Аннотация: Странная, экзотическая прелесть креолки Леони поражала воображение, но сердце ее еще спало. И потому брак с богатым Морганом Слейдом, на котором так настаивал властный дед, казался гордой девушке кошмарным сном наяву. Сразу после свадьбы Леони покинула мужа — однако шесть лет спустя судьба подарила супругам новую встречу, и тогда они словно впервые увидели друг друга...


---------------------------------------------


 Ширли Басби
 Сердце обмануть нельзя



 Глава 1


 Дом походил на почтенную милую даму, впавшую в нищету, но сохранившую остатки былой красоты. С элегантностью, которая не принадлежала какой-то одной эпохе, он расположился в излучине Миссисипи несколькими милями ниже Нью-Орлеана. Когда-то его содержали щедро, любовно и аккуратно, но после смерти Дамьена, единственного сына мсье Клода Сант-Андре, случившейся четырнадцать лет назад, старик потерял всякий интерес к плантации, а дом стал постепенно увядать и осыпаться.
 В свои лучшие времена дом покорял воображение, но и теперь он сохранял очарование, проступающее через осыпающийся фасад. Главный дом с двумя симметричными колоннадами был характерен для своего времени. Его построили в 1760 году, когда Луизиана еще была французским владением. Первый этаж, сложенный из сцементированного кирпича, использовался как служебное помещение и склад, на втором, обрамленном широкими галереями со стройными деревянными колоннами, жила семья.
 Фасад дома украшали изящные подковообразные лестницы, которые вели на второй этаж, а с задней стороны под нависающими галереями располагался подъезд для экипажей. Несколько высоких двойных застекленных дверей выполняли роль окон и дверей одновременно, а крашеные кипарисовые ставни на обеих половинах дверей надежно защищали дом от короткой зимы и злых ураганов.
 Сейчас в доме везде были видны следы упадка. Историей веяло от выгоревшей на солнце голубой краски стен и вздувшейся белой на колоннах, от оторванных то здесь, то там ставень. Сломанные ступеньки лестницы и кое-где обрушившиеся деревянные перила, обрамляющие галерею, дополняли картину. Но шестнадцатилетнюю Леони Сант-Андре, наследницу увядающего очарования, это беспокоило мало. Она любила дом, несмотря на все его недостатки. Это было место, где она родилась и провела всю свою жизнь. Сант-Андре был ее домом, и она даже не могла представить жизнь в каком-то ином месте, всегда бурно протестуя против любых попыток переезда.
 Но в это лето 1799 года не все ладилось с ее любимым домом, и она лучше других знала это, поскольку с тринадцати лет была вынуждена вести бухгалтерские книги. С тех пор, как из-за карточных долгов деда, съедавших весь доход от плантации, управляющего пришлось уволить. За управляющим последовали рабы, а без них некому стало работать на полях индиго, а без индиго не стало денег, а без денег…
 Ax! — подумала с отвращением Леони, захлопнув бухгалтерскую книгу в кожаном переплете, которую она внимательно изучала. Ее тонкая загорелая рука непроизвольно играла золотым распятием, свисавшим с шеи на тонкой цепочке.
 Выкупить закладные, которыми дедушка сорил по всему Нью-Орлеану, и оставить что-то себе на жизнь, думала она сердито, удастся только в том случае, если дедушка прекратит игру.
 Горько вздохнув, она устремила взгляд через стволы поросших мхом дубов к кружащей водоворотами Миссисипи. Ее глаза цвета морской волны сузились от яркого солнечного цвета.
 Бог мой! Но я должна что-то решить для себя в ближайшем будущем, подумала она про себя.
 Леони не была красавицей, по крайней мере в обычном смысле этого слова. Страстная, экзотичная, поражающая воображение — все это более точно «соответствовало бы ей. Но даже такие слова не смогли бы точно передать удивительное впечатление, производимое золотистой кожей, ярко-красными губами, искрящимися и слегка косящими зелеными глазами, золотисто-каштановой копной волос, которые небрежно взъерошенными локонами спадали на ее плечи.
 Ее губы были полноваты, возможно даже слишком, но тонко очерчены и часто улыбались, скулы слегка выступали, нос был прямой и красивой формы. И благодаря миндалевидным зеленым глазам, обрамленным длинными изогнутыми ресницами и тонкими золотисто-коричневыми бровями, она выглядела, как дикая болотная кошка, принявшая, благодаря волшебству, человеческое обличье.
 Она была миниатюрной, но казалась еще более хрупкой, чем в действительности. Форму ее юной груди подчеркивало шерстяное платье, из которого она уже выросла, в то время, как высокая талия платья скрывала излишнюю худобу бедер и фигуры, обнажая изящные лодыжки, босые ноги и тонкие руки, схваченные аккуратно скроенными пышными рукавами.
 Босые ноги и вылинявшее желтое платье свидетельствовали о том, что Леони не думала о моде. Единственное ее украшение — изящное распятие принадлежало ее матери, и Леони очень его берегла. Одежда, которой Леони мало занималась, предназначалась лишь для того, чтобы прикрыть наготу. Финансовое положение семьи — вот что ее по-настоящему заботило и о чем она еще раз себе сердито напомнила, вставая из-за конторки и выходя на улицу.
 Она не имела обыкновения сердиться, но прошлой ночью дедушка вновь вернулся домой поздно после очередного из своих продолжительных визитов в Нью-Орлеан. Он небрежно сообщил своей обеспокоенной внучке, что деньги, которые, как она надеялась, будут потрачены на приобретение самых необходимых вещей, позволяющих им продержаться еще хотя бы несколько месяцев, увы… опять проиграны. Более того, он согласился подписать долговые обязательства на суммы большие, чем у него были.
 По-видимому, так было не всегда, но Леони не помнила тех времен, когда бы ее дед не проигрывал до последнего цента все имеющиеся у него деньги. Домашние рабы — кухарка Мам-ми, Абрахам — старший над несуществующими уже слугами и конюхами, ее личная служанка Мерси — часто рассказывали о тех счастливых днях, когда дед Клод Сант-Андре регулярно объезжал свои плантации, о золоте, которое он зарабатывал и тратил на содержание дома, о великолепных балах, которые он давал исключительно для лучших людей Нью-Орлеанского общества и о чистокровных лошадях, заполнявших огромные конюшни.
 Но все изменилось во время ужасного наводнения 1785 года, когда разбушевавшаяся Миссисипи вышла из своих стиснутых дамбами аккуратно обустроенных берегов и разлилась, безжалостно сметая все на своем пути. Дом удивительным образом уцелел, но одна галерея была снесена, она увлекла за собой в бурные воды родителей Леони и ее бабушку. Спасти их было невозможно, и все трое утонули. После этого Клод Сант-Андре потерял интерес абсолютно ко всему, даже к своей двухгодовалой внучке. Он начал много пить и играть в карты, совершенно не думая о будущем…
 Леони рассуждала отнюдь не как ребенок. Ей была чужда сдержанность, присущая девушкам ее круга. Она росла, как дикарка, лучше чувствуя себя среди болот и плавней, чем в элегантных гостиных, которые она должна была бы украшать своим присутствием. Клод уделял ей немного времени, довольствуясь тем, что она сыта и одета и хоть как-то, пусть не слишком широко, образована. Чего ей еще надо? В свое время он подыщет ей респектабельного мужа. А какой мужчина, если он, конечно, в здравом уме, захочет иметь жену, у которой голова забита всякой книжной премудростью?
 Но Леони, несмотря на необразованность, обладала острым любознательным умом. Она жадно проглотила все, что могла ей дать убогая английская гувернантка, и потребовала еще. Это доставило удовольствие мадам Уайтфилд, которая была рада передать этому непосредственному, очаровательному, диковатому созданию все знания, которыми она обладала. Но увы, знания мадам Уайтфилд были скромными, и наступил день, когда она почувствовала, что не может дать Леони ничего нового. Разумеется, Клод и не подумал нанять еще кого-либо, чтобы продолжить образование Леони.
 Мадам Уайтфилд покинула дом вскоре после увольнения управляющего, и Леони на долгое время почувствовала себя несчастной. Она потеряла не только наставницу, но и близкого друга, чего никак не мог понять ее дед.
 Между Леони и ее дедом существовала странная связь. В свои шестьдесят семь лет Клод Сант-Андре оставался по-своему интересным мужчиной без всяких для себя усилий. В каждом его движении ощущалась надменность и, хотя его лицо несколько заострилось и покрылось морщинами из-за длительного потворствования собственным страстям, он все еще был привлекателен. Его голову покрывала густая шапка седых волос, а черные глаза цинично смотрели на мир из-под тонких, лукаво изогнутых бровей. Он прожил свою жизнь в полной уверенности, что малейшая его прихоть будет мгновенно исполнена. Он ожидал, что и его внучка будет послушна и покорна, поэтому его всегда удивляли непредсказуемые поступки Леони. Он был возмущен, когда Леони взяла под свой контроль бухгалтерские книги. Но Леони только бросила на него долгий задумчивый взгляд и нежно прошептала:
 — Но ведь если не я, то кто же будет этим заниматься, дедушка?
 И это положило конец дискуссии, поскольку Клод боялся даже мысли о том, что ему придется возиться с такими ужасными вещами, как чернила и деловые бумаги. Леони не была о себе высокого мнения, хотя в ней хватало фамильной гордости Сант-Андре, но оказалась более практичной, чем ее дед.
 Маленький конфликт по поводу бухгалтерских книг был не первым и не последним испытанием их воли. Когда годом позже Клод принял решение продать рабов с плантации, Леони огорчилась и рассердилась. В ее зеленых глазах вспыхнули золотые искры ярости, и она закричала:
 — Нет! Ты никогда не сделаешь этого! Они прожили здесь всю свою жизнь. Это наши люди, они принадлежат нам. Как же ты можешь их продавать?
 Попытка воздействовать на лучшие чувства Клода не удалась, и тогда Леони попробовала применить другую тактику.
 — Если их не будет, — спросила она с обманчивым спокойствием, — как же мы будем, дедушка, обрабатывать наши поля?
 Но эти аргументы тоже не подействовали на Клода, и Леони стала его просто просить:
 — Ради милосердного Бога, я умоляю тебя… не продавай их! Они такая же часть Сант-Андре, как и мы! — Клод только презрительно фыркнул, но охваченная надеждой Леони продолжала:
 — Я знаю, что индиго сейчас плохо продается, но неужели нельзя подождать еще год? Хотя бы один? — Все еще надеясь, она добавила:
 — Давай в этом году попробуем посадить сахарный тростник. Мсье де Бор говорит, что сахарный тростник будет скоро самым выгодным. Давай попробуем!
 Больше всего Клода оскорбило то, что четырнадцатилетняя девчонка посмела учить его, как вести дела! Все рабы, кроме дворовых, были проданы в течение недели, и когда Леони смотрела, как они покидали усадьбу, ее глаза были полны слез от ярости и боли. При воспоминании об этом рот Леони непроизвольно сжался, и на мгновение она превратилась в маленького рассвирепевшего котенка. Но, поймав на себе взгляд такой же, как она сама, стройной девушки, проходившей мимо, она не могла удержаться от приветливой улыбки.
 — Эй! Иветта, привет! — закричала она, дружески помахав рукой. Иветта, которая была всего на три месяца старше Леони, направлялась в курятник за свежими яйцами. Она остановилась и тоже помахала рукой.
 — Здравствуй, Леони! Где ты была? Твой дедушка уже искал тебя.
 Леони едва заметно улыбнулась и твердой походкой направилась к тому месту, где остановилась Иветта. Приблизившись к девушке, Леони почти сердито сказала:
 — Почему ты всегда говоришь, что это мой дедушка? Он ведь и твой тоже.
 Мягкая улыбка сползла с лица Иветты, и ее большие черные глаза встретились с глазами Леони. Тихим голосом она пробормотала:
 — Леони, дорогая, брось. Он никогда не признает меня, и ты ничего не изменишь. Как можно забыть о том, что я дочь его сына от цветной служанки?
 Леони нахмурилась.
 — Ах! Ты моя сестра, и не имеет значения, кем была твоя мать. Сейчас она так же мертва, как и наш отец, но ты и я живы, здесь и вместе!
 Пытливо вглядываясь в ласковое лицо Иветты, Леони искренне заговорила:
 — Иветта! Я знаю, что он никогда не признает тебя, но ты не должна его бояться. Да, он груб и часто кричит, но на это не стоит обращать внимания. Пока ты суетишься перед ним или стараешься превратиться в невидимку, слившись со стенами, он будет безжалостно цепляться к тебе.
 Неожиданно выразительное лицо Леони приняло озорное выражение:
 — Назови его разок дедушкой и посмотри, как побагровеет его лицо! Обещаю тебе, что в следующий раз он крепко подумает, прежде чем начнет кричать на тебя.
 Иветта улыбнулась нежной, мягкой улыбкой и примирительно пожала плечами.
 — Я ведь не ты, Леони. Я так не могу.
 — Подумаешь, — недовольно проворчала Леони, но затем радостно согласилась сопровождать свою сводную сестру в курятник.
 Они составляли отличную пару — Леони с львиной копной рыжевато-каштановых кудрей и Иветта, чьи блестящие черные волосы на маленькой головке туго перехватывал простой шнурок. Их рост был примерно одинаков, обе были стройны и хорошо сложены. Но в то время, как Леони нельзя было назвать красивой в традиционном смысле этого слова, смуглая, черноглазая Иветта была исключительно мила. В ней действительно все было совершенно: от строго очерченного рта до покладистого характера.
 Сравнивая девушек, можно было вполне ошибиться, кто из них истинная хозяйка дома. Хотя голубое муслиновое платье Иветты было столь же старым и вылинявшим, как и платье Леони, но его украшала вышивка, а черные туфли блестели так, как будто их начистили сегодня утром. Леони со своими взлохмаченными кудрями, босыми ногами и слишком коротким платьем вполне можно было принять за дочь какого-нибудь фермера из лесной глуши, что, впрочем, ее ничуть не огорчало. Она всегда помнила о своем происхождении!..
 Яйца были собраны в маленькую плетеную корзинку, и девушки направились к дому. Яркие солнечные лучи окрасили рыжеватые кудри Леони в теплые тона золотистого меда.
 Когда они приблизились к дому, зеленоватые глаза Леони блеснули от предвкушения удовольствия и она спросила Иветту:
 — Пойдешь со мной сегодня, Иветта? Я хочу поудить рыбу с лодки на маленьком озере.
 И поскольку носик Иветты мгновенно сморщился, Леони добавила:
 — Ты не будешь к ней прикасаться, ни к ней, ни к наживке. Ну скажи же, что ты пойдешь.
 Иветта колебалась. Она была бы не прочь выполнить желание Леони, но ненавидела болотистые озера, их темные, таинственные воды, по которым приходится пробираться на легкой пироге, ловко управляемой Леони с помощью длинного шеста.
 — Леони, но мне действительно не хочется, — наконец проговорила Иветта.
 Леони спокойно пожала плечами, ничуть не расстраиваясь. Могло показаться, что взаимопонимание, установившееся между девушками, говорит об их длительном знакомстве. Но это было не так. Они познакомились сырым ветренным февральским днем в прошлом году.
 Все началось с письма, которое написала мать Иветты Моника, когда узнала, что умирает. За все годы, прошедшие со дня смерти Домьена Сант-Андре, она ни о чем не попросила его отца, а Клод, занятый своими делами, разумеется, не обращал ни малейшего внимания ни на цветную любовницу своего сына, ни на его маленькую дочь. Но теперь, когда Моника точно знала, что умирает, ей пришлось перешагнуть через собственную гордость и с тяжелым сердцем написать мсье Сант-Андре письмо, в котором она просила позаботиться об Иветте, дочери его сына.
 Если бы Клод был дома, когда пришло письмо, дело, вероятно, на этом бы и закончилось. К счастью, он отправился в одну из своих частых и продолжительных поездок в Нью-Орлеан, и письмо попало к Леони.
 Обычно Леони не вскрывала корреспонденцию своего деда, а пересылала ему письма со слугой в их нью-орлеанский дом. Но в этом письме было нечто привлекшее ее внимание, и она пристально рассмотрела красивый, аккуратный почерк на конверте, поколебавшись, положила его к другим письмам, предназначенным для отправки в Нью-Орлеан, а затем, сама не понимая почему, вытащила обратно, глубоко вздохнула и вскрыла.
 Узнав, что у нее есть сводная сестра, которая вскоре осиротеет и останется одна без единого цента, Леони не медлила ни минуты. Ни с кем не посоветовавшись и не имея времени подумать о последствиях, что, вообще говоря, было ей свойственно, Леони отдала необходимое приказание двум слугам, и уже через час они мчались вдоль реки по дороге, ведущей в Нью-Орлеан.
 До Нью-Орлеана было всего полдня езды, и уже вечером того же дня Леони нетерпеливо стучала в дверь маленького белого домика, приютившегося на дамбе немного ниже города по течению, где жили Иветта и ее мать. Леони старалась не думать о своем деде, вполне ясно представляя, что он сделает, узнав о ее опрометчивом поступке.
 Моника до последней возможности оттягивала просьбу о помощи. Она умерла за два дня до приезда Леони, отправив письмо всего за час до того, как испустила последний вздох. Поэтому Леони встретила только убитая горем, растерянная Иветта, отказывающаяся понять и поверить в то, что ее мать умерла.
 Еще не полностью осознав происшедшее, Иветта обнаружила, что она аккуратно одета, ее немудреный скарб упакован в старый кожаный чемодан и она мчится по дороге вверх по реке в компании с маленькой рыжеволосой спутницей, утверждающей, что она ее сестра!
 Иветта знала о своем отце — Дамьене Сант-Андре, но не подозревала о письме матери, молящей о помощи. Да если бы она и знала, то не смогла представить, что дочь хозяина примчится к ней без предупреждения и столь стремительно заберет с собой. Но с этого времени между девушками установилась неразрывная связь.
 Двое слуг, которые сопровождали свою молодую и непредсказуемую хозяйку, не слишком одобряли появление новой «компаньонки», а по возвращении в поместье Сант-Андре Мамми, единственный взрослый человек, который присматривал за Леони, проявила особенную подозрительность. Но Леони с порога отмела все сомнения и вопросы.
 — Иветта — моя компаньонка. Я сама нашла ее и не ваше дело где. Впрочем, я скажу тебе… Она сирота из хорошей семьи и всю жизнь прожила в Луизиане. Ты убедишься, что она еще в большей степени леди, чем я.
 Мамми подняла к небу свои огромные черные глаза, вздохнула и пробормотала:
 — Еще бы! Ведь ты такая чертовка, каких я сроду не видала!
 Леони просияла и нежно прошептала:
 — Ну, вот! Поэтому мне и нужен образец, с которого бы я училась хорошим манерам. Иветта в этом отношении — совершенство.
 Мамми поспешила предоставить Леони возможность поступать по-своему, а о непредсказуемой реакции Клода на неожиданное прибавление в семействе она предпочла не думать.
 Спор с мсье Клодом два месяца спустя был не слишком легким, но спокойная радость от обретения подруги-ровесницы настолько овладела Леони, что разлучить их стало невозможно.
 Вначале Клод был приятно удивлен и почти доволен тем, что Леони нашла себе подругу несомненно из хорошей семьи, которая стала ее компаньонкой. Он и сам об этом подумывал. И только когда он поинтересовался происхождением Иветты и подивился родителям, которые позволяют своей дочери покидать отчий дом в столь юном возрасте, вся правда вышла наружу.
 Сперва Леони хотела солгать. Только она и Иветта знали истинное положение дел, и обе понимали, что нет причин разглашать тайну, тем более что это создаст неудобства, прежде всего для Иветты, на что она деликатно намекнула. Но ложь была не свойственна Леони, и в конце концов она рассказала деду правду.
 Он был поражен и очень возмущен.
 — Моя малышка! Как ты могла так поступить? Незаконнорожденная, в жилах которой течет кровь рабыни! Где твоя скромность! Где стыд! Ты даже не должна ничего знать о подобных вещах, ничего не иметь с ними общего.
 Юное лицо Леони застыло. С холодной фамильной надменностью Сант-Андре она спросила:
 — Я должна выгнать свою сестру? Ты принуждаешь меня сделать это? Дедушка, ты глупец!
 На темном лице Клода отразился гнев, а карие глаза под седыми мохнатыми бровями засветились яростью.
 — Да как ты смеешь так говорить со мной? Да я тебя сейчас поколочу!
 Леони вздернула подбородок и взволнованным голосом произнесла:
 — Если бы я была на твоем месте, дедушка, то так не сделала.
 Клод изучающе посмотрел на напрягшуюся сердитую юную фигурку, и поскольку был слабым человеком, предпочитающим худой мир доброй ссоре, он только пожал плечами и сказал:
 — Поступай как знаешь. Но не проси признать ее моей внучкой. Я буду терпеть ее присутствие, но не более. Поняла?
 Сдержанная улыбка осветила лицо Леони.
 — О дедушка!
 А затем, к удивлению их обоих, обвила руками его шею и запечатлела редкий для нее горячий поцелуй на морщинистой щеке Клода.
 — Большое тебе спасибо, дедушка, — мягко сказала она, и Клод почувствовал, как что-то больно кольнуло его в сердце. Сознавай, что он плохой учитель и неважный воспитатель, мучимый внезапным чувством раскаяния, Клод поднял свою старческую руку, покрытую голубой сеткой сосудов, и ласково потрепал золотистые кудри внучки.
 — Ты дерзкая девчонка, моя малышка, а я — старый негодяй. Неплохая парочка, не так ли?
 Леони усмехнулась и энергично закивала. В этот приезд деда между ними больше не возникли разногласия. Леони была довольна тем, что дед принял ее доводы, а Клоду было приятно сознавать, что он впервые подумал о будущем своей внучки. Но вскоре старые соблазны игорного стола и выпивки напомнили о себе, и вновь он отложил на время свои обязанности, чтобы направиться в Нью-Орлеан, предоставив Леони заботу о плантации…
 …В это утро перспективы на будущее казались особенно мрачными, и Леони решила, что она сообщит об этом деду в его спальне.
 Есть только один выход, думала она мрачно, продать часть земель, и это будет концом усадьбы Сант-Андре.
 Сам Клод, сидя с королевским видом посредине огромной кровати в спальне с задернутыми малиновыми парчовыми шторами, думал о том же. Откинувшись на белоснежные подушки, он спокойно потягивал крепчайший черный кофе и размышлял о будущем, точнее, о будущем Леони. Однако мысли его были отнюдь не спокойными.
 Его дни были сочтены. Об этом сказал доктор во время последнего посещения Клодом Нью-Орлеана. Оказавшись лицом к лицу со смертью, которая в любую минуту могла наступить из-за больного сердца, Клод понял, что тот завтрашний день, когда он собирался позаботиться о будущем Леони, уже наступил.
 Он возвратился в старый дом Сант-Андре прошлой ночью. Измученный шумом и тряской долгой езды по плохой дороге, он вдруг признался себе, что именно его собственная глупость привела имение в упадок. Увядающая элегантность обстановки дома сделала эту мысль еще более очевидной. В это утро, глядя на потертый турецкий ковер, покрывавший пол, старые атласные занавески на французских дверях, он удивлялся тому, что смог хоть что-то спасти для Леони.
 Единственным решением было замужество Леони. Придя к такому заключению, Клод недолго размышлял о том, что он сделал бы, если бы мог начать все сначала. Вместо этого он решил подумать о муже для Леони. Ни один из сыновей их ближайших соседей не подходил для этой роли. Не то чтобы он сам был против такого союза, просто все в округе знали, что хозяйство Сант-Андре в полном упадке. Нет, это должен быть человек издалека, причем богатый и к тому же человек чести, который не бросит и не оскорбит Леони, когда узнает истинное положение дел с ее состоянием, точнее, с отсутствием состояния.
 Клод не думал обманывать будущего зятя. Втайне от Леони ему удалось сохранить значительную сумму в испанском золоте, которое всегда предназначалось для ее приданого. Он когда-то надеялся, что приданое будет значительно больше и включит в себя процветающую усадьбу Сант-Андре, но этого не случилось, за что Клод себя постоянно упрекал. Однако этим душным июньским утром он решил, что деньги можно использовать как приманку. Когда замужество состоится… Ну, что же, Леони сможет убедить своего мужа, что это была не такая уж и плохая сделка.
 Это должно сработать, размышлял Клод, отставляя чашку с блюдцем и натягивая на себя теплое стеганое одеяло. Леони уже шестнадцать, и пришла пора выходить ей замуж. Она происходит из хорошей семьи и не требует больших забот. На мгновение тень опустилась на его лицо, но тут же исчезла. Карие глаза беззаботно засветились. Ах, если бы он только смог провернуть это дело! Клод небрежно пожал плечами. А почему бы и нет? В его прошлом не было невозможного, и Клод не был уверен, что жил бы иначе, доведись ему начать жизнь сначала.
 Клод любил Леони и по своему разумению хотел сделать ту единственную вещь, которая должна была бы обеспечить ее будущее после того, как он покинет эту землю. Он довольно легко отбросил неприятные мысли о том, что если он в ближайшем будущем собирается проявить больший интерес к внучке, то следовало бы изменить нынешний образ жизни.
 Замужество, конечно, было выходом из положения, но нужного человека найти не так-то просто. Пять тысяч испанских дублонов привлекли бы, конечно, многих, но галльская гордость Клода не позволяла ему купить какого-нибудь мужа. Следовало помнить, что в их жилах текла благородная кровь. Отец Клода, который эмигрировал в Нью-Орлеан, когда город представлял собой беспорядочное нагромождение лачуг на болотистом берегу Миссисипи, был младшим сыном графа Сант-Андре. Более того, с того момента, как во Франции разразилась революция и все семейство Сант-Андре нашло смерть на гильотине, Клод сам стал графом Сант-Андре. Теперь он был единственным живым наследником по мужской линии когда-то знаменитого и гордого рода.
 Разумеется, речь шла не о возвращении во Францию, где этот корсиканский выскочка, генерал Наполеон, командует армией, а вскоре собирается управлять и всей Францией. Клод был слишком стар и слишком устал от мирской суеты. Но вот если бы у Леони родился мальчик…
 В это время объект его размышлений вошел в комнату, и Клод улыбнулся про себя. Леони, может быть, и простовата, но он готов сейчас без всяких колебаний отдать деньги ради счастья внучки.
 Они настороженно поздоровались. Клода беспокоили деньги, которые он проиграл в карты у губернатора Гайозо. Леони пыталась догадаться о причине, по которой дед захотел с ней встретиться. Оба ничего не говорили о потерянных деньгах, что всегда считалось не ее делом. Вместо этого они разыграли знакомую жалкую комедию. Не надеясь получить ответ, Леони вежливо спросила:
 — Хорошо провел время, дедушка? Ты в этот раз уезжал так надолго.
 Он кивнул, наблюдая со смешанным чувством, как она садится на край его постели, подобрав, как индианка, под себя ноги. У Клода вертелось на языке замечание по поводу ее босых ног и взлохмаченных волос, но он сдержался. Если она не упомянула о деньгах, то и он не будет обсуждать ее неподобающий туалет, Некоторое время они болтали о том о сем, но поскольку Леони редко тратила время на пустые разговоры даже со своим дедом, она напрямик спросила:
 — Иветта сказала, что ты хочешь видеть меня. Зачем?
 Клод болезненно скривился при упоминании об Иветте, но будучи столь же прямолинейным, как и внучка (к их общему ужасу, у них было слишком много общего), он сказал:
 — Я тут кое-что решил по поводу твоего будущего. Я хочу выдать тебя замуж. Леони напряглась, и глаза ее сузились.
 — За кого?.. — спросила она голосом, от которого Клоду стало не по себе.
 Помахав в воздухе рукой, Клод ответил не слишком уверенно:
 — Видишь ли, я еще не решил… Это просто мысли. Я хотел, чтобы ты о них узнала первой. Позже я присмотрю тебе подходящего мужа.
 Леони опустила ноги и посмотрела на деда выразительным взглядом. С напускным безразличием она ответила:
 — Я не хочу выходить замуж, дедушка. А когда Клод попытался протестовать, добавила решительно:
 — Я не выйду замуж. И ты не заставишь меня.
 Клод рассвирепел. Его губы сжались, а голос задрожал от гнева, когда он произнес:
 — Либо ты выйдешь замуж за джентльмена, которого я выберу, либо твоя бесценная незаконнорожденная цветная подружка, которую ты потихоньку смеешь называть своей сестрой, окажется в худшем борделе Нью-Орлеана!
 Бирюзовые глаза Леони блеснули искрами ее сдерживаемого темперамента. Смесь испуга и ярости, исказившая ее лицо, заставила Клода вздрогнуть. Но я это должен сделать, внушал он себе, будущее Леони надо устроить, хочет она того или нет. Леони сжалась в комок и, как кошка, прыгнула на пол. Приблизившись к деду, она прошептала:
 — Ты действительно сделаешь это?
 С трудом Клод проговорил:
 — Да, сделаю!
 Маленькая грудь Леони вздымалась от переполнявших ее чувств. Мгновенье она смотрела недоверчиво на деда. Леони хорошо его знала. Они ссорились, мирились и ссорились вновь, но она понимала, что в сегодняшней битве ей не победить. Она была умна и понимала, что не сможет уберечь Иветту от мести деда, поскольку он при желании достаточно настойчив и ловок, и если сказал, что Иветта попадет в бордель, то это не пустой разговор. Сознавая, что в данный момент у нее нет выхода, она пристально посмотрела на застывшее лицо деда и сдержанно сказала:
 — Хорошо, я сделаю это.
 Клод кивнул и сдержанно ответил:
 — Отлично! Вскоре мы вернемся в Нью-Орлеан и подыщем тебе мужа.
 Леони взглянула на него с удивительно покорным выражением маленького личика, взяла в руки фарфоровую кофейную чашку и ласково сказала:
 — Еще чашечку кофе, дедушка?
 И прежде, чем Клод успел догадаться о ее намерениях и что-то предпринять, она опрокинула полную чашку густой горячей жидкости прямо на его элегантную в белую полоску пижаму. Клод рассвирепел, брызгая слюной и призывая на голову Леони всевозможные проклятья, но она уже выходила из комнаты. И когда девушка закрывала дверь, легкая усмешка пробежала по ее лицу.




 Глава 2


 Даже непосвященному наблюдателю сразу становилось ясно, что усадьба Бонжур, расположенная недалеко от Натчеза в долине Миссисипи, принадлежит состоятельному человеку. Три аллеи, ведущие к главному дому, покоряли воображение. Ветви старых дубов смыкались над аллеями, и через них просвечивало яркое голубое небо. На гладкой, посыпанной красным кирпичом дороге с трудом различались следы колес. Можно было представить себе, сколько времени и денег требовалось для поддержания дороги в таком состоянии. Между стволами огромных деревьев, покрытых серо-зелеными пятнами испанского мха, мелькали аккуратно подстриженные зеленые газоны, а широкие открытые пейзажи прерывались посадками величественных дубов и магнолий. Аллеи завершались кольцевой дорожкой, перед которой, за разросшимися зарослями магнолий возвышался особняк. Это был трехэтажный дом с высокими оштукатуренными колоннами. По верхнему этажу шла колоннада, окружающая дом со всех четырех сторон и поддерживающая выступающую крышу, образуя широкую тенистую веранду. Бледно-зеленый цвет стен приятно контрастировал с темно-зелеными ставнями, прикрывавшими высокие окна фасада. Пурпурные заросли глицинии спускались до земли, закрывая один из углов дома.
 Особняк Бонжур был грациозен и элегантен — от высокой пирамидальной крыши до широких белых ступеней, протянувшихся вдоль всего фасада. Внутри дом производил такое же впечатление. Каждую его комнату отличал тонкий и изысканный вкус. Восточные ковры покрывали полы, резная с позолотой мебель, обтянутая гобеленовой тканью, украшала главную гостиную, а роскошный гарнитур красного дерева — просторную столовую. Однако Морган Слейд не обращал внимания на эту роскошь. Он родился в Бонжуре и прожил здесь все свои двадцать
 семь лет.
 Этим ясным солнечным утром 1799 года, выпив последнюю чашку кофе, он читал письмо из Англии от своего дядюшки. Начало письма заставило его поморщиться. Младший брат Моргана Доминик, сидевший за столом напротив, заметил наморщенный лоб брата и поинтересовался:
 — Неприятные новости, Морган? Что, война с Францией складывается не в пользу Англии? Лицо Моргана разгладилось, и, улыбнувшись Доминику, он ответил:
 — Не хуже, чем можно было ожидать. На море адмирал Нельсон одерживает победы, но на суше дела идут не так уж хорошо. Наполеон действительно знает, как действовать против англичан! Однако дядюшка надеется, что для Англии все сложится не худшим образом. Он пишет, что со стороны Франции уже нет угрозы непосредственного вторжения.
 — Тогда почему ты хмуришься? Морган кивнул, понимая, что Доминик не отстанет, пока не добьется своего. Отложив письмо, он спокойно сказал:
 — Кажется, наш уважаемый кузен Эшли, как всегда, доставляет своему отцу немало хлопот.
 Роберт, третий из братьев, который был на два года моложе Моргана, резко поднял голову. Как и Морган, он обучался в Англии в Харроу и по собственному опыту хорошо знал, какого рода хлопоты доставляет отцу Эшли. Он спросил как обычно кратко:
 — Женщины, пьянство, деньги… или все сразу?
 Морган рассмеялся. Его ровные белые зубы контрастировали со смуглым лицом, а светло-голубые глаза блестели под черными густыми бровями.
 — Все сразу. И хуже всего, что дорогой кузен Эшли уже покинул Англию и, кажется, приближается к прекрасным берегам Америки.
 — Мой Бог! Ну надеюсь, он едет не к нам? — испуганно спросил Роберт, вспоминая бесконечные скандалы и неприятности, сопутствующие Эшли, где бы он ни появлялся. — Я считал, что урок, который ты ему преподал после того, как он подделал твою подпись под карточным долгом и представился тобой, соблазнив служанку таверны, заставит его держаться подальше от тебя на той стороне океана. Я помню, что ты обещал выбить ему мозги, если он вновь встанет на твоем пути. На его месте я бы был более благоразумным и не испытывал твое терпение.
 Морган пожал плечами:
 — Благоразумие не относится к добродетелям Эшли. Но не беспокойся. Роб, я позабочусь, чтобы Эшли оказался на первом же корабле, возвращающемся в Англию.
 Лицо его исказилось, и он добавил:
 — Именно это попросил меня сделать наш дядюшка в своем письме. Кажется, они оспорили долги Эшли, и дядюшка в который раз отрекся от него, но теперь успокоился. Он просит разыскать Эшли и отправить его домой.
 Трое молодых людей обменялись понимающими взглядами. Все трое относились с изрядной долей симпатии к своему дяде барону де Тревельяну, сыном которого и был отвратительный кузен Эшли. Достаточно было только взглянуть на них троих, расположившихся за круглым дубовым столом, чтобы понять, что это братья. У них были черные, цвета воронова крыла, волосы, которые они унаследовали от своей матери креолки, волевые, красиво очерченные фамильные подбородки Тревельянов, унаследованные от отца. Портрет дополняли так же, как у Мэтью Слейда, густые черные брови и глубоко посаженные глаза. Глаза двух старших братьев поражали удивительной голубизной, а Доминика — холодным серым цветом.
 Из троих братьев Морган был, пожалуй, самым интересным. Его глаза казались ярче, чем у младших братьев, кожа — темнее, скулы — четче очерченными, губы — полнее. Зато Роберт казался красивее в традиционном смысле этого слова. Черты его лица были столь правильны, что одна восторженная молодая леди, к большому смущению Роберта, сравнила его с греческим Богом. Но несмотря на свою удивительную красоту, Роберт оставался скромным и даже застенчивым. Доминик мог сравниться красотой со старшими братьями, но его лицо еще сохраняло юношескую нежность. По-видимому, он никогда не будет столь же красивым, как Роберт. Однако правильно очерченный рот Доминика и манящий блеск серых глаз делали его особенно привлекательным для особ противоположного пола.
 Семья Слейдов была велика. Кроме трех братьев по дому бегали симпатичные шумные десятилетние близнецы Александр и Кассандра. Сестра Алиса с мужем-плантатором и все более разрастающейся семьей жила отдельно в штате Теннеси.
 На первый взгляд казалось, что все беды обходят стороной семью Слейдов, но это было не так. На бессмысленной дуэли три года назад был убит девятнадцатилетний Андре, а в прошлом году скончалась от малярии двенадцатилетняя сестра Мария. И незаживающей раной для семьи стал трагически завершившийся брак Моргана… В комнату вошла Ноэль, их миниатюрная и очень милая мать. Братья стоя приветствовали ее, пока седовласый негр-дворецкий усаживал Ноэль за стол. В свои сорок пять лет их мать все еще оставалась интересной женщиной, немного, правда, полноватой. Но восемь детей, рожденных ею, не могли не наложить отпечаток на фигуру. Лицо Ноэль сохраняло истинную креольскую красоту, характерную для Нью-Орлеана: нежная кожа цвета магнолии, блестящие глаза; густые, отливающие чернотой волосы, которые мягкими локонами обрамляли улыбчивое лицо. Как и у большинства креолок, семья была для Ноэль всем. Она готова была разорвать на части каждого, кто причинил бы даже малейшую боль ее мужу и детям. К счастью или несчастью, эта черта передалась и ее детям. Слейды всегда защищали друг друга. Человек, который застрелил Андре, к своему ужасу, познал на себе это свойство характера Слейдов, когда не более, чем через сутки после смерти Андре, оказался на том же дуэльном поле лицом к лицу с разъяренным Морганом. Этот хвастун и задира живым тогда не ушел.
 Не успела Ноэль принять от слуги кофе с поджаренным хлебом, как появился сам глава семейства. Мэтью Слейд, с роскошной каштановой шевелюрой, которую слегка посеребрила седина, все еще сохранял импозантность, хотя несколько месяцев назад ему исполнилось пятьдесят четыре. Он был высокого роста, и именно от него сыновья, в особенности Морган, унаследовали стройные фигуры. Все обменялись взаимными приветствиями, а затем, пока Мэтью добавлял в кофе сливки, разговор на некоторое время стал общим. Доминик, который всегда торопился поделиться свежей новостью, упомянул об Эшли:
 — Папа! Эшли прибывает в Америку! А Морган собирается посадить его на обратный корабль, прочистив предварительно мозги. Об этом его попросил в письме дядюшка. — Доминик внезапно и немного растерянно замолчал, а затем добавил:
 — Я хочу сказать, что дядя просил посадить Эшли на корабль. А прочистить ему мозги собирался Морган.
 При упоминании имени Эшли Ноэль вскинула черные глаза и с неожиданной яростью сказала:
 — Эта свинья! Я всегда хотела, чтобы ему вышибли мозги… По крайней мере тогда его брат получил бы наследство.
 Морган зловеще улыбнулся:
 — Если ты этого желаешь, то я к твоим услугам. — Ноэль задумчиво посмотрела на него и наконец произнесла:
 — Оставь его в покое, сынок. — Злость, внезапно охватившая ее, так же быстро прошла. Морган улыбнулся холодно и насмешливо:
 — Конечно, если ты действительно так думаешь.
 Этот ответ был достаточно вежлив, но что-то в голосе Моргана заставило Ноэль пристально на него посмотреть. Морган всегда отличался некоторым упрямством и старался идти своей дорогой. Но, в последнее время он изменился.
 Поскольку Ноэль знала все мысли сына и даже была посвящена в его юношеские мечты, ей нетрудно было заметить, что в Моргане, несмотря на железную волю, появилась некоторая мягкость особенно в отношении к женщинам. Это возникло совсем недавно, уже после ужасного конца его неудачной женитьбы два года тому назад.
 Разговор переключился на другие проблемы по мере того, как в неторопливой гармонии одно блюдо сменяло другое. Но часом позже, когда Ноэль сидела в своей маленькой комнате с окнами на обширные хлопковые поля, к ней вернулись грустные мысли о старшем сыне.
 «Он так озабочен и несчастен, так далек от нас, — печально размышляла она, — как будто старается воздвигнуть барьер между собой и любой из женщин. И даже я — не исключено. — Ее лицо напряглось, и на мгновение приняло жесткое выражение. — Эта Стефания! Я бы убила ее, если бы она уже не была мертва! Так поступить с моим Морганом, разбить его сердце и опозорить, отнять ребенка и разрушить веру во всех женщин! Я готова была бы, наверное, разорвать ее в клочья!»
 Глядя пустым взглядом сквозь стекло на расстилающийся перед ней пейзаж, Ноэль вспоминала тот день, когда Морган пришел к ней радостный и счастливый и, еле сдерживая волнение, сообщил, что Стефания дю Босе дала согласие выйти за него замуж. Ноэль готова была возражать. Он еще слишком молод. Стефания, которой едва исполнилось восемнадцать, — тоже. Больше всего беспокоило Ноэль то, что Стефанию привлекает не столько сам Морган, сколько его богатство. Семейство дю Босе было знатного рода, но очень бедным, и ни для кого в Натчезе не было секретом, что их дочери намеревались выйти замуж» за деньги. Ноэль не могла отрицать привлекательность Стефании, а та действительно первое время казалась милой и очаровательной.
 Неожиданно для всех Морган, которому только исполнилось двадцать, буквально сошел с ума от прелестных белокурых волос и зеленых глаз будущей жены. Ради нее он был готов на все.
 Ноэль пришлось смириться и лишь усмехаться про себя, глядя, как ее обычно рассудочный сын был готов расшибиться в лепешку ради своей обожаемой невесты.
 Брак принес молодоженам счастье, и Ноэль с грустью подумала, что, возможно, Стефания по-настоящему полюбила Моргана. Они оба были молоды, Морган безумно любил свою жену, и уже через год у них появился здоровый красивый сын. Когда Ноэль думала о своем первом внуке, о первых неуверенных шажках Филиппа, о счастливом смехе, который доносился из его детской комнаты, слезы наворачивались на ее черные глаза, а горло перехватывали тугие спазмы боли.
 «Господи! Пройдет ли когда-то эта боль, — думала Ноэль. — Неужели и Морган за холодной, невозмутимой внешностью прячет те же чувства».
 Ноэль знала, что так оно и есть. Иногда, когда Морган оставался один, невыносимое страдание искажало правильные черты его лица. Ноэль не сомневалась, что в эти мгновения Морган вспоминает сына. Если бы его не свела с ума Стефания, Морган обожал бы его. Ноэль часто наблюдала своего входящего в пору зрелости сына, который, отбросив все заботы, возится, как ребенок, на полу с Филиппом…
 Еще долго придется об этом вспоминать. Когда же все это кончилось? — подумала Ноэль с удивлением. Ведь казалось, что нет ни одной тучки на горизонте их семейной жизни. Стефания выглядела счастливой, а Морган вообще, казалось, никогда не спускался с небес на грешную землю. Так когда же? Когда Морган впервые заговорил об отъезде из Бонжур, о необходимости создать дом для своей семьи подальше от Натчеза? Было ли это первым проявлением недовольства Стефании? Или когда в тот последний год Морган уехал, оставив ее с семьей в Бонжур, не желая подчиниться ее требованию о строительстве нового дома на неосвоенных землях вдали от крупного города и всех тех удобств и развлечений, которые были совсем не чужды и самой Стефании.
 «Тысяча дубов» — так гордо назвал Морган участок площадью пять тысяч акров, которые Мэтью подарил ему по случаю женитьбы. Участок располагался недалеко от Миссисипи посередине между Натчезом на севере и Батон Руже на юге. Морган надеялся обустроить его для своей молодой жены с красотой и элегантностью, свойственной Бонжур. Может быть, все началось тогда? Или когда Морган уехал, а здесь, в Натчезе, оказался Стивен Маликот?
 Маленькая рука Ноэль сжалась в кулак. Она проклинала тот день, когда назвала Стефанию своей невесткой. Но как можно было предвидеть все это тогда? Испытывая мучительную душевную боль, Ноэль закрыла глаза. Разве можно было представить себе, что Стефания променяет обожающего ее Моргана на удачливого охотника Стивена Мадикота, пусть человека из хорошей семьи, но несравнимого с Морганом! Бросить Моргана, ничего не подозревавшего, приехавшего домой после трехмесячного отсутствия и полного радостного предвкушения встречи с женой и сыном! И ничего не оставить ему, кроме торопливо написанной записки, краткой и необъяснимо жестокой. В записке сообщалось о внезапной любви к Стивену и предлагалось вернуть Филиппа после того, как Морган согласится дать официальный развод и урегулировать имущественные отношения. «Никогда я не забуду лица Моргана, — с содроганием думала Ноэль. — Никогда!». Свет померк в его глазах, сделав их холодными и пустыми, а лицо — помертвевшим. Казалось, под теплой плотью и кожей скрывается лишь лед и холодная сталь. Морган бросился вслед за ними. Разумеется, не ради Стефании, которая сама выбрала свою дорогу в жизни, а ради сына. Но тут судьба с Морганом сыграла злую шутку.
 Когда счастливые любовники покинули Бонжур, они отправились из Натчеза на север по дороге, пользующейся дурной славой. Дорогу эту называли Хребтом Дьявола, и она действительно представляла смертельную опасность из-за разбойников, воров и других лихих людей, скрывающихся буквально за каждым поворотом. Истории о разбойниках, убийцах, исчезнувших путниках были всем хорошо известны, но это был единственный путь на север, поэтому Стефания с сыном и любовником вынуждена была отправиться по ней. Они встретили страшную смерть в тенистой долине у дороги, где Морган и обнаружил тела всех троих.
 Ноэль всегда была рада, что в трудную минуту, когда Морган обнаружил изуродованные тела жены и сына, он был не один. Сам Морган никогда об этом не говорил. О трагической судьбе Стефании и Филиппа семья узнала от Роберта и Бретта Данджермонда, друга детства Моргана. Они рассказали, что беглецы ограблены, хладнокровно убиты и беспощадно брошены вблизи дороги.
 После происшедших событий Морган сильно изменился. Нельзя сказать, что он полностью отгородился от семьи. Но чуткий материнский взгляд Ноэль замечал малейшие перемены: не свойственную сыну ранее холодность, нежелание оставаться в Бонжуре более нескольких недель, как будто это доставляло ему нестерпимую боль; тяжелый взгляд, возникающий, когда кто-нибудь из женщин пытался с ним флиртовать, и циничное выражение лица, появляющееся при упоминании о невесте и женитьбе.
 Ноэль не сомневалась, что позже в жизни Моргана были и другие женщины. Он все-таки оставался зрелым и красивым мужчиной. Но ее бы не удивило и не шокировало, если бы эти женщины оказались совсем другого круга. Ноэль не сомневалась, что в данный момент нет женщины, которая облегчила бы страдания Моргана и исцелила его сердце.
 «О Морган, — в отчаянии думала Ноэль, — полюбишь ли ты опять? Доверишься ли вновь другой женщине?»
 И Морган, казалось, безмолвно отвечал на этот вопрос с тупым и резким упрямством:
 «Нет!»
 Но в данный момент женщины занимали Моргана меньше всего. Он был слишком занят тактичным объяснением Доминику, почему он хотел бы избежать его компании во время поездки в Нью-Орлеан по Миссисипи в следующий понедельник.
 Оба брата беседовали в спальне Моргана, не в той, которую он занимал, когда жил со Стефанией, а в другой. Морган менял свой утренний серый костюм на темно-коричневый, хорошо сшитый сюртук и обтягивающие бриджи, предназначенные для верховой езды.
 — Дом, — говорил Морган, — мне не нужна твоя великодушная помощь в деле с Эшли. Я ценю ее, но Эшли займет мало места в моей нынешней поездке. Пойми, это случайность, что он окажется там в то же время, что и я.
 Морган внезапно усмехнулся.
 — Однако это чертовски удачно. Мне было бы неприятно получить дядюшкино письмо с известием о присутствии Эшли в Нью-Орлеане и просьбой вернуть его обратно в Англию уже после возвращения домой.
 — Но ты действительно собираешься проучить его, прежде чем посадишь на корабль, не так ли? — настаивал Доминик, аккуратно присаживаясь на край постели Моргана.
 Морган посмотрел на него.
 — Очень даже может быть. Но я не хочу брать тебя с собой только для того, чтобы доставить тебе удовольствие увидеть это.
 — Я знаю, — горячо проговорил Доминик, — но я хочу посмотреть, как ты это сделаешь.
 Морган фыркнул.
 — Каким кровавым и жестоким маленьким существом ты стал!
 — Не более, чем ты, как говорит мама, — ответил Доминик. — О, Морган, пожалуйста, разреши мне поехать с тобой. Я обещаю, что не буду тебя стеснять. Ты ведь знаешь, что я в свои годы стал уже взрослым. Даже папа говорит, что у меня хорошие манеры. Ну возьми меня с собой.
 Морган колебался. Доминику было трудно отказать, когда он чего-нибудь добивался. Но, подумав об опасностях, которые подстерегают в Нью-Орлеане легко ранимых молодых людей с возвышенной душой, каким был Доминик, он покачал головой:
 — В другой раз. — А когда Доминик открыл рот, чтобы возразить, добавил:
 — Я обещаю. Эта поездка планировалась месяц назад, и ты знаешь, что я еду в Нью-Орлеан не ради удовольствия. Половину времени буду занят с агентами по продаже недвижимости и несколько вечеров буду обсуждать деловые соглашения с испанскими официальными лицами. Дом, тебе придется большую часть времени тихо сидеть при заключении торговых сделок. Кроме того, — закончил приветливо Морган, — мое общение с Эшли продлится несколько минут, а что ты будешь делать все остальное время, а?
 Доминик пожал плечами.
 — Ну, уж найду что-нибудь.
 — Вот именно по этой причине я и не хочу брать тебя с собой, — произнес сухо Морган, натягивая начищенные сапоги. — Лучше сходи и покажи мне того чистокровного коня, которого собираются продать наши соседи. Кажется, это серый в яблоках арабский жеребец?
 Поскольку лошади были главной страстью Доминика, он легко последовал совету старшего брата, забыв о поездке в Нью-Орлеан. Они провели утро в полном согласии, и Морган решил купить жеребца главным образом для того, чтобы успокоить Доминика.
 — Я тебя уверяю, что он даст отличное потомство, — возбужденно говорил Доминик, когда сделка была совершена и они возвращались обратно в Бонжур.
 — Вот и займись этим, — ответил Морган с легкой усмешкой. Оставшаяся часть дня прошла между ними спокойно, и до самого вечера поездка Моргана в Нью-Орлеан не обсуждалась.
 Был уже поздний вечер, когда почти вся семья пошла спать, а Морган с отцом сидели на веранде в креслах с плетеными спинками, наслаждаясь последней сигарой. Разговаривали о том и о сем до тех пор, пока Мэтью не спросил озабоченно:
 — Я знаю, что ты собираешься выработать нечто вроде делового соглашения с испанцами. Значит ли это, что ты собираешься встретиться с бывшим губернатором Гайозо?
 Морган кивнул.
 — Да'. Мне кажется, что следует начать с этой встречи. Ты согласен со мной? Он знает нашу семью и знает, что я фактически попал под юрисдикцию Испании после покупки «Тысячи Дубов». Мы принимали его здесь, в Бонжуре, когда он был губернатором Натчеза, поэтому разговор будет иным, чем если бы я видел его в первый раз. Мэтью выпустил струю сигарного дыма и пробормотал:
 — А зато теперь, став губернатором Нью-Орлеана, он может предложить тебе шпионить, в пользу испанцев. Ты не думал об этом?
 — Вероятно, он попробует, если я намекну, что готов на это… Но должен тебе сказать, что не сделаю этого. Пусть этим занимается генерал Джеймс Уилкинсон, а я не буду.
 — Ради Бога, не говори такие слова'. — воскликнул Мэтью. — Ходят упорные слухи, что Уилкинсон связан с испанцами, но доказать никто ничего не может. Ты лучше придержи язык, а то генерал сочтет необходимым защитить свою честь, о которой он так много везде трубит.
 Морган улыбнулся, глядя на сгущающиеся сумерки.
 — Я не боюсь Уилкинсона, папа. Он, во-первых, не тот человек, который вызвал бы меня на дуэль, так как знает, что я приму вызов и добьюсь победы! А во-вторых, я уверен, что генерал действительно шпионит в пользу испанцев и если мне, конечно, захочется и будет на то свободное время, то я смогу это доказать. Не забывай, что Филипп Нолан и я в своем роде друзья.
 — Я не люблю этого молодого человека, и никогда не любил! — медленно проговорил Мэтью. — И не только из-за его связей с Уилкинсоном. Мне, не нравится весь образ его жизни. Ловля диких лошадей на испанской территории — что это за занятие?
 — Но это, черт побери, все же лучше, чем заниматься такими делишками, как Уилкинсон! — едко заметил Морган.
 — М-м-м, возможно, ты и прав. В конце концов, Гайозо по-своему честный человек. Благодари Бога, что тебе придется в Нью-Орлеане иметь дело с ним, а не с Уилкинсоном.
 — Да, это точно. Но в данном случае, возможно, было бы проще с Уилкинсоном. Ведь все, что я хочу сделать — это предложить достаточно большую взятку. С Гайозо это срабатывает не всегда.
 — Ты думаешь, что у тебя с этим возникнут проблемы? Слушай, Морган, нам очень нужны причалы и склады в Нью-Орлеане. Без них нам будет чертовски трудно, — озабоченно произнес Мэтью.
 Морган кивнул, размышляя о проблемах, связанных с Миссисипи. Нью-Орлеан был единственным портом, пригодным для приема товаров. А без разрешения испанцев на использование порта все товары: хлопок, индиго и даже звериные шкуры — оказываются совершенно бесполезными. Договор между Испанией и набирающими силу Соединенными Штатами Америки, подписанный в Сан-Лоренцо в 1796 году, защищал интересы американцев и их бесспорное право на использование реки в течение трех лет. Но этот срок уже истекает. Проблема перехода к Испании прав, которыми пока обладали американцы, на время овладела умами всех. А общение с испанскими официальными лицами в Нью-Орлеане превратилось в кошмар. Не одну руку приходилось наполнить золотом для получения необходимых разрешений и подтверждающих их документов.
 Глядя в темноту, Морган медленно произнес:
 — Вот если бы мы могли как-то овладеть Нью-Орлеаном, тогда бы наконец прекратилась эта непрерывная тяжба с испанцами.
 — Ха! С таким же успехом можно претендовать на Луну. Испанцы не отдадут ни дюйма своей территории. Посмотри, сколько потребовалось времени, чтобы эти «доны» убрались с земель, которые отошли нам по последнему договору.
 Морган последний раз затянулся и бросил остаток сигары в стоящую перед ним пепельницу.
 — Ты, вероятно, прав, папа, но сколько еще нужно решить важных для нас всех проблем по эту сторону Аппалачей. — и, поднявшись, добавил:
 — Ну, я пошел спать, а как ты?
 — Минутку, — Мэтью поколебался и наконец заговорил о том, что камнем лежало на его сердце. — Когда ты будешь в Нью-Орлеане, не собираешься ли ты там встретиться с какой-то девушкой, ради которой ты и едешь туда?
 Насмешливое выражение появилось на худом, нахмуренном лице Моргана.
 — Если ты имеешь в виду леди, на которой я собирался бы жениться, то нет, папа. Ты бы лучше довольствовался внуками, которых произведут на свет другие твои отпрыски.
 — Но Морган… — запротестовал Мэтью. Однако Морган остановил его движением руки и произнес твердым, как сталь, голосом:
 — Нет! Я не буду беседовать на эту тему. А ты продолжай, если хочешь говорить о неприятных мне вещах.
 Мэтью благоразумно прервал разговор.
 Морган такой нетерпимый, подумал он, сердясь на сына, но в то же время восхищаясь им, и, погасив сигарету, направился в дом.
 Но этой ночью Морган уснуть не мог. Слова отца напомнили ему то, о чем он тщетно пытался забыть. Неохотно, с горечью позволил Морган себе вернуть любимый образ Стефании. Вскочив с постели, он остановился перед высоким окном, глядя на дорогу. Лунный свет заливал магнолии в центре кольцевой аллеи, наполняя серебром каждый листок. Но Моргану было не до прелестей ночи. Он ударил кулаком по стене:
 — Как мог я обмануться этим красивым личиком? Почему сразу не догадался, что ей были нужны только деньги?
 Но если Морган еще как-то мог думать о покойной жене, то слишком глубокое горе не позволяло касаться смерти Филиппа. Стефания была взрослой женщиной, которая следовала собственным страстям, но его маленький сын оказался их заложником. Морган тосковал и по жене, и по сыну, но любовь к Стефании умерла в тот момент, когда он прочел ее безжалостное письмо. Любовь умерла, оставив ледяную ярость, которую усилила смерть Филиппа.
 — «Бессовестная дрянь!» — думал Морган, переполняясь ненавистью за все то, что Стефания с ним сделала.
 Он горько рассмеялся в темноту:
 —  — И отец еще спрашивает, ждет ли меня в Нью-Орлеане какая-то особенно дорогая мне женщина! Да я скорее провалюсь в ад, чем позволю поверить паре красивых лживых глаз, — свирепо пообещал он себе.
 — Я больше никогда не женюсь! Никогда!




 Глава 3


 Морган резко вскочил с постели. Ночной кошмар все еще казался реальностью.
 Некоторое время он не понимал, где находится, пустым взглядом оглядывая просторную красивую комнату и стараясь вспомнить, как он сюда попал. Элегантная роскошная мебель безошибочно указывала на благополучие дома. Взгляд Моргана скользнул по малиновому шелковому покрывалу на кровати и остановился на комоде у противоположной стены, украшенном искусной резьбой, по-видимому, испанской работы. И сразу стала возвращаться память о прошедшем. Морган понял, что находится в доме губернатора Нью-Орлеана…
 Прибыв в город накануне, Морган решил не тратить время попусту и сразу же направился к губернатору Гайозо. Тот его принял тепло и, узнав, что Морган намеревается остаться в Нью-Орлеане на несколько недель, просил остановиться в его доме. Первоначально Морган хотел вежливо отказаться, не желая постоянно находиться при присмотром Гайозо, но поскольку тот продолжал настаивать, Морган решил, что ему не стоит настраивать против себя самого могущественного человека Луизианы, и согласился.
 «В конце концов, — говорил он себе, — с губернатором придется обсуждать много дел. Так не все ли равно, где жить?»
 Предусмотрительно не раскрывая все истинные мотивы, которые привели его в Нью-Орлеан, Морган подчинился доброжелательным просьбам Гайозо и несколько дней вынужденно наслаждался щедрым гостеприимством старика, мрачно сознавая, что делом они займутся только тогда, когда к этому будет готов сам губернатор. А Гайозо в свою очередь не торопил события, мудро полагая, что все должно идти своим чередом.
 Мануэль Гайозо де Лемос был стройным человеком лет пятидесяти. Его испанское происхождение выдавали темные волосы, черные глаза и смуглая кожа. Гайозо слыл эксцентричной натурой в кругах испанской администрации, что облегчало ему использовать официальное положение и власть в личных целях. Нельзя сказать, что, будучи губернатором Натчеза, он всегда был готов повернуть любое темное дело, но поступал так всегда, когда не боялся, что будет запятнана его честь. Любовь к выпивке (его пристрастие к ликерам стало легендарным) и готовность пить с каждым встречным в сочетании с увлечением охотой сделали Гайозо исключительно сговорчивым. Будучи экстравагантным, очаровательным и добродушным, он легко приобретал друзей и слыл отличным правителем.
 Вечер, заполненный обильной едой, винами и разговорами в приятном обществе, прошел хорошо. После официальной части обеда Гайозо и Морган извинились перед дамами и провели остальную часть дня в красивой комнате, специально устроенной губернатором в крыле дома, где мужчины предавались, как это было принято, картам и выпивке.
 К ним присоединились еще несколько джентльменов, незнакомых ранее Моргану, но составивших очень приятную компанию. Особенно выделялся пожилой мужчина, француз, с аристократическими манерами, представленный как Сант-Андре. Морган заметил, что он начинает ему все больше и больше нравиться. Но так было в начале. Мнение Моргана резко изменилось после того, как Сант-Андре стал напиваться, а Гайозо принимать долговые расписки от пьяного человека, совершенно не контролирующего свои действия.
 Впрочем, поступки Гайозо не удивили Моргана. В губернаторе причудливо сплелись скупость и щедрость. Многие его способы добывания денег, в которых он всегда нуждался, были грязными и непорядочными. Не желая остаться безучастным свидетелем того, как открыто грабят старика, Морган положил конец нечестной игре Гайозо, предложив идти спать. Он ловко убедил и Сант-Андре закончить игру, предложив проводить его домой. Старик был польщен, но в конце концов отклонил предложение, не очень вразумительно объяснив, что его ожидают собственные слуги, которые проводят его в городской дом. Поскольку делать больше было нечего, Морган откланялся и пошел спать, забыв про Сант-Андре.
 Крепкий сон Моргана сменился кошмарами. Одно и то же сновидение мучило Моргана с тех пор, как он нашел безжизненное тело своего маленького сына в той тенистой долине близ Натчеза. Моргану снилось, что он отчаянно мчится на коне и едва сдерживается от безумного крика, зная, что Филипп находится в смертельной опасности. Но, к своему ужасу, настигает беглецов лишь в тот момент, когда убийца, перерезав худенькое детское горло, скрывается в придорожных кустах, оставив ребенка захлебываться собственной кровью. Проснулся Морган в жестоких душевных муках, с сильным сердцебиением и невыносимой головной болью…
 В отличие от Моргана утро Сант-Андре началось совсем иначе. Разумеется, его голова гудела, как африканский барабан, а рот был сух, как если бы там топталась вся испанская армия. Но старый Клод чувствовал себя в приподнятом настроении: он нашел мужа для Леони! Мсье Морган Слейд обладал всеми необходимыми достоинствами. Он красив, здоров и, безусловно, человек чести. Клод был не настолько пьян, чтобы не понять, по каким причинам Морган внезапно прервал вчерашнее застолье. Морган Слейд производил впечатление сильного, вполне зрелого человека, который не будет обращать внимание на сумасбродство какого-то маленького бесенка вроде Леони. Клод был просто окрылен!
 Конечно, могли возникнуть и проблемы, но Клод старался о них не думать. Он добьется своего! Несомненно!
 Когда Клод впервые сообщил Леони о будущем муже, она, как и следовало ожидать, не проявила восторга и не хотела переезжать из усадьбы Сант-Андре в обшарпанный городской дом, чтобы быть выданной замуж за первого встречного, потакая глупой прихоти деда. Хватит и того, что она согласилась на эту постыдную сделку. Но уже на четвертый день пребывания в Нью-Орлеане обещанный муж вдруг свалился на голову. Это было слишком! Зеленые глаза Леони светились бессильным гневом, когда она с горечью спросила:
 — А этот мсье Слейд сам-то согласен взять меня замуж?
 Клод медлил, не желая обманывать внучку, но, понадеясь на благосклонность судьбы, с легкостью ответил:
 — Ну, разумеется, обо всех деталях мы, сама понимаешь, не успели договориться прошлой ночью, но в целом он согласен. Сегодня вечером мы встретимся опять, чтобы обсудить приданое и дату бракосочетания.
 Глаза Леони сузились, и она резко спросила:
 — Какое еще приданое?
 Понимая, что она все равно может случайно узнать о деньгах, Клод ответил с напускным безразличием:
 — Такое симпатичное приданое в пять тысяч золотых дублонов, которые твой отец и я отложили после твоего рождения. — И улыбаясь, почти гордо добавил:
 — Ты видишь, моя малышка, несмотря ни на что, мне удалось сохранить эти деньги…
 Он хотел, продолжить, но глаза Леони округлились от удивления. Вот это неожиданность! Наконец осознав, что значит такая сумма для любимой усадьбы, она вскричала, переполненная радостью:
 — Дедушка! Боже мой, ты позаботился обо мне! Мы спасены! Ведь на эти деньги мы сможем так много всего купить: скотину, новое снаряжение и даже, может быть, рабов. Да это же великолепно!
 Бросившись деду на грудь, она крепко сжала его в объятиях и счастливо засмеялась:
 — О, как я боялась, что ты действительно собираешься выдать меня замуж.
 Ошеломленный ее реакцией, Клод осторожно высвободился из объятий и почти устало ответил:
 — Но я настаиваю на твоем замужестве, моя дорогая! Золото предназначено для приданого, и я не собираюсь вкладывать его в усадьбу, которая просто проглотит эти деньги и потребует еще. Нет! Ты выйдешь замуж, а деньги пойдут на приобретение надежного респектабельного мужа, который позаботится о тебе.
 Не в силах говорить, Леони застыла с открытым ртом. Счастливое выражение медленно сползало с ее лица. «Он сошел с ума, — в ужасе подумала она, — он определенно сошел с ума! Это золото могло бы принести так много пользы усадьбе, а он… Он хочет бездарно выбросить его на поимку мужа!» Она перевела дыхание, с трудом подавляя вспышки такого яростного гнева, какого Клод никогда еще не видел. Усилием воли Леони постаралась взять себя в руки, но не в силах совладать с охватившим ее чувством, темпераментно топнула маленькой ножкой и бесстрашно потребовала ответа:
 — Почему ты настаиваешь на моем замужестве? Ты заставляешь меня сделать то, за что я буду ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь! Зачем тебе это?
 — Для твоего же блага, — возразил Клод. — Пришла пора выходить замуж. Тебе нужен муж, который позаботился о тебе. А я слишком устал и слишком стар для этой цели.
 Леони посмотрела потухшим взглядом на деда и пробормотала:
 — Я не могу постигнуть эту премудрость. Ты сошел с ума!
 Клод снисходительно улыбнулся ее гневу и направился к двери, всем видом показывая, что разговор окончен.
 — Возможно, ты и права, моя малышка, но ты выйдешь замуж! И уже сегодня вечером я обсужу последние детали с мсье Слейдом.
 Переполненная бессильным гневом и не надеясь найти новые аргументы, Леони оставила эту тему и перешла на другую, впрочем, не менее острую. Сохраняя суровое выражение юного лица, она строго спросила:
 — А сколько векселей ты подписал прошлой ночью? Ты что же, познакомился с этим человеком во время пьянки и карточной игры? И он тоже выманивал у тебя векселя? — и презрительно закончила:
 — Значит, он настолько бессовестный человек, что может обобрать пьяного? Черты лица Клода застыли, взгляд темных глаз стал тяжелым, и он бросил:
 — Заткнись, чертовка, и слушай, что тебе говорят. Я не собираюсь обсуждать свои дела с тобой и не позволю мной командовать! Поняла?
 — Черт побери! — негодуя, ответила Леони, гордо вскинув голову. — Ты ломаешь мне жизнь, будущее, а я не должна возражать! Это моя жизнь, дедушка, и я борюсь за нее! Признайся, будь ты на моем месте, то поступил бы точно так же.
 Немного остыв, Клод признал справедливость некоторых аргументов своей внучки, кроме одного. Он не допускал мысли, что женщина может хоть в какой-то степени определять свое будущее. Но сам того не желая, Клод признался:
 — Это правда, что я встретил мсье Слейда вчера у губернатора Гайозо, но он человек чести, потому что, когда он понял, что я… Когда он почувствовал, что я не могу продолжать игру, то сам очень деликатно прервал вечеринку. — И желая смягчить отношение Леони к этому джентльмену, добавил:
 — Я мог проиграть очень много, а, благодаря вмешательству мсье Слейда, Гайозо досталось от меня гораздо меньше, чем он мог бы получить. Тебе понравится мсье Слейд.
 Нахмуренная бровь Леони поползла вверх, и девушка с отвращением прошептала:
 — Сомневаюсь! Он, наверное, просто умнее, чем Гайозо, и хочет, чтобы ты думал о нем как о порядочном человеке, особенно, если ты упомянул о величине моего приданого. Я думаю, оно способно привлечь многих мужчин.
 Выразительное лицо Леони вдруг изменилось, исчезла дерзость в кошачьих глазах, осталась лишь тревога и нежность. Она умоляющим голосом произнесла:
 — Пожалуйста, пожалуйста, дорогой мой дедушка, давай забудем всю эту чепуху! Давай вложим эти деньги в наше имение.
 Почти без всякой надежды она продолжала умолять:
 — Не ходи сегодня вечером к губернатору. Вы ведь будете только пить, и ты опять проиграешься.
 Голос Леони стал настойчивым, и она сурово спросила:
 — Как ты думаешь, долго ли твои векселя будут признаваться платежеспособными. Ведь рано или поздно по ним придется отвечать.
 Не смея взглянуть на гордое лицо деда, она тихо продолжала:
 — Ты же знаешь, что наши друзья принимают твои векселя исключительно по собственной доброте. Они знают — ты не способен их оплатить. Что будет, если Гайозо предъявит векселя к оплате? А ведь он это сделает… Ну, не на этой неделе, так на следующей или еще через неделю-.
 Глаза внучки и деда неожиданно встретились, и Леони с болью закончила:
 — Дедушка; ты действительно не можешь и дальше не обращать внимание на наше безнадежное положение и продолжать играть так, как будто у нас неиссякаемый источник денег.
 В этот момент Леони была прекрасна. Глаза освещались нежностью и теплом переполнявших ее чувств, полные губы чарующей формы напоминали розу, две крупные пряди волос обрамляли маленькую головку, а абрикосовый цвет платья придавал коже более золотистый, чем на самом деле, оттенок. Но, несмотря на очаровательную нежность Леони, ее слова, словно бритва, глубоко ранили сердце Клода, уязвляя его гордость. Оскорбленный и пристыженный более, чем когда-либо в жизни, Клод выкрикнул с высокомерной яростью:
 — Если бы ты была мужчиной, то я бы убил тебя за такие слова. Ей-Богу, я бы сделал это! Как смеешь ты говорить о вещах, в которых ничего не понимаешь? — Голосом, срывающимся от злости, он продолжал:
 — Мои векселя принимаются всеми. Никто не посмеет отказать Сант-Андре!
 И бросив на Леони взгляд, полный ненависти, закончил:
 — Я сделаю то, что сочту нужным, черт побери! Никто не смеет мне указывать, как поступать… Тем более шестнадцатилетняя девчонка.
 Несмотря на ссору, сердце Леони наполнилось жалостью к деду, когда он гордо покидал комнату. И подавив долгий печальный вздох, вырвавшийся из груди, Леони, почти не сознавая, что делает, опустилась на кресло. Когда-то это с высокой спинкой кресло было покрыто красивым бургундским бархатом. Теперь же ворс вытерся, а цвет — поблек. Но Леони любила ощущать мягкость старой ткани, лениво провела рукой по подлокотникам. Однако сейчас ей было не до кресла. Мысли бессвязно путались.
 Комната, в которой сидела Леони, носила тот же отпечаток бедности, что и усадьба Сант-Андре. Ковры, драпировки, мебель — эти элегантные и, безусловно, дорогие вещи со временем приобрели довольно потертый вид. В доме всего несколько комнат были обставлены мебелью — Клод давно продал обстановку остальных. Но эту комнату Леони всегда очень любила. Несмотря на резко отличавшиеся по цвету пятна на стенах, где когда-то висели картины, комната сохраняла очарование благодаря ковру теплого кремового, почти желтого оттенка, креслам, обитым бургундским бархатом, и шторам на окнах из того же материала, которые производили приятное впечатление.
 «К черту! Все это пустая суета, — грустно думала Леони, сидя в кресле и уставившись в пространство пустым взглядом. — Дедушка временами бывает таким упрямым. Я должна уже в ближайшее время что-то предпринять. — И глубоко задумавшись на несколько минут, она наконец решила:
 — Самое главное — это чертовы векселя, которые дедушка подписал мсье Гайозо!»
 Маленькое личико Леони помрачнело. Она еще раз проанализировала создавшееся положение и решила, что оно столь же безнадежно, как и ранее. Предстоящее замужество на удивление мало заботило Леони.
 Куда больше ее занимали мысли о спасении усадьбы Сант-Андре, что казалось почти невозможным, и хотя бы о частичном возвращении каким-нибудь чудесным образом карточных долгов деда. Вот если бы она могла помешать деду подписывать новые векселя…
 «Бог мой! Если бы это мне только удалось! — подумала Леони. — Если бы можно было как-то уничтожить эти ненавистные клочки бумаг, которые разрушают наше будущее!»
 Она нахмурилась и машинально приложила палец к стиснутым губам.
 «А что, если я сегодня вечером пойду за дедушкой к губернатору? И что же ты сделаешь, глупышка? Попросишь губернатора не предъявлять дедушкины векселя к оплате?»
 Леони вздрогнула. Нет, она не могла на это пойти не только из-за дедушки, который никогда бы ее не простил. Она знала, что не может до такой степени унизить Клода.
 «Но должна же я что-то делать, — мысленно воскликнула она. — Вот если бы дедушка выбросил из головы эту глупую идею с замужеством. Если бы он послушался меня… тогда деньги, которые могут пропасть впустую, можно было бы использовать с пользой. И, конечно, он должен прекратить игру, — задумчиво добавила Леони. — Хорошо бы дедушке жить сейчас в усадьбе. Он объезжал бы свои земли или хотя бы позволил ей это сделать. Тогда, возможно, что-нибудь удалось бы… Во-первых, можно продать городской дом, несмотря на его запущенность, во-вторых, — землю, на которой он построен. Ведь только благодаря вырученным деньгам, даже не трогая приданое, они могли бы выиграть время… А кто знает, что произойдет через год, два? Несколько лет строгой экономии и обильные урожаи могли бы навсегда решить проблемы семьи. Конечно, это было бы не богатство и даже не средний уровень, но земли были бы спасены, а их положение значительно улучшено. Впрочем, любое иное положение дел было бы лучше, чем нынешнее», — с долей цинизма отметила про себя Леони. В этот момент она подумала о замужестве, на котором так настаивал Клод.
 «Ну и что это изменит? — спросила она насмешливо, — абсолютно ничего! Только потеряем большие деньги. Да я и не позволю деду совершить такую глупость. Неужели он думает, что я спокойно подчинюсь его приказу! Ха!»
 Леони на минуту представила себе этого неизвестного мсье Слейда, который стоит вместе с ней перед священником, читающим слова клятвы, дедушку, Иветту, родителей мсье Слейда и нескольких монахинь из монастыря святой Урсулы в роли свидетельниц. Но свидетельниц чего? Леони даже захихикала, представив себе выражение их лиц, если она вдруг попросит убежища для себя и Иветты у остолбеневшего священника. Леони улыбнулась, и в зеленых глазах от удовольствия запрыгали искры.
 «Я так и сделаю, — страстно пообещала она, — если дедушка заставит меня. Я так и сделаю!»
 Проблема неизбежного замужества на время была решена, и Леони снова вернулась к тому, что ее больше всего волновало. Из дневного разговора с дедом она поняла, что сегодня вечером тот с безрассудным упрямством вновь займется игрой. И сделает это назло ей. Никто не смеет указывать Клоду Сант-Андре, как он должен поступать! Леони решила, что надо либо помешать Клоду, либо найти способ выкупа его векселей. «Должен быть выход», — упрямо думала она, не желая признавать поражение.
 Настойчивый стук в дверь внезапно прервал размышления Леони, и, недовольно нахмурившись, она сказала:
 — Ну, кто еще там?
 Дверь тихо приоткрылась, и из-за нее высунулась темноволосая головка Иветты.
 — Это я. Твой дедушка ушел?
 Леони состроила гримасу и пробормотала:
 — Да, и хорошо сделал. Он сегодня был просто невозможен.
 Иветта приветливо улыбнулась.
 — Я думаю, он всегда невозможен. Что ему надо было?
 Леони пробормотала что-то невразумительное, попытавшись скрыть суть разговора. О дедушкином ультиматуме она и раньше ничего не говорила Иветте. Леони скрывала правду не из желания обмануть Иветту, а стараясь защитить ее. Иветта обладала нежным сердцем и всегда беспокоилась больше о других, чем о себе. Если бы она узнала, что Клод использует ее в борьбе против Леони, то просто ушла бы из дома подальше от Клода.
 «Что делать? — взволнованно думала Леони, не желая посвящать Иветту в свои проблемы. — Нет! Я ей ничего не скажу. Сама что-нибудь придумаю!»
 Присутствие Иветты в Нью-Орлеане стало результатом молчаливого соглашения между Леони и ее дедом. Они не доверяли друг другу, а потому по разным причинам не хотели оставлять Иветту без присмотра на плантации. Для обоих она представляла большую ценность. Леони чувствовала себя в большей безопасности со сводной сестрой, поскольку та могла войти к ней в любое время. И если бы Клод захотел сейчас здесь что-нибудь сделать с Иветтой, Леони узнала бы об этом немедленно. В противном случае прошли бы дни.
 Вначале Леони хотела предостеречь Иветту, но побоялась, что из-за своей гордости она сделает что-нибудь не то. Тогда Леони решила промолчать и сохранить прежние отношения. Кроме того, она не хотела понапрасну беспокоить Иветту в эти последние решающие дни.
 «Вот если бы Иветта была такой же, как я, — с сожалением думала Леони, — мы бы преподали дедушке такой урок, который бы он надолго запомнил».
 Иветта села в кресло напротив Леони и озабоченно сказала:
 — Что происходит, Леони? Я знаю, ты что-то от меня скрываешь. Что вы здесь только что обсуждали?
 — Как всегда, говорили о деньгах. Я не могу уговорить дедушку, чтобы он не делал больше долгов. Только если он прекратит игру, мы сможем избежать того ужасного положения, в котором оказались, — без запинки ответила Леони, радуясь, что ей удалось сказать лишь часть правды.
 — И он послушал тебя?
 Леони пожала своими худенькими плечиками.
 — Он выслушал, а потом рассердился и ушел. Он все еще надеется, что выиграет. — И цинично добавила:
 — Тот, кто мечтает о выигрыше, всегда проигрывает. Выигрывает тот, у кого и так полно денег.
 В комнате установилась гнетущая тишина, но поскольку Леони не могла долго грустить, она вдруг вскочила с кресла и оживленно проговорила:
 — Ах! Что же это мы, как две маленькие дурочки, сидим друг против друга в глубокой тоске! Пойдем во двор. Солнце светит вовсю! Я уверена, что на кухне у Берти я выпрошу немного лимонада и пирожных.
 Несколько минут спустя девушки расположились под огромным старым ореховым деревом, покрывающим тенью почти весь двор, и отхлебывали холодный лимонад, закусывая его роскошными пирожными. Наконец-то Леони почувствовала себя немного лучше, чем во все последние дни. Бросив взгляд на Иветту, мечтательно смотревшую вдаль, она неожиданно сказала:
 — Сегодня вечером я буду следить за ним!
 — За дедушкой? — спросила Иветта и после того, как Леони утвердительно кивнула, в замешательстве продолжила:
 — Но зачем? Что ты будешь там делать?
 Леони медленно откусила кусочек жженого сахара. — Не знаю, — честно ответила она, — но я просто не могу разрешить дедушке спокойно проиграть деньги. Надо помешать ему выбросить на ветер то немногое, что еще осталось.
 — Но Леони, ты же не будешь следовать за дедушкой, как тень! С тобой может что-нибудь случиться. Он пойдет туда, куда молодым девушкам ходить не следует. А потом игра будет продолжаться всю ночь. Ты же не пойдешь за ним по темным улицам Нью-Орлеана. Это опасно.
 И видя, что ее правильные слова не производят впечатления на непоседливую Леони, Иветта с беспокойством добавила:
 — Чего ты этим достигнешь? К чему приведет твой опрометчивый поступок? Что ты сможешь сделать?
 Леони нахмурилась и твердо ответила:
 — Я уверена, что придумаю что-нибудь!




 Глава 4


 Несмотря на возражения, Леони осталась тверда в своем намерении последовать вечером за дедом. Никакие доводы не смогли разубедить ее, и наконец Иветта раздраженно сказала:
 — Ты прямо как дедушка! Такая же упрямая и эгоистичная!
 Леони несколько мгновений серьезно обдумывала эти слова, а затем глубокомысленно возразила:
 — Ты не права! Упрямая — да, а вот эгоистичная — нет!
 Теперь в Иветте проснулся темперамент. Она бросила на Леони свирепый взгляд и тоном, очень похожим на интонацию сестры, с негодованием выкрикнула:
 — Ах! Тебе наплевать на мою заботу? Ну, тогда как хочешь, так и делай!
 И с гордо поднятой головой Иветта прошествовала в дом. Этот неожиданный поступок не изменил намерений Леони. Она не хуже своей сводной сестры понимала опасность задуманного и не осуждала Иветту.
 «Но это надо сделать обязательно! — сказала себе решительно Леони. — Мы не можем и дальше утопать в долгах!»
 Она переоделась в темно-коричневое шерстяное платье, полагая, что в сумерках оно будет менее заметно. Конечно, из этого платья, как и почти из всех остальных, Леони выросла. Оно с трудом прикрывало ее молодую развитую грудь, и казалось, что после глубокого вздоха грудь вырвется из обтягивающей ее ткани. Волосы Леони оставила стянутыми в узел на макушке, но сняла туфли, собираясь следовать за дедом. Среди женщин Нью-Орлеана было принято ходить босиком по пыльным и грязным улицам. После того как они достигали цели своего путешествия, слуги мыли и вытирали им ноги, а затем дамы одевали шелковые чулки и изящные атласные туфельки, в которых могли танцевать ночь напролет. Леони не собиралась танцевать, но она понимала преимущество босых ног: накануне прошел ливень, и лучшего способа пройти по черной жидкой глине не было.
 Реакция Клода на дневной разговор с Леони была именно такой, какой ее и ожидали. Остаток дня он провел в обшарпанной дальней комнатенке, выпивкой скрашивая время до ухода в дом губернатора, расположенный на углу Тулузской и Ливийской улиц.
 Несколькими часами спустя, после захода солнца, Клод, аккуратно одетый и будучи уже основательно навеселе от бутылки французского коньяка, чувствуя себя храбрецом, покинул дом. Он задолжал всему Нью-Орлеану, и торговцы уже не раз отказывали ему в кредите. Даже портной предложил оплатить хотя бы часть счетов. Но сегодня Клод был уверен в успехе. Скоро их испытания закончатся.
 Леони напряженно наблюдала за уходом деда из окна второго этажа. Сознавая, что от их дома, расположенного на той же Тулузской улице, до дома губернатора не так уж далеко, она решила не спешить. Только спустя несколько часов, схватив свой маленький ридикюль, Леони выскользнула на улицу. Она немного волновалась, когда шла одна по улице Нью-Орлеана, освещаемой редкими масляными фонарями на деревянных столбах, поставленных по приказу предшественника Гайозо, барона де Каронделя. К счастью, это был богатый квартал, где жили респектабельные люди, и до резиденции губернатора Леони добралась без приключений.
 Достигнув цели, она направилась не к главному входу, как Клод, а маленькой тенью проскользнула через боковую аллею, обогнула дом и в конце концов отыскала вход в губернаторские конюшни. Сдерживая дыхание и стараясь не проронить ни звука, пробиралась она сквозь ряды норовистых лошадей, пока не достигла двери в другом конце постройки. Осторожно толкнув ее, Леони, к своему большому удивлению, обнаружила, что попала в маленький дворик, примыкающий к боковой стороне дома. Завершив эту часть пути без каких-либо неприятностей, Леони вздохнула с облегчением и прислонилась к холодной стене. Ее сердце глухо билось, рука бессознательно теребила материнское распятие. Если бы ее поймали сейчас, как преступника, во дворе губернатора Гайозо… Мой Бог! Об этом лучше было не думать. Леони отбросила мысль о неудаче и, приближаясь к дому, старалась держаться в тени.
 Дворик у губернатора был невелик, по сравнению с просторным двором в городском доме Сант-Андре, но здание почти в три раза превосходило по размерам их дом. Эта огромная резиденция, свет, льющийся в темноту из многочисленных окон, заставили сердце Леони испуганно сжаться. Одноэтажная постройка больше напоминала просторную гостиницу, чем жилой дом. К одной из ее сторон примыкал узкий дворик, в котором находилась Леони. Другую сторону дворика образовывала решетка галереи. Как же она найдет, в какой комнате играет ее дед? И чем это все кончится?
 Немного напуганная неопределенностью, Леони колебалась: продолжать идти дальше или, признав поражение, вернуться в свой городской дом? «Нет — страстно подумала Леони. — Она не сдастся, пока по крайней мере не попытается сделать хоть что-то!» Но что именно ей делать — это оставалось загадкой. Когда Леони подошла ближе к дому, ее темно-коричневое платье стало почти неразличимым в его тени. Оценивающе оглядев узкий тихий дворик, она решила: «Отлично! По крайней мере, пока…»
 Поскольку Леони зашла слишком далеко, ей ничего не оставалось, как только продолжить путь, и она решительно направилась к первому окну. Осторожно заглянув в него, она увидела двух женщин, сидящих на диване за шитьем. И только в третьем окне Леони обнаружила мужчин за сигарами, виски и картами. Ее сердце учащенно забилось, когда, осторожно выглянув, она оказалась лицом к лицу с дедом, сидящим за круглым столом из красного дерева и сосредоточенно изучающим свои карты. Хотя именно эту комнату Леони и искала, от неожиданности легкий возглас удивления слетел с ее уст.
 Окно было открыто, и высокий черноволосый джентльмен, сидящий спиной к Леони, вдруг поднял голову и низким голосом произнес:
 — Никто ничего не слышал?
 Трое мужчин, включая деда Леони, оторвались от карт и после некоторого молчания, показавшегося Леони вечностью, Гайозо небрежно ответил:
 — Дорогой друг, что ты там услышал? Может быть, ты просто хочешь отвлечь нас от карт? Высокий брюнет рассмеялся:
 — Вряд ли. Вы слишком умны для этого. Мужчины вернулись к игре, а Леони с легким вздохом облегчения опустилась на землю. Теперь, когда она нашла деда, предстояло решить, что делать дальше. Надо ли ворваться в комнату и требовать от деда прекратить играть в карты и возвратиться домой? Она была совершенно растеряна. Однако Леони была довольна тем, что успешно и почти без усилий разыскала деда в губернаторском доме. Теперь ей оставалось осуществить план, но какой? Она закусила губу, еще раз посмотрела в окно и увидела, как дед подвинул улыбающемуся Гайозо какую-то бумагу. Когда Леони узнала в руках у губернатора новый вексель, радость мгновенно испарилась, и ее захлестнула горячая волна гнева. Хотя губернатор сидел в профиль, Леони решила, что в его улыбке есть что-то зловещее, и ей захотелось чем-нибудь в него запустить.
 Она опять опустилась на землю, дрожа от ярости. Это был настоящий грабеж! Все трое сидящих за столом с ее дедом прекрасно знали, что он пьян, но не прекращали игру. Это преступление! Леони взглянула в окно еще раз и совсем рассвирепела, увидав, что перед губернатором лежит уже целая стопка векселей, и следующий вексель деда присоединился к предыдущему. Сколько он их подписал и, самое главное, как их теперь вернуть?
 Сурово насупив брови, Леони оглядела темный дворик. Перебрав несколько невозможных вариантов, она пришла к отчаянному решению:
 — Я украду векселя у губернатора. Ведь он крадет их у моего дедушки. Это оправдает мой поступок. Я только возвращу деньги обратно.
 Приняв решение, Леони расположилась напротив дома, понимая, что вечеринка может затянуться. Ей надо было разузнать, где губернатор хранит свои векселя, а затем при первой же возможности проникнуть в дом, чтобы их украсть и уничтожить. Непростая задача! Но все уже было решено. Она присела и маленькой неподвижной тенью стала терпеливо ждать окончания вечеринки. Временами, рискуя быть обнаруженной, Леони заглядывала в открытое окно и ей казалось, что каждый раз дед протягивает ласково улыбающемуся Гайозо очередной вексель.
 «Черт побери! Неужели они никогда не устанут от этой глупой игры?» — раздраженно спрашивала себя Леони.
 Дело шло к полуночи, но игроки не собирались отрываться от карт и напитков. Время текло медленно, и уже не раз Леони подавляла глубокий зевок. Она почти уже засыпала, когда вдруг вспомнила о Моргане Слейде. Леони еще раз заглянула в комнату и решила, что напыщенный, грубоватый, неуклюжий мужчина, сидящий напротив Гайозо, по-видимому, не может быть мсье Слейдом. Он слишком стар (ему за сорок) и… толст. А тот, что сидит к ней спиной? Леони успела заметить, что он высок и широкоплеч, с красивой черной шевелюрой и низким приятным голосом. Она сжала губы и, подумав, решила, что это не Морган Слейд! Почему? Да потому, что прошлой ночью мсье Слейд прекратил игру, когда ее дед опьянел. А сегодня этот человек ничего не предпринимает.
 Леони ошибалась. Темноволосый мужчина, сидящий к ней спиной, действительно был Морганом Слейдом. А игру он не прекратил просто потому, что понял: Клод Сант-Андре — запойный пьяница, законченный игрок и, кроме того, не желает, чтобы молодой человек вмешивался в его дела.
 Возможно, при других обстоятельствах Морган и предпринял бы какие-то усилия для защиты Сант-Андре от Гайозо, но сегодня его беспокоили другие проблемы. Его занимал тот грубый неуклюжий мужчина, которого Леони минуту назад отвергла как претендента в свои мужья, а именно, Джеймс Уилкинсон — генерал армии Соединенных Штатов Америки.
 Участие Уилкинсона в вечеринке стало для Моргана неожиданностью. Он не подозревал, что генерал находится в Нью-Орлеане, а если бы знал, то ни в коем случае не принял приглашение Гайозо, желая избежать встречи с Уилкинсоном в неофициальной обстановке. У него возникали трудности в деловых отношениях с Гайозо, но с таким, как Уилкинсон, Морган вообще не хотел иметь никаких дел. Существовало много причин, по которым он не любил генерала. И если некоторые делишки Гайозо лишь несколько отступали от закона, то интриги Уилкинсона всегда дурно пахли.
 Появление Уилкинсона в резиденции испанского губернатора в Нью-Орлеане и достаточно близкие отношения между этими людьми, а так же связь Гайозо с Филиппом Ноланом — протеже Уилкинсона, убедили Моргана, что Уилкинсон замешан в темных делах. Впрочем, возможно, в этих делах замешан и Гайозо? М орган не мог дать окончательного ответа. Но за обманчиво ленивым спокойствием его голубых глаз скрывалась упорная работа мысли. Он оценивал ситуацию, отмечая каждый взгляд, движение и нюанс разговора.
 Судя по всему, сегодняшний визит Уилкинсона для Гайозо был неожиданностью. Но тем не менее Морган не мог избавиться от ощущения, что встреча между ними не случайна. А если так, то почему оба пытались это скрыть?
 Несмотря на присутствие генерала, вечер для Моргана складывался удачно. Уилкинсон относился к нему достаточно хорошо, между Гайозо и Уилкинсоном всегда сохранялись приятельские отношения, и только уже напившийся и почему-то угрюмый Сант-Андре портил компанию. Было уже далеко за полночь, и Морган при желании мог бы вежливо раскланяться. Все три партнера были на несколько лет старше его, и между ними ничего не было общего.
 С сожалением Морган признал, что следовало принять приглашение не губернатора, а своего друга Джейсона Сэведжа. Щедрое гостеприимство Джейсона нравилось ему гораздо больше. Между Морганом и Джейсоном был едва ли год разницы, они вместе учились в Харроу, поэтому в компании Джейсона Морган чувствовал себя гораздо свободнее.
 «Завтра, — пообещал он себе, — поблагодарю губернатора за гостеприимство и немедленно отправлюсь на плантацию Джейсона. Так и надо было сделать сразу!»
 Между игроками велся легкий и беспорядочный разговор. Такими вежливыми и пустыми бывают обычно беседы малознакомых людей. Когда высокие инкрустированные часы в углу пробили час ночи, Морган уже с трудом скрывал зевоту. Клод Сент-Андре к этому времени совершенно пьяный клевал носом, и Морган почувствовал жалость к старику.
 Бросив на стол карты, Морган резко встал и сказал:
 — Мне бы не хотелось прерывать столь приятный вечер, но я, пожалуй, отправлюсь спать.
 Посмотрев на дремлющего Сант-Андре, Морган добавил:
 — Я думаю, что мсье Сант-Андре тоже пора.
 При упоминании своего имени Клод вздрогнул и затуманенным взором оглядел стоящего перед ним Слейда. Под влиянием алкоголя его голова плохо соображала. Клод помнил, что с этим молодым человеком он должен обсудить что-то очень важное, но из головы все вылетело. С трудом поднявшись на ноги, Клод оперся на стол, чтобы не упасть, и, решив, что поговорит с мсье Слейдом завтра, невнятно пробормотал что-то по поводу приятно проведенного вечера.
 По-прежнему ласково улыбаясь, Гайозо позвал своего лакея и, когда тот появился, приказал сообщить слугам мсье Сант-Андре, что их господин собирается отправиться домой. Некоторое время мужчины еще продолжали светскую беседу, пока Клод не ушел, поддерживаемый, как обычно, двумя неграми.
 Уилкинсон презрительно вскинул свои блеклые голубые глаза и небрежно сказал:
 — Удивляюсь, Мануэль, зачем тебе такая компания? Ты бы мог найти кого-то более соответствующего своему положению.
 Гайозо улыбнулся еще шире:
 — Возможно, дорогой мой, возможно. Но мсье Сант-Андре когда-то был искуснейшим игроком. Я наслаждаюсь борьбой с ним. — И расплывшись от удовольствия, прикрыв рукой векселя, добавил:
 — Он и теперь выигрывает, — тут у Гайозо вырвался смешок, — иногда…
 Уилкинсон понимающе кивнул, а Морган, стараясь скрыть свои чувства, спокойно произнес:
 — Джентльмены, хочу пожелать вам доброй ночи, — а затем, повернувшись к Уилкинсону, добавил:
 — Надеюсь, что мы еще с вами встретимся до моего отъезда из Нью-Орлеана.
 — Несомненно, молодой человек, — радушно ответил Уилкинсон, — и вы мне расскажете последние новости из Натчеза.
 Морган вежливо улыбнулся и, повернувшись к Гайозо, произнес:
 — Спокойной ночи, сэр.
 Тот, понимающе посмотрев на Моргана, прошептал:
 — Для вас это был пропащий вечер, — и отвергая протестующий жест Моргана, лукаво добавил:
 — но я могу помочь завершить его более приятно. Как насчет женщины, которая согреет вашу постель?..
 Морган, решительно покидая комнату, пробормотал что-то невнятное в ответ, на что губернатор только рассмеялся:
 — Вы большой дипломат, мой друг. Но я думаю, ничего не случится, если я попозже пришлю милашку, которая вам поможет скоротать ночь?
 По дороге в свою комнату Морган с улыбкой размышлял о предложении губернатора. Подавляя зевок и мечтая о мягкой постели, Морган решил положиться на естественный ход событий. В крайнем случае, когда женщина придет, если она, конечно, придет, можно будет притвориться спящим. Или не притворяться, кто знает?
 А в комнате, которую только что покинул Морган, установилась напряженная тишина, и Гайозо, демонстративно отхлебнув глоток виски, сказал:
 — Ну, дорогой друг, теперь, когда мои гости разошлись, настало время нам серьезно поговорить, не так ли?
 Уилкинсон, скрывая беспокойство, пробормотал:
 — Неужели есть такие серьезные проблемы? Маска вежливости сползла с лица Гайозо и, не пытаясь сдерживать недовольство, он громко стукнул кулаком по столу:
 — Есть, дорогой мой! И ты об этом хорошо знаешь! Я полагаю, ты помнишь, что моя страна неплохо заплатила за доставленную тобой информацию. А теперь ты пытаешься нас надуть, посылая своего протеже — этого Нолана — к нам шпионить. Объяснись!
 Удар кулака о стол разбудил дремавшую за окном Леони. Блеснув в темноте кошачьими глазами, она резким движением стряхнула остатки сна, со страхом обнаружив, что заснула, заглянула в окно и, к своему огорчению, обнаружила в комнате только Гайозо и одного из его гостей. Ее дед и другой гость, должно быть, ушли, пока она спала. Леони взволнованно поискала взглядом подписанные дедом векселя и, увидев их беспорядочную стопку перед губернатором, забеспокоилась. Надо как можно скорее найти способ проникнуть в дом и выкрасть эти бумаги!
 А в это время Уилкинсон и губернатор сидели за столом, злобно скрестив взгляды. Лицо Гайозо налилось кровью. Губернатор глухо спросил:
 — Ну, ты признаешь, что Нолан шпионит, а охота на лошадей — только прикрытие. На самом деле он старается лучше разузнать местность, чтобы облегчить американцам вторжение в наши земли?
 Короткая вспышка ярости на мгновение исказила лицо Уилкинсона, но ему удалось погасить ее так быстро, что Гайозо ничего не заметил. Пытаясь изобразить дружеское расположение, которого на самом деле он не испытывал, Уилкинсон опустился в кресло и мягко произнес:
 — Брось, Мануэль! Не стоит этому верить. Я был другом испанцев на протяжении многих лет. Зачем же мне рисковать золотом, которое твое правительство так великодушно мне платит?
 Подумай сам!
 Гайозо задумался. Уилкинсон действительно когда-то был другом испанцев. Он предоставил ценную информацию об обороноспособности американских фортов вдоль границы, разделяющей американскую и испанскую территории, оказывал серьезное влияние на американскую политику и даже помог отторгнуть от Соединенных Штатов штат Кентукки, присоединив его к Испании. Уилкинсон был действительно хорошим другом. Но таков ли он сейчас? Это беспокоило Гайозо, поэтому он задумчиво возразил:
 — Да, ты действительно многие годы служил моей стране, но только потому, что это было тебе выгодно. Уилкинсон возмутился.
 — Клянусь честью, Гайозо! Да за кого ты меня принимаешь? Мое слово нерушимо, я
 поклялся служить Испании! Как ты можешь сомневаться во мне?
 В голосе Уилкинсона было столько искренности, что Гайозо на мгновение заколебался. Возможно, многие интриги не его рук дело. Возможно, и Нолан не шпион. Но сомнения все же оставались, и Гайозо спросил:
 — Ты отрицаешь, что Нолан посылает тебе информацию, необходимую для того, чтобы провести через наши земли крупные силы, и которая может быть полезной для тех, кто хотел бы оторвать у Испании столь лакомый кусок?
 Скрывая гнев и тревогу, сохраняя на лице выражение оскорбленной невинности, Уилкинсон театрально воскликнул:
 — Что за подлая клевета! Кто смеет так порочить мое имя? Я не делал этого, Гайозо! Моя честность хорошо известна, и я готов защищать ее даже ценой жизни! Назови мне того подлеца, который посмел очернить мое имя и честь, и я докажу тебе, кто истинный негодяй!
 Это была потрясающая речь! Уилкинсон хорошо сыграл свою роль. Его голубые глаза блестели от праведного гнева, толстые щеки покраснели от негодования. Но слова Уилкинсона не убедили Гайозо: бравый генерал и раньше устраивал подобные сцены, когда его вранье всплывало наружу.
 А за окном Леони во весь рот зевнула и раздраженно подумала: «Мой Бог! Прекратят ли эти двое когда-нибудь свою болтовню?»
 Услышанный разговор Леони воспринимала как беспорядочное бормотание, если только она не приближалась вплотную к окну или мужчины не переходили на крик. Но все это мало интересовало ее. Время шло, и беспокойство Леони возрастало. Казалось, что ее ночные бдения могут оказаться напрасными.
 Леони вновь бросила короткий взгляд на окно, и на этот раз чуть не опоздала, потому что Гайозо собрал стопку векселей, прихватил бокал виски и, сопровождаемый другим мужчиной, вышел в дверь слева от Леони. Взволнованная девушка тихонечко пробралась вдоль стены дома до следующего окна и, к счастью, вновь увидела Гайозо с векселями. По-видимому, это был его кабинет. У противоположной от Леони стены размещался огромный двухтумбовый письменный стол. Множество бумаг, разбросанных на столе, свидетельствовали о том, что именно здесь губернатор делает большую часть своей работы. Комната была красиво обставлена. Пол покрывал толстый ковер багровых и оливково-зеленых тонов, на котором беспорядочно стояли кресла с изогнутыми спинками. Окна располагались по одной из стен, и через них Леони временами бросала в комнату осторожные взгляды.
 Заглянув в комнату очередной раз, она увидела, что губернатор положил векселя на угол стола, взял лежащую рядом бумагу и с презрением протянул ее Уилкинсону. Тяжело глядя, он требовательно спросил:
 — Будешь утверждать, что это предназначалось не тебе?
 Уилкинсон, взглянув на документ, небрежно бросил его на стопку векселей.
 — Безусловно! Я даже не знаю, что там. Это тебе, Гайозо, стоило бы объяснить свое поведение, — агрессивно возразил генерал. — Я человек чести и друг Испании, а ты позволяешь себе какие-то грязные намеки… Да, намеки! Я думаю, ты должен извиниться!
 Гайозо прорычал, дрожа от гнева:
 — Я не буду извиняться! — затем, с трудом сдерживая себя, сухо произнес:
 — Совсем недавно мы перехватили посыльного от Нолана и узнали, что он пересылает информацию кому-то в Соединенные Штаты.
 Гайозо не сомневался, что эта информация предназначалась Уилкинсону. Генерал помертвел, когда увидел спокойное лицо Гайозо. Заикаясь от нанесенного оскорбления, он произнес:
 — И-и-и т-т-ты веришь, что именно мне предназначалась эта информация? Невозможно!
 Гайозо пристально посмотрел на Уилкинсона и мягко сказал:
 — И ты действительно не узнал карту, которую я тебе показал?
 Уилкинсон бросил безразличный взгляд и беспечно ответил:
 — Возможно, это действительно работа Нолана, но ко мне она не имеет никакого отношения, — и, перейдя от защиты к нападению, спросил:
 — Что заставляет тебя думать, что карта предназначалась именно мне?
 Гайозо усмехнулся:
 — Абсолютно все, мой генерал! Твое покровительство Нолану хорошо известно, даже несмотря на то, что в последнее время вы оба это скрываете.
 Уилкинсон продолжал сохранять вид оскорбленной невинности.
 Решив, что настало время дать понять генералу, как много известно о делах Нолана, Гайозо мягко прошептал:
 — Я думаю, тебе пора узнать, что уже три месяца в ближайшем окружении Нолана находится мой шпион, — и прежде, чем Уилкинсон попытался прервать его, сладким голосом продолжил:
 — Он сообщил, что Нолан, составляя какие-то карты, болтал о своем лучшем друге, очень важном человеке, генерале Уилкинсоне. И еще он хвастался, что последний решил отторгнуть от Испании земли западнее реки Сабины.
 Уилкинсон выглядел так, будто вот-вот лопнет. Грудь распирал голубой, шитый золотом мундир так, что казалось, нитки, которыми пришиты пуговицы кителя, не выдержат. Лицо покраснело, а голос прерывался от ярости:
 — Но это нелепость! Ложь! Большей чепухи я в жизни не слышал! — Уставившись на Гайозо тяжелым взглядом, он потребовал:
 — Не верь в эту чушь! Бог мой, это выше моего разумения!
 — Посмотрим, — непреклонно сказал Гайозо. По настоящему испуганный и сбитый с толку, Уилкинсон оперся о стол и стал уговаривать губернатора:
 — Поверь мне, Мануэль! Я ничего об этом не знал! Ты должен мне верить!
 Гайозо задумчиво посмотрел на него.
 — Я действительно не знаю, во что верить, — наконец сказал он, — но думаю, что ты — человек неискренний.
 Леони, вновь заглянувшая в окно, с удовлетворением заметила, что разговор подходит к концу:
 — Отлично! Неужели они наконец закончат?
 И, о мой Бог, пусть губернатор оставит векселя там, где они сейчас лежат.
 Ее молитвы были услышаны. Гайозо поднялся из-за стола и направился к двери в той стороне, где находилась Леони. Она вновь опустилась на землю, и кровь ее застыла в жилах.
 Гайозо остановился в дверях и сказал:
 — Я должен еще раз сопоставить все факты, прежде чем представлю доклад вице-королю. Но хочу предупредить: не думаю, что доклад будет для тебя благоприятен.
 Губернатор прошел в комнату для карточной игры. Уилкинсон некоторое время стоял у стола. На его лице смешались ненависть и страх. Краем глаза он заметил возле векселей карту и, будучи не в силах совладать с собой, торопливо спрятал ее в карман мундира. В это время Гайозо просунул голову в дверь и сказал:
 — Ну-ка, налей мне коньяку. Он там, на столе. А потом иди сюда и попытайся еще раз объяснить, почему я должен тебе верить.
 Направление движения руки Уилкинсона немного изменилось, и он почти машинально отхлебнул глоток коньяка. Секунду он смотрел на оставшийся в бокале напиток, а затем со злобной ухмылкой, исказившей его маленький рот, полез в карман мундира и украдкой вытащил небольшой белый пакет. Бросив быстрый взгляд на дверь, за которой скрылся Гайозо, Уилкинсон высыпал содержимое пакета в бокал. Взболтав его несколькими резкими движениями, он медленно направился к двери.
 — Гайозо хочет написать вице-королю? Пытается подорвать мой авторитет у испанцев? — Уилкинсон улыбнулся. — Нет! Губернатору следовало бы знать, что никто не смеет перебегать дорогу Уилкинсону!
 Не слыша более шума, Леони вновь заглянула в окно и, обнаружив, что комната пуста, почувствовала прилив сил. Наконец-то наступил ее час! Все сегодняшние дедушкины карточные долги сейчас будут у нее в руках.
 Сдерживая дыхание, Леони осторожно подергала раму и, к своему удовлетворению, обнаружила, что окно не закрыто. Она медленно приоткрыла его и тихо, так, что, казалось, слышны лишь удары ее сердца, проскользнула в комнату.
 Леони пришлось подавить в груди легкий испуг, когда она поняла, что должна пройти мимо открытой двери, через которую были видны губернатор и генерал, все еще занятые беседой. С минуту она наблюдала за мужчинами и заметила, что губернатор ведет себя как-то странно. Его лицо как будто исказила страшная боль, но толстого человека, это, казалось, не беспокоило.
 Отведя взгляд от двери, Леони скрестила на счастье пальцы и быстро, как кошка, проскользнула мимо. Уверившись, что ее не заметили, Леони на подкашивающихся от страха ногах заспешила к губернаторскому столу. Непослушными пальцами Леони схватила стопку векселей и спрятала их в ридикюль.
 Волна ликования охватила ее. Векселя были в руках. Улыбка появилась на лице Леони. Она уже было направилась к окну, когда, к своему ужасу, услышала, как кто-то приближается к двери.
 Леони оглянулась в поисках места, где можно было бы спрятаться, и, не найдя ничего подходящего, в панике бросилась к другой двери, которая вела в коридор. Глаза Леони расширились от страха, сердце бешено билось. Крепко сжимая в руке ридикюль, она огляделась в поисках выхода.
 Боясь быть настигнутой, Леони побежала по коридору туда, где, как ей казалось, был выход. Ковер, покрывавший коридор, скрадывал ее шаги, а свечи в подсвечниках на стенах указывали путь. Коридору, казалось, не будет конца, и после нескольких поворотов Леони поняла, что заблудилась. «Мой Бог! Я потерялась в губернаторском доме. Где же выход, — подумала она, подавив нервный испуганный смешок. Она остановилась, чтобы собраться с мыслями. — Думай, Леони, думай, — говорила она себе, — надо найти выход». Она пробежала мимо нескольких закрытых дверей и наконец пришла к выводу, что оставаться посреди огромного коридора опасно. Звук открывающейся двери окончательно лишил ее сомнений. С пересохшим от страха ртом, она скользнула в ближайшую дверь какой-то комнаты. «Слава Богу, она пуста», — с облегчением подумала Леони…




 Глава 5


 Леони ошиблась. Не ведая об этом, она стояла с бьющимся сердцем, прижавшись спиной к двери. В комнате было темно. Леони глубоко вздохнула и поблагодарила Бога, что в комнате есть два больших французских окна, открывающих прекрасную возможность для побега, и уже сделала было шаг к одному из них, когда мужской голос заставил ее застыть на месте.
 — А я уж удивился, неужели Гайозо про меня забыл? — сказал Морган, лениво потянувшись к Леони, которую он принял за девушку, присланную ему губернатором.
 Когда Морган отправился к себе в комнату, ему хотелось только спать, но, лежа обнаженный в постели, он понял, что прежние кошмары вновь возвращаются к нему. Перед его взором предстало лицо Стефании, ее смеющиеся губы, манящее тело, а затем — мертвый Филипп. С проклятием Морган вскочил с постели и накинул черный бархатный халат.
 Глоток коньяка из графина на маленьком столике у французского окна не смог уменьшить сердечную боль и охладить ненависть к умершей жене. Резким движением Морган налил еще бокал коньяка и выпил его залпом. Горьковатая жидкость обожгла горло, помогая отрешиться от навязчивых мыслей;
 Морган не мог уснуть и, желая избавиться от охвативших его чувств, убивающих всякое желание жить, впервые вспомнил об обещании Гайозо прислать женщину. Если одна женщина заставила его страдать, то пусть другая принесет хотя бы временное облегчение!..
 Он поставил бокал с коньяком и пересек комнату, чтобы одеться и отправиться на поиски компании, когда вошла Леони. Морган не мог ее как следует рассмотреть. Он видел лишь копну темных волос и высокую грудь в глубоком вырезе платья.
 «В моем нынешнем состоянии вполне достаточно, чтобы маленькая шлюха сделала свое дело», — цинично подумал Морган, направляясь к женщине и произнося те самые слова, от которых у Леони душа ушла в пятки.
 Леони не понимала, что ему надо. Ее единственным желанием было немедленно покинуть и эту комнату, и дом губернатора. Крепко сжимая в руках свою сумочку, Леони сделала отчаянную попытку освободиться.
 — О! М-м-мсье! В-в-вы испугали меня! Я-я-я хотела войти в другую комнату. Я-я-я, пожалуй, пойду.
 Рука Моргана протянулась из темноты и коснулась плеча Леони. При этом прикосновении Леони готова была выскочить из собственной кожи. Морган почувствовал это и мягко рассмеялся:
 — Не волнуйся, малышка! Я не обижу тебя. И поверь, что если тебя послал Гайозо, то ты попала туда, куда надо!
 При этом Морган отвернулся от застывшей Леони и продолжил:
 — Погоди, я только зажгу свечу, чтобы мы могли посмотреть друг на друга. Леони вздрогнула.
 — Нет! — вскрикнула она. Вновь повернувшись к Леони, Морган положил ей обе руки на плечи и ласково прошептал:
 — Хорошо, мне так даже больше нравится. Голос Моргана на мгновенье стал хриплым, когда его взгляд упал на трепещущую белую грудь:
 — Предпочитаешь остаться женщиной, попавшей сюда по ошибке?
 Леони проглотила обиду, думая только о человеке, стоявшем перед ней, и о том, как бы высвободиться из его крепких рук. Еще не понимая, к чему клонится этот странный разговор, она пробормотала:
 — Поверьте мне, мсье, я не та женщина, за которую вы меня принимаете. Если мсье мне позволит… — Леони попыталась объяснить Моргану, что хочет уйти, но того не интересовали разговоры.
 Его губы нашли мягкие губы Леони. Наконец осознав, что происходит, девушка откинула голову назад и буквально взорвалась от возмущения.
 — Мсье! Вы соображаете, что делаете? Если бы Морган забыл об обещании Гайозо прислать женщину, если бы голову Моргана не туманил коньяк, которого за вечер было выпито предостаточно и если бы не воспоминания об умершей жене, решительные действия женщины, по-видимому, его бы остановили. Но поскольку все было как раз наоборот, Морган решил, что она с ним играет, стараясь подразнить. Поэтому, заключив девушку в объятия, он сказал:
 — Надеюсь, мы потратили немало времени на прелюдию. Если хочешь, можешь продолжать игру. Но Бога ради, не строй из себя такую недотрогу.
 Не успела Леони с негодованием ответить, как губы Моргана вновь прижались к ее губам. И на этот раз поцелуя избежать не удалось, так как Морган действовал грубо, а его язык, как пламя, проник сквозь беззащитные губы Леони. Поцелуй ее ошеломил. До сих пор она не встречалась в жизни с подобным проявлением чувств мужчины к женщине. Леони некоторое время оставалась неподвижной. Ее руки были прижаты к телу. Она никогда столь близко не общалась с мужчиной. И пока Морган, овладев губами, крепко сжимал ее в своих объятиях, Леони сделала для себя несколько умозаключений относительно мужчин. Во-первых, они были значительно сильнее женщин, в чем она сама убедилась, пытаясь высвободиться из его объятий. Во-вторых, от этого мужчины отвратительно пахло табаком и коньяком. И, наконец, мускулистую грудь мужчины покрывали мягкие волосы. Она чувствовала это своей выступающей из платья грудью.
 Жадно целуя Леони, незнакомец одной рукой обнял ее, прижимая все теснее к своему горячему телу, а другой ловко освободил от шпилек копну каштановых волос, волнами упавших на плечи. На мгновение оторвавшись от губ Леони, незнакомец погрузил лицо в водопад ее волос.
 — Прекрасно, прекрасно! — бормотал мужчина, зарывшись в мягкие локоны, рука его ласково и страстно поглаживала ее шею, а губы, шаря по щеке, искали губы. — Господи, как я благодарю Гайозо, что он послал тебя. Иди ко мне, дорогая моя, и ты увидишь, как прекрасно мы проведем остаток ночи.
 Леони не понимала почти ничего из того, что ей говорил незнакомец. Она была так ошеломлена и напугана происходящим, что на некоторое время потеряла способность двигаться и соображать, но когда мужчина подхватил ее на руки и понес через комнату, пришла в себя. Страх испарился.
 — Нет! Оставьте меня, мсье! Это ошибка… вы ничего не понимаете! — в ярости закричала Леони.
 Мужчина рассмеялся.
 — Большой ошибкой будет, малышка, отказаться от того, что я собираюсь сделать. Я только не могу понять, зачем проявлять столько упорства в этой игре. — Он пылко поцеловал ее в губы и добавил:
 — Но это восхитительная игра. Играй в нее, сколько хочешь.
 Темнота в комнате скрывала внешность обоих. Леони разобрала только, что мужчина высок и силен, а его голос — красивого низкого тембра, который впоследствии она не раз будет вспоминать. Рука мужчины коснулась груди девушки, высвободив ее из-под платья. Это испугало девушку и рассердило одновременно. У Моргана было преимущество перед Леони — он видел ее в то мгновение, когда она входила в комнату, и поэтому хоть немного представлял, как выглядят ее лицо, волосы, фигура. Девушка оказалась маленькой и нежной. Было захватывающе приятно ощущать ее тело в своих объятиях. Продолжая бороться с Леони, Морган ощутил внутреннее напряжение, когда рука проникла под вырез платья. Его пальцы стали поглаживать и ласкать соски Леони. Тело ее затрепетало.
 — Бог мой! — прошептала она. — Что вы со мной делаете?
 Морган рассмеялся и, оставив соски, начал расстегивать платье. Прежде чем Леони сообразила, что происходит, она почувствовала, что раздета. Все произошло слишком быстро, чтобы она смогла осмыслить происходящее. Леони боялась того, что может произойти. Она была брошена в водоворот чувств, к которым не была готова, и реагировала на происходящее единственно доступным ей способом — она боролась.
 Однако противник был слишком силен и настойчив в попытках овладеть ее молодым и упругим телом, что ставило под сомнение исход борьбы. Вскоре он положил конец ее неистовым пинкам и ударам, и его одежда присоединилась к ее платью на полу возле кровати. В одно мгновение тяжелое горячее мужское тело прижалось к телу Леони.
 Леони была напугана и рассержена. Ее чувства смешались. Она принимала ласки этого незнакомца и одновременно в ужасе отталкивала их. Ее тело пробуждалось от ласковых прикосновений.
 Леони никто и никогда не объяснял, что именно происходит между мужчиной и женщиной. Да и кто ей мог об этом рассказать — ее дед или повариха в усадьбе Сант-Андре? Но это не значит, что у нее отсутствовали какие-то свои представления относительно того, как все происходит.
 Леони выросла среди полей и болот, окружавших усадьбу, и, разумеется, видела весенние брачные игры животных в лесистых зарослях, случку скота на плантации. Но эти скудные сведения не могли все же подготовить ее к тому, что собирался сделать с ней незнакомый мужчина.
 Казалось, что губы мужчины — везде. Они ласкали ее грудь, плечи… Смелые и бесстыдные руки шарили по всему телу. Сопротивление Леони даже нравилось мужчине. Когда она уперлась в грудь незнакомца, пытаясь освободиться от обвивших ее рук, он только опустил руки ниже и, обхватив ягодицы, еще ближе прижал ее к себе. К своему удивлению и ужасу, Леони ощутила горячую и напряженную плоть, прижатую к ее животу, и несмотря на сумятицу чувств, переполнявших грудь, странный порыв удовольствия пронзил ее тело.
 «Что происходит со мной», — думала Леони, как в тумане, и, потрясенная, замерла, чувствуя, как рука мужчины скользнула вверх по бедру и ласково коснулась того места, где бедра смыкались.
 Морган был опытным любовником и знал, что делает. Когда его пальцы нежно и осторожно стали ласкать самые сокровенные места Леони, у нее вырвался легкий возглас удовольствия и удивления:
 — Ах, мсье!.. — расслабленно произнесла она, и Морган понял, что дальше тянуть нельзя.
 Его губы нашли ее губы и сомкнулись в глубоком затяжном поцелуе. Осторожно коленями раздвинув ноги Леони, Морган положил свое тело между ее бедрами. Его руки легко приподняли ягодицы Леони и, исторгнув крик удовольствия, он погрузился в ее мягкое горячее лоно.
 Леони ощутила пронзившую ее острую боль, которая затем притупилась, пока мужчина двигался в ней, глубоко проникая в ее тело. Ошеломленная, не верящая в то, что с ней произошло, она неподвижно лежала разбитая и опустошенная, не имея более сил сопротивляться неизвестному человеку, лишившему ее невинности.
 То, что женщина не отвечала на его ласки, не удивило Моргана — многие девицы подобного сорта, стараясь не утруждать себя, просто лежали под мужчиной. Он подумал, что и эта, вероятно, такая же. Но тело женщины было таким теплым и нежным, что Моргану не хотелось в это верить. И он в страстном порыве прижался к ее губам, в то время, как его руки с неописуемым наслаждением продолжали сжимать ее упругие ягодицы.
 Первоначальный шок и ужас, испытанный Леони, когда мужчина силой овладел ее телом, постепенно проходил. И когда Морган вновь обхватил ее ягодицы, Леони начала сопротивляться, пытаясь оттолкнуть мужчину и сбросить его с себя. Она изо всех сил пыталась освободить губы, вращая головой из стороны в сторону, но тщетно. Тогда она принялась колотить маленькими кулачками по его широким плечам — и опять безрезультатно.
 Лаская теплое шелковистое тело Леони, Морган «ощутил нечто большее, чем ожидал. С протяжным глухим стоном он продолжал погружаться в эту женщину. Пресыщенный, но не удовлетворенный до конца, он сполз с ее тела, удивляясь тому, что даже во время женитьбы никогда не испытывал таких переполнявших его чувств. В этот момент он почувствовал острый укол в груди. Черт подери! Да неужели он никогда не избавится от наваждения Стефании? И ощутив злость и недовольство собой, Морган грубо сказал:
 — Теперь ты можешь идти. На комоде возле двери лежат деньги. Можешь взять их все.
 Но прежде, чем Морган начал говорить, Леони слетела с кровати и стала лихорадочно шарить по полу, отыскивая одежду. Она дрожащими руками натянула на себя платье и еще некоторое время разыскивала в темноте ридикюль с драгоценными векселями, который уронила на пол, когда попала в объятия ненавистному мерзавцу. А что касается денег… Блеснув в темноте зелеными кошачьими глазами, Леони подскочила к комоду, сгребла лежащие на нем золотые монеты и одним резким движением вернулась к кровати.
 Леони с трудом различала темную тень мужчины, распластанную на простыне, но, прицелившись, со всей силы швырнула монеты гуда, где должно было находиться лицо, и выкрикнула:
 — Держи свое чертово золото! Ты никогда не сможешь заплатить за то, что сделал со мной!
 Затем резко повернувшись на пятках, она бросилась к французскому окну, широко распахнула его и вылетела в ночную тьму.
 Монеты обожгли лицо Моргана. Взревев от боли и нарастающей ярости, он вскочил и бросился к окну, через которое исчезла женщина, но ее нигде не было. Поглядев во двор, Морган в недоумении возвратился к кровати. Женщин понять невозможно. Денег, лежащих на комоде, было более, чем достаточно, и она не могла обидеться, что ей не доплатили. Тогда в чем же дело?..
 Морган машинально зажег свечу, стоящую на столике возле кровати, и осмотрел комнату. Одежда лежала там, где он ее бросил, но на темном фоне халата выделялась цепочка, которая привлекла его внимание. Нагнувшись, он потянул за нее и увидел красивое, необычное распятие.
 Морган некоторое время задумчиво рассматривал его и, вспоминая борьбу с маленькой красоткой, решил, что распятие принадлежит ей. Улыбнувшись взрыву ее темперамента, он неожиданно для себя задумался. Почему она не взяла деньги и откуда у нее золотое распятие? В конце концов Морган пришел к выводу, что хорошо бы как следует разглядеть это удивительное маленькое создание, которое так неожиданно оказалось в его постели. Он уже собирался погасить свечу, когда его взгляд упал на кровать и глаза расширились от удивления. На простыне явственно проступало кровавое пятно.
 — Черт подери! — все еще сердился Морган, — да ведь она была девственница! Неудивительно, что девчонка швырнула в меня деньгами!
 Морган нахмурился. С чего бы это Гайозо потчевал девственницами случайных гостей и почему она бросила деньги ему в лицо, если сама пошла на это? Эти мысли повергли Моргана в смутное беспокойство и недовольство собой. Он никогда не был груб в любовных делах. Если бы он знал, что она девственница, то думал бы не только о собственном удовольствии, а уделил ей больше внимания. Да и вообще, он бы не связывался с девственницей. В его сознании это понятие тесно переплеталось с женитьбой. Морган не относился к мужчинам, готовым на все, лишь бы лишить невинности очередную девицу. Он придерживался противоположной точки зрения. Опытная женщина доставляла меньше хлопот и давала больше наслаждения. Нет, Морган совсем не жаждал девственниц. До сегодняшней ночи он лишил невинности только одну из них — собственную жену, и ему бы хотелось, чтобы она оставалась единственной.
 Морган погасил свечу и снова лег в постель. Но на душе осталось неприятное чувство, как будто он изменил себе. «Боже милосердный! Скорей бы выбраться отсюда прочь и повидаться с Джейсоном, а с Гайозо потом как-нибудь объяснюсь», — засыпая, подумал Морган. Но губернатор уже никогда и ничего не смог бы объяснить, так как ночью скончался. Утром Морган был настолько обескуражен и расстроен этой новостью, что совсем забыл о девушке, которую лишил невинности. Он поспешил выразить соболезнования вдове усопшего и немедленно направился в городской дом Джейсона, надеясь, что застанет его там. И хотя Джейсона в городе не оказалось, это не слишком огорчило Моргана. Он был почти уверен, что застанет своего друга на плантации усадьбы Бува. Не теряя времени, Морган распорядился о своих вещах, которые надо было забрать из губернаторского дома, и, наняв лошадь, поехал в Бува.
 К дому Джейсона вела широкая, обсаженная замшелыми дубами аллея, которая обрывалась перед высоким домом с белоснежными колоннами. Из дома выскочил мальчик-негр, который подхватил поводья коня Моргана, пока тот не спрыгнул на землю.
 Бросив мальчику монетку, Морган спросил:
 — Мистер Сэведж дома?
 Но прежде чем мальчик успел ответить, раздался голос:
 — Мой Бог! Ты выбрал отличное время для приезда!
 Нахмуренное лицо Моргана озарилось улыбкой. На широких ступенях дома стоял его друг Джейсон Сэвидж. Морган кивнул головой, соглашаясь:
 — Знаю, знаю. Я сделал ошибку, поддавшись уговорам Гайозо остаться у него на несколько дней. — Улыбка сползла с лица Моргана, и он добавил:
 — Гайозо умер. По-видимому, перебрал прошлым вечером. Поверь, это ужасно.
 — Что? — воскликнул Джейсон. По его худому лицу было видно, что он тоже потрясен новостью. — Не может быть! О господи! Я только на прошлой неделе разговаривал с ним.
 — Но это действительно так, — медленно проговорил Морган. — Я прошлой ночью играл с ним в карты, и он выглядел неплохо. — И с бесстрастным выражением лица добавил:
 — Там еще был его друг Уилкинсон. Я полагаю, они крепко выпили, но ничего необычного не заметил. — Он пожал плечами. — Хотя, кто его знает?.. Не так ли?
 Густые брови Джейсона нахмурились:
 — Уилкинсон? Странно.
 Морган пожал плечами и, опережая следующую реплику, жалобно произнес:
 — Ты пригласишь меня когда-нибудь в дом или я навсегда останусь под палящим солнцем?
 Веселый смех прервал его слова, и, слетев со ступеней, Джейсон протянул руки навстречу Моргану:
 — О, мой дорогой! Как я рад тебя видеть! Как твоя семья, все здоровы?
 Пока Морган рассказывал о последних новостях из Натчеза, молодые люди поднялись по ступеням и вошли в дом.
 В просторных, элегантно убранных комнатах стояла прохлада. Проводив Моргана в гостиную, Джейсон угостил его напитками. Когда был накрыт стол, оба с удовольствием расположились за ним. Джейсон начал более подробно расспрашивать Моргана о смерти губернатора и о поездке в Нью-Орлеан.
 У молодых людей было много общего: оба смуглые, высокие, Джейсон, пожалуй, даже на дюйм выше, с иссиня-черными волосами, что говорило о креольском происхождении. Каждый по-своему был привлекателен, хотя оба не были классически красивы. На крупном лице Джейсона надменно выделялся нос, и, по принятым понятиям о мужской красоте, ему более соответствовали бы твердые черты лица Моргана.
 Их жизненные пути были во многом схожи, хотя существовала небольшая разница. Оба происходили из обеспеченных семей плантаторов Нью-Орлеана. Джейсон в отличие от Моргана был единственным ребенком в семье. Его родители не жили вместе. Мать Джейсона Антония жила в Нью-Орлеане, а Гай, его отец, — в имении Гринвуд в Вирджинии. У Джейсона, как и у Мортана, были родственники в Англии. Герцог Рокбури приходился ему дядей. Впервые юноши встретились во время учебы в Харроу, и с тех пор их дружба не прерывалась.
 Каждый из молодых людей был занят своим делом, и их жизненные пути пересекались нечасто. Но уж если они оказывались поблизости друг от друга, то один из них обязательно приглашал другого, и тот обязательно приезжал погостить. Отношения между ними складывались легко. Ко многому они относились одинаково: к картам, выпивке, лошадям, женщинам. В свои двадцать шесть лет Джейсон был далек от желания вступить в брак, с усмешкой утверждая, что родители подают пример, которому не надо следовать.
 Именно Джейсон когда-то познакомил Моргана с Ноланом. Было очевидно, что в разговоре это имя обязательно всплывет. Действительно, спустя некоторое время Морган спросил:
 — Ты слышал что-нибудь о Нолане? Джейсон, тряхнув темноволосой головой, ответил:
 — Нет… но это ничего не значит. Филипп скрытный человек. И поверь мне, несмотря на мое восхищение им, у нею всегда останутся от меня секреты.
 Морган кивнул. Это была правда. В Филиппе Нолане было нечто не располагавшее к откровению. Тем не менее Джейсон и Нолан были близкими друзьями, и, помня об их дружбе, о многочисленных переделках, в которых они вместе побывали, Морган спросил:
 — Ты был с ним как-то в одном из путешествий… Кажется, когда вы ездили на охоту за лошадьми… не так ли?
 Странное выражение появилось на лице Джейсона.
 — Да, — медленно ответил он, — мне тогда было семнадцать. Ты помнишь Блада Дринкера, моего друга из Индианы? — И когда Морган утвердительно кивнул, Джейсон продолжил:
 — Блад и я вместе с Ноланом и команчами как-то охотились за лошадьми. — Его зеленые глаза заблестели. — Это было замечательно. Честно тебе скажу, такого я еще никогда не испытывал.
 Морган улыбнулся при упоминании имени друга из племени команчей. Он порасспросил о Бладе Дринкере, и в такой непринужденной беседе друзья скоротали время до вечера.
 Когда наступили сумерки, к ним вошел дед Джейсона Арманд. С искренней доброжелательностью поприветствовав Моргана, он поинтересовался, собираются ли молодые люди оставаться и далее исключительно вдвоем, полностью игнорируя его особу. Друзья со смехом восприняли эту шутку, и вечер продолжился.
 Только когда Морган раздевался, чтобы лечь в постель, в его сознании возникло воспоминание о вчерашнем ночном приключении. Морган уже снял сюртук и собирался расстегнуть жилет, когда его пальцы нащупали в кармане золотую цепочку и распятие. Было мало вероятно, особенно после смерти Гайозо, что когда-нибудь представится возможность возвратить владелице это распятие. К собственному удивлению, Моргану не хотелось расставаться с этим украшением.
 «Память о мимолетной страсти, » цинично подумал Морган.
 Возможно, так и было. В конце концов распятие придавало происшествию особый шарм. Оно будет напоминать, что все женщины, даже шлюхи, обманчивы.
 Леони обнаружила пропажу сразу же, как пришла домой. Она тихонько прокралась в боковую дверь, предусмотрительно оставленную Иветтой открытой, инстинктивно хотела прикоснуться к распятию, чтобы поблагодарить Бога за возвращение домой, но тут же испустила легкий крик, обнаружив его потерю.
 После всего, что произошло в этот ужасный вечер, потеря дорогой для нее вещи, единственной памяти о матери, стала последней каплей. Леони заплакала. Почему? Она сама не понимала — то ли из-за утраченной невинности, то ли из-за пропажи распятия.
 Рыдая, она медленно прошла в спальню, думая о том, сколько страданий пришлось перенести из-за проклятых векселей. Бросившись на кровать, Леони поняла, что это слишком дорогая цена. Завтра дедушка опять пойдет играть и подпишет новые векселя. Впервые в своей короткой жизни она пала духом и задумалась о нелегком будущем. Дедушка собирается все разрушить. Он заставляет ее выйти замуж за человека, которого она никогда не видела, и… все ее старания окажутся напрасными.
 Усталое лицо Леони болело, рот пересох от жадных поцелуев незнакомца, под глазами обозначились темные круги, а между ног она чувствовала боль, которая, казалось, никогда не пройдет. Леони устало сняла с себя платье и, увидев на нем кровавое пятно, мучительно застонала. Она была полностью повержена. И за что? За карточные долги деда! Вспыхнув от охватившего ее гнева, Леони направилась в тот угол комнаты, куда она бросила старый ридикюль с векселями.
 «Я не должна так думать, » решила она, собравшись духом.
 Леони была сильным, неунывающим человеком. И хотя насилие ее потрясло, она быстро приходила в себя. Нельзя сказать, что ее лишили невинности грубо и жестоко. Леони неохотно с этим согласилась. Незнакомец просто не знал, что она девственница. Ей так же нелегко было смириться с мыслью, что в
 произошедшем есть доля и ее вины. Это Леони рассердило. Если бы она не пошла в дом губернатора, если бы ей не пришлось красться, как преступнице, по его дому, она бы никогда не встретилась с тем мужчиной, а он бы не принял ее за какую-то шлюху, присланную Гайозо.
 Леони передернуло. Неужели женщина действительно способна предлагать свое тело мужчине, которого никогда раньше не видела и больше никогда не увидит. Вспоминая при ясном свете дня о незнакомце, который овладел ее телом, Леони невольно содрогнулась.
 Нет, Леони не хотела вновь оказаться лицом к лицу с этим человеком. Ее щеки вспыхивали только при одной мысли о возможной когда-нибудь встрече с ним.
 «О, мой Бог! — думала Леони. — Я бы умерла со стыда или вырвала ему глаза.»
 Легкий стук в дверь заставил Леони вскочить на ноги. Она открыла дверь и обнаружила за ней бледную от волнения Иветту в длинной полотняной ночной рубашке.
 — О, Леони, наконец-то ты дома! — воскликнула Иветта. — Я так волновалась.
 Леони зашикала на нее и, бросив выразительный взгляд на спальню деда, затащила сводную сестру в комнату.
 — Я пришла буквально несколько минут назад, — сказала она..
 — Знаю, я все время заглядывала к тебе, — призналась Иветта. — Сначала я хотела дождаться тебя. Но когда твой дедушка пришел домой, он сказал, чтобы я шла спать. Чтобы меня не обнаружили у двери, я решила пойти к себе и периодически проверяла, вернулась ли ты. — После некоторого колебания Иветта добавила:
 — Ну, как, удалось добыть векселя?
 С наигранной легкостью Леони ответила:
 — Конечно! Это было очень просто, как я и ожидала.
 В поведении Леони не было и намека на ложь, но ее выдавал болезненный вид и нездоровый блеск зеленоватых глаз. Внимательно присмотревшись к ней в неясном свете наступающего утра, Иветта настороженно спросила:
 — Ты странно выглядишь… Действительно, все в порядке? Леони кивнула:
 — Ах! Ты всегда беспокоишься зря. Все нормально. Я довольна, что по крайней мере нынешней ночью наши долги не увеличились.
 — Но нельзя же всегда это делать, — резонно возразила Иветта. — Не ходить же каждый раз за дедушкой. И ты не всегда сможешь узнать, кому именно он проиграл. Я думаю, что тебе просто повезло этой ночью, но… в другой раз может не повезти.
 Леони с трудом подавила нервный смешок. Повезло… Если бы Иветта только знала… Но после нескольких вопросов, на которые Леони ответила довольно легко, сомнения Иветты рассеялись, и она, довольная, что все хорошо кончилось, выскользнула из комнаты.
 Наконец-то Леони опять легла в постель, чувствуя себя физически и морально разбитой от всего, что пришлось пережить. Как только голова коснулась подушки, девушка погрузилась в глубокий сон…
 Леони проснулась после полудня. Она чувствовала себя опустошенной событиями предыдущей ночи. Она упорно старалась забыть ощущения, испытанные в объятиях незнакомца.
 — Было и прошло, — твердила Леони, связывая в узел коричневое шерстяное платье и разрывая в клочья нижнюю юбку. Затолкав эти тряпки в сумку, она вышла из дома через боковую дверь и выбросила все в мусорную яму.
 «Если бы так же легко можно было освободить память от того, что произошло», — думала Леони, возвращаясь домой.
 Вспомнив о векселях, которые все еще лежали в ридикюле, она занялась поисками Иветты. Леони не знала, что с ними делать? Порвать? После того, как пропажа обнаружится, хранить их у себя будет опасно.
 Иветта заметила, что Леони стала слишком молчаливой. Она чувствовала, что с ее сводной сестрой что-то произошло, как будто какая-то искра угасла в ней. Хотя векселя были возвращены, Леони не праздновала победу. Это волновало Иветту. Она подозревала, что Леони что-то не договаривает.
 Клод ничего необычного в поведении внучки не заметил. Проснувшись, он перекинулся с Леони несколькими словами. В это утро кроме обычной головной боли его мучило сердце.
 К четырем часам дня Клод, почувствовав себя немного лучше, решил поговорить с мсье Слейдом, пока трезв. Он направился в дом губернатора и очень расстроился, узнал о смерти Гайозо. Но известие об отъезде мсье Слейда его огорчило куда больше. Подавленный Клод бесцельно побрел из дома губернатора.
 «Бог мой, что же теперь делать? — думал он. — Мсье Слейд так подходил на роль жениха!»
 Горестно качая головой, Клод спустился к излюбленному кафе на углу улиц Рампарт и Тулузской, намереваясь залить горе коньяком. Но не прошел он и двух кварталов, как увидел высокого черноволосого мужчину, идущего по Королевской улице. Мсье Слейд! Клод заторопился, свернул с Тулузской улицы и вскоре настиг его у входа в одно из многочисленных кафе.
 — Мсье Слейд! Морган Слейд! Постойте, — крикнул он.
 Молодой человек остановился и, полуобернувшись, равнодушно взглянул на Клода.
 — Да? — вежливо спросил Эшли Слейд, не считая нужным сообщить Клоду, что он не тот, за кого его принимают. Его голубые, как у Моргана, глаза оглядели стройного аристократического вида старика и мгновенно с точностью до пенни оценили стоимость хорошо сшитого сюртука, после чего потеплевшим голосом Эшли добавил:
 — Чем могу служить?..




 Глава 6


 Клод так никогда и не узнал, что ошибся. Эшли вполне мог сойти за Моргана для каждого, кто не знал их обоих достаточно хорошо. Клод лишь дважды видел Моргана, причем оба раза будучи основательно пьяным, а Эшли решил не сообщать старику об ошибке до тех пор, пока не узнает, какую пользу сможет извлечь для себя.
 Приезд Эшли в Нью-Орлеан был вынужденным. Он уже десятки раз проклинал судьбу, заставившую его покинуть добрую старую Англию ради американского континента. Раздобыть деньги было практически невозможно, если, конечно, не заработать их честным трудом. Такую мысль Эшли категорически отвергал. Ему пришлось кочевать из одного пограничного города в другой на побережье Мексиканского залива, добывая средства к существованию обманным путем.
 Решив, что отец уже, вероятно, остыл и простил грехи, заставившие сына покинуть Англию, Эшли наконец достиг Нью-Орлеана с твердым намерением возвратиться домой. Он надеялся заполучить деньги на обратный путь в Старый Свет и таким образом выпутаться из ситуации, которая становилась опасной. Эшли был вынужден объехать Натчез стороной, так как Морган мог помешать ему, да и на теплый прием со стороны дядюшки и его сыновей рассчитывать не приходилось. Несколько месяцев Эшли провел в маленьком городишке Батон Руж и именно оттуда написал отцу о своем намерении побывать в Нью-Орлеане.
 Это письмо было рассчетливым ходом. Благодаря ему Эшли хотел получить прощение отца и деньги на обратную дорогу. Кроме того, сообщая о своем местонахождении, он надеялся на некоторое облегчение своего положения.
 Эшли пришлось задержаться в Батон Руж, так как там он в своей обычной манере очаровал, а затем и соблазнил молодую вдову. Связь получила огласку, и родственники вдовы решили положить этому конец. Не желая терять обеспеченную жизнь, Эшли вызвал на дуэль одного из родственников вдовы и убил несчастного юношу. Естественно, Эшли ждала месть, и он вынужден был срочно покинуть Батон Руж, прикарманив при этом у своей любимой кое-какие драгоценности.
 Средства, вырученные за украденные вещи, позволили Эшли некоторое время продержаться на плаву. Но пробыв в Нью-Орлеане неделю, он понял, что деньги подходят к концу, а его местопребывание может стать известным родственникам убитого юноши.
 Эшли был готов на все, когда его окликнул старый француз и назвал именем кузена. Он решил выяснить, какую пользу можно извлечь из этой ошибки. Мужчины устроились за отдельным столиком и некоторое время настороженно разговаривали, попивая крепкий кофе, сдобренный изрядными дозами рома и коньяка. Клод обдумывал, как бы подипломатичнее изложить свое предложение, а Эшли — как скрыть свое истинное имя.
 Они говорили о неожиданной смерти губернатора. Из разговора с помощью ловких наводящих вопросов Эшли узнал, что мсье Сант-Андре видел кузена только дважды. И хотя весть о том, что Морган находится в городе, была для него неприятна, Эшли После некоторых колебаний решил продолжить начатую игру.
 Через несколько минут вежливой беседы общие темы оказались исчерпаны, и Клоду ничего не оставалось, как перейти к тому, что беспокоило его больше всего. Отхлебнув глоток кофе, он сказал напрямик:
 — Мсье Слейд! Не сомневаюсь в вашей порядочности, а потому хочу… сделать вам одно предложение.
 Эшли насторожился. Надеясь, что речь пойдет о деньгах, волновавших его более всего, он равнодушно ответил:
 — В чем дело?
 Клод колебался. У Клода возникли некоторые сомнения по поводу молодого человека. При ближайшем рассмотрении, не будучи одурманенным алкоголем, Клод засомневался в правильности своего выбора. Что-то в нем было… Тяжелый оценивающий взгляд, полные губы — все свидетельствовало о склонности к удовольствиям. Этого Клод ранее не замечал. Но отбрасывая охватившие его сомнения, он сказал:
 — У меня есть внучка, которую я хотел бы выдать замуж. И я предлагаю вам стать ее мужем.
 Эшли с трудом сдержал гнев. Зачем ему жениться? Да за последние несколько лет он мог это сделать не один раз, став совладельцем крупного состояния.
 Клод не торопил с ответом. Устремив взгляд на чашку кофе, он продолжал:
 — Я знаю, многие мужчины бывают рады, когда жена приносит не только себя на брачное ложе. У внучки большое приданое. В случае моей смерти, а врач сказал, что дни мои сочтены, она унаследует сотни акров плодородной земли выше по реке в нескольких милях отсюда. — Клод поднял голову. Его старое лицо выглядело усталым. Он спокойно спросил:
 — Вам достаточно будет пяти тысяч испанских дублонов?
 Эшли задохнулся:
 — Боже милостивый! Достаточно ли ему пяти тысяч дублонов? Это огромная удача! Только как бы их заполучить, не вешая себе на шею жену? Впрочем, почему на свою? На шею Моргана!
 Мозг Эшли напряженно работал. Чтобы выиграть время, он достал тонкую сигару и несколько минут раскуривал ее, устремив взгляд в пространство. Стараясь не подать вида, что слишком легко принимает предложение и боясь упустить счастливый случай, он медленно ответил:
 — Мне надо все обдумать. — И выпустив клуб дыма, продолжил:
 — Многое, конечно, зависит от вашей внучки. Я хотел бы побольше узнать о женщине, которая, возможно, станет моей женой.
 Облегченно вздохнув, но вместе с тем чувствуя некоторую бестактность разговора, Клод рассказал Эшли о Леони. Он, конечно, скрыл истинное положение дел с имением и постарался поподробнее описать достоинства Леони — ее молодость, красоту и покладистый характер. Последнее было явной ложью.
 Неожиданно для себя Эшли заинтересовался. Но он был достаточно умен и опытен, чтобы понимать впасность такого сватовства. Если бы девушка обладала всеми достоинствами, о которых столь красочно говорил ее дед, то от претендентов на ее руку не было бы отбоя. Тогда почему же старик выбрал Моргана?
 Оставив выяснение этого вопроса до лучших времен и пытаясь понять, какую выгоду можно извлечь из этой встречи, Эшли вкрадчиво спросил:
 — Если мы с вами придем к соглашению, скажем, уже сегодня вечером, то как скоро, по-вашему, мог бы состояться брак? Хотели бы вы задержаться с помолвкой или есть повод для спешки? Когда вы отдадите приданое?
 Что-то в последнем вопросе насторожило Клода, но он не понял, что именно. Раньше мсье Морган не казался ему ни расчетливым, ни меркантильным. Клод забеспокоился, не ошибся ли он в этом человеке. Но Эшли, как будто поняв Клода, обворожительно улыбнулся:
 — Как, наверное, неприятен вам подобный разговор! Поверьте, я обычно не столь прямолинеен, но, — здесь он сделал небрежный жест, — никто и никогда не предлагал мне свою внучку в жены.
 Сомнения Клода рассеялись. Тепло улыбнувшись молодому человеку, он ответил:
 — Да и мне никогда не приходилось выступать в роли сводника. Значит, мы квиты, не так ли?
 Чувствуя облегчение от того, что ситуация прояснилась, Клод признался:
 — Буду искренен с вами, молодой человек. Я бы организовал бракосочетание хоть завтра! Золото вы получите в тот же день, как женитесь на Леони.
 — А почему, собственно, вы так спешите выдать внучку замуж? — едва сдерживая радость, спросил Эшли.
 Клод грустно нахмурился:
 — Дни мои сочтены. Когда я умру, Леони останется одна на всем белом свете. Покидая этот мир, я бы хотел обеспечить ее будущее.
 — Я вас понимаю, — наигранно посочувствовал Эшли. Его хитрый мозг напряженно работал, прикидывая, как лучше распорядиться полученными сведениями. В конце концов он самоуверенно решил, что главное — прибрать к рукам золото, а потом можно и удрать от этой девчонки. Одарив Клода очаровательной улыбкой, он продолжал:
 — Я понимаю, что вы хотели бы получить ответ немедленно, но мне необходимо время, чтобы обдумать ваше предложение. Лишиться свободы нелегко. — Бросив взгляд на золотые часы, вынутые из маленького кармашка расшитого желтого жилета, Эшли добавил:
 — Мне необходимо хорошо обдумать ваше предложение. Будет ли удобно навестить вас вечером?
 Клод кивнул. Его смущала реакция Слейда на его предложение. Она была несколько иной, чем ожидал Клод. Кроме того, молодой человек оказался не таким приятным и обаятельным, как при встрече у губернатора.
 — Я старею, — уверял себя Клод, — юноша все-таки красив, хотя во время игры в карты казался более привлекательным, чем сейчас.
 Вопреки разочарованию от собственной затеи Клод ответил:
 — Конечно, приходите, скажем… в девять часов. — И когда Эшли кивнул, добавил:
 — В случае положительного ответа я представлю вас внучке.
 Эшли ощутил чувство полной удовлетворенности собственной персоной:
 — Господи, если все пройдет, как надо, еще до конца недели у меня в руках будет золото. А тогда — на корабль и в Англию.
 Мужчины раскланялась. Клод возвратился в свой дом на Тулузской улице, а Эшли решил навести о нем кое-какие справки. То, что он узнал, вызвало у молодого человека злобную ухмылку. Стало понятно, почему Сант-Андре выбрал для подобного предложения незнакомца.
 Оказалось, что никто никогда не слышал о богатом приданом, а потому не нашлось ни одного охотника взвалить себе на шею многочисленные долги Клода.
 Новость о появлении в их доме жениха расстроила Леони. Она не знала, плакать ей или сердиться. День не принес облегчения. Ее тело и разум были на грани шока, испытанного накануне вечером. Еще не пережив насилия, ей предстояло встретиться с будущим мужем. Какое-то время ею даже владела мысль о побеге. Но вскоре растерянность прошла, уступив место здравому смыслу. Леони поняла, что ей не избежать борьбы. Она встретится с этим человеком и найдет какой-нибудь способ спасти себя, Иветту и даже дедушку вопреки ему самому.
 Леони равнодушно позволила Иветте причесать себя, стянув волосы тесьмой, и надела абрикосовое платье, которое ей очень шло. Это было единственное нарядное платье, с высокой талией и прямой зауженной юбкой, придававшее ей соблазнительный вид. На ногах у нее были белые атласные туфельки, а в волосах, по настоянию Иветты, — ветка жасмина. Посмотрев на свое отражение в зеркале, Леони показала ему язык:
 — Подумаешь! Не имеет значения, как я выгляжу. Ведь мсье Слейда интересует только приданое.
 Она была совершенно права. Эшли явился в городской дом Сант-Андре в девять часов вечера. Приданое подействовало на Эшли, как кровь на акулу. Если золото существует, то он должен им овладеть, пусть даже под именем Моргана. Какое ему дело до громадных долгов Сант-Андре? Когда правда раскроется, платить за них придется не ему, а Слейду. Пусть он тогда и решает эти проблемы.
 За короткое время, прошедшее после прощания с Клодом, Эшли не только успел вникнуть в финансовые дела Сант-Андре, но и побывал в гавани Нью-Орлеана. Он узнал, что в ближайшую пятницу в Англию отправится корабль «Огненный ангел», намеревающийся пробыть в пути неделю. Молодой авантюрист решил, что это именно тот корабль, на котором он отплывет, набив карманы золотом.
 Эшли был само очарование, когда предстал вечером перед Клодом, и тот избавился от остатков сомнений по поводу личности мсье Слейда. Мужчины беседовали в гостиной, единственной комнате, сохранившей приличный вид. Пол был украшен кремовым ковром, а стены — бургундскими шпалерами. Тусклый свет свечей скрадывал некоторые недостатки ее обстановки.
 Неожиданно Эшли повел себя иначе, чем утром. Он заявил, что почтет за честь жениться на мадемуазель Сант-Андре, если, конечно, мсье Сант-Андре сочтет его достойным руки своей внучки. Клод был польщен. Мужчины распили бутылку отличного французского коньяка, которая была припасена специально для таких случаев. Каждый из них остался доволен совершенной сделкой, но они забыли о невесте.
 Когда несколькими минутами спустя Леони вошла в комнату, ее зеленые глаза дерзко блестели, а маленький, красивый подбородок был упрямо вздернут. Леони не сомневалась, что найдет выход из создавшегося положения, пусть даже понадобится умолять мистера Слейда.
 Она была очаровательна. Ее роскошные волосы в мерцающем свете свечей отливали золотом. Эшли вдруг пожалел, что на ухаживания не остается времени. На какое-то мгновение он даже допустил возможность поездки в Англию с молодой женой. Это был большой риск. Поразмыслив, Эшли отбросил эту идею, увидев в ней для себя коварную ловушку.
 Леони сразу же невзлюбила Эшли. Красивое лицо жениха, голубые глаза под густыми черными бровями, чувственные губы, готовые для поцелуя, произвели на девушку неприятное впечатление. Его привлекательность казалась красотой распутника. После случившегося ночью Леони была твердо уверена, что никогда больше не захочет ощутить вкус мужского поцелуя. Ничто в молодом человеке не могло ее привлечь.
 Клод сиял, представляя жениха и невесту друг другу. Леони, помня о хороших манерах, позволила мсье Слейду поцеловать свою маленькую ручку. Глядя на Клода, Эшли восхищенно подумал:
 «Бог мой! Да какой же он глупец!»
 С умильной улыбкой глядя на высокого юношу, стоящего бок о бок с Леони, Клод любезно произнес:
 — Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем ваше намерение, мсье Слейд.
 Эшли окинул Леони взглядом собственника:
 — А вы, моя дорогая, хотели бы видеть меня своим мужем?
 Произнесенные слова были не более, чем формальностью. Эшли уже ощущал в руках тяжесть золота! Он не сомневался, что девушка поступит так, как хочет ее дед. Да он и не ждал ответа. Смущение, легкий кивок, радостная улыбка лучше всяких слов выразили бы согласие. Но Эшли не знал чту молодую леди. Ее слова прозвучали неожиданно и неприятно.
 Не желая слепо подчиниться судьбе, Леони дерзко ответила:
 — Нет! С чего бы это?
 Эшли был ошеломлен, а Клод рассвирепел:
 — Ты что, забыла про наш уговор? Уверенность Леони поколебалась. Она сжала губы и с глубокой грустью примирительно произнесла:
 — Нет, дедушка! Но прежде чем принять предложение мсье Слейда, я хочу побеседовать с ним наедине. Надеюсь, ты не откажешь мне в этом единственном желании?
 По разным причинам мужчины колебались. Клод опасался, что несмотря на их прежнюю договоренность, Леони будет бороться до последнего шага к алтарю, и вполне обоснованно ей не доверял. Эшли был напуган. Он уже считал своими и деньги, и плотские удовольствия с этой малюткой перед отплытием в Англию. Теперь все было под угрозой. Эта девчонка может помешать осуществлению его плана.
 Зная, сколь упрямой может быть внучка, и не желая с ней спорить, когда все так удачно складывается, Клод неохотно согласился:
 — Хорошо! Короткий разговор наедине с будущим мужем — это твое право. Но, — глаза Клода потемнели, и в них мелькнула угроза, — не забывай о том, что я тебе говорил! Я выполню свое обещание, если ты меня вынудишь!
 Губы Леони сжались.
 — Конечно. Ну а теперь я могу поговорить с мсье Слейдом… наедине?
 Клод бессильно сжал кулаки. Не желая продолжать препирательства при постороннем, он виновато посмотрел на молчащего Эшли:
 — Понимаете ли, она временами бывает немного упряма. И, возможно, лучше, если вы поговорите с ней без меня. Я скоро вернусь.
 Леони еще не знала, что скажет за эти несколько минут. Время ее подгоняло. Решив, что лучше всего попросить мсье Слейда взять назад предложение, Леони умоляюще произнесла:
 — Мсье, я надеюсь, что вы не обидитесь. Но я не хочу выходить замуж за вас. Пожалуйста, скажите дедушке, что мы не подходим друг другу. Ну что вам стоит? Это очень важно для меня.
 Эшли пристально посмотрел на Леони. Перед ним стояло отнюдь не покорное создание, о котором говорил Клод. Но было очевидно, что дед имеет на нее влияние. Как лучше поступить? Стараясь выиграть время и побольше узнать, Эшли грубовато спросил:
 — Вы любите кого-то другого, кто не нравится вашему дедушке?
 Улыбка осветила лицо Леони:
 — О нет, мсье! Я вообще не хочу выходить замуж, неужели вы не понимаете?
 Конечно, этого Эшли понять не мог. Хорошо, что здесь не маячит какой-то щенок, который испортил бы все дело. Если эта девчонка не врет, то по крайней мере можно попытаться прибрать золото к рукам. Эшли доверительно проговорил:
 — Я не буду ничего требовать от вас, моя дорогая. Женитьба не изменит вашу жизнь. Вы лишь получите мою фамилию, а я — ваше приданое.
 Чувствуя, что заинтересовал девушку, Эшли продолжал:
 — Этот брак мы заключим исключительно ради обоюдного удобства. Можете продолжать жить в Луизиане, а я останусь в Натчезе. Это будет просто деловое соглашение.
 Кошачьи глаза Леони на мгновение задумчиво застыли, и она полюбопытствовала:
 — А зачем же тогда жениться? Решив показать, что ему не чуждо понятие чести, Эшли продолжил игру:
 — Видите ли, на самом деле я совсем не хочу жениться.
 — Тогда зачем вы делаете мне предложение? — резонно спросила Леони. И пока Эшли колебался, стоит ли ему раскрывать истинные намерения, в ее глазах неожиданно появилось сочувствие, и с искренним беспокойством она поинтересовалась:
 — Неужели вас тоже заставляют жениться? Оценивая возможности, предоставляемые этим невинным вопросом и подыгрывая сочувствию Леони, Эшли постарался принять смущенный» и одновременно обольстительный вид:
 — В том-то все и дело, моя дорогая! Отец грозится совсем оставить меня без средств к существованию, если я не вернусь в Натчез с женой.
 — Но если мы будем жить раздельно, женитьба его не удовлетворит!
 — Ну, я не имел в виду, что надо будет непременно представлять вас отцу, — поторопился исправить ошибку Эшли, — достаточно будет просто сказать о женитьбе… можно будет показать копию брачного свидетельства.
 И доверительно улыбнувшись, добавил:
 — Он никогда не говорил, что я должен жить с женой… Речь шла лишь о том, чтобы обзавестись ею.
 — И вы сочли, что я вас устраиваю? — сухо спросила Леони.
 — А почему бы и нет? У вас достаточное приданое и… — в глазах его мелькнуло восхищение и даже желание, — я нахожу вас прехорошенькой. Должен признаться, что ваше приданое и возможность жениться без долгих ухаживаний привлекли меня в первую очередь. Я понял, что…
 Леони фыркнула, услышав столь сомнительные комплименты.
 — Ба, мсье! А вы мне больше нравились, когда были откровенны. Только прошу вас, не говорите глупости.
 Эшли выругался про себя, с трудом удержавшись от пощечины: вот дрянь! Да кто она такая, чтобы так со мной разговаривать?
 Эшли почувствовал, что золото может уплыть. В нем нарастала злость:
 — Итак, что предлагаете вы?
 Мгновение Леони колебалась. План только что пришел ей в голову. Если все, что говорил мсье Слейд, действительно правда, то Леони терять нечего:
 — Мсье, мы оба не желаем вступать в брак, но… в силу различных обстоятельств должны жениться, исходя из собственной выгоды, не так ли? — Эшли прищурился, размышляя:
 — Тогда, мсье, я предлагаю вам сделку. Мы поженимся, как того хочет мой дедушка, но… — Леони предостерегающе подняла руку, увидев улыбку на губах Эшли, — это будет фиктивный брак. Вы должны обещать, что не будете добиваться близости со мной, и мы будем жить раздельно, как вы и сказали ранее.
 Эшли пожал плечами. А почему бы и нет? Все равно через неделю он собирается отплыть в Англию. И если золото будет в руках… И вслух сказал:
 — Конечно, моя дорогая. Как только мы обвенчаемся, я вернусь в Натчез, чтобы рассказать обо всем отцу. Мы скажем вашему дедушке, что моя поездка необходима для подготовки приезда молодой жены и что я скоро за вами вернусь. Ну, как?
 Леони понимающе улыбнулась. С ее души спал камень, который она ощущала с того самого момента, как дедушка решил выдать ее замуж.
 — Отлично! Я думаю, так и надо сделать. — Леони немного поколебалась. — Мсье, я должна обсудить с вами еще один трудный для меня вопрос. — И чувствуя настороженный взгляд Эшли, смущенно, но твердо проговорила:
 — Может так случиться, что мне понадобится мое приданое. Я не думаю, что вы получаете на него право в обмен только на свое имя. В конце концов вы — богатый человек и нуждаетесь во мне столь же мало, сколь я в вас. Тогда зачем же вам это приданое?
 Вновь Эшли охватило желание ударить эту девчонку. Подавляя недовольство, он потребовал разъяснений:
 — Что именно вы предлагаете? Леони нахмурила брови, стараясь во всех подробностях описать условия соглашения.
 — Оно будет принадлежать вам в течение какого-то времени, на исходе которого вы его возвратите. Предлагаю, мсье, рассматривать приданое, как временный заем. Я не буду предъявлять вам каких-либо требований, и в течение оговоренного периода вы вольны тратить деньги по своему усмотрению.
 Леони чувствовала, что предлагает Эшли более, чем привлекательный обмен. Она не собиралась отдавать приданое навсегда. Но молодой человек избавлял ее от многих проблем, и ей хотелось его за это как-то отблагодарить. Конечно, он и так получал определенную выгоду от заключенной сделки. Но понимая, что у мсье Слейда имеется достаточный выбор претенденток, она постаралась сделать договор с ним по возможности более привлекательным.
 Когда Леони закончила, Эшли согласно кивнул, цинично ухмыльнувшись про себя: безголовая! Неужели она действительно думает, что я отдам ей деньги обратно?
 Но Леони не была так глупа, как о ней думали. Посмотрев на Эшли долгим пристальным взглядом, она с обманчивой любезностью сказала:
 — Вы, конечно, захотите заключить письменный договор в соответствии с достигнутым соглашением, не так ли?
 Эшли был потрясен и удивлен. Однако у этой девчонки мозги на месте! Но он не может идти у нее на поводу. В конце концов, если она не хочет отдавать это чертово золото, то он уйдет, а она пусть сидит и поджидает подходящего мужа. Однако золото так влекло Эшли, что он вежливо ответил.
 — Разумеется, так поступил бы каждый честный человек.
 — Хорошо! Будем считать вопрос решенным. Когда вернется дедушка, мы скажем ему, что пришли к согласию, — Леони бросила на Эшли пристальный взгляд, — встречу с нотариусом и подготовку текста договора возьмите, пожалуйста, на себя. И учтите, мсье, если в договоре не будет отражено именно то, о чем мы с вами договорились, я не соглашусь выйти за вас замуж. Хочу, чтобы вы это твердо знали! Я умею держать слово!
 Руки Эшли чесались от желания свернуть эту тонкую шейку, но он только вежливо кивнул:
 — Конечно, завтра же схожу к нотариусу.
 Леони не понравился его тон. Заглянув в его хмурые голубые глаза, она почувствовала радость от того, что ей не придется по-настоящему выходить замуж за этого мсье Слейда. Он ей не нравился.
 Спустя некоторое время в комнату вошел Клод. Он с удивлением обнаружил, что Леони и мсье Слейд вполне довольны друг другом. Испытывая прилив чувств, Клод предложил отметить это событие и даже разрешил Леони попробовать вишневого ликера. Таким образом, помолвку они отметили втроем.
 Покидая дом, Эшли чувствовал удовлетворение от собственной изворотливости. Какое значение имеет этот договор, если под всеми документами будет стоять подпись Моргана? Эшли коварно улыбнулся. Когда у мсье Сант-Андре возникнут сомнения относительно длительного пребывания зятя в Натчезе или когда у этой дряни появится желание вернуть приданое, он будет уже в Англии. И тогда никто не сможет уличить его в этой афере, пожалуй, самой удачной в его жизни.
 Существовали, однако, проблемы, на которые самодовольный Эшли сразу не обратил внимания. Он, например, упустил из вида, что в Нью-Орлеане может неожиданно появиться Морган. И теперь, сидя в своей комнате на улице Рампарт, он обдумывал такую возможность.
 Вероятно, встреча со стариком была случайной, так как, по-видимому, Моргана в городе нет. Он изменил место пребывания, не сообщив об этом мсье Сант-Андре. Возможно, Морган находится где-то в предместье Нью-Орлеана. Игрок по натуре, Эшли решил рискнуть.
 — Забавно будет посмотреть, как Морган выпутается из этой истории, — злобно подумал он.
 Вторая проблема заключалась в самой женитьбе. Эшли не мог откладывать бракосочетание далее четверга, а потому вынужден был торопить Сант-Андре.
 Соглашения с Леони его мало волновали. Он принял все ее условия только потому, что никогда не собирался их выполнять. Под всеми документами будет стоять подпись Моргана, и Эшли решил завтра же в течение нескольких часов, как обычно, потренироваться в ее подделке.
 Другой проблемой была брачная ночь. Леони должна сознавать, что дед будет настаивать по крайней мере на одной супружеской ночи. Даже Эшли понимал, что не может покинуть невесту сразу после окончания брачного обеда.
 В воскресенье вечером Леони, выбрав момент, шепнула ему, что необходимо сообщить деду о своем желании провести брачную ночь в лучшем отеле Нью-Орлеана. Разумеется, надо заказать раздельные номера. Эшли обрадовался, узнав, что за организацию бракосочетания взялся сам мсье Сант-Андре.
 В день помолвки Клод лег спать позже обычного. Его переполняли ликование и выпитый коньяк. Но утром он ощутил сильные боли в сердце. Казалось, грудь разрывает. Все плыло в темном тумане. Болезнь заставила его еще более ускорить венчание.
 Это как нельзя лучше соответствовало планам Эшли. Он предложил венчаться во вторник. Клод был растроган и искренне благодарен. Ему казалось, что Эшли — лучший из молодых людей.
 Проблем с договором между молодыми не возникло. За день до венчания Эшли, подделав подпись, вручил Леони заверенный документ. По договору, соглашаясь с условиями невесты, он отказывался
 от приданого.
 Имея в руках документ, Леони почувствовала себя уверенней. Мсье Слейд умеет держать слово. Ей даже стало немного стыдно, что она вначале , усомнилась в его порядочности. Казалось, все проходит, как задумано. Но несмотря на данную себе клятву ни о чем не переживать, Леони все-таки беспокоилась. Она почувствовала уверенность, лишь получив в руки два договора и прочитав тот из них, который касался приданого.
 Жених выполнил условия Леони при составлении документа, но… Говоря о возврате приданого в разумные сроки, она имела в виду год или что-то около того. Но не пять же лет, как значилось в договоре!
 Лежа в постели и глядя в потолок, Леони пришла к выводу, что жених достаточно умен. Венчание было назначено на следующий день. Он понимал, что она не будет поднимать шум только из-за того, что деньги будут возвращены позже ожидаемого срока. Впредь ему нельзя доверять. Он способен на такие штучки. Подумав об этом, Леони поднялась с кровати и направилась в кабинет деда.
 Кабинетом теперь пользовались редко. Большая часть мебели оттуда была давно продана, но старый письменный стол уцелел. В одной из тумб этого стола был ящик, в котором Клод хранил подаренный ему когда-то дуэльный пистолет. Леони понятия не имела, как им пользоваться, но решила, что мсье Слейд об этом не догадывается. Если завтра в отеле он начнет настаивать на своих супружеских правах, то она его немного припугнет. Чувствуя себя с пистолетом уверенней, она положила его в новый подаренный дедом ридикюль и легла спать.
 Ридикюль был не единственным подарком дедушки, сделанным в последние дни. Он пошел на огромную жертву, продав одну из лошадей, которую ему, несмотря на огромные долги, удалось сохранить. За лошадь дали приличную сумму. На эти деньги удалось уговорить модистку, знавшую его в лучшие годы, сшить три новых платья и все необходимые свадебные предметы туалета.
 Наряды мало значили для Леони, но Клод был полон решимости не отдавать внучку будущему мужу в старье, из которого она давно выросла. При этом он мало думал о плачевном состоянии усадьбы Сант-Андре. Морган — богатый человек. Клод гордился, что дает хорошее приданое за свою внучку Леони. О чем еще можно мечтать?
 Эшли после хорошего стакана виски лег спать. К счастью, Морган так и не появился в городе. Кроме того, Эшли старался быть внимательным и лгать как можно меньше, чтобы не быть уличенным. С Клодом он встречался только в их городском доме, а все остальное время проводил уединенно в комнатах на улице Рампарт, считая мгновения до того часа, когда окажется на борту «Огненного ангела» с приданым на руках.
 День свадьбы выдался жарким и душным. Было четыре часа пополудни 26 июля 1799 года, когда Леони Сант-Андре соединилась в святом браке с мужчиной, которого считала Морганом Слейдом из Натчеза, штат Миссисипи. Настоящий Морган провел этот день на рыбалке со своим другом Джейсоном Сэведжем, меньше всего думая о своем непутевом кузене Эшли и старом французе Сант-Андре.




 Глава 7


 Свадьба прошла скромно и без большой огласки. Из-за спешки никто из родственников жениха не присутствовал. Леони выглядела очень мило в скромном атласном платье нежно-розового цвета, а на Эшли, выдававшим себя за Моргана, хорошо сидел темно-синий сюртук и черные бархатные панталоны. В присутствии свидетелей: Клода, Иветты и двух монахинь из монастыря урсулинок, Леони произнесла слова, навсегда соединившие ее с Морганом Слейдом.
 Свое намерение вернуться в Натчез Эшли объяснил Клоду необходимостью подготовки родителей к приезду молодой жены. Клода немного беспокоил отъезд Эшли без Леони, но, учитывая поспешность, с которой совершилось бракосочетание, он не стал возражать.
 Довольный тем, что как опекун сделал все для будущего своей внучки, Клод уехал в городской дом Сант-Андре.
 «Дело сделано, — сказал он себе удовлетворенно, — Леони устроена».
 Но Леони так не считала. Она обедала вдвоем с Эшли в заранее заказанных комнатах. Эшли не желал появляться в ресторане среди богатой аристократической толпы, а Леони вообще не хотела никого видеть. По мере того, как обед подходил к концу, Эшли все чаще бросал голодные взгляды на округлые оливковые плечи Леони и на ее блестящие локоны, обрамляющие милое лицо. Видя маленькую грудь под розовым атласом Эшли почувствовал, что им овладевает желание.
 «Бог мой! А ведь она — лакомый кусочек, — думал он с вожделением. Огонь желаний мелькнул в его глазах. Как-никак Леони — его жена. Почему же он должен отказаться от брачной ночи? Кроме того, маленькая дрянь должна знать, что не очень-то умно ущемлять законные права мужа. Когда они окажутся в спальне наедине, ее дурацкий договор будет стоить не больше, чем бумага, на которой он написан».
 Леони заметила похотливый блеск в глазах Эшли и каждой клеточкой ощутила отвращение к мужу.
 «Боже мой! Как я рада, что не поверила ему», — презрительно подумала она. За столом они немного поговорили, но как только обед закончился Леони, извинившись, удалилась в свой номер.
 Это была одна из лучших комнат, которые она видела когда-либо. Толстый, украшенный синими и желтыми цветами ковер покрывал весь пол. В углу стояло кресло, обитое темно-красным бархатом, а по обе стороны — два маленьких столика из полированного дуба. Изысканную кровать под пологом из тонкой белой сетки от москитов покрывало светлое стеганое одеяло. На окнах висели нарядные атласные занавески.
 Леони охватил детский восторг.
 Все-таки это приятно, подумала она с удовольствием, но сразу же сердито передернула плечиком. Завтра она вернется в свой городской дом, а через день будет на пути в усадьбу Сант-Андре.
 Но сначала надо пережить ночь. Не позвонив горничной, которую прислал дедушка из городского дома, Леони подошла к огромному гардеробу из красного дерева и достала новую ночную рубашку, на которой так настаивал дедушка. Рубашка была легкомысленной. Когда Леони надела ее и посмотрела в высокое зеркало, висящее в комнате, она нервно хихикнула.
 «Какие безнравственные вещи одевают люди для постели!»
 Тончайшая ткань рубашки цвета морской волны выдавала кончики розовых сосков, плавный изгиб осиной талии и стройные ноги. Леони решила, что под простыней она будет чувствовать себя менее распутной и уже подошла к кровати, когда дверь, соединявшая ее комнату с комнатой мистера Слейда, распахнулась.
 После ухода Леони Эшли продолжал пить. И чем больше он думал о жене, тем больше убеждал себя в том, что брачная ночь должна состояться. В конце концов, у него есть молодая жена, с которой, правда, не все как надо. Он должен действовать! Его полные губы дрожали от нетерпения. Налив себе еще один бокал, Эшли прошел в свою комнату, сорвал с себя одежду и натянул аляповатый халат из золотистого атласа с ярко-красными драконами. С отвращением взглянув на свою кровать и снова подкрепившись виски, он нетвердой походкой направился к комнате Леони.
 Мгновение Эшли стоял, покачиваясь, перед дверью, пока перед мутным взором его темно-синих блестящих от желания глаз не всплыл соблазнительный образ Леони в открытом платье. Ощущая под халатом напрягшуюся плоть, облизывая пересохшие от вожделения губы, Эшли толкнул дверь и шагнул в комнату Леони.
 Но девушка была начеку. Ни секунды не колеблясь, она выхватила из ридикюля, лежащего на столе около кровати, маленький дедушкин пистолет и хладнокровно направила его на Эшли. Сердце Леони колотилось так сильно, что казалось, выскочит из груди. Взяв пистоле! двумя руками, Леони пристально посмотрела на ошеломленного Эшли и спокойно сказала:
 — Мсье, насколько я помню, у нас договор… не так ли? В нем сказано, что вы ничего не будете требовать от меня. Я надеюсь, вы намерены соблюдать соглашение!
 Лицо Эшли потемнело от ярости В его чертах не осталось ничего красивого. Тщеславный и жадный, он был не настолько храбр, чтобы попытаться изнасиловать женщину, вооруженную пистолетом.
 — Ты поплатишься за это, французская шлюха! — зарычал он, круто повернулся и, хлопнув дверью, вылетел из комнаты.
 Дрожа всем телом, с трясущимися руками Леони опустилась на кровать.
 «Дерьмо! — подумала она, тяжело вздохнув. — Все-таки я, испугалась».
 Леони уже представляла, что ожидало бы ее, если бы не дедушкин пистолет. Она снова вспомнила поцелуи и объятия незнакомца в губернаторском доме и почти с любовью посмотрела на оружие. «Надо будет попросить дедушку научить меня стрелять из пистолета», — мрачно решила она.
 Леони не спала почти всю ночь. Она сидела, сжавшись в комок, на подушке и пристально, не мигая, смотрела на дверь, ведущую в комнату Эшли. Маленькие руки крепко сжимали пистолет. Время от времени ее одолевал сон. И каждый раз, когда Леони словно от толчка просыпалась, ее сердце бешено колотилось от страха, что мсье Слейд воспользовался ее минутной слабостью и прокрался в комнату.
 Когда молодожены после ночного происшествия встретились утром, в их отношениях трудно было обнаружить теплоту. Помимо страданий от похмелья, Эшли был взбешен тем, что какая-то шестнадцатилетняя девчонка посмела им пренебречь. Что касается Леони, то она и раньше была невысокого мнения о мужчинах. Грубость Эшли и попытка пренебречь договоренностью стала последней каплей. Она твердо для себя решила, что все мужчины — беспринципные скоты.
 Леони холодно поздоровалась с мужем. В ее зеленых глазах читалось очевидное презрение, и Эшли с трудом выдержал этот взгляд. Если не считать Моргана, то еще никому не удавалось так его проучить. И более всего Эшли злило, что эта девчушка переиграла его в им же придуманной игре. Поэтому слова, с которыми Эшли обращался к Леони на протяжении всего завтрака, были грубыми до неприличия.
 Наконец приподняв одну бровь, Леони сказала:
 — Мсье, нам предстоит терпеть компанию друг друга всего несколько часов. Я думаю, будет разумно, если мы на это время сохраним вежливость. Уверена, что мне удастся сдержаться, если вы не будете себя вести по-хамски. — В ответ Эшли пробормотал что-то невразумительное и решил, что до тех пор, пока он не окажется на борту корабля, покидающего Нью-Орлеан, не стоит рисковать. Когда молодожены прибыли в городской дом Сант-Андре, никто не догадался о происшедшем между ними. Правда, Клод заметил темные круги под глазами Леони, но отнес их на счет бессонной ночи, проведенной с мужем.
 Эшли всегда был хамелеоном. Сыграть свою роль для него не составляло труда. Он нежно улыбался жене и высказывал сожаления о неизбежности поездки в Натчез. Улучив момент, он крепко сжал Леони в объятиях и прошептал:
 — Ну уж, по крайней мере это ты мне задолжала, — и впился в нее губами.
 При дедушке Леони не могла помешать мистеру Слейду, но поклялась, что больше никогда не позволит застать себя врасплох. В сложившейся ситуации у Эшли было явное преимущество. Его руки крепко сжимали Леони, а язык успел проникнуть в ее нежный рот. Но именно в тот момент, когда Леони подумала, что не сможет устоять под напором новых чувств, взволновавших разбуженное тело, Эшли с самодовольной улыбкой отпустил ее.
 Глаза Леони вспыхнули ненавистью, веснушки явственно проступили на лице, и она прошептала:
 — Если я еще когда-нибудь увижу вас, мсье, то этот день будет для вас последним.
 Эшли ухмыльнулся, учащенно дыша. Его возбудили губы и нежное тело Леони. Теперь он проклинал себя за то, что прошлой ночью не попытался овладеть ею, но тут же сообразил, что на ее приданое он сможет купить других женщин. Эта ситуация его позабавила. Эшли представил лицо Моргана, когда девчонка потребует назад свои деньги. Ликуя, Эшли навсегда покинул Леони и ее деда.
 С наступлением вечера он удобно расположился в каюте «Огненного ангела» и, когда корабль медленно выходил из бухты Нью-Орлеана, поднял тост за удачу.
 Леони в этот вечер было не до тостов. Она едва доползла до кровати и, как только голова коснулась подушки, мгновенно заснула. Это были трудные для нее дни, но они наконец закончились. Ей пришлось выйти замуж, но Иветта была спасена. Она владела драгоценным соглашением, позволяющим ей в будущем получить свое приданое назад. Правда, ее немного беспокоило возвращение денег, так как мсье Слейд показал, что он нечестный человек, по крайней мере по отношению к ней. Леони понимала, что в будущем ей предстоит борьба. Но сегодня ей не хотелось думать о предстоящих трудностях.
 Клод тоже спокойно спал этой ночью. И когда утром Леони предложила вернуться в усадьбу, он не стал возражать. За последние несколько дней он очень устал, и городская суета его уже не прельщала.
 На следующее утро все вернулись в усадьбу Сант-Андре. Большинство креолов избегали посещения города в летнее время. Клод на этот раз, казалось, тоже не спешил туда возвращаться. Его потрясла смерть Гайозо и впервые заставила задуматься о скоротечности собственной жизни. Теперь, позаботившись о будущем Леони, он спокойно ожидал, когда наступит и его черед.
 Первые после свадьбы дни стали для Леони счастливыми. Дедушка жил дома, не влезал в долги. Ее успокаивало сознание того, что когда-нибудь в будущем деньги вернутся в Сант-Андре… Впервые за последние дни Клод был трезв, и у него появился некоторый интерес к плантации. Леони сочла это добрым знаком, ниспосланным свыше. Она пыталась уверить себя, что дед наконец осознал, как сложны их дела, и постарается спасти то немногое, что осталось.
 Август незаметно перешел в сентябрь. Клод сблизился с внучкой за эти несколько недель. Леони скрашивала его жизнь. Он жалел о тех потерянных годах, когда пренебрегал внучкой.
 «Если бы я мог повернуть время вспять, — думал он печально, — хорошо, что будущее Леони обеспечено. Вскоре мсье Слейд вернется, и моя Леони получит прекрасного, заботливого, любящего мужа».
 Клод замечал, что внучка никогда не говорит о своем отсутствующем муже, но это не особенно его волновало:
 — Слейд ей несомненно понравился, но она все еще сердится, что я насильно заставил ее выйти замуж.
 Леони совсем не нравился ее муж, но если бы ей встретился настоящий Морган, все было бы иначе.
 Молодая женщина, с которой Морган танцевал на балу у Армана Бува, считала его удивительно привлекательным.
 «Непозволительно для мужчины, — думала она смущенно, когда взгляд Моргана, словно дразня, останавливался на ее губах, — иметь такие очаровательные голубые глаза и черные ресницы».
 Почти в отчаянии Ракель Дюмон тихо сказала:
 — Вы должны завтра уехать? А нельзя ли остаться еще на несколько дней?
 Морган улыбнулся, поддразнивая ее:
 — А вы бы и дальше продолжали очаровывать меня?
 Ракель покраснела, раздумывая, смеяться ей над этими словами или в смущении топнуть ножкой. Украдкой взглянув в его прекрасные глаза, она прошептала:
 — Возможно. Кто знает, что нас ждет в будущем.
 — Меня — поездка в Натчез… завтра, — спокойно ответил Морган. Не существовало таких креольских глаз, которые заставили бы его изменить свои планы. С Ракель было бы неплохо провести несколько приятных вечеров, но Морган был озабочен предстоящим отъездом и был не в настроении.
 Поездка для Моргана, несмотря на смерть Гайозо, прошла удачно. Он добился разрешения на хранение товаров с их семейной плантации на городских складах. Помогли дружба с Джейсоном Сэведжем и золото, переходившее из одной испанской руки в другую.
 По настоянию друга он поселился в усадьбе Бува и наведывался в город только тогда, когда этого требовали дела. Остальное время Морган проводил в общении с Джейсоном и его дедом Арманом.
 Только под конец пребывания в усадьбе он вспомнил о письме дяди и своем кузене Эшли. Когда в конце августа Морган и Джейсон побывали с коротким визитом в городе, то узнали, что Эшли отбыл обратно в Англию на «Огненном Ангеле» на исходе июля. Это развеселило молодых людей.
 — И почему я не занялся кораблем еще до того, как начать прочесывать город, — шутливо спросил Морган.
 — Потому, мой дорогой, что ты грешил, наслаждаясь радостями жизни в захолустном развратном притоне своего друга, в котором, по твоим понятиям, и должен был обитать кузен, — со смехом ответил Джейсон.
 Выбросив Эшли из головы, Морган стал готовиться к отъезду в Натчез. Утро следующего дня было солнечным и теплым. Но вскоре на горизонте появились признаки приближающейся грозы, и Джейсон спросил:
 — Тебе не кажется, что следовало бы задержаться на несколько часов? Морган усмехнулся:
 — Мой дорогой друг, как приятно, что ты заботишься обо мне, но ведь я не сахарный и, уверяю тебя, от дождя не растаю.
 Джейсон рассмеялся. Руки молодых людей встретились в крепком мужском пожатии. Подняв на дыбы гнедого, породистого скакуна из конюшен Бува, направляясь в Натчез, Морган устремился к реке. В его кармане лежали его часы на цепочке с маленьким золотым распятием, доставшимся от таинственной девственницы.
 За последние недели Морган не однажды рассматривал это распятие, размышляя о его хозяйке. Десятки раз он проклинал темноту, скрывшую черты ее лица, и обстоятельства, позволившие девушке исчезнуть также внезапно, как и появиться. Такой неожиданный интерес к незнакомке начинал его раздражать.
 «Черт побери, ведь она проститутка», — неоднократно повторял себе Морган, стараясь не обращать внимание на насмешливый внутренний голос, напоминавший, кто именно положил начало этой ее деятельности. Он не мог забыть, как сжимал в объятиях теплое гибкое тело, как целовал ее нежные губы.
 К собственному удивлению, Морган вынужден был признать, что если бы нашел девушку среди слуг Гайозо, то увез бы ее с собой, покидая Нью-Орлеан.
 «Если она решила продавать себя, — размышлял Морган, — то у меня, по крайней мере, есть преимущество. Она найдет во мне щедрого покровителя. Удобный дом в Натчезе, шикарный экипаж, одежда, драгоценности, слуги — я все это с радостью ей предоставлю. В качестве моей любовницы она будет полностью обеспечена всем.
 Но почему я все время об этом думаю? — подумал с раздражением Морган, проезжая вдоль реки. Совершенно ясно, что эта девушка смелая и независимая. Почему даже сейчас, несколько недель спустя, она вызывает странное чувство беззащитности?»
 Хмуро глядя на потемневшее небо, Морган старался выбросить из головы воспоминания о Леони. Но тщетно. А милю спустя он с удивлением обнаружил, что вновь думает о ней. Где она сейчас? Что делает? И почему, черт возьми, она бросила ему в лицо деньги?..
 Спустя полчаса разразилась гроза. Леони показалось, что небеса рыдают вместе с ней. Последние две недели она старательно успокаивала себя, что с ней все в порядке. Но когда нынешним утром на нее вновь напала тошнота, Леони поняла, что не стоит более притворяться… У нее будет ребенок, зачатый в темноте от человека, лица и имени которого она не знала и, возможно, не узнает никогда.




 Глава 8


 Семейное кладбище Сант-Андре располагалось в уютной тенистой долине в полумиле от главного дома. Когда бы ни приходила сюда Леони, ее переполняло смешанное чувство печали и сладкой ностальгии. Воздух около маленьких надгробий дышал вечностью. Он существовал всегда и будет существовать еще долго после того, как обитатели Сант-Андре исчезнут из памяти тех, кто их знал.
 Не нарушая мир и покой, царившие здесь, Леони медленно осмотрела окружающие ее могилы. Чуть повыше под могучими крыльями мраморного Серафима находилась могила ее прадеда, приехавшего сюда из Франции, а рядом — могила его жены, ее прабабушки. Слева — крошечный памятник на могиле их троих детей, умерших в младенчестве. А вот могила родителей Леони. Их покой охраняли два ангела с распростертыми крыльями из ослепительно белого мрамора. Все памятники были старыми за исключением одного… ее деда. Но и он уже подвергся разрушающему влиянию времени за прошедшие со дня смерти его пять лет назад…
 Леони медленно подошла к могиле Клода и, грациозно преклонив колени, мягко положила душистые желто-белые веточки жимолости, принесенные специально для него. Она часто бывала здесь в последние годы после неожиданной смерти Клода в сентябре 1799 года. Леони находила облегчение в разговорах с ним, как будто дед просто спал в своей могиле. Она часто садилась на край надгробья и рассказывала о происшедших событиях, обсуждала различные житейские проблемы, которые нужно было решать.
 Сегодня все было как обычно. Огромные корявые дубы, окружающие кладбище, создавали сплошную зеленую сень из листьев, а пурпурные и алые розы, упорно цепляющиеся за маленькую белую изгородь вокруг кладбища, наполняли апрельский воздух мягким благоуханием. Рассеянный взгляд Леони был устремлен вдаль. Она сорвала красную розу и машинально начала обрывать лепестки, продолжая разговаривать с Клодом:
 . — Сегодня Джастину исполнилось пять лет, — сказала Леони, и легкая улыбка тронула ее выразительное лицо, — ты бы гордился им! Он, дедушка, настоящий Сант-Андре, упрямый, сильный и самостоятельный.
 На миг ее лицо опечалилось, волна сожаления охватила ее. Клод так и не дожил до рождения внука в 1800 году. Она повторила:
 — Ты бы гордился им.
 Воспоминания о былом унесли Леони в прошлое. Ее жизнь от зачатия сына до его рождения пронеслась мысленно перед ее взором. О, как она ненавидела мысль о том, что отец ее ребенка — неизвестный мужчина!
 В начале беременности у нее бывали моменты отчаяния и какой-то бессильной ярости, похожей на острую зубную боль. Какая несправедливость! Она, покинутая всеми, должна тайно избавиться от ребенка и все забыть! Мука была невыносимой. Временами ей казалось, что она сойдет с ума.
 Но когда ребенок впервые шевельнулся внутри нее, ярость утихла и Леони постепенно пришла к мысли, что все случившееся — не вина будущего существа, растущего во чреве. Первый крик новорожденного, прикосновения к его беспомощному беззащитному тельцу переполнили сердце Леони волной любви и нежности, которые разрывали грудь.
 Ее замужество не получило большой огласки в Нью-Орлеане. Семейство Сант-Андре в последние годы избегало общества, и только ближайшие соседи и друзья были осведомлены о браке.
 Смерть Клода, случившаяся вскоре после возвращения семьи в усадьбу Сант-Андре, прекратила раз и навсегда все разговоры о неожиданном, почти таинственном замужестве Леони. Время, прошедшее со времени смерти Клода и рождения Джастина, не было легким. Основное, что руководило Леони в эти годы, было страстное желание сохранить родной дом с сотней акров окружающей его земли. Еще недавно усадьба Сант-Андре имела большую плантацию площадью около двух тысяч акров. Эта земля хранила останки Клода — упрямого высокомерного человека. Казалось, должны быть закончены все его земные счеты. Но огромные долги, в которые влез при жизни такой опытный и ловкий плантатор, как Клод, изумляли всех его друзей. Кредиторы настойчиво требовали их погашения. Продав городской дом и две тысячи акров плодородной земли, Леони смогла рассчитаться с наиболее крикливыми из них.
 Первоочередные долги были погашены, но все еще требовалась значительная сумма. И когда Леони была почти уверена, что осталась не только без дома, но и без цента одна во всем мире, старый друг деда пришел ей на помощь. Месье Эжен де ля Фонтане был ближайшим соседом. Он и Клод вместе выросли. Скрывая переполнявшую его жалость, мсье Эжен тактично предложил помочь выплатить остаток долга, чтобы сохранить усадьбу и часть земель. Свою бескорыстность старый друг объяснял тем, что однажды муж Леони вознаградит его, выкупив закладную. Поддержка де ля Фонтане была спасением.
 Джастин, Иветта, Леони и с полдюжины рабов, которые ни за что не хотели уходить от хозяйки, переехали в усадьбу. Они обрабатывали землю с восхода до заката солнца, пока их натруженные спины не деревенели, а руки не теряли способность двигаться. Они сажали и убирали сахарный тростник для продажи, чтобы купить соль, пряности, материал для одежды и обувь.
 Усадьба возрождалась! Но, к несчастью, де ла Фонтане умер, и его наследник Морис потребовал немедленной выплаты по закладным. Судьба поместья вместе с ее обитателями опять оказалась в опасности. Грозила конфискация всего имущества.
 Сидя у могилы дедушки, задумчиво глядя в даль, Леони тяжело вздохнула. Видит Бог, жизнь ее была трудна. Не оставалось никаких сомнений, что если долг не будет выплачен до 15 мая, она и ее домочадцы должны будут покинуть дом. Морис де ля Фонтане с вечной ухмылкой на смуглом лице был непреклонен.
 Казалось, не было сложнее ситуации в ее жизни. Что бы ни случалось раньше, всегда было одно утешение — поместье Сант-Андре, ее дом — бастион, защита от превратностей судьбы и внешнего мира. А теперь через считанные дни их могут вырвать у нее из рук.
 Пальцы Леони судорожно срывали лепестки розы.
 «Если бы мсье Слейд выплатил деньги за приданое, как обещал, все еще могло бы устроиться. Если он обманет, то пусть будет проклят, бессовестный лгун!»
 И все-таки она должна быть благодарна ему за то, что все ее считают замужней женщиной, даже если брак для нее фиктивный, по соглашению. Брачное свидетельство помогло ей во время беременности в отчаянной попытке отсрочить долги деда, да и Джастин не считался внебрачным ребенком. Леони с горечью поняла, что сейчас наступило то время, когда надо обратиться за помощью к мужу. Гордость и недоверие к мсье Слейду, смешанное с неприязнью, буквально душили ее. Она скорее бы умерла и отдала себя на съедение волков, чем принять его помощь. Но у него ее приданое, а время и обстоятельства требовали жертвы.
 Она снова вздохнула. Как еще она может помочь себе и своей маленькой семье? Другого пути нет. Доходы их были крайне невелики. Шитье Иветты почти ничего не давало. Сама Леони не считала себя способной на какую-либо работу, кроме содержания дома. Джастин и негры, оставшиеся с ней, вообще ничего не зарабатывали.
 Был еще один путь. Мсье Морис намекал, что он может и не лишать ее права пользования поместьем, если Леони будет более благосклонна к нему. Разумеется, она отвергла это гнусное предложение. Нет, надо ехать в Натчез и потребовать, чтобы муж выплатил ее приданое, как обещал.
 Ее выразительное лицо и изумрудные глаза выдавали напряженную работу мысли. Глядя на мягкую зеленую траву, покрывающую могилу Клода, она печально произнесла:
 — Дедушка, я не приду к тебе сегодня еще раз, чтобы рассказать о дне рождения Джастина… Скоро мы покинем усадьбу и один Бог знает, когда вернемся обратно… если вообще когда-нибудь вернемся. Слезы сдавливали горло. Успокоившись, Леони добавила:
 — Я должна взять у мсье Слейда мое приданое, но я не знаю, успею ли это сделать до лишения меня прав пользования поместьем, на чем настаивает Морис. Он обещал дать мне отсрочку до первого июля, прежде чем что-нибудь предпримет. Дедушка, мой муж — бесчестный человек. Я не могу судиться с ним из-за денег. Ты ведь понимаешь, на суд уйдет слишком много времени.
 Леони умолкла. Мертвая скорбная тишина повисла между могильных плит. Лишь веселый пересмешник на ветке дуба пропел свою веселую апрельскую песню. Леони, улыбнувшись, повернула голову, чтобы найти среди зеленых ветвей маленькую пестренькую птичку. От этой радостной, молодецкой песни пересмешника она почувствовала прилив сил. Надежда вновь вернулась к ней. Она обязательно добьется успеха! Счастливое щебетанье птички, повисшее в ленивом весеннем воздухе, было добрым знаком. Возможно, судьба не будет так жестока, как прежде?
 Леони встала, поправила свое голубое платье. Она бросила прощальный взгляд на могилу деда и с дрожью в голосе прошептала:
 — До свидания, дедушка. Спи спокойно. Возможно, когда-нибудь я вернусь.
 Не оглядываясь, Леони быстро пошла вдоль дубов по грязной дороге, которая вела в поместье Сант-Андре. Дубовая роща окончилась, и поместье, подобно прекрасной женщине, появилось перед ней. Строгие линии дома, все еще величественные апартаменты, были подернуты дымкой времени. Все говорило о старости.
 Но Леони ничего не замечала. Это был дом ее детства, где она родилась и выросла. Бледно-голубая краска мягко светилась на солнце. Перила и стройные колонны белели на голубом фоне нижнего этажа. Недавно постриженные газоны напоминали зеленый бархат, а дорожка для экипажей была гладкой необезображенной колеей. Леони закрыла глаза и отрешилась от всех своих тяжелых дум. Несколько минут она стояла неподвижно. Ей хотелось, чтобы образ этого дорогого ее сердцу дома навсегда запечатлелся в ее памяти.
 Из оцепенения ее вывел радостный крик Джастина:
 — Мама, мамочка, у нашей кошки котята! Мальчик вихрем мчался навстречу Леони и с разбегу уткнулся в добрые руки матери. Она ласково теребила курчавые волосы сына и с горечью думала о том незнакомце, который сыграл роковую роль в ее жизни. Если бы не тот вечер в доме губернатора… Возможно, они встретились бы в обществе и, кто знает, могли бы полюбить друг друга. Тогда Джастин имел бы настоящего отца, а не такого, который существует только на бумаге!
 Неожиданно Джастин с пониманием посмотрел на мать. Вглядываясь в любимые черты, она улыбнулась сыну. События той ночи были давно глубоко похоронены. Джастин появился на свет как бы сам по себе. Он был ее сыном и только ее!
 Мальчик беспокойно дернул мать за руку, что заставило ее улыбнуться еще шире Подобно ей он был живой подвижный ребенок, настоящий вихрь — всегда в движении! Улыбаясь, Леони взяла сына за руку и побежала вместе с ним к ветхой конюшне, чтобы посмотреть кошку с новорожденными котятами.
 Если бы кто их видел бегущими вместе, босоногую Леони и веселого мальчугана, то мог бы подумать, что они брат и сестра Каштановые развевающиеся кудри Леони, стройное тело и маленькие ножки делали ее моложе своих двадцати двух лет. Она совсем не походила на мать этого маленького крепыша, бегущего рядом. И только при более близком знакомстве можно было заметить серьезную разницу между Леони в 1805 году и Леони в 1799 году.
 За пять-шесть лет Леони сильно изменилась. В свои двадцать два года она представляла собой смесь невинности и порока. Ее тело все еще было по-детски хрупким, но грудь налилась, стройные ноги приобрели женственную округлость. Бессознательное покачивание бедер при ходьбе останавливало взгляды мужчин. Большие сине-зеленые глаза с золотистыми искорками не были греховными, но легкая насмешливость, танцующая в их глубине, была приманкой для мужчин. Чистые линии благородного лица, упрямый подбородок указывали на достоинство и твердость характера, а озорные ямочки на щеках подчеркивали ее женскую привлекательность. Длинные золотистые ресницы делали ее раскосые зеленые глаза еще более демоническими. Сладкая греховная линия коралловых губ, казалось, звала мужчин, намекая, что здесь они почти не встретят сопротивления. Это было лицо очаровательной лесной дриады, увидев которое однажды, мужчина долго не мог его забыть. И тот, кто всматривался в эти Сердце обмануть нельзя насмешливые глаза, не удивлялся предложению Мориса де ля Фонтане.
 Несмотря на то, что Леони однажды уже познала мужскую страсть и родила ребенка, она вела жизнь монахини. Ее взаимоотношения с мужчинами складывались небезоблачно. Дед был эгоистичным и расточительным. Неизвестный мужчина изнасиловал ее, обращаясь как с проституткой. Муж, которого сосватал дед, не был человеком чести и высокой морали. Даже доброта старого Этьена де ля Фонтане была перечеркнута оскорбительным предложением его сына.
 Ничего удивительного не было в том, что при встрече с мужчинами Леони была недоверчивой и подозрительной. Она выросла вдали от мужского общества, не знала их любимых занятий и привычек, а от тех, с которыми свела ее судьба, получала только неприятности и страдания. Она знала о мужчинах не больше, чем если бы жила за монастырской стеной.
 После смерти Клода поместье Сант-Андре стало прибежищем женщин, за исключением негров Сола и Абрахама, бывших рабов. Джастин и Сэмюэль-сын Абрахама и Мамми, были детьми, и мужчинами не считались. Леони вынужденно стала главой семьи после смерти деда. Волевая и умная, она все решения принимала сама. Сол и Абрахам приходили к ней за распоряжением. Она была вершителем судьбы поместья и всех его обитателей.
 Леони освободила рабов, надеясь, что они уйдут и она с Иветтой будет предоставлена сама себе. Но получив долгожданный документ, дарующий свободу, ни один из бывших рабов не захотел покинуть усадьбу Сант-Андре. Когда Леони прочитала содержание документа, Мамми произнесла хриплым голосом:
 — Зачем надо идти еще куда-то? Наш дом здесь!
 Леони нашла этот аргумент столь же убедительным, сколь и трогательным. Она, поблагодарив всех за помощь и заботу, совсем не хотела уговаривать рабов изменить свое решение. Но они по-прежнему считали себя одной семьей и решили остаться с Леони. Мамми сказала об этом в своей обычной манере, яростно сверкая своими большими черными глазами:
 — Твой дедушка заживо содрал бы с нас шкуру, если бы узнал, что мы способны бросить тебя в трудную минуту. Мы семья, а семья должна оставаться вместе.
 «Пусть будет так, — подумала Леони, и слезы сдавили горло, — пусть все остается по-старому».
 Тремя неделями позже ярким солнечным майским днем 1805 года Леони, Джастин, Иветта, Мамми и остальная челядь погрузились в две старые повозки, запряженные четырьмя понурого вида мулами. На задке повозки, в которой ехал Джастин, была помещена кошка с котятами в большой соломенной корзине. Кошки как-то успокаивали острую боль, которую чувствовал мальчик от того, что должен покинуть свой родной дом. Леони не
 смотрела назад. Ее лицо было обращено на север. Она дала себе молчаливую клятву, что если мсье Морган Слейд не вернет приданое, она сделает его жизнь невыносимой и он пожалеет о том времени, когда задумал обмануть ее!
 В то же самое утро Морган Слейд праздно потягивал кофе на восточной веранде дома Бонжур, удивляясь, зачем он вернулся в Соединенные Штаты.
 «Здесь никогда ничто не меняется, — лениво думал он, — каждый год засевают поле, убирают урожай, растят детей… Жизнь идет своим чередом».
 Моргану хотелось совершить в жизни большое дело, которое бы стало самым значительным из того, что он сделал в последние годы. Он был деятельным человеком. Никогда не задерживался подолгу на одном месте. Его взгляд всегда был устремлен за горизонт. Он был готов встретиться с неведомыми опасностями и случайностями, которые, как он считал, ожидают его за ближайшим поворотом. Он не мог отрицать, что ощущение скуки и отвращение к праздному образу жизни в кратчайший срок настигали его, где бы он ни был, и чувство бродяжничества возвращалось к его мятежной натуре.
 В момент этих раздумий рядом оказалась его мать. Она терпеливо объяснила ему, что он не должен считать такую жизнь скучной, потому что если он женится и заведет семью, то поселится здесь. Ночью, вспоминая слова матери, Морган саркастически расхохотался.
 «Возможно, если бы мама не давила так настойчиво, я мог бы согласиться с ней, — подумал он. — Мне просто надо уехать отсюда навсегда…»
 Но несмотря на неуемный характер и бурные поиски того, чему Морган и сам не мог дать названия, было ясно одно: он поступит, как образцовый любящий сын. Конечно, он жил своей жизнью и не позволял родителям вмешиваться в нее. Но Морган никогда ничего и не делал такого, что могло бы расстроить их или навредить… Правда, если не считать его поездки с Филиппом Ноланом в Испанский Техас.
 Задумчивым взглядом Морган изучал содержимое своей чашки, думая об изменениях в мире, которые произошли к настоящему времени. Территория Луизианы быстро переходила из рук в руки. Сначала из испанских владений во французские, а затем в американские. Президент Джефферсон занимал свой пост уже второй срок, и это лето было его последним в должности президента. Вице-президент Соединенных Штатов Арон Барр убил на дуэли федералиста Александра Гамильтона. В Европе короновался Наполеон. Он стал императором Франции. Сейчас, в декабре 1805 года, война шла на всех фронтах. Французы неизменно одерживали победы на земле, тогда как Англия была царицей морей.
 Несколько минут Морган обдумывал возможность возвращения в Англию, чтобы осуществить собственный оригинальный план снабжения британской армии. Но замена деятельности шпиона, постоянного поиска приключений на огонь войны и лямку солдата могла стать безрассудной ошибкой всей его жизни. Подумав, он пожал плечами. Тридцать три года — зрелый возраст. Морган вспомнил свое поспешное бегство из Европы. А были ли какие-нибудь опасные приключения в его жизни зимой 1800 года с Филиппом Ноланом? Морган решил, что, пожалуй, нет, и улыбнулся про себя.
 Нолан благополучно вернулся в Натчез в ноябре 1800 года из поездки в Испанский Техас. Казалось, он готов был поселиться здесь навсегда. В декабре состоялась его женитьба на Фанни Линто. Свадьба была большим событием для Натчеза, так как семья Линто была известна и богата. Но ни молодая жена, ни даже ожидание ребенка не могли удержать Нолана. Несмотря на отсутствие разрешения на въезд в Испанский Техас, он во главе с организованной им группой секретно пересек реку Сабину.
 Морган последовал за Ноланом, и только способность действовать быстро и решительно спасла его от гибели и тюрьмы на испанской территории. Нолан со своей маленькой группой пересек открытую долину на некотором расстоянии от Тринити и Бразоса. Там он основал лагерь и занялся ловлей и укрощением диких лошадей. Начало было удачным. Моргана удивляло, почему Испания так долго позволяет им действовать на своей территории без разрешения, но старался держать эти мысли при себе. Дела шли хорошо, и Морган начинал хандрить. Тоска развивалась тем быстрее, чем успешнее шла у них охота. В это время появилось племя команчей для обмена лошадей на вещи, которые были у Нолана, и Морган ушел с ними.
 Он почти два года жил с команчами, охотясь на буйволов, ведя дикий образ жизни и сражаясь с врагами племени. Жизнь с команчами закалила и без того его твердый характер. Когда весной 1803 года в Натчезе Морган узнал, что Филипп Нолан погиб два года назад от рук испанцев, он содрогнулся. Если бы тогда он остался с Ноланом…
 Поняв, что Натчез мало интересуется им, и воспользовавшись достижениями Амьенского мира, существовавшего тогда между Англией и Францией, Морган в мае вернулся на корабле Сердце обмануть нельзя в Англию. Он прибыл туда в тот день, когда Англия вновь объявила Франции войну.
 Неспособный вести праздный образ жизни и работать на спокойной ничего не значащей для него работе среди ухмыляющихся денди и мечтающих о замужестве молодых леди, Морган после обсуждения с дядей пошел под знамена герцога Роксбурнского, племянником которого был Ясон Саваджский.
 Морган в юности несколько раз встречался с герцогом и знал его как очень осторожного человека. Ясон утверждал, что серые сонные глаза герцога не такие уж и сонные. Морган же считал, что в них отразилось все существо их владельца. Оба молодых человека не ошиблись. Морган встретился с герцогом, чтобы обсудить свою службу в армии. Но еще вечер не подошел к концу, как он согласился передать письмо во Францию и принял предложение в дальнейшем заняться разведывательной деятельностью. Роксбурн одобрил такое решение. Ведь Морган благодаря матери-креолке говорил по-французски, как на родном языке. У него могли быть родственники во Франции, способные дать ему ценную информацию.
 — А потом, — добавил Роксбурн с лукавым блеском серых глаз, — это много интересней, чем служба в армии.
 Со зловещей улыбкой Морган согласился.
 Сколько раз за последние восемнадцать месяцев он мечтал заняться таким волнующим и захватывающим делом! Но его опасная деятельность во Франции внезапно была прекращена в связи с печальным событием.
 Оказалось, что его кузен Эшли шпионил в Англии в пользу французов! Как только Морган прибыл в Париж, на улице к нему обратился французский офицер, назвав его именем Эшли, и пожелал узнать, какие новости он привез императору. Морган оказался в опасном положении. Такое сходство с кузеном делало его дальнейшую службу герцогу Роксбурнскому на этом поприще невозможной. Вернувшись в свои комнаты, он послал шифрованное письмо герцогу.
 Надо было попытаться покинуть Францию до того, как установят, что он не Эшли Слейд. Без всякого сомнения, если бы правда вскрылась, он был бы немедленно казнен. Как только появилась возможность, Морган бежал из Франции. Отряд драгун буквально преследовал его по пятам. На частном американском корабле Морган вернулся домой.
 Провал во Франции послужил ему хорошим уроком. И хотя идея с женитьбой ему не нравилась, он должен был считаться с серьезным требованием матери прекратить бесплодные скитания.
 «Возможно, мне и надо жениться», — с огорчением думал он. Вспоминая Фанни Линто и представляя ее своей невестой, он понимал, что ни женитьба, ни даже дети не смогут заглушить горечь неудач былой бурной деятельности. Думать об этом было неприятно, и Морган оттолкнул прочь эти мысли.
 Однажды вечером, спустя два месяца с тех пор, как он вернулся в Соединенные Штаты, на обед была приглашена семья Маршаллов. За столом Морган сидел напротив их единственной дочери, красивого голубоглазого создания по имени Мелинда. Ее имя мама упоминала наиболее часто, когда речь заходила о женитьбе. Не было никакого сомнения, зачем это было сделано. Морган понимал, что присоединение поместья Маршаллов к Бонжуру сделает его самым богатым человеком в округе. Без сомнения, это была хорошая партия.
 Ленивый взгляд Моргана пристально осматривал Мелинду: большие голубые глаза, золотистые кудряшки. Девушка была прелестна.
 «Не может быть, чтобы эта милая головка была бы еще и умна», — думал Морган, но беседа с Мелиндой привела его в изумление. Возможно, лучшего не надо было и желать. Многие мужчины нашли бы эту девушку очаровательной. Но Морган скучал. Нужно ли мужчине, чтобы женщина была умна? Его бывшая жена Стефания обладала живым быстрым умом и могла вести светскую беседу, и что из всего этого вышло?
 Мелинда робко улыбнулась Моргану, и тот ответил иронической улыбкой. По доброжелательным лицам родителей Морган понял, что все они думают об их женитьбе. Он вновь оценивающе оглядел девушку: мягкий рот, гипсовой белизны плечи, прикрытые скромным розовым платьем. Он вдруг ясно почувствовал, что большие сапфировые глаза Мелинды игриво смотрят на него.
 «Черт возьми, а почему бы и нет?» — подумал Морган.




 Глава 9


 Если бы Морган мог видеть Мелинду тремя часами позже, он бы не был так благодушен и, пожалуй, не строил серьезных планов насчет женитьбы. В пылких объятиях Гайлорда Истона, смутно ощущая свое влияние на этого молодого человека, Мелинда мысленно перебирала события вечера. Ее пальцы ласково ворошили его каштановые волосы. И только когда затаивший дыхание Гайлорд поднял голову и слегка встряхнул ее, она очнулась.
 — Неужели ничто не свернет тебя с этого глупого пути? — зло крикнула она. — Неужели моя любовь для тебя ничего не значит?
 Гайлорд Истон был красивым необузданным юношей. Когда ему было только шестнадцать, его карие глаза уже вызывали сердцебиение у соседских молодых леди Натчеза, а к двадцати четырем годам он стал неотразим. Гайлорд был младшим сыном довольно богатого плантатора. По мере того как он рос, почти всякая его прихоть удовлетворялась. Но вот наступило время, когда отец понял, что сыну надо подумать о будущем. До сих пор старый мистер Истон не препятствовал прихотям Гайлорда и оплачивал их. Но он знал, что встать на ноги Гайлорд сможет, лишь начав собственное дело и прекратив шалости.
 Нельзя сказать, чтобы младший Истон проявил большой интерес к небольшому поместью, подаренному ему в день совершеннолетия. Он был уверен, что отец из любви к сыну поможет ему, как это бывало и прежде. Однако на этот раз мистер Истон мрачно посоветовал принять ряд жестких условий. Жизнь требует ежедневных трудов, а потому не спать до полудня, не устраивать с друзьями шикарных выездов, не пить и так далее. Никакой беззаботности, никаких бесполезных дел и удовольствий!
 Это было неприятной неожиданностью для Гайлорда. Он содрогался при одной лишь мысли о работе, если даже она состояла в наблюдении за дюжиной собственных рабов. Гайлорд стал немедленно искать другие способы пополнить свой карман. Он остановился на Мелинде Маршалл по нескольким причинам. Она была очаровательной девушкой и всегда ему нравилась. А сейчас, когда денежный вопрос вышел на первый план, приданое сделало ее еще более привлекательной.
 Гайлорд начал свои расчетливые ухаживания несколько месяцев назад, но иногда допускал ошибки, опускаясь до плохих манер в обращении с Мелиндой. Он был уверен, что навсегда завоевал сердце Мелинды, пока не приехал Морган Слейд. Его появление оказалось неожиданным препятствием. Несколько последних недель Гайлорд бездельничал, наблюдая с болью и беспокойством, кате родители Мелинды диктуют ей свою волю. Его сердце наполнялось ревностью и гневом.
 Если он не сможет удержать любовь Мелинды, ему придется поискать еще одну богатую невесту. Их было много в Натчезе. Но голубые глаза Мелинды покорили его сердце, и он сходил с ума от ревности. Гайлорд знал, что ее родители стремятся выдать дочку за Моргана Слейда, и это приводило его в ярость. Морган был много богаче. К тому же Гайлорд имел репутацию необузданного человека с неуравновешенным характером. С его именем в Натчезе было связано несколько неприятных историй, который старый Истон постарался замять. Несмотря на это, многие родители смотрели на него недоброжелательно.
 Конечно, Гайлорд и Мелинда понимали, что их взаимоотношения перешли допустимую границу. Эта ночная встреча не давала ничего нового, хотя Гайлорд несколько раз поцеловал Мелинду и даже осмелился ласкать ее гладкую белую грудь. Гайлорд взял обещание у Мелинды встретиться с ним, как только появится возможность. Его сердце сладко заныло в груди, когда она дала согласие, Мелинда всегда уступала ему, особенно когда он умолял позволить прийти к мистеру Маршаллу просить ее руки.
 К несчастью, Мелинда только проверяла на нем свои женские чары. Он нравился ей как первый в жизни мужчина, и тайные встречи доставляли радость. Его поцелуи были волнующими, а глаза горели с неподдельной страстью, которую она в нем зажгла. Но после появления Слейда Мелинда находила любовные игры Гайлорда просто скучными. Неожиданно для себя она открыла, что стала от него уставать. Мелинда погрузилась в сладкие мечты о новом претенденте. Он не будет рвать на себе в гневе волосы и дуться, как Гайлорд, когда его шлепнут за слишком вольное поведение, и окажется, как надеялась она с приятной дрожью в сердце, более настойчивым в своих желаниях.
 — Мелинда, ты слышала, что я сказал? — резко спросил Гайлорд. Его немигающие голубые глаза, как у проснувшегося котенка, смотрели на ее уставшее лицо.
 — Да, конечно, — ответила она мягко, — но это ничего не меняет. Мистер Слейд приглашен к нам. И если он завтра утром сделает мне предложение, я намерена принять его.
 — Но Мелинда!.. — умоляюще воскликнул Гайлорд, протягивая к ней руки.
 Они стояли в розовом саду у входа в дом Маршаллов, и голос Гайлорда хорошо был слышен в ночном воздухе.
 — Ох, тише! Могут услышать! — шепотом произнесла Мелинда.
 Гайлорд бросил беспокойный взгляд на величественный белый дом, огромные пилястры, мерцающие в лунном свете, огромные дубы и магнолии, казавшиеся почти черными на фоне светлого дома. Ни один звук не нарушал тишины, и он хриплым шепотом произнес:
 — Ты не выйдешь замуж за него! Позволь мне поговорить с твоим отцом первым!
 Голубые глаза Мелинды излучали упрек. Она пристально посмотрела на него:
 — Ты хочешь сделать меня несчастной?
 — Нет. Конечно, нет, — быстро ответил он.
 — Ты можешь увезти меня в Париж, дать дом, большой и прекрасный, как Бонжур? — спросила она с вызовом.
 — Нет, не сразу. Но…
 Гайлорд выглядел потерянным. В глазах Мелинды появились слезы:
 — Ты хочешь заставить меня жить в ужасном старом доме на скудные средства, которые дает твое поместье? — воскликнула Мелинда.
 Гайлорд был в замешательстве. Он никогда не планировал жить в своем доме, намереваясь получить большие деньги в качестве приданого от ее отца и купить что-то более подходящее для жизни. Он не мог это ей сказать и, терзаясь от собственной корысти, едва слышным голосом произнес:
 — Нет, но…
 — С мистером Слейдом я могу путешествовать, — счастливо говорила Мелинда, сверкая голубыми глазами, — иметь много прекрасных нарядов, слуг, каких только пожелаю. У меня будут дети… и прекрасный огромный дом с усадьбой.
 Посмотрев на потемневшее лицо Гайлорда, она спросила:
 — Можешь ты мне все это дать?
 — Нет, но… — вновь начал он беспомощно.
 — Как ты смеешь тогда говорить, что любишь меня? У тебя ничего нет, чтобы сделать меня счастливой! — недовольно воскликнула Мелинда.
 Прекрасные темные глаза юноши горели страстью:
 — Мелинда, мы любим друг друга и будем счастливы вместе! Что может это заменить?
 — Я не знаю, Гайлорд, — притворно вздохнув, сказала Мелинда. — Родители хотят выдать меня замуж за мистера Слейда, и я согласна с ними. Он может дать все, что я хочу, и сделает меня счастливой. Я должна покинуть тебя, хотя уверена, что буду плакать ночью, вспоминая твои сладкие поцелуи.
 — Мелинда! — он почти кричал в бессильной ярости, — остановись, подумай, что ты делаешь. Я люблю тебя!
 Ее прекрасное лицо приняло упрямое выражение. Золотистые кудри мягко блестели в лунном свете. С убийственным откровением Мелинда ответила:
 — Хорошо, если ты меня любишь, то должен помочь мне стать счастливой! Эгоистично желать, чтобы я не вышла замуж за мистера Слейда, — она смотрела на него с таким обожанием, что сердце Гайлорда сжалось от боли. — В бедности я буду глубоко несчастна. Я не вынесу этого.
 Не в силах переубедить ее, со смешанным чувством любви, боли и сильным желанием задушить Мелинду Гайлорд предложил пойти к дому. Он чувствовал, что его сердце разбито навсегда, а мысли тяжелы, мрачны и унылы. По иронии судьбы женщина, которую он любил, хочет выйти замуж за другого из-за денег, тогда как он хочет получить их тоже благодаря своей женитьбе на ней. В довершение всего Гайлорд не мог даже утешить себя, что ее выдают замуж силой.
 Мелинда не была такой корыстной, как казалась. Морган дал верную оценку ее умственным способностям и не очень сильно ошибся, утверждая, что она глупа. Мелинда имела ум избалованного десятилетнего ребенка. Она не была жестокой, скорее мягкой и сердечной. Но ей очень хотелось построить свое собственное счастье. Ей нравился Гайлорд. Если бы он был богатым, она была бы счастлива выйти замуж за него, быть любящей женой и преданной матерью. Но при этом Мелинда стремилась только к собственному благополучию. Вот почему сейчас ее больше привлекали насмешливые голубые глаза Моргана. Забыв о разговоре с Гайлордом и не мучаясь переживаниями о нем, почти счастливая, она вернулась в свою комнату и уснула глубоко и спокойно. Ей снился ироничный темноволосый красавец Морган.
 Утром, к радости Мелинды, Морган Слейд явился к ее отцу, а в полдень в том же самом саду, где она разбила сердце Гайлорда и похоронила все его надежды, сделал ей предложение выйти за него замуж. М един да любезно согласилась. Выглядела она при этом восхитительно. Широкополая соломенная шляпка скрывала от золотистых солнечных лучей ее прекрасное лицо. Голубое платье с высокой талией, отороченное кружевами, подчеркивало красоту больших голубых глаз.
 Почтительно поцеловав протянутую ему мягкую белую ручку, Морган улыбнулся, подумав, что жизнь с этим милым нетребовательным ребенком будет вполне сносной, хотя, возможно, и… очень скучной.
 Узнав о сватовстве, обе семьи ликовали. Вечером того же дня в узком семейном кругу поздравили жениха и невесту. Было решено, что первого июня на большом балу у Маршаллов будет объявлено о помолвке. Морган согласился с тем, что свадьба должна состояться в августе. Он не чувствовал никакого интереса при обсуждении планов совместной жизни и нашел это очень забавным. Морган часто зевал от духоты. Его темное лицо с голубыми глазами на фоне белой рубашки излучало насмешку. Наконец он мысленно поздравил себя с окончанием разговоров о свадебном платье и столе и откланялся.
 Медленно шагая по широкой веранде дома Маршаллов, он рассеянно смотрел на ухоженный сад и кустарник, мерцающий в лунном свете. Этот вид отвлек Моргана от привычного течения мысли. Он остановился на широких ступенях, ведущих к массивной двустворчатой входной двери фасада особняка, закурил тонкую черную сигару и некоторое время наслаждался ароматом хорошего вирджинского табака.
 Двубортный темно-голубой камзол хорошо сидел на широких плечах Моргана и в лунном свете выглядел черным. Рубашка выделялась на нем бледным пятном. Огонек сигары давал слабый отблеск, когда он подносил ее ко рту и затягивался. Дым струился подобно легкому облачку, постоянно меняющему свои очертания, вокруг темной головы Моргана.
 Он неподвижно смотрел поверх широко раскинувшихся лужаек и газонов, но мысли были далеко не такие уж мирные и спокойные, как окружающий его пейзаж. Неожиданно его посетило видение. Вместо газонов он увидел бесконечные равнины Техаса, услышал шелест ветра в высокой волнующейся траве и мягкие шаги по прерии. Он рассеянно вынул сигару изо рта, левую руку опустил в карман своих бриджей и посмотрел на лунный круг.
 «Луна Команчей», — подумал он про себя.
 Дикая необузданная жизнь в течение двух лет среди команчей предстала перед ним. Его лицо напряглось.
 «Почему я всегда хочу быть там, где меня нет?» — задал он ночи свой молчаливый вопрос.
 Деятельная натура Моргана не выносила праздности, он не мог быть только наблюдателем.
 «Нет, — подумал он горько, — нет, Стефания и Филипп мертвы».
 Время несколько притупило его боль, но ничто не могло ослабить его презрения и холодного безразличия к женщинам, удостаивавших его своим вниманием. Даже согласившись жениться на Мелинде, он не мог поклясться, что его представления о женщинах изменились. Рассеянно пальцы Моргана прикоснулись к маленькому золотому распятию, все еще висевшему на шее.
 Ему нравилось думать о девственнице, с которой его свела ночь в доме у губернатора в Нью-Орлеане. Где она сейчас? Будет ли она такой же желанной, как тогда, или время и жизнь превратили ее юное чувственное тело в тело злой ведьмы? Он вспомнил свои ощущения, когда она билась в его объятиях, и тяжело вздохнул.
 «Она часто посещает меня даже сейчас, — криво усмехнулся он, — прямо какое-то наваждение. Любопытно, кто она и что делала после того, что произошло? — Эти мысли разожгли в нем воспоминания. — А может быть, во всем этом есть что-то другое? Мне нужно попытаться найти ее», — заключил он мрачно.
 Кто знает, может, однажды он встретит ее и она стала честной женщиной. А почему бы и нет? Ведь она пришла к нему девственницей, и он не должен был сомневаться в ее порядочности и чистоте… по крайней мере, тогда. Она была юной, очень юной, и она создана для него. Морган резко рассмеялся над своими вздохами. Ох, да! Он же должен жениться на другой и привести ее в дом в Натчез.
 Взрыв хохота в доме прервал ход его мыслей. Последний раз он затянулся сигаретой и бросил окурок в темноту. Тот описал огненную дугу в ночи.
 «Моя бедная нареченная ждет меня», — мрачно напомнил себе Морган. Повернулся к дому и увидел младшего брата Доминика, небрежно прислонившегося к белой колонне дома.
 Оттолкнувшись от колонны, Доминик заговорил первым:
 — Я жду тебя вот уже несколько минут и будь я проклят, если поверю, что ты счастлив. Ты похож на человека, который предпочтет смерть женитьбе.
 Морган улыбнулся, подняв черную бровь:
 — И давно ты тут стоишь и изучаешь меня?
 — Нет, но ты не в лучшем сейчас настроении, и я удивляюсь почему?
 Доминик за последние пять-шесть лет вырос и превратился в высокого стройного юношу. Его плечи были не столь широки, как у старших братьев, но еще было время, чтобы догнать их. Детская мягкость его лица исчезла, оно стало мужественным. Доминик не был красавцем, но все-таки что-то было в его улыбчивом рте, подвижных зеленых глазах, что давало повод думать о том, что к двадцати двум годам Доминик будет красив.
 Он медленно подошел к брату и добавил:
 — Ты загадал мне загадку. Почему из всех красавиц ты выбрал эту дурочку?
 Холодное изумление блеснуло в бирюзовых глазах Моргана, и он ответил:
 — Дом, подумай, как она нетребовательна. Я буду делать ей детей каждые несколько лет, завалю ее платьями и поездками в Париж. И сейчас, и потом она будет совершенно довольна своей жизнью.
 Доминик нахмурился. Он взглянул на лишенное всякого выражения лицо Моргана, слушая его бесстрастный голос. Внимательно изучая носок высокого вечернего ботинка, начищенного до блеска, Доминик тихо произнес:
 — Морган, я долго колебался прежде, чем спросить тебя об этом. Ты уверен, что делаешь правильный шаг?
 — Бог знает! Но я устал скитаться подобно одинокому израильтянину в пустыне и, кажется, нашел единственный способ положить этому конец.
 Доминик помолчал немного, потом как бы невзначай спросил:
 — А ты знаешь, что, пока ты путешествовал, за твоей добропорядочной Мелиндой прилежно ухлестывал Гайлорд Истон?
 Равнодушно взглянув на брата, Морган достал из кармана жилета еще одну сигару, зажег ее и будничным голосом спросил:
 — Младший сын старого Ллойда Истона?
 — Хмм. Он самый, — и добавил уклончиво:
 — Здесь болтают, что Гайлорду нужна богатая жена и что Мелинда была его пассией… пока ты не вернулся. Поговаривают, что она не отклоняла его ухаживания.
 Морган равнодушно спросил:
 — Ты предупреждаешь меня об этом, Дом? Изобразив невинность, Доминик взглянул в глаза брата:
 — Я? Конечно, нет. Мне просто казалось, что тебе это будет интересно.
 Доминик повернулся и пошел к дому, но потом, как бы раздумав, остановился и, полуобернувшись, сказал:
 — Мне жаль, Морган, но у Гайлорда не очень хорошая репутация. И бьюсь об заклад, он собирался делать Мелинде предложение. Он попытается что-нибудь предпринять, чтобы приостановить вашу помолвку.
 Не сказав больше ни слова, Доминик поспешил назад в дом, оставив Моргана одного с неприятными мыслями. Доминик был не очень тактичен. Новость о том, что Мелинда была увлечена другим молодым человеком до его приезда, болезненно задела Моргана. Он не был ревнив. И если бы с ним не произошла известная история со Стефанией, Морган бы просто проигнорировал это известие. Доминик, видимо, хотел предупредить его как брат. Он бы не стал напрасно беспокоить Моргана. Было ли сердце Мелинды отдано Истону? Склонили ли ее родители к более выгодному браку?
 За несколько дней, предшествующих публичному объявлению о помолвке. — Морган несколько раз пытался узнать правду от Мелинды. Она с очаровательной улыбкой легко переводила разговор на другую тему: о подвенечном платье, о планах на будущее, о том, что необходимо повременить с поездкой в Париж из-за этой ужасной войны между Англией и Францией, что надо обновить гардероб… Каждый раз уходя домой, Морган с горьким чувством сознавал, что эта женитьба не реши г все проблемы его неугомонной натуры.
 Гайлорд Истон вел себя так, как и говорил Доминик. Морган чувствовал деликатность своего положения. Он должен выбрать одно из двух: либо уступить, публично высмеяв поведение Истона, либо вызвать его на дуэль. Гайлорд не делал секрета из своих планов разрушить помолвку, утверждая, что Морган избрал непорядочную тактику, пытаясь завоевать руку и сердце Мелинды. Большинство жителей Натчеза не обращали внимания на эти высказывания, но нашлось несколько человек, которые сочувствовали юному Истону. Однако в основном Гайлорд выставлял себя круглым дураком. За два дня до большого бала, на котором предполагалось объявить о помолвке Моргана и Мелинды, он задумал…
 Не желая лишних разговоров о предстоящей свадьбе, Морган избегал посещений Королевской таверны, которая была расположена на невысоком холме на окраине города. Место было людное, но Морган любил его простую комфортную обстановку.
 Королевская таверна была расположена в конце улицы, пересекающей весь Натчез. Путешественники любили останавливаться тут, чтобы затем продолжить свой путь. Разумеется, это было бойкое место, где постоянно был слышен приятный гул голосов гостей таверны. Нижний этаж был кирпичный. Здесь располагались кухня и пивная, а на втором — с видом на лес, узким крыльцом и стройными деревянными колоннами располагались меблированные комнаты для приезжих.
 Войдя в таверну с толстыми бревенчатыми стенами, Морган вспомнил аналогичные места в Англии и Франции. Воздух здесь был голубым от дыма сигар и полон запахов эля, виски и аппетитных ароматов ростбифов и отбивных. Морган узнал некоторых посетителей таверны, хотя большинство ему были незнакомы. Найдя удобный маленький дубовый столик далеко в углу, он удобно расположился в деревянном кресле, ожидая официанта. Он заказал стаканчик доброго американского виски, прикуривая тонкую сигарету и лениво осматривая пивную. Посетителями таверны были путешественники, торговцы из города и несколько молодых скотоводов из тех, кто создают легкую атмосферу в этом исключительно приятном месте города.
 Только Морган сделал первый глоток крепкого виски, как в таверну нетвердой походкой вошли Гайлорд и два его приятеля. Было видно, что молодой Истон пьян. Раскачиваясь, он приблизился к стойке бара, которая протянулась вдоль одной из стен. При его появлении Морган чертыхнулся. Истон был тем человеком, с кем он меньше всего хотел встретиться. Более того, он всячески противился контактам с этим задиристым и слишком горячим юношей, чтобы избежать ненужной драки. Морган не сомневался, что сегодня, судя по состоянию Гайлорда, если он узнает его, столкновения избежать не удастся. Гайлорд и его компания выбрали столик в другом конце таверны и из-за густого дыма поначалу не заметили Моргана. Он еще надеялся, что его не узнают. Гайлорд сидел спиной к нему и вместе с дружками, кажется, топил свою печаль в вине, поглощая стакан за стаканом. Морган надеялся, что переждет немного и уйдет незамеченным. Не было желания убивать молодого дурачка в неизбежной жестокой дуэли.
 К несчастью, один из дружков Гайлорда осмотрел комнату и узнал Моргана. Второй — молодой человек с длинными волосами лет так двадцати двух быстро наклонился над столом и сказал что-то на ухо Гайлорду, отчего тот дернулся, быстро развернулся и уставился туда, где сидел Морган. Тот видел, как Гайлорд быстро вскочил и пошел спотыкающейся походкой пьяного человека по направлению к нему.
 Холодный рассудок Моргана мгновенно помог ему принять единственное решение, позволяющее избежать кровопролития — позволить Гайлорду вызвать его на дуэль. Вызываемый на дуэль будет иметь право выбрать оружие, время и место дуэли. Если удача будет на стороне Моргана, он отвратит кровопролитие. Глупая, черт возьми, ситуация, превращающаяся в фарс. Гайлорд достиг стола Моргана, оперся на него обеими руками и агрессивно сказал:
 — Сэр, вы подлец и негодяй!
 Морган спокойно посмотрел на возбужденное красивое лицо Гайлорда, затем отпил глоток виски из своего стакана и спросил:
 — Да? И почему же?
 Гайлорд подался назад. Весь вид его выражал изумление:
 — Да потому… — неуверенно начал Гайлорд и остановился в замешательстве. Он был пьян, и его мысли — путаными, хотя он понимал, что все его неприятности и горести происходят вот от этого счастливого соперника. Почему бы настоящему мужчине и не ответить по-мужски? Решив, что он не сможет придумать ничего лучше и убедительней, Гайлорд произнес:
 — Вы разбили сердце женщины, которую я люблю! Только настоящий подлец мог это сделать!
 Морган вздохнул. Ну, черт возьми, что же ему оставалось делать в такой ситуации? Имя Мелинды было произнесено в общественной пивной пьяным дурачком. И хотя Морган внешне не проявлял свои чувства, его состояние приятным назвать было нельзя. Глядя на безвкусный желтый жилет Гайлорда с гримасой болезненного изумления, Морган, немного подумав, холодно сказал:
 — Если я негодяй, подлец и к тому же трус, то кто же тогда ты? Крикливый дурак? Или скорее ревущий осел?
 Это было жестоко, но эффектно. Подобно погасшей спичке, Гайлорд потускнел и смог лишь выкрикнуть:
 — Вы, сэр, ответите за это! Назовите своих секундантов. Я не оставлю ваше оскорбление без ответа!
 Морган откинулся на спинку кресла, зажег сигару и после затяжки в наступившей тишине спокойно произнес:
 — Я не думаю, что это необходимо. Секунданты просто не разрешат дуэль между нами, не так ли?
 — Конечно, разрешат!
 — Тогда могу я сделать предложение? — Морган взглянул на злого парня, точнее, на его жилет и, не торопясь, добавил:
 — Как вызываемый на дуэль я имею право назвать место, время и оружие… Лучшего времени и места, чем сейчас и здесь, придумать трудно.
 Гайлорд был слишком зол и пьян, чтобы думать, но все-таки вопрошающим взглядом обвел наполненную людьми комнату.
 — Здесь? В таверне?
 Голубые глаза Моргана смеялись, темное лицо выглядело загадочным:
 — Не совсем здесь. Я полагаю, сад более приятное место. Как вы считаете?
 — Отлично! Называйте оружие! — выкрикнул Гайлорд.
 Предстоящая дуэль и опасность протрезвили его пьяную голову.
 — Кулаки, — мягко сказал Морган.
 — Кулаки, — непроизвольно повторил Гай-лорд. — Почему вы выбрали такой странный способ разрешения спора? Джентльмены не дерутся на кулаках.
 Глаза Моргана стали твердыми, и странная улыбка изменила его лицо:
 — Вы же сказали, что я не джентльмен. Гайлорд сглотнул, так как выпитое спиртное вызвало у него приступ тошноты. Он желал поскорее выйти из этого затруднительного положения, в которое попал. Он не мог, однако, дать делу обратный ход и, сделав глубокий выдох, произнес:
 — Очень хорошо! Я ожидал от вас нечто подобное.
 Сейчас Морган был озадачен, ведь в определенной степени он симпатизировал этому юному дурачку. Разбитое сердце нелегко успокоить. Морган знал это на собственном опыте. Но его темперамент уже давал себя знать, и он мрачно пообещал Гайлорду:
 — Еще слово и мне придется убить тебя, вместо того чтобы хорошо отшлепать. Ты это вполне заслужил.
 К счастью, Гайлорд не имел желания продолжать в том же духе и вместе с секундантами — двумя джентльменами последовал за Морганом. Компания остановилась за углом таверны.
 Было совсем темно. Тонкий серп стареющей луны слабо освещал окрестности. Свет из узких окон таверны освещал площадку, где стояли четверо мужчин.
 Из окон раздавались характерные звуки чокающихся стаканов, волнообразный гул голосов и смеха, но на освещенной площадке была напряженная тишина.
 Гайлорд нервничал. Моргану было ясно, что два его дружка определенно чувствовали себя неловко и неуверенно. Он не знал этих юных джентльменов, что не удивило его из-за разницы в возрасте на добрый десяток лет. Юноши выглядели жизнерадостными юнцами, готовыми повеселиться, если есть тому повод. Но Слейд понимал, что пользы от них для молодого Истона будет мало. Предположение Моргана пришлось изменить после того, как темноволосый юноша невысокого роста взволнованно спросил Моргана:
 — Уф, сэр, если вы не против, я буду вашим секундантом. Меня зовут Бланчард. Эванс Бланчард.
 Морган кивнул:
 — Это очень любезно с вашей стороны. Итак, все стало на свои места. Технические вопросы решены. Можем начинать?
 Гайлорд чувствовал себя неуютно в накрахмаленной сорочке:
 — Что конкретно вы имеете в виду? — буркнул он.
 Морган изумленно огляделся. Условия для драки были хорошими. Земля под ногами утрамбована повозками и людьми. Место чистое. Только заросли кустарника и несколько корявых дубов были разбросаны здесь и там. — Я полагаю, мы должны драться здесь. Кулаки — наше оружие. Бланчард и его друг будут свидетелями и секундантами. Драка до первой крови, чья бы она ни была. После этого все считают себя удовлетворенными. Как, по-вашему, условия справедливы?
 Гайлорд кивнул. Он был шокирован тем, что вызванный им на дуэль соперник был недооценен и вырастал во мнении прямо на глазах. Все нотки превосходства исчезли, когда Истон сказал:
 — С моими кулаками я считаюсь ловким малым… Вы не боитесь того, что, по крайней мере, на десять лет старше меня… Уверены, что хотите именно таким способом разрешить наш спор?
 Морган фыркнул от душившего его хохота и про себя подумал, что если юный дурачок думает, что в тридцать три года я уже стар и немощен, то ошибается. Сейчас он поймет свою ошибку.
 Шумная ссора в пивной и кулачный бой не страшили Моргана. Все эти годы опасность жила рядом с ним. Несколько раз он нарушал закон, что каралось смертью или длительным заключением. Но не было смысла объяснять все это напыщенному щенку.
 Оба противника оказались приблизительно равными по силе. Морган был, возможно, на пару дюймов выше, зато Гайлорд — более плотно сложен. В тишине с нарастающим напряжением они стали готовиться к поединку. Не торопясь, Морган снял с себя элегантный зеленый жакет, отстегнул часы с золотой цепочкой и маленьким распятием на другом конце от атласного жилета и молча встал в стойку, наклонив вперед голову и ожидая Бланчарда и других участников, пока они разместятся вокруг.
 Движения Моргана были уверенными и спокойными, почти непроизвольными. Гайлорд все приготовления делал беспорядочно, зло и порывисто. Злость его беспричинно нарастала с каждой минутой. Наконец оба оказались в рубашках, готовыми начать бой. Гайлорд быстро пересек разделявшее их расстояние и гневно бросил:
 — Ты не женишься на Мелинде! Она мне отдала свое сердце. Я не позволю тебе жениться на ней.
 Морган подавил внутренний вздох и искушение объяснить молодому болвану, что он с удовольствием бы отказался от женитьбы. У него уже не было того чувства к Мелинде, которое он ощущал в момент объяснения с ней. Каждая встреча уменьшала его. Но поскольку Морган был джентльменом, то не мог взять назад свое предложение, хотя проклял уже ту стремительность, с которой просил ее руки. Вряд ли он смог это объяснить разъяренному бычку, стоящему напротив. Морган, стараясь скрыть нарастающее беспокойство и отвращение, заметил:
 — Ну, что ж, все стало ясно. Должен заметить вам, что имя молодой женщины, которое вы так свободно произносите при таких обстоятельствах, лишь подтверждает мое предложение.
 Гайлорд заскрежетал зубами в бессильной ярости и злобе:
 — Она никогда не выйдет за тебя! Ты можешь считать себя победителем, но мы еще посмотрим, за кого она в конце концов выйдет!
 Морган пожал плечами и удивленно поднял вверх густые черные брови:
 — Если ты закончил свои разглагольствования, может быть, мы начнем?
 — Бог мой, да!
 Поначалу бой был обычный. Весь в праведном гневе, молодой Гайлорд выглядел мощнее, но в целом уступал жилистому Моргану с его железной мускулатурой. Он скоро ощутил это.
 Будучи выше, Морган к тому же легко передвигался на ногах. Пока Гайлорд намеревался закончить бой одним диким мощным ударом в лицо Моргана, последний привел эту необычную потешную дуэль к быстрому финалу. Отклоняясь от размашистых ударов Гайлорда, танцующими движениями ног и наклонами корпуса он выжидал, когда тот раскроется. Это произошло через несколько секунд, и с роковой неизбежностью правый кулак Моргана соединился с красивым подбородком Гайлорда. От удара Истон покачнулся и свалился на землю, а из его губ по подбородку начала сочиться и капать на землю кровь. Морган сказал ровным голосом:
 — Полагаю, первая кровь за мной. Черные глаза Гайлорда в ярости остановились на Моргане, и он выкрикнул:
 — Ты все равно не женишься на ней! Я знаю кое-что такое, что дает мне право остановить тебя!
 Морган с жалостливой улыбкой посмотрел на него, отмечая юность и непосредственность своего соперника. Затем его лицо приняло обычное жесткое выражение:
 — Вы думаете, я шучу? Я действительно остановлю вас! Знайте, я нашел способ! — кричал Гайлорд.




 Глава 10


 День, когда должен был состояться бал по случаю объявления помолвки, обещал быть ясным и солнечным. Выглянув из окна своей комнаты в Бонжуре, Морган увидел ясное безоблачное голубое небо, что не соответствовало его внутреннему состоянию. Его курьезная дуэль с Гайлордом Истоном дала пищу для новых раздумий. Теперь Морган все отчетливее понимал, что меньше всего на свете он хотел бы жениться на Мелинде Маршалл. «Ее нежное белое тело не спасет меня, — подумал он. — А что еще может дать Мелинда взамен пожизненных кандалов, приобретаемых вместе с женитьбой? Он должен будет всю оставшуюся жизнь заботиться о ней, хорошо одевать, помогать во всем, делать ей детей… Гайлорд, мой юный глупец, если ты будешь добиваться взаимности у Мелинды, я благословлю тебя! Я сам помогу тебе!»
 Но Гайлорд не помог ему. Подобно грому среди ясного неба на сцене появилась Леони Сант-Андре. О ее существовании пока не подозревали ни сам Морган, насмехавшийся над приготовлениями к предстоящему балу, ни Гайлорд, пытающийся утопить в виски свои горе и позор за жалкое поведение на дуэли в Королевской таверне.
 Леони со своей маленькой свитой прибыла в Натчез на закате того же дня, на который была назначена помолвка. Она еще не знала, где живет ее непутевый муж и где им придется расположиться на ночлег. Пытаясь сэкономить скудные средства, Леони направилась в известную читателям Королевскую таверну. Подобрав юбку повыше, чтобы не запачкаться в грязи Натчез-Хилла, она пошла мимо элегантных и дорогих гостиниц, расположенных в верхней части города.
 Путешествие от поместья Сант-Андре до Натчеза прошло без происшествий. Но путь был слишком длинным и напряженным. Никто из маленькой группы Леони не уезжал ранее дальше Нью-Орлеана. Для всех это было тяжелым испытанием. Люди, униженные человеческой дикостью и жестокостью, вынуждены были оказаться на улице в незнакомой им местности. Они почувствовали облегчение, лишь достигнув Натчеза. Когда они, одинокие и несчастные, прибыли на место и расположились на зеленой лужайке, Мамми, сверкая белками глаз, твердо сказала:
 — Я покинула дом первый и последний раз! Леони горько улыбнулась, не желая ее разубеждать. Все ее заботы сейчас были о том, чтобы устроиться на ночлег. После того, как они разместились в гостинице при таверне, Леони умылась и одела чистое платье. Ее дух укрепился. Она немедленно решила искать мсье Слейда. К восьми часам вечера вся семья удобно расположилась. Иветта и Джастин были с ней в одной комнате, и Леони села спокойно поразмыслить. Она решила расспросить владельца таверны, знает ли он мсье Слейда, и лишь потом принять то или иное решение. Глядя на Иветту, которая была занята шитьем и сидела в маленьком деревянном кресле, Леони неожиданно спросила:
 — Можешь ли ты посмотреть за Джастином, если я ненадолго покину вас?
 Прекрасные карие глаза Иветты тревожно посмотрели на сестру:
 — Ты хочешь немедленно начать поиски? Леони энергично кивнула рыжеватой головой.
 — Да! У нас нет времени. На те небольшие деньги, что у нас есть, мы долго не протянем… Я должна увидеть мсье Слейда как можно быстрее.
 Зеленые глаза Джастина, играющего на полу с котятами, вспыхнули:
 — Ты хочешь показать мне папу? Я пойду с тобой!
 Леони шлепнула себя по губам и ответила что-то невнятное. Представлять Джастина мсье Слейду было трудно и опасно. Происхождение Джастина Леони держала в секрете и ни с кем этим не делилась. Все думали, что он — дитя ее мужа, что было для всех само собой разумеющимся. Леони не видела причин разубеждать их.
 Джастин рос в уверенности, что мсье Слейд — его отец. Но Леони никак не рассчитывала на то, что мсье Слейд когда-нибудь увидит Джастина. И вот этот момент быстро приближался. Леони очень беспокоилась, как бы вся правда не вышла наружу. Она не могла позволить, чтобы у ее Джастина был ярлык внебрачного ребенка, и любыми путями стремилась избежать разоблачения. У Леони была лишь одна надежда, что во время брачной ночи мсье Слейд был мертвецки пьян, и потому, возможно, удастся убедить его, что Джастин его сын. «Боже, до чего все это гадко!» — сердито подумала Леони.
 Слишком велика была вероятность того, что Морган вспомнит ту дикую брачную ночь, когда Леони отвергла все его домогательства, угрожая пистолетом. «Я похожа на азартного игрока, — подумала она, — не представляю себе, что он скажет, когда узнает о Джастине? Но в любом случае я должна утверждать, что это его сын».
 Она встала, поправила мягкие складки на платье и, наклонившись, поцеловала Джастина в щеку:
 — Мой хороший мальчик, тебе надо, как сказала тетя Иветта, скоренько пойти и лечь спать.
 Джастин состроил недовольную мордочку. Но так как он был послушным ребенком, то согласно кивнул своей темной курчавой головкой.
 — Да, мамочка. Но ты ненадолго? На что Леони честно ответила:
 — Не знаю, сколько потребуют дела. Но я буду спешить, мой хороший, — и вихрем вылетела из комнаты.
 Леони выскочила в холл, намереваясь найти хозяина таверны. Она не подозревала, как была хороша в эту минуту. Ее рыжие длинные пушистые волосы были схвачены сзади шнурком, а локоны красиво обрамляли лицо. Ее бледно-лиловое платье было тем самым, которое купил дедушка на свадьбу, и несмотря на почти шестилетний срок, с высокой талией и строгой узкой юбкой оно еще могло сойти за модное. Спереди был глубокий вырез во вкусе Леони, но сейчас она решила закрыть его красивой серебристо-кремовой шалью. Она обернула ее вокруг шеи и пристегнула концы в центре груди брошью в виде камеи, принадлежащей еще ее бабушке.
 Некоторая фривольность наряда уравновешивалась белой люстриновой сумочкой, украшенной серебряными блестками, которую она повесила на руку. В сумочке содержались все важные документы, которые Морган Слейд подписал летом 1799 года.
 «Договор рассчитан на честного человека», — мрачно подумала Леони, когда уже достигла лестницы, ведущей в маленький садик таверны.
 Это было то самое место, где двумя днями раньше Гайлорд и Морган дрались на необычной дуэли. На счастье или на беду, в эту же минуту навстречу Леони из пивной вышел Гайлорд, размышляя о горьком поражении, которое потерпел от рук Моргана.
 Увидев в слабом свете окон неясную фигуру молодого мужчины, Леони непроизвольно остановилась. С той ночи, когда она потеряла девственность, Леони уже не была такой безрассудно неустрашимой, как раньше. Хорошо одетый молодой человек в коричневом камзоле и темно-желтых бриджах не выглядел опасным. Но Леони не решилась обнаружить свое присутствие, чтобы не доставить себе еще каких-нибудь неприятностей этой ночью. Она некоторое время стояла незамеченной, ожидая, что он уйдет, но лишь только решила сделать шаг назад, Гайлорд увидел ее. Обходительный в определенных обстоятельствах и не сильно пьяный, чтобы понять, кто перед ним, он почтительно пробормотал:
 — Добрый вечер, мадам. Приятный вечер, не так ли?
 Леони не отпускала поручни лестницы, намереваясь убежать, как только он сделает хоть одно движение. Слегка ободренная его элегантным видом и красивым голосом, Леони ответила по всем правилам политеса:
 — Да, мсье, вы правы.
 Гайлорд обратил внимание на мягкий французский акцент и, чуть приблизившись к Леони, спросил:
 — Вы недавно прибыли в Натчез? Я не уверен в этом, но отметил ваш акцент.
 При его приближении Леони непроизвольно попятилась назад вверх по лестнице. Она не хотела беседовать с незнакомцем и на всякий случай обеспечила себе свободу действий.
 — Да, мсье, моя семья и я прибыли сюда сегодня вечером.
 Гайлорд остановился у перил лестницы и посмотрел на Леони. У нее было очаровательное лицо с высокими скулами, раскосыми глазами и мягкой линией рта. Гайлорд тут же решил, что, возможно, Мелинда не самая прекрасная девушка в мире. Его черные глаза смотрели на Леони с восхищением. Гайлорд чарующе улыбнулся:
 — Я искренне надеюсь, что вы надолго остановитесь в Натчезе. Не посчитаете ли вы меня очень назойливым, если я попрошу вас считать меня вашим первым знакомым здесь?
 Леони пожала плечами и ответила бесхитростно:
 — Если вы так желаете, мсье! — Мгновение она колебалась, а затем, благодарно взглянув на него, спокойно спросила:
 — А вы знаете всех, живущих в Натчезе?
 Слегка смутившись от такого спокойного восприятия женщиной всех его попыток очаровать ее, Гайлорд пробормотал:
 — Думаю, что да… Я живу здесь всю мою жизнь.
 — Тогда, возможно, вы скажете мне, где живет Морган Слейд?
 Эти простые слова привели Гайлорда в шоковое состояние. Его чопорная улыбка мгновенно исчезла, а красивая фигура преобразилась. Правая рука импульсивно сжалась в кулак, тогда как левая согнулась в локте. Гайлорд напряженно спросил:
 — И какое же дело у вас к мистеру Слейду?
 Брови Леони надменно взметнулись вверх, и с холодными нотками в голосе она ответила:
 — Я думаю, что это не предмет вашей заботы. Он мой муж, и я хочу найти его!
 Карие глаза Гайлорда чуть не вылезли из орбит, и он выкрикнул с неподдельным изумлением:
 — Вы обманываете меня! Морган не женат! Кровь прилила к лицу Леони. Не отвечая на его восклицание и как бы не замечая Гайлорда, она сказала, холодно блеснув зелеными глазами:
 — Вы, сэр, оскорбили меня! Как вы посмели подумать, что я лгу?
 Она развернулась, намереваясь вернуться в комнату. Но в намерения Гайлорда не входило так враждебно закончить знакомство. Взбежав по ступенькам лестницы, он схватил Леони за руку и рывком повернул к себе.
 — Подождите минутку! Я хочу поговорить с вами! — крикнул он.
 Ярость от прикосновения к ней незнакомца привела к тому, что и должно было произойти. Леони дала ему смачную и громкую» затрещину. От неожиданности Гайлорд скатился к основанию лестницы. Маленькая грудь Леони взволнованно вздымалась под серебристой шалью. Она со злорадством и удовольствием наблюдала, как Гайлорд лежит на полу. Абрахам, посланный Мамми перед тем, как лечь спать, проверить, все ли благополучно с их хозяйкой, обошел угол таверны. Нет слов передать счастье Леони, когда она увидела печальное черное лицо Абрахама.
 — Абрахам, Боже, как я рада видеть тебя! Этот тип напал на меня!
 — Подождите! — Гайлорд быстро вскочил на ноги. — Я не хотел обидеть вас. Я могу многое рассказать вам о вашем муже.
 Обрадовавшись, что этот молодой джентльмен знает мсье Слейда, Леони медленно спустилась по лестнице и оказалась перед Гайлордом. Абрахам спрятался поблизости, готовый по первому знаку встать на защиту своей юной госпожи. Гайлорд, посмотрев в его сторону, сказал:
 — Я не хотел обидеть твою госпожу, — и, обратившись к Леони, добавил:
 — простите, что я схватил вас, но вы очень удивили меня.
 — Я удивила вас, мсье? — спросила Леони с естественным недоверием. На что Гайлорд ответил:
 — Да, вы уверены, что Морган Слейд — ваш муж?
 У Леони вновь перехватило дыхание от гнева и злости. Этот незнакомец сомневается в ее словах! Она порылась в сумочке и нашла брачное свидетельство. Леони сердито развернула его и протянула Гайлорду.
 — Все там, мсье.
 Держа бумагу в руках, он открыл рот в глупой ухмылке. Прочитав роковые слова, уставился на подпись Моргана Слейда.
 — Боже! — : выкрикнул он безумным голосом. — Моя бедная Мелинда встретила двоеженца! Дьявол! Да это монстр с черствым сердцем!
 Изумленная такой реакцией, но все еще очень злая, Леони в беспокойстве потребовала:
 — Что вы сказали? Кто монстр с черствым сердцем?
 Гайлорд посмотрел на Леони с неподдельной жалостью. Она была очаровательным, маленьким созданием. Гайлорд подумал, что Морган Слейд, очевидно, покинул ее, намереваясь объявить свою помолвку с другой женщиной. Нахмурив брови, он тупо произнес:
 — Боюсь, он действительно ваш муж, мадам.
 — Ах! Да я знаю это! — повторила Леони сердито. — Но кто такая эта Мелинда, и почему — двоеженство?..
 Гайлорд выпрямился и объявил драматическим тоном:
 — Мелинда — женщина, которую я люблю, а ваш муж отнимает ее у меня! В этот самый момент они объявляют о своей помолвке.
 — Боже! Этого не может быть! — выдохнула Леони. Она знала, что мсье Слейд человек без чести и совести. Но что он может попытаться жениться на другой, невозможно было даже вообразить. С дикой яростью она воскликнула:
 — Мы должны остановить его! Я не позволю совершить ему этот подлый поступок!
 Их предыдущие разногласия были забыты, и через несколько минут Леони и Гайлорд Истон неслись в ночи в нанятом кабриолете. Истон правил, а Абрахам пристроился на запятках. Леони чувствовала расположение к мсье Истону. Но общее чувство недоверия к так называемым джентльменам, засевшее в ней глубоко, заставляло ее не отвергать помощи Абрахама.
 Было почти девять часов, когда кабриолет развернулся на длинной дорожке, ведущей к дому Маршаллов. Гайлорд волновался. Его сердце прыгало от радости, что его дорогая сладкая Мелинда никогда не выйдет замуж за этого монстра. Он разоблачит соперника-двоеженца с сердцем дьявола и покажет всем, кто такой Морган Слейд.
 Возмущение Леони не остыло к тому моменту, когда Гайлорд остановил лошадь с повозкой у большого особняка. Она буквально горела от ярости. Как посмел мсье Слейд сделать предложение еще одной беззащитной женщине? Может быть, это его обычное занятие — соблазнять неосторожных дамочек, чтобы отнять у них деньги. В любом случае она должна уберечь несчастную Мелинду от такой ужасной судьбы.
 Элегантность огромного дома Маршаллов не устрашила ее. Она даже не посмотрела на большое количество экипажей, не обратила внимания на голоса и смех, доносившиеся из многочисленных освещенных окон. Ей было от чего смутиться. Но Леони не знала страха и сомнений. Сжимая сумочку, в которой находились доказательства вероломства мсье Слейда, она вместе с Гайлордом поднялась по широким белым ступеням лестницы.
 Дворецкий в черной атласной униформе и в старомодной белой рубашке осмотрел их снизу доверху, очевидно, озадаченный их внешним видом: простым платьем Леони и небрежной одеждой Гайлорда.
 Голосом, в котором слышался холод недоверия, он спросил:
 — Ваше приглашение, сэр? — Нервничая от собственной неуверенности, Гайлорд схватил дворецкого за кончик галстука и, заикаясь, произнес:
 — У нас нет приглашения, но есть важные новости, которые мы хотели бы сообщить мистеру Маршаллу.
 Брови дворецкого изумленно полезли вверх.
 — Если вы изложите мне суть дела, я доложу о вас мистеру Маршаллу, и если он сочтет возможным…
 Во время этого разговора Леони молча смотрела на Гайлорда. Ее решимость росла с каждым мгновеньем. Увидев, что Гайлорд от нетерпения разоблачить Моргана дрожит всем телом, она схватила обоих удивленных мужчин за руки и горячо проговорила:
 — Ах, ну что мы тут теряем время! Может быть, уже поздно, но я сама должна найти мистера Маршалла!
 Дворецкий попытался задержать Леони. Не обращая внимания на протесты дворецкого, Леони грациозно пробежала через широкий светлый холл и остановилась только тогда, когда подошла к широким арочным дверям, ведущим в бальный зал. Гайлорд последовал за ней.
 Зал был полон людьми, разодетыми в шелка и атлас. Гости купались в золотом блеске сотен свечей в хрустальных подсвечниках. Тщательно начищенные паркетные полы сияли подобно янтарю. Платья женщин и их украшения мерцали всевозможными цветами. Костюмы мужчин были более однообразны: бархатные и атласные, темно-голубого, темно-зеленого или черного цвета. Мягкая музыка наполняла зал, а сладкий запах роз и жимолости порхал в воздухе. Слуги, одетые в атласные ливреи, осторожно кружили по залу с огромными подносами, в которых были бокалы с прохладительными напитками.
 Леони на миг остановилась под аркой двери. Ее глаза медленно осматривали зал. Большое количество модно одетых людей буквально подавило Леони, и волна сомнения охватила ее. Боже! Как она найдет мсье Слейда в этой толпе? Но он нашел ее сам.
 Вечер для Моргана проходил в парализующей скуке. И лишь слабая надежда, что жизнь с Мелиндой все же не будет такой пресной, согревала его.
 Мелинда была очаровательна. Платье из голубого атласа и кружев, золотистые завитки волос, обрамляющие хорошенькое личико — все возбуждало кровь мужчин. К несчастью, Морган был равнодушен к своей избраннице. Прогуливаясь по саду, они почти бессвязно беседовали. Морган вновь и вновь удивлялся собственной глупости, когда предложил руку и сердце этой пустоголовой куропатке.
 Мелинда горевала, что свой медовый месяц они проведут не в Париже. С заунывными нотками в голосе она произнесла:
 — Этот ужасный Наполеон разрушает все вокруг! Когда только эта кошмарная война кончится и мы сможем поехать в Париж? Я так туда хочу.
 Позабыв об обходительных манерах, Морган сладким голосом поддразнивал Мелинду:
 — Может, я напишу Наполеону и потребую, чтобы он прекратил боевые действия. И мы могли провести медовый месяц в Париже.
 Большие голубые глаза изумленно раскрылись, и Мелинда восхищенно выдохнула:
 — О, ты и это можешь? Как восхитительно! Убедившись, что она все это восприняла всерьез, Морган скептически посмотрел на нее и, повернувшись спиной, чтобы скрыть душивший его смех, поспешно предложил вернуться в дом. «Боже! — подумал Морган, изумляясь и раздражаясь одновременно, — да есть ли хоть капля ума в этой хорошенькой головке?»
 Бал проходил своим чередом. Час объявления о помолвке Моргана и Мелинды приближался. Морган все больше и больше злился, скучая в компании невесты. Ему так надоел ее пустой лепет, что он твердо понял: нет короче и проще пути в ад, чем его женитьба на Мелинде. «Но как, черт побери, я возьму назад свое предложение, не вызвав всеобщего неудовольствия?» Измученный этими тяжелыми проблемами, Морган ходил с мрачным видом, что смущало как его родителей, так и родителей Мелинды. «Это не их вина, что Мелинда такая пустоголовая. Зато иногда можно и прикрикнуть на нее, — с усмешкой подумал Морган. — А ведь я сделаю ее несчастной». Морган мог продемонстрировать это уже сегодня вечером, но не желал неприятностей обеим семьям. «Завтра еще не будет поздно проявить мой скверный характер, — подумал он лениво. — Я покажу, какой высокомерной свиньей могу быть». Морган улыбнулся, подумав о выражении лица Мелинды, когда он объявит ей будничным тоном, что хочет устроить их семейный очаг в диком захолустье, где-нибудь по дороге к Натчезу.
 Это соображение родило целую цепочку неожиданных мыслей. Маска скуки, которую он носил весь вечер, сменилась в соответствии с требованиями той роли, которую он должен был играть в оставшуюся часть вечера. Морган, разыгрывая добросердечие и радушие, делал все, что требовалось от него, отмечая при этом фальшь сегодняшней церемонии.
 Наконец наступил момент объявления о помолвке. Обе семьи с сияющими лицами окружили Моргана и Мелинду. Мистер Маршалл весело призвал всех ко вниманию. Музыканты отложили в сторону инструменты. Звуки голосов стихли. И в этот момент Морган Слейд увидел Леони Сант-Андре.
 Что привлекло его внимание, он не мог сказать. «Святой Иисус! Кто это очаровательное создание?» — была его первая мысль. Но в тот же момент девушка была уже скрыта лениво движущейся толпой гостей. Голубые глаза Моргана все-таки успели отметить и оценить красоту каштановых волос, обрамляющих необычное чарующее лицо девушки. Вынужденный быть участником начинающегося спектакля, Морган пытался встать так, чтобы видеть незнакомку, но при этом выполнять все то, что требовалось от него.
 Вопреки обстоятельствам и расстоянию, разделявшему их, маленькая стройная фигурка снова появилась перед ним. Она вновь захватила внимание Моргана. Он не смог оторвать свой изумленный взгляд от Леони.
 «Эти волосы, — объяснил он себе чуть позже», — такого же оттенка, что и у Стефании.
 Но он понимал, что дело не в этом. С первого взгляда локоны Леони вызвали у него непреодолимое желание их погладить, спрятать голову в неприбранные пряди, вдыхая сладкий запах, который, как он уже понимал, будет ему приятен.
 Рассердившись на эту внезапно вспыхнувшую волну страсти, Морган сжал губы, а голубые глаза приняли жесткое выражение. Кто бы она ни была, надо избегать ее. Такая женщина, с первого же взгляда взявшая власть над ним, будь она неладна, слишком опасная находка. И все же он так и не смог отвести взгляда и неотрывно смотрел на Леони-. Каждая жилка, каждый нерв узнавали ее.
 Леони почувствовала враждебность в пристальных голубых глазах Моргана и сама, как намагниченная, смотрела в его сторону. Она видела высокого широкоплечего мужчину с высокомерным лицом. Он был одет в хорошо сшитый сюртук из темно-голубого бархата и в черные атласные бриджи, плотно облегающие длинные мускулистые ноги. Свет от свечей усиливал синеву его черных волос и смуглость кожи. Густые дугообразные черные брови были хорошо видны, несмотря на расстояние.
 Время, казалось, замерло. Гости и весь мир исчезли, растворились. С того момента, как их глаза встретились, они были только вдвоем. Лишь потом Леони узнала его, или, скорее, подумала, что узнала мужчину, за которого она вышла замуж почти шесть лет назад. С праведным гневом и смертельной обидой, затмившей все вокруг, она рванулась к Моргану.
 Гайлорд был в двух шагах от нее. Его храбрость и решительность увяли в ожидании той безобразной сцены, которая должна была вот-вот разыграться. Струсив, он хотел дождаться конца бала, и потом в узком кругу семьи обвинить Слейд а. Он сделал тщетную попытку схватить Леони за руку, чтобы приостановить разоблачение.
 Но остановить Леони было невозможно. Глаза Моргана не отрываясь следили за ее стройной маленькой фигуркой, когда она шла к нему. Люди стали поворачивать головы, чтобы увидеть, что так некстати привлекло внимание публики. Гайлорд, глупо улыбаясь, остановился и оказался один посреди комнаты. Мелинда начала зло постукивать атласным башмачком по полу. «Если он сейчас испортит бал, я не буду больше никогда с ним разговаривать, — решила она раздраженно. Мелинда с явной недооценкой посмотрела на Леони и тут же отвернулась. — Какое поразительно старомодное платье!» — успела только подумать она, когда Леони подошла к ним.
 В мертвой тишине она остановилась прямо против Моргана. Ее лицо выражало праведный гнев. Гайлорд стоял рядом, и на какой-то момент взгляд Моргана задержался на нем. Морган понял, что Гайлорд намерен попытаться разрушить помолвку, а молодая леди затаила какую-то великую обиду. «Что затеял молодой Истон? И какую роль в его спектакле играет это восхитительное создание? Боже, как она пленительна», — подумал Морган. Он был буквально загипнотизирован этим разгневанным лицом, которое казалось таким красивым. Ее кошачьи глаза с интригующими золотисто-зелеными искорками и длинными ресницами извергали молнии гнева. Девушка раскраснелась от волнения. Но ее мягкий чувственный рот, казалось, провоцировал мужчин попробовать их сладость. Хотя основное внимание Моргана было занято Леони, он успел заметить мсье Маршалла, громко возмущающегося вторжением Леони, Мелинду, схватившуюся за его руку, Гай-лорда в полупримирительной, полувызывающей позе и странную тишину, возникшую в зале из-за необычности происходящего.
 Что касается Леони, то кроме мужчины, стоящего перед ней, она никого не видела. Глядя на него, она поражалась, как он изменился за шесть лет после их свадьбы. Как мало у него осталось сходства с тем слабым, беспринципным мужчиной, которого она встретила в Нью-Орлеане. Разве его глаза всегда были такими пронзительно голубыми и густые черные брови всегда так усиливали взгляд? Леони удивилась, что настолько забыла это красивое лицо… Да, она понимала, что стоящий перед ней мужчина — Морган Слейд. И все-таки не он, хотя рокового различия она не обнаружила. Леони встречалась с этим мужчиной всего лишь три или четыре раза, и это было шесть лет назад. Много воды утекло за это время. Она сама стала другой. Так почему же Леони решила, что время не могло изменить его. Этот человек был Морганом Слейд ом, хотя его лицо не походило на того, чей образ хранила ее память. Без всякого сомнения, это он — трижды проклятый злодей. Никого не видя, кроме него, она выкрикнула:
 — Кажется, мсье, я прибыла вовремя, чтобы остановить исполнение вашего злого замысла. Мой Бог! Я даже не предполагала, что вы такой негодяй и подлец.
 Не останавливаясь даже, чтобы перевести дыхание, и не давая никому сказать ни, слова, она повернулась к стоящей с открытым ртом и выпученными глазами Мелинде и с симпатией в больших зеленых глазах сказала:
 — Мадемуазель, мне жаль, что принесла вам несчастье, но вы не можете выйти замуж за этого дьявола!
 И быстро добавила:
 — Вы еще будете благодарить меня за мое вторжение.
 Молча аплодируя, Морган не поверил в реальность этой сцены, полагая, что Гайлорд нанял эту очаровательную актрису разыграть спектакль. Морган с изумлением ожидал окончания разворачивающейся комедии.
 После слов Леони гости стали перешептываться между собой и бросать вопросительные взгляды на Моргана, с нетерпением ожидая его реакции. Но лицо Моргана оставалось бесстрастным, только насмешливые чертики запрыгали в его голубых глазах. Он с трудом удерживался от хохота, слыша несдержанные
 выражения людей близ себя.
 Но Мелинда нарушила тишину. Большими голубыми глазами, потемневшими от гнева, она яростно сверлила Гайлорда:
 — Как ты мог! — закричала она. — Ты разрушил мой бал и все разбил! Я ненавижу тебя! Ты слышишь меня? Я ненавижу тебя!
 Леони уставилась на Мелинду, удивленная ее реакцией. «Почему она так разозлилась на Гай-лорда? Ведь она должна быть благодарна ему», — думала Леони, совсем сбитая с толку. Возможно, юная леди что-то не поняла? Но неожиданно Леони сообразила. Ведь она не сообщила Мелинде о вероломстве Моргана! И начала печально:
 — Мадемуазель, не сердитесь на мсье Истона. Он действовал в ваших интересах. Вы должны быть благодарны ему за преданность. Вы не можете выйти замуж за мсье Слейда. Он мой…
 Это было все еще далеко от того, что нужно было сказать, но та вспыхнула и, с ненавистью взглянув на Леони, крикнула:
 — Заткнитесь! Не говорите мне ничего о Гайлорде Истоне! Я не знаю, что все это значит, но вы не приглашены на бал. Ни вы, ни Гайлорд. Я хочу, чтобы вы покинули наш дом немедленно!
 Вы слышите меня? Немедленно!
 — Мелинда, ты должна выслушать ее, — умолял Гайлорд, наконец обретя язык, — она скажет что-то очень важное для тебя! Выслушай ее!
 Губы Мелинды изогнулись в усмешке, она бросила на Гайлорда такой взгляд, о котором можно было написать целые поэмы:
 — Я не желаю слушать ее! Зачем мне это нужно?
 Намертво вцепившись в руку Моргана, она самодовольно промурлыкала:
 — Я выйду замуж за мсье Слейда, и вы ничего не сможете сделать! Вот так!
 Гайлорд приблизился к Мелинде и, полностью забыв о том, где находится, с праведным негодованием в голосе произнес:
 — Ты — слабоумная кукла! Ты не можешь выйти за него замуж. Он уже женат! А это его жена!




 Глава 11


 Леони очень не понравился твердый взгляд голубых глаз Моргана, но она выдержала его. Слишком много людей зависело от нее! Без колебаний и сомнений она повернулась к старому Слейду, в руках которого сейчас находилось ее брачное свидетельство. На ее маленьком личике отразилось напряжение, и она мягко сказала ему:
 — Мсье, я не знаю вас, а вы — меня. Но бумаги, которые вы держите в руках, — подлинные документы. Я действительно вышла замуж за этого мужчину в Нью-Орлеане шесть лет назад в июле месяце. Я не лгу!
 Старый Мэтью пришел в сильное смятение от этих слов. Изумрудные глаза девушки смотрели на него с мольбой. Было от чего сойти с ума!
 И все-таки он не верил, что Морган способен совершить такой мерзкий поступок, как было заявлено. Понимая, что подобные дела быстро не решаются, он, прокашлявшись, не глядя на сына, спокойно произнес:
 — Не лучше ли нам найти более подходящее место для подобного разговора, и не обсуждать это здесь. — Лицо мистера Маршалла покраснело и надулось, как гребень индюка. Мэтью посмотрел на него и, извиняясь, добавил:
 — К сожалению, пока все не прояснится, я считаю нецелесообразным продолжать бал.
 Хотя на первый взгляд махинации Гайлорда могли показаться забавными, чувство веселого изумления у Моргана окончательно рассеялось. Такой поворот событий ему тоже был неприятен. Прежде всего, он никогда не сочетался в браке с этой маленькой интриганкой. И несмотря на былые причуды молодости, он не был бесчестным человеком, а потому ему было неприятно, что его представляют проходимцем, способным жениться обманным путем. Мысль, что отец хоть на минуту поверил в подлинность бумаги, которую он держал в руках, была невыносима для Моргана. Эту зеленоглазую женщину, объявившую себя его женой, он бы с удовольствием задушил или… изнасиловал. Неизвестно, что доставило бы ему большее удовольствие.
 С трудом Морган уступил требованию отца, и спустя некоторое время он оказался в зеленом салоне дома Маршалов, в узком кругу заинтересованных лиц, включая и эту маленькую фурию.
 Леони была единственной женщиной в этой компании. Миссис Маршалл и мать Моргана пытались привести в чувства Мелинду, бьющуюся в истерике.
 Бал по случаю помолвки был прерван. Гости покидали дом Маршаллов с чувством неудовлетворенного любопытства. Каждый имел свою версию. Сплетни передавались со скоростью лесного пожара. Сегодняшняя ночь была незабываема.
 Но Морган был даже доволен, так как вопрос о его женитьбе на Мелинде Маршалл отпал сам собой. Его удручало только то обстоятельство, что на его руку снова претендуют и приписывают ему преступление, которого он не совершал. Он не желал, чтобы его оседлала другая женщина, кто бы она ни была. Выражение глаз Моргана, когда он смотрел на Леони, было враждебным.
 Ситуация была неприятной, хотя сложнее всего было Леони. Единственным ее защитником был Гайлорд. Лица остальных мужчин выражали подозрительность и враждебность. Леони совсем упала духом. Но обстоятельства не позволяли ей повернуться и уйти прочь. Она говорила правду. У нее был сын и другие близкие ей люди, которым она должна помочь. И наконец, было соглашение, заверенное Морганом Слейдом, обязывающее его выплатить приданое жены по истечении пяти лет.
 Но пока что ни мсье Морган, ни его отец, ни мистер Маршалл, ни молодой человек, по-видимому, брат Моргана, не испытывали ни малейшей симпатии к Леони. Полное лицо мистера Маршалла было таким красным и сердитым, что Леони опасалась нервного срыва. Незнакомый юноша жестко смотрел на нее серыми глазами с нескрываемой подозрительностью. Старик, отец Моргана, был в тревоге. Его лицо выражало неопределенность. А сам Морган, небрежно развалившись напротив высокого книжного шкафа из красного дерева, рассматривал ее с очевидным презрением.
 Что касается Гайлорда, то после всего услышанного от этой женщины, у него возникли свои планы. Но если она солгала, то все его рвение оказывалось напрасным. Колеблясь, он произнес:
 — Хм, думаю мне надо объяснить, как и при каких обстоятельствах я встретил эту молодую леди.
 — Не надо, — резко оборвал его Морган, скользнув голубыми глазами по Леони.
 — Она не немая. У нее есть язык, да еще какой! Посмотрите, какой переполох она сотворила в доме. Пусть сама все объяснит.
 Но внезапно поняв, что разделение мнений может дать ей преимущество, он обратился к Гайлорду с обезоруживающим спокойствием:
 — Я не вижу смысла в вашем пребывании здесь. Вы уже сыграли свою роковую роль. Так почему бы вам не покинуть нас и не закончить для себя эту комедию?
 Все согласились. И прежде чем Гайлорд запротестовал, ему было твердо сказано:
 — Не ждите юную леди. Она о себе позаботится сама.
 Гайлорд больше не возражал. Выглянув из окна, он дал указания Абрахаму ждать свою госпожу и уже через несколько секунд ехал прочь от дома Маршаллов. Несмотря на то, что его участие в этом деле скорее повредило ему, чем принесло благо, Гайлорда распирала радость. Помолвка все-таки была сорвана. Какой, однако, разъяренной была Мелинда! Она так плакала, когда гости уезжали, и столько проклятий послала на его бедную голову, что Гайлорд содрогнулся. Она никогда не простит его!
 Но вновь вернемся в элегантную гостиную, из которой Гайлорд был почти насильно выдворен. Проглотив стоящий в горле ком, голосом, дрожащим от пережитых испытаний, Леони обратилась к старому Слейду:
 — Мсье, я сожалею обо всем, что здесь произошло, но ничего не могу изменить. Мое доказательство — брачное свидетельство, которое вы держите в руках. Там подпись мсье Слейда. Он женился на мне почти шесть лет назад в Нью-Орлеане.
 Морган вздернул брови и насмешливо произнес:
 — Если такой случай имел место, то почему же я его не помню?
 Это был, пожалуй, самый тяжелый момент в жизни Леони. Она понимала, что не может все раскрыть, но при этом должна убедить присутствующих здесь враждебно настроенных мужчин в истинности сказанного.
 «Боже, что я буду делать, если они не поверят, — мучилась Леони, — ведь мсье Слейд, очевидно, предупредил всех, чтобы меня сюда больше не пускали. Это мой единственный шанс убедить находящихся здесь джентльменов».
 Большие зеленые глаза умоляюще посмотрели на Мэтью Слейда. Дрожащим от волнения голосом в отчаянии Леони произнесла:
 — Поверьте, мсье. Я говорю правду. Мне нет смысла лгать!
 Мэтью сделал беспомощный жест и снова посмотрел в брачное свидетельство, которое держал в руке. Он долго вглядывался в резкую размашистую подпись сына, которую видел много раз, и теперь тоже узнал. Стоящая перед ним стройная девочка имела вид и манеры леди и казалась искренней. Он задумчиво посмотрел на старшего сына. Неужели Морган мог сделать это? Жениться на молодой женщине, а потом бросить ее!
 Это было немыслимо. Мэтью ничего не мог объяснить. У него даже не было подобия ответа. Что он знал о своем старшем сыне? Однажды он уже произнес, что Морган не мог так поступить. Но сейчас? Сейчас он ни за что не ручался. Морган сильно переменился после смерти Стефании и Филиппа. Возможно, он женился на этом юном создании с целью наказать всех женщин за измену жены? Мэтью не знал. Но он видел перед собой брачное свидетельство и эту такую молодую леди.
 — Расскажите нам, пожалуйста, как вы встретили моего сына, и уточните, при каких обстоятельствах произошло ваше бракосочетание, — мирно обратился он к ней.
 Леони в душе благодарила его за мягкий тон и простые слова и без колебаний начала рассказ. На ее живом лице отразились все пережитые эмоции, а голос то усиливался, то ослабевал. Когда она закончила, наступила тишина, которую нарушил Морган. Оттолкнувшись от книжного шкафа, он саркастически произнес:
 — Трогательная история, моя дорогая. Но не ясно одно, — встретив взгляд Мэтью, он с силой в голосе добавил:
 — Почему я всего этого не помню? Я не был в алкогольной горячке и не женился на ней, будь оно все проклято!
 Глядя неподвижным взглядом на носок своего ботинка, Доминик, а это был он, мягко сказал:
 — Но ведь ты был в Нью-Орлеане тем летом и играл в карты с Гайозо, ты мне сам об этом рассказывал. Ведь ты мог там встретить старого француза по фамилии Сант-Андре?
 Морган шумно выдохнул. В его голубых глазах засверкала ярость. Он выкрикнул:
 — Откуда я знаю? Это было почти шесть лет назад. За исключением внезапной смерти Гайозо остальное невозможно вспомнить! Я останавливался у Джейсона. И будь я трижды проклят, ни на ком не женился!
 Но если вначале Леони защищалась в одиночестве, то теперь, по крайней мере, двое мужчин в комнате уже поверили ей. Волнуясь, Морган спросил:
 — Вы что же, в самом деле верите ее рассказу?
 Ни отец, ни брат не ответили на его вопрос и даже не смотрели в его сторону. Морган повернулся к Леони и зарычал:
 — Ну почему земля не разверзнется под тобой! Если я женился на тебе шесть лет назад, то почему столько лет ты не давала о себе знать?
 — Потому, мсье, что мы заключили договор, по которому я обещала не беспокоить вас, а вы в конце пятого года обязались вернуть мне мое приданое. Я отдала его вам, но оно принадлежит мне.
 — Ох! Теперь понимаю, — ответил Морган оскорбительным тоном, — и догадывался, что где-то должны появиться деньги. Сколько я тебе должен, кошечка?
 Леони остолбенела. Два красных пятна вспыхнули на ее щеках.
 — Не смейте называть меня так! Вы должны отдать мне мои деньги!
 Раскрыв свою сумочку, она вынула еще один документ и показала ему.
 — Смотрите, мсье, здесь тоже ваша подпись и заявление, что по истечении пяти лет вы обещаете вернуть мое приданое. Отрицайте, если осмелитесь.
 Нахмурив брови, Морган прочитал документ. Его подпись снова проклятием предстала перед ним.
 — Иисус Христос! Вы настоящая маленькая дрянь! — наконец выдавил он из себя. — Я не представляю, когда и где Гайлорд выискал тебя… или вы специально выжидали время?
 Леони не могла здраво рассуждать. У нее было лишь одно желание — остановить ею безобразную речь. Подобно маленькой дикой кошке она в несколько прыжков подскочила к Моргану и отвесила ему звучную оплеуху. Звук пощечины был подобен пистолетному выстрелу. Инстинктивно правая рука Моргана сомкнулась, подобно стальному капкану, вокруг ее тонкого запястья. Он дернул ее назад, соприкасаясь с ней телом.
 От руки Леони на щеке его появилось багровое пятно, и Морган пригрозил:
 — Никогда не делай этого, не то я сверну тебе шею!
 — Морган! — загремел Мэтью, шокированный действиями своего сына.
 Ненависть, какую излучали Морган и эта юная леди, казалась почти осязаемой. Мэтью бессилен был что-либо сделать. Он считался мягким человеком и думал, что женщина существует только для того, чтобы ее баловали мужчины. Происходящее было вне пределов его понимания. По выражению лица Мэтью, по тону его голоса было ясно, что он находится в смятении.
 Голос отца быстро отрезвил Моргана и вернул его к реальности. С рычанием Морган оттолкнул от себя Леони.
 — Я должен извиниться перед леди, отец? — угрожающе спросил он. — Она обвинила меня в черном злодеянии и зашла так далеко, что ударила. После этого мне остается склонить голову и сказать большое спасибо? Ну уж нет! Проклятье! Этого не будет!
 Сердитый и обиженный, мистер Маршалл, до сих пор жадно наблюдавший за происходящим, наконец решил вмешаться в разговор.
 — Отвратительно! — произнес он с видом оскорбленного самолюбия, — Мэтью, мой друг, я не выношу насилия и не хочу слышать оскорблений в своем доме. Даже если предположить, что все сказанное — ложь, в чем я очень сомневаюсь, после того, что устроил ваш темпераментный сын, не может быть и речи о его женитьбе на моей маленькой Мелинде! — и пыхтя от важности, добавил:
 — Я никогда в жизни не слышал таких оскорблений и не видел подобного обращения с женщиной, как этим вечером. И не важно, что произошло на самом деле. Вся вина лежит на плечах вашего сына.
 Взглянув на Моргана, он помпезно закончил:
 — Только молитва уберегла мою дочь от такого несчастного замужества и не сделала ее жизнь подобной той, пример которой мы сейчас видим. Как я мог так ошибиться в человеке! Какой ужас пришлось пережить нам сегодня!
 Мэтью мог согласиться пока лишь с одним высказыванием мистера Маршалла Вечер действительно был шокирующим. Но ему не нравилось, что посторонний человек дает пусть даже обоснованно оценку поведения его старшего сына.
 Красивое лицо Мэтью неожиданно осунулось, сделав старше его шестидесяти лет, и он тихо сказал:
 — Я не оправдываю сына за его поведение, но виновен он или нет, еще надо установить. Я бы попросил вас ради нашей многолетней дружбы воздержаться от подобных обвинений.
 Мистер Маршалл засопел и брюзгливо пробурчал:
 — Ладно. Я просто не знаю, как все исправить. Моя дорогая Мелинда уже никогда не сможет взглянуть без стыда в глаза тем, кто был сегодня на этом злосчастном балу! А потом эти траты!
 — Если вас беспокоит только это, — насмешливо сказал Морган, — пришлите счет мне! А что касается стыда и смущения, вы не стесняйтесь, сваливайте все на меня, что вы уже и начали делать! И независимо от того, будете вы дружить с нами или нет, присоединяйте свой голос к шумному и крикливому хору обращающихся на небеса, чтобы перечислять мои грехи!
 После этих слов мистер Маршалл весь как-то сжался. Глядя на выражение лица Моргана, он удивился, как мог считать этого человека подходящей партией для маленькой нежной Мелинды, но затем вспомнил о богатом поместье Бонжур, которое принадлежало Слейдам. К тому же Морган считался сильной личностью, а женщины, кажется, любят таких мужчин. И кто знает, может, последующие события покажут, что он невиновен… Неужели счастье обошло стороной его дочь? Что же делать? Поразмыслив, мистер Маршалл примирительно произнес:
 — Хорошо, давайте придем в себя. Друзья не должны так резко обвинять друг друга. Мы все в ужасном положении. И я думаю, надо отложить обсуждение до утра. Это лучшее, что можно сейчас придумать.
 Лицо Моргана исказила гримаса отвращения.
 Пытаясь предупредить его резкие ответные слова, которые тот уже готов был бросить, Мэтью опередил сына. С большей, чем чувствовал в данный момент, теплотой и сердечностью он произнес:
 — Прекрасная мысль! Думаю, завтра утром все прояснится. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы слуги подготовили наши экипажи. Пусть кто-нибудь посмотрит, готова ли моя жена ехать домой.
 Леони, хранившая молчание все это время, непроизвольно погладила свое запястье, на котором железные пальцы Моргана оставили синяки.
 Вспыхнув, она произнесла:
 — А что же со мной, мсье? Я не могу просто так исчезнуть в ночи, и ваша жизнь не может продолжаться, как проходила до сих пор.
 Морган подошел к ней и кончиком пальца загорелой руки коснулся ее подбородка. Улыбаясь не самой приятной из своих улыбок, он выдавил:
 — Вы, моя дорогая? Вы, конечно, поедете в Бонжур. После всего, что случилось, мы не можем оставить ваши вопросы без ответов, не так ли?
 Леони попыталась отодвинуться от него, но почувствовала, что уперлась во что-то из мебели. Глядя в угрюмое лицо Моргана, она тяжело согласилась:
 — Да! Конечно.
 Все еще улыбаясь своей не очень приятной улыбкой, Морган промурлыкал с напускной сердечностью:
 — Прекрасно. Тогда у вас не должно быть причин отказываться от поездки в моем двухместном экипаже к нам в усадьбу. Я полагаю, что по дороге мы можем многое обсудить.
 Леони почувствовала, как ее сердце быстро-быстро застучало в груди. Опасаясь холодного взгляда голубых глаз, она, не подумав, сказала:
 — Это не обязательно. Я сняла комнату здесь в таверне и могу остаться там на ночь.
 — Ох, нет, мы не можем так поступить. Неприлично оставаться на ночь в какой-то гостинице женщине, объявившей себя моей женой.
 Нервно проглотив ком в горле, Леони решила, что слишком много позволяет этому свирепому мужчине. Хотя он и создавал видимость джентльмена, его глаза говорили о твердости характера. Она стояла слишком близко к нему и, напряженно ощущая горячую волну желания и опасности, исходящую от его большого сильного тела, понимала, что единственное, о чем мечтает — это мчаться с ним в ночи в одной повозке.
 — Благодарю, мсье, но я предпочитаю свои апартаменты, — сказала Леони упрямо. — Если кто-нибудь укажет мне, как проехать в Королевскую таверну, я буду очень признательна.
 — Но, позвольте, почти шесть лет я разделен с вами! Я не переживу, если вы уйдете от меня.
 Было ясно, что эти слова не предвещают ничего хорошего. Но Мэтью, все еще не решив, кому из них верить, подумал, что пока все не прояснится, будет лучше, если молодая женщина остановится в Бонжуре. Он очень мягко предложил:
 — Дорогая, в последнее время мое мнение редко согласуется с мнением моего сына, но в данном случае, думаю, он прав. Пусть Бонжур будет вашим домом, пока мы не разберемся в этом путаном деле. Это будет лучше для всех нас.
 Не обращая внимания на Моргана, все еще стоящего слишком близко, Леони посмотрела в сторону Мэтью. Ее нерешительность была «отчетливо видна. К такому повороту событий Леони не была готова. Она никогда не помышляла вторгаться в жизнь Моргана Слейда. Ей нужно было лишь вернуть приданое. Она поняла, что отец Моргана был не из тех, кто позволил бы своей невестке исчезнуть просто так. Если он решит, что Леони действительно жена Моргана, то будет настаивать, чтобы она перешла жить в его семью. Но Леони не хотела замужества с Морганом Слейдом ни шесть лет назад, ни сейчас. Боже! После того, что случилось этим вечером!
 Даже мысль о той последней бумаге, которую Морган Слейд подписал в Нью-Орлеане, не давала ей покоя. Отважившись взглянуть в его твердое волевое лицо, она быстро потупилась, будучи не в состоянии понять того, о чем говорили его голубые глаза. Нет! Подписанный им договор унес прочь все его законные права мужа, хотя не доказывал прочность барьера для его притязаний, если он вдруг пожелает восстановить свои права мужа фактически, а не на бумаге.
 Пока она колебалась, отчаянно пытаясь найти выход из создавшегося положения, Морган заинтересованно наблюдал за ней, не понимая причин ее колебание, и сухо спросил:
 — Не так сработано, как ожидали, маленькая ведьмочка?
 Леони выстрелила в него взглядом, полным ненависти, и честно ответила:
 — Нет, я не ожидала, что вы можете подумать, будто мы никогда больше не встретимся.
 Глаза Моргана сузились. Никакого возражения на слова Леони не пришло ему в голову. Нежное лицо Леони было красиво обрамлено золотисто-огненными локонами волос. Она умоляюще посмотрела на Мэтью Слейда.
 — Мсье, — сказала она мягко, — нет необходимости приглашать меня в ваш дом. — И когда Мэтью, казалось, хотел возразить, она неохотно добавила:
 — Я не одна, со мной мои близкие, слуги.
 Кроме брачного свидетельства, дающего ей некоторые права, которые Леони не хотела восстанавливать, было еще одно смущавшее ее обстоятельство — существование Джастина.
 Морган категорически отказывался что-либо знать о делах Леони, что облегчало объявить Джастина его сыном. Но, с другой стороны, она опасалась, что если сюда подключить еще и ребенка, Морган будет непреклонен.
 Это была дилемма. Леони надеялась, что одной ей будет легче справиться с этим делом. И если ей улыбнется удача, она исчезнет из Натчеза до того, как Морган Слейд узнает о ребенке.
 Но теперь уже ничего нельзя было вернуть. Леони не предполагала появляться на балу по случаю помолвки своего мужа, конечно, не хотела встречаться с родителями Моргана или с кем-нибудь из его семьи, чтобы решить свои дела. И теперь, когда его отец стремится все разузнать о ней, ей не следует разглашать тайну Джастина.
 — О! — сказал Мэтью с любопытством. — Я думал, что после того, как ваш дедушка умер, у вас не осталось родственников.
 Морган еще плотнее приблизился к Леони и, безотчетно сомкнув свои пальцы вокруг тонкого запястья, почти ревниво потребовал:
 — Вы ведь сказали, что одна в этом мире, не так ли? Вы ни о ком не забыли? Вроде любовника?
 Леони покраснела от злости и, тщетно попытаясь освободить свою стиснутую руку, яростно произнесла:
 — У меня нет любовника!
 — Хорошо, — шепотом проговорил Морган. Лихорадочно придумывая, как оставить в секрете существование Джастина, Леони выдавила против воли:
 — Моя семья состоит из женщин. Иветта мне как сестра. Мы выросли вместе. Там также две черных семьи, живущих с нами.
 Предохраняясь от слишком близкого соседства Моргана, который все еще был рядом, и не желая, чтобы его пальцы сжимали ее руку, она кротко улыбнулась Мэтью:
 — Они свободны, но сами упорно считают, что принадлежат мне. Я не могу бросить их…
 Впервые со времени встречи с Леони на лице Мэтью появилась улыбка. Тот факт, что она имела компаньона и принадлежала к старой фамилии, имело для него большое значение.
 Она уже не казалась нахальной женщиной, а лишь жертвой несчастных обстоятельств. Не в состоянии объяснить происходящее, Мэтью тепло сказал:
 — Я не думаю, что у них будут какие-то трудности. — Глядя на свои золотые карманные часы, он удивленно пробормотал:
 — Отлично! Всего пол-одиннадцатого. Если мы не будем терять время, то через час будем в Бонжуре.
 — Мсье, — озабоченно начала Леони в ответ на вопросительный взгляд Мэтью. — Я бы все-таки не хотела ехать в Бонжур, — и, хватаясь за соломинку, слегка напыщенно добавила:
 — Кажется, кое-кто сомневается относительно того, что я рассказала. И до тех пор, пока все не разрешится, я бы предпочла не пользоваться вашим исключительно добрым предложением.
 Мэтью не мог признаться, что уже поверил правдивости рассказа Леони. Ведь были улики, и он надеялся на какое-то логическое объяснение ее обвинений. Но с каждым мгновением ее рассказ становился все более правдоподобным, и он спокойно сказал:
 — Я не понимаю ваших чувств, дорогая, но уверен, что лучше, если вы и ваши люди остановитесь в Бонжуре. Завтра мы обсудим наше дело и определим ближайшее будущее.
 — Но, мсье!.. — Леони неистово протестовала, чувствуя, что вся ее жизнь может перевернуться. — Вы не поняли!
 — Что же он не понял? — спросил ее Морган прямо на ухо. — Это вы не понимаете, что в своей игре зашли слишком далеко! Или думаете, что деньги не будут в сохранности в нашей семье?
 — Нет! — выкрикнула Леони со злобой, бросив на Моргана ненавидящий взгляд. Золотистые искорки сверкнули в ее раскосых глазах. На миг они стали цвета расплавленного зеленого золота.
 — Тогда почему же ты колеблешься, кошечка? И придешь ли к нам завтра?
 — Только за моим приданым! — прошипела Леони, — и только потому, что вы должны вернуть его мне… и ничего более!
 Морган холодно оценил ее хорошенькое раскрасневшееся личико и пожалел, что он не знаком близко с этим чарующим нежным телом, стоящим так близко от его собственного. Время было сейчас неподходящее. Но все же ему хотелось найти где-нибудь интимный уголок, чтобы узнать, такой уж на самом деле мягкий и чувственный этот рот? Но его приводили в ярость методы, которыми она пыталась завоевать расположение его легковерного отца. Как посмела эта юная шарлатанка врываться в его жизнь! Переводя взгляд с отца на Доминика, Морган недоумевал и возмущался: как они могли поверить ей? Господи! Каким же монстром в их глазах он был? Едва сдерживая себя, свой рвущийся наружу темперамент, Морган прорычал:
 — Как легко вы завладели вниманием моей семьи и представили им меня с помощью грязной лжи подлецом. Вы действительно верите, что мой отец, благородный человек, позволит заплатить деньги, которые вы требуете, и отпустить вас на все четыре стороны? — Морган рассмеялся злым смехом. — Вы просчитались, возлюбленная.
 — Дорогая, Морган прав, даже если я нахожу его выражения бестактными. Я еще не совсем уверен в правдивости истории, которую вы нам рассказали. Но если это так, я докажу вам, что кроме имени у меня с вашим мужем мало общего.
 Мэтью с болью произнес эти слова, но они точно отражали его чувства. Сердцем он чувствовал, что женщина говорит правду, и начинал верить Леони. Действия Моргана шокировали его еще больше после того, как он начал верить, что его сын, женившись несколько лет назад, был на грани двоеженства. Он никогда не поверил бы, что его сын мог так грубо обращаться с женщинами. Весь его разговор с Леони проходил в оскорбительных тонах. Мэтью стыдился поведения сына. И чем дальше, тем быстрее спадала пелена с его глаз. Болезненно улыбнувшись Леони, Мэтью добавил:
 — Вы должны позволить нам заботиться о вас, мое дитя, когда мы поселимся вместе.
 — Что? — удивленно спросил Морган. — Вы считаете ее моей женой! В таком случае, ее отъезд приведет к тому, что она покинет меня, своего мужа. Нет, я буду сам заботиться о ней.
 — Почему ты не делал этого раньше? — спросил Мэтью строго.
 Морган не оценивал свое прошлое поведение, но сделал это сейчас. Это не дало ему удовлетворения, и он понял, что не был уж таким невинным. Будь проклято все! Или все сошли с ума? Слова его отца показали, что тот был потерян и беспомощен. Зная, что все его прежние аргументы бесполезны, он освободил руку Леони и отвернулся, пожав широкими плечами.
 — Ну, что ж, теперь мы должны поставить точку над «i», — тяжело сказал Мэтью, — думаю, надо ехать отсюда, чтобы позаботиться об отдыхе людей Леони и перевести их в Бонжур.
 Леони судорожно сглотнула. Она поняла, что наступил момент истины. Сейчас она расскажет им о Джастине! Нельзя было сохранить в секрете его существование, так как было ясно, что невозможно избежать посещения Бонжура. Глубоко вздохнув, Леони сказала:
 — Мсье, есть еще один человек, о котором я пока не упоминала.
 — О? И кто же это? — спросил Мэтью.
 Леони набрала в грудь воздуха и бросила быстрый неопределенный взгляд на твердую спину Моргана.
 — М-м-м-м н-н-наш сын!..




 Глава 12


 Морган остолбенел, а его лицо приняло совершенно убийственное выражение.
 — Что? — воскликнул он непроизвольно, — еще и ребенок?.. — И на вызывающий кивок Леони он яростно выкрикнул:
 — Вот уж точно наступила проклятая минута! Ну, хоть бы я действительно уж переспал с тобой, черт меня побери! Но я тебя и знать не знал, пока ты не ворвалась сюда вместе с этим придурком Истоном! — И голосом, полным ярости, добавил— Прими во внимание, маленькая проститутка, ты могла убедить моего отца в том, что ты моя жена. Но черт побери тебя, ведь ты намерена мне всучить еще внебрачного ребенка!
 Реакция Леони была совсем не такой, какую следовало бы ожидать от человека, который лжет и знает об этом. То, что Морган назвал Джастина внебрачным ребенком, этими отвратительными словами, вызвало реакцию, подобную пожару в сухой траве.
 — Никогда не смей называть его так! Он наш сын, и ты не смеешь отрицать этого, — злобно прошипела Леони, а ее золотисто-огненные кудряшки как будто встали дыбом от ярости, — меня ты можешь называть как угодно, если это доставляет тебе удовольствие, но не демонстрируй свои дурные манеры и грязный язык, когда говоришь о Джастине!
 Челюсть Моргана отвисла, и он довольно спокойно произнес:
 — Допустим, ваш ребенок ни в чем не виноват, мадам. Но уж одно я знаю точно — это не мой ребенок!
 Леони держала голову так высоко и гордо, что не видела яростных глаз Моргана. С упрямым вызовом она сказала:
 — Но он есть, мсье… Он родился через девять месяцев со дня нашей женитьбы, и он ваш сын. Мрачно улыбаясь, Морган выдавил из себя:
 — Выясняется, что я сильно забывчив. Я многое забыл: вас, нашу свадьбу, брачную ночь — ну, все, что только можно. Как вы можете это объяснить?
 Леони пылко произнесла:
 — Потому, мсье, что вас интересовало исключительно мое приданое, а не я или наша свадьба!
 Мэтью, чье беспокойство росло по мере развития этого ядовитого и болезненного диалога, громко прочистил свое горло и тем самым напомнил о себе. Оба спорщика посмотрели на него, как будто только сейчас увидели. Для Мэтью наличие ребенка было ошеломляющим сюрпризом. Это осложняло и без того запутанное дело, но одновременно давало ключ к его разгадке. Ребенок должен быть похож на Слейдов, что явилось бы лучшим доказательством, в котором так нуждался Мэтью.
 Желая поскорее увидеть ребенка, который мог быть его собственным внуком, и поскорее получить верные доказательства того или иного варианта дилеммы, он сказал:
 — Дорогая, я думаю, мы наговорились сегодня предостаточно. Позвольте нам посмотреть вашего сына и ваших близких до того, как мы приедем в Бонжур, а то через час наступит уже глубокая ночь.
 Сделав усилие над собой, Мэтью посмотрел на темное, злое лицо Моргана и холодно сказал:
 — Будет лучше, если ты один отвезешь маму домой. Доминик и я проводим леди до таверны, а потом приедем следом.
 После этих слов все замолчали. С гримасой недовольства и покорности Морган вышел из комнаты. Его мать сидела в холле, где он и нашел ее.
 — Кажется, мадам, вам придется какое-то время провести в одной компании с подлецом. Отец и Доминик намерены побывать в Королевской Таверне для того, чтобы забрать вашу маленькую невестку и ее сына, а вы, я полагаю, должны приготовить дом к их приезду. Хотите составить мне компанию?
 — Морган, мой мальчик, остановись, — сказала Ноэль резко. — Можешь ты связно рассказать, что случилось? — Ее глаза с беспокойством глядели на мрачное лицо Моргана. — Это действительно правда? Она твоя жена и имеет от тебя ребенка?
 Часом ранее Морган яростно бы отрицал это, но после серии ударов, полученных им сегодня, в том числе и от отца, у него уже не было желания доказывать свою невиновность.
 — Она так заявила. У нее на руках документы с моей подписью, которые доказывают, что ее слова верны.
 Путь домой был тягостным. Ноэль хотела верить, что ее сын невиновен, но враждебное поведение Моргана осложняло эту задачу. Он отгородился от матери глухой стеной, и на все ее вопросы отвечал бойкими насмешливыми репликами, из-за чего Ноэль закатила ему оплеуху, как она часто делала, когда Морган был ребенком.
 Путешествие Леони в Королевскую таверну было более приятным. Мэтью постарался все сделать для этого. Молодой человек, которого она признала за младшего брата Моргана, был также очень предупредителен, хотя видно было, что он еще сомневается. Доминик, как и Мэтью, еще не пришел к окончательному выводу. Он не встал открыто на чью-либо сторону, а лишь пытался собрать факты и самостоятельно взвесить их. Мягкое обращение Мэтью с Леони доказывало, что он склонен ей верить. Это ободрило Леони, и тяжелое болезненное чувство отчаяния в груди слегка ослабло. Улыбаясь ей в темноте, Мэтью мягко сказал:
 — У нас очень большая семья, но я надеюсь, что количество моих домочадцев вас не испугает. Леони ответила ему, слабо улыбаясь:
 — О! У вас еще есть дети кроме Доминика и М-м-моргана?
 — Конечно, дорогая! Роберт мой второй сын. Младшие — двойняшки Кассандра и Александр тоже были здесь сегодня, но во время суматохи я попросил Роберта отвезти их домой. Вы увидите их завтра. У меня также есть замужняя дочь, которая живет в Теннесси. Думаю, если вы действительно жена Моргана, то до конца этого года вы успеете встретиться с Алисией и ее выводком…
 К моменту, когда они достигли таверны, Леони уже знала имена и возраст всех Слейдов. Во время разговора избегали даже упоминать имя Моргана. Семья Слейдов сразу же показалась Леони очень дружной. При других обстоятельствах она бы только радовалась, что едет к ним, но в теперешнем своем положении она была опустошена как морально, так и физически, тем более что позади была длинная и трудная поездка из поместья Сант-Андре до Натчеза. А она не позволила себе даже подкрепиться и отдохнуть перед тем, как прыгнуть в неизвестность, в ситуацию, которую не могла себе даже представить. Подобно маленькому котенку, который вдруг обнаруживает себя в незнакомом месте, с незнакомыми людьми, которые еще неизвестно как поведут себя с ним, может, злобно, а может, даже жестоко, она вся была напряжена, и все ее чувства были обострены.
 На вопросы она отвечала честно, хотя и осторожно.
 «Может быть, они только притворяются друзьями, чтобы обхитрить ее? Ведь и это вполне возможно», — думала Леони.
 Она не хотела им верить до тех пор, пока они не докажут ей свое расположение. Леони была против переезда в Бонжур, но была бессильна что-либо сделать. Она слишком долго одна отвечала за свою жизнь и жизнь своих близких, чтобы не почувствовать опасность, идущую от слишком тесной близости семьи Слейдов. По крайней мере, в Королевской таверне у нее еще оставалась возможность управлять поведением своих близких. Но с каждой секундой, проведенной в обществе Слейдов, в ней нарастало беспокойство из-за их мощи и всевластности. Она была, однако, слишком смущена и опустошена событиями этой ночи, чтобы найти способ избежать поездки в Бонжур.
 «Завтра все станет ясно», — решила она, когда они вошли в таверну.
 К счастью, Иветта еще не спала. Их появление прошло спокойно. Мэтью и Доминик были буквально ослеплены красотой Иветты. Глаза Доминика не могли оторваться от совершенного овала ее прекрасного лица. Девушка сейчас была даже красивей, чем в шестнадцать лет. Все в ней было изысканно, прелестно: ее роскошные черные волосы, разлет бровей, длинные ресницы и смуглость кожи. Красивой формы грудь приятно проявлялась сквозь материю ее платья. Узкая талия и округлые бедра пленительно просматривались под узкой юбкой из мягкого драпа. Не мудрено, что Доминик смотрел на нее с восхищением.
 Робкая милая улыбка и безыскусное поведение Иветты были столь приятны, что уверенность Мэтью в том, что Леони была женой Моргана, еще больше укрепилась. Невозможно было подумать, что эти две очаровательные молодые женщины могут быть причастны к какому-нибудь обману. «Морган ответит за это», — подумал он с горечью. Если какие-либо сомнения и были у Мэтью относительно происхождения Джастина, то они быстро улетучились, когда он увидел спящего ребенка. Черты лица мальчика удивительно напомнили ему Моргана в детстве. Подбородок и уже проявившаяся форма носа безошибочно напомнили Мэтью его старшего сына.
 Доминик, последовавший за отцом к кроватке, тоже пристально смотрел на мальчика, но не замечал сходства. Конечно, его еще не было на свете, когда Моргану исполнилось пять лет. Для него Джастин был всего лишь темноволосым хорошеньким мальчиком, хотя он и допускал, что ребенок мог быть сыном Моргана. Неужели… Доминик неосознанно пожал плечами.
 Но Мэтью понял все сразу. С нескрываемой радостью он некоторое время изучал спящего ребенка. Потом с теплыми нотками в голосе сказал:
 — Простите меня, дорогая, за сомнения. Джастин доказал всю правоту ваших слов!
 Величайшим усилием воли Леони подавила свое изумление и подумала: Боже, неужели мсье Слейд сошел с ума? Ведь ясно же видно, что ее красивый сыночек не имеет никакого сходства с темноволосым человеком с ястребиными глазами, который обозвал ее таким грязным словом сегодня ночью!
 Решив про себя, что Мэтью Слейд из того типа мужчин, которые верят в желаемое даже вопреки фактам, Леони что-то пробормотала в ответ. Но взглянув в лицо мсье Слейда, когда он отвернулся от ребенка, она поразилась выражению нежности, которое сквозило в лице старого Мэтью. Она мучилась сознанием своей вины за этот обман. Для нее было невыносимо позволить этому человеку думать о Джастине как о своем внуке. Но она не видела возможности сказать ему об этом напрямик, тем более что совершенно не знала, кто же настоящий отец ее ребенка.
 Мэтью, так легко и быстро признавший мальчика, только добавил проблем Леони. Должна ли она позволить этому доброму человеку полюбить Джастина, когда она совсем не намеревалась оставаться в Натчезе? Как может она это позволить, зная, что Мэтью не дед Джастину? Решение Мэтью было для нее невыносимо жестоким, особенно потому, что касалось не столько ее, сколько Джастина. Было ли честно позволить Джастину считать этого пожилого человека своим дедушкой? И как быть с другими членами семьи Слейдов? Сначала приучить его к этой семье, а потом оторвать? Все эти мысли вызвали приступ такой острой душевной боли, что на какое-то время затмили все остальные проблемы, включая Моргана. Одна мысль владела ею: Джастин не должен пострадать ни в каком случае!
 К счастью, в течение ближайшего получаса Леони была так занята подготовкой к отъезду в Бонжур, что ей некогда было о чем-либо серьезно подумать. Хорошо, что большинство вещей еще не было распаковано, и потому все приготовления заняли не так уж много времени. Скоро все семейство было на пути в поместье Бонжур.
 Леони, Иветта и спящий Джастин ехали со Слейдами, тогда как Абрахам, Мамми и остальные следовали в двух старых повозках, запряженных мулами.
 Только теперь, с маленькой темноволосой головкой Джастина у себя на коленях, качаясь в прекрасном экипаже, неторопливо двигающемся в темноте ночи, Леони снова подумала о Моргане Слейде.
 Она вспомнила события прошедшего вечера и задумчиво прикусила губу. Как бы она ни рассматривала случившееся, оно было губительным. Ее обида на Моргана Слейда и отвращение к нему возрастали с каждой минутой. Он был негодяй, и она сердито недоумевала, как мог ее дедушка так ошибиться в этом человеке?
 Более того, для нее самой была загадка, как ее собственная память могла так ее подвести. Она думала, что Морган — слабый человек, но он не проявил этой ночью ни малейших признаков слабости. Вспомнив его смуглое, твердое и красивое лицо, она вздрогнула. Это были черты не слабого, а сильного мужчины!
 Леони определенно возненавидела Моргана и все же, все же… в нем явно ощущалась какая-то мощная привлекательность. Она нахмурилась, удивляясь своим мыслям. Что это с ней? Она не была какой-нибудь глупышкой, способной увлечься первым же красивым мужчиной. Но вопреки всему тому, что произошло этим вечером, каждое мгновенье она думала об этом привлекательном негодяе. Неужели она и впрямь увлеклась им?
 «Этого не должно быть! — подумала она с отчаянием. — Он лгун и бесчестный человек».
 Но почему она чувствовала такое волнение от его прикосновений?..
 «Я, должно быть, переутомилась, — решительно подумала она, — или, может быть, так повлиял на меня херес, который я попробовала перед обедом».
 Во всяком случае, она приказала себе выбросить из головы всякую мысль о Моргане.
 Отсутствие Моргана, когда они приехали в Бонжур, было подозрительным. Ноэль ожидала их в огромной элегантной гостиной. Она приветствовала Леони и Иветту с холодной вежливостью. Высокое положение требовало быть вежливой, но она вряд ли настроила себя на большее, чем только заметить присутствие Леони с ее людьми. Кто бы ни был прав, а эта леди ввергла ее Моргана в затруднительное положение. Ноэль не забудет этого так легко. Однако с момента появления мужа она не проявила к этой девчонке ни малейшей грубости или несправедливости В самом деле, Ноэль не имела твердого мнения обо всем случившемся, так же как не была уверена в том, способен ли ее сын на такой мерзкий поступок или нет. Вот почему она и не отрицала его возможной женитьбы. Ноэль хорошо знала характер своего старшего сына и понимала, что если ему чем-либо навредить или ложно обвинить в чем-нибудь, он забудет всякий этикет и откажется говорить на эту тему, спрятав терзающие его чувства за холодную усмешку. Он был упрям, горд и, как она с горечью допускала, несчастлив в жизни.
 Мэтью шел чуть позади двух юных женщин. Глубоко спящий Джастин, как спят только дети, неподвижно лежал на руках Мэтью. Встретив вопросительный взгляд жены, Мэтью сказал:
 — Посмотри сама.
 Пройдя через вестибюль, Ноэль остановилась возле мужа и внимательно посмотрела в лицо Джастина. Она почувствовала, как ее сердце начало гулко биться в груди. Ребенок был вылитый Морган в детстве!
 «Боже! Так это все правда!» — с ужасом подумала она. Затем, взяв себя в руки, она, уже мягче, взглянула на Леони.
 — Вы, верно, устали, моя дорогая, от всех этих передряг. Пойдемте со мной, я покажу приготовленные для вас комнаты. Помещение для слуг покажет дворецкий, вы не беспокойтесь о них.
 Спустя несколько минут Леони уже спала в самой роскошной кровати, которая когда-либо была в ее жизни. Иветта отдыхала в соседней комнате вместе с Джастином, положенным в уютный маленький альков. Леони хотела, чтобы Джастин был с ней, но Иветта рассудила очень практично:
 — Дорогая моя, ты утомлена сверх всякой меры. Завтра Джастин вскочит рано, и я позанимаюсь с ним, пока ты полностью не отдохнешь. Иди спи. И не спорь со мной, я знаю, что права!
 Леони слишком устала, чтобы спорить о таком пустяке. Она просто кротко капитулировала. Она скользнула в постель с намерением встать рано. Но прошло полдня, когда она вновь открыла глаза. Проснувшись, какое-то время Леони не понимала, где она находится, но потом вместе с тяжелым чувством ей вспомнились со всей ясностью события прошедшей ночи. Да, она в Бонжуре, семейном поместье Слейдов, и в скором времени увидит своего подлеца мужа…
 Морган же вовсе не намеревался быть благосклонным к Леони!
 Если она крепко спала этой ночью, то он — совсем наоборот. Морган лежал на кровати в комнате этажом ниже и неподвижно смотрел в потолок, попеременно проклиная эту восхитительную авантюристку за ложь, а отца за то, что тот поверил ее зеленым колдовским глазам.
 Морган не помнил случая в своей жизни, когда был так зол и раздосадован, как вчера, и так беспомощен, как сейчас. Он не мог бы сказать точно, что его бесит больше — откровенная попытка вымогательства, предпринятая Леони, или тот факт, что его семья поверила, что он мог совершить такую подлость.
 «Будь она проклята! — подумал он яростно. Его руки непроизвольно сжались в кулаки так, что костяшки пальцев побелели. — Лгунья, подлая лгунья, даже больше, чем лгунья! — Но как доказать это? У нее были документы с его подписью. Она заручилась поддержкой его отца, искусно используя свои женские чары: широко распахнутые глаза, искусное дрожание голоса, заламывание рук. А когда что-нибудь было неубедительным, она так манипулировала словами, что невозможно было ей не верить. — О Боже! Что же делать?»
 Слишком злой и яростный, чтобы спать, Морган выскользнул из постели.
 Он не видел выхода, перебирая все подробности прошедшего вечера. Поняв, что ничего не придумает, и постоянно размышляя о маленькой ведьме, которая так опозорила его перед собственной семьей, он оделся и вышел из комнаты.
 Морган направился к конюшне. Через несколько минут он уже сидел верхом на своей любимой лошади, мощном длинноногом жеребце с черной меткой на лбу по имени Темпит. Имя подходило под темперамент жеребца идеально.
 Морган и не побеспокоился о седле. Пустившись вскачь сквозь молчание ночи, он оставил позади мысли о прошедшем вечере и вспомнил свою жизнь среди команчей, когда часто скакал так при лунном свете.
 Как долго он мчался, Морган не помнил. Он свернул в сторону от главной дороги на Бонжур и поскакал по узкой, заросшей колее, которая полого спускалась вниз. Наконец он оказался около берега могучей Миссисипи. Морган проскакал несколько миль вдоль берега реки, напряженно вглядываясь в темноту, даже не слыша шума воды. Его мысли были далеки от невероятных событий сегодняшней ночи и от того, что ждало его по возвращении домой. Так он молчаливо скакал сквозь темную ночь, пока небо не окрасилось в мягкий пурпурный цвет, который постепенно погасил звезды, и не взошло солнце.
 Скачка умиротворила Моргана. Его ярость и злость на какое-то время утихли. А когда лучи солнечного света, подобно золотистым щупальцам, пронзили небо, он был способен уже спокойно, без эмоций, с холодным рассудком обсудить проблемы, созданные кавалерийским наскоком Леони. Впервые после того, как она так внезапно насильно ворвалась в его жизнь, он страстно желал выкрикнуть в лицо этой маленькой фурии, что он невиновен. Нужно любым путем найти способ перехитрить эту лгунью.
 Едва он подумал о Леони, как вновь почувствовал прилив ярости, от которой забурлила кровь. Но он постарался взять свои чувства под жесткий контроль. Он даст бой маленькой бестии и найдет способ повернуть сложившиеся обстоятельства против нее! Когда-нибудь те же самые убедительные документы, с помощью которых она подстроила эту ловушку, должны сработать против нее. Но как?..
 Повернув Темпита от реки, Морган нашел свои следы, оставленные при спуске к реке, и медленной рысью двинулся по ним. Его сознание было полностью поглощено поисками решения. Для Моргана было очевидно, что притязания Леони в основном ограничивались вымогательством денег. «Тогда почему, — удивился он, пустив Темпита по дороге, — она выбрала столь позорный способ заполучить их. Гайлорд? Возможно», — допустил он неохотно. Внимание Моргана привлекла голубая полоса воды на реке, образованная игрой раннего утреннего солнца, и он направил туда коня. Перебравшись через густые заросли, он оказался в месте, где не бывал с детства. Маленький с водоворотами заливчик был расположен около самой границы поместья Бонжур. Его окружали высокие обрывистые берега. Морган так любил купаться здесь в детстве. Это был довольно глубокий залив с чистой водой, образованный небольшим водопадом, пробивавшимся сквозь камни высокого берега.
 Посмотрев в холодную чистую глубину залива Морган, как в былое время, захотел искупаться. Соскочив с Темпита и привязав поводья к кусту, он подошел к берегу.
 Он скинул одежду и красивым сильным движением нырнул в прозрачную воду. Она была прохладной и приятно щекотала тело. Морган ровными движениями поплыл на противоположный конец залива. Он опять задумался о том, как найти выход из создавшегося положения, в котором оказался из-за этой чертовки Леони Сант-Андре.
 Какую роль играл Гайлорд Истон в ее планах? А может, идея принадлежала Гайлорду, а Леони была только его орудием? Сомнительно.
 Леони Сант-Андре, по его мнению, не могла быть игрушкой в чьих-либо руках.
 Оттолкнувшись от каменистого берега, он развернулся и, разрезая кристально чистую голубую воду, поплыл назад. Все его мысли были только о Леони Сант-Андре. Это его раздражало.
 «А она чертовски привлекательна, — вдруг заключил Морган, понимая, что уже никогда не сможет вычеркнуть ее из своей жизни. Ведь если не сопротивляться, эта женщина свяжет его по рукам и ногам!»
 — Будь все проклято! Нет! — почти выкрикнул Морган, уже понимая, что обманывает себя. Он внезапно остановился в центре заливчика, вспенивая воду и одновременно встряхивая мокрыми черными волосами, упавшими ему на лоб. Ну что ж, прекрасно! Да, он большой охотник до женского тела. Он не станет отрицать этого. Но вопреки желанию Моргана обладать Леони, ему все же хотелось отомстить ей за весь вчерашний позор и вывести плутовку на чистую воду.
 Выбравшись на берег, он быстро оделся. Присев на выступающий корень огромной магнолии, Морган сорвал травинку и медленно стал жевать ее, ища выход из ловушки.
 «Если ее интересуют только деньги, тогда легчайшим решением было бы дать ей эти проклятые деньги», — заключил он.
 Но все равно противно. Ведь он никогда прежде не видел эту ведьмочку. С какой стати он должен согласиться с ее требованиями. К тому же, отдав ей деньги, он не решит всех проблем. Ведь с ее уходом ему предстоит объяснять всем и каждому, что она лгунья и что весь этот абсурдный инцидент — лишь способ вымогательства денег.
 Нет, Морган Слейд не легкомысленный дурак, как она могла подумать вначале. А это значит, что он начнет борьбу с ней, только получив необходимые доказательства. Он отбросил сорванный лист травы и почувствовал, что у него в голове возник план. Вскочив на Темпита, Морган поскакал к дому.
 Случилось так, что когда он ехал верхом по узкой, затененной деревьями тропинке, извивающейся по лесу близ Бонжура, в его голове возникла неопределенная мысль, как повернуть оружие мадемуазель Сант-Андре против нее же самой. Сейчас, когда он скакал к дому, эта мысль прояснилась окончательно. Его рука непроизвольно натянула поводья, отчего Темпит встал на дыбы.
 Миниатюрный на расстоянии, маленький Бонжур спокойно расположился на опушке леса, закрывающего его с трех сторон. Посмотрев на дом, Морган внезапно улыбнулся. Ну, конечно, мой маленький Бонжур!
 Отделенный от главной усадьбы дом был построен три года назад Мэтью в надежде, что это поощрит его старшего сына к женитьбе. Роберту был тридцать один год, а Моргану исполнилось уже тридцать три года. Шестнадцатилетним Александру и Кассандре должно было скоро исполниться по семнадцать. Мэтью с оптимизмом смотрел в будущее. Он надеялся, что здесь будет несколько домов, разбросанных на тысячах акров поместья Бонжур. И во всех будут жить его сыновья, продолжатели его фамилии. Начало всему должно было быть положено малым Бонжуром, или Малышом, как назвали этот дом. Но никто из старших сыновей не смотрел так определенно в будущее и не старался использовать этот дом в своих целях.
 «Пока…» — подумал Морган с опасными искрами в голубых глазах…




 Глава 13


 Быстро проскакав остаток пути, Морган подъехал к главному входу в дом, задумчиво смотря на него. Маленький Бонжур, или Малыш, был вдвое меньше главного дома, хотя и повторял в основном его архитектурный стиль: колонны, широкие веранды. Это придавало Малышу определенный шарм. Мягкий желтый цвет стен и блестящие белые колонны приятно отличали его от главного Бонжура с его «холодным зеленым цветом.
 Размышляя, Морган медленно объехал вокруг дома, подъехал к кухне, построенной, как обычно, на некотором расстоянии от главного дома. Кухня располагалась в уютном месте под шатром из зеленых ветвей сосен, дубов и других деревьев. Помещения для слуг были построены из кирпича и располагались ближе к лесу. Каждый из этих домиков имел маленькую чистую площадку под огород.
 Морган повернул Темпита вновь к дому и увидел террасу, крытый сад и еще одну постройку, в которой Морган обустроил себе кабинет.
 «Удивлюсь, — размышлял он со злой усмешкой, — если моя вдруг объявившаяся жена сможет полюбить его!»
 Моргану вдруг пришла мысль поселить в малом Бонжуре Леони и тем самым остановить вхождение ее в семью Слейдов. Ведь если он поместит ее здесь, то она будет изолирована от общества, и ее шансы влиять на волю родителей сведутся к минимуму. Леони объявила себя его женой, и, кажется, все поверили ей. Так почему бы не использовать данное обстоятельство?
 Это отличное решение, подумал Морган. Он найдет способ заклеймить лгунью и припомнит ей все те неприятности, которые она ему принесла. Сейчас у него не было выбора. Чем настойчивее он будет отрицать ее притязания, тем больше ей будут симпатизировать и поддерживать. А что, если он холодно признает свое поражение и перестанет отрицать то, что она рассказала? Может, такие действия расстроят планы его очаровательной мнимой женушки?
 Он понимал, что Леони не намеревается на самом деле занять место его супруги. Только деньги, а не социальное положение интересовали ее. Он готов был держать пари с кем угодно, что меньше всего она хотела бы ощутить его супружеские объятия. И все же кое-какое насилие над ней свершится, пообещал себе Морган с язвительной усмешкой. Но ему нужно время, чтобы выяснить, кто такая эта маленькая ведьма и почему она выбрала его своей жертвой. Пусть пока думают, что она действительно его жена. Затем в удобный момент он перейдет в контратаку и расставит для нее западню, в которую она рано или поздно попадет.
 Чем больше думал Морган о своей идее, тем более интригующей она ему казалась. Из всей затеи больше всего ему, надо признать, была приятна мысль о том, что он сможет насладиться изумительным телом этой чертовки.
 Морган наконец погнал Темпита галопом, неожиданно ощутив желание поскорее начать сражение, которое, как он был уверен, выиграет.
 Вся его прежняя злость рассеялась. И если бы не горечь от обиды, которую принесла его родителям Леони, и не острое чувство разочарования от того, что они поверили в то, что Морган был способен на двоеженство, он бы чувствовал себя вполне комфортно.
 Целью Моргана было не допустить еще большего несчастья для родителей, чем случилось сейчас. Они поверили в худшее. Слухи о произошедшем скандале наверняка уже переходили от плантации к плантации. Но Морган пренебрегал ими. В ближайшую неделю в Натчезе обязательно случится что-нибудь такое, что даст новую тему для обсуждения. И неожиданное появление жены Моргана Слейда на балу по случаю его помолвки с Мелиндой Маршалл скоро перестанет быть главной темой разговоров.
 Морган яростно проклинал Леони Сант-Андре за вторжение в его жизнь. Но зато сейчас он был более оживлен и полон энтузиазма, чем месяц, а возможно, и год назад. Давным-давно он действительно искал что-то такое, что взбодрит его и перевернет его жизнь. Состояние, в котором он пребывал долгие годы, эта выматывающая душу тоска сейчас улетучилась, и на их месте появились оживление и ожидание чего-то необычного.
 Морган был почти счастлив, когда наконец вернулся в Бонжур. Его даже радовал предстоящий бой. Он намеревался скрестить шпаги с Леони Сант-Андре на своей территории!
 Весь дом пребывал в волнении. Когда Морган подъехал к конюшне, он был встречен Джереми, главным грумом. Бросив ему поводья Темпита, Морган улыбнулся беззаботной улыбкой и ловко соскочил с жеребца.
 — Он хорошо побегал сегодня, но зато я дал ему возможность попастись на воле, — сказал Морган.
 Проходя мимо слуг, работающих у дома, Морган, как обычно, поприветствовал их и, посвистывая на ходу, направился к себе в комнату. Слуги удивленно переглядывались, совершенно сбитые с толку: может, месье Морган счастлив от того, что приехала его жена?
 Войдя в свою комнату, Морган вызвал своего корректного английского слугу, которого он привез десять лет назад из своей поездки в Англию, и снял рубашку:
 — Личфилд, вы не приготовите ванну для меня? Я все утро скакал верхом и не могу выйти к завтраку в таком виде.
 Длинное желтоватое лицо Личфилда выражало неодобрение:
 — Я это предполагал, сэр, и заранее поставил на огонь воду. Полагаю, вода уже готова.
 — Хотелось бы узнать, что привело вас к такому предположению?
 — Я, знаете ли, хорошо знаком с вашим гардеробом. И мне не составило труда выяснить, что из одежды отсутствует. А потом в конюшне я узнал, что ваш жеребец также отсутствует. Из всего этого я заключил, что вы выехали на верховую прогулку.
 Действительно, горячая вода была доставлена сразу же, а парой минут позднее Морган с удовольствием погрузился в теплую мыльную воду, налитую в большую латунную ванну, стоящую в его гардеробной. В губах Моргана была зажата тонкая черная сигарета. Личфилд стал тереть щеткой его загорелую спину. Морган спросил как бы невзначай:
 — Ну, что? Какие новости?
 Личфилд прекратил тереть его спину и взглянул на хозяина. Они были вместе уже больше десяти лет, исключая только те времена, когда Морган уезжал в свои путешествия, где не нуждался в его услугах. Все остальное время они с Личфилдом виделись ежедневно. У них сложились довольно доверительные отношения. Моргану ужасно нравилось выводить Личфилд из невозмутимого, почти напыщенного состояния, а слуга в равной степени забавлялся грубыми, но неизменно доброжелательными выходками хозяина, всегда сохраняя невозмутимость.
 Сейчас, когда он смотрел на Моргана, его лицо выражало уныние и горе.
 — Мой дорогой сэр, я всегда стараюсь не совать нос не в свои дела, но весь дом взволнован.
 Морган покатал сигару во рту и насмешливо спросил:
 — И ты веришь всем этим разговорам? Тонкая бровь слуги изогнулась пренебрежительно, он, тяжко вздохнув, ответил:
 — Нет.
 Морган посмотрел на него.
 — Хорошо. Ты мой друг, мой единственный Друг!
 — В самом деле, сэр?
 Затянувшись сигаретой, Морган выпустил облако сизого дыма.
 — Да, Личфилд, — тепло ответил он и добавил в задумчивости:
 — Через некоторое время, я думаю, мы оба успокоимся, страсти улягутся и я прекрасно заживу с вновь обретенной женой и моим сыном в малом Бонжуре.
 — В самом деле, сэр? — спросил Личфилд мрачно, хотя его лицо оставалось бесстрастным. Морган усмехнулся:
 — Да, в самом деле! Начни укладывать мою одежду. Я всерьез намереваюсь перебраться туда сегодня же.
 Слуга с достоинством кивнул головой и пробормотал невозмутимо:
 — Разумеется, сэр. Я посмотрю, чтобы все было сделано хорошо.
 Желая поскорее привести свой план в действие, Морган быстро вышел из ванны. Через пятнадцать минут в элегантном зеленом сюртуке и бежевых брюках он прошел в комнату Доминика. Не затруднившись постучать, он открыл дверь и увидел брата сладко спящим в своей кровати. Морган пересек комнату и отдернул портьеру из тяжелого драпа, от чего яркий солнечный свет хлынул в комнату. Свет упал прямо на лицо Доминика, тот что-то невнятно пробормотал и перевернулся на живот, натянув подушку себе на голову. Но Морган не позволил ему так легко отделаться от себя. Точно так же энергично, как он открыл портьеру, Морган перевернул Доминика на спину и начал трясти:
 — Братец, вставай! Ты мне нужен. Почти бессознательно Доминик открыл глаза.
 — Морган, который час?
 — М-м-м, я полагаю, девятый, — ответил Морган.
 Доминик застонал и снова попытался спрятаться от солнечных лучей, но Морган не позволил ему сделать это. С легким смехом в голосе он сказал:
 — Дом, вставай! Я хочу задать тебе несколько вопросов о событиях прошлой ночи. У меня мало времени.
 Зная, что если Морган уж решил поговорить с ним, то поспать ему уже не удастся, Доминик капитулировал. Что-то пробормотав и шумно вздохнув, он сел, подложив под спину подушку. Широко раскрыв глаза и проведя пятерней по взъерошенным черным волосам, он покорно произнес:
 — Ну ладно, что ты хочешь узнать? Морган присел на край постели и сказал:
 — Расскажи мне о своих впечатлениях от моей… э… жены.
 С подозрением Доминик изучал лицо Моргана.
 — Зачем? Что тебя интересует? И что ты намерен делать?
 Пронзительные голубые глаза брата делали положение Доминика нелегким, хотя Морган и говорил невинным голосом:
 — Делать? Да ничего, мой дорогой братец. А что я по-твоему должен делать?
 Черные густые брови Доминика, такие же, как и у Моргана, нахмурились.
 — Мне кажется, вчера ты говорил, что никогда не видел ее прежде. — И, посмотрев в лицо Моргану, он поспешно добавил:
 — К тому же, если ты женат на ней, то должен знать ее лучше, чем я. — Немного помолчав, Доминик продолжил:
 — У нее убедительные доказательства, Морган. С другой стороны, я затрудняюсь поверить, что ты мог так обойтись с ней, как она заявляет. Сейчас я не знаю твердо, кто из вас прав.
 — Великодушный Дом! — мрачно произнес Морган.
 — Ну, что еще можно сделать? У нее документы, Морган, будь они прокляты! — выкрикнул яростно Доминик. — И твоя подпись, будь она неладна! Леони не проститутка! Нет! Она настоящая леди. Всякий может видеть это! А потом отец считает, что ребенок вылитый ты!
 Морган вздрогнул:
 — Отец так считает? Конечно, если он вбил себе в голову, что она моя жена!
 — Я допускаю, что ты можешь быть прав, но все-таки как тогда объяснить брачное свидетельство и соглашение, по которому ты обязался вернуть ей деньги, взятые тобою в долг?
 — Нет, это необъяснимо, — согласился дружелюбно Морган. — Вот почему я нуждаюсь в твоей помощи, мой маленький братец. Что еще ты узнал о ней? Ну, кроме того, что она принадлежит к знатному роду?
 Убежденный, что Морган все равно не отстанет со своими расспросами, Доминик неохотно сказал:
 — Не слишком много. Она, кажется, предпочла поменьше говорить о себе. Но очевидно, как она рассказала у Маршаллов, ее дедушка организовал это замужество, когда узнал, что ему осталось недолго жить. Она сказала, что он встретил тебя у Гайозо и решил, что ты настоящий мужчина, способный обеспечить ее будущее. Я понял, что у нее не было большого выбора и что она не очень-то хотела выходить за тебя замуж, но ее дед заставил ее сделать это. — Доминик запнулся и с яростью посмотрел на Моргана:
 — Почему, черт возьми, я рассказываю тебе это? Ты же был там и сам слышал все.
 Глядя на взволнованное лицо брата, Морган неуверенно сказал:
 — О, это было бы удивительно, если бы мои воспоминания о последней ночи совпали бы с твоими. И я надеялся, что после того, как я ушел, моя дорогая… э… женушка могла в разговоре упомянуть о каких-нибудь событиях, которые она забыла рассказать в моем присутствии.
 — Каких, например?
 Морган беспомощно пожал плечами:
 — Ну, например, почему она не обнаружила себя до сих пор? Почему только сейчас, после стольких лет, она хочет восстановить свои права? Почему она не нашла меня сразу после того, как родился ребенок?
 Доминик посмотрел на брата:
 — Она и не хочет быть твоей женой. Это я точно понял из событий последней ночи. Она хочет лишь, чтобы ты вернул ей деньги, полученные тобой от ее деда. И это, как она говорит, единственное, из-за чего она приехала в Натчез.
 Состроив такое невинное выражение лица, какое только смог, Морган задумчиво пробормотал:
 — Деньги? Ты уверен, что если я заплачу ей, она уйдет из моей жизни так же быстро, как появилась? Тебе не кажется, что это похоже на шантаж?
 — Морган, ей нужно растить ребенка, а у нее забирают дом. Ради Бога, имей хоть немного жалости. Кроме себя она несет ответственность за судьбы еще нескольких людей, что заставило ее просить свое приданое назад. Это не кажется мне похожим на шантаж. — Доминик перевел взгляд вдаль и закончил спокойно:
 — После всего, что стало известно, я удивляюсь тебе.
 Моргану с большим трудом удалось придать своему лицу выражение холодного высокомерия:
 — Мне и нужно было узнать лишь это! :
 — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Большое спасибо тебе, братец! Я удивляюсь, как это ты снизошел до беседы со мной!
 Удрученный Доминик встал с кровати, подошел к брату и положил руку на его плечо:
 — Морган, мне очень жаль. Все так запутано… и я не знаю, что думать… и что делать. Никто из нас не хочет верить, что ты такой, как она рассказала. И все-таки у нее неопровержимые доказательства…
 — Подпись может быть подделана, — сказал Морган холодно.
 — Да, это так, но Леони сама внушает доверие. И когда все это сложишь вместе, и то, что ты был в Нью-Орлеане в это самое время, когда она вышла замуж…
 — Ну что ж, тогда… — жестко сказал Морган, — я думаю, мне ничего не остается делать, как признать ее моей женой. Пока, Доминик.
 — Что ты думаешь делать? — спросил тот с ноткой опасения в голосе. Ему не понравилось выражение лица брата.
 — Делать? — прорычал Морган. — Зачем? Я намерен признаться во всем! Если ты хочешь видеть, как осужденный преступник кается в своих грехах, я предлагаю тебе одеться и присоединиться к семье в столовой.
 — Подожди! — крикнул Доминик, но Морган уже выскочил из комнаты.
 Вся прежняя злость возвратилась к Моргану. Но зная, что это ему ничего не даст, ему жесткой попыткой удалось взять себя в руки. Морган понял, что под давлением обстоятельств он теряет контроль над событиями и забывает о той роли, которую хотел играть.
 Ему нужно было некоторое время для того, чтобы набраться духу и выступить против сложившегося мнения у родных. Морган инстинктивно почувствовал, что ему нужно хоть ненадолго выйти из дома. Он дошел до опушки леса, который был недалеко от дома. Несколько раз глубоко вздохнув и неподвижно глядя в холодные зеленые заросли, он почувствовал, как спокойствие возвращается к нему. Усилием воли Морган спрятал растущую внутри него злость и чувство обиды от несправедливости родных.
 Морган был не из тех, кто часто терял контроль над собой или над ситуацией. Но его теперешнее положение было крайне неприятным, лишающим его присутствия духа. Он очень болезненно реагировал на мнение общества, хотя и считал себя способным пренебречь мнением других. События последней ночи показали, как уязвлено его самолюбие.
 «За все это, моя маленькая женушка, ты сторицей заплатишь!» — твердо пообещал он.
 Чувствуя, что он снова привел себя в равновесие, Морган направился к дому с веселой улыбкой на лице. Подойдя к двери в столовую, он некоторое время собирался с духом, как бы размышляя, нет ли каких других решений:
 «Нет, решил он, другого пути нет!»
 Так же, как он отрицал женитьбу вчера, теперь он согласится с притязанием Леони. Это оружие он обратит против нее, и скоро она будет в его власти. Иисус Христос, неожиданно для себя подумал он, ведь я радуюсь, что попал в этот капкан!
 Морган сделал глубокий сильный выдох. Отсвет предстоящей борьбы блеснул в его голубых глазах. Он открыл дверь столовой и вошел туда с невозмутимым видом.
 Морган увидел за столом только своего отца и Роберта. Что они обсуждали, было более, чем очевидно, так как их беседа внезапно прервалась.
 Игнорируя молчание, Морган весело сказал:
 — Доброе утро! Я был уверен, что вы все еще спите после столь бурной ночки.
 Мэтью промолчал. Его воспаленные глаза ясно говорили, что он был не из тех, кто спал этой ночью.
 Накладывая себе поджаренный бекон с яичницей, Морган пробормотал как бы невзначай:
 — Конечно, сам я тоже не спал, как и вы. Но верховая езда на рассвете и горячая ванна могут творить чудеса. Советую вам тоже проделать это.
 — Прекрасно, что ты смог прийти в себя так быстро, — угрюмо пробормотал отец.
 — Ладно, допускаю, что после неожиданного появления Леони мне вначале было не по себе. Но зрело поразмыслив, я решил, что иметь жену, возможно, совсем неплохо. Мелинда для меня была бы, честно говоря, как ножные кандалы. Так что я не сильно буду возражать против своего нового состояния женатого человека.
 Отец с открытым ртом уставился на него, а Роберт, все более и более смущаясь, произнес:
 — Как ты можешь шутить над такими серьезными вещами?
 Морган весело посмотрел на него:
 — Мой дорогой юноша, женитьба — далеко не всегда трагедия для мужчины.
 — Согласен… Нет, но я не понимаю… Мне казалось, ты…
 Мэтью с трудом пришел в себя и, строго посмотрев в лицо сына, резко спросил:
 — Стало быть, Леони говорила нам правду? Ты признаешь, что она твоя законная жена? Значит, ты лгал, когда говорил нам, что никогда не видел ее раньше?
 — Я полагаю, что у нее есть все основания взять на себя сомнительный титул моей жены. И если она хочет быть моей женой… ну, что же, у меня нет возражений. Пусть считает себя таковой.
 Этот ответ очень не понравился Мэтью, который продолжал угрюмо смотреть на Моргана. После паузы и глубокого вздоха он потребовал ответа:
 — Так она тебе жена или нет? Лицо Моргана выражало лишь слабое изумление, когда он ответил:
 — Я думаю, на моем месте всякий бы согласился с этим. Она ведь красотка, не так ли?
 Мэтью разозлился. Сжав кулаки, он потребовал:
 — Остановись! Я видел твоего ребенка, Морган, и брачное свидетельство с твоей подписью. Я верю Леони, тем более, что твое поведение в последнее время достойно осуждения. Что ты можешь сказать в свою защиту?
 Морган лениво поиграл вилкой, лежащей в его тарелке. Он знал, что ни в чем не виновен, но понимал, что отрицать свою вину бесполезно, и, вспомнив о выбранной им роли, произнес:
 — Только то, что я действительно забыл о том дурацком эпизоде… Все эти годы я полагал, что моя женитьба лишь глупая шутка. Я ничего не знал о ребенке…
 — Ну и что же ты намерен теперь делать, сын? — вкрадчиво спросил Мэтью. Его глаза в упор смотрели на Моргана.
 — Припоминаю, это был мой каприз… Старый Сант-Андре однажды вцепился в меня, когда я был пьян и готов на все, и, прежде, чем я осознал все происходящее, оказался женатым на этой девочке. Наутро после свадьбы я пришел в себя и понял, каким круглым дураком был. — Неподвижным взглядом глядя на ложку, которую продолжал вертеть в руке, и заранее ненавидя позорную ложь, которую он сейчас выдавал за правду, Морган добавил:
 — Я решил тогда, что нам с Леони нужно будет развестись спокойно, без суеты, чтобы эта женитьба ушла из моей жизни раз и навсегда. Но мысль о ребенке мне никогда не приходила в голову. После того, как я встретился с адвокатами в Нью-Орлеане, я проинструктировал его на предмет развода, чтобы он оформил его как можно быстрее. Он должен был известить Леони после того, как все документы будут подготовлены… — Рот Моргана перекосился в кривой усмешке:
 — Очевидно, адвокат положил это дело в долгий ящик и забыл о нем…
 По мере того как Морган говорил, лицо Роберта прояснялось, и когда тот закончил, он с облегчением повернулся к отцу:
 — Все ясно! Я знал, что Морган не мог оказаться отъявленным злодеем. Я говорил тебе, что всему этому есть разумное объяснение.
 — Да, ты говорил, — задумчиво сказал Мэтью, не принимая, как Роберт, на веру бойкое объяснение Моргана. Его слова проливали свет на некоторые вещи, но Мэтью что-то не нравилось в них. Разводы так легко не делались, особенно после венчания в католической церкви. Потом какие-то нотки были в голосе его старшего сына, которые не позволяли Мэтью доверять ему. Да и кое-что из перечисленных фактов было ему неприятно. И все-таки, что он ожидал от сына? Чтобы он отрицал свою женитьбу, несмотря на очевидные доказательства? И Мэтью спросил сухо:
 — Ну, а приданое? Почему же ты не выплатил его?
 Морган посмотрел на отца и мягко улыбнулся:
 — Пять лет — большой срок, и, к сожалению, это просто вылетело из моей головы.
 — Да, действительно, кажется, многое вылетело из твоей головы, сын…
 Нисколько не устрашенный скептическими нотками в голосе отца, Морган невозмутимо продолжал:
 — Я знаю, что это мой досадный промах, но зато теперь у меня есть жена, что, полагаю, доказано. Женщины имеют склонность напоминать нам об этом, не так ли?
 Мэтью смерил сына пронзительным взглядом, от которого тот должен был лишиться присутствия духа:
 — Ну, а последней ночью, как ты объяснишь мне, почему ты отрицал даже факт встречи с Леони и все, что связано с женитьбой?
 Изобразив на лице святую невинность, Морган печально изрек:
 — Я был застигнут врасплох. И если честно, я давно забыл о том, что случилось в Нью-Орлеане. Я полагал, что развод был совершен и я свободен. И только в эту ночь после бала, когда начал мучиться поисками ключа к разгадке, только тогда я вспомнил, кто такая Леони.
 — А сейчас? — не давая передышки, продолжал Мэтью, — после того, как ты понял, кто такая Леони, что ты намерен делать?
 Если бы все не было так серьезно, Морган порадовался бы сам за себя. Но отец не верил его словам, а другого логического объяснения всему случившемуся у него не нашлось. С насмешкой в голубых глазах Морган ответил с неожиданной кротостью:
 — Думаю, Леони и я, возможно, временно поселимся в малом Бонжуре и попытаемся восстановить наши былые отношения.
 Мэтью допил свой кофе и еще раз посмотрел на Моргана долгим оценивающим взглядом, а потом неохотно сказал:
 — Я не вижу возражений против такой постановки вопроса, но, мне кажется, Леони не согласится с этим.
 Морган сладко улыбнулся:
 — Как моя законная супруга она не может выбирать, не так ли?




 Глава 14


 Теперь у Моргана были развязаны руки. Наиболее опасные барьеры на пути осуществления его планов были, казалось, преодолены без каких-либо трудностей. Он получил согласие Мэтью на поселение в Малыше и не стал терять времени даром. Покинув Роберта и отца, все еще пытающихся объяснить себе необычные детали женитьбы Моргана, он немедленно занялся приготовлениями к переезду.
 К счастью, Морган обнаружил, что Мэтью, закончив строительство Малыша, распорядился регулярно убирать и проветривать помещения. Теперь, медленно прогуливаясь по элегантным меблированным комнатам, он улыбался сам себе. Дом был в превосходном состоянии. Нужно было только позаботиться о продуктах питания, белье и о некоторых других вещах, и дом будет готов для переезда.
 Личфилд был уже наверху. Он распаковывал одежду Моргана. Со слугами не было проблем, так как Мэтью уже сделал необходимые распоряжения и разрешил Моргану взять с собой около дюжины людей из большого Бонжура. Морган не колеблясь принял его предложение. Утром он встретился также со слугами Леони. Абрахам, Мамми и другие в настоящий момент тоже размещали свои пожитки в двух кирпичных коттеджах, которые им выделил Морган.
 Мамми дала ясно понять, что они слуги Леони и свободные люди. Морган бы с ними бесконечно любезен. И вскоре Мамми решила, что сможет легко поладить со своим новым хозяином. Остальные, признав ее правоту, решили, что хотя Малыш и не Сант-Андре, но служить они будут хорошо.
 Это было хлопотливое утро, но Морган был неплохим организатором. Малыш быстро принимал живой вид. Несколько лошадей, включая Темпита, уже находились в конюшне. Мамми с двумя помощницами с головой окунулась в кухонные дела, а малыши — негритята играли около окон кирпичных коттеджей. Изнутри дома доносились голоса хлопочущих слуг, обсуждающих обстоятельства их быстрого переезда из Бонжура.
 Когда Леони наконец проснулась, ее ждала ужасная новость, что она будет жить в новом доме, что он полностью населен и что там не хватает только ее самой, Иветты и Джастина! Эту новость ей выпалил сынишка, когда наконец ускользнул от бдительного ока Иветты и ворвался в мамину комнату.
 — Мама! Мамочка! Вставай! У нас новый дом с папой в придачу! Ой, мамочка, да вставай же! — кричал он возбужденно, подпрыгивая на кровати Леони.
 Утром Иветта сдерживала буйную энергию Джастина, стараясь не впустить его в комнату, где спала Леони, но Джастин был любознательным мальчиком, который очень любил изучать все вокруг. Вначале он вел себя очень тихо, выслушивая объяснения Иветты, как и куда они прибыли, пока он спал. Затем он потратил много времени на то, чтобы распахнуть высокие окна, выходящие к парадному подъезду дома, чтобы осмотреться вокруг, восхитился длинной дорогой и с удовольствием разглядывал всех входящих и выходящих из дома.
 Но скоро ему это надоело. Иветта была озадачена, размышляя, чем занять ребенка до тех пор, пока их не позовут на встречу с дедушкой. Она боялась выпускать Джастина из своей комнаты, потому что и сама по робости не решалась покинуть это безопасное место. Даже доброта и обходительность слуг, которые принесли им завтрак и проявили такой неподдельный интерес к Джастину, не уменьшили ее опасений. Почти с таким же нетерпением, как и Джастин, она ожидала, когда же наконец Леони проснется. Леони, по ее мнению, конечно же, знала, как правильно вести себя в этом незнакомом доме.
 Просьба привести Джастина в гостиную на встречу с дедушкой повергла бедную Иветту в панику. Она бросилась в комнату Леони, чтобы разбудить ее. Но увидев ее спокойно спящей с таким знакомым ей безмятежным видом, она не решилась будить ее, взяла Джастина за руку и последовала за слугой в гостиную.
 Испытание не было таким уж тяжелым, как она ожидала. В прекрасной голубой с золотом гостиной были лишь Мэтью и Ноэль. С тех пор как Морган подтвердил рассказ Леони, его родители обращались с Иветтой не только вежливо, но и доброжелательно. Ну а Джастин целиком и полностью завладел их вниманием.
 Ребенок был наверху блаженства. Ведь он находился в центре внимания и, подобно всем детям, упивался этим. Бабушка дала ему засахаренных слив, и он сразу понял, что иметь бабушку — хорошее дело. А когда Мэтью подбросил его высоко в воздух, он весело и заливисто рассмеялся. В общем, это было превосходное время для Джастина.
 Бабушка Ноэль сообщила Иветте и Джастину о предложении переехать в другой дом — малый Бонжур. Иветта была удивлена и слегка озадачена, потому что не знала, какова будет реакция Леони. Джастин же был в восторге. Его раскосые, золотисто-зеленые глаза широко раскрылись, и он нетерпеливо спросил:
 — Мы будем жить там с папой? В нашем собственном доме, да? — и добавил с надеждой:
 — А папа купит мне пони?
 Мэтью расхохотался и кивнул головой.
 — Я думаю, что-нибудь похожее он сделает. Глядя на ребенка, у него снова возникли сомнения и недоверие к словам Моргана, сказанным утром. Было проще считать, что его сын человек безответственный, чем думать, что он умышленно бросил молодую жену с ребенком. Морган действовал грубо, это нельзя было отрицать, но он не был и подлецом, который способен обесчестить невинную молодую девушку и бросить ее.
 Сильно озадаченная, Ноэль восприняла всю историю без вопросов. Да, поведение Моргана было предосудительным, это правда, но он же пытался исправить положение? И не вина Моргана, что адвокат не выполнил его инструкций. Разве не так? С другой стороны, все идет к лучшему, не так ли? Если бы адвокат выполнил свое поручение, они никогда не узнали бы о существовании Джастина.
 — Я думаю, Леони для нас много лучше, чем Мелинда, — задумчиво заключила Ноэль. Мэтью вскинул брови:
 — Истерика, которую Мелинда закатила, была очень скверной?
 Ноэль содрогнулась.
 — Очень скверной, дорогой.
 Казалось, все были счастливы поворотом событий, но с некоторыми оговорками. Доминик, правда, в резкой форме отказался верить в рассказанную Морганом историю, хотя и держал при себе свое мнение. Мистер Маршалл, который прибыл в Бонжур этим утром к десяти часам с желанием хоть как-то загладить последствия прошлой ночи, тоже был в числе сомневающихся. Конечно, у мистера Маршалла была сильная заинтересованность в богатстве Слейдов, и он очень хотел с ними породниться. Морган был весьма желанным женихом для его дочери, пока не случился на балу этот прискорбный случай. Мистера Маршалла оскорбили нелепые с его точки зрения объяснения, в которых ключевым моментом была потеря памяти у Моргана. К несчастью, не только невероятность истории, рассказанной ими, оскорбила мистера Маршалла, но и тот факт, что поместье Слейдов ускользнуло из его рук.
 Как бы то ни было, мистер Маршалл со своими обидами был скоро забыт в приготовлениях к переезду в малый Бонжур. Конечно же, Джастин был самым возбужденным из всех. Как только Мэтью рассказал ему о переезде, Джастин энергично начал трясти за руку Иветту:
 — Скорей! Нам надо обо всем рассказать маме.
 Посмеиваясь над таким милым возбуждением Джастина, Мэтью открыл дверь и сказал:
 — Ну что ж, иди и расскажи все маме. Ей будет это приятно узнать…
 Леони перед приходом Джастина лежала в огромной, драпированной шелком кровати, думая о том, что принесет ей этот день, когда в комнату и ворвался он.
 — Ах, мамочка, я тебя так люблю, — закричал Джастин, подбегая к ней.
 Леони обняла сына. Джастин прижался к ней, и их головы оказались рядом друг с другом.
 — Я тоже люблю тебя, сынок, — сказала она вдруг охрипшим от волнения голосом, когда до нее дошел смысл его слов.
 Джастин слегка отодвинулся и спросил с беспокойством в голосе:
 — А папа нас тоже любит, правда? Леони колебалась, не решаясь переубеждать его, но нужные слова никак не находились. Вдруг ее ошеломил голос Моргана, ответивший на вопрос Джастина:
 — Я не понимаю, как ты можешь сомневаться в этом, — сказал Морган из дверного проема.
 Леони сжалась и застыла.
 Слова Моргана, казалось, на несколько секунд повисли в воздухе. Джастин, который широко раскрытыми глазами смотрел на высокого красивого мужчину, облокотившегося на косяк двери, спросил одними губами, почти без дыхания:
 — Ты мой папа?
 Глаза Леони устремились на Моргана, и тот увидел в них такую мольбу не навредить ребенку, которая заставила Моргана оттолкнуться от дверного косяка и мягко сказать:
 — А ты хочешь быть моим сыном?.. Джастин, ничего не подозревая о напряженных отношениях между двумя взрослыми людьми, склонил голову набок и осторожно спросил:
 — А это будет хорошо?
 Морган усмехнулся и подошел вплотную к кровати. Протянув небрежно руку, он мягко пригладил волосы Джастина и пробормотал:
 — Я думаю, что да. Давай попытаемся? Джастин не был робким ребенком, но все же его учили не доверять незнакомцам. С робкой улыбкой он сказал:
 — О, да! — и добавил с обезоруживающей простотой:
 — У меня никогда не было папы раньше…
 Неважно, что при этом думал Морган о матери ребенка, но Джастин вошел в его жизнь и душу, не встречая сопротивления.
 Его собственный сын Филипп ненамного был младше, когда погиб. И Морган, вопреки непробиваемому барьеру, созданному вокруг себя, вдруг с острой болью ощутил волнение, когда увидел крепкого, темноволосого мальчика, примерно одного возраста с Филиппом. Он не мог повредить ребенку только потому, что его мать была бессовестной интриганкой.
 Джастину очень понравился этот высокий незнакомец. И полностью игнорируя застывшее выражение лица матери, он спросил с сияющей улыбкой:
 — Будешь играть с нами? Давай кидаться подушками. Они такие большие! Не то что у нас дома.
 Леони вздрогнула от предложения Джастина и, почувствовав неловкость от всего происходящего, резко сказала:
 — Нет, твой папа очень занят, а я должна одеться.
 Насмешливые искорки вспыхнули в глубине глаз Моргана. Он присел на край кровати и произнес:
 — О, я думаю, что могу поиграть с вами. Джастин обрадовался, но Леони выстрелила в Моргана таким взглядом, который стоил многих слов, а ее рот с мягкими очертаниями сжался в гневе:
 — Только не этим утром, — холодно сказала она, желая лишь одного — чтобы новоявленный муж ушел и позволил ей одеться. Оценивающий взгляд голубых глаз, блуждающих по ее фигуре и плечам, вгонял ее в краску.
 Моргана радовало ее замешательство. Он понимал, что если бы здесь не было ребенка, она не была бы так вежлива и сдержанна. Конечно, он использовал все преимущества своего положения. Растянувшись на постели, заложив руки за голову, он мягко улыбнулся в ответ на неделикатные слова Леони и с насмешкой пробормотал:
 — Ох, дорогая женушка, я протестую. Не откажи Джастину и мне в удовольствии покидаться подушками.
 Леони сделала судорожный глоток, схватила за угол подушку и швырнула ее в это смеющееся лицо. Джастин без всяких сомнений и с радостным криком бросился к лежащему Моргану и подушкой полностью накрыл его лицо.
 Раздался приглушенный хохот. Ближайшие несколько минут были сплошным хаосом. Джастин не заметил, что его мать поспешно отодвинулась из зоны битвы. Но Морган, хоть и отбивался от атак Джастина, это прекрасно заметил. Он видел, как Леони сжалась в изголовье кровати, чтобы избежать прикосновения длинных ног Моргана.
 С дьявольским блеском в глазах Морган неожиданно бросился на Леони. И прежде чем она сообразила, что он собирается делать, Морган выдернул у нее подушку из рук и повалил на кровать рядом с собой. Он навис над ней и нежно сказал прямо в ее яростное лицо.
 — Доброе утро, жена!
 И игнорируя нападения Джастина сзади, сделал то, что и хотел сделать, когда впервые увидел Леони: поцеловал ее долгим поцелуем. Морган не спешил освободить Леони и полностью использовал предоставившуюся ему возможность. Его губы и язык изучали ее удивительно нежный рот, а тело застыло от почти непреодолимого желания. Морган внезапно осознал всю провокационную силу этого рта и тела, что было под ним.
 Леони тоже была удивлена быстротой реакции Моргана. И прежде чем начать сопротивляться, сделала для себя два ужасных открытия. Ее тело было почти не подвластно ей и действовало в соответствии со своими подспудными желаниями. К тому же, изгибаясь в объятьях Моргана, она поняла, что его поцелуй не был для нее противным. Ужаснувшись тому, что произошло, Леони сначала застыла в объятьях Моргана, а потом ее руки с бешенством оттолкнули его.
 Леони мгновенно освободилась, жадный рот Морган отодвинулся куда-то в сторону. Как испуганное животное, она отползла к краю кровати. Грудь ее тяжело вздымалась под тонкой ночной сорочкой. Широко раскрытыми глазами она в страхе уставилась на него:
 — Мсье! Вы не должны так поступать! — с усилием прошептала Леони.
 — Почему? — мягко спросил Морган. Его насмешливый взгляд был прикован к нежным дрожащим губам Леони. — Ведь вы — моя жена, не так ли?
 Ответ Леони был прерван Джастином, решившим, что его законные интересы игнорировали достаточно долго. Он бросился на грудь Моргана, крикнув с радостным смехом:
 — У меня есть папа! Ты мой папа! Понимая, что сейчас не время для выяснения отношений. Морган все свое внимание переключил на Джастина.
 — Я тоже так думаю, дружок! И какой же выкуп ты потребуешь от меня?
 Улыбка Джастина увяла на короткое время, а затем, с легким удивлением он спросил:
 — Выкуп? Какой выкуп?
 Морган какое-то время цинично смотрел на Леони, прежде чем снова повернулся к Джастину:
 — Выкуп, Джастин — награда победителя. Морган говорил с сыном, но у Леони было странное ощущение, что он говорит с ней.
 — Итак, ты победитель. Ты можешь потребовать, чтобы я выполнил любое твое желание.
 Джастин молчаливо внимал ему, а потом на всякий случай спросил:
 — Пони?
 Морган улыбнулся:
 — Ну что ж, я думаю, это можно устроить.
 — Черный, как гром? — нетерпеливо спросил Джастин.
 — Но ведь гром — это звук, а не цвет.
 — Но это очень черный звук, не так ли? Морган громко засмеялся:
 — Да, это очень черный звук.
 — Мы пойдем и возьмем его сейчас?
 — Нет, не все сразу, — ответил Морган, уже сидя рядом с Джастином.
 — Прямо сейчас ты с мамой должен готовиться к переезду в новый дом.
 — Что? — спросила Леони, закусив губу. Морган лениво повернулся к ней:
 — В наш дом. Ты думаешь, дорогая, мы все время будем жить с родителями?
 Ее лицо выражало крайний ужас. Забыв, что Джастин находится рядом, Леони выкрикнула:
 — Но, мсье, вы ошибаетесь! Мы не планировали оставаться здесь. Я приехала только за приданым. Мы обещали не вмешиваться в жизнь друг друга. Об этом мы еще тогда условились…
 Морган гадко ухмыльнулся:
 — Но вы же вмешались в мою жизнь, не так ли?
 На это у Леони не нашлось ответа, и она отвернулась, краснея. Прежде чем Леони собралась с духом, Иветта, решившая, что Джастин уже достаточно наигрался с матерью, вошла в комнату, но остановилась в нерешительности, увидев высокого красивого мужчину, сидящего на краю кровати Леони и держащего Джастина на руках. Морган, услышав звук открывающейся двери, с любопытством посмотрел туда.
 Никто до сих пор не упоминал в разговоре с ним о совершенной красоте Иветты. Подобно Доминику, он пристально смотрел, как, одурманенный, на ее великолепные формы и прекрасные черты лица. Даже просто одетая, как этим утром в платьице из желтого муслина, с волосами цвета воронова крыла вокруг смуглых щек, она была чудо как хороша.
 Переведя наконец дух, Морган встал на ноги и вежливо спросил:
 — Ради всех святых, как ваше имя? Леони никогда не завидовала красоте Иветты. Но в этот момент, глядя на замешательство Моргана, она почувствовала укол чего-то такого, что опасно походило на зависть… или ревность? Леони не понравилось, что ее, пусть фиктивный, муж нашел привлекательной Иветту. Сердясь на незнакомое чувство, охватившее ее, Леони холодно сказала:
 — Это моя компаньонка — Иветта Фурье.
 — Ах, да, компаньонка, — пробормотал Морган со странными нотками в голосе. Чего он ожидал, он и сам не знал, пока Леони так правдиво рассказывала всем о своих несчастьях. Он не был готов к тому, что на компаньонке Леони лежит печать, безошибочно указывающая на порядочность и породу. Это было возмутительно, и Морган начинал понимать, почему его отец и Доминик поверили каждому рассказу Леони.
 «Она просто не может совершить ни одного предосудительного поступка», — подумал Морган злобно, вдруг забыв и о той роли, которую намеревался играть.
 Джастин, которого Морган все еще рассеянно держал на руках, почувствовал какую-то перемену и почти с тревогой, дернув воротник Моргана, спросил:
 — Тебе не нравится тетя Иветта? Она очень хорошая и добрая, и я люблю ее больше всех, кроме мамочки.
 Морган быстро пришел в себя и, взглянув на озадаченную мордашку Джастина, сказал со смехом:
 — Я не понимаю, как я могу не любить ее, если вы оба ее любите.
 Джастин хихикнул и соскользнул с колен Моргана. Проскочив через комнату, он схватил Иветту за руку и потащил ее к Моргану:
 — Идем, тетя Иветта, познакомься с моим папой! Он подарит мне пони!
 Иветта робко приблизилась к Моргану, как будто слегка опасаясь встречи с мистическим мужем Леони.
 — Здравствуйте, мсье, — сказала она мягко.
 Ее волшебные карие глаза были похожи на огромные бархатные цветы. Морган вежливо ее приветствовал и, испытав первый шок от ее робкой красоты, все-таки решил, что хотя Иветта и была прекрасна, но он все же предпочел бы маленькую кошечку с зелеными глазами и манерами львицы. Взглянув поверх плеча на застывшую Леони, он насмешливым, пристальным взглядом скользнул сверху вниз по ее фигуре и сказал:
 — Кажется, я играю роль хозяина, принимающего в своем доме двух прекрасных леди. Я уверен, что после нескольких холостяцких лет, мое сегодняшнее положение можно рассматривать как приятное приключение.
 Секунду-другую он с изумлением смотрел на сжатые кулачки Леони и, повернувшись к Иветте, закончил:
 — Я прошу вас чувствовать себя здесь как дома. Я буду рад видеть вас в скором времени в малом Бонжуре.
 Морган вежливо поклонился и, чуть насмешливо улыбнувшись Леони, вышел из комнаты. Но едва Морган дошел до двери, как Джастин бросился на кровать к Леони и стал просить мать:
 — Ой, давай быстрее, мама! Я так хочу увидеть новый дом… и потом папа обещал подарить мне пони!
 Леони улыбнулась ему странной улыбкой и сказала несколько успокоительных слов. Она опасалась переезда в новый дом, пожалуй, сильнее, чем приезда в Бонжур прошлой ночью. Ее мысли и чувства были в смятении. Медленно она сняла ночную сорочку и надела платье, в котором была вчера. Иветте, как и Джастину, Морган явно понравился. Леони, совершая свой краткий туалет у мраморного умывальника, яростно терла щеткой свою спутанную гриву, слушая двух самых своих близких людей, говорящих ей об этом человеке в превосходных тонах. Этот разговор был невыносим для нее чем дальше, тем больше, потому что она не могла рассказать об их заблуждениях относительно Моргана.
 И все же в душе она была благодарна Моргану за его обращение с Джастином. Ведь он мог совершенно проигнорировать его или даже быть жестоким. Положение ее было не из приятных. Морган Слейд вел себя совсем не так, как она предполагала.
 Но хуже всего была ее собственная предательская реакция на его близость. Слишком хорошо она помнила, как оборвалось ее сердце, когда она увидела Моргана в дверном проеме. Хуже того, она помнила о той сладкой волне, которая поднималась в ее теле, когда он целовал ее. Это должно было быть отвратительным для нее, но оказалось совсем не так. Она не могла поверить, что ее чувства и ее тело вели себя так предательски.
 — Боже! Кажется, я схожу с ума!
 В беспомощной ярости Леони наблюдала, как Мерси, которую Морган послал помочь упаковываться, двигалась озабоченно по комнате, ловко укладывая в маленький дорожный чемодан те немногие вещи, что были доставлены прошлой ночью. Мерси без конца болтала о Моргане: и какой он добрый и красивый, и какой опрятный маленький домик он предназначил для них, и как прекрасен малый Бонжур, но больше всего о том, как будет счастлива маленькая леди иметь такого мужа. Леони буквально скрежетала зубами, глотая слова, которые рвались из ее горла. Если бы она могла, то кричала бы криком, что не хочет, не хочет быть женой Моргана Слейда! Не хочет жить с ним под одной крышей.
 Его поведение совершенно разбивало планы Леони. Она была сильно озадачена и испугана тем, что после всех этих лет и после того, как Морган отрицал ее существование, в это утро он изменил свои намерения и почти с легкостью объявил ее своей женой. Тот Морган Слейд, которого она встретила в Нью-Орлеане, дал ей ясно понять, что жена была бы для него последней вещью, которую бы он хотел иметь. Может, он сумасшедший? Или он намерен мстить ей? Последняя мысль обдала ее холодом.
 Морган был в своем уме. Он не отрицал, что затаил мысль о мести… и был доволен собой больше, чем за все прошедшие годы. Но если Леони была зла и раздосадована, то Морган также был зол. Да, он был не против ребенка, Джастина, неотразимого маленького разбойника. Но он испытывал непреодолимое отвращение к тем неразборчивым средствам маленькой ведьмы, которая сделала своего сына частью столь гадкого, мерзкого плана. И все-таки, признавал Морган, Леони не выглядела расчетливой авантюристкой, когда играла с Джастином. Да и Иветта была сама прелесть. Слуги тоже казались порядочными. И все же, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, Морган потратил несколько минут на беседу с Абрахамом, когда этот долговязый негр ходил возле конюшни, довольный, что после долгого перерыва ему вновь предстоит работать с этими прекрасными, почти разумными животными в стойлах.
 Беседа с Абрахамом мало что дала Моргану». Потом он беседовал-с Мамми, хлопотавшей на кухне и с Саулом, когда тот изучал обширные земли усадьбы, работой на которых, он полагал, будет заниматься.
 Потратив больше часа, Морган зашел в маленький кабинет, который облюбовал этим утром. Отец послал в Малыш несколько вещей, чтобы сделать пребывание сына с женой более комфортным. Два высоких окна были с видом на лес, а одно выходило в сад. Длинная кожаная софа у стены и огромный дубовый письменный стол с креслом стояли ближе к двойной французской двери. Двери открывались в маленький изолированный дворик, где хозяин мог подышать свежим воздухом, когда заботы о поместье слишком уж одолеют его.
 Дворик тоже был меблирован. Маленький чугунный стол с четырьмя стульям был расположен в центре дворика.
 Вернувшись назад в кабинет, он обратил внимание на стоящую возле камина софу и два кресла с высокими спинками. Два книжных шкафа из красного дерева находились позади стола. Пол был покрыт ковром бордового цвета. Еще раз оглядев комнату, Морган окончательно решил, что для его потребностей лучшего и желать нельзя.
 Сидя за столом, лениво играя пером и чернильницей, стоявшими на полированной поверхности стола, он обдумывал все то, что узнал этим утром.
 Чертовски мало, решил он со злостью.
 Все подтверждали историю Леони.
 Но Боже, как же все надо было хитро спланировать и «накачать» слуг, определив каждому свою роль, — заключил Морган с неподдельным восхищением.
 Но более всего его удивило, что все, с кем он виделся, были совершенно безразличны к своему материальному благополучию. Когда он беседовал с неграми из обслуги Леони, то сделал ряд наблюдений, свидетельствующих об их нежной любви к прежнему укладу жизни в доме Сант-Андре. Например, Мимми упорно пыталась использовать изношенную медную кастрюлю на прекрасной кухне малого Бонжура. Одежда слуг была чистой и опрятной, но старой и поношенной. Даже то время, что он провел в комнате Леони, Морган бессознательно собирал впечатления. Ночная сорочка ее была не такой, какую носят искательницы приключений. Одежда Джастина не сильно отличалась от одежды негритянских детей. Даже когда она была новой, то было видно, что она далеко не первого сорта. Платье Иветты, хотя и удивительно шло ей, доказывало, что оно никогда не было дорогим или очень модным.
 Так о чем же все это говорит? — усмехался он. Что его маленькая жена все так хорошо спланировала? Что каждое слово, произнесенное этим сладким ртом, может быть подтверждено и усилено ее маленьким войском?
 Морган разочарованно фыркнул. «С этой лживой женщиной я не смогу ужиться! — подумал он внезапно. — Да, еще есть сын», — вспомнил он. Он был уверен, что это не его сын. Его родители нашли сходство Джастина с ним удивительным, но черные волосы и решительный подбородок могли ведь быть у любого другого мужчины, волевые линии и твердый мужской подбородок не исключительные черты семьи Слейдов!
 Видимо, следует, думал он лениво, послать кого-то в Нью-Орлеан проверить ее финансовое положение и истинность истории, которую она рассказывает. Возможно, ему повезет, и будут обнаружены мельчайшие ошибки, которые она допустила, дающие ему возможность уличить ее во лжи и захлопнуть эту ловушку.
 «А в качестве подарка, — улыбнулся Морган, — я получу удовольствие от всех прав и радостей, которые полагаются законному супругу!»




 Глава 15


 Прошло пять дней. Пять дней внешнего спокойствия и мира, но бурного кипения в котле страстей изнутри. К счастью, только Леони и Морган были носителями этих эмоций. Остальные, от родителей Моргана до Джастина, успокоились и приняли существующее положение вещей как должное.
 Джастин радовался больше всех изменению своего положения. В течение двух дней после их переезда в Малыш пони «черный как гром» был доставлен. С этого момента Джастин стал верным рабом Моргана. Все, что делал папа, встречало полное одобрение Джастина. Моргану с трудом удавалось что-нибудь сделать без участия мальчика, который хвостиком бегал за ним.
 Для Леони видеть Джастина, бегающим повсюду за Морганом, когда тот в своей манере не очень спешащего человека куда-то шел или что-то делал, было невыносимо, просто нож в сердце. Ее недоверие и подозрительность к Моргану росли. Только он и она знали правду об их несчастной брачной ночи. Леони часто приходил в голову вопрос: почему Морган так легко признал ребенка? Ведь он-то знает, что Джастин не его сын. Все же поведение Моргана указывало на то, что ему действительно нравится мальчик. Определенно ему не надоедало желание Джастина постоянно быть рядом с отцом. Слишком часто Леони видела Джастина, бегущего за Морганом с криком:
 — Папа, папа! Подожди меня!
 Тонкие черты Моргана освещались теплой улыбкой, он останавливался и брал ребенка на руки. С счастливо восседающим на его плечах Джастином они брели в конюшню, или в кабинет, или уезжали в место, известное лишь им одним. Морган — на своем горячем длинноногом Темпите и Джастин, верхом на своем любимом пони, которого, естественно, назвали Гром.
 Остальные, Иветта и негры из Сант-Андре, были счастливы, поселившись в Малыше, как будто они планировали тут жить всегда. С каждым днем Леони чувствовала, что они ускользают от нее все дальше, каким-то мистическим образом переходят на сторону подлого Моргана Слейда. Ни один из них, казалось, не помышлял о возвращении в Сант-Андре. Хотя прошло достаточно времени, Леони ни на шаг не продвинулась в деле возвращения приданого. Иногда она в отчаянии думала о том, что поместье Сант-Андре потеряно для нее навсегда.
 Тем не менее Леони не могла бы сказать себе, что она несчастна. Было невозможно чувствовать себя несчастливой в такой роскошной обстановке. Морган пока не совершил никаких враждебных действий по отношению к ней. Она была почти готова к отдыху и радости… почти.
 Сам по себе дом был прекрасен. Просторные комнаты с удобной элегантной мебелью радовали бы какую угодно юную новобрачную. Для Леони, которая выросла в разрушающемся великолепии поместья Сант-Андре, было радостью войти в большую, красиво меблированную комнату, которую ей показали, когда она впервые прибыла в Малыш. У нее была своя гостиная, гардеробная, столовая, ее комната была большая и светлая благодаря большим высоким окнам и застекленной французской двери, ведущей на верхнюю веранду. Стены были обиты шелком в восхитительной смеси кремовых и розовых тонов. Обстановка дополнялась великолепным ковром с розовыми и зелеными цветами и мягкими бархатными портьерами кремового же цвета на окнах.
 Софа и кресло в гостиной были обтянуты прекрасным гобеленом, дополняющим цветовую гамму кремового и розового цветов, а маленькие столики были выполнены из светлого дерева. В гостиной и столовой вся мебель была из такого же светлого дерева. Ее кровать с высокой резной спинкой у изголовья была драпирована рубиновым атласом, а над кроватью нависал такого же цвета балдахин, спускавшийся большими волнами к подножию кровати.
 Пока Леони вживалась во все это великолепие, она была уверена, что этот дом принадлежит Моргану Слейду. Она ела его пищу, ее слуги получали жалованье его деньгами, в его конюшне стояли ее мулы. Но Леони понимала, что в любом случае она с Джастином должна покинуть Малыш. И чем скорее, тем лучше.
 О влиянии Моргана Слейда Леони старалась не думать. Он был слишком сильным, слишком мужественным и слишком привлекательным для женщин, подобных Леони, проживших всю сознательную жизнь вдали от мужчины. Снова и снова пыталась она до мельчайших подробностей вспомнить все то неприятное и отвратительное, что довелось ей испытать с ним в Нью-Орлеане. Но вместо этого Леони обращала внимание или на то, что Морган нежно улыбается ей за завтраком, или на загадочное мерцание его темно-голубых, почти синих глаз, когда он смотрит на нее. Он слишком опасен для нее своей привлекательностью, решила Леони наконец.
 Морган расчетливо вкрадывался в доверие к Леони, но она была достаточно невинна, чтобы понимать это. Пока он держался поодаль от ее спальни, но усиленно и незаметно искал туда пути. Это была любимая игра Моргана. Он продвигался, а она отступала. Когда прекратится эта игра, он не мог сказать с уверенностью. Однажды утром за завтраком он посмотрел через стол и отметил почти детский восторг в глазах Леони, когда Мамми прислуживала за столом. А как-то вечером, когда Доминик и Роберт приехали в гости, и все, включая Иветту, сидели в летнем домике, Морган отметил очаровательный заливистый смех Леони над какой-то шуткой Доминика. Ее раскосые глаза цвета морской волны смотрели с очаровательным изумлением. Морган не знал точно, когда это случилось, но иногда в эти пять дней, вопреки недоверию и подозрениям, существующим между ними, его захлестывало волшебное чувство, то самое, которое он испытал, когда впервые увидел эту женщину, стоящую в дверном проеме на балу у Маршаллов. И это чувство дало корни и начало расти. Но там Морган еще не подозревал об этом. Он яростно насмехался над нелепой идеей, что может разделить свою любовь с какой-то лживой маленькой шлюхой, подобной Леони. Он утешал себя тем, что эта возникшая симпатия была следствием их ежедневной близости. Ведь он каждый день видел Леони. Естественно, она как-то должна была занимать его мысли. Он пытался таким образом перехитрить самого себя. Ведь если это было не так, почему он волновался, ожидая ее прихода, или любовался игрой эмоций на ее выразительном лице, грацией ее стройного тела, когда она бежала через широкую лужайку за Джастином? Или наконец, почему этот очаровательный, серебристый смех наполнял его таким блаженством?
 Вопреки чарам Леони, которыми она бессознательно околдовывала Моргана, однажды с ясной головой он сел и написал письмо, которое отослал в Нью-Орлеан. Это было следствие прежних мыслей Моргана о том, что надо узнать каким-то образом правду о Леони Сант-Андре. Он решил, что прежде, чем он пошлет кого-нибудь в Нью-Орлеан провести расследование, напишет своему другу Джейсону Сэведжу с просьбой помочь ему в этом деле. Думая о Джейсоне, Морган улыбался про себя, впервые узрев признаки здравого смысла в этом сумасшедшем деле. Джейсон должен был подтвердить, что Морган был с ним в то время, когда состоялось венчание Леони Сант-Андре.
 Но слов Джейсона все равно будет недостаточно, заключил уныло Морган. Ведь их дружба была хорошо известна, и логично было предположить, что Джейсон будет стремиться выручить Моргана в любом случае.
 Долго Морган откладывал отправку письма. Но однажды оно было все же написано, запечатано и послано обычным порядком. Морган вдруг почувствовал одновременно удовлетворение и странную опустошенность. Похоже, он не очень-то хотел знать правду о Леони Сант-Андре. И все же этот простой факт посылки письма что-то глубоко расшевелил в его сознании. Что он мог вспомнить о той давней своей поездке в Нью-Орлеан… Что-то такое, что помогло бы найти ключ к разгадке и получить наконец полную ясность в этом деле.
 Посылка этого письма напомнила Моргану, что неважно, кем была привлекательная демоническая Леони. Ведь она была бессовестная лгунья, которая начала опасный маскарад. Порою он думал с мрачным предвкушением, как он докажет ей, что у нее не больше прав на замужество, чем на владение этим домом.
 Чувства Леони отличались от чувств Моргана почти диаметрально противоположно. За прошедшее время ее насмешливый и лживый муж не сделал ни одной попытки обратить на нее внимание. И настороженность Леони была усыплена. Она решила, что он должен и будет выполнять соглашение, которое подписал и о котором еще не было заявлено. Леони считала, что мужская гордость Моргана позволяет ей надеяться на выполнение им хотя бы одного из двух соглашений. Возможно, в нужное время он выплатит ей приданое. Леони искренне молила Бога об этом. Как только они получат приданое, она сама, Джастин и остальные смогут вернуться домой. И тогда она убережет людей от влияния Моргана Слейда!
 Слишком поздно она поняла свою ошибку. Только после того, как случайно увидела Моргана, сидевшего верхом на Темните, и издалека наблюдающего, как она с Джастином бегает босиком по заливу.
 Они плескались одни, потому что Иветта, найдя послеполуденное время исключительно жарким и расслабляющим, пошла в свою комнату отдохнуть. Леони и Джастин были совершенно счастливы и забыли обо всем на свете за исключением этого приятного, покрытого мелкой рябью заливчика с прохладной водой. Они не были видны из окон дома, потому что заливчик располагался за зеленым тенистым лесом. Когда Морган увидел их играющими и резвящимися, мать и сын были полностью поглощены друг другом и не подозревали о его присутствии. Кофточка Леони топорщилась складками на ее талии, и маленькие капельки воды искрились на ее золотистых от солнца ногах, когда она и Джастин плескались, пытаясь схватить маленькую зеленую лягушку. Волосы Леони рассыпались по плечам от беспорядочных движений, а старенькое платье, подоткнутое за пояс, удивительно шло ей. Морган пристально глядел на Леони, на тонкие золотистые руки и смеющееся лицо, когда она повернулась к Джастину, схватив наконец лягушку, и чувствовал себя так, будто он никогда раньше не видел ничего более соблазнительного и прекрасного. Она была дикаркой, лесной нимфой, которую он случайно увидел. Непроизвольно Морган задержал дыхание, его руки натянули поводья так, чтобы Темпит неосторожным движением не спугнул ее и чтобы она не исчезла в глубине зеленого тенистого леса подобно перепуганной лани.
 Заливчик был уединенным местом, деревья скрывали его от дома. Он был окружен зарослями диких гиацинтов и сладко пахнущих фиалок. Когда Леони стояла, были ясно видны ее точеные как у статуэтки ноги. Солнечные лучи превращали рыжий цвет ее кудрей в цвет расплавленного золота. Леони была неотразима, и Моргану, при всей своей слабости к женскому полу, было трудно этого не заметить.
 Он быстро осознал все это не разумом, а телом, которое задрожало от нестерпимого желания… Только присутствие ребенка останавливало его от того, чтобы не подъехать и не сжать Леони в своих объятиях. Это желание светилось в его голубых глазах, и он не подумал скрывать его, когда Леони случайно посмотрела наверх и увидела его, сидящего верхом на большом резвом жеребце.
 Он был удивительно красив и грациозен. Белая рубашка была беспечно распахнута на курчавой груди. Кожаные бриджи плотно облегали сильные мускулистые ноги. Копна черных волос вольно спадала на высокий лоб. На лице Моргана бессознательно проступало желание обладать Леони. Его голубые глаза стали почти синими. Это заставило молодую женщину сделать шаг назад с полуиспуганным, полудерзким выражением лица. Неожиданно осознав, что ее ноги обнажены до колен и именно на них устремлен взгляд Моргана, Леони покраснела и быстро опустила платье, чуть слышно спросив:
 — Мсье ждал нас?
 Слейд ухмыльнулся. Даже претендуя на роль жены, живя в его доме, она называла его не иначе, чем «мсье». Он сознавал, что это был способ держать его на расстоянии.
 — Не только, — ответил Морган тихо, вынуждая коня подвинуться к краю залива. Посмотрев на Джастина, Морган весело скомандовал:
 — А ну, вперед, Джастин! Я хочу поговорить с твоей мамой наедине.
 Но прежде чем Леони успела отменить приказ, Джастин уже бежал по направлению к дому. Маленькая лягушка была зажата в его руке. Двое взрослых смотрели друг на друга. Отблеск желания все еще сверкал в глазах Моргана. Он протянул руку и коснулся ее плеча.
 — Нет! — прошипела Леони, и ее тело напряглось. Вы не должны прикасаться ко мне, мсье! У меня есть бумага, в которой говорится, что вы не должны этого делать!
 Морган улыбнулся. Какое-то время искры изумления плясали в его глазах.
 — О чем вы говорите, услада моей души? Как-нибудь покажите ее мне. Но не сейчас.
 Леони сделала отчаянную попытку убежать. Она схватила свою кофточку и засверкала пятками с быстротой зайчихи. Леони помчалась в лес, но как только она оказалась в глубине его, то сообразила, что бежать надо было к дому, прочь от леса. Она бежала быстро, как могла, увертываясь от стволов деревьев и кустов, пытаясь повернуть к дому. Позади себя она слышала хриплое дыхание Моргана и глухой стук копыт Темпита. Конечно же, силы были неравны. Сердце Леони билось так, как будто собиралось выпрыгнуть из груди. Но она продолжала бежать, а ее длинные загорелые ноги сверкали в лучах солнца, пробивавшегося сквозь крону деревьев. Она хитрила, стараясь уйти от преследования. Но Морган был прекрасным наездником. Неожиданно бросив Темпита в галоп, он легко настиг бегущую фигурку. Пристроившись сбоку, Морган схватил Леони, приподнял и посадил на лошадь лицом к себе. Леони все еще боролась, извиваясь в его руках. Ее нежное загорелое тело действовало на Моргана подобно сладкому дурману. Пламень страсти разливался по его телу. Задыхаясь, Леони выкрикнула:
 — Нет, мсье! Я говорю вам, нет!
 — А я говорю да! — Дыхание Моргана смешивалось с дыханием Леони. Ее губы находились напротив его губ.
 Она сделала попытку хотя бы отодвинуться от него, но это ей не удалось. Морган держал ее крепко. Он страстным поцелуем закрыл этот желанный рот, который напоминал ему ту ночь, проведенную с девственницей. Морган был опытен в обращении с женщинами. Его язык, казалось, заполнил ее рот, губы были тверды. Его руки еще сильнее приблизили к себе ее сопротивляющееся тело, пока ее грудь не коснулась его груди, и она не ощутила его желание.
 Морган потерял всякий контроль над собой, когда его рот коснулся ее мягких губ. Он твердо сжимал ее в своих объятиях, упиваясь извивающимся нежным телом, полуосознанно направляя Темпита все дальше от дома, в глубь леса.
 Это была сумасшедшая скачка. В руках Моргана было желанное тело Леони. Ему казалось, что он сходит с ума от желания.
 Леони пыталась сопротивляться, но бесполезно. Она вдруг открыла для себя, что, больше чем с Морганом, она сражалась со своим предательским телом.
 Когда Темпит наконец сам остановился, Морган некоторое время не осознавал этого. И лишь очнувшись, он оторвал свой рот от сладких губ Леони и удивленно осмотрелся. Каждый его нерв, каждая клеточка блаженно трепетали от прикосновения к этому очаровательному телу, которое он держал в руках.
 Они остановились на маленькой полянке. Морган соскользнул с лошади, потянул за собой Леони и прошептал хриплым голосом:
 — Леди, будуар ждет вас.
 Подобно Моргану Леони вышла из состояния транса» осмотрелась вокруг и ясно услышала звуки водопада. Она тоже была слишком заворожена ощущением тепла, идущего от тела Моргана, чтобы что-то видеть вокруг. Но все же она отметила место, где они остановились. Лес, мягко окружающий их, изгиб ручья, водопад. Очаровательное место. Настоящий сад Эдема.
 Неторопливо Морган взял Леони на руки, его рот снова начал искать ее губы. Его сильные руки прижали ее мягкое податливое тело к себе. Реальность исчезла для Леони. Это был ее муж. Он целовал ее. Муж, которого, как она думала, глубоко презирает. С каждым прикосновением его губ и рук Леони подсознательно уступала его желаниям. Он сжимал ее в объятиях, губы его нетерпеливо скользнули по губам Леони, потом коснулись ее шеи. Он отнес ее под сень огромного ветвистого платана и осторожно положил на мягкий весенний клевер, который рос вокруг, а сам лег рядом. Его губы ласкали ее теплое тело все ниже, там, где оно мягко обрисовывалось под старым зеленым платьем. Платье было последним барьером, который руки Моргана постепенно преодолевали. Вначале он освободил от платья ее плечи, обнажив прекрасные маленькие груди. Теплые пальцы Моргана мягко ласкали розовые соски, пока они не набухли от его прикосновений. Его горячие губы, подобно обжигающему пламени, коснулись ее рта, и он снова начал целовать ее со всевозрастающей страстью. Его руки обхватили ее груди, почувствовав восхитительную гладкость кожи, желающей еще больших ласк. Его голова опустилась, а рот мягко сомкнулся вокруг соблазнительных сосков.
 У Леони перехватило дыхание от прикосновения его теплого языка, которым он так сладко проводил по ее груди. Инстинктивно ее тело изогнулось в желании разрушить последние остатки сознания. Оба уже не воспринимали реальный мир. Им открылся великий секрет природы. Губы Моргана, его руки, тело — только это существовало для Леони в том мире, куда он ее увлек…
 Для Моргана больше ничего не существовало, кроме этого пленительного тела. Одежда для него стала нестерпимой. Он почти со злостью освободил грудь от ставшей тесной рубашки. Кожаные бриджи должны были последовать за рубашкой, но Леони, разочарованная от того, что он прекратил ласки, слабо застонала. Морган сразу же продолжил ласкать ее трепещущую плоть.
 Прикосновение его мощной курчавой груди к ее нежному телу повергло ее в трепет. Со слабым стоном удовольствия Леони еще теснее прижалась к нему, предлагая продолжать гладить и ласкать ее. Это было настолько восхитительно, что Леони находилась в полубессознательном состоянии. Она просто опьянела от страсти. Ее тело инстинктивно искало и требовало все более изысканных и острых ласк.
 Реакция Леони на ласки Моргана была такой, какой он и желал. Его поглаживания становились все более нетерпеливыми. Дрожащими руками Морган наконец приподнял ее и снял платье. Его собственная одежда была сброшена следом. Мягкий нежный живот Леони и грудь полностью касались его сильного мускулистого тела.
 Леони чувствовала холодок от мягкого клевера под своим голым телам и тепло, идущее от тела Моргана, лежащего на ней. Это давало ощущение блаженства. Блуждающие пятна желтого солнечного света, пробивающегося сквозь ветви платана, ласкали их нагие тела. Слышно было лишь жужжание пчел, собирающих мед на душистом клевере, да их хриплое дыхание, когда руки Моргана гладили пленительное тело Леони.
 Как она прекрасна, подумал Морган с благоговением, когда поднял голову и посмотрел на Леони. Он увидел наконец ее всю с головы до пят, розовые бутоны ее сосков и тонкую талию, мягкую линию ее бедер и стыдливые золотистые завитки волос возле ее лона. Взглянув в лицо Леони, Морган увидел полузакрытые глаза, копну золотисто-каштановых волос, разбросанных по зеленому клеверу, приоткрытые в страстном желании губы. Он поцеловал ее шею и пробормотал:
 — Ты, наверное, ведьма, но Бог поможет мне. Ты мне нужна, кто бы ты ни была и что бы ты ни делала…
 Его слова вывели Леони из состояния транса. Но уступая властному зову своей плоти, Леони отдавалась Моргану легко, свободно и беззаветно. Она ощутила сладостное чувство, когда ее руки притянули его голову к себе, чтобы снова узнать сладкую силу поцелуев Моргана. Он покорился. Рука Моргана покинула грудь Леони, двинулась ниже к ее плоскому животу и далее к золотистому треугольнику меж ее бедер. Пальцы Моргана нащупали и стали изучать с бесстыдством самые сокровенные места тела Леони.
 Она замерла, когда почувствовала его руку между своих ног. Тело мучительно желало ласк, но к этому желанию примешивался страх. Когда единственный раз мужчина прикасался к ней, ей было больно. Она вдруг осознала всю чудовищность того, что сейчас происходит. С содроганием Леони попыталась освободиться от этих сладких ласковых прикосновений. Но его руки дарили чувство такого блаженства, что хотелось кричать от восторга.
 Но и этого уже было ей недостаточно. Она ждала большего. Мучительные ожидания все сильнее возбуждали ее кровь. Наконец непроизвольно ее бедра начали ритмично двигаться в танце, известном со времен Евы. Ее тело трепетало со всей силой страсти, которую Морган освободил от пут.
 А он слегка отодвинулся, борясь с кричащими требованиями своего тела немедленно взять ее, забыться в сладостном соитии. Это было настоящей пыткой. Кровь сумасшедшим потоком неслась по венам Леони. Каждый нерв кричал от напряжения. Неотличимое от боли наслаждение концентрировалось там, где рука Моргана касалась ее горящего тела. И когда Леони почувствовала, что уже сходит с ума, ее тело судорожно изогнулось и стон невыразимого наслаждения вырвался из груди…
 …Изумленная случившимся, Леони лежала на мягком клевере и пристально смотрела в смуглое лицо Моргана. В ее глазах уже не было злости. Ее пухлые губы слегка улыбнулись, когда Морган посмотрел на нее. Он никогда раньше не встречал женщину, дарившую ему столько удовольствия. В его глазах одновременно с радостью все же светилась подозрительность, когда он вновь взглянул на удивительно нежное выразительное лицо с раскосыми глазами.
 Леони медленно приходила в себя после того, как она вошла вместе с Морганом в этот удивительный мир чувств, как познала это крепкое мужское тело, лежащее рядом, эти руки, все еще продолжающие гладить и ласкать ее.
 Время, казалось, замерло, остановилось, когда они лежали на поляне, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветви деревьев, освещали их обнаженные тела. Голубой ручей с водопадом завершали картину. Изумленная, Леони с испугом смотрела на смуглое узкое лицо Моргана, который также изучал ее, как будто видел впервые.
 Как я могла раньше думать о нем как о слабом человеке, удивлялась она. Ее глаза задерживались то на его твердом профиле с сильным, почти высокомерным подбородком, то на атлетической груди. Выдающиеся скулы, прямой нос подчеркивали силу и твердость его характера. И глядя в это прекрасное своей мужественностью лицо она вдруг поняла, твердо осознала… что любит этого человека!




 Глава 16


 Весь остаток дня прошел для Леони как в тумане. Она с трудом вспоминала, как Морган отнес ее к ручью, как нежно мыл ее тело в прохладной, живительной голубой воде. Краска заливала щеки Леони, когда она вспоминала, как волнующе нежны были его руки. Она плохо помнила, как они возвращались назад. В памяти осталось только, что они сидели вплотную друг к другу на коне, и Морган нежно и легко целовал ее до тех пор, пока не кончился лес, и они не оказались возле дома.
 Позже, в знакомых комнатах она тщательно рассмотрела в высоком трюмо свое обнаженное тело, удивляясь, что не находит в нем тех поразительных перемен, которые она ощутила будучи в руках своего мужа. Всего однажды в своей жизни Леони испытала мужскую страсть, и поэтому оказалась совершенно неподготовленной к изысканным и пылким ласкам Моргана. Чувственный отклик собственного тела поразил ее, как и сознание того, что она без памяти влюбилась в Моргана Слейда. Трудно сказать, какое из этих ощущений казалось сильнее. В глубине ее зеленых глаз, вспыхивающих золотыми искрами, читалось смущение, когда она рассматривала себя в зеркале, как будто видя в первый раз.
 Светло-каштановые локоны Леони тяжелыми волнами спадали на плечи, а одна прядь упала на грудь, прикрывая сосок. От воспоминании, как губы Моргана ласкали этот сосок, Леони залилась краской смущения. Почти инстинктивно она коснулась своей маленькой груди, ощущая теплоту и атласную нежность кожи, удивляясь сладкому страху при мысли, что Морган опять может захотеть овладеть ею. К своему удивлению, Леони обнаружила, что когда думает о нем и о том, чем они занимались в лесу, тело ее захлестывает горячая волна желания, а соски твердеют.
 Внезапно она резко повернулась на пятках и торопливо натянула нижнюю рубашку, а затем и сиреневое платье, которое было на ней в вечер неудачной помолвки Моргана и Мелинды Маршалл. Ограниченные возможности гардероба Леони становились очевидными даже для нее самой.
 Ее никогда не заботила малочисленность самых необходимых вещей, когда дело касалось одежды. Но сегодня, собираясь обедать вместе с Морганом, ей вдруг страстно захотелось, чтобы у нее было что-то новое. Ее будничные изрядно поношенные платья явно не годились. По причинам, которые ей самой не были до конца понятны, она старалась не одевать платье из розового атласа, в котором выходила замуж. Оно томилось во всей своей сверкающей роскоши в глубине ее скромного гардероба.
 Обычно Мерси пыталась помочь ей одеться. Леони забавляло, что после долгих лет, в течение которых она все делала для себя сама, включая и довольно тяжелую грязную работу, в ее распоряжении появились слуги, единственная задача которых состояла в том, чтобы их хозяйка была аккуратно одета и красиво причесана. Оценив размеры имеющегося в ее распоряжении гардероба, Леони решила, что ни к чему Мерси болтаться по комнате и делать вид, будто она выбирает Леони наряд на вечер. Поэтому, когда появилась Мерси, Леони самостоятельно укладывала последний локон своей прически.
 Мерси недовольно оглядела сиреневое платье, но решила отложить разговор о замене его розовым атласным до другого раза. Вместо этого она решила обидеться на то, что Леони оделась без ее участия, и начала ворчать на некоторых молодых леди, которые не слушают мудрых советов их преданных слуг. Леони скорчила ей гримасу, чмокнула в щеку и выскочила из комнаты.
 Время обеда еще не наступило, и, чувствуя себя немного неприкаянной, Леони вышла на веранду. Она равнодушно оглядела густую свежескошенную траву и аккуратно подстриженные кусты возле малого Бонжура, неожиданно вспомнив неухоженные и не слишком плодородные, но столь горячо любимые земли поместья Сант-Андре. Леони ужасно тосковала по своему разрушающемуся родному дому.
 Усадьба Сант-Андре была ее оплотом в борьбе с окружающим миром, превнося в довольно трудную жизнь Леони необходимые мир и покой. Многое она бы отдала за то, чтобы сегодня оказаться дома, ощутить реальность происшедшего с ней, вспомнить, кем она была, и почему поездка в Натчез была для нее так необходима.
 Она не должна любить этого человека! Не должна позволять семейству Слейдов прельстить ее роскошью и комфортом! Леони чувствовала, что с каждым днем она все сильнее втягивается в здешнюю жизнь. Это пугало ее почти так же, как и мысль о любви к Моргану Слейду.
 В сгустившихся сумерках перед мысленным взором Леони беспорядочно возникали то образы усадьбы Сант-Андре, то Моргана, то Джастина. Самым позорным для себя Леони считала забвение, даже на минуту, причин, заставивших ее приехать в Натчез.
 Усадьба Сант-Андре была ее родным домом и наследством Джастина! Именно Сант-Андре, а не этот красивый кукольный домик! Ее приданое позволит им восстановить дом и сделать его столь же, а может быть, и более красивым, чем Бонжур.
 И все-таки, как она может так легко порвать с человеком, который стал так много значить в ее жизни? Следовало подумать и о Джастине, который все больше привязывался к Моргану, и о все возрастающем влиянии на мальчика человека, которого он считал своим отцом. Леони мучилась от самоуничтожения, но не могла обмануть сына.
 Как поступить? — мучительно думала Леони. То, что о Джастине могли говорить как о незаконнорожденном, ранило ее сердце. Она заботилась не о себе, а о нем. Это ему предстояло жить среди людей, готовых шептаться и злословить, обсуждая его происхождение. Леони не могла и не хотела этого допустить!
 Возможно, с болью думала Леони, она слишком уж ослабила оборону против обольстительного очарования Моргана Слейда. Ее полностью обезоружила легкость, с которой Морган признал ее сына в то утро, когда они бросались подушками. Именно тогда, впервые с их встречи в Нью-Орлеане, она ощутила к нему что-то иное, кроме неприязни и недоверия.
 Последующие после того утра дни еще больше обезоружили Леони. Она видела, что Морган проявляет кажущуюся столь естественной симпатию к ее сыну. Слуги были полностью им очарованы, и даже Иветта робко призналась, что Леони очень повезло с мужем. Ей нравились легкие озорные огоньки, пляшущие в его небесно-голубых глазах, смех, раздающийся во время игр с Джастином, естественная доброта и вежливость, с которой он обращался к окружающим.
 Он казался совсем не тем человеком, за которого Леони выходила замуж, и это пугало ее. Этого человека она уже любила… А тот, с которым она познакомилась в Нью-Орлеане, вызывал у нее совсем иные чувства. Поэтому Леони была полна сомнений и вопросов.
 То, что Морган сказал на балу, отрицая обвинения Леони, казалось вполне разумным. Но зачем он придумал сказку о разводе, который якобы имел место?.. И потом он утверждает, что никогда ее прежде не видел. Но если даже допустить, что он считал себя разведенным, это никак не объясняло, почему он не возвратил ей приданое. Ссылки на плохую память удовлетворяли Леони не больше, чем его отца. Тогда почему он так гостеприимно принимает ее в своем доме, и не только ребенка, про которого он точно знает, что это не его сын, но и ее немногочисленную челядь? Почему; почему! — удивлялась Леони, прикусывая нижнюю губу.
 Они твердо договорились между собой, что не будут предъявлять друг другу никаких претензий. Но несмотря на это, Морган принимает ее с сыном и слугами в своем доме, проявляя при этом благородную щедрость. Тот Морган Слейд, с которым она познакомилась в Нью-Орлеане, совсем не был похож на благородного джентльмена.
 Но еще больше, чем это несоответствие, Леони беспокоило то, что она Позволила себе глупо влюбиться в Моргана. В ней все протестовало против этого факта. Влюбиться в этого человека? Как она могла себе позволить такое!..
 Леони мучили десятки вопросов о своем будущем. Действительно ли сегодняшний день что-то изменил в их отношениях? Стал ли после этого их брак реальностью? Может быть, это просто какой-то расчет со стороны Моргана. А как быть с Джастином? Рано или поздно Морган захочет знать о нем правду. И как поступить с ее деньгами? Неужели она забыла о них и оставит их мужу?
 Что-то в Леони протестовало против такого исхода. Слишком долго она была независимой. Сама улаживала все дела и никому не позволяла вторгаться в свою жизнь. Нет! Морган должен отдать то, что принадлежит ей по праву. Она решила про себя, что главное сейчас — именно это. Но в конце концов, что такое ее деньги, если она станет его настоящей женой? Если бы Джастин был его родным сыном, то забота о ребенке легла бы на него. Но за будущее Джастина несла ответственность только она сама.
 Мысль о ребенке от Моргана заставила сильнее биться сердце Леони. Она с ужасом обнаружила, что действительно готова остаться в Натчезе в качестве жены хозяина усадьбы. Дом Сант-Андре камнем лежал на ее душе, но Леони знала, что ни родные стены, ни обстановка не дадут такого полного ощущения радости и счастья, как жизнь с таким мужем, как Морган. Тут она подумала, что ее приданое позволит сохранить усадьбу для Джастина. И мысль о том, что сын когда-нибудь станет владельцем земли своих предков, несколько успокоила ее сердечную боль. Она поговорит с Морганом о приданом и объяснит, почему ей немедленно нужны деньги. Первое июля было почти месяц назад, а Морис де ля Фонтане не собирался слишком долго ждать.
 Завтра, твердо заключила Леони, завтра я должна поговорить с Морганом и убедиться, что он предпринял необходимые шаги для возвращения приданого.
 Почувствовав облегчение, она внезапно просияла, все еще взволнованная предстоящей встречей с Морганом, и, покинув веранду, спустилась вниз к обеду с остальными членами семьи.
 С тех пор как Леони и Морган перебрались в Малыш, Роберт и Доминик впервые обедали вместе с ними. Трапезе сопутствовал оживленный разговор между тремя братьями, Иветтой и сильно взволнованной Леони. Каждый раз, когда Леони ловила на себе пристальный взгляд Моргана, она совершенно терялась и в смущении опускала глаза.
 В тот вечер Морган, не в силах превозмочь себя, часто смотрел на Леони. Он пытался побороть устойчивое и почти страстное влечение к ней, пытаясь оживленно беседовать с братьями. Но время от времени его словно магнитом опять тянуло к ней. Задумчивый взгляд медленно скользил по ее лицу и плечам, задерживаясь на нежных пухлых губах или взволнованно вздымающейся под сиреневым платьем груди.
 Морган признавался себе, что страстно желает Леони. Но находя ее исключительно привлекательной, он все-таки считал себя не настолько безумным, чтобы влюбиться. И все же в продолжение всего дня он не мог выбросить ее из головы, все еще ощущая вкус этих нежных губ, удивительное тепло ее атласного тела…
 В продолжение нескольких часов, которые прошли со времени их встречи, Моргана занимала не только чувственная ее сторона. В памяти возникала Леони, стоящая в речной протоке, ее юбка, заткнутая за пояс, ликующая улыбка, озарившая ее лицо, когда она поймала для Джастина лягушку…
 Совершенно необъяснимым образом менее чем за неделю Леони и ее сын стали частью жизни Моргана. Он удивлялся легкости, с которой это произошло. С большим усилием Морган напомнил себе, что, несмотря на внешнюю идиллию, между ними идет борьба, что они — всего лишь враги. Это не относилось к Джастину, так как ребенок не отвечал за интриги своей матери. Врагом Моргана была сама Леони. Поглядывая на нее исподлобья, он старался напомнить себе, что несмотря на соблазнительную внешность, она остается лгуньей и обманщицей.
 Морган мысленно отметил грехи Леони. Она объявила себя его женой, а он отлично знал, что это не так. Она сказала, что он обещал возвратить ей приданое, которое он на самом деле не получал. И, наконец, она давала понять, что у них общий ребенок, в то время, как у него не было детей.
 Недурной послужной список, сердито размышлял Морган, когда Леони и Иветта готовились покинуть комнату, предоставив мужчинам возможность насладиться сигарами и коньяком. И тем не менее, несмотря на веру Моргана в способность Леони к интригам, он оказался не в силах противостоять чувствам, которые, как ему казалось, он не способен испытывать к женщинам. Речь шла не о чувственной страсти, которую он испытывал не однажды. Это было то самое завораживающее нежное чувство, в котором он не хотел себе признаться.
 Мужчины не засиделись за коньяком. Спустя некоторое время они присоединились к Леони и Иветте, беседующим в главной гостиной. Из-под полуприкрытых век Морган снова стал наблюдать за Леони, удивляясь ее необычности.
 Он сердито признался себе, что не может отвести от нее взгляда. Ее каштановые кудри изящно перехватывала лента на уровне шеи, но несколько непослушных выбившихся локонов обрамляли удивительно милое лицо, подчеркивая изящную форму скул и носа. Ее манеры и речь были безукоризненны, и она держала себя, как и подобает женщине из хорошего общества, если не считать… Здесь Морган усмехнулся. Если не считать, что она дерется с сыном подушками и ловит лягушек, как какой-то сорванец. Размышления Моргана прервал Доминик, задавший какой-то вопрос, и Морган с усилием воли вернулся к общему разговору. Подумав, что сейчас не время рассуждать о загадке, которую собой представляет Леони Сант-Андре, Морган выбросил из головы мучившие его проблемы. И только когда он раздевался у себя в комнате, готовясь ко сну, его мысли снова вернулись к этой загадочной женщине.
 Она определенно авантюристка, решил Морган. Независимо от причин, по которым это делает, она беззастенчивая лгунья! И она неплохо постаралась, чтобы подделать эти чертовы подписи на документах. А кто, подумал Морган, ощутив внезапно острый укол, отец Джастина? Почему она не просит помощи у отца мальчика?..
 Мысль о другом мужчине, обладавшем этим волнующим молодым телом, показалась Моргану крайне неприятной. Возможно, это человек, которого он когда-то встречал… Человек, замысливший эту гнусную интригу… Мужчина Леони… Отец ее ребенка.
 Кулаки его непроизвольно сжались. Конечно, у нее есть сообщник, который решал, какую птичку стоит потрошить, человек, подделавший подписи, разведавший обстановку, чтобы в рассказе женщины не было никаких изъянов. Возможно, ее дед вообще не умер, а руководит всей этой интригой. И слуги превосходно играют свои роли, со злостью решил Морган. Домашние слуги всегда верны своим хозяевам. И если они действительно посвящены в эту историю, то поймать на слове их будет невозможно.
 Морган был почти уверен, что докопался до истины. Леони никогда не делала секрета из того, что ей от него нужно. Большинство людей на его месте посчитали бы лучшим заплатить деньги, чтобы она раз и навсегда исчезла из его жизни, потребовав, по-видимому, от маленькой обманщицы предоставления некоторых «доказательств», которые можно было бы потом показать друзьям и знакомым, объясняя эту неприятную историю.
 Выходит, сын, слуги и даже безусловно симпатичная компаньонка Иветта — лишь часть задуманной игры?..
 Стоя у окна и оглядывая темные заросли самшита возле дома, Морган улыбнулся. Наверное, раньше это у них неплохо срабатывало. Но на сей раз ничего не получится. Ничего!
 Еще раз все хорошо обдумав, Морган отошел от окна и тяжелым шагом пересек комнату, направляясь к кровати. Пока я не получу ответ от Джейсона, сердито думал Морган, придется соглашаться на то, чтобы все оставалось по-прежнему. Дальнейшие расспросы слуг ничего нового не дадут, да и сама Леони, конечно, постарается не допустить ни малейшей ошибки. Эта маленькая лгунья пока не сделала ни одного неверного шага!
 Была уже глубокая ночь, когда Моргана наконец сморил сон. И хотя в какой-то момент ему захотелось, чтобы Леони была с ним, захотелось вновь ощутить ту радость, которую могло дать ее пленительное тело, Морган отогнал прочь эту мысль. Он был в таком состоянии, что скорее удавил бы ее, чем занялся с ней любовью.
 То, что Морган не появился в спальне Леони, подействовало на нее противоречиво. С одной стороны, несмотря на новые чувства, возникшие к Моргану Слейду, она не склонна была ускорять ход событий, но с другой… Лежа в постели, Леони непроизвольно вспоминала страстные поцелуи Моргана. Желание охватило ее, кровь застучала в висках. Господи, как это неприлично, думала она. Как нехорошо с моей стороны думать о подобном. Все это козни дьявола.
 После короткой борьбы с одолевавшими ее чувственными воспоминаниями Леони удалось заставить себя думать о приданом. И размышляя о разговоре, который должен был состояться с Морганом утром, она уснула. Возможно, Леони и удалось удержать под контролем свое сознание, но над подсознанием она была не властна. Когда Леони заснула, то ей приснился Морган, обнимающий ее на лесной поляне. Проснувшись, она ощутила вкус его поцелуя и тепло рук, сжимающих ее в объятиях…
 Одевшись утром во второе из своих наиболее приличных платьев — зеленое, Леони категорически решила поговорить с Морганом о возвра-П1ении денег. Его реакция на ее требование должна была разрешить некоторые сомнения. С ее стороны было, конечно, глупо влюбиться в Моргана. Она попыталась уговорить себя, что он совсем не такой очаровательный любовник, какого из себя разыгрывает. Чувство антипатии и недоверие к Моргану, возникшие еще в Нью-Орлеане, вновь овладели Леони. И хотя она надеялась, что эти чувства продиктованы обидой молодой девушки, которую силой заставили выйти замуж за нелюбимого человека, избавиться от них она не могла. К тому же Морган нарушил оба своих обещания. Он не вернул приданого, а вчерашние события были ничем иным, как нарушением соглашения об отказе от супружеской близости.
 Но чем больше думала Леони об этом, тем сильнее ею овладевало смущение. Действительно ли он способен только на ложь и обман, а все его помыслы устремлены на получение удовольствий? Совсем запутавшись, Леони наконец решила, что Морган Слейд многолик, и ей еще предстоит узнать, каково его истинное лицо.
 Медленно спускаясь вниз из своей спальни, чтобы найти Моргана, Леони чувствовала, как больно задевает ее двусмысленность положения. Она и Морган решили, что у каждого из них будет своя жизнь, но она живет в его доме, причем на правах жены. Морган не отец ее сына, но тем не менее он ведет себя с мальчиком очень ласково… Только приданое могло окончательно раскрыть замыслы этого человека. Если он вернет его, как обещал, — отлично! Это будет означать, что он — человек чести. А если нет, решила она, стиснув зубы, если нет, то, значит, он последний негодяй, каким был, когда впервые появился в ее жизни!




 Глава 17


 Морган работал в конторе, где его и нашла Леони. Она стеснялась входить в это владение мужчин. И хотя однажды, когда Морган ей показывал дом, она уже побывала здесь, ей еще не приходилось отрывать мужа от работы.
 Когда Леони тихо постучала в дверь, Морган лениво перелистывал расчетные книги, которые, как надеялся Морган, привлекут его к делам все разрастающегося имения. Но Моргана мало интересовали колонки цифр. Для него стало настоящим сюрпризом робкое появление предмета его размышлений в ответ на разрешение войти.
 Некоторое время Морган и Леони молча смотрели друг на друга. Леони теперь хорошо ощущала в нем мужчину — человека, который пробудил в ней чувства, о которых она не догадывалась. Причины, по которым Леони искала Моргана, были для нее вполне очевидны. Но теперь, когда они оказались наедине, сильное мужское начало Моргана подействовало на разбуженную чувственность Леони, лишило ее самоуверенности и способности говорить.
 Морган сидел на краю большого письменного стола. Расчетные книги в беспорядке громоздились на столе, а та, которую он так равнодушно изучал, лежала перед ним. Одет он был строже, чем обычно. На его широких плечах прекрасно сидел темно-синий сюртук. Белый накрахмаленный элегантно повязанный галстук эффектно оттенял цвет лица и жилета. Изящные панталоны песочного цвета плотно облегали длинные сильные ноги, обутые в высокие темно-коричневые сапоги из тонкой испанской кожи.
 Напряженное молчание воцарилось в комнате, пока они разглядывали друг друга. Внезапно струсив, Леони подумала, что не стоило встречаться с Морганом в столь уединенном месте. Она пожалела, что при разговоре не будет присутствовать кто-нибудь еще или, по крайней мере, что они не беседуют в доме, где всегда поблизости кто-то есть.
 Леони не понимала, почему ей пришла в голову такая мысль, но ощущала, что на нее повлиял Морган. В этом человеке было нечто удивительно волнующее. Казалось, он выглядел, как обычно. Но в это утро взгляд его бирюзовых глаз был тяжелым, а полные чувственные губы кривились в неприятной угрожающей усмешке, которую Леони никогда раньше не видела. Внезапно лицо Леони залила краска. Нет, ни усмешки, ни угрозы эти губы не таили еще вчера.
 Морган заметил, что Леони покраснела, и глаза его сузились. Резким движением он, захлопнув книгу, отбросил ее в сторону и сухо спросил:
 — Вы хотели меня видеть, мадам?
 — Да, мсье, мне надо кое… кое-что обсудить с вами, — ответила она, стараясь казаться уверенной в себе. Она предпочла бы, чтобы Морган не выглядел столь привлекательно и чтобы ее сердце не колотилось в груди так испуганно всякий раз, как она поднимает на него глаза.
 «Господи! Да я веду себя как школьница, — сердясь на себя, подумала она. — Нам действительно надо решить некоторые вопросы. Я не могу допустить, чтобы все продолжалось по-прежнему!..»
 Морган продолжал сидеть на краю стола, небрежно покачивая ногой. Лицо его оставалось непроницаемым, хотя он невольно подумал, что стоящая перед ним Леони очаровательна в своем желто-зеленом льняном платье, выгодно оттеняющем золотистую кожу и рыжевато-каштановые волосы. Глаза цвета морской волны с пленительными золотыми искрами хранили обманчивое впечатление мольбы. Но когда Леони встретила его жесткий взгляд, Морган уловил в них выражение упрямства.
 Его удивило вторжение Леони в его святая святых. Но первоначальное впечатление быстро прошло. Под влиянием неприятных раздумий прошедшей бессонной ночи оно сменилось озабоченностью и даже расчетливым желанием поймать на лжи ее и того мужчину, который, как теперь был уверен Морган, стоял за ней. Под его равнодушной внешностью скрывалась злость. Злость на себя самого за то, что он не справился со своей страстью и тем самым поддержал дьявольский заговор, который, как он считал, организован для того, чтобы отнять у него деньги. Была и иная причина. Уже второй раз в жизни Морган оказался обманутым очаровательной лживой чертовкой. И осознание этого добавило соли на его душевные раны.
 Еще вчера бы скромный вид стоящей перед ним Леони наполнил Моргана странным восторгом. Он получал огромное удовольствие от продолжения волнующей игры, возникшей между ним и этой вероломной женщиной. Но это было вчера, когда он оказался глупым слепцом, угодившим в ее ловушку. Сегодня же он знал наверняка, что это западня. В продолжение дня он успел повторить себе десятки раз, что больше не уступит предательским желаниям своего тела, противопоставив им холодную логику рассудка. Вчера он почти забыл жестокий урок, преподанный ему в свое время Стефанией, но сегодня он был во всеоружии. И не было сил, способных заставить его забыть, что эту милую лгунью не интересует ничего, кроме денег.
 Морган еще не знал, как она отплатит Леони за безрассудное признание ее своей женой, но считал, что рано или поздно он что-нибудь да придумает.
 Мысль о том, что Леони не застала его врасплох, доставляла Моргану некоторое удовольствие. Искренние слова, с которыми обратилась к нему Леони, породили надежды на откровенный разговор. Морган разрывался между страстным желанием вывести на чистую воду эту плутовку и мучительным сознанием невозможности выгнать ее. Взгляд Моргана дерзко скользил по стройной фигуре Леони. Нет, не сейчас, решил он. С нее еще причитается за все неприятности, причиной которых она стала, и, видит Бог, она дорого заплатит!
 Решив, что молчание затянулось, Морган прервал его:
 — Боюсь, что я не совсем хорошо вас понимаю. Я полагал, что у нас все складывается отлично… особенно после того, что произошло. вчера…
 Леони вспыхнула, сразу ощутив неприязнь к Моргану.
 — Я пришла не для того, чтобы обсуждать происшедшее вчера. Как я теперь понимаю, это была ошибка. Ошибка, которая никогда больше не повторится, уверяю вас, мсье.
 — Ну разумеется, — вежливо проговорил Морган, и его глаза хищно блеснули, — вы теперь не будете настаивать на лишении меня супружеских прав? В конце концов, я ваш муж, не так ли?
 — Об этом вы собираетесь говорить со мной, мсье? — воскликнула Леони, решив, что с ее стороны было глупостью даже подумать о любви к Моргану Слейду или о том, чтобы остаться здесь жить.
 «Дура! — сердито подумала она. — Он все такой же отвратительный тип, как и шесть лет тому назад». А вслух сердито добавила:
 — Я никогда не собиралась жить здесь в качестве вашей жены! Единственная цель моего приезда в Натчез состояла в получении денег, которые вы мне задолжали. И других целей у меня нет!
 — О, конечно, дело только в деньгах, — сухо проговорил Морган. — Удивляюсь, что вы только теперь завели об этом разговор.
 Леони почувствовала, как в ней что-то умирает. Стараясь казаться как можно более холодной, она ответила:
 — Я сожалею, что слишком долго пользовалась вашим гостеприимством и не спешила уладить наши дела. Но если вы помните, мсье, я хотела это сделать в первый же вечер своего пребывания в Натчезе.
 — Да, действительно. С моей стороны было глупо забыть об этом. Вы это достаточно ясно показали, не так ли? — голос Морган звучал резко. Каждым своим словом Леони подтверждала его подозрения. Теперь он был уверен, что сумеет разрушить ее планы. Очевидно, недовольные развитием событий, его противники решили оказать на него давление и поскорее выбить из него деньги. Но наконец-то на их пути встретился человек, который не собирается играть по их правилам!
 Зеленые глаза Леони сверкали, выдавая пробуждающийся темперамент:
 — Да, мсье! У меня не было иных причин, чтобы сюда прийти. Если вы помните, мы договорились, что не будем вмешиваться в жизнь друг друга.
 Лицо Моргана не изменилось, но Леони заметила, как на его смуглой щеке дрогнул мускул. Когда их глаза встретились, взгляд Моргана был холодным и презрительным, как будто между ними вчера ничего не произошло. Они стояли у той же черты, что и в день их встречи на балу у Маршаллов. Леони с болью и негодованием подумала, что теперь Морган безусловно откажется от своих обязательств.
 Но Морган решил, что было бы ошибкой поступать в соответствии со своим первым порывом. Признав Леони женой, он мог нажать теперь на нее и ее компаньонку. И тогда наконец эта негодяйка себя проявит. Поэтому, не обращая внимания на последние слова Леони, Морган резко произнес:
 — А если я вам выплачу это ваше так называемое приданое, которое, как вы утверждаете, я когда-то одолжил у вас, что произойдет тогда?
 — Мы все немедленно уедем.
 Именно этого она хотела совсем недавно, но в данный момент, особенно после вчерашнего, сама мысль о том, что она больше никогда не увидит красивое смуглое лицо Моргана казалась ей чудовищной.
 — Так! Значит, я плачу вам пять тысяч золотом и вы исчезаете. А ваш брачный обет, конечно, ничего для вас не значит, так, что ли? — выпалил Морган.
 Леони вскинула голову, почувствовав, как ее заливает волна гнева.
 — Да, мсье! Совершенно ничего не значит! И еще совсем недавно это ничего не значило и для вас. Когда-то вы были готовы согласиться на любое мое требование. Именно вы утверждали, что вообще не собираетесь жениться. До настоящего момента это было нашим общим решением, — и Леони сердито закончила:
 — Я думаю, что от нашего соглашения выиграли вы. Если вы не вернете мои деньги в течение недели, я обращусь в магистрат, представив туда все необходимые документы.
 — Ах ты, маленькая дрянь, — взорвался Морган. Вскочив со стула, он не удержал равновесия.
 На мгновение его пальцы сжали тонкую руку Леони, и они оказались лицом друг к другу.
 — Уберите ваши руки, мадам, — прорычал Морган, — лучше посильнее и порезче толкните меня. Может быть, при этом вам достанется даже больше денег, чем в результате этой мерзкой сделки.
 — Я от вас не хочу ничего, — в ярости возразила Леони, отстраняя его руку, все еще крепко сжимавшую ее, — кроме того, что принадлежит мне по праву. И я добьюсь своего!
 Морган вдруг ощутил горячее тело Леони, пытающейся вырвать руку. К своему удивлению, несмотря на испытываемую ненависть, на разочарование и презрение, Морган почувствовал, как волна желания обдала его. И даже ее лицо, которое исказили гнев и ярость, он нашел прекрасным. Взгляд Моргана непроизвольно упал на губы Леони, и он тихо сказал:
 — Ничего? А, например, вам не хочется обнять своего мужа, моя красавица?
 — Нет! — горячо выдохнула Леони, тщетно стараясь освободиться от крепко сжавших ее рук. — Я не шлюха, которую можно купить! Это мои деньги, и вы обязаны вернуть их! Обязаны!
 — Возможно, я так и сделаю… на днях, — выдавил из себя Морган, — но прежде я хочу, чтобы вы как следует объяснили мне, за что я должен платить?
 В небесно-голубых глазах Моргана читалась настойчивость, и Леони усилила попытки освободиться, колотя его по плечу кулачком свободной руки. Но Морган твердо намеревался вновь испробовать вкус этих манящих губ. Его рука почти грубо проникла в золотисто-каштановые кудри Леони, повернула к себе ее голову, и он впился губами в ее губы. Леони содрогнулась, но, упорно противясь вспыхнувшему в ней ответному желанию, плотно сжала зубы, стараясь не допустить глубокого поцелуя.
 Морган почувствовал ее сопротивление. Его рука больно сжала золотисто-каштановую головку, не позволяя Леони вырваться.
 — Открой рот, — жестко проговорил Морган. — Я хочу тебя всю.
 Губы Моргана нежно коснулись шеи Леони, покрывая ее легкими поцелуями, пока не добрались до ложбинки между грудей. Лаская ее языком, он ощущал бешеное биение ее сердца, хотя Леони изо всех сил пыталась остаться неподвижной. Но чувствуя ее дрожь, а также зов собственного тела, желающего слияния, он неожиданно прошептал, почти не отрывая губ:
 — Еще мгновение назад мы были готовы перегрызть друг другу глотку, а теперь, когда ты в моих руках, единственное, чего я хочу — это повторить вчерашнее. Хочу видеть тебя обнаженной, чувствовать твою грудь на своей, хочу вновь испытать счастье обладания твоим телом.
 При этих словах Леони затрепетала. Слова эти были достаточно проникновенны и чувственны, чтобы сломить ее сопротивление. И когда Морган снова приник к ее губам, она была уже неспособна защититься. Ее губы слегка раскрылись, поддаваясь несокрушимому зову собственной плоти.
 Рука Моргана скользнула вниз, накрыв грудь и лаская ее легкими ритмичными движениями сквозь тонкую ткань зеленого платья до тех пор, пока ее соски не напряглись и не затрепетали от нежных прикосновений. Резкий стук в дверь и голос Доминика, испрашивающего разрешения войти, неожиданно разрушил нарастающую близость. Леони буквально остолбенела, а Морган, с трудом усмиряя страсть, неохотно выпустил ее. С плутоватой улыбкой на лице он прошептал:
 — Возможно, что это и хорошо, что мой брат так тактичен. Еще немного, и ему бы пришлось прервать гораздо более пикантную сцену.
 Залившись краской стыда и не поднимая глаз, Леони с болью в голосе сказала:
 — Мсье, это ничего не меняет в наших отношениях. Сейчас не время продолжать разговор, но мы должны закончить его при первой же возможности.
 Доминик постучал громче. С гримасой раздражения, исказившей смуглое лицо, Морган крикнул:
 — Да входи же, Доминик, ради Бога! Не колоти так в дверь!
 Когда Морган вновь посмотрел на Леони, казалось, что страсти, владевшей им еще мгновение назад, никогда не существовало. Холодным ровным голосом он произнес:
 — Не думаю, чтобы мы могли решить наши дела одним лишь разговором. Приготовьтесь, моя дорогая, к тому, что вам придется еще несколько недель побыть моей женой.
 Леони хотела возразить. Но вошел Доминик, и удобный случай был упущен. Бросив на Моргана испепеляющий взгляд, она стремительно покинула контору.
 Доминик посмотрел Леони вслед, а затем перевел насмешливый взгляд на брата.
 — Я не вовремя? Мне показалось, что пока ты разрешал мне войти, прошло чертовски много времени.
 — Да брось, Доминик, хватит. У меня нет настроения шутить! — раздраженно прервал его Морган, глядя на дверь, за которой только что скрылась Леони.
 — Извини! Может, мне прийти позже, когда ты будешь в лучшем настроении?
 Морган принужденно рассмеялся. В голубых глазах мелькнул отблеск вины.
 — Да, я сегодня немного не в себе. Я был несправедлив и груб. Ну, что, прощаешь меня? Доминик беззаботно махнул рукой.
 — Прощать нечего. Но если я действительно пришел в неподходящее время, то могу прийти и позже.
 — Нет. — Морган усмехнулся и добавил:
 — Хорошо, что ты пришел сейчас, а не пятью минутами позже. Тогда я бы мог убить тебя за вторжение.
 — О, даже так?
 — Да, даже так, — спокойно сказал Морган, и улыбка сползла с его лица. Сев опять на угол стола, он спросил:
 — Так чем я могу быть тебе полезен?
 — Да ничем особенным. Впрочем, это не совсем так, — неохотно признался Доминик, странно посмотрев на Моргана. — Я хотел поговорить с тобой о твоей женитьбе.
 О! — Морган вопросительно поднял брови.
 Избегая его пристального взгляда, Доминик подошел к двери, которая вела во внутренний двор, и сказал:
 — За последние дни много чего произошло. Я размышлял о том, что узнал о тебе, и кое-что поразило меня.
 Он колебался, с трудом подбирая слова, но Морган подбодрил его:
 — И что именно тебя так поразило? Ободренный, Доминик сказал напрямик:
 — Я никогда не считал тебя лжецом. Более того, ты никогда не говорил полуправды. Но если ты и не врал в тот вечер, когда состоялся бал у Маршаллов, то потом ты стал обманывать всех нас.
 Бросив на брата победный взгляд, Доминик добавил:
 — Не спрашивай меня, как я узнал об этом, но теперь я верю, что ты действительно не женился на Леони. Мне кажется, ты стал жертвой какой-то шутки, кем-то когда-то разыгранной…
 На лице Моргана заиграла улыбка, и он радостно сказал:
 — Ну, Доминик! Ты просто обезоружил меня! Доминик нахмурился.
 — Не играй со мной в прятки, Морган! Вначале я действительно не знал, что и думать. Все было так неожиданно. Но когда прошло внезапное потрясение и я спокойно начал рассуждать о том, что произошло, то понял, что ты и впрямь никогда не видел Леони до тех пор, пока она, словно пушечное ядро, не ворвалась в ту ночь к тебе.
 — Ну и…
 — И я хочу, черт побери, извиниться за свою недоверчивость, и сказать, что, какая бы это ни была грязная игра, я готов протянуть тебе руку помощи. Для того, чтобы прикрыть удар со спины, всегда нужен союзник.
 Несколько мгновений Морган пристально смотрел на Доминика и затем сказал:
 — Ты прав, брат. Мне нужен союзник. Один Бог знает, как трудно понять человека, когда события развиваются подобным образом. Даю тебе слово чести, Доминик. Я никогда не видел Леони Сант-Андре до тех пор, пока Гайлорд Истон не привел ее на бал к Маршаллам. Клянусь тебе, я не женился на ней, и я — не отец Джастина. Только этой ночью я наконец осознал, что упустил из вида по крайней мере одну личность во всей этой истории — отца Джастина.
 Коротко и сбивчиво Морган рассказал Доминику о своих подозрениях, и тот не мог обнаружить пробелов в его аргументах. Они обсудили и возможность того, что Леони придумала все сама. Но оба отвергли эту идею. Они чувствовали, что за кулисами этого спектакля стоит мужчина. Они даже предположили, что Клод Сант-Андре все еще жив, но потом отвергли и эту мысль. Более вероятно, что это был молодой мужчина — любовник или сводник. Он безусловно умен, так как сумел ловко подделать подписи и удачно выбрать Моргана в качестве объекта шантажа.
 — Если мы найдем его, — мрачно заключил Морган, — то сможем распутать весь клубок.
 — А слуги и Иветта подтверждают версию Леони?
 Морган печально кивнул.
 — Да, черт побери! Я опросил их подробнейшим образом, но все они твердят одно и то же. Я действовал разными способами, стараясь не возбудить их подозрения, пытался найти хоть какое-то несоответствие в их рассказах. Но надо сказать, что они оказались хитрее меня.
 Во взгляде Доминика читалось недоумение.
 — Но если ты знал, что никогда на ней не женился, то какого черта ты ее признал?
 Криво усмехнувшись, Морган грубо ответил:
 — А что я мог сделать, если ты, как, впрочем, и все другие, мне не верили, если Леони совала мне в лицо эти чертовы бумаги с моей подписью, если родители сочли, что Джастин — точная моя копия? Кроме того, — ухмыльнулся Морган, — если ты внимательно посмотришь на мою милую женушку, то, мне кажется, сам сможешь понять, почему я не отказался от роли ее мужа…
 — Странно, но я подумал о том же. Она чертовски хороша. — И бросив на брата пристальный взгляд, Доминик спросил:
 — Так что мы со всем этим будем делать?
 — Не знаю, — с горечью признался Морган. — Я написал Джейсону в Нью-Орлеан, надеясь, что он найдет концы этой истории. — Морган махнул рукой и искренне сказал:
 — Дом, никогда в жизни я не чувствовал себя столь растерянным. Я знаю, что она лжет. Единственная моя надежда — это найти мужчину, если это действительно мужчина, в чем я иногда сомневаюсь, и вытряхнуть из него всю правду.
 — А что, если это Гайлорд Истон? — предположил Доминик.
 Морган поморщился.
 — Я уже думал о нем, но… — Морган помедлил, как будто обдумывая пришедшую в голову мысль, а затем задумчиво закончил:
 — Возможно, это и так. Дом, возможно, и так. Именно Гайлорд приволок ее на бал. И, по-видимому, Гайлорд встретил ее в Королевской таверне. И если кто-то хотел, чтобы на меня обрушилось несчастье, то это мистер Истон!
 — Конечно, Морган, так оно и есть! — воскликнул Доминик с блестящими от возбуждения глазами. — Кто его заподозрит? А ведь хорошо известно, что он нуждается в деньгах. Можно догадаться об их давнем знакомстве с Леони. Кроме того, джентльмен не афиширует свои любовные связи и своих незаконнорожденных детей. Гайлорд имеет репутацию сумасброда. Почему же он не может быть человеком, который стоит за ней?..
 — Может быть, он и не руководитель этого гнусного предприятия, если таковой действительно существует. Но я думаю, что было бы полезно серьезно потолковать с мистером Истоном, не так ли?
 — Господи, да конечно же!..
 Когда Морган приехал в родовое поместье Истонов, его встретило неожиданно неприятное известие о том, что молодой хозяин отбыл к родственникам в Батон Руж и ожидается обратно не ранее, чем через несколько месяцев. Отсутствие Гайлорда казалось дурным предзнаменованием. Он мог уехать подальше от источника опасности или… поехать на встречу с истинным организатором аферы.
 После возвращения Моргана с известием об отъезде Гайлорда Доминик расспросил кое-кого из его близких и узнал, что родители молодого человека были чрезвычайно расстроены и огорчены его участием в скандальной истории на балу у Маршаллов. Именно родители приказали Истону уехать подальше на несколько месяцев.
 — « — Они хотят, чтобы все утихло прежде, чем их сыночек вновь сможет появиться на
 людях, . — резко высказался Доминик. — Но, скажу тебе, все это сказки.
 — Ты думаешь, что это не правда? А может быть, им действительно так удобнее? — спокойно спросил Морган, когда братья вечером сидели в кабинете перед тем, как присоединиться за обедом к дамам.
 — К черту удобства! Если тебе интересно мое мнение, он просто решил залечь на дно на несколько месяцев. А родители прикрывают его, придумав правдоподобное объяснение отъезду из Натчеза.
 Бросив взгляд на старшего брата, который потягивал выдержанное кентуккское виски, Доминик настойчиво спросил:
 — Так что мы теперь будем делать?
 — Ты, — медленно ответил Морган, — останешься здесь присматривать, чтобы моя дорогая женушка вдруг не исчезла. А я… я предприму небольшое путешествие в Батон Руж. Ведь Гайлорд отправился в Батон Руж, не так ли?..




 Глава 18


 Путешествие, которое Морган совершил в июле 1805 года вниз по Миссисипи до Батон Руж, было стремительным и коротким. После некоторых уговоров с ним отправился Личфилд.
 Времени было в обрез не столько из-за стремления Моргана поскорее расставить все по своим местам, сколько из-за опасений, что даже бдительное око Доминика не сможет уследить за Леони, и авантюристка исчезнет так же внезапно, как появилась. Чтобы никто не смог помешать осуществлению задуманного плана, цель поездки держалась в тайне. Это также должно было помешать Леони передать Гайлорду какое-нибудь предостерегающее послание, если бы она того захотела.
 Доминик всячески поддерживал слух, будто Морган решил перевезти свою новую семью в имение «Тысяча Дубов», и надо заранее подготовить дом, чтобы жена чувствовала себя в нем удобно и уютно.
 Ноэль смотрела на Доминика весьма подозрительно, а Мэтью поджимал губы, выказывая недоверие столь неубедительной версии. Но оба не решались объясниться.
 Когда утром Доминик сообщил Леони об отъезде Моргана, она была взбешена. Неприятная сцена, происшедшая накануне, только укрепила ее решимость следовать своему первоначальному плану и изо всех сил противостоять тому зарождающемуся чувству, которое она начинала испытывать к Моргану…
 После всего, что Морган ей наговорил в кабинете, Леони убедилась в правильности своих первоначальных представлений о нем. Всю прошедшую ночь эта мысль не давала ей покоя. Он не человек, а настоящая змея, думала она. Очень опасная гремучая змея. Какая же я была дура, если могла хоть на минуту поверить в его способность измениться в лучшую сторону!
 Его ложь и собственное безрассудство злили Леони. Когда же она все-таки заснула, то спала скверно и даже после сна гнев ее не утих. Она намеревалась высказать мсье Моргану Слейду все, что думала по поводу его действий и планов относительно их двоих. Поэтому, когда Леони узнала от Доминика, что Морган на рассвете уехал, чтобы привести в порядок какой-то дом, она была вне себя…
 Доминик находился в столовой малого Бонжура, когда неожиданно вошла Леони. Она сначала смутилась, хотя уже и начинала привыкать как к Доминику, так и к его брату Роберту. Им часто приходилось видеться в доме, и Леони перестала пугаться их.
 Она решила, что присутствие Доминика не помешает ей высказать Моргану все, что она о нем думает.
 Они обменялись приветствиями, и именно в этот момент Доминик, как бы между прочим, сообщил ей об отъезде Моргана. В небольшой элегантно обставленной комнате воцарилась гнетущая тишина. Затем маленькая ножка женщины начала нервно отстукивать ритм, а в ее изумрудных глазах промелькнул зловещий огонек. Совершенно беспристрастным голосом она переспросила:
 — Стало быть, он уехал? В «Тысячу Дубов»? Доминик насмешливо улыбнулся и, отвесив учтивый поклон, произнес:
 — Совершенно верно, мадам. Он хотел сам вам сообщить о своем отъезде. Но баржа уходила на рассвете, и брат был уверен, что вы его поймете и не осудите.
 Подавив раздражение, Леони глубоко вздохнула и уже совершенно спокойно поинтересовалась:
 — И когда же он вернется? Доминик пожал плечами:
 — Не могу сказать точно. Это будет зависеть от того, как быстро он управится с делами в имении. Может, это займет всего неделю… а может, и месяц.
 — Месяц! — взорвалась Леони. Если в самом деле окажется, что Морган уехал на месяц, то все ее надежды возвратить усадьбу Сант-Андре разбиваются вдребезги. Но он не мог уехать на такой срок. Нет, только не на месяц, — прошептала Леони в отчаянии.
 Все происходившее до этого момента не удивляло Доминика. Примерно такую реакцию и следовало ожидать. Но выражение отчаяния, внезапно промелькнувшее на прелестном личике, взволновало его. Неожиданно для себя он вдруг проникся участием.
 — Что-нибудь не так? — невольно спросил он.
 Взяв себя в руки, Леони гордо и горько улыбнулась. Она не собиралась демонстрировать свои чувства никому из этих отвратительных Слейдов.
 — Что не так? С чего вы взяли? Доминик растерялся:
 — Не знаю. Вы выглядите… вы выглядите такой расстроенной…
 — Какая разница, расстроена я или нет? — снова пришла в ярость Леони. — Разве для вас имеет значение то, что из-за вашего брата, поступившего бесчестно, я могу потерять свой дом! Я никогда не хотела быть его женой. Слышите, никогда! Я приехала в Натчез не для того, чтобы предъявить права супруги, а чтобы получить то, что он пообещал мне вернуть, когда я согласилась выйти за него замуж. — Говоря это, она медленно приближалась к Доминику. Ее щеки горели, выдавая охватившее ее волнение. — Я ничего не хочу от этого человека. Мне ничего не надо для себя. Я только хотела спасти свое родовое гнездо. Дом, который с таким трудом мой прадед построил на болоте. Дом, в котором родились мой дед, мой отец, я и мой сын. Это наш дом. Можете вы это понять? Дом Сант-Андре дорог мне. Намного дороже, чем Бонжур для вашей семьи. — Зеленые с золотом глаза заблестели под завесой слез. — Я должна выплатить долг до первого июля, а теперь ваш брат трусливо убежал, не вернув мне моих денег, и тем самым лишив меня всякой надежды спасти дом. И после всего этого вы еще удивляетесь, что я выгляжу расстроенной!
 Проглотив подступивший к горлу комок, Леони резко повернулась на каблуках и вылетела из комнаты.
 — О, Господи! — промолвил Доминик, оставшись один. — Я буду очень удивлен, если Морган об этом не знает…
 Но Морган об этом, конечно, слышал от слуг, но не придавал большого значения. Странное заявление Леони он расценил бы как еще один способ выкачать из него деньги. Раз первоначальный план не сработал, так почему бы не попробовать сыграть на его чувствах.
 Путешествие Моргана протекало без приключений. При других обстоятельствах его даже можно было бы назвать приятным, если бы, к сильнейшей своей досаде, Морган не обнаружил, что разлука не уменьшила его влечения к Леони. Более того, теперь все его мысли были заняты только ей. Моргану всюду мерещилась стройная фигурка Леони, а ее тихий смех нежно звенел над рекой. По ночам он внезапно просыпался и не мог отделаться от ощущения, что она рядом. Его руки ощущали тепло ее тела, а губы ловили ее дыхание. Но через несколько минут мираж рассеивался, и он, проклиная себя за слабость, пытался уснуть, хотя знал, что во сне увидит все тот же пленительный образ.
 К своему удивлению, Морган заметил, что не только Леони владеет теперь его мыслями. Он нестерпимо соскучился по маленькому Джастину. Морган уже успел привыкнуть к утренним приветствиям мальчика с зелеными глазами, которые ярко горели, когда он слетал со ступенек в поисках своего «папочки». Моргану было трудно сопротивляться обаянию ребенка. Он признавался себе, что испытывал нечто большее, чем простое удовольствие, когда во время объезда плантаций его сопровождал маленький счастливый Джастин на своем Громе. Ему было приятно ощущать Джастина своим сыном и любить его, как Филиппа. Да, дьявольски приятно!
 Не прошло и двух недель, а эти двое уже полностью завладели мной! Морган был явно не в восторге от этой мысли. Однако следовало признать, и он не скрывал этого даже от Джастина, что за последнее время его жизнь тесно переплелась с жизнью этих Сант-Андре. А одинокие ночи… ночи доказывали, что Леони стала неотъемлемой частью его жизни. По крайней мере эта поездка, неоднократно повторял себе Морган, сможет кое-что прояснить…
 Чем ближе он с Личфилдом подплывал к Батон Руж, тем более убеждался, что в этом деле замешан еще один мужчина. Им вполне мог оказаться Гайлорд Истон. У Джастина должен быть отец, и вполне возможно, что именно он руководил всеми действиями Леони. Оставалось только выяснить, является ли этим загадочным человеком Гайлорд Истон. У Моргана по этому поводу были некоторые сомнения. Но по мере приближения к Батон Руж, глядя на темные воды Миссисипи, он пришел к выводу, что ему лучше спросить обо всем самого Гайлорда.
 Батон Руж считался старейшим французским поселением в Луизиане. Теперь он стал частью западной Флориды. Батон Руж контролировался испанцами и представлял собой суетливый торговый город, удачно расположившийся на красивом крутом берегу Миссисипи. Снять в нем несколько комфортабельных комнат не составляло особого труда. Морган оставил Личфилда распаковывать вещи, а сам отправился покупать лошадей, поскольку обратный путь они рассчитывали проделать верхом. Покончив с этим делом, он занялся поисками Гайлорда Истона. Расспросив местных жителей, Морган выяснил, что семья по фамилии Истон живет примерно в пяти милях к северу от Батон Руж. Теперь оставалось выяснить, приходятся ли они родственниками тому Истону, ради которого он сюда приехал.
 На следующее утро Морган встал рано: ему не терпелось поскорее найти Гайлорда. Усилием воли он сдержал себя, решив, что лучше придерживаться приличий и нанести визит Михаэлю Истону после десяти часов утра. Нужный ему дом, очень элегантный белый особняк в три этажа, Морган отыскал без труда. Удача сопутствовала ему. Хозяева действительно состояли в родстве с Гайлордом. Кроме того, с точки зрения Моргана, Михаэль Истон, грубоватый прямой человек лет пятидесяти, оказался весьма непринужденным и приятным собеседником.
 — Вы хотели видеть моего племянника, не так ли! — поинтересовался он, и его хитрые карие глазки скользнули по элегантной фигуре Моргана. После того как тот утвердительно кивнул, хозяин продолжил:
 — Я надеюсь, что вы наставите его на путь истинный. Вернувшись из Натчеза, он только и делал, что пил мое лучшее виски, жаловался, да еще все убивался по какой-то крошке Мелинде, которая прямо-таки возненавидела его из-за расстройства своей помолвки. Не могу сказать, что я с ним не согласен. Все, что делал парень, — правильно. Не пойму, как эта нахальная Мелинда может утверждать, что виноват он. Ведь все его помыслы были направлены на то, чтобы она не выставила себя на посмешище.
 Морган, чуть улыбнувшись, пробормотал:
 — Сомневаюсь, что кто-нибудь может помешать Мелинде сделать из себя дуру.
 Истон приподнял роскошную рыжую бровь:
 — 0-хо-хо, похоже на то? Меня это не удивляет. — Он кивнул влево:
 — Вы найдете его в холостяцком домике.
 Морган вышел от старшего Истона в глубокой задумчивости. Из замечаний дядюшки выходило, что Гайлорд сейчас проникнут жалостью к самому себе и, конечно, проклинает себя за то, что вляпался в эту историю с Леони, в которой Морган отводил ему чуть ли не главную роль.
 Войдя в домик — небольшое двухэтажное сооружение метрах в пятидесяти от главного здания, Морган нашел Гайлорда в комнате на втором этаже.
 Когда Морган вошел, тот сидел развалясь в большом кожаном кресле и был совершенно пьян. Он с трудом поднял на вошедшего затуманенный взгляд. Щетина делала Гайлорда совершенно неузнаваемым, а налитые кровью глаза наилучшим образом подтверждали правильную оценку дядюшкой ситуации. Стакан, наполненный, как полагал Морган, виски, Гайлорд сжимал в правой руке. Когда Морган попытался остановить порыв Гайлорда сделать еще один глоток, ослабевшие руки не удержали стакан, и он со звоном упал на пол.
 — Вы! — Лицо Гайлорда выражало одновременно неприязнь и удивление. Казалось, он не обратил никакого внимания на разбившийся стакан. — Вы отняли у меня единственную женщину, которую я когда-либо любил. Вам этого мало? Вы приехали читать мне мораль? Мелинда теперь даже видеть меня не желает. И знаете почему? — Сжав кулаки, он буквально прорычал:
 — Потому что я спас ее! Спас от вас! И теперь она ненавидит меня! Я просил у нее прощения за то, что положил конец этому чертовому балу. Я умолял ее понять, что моей единственной мыслью было защитить ее. Я допускаю; что мне не следовало устраивать такой скандальной сцены. Но, Боже правый, что я мог сделать?.. — Его прекрасные темные глаза отражали всю горечь потери. — Когда я в ту ночь в таверне встретил вашу жену, я не мог поверить в свою удачу! Я был чертовски возбужден. Мне ни о чем не думалось, кроме спасения Мелинды. — Он уронил голову, и из его груди вырвалось какое-то жуткое подобие смеха:
 — Какая насмешка! Я думаю, худшее из того, что могло случиться со мной, так это встретить вашу жену. Поверьте мне, я бы предпочел никогда ее не видеть!
 Морган молчал. Тысячи мыслей роились у него в голове. Первое, что он смог четко осознать после столь эмоционального монолога молодого человека, это то, что Гайлорд совершенно определенно не имеет ни малейшего отношения к рождению Джастина. При этом Морган почувствовал странное облегчение. Хотя так ли важно для него, кто был отцом Джастина! Он бросил на Гайлорда еще один изучающий взгляд и понял, что только сумасшедший мог хотя бы на мгновение представить этого несчастного глупца участником аферы, целью которой было выудить из него деньги.
 Очевидно, Гайлорд по причинам, которые Морган не мог до конца понять, был мучительно привязан к Мелинде Маршалл. И теперь сильно убивается из-за того, что совершил ошибку, приведя Леони в дом Маршаллов.
 После состоявшегося разговора Морган покинул Гайлорда в полной уверенности, что хотя тот и болван, впустую растрачивающий свои чувства на глупенькую красотку, его связывает с Леони лишь случайная встреча в Королевской таверне.
 Миссия Моргана в Батон Руж была окончена, и в тот же день они с Личфилдом отбыли домой. Морган не считал свое путешествие удачным. Конечно, все сомнения относительно Гайлорда исчезли, но зато укрепились подозрения, что здесь замешан пока неизвестный ему незнакомец, до поры до времени остававшийся в тени. Получалось, что в своем расследовании он не продвинулся ни на йоту.
 Сквозь влажную июньскую жару они с Личфилдом скакали по узкой извилистой дороге, ведущей в Натчез. Ночь застала их в пути, но желание вернуться домой было столь велико, что вместо привала они лишь пришпорили лошадей и проделали остаток пути при лунном свете.
 В Натчез они прибыли уже далеко за полночь. Дом был погружен во мрак. Позаботившись о своих измученных лошадях, они как можно тише прошли в дом. Возможно, им удалось бы незаметно пробраться в комнату Моргана, если бы в темноте Личфилд не наткнулся на что-то и не выронил из рук саквояж. С глухим стуком тот упал на пол, и одновременно с этим в темноте раздались приглушенные проклятия раздосадованного Личфилда. Извиняющимся голосом он пояснил:
 — Кажется, маленький Джастин оставил на проходе свою деревянную лошадку.
 Морган улыбнулся, потому что Личфилд никогда не допустил бы такого, если бы в отсутствие хозяина за ребенком посматривал он. Морган уже собрался сделать какое-нибудь ехидное замечание, когда внезапно распахнулась дверь кабинета, и на пороге кабинета появился Доминик с револьвером в одной руке и свечой в другой.
 — Еще одно движение и я отправлю вас на тот свет! — выпалил он.
 — Дом! — удивленно воскликнул Морган. — Какого черта ты здесь делаешь в такой час?
 — Ох, это вы! — узнав голос и высокую фигуру Моргана, Доминик виновато улыбнулся и опустил револьвер.
 — Кого же еще ты ожидал увидеть в такое время?
 — Грабителей. Пока вы были в отъезде, в нашей округе обокрали несколько домов. И пока в доме не было других мужчин, мама вконец измучила себя и всех остальных своими страхами. — Бросив на Моргана примирительный взгляд, он добавил:
 — Ты же знаешь, если маме что-нибудь взбредет в голову, она не успокоится, пока не осуществит задуманного.
 Морган, смеясь, согласился:
 — Да, но скажи, почему ты не в постели? Мой кабинет отнюдь не самое уютное место в доме. Доминик состроил гримасу:
 — Да. Но понимаешь ли, если мама заявила, что в доме должен находиться мужчина, то Леони так же решительно сказала, что не нуждается в охране. — Грустно покачав головой, он продолжил:
 — Пока тебя не было, у нас происходили довольно бурные сцены. Леони оказалась такой дерзкой и упрямой женщиной, каких я еще никогда не встречал. Она сказала маме, что последние пять лет обходилась без помощи мужчин и поэтому не видит причин, по которым она должна вдруг кому-то подчиняться. Тем более, что этот кто-то вряд ли умеет стрелять так же хорошо, как она. Мама страшно обиделась. Она сочла это оскорблением. Мне казалось, что еще немного и прольется кровь…
 Морган живо представил себе эту сцену и с интересом спросил, что же произошло дальше.
 Но Личфилд опередил Доминика, проговорив с многострадальным видом:
 — Если джентльмены предпочитают беседовать в коридоре в полной темноте в два часа ночи, то могу ли я рассчитывать на их снисхождение и на то, что они отпустят меня отдохнуть.
 Морган не смог удержать улыбку:
 — Судя по всему, Личфилд, вам действительно давно пора идти. Увидимся утром… если у вас, конечно, нет других планов.
 Многозначительно взглянув на Моргана, Личфилд без лишних слов исчез в темноте коридора.
 — Он прав, — заметил Морган, — мы могли бы найти более подходящее место для нашей беседы, чем коридор.
 Отвесив шутливый поклон, Доминик почтительно произнес:
 — Не будете ли вы так любезны следовать за мной?
 Несколько минут спустя они уже сидели в кабинете Моргана, потягивая виски и обсуждая результаты поездки. Морган уже успел сбросить с себя сюртук и рубашку, обнажив красивое бронзовое тело. Удобно устроившись в красном кожаном кресле, он блаженно откинул голову на мягкое изголовье и приглушенно вздохнул:
 — Боже, как хорошо дома.
 — Какое странное заявление.
 У братьев уже давно вошло в привычку подтрунивать друг над другом, и в этот раз Доминик не сделал исключения.
 — Может быть, ты действительно думаешь, что на свете нет места лучше, чем наш дом?
 — Трудно сказать. Знаю только, что я чертовски рад вернуться сюда, и очень рад, что моя прелестная и хитрая жена не успела улизнуть за несколько минут до моего приезда.
 При упоминании о Леони игривое настроение Доминика сразу исчезло:
 — У нее не было возможности убежать. А потом, я не вижу в этом смысла. Если ей нужны деньги, то здесь они в полном ее распоряжении. Конечно, она могла скрыться несмотря ни на что, но я бы ее остановил…
 В глубокой задумчивости Морган продолжал потягивать виски:
 — Как ты думаешь, она действительно истратила последние свои деньги, чтобы приехать в Натчез? И с той же целью, с какой тысячи из них приезжают из Нью-Орлеана? Мы ведь знаем все только с ее слов.
 — Ты думаешь, я чересчур легковерен? Но, черт возьми, Морган, временами я действительно верю ей или, по крайней мере, части ее слов. Я в полном замешательстве. Ты говоришь, что на ней не женился, и я тебе верю. Но с другой стороны я и ей иногда верю.
 Шарли Басби — Например?
 — Например, я верю, что все они жили на этой старой захудалой плантации, о которой она постоянно твердит, — он на мгновение замолчал, а потом испытующе взглянул на Моргана. — Ты когда-нибудь обращал внимание на ее одежду и руки.
 Этот вопрос застал Моргана врасплох. Он вспомнил платье Леони, которое, по-видимому, когда-то имело замечательный изумрудный цвет, но теперь выцвело и уже отнюдь не внушало восхищения. Он вспомнил даже не платье, а скорее лишь странное его подобие, которое Леони имела обыкновение одевать к обеду. Но как Морган ни старался, он не мог вспомнить ее руки. В памяти всплывали только дерзкие чувственные губы. Это раздосадовало его, и поэтому ответ прозвучал довольно резко:
 — Не следует придавать большого значения одежде. Если уж она сочинила рассказ о своей тяжелой жизни, то было бы глупо с ее стороны носить дорогие модные наряды. Что же касается ее рук, то я не обратил на них внимания. У меня вообще нет привычки изучать женские руки, — глаза Моргана лукаво блеснули, — в женщинах есть кое-что более интересное, ты меня понимаешь?..
 — Согласен, — губы Доминика тронула чуть заметная улыбка, — обычно я тоже не смотрю на руки, но в данном случае обратил. Я уверен, что если бы ты уехал в Батон Руж чуть позже, то тоже заметил, что на ладонях Леони — мозоли. Сейчас они уже почти не заметны. Но все равно ее руки явно доказывают, что она работала немало. Я имею в виду тяжелую физическую работу. А помнишь, когда отец говорил о плантации, она прекрасно его понимала. Я знаю, что ни одна женщина, включая даже нашу маму, не способна понять ни слова, если разговор заходит о ферме или плантации, но Леони… Она даже сделала несколько замечаний относительно периодичности засева хлопковых полей, чем очень поразила отца. Знаешь, возможно, она и авантюристка и мелкая мошенница, но она действительно делала все, о чем говорила.
 Морган долго смотрел на него, а потом не без язвительности заметил:
 — Значит, ты все-таки допускаешь, что она охотится за деньгами?
 Доминику не понравился тон, которым это было сказано. Делая ударения на каждом слове, будто пытаясь вразумить непонятливого ребенка, он пояснил:
 — Я допускаю это, но вовсе не уверен, что ею движет алчность, — и играя стаканом, тихо добавил:
 — Когда я сказал Леони о твоем отъезде в то утро, она отреагировала на него так, словно я дал ей пощечину. И не столько из-за твоего отъезда, сколько от того, что он может затянуться на несколько недель. Ей нужны были деньги. Этого я не могу отрицать. Может, она хотела сбить меня с толку, я не знаю, но мне показалось, что ее отчаяние было неподдельным. Ведь ты мог опоздать, и тогда никакие бы деньги не смогли спасти ее усадьбу.
 — Спасти усадьбу? Но я думал, что она потеряна навсегда. Или она вдруг решила изменить правила игры?
 — Она ничего не изменяла, просто на сей раз сказала чуть больше, чем вначале. Мне кажется, что какой-то старый сосед хранил долговые обязательства их семьи. Когда сосед умер, его наследник потребовал немедленной выплаты всех долгов. Но у Леони не было ничего, кроме ее усадьбы. — Поймав скептический взгляд Моргана, Доминик довольно резко произнес:
 — Пойми, этот дом очень много значит для нее. Когда она говорила о нем, то в ее голосе звучала искренняя боль. Невольно она заставила меня задуматься: а что бы почувствовал я, если бы Бонжур был продан постороннему человеку.
 — Едва ли это можно считать доказательством ее правдивости.
 Взывать к чувствам Моргана сейчас было совершенно бесполезно. Доминик начал уже раздражаться, но вовремя сделанный глоток виски привел его в себя.
 — Я вовсе не собираюсь утверждать, что ей не нужны твои деньги. Я только говорю, что ею могут двигать не самые худшие побуждения.
 — Может, ты и прав, — первый раз за весь вечер Морган согласился с Домиником. — Весь ее рассказ, наверное, потому и трудно опровергнуть, что он в чем-то правдив.
 Доминику эта фраза пришлась по душе, и, примостившись на ручке кресла, он с энтузиазмом сказал:
 — Я с тобой полностью согласен. Допуская, что не все сказанное ею ложь, мы существенно облегчаем свою задачу.
 Морган вздохнул.
 — Не знаю, черт побери. Может быть, да, а может быть и нет. Я все-таки хочу съездить в Нью-Орлеан. Туда, где началась вся эта запутанная история и где должна быть разгадка. — Поставив на стол стакан, Морган провел рукой по лбу, как бы стараясь привести в порядок беспорядочные мысли. — Право, сейчас я уже ничего не понимаю. Поездка в Батон Руж оказалась бесполезной. Я даже не могу точно сказать, почему был так уверен, что встреча с Гайлордом решит все проблемы.
 Не успел он договорить, как дверь распахнулась, и братья, вздрогнув, как по команде, повернулись в ее сторону. На пороге появился Личфилд. С невозмутимым видом он прошествовал через комнату и, остановившись возле стола, аккуратно поставил на него большой серебряный поднос, нагруженный ломтями холодного ростбифа и ветчины, золотистыми бисквитами и большим куском аппетитного желтого сыра. Также абсолютно невозмутимо Личфилд произнес:
 — Если вы еще не собираетесь спать, то, полагаю, вам стоит немного подкрепиться.
 Только увидев содержимое подноса Морган понял, насколько он голоден, и, улыбнувшись слуге полной благодарности улыбкой, с волнением признался:
 — Личфилд, я когда-нибудь говорил тебе, что скорее продам свою последнюю лошадь, чем разрешу тебе покинуть службу?
 Личфилд опустил глаза и презрительно хмыкнул:
 — Часто, сэр, особенно в тех случаях, когда вы бываете навеселе. — После чего, не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел из комнаты.
 Еще несколько секунд в кабинете стояла тишина, а затем раздался оглушительный взрыв смеха, свидетельствующий о том, что братья уже пришли в себя после столь неожиданного визита. Спустя минуту, Доминик, схватив ростбиф, признался:
 — Я теперь понимаю, почему ты так неустанно его восхваляешь…
 Покончив с трапезой, Морган блаженно откинулся в кресле и неожиданно спросил:
 — Ты когда-нибудь расскажешь мне, почему собирался ночевать в моем кабинете?..




 Глава 19


  - Ах, об этом! — устроившись поудобней в кресле, Доминик начал свой рассказ. — Вернемся к истории о грабителях и о желании мамы иметь в доме мужчину. Леони возражала. Но ты знаешь, что мама не успокоится, пока не устроит все по-своему.
 В знак полного согласия Морган утвердительно кивнул головой и, удовлетворенный его реакцией, Доминик продолжал:
 — Так вот, мама хотела, чтобы я находился в доме, а Леони — нет. И я решил не идти наперекор ни той, ни другой. Когда все ложились спать, я пробирался в кабинет и дремал здесь до рассвета, а затем потихонечку возвращался в большой Бонжур.
 Зевнув, Доминик признался:
 — Я рад твоему возвращению, потому что трудно сказать, сколько бы я так продержался. Кроме того, неизвестно, как скоро Леони обнаружила бы меня. Если бы она только узнала, что я коротаю здесь ночи, то съела бы мои бедные уши на завтрак.
 — Ты думаешь, она этого не знает? — Лицо Моргана изображало самое искреннее удивление. В ответ Доминик состроил смешную гримасу.
 — Не знаю. Я пытаюсь очень осторожно входить в дом, чтобы никто не услышал. Но иногда Леони бросает на меня такие взгляды, будто она знает все, и только делает вид, что ни о чем не подозревает, желая избежать войны с нашей мамой.
 — Ты думаешь, это плохо?
 — Дело не в том, плохо это или нет. — Доминик тщательно подбирал слова. — Я думаю, что обе они после стычки сделали определенные выводы и решили, что встретили равного себе противника.
 . При других обстоятельствах мама, конечно, не допустила бы никакого примирения. Но я полагаю, она симпатизирует Леони и потому пошла на уступки. А Леони — такая независимая и самостоятельная штучка, что я затрудняюсь с уверенностью что-то сказать о ней. Но думаю, она тоже с удовольствием подружилась бы с мамой. Однако Леони смотрит на нас с подозрением и старается не позволить себе полюбить нас.
 — С подозрением? — голос Моргана выдавал явное недоверие. — Она подозревает нас?
 — Угу! Она считает, что все мы покрываем тебя, и совершенно отчетливо дает нам понять это. Если бы ситуация была не столь серьезной, я бы сказал, что все это ужасно смешно. — Он помолчал, а потом с каким-то благоговением добавил:
 — Знаешь, она самая замечательная актриса из всех, которых я когда-либо видел. Если бы я не знал тебя столько лет, я бы поклялся, что она говорит правду.
 — Правду говорю я! — Морган не скрывал своего раздражения. — Я никогда на ней не женился, а Джастин — не мой сын, поэтому я не собираюсь поддаваться на шантаж и платить ей деньги.
 — А может, стоит заплатить? — спросил задумчиво Доминик, стараясь избежать взгляда Моргана. Эта реплика окончательно вывела того из себя:
 — Что, мой милый братец, ты под этим подразумеваешь?
 — Она ходила к судье.
 — Что???
 — Только то, что сказал. Отец пытался остановить ее, остальные тоже упрашивали до хрипоты. Но все напрасно. В понедельник она отправилась на своем муле в город и встретилась с судьей Данджермондом. Она отдала ему документы и сказала, что хочет добиться справедливости.
 — Она ездила в город на муле? — Этот факт так позабавил Моргана, что он позабыл про все остальное.
 — Угу! Гордячка хотела показать, что не нуждается в помощи Слейдов. Сказала, что ей нужно только ее приданое. Как только она его получит, мы ее больше никогда не увидим.
 От веселого настроения Моргана не осталось и следа. Казалось, он только сейчас понял, чем ему грозит выходка жены.
 — Отец говорил с судьей?
 — Да, в тот же день. — Доминик посмотрел на брата и неохотно добавил:
 — Судья сказал, что если ты не сумеешь опровергнуть ее слова и доказать факт подделки документа, то тебе придется заплатить. Он пообещал отцу, что по возможности попытается затянуть дело. Слава Богу, что он оказался старинным другом нашей семьи.
 — А она об этом знает?
 — Думаю, еще нет. Но она достаточно сообразительна и скоро поймет, что Данджермонд у нас в кармане и просто тянет время.
 — Она чертовски сообразительна. — Морган опять начинал заводиться. — Ей-Богу, если у меня и были какие-то сомнения на ее счет, то теперь они совершенно исчезли!
 В глазах его было столько злости, что Доминик встревожился не на шутку:
 — Что ты собираешься делать?
 — Что делать? Мужчины на протяжении веков лишь одним способом усмиряли своих непокорных жен, Дом. И у меня нет другого выбора.
 — Надеюсь, ты не собираешься причинить ей зло?
 Красивый рот Моргана исказила злобная усмешка:
 — А почему бы и нет? Я временами готов просто задушить ее!
 — Я не уверен, Морган, что она с готовностью подставит тебе свою шейку.
 — Ты прав. Я был бы порядочным болваном, если бы позволил довести себя до такой крайности.
 — Добавлю, что она тоже может прийти в ярость. Я ведь уже говорил тебе, какие бури сотрясали этот дом в твое отсутствие. Леони метала здесь гром и молнии.
 — Неужели? — Морган уже совершенно успокоился и снова поднял стакан с виски.
 — Я уже говорил тебе о ее поездке к судье и стычке с мамой. Теперь ты имеешь некоторое представление о том, что здесь было. Ты решил, что Леони вполне устраивает жизнь в твоем доме и еда с твоего стола. Но я думаю, она это делает лишь потому, что у нее пока нет другого выхода. — Слабая улыбка появилась на губах Доминика. — После твоего отъезда мама и отец бывали в малом Бонжуре почти каждый день. Они не хотели, чтобы Леони тосковала по тебе и, кроме того, уделяли много внимания Джастину. Через какое-то время мама решила, что не престало твоей жене и сыну носить такую старую одежду. Она предложила Леони сходить к своей портнихе и заказать несколько платьев для себя, Иветты и маленького Джастина.
 Морган одобрительно кивнул:
 — Вполне разумно. Я, конечно, не желаю быть обманутым на несколько тысяч долларов, но не имею ничего против того, чтобы приодеть ее, — напряженная улыбка скользнула по его губам. — В конечном итоге, я даже получу от этого некоторое удовольствие.
 — Ты, считаешь это разумным. А Леони сочла это за личное оскорбление. Она заявила, что не желает принимать милостыню от Слейдов. И если ее муж вернет ей деньги, которые должен, то она сама купит эту чертову одежду. Или, что еще лучше, они уедут, раз их одежда так коробит маму.
 — Мама, наверное, сочла бестактными ее слова о милостыне?
 Доминик покачал головой:
 — Вовсе нет. Ей нравится Леони, и, потом, не забывай, что она, как и другие члены семьи, считает ее твоей настоящей женой. Мама совершенно на нее не обиделась. Да, кстати, Леони позволяет иногда маме и папе делать подарки Джастину, но ограничивает их. Говорит, что не хочет растить Джастина попрошайкой…
 Доминик прервал рассказ. Морган в течение нескольких минут разглядывал свой стакан с виски и наконец произнес:
 — Она не похожа на авантюристку, не так ли?
 — А о чем я тебе говорю? — тотчас же откликнулся Доминик. — Ей нужно это проклятое приданое. Но ей-Богу, Морган, это единственное, чего она от тебя добивается. Большего она не примет. Посуди сам, к ее услугам прекрасный экипаж и полдюжины верховых лошадей, которые томятся в стойле, совершенно не оправдывая своего содержания. Но разве она их выбрала для своей поездки? Нет, черт возьми! Она предпочла поехать в город на муле.
 — Ты не думал, что она могла это сделать с определенной целью, — скептически произнес Морган.
 — Что ты имеешь в виду? — в замешательстве поинтересовался Доминик.
 — Ее поведение. Она не берет деньги, которые ей предлагаются, но настойчиво требует свое приданое. Это только усиливает ее позицию. Ты уже наполовину поверил ей. И поступая так, как вела бы себя в такой ситуации леди, она мешает нам вывести ее на чистую воду.
 — Я об этом не задумывался, — произнес Доминик и заерзал в кресле, чувствуя себя неуютно. Все сказанное Морганом выглядело до такой степени правдоподобно, что он даже испытал искреннее негодование относительно поступков Леони. Ей почти удалось обмануть его. Слава Богу, что хоть Морган не поддался на ее хитрые уловки.
 На этом разговор между братьями закончился. Спустя несколько минут Доминик ушел, а Морган поднялся в свои апартаменты. Было заметно, что Личфилд уже побывал здесь. На столе из красного дерева мерцали свечи, синий с черным парчовый халат аккуратно лежал на кровати, застеленной голубым покрывалом. Поднос со стаканом и хрустальным графином, наполненным коньяком, стоял на ночном столике. Морган улыбнулся. Что бы он делал без Личфилда!
 Эта же мысль снова возникла, когда в глиняном кувшине он обнаружил горячую воду. Сняв дорожную одежду, Морган быстро ополоснулся и, явно удовлетворенный, лег в постель.
 Усталость клонила его ко сну, словно шум морского прибоя, но, к своему огорчению, Морган понял, что не сможет уснуть. Обрывки разговора с Домиником бесконечно возникали в голове.
 Морган не хотел думать о Леони и менять свое мнение о ней. Но теперь, лежа в комнате, он сомневался в своем приговоре, невольно желая найти оправдания ее поведению и злясь на себя за то, что поддается ее очарованию.
 То, что Леони обратилась к судье, рассердило его. Он никак не мог поверить, что Леони способна так далеко зайти. Моргану казалось, что теперь-то она и те, кто за ней стоят, должны почувствовать, насколько сомнительно выглядит эта история. Он не собирается сдаваться без боя, на что, по-видимому, рассчитывали эти люди. Иначе почему бы они стали так рисковать?
 Морган не находил ответа. Отказавшись от всяких попыток уснуть, он облачился в парчовый халат и налил себе немного коньяку.
 Коньяк несколько ослабил внутреннее напряжение, но сон все равно не шел. Он был слишком измучен. В то время, как тело его ломило от усталости, а глаза закрывались сами собой, мозг яростно работал, не желая поддаваться сну. Морган сознавал, что ничего прояснить ему так и не удалось, и в голове у него такая же путаница, как и в начале. Вместе с тем, он никак не мог отделаться от навязчивого ощущения, что он что-то забыл. Забыл какой-то маленький эпизод, происшедший шесть лет назад, который мог бы дать ключ к решению этой загадки.
 Когда он все-таки добрался до постели, то был уверен только в одном — в этой истории замешан мужчина. И Джастин — наилучшее тому подтверждение. И кто-то ведь должен был подделать его подпись на договоре. Но где же, черт возьми, этот кто-то! Ответа Морган не знал, но твердо решил найти его. Во что бы то ни стало!..
 Моргану не надо было долго ждать встречи с человеком, который подделал его подпись под брачным договором. Эшли Слейд на французском корабле, следовавшем до Нью-Орлеана, пересекал Атлантический океан. Целью его поездки был поиск той самой маленькой дряни, с которой он обручился шесть лет назад под именем Моргана.
 Его перемирие с отцом, бароном Тревельяном, длилось до тех пор, пока Эшли не наскучила тихая и мирная жизнь в родном доме. Уже через неделю после приезда он до смерти загнал отцовского призового жеребца, предмет гордости барона. Затем он хладнокровно и жестоко избил своего младшего брата Милса, чуть не выбив ему глаз. Спустя три месяца Эшли соблазнил юную леди Ровенну Майлз, и она покончила с собой после его отказа жениться на ней. Это стало последней каплей. Горе отца было велико, но он выгнал Эшли из дома, лишив его права на наследование своих земель.
 Несколько месяцев Эшли еще жил на широкую ногу в Лондоне, благодаря деньгам Леони. Но когда деньги кончились, он осознал, что его не только выгнали из дома, но и лишили источника дохода. Отец не собирался более оплачивать его счета и проявлять какую-либо заботу о нем. Такой ситуации Эшли не предвидел.
 Несколько месяцев Эшли ухитрялся оттягивать выплаты кредиторам. Он даже опробовал себя в роли карточного шулера, но в конце концов был вынужден уехать, чтобы не сесть в тюрьму за мошенничество.
 Придя к выводу, что все проблемы может решить только богатая жена, Эшли начал поиски в этом направлении. Но, к несчастью, его слава бежала впереди него, и все богатые наследницы моментально разбегались, стоило ему только появиться на горизонте.
 Наконец Эшли пришел к выводу, что его счастье находится отнюдь не в Англии.
 Эшли звала Франция. Наполеон находился в зените славы. Это невольно навело Эшли на мысль, что в стране, где корсиканский выскочка достиг такого величия, человек любой национальности имеет грандиозные возможности. Поэтому летом 1801 года, спустя два года после того, как он женился на Леони, Эшли сошел на французский берег.
 Из-за военных действий, развернувшихся между Англией и Францией, пересечь границу было довольно сложно. Но Эшли повезло. Он познакомился с контрабандистом по имени Гарри Пенрик, который переправил его во Францию. Кроме контрабанды Пенрик занимался шпионажем в пользу Франции. Эта встреча определила дальнейшую жизнь Эшли. Еще не погрузившись на корабль, отправляющийся до Шербура, он принял решение стать шпионом.
 С помощью Гарри Эшли представили выдающемуся мастеру шпионажа, министру полиции Жозефу Фуше. После нескольких встреч с этим безжалостным и расчетливым человеком Эшли согласился шпионить. И спустя шесть недель он вернулся в Англию, но уже в новом качестве.
 У него появились деньги, деньги из Франции. Эшли взял за правило заводить знакомства среди высших, чинов конной гвардии. Уже через месяц Эшли проявил себя крайне сведущим в новой профессии, передавая через Гарри информацию о войсках и их снабжении, которая при первом же удобном случае поступала к Фуше.
 Ему вовсе не хотелось расставаться со своей вольной и прибыльной профессией, поэтому его не могло не встревожить отстранение от власти Фуше, происшедшее в 1802 году. Поездка в Париж была просто необходима.
 К счастью, Эшли обнаружил, что его будущее вне опасности. Более того, оказалось, что сам Наполеон наслышан о его заслугах перед Францией.
 В течение нескольких месяцев Эшли ухитрился пробиться в окружение Наполеона. Теперь он снабжал французское правительство информацией о тех англичанах, которые стекались в Париж после Амьенского договора.
 Возобновление войны между Англией и Францией в мае 1803 года искренне порадовало Эшли. Он вернулся в Англию с карманами, набитыми французским золотом, и головой, полной коварных планов.
 В ту весну будущее представлялось Эшли в розовых тонах. У него были деньги, личное расположение императора и множество наград в перспективе.
 Тот факт, что Эшли предавал свою страну, нисколько его не смущал. Он все также увлекался азартными играми, флиртовал с хорошенькими женщинами, но теперь уже не зависел от барона. Он жил так, как жил всегда. Но, кроме того, передавал во Францию важнейшую информацию о своей стране, и за эту услугу ему прекрасно платили…
 Путешествие Моргана в Англию вполне могло бы положить конец столь победному шествию Эшли, если бы эти два человека имели возможность встретиться. Но когда Морган прибыл в Англию, Эшли находился во Франции, а к моменту возвращения Эшли во Францию уехал Морган, занимавшийся разведкой в пользу Англии. Спустя некоторое время Морган вернулся в Англию и рассекретил своего коварного кузена.
 Так случилось, что весна 1805 года застала Эшли снова во Франции, как раз в то время, когда пути в Англию ему были уже перекрыты.
 Эшли быстро определил, кто именно его выдал, и сознание того, что Морган взял верх над ним, заставило его поклясться отомстить своему ненавистному кузену.
 — Когда-нибудь, — произнес он в бешенстве, — когда-нибудь, мой милый кузен, ты дорого заплатишь мне за то, что погубил мою карьеру!
 Заниматься шпионажем Эшли больше не мог, но он был сообразителен и проворен, а потому поспешил занять свое прежнее место в окружении Наполеона. Благо Фуше был опять у власти, и Эшли, быстро сориентировавшись, предложил ему свои услуги по розыску английских шпионов во Франции. Циничный Фуше, как всегда, согласился.
 Вероятнее всего, в конце концов Эшли стал бы не нужен и окончил свою жизнь, получив удар кинжалом в спину. Но произошли два счастливых события в его жизни.
 Первое из них случилось совершенно неожиданно спустя неделю после описанных выше событий, когда он выслеживал одного из предполагаемых английских осведомителей в долине Луары. Джентльмен, которого преследовал Эшли, решил навестить своих друзей, владевших великолепным имением, уютно расположенным среди пологих холмов.
 Как и полагается истинному шпиону, Эшли проявил поразительную любознательность. Это и принесло ему первую удачу, поскольку великолепное имение именовалось замком Сант-Андре. Дальнейшие расспросы помогли установить, что вся семья владельцев погибла во время террора. Но, как с трудом вспомнила одна древняя старуха, младший отпрыск семейства много лет назад уехал в Америку и поселился в Луизиане.
 Боясь поверить в услышанное, Эшли расположился в ближайшей гостинице, чтобы предаться более глубоким размышлениям. Возможно ли, чтобы та маленькая крошка, на которой он женился, была наследницей этого великолепного имения? И если это действительно так, то какую из этого можно извлечь выгоду?..
 Желая сплотить вокруг себя оставшихся аристократов и вернуть в страну эмигрантов, Наполеон возвратил множество поместий, конфискованных во время террора. Возможно, император смог бы сделать то же самое и для эмигрировавших в Америку, тем более для особы, муж которой проявил себя как верный слуга Бонапарта.
 Забыв о своем деле, Эшли направился в деревеньку, лежавшую вблизи замка, чтобы собрать более точную информацию. В результате поисков он обнаружил старую родовую книгу семьи Сант-Андре.
 Было просто удивительно, что она уцелела. Это объяснялось тем, что книга попала в руки управляющего имением, глубоко преданного семье Сант-Андре и сохранившего замок в целости после того, как вся семья погибла на гильотине. В те ужасные дни слуга графа Сант-Андре умудрился спасти некоторые фамильные реликвии. Среди них была и родовая книга. Туда записывали даты рождения и смерти всех членов семьи за несколько столетий.
 Но Эшли не интересовало прошлое. Его внимание привлекли лишь последние записи, связанные с той линией семьи, которая уехала в Америку. Когда Эшли дошел до витиеватых черных букв, которыми были записаны имя и дата рождения Леони, его сердце учащенно забилось.
 Боже, какая удача! Эта дрянная девчонка оказалась наследницей рода Сант-Андре. И он женат на ней! Правда, под именем Моргана, но женился-то именно он, а не Морган.
 Удачная находка решала лишь часть проблем. Старый слуга охотно показывал книгу заезжему английскому джентльмену, но вовсе не собирался ее отдавать. Ни мольба, ни деньги, ни даже угрозы не действовали на старика.
 Ничего не добившись, Эшли просто украл родовую книгу. Теперь, когда она принадлежала Эшли, он заставил себя вернуться к основному делу. Ведь возможный английский шпион все еще находился в замке Сант-Андре. Теперь семья, живущая в замке, вызывала у Эшли живейший интерес.
 Они должны будут, хладнокровно рассуждал Эшли, признать право моей жены на этот замок и убраться отсюда.
 На следующий день англичанин уехал в Париж, и Эшли ничего не оставалось, как последовать за ним.
 В Париже он доложил Фуше, что ему не удалось узнать ничего нового. Это отнюдь не порадовало министра. Еще меньше ему понравились новости о личных делах Эшли.
 — Вы думаете, я поверю, что вы женаты на этой Леони Сант-Андре? — Фуше смотрел на Эшли холодными рыбьими глазами. — И, что еще более важно, вы действительно считаете, что Наполеон вернет вам имение, которое уже было отдано в награду другому? Вам — английскому предателю?
 От столь неожиданного обвинения Эшли даже покраснел. Он был возмущен:
 — Наполеон относится ко мне благосклонно. И если я докажу, что она моя жена и законная наследница имения, то почему бы ему не вернуть дом? Ведь император вернул уже немало поместий их бывшим владельцам.
 — Не те, которыми он уже распорядился. Забудьте об этом и займитесь лучше делом, а то я возьму на ваше место кого-нибудь другого.
 Но Эшли продолжал упорно настаивать:
 — Но ведь может оказаться, что люди, живущие там — противники императора. А вдруг они и тот молодой болван, за которым я следил, как мы и предполагаем, работают на Англию. Что тогда?
 Фуше хитро улыбнулся:
 — Это действительно может все изменить. Это была вторая и решающая удача Эшли. Он легко установил фамилию нового владельца имения Сант-Андре и что хоть он и не является английским шпионом, но зато состоит в тайном обществе, цель которого — свержение Наполеона.
 Чувствуя себя победителем, Эшли явился к Фуше и выложил ему на стол только что добытые сведения.
 — Что вы скажете теперь о правах моей жены?
 — Я скажу, мсье Эшли, что если вы привезете Леони Сант-Андре в Париж и докажете, что она наследница рода Сант-Андре и ваша жена, то, возможно, в благодарность наш славный император решит вернуть ей фамильное имение. Эшли поклонился:
 — Завтра я отбываю в Америку и когда вернусь, у меня будет все, что вы требуете: женщина, доказательства моей женитьбы и свидетельства о ее происхождении. До свидания, мсье.
 Таким образом, примерно в то же время, когда Морган вернулся домой из Батон Руж, Эшли уже третью неделю как плыл через океан. Его единственной целью было добраться до Нью-Орлеана, найти Леони Сант-Андре и сопроводить ее во Францию. Правда, во время путешествия Эшли вспомнил, что должен еще свести счеты со своим кузеном, но решил, что подумает об этом на месте.




 Глава 20


 Когда на следующее утро Леони узнала о возвращении Моргана, ее захлестнула волна счастья. Но она сразу же подавила это чувство, напомнив себе, что Морган — ее враг. Кроме того, он вряд ли порадуется, узнав, что она первая нанесла удар, предоставив дело о приданом на рассмотрение судьи.
 В то утро она все же одевалась с особой тщательностью. Ее пальцы слегка дрожали, а в изумрудных глазах появились озорные искорки. Внезапно осознав, почему она столько внимания уделяет своей внешности, Леони отстранила Мерси, не дав ей окончить прическу, и внимательно посмотрела на себя в зеркало:
 — Боже, какая я дура!
 Не обращая внимания на протесты Мерси, Леони вскочила на стул и взволнованно расправила платье.
 — Я передумала. Не хочу, чтобы ты укладывала мне волосы, — сказала она, злясь на себя за стремление понравиться Моргану.
 Леони одела симпатичное сиреневое платье, в котором она обычно появлялась по вечерам. Ей не хотелось приветствовать мужа в желтом платье, уже наверняка успевшем ему примелькаться. Но из духа противоречия она чуть было не переоделась именно в это старое желтое платье. И только возмущенный окрик Мерси остановил ее.
 Разгоряченная своим внезапным порывом, Леони отпустила горничную и сердито растрепала наполовину уложенную прическу. Расчесывая пышные волнистые волосы, она состроила гримасу своему отражению в зеркале. Вот так! И кто бы мог теперь сказать, были уложены ее волосы или нет. Ничего не осталось!
 Немного придя в себя, она отложила расческу и заставила себя выйти из комнаты, в надежде немного отвлечься и избавиться от нервного возбуждения, которое владело ею все утро.
 Но едва выйдя в коридор, Леони возле своей двери столкнулась с Морганом, который держал Джастина на руках. Увидев его, Леони внезапно почувствовала, что у нее перехватило дыхание:
 — Здравствуйте, м-м-м-мсье! — едва пробормотала она в полном смущении. Затем ощутив неловкость ситуации, она выпалила:
 — Мерси сказала мне, что вы вернулись. Как прошло ваше путешествие?
 Морган не знал, как он себя поведет, когда снова увидит Леони, но был твердо убежден, что непременно выкажет ей свою неприязнь. Чего он от себя не ожидал, так это болезненной тяжести в груди и ощущения, что его сердце вот-вот остановится.
 Когда он под утро наконец уснул, то спал крепко и проснулся от того, что кто-то прыгает у него на кровати. Как только мальчик узнал, что папа дома, он ворвался в его комнату и, нисколько не сомневаясь в радушном приеме, залез к нему на кровать.
 Джастин был так рад видеть отца, что Морган, с губ которого уже готово было сорваться раздраженное замечание, внезапно обнял мальчика. А тот, обхватив ручонками шею Моргана, обезоруживающе воскликнул:
 — Ах, папа, я так по тебе соскучился!
 На Моргана вдруг нахлынула волна давно забытого отцовского чувства. Обнимая ребенка, он думал о том, как удивительно приятно ощущать в руках его теплое подвижное тельце. На мгновение он замер, борясь с собой и пытаясь найти ответ, почему он , должен держаться на расстоянии от невинного ребенка. Он моментально отбросил эту гнетущую мысль, позволив Джастину делать все, что он хочет.
 Пока Морган одевался, мальчик весело болтал и наблюдал за каждым его движением. Казалось, так просто подавить в себе внутреннюю борьбу. Он чертовски устал отыскивать всюду ловушки, устал подозревать что-то дурное в поступках Леони. Почему бы не уступить чувству, существовавшему между ними? Хотя его маленькая мама вполне могла счесть это капитуляцией.
 Принятое решение казалось столь простым, что даже сейчас, стоя перед ней, Морган на секунду задумался. Леони казалась вызывающе прекрасной. Ее рыжие локоны небрежно спадали на изящные плечи, а зеленые глаза восхитительно блестели под длинными шелковистыми ресницами. Он чувствовал, что находится на краю пропасти, которая зовется — любовь.
 Не выпуская Джастина из своих объятий, Морган проговорил:
 — Нет, путешествие оказалось не таким уж приятным. — Бросив на Леони испытующий взгляд, он добавил:
 — Было бы намного лучше, если бы вы и наш сын находились рядом.
 Леони в замешательстве посмотрела на мужа. Морган стойко выдержал этот натиск, и она почувствовала, как часто забилось ее сердце. Потрясенная его словами, она нервно сглотнула слюну, поспешно отвела взгляд и, чтобы хоть что-то сказать, поспешно проговорила:
 — Джастин скучал без вас. Не проходило и дня без того, чтобы он не поинтересовался, когда вы приедете.
 Счастливый Джастин согласно закивал, и его маленькие ручки еще крепче сжали шею Моргана.
 — Да, папа! Я действительно очень скучал по тебе!
 Эта невинная фраза помешала внезапно возникшей близости, и Морган, сознавая, что не готов еще к такой серьезной проверке своих чувств, улыбнулся Джастину и проговорил:
 — И я тоже скучал по тебе, дорогой, — затем лукаво взглянув на Леони, он игриво спросил:
 — Может, и ты скучала по мне, любимая?
 Леони открыла было рот, собираясь ответить что-нибудь язвительное, но, поймав на себе любопытный взгляд Джастина, не решилась на это и пробормотала:
 — Да, мсье.
 Морган догадался, почему она так ответила. Присутствие мальчика давало свои преимущества. Улыбнувшись, он проговорил с блеском в глазах:
 — Я очень скучал, дорогая. Не проходило и секунды, чтобы я не думал о тебе и Джастине.
 Это насмешливое замечание очень походило на правду, и поэтому Морган разозлился на себя. Хотя на лице Леони было ясно написано, что она не верит ни одному его слову, она все же оказалась сбита с толку его поведением, о чем красноречиво свидетельствовал ее неуверенный взгляд.
 Внезапно почувствовав необычайное удовольствие от сложившейся ситуации, Морган решил подлить масла в огонь.
 — Джастин и я искали тебя. Мы решили испытать новый экипаж, который прибыл в мое отсутствие. Мы бы хотели, чтобы ты поехала с нами на прогулку. Я даже захватил с собой легкий завтрак, который приготовила нам Мамми.
 Губы Леони плотно сжались, выражая отказ, но тут вмешался Джастин:
 — Ах, мамочка, ты должна поехать с нами. Будет так здорово! Только ты, я и папа. Ты ведь поедешь, да?. — пылко спросил он.
 Бросив на Моргана испепеляющий взгляд, она ответила с наигранной радостью:
 — Конечно, мой милый, я буду рада поехать с тобой.
 Джастин звонко рассмеялся и высвободился из рук Моргана.
 — Так я скажу Абрахаму, чтобы он подогнал экипаж к дому, да?
 — Да, конечно, — непринужденно ответил Морган. — Мама и я скоро присоединимся к тебе.
 Мальчик мгновенно исчез, а Леони повернулась к мужу:
 — Ты специально сделал это! — сердито прокричала она, и ее зеленые глаза злобно сверкнули.
 На лице Моргана появилась сладчайшая улыбка:
 — Ну, конечно же, моя дорогая! Разве можно было придумать что-нибудь более приятное для всех нас? Вполне естественно, что я хотел провести день со своей семьей после того, как отсутствовал целую неделю.
 Глаза Леони гневно сузились, и она резко спросила:
 — Ты видел Доминика этой ночью? Он сказал тебе, что я ходила к судье?
 — Да, сказал.
 Бросив на Моргана внимательный взгляд и не увидев в его лице ни малейшего признака злости, Леони в растерянности пробормотала:
 — И вы не сердитесь?
 — Не сержусь, — задумчиво ответил Морган. — Думаю, правильнее было бы сказать, что я просто взбешен.
 Поразившись тому, каким безразличным тоном он это сказал, Леони споткнулась и непременно упала бы с лестницы, если бы Морган вовремя не схватил ее под локоток.
 На ее выразительном лице было написано полнейшее смущение. В течение нескольких секунд Леони не могла вымолвить ни слова. Затем, когда стало ясно, что он не собирается больше говорить на эту тему, она робко произнесла:
 — Но вы не выглядите взбешенным, мсье… Морган улыбнулся, и взгляд его почти синих глаз заставил ее сердце биться быстрее, но… совсем не от страха. Леони пребывала в полном замешательстве. Какую он преследует цель? Почему он так… обаятелен? Слишком обаятелен, думала она с некоторой долей досады.
 Чувствуя смущение жены, Морган снова улыбнулся и спокойно ответил:
 — Нет, не выгляжу.
 Леони ощутила растущее возмущение из-за того, что он так легко отнесся к их встрече и к известию о том, что она ходила к судье. Леони холодно спросила:
 — В какую игру вы играете, мсье? На что вы рассчитываете?
 Улыбка мигом сбежала с лица Моргана. Взгляд стал суровым, и он жестко произнес:
 — Я думаю, на эти вопросы вы и сами можете прекрасно ответить. Хочу предупредить вас, что я еще никогда не проигрывал!
 Эта сцена происходила в главной гостиной дома. И как только Морган закончил говорить, дворецкий распахнул широкие двойные двери. Леони бросила на своего мужа взгляд, полный ненависти, но не произнесла ни слова, так как на пороге появился Джастин. На его лице были написаны радость и возбуждение:
 — Вот вы где! — воскликнул он. — Я уж думал, вы никогда не придете! Идемте быстрей. Абрахам сказал, что лошади очень нетерпеливы, и мы не сможем удержать их на месте.
 — Абрахам так сказал или Джастин? — хитро спросил Морган.
 Мальчик бросил на него виноватый взгляд, но затем, задорно улыбнувшись, признался.
 — Я просто хотел, чтобы вы поспешили… Несколько минут спустя все трое, удобно устроившись в блестящем новеньком экипаже, уже неслись прочь от малого Бонжура. Джастин радостно восседал между Леони и Морганом. Счастливая болтовня Джастина сглаживала все неловкости, которые могли возникнуть между взрослыми. Постепенно возбуждение Джастина спало, а Леони снова обрела невозмутимость и уже могла беседовать так, словно ее ничего не тревожило.
 Но одна мысль все же не давала ей покоя. Время от времени она искоса посматривала на Моргана, полагая, что он этого не замечает. В ее взгляде проскальзывала плохо скрываемая растерянность. Что он задумал? Эта мысль не оставляла ее ни на минуту, ни когда она наигранно-любезно улыбалась Моргану, ни когда отвечала на вопросы Джастина.
 Морган правил парой горячих гнедых лошадей. Настроение у него было превосходное. Он даже посадил мальчика к себе на колени и позволил ему подержать поводья в своих маленьких ручонках. Джастин сиял и не хотел отрываться от этого занятия, но Морган решил, что дорога требует более сильной руки.
 — Довольно скоро, сынок, у тебя появится своя собственная пара, а до тех пор ты будешь править только с моего разрешения.
 В смятении Джастин собрался было протестовать против такого бесцеремонного обращения, но Леони вовремя отвлекла его.
 — О, посмотри, Джастин! Лиса!
 Джастин моментально позабыл обиду и с огромным интересом уставился на маленькую рыжую лисичку, исчезнувшую в кустарнике.
 Их поездка казалась совершенно бесцельной, и спустя некоторое время Леони нехотя заметила:
 — Мы едем куда-нибудь конкретно?
 — Место назначения мне известно, но в данный момент мы просто совершаем небольшую прогулку по поместью.
 Они ехали по дороге среди высоких дубов и каштанов. В теплом воздухе стоял нежный запах жимолости. К счастью, еще было довольно рано, и жара не давала себя знать в полную меру.
 Леони с неподдельным интересом слушала рассказ Моргана о плантации. Хотя она все еще сомневалась в причинах столь странного поведения мужа, но все же не могла не признать, что он изо всех сил старается доставить им удовольствие.
 И только на обратном пути в Малыш, когда вместо того, чтобы повернуть к конюшне, Морган направил лошадей на узкую дорожку, ведущую к лесу, Леони вновь охватила тревога.
 — Куда мы направляемся теперь? — с волнением спросила она. Морган улыбнулся:
 — Мы еще не съели того, что приготовила для нас Мамми. Я знаю одно замечательное место, где можно устроить пикник, — с лукавым блеском в глазах добавил он. — Я уверен, что ты помнишь его.
 Леони действительно помнила. Она даже позволила Моргану помочь ей выйти из экипажа. Изгиб ручья все также манил к себе. Весело и жизнерадостно струился водопад, а тень огромного, покрытого густой листвой платана притягивала прохладой. Все было точно также, как в тот день, когда Морган впервые овладел ею. Яркая краска смущения окрасила щеки Леони. Она возмущенно смотрела, как беззаботно ее муж раскладывает покрывало и достает корзину с едой.
 Джастина этот уголок природы просто очаровал. Он сразу занялся изучением дикой сливы и зарослей ежевики, совершенно позабыв о взрослых.
 Несколько минут Леони переминалась с ноги на ногу возле экипажа. Морган же удобно устроился под деревьями, подперев руками голову. Посмотрев на жену, он вызывающе сказал:
 — Едва ли я стану набрасываться на тебя здесь при Джастине. И хотя ты и являешь собой восхитительный образец женственности, боюсь, мой голод направлен скорее на еду, чем на удовлетворение иных потребностей моего бренного тела.
 В глазах Леони вспыхнуло возмущение. Она решительно прошествовала к цветастому покрывалу и присела на самый краешек. Его приглушенный смешок и насмешливый блеск бирюзовых глаз ужасно смущали ее.
 Вскоре к ним присоединился Джастин, и они приступили к завтраку, приготовленному Мамми. Из корзины были извлечены цыпленок с золотистой корочкой, янтарно-желтый сыр, хлеб, кувшин с лимонадом, несколько гроздьев винограда и яблоки. Наевшись, Леони расслабилась и уже не думала ни о каких спорах. Как сонный котенок, она сидела на краю покрывала и старалась не уснуть.
 Джастин и не пытался бороться со сном. Он растянулся у ног Моргана. Его мордашка раскраснелась от влажного зноя.
 Морган лениво наблюдал, как Леони старалась не поддаться сну, а потом быстрым и уверенным движением притянул ее к себе. Ее голова оказалась у него на груди, и он проговорил.
 — Давай спать, Леони. Джастин уже спит.
 Как ни странно, она не стала сопротивляться. Нарастающая жара, ощущение сытости,
 монотонное гудение пчел в траве — все способствовало этому. Она свернулась клубочком и положила голову на грудь человека, которому доверяла меньше всех в мире. Но сейчас ее это нисколько не волновало.
 Леони проснулась примерно через час, почувствовав, что рука Моргана давит ей на грудь. Осторожно, стараясь не разбудить его, она отвела его руку и огляделась в поисках Джастина. Заметив его спящим возле Моргана, она облегченно вздохнула.
 Невольно взгляд Леони задержался на муже, и ее вдруг охватила удивительная нежность к нему. Прядь густых черных волос упала на лоб Моргана. Во сне его лицо казалось мягче и доступнее. Подозрительность и холодность голубых глаз скрывались под тяжестью век, а так хорошо знакомая ей усмешка не искажала его чувственные губы.
 Не сознавая того, что делает, Леони протянула руку и нерешительно коснулась пальчиком его верхней губы, улыбнувшись при этом. Когда он спал, Леони ощущала себя более уверенно. Она позволила себе погладить его щеку, наслаждаясь гладкой упругой кожей. Она удивленно смотрела на мужа, едва сознавая, что любит и ненавидит его, хочет его и, вместе с тем, не позволяет своему телу возобладать над разумом.
 Джастин проснулся. Не желая, чтобы он разбудил Моргана, Леони быстро отодвинулась и приложила пальчик к губам ребенка, когда тот громко заговорил.
 — Пусть папа поспит. Он очень поздно вернулся вчера. Может, пойдем посмотрим ручей и водопад?
 Эта мысль пришлась Джастину по душе, и, как два заговорщика, они безмолвно направились в сторону водопада.
 Джастин, сняв обувь, забрался в воду почти по самые колени. Леони же, памятуя о том, как в прошлый раз Морган застал ее в юбке, подобранной до талии, только приподняла край платья и погрузила ноги в холодную воду по щиколотку. Солнце нещадно пекло непокрытую голову Леони, и на одно мгновение ей захотелось сбросить сковывающее ее платье и полностью погрузиться в прохладную воду. Но присутствие Моргана останавливало ее. Джастина, однако, ничего не смущало. С разрешения Леони он скинул одежду и стал плескаться в ручье.
 Смех Джастина разбудил Моргана. Несколько секунд он сонно озирался, прежде чем увидел Леони с сыном. Плещущийся и бултыхающийся Джастин заставил его улыбнуться. Он посмотрел на Леони и опять улыбнулся. Выражение ее лица явно свидетельствовало о том, что она не прочь последовать примеру мальчика. Мимолетный взгляд, брошенный на ее обнаженные по щиколотку ноги, придал его улыбке хитроватое выражение. На миг ему захотелось намекнуть Леони, что они могли бы присоединиться к Джастину вдвоем. Весьма неохотно расставшись с этой мыслью, Морган сел. Лениво покусывая травинку, он думал о том, что никогда не видел Филиппа, играющего так легко и непринужденно. Стефания ему этого не разрешала. Нахмурив брови, он невольно стал сравнивать своего сына и этого мальчугана, но почти сразу же с раздражением остановил себя. Черт побери! Леони не его жена, и Джастин не его сын. Никаких сравнений здесь быть не могло!
 Еще несколько минут Морган сидел в тени платана, любуясь Леони и Джастином и удивляясь, что его женушка согласилась на сегодняшнюю поездку. Даже присутствие мальчика, наполовину гарантирующее ее расположение, не вселяло в него утром уверенность в успехе задуманной поездки. Леони ни за что не согласилась бы отправиться в путешествие без мальчика, но с Джастином… совсем другое дело.
 …Эта мысль пришла ему в голову утром. Он просматривал поступившую без него корреспонденцию и был разочарован, что от Джейсона письма до сих пор нет, хотя тот уже давно должен был получить его послание. Внимание Моргана привлекла записка от матери, в которой сообщалось, что завтра состоится бал в честь Аарона Барре.
 «Интересно, — подумал Морган, — какого черта бывший вице-президент делает в Натчезе? И почему его мать думает, что он и Леони захотят присутствовать на этом балу?»
 Вздохнув, он отбросил записку в сторону. Аарон Барр волновал его сейчас меньше всего. На первом месте были Леони и Джастин. Безучастно уставившись в окно, Морган отметил про себя, что принятое им раньше решение не сопротивляться нежным чарам Леони не так-то просто осуществить. Его маленькая мнимая жена, по-видимому, старается следить за каждым его подозрительным движением и, здесь он цинично усмехнулся, у нее есть на то серьезные основания…
 И именно в этот момент Морган решил совершить прогулку с Джастином, чтобы обезоружить его мать. Почему бы не пригласить и Леони на эту прогулку? В присутствии Джастина она вряд ли откажется.
 Довольный собой, Морган покинул контору и привел свой план в действие. Кроме того, он съездил в Бонжур и переговорил с матерью. Этот разговор несколько изменил его первоначальный план.
 Ноэль посмотрела на сына с пониманием и сказала:
 — Морган, я никогда не критиковала твою жену и не собираюсь этого делать впредь. Я пытаюсь относиться к ней объективно. Но если ты не смог заметить, что у Леони только три платья, то это заметила я. Я решила, что ей как жене довольно состоятельного человека следовало бы заказать несколько новых. — Бросив на сына обиженный взгляд, она добавила:
 — И я была, кстати, очень тактична. Морган успокаивающе проговорил:
 — Я в этом уверен, мама. Но следует ли из этого делать вывод, что ее отказ заставил тебя остановиться на полпути к цели?
 На лице женщины появилось виноватое выражение.
 — Не-е-е-т. — Она чувствовала себя несколько неуютно. — Я даже попросила Мерси дать мне мерки Леони и приказала миссис Добсон обновить ее гардероб. — И несколько вызывающе она добавила:
 — А также подобрать что-то для мальчика и Иветты!
 — И теперь, как я понимаю, тебе нужна моя помощь, — с усмешкой сказал Морган.
 — Да, верно. Несколько платьев уже готовы… — Ее голос сорвался.
 — И я должен сделать так, чтобы Леони как бы случайно оказалась у портнихи, — закончил за нее Морган.
 — О, да! Это было бы замечательно!
 — Хорошо! Бог знает как, но я доставлю ее к миссис Добсон. Когда она должна там быть!
 — В три часа, — с надеждой ответила Ноэль.
 — Она будет там в три.
 Когда он разговаривал с матерью, все казалось так просто. Но сейчас он ни в чем не был уверен. Глядя на часы с маленьким золотым распятием на цепочке, он понял, что в его распоряжении осталось не так уж много времени. Он знал, что сопротивление со стороны его милой женушки было неизбежным. Но при Джастине… Он печально вздохнул, решив попытать счастья.
 Поднявшись с покрывала, Морган медленно направился к ручью. Он приблизился так тихо, что Леони догадалась о его присутствии только тогда, когда теплое дыхание обожгло ей затылок, а руки нежно обвились вокруг талии. Это было так неожиданно, что она даже испугалась. Кроме того, ей совсем не понравилось, как часто забилось ее сердце.
 — Отпустите меня, мсье! — резко проговорила она.
 Но Морган не обратил внимания на ее слова. Он прижался к ее уху и прошептал:
 — Я думаю, моя прелесть, что в следующий раз, когда мы сюда приедем, нам надо будет оставить Джастина дома, как ты думаешь?
 Ощущая его горячее тело и сильные руки, властно сжимавшие ее талию, Леони не знала, что делать. С одной стороны ей хотелось отдаться своему чувству, с другой — ей казалось, что он играет ее чувствами, смеется над ней.
 Наконец Леони холодно проговорила:
 — Я не понимаю вас, мсье. Вы, наверное, слабоумный, если думаете, что происшедшее здесь однажды повторится когда-нибудь вновь.
 — Ой ли? — с интересом произнес Морган. Он ослабил свои объятия и повернул Леони лицом к себе.
 — Да, это так! — сказала она с твердостью, которой сама от себя не ожидала. — Мы, кажется, заключили соглашение, что наш брак будет фиктивным. И у меня, мсье, есть ваша подпись на соответствующем документе… Если вы вынудите меня, то я его тоже отнесу к судье!
 — Ах, да, — медленно проговорил Морган, и на его чувственных губах заиграла язвительная усмешка. — Вы имеете в виду, что было еще и другое соглашение, не так ли? Вы действительно должны мне его как-нибудь показать. Моя жалкая память! Боюсь, я забыл о наших условиях, когда подписывал это соглашение.
 — У вас очень удобная память! — процедила Леони сквозь зубы. Морган усмехнулся:
 — Вы находите?
 Леони глубоко вздохнула, сжав кулачки.
 — Сейчас вам это кажется забавным, но когда судья Данджермонд заставит вас вернуть мое приданое, я думаю, это уже не будет столь смешным.
 Этого Морган уже не мог вынести. Почти шепотом он проговорил:
 — Поживем — увидим, моя киска! Леони продолжала бы бурный обмен любезностями, но как раз в этот момент Джастин вылез из воды и направился к ним. Леони схватила полотенце и стала вытирать мальчика, и удобный случай для ссоры был упущен.
 На обратном пути Джастин снова сидел между ней и Морганом, которого она мысленно называла не иначе, как отвратительным злодеем. Всю дорогу Леони была как каменная и смотрела только вперед. Она успокоилась лишь когда среди деревьев показался их дом, и уже желала как можно скорее оказаться подальше от мужа.
 — Боже, — думала она, — он смеется, когда должен был бы сердиться, и шутит над самыми серьезными вещами.
 Когда Морган, не останавливаясь, проехал мимо дома, Леони вся напряглась и, бросив на Моргана убийственный взгляд, еле сдерживаясь, произнесла:
 — Еще один сюрприз, мсье?
 Не глядя на нее, Морган ответил:
 — Не совсем. Правильнее было бы сказать — неизбежность.
 — И куда же неизбежность нас ведет?
 — Куда? Конечно, к портнихе.




 Глава 21


 На мгновение воцарилась зловещая тишина. Даже Джастин, повернувшись к матери, неуверенно спросил:
 — Что-нибудь не так, мама? Ты не хочешь поехать с нами к портнихе?
 Леони глубоко вздохнула, пытаясь совладать с охватившим ее гневом. Она натянуто улыбнулась сыну и как можно более непринужденно проговорила:
 — Ну, конечно, дорогой! — И, метнув на Моргана убийственный взгляд, со сталью в голосе добавила:
 — Я очень хотела, чтобы твой папа раньше начал этот разговор.
 Морган насмешливо улыбнулся:
 — Да, следовало бы, — честно признался он. — Но если бы ты узнала о поездке раньше, то нашла бы предлог отказаться.
 — Почему? — с любопытством поинтересовался Джастин, — тебе не нравится портниха?
 Леони с трудом выдавила из себя улыбку.
 — Нет, нет. Портниха здесь ни при чем. Вот только у меня были запланированы совсем другие дела…
 — Какие? — не унимался Джастин, так что Леони едва удержалась, чтобы не ущипнуть его, чтобы мальчик замолчал. Злясь на себя за этот порыв, она решительно подавила гнев и неуверенно пробормотала:
 — Я еще точно не решила… Лицо Джастина просияло:
 — Тогда ты можешь поехать с нами, ведь правда?
 Приглушенное фырканье Моргана подействовало на Леони, как ушат холодной воды, но, бросив на мужа свирепый взгляд, она утвердительно кивнула.
 Остаток пути до Натчеза прошел спокойно… но внутренне она вся кипела.
 Как он посмел, думала Леони, использовать Джастина как орудие против меня? Она бросила на Моргана сердитый взгляд. Ее руки так и чесались от желания вцепиться ему в волосы. Беспринципный негодяй! О, если бы с нами не было Джастина!
 Жилище миссис Добсон представляло собой опрятный беленький домик на окраине города. Дом окружала старинная белая ограда, за которой росли прекрасные чайные розы, источавшие сладчайший аромат.
 Морган привязал лошадей к столбу, окрашенному белой краской, а затем с невозмутимым видом подошел к двуколке и помог Леони сойти. Его губы чуть дрогнули, когда он заметил в глазах жены выражение досады. Было очевидно, что маленькая леди не любит, когда ее к чему-либо принуждают.
 Морган взял руку Леони в свою и, немного поддразнивая ее, проговорил:
 — Миссис Добсон очень приятная женщина.
 Не бойся, она тебя не укусит.
 Леони избегала глядеть на Моргана. Чувствуя себя, как человек, приговоренный к длительному тюремному заключению, Леони позволила мужу проводить себя в гостиную миссис Добсон. В уютной комнате на окнах висели затканные золотыми цветами шторы, пол устилал дорогой пушистый ковер, в воздухе витал запах воска, а от полированной поверхности простой дубовой мебели отражалось солнце.
 Добродушная полная вдова миссис Добсон, вырастившая четырех дочерей, радушно приветствовала гостей. Опытным взглядом швеи она скользнула по тоненькой фигурке Леони и маленькому крепкому телу Джастина. Радушная улыбка осветила ее круглое доброе лицо, и она восхищенно проговорила:
 — Я думаю, что для такой фигуры подойдут чуть ли не любые варианты отделки. Это просто замечательно! — и, увидев, что Джастин оценивает комнату взглядом проказника, задумывающего какую-нибудь шалость, весело сказала:
 — Может быть, мистер Джастин первым примерит свои костюмы?
 Указав на несколько модных платьев с прикрепленными к ним образцами материала, она добавила:
 — Ваша свекровь, миссис Слейд, заказала только самое необходимое, но если вы захотите, то можете выбрать себе что-нибудь еще из этих образцов.
 Леони буквально затрясло от злости. И, едва миссис Добсон и Джастин скрылись в примерочной, она повернулась к мужу:
 — Как коварны все Слейды! Какая подлость с вашей стороны и со стороны вашей матери действовать за моей спиной. Мы не нуждаемся в ваших подачках, мсье! Отдайте мне мое приданое. Мы уедем и не будем больше стеснять вас своим присутствием! Боже, до чего же вы, Слейды, любите унижать людей!
 Морган задумчиво смотрел на нее. Если она и играла, то это был восхитительный спектакль. Он помолчал, а потом немного небрежно спросил:
 — Почему несколько платьев и костюмов так терзают тебя? Как тебе, должно быть, известно, я человек богатый. Если ты разыскала меня ради денег, то почему возражаешь против того, чтобы я их на тебя тратил?
 Леони гордо вскинула голову.
 — Мы ничего от вас не хотим, за исключением того, что нам по праву принадлежит — моего приданого!
 — А почему на одежду нельзя смотреть как на часть этого самого приданого? — настаивал Морган, в котором в этот момент боролись два желания — хорошенько встряхнуть ее и одновременно поцеловать.
 — Одежду! — с ненавистью процедила Леони. — Вы думаете, я буду швырять деньги на тряпки?
 — Тогда для чего тебе деньги? Ты собираешься купить драгоценности, большой экипаж и прочие игрушки, в которые играют богатые леди?
 — Единственное, на что я потрачу свои деньги, — пылко ответила Леони, — это на усадьбу Сант-Андре!
 Морган усмехнулся и язвительно произнес:
 — Ах да, родовое имение. Я совсем забыл. Леони проигнорировала его язвительное замечание и, отвернувшись, проговорила:
 — Вы не верите мне, но это правда.
 — Такая же правда, как и договор, которым вы размахивали у меня перед носом?
 Глаза Леони вспыхнули, и она повернулась к мужу.
 — Вы подлец, мсье! Как бы я хотела никогда больше вас не видеть!
 Морган схватил ее за руку и притянул к себе. Близость его тела возбудила Леони. Морган же, забыв всякую осторожность, издал звук, напоминающий нечто среднее между стоном и проклятием. Его губы коснулись ее губ, и этот поцелуй был одновременно и наказанием, и сказочным обещанием. Со стороны Моргана было крайне неблагоразумным прикасаться к жене. Он понял это сразу, как только почувствовал ее мягкие нежные губы на своих устах. На Леони этот поцелуй подействовал совершенно опустошающе. Она считала, что должна сдержать нахлынувшую на нее волну желания, но вместо этого безвольно еще ближе прижалась к мужу. И когда руки Моргана обвили ее стан, она издала слабый вздох удовлетворения, и ее губы ответили на его жадный поцелуй.
 Чем дольше длился поцелуй Моргана, тем сильнее было желание Леони. В ней пробуждалась страстная натура. Ее пальцы проникли в его густые волосы и бессознательно теребили их, а бедра вплотную прижались к его бедрам.
 Бездумно наслаждаясь ласками Моргана, Леони вдруг осознала, что отвечает взаимностью человеку, которому не следовало бы доверять. Эта мысль так поразила ее, что она вырвалась из объятий, сразу ставших ей ненавистными, отскочила на несколько шагов и свирепо проговорила:
 — Вы не должны ко мне прикасаться, мсье! Вы обещали! И я вам этого больше не позволю. Только дотроньтесь до меня, и вы об этом сильно пожалеете!
 Морган замер и растерянно посмотрел на жену. Желание, вспыхнувшее в нем мгновение назад, остыло. Дыхание его стало ровным, а в глазах блеснул огонь раздражения, отчего Леони почувствовала себя неуютно.
 — Ах ты, бесстыдница! — жестко произнес он. — Дразнить и искушать меня — это тоже входит в твои планы? Мне что же, упасть на колени в порыве страсти перед тобой? А что потом?
 Лицо Леони выражало гнев и удивление одновременно.
 — Я не понимаю, о чем вы говорите, мсье.
 На губах Моргана появилась неприятная усмешка.
 — Почему я должен тебе верить? — голубые глаза презрительно смотрели на Леони. — Ты ведь точно знала, что будешь делать дальше, когда так страстно отвечала на мой поцелуй! Но будь осторожна, дорогая, когда попытаешься впредь обмануть меня. Не шути с огнем! В следующий раз мы можем оказаться не в столь людном месте. Тогда, можешь быть уверена, я не позволю взять тебе назад то, что ты так великодушно сейчас предлагала.
 Грудь Леони вздымалась от негодования. С трудом сдерживая себя, она проговорила:
 — Вы немедленно отвезете меня обратно, мсье! Я не хочу здесь оставаться ни минутой дольше. Мне не нужны платья, купленные вами!
 Но лицо Моргана было суровым и непреклонным.
 — Нет, — проговорил он медленно. — Помни, что ты как-никак моя жена и должна одеваться соответственно.
 Леони гордо вскинула голову:
 — Ах! Неужели вы так озабочены тем, что скажут люди?
 Морган мрачно улыбнулся.
 — Нет, милая. Мне наплевать на то, что думают люди, а вот тебе, кажется, нет.
 — Что вы имеете в виду?
 — Только то, что ты надеешься обернуть недостаток платьев для своей же пользы, выставив меня в качестве скряги. Но я тебя раскусил, моя дорогая. Ты примеришь платья миссис Добсон, и мы закажем еще!
 Леони открыла было рот, собираясь протестовать, но Морган посмотрел на нее ледяным взором:
 — И если ты посмеешь сопротивляться, — закончил он грубо, — я отведу тебя в примерочную и сам раздену.
 Выражение его лица заставило Леони нервно поежиться. Мой Бог, он ведь и в самом деле сделает это! — беспомощно подумала она.
 Понимая, что на сей раз проиграла, Леони с беспечным видом, который, однако, не обманул Моргана, проговорила:
 — Хорошо, мсье, я сделаю так, как вы велите. Если вы таким образом хотите успокоить свою совесть, это ваше дело. Но имейте в виду, что к приданому это не имеет никакого отношения. Вы все равно останетесь должны мне всю сумму.
 Морган усмехнулся и отвесил ей вежливый поклон.
 — Давай вернемся к этому разговору в другой раз, хорошо.
 Леони хотела пререкаться и дальше. Она была не прочь придраться ко всему, что сделала миссис Добсон, но при всем своем желании не смогла этого сделать. Платья были безукоризненны.
 Ей на выбор было предложено нижнее белье, отделанное кружевами и лентами, и несколько ночных сорочек из тончайшего батиста, которые доставили молодой женщине немало удовольствия. Ноэль заказала и два бальных платья. Одно из переливающегося янтарно-бронзового шелка, а другое — атласное, ярко-зеленого цвета, который так подходил под цвет ее глаз. Леони выбрала и несколько повседневных платьев. Кое-какие из них были еще не закончены, но, как заявила миссис Добсон, четыре из них будут готовы уже завтра. Янтарно-бронзовое платье оставалось только подрубить внизу, а затем и его можно будет доставить в малый Бонжур.
 Глядя на элегантное зеленое платье, миссис Добсон с сожалением заметила:
 — Боюсь, что на него потребуется еще несколько дней. Даже если работать иголкой так усердно, как это делают мои девочки, оно будет готово не раньше следующей среды. Вас это устроит?
 Леони промолчала. Она была просто очарована великолепными туалетами. Морган ответил за нее:
 — Я думаю, вполне.
 Леони изо всех сил сопротивлялась притягательной силе разложенных перед ней прекрасных нарядов, но она была в конце концов слабой женщиной. Как изголодавшийся путник на роскошном пиру, смотрела она на одежду, ошеломленно соглашаясь со всем, что предлагала миссис Добсон, которая, кстати, позаботилась и об обуви. Портниха измерила ножку Леони и пообещала, что пришлет несколько пар туфель.
 Но когда Леони начала под дружеским взглядом миссис Добсон примерять платья и была вынуждена продемонстрировать их Моргану, ее настроение вновь упало. Присутствие Джастина все же помогало ей; вид янтарно-бронзового платья привел мальчика в такой же восторг, как и Леони.
 — Ох, мама! — восхищенно закричал он. — Ты такая красивая! Правда ведь, папа?
 В глазах Моргана промелькнуло странное выражение и, не отводя глаз от лица жены, он хрипло произнес:
 — Да, твоя мама невероятно хороша.
 Это было сказано отнюдь не из вежливости. Леони была действительно восхитительна. Низкий вырез открывал ее великолепной формы плечи и часть груди. Завышенная линия талии подчеркивала стройность фигуры, а модная узкая юбка сдержанно оттеняла мягкую округлость бедер. К этому следовало добавить яркий румянец щек и янтарно-бронзовый цвет платья, подчеркивающий золотистый блеск глаз и как будто заставляющий светиться рыжеватые волосы, свободно спадающие на плечи.
 Глядя на жену, Морган почувствовал, что его сердце забилось быстрее. Она была чертовски привлекательна. Он безумно хотел ее, невзирая на ее лживость и бесконечный спектакль, который она разыгрывала перед ним.
 Лицо Леони вопреки ее настроению выражало смущение и удовольствие, когда она благоговейно дотрагивалась до юбки. Морган же, глядя на нее и видя ее восторг, готов был поклясться, что купил бы ей сотни платьев, чтобы только вот так сидеть и любоваться ею.
 Завороженный взгляд Леони вдруг навел Моргана на мысль, что у нее, видимо, еще никогда в жизни не было такого количества прекрасных нарядов. Возможно, те старые платья, которые носила она и Иветта, были действительно единственными. Но он поспешил отогнать от себя эту мысль, ругая себя за то, что чуть ли не поверил в ее ложь. Он посмотрел в окно и небрежно сказал миссис Добсон:
 — Ваша работа выше всяческих похвал. И если остальные платья так же хороши, то уверен, моя жена останется довольна.
 Весь обратный путь Леони молчала, и даже Джастин, казалось, не имел ни малейшего желания болтать. Морган тоже был занят своими мыслями. Когда достигли дома, он занялся двуколкой и лошадьми, Джастин убежал обедать, а Леони предпочла тишину садовой беседки, чтобы хоть немного привести в порядок свои мысли.
 Усевшись в одном из плетеных кресел, она безучастно уставилась на увитую глицинией решетку, удивляясь необъяснимому поведению мужа.
 Он изменился, сердито думала она, совсем сбитая с толку. Он был так жесток, так отвратителен со мной до того, как уехать в «Тысячу Дубов», а сейчас… Сейчас он так очарователен, так… так добр. Леони нахмурила брови, ее гордость требовала от мсье Слейда вовсе не доброты…
 Леони задумчиво отломила ветку глицинии и машинально стала обрывать с нее цветы. Почему Моргана не рассердил ее визит к судье Данджермонду? И почему, о Господи, она всегда тает в его объятиях? Она знала, впрочем, ответ на этот вопрос, и он ей совсем не нравился. Мой Бог, я ни за что не должна его любить! Но Леони прекрасно понимала, что это намного проще сказать, чем сделать. Какая я дура, наконец решила она. Я позволила чувствам взять верх над собой. Но больше я не совершу подобной ошибки в общении с мсье Слейдом, решительно поклялась молодая женщина.
 Почувствовав себя увереннее, Леони покинула беседку и не спеша направилась к дому, на ходу обдумывая манеру поведения, которой ей следовало придерживаться теперь с этим Слейдом. Я буду с ним холодна и даже несколько пренебрежительна, твердо заключила она. Конечно, я не позволю играть со мной, как он это сделал сегодня.
 Заглянув в детскую, где Джастин увлеченно играл в солдатики, Леони отправилась к себе. Она легла в ванну и, нежась в теплой воде, решила, что с нее хватит и этих вежливых семейных обедов и идиллической картины счастливого брака. Нет! Она не будет больше принимать участие в подобных представлениях.
 Леони отказалась от помощи Мерси, которая подала ей полотенце, устало проговорив:
 —  — Сегодня ты мне больше не, понадобишься. Я решила остаться в своей комнате. Пожалуйста, скажи Мамми, чтобы она приготовила мне поднос с едой, а кто-нибудь из слуг пусть принесет его примерно через час.
 На черном лице Мерси отразилось удивление, но, заметив знакомое ей упрямое выражение, она пожала плечами и сделала все так, как ей велели. Когда Морган вошел в столовую, он был неприятно удивлен, обнаружив, кроме слуг, только Иветту, Роберта и Доминика. Подняв брови, он поинтересовался:
 — А что, Леони задерживается? Иветта обеспокоенно посмотрела на него и мягко ответила:
 — Леони не спустится к ужину. Она… она… — Иветта замолчала на мгновение, а потом робко добавила:
 — Когда я зашла к ней, она сказала, что нездорова.
 — Понятно, — жестко произнес Морган, — раз моя жена не удостоит нас своим присутствием, сядем за стол и без нее. — И, посмотрев на своих братьев, сухо заметил:
 — Вы еще должны мне рассказать, почему вы вдруг так неожиданно оказались в моем доме.
 Роберт под взглядом Моргана покраснел и закашлялся. Доминик же, ничуть не смутившись, усмехнулся и вызывающе произнес:
 — Разве ты не понимаешь? Мы скучали без тебя и, естественно, захотели провести этот вечер в твоей компании.
 Морган недоверчиво фыркнул, и в его глазах блеснул насмешливый огонек… Несколько часов спустя, когда он стоял у окна своей спальни и смотрел в темноту, в его глазах, однако, не было и тени веселья.
 «Какую игру она затеяла?» — растерянно думал Морган. Он знал, что Леони злилась на то, что он обманным путем заманил ее к портнихе. Но когда ей пришлось демонстрировать свои наряды Моргану, она явно наслаждалась платьями и любовалась собой. Во время обратного пути он не чувствовал, чтобы она очень уж злилась» на него. Скорее Леони была чуть грустна. А может быть, она вырабатывала план дальнейших действий?
 Морган отошел от окна. Он так устал мучиться сомнениями! Но все же почему она не спустилась к ужину? Почему предпочла остаться одна?
 Он нахмурил брови, рассеянно зажег тонкую ароматную сигару и почти моментально погрузился в облако голубоватого дыма. Может быть, она действительно плохо себя чувствует?
 Нетерпеливо погасив сигару, Морган задумчиво наблюдал за закрытыми дверями, ведущими в комнату Леони, которые он никогда не открывал. Но если она и впрямь нездорова…
 Морган неоднократно повторил про себя эти слова, побуждая себя в такой час войти к жене и убедиться, что с ней все в порядке. Наконец он медленно подошел к двери и открыл ее.
 Моргана встретил почти кромешный мрак. Свет луны слегка освещал комнату, позволяя смутно различить очертания предметов. Его глаза быстро привыкли к темноте, и он тихо прошел в глубь помещения.
 Несмотря на тонкий серебристый луч лунного света, струящегося сквозь окна веранды и падающего на шелковый полог кровати, рубиновый цвет шелка был едва различим. Взгляд Моргана сразу устремился туда, где спала Леони.
 Он стоял и смотрел на божественную картину, которую представляла собой Леони, освещенная слабым светом луны.
 Она спала. Золотисто-каштановые волосы рассыпались по подушке. Лунный свет очерчивал ее точеный профиль, позволяя любоваться линиями высокого лба, маленького прямого носа и дерзкого рта. Старая хлопчатобумажная ночная сорочка соскользнула с плеча, слегка приоткрывая грудь.
 Морган ощутил зов плоти. Его внезапно захлестнули чувства, среди которых, однако, было и чувство горечи. Почему, о Боже, она вошла в его жизнь, эта прекрасная маленькая лгунья?
 Он уже хотел было повернуться и выйти, но Леони вдруг заметалась во сне, и из ее груди вырвался слабый печальный вздох. Инстинктивно Морган коснулся ее обнаженного плеча и нежно проговорил:
 — Успокойся, любимая, я не хотел причинить тебе зла…
 Звук его голоса и прикосновение разбудили Леони. С диким блеском в глазах она уставилась на темную, склонившуюся над ней фигуру. Еще толком не проснувшись, она не узнала Моргана. На мгновение ей вспомнилась ночь, когда она потеряла невинность. Ее сжатый кулак мгновенно нанес удар, который пришелся прямо в челюсть Моргана и рассек ему губу.
 — Господи! — воскликнул он скорее от неожиданности, чем от боли и машинально схватил Леони за руку прежде, чем она успела нанести еще один удар. — Успокойся, тигрица! — вскричал Морган, когда Леони попыталась вырваться. Внезапно осознав, кто стоит перед ней, она перестала вырываться и ошеломленно спросила:
 — Мсье, это вы?..
 Морган печально улыбнулся:
 — Да, кошечка, боюсь, что я.
 — Что вы здесь делаете? — спросила Леони, затем взволнованно добавила:
 — Джастин? С ним что-нибудь случилось?
 Морган отрицательно покачал головой, но, спохватившись, что в темноте этого не видно, быстро проговорил:
 — Нет, с ним все в порядке. Ощутив тепло его рук, Леони поспешно отстранилась.
 — Если с Джастином ничего не случилось, то почему вы здесь? — резко спросила она, больше всего сейчас желая, чтобы ее сердце не билось в таком бешеном ритме.
 — Я пришел проведать тебя. Когда ты не спустилась к обеду, я… забеспокоился.
 — Неужели? — недоверчиво спросила Леони, ни на миг не поверив словам мужа.
 — М-м-м, — рассеянно протянул Морган, — у тебя нет поблизости лампы? Мне совсем не нравится говорить с тобой в темноте.
 Моментально забыв вражду, Леони перебралась через кровать и очутилась возле подсвечника. Чтобы зажечь свечу, потребовалась всего секунда. Обернувшись к Моргану, Леони сразу заметила ссадину на его губе и тихо вскрикнула:
 — Ах, мсье! Ваша губа! Она вся в крови!
 — Я так и предполагал, — смиренно проговорил Морган и дотронулся до губы. — В будущем, — уныло пробормотал он, — почаще напоминай мне, что тебя нельзя внезапно будить. Затруднительно каждый раз всем объяснять, откуда взялась рана.
 Почувствовав вину за то, что причинила ему боль в то время, как он волновался за нее, Леони с готовностью предложила:
 — Позвольте мне вытереть кровь.
 И, прежде чем Морган успел что-то возразить, она взяла с мраморного умывальника кувшин с водой, полотенце, придвинулась к нему вплотную и робко коснулась полотенцем его губ.
 Морган совершенно забыл о разбитой губе. Тело Леони находилось всего в дюйме от него. Морган различал все его восхитительные изгибы, обозначившиеся под изношенной сорочкой. Слабый запах розовой воды щекотал его ноздри. Наблюдая за тем, как Леони морщила ротик, старательно вытирая кровь, он вдруг почувствовал сильное возбуждение.
 Только сейчас Леони вдруг ощутила весь ужас сложившейся ситуации. Свеча отбрасывала на кровать теплые блики, и Морган казался таким мужественным и привлекательным!.. Цвет парчового халата подчеркивал красоту его бездонных синих глаз. Невольно взгляд Леони скользнул в вырез его неплотно запахнутого халата, и она поняла, что под халатом ничего нет. Внезапно она вспомнила, что и сама почти не одета.
 Леони поспешно опустила глаза. Резким движением она поставила кувшин на столик возле кровати и, попытавшись совладать с нахлынувшими чувствами, быстро произнесла:
 — С вашей губой все в порядке. Спокойной ночи, мсье.
 Морган пристально посмотрел на нее и внезапно охрипшим голосом проговорил:
 — Я хочу тебя!
 Леони нервно сглотнула. Она пыталась пробудить в себе гнев, который, как ей казалось, должна была испытывать. Она попыталась вспомнить причины, из-за которых следовало выставить Моргана из комнаты, но не могла найти нужных слов. Она безмолвно смотрела на него, мучительно ожидая, когда он ее обнимет. Долгое время они смотрели друг на друга не шевелясь, пока Леони, набравшись решимости, о которой и сама не подозревала, тряхнула головой и тихо проговорила:
 — Нет, мсье. Я этого не хочу!
 Морган не двигался, только его глаза слегка сузились. Дрожащим голосом, выдававшим волнение, он наконец проговорил:
 — Боюсь, моя дорогая, ты не правильно поняла меня. Я не спрашиваю твоего разрешения. Я просто сообщил тебе о своем намерении. И я его осуществлю!..




 Глава 22


 Слова Моргана были встречены напряженным молчанием. Зеленые глаза Леони блеснули, и она холодно произнесла:
 — Нет! Я не позволю.
 — Что ты не позволишь, моя кошечка? — придвинувшись к ней вплотную, елейным голосом спросил Морган.
 Смесь злости и с трудом скрываемого желания наполнили Леони, когда она ощутила, как руки Моргана обняли ее худенькие плечи. Она безвольно подчинилась его сильному телу и когда их губы слились в жадном поцелуе, непреодолимая волна вожделения захлестнула и ее.
 Стараясь не поддаваться его мужскому обаянию, вспоминая об обещании никогда больше не допускать того, что между ними уже произошло, Леони сделала последнюю тщетную попытку противостоять неожиданному и стремительному порыву Моргана. Но напрасно пыталась она скрыть учащенное биение сердца. Руки Моргана были достаточно опытны, а губы так настойчивы! Лаской и нежностью он добился ответного порыва, пробудил ее страсть, дал возможность ощутить радость своих объятий. Леони оказалась бессильной перед зовом собственной плоти. По мере того, как поцелуи становились все более страстными, а объятия — все более пылкими, Леони со стыдом ощутила, что желает его, вновь хочет разделить его страсть, ощутить восторг взаимного обладания.
 Морган смутно ощущал ее сопротивление, но был слишком возбужден. Переполнявшая его ярость не позволяла прервать пылкие поцелуи и настойчивые жадные ласки. Возможно, если бы Леони продолжала сопротивляться, Морган справился с охватившим его безудержным желанием, но долгий, опьяняющий поцелуй наполнил Леони тем же чувством. Она не смогла противостоять себе.
 Ощущая горячие и настойчивые губы Моргана на своих губах, щеках, шее, прикосновения его рук, страстно ласкающих ее грудь, Леони испустила легкий стон удовольствия, прекратив сопротивляться своему пылкому молодому телу и покоряясь Моргану. Ее руки ласково обвили его шею, тело непроизвольно напряглось, переполненное непреодолимым желанием близости с мужчиной. Уже не имело значения ни ее недоверие, ни его двуличие. Важен был только этот миг наслаждения.
 Едва уловимый ответный порыв Леони заставил Моргана отбросить все колебания. Он вновь припал к ее губам. Его язык в чувственном порыве проник в глубину ее рта. Руки его настойчиво гладили ее стройное тело, лаская талию и бедра. Робкие ласки Леони также становились все более горячими. Повинуясь зову встречного чувства, она распахнула на Моргане халат и прижалась к его обнаженной груди, ощущая тепло его кожи и упругость мышц. К своему удивлению, Леони обнаружила, что от ее прикосновений соски Моргана тоже затвердели и напряглись. Леони развязала пояс его халата и стала нежно гладить его живот. Морган глубоко втянул в себя воздух. Ласки Леони сводили его с ума. Желая ласкать ее так же, как она ласкает его, Морган одним резким движением сдернул с нее ночную сорочку. В следующее мгновение он сорвал с себя халат и со стоном удовлетворения припал к ее обнаженному телу. Ее груд» прикоснулась к шелковистым волосам на груди Моргана, а бедра ее раздвинулись и сжали его ягодицы.
 Морган обнял ее за плечи, поцеловал долгим пьянящим поцелуем, и ей захотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Когда Морган на секунду отодвинулся от нее, чтобы передохнуть, Леони разочарованно вздохнула, но в тот же момент ощутила, как его горячие губы покрывают поцелуями ее лицо, теребя мочки ушей… Он помедлил мгновение, лаская языком шелковистую кожу ее шеи, а затем поцеловал ямку у ее основания, ощущая биение пульса.
 Его голова наклонилась ниже, и когда его губы прижались к твердому соску, Леони пронзило острое наслаждение. Морган легко охватывал губами сосок и нежно ласкал его языком. После того, как Морган перешел ко второй груди, Леони не смогла сдержать легкие стоны удовольствия. Этот звук еще более взволновал Моргана.
 Приподняв голову, он с удовлетворением увидел пламя желания, горящее в ее затуманившихся полузакрытых глазах. С усилием он отодвинулся, чтобы еще раз посмотреть на это прекрасное тело.
 Маленькие груди Леони бесстыдно торчали, напряженные от страсти. Морган посмотрел на ее плоский живот и, почти не владея собой, провел рукой по его гладкой, упругой коже, пока пальцы не нащупали треугольник золотистых вьющихся волос между ее бедер. Судорога желания прошла по телу Леони. Ощущая потребность самой ласкать Моргана, она подняла руки и стала медленно и нежно гладить его плечи, его крепкую шелковистую грудь, спину…
 Морган вздрогнул, ощутив поглаживания маленькой ручки Леони. Инстинктивно его рука продвинулась вниз, а палец проник в самое сокровенное ее место между бедрами. Он почувствовал влекущее тепло и, со страстным стоном приникнув к губам Леони, опрокинул ее на спину.
 Без колебаний Леони отдавала себя Моргану. Ее руки жадно ласкали ее плечи, передавая порывистыми движениями волнения и наслаждение, переполняющие ее тело. В Леони пробудилась прирожденная чувственность. Она возвратила Моргану поцелуй, ее маленький язычок горячим пламенем проник в его рот, побуждая к обладанию ею.
 Не было произнесено между ними ни слова. Тело одного отвечало на страсть другого. Слова, признания в любви, которые они не произносили вслух, отражались в каждом поцелуе, в каждом движении тела, в каждой взаимной ласке…
 Мягкая кровать приняла в свое лоно их обнаженные тела. Мерцающий свет свечи золотил прекрасную кожу Леони и оттенял бронзу мускулов Моргана. Они лежали, полностью поглощенные друг другом. Это была сладостная агония, предвкушение взаимного обладания, намеренная затяжка соединения тел, доставляющая обоим неизмеримое удовольствие. Губы Моргана опускались все ниже и ниже, отмечая свой путь легкими поцелуями, ощущая губами тепло и шелковистость кожи Леони. Он пьянел от вкуса и запаха этой кожи.
 Медленно и чувственно язык Моргана пересек нервно подрагивающий живот, но когда он попытался опуститься ниже, Леони резко запротестовала.
 — О, мсье, нет! — воскликнула она, задыхаясь и пытаясь в отчаянном страстном порыве побудить его наконец к соитию.
 Она была уже на пределе, желая его каждой частичкой тела, но в то же время боялась нового порыва страсти, который он мог разбудить, Морган неохотно поднял голову. Его глаза потемнели от захлестнувших его чувств. Низким, незнакомым голосом он прошептал:
 — Я хочу тебя… хочу всю, Леони!
 Она испуганно откинула голову, и Морган оторвался от нее со стоном разочарования. Резко подтянувшись на локте, он оказался лицом к лицу с Леони. Жадно всматриваясь в ее лицо, он хрипло произнес:
 — О, как ты хороша, как прекрасна… везде! Когда спустя несколько мгновений его голова вновь опустилась к животу Леони, она напряглась и протестующим жестом остановила дальнейшее продвижение.
 Лукаво улыбнувшись, Леони мягко прошептала:
 — Этой ночью выиграл ты, но в следующий раз…
 Глядя на Моргана лучистыми зелеными глазами, она хотела что-то добавить, но Морган неожиданно приник к ее устам, погрузив руку в копну ее золотисто-каштановых волос, разметавшихся по подушке. Его язык с неутоленной жаждой наслаждения погрузился в ее рот, как будто стремясь насытиться этой медовой теплотой.
 Вновь рука Моргана опустилась вдоль тела Леони к шелковистой ложбинке между бедер, но на этот раз он не прерывал чувственное, нежное движение до тех пор, пока извивающаяся в порыве страсти Леони не испустила легкий крик наслаждения. Морган уже был не в силах сдерживаться. Он медленно приподнялся, раздвинул ее бедра, а затем со стоном удовлетворения медленно вошел в нее.
 Мгновение они лежали без движения, тесно прижимаясь друг к другу. В порыве страсти Леони устремила свое тело навстречу. Она обхватила Моргана за плечи, стала лихорадочно гладить его мускулистую спину, упругие ягодицы.
 Это было для него сладостной пыткой. Морган понимал, что не сможет долго противостоять ласкам Леони, и, еще немного помедлив, начал движение.
 Леони тоже хотелось продлить эти мгновения сладостной близости, но ее влекли те же чувства, что и Моргана.
 Темп нарастал. В яростном безумии встречались и расходились их тела. Губы Моргана приникли к уху Леони, и он тяжело простонал:
 — О, Господи! Леони ты… такая нежная… такая прекрасная. Я сойду с ума!..
 Тело Леони содрогнулось, и он ощутил, что уже подошел к пику наслаждения. Движения Моргана участились. Почти в безумии входил он в ее лоно, желая достичь того же, что произошло мгновением ранее с ней самой.
 Леони почти не слышала его слов. Волна непереносимого наслаждения захлестнула ее, наполнила тело, проникла в каждую его клеточку. Потрясенная этим чувством, буквально пронзившим все ее существо, она все же ощутила, что и Морган уже испытал кульминацию наслаждения.
 Даже когда силы полностью оставили его, Морган все еще сжимал ее в своих объятиях. Некоторое время они лежали, тесно прижавшись друг к другу.
 Для Леони наступил мучительный момент. Страсть медленно отступала, и мысли возвращались к суровой реальности. Она понимала, что любит Моргана, и то, что произошло между ними, было ярчайшим проявлением этой любви. Но в то же время она считала, что для него это не более, чем обычное мужское вожделение.
 Она была не права, думая так о Моргане, но не подозревала об этом. Когда он наконец оторвался от ее тела, то вынужден был признаться самому себе, что по-настоящему влюблен. Это было нелегким и не очень приятным признанием для него. Но он был честен по отношению к самому себе и не мог не признать, что все его поступки с того момента, как Леони вошла в его жизнь, были следствием ее непреодолимого очарования.
 Морган мрачно улыбнулся про себя, вспомнив первые дни совместной жизни со Стефанией. Видно, таков уж его удел — влюбляться в женщин, которые лгут так же легко, как и дышат. Но на сей раз, мрачно сказал он сам себе, я буду готов к измене. Никогда ни одна женщина больше не обманет меня так, как Стефания. Никогда!
 Он вновь стиснул Леони в своих объятиях и приник к ней яростным поцелуем, испугавшим ее. В этом поцелуе не было ни ласки, ни нежности. Его губы впились в нее, словно желая причинить боль, и Леони уперлась маленькими ручками в мускулистые плечи Моргана и постаралась освободиться.
 Наконец ей удалось высвободить губы и выпалить:
 — Мсье! Прекратите! Да прекратите же, прошу вас!
 Слова «мсье» было вполне достаточно, чтобы Морган отпрянул. Улыбнувшись, он насмешливо произнес:
 — Не находишь ли ты, моя милая, что пора прекратить называть меня «мсье»? «Мсье» — это слишком официально…
 Морган осторожно обхватил губами сосок Леони и погладил его языком, от чего сосок сразу напрягся. Затем поднял голову и пристально посмотрел в лицо Леони:
 — Надеюсь, наши отношения уже перестали быть официальными?..
 Леони удивилась выражению его глаз и, смутившись легкости, с какой ее тело откликнулось на ласку, попыталась отодвинуться:
 — О, нет, нет! — мягко сказал Морган, вновь заключая Леони в объятия. Его губы были всего в дюйме от ее губ, и он мягко приказал:
 — Назови меня по имени. Скажи «Морган»! Леони пыталась сопротивляться. Обращение «мсье» оставалось последним барьером между ними.
 — Скажи! — настойчиво повторил Морган, и его губы пламенем скользнули вниз по шее Леони. Она молчала. Морган, рассмеявшись, склонился ниже. Его губы продолжали свой путь к груди, а рука осторожно погладила ее живот.
 Леони торопливо перехватила эту руку и, заикаясь, пробормотала:
 — М-м-морган.
 Его поразил звук своего имени, слетевший с ее губ. Особое очарование произнесенному слову придавал легкий французский акцент, несознаваемый самой Леони. Высвободив руку, он продолжал ласкать ее, дьявольски поблескивая голубыми глазами и настаивая:
 — Скажи теперь «дорогой Морган».
 Зеленые глаза гневно взглянули на него, и Леони протестующе процедила сквозь зубы, стремясь освободиться от рук, нежно поглаживающих ее живот:
 — Нет!
 Морган приподнял бровь.
 — Нет? — спросил он с притворным удивлением. — Ну что же, сейчас посмотрим, нельзя ли как-то изменить твое мнение, а?
 И, не давая Леони опомниться, Морган прижался к ее губам долгим нежным поцелуем, лаская пальцами ее сосок. Вначале он хотел только подразнить ее, но в какой-то момент времени ощутил, что эти мягкие губы, эта грудь слишком много для него значат. Со стоном Морган еще крепче впился в губы Леони, руки его продолжали лихорадочно гладить ее грудь. На мгновение прервав поцелуй, он прорычал:
 — Скажи же наконец, черт побери! Скажи! Кровь бурно стучала в висках Леони, ее тело выгибалось навстречу Моргану, и, наконец, уступая его напору, она прошептала нежно и одновременно сердито:
 — Дорогой Морган.
 Тело его моментально запылало. Морган снова хотел ее, и немедленно. Он овладел Леони с неистовой поспешностью, вызвавшей у нее невиданное чувство полноты и потрясения. И все же несмотря на грубость, с которой Морган взял ее, Леони остро чувствовала его нежность к ней.
 Когда Морган наконец оторвался от тела Леони, они не произнесли ни слова. Его руки продолжали ласкать ее разгоряченную плоть, а губы покрывали легкими поцелуями путь от виска к уголку губ. Казалось, Морган не мог остановиться, но безумная страсть, владевшая им мгновением раньше, уже ушла. Леони почувствовала, что эти нежные отголоски бурного чувства доставляют ей еще большее удовольствие.
 При всем при этом она была измотана не только страстью Моргана, но и непрекращающейся борьбой со своими собственными чувствами. И, несмотря на то, что спор между ними был не окончен и Леони еще собиралась потребовать соблюдений условий договора, она ощутила восхитительное чувство умиротворения, обнаружив, к своему стыду, что хочет только одного — спать, спать, прижавшись обнаженным телом к сильному крепкому телу Моргана. Спустя всего несколько мгновений она заснула.
 Морган не смог уснуть так же легко. После того, как ровное дыхание Леони поведало ему о ее безмятежном сне, он еще долго лежал, глядя на рубиновый шелк полога над кроватью. Голова Леони покоилась на его плече. Тело Моргана отдыхало, но мозг напряженно работал.
 Да, совершенно неожиданно для себя он безумно влюбился в Леони Сант-Андре. Это было горькое признание. Его сознание отравляла мысль, что где-то существует настоящий муж Леони. Это ставило под вопрос их совместное будущее. Что теперь делать, черт подери? Пасть на колени и молить ее о любви? Просить, чтобы она вышла за него замуж? Морган презрительно фыркнул. Это было совершенно невозможно!
 Но что тогда делать? Морган отодвинулся от Леони и, приподнявшись на локте, посмотрел ей в лицо. Каким оно было безмятежным и невинным! Сердито поборов захлестнувшее его чувство нежности, Морган отвел взгляд и встал с постели.
 Подобрав разбросанные вещи, Морган оделся и, бросив последний взгляд на Леони, вышел из комнаты, ощущая недовольство и внутреннее раздражение. Почему мне суждено любить лживых женщин? мрачно размышлял Морган.
 В продолжение всей ночи он так и не нашел ответа на этот вопрос. И когда он наконец заснул глубоким сном, его окружили образы Леони и Стефании. Самым ужасным было возвращение того ночного кошмара, который не посещал его уже несколько лет. Он вновь скакал по дороге из Натчеза, переполненный страхом за своего сына, жизнь которого висела на волоске. И когда он, как обычно, приблизился к месту трагедии, то с ужасом и болью узнал в женщине — Леони, а в мертвом ребенке, лежащем около нее, — Джастина.
 Морган проснулся от собственного стона, полного тоски и безнадежности. Тело покрывала испарина, сердце учащенно билось, готовое, кажется, вырваться из груди. Сознавая, что поступает глупо, он все же вскочил с постели и бросился в комнату Леони. Только увидев ее спокойно спящей, он испытал глубокое облегчение. Все еще под впечатлением кошмарного сна он вышел из комнаты Леони и направился в детскую, где, разметавшись по постели, безмятежно спал Джастин.
 Морган ласково погладил его по темным жестким кудрям, ощущая, как много стал для него значить этот ребенок.
 Ночной кошмар рассеялся. Морган возвратился в свою комнату и уже спокойно заснул. Это был первый за последнее время глубокий сон без сновидений…
 Если после происшедшего Морган обрел равновесие, то этого нельзя было сказать о Леони. Разбуженная ласковыми золотыми лучами солнца, она была обрадована и одновременно огорчена, обнаружив, что лежит в постели одна. Вначале Леони ласково погладила то место на подушке, где ночью покоилась голова Моргана, но затем, рассердившись на себя за столь глупый порыв, отдернула руку.
 Она села на постели и позвонила Мерси, слишком энергично дергая бархатный шнур. А когда спустя несколько минут Мерси вошла в комнату, настроение Леони еще более ухудшилось. Она уловила понимающий взгляд, которым Мерси оглядела постель. Смятые простыни и сброшенная ночная рубашка красноречиво свидетельствовали о том, что произошло здесь ночью.
 Лукаво улыбнувшись. Мерси проворковала:
 — Надеюсь, миссис Леони хорошо выспалась?
 Леони пристально посмотрела на служанку и пробормотала:
 — Я хочу принять ванну… и не желаю слушать всякую чушь.
 Обиженная обращением Леони, Мерси пожала плечами и вышла. Зная, что Мерси распространит пикантную новость среди остальных, Леони смутилась и расстроилась.
 Но ничего поделать с этим было нельзя. Почти злобно Леони схватила порванную сорочку и, не сознавая, что делает, связала ее в тугой узел. Почувствовав себя после этого немного лучше, она стала ждать ванну, рассуждая о том, что может принести ей наступающий день и, что еще более важно, как ей реагировать на появление своего ненавистного мужа.
 В эту ночь пали все защитные бастионы, которые Леони так тщательно воздвигала против Моргана. Боясь стать игрушкой в руках мужа и вместе с тем полюбив его, Леони смотрела в будущее со страхом и надеждой. С удовольствием и стыдом вспоминала она прошедшую ночь, прикосновения ласковых рук Моргана и будоражащую чувственность поцелуев и наконец с сожалением решила, что не должна больше этого допускать. Возвращение Мерси с известием, что ванна готова, на время прервало грустные размышления Леони. Погрузившись в медную лохань с горячей мыльной водой, она заставила себя не думать о событиях прошедшей ночи. И только когда Мерси захотела добавить в ванну розовой воды, Леони резко сказала:
 — Нет, только не этой. — Заметив, что Мерси удивленно уставилась на нее, она поспешно добавила:
 — Я предпочитаю лаванду. Она меньше расслабляет. Ты как думаешь?
 Мерси недоуменно пожала круглыми плечами и сделала так, как ей было приказано. Довольно странное настроение владело миссис Леони в это утро!
 Избегая насмешливого взгляда Мерси, Леони в полном молчании закончила омовение. Она помалкивала и тогда, когда служанка, укутав ее мягким белым полотенцем, принялась растирать ей кожу. И только тогда, когда Мерси привычно протянула старое вылинявшее желтое платье, заговорила;
 — Наконец-то ты будешь довольна. Мсье заказал мне несколько новых платьев. Они прибудут сегодня днем. Так что у тебя будет выбор, когда мне придется надеть что-то к ужину…
 Круглое черное лицо Мерси расплылось в довольной улыбке, но сама Леони не выразила удовольствия по поводу своих новых туалетов. Натянув свое старое желтое платье и причесавшись, она с воинственным настроением спустилась к завтраку. Ей с трудом пришлось признать, что она так и не предприняла никаких серьезных усилий против намерений мсье Слейда.
 А называть я его буду все-таки «мсье», подумала Леони, стиснув зубы и заливаясь краской стыда только при одной мысли о том, каким образом Морган вытянул из нее свое имя. Похотливое чудовище! — мрачно заключила она.
 Моргану не удалось заметно поколебать ее гордости. Леони намеревалась по-прежнему быть непреклонной и упрямой.
 Войдя в гостиную в полной боевой готовности, она неожиданно обнаружила, что комната пуста. Из короткого разговора с дворецким стало ясно, что мсье Слейд завтракает в одиночестве, затребовав поднос с едой в свою комнату.
 — А мадемуазель Иветта?
 — Мне показалось, мадемуазель сегодня не совсем здорова, — холодно ответил дворецкий.
 Искренне озабоченная, Леони выскочила из гостиной и поспешила к Иветте. То, что Иветта все еще была в постели, испугало Леони.
 Она быстро пересекла уютную комнату, убранную в желто-зеленых тонах, и, осторожно приблизившись к кровати, взволнованно спросила:
 — Что случилось, моя малышка? Я слышала, что ты неважно себя чувствуешь?
 Иветта выглядела бледнее обычного. Приподнявшись на пышных подушках, она слабо улыбнулась:
 — Пустяки! Думаю, что съела что-то не то вчера вечером. Завтра все будет в порядке, вот увидишь.
 Взяв Иветту за руку, Леони пристальнее всмотрелась в ее лицо.
 — Это правда? — подозрительно спросила она, хорошо зная, что Иветта способна на ложь, если будет уверена, что эта ложь избавит Леони от лишних хлопот.
 Иветта слабо улыбнулась. Прекрасные карие глаза озарились лихорадочным блеском, когда она прошептала:
 — Нет, я не вру. — И, заметив все еще настороженный взгляд, добавила:
 — Правда, Леони. Это легкое недомогание. Завтра все будет в порядке. Не беспокойся.
 Убедившись, что с ее сводной сестрой ничего серьезного не произошло, Леони удобно расположилась на краю кровати, окончательно успокоилась и рассказала о новых платьях, которые вот-вот должны прислать от модистки, предложив Иветте завтра же выбрать что-то для себя.
 Видя, что Иветта колеблется, Леони сердито нахмурилась:
 — Ты, непременно выберешь что-нибудь из этих вещей! Не хочу даже слышать всякие глупости насчет того, что мсье — мой муж и не обязан обеспечивать тебя.
 В голосе Леони прозвучали нотки, заставившие Иветту пристальнее взглянуть на сестру.
 — Ты не хочешь, чтобы он что-то покупал тебе? Так, что ли?
 Леони постаралась уйти от ответа:
 — Ах, какое имеет значение то, что я хочу? Но Иветта не отступала.
 — Леони, — начала она медленно и озабоченно, — я не хотела бы вмешиваться, но я не могу понять, довольна ли ты здешней жизнью. Ты ведешь себя очень странно. Ты действительно не жалеешь, что мы нашли мсье Слейда?
 Леони с трудом сдержалась и постаралась отделаться небрежным ответом. Но позже, когда она уже покинула комнату Иветты, этот вопрос вновь озадачил ее. Жалела ли она о том, что нашла Моргана Слейда? Ее сердце уже ответило на этот вопрос. К своему глубокому сожалению, она вынуждена была признать, что, как бы ни сложились обстоятельства в будущем, она никогда не пожалеет о встрече с ним.




 Глава 23


 Новые туалеты прибыли к полудню. Глядя, как искренне восхищается Мерси тончайшими ночными сорочками, шикарными вечерними платьями, шелковыми пеньюарами, Леони почувствовала, что тоже не может остаться равнодушной к прекрасным вещам, разбросанным по комнате. По крайней мере полдюжины шикарных платьев были разложены на кровати, а элегантное янтарно-бронзовое покоилось на спинке кресла. Было еще несколько необходимых женщине предметов туалета, но внимание негритянки в первую очередь привлекли тончайшее нижнее белье и ночные сорочки. Леони поймала лукавый взгляд служанки, брошенный в ее сторону.
 — Ax, ax, — повторяла Мерси уже в сотый раз, — разве это не прекрасно? Ох-ох-ох, да это просто замечательно!
 Леони пожала плечами и резко сказала:
 — Я ничего не оставлю себе из этих вещей, если ты их немедленно не уберешь.
 Мерси бросила на нее удивленный взгляд:
 — Да что на вас нашло, миссис Леони? Зная по собственному опыту, что Мерси от нее не отвяжется, Леони сдержала улыбку и небрежно сказала:
 — Ладно, прекрати эту болтовню и убери вещи.
 — Как убрать, если я их еще не видел, — послышался голос входящего в комнату Моргана.
 При звуках этого голоса Леони резко повернулась на каблуках и оказалась лицом к лицу со своим мужем. Ее сердце бешено колотилось. Они не виделись со вчерашней ночи, и если бы Леони уже не изучила Моргана достаточно хорошо, то подумала бы, что он ее избегает. Морган не только не завтракал с Леони, он еще прислал сказать, что не сможет спуститься к ленчу и просил принести еду в контору.
 Леони подумывала, не навестить ли его, но, вспомнив последнее посещение конторы, решила, что этого делать не стоит. В результате она провела несколько ужасных часов, вновь повторяя резкие и сердитые слова, которые собиралась обрушить на голову Моргана. Неприятнее всего было сознавать, что ей ничего не остается делать, как только ходить по лужайке между домом и конторой в надежде случайно встретиться с ним. Леони сердилась и на себя за собственную трусость, и на Моргана, который поставил ее в такое зависимое положение. Неожиданное появление мужа успокоило ее. Морган был удивительно красив и элегантен в сюртуке зеленого цвета и бежевых бриджах. Лукавая улыбка скользила по его губам, а голубые глаза светились насмешливым блеском, как будто он знал о беспокойстве, томившем Леони, и немного над ней посмеивался.
 Леони глубоко вздохнула, а ее руки непроизвольно сжались в кулачки. Со всей холодностью, на которую она была способна, Леони обратилась к служанке:
 — Пожалуйста, оставь нас, Мерси. Я хочу поговорить с мсье Слейдом наедине.
 При слове «мсье» глаза Моргана сузились. Медленно пройдя по комнате, он согласно кивнул.
 — Да, оставь нас, Мерси. Я должен научить жену правильно произносить мое имя.
 Леони вспыхнула. Мерси, покорно опустив глаза, положила на диван легкую кружевную накидку, которую держала в руках, и вышла. Оставшись с Морганом наедине, Леони вдруг поняла, что все гневные слова, которые она собиралась обрушить на голову этого сильного человека, куда-то улетучились. Он стал таким дорогим для меня, — с болью думала Леони. — Я люблю его, хотя и не должна любить! Он же негодяй, человек без чести. Ему нельзя доверять, и все же…
 Смирив биение сердца, Леони наконец смогла вернуться к состоянию, в котором находилась утром. Грозно взглянув на Моргана, она сухо сказала:
 — Мсье, нам следует поговорить! Создавшаяся ситуация стала нетерпимой. Мне бы не хотелось, чтобы она продолжалась и далее.
 — И я того же мнения, — невозмутимо ответил Морган, просовывая мизинец сквозь кружева накидки, оставленной Мерси на бархатном диване.
 Из груди Леони вырвался тяжелый вздох. Она некоторое время молча смотрела на Моргана, но, быстро преодолев себя, подозрительно спросила:
 — Что вы имеете ввиду? Вы все же намерены возвратить мне приданое?
 Морган задумчиво посмотрел на нее и медленно, как будто с трудом подбирая слова, ответил:
 — Возможно. Это зависит от того, что вы пожелаете дать взамен. Леони наморщила лоб.
 — Не понимаю. Я уже и так отдала вам слишком многое… Вопреки нашему договору…
 — Но предположим, — продолжил спокойно Морган, — что мне бы хотелось оставить вас с Джастином у себя. Вы согласны остаться?
 Сердце бешено забилось в груди Леони. Ощущая острую пульсирующую боль под ложечкой, она пристально и молча смотрела на Моргана, готовая закричать радостное и непрошеное «да». Но рассудок остановил ее. Может быть, это еще одна хитрость? Не хочет ли он просто обезоружить ее, усыпив бдительность?
 Сомнения Леони были не лишены основания. Мужчины, которых она встречала в жизни, научили ее относиться к ним с недоверием. Последний поступок Моргана ничего в этом отношении не изменил. Почему же она должна была верить предложению остаться с ним навсегда?
 Но на сей раз ее сердце было глухо ко всем разумным доводам. Она любила этого непонятного ей мужчину и более всего хотела стать его настоящей женой. Но ее практичная натура и острый ум
 находились в прямом и непримиримом противоречии-с требованиями неподвластного разуму сердца. Поэтому неожиданно для себя она сказала:
 — Мсье, вы задали мне непростой вопрос, и прежде, чем я на него отвечу, мне надо многое решить.
 Это был не тот ответ, который хотел услышать Морган, и Леони с замиранием сердца наблюдала, как бледнеет его гордое лицо, а холодный лед заполняет голубые глаза:
 — Понимаю, — наконец сдержанно произнес Морган, облегчая Леони трудную задачу. Он не собирался даже упоминать о происшедшем между ними. И если он сердился на Леони за нежелание довериться, то еще больше был недоволен потерей контроля над самим собой. Глупец, все утро внушал он себе, неужели ты действительно поверил, что прошлая ночь все изменила? Как можно настолько потерять голову, чтобы совсем утратить ощущение реальности. И он дал себе слово никогда больше не совершать подобных ошибок. А если то, что я испытываю к ней, действительно любовь, то я убью эту любовь, черт побери!
 Полдня Морган боролся с собой, стараясь противостоять обаянию Леони, пытаясь убедить себя, что он не может любить эту лгунью и интриганку, что признание, сделанное ночью самому себе, лишь следствие обычного физического влечения. Но когда он вошел в комнату и увидел Леони, все доводы рассудка рухнули, и больше о них он не думал.
 Что бы ни случилось в будущем, мрачно решил сейчас Морган, моя гордость и мое сердце будут навсегда уязвлены ее отказом. И вновь у него возникла мысль о настоящем муже Леони, который где-то скрывается до поры до времени. Почувствовав, как его охватывает ревность, Морган отвернулся от Леони и подошел к креслу, на котором во всем своем великолепии покоилось янтарно-бронзовое платье.
 — Ты оденешь его сегодня вечером на бал в честь Барра? — спросил он, намеренно меняя тему разговора.
 — Бал? Какой бал? — недоуменно воскликнула Леони, в полной растерянности от внезапного сообщения.
 Морган приподнял вопросительно бровь, но затем, вспомнив, что до сих пор не сказал ей О приглашении на бал, слегка улыбнулся и лукаво произнес:
 — Боюсь, что меня опять подвела моя память. Сегодня вечером состоится бал в честь Аарона Барра, бывшего вице-президента, и мы имеем честь быть приглашенными на него.
 — О, но… — попыталась протестовать Леони. Однако Морган резко прервал ее:
 — Мы будем присутствовать на этом балу, моя дорогая! И я не хочу слушать никаких отговорок, — и, насмешливо улыбнувшись, закончил:
 — Я думаю, настало время нам вместе появиться на людях и положить конец досужим сплетням. Ты согласна со мной, моя прелесть?
 Вспыхнув, Леони мгновенно ответила:
 — Ха! Ас какой стати я должна думать о всяких сплетнях?
 Морган строго посмотрел на нее и с угрозой произнес:
 — Ты, возможно, и не должна. Но твое пребывание здесь создает несколько скандальную ситуацию вокруг моей семьи. Я надеюсь, что ты поможешь нам. Твое присутствие на этом балу положит конец всяким кривотолкам. Леони, — закончил он, сурово блеснув синими глазами, — мы должны пойти сегодня на бал!
 Возмущение вспыхнуло в глазах Леони. Она уже обдумывала, как лучше возразить Моргану, но что-то в его поведении подсказывало ей, что сейчас не время объявлять войну. С кротостью, которая так контрастировала с выражением лица, Леони покорно произнесла:
 — О, да, мсье, хорошо. Так и быть, я пойду на этот ваш дурацкий бал. И я буду вести себя прилично. Вас это устроит?
 Неожиданно Морган рассмеялся и заключил ее в объятия.
 — Слушай, киска, мне показалось, что прошлой ночью ты научилась произносить мое имя. Не говори только, что ты уже успела его забыть. Или… ты не прочь, чтобы я преподал тебе еще один урок?
 Леони уже собиралась что-то сердито ответить, но губы Моргана, прижавшись к ее губам, остановили уже готовый сорваться поток слов. Он оторвался от ее уст, только когда почувствовал, как она обмякла в его руках. Морган посмотрел в ее смущенное лицо и прошептал:
 — Может быть, это поможет тебе вспомнить? Скажи «Морган», или мне придется все повторить.
 Ее зеленые глаза зажглись золотыми искрами. Леони вспыхнула, но, зная о том, что последует, если она продолжит сопротивление, прошептала:
 — Я не забыла. М-м-морган. Морган кивнул:
 — Прекрасно. Ты просто восхитительная ученица.
 Леони покраснела от злости. Морган громко рассмеялся и, небрежно проведя пальцем по ее горячей шее, холодно сказал:
 — Мне еще многое надо сделать до вечера, поэтому, мой строптивый котенок, я покидаю тебя. Можешь начинать прихорашиваться.
 И прежде чем Леони успела придумать язвительный ответ, Морган повернулся и вышел из комнаты.
 Разгневанная собственной беспомощностью, Леони топнула ногой, раздумывая, что произойдет, если она все-таки отвергнет приглашение на бал. Но вспомнив твердый взгляд голубых глаз и упрямый подбородок, она решила, что этого делать все же не стоит.
 С трудом стараясь сдерживать волнение, связанное с посещением первого в своей жизни бала, Леони полностью отдалась в руки Мерси. Когда ухмыляющаяся негритянка наконец закончила работу и подвела Леони к высокому зеркалу в, глубине комнаты, у той перехватило дыхание.
 Неужели это действительно я? — с удивлением думала Леони, изумленно глядя на стройную молодую женщину в великолепном наряде, смотревшую на нее из зеркала.
 Мерси отлично справилась со своей работой. Золотисто-каштановые кудри Леони были собраны на макушке в пучок, несколько локонов спадали, прикрывая уши и шею. Светлый тон пудры на лице и груди придавал внешности Леони, эфирную легкость. Яркие коралловые губы и огромные зеленые глаза не потребовали никакой косметики. Изысканное платье, как и ожидала Леони, сидело на ней превосходно. Его строгие классические линии, переливы янтарного шелка идеально оттеняли достоинства ее фигура. Из-под узкой юбки чуть выглядывали стройные ножки, обутые в изящные атласные туфельки. Никогда еще в жизни Леони не ощущала себя столь красивой. Она кожей чувствовала нежную ткань тонкой сорочки и нижней юбки, шелковистость чулок. Это было прекрасное и немного греховное чувство наслаждения. Даже духи своим волнующим запахом гортензии напоминали о прошедшей ночи любви.
 Трудно было не залюбоваться собой, и Леони, которая до сих пор боролась с охватившими ее чувствами, наконец сдалась. Не пытаясь сдерживать счастливой улыбки, она буквально вылетела из комнаты и бросилась к Иветте, чтобы поделиться с ней своей радостью.
 — Иветта, — весело закричала она, закружившись перед сводной сестрой. — Я иду на бал сегодня вечером! Посмотри на меня! Тебе нравится?
 Иветта, которая чувствовала себя уже немного лучше, радостно всплеснула руками:
 — О, Леони, да ты просто красавица! Ты будешь королевой бала!
 Но тут Леони вспомнила, что должна быть сдержанной, и состроила гримасу.
 — Ах! Да что я говорю, — бросила она, присаживаясь на край кровати Иветты. — Неужели ты думаешь, что я поеду на бал и оставлю тебя одну?
 Иветта вежливо улыбнулась.
 — Конечно, поедешь. В конце концов жена мсье Слейда — ты, а я лишь твоя компаньонка. Леони сердито нахмурилась.
 — Не говори так никогда! У тебя тоже будет много прекрасных нарядов. Вот увидишь! Обещаю, что так и будет!
 Иветта грустно кивнула:
 — Конечно, Леони, я никогда в этом, не сомневалась. — И добавила, озаренная внезапной мыслью:
 — А Джастин уже видел тебя?
 — Нет, но я собиралась к нему. Как ты думаешь, он меня узнает в таком виде? Я ему понравлюсь?
 Джастина очаровало появление Леони. Но больше всего ему понравился запах гортензии. Уткнувшись личиком в шею Леони, он радостно залепетал:
 — О, мамочка, ты пахнешь как цветок. Ты просто замечательная, правда? Леони рассмеялась:
 — Конечно, душа моя! Ведь я твоя мама.
 Леони недолго пробыла с Джастином. Поцеловав мальчика перед сном и дав указания няне, она направилась в главную гостиную. Когда она вошла, радость ее слегка улеглась. В конце концов ничего реально не изменилось в ее отношениях со Слейдом. И все же ей было так трудно избавиться от переполнявшего ее веселья!
 Леони знала, почему у нее столь приподнятое настроение, но упорно продолжала притворяться и придумывать иные причины.
 Она уверяла себя, что все дело в предвкушении первого бала и радости, доставленной новым платьем. Но сердце подсказывало, что все дело в Моргане. Хотя весь день Леони пыталась выбросить из головы всякую мысль о нем, это ей плохо удавалось.
 Их совместное появление на балу покажет всем, что она подлинная супруга Моргана Слейда. Она не могла не радоваться этому факту, поэтому когда Морган появился в гостиной спустя несколько мгновений после Леони, ей страшно хотелось, отбросив все разумные доводы, броситься в его объятия с криком:
 — Да, да, да!
 Но неожиданно Морган предстал перед ней совсем иным, нежели днем, и Леони сдержала свой порыв. В вечернем костюме он выглядел слишком строгим и недоступным. Смуглую кожу его эффектно подчеркивала белая кружевная рубашка под коротким кашемировым черным жилетом. Черные панталоны и черные шелковые чулки плотно обтягивали мускулистые ноги, а двубортный сюртук из черного бархата идеально сидел на широких плечах.
 Украдкой наблюдая, как Морган легкой стремительной походкой пересекает гостиную, Леони подумала, что он напоминает грациозную, но очень опасную пантеру. Атмосфера отчужденности, которая, казалось, окружала его, подтверждала впечатление, созданное Леони. Поэтому нежная сердечная улыбка Моргана застала ее врасплох. Хрипловатым голосом он произнес:
 — Ты сегодня просто ослепительна, моя кошечка.
 Смущенная и неожиданно просиявшая Леони, стараясь не смотреть на Моргана, ответила тоже слегка хрипловато:
 — Вы тоже весьма неплохо смотритесь, мсье. — Тут их глаза встретились, и Леони торопливо поправилась. — Я хотела сказать Морган.
 Морган улыбнулся.
 — Отлично получилось, но я не хочу, чтобы ты плохо думала обо мне. Поэтому сегодня днем я ездил в Натчез. И с ноткой лукавства в голосе добавил:
 — Хочешь посмотреть, что я оттуда привез?
 Леони кивнула, совершенно очарованная его обаянием. Когда Морган открыл изящный кожаный футляр и протянул его ей, глаза Леони расширились. На белом атласе покоилось великолепное топазовое ожерелье и такие же серьги.
 Почти равнодушно Морган произнес:
 — Мне показалось, что они, подойдут к твоему платью. Тебе они нравятся?
 Леони с благоговением смотрела на сверкающие камни. У нее никогда не было подобных вещей, и она даже не мечтала, что будет ими когда-нибудь обладать. На какое-то мгновение она просто остолбенела.
 — Они прекрасны! — наконец выдохнула Леони, и Морган, довольный, кивнул.
 Взяв ожерелье с атласной подушечки, Морган застегнул его на шее Леони и отступил на шаг в восхищении.
 — Как я и думал, чудесное дополнение к красивому платью и… к такой очаровательной даме.
 Все еще потрясенная неожиданным подарком, Леони осторожно прикоснулась рукой к камням.
 — Я не видела ничего более изысканного, — почти про себя прошептала она.
 «Если она и играет, то играет хорошо», — цинично подумал Морган, глядя на Леони прищуренными глазами. Сегодня его броня была крепка. Он действовал легко, посмеиваясь над своими прежними колебаниями. Временами Моргану казалось, что он любит Леони, а временами считал ее бессовестной маленькой лгуньей. Покупка драгоценностей отражала переменчивость его натуры. Он не собирался ничего покупать, когда уезжал утром из дома, но когда увидел украшения, не смог противостоять своему порыву. Поддавшись ему, он тут же стал убеждать себя, что сделал это просто из прихоти. Продолжая разыгрывать холодное равнодушие, Морган небрежно проговорил:
 — Я рад, что тебе понравился подарок. Как-нибудь потом постараюсь подобрать к нему брошь, если ты, конечно, не будешь возражать…
 Леони вдруг опомнилась и в замешательстве взглянула на Моргана.
 — Нет! Я не хочу, чтобы вы мне делали подарки. Я не приму ни эти прекрасные платья, ни замечательные драгоценности.
 Леони боролась сама с собой. С одной стороны, ей хотелось сохранить все эти вещи, но с другой, — она предпочитала устранить все, что хотя отдаленно напоминало бы подкуп. Морган нахмурился. Его броня дала небольшую трещину.
 Она постоянно меняется, подумал он, неожиданно расстроившись. Ему хотелось и поцеловать и разозлить Леони одновременно. Эта женщина была столь восхитительной, столь нежной, что Морган беспомощно почувствовал, как тает вся его злость. Аккуратно взяв Леони под локоток и заглянув ей в глаза. Морган медленно произнес:
 — Может быть, мы отложим наши споры хотя бы на этот вечер?
 В ее изумрудных глазах мелькнула озабоченность. После некоторого раздумья Леони кивнула, однако, не желая признавать победу Моргана, тут же добавила:
 — Только на вечер.
 Морган улыбнулся.
 — Только на вечер, кошечка. Но нам следует поторопиться, иначе мы прибудем последними…
 Бал в честь Аарона Барра проходил в Конкорде, усадьбе Стефана Майнора. Майнор, бывший губернатор Натчеза, все еще оставался довольно влиятельной личностью. Морган знал, что на балу должна присутствовать вся окрестная знать.
 Его ожидания оправдались. Когда Морган и Леони прибыли, дом был уже залит огнями. Множество свечей нескольких хрустальных люстр освещали широкую веранду, а из раскрытых окон и дверей слышался гул голосов: веселый смех женщин и приглушенный говор мужчин.
 Несмотря на изумительной красоты наряд на душе у Леони было неспокойно. Она не сомневалась, что встретит многих из тех, кто присутствовал на балу по случаю помолвки Моргана с Мелиндой. Кроме того, это был ее первый выход в свет. Для девушки, выросшей на отдаленной плантации и привыкшей ходить босиком, такой бал представлялся серьезным испытанием.
 Морган понимал причины ее волнений. Когда они вошли в роскошный зал, он крепко сжал маленькую руку Леони и прошептал:
 — Здесь не кусаются, кошечка! А если кто-то посмеет хоть немного тебя напугать, — его глаза потемнели, — он будет иметь дело со мной.
 У Леони еще сохранялось некоторое чувство предубеждения по отношению к семье Слейдов, но они буквально сомкнули вокруг нее свои ряды, ни на минуту не оставляя наедине с любопытными, а иногда и язвительными гостями. Все семейство, за исключением близнецов, присутствовало на балу. И если случалось так, что многочисленные знакомые неожиданно вовлекали в разговор Ноэль, а Леони толпа относила в сторону, Морган, Мэтью, Роберт или Доминик неизменно оказывались рядом. Слейды в буквальном смысле слова возвели вокруг Леони оборонительные бастионы, и она вдруг почувствовала, что успокоилась и искренне радуется этому первому в ее жизни балу. Высокая фигура Моргана никогда не удалялась от Леони, а ее свекор с гордостью кружил по залу с ней в паре. Что касается Роберта и Доминика, то они веселили Леони, давая короткие меткие характеристики всем, кто попадался им навстречу. В основном, разговор поддерживал Доминик, а Роберт при случае делал остроумные замечания.
 С Ноэль Леони встретилась уже в зале, и первые минуты вела себя с ней сдержанно. Ее гордость была уязвлена тем, что вопрос о платьях решился за ее спиной. Но Ноэль полностью разрушила возникшее напряжение, сказав, поблескивая черными глазами:
 — Ты прощаешь меня, малышка? Было некрасиво так поступать с моей стороны, и я не обижусь, если ты не станешь со мной разговаривать. Но мне так не хотелось, чтобы ты скрывала свою красоту. Ты больше на меня не сердишься?
 Что могла сказать на это Леони? Весь оставшийся вечер она радовалась доброжелательному отношению к себе свекрови, которая тактично представляла ее окружающим. Лучшего случая ввести Леони в местное общество невозможно было и придумать. К тому же в этот вечер никому не было дела до скандальной истории с женитьбой Моргана. На устах у всех было одно только имя Барра.
 К какой бы группе людей ни подходили Морган и Леони, все говорили только о нем. Барр был ангелом, и дьяволом, патриотом и предателем, жертвой и убийцей. Моргану тоже очень хотелось увидеть этого известного человека.
 Долгое время ведя кочевой образ жизни, Морган не знал многих слухов, ходивших вокруг Барра. Мэтью с Робертом и Домиником охотно рассказали Моргану о домыслах и фактах из жизни бывшего вице-президента. По словам Мэтью, президент Джефферсон подозревал, что именно Барр пытался изменить ход выборов, противодействуя ему и его ставленникам. Это привело к ослаблению влияния Барра в демократической партии, возглавляемой Джефферсоном. Выборы 1800 года были закрытыми.
 Доверенным выборщикам предстояло остановиться либо на кандидатуре Джефферсона, либо Барра, набравших одинаковое число голосов. По мере голосования равновесие сохранялось, пока не поползли слухи о том, что Барр, пытаясь не допустить избрания Джефферсона, связался с противоборствующей партией федералистов. В результате на съезде демократической партии Барр был выдвинут лишь вице-президентом.
 Окончательно конфликт был разрешен Палатой представителей, проголосовавшей большинством с перевесом всего в один голос за Томаса Джефферсона. Разумеется, Джефферсон нарушил договор относительно вице-президента, назначив вторым человеком в администрации Джорджа Клинтона, после чего разнеслась весть о том, что Барр впал в немилость президента.
 Но не только результаты выборов 1800 года сказались на репутации Барра. Полковника Барра, как он сам себя называл, всегда преследовали сплетни, поскольку он имел репутацию бабника. Он не был новичком на дуэльном поле, когда вызвал на дуэль в 1799 году сводного брата Александра Гамильтона за то, что тот обвинил его во взяточничестве. А в июле прошлого, 1804 года, Барр убил самого Александра Гамильтона, усомнившегося в этичности некоторых его поступков.
 По-видимому, убийство Гамильтона, этого «апостола федералистов», более чем что-либо разрушило политическую карьеру Барра. Несмотря на то, что дуэль происходила по всем правилам, его заклеймили как убийцу и даже арестовали. Некоторые считали эти действия актом отмщения со стороны Джефферсона. Во всяком случае он оказался крайне непопулярной личностью на востоке страны. В Нью-Йорке и Нью-Джерси его политическое будущее казалось бесперспективным Но если Барр не пользовался расположением избирателей Вашингтона, то этого нельзя было сказать о штатах Юга. Везде, где бы он ни появлялся во время своего необычного путешествия на юг, его встречали как победителя. Собирались толпы людей, в его поддержку организовывались парады, балы и приемы, все и везде хотели встретиться с этим неординарным, немного загадочным, щегольски одетым человеком.
 Барр объезжал штаты Юга в сопровождении генерала Эндрю Джексона.
 Моргана особенно интересовала встреча Барра с генералом Джеймсом Уилкинсоном на реке Огайо в Форт-Массаке, которая произошла перед приездом в Натчез. Почему, недоумевал Морган, Уилкинсон, который обрел положение и власть в качестве одного из главных военных чинов администрации Джефферсона, поддерживал человека, который является противником президента.
 «Довольно странная ситуация, — решил Морган после некоторых размышлений, — даже если учесть склонность Уилкинсона к интригам».




 Глава 24


 Морган не имел намерения представляться Аарону Барру, хотя это являлось большой честью. Многие из присутствующих пришли на бал только за тем, чтобы познакомиться с бывшим вице-президентом. Моргана развлекало зрелище взволнованной толпы, окружившей Барра, когда тот неторопливой походкой обходил зал. Равнодушно взирая на шумное окружение генерала, Морган насмешливо улыбался, забавляясь тем фурором, который произвел Барр. Бывший вице-президент не был красавцем. Ростом примерно пяти футов и шести дюймов, худой и жилистый, на первый взгляд он не походил на человека, способного возбудить у окружающих всеобщий интерес. В свои почти пятьдесят лет Аарон Барр был темноволосым мужчиной с узкими бровями над выразительными черными глазами. В щеголеватой белой кружевной рубашке, черных атласных панталонах и сером бархатном сюртуке, хорошо сидящем на его суховатых плечах, он выглядел весьма элегантно. Обаяние его было неоспоримо. Насмешливо наблюдая за естественной грацией, с которой Барр раскланивался и обменивался приветствиями, Морган удивлялся, почему другим недоступен этот непринужденный шарм.
 Многие уже успели представиться Барру, и первоначальное возбуждение, возникшее вокруг его персоны, понемногу улеглось, когда Морган вдруг оказался к лицу с героем вечера. Морган держал под руку Леони и, сжав ей руку, сказал:
 — Держись, красавица! Ведь он всего лишь человек.
 Леони бросила на него негодующий взгляд и прошипела:
 — Я и не думаю нервничать.
 В это время Барра окружали две небольшие группы. Одна из них состояла из Ноэль, Мэтью, Роберта, хозяина дома Стефана Майнора и полковника Остуна. Морган хорошо знал Стефана Майнора, так как Мэтью и Стефан были старыми друзьями, а друг Моргана, Филипп Волан, приходился Стефану сводным братом. С Остуном Морган не был лично знаком, но крепкому мужскому рукопожатию и грубоватой, открытой внешности было трудно не симпатизировать.
 — Рад познакомиться с вами, Слейд, — вежливо ответил Остун на представление Мэтью, а затем галантно обратился к Леони:
 — Так это и есть та самая очаровательная сноха Роберта, о которой он все уши мне прожужжал. Я восхищен, моя дорогая. — Бросив на Моргана лукавый взгляд, он добавил:
 — Если бы я был на вашем месте, сэр, и имел такого брата, как Роберт, то воспылал бы жгучей ревностью.
 Морган рассмеялся, пытаясь отделаться шуткой. Но в это время Барр, беседовавший в стороне с несколькими мужчинами, неожиданно вмешался в разговор. Оглядев Моргана и всех присутствующих и вежливо улыбнувшись, он сказал:
 — Если бы я был женат на такой красавице, как миссис Слейд, то наверняка был бы жутким ревнивцем.
 Глаза Барра, казалось, ласкали прекрасные черты лица Леони. К удивлению Моргана, она покраснела. Слава о Барре как соблазнителе женщин бежала впереди него. Морган пристально посмотрел на полковника и неторопливо ответил:
 — Сэр, вы совершенно правы. Я действительно очень ревнив и способен защитить свою честь. — И, властно обняв Леони за талию, он резко закончил:
 — Кроме того, моя жена — образец добродетели, и мне приятно сознавать, что она не дает мне повода для ревности.
 Барр правильно понял Моргана. Это было видно по изящному пожатию узкими плечами и печальному взгляду, брошенному на Леони, — О, мадам! Я вижу, что ваш муж — жуткий ревнивец! Очевидно, он не выносит даже намека на малейший флирт!
 Пораженная странной шуткой и несколько шокированная столь явным восхищением Барра, Леони неожиданно выпалила:
 — О, мсье Барр, я действительно не собираюсь никогда изменять своему мужу!..
 Раздался взрыв восторженного смеха, и Леони залилась краской смущения. Морган наклонился и прошептал ей на ухо:
 — Отлично, моя дорогая! Молодец. После того как смех затих и представление четы Слейдов высокому гостю завершилось, завязалась светская беседа, во время которой Морган смог на время удалиться, оставив Леони под защитой своей матери.
 Желая отдохнуть от духоты и сутолоки, Морган спустился с веранды, чтобы выкурить сигару и подышать свежим воздухом. Вскоре к нему присоединился Стефан Майнор. Несколько минут они молча курили, а потом Майнор спросил:
 — Ну и что ты думаешь о нашем малыше Барре?
 Морган пожал плечами.
 — Я не так уж много думаю о нем, но некоторые его поступки меня, признаться, шокируют, особенно известие о пребывании в компании с нашим доблестным генералом в Форт-Массаке.
 — Ах, с нашим дорогим другом генералом Уилкинсоном, — переспросил Стефан, бросая на Моргана при этом насмешливый взгляд.
 Морган ухмыльнулся и спросил совсем о другом:
 — Скажи, есть ли вообще такой человек, которого бы ты не мог очаровать?
 Стефан пристально посмотрел на кончик своей сигары и задумчиво проговорил:
 — Не думаю… По крайней мере, я таких не знаю… пока.
 Это не было пустым хвастовством со стороны Майнора. Он приехал в здешние края из Пенсильвании еще юношей, сумел добиться в Натчезе влияния и уважения и процветал в годы правления испанцев. И доказательством его умения вести дела стало назначение, первым губернатором после перехода Натчеза в руки американцев.
 В свои сорок с лишним лет Майнор был весьма интересным мужчиной, хотя его темную шевелюру посеребрила на висках седина. Он был склонен смеяться, когда другие ругались, и предпочитал оставаться спокойным в ситуациях, в которых иные теряли голову. Майнор в общем-то был симпатичен Моргану. Между ними сложились добрые отношения. Они не были близкими друзьями, но уважали друг друга, и у Моргана не было причин что-то от него скрывать.
 Кивнув головой в сторону зала, Морган спросил:
 — Ты веришь в разумность этой цели поселений, которую Барр организовал вдоль реки Вашита на севере Орлеана?
 — Земли де Бастрона?
 — И они в том числе. Но еще и четыреста тысяч акров, о которых ты не знаешь и которые ему удалось застолбить, — сухо ответил Морган.
 Стефан слегка улыбнулся и ответил уклончиво:
 — Дело сделано.
 Мужчины еще некоторое время говорили о Барре, обсуждая его поездку. Потом Стефан как бы случайно заметил:
 — Должен поздравить тебя с женитьбой. Она просто обворожительна! Морган насторожился — О ней много говорят?
 — Много, — спокойно согласился Стефан, — но я думаю, что после сегодняшнего вечера слухи и домыслы улягутся. Твоя жена может безусловно рассчитывать на мою поддержку и поддержку моей жены. Уже одно это укоротит многие злые языки… даже Мелинды.
 Морган удивленно вскинул брови:
 — После всего, что произошло, я думал, что уж кто-то, а Мелинда не будет злословить. Конечно, это было для нее оскорблением и суровым испытанием, но именно по этой причине ей и не следовало бы много болтать.
 — Трудно предположить, как поступит эта взбалмошная девица. Но за нее я не беспокоюсь. Она уже успела положить глаз на другого.
 — Я знаю его? Стефан наморщил лоб.
 — Не думаю, чтобы ты был с ним знаком. — И, внимательно посмотрев в зал сквозь открытую дверь, неожиданно сказал:
 — Да вот он — высокий юноша в голубом, который разговаривает с твоим братом.
 Морган взглядом быстро нашел Доминика и с интересом посмотрел на стоящего рядом с ним красивого брюнета, по всей видимости, его ровесника.
 — Кто он?
 — Адам Сент-Клер. Англичанин. Прибыл сюда несколько лет назад. Его усадьба, Белла Виста, расположена в очень красивом месте на речном обрыве. И еще у него большой кусок земли на другом берегу. Хороший парень. Он некоторое время жил у сестры, но после того, как у нее родился сын, она уехала из Белла Виста к мужу и оставила дом Адаму. Насколько я помню, это было в прошлом году. — Пораженный внезапной мыслью, Майнор внимательно посмотрел на Моргана. — О, Боже! Я только сейчас вспомнил. Катарина, сестра Адама, замужем за твоим другом, Джейсоном Сэведжем.
 Морган удивился.
 — Как, Джейсон женился? — наконец спросил он. — И у него сын? Стефан кивнул.
 — Да. Если бы ты хоть изредка переписывался с ним, то знал бы об этом. Во всяком случае, Адам теперь состоит в родстве с Джейсоном, и думаю, что лучшего родственника твоему другу трудно было найти.
 Морган кивнул в сторону Адама и Доминика.
 — А Доминик и Адам — друзья?
 — Хм, пожалуй. Ну, а теперь не хочешь ли вновь присоединиться к веселому обществу? Но Морган задержал Стефана.
 — Слушай, что я тебе скажу. Не завидую я этому Сент-Клеру, если его взялась обхаживать Мелинда. Впрочем, так говорить, — добавил Морган с печальной улыбкой, — с моей стороны, наверное, не очень по-джентельменски…
 Стефан рассмеялся.
 — Не по-джентельменски, хотя… наверное, вполне уместно в данной ситуации.
 Мужчины еще некоторое время поговорили, и Стефан с сожалением сказал:
 — Поскольку я все же хозяин этого вечера, полагаю, пора присоединиться к гостям. Мне было приятно возобновить наше знакомство, Морган. Надеюсь, что в будущем мы будем видеться чаще. Ты ведь теперь, кажется, оставил кочевой образ жизни?..
 Не будучи уверенным, что его будущее столь ясно и безоблачно, как это представлялось Май-нору, Морган сухо ответил:
 — Конечно, я буду по возможности беречь свой дом и плантации, но, Стефан, моя жизнь всегда была полна приключений, и я не знаю, буду ли счастлив, живя на одном месте.
 Стефан пожал плечами:
 — Бретт Данджермонд сказал мне вчера вечером почти то же самое. Вы, молодежь, всегда чем-то недовольны. Всегда ищете приключений. Я отвечу тебе так же, как и ему: помни о Филиппе Нолане. Он слишком уж увлекся приключениями!
 Услышав имя Данджермонда, Морган нетерпеливо спросил:
 — Бретт Данджермонд в городе? — и когда Стефан кивнул, медленно добавил:
 — Боже! Я не видел его целый год!
 Стефан рассмеялся.
 — Если вас обоих запереть на время, то, возможно, вам и удастся пообщаться. Не знаю, кто из вас более непоседлив. Вечно оба куда-то спешите. — И, строго посмотрев на Моргана, он закончил:
 — По крайней мере, теперь у тебя есть жена, которая хоть немного тебя попридержит.
 Морган только усмехнулся, проводив взглядом Стефана, удалявшегося в зал к гостям. Некоторое время он размышлял, надо ли ему сейчас же идти искать своего лучшего друга, но решил, что не стоит. Если Бретт здесь, то они рано или поздно встретятся.
 Докурив сигару, Морган машинально полез в карман за следующей, решив про себя, что, покончив с ней, пойдет за Леони. Ему вполне хватило на сегодня общения с гостями. Он надеялся, что Леони тоже готова возвратиться домой.
 Найти ее не составило труда. Поскольку время приближалось к двум часам ночи, и многочисленные бокалы шампанского, которыми угощали Леони, вызвали у нее головокружение и головную боль, она была рада уехать. Этот вечер был для нее незабываемым, но единственное, о чем она сейчас мечтала, это быстрее завалиться в постель.
 Обратный путь до малого Бонжура прошел в глубоком молчании. Они едва успели обменяться лишь несколькими словами о прошедшем бале, как Леони сморил сон.
 Приехав в Малыш, Морган направил экипаж прямо к конюшне. Бросив вожжи сонному Абрахаму, он легко поднял на руки спящую Леони. Неся ее домой, он с нежностью подумал о том, как изящно сложила она руки во сне. Голова Леони удобно покоилась на его плече, и Моргану вдруг захотелось, чтобы ей всегда было так же хорошо и спокойно.
 Морган тихо вошел в дом и направился к комнате Леони. Понимая, что она сейчас будет противиться любой попытке близости, и не желая нарушать хрупкую гармонию, которая Вроде бы начинала складываться в их отношениях, Морган осторожно положил ее на кровать, предоставив работам Мерси.
 Личфилд ждал его. Стягивая с себя бархатный сюртук и подавляя зевок, Морган сказал:
 — А я уж и не думал, что ты дождешься меня.
 Личфилд обиженно посмотрел на него.
 — Неужели я мог позволить себе заснуть до вашего приезда, сэр, а особенно, — добавил он, — когда вы просили, чтобы о получении письма от Джейсона Сэведжа вам сообщили немедленно.
 Тут же забыв о сне, Морган резко повернулся к слуге:
 — Ну, так Бога ради, где оно? Довольно улыбаясь, Личфилд медленно прошел через всю комнату к столу, взял серебряный поднос с письмом и протянул его Моргану.
 Молодые люди давно не писали друг другу, поэтому вначале Джейсон кратко сообщал о прошедших за это время событиях. Многие из этих новостей Моргану были уже известны. Так Джейсон вкратце сообщал, что женился, что у него родился сын Николя и что он поселился в Терре дю Койр, на одной из плантаций, приобретенных его семьей на севере новоорлеанских территорий.
 «Это большая удача, — писал он, — что твое письмо застало меня в Нью-Орлеане. Несколько дней назад у дедушки был сильный приступ, и только из-за него я задержался. Катарина к концу августа ждет второго ребенка, и как только предоставите я возможность, я собираюсь вернуться к ней. Николя родился в мое отсутствие, так что уж при рождении второго ребенка я намерен присутствовать во что бы то ни стало.
 Я по твоей просьбе навел справки о Леони Сант-Андре. Морган, друг мой, ты не представляешь, что я узнал! Не уверен, что та женщина, сведения о которой я получил, и твоя Леони — одно и то же лицо, но похоже, что это так. Молодая женщина с таким именем действительно существует. Ее дед Клод Сант-Андре умер в 1799 году. Живет она на плантации Сант-Андре, доставшейся ей по наследству и расположенной в нескольких милях от Нью-Орлеана вниз по реке.
 Я разговаривал со священником отцом Антонием, который венчал Леони, но разговор мало что прояснил. Я посмотрел так же книгу регистрации браков, где нашел запись о том, что Морган Слейд, неженатый, из Натчеза, округ Миссисипи, действительно сочетался браком с Леони Сант-Андре в июле 1799 года.
 Клод Сант-Андре был человеком состоятельным, но к концу жизни обеднел. Это произошло после кончины его сына, случившейся за несколько лет до смерти Клода и ставшей для него роковым ударом. Многие из тех, с кем я говорил, подтвердили бедственное финансовое положение, в котором Леони оказалась после смерти Клода. Экономя каждый пенни, ей удалось в течение нескольких лет удерживаться на плаву. И только когда Этьен де ля Фонтен, ее сосед, умер, а его сын Морис потребовал возмещения долгов, она оказалась в бедственном положении.
 Должен тебе сказать, что утверждают, будто Морис не прочь был простить этот долг, будь Леони более благосклонна к его особе. Но все попытки Мориса расположить ее к себе закончились безрезультатно.
 Не знаю, что еще тебе сказать. Все, о чем я узнал, как будто полностью подтверждает сведения, о которых ты написал. Во всяком случае доказательств противного мне найти не удалось. Ты действительно уверен, что не женился на ней? Я, конечно, шучу, мой дорогой.
 О других мужчинах, замешанных в этом деле, я имею в виду кого-либо, кроме Мориса, ничего сообщить не могу. Леони вела совершенно уединенный образ жизни в усадьбе Сант-Андре, выезжая в Нью-Орлеан не более одного-двух раз в год. Никто из тех, с кем я говорил, ничего не могли сказать о каком-либо мужчине в ее жизни, кроме… ее мужа. Это, разумеется, ничего не говорит о том, что таких мужчин не было, но про них я ничего узнать не смог. Должен еще тебе сообщить, что есть люди, правда, их немного, которые вообще сомневаются, что у нее был муж. Они считают, что история о том, что она якобы замужем за Морганом Слейдом, придумана для того, чтобы дать имя и положение ее сыну. Кажется странным, что муж никогда не приезжал к Леони, что они никогда не появлялись вместе на людях и не проводили вместе время. Должен признаться, что это действительно странно…»
 Письмо Джейсона добавило слишком мало к тому, что Морган уже знал о Леони и ее прошлом. Подумав немного, он отложил его в сторону, почувствовав разочарование. Все равно подозрение, что это дело сфабриковано по чьему-то злому умыслу, оставалось. Но по чьему?
 Морган надеялся, что хоть Джейсон даст какую-то зацепку, которая поможет все распутать…
 Моргана, конечно, радовало, что Джейсон не обнаружил ни малейшего намека на другого мужчину, но с другой стороны, это его и беспокоило. Он был уверен, что тот, другой, существует, и что именно он определяет поступки Леони.
 Тебе хочется, чтобы кто-то отвечал за ее поступки, с иронией задавал себе вопрос Морган, или ты действительно чувствуешь, что у нее кто-то есть? В конце концов, когда-то в ее жизни был мужчина. Ведь не в камышах же она нашла Джастина!
 Заметив, что Личфилд все еще в комнате, Морган небрежно бросил:
 — Джейсон не сообщил ничего нового. Его письмо подтверждает почти все, о чем говорит Леони.
 — Что же вы собираетесь делать, сэр? Неужели вы намереваетесь выплатить ей деньги?
 — Если я и сделаю это, — медленно проговорил Морган, — то лишь для того, чтобы продвинуться дальше в раскрытии этого дела.
 — Может быть, стоит притвориться, что вы ей поверили? — предложил Личфилд.
 — Хм, возможно. Но я сомневаюсь, что маленькая чертовка поверит мне, даже если я приму ее предложения. Я слишком определенно высказывался раньше на ее счет, чтобы так резко изменить позицию.
 — Тогда что же?
 — Не знаю. Не знаю, черт побери, что делать.
 Боюсь, что она загнала меня в угол… — Криво усмехнувшись, Морган добавил:
 — Во всяком случае, сегодня вечером мы ничего не решим. Так что отправляйся спать. Я думаю, мне вполне по силам самому приготовиться ко сну.
 Некоторое время Морган стоял посреди комнаты, уставившись в пустоту. Мысли его вертелись вокруг письма Джейсона. В конце концов, это письмо ничего не решило, и Морган чувствовал себя еще более беспомощным и растерянным, чем раньше. Он раздосадованно посмотрел на конверт и со злостью подумал: я-то знаю, что не женился на ней, даже если Джейсон не смог найти этому доказательств. Я не женился на ней!
 И все-таки Морган уже сомневался. Может быть, он тогда был действительно настолько пьян, что не мог ничего вспомнить? Это было единственным объяснением, которое пришло ему в голову, но и оно не удовлетворило его. Такого в его жизни никогда не было. Или все-таки у него бывали такие провалы в памяти?..
 Выбросив из головы эти дурацкие мысли, Морган снял черный бархатный сюртук.
 «Я не женился на ней, нет, — в запальчивости твердил он про себя, я должен был бы помнить!.. Я бы запомнил ее. Я никогда не подписывал договора по поводу этого чертового приданого. Я не мог этого сделать. Да и зачем мне были нужны ее проклятые деньги? У меня своих хватает».
 Внезапно решив, что ему необходимо прямо сейчас взглянуть на второй из упомянутых Леони документов, Морган резко повернулся на каблуках и решительно направился в ее комнату.
 Леони еще не легла. Она спала, когда Морган нес ее в комнату, но пока Мерси ее раздевала и облачала в роскошную ночную сорочку из желтого шелка и кружев, она совсем проснулась. Мерси ловко расчесывала черепаховым гребнем копну золотисто-каштановых волос, а Леони безучастно смотрела в зеркало.
 Наморщив лоб, она вдруг заметила в груде одежды, брошенной на один из стульев, свое любимое желтое платье и резко спросила у Мерси:
 — Что ты собираешься делать с ним? Не теряющаяся ни при каких обстоятельствах Мерси спокойно ответила:
 — Сожгу. Работницы на плантации мсье Слейда одеваются лучше, чем вы, миссис. Теперь, когда у вас появились новые прекрасные платья, нет смысла хранить это старье.
 Вначале лицо Леони сохраняло упрямое выражение. Но затем, сообразив, что нет смысла продолжать сопротивление, она пожала плечами и недовольно сказала:
 — Пожалуй, ты права. Здесь что, все вещи?
 — О, нет, мадам. Я оставила сиреневое и розовое платья. Они еще почти новые.
 Отвращения к своему свадебному наряду Леони не смогла преодолеть. Узнав, что Мерси повесила его вместе с новой одеждой, она недовольно поджала губы. Не в силах понять охвативших ее чувств, но желая навсегда вычеркнуть это платье из своей жизни, Леони резко сказала:
 — Только не розовое. Выброси его с остальными.
 И прежде чем Мерси успела ответить, Леони вскочила, бросилась к большому гардеробу и, резко раскрыв дверцы, стала шарить внутри до тех пор, пока не нашла нужного платья. С огромным удовольствием, будто изгоняя из жизни все унизительные воспоминания, связанные с замужеством, она бросила это платье к остальным вещам и мрачно сказала:
 — Сожги его тоже. Я не хочу его больше видеть!
 Именно в это время в комнату вошел Морган. Услышав последние слова, он машинально спросил:
 — Что сжечь? И почему ты его не хочешь больше видеть?
 Леони резко повернулась к Моргану. Вся нежность, которую она к нему испытывала в течение всего вечера, неожиданно испарилась. Она с отчаянием вспомнила, что не должна была доверять этому человеку, даже несмотря на то, что еще недавно он хотел сделать их брак реальностью.
 — Не узнаете это платье, мсье? Несмотря на удивленное выражение лица Моргана и отрицательное движение головы, Леони закончила с иронией:
 — Ах, конечно же нет! Вы ведь даже не помните о своей свадьбе. Как же вы можете помнить мое свадебное платье? Конечно, глупо с моей стороны задавать подобные вопросы!..
 Глаза Моргана сузились, но, взглянув на Мерси, застывшую с открытым ртом, он холодно приказал:
 — Мерси, можете идти. Вашей хозяйке вы сегодня больше не понадобитесь.
 Но Леони немедленно отменила этот приказ:
 — Нет, останься. Ты мне еще нужна. Мерси нервно посмотрела сначала на непроницаемого Моргана, затем на сердитую Леони и, решив, что уж лучше подвергнуться гневу Леони, чем незнакомого ей мсье Слейда, быстро сделала реверанс и выскочила из комнаты.
 Рассерженная непослушанием служанки, Леони повернулась к Моргану:
 — Как вы смеете приказывать моим слугам! Только я могу говорить им, что делать. Я, а не вы!
 — А вы бы предпочли, чтобы она осталась и стала свидетельницей разговора, который сейчас состоится между нами? — язвительно возразил Морган, проходя в комнату.
 Руки Леони машинально комкали розовое платье. Она чувствовала, как в ней нарастает чувство гнева.
 «Неужели он чувствует себя всегда правым?» — зло подумала Леони, а вслух сказала:
 — Удивляюсь вашему благоразумию, мсье. Или вы это делаете просто для того, чтобы унизить меня перед служанкой?
 Морган стиснул зубы. Стараясь не поддаваться ее вызову, он ровным голосом ответил:
 — Какое странное, однако, у вас мнение обо мне. Скажите, как я должен себя вести, чтобы вы не думали, будто каждым своим поступком я хочу вас унизить.
 Леони покраснела. Переходя к обороне, хотя ей это и не очень нравилось, она с вызовом спросила:
 — Чего вы хотите? Зачем вы пришли ко мне? Мгновение Морган пристально смотрел на гибкую фигурку Леони, прикрытую желтой полупрозрачной ночной сорочкой.
 — Я мог бы сказать, что пришел для того, чтобы исполнить свой супружеский долг, — наконец медленно проговорил он и, заметив, что Леони напряглась и отступила на шаг, добавил, вздохнув:
 — Но это не так. Я хотел взглянуть на договор, который, как вы утверждаете, подписал когда-то. Тот самый, согласно которому мне отказано в праве на брачное ложе.
 Немного разочарованная, но вместе с тем чувствуя облегчение от того, что Морган пришел не ради того, чтобы вновь ввергать ее в вихрь страсти, Леони бросила на пол розовое атласное платье и, проскользнув мимо Моргана, решительными шагами направилась к маленькому столику у кровати. Выдвинув ящик, она достала бумагу и протянула ее Моргану, с тревогой подумав: а что, если он и впрямь согласится выполнять условия договора?
 Пока Морган читал документ, в комнате царило напряженное молчание. В договоре говорилось, что брак, заключенный между Леони Сант-Андре и Морганом Слейдом 26 июля 1799 года, следует считать фиктивным. Морган Слейд соглашался с тем, что Леони будет носить его имя, но отказывался ныне и впредь пользоваться своими супружескими правами. Морган долго разглядывал четкую размашистую подпись. Он вынужден был признать, что это его подпись, или, по крайней мере, очень искусная подделка. Взглянув исподлобья на Леони, он строго произнес:
 — Я, возможно, еще и мог бы убедить себя, что однажды сильно напился и женился на тебе, но не могу представить, чтобы подписал этот чертов документ.
 Не давая Леони времени на ответ, он подошел к лежащему на полу розовому платью, поднял его и грубо приказал:
 — Надень его. Я хочу вспомнить, как ты выглядела тогда.
 — Мсье, но это же нелепо, — сердито воскликнула Леони, — я не понимаю, чего вы от меня хотите. Мы действительно женаты. И все документы это подтверждают. Разве не так?
 — Ты все это уже говорила, кошечка. Но здесь неверно только одно, — грозно ответил Морган. — Я никогда не женился на тебе! И уже утомился от игры, в которую мы играем последние несколько недель. Пора поставить все на свои места. Надень это чертово платье, или я сам натяну его на тебя.
 Леони на мгновение застыла, но, увидев холодный блеск в глазах Моргана, гордо подошла к нему и вырвала из его рук платье. Бросив на Моргана насмешливый взгляд, она язвительно сказала:
 — Может быть, вы выйдете из комнаты, чтобы я могла одеться. Я не желаю терпеть ваши похотливые взгляды.
 Морган мрачно усмехнулся.
 — Когда ты хочешь, ты терпишь не только взгляды. Мне не стоило большого труда убедиться, что занятия любовью представляются тебе наиболее приятным времяпрепровождением.
 Грудь Леони вздымалась от негодования и ярости. Бросив на Моргана испепеляющий взгляд, она повернулась к нему спиной и натянула розовое атласное платье прямо на ночную рубашку. Затем, повернувшись, Леони посмотрела на него своими зелеными глазами, в которых блестели золотые искры:
 — Ну Что, мсье? Вы довольны? — со злостью спросила она, досадуя на себя за то, что подчинилась его нелепому приказу.
 Морган некоторое время молча смотрел на розовое платье, облегающее стройную фигурку Леони, на ее маленькую грудь, выдающуюся под тонким материалом, и прямую узкую юбку, облегающую бедра. Цвет платья удачно подчеркивал неподражаемый цвет оливковой кожи Леони и ее золотисто-каштановые волосы.
 Я непременно бы запомнил ее, с болью думал Морган. Если бы я видел ее тогда, то никогда бы не забыл.
 Взгляд его упал на договор, который все еще был в его руках, и он почти небрежно сказал:
 — Если я подписал эту чертову бумагу, то объясни мне, как я стал отцом твоего ребенка. Леони не была готова к этому вопросу. Она понимала, что рано или поздно Морган задаст его, но надеялась как-то подготовиться к ответу. Застигнутая врасплох, она растерялась. В золотисто-зеленых глазах появилось смешанное выражение испуга и вины, которого не мог не заметить Морган. Как зверь, почуявший добычу, он решительными шагами пересек комнату и, взяв Леони за плечо, повернул к себе.
 — Он не мой сын! — подытожил Морган. В его голосе слышались боль и разочарование, как будто Леони была его настоящей женой, предавшей и обманувшей. От испуга у Леони пересохло во рту. Она боялась не за себя, а за Джастина. Почти умоляющим голосом она заговорила:
 — Мсье, вы должны меня выслушать! Я никогда не хотела…
 Морган поймал ее, как кошка мышь.
 — Не хотела чего? Вырастить для меня этого бастарда? Ты это хотела сказать?
 При слове «бастард» страх у Леони пропал. В слепой ярости она ударила Моргана по щеке:
 — Никогда не называйте так Джастина! И если ваш грязный язык сболтнет хоть раз что-то подобное, я убью вас!
 От удара у Моргана зазвенело в ухе. Он мотнул головой, как будто стараясь стряхнуть эту боль и жалея, что позволил своей злости выйти наружу. В конце концов он не имел права, да и причин так говорить. Отпустив Леони и отступив от нее на шаг, Морган сдержанно сказал:
 — Я не должен был так называть мальчика. То, что происходит между нами, не должно его касаться. Прости меня.
 Раскрыв рот, Леони уставилась на Моргана, не в силах поверить, что он извинился перед ней. Почти шепотом она медленно произнесла:
 — Я никогда не говорила, что Джастин ваш сын, мсье. — Ее огромные зеленые глаза умоляюще смотрели на Моргана. — Но я никому не позволю трепать его имя, насмехаться над ним и называть его бастардом. Не позволю! И не ради себя, как вы понимаете, а ради него.
 Морган это хорошо понимал и сердился на себя, почувствовав вдруг непрошеную нежность к Леони. Стараясь противостоять желанию заключить ее в объятия, он холодно ответил:
 — Оставим в покое вашего сына. Но я имею право знать, кто его настоящий отец. Пусть вы не хотите назвать мне его имя, но я как-никак несу за мальчика ответственность и уже по этой причине должен знать о его прошлом, не так ли?
 Леони отвела взгляд. Ее лицо пылало от стыда. Как могла она сказать Моргану, что не знает, кто отец Джастина, что это совершенно незнакомый ей человек, который взял ее силой и лишил невинности! Незнакомец, о котором она ничего не знает! Она попыталась ответить, но слова застряли в горле. В конце концов она произнесла сдавленным шепотом.
 — Мсье, я не могу… Пожалуйста, не спрашивайте меня об этом.
 Даже менее чувствительный человек не мог не ощутить в словах Леони боли и горечи. Морган, не желая продолжать этот трудный для нее разговор, спокойно сказал:
 — Хорошо, оставим это. Но я не двинусь с места, пока не выясню еще кое-что.
 — Что вы имеете в виду? — спросила Леони.
 — Я имею в виду, кошечка, что я никогда не женился на тебе, в чем ни минуты не сомневаюсь, и не подписывал ни брачного договора, ни последующих соглашений, ограничивающих мои супружеские права, — и, блестя льдинками голубых глаз, Морган закончил:
 — Если бы я и впрямь женился на тебе, то привез бы в Бонжур. Я никогда не оставил бы тебя в Нью-Орлеане и не допустил, чтобы у тебя был ребенок от другого мужчины!
 — Не понимаю, — медленно проговорила Леони. — Теперь вы пытаетесь утверждать, что никогда не женились на мне. Значит, обвинив меня во лжи, вы хотите избежать выплаты приданого?
 Морган с трудом сдержал готовое сорваться с языка проклятие и снова сжал плечо Леони, на котором лежала его рука.
 — Однако ты упряма, киска, — жестко сказал он. — Я прекращаю эти дипломатические игры.
 Сегодня ты должна наконец сказать мне правду, или я силой вышибу ее из тебя.
 — Я говорю правду, — сердито воскликнула Леони, упираясь руками в грудь Моргана и пытаясь освободиться.
 Но Морган держал ее крепко. Неожиданно ровным голосом он произнес:
 — Я сделал ошибку, признав тебя. Но я никогда не женился на тебе. Если ты думаешь, что сумела втереться в доверие моей семьи и моих друзей, то ты ошибаешься.
 Ошарашенная, рассерженная, Леони молчала. Неужели она сошла с ума? Только вчера он уверял, что хочет признать ее своей женой, а сейчас утверждает, что никогда на ней не женился. Так что же изменилось?
 Сам Морган не смог бы ответить на этот вопрос. Но он чувствовал, что ситуация становится нетерпимой. Повлияло ли на него письмо Джейсона или сознание того, что она дурачит его, окончательно сложившееся этой ночью, но он понимал, что не может далее оставаться между раем и адом. Прижав напрягшееся тело Леони к себе, он мрачно спросил:
 — Ты собираешься говорить правду? Признайся, что все это время ты лгала! Обещаю, что это не повредит ни тебе, ни ребенку, но Бога ради, прекрати ломать эту комедию. Мое терпение иссякло, Леони. Хочу тебя предупредить, что когда меня задевают, я становлюсь опасным человеком. И Бог тому свидетель, ты задела меня достаточно сильно.
 — Мсье, вы сошли с ума, — гневно вскричала Леони. — Вы обвиняете меня во лжи, в то время, как лжете сами. Спросите кого хотите в Нью-Орлеане, и вам ответят, что Сант-Андре не лгут! Существует документ, подтверждающий наш брак. И после этого вы смеете утверждать, мсье, что лгу я? Вы, который как раз и скрывает правду!
 Рассерженный, Морган был вынужден признать логичность ее слов.
 — Отлично, кошечка, мы поедем в Нью-Орлеан. Именно там начал разыгрываться этот нелепый фарс, и именно там, черт побери, я положу ему конец!..




 Глава 25


 Первый день в Нью-Орлеане прошел для Леони так же незаметно, как и время, проведенное в самом Бонжуре до их отъезда. Приняв решение о поездке, Морган быстро собрался, и уже через двое суток они на большой барже спускались вниз по Миссисипи.
 Их сопровождали Мерси, Саул и Личфилд. В отношении участия в поездке Джастина Морган был непреклонен. Он жестко и холодно заявил:
 — Нет! Твой сын с нами не поедет! Ему будет хорошо и здесь, с Иветтой. А учитывая наши непростые отношения, тебе следовало бы сделать все возможное, чтобы не посвящать ребенка в наши дела.
 Несмотря на дурные предчувствия и на естественное желание матери постоянно держать сына при себе, Леони уступила. Она с грустью согласилась, что Джастину в Малыше будет лучше.
 После последнего спора между Леони и Морганом возникла непроницаемая стена. Морган как будто охладел к ней и заметно отдалился. Он был вежлив, предупредителен, но это была холодная вежливость, от которой у Леони стыла кровь.
 Сразу после решения Моргана ехать в Нью-Орлеан Леони охватил гнев, и до сих пор она пребывала в смятении. Ее смущала не только резкая перемена в поведении Моргана, но и те грубые обвинения, которые он бросил ей в лицо во время ссоры. Он поступал так, как будто она и впрямь обманывала его. Не раз ей казалось, что Морган страдает потерей памяти. Как еще можно было объяснить его странное поведение? Иногда он хотел их брака, но потом вдруг со всей решительностью заявлял, что она лгунья и вымогательница. Что ей оставалось делать? Сердце Леони хотело безоглядно верить, что нелепые обвинения Моргана имеют логическое объяснение. Но разум приводил к ложному выводу, что он намеренно притворяется, дабы обезоружить и дискредитировать ее.
 Леони отгородилась от Моргана стеной ледяной сдержанности сразу же после его решения ехать в Нью-Орлеан. Она всячески старалась показать, что ее не возьмешь голыми руками. «Я еще покажу ему», — постоянно твердила Леони про себя.
 До отъезда из Натчеза миссис Добсон прислала еще несколько платьев. Вместе с одеждой были и другие вещи, о которых Леони даже и не мечтала: атласные туфли, лайковые ботинки, кружевные шали, шляпки, мыло, духи, жемчужные гребни и другие предметы, столь необходимые приличной молодой леди. Так что Леони отправлялась в Нью-Орлеан с солидным модным гардеробом.
 Прибыв в город, Морган снял несколько комнат в уютной гостинице в южной его части. Он позволил Леони лишь умыться, сменить запыленное и помятое в дороге платье и потащил ее из гостиницы. Экипаж был уже готов, так как на той же барже с ними были доставлены породистые лошади. Морган грубовато помог Леони занять место в экипаже, и уже через несколько минут они направлялись к церкви Сант-Андре, которая находилась на улице Чартре.
 Ехали они молча. Проезжая вдоль реки, Леони задумчиво смотрела на ее мутные воды. Она уже успела соскучиться по Джастину и больше всего на свете сейчас хотела бы быть рядом с ним. «Во что он сейчас играет, — думала она. — Хорошо ли ему с Иветтой?»
 Леони считала, что гнев уменьшает волнения последних дней, и его стоит поддерживать во всех случаях жизни, чтобы не допускать беспокойств и мучительных сомнений. Но беда была в том, что ее гнев по отношению к Моргану долго не держался. По истечении одного-двух дней он вытеснялся другим, более сильным чувством, которое делало ее ранимой и беззащитной перед зовом упрямого сердца. Почти обиженно Леони посмотрела на Моргана из-под длинных шелковистых ресниц. «Почему он имеет надо мной такую власть, — сердито думала она, недовольная своими чувствами к Моргану, учащенным сердцебиением и томлением плоти, когда тот оказывался рядом. Леони вновь взглянула на Моргана. — Он притягивает меня к себе, — мрачно рассуждала она, — но я буду дурой, если стану действовать вопреки собственным намерениям. — Она сжала губы. — Я должна быть сильной, и, как только верну приданое, мы с Джастином вернемся к себе в „поместье и я забуду его. Но сможешь ли ты уехать от него? — вопрошал внутренний голос. Разум же ей твердил: зачем цепляться за человека, который уже показал себя подлецом? Но она знала ответ на этот вопрос: я люблю его, дура!“
 Душевное состояние Моргана было не лучше. Временами он ругал себя за эту поездку, мрачно повторяя старую пословицу о том, что спящих собак будить не стоит. Упрямый осел, сердился на себя Морган, заварил кашу и думаешь, что нашел выход. И это вместо того, чтобы ухаживать за ней, благодарить Бога за каждый день, проведенный ею с тобой рядом.
 Все это он повторял себе с того самого момента, как решился на поездку в Нью-Орлеан. Время не уменьшило горьких разочарований. Он хотел правды и боялся ее. С тупой яростью Морган сознавал, что в следующий раз не предпримет ничего подобного. Слишком сильны чары этой ведьмы, чтобы он мог полностью от них освободиться…
 В напряженном молчании они подъехали к церкви Сант-Андре. Привязав вожжи к железной скобе на столбе, Морган обошел лошадей и так же молча помог Леони выйти из экипажа.
 Они вместе прошли в церковь, построенную в испанском стиле. О влиянии испанской школы напоминали круглые башни по обеим сторонам здания, стрельчатые окна и двери. Внутри было прохладно и тихо.
 Странное чувство владело Леони, когда она шла рядом с Морганом к боковому приделу храма. Почти шесть лет назад венчалась она здесь с этим мужчиной и здесь же крестила своего сына. Около алтаря стоял дедушка, когда она и Морган повторяли слова брачного обета. И тут она с удивлением вспомнила о той обиде, которую испытывала тогда к дедушке и к мужчине, стоящему рядом. Как давно это было, думала Леони, как будто все случилось не со мной и где-то в другой жизни.
 Крестины Джастина одновременно вызывали приятные воспоминания: успокаивающее тепло маленькою тельца, возмущенный плач сына, когда отец Антоний плеснул святой водой на его головку Какой одинокой и испуганной чувствовала она себя в тот день! К этому времени дедушка уже умер, денег не было, а слуги и Иветта целиком зависели от нее. Для маленького плачущего ребенка она была единственной защитой. Каким мрачным и ужасным казался ей мир в семнадцать лет, как боялась она его…
 Моргану передалось нервное состояние Леони, и он слегка сжал ее локоть. Чуть наклонившись, он прошептал:
 — Я не собираюсь душить тебя, кошечка… что бы мы здесь ни узнали…
 Леони презрительно посмотрела на него.
 — Мне нечего скрывать, мсье! Я говорю правду. Здесь вы не узнаете ничего, что было бы мне неизвестно.
 Морган насмешливо приподнял бровь.
 С улыбкой, затаившейся в уголках губ, он произнес:
 — Ну, это как раз то, что я хотел от вас услышать, мадам. В данный момент вы, вероятно, восхищаетесь своим смелым поведением.
 — Ха-ха. Все, о чем вы говорите, мсье, лишено всякого смысла! Что вы хотите доказать вашими расследованиями? Что я лгу? — Леони гневно рассмеялась. — Вы ошибаетесь, если думаете, что вам удастся опорочить меня. Правда восторжествует!
 — Именно этого я и добиваюсь, — резко ответил Морган.
 Она невежливо фыркнула, но что хотела сказать, так и осталось неизвестным, так как в проеме у алтаря появилась худощавая фигура в сутане. Бросив на Моргана умоляющий взгляд, Леони вырвала руку из его рук и прошептала:
 — Мсье, держите себя в узде. Отец Антоний не должен знать о том, что происходит между нами.
 Чувствуя себя последним злодеем, Морган едва успел прошептать:
 — Я не собираюсь предавать гласности наши споры.
 — Леони, детка! Какой приятный сюрприз видеть тебя здесь! — всплеснул руками подошедший к ним священник. — Взяв ее за руку и улыбаясь, он продолжил:
 — Но как ты здесь оказалась? Я слышал, что ты уехала из Сант-Андре и поселилась у мужа в Натчезе. Что вновь привело тебя в Нью-Орлеан?
 Леони робко указала на Моргана и взволнованно ответила:
 — М-мой муж, отец Антоний, пожелал посетить церковь, чтобы посмотреть запись о регистрации нашего брака.
 Тонкая черная бровь удивленно изогнулась, и отец Антоний пристально посмотрел на Моргана.
 — Как странно! Здесь недавно был Джейсон Сэведж и тоже хотел посмотреть запись. У вас есть какие-то сомнения в законности этого брака? Уверяю вас, все было совершено строго по закону, Если вы помните, я сам совершал обряд венчания.
 Внимательно посмотрев на спокойное морщинистое лицо, Морган вдруг резко спросил:
 — И вы уверены, что я тот мужчина, за которого она вышла замуж?
 Отец Антоний был озадачен.
 — Да, конечно, мсье! Я знаю Леони всю ее жизнь. И хотя до венчания мы с вами не были знакомы, я прекрасно помню, что вы составили замечательную пару. Мне вспоминается, как я был счастлив, считая будущее Леони обеспеченным и видя, как рада была сама Леони тому, что у нее такой молодой и красивый муж.
 Чувствуя, что почва уходит у него из-под ног, Морган нашел в себе силы спросить:
 — И вы совершенно уверены в том, что тот мужчина — это я? Вы в этом не сомневаетесь?
 Оскорбленный и вместе с тем озадаченный, отец Антонио медленно поднял глаза на мрачное лицо Моргана.
 — Полагаю, да, — наконец проговорил он. — Как уже говорил, я только однажды видел вас, мсье Слейд. Возможно, я мог и не узнать вас, встретив одного на улице, но видя вас сейчас рядом с Леони… — Его
 карие глаза сверлили Моргана. — Мсье, я не знаю, что стоит за всем этим, но уверен, что вы именно тот мужчина, с которым она венчалась… Если, конечно, у вас нет двойника, которого тоже зовут Морган Слейд.
 Лицо Моргана побелело. Мысль, объясняющая загадку, подобно пуле, поразила его мозг. Он смутно ощущал, что что-то произошло во время его посещения Нью-Орлеана в 1799 году, о чем он обязательно должен вспомнить. Возникло недостающее звено. Появилась уверенность, что в этом деле действительно замешан другой мужчина. Наконец все встало на свои места.
 — Эшли! — зарычал Морган с такой яростью, что отец Антоний отступил на шаг, а Леони с раскрытым от изумления ртом пристально посмотрела на него. С трудом сдерживаясь, Морган сжал кулаки. Проклиная себя, он вспомнил, как в прошлом Эшли не раз пользовался их необыкновенным сходством и как однажды опорочил его имя, подделав подпись.
 Я должен был догадаться сразу, как только увидел эти чертовы документы! — в бессильной ярости думал Морган. На него нахлынули воспоминания и о поддельном векселе, и о служанке таверны, соблазненной Эшли.
 — Как я мог быть таким слепым! Будь проклята эта слепота! — Его голос разорвал тишину храма.
 — Молодой человек, вы забываете, что находитесь во храме Божьем! Не оскверняйте его! — резко оборвал его отец Антоний.
 Морган некоторое время бессмысленно смотрел на него, а затем, придя в себя и понимая, что оскорбил священника, честно признался:
 — Извините меня, святой отец! Просто я потрясен. — И чувствуя, что его странное поведение требует объяснения, добавил:
 — Вы заставили меня вспомнить то, о чем я никогда не должен был забывать… Но это не извиняет моего богохульства. Я сожалею, что обидел вас, и готов просить прощения.
 Успокаиваясь, отец Антоний ответил:
 — Конечно, сын мой! Я счастлив, что помог вам, правда, не знаю чем…
 В голове Моргана роилось еще множество вопросов, но ни на один из них отец Антоний не мог бы дать ответа. Теперь стало ясно, что Леони не лгала, когда говорила о своем замужестве. Было очевидно, что священник знал ее хорошо, и обманщица, во всяком случае, не она. Знала ли она, что представляет собой Эшли? Сознательно ли участвовала в этом заговоре? Ему хотелось верить, что нет. Но прежде чем делать окончательные выводы, Моргану хотелось еще раз все хорошенько обдумать. Почувствовав, что священник все еще недоуменно смотрит на него, Морган кивнул:
 — Ах, святой отец! Не могу даже вам сказать, насколько важным оказался для меня этот разговор.
 Повернувшись к смущенной Леони, Морган сжал ее руки и произнес, обращаясь к отцу Антонию:
 — Мы не будем отнимать ваше драгоценное время, святой отец. Думаю, что сейчас нам лучше уйти. Ты согласна, дорогая?
 Леони молча кивнула, изумленная такой внезапной переменой в поведении Моргана. «Господи, — думала она, — можно ли будет его когда-нибудь понять до конца?..»
 Отец Антоний пристально посмотрел на Моргана и внезапно спросил:
 — Мсье Слейд, может, вы страдаете потерей памяти и потому задаете столь странные вопросы? Почему мсье Сэведж проверял записи в книге регистрации?
 — Да, вы не ошиблись, — быстро сказал Морган, как будто был рад такому объяснению своего поведения. — Понимаете ли, это следствие старой раны, полученной на дуэли. Из-за нее я с трудом вспоминаю некоторые события.
 — Думаю, что это доставляет много хлопот вашей семье и друзьям, — сухо проговорил священник.
 — Боюсь, что так, — почти радостно ответил Морган и, взглянув на сбитую с толку Леони, добавил:
 — Моей жене пришлось выдержать в последние недели серьезные испытания. Надеюсь, что после этого прояснившего многое разговора наши отношения станут лучше.
 Желая поскорее остаться наедине с Леони, чтобы как следует поразмыслить над тем, что произошло, Морган почти силой выволок ее из церкви. Сердясь на себя за то, что раньше ни о чем не догадался, он пытался сейчас привести в порядок свои мысли. «Если бы я, — сердясь на себя, думал Морган, — вспомнил о письме, в котором сообщалось о прибытии Эшли в Нью-Орлеан, то многое бы стало ясно уже давно».
 Морган уже не сомневался, что этот чертов Эшли снова выдал себя за него. Он полагал, что Леони стала жертвой Эшли. И хотя холодный рассудок протестовал против столь слабого доказательства ее невиновности, его сердце подсказывало, что она здесь ни при чем.
 Некоторое время они молча ехали по узким улочкам Нью-Орлеана. Наконец Леони спросила:
 — Так это правда? Именно поэтому вы вели себя так странно?
 На мгновение Морган растерялся. Не желая объяснять всего, что произошло, и не будучи во многом до конца уверенным, он ответил:
 — Да, я никогда не говорил своей семье обо всех обстоятельствах моей болезни. Боюсь, что родителей очень огорчат подробности, а потому я стараюсь не распространяться на эту тему. Я должен был раньше рассказать тебе обо всем…
 Леони недоверчиво взглянула на него, стараясь подавить свое влечение к этому мужчине.
 — Это правда? Значит, ты не станешь теперь уклоняться от выплаты приданого?
 Морган глубоко вздохнул, не зная, сердиться ему или смеяться. Ему хотелось просто поцеловать Леони и объяснить ей все начистоту, но для этого еще не настало время. Морган считал, что если Леони ни в чем не виновата, она расценит его ссылки на Эшли как очередную хитрость.
 Безжалостно подавляя свои чувства, он, нахмурившись, произнес:
 — Что касается твоего приданого, Леони, то как только я увижусь здесь со своим агентом, я немедленно отдам распоряжение о выплате тебе этих чертовых денег. К концу недели они будут у тебя.
 От таких слов Леони неожиданно для себя не ощутила радости. Наоборот, ей казалось, что ее как будто бы обокрали, сняли защитную броню. Она пыталась убедить себя, что рада неожиданной капитуляции Моргана, но эта победа странным образом опустошила ее. Если Морган согласился выплатить деньги, то уже нет никакого смысла в продолжении их брака. Да, никакого смысла, думала Леони, стараясь удержать непрошеные слезы. Это следует из подписанного договора.
 Итак, рана, полученная на дуэли, во многом объясняла странное поведение Моргана. Леони почувствовала даже жалость к нему. Она подумала, что Моргана, вероятно, безумно раздражали ее обвинения и уверения, что она его жена в то время, как он ничего не мог вспомнить. Не удивительно, что он злился!
 Она спросила с любопытством:
 — А эта рана все еще беспокоит вас, мсье? Я имею в виду то обстоятельство, что ваша память то пропадает, то возвращается?
 Морган сконфуженно пробормотал:
 — Да нет, не очень. Пожалуй, наша женитьба оказалась главным событием из тех, что я забыл. Леони нахмурилась.
 — Но теперь-то, надеюсь, вы о ней вспомнили? — подозрительно спросила она.
 Морган некоторое время размышлял, надо ли продолжать лгать, и решил, что не стоит. Рано или поздно ему предстояло нелегкое объяснение, и чем больше правды он скажет сейчас, тем легче ему будет потом. Он твердо решил до поры до времени ничего не говорить Леони об Эшли, особенно сейчас, когда между ними существует недоверие. Но ему не хотелось говорить и о том, чего на самом деле не было. Не в силах поднять глаза, он проговорил:
 — Нет, не совсем.
 Леони бросила на него недоверчивый взгляд. В ее зеленых глазах отражалось недоумение.
 — Но вы сказали отцу Антонио, что все вспомнили.
 Морган, вздохнув, резко ответил:
 — Я теперь знаю, что наше бракосочетание действительно имело место… Но я не помню событий, которые к нему привели. — И, глядя мимо Леони, он попросил:
 — Не расскажешь ли, как проходило бракосочетание? Боюсь, когда ты раньше рассказывала о деталях, я не уделял им должного внимания, — произнес он, криво усмехнувшись. — Я слишком долго считал, что ты меня обманываешь.
 Леони некоторое время смотрела на Моргана, размышляя, стоит на него обижаться или нет, и пришла к заключению: раз он не помнит о женитьбе, то тем более заслуживает каких-то объяснений. И она начала рассказывать, почему и как дед решил, что ей пора выходить замуж.
 — Только после того, как дедушки не стало, — грустно поведала она, — врач сказал, что он заранее знал о скорой своей кончине. Именно поэтому дедушка так спешил выдать меня замуж, — доверчиво улыбнувшись, продолжала Леони. — Когда он впервые заикнулся о моем замужестве, я очень на него рассердилась. Потом он сообщил, что встретил вас в доме губернатора, и вы уже обо всем договорились… Обо всем, кроме приданого…
 Леони смолкла, думая о том дне, когда Клод рассказал ей о встрече с Морганом Слейдом, и сразу же воспоминания о той роковой ночи в доме губернатора бросили ее в дрожь. Морган заметил это и, зная развращенность Эшли, сочувственно коснулся руки Леони. Глядя на нее, он мягко спросил:
 — Я был с тобой груб, моя дорогая. Уверяю тебя, я не хотел этого.
 Леони грустно посмотрела на Моргана. В ее глазах светилось недоумение.
 — Вы ужасно не понравились мне тогда, — призналась она с болью. — Я считала, что с вашей стороны несправедливо требовать с нас денег, которые так много значили, да и сегодня значат для поместья Сант-Андре.
 Глаза Леони потемнели от обиды, и неожиданно для себя она сказала:
 — Вы нечестно вели себя в брачную ночь. Вы пытались силой овладеть мной.
 Злость на Эшли захлестнула Моргана. Подавляя вспыхнувшую ревность, он через силу выдавил:
 — И я добился успеха?
 Леони улыбнулась ангельской улыбкой.
 — Нет, мсье! Я пригрозила вам дедушкиным дуэльным пистолетом. Вы были очень рассержены. — Взглянув на Моргана, Леони серьезно спросила:
 — Вы и этого не помните?
 Злость Моргана улеглась. Чувствуя облегчение и радость, вызванную растущим ощущением невиновности Леони, он пожал ее руку и, довольный возможностью сказать правду, ответил:
 — Нет! Боюсь, что этого я совсем не помню.
 На этом разговор закончился, и остаток пути до гостиницы они проехали молча. Но это было не то недружелюбное молчание, которое сопровождало их по пути в церковь.
 Хотя ранение Моргана многое объясняло Леони, но известие о его решении вернуть приданое смутило и напугало ее.
 Она отчаянно и долго ждала этих денег, но сейчас готова была отдать их, лишь бы Морган сказал, что любит ее и хочет, чтобы она осталась с ним навсегда. Леони понимала, что это маловероятно. Женитьба для Моргана всегда стояла на последнем месте, и трудно было ожидать, что он переменится.
 Поглощенный своими мыслями, Морган не заметил задумчивости Леони на обратном пути в гостиницу. Он пытался оценить последствия поступков Эшли. Снова и снова он перебирал в памяти все происшедшие за последнее время события, но буйная радость, вызванная уверенностью в том, что Леони не виновна в его надувательстве, буквально окрылила его. Оказывается, она с самого начала говорила правду. Морган думал об этом со все возрастающим чувством восхищения. Ему хотелось смеяться, кричать всему миру о свалившемся на него счастье.
 Но радость покинула Моргана, едва он вспомнил, какие гадкие и несправедливые обвинения предъявлял он Леони, как он оскорблял ее. «Каким дураком я был! — думал он. — Как я мог не почувствовать ее искренности. Так упорно не верить ей, когда правда лежала на поверхности! Боже, как я мог забыть, что в Америку тогда приезжал Эшли? И как теперь все исправить?»
 Морган боялся, что не сможет найти ответы на эти нелегкие вопросы. И тогда Леони, узнав правду о том, что она стала жертвой такой чудовищной мистификации, не сможет простить его. Сможет ли она его полюбить? Морган грустно улыбнулся: он все сделал, чтобы этого не произошло…




 Глава 26


 Несколько минут спустя Морган помог Леони выйти из экипажа и проводил ее в комнаты гостиницы. Длинное двухэтажное здание когда-то было чьей-то частной резиденцией. Узкие окна прикрывали черные ставни, вдоль переднего фасада протянулись тенистая галерея, а кирпичные стены были ослепительной белизны от частых побелок.
 Комнаты Моргана и Леони находились на втором этаже и были очень удобными. Две просторные спальни разделяла комната, которую хозяйка гостиницы называла внутренней гостиной.
 Эта промежуточная комната создавала дополнительные удобства, редкие для гостиниц, и она очень понравилась Моргану. Повернувшись к Леони, он сказал:
 — Надеюсь, мы будем здесь иногда встречаться с тобой?
 Леони равнодушно оглядела комнату. Она была слишком погружена в свои невеселые мысли, чтобы обращать внимание на окружающее. Она только кивнула и вежливо ответила:
 — О, да! Здесь довольно мило.
 «Как я могу оставаться такой равнодушной и холодной, — грустно подумала она, — в то время, как мне хочется во весь голос кричать, что я люблю его…»
 Морган заметил тень озабоченности на лице Леони и, неверно истолковав ее, резко спросил:
 — Ты так сильно скучаешь по Джастину, что выглядишь такой несчастной?
 Сожалея, что ее чувства так заметны, Леони постаралась изобразить улыбку и с достоинством ответила:
 — Ужасно скучаю. Мы еще долго пробудем в городе?
 Моргану было трудно ответить на этот вопрос. Выведенный из равновесия новостью, что Эшли подложил ему такую свинью, он не знал, как следует теперь себя вести. И хотя он теперь не сомневался в невиновности Леони, окончательное решение так и не было найдено. Помедлив немного, он ответил:
 — Не знаю. Может, недели две… — Он остановился, почувствовав, что думает о возвращении в Малыш с явной неохотой. Он не мог найти этому объяснения. Если не считать периода неудачного ухаживания за Мелиндой, он никогда не думал навечно обосновываться в Натчезе или в Бонжуре. Что же касается Тысячи Дубов?.. Он поморщился. Нет! Усадьба Тысяча Дубов принадлежала прошлому, и все хорошее, что было с ней связано, умерло вместе со Стефанией.
 Морган задумчиво посмотрел на Леони и нежно спросил:
 — Есть ли такое особенное место, где бы ты хотела жить?
 Сердце Леони оборвалось. Бухнула последняя надежда на то, что их брак станет реальностью. Несомненно, Морган собирается ее отпустить на все четыре стороны, вернув приданое. С ужасом Леони подумала, что час разлуки близок. Мужественно собрав силы и стараясь не замечать острой боли, внезапно пронзившей сердце, она улыбнулась и с вызовом произнесла:
 — Я всегда желала жить только у себя в Сант-Андре!
 Некоторое время Морган обдумывал эту идею. Все, что он знал об усадьбе Сант-Андре, говорило против нее, но когда-то ведь это была прибыльная плантация… И ее вновь можно такой сделать. Особенно, если прикупить проданные ранее земли и вложить в усадьбу свои деньги. Кроме того, отметил про себя Морган, его упрямая возлюбленная вряд ли согласится обосноваться в каком-либо ином месте. И он спокойно сказал:
 — Хорошо, если ты так хочешь. Гордо вздернув подбородок, Леони сдержанно ответила:
 — Да, хочу. Если вы помните, главная цель моего приезда в Натчез и состояла в том, чтобы сохранить Сант-Андре.
 — Хорошо, — усмехнулся Морган и, не торопясь, продолжил:
 — Если все решено, то я не вижу причин, по которым тебе не стоило бы вызвать сюда Джастина и всех слуг. Пока они соберутся, упакуют вещи и приедут сюда, мы как раз управимся.
 Леони кивнула, понимая теперь, как люди умирают от разрыва сердца. Ее собственное сердце готово было разбиться на тысячи мельчайших осколков от холодных безразличных слов Моргана.
 «Как легко он все решил, — с болью подумала Леони. — Как будто мы — ненужные вещи. А чего ты еще ждала? — сердито спросила она у себя. — Ты же знала, что он никогда не признает тебя законной женой. Так стоит ли удивляться, что он вычеркивает тебя из своей жизни?»
 А вслух она спокойно сказала:
 — Вы сами пошлете письмо в малый Бонжур или это сделать мне?
 — Я сам сделаю это, — с легкостью ответил Морган. — Надо написать еще о кое-каких делах. Так что, если ты не возражаешь, я пошлю с письмом Саула. Это лучше, чем доверять почте.
 — Как хотите. — Ногти Леони впились в ладонь, как будто это могло помочь сдержать непрошеные слезы.
 Необычная для Леони покорность не ускользнула от внимания Моргана, как и то, что она казалась одновременно разгневанной и несчастной. Он понимал, что у Леони есть причины сердиться. С ее точки зрения он вел себя отвратительно все эти месяцы, и он был совершенно уверен, что завоевать ее доверие будет непросто. Бессильная ярость вспыхивала в Моргане каждый раз, когда он думал об Эшли. И сейчас, мрачно глядя мимо Леони, он размышлял о судьбе, сыгравшей с ним такую злую шутку. Наконец он произнес с наигранной бодростью:
 — Я пошлю за ними немедленно, и уже совсем скоро Джастин будет вертеться у тебя под ногами.
 Посмотрев на часы, он пробормотал — Мне сегодня надо сделать еще массу дел Если ты не возражаешь, я покину тебя на несколько часов.
 Леони безразлично пожала плечами, почти радуясь, что он уходит. Ей надо было отдохнуть от тех горьких чувств, которые вызывало его присутствие, и подумать о своем будущем, в котором уже никогда не будет Моргана Слейда.
 Торопливо попрощавшись с Леони, Морган вышел из комнаты и отправился на поиски Личфилда. Застав слугу за разборкой дорожных сумок, Морган поведал ему о своем открытии.
 Лицо Личфилда осталось невозмутимым. Ни выказывая ни малейшего удивления, он степенно ответил:
 — Конечно, это Эшли Слейд. Как глупо, что мы сразу о нем не подумали. — И, бросив на Моргана вопросительный взгляд, продолжил:
 — Вы уже рассказали обо всем мадам?
 Морган с иронией усмехнулся.
 — Чтобы она подумала, будто я сошел с ума? Ты думаешь, она поверит мне, если я честно скажу, что на ней женился совсем не я, а мой дорогой кузен, притворившийся мной?
 — Да, это непросто, — подтвердил Личфилд, вешая белую льняную рубашку Моргана в гардероб. Затем, оглянувшись на хозяина, который, достав перо и чернила, стал набрасывать письмо Доминику, слуга сказал:
 — Если Эшли женился, используя ваше имя и вашу подпись, значит ли это, что мадам — ваша жена? Или она его жена?
 — Моя! — выпалил Морган прежде, чем успел обдумать вопрос Личфилда, а затем менее уверенно произнес:
 — Я так думаю. Не уверен. Но это не имеет никакого значения. Леони будет моей женой!
 Спустя час письмо Доминику уже было на пути в Малыш, а Морган отправился в город.
 Вначале он посетил городской дом Бува, где, к своему великому огорчению, узнал, что Джейсон уехал в Терре ди Койр всего два дня тому назад. Зато на вопрос о здоровье Арманда он услышал приятное известие. Старик поправлял здоровье на плантации Бува и собирался вернуться в город, полностью восстановив силы.
 Из дома Бува Морган направился в контору «Реми и Джардин», которая вела все юридические дела Слейдов в Нью-Орлеане. За несколькими рюмками отличного коньяка Морган поведал мсье Леону Реми историю перевоплощения Эшли. В конце рассказа, пристально уставившись на рюмку с янтарным напитком, Морган спокойно спросил:
 — Итак, теперь вы знаете, что произошло. По крайней мере, я так себе все это представляю… Скажите мне, Леони — моя жена или нет?
 В комнате воцарилось напряженное молчание, пока старший из мужчин, сидя в глубоком кожаном кресле, смотрел в пространство перед собой. Наконец он резко сказал:
 — Он мог выдать себя за вас, он мог даже жениться под вашим именем, обмануть девушку и ее деда, чтобы завладеть деньгами. Но по закону ее мужем является… Эшли Слейд.
 Морган вздрогнул, в горле его застрял крик ярости, но он переборол себя и как можно более спокойно спросил:
 — Можно ли признать брак незаконным? Насколько я знаю, он всегда оставался фиктивным… — Его чувства наконец прорвались наружу, и он прорычал:
 — Она ни разу не видела этого ублюдка за все шесть лет!..
 Мсье Реми не отреагировал на порыв Моргана, продолжая хладнокровно анализировать обстоятельства дела. Взглянув на Моргана, он вдруг спросил:
 — А ребенок? Вы уверены, что брак действительно был фиктивным?
 Насупив брови, Морган подтвердил:
 — Да, я уверен! Она сама мне об этом говорила. Она не назвала имени отца ребенка, но если бы это был… — Он запнулся и с трудом выговорил, — Эшли Слейд, то ей бы не стоило этого скрывать. Скорее наоборот!
 Мсье Реми глубже погрузился в кресло и задумался.
 — Наличие ребенка, — наконец произнес он, — конечно, осложняет дело. Но, в конце концов, при определенных обстоятельствах, брак можно аннулировать, хотя… это займет много времени. И вряд ли удастся скрыть позорный поступок вашего кузена. А женщину надо оберегать прежде всего. Вы же не хотите, чтобы ее имя трепали на каждом углу? — И заметив, как изменилось выражение лица Моргана, мсье Реми поднял палец вверх. — Нет, мой дорогой, на скольких дуэлях вы бы ни сражались, вы не смогли бы пресечь всех слухов.
 Сдержавшись, Морган спросил:
 — А что вы можете предложить? Мсье Реми поджал губы.
 — В данный момент я предложил бы вам оставить все как есть. Если хотите, скажите ей правду. Но я бы не советовал сообщать эту правду кому-либо еще. Возможно, если мы сохраним все в узком кругу и будем достаточно осторожны, то сможем выйти из этой ситуации с минимальными потерями для всех. С вашего разрешения я поговорю с отцом Антонием и узнаю, как лучше поступить с точки зрения церкви. Если нам повезет, то он будет единственным в Нью-Орлеане человеком, кроме нас, конечно, который будет знать об этом фарсе.
 Морган кивнул, уверенный в справедливости трезвых суждений мсье Реми. Но он ничего не мог поделать с холодной яростью, разрывавшей грудь. И он подумал, что Эшли никогда не получит Леони. Он убьет его, убьет медленно, с наслаждением…
 Он поднялся, пожал руку мсье Реми и сказал:
 — Я во всем полагаюсь на вас. Если я понадоблюсь, посыльный найдет меня в гостинице мадам Боссе или в усадьбе Сант-Андре.
 Затем Морган направился к поверенному в финансовых делах семейства Слейдов. Мсье ле Форт, которого намеревался посетить Морган, как и мсье Реми, вел дела Слейдов уже много лет.
 Когда Морган вежливо попросил достаточно крупную сумму денег в золоте для нужд своей супруги, глаза мсье ле Форта округлились.
 — Но… но, мсье Слейд! Это ведь не пустая безделица! Я, конечно, не собираюсь советовать вам, как тратить деньги, но неужели вы полагаете целесообразным позволить женщине распоряжаться такой суммой?
 Морган печально улыбнулся, подумав, что Леони годами приходилось содержать свою маленькую семью и слуг на сущие гроши, и сухо сказал:
 — Мсье, поверьте мне, эта молодая леди вполне способна как надо распорядиться этими деньгами.
 Мсье ле Форт пожал узкими плечами.
 — Хорошо, мсье. Как скажете.
 Морган помолчал некоторое время, размышляя над правильностью своего поступка. Он не сомневался, что может просто вручить Леони ее приданое для уплаты Морису де ля Фонтане, но что-то удерживало его от этого поступка. Действительно, Бог его знает, как эта сумасбродка распорядится деньгами. Если ее дед потратил деньги на покупку мужа для своей внучки, да еще такого, как Эшли! На мгновение Морган помрачнел. Впрочем, разве только старый Клод стал жертвой этого негодяя!
 Чувствуя непреодолимое желание совершить поступок, который убедил бы Леони, что не все мужчины скупы и жестоки, Морган наконец проговорил:
 — В окрестностях Нью-Орлеана проживает джентльмен по имени Морис де ля Фонтане, который владеет закладными на усадьбу моей жены Леони Сант-Андре. — Тонкие губы мсье ле Форта слегка сжались, и Морган продолжил:
 — Кроме того, у него закладные на земли, оставшиеся после продажи основной части плантации. Я хочу оплатить эти долги и немедленно!
 Думая о больших деньгах, которые уплывают из-под его мудрого управления, мсье ле Форт засуетился над бумагами, разбросанными по конторке.
 — Это в дополнение к тем деньгам, которые вы хотите получить для своей жены?..
 Морган слегка усмехнулся. Он знал легендарную бережливость мсье ле Форта.
 — Да! — весело сказал Морган, и его голубые глаза шутливо блеснули:
 — У меня ведь достаточно денег на счету, не так ли?
 Мсье ле Форт красноречиво посмотрел на Моргана. Считая, что с ним пошутили, он сдержанно ответил:
 — Разумеется, мсье. Как вы сами знаете, ваши сбережения целы.
 — Тогда что же вы медлите? Мсье ле Форт кивнул головой.
 — Все будет сделано в течение нескольких часов.
 Морган удивленно поднял брови.
 — Так скоро? — с недоверием спросил он. Ле Форт позволил себе снисходительно улыбнуться.
 — Моими клиентами были и Клод Сант-Андре, и семейство де ля Фонтане. В начале месяца здесь был Морис де ля Фонтане и попросил меня продать закладные Сант-Андре как можно быстрее. Но мне до сих пор не удалось найти покупателя. Он будет страшно доволен, если мне удастся совершить сделку…
 — Похоже, — медленно проговорил Морган, — что этот де ля Фонтане и не собирался ждать…
 — Простите, мсье? Боюсь, что я вас не совсем понял.
 — Дело в том, что де ля Фонтане сказал моей жене, что дает тридцать дней отсрочки долга. Она считала, что может вернуть деньги до первого июля…
 Мсье ле Форт, смутившись, с неохотой ответил:
 — К сожалению, мсье Морис не столь порядочный джентльмен, каким был его отец…
 Морган счел эти слова явной недооценкой, но промолчал, взяв их себе на заметку.
 — Это уже не имеет значения, — сказал Морган, — главное, чтобы закладные были у меня как можно скорее!
 Мсье ле Форт кивнул.
 — Они будут у вас завтра утром. Мне кажется, мсье де ля Фонтане в городе, и один из моих помощников немедленно сообщит ему о нашей сделке. К утру мне понадобится лишь подпись, подтверждающая уплату долга. — И с надеждой в голосе он добавил:
 — Это все на сегодня, мсье?..
 Минуту спустя Морган уже выходил из конторы ле Форта. Но улыбка сползла с его лица, когда он, сев в экипаж, направился из города в гостиницу. Несмотря на несколько решенных проблем, ничего существенно не изменилось. Леони оставалась женой Эшли, и Морган не сомневался, что она не поверит ему при попытке объяснить ей все перипетии этой запутанной истории.
 Если бы я» только пораньше вспомнил о тогдашней поездке Эшли в Нью-Орлеан! — в тысячный раз укорял себя Морган. По крайней мере, мы бы не продолжали до сих пор разыгрывать этот глупый спектакль и Леони не относилась бы ко мне столь недоверчиво. Если только упомянуть сейчас имя Эшли, то все в семье немедленно поймут, что произошло, и результат нетрудно предсказать. Морган печально вздохнул, но тут же мечтательная улыбка озарила его лицо. Нет, не так уж он и сожалел о происшедшем на балу в Натчезе. В его памяти всплыла Леони, которую он держал в объятиях. Но и без воспоминаний об их совместной жизни в Малыше Морган знал, что безумно влюблен в нее. «А я обходился с ней как с какой-то дьявольской интриганкой. Чертов Эшли! — мысленно воскликнул он. — Чертов Эшли!»
 Эшли в этот момент тоже ругался. Он проклинал тесную каюту, предоставленную ему на корабле. Вначале она казалась ему совсем неплохой, но после месяца, проведенного в море, и с перспективой еще двух недель путешествия по океанским просторам его благодушие успело полностью раствориться. Даже предвкушение удачи в поисках жены и обратного триумфального возвращения в Европу не утешало Эшли. Проклиная погоду, океан и тоску, он мрачно смотрел на пенящиеся темно-зеленые волны.
 Хорошо бы разыскать эту маленькую дрянь без особых хлопот, раздраженно размышлял Эшли. Впрочем, эта девчонка так, по-видимому, и прозябает на своей старой плантации в ожидании, когда он вернет ей приданое. Злобная усмешка исказила лицо Эшли.
 Неожиданно он подумал о маловероятной, но все-таки вполне возможной встрече Леони с настоящим Морганом Слейдом. Но он тут же представил себе, какой переполох и сколько неприятностей обоим могла принести такая встреча, и весело рассмеялся. Если бы это не грозило его собственному благополучию, он был бы не прочь сам организовать такую встречу. Это был бы один из возможных путей отомстить Моргану за все те неприятности, которые он ему доставил когда-то в Европе.
 Ей-Богу, это было бы веселое зрелище, хихикнул про себя Эшли.
 Морган не находил ничего веселого в создавшейся ситуации, а замкнутость и холодность Леони в этот вечер еще более расстроили его. Десятки раз он уже готов был заговорить с ней, но слова буквально застывали на губах. Он упрекал не ее. Ложась спать, Морган думал о собственном поведении, которое никак нельзя было назвать джентльменским. Завтра, твердо пообещал он себе, завтра я первым делом поговорю с ней обо всем!
 А Леони от следующего дня не ждала для себя ничего хорошего. Накануне вечером Морган был с ней очень вежлив и предупредителен, но, стараясь защититься от неизбежной боли, которую должна была принести приближающаяся разлука, Леони игнорировала знаки внимания и попытки завязать разговор. Ей хотелось поскорее поставить на всей этой истории жирную точку. Если уж Морган решил бросить ее, то не стоило затягивать прощание!
 Поэтому утром Леони проснулась опустошенной и разбитой. Ей стоило больших усилий одеться. И единственное, чего она хотела — это дать волю слезам, душившим ее. Но по натуре Леони была борцом, и к завтраку она вышла с милой улыбкой.
 Утро было прекрасным. Небо сияло безоблачной голубизной, а в воздухе не ощущалось ни намека на приближающуюся жару.
 Завтрак был чудесным. Летом мадам Боссе накрывала по утрам стол в маленьком внутреннем дворике гостиницы. Плетеные столы и стулья располагались в гостеприимной тени огромного дуба. Все вокруг пестрело яркими цветами. Заросли пурпурной глицинии тянулись вдоль фасада, ковром стелилась розовая камелия, а ветви алой герани колыхал легкий ветерок, нарушающий неподвижность воздуха.
 Но ни начинающийся день, ни окружающие красоты не радовали Леони. Она хотела
 поскорее увидеться с Морганом и сказать ему, что раз уж он решил вернуть ей приданое, нет необходимости в его помощи по улаживанию дел с усадьбой Сант-Андре. Она справлялась сама со своими проблемами до того, как он столь благородно соизволил принять участие в ее жизни. И сумеет справиться в дальнейшем.
 Поэтому едва Леони и Морган сели за стол и поздоровались, как она, превозмогая душевную боль, решительно заявила:
 — Мсье, я думаю, настало время для откровенного разговора. — И, заметив насмешливый взгляд Моргана, упрямо продолжила:
 — Теперь вы знаете, что я не лгала о замужестве и что вы действительно присвоили мое приданое. Поэтому… как… как только ваш поверенный вернет мне деньги, я не вижу причин, по которым мы должны продолжать совместную жизнь.
 Морган посмотрел на Леони долгим пристальным взглядом. Она была так хороша в этом изысканном платье из бледно-абрикосового муслина! Но в то же время Моргана выводили из себя ее холодные и рассудочные слова. Поэтому немного сурово он отпарировал:
 — Неужели так необходимо обсуждать это прямо сейчас? Мне не хотелось бы решать столь серьезные дела поспешно.
 Леони смутил не столько его тон, сколько грустный взгляд голубых глаз. Вчера она считала, что он ждет не дождется, когда она наконец уйдет из его жизни, но сегодня… Окончательно запутавшись, она смущенно проговорила:
 — Но вчера… вчера вы дали мне понять, что желаете как можно быстрее избавиться от меня. Пораженный, Морган уставился на Леони.
 — Я?.. — удивленно воскликнул он. Не припоминая ничего из сказанного им вчера, что хотя бы отдаленно намекало на предстоящую разлуку, Морган перегнулся через стол и схватил ее за руку:
 — Бог знает, что я говорил тебе вчера, Леони! Но сегодня есть сегодня. И я хочу, чтобы мы были вместе! — Голос Моргана дрогнул, в глазах блеснули слезы. — Конечно, не все между нами складывалось наилучшим образом, но, наверное, стоит положить конец вражде, покончить с прошлыми и проложить дорогу к будущему. Леони, дорогая, я прошу о перемирии. Будешь ли ты столь великодушна, предоставив его мне?..
 Обуреваемая противоречивыми чувствами, Леони нерешительно взглянула на Моргана. Ее практичный ум бурно отвергал это предложение, но победило, как, впрочем, и всегда, сердце. Просияв, Леони кивнула и тихо сказала:
 — О, мсье, попробуем установить перемирие и посмотрим, что из этого получится…




 Глава 27


 Перемирие началось, и Леони вдруг обнаружила, что день действительно прекрасен.
 Что касается Моргана, то его объяснение с Леони позволило рассказать ему правду об истории с Эшли. «Впрочем, не сейчас, — рассуждал он, наблюдая за легкой улыбкой, коснувшейся его губ. — Не сейчас… Не хочу, чтобы изменилось нежное выражение ее лица. Не хочу, чтобы она смотрела на меня с негодованием и болью. Я не допущу этого никогда!»
 Морган и Леони провели вместе незабываемый день, беспечно слоняясь по Нью-Орлеану, делая покупки в магазинах и разглядывая товары в уличных лавках. Они устроили маленький пикник вместо ленча, закусив устрицами и хрустящим французским хлебом на зеленой поляне у реки. Лежа на траве, они смотрели на мутные воды Миссисипи, уносимые в море. Леони блаженно откинулась на поросший мхом ствол дуба и подумала, что никогда в жизни она не была такой счастливой. Впервые будущее ей виделось светлым, а не полным борьбы и лишений.
 Радость Моргана была не столь полной. С каждой минутой Леони все более очаровывала его. Но в то же время его мучали сомнения в правильности своих поступков. Сможет ли Леони по-настоящему полюбить его? Особенно, когда узнает об Эшли? Мысль о том, что она юридически, а возможно и фактически считается чужой женой, зловещей черной тучей застилало солнце.
 Но несмотря на грустные мысли этот день и Моргану доставил огромное удовольствие. Когда он на прощание перед сном с удивительной нежностью коснулся губами ее щеки, он думал о завтрашнем дне с оптимизмом.
 Моргану не хотелось ложиться одному в постель, но теперь, когда он знал о невиновности Леони, врожденное чувство гордости не позволяло ему требовать от нее выполнения супружеских обязанностей. Кроме того, уверял себя Морган, она ведь считается женой Эшли!
 Утро следующего дня было столь же теплым и прекрасным. Они снова завтракали во внутреннем дворике. Но на этот раз, когда Леони присоединилась к Моргану, ее глаза сияли:
 — Доброе утро, мсье!
 Морган внимательно посмотрел на нее, удивляясь, как красиво белое муслиновое платье оттеняет золотистую кожу и золотисто-каштановые волосы. Чмокнув Леони в висок, Морган прошептал:
 — Доброе утро, моя дорогая. — И игриво добавил:
 — Надеюсь, ты хорошо спала в этой ужасной постели? Жаль, что меня не было с тобой рядом…
 Леони робко взглянула на него. Ей тоже хотелось быть столь же смелой и достойно ответить, но она намеренно пропустила его вопрос мимо ушей и в свою очередь спросила:
 — Что вы собираетесь сегодня делать, мсье? Морган задумался. Помня, что если все пойдет, как задумано, и уже в ближайшие часы будут получены закладные на имение Сант-Андре, он медленно проговорил:
 — Мне надо утром побывать в городе, но все остальное время я в полном твоем распоряжении. А что бы ты хотела?
 — О, мсье! Я бы хотела съездить в Сант-Андре. — И, волнуясь, она добавила:
 — Это всего три часа езды, но если выехать пораньше…
 — Так в чем же дело, — ответил Морган. — Как только я допью кофе, то сразу же отправлюсь в город по делам. Если ты распорядишься, чтобы хозяйка собрала нам в дорогу еду, мы через час сможем выехать…
 Уже через двадцать минут Морган вновь появился в конторе мсье ле Форта. После объяснения причин своего столь раннего визита Морган спросил:
 — Вам удалось поговорить с мсье де ля Фонтане? Подписал ли он необходимые документы? Мсье ле Форт кисло улыбнулся:
 — О, мсье, это оказалось проще, чем я думал. — И, видя удивленный взгляд Моргана, добавил:
 — Де ля Фонтане — страстный игрок, но, должен с сожалением заметить, очень плохой игрок. Когда мой посыльный разыскал его и сообщил, что закладные могут быть полностью оплачены, молодой джентльмен немедленно примчался в мою контору.
 Морган пожал плечами. Де ля Фонтане не вызывал у него симпатии и сочувствия.
 — Документы у вас?
 — О, мсье, вот они. Ваша супруга будет довольна.
 Морган взглянул на бумаги и усмехнулся.
 — Надеюсь, что так и будет. Должен поблагодарить вас за исполнение этой моей просьбы. Не сомневаюсь, что остальные будут исполнены столь же хорошо.
 Мсье ле Форт самодовольно улыбнулся:
 — Деньги по вашей просьбе будут переведены сегодня же утром на имя вашей жены. Я уже переговорил с нынешним владельцем ее земель. Он готов продать их за те деньги, которые вы предложили…
 Морган покинул контору, унося в кармане сюртука бережно сложенные документы. Он направил экипаж к гостинице мадам Боссе, где его уже ждала Леони с маленькой тростниковой корзинкой в руках, и уже через пять минут они были на пути к усадьбе Сант-Андре. Лошади быстро бежали по пыльной дороге вдоль реки. Леони, бросив на Моргана нежный взгляд, вкрадчиво спросила:
 — Вы успели закончить свои дела, мсье? Морган небрежно кивнул, внимательно наблюдая за лошадьми, обгоняющими большой неповоротливый фермерский фургон.
 — Да, я все закончил. — И когда они объехали фургон, он с нежностью посмотрел на Леони и прошептал:
 — Думаю, ты будешь довольна результатом.
 Подозрения Леони вновь проснулись, и она осторожно спросила:
 — Почему? Разве ваши дела связаны с моим приданым?
 Морган кивнул.
 — И с ним тоже. Завтра, по-видимому, в это же время, я тебе Вручу официальный документ о переводе денег с моего счета на твое имя.
 Смесь восторга и озабоченности отразились на лице Леони.
 — Правда?
 — Правда, — ласково ответил Морган, — мсье ле Форт уверил меня, что завтра же он все уладит.
 Повеселевшая Леони удивленно спросила:
 — Мсье Эмери ле Форт? Он ваш поверенный в делах?
 Морган кивнул.
 — Как странно! А вы знаете, что он вел дела и моего деда?
 — Не знал до вчерашнего дня, пока он сам мне об этом не сказал, — ответил Морган. Леони удивленно пожала плечами.
 — Как тесен мир, не правда ли, мсье, — наконец произнесла она.
 Морган утвердительно кивнул. Некоторое время они ехали молча. Леони обуревали самые противоречивые чувства. Известие о том, что Морган наконец вернет ей приданое, взволновало ее. Наконец-то она сможет выкупить закладные бумаги усадьбы Сант-Андре у Мориса де ля Фонтане! Ее мечты сохранить усадьбу для Джастина сбылись. Но приподнятое настроение омрачали сомнения. Прикусив нижнюю губу, Леони машинально подсчитывала, сколько денег останется после уплаты долга по закладным. Получалось совсем немного, едва хватало на поддержание существования их маленькой семьи. «Я сама себя обманула, — в конце концов горестно заключила Леони. — Глупо спасать плантацию, да и Джастин не поблагодарит меня за это. Сможет ли он полюбить эту землю так же, как и я? — Леони вздохнула. — Как можно решать за мальчика, которому всего-то пять лет!»
 Неожиданно она подумала и о другой проблеме, над которой не задумывалась раньше. Несмотря на то, что в данный момент Морган был исключительно внимателен к ней, — она суеверно скрестила пальцы на счастье, — никто не мог гарантировать, что он и впредь будет таким же милым, как сейчас. Леони с грустью посмотрела на него. «Я так люблю его, — в отчаянии думала она, — но не понимаю его и не доверяю ему до конца. Возможно, наше перемирие, того и гляди, кончится…»
 Молчание Леони не ускользнуло от внимания Моргана. Ему показалось, что новость, сообщенная им, не слишком-то ее обрадовала. Слегка нахмурясь, он резко спросил:
 — Ты не веришь, что я верну приданое? Видит Бог, у тебя нет причин не доверять мне. Поверь, завтра деньги станут твоими.
 Поскольку совсем не это занимало мысли Леони, она совершенно искренне сказала:
 — О, нет, мсье! Сейчас я даже не могу допустить мысли, что вы солжете. Морган печально улыбнулся.
 — Я человек слова, моя кошечка! Но если ты мне веришь, почему у тебя такой несчастный вид? Я думал, приданое для тебя — самое главное.
 — Да, так и было! Так и есть! — горячо начала Леони, и вдруг беспомощно замолкла. Невидящим взглядом смотрела она вдаль, потом неохотно призналась:
 — Когда я только собиралась ехать в Натчез, все казалось таким простым. Мне нужно было вернуть приданое, чтобы спасти родовое поместье Сант-Андре, и я собиралась любой ценой получить его! Я хотела вернуть долг мсье де ля Фонтане. Тогда Джастин и я, и все слуги, если, конечно, они захотели бы, продолжили бы жить так, как мы жили всегда. Но из того, что я задумала, ничего не вышло! — с обидой закончила она.
 — Неужели все так плохо? — вежливо пробормотал Морган.
 Леони бросила на него несчастный взгляд.
 — Не знаю, — наконец призналась она.
 — Давай оставим на сегодня наши заботы, а? — предложил Морган. — Отбросим все неприятности в сторону и будем радоваться, что мы рядом друг с другом. Пусть все будет так, как есть!
 Леони слегка кивнула. Морган прав. Сегодня она все равно ничего не решит. Она едет в свою усадьбу с человеком, которого бесконечно любит. Надо радоваться этим мгновениям и не думать ни о чем другом. Было два часа дня, когда Морган наконец свернул с дороги и направил лошадей по ухабистой аллее, ведущей в усадьбу. Чем ближе они подъезжали к плантации, тем сильнее было желание Леони увидеть наконец свой родной дом. С детской радостью смотрела она на знакомые места: соседские дома, мелькающие меж мощных стволов дубов и зарослей кустарника, небольшие озера, где она частенько удила рыбу, запущенные разрушающиеся плотины усадьбы Сант-Андре, выступающие из мутных вод Миссисипи.
 Леони не смущали ни ужасающее состояние деревянных плотин, ни ухабистая дорога, которая вела к дому. Наоборот, она чувствовала себя бесконечно гордой и как будто запрещала Моргану любые критические замечания. Но он и сам понимал, что этого не следует делать, видя, с какой радостью осматривает Леони свои владения.
 Опытным взглядом осмотрев плотину, которую они проезжали, Морган пришел к выводу, что ее гораздо дешевле полностью разрушить и построить заново. А ведущая к усадьбе дорога вызвала у него лишь досаду, когда колеса его хорошей рессорной коляски запрыгали на ухабах. «Завтра же утром, — пообещал себе Морган, — я найму людей для восстановительных работ».
 Леони почувствовала что-то похожее на беспокойство лишь когда они подъехали ближе к дому. Бросив взгляд на Моргана, в глазах которого читалась растерянность, она резко сказала:
 — На то, чтобы привести дом в порядок, уже двадцать лет нет денег, мсье. Так что не обессудьте…
 Аллея внезапно кончилась, и в золотых солнечных лучах возник дом Сант-Андре. Сердце Леони внезапно забилось быстрее, к горлу подступил комок. Несмотря на ветхость, для Леони это был лучший дом в мире. Она с обожанием глядела на высокие двери с полукруглыми веерообразными окнами над ними, крутую двускатную крышу с мансардой, вычурно украшенную балюстраду и величественный изгиб подковообразных лестниц. Не имело значения, что некоторые ставни болтались на одной петле, краска облупилась, желоба провисли, а газоны заросли сорняком. Это был ее дом! Ощущая острую, как нож, боль, Леони удивлялась, как она могла хоть на мгновение допустить мысль, что не сохранит его! Вдруг она вздрогнула. Если бы пришлось выбирать между этим домом и Морганом, то выбор был бы неравноценен. Она безмерно любила усадьбу Сант-Андре, но без Моргана все теряло смысл.
 Морган остановил лошадей и задумчиво посмотрел на дом. Он заметил и облупившуюся краску и покосившиеся ступени, обвалившуюся кое-где балюстраду и ставни, косо висящие на высоких дверях. Глядя на этот упадок и запустение, он был готов повернуть лошадей обратно в Нью-Орлеан.
 Но бросив взгляд на Леони, Морган мгновенно понял, что поступить так, значит задеть ее и без того уязвленную гордость. Он попытался взглянуть на дом глазами Леони и вдруг заметил и элегантный изгиб крыльца, и искусно сделанную деревянную колоннаду, подпирающую второй этаж, и изящную архитектуру всего здания. Окружающие строения оттеняли величие главного дома, создавая привлекательное зрелище на фоне замшелых дубов, стройных кедров и цветущих магнолий.
 Осматривая дом и великолепный пейзаж вокруг, Морган вдруг ощутил всю прелесть обретения родного дома, как будто все его частые поездки для того и существовали, чтобы привести именно сюда… и именно к этой женщине. Это чувство было столь сильным и глубоким, что Морган не мог ему не удивиться. Дом этот неожиданно открыл какую-то скрытую часть его самого, пробудив уже давно похороненные мечты о счастье.
 Казалось, молчанию Леони не будет конца. Не в силах далее сдерживать беспокойства, она все же рискнула заглянуть в лицо Моргана и решительно потребовала ответа:
 — Ну, что вы обо всем этом думаете? Еще находясь в плену грез, он некоторое время непонимающим взглядом смотрел на Леони, потом хрипло ответил:
 — Думаю, что дом стоит того, чтобы им заняться…
 Лицо Леони озарилось улыбкой.
 — Правда, мсье? — с облегчением вздохнула она.
 — Я думал, мы уже договорились, что меня зовут Морган.
 Леони покраснела, но решила не менять тему разговора.
 — Он очень красивый, не правда ли? Не сводя обожающих глаз с лица Леони, Морган ответил:
 — Очень красивый.
 Леони выскочила из экипажа.
 — Пойдем, я все тебе покажу. Привязав лошадей, Морган последовал за ней.
 — Смотри, вот амбар, а вот конюшни. А там наш сад. А там…
 Вдруг Морган совершил оплошность:
 — Удивляюсь, как ты умудрилась не сломать себе шею на этой лестнице.
 Леони мгновенно повернулась к нему, словно тигрица, защищающая своего детеныша.
 — Тебе не следовало бы искать недостатки в этом доме. Если бы ты не выманил у меня пять тысяч испанских дублонов шесть лет назад, то здесь все было бы иначе. Это ты во всем виноват! — выкрикнула Леони, и в ее зеленых глазах блеснули искры гнева.
 — Но ты ведь простишь меня? — робко спросил Морган, и озорная улыбка тронула уголки его губ.
 Леони вызывающе тряхнула головой.
 — Может быть, — колко ответила она, — посмотрим…
 Леони ощущала, как ее грудь наполняется ликованием. Она никогда не могла себе представить, что наступит день, когда Морган Слейд войдет в усадьбу Сант-Андре, а она будет стоять рядом с ним и, что более всего удивительно, даже осмелится дразнить его. Сегодня, казалось, она может все, даже… завоевать его любовь. Господи, я готова отдать ему все на свете, думала Леони с нежной грустью.
 Когда она со слугами покинула Сант-Андре, то дом заколотили. Морган нашел дверь, забитую не слишком тщательно, и через несколько минут взломал ее. Улыбнувшись Леони, он спросил:
 — Надеюсь, ты не обвинишь меня в разрушении?
 Смеясь, она пожала плечами и, радостно пританцовывая, первая вошла в дом, но долго они там не задержались. В доме за два месяца успел установиться затхлый запах, а пустые, отзывающиеся гулким эхом комнаты производили угнетающее впечатление. Но даже за такое короткое время Морган успел оценить планировку дома, жилых комнат на втором этаже и увидеть внутреннее их убранство. Выйдя на затененную галерею, он задумчиво спросил:
 — А что на первом этаже? Контора или что-то в этом роде?
 — Там хранятся кое-какие наши вещи. Мсье де ля Фонтане сказал, что мы можем оставить себе часть мебели и те вещи, которые не могли взять с собой, до тех пор, пока не выкупим дом, или пока его не продадут… смотря по тому, что произойдет раньше.
 Морган нахмурился.
 — Как это благородно с его стороны. Леони внимательно посмотрела на Моргана, уловив в его голосе иронию.
 — Теперь это уже не имеет значения, — сказала она. — Получив назад свои деньги, я смогу сполна с ним рассчитаться.
 Морган подошел вплотную к Леони и ласково провел рукой по ее щеке.
 — Тебе не надо будет вести с ним никаких переговоров, дорогая. Я сам обо всем позабочусь.
 — О, но… — она начала подыскивать слова, но Морган осторожно прикрыл ей рот ладонью. Глядя на нее сверху вниз, он твердо сказал:
 — Ты теперь не одна, так что позволь мне самому разобраться с этим де ля Фонтане. Я не хочу умалять твоих деловых качеств, но думаю, — добавил он жестко, — что смогу уладить дела лучше, чем ты.
 Блеснув голубыми глазами, Морган закончил:
 — Ему по крайней мере не удастся соблазнить меня!
 Глаза Леони расширились, и она резко спросила:
 — Откуда вы знаете, что он хотел соблазнить меня?
 Сожалея о допущенной ошибке, Морган пожал плечами.
 — Мсье ле Форт упомянул о том, что этот де ля Фонтане совсем не такой джентльмен, каким был его отец.
 — Морган Слейд! Кажется, вы уже успели сунуть нос в чужие дела! Да как вы смеете! Сердясь на себя, тот резко ответил:
 — Ты ведь знаешь, что до вчерашнего дня я не помнил о женитьбе, а потому вполне мог подозревать, что ты просто хочешь выманить у меня деньги. Так что с моей стороны было вполне логично постараться узнать о тебе побольше.
 Негодование Леони несколько улеглось, и она нерешительно взглянула на Моргана. Она все еще настороженно относилась к его поступкам, но разум подсказывал ей, что они вполне оправданны. Она часто признавалась себе, что на его месте поступила бы так же, а потому неохотно проговорила:
 — Возможно, вы и правы, мсье. Но согласитесь, не очень-то приятно узнать, что кто-то сует нос в твои дела.
 — В твоем прошлом есть что-то такое, что бы ты хотела скрыть?
 Леони вздрогнула и недоуменно посмотрела на него.
 — Что вы имеете в виду?
 — Если шесть лет назад наш брак был фиктивным, то не будешь ли ты так любезна объяснить мне, как получилось, что в Натчез ты приехала с ребенком, про которого говоришь, что он мой?




 Глава 28


 Леони замерла и, побледнев, ответила:
 — Я не хочу говорить об этом.
 Морган пристально посмотрел на нее. Он вовсе не собирался копаться в прошлом Леони. Ему самому не нравилась та роль, которую приходилось играть. Но для того, чтобы выпутаться из сложного положения, в котором оба по вине Эшли оказались, Морган хотел знать как можно больше, даже если это доставляло Леони боль или ставило ее в неловкое положение.
 Он хотел прервать начатый разговор, но не мог. И он продолжил:
 — Ты это уже говорила в прошлый раз. Но дальше так продолжаться не может. Ты ведь носишь мое имя, и я принимаю на себя ответственность за Джастина. Я думаю, это дает мне право знать, кто же все-таки его отец, не так ли?
 Морган мучительно переживал, так как говорил полуправду, но уверял себя в том, что обязан так поступить. Он должен узнать, кто отец Джастина!
 Стараясь не смотреть, на Моргана, Леони так сильно сжала перила балюстрады, что побелели кончики пальцем. Она прекрасно понимала, что Морган имел право на этот вопрос…
 Леони с тоской прикрыла глаза. Она так долго хранила этот секрет, который был ее позором и стыдом, что признание казалось ей почти невозможным. А Морган, внимательно наблюдал за Леони, ощущая сострадание к ее смущению и мучительному нежеланию раскрывать печальную страницу своей жизни. Чувствуя, что не в силах больше смотреть на ее несчастное лицо, он грубовато спросил:
 — Это Морис? Морис де ля Фонтане? Чувствуя, что не угадал, Морган попытался пояснить свою мысль:
 — Мне казалось, что он — единственный мужчина, который все время находился поблизости от тебя. Я заметил, что тебе неприятно вспоминать о происхождении Джастина, поэтому подумал, что причиной рождения ребенка могло быть изнасилование, и Морис…
 У Леони вырвался нервный смех, а на глаза цвета морской волны навернулись непрошеные слезы:
 — Как вы проницательны, мсье! Вы правы, это было изнасилование, но Морис здесь ни при чем.
 Она отвернулась, стараясь скрыть мучительный стыд, но уже не могла сдержать потока слов. Казалось, что это признание прорвало плотину молчания, которую она возводила все шесть лет.
 — Я была в одном месте, где мне не следовало находиться, и… и мужчина, незнакомец, принял меня за совсем другую женщину. — Ее голос дрожал, но она продолжила:
 — Он… изнасиловал меня, мсье. Он был очень большой и гораздо сильнее меня. Я не могла совладать с ним. А когда… когда все было кончено, я убежала. — И с горечью она закончила:
 — Теперь вы знаете, что отцом Джастина может быть любой мужчина…
 Горькие слезы неожиданно покатились по щекам Леони, и она добавила с вызовом:
 — И… и если вы стыдитесь нас, если испытываете ко мне отвращение, если не хотите, чтобы я и Джастин стали частью вашей жизни, то прогоните нас! Сейчас же!
 Неожиданно Леони почувствовала, как ласковые руки осторожно погладили ее волосы.
 — Тс-с-с, мой маленький «огонек, — прошептал Морган, уткнувшись лицом в копну золотисто-каштановых волос, щекочущих его щеку. — Ты что, действительно думаешь, что можешь вызвать у меня отвращение?
 И, не давая ей времени на ответ, ласково добавил:
 — Это честь для меня, быть рядом с тобой и Джастином.
 Повернув Леони к себе и с нежностью и любовью глядя в мокрое от слез лицо, Морган произнес:
 — Леони… — Он помедлил, не зная, что сказать, чтобы уменьшить ее боль, чтобы избавить от стыда. — Все случилось так давно. Не стоит терзать себя понапрасну. У тебя отличный сын и… и совершенно неважно, кто его отец. Если ты позволишь, я займу его место. Я буду гордиться таким сыном, как Джастин.
 Они долго стояли, обнявшись.
 — Ты все забудешь? — наконец проговорила она.
 Морган сжал губы.
 — Не забуду ничего, — жестко сказал он, и голубые глаза блеснули холодом. — Я бы убил этого ублюдка! И если когда-нибудь узнаю, кто он, именно так и поступлю.
 Слезы Леони наконец высохли, она робко провела пальцами по губам Моргана и чуть дрогнувшим голосом прошептала:
 — Вы так добры. Гораздо добрее, чем я могла себе вообразить. Я благодарна вам, мсье… Я так благодарна!
 Морган вздрогнул, будто его ужалили, и резко сказал:
 — Я не нуждаюсь в твоей благодарности, черт возьми!
 Леони смущенно посмотрела на Моргана.
 — Но я действительно благодарна вам, мсье. Вы могли быть жестоки с Джастином, но были добры. Вы были добры даже ко мне. Как же я могу не поблагодарить вас, не сказать спасибо за заботу о моем сыне?
 — Отлично, ну вот и поблагодарила, — сердито сказал Морган. — А теперь давай забудем об этом, ладно?
 Он не хотел быть грубым, но от Леони он ожидал совсем не благодарности. Ее слова неприятно поразили его. Неужели только благодарность заставила ее принять предложение о перемирии? Ему было больно так думать и трудно избавиться от этих сомнений. Вспоминая о документах, лежащих в кармане его сюртука, он думал о том, что правильно сделал, заплатив ее долг де ля Фонтане. Но, может быть, теперь она еще в большей степени будет считать себя обязанной ему? Он хотел любви, а не этой проклятой благодарности.
 Недовольство собой и злость на Эшли, словно кислота, разъедали душу Моргана. Отвернувшись, он пробормотал:
 — Думаю, теперь мы решили все наши дела? — резко меняя тему разговора, спросил он. — Покажешь мне плантацию?
 Смущенная холодным тоном Моргана. Леони стала покорно показывать метки на границах владения. Морган вежливо помогал Леони преодолевать встречающиеся на пути препятствия: поваленные кедры, болотца, оставшиеся от высохших речных проток, поваленную изгородь, окаймляющую владения. Стоя на берегу темной лениво текущей протоки, Морган поглядел вдаль, туда, где с трудом просматривалась Миссисипи.
 — Это и есть граница? И тебе принадлежало все отсюда и до реки?
 Леони кивнула, задумчиво оглядывая плодородные земли, раскинувшиеся по обе стороны протоки.
 — Мы владели всеми землями, окружающими плантацию, но многое пришлось продать, когда умер дедушка. — Она грустно вздохнула:
 — Без этих земель в пойме реки оставшаяся часть плантации вряд ли сможет окупить себя.
 — М-м-м, пожалуй, ты права, — неопределенно заметил Морган, осторожно касаясь пальцами колючих ветвей испанских кактусов. Он лениво осматривал мохнатые верхушки сахарного тростника на полях по обеим сторонам протоки и думал о том, что должен рассказать Леони про выкупленные закладные. Хотя Морган все еще сомневался в правильности своего поступка, он твердо знал, что по-иному поступить не мог. Он внушал себе, что из благодарности может вырасти любовь, но выбирать ему все равно не приходилось. Не мог же он безучастно наблюдать, как Леони тратит на усадьбу все деньги из этого проклятого приданого, все до последнего гроша. В то время как для него такая сумма мало что значила. Она и так достаточно пострадала от Эшли Слейда. Морган не хотел, да и не мог остаться в стороне, безучастно наблюдая, как Леони теряет независимость, обретенную вместе с приданым. Женщина должна думать о милых элегантных вещицах, которыми хотела бы обладать, о детях, о муже, но никак не о крыше над головой.
 Понимая, что нельзя упускать момент, Морган полез в карман и достал из него подписанный документ. Более не раздумывая, он произнес:
 — У меня тут есть кое-что для тебя. — И, смущенно улыбнувшись, пробормотал:
 — Прими это в знак моей симпатии к тебе.
 Недоумевая, Леони взяла протянутый документ. Слышно было, как в наступившей тишине хрустнула бумага. Леони наморщила лоб, а глаза ее расширились от удивления. Смущенно посмотрев на Моргана, она наконец прошептала:
 — Что это? Боже мой, откуда это у вас? Стараясь казаться бесстрастным, Морган небрежно ответил:
 — Мне кажется, там все написано. Я виделся с мсье ле Фортом и сделал так, чтобы по закладным было уплачено.
 Румянец Леони стал еще ярче. Она посмотрела вначале на Моргана, потом снова на бумагу. Не вполне понимая происшедшее, она наконец спросила:
 — Значит ли это, что вместо возвращения приданого вы выкупили закладные?
 Чувствуя, что разговор переходите опасную плоскость, Морган осторожно ответил:
 — Нет, это значит только то, что я сказал. Закладные ваши. Усадьба теперь не имеет долгов. А приданое — тоже ваше.
 Задумчиво склонив голову, Леони боялась взглянуть на Моргана. В ней боролись противоречивые чувства. Она радовалась тому, что усадьба спасена. Но вместе с тем ее смущал и даже сердил благородный поступок Моргана. Гордость не позволяла ей принять даже малейшую благотворительность, и Леони сдержанно произнесла:
 — Но если долги заплачены, то мне не нужно приданое… кроме, может быть, самой малости.
 — Чепуха! — оборвал ее Морган, но губы его слегка дрогнули. — Я возвращаю тебе и усадьбу, и приданое. Слышишь, киска! Если бы Эш… если бы я не взял твоего приданого шесть лет назад, то не было бы и
 долгов! У тебя есть право на деньги, которые все последние годы я с выгодой использовал по своему усмотрению.
 Нельзя сказать, что Леони понравился его снисходительный тон. Ее зеленые глаза сверкнули от гнева. Гордо повернувшись лицом к Моргану, она ответила:
 — Мы никогда не обсуждали вопрос о выгоде. Не вижу причин, по которым нам надо говорить об этом сейчас.
 — Надо, черт подери! — яростно воскликнул Морган.
 Леони пребывала в нерешительности. Ей хотелось видеть в словах Моргана благородный порыв, считать этот неожиданно щедрый поступок проявлением заботы и нежности, но подозрительность и излишняя гордость покидали ее с трудом. С подозрительностью еще можно было как-то совладать, отгоняя от себя неприятные мысли, но с гордостью было сложнее. Леони упрямо считала, что Морган не имел права платить за нее долги. И хотя в душе она высоко оценила его заботу, но считала себя не вправе принять столь щедрый подарок.
 С улыбкой сожаления она ласково обратилась к Моргану:
 — Мсье, мне бы не хотелось казаться неблагодарной, но я не могу принять вашего подарка. — Их глаза встретились, и Леони добавила:
 — Пожалуйста, поймите меня… Не следует делать это насильно.
 Морган задумчиво посмотрел на нее, испытывая непреодолимое желание встряхнуть свою упрямую жену за плечи и заставить ее принять его дар. Но он понимал, что таким образом ничего не добьется. В итоге Морган пожал плечами и покорно согласился.
 — Ну, как знаешь, моя дорогая. Если ты этого не хочешь, то заставить я тебя не могу. Но понимаешь ли, это крайне глупо.
 В глазах Леони мелькнула озабоченность.
 — Но почему?
 Морган тяжело и немного наигранно вздохнул.
 — Видишь ли… я надеялся, что у этих земель будет единый владелец. Так получилось, что я скупил все земли, входившие когда-то в поместье Сант-Андре. — И, посмотрев на Леони, добавил с деланным равнодушием:
 — Возникает странная ситуация. Снова у когда-то единого земельного владения будет несколько хозяев. Я полагаю, что этого делать не следует.
 Леони удивленно посмотрела на Моргана. Внезапно ее лицо озарилось радостью. Вцепившись в отвороты его сюртука, она почти прокричала:
 — Все земли? Ты купил их все?
 Легкая улыбка коснулась губ Моргана. Стараясь скрыть радостный блеск в глазах, он кивнул и спокойно ответил:
 — Да, все!
 Мысли Леони путались, десятки самых невероятных предположений роились в мозгу. Она в буквальном смысле слова и, по-видимому, впервые в жизни лишилась дара речи. Это неожиданное, непредсказуемое исполнение самого сокровенного из ее желаний совершенно ее ошеломило.
 Леони, к своем ужасу, почувствовав, как увлажняются ее глаза, неожиданно залилась слезами. Словно что-то прорвалось внутри. Рыдания сотрясли ее маленькую фигурку.
 Испуганный, Морган заключил в крепкие объятия ее содрогающееся тело.
 — Не плачь, дорогая моя, — шептал он в золотисто-каштановые кудри. — Пожалуйста, не плачь. Я хотел обрадовать тебя, думал, что ты будешь счастлива, что ты… одобришь мое намерение выкупить все земли.
 — Я счастлива! — сквозь пелену слез шептала Леони. — Просто я… я не ожидала, что… такое возможно.
 — И не такое возможно, моя радость, — прошептал Морган, не сводя глаз с ее нежных губ.
 Вдруг он наклонился и, не владея с собой, прильнул к этим губам долгим страстным поцелуем.
 Они стояли тесно прижавшись друг к другу, охваченные безумной жаждой взаимных ласк, пока внезапно почти одновременно не разъяли объятия. Неохотно оторвавшись от губ Леони, Морган прошептал срывающимся голосом:
 — Еще немного, и я не отвечаю за свои поступки…
 Леони, просияв, с неожиданным вызовом ответила:
 — Ну и что? Ведь я твоя жена.
 На лице Моргана появилось изумленное выражение. Резко повернувшись, он решительно сказал:
 — Я думаю, пора возвращаться в Нью-Орлеан. Уже поздно, а нам еще предстоит несколько часов езды.
 Чувствуя странное напряжение, они вернулись в усадьбу и пошли к лошадям. Морган помог Леони занять место в экипаже, и через несколько минут они двинулись в обратный путь.
 Как долго длился этот день! Прекрасный и волнующий! Когда показалась гостиница, Леони внезапно почувствовала покой и опустошение. Еще было не поздно, чуть больше десяти, но она мечтала только о постели, чтобы в тишине и покое вновь пережить события этого дня, подумать о будущем, которое с каждой минутой представлялось все более удивительным и прекрасным.
 Когда Морган предложил идти спать, Леони не возражала. Даже то, что он не позволил себе ничего, кроме целомудренного поцелуя в щеку, не вывело ее из мечтательного состояния.
 Морганом владели совсем другие мысли. Не желая оставаться наедине с призраком Эшли, насмешливо ухмыляющимся из темноты, он повернулся, не доходя до двери своей комнаты, спустился вниз и вышел на галерею, окружающую дом. Покуривая узкую сигару, Морган размышлял, как жестоко судьба играет людьми.
 Думая об Эшли, недовольный собой, он не заметил, как сигара, догорев, обожгла губы, и резким движением бросил окурок в темноту. Ему были отвратительны двусмысленность его положения, ложь, которую приходилось выдавать за правду, и роль, которую приходилось играть. И все-таки, не желая испытать со стороны Леони враждебности и недоверия, он не мог сейчас заставить себе все ей рассказать.
 «Еще не время, — хмуро думал Морган. — Расскажу ей все, когда она наконец будет доверять мне. Если, конечно, такое когда-нибудь произойдет».
 Не найдя утешения в ночной тишине, Морган направился к себе. Открыв дверь в спальню, он почти сразу же ощутил присутствие в ней постороннего человека.
 Остановившись на пороге, Морган впился взглядом в темноту комнаты и ощутил неприятный холодок вдоль спины — чувство, которое он не испытывал с тех пор, как покинул Францию. Сожалея, что не имеет при себе оружия, Морган на мгновение испугался. Десятки невероятных мыслей пронеслись в его мозгу, пока он отчаянно пытался выявить источник своего беспокойства.
 Вдруг в углу комнаты вспыхнул язычок пламени и хорошо знакомый дружеский голос произнес:
 — Ну, входи же, Слейд! А если ты вооружен, то, ради Бога, не стреляй! Мне бы совсем не хотелось быть продырявленным одним из своих лучших друзей.
 Морган, нервно рассмеявшись, быстро пересек комнату и зажег лампу. Повернувшись, он осветил мужчину, в небрежной позе развалившегося в кресле.
 — Бретт Данджермонд! — воскликнул Морган. — Твое счастье, черт побери, что у меня не было при себе оружия. Что ты здесь делаешь?
 — Ищу приключений, — последовал немедленный ответ Бретта, все еще небрежно покуривающего тонкую черную сигару. Бросив на Моргана хитрый взгляд, он добавил:
 — Какие еще могут» быть иные причины? Морган хмыкнул.
 — У тебя может быть с десяток причин. Бретт только пожал мощными плечами, а его худощавое лицо в обрамлении белокурых волос расплылось в ироничной улыбке:
 — Чувствую, что женитьба не смягчила твой характер.
 Морган бросил на него быстрый взгляд.
 — Ты уже знаешь обо всем?
 — М-м-м, да. Знаю. Об этом гудит весь Натчез… И потом, прежде чем посетить Нью-Орлеан, я побывал в Бонжуре. Не встретив тебя на балу в честь Барра, я приехал к тебе домой. Доминик объяснил мне причину твоего внезапного отъезда.
 — И о моей женитьбе он, конечно же, все тебе рассказал?
 На мгновение Бретт задумался.
 — Кое-что, — наконец ответил он. — Доминик удивил меня известием, что у тебя отшибло память.
 Морган чуть улыбнулся. Он и Бретт выросли вместе, и каждый из них знал о другом почти все. Они примерно одинаково относились к женщинам. Появление Леони изменило Моргана, но Бретт по-прежнему оставался все таким же убежденным женоненавистником. Морган решил прояснить ситуацию. Не глядя на Бретта, он произнес:
 — Леони не лжет, как мне вначале казалось. Мой двоюродный братец Эшли выдал себя за меня и женился на ней шесть лет назад. Я написал об этом Доминику, но он, видимо, когда говорил с тобой, еще не получил моего письма. Возглас удивления был ответом Бретта. В течение нескольких часов друзья беседовали, попивая коньяк. Более всего говорили о женитьбе Моргана. Ярость искажала лицо Слейда при одном только упоминании имен» Эшли. Видя, как трудно признать Моргану, что по закону Леони является женой его ненавистного кузена, Бретт с кажущимся равнодушием спросил:
 — Может быть, мне стоит найти Эшли… и пристрелить?
 Морган напрягся, зная, что предложение Бретта — не пустой звук. Это был, конечно, выход, но Моргану не хотелось об этом думать. Он посмотрел Бретту прямо в глаза и твердо ответил:
 — Нет! Я сам разберусь с ним! Бретт пожал плечами.
 — Хорошо, раз ты этого не хочешь. Но, — добавил он ледяным тоном, — если наши с Эшли дорожки пересекутся, не надейся, что я спущу это дело ему с рук!
 — Я не хочу, чтобы ты это делал, Бретт! — ответил Морган.
 — Как знаешь! — весело согласился Бретт. Тема была исчерпана, и, сделав очередной глоток коньяка, Морган спросил:
 — Ну, а кроме страсти к путешествиям, что привело тебя сюда? Ты пока об этом ничего не сказал.
 — Малыш Барр, — мгновенно ответил Бретт. — Этот человек чрезвычайно интересует меня. Очень хотелось бы знать, что он из себя представляет. Поэтому…
 Морган вопросительно приподнял бровь.
 — Что поэтому?
 Бретт хитро посмотрел на него из-под длинных густых ресниц.
 — Барр и Уилкинсон, — почти добродушно произнес он. — Этот дьявольский союз, если он, конечно, существует, возбудил мое любопытство. — И, внезапно наморщив лоб, он спросил:
 — Ты ведь был в Нью-Орлеане, когда умер губернатор Гайозо, не так ли?
 Не скрывая своего удивления этим вопросом, Морган кивнул.
 — И Уилкинсон был там? — спросил Бретт. — Знаешь, в последние годы я слышал массу историй о той ночи, когда умер Гайозо…
 Несмотря на дурашливый тон Бретта, Морган был не склонен шутить.
 — Ты хочешь знать, не заметил ли я чего-нибудь подозрительного?
 Подняв брови, Бретт спросил, иронически улыбаясь:
 — С чего это тебе пришла в голову подобная мысль?..
 …И Морган поведал все, что помнил, о той давней ночи. Свой рассказ он закончил словами:
 — Признаюсь, меня удивило появление Уилкинсона. Я тогда подумал, что тут что-то не чисто, но не видел и не слышал ничего такого, что подтвердило бы мои подозрения. — Вопросительно взглянув на друга, он спросил:
 — А что слышал ты?
 Бретт прочертил в воздухе рукой.
 — Немногое. Пока это лишь мои догадки. Но несколько губернаторских слуг шептались, что Гайозо умер вовсе не от лихорадки. Я точно знаю от испанских офицеров, с которыми мне доводилось общаться в последние годы, что Гайозо был почему-то недоволен Уилкинсоном. Никто не говорил об этом прямо, но если собрать вместе все сведения, то получается, что губернатор умер не своей смертью.
 — Вздор! — убежденно возразил Морган. — Неужели ты подозреваешь Уилкинсона в убийстве?
 — А почему бы и нет? — спокойно ответил Бретт. — Особенно если учесть, что Гайозо не ладил с Уилкинсоном. Не делай ошибку, недооценивая нашего бравого генерала, Морган. Возможно, он хвастун и выглядит иногда глупцом, но чутье у него как у загнанной в угол гремучей змеи, ты должен помнить об этом.
 Морган нахмурился.
 — Никто не мог доказать, что Уилкинсон работал на испанцев… Если…
 — Если только Гайозо не обнаружил, что Уилкинсон вел двойную игру… — подхватил Бретт.
 — Черт побери, какое отношение все это имеет к Барру? — задумался Морган.
 — Возможно, никакого. Но я слышал историю о карте, которую предположительно нарисовал Филипп Нолан и которая была необходима как повод для вторжения на испанскую территорию.
 Зеленые глаза Бретта встретились с глазами Моргана, и он мягко сказал:
 — Уилкинсон всегда покровительствовал Нолану, а люли шептались, что Уилкинсон был более, чем в любезных отношениях с испанцами… Но не в привычке нашего генерала было оказывать кому-либо услуги, если он не рассчитывал на ответное расположение. Добавь сюда Аарона Барра, этого падшего властелина, ищущего для себя подходящее королевство, и ты поймешь, что здесь есть простор предположениям, особенно после того, как малыш Барр прибыл в Нью-Орлеан, где интриги столь же обычны, как и восход солнца.
 — Ты действительно думаешь, что Уилкинсон уничтожил Гайозо, что карта, составленная Ноланом, находится у него и что они с Барром собираются вторгнуться на испанские земли?.. — спросил Морган, не веря до конца во все это, но допуская подобную возможность.
 Бретт поставил рюмку коньяка на стол и резко встал.
 — Думаю, что мне пора отправляться спать, но перед отъездом я еще повидаюсь с тобой. Возможно, к этому времени я буду располагать чем-то более существенным, чем догадки. — Ироничная улыбка мелькнула на его лице, и он добавил:
 — Надеюсь, к тому времени ты разрешишь все проблемы со своей женой.
 Морган уныло кивнул.
 . — Я тоже надеюсь, хотя и не слишком в этом уверен, мой друг…




 Глава 29


 После ухода Бретта Морган в полном одиночестве, лежа на кровати, мечтал о Леони, страстно желая заключить ее в свои объятия. Но понимая, что это пока невозможно, он стал прокручивать в памяти разговор с Бреттом. Убил ли Уилкинсон Гайозо? Использовал ли Барр склонность Уилкинсона к интриге? Не найдя ответа, он отбросил эти мысли, чувствуя, что если кто-то и сможет во всем разобраться, так это Бретт. У него пока достаточно своих забот с Леони!
 Под влиянием встречи с Бреттом, Морган уже на следующее утро приобрел пистолет, который можно было легко спрятать под одеждой, и небольшой нож, который легко помещался в голенище сапога. Ему не хотелось вновь испытать чувство беззащитности, которое он ощутил, когда накануне открыл дверь в свою комнату, где его ждал в темноте Бретт. Такое не должно было больше повториться.
 Следующие две недели пролетели для Моргана как один миг. Каждый день для него был подарком судьбы. Все сомнения и подозрения по поводу Леони отпали. Он еще больше был очарован ею, но его угнетала мысль о том, что она — жена Эшли. За те прекрасные дни, что прошли после их поездки в Сант-Андре, Морган десятки раз был близок к тому, чтобы рассказать Леони правду, но каждый раз откладывал признание. Ему так не хотелось разрушать ощущение счастья и доверия, которое он читал в ее глазах!
 Но даже ощущая у себя за спиной тень Эшли, Морган был счастлив от общения с Леони. Они осторожно изучали друг друга. Он открыл в ней сотни достоинств, которые заставили полюбить ее еще больше. И хотя его тело рвалось к ней, а его руки были готовы в любую минуту заключить ее в свои объятия, он сдерживал свои чувства. Морган избегал ее постели не потому, что она была замужем за Эшли. Его удерживало мучительное сознание, что как только Леони узнает правду, то вновь перестанет ему верить.
 К счастью, дни были наполнены делами, и у Моргана не было времени, чтобы раздумывать над сложившейся ситуацией. После того, как были уплачены все долги за усадьбу « завершена покупка дополнительных земель, для возвращения на старую плантацию препятствий не осталось. Между ним и Леони вновь возник короткий, но жаркий спор по поводу траты приданого, в результате которого Морган крепко взял Леони за плечи и тряхнул. Его бирюзовые глаза в этот момент стали холодными и злыми:
 — Я устал от постоянной борьбы с тобой из-за денег. Что, мы должны жить в нищете только потому, что у тебя нет денег на возрождение усадьбы? Да простит меня Бог за нескромность, но я достаточно состоятельный человек! Что же мне, не белить стены, не ремонтировать дорогу, не заменять съеденные мышами матрацы только потому, что ты не имеешь возможности сама об этом позаботиться? Клянусь небом, я трачу свои кровные деньги!
 Его гневные слова отрезвляюще подействовали на Леони. Она посмотрела на него так, как будто всю жизнь ненавидела, и сквозь зубы выдавила:
 — Хорошо, мсье, если вы так на этом настаиваете, больше не буду спорить с вами.
 Раздражение Моргана мигом прошло, и он нежно сказал:
 — Зачем спорить о деньгах, моя дорогая? Ведь это делается для нас обоих. Разве имеет значение, кто платит за музыку, если мы оба будем под нее танцевать?
 Леони не могла противостоять убедительности его доводов и грубовато ответила:
 — Да, мсье, вы правы. Я сожалею, что вела себя так глупо.
 Улыбнувшись, Морган обнял ее, поцеловал и нежно прошептал:
 — Не глупо, моя дорогая, а… восхитительно! События между тем развивались с поразительной быстротой. Морган нанял большое количество работников, чтобы привести в порядок старую плантацию. Первым результатом работ стала новая дорога к усадьбе. За ней последовали оросительные каналы и рвы. Запущенный сад возле дома был передан на попечение нескольким садовникам. Восстановленный штакетник теперь стоял прямо, поддерживаемый новыми столбами и перекладинами. Вскоре его непрерывная лента должна была заблестеть, покрашенная в белый цвет.
 Производились только самые необходимые работы. Были укреплены ставни, восстановлены разрушенные перила на галерее, заменены прогнившие ступени подковообразной лестницы. Дом возрождался, молодел на глазах.
 После первого посещения усадьбы Морган и Леони некоторое время еще продолжали жить в гостинице мадам Боссе. Как утверждал Морган, это было целесообразно по крайней мере до тех пор, пока не сделаны самые необходимые дела по дому. Вначале Леони не поняла, что он имел в виду, но вскоре узнала, что Морган посетил несколько драпировочных магазинов и специалистов по интерьеру. Необходимо было распорядиться о покупке мебели, о покрытиях полов и коврах, гардинах и занавесках.
 Сердце Леони радостно сжималось при виде прекрасных материалов и товаров. Морган закупал для их общего дома только самые лучшие товары.
 Когда интерьер большинства комнат был определен и все покупки завершены, Леони и Морган отправились в усадьбу, чтобы завершить начатые работы.
 Все происходило как во сне. Каждый день приносил новые очаровательные сюрпризы. Единственное, что омрачало ее жизнь, было отсутствие Джастина и своеобразные отношения, которые установились между ней и мужем. Но Джастин с домочадцами вскоре должен был приехать, а вот ее отношения с Морганом?.. Он с удовольствием тратил деньги на плантацию, как обещал, полностью выплатил ей деньги за приданое, он был вежлив и предупредителен с ней. Но Леони ощущала какой-то непроницаемый барьер, установившийся между ними. Ее задевала его отчужденность и отсутствие интимных отношений. Нет, он по-прежнему желал ее. Леони это чувствовала. Не раз в последние дни ловила она на себе его страстные взгляды. Ошибиться было невозможно. Но если он желал ее, думала Леони, то почему ничего не предпринимал?..
 Краснея от собственных мыслей, Леони понимала, что если бы Морган пришел к ней ночью, она не прогнала бы его. Ее тело страстно желало близости с ним. По ночам Леони мучила бессонница. Ее чувственное тело жаждало нежных прикосновений Моргана, и эти желания были сильней, чем она себе представляла. И хотя они никогда не говорили друг другу о любви, Леони очень хотелось верить, что Морган любит ее. Невозможно было представить, чтобы человек был столь великодушен, столь внимателен, предупредителен и добр, и не был влюблен. Она внушала себе это, не уверенная, так ли все на самом деле. В своих чувствах к нему она больше не сомневалась. Она беззаветно любила его! Но вот любил ли он ее?..
 А Морган в бессильной ярости сжимал кулаки при одной лишь мысли об Эшли. Он старался держаться от Леони на безопасном расстоянии, но всякий раз, когда смотрел на нее, его выдавали глаза. Всем сердцем любя, страстно желая ее, нуждаясь в ее нежности и ласке, Морган понимал, что не может больше скрывать правду. Леони имела право знать ее. Но Морган всеми силами оттягивал неприятный разговор.
 Вскоре прибыли Джастин, Доминик, Роберт, Иветта и слуги. Глядя на почти бесконечную кавалькаду колясок и фургонов, Морган подумал, что это похоже на нашествие.
 Час спустя после восторженной встречи Морган поймал Доминика за рукав и сухо спросил.
 — Извини, Дом, если ошибаюсь, но я просил тебя приехать налегке, не так ли? Доминик застенчиво улыбнулся.
 — Я пытался, Морган. Но ты ведь знаешь нашу маму…
 Тот поморщился.
 — Конечно, как я мог забыть мамину привычку добавлять понемногу то одного, то другого. Но Бога ради, скажи, что находится в этих чертовых фургонах?
 — М-м-м, дай подумать. Кажется, мама говорила об остатках гардероба Леони… Вещи Джастина. И… да, ну конечно, фарфоровая посуда, постельное белье… — Доминик улыбнулся, но затем его лицо стало серьезным, и он спросил:
 — Ты узнал что-нибудь нового? Как ты просил, я обо всем помалкивал, хотя это было чертовски трудно, уверяю тебя!
 Выслушав ответ Моргана, Доминик воскликнул:
 — Господи, да как мы могли забыть, что Эшли был в то лето в Нью-Орлеане? — он расстроенно пожал плечами. — Тогда это все объясняет! Надеюсь, ты уже рассказал обо всем Леони?
 — Нет! — резко ответил Морган. — Я никогда не считал себя трусом. Дом, но предпочел бы безоружным встретиться с целым племенем команчей, чем все объяснить Леони. — Он глубоко вздохнул. — Но это придется сделать и теперь уже скоро.
 Ложась спать, Морган наконец решил, что больше не может скрывать от Леони правду, иначе не будет сам себя уважать.
 Но на следующее утро он с раздражением заметил, что с прибытием семьи стало трудно найти укромное место для уединенной беседы. Везде сновали слуги, наемные работники, создавая подобие пчелиного улья. И только во второй половине дня Морган смог увести Леони из дома, предложив осмотреть работы по ремонту дороги, ведущей к дому, где якобы требовался ее совет.
 Некоторое время они шли молча. Леони заметила, что Морган немного мрачен. Он крепко стиснул зубы, как бы превозмогая боль. Леони украдкой поглядывала на него. Чувствуя, что происходит что-то неладное и не в силах притворяться спокойной, она неожиданно спросила:
 — Что-то не так? Вы ведь не хотите говорить о работах на дороге? Я вас правильно поняла? Морган похолодел.
 — Я действительно пошел с тобой не для того, чтобы говорить о дороге, — признался он. — Это лишь повод остаться наедине.
 Леони остановилась и пристально посмотрела на него.
 — Тогда в чем дело?
 Левая рука Моргана сжалась в кулак, а на щеках заходили желваки. Подавив глубокий вздох, Морган увлек ее с дороги, и они пошли по траве вдоль белого забора.
 Ею начинало овладевать ощущение, что происходит что-то зловещее, непоправимое, и все надежды на будущее вот-вот рухнут. Стараясь сохранять спокойствие, она снова поинтересовалась:
 — Так о чем же вы хотели поговорить?
 Занятый своими мыслями, Морган рассеянно смотрел на вековые дубы, стоящие вдоль дороги и как бы не замечал присутствия Леони. Услышав ее голос, он вздрогнул и неторопливо начал:
 — Мне надо кое-что тебе сказать, дорогая. Это следовало сделать еще после нашего посещения отца Антония… Но как презренный трус я оттягивал этот момент, насколько мог.
 Леони вдруг почувствовала, как ее охватила дрожь. Она отчаянно пыталась догадаться об ужасной новости, которую собирался сообщить ей Морган. Было что-то зловещее и необычное в словах Моргана.
 — Я даже не могу представить себе, что вы можете быть трусливым, — заметила Леони и печально добавила:
 — Дерзким — да. В это я еще могу поверить. Но трусливым — никогда!
 На душе Моргана слегка полегчало, и легкая улыбка коснулась его губ.
 — Спасибо, мадам, за добрые слова. Мне будет легче начать, если я расскажу тебе о своей семье по отцовской линии, которая берет свое начало в Англии. Надо тебе сказать, что в семье Слейдов мужчины удивительно похожи друг на друга. В некоторых случаях, — продолжил он с неприятной ноткой в голосе, — их сходство кажется просто поразительным. Можно подумать, что имеешь дело с близнецами…
 Сжав его руку в своих ладонях, Леони кивнула.
 — Я понимаю, о чем ты говоришь. Даже непосвященному ясно, что Роберт и Доминик — твои братья. В Александре и Кассандре тоже можно безошибочно угадать принадлежность к семье Слейдов…
 Морган крепко прижал ее к себе, и она ощутила тепло его тела. Леони на мгновение забыла о трагизме происходящего. Ее маленькую фигурку вдруг переполнило огромное чувство любви к этому человеку. Не сознавая, что делает, Леони сомкнула руки на талии Моргана и еще теснее прижалась к нему.
 Это была прекрасная картина, возникшая помимо их воли. Пурпурные розы наполняли воздух густым ароматом, а высокие, поросшие мхом дубы служили прекрасным обрамлением для двух застывших в объятиях фигур.
 Но мужчина, ехавший на лошади по дороге, ведущей к усадьбе, не нашел в этой картине ничего прекрасного. Наоборот, вид Моргана и Леони, застывших в объятиях, разозлил его. Непроизвольным движением удержав коня, мужчина начал размышлять над неожиданным и неприятным для него поворотом обстоятельств.
 Ни Леони, ни Морган не заметили незнакомца. Они были слишком поглощены друг другом, чтобы обращать на кого-то внимание. Всадник тихо подъехал ближе, затем еще ближе, пока не достиг расстояния, на котором он мог слышать разговор. А когда до него донеслись слова, злобная улыбка заиграла на его загорелом лице.
 Начав этот трудный разговор, Морган заставил себя его продолжить. Он глухо произнес:
 — Да, это правда. Мы все очень похожи друг на друга. Но в Англии у меня есть кузен Эшли, сходство которого со мной просто поразительно. Нас много раз путали, особенно люди, не знавшие достаточно хорошо каждого из нас. — Подняв голову, Морган слегка отстранился от Леони и, легким, почти неуловимым движением погладив ее по щеке, пояснил:
 — Эшли, безусловно, самый законченный негодяй, которых только видел свет. Это я тебе говорю совершенно беспристрастно. Каждый член нашей семьи это подтвердит. Кроме того, — продолжил Морган, — он при каждом удобном случае выдает себя за меня и, как правило, во вред мне.
 Нахмурив брови и глядя Моргану прямо в глаза, Леони взволнованно спросила:
 — Он сделал что-то плохое для нас?
 Морган грустно улыбнулся.
 — Я думаю, что его поступок во многом изменил наши судьбы. Леони, когда ты впервые появилась в Натчезе, я сказал, что никогда тебя прежде не видел. Я не лгал. Я действительно в глаза тебя не видел и совершенно не знал до того дня!
 У Леони перехватило дыхание. Глаза ее расширились от ужаса и недоверия. Неужели это опять какая-то хитрость с его стороны? Или, — тут ее сердце замерло, — он говорит правду? Неужели он никогда раньше не видел меня? А его кузен Эшли… Все это не умещалось в ее голове. Проглотив ком в горле, она тихо спросила:
 — Пожалуйста, объясни мне подробнее. Я что-то не понимаю…
 В этот момент мужчина, подслушивающий этот разговор, нарушив их уединение, громко рассмеялся. Заставив лошадь сделать еще несколько шагов по направлению к беседующим, Эшли злобно прорычал:
 — Ну не замечательная ли картина? Я прибываю утром из Франции с единственной целью разыскать свою любимую женушку и что вижу? Мой драгоценный кузен клевещет на меня! Не говоря уже о беспардонных вольностях, которые при этом себе позволяет!..
 Морган на мгновение застыл, но, постаравшись скрыть свое изумление, ровным ледяным голосом произнес:
 — Ну наконец-то! Я подозревал, что ты когда-нибудь объявишься. — И с угрозой в голосе он добавил:
 — Шакал всегда возвращается туда, где можно чем-то поживиться.
 Ухмыльнувшись, Эшли ответил:
 — Мне кажется-, шакал это ты. Не ожидал, что застану тебя вынюхивающим добычу возле моего дома!
 Несколько долгих минут Морган пристально смотрел на кузена, и что-то в его бирюзовых глазах заставило Эшли подать лошадь на несколько шагов назад. Заметив это, Морган ухмыльнулся и с кажущимся спокойствием произнес:
 — Мудрый поступок, Эш. Ты ведь не хочешь, чтобы я прикончил тебя прямо здесь и сейчас, не так ли?
 Леони, которая в оцепенении смотрела на Эшли, при словах Моргана вздрогнула. Даже его присутствие не могло развеять этого ужасного кошмара. Все ее внимание было приковано к мужчине, столь похожему на Моргана. Теперь она все поняла. Едва Леони услышала ненавистный голос, ей сразу открылась правда о происшедшем шесть лет назад.
 «Как я могла их перепутать?» — мрачно думала Леони, переводя взгляд с Эшли на Моргана. Ей стали понятны многочисленные несуразности, невольно подмеченные ею, и которые так долго ее мучили. Сердце ее замерло. Медленно, словно слепая, она сделала несколько шагов навстречу Эшли.
 Остановившись прямо напротив лошади, она подняла голову и вгляделась в лицо врага. Ей бросился в глаза узкий подбородок, тонкие губы, изогнувшиеся в злобной усмешке. И как она могла их спутать?! Сдавленным голосом она проговорила:
 — Я вспоминаю вас. Именно вы были тем человеком, который обманом женился на мне. Вы называли себя именем Моргана Слейда.
 Эшли по-волчьи оскалился.
 — Не совсем так, моя дорогая. Я никогда не называл себя именем кузена. Это твой дед и ты приняли меня за него. Но именно я женился на тебе, и ты — моя жена!
 Леони, глубоко вздохнув, обернулась, ища поддержки у Моргана. С надеждой глядя на него, она спросила:
 — Но если он женился на мне под вашим именем… Если я думала, что он — это вы, можно ли считать такой брак законным?..
 На ее вопрос ответил Эшли.
 — Не знаю, милочка, успел ли Морган выяснить эту деталь, но перед тем, как покинуть Францию, я все узнал. Хоть в этом деле и есть некоторая неясность, брак считается законным. Я твой муж и в этом качестве намерен распорядиться твоей судьбой, Леони отпрянула.
 — Никогда! Вы подлый обманщик, недостойный даже называться мужчиной. Морган унизил шакала, сравнив его с вами.
 На мгновение забыв о присутствии Моргана, Эшли злобно посмотрел на Леони и
 разгневанно прорычал:
 — Ах ты, маленькая дрянь! Посмотрим, куда денется вся строптивость, когда я скажу, что тебя ждет во Франции.
 — Во Франции? — воскликнула Леони. — с чего это вы взяли, что я поеду во Францию?
 Глаза Эшли блеснули.
 — Я думаю, ради богатства поедешь. Как тебе нравится титул графини? Ты получишь его во Франции вместе с поместьем, которое принадлежит твоей семье. Ради этого я приехал в эту Богом забытую дыру, и ради этого ты поедешь со мной!
 Морган сделал было шаг вперед, но слова Эшли остановили его. Графиня?.. Леони?..
 Что касается Леони, то она застыла с открытым ртом, не в силах поверить, что Эшли серьезно полагает, будто она по своей воле куда-то с ним поедет.
 Не правильно истолковав ее молчание, Эшли высокомерно улыбнулся и сказал:
 — Да, моя дорогая, я удивил тебя? Богатство, моя дорогая! И все это будет твоим, едва мы вступим на французский берег!
 Леони глубоко вздохнула. Ее глаза горели, и она почти прорычала в ответ.
 — Вы презренный лжец! Из-за денег вы обманули моего деда. Вы лгали мне и теперь надеетесь, что я помогу вам разбогатеть? — Она презрительно щелкнула пальцами перед носом Эшли. — Ха! Вот вам ваше богатство! Мой дом здесь, и все, что находится во Франции, не представляет для меня никакого интереса.
 Эшли не мог поверить в то, что услышал.
 Видя растерянное выражение его лица, Морган не мог удержаться от смеха. Его попытка выйти вперед была продиктована желанием защитить Леони, но сейчас, услышав ее решительный ответ, он успокоился.
 Не веря своим ушам, Эшли уставился на Леони. Дрянь! Она собирается отвергнуть богатство? Ну так он поможет ей сделать правильный выбор! Эшли неожиданно подал лошадь вперед, наклонился и грубо схватил Леони за руку. Его синие глаза сузились под черными насупленными бровями, и он заорал:
 — Ты поедешь со мной! Никто на свете не заставит меня отказаться от этого богатства.
 В тот момент, когда Эшли тронул лошадь, Морган тоже рванулся вперед, молниеносно выхватил из-под сюртуку маленький пистолет и направил его на Эшли.
 — Немедленно отпусти ее, подонок, если не хочешь умереть!
 Эшли стиснул зубы. Несколько мгновений он колебался, переводя взгляд с Леони на Моргана и обратно. Было видно, что он прикидывает свои шансы на успех.
 Морган сделал еще несколько шагов вперед:
 — На твоем месте я бы не испытывал судьбу… Я пристрелю тебя как последнюю собаку, если ты сделаешь еще хоть одно движение. Твоя смерть стала бы большим облегчением для меня… Так что не стоит вводить меня в искушение.
 — Эшли отпустил руку Леони. Его лицо перекосила ненависть:
 — На этот раз ты выиграл, Морган!.. Но я еще вернусь. Запомни, она моя жена, и закон на моей стороне.
 — Ну еще как сказать! На твоем месте я бы не спешил обращаться к закону. Ведь тогда тебе придется рассказать о твоем подлоге и о том, как ты выдал себя за другого. Боюсь, ты скоро сам убедишься, что официальные лица Нью-Орлеана с сомнением отнесутся к твоим правам на брак с Леони.
 Грудь Эшли вздымалась от ярости:
 — Думаешь, что справился со мной? Как бы не так, братец! Я еще расквитаюсь с тобой!
 И с этими словами он пустил лошадь рысью по дороге, ту да, откуда приехал…




 Глава 30


 Хотя Эшли и огрызался, но это была бравада чистейшей воды. Однако на обратном пути в Нью-Орлеан он решил, что в целом его положение предпочтительнее, чем у кузена. Ведь это он, а не Морган был женат на ведьмочке, даже если здесь и имели место обман и двуличие.
 Подъехав к старой таверне, в которой Эшли снял комнату, он беспечно бросил поводья в руки привратника. В комнате он еще раз проиграл в уме все обстоятельства предстоящего дела. Раньше ему и в голову не приходило, что фортуна может изменить ему. Кто мог знать, что на сцене появится Морган.
 Встреча с ним повергла Эшли в состояние легкого шока, от которого он, однако, быстро оправился. Конечно, это было серьезным препятствием, но в конце концов Эшли интересовался не кузеном, а женщиной, и если Морган доставит ему слишком много хлопот — ну что же, тем хуже для него! Его придется убрать.
 Неторопливо, попивая то, что хозяин таверны назвал «хорошим виски», Эшли планировал свои дальнейшие действия. Очевидно, доставить Леони во Францию будет не столь простым делом, как он предполагал еще вчера.
 Но Эшли не мог так легко отказаться от своей затеи. Несмотря на позорное поражение, после нескольких стаканчиков виски он убедил себя, что хотя Морган и выиграл первый раунд, окончательная победа будет за ним, за Эшли!
 Да, он довольно плохо обошелся с этой девкой, запоздало осознал Эшли. Ну что ж, он и сейчас найдет путь к сердцу своей дорогой маленькой женушки! Она, между прочим, очень даже ничего!.. Только всему надо найти подходящее оправдание. Леони сменит гнев на милость, а он разыграет сцену раскаяния и завоюет ее симпатии какими-нибудь душераздирающими подробностями. Затем в игру вступит его природное обаяние…
 Итак, Эшли заключил, что ему необходимо увидеться с Леони наедине! Он должен убедить ее поехать с ним в Европу… Она должна же понять, как велика ставка. Ну, а если не захочет?.. Красивое лицо Эшли на миг исказила отвратительная гримаса. Тем хуже для нее! Не поедет добровольно — поедет как пленница!
 Приняв окончательное решение, Эшли стал размышлять о кузене… Вспомнив сцену объяснения Моргана и Леони, он злобно ухмыльнулся. До чего же забавно было видеть своего обычно невозмутимого кузена, изо всех сил пытающегося доказать свою правоту! Проклятье! Он дал бы кругленькую сумму, чтобы увидеть сцену, когда Леони впервые предъявила свои права Моргану. Но его ухмылка быстро исчезла с лица. Конечно, для него было бы лучше, если бы Леони с Морганом никогда не встретились. Он вновь представил себе выражение лица Моргана, держащего пистолет в руках. Как рьяно он ее защищал! Неужели невозможное случилось? — злобно подумал Эшли. Неужели его кузен влюбился? И в кого? В его жену!
 Он расхохотался, подумав о том, какая это будет великолепная месть, когда он вырвет Леони из его рук…
 Еще пыль из-под копыт коня Эшли не осела на дорогу, как Леони резко повернулась к Моргану, и ее зеленые глаза начали метать молнии.
 — Ты доволен? Рад? — гневно спросила она. Боль острым ножом полоснула ее по сердцу. Мысль, что она является законной, женой Эшли Слейда, была для нее невыносима. Желая сделать Моргану также больно, как было больно ей, Леони крикнула:
 — Ответь мне, изверг! Или ты такой же трус, как твой проклятый кузен? Как же ты, должно быть, смеялся надо мной, когда я впервые появилась, требуя свое приданое? Ты и твоя семья посмеялись надо мной, а когда вам надоела эта комедия, вы устроили мне… — Слова застряли в ее горле, и усилием воли она закончила:
 — Вызвали из Европы моего законного мужа, который должен увезти меня?
 Морган терпеливо слушал ее обвинения. Его лицо оставалось бесстрастным. Когда она замолчала, обессиленная криком, он достаточно спокойно спросил:
 — Ты в самом деле всему этому поверила? Думаешь, что я и моя семья и впрямь могли смеяться над тобой? Мы что, из тех людей, которые могут это сделать? Мы сами ничего не знали о делах Эшли!
 На лице Моргана отразилась буря страстей, и Леони, вся в слезах, выкрикнула:
 — Я не знаю, во что мне верить. Все случилось так внезапно… — Голос ее прервался. Она отвернулась. Ее плечи содрогались от рыданий.
 Он встал рядом с ней и прижал ее к себе.
 — Душа моя, выслушай меня, — ласково прошептал Морган. — Я готов отдать за тебя жизнь. Я пытался рассказать тебе об Эшли, но не подозревал, что он сам появится в такой неподходящий момент. А если бы знал, то предостерег тебя. Боже! Неужели ты веришь, что есть такие обстоятельства, которые позволят мне отдать тебя в его грязные лапы? Что я позволю ему увезти тебя от меня?
 Ненавидя себя за глупые слезы, которые все еще стекали по щекам, сердясь за то, что потеряла контроль над собой, Леони с обидой в голосе спросила:
 — А почему бы не поверить? Я навлекла на тебя и твою семью ужасный скандал, так почему же вы должны заботиться о моем счастье?
 Лицо Моргана смягчилось, глаза светились нежностью.
 — Забыть, о том, что случилось? Не заботиться о волшебном создании, которое ворвалось в мою жизнь и взяло в плен мое сердце?
 У Леони перехватило дыхание. Слезы мгновенно высохли, и она, заикаясь, прошептала:
 — Что все это значит?
 Долго не отрываясь смотрели они друг на друга. Кровь стучала в висках Моргана. Со слабым стоном он привлек ее к себе и прошептал:
 — Я люблю тебя, Леони! Я полюбил тебя в тот миг, как впервые увидел на балу у Маршаллов. Вот что это значит!
 Эшли был мгновенно забыт, да и весь остальной мир тоже, за исключением Моргана и того блаженства, которое она с ним познала.
 Яркий свет улыбки блеснул в его голубых глазах:
 — Надеюсь, ты простила меня, дорогая? Поддавшись чарам его обаяния, Леони покорно кивнула головой, зная, что простит ему все, что угодно.
 — Ты сейчас же скажешь мне то, что я больше всего на свете хочу от тебя услышать. Ты ведь любишь меня, моя радость? Или я ошибаюсь?..
 Морган не стал дожидаться ответа, ведь зовущий рот Леони был так близко. Подавив попытку Леони что-то сказать, губы Моргана нашли ее губы и слились с ними в страстном поцелуе…
 Наконец он оторвался от ее сладких уст и прошептал:
 — Так ты любишь меня, Леони? Леони прижалась щекой к его груди и пылко произнесла:
 — Ах, Морган! Я безумно люблю тебя! Я так мучилась эти последние несколько недель. Не понимаю, как я могла полюбить тебя, такого обманщика. Мой разум твердил мне, что ты злодей, но мое сердце… — Она робко улыбнулась, — мое сердце обмануть нельзя.
 Пальцы Моргана нежно коснулись ее губ.
 — Я тоже пытался втолковать себе, что ты интриганка и врушка. Но не сумел убедить себя в этом. Ты нужна мне…
 Все прошлые беды и несчастья были отброшены. Обнявшись, они медленно пошли к огромному дубу, стоявшему поблизости. Морган сел на траву, прислонившись спиной к могучему дереву. Леони, прижавшись к нему, склонила голову на его плечо. Окутанные и согретые теплом своих чувств, они клялись в вечной любви, целовались и ласкали друг друга.
 Наконец Морган прошептал:
 — Конечно, после всего, что произошло, моя прелесть, я должен был бы потребовать от тебя обещание выйти за меня замуж, но сейчас…
 В какую идиотскую ситуацию мы попали из-за этого Эшли!
 Храбро улыбаясь, пытаясь скрыть тревогу, Леони тихо спросила:
 — А твоя семья знает о случившемся? Морган отрицательно покачал головой, радуясь, что может разуверить ее хотя бы в этом.
 — Нет. Я постарался посвятить в дело как можно меньше людей. Не более пяти человек, исключая Эшли, тебя и меня знают правду. Но никто из них не обмолвится ни словом. Из нашей семьи только Доминик посвящен во все дела, но ты можешь не опасаться, что он когда-нибудь упомянет или расскажет об этом кому-либо. — Посмотрев на Леони, он хриплым голосом закончил:
 — По завершении всего я планировал тайно обвенчаться с тобой, и пусть люди думают, что это произошло шесть лет назад!
 Чуть ли не рыдая, Леони отвернулась от Моргана и прошептала:
 — У тебя не будет такой возможности, Морган. Эшли н-н-не п-п-позволит.
 Морган повернул к себе Леони и нежно прошептал:
 — Я люблю тебя, ты что, не понимаешь?
 Неважно, что было раньше. Главное — мы нашли друг друга, и я не позволю тебе уйти!
 Морган наклонился к ней, и их губы вновь слились в страстном поцелуе…
 За час до заката они вернулись в дом. Морган сразу нашел Доминика и коротко рассказал о случившемся.
 — На эти дни надо организовать охрану Леони и Джастина, — мрачно заключил он. — Я не позволю Эшли похитить кого-нибудь из них.
 Во время ужина Леони была как-то неестественно спокойна. По окончании трапезы, желая побыть в одиночестве, она проскользнула к старому амбару, на чердак которого часто забиралась в детстве, поднялась вверх по лестнице и легла на сено, вдыхая его пряный аромат. До нее доносился голос Моргана на летней конюшне. Когда все затихло, перед Леони возник призрак Эшли, и она погрузилась в черную бездну отчаяния.
 Когда она увидела Эшли рядом с Морганом, она поняла, почему дедушка шесть лет назад так жестоко ошибся. Сходство было поразительным. Тот, кто был знаком с кем-нибудь из них, вполне мог ошибиться, приняв одного за другого, но… только поначалу. С содроганьем вспоминала она, как Эшли смотрел на нее перед тем как ускакать. Мерзкий негодяй! Я никогда не буду твоей женой! — с яростью подумала Леони.
 Все странные поступки Моргана теперь стали совершенно понятны. Бедный, сколько неприятностей он пережил из-за нее!.. Морган любил ее, и это согревало сердце Леони. Но даже эта любовь не давала ей полного успокоения. Ведь фактически она была женой Эшли. Ее терзало чувство стыда. Морган был благороден во всем, а она пользовалась его добрым именем, злоупотребляла его временем, тратила его деньги. Глаза Леони наполнились слезами раскаяния.
 Одно дело принимать такие щедрые подарки от мужа, и совсем другое — от постороннего мужчины. Морган не был грешником. Это она увлекла его на путь греха. Печаль сдавила грудь Леони. Она зарылась лицом в свежее душистое сено и заплакала.
 Морган скорее почувствовал, чем услышал слабые звуки рыданий. Осторожно ступая по деревянному настилу, он подошел к лестнице и поднялся на чердак. , 0н опустился на сено рядом с ней и нежно коснулся ее плеча:
 — Радость моя, не плачь! Не разбивай мое сердце!
 Отчаяние Леони было столь велико, что она не слышала шагов Моргана. Прикосновение его руки и звук голоса застали ее врасплох. Она повернулась к нему и, подавив рыдания, чуть ли не грубо спросила:
 — Что ты здесь делаешь?
 Не обращая внимания на ее неприветливые слова, Морган лег на сено рядом с ней и, опираясь на локоть, посмотрел ей в лицо.
 — Я пришел к тебе, — просто сказал он. — Зная возможную причину ее слез и желая отвлечь ее от горьких раздумий, он шутливо добавил:
 — Ты так быстро улизнула после обеда, что я…
 — Я никуда не улизнула, — с негодованием перебила его Леони. Ее слезы сразу высохли. Он улыбнулся и пробормотал примирительно:
 — Ну хорошо, не улизнула — упорхнула… Тебя это больше устраивает?
 — Ты дразнишь меня? — грустно спросила Леони.
 Он кончиками пальцев нежно провел по ее щеке.
 — А что, нельзя? Я думаю, после сегодняшних событий мне можно немножко и подразнить тебя. Муж имеет на это право, не так ли, моя киска?
 Она печально улыбнулась, затем прижалась щекой к его груди.
 — Мсье, вы имеете все права, какие пожелаете, и даже те, какими я до сих пор не позволяла вам пользоваться…
 У Моргана перехватило дыхание, он придвинулся к Леони и шепотом спросил:
 — Даже право прикасаться к тебе, вот так? — Он погладил ладонью ее грудь и коснулся губами ее губ. — И право целовать тебя, вот как сейчас?
 Леони закрыла глаза, почувствовала губы Моргана на своих губах. Одной рукой она обхватила его шею, а тело изогнула так, чтобы быть еще ближе к Моргану. Она страстно любила его и больше ни в чем не хотела ему отказывать. Огонь желания заглушил все мысли об Эшли. Осталось только яркое сильное чувство — любовь.
 Находиться рядом с Морганом, знать, что он любит ее, чувствовать тепло его рук было верхом блаженства. Леони на этот раз не пыталась заглушить горячее желание, которое все сильнее овладевало ею. Она нетерпеливо расстегнула его рубашку…
 Пылкие ласки Леони разожгли страсть Моргана, сдерживаемую последние несколько недель. Он торопливо расстегнул застежки ее платья, и его теплые руки стали нежно гладить ее шелковистую кожу. Затем, горя от нетерпения, он окончательно освободил ее тело от одежды…
 Зеленые глаза Леони были полузакрыты, рот замер в ожидании поцелуя. И он вновь и вновь целовал эти нежные губы. Руки Моргана гладили ее грудь, бедра. Оставшаяся одежда стала нестерпимой для Моргана, и он с нетерпением стал срывать ее с себя.
 Повернувшись лицом к ней и закусив губы, он с восхищением смотрел на открывшуюся бесстыдную картину. Леони сидела на корточках, золотисто-каштановые волосы были рассыпаны по плечам, возбужденные коралловые соски ждали его ласки, глаза затуманились от желания. Морган притянул ее к себе. И хотя в его крови бушевал огонь, в прикосновениях не было насилия. Это была ласка, о которой мечтает каждая женщина. Морган нашел губы Леони, и его язык начал нетерпеливо впитывать сладкий мед ее рта. Пальцами он слегка массировал соски ее грудей, пока она не задрожала от нетерпеливого желания. Только потом его рука коснулась заветного треугольника между ее ног. Он нашел его и начал гладить и ласкать…
 Не в силах сдержать обуревавшую страсть, Леони возвращала Моргану все его поцелуи, а руки ее скользили по его телу, по мускулистой спине, напряженным ягодицам, бедрам. Она наслаждалась прикосновениями к его сильному мужскому телу.
 Соски ее были подобны двум бутонам, готовым вот-вот раскрыться. Когда ее маленькая ручка сомкнулась вокруг его затвердевшей мужской плоти, Моргана захлестнула горячая волна желания. Его руки стали двигаться с нарастающей интенсивностью, стараясь дать Леони то же ощущение блаженства, которое она дарила ему.
 Его губы и язык ласкали самые интимные места ее тела, и Леони без смущения принимала эти ласки, горя от бесстыдного желания разделить с ним радость любви. Затем Морган обхватил тело Леони и, держа его в плену, перевернулся в душистом сене.
 Руки Леони какое-то время беспомощно блуждали по его телу, наконец сомкнулись на шее. А Морган раздвинул коленями ее бедра и со стоном вошел в ее нежное горячее лоно, которое уже давно ждало его. Их губы соединились во взаимном страстном поцелуе… Он продолжал свои плавные ритмичные движения так долго, как только мог, а потом сжал дрожащее тело Леони и, потеряв всякий контроль над происходящим, содрогнулся в блаженном экстазе…
 Когда они наконец отправились на ночлег, у них уже не возникло вопроса, спать ли им вместе. Вновь и вновь их горячие тела сплетались в страстном любовном порыве. Каждый раз им казалось, что новое соитие было еще более сладостным, чем прежние.
 Они забыли обо всем на свете, и лишь под утро Морган спокойно спросил:
 — Леони, что ты думаешь о том богатстве, которое тебя ждет во Франции и которое тебе предлагал Эшли?
 Голова Леони уютно покоилась на плече Моргана. Ее усталое тело отдыхало после безумных любовных ласк. Слова Моргана доходили до нее с трудом. Наконец она произнесла:
 — Ничего. Франция и все, что с ней связано, слишком далеко от меня, от того, что мне дорого. С тех пор, как мой прадед прибыл в Америку, именно эта земля стала родиной его потомков. Здесь мой дом. Я родилась здесь и не желаю отсюда никуда уезжать!




 Глава 31


 Эшли встал до восхода солнца и через час, вскочив на коня, направился к плантации Сант-Андре. К семи часам он уже был недалеко от усадьбы, но вместо того, чтобы двигаться по дороге, направил своего коня по лесной тропинке. Ехать стало труднее, но в конце концов Эшли почти достиг дома. Спешившись, он привязал коня к нижней ветке молодого дуба и подкрался ближе.
 Расположившись так, чтобы дом был хорошо виден, он стал следить за всеми входящими и выходящими из него обитателями. Эшли еще окончательно не решил, как будет действовать, но твердо намеревался увидеться с Леони и убедить ее всеми правдами и не правдами в необходимости получить французское наследство.
 Когда Эшли увидел, что Морган около часа дня куда-то уехал, у него отлегло от сердца. До его возвращения следовало объясниться с Леони.
 Эшли подождал еще некоторое время, желая убедиться, что его кузен не собирается возвращаться назад, а затем решительно направился к дому. Он нагло поднялся по ступеням подковообразной лестницы и вошел в холл.
 Везде сновали слуги и рабочие. Эшли справедливо рассудил, что они примут его за Моргана, особенно если он будет достаточно осторожен.
 Нацепив на лицо доброжелательную улыбку, он пошел наугад и, к своему удовольствию, обнаружил Леони одну в маленькой гостиной. Она рассматривала образцы обивочных материалов. Когда Эшли вошел, она подняла голову и ласково улыбнулась ему. Не разобравшись, что перед ней Эшли, она спросила:
 — Для стен в столовой выберем розовый шелк, или ты предпочитаешь зеленый?..
 Осторожно прикрыв за собой дверь, Эшли ухмыльнулся, взглянув на Леони. Молодая женщина, сидящая на мягкой софе в абрикосовом муслиновом платье, облегающем ее бедра, выглядела весьма эффектно.
 — Да ты, оказывается, хозяйственная женщина, моя дорогая? — язвительно произнес Эшли.
 Леони вздрогнула, немедленно узнав насмешливый голос. Быстро вскочив на ноги так, что образцы тканей полетели на пол, она взволнованно произнесла:
 — Вы? Что вы здесь делаете? Да Морган убьет вас, если застанет!
 — Не застанет! — возразил Эшли. — Я довольно осторожен. Прежде, чем войти, я убедился в его отъезде. Поверь, я уйду раньше, чем он вернется.
 Леони не слишком уж испугалась Эшли. Она была больше возмущена появлением этого негодяя. Кроме того, в доме были люди, которых всегда можно было позвать на помощь.
 Не скрывая презрения и ненависти, Леони сухо спросила:
 — Что вы хотите? Здесь вы не найдете для себя ничего интересного.
 — Как не найду? В конце концов здесь находится моя жена, — с усмешкой ответил Эшли.
 Увидев, что руки Леони непроизвольно сжались в кулаки, а глаза яростно сверкнули, он сухо добавил:
 — Ну, ну, моя дорогая. Не стоит сердиться.
 Я понимаю, что начало было у нас не слишком хорошее. Но так сложились обстоятельства, что иного выбора у меня тогда не было… — Ласково улыбнувшись, Эшли приблизился к Леони, но та немедленно отступила. — Я не буду утверждать, дорогая, что до сих пор представлял собой образец примерного мужа, но если вы предоставите мне шанс, то я докажу вам, что могу исправиться.
 Ни на грош не веря словам Эшли, но решив подыграть ему, Леони любезно поинтересовалась:
 — О! Значит, вы решили вернуть мне приданое?
 Эшли нахмурился. Откашлявшись, он сдержанно произнес:
 — Не совсем так. Твое приданое, моя дорогая — это сущий пустяк по сравнению с тем, что я предлагаю тебе во Франции. Поедем со мной, и я введу тебя в мир богатства и могущества.
 Не в силах более сдерживаться, Леони воскликнула:
 — И это предлагаете мне вы? Думаю, что наследство моих предков принадлежит только мне!
 Глаза Эшли сузились, доброжелательное выражение исчезло с его лица, и он резко возразил:
 — Это твое наследство, но без меня ты его не получишь. Я знаком с могущественными людьми, с ближайшим советником самого Наполеона, и если я представлю тебя ко двору, то ему ничего не будет стоить отдать приказ о возвращении титула и имения Сант-Андре их законной наследнице.
 — Понятно, — задумчиво проговорила Леони. — Конечно, без меня вы не сможете все это получить. — На ее лице мелькнула усмешка. — Теперь мне ясно, зачем после стольких лет вы начали разыскивать жену.
 Ее слова разъярили Эшли, и он прошипел:
 — Не пытайся играть со мной, моя дорогая! Мне нужны эти деньги, и ты поедешь со мной во Францию, чтобы их получить! Ты моя законная жена и твоя обязанность — следовать за своим мужем куда бы то ни было!
 Леони громко рассмеялась. В ее глазах заплясали веселые чертики.
 — Моя обязанность? А как насчет ваших обязанностей, мсье? Вы забыли, что бросили меня? Мы, кажется, договорились, что не будем предъявлять друг к другу никаких претензий. Но это соглашение касалось только Моргана Слейда, а не вас! Вы плут и самозванец самого худшего пошиба! Я даже пальцем не пошевелю, чтобы вам помочь!
 — Мне кажется, что ты не правильно понимаешь ситуацию, моя прелесть, — воскликнул Эшли и, когда Леони насмешливо подняла бровь, продолжил:
 — Я так просто не откажусь от задуманного! И то, что я тебя когда-то покинул, совсем не означает, что ты перестала быть моей женой, и что тебе позволено изменять мне с моим кузеном. — Злобно рассмеявшись, он добавил:
 — Представьте, что об этом подумают добропорядочные жители Нью-Орлеана. Морган известен в городе благодаря своей матери, которая происходит из уважаемой креольской семьи. Сколько сплетен вызовет эта история! Конечно, людская молва оправдает Моргана… как, впрочем, и любого другого мужчину. Но не тебя! — Эшли мстительно улыбнулся. — На тебе на всю жизнь останется клеймо потаскушки!
 Слова Эшли были подобны удару хлыста. Леони не сомневалась в том, что общество действительно отвергнет ее, если правда выйдет наружу. Но Леони постаралась скрыть от Эшли свои страхи. Нахмурив брови, она отрывисто сказала:
 — Идите, распространяйте сплетни, но наследство Сант-Андре вы не получите!
 Некоторое время Эшли не мог осмыслить происходящее.
 — Нет, ты не посмеешь!.. Это же глупо! Поедем во Францию, получим твое наследство, и я немедленно дам тебе развод. Позволь мне получить деньги, и ты будешь свободна.
 Леони с удивлением посмотрела на Эшли.
 — Вы сумасшедший, мсье, — с отвращением выдохнула она. — Нет, вы просто дурак, если думаете, что я когда-нибудь соглашусь с вами хоть в чем-то!
 Лицо Эшли исказилось от ярости. Он уже занес руку для удара, но в это время в комнату вбежал Джастин.
 Совершенно не замечая напряженности, витавшей в воздухе, Джастин подбежал к Леони и, обхватив ее колени своими ручонками, радостно закричал:
 — Ах, мамочка, вот ты где! Я тебя искал! Идем, посмотришь седло, которое купил папа! Оно красное и очень красивое! Ну, идем же!
 Разжав руки малыша, Леони осторожно высвободилась.
 — Не сейчас, Джастин! Я скоро освобожусь. Пораженный, Эшли уставился на ребенка. И когда Джастин повернулся к нему, тот с удивлением увидел те же зеленые глаза, что и у Леони. Эшли уже открыл рот, чтобы задать вопрос, но Джастин опередил его. Мальчик подбежал к нему, радостно крича:
 — Папа! Ты уже здесь. Когда ты успел вернуться?
 — Папа? — вырвалось у Эшли. Он разгневанно взглянул на Леони и злобно прошипел:
 — Теперь понятно, милочка, почему тебя так спешили выдать замуж. Господи, оказывается, причина нашего брака стара, как мир…
 Эшли захохотал, и Джастин остановился в испуге. На его детском лице отразилось замешательство. Пристальней вглядевшись в Эшли, мальчик отступил назад.
 — Ты не мой папа, — решительно заявил он. — Ты только похож на него! Кто ты?
 Эшли с неприязнью взглянул на ребенка.
 — Не твое дело, щенок! — и, взглянув на Леони, усмехнулся. — Ты, кажется, назвала меня лжецом? А кто же тогда ты, моя дорогая? Навязывать своему мужу ублюдка — это по-твоему честно? Шлюха! Представляю, как ты плясала от радости вместе со своим дедом, когда я попал в ловушку, приготовленную для Моргана!
 Джастин подбежал к матери и, вцепившись в ее юбку, закричал:
 — Уходи! Ты плохой!
 Ослепленная ненавистью, Леони грозно закричала:
 — Немедленно уходите отсюда, негодяй! И не смейте больше так говорить о моем ребенке.
 — Прекрати истерику, — пробормотал Эшли. — Если ты обещаешь поехать со мной во Францию, я буду держать язык за зубами.
 — Никогда! — в ярости закричала Леони. — Вон из моего дома, пока вас не выгнали силой!
 С искаженным злобой лицом Эшли подскочил к Леони и закричал:
 — Кто его отец, шлюха? Кто!
 Понимая, что все его планы рушатся, он изо всей силы ударил Леони по лицу.
 Это было весьма неосмотрительно с его стороны. Как Леони, так и Джастин отреагировали молниеносно. Инстинктивно рванувшись вперед, Джастин вонзил зубы в запястье Эшли, а Леони вцепилась в его волосы. Взревев от боли, тот рванулся, пытаясь стряхнуть Джастина. Но забыв о Моргане, уверенный, что он находится далеко, Эшли допустил большую ошибку…
 На самом деле всадник, которого он видел отъезжающим от дома, был не Морган, а Доминик. Морган все это время был на конюшне и, вернувшись, решил заглянуть к Леони. Он открыл дверь как раз в тот момент, когда Эшли ударил Леони…
 Не успел Эшли и краем глаза заметить разъяренного кузена, как получил в лицо сильнейший удар, который отбросил его к стене.
 Лежа на полу и судорожно глотая воздух, Эшли пытался осмыслить, что произошло.
 — Леони, возьми Джастина и выйди отсюда.
 Мы кое о чем потолкуем с моим кузеном, — донесся до Леони грозный голос Моргана.
 Не мешкая ни минуты, прихватив Джастина, она выбежала из комнаты, чтобы позвать
 Роберта и Доминика.
 Едва только Леони и Джастин покинули комнату, Морган, не сводя глаз с распростертого у стены на полу Эшли, подошел к нему. Опустившись на колено, он одним движением руки достал из-за голенища сапога спрятанный нож и прежде, чем тот понял, что происходит, приставил его к горлу Эшли:
 — Не двигайся, Эш! А еще лучше — не дыши!
 Тот затих, следя за рукой Моргана. Впрочем, Эшли хорошо знал своего кузена, поэтому, стараясь казаться спокойным, произнес:
 — Ты ведь не собираешься убивать меня. Так что давай все спокойно обсудим, как джентльмены.
 Оставив на шее Эшли тонкую полоску крови, Морган убрал нож и угрожающе улыбнулся.
 — Ты испытываешь мое терпение, Эш! Ты, наверное, не знаешь, что я несколько лет провел среди команчей? Нет? Так вот, я жил среди них, и они научили меня неплохо обращаться с ножом. Если я захочу, то смогу снять скальп, оставив тебя при этом живым. Но я не желаю пачкать кровью пол комнаты, которая должна стать моим кабинетом. Поэтому я предупреждаю тебя, что просто перережу тебе горло, если ты еще хоть раз прикоснешься к Леони. Обещаю тебе, Эш!
 В спокойном голосе Моргана было столько уверенности, что Эшли вздрогнул. Прищурившись, Морган некоторое время наблюдал за ним, а затем, вскочив на ноги, скомандовал:
 — Вставай!
 Не сводя глаз с ножа, Эшли осторожно выполнил приказ. Коротким резким движением отряхнув одежду, он пробормотал:
 — Все равно это ничего не меняет. Она остается моей женой.
 — Да, это так, — согласился Морган. — Но ты, подонок, не создавая лишних хлопот, дашь ей развод и немедленно уедешь отсюда. — Осторожно спрятав нож за голенище сапога, Морган закурил дорогую тонкую сигару и сквозь ее голубой дым продолжал следить за кузеном. — Ты ведь не дурак, Эшли. Думаю, тебе удастся сесть на первый же корабль, отплывающий из Нью-Орлеана. — Голос Моргана стал железным. — Мне все равно, куда он будет направляться, но ты должен быть на нем. Назови мне любой банк в Англии, и я переведу туда на твое имя определенную сумму денег. Надеюсь, все ясно?, .
 — А если я этого не сделаю? — холодно поинтересовался Эшли.
 — Тогда я убью тебя, — равнодушно ответил Морган.
 Эшли вспыхнул и в бессильной злобе сжал кулаки. Не сказав ни слова, он выскочил из комнаты, пролетев стрелой мимо Леони, Доминика и Роберта, открывающих дверь..
 Весь следующий день Эшли провел у себя в комнате, стараясь придумать какой-нибудь способ победить Моргана и исполнить задуманное. Он считал для себя совершенно невозможным вернуться во Францию ни с чем. Даже деньги, обещанные Морганом, не развеяли его черных намерений. Его трясло от одной мысли о тех богатствах, которые могут ускользнуть, если он не привезет Леони во Францию. Дрянь! Если бы только застать ее одну…
 — Она слишком хитра и изворотлива, чтобы попасться на крючок, — рассуждал Эшли. — Неужели нет способа заставить ее уехать с ним в Европу?!
 И тут его осенило. Ребенок! Ну, конечно! Как он не подумал об этом раньше? Пропажа ребенка заставит ее прибежать туда, куда он скажет, и мигом сделает ее уступчивой. Злобно ухмыльнувшись, Эшли сделал изрядный глоток виски. Итак, корабль отплывает во Францию через несколько дней. Мальчишка должен быть с ним! А записка, оставленная матери, после того, как они отплывут, объяснит, что от нее требуется, если она захочет вновь увидеть своего ублюдка. Эшли спокойно решил, что главное — это рассчитать время. Захватить мальчишку надо в самый последний момент, чтобы не дать времени Моргану на поиски.
 Корабль отправится через три дня, в четверг с вечерним приливом, значит, захватить мальчишку следует в тот же день, но так, чтобы хватило времени добраться обратно до Нью-Орлеана…
 Со вторника Эшли был занят обследованием усадьбы Сант-Андре. Тайный наблюдательный пункт он облюбовал себе недалеко от дома, в зарослях жасмина. Большую часть времени он скучал от безделья, так как интересовал его теперь только Джастин. Эшли неплохо подготовился, прихватив с собой и еду и питье, что позволило непрерывно следить за домом. Эшли заметил, что днем Джастин обычно играет на зеленой лужайке возле дома. В четверг с восходом солнца он занял исходную позицию.
 Он еще раз обдумал план и решил, что в нем нет изъянов. Ему, правда, не нравилось, что на протяжении всех предыдущих дней Джастина всегда сопровождал на прогулке один из братьев Слейдов и молодая мулатка, которую Эшли, впрочем, не брал в расчет. Что касается Слейда… Оглоушить, схватить ребенка и поминай как звали.
 Впереди его ждет Франция и наследство…
 Неожиданно его размышления прервал смех Джастина. Эшли замер, как кобра, приготовившаяся к прыжку, впившись взглядом в маленькую фигурку в десяти футах от него. Мальчик был один…
 Эшли огляделся по сторонам. Отлично. Вокруг никого! Он знал, что одного из братьев Слейдов дома нет, так как видел, как тот рано утром уехал на охоту. А полчаса назад, к радости Эшли, и сам Морган ускакал куда-то в сторону реки. В доме остались только один из братьев, женщины и слуги.
 Эшли поднялся с земли, отряхивая сухие ветки и мох, прилипшие к брюкам, вскочил на лошадь и выехал прямо на поляну, где играл Джастин. Мальчик увлеченно бросал камешки в нору, которая давно уже привлекала его внимание. Заслышав стук копыт, он поднялся на ноги и посмотрел туда, откуда слышался шум. На мгновение по ошибке он принял Эшли за Моргана, но через секунду он узнал злобную ухмылку и, испугавшись, бросился бежать к дому.
 — Плохой дядька! — кричал он, стараясь бежать как можно быстрее.
 В этот момент из-за угла дома появилась служанка Джули. Глядя только на мальчика, она не сразу заметила Эшли. Не успел Джастин пробежать и нескольких футов, как крепкая рука схватила его за шиворот, затем перекинула через седло. Эшли помчался мимо дома и по пути специально вытянул ногу и ударил ею Джули по голове. Со стоном женщина упала на землю, а всадник с мальчиком исчезли в лесу.
 К счастью, Джули была лишь оглушена. Через несколько мгновений она неуверенно поднялась на ноги. С расширенными от боли и страха глазами, она, шатаясь, направилась к дому. На ее громкие крики со всех сторон стали сбегаться люди. Когда Леони и Роберт стрелой слетели со ступеней, вокруг мулатки уже собралась толпа. Ошарашенная, Джули только и могла проговорить:
 — Плохой хозяин! Он пнул меня ногой и забрал с собой мальчика!..
 Роберт остолбенел. Леони побледнела, все поняв.
 . Готовая действовать, она приказала одному из конюхов:
 — Коня, быстро! — а затем, глядя на Саула, бросила:
 — Отправляйся за Морганом. Он у плотины. Скажешь ему, что Эшли похитил Джастина, а я их преследую.
 Затем, повернувшись к всхлипывающей Джули, сказала чуть дрогнувшим голосом:
 — Джули! Повтори, что случилось. Куда поскакал человек, который украл Джастина?
 Джули повторила рассказ, перемежая его частыми вздохами и причитаниями, и закончила словами:
 — А потом он поскакал через лес к болотам… Несмотря на протесты Роберта, Леони уже вскочила на свою серую кобылу. Внезапно подскакал запыхавшийся Морган и по-деловому бросил:
 — Куда он поскакал?!
 — Джули говорит, в сторону болот… Морган мгновенно развернул коня и приказал Роберту.
 — Найди как можно скорее Доминика. Он поехал на Черную протоку охотиться на белок. А потом скачите вслед за мной. Найдете меня по следу.
 — Я с тобой! — воскликнула Леони. Морган бросил на нее тревожный взгляд, но решил, что сейчас не время спорить.
 — Отлично! — отрывисто бросил он, вонзая шпоры в гладкие бока коня. Заржав, конь устремился вперед. За ним последовала разгоряченная кобыла Леони.
 Они без труда напали на след Эшли, отмеченный помятой травой, поломанными деревцами. Углубляясь в чащу леса, Морган и Леони перебросились всего лишь парой слов. Каждого из них одолевали собственные мысли. Сознание Леони было охвачено ужасом, но она в глубине души все же надеялась, что Джастина удастся спасти.
 Морган тоже был сильно привязан к мальчику, к тому же в нем остро жила память о смерти Филиппа. И вот его ночной кошмар воплотился в жизнь. Им владело леденящее душу ощущение, что все это когда-то с ним уже происходило. Каждый зигзаг, каждый поворот их запутанного пути воскрешали в памяти отчаянную и безнадежную погоню за Филиппом. В этой бешеной скачке образы Джастина и Филиппа слились воедино.
 Казалось, лес сомкнулся перед ними. Дремучие заросли преграждали путь. По мере того, как они углублялись в чащу, местность становилось все более болотистой. Лианы и дикий виноград словно змеи оплетали ветви кипарисов и платанов. Чем дальше они продвигались, тем все больше лес стал переходить в болото. Наконец Морган остановил лошадь и, хмуро оглядевшись, сказал:
 — Мы потеряли след Эшли… Но далеко он не мог уйти…
 Лицо Леони покрылось испариной, зеленые глаза расширились от ужаса.
 Он потянулся и обломил небольшую ветку. Привязав к ней обрывок ленты, он произнес:
 — Это чтобы Роберт и Доминик не сбились с пути. — Затем, взглянув на Леони, отметив ее порванное и запачканное зеленое платье, он неуверенно добавил:
 — Я хочу, чтобы ты здесь дождалась Роберта и Доминика.
 — Никогда! — Глаза Леони блеснули, как у дикой рыси, желто-зеленым огнем. — С ним мой сын.
 Морган строго посмотрел на несчастную женщину, но, видя ее решимость, лишь произнес:
 — Черт побери, Леони! Эшли опасен и… и…
 Морган не мог сказать, что ее сын уже, возможно, мертв или может погибнуть прямо у нее на глазах. Даже мысль об этом приводила его в ужас, пострашнее кошмара, который много ночей преследовал его.
 Леони почувствовала, о чем думает Морган. Повернув лошадь, она приблизилась и осторожно дотронулась до его руки. Прерывающимся от волнения голосом она проговорила:
 — Я понимаю, от чего ты меня хочешь защитить. Но не лучше ли, если мы будем вместе? — На глаза Леони навернулись слезы, и она хрипло прошептала:
 — Когда-то ты мне говорил, что вместе мы преодолеем все. И что бы ни ждало нас в конце пути, давай держаться вместе. Что бы нас ни ждало!..




 Глава 32


 Они нашли брошенную хромую лошадь Эшли двадцать минут спустя, а в нескольких сотнях ярдов от нее и самого Эшли, растерянно стоящего на косе между двумя смыкающимися болотами рядом с Джастином.
 Эшли заблудился почти сразу после того, как покинул усадьбу Сант-Андре. Местность, через которую ему пришлось пробираться, была совершенно незнакомой и мало походила на ухоженные лужайки и парки Англии и Франции. Эшли некоторое время просто мчался вперед, ожидая, что обступившие его дебри вот-вот кончатся. Но они не кончались, и по мере того, как с каждой минутой лес становился все гуще и гуще, стало расти его беспокойство.
 Джастин тоже мешал Эшли. Мальчик ерзал, беспорядочно колотил кулаками по его ногам, брыкался, мешая управлять лошадью. Кроме того, он непрерывно вопил:
 — Отпусти меня, злой дядька! Ненавижу тебя! Отпусти.
 Эшли уже был готов перерезать щенку горло, и рука его не дрогнула бы. Но поскольку главная его задача заключалась не в этом, он позволял себе только грубые пинки.
 — Заткнись! — крикнул он. — Если еще раз откроешь рот, я утоплю тебя в болоте!
 Некоторое время Джастин молчал, но вскоре снова начал кричать, извиваться и брыкаться. Эшли бил его, но это мало помогало. Заблудившись, Эшли начал паниковать, а когда лошадь захромала, перешел на злобную ругань. Джастин неожиданно засмеялся и крикнул:
 — Мой папа нас найдет! Вот увидишь, он не позволит тебе увезти меня!
 С трудом сдерживаясь от желания задушить мальчишку, Эшли соскочил с лошади, стащив его следом за собой.
 — Ну, это мы еще посмотрим, маленький чертенок!
 Они прошли совсем немного до той косы, на которой их и обнаружили Морган и Леони, Джастин, издалека заметив мать и Моргана, радостно закричал:
 — Мамочка, папочка, я знал, что вы меня найдете!
 Эшли повернул искаженное ненавистью лицо к выезжающим из леса всадникам. Это зловещее место было окружено глухими непроходимыми зарослями. Сплетенные ветви, поросшие мхом, напоминали привидения. Заросли тростника жались к берегам медленных, ленивых проток. Воздух был сырым и смрадным. Редкие лучи света с трудом пробивались сквозь густые кроны деревьев, а на полузатонувших корягах грелись десятки водяных черепах. На противоположном берегу болота, похожий на бревно, неподвижно лежал огромный аллигатор, почти двадцать футов в длину. Его маленькие красные глазки сосредоточились на двух фигурах по другую сторону болота.
 Голос Джастина показался Леони гласом Всевышнего, а его маленькая фигура рядом с Эшли — самой большой драгоценностью на всем свете. Она уже рванулась вперед, когда Морган предостерегающе поднял руку.
 — Подожди, — сказал он. — Эшли наверняка вооружен.
 — Очень мудрая мысль, — тотчас же отозвался Эшли, доставая из-за пазухи револьвер. Приставив оружие к голове Джастина, он ухмыльнулся:
 — Думаю, что на сей раз, милый кузен, преимущество на моей стороне. Если теперь ты и твоя шлюха слезете с лошадей и отдадите мне поводья, я не трону вашего щенка и спокойно уеду…
 Морган не двигался, перебирая в голове возможные варианты. То, что Джастин жив, мало его успокаивало. Он понимал, что самое страшное может быть впереди. Если они уступят требованиям Эшли и у него появится лошадь, то он может улизнуть вместе с Джастином.
 — Вы что, не слышите меня, — нетерпеливо крикнул Эшли, заметив, что Морган не торопится выполнять его приказание. — Я же сказал, чтобы вы слезли с лошадей! Быстрее, или я пристрелю мальчишку!
 Кошмары прошлого и настоящею слились воедино. Морган ощутил, как спина его покрылась ледяным потом. Грозный крик, готовый вырваться из самых глубин его существа, застыл на губах. Его собственный сын погиб от руки убийцы, и допустить, чтобы то же самое произошло с Джастином, он не мог. Морган крепко стиснул в руках поводья коня. А Леони, устремив полный отчаянья взгляд на. Джастина, уже начала слезать с лошади.
 Морган наконец понял, что ему следует сделать. Он решил, что есть только один выход, который, однако, сопряжен с риском для жизни Джастина. Стараясь преодолеть страх за ребенка, сковавший мозг, Морган резко наклонился, изо всех сил стегнул коня по бокам. Конь заржал, взвился на дыбы и, рассекая мощной грудью воздух, рванулся вперед.
 Застигнутый врасплох, под угрозой быть задавленным копытами коня, Эшли инстинктивно выпустил руку ребенка, на мгновение забыв о нем, направил револьвер в сторону Моргана и выстрелил. Это было именно то, о чем молил судьбу Морган. Конь не пострадал от выстрела. Пуля скользнула вдоль шеи Моргана, оставив ожог, но это его не остановило. С горящими глазами он спрыгнул с коня и сомкнул руки на горле Эшли. Мужчины упали на топкую землю, их тела сплелись в смертельной схватке. Не имея возможности перезарядить револьвер, Эшли с глухим рычанием отбросил его в сторону.
 Кровь из раны на шее залила лицо Моргана, он почувствовал, что слабеет. Поняв это, Эшли высвободил руку и уперся ладонями в подбородок Моргана. Резким движением он нанес сильный удар Моргану в скулу. Леони хотела прийти ему на помощь, но не могла отпустить впившегося в ее платье Джастина.
 Оба мужчины наносили друг другу жестокие удары. У Эшли было преимущество: он не был ранен. Но Моргану придавала силы мысль о том, что если он уступит, Леони и Джастин окажутся во власти Эшли. Это помогало ему держаться, хотя силы были на исходе.
 Морган и Эшли извивались и катались на земле у самого края болота. Наконец, собрав последние силы, Морган нанес Эшли мощный удар в челюсть, отбросивший его тело в темную мутную воду протоки.
 Привлеченный шумом и запахом крови, огромный аллигатор незаметно подплыл ближе.
 Купание в протоке освежило Эшли. Стоя по пояс в воде, он смотрел на Моргана, который тоже зашел по колено в воду. Эшли понимал, что у его кузена осталось слишком мало сил, чтобы продолжать борьбу. Он решил увлечь противника поглубже в протоку, где его можно будет легко утопить. Откинув со лба мокрые слипшиеся волосы, Эшли закричал:
 — Ну, здесь-то ты не достанешь меня, братец! Ну-ка попробуй!
 Теряя последние силы, Морган сделал несколько нетвердых шагов в протоку.
 Продолжая заманивать Моргана вглубь, Эшли двинулся в мутную воду.
 — Ну, что же ты, давай! Ты ведь не трус, братец!
 Морган сделал еще один шаг вперед и вдруг увидел за спиной Эшли зубастую пасть крокодила. В молниеносном смертельном броске гигантская рептилия достигла Эшли и сомкнула мощные челюсти на его правой руке, чуть ниже плеча. Морган услышал леденящий душу крик и в последний раз увидел перекошенное ужасом лицо Эшли. Уже через секунду воды безмолвно сомкнулись, и только легкая рябь еще волновала их спокойную поверхность. Даже пятнышка крови не осталось на том месте, где скрылся аллигатор со своей жертвой.
 Содрогаясь от ужаса, Морган с трудом выбрался на берег. Даже такому человеку, как Эш-, ли, я не пожелал бы столь ужасной смерти, подумал он, теряя сознание…
 Морган и Леони сочетались браком десять дней спустя, то есть ровно через шесть лет после ее злополучного брака с Эшли…
 О его смерти старались не вспоминать. Она была ужасной. И хотя Морган сожалел о том, как все произошло, он не оплакивал своего кузена. Конечно, Морган предпочел бы освободить Леони от уз ее мнимого брака без применения насилия, но со смертью Эшли все препятствия были устранены.
 Лежа ночью в постели, утомленная любовью, Леони вдруг задала Моргану вопрос:
 — Интересно, милый, а что бы произошло, если бы дедушка обратился со своим предложением не к Эшли, а к тебе?
 Улыбнувшись, Морган прижал Леони к себе и прошептал:
 — Ну, что… Мы бы тогда жили вместе уже шесть лет, а не два месяца.
 В темноте Леони улыбнулась и нежно провела рукой по мускулистой груди Моргана.
 — Значит, ты согласился бы на предложение дедушки?
 Слегка отстранившись, Морган поцеловал Леони в лоб.
 — Именно это я и хочу сказать. Когда я приехал в Нью-Орлеан, то меньше всего на свете думал о женитьбе. Но я хорошо знаю себя и уверен, что если бы твой дедушка сделал мне такое предложение, я бы согласился, хотя бы из любопытства. А если бы я тебя увидел… — голос Моргана стал хриплым. — Если бы я тебя увидел, то ни перед чем не остановился, лишь бы ты стала моей. Я женился бы на тебе, независимо от этого чертового приданого. И мне было бы наплевать на то, что ты не хочешь выходить замуж. Я бы все равно добился своего.
 Крепко обняв Моргана и прижавшись к нему всем телом, Леони нежно произнесла:
 — О, милый мой! Как бы я хотела, чтобы все произошло именно так!..
 В глазах Моргана пламенем вспыхнула страсть, его губы жадно прижались к ее губам, и они вновь слились воедино, сжигаемые сладостным огнем любви…
 Спустя несколько дней размышляя о своей жизни, Морган подумал, что все складывается наилучшим образом. Леони стала его женой, Джастин оказался прекрасным сыном, о каком только может мечтать мужчина, и все, казалось, шло так, как и должно идти.
 На плантации еще оставалось много дел, но в целом Морган был доволен ходом работ. Посмотрев на часы, он отметил, что приближается время ленча. Взгляд Моргана на мгновение задержало золотое распятие на цепочке. Грустная улыбка появилась в уголках его губ. «Какой наглой свиньей был я в то время! — подумал он. — И как счастлив теперь, когда Леони и Джастин вошли в мою жизнь…»
 Морган осторожно отстегнул распятие от часовой цепочки и небрежно сунул его в карман сюртука. «Может быть, оно понравится кому-нибудь из слуг? — подумал он, подавив вздох. — Хватит думать о прошлом!» И, переполненный ощущением счастья, он отправился на поиски своей жены.
 Морган нашел Леони на первом этаже в кладовой, где она разбирала накопившиеся за годы старые вещи. Кончик ее носа был в пыли, золотисто-каштановые локоны свободно спадали на плечи, розовое льняное платье тоже было в пыли, но Моргану казалось, что его жена самая прекрасная женщина на свете.
 Чмокнув ее в губы, он спросил:
 — И много здесь такого, что тебе хотелось бы сохранить?
 Леони тяжело вздохнула.
 — Нет. Здесь вообще мало, что сохранилось. Кое-что испортила сырость. После смерти дедушки я продала все, что имело хоть какую-то ценность. Надо было расплачиваться с долгами…
 Морган стиснул зубы. Проклятый Эшли! Если бы не его вмешательство в их судьбу! Неожиданно Морган обратил внимание на кресла, беспорядочно сваленные в углу. Приглядевшись, он заметил за ними несколько холстов в рамах. Вытащив один из них, Морган, полуобернувшись к жене, спросил:
 — Что это? — Голубые глаза его светились неподдельным интересом. — Портреты предков? Леони подошла к Моргану и торжественно произнесла:
 — О, это моя мама!
 Удивленно глядя на портрет женщины, Морган с радостью узнавал золотисто-каштановые волосы, удивительные глаза цвета морской волны, безмятежно смотревшие с полотна.
 Участливо улыбнувшись, Морган спросил:
 — Может, их отреставрировать, привести в порядок, а потом повесить в доме?
 Леони, грустно улыбнувшись, осторожно прикоснулась пальчиком к холсту:
 — Это было бы замечательно. Я не помню свою мать, но мне приятно, если ее портрет будет рядом со мной.
 Почти благоговейно Леони показала Моргану на маленькое изящное распятие, изображенное на груди матери.
 — Отец подарил его маме в честь дня моего рождения. Это единственная вещь, которая была у меня в память о маме…
 Морган перевел взгляд туда, куда указывала рука Леони, и почувствовал, будто его сердце пронзили острым копьем. Не может быть!.. Всего несколько минут назад он держал такое же распятие в своих руках. Дрогнувшим голосом Морган спросил:
 — Где оно сейчас? Ты его потеряла? Леони нахмурилась и, отвернувшись от портрета, мрачно проговорила:
 — Да! Я не хочу вспоминать об этом. Все произошло очень давно…
 Рука Моргана крепко сжала плечо Леони. Повернув ее к себе, он пристально вгляделся в черты ее лица, пытаясь воскресить в памяти события шестилетней давности, ту ночь, когда неизвестная проститутка-девственница вошла в комнату губернаторского особняка, где спал Морган.
 В горле его пересохло. Дикая догадка осенила его. — Когда и где ты его потеряла? — сурово спросил он.
 Испуганная, Леони со страхом посмотрела ему в лицо. Было ясно, что этот вопрос волновал его. Не без колебания она ответила:
 — Я потеряла его в доме губернатора Гайозо, в ту ночь, когда он умер.
 Морган резко втянул в себя воздух.
 — Как? — почти свирепо прорычал он. Бросив на Моргана надменный взгляд, Леони ответила ровным голосом:
 — Я хотела заполучить векселя, которые дедушка подписал в тот вечер, и решила их украсть, пробравшись в особняк губернатора. В доме я заблудилась. Пытаясь найти выход, я вошла в какую-то темную комнату, а там…
 Память о прошлом была болезненна, и Леони с горечью закончила:
 — Я не хочу больше говорить на эту тему и даже вспоминать о том, как меня изнасиловали! Почему ты так настаиваешь на том, чтобы я рассказывала об этом? Все прошло, умерло и забыто! Нам нет до этого дела. Разве не так?..
 Вдруг голос Моргана задрожал и стал удивительно нежным:
 — Видишь ли, дорогая, я не знал ничего о той ночи, когда ты утратила невинность. Стало быть, именно тогда был зачат Джастин?..
 Рассердившись, Леони отбросила всякую сдержанность.
 — А вот это никого не касается кроме меня! До них донесся крик Джастина, и Морган подумал, что слышит самый чудесный звук в мире, — голос собственного сына. У него перехватило дыхание, голубые глаза стали почти синими, и он срывающимся от волнения голосом произнес:
 — В ту ночь, когда умер Гайозо, я тоже был в губернаторском доме. Ты не знала об этом?
 Леони удивленно и одновременно озабоченно посмотрела на него.
 — Нет, конечно.
 Морган осторожно провел рукой по волосам Леони, коснулся губами ее щеки и почти шепотом вымолвил:
 — Гайозо обещал мне прислать женщину на ночь. И когда она вошла, я решил, что это та самая, о которой говорил губернатор…
 Леони напряглась, как натянутая струна. Глаза ее расширились. Она попыталась что-то ответить, но Морган мягко приложил палец к ее губам и хриплым голосом продолжил:
 — Я помню ее роскошные волосы, помню, что она была очень молода. Но только когда она убежала из комнаты, я понял, что она была девственницей. — Их взгляды, в которых отражались боль и бесконечная нежность, встретились. — Уходя, она швырнула мне в лицо деньги…
 Леони побледнела, губы ее дрожали, слезы навернулись на глаза.
 — Так это был ты? — воскликнула она, и в ее голосе смешались и укор, и радость.
 Морган молча полез в карман и протянул ей маленькое золотое распятье.
 — Полагаю, — хрипло сказал он, — оно принадлежит тебе.
 Луч полуденного солнца ворвался в комнату, упал на золотое распятие, и оно засверкало ярко и радостно, как счастливое будущее, которое ждало их впереди.