обманывал индейцев? — со слов Садайи Кэролайн знала, в чем чероки обвиняли ее мужа.
 — Да. Логан стыдился некоторых поступков своего отца. Они с Раффом обсудили это и вместе отправились в Чарльз-таун, чтобы поговорить с губернатором. — Она убрала со лба прядь волос, выбившихся из-под чепца.
 — И что же было потом? — Кэролайн вспомнила встречу Раффа с губернатором, происходившую в ее присутствии. Мэри пожала плечами:
 — Губернатор Литтлтон пообещал, что займется этим, но ничего не изменилось. Рафф был очень зол.
 — А что же Логан?
 — Вскоре после этого Логан покинул меня.
 — Но ведь он отправился сражаться с французами?
 — Да, конечно, — печально ответила Мэри. Кэролайн стоило немалого труда убедить Мэри, что Логан скоро вернется и они заживут счастливой дружной семьей. Мэри признала, что усталость и беспокойство о будущем ребенке были главными причинами ее недомогания. Вскоре молодая женщина заснула. Выходя из комнаты и затворяя за собою дверь, Кэролайн подумала, что Логану следовало бы быть теперь подле своей жены.
 Как всегда, проходя по коридору мимо гостиной, Кэролайн старалась ступать как можно тише. На сей раз, однако, это ей не помогло. Она вздрогнула, услышав оглушительный голос Роберта:
 — Миссис Маккейд! Я желал бы видеть вас!
 Не скрывая своего недовольства, Кэролайн вошла в комнату.
 — Я хотела присмотреть за работой в саду. — Тяжелые шторы на окнах были опущены, но от Кэролайн не укрылось раздражение, мелькнувшее на лице ее мужа.
 За время, прошедшее со дня ее приезда, лицо его еще больше побагровело, и кожа приняла даже какой-то синюшный оттенок. Но голос старика остался прежним, и громкость его находилась в прямой зависимости от количества выпитого рома. Глядя на него, Кэролайн с удивлением отметила, что он почти трезв, хотя стакан, наполненный янтарной жидкостью, стоял на столике рядом.
 Мутно-зеленые глаза сверлили Кэролайн недружелюбным взглядом. Но она твердо решила не реагировать на его грубости, и с лица ее не сходила ничего не выражающая улыбка.
 — Мэри отдыхает. Я надеюсь, что ее недомогание не отразится на ребенке.
 — Бросьте, женщины только и знают, что рожают ребят. Дикарки — так те и вовсе могут разрешиться в считанные минуты прямо в лесу, оставить там свое чадо и позабыть о нем. Вы слишком уж нянчитесь с девчонкой.
 — Однако мать Раффа не бросила его и не забыла о нем, — Кэролайн сама не знала, что заставило ее произнести эти слова. Никогда прежде она не упоминала имени его сына, как и того, что он рожден от женщины из племени чероки, зная, с каким презрением относится старый Маккейд к аборигенам этой страны.
 Трудно было найти более легкий способ, чтобы вызвать вспышку его гнева. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего, но Кэролайн было уже все равно. Ведь именно индианки, о которых он отзывался с таким презрением, все время настаивали, чтобы Мэри больше отдыхала. И Кэролайн собственными глазами видела, как те обращаются со своими детьми. Они были на редкость заботливыми, любящими матерями.
 И все же, ожидая, что поток брани неминуемо польется из уст злобного старика, Кэролайн пожалела о сказанном. Она защищала мать Волка, которой ничем не была обязана, как, впрочем, и ее сыну.
 — Черт возьми, девчонка! — Роберт так резко вскочил на ноги, что, потеряв равновесие, тут же снова тяжело плюхнулся в кресло. — Я долго мирился с вашим упрямством! Пора вам наконец знать свое место!
 Кэролайн прекрасно сознавала, что лучшей защитой от его грубых нападок послужит для нее броня ледяного равнодушия, которой она себя окружила. Вздохнув, она пожала плечами и спокойно проговорила:
 — Я нашла свое место в доме. И сделала немалые успехи в ведении хозяйства.
 Старик злобно рассмеялся ей в ответ:
 — Ваше главное место — в моей постели. Запомните это, мисс!
 Кэролайн ничего не сказала на это. Она привыкла к подобным угрозам со стороны мужа, служившим традиционным окончанием их разговоров. Ему, казалось, доставляло несказанное удовольствие мучить ее рассказами о тех мерзостях, которые он заставит ее проделывать, как только заживет его нога.
 — А если вы надеетесь и после этого уклоняться от своих обязанностей... — он снова расхохотался, вытирая углы рта тыльной стороной ладони. — Моя нога болит с каждым днем все меньше. Подойдите-ка сюда, пощупайте сами. Видите, мозоль, где срастаются кости, становится тверже.
 Кэролайн знала, что это было проявлением малодушия с ее стороны, но не могла заставить себя приблизиться к Роберту. Вместо этого она поспешно пробормотала что-то о том, как ее помощь необходима в саду, и бросилась к двери. Вдогонку ей раздался оглушительный хохот, и громовой голос, от которого, казалось, задрожали стены дома, пророкотал:
 — Скоро, мисс, очень скоро!
 Хотя она ненадолго задержалась в коридоре, чтобы справиться с охватившим ее волнением и подступившей к горлу дурнотой, Садайи и Валини, когда она появилась в огороде, взглянули на нее с тревогой.
 — Неужели Мэри хуже? — спросила Садайи, укладывая кабачок в поясную сумку.
 — Нет, наоборот, она выглядит гораздо лучше, — Кэролайн туже подвязала ленты чепца под подбородком, неторопливо приближаясь к женщинам меж рядов кукурузы. Она сняла свою сумку с крюка, вбитого в кухонную стену, и принялась наполнять ее, работая бок о бок с дружелюбными индианками. Они разговаривали о погоде, слишком теплой для этого времени года, и обе чероки делились с Кэролайн своим беспокойством, смогут ли нынче их мужчины заняться зимней охотой... Или им придется идти на поле брани.
 Заботы женщин не оставили Кэролайн равнодушной. Ей так хотелось бы утешить их... и самое себя. Разговор этот слишком взволновал ее, и она решила сменить тему.
 — Садайи, — спросила Кэролайн, когда они дошли до конца очередного ряда, — ты знала мать Раффа?
 — Мать Ва-йя, Алкини, была родом из другого селения, но я знала ее.
 — Она была очень красивой, — сказала Валини.
 — Эй? — Садайи скорчила гримасу, с неодобрением глядя на Валини. — Ты не могла ее видеть, ты слишком молода.
 — Зато я слыхала о ней, — возразила Валини.
 — Валини говорит правду. Она была настоящей красавицей.
 — Долго она жила в Семи Соснах?
 — Я не знаю. Говорят, она поселилась здесь, чтобы стать женой змеи, которая лжет.
 — Правда? — Неужели Роберт пообещал жениться на ней, а потом выгнал ее вон? — И что с ней случилось после?
 — Да ничего не случилось. Была молодой. Потом стала старой.
 — Но Роберт... мистер Маккейд так и не женился на ней?
 — Так, как принято у бледнолицых, — нет. Но ведь у нас женятся по-другому, — сказала Садайи с чувством превосходства. — Мы обмениваемся подарками, вот и все. Бывает, что кому-то наскучит жить вместе. Тогда он уходит.
 — И Алкини решила уйти? — Кэролайн просто не могла представить себе, что кто-то добровольно пожелал бы остаться под одной крышей с Робертом.
 Садайи покачала головой.
 — Он ее выгнал, а после, через много лет, отнял у нее сына. — Она неодобрительно поцокала языком. — Лучше бы Ва-йя остался с ней. Он многому научился бы у ее братьев. Так у нас принято.
 Позднее, сидя на берегу узкого ручейка, протекавшего неподалеку от задней стены дома, Кэролайн обдумывала услышанное. У нее давно уже вошло в привычку проводить несколько спокойных минут в этом уединенном уголке, прежде чем вернуться в дом. Ей нравилось это время суток, когда все вокруг замирало, словно во власти неведомых чар, и день уступал место сумеркам.
 Она черпала силы и мужество в красоте окружающего леса. Отныне каждый вечер превращался для нее в пытку, ибо это было время, которое она проводила наедине с мужем.
 Сегодня, в предвидении неизбежного столкновения со злобным стариком, она немного дольше обычного задержалась у ручья, сидя на заросшем мхом камне и задумчиво глядя в прозрачные воды быстрого потока, струившегося по извилистому руслу.
 Здесь ее никогда никто не беспокоил, и поэтому тихий голос, произнесший ее имя, так сильно напугал ее. Кэролайн ни минуты не сомневалась в том, кому принадлежит этот голос, и, еще не успев оглянуться, твердо знала, что звук его не почудился ей, что тот, о ком она неустанно думала все эти дни, действительно стоит за ее спиной, словно она усилием воли заставила его вернуться.
 Кэролайн медленно повернула голову, чтобы успеть собраться с силами и скрыть от Волка свое волнение. Однако это ей не удалось.
 — Что вы здесь делаете? — в голосе ее прозвучали обида и оскорбленная гордость, ни на минуту не покидавшие ее с момента их разлуки.
 — Я приехал, чтобы забрать вас отсюда, — ответил Волк.




 ГЛАВА СЕДЬМАЯ


 — Вы сошли с ума! — Кэролайн невольно отступила назад. Кожаные подошвы ее башмаков скользнули по гладко отполированному водой камню. Не подхвати ее Волк, она неминуемо свалилась бы в ручей. Кэролайн была слишком потрясена и испугана, чтобы выразить ему свою благодарность. Едва обретя равновесие, она решительно отвела прочь его руки.
 Холодность и отчужденность, с какими она взглянула на него, дались ей не без труда, ибо, несмотря на все происшедшее между ними, этот человек не утратил своей почти безграничной власти над ней.
 Глубоко вздохнув, Кэролайн спокойно произнесла:
 — Уходите отсюда!
 — Только вместе с вами!
 Она в отчаянии помотала головой. Сколько раз ей снилось, что он произносит эти слова, молит ее о прощении, клянется ей в вечной любви.
 Теперь это происходило наяву. Тускло-золотистый сумеречный свет придавал происходящему какой-то оттенок нереальности, но Кэролайн прекрасно сознавала, что человек, стоящий перед ней, — не плод ее воображения. Однако напрасно он явился теперь, чтобы позвать ее за собой.
 Слишком поздно было говорить об этом. И даже думать...
 Все силы Кэролайн, казалось, ушли на то, чтобы высказать это требование о его немедленном уходе. Теперь она лишь молча глядела на него, тяжело переводя дух. Несмотря на то, что все время их разлуки она почти непрерывно думала о нем и образ его постоянно находился перед ее внутренним взором, в действительности он оказался еще выше, еще шире в плечах и еще красивее, чем в памяти Кэролайн. Одет он был иначе, чем в день их разлуки, — волосы заплетены в косу, холщовая рубаха заправлена в облегающие кожаные штаны, но этот почти европейский наряд нисколько не скрывал, а скорее даже подчеркивал яркость его черт, звериную грацию движений. В сновидениях Кэролайн, даже самых эротических. Волк никогда не представал перед ней таким близким, желанным, наделенным такой магнетической силой...
 Звук его низкого голоса вмиг разрушил чары, во власти которых она оказалась.
 — Кэролайн...
 — С вашего позволения, миссис Маккейд. — Видя, как в ответ на эти слова Рафф с досадой мотнул головой, она добавила: — Я теперь миссис Роберт Маккейд.
 В глазах его, прежде чем он опустил их, мелькнули гнев, досада, сожаление и... что-то похожее на чувство вины. Тень от густых длинных ресниц легла на его смуглые щеки. Но через мгновение, когда он снова посмотрел на Кэролайн, лицо его было уже совершенно непроницаемо.
 — Послушайте меня, Кэролайн!
 — Нет! — Она отпрянула, когда он снова попытался взять ее за руку. — Не стану я вас слушать! — Она почувствовала, что на глаза ее навертываются слезы досады и отчаяния и, прикусив губу, часто заморгала, чтобы не дать им пролиться. — Я слышала от вас вполне достаточно, чтобы повторить свою просьбу: уходите отсюда и оставьте меня в покое!
 Она повернулась к нему спиной, собираясь уйти в дом, но, оглянувшись через плечо, с нескрываемой горечью спросила:
 — Не довольно ли вам преследовать меня?! — Волк знал, что ему будет нелегко снова встретиться с ней. Трусость, таящаяся, как и у любого самого отважного мужчины, где-то в сокровенных глубинах его души, подсказывала Волку, что ему следует пойти к отцу и рассказать ему обо всем. Но Кэролайн заслужила большего... гораздо большего. Волк сделал два осторожных шага в ее сторону и негромко произнес:
 — Здесь небезопасно.
 Кэролайн подняла голову выше. В ее голубых глазах блеснул гнев.
 — Вы сами привезли меня сюда!
 — Но вы настаивали на этом. Если я не ошибаюсь, вы проделали долгий путь из Англии, чтобы оказаться именно здесь. — Он вздохнул и добавил спокойнее: — Чтобы вступить в этот брак.
 Некоторое время Кэролайн лишь молча глядела на него в упор, затем твердым голосом проговорила:
 — Уходите отсюда!
 — Я не могу. — Волк с трудом преодолел искушение схватить ее за узкие плечи, с силой прижать к себе, ощутить вкус ее нежных губ. — Простите меня за...
 — Молчите! — Кэролайн резко повернулась лицом к нему, взметнув юбками. — Не просите прощения за содеянное вами. Я не желаю этого слышать!
 — Мне жаль, что я причинил вам боль и обиду.
 — Очень хорошо. — Кэролайн скользнула мимо него, направляясь к дому. — Пусть это чувство пребудет с вами до конца ваших дней!
 Волк резко выбросил руку вперед, схватил ее за плечо и развернул лицом к себе.
 — Я, помнится, ни к чему вас насильно не принуждал! — устами его говорили досада и чувство вины. Все это время он терзался раскаянием, что отдал Кэролайн на милость своего отца — человека, напрочь лишенного доброты и милосердия.
 — Вы совершенно правы. — Кэролайн снова ощутила запах, исходивший от Волка. Как и прежде, он кружил ей голову, вызывая в памяти все то, что она тщетно пыталась забыть.
 — Нет, — Волк опустил голову и коснулся лбом ее пышных волос. — Вы ни в чем не виноваты. Лишь я один ответствен за случившееся.
 Кэролайн порывисто вздохнула.
 — Оставьте меня... пожалуйста.
 Вместо того чтобы повиноваться ей. Волк еще теснее прижал девушку к себе. Она ощутила жар его мускулистого тела, и ноги ее стали словно ватными, досада и гнев уступили место вожделению. Волк поднял ее голову, нежно взяв за подбородок, и Кэролайн захотелось, чтобы он покрыл ее лицо поцелуями, захотелось вновь почувствовать силу earn объятий, нежность полных, алых губ. В эту минуту она готова была забыть, что он покинул ее. Что она замужем за другим человеком. И что человек этот — его отец.
 Но забыть о таком было невозможно. И Кэролайн, собравшись с силами, выставила руки вперед, слегка оттолкнув Волка.
 — Пустите меня!
 — Сначала выслушайте меня. — Волк продолжал удерживать ее за плечи. — Вы находитесь в опасности!
 — И я вижу, что опасность эта исходит от вас! Отпустите же меня! — Кэролайн изо всех сил пыталась высвободиться из железных объятий Волка. Ее прическа растрепалась, волосы густой волной легли на плечи. Но бороться с ним было бесполезно. Волк еще крепче сжал ее плечи и с силой тряхнул ее. Кэролайн замерла.
 — Послушайте, Кэролайн! Среди чероки идет подготовка к тому, чтобы добиться своей правды.
 — А что это означает? — Несмотря на то, что Кэролайн находилась во власти гнева на этого человека и одновременно вожделения к нему, она почувствовала, что в голосе его прозвучала неподдельная тревога.
 — Месть, Кэролайн! Они хотят отомстить тем, кто поступил с ними несправедливо. Многие воины говорят об этом между собой. Они заявляют, что станут сражаться, раз англичане требуют этого от них, но сами выберут, против кого им идти войной.
 — Вы говорите загадками. — Кэролайн отвернула лицо в сторону, стараясь настроить себя враждебно по отношению к этому человеку. Ведь он обманул ее! Она старалась вспомнить, какие чувства владели ею, когда она, покинутая им, глядела ему вслед, слыша удаляющийся топот копыт.
 — Это не игра слов, Кэролайн. К сожалению, все слишком серьезно. Вожди племен придерживаются тактики переговоров, но молодые воины жаждут крови.
 Кэролайн точно завороженная глядела ему в глаза, неспешно осмысливая его слова. Волк ждал ее ответа. Передернув плечами, она сбросила с них его ладони.
 — Вы не правы. Вы и прежде говорили об опасности, а здесь все спокойно и мирно. К примеру, Садайи и Валини приходят к нам каждый день. Мы подружились.
 — Немногих из бледнолицых чероки ненавидят так люто как его, — Волк мотнул головой в сторону отцовского дома.
 — Роберта? — Кэролайн слыхала то же самое и от индианок, но всегда считала, что эта ненависть не примет формы открытой вражды против старика и его домочадцев. Она глубоко вздохнула. — Я понимаю, что с моим... мужем не всегда легко... — она хотела сказать: «жить», но поняла, что это слово придаст всей фразе личный оттенок. — Что он наверняка поступал с народом чероки не самым лучшим образом, но...
 — Вы полагаете, что проблема исчерпывается этим?! Что я пришел сообщить вам о несправедливостях по отношению к моему народу?
 — Я не знаю, зачем вы здесь. — Кэролайн закусила нижнюю губу, начинавшую предательски дрожать.
 — Но ведь я сказал вам об этом, Кэролайн! — он схватил ее за руки повыше локтей.
 — Не смейте называть меня так! — Кэролайн снова без всякого успеха попыталась высвободиться.
 — Если молодые воины выйдут из-под повиновения вождей, то беды не миновать. Я уже был свидетелем подобного. — Волк нахмурился и склонил голову набок. — Они убьют всех, кто причинил какой-либо вред их народу. Угроза подобных действий с их стороны вполне реальна. Я желал бы, чтобы вы как можно скорее покинули это место, Кэролайн.
 Волк чувствовал, что говорит с несвойственной ему горячностью. Он пытался убедить себя в том, что приехал в Семь Сосен лишь для того, чтобы предупредить живущих здесь об опасности, как поступил бы по отношению к любой другой семье поселенцев. Он ни в коем случае не считал себя в долгу перед отцом, хотя, конечно, обязан был заботиться о жене брата.
 Но теперь ему пришлось признать, что тревога о безопасности Кэролайн стала главной причиной его приезда сюда.
 Сбивчивые мысли Кэролайн вращались вокруг сказанного Волком. Неужели он говорил правду? Но если нет, то какая причина могла заставить его лгать ей? За все время, что она прожила здесь, ей не довелось видеть проявлений вражды между индейцами и поселенцами. Чероки и правда все как один питали глубокую неприязнь к ее мужу, но ведь и она сама вполне разделяла это чувство...
 Но если Волк говорит правду... если начнутся вооруженные столкновения... что станет с ним самим? Она должна это знать!
 — На чьей стороне будете вы, Рафф?
 — Если случится война? — Он задумчиво посмотрел в сторону ручья. — Не знаю, — и обратил растерянный взгляд к Кэролайн. — Надежда все еще не потеряна. Я пока не примкнул ни к одной из сторон, но стараюсь понять и оценить интересы и позиции обеих. Теперь я направляюсь к вождям племен, чтобы убедить их отправиться в Чарльз-таун на переговоры с губернатором Литтлтоном. А тем временем вам с Мэри следовало бы переехать в форт Принц Джордж.
 — А как насчет вашего отца?
 Темные брови Волка сдвинулись к самой переносице.
 — Это уж как он сам пожелает.
 — Но ведь он — мой муж! — Кэролайн в упор смотрела на Волка, не отводя глаз под его пристальным взглядом.
 — Мне это известно.
 О бракосочетании отца с Кэролайн ему поведала Садайи. Волк знал о неизбежности этого события, и все же новость застала его врасплох, и в течение нескольких дней он был сам не свой от гнева и досады.
 — Это не было для вас... — замявшись, он тихо пробормотал: — С вами все в порядке?
 — Да. — Кэролайн отстранилась от него и резко отвела лицо в сторону, боясь, что по выражению ее лица он догадается что она глубоко несчастна. Сжав руки в кулаки, она вздохнула и ровным голосом произнесла: — Думаю, вам следует сказать моему... Роберту и Мэри все, что вы сейчас сообщили мне.


* * *

 — Все сплошное вранье и глупости! — брызжа слюной, воскликнул Роберт.
 Его сын бродил взад-вперед по гостиной. Согласно желанию Кэролайн, он в ее присутствии сообщил тревожные новости своему отцу. Волка нисколько не удивило, что старик не пожелал отнестись к его предупреждению серьезно.
 — Чероки не посмеют и пальцем нас тронуть! А знаешь почему? — Не ожидая ответа, Роберт проревел: — Потому что все они — горстка трусливого бабья, и больше ничего!
 Кэролайн, стоявшая спиной к зашторенному окну, заметила, как Волк резко выпрямился и шагнул к старику. Затем, словно опомнившись, он так же резко остановился.
 — О, говорить-то они горазды! — продолжал Роберт как ни в чем не бывало. — Этот Тал-тсуска и его прихвостни, например! Но ни один из них не отважится сражаться против нас с оружием в руках! Вместо этого они станут, как и прежде, скулить, что получают слишком мало бус за свои шкуры!
 — Немногие способны безмолвно проглотить обиду. — Атмосфера в комнате была накалена до предела. Кэролайн заметила, что лицо мужа, обычно красно-багровое, побледнело от едва сдерживаемой ярости. Он с силой сжал подлокотники кресла, не делая, однако, попыток подняться на ноги. Вероятно, старик отдавал себе отчет, сколь низкорослым и жалким он выглядел бы по сравнению со своим высоким, широкоплечим сыном.
 — Что это ты там болтаешь, парень? Или ты, как и все они, боишься прямо высказать, что у тебя на уме, а?!
 Единственным источником света в гостиной служила свеча, стоявшая подле кресла Роберта. Волк подошел к ней как можно ближе, чтобы старик мог видеть его с головы до ног.
 — Я говорю о гирях, которые весят меньше, чем положено. О торговле заведомо негодным товаром. — Глаза его сузились. — Я говорю о том, как вы ведете дела.
 Волк произнес эти слова спокойным, бесстрастным тоном, но, по мнению Кэролайн, обличительная сила их от этого лишь увеличилась. Она нисколько не усомнилась в том, что он сказал правду, и ей было трудно представить себе, как отреагирует Роберт на это прямое, недвусмысленное обвинение. Старик, откинув назад седую голову, громко расхохотался. Кэролайн передернуло от омерзения.
 — Ты всегда был отважен, мой мальчик... в отличие от остальных трусливых дикарей. — Роберт вытер слезящиеся глаза тыльной стороной руки. — Но, я уверен, это лишь потому, что в жилах твоих течет моя кровь!
 — Я не вижу никаких оснований гордиться этим. — Лицо Роберта стало жестким.
 — И напрасно, мой мальчик! Напрасно! Немногие из подобных тебе получили столько, сколько я тебе дал. Черт возьми, я послал тебя учиться в Англию, я потратил кучу денег, чтобы сделать из тебя джентльмена, переборов индейскую кровь и дурное влияние твоих соплеменников. А ты?! Ведь ты мог бы одеваться в шелка и бархат, помогать мне управлять имением! Но вместо этого ты живешь в какой-то берлоге и одеваешься, как дикарь!
 — Я не думаю... — начала было Кэролайн.
 — Не вмешивайтесь, девчонка!
 Кэролайн послушалась приказания Роберта лишь потому, что оно было подкреплено выразительным взглядом Волка из-под насупленных бровей. Она снова отступила в тень, решив больше не вмешиваться в спор двух мужчин. К тому же, сказала она себе, происходящее нисколько ее не касается. Оба они совершенно ничего не значат. Однако она не сводила глаз с Волка, снова начавшего мерить шагами комнату. Волк молча бродил от окна к двери и обратно, стараясь унять вспыхнувший в его душе гнев. Спорить с Робертом, было бесполезно. Волк уже в который раз убедился в этом. Этот человек никогда не испытывал ни малейших угрызений совести за свои деяния, будь то обман добродушных аборигенов, доверявших ему, вероломство по отношению к женщине, которая любила его, или пренебрежение собственным сыном. Он подумал о Кэролайн, и на мгновение взгляды их встретились.
 Боже милостивый, что же он наделал? Зачем привез ее сюда?!
 Волк снова повернулся лицом к отцу.
 — Я уже сказал вам о том, что происходит... или вот-вот произойдет. Через час я выезжаю в форт Принц Джордж. Вы поедете со мной?
 — Черт побери! — Роберт хлопнул себя по ноге. — Я же не могу никуда тронуться отсюда!
 — Тогда, по крайней мере, воспользуйтесь случаем отправить в безопасное место обеих женщин.
 — Видите ли, я хотела бы сказать... — Кэролайн снова сделала шаг вперед, собираясь объяснить обоим, что состояние Мэри вряд ли позволит той проделать путь до форта, но смещалась, поймав на себе гневный взгляд мужа.
 — Я не готов принять решение об этом раньше наступления утра. — Его зеленоватые глаза вновь обратились к Кэролайн. — Вы бы лучше приказали этим лентяйкам приготовить что-нибудь поесть.
 — Я согласен остаться на ночь, но есть с вами не стану. — Это оскорбительное заявление было встречено новым взрывом раскатистого смеха Роберта. Пронять старика было нелегко. Кэролайн, однако, показалось, что в смехе этом было гораздо больше злобы, нежели веселья.
 — Чепуха! — заявил Роберт. — Ведь ты не захочешь лишить мою прелестную жену своей компании, а?


* * *

 Черт бы побрал старика! — в сердцах думал Волк. Он сидел за столом красного дерева прямо напротив Кэролайн и от души раскаивался в том, что поддался на уговоры отца. Ведь ему уже тогда было ясно, что свиданию с супругами Маккейд следовало положить конец. Видеть Кэролайн, говорить с ней было мучительно. К тому же Волк был почти уверен, что Роберт догадывается о его чувствах.
 — Послушайте, Кэролайн, — произнес Роберт. — Я прежде не спрашивал вас, да и вы не говорили, хорошо ли обращался с вами Рафф на пути из Чарльз-тауна?
 Кэролайн продолжала разрезать бифштекс, не поднимая глаз от тарелки. Это позволило ей избежать взгляда Волка. Она глотнула и неспешно ответила:
 — Он был... он обращался со мной хорошо.
 — Вас не смутило то, что он — дикарь?
 — Нет! — горячо отозвалась Кэролайн, на сей раз не удержавшись и быстро взглянув на Волка. Тот сидел очень прямо, и лицо его было непроницаемо. — Он вел себя как джентльмен, — добавила Кэролайн, вынужденная встать на защиту человека, который предал ее.
 — Рад слышать это, — Роберт сделал большой глоток мадеры из своего бокала. — Мне было бы крайне неприятно узнать, что он не выказал вам того уважения, на которое вправе рассчитывать дочь графа.
 Последние слова он произнес в своей обычной насмешливо-презрительной манере. Но не это заставило сердце Кэролайн похолодеть. Она давно привыкла к издевательскому тону и грубым шуткам мужа. Ее испугал взгляд, который Роберт бросил сперва на нее, а затем на Волка... он словно догадался...
 Кэролайн, приблизив бокал к губам, сделала глоток и закашлялась.
 — Что это с вами, мисс?
 — Ничего. — Кэролайн откашлялась, приложив ко рту салфетку. Роберт глядел на нее не отрываясь все с тем же насмешливо-уничижительным выражением, и Кэролайн почувствовала, что не сможет больше этого вынести. Внезапно у нее мелькнула мысль, уж не рассказал ли Волк отцу о той ночи, что они провели вместе, но она отбросила ее как маловероятную. Не затем он сюда приехал. Да и к тому же, он так ненавидит отца, что ни о какой откровенности между ними не может быть и речи.
 Нет, подозрения Роберта, если таковые существуют, могли быть вызваны лишь какой-то оплошностью с ее стороны. Возможно, звучание ее голоса становилось иным, каким-то особым, когда она обращалась к Волку. А может быть, старик заметил, что она украдкой то и дело поглядывала на его сына-метиса. Потому что, как ни была сильна ее ненависть к Волку, Кэролайн не удавалось до конца побороть свое влечение к нему. Ее беспокоило то, что это могло не укрыться от внимательного взгляда хитрого старика.
 — Прошу прощения, но я должна покинуть вас, — произнесла она. Кэролайн не могла больше оставаться в компании отца и сына. Она отодвинула стул и встала, прежде чем Волк поспешил помочь ей.
 — Куда же это, позвольте спросить, вы направляетесь, юная леди? — прокаркал Роберт, поворачиваясь на своем кресле, насколько позволяла изувеченная нога, покоившаяся, как всегда, на табурете.
 — Я... — Кэролайн на мгновение запнулась, поймав на себе горячий, призывный взгляд Волка, но заставила себя перевести глаза на Роберта. — Я должна проведать Мэри. — И, прежде чем кто-либо из мужчин успел вымолвить слово, она резко повернулась и выбежала из комнаты.
 — Она настоящая красавица. — Роберт насмешливо смотрел на сына. — Ты согласен?
 — Пожалуй да, — ответил тот, стараясь казаться равнодушным.
 — Пожа-алуй! — передразнил Роберт. — Ты что, ослеп, парень?! Или так привык иметь дело с краснокожими дикарками, что не в состоянии по достоинству оценить восхитительную белую женщину?
 Волк оставил вопрос без ответа и спросил старика о другом, чтобы переменить тему разговора. Он не желал обсуждать достоинства Кэролайн с ее мужем. Не мог он себе позволить и броситься вон из комнаты вслед за ней, как бы ему этого ни хотелось.
 — Как себя чувствует Мэри? Странно, что ее нет сегодня с нами.
 Роберт досадливо нахмурился.
 — Она здорова. Просто сейчас быстро устает. — Он отхлебнул из своего бокала. — Мне следовало бы поблагодарить тебя за то, что ты сделал для Кэролайн.
 Волк промолчал.
 — Я несказанно рад, что ты привез ее сюда, ко мне. — Лицо его искривила сальная ухмылка, и он прищелкнул языком. — Благодаря ей я забываю даже про эту проклятую ногу!
 Волк бесшумно положил вилку на свою тарелку.
 — Не знаю, где могла она выучиться всем тем штучкам, которые так мастерски проделывает. Похоже, нянюшки и гувернантки с пеленок обучают благородных девиц, как усладить мужчину.
 На скулах Волка заходили желваки, но он упорно хранил молчание. А чего еще мог он ожидать? Он сам привез ее сюда. Черт возьми, он лишил Кэролайн невинности в надежде, что старик догадается о его деянии и почувствует себя глубоко уязвленным. Но, судя по его словам, Роберту было наплевать на то, что его невеста утратила девственность.
 — А ты когда-нибудь имел дело со знатными леди, парень? Ну-ну, нечего скромничать! Ты выглядишь очень даже неплохо, когда не напяливаешь на себя эти дикарские тряпки. Бьюсь об заклад, ты многое мог бы порассказать о своих забавах с аристократками в нашей доброй старой Англии!
 Роберт, казалось, не замечал упорного молчания сына.
 — Не сомневаюсь, все они такие же, как эта, — и старик кивнул в сторону двери, за которой несколько минут тому назад скрылась Кэролайн. — Но она — просто тигрица какая-то! Все соки из меня высосала. Готова заниматься этим каждую ночь. А порой и чаще! — Он хлопнул себя по ляжке. — Просто не дает мне покоя! — Он плотоядно облизнулся и спросил с явным неудовольствием: — Куда это ты вдруг?
 Волк прошел через всю столовую, задержавшись у двери. Он молчал, боясь, что, заговорив, не сдержится и скажет такое, о чем потом ему придется пожалеть. Главное, к чему он стремился, — не позволить старику догадаться о его привязанности к Кэролайн. Ведь стоило Роберту узнать об этом... Волк слишком хорошо изучил своего отца за все эти годы. Он старался уничтожить, испортить или оболгать все, что любил его незаконнорожденный сын. Старик знал, что и как сказать, чтобы унизить и как можно больнее задеть Волка. Издевательские нотки всегда звучали в словах Роберта о матери Волка и о людях, которых тот называл своим народом.
 Только что высказанные стариком замечания в адрес Кэролайн могли быть результатом действительной или мнимой привязанности Волка к молодой миссис Маккейд, что не укрылось от взора проницательного торговца. А если все же Роберт не обнаружил того, что невеста, прибывшая к нему из Англии, уже не девственница, Волк не собирался оповещать его об этом, чтобы гнев отца не обрушился на Кэролайн.
 Но Волк ни в чем не мог быть до конца уверен. Возможно, впервые за долгие годы, Роберт сказал ему правду. Ведь то, что Кэролайн — обворожительная и восхитительно страстная женщина, не подлежало никакому сомнению. Волк, как ни стремился, не мог позабыть, как упоительно нежна на ощупь ее молочно-белая кожа, каким водопадом струятся под пальцами ее шелковистые густые волосы. А восхитительный вкус ее губ не могла стереть из его памяти даже терпкая мадера. Каждую ночь леди Кэролайн являлась ему во сне, а днем он то и дело ловил себя на том, что думает о ней.
 Но эта пытка не шла ни в какое сравнение с мыслями о том, что Роберт мог заставить ее удовлетворять свою похоть — когда и как он того пожелает. Думая об этом, Волк в бессильной ярости сжимал кулаки. В такие минуты ему хотелось разбить, разрушить что-нибудь, чтобы дать выход бушевавшим в его душе чувствам.
 Выходя из комнаты в подобном состоянии. Волк сказал себе, что он заслужил подобное наказание. Ведь это он и никто иной использовал Кэролайн в своих целях, а потом бросил ее здесь. Он должен был быть готов к тому, чем это обернется для него и для нее.
 И теперь навряд ли возможно изменить создавшееся положение. Придется принимать вещи такими, какие они есть, как бы тяжело это ни было. Но... один вопрос все еще остался нерешенным.


* * *

 — Что? О чем вы меня спросили? — Кэролайн, отступив назад, плотнее закутала шалью свои покатые плечи, давая дорогу Волку, который ворвался в ее комнату. Под шалью на ней было надето лишь льняное белье, которое служило ей пижамой, и это значительно усилило чувство неловкости, которое вызвал в ней нежданный приход молодого человека.
 Было уже поздно, во всяком случае далеко за полночь, и Кэролайн ни за что не открыла бы дверь, знай она, кто стоит по другую ее сторону. Разбуженная среди ночи осторожным стуком, она решила, что Мэри стало хуже, но, увидев в дверном проеме Волка, остолбенела. Она никогда бы не подумала, что у него хватит отваги появиться в ее комнате в столь поздний час.
 Однако еще больше потряс ее вопрос, который он ей задал. Кэролайн подумала было, что ослышалась, и поэтому, не вполне веря своим ушам, переспросила.
 — По-моему, вы прекрасно поняли меня, Кэролайн. Вопрос несложен. Вы беременны? — С этими словами он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Замок щелкнул. Волк повернул ключ на два оборота.
 Звук этот неожиданно придал Кэролайн сил и отваги. Она решительно шагнула к двери и с угрозой в голосе произнесла:
 — Если вы сейчас же не покинете мою комнату, я закричу и позову на помощь!
 В тусклых отсветах догоравших в камне угольев Кэролайн удалось разглядеть, как Волк, насмешливо улыбнувшись, поднял черные брови.
 — И что это вам даст, миледи? Кто придет к вам на помощь? Ваш супруг? Но он не одолеет этих ступеней даже ради спасения собственной жизни. И вы прекрасно это знаете! Нет, леди Кэролайн, если бы вы желали обезопасить себя от неожиданных вторжений, вы провели бы эту ночь в спальне своего мужа! Но не бойтесь! Я к вам совсем ненадолго. И я не причиню вам вреда, — добавил он более мягко.
 Кэролайн поверила ему.
 Но это нисколько не уменьшило ее тревоги. Нервы ее были напряжены до предела, и голос разума умолк под наплывом чувств. Она, как и прежде, утратила ясность мысли от столь ощутимой близости этого человека. Но тогда почему же — мелькнула в глубине ее сознания догадка — ей именно теперь стало ясно то, о чем прежде она могла лишь подозревать?
 — Пожалуйста, уходите, — Кэролайн отошла к окну, чтобы не дать ему заметить, как дрожат ее руки, сжимающие края шерстяной шали.
 — Кэролайн, я... — Волк последовал за ней, но остановился на расстоянии шага от нее, с трудом преодолев искушение заключить ее в объятия. — Я должен знать, не носите ли вы под сердцем мое дитя!
 Многое из того, что он позволил себе по отношению к ней, вызывало у Волка чувство стыда и раскаяния. Но наибольшее беспокойство причиняла ему мысль, что она может быть беременна. Его ребенком. И хотя в этом случае его месть отцу можно было бы считать блестяще удавшейся, жизнь ребенка превратилась бы в сущий ад. Так же, как и жизнь Кэролайн.
 Кэролайн, стоявшая к Волку вполоборота, уловив в его голосе умоляющие нотки, повернулась к нему спиной. Разве он имеет право задавать ей подобные вопросы? Ухватившись за подоконник, она стала лихорадочно обдумывать ситуацию.
 Услыхав его вопрос, Кэролайн сразу же вспомнила о множестве странных недомоганий, случавшихся с ней в последние дни: о тошноте по утрам, о быстрой утомляемости, странной сонливости и неожиданных слезах. Но все это еще не означало, что она беременна.
 Всему этому при желании можно было дать и другие объяснения, не имевшие ничего общего с беременностью. Кэролайн перебрала их в уме. Тошноту могли вызвать у нее мысли о Роберте, о том, что он — ее
 законный супруг, и рано или поздно... Она много и тяжело трудилась по дому, особенно после того, как Мэри слегла, отсюда и ее усталость. Временами ей неудержимо хотелось спать, но это понятно, ведь она не привыкла к здешнему климату. Причин для слез у нее тоже более чем достаточно.
 Но даже если она беременна, тем более ей нельзя признаваться в этом Волку. Она замужем за его отцом. И ребенок, рожденный ею, должен считаться плодом этого союза.
 Незаконнорожденный — такое ужасное слово. И Волк, конечно же, понимает это.
 Кэролайн постаралась придать своему лицу беззаботное выражение и медленно повернулась к Волку. Оказалось, что он стоял гораздо ближе, чем она предполагала, и Кэролайн чуть было не потеряла контроль над собой. «О Рафф, — хотелось ей крикнуть, бросившись в его объятия. — Зачем ты поступил со мной так жестоко? Почему ты оставил меня?» Она пошла бы за ним куда угодно. Даже теперь, став женой другого, Кэролайн едва удерживалась от того, чтобы молить его взять ее с собой.
 Но она не могла позволить себе думать лишь о своих желаниях.
 — Никакого ребенка нет, — услыхала Кэролайн собственный голос, подивившись тому, как спокойно и убедительно он прозвучал.
 — Вы уверены?
 — Да. — Кэролайн не могла разглядеть, что отразилось при этих словах на его лице — облегчение или разочарование. — Теперь уходите, пожалуйста!
 Волку следовало бы обрадоваться этому известию, но ничего похожего на радость он, как ни странно, не почувствовал. Сжав руки в кулаки, он направился было к двери, но на середине комнаты остановился и обернулся. Кэролайн по-прежнему стояла у окна, освещенная лунным светом, такая красивая... и желанная. Волк всеми силами старался подавить вспыхнувшее в нем желание.
 — Я хотел бы поговорить с вами еще вот о чем. — Кэролайн вздернула подбородок, от души надеясь, что сумеет сохранить маску невозмутимости до самого его ухода.
 — В чем же дело?
 — Угроза войны более чем реальна. Независимо от того, что говорит и делает ваш... муж, я предлагаю вам завтра уехать отсюда вместе со мной.
 — Я не склонна принять это ваше предложение. — Кэролайн не объяснила причин своего отказа, и Волк не спросил ее о них.
 — Обещаю вам, что доставлю вас в целости и неприкосновенности в форт Принц Джордж.
 Кэролайн поверила ему, но отрицательно мотнула головой.
 — Я не могу.
 В черных глазах Волка внезапно вспыхнула неукротимая злоба:
 — Неужели вы готовы рисковать собственной жизнью ради того, чтобы остаться с ним?!
 С ним?! Боже, помоги ей, но у нее не мелькнуло даже мысли о Роберте. О законном супруге. Она снова мотнула головой, и ее длинные локоны рассыпались по плечам.
 — Я не могу оставить Мэри.
 — Но мы возьмем и ее с собой! — Волк ни в коем случае не мог бросить в беде жену брата.
 — Она не в состоянии ехать. Ей с трудом удается встать с постели.
 Несколько секунд, показавшихся Кэролайн вечностью, он стоял, молча глядя на нее, затем наклонился и достал длинный нож из-за голенища своего кожаного сапога. Острое тонкое лезвие блеснуло в лунном свете. Подойдя к трюмо, Волк положил оружие подле щетки для волос с серебряной ручкой. Рядом со столь невинным, будничным предметом нож показался Кэролайн еще более опасным, чем в руке Волка.
 — Что вы делаете? Он мне ни к чему! — Волк повернулся к ней, сжав челюсти и сдвинув брови. Лицо его в свете едва тлеющих углей было лицом дикаря.
 — Он вполне может вам понадобиться, — бросил он, устремившись к двери, но на сей раз Кэролайн не дала ему уйти.
 Она бросилась ему наперерез, шлепая по полу босыми ногами. Ее вытянутая рука замерла в нескольких дюймах от груди Волка.
 — Как вы думаете, переговоры между властями Каролины и чероки еще возможны?
 — Я не знаю, — устало ответил Волк, глядя на нее. Ладонь его, словно действуя по своей собственной воле, коснулась щеки Кэролайн. Его рука была смугло-бронзовой и загрубелой от ружья и лука, кожа ее щеки — мягкой и белой. Волк не отводил взгляда от лица Кэролайн.
 — Во всяком случае, я должен постараться организовать их встречу.
 — А что, если вам это не удастся? — Кэролайн, зная, что играет с огнем, потерлась о его руку.
 — Я не знаю. — Почувствовав ее нежное дыхание на своей коже, Волк не мог долее сдерживаться. Запустив пальцы в ее разметавшиеся волосы, он приник к ее губам своим горячим ртом.
 Поцелуй их был страстным и долгим. Язык Волка гладил губы и внутреннюю поверхность щек Кэролайн, все глубже проникая в ее рот. Кэролайн сжимала рукой полу его рубашки, ей во что бы то ни стало хотелось коснуться его груди, там, где слышались гулкие удары его сердца.
 Кэролайн чувствовала, как восстала и напряглась его мужская плоть. Ей казалось, что еще секунда — и она потеряет сознание или умрет от того безграничного восторга, который вызвали в ней его ласки. Но Волк решительно отстранился от нее.
 — О, пожалуйста, — прошептала она, и было не ясно, молила ли она его о новых объятиях или о том, чтобы он покинул ее.
 Волк обеими ладонями бережно обнял ее лицо и долго вглядывался в него, затем, не говоря ни слова, бесшумно вышел из комнаты и спустился вниз.
 Кэролайн с отчаянно бьющимся сердцем проводила его взглядом, тихо закрыла дверь и повернула ключ в замке, хотя и была уверена, что он не вернется. Губы ее горели, и тело покрылось гусиной кожей, так что прикосновение к нему простыни вызвало у нее болезненное раздражение.
 Она лежала без сна, пока не рассвело и на дворе не загорланил петух. Одевшись, Кэролайн спустилась вниз и нисколько не удивилась известию о том, что Волк уже уехал.




 ГЛАВА ВОСЬМАЯ


 С того дня, как Волк столь неожиданно появился в Семи Соснах, прошло две недели. Затем еще две. Внешняя сторона жизни не претерпела за это время никаких изменений.
 Индианки либо приходили из соседнего поселения Кавуйи, либо оставались дома. Роберт ворчал, что у них абсолютно отсутствует представление о трудовой этике, но Кэролайн понимала, что женщины должны были в первую очередь заботиться о собственном хозяйстве.
 Живот Мэри день ото дня все увеличивался. Она быстро утомлялась и стала меньше жаловаться на то, что вынуждена подолгу оставаться в постели.
 — Если со мной что-нибудь случится... — начала она однажды, когда Кэролайн сидела за шитьем у окна ее комнаты.
 — Ничего плохого с тобой не случится! — сердито перебила ее Кэролайн.
 — Да, но все же, если... ведь бывает, что женщины умирают в родах, — виновато продолжила Мэри.
 Кэролайн почувствовала себя неловко оттого, что все время думала лишь о своих делах. Она помогала Мэри и заботилась о ней, но мысли ее были далеко. Кэролайн повесила почти готовую распашонку на спинку стула, подошла к кровати, на которой, опираясь о высокую подушку, лежала Мэри, и взяла молодую женщину за руку. Мэри слабо улыбнулась.
 — Пообещай мне, что не оставишь моего малютку!
 — Ну разумеется. — Кэролайн сжала ладонь Мэри. — Об этом можешь не беспокоиться.
 Обещание, данное Кэролайн, значительно улучшило настроение Мэри. Она стала чаще улыбаться, и, несмотря на то, что тело ее день ото дня тяжелело, на душе будущей матери становилось все легче.
 А тем временем беспокойство Кэролайн росло.
 У нее почти уже не осталось сомнений в том, что она беременна. Порой она, словно из чистого любопытства, задавала Мэри вопросы о самочувствии той на ранних сроках беременности, и полученные ответы подтверждали ее подозрения.
 Она носила в себе ребенка Волка.
 Нет, — говорила себе Кэролайн. Ее дитя не может быть сыном Волка. Ради благополучия ребенка отцом его должен считаться Роберт.
 И поэтому постепенное выздоровление мужа воспринималось ею с противоречивыми чувствами. Кэролайн знала, что в интересах собственного дитя она должна уступить его домогательствам, и как можно скорее. Но от одной мысли об этом ей делалось дурно.
 — Эй, девчонка, идите сюда!
 Услышав громоподобный голос Роберта, Кэролайн невольно вздрогнула и поежилась. Садайи и Валини сегодня явились в Семь Сосен, и Кэролайн решила с их помощью выстирать постельное белье. В поместье не было специального помещения для стирки, и женщины развели во дворе большой костер и, натаскав в котел воды из ручья, подвесили его над огнем. Валини принялась стирать простыни в теплой мыльной воде. Кэролайн пошла проведать Мэри. Но миновать дверь гостиной ей не удалось.
 — Вы звали меня? — при виде мужа слова замерли на устах Кэролайн.
 — Наконец-то я избавился от этой штуковины! — заявил он, взглянув на свою ногу, освобожденную от лубка.
 — Вы уверены, что вам от этого не станет хуже? — Роберт стоял, всем телом налегая на палку, и слегка покачивался. Он старался как можно меньше опираться на больную ногу.
 — Черт побери, девчонка! Я устал целыми днями сидеть сиднем!
 — Да, но если...
 — Никаких «если»! С этим покончено раз и навсегда. Я так хочу! И не вздумайте мне перечить! — Он взглянул сперва на распухшую ногу, освобожденную от повязок, затем перевел глаза на Кэролайн.
 — Вы понимаете, что это означает, не так ли? — В эту минуту он показался ей похожим на быка, выпущенного на пастбище, — та же склоненная вниз голова, тот же свирепый, кровожадный взгляд. Кэролайн вздохнула, не ответив.
 — Вы должны наконец стать моей женой в полном смысле этого слова. — Глаза его сузились. — Ведь вы хотите этого, не так ли, девчонка?
 Горло Кэролайн сжал мучительный спазм, но ей все же удалось выдавить из себя едва слышное «Да». Ей действительно хотелось этого... у нее просто не было другого выхода. Она должна пойти на это ради будущего ребенка. Необходимо, чтобы Роберт считал его своим.
 От его отвратительного, злобного смеха по спине Кэролайн пробежали мурашки, но она постаралась взять себя в руки и справиться с ужасом и отвращением. Роберт поманил ее к себе, и Кэролайн повиновалась.
 — Помогите мне сесть в кресло.
 Кэролайн позволила ему забросить руку себе на плечо и, сгибаясь под тяжестью его рыхлого тела, помогла старику добраться до кресла. Это далось ей нелегко. Роберт не отказывал себе в еде и напитках и значительно прибавил в весе за те несколько недель, что Кэролайн провела в Семи Соснах.
 Роберт со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла, и Кэролайн решила было, что может уйти. От старика несло перегаром и немытым телом, и к горлу ее от этой отвратительной смеси запахов подступила тошнота. Но Роберт, резко выбросив руку вперед, схватил ее за запястье.
 Кэролайн попыталась было высвободиться, но пальцы старика еще крепче сдавили ее руку, словно для того, чтобы напомнить ей о его праве прикасаться к ней когда и как он того пожелает.
 — Вы делаете мне больно!
 — Тогда подойдите ближе, девчонка!
 — Мое имя — Кэролайн!
 — Мне прекрасно известно, кто вы такая, леди Кэролайн! — Он насильно подтащил ее к себе и заставил опуститься на колени подле своего кресла. — Великая и могущественная леди Кэролайн. Снизошедшая до моего ничтожества!
 — Нет! — слезы навернулись на глаза Кэролайн, но, заморгав, она не позволила им пролиться.
 — Разве может она ронять свое драгоценное достоинство в моей компании? Но общество презренных дикарей вас вполне устраивает, не так ли?! — Кэролайн не ответила, и Роберт еще сильнее сжал ее запястье. — Не так ли?!!
 — Я... я, право, не понимаю, о чем вы... Я и правда помогаю Садайи и Валини. Но ведь вы, кажется, не против этого?
 — Ишь, какая хлопотливая маленькая женушка досталась мне, старику! — Лицо его побагровело от ярости. — И вы решили, что я одобрю также те любезности, которые вы расточали моему сыну-метису?!
 — Я не...
 — Что?
 Кэролайн больше не сдерживала слез. Роберт заставил ее склониться еще ниже. От нестерпимой боли в руке Кэролайн хотела было закричать, но в доме, кроме нее и старика, была лишь Мэри, и Кэролайн не решилась побеспокоить больную. К тому же Роберт был ее законным супругом, и ей не оставалось ничего другого, кроме как терпеть все его выходки и постараться примениться к нему.
 — Как вам угодно, — проговорила она, стараясь не уронить своего достоинства, насколько это было возможно в коленопреклоненной позе с разметавшимися в беспорядке юбками. — Ведь он, в конце концов, ваш сын.
 — Так, выходит, взгляды, которые вы бросали на него за столом, были исполнены лишь материнской нежности?!
 Кэролайн промолчала, чувствуя, что сердце ее забилось быстрее, а голову словно стянуло железным обручем. Ведь она старалась вовсе не глядеть на Волка и ничем не выдать своих чувств к нему. Но, судя по словам Роберта, ей это не удалось.
 — Интересно знать, что это вы задумали, девчонка?! Уж не собираетесь ли вы сбежать с ним? Не потому ли он заявился сюда и хотел забрать вас с собой?!
 — Нет. — Кэролайн покачала головой, обрадовавшись, что смогла дать ему этот решительный ответ, не прибегая ко лжи. — Не собираюсь уезжать отсюда. Если бы я планировала побег, то меня бы уже давно здесь не было. — Она от души надеялась, что Роберт не расслышит ноток отчаяния и сожаления, прозвучавших в ее голосе.
 Однако его, к счастью, интересовал лишь смысл сказанного. Хватка его железных пальцев на запястье Кэролайн слегка ослабела.
 — Потому что я богат! — прорычал он.
 — Но ведь условия нашего брачного контракта ни для кого не являются секретом!
 — У вас за душой нет ни пенни! Папаша ваш проиграл и прокутил все свое состояние, а вы желаете дать своему братцу возможность учиться, сытно есть и мягко спать!
 — Да, это так. А вам хотелось взять в супруги титулованную особу, — подтвердила Кэролайн и попыталась высвободить руку, но Роберт по-прежнему не отпускал ее.
 — Еще как хотелось, черт побери! — он подтянул ее ладонь выше и стал водить ею по своим бедрам, мерзко хихикая над попытками Кэролайн отстраниться от него. — И нынче же ночью я закреплю свое право на вас!
 Изнемогая от хохота, Роберт схватился за бока, и Кэролайн, воспользовавшись этим, бросилась прочь из гостиной.
 — Да что это с тобой, Кэролайн?! Вода ведь очень горячая! — воскликнула Садайи, видя, как Кэролайн опустила руку в висевший над огнем котел. Кисть ее обожгло паром, но Кэролайн была даже рада этой боли. Она словно очистила ее от прикосновения пальцев Роберта. Отпрянув от котла, Кэролайн потрясла рукой в воздухе.
 — Ты права. Надо помешивать белье палкой, — согласилась она.
 Остаток дня пролетел незаметно. Настало время вечернего чая. Роберт отказал Кэролайн в просьбе разделить трапезу с Мэри.
 — Вы и так все время торчите там наверху. Останьтесь сегодня со мной!
 И ей пришлось подчиниться. Она делала вид, что не понимает его сальных шуток и оскорбительных намеков. Но когда он с гнусной ухмылкой произнес:
 — Нынче же ночью, девчонка! — она побледнела и едва не лишилась чувств. С трудом передвигая непослушные ноги, Кэролайн вышла из столовой.


* * *

 — Ты чем-то огорчена?
 — Что? Да нет, все в порядке. Просто немного устала, — Кэролайн с вымученной улыбкой отложила шитье в сторону. Она провела весь вечер в комнате Мэри. Но теперь пора было идти спать. Ей не хотелось, чтобы Роберт, если ему удастся взобраться по лестнице, застал ее здесь.
 Пора было идти в свою спальню и ждать там его прихода.
 — Спокойной ночи. Увидимся утром, — сказала Кэролайн, поцеловав Мэри в щеку, но, прежде чем она выпрямилась, та схватила ее за руку.
 — Что с тобой, Кэролайн? Где ты могла так обжечься?
 — Я неосторожно сунула руку в котел с бельем, — Кэролайн мотнула головой. — Глупо, конечно, но что поделаешь?
 «Ах, если бы это было моим единственным глупым поступком за то время, что я живу в Новом Свете», — подумала Кэролайн, входя в свою комнату. Мэри посоветовала ей смазать обожженную руку маслом, но Кэролайн ни за что не решилась бы теперь спуститься вниз.
 Она сняла платье, стараясь внушить себе, что у нее нет никаких оснований считать себя приносимой в жертву девственницей. Невинность свою она уже утратила, а в выполнении супружеских обязанностей ей следовало быть более заинтересованной, чем сам Роберт.
 Оставшись в одном белье, она закуталась в шаль и задула свечу. Кэролайн прочитала молитву и легла в постель, настороженно прислушиваясь. Издалека сквозь закрытое окно доносился волчий вой, но она, не обращая на него внимания, старалась уловить малейший шорох внутри дома.
 Когда ступени деревянной лестницы заскрипели под тяжелыми, медленными шагами Роберта, из глаз Кэролайн покатились слезы, но она вытерла глаза и принялась вполголоса повторять дрожащими губами:
 — Это для ребенка... для ребенка.
 Наконец Роберт распахнул дверь, и Кэролайн поняла, что не только увечье делало его поступь столь неуверенной: едва лишь он показался на пороге, как до нее донесся отвратительный смрад перегоревшего виски.
 — Зажгите свечу, девчонка. Я ни черта не могу здесь разглядеть!
 Несмотря на то, что язык его порядком заплетался, Кэролайн удалось понять слова, произнесенные пьяной скороговоркой. Она зажгла фитиль сальной свечи, но не могла заставить себя взглянуть в лицо супруга. Он подошел к кровати и остановился, склонившись над ней.
 Стоило ей украдкой бросить взгляд в его сторону, как старик злобно расхохотался. Кэролайн оцепенела от ужаса, и тело ее покрылось гусиной кожей. Тут Роберт сорвал с нее одеяло, швырнув его на пол, и повалился на кровать.
 Он придавил Кэролайн к стене всем своим весом, запах, исходивший от него, вызывал у нее дурноту. Она попыталась отвернуться, но Роберт резким движением повернул ее голову к себе, оттянул ее подбородок книзу и, прижавшись своим слюнявым ртом к ее губам, просунул между ее зубов огромный, дряблый язык.
 «Ради ребенка! Ради ребенка...»
 Роберт поднял голову и, сопя, уставился в лицо Кэролайн своими мутными, налитыми кровью глазами. Она закусила губу, чтобы сдержать рвавшийся из груди крик, который, словно эхом, прокатился по всему ее телу. Старик же, причмокивая губами, расстегнул пуговицы на ее сорочке.
 Он жал мял и сдавливал нежное тело Кэролайн своими жесткими, узловатыми пальцами. И говорил не умолкая. Захлебываясь и то и дело усмехаясь, Роберт бормотал пошлые, циничные слова о том, как ей будет хорошо и каким бравым мужчиной он всегда был и остается. Многое из того, что произнес вожделеющий супруг, миновало сознание Кэролайн. Она постаралась отключиться. Она больше не думала о своем ребенке и той жертве, на которую пошла ради него. Она была просто не в состоянии думать о чем-либо. Какой-то частью своего затуманенного сознания Кэролайн отмечала все действия Роберта, как если бы он лежал в постели с другой, совершенно чужой и безразличной ей женщиной.
 Вот он расстегивает брюки. Задирает вверх подол ее нижней юбки. Наваливается на нее всей своей тяжестью.
 — Черт вас возьми, девчонка! Делайте же что-нибудь и вы!
 Ярость, прозвучавшая в его словах, вернула Кэролайн к действительности. Она внезапно осознала, что боль и ужас, пережитые ею, не идут ни в какое сравнение с тем, что ей еще предстоит испытать в самое ближайшее время. Черты ее прекрасного лица исказила гримаса ненависти.
 Роберт с утробным воем откатился в сторону и судорожным движением ухватился за свой сморщенный член, сдавливая и вытягивая вялую плоть. Из угла его полураскрытого рта потекла струйка слюны. При виде этого Кэролайн чуть не вырвало от омерзения. Встретившись с ним взглядом, Кэролайн поняла, что выражение ее лица не осталось незамеченным для старика.
 Удар был столь быстрым и неожиданным, что Кэролайн не успела защититься от него. Лицо ее свела судорога боли, и она почувствовала во рту вкус крови. Следующий удар по силе едва ли не превосходил первый.
 — Дьявол вас раздери! — вопил старик. — Это все из-за вас! Смотрите, на что он теперь похож!
 Но Кэролайн ничего не видела сквозь багровую завесу боли. Она подняла руки, заслоняя ими лицо, но это лишь еще больше разъярило Роберта. Изрыгая поток проклятий, он замахнулся для нового удара.
 Кэролайн, собравшись с силами, выкатилась из кровати и упала на жесткий дощатый пол. Превозмогая боль в бедре, она вскочила на ноги. Старик кинулся вслед за ней. Кэролайн скорее чувствовала, чем видела это. Ему удалось ухватиться за край ее сорочки, но Кэролайн резко рванулась вперед, и кусок ветхой материи остался в руках Роберта.
 «Верхний ящик комода!» — скомандовал внутренний волос, и, повинуясь ему, Кэролайн бросилась вправо.
 Она с трудом открыла ящик трясущимися, залитыми кровью руками и принялась лихорадочно искать нужный ей предмет среди белья и чулок. В тот момент, когда она уже решила было прекратить поиски и попытаться спастись бегством, пальцы ее коснулись костяной рукоятки и мгновенно сомкнулись на ней.
 Лицо Роберта, увидевшего в руке Кэролайн длинный охотничий нож Волка, направленный острием ему в живот, исказилось до неузнаваемости. Он инстинктивно отступил на полшага назад и, словно завороженный, не сводил глаз с узкого клинка, сверкавшего холодным блеском.
 — Отдайте мне этот нож, девчонка!
 — Отойдите от меня! — рука Кэролайн, судорожно сжимавшая костяную рукоятку, слегка дрожала.
 — Вам нельзя оставлять у себя такую опасную вещь! Еще, чего доброго, пораните кого-нибудь! — просипел Роберт, прищурившись.
 — Назад! — крикнула Кэролайн и угрожающе взмахнула ножом. Роберт неохотно отступил, но совсем не так проворно и не так далеко, как того желала Кэролайн. — Уходите прочь из моей комнаты!
 — Не забывайте, девчонка, что это мой дом. А вы — моя жена!
 — Это не значит, что я стану терпеть ваши... ваши... — Кэролайн всхлипнула, не в силах продолжить.
 — Согласен, я был, пожалуй, несколько крутоват с вами. — Близость ножа придала тону Роберта покладистость, почти мягкость.
 — Если вы еще хоть раз ударите меня, я убью вас! Клянусь, что убью!
 — Ну вот, вы теперь говорите и действуете точно краснокожая дикарка. Это ведь от них вы получили нож? Признайтесь, вам дал его мой сын?!
 «Да! — чуть было не крикнула Кэролайн в лицо мерзкому старику. — Он дал мне не только нож, но многое, многое другое». Но слова эти замерли у нее на языке, ибо в этот момент Роберт, не дожидаясь ее ответа, спокойно и вкрадчиво произнес:
 — Я подозреваю, что этот английский адвокатишка не поставил вас в известность о весьма существенном пункте нашего брачного контракта, — сощурившись, он почмокал губами, — который гласит, что Семь Сосен и все, чем я владею, достанутся вам после моей смерти лишь в том случае, — Роберт придвинулся ближе к Кэролайн, — если вы родите мне сына!
 Кровь бросилась Кэролайн в голову.
 — У вас... у вас ведь уже есть сыновья!
 — Фи, — скривился старик. — У моего старшего не хватило ума выкрутиться из той заварушки, в которую он угодил. Второй наотрез отказался участвовать в моем бизнесе. А что представляет собой Рафф, вам известно не хуже меня.
 — Сейчас же уходите отсюда!
 Поначалу Кэролайн показалось, что супруг не собирается подчиниться ее требованию. Он долго стоял без движения, вперив в нее взор своих невыразительных мутно-зеленых глаз. Затем, не проронив больше ни звука, медленно повернулся и зашагал к двери. Кэролайн проводила взглядом его неуклюжую фигуру, исчезнувшую в дверном проеме, и, лишь заслышав скрип лестничных ступеней, бросилась к двери, захлопнула ее и дважды повернула ключ в замке.
 Запретив себе думать о случившемся, она осторожно положила нож на комод подле подсвечника, трясущимися руками подняла тяжелый кувшин и плеснула воды в фарфоровый умывальный таз. Кэролайн с трудом превозмогла резкую боль, отмывая от крови свое разбитое, поцарапанное лицо. Вода в тазу моментально окрасилась в ярко-алый цвет. Она сняла порванную сорочку и осторожно промокнула ею лицо, затем, с трудом передвигаясь на подгибающихся ногах, достала из комода чистое белье, надела его и без сил рухнула на постель.
 От простыней исходил отвратительный запах старческого пота и перегара, и Кэролайн пришлось, превозмогая боль, усталость и дурноту, снять их с кровати и забросить в дальний угол комнаты. Она лежала на голом матрасе, содрогаясь от рыданий, и соленые слезы немилосердно жгли свежие раны на ее лице.


* * *

 Кэролайн разбудил громкий стук в дверь. Вскочив с кровати, она потянулась было за ножом, но из коридора раздался встревоженный голос Садайи, и Кэролайн успокоилась.
 — Послушай, Кэролайн! Что с тобой случилось?
 — Ничего! Пожалуйста, не шуми так, Садайи! — С трудом приоткрыв один глаз, Кэролайн обнаружила, что настало утро и комнату заливает яркий свет.
 — Постарайся не разбудить Мэри! — сказала она индианке.
 — Она уже проснулась, — ответила Садайи, входя в комнату. При виде Кэролайн глаза ее расширились от ужаса. — Это она прислала меня узнать, почему ты не зашла к ней, как обычно, — продолжала она невозмутимо, но стоило Кэролайн закрыть и запереть дверь, как рука индианки легла ей на плечо. — Что произошло?
 Кэролайн лишь тяжело вздохнула и поникла головой.
 — Это сделал Инаду? — В ответ на недоуменный взгляд Кэролайн Садайи пояснила: — Это означает «змея». Мы, чероки, называем так Роберта Маккейда.
 Несмотря на ужас, боль и отчаяние, владевшие Кэролайн она слабо улыбнулась в ответ на эти слова, покачала головой и подошла к стоявшему возле кровати стулу.
 — Я не хочу, чтобы Мэри об этом узнала. Ей сейчас и так нелегко.
 — Она сильнее, чем ты думаешь, — Садайи вынула чистые простыни из ящика комода. — Во всяком случае, она чувствует себя гораздо лучше, чем ты. — И Садайи принялась быстрыми, ловкими движениями застилать постель.
 — Ты просто скажи ей, что мне нездоровится, — прошептала Кэролайн. Это было правдой. Во всяком случае, почти. Она действительно чувствовала себя ужасно...
 Кэролайн не заметила ухода индианки и очнулась от раздумий, лишь когда та снова вошла в комнату, неся ведро воды. Садайи опорожнила умывальный таз, ополоснула его и наполнила чистой водой. Сняв с шеи висевший на бечевке кожаный мешочек, она развязала его и достала оттуда щепотку какого-то коричневого порошка.
 — Что это? — спросила Кэролайн.
 — Это наше индейское лекарство. От него пройдут и боль, и отеки, — ответила Садайи, размешивая порошок в воде.
 Она смочила в тазу полотенце и принялась осторожно прикладывать его к лицу Кэролайн, сразу же ощутившей целительное действие лечебного сбора.
 — Где еще у тебя болит?
 — Вот здесь, — Кэролайн положила руку на бедро, и Садайи приподняла ее нижнюю юбку. Услышав, как индианка неодобрительно прищелкнула языком, она закрыла глаза. — Я... Я, кажется, беременна, — сказала она, чувствуя, что индианка уставилась на нее во все глаза. — Неужели... неужели я теперь потеряю ребенка?
 Индианка, уложив Кэролайн на постель, подвергла ее быстрому осмотру. Закончив, она оправила нижнюю юбку Кэролайн и прикрыла ее одеялом.
 — Крови нет. Твоему ребенку ничто не угрожает, но, если хочешь, я помогу тебе избавиться от него.
 — Нет, — Кэролайн инстинктивно прижала руки к животу. — Я хочу сохранить ребенка!
 Садайи, ничего не ответив, отвернулась и принялась размешивать что-то в жестяной кружке.
 — Пей, — сказала она, приподняв Кэролайн за плечи и поднося кружку к ее губам.
 — Это не...
 Индианка помотала головой.
 — Это пойдет на пользу вам обоим.


* * *

 Целую неделю Кэролайн не выходила из своей комнаты. Все это время Садайи ухаживала за ней. Питье, которое индианка готовила для нее, поддерживало силы молодой женщины, а порошок из целебных трав постепенно залечивал ушибы и царапины. Однако следы побоев были все еще видны на ее лице.
 — Ах, что этот мерзавец сделал с тобой! — с негодованием восклицала Садайи. Кэролайн молча отвернулась от зеркала.
 — Я не могу долго скрывать это от Мэри, — сказала она.
 — Она все порывается встать и прийти проведать тебя.
 — Но ведь ты сказала ей, что моя лихорадка заразна?
 — Да. Но уж очень она беспокоится о тебе. — Кэролайн глубоко вздохнула, кивнув головой. По ее просьбе Садайи и Валини объяснили ее длительное отсутствие приступом лихорадки, чтобы Мэри зря не тревожилась и не вздумала навестить ее. Роберт никого ни о чем не спрашивал. Ему, похоже, совсем не было дела до здоровья супруги. Столь явное отсутствие интереса с его стороны радовало Кэролайн, но на случай его неожиданного прихода она всегда держала под рукой нож, подаренный Волком.
 За это время она о многом передумала. Ее первым побуждением после случившегося было бежать как можно быстрее и как можно дальше. Все что угодно, лишь бы никогда больше не видеть Роберта Маккейда. Именно так она и поступила бы, если бы речь шла лишь о ней одной. Но ей приходилось думать об Эдварде... о Мэри... и о ребенке.
 Кэролайн разгладила юбку ладонями и искоса взглянула на Садайи.
 — Кажется, я готова.
 — Боже милостивый, что с тобой случилось? — Мэри выпрямилась на кровати, увидев вошедшую в комнату Кэролайн.
 — Я ведь болела, — Кэролайн остановилась подле двери, стараясь держаться в тени, — я не могу подойти ближе, чтобы не заразить тебя.
 Мэри недоверчиво покачала головой и встревоженно спросила:
 — Что с твоим лицом? Оно в синяках и кровоподтеках.
 — Ах это, — Кэролайн принужденно засмеялась и невольно дотронулась до разбитой скулы. — Это произошло по моей собственной неосторожности. Я попыталась встать с кровати, упала и ударилась лицом. Это случилось в самый разгар моей лихорадки.
 Мэри не подала виду, что не верит словам Кэролайн, чтобы не огорчать подругу. Совсем иначе повел себя Волк.
 Он появился, как и в прошлый раз, совершенно неожиданно. Целыми днями Кэролайн трудилась бок о бок с Садайи и Валини, готовя Семь Сосен к наступающей зиме. В воздухе похолодало, и Кэролайн чувствовала себя значительно лучше. Раны ее почти совсем зажили. С Робертом она виделась очень редко. Он почти не переступал порога гостиной и собственной комнаты. Садайи сообщила, что у него снова усилились боли в ноге, но Кэролайн не испытала ни малейшей жалости к жестокому супругу. Сейчас ее больше всего заботило то, что, узнав о ее беременности, старик объявит ее будущего ребенка незаконнорожденным. И она не сможет ни возразить, ни помешать ему в этом.
 И вот однажды, ранним октябрьским утром, прогуливаясь у ручья, Кэролайн повстречала Волка. Солнце еще только взошло, и над влажной землей стлался туман, обволакивающий ноги Кэролайн при каждом ее шаге. Высоко в небе кружил орел, и Кэролайн, подняв голову, следила за его полетом.
 — Разве вы не понимаете, что гулять здесь в одиночестве небезопасно?
 Кэролайн вздрогнула от неожиданности и стремительно обернулась на звук его голоса. Все это время Волк не выходил у нее из головы, и она в первую минуту подумала было, что это ее воображение соткало его образ из ее мыслей и воспоминаний. Но вот он приблизился к ней — живой, реальный, осязаемый... и совершенно мокрый. Капли воды блестели на его волосах и обнаженной груди в косых лучах утреннего солнца.
 При виде Кэролайн у него перехватило дыхание. Одежду его составляли лишь кожаные штаны и мокасины. Кэролайн, в своем шерстяном платье и теплой шали, за время короткой прогулки успела озябнуть, однако Волк, казалось, вовсе не чувствовал холода. За время путешествия из Чарльз-тауна к границе она имела возможность узнать многие его привычки. Он всегда просыпался рано и сразу же спешил окунуться в ближайшей речке или ручье, какой бы холодной ни была вода.
 — Что... что вы здесь делаете?
 Он склонил голову набок, и Кэролайн заметила, как капля воды скользнула с его волос по бронзовой коже груди. Он собрался ответить ей, но в этот момент Кэролайн подошла ближе, и луч солнца осветил ее лицо. Нахмурившись, Волк бросился к ней.
 — Когда он сделал это с вами?
 — Я... Я не понимаю, о чем вы, — Кэролайн искренне считала, что ее лицо выглядит как прежде. Следы от царапин почти исчезли, а синяки превратились в едва заметные желтоватые разводы.
 — Не лгите мне, Кэролайн! — Волк схватил ее за плечи и, стиснув зубы, разглядывал следы побоев на ее щеках и скулах.
 — Я упала. Я едва держалась на ногах, меня лихорадило — начала она, но вынуждена была умолкнуть, когда Волк с силой тряхнул ее.
 — Вы лжете, чтобы выгородить его, совсем как Алкини, моя мать, — он уронил руки и резко отвернулся в сторону. -Я убью негодяя! Мне давно следовало сделать это!
 — Нет! — воскликнула Кэролайн и схватила его за руку. От прикосновения к его мускулистому телу теплая волна пробежала по всем ее жилам. — Разве вы не понимаете, как это было бы ужасно!
 Он повернулся к ней и молча устремил на нее горящий взор своих черных глаз.
 Кэролайн вздохнула, переводя дух. Она решила воззвать к его разуму.
 — Если вы убьете или раните его, вас призовут к ответу. Вам от этого будет только хуже.
 — А вам?
 Краска стыда залила щеки Кэролайн, и, опустив глаза, она пробормотала:
 — И мне тоже.
 Он издал звук, напоминающий сдавленное рычание, отвернулся и зашагал прочь. Но Кэролайн не дала ему уйти. Подобрав юбки, она бросилась вперед и заступила ему дорогу.
 — Вы меня не так поняли! Мне не жаль его, но ведь все же он — мой муж. Наш брак освящен церковью.
 — Мы, чероки, считаем, что мужчина и женщина живут вместе, только пока хотят этого, и если женщина начинает тяготиться этим союзом, то она возвращается к своим родным.
 Ах, если бы все было так просто! Кэролайн, глубоко вздохнув, несмело подняла на него глаза.
 — У меня в Англии не осталось никого, кроме брата, который не может мне помочь. Наоборот, я должна помочь ему. Моя семья теперь здесь. Это и Мэри, и вы... и даже Роберт.
 Он долго смотрел на нее бесстрастным, ничего не выражающим взглядом. Кэролайн захотелось обвить руками его стройный стан и поведать ему о причинах, приведших ее сюда, но она удержалась от этого: ведь Волк предал ее.
 — Когда моя мать умерла, я узнал от других, что он избивал ее, но это и неудивительно, ведь она была индианкой, — он покачал головой и взглянул в сторону ручья. — Вот уж не думал, что он позволит себе поднять руку на вас! — «А ведь следовало бы подумать об этом, — произнес внутренний голос где-то в глубине его сознания, — неужели ты рассчитывал, что он простит ей ее грехопадение?»
 — Это не ваша вина. И вам не о чем беспокоиться, подобное больше не повторится.
 — Вы совершенно правы, — с этими словами Волк повернулся и решительно зашагал к дому.
 При мысли о том, в какую страшную форму может вылиться его гнев, Кэролайн бросилась вслед за ним.
 — Постойте! Что вы собираетесь делать? — К поясу его были прикреплены ножны с торчавшей из них костяной рукояткой и томагавк на кожаном ремне.
 — Нет, нет, не убивайте его! — она попыталась схватить его за руку, но он уклонился и только ускорил шаг.
 — Убийство не входит в мои намерения, — презрительно процедил он. — Ваш бесценный супруг останется при вас.
 — Но... — Кэролайн, поколебавшись лишь одно мгновение, вбежала в дом следом за Волком.
 Не постучавшись, он распахнул дверь отцовской спальни и схватил опешившего Роберта за плечи.
 — Что такое, черт возьми?! — Роберт пытался сопротивляться, но сильные пальцы Волка еще крепче сдавили его дряблое тело.
 — Черт возьми не кого-нибудь, а вас, если вы еще хоть раз поднимете на нее руку. Вы поняли меня?
 Роберт растерянно оглянулся по сторонам и заметил стоявшую в дверях Кэролайн.
 — Что такого она наговорила вам?
 — Ничего. — Кэролайн вошла в комнату. — Я никому ничего не рассказывала.
 Волк не должен был узнать, почему Роберт избил ее. Нельзя было допустить, чтобы он или кто-либо другой догадались о том, что они с Робертом еще ни разу не разделили супружеского ложа.
 — Она не сказала мне ни слова. Я сам обо всем догадался, — Волк встряхнул обрюзгшее тело, пропитанное виски, не без труда подавив желание сомкнуть пальцы на короткой толстой шее старика. — Это не составило труда.
 Волк приподнял его выше, и Роберт с мычанием вытянул вперед больную ногу.
 — Перестаньте! — воскликнула Кэролайн. От смеси запахов виски и табака, наполнявших комнату, у нее кружилась голова. — Это больше не повторится, — но оба Маккейда не обратили на ее слова никакого внимания.
 Волк, одной рукой схватив отца за воротник ночной рубашки, другой вытащил из-за пояса томагавк и угрожающе занес его над головой Роберта.
 — Я нисколько не сомневаюсь, что это не повторится, — произнес он низким голосом, напоминавшим глухое рычание, — и знаете почему?
 В ответ Роберт промычал что-то нечленораздельное.
 — Потому что, если вы еще раз позволите себе нечто подобное, я вернусь и снесу вам вот этим полголовы.
 Он повертел в руке томагавк, острое лезвие которого сверкнуло в лучах солнца, заглянувшего в комнату.
 Мутные глаза Роберта едва не вылезли из орбит, и Волк, убедившись, что слова его возымели должное действие, швырнул старика поперек кровати, нимало не заботясь о его больной ноге.
 Волк закрепил на поясе томагавк, повернулся и прошел к выходу мимо остолбеневшей Кэролайн. Быстро шагая по тропинке в глубь соснового леса, он услышал, как Кэролайн позвала его по имени. Он нехотя остановился и оглянулся. Кэролайн бежала к нему со всех ног.
 Ей хотелось отчитать его за то, как он обошелся с Робертом. Но, приблизившись к Волку, она поняла, что это будет лишь пустой тратой времени. Он поступил так, как считал нужным, и она должна быть благодарна ему за помощь.
 — Куда вы сейчас направляетесь? — неожиданно для самой себя спросила она.
 — В Верхние поселения. Я шел сюда, чтобы сообщить вам об этом. Большинство вождей из Средних и Нижних поселений согласились на переговоры с губернатором. Я иду в горы, чтобы склонить к этому и остальных.
 — Это хорошо, не так ли?
 Слабая улыбка мелькнула на его чувственных губах. Он осторожно погладил пальцами ее щеку.
 — Да, Кэролайн, это хорошо. Возможно, нам удастся предотвратить войну между моим народом и англичанами.
 Затем, словно внезапно вспомнив о пропасти, лежавшей между ними, он уронил руку и тихо добавил:
 — Но это не значит, что вы можете беззаботно разгуливать в одиночестве вдоль берега ручья. Держитесь поближе к дому, Кэролайн!
 Вздохнув, она нехотя кивнула. Ей так хотелось удержать его! Но она знала, что это невозможно.
 — Возвращайтесь теперь к своему мужу, — сказал он и зашагал прочь.
 Кэролайн, не отрываясь, глядела вслед Волку, пока он не исчез из виду, а потом медленно побрела к дому. Миновав комнату Роберта, она поднялась по ступеням и вошла к себе. Едва успев повернуть ключ в замке, она повалилась на кровать и разрыдалась.




 ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


 Кэролайн проснулась среди глубокой ночи. Ее разбудили чудовищные крики, завывания и дикий, истошный визг. Она вскочила с постели вне себя от ужаса.
 Протянув руку, она схватила с комода кинжал, который дал ей Волк. Сжав в ладони костяную рукоятку своего единственного оружия, она почувствовала себя немного увереннее. Кто издавал эти ужасные, леденящие кровь звуки? Подбежав к окну, она выглянула наружу. Взору ее представилось полыхавшее вокруг красно-оранжевое пламя.
 Пожар! Сарай и амбар были охвачены огнем, и группа покрытых татуировками индейских воинов бежала через ярко освещенный двор к дому. Кэролайн услыхала пронзительный, душераздирающий крик, заглушивший все остальные звуки и эхом отдавшийся у нее в ушах, и лишь через несколько мгновений осознала, что это она сама издала его. Зажав рот рукой, она расширившимися от ужаса глазами продолжала смотреть во двор.
 Индейцы подобрались уже к самому дому. Они громко кричали и приплясывали на месте от нетерпения. Их было много, очень много, и они мало походили на тех чероки, которых Кэролайн видела до сих пор. Вооружение их составляли томагавки и мушкеты. Еще несколько минут, и они будут здесь.
 Мэри. Кэролайн опрометью бросилась к двери и дрожащими руками отперла замок. Темный коридор был полон дыма. Кэролайн закашлялась, глаза ее начали слезиться.
 Добежав до комнаты Мэри, Кэролайн что было сил принялась стучать кулаком в запертую дверь.
 — Мэри, открой!
 — Я буду стрелять! — ответила та дрожащим от страха голосом. Кэролайн, пригнувшись к замочной скважине, громко крикнула:
 — Мэри, это же я, Кэролайн!
 — Кэролайн?
 За дверью послышались тихие осторожные шаги, замок, щелкнув, открылся, и Кэролайн, потянув за медную ручку, отворила дверь и бросилась в объятия Мэри.
 — Пойдем, — прошептала Кэролайн, схватив Мэри за руку. У той и в самом деле был пистолет, рукоятку которого она сжимала своей слабой, дрожащей рукой. — Нам надо как можно скорее выбраться отсюда.
 Из-за огромного живота движения Мэри сделались неловкими и медленными. Она с трудом поспевала за Кэролайн. Торопливо миновав коридор и бросившись вниз по ступеням лестницы, они очутились на первом этаже, откуда они метнулись к задней двери дома, выходившей в сад.
 Дверь резко распахнулась им навстречу, и несколько индейцев с лицами, размалеванными черной и желтой краской, ворвались в дом. В это же мгновение их товарищам удалось ворваться сквозь парадный вход, и Кэролайн услышала позади себя радостные крики дикарей. Обезумев от ужаса, она заслонила своим телом Мэри и подняла вверх руку с зажатым в ней ножом.
 Индеец, бросившийся было к ним, резко остановился в шаге от Кэролайн. Широко расставив босые ноги, он, не отрываясь, глядел на поблескивающее лезвие индейского кинжала, нацеленного ему в грудь. Он был молод и высок. Лицо его было покрыто шрамами, ярко-красная полоса украшала нос. Странно, что Кэролайн разглядела это все гораздо более отчетливо, чем томагавк, который он воинственно занес над головой.
 Кэролайн что было сил оборонялась от захватчика-варвара. Целясь ему в грудь, она резко взмахнула ножом, но индейцу удалось уклониться. То же случилось и во второй, и в третий раз. Судорожно сжав в руке костяную рукоятку кинжала, она разила, колола, била наотмашь... Но все впустую. Серебристое лезвие мелькало в отсветах пламени, со свистом рассекая дымный воздух, но противник оставался невредим, и Кэролайн начало казаться, что она единоборствует с тенью.
 Внезапно раздался истошный, пронзительный вопль, разом перекрывший кровожадные повизгивания индейцев и треск разгоравшегося пламени. Крик этот был исполнен такого животного ужаса и бессильной ярости, что у Кэролайн перехватило дыхание и по коже побежали мурашки. Оглянувшись, она увидела, как двое дикарей, скалясь от мстительной радости, тащили Роберта из его комнаты. Его крики заполнили собой весь дом, и Кэролайн казалось, что, отражаясь от стен, они ударяются о ее голову, которая, не выдержав, вот-вот развалится на части. Позади нее слышались сдавленные рыдания Мэри. А впереди, все так же не двигаясь с места, со снисходительной улыбкой на узких губах стоял чудовищный, неуязвимый индеец.
 Кэролайн не могла ни понять, ни объяснить себе, каким образом он, оставаясь недвижимым, избегал ударов ее кинжала в течение нескольких минут, показавшихся ей вечностью. Но ей не оставалось ничего другого, кроме как из последних сил пытаться защитить себя и Мэри своим единственным оружием. Но, в конце концов, дикарю, похоже, надоела эта однообразная забава.
 Неуловимым движением руки он схватил Кэролайн за запястье, и нож с глухим стуком упал на пол из ее разжавшихся пальцев. Кэролайн попыталась было нагнуться, но индеец поднял ее в воздух, обхватив за талию.
 — Мэри! — взвизгнула Кэролайн, царапаясь и отбиваясь что было сил. Оглянувшись, она увидела, что Мэри с бледным решительным лицом подняла пистолет и направила его на индейца. Послышался громкий щелчок... но и только. Выстрела не последовало.
 Другой индеец, мотнувшийся к ним откуда-то со стороны, выхватил из рук Мэри пистолет, толчком сбив ее с ног. Падая, Мэри тихо вскрикнула и, как показалось Кэролайн, потеряла сознание.
 — Мэри! Мэри! — кричала Кэролайн, не оставляя попыток вырваться из цепких рук индейца. В эту минуту она забыла обо всем, кроме того, что Мэри нужна ее помощь. Но эти попытки привели лишь к тому, что индеец, обхватив ее поперек туловища, несмотря на все удары, которыми она в бессильном отчаянии покрывала его спину и плечи, выбежал из дома во двор, полный метавшихся взад-вперед, кричавших и на все лады завывавших дикарей.
 Индеец швырнул Кэролайн на землю, ее нижняя юбка задралась выше колен, но она даже не заметила этого. Схватив ее за кисти, он обмотал ее узкие запястья пеньковой веревкой. Кэролайн едва удалось сдержать крик боли, когда он затягивал узел. Ей было трудно поверить в реальность происходящего, но запахи и звуки, а также боль и ужас, владевшие ее душой и телом, не оставляли ни малейших сомнений в том, что события этой страшной ночи произошли наяву, а не во сне.
 У подножия большого платана копошилась группа индейцев, явно занятая чем-то недобрым. Вдруг оттуда донесся, все нарастая, чудовищный, утробный вой, Кэролайн в жизни не слыхала ничего ужаснее этого звука, от которого кровь застыла в ее жилах и волосы поднялись дыбом. Казалось, в нем не было ничего человеческого, но она знала наверняка, что его исторгла грудь человека, и даже догадывалась, чья именно.
 Кэролайн запретила себе глядеть туда, но глаза ее помимо воли обратились в сторону платана. В этот момент дикари расступились, и Кэролайн увидела Роберта, чьи руки были связаны, а туловище намертво примотано к стволу дерева. Его раненая нога вывернулась под неестественным углом, другая — босая и багровая, торчала из-под задравшегося подола ночной рубахи. От ужаса Кэролайн едва не потеряла сознание.
 Не в силах отвести взгляда, она смотрела, как индейцы с пронзительными криками наносили Роберту удар за ударом своими заостренными палками. Каждый раз, когда одна из этих самодельных пик пронзала его тучную плоть, старик отчаянно взвизгивал.
 — Прекратите это! — закричала Кэролайн, обращаясь к стоявшему неподалеку индейцу, который приволок ее сюда. Но тот сделал вид, что не слышит ее, и она, с трудом встав на колени, подползла к дикарю почти вплотную и изо всех сил толкнула его в бедро своими связанными руками.
 Индеец, согнув ногу в колене, оттеснил Кэролайн немного в сторону, пробормотав сквозь зубы что-то нечленораздельное.
 — Скажите им, чтобы они прекратили это! — взмолилась она но ее похититель, равнодушно скользнув по ней взглядом узких черных глаз, лишь пожал плечами и снова вернулся к наблюдению за действиями своих соплеменников, не вызывавшими у него, судя по всему, ни малейшего чувства протеста.
 Всхлипывая, Кэролайн свалилась набок. У нее отчаянно кружилась голова, к горлу подступила тошнота, но она продолжала смотреть на Роберта и его мучителей, словно повинуясь чьему-то безмолвному приказу, которого не в силах была ослушаться.
 Крики Роберта стали теперь едва слышны. Дикари, по-видимому, решили, что уже вдоволь натешились. Кровавая сцена близилась к своему чудовищному завершению.
 До слуха Кэролайн донеслось слово «Инаду», на все лады повторяемое визгливыми голосами налетчиков. Один из индейцев выхватил из-за пояса томагавк и, воинственно взвыв, занес его над головой. Прежде чем Кэролайн успела отвернуться, он с быстротой молнии нанес косой удар по темени Роберта. Из раны во все стороны брызнула кровь. Дикарь с гордостью демонстрировал остальным свой трофей — скальп, снятый с головы ненавистного «Инаду».
 Кэролайн не могла поверить в случившееся на ее глазах злодейство. Взор ее заволокла кроваво-красная дымка, в которой плясали черные точки, неистово кружась и свиваясь в тугие спирали. Она потеряла сознание.


* * *

 Кэролайн очнулась, почувствовав, что кто-то настойчиво тянет ее за руки.
 — Вставай! — скомандовал гортанный голос. Кэролайн выплюнула пыль, набившуюся в рот, и с трудом поднялась на ноги. Ее пошатывало. Обморок ее, судя по всему, длился недолго. Она старалась не смотреть в сторону платана, к стволу которого было все еще привязано обмякшее, залитое кровью тело, с ярко-алой раной, увенчивавшей голову, — то, что осталось от человека, называвшего себя ее мужем.
 Кэролайн хотела, но не могла заставить себя горевать о нем. Она не в силах была прийти на помощь старику во время ужасной пытки и казни, которым подвергли его индейцы. Теперь же он больше не нуждался ни в чьей помощи и сочувствии.
 Индеец, схватив Кэролайн за связанные руки, потащил ее за собой по тропинке в глубь леса. Она оглянулась и растерянно обвела глазами двор. Мэри нигде не было видно.
 — Где Мэри? — Кэролайн поравнялась с похитителем и встревоженно заглянула ему в лицо. — Что вы с ней сделали?
 По застывшим чертам индейца было невозможно определить, понял ли он вопрос Кэролайн, поэтому ответом было гробовое молчание. Дикарь лишь толкнул ее в спину, понуждая идти впереди себя. Тропинка была хорошо утоптана, но Кэролайн, то и дело ступавшая нежными ступнями босых ног на острые камешки и упавшие с деревьев ветки, морщилась от боли. Пути их, казалось, не будет конца, и Кэролайн преисполнилась сожалений о том, что выскочила нынче ночью из своей комнаты босая и в одном белье. Одежда и башмаки, конечно, не спасли бы ее от плена, но, до крайней мере, избавили бы от холода и боли.
 Поймав себя на этих мыслях, Кэролайн низко опустила голову. Ее охватило чувство стыда и вины. Ведь она, пусть продрогшая, голодная и усталая, была жива и невредима, тогда как Роберта и, возможно, Мэри подвергли мучительной казни.
 Кэролайн точно знала, что подруги ее не было нигде поблизости. Она убедилась в этом, когда индейцы, пленившие ее, остановились у ручья. Прежде чем покинуть Семь Сосен, участники набега разделились на две или несколько групп. Во всяком случае, в «эскорте» Кэролайн состояло лишь девять дикарей. Взяли ли Мэри в заложницы, как и ее? Или убили, как Роберта?
 Кэролайн гнала от себя мысли о возможной смерти подруги. Но, окруженная толпой дикарей, которые отказывались разговаривать с ней и безжалостно гнали ее, изнемогшую от усталости, все дальше и дальше в глубь леса, Кэролайн теряла силы, а вместе с ними и надежду.
 Наконец предводитель отряда решил сделать привал под густыми кронами деревьев. Кэролайн уселась на землю, привалившись спиной к толстому стволу, и решила ни в коем случае не смыкать глаз. Ей, окруженной варварами, следовало держаться настороже. Но усталость и нервное напряжение взяли свое, через несколько минут веки ее сами собой закрылись, а голова бессильно упала на грудь.
 Во сне она вновь, точно наяву, пережила все ужасы минувшей ночи. Лица дикарей, покрытые шрамами, татуировкой и полосами красной и черной красок, огонь, кровь. Кровь везде и всюду.
 И снова, как прежде, слышались душераздирающие крики, грозным эхом отразившиеся в ее смятенном сознании.
 Но проснулась она среди полнейшей тишины, чувствуя, как чья-то твердая ладонь зажала ей рот. Она едва могла дышать. Вздрогнув, Кэролайн широко раскрыла глаза и попыталась освободиться, выгибаясь всем телом, но за время долгого изнурительного пути она настолько обессилела, что вскоре принуждена была прекратить борьбу и опустилась на жесткую землю, устланную сухими листьями.
 Было совершенно темно, и Кэролайн, не видя своего мучителя, не сомневалась, однако, что им был не кто иной, как ее похититель — высокий индеец с лицом, испещренным шрамами, и красной полосой вдоль носа. Почувствовав, что он придвинулся к ней ближе, она оцепенела от ужаса.
 — Молчи! — произнес индеец тихим голосом, в котором явственно звучала угроза. Но рот Кэролайн был зажат так плотно, что она при всем желании не могла бы ослушаться этого приказа.
 Через несколько мгновений похититель медленно убрал руку с лица Кэролайн, и она жадно, полной грудью вдохнула прохладный, пахнувший хвоей воздух, стараясь производить как можно меньше шума. Дикарь только что безмолвно дал ей понять, что он чудовищно силен и что она целиком находится в его власти.
 Но Кэролайн все же не удалось сдержать возглас негодования, когда она почувствовала, что рука индейца как бы ненароком скользнула вдоль ее тела. Между грудей, по связанным рукам, по изгибу талии. О Боже, нет! Объятая ужасом, она попыталась откатиться в сторону, но ее длинные волосы были намертво прижаты к земле телом индейца. И Кэролайн, застонав от боли, осталась лежать на месте.
 Сердце ее тревожно билось, горло сдавил мучительный .спазм. В течение всего долгого изнурительного дня она старалась не думать об этом. Скажи спасибо, что еще жива, — твердила она себе. Постарайся выдержать все ради своего ребенка. Но ее не оставляла мысль о том, что могут сделать с ней эти полуобнаженные дикари во время ночного привала.
 Он с силой прижал ее к себе, и Кэролайн ощутила своей спиной его горячее упругое тело. Ее охватила паника. Как сможет она защититься от его чудовищных намерений? Что ей делать, что предпринять?
 Но тревога Кэролайн, во всяком случае на сей раз, оказалась напрасной. Крепко обхватив ее талию рукой, индеец замер. Едва отваживаясь дышать, Кэролайн с ужасом ждала, что он попытается овладеть ею. Но вскоре, к своему огромному облегчению, она поняла, что это, по-видимому, не входило в его намерения: за спиной ее послышалось сопение, перешедшее в громкий заливистый храп.
 Кэролайн наконец-то расслабила свои напряженные одеревеневшие члены. От тела индейца исходило тепло, в котором она сейчас так нуждалась. Ею руководило отчаянное желание выжить, и она была благодарна судьбе за эту возможность не простудиться и не замерзнуть.
 Кэролайн закрыла глаза и еще теснее прижалась к согревавшему ее могучему дикарю. Тот даже не пошевельнулся, и она облегченно вздохнула. Теперь, почти согревшись, она старалась заставить себя заснуть. Спи, сказала она себе. Это нужно твоему телу, это необходимо твоему ребенку.
 Уже во власти сна, Кэролайн, как всегда, увидела перед собой лицо Волка. Он смотрел на нее с нежностью. На его чувственных губах играла ласковая улыбка. Он взял ее за руку... и тут мысли ее окончательно смешались. Она крепко заснула.
 Прошло, как показалось Кэролайн, всего несколько минут, и ее силой подняли на ноги. Моргая, она растерянно озиралась кругом, не в силах понять, где она и что с ней происходит. Но внезапно на нее лавиной обрушились воспоминания о том, что произошло за истекший день. Высокий индеец молча указал ей в сторону густого кустарника, росшего на значительном удалении от места их привала. Сделав несколько неуверенных шагов, она остановилась и оглянулась. Индеец одобрительно кивнул головой.
 Вчера он тоже несколько раз предлагал ей уединиться для отправления своих естественных надобностей. Кэролайн поспешно скрылась за высокими кустами.
 Как и прежде, ею овладело искушение попытаться спастись бегством. Желание освободиться из унизительного плена было почти непреодолимым, но Кэролайн прекрасно сознавала, что уйти далеко ей не удастся. Она была изнурена, слаба от голода, руки ее стягивала веревка. К тому же, как ни старалась она запомнить дорогу, по которой ее вели, она боялась, что собьется с пути и заблудится в этом непроглядном дремучем лесу.
 Зная, что ей некуда деться от похитителей, Кэролайн цепенела от ужаса при мысли о том, что сделает с ней высокий индеец следующей ночью. Снедаемая тревогой, она побрела назад.
 Прежде чем снова тронуться в путь, индейцы наскоро поели. На долю Кэролайн досталось несколько кусочков сушеного мяса. Вскоре поднялось солнце и стало немного теплее, но Кэролайн, бредущая в одном белье, все еще дрожала от утренней прохлады.
 Кэролайн с трудом передвигала уставшие ноги с разбитыми в кровь ступнями. Она хотела выжить во что бы то ни стало! Ей казалось, что идти будет легче, если она заставит себя ни о чем не думать. Но мысли о Волке ни на минуту не покидали ее. Поначалу она пыталась бороться с ними, но они столь упорно преследовали ее, что Кэролайн была вынуждена сдаться. Она смотрела вперед, представляя себе, что сейчас он появится из-за деревьев с ружьем в руках и громко крикнет:
 — Я пришел, чтобы спасти тебя! Сейчас я вырву тебя из рук этих дикарей!
 Кэролайн счастливо заулыбалась, точно все это произошло наяву, а не в ее воображении. Но улыбка ее тут же померкла, и она, нахмурившись, тряхнула головой, отгоняя несбыточные надежды. Ведь ее окружали те, кого он так часто называл своим народом. Хотя Кэролайн, безусловно, не могла быть абсолютно уверена в том, что индейцы, пленившие ее, принадлежали к племени чероки.
 Если не считать краски, покрывавшей их лица, вид их ничем не отличался от облика всех ранее виденных ею чероки: стройные, мускулистые тела, бритые наголо головы с пучком волос на затылке, украшенным перьями. Но, возможно, все индейцы выглядели одинаково. Кэролайн, прожившей в Новом Свете всего несколько месяцев и видевшей за это время лишь нескольких представителей одного из индейских племен, было трудно судить об этом.
 К тому же, навряд ли данное обстоятельство могло сыграть существенную роль в ее дальнейшей судьбе. Она была пленницей этих людей, и помощи ей было ждать неоткуда. Даже если бы Волк каким-то чудом узнал о нападении на Семь Сосен, он не смог бы прийти ей на выручку. Неотложные дела забросили его слишком далеко отсюда.
 В середине дня индейцы сделали недолгий привал у небольшого ручья. Кэролайн тяжело опустилась на один из плоских прибрежных камней. Силы ее подошли к концу, и она чувствовала, что не сможет больше сделать ни одного шага. Высокий индеец толкал и теребил ее, но она даже не сделала попытки подняться на ноги.
 — Вставай! — сказал он, схватив ее за локоть. — Мы уже близко.
 От этих слов Кэролайн воспряла духом и, хотя не без труда, принудила себя идти дальше.
 Но понятие индейца о дальности расстояний, как выяснилось, резко разнилось с представлениями Кэролайн. И к тому времени, когда они подошли к небольшому поселку, расположенному в низине у реки, она едва передвигала ноги. Взору Кэролайн представилось около двух десятков хижин, по виду очень похожих на лесной домик Волка. Сложенные из бревен невысокие строения, крытые корой, заключали в себе, судя по всему, лишь по одной комнате. В центре индейской деревни, на небольшом возвышении, находилось странное сооружение, превосходившее по размерам все остальные дома и имевшее в своем основании форму круга.
 Именно к нему и направлялись индейцы, ведя за собой изнемогавшую от усталости Кэролайн. Дремавшие у порогов хижины собаки, завидев путников, подняли неистовый оглушительный лай, при звуках которого несколько босоногих мальчишек оставили свои игры у реки и бросились навстречу пришедшим. Они семенили рядом с воинами, засыпая их вопросами, и не сводили любопытных глаз с Кэролайн.
 Взрослые жители поселка выбегали из своих домов и присоединялись к процессии. Многие из женщин показались Кэролайн похожими на Садайи и Валини. Индианки молча бросали на нее исполненные любопытства взгляды. Кэролайн высоко подняла голову, изо всех сил стараясь унять дрожь ослабевших ног.
 Оставив ее снаружи под надежной охраной, похитители торжественно вошли в большой дом и, пробыв там совсем недолго, вернулись в сопровождении пожилого индейца с темной морщинистой кожей и пронзительным взглядом живых черных глаз. Он внимательно оглядел ее с ног до головы и спросил что-то у своего соплеменника с красной полосой вдоль носа. Тот негромко, почтительно ответил, и старик кивнул ему, очевидно, соглашаясь. Тут вперед выступил другой краснокожий и представил взору пожилого какую-то вещь, зажатую в вытянутой руке.
 Когда Кэролайн удалось разглядеть, что именно демонстрировал напыжившийся от гордости индеец, у нее потемнело в глазах, и желудок, мучительно сжавшись, казалось, подпрыгнул к самому горлу. Боясь, что сейчас упадет без чувств, она поспешно отвела глаза от скальпа Роберта Маккейда. Это доказательство его смерти вызвало в деревне радостное оживление. Все ее жители, начиная от малышей, едва научившихся ходить, и до седовласых морщинистых старух, уже едва ковылявших на негнущихся ногах, обступили собравшихся у большой хижины.
 — Инаду! Инаду! — слышалось вокруг. Змея. Прозвище, которое, по словам Садайи, индейцы чероки дали мужу Кэролайн.
 После короткого разговора с красноносым одна из женщин схватила Кэролайн за руку и повела ее к стоявшей неподалеку хижине. Индианку, по всей видимости, тяготило возложенное на нее поручение. Втолкнув Кэролайн внутрь хижины, она вернулась через несколько минут, неся в руках миску, над которой поднимался пар. Женщина поставила еду на пол и вытащила из кармана маленький острый нож.
 Кэролайн, вскрикнув от ужаса, прижалась спиной к стене домика, но индианка в ответ на это лишь пожала плечами. Молниеносным движением она разрезала веревки, которыми были стянуты руки Кэролайн. Сказав несколько слов, значение которых Кэролайн при всем желании не могла понять, она ушла и закрыла за собой дверь. В течение нескольких следующих дней Кэролайн не покидала этой маленькой хижины. Ей приносили еду и воду. Индианка развела в очаге огонь и натаскала в хижину дров и хвороста, что позволило Кэролайн постоянно поддерживать его.
 Несколько раз в хижину заходили индейцы, одним из которых был старик, обитавший в большом доме. Он долго молча смотрел на Кэролайн, затем одобрительно кивнул и ушел. Приходил также и красноносый, которому на сей раз выпала роль переводчика, поскольку он немного владел английским. Он спрашивал, тепло ли ей здесь и уютно, хорошо ли с ней обращаются и довольна ли она едой. Он держался с ней вежливо, дружелюбно и даже, как показалось Кэролайн, почтительно.
 Но стоило Кэролайн спросить его о Мэри, как индеец замкнулся в глухом молчании. Лицо его сделалось непроницаемым, и он притворился, что не понимает ее вопросов.
 — Скажите мне только, жива ли она? — взмолилась Кэролайн. Но похититель помотал головой и покинул ее.
 Кэролайн постепенно привыкла к тому, что в поселке то и дело раздавались шум и крики. В первую ночь, проведенную под крышей маленького домика, она почти не сомкнула глаз: индейцы праздновали победу над своим заклятым врагом, и танцы, сопровождаемые барабанным боем, продолжались до утра. В последующие дни, когда кто-то из жителей уходил или возвращался в деревню, соплеменники громко выкрикивали слова приветствия или прощания и потому на третий день своего пребывания здесь Кэролайн не придала особого значения раздавшимся неподалеку взволнованным возгласам.
 Она сидела у очага, подкладывая поленья в огонь, и вдруг почувствовала, что кто-то стоит в
 дверном проеме за ее спиной. Она узнала вошедшего, еще не успев обернуться,
 Кэролайн вскочила на ноги. При виде Волка глаза ее наполнились слезами. Она хотела броситься в его объятия, но он, вытянув вперед руку, предупредил ее движение взглядом своих выразительных глаз. Резко остановившись, Кэролайн заметила за его спиной двух индианок.
 Волк повернулся к ним и произнес несколько слов. Женщины неохотно удалились, недовольно что-то бормоча. Волк закрыл дверь и с улыбкой повернулся к Кэролайн. Она настороженно смотрела на него, оставаясь на месте.
 — Как вы, Кэролайн?
 Тон его голоса показался Кэролайн бесстрастным. Совсем иначе должен был бы говорить любовник, готовый спасти возлюбленную от грозящей ей опасности.
 — Если вы хотели узнать, жива ли я, то ответ на этот вопрос очевиден и не нуждается в моем подтверждении.
 Он полунасмешливо изогнул черные брови и ничего не сказал. Вынув из заплечного мешка небольшой кожаный сверток, он протянул его ей со словами:
 — Это вам... От Мэри.
 — Мэри? — Кэролайн шагнула к нему. — Вы видели Мэри? Она...
 — С Мэри все в порядке.
 — О, слава Богу! — слезы радости заструились по ее щекам, но Кэролайн даже не попыталась смахнуть их. — Я думала, они убили ее. Я думала... — рыдания помешали ей договорить, и она отвернулась, чтобы немного успокоиться.
 Волк все так же стоял у закрытой двери, держа в руке пакет, который он собирался отдать Кэролайн.
 — Роберт мертв.
 — Я знаю, — положив сверток на земляной пол, Волк подошел к Кэролайн. Плечи ее вздрагивали. Когда он увидел ее впервые, девушка показалась ему хрупкой, точно куколка из тончайшего фарфора, и теперь, зная, насколько она сильна и вынослива, он не мог до конца преодолеть свое устоявшееся представление о ней, как о чрезвычайно нежном, почти воздушном создании. Он замер, не решаясь прикоснуться к ней. Его останавливало опасение, что, если он сделает это, она не устоит на ногах и, упав, разобьется о жесткий пол.
 Осторожно вытянув вперед руку, Волк коснулся ее густых пушистых волос. Он почувствовал, как тело Кэролайн напряглось, и готов был в испуге отпрянуть, но в следующее мгновение она повернулась к нему и бросилась в его объятия. Волк вздохнул и крепко обнял прильнувшую к нему Кэролайн.
 — Они сняли с него скальп.
 — Я знаю, — ответил Волк. Он не мог найти для нее слов утешения. Слезы Кэролайн жгли его грудь. Он наклонился и поцеловал ее волосы.
 — Все было в крови, и он кричал... Он так кричал!
 — Не говорите и не думайте об этом.
 — Но я не могу, — Кэролайн отстранилась и подняла к нему мокрое от слез лицо. — Разве вы не понимаете, я все время вижу это во сне и наяву.
 Наклонившись, он коснулся губами ее лба. Он понимал, какие муки испытывает Кэролайн. Не будучи свидетелем происходившего, он, тем не менее, не раз цепенел от ужаса, представляя себе кровавую сцену, разыгравшуюся во дворе Семи Сосен. Он не должен позволить Кэролайн стать рабой своих воспоминаний. Волк прижал ее голову к своей груди.
 — Вы должны заставить себя забыть об этом.
 — Но...
 — Забудьте об этом, Кэролайн, вы слышите меня? — Она вскинула голову, уловив резкие нотки в его голосе, и он добавил уже мягче: — Все это уже позади.
 Он узнал, что ей пришлось пережить, из сбивчивого рассказа Мэри. Ему было также известно, что испытания леди Кэролайн еще не кончились.
 — Я так боялась, что вы не придете, — прошептала она, с наслаждением вдыхая резкий пряный запах, исходивший от его кожи. — Как вы узнали? Ведь вы были уже далеко на пути в горы.
 — Я узнал о случившемся в форте Лоудаун и сейчас же повернул назад.
 Волк не рассказал Кэролайн о том ужасе, который охватил его при известии о происшедшем. Проделав без остановки весь путь до Семи Сосен, он чуть с ума не сошел, не найдя ее там. Тревогу его успокоила лишь встреча с Мэри.
 — Если они собирались убить ее, Рафф, они сделали бы это здесь. Разве не так? — убежденно воскликнула Мэри, и Волк признал ее правоту.
 На всем пути в Эстатоу он повторял про себя эти ее слова, и они придавали ему мужества, вселяли в него надежду. Прибыв сюда и обнаружив, что Мэри оказалась права, что Кэролайн находится здесь, живая и невредимая, он испытал прилив такой бурной радости, что до него не сразу дошел смысл слов вождя.
 Волк еще на мгновение удержал Кэролайн в своих объятиях, затем, неохотно опустив руки, сказал:
 — Присядьте пока сюда. Надо безотлагательно заняться вашими ранами.
 Он подвел ее к тонкой войлочной подстилке и, когда Кэролайн опустилась на нее, подошел к двери и сказал несколько слов женщине, ожидавшей во дворе. Та через несколько минут вошла в хижину с несколькими глиняными мисками, поставила их на пол и удалилась, повинуясь кивку Волка.
 — Что вы собираетесь делать? — спросила Кэролайн, наблюдавшая за происходящим, полулежа на подстилке и опираясь на локоть.
 — Я хочу смазать ваши ссадины и раны целебной мазью. Ложитесь-ка.
 — Расскажите мне о Мэри. Вы уверены, что она не нуждается в помощи?
 — Да.
 — Но я видела, как от толчка одного из индейцев она упала на пол. — Кэролайн с шумом втянула в себя воздух, почувствовав прикосновение пальцев Волка к своей израненной ступне.
 Волк содрогнулся, увидев, что подошвы обеих ее ног представляют собой сплошные раны, но лицо его при этом осталось бесстрастным. Быстрыми, ловкими движениями покрывал он ступни и щиколотки своей юной мачехи целебным снадобьем, и тон его голоса оставался по-прежнему спокойным и невозмутимым.
 — Она вполне здорова. Садайи не оставила ее.
 — А ребенок?
 — Ребенок еще не родился.
 — Слава Богу, что она не пострадала и не потеряла свое дитя — Кэролайн откинулась на спину. Волк бинтовал ее ноги чистыми льняными тряпицами, вынутыми из свертка который послала предусмотрительная Мэри. Тревога о благополучном исходе собственной беременности не покидала Кэролайн, но за те дни, что протекли с момента ее пленения, молодая женщина убедилась, что здоровье ее в порядке и будущему ребенку ничто не угрожает.
 — Я привез ваши башмаки, — сообщил Волк. — Но пока вам нет нужды надевать их.
 — Почему же? — удивилась Кэролайн. — Я хочу как можно скорее покинуть это место!
 — Я знаю. — Если бы все было так просто! Волк, придвинувшись немного, положил руку на лоб Кэролайн. — Лягте и не двигайтесь!
 — Что вы хотите делать?
 — Вымыть вам голову.
 — Но я... — Кэролайн нахмурилась. — Я ведь и сама могу это сделать!
 Но он уже окатил ее пышные волосы, лицо и шею теплой водой из кожаного ведра. Грязная ночная кофта Кэролайн мгновенно потемнела от впитавшейся в ткань влаги.
 — Откиньте голову! — приказал Волк. — Представьте себе, что вы дома, в Англии, а я — ваша горничная или камеристка!
 — У меня, представьте себе, не было ни той, ни другой! — Но она послушно склонила голову и позволила ему продолжить манипуляции над своими волосами — прежде всего потому, что нежные прикосновения его пальцев к коже доставляли ей невыразимую радость, наполняя все ее существо давно забытыми чувствами покоя, умиротворения и защищенности.
 Кэролайн не стала возражать, когда Волк вытерев ее волосы, обнажил ее узкие плечи, спустив с них влажную рубаху. Он протер смоченной в воде тряпкой лицо и шею Кэролайн, не сводя с нее пристального взгляда своих черных глаз.
 Она потеряла всякую способность сопротивляться. Волк оттянул ее рубаху еще ниже, обнажив верхнюю часть груди, которая начала тяжело вздыматься. Кожа Кэролайн порозовела, соски затвердели и напряглись. Она закрыла глаза, но не перестала видеть Волка. Точно живой, он стоял перед ее внутренним взором — молодой, красивый, мужественный, полный сил и неудержимого желания...
 Волк зашел ей за спину и, слегка сжав ее плечи, мягко сказал:
 — Встаньте, пожалуйста.
 Кэролайн послушно поднялась и с усилием выпрямилась на неподатливых, подгибающихся ногах. Рубаха, разорванная у ворота, скользнула на пол.
 Волк, усилием воли стараясь погасить вспыхнувший в его жилах огонь, продолжал протирать тело молодой женщины тряпкой, смоченной в чистой, теплой воде. Он невольно любовался женственным изгибом ее бедер, тонкой талией, длинными, стройными ногами. Каждое движение превращалось для него в пытку. Лишь мысли о том, что ей довелось пережить и что, возможно, еще предстоит преодолеть, заставляли его сдерживать вожделение. Но как ему хотелось прильнуть губами к этой нежной, словно вытканной из тончайшего шелка коже, увидеть близко ее синие глаза, горящие восторгом, и, упиваясь этим восторгом и разделяя его, слиться с ней в сладостнейшем из объятий...
 Кэролайн стояла, полузакрыв глаза и склонив голову набок. Ее слегка пошатывало от сдерживаемого напряжения. Волк опустился на одно колено, и движения его стали медленными и осторожными. Так продолжалось, пока пальцы Кэролайн не погрузились в его волосы.
 — Рафф...
 Голос ее прозвучал хрипло, прерывисто. В нем слышались страсть, нетерпение, призыв и обещание... Волк, почти не владея собой, прижал пламенеющее лицо к нижней части ее живота.
 — Не здесь, — сказал он едва слышно, и от его дыхания затрепетали светлые, вьющиеся волосы над сомкнутыми ногами Кэролайн, — и не теперь.
 Волк с усилием встал и, заставив себя отвернуться от Кэролайн, принялся искать чистое белье в свертке, заботливо собранном Мэри. Он воспользовался этой возможностью, чтобы успокоиться и усмирить вспыхнувшее с невиданной силой вожделение. Он простоял, склонившись над стопкой одежды, гораздо дольше, чем требовалось. Лишь окончательно овладев собой, он выпрямился и, подойдя к Кэролайн, протянул ей рубаху и нижнюю юбку.
 Волосы Кэролайн были все еще влажными. Их концы оставляли мокрые пятна на белоснежной льняной ткани рубахи. Она тряхнула головой и, подняв руки, отвела чуть назад тугой комок мокрых, спутанных волос. Волк протянул ей корсет, старательно избегая встречаться с ней глазами. За прошедшие несколько минут он не произнес ни слова.
 Кэролайн встревожилась.
 — Рафф, вы что-то скрываете, ведь так?! — Она пытливо взглянула на него. — С Мэри и правда ничего не случилось?
 — Нет. — Волк глубоко вздохнул и проговорил, тщательно подбирая слова: — Я неуверен, что смогу без всяких проблем увезти вас отсюда.
 — Но как же... Я не понимаю...
 — Тал-тсуска объявил вас своим трофеем.




 ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


 — Что это значит?! — Кэролайн пыталась и не могла понять смысл слов, произнесенных Волком. Ей казалось, что он говорил с ней на каком-то незнакомом языке. Когда она впервые увидела его здесь, на пороге своей темницы, у нее не возникло даже тени сомнения, что он явился за ней и немедленно, без каких-либо объяснений с соплеменниками, вызволит ее отсюда. Теперь же она упрекнула себя в забывчивости: ведь ей и в самом деле почти ни разу не удалось предугадать его действия: поступки его все были неожиданны, а зачастую и необъяснимы. Стиснув руки, она стала ходить взад-вперед по комнате — от стены к ярко горящему очагу и обратно.
 — Зачем же тогда вы приехали сюда, если не собираетесь освободить меня? Чтобы доказать мне, как вы были правы, когда уговаривали меня вернуться, и как я ошибалась?! Или нет? Неужели вы рассчитывали, что я с большей покорностью отнесусь к своей участи, если вы поможете мне привести себя в порядок, прикоснетесь к моему телу, увидите мою наготу?!
 В продолжение всей ее гневной тирады Волк стоял безмолвно и неподвижно, словно окаменев. Лишь взгляд его живых черных глаз следовал за Кэролайн, когда она, не помня себя от досады и гнева, металась по тесной комнате. Но вот она остановилась и уронила руки. Нижняя губа ее дрожала, глаза наполнились слезами. Волк стремительно приблизился к ней и схватил ее за плечи, развернув лицом к себе.
 — Вы закончили? — сурово спросил он, тряхнув Кэролайн, когда она попыталась отвернуться, избегая его взгляда.
 Кэролайн, шмыгнув носом, вытерла повлажневшие глаза и кивнула. Ей было нечего добавить. Она и так, похоже, сказала слишком много.
 — На ваши плечи свалилось много тяжелейших испытаний, и потому я не в обиде на вас за эти слова. Но поверьте мне, Кэролайн, и постарайтесь хорошо запомнить следующее: если мы выберемся отсюда, то лишь благодаря хладнокровию и крайней осторожности. Вы поняли меня? Вам следует быть очень осмотрительной и чрезвычайно сдержанной!
 Мы. Он сказал — «мы»! Кэролайн облизала пересохшие губы.
 — Тал-тсуска — это тот, кто взял вас в плен, — сказал Волк. — Он — мой родственник, но данное обстоятельство ничего, по сути, не меняет. Он желает, чтобы вы принадлежали ему, и имеет полное право требовать этого.
 — Ну а я вовсе не желаю этого! — заявила Кэролайн, нимало не слушаясь тем, что в голосе ее прозвучали нотки детского упрямства. Она хорошо помнила, в какой ужас поверг ее вид Тал-тсуски с его воинственно размалеванным лицом и красной полосой вдоль носа.
 — Ваше желание или нежелание подчиниться его воле не будет принято во внимание.
 Кэролайн захотелось завизжать от бессильного гнева, наброситься с кулаками на этого человека, с такой невозмутимостью произносящего столь чудовищные вещи. Голос его звучал так ровно и бесстрастно, точно речь шла о погоде или же о каких-то неинтересных, не касающихся собеседников событий. Но она, пересилив себя. промолчала, настороженно прислушиваясь к негромкому голосу Волка.
 — Вы — пленница, и с этим ничего не поделаешь, Кэролайн! И вождь поселения, хотя и выступает с осуждением набега на Семь Сосен, в душе не может не одобрять своих доблестных воинов, не восхищаться их мужеством и храбростью.
 — Храбростью?!! Проявленной в противоборстве с беспомощным, больным стариком и двумя женщинами, одна из которых вот-вот родит?!! Опомнитесь, Рафф! Как вы можете произносить подобные слова?!
 — Храбрость их в том, что они не побоялись поднять руку на англичан, — сказал он по-прежнему спокойно. — Но не нам с вами обсуждать вопросы индейской этики. Я лишь счел нужным сообщить вам, как вождь... и многие другие понимают свершившееся, какой смысл вкладывают они в нападение на Семь Сосен и как это может отразиться на вашей участи.
 — Похоже, последнее обстоятельство может быть выражено всего тремя словами: дела мои плохи! — проговорила Кэролайн, поникнув головой.
 — Если не принимать во внимание того, что я тоже заявил свои права на вас.
 — Что-о-о?! — Кэролайн не верила своим ушам. В самом деле, возможно ли такое?! Чтобы два индейца оспаривали ее, белую женщину, дочь графа, друг у друга, сообразовываясь лишь своими индейскими понятиями о праве и законе, точно она — рабочая скотина или вязанка дров!
 — Член моей семьи был умерщвлен, и я вправе теперь требовать компенсации.
 — В виде меня?
 — Да, я сделал именно такой выбор. — С этими словами он сделал шаг к двери. — Вождь ждет меня, и мне следует поторопиться.
 Волк не сказал, что и так уже непозволительно долго задержался здесь. Он шел в эту хижину с единственным желанием воочию убедиться, что Кэролайн жива и невредима. В его намерения не входило смазывать ее ступни целебным бальзамом, мыть ей голову... и все тело... прикасаться к ней.
 — Подождите! — Кэролайн бросилась к Волку и схватила его за руку. — Что вы собираетесь делать?
 — Тал-тсуска и я будем говорить о своих правах на вас. Затем вождь примет решение.
 — Но что, если... — Кэролайн заморгала, отгоняя непрошеные слезы. — Я не хочу оставаться здесь!
 Волк взял ее за плечи и, глядя в ее полные отчаяния глаза, пообещал:
 — Вы здесь и не останетесь!
 Но Кэролайн знала, что он и сам не до конца уверен в своих словах.
 Оставив Кэролайн в хижине. Волк торопливо направился к вигваму совета, шагая по утоптанной почве деревенской площади. На душе у него было тревожно. Тал-тсуска, обхватив руками плечи, стоял у входа в вигвам. Брови его были мрачно сдвинуты. Он был возмущен и полон негодования. Как посмел Ва-йя войти в хижину к его пленнице?! Что он там делал так долго?! Индеец высказал все это вождю, но тот признал за Волком право навестить вдову своего покойного отца и убедиться, что ей не причинили вреда.
 — Они не позволят тебе забрать ее, — заявил Тал-тсуска, глядя на Волка с плохо скрытым торжеством. — Она была женой ненавистного всем Инаду!
 — Который убит вами, — бесстрастно добавил Волк, проходя мимо индейца к вигваму.
 Он состоял в весьма близком родстве с Тал-тсуской, который был сыном его дяди, родного брата матери. Еще сильнее связывали их воспоминания о самых ранних годах жизни, проведенных вместе. Но Волк нисколько не преувеличивал, говоря Кэролайн, что все это не будет принято во внимание.
 Тал-тсуска, как и многие другие, осудили отъезд Волка в Англию. По их мнению, его нисколько не извиняло то, что отец, которому он должен был повиноваться, принудил его к этому силой. И возвращение Волка на родину в глазах Тал-тсуска и остальных вовсе не говорило в его пользу. Он стал для них англичанином, бледнолицым, а значит, объектом ненависти и презрения. Это обстоятельство делало шансы Тал-тсуска завладеть Кэролайн более реальными.
 Волк снял с себя все оружие и положил свой мушкет, рог для пороха, томагавк и нож на землю подле оружия Тал-тсуски. Наклонив голову, он освободил шею от ожерелья, принадлежавшего его деду. Маленькие раковины, из которых оно состояло и по которым можно было определить, к какому роду принадлежал их обладатель, слабо звякнули в руке Волка, и, коснувшись их гладкой поверхности, он ощутил прилив сил и уверенности в себе.
 Сумрачное, дымное помещение вигвама совета освещал лишь очаг, помещавшийся в самом центре. Вождь, Астугатага, молча кивнул двум молодым людям, одновременно поклонившимся ему. Волосы его были белы как снег, лицо испещряли глубокие морщины, но он сохранил зоркость глаз и ясность мысли.
 Волк, следуя заведенному ритуалу, протянул вождю свое ожерелье. Это долженствовало подтвердить честность его намерений.
 — Асийя, — произнес он положенное приветствие. — Я хочу прибегнуть к вашей мудрости.
 — Чего желаешь ты, о Ва-йя, сын Алкини? — Волк, не сводя взгляда с темно-коричневого, морщинистого лица Астугатаги, остро чувствовал присутствие своего противника Тал-тсуски.
 — Мой отец был убит, — произнес он. Слова эти дались Волку не без труда, но иной возможности заявить о своих правах на Кэролайн у него не было.
 — Мне об этом известно. И я уже высказал свое неодобрение тем, кто повинен в его смерти. — Вождь бросил быстрый взгляд в сторону Тал-тсуски, затем снова перевел глаза на Волка.
 — Вы знаете, что подобное деяние должно быть компенсировано. И я, как наследник покойного, требую этой компенсации!
 — Участники нападения понесли наказание, — веско произнес Астугатага. — К тому же владелец Семи Сосен во многом сам повинен в случившемся. Он отчасти спровоцировал это нападение.
 Волк лучше, чем кто бы то ни было другой, знал, насколько справедливы слова старого вождя, но не подал и виду, что разделяет мнение Астугатага о справедливости полученного отцом возмездия.
 — Я слышал, что воинам было позволено танцевать со скальпом!
 Астугатага лишь молча кивнул головой, подтверждая сказанное.
 — Британцы также узнают об этом. Не от меня, нет! У них есть свои осведомители. Слухи о происшедшем в Семи Соснах уже сейчас разлетаются по округе со скоростью ветра.
 — Вот и хорошо! — Тал-тсуска выступил вперед, не дожидаясь своей очереди. — Мы наконец показали англичанам, что наше племя — не горстка трусов, готовых лизать пыль под их сапогами! Мы — неустрашимые воины!
 — Которые нападают на больного старика и двух беспомощных женщин! — презрительно сморщившись, ответил Волк, повторив слова, которые несколько минут назад услышал из уст Кэролайн.
 Кирпично-бронзовое лицо Тал-тсуски, покрытое шрамами, стало багровым от гнева. Драки и поединки в стенах вигвама совета были строжайше запрещены, и, зная об этом, Тал-тсуска тем не менее сжал кулаки, сделав угрожающее движение в сторону Волка. Волк, оставаясь недвижимым, лишь окинул противника равнодушным взглядом.
 — Тал-тсуска, Ва-йя! — твердо произнес вождь. — Вы пришли сюда для обмена словами. Не давайте воли гневу! Волк повернулся к Астугатаге и взволнованно произнес:
 — Нападение на Семь Сосен — это военный маневр, осуществленный в мирное время! Англичане станут рассматривать случившееся именно в таком свете!
 — Пусть они придут сюда, мы покажем им, как Ани-Юн-вийя, чероки, мстят за нанесенные обиды!
 — И реки станут красными от крови. Ты желаешь подобной участи для своего народа? — Обращаясь к Тал-тсуске, Волк не сводил глаз с вождя, ибо слова его в первую очередь предназначались старику.
 — Он будто бы ратует за наш народ, а по какому праву?! Ведь сам он — не Ани-Юн-вийя. Он — сын Инаду. Он — англичанин!
 Волк промолчал. Вождь и без гневных выкриков Тал-тсуски знал его родословную. Пусть на чашу весов будут положены его дела, решил он. Слова в данную минуту не принесут пользы.
 — В отличие от своего отца, Ва-йя всегда был нашим преданным другом. Матерью его была Алкини из клана Волка. — Астугатага поднял на уровень лица руку с зажатым в ней ожерельем Волка. — А дед его прославился как бесстрашный воин.
 — Но он говорит о прекращении сопротивления!
 — Я лишь упомянул о возможности компромисса, — спокойно поправил его Волк. — Ведь в настоящее время главы родов обдумывают предложение губернатора Литтлтона о мирных переговорах. — На мгновение Волк замолчал и надеждой посмотрел в глаза вождя. — Я был за морем в их стране. Она велика, и людей там много, точно москитов в середине лета. Они не оставят неотмщенным набег на Семь Сосен.
 Волк глубоко вздохнул. Его доводы были сильны, но вопрос, который он поднял, не мог быть разрешен здесь и на этом уровне. Он прекрасно знал об этом, так же, впрочем, как и Астугатага.
 — Ты говоришь об англичанах, которые станут мстить нам за смерть Инаду. Но ведь ты пришел не за этим, а за женщиной, которую хочешь увести с собой.
 Волк собрал всю свою волю, чтобы не выдать охвативших его чувств, и, хотя ему удалось сохранить на лице маску невозмутимости, голос его, когда он заговорил, слегка дрогнул:
 — Я потерял родственника. Законы племени на этот счет строги и неоспоримы. Я требую возместить мне потерю и желаю, чтобы мне была отдана ваша пленница, белая женщина по имени Кэролайн Маккейд.
 — Она принадлежит мне!
 Тал-тсуска сделал шаг вперед, но ни Волк, ни Астугатага не обратили на это внимания. Вождь поднял руку в знак того, что переговоры окончены, и бесстрастно произнес:
 — Я выслушал вас обоих, и мне стали ясны ваши требования. Я обдумаю услышанное и сообщу вам свое решение.


* * *

 Кэролайн с трудом удалось заснуть, но и во сне ей не было покоя. Едва смежив усталые веки, она вновь погрузилась в море ужаса и крови, в который раз переживая кошмар, свидетельницей и жертвой которого ей довелось стать.
 Истошные крики Роберта звенели у нее в ушах, повсюду мелькали лица дикарей, вымазанные краской. Она проснулась в холодном поту и с ужасом осознала, что, хотя ночной кошмар и развеялся без следа, реальность, ожидавшая ее, могла оказаться еще страшнее сна.
 Волк не вернулся. Вместо него пришел чероки по имени Тал-тсуска, тот, который взял ее в заложницы в Семи Соснах. На своем ломаном английском он, не скрывая своего торжества, объявил Кэролайн, что отныне она принадлежит ему. Кэролайн оцепенела и смотрела на него расширившимися от ужаса глазами, не в силах произнести ни слова. Индеец сказал также, что завтра она будет доставлена в его жилище, когда женщины племени надлежащим образом подготовят ее.
 Чероки лгал. Кэролайн нисколько не сомневалась в этом. Ведь Волк уверил ее, что она не останется здесь, среди этих людей. Она прождала его весь остаток дня и большую часть ночи, меряя шагами тесную комнату, прежде чем поняла, что он покинул ее.
 Он снова бросил ее одну.
 Теперь она лежала на тонком коврике, глядя в темноту, и злилась на себя за свою наивную доверчивость. Она уже во второй раз жестоко обманулась в своих ожиданиях. Кэролайн старалась не думать об ожидавшей ее участи. Она все равно не в силах была изменить свою судьбу. Но Волк... Она так верила ему!
 Незадолго до рассвета Кэролайн снова задремала. Сон ее был так чуток и тревожен, что, почувствовав, как чья-то рука осторожно опустилась на ее плечо, она было издала крик ужаса и попыталась вскочить на ноги, но рука намертво придавила ее к полу, а тяжелая ладонь крепко зажала ее рот.
 — Нам надо торопиться. Молчите и сохраняйте спокойствие.
 Кэролайн, не веря своим глазам, смотрела на Волка. Но это был действительно он и никто другой. Ладонь его с такой силой зажимала рот Кэролайн, что ей пришло в голову усомниться в реальности происходящего.
 — Вы поняли меня? Вы будете делать то, что я вам велю? Кэролайн молча кивнула в ответ.
 — Я думала, что вы уже далеко отсюда, — прошептала она, когда он убрал руку с ее лица.
 — Что заставило вас усомниться во мне? — спросил Волк, протягивая ей башмак. Кэролайн села на пол и стала натягивать обувь поверх бинтов, опутывавших ее ступни и щиколотки. Болезненно морщась, она ответила:
 — Минувшим вечером сюда приходил Тал-тсуска и заявил, что сегодня мне предстоит стать его женой.
 В неясном свете едва занимавшегося утра она увидела, как помрачнело его лицо.
 — Он лишь выдавал желаемое за действительное. На самом деле все обстоит иначе. Но прошу вас, больше ни слова об этом.
 Кэролайн, закусив губу, чтобы не закричать от боли, надела второй башмак. Волк помог ей встать на ноги, и они, держась за руки, вышли из хижины во двор. Рассвет едва брезжил, и по деревенской площади бродили без видимого дела лишь несколько индейцев. Они не обратили ни малейшего внимания на Волка и Кэролайн, спешно покинувших поселение.
 Кэролайн с любопытством разглядывала аккуратные домики с огородами, разбитыми подле каждого из них, амбары и загоны для скота. Ей хотелось подробно расспросить Волка обо всем увиденном, но он шел впереди нее, и шаг его был размашист и быстр. Кэролайн изо всех сил старалась не отставать. Это было так не похоже на побег из плена!
 Вскоре они пересекли большую поляну и ступили на тропу, ведущую в чащу леса. Опираясь о твердую руку Волка, Кэролайн не испугалась обступившей их со всех сторон тьмы, и крики лесных зверей, то и дело раздававшиеся с разных сторон, не внушали ей, как прежде, панического страха и желания спрятаться.
 Она не знала, как далеко они ушли, но когда солнце, поднявшись, озарило верхушки сосен и высоких дубов, силы покинули ее. Кэролайн почувствовала, что ей просто необходим отдых. Волк, словно прочитав ее мысли, замедлил шаги и опустился на землю, опираясь спиной о ствол могучей сосны. Кэролайн присела рядом с ним.
 — Я не понимаю, — произнесла она шепотом, хотя здесь в этом не было необходимости, — что произошло?
 Волк пожал плечами. Ему самому претило уводить ее вот так, словно они удирали тайком от всех, нарушив повеление вождя, но он вынужден был согласиться с Астугатагой, что это будет наилучшим выходом из создавшегося положения. Особенно после прихода Тал-тсуски в хижину, ставшую темницей Кэролайн. Ведь им обоим было ведено не пытаться встретиться наедине с бледнолицей заложницей. И Волк подчинился этому распоряжению, хотя не сомневался, что Кэролайн будет тревожиться и недоумевать из-за его отсутствия. Тал-тсуска же решился нарушить запрет.
 — Вождь вызвал меня к себе сегодня ночью, перед рассветом, — сказал Волк. — Я не уверен, что он счел мои аргументы достаточно весомыми, но тем не менее он позволил мне забрать вас.
 Кэролайн зажмурилась и глубоко вздохнула.
 — Но почему тогда мы ушли тайком? Если вождь разрешил вам увести меня из деревни...
 — Он не стал сообщать о своем решении Тал-тсуске. И просил меня покинуть поселение, прежде чем сделает это.
 — Надо полагать, Тал-тсуска придет в ярость.
 — Да, он будет очень зол. — Кэролайн боязливо поежилась.
 — Как вы думаете, что он сделает, когда узнает?
 — Надеюсь, ничего.
 Они умолкли, и Кэролайн, взглянув на Волка, заметила, что он сжимает в руке ствол своего ружья, словно готовясь к обороне. Если не придавать значения этой детали, от всей его фигуры веяло покоем и умиротворением.
 — Почему они отпустили меня? — спросила Кэролайн, решившись наконец нарушить молчание. Он взглянул на нее и пожал плечами.
 — Я уже сказал вам об этом.
 — Нет. — Кэролайн тряхнула головой, и ее пышные локоны рассыпались по плечам. — Вы сказали только, что вождь принял решение отдать меня вам. Но вы упомянули также, что ваши притязания не являлись неоспоримыми в глазах вождя. Тал-тсуска был уверен, что решение Астугатаги лишь закрепит его права на меня. Поэтому он и поспешил объявить мне о том, что я его собственность.
 — Он не имел права поступать подобным образом. Вождь запретил нам обоим видеться с вами. — Волк нахмурился и быстро спросил: — Он не обидел вас, не причинил вам вреда?
 — Нет. Только напугал.
 — Мне жаль, что так получилось.
 — Но ведь вы предупреждали меня, не так ли? — Кэролайн на минуту спрятала лицо в ладонях, затем, подняв голову, решительно взглянула в лицо Волка. — Скажите же мне наконец, почему они решили отпустить меня?
 — Астугатага боится англичан.
 — А Тал-тсуска, выходит, не боится их?
 — Больше ненавидит, чем боится.
 — А Роберта, — произнесла она тихо, — Роберта он ненавидел больше всех. — Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором возникло лицо индейца, с наслаждением наблюдавшего за пыткой над стариком.
 — Да, он ненавидел его.
 — И не только потому, что Роберт обманывал чероки, ведь так? — Садайи и Валини испытывали неприязнь к старому Маккейду именно по этой причине. Но при виде мучений «Инаду» лица их не озарились кровожадной радостью. Обе женщины казались растерянными и подавленными.
 — Моя мать доводилась Тал-тсуске родной теткой. Как воин и близкий родственник, он не может не чувствовать себя обязанным отомстить ее обидчику за зло, которое тот ей причинил.
 — А вы?
 Воздух в разделявшем их пространстве, казалось, сгустился и стал таким плотным, что его можно было потрогать рукой.
 — Да, — ответил Волк, пристально глядя в глаза Кэролайн.
 Он замолчал, настороженно ожидая следующего ее вопроса, но Кэролайн не могла заставить себя задать этот вопрос. Язык ее словно прилип к гортани.
 В следующее мгновение Волк встал на ноги и протянул Кэролайн руку, чтобы помочь ей подняться.
 — Нам надо идти дальше.
 — Куда? В Семь Сосен? — Кэролайн стряхнула с юбки сухие сосновые иглы. — Мы возвращаемся туда?
 — Мы держим путь в Семь Сосен, чтобы забрать оттуда Мэри и немного передохнуть. Затем я доставлю вас обеих в форт Принц Джордж. Только там вы будете в безопасности.
 — А вы? — Кэролайн старалась не отставать от Волка, шагавшего теперь меж сосен по одному ему известному пути. — Вы тоже останетесь с нами в форте?
 Не замедляя шага. Волк оглянулся. Пушистые волосы Кэролайн золотыми волнами струились по ее покатым плечам, синие глаза были полны надежды и ожидания. Он вздохнул и односложно ответил:
 — Нет.
 Продолжая свой путь, лавируя между деревьями и перешагивая через упавшие стволы, он не мог отделаться от тяжелого чувства потери, охватившего его при мысли о неизбежности расставания с Кэролайн!
 Дойдя до излучины реки, Кэролайн едва не падала с ног от усталости и боли. Она с сожалением подумала о жестком, коврике, служившем ей ложем все время вынужденного пребывания в индейской хижине. Как глупо с ее стороны было не спать нынче ночью! Как рада она была бы сейчас вытянуться во весь рост и хоть ненадолго забыться сном! Но она упрямо продолжала идти, ежеминутно спотыкаясь. Волк же, как ей казалось, держался еще бодрее и оживленнее, чем прежде.
 Предостерегающе подняв руку, он велел ей остановиться, прежде чем выйти из-под прикрытия деревьев на поросший невысокой травой берег речки.
 — Что случилось? — шепотом спросила Кэролайн. — Вы что-нибудь услышали? — Она принялась зорко всматриваться в заросли остролиста и дикого винограда, но увидела лишь спину дикого оленя, почти бесшумно исчезнувшего в чаще.
 — Надеюсь, что мне почудилось, — ответил Волк. Но тревога не покидала его. Поколебавшись, он взял Кэролайн за руку и подвел ее к воде.
 — Здесь мы переправимся на другой берег.
 Им предстояло пройти по гряде гладких, отполированных водой и скользких от влаги камней, расстояние между которыми было незначительным и легко преодолимым. Для Волка, но не для Кэролайн. Без него она не смогла бы перейти эту бурную, опасную реку. Особенно большим оказался промежуток между последним из камней и отлогим берегом.
 Волк наклонился, чтобы помочь Кэролайн перепрыгнуть со скользкого булыжника на землю, и в это мгновение окрестности огласил душераздирающий крик. Оба путника вскинули головы и увидели мчавшегося к ним Тал-тсуску.
 Индеец бросился на Волка, но тот отразил его нападение согнутой в локте рукой, одновременно стараясь заслонить своим телом Кэролайн. Она поскользнулась и упала в воду, доходившую ей до бедер.
 Сцепившиеся в яростной схватке мужчины свалились в реку вслед за ней.
 Кэролайн набрала в легкие воздуха, чтобы пронзительно закричать, но, уже открыв рот, поняла, что этим она не поможет ни себе, ни Волку. Звать на помощь было некого. Вместо этого она, стараясь приподнять прилипавшие к ногам мокрые юбки, побрела по воде к дерущимся. Перед глазами ее, вспенивая волны, мелькали руки, ноги и головы. Это происходило с такой скоростью, что невозможно было определить, кто берет верх.
 Кэролайн отвела со лба мокрые волосы и принялась оглядываться в поисках предмета, который помог бы ей облегчить Волку расправу над коварным Тал-тсуской. На берегу, у самой воды, она заметила ружье Волка. Наверное, он бросил его туда, когда повернулся, чтобы помочь ей сделать последний прыжок.
 Сердце Кэролайн замерло от радости, и она, забыв обо всем, метнулась к оружию, но потеряла равновесие и снова упала в воду, больно ударившись коленом о камень. Превозмогая боль, она поднялась на ноги и продолжала, на сей раз неторопливо и осторожно, продвигаться к берегу.
 Кэролайн не сводила глаз с ружья, ствол которого поблескивал в лучах солнца. Ей приходилось бороться с быстрым течением шумливого потока и, раскинув руки, балансировать на скользких булыжниках, устилавших дно, но она медленно, дюйм за дюймом приближалась к своей цели.
 Внезапно она услышала, что шум борьбы за ее спиной стих, и, преисполнившись тревоги, она оглянулась. Взору ее представилась широкая спина Тал-тсуски, который приготовился к прыжку.
 — Нет! — взвизгнула она, задыхаясь от ужаса и сознания собственного бессилия.
 Тал-тсуска вздрогнул и обернулся, метнув в сторону Кэролайн злобный взгляд. Кэролайн заторопилась. Она была уже у самого берега, склон которого порос высокой травой. Без труда выбравшись на сушу, она старалась не думать о том, что будет делать с ружьем, когда возьмет его в руки.
 Она твердо знала лишь одно: надо во что бы то ни стало спасти Волка. Нельзя допустить, чтобы он погиб от рук Тал-тсуски.
 Кэролайн рванулась вперед, кожаная подошва ее башмака скользнула по траве, и она упала плашмя, больно ударившись о приклад мушкета. Она никогда еще не держала в руках огнестрельного оружия, но видела, как управлялся с этим мушкетом Волк, когда они ехали из Чарльз-тауна в Семь Сосен. В его крепких руках ружье казалось невесомым, словно детская игрушка, для нее, однако, оно было слишком тяжелым, и ноги ее подогнулись, как только она подняла его с земли.
 Полуживая от напряжения, Кэролайн все же вздернула мушкет на уровень груди, стараясь упереть приклад в плечо, чтобы прицелиться. В этот момент кто-то быстро пробежал мимо нее. Она увидела Тал-тсуску, мчавшегося вдоль берега. Кэролайн прицелилась в стремительно удалявшуюся спину индейца и уже готова была нажать на курок, но чья-то сильная рука сжала ее локоть, и выстрела не последовало.
 Вздрогнув от неожиданности, Кэролайн подняла голову и увидела возле себя Волка.
 — Не надо, Кэролайн, — мягко сказал он, беря мушкет из ее ослабевших рук.
 — Но ведь он... — Кэролайн постепенно приходила в себя после пережитого. Она хотела выстрелить в Тал-тсуску, решив, что, раз тот убегает с места поединка, значит, Волка уже нет в живых. При мысли об этом ее охватила неистовая жажда мести. Но теперь, осознав, что опасность со стороны индейца больше не грозит ни ей, ни Волку, она была рада, что не успела спустить курок.
 — Тал-тсуска просто дал мне понять, что он чувствует себя задетым и сердится на меня.
 — Сердится?! Да он ведь пытался убить вас!
 — Нет, Кэролайн. — Видя, что она едва держится на ногах, он обнял ее и прижал к себе. — Он мог бы убить меня с этого берега одним выстрелом, если бы захотел.
 Волк говорил правду, не будучи, однако, уверен, что в следующую их встречу Тал-тсуска поведет себя столь же благородно.
 — Давайте-ка подыщем место для короткой стоянки, — сказал он после некоторого раздумья.
 — Но я могла бы идти дальше, — слабо запротестовала Кэролайн, которой хотелось как можно скорее попасть в Семь Сосен и увидеть Мэри, тревога о которой не покидала ее все это время.
 — Ну а я, представьте, не могу, — усмехнулся Волк, отводя мокрые, спутавшиеся волосы с ее лба. Придерживая Кэролайн за плечи, он повел ее по тропинке, проложенной вдоль русла реки.
 Путники остановились у подножия невысокого холма, поросшего лесом. Прежде всего следовало просушить одежду. Волк достал из заплечного мешка одеяло и набросил его на нижние ветви могучего вяза, соорудив подобие навеса. Затем он собрал немного хвороста и принялся разводить огонь.
 Кэролайн присела возле дружно загоревшихся сучьев, с наслаждением протягивая к огню озябшие руки. После вынужденного купания в ледяной воде ее била мелкая дрожь. Солнце уже садилось, и в воздухе веяло вечерней прохладой. В ответ на предложение Волка снять с себя промокшую одежду она лишь отрицательно помотала головой. Он недоуменно пожал плечами. Его рубаха и штаны были уже развешаны на ветвях соседнего дерева, и весь наряд его составляла лишь узкая набедренная повязка.
 — Вот, возьмите, — он присел на корточки, протягивая Кэролайн чистую сорочку. — Она немного сырая снизу и у ворота, но все же гораздо суше, чем ваша одежда.
 Видя, что Кэролайн все еще колеблется, Волк, насмешливо изогнув брови, напомнил ей:
 — Ведь мне уже доводилось видеть вас обнаженной! Так что лучше оставьте эти церемонии!
 Дело совсем не в этом, подумала Кэролайн, беря сорочку из его рук. Вся беда в том, что ей мучительно хотелось повторения предыдущего опыта. С тех пор как она, исполненная восторга и отваги, отдала себя ему, прошло много времени, и многое изменилось, но ее чувство к Волку, так же, как и неодолимая сила, влекущая ее к его горячему телу, остались неизменными. И каждый раз, глядя на него, Кэролайн чувствовала, что в глазах ее вспыхивают искры любви, надежды и неодолимого желания. И что Волк со свойственной ему проницательностью давно обо всем догадался.
 В подобной ситуации благоразумнее всего было бы, разумеется, углубиться для переодевания в чащу леса. Или, по крайней мере, спрятаться за пологом одеяла. Но Кэролайн не сделала ни того, ни другого. Она просто повернулась к Волку спиной.
 Она сбросила с ног башмаки, сняла чулки и целебные повязки, ступив босыми ступнями ног на ковер из сосновых игл, устилавших землю, дрожащими пальцами расшнуровала корсет, сняла нижние юбки, оставшись в рубахе и панталонах, которые прилипли к ее телу, словно ледяной компресс. Быстро освободившись от них, Кэролайн на мгновение замерла.
 Она стояла неподвижно, и легкий, прохладный ветерок обвевал ее обнаженное тело. Кэролайн стало зябко, и она прижала локти к бокам, втянув живот. Ей хотелось повернуться лицом к Волку, броситься в его объятия, но она не могла решиться на такой смелый шаг и, вздохнув, протянула руку к висевшей на ближайшей ветке рубахе Волка.
 Внезапно она почувствовала его горячее дыхание на своей шее, и в тот же миг его тяжелая ладонь легла ей на плече. Кэролайн не удивилась и не испугалась. Она давно заметила, что Волк ходит бесшумно, точно осторожный лесной хищник.
 Он провел рукой вдоль ее спины медленным, ласкающим движением, потом, нежно взяв ее за плечи, развернул к себе.
 Кэролайн обняла его за шею, закрыла глаза и уронила голову, внезапно ставшую какой-то странно тяжелой, на его широкую грудь.
 Волк прижал ее к себе и принялся покрывать поцелуями ее волосы, лицо, шею. Слегка сжав зубами мочку ее уха, он провел по ней языком и низким, хриплым голосом пробормотал:
 — Ведь вы наверняка станете жалеть об этом, лишь только займется рассвет!




 ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


 О чем она станет жалеть? Слова Волка донеслись до Кэролайн словно откуда-то издалека, и она никак не могла заставить себя сосредоточиться, чтобы постичь их смысл. Но, чувствуя на себе его пристальный взгляд, она с усилием открыла глаза.
 — Кэролайн!
 В голосе его звучала нежность и едва сдерживаемая страсть. Запрокинув голову, она всматривалась в глубины его черных глаз, горевших неистовым желанием.
 — Я не хочу думать о завтрашнем дне, — пробормотала она едва слышно. — Для меня... для нас обоих важно лишь то, что мы чувствуем в данную минуту. — Опустив ресницы, она добавила: — Я так счастлива, что могу смотреть на вас, — она обвела затуманившимся взором его широкие плечи, грудь, покрытую татуировкой, плоский живот, — прикасаться к вам, — произнесла она, проводя пальцем по шраму, тянувшемуся вдоль ребер, и по нижней части живота.
 Снова подняв на него глаза, она прошептала почти с мольбой:
 — Пожалуйста, позвольте мне забыть обо всем на свете, кроме вас... хотя бы на эту ночь!
 Не ожидая ответа, Кэролайн прижалась губами к бронзовой коже его груди и затрепетала, услыхав гулкое, отчаянное биение его сердца. Она обняла его за узкую талию и принялась нежно водить ладонями по его спине и бедрам.
 Волк все еще не снял повязки, но она не могла скрыть величины и твердости его восставшего члена.
 Наклонившись, Кэролайн потерлась щекой о живот Волка и слегка потянула узел его набедренной повязки.
 — Я сниму это... — она почувствовала, как напряглись мышцы его живота, к которому в нежном поцелуе приникли ее губы. Желание делало ее движения судорожными и неловкими, пальцы никакие хотели повиноваться ей, и потому развязывание узла заняло у нее гораздо больше времени, чем хотелось бы им обоим, снедаемым нетерпением. Волк нежно гладил ее склоненную голову.
 Но вот наконец Волк стоял перед Кэролайн обнаженный, слегка расставив длинные, стройные ноги. Он был так ослепительно красив, что у Кэролайн перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы.
 Ладонь ее, едва касаясь его кожи, скользнула от его широких плеч до узких бедер, следуя всем изгибам стройного, крепкого тела. Так же легко и нежно дотронулась она до его упругого члена, и Волк невольно подался вперед, с шумом выдохнув воздух из своих могучих легких.
 Замирая от восторга, Кэролайн присела на корточки и приникла губами к твердому как сталь члену Волка, который она продолжала придерживать рукой. Волк вздрогнул и хрипло прокричал несколько слов на языке чероки, которых Кэролайн не могла понять. Руки Волка, до того свободно висевшие вдоль тела, обхватили голову Кэролайн, с каждым движением ее языка все крепче сжимая ее.
 Сама Кэролайн, вобрав в рот кончик еще более затвердевшего, казалось вот-вот готового взорваться от напряжения члена, обняла Волка за ягодицы, все ближе привлекая его к себе.
 — Не надо, Кэролайн! — Превозмогая себя, Волк оттолкнул ее и сам присел на корточки подле нее.
 — Еще несколько мгновений этой сладостной пытки, — пробормотал он, сжав руками ее плечи, — и мое семя излилось бы... К тому же, теперь моя очередь!
 Поднявшись, он помог Кэролайн встать на ноги. Не удержавшись от искушения, Волк дотронулся кончиком пальца до одного из ее сосков, который сразу же отвердел и напрягся. Кэролайн была столь чувственной, столь отзывчивой на ласки! И он хотел вернуть ей сторицей все то, что получил от нее.
 Глубоко вздохнув, он взял ее за руку и повлек к подножию вяза, где висело его большое темно-синее одеяло. Оно еще не до конца просохло, но Волк снял его и постелил на землю, затем бережно взял Кэролайн на руки и опустил на мягкий, густой ворс.
 Несколько мгновений он стоял неподвижно, склонившись над ней, и любовался удлиненными линиями ее нежного, стройного тела. Но Кэролайн протянула руку ему навстречу, и он лег подле нее на одеяло, ответив улыбкой на ее призывную улыбку.
 Волк взял в ладони прекрасное лицо Кэролайн, и мысль о хрупкости ее сложения наполнила его сердце какой-то болезненной, исступленной нежностью.
 Он был уверен, что она не вынесет и нескольких дней этой суровой жизни, но оказалось, что девушка гораздо сильнее и выносливее, чем можно было ожидать. Фарфоровая куколка, готовая разбиться от малейшего прикосновения к ней, оказалась тверже стали!
 — А что это значит?
 Слушая Кэролайн, Волк не отдавал себе отчета в том, что все это произносит вслух. Теперь, вспомнив произнесенные слова, он перевел их ей:
 — Вы прекрасны!
 Даже в неверном свете костра было видно, как густо покраснела Кэролайн.
 — Мои слова смутили вас? — Наклонившись, Волк поцеловал сначала кончик ее носа, а затем подбородок с упрямой ямочкой посередине.
 — Нет! Рядом с вами я и впрямь чувствую себя прекрасной! — воскликнула она прерывающимся от волнения голосом, устремляясь навстречу губам Волка, прильнувшим к ее шее. — Безгранична власть, которую вы имеете надо мной!
 Волк взглянул в ее огромные, полные страсти глаза, и губы их соединились в долгом, сладостном поцелуе. Язык Волка все глубже погружался в открытый рот Кэролайн. Наконец они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание.
 — О Боже, Кэролайн! — воскликнул Волк. Он чувствовал, что не сможет долго выдержать эту пытку, но ему так хотелось, чтобы Кэролайн до дна испила чашу той радости, которую давали ей его объятия. Он снова поцеловал ее в шею, ощутив при этом, как кожа Кэролайн покрылась мелкими пупырышками.
 — Вам холодно? — От нее исходил запах жимолости и дикого меда, и Волк не мог побороть искушения пробовать на вкус все новые и новые участки ее тела. Запечатлев нежный поцелуй между ее упругих грудей и прикоснувшись языком к одной из них, он внезапно осознал, что не услышал ее ответа. Подняв голову, он вопросительно взглянул на нее.
 Кэролайн с трудом приподняла отяжелевшие веки и через силу пробормотала:
 — Нет. Мне жарко...
 Волк радостно улыбнулся. Его тело было также наполнено огнем неистового желания.
 Восставшие соски ее грудей призывно вздымались ему навстречу, и Волк сжал губами один из них, затем второй, касаясь их отвердевшей плоти языком. Кэролайн издала глухой стон.
 Волк понял, что не сможет дольше сдерживаться, и стал покрывать горячими поцелуями живот Кэролайн. Дойдя до треугольника светло-русых волос, он поднял голову и вдруг зарылся лицом в эти волосы, с наслаждением вдыхая терпкий, пряный запах, который довел его возбуждение до последнего, опасного предела... Он приподнял и раздвинул ноги Кэролайн, почувствовав, как она напряглась, когда рука его скользнула по ее влажному лону.
 Стоило Волку коснуться языком упругого бугорка, вздымавшегося в самом сокровенном местечке Кэролайн, как тело ее выгнулось, охваченное экстазом, и забилось в мучительно-сладостных конвульсиях. Он поднял голову лишь тогда, когда она, ослабевшая и умиротворенная, неподвижно распростерлась на одеяле.
 Но его тело горело еще более неистовым, чем прежде, желанием слиться с ней, и, прильнув к Кэролайн, он по биению ее сердца с радостью почувствовал, что она готова вновь отдаться его ласкам.
 Кэролайн трепетала от восторга и безудержной, пламенной страсти. Поцелуи Волка, которыми он покрывал ее тело, наполняли все ее существо каким-то необыкновенным, восхитительным теплом и светом. Она казалась себе невесомой, парящей, точно раскинувшая крылья птица, в бескрайней небесной синеве.
 Она обняла Волка за плечи, бормоча что-то бессвязное, и широко раскинула ноги. Он глубоко погрузил свой член в ее вожделеющее лоно и, не сдерживаясь более, принялся ритмично и быстро вздымать и опускать бедра. Пронзительный крик удовлетворенной страсти вырвался из груди Кэролайн, сливаясь с шумом волн и шелестом лесных деревьев. Счастье и трепетный восторг, которые она испытывала в эту минуту, впервые за долгое время заслонили от ее внутреннего взора картины кровавых ужасов, пережитых ею.
 Волк удовлетворенно вздохнул и устало опустил голову на грудь Кэролайн. Он долго оставался недвижим, и Кэролайн решила было, что его сморил сон. Но внезапно она услышала его шепот у самого уха:
 — Вам не тяжело?
 — Нет! Совсем нет! — с жаром солгала Кэролайн. Ей так не хотелось разрушать волшебство слияния с ним!
 Рафф, по-видимому, понял ее, а может быть, им двигало подобное же чувство, во всяком случае он осторожно лег на бок, увлекая за собой и Кэролайн, не разжимая объятий и не нарушая единения их тел. Голова Кэролайн покоилась теперь на его руке. Он отвел прядь светлых волос с ее лица и спросил:
 — Так лучше, не правда ли?
 Он улыбнулся ей такой милой, светлой, обворожительной улыбкой, что у Кэролайн перехватило дыхание. Ах, если бы он улыбался почаще! Она провела кончиком пальца по краю его нижней губы, и он, быстро нагнув голову, слегка сжал фалангу ее тонкого пальца зубами и принялся ласкать его языком. Кэролайн ощутила, как тело ее вновь окатила волна страсти.
 Она смущенно прикрыла глаза, чтобы Волк по их блеску не догадался о снедающем ее желании, но, застонав, вновь широко открыла их. Волк, вне всякого сомнения, разделял ее чувства: его член, покоившийся в глубине ее лона, вдруг отвердел и увеличился в размерах.
 — Я никак не могу насытиться вами, — прошептал он, не сводя с нее восторженного взгляда. Кэролайн, согнув ногу в колене, положила ее на его бедро.
 Им обоим хотелось теперь неторопливо, каплю за каплей, испить до дна чашу наслаждения.
 — Что означают эти линии? — негромко спросила она, водя пальцем по его груди, испещренной татуировкой.
 — Это — знаки моей мужественности, — ответил он, и белозубая улыбка вновь осветила его смуглое лицо.
 — Разве она нуждается в подтверждении? — спросила Кэролайн, издав негромкий смешок. Волк лишь пожал плечами и поцеловал ее в лоб.
 В следующее мгновение Волк еще глубже проник в тело Кэролайн. Застонав, она склонила голову ему на грудь, и он принялся водить пальцем вдоль окружности ее груди, приближаясь к напрягшемуся соску. Сладкая истома охватила тело Кэролайн.
 — Вы прекрасны! — сказал он снова, и на сей раз она поняла смысл этих слов, произнесенных на языке чероки, и поверила им. Нынче ночью она чувствовала себя прекрасной, как никогда прежде, и... желанной!
 И вдруг он произнес такое, что едва не разрушило волшебные чары, во власти которых находилась Кэролайн. Продолжая ласкать ее грудь, он прикоснулся губами к ее подбородку и негромко произнес:
 — Моя память, оказывается, стала подводить меня. Я был уверен, что ваши груди значительно меньше. — Улыбнувшись, он поцеловал ее сосок и слегка сжал его зубами.
 Кэролайн оцепенела, лихорадочно ища ответа на его невысказанный вопрос. Ей ни в коем случае не хотелось оповещать его о своей беременности. Со временем, конечно, он и сам узнает правду, но... это время ей необходимо было выиграть. А тогда, что она ему скажет тогда? Все как есть?
 «Вы — отец моего внебрачного ребенка».
 Она закрыла глаза, отчаянно стараясь сохранить ясность мысли, с головой уходя в пучину страсти.
 Кэролайн пыталась представить себе, что произойдет, если сейчас она оттолкнет его и расскажет ему все без утайки. Как он отреагирует на подобное известие?
 Но Волк, скользнув рукой вдоль их сплетенных тел, коснулся пальцами ее лона, и она вскрикнула от наслаждения, мгновенно позабыв о всех снедавших ее тревогах.
 — Кэролайн?
 Она открыла глаза и взглянула на него нехотя, с трудом возвращаясь к реальности.
 — Я сделал вам больно? — в голосе его слышались беспокойство и участие.
 — Нет! — Кэролайн, обвив руками его крепкую шею, прижала его еще ближе к себе. — Нет, — прошептала она, чувствуя толчки его напряженной плоти внутри своего тела и отзываясь на них движением бедер.
 Страсть целиком завладела не только телом, но и душой Кэролайн, не оставив места для раздумий и сомнений.
 Когда вконец обессиленные, они лежали друг против друга, переводя дыхание, Волк укрыл Кэролайн и себя краем одеяла. Они заснули, а проснувшись через некоторое время. Волк поднялся, чтобы подбросить в костер новую охапку хвороста, и бесшумно улегся на свое жесткое ложе, стараясь не разбудить Кэролайн. Но она открыла глаза и обвила его шею руками, и они снова занимались любовью...
 Кэролайн разбудил аппетитный запах жареного мяса. С наслаждением вдыхая его, она потянулась и села, поджав под себя ноги. На душе ее было спокойно и легко. Впервые за все время после набега индейцев на Семь Сосен ее не мучили ночные кошмары.
 Она грациозным движением отвела с лица прядь волос и оглянулась вокруг. Поблизости никого не было. Над костром на самодельном вертеле, сделанном из крепкого сука, жарился кролик. Капли жира стекали с освежеванной тушки прямо в огонь, шипя и распространяя вокруг упоительный аромат жаркого. Кэролайн ощутила приступ мучительного голода. Сколько же времени она не ела досыта? Пожалуй, с тех самых пор, как чероки... Она мотнула головой, отгоняя тяжелые воспоминания.
 Закутавшись в одеяло, Кэролайн подошла почти вплотную к огню.
 — Вы можете обжечься! — раздался низкий, раскатистый голос за ее спиной.
 Она оглянулась и увидела приближавшегося к ней Волка. Одет он был лишь в набедренную повязку, вымокшую после купания в реке. Капли воды покрывали все его лицо.
 Едва взглянув на него, Кэролайн почувствовала мучительное, непреодолимое желание снова оказаться в его объятиях. Кончиком языка она облизала пересохшие губы, решив, что завтрак, в конце концов, может и подождать.
 Но Волк, судя по всему, придерживался иного мнения. Вел он себя с ней вполне дружелюбно, но лицо его оставалось непроницаемым и бесстрастным, и ослепительные искры желания, еще вчера так ярко горевшие в его черных глазах, теперь угасли.
 — Я сниму кролика с огня, пока вы пойдете умыться, — приветливо произнес он, кивая в сторону реки. — Ваша одежда высохла за ночь.
 Он надел рубаху и склонился над костром. Кэролайн отвернулась. Он, безусловно, прав, — подумала она. Нынче утром у них нет времени для ласк и объятий. Надо как можно скорее добраться до Семи Сосен, чтобы удостовериться, что с Мэри все в порядке. И все же, с обидой возразила она сама себе, зачерпывая пригоршней холодную воду, поцелуй не отнял бы у них много времени.
 Кэролайн вернулась к костру, дрожа от умывания ледяной водой. За те несколько минут, что заняла эта нехитрая процедура, настроение ее изменилось. Она убедила себя, что их страстные объятия минувшей ночью не имели никакого отношения к реальности. Просто ей надо было изгнать из своих мыслей воспоминания о кошмаре в Семи Соснах. Волк, зная об этом, помог ей. Только и всего.
 Едва занялся рассвет, колдовские чары ночи развеялись без следа. И Волк совершенно прав, что ведет себя так, словно ничего не случилось. Ей надлежит помнить о том, что она — вдова его отца. И носит под сердцем дитя, которое должно быть признано законным отпрыском Роберта Маккейда. Любовь не играет во всем этом никакой роли. А тем более — безответная любовь, завладевшая ее сердцем. Ведь если называть вещи своими именами, Волк лишь желал ее — и не более того. Иначе разве он оставил бы ее в доме Роберта? Тогда она была слишком глупа и наивна, ожидая от него чего-то большего. Но теперь все переменилось, она стала мудрее и опытнее, во всяком случае настолько, чтобы больше не страдать от его холодности.


* * *

 Они продолжали путь с такой быстротой, какую только могли выдержать израненные ноги Кэролайн, и с наступлением сумерек подошли к низине, в которой заботливый хозяин расположил свои Семь Сосен.
 Приблизившись к усадьбе, Кэролайн постаралась взять себя в руки и не поддаваться вновь нахлынувшим на нее ужасным воспоминаниям.
 Повсюду виднелись следы учиненного здесь разгрома. Содрогнувшись при виде платана, Кэролайн перевела взгляд на следы пожара. Коптильня была сожжена дотла, и на месте ее валялась лишь груда обгоревших досок. То же произошло и со складом, где Роберт хранил свои товары. Но дом не пострадал от огня, и это обрадовало Кэролайн. Ведь она была одной из наследниц имущества Роберта, а дом наверняка стоил немало. Плата за обучение Эдварда в школе легла бы на ее плечи непосильным бременем, останься она снова без гроша в кармане...
 Волк положил руку ей на плечо, и Кэролайн очнулась от своих мыслей, внезапно поняв, что она уже очень долго стоит неподвижно и смотрит в одну точку...
 Он протянул руку, молча указав ей на невысокий холмик справа от господского дома. Кэролайн не сразу догадалась, что это могила ее покойного мужа, и покраснела, не чувствуя в своей душе ни малейших отзвуков сожаления и не стыдясь этого.
 Волк и Кэролайн быстрыми шагами направились к дому. При виде их гулявшие по двору куры разбежались, встревоженно кудахтая. Дверь с треском распахнулась, и на порог выбежала Мэри с ружьем в руках.
 — Кто тебе позволил встать с постели? — с негодованием воскликнула Кэролайн, бросаясь к подруге и заключая ее в объятия. В душе она не могла не признать, что вопрос ее в свете минувших событий звучал до чрезвычайности глупо, но она оправдывалась перед собой тем, что выпалила первую фразу, пришедшую ей на ум, прежде чем с рыданиями припасть к плечу Мэри.
 Та вторила ей, и Волк, неловко потоптавшись возле плачущих женщин, осторожно взял мушкет из рук невестки и скрылся в доме. Когда он снова появился на пороге, обе женщины уже вытирали щеки и сморкались в крохотные платочки.
 — Где Садайи и Валини? — отрывисто спросил Волк.
 — Они время от времени навещают меня и справляются, не нужна ли их помощь. У них ведь свои заботы, свои семьи... А к тому же я ничем теперь не могу отблагодарить их за услуги.
 Краем глаза Кэролайн заметила, что Волк помрачнел и отвернулся.
 — Я знаю, что они остались бы здесь, если бы я попросила их об этом, — горячо продолжала Мэри, подойдя к своему разгневанному деверю, — но мне вполне удается и в одиночку управляться с домом и тем, что осталось от хозяйства. Главное, что меня беспокоило, — это Кэролайн. Теперь же, когда она снова со мной, мне просто нечего больше желать! — с этими словами она взяла обеими ладонями руку Кэролайн и нежно пожала ее.
 Уверения Мэри не смогли, однако, рассеять недовольства Волка. Он обошел двор и сад, окинув зорким взглядом все разрушения, причиненные поместью набегом индейцев. Но, кроме сгоревших надворных построек, все оставалось по-прежнему. Кругом царили тишина и покой, но Волк не мог не чувствовать затаенной угрозы в этой кажущейся безмятежности.
 Позвав обеих женщин в дом, он не терпящим возражений тоном произнес:
 — Быстро соберите самые необходимые вещи. Мы должны сейчас же тронуться в путь.
 Мэри недоуменно взглянула на Кэролайн, и та пояснила:
 — Рафф считает, что нам надо укрыться в форте Принц Джордж.
 — Но почему?! Садайи сказала, что нам больше нечего опасаться. Вождь осудил и наказал участников набега. — Стиснув руки, она умоляюще добавила: — Я так хочу остаться здесь, в Семи Соснах!
 В глазах Мэри было столько неподдельной тревоги, что Кэролайн, взяв молодую женщину за руку, подвела ее к мягкому креслу и почти насильно усадила, примостившись на коврике у ног подруги.
 — Рафф считает, что лишь за стенами форта мы окажемся в полной безопасности. И я согласна с ним.
 Она выразительно взглянула на Волка, безмолвно прося его о поддержке, но тот, по-видимому, решил всецело предоставить своей юной мачехе уговаривать заупрямившуюся Мэри. Пожав плечами, он вышел из комнаты.
 — Я знаю, что вожди племени чероки собираются вести переговоры с представителями английских властей в Чарльз-тауне. Но нам нельзя забывать о том, что здесь произошло!
 — Рафф похоронил Роберта на холме, — проговорила Мэри прерывающимся от слез голосом. — И некому было прочитать над его телом заупокойную молитву. — Она вытерла повлажневшие глаза тыльной стороной руки. — Никто не заслуживает такой ужасной смерти, Кэролайн!
 — Да, дорогая, — согласилась Кэролайн, положив голову на колени подруги.
 — Если быть откровенной, я не любила покойного, — со вздохом проговорила Мэри, — хотя, конечно, это было не по-христиански с моей стороны, но...
 — Я тоже не питала к нему приязни! — воскликнула Кэролайн, передернув плечами. — Его нельзя было назвать хорошим человеком!
 — И все же, — настаивала Мэри, — если бы ты только видела, что они с ним сделали!..
 — Я видела, — проглотив комок в горле, отозвалась Кэролайн. — Все это произошло у меня на глазах! — Она подняла голову и ласково взглянула в лицо все еще всхлипывавшей Мэри. — Нам пора собираться, Мэри, — мягко произнесла она. — Что было, того не вернешь! Успокойся и не думай больше о Роберте!
 — Логан ничего не знает. Кэролайн вздохнула.
 — Узнает, когда вернется. Он ведь тоже ничем не может помочь ни нам, ни, тем более, Роберту, упокой, Господи, его душу!
 — Но он не будет знать, где я! — Мэри в отчаянии всплеснула руками. — Логан приедет и увидит эту могилу... И меня не будет здесь, чтобы рассказать ему о случившемся!..
 — Рафф все ему расскажет. — Кэролайн с трудом поборола искушение позвать сюда Волка. Пусть бы он сам убедил Мэри уехать отсюда! Но вместо этого она взяла подругу за руку и заставила подняться.
 — Не беспокойся о Логане, прошу тебя! Он так или иначе узнает, где тебя найти!
 — А что, если он не приедет? — Мэри остановилась на пути к лестнице и, пораженная этой внезапной мыслью, обратила побледневшее лицо к Кэролайн. — Если он больше никогда не вернется в Семь Сосен?!
 — Этого не может быть! — твердо сказала Кэролайн и, движимая состраданием, подхватила Мэри под руку и подвела к низенькой кушетке. — Знаешь, что мы сейчас сделаем? — обратилась она к подруге бодрым и
 деловым тоном. — Ты пока полежи здесь, а я пойду приготовлю для тебя чашку чаю. Согласна? — Мэри кивнула, и Кэролайн с улыбкой продолжала: — И чего-нибудь поесть. Держу пари, что ты уже проголодалась. Ведь тебе надо есть за двоих, не забывай об этом!
 Мэри не ответила, но лицо ее посветлело. Беспечный, жизнерадостный тон Кэролайн явно оказал на нее благотворное действие.
 Подложив под голову Мэри мягкую подушку, Кэролайн метнулась в кухню на поиски съестного. Она ожидала застать там Волка, но его нигде не было.
 Огонь в очаге едва тлел, и Кэролайн, сунув в него несколько поленьев, налила в медный чайник воды из ведра. Тщетно искала она в массивном буфете сдобные булочки и хлеб. На глаза ей попалось лишь несколько яблок и полузасохшая кукурузная лепешка. Приготовив чай, она аккуратно очистила яблоки от кожуры и, нарезав их и лепешку ломтиками, поставила все это на поднос, подхватив который направилась к Мэри.
 Та дремала на кушетке, но открыла глаза, стоило Кэролайн войти в комнату. На губах ее мелькнула слабая улыбка, и Кэролайн с облегчением вздохнула. Мэри выглядела теперь гораздо бодрее, чем во время их разговора. С благодарностью глядя на Кэролайн, она проговорила:
 — Спасибо тебе, дорогая! Ты так добра ко мне! Боже праведный, как я боялась, что они убьют или покалечат тебя!
 — Они и пальцем меня не тронули! — Кэролайн в подтверждение своих слов помотала головой. — А потом Рафф забрал меня оттуда.
 — У меня просто нет слов, чтобы выразить, как я рада этому! А что же ты сама не пьешь чай? Вздохнув, Кэролайн ответила:
 — Да, ты знаешь, что-то не хочется. Я лучше поднимусь наверх и буду собирать вещи. Не только свои, но и твои тоже. А ты пока отдохни, сделай одолжение! — Она решительно направилась к двери.
 — Я не хочу уезжать, Кэролайн! — прозвучал ей вслед слабый голос Мэри. — Логан...
 — Успокойся! Рафф обо всем позаботится! Ведь ты же знаешь его! — ответила Кэролайн, оборачиваясь на ходу, и, не желая продолжать этот разговор, выбежала из комнаты.
 Она быстро поднялась по лестнице и вошла в комнату подруги. Разложив на полу тонкое шерстяное одеяло, она принялась складывать на него белье Мэри и приданое для будущего ребенка, изготовлением которого они обе занимались в течение нескольких недель. Затем, в своей комнате, она разобрала свой нехитрый гардероб, придирчиво осматривая каждую вещь, прежде чем аккуратно уложить ее на разостланное одеяло. Ведь им предстояло самим нести свой багаж. Кэролайн не имела ни малейшего представления, сколько времени придется им прожить в форте. Но ребенок Мэри и Логана должен вот-вот появиться на свет, значит, надо по возможности сократить собственную поклажу, чтобы взять с собой все до единой вещи, которые понадобятся малютке. А еще следовало подумать и о предстоящих родах. Тряхнув головой, Кэролайн стала вынимать из комода простыни, и тут за ее спиной раздался недовольный голос Волка:
 — Проклятье, Кэролайн! Я же сказал — только самое необходимое!
 — Не смейте обращаться ко мне с подобной бранью, Рафф Маккейд! Никогда не смейте! — прошипела Кэролайн, обращая к нему разгневанное лицо. Простыни она швырнула на кровать.
 Волк вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
 — В чем дело?
 — Я уже сказала вам. Я не желаю, чтобы вы...
 — Да, я слышал то, что вы сказали.
 — И очень хорошо, — сопя, Кэролайн принялась аккуратно складывать простыню. — Ваш отец только и знал, что орал на меня и без конца бранился. С меня довольно этого! Я не собираюсь позволять его сыну делать то же самое!
 — Я не привык думать о себе как о его сыне!
 — Но это ровным счетом ничего не меняет. Вы — Рафферти Маккейд, сын Роберта Маккейда!
 Волк схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.
 — Какая муха вас укусила, Кэролайн?!
 — Оставьте меня! — воскликнула Кэролайн, тряхнув головой. — Никакая муха меня не кусала. Просто моего мужа пытали и убили на моих глазах, а меня самое похитили. Я сбила ноги в кровь...
 — Пока что вы не сказали мне ничего такого, о чем бы я не знал. — Прищурившись, Волк окинул ее внимательным взглядом. — Что же на вас нашло, в самом деле?
 Кэролайн попыталась сбросить с плеч его ладони, но он держал ее крепко, и у нее, как всегда, не хватило сил бороться с ним.
 — А чего вы, интересно знать, ожидали от меня? Как, по-вашему, я должна была бы реагировать на все эти ужасы?! — Она прерывисто вздохнула. — Если вы вполне привыкли к подобному, то я...
 — Меня нисколько не удивляет, что происшедшее оказало на вас самое тягостное впечатление. Но вспомните хорошенько, ведь я предупреждал вас...
 — О да! — Кэролайн отвернула лицо в сторону и процедила сквозь зубы: — Наверное, мне следовало прислушаться к вашим словам и не приезжать сюда.
 — Возможно, так было бы лучше для вас, — кивнул Волк. — Но вы поступили по-своему и оказались здесь. И теперь нам следует побыстрее убраться отсюда, пока не стемнело.
 — Мэри ведет себя несколько странно, — неуверенно произнесла Кэролайн, снова взглянув в глаза Волка.
 — Ей ведь тоже пришлось нелегко.
 — Просто не знаю, что делать! Она беспокоится о Логане.
 — Мой брат вполне способен сам о себе позаботиться.
 — Ему следовало бы быть теперь здесь, подле нее!
 — Но его здесь нет. Чего нельзя сказать о вас. — Уступив охватившему его желанию, Волк привлек Кэролайн к себе. Она попыталась было сопротивляться, но после непродолжительной борьбы замерла, прижавшись к его широкой груди.
 — Она меня очень тревожит, — пробормотала Кэролайн, уткнувшись в плечо Волка. От него исходил запах свежести, сосновой смолы и безопасности. Она обвила руками его узкую талию. — Путешествие навряд ли будет ей под силу!
 — Я и сам знаю, как нелегко придется бедняжке Мэри. Но все же лучшее, что мы можем для нее сделать, — это доставить ее в безопасное место. — Сказав это, Волк подумал, что и для Кэролайн сейчас тоже необходимо переселиться в укрепленный форт, где ей не будут грозить никакие опасности. Она кивнула головой, и он с нежностью провел ладонью по ее вьющимся волосам. — Пожалуйста, сойдите вниз и займитесь Мэри, а я пока сверну эти ваши простыни в тугой узел.
 — Это для Мэри. Ведь ей скоро рожать...
 — Я так и понял. Мне не следовало так резко разговаривать с вами.
 — Я тоже наговорила вам много лишнего. Ведь мне известно, как вы не любите, когда кто-нибудь упоминает о вашем родстве с покойным Робертом.
 — Но вы ведь сказали правду. Он мой отец, и от этого никуда не деться!
 Еще несколько мгновений Кэролайн не сводила с него глаз. Лицо ее озарила нежная, немного печальная улыбка. Повернувшись, она вышла из комнаты.
 Продолжая думать о Волке, Кэролайн спустилась по лестнице, миновала коридор и вошла в затемненную гостиную.
 — Мэри! Боже милостивый! Мэри! — не помня себя, она бросилась к распростертой на полу подруге.
 Юбки неподвижно, словно в забытьи, лежавшей женщины оказались мокрыми насквозь, и темное пятно медленно расползалось по светло-бежевому ковру. При виде этого Кэролайн едва не сделалось дурно.
 Молодая женщина с трудом открыла глаза, подернутые дымкой страдания, и, увидев Кэролайн, улыбнулась вымученной улыбкой.
 — Мой ребенок... Он... просится на свет божий, — едва слышно прошептала она, и лицо ее исказила гримаса боли.




 ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


 — Что, черт побери, здесь происходит?!
 Кэролайн обернулась, изогнув шею, и увидела Волка, неподвижно стоявшего в дверном проеме. У него был совершенно растерянный и ошеломленный вид, и Кэролайн подумала, что сама она несколько минут тому назад выглядела, по-видимому, точно так же.
 — У нее начались роды. Помогите мне уложить ее на кровать!
 Не успела она договорить, как Волк, в два прыжка преодолев разделявшее их расстояние, уже склонился над Мэри. Он бережно взял роженицу на руки и понес ее в комнату, которую при жизни своей занимал Роберт Маккейд. Кэролайн следовала за ним по пятам.
 — Я не сделал вам больно? — обеспокоенно спросил он Мэри, но та не ответила, издав лишь слабый стон, и он обратился со своим вопросом к Кэролайн.
 — Вы здесь ни при чем, Волк, — уверила его мачеха. — Ей, конечно же, очень больно. Но вовсе не по вашей вине.
 Кэролайн к этому моменту вполне удалось овладеть собой, и, пряча улыбку, она взглянула на внезапно побледневшее лицо прежде столь невозмутимого красавца-метиса. Он беспомощно стиснул сильные руки, глаза его были полны удивления, сострадания и... страха. Но тут пальцы Мэри судорожно сжали ее руку, и Кэролайн переключила все свое внимание на нее.
 Надо было, не откладывая, готовить все для появления ребенка на свет. У нее еще будет время поразмыслить над забавной переменой, происшедшей с Волком.
 — Воды! — сказала она, обращаясь к нему. Но ей пришлось еще дважды повторить свое требование, прежде чем он с усилием отвел свой растерянный взгляд от лица роженицы и осознал, что Кэролайн требуется его помощь.
 — Принесите мне горячей воды! — отчетливо произнесла она, глядя ему в глаза, и, лишь удостоверившись, что он уяснил себе смысл ее слов, повернулась к Мэри. Волк поспешно покинул комнату.
 — Больно, Кэролайн!
 — Я знаю, дорогая! — Ободряюще похлопав Мэри по руке, Кэролайн попыталась снять с нее намокшую одежду. — Ты не могла бы немного приподняться? Раздевшись, ты будешь чувствовать себя лучше, свободнее.
 Кэролайн от души надеялась, что Мэри действительно станет легче без стесняющих ее одеяний. Во всяком случае, это казалось единственным, чем она могла помочь страждущей женщине. Если не считать слов утешения и сострадательных взглядов.
 Собрав одежду Мэри, она забросила ее в дальний угол комнаты. От напряжения у нее пересохло во рту. Но что ее усталость по сравнению с муками, которые переживает бедная Мэри! Однако та, укрытая теперь с головы до ног чистой простыней, благодарно улыбнулась Кэролайн. В промежутках между схватками она могла теперь как следует отдохнуть и полностью расслабиться.
 Кэролайн теперь не оставалось ничего другого, как сидеть у постели роженицы, держать в ладонях ее вспотевшую руку, молиться и ждать.
 Маятник огромных стенных часов неутомимо отсчитывал минуты. Мэри то выгибалась дугой, крича и стеная от боли, то замирала, едва дыша. Кэролайн с тревогой щупала ее пульс и то и дело вытирала взмокший лоб женщины.
 — Она еще не...
 Кэролайн вздрогнула, услыхав за спиной голос Волка. Воспользовавшись перерывом между болезненными схватками Мэри, она задумалась о своем. Через несколько месяцев ей тоже предстоит родить на свет дитя. Ребенка Волка... Она оглянулась, от души надеясь, что ему не удастся прочитать ее мысли, и отрицательно помотала головой.
 Осторожно опустив руку Мэри на постель, Кэролайн встала и подошла к Волку. Он принес два ведра горячей воды, над поверхностью которой густыми клубами поднимался пар.
 — Она спит.
 — Значит, она нынче не родит?
 Голос его зазвенел от внезапно вспыхнувшей надежды, и Кэролайн очень не хотелось разочаровывать его, но она произнесла:
 — Мэри просто отдыхает между схватками.
 — Но ведь еще рано, не так ли? Мне казалось, я слыхал, что ребенок должен был появиться на свет лишь в декабре.
 — Да, верно.
 Мэри застонала и повернулась на бок. Кэролайн бросилась к ней и почувствовала, как влажная ладонь роженицы оказалась в ее руке.
 Волк медленно подошел к кровати и склонился над ней, задев подбородком пышные волосы Кэролайн.
 — Вам когда-нибудь уже доводилось принимать роды? — с невольным уважением спросил он.
 — Нет. — Кэролайн прерывисто вздохнула. — По правде говоря, ни разу в жизни. А вам?
 — Нет. Но мне много раз доводилось видеть, как рожают животные.
 — Но это ведь совсем другое дело! — уверенно заявила она, хотя навряд ли смогла бы объяснить даже себе самой, почему она так решила. Ее покоробила сама мысль, что Мэри можно было бы сравнить с коровой, лошадью или самкой оленя.
 — Садайи, я уверен, знала бы, что делать.
 — Но ведь ее здесь нет! — в отчаянии воскликнула Кэролайн.
 — Я могу привести ее!
 — Боюсь, времени не хватит, — тихо сказала Кэролайн, видя, что Мэри, борясь с очередным приступом боли, судорожно хватает ртом воздух.
 — Но что же я буду делать со всей этой водой? — беспомощно спросил Волк, кивнув на ведра, от которых шел пар.
 Не отрывая взгляда от побледневшего, искаженного страданием лица Мэри, Кэролайн с трудом поборола искушение предложить ему вылить эту воду себе на голову. Она шмыгнула носом и раздраженно засопела, прекрасно сознавая, однако, что гнев ее вызван не столько бестолковым вопросом, сколько ситуацией в целом и своей почти полной беспомощностью. Бросив на него быстрый взгляд, она лишь пожала плечами и снова повернулась к Мэри. Ей оставалось лишь надеяться, что Волк не бросит ее один на один со страдающей подругой.
 Он не оставил ее. Он подошел к кровати, на которой лежала Мэри, хотя ему, возможно, легче было бы приблизиться к противнику, вооруженному натянутым луком, и остановился возле Кэролайн. Она склонилась над Мэри, которая, тяжело дыша, закусила губу, чтобы не закричать от боли.
 — Мэри! — позвала подругу Кэролайн, дотронувшись до горячего лба женщины.
 Та слабо улыбнулась в ответ и едва слышно произнесла:
 — Ты здесь, Кэролайн.
 — Конечно, я здесь! Мы оба здесь. — И она отступила в сторону, чтобы больная могла увидеть Волка.
 — Я хочу пить. Можно мне немного воды? Прежде чем Кэролайн обратилась к Волку, он уже протягивал ей стакан, на три четверти наполненный водой. Вдвоем они приподняли Мэри и дали ей напиться.
 — Так лучше? — Кэролайн успела взбить подушку, прежде чем Мэри тяжело опустилась на нее. — Мэри! Скажи мне, что я должна делать. Ты сможешь? Я выполню все твои распоряжения.
 И Мэри принялась слабым голосом отдавать ясные, четкие приказы. Кэролайн невольно подивилась самообладанию этой невысокой, хрупкой женщины. Наконец, сказав все, что требовалось, роженица вновь задышала часто и прерывисто, схватившись дрожащей рукой за запястье Кэролайн. Та, закусив губу, посмотрела на Волка. Он был ее союзником в этой борьбе, ее единственной опорой и поддержкой.
 Прошло три часа, но ничего не изменилось. Волк затопил камин и, склонившись над ним, то и дело подбрасывал в огонь тонкие ветки хвороста. Это бесполезное занятие давало ему возможность отвлечься от происходящего и, главное, не видеть страданий Мэри. Он оглянулся на Кэролайн, все так же сидевшую подле кровати. Голова ее бессильно склонилась на грудь. Сделав над собой усилие, Волк подошел к ней и положил руку ей на плечо.
 — Вздремните-ка хоть немного! — Он помог ей подняться и, взяв за руку, подвел к креслу-качалке, стоявшему у очага.
 — Мне не хотелось бы покидать ее.
 — Она ведь спит, и я посижу возле нее, пока она не проснется!
 Кэролайн погрузилась в сон, едва голова ее коснулась спинки удобного кресла. Она проснулась, словно от толчка, Уже настал поздний вечер, и Мэри все еще спала.
 — Боже мой! — отбросив плед, которым Волк укрыл ее ноги, она вскочила и бросилась к кровати. — Вам следовало давным-давно разбудить меня! — напустилась она на Волка, сердясь не столько на него, сколько на самое себя.
 Но он, словно не заметив досады, звучавшей в ее голосе, невозмутимо ответил:
 — Вы нуждались в отдыхе нисколько не меньше, чем сама Мэри!
 Кэролайн, которая сжала руку Мэри, с тревогой вглядываясь в ее лицо, почудилось, что слова Волка содержат намек на ее беременность. Она и вправду уставала теперь гораздо быстрее, чем прежде, и ее то и дело клонило в сон. Но ведь он, как выяснилось, так мало знал обо всем, что связано с деторождением... Еще меньше, чем она сама. А кроме того, ему известно, что предыдущей ночью ей было совсем не до сна. Кэролайн еще ниже склонилась над Мэри, чтобы Волк не заметил румянца, залившего ее щеки при воспоминании о его объятиях.
 Справившись с собой, она принялась внимательно рассматривать руку Мэри — бледную, тонкую, с отчетливо выступавшей сеткой голубоватых вен.
 — Как долго она находится в забытьи?
 — Около часа. Может быть, немного дольше. — С этими словами Волк направился к двери, кивком головы велев Кэролайн следовать за собой. В гостиной, куда они вошли, было так холодно, что Кэролайн обхватила руками плечи и поежилась. Но, увидев, что Волк снимает со стены свое ружье, она мгновенно позабыла о холоде, преисполнившись страха и дурных предчувствий. В последние несколько часов, занятая уходом за Мэри, она совсем не думала о том, что роды — отнюдь не единственная их проблема. Но Волк, судя по всему, помнил о грозящей им всем опасности. Он мягко произнес:
 — Мне бы так не хотелось покидать вас!
 — Вы уходите? — Голос Кэролайн зазвенел от отчаяния и едва сдерживаемых слез.
 — Только для того, чтобы обратиться за помощью. — Волк прислонил ружье к стене и, обняв Кэролайн за плечи, заставил ее поднять голову. Пристально глядя ей в глаза, он, как всегда невозмутимо, произнес:
 — Мэри час от часу слабеет. Я не знаю, чем ей помочь. — Кэролайн усилием воли сдержала рвавшиеся из груди рыдания, упрекая себя в черствости и эгоизме, которые едва не побудили ее умолять его остаться. Потупившись, она пробормотала:
 — Я тоже.
 — Я доберусь до Кавуйи меньше чем за час.
 — Вы думаете, Садайи согласится прийти?
 — Она придет. — Волк произнес эти слова с такой уверенностью, что Кэролайн поняла: он, если потребуется, взвалит индианку на плечи и принесет ее в Семь Сосен, лишь бы помочь жене брата... и ей, его мачехе. — Мне совсем не по душе то, что вы останетесь здесь одна с Мэри.
 — Я позабочусь о ней. Все будет в порядке, — сказала Кэролайн с уверенностью, которой она отнюдь не испытывала.
 Волк вынул из кобуры, висевшей на поясе, небольшой пистолет и протянул его Кэролайн. Он подвел ее к единственной горевшей в комнате свече и зарядил оружие. Кэролайн вытерла взмокшие ладони о свою цветастую юбку. От страха ее начала бить нервная дрожь. Стараясь унять ее, она спросила:
 — Ведь вы не думаете, что они осмелятся снова напасть на нас? Ведь нет?
 — Нет. — Волк стряхнул крупинки пороха со стола. — Вождь дал слово, что этого не будет.
 — Тогда в чем же дело? — Кэролайн знала, что лесистые холмы, окружающие Семь Сосен, изобилуют дикими зверями, в том числе и такими опасными хищниками, как медведи, но они почти никогда не отваживались подойти близко к человеческому жилью. И Волк, показывая ей, как обращаться с пистолетом, наверняка имел в виду не четвероногих.
 — Тал-тсуска! — воскликнула она, озаренная внезапной догадкой. — Вы считаете, что Тал-тсуска может вернуться сюда.
 Волк не поднял на нее глаз, но по тому, как натянулась кожа на его слегка выступающих скулах, она поняла, что была права. Волк боялся именно появления здесь своего кузена.
 — Но мне казалось, он лишь хотел дать вам знать о себе — и вполне преуспел в этом. Тогда, у реки. Вы же сами сказали, что он мог бы убить вас с берега, если бы только захотел.
 — Это правда. Ему ничего не стоило бы подстрелить меня, когда мы с вами переходили через реку.
 — Значит, дело не только в этом, — задумчиво проговорила Кэролайн, поймав на себе тревожный взгляд угольно-черных глаз. — Ведь я права, не так ли? Он дал вам понять, что зол на вас и... что вам следует быть начеку!
 — Я всегда начеку, — пожал плечами Волк.
 — Давайте не предаваться словесным играм! Время для этого совсем не подходящее! — строго сказала Кэролайн, вертя в руках пистолет.
 — Цельтесь в грудь и старайтесь стоять прямо, когда станете нажимать на курок. Главное, чтобы рука ваша не дрожала. И еще: ни в какие игры я не играю. Вы правы: время для них самое неподходящее.
 Держа в руке тяжелый пистолет, Кэролайн спросила:
 — Но почему вас так беспокоит Тал-тсуска? Все эти предосторожности вы предпринимаете из-за него, правда?
 — Да.
 Его односложный ответ поразил Кэролайн.
 — Но если он, напротив, вовсе...
 — Не я ему нужен, Кэролайн!
 — Но кто же тогда? — Кэролайн не успела договорить, как догадка молнией сверкнула в ее мозгу. Облизав Пересохшие губы, она спросила севшим от волнения голосом: — Но почему?
 Волк пожал плечами и, помолчав, ответил:
 — Возможно, его пленили ваши волосы, цвет которых напоминает сияние полной луны. А может быть, он без ума от ваших огромных голубых глаз. Или от ваших полных родовых губ. — Волк осекся, осознав, что вдохновенно перечисляет те достоинства внешности Кэролайн, которые с момента встречи с ней не давали спокойно заснуть ему самому. Но, как бы красива она ни была, навряд ли это послужило причиной домогательств Тал-тсуски.
 — Его жена и сын умерли от оспы. Сам он чудом выздоровел, но сохранил следы болезни на своем лице.
 — Я от души сочувствую ему, — искренне произнесла Кэролайн, — но не могу понять, при чем здесь я?
 — Он зол на англичан за то, что они принесли эту болезнь на наши земли. — Помрачнев, он замолчал и лишь после некоторого колебания добавил: — Если бы не бледнолицые поселенцы, мы не ведали бы о подобных болезнях.
 — Но ведь они познакомили вас и со многими благами цивилизации, прежде недоступными аборигенам, — возразила Кэролайн. Ведь на пути сюда она видела города, поселки, плантации, укрепленные форты. Но Волк взглянул на нее с насмешкой и оттенком сожаления, подняв черные брови.
 — Боюсь, у нас с вами нет сейчас времени на обсуждение достоинств английской цивилизации, — сказал он, протягивая ей пистолет. — Держите. Я оставлю вам запасной рог с порохом и пули. Я проверил его. Осечки быть не должно.
 Кэролайн нехотя взяла в руку оружие. Пальцы Волка слегка сжали ее ладонь. Ей вдруг мучительно захотелось, отбросив в сторону пистолет, прижаться к широкой груди Волка, обвить руками его стройный стан, сказать ему, что главное ее оружие в борьбе против этого жестокого мира — он сам, ее любовь к нему, поведать ему о том, что она ждет от него ребенка.
 Но прежде чем с языка ее сорвались слова, о которых она впоследствии могла бы пожалеть, Кэролайн резко отвернулась.
 — Я постараюсь вернуться как можно скорее.
 — Да, поторопитесь, пожалуйста!
 — Вы справитесь, Кэролайн!
 Кэролайн показалось, что Волк произнес эти слова полувопросительно. Она медленно повернулась к нему и кивнула, боясь, что расплачется, если произнесет еще хоть слово. Он молча привлек ее к себе и принялся гладить по пушистым волосам. Кэролайн склонила голову ему на грудь.
 Он терял время. Волк сознавал, что чем раньше он уйдет отсюда, тем скорее вернется. Но оттолкнуть от себя Кэролайн было выше его сил. Вместо этого он с силой привлек ее к себе.
 Губы ее, как всегда мягкие и податливые, с готовностью ответили на его поцелуй. Он впивал в себя их восхитительный вкус, точно хотел навеки запечатлеть его в своей памяти. Когда он наконец, пересилив себя, отстранился от нее, Кэролайн со стоном покачнулась.
 Волк отступил еще на шаг, протянул руку за мушкетом и, повесив его на плечо, снова взглянув на Кэролайн. Рот ее, все еще хранивший следы поцелуя, был влажен и ярко-ал, волосы блестели и переливались в колеблющемся свете свечи. Она была вдовой его отца, и Волк, напомнив себе об этом, с трудом поборол желание овладеть ею прямо сейчас, здесь, на полу, покрытом ковром. Издав глухое рычание, он подошел к двери и уже взялся за ручку, как вдруг услыхал пронзительный крик, донесшийся из спальни.
 Кэролайн опередила его, с быстротой молнии метнувшись из комнаты. Когда он вошел в бывшую комнату отца, Кэролайн уже склонилась над роженицей. Та была белее простыни, которая укрывала ее до самого подбородка. Когда несколько минут назад они с Кэролайн выходили в гостиную, Мэри спокойно спала, и Волк подумал, что успеет привести Садайи. Теперь же ему стало ясно, что ни о чем подобном и речи быть не может. Придется обходиться собственными силами. Глаза Мэри были закрыты, дыхание с хрипом вырывалось из ее пересохших губ. То и дело она слабым, дрожащим голосом звала Логана.
 Волк никогда не осуждал брата за то, что тот покинул Семь Сосен. Он и сам ни за что не стал бы жить под одной крышей с Робертом. Даже если бы был законным сыном и чистокровным англичанином. Но теперь он с неприязнью подумал о брате, который ушел отсюда, нимало не заботясь о беременной жене.
 — По-моему, уже скоро, — сказала Кэролайн. Ее саму поразил спокойный, даже какой-то будничный тон, каким она произнесла эти слова. — Пожалуй, вам лучше было бы подождать в другой комнате. — Она взяла Мэри за руку и заставила женщину ухватиться за веревки, которые незадолго перед тем привязала к изголовью и изножью кровати. Обретя опору, Мэри принялась тужиться.
 Кэролайн начала разворачивать лежавшую наготове чистую простыню, но вдруг краем глаза заметила Волка, все так же стоявшего в дверном проеме. Он точно оцепенел и не сводил безумных глаз с Мэри. Произойди подобное в иной, менее серьезной ситуации, Кэролайн вволю посмеялась бы над выражением его лица. Он был едва ли не более бледен, чем сама роженица, которая к этому моменту, надо сказать, стала розовой от натуги. Зубы ее были стиснуты от боли, кожа покрылась бисеринками пота.
 — Рафф! — воскликнула Кэролайн, но ей пришлось еще раз, громче, повторить его имя, прежде чем он, словно очнувшись, перевел взгляд с лица Мэри на нее. — Надо подогреть воду!
 Кэролайн решила все же удалить его из комнаты под первым попавшимся предлогом. Это сработало блестяще. Тихо, как кот, прокравшись в комнату, он подхватил оба ведра и, стараясь не расплескать ни капли, все так же на цыпочках бесшумно удалился.
 Кэролайн усмехнулась, и вниманием ее снова безраздельно овладела Мэри. Прежде, когда роженица рассказала ей, что следует делать, Кэролайн была уверена, что все перепутает и от волнения непременно упустит из виду что-нибудь важное. Теперь же она с удивительной четкостью и точностью выполняла все до единой инструкции Мэри, ни разу не сбившись и ничего не забыв.
 — Давай-давай, Мэри! Я уже вижу головку ребенка! — она похлопала подругу по руке и с чувством воскликнула: — Ты справишься, Мэри! Ты просто молодчина!
 Кэролайн не могла быть уверена, что роженица расслышала ее слова, но в ее распоряжении просто не было никаких иных средств для поддержания слабеющих сил подруги.
 Ибо Мэри с каждой секундой дышала все тяжелее, голова ее беспомощно поникла, и руки, сжимавшие узлы веревок, сами собой разжались.
 — Соберись с силами, дорогая! Осталось ведь совсем немного! Ребенок уже готов появиться на свет!
 Истошный крик, вернее нечеловеческий вой, который вдруг издала хрупкая Мэри, заставил сердце Кэролайн похолодеть от страха. Волосы ее поднялись дыбом. Нечто подобное она слышала, когда... Тряхнув головой, она отогнала от себя непрошеные воспоминания.
 — Еще совсем чуть-чуть. Ну, вот и все! — радостно воскликнула она, подхватывая скользкое тельце новорожденного. Глаза ее наполнились слезами, и, обернувшись к Волку, который в эту минуту ворвался в комнату, с грохотом распахнув дверь, она счастливо улыбнулась.
 — Девочка! — Кэролайн поднесла крошечное, багрово-красное, жалобно попискивавшее создание к изголовью кровати. — Мэри, я поздравляю тебя с дочерью!
 Но ответа на эти слова не последовало. Мэри настолько обессилела, что не реагировала на окружающее. Она неподвижно лежала на постели и не отзывалась, сколько ее ни звали.
 — Рафф, подойдите сюда! — позвала Кэролайн и, когда он оказался подле нее, протянула ему продолжавшего хныкать младенца.
 — Вы хотите, чтобы я взял ее на руки?! — спросил Волк с неподдельным ужасом.
 — Ну да, а что же тут такого? Но сначала возьмите вот это, — и она кивком головы указала на льняные пеленки, сложенные стопкой на крышке сундука. Волк понял, что ему придется-таки хотя бы некоторое время подержать племянницу на руках и покорно развернул пеленку, на которую Кэролайн бережно положила девочку.
 Стоя возле кровати, он внимательно наблюдал за дальнейшими действиями Кэролайн. Та, ритмично нажимая на живот Мэри, освобождала ее от последа, то и дело заглядывая в лицо подруги с надеждой, что та очнулась от своего полузабытья. Но Мэри была все так же бледна, и дыхание ее оставалось частым и поверхностным. Говоря по правде, Волк выглядел ненамного лучше. Происшедшее явно потрясло его до глубины души, и Кэролайн, не высказывая этого вслух, побаивалась, как бы он, подобно Мэри, не лишился чувств.
 — Не слишком ли она маленькая? — почтительным шепотом осведомился он у Кэролайн, пеленавшей ребенка.
 — О да! Ведь она родилась преждевременно. Но будем надеяться, что Господь окажется милостив к ней и к Мэри.
 Как бы то ни было, здоровье новорожденной вызывало у Кэролайн гораздо меньше опасений, чем состояние ее матери. Отвязав сослужившие свою службу веревки, она намочила в воде чистое полотенце и осторожно протерла им бледное, точно восковое лицо роженицы.
 Чтобы снять охватившее его напряжение. Волк принялся ходить взад-вперед по комнате, держа дочь Логана на вытянутых руках, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой, которую небезопасно даже прижать к груди. Краем глаза он видел, что Кэролайн вытирает тело Мэри влажным полотенцем, и хотел было предложить помочь перевернуть ее, в то же время боясь, что стоит ему отвести взор от красного сморщенного личика ребенка, как тот зальется неистовым плачем и — того и гляди — умрет от натуги прямо на его руках. Он счел за благо подождать, когда Кэролайн сама обратится к нему за помощью и, что самое главное, заберет у него из рук этот крохотный комочек едва тлеющей жизни.
 Волк пытался и не мог вспомнить, где он оставил свой мушкет, когда вне себя от ужаса помчался в спальню на крик Мэри. Оглянувшись, он обнаружил, что глаза больной широко раскрыты. Его несказанно обрадовало то, что ребенок на его руках тихо посапывал во сне. Хорошо, что она не плачет, а то еще, чего доброго, Мэри сочла бы его никуда не годной нянькой!
 — Дайте мне ее! — слабым голосом попросила молодая мать.
 Кэролайн взяла крошечный сверток из рук Волка и положила его возле Мэри. Бледное лицо роженицы озарилось светлой, радостной улыбкой, которая, впрочем, тут же погасла, но Волк успел заметить ее и улыбнуться в ответ. У него точно гора с плеч свалилась. Однако Кэролайн, судя по всему, не разделяла его оптимизма. Лицо ее хранило озабоченное выражение, и между бровей обозначилась глубокая складка.
 Тем не менее она продолжала беседовать с Мэри ровным, тихим голосом, восхищаясь девочкой и заверяя молодую мать, что та должна гордиться такой прелестной малюткой.
 Волк вышел из спальни, тихо прикрыв за собой дверь, и направился в гостиную на поиски своего ружья.
 Кэролайн склонилась над Мэри, обтирая ее тело влажной простыней. Значит, он не зря кипятил и снова подогревал воду. Услыхав позади себя торопливые шаги, он удивился. Кэролайн вошла в гостиную следом за ним. Там по-прежнему горела единственная свеча, но даже в ее неверном свете Волк мог заметить, какой тревогой горят
 глаза его юной мачехи.
 — Что случилось?
 — Меня очень беспокоит состояние Мэри. — Кэролайн вытерла руки о фартук и подошла к окну.
 Листья дуба, посеребренные луной, трепетали на легком ветру, упорно не желая облетать с ветвей, не уступая натиску поздней осени. Вот дорожку лунного света торопливо перебежал енот и скрылся в тени.
 Кэролайн устало повернулась лицом к Волку.
 — Она очень слаба...
 — Наверное, просто утомлена, — предположил он с надеждой в голосе. — Вы ведь и сами едва стоите на ногах, что уж говорить о ней.
 Кэролайн невесело улыбнулась.
 — Да, что и говорить, у Мэри больше оснований быть усталой и измученной, чем у меня. — Она снова оглянулась на могучий дуб, росший за окном. Вид его действовал на нее успокаивающе, придавал ей сил. — Я совсем не знаю, что мне следует делать, как за ней ухаживать.
 — Пока вы справлялись с этим отлично.
 Слова эти, произнесенные низким голосом, прозвучали почти над самым ее ухом. Она не слышала, как он подошел, но, повернувшись к нему лицом, обнаружила его стоящим почти вплотную к ней.
 — Мэри просто повезло, что вы оказались рядом, — сказал он, стараясь, чтобы слова его прозвучали как можно более убедительно.
 — Но я ведь и понятия не имела, что следовало делать. И если бы у Мэри не хватило сил подробно проинструктировать меня...
 — Но, к счастью, она это сделала. Зачем же думать о том, что уже благополучно миновало?
 Кэролайн пристально посмотрела на него своими серьезными голубыми глазами.
 — Боюсь, вы были правы тогда, в Чарльз-тауне, когда убеждали меня не ехать сюда. Я действительно не гожусь для здешней жизни.
 — Что заставило вас прийти к такому выводу? — спросил Волк слегка охрипшим от удивления голосом.
 — Вы можете мне не верить, но я не думала об этом ни во время нападения индейцев, ни когда оказалась их пленницей.
 — Так в чем же дело? — Кэролайн глубоко вздохнула.
 — Я поняла, что не подхожу для этой жизни, только нынче, когда Мэри, того и гляди, могла умереть у меня на руках, а я... не знала, как спасти ее.
 — А не кажется ли вам, что вы слишком много на себя берете?
 — Признаться, мне немного странно слышать подобный вопрос из ваших уст. — Волк вопросительно поднял брови, и Кэролайн пояснила: — Вы считаете себя ответственным ни много ни мало как за сохранение мира между чероки и англичанами...
 Волк усмехнулся и с некоторым нажимом произнес:
 — Мы ведь говорим не обо мне, а о вас. О том, что у вас сложилось совершенно превратное представление о ваших возможностях, о силе, которой вы наделены.
 — Я лишь согласилась признать то, что вы утверждали обо мне в самом начале нашего знакомства.
 — Я был не прав.
 — Что?! — Кэролайн показалось, что она ослышалась.
 — Увидев вас, такую хрупкую и беспомощную, я решил, что вам недостает внутренней силы и отваги. Это было ошибкой с моей стороны.
 — Мне думается, что подобное признание далось вам нелегко, не так ли?
 Волк улыбнулся ей в ответ широкой, обезоруживающей улыбкой, волшебно преобразившей его и без того красивое лицо.
 — Я совершил немало ошибок, Кэролайн. — Не считает ли он их объятия одной из этих ошибок? Кэролайн снова повернулась к окну, не поддавшись искушению задать вертевшийся у нее на языке вопрос... Она почувствовала, как рука Волка мягко опустилась на ее плечо, и закрыла глаза.
 — Я обойду вокруг дома. Хочется взглянуть, все ли спокойно. А потом сменю вас у постели Мэри. Вам надо хоть немного отдохнуть.
 Кэролайн, все еще чувствуя на своем плече тепло руки Волка, проследила за тем, как он, скользнув вдоль лунной дорожки, бесшумно исчез во тьме. Лишь после этого она вернулась в спальню роженицы.


* * *

 На третий день после родов у Мэри началась лихорадка.
 Еще накануне вечером, когда Кэролайн ходила по комнате, укачивая хнычущего младенца. Волк озабоченно спросил ее, когда, по ее мнению, можно будет перевезти мать и дитя в форт Принц Джордж. Лишь укрывшись за его мощными бревенчатыми стенами, обе женщины и ребенок, вверенные его попечению, окажутся в безопасности.
 — Я не знаю, — Кэролайн с негодованием засопела и, остановившись посередине ковра, повернула к Волку недовольное лицо. Он был единственным, перед кем она могла позволить себе обнаружить снедавшие ее чувства, хотя вины Волка в том, что Мэри никак не шла на поправку, равно как и в том, что ребенок, почти не переставая, жалобно кричал, решительно не было. Но зачем задавать бессмысленные вопросы? Ему было прекрасно известно, что Мэри пока нельзя никуда ехать. Она была не в состоянии ни встать с постели, ни, тем более, сделать несколько шагов.
 Не говоря ни слова. Волк подошел к Кэролайн и взял спеленутого младенца из ее рук. Девочка никак не желала успокоиться, но по крайней мере Кэролайн могла немного отдохнуть, сев в кресло и откинув голову на его спинку. Она так устала за последние дни, что едва держалась на ногах.
 Вздохнув, Кэролайн извинилась перед Волком за то, что была слишком резка с ним. Он кивнул в знак того, что принимает ее извинения. Разговор об отъезде они решили отложить до наступления утра.
 Кэролайн спала теперь на кушетке в комнате Мэри. Сон ее был чуток, она бросалась к девочке при малейших проявлениях беспокойства с ее стороны. Мэри назвала дочь Коллин в честь матери Логана, решив, что тот будет очень рад этому. Стоило Коллин начать хныкать, и Кэролайн, вскочив с кушетки, бросалась к ней, меняла мокрые пеленки и прикладывала младенца к груди матери. В такие минуты Мэри словно преображалась. С нежностью глядя на малышку, она гладила ее редкие волосенки, шепча:
 — Она действительно очень красива. Вся в отца! — Кэролайн охотно соглашалась с ней, отзываясь о малышке с не меньшим восторгом, и особо подчеркивала, что? Логан будет просто счастлив, когда увидит их. И все это время ее не покидала тревога. Самочувствие Мэри внушало ей самые серьезные опасения. С ребенком, похоже, тоже происходило что-то неладное.
 Наступило утро, но разговор между Кэролайн и Волком не состоялся. Рассвет еще только занимался, и Кэролайн сквозь сон услышала скрип закрываемой двери. Волк отправился к реке. В этот момент Коллин принялась плакать.
 — Мэри! — воскликнула Кэролайн, взяв ребенка на руки. — Твоя дочь снова проголодалась!
 В ответ послышался сдавленный стон, при звуках которого по спине Кэролайн побежали мурашки. Она быстро положила маленький сверток обратно в колыбель орехового дерева, в которой младенцем спал Логан, и бросилась к Мэри.
 Кожа молодой женщины была сухой и обжигающе горячей.
 Кэролайн оцепенела от ужаса, ноги ее подкосились. С трудом преодолев охватившее ее чувство беспомощности, она решила первым делом, не дожидаясь Волка, сбегать за водой, весь запас которой, как на грех, кончился ночью.
 — Я сбегаю на реку, — сказала она, не отдавая себе отчета, что слов ее не услышал никто из находившихся в комнате. — И сейчас же вернусь!
 Метнувшись на кухню, она схватила глиняный кувшин и выбежала из дома через заднюю дверь. Быстрее молнии неслась она к ручью.
 Вдруг справа от нее, в чаще деревьев раздался треск сломавшейся под чьей-то ногой ветки. Думая, что это Волк возвращается после купания, неся в дом воду, Кэролайн бросилась туда.
 — Мэри совсем плохо! — крикнула она. — Ее лихорадит. Я хотела принести...
 Тут рот ее зажала чья-то жесткая ладонь, и, не успев опомниться, она оказалась в руках краснокожего дикаря.




 ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


 Пронзительно крича, Кэролайн отбивалась что было сил. Голые руки индейца с упругими, точно стальными мышцами крепко удерживали ее. Она знала, что сопротивляться этому огромному дикарю, превосходящему ее размерами чуть ли не вдвое, бессмысленно и бесполезно.
 Но мысли о больной Мэри и беспомощном младенце, нуждающихся в ней, а также о Волке, который, заслышав ее крик, тотчас же бросится ей на выручку, придали Кэролайн сил и отваги. Она лягалась, царапалась и кусалась, зная, что время работает на нее, что Волк, возвращаясь в дом этой дорогой, спасет ее от рук злодея. Ей наконец удалось высвободить правую руку, и она сразу же начала нашаривать карман юбки, в котором хранился пистолет.
 Вот наконец пальцы ее сомкнулись на рукоятке оружия, и Кэролайн сразу же почувствовала, как страх и растерянность, охватившие было все ее существо, отступают под натиском бешеной ярости. Собравшись с силами, она пыталась навести ствол пистолета на своего захватчика, который продолжал молча сжимать ее своими огромными руками. Кэролайн не удалось вытащить оружие из кармана, но это казалось ей не столь уж важным. Если ей удастся прицелиться в дикаря, она прострелит свою юбку, только и всего.
 — Что за черт?..
 Кэролайн была так поглощена борьбой с индейцем, что не замечала ничего вокруг, и была крайне удивлена, когда тот бесцеремонно разжал руки, предоставив ей свалиться на землю, точно куль с картошкой. Плечи ее немилосердно ныли, от падения у нее перехватило дыхание и потемнело в глазах, но теперь она могла вынуть пистолет и выстрелить в ненавистного дикаря.
 Но за секунду до того, как палец ее нажал на курок, чья-то рука схватила ее за запястье.
 Всхлипнув, Кэролайн попыталась высвободить руку. Она оскалилась и собиралась уже вонзить зубы в плечо негодяя.
 — Кэролайн!
 Она вскинула голову и увидела над собой лицо Волка. Вода капала с его волос, взгляд выражал тревогу и недоумение. Кэролайн вздохнула было с облегчением, но тут же принялась тревожно озираться. Неужели Волк не заметил воинственного чужака?
 Но происшедшее, похоже, нимало не встревожило его.
 — Все в порядке, Кэролайн, — произнес он уверенно.
 — Но... — попытка Кэролайн объяснить ему, что поблизости затаился злодей-индеец, была прервана гортанными звуками незнакомого ей языка, раздавшимися откуда-то сверху. Подняв голову, она увидела склоненное над ними лицо дикаря, напавшего на нее. Страх снова парализовал ее, но, к ее величайшему изумлению, Волк громко расхохотался и почти силой поставил ее на ноги.
 — Вы не ушиблись? — участливо осведомился он, вынимая пистолет из ее ослабевших пальцев.
 Кэролайн подумала было, что сейчас он направит оружие на незваного пришельца, но Волк, заглянув в дуло, вложил пистолет в свою кобуру, которая по-прежнему висела на его кожаном поясе.
 Краснокожий, набрав в грудь воздуха, снова обратился к Волку, вытянув в его сторону свою исцарапанную руку. Волк лишь покачал головой.
 — Что это он говорит? — с подозрением осведомилась Кэролайн. Волк вел себя так, словно им нечего было опасаться, но ведь не на него только что коварно напал этот ужасный дикарь! — И вообще, что все это означает?!
 — Он говорит, что вы — дикая кошка, опасная для людей.
 — Я?! — Подбородок Кэролайн задрожал от возмущения. — Вы спросите-ка лучше его, почему он набросился на меня?
 И снова индеец с явным негодованием залопотал что-то на своем языке.
 — А вот ему, представьте себе, показалось, что это вы на него напали. — Наклонившись, Волк внимательно осмотрел указательный палец своего соплеменника и сочувственно поцокал языком. — Гулеги недоумевает, почему это белой женщине пришло в голову искусать его?
 Волк был явно неприятно удивлен инцидентом. Но Кэролайн не чувствовала себя виноватой перед индейцем. Откуда ей знать, что он — не враг ей и Волку? Почему он не вышел навстречу ей и не попытался представиться? То, что Волк посмеялся над ее испугом, отнюдь не улучшило ее настроения. У нее все еще отчаянно колотилось сердце, и стук его отдавался в ушах, точно грохот барабана, почти не смолкавший все время ее вынужденного пребывания в индейской деревне.
 Кэролайн высвободилась из объятий Волка и спокойно произнесла:
 — Это он напал на меня. Я бежала, чтобы набрать воды. О Боже, как же я могла позабыть? — Она схватила Волка за руку и, давясь словами, выкрикнула: — Мэри совсем плоха! У нее лихорадка! Принесите воды! — Последние слова она прокричала уже на ходу, со всех ног бросившись к дому.
 Волк сказал несколько слов индейцу, по-прежнему разглядывавшему свой укушенный палец, и последовал за Кэролайн. Когда он вошел в спальню, Кэролайн уже покачивала на руках хныкавшего младенца. Он подошел к постели Мэри.
 Волку не надо было даже прикасаться ко лбу роженицы, чтобы определить, как сильно ее лихорадит. Кожа женщины стала ярко-розовой, сухой на вид, губы потрескались, глаза болезненно блестели.
 Кэролайн со вздохом напомнила:
 — Мне нужна холодная вода! — Ничем иным она не могла помочь подруге справиться с лихорадкой.
 — Гулеги сейчас принесет вам ее!
 Через несколько минут в спальню бесшумно вошел индеец, неся ведро воды. Кэролайн передала Коллин Волку и, смочив полотенце, принялась обтирать им лицо и шею больной. Мэри застонала и перевернулась на бок.
 Волк ходил по комнате, покачивая младенца. Девочка кричала не умолкая.
 — Она проголодалась, — сказала Кэролайн. — Но Мэри ведь не сможет покормить ее.
 — Вы знаете, что с ней, чем она больна?
 Глаза Кэролайн наполнились слезами. От сознания собственного бессилия ей хотелось зарыдать в голос, но, пересилив себя, она слегка дрогнувшим голосом ответила:
 — Нет, не знаю.
 Волк обратился к стоявшему у окна Гулеги. Тот кивнул и быстро вышел из комнаты.
 — Что вы ему сказали, Рафф? — с надеждой спросила Кэролайн.
 — Я попросил его сходить в деревню и привести Садайи.
 — Он ваш друг? — Волк молча кивнул, и Кэролайн, отведя глаза в сторону, глухо пробормотала: — Я чуть не убила его.
 — Мне искренне жаль, что он так напугал вас, но поверьте, Кэролайн, далеко не каждый чероки — враг вам. — Он погладил младенца по спинке, и девочка на несколько мгновений умолкла.
 Кэролайн вспомнила, что индеец, так неожиданно выскочивший из-за деревьев и зажавший ей рот, не пытался бороться с ней, и в поединке, завязавшемся между ними, и впрямь оказался потерпевшей стороной. Но что ей оставалось делать, что она могла подумать после всех пережитых ужасов, после слов Волка о грозящей им опасности?
 — Я ведь не могу с первого взгляда определить, кто из них враг мне, а кто — друг, — сказала она, вновь поворачиваясь к Мэри.
 — Я понимаю, как нелегко вам пришлось!
 — Мне-то что! Я ведь не слегла, как бедняжка Мэри! — говоря это, Кэролайн снова обмакнула полотенце в ледяную воду и стала обтирать им лоб и щеки подруги. Не оборачиваясь и не слыша его шагов, она тем не менее чувствовала, что Волк подошел к ней почти вплотную. Ее обволакивал исходящий от него запах, и ей безудержно захотелось, оставив свое занятие, прильнуть к его могучей груди. Но нет, надо во что бы то ни стало пересилить себя, не поддаваясь воздействию, которое он на нее оказывает. Кэролайн про себя усмехнулась мысли, что она далеко; не единственная из находящихся в этой комнате женщин, готовая забыть обо всем в присутствии Волка. Похоже, прикосновение ладони любящего дяди уменьшило муки голода, который малышка испытывала в течение всего утра.
 Кэролайн искоса взглянула на него. Волк был одет лишь в мокрую после купанию набедренную повязку.
 Потупившись, она предложила:
 — Давайте я подержу Коллин, пока вы оденетесь. Ведь вы озябнете. — Она от души надеялась, что голос не выдаст ее волнения.
 Волк ничего не ответил ей, но Кэролайн слышала, как он уложил затихшую Коллин в колыбель, подошел к кровати Мэри, взглянул на больную и вышел из комнаты.
 Спустя некоторое время он вернулся. Кэролайн, убедившись, что Мэри стало немного легче, со слабым стоном разогнула усталую спину, держась руками за поясницу. Она замерла, почувствовав на своем плече ладонь Волка.
 — Я сменю вас.
 Кэролайн подняла на него глаза, и Волк кивнул в сторону ведра с водой. Он был одет, и стянутые в конский хвост влажные волосы оставили мокрые полоски на его льняной охотничьей рубахе.
 — Я с удовольствием воспользуюсь возможностью хоть немного отдохнуть.
 — Боюсь, вам придется лишь сменить вид деятельности. Я принес немного овсяного отвара, чтобы покормить Коллин.
 — Разве она может это есть?
 Волк лишь пожал плечами, и Кэролайн направилась к колыбели. Девочка снова принялась хныкать, и от этих не громких, жалобных звуков сердце Кэролайн рвалось на части. Она подумала о своем собственном ребенке, безмятежно лежавшем в ее чреве, и с нежностью прижала девочку к себе.
 Малышка сперва наотрез отказалась от непривычной еды, сморщив свое крохотное личико и издав негодующий вопль. Но Кэролайн, не видя другого выхода, решила проявить терпение и настойчивость. Она покачивалась в кресле, держа головку Коллин левой рукой, и то и дело подносила мизинец правой руки, обмакнув его в отвар, к маленькому ротику младенца, похожему на розовый бутон.
 Когда ребенок наконец утих и стал сосать палец, Кэролайн обернулась к Волку с торжествующей улыбкой на устах. Он радостно кивнул ей в ответ.
 До самого полудня они, то и дело сменяя друг друга, кормили девочку отваром и прикладывали к лицу и шее Мэри холодные компрессы. Насытившись, Коллин задремала, а через некоторое время Мэри пришла в сознание и слабым голосом спросила о Логане и ребенке. Кэролайн горячо заверила ее, что оба пребывают в добром здравии, от души надеясь, что сказала правду.
 Волк услыхал шаги задолго до того, как его соплеменники показались во дворе, и поспешил отпереть входную дверь дома. Кэролайн, ожидавшая прихода Садайи и так напугавшего ее Гулеги, была несказанно удивлена, когда шестеро чероки один за другим вошли в спальню Мэри.
 Садайи подошла к Кэролайн и взяла в руки крошечный сверток, который та держала на коленях. Лицо индианки расплылось в нежнейшей улыбке.
 — Красивый ребенок, только уж больно мал! — заключила она, передав девочку молодой индианке, которую Кэролайн видела впервые. Та подошла к креслу и кивком предложила Кэролайн освободить его. Кэролайн молча повиновалась, и молодая чероки, усевшись поудобнее, развязала тесьму, которая стягивала ворот ее просторной блузы, обнажила грудь и поднесла сосок ко рту Коллин. Голодный ребенок, раскрыв глазенки, с жадностью приник к полной, кирпично-красной груди, и принялся сосать, причмокивая и давясь молоком. Кормилица-индианка, склонив голову, улыбалась малышке.
 — Кахталата похоронила своего младенца, — пояснила Садайи, — но молоко у нее еще не пропало.
 — Мне очень жаль, что вы потеряли ребенка, — отозвалась Кэролайн.
 Индианка кивнула в ответ, не нуждаясь, по-видимому, в переводчике, чтобы понять слова Кэролайн.
 У постели Мэри хлопотали три чероки, которых она видела впервые, также как и юную Кахталату. Волка поблизости не было.
 — Они пришли, чтобы помочь Мэри, — сказала Садайи. — Она выздоровеет, вот увидишь.
 — Но что же с ней такое? — спросила Кэролайн, выходя из комнаты вместе с индианкой.
 — Молочная лихорадка. Это часто бывает с женщинами после родов. Но Мэри поправится. А вот ты нуждаешься в отдыхе. — И Садайи, взяв Кэролайн за руку, повела ее к лестнице.
 Наверху, войдя вместе с Кэролайн в ее комнату, Садайи строго спросила:
 — Признайся, Кэролайн, ты ведь почти не спала все эти дни?
 — Да я почти и не устала. Я очень беспокоюсь о Мэри и о малышке.
 — О них обеих позаботятся, не тревожься понапрасну. А вот то, что ты так изнуряешь себя, не пойдет на пользу ни тебе, ни твоему ребенку!
 Кэролайн вспыхнула и потупила взор.
 — Откуда ты знаешь, что я беременна? — оправившись от смущения, спросила она. Давно, еще при жизни Роберта, она вскользь намекнула индианке на это, но с тех пор они не виделись и больше на эту тему не говорили.
 Садайи лишь слегка приподняла брови, давая понять, что она совсем не так глупа, как может показаться некоторым бледнолицым леди.
 — Но я хочу знать, откуда тебе это известно, — настаивала Кэролайн.
 Накануне нападения чероки на Семь Сосен она, пристально изучив свое отражение в зеркале, пришла к выводу, что ничто в ее внешности не говорит пока о ее будущем материнстве. С тех пор миновала всего одна неделя, и Кэролайн была уверена, что не могла она за столь недолгий срок так разительно измениться.
 Садайи снизошла к ее просьбе и добродушно пояснила:
 — По выражению твоего лица догадалась я, что ты в положении. По румянцу на твоих щеках. К тому же, ты уже не такая тощая, как прежде, когда приехала сюда. — Она окинула Кэролайн с ног до головы цепким взглядом, словно еще раз желая удостовериться в своей правоте. — Но ты не беспокойся. Я уверена, что Ва-йя пока ничего не заметил.
 — А какое ему может быть дело до этого? — спросила Кэролайн, стараясь сдержать дрожь в голосе.
 — Но ведь твой ребенок доводится ему тсункиниси, младшим братцем, — пояснила индианка, — и Ва-йя должен будет заботиться о нем и о тебе. Так у нас принято.
 — О... да. Это действительно так, — с трудом выдавила из себя Кэролайн, усаживаясь на постель. Только тут она обнаружила, что заботливые руки индианки сняли с нее почти всю одежду. Рот ее стала раздирать мучительная зевота. Да, ничего не поделаешь. Ее ребенок будет считаться младшим братом или сестрой Раффа Маккейда. Если только она не отважится рассказать ему правду.
 — Садайи!
 Индианка, взявшаяся за ручку двери, остановилась и оглянулась.
 Кэролайн, тряхнув головой, проговорила:
 — Пожалуйста, не говори ничего Раффу. Я не хочу, чтобы он знал о моем будущем ребенке. — Садайи пожала плечами:
 — Я вообще не привыкла вмешиваться в чужие дела!


* * *

 Кэролайн, как ни была она изнурена, беспокойно ворочалась в постели, не в силах заснуть. Но сон, в который она наконец погрузилась, не принес ей успокоения. Едва смежив усталые веки, она увидела своего ребенка, вопросительно смотрящего на нее своими угольно-черными глазами. Она пыталась объяснить ему что-то, но он повернулся и стал медленно удаляться от нее. Туман окутывал его маленькое тельце, ставшее через несколько мгновений совсем неразличимым в окружавшей его серой мгле. Кэролайн, не помня себя от отчаяния, бросилась за ним, умоляя его вернуться, но тщетно.
 Ее ребенок исчез.
 Она была принуждена остановиться и, опустившись на колени, внезапно увидела возле себя Волка. Он осуждающе смотрел на нее и с упреком спрашивал:
 — Зачем ты это сделала? Где мой сын? Почему ты так поступила со мной?
 Она пыталась рассказать ему правду, но он не стал слушать и, отвернувшись от нее, зашагал прочь.
 — Нет! Нет! Прошу тебя! Я не могла повести себя иначе! Неужели ты не понимаешь?!
 — Кэролайн, Кэролайн, проснитесь!


* * *

 Она села на постели, с трудом возвращаясь к реальности и радуясь тому, что кошмар, посетивший ее, был всего лишь сном.
 Волк склонился над ней и отвел с ее лба разметавшиеся во сне волосы.
 — Что с вами, Кэролайн? Что вас так беспокоит?
 Она хотела рассказать ему все и уже открыла было рот для правдивого ответа, но усилием воли заставила себя промолчать. Во сне Волк упрекал ее в том, что она не сказала ему о его сыне. Но ведь в реальной жизни все могло обстоять иначе. И неизвестно, какие чувства вызвало бы у этого человека известие о том, что она ждет от него ребенка. Рассчитывать на то, что он обрадуется, было бы глупо с ее стороны. В лучшем случае он ради будущего младенца сделает ей предложение.
 А потом, подобно своему брату Логану, уедет прочь, оставив ее одну. Но она ведь и без того одна, следовательно, ей совершенно незачем пытаться женить его на себе.
 Он спросил: «Что вас беспокоит?» Кэролайн подумала о том, сколько разных, причем правдивейших ответов могла бы она дать на этот вопрос, и губы ее тронула слабая улыбка.
 — Какой тяжелый выдался год, — произнесла она наконец.
 — После того как вы покинули Англию?
 — Нет, по правде говоря, трудности начались раньше. Они-то и привели к тому, что мне пришлось уехать.
 Волк сел на стул, стоявший возле кровати, и участливо улыбнулся Кэролайн. В его присутствии вся мебель словно уменьшилась в размерах. Кэролайн подняла на него глаза и не могла не заметить, что он чем-то озабочен.
 — Что случилось? — встревоженно спросила она. — Неужели Мэри стало хуже?
 — Нет, наоборот, Садайи напоила ее целебным отваром, и она впервые за все эти дни заснула спокойно. Малышка наелась и тоже спит.
 Кэролайн села на постели, опираясь спиной на подушку, и окинула недоверчивым взглядом всю его мощную, ладную фигуру. Внутри у нее все болезненно сжалось, и она спросила дрогнувшим голосом:
 — Но ведь что-то не так, правда?
 — Да нет, пожалуй все в порядке, — отозвался он, но в голосе его не было уверенности. Волк, не мигая, смотрел на Кэролайн, борясь с искушением броситься к ней и заключить ее в объятия. Сцепив руки, он неохотно пояснил: — Вожди в самом скором времени отправляются в Чарльз-таун.
 — Но это же замечательно! — воскликнула Кэролайн. — Вы потратили много времени и сил на то, чтобы они встретились с губернатором, не так ли? — Видя, что он хмурится, Кэролайн уже без прежнего оптимизма добавила: — Я надеюсь, что недоразумениям между чероки и англичанами будет положен конец.
 — Да, но кто от этого больше выиграет? — Волк встал и придвинул стул к стене. — Вы правы, я готовил эти переговоры, но нисколько не склонен переоценивать их значения.
 Он отошел в дальний угол комнаты, показавшейся ему очень маленькой. Даже здесь до него доходил этот будоражащий кровь запах свежести и весенних цветов — неповторимый запах Кэролайн! Ему не следовало сюда приходить! Он принял это решение, стоя за дверью и прислушиваясь к ее ровному дыханию. Но, услыхав ее крик, не мог не выяснить, что ее встревожило.
 — Но чем же именно вы теперь так недовольны? — Он пожал плечами. Похоже, она успела достаточно хорошо узнать его за недолгое время.
 — Наверное, дело в том, что я просто не доверяю англичанам.
 — Но у вас есть все основания считать себя одним из них, — напомнила она, гордо подняв голову.
 — Да полно вам, Кэролайн! Вы слишком хорошо меня знаете, чтобы утверждать подобное.
 — Я знаю, что вы сами не в силах определить свою принадлежность к той или иной нации, культуре, и это мучает вас.
 Кэролайн остро пожалела об этих случайно вырвавшихся у нее неосторожных словах, хотя и была уверена, что нисколько не погрешила против истины. Но именно правдивость ее утверждения могла вызвать у Волка вспышку гнева, которой лучше было бы избежать...
 Но, к ее удивлению, он лишь громко расхохотался в ответ, откинув голову. Кэролайн смотрела на него, не веря своим глазам и ушам. В эту минуту он выглядел настоящим дикарем — с распущенными по плечам жесткими волосами, с голой грудью, проглядывавшей сквозь расстегнутый ворот рубахи...
 Но ведь она видела его и другим — в шелковом костюме и туфлях с серебряными пряжками. Тогда она, ни минуты не колеблясь, приняла его за настоящего джентльмена. Кто же он на самом деле? Кэролайн затруднилась бы дать ответ на этот вопрос, который наверняка поставил бы в тупик и самого Волка.
 Он наконец перестал смеяться и подошел к окну. Ему нечего было возразить Кэролайн, но и соглашаться с ней он не собирался. Равно как и продолжать обсуждение этой темы.
 — Я отправляюсь вместе с ними, — отрывисто произнес он, не глядя на нее.
 — С кем? — растерянно спросила Кэролайн. — А-а, с вождями, — вполголоса пробормотала она, вспоминая начало их разговора.
 — Я считаю, что мое присутствие там не будет лишним.
 — Еще бы! Вам обязательно следует присутствовать при переговорах.
 О, как ей не хотелось, чтобы он уезжал!
 — Я считаю небезопасным оставлять вас здесь.
 Кэролайн помотала головой,
 — Ведь пока идут переговоры, нам здесь совершенно нечего опасаться, и вы об этом знаете!
 — И все же было бы лучше, если бы вы перебрались в форт Принц Джордж.
 Он повернулся и взглянул на нее в упор. Кэролайн выдержала этот взгляд и твердо сказала:
 — Я не могу оставить Мэри и Коллин.
 — Но я рассчитывал перевезти в форт вас всех!
 — О том, чтобы куда-то везти Мэри, нечего и думать по крайней мере неделю, а то и дней десять. Вы к этому времени будете уже далеко.
 — Поедемте со мной, Кэролайн! Садайи позаботится о Мэри, а когда она окрепнет, Гулеги проводит в форт ее и малышку.
 — Нет, я не поеду, Рафф.
 — Черт возьми, Кэролайн! Вы просто невозможно упрямы!
 — Нет, это вы упрямы и несговорчивы. Семь Сосен — мой дом, а Мэри — моя подруга и родственница. И я никуда отсюда не поеду. — Она спустила ноги с кровати, решив, что ей будет удобнее вести этот разговор стоя. — К тому же, — резонно заметила она, выпрямляясь во весь рост, — если для Мэри и девочки здесь достаточно безопасно, то я совершенно не вижу причин...
 — Надеюсь, вы не забыли о Тал-тсуске? — Она уронила шаль, в которую собиралась закутаться, и едва слышно ответила:
 — Нет, — чувствуя однако, что Волк не поверил ей. Но имело ли это хоть какое-то значение? — Он не посмеет напасть на нас во время мирных переговоров. Вы ведь сами говорили, что он мог убить вас и не сделал этого.
 Волк, как ни претило ему это, решил прибегнуть к крайним мерам.
 — Мне не хотелось бы напоминать вам, Кэролайн, — произнес он дрожащим от негодования и едва сдерживаемого вожделения голосом, — что, находясь в Семи Соснах, вы пользуетесь моим гостеприимством. — Кэролайн оглянулась на него через плечо. Глаза ее выражали недоумение. — Вам, надеюсь, известно о примечании к вашему брачному контракту с моим отцом? Которое гласит, — голос его постепенно набирал силу, — что вы становитесь владелицей Семи Сосен и всего имущества Роберта по смерти его лишь в том случае, если подарите ему наследника.
 — Откуда вам это известно? — Кэролайн подошла к нему вплотную, высоко подняв голову. Она знала, что об этом пресловутом примечании знали лишь сам Роберт и ее адвокат. Ей довелось узнать об условии наследования имущества, только когда Роберт пришел в ее комнату и избил ее.
 — А вы рассчитывали держать это в тайне, леди Кэролайн?
 — Ну конечно же нет! — Кэролайн отбросила волосы за плечи. — Но для меня, признаться, большая новость, что отец посвящал вас в свои личные дела.
 — Только когда хотел позлить меня.
 — Но я не понимаю.
 — А что же здесь может быть непонятного? Мой отец, например, с удовольствием рассказывал мне, как вы с ним проводите время в постели. — Глаза Волка сузились. — С мельчайшими подробностями.
 — Но ведь это не... — Кэролайн прикусила язык. Она пришла в ужас оттого, что едва не выдала Волку свою тайну.
 — Это «не» — что, миледи?
 — Ничего. И перестаньте называть меня так!
 — А как прикажете мне называть вас? — Он насмешливо приподнял брови, и это буквально взбесило Кэролайн.
 Подбородок ее задрожал, но, не отводя взгляда, она со злостью произнесла:
 — Любовницей, если это вас не шокирует. — Ее буквально душила ярость. Она ненавидела их всех: Роберта, Волка. Его, пожалуй, еще более люто, чем покойного супруга. Тот, по крайней мере, до последних минут своей жизни оставался законченным негодяем, но этот... — Вы ведь с завидной быстротой утвердили меня в этой роли, не так ли?!
 — Но если мне не изменяет память, вы не высказали особых возражений против подобного оборота дел. Или я ошибаюсь?!
 — К стыду моему, ваша память вас нисколько не подвела.
 Волк прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда он осмелился снова взглянуть на Кэролайн, она уже повернулась к нему спиной. Он попытался было взять ее за руку, нисколько, впрочем, не удивившись тому, что она с силой вырвала ее.
 — Простите меня великодушно за мои слова. Я сожалею, что вел себя...
 — Не как джентльмен, — закончила она за него, смерив его с ног до головы презрительным взглядом. — Вы это хотели сказать? Но ведь вы вовсе и не джентльмен, насколько мне известно. Ни в малой степени. И мне думается теперь, Волк Маккейд, что вас по праву можно считать настоящим дикарем, какими запугивают детей в цивилизованных странах!
 Волк открыл было рот, чтобы возразить ей, но онемел от ужаса, услыхав продолжение гневной речи Кэролайн.
 — И я считаю несправедливыми ваши претензии к отцу, что покойный якобы дразнил вас рассказами о нашей с ним частной жизни. Ведь вы заранее решили нанести ему чувствительнейший удар, сделав меня своей любовницей, и с легкостью добились осуществления своих намерений! Не возражайте! — Кэролайн предостерегающе подняла руку. — Не отягчайте свою совесть заведомой ложью. На ней и так уже лежит достаточно тяжкое бремя. В глазах ваших я вижу правду!
 — Кэролайн! — Волк шагнул к Кэролайн, но она, не двинувшись с места, остановила его взглядом. Он понял, что попытки коснуться ее, равно как и объясниться, ни к чему не приведут. Бесполезно было и просить прощения. Такую вину не искупить словами, и Волк прекрасно знал об этом.
 А ведь поначалу все складывалось так удачно, и неожиданная возможность наказать отца и отомстить за мать чрезвычайно обрадовала его. Ах, как горько пожалел теперь Волк о том, что не послушался слабого голоса совести, нашептывавшего ему, что приносить эту доверчивую, славную девушку в жертву своим планам — подло и грешно. Но разве он мог тогда предвидеть, что столь блестяще проведенная кампания закончится в итоге его собственным поражением? Что Хрупкая леди превратится для него из орудия мести в самую любимую и желанную женщину на свете?
 Они, возможно, могли бы быть счастливы вместе, печально думал Волк. Но теперь об этом нечего и мечтать. Если Кэролайн и питала к нему хоть малую толику приязни, то после его разоблачения он не может рассчитывать ни на какие чувства с ее стороны, кроме вражды и презрения. И глаза ее, прежде лучившиеся добротой и нежностью, теперь, после этого тяжелого разговора, полны гнева и печали.
 — Уйдите, пожалуйста. — Голос Кэролайн прозвучал ровно и бесстрастно. Она не вынесла бы дальнейших разговоров с ним, его лжи и унизительных попыток обелить себя. Только не это! Ей просто необходимо было остаться в одиночестве. Волк несмело протянул к ней руку, затем бессильно уронил ее и потупил взор. Внешнее спокойствие давалось Кэролайн с невероятным трудом. Она держалась из последних сил, с ужасом думая, что стоило Волку повести себя настойчивее, насильно заключить ее в объятия, моля о прощении, и она, возможно, беспомощно разрыдалась бы на его груди, спрашивая сквозь слезы, что заставило его поступить с ней так жестоко и бесчестно. Но разве можно допустить подобное? Не довольно ли глупостей успела она наделала, едва ступив на землю этой чужой полудикой страны?
 О Боже, когда же наконец этот человек уйдет и оставит ее одну?!
 Волк, еще немного помедлив, словно на что-то надеясь вздохнул и, повернувшись, бесшумно вышел из комнаты, притворив за собой дверь.
 Кэролайн, пошатываясь на внезапно ставших точно ватными ногах, добрела до кресла-качалки и бессильно опустилась в него. Растерянность и шок от пережитого сменило глухое отчаяние, к которому добавились гнев, досада и раскаяние в содеянном. Выходит, идя на поводу у собственных страстей, она угодила в хитро замаскированную ловушку, которую устроил для нее этот дикарь, несомненно весьма опытный и искусный в подобных делах.
 Она давно начала догадываться, что Волк неспроста завлек ее в свои объятия накануне приезда в дом престарелого жениха. И немедленный отъезд его в таком случае становился вполне логичным завершением дьявольского плана, который мог созреть лишь в коварной, мстительной душе варвара. Но она упорно гнала от себя подобные мысли, ей не хотелось верить, что человек, который пленил ее воображение, с которым она впервые познала радости любви и от которого зачала ребенка, может быть так бесчеловечен. В пылу гнева уста ее высказали вслух подозрение, внезапно превратившееся в уверенность, и правда о мотивах поступков Волка предстала перед ней во всей своей неприглядности. Теперь Кэролайн при всем желании не могла ни скрыться от этой правды, ни заставить себя забыть о случившемся. Сердце ее разрывалось от боли и тоски, но просить помощи и участия ей было не у кого.


* * *

 Волк оставался в Семи Соснах еще целых три дня, и Кэролайн пришлось волей-неволей смириться с его присутствием. Ей стоило немалых усилий встречаться с ним и, если это происходило в присутствии посторонних, обмениваться приветствиями и ничего не значащими замечаниями. Мэри начала быстро поправляться, ребенок вел себя значительно спокойнее, но все равно уход за ними требовал немалых сил и времени. Кэролайн была счастлива уже тем, что целыми днями не имела ни минуты покоя: в повседневной сутолоке ей порой удавалось хоть на некоторое время забыть о своем горе. Если поблизости не было Волка.
 Но стоило ей, сидя у постели Мэри, поймать на себе его настойчивый, молящий взгляд, как прежнее отчаяние охватывало ее исстрадавшееся сердце и глаза наполнялись непрошеными слезами.
 Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он наконец уехал в Чарльз-таун. Казалось, что, не видя его, она не будет так отчаянно страдать. Но Волка уже и след простыл, а на душе у Кэролайн нисколько не полегчало. Пожалуй, даже наоборот...
 Заботы о Мэри и Коллин, хлопоты по дому требовали ее почти ежеминутного внимания, и Кэролайн делала все, что от нее требовалось, и даже больше. Она осунулась и побледнела, между бровей ее залегла суровая складка, и улыбалась она, лишь когда подходила к постели Мэри, чтобы не огорчать больную своим хмурым видом.
 В Семи Соснах по-прежнему жили несколько чероки. Кроме кормилицы, чрезвычайно привязавшейся к Коллин, и Садайи, помогавшей Кэролайн ухаживать за Мэри, стирать и готовить, Волк привел на подмогу нескольких жителей индейской деревни, которые, следуя его указаниям, заново отстроили сгоревшие сараи и большой амбар.
 Погода день ото дня становилась все холоднее. В воздухе уже явно чувствовалось приближение зимы.
 Кэролайн больше не сомневалась, что беременна. Талия ее пока не располнела, но она уже ощущала в себе биение новой жизни.
 Однажды, сидя в гостиной у камина, Кэролайн, собравшись с духом, сообщила о своей беременности ничего не подозревавшей Мэри. Та, радостно вскрикнув, выронила шитье и бросилась обнимать Кэролайн. Серые глаза ее сияли, она была сама не своя от счастья и даже уронила на щеку Кэролайн несколько слезинок.
 — Боже мой! Ты просто представить себе не можешь, как я этому рада! — И Мэри бросила нежный взгляд на колыбель, в которой сладко посапывала маленькая Коллин. — Наши дети будут расти вместе и дружить так же крепко, как мы с тобой! Какая чудесная новость!
 Кэролайн охотно отвечала на бесчисленные расспросы подруги. Мэри задавала их один за другим.
 — Ты уже придумала имя для малыша? А кого ты ждешь? Сына или дочку? Ты не боишься родов? И когда, по-твоему, произойдет это замечательное событие? А как ты себя чувствуешь?
 Но вдруг лицо молодой женщины омрачилось, и она с сожалением произнесла:
 — Как все-таки печально, что бедный Роберт не дожил до этого радостного дня!
 Добродушной, бесхитростной Мэри и в голову не пришло усомниться, что отец будущего ребенка не кто иной, как Роберт Маккейд. И Кэролайн, разумеется, не стала ее разубеждать.
 Так незаметно, одна за другой, пролетело несколько недель. Тревожные мысли о том, что ей надлежит принять решение относительно будущего ребенка, почти не посещали ее. Но однажды, сгибаясь под тяжестью ведер с молоком, которые она несла в дом, Кэролайн подняла голову и в нескольких шагах от себя увидела Волка.




 ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


 — Вот уж не думала, что вы так скоро вернетесь! — пробормотала Кэролайн первое, что пришло ей на ум. Сердце ее забилось так сильно, что она с трудом расслышала собственные слова, опасаясь, что эти отчаянные, частые удары донеслись и до чуткого слуха Волка.
 Волк, закинув мушкет за плечо, неторопливо приблизился к ней, не сводя с нее пристального взгляда своих угольно-черных глаз.
 — Неужели не думали? — спросил Волк, беря тяжелые ведра из рук Кэролайн, как ни пыталась она воспротивиться этому.
 Кэролайн, напомнив себе, что ненавидит его, разозлилась оттого, что сей неоспоримый факт не всплыл в ее сознании сам по себе, едва лишь она завидела Волка. Ведь он использовал ее в своих целях и затем безжалостно бросил, предоставив в одиночку выпутываться из создавшегося положения, страдать и мучиться. Тем не менее, стоило ему после нескольких недель разлуки предстать перед ней во всей своей ослепительной красоте, как душа ее преисполнилась радости, и в сердце, вопреки всему, вспыхнула надежда.
 Волк, по-видимому, успешно завершил взятую им на себя миссию. Индейские вожди, которых он сопровождал в Чарльз-таун, и губернатор Литтлтон, желавшие заключения мира, наверняка пришли к соглашению, условия которого были одинаково приемлемы для обеих сторон. И тут Кэролайн внезапно пришло в голову, что за тот недолгий срок, что миновал со дня отъезда Волка из Семи Сосен, навряд ли можно было успеть добраться до Чарльз-тауна, решить все наболевшие вопросы и вернуться назад. В чем же дело? Неужели?..
 — Что случилось? — спросила она дрогнувшим голосом, предчувствуя беду. — Скажите мне, что произошло в Чарльз-тауне?
 Он ответил ей вопросом на вопрос:
 — Как себя чувствуют Мэри и младенец? Могут ли они отправиться в дорогу? — Волк пересек обширный двор и лишь у самого крыльца дома обнаружил, что Кэролайн не пошла за ним следом. Он остановился и стал ждать ее, всем своим видом выражая нетерпение.
 — Так в чем же дело?
 — Можно ли уже перевезти Мэри и Коллин в безопасное место?
 Взгляды их встретились. Каждый со все возраставшим напряжением ждал ответа другого. Кэролайн наконец решила, что бессмысленно еще дольше затягивать это молчание, начинавшее тяготить ее. В конце концов, никому не будет вреда оттого, что она первая расскажет ему о здешних новостях. Зато уже после этого надо будет непременно заставить и его рассеять ее тревогу.
 — Думаю, что можно, если в этом есть необходимость. Мэри, конечно, все еще довольно слаба, хотя всеми силами старается скрыть это. А Коллин... — Кэролайн беспомощно развела руками и покачала головой. — Она все время хнычет и довольно плохо спит, хотя и наедается вволю благодаря Садайи, которая привела для нее кормилицу. Ах, это ведь было еще до вашего отъезда!
 — Где сейчас Садайи?
 Вздохнув, Кэролайн проговорила:
 — Два дня уже она в Кавуйи по своим делам. Я рассчитывала, что она скоро вернется, но ее, очевидно, что-то задержало. С ней вместе ушла и Кахталата, так что Коллин пока приходится обходиться без грудного молока.
 — Им, по-видимому, все уже известно, — тихо проговорил Волк, словно забыв на мгновение о присутствии Кэролайн. Но она услышала его слова и, пораженная отчаянием, звучавшим в его голосе, схватила его за руку. Ведро, которое он так и не поставил наземь, качнулось, и от пролившегося на мерзлую почву парного молока тотчас же повалил пар.
 — Что? Что им уже известно? Скажите же мне, наконец! — Взгляд Волка, обращенный к Кэролайн, был полон страдания и бессильного гнева. По телу ее пробежал озноб, сердце сжалось от предчувствия чего-то непоправимого, грозившего им всем неисчислимыми бедами.
 — Губернатор взял вождей в плен и удерживает их в качестве заложников.
 — Что?! — Кэролайн не поверила своим ушам. Она тряхнула головой, и непокорный локон, выбившись из-под ее чепца, затрепетал, колеблемый ветром. — Как он мог пойти на такое вероломство? Ведь они приехали на переговоры о мире по его же собственному приглашению! — Волк молчал, не глядя на нее, и Кэролайн с жаром продолжала: — Они ведь должны были уладить все разногласия между двумя народами! — Не дождавшись его ответа, она, помолчав, тихо и печально произнесла: — Расскажите мне, как это случилось.
 — Давайте войдем в дом.
 Оба успели порядком озябнуть, стоя под порывами холодного северного ветра, который раскачивал верхушки сосен и шелестел сухой листвой могучего дуба. Кэролайн дрожала с головы до ног, и Волк подумал, что виной тому не один лишь холод, но и потрясение, вызванное его словами, и — гнев, который она с полным на то основанием питает к нему.
 Она покачала головой и, поежившись, сказала:
 — Мэри еще в постели. Я не хотела бы беспокоить ее. Пусть отдохнет.
 Волк мрачно кивнул. Действительно, зачем раньше времени сообщать плохие новости слабой и боязливой Мэри? Пусть хоть немного еще побудет в счастливом неведении. Оставив ведра у крыльца, он несмело взял Кэролайн за руку чуть повыше локтя и, не встретив с ее стороны отпора, чувствуя лишь, как рука ее напряглась и словно одеревенела, быстро повел ее к амбару.
 Бревенчатое здание, укрывшее их от ветра, служило временным пристанищем для двух коров и лошади, чудом уцелевших во время набега индейцев. Здесь было значительно теплее, чем во дворе, хотя щели, зиявшие между толстых сосновых бревен, пропускали внутрь строения морозный воздух. Они служили также и единственным источником света — косые лучи утреннего солнца, проникая в эти узкие щели, создавали в амбаре таинственный, тревожный полумрак.
 — Говорите же!
 Волк едва сдержал улыбку — так по-детски нетерпеливо прозвучал голос Кэролайн. Но в том, что он собирался ей поведать, не было, увы, ничего забавного.
 — Приглашение Литтлтона оказалось хитрой уловкой. Они попали в западню. Так, во всяком случае, выглядят действия англичан. — Волк добавил последние слова, чтобы высказывание его не выглядело слишком категоричным. Ведь он не мог знать наверняка, чем руководствовались в своих поступках эти хитроумные чиновники. — Оконостата и остальные приехали в Чарльз-таун, не опасаясь никакого подвоха со стороны пригласившего их Литтлтона.
 — Да, я помню, вы перед отъездом говорили, что индейские вожди доверяют губернатору.
 — Но, когда мы приехали, губернатор повел себя так, словно вовсе не был заинтересован в ведении каких-либо переговоров. Оленья шкура, служившая символом союза между чероки и англичанами, лежала у него под ногами! — Глаза Волка сузились. — И он отказался поднять ее!
 — Но, ради всего святого, что это значит?
 — Я и сам не сразу понял, какое значение придавал этому сам Литтлтон. Оконостата стал говорить о том, что не желает войны между англичанами и чероки. Он назвал ребячеством некоторые поступки воинов — как английских, так и индейских. И выразил готовность возместить ущерб, нанесенный поселенцам его соплеменниками.
 — А что же Литтлтон? Судя по всему, он должен был одобрить это предложение. — Кэролайн плотнее закуталась в шаль, напряженно ожидая, что скажет Волк.
 — Литтлтон в ответ повторил свое требование о выдаче чероки, повинных в гибели подданных его величества, в руки английского правосудия. И добавил, что задержит у себя всех вождей в качестве почетных гостей, пока преступники не сдадутся добровольно.
 В течение нескольких мгновений Кэролайн осмысливала услышанное, затем неуверенно пробормотала:
 — Но ведь вождям была гарантирована полная неприкосновенность!
 — О, сколько раз уже Ани-Юн-вийя, чероки, становились жертвой коварства англичан!
 Кэролайн собралась было напомнить Волку о некоторых его собственных поступках, которые вполне подпадали под суровую характеристику, данную им действиям англичан. Но внутренний голос шепнул ей, что сейчас совсем не время для взаимных упреков и что следует прежде всего до конца выслушать Волка. Известия, которые он привез, были в данную минуту важнее всего остального.
 — Где же они теперь? Оконостата и остальные.
 — На пути в форт Принц Джордж.
 — Но вы сказали...
 — С ними Литтлтон и солдаты регулярной армии. С вождей не спускают глаз. Меня тоже все время держали под наблюдением.
 — Неужели губернатор и вас взял в заложники?
 — А почему это вас так удивляет? Ведь ни для кого не секрет, что в жилах моих течет индейская кровь.
 — Но и английская тоже.
 Волк никак не отозвался на эти слова, будто не слыша их. Он уже сказал все, что следовало.
 — Соберите все самые необходимые вещи — как можно меньше и будьте готовы отправиться в путь через час.
 — Но куда же мы поедем? — Кэролайн в волнении схватила его за рукав куртки, но пальцы ее соскользнули, дотронувшись до его запястья. Она не собиралась прикасаться к Волку, ей хотелось лишь удержать его здесь, чтобы закончить разговор. И она никак не ожидала, что этот мимолетный физический контакт подействует на нее, как удар молнии. Волк, судя по внезапно загоревшимся в его глазах уже знакомым ей золотистым искрам, почувствовал то же самое.
 — В форт Принц Джордж, — ответил он через несколько мгновений, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего его волнения.
 — Но ведь вы сказали, что именно туда губернатор повез плененных им индейских вождей.
 — Да. И тем не менее, там многочисленный, надежный гарнизон. Поскольку мы не располагаем временем, чтобы доставить вас в Чарльз-таун, не говоря уже об Англии, то придется вам с Мэри и ребенком перебраться туда. — И Волк, не желая слушать ее дальнейших возражений, вышел из амбара.
 Когда Кэролайн вошла в спальню Мэри, Волк уже сообщил той безрадостные новости. Опуская некоторые подробности, он говорил с женой брата гораздо непринужденнее, чем с Кэролайн, и Мэри не приходилось задавать ему бесчисленные вопросы. «Но ведь он всегда был привязан к Мэри, — подумала Кэролайн. — Тогда как я для него — лишь орудие уже состоявшейся мести». И волна злости, еще более неистовой, чем прежде, поднялась в ее душе.
 — О Кэролайн, ты уже обо всем знаешь? Волк говорит, что мы должны со всей возможной поспешностью отправляться в форт Принц Джордж!
 Голос ее, дрожавший от волнения, был однако совсем слабым и безжизненным. Кэролайн подошла к постели, ободряюще улыбаясь подруге. Ей показалось, что глаза молодой женщины запали еще глубже, чем вчера.
 — Я не уверена, что нам так уж необходимо уезжать, — мягко произнесла она, поправляя одеяло, которое Мэри в волнении смяла. Краем глаза она наблюдала за Волком, наклонившимся над колыбелью. Мэри ошеломленно смотрела на Кэролайн, не веря своим ушам.
 — Но Рафф сказал...
 — Я уверена, что он лишь предлагает нам обдумать такую возможность. — Кэролайн помогла Мэри сесть в кровати, опереться спиной о подушку и взять в руки хныкавшую Коллин, которую Волк вынул из колыбели и принес матери. В огромных руках Волка девочка выглядела крошечной, словно игрушка.
 Улыбнувшись Мэри, Волк взял Кэролайн за плечи, и она была вынуждена, встав со стула, выйти из комнаты вслед за ним, без слов догадавшись, что он хочет поговорить с ней наедине о чем-то важном.
 Войдя в гостиную, Волк некоторое время молча смотрел на Кэролайн, а затем произнес дрожащим от негодования голосом:
 — Вам мало было одного набега индейцев? Вы жаждете повторения?
 — Что заставляет вас произносить подобные глупости? — с надменным видом осведомилась Кэролайн, хотя внутри у нее все сжалось от страха при воспоминании о пережитом.
 — Я сделал это заключение, услышав из ваших уст, что вы готовы остаться здесь.
 — А если я не разделяю вашей тревоги по поводу якобы грозящей нам опасности? Ведь вы сами как-то говорили, что причиной набега на Семь Сосен была ненависть чероки к Роберту.
 — Это могло быть как причиной, так и всего лишь поводом для нападения. — Он взглянул на нее сурово и безжалостно. — Но даже если прежде они напали на поместье из-за лютой ненависти к его владельцу, то теперь обстоятельства изменились.
 — Мы с Мэри все последнее время видели столько участия со стороны чероки, принимали их помощь. И я не думаю...
 — Миледи! — произнес Волк с нажимом. — Вашими в высшей степени неразумными поступками движет лишь ненависть ко мне!
 — Я не испытываю к вам ненависти, — не моргнув глазом, солгала Кэролайн. — Вы для меня просто ничего не значите!
 Он подошел к ней вплотную. Лицо его дышало гневом... и страстью. Кэролайн невольно потупилась. Ей не хотелось, чтобы он заметил, как в ее глазах зажегся ответный огонь.
 — Я приехал сюда, оставив на потом все остальные дела, — проговорил Волк, не сводя с нее пронизывающего взора своих миндалевидных черных глаз. — Мой народ скоро окажется втянутыми в войну, которой не желает и которую, не сможет выиграть. Но чероки будут сражаться, потому что они горды и потому что у них нет иного выхода. Я должен как можно скорее переговорить с молодыми воинами, которые видят в предстоящей кровавой бойне лишь возможность прославиться среди соплеменников. Но я здесь, перед вами, потому что не могу допустить, чтобы вы страдали и терпели лишения, как уже было после нападения на Семь Сосен.
 — Я страдала главным образом по вашей вине!
 — Вашими устами говорят гнев и обида. Спору нет, я виноват перед вами, но ведь я не насиловал вас и не принуждал ни к чему, чего вы сами не желали!
 — Вы воспользовались мною как орудием мести. А потом привезли сюда... к нему. И бросили! — Кэролайн резко отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.
 Волк глубоко вздохнул, борясь с желанием заключить Кэролайн в объятия, зарыться лицом в ее пушистые волосы. Повернувшись к двери, он отрывисто бросил:
 — Готовьтесь к отъезду. А я пока соберу провизию в дорогу.
 Волк вышел из гостиной, и Кэролайн, некоторое время простоявшей в нерешительности у открытой двери, не осталось ничего другого, как вернуться в спальню Мэри и начать торопливые сборы в путь.
 Она вынула из верхнего ящика огромного шкафа седельные мешки и принялась набивать их одеждой, бельем, вещичками Коллин, избегая взгляда Мэри. Та сперва молча следила за резкими судорожными движениями подруги, а потом, не в силах выдержать затянувшегося молчания, негромко спросила:
 — Что произошло, Кэролайн?
 — Ничего.
 — Но я же слышала, как вы спорили с Раффом, хотя и не могла разобрать слов. Скажи мне, ради Бога, в чем дело? — настаивала Мэри, качая дочку и то и дело любовно заглядывая в крошечное личико.
 — Мы просто никак не могли прийти к согласию по поводу переезда в форт Принц Джордж. — Кэролайн открыла нижний ящик комода и стала складывать чулки Мэри в объемистый кожаный мешок. — Ему, в конце концов, удалось убедить меня в том, что ехать необходимо.
 — По-моему, он прав, — убежденно произнесла Мэри, вылезая из-под одеяла. — Он лучше, чем кто-либо другой, осведомлен о взаимоотношениях между чероки и англичанами. — Она подошла к колыбели и бережно уложила ребенка поверх пухового одеяльца. — Но я ведь спрашивала тебя совсем не об этом, и ты меня прекрасно поняла, — добавила она, глядя в глаза Кэролайн.
 — Нет, я понятия не имею, о чем ты, — без колебаний солгала Кэролайн, придерживая мешок. — Может быть, пока Коллин спит, ты соберешь оставшиеся вещи? А я бы пока...
 — Почему ты не хочешь говорить со мной об этом? — мягко перебила ее Мэри. Она подошла к Кэролайн и взяла ее за руку. — Ты была так добра ко мне, ты столько сделала для меня и Коллин! Выполняла всю работу по дому, ухаживала за нами, да еще выслушивала меня, когда мне хотелось поговорить с кем-нибудь о Логане. Я всегда была с тобой откровенна. Почему же ты не хочешь поделиться со мной, рассказать мне о том, что тебя тревожит?
 — Мэри! — Кэролайн стиснула тонкие, холодные как лед руки подруги, стараясь согреть их. — Поверь, дорогая, я не хочу обременять тебя своими заботами. Ты все равно ничем не сможешь мне помочь!
 — Но ведь я могу и хочу выслушать тебя, Кэролайн! И, возможно, подать добрый совет...
 — Да мне и рассказывать-то не о чем, — вновь солгала Кэролайн. Мэри, пожав плечами, отвернулась, и Кэролайн положила руку ей на плечо. — Прошу тебя, не сердись.
 — Я не сержусь, что ты! — воскликнула Мэри, снимая юбки с вешалок в шкафу. — Просто, когда ты смотришь на него... И когда он на тебя смотрит... — Она тряхнула головой, не закончив фразы, и Кэролайн была благодарна ей за это. Она не могла бы отрицать столь очевидное. Ей становилось все труднее лгать доброй, бесхитростной Мэри.
 Но ложь, так или иначе, стала частью ее жизни, и от этого ей было никуда не деться. Интересы ребенка, которого она носила во чреве, принуждали ее лгать и изворачиваться.
 — Мэри! — вкрадчиво произнесла она, судорожно сжав в ладони, вспотевшей от волнения, тесемки седельного мешка.
 — Что, Кэролайн?
 — Прошу тебя, не говори Волку о том, что я в положении.
 — Почему? Ведь он наверняка обрадуется этому! — Кэролайн кивнула, принужденно улыбнувшись, и опустила глаза.
 — Да, конечно. Но, видишь ли, я сама еще не вполне уверена, что жду ребенка. И хотела бы удостовериться в этом, прежде чем оповещать кого-либо...
 — Я ни слова никому не скажу, милая Кэролайн, раз ты этого не хочешь! — горячо заверила ее Мэри, продолжая собирать нужную ей одежду и складывать ее в стопку. — Ты можешь рассчитывать на меня... во всем!


* * *

 Еще до полудня все четверо тронулись в путь. Мэри сидела в дамском седле на единственной, имевшейся в их распоряжении лошади. Коллин с помощью большой шали по-индейски привязали к груди матери. Молодая мать выглядела усталой, под глазами ее залегли густые тени. Кэролайн вела лошадь под уздцы, а Волк шагал во главе их маленького отряда, сжимая в руке свой мушкет и чутко прислушиваясь к малейшим шорохам, раздававшимся по обе стороны от тропы.
 Лес был полон звуков. Откуда-то издалека слышался крик ястреба, шелестели ветки, пружиня под лапками неугомонных белок, из кустов доносился топоток каких-то мелких лесных зверьков — скорее всего, кроликов или хорьков.
 Спустя несколько часов путники сделали привал на берегу небольшого ручейка. Волк легко, словно перышко, снял Мэри с младенцем с лошади и усадил ее на мягкий мох у подножия большого дуба. Мэри приложила Коллин к груди, в которой почти не было молока, и девочка, перестав плакать, принялась сосать, пыхтя и причмокивая.
 Кэролайн, удостоверившись, что Мэри и девочка ни в чем пока не нуждаются, присоединилась к Волку, который отправился поить лошадь чуть ниже по ручью.
 — Вы уверены, что эта поездка необходима? Мэри выглядит совсем слабой и изможденной...
 Волк нахмурился и словно нехотя процедил:
 — Завтра в это же время мы будем уже в форте. Там она отдохнет и окрепнет.
 — Но вы не ответили на мой вопрос! — настаивала Кэролайн, и голос ее зазвенел от злости. Она злилась на Волка за его невозмутимый вид и бесстрастный голос, но еще больше — на себя, за то что не могла преодолеть страсти к этому жестокому и вероломному человеку, страсти, с неудержимой силой охватившей ее душу и поработившей ее тело.
 — Я не стал бы настаивать на этой поездке, если бы не считал ее крайне необходимой для вас обеих. И для ребенка.
 Кэролайн следовало бы, удовлетворившись этим ответом, оставить Волка одного и вернуться к Мэри, но вместо этого она, переминаясь с ноги на ногу, упрямо спросила:
 — Вы уверены, что все дело в нашей безопасности. — Прищурившись, он недоуменно пробормотал:
 — Что вы имеете в виду?
 — Только то, что я не считаю возможным полностью доверять вам! — С этими словами она повернулась к Волку спиной, собираясь с достоинством удалиться, но он схватил ее за плечи и с силой повернул лицом к себе.
 — Чего вы хотите от меня, Кэролайн? Чтобы я попросил у вас прощения?
 — За что? Вам не в чем винить себя! — Он пристально посмотрел ей в глаза и медленно, с расстановкой произнес:
 — Вы удивляете меня, Кэролайн. Я, признаться, считал вас более правдивой!
 — Не представляю, откуда вам-то может быть известно, что такое правдивость и вообще правда как таковая?
 — Потому что я использовал вас в своих целях! — Кэролайн очень жалела теперь, что затеяла этот тягостный, никому не нужный разговор. Она снова попыталась было уйти прочь, но сильная рука Волка опять остановила ее.
 — Вы поэтому не доверяете мне, Кэролайн?
 — Да! А разве ваш поступок — недостаточная причина для недоверия? И даже для ненависти? — Кэролайн произнесла последние слова едва слышно, чтобы они, чего доброго, не донеслись до слуха Мэри. Она была так возбуждена, что ноздри ее трепетали и грудь высоко поднималась.
 Волк, по-прежнему сжимая ладонями ее узкие плечи, окинул пристальным взором всю ее стройную фигуру, затем снова перевел глаза на лицо Кэролайн. Щеки ее раскраснелись, голубые глаза горели гневом.
 — Как вы смеете столь бесцеремонно разглядывать меня?!
 — Но ведь мы оба с вами знаем, что мне дозволялось и гораздо большее...
 Не в силах больше бороться с обуревавшим его желанием, Волк стиснул ее в объятиях, привлек к себе и, как ни пыталась Кэролайн отбиваться и уворачиваться, прильнул губами к ее полным, ярко-розовым губам.
 Его руки, поначалу крепко прижимавшие Кэролайн к себе, через несколько мгновений, когда она страстно ответила на его поцелуй и прильнула к нему всем своим трепещущим телом, скользнули вдоль ее спины и сжали ее упругие ягодицы. Кэролайн застонала от наслаждения...
 Отпрянув друг от друга, они встретились взглядами. Кэролайн опустила голову и собиралась уже уйти, но Волк приподнял ее подбородок своими сильными пальцами, заставив снова взглянуть себе в глаза.
 Кэролайн выглядела огорченной и подавленной.
 — Ну что, вы довольны? — с негодованием спросила она. Ее охрипший голос дрогнул.
 Волк ничего не ответил ей, лишь коснулся ладонью ее раскрасневшейся щеки.
 — Вы сейчас лишний раз доказали, что я не в силах противостоять вашим домогательствам. Ну что ж, никуда от этого не деться. Хотя вы и использовали меня как орудие в борьбе с отцом, я не смогла сдержаться и ответила на ваш поцелуй. И буду стыдиться этого до конца моих дней! — в ее голосе зазвенели слезы, она заморгала и почти до крови закусила нижнюю губу.
 — В желании близости нет ничего постыдного! — возразил Волк, мягко опустив ладони на ее плечи.
 — Тогда почему же я не устаю сожалеть о содеянном и стыдиться того, что произошло?! — выкрикнула Кэролайн. Волк отдернул руки, и Кэролайн скороговоркой пробормотала: — Оставьте, оставьте меня! Это все, о чем я вас прошу! — и исчезла в зарослях леса.
 Похоже, что он решил выполнить ее отчаянную просьбу. Весь оставшийся путь они едва разговаривали друг с другом, обходясь короткими междометиями.
 Деликатная Мэри не подала виду, что заметила напряжение, возникшее в отношениях между ее спутниками. Кэролайн с тревогой вглядывалась в осунувшееся лицо подруги, которая час от часу становилась все слабее. Когда с вершины небольшого холма стал виден форт, путники заметно приободрились. У каждого из них были свои причины радоваться окончанию изнурительного путешествия.
 Небольшой форт оказался буквально набит поселенцами. Известие о поступке губернатора распространилось среди жителей приграничных районов со скоростью урагана. Многие, бросив дома и скот на произвол судьбы, поспешили укрыться за бревенчатыми стенами форта. В том, что чероки не станут терпеливо ждать, когда англичане соблаговолят отпустить на свободу их вождей, никто не сомневался.
 Кэролайн не могла не испытать признательности за то, что Волк заранее позаботился о пристанище для них. Он нанял небольшое помещение в домике некоей миссис Кинн.
 — Он постучал в мое окошко пару дней назад, еще до рассвета, — рассказывала миссис Кинн, — просил оставить для вас местечко. И ушел так быстро, что я даже не успела чаем его напоить.
 — Спасибо, что приютили нас. Иначе нам бы пришлось расположиться прямо на улице.
 Говоря это, Кэролайн ходила взад-вперед по комнате, прижимая к себе спящую Коллин. Мысль о то, что все они обязаны Волку за заботу об них, нисколько не радовала ее.
 — Волк сказал, что вы уже натерпелись от этих дикарей, — полуутвердительно-полувопросительно проговорила пожилая хозяйка, глядя на Кэролайн из своего кресла-качалки.
 Кэролайн остановилась, не зная, что ответить любопытной старушке. Та продолжала как ни в чем не бывало:
 — Вот жуть-то? Я, признаться, надеялась, что эти чероки гораздо лучше остальных здешних варваров. Я, знаете ли, приехала сюда из Пенсильвании. Вместе с мужем, Эдгаром. Тамошние дикари, шони, — просто кровожадное зверье, и я бы никогда не поверила, что чероки ничуть не лучше их, — заключила она.
 — А какими вы их себе представляли? — спросила Кэролайн, чтобы поддержать разговор. Коллин заснула, и она уложила ее в корзину, которой малышка вынуждена была теперь довольствоваться вместо колыбели.
 — Да как вам сказать... — миссис Кинн задумчиво подперла рукой щеку. — Ну, наверное, что-то вроде нас с вами.
 — Честными и порядочными?
 Миссис Кинн, не заметив сарказма, явственно прозвучавшего в словах Кэролайн, согласно кивнула и с улыбкой на морщинистом лице подтвердила:
 — Вот именно.
 Кэролайн подошла к корзине, чтобы взглянуть на маленькую Коллин.
 — Заснула? — участливо спросила старушка.
 — Да, и Мэри тоже спит. — Кэролайн не испытывала неприязни к миссис Кинн, которая, с ее предрассудками в отношении чероки, ничем не отличалась от большинства женщин ее возраста и круга. Кэролайн, возможно, и сама придерживалась бы того же мнения, если бы не ее знакомство с Садайи и Валини... если бы Волк не объяснил ей всех сложностей взаимоотношений между чероки и англичанами.
 Она с досадой поймала себя на том, что снова думает о Волке. Кэролайн решила пойти на кухню и почистить картошки. Ей просто необходимо было занять себя хоть чем-то. Она оглянулась, услышав у себя за спиной голос миссис Кинн:
 — Мне кажется, что она не толстеет.
 — Она... что? — Кэролайн подошла к старушке, стояв шей возле корзины и разглядывавшей маленькую Коллин.
 — Она не прибавляет в весе, как ей следовало бы. По-моему, даже наоборот, худеет.
 Кэролайн с состраданием взглянула на маленькое тельце ребенка. Ей нечего было возразить на замечание наблюдательной миссис Кинн.
 С тех пор как они поселились в форте, прошла неделя. Среди жителей укрепленного поселения ходили слухи о предстоящих военных действиях. Напряжение росло. Никто уже не сомневался в неизбежности кровавой развязки. Из уст в уста передавалась новость о том, что губернатор и взятые им в плен индейские вожди в сопровождении мощною отряда уже в пути. Всем было также хорошо известно, что индейцы собираются напасть на англичан на переправе через реку близ деревни Кейови.
 Волк, доставив Мэри и Кэролайн в дом миссис Кинн, сразу же покинул форт. Кэролайн знала, что он отправился выполнять возложенную им самим на себя нелегкую миссию. Он позаботился о них с Мэри в ущерб собственным интересам. И даже интересам своего народа. Кэролайн вспомнила, каким огнем горели его глаза, когда он говорил ей об этом.
 Много она отдала бы, чтобы узнать, прислушались ли к его словам старейшины родов, предводители кланов ц молодые воины. Удалось ли ему убедить их всех, что наилучшим решением любых проблем являются мирные переговоры?
 Но среди всех обступивших ее проблем главной заботой Кэролайн, источником ее непрекращающегося беспокойства оставалось самочувствие Мэри и малютки Коллин. И мать, и дочь были очень слабы, и пребывание в перенаселенном форте явно не шло на пользу их здоровью.
 Кэролайн постоянно мечтала о том, как она заберет их домой. Ведь у них оставалась лошадь, которая могла, как и на пути сюда, везти на себе Мэри, ребенка и их скудный багаж. К тому же, до Семи Сосен было не очень далеко. Но тревожные слухи пугали ее больше, чем она готова была признать. И они продолжали жить в форте, в доме миссис Кинн.
 Погода стояла холодная, ветреная. Однажды утром, торопливо одеваясь, Кэролайн обнаружила, что живот ее, прежде почти совсем плоский, стал слегка выдаваться вперед. Она сомневалась, что кто-либо из окружающих мог заметить это. Но не за горами было и то время, когда беременность уже не скроешь от посторонних глаз. И от глаз Волка.
 И тут снизу послышался пронзительный голос миссис Кинн:
 — Они наконец прибыли! Слышите, прибыли! — прокричала она во всю мощь своих легких, чтобы и Мэри в боковой комнатке, и Кэролайн на чердаке, где находилась ее спальня, могли услышать ее.
 Обе молодые женщины, не сговариваясь, поспешно закончили одевание. Спустившись, Кэролайн застала Мэри уже готовой к выходу из дома, с Коллин на руках.
 — Интересно пойти посмотреть на них, — проговорила Мэри, смущенно улыбнувшись.
 Мэри и Кэролайн, под предводительством миссис Кинн, торопливо вышли из дома и направились к воротам форта. Неподалеку, за рекой Кейови, индейцы-чероки столь же напряженно ждали появления губернатора и пленных вождей. Кэролайн различала даже цвета перьев, воткнутых в волосы краснокожих воинов. На подступах к форту безмолвно выстроились длинной цепью солдаты гарнизона, одетые в красные мундиры.
 — Смотри, вон там губернатор, — сказала Мэри, кивая в сторону группы всадников, ехавших во главе колонны.
 Кэролайн взглянула в том направлении, и сердце ее, подпрыгнув, бешено забилось в груди. Рядом с губернатором, верхом на гнедом жеребце, ехал Рафф Маккейд.




 ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ


 — Вы, как всегда, прелестно выглядите, леди Кэролайн. — Кэролайн сомневалась, что губернатор успел запомнить ее во время их первой короткой встречи в Чарльз-тауне. В тот раз они с Волком повздорили и так увлеклись своим спором, что Волк позабыл даже представить ее правительственному чиновнику. Тем не менее, в ответ на его комплимент Кэролайн улыбнулась и слегка склонила голову.
 — Я так рад, что, несмотря на тяготы жизни в приграничном поселении, вы не утратили присущей вам красоты и грации.
 Он взял ее загрубевшую от тяжелой работы руку и, чинно вышагивая по коридору, провел в просторную комнату, служившую ему гостиной. Там она была представлена нескольким подчиненным губернатора. Один из них, майор Мулхейн, церемонно поклонившись Кэролайн, стал превозносить ее внешность в изысканнейших цветистых выражениях.
 Капитан Готфри обращался с Кэролайн так почтительно, точно она была не дочерью обедневшего графа и вдовой местного торговца, а по меньшей мере, владетельной герцогиней.
 Кроме них, в комнате находились еще трое молодых людей, которые также были милы и внимательны в обращении с Кэролайн. Имен их, однако, она не запомнила. Внимание ее было целиком поглощено стоявшим чуть поодаль от остальных смуглым красавцем. Прислонившись к стене, он пристально наблюдал за тем, как она переходила от одного офицера к другому, с вежливой улыбкой выслушивая произносимые ими любезности.
 — И вы, несомненно, помните вашего... — губернатор внезапно умолк, осознав, насколько нелепо прозвучало бы в его устах слово «пасынок». Слегка улыбнувшись своей оплошности, Литтлтон серьезно и веско произнес:
 — Рафферти Маккейд.
 — Как поживаете, мистер Маккейд? — не моргнув глазом, вымолвила Кэролайн, радуясь тому, что охватившее ее волнение внешне ничем не дало о себе знать. Ее в который уже раз спасли усвоенные с детства и доведенные до автоматизма изысканные манеры английской аристократки.
 — Благодарю вас, леди Кэролайн, — он подошел к ней и взял ее руку в свою. — Могу ли я в свою очередь выразить восхищение вашей ослепительной внешностью? — сказав это, он будто невзначай окинул ее с ног до головы цепким взглядом.
 Глаза их снова встретились, и на губах Волка мелькнула заговорщическая улыбка, словно их объединяла некая тайна, узнав которую, присутствующие были бы шокированы и скандализованы. Но ведь так оно и было на самом деле. Познакомив ее таким образом со всеми своими гостями, губернатор подвел Кэролайн к удобному креслу, стоявшему у очага, и жестом предложил ей сесть.
 — Не могу выразить, как я счастлив, что вы смогли принять мое приглашение, — произнес губернатор, опустившись на стул рядом с Кэролайн. — Здесь, в этой дикой стране, среди опасностей и тягот службы, возможность поговорить с молодой, красивой и изысканной женщиной — просто дар небес.
 Все остальные мужчины, за исключением Волка, с энтузиазмом поддержали губернатора. Волк же снова отошел в сторону и встал у стены. Несколько свечей, горевших в богатом серебряном канделябре, который, по мнению Кэролайн, был так же не к месту в этой неуютной полупустой комнате, как и мундир губернатора, освещали лишь середину помещения, оставляя в тени углы и небольшое пространство подле бревенчатых стен. И Волк воспользовался возможностью укрыться в затененной части комнаты.
 Но Кэролайн чувствовала на себе его взгляд, и ей почему-то казалось, что она видит его гораздо отчетливее, чем тех, кто остался в круге света. В отличие от губернатора и его подчиненных, которые, все как один, постарались одеться как можно дороже и наряднее, начиная с пудреных париков и кончая начищенными до блеска башмаками. Волк пришел сюда в своей повседневной одежде — кожаных штанах в обтяжку и просторной рубахе из домотканого полотна. Его длинные волосы, однако, были заплетены в тугую косицу. Ружье его стояло в углу, прислоненное к стене, так что он мог при желании дотянуться до него рукой.
 Да, он был далеко не безоружен. С пояса его свисал нож с широким лезвием, заключенный в вышитые ножны.
 — Простите, что вы сказали? — Кэролайн непринужденно улыбнулась кареглазому офицеру, имени которого она не запомнила. Он был очень молод, и нежную кожу его щек покрывал легкий пушок. Он рассказывал Кэролайн о том, что случилось с их отрядом на пути из Чарльз-тауна.
 — Я спросил вас, миледи, доводилось ли вам когда-нибудь встречать медведя, — любезно повторил юноша.
 Она машинально, не вдумываясь в свои слова, ответила что-то молодому лейтенанту, который делал вид, что не замечает ее рассеянности. Для него было огромным счастьем уже то, что Кэролайн находилась рядом и снисходила к нему.
 Кэролайн немного утомила его неумолчная болтовня, и она обрадовалась, когда объявили, что обед подан. Губернатор Литтлтон проводил ее в соседнюю комнату, которая служила ему столовой, и усадил по правую руку от себя. Волк сел слева от губернатора. Длинный узкий стол ломился от яств.
 Губернатор, судя по всему, старался обеспечить себе максимальный комфорт даже во время остановок в приграничных фортах. Все приборы на столе были из серебра, так же, как и многочисленные подсвечники. Горевшие в них свечи освещали белоснежную скатерть, хрустальные бокалы и тарелки из тончайшего костяного фарфора. Обед являл собой нечто вовсе невероятное. Кэролайн не могла вспомнить, как давно не ела она столь изысканных, искусно приготовленных блюд.
 При мысли о том, умеет ли Волк надлежащим образом обращаться со столовыми приборами, Кэролайн почувствовала тревогу и беспокойство. Она заранее знала, что ей будет неловко и обидно за него, если он, сделав какое-нибудь неуклюжее движение, опозорится перед этими расфранченными, разодетыми в шелка подданными его величества короля Англии. Подали прозрачный бульон, источавший какой-то неведомый тонкий аромат, и Кэролайн с облегчением увидела, что Волк держит серебряную ложку в своих смуглых пальцах так же уверенно, как и ружейный приклад. Похоже, все, что бы он ни делал, давалось ему легко, без напряжения и видимых усилий, будь то езда верхом, стрельба из ружья и лука, улаживание политических конфликтов и занятие любовью.
 При мысли об этом Кэролайн чуть не поперхнулась вином. Поставив бокал на стол, она промокнула губы полотняной салфеткой и, обратившись к губернатору, поблагодарила его за изысканный обед. Тот с улыбкой ответил, что лучшим украшением его стола, безусловно, была сегодня сама Кэролайн. Офицеры с энтузиазмом поддержали Литтлтона.
 — Скажите, каковы, по-вашему, шансы избежать войны с чероки? — неожиданно спросила она.
 Разговоры мгновенно смолкли, и Кэролайн показалось, будто над столом пронесся шелест листьев. Все офицеры, как по команде, посмотрели на губернатора в ожидании его ответа. Он с многозначительной улыбкой поднял свой бокал, словно собираясь провозгласить тост.
 — Посмотрите вокруг, — плавным жестом руки он указал на присутствующих. — Перед вами — представители армии его величества. Разве вы допускаете мысль, что эта маленькая проблема не будет улажена ими ко всеобщему нашему удовольствию?
 — Этим варварам просто надо дать понять, что с нами шутки плохи, — заявил офицер, сидевший справа от Кэролайн. Кажется, его звали капитан Готфри.
 Кэролайн метнула беспокойный взгляд в сторону Волка. Она была готова к тому, что он опрокинет стол и попытается задушить воинственного капитана его же собственной кружевной манишкой за оскорбительное слово «варвары» в адрес чероки. Но, к ее немалому удивлению, лицо его осталось непроницаемым, а поза — спокойной и непринужденной. Лишь где-то в самой глубине его глаз, которые он не сводил с ее лица, мелькнули и тут же погасли искры сдерживаемого гнева. Кэролайн показалось, что своим упорным, настойчивым взглядом он пытался заставить ее прекратить начатый разговор. Но эта тема волновала Кэролайн, сознававшую, что от исхода данной кампании может зависеть ее жизнь и свобода, гораздо больше, чем свежесть и мягкость поданной на стол говядины, ставшей очередной темой разговора.
 — Я слышала, что скоро в форт приедет Маленький Плотник, — Кэролайн знала, что это верховный вождь чероки и, следовательно, главный враг Литтлтона.
 Губернатор замер, не донеся вилку до рта.
 — Помилуйте, как же вы об этом узнали?
 — Губернатор Литтлтон, — засмеялась Кэролайн, — слухи — это то, чем живет заметно увеличившееся население форта Принц Джордж. Люди встревожены и напуганы. Зачастую они повторяют друг другу всяческие небылицы. Но, надеюсь, что ожидаемый приезд Маленького Плотника — не одна из них.
 — Вы правы. Мы получили подтверждение этой вести от одного из парламентариев лишь сегодня. Они все же согласились выдать нам злодеев, которые повинны в ужасной смерти виргинских поселенцев.
 — И тогда вы отпустите на свободу вождей, которых удерживаете у себя в качестве заложников? — по комнате пронесся удивленный вздох, за которым последовало тяжелое молчание.
 — Боюсь, что вы кем-то заведомо неверно информированы, моя дорогая леди Кэролайн, — губернатор, сдвинув брови, выразительно взглянул на Волка. — Здесь нет никаких заложников, только почетные гости.
 — Почему же в таком случае никто из ваших почетных гостей не принял участия в сегодняшнем обеде?
 Кэролайн и сама не знала, что заставило ее так дерзко и вызывающе вести себя с губернатором. Воспитанный человек и тонкий, умудренный опытом политик, он, по-видимому, с трудом скрывал досаду и раздражение. Бросив осторожный взгляд на Волка, Кэролайн заметила, что тот смотрит на нее в немом изумлении.
 Однако на сей раз, когда губернатор решил сменить тему разговора, Кэролайн не стала противиться этому. Она поняла, что не добьется от него правдивых ответов на свои вопросы, какими бы дерзкими и неожиданными они ни были.
 — Собираетесь ли вы теперь вернуться в Англию? — спросил губернатор Литтлтон и, понизив голос, добавил: — Рафф рассказал мне о том, сколько ужасов вам пришлось пережить. Позвольте мне выразить вам мое сочувствие по поводу жестокой и безвременной кончины вашего супруга мистера Роберта Маккейда.
 — Спасибо, — Кэролайн скромно потупилась. — Смерть его была мучительной и тяжелой, — подняв голову, она выдержала пристальный взгляд Волка и тут же снова переключила внимание на губернатора. — Но я не намерена возвращаться в Англию. Я решила остаться в Америке. В Семи Соснах.
 — Неужели? — голос губернатора выражал искреннее удивление. Волк наверняка уверял его, что она хочет вернуться домой.
 — Да, это так. К тому же, я собираюсь написать своему брату обо всем, что здесь произошло, и попросить его приехать сюда.
 — Вашего брата? — глубоким низким голосом спросил Волк. — Того, кто унаследовал титул графа?
 — Для меня, как и для всех остальных, он просто Эдвард. Вернее, Нед. Я думаю, ему здесь очень понравится.
 Однако в душе Кэролайн отнюдь не была уверена, что ее брату придется по душе жизнь в колонии. Но ей очень хотелось дать понять Волку, что ее намерения остаться здесь более чем серьезны.
 Роскошный обед. на каком Кэролайн давным-давно не доводилось присутствовать, заканчивался под неумолчный гул голосов. Когда подали десерт, разговор за столом зашел о спектаклях, которые молодые офицеры видели на лондонской сцене. Присутствующие жаловались друг другу на невыносимую скуку и однообразие жизни в форте.
 Кэролайн говорила мало. Она почти не бывала в театре, а мнение офицеров о жизни в Новом Свете вызывали в ее душе решительный протест. Ей самой нравилась страна, отныне ставшая ее родиной. В то же время она прекрасно понимала, какие чувства движут молодыми офицерами и говорят их устами: они скучали по дому, по своим близким, и присутствие Кэролайн на этом обеде было для них отрадным напоминанием о далекой любимой Англии. Ее молчание нисколько не смущало их. Она была здесь, она выслушивала их воспоминания, шутки и остроты. И этого было довольно.
 Слуга губернатора внес в столовую бутылку коньяка на серебряном подносе. Кэролайн решила, что ей пора покинуть гостеприимный дом. Она очень устала, почти всю минувшую ночь ей пришлось ухаживать за Мэри и маленькой Коллин. Дом миссис Кинн находился буквально в нескольких шагах от бревенчатого строения, в котором временно разместился губернатор Литтлтон, и Кэролайн решила, что ей не понадобится провожатый. Она вежливо отклонила галантное предложение Литтлтона лично проводить ее.
 Гораздо труднее было отказаться от услуг Волка.
 Во-первых, он как бы и не предлагал их ей, а тоном, не терпящим возражений, заявил, что пойдет вместе с ней. И Кэролайн, которая была раздосадована и задета его бесцеремонностью, решила, что разумнее будет не вступать с ним в спор в присутствии посторонних. Ведь Волк, в конце концов, был сыном ее покойного мужа, и, хотя никто не назвал бы близким их весьма условное родство, все же в глазах окружающих оно обязывало ее держаться с ним дружелюбно и вежливо и без возражений принимать предлагаемые им услуги.
 — Вы чувствовали себя в гостиной губернатора свободно и непринужденно, словно рыба в воде, не так ли, леди Кэролайн?
 Волк произнес эти слова, едва лишь слуга закрыл дверь занимаемого губернатором бревенчатого строения и они с Кэролайн оказались на улице. Она молча взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы, хотя в дымном свете факелов, горевших по ночам у входных дверей всех зданий форта, было невозможно разглядеть выражение его лица. Однако Кэролайн без труда смогла представить, что глаза его в этот момент насмешливо блеснули, черные брови взметнулись вверх и полные губы искривила саркастическая усмешка. Так бывало всегда, когда он говорил с ней подобным тоном.
 Ей не хотелось отвечать ему отчасти потому, что, во-первых, разговор этот легко мог перейти в ссору, а во-вторых, Волк, похоже, и не ждал от нее ответа. Некоторое время в ночной тишине слышался лишь звук их шагов. Кэролайн приходилось почти бежать, чтобы не отстать от Волка. Наконец он прервал затянувшееся молчание.
 — Разумеется, ничего иного я от вас и не ожидал! — фыркнув, бросил он. — Однако меня чрезвычайно удивило то, что вы в разговоре с губернатором назвали индейских вождей заложниками. Литтлтону, похоже, это пришлось совсем не по душе.
 Кэролайн резко остановилась, забыв в эту минуту о своем намерении как можно скорее избавиться от общества Волка.
 — Насколько я знаю, то, что вождей чероки держат в качестве заложников, известно всем. Я лишь назвала вещи своими именами. Хочу заверить вас, что в мои планы совершенно не входило каким-либо образом воздействовать на ваши чувства с помощью данного высказывания.
 Волк, по инерции сделавший несколько шагов, резко остановился и приблизился к Кэролайн. Они стояли в густой тени, падавшей от приземистого, длинного здания склада, скрытые от глаз редких в этот час прохожих. Рафф склонился над Кэролайн, и она, испуганно втянув голову в плечи, пожалела о том, что не сочла возможным продолжать разговор на ходу. Но теперь было уже поздно думать об этом. Он приблизился к ней почти вплотную.
 — Мне подобное и в голову не пришло бы! — произнес он. — Но я, признаться, был удивлен до глубины души. Судя по вашим словам, можно было бы предположить, что вас заботит будущее племени чероки.
 Но ведь так оно и было! Кэролайн не могла равнодушно отнестись к несправедливостям, творимым ее соотечественниками над беззащитными и простодушными индейцами. Она думала о Садайи и Валини, о большинстве чероки, помогавших восстанавливать разрушения в Семи Соснах, о Гулеги да... о Волке. О нем, конечно, в первую очередь, хотя она и пыталась внушить себе, что он должен быть ей ненавистен или, скорее, безразличен. На память ей совершенно некстати пришло их знакомство, поездка верхом в приграничный район, ночь, проведенная в хижине Волка, его предательство... Она тряхнула головой, возвращаясь к реальности, и решительно проговорила:
 — Я хотела бы вернуться домой. Здесь меня все тяготит. Сколько может продолжаться это изгнание?!
 — А-а, на родину. В какой части Англии вы жили до приезда сюда?
 — В Глочестере. Но какое это имеет значение? Ведь вы прекрасно знаете, что я говорю не об Англии. Своим домом я считаю Семь Сосен.
 Волк шумно вздохнул и переступил с ноги на ногу. Помолчав немного, чтобы подобрать, как догадалась Кэролайн, подходящие слова для ответа, он спокойно произнес:
 — Полагаю, что сейчас не время спорить о том, кому из нас по праву принадлежит дом и усадьба в Семи Соснах. К тому же, есть ведь еще и Логан, сражающийся в Пенсильвании.
 Кэролайн, закусив губу, промолчала. Ей нечего было на это ответить. Не могла же она, в самом деле, сказать Волку, что носит под сердцем дитя Роберта. Это можно будет сделать потом... если она не передумает.
 — В чем дело, сиятельная леди Кэролайн? Вам нечего ответить вашему пасынку?
 По-видимому, он выпил за обедом гораздо больше, чем следовало. Ведь прежде он не бывал с ней так груб и бесцеремонен. Нет, он действовал льстиво, вкрадчиво и коварно. Воспользовался ею и бросил на произвол судьбы. И это было, пожалуй, гораздо больше в его духе, чем сегодняшние колкости и какое-то нелепое паясничанье. Кэролайн разозлилась не на шутку и думала теперь лишь об одном — как бы поскорее избавиться от назойливого провожатого.
 Однако принять это решение оказалось гораздо легче, чем осуществить. За время их разговора Волку каким-то образом удалось оттеснить ее в угол, образованный стенами здания. Его мощное тело загораживало ей путь к бегству. Конечно, она могла бы закричать, но что в таком случае подумали бы пришедшие ей на помощь жители форта? Ведь Волк не посягал на ее жизнь, свободу или имущество. Он просто вел с ней непринужденный разговор. Кэролайн решила попробовать убедить Волка, чтобы он отпустил ее.
 Она уперлась рукой ему в грудь, стараясь оттолкнуть его, и поняла, что допустила непростительную ошибку, ибо в следующее же мгновение его огромная рука накрыла ее ладонь, прижав к своей груди. Сквозь ткань рубахи она чувствовала, как бьется его сердце. Ладонь ее обдавало теплом его тела. О, хоть бы только он не заметил, как участилось ее дыхание!
 — Я тороплюсь домой. Мне давно уже следовало вернуться в дом миссис Кинн!
 — Вы уверены, что хотите этого? — недоверчиво спросил Волк, и Кэролайн пришло в голову, что, возможно, он в какой-то степени наделен способностью читать чужие мысли. Во всяком случае, ему нередко удавалось догадываться о ее истинных чувствах, желаниях и намерениях, как бы она ни пыталась скрыть их.
 — Полагаю, что и вам надлежит как можно скорее вернуться к губернатору. Как бы Литтлтон не стал беспокоиться, — ответила Кэролайн, вспомнив, что лучший способ защиты — нападение. — Да и вам, раз уж вы решили принять сторону англичан, не мешало бы присутствовать в их штабе во время принятия ответственных решений.
 Кэролайн почувствовала, как тело его напряглось, и решила, что близка к осуществлению своего плана. Но Волк не отпустил ее руки. Напротив, пальцы его сжались еще крепче.
 — У вас, миледи, сложилось превратное представление о том, какую из сторон я считаю своими врагами.
 — Неужели? — Кэролайн считала, что аристократически-надменные интонации голоса даются родовитым особам от рождения. Правда, у нее до встречи с Волком не было ни повода, ни желания проверить на практике, унаследовала ли она их от своих знатных предков. В последнее же время она так часто пользовалась этим небезупречным оружием, что ей удавалось производить большое впечатление даже на самое себя... — Признаться, в это трудно было бы поверить, глядя, как вы въезжаете в ворота форта рядом с губернатором. Или узнав, что сегодня вы были его гостем на немноголюдном званом обеде!
 Кэролайн не могла предположить, в какую форму выльется его гнев после произнесенных ею обвинительных слов, и совершенно растерялась, когда Волк, закинув голову назад, звонко расхохотался.
 — Вы, никак, нарочно стараетесь разозлить меня, Кэролайн? Но должен вас огорчить: пока, во всяком случае, вам это не удалось. Скорее наоборот! — проговорил он, продолжая посмеиваться.
 — Оставьте это, Волк! Зачем бы мне злить вас? Но вот что мне непонятно: почему все члены мирной делегации, отправившейся в Чарльз-таун, задержаны в качестве заложников, а вы один пользуетесь полной свободой?
 — Во-первых, я отнюдь не единственный, кого англичане сочли возможным оставить на свободе. Двое вождей уже уехали к себе домой. А во-вторых, думаю, меня не считают достаточно важной персоной, чтобы удерживать в плену. Ведь я же не вождь!
 — Но чероки прислушиваются к вашим словам. И верят им.
 — Прислушиваются — да. Но не все и далеко не всегда. Боюсь, что доверие ко мне со стороны Маленького Плотника теперь подорвано благодаря стараниям губернатора. Но они никогда полностью и не доверяли мне. Об этом уж позаботился мой отец.
 Кэролайн не знала, что ответить на это, и Волк добавил, но так тихо, что она едва расслышала его:
 — Мне за многое следовало бы поблагодарить покойного родителя!
 И Кэролайн, помимо своей воли, вновь увидела в Волке не безжалостного соблазнителя, а личность — сложную, мятущуюся, обремененную множеством серьезнейших проблем и бесконечно одинокую. Она старалась заставить себя ожесточиться против него, как прежде, и принялась в мельчайших подробностях вспоминать, как он завлек ее в свою хижину, на свое ложе. Но это привело лишь к тому, что телом ее овладела знакомая истома, и она усилием воли воскресила в памяти тот миг, когда он бросил ее в Семи Соснах на милость отвратительного Роберта.
 Волк все еще продолжал удерживать ее ладонь на своей груди.
 — Наверное, мне и правда пора проводить вас к дому миссис Кинн.
 Слова его нарушили ход мыслей Кэролайн, но она, быстро вернувшись к действительности, согласно кивнула и попыталась в который уже раз высвободить свою руку. Он не стал противиться этому и быстро зашагал вдоль немощеной улицы. Кэролайн торопливо семенила рядом с ним.
 Через несколько минут они подошли к деревянной окованной железом двери. Кэролайн взялась за ручку, но Волк, словно спохватившись, задал ей вопрос о здоровье Мэри и маленькой Коллин.
 Кэролайн, каковы бы ни были ее личные чувства к Волку, хорошо знала, как он привязан к семье брата. Ей искренне хотелось сообщить ему обнадеживающие новости.
 — Мэри, во всяком случае, не становится хуже. В течение нескольких дней она совсем было поправилась, но потом... — и Кэролайн вздохнула. — Ей пора бы уже совсем оправиться после родов. А ребенок по-прежнему очень мало прибавляет в весе. Неужели никак нельзя связаться с Логаном? — спросила она с надеждой.
 Волк с сомнением покачал головой.
 — Я послал ему письмо. Но из-за войны сообщение между колониями сильно затруднено, а порой и просто невозможно. — Он пожал плечами и задумчиво добавил: — Но даже если бы Логан и узнал о случившемся, думаю, он навряд ли смог бы приехать.
 Кэролайн показалось, что он чего-то не договаривает.
 — Не смог бы... или не захотел бы приехать? Говорите яснее, Рафф!
 — Что вы хотите этим сказать? Мэри — его жена.
 Мимо них, смеясь и нежно воркуя, прошла влюбленная пара. Кэролайн узнала в девушке дочь одной из приятельниц миссис Кинн. Молодой солдат гарнизона обнимал ее за талию. Кэролайн хотелось сейчас же, не сходя с места крикнуть девушке, чтобы она вела себя осторожно и все время держалась начеку. Но вместо этого она отвернулась и снова взглянула на человека, преподавшего ей такой жестокий урок.
 — Я ничего плохого не сказала ни о Логане, ни о ком-либо другом. Мне просто кажется странным, что ваш брат оставил свою жену без защиты и отправился сражаться в чужие земли. Ведь Мэри подвергалась большой опасности!
 — Мэри говорила с вами об этом?
 Кэролайн отвернулась и промолчала. Ей не хотелось лгать, но о том, чтобы обмануть доверие подруги, она не могла и помыслить. Какое, в конце концов, Волку дело до их женских разговоров?
 — Во-первых, когда он уезжал, Мэри была в полной безопасности, — продолжал Волк, словно не заметив ее молчания. — А во-вторых, наш отец позаботился о том, чтобы жизнь под одной крышей с ним превратилась для Логана в ад.
 — Они не могли поладить из-за того, что Роберт нечестно вел торговые дела с чероки?
 — Понятно! Она говорила с вами об этом! — Волк прислонился к стене дома. — Логан уехал в расчете на то, что заработает денег и вернется к Мэри. Роберт же всегда относился к ней терпимо и снисходительно, и Мэри, в отличие от многих, не питала к старику вражды и ненависти.
 — Ее невозможно не любить!
 Волк согласно кивнул и убежденно проговорил:
 — Логан уехал, не зная, что она беременна... Во всяком случае, мне он об этом не говорил.
 — А вы уверены, что он поделился бы этим с вами?
 — Если вы хотите спросить, были ли Логан и я откровенны друг с другом, то я отвечу: да, были. По большей части. Но мы во многом с ним отличаемся...
 — Ваша индейская кровь? — спросила Кэролайн, подумав про себя, что Волк наверняка преувеличивает их с Логаном разногласия. Во всяком случае, Мэри уверяла ее, что Логан очень привязан к младшему брату.
 — Да, разумеется. Но еще и обстоятельства нашего появления на свет. Он — законный сын, а я — внебрачный. Между нами — зияющая пропасть.
 Кэролайн повернулась к двери.
 — Думаю, мне пора. Спасибо, что проводили меня. — Но Волк сжал ее руку, прежде чем она успела открыть входную дверь. Она медленно повернула к нему лицо, надеясь, что на нем не отразится желание, вспыхнувшее в ее теле от этого внезапного прикосновения.
 — Здоровы ли вы сами, Кэролайн?
 — Да. Вполне. Почему вы спрашиваете?
 — Сам не знаю. — Он слегка прищурился и склонил голову набок. — Вы выглядите... — покачав головой, он уже другим тоном произнес: — Держитесь подальше от солдат. Вообще-то для вас и Мэри было бы лучше как можно меньше появляться в людных местах. В форте свирепствует корь, и Литтлтон говорил мне, что боится, как бы оспа не перекинулась сюда из Кейови.
 — Да, я видела, как они жгут свои дома.
 — Это идея Литтлтона. Он считает, что таким путем можно попытаться предотвратить эпидемию.
 — А вы что думаете?
 — Прежде всего я думаю, что был законченным дураком, когда привез вас на границу!
 Кэролайн гордо вскинула голову.
 — Но ведь не вы приняли решение об этом, не так ли? Волк все еще продолжал сжимать ее руку в своей. Она почувствовала, как напряглись его пальцы, и он привлек ее к себе, произнеся охрипшим от волнения голосом:
 — С тех пор как я повстречал вас, леди Кэролайн, события то и дело выходят из-под моего контроля. И я почти... — Но Кэролайн так и не довелось узнать, что он собирался сказать. Наклонив голову, Волк поцеловал ее в губы. Поцелуй этот длился недолго. Волк лишь провел языком по сомкнутым губам Кэролайн, но и этого оказалось достаточно, чтобы желание близости с ним вспыхнуло в глубине ее тела с неудержимой силой. Она с трудом заставила себя отстраниться и твердой походкой войти в дом. Но, закрыв за собой дверь, она чуть не упала: ноги ее подогнулись, ей стало трудно дышать...
 Всю долгую ночь, лежа в своей постели без сна, она думала о Волке и пыталась угадать, что за слова он хотел, но не решился сказать ей нынешним вечером.


* * *

 Этот сумрачный декабрь тянулся бесконечно, и казалось, что он каким-то непостижимым образом вместил в себя несколько долгих месяцев.
 Промерзшая земля покрылась коркой льда, завыли первые метели. Форт полнился слухами, стоило лишь очередной делегации прибыть к губернатору Литтлтону для переговоров.
 Десятого декабря кругом стали поговаривать о том, что вскоре ожидается приезд Маленького Плотника, полномочного представителя горных селений. Согласно сведениям из тех же туманных источников, что и прочие получаемые жителями известия, чероки желали укрепления мира с англичанами. Население форта облегченно вздохнуло, но...
 Один лишь Волк относили к подобным разговорам со свойственным ему скептицизмом. Сидя у камина, он покачивал Коллин, которая спала у него на коленях. Мэри вышивала воротник одной из его рубашек. Кэролайн, слегка задетая тем, что он не попросил об этом ее, делала вид, что ей это безразлично. С какой стати она стала бы разыгрывать перед ним роль образцовой супруги?
 Нарезая хлеб для ужина, она то и дело украдкой поглядывала на Волка и не могла удержаться от мысли, что, возможно, через некоторое время он будет вот так же бережно нянчить рожденного ею младенца.
 — Англичане именуют его не иначе, как императором чероки, — сказал он, имея в виду Маленького Плотника. — Он, конечно, пользуется авторитетом среди соплеменников, но подобный титул — это просто абсурд!
 — Неужто вы хотите сказать, что он не имеет права выступать от имени чероки?
 Жители форта Принц Джордж ожидали приезда Маленького Плотника с таким энтузиазмом и связывали с ним столько надежд, что при мысли о возможной тщетности всех этих чаяний у Кэролайн болезненно сжалось сердце.
 — Лишь некоторой части народа. Говоря точнее, он — главный вождь центральных селений. Но у него нет и не может быть посоха, дающего право вести переговоры.
 Но для губернатора, казалось, все это не имело большого значения. Девятнадцатого декабря он встретил Маленького Плотника как почетного гостя, с большим размахом и помпезными церемониями.
 Дул теплый южный ветер, и Кэролайн с Мэри решили выйти из дома, чтобы послушать игру оркестра и посмотреть на очередную делегацию чероки. Миссис Кинн, заявив, что с нее довольно краснокожих, осталась дома и согласилась присмотреть за Коллин, которая спала в своей корзине.
 Улицы были полны народа. На редкость теплая погода, так же как и приезд полулегендарного Маленького Плотника, собрали на площади почти все население форта. Кэролайн и Мэри с трудом протиснулись сквозь толпу на относительно свободное пространство, откуда им были видны и губернатор Литтлтон, и стоявший подле него Волк, что, впрочем, нисколько не удивило обеих женщин, и Маленький Плотник, и приехавшие вместе с ним вожди Окаюла и Уканокеах.
 — Смотри, смотри, Кэролайн, — зашептала Мэри. Кэролайн с недоумением наблюдала, как индеец, объявленный англичанами предводителем чероки, вручил губернатору восемь скальпов. Кэролайн при виде этого едва не сделалось дурно. Затем Маленький Плотник преподнес Литтлтону связку бус. Губернатор развязал шнурок и снял с него три черные бусины, воздев над головой ожерелье, оказавшееся молочно-белым.
 — Это означает, что губернатор больше не гневается на чероки, — прокомментировала его действия Мэри и, когда Кэролайн вопросительно взглянула на нее, добавила: — Так сказал мне Рафф.
 — Я и не знала, что вы с ним разговариваете о столь многом. — Кэролайн привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее.
 — Нет, ты прекрасно об этом знаешь. Мы с ним подолгу остаемся вдвоем, ведь стоит ему прийти, как ты тотчас же находишь какое-нибудь дело во дворе или на чердаке. Не понимаю, почему ты от него прячешься?
 Кэролайн мельком взглянула на Мэри и чуть отодвинулась вправо, заняв пространство между могучими спинами двух полнокровных матрон.
 — Не понимаю, о чем это ты?
 — Так уж и не понимаешь? А ведь не одна я заметила, как упорно ты избегаешь его. Рафф тоже высказался на этот счет.
 — Да неужто? С каких это пор вы с ним обсуждаете мою скромную персону?
 — С тех пор, как ты приехала к нам. Он постоянно спрашивает меня о тебе. И то, что при его появлении ты стараешься сразу же куда-то уйти, наводит меня на мысль... — Мэри плотнее закуталась в шаль, — о том, что...
 — О чем же?
 — Что вы двое неравнодушны друг к другу. — Кэролайн на мгновение онемела, глядя на Мэри во все глаза. Когда к ней наконец вернулся дар речи, она, сразу же утратив интерес к церемонии, пробормотала:
 — Что за глупости, право... Не пора ли нам домой? — Скажи, ведь ты влюблена в него? Кэролайн схватила подругу за руку и почти силком потащила ее прочь с площади.
 — И как только тебе мог прийти в голову подобный вздор?!
 Мэри посмотрела на нее проницательным взглядом. Где-то в самой глубине ее больших серых глаз таилась насмешка. Кэролайн поняла, что ей не удалось и никогда не удастся обмануть эту доверчивую, бесхитростную женщину.
 — Мэри, ты многого не знаешь. Я не могу сказать тебе всего. Прости, но давай не будем больше об этом!
 Мэри умолкла и больше не возвращалась к подобным разговорам. Кэролайн была ей за это чрезвычайно признательна. И еще одно радовало ее: в течение следующей недели переговоры успешно продвигались вперед и близились к благополучному завершению. Это, впрочем, никак не повлияло на пессимистический настрой Волка, но Кэролайн решила, что такова уж его натура, и не стала придавать большого значения его безрадостным прогнозам.
 В остальном же его суждения, взгляды и оценки казались ей вполне разумными и здравыми. Теперь она чаще виделась с Волком, ибо после разговора с Мэри перестала искать предлог, для того чтобы уйти из маленькой комнатки, стоило могучей фигуре пасынка возникнуть в дверях.
 Население форта все эти дни жило надеждой на скорый и успешный конец переговоров.
 Губернатор освободил двоих из «почетных гостей». Когда вожди Титсоу и Шерови переправились через реку в индейское селение, над главным зданием его взвился британский флаг. На следующий же день в форт были доставлены два воина, Молодой Олень и Меткая Стрела, принимавшие участие в нападении на виргинских поселенцев. Кэролайн наблюдала их прибытие с чувством какой-то непонятной тревоги. Ей было искренне жаль молодых воинов. Но она знала, что их выдача — важный шаг к заключению мира.
 — Они принесли себя в жертву, — сказал Волк вечером того же дня, сидя у камина рядом с Кэролайн.
 Снаружи завывал ветер, время от времени забираясь в каминную трубу и наполняя маленькую комнатку удушливым дымом. Мэри, маленькая Коллин и миссис Кинн уже спали. После сегодняшнего чрезвычайно важного события Кэролайн нисколько не сомневалась, что Волк заглянет к ним, когда освободится хоть ненадолго. Она пыталась убедить себя, что вовсе не ждала его, и ей это почти удалось. В голосе его сквозила такая печаль и безнадежность, что у Кэролайн, помимо ее воли, сжалось сердце, но все же она решила руководствоваться прежде всего доводами разума и уверенно произнесла:
 — Ведь они убили виргинских поселенцев! — В ответ он с таким свирепым выражением лица процедил сквозь зубы несколько слов на чероки, что Кэролайн впервые обрадовалась, что не понимает этого языка.
 — С точки зрения наших законов, по которым живут эти несчастные, они поступили совершенно справедливо, отомстив за смерть членов своих семей! А теперь их казнят за это! — С раздувающимися ноздрями он отвернулся от нее и принялся смотреть в огонь, — Но самое ужасное, что жертва эта будет напрасной!
 — Рафф, как вы можете так говорить? — Кэролайн, опустившись на колени перед камином, в волнении схватила Волка за руки. — Все говорят, что со дня на день будет подписан договор между чероки и англичанами. Да и сам Литтлтон сказал...
 — Литтлтон — дурак, если сам верит тому, что говорит. — Волк тяжело вздохнул. — Чероки не примут этого навязанного им несправедливого мира.
 — Вы говорите так, будто заинтересованы в продолжении конфликта! Как будто вас устраивает война между бледнолицыми и Ани-Юн-вийя! — В запальчивости Кэролайн даже не заметила, что употребила слова, которых еще недавно не знала и которые столь часто произносил Волк.
 — Нет, Кэролайн! — Он внимательно взглянул на нее и только тут заметил, что они сидят почти вплотную друг к Другу, он — на низенькой самодельной табуретке, она — на коврике возле камина, с поджатыми под себя ногами. Тон его немного смягчился. — Никто больше чем я не желает справедливого мира. Но боюсь, что он недостижим. Англичане просто не могут быть честными. И не в возможностях чероки что-либо с этим поделать. Я жил в Англии и прекрасно знаю, какой колоссальной военной мощью обладает эта страна. — Он понурил голову, и длинные черные волосы закрыли от Кэролайн его хмурое лицо.
 Кэролайн не могла долее сдерживаться. Когда он вел себя уверенно и независимо, ей удавалось, хотя и не без труда, пересилить свою страсть к нему. Теперь же, видя его в тоске и отчаянии, она решилась выказать ему свое нежное сочувствие. Протянув руку, она осторожно отвела волосы с его лица, и Волк, точно давно ожидая этого, прижался щекой к ее теплой ладони.
 Он легко, словно невесомое перышко, поднял ее с пола и усадил к себе на колени. Кэролайн прижала его голову к своей груди и принялась поглаживать его жесткие волнистые волосы цвета воронова крыла.
 «Я хочу лишь ободрить его, выразить ему сочувствие и понимание», — сказала себе Кэролайн. Она подумала было о том, что все время поступала подобным же образом с Мэри, малюткой Коллин и даже с миссис Кинн, когда кому-нибудь из них требовалась ее помощь. Но теплое дыхание Волка щекотало нежную кожу на ее груди, отчего сладкая истома охватила все ее тело. Она вздохнула, не пытаясь больше лгать себе.
 Волк поцеловал ее в шею, и, склонив к нему зардевшееся лицо, Кэролайн ощутила прикосновение его губ к своим. Она обняла его за плечи и, словно растворясь в нем, мгновенно утратила представление о реальности.




 ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ


 — Наквиси Усидси. Я все время думаю о вас, желаю вас. — От этих слов, произнесенных хриплым, страстным шепотом, по спине Кэролайн пробежали мурашки, и горло сдавил мучительный спазм. Возможно ли, что его снедает то же неистовое, требовательное, безжалостное чувство, которое вот уже столько времени владеет ее душой и телом? Волк покрывал поцелуями лицо и шею Кэролайн, и его волосы щекотали ее нежную кожу.
 Голос разума твердил, что ей следовало бы оттолкнуть его, пусть думает, что она неподвластна вожделению, равнодушна к его ласкам, но это было выше ее сил. Ее ладони все сильнее сжимали его плечи, и она чувствовала, как напряглось его горячее, сильное тело.
 Волк снова приник к ее губам в страстном, жадном поцелуе, и, откинувшись назад, она не смогла сдержать громкий стон. Этот звук напугал ее, и Кэролайн отпрянула от Волка, с ужасом подумав о том, какие беды могла бы навлечь на нее их неосторожность. Боже, что было бы, если бы Мэри или миссис Кинн внезапно вошли сюда, желая выяснить причину странного шума и застали бы ее в весьма красноречивой позе на коленях пасынка?! О, она немедленно, на этом же самом месте сгорела бы со стыда!
 — Довольно... пожалуйста! — Но Волк, все еще во власти вожделения, лишь нетерпеливо тряхнул головой и снова потянулся было губами к ее зардевшемуся лицу.
 — Рафф! — Этот сдавленный крик, вырвавшийся из ее груди, заставил его на мгновение замереть. Кэролайн, откинувшись назад, посмотрела в его темные, горевшие страстью глаза. — Мы не можем так рисковать! — В голосе ее отчетливо слышались нотки досады и разочарования. — Сюда могут войти Мэри и миссис Кинн! — едва слышно пробормотала она, опуская голову. Дыхание ее стало частым и прерывистым.
 Но слова ее нисколько не убедили Волка. Его сильная рука обвилась вокруг ее талии, и он еще сильнее прижал к себе хрупкое, податливое тело Кэролайн. Она не воспротивилась этому.
 — Я слишком долго ждал случая побыть с вами наедине, чтобы пренебречь представившейся возможностью, — пробормотал он и, видя, что Кэролайн собирается возразить, закрыл ее рот поцелуем. С трудом заставив себя оторваться от ее губ, Волк поднял Кэролайн с колен и, встав, бережно опустил ее на пол. Пройдя несколько шагов, они оказались в полутемном чулане, где запасливая вдова хранила провизию.
 Кэролайн прислонилась спиной к холодной бревенчатой стене, Волк стоял лицом к ней, загораживая вход в чулан. Над головами их с потолка свисало несколько окороков, кругом громоздились мешки с сахаром и мукой и бочки с солониной. В голове Кэролайн мелькнула мысль, что глупо устраивать любовное свидание в столь неподходящем месте. Но разве это была единственная глупость, допущенная ею за последние несколько месяцев? Она не могла не признаться себе, что соскучилась по ласкам Волка, что тело ее жаждет прикосновений его нежных рук, поцелуев и объятий.
 Оба они были полностью одеты, и если бы кто-то увидел их — а такую возможность Волк считал более чем сомнительной, — то взору вошедшего представился бы разве что поцелуй. Разумеется, сам факт, что пасынок целуется со своей мачехой в темном чулане дома почтенной вдовы, мог вызвать у случайного свидетеля некоторое недоумение, но если бы этой свидетельницей оказалась Мэри, то ее-то — и в этом он был абсолютно уверен — подобное зрелище не повергло бы ни в ужас, ни в недоумение. Тем более, что все их ласки должны были ограничиться одними липа поцелуями.
 Однако Волк сомневался, сможет ли он удовольствоваться этим. Ему хотелось ощутить под своими ладонями ее нежное, податливое тело, коснуться пальцами и губами ее груди и лона. Он не лгал, говоря Кэролайн, что не может забыть ее. Единственное, чего он не упомянул, — это то, сколько сил он приложил, чтобы вычеркнуть из памяти ее образ.
 Но все его старания ни к чему не привели. Ни ночь, проведенная в объятиях уличной потаскушки из Чарльз-тауна, о чем он не мог потом вспомнить без жгучего стыда, ни сложности во взаимоотношениях между англичанами и чероки, которые он частично надеялся уладить, не могли отвлечь его от мыслей о юной англичанке.
 И вот теперь наконец он снова сжимал ее в объятиях, и тело его трепетало от вожделения.
 Кэролайн была без корсета, и Волк, целуя ее, нежно дотрагивался пальцами до ее сосков, чувствуя сквозь тонкую ткань, как они набухли и затвердели. Кэролайн с восторгом отдавалась его долгожданным ласкам и, забыв о том, что их в любой момент могут увидеть посторонние, все теснее прижималась к нему.
 Здесь, в Америке, Кэролайн отказалась от английской привычки носить бесчисленное количество нижних юбок, и Волк без труда обнажил ее ноги, приподняв подол платья и тонкой сорочки. Он едва не вскрикнул, ощутив под пальцами гладкую кожу ее стройных ног. Кэролайн, повинуясь охватившему все ее тело неистовому желанию, раздвинула бедра, и рука его, скользнув вверх, коснулась ее горячего, влажного лона.
 — Рафф, — прошептала Кэролайн, страдальчески сморщившись от невыразимо сладостного ощущения, которое было сродни острой боли. Но в голосе ее он почувствовал и нотку предостережения.
 — Ш-ш-ш... Никто не увидит нас, — заверил ее Волк, надеясь, что в случае чего спина его послужит надежным заслоном от нескромных глаз. Тело Кэролайн напряглось, и ее полузакрытые глаза излучали любовь и томную негу.
 Она почувствовала прикосновение его восставшей плоти к своему животу и, протянув руки, расстегнула ремень, развязала тесемку его кожаных штанов и охватила своими тонкими пальцами его упругий член.
 Застонав, Волк поднял Кэролайн вверх. Бедра ее охватили его узкий стан, и тела их слились в порыве безудержной, безрассудной страсти. Волк, с трудом удерживая на весу бившуюся в судорогах экстаза Кэролайн, сжал зубы, чтобы не дать крику восторга вырваться из его тяжело вздымавшейся груди, и излил семя в ее трепещущее лоно.
 — Я не думал, что это случится, — произнес Волк, переводя дух. Он прижался лбом к виску Кэролайн. Голос его звучал глухо и растерянно.
 — Я знаю. — Чувство оскорбленного достоинства вновь возобладало в душе Кэролайн, и она со стыдом и раскаянием осознала, что происшедшее вовсе не делает ей чести. Совсем наоборот!
 Она уступила его ласкам, будучи уверена, что он любит ее. Но, убедившись что это не так, снова поддалась порыву страсти и позволила ему овладеть собой. Ее сегодняшнему поступку нет оправданий. Глупо было думать, что он может полюбить ее, стать спутником ее жизни. Но куда глупее, узнав о его коварстве и получив из его собственных уст подтверждение того, что он лишь использовал ее как орудие мести, продолжать с восторгом отзываться на его ласки и любить его.
 Волк осторожно снял ее ноги со своих бедер и поставил ее на пол. Кэролайн принялась оправлять юбки, и он попытался помочь ей. Резко отвернувшись, она с негодованием бросила:
 — Нет, не надо, прошу вас!
 — Я не собираюсь извиняться перед вами! — Его тон до глубины души возмутил Кэролайн. Рука ее, расправлявшая складки на юбке, замерла в воздухе, и она с полуоткрытым от удивления ртом снова повернулась лицом к Волку. Он был мрачен и смотрел на нее не мигая. Волосы его, взлохмаченные ее рукой, в беспорядке рассыпались по плечам. Глядя на него, никто сейчас не признал бы в этом свирепом дикаре сына английского торговца, получившего образование на родине отца. Но его грозный вид нисколько не испугал Кэролайн, с достоинством произнесшую:
 — Не припоминаю, чтобы я просила вас об этом.
 — Я ни к чему вас не принуждал!
 — Да, вам не приходилось прибегать к насилию и принуждению, — признала она, гордо вскинув голову. — Все, что от вас требовалось, — это расставить ваши сети и ждать, когда я окажусь достаточно глупа и неосторожна, чтобы попасться в них. — Она попыталась проскользнуть мимо него, но он схватил ее за руку выше локтя и принудил остановиться.
 — Вы отнюдь не глупы.
 — В самом деле? — Кэролайн бросила на него взгляд, исполненный стыда и досады. — А как же иначе можно назвать женщину, позволяющую мужчине использовать себя — притом не один раз, а снова и снова, — когда только тот пожелает?!
 — Я не использовал вас, Кэролайн!
 — О, избавьте меня от вашей лжи! — Она уперла руки в бока, и взгляд ее исполнился презрения. — Ведь правда хорошо известна нам обоим!
 — И вас она устраивает, не так ли?
 — А вам что за дело до этого? Вы, надеюсь, заметили, что я не умерла от горя. И, как видите, не смогла противиться вам, зная наверняка, что я вам безразлична. Ведь я уже давно выполнила возложенную вами на меня миссию — послужила орудием вашей мести Роберту Маккейду!
 Волк ничего не ответил ей на это, он лишь молча смотрел на нее, и глаза его сверкали гневом.
 — Ну, что же вы собирались сказать мне на сей раз? — Кэролайн, видя, что он снова не торопится отвечать ей, повернулась к нему спиной.
 — Думаю, вам пора идти.
 — Нет, прежде вы выслушаете меня!
 Он схватил ее за плечи, и Кэролайн, как ни пыталась, не смогла высвободиться. В эту минуту дверь в комнату открылась, и полуодетая, сонная Мэри, заглянув в чулан, спросила:
 — Что случилось, Кэролайн?
 — Ничего! — ответил Волк, явно раздосадованный ее вторжением.
 — Прости, мы помешали тебе спать! — воскликнула Кэролайн, метнувшись было навстречу подруге, но руки Волка еще сильнее сдавили ее плечи, и она принуждена была остановиться.
 — О, это не вы разбудили меня, а Коллин. Я проснулась и стала менять ей пеленки, но вдруг услышала голоса и зашла посмотреть, в чем дело. — Говоря это, Мэри пятилась к дверному проему, одной рукой придерживая наброшенную на плечи шаль. Кэролайн услышала доносившееся издалека хныканье Коллин.
 — Мы с Кэролайн просто беседовали кое о чем, — пояснил Волк. Голос его звучал почти дружелюбно. — Я скоро уйду.
 — Вообще-то он собирался уйти сию минуту. Не так ли, Рафф? — безмятежным тоном осведомилась Кэролайн.
 — Я сказал — скоро!
 — Я, по правде говоря, собиралась уже пойти спать... — Мэри вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
 — Боже мой! Что вы наделали! — с негодованием воскликнула Кэролайн.
 — Ничего особенного. Мэри достаточно деликатна и хорошо воспитана, чтобы понять, что нам необходимо было .остаться наедине.
 — Но я вовсе не хочу оставаться с вами наедине! — с возмущением отозвалась она.
 — Прежде мне так не казалось.
 Неожиданным, быстрым движением ей удалось высвободиться из его цепких рук. Кэролайн, тяжело дыша, выбежала из чулана на середину комнаты, повернулась к Волку спиной и ледяным тоном промолвила:
 — Уходите, пожалуйста!
 — Кэролайн! — он подошел к ней и заключил ее хрупкое тело в объятия. Руки его нежно и бережно коснулись ее плеч, скользнули к талии. — Погодите, выслушайте меня! — Его дыхание щекотало ей шею и ухо, его молящий, прерывающийся от волнения голос, казалось, проник ей в самую душу. Кэролайн замерла, и Волк почувствовал, как напряглось ее тело. — Я не хотел вас обидеть! Я признаю, что сначала не думал ни о чем, кроме мести отцу, и ради этого добивался вашей близости. Но стоило мне осуществить желаемое, и я забыл и о мести, и об отце. То, что произошло между нами, оказалось для меня гораздо важнее!
 Кэролайн молчала, и Волк стал медленно, осторожно поглаживать кончиками пальцев ее щеку и шею, плечи, грудь и спину. Она невольно расслабилась и приникла к нему. Волк наклонил голову и с жадностью вдыхал аромат луговых цветов, исходивший от ее блестящих, пушистых волос.
 Он всегда умел и любил говорить красиво, логично, складно. Его не смущали ни многочисленная аудитория, ни враждебность слушателей. Теперь же язык вдруг стал плохо повиноваться ему. Он желал высказать Кэролайн все то, о чем неустанно думал с того самого дня, как впервые встретил ее в гостинице Чарльз-тауна, но никак не мог подобрать нужных слов. Ах, если бы она понимала язык чероки! Садайи научила ее нескольким бытовым словам и фразам, но Волк сомневался, что Кэролайн поняла бы то, о чем ему хотелось поведать ей.
 Глубоко вздохнув. Волк еще теснее прижал ее к себе.
 — Вы должны узнать, как я отношусь к вам на самом деле, насколько мне...
 Он замолчал так внезапно, что Кэролайн, точно пробудившись от сна, открыла глаза и попыталась повернуться к нему лицом. В этот момент она обнаружила, что руки его замерли на ее животе...
 Да, она все время готовила себя к тому, что рано или поздно он узнает о ее беременности. Такое не скроешь. Но это тяжелое молчание, нарушаемое лишь прерывистым дыханием Волка и завыванием ветра за стенами дома, обрушилось на нее, точно камень. Она никак не ожидала, что Волк, узнав о том, что она ждет ребенка, внезапно онемеет.
 Она нервно облизала пересохшие губы, чувствуя, что должна попытаться что-то сказать ему, объяснить если не все, то многое.
 В этот момент Волк медленно повернул к себе Кэролайн лицом и пронзил ее взглядом, значения которого Кэролайн никак не могла понять.
 Она поймала себя на мысли, что, будь комната освещена поярче, ей не составило бы труда прочитать в выразительных глазах Волка все чувства, которые он испытывает в данную минуту. Но стало ли бы ей от этого легче? Если он исполнен гнева, негодования или, что еще хуже, разочарован своим открытием, то не лучше ли ей убедиться в этом как можно позже?
 Кэролайн так до сих пор и не решила, что сказать ему об отце ребенка. Если бы заранее узнать, как он отнесется к своему будущему ребенку и к его матери. Любой из избранных ею путей мог оказаться ошибочным. Как угадаешь, что он предпочел бы услышать? Правду, которая может навек соединить их, или ложь, дающую ее ребенку право считаться законным наследником Роберта Маккейда? Мысли ее беспорядочно метались от одного решения к другому, и она никак не могла остановиться ни на одном из них.
 Волк не сводил с Кэролайн своего сурового, мрачного взгляда, ожидая ее объяснений. Но секунды бежали одна за другой, сердце его продолжало тревожно, учащенно биться, а она все молчала. Наконец, чувствуя, что ему не под силу выносить эту тягостную тишину, он спросил:
 — Когда? — не в силах вымолвить другой вопрос, вертевшийся у него на языке и возникший в его мыслях сразу же после того, как он, прикоснувшись к низу ее живота, обнаружил довольно значительную выпуклость, которой, он мог бы в этом поклясться, не было раньше и которая умело маскировалась теперь пышными сборками платья. Но Волк боялся, что если он задаст этот вопрос, то сердце его разорвется на части прежде, чем он услышит ответ из уст Кэролайн. Ибо ответ этот мог нести в себе как величайшее счастье, так и огромное горе для него.
 — Весной, — сказала Кэролайн, потупившись и переминаясь с ноги на ногу.
 Волк убрал руки с ее плеч, и Кэролайн сразу же почувствовала себя неуютно, словно лишилась его доверия и поддержки.
 — Ах, весно-ой, — протянул он, шагая от камина к двери и обратно. — Лучшего времени, чтобы родить на свет дитя, и не придумаешь! Воздух прогревается теплыми солнечными лучами, все цветет и зеленеет, природа обновляется! — Он снова подошел к Кэролайн вплотную и, так как она по-прежнему стояла с опущенной головой, взял ее двумя пальцами за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
 — В какое же время весной должен родиться ваш ребенок?
 Ему сейчас ничего не стоило бы обнять ее и, прижав к себе, попытаться узнать правду. Но вместо этого он внезапно опустил руку и отступил на шаг назад, не сводя, однако, пристального взгляда с ее лица.
 — Я еще точно не знаю, — солгала Кэролайн поеживаясь. Ей хотелось, набравшись отваги, заявить Волку, что он не имеет на нее никаких прав. Он утратил их, бросив ее тогда в Семи Соснах, предоставив ей выйти замуж за Роберта. А ведь он наверняка знал, что она готова была остаться с ним, в его маленькой хижине, на всю жизнь. Что она влюблена в него. Но он покинул ее, не оставив ей никакого выхода.
 Теперь же ей предстояло решить, как поступить, что сказать ему. Какой ответ дать на неизбежный вопрос об отцовстве будущего ребенка? Тот, который обрадует этого жестокого, коварного и так горячо любимого ею человека, или другой, гарантирующий надежное, безбедное будущее еще не родившемуся младенцу?
 Оставалась, правда, небольшая надежда на то, что Волка нисколько не заинтересует эта проблема. Ведь он никогда не говорил ей о своей любви, не давал никаких клятв и обещаний. Она осталась вдовой, и ее беременность в глазах окружающих — вполне нормальное, обыденное явление. Ребенок, родившийся после смерти отца, не такая уж большая редкость в этом мире войн, поединков и катастроф. Здесь, в этой полудикой стране, женщины составляют заметное меньшинство, и при желании она сможет легко и быстро выйти замуж. Недостатка в желающих назвать ее супругой опасаться ей не придется. Однако ясно одно: Волка Маккейда среди них не будет. То единственное, что ему нужно от нее, он снова получил нынешним вечером. Претендовать на большее ему и в голову не придет.
 Но даже будь это иначе, Кэролайн, достаточно узнав Волка за это время, не сомневалась, что этот человек не создан для семейной жизни. Возможно, это у них в крови. Ведь вот и Логан тоже, бросив беременную жену на попечение жестокого и сварливого старика, с которым сам он никак не мог ужиться, отправился Бог знает куда на поиски приключений. Волк, несомненно, будет готов в любую минуту поступить подобным же образом, если когда-нибудь женится. Это убежденный бродяга, скиталец, не имеющий постоянного приюта и не приспособленный к оседлой жизни.
 Она неоднократно шла на огромный риск ради его объятий, не суливших ей ничего, кроме минутного наслаждения. Она рисковала собой и своим будущим, более того, будущим Эдварда. Это было так глупо и беспечно с ее стороны. Но пора наконец опомниться. Довольно глупостей. Теперь на карту поставлена еще и судьба ее ребенка, счастьем которого она не смеет пренебречь.
 — Ну что ж, Кэролайн, вы, как видно, не готовы назвать примерный срок ваших родов. Не станете ли вы утверждать также, что не знаете, кто отец вашего будущего ребенка?
 — По-вашему, мы непременно должны обсуждать это именно сейчас? — В голосе Кэролайн, помимо ее воли, прозвучала мольба, но ей в эту минуту было почти все равно, каким тоном говорить с Волком. Главное — не сказать ему правды. — Мэри может услышать, о чем мы говорим, и она...
 — Да, Кэролайн, именно сейчас! — Волк, забыв о своем намерении удержаться от этого, схватил Кэролайн за руки. — Я уверен, что Мэри знает об этом уж, во всяком случае, не меньше, чем ваш покорный слуга!
 Кэролайн не могла и даже не пыталась это отрицать.
 — Итак, вопрос мой предельно ясен и четок: знаете ли вы, кто отец вашего ребенка?
 — Неужели для вас это так важно?
 — Да, черт побери! — Волк осознал, что голос его, до того тихий и спокойный, вдруг зазвучал слишком громко и грозно, и продолжил почти шепотом: — Это для меня очень важно! Итак, вы знаете?
 — Да.
 Волк, казалось, не ожидал от нее такого ответа. Чего угодно, но не этого односложного «да». Он думал, что Кэролайн станет запираться, замкнется в упорном молчании... или скажет ему всю правду без утайки. Придя в себя от потрясения, он гневно прошептал:
 — Это мой ребенок? Или моего отца? Проклятье! Ответьте же мне, Кэролайн!
 Но она, решив, что и так сказала ему слишком много, лишь молча помотала головой. Единственное, чем она могла защитить своего еще не родившегося ребенка, — это отказом отвечать Волку.
 Волк же, не в силах долее выносить этой пытки, нахмурился и, едва сдерживаясь, чтобы не зарычать от ярости, проговорил:
 — Поскольку вы наотрез отказываетесь просветить меня в этом вопросе, мне остается лишь предположить самое худшее. — В два шага он достиг двери, открыл ее и исчез за порогом дома.
 По комнате пронесся порыв холодного, злого ветра, а потом вдруг стало тихо и пусто. Лишь дрова в камине тихо потрескивали догорая.


* * *

 Миссис Кинн не могла не заметить, что Волк перестал появляться в ее маленьком домике, но старушка была достаточно деликатна, чтобы не спрашивать о причине этого у Мэри и Кэролайн. Что же касается Мэри, та без обиняков приступила к Кэролайн с расспросами.
 — Не знаю, какого ответа ты ждешь от меня, — хмуро промолвила Кэролайн, сразу же пожалев о взятом ею резком тоне. Но она и без расспросов Мэри чувствовала себя не в своей тарелке. Однако молодая мать не заслужила, чтобы с ней обращались подобным образом. Она всегда отличалась кротостью и редким терпением.
 Опустившись на пол возле Мэри, которая забавляла расшумевшуюся дочку погремушкой из сушеного макового стебля с головкой, Кэролайн прижала ее свободную руку к своей щеке и ласково попросила:
 — Прошу тебя, давай не будем говорить о нем! — и отвела глаза, не в силах выдержать обращенный к ней открытый, честный взгляд Мэри.
 — Я знаю, Кэролайн, что-то случилось. Ты можешь отпираться сколько угодно, но меня не проведешь. Поверь, я спрашиваю об этом не из любопытства. Просто мне очень хочется, чтобы ты была счастлива!
 — Но я счастлива, Мэри! Ты делаешься все крепче и здоровее день ото дня, договор с чероки скоро будет заключен.
 — Да, да. Я понимаю. Тебе доставляет радость пребывание в этом домишке вместе со вздорной старушенцией, крикливым младенцем и его матерью, которая едва в состоянии обслужить саму себя. Скажи еще, что ты просто счастлива выполнять почти всю работу по дому, хотя тебя тошнит и рвет по утрам!
 Внезапно Мэри умолкла и зажала рот ладонью, поняв, что сказала лишнее. Кэролайн засмеялась к похлопала подругу по руке.
 — Боже мой! Я и не знала, что веду себя при этом столь шумно. Извини, Мэри! Тебе ведь так необходим достаточный сон! Впредь я постараюсь избавляться от излишков пищи как можно тише!
 — Не смейся, Кэролайн! Я говорю вполне серьезно!
 — Мэри, что же ты хочешь услышать от меня? Признаться, я тебя не вполне понимаю!
 — Кэролайн, ведь мы с тобой подруги, не так ли? — и молодая женщина с надеждой заглянула в лицо Кэролайн. — Ну конечно!
 — И однако ты упорно не желаешь принять мою помощь!
 — Господи, что ты имеешь в виду, Мэри? Ведь Коллин отнимает у тебя почти все время, и ты еще слишком слаба, и...
 — Я имею в виду совсем не физическую помощь, и ты это прекрасно знаешь. — Мэри погладила спящую дочь по головке и взяла Кэролайн за обе руки. — Ты ведь слушала меня, когда я рассказывала тебе о Логане, делилась своими надеждами и сомнениями. Мне было так отрадно, что есть с кем поделиться самым сокровенным. — Глубоко вздохнув, Мэри продолжила: — А вот ты не...
 — А чем, скажи на милость, я могу поделиться с тобой?! — перебила ее Кэролайн, чувствуя, как в душе ее снова закипает досада. Правдивые слова Мэри немилосердно жгли и ранили ее. — Тем, что я не любила мужа? Да, я терпеть его не могла, но тебе это давно известно. И разве оттого, что я сейчас произнесла эти слова, тебе стало легче?
 — Роберт был не самым приятным человеком на свете.
 — Истинная правда! — подхватила Кэролайн уже гораздо спокойнее. — Но я добровольно сочеталась с ним браком и не имею права все время вспоминать о нем только плохое! — «Сознавая при этом, как я обманула его», — мысленно добавила она.
 — Ради твоего же благополучия?
 — Ради еще более важных вещей.
 — Ты ведь ждешь ребенка от Раффа, не так ли? О, не смотри на меня с таким недоумением. — Мэри обняла Кэролайн за плечи и улыбнулась ей. — Нас никто не услышит: миссис Кинн ушла к портнихе. Клянусь тебе, я никому не скажу ни слова.
 — Как же ты обо всем узнала? — Кэролайн поняла, что отпираться бессмысленно. Переубедить Мэри было бы невозможно, к тому же она так устала лгать!
 — Я, конечно, могла бы объяснить все моей тонкой интуицией, — смущенно произнесла молодая женщина, — но должна признаться, что правда открылась мне, когда я случайно услышала ваш с Раффом разговор. Помнишь, ночью, на прошлой неделе?
 — Мэри, я просто шокирована. — Кэролайн улыбнулась и склонила голову набок. — Неужели ты подслушивала?
 — Возможно. Отчасти. Ведь вы с Раффом не могли то и дело не срываться с шепота на крик. О Кэролайн, почему ты не сказала ему правду?
 — А почему ты так уверена, что правда известна мне самой?
 — Прекрати, ради Бога! — Мэри встала с корточек и потянула Кэролайн за собой. — Мы обе прекрасно знаем, что Роберт ни разу не был близок с тобой. Или ты полагаешь, я не замечала, что происходило в Семи Соснах? Он все время грозился, что заставит тебя выполнять супружеский долг, но ни разу не осуществил своей угрозы. Если бы это было в его силах, тебе пришлось бы каждую ночь уступать его вожделению. Но он был болен и наверняка бессилен. Дни свои он проводил за бутылкой, а ночные часы — в полном одиночестве.
 — Боже милостивый! — с чувством воскликнула Кэролайн. — Вот уж никогда бы не подумала, что ты столь проницательна!
 — Я просто очень люблю тебя и от всей души желаю тебе добра! — Мэри обвила руками слегка располневший стан Кэролайн. — Ведь ты — моя самая дорогая подруга!
 — Тогда пообещай мне кое-что.
 — Ты хочешь сказать, что не желаешь оповещать его — проговорила Мэри с тревогой.
 — Да.
 — Ну что ж, тебе виднее.
 — Но ты, ты сама, не скажешь ему?
 — Ну что ты! Ни в коем случае. Можешь не сомневаться в этом ни минуты.


* * *

 После разговора с Мэри Кэролайн пожалела, что не взяла с подруги еще одного обещания — не возвращаться больше к этой щекотливой теме. Ибо молодая женщина решила, что раз она пообещала скрыть тайну Кэролайн от будущего отца ее ребенка, то долг дружбы велит ей воздействовать на Кэролайн, чтобы склонить ту к признанию и примирению с Волком.
 — Ведь Рафф — воспитанный и образованный человек, — внушала она Кэролайн. — Логан рассказывал мне, что он блестяще закончил курс наук в Оксфорде и был весьма благосклонно принят в обществе.
 — Ну и что же? — с неприязнью ответила Кэролайн, помешивая рагу большой столовой ложкой. Из-под ее чепца выбилась прядь пушистых светлых волос, и она нетерпеливо поправила ее.
 Слегка смутившись, Мэри продолжала, но уже без прежней настойчивости:
 — Он весьма незаурядный человек. И, я не хотела бы, чтобы ты думала о нем лишь как о дикаре-метисе, который вовсе тебе не пара.
 Кэролайн, всплеснув руками, уронила ложку в кастрюлю, но даже не заметила этого.
 — Так ты думаешь, что я не желаю иметь с ним ничего общего из-за его индейской крови?! — Не ожидая ответа, она с горячностью продолжала: — Но это вовсе не так! Мне подобное даже и в голову не приходило!
 — Но ты ведь любишь его. Признайся, что любишь!
 — Наверное да, — бесстрастно произнесла Кэролайн. — Но все дело в том, что он не любит меня.
 Мэри при всем желании нечего было на это возразить. Узнав о том, что Кэролайн беременна, Волк исчез и больше у них не появлялся. Даже миссис Кинн, в конце концов, позволила себе тонкий, деликатный намек. Вчера вечером она пожаловалась, что давненько, мол, у них не было на обед свежего мяса и при этом выразительно посмотрела на Кэролайн. А поскольку Рафф, приходя в дом вдовы, всегда приносил с собой то убитого им кролика, то дикого поросенка, Кэролайн поняла, что хотела этим сказать старая женщина. Она невозмутимо посмотрела той в глаза и четко, раздельно произнесла:
 — По-видимому, мистера Маккейда сейчас нет в форте, — как бы ставя этим точку в разговоре. Но старушку словно прорвало.
 — Вы сказали «мистера Маккейда»? — невинно осведомилась она. — А мне казалось, вы с ним привыкли вполне обходиться без подобных формальностей в обращении. — И вдова сложила губы бантиком.
 Да, что правда — то правда, порой они обходились без всяких формальностей.
 Кэролайн раздражала пустая болтовня миссис Кинн, смущали проницательные, требовательные взгляды Мэри. Подчас ей невыносимо хотелось побыть одной, вдали от всех этих людей. Но что-то приковывало ее к маленькому домику, и без особой надобности она никогда не покидала его стен.
 Эпидемия оспы приняла угрожающие размеры. Кэролайн то и дело возвращалась к мысли о том, что ей надо забрать отсюда Мэри и младенца и перевезти их в Семь Сосен, подальше от опасности.
 Переговоры о мире шли, казалось, к успешному завершению, и, таким образом, единственное препятствие к их возвращению домой в скором времени должно было устраниться само собой. По настоянию Маленького Плотника губернатор Литтлтон освободил почти всех своих заложников. Это воспринималось всеми как добрый знак, и жители форта со дня на день ждали подписания нового договора между англичанами и чероки.
 Однажды миссис Кинн, вернувшись с прогулки, поведала, Мэри и Кэролайн чрезвычайно приятную новость: оказывается, враждебных действий со стороны индейцев отныне можно было не опасаться.


* * *

 — Они поставили свою печать на соглашении! — заявила она с порога. — Можно теперь спать спокойно, не боясь, что они ворвутся в дом и снимут с нас скальпы! — Голос старушки звенел от восторга.
 — Чем это вы так обрадованы? — спросила Мэри, перегнувшись через ручку кресла-качалки. Вдова тем временем, подхватив Кэролайн под руку, закружилась с ней по комнате.
 — Разве вы не слыхали, милочка, что я только что сказала?
 — Слышали, слышали, — заверила ее Кэролайн, прикладывая руку к сердцу после бешеного кружения. — Расскажите нам о договоре. Что он собой представляет?
 — Церемония назначена на завтра, но они уже подписали его. — Миссис Кинн тяжело опустилась в свое кресло у камина и несколько минут просидела молча, отдуваясь и вытирая пот с лица. — Литтлтон согласился отпустить вождей, когда виновных в кровопролитии дикарей доставят в форт.
 Кэролайн, не узнав из этого сообщения ровно ничего нового, скорчила гримасу, но тактично промолчала.
 — Между двумя народами будет установлен мир, — продолжала миссис Кинн, — и возобновится взаимный договор о лицензионной торговле.
 Все это звучало довольно обнадеживающе и вполне совпадало с надеждами и чаяниями уставших от постоянной опасности набега поселенцев. Кэролайн наполнила глиняные кружки сидром и провозгласила тост за мир и дружбу, лучезарно улыбаясь обрадованным Мэри и миссис Кинн. Но в глубине ее души затаилось сомнение. Она подумала о том, что сказал бы Рафф о нынешнем мирном договоре. Может быть, она не все поняла, но ей казалось, что статьи договора в изложении миссис Кинн звучат как-то расплывчато и неубедительно.
 Дружба и мир — прекрасные понятия, но, однако, губернатор все еще держит вождей чероки, которые ни в чем лично не были виноваты, в заложниках против их воли. И по-прежнему требует выдачи двадцати четырех молодых воинов, которые повинны в смерти поселенцев Виргинии. Но ведь они, по словам Волка, мстили за смерть своих близких и, согласно законам чероки, не подлежат наказанию.
 Этой ночью Кэролайн долго лежала без сна, сложив руки на слегка округлившемся животе и глядя на тени от огня в очаге, которые рисовали на выбеленном известкой потолке причудливые, фантастические узоры. Ей было трудно понять сложности взаимоотношений между чероки и англичанами, ее соотечественниками. Наверное, отчасти из-за этих межнациональных различий они с Волком постоянно ссорятся и испытывают взаимную вражду. Но ей доставляло радость, лежа в тишине и одиночестве, думать о нем, вызывать в памяти его образ. Он покинул форт. Об этом сказала как-то за обедом все та же словоохотливая миссис Кинн и снова многозначительно взглянула на Кэролайн.
 Выходит, он уехал. Наверное, отправился в одно из селений чероки. Кэролайн стало невыносимо грустно при мысли о том, как далеко от нее он, наверное, сейчас находится. Но были в этом и свои хорошие стороны. Ей не надо больше вздрагивать, заслышав у двери их домика чьи-то торопливые шаги. И никто не помешает ей, как только она пожелает, покинуть форт и вернуться к себе в Семь Сосен.
 Англичане намеревались в самом скором времени возобновить торговлю с чероки, и Кэролайн решила со своей стороны принять в ней участие. Но она будет вести торговлю честно и, в отличие от покойного мужа, никогда не позволит себе воспользоваться доверчивостью и невежеством туземцев, чтобы бессовестно обманывать их.
 На следующий день в форте торжественно отмечалось долгожданное событие. Вожди чероки — Маленький Плотник, Аттакуллакулла, Роундо и Киллианка надели все свои знаки отличия. Декабрьское солнце отражалось на серебряных пластинах, украшавших их грудь, руки вождей были унизаны серебряными браслетами. Длинные рубахи всех четверых, сшитых из английского материала, украшала многоцветная вышивка. Они были татуированы, как и Волк, но, в отличие от него, брили свои головы, оставляя лишь длинный клок волос на самом затылке, который они украшали разноцветными перьями.
 Дабы не ударить в грязь лицом перед полномочными представителями другого народа, губернатор Литтлтон и его свита также нарядились в парадные одежды. Их ярко-красные камзолы и пудреные парики представляли собой весьма внушительное зрелище.
 Были произнесены приличествующие случаю речи и продемонстрированы подарки, вручение которых, однако, отложили на потом. В порыве, который Кэролайн определила про себя как далеко не дружественный, губернатор решил воздержаться от передачи предъявленных к осмотру даров — мушкетов, пороха и тому подобного — до тех пор, пока ему не сдадут участников кровавых набегов.
 Но Кэролайн, внимательно наблюдавшая за ходом торжества, не заметила признаков обиды и неудовольствия на лицах вождей. Наоборот, все они, казалось, были очень довольны заключенным соглашением.
 То же самое можно было по праву сказать и о губернаторе. Он собирался покинуть форт Принц Джордж в ближайшее же время. По правде говоря, ничего другого ему и не оставалось. Видя, что переговоры близятся к благополучному концу, он предложил желающим из числа сопровождавших его вернуться назад в Чарльз-таун, и примерно половина его людей воспользовались этим предложением. Оспа вызывала среди жителей форта панический страх.
 У Кэролайн и в мыслях не было осуждать солдат, сбежавших при первой же возможности. Она сама боялась осны и готова была немедленно уехать отсюда. Мэри и ребенок были все еще очень слабы, и ей оставалось лишь благодарить Господа, что они еще не стали жертвами страшной болезни. Но рисковать их здоровьем и дальше она не согласилась бы и за все блага в мире. Ждать дольше было бессмысленно. Договор наконец подписали, солдаты, за исключением немногих, отбыли в Чарльз-таун, и торговые сношения с чероки должны были возобновиться со дня на день. Настало время возвращаться в Семь Сосен.
 — Так вы все же отказываетесь присоединиться к нам? — спросила Кэролайн, оглядываясь через плечо на миссис Кинн, которая, безмятежно развалившись в кресле, попыхивала своей коротенькой глиняной трубкой. Не дожидаясь ответа старушки, она возобновила прерванное занятие — скатывание в тугие свитки платьев и нижних юбок, с тем чтобы можно было туже набить ими седельный мешок.
 — Нет, я хочу поехать в Чарльз-таун, как только выпадет такая возможность. — Разогнав короткой ручкой облако дыма, вдова продолжала: — Не думаю, дорогая, что с вашей стороны разумно ехать нынче к самой границе!
 — Я ведь уже говорила вам, что не хочу рисковать. Ведь здесь свирепствует оспа, — Кэролайн тревожно оглянулась в сторону полузакрытой двери. Ей не хотелось, чтобы слова ее достигли ушей подруги, отправившейся сегодня, накануне их отъезда, в постель пораньше.
 — Я перенесла оспу в тридцать пятом году, милочка, — невозмутимо ответила миссис Кинн. — Чуть было не померла, да с Божьей помощью выкарабкалась. — Она внезапно повернула голову к входной двери, чутко прислушиваясь. — Кто бы это мог быть в столь поздний час?
 Кэролайн недоуменно пожала плечами, ничего решительно не слыша, но в это мгновение в дверь домика кто-то громко постучал. Повинуясь кивку вдовы, она пошла открывать.
 Несмотря на темноту, царившую снаружи, Кэролайн сразу же узнала высокую, ладную фигуру Волка. Прижав руку к груди, она замерла и стояла, словно пригвожденная к месту, не в силах пошевелиться. Через некоторое время тишину нарушил недовольный голос миссис Кинн:
 — Что же, черт побери, вы не пригласите его войти и не закроете дверь?! Холод-то на дворе собачий!
 — Это я, Рафф. Добрый вечер, миссис Кинн, — отозвался Волк. — Я привел с собой кое-кого, и ему не терпится увидеть Кэролайн.
 — Так входите же наконец все, сколько вас там! И дверь за собой закройте!
 Кэролайн отступила в сторону, и вслед за Волком в комнату вошел какой-то юноша, с ног до головы укутанный в теплые одежды. Кэролайн взглянула на него с недоумением.
 — Эх, Кэри, ну и теплый же прием ты оказываешь родному брату, который пересек океан, чтобы встретиться с тобой!
 — Нед?! — Кэролайн, не веря своим ушам, бросилась к юноше. — Нед, неужели это ты?!




 ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ


 — А там меня нашел мистер Маккейд, — закончил свое повествование Эдвард Симмонс, восьмой граф Шоубридж. Положив сцепленные руки на грубую поверхность самодельного стола, он с торжеством взглянул сначала на Волка, сидевшего в противоположном углу комнаты, а затем на сестру. Она не сводила с него нежного взора и, сидя рядом, то и дело легко касалась рукой кудрявой головы юноши. С минуту длилось молчание, и слышно было лишь потрескивание огромного полена в очаге, занимавшем почти всю стену маленькой комнаты.
 Кэролайн тряхнула головой.
 — Но я все же не понимаю... О, это не значит, что я не рада тебя видеть. — Она сжала тонкими пальцами его локоть. — Что все-таки заставило тебя приехать сюда?
 Она надеялась, что вызовет его к себе... когда рассчитывала, что они с Волком... Но об этом не стоило даже вспоминать. Ей порой казалось, что в один прекрасный день Эдвард сам может загореться желанием перебраться в Новый Свет. Но не теперь. Нет, только не теперь!
 — Я просто подумал, что это будет увлекательнейшее приключение, — ответил юноша, не замечая, что от внимательного взгляда Кэролайн не укрылось, как нервно дернулся его глаз.
 С тех пор как они расстались, он вырос на целый фут и был теперь выше ее, но обмануть Кэролайн ему не удалось, как это бывало и прежде. Едва лишь взглянув в его открытое лицо, она поняла, что младший брат солгал.
 — Значит, приключение? — переспросила она, склонив голову набок.
 Эдвард лишь кивнул в ответ и с жадностью набросился на хлебный пудинг, который он отставил в сторону лишь несколько минут назад, заявив, что иначе лопнет.
 — А что же школа?
 — Пришлось бросить.
 — Бросить?! Нед... — Кэролайн встала из-за стола и принялась ходить по комнате. На щеках ее от волнения загорелись красные пятна. — Я просто не могу поверить, что ты оказался способен на подобный шаг. Ведь я... — Кэролайн вовремя спохватилась, что брату совершенно незачем знать, на какие жертвы она обрекла себя, чтобы дать ему образование. Прижав сцепленные руки к груди, она повернулась к нему спиной. Воспользовавшись этим, Нед обменялся с Волком быстрыми взглядами, причем последний одобрительно кивнул подростку.
 — Мне предложили уйти.
 — Что?!! — Кэролайн, едва не подскочив от удивления, резко повернулась лицом к брату.
 — Ну, они повели себя довольно терпимо, — пояснил Эдвард с принужденной улыбкой. — Были учтивы и вовсе не держали на меня зла. И это делает им честь, если учесть...
 Кэролайн едва выговорила трясущимися губами:
 — Уч-честь что?
 — То, что они не получили за меня ни гроша в течение целого года.
 Кровь внезапно отлила от сердца Кэролайн, ноги сделались ватными, и она с ужасом почувствовала, что сейчас упадет. Она судорожно схватилась за спинку стула и слабым голосом проговорила:
 — Произошла какая-то нелепая ошибка. Плата за твое обучение была частью нашего... — Тут ее блуждавший в растерянности взгляд упал на Волка, примостившегося в углу с мушкетом на коленях. — ...Это ошибка, — повторила она.
 — Я сначала тоже так подумал, ведь плата за обучение была одним из условий твоего брака с этим американцем. Но мистер Чипфорд заверил меня, что дела обстояли именно так.
 — И деньги в школу вовсе не переводились? — спросила Кэролайн с чуть меньшим недоверием. Ей было неловко обсуждать семейные дела в присутствии Волка, но тот, похоже, вовсе не собирался удалиться и оставить их с Эдвардом вдвоем. К тому же он и так уже услыхал достаточно, чтобы догадаться об остальном.
 — Ни фартинга, — подтвердил Эдвард. Он неторопливо встал и подошел к сестре. Рука, которой он обвил ее плечи, была крепкой и мускулистой. Прежде Кэролайн всегда утешала его в горестях и бедах. Теперь настал его черед. — И вот я решил приехать сюда и разыскать тебя. Прости, сестренка, если все получилось не так, как тебе хотелось.
 Кэролайн нежно провела ладонью по его щеке, покрытой первым юношеским пушком. Да, Эдвард очень изменился, и надо признать, что возмужал он не только физически.
 — Я рада, что ты здесь, — сказала она с улыбкой. — Ведь я и сама подумывала о том, что неплохо бы тебе перебраться в Новый Свет.
 — Правда?
 В голубых глазах Эдварда загорелась радость.
 — Конечно правда! А теперь иди-ка спать, дружок. Ты наверняка очень устал от своего приключения!
 — Да, признаться, я немного выбит из колеи. А где я буду спать? — и юноша обвел комнату растерянным взглядом, словно ожидал увидеть вместо одной из стен коридор, ведущий в боковое крыло с несколькими десятками помещений. При мысли об этом Кэролайн едва не рассмеялась.
 — Взбирайся вверх по лестнице, — ответила она. — Там ты найдешь матрас. Он довольно мягкий. Желаю тебе спокойной ночи!
 К чести Эдварда, он лишь коротко кивнул и, не задавая больше вопросов, поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы. Почти забравшись наверх, он вдруг остановился и взглянул сверху вниз на сестру.
 — Я рад, что приехал, Кэри. Мне все время казалось, что мы не должны жить вдали друг от друга!
 — Ты прав, Эдвард. Я тоже все время думала об этом. — Кэролайн постояла некоторое время, глядя вслед брату, и наконец повернулась к единственному, кроме нее, оставшемуся в комнате человеку. Она надеялась, что после ухода Неда Волк пожелает ей спокойной ночи и также удалится, но он продолжал неподвижно сидеть в углу комнаты и пристально, не меняя выражения лица, смотреть на нее.
 Кэролайн тряхнула головой и принялась убирать со стола грязную посуду, оставленную Недом. Ее брат с ошеломившей ее быстротой опорожнил две миски рагу с кукурузным хлебом и расправился с десертом. Интересно, когда бедный мальчик сытно обедал в последний раз? Рафф, напротив, отказался от еды и выпил лишь кружку сдобренного специями эля. Кэролайн решила, что для нее будет безопаснее не подходить к нему, чтобы забрать пустой сосуд. Она успеет сделать это после того, как он наконец уйдет.
 — Спасибо вам, что проводили Неда, — сказала она, когда молчание стало невыносимо тяготить ее. — Где вы встретили его?
 — Неподалеку от тропинки, возле Эстатоу. Он развел большущий костер, и обнаружить его было несложно.
 Кэролайн налила теплой воды в лохань, положила туда небольшой кусок мягкого мыла и миски, собранные со стола.
 — Что ж, еще раз благодарю вас за это. Я уверена, что Нед был очень рад такому спутнику и проводнику.
 — Не знаю. — Волк прислонил ружье к стене и неторопливо подошел к столу. Поставив стул чуть поодаль, он уселся на него. — Его гораздо больше обрадовало то, что я знаком с вами.
 Кивнув головой в ответ на эти слова, Кэролайн принялась мыть миски, сосредоточив на этом занятии все свое внимание. Близкое присутствие Волка тяготило ее, и она чувствовала его настойчивый взгляд спиной. В комнате было прохладно, но, несмотря на это, на лбу и висках у нее выступили капли пота.
 В течение нескольких минут плеск воды в лохани и потрескивание полена в очаге были единственными звуками, нарушавшими тишину, которая воцарилась в комнате. Наконец Кэролайн, не выдержав охватившего ее напряжения, резко обернулась к Волку. Он нисколько не удивился этому ее внезапному движению, и выражение его лица осталось прежним — бесстрастным и непроницаемым.
 — Итак, вам теперь все известно. Волк полунасмешливо-полувопросительно изогнул брови, и Кэролайн поневоле пришлось развить свою мысль.
 — Не делайте вид, что вы не поняли нашего с Недом разговора. Я вышла замуж за вашего отца лишь по одной-единственной причине.
 — Если вы хотели удивить или шокировать меня, считайте, что вам это не удалось. Я, представьте, всегда знал, что вы не были влюблены в своего жениха.
 Кэролайн буквально передернуло от негодования. Он произнес это таким равнодушным, будничным тоном, в котором сквозило отчуждение и даже легкий оттенок презрения к ней!
 — У меня не было ни пенни, — сказала она, выпрямляясь. — А ваш отец не потрудился выполнить главного условия нашего с ним брачного контракта. — Кэролайн постаралась заглушить негромкий внутренний голос, резонно заметивший ей, что ведь и она сама пренебрегла своими обязанностями супруги. — Он пообещал платить за обучение моего брата, но даже и не подумал перевести в школу деньги!
 И снова Волк промолчал, не сводя с нее пристального, ничего не выражающего взгляда. Кэролайн с вызовом спросила:
 — Чего же вы ждете, наконец?!
 Ей показалось, что глаза его на мгновение загорелись, но он прикрыл веки и задумчиво процедил:
 — Зря вы задаете столь прямые вопросы, Кэролайн. Когда-нибудь я все же отвечу, чего именно я жду от вас. А в данную минуту, — он вздохнул и склонил голову набок, — меня вполне удовлетворило бы сообщение, куда, черт побери, вы держите путь.
 Кэролайн проследила за его взглядом, направленным на седельный мешок.
 Пожав плечами, она невозмутимо ответила:
 — Я хочу отвезти Мэри с младенцем... а теперь и Неда в Семь Сосен.
 — Черт возьми, женщина! Вы что же это, совсем лишились рассудка?
 — Рассудок мой в полном порядке, благодарю. И он-то и подсказывает мне, что надо как можно скорее уносить ноги из этого пораженного эпидемией форта. — И Кэролайн не могла удержаться от того, чтобы не окинуть Волка победоносным взглядом.
 — Я отвезу вас в Чарльз-таун.
 — Что? — Кэролайн настолько опешила, что голос ее сорвался. Мгновенно позабыв об осторожности, она слегка склонилась к нему и громко произнесла: — Ни в какой Чарльз-таун я не поеду!
 — Дьявольщина, Кэролайн! Ведь вам здесь просто нечего делать!
 — А где же тогда, по-вашему, мне есть что делать?! — Она резко отвернулась, надеясь, что Волк не заметил, как ее глаза наполнились слезами. — Ведь вы говорили с Недом и знаете, что в Англии у нас с ним не осталось ничего и никого. — Глубоко вздохнув, она тихонько шмыгнула носом и вновь повернулась к нему лицом. — Семь Сосен — это все, что у меня есть.
 — Все, что есть у вас и вашего ребенка?
 Впервые за весь вечер Волк упомянул о ее будущем ребенке. Кэролайн успела уже позабыть о том, каким враждебным было их расставание в его прошлый приход. Теперь же все разом обрушилось на нее: ярость Волка, нищета в том случае, если она не родит ребенка от брака с Робертом...
 — Пожалуй, вам пора идти. Спасибо еще раз за то, что привели сюда Неда... Перестаньте! Что вы делаете?! — Она пыталась сбросить его ладони, внезапно опустившиеся на ее плечи.
 — Благодарность ваша мне вовсе ни к чему. Я хочу получить от вас совсем другое, черт возьми! И вы об этом знаете!
 Кэролайн, мгновенно ощутившая знакомый жар в крови, превозмогла себя и ледяным тоном ответила:
 — Ни на что другое, кроме моей благодарности, можете больше не рассчитывать!
 Волк не сказал ей в ответ «А это мы еще посмотрим», но слова эти ясно читались на его лице с насмешливой полуулыбкой на полных губах. Он наклонился и уверенно, требовательно поцеловал ее в губы. Это был поцелуй обладателя, супруга, господина и повелителя. Руки Кэролайн безвольно повисли вдоль тела, глаза затуманились.
 — Меня завтра, вернее, уже сегодня ждут в Эстатоу. Предупредите своего брата, чтобы он не отваживался больше бродить по округе в одиночку. Когда я вернусь, мы обсудим все остальное.
 С этими словами он стремительно вышел за порог.


* * *

 Ей пришлось дважды с силой потрясти его за плечо, прежде чем он с трудом разлепил усталые веки и сонным голосом пробормотал, что еще не рассвело.
 — Ну не капризничай, Нед! — воскликнула Кэролайн, ставя подсвечник на пол чердака. — Время вставать!
 — Кэри! — с мольбой протянул он, живо напомнив ей того малютку, которого она поднимала из детской кроватки.
 — Ты теперь на приграничной территории, Недди! Мы здесь все поднимаемся до первых петухов.
 — А мистер Маккейд не встает так рано! — Эдвард прижмурил один глаз и повернулся на бок.
 — Да, но мистера Маккейда здесь нет, ясно? — Кэролайн подумала, что досада и горечь, помимо ее воли прозвучавшие в этих словах, заставили Неда приподняться на локтях и бросить на нее недоуменный взгляд.
 — А я думал, что вы с мистером Маккейдом — друзья.
 — Почему ты так подумал, Недди? — Кэролайн взяла подсвечник в руку и подошла к перилам лестницы.
 — Да он сам мне так сказал! — воскликнул юноша таким непререкаемым тоном, будто ссылался на Евангелие. Она с улыбкой оглянулась и ласково произнесла:
 — Поторопись, дружок. Одевайся поскорее. Завтрак уже почти готов. Нам надо быстро поесть и отправляться в путь.
 Сделав вид, что не расслышала его следующего вопроса, Кэролайн заторопилась вниз. Она вошла в спальню и кивком поздоровалась с Мэри, у груди которой спала Коллин. Мэри, улыбаясь, опиралась спиной о высокую подушку Она приложила палец к губам и кивнула в сторону похрапывавшей неподалеку миссис Кинн. Ветхий, залатанный шелковый балдахин над постелью вдовы колыхался от ее мощного дыхания.
 Кэролайн на цыпочках бросилась к очагу и быстро перевернула на другую сторону едва не подгоревшие ломтики бекона.
 Ее радовало, что Мэри с энтузиазмом воспринимает предстоящее возвращение домой. За последние дни молодая женщина несколько окрепла, и у нее прибавилось молока. Если бы еще не эти темные круги под глазами! Ах, если бы только знать, правильно ли она поступает, уезжая сама и увозя других из-под защиты бревенчатых стен форта и его гарнизона!
 Через несколько минут у нее появилась возможность вновь перечислить вслух все причины, заставившие ее принять такое решение.
 — Куда же мы направляемся? — слегка обиженно спросил Эдвард, сбегая вниз по лестнице. — Ты разве не слышала, как я спросил тебя об этом?
 Нед еще не до конца проснулся, и рот его раздирала мучительная зевота. Кэролайн хотелось бы поцеловать его ж погладить по заросшей пушком щеке, но что-то в его манере остановило ее, и она повернулась к очагу, чтобы помешать кипевшую в небольшой кастрюльке кукурузную кашу.
 — Мы сегодня возвращаемся в Семь Сосен. Тебе там понравится, Нед, вот увидишь! Огромный дом, раза в четыре больше этого, а еще...
 — А ты уверена, что нам непременно следует уезжать отсюда? Мистер Маккейд сказал мне...
 — Мистеру Маккейду далеко не все известно.
 — Возможно. — Нед опустился на табурет и вытянул вперед свои длинные, стройные ноги. — Но ведь он — наполовину чероки, и он считает...
 — "Он думает, он говорит, он считает!" — передразнила Неда Кэролайн, присаживаясь возле
 него на корточки и беря его руки в свои. — Послушай меня, Нед! Семь Сосен принадлежат нам. Чероки только что подписали мирный договор с англичанами. Я была на церемонии по этому поводу.
 — Но...
 — Следует принять во внимание и еще кое-что, В форте свирепствует эпидемия оспы. Пока, слава Богу, нам удавалось избегать контактов с больными, но одному Господу известно, что будет дальше. А ведь мы с тобой не одни, Нед! Здесь живет еще одна женщина, Мэри. Она спала вчера, когда ты пришел. Ей и ее новорожденной дочери просто необходимо уехать домой, в Семь Сосен. Здесь они подвергаются ежечасной опасности заразиться этой ужасной болезнью. Мы с ней, признаться, очень рассчитываем на твою помощь, Нед!
 Нед, явно польщенный, задумчиво посмотрел на сестру и с важным видом кивнул. Кэролайн не смогла долее противиться искушению и обняла его за тонкую юношескую талию. Реакция Эдварда оказалась именно такой, какой она ожидала: он густо покраснел и смущенно отстранил ее руки, всем своим видом давая Кэролайн понять, что он уже не ребенок и что проявления нежности по отношению к нему вовсе неуместны. Да, он действительно очень изменился за те несколько месяцев, что они пробыли в разлуке.
 В комнату вошла умытая и причесанная Мэри. Кэролайн представила ей брата, и все сели за стол. Сквозь маленькое окошко было видно, что на востоке небо прорезала узкая полоска рассвета. Путникам следовало поторапливаться. Миссис Кинн оживленно болтала, попеременно обращаясь то к одной, то к другой своей бывшей постоялице с бесчисленными советами и предостережениями. Кэролайн в который уже раз пригласила старушку с собой в Семь Сосен, заверяя ее, что места там с лихвой хватит на всех, но вдова решительно отказалась.
 — Нет, это вы, молодежь, такие бесстрашные. Боже меня упаси ехать к самой границе.
 Эдвард помрачнел и насупился, когда Кэролайн предложила ему значительно сократить свой багаж, отказавшись от самых красивых и нарядных, по его мнению, одеяний.
 — Миссис Кинн не откажется оставить все это на время у себя, а потом, когда появится возможность, ты заберешь у нее свой сундучок. Нам просто не дотащить столько вещей, пойми!
 — Но ведь я привел с собой вьючную лошадь!
 — Она едва справится с тем, что мы просто не можем не взять. Посмотри, как мало места занимает наша с Мэри одежда, а ведь мы как-никак женщины. К тому же, поверь мне, Нед, здесь тебе не понадобятся твои нарядные шелковые камзолы и рубашки из батиста. Одежда должна быть удобной и, главное, прочной.
 — Как у мистера Маккейда?
 Кэролайн вздохнула и возвела глаза к низкому потолку.
 — Да, как у него.


* * *

 Часа через два после рассвета они покинули форт. Кэролайн хотелось быть уверенной, что Волк и вправду уехал и не станет чинить препятствий на их пути. Встретиться с ним сейчас было бы совершенно некстати. Она не давала ему обещаний остаться в форте, но Волк был уверен, что до его возвращения они не тронутся с места. Он просил, уговаривал, наконец приказал ей ничего не предпринимать без его ведома. И Кэролайн, ступая на тропинку, которая вела сквозь густой лес к Семи Соснам, чувствовала на душе смутную тревогу. Интересно, что он сделает, когда, вернувшись в форт, не застанет их там?


* * *

 Черт бы побрал эту Кэролайн Симмонс, вернее эту Кэролайн Маккейд! Ему не удавалось забыть о том, что она — вдова его отца. Как не удавалось заставить себя не думать о ней.
 Волк слегка наклонился вперед и положил руки на бедра. Он с усилием вытеснил из своих мыслей образ белокурой Кэролайн и стал вспоминать свой последний разговор с Тал-тсуской — слова ненависти и мести, прозвучавшие из уст его кузена. Они были адресованы всем англичанам вообще, но Волк ни минуты не сомневался, что свирепый индеец подразумевал под ними в первую очередь своего двоюродного брата и соперника, Ва-йя Маккейда. Волк готов был согласиться со многим, сказанным Тал-тсуской. Договор, подписанный несколькими вождями в форте Принц Джордж, был оскорбительным для всего народа чероки.
 — Ва-йя хочет убедить нас, что нам следует проглотить это и согласиться на перемирие с англичанами. А я говорю, что он ведет себя как трусливая женщина! — Сказав это, Тал-тсуска скрестил руки на смуглой груди, и взгляды всех собравшихся в вигваме совета обратились к Волку.
 Первым его побуждением было в два прыжка пересечь просторную комнату и на деле доказать воинственному кузену, что он отнюдь не трус.
 Но ведь Волк пришел сюда говорить со своим народом о выдержке... здравомыслии... о разумных и взвешенных действиях, и ему надлежало самому показать пример во всем этом. Ноздри его раздувались, руки сами собой сжались в кулаки, но, с усилием овладев собой, Волк обратился к вождю.
 — Тал-тсуска говорил о несправедливости заключенного договора, и я полностью с ним согласен. Но начать в ответ на это убийства женщин и детей противника, как он предлагает, — значит иметь в груди сердце пса. — Краем глаза Волк заметил, что Тал-тсуска, услышав такое нелестное для него сравнение, дернулся было вперед, но руки стоявших рядом с ним воинов опустились на его плечи, принудив остановиться. В вигваме совета выяснять отношения дозволялось только с помощью слов. Помолчав, Волк продолжил: — Чероки — отважные воины. Этого никто не пытается оспорить, даже англичане. Но мы ведь не только храбрый, но еще и мудрый народ. Многие наши вожди остались в английском форте. Если мы начнем нападать на поселенцев, наших вождей жестоко и безжалостно казнят. Разве такое может нас устроить? Разве мы поступим согласно заветам наших предков, если позволим их крови пролиться из-за нашего безрассудства?
 — А что же ты предлагаешь? По-твоему, мы должны сидеть, подперев голову рукой, как старухи, и нежиться на солнце?
 Волк метнул уничижительный взгляд в сторону непримиримого кузена и ответил, взвешивая каждое слово:
 — Мы должны очень хорошо подумать, прежде чем с дикими криками нападать на англичан, развязывая войну, которую не можем выиграть.
 — Ва-йя сначала говорит о храбрости чероки, а потом утверждает, что нас ждет поражение! — язвительно улыбнувшись, промолвил Тал-тсуска.
 — Чероки проиграют войну не потому, что они трусливее англичан, а потому, что у нас мало оружия, мало воинов, мало опыта.
 — Что же ты хочешь посоветовать нам, сын Алкини? — раздался негромкий голос вождя.


* * *

 Волк в раздумье склонился над ручьем, глядя в прозрачную воду. Сумел ли он убедить совет в необходимости ведения осторожной, взвешенной политики? Что еще можно сделать, чтобы избежать кровопролития с обеих сторон? Самое ужасное, чего следует опасаться в первую очередь, — это новых набегов индейцев на мирных жителей приграничных поселений. Временный успех — если только можно назвать успехом горы трупов мирных фермеров, их жен и детей — неизбежно уступит место поражению, жестокой мести со стороны английских войск, многочисленных, прекрасно обученных и вооруженных. Но сидеть сложа руки тоже нельзя. Принесут ли успех дальнейшие переговоры? Волк, не находя ответа на все эти тревожные вопросы, уронил голову на сцепленные руки.
 В течение многих месяцев он пытался добиться согласия между двумя народами... между двумя половинами собственного сердца. Он хотел помочь им сформулировать договор, который стал бы одинаково приемлемым для обеих сторон, принес бы лишь пользу и выгоду как для чероки, так и для англичан. Но, похоже, это навсегда останется лишь мечтой. Бледнолицые наверняка довольны заключенным на днях договором, но чероки видят в нем лишь еще одно доказательство хитрости и алчности англичан. Соглашение было заключено под давлением, ради осуществления своих целей губернатор захватил в плен вождей чероки. Кто осудит индейцев, если они нарушат этот навязанный силой договор? А в том, что это произойдет — и весьма скоро, Волк не сомневался ни минуты.
 И начнется жестокая, кровопролитная война. А он бессилен помешать этому.
 — Вот куда ушла эта трусливая старуха!
 При звуках этого скрипучего, полного ненависти голоса Волк вскочил на ноги и резко обернулся. Тал-тсуска должен наконец получить по заслугам. К счастью, здесь, у ручья, никто не мог запретить поединка. И прежде чем индеец успел защититься, Волк нанес ему сокрушительный удар кулаком. Он почувствовал дикую, невероятную радость от соприкосновения костяшек пальцев со скулой ненавистного кузена. За первым ударом последовали второй и третий, затем Волк могучим прыжком свалил Тал-тсуску с ног и прижал к земле его скользкое, увертливое тело.
 Силы их были примерно равны, хотя Волк превосходил кузена ростом и ловкостью. Противники катались по земле, нанося друг другу удары. Волка душила такая отчаянная злость, что он почти не замечал боли. Лишь когда перед его глазами поплыли, все увеличиваясь в размерах, красные круги, он понял, что Тал-тсуска изо всех сил ткнул его в глаз кулаком.
 Но через некоторое время Тал-тсуска стал явно слабеть, и Волк подмял его под себя. Индеец выкрикнул что-то тонким, срывающимся голосом, но Волк в пылу сражения не придал этому никакого значения. Вдруг кто-то схватил его сзади за руки и прижал их к спине. Он пытался сопротивляться, отчаянно лягал напавших ногами, но двое высоченных, могучих воинов держали его словно клещами. Они рывком подняли его на ноги, и Волк сквозь кровавую пелену, застилавшую глаза, видел, как Тал-тсуска, пошатываясь, встал с ковра из опавших листьев, устилавшего землю. Индеец вытер окровавленный рот и, посмотрев на свою руку, мгновенно окрасившуюся в ярко-алый цвет, с ненавистью бросил Волку:
 — Ты за это поплатишься, полукровка, путающийся с англичанами! — И он покровительственно кивнул двум своим подручным, продолжавшим удерживать Волка.
 — Иди к черту с твоими глупыми словами!
 — Это ты скоро отправишься к черту. Обещаю тебе! — Тал-тсуска, скалясь от ненависти, приблизил свое изрытое оспой лицо к лицу Волка. — Мы больше не желаем слушать трусливых старух, говорящих нам о терпении и осторожности. Мы не позволим англичанам диктовать нам свои законы. — Глаза его сузились, и он, содрогнувшись от ярости, прошипел: — Мы изгоним их с нашей земли! — Несмотря на холод, по лицу и груди его струился пот. Помолчав немного для придания большего эффекта своим следующим словам, он процедил: — Между прочим, жена твоего отца движется теперь по направлению к Семи Соснам. Но ты не беспокойся. Я ее не убью. Во всяком случае, не сразу.
 Маленькие глазки индейца блеснули торжеством, и, отступив на шаг, он залился визгливым смехом. Одним мощным движением Волк вырвался из рук державших его воинов и бросился на коварного кузена, но, прежде чем пальцы его сомкнулись на горле Тал-тсуски, кто-то из воинов нанес ему сокрушительный удар по голове. Волк почувствовал жгучую боль, свет померк в его глазах, и он тяжело упал на землю.


* * *

 Путь в Семь Сосен оказался гораздо легче, чем ожидала Кэролайн. Мэри чувствовала себя вполне хорошо и, не переставая, говорила о том, какое счастье ехать наконец домой, где им будет так хорошо. Она очень надеялась на скорый приезд Логана. Малышка Коллин по-прежнему плохо прибавляла в весе, хотя молока у Мэри было сейчас достаточно.
 — Вот увидишь, она станет совсем другой, когда немного поживет дома, — уверяла Мэри.
 В Семи Соснах все было по-прежнему. За время их отсутствия в доме обосновалось несколько лесных зверьков, которых Кэролайн и Эдвард без труда выдворили в места прежнего проживания. Им предстояла теперь более серьезная задача — надо было без промедления разыскать домашних животных, оставленных в окрестном лесу.
 Одни лишь куры, как всегда, держались вблизи человеческого жилья, деловито раскапывая землю когтистыми лапами. Труднее всего было разыскать корову, но наконец Эдвард набрел на нее, мирно жующую траву в нескольких милях от Семи Сосен по течению ручья.
 В окрестностях было тихо и пустынно. Кэролайн, с головой ушедшая в домашние дела, даже не помышляла о возможности повторения индейского набега. Главное, они наконец уехали из пораженного эпидемией форта, а все остальное как-нибудь наладится. Приступы утренней тошноты больше не донимали ее, она чувствовала себя сильной и окрепшей, и ей хотелось поделиться хотя бы частью переполнявших ее сил с медленно выздоравливавшей Мэри.
 Нед, казалось, был рожден для жизни в приграничном поселении. Он разыскал мешок с одеждой Логана и, спросив позволения у Мэри, облачился в грубые, прочные штаны, куртку и тяжелые башмаки. Одежда, привезенная им из Англии, была убрана на чердак за ненадобностью.
 Он оказался неплохим стрелком, научившись обращаться с ружьем во время охот, устраиваемых родителями его одноклассников, которые часто приглашали его провести каникулы в своих владениях. Там это было забавой, спортом, приятным развлечением, здесь же превратилось в настоящий промысел, ибо доставка дичи к их столу стала одной из основных обязанностей подростка. Редко бывало, чтобы он возвращался домой из леса без пары кроликов или нескольких белок.
 Вот и нынче он, как всегда, отправился на охоту. Кэролайн просила его не уходить далеко от дома. Прислушиваясь, она то и дело улавливала звуки выстрелов, гулким эхом разносившиеся по окрестностям.
 Кухню наполнял аппетитный запах свежеиспеченного хлеба. Мэри сидела в кресле у очага, укорачивая очередную пару брюк своего мужа, чтобы отдать ее Эдварду. Если Коллин принималась хныкать, мать тихонько покачивала ногой деревянную колыбель.
 — Я очень мало знаю о старшем брате Логана, — ответила она на вопрос Кэролайн. — Он ушел из дому совсем молодым и примкнул к сторонникам принца Чарльза. Роберт пришел в ярость и возненавидел его. Даже когда семья получила известие, что он пойман и будет в скором времени подвергнут казни, Роберт запретил произносить вслух его имя.
 — Боже мой! Какое бессердечие! — воскликнула Кэролайн, вынимая из печи каравай хлеба. — Роберта не назовешь любящим отцом!
 — Вот уж правда! — горячо согласилась с ней Мэри, перекусывая нитку. Она взглянула в глаза Кэролайн и добавила: — Поэтому меня радует, что у тебя будет ребенок от Раффа, а не от него!
 Мэри впервые со времени того достопамятного разговора в доме вдовы коснулась вопроса о ребенке Кэролайн и его отце. Для Кэролайн это было так неожиданно, что она просто не знала, что ей сказать подруге. Мэри относилась к происходящему с такой легкостью, будто все должно было решиться само собой. Кэролайн не разделяла оптимизма подруги и собралась было сказать ей об этом, в очередной раз напомнив, что никому не следует знать о ее тайне.
 В этот момент дверь дома с грохотом распахнулась, и на пороге с истошным, душераздирающим визгом показался Тал-тсуска. Глаза его метали искры. В руке его был зажат поднятый над головой томагавк.




 ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ


 На несколько мгновений, показавшихся Кэролайн вечностью, все находившиеся в комнате оцепенели, словно магическое заклинание невидимого чародея лишило их способности двигаться. Мэри с искаженным страхом лицом склонилась над колыбелью, протягивая руки к младенцу... Тал-тсуска высился в дверном проеме. Лицо и грудь индеца были снова размалеваны полосами красной и черной краски, что делало его похожим на выходца из преисподней. Оттуда же, судя по их виду, появились и остальные дикари, выглядывавшие из-за его плеча.
 Если кто-то и издал за это время какие-либо звуки, Кэролайн была не в состоянии уловить их. Страх парализовал все ее чувства, кроме обоняния. Она по-прежнему ощущала заполнивший всю кухню запах свежевыпеченного хлеба, еще недавно так приятно щекотавший ноздри. Теперь же, из-за полной несовместимости с происходящим, этот мирный, будничный запах был ей неприятен и вызывал тошноту.
 Внезапно воцарившуюся в комнате тишину прорезали пронзительные крики, напоминавшие воронье карканье, и протяжные завывания. Кэролайн расслышала, как среди этих беспорядочных звуков чей-то визгливый голос несколько раз произнес ее имя.
 Один из дикарей рывком поднял обезумевшую от страха Мэри на ноги и прижал ее к своей обнаженной груди. Кэролайн быстрее молнии бросилась к нему и принялась оттаскивать его от подруги, ломая ногти о его упругую, словно дубленую кожу. Индеец повернул к ней искаженное ненавистью лицо и, оскалившись, с визгом занес томагавк над ее головой.
 И время снова будто остановилось. Кэролайн знала, что в следующее мгновение она умрет. Возможности убежать или хотя бы уклониться от смертельного удара у нее не было. Но за этот краткий миг она успела о стольком вспомнить и пожалеть! Последняя ее мысль была о Волке... Но смертельное оружие так и не коснулось ее головы.
 Чья-то сильная рука обвилась вокруг ее талии, и Кэролайн внезапно оказалась на безопасном расстоянии от нападавшего.
 — Нет, — взвизгнул спасший ее дикарь. — Эта будет моей! — С этими словами он выволок ее из дома. Кэролайн бросила последний, прощальный взгляд на Мэри, без чувств распростершуюся на полу.
 Сопротивляться свирепому дикарю было делом бесполезным и небезопасным, но Кэролайн из последних сил пыталась вырваться, нанося Тал-тсуске чувствительные удары по ноге и туловищу, отчаянно кусаясь и царапаясь. Индеец мог бы раскроить ей череп одним ударом своего мощного кулака, но это не останавливало Кэролайн. А он... он почему-то не пользовался этой возможностью, хотя в остальном обращение его с ней отнюдь не отличалось деликатностью.
 Тал-тсуска схватил ее за руки и стянул се тонкие запястья ремнем из сырой кожи. Слезы заструились по лицу Кэролайн, но не от боли, хотя и та была нестерпимой, а от сознания собственного бессилия. Она теперь не могла никому помочь. Ни Мэри, ни малышке Коллин, ни Неду, ни себе самой.
 — Давай-давай, негодяй! — крикнула она, содрогаясь от рыданий. — Делай свое черное дело! Убей и меня тоже!
 Лишь только из груди ее исторглись эти порожденные отчаянием слова, дикарь толкнул ее в грудь, и Кэролайн упала, больно ударившись о мерзлую землю. Тал-тсуска склонился над ней и с хищной улыбкой схватил ее за волосы. Деревянные шпильки, поддерживавшие ее прическу, рассыпались по земле.
 — Ты желаешь смерти, — медленно, с расстановкой произнес индеец. Вытащив из-за пояса длинный нож, он приставил его к виску Кэролайн. — Я правильно понял тебя, английская женщина?! — Пальцы Тал-тсуски еще крепче сжали ее распустившиеся волосы, и острие ножа поцарапало ее кожу. Кэролайн прерывисто вздохнула, не в силах вымолвить ни слова. — Если так, то ты, выходит, не так бесстрашна, как я сперва подумал, — проговорил дикарь, смягчаясь.
 — А кроме того, — заявил он, пряча нож в ножны, — я пока еще не желаю твоей смерти. — И он рывком поднял ее на ноги.
 Он поволок ее прочь от Семи Сосен, в глубину мрачного, мертвого леса. Кэролайн беспрестанно оглядывалась назад, не обращая внимания на пинки, которыми Тал-тсуска подгонял ее. Она надеялась в эти последние мгновения увидеть Эдварда или Мэри, узнать о постигшей их судьбе. Но во дворе их не было. Внезапно из окон и дверей дома повалил густой дым. Кэролайн отвернулась и, понурившись, побрела вслед за индейцем.


* * *

 Волк издалека увидел клубы дыма, поднимавшегося над землей в том месте, где должен был находиться господский дом. Он не стал терять времени, чтобы успокоить себя мыслью о своей возможной ошибке. На сей раз они не могли не поджечь дом. Он опоздал.
 Волк опрометью помчался сквозь заросли леса, надеясь, что обитатели Семи Сосен чудом остались живы. Он очень устал. Дыхание с хрипом вырывалось из его тяжело вздымавшейся груди. С самого рассвета он бежал не останавливаясь. Ему наконец удалось освободить руки от стягивавших их пут и оглушить молодого чероки, приставленного к нему сторожем. После этого Волк переплыл ручей и бросился к Семи Соснам. Ему следовало бы испытывать к Кэролайн негодование и злость, ведь он предупреждал ее, как опасно уезжать из форта. Но чувство это лишь мелькнуло в его душе, уступив место страху за нее и Мэри, за ребенка и Эдварда.
 Избежав одной опасности, они подвергли себя еще большей. Оспа могла и пощадить их, но ждать этого от своего двоюродного братца Волк не мог. Со времени насильственной разлуки с матерью он еще не испытывал такого отчаяния и горечи. Что он будет делать, если ее уже нет в живых? Как он будет жить, зная, что ее больше нет на свете? Ведь его сведет с ума сознание того, что он своими действиями буквально толкнул ее в объятия смерти.
 Он не мог забыть, как внезапно окаменело ее лицо, когда он спросил, кто отец ее будущего ребенка. Она тогда ненавидела его... и он себя ненавидел. Голые ветки деревьев и колючки низкорослых кустов рвали его рубаху, больно царапая кожу, но Волк что было сил бежал вперед, не обращая на это внимания. Ему было безразлично, чье дитя она носит под сердцем. Кэролайн принадлежала ему, и ее будущий ребенок — тоже: он знал, что им суждено быть вместе, с того первого мгновения, когда увидел ее в задымленном зале гостиницы, но все время старался обмануть себя, изгнать ее образ из своих мыслей. Каким же он был дураком, позволив себе рисковать не только их будущим, но и самой жизнью Кэролайн! Он использовал ее и отдал человеку, которого ненавидел лютой ненавистью. Он позволил этой ненависти стать своей путеводной нитью, главной целью.
 Теперь ему придется поплатиться за это.
 За то, что он сполна воспользовался своим правом мести. Волк перепрыгнул через ствол поваленного дерева и ускорил свой бег. Ведь Кэролайн бежала не только от оспы, но и от него. От его назойливых насмешек, от его язвительных замечаний. И ведь виноват в случившемся только он сам и никто другой. Если Кэролайн ждет ребенка от его отца, разве ее можно в этом упрекнуть? Ведь она готова была пойти за ним, жить той полной лишений жизнью, которую он вел, не требуя большего. И если она разделила супружеское ложе с Робертом Маккейдом, то обвинять в этом следует его, Ва-йя, Волка Маккейда. И вину эту он пронесет через всю жизнь.
 Волк приближался к Семи Соснам. Запах дыма становился все отчетливее, он начал разъедать глаза Волка, и тот, выскочив из зарослей, остолбенел от представшего перед его глазами ужасного зрелища. Дома больше не существовало. Он превратился в груду дымящихся головней, в беспорядке разбросанных вокруг уцелевших печных труб.
 Задыхаясь от усталости и заполнившего легкие запаха гари, он стоял, не в силах сдвинуться с места, и в отчаянии думал о том, что ему придется искать среди развалин обгоревшие тела тех, кого он любил больше всех на свете, — Кэролайн и Мэри. И славный, отважный Эдвард. И жалкая, почти невесомая, вечно хнычущая малышка Коллин. Что же он будет делать без них?! О Кэролайн, Кэролайн!
 Вдруг слева от него, в кустах, кто-то жалобно всхлипнул.
 — Кэролайн! — крикнул Волк, и сердце его гулко забилось от внезапно вспыхнувшей отчаянной надежды.
 В два прыжка он оказался возле окружавших дом зарослей дикого кустарника. Детьми они с Логаном любили забираться сюда и рассказывать друг другу страшные истории.
 Под кустами сидел Эдвард. На его коленях покоилась окровавленная голова женщины, в которой Волк с ужасом узнал...
 — Кэролайн! — В мгновение ока он оказался подле юноши. Тот поднял голову и печально ответил:
 — Нет, это Мэри.
 Волк дрогнувшей рукой убрал с лица женщины волосы, пропитанные кровью. Мэри умирала. Чуть ниже ее виска зияла глубокая рана. Она была без сознания, и Волк, склонившись над ее безжизненным лицом, с трудом уловил ее слабое дыхание.
 — Я нигде не нашел Кэролайн! — Волк перевел взгляд на юношу.
 — С тобой все в порядке, Эдвард?
 — Да, — едва слышно ответил тот, явно изо всех сил стараясь сдержать слезы. Волк крепко сжал его плечо. — Я ушел на охоту вниз по реке. Мне и в голову не могло прийти, что такое может случиться. Увидев дым, я со всех ног помчался сюда, а когда прибежал, то... — и тут, не в силах больше бороться с отчаянием, Нед бурно разрыдался. — Мне надо было остаться! Может быть, я смог бы их защитить! — Слезы струились по его лицу и капали на сцепленные в горестном жесте руки.
 Сердце Волка исполнилось жалости к подростку, на долю которого выпало столь тяжкое испытание, но он не стал выражать свое сочувствие вслух, зная, что Неду это придется не по душе.
 — Не говори глупостей! Останься ты здесь, и тебя бы уже не было в живых! Когда живешь на границе, надо быть готовым к... — Он осекся. К чему надо быть готовым? К смерти? К жестокой и бессмысленной гибели близких? Он посмотрел вниз, на молодую женщину, чья окровавленная голова покоилась на коленях Неда. Она была доброй, бескорыстной, отзывчивой. Она всегда находила для него ласковое слово. И Волк был привязан к ней, как, к родной сестре. Боже, за что она теперь погибает? Кому на всем свете могла она помешать? Разве можно быть готовым к такому?!
 — А где ребенок?
 Эдвард лишь мотнул головой, не в силах говорить. Волк дал юноше время успокоиться, и тот, почувствовав, что голос его достаточно окреп, произнес:
 — Я уже похоронил ее. Там, на холме. Мэри удалось выползти из дома и вынести Коллин, но девочка уже... Кэри говорила, что она была болезненным ребенком, — добавил он, взглянув на Волка с отчаянием и болью в глазах. — Как вы думаете, может быть, она умерла своей смертью? На ее теле не было ни ран, ни ушибов...
 Волк молча кивнул и снова сжал плечо юноши, затем поднялся на ноги и повернулся к развалинам дома.
 — Куда вы собираетесь идти? — Голос Эдварда зазвенел от страха.
 — Мне надо осмотреть все поблизости от дома. Я не уйду далеко и очень скоро вернусь.
 Поиски обгоревших останков Кэролайн среди продолжавших тлеть руин дома оказались тяжелейшим испытанием для Волка. Нет, к такому нельзя привыкнуть, твердил он себе, медленно передвигаясь по двору на ватных, словно чужих ногах. Внутри у него все мучительно сжалось, сердце билось глухо, с перебоями. Он старался не думать о том, что именно ищет и панически боялся найти. Если Кэролайн осталась в живых, значит, Тал-тсуска увел ее с собой. Тогда он пойдет по их следу, освободит Кэролайн и убьет Тал-тсуску.
 — Мистер Маккейд! Рафф! — услышав голос юноши, Волк со всех ног бросился к нему.
 — Она пришла в сознание! — воскликнул Нед, все еще державший голову Мэри на коленях.
 Волк опустился на землю рядом с умиравшей Мэри и взял ее за руку. Женщина взглянула на него и из последних сил попыталась улыбнуться, но вместо улыбки лицо ее исказила гримаса боли.
 — Рафф, — произнесла она слабым, едва слышным голосом, — скажи Логану...
 — Я все скажу ему! — пообещал Волк, дотронувшись до ее щеки кончиками пальцев.
 — Я люблю его.
 — Он знает об этом, Мэри! И он тоже любит тебя! — Волк не был уверен, что сказал ей правду, но сейчас он готов был произнести любую ложь, лишь бы она скрасила последние минуты отходящей в вечность женщины.
 Глаза ее наполнились слезами, и, всхлипнув, она произнесла:
 — Я не смогла спасти Коллин. Я пыталась...
 — Ш-ш-ш... — Волк вытер влажные щеки Мэри своей ладонью. — Не думай об этом. Помолчи. Не трать силы.
 — Нет. Ты должен знать: они увели Кэролайн. — Мэри вздохнула, ей не хватало воздуха. — Найди...
 — Обязательно, Мэри! Я во что бы то ни стало найду ее! — Сердце Волка неистово стучало в груди, и стук этот заполнял собой все его тело, отдаваясь в ушах. Он едва расслышал шепот Мэри:
 — Она любит тебя, Рафф...
 — Мэри! Мэри!..
 Эдвард с беспокойством посмотрел на него:
 — Она снова впала в забытье?
 Волк медленно покачал головой и, чтобы удостовериться в том, о чем он догадался, приложил руку к груди женщины. Склонив голову, он поднялся на ноги. Сердце его разрывалось на части от чувства невосполнимой утраты. Но следовало позаботиться и о живых. Об Эдварде и о Кэролайн. Где же на сей раз спрятал ее негодяй Тал-тсуска?
 — Вы уверены? Ей уже действительно ничем нельзя помочь? — дрогнувшим голосом спросил Нед, глядя на Мэри Волк взял его за руку и заставил подняться.
 — Нет, Эдвард. Ты сделал для нее все, что мог.
 — Но...
 — Эдвард! — повелительно промолвил Волк. — Мы должны торопиться. Нам с тобой очень многое предстоит сделать. А потом я провожу тебя в форт и...
 — Нет! — решительно возразил Эдвард, привставая на цыпочки, чтобы казаться выше и солиднее. — Нет, сэр, я не согласен! Ведь мы оба слышали, что сказала Мэри. Они увели с собой мою сестру, и я отправлюсь на ее поиски вместе с вами.
 Кэролайн это не понравится, подумал Волк. Когда он найдет и освободит ее, она вправе будет упрекнуть его за то, что он позволил мальчишке так рисковать собой. Но глаза Эдварда горели решимостью и отвагой. Если не взять его с собой, то он, чего доброго, удерет из форта на поиски сестры. Придется выбрать из двух зол меньшее.
 — Ну что ж. Но ты обещаешь не отставать от меня и выполнять все мои указания?
 — О да! С радостью!
 Они похоронили Мэри рядом с малышкой Коллин. По настоянию Эдварда, Волк прочел над двумя свежими могилами заупокойную молитву. Это заняло целых пятнадцать минут, а ведь жизнь Кэролайн была в опасности. Не тратя больше времени, Волк и Эдвард отправились вдогонку похитителям.


* * *

 Кэролайн старалась не отставать от Тал-тсуски. Она не жаловалась на усталость, хотя силы ее убывали час от часу. Но ей не хотелось просить индейца дать ей отдохнуть, потому что во время привалов повторялось одно и то же. Кэролайн была вынуждена выслушивать речи дикаря, полные бахвальства и лютой злобы.
 — Ва-йя не придет тебе на помощь, — без конца повторял он. — Я держу его в плену. А если он попытается сбежать, его убьют!
 Шагая по замерзшей земле, Кэролайн терзалась неизвестностью и страхом. Она, не переставая, думала о Мэри, маленькой Коллин и Неде. Где они? Что с ними? И правду ли ей сказал Тал-тсуска? Неужели Волк в плену у этого кровожадного дикаря? А может быть, он уже погиб? И все остальные — тоже? Что, если она одна из всех осталась в живых? И если это так, то зачем ей эта постылая, пустая, одинокая жизнь?!
 Кэролайн вздохнула, и глаза ее наполнились слезами. Несмотря на усталость, она не могла не думать о своих близких, и мысли эти доводили ее до отчаяния.
 — Мы остановимся здесь, — бросил Тал-тсуска, схватив Кэролайн за руку. Остальные индейцы подошли к своему вожаку и побросали на землю свою поклажу. Кэролайн опустилась на колени, издав едва слышный стон, с трудом приняла сидячее положение и уронила голову на колени.
 — Надо было сказать, что устала! — Кэролайн не подняла головы и, зная, что ее похититель находится рядом, едва слышно пробормотала:
 — Разве это что-нибудь изменило бы?
 Тал-тсуска положил руку ей на плечо, и она отпрянула, но грубые пальцы дикаря схватили ее за подбородок, и Кэролайн пришлось, помимо воли, взглянуть в его узкие глаза, горевшие злобой.
 — Не упрямься. Тебе же будет хуже. — Кэролайн промолчала.
 — Ты слышала, что я сказал, бледнолицая женщина?
 — Я слышу, как дрожит земля под сапогами английских солдат, которые посланы ловить тебя! — Зная, что за столь дерзкие слова ее неминуемо ждет расплата, Кэролайн втянула голову в плечи, но удар по лицу оказался так силен, что она упала, больно стукнувшись плечом о жесткую землю, и зажмурилась. Во рту она почувствовала солоноватый вкус собственной крови.
 — Я сломаю твое упорство, англичанка. И тогда ты станешь моей.
 Отдых их длился совсем недолго. С трудом приподнявшись, Кэролайн привалилась спиной к стволу дерева, надеясь, что ей удастся хоть немного подремать, дав усталому сознанию отдых от ужасной действительности. Но ей было отказано и в этом. Лишь только сон смежил ее отяжелевшие веки, она была рывком поднята с земли. И неумолимые стражники повели ее дальше.
 С наступлением темноты заметно похолодало. Днем морозный, бодрящий воздух придавал Кэролайн сил, теперь же ее руки и ступни ног закоченели, и она дрожала от холода. Разбив лагерь для ночлега, Тал-тсуска соорудил небольшой костер, и лишь только над грудой хвороста появились первые тонкие и бледные языки пламени, Кэролайн протянула к ним озябшие, связанные в запястьях руки. По телу ее пробежало живительное тепло, и лишь сердце, скованное печалью и ужасом, не могло отогреться.
 — Садись, — приказал Тал-тсуска, расстилая у костра шерстяное одеяло. Кэролайн в ответ помотала головой, и индеец с силой толкнул ее, вынуждая повиноваться.
 — Даже не мечтай, бледнолицая, что сможешь вести себя как пожелаешь. Я не пожалею сил и времени на то, чтобы укротить тебя. У тебя хватит ума, чтобы понять, как опасно идти против моей воли.
 Кэролайн хотелось закричать, глядя в это размалеванное, покрытое следами оспы лицо, что никогда, никогда она не перестанет сопротивляться ему. Но она так устала! Медленно подняв голову, она проговорила с недоумением и досадой:
 — Я не понимаю, Тал-тсуска, зачем тебе возиться со мной? Не проще ли было убить меня на месте?
 — Проще для кого? — спросил он, усаживаясь на одеяло возле нее. — Для тебя? Возможно. Но не для меня. У меня другие планы, бледнолицая.
 Кэролайн попыталась отодвинуться немного в сторону, но дикарь разгадал ее маневр и со злорадным смехом потянул за конец веревки, связывавшей ее руки.
 — Ты не отстранялась от Ва-йи, когда он тебя трогал, а, бледнолицая? В чем же ты видишь такую большую разницу между нами? Это из-за его английской крови ты к нему благосклонна, да?!
 — Нет! — горячо воскликнула Кэролайн, с ненавистью глядя в его глаза. — Это из-за английской крови, которой обагрены твои руки, убийца!
 Он выпустил из рук веревку и вскочил на ноги. Кэролайн с ужасом ожидала того, что за этим последует. Но Тал-тсуска повернулся к ней спиной и зашагал в глубь леса. Он бесшумно ступал обутыми в мокасины ногами, и через мгновение ей показалось, что его мощная фигура растворилась в лесной мгле. Ах, если бы это могло случиться на самом деле! Рядом с ней на одеяло молча присел другой чероки, имени которого Кэролайн не знала. Он намотал на руку конец веревки и молча уставился в огонь. Кэролайн сидела неподвижно и сама не заметила, как заснула.
 Проснувшись, она обнаружила, что кто-то укрыл ее теплым одеялом и что в воздухе пляшут легкие, мелкие снежинки. Над лесом занимался рассвет. Индейцы предложили Кэролайн несколько кусков сушеной оленины, и она с жадностью съела их, стараясь жевать как можно медленнее, чтобы насытиться и хотя бы некоторое время не чувствовать голода. Она дала себе слово не поддаваться отчаянию и панике и постараться выжить любой ценой. Ведь от нее теперь зависела не только собственная жизнь, но и жизнь ребенка. Ребенка, чьим отцом был Волк. Только она одна может спасти и защитить себя и свое дитя. Поэтому она без остатка съедала все, что снисходительно предлагал ей Тал-тсуска, преодолевая приступы мучительнейшей тошноты, которые снова стали мучить ее из-за грубой пищи, к которой она не успела привыкнуть. По этой же причине она не сбросила с себя одеяло, которым он ее укрыл. Ей надо поддерживать и экономить свои силы, беречь здоровье. Ведь она убежит! Она непременно найдет способ вырваться из запятнанных кровью рук этих презренных дикарей. Побег ее — лишь вопрос времени, но надо постоянно быть к нему готовой. А пока, чтобы хоть немного усыпить их бдительность, следует делать вид, что она смирилась со своей участью.
 Они продвигались к северо-западу, и чем дальше, тем более неровным и холмистым становился окружающий ландшафт. Сопровождали Кэролайн семеро индейцев, но ни один из них, за исключением Тал-тсуски, не заговаривал с ней. Как видно, она считалась его военным трофеем, его собственностью. Он держал в руках конец веревки, стягивавшей ее запястье, и дергал за него, если ему казалось, что Кэролайн идет слишком медленно. Он давал ей еду. Он располагался на ночь подле нее. Последнее было самым неприятным из всего, хотя до сих пор он ни разу не пытался овладеть ею.
 Зато он говорил почти не умолкая. О сокрушительном поражении, которое чероки вскоре нанесут англичанам. О паническом бегстве всех бледнолицых с индейских земель. О своей ненависти к Ва-йе — сыну презренного Инаду.
 — Если вы до такой степени презираете нас, то зачем вы взяли меня в плен, а не убили? — спросила Кэролайн, следуя за ним по тропе, окаймлявшей высокий холм.
 — Ты все еще считаешь, что я должен был убить тебя? — спросил Тал-тсуска и, не дождавшись ответа, проговорил, возбужденно стуча себя в грудь: — Ты останешься как живое напоминание обо всем, что нам удалось преодолеть. Я буду смотреть на тебя и говорить себе, что ты была женой змеи, ты принадлежала его сыну и что теперь, когда их могилы поросли густой травой, я распоряжаюсь тобой, как хочу.
 Через два дня они вошли в маленькую деревню. Тал-тсуска отказался сообщить ее название, но, судя по направлению, в котором они шли, и по некоторым словам Волка, которые так кстати вспомнились ей, Кэролайн поняла, что они находятся в одном из центральных селений.
 Не понимая языка чероки, Кэролайн, тем не менее, догадалась, что к Тал-тсуске здесь относятся как к герою, вернувшемуся домой после очередного подвига. И что к ней местные жители питают враждебность и презрение. Если она ожидала встретить здесь сочувствие и помощь, то жестоко просчиталась. Женщины выкрикивали что-то явно нелестное в ее адрес, потрясая над головой кулаками, и, злобно бормоча себе под нос какие-то ругательства, поворачивались к ней спиной и расходились.
 Тал-тсуска привел ее в маленькую неопрятную хижину. На земляном полу валялось несколько грязных, изорванных одеял. Вытряхнув из них тучи пыли, Кэролайн огляделась вокруг. В помещении царил полумрак. Свет проникал сюда сквозь щели между бревнами, из которых была сложена хижина, и через дымовое отверстие в потолке. Окна отсутствовали.
 Единственным выходом отсюда была дверь, выходившая на центральную площадь поселка. Старуха индианка внесла дымящуюся миску с ужином, которую, злобно оскалив беззубые десны, едва не швырнула Кэролайн в лицо. Однако это не помешало Кэролайн с аппетитом съесть принесенное безвкусное варево. Если ей суждено убежать — а она не сомневалась, что рано или поздно случай для этого представится, — то надо поддерживать свои силы чем только можно.
 Лежа без сна на своем убогом ложе, Кэролайн слышала бой барабанов. Вскоре к этому звуку присоединилось заунывное пение индейцев, которое делалось все громче и громче, перейдя под конец в истошный визг. «Они празднуют победу над опасными врагами — мною, Мэри и Коллин», — с отвращением подумала Кэролайн. Мысли ее вернулись к побегу. Надо во что бы то ни стало освободиться из рук этих варваров. Но как?!
 Постепенно усталость и нервное напряжение дали о себе знать, и она заснула. Вдруг входная дверь скрипнула, и Кэролайн в ужасе села на одеяло. В дверном проеме на фоне яркого костра на мгновение показался силуэт высокого, широкоплечего мужчины. Он вошел в хижину, со стуком захлопнув за собой дверь.
 Полуживая от страха, Кэролайн неслышно отползла в дальний угол хижины, нащупав в темноте единственное оружие, которое ей удалось раздобыть здесь, — камень величиной с небольшую картофелину. Она закусила губу, чтобы не закричать, и с ужасом ждала, когда цепкие руки дикаря схватят ее. Напрягая слух, она уловила тихий звук его мягких, осторожных шагов. Индеец шел к ней. Кэролайн подняла руку над головой. Она ударит изо всех сил, и, может быть, ей посчастливится нанести ему серьезную рану. О том, что произойдет после этого, она предпочитала не думать. Но отдать свое тело на поругание этому негодяю, не попытавшись даже оказать сопротивление, казалось ей немыслимым.
 Сердце ее гулко стучало в груди, ладони рук вспотели, во рту пересохло. Шаг, еще шаг, еще...
 — Кэролайн?
 Она было подумала, что от страха у нее начались слуховые галлюцинации. Но нет! Это был его голос!
 — Рафф! О Боже, это ты, Рафф! — В то же мгновение Кэролайн оказалась в его объятиях. Волк сжал ее так сильно, что у нее перехватило дыхание. — Но как же тебе удалось найти меня? Тал-тсуска говорил, что ты — его пленник и что тебя убьют при малейшей попытке бегства!
 — Это долгая история. А нам надо как можно скорее выбираться отсюда.
 — Да, но как? Ведь дверь ведет на площадь, а там полно народу! — Кэролайн, слегка отстранившись, с любовью вгляделась в черты лица Волка, но ей удалось увидеть лишь контуры его слегка выдающихся скул и прямого, благородного носа. — И если они впустили тебя сюда, то это западня! Тал-тсуска ненавидит тебя лютой ненавистью!
 — Нет, я попал сюда без его разрешения, — усмехнулся Волк. — Вы готовы идти?
 — Да, но...
 — Натяните это на голову и слегка пригнитесь, — и он протянул ей одно из одеял.
 Кэролайн, преодолевая отвращение, покрыла им голову, поддерживая рваные концы под подбородком.
 — Что бы ни случилось, бегите к югу, к реке. Эдвард там ждет нас и...
 — Нед? Нед жив?!
 — Да, и он ждет нас в каноэ. Бегите туда как можно быстрее, — и он, крепко держа ее за руку, подошел к двери. Кэролайн упиралась.
 — А вы как же? — в первые минуты их встречи она даже не заметила, что обращалась к Волку на «ты».
 — Не беспокойтесь обо мне!
 — Но что вы собираетесь делать здесь?
 — Не тревожьтесь, Кэролайн, я догоню вас! — Он постарался, чтобы слова его звучали как можно убедительнее, хотя знал, что ему, возможно, придется пожертвовать собой ради ее безопасности, И Кэролайн, по-видимому, догадалась об этом. Она закинула руки на плечи Волку и в страстном порыве прижалась к нему. Он слышал частое, гулкое биение ее сердца у своей груди и с наслаждением вдыхал аромат ее волос.
 — Ребенок... — шепотом произнесла Кэролайн, но Волк приложил палец к ее губам и твердо произнес:
 — Мне все равно, кто его отец. Я ничего не хочу знать!
 — Но я хочу рассказать вам, что... Мне следовало сделать это еще тогда... — Теперь, когда над ними обоими нависла смертельная опасность, Кэролайн стало безразлично, кому достанутся Семь Сосен и остальное имущество Роберта. Ничто на свете не имело значения, кроме ее любви, кроме их ребенка. — Ваш отец никогда... Это было...
 Внезапно гул барабанов смолк, и наступившая тишина буквально оглушила их. Кэролайн закусила губу и стала тревожно прислушиваться. Волк осторожно подкрался к двери, слегка приоткрыв ее, выглянул наружу.
 В этот момент барабаны загремели снова, еще неистовее, чем прежде, и плясавшие у костра индейцы испустили воинственный клич, от которого задрожали ветхие стены хижины. Волк молча взял Кэролайн за руку и подвел ее к двери. Он выскочил первым, Кэролайн, придерживая покрывавшее ее голову одеяло, не отставала ни на шаг.
 Огромный костер ярко освещал площадь перед вигвамом совета. Кэролайн, слегка приподняв голову, отчетливо видела индейцев, плясавших у огня, их возбужденные лица с блестящими от радости глазами. Неужели они не заметят беглецов? Возле ее темницы не было сторожа, и она подумала, что тот наверняка не удержался от соблазна принять участие в общем веселье.
 Они молча пробирались от одной хижины к другой, стараясь держаться в тени и двигаться бесшумно. Казалось, путь к свободе был открыт.
 Но, обогнув угол одного из бревенчатых домиков, стоявшего на самом краю деревни. Волк и Кэролайн столкнулись с чероки, возвращавшимся на пиршество после кратковременной отлучки. Тот взвизгнул и, мгновенно выхватив из-за пояса томагавк, занес его над головой. У Кэролайн от страха подкосились ноги. Что, если вопль индейца услышали жители деревни? Их крики и бой барабанов способны были заглушить любой посторонний звук, и все же, если он снова завопит что есть мочи...
 Волк, оттолкнув Кэролайн в сторону, властно приказал:
 — Бегите к реке! — и бросился на индейца.
 Кэролайн не могла повиноваться его приказу. Она была не в силах бросить его здесь одного. В отчаянии она огляделась вокруг, надеясь найти на земле камень или обломок толстой ветки. Но ничего подходящего поблизости не оказалось. Волк не успел выхватить из-за пояса свой длинный кинжал, ружья при нем не было: по-видимому, он оставил его в каноэ.
 Недолго думая, Кэролайн побежала к лесу, чтобы найти там обломанный сук или камень — что-нибудь, чем она могла бы размозжить голову врага. Несколько секунд, потраченных ею на поиски подходящего оружия, показались ей часами. Наконец она подняла с земли толстую ветку гикори и, зажав ее в руке, быстрее ветра понеслась на помощь Волку.
 Но, добежав до того места, где происходила его схватка с чероки, Кэролайн не обнаружила там ни Волка, ни индейца. Оба как в воду канули. Услышав неподалеку шорох листьев, устилавших землю, Кэролайн бросилась на этот звук, не думая об опасности. Вдруг чья-то крепкая рука схватила ее сзади за плечо.
 — Черт возьми, Кэролайн, — пробасил у самого ее уха знакомый голос. — По-вашему, это называется бежать к реке?!
 Кэролайн оставила этот вопрос без ответа и шепотом осведомилась:
 — А что вы с ним сделали?
 — Посмотрите туда, — Волк кивнул головой в сторону недвижно распростертого на земле тела чероки.
 Кэролайн хотела было спросить, жив ли индеец, но Волк схватил ее за руку и, пресекая дальнейшие расспросы, сурово сказал:
 — Пойдемте! — Но тут на глаза ему попалась ветка, которую Кэролайн продолжала сжимать в руке. — За каким чертом она вам понадобилась?
 — Я хотела его уда...
 — Ладно. Бросьте ее. Пошли! — Он повернулся и зашагал прочь. Кэролайн не отставала.
 Они вошли в чащу леса и, пройдя некоторое расстояние, свернули к югу. Кэролайн старалась ступать так же бесшумно, как Волк. Вскоре за деревьями показалась река. Они вышли из леса и чуть ли не бегом двинулись вдоль ее русла.
 Кэролайн едва не вскрикнула от радости, когда навстречу им из прибрежных кустов вышел Эдвард. Но Волк, притянув ее к себе, зажал ей рот ладонью. Высвободившись из его объятий, она схватила брата за плечи и шепнула:
 — Как я счастлива видеть тебя, Нед! Я так тревожилась о тебе!
 — Там, чуть подальше, каноэ, — сказал Волк и вдруг замер, с тревогой глядя на Кэролайн. — Где вы обронили одеяло? Вспомните, Кэролайн, это очень важно!
 — Я... я даже не заметила, как оно свалилось с моих плеч.
 — Где это случилось? Вспоминайте быстрее, Кэролайн! — требовал Волк, схватив Кэролайн за плечи и развернув к себе лицом. Нед что-то возмущенно пробормотал и попытался прийти сестре на помощь, стараясь оттащить Волка от нее. Но это было все равно, что сдвинуть с места могучий дуб.
 — Прекрати, Нед! — сказала Кэролайн. — Я пытаюсь вспомнить... Кажется, это случилось, когда мы столкнулись с тем воином. Да, именно тогда оно соскользнуло с моей головы и плеч. И я не придала случившемуся значения. Разве это так важно?
 — Прежде чем я увел вас оттуда, мне удалось устроить все так, чтобы они подумали, будто мы отправились на восток, через лес. Это дало бы нам некоторое преимущество во времени. Но если они найдут одеяло там, где вы его оставили...
 — То поймут, что мы уплыли по реке, — закончила за него Кэролайн.
 — Мне придется вернуться за ним.
 — Нет, Рафф! — воскликнула Кэролайн, но Волк не обратил на ее слова никакого внимания и повернулся к Неду.
 — Слушай меня внимательно, Нед! Если я не вернусь к тому времени, как луна поднимется над верхушками вот этих деревьев, не ждите меня. Греби что есть сил и, когда доплывете до развилки реки, сворачивай к югу. Этот рукав приведет вас в форт Принц Джордж. На то, чтобы добраться туда, у вас уйдет два с небольшим дня. Из форта немедленно отправляйтесь в Чарльз-таун. Тащи ее волоком, гони пинками, но ты должен дать ей возможность вернуться к цивилизованной жизни, к покою и безопасности! Помни, что ты отвечаешь за себя и за нее. Не бойся ничего! Господь с вами!
 — Рафф! — Кэролайн выступила вперед и протянула руки к нему навстречу, но тут же под взглядом Эдварда спрятала их за спину. В окружавшей их тьме она не могла видеть выражения глаз Волка, но знала, что он пристально смотрит на нее. — Рафф! Мы будем ждать вас! Мы обязательно дождемся вас!
 Ей так хотелось все открыть, и она в душе корила себя за то, что все это время скрывала от него свои чувства и мысли. Но было поздно горевать об этом. Волк снова уходил от нее в неизвестность. И может быть, навсегда! При мысли об этом глаза Кэролайн наполнились слезами, которые, к счастью, никем не могли быть замечены в густой ночной тьме.
 — Берегите ее, Эдвард! — повторил Волк и бесшумно исчез в лесных зарослях.




 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


 — Я не поеду!
 — Не упрямься, Кэри! Ведь ты сама слышала, что сказал нам мистер Маккейд! — Луна висела теперь над самыми верхушками деревьев, освещая их голые ветви. — Кэролайн, куда же ты идешь? — Эдвард отошел от каноэ и устремился вслед за сестрой.
 Не обращая внимания на слова Эдварда, Кэролайн взобралась на высокий берег и принялась напряженно прислушиваться. Но поблизости не раздалось ни одного звука, ни даже шороха. Лишь со стороны деревни доносился все тот же неумолчный бой барабанов. Кэролайн с такой силой стиснула ладони, что ногти впились ей в кожу. Несмотря на холод декабрьской ночи, на лбу ее выступил пот.
 Где же Рафф, Боже мой?! Сердце ее билось в такт этим словам, повторяемым как заклинание. Поиски этого дурацкого одеяла не могли занять столько времени. Снова и снова она упрекала себя в беспечности, которую проявила, не подобрав с земли упавшее одеяло. Из-за этого Волку приходится теперь рисковать жизнью! Ах, если бы можно была повернуть время вспять, она бросилась бы на эту драную шерстяную тряпку и прижала ее к груди, словно бесценное сокровище! Она хранила бы ее у себя до конца своих дней как дорогую сердцу реликвию. Если бы! Она обхватила голову руками и сдавленно застонала. Ну где же он?!
 — Кэри! — задыхаясь после крутого подъема, воскликнул Нед. В голосе его слышались упрек и нетерпение. Кэролайн, чьи нервы и без того были напряжены до предела, раздраженно процедила:
 — Я не собираюсь бросать его здесь одного! Если хочешь, езжай без меня! Но я остаюсь и прошу тебя больше не говорить со мной об этом!
 — Но ради Бога, Кэри! Ведь я обещал именно мистеру Маккейду, а не кому-нибудь, что доставлю тебя в безопасное место.
 — Я сказала — нет! — Голос Кэролайн прозвучал слишком громко, и, будучи уверена, что никто не смог услышать ее из-за шума, доносившегося со стороны деревни, она все же заговорила тише: — Он — отец моего будущего ребенка, и я люблю его. — Кэролайн вовсе не собиралась посвящать в это Неда, но слова сами сорвались с ее языка.
 Положив руку на плечо брата, она участливо заглянула ему в лицо.
 — Не сердись, Нед.
 — Я... я не понимаю.
 — Да, это нелегко понять, — Кэролайн вздохнула. — И я не могу ничего тебе объяснить. Во всяком случае, сейчас.
 Нед повернулся и принялся осторожно спускаться по крутому берегу. Кэролайн надеялась, что он не сядет в каноэ, чтобы плыть к форту Принц Джордж. Ей хотелось вместе с Недом дождаться Волка, чтобы отправиться вниз по реке всем вместе.
 Кэролайн настороженно прислушивалась к малейшему шороху, повторяя про себя слова молитвы и вспоминая глаза, волосы и улыбку Волка, его слова и жесты, его объятия... Но Нед услышал его приближение прежде нее. Кэролайн хотела было броситься вперед на звук осторожных шагов, но Эдвард крикнул ей снизу сдавленным шепотом:
 — Стой, Кэри! Не беги туда! Ведь мы не знаем, он ли это! — Но через несколько мгновений она уже обхватила руками стройный стан Волка, спрятав лицо на его груди.
 — Почему же вы еще здесь? — строго спросил он. Поиски одеяла заняли у него гораздо больше времени, чем он предполагал. В самый последний момент он наткнулся на часового, задумавшего совершить обход. Схватка длилась недолго, но Волку пришлось оттащить тело туда, где его не могли бы сразу обнаружить. В полной уверенности, что опоздал на назначенную встречу и что Нед с Кэролайн уже плывут к форту, он выбежал на берег, собираясь догнать их.
 — Она отказалась ехать, — слегка обиженно пояснил Нед, толкая легкое каноэ в воду. Волк тщательно заметал их следы, оставленные на прибрежной сырой почве, сосновой веткой. — Но после того, как мне все стало известно, я согласился, что нам следует вас дождаться. Кэри мне все рассказала, — заговорщически добавил он.
 Волк ступил в воду, затем запрыгнул в каноэ. Ему очень хотелось спросить Неда, о чем поведала ему Кэролайн. Но сейчас надо было сконцентрировать все силы и мысли на одном — как можно скорее очутиться подальше от этих мест.
 Река была неглубокой, русло ее усеивали многочисленные валуны. Лавирование между ними значительно замедляло движение каноэ, брызги воды, бьющейся об эти огромные камни, то и дело окатывали всех троих с ног до головы. Легкая лодка, подгоняемая гребцами, всю ночь скользила вниз по реке.
 Незадолго до рассвета Кэролайн разбудил шум, напоминавший грохот индейских барабанов. В ужасе поднявшись со дна каноэ, она трясущимися губами спросила Волка, неужели вокруг них снова индейцы?
 — Мы приближаемся к большим водопадам, — невозмутимо ответил он. — Нам вскоре придется выйти на берег и идти пешком, неся с собой каноэ, примерно с милю.
 Борясь с сильным течением, они причалили к пологому берегу, и Кэролайн первая выскочила из каноэ, оправляя мокрые юбки.
 — Здесь мы уже в безопасности? — с надеждой спросила она Волка.
 — Думаю, что они уже хватились нас. — Пожав плечами, он вытащил каноэ из воды. — Все зависит от того, считает ли вас Тал-тсуска настолько ценной добычей, чтобы попытаться вернуть вас. — Помолчав, он добавил: — Держу пари, однако, что он уже идет по нашему следу.
 Кэролайн выдержала его взгляд и, потупившись, пробормотала:
 — Это из-за моей неосторожности... Волк ободряюще сжал ее руку.
 — Тал-тсуска догадался, что это я помог вам бежать. Я в этом не сомневаюсь. Он знает также, как много вы для меня значите.
 Кэролайн, затаив дыхание, вгляделась Волку в глаза и заметила в них золотые искры страсти. Он не клялся ей в вечной любви, но у нее не оставалось больше сомнений в том, что она дорога ему. Об этом говорил блеск его глаза, лучившихся радостью, его мягкая улыбка, его рука, крепко и вместе с тем нежно сжимавшая ее запястье. И Кэролайн с трудом удалось побороть желание броситься в его объятия, забыв обо всем...
 Но возле них стоял Нед, а кроме того, Кэролайн почувствовала, что настало время задать вопрос, который мучил ее со дня нападения на Семь Сосен, вопрос, ответ на который был известен Волку и который она так боялась задать. Кэролайн была почти уверена, что слова Волка станут лишь подтверждением ее ужасной догадки.
 — Что с Мэри?
 Волк притянул ее к себе и, поглаживая волосы, рассказал об ужасной участи, постигшей молодую женщину.
 Кэролайн подняла к нему залитое слезами лицо и, содрогаясь от рыданий, спросила:
 — А Коллин? Что с малышкой?
 — Она умерла еще до того, как я пришел туда. — Он провел рукой по ее плечам и спине. Горе Кэролайн было безмерно, и ему хотелось утешить ее. — Мы с Эдвардом похоронили обеих в Семи Соснах.
 Кэролайн кивнула. Она никак не могла осознать, что не увидит больше теплых серых глаз подруги, не услышит ее ласкового голоса. Вытирая глаза, она сказала, сопровождая каждое слово тяжелыми, рвавшимися из груди вздохами:
 — Вы правильно сделали. Мэри ведь так хотела дождаться в Семи Соснах приезда Логана!
 Волк запретил себе думать, что скажет ему Логан, когда, вернувшись домой, узнает о смерти жены и ребенка. Ведь он поручил свою Мэри заботам Волка и, уезжая, взял с него обещание, что тот обеспечит ее безопасность. И вот теперь в родовом поместье его ждут две свежие могилы.
 Но с этим уже ничего нельзя было поделать, и приходилось думать о живых, нуждавшихся в его помощи и защите.
 Волк печально улыбнулся в ответ на слова Кэролайн.
 — Нам надо трогаться в путь, — негромко произнес он и осторожно смахнул слезинку, блеснувшую на ее ресницах. — Вы можете идти?
 — Кто-то сказал мне однажды, что жизнь на границе требует мужества, — ответила Кэролайн. Она выпрямилась и твердо добавила: — Я все выдержу. Идемте!
 Путь по каменистому берегу был не из легких. То и дело спотыкаясь, Кэролайн брела вслед за мужчинами, несшими каноэ. Они решили сделать привал неподалеку от вершины водопада. После того как лодка была опущена на землю, Эдвард сел на небольшой камень. Лицо его пылало, он тяжело переводил дух, отирая со лба заливавший глаза пот. Волк приказал им не двигаться с жеста и неслышными шагами скользнул вниз по тропе.
 — Неужели он подозревает, что они идут за нами? — с тревогой спросил сестру Эдвард.
 Кэролайн внимательно посмотрела на юношу. После того как она призналась ему, что беременна от Волка, что любит его, они впервые остались наедине, и она с тревогой ждала его дальнейших расспросов. Он поднял на нее свои голубые глаза, казавшиеся слишком ясными и невинными на успевшем обветриться и загрубеть лице.
 Одежда его была покрыта пылью и засохшей грязью, он устал и проголодался, но дух юноши не был сломлен. Ни пережитые опасности, ни известие о грехопадении сестры не смогли смутить его чистую душу. Выходит, он оказался сильнее и выносливее, чем она думала. Кэролайн, повинуясь прежней привычке всегда и во всем беречь и защищать его, открыла было рот, чтобы утешить подростка какой-нибудь наспех придуманной ложью, но поняла, что это будет не только неразумно, но и нечестно по отношению к Неду.
 — Рафф уверен, что они гонятся за нами. Но он надеется, что мы успеем добраться до форта Принц Джордж, намного опередив индейцев.
 Эдвард кивнул и притянул колени к подбородку.
 — Тебе пришлось здесь очень нелегко, Кэролайн! — Это был не вопрос, а утверждение, и она не стала отвечать. — Почему же ты писала мне все эти небылицы?
 — Я не знаю, — ответила она, усаживаясь рядом с ним. — Видишь ли, — поправилась она, вспомнив, что решила теперь вести себя с ним как со взрослым, — я не хотела, чтобы ты считал, будто я принесла себя в жертву. Мне так хотелось, чтобы ты учился. Любой ценой. Тебе так понравилось в школе! Уж кому там и учиться, как не тебе! — И она печально вздохнула.
 — Неужели ты не понимаешь, каким негодяем, каким захребетником я себя чувствую? — возмущенно воскликнул Нед.
 — Да нет же, Эдвард! — Кэролайн провела рукой по его мягким волосам. — Не думай так, умоляю тебя. Кое-что получилось не так, как я предполагала, и мне есть о чем пожалеть, но в остальном...
 — В остальном?! — Эдвард вскочил на ноги. Глаза его метали молнии. — Как ты можешь говорить такое, ума не приложу! Ты спасаешься от дикарей, пробираясь по глухим, нехоженым местам, ты оторвалась от настоящей жизни, ты носишь... — Внезапно он умолк и сделал вид, что больше всего на свете его сейчас интересует поток, струившийся со скалы неподалеку от них.
 — Когда я говорила, что мне есть о чем пожалеть, Нед, то имела в виду смерть Мэри и ее дочки. Страшную смерть моего мужа. Да, разумеется, мне порой не хватает и света, и тепла, и приятного общества. Здесь небезопасно. Все это так. Но я нисколько не жалею о том, что у меня будет ребенок, и не раскаиваюсь в своем грехопадении!
 — Кэри...
 — Нет, Нед, послушай меня! Я бы не стала...
 — А я-то думал, что вы оба устали до того, что не сможете шевельнуть языком. — Волк вышел на поляну и перевесил ружье с плеча на руку. — Если в радиусе одной мили отсюда появился бы чероки, он услышал бы вас!
 Кэролайн уронила руки и, взглянув на Волка, быстро опустила глаза. Щеки ее залила краска стыда. Она пыталась вспомнить все слова, сказанные Неду. Неужели они и вправду говорили так громко, что их было слышно издалека?
 — А вы не видели поблизости чероки? — спросила она. Волк не спеша напился из горсти и помотал головой.
 — Нет. Но все же нам лучше продолжить наш путь. — Он повернулся к Неду, который с отсутствующим выражением лица покусывал травинку. — Могу я снова рассчитывать на твою помощь?
 Они опять взвалили каноэ на плечи и торопливо зашагали вниз, к подножию водопада, миновав который можно было снова плыть по реке. В полдень они спустили каноэ на воду, и Эдвард, утомленный тяжелым переходом, заснул на дне лодки. Кэролайн подменяла его на веслах.
 — Проблемы с младшим братишкой? — добродушно осведомился Волк.
 Кэролайн оглянулась на него через плечо, и из-за ее неловкого движения каноэ вильнуло вправо. Волк лишь вопросительно вскинул брови.
 — Надо полагать, вы с вашим братом никогда не ссорились между собой? — язвительно спросила она и сразу же пожалела о своих словах. Сердце ее сжалось от боли. На память ей пришла Мэри, которая так мечтала снова увидеть мужа! Кэролайн закусила губу и всхлипнула. Из глаз ее покатились слезы. Как хорошо, что она сидела спиной к Волку!
 — Мы с Логаном не питали друг к другу особой симпатии, за исключением недолгого времени, предшествовавшего его уходу из дома. Однако я не помню, чтобы мы орали друг на друга.
 — Мы не орали! — возмутилась Кэролайн и, понизив голос, спросила, от волнения шлепнув по воде лопастью весла. — А что из нашего разговора вам удалось услышать?
 — Не так уж много, — ответил Волк, направляя лодку в сторону от огромного валуна. — Но вполне достаточно, чтобы узнать... На дно!
 — Что? Я... — но прежде чем Кэролайн успела оглянуться по сторонам, мощная рука толкнула ее вниз. Она упала, больно ударившись плечом о днище каноэ. Нед, проснувшись в испуге, попытался было привстать, но Кэролайн потянула его за руку и приложила палец к губам. В эту минуту окрестности огласились визгливыми криками дикарей. Волк что было сил налегал на весла, но вопли индейцев не стихали, а наоборот, слышались, казалось, громче и все ближе...
 Кэролайн приподнялась на локте и осторожно огляделась кругом. Лодка стремительно неслась по реке, берега которой по-прежнему оставались безлюдными. Мускулы на шее и плечах Волка вздулись от напряжения. Встретившись с ним взглядом, она вдруг осознала, насколько велика подстерегающая их опасность. Индейцы были где-то совсем рядом.
 — Позвольте мне помочь вам!
 — Нет. Я не хочу, чтобы они вас увидели. А теперь слушайте меня: как только мы свернем по руслу реки, я подведу каноэ как можно ближе к берегу. Вы оба должны будете выпрыгнуть в прибрежные кусты, спрятаться в них и не подавать признаков жизни. Понятно? Потом укроетесь в лесу.
 — А как же вы? — Кэролайн убрала с лица прядь волос, которые замочила перехлестывавшая через борт вода.
 — Я постараюсь увлечь их за собой вниз по реке. Когда стемнеет, идите к форту. — Он взглянул на Кэролайн, сдвинув брови, и добавил: — Там мы с вами и встретимся.
 — Нет! — Кэролайн помотала головой и схватилась за тонкие борта каноэ, сделанного из березовой коры. — Я не позволю вам принести себя в жертву!
 — Черт побери, Кэролайн, пригнитесь же! — требовательно воскликнул Волк, обходя небольшой поросший кустарником мыс. — И перестаньте спорить со мной. Ни к чему хорошему это не приведет! Нед! Примерно через три минуты по моему знаку ты вытащишь свою сестру из лодки и спрячешься вместе с ней в прибрежных кустах. Ты понял меня, мой мальчик? Ты сделаешь то, о чем я тебя прошу?
 — Да, сэр!
 — Я могу рассчитывать на тебя?
 — Да, сэр!
 — Нет, не можете! — воскликнула Кэролайн, переводя горящий решимостью взгляд с брата на Волка. — Ничего у вас не выйдет! Я не собираюсь бросать вас одного!
 — Кэролайн! Ваше упрямство может довести нас всех до беды. Неужели вы этого не понимаете? Вы должны сделать то, о чем я говорил.
 Лодка резко остановилась, ткнувшись носом в берег, и Кэролайн оказалась в объятиях Волка. Он поцеловал ее в губы нежным, страстным поцелуем и резко оттолкнул от себя, произнеся несколько слов на языке чероки. Затем он взял в руки весло и крикнул Эдварду:
 — Теперь тащи ее, Нед!
 Дальнейшее произошло так стремительно, что Кэролайн даже не попыталась сопротивляться. Лишь мгновение назад теплые, мягкие губы Волка прижимались к ее губам, но вот она уже стоит на берегу и растерянно глядит вслед каноэ, увозящей от нее любимого.
 Эдвард заставил ее пригнуться, но оттащить сестру подальше от опасности у него не хватило сил.
 — Не шевелись, умоляю тебя, — прошептал мальчик. Скрывшись в густом кустарнике, они с ужасом увидели два индейских каноэ, показавшихся из-за поворота реки. Волку удалась его хитрость — преследователи гнались за ним, и ни один из индейцев даже не повернул головы в сторону Кэролайн и Неда.
 — Куда ты хочешь идти? — воскликнул Нед, хватая сестру за руку, когда та попыталась подняться на ноги. — Ведь Рафф велел нам прятаться здесь до темноты!
 Кэролайн с силой выдернула руку и срывающимся от волнения голосом ответила:
 — Я не собираюсь спокойно отсиживаться тут, когда индейцы вот-вот схватят его. Ради того чтобы высадить нас здесь, он потерял драгоценное время, и теперь ему не уйти от них!
 — Но ведь он нам велел...
 — Он сделал это ради нас. И я не собираюсь выполнять его распоряжения! — Кэролайн встала и отряхнула юбку. — Оставайся, если хочешь. Ты и сам сможешь дойти до форта. — Не ожидая ответа, она решительно повернулась и бросилась бежать вдоль береговой линии. Нед, пожав плечами, отправился следом за ней.
 — Я не собираюсь возвращаться! — бросила Кэролайн, заслышав за спиной шаги Неда и даже не оглянувшись.
 — А я и не прошу тебя об этом. — Поравнявшись с ней, Нед задумчиво спросил: — Скажи мне лучше, Кэролайн, что, по-твоему, мы сможешь сделать, даже если догоним его?
 — Я не знаю, Недди. — Кэролайн отвела с лица влажные волосы и, вздохнув, повторила: — Я не знаю!


* * *

 Незадолго до наступления темноты Кэролайн заметила впереди струйку дыма, поднимавшуюся над верхушками оголенных деревьев, и молча указала на нее Неду.
 — Как ты думаешь, что это? Кто бы мог развести здесь костер? — спросил юноша останавливаясь.
 — Не знаю. Но, во всяком случае, это не Рафф. Он ни за что не повел бы себя столь неосторожно.
 — Значит, по-твоему, это чероки? — И Нед с тревогой заглянул в глаза сестры.
 — Нам надо будет это выяснить.
 — Господь с тобой, Кэри! — воскликнул он, торопливо шагая рядом с Кэролайн. — Какую пользу это может принести Раффу... или нам с тобой?! Если мы заявимся к ним без оружия, они мигом убьют нас или возьмут в плен. Ведь у нас же совсем нечем защитить себя!
 — Я ведь не сказала, что мы должны будем обнаружить себя. Но я совершенно уверена, что им удалось схватить Раффа. Иначе не стали бы они разводить костер! А что до оружия... — на мгновение она умолкла в растерянности, но затем, тряхнув головой, решительно проговорила: — Что-нибудь придумаем.
 И они продолжили путь к предполагаемой стоянке чероки.


* * *

 — Но это же безумие!
 — Ш-ш-ш! — Кэролайн, прижав палец к губам, повернулась к брату. Находясь в густой тени большого валуна они издали разглядывали индейцев, которые расположились лагерем на поляне. Кэролайн надеялась, что на таком значительном расстоянии чероки не смогут их обнаружить. Да и навряд ли дикарям придет в голову, что они пустились по их следу. Во всяком случае, часовых вокруг стоянки не было, лишь несколько молодых воинов стерегли своего единственного пленника.
 Волк был привязан к стволу березы. В тусклом свете костра Кэролайн удалось разглядеть, что дикари ободрали с дерева кору и раскрасили ствол красными и черными полосами. Ноги Волка опутывала веревка, руки были связаны позади ствола. Верхняя часть его туловища блестела от пота. Вся одежда пленника состояла из набедренной повязки.
 — Он ранен!
 — Я знаю, — прошептала Кэролайн. Она заметила это сразу, лишь только взглянула на него, и при виде крови, струившейся по руке Волка, у нее мучительно сжалось сердце.
 — Так что же мы с тобой будем делать? — Кэролайн глубоко вздохнула, прикрыв на мгновение глаза.
 — Дай мне подумать немного.
 — Ну и как ты себя чувствуешь, Ва-йя? Один, без твоих друзей и защитников — английских псов! И в ожидании смерти?!
 Волк взглянул в горевшие торжеством глаза Тал-тсуски и промолчал. Он знал, что умрет, и не собирался просить пощады. Им не сломить его дух.
 — Что, тебе теперь нечего сказать? С чего бы это? Ты ведь всегда был так красноречив в вигваме совета, ты с таким жаром убеждал всех, что нам необходим компромисс с англичанами! Неужто у тебя от страха отнялся язык? — Тал-тсуска, выпятив грудь, расхаживал взад-вперед перед связанным Волком. Несмотря на холод, он также надел на себя лишь набедренную повязку. Его лицо и грудь покрывали черные и ярко-красные полосы.
 — Война не принесет чероки ничего, кроме горя и лишений, — спокойно проговорил Волк. — Первые победы могут вскружить вам головы, но за ними неизбежно последует жесточайшее поражение. Они просто уничтожат наш народ в отместку за нарушение мира.
 — Ты не уставал без конца предсказывать это в надежде, что так и будет, изменник! — Тал-тсуска подошел вплотную к Волку и с ненавистью уставился на него налитыми кровью глазами.
 — В глубине души ты прекрасно понимаешь, что я прав, — все также невозмутимо ответил Волк, спокойно выдерживая взгляд противника. Тал-тсуска отвел глаза.
 — Я знаю одно: англичане — это захватчики, явившиеся на наши земли, чтобы уничтожить нас с помощью своих солдат, своего корыстолюбия и своих болезней!
 — С тем, что они корыстны и вероломны, никто не спорит...
 — А что ты скажешь о болезнях, которых наш народ не знал до их появления и наверняка никогда не узнал бы? Тебе не хуже меня известно, что мои жена и сын умерли от оспы, а мне придется доживать свой век с обезображенным лицом! — Он умолк и, вытащив из ножен остро отточенный кинжал, с кровожадной улыбкой прикоснулся острием к щеке Волка. Не дождавшись никакой реакции со стороны пленника, индеец легко провел лезвием по подушечке своего большого пальца. Он даже не изменился в лице, когда из пореза начала медленно сочиться кровь.
 — Теперь скажи мне, Ва-йя, где она?
 — Утонула в реке. — Неожиданный вопрос Тал-тсуски не застал Волка врасплох. Он давно приготовил ответ на него. С самого начала он знал, что это единственная возможность помочь Кэролайн и Неду спастись. Тал-тсуска спросил Волка о ней сразу же после того, как индейцы схватили его неподалеку от второго водопада. Но Волк тогда предпочел промолчать, чтобы теперешний его ответ звучал более убедительно.
 Он давно догадался, что неоднократные попытки его кузена захватить Кэролайн были не одним лишь результатом закоренелой вражды между ними, но их соперничества, в котором она могла бы считаться ценным трофеем, добычей победителя. Поэтому Волк от всей души надеялся, что она и Нед благополучно доберутся до форта Принц Джордж. Эта надежда давала ему силы вынести издевательства, которым его подвергали, а также пытки и мучительную смерть, на которые он был обречен.
 Тал-тсуска, обозленный тем, что Волк, погрузившись в свои мысли, чему-то безмятежно улыбается, схватил его за раненое плечо и с силой тряхнул. Прищурившись и поджав губы, он размазал вытекшую из пальца кровь по груди пленника.
 — Скоро, Ва-йя! Скоро твоя кровь прольется на эту землю! — И с этими словами индеец, размахнувшись, метнул нож, который вонзился в песчаную почву в нескольких футах от дерева, где был привязан Волк. Стальное лезвие блестело в свете костра.
 — Смотри на него, Ва-йя, любуйся, ведь скоро ему предстоит отведать твоего мяса. Этим ножом я вырежу твое сердце... — Он умолк, пристально глядя на Волка и, сверкнув глазами, продолжил: — Ты можешь делать вид, что не боишься смерти, но мне известно, какие трусы вы все, англичане! И ты нисколько не лучше любого из них!
 Отвернувшись от пленника, Тал-тсуска подошел к костру и присел перед ним на корточки.


* * *

 — Ты что, сума сошла? Может, нам лучше вернуться в Англию? Или тебя следует упрятать в сумасшедший дом где-нибудь здесь?
 Кэролайн не собиралась возвращаться в Англию и, тем более, отправляться в сумасшедший дом. Но ей некогда было возразить Эдварду на его дерзкое предположение.
 — Но это единственная возможность, Нед, — горячо зашептала она. — Мы не можем одолеть семерых индейцев. Раффу, скорее всего, это удалось бы, но для этого надо освободить его от веревок!
 — И мне следует выбежать на середину поляны, схватить нож и разрезать веревки, которыми он связан? И ты считаешь, что индейцы окажутся менее расторопными, чем я, и не успеют перерезать мне горло?
 Кэролайн прекрасно понимала, как безрассуден и опасен ее план спасения Раффа, но ей не удалось придумать ничего другого.
 — Я ведь уже говорила тебе, — произнесла она, — что они не обратят на тебя внимания. Я отвлеку их!
 — Появившись перед ними, словно из-под земли, — Нед глубоко вздохнул и покачал головой. — Я не могу пойти на это, Кэри! Тебе нельзя так рисковать собой!
 Кэролайн снова внимательно взглянула на поляну из-за края валуна.
 — Вот увидишь, у нас все получится!
 Она надеялась на успех, зная, что ее неожиданное появление вызовет среди индейцев растерянность и испуг. К тому же навряд ли дикари знали, что им следует опасаться еще и Эдварда. Ведь его не было в Семи Соснах во время их второго набега.
 — Допустим даже, что мне удастся освободить его, — возбужденно зашептал Над. — Ты уверена, что он не умчится в лес, оставив нас на милость этих краснокожих?!
 — Он этого не сделает!
 Эдвард пристально взглянул в глаза сестры:
 — Ты уверена?
 Кэролайн вскинула голову и гордо произнесла:
 — Я готова поручиться за него собственной жизнью!
 — Получается ведь, что и моей, Кэри!
 Кэролайн с любовью взглянула в ясные глаза подростка. Она вполне отдавала себе отчет, какому риску подвергает его и свою жизни. А ведь Нед еще так молод! И она так горячо любила его! Сердце ее исполнилось гордости за брата, когда он, оставив колебания, подошел к ней и спросил, положив руку ей на плечо:
 — Скажи мне еще раз, что я должен делать. — Кэролайн ободряюще улыбнулась ему и произнесла:
 — Когда освободишь Раффа от веревок и дашь ему в руки нож, немедленно беги в лес и прячься среди деревьев! Я хочу, чтобы ты отправился в форт Принц Джордж!
 — Я не оставлю тебя здесь, Кэри! По-твоему, я могу удрать, предоставив вам с Раффом вдвоем расправляться с краснокожими? Хорош брат, нечего сказать!
 — Ты и вправду хороший, преданный брат! — с нежностью произнесла Кэролайн, дотрагиваясь до щеки Неда. — Я не успела даже поблагодарить тебя за то, что ты, оставив сомнения, пошел сюда со мной. А то, что ты собираешься сделать теперь, — она улыбнулась ему, — требует большой отваги и мужества. Но я хотела бы, чтобы ты привел подмогу. Постарайся как можно быстрее добраться до форта и расскажи там, где нас искать.
 — И сюда пошлют солдат?
 — Конечно! — Кэролайн надеялась, что ее обман удался и Нед, освободив Волка, поспешит в форт. По крайней мере, у него будет возможность спастись.


* * *

 Волк внезапно услышал крики и визг индейцев, донесшиеся с противоположного края поляны. Взглянув туда, он увидел мелькнувшие в тусклом свете костра белокурые волосы, которые тут же заслонила от него широкая спина Тал-тсуски. Кэролайн! Волк что было сил рванулся туда, к ней, но веревки лишь глубже врезались в его запястья. Кожа лопнула, и Волк почувствовал, как по его связанным рукам потекла кровь.
 «Она сделала это для тебя», — мелькнула в его голове страшная мысль, заставившая его застонать от бессилия и отчаяния.
 Вдруг взор его привлекла чья-то хрупкая фигурка, выскочившая из зарослей и склонившаяся над ножом Тал-тсуски.
 — Эдвард, ради Бога, помоги ей!
 — Я это и делаю, сэр! — ответил подросток, и, вытащив нож из земли вспотевшими от волнения и страха пальцами, он бросился к Волку и быстро разрезал веревку, стягивавшую его щиколотки.
 — Не мне! Помоги ей! — умоляющим голосом обратился к мальчику Волк.
 Вопли индейцев, окружавших Кэролайн, стали громче и неистовее.
 — Да, сэр! — откликнулся Нед. Он быстро освободил запястья Волка и, быстро вложив костяную рукоятку в его широкую ладонь, скрылся во тьме.




 ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


 В ту же секунду Волк, испустив дикое рычание, бросился на индейцев... туда, где была Кэролайн. Он хорошо запомнил, где лежало их оружие, и теперь, пока они еще не успели осознать, что он свободен, поднял с земли тяжелую булаву и обрушил ее на голову первого из кинувшихся к нему дикарей. Второго он полоснул ножом по ребрам.
 — Скорее выбирайтесь отсюда! — крикнул он Кэролайн, снова разя противника булавой. Тот свалился на землю с застывшим на лице выражением крайнего изумления.
 Но эффект неожиданности исчерпал себя этими тремя победами. Трое из оставшихся в живых подручных Тал-тсуски надвигались на Волка с оружием наизготовку. Сам же его ненавистный кузен стоял чуть поодаль, с трудом удерживая Кэролайн, которая пыталась вырваться из его могучих рук.
 Ярость придала Волку сил и решимости. Он взмахнул булавой и задел ею висок одного из воинов, а следующим движением вонзил нож в грудь второго. Но третий бросился на Волка с томагавком и, хотя тот попытался увернуться, поразил его в плечо, из которого тотчас же широкой волной заструилась кровь. От этого удара Волк упал на колени и выронил свое оружие. Но он не растерялся и рванул индейца за ноги. Воин с грохотом свалился на землю и остался недвижим.
 Тал-тсуска, таща за собой упиравшуюся Кэролайн, шаг за шагом приближался к своему ружью, которое он оставил возле одного из деревьев. Завладев оружием, он начал прицеливаться в Волка. Кэролайн толкала его под локоть, повисала на его мощных руках, что было сил колотила кулаками.
 — Прекрати, женщина! — зашипел индеец и резким движением отшвырнул ее от себя. Кэролайн свалилась на жесткую землю, сильно ударившись, но, превозмогая боль, поднялась на колени. Взору ее представился Волк. Он тоже поднимался с земли. Рука и грудь его были залиты кровью.
 Тал-тсуска уперся прикладом ружья в плечо и положил палец на курок.
 — Нет! — крикнула Кэролайн. Индеец мельком взглянул на нее и выстрелил. По лесной поляне прокатился грохот, и фигуру индейца на мгновение окутал дым. Когда он рассеялся, Кэролайн увидела, что из груди Тал-тсуски торчит рукоятка томагавка. Непримиримый враг англичан упал навзничь, широко раскинув руки.
 Волк подошел к Кэролайн и помог ей подняться. Она спрятала лицо на его груди и беззвучно заплакала. Ей так хотелось навек остаться наедине с ним, забыв весь остальной мир, полный ненависти и злобы. Но Волк думал иначе.
 — Кэролайн, — мягко произнес он. Она подняла на него полные слез глаза, и он осторожно убрал прядь волос с ее лица. — Нам надо уходить отсюда. Где ваш брат?
 — Я велела ему пробираться в форт. Мне казалось, что это безопаснее, чем оставаться здесь... Вы думаете, он попадет туда?
 — Надеюсь. Ведь ему известно, что идти следует вдоль речного берега. Мы нагоним его, если поторопимся. Они быстро собрали все, что могло им понадобиться: ружья, порох, одеяла, еду и направились к реке. Из двух каноэ, в которых индейцы преследовали Волка, на берегу осталось лишь одно.
 — Думаю, что у Эдварда хватило смекалки воспользоваться лодкой. Не беспокойтесь за него, Кэролайн. Он не пропадет!
 — Скажите, чероки станут преследовать нас? — Кэролайн постлала одеяла на дно лодки и, оборвав край подола своей нижней юбки, намочила полоску ткани в холодной воде.
 — Да, это неизбежно. Они не оставят неотмщенными своих убитых соплеменников. — Волк глубоко вздохнул. — Но надеюсь, что вы к тому времени будете уже далеко отсюда.
 Кэролайн принялась осторожно смывать кровь с его руки.
 — А вы?
 Волк, сжав зубы, наблюдал за движением ее руки, сжимавшей влажный лоскут. Тонкая, нежная рука — и такая сильная. Какой огонь загорается в его жилах от одного ее прикосновения! Он прикрыл глаза и вполголоса произнес:
 — Мне некуда уходить отсюда. Я — житель приграничной полосы.
 Но ведь это теперь и ее дом, подумала Кэролайн, но промолчала, перевязывая его раны. Волк надел рубашку, повесил на плечо одно из ружей и помог Кэролайн забраться в каноэ.
 В тусклом свете луны река, по которой они плыли, казалась еще более бурной и опасной. Но Волк умело правил лодкой, и вскоре место их кровавой схватки с чероки осталось далеко позади. Незадолго до рассвета похолодало, подул резкий, колючий ветер, и в воздухе заплясали снежинки. Но каноэ, не останавливаясь, продолжало скользить вниз по реке.
 Они почти не разговаривали друг с другом. Иногда Кэролайн сменяла Волка на веслах, но она быстро утомлялась, и он, несмотря на раны, продолжал грести изо всех сил.
 Вдоль берегов быстрой речки больше не видно было холмов, которые уступили место равнине, и Кэролайн поняла, что форт Принц Джордж уже недалеко. Когда стало темнеть, Волк направил каноэ к берегу, и, выйдя из лодки, Кэролайн почувствовала, насколько она устала и как нуждается в отдыхе ее измученное тело.
 — Там недалеко есть небольшая хижина, — сказал Волк, вытаскивая лодку на песок. — Думаю, Морганы перебрались в форт или вернулись в Чарльз-таун. Мы сможем переночевать в их домике.
 Волк оказался прав. В небольшой хижине, скрывавшейся среди деревьев, уже несколько месяцев никто не жил. Распахнутая настежь дверь криво свисала с одной единственной кожаной петли. Пол в комнате устилали сухие листья и обрывки бумаги. Кэролайн старательно вымела его сосновой веткой, а Волк тем временем занялся починкой двери. Он не стал собирать хворост. Несмотря на холод, они не рискнули бы разводить огонь в печи и тем самым обнаруживать свое присутствие. Сидя друг подле друга на одеяле, они, поеживаясь от холода, доели остатки провизии, взятой в индейском лагере.
 — К полудню мы уже будем в форте Принц Джордж.
 — Дай Бог! — с чувством отозвалась Кэролайн.
 — Я знаю, что для вас все это невыносимо тяжело... — начал он, желая возобновить разговор о ее будущем ребенке, но не решаясь заговорить об этом прямо. Кэролайн опустила глаза на сцепленные руки. Она держалась скованно и напряженно, так, словно впервые осталась с ним наедине.
 — Вам холодно? — спросил он, почувствовав, насколько глупо звучал его вопрос в сложившихся обстоятельствах. Разумеется, ей было холодно! Но Кэролайн лишь плотнее закуталась в одеяло и улыбнулась ему.
 — А как себя чувствуете вы? Ваши раны сильно вас беспокоят?
 Волку хотелось признаться, что не только перевязанные ею раны, но и все его тело болит от ушибов и ссадин, от перенапряжения и от холода. Но он лишь покачал головой и положил в рот последний ломтик сушеной оленины. Прожевав и проглотив его, он вздохнул и с надеждой взглянул на нее.
 — Кэролайн! — Она подняла на него глаза, и Волк в который уже раз подивился ее нежной, изысканной красоте. После всех тягчайших испытаний этого дня она сохранила ясность взгляда и грацию движений. Любуясь ею, он едва не забыл о том, что намеревался сказать ей. Светлые волосы обрамляли ее овальное лицо с матово-бледной кожей, голубые глаза доверчиво глядели на него, щеки покрывал нежный румянец.
 Волк наклонился к ней и с волнением произнес:
 — Мне безразлично, кто отец вашего ребенка! — Губы Кэролайн внезапно дрогнули, и она стала разглядывать кайму своего одеяла, нервно теребя ее тонкими пальцами.
 — Понятно, — еле выдавила она из себя. Глупо было надеяться, что он неравнодушен к ней...
 — Нет! Ничего вам не понятно! — Волк схватил ее за руки и с силой притянул к себе. Кэролайн тщетно пыталась воспротивиться этому. — Я имел в виду, что слишком дорожу вами, и поэтому мне все равно, чье дитя вы носите под сердцем! — На сей раз он смущенно отвел взгляд и продолжал, с трудом подбирая слова: — Я понимаю, что не заслужил вашего прощения! Ведь с самого начала я повел себя с вами как последний негодяй! — Тень слабой улыбки скользнула по его полным губам. — Я всегда думал, что нет ничего хуже, чем быть незаконнорожденным ублюдком. Оказывается, вести себя как ублюдок гораздо, гораздо хуже! — Он робко взял ее за руку и с надеждой заглянул в ее глаза. — Я прошу вашего прощения за нанесенные вам обиды. И я нисколько не удивлюсь, если вы...
 — Он ваш, — сказала Кэролайн, проведя кончиком языка по пересохшим губам. — Отец моего ребенка — вы!
 — Кэролайн, я...
 — Нет, выслушайте меня! — Она выпрямилась и взглядом заставила его замолчать. — Вы можете сколько угодно утверждать, что вам это безразлично. Но мне, поверьте, не все равно, от кого я зачала это дитя! Я не сказала вам об этом раньше, потому что мной владели досада и оскорбленная гордость. — Она густо покраснела и опустила голову. — Я ни разу даже... Ваш отец никогда... — Ей удалось заставить себя снова посмотреть в глаза Волку. Вздохнув, она твердо произнесла: — Вы — единственный, с кем я была близка.
 — Неужели это правда? — с восторгом и недоверием спросил Волк и, прочитав ответ в светившихся счастьем глазах Кэролайн, притянул ее к себе.
 Они больше не чувствовали холода, хотя ветер все так же шелестел оголенными ветвями деревьев, проникая в хижину сквозь щели между бревнами.
 Волк приподнял рукой прядь ее белокурых волос и, любуясь их блеском, тихо произнес:
 — Они и впрямь как лунный свет! — Но Кэролайн, нахмурившись, с тревогой взглянула в его агатово-черные глаза и спросила:
 — Ведь индейцы станут преследовать вас, Рафф? — Его рука на мгновение замерла, но лишь затем, чтобы обнять ее за талию.
 — Давайте не будем пока думать об этом. — Он поцеловал лоб, висок и порозовевшую щеку Кэролайн и, слегка отстранившись от нее, с радостью заметил, что глаза ее загорелись страстью. Кэролайн тяжело дышала, грудь ее вздымалась. От близости его горячего, желанного тела у нее кружилась голова. Но это не помешало ей с тревогой произнести:
 — Вы рассказывали мне, что у чероки принято мстить за убитых воинов. — От волнения голос ее слегка охрип. — А ведь вы убили их из-за меня! Вы были вынуждены выбирать между людьми вашего племени и мной!
 — Нет! — горячо заверил ее Волк, нежно поглаживая ее пушистые волосы. — Нет, Наквиси Усиди, Маленькая Звезда! В том, что произошло, нет ничьей вины. Ни вы, ни я, ни даже Тал-тсуска не повинны в сегодняшнем кровопролитии. Причины этого гораздо глубже. И я имею основания не опасаться, что стану жертвой мести! Верьте мне, Кэролайн!
 Волк говорил правду. Он почти не сомневался, что вскоре разразится кровопролитная война, в которой чероки понесут множество потерь. Им будет уже не до мести. Но сейчас не время для подобных мыслей, сказал он себе. Ведь рядом с ним женщина, которую он любит. И от которой вынужден будет отказаться.
 Волк дотронулся рукой до упругой груди Кэролайн, и она, вздрогнув, со стоном потянулась к нему.
 — О Рафф! — выдохнула она.
 Он приник губами к ее груди, выступавшей из выреза платья, и принялся развязывать шнурки корсета.
 — Я сама! — сказала она и быстро развязала узлы и расстегнула крючки на белье. Волк помог ей обнажить торс. Глаза его заблестели от восхищения, и в его низком, хрипловатом голосе послышались нотки гордой радости.
 — Как вы прекрасны! Ваши груди налились, словно спелые яблоки! Скоро они будут вскармливать моего сына!
 — Или дочь, — усмехнувшись, добавила Кэролайн, глядя затуманенными страстью глазами, когда он приблизил губы к ее соску.
 Волк поднял голову и с улыбкой ответил:
 — Или дочь! — и нежно поцеловал другой сосок, слегка сжав его губами.
 Кэролайн подалась ему навстречу и, обвив руками его шею, прижалась щекой к его щеке.
 — Я виноват перед вами. Кэролайн, — прошептал Волк. — Если можете, простите меня!
 — Рафф... Волк! — Кэролайн нежно сжала ладонями его лицо и с любовью заглянула в его глаза — темные, бездонные, манящие. У нее перехватило дыхание, и, слегка склонив голову, она прерывающимся голосом произнесла: — Я уже давно простила вас. Иначе я бы не была здесь сейчас с вами, не любила бы вас так горячо! — Волк приник к ее губам в таком долгом, страстном поцелуе, что Кэролайн позабыла обо всем на свете. Даже о том, что не услышала от него ответных слов любви, которых ждала. Она вспомнила об этом позднее. А теперь она лишь стонала от наслаждения и все теснее прижималась к его горячему, крепкому телу.
 Руки Волка скользнули к талии Кэролайн и принялись расстегивать пояс ее платья. Он снял его вместе с нижней юбкой. Затем настал черед панталон и чулок. Кэролайн лежала перед ним обнаженная и прекрасная как никогда. Ее кожа в косых лучах лунного света, падавших сквозь щели в стенах хижины, казалась молочно-белой, живот слегка выдавался вперед. Она ждала ребенка... Его ребенка.
 Волк осторожно прикоснулся пальцами к этому залогу их любви, к своему неродившемуся сыну, которого он никогда не увидит, не услышит его голоса... Острая боль пронзила его сердце, но он справился с ней, и на лице его не дрогнул ни один мускул. Он не хотел, чтобы Кэролайн догадалась о снедавшем его отчаянии. Сегодняшняя ночь принадлежала им безраздельно. И они принадлежали друг другу.
 Волк мгновенно сорвал с себя всю одежду и принялся ласкать Кэролайн. Ему хотелось в этих страстных и нежных ласках выразить всю свою беспредельную любовь к ней, любовь, о которой он не должен был говорить ей.
 Разнообразя и чередуя ласки, Волк снова и снова вызывал у Кэролайн мучительно-сладостный экстаз. Он касался самых сокровенных, интимных участков ее тела кончиками пальцев, губами и языком, и она билась в его объятиях, издавая хриплые стоны удовлетворенного желания и произнося его имя с восторгом и любовью.
 Его тело, охваченное неистовым желанием, жаждало слияния с ней, но он овладел ею лишь тогда, когда она стала молить его об этом. Войдя в глубь ее влажного, алчущего лона. Волк обхватил ее бедра ладонями и, содрогаясь от наслаждения, излил в тело Кэролайн потоки горячего семени. Они лежали рядом, укрытые теплым одеялом. Голова Кэролайн покоилась на руке Волка.
 — Волк!
 — М-м-м? — он нежно погладил ее живот свободной рукой.
 — Переведи мне, пожалуйста, то, что ты произносил несколько минут назад.
 — Любимая, — ответил он, только теперь осознав, что именно так он называл Кэролайн, сжимая в объятиях ее нежное тело. Любимая. Он закрыл глаза, борясь с желанием поведать ей о своей любви. Но ведь она скоро уедет, уедет навсегда. Нет, пусть лучше не знает о его чувстве. Так ей будет намного легче.
 Он решил было, что Кэролайн уже заснула. Дыхание ее было легким и едва слышным, она лежала неподвижно, прижимаясь к нему всем телом. Вдруг она спросила его:
 — А как мы назовем нашего ребенка?
 Волк вздохнул. Ему хотелось в отчаянии крикнуть ей, что ни он, ни она не смогут сказать этому ребенку, чей он сын. Но лучше пусть этот разговор подождет до завтра. И Волк, повернувшись лицом к Кэролайн, склонил голову и словно в раздумье произнес:
 — Это будет зависеть от того, кто у нас родится — мальчик или девочка.
 — Я подумала, что если будет девочка, мы могли бы назвать ее именем твоей матери.
 — Алкини? Но англичанам непросто будет выговорить такое имя. Ты подумала об этом?
 — Разве? — спросила Кэролайн. Она прижалась щекой к груди Волка и возразила: — Но я хотела бы, чтобы наш ребенок воспитывался в традициях чероки, как и ты! — Поймав на себе его удивленный взгляд, она пояснила: — Да, я понимаю, что сейчас идет явная или скрытая война. Но ведь рано или поздно она кончится, не так ли?
 — Да, Наквиси Усиди. Когда-нибудь эта война кончится. — Он прижал ее голову к своей груди. — А сейчас давай-ка спать!
 Но заснуть он не мог.
 Нежно обнимая спящую Кэролайн, Волк думал о будущем. О Кэролайн и их ребенке, которые будут жить за океаном, в достатке и безопасности. Продав имение, оставшееся от Роберта, Кэролайн станет вполне обеспеченной женщиной. Незадолго до рассвета он окончательно уверил себя в том, что Кэролайн должна уехать на родину.


* * *

 — Благодарение Господу, что вам удалось добраться сюда живыми и невредимыми! — воскликнул лейтенант Гойтмор, вставая из-за стола навстречу Волку и Кэролайн. — Мы так волновались за вас! Ваш брат настаивал, чтобы я послал солдат в помощь вам. Я попытался объяснить ему...
 — Где Эдвард? — спросила Кэролайн.
 — Я не знаю этого наверняка, но полагаю, что молодой человек отправился в дом миссис Кинн. Если хотите, я пошлю за ним.
 — В этом нет необходимости. Я сама найду его, — ответила Кэролайн и взглянула на Волка. Тот кивнул ей, и она направилась к двери.
 — Прошу вас, не покидайте пределов форта, — сказал он ей вслед.
 Мужчины остались вдвоем. Лейтенант опустился в ближайшее кресло. Он неузнаваемо изменился в лице, от прежней его беззаботной галантности не осталось и следа. Тяжело вздохнув, он обратился к Волку:
 — Проклятые чероки точно взбесились. Мы получили известие, что не менее трех десятков этих головорезов напали на торговый склад и лавку Эллиота. Убили всех, кого застали там, а после разгромили все и перепились рому! — Лейтенант обхватил руками узкое лицо и снова горестно вздохнул, не обращая внимания на мрачный, жесткий взгляд Волка, которым тот окинул представителя власти с ног до головы. — Руководил бандитами некто Серови, и он же послал участников набега с окровавленными томагавками в руках в индейские поселки, чтобы те подняли остальных и призвали их примкнуть к мятежникам. Предположительно, все пути отсюда перекрыты, и форт Лоудаун взят индейцами. Я, признаться, чувствую себя здесь скорее пленником, нежели солдатом.
 — А как насчет ваших пленников из числа вождей чероки? Лейтенант испустил протяжный стон и всплеснул руками.
 — Ох, лучше и не вспоминать об этом! Они — точно язва на моей шее. Дня не проходит, чтобы мне не передали петицию от кого-нибудь из них. Требуют немедленного освобождения. — И Гойтмор откинул голову на высокую спинку кресла, отчего парик его съехал набок. — Просто наказание мне с ними!
 — Я полагаю, что они с не меньшим неудовольствием относятся к своему нахождению здесь.
 — Что? — Лейтенант привскочил в кресле и с досадой махнул рукой. — Я, собственно говоря, желал бы услышать от вас, что вам известно о положении в округе. Все мои разведчики ни к черту не годятся, и я не могу полагаться на их сведения. Но погодите же! Куда вы?!
 Волк остановился, взявшись за дверную ручку, и оглянулся через плечо на растерянного Гойтмора.
 — Я хочу проводить миссис Маккейд и ее брата в Чарльз-таун.
 — Но... но ведь кругом эти чероки!
 Волк приподнял брови и невозмутимо ответил:
 — Вы изволили забыть, что ведь и в моих жилах течет кровь чероки.
 Бесшумно ступая ногами, обутыми в мокасины, он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.


* * *

 Кэролайн столкнулась с ним в дверях домика миссис Кинн. Он хотел не откладывая сообщить ей, что им с Эдвардом следует готовиться к отъезду в Чарльз-таун и уже предвидел, какую бурю негодования вызовет это сообщение. Но Кэролайн опередила его. Она взяла Волка за руку и, не говоря ни слова, повела его за собой на задний двор домика.
 — Кэролайн, у нас нет на это времени! — воскликнул Волк, стараясь придать своему голосу как можно более мягкий оттенок. Он подумал, что она жаждет его объятий и ласк, но Кэролайн вела его за собой вовсе не для этого. Она вздохнула и, нахмурившись, произнесла:
 — Логан вернулся.
 — Логан?
 — Да. Но сейчас он спит. — И Кэролайн схватила Волка, рванувшегося было к дому, за рукав рубахи. — Его привел Эдвард. Как выяснилось, твой брат приехал в форт прошлой ночью. Он решил остановиться здесь по пути в Семь Сосен. Ему стало известно, что Мэри ждала ребенка.
 — Я написал ему, — ответил Волк. Он чувствовал себя так, словно его внезапно оглушили. — Знает ли... сообщил ли кто-нибудь ему?..
 Глаза Кэролайн наполнились слезами. Она медленно кивнула.
 — Эдвард рассказал ему обо всем. — Сжав руку Волка, она добавила: — Нед пытался уговорить кого-нибудь отправиться нам на выручку. Он даже не знал, что Логан — муж нашей Мэри. Волк поднял глаза и с тяжелым вздохом сказал:
 — Я поговорю с ним.
 — Он совсем... — Кэролайн никак не могла подобрать слова, чтобы достаточно точно охарактеризовать состояние, в котором пребывал молодой вдовец. «Зол», «яростен» — явно не подходили. — ...Взбешен, — произнесла она наконец. — И он винит во всем одних лишь чероки. — Распространялась ли ненависть Логана на его единокровного брата, Кэролайн не знала, но она сочла не лишним предупредить Волка о такой возможности. Он мрачно кивнул ей в ответ, повторив:
 — Я поговорю с ним.
 — Он совершенно пьян! У него с собой была бутылка какого-то крепкого напитка, и, прежде чем заснуть, он выпил ее почти до дна.
 — Прежде чем отключиться, — поправил ее Волк. Они подошли к двери в дом, и он обернулся к Кэролайн, стоя на пороге.
 — Вам следовало бы отдохнуть. Рано утром мы уезжаем отсюда.
 — Уезжаем?! — Кэролайн бросилась к нему и загородила своим телом входную дверь. — Куда?!
 — В Чарльз-таун.
 — Но...
 Волк молча взял ее за плечи и открыл дверь. Ему так хотелось бы заключить ее в объятия, прижать к себе, говорить ей на ухо ласковые, нежные слова. Но он знал, что это невозможно.
 — Пожалуйста, Кэролайн, не противоречьте мне. Я действую лишь в ваших интересах. И в интересах нашего ребенка и Эдварда. — «Только не в своих собственных», — мелькнула в его голове тревожная мысль, наполнив его душу скорбью и отчаянием.
 Логан лежал в кровати с веревочной сеткой в одной из боковых комнат небольшого домика. Руки и ноги его были раскинуты в стороны. Воздух наполнял удушливый запах рома. Волк удивился, откуда у хрупкой Кэролайн взялись силы, чтобы дотащить его сюда и уложить на кровать.
 — Логан! — Волк тряхнул спящего за плечи. — Логан, проснись! Это я, Волк!
 — Подите все вы от меня к дьяволу! — раздался хриплый, пьяный вскрик. — Подите к дьяволу!
 — Мне надо поговорить с тобой.
 Логан нащупал горлышко бутылки, стоявшей у изголовья кровати, и попытался поднять ее, но она выскользнула из его дрожащих пальцев и разбилась о земляной пол. Остатки рома разлились вокруг осколков небольшой лужицей. Логан медленно, со стоном повернулся и сел на кровати. Его зеленоватые глаза, налитые кровью, горели яростью.
 — А вот мне, черт возьми, совершенно не о чем говорить с тобой! — Рот его перекосился от ненависти. — Проклятый защитник краснокожих! Черт, какой же защитник, когда ты и есть не кто иной, как самый распроклятый из всех краснокожих! Из этих головорезов-дикарей!
 Волк продолжал молча смотреть в глаза брата.
 — Ну, и какого же дьявола тебе надо? Чего ты уставился на меня? — заплетающимся языком продолжал Логан. — Никогда не видел человека, оплакивающего своих близких, а?! — Он с трудом поднялся на ноги и встал перед Волком во весь рост. — Твои проклятые родственнички зарезали мою жену и ребенка! Зарубили их томагавками, черт тебя побери! — Голос его прервался, и глаза наполнились слезами. Он ничком бросился на постель и закрыл голову руками.
 — Боже мой, я реву как баба! — бормотал он сквозь всхлипывания, содрогаясь всем телом.
 — Логан, я понимаю, каково тебе... Мэри была...
 — Да что ты знаешь о ней, дерьмо! — Логан снова вскочил на ноги и вплотную приблизился к Волку. — Она любила меня! Женщина, которая здесь живет, так мне и сказала! Она все время вспоминала обо мне, ждала меня! — Он с тоской взглянул на разбитую бутыль и, ломая руки от отчаяния, глухо пробормотал: — Она любила меня, а я оставил ее умирать!
 — Ради Бога, Логан, ведь это вовсе не твоя вина!
 — Не моя, говоришь? — Логан отпрянул от Волка и помотал головой. — Мы оба с тобой знаем, почему я уехал. Я не переваривал старика. Но почему бы мне было не остаться и не попытаться что-то исправить? — Пошатываясь, он принялся ходить по комнате, обхватив руками плечи. — Я поступил как слабак. Сбежал и бросил Мэри на погибель!
 Волк попытался было что-то сказать, но Логан окрепшим голосом продолжал:
 — Я удрал сражаться с краснокожими и предоставил своей беременной жене погибнуть от их рук! — Он снова тяжело опустился на кровать и поднял на Волка полные скорби глаза. — Она любила меня, а я ее — нет! Тебя это не шокирует, младший братец? Ведь все любили Мэри. Даже ты. Даже старик был с ней мягче и добрее, чем с кем бы то ни было. Все любили ее и старались ей помочь, кроме распроклятого муженька, который бросил ее и удрал из дома, как последний трус!
 Он взглянул себе под ноги и криво улыбнулся, увидев, что в отбитом, с неровными краями донышке бутылки осталось немного рома. Удовлетворенно кивнув, он подобрал осколок и поднес его к губам.
 — Логан, по-моему, с тебя и так уже довольно. — Волк, поморщившись, указал на валявшиеся на полу осколки. — Я хочу преложить тебе поехать вместе со мной в Чарльз-таун.
 Логан махнул рукой и сделал большой глоток.
 — Ничуть не бывало! Я сам знаю, когда мне будет достаточно. — Он вытер рот тыльной стороной руки и обратил свои воспаленные, полные горя и гнева глаза к Волку. — И я вовсе не собираюсь, поджав хвост, удирать с тобой в Чарльз-таун. А если хочешь знать, что я стану делать, то, так и быть, я тебе скажу! Я буду убивать чероки! Я сделаю с ними то же самое, что эти проклятые варвары сделали с Мэри и нашей дочкой! — Лицо его приняло свирепое выражение. — И может быть, если я уничтожу их не меньше сотни, мне будет легче примириться с моей утратой!
 — Более вероятно, что ты сам будешь убит! — возразил Волк, обеими руками беря брата за плечи и принуждая его подняться. — Тебе жаль себя, и ты чувствуешь себя виноватым, но поверь...
 — Да, черт побери! Именно это я и чувствую! — Логан поднял руку и попытался ударить Волка, но промахнулся на добрый фут. Отпрянув в сторону, Волк разжал руки, Логан воспользовался этим и метнулся к двери.
 — Оставьте меня в покое! К дьяволу вас всех! — прорычал он, выбегая в смежную комнату.
 Кэролайн подняла голову от шитья, с ужасом глядя на брата Волка, который, шатаясь, пересек комнату и бросился к выходу. Ему пришлось ухватиться за ручку, чтобы не упасть, но лишь только ноги его обрели устойчивость, он с силой рванул на себя тяжелую дверь и вывалился наружу. Комната наполнилась морозным воздухом. Шаги Логана затихли вдали.
 В комнату с мрачным, скорбным лицом вошел Волк. Он захлопнул дверь, запер ее на замок и, повернувшись к Кэролайн, спросил:
 — Вы все слышали?
 — Конечно. — Она воткнула иглу в ткань и, отложив работу, встала с табурета и подошла к Волку. — Что вы собираетесь делать?
 — Я собираюсь проводить вас и Эдварда в Чарльз-таун, пока враждующие стороны не блокировали путь на восток.
 — Но... что же будет с вашим братом? — Волк печально взглянул на Кэролайн и, понурившись, глухо произнес:
 — Я ничего не могу поделать. Мне остается лишь надеяться и молиться.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ


 Жители Чарльз-тауна пребывали в счастливом неведении. Они были уверены, что губернатор Литтлтон уладил недоразумения с чероки, и решительно отметали любые известия, противоречившие этому неоспоримому для них факту. Кэролайн, Эдвард и Волк прибыли в этот город в середине февраля. Путь из форта Принц Джордж оказался тяжелым и небезопасным. Кэролайн чувствовала себя вконец изнуренной и разбитой. Оказалось, что чероки совершили несколько набегов на форт Девяносто Шесть, но продвинуться дальше на восток им пока не удалось.
 — Он ничего не желает слушать, — устало сказал Волк, садясь на стул в номере местной гостиницы, который он снял для себя и Эдварда.
 Кэролайн занимала отдельную комнату в дальнем конце длинного коридора. Она зашла проведать Эдварда. В это время Волк вернулся после посещения губернатора. Кэролайн была рада представившейся ей возможности услышать из его уст, что происходит в городе, ибо надежды на то, что он зайдет к ней, чтобы обо всем рассказать, она не питала. Покинув пределы форта Принц Джордж, Волк стал обращаться с ней так, словно она была для него лишь вдовой его отца, а не любовницей и не матерью его будущего ребенка. Эта перемена неприятно удивила Кэролайн, и она, как ни пыталась, не могла найти удовлетворительного объяснения. Но ведь не без причины же Волк вдруг так переменился к ней? Мысли об этом не давали Кэролайн покоя ни днем, ни ночью.
 — Вы рассказали ему о нападении на Семь Сосен? — спросила она. О прежнем доверительном «ты» теперь не могло быть и речи. Кэролайн опустилась на низкую скамейку у ног Волка. Он взглянул на нее, и ей показалось, что в его агатово-черных глазах мелькнула и тут же снова погасла искра прежней страсти, нежности... и любовь. Волк повернулся к Эдварду и угрюмо пробормотал:
 — Он назвал это единичным инцидентом.
 — А что же насчет форта Девяносто Шесть? — снова спросила Кэролайн, стараясь поймать его ускользающий взгляд.
 — Литтлтон упорно не хочет верить, что чероки способны предпринять масштабные военные действия. Он отзывается о них, как о детях, гораздых на шалости, но опасающихся затеять нечто серьезное. Он думает, что они слишком боятся короля и его армии.
 Волк откинул голову назад и глубоко вздохнул. Ему нелегко было сообщить Эдварду и Кэролайн следующую новость, с которой он шел сюда. В глубине души он рассчитывал на поддержку и понимание со стороны Эдварда, но навряд ли это могло серьезно облегчить его задачу. Глядя на едва тлевшие в камине поленья, он негромко проговорил:
 — Мне удалось достать для вас билеты. Ваш корабль отплывает...
 — Что-о-о? — Кэролайн вскочила на ноги, опрокинув табурет, и с недоверием и ужасом посмотрела на Волка. Он с прежней невозмутимостью произнес:
 — Я купил вам билеты на корабль до Англии. Вам обоим следует вернуться туда.
 Кэролайн почувствовала себя так, словно под ногами ее разверзлась зияющая бездна.
 — Мне — в Англию? — снова переспросила она, надеясь, что это какой-то нелепый розыгрыш. Она позволила Волку уговорить себя перебраться в Чарльз-таун. Он убедил ее, что на границе теперь слишком опасно. Но согласия на то, чтобы покинуть Южную Каролину, она ему не давала. Да ведь об этом у них и разговора не было! — Я не собираюсь возвращаться в Англию, — произнесла она, стараясь подстроиться под безмятежный тон Волка.
 — Но, Кэри, так, пожалуй, будет лучше! Рафф говорит, что сумма, которую можно выручить за поместье твоего покойного мужа, позволит тебе жить вполне безбедно!
 Кэролайн, сверкая глазами от ярости, резко повернулась к брату.
 — Вы двое вступили в настоящий заговор против меня, так?!
 — Кэри...
 — Отвечайте мне, черт возьми! — Она резко повернулась к Волку, и ее светлые локоны рассыпались по плечам. Волк вздохнул и медленно, с расстановкой произнес:
 — Не вините ни в чем Эдварда. Решение принимал я один. Во имя вашего же блага!
 — Моего блага! Скажите на милость! — Кэролайн презрительно фыркнула. — Если речь идет о моем благе, то почему вы не удосужились спросить у меня, в чем оно состоит?! — С этими словами она схватила Эдварда за руку и с силой потащила к двери номера. — Пожалуйста, оставь нас вдвоем! Нам с Волком надо обсудить кое-что... касающееся нашего ребенка.
 Эдвард бросил на Волка беспомощный взгляд и, пожав плечами, вышел в коридор сквозь распахнутую Кэролайн дверь. Она с силой захлопнула ее и повернула в замке медный ключ, который, вынув из замочной скважины, опустила в карман.
 — Это не очень разумно с вашей стороны.
 — Для кого? Уж во всяком случае не для меня! — Кэролайн встала и подошла к окну. Отдернув занавеску, она стала смотреть на гавань. — Я была уверена, что выдержала все испытания и вполне способна жить на границе.
 — Да, вы правы, но ведь идет война!
 — И вы — чероки!
 — Да, я — чероки. — Волк встал со стула, но, заложив руки за спину, не подошел к Кэролайн, как ему хотелось бы, а остановился у камина. Целых две недели он держался с ней замкнуто и отчужденно. Это было нелегко, порой просто невыносимо, но он не сомневался, что поступает так, как велит ему долг. — Вы вдова, Кэролайн. Молодая, красивая и состоятельная. Я говорил с поверенным моего отца. Его имущество полностью переходит к вам. Вы вернетесь в Англию, и я уверен, что у вас...
 — Что у меня не будет недостатка в поклонниках, и что я в скором времени выйду замуж за респектабельного соотечественника. Вы это имели в виду? И вы хотите этого, Волк?
 — Так будет лучше для вас.
 — Я спросила, хотите ли вы этого!
 Они умолкли и некоторое время смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова. Биение их сердец отсчитывало секунды. Сжав челюсти. Волк с силой ударил кулаком по каминной полке.
 — То, чего я хочу, не имеет ни малейшего значения!
 Кэролайн, затаив дыхание, осторожно приблизилась к нему.
 — Скажите мне правду, Волк. Вы любите меня? — Он вскинул голову и растерянно посмотрел на нее, не произнеся ни звука. Кэролайн сделала еще один шаг, подойдя к нему почти вплотную.
 — Когда я приехала в Новый Свет, душа моя была объята страхом. Я боялась всего и всех, и лишь с вашей помощью обрела уверенность в себе. Так что же вы, бесстрашный Ва-йя Маккейд, бледнеете теперь перед лицом женщины и никак не отважитесь произнести всего три слова?
 Кэролайн замерла, не сводя с него горящих любовью глаз. Волк отвел взгляд и с усилием произнес:
 — Я не хочу говорить о моих чувствах к вам, потому что они не имеют к происходящему никакого отношения.
 — Скажите же эти слова, Волк! — произнесла Кэролайн с улыбкой.
 — Кэролайн...
 — Скажите!
 Он прикрыл глаза, и тени от длинных ресниц легли на его смуглые щеки. Снова взглянув на Кэролайн, Волк провел ладонью по ее подбородку.
 — Я люблю вас, Кэролайн!
 Она нежно улыбнулась ему и спросила:
 — Неужели это было так трудно? — Волк обнял ее и с силой прижал к себе.
 — Трудно, — произнес он, зарываясь лицом в ее пушистые волосы. — Трудно будет вынести разлуку, но гораздо тяжелее терять своих любимых. Жизнь на границе полна опасностей, и вы знаете об этом не понаслышке. Если вы отправитесь туда снова...
 — Со мной может случиться то же, что и с бедняжкой Мэри? Вы это хотели сказать? — Кэролайн обняла Волка за талию, вглядываясь в его бездонные глаза. — Это ужасно, Волк. Но жизнь, которую они вели, давала им обоим мало радости. Мэри любила Логана и догадывалась, что чувство ее не находит в нем отклика. Ваш брат бросил ее одну и теперь полон раскаяния и презрения к самому себе...
 Волк осторожно приподнял пальцами ее подбородок и твердо сказал:
 — Я не повезу вас назад в Семь Сосен.
 — С моей стороны было бы глупо стремиться туда. Во всяком случае, сейчас.
 — Но я-то должен вернуться!
 — Я знаю, Волк. Я знаю.
 Он вздохнул и печально проговорил:
 — Мой народ не сможет победить в этой войне. И я не могу участвовать в ней ни на одной из сторон. Но я должен сделать все, что в моих силах, для установления мира.
 Привстав на цыпочки, Кэролайн нежно поцеловала его в губы и с сияющими от счастья глазами произнесла:
 — Знай одно. Волк: я буду ждать тебя здесь. Наш ребенок и я будем ждать того времени, когда мы сможем жить вместе!




 ЭПИЛОГ


  Май 1726 года Граница Северной Каролины 
 — Как давно я здесь не была!
 Глубоко вдохнув наполненный запахом хвои воздух, Кэролайн огляделась вокруг. Впереди простиралась покрытая зеленью долина. Они сделали остановку, чтобы напоить усталых лошадей. Путь их лежал в Семь Сосен.
 — Я всегда верила, что мы вернемся сюда, — сказала она, поворачиваясь к мужу.
 Волк обнял ее за плечи и притянул к себе.
 — Я тоже всегда надеялся на это! — Он улыбнулся ей и добавил: — И ждал того дня, когда мы снова будем вместе! — Он с нежностью положил руку на округлившийся живот своей жены, которая в скором времени должна была подарить ему второго ребенка. Губы их соединились, но поцелуй был самым бесцеремонным образом прерван: крохотная ручонка маленького мальчика нетерпеливо потянула за отцовскую штанину.
 Волк со смехом поднял ребенка над головой.
 — Тебе нравится там внизу, Калану? — Двухлетний Калану Маккейд посмотрел в лицо Волка своими большими черными глазами и с важностью кивнул.
 — Мы построим там дом для мамы, тебя и твоего братика или сестренки. А еще надо нам с тобой соорудить хлев для животных. Как ты считаешь?
 — Домино? — Малыш указал пухлым пальчиком на небольшую черно-белую собаку, которая с озабоченным видом разрывала лапами рыхлую почву. Спаниеля привез из Англии Эдвард. Закончив учебу, он решил навсегда покинуть родину и обосноваться в Новом Свете.
 — Да, Домино может жить в хлеву. Но мне кажется, что твоя мама скорей захочет поселить его в доме. — И Волк искоса взглянул на Кэролайн.
 — Конечно, ведь он такой маленький, — согласилась она и рассмеялась. Ей случалось сердиться на шаловливого и проказливого щенка, но Волку было доподлинно известно, что в его отсутствие она охотно позволяла Домино спать в своей постели.
 А покидать родных Волку приходилось часто и надолго. Как он и предсказывал, между английскими войсками и племенем чероки разразилась жесточайшая война. Обе стороны понесли тяжелейшие потери, пока наконец в минувшем сентябре не был подписан мирный договор.
 Эта война принесла чероки неисчислимые бедствия. Их поселки и города были по большей части разрушены, разграблены и сожжены. Жители, уцелевшие во время кровопролитных сражений, становились жертвами голода и болезней, оставшиеся лишились крова и средств к существованию.
 Волк работал не покладая рук. На протяжении всех этих страшных дней он пытался установить взаимопонимание между двумя народами. Но война продолжалась, унося все новые и новые жизни, и закончилась лишь тогда, когда племя чероки оказалось близко к полному уничтожению.
 Кэролайн опасалась, что происходящее ожесточит Волка и превратит его в непримиримого врага англичан. Но этого не случилось. Оглядываясь на пережитое, Волк ни минуты не сомневался, что лишь безграничная любовь Кэролайн помогла ему вынести все испытания и не сойти с ума от горя и бессилия. Вдали от нее он вспоминал ее нежную улыбку, ее страстные поцелуи, ее веру в него — и все горести и тревоги отступали на задний план.
 Прошлой осенью Волк в очередной раз приехал в Чарльз-таун, где жили его жена и сын. За время кровопролитной войны он никогда не упускал случая навестить их, порой тратя по нескольку дней на дорогу, чтобы провести с ними несколько часов. Сопровождая в столицу штата Маленького Плотника, он так же, как и Кэролайн, был уверен, что отныне им суждено быть вместе.
 Потому что войне, которая разлучила их, которая принесла стране столько горя и бедствий, пришел конец.
 Теперь они были на пути к дому, к Семи Соснам, чтобы начать жизнь сначала. Преемник Литтлтона губернатор Булл назначил Волка своим полномочным представителем по делам чероки. Волк знал, что эта должность требовала от него максимальной отдачи сил, и был уверен, что принесет своему народу немалую пользу.
 В этом он рассчитывал на помощь и понимание со стороны Кэролайн. Лучшей жены, подруги, любовницы он не мог бы себе пожелать.
 Волк бережно поднял Кэролайн и усадил в седло. Она все еще побаивалась лошадей, но ни за что не желала в этом сознаться. Даже Волку. Но он, несомненно, догадывался об этом и всегда помогал ей забираться в седло и спешиваться.
 Пряча улыбку, он заботливо спросил:
 — Как ты себя чувствуешь, дорогая? Готова ли ты к завершению пути?
 Кэролайн, склонив голову набок, с улыбкой ответила:
 — Да, малыш и я чувствуем себя вполне сносно. Тем более, что мы уже почти дома!
 Волк похлопал ее по колену и, наклонившись, взял Калану на руки.
 Он осторожно усадил сына в седло впереди себя, взял в руки поводья вьючных лошадей и снова взглянул на Кэролайн.
 Полуденное солнце золотило ее пушистые волосы, тонкое лицо дышало решимостью и отвагой. Волк в который уже раз подивился про себя, какой сильной оказалась эта хрупкая женщина.
 — Ты готова? — спросил он, подняв бровь.
 — О да!
 Сопровождаемые громким лепетом Калану и радостным лаем Домино, Волк и Кэролайн стали спускаться в долину.