Аннотация: Красавица Анабелла узнала имя своего настоящего отца из уст своей матери перед ее трагической гибелью. Анабелла решает во что бы то ни стало найти его и отомстить за горькую судьбу матери. Анабелла становится актрисой, а в жизни выбирает для себя роль роковой обольстительницы. Ей удается обманывать незадачливых ухажеров, но лишь пока судьба не сводит ее с неотразимым маркизом Хэмпденом. Молодые люди не могут противиться страсти, но люди слишком влиятельные и даже сам король вовлечены в игру, затеянную Анабеллой. Доверятся ли влюбленные друг другу или их навсегда разделит пропасть из лжи и мрачных тайн?


---------------------------------------------


 Дебора Мартин
 Серебряный лебедь



 ОТ АВТОРА


 Как мог уже заметить читатель, Афра Бен реальная историческая фигура. В конце 1668 года она попала в долговую тюрьму, но благодаря помощи друзей через несколько месяцев была освобождена. В 1670 году она написала первую пьесу и стала первой женщиной драматургом в истории английской литературы. За семнадцать лет она создала семнадцать пьес, тринадцать новелл и несколько сборников стихов. Из-за ее отношения к любви и сексуальной свободе ее творения не стали столь известны, как произведения светских щеголей времен Реставрации. Тем не менее она убедительно показала, что плоды творческого вдохновения женщины могут быть достойны постановки и публикации. Своим примером она поощрила к литературному труду многих женщин. Будем же ей за это благодарны.
  Перевод Ю. Г. Сандалова 




 1



 Смерть не страшна,
 Страшимся быть мы
 Неизвестно где и неизвестно кем.

    Джон Драйден. Ауренг-Зебе. Акт 4, сцена 1.

  Норвуд, Англия 
  Май 1667 года 
 Фиолетовые тучи, каждое мгновение готовые пролиться дождем, тяжелой завесой стояли над Норвудом. Влажный холодный ветер, казалось, пронизывал до костей. Более подходящего времени для казни нельзя было и придумать.
 Анабелла Тейлор закуталась в теплый шерстяной плащ и спрятала под капюшон свои черные как вороново крыло волосы. Испытания, выпавшие на ее долю за последние три недели, измотали ее окончательно. Стараясь не привлекать к себе внимания, она пробиралась сквозь толпу.
 «Помедленнее, главное – не торопиться», – уговаривала она себя, протискиваясь между плотно стоявшими людьми, постепенно приближаясь к эшафоту.
 Еще немного – и она окажется в первых рядах… Казнь вот-вот должна была начаться. Только бы ее никто не узнал! Главное, остаться незаметной… Впрочем, толпе, с явным нетерпением ожидавшей появления повозки с приговоренной, не было никакого дела до девушки в плаще с капюшоном.
 Никто не мог предположить, что она намеревается быть на площади в этот роковой час. Шерифу Анабелла сказала, что пришлет за телом слугу, и поклялась, что в этот день она не покинет поместья.
 Она сознательно солгала, так как наивно надеялась на то, что придуманный ими план удастся. А придумали они следующее – ее служанка Чэрити Вудфилд должна затеять скандал в толпе, и пока все внимание окружающих будет приковано к ней, Анабелла и отец Чэрити снимут тело с виселицы, перенесут его в повозку (заранее приготовленную), и, когда они уже будут на дороге к доктору, Анабелла внезапно появится на площади, начав стонать и требовать отдать тело ее матери. Тем самым сняв с себя и с отца Чэрити подозрения о причастности к исчезновению тела.
 Анабелла глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Да, силы ей понадобятся, ведь свою роль она должна сыграть безошибочно. Девушка приложила руку к поясу – все в порядке, скрытый под плащом нож на месте. Им придется действовать как можно быстрее, чтобы повозку не перехватили по дороге к дому врача. Врач оставался последней надеждой Анабеллы. Девушка чувствовала, что если он не сумеет осуществить задуманное, то она лишится рассудка.
 Какая жалость, что сейчас нельзя прибегнуть к испытанному способу, который неизменно помогал ей справиться с душевной болью! Обычно в тяжелые минуты Анабелла закрывала глаза и старалась представить себя другим человеком. Она мысленно переодевалась в придуманные ею наряды, давала себе новое имя, и мало-помалу собственные горести отступали. Этот прием не раз помогал ей вынести самые тяжелые побои.
 Но увы, сегодня это не поможет. Обжигавшая ее боль была слишком сильной, слишком мучительной. К тому же Анабелле сегодня предстояло действовать, и она не могла позволить себе уйти в придуманный мир.
 – У меня ужасные новости, – раздался рядом с ней женский голос.
 Анабелла оглянулась на крупную женщину с копной густых вьющихся волос и с облегчением вздохнула, узнав Чэрити. Разница в возрасте между ними составляла всего пять лет, и благодушная, уравновешенная вдова была для Анабеллы скорее старшей сестрой, чем служанкой. Впрочем, судя по ее виду, сейчас Чэрити была в крайнем волнении. – Что за ужасные новости? – переспросила Анабелла. – Говори скорее!
 – Доктор не сможет заняться твоей матерью.
 Анабелла побледнела. На какое-то мгновение ее охватил панический ужас, но, сделав глубокий вдох, она справилась с собой.
 – Как не сможет? Я же отдала ему все золото, какое у меня было. Он обещал мне, что сделает для моей матери все возможное. Он поклялся!
 Лицо Чэрити помрачнело:
 – Это не его вина. Кто-то донес шерифу о твоих намерениях, и шериф решил помешать нам. Он поставил в засаду у дома доктора трех здоровенных солдат, чтобы перехватить повозку, как только она приблизится к дому. Шериф разрешит тебе отвезти тело матери только на кладбище и никуда больше.
 Бессильное отчаяние сковало сердце Анабеллы.
 – Это была единственная возможность спасти ее, пусть даже призрачная, но все-таки… – прошептала она.
 Анабелла читала рассказы о людях, выживших после повешения. Если шейные позвонки выдерживали тяжесть тела, то человек на некоторое время терял сознание, но имел шанс остаться в живых. В прошлом году друзьям Тома Уоткинса удалось тайком увезти тело с виселицы и доставить к доктору, который согревал его и делал Тому кровопускания до тех пор, пока тот не ожил. В конце концов он ушел из дома врача на собственных ногах. Уоткинс скрылся от солдат, разыскивающих его, и, насколько ей было известно, до сих пор тайно проживал где-то в Лондоне, будучи совершенно здоровым.
 Это воспоминание навело Анабеллу на мысль о том, сколь быстро пролетело время с того момента, как мать взяли под стражу, отправили в тюрьму и вынесли приговор… Смертная казнь через повешение… Впрочем, приговор мог быть только таким, ведь мать на глазах у слуг убила отца Анабеллы.
 «Нет, не отца, а отчима», – поспешила поправиться девушка, подавив подступившее к горлу рыдание.
 Анабелла знала, как норвудские обыватели обсуждают преступление, совершенное ее матерью – «ужасное преступление, совершенное бесчестной женщиной, подстрекаемой ее необузданной дочерью». Иначе и не могло быть, ведь дело в суде было представлено именно так: добропорядочного сквайра убила подлая женщина без видимых причин. А если даже и можно было предположить, что отец наказывал свою непокорную дочь, то вероятней всего вполне заслуженно и ни в коей мере не прибегая к жестокости, а жена его, словно потеряв рассудок, набросилась и вонзила в его честную грудь кухонный нож. Никто, собственно, и не пытался узнать правду о том, что Огден Тейлор превратил жизнь этих двух женщин в кошмар, длящийся годы – он постоянно и с крайней жестокостью избивал Анабеллу, издевался над женой, и та, несчастная женщина, не выдержала душевных и телесных мук…
 Приговор судьи – смертная казнь через повешение – был встречен одобрительными криками публики, набившейся в зал городского суда.
 От воспоминания об этих выкриках у Анабеллы болезненно сжалось сердце, а из глаз покатились слезы.
 – Она не должна умереть, Чэрити. Я не допущу ее гибели, ведь это все случилось из-за меня…
 – Перестань обвинять себя, девочка. Раньше или позже все должно было кончиться именно так. По крайней мере в награду за все свои мучения твоя матушка получила возможность увидеть этого негодяя мертвым.
 Анабелла молчаливо согласилась со служанкой. Она даже не пыталась делать вид, будто испытывала к отчиму хоть какие-то добрые чувства или опечалена его смертью. Единственное, о чем сожалела Анабелла, – это то, что мать совершила убийство при свидетелях.
 Девушка ужаснулась столь грешным мыслям и поспешила изгнать их из головы. Несмотря на прохладную погоду, от воспоминаний, взволновавших ее, лоб девушки покрылся бисеринками пота.
 – Господи, прости меня, я вовсе так не думаю, – одними губами проговорила она. – Только не отнимай у нее жизнь. А не то у меня появятся еще более грешные мысли. Спаси ее, Господи! Если ты оставишь ее в живых, я обещаю, что… что…
 Додумать до конца эту мысль Анабелла не успела, потому что содрогнулась от ужаса. Как она осмелилась умолять Господа, чтобы Он простил ее матери столь страшное преступление? Наверное, теперь ей следует пообещать, что она посвятит всю жизнь служению Ему и навсегда позабудет о своих грешных помыслах! Но может ли такой обет перечеркнуть все ее прошлые прегрешения и спасти жизнь матери? А что если в глазах Господа она, Анабелла, неисправима?
 Ведь каждый раз, когда отчим избивал ее, то называл дьявольским отродьем. Он не понимал, почему она то истошно вопила от боли, то вдруг молча замирала, словно и не замечая сыпавшихся на нее ударов. Он все время твердил, что только исчадие ада может так резко изменяться.
 И нередко у Анабеллы закрадывалось подозрение, может быть, отчим прав. Она вспоминала, как мама всегда упрашивала ее вести себя более смиренно, дабы не вызывать в свой адрес столь страшных обвинений. Правда, в приступе неожиданной ярости матушка убила этого изверга, но Анабелла была уверена, что на ее месте кто угодно поступил бы точно так же. Матушка не заслужила казни! Право, не заслужила.
 – Что мне теперь делать? – задыхаясь от волнения, спросила она у служанки.
 Чэрити положила пухлую ладонь на руку хозяйки. На мгновение ее карие оленьи глаза встретились с аквамариновыми глазами Анабеллы, и девушка не увидела в них ни малейшей надежды.
 Служанка перевела взгляд на виселицу и тяжело вздохнула:
 – Ничего теперь не поделаешь, сердечко мое. Слава Богу, тебе хотя бы удалось облегчить ее последние дни – ты носила ей в тюрьму еду, сидела с ней, разговаривала, читала бедняжке вслух, – глаза Чэрити неожиданно потемнели. – Сдается мне, что в тюрьме ей было все-таки легче, чем с твоим отцом. Намаялась она с ним. Ох, намаялась…
 – Он мне не отец, а отчим.
 – Да-да, голубка. Я просто еще не привыкла его так называть. По правде сказать, мне никогда не верилось, что он твой родной отец. Эта грубая скотина не могла дать жизнь такому ангелу, как ты.
 Анабелла всхлипнула.
 – Ангел спас бы ее, Чэрити, а я не могу, – однако в голосе ее внезапно промелькнула надежда. – Послушай! Если мы перенесем тело в дом твоего отца, то, может, нам удастся самим оживить ее? Ты ведь кое-что понимаешь в травах, настойках, и мы могли бы…
 Стоявшая поблизости старуха обернулась, услышав взволнованный голос Анабеллы. Девушка инстинктивно надвинула капюшон еще ниже, пряча лицо. Некоторое время старуха пристально вглядывалась в нее выцветшими глазами, но, не распознав, кто перед ней, пожала плечами и отвернулась.
 Чэрити прижалась к Анабелле:
 – Говори-ка потише. Если шериф обнаружит тебя здесь, не миновать неприятностей, а нам это ни к чему, – служанка вновь горестно вздохнула. – Признаюсь тебе, я-то никогда не верила, что врач способен ее оживить. А уж мне-то это тем более не под силу. Послушай моего совета, голубка. Поскорее уходи отсюда, пока казнь не началась, и готовься к отъезду. Уезжать тебе надо из города, да побыстрей!
 – Я буду с ней до конца, – Анабелла, вздрогнув, посмотрела на виселицу. Грубо обтесанные бревна были отполированы до блеска в том месте, где через них перекидывали веревку. – Я верю: должно свершиться чудо. Господь обратит на нее свой взор и не даст свершиться несправедливости. Он спасет ее! Да, она убила, но Господь должен же понимать, до какого отчаяния может дойти мать, видя, как истязают ее ребенка. Он ведь тоже Отец.
 – Господь не оставляет своими заботами тех, кто помогает себе сам, а твоя мать давно махнула на себя рукой, – не без укоризны заметила Чэрити. – Уйдем отсюда, Анабелла! Давай уедем в Лондон. Мой кузен, ну тот, что работает в театре, поможет нам устроиться. С твоими благородными манерами тебе будет легко найти подходящую работу.
 – Ты же знаешь, я собираюсь уехать в Лондон в самое ближайшее время, – Анабелла встала на цыпочки, пытаясь разглядеть, не приближается ли кто-нибудь по дороге. – Но, право же, я не знаю, стоит ли тебе ехать вместе со мной. У тебя хорошие рекомендации, и ты без труда устроишься здесь. Ведь в нашем городе любой без запинки ответит, что лучшей кухарки, чем ты, во всем графстве не сыскать.
 – Ну уж нет! Я хочу испытать судьбу на лондонских подмостках. Ты же слышала рассказы моего двоюродного брата. Дворяне дерутся из-за актрис на дуэли. Брат уверяет, что любая бабенка со смазливой мордашкой запросто может подцепить в Лондоне знатного толстосума, который готов будет устроить ее будущее…
 Глаза Анабеллы гневно сверкнули.
 – Ты что? Даже думать не смей о таких вещах! Кто знает, не подобные ли мысли и довели мою мать до беды. Не свяжись она с распутным дворянином, он не бросил бы ее с ребенком и родители не стали бы принуждать бедняжку к браку со сквайром. И ее жизнь не превратилась бы в ад и не привела бы несчастную к убийству мужа!
 Девушка едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
 – Бедная моя хозяйка, – Чэрити обняла дрожащую Анабеллу. – Пойдем-ка отсюда. У меня сердце разрывается, когда я гляжу на твои страдания.
 Но не успела Анабелла ответить, как толпа возбужденно зашумела. Девушка почувствовала, как к ее вискам прихлынула кровь. Она замерла. Взгляд Анабеллы был прикован к крутому изгибу дороги, из-за которого должна была появиться повозка.
 Первым показался шериф в отороченной мехом мантии. Он держался уж слишком горделиво и напыщенно для человека, домогавшегося тейлоровских владений. Анабелла непроизвольно стиснула кулаки, ей хотелось вцепиться в его жирное горло и сжимать его, пока глаза мерзавца не вылезут из орбит, а в них вместо обычного самодовольства появится ужас. Неужели в его сердце не было ни капли жалости к женщине, которую муж истязал всю ее жизнь? Нет, как и ее отчим, шериф торжествовал, не упустив случая еще раз ощутить свое превосходство и утвердиться в собственной значительности.
 Шериф вышагивал впереди процессии, сжимая в тяжелом кулаке жезл. Букли его нового парика подпрыгивали при каждом шаге, все его старания держаться с достоинством были тщетны, он сейчас напоминал откормленного борова. Толстяк раздувал ноздри, словно принюхивался к витавшему над площадью запаху смерти. Боже, как же Анабелле хотелось увидеть его сейчас висящим на пеньковой веревке под гладкой, до блеска отполированной перекладиной!
 Но, к несчастью, это невозможно. Шериф не только будет жив и здоров, но в скором времени скупит земли ее отчима, выставленные на аукцион. Как это похоже на отчима – полностью обездолить и жену, и падчерицу в своем завещании. А может, он предполагал подобный конец? Или последней своей волей намеревался поглумиться над ближними?
 В любом случае оставаться в Норвуде Анабелла не могла. Ей уже исполнился двадцать один год – к этому возрасту девушки из достойных семейств обычно уже устраивают свою судьбу. Теперь же по злой воле отчима она осталась бесприданницей.
 Анабелла стиснула зубы. Шериф завершал ниспосланный ее матери круг мучений, начатый двумя столь же напыщенными и бесчувственными мужчинами – дворянином, который дал жизнь самой Анабелле, и Огденом Тейлором. Чума на них! Милостивый Боже, как она их ненавидит!
 Следом за шерифом шли два дюжих солдата. Анабелла всхлипнула. Ни малейшей возможности похитить тело матери у нее не было.
 Наконец показалась повозка. Феба Тейлор была прикована к ней цепями. Тяжелые кандалы охватывали ее тонкие запястья и щиколотки. Чуть подернутые сединой роскошные волосы были коротко острижены, и от этого бедняжка казалась еще более беззащитной и униженной. Одетая в белое платье, принесенное Анабеллой в тюрьму, она стояла на коленях в повозке и, сложив на груди руки, беззвучно молилась. Глаза ее были закрыты.
 Анабелла рванулась вперед и крикнула:
 – Мама!
 Чэрити схватила ее и удержала на месте.
 – Нет, сердечко мое, – служанка испуганно огляделась, но внимание толпы было приковано к повозке и никто не обратил внимания на возглас Анабеллы. – Сегодня ты должна быть, как никогда, осторожной. Они же следят за тобой. Ты ведь знаешь, какие про тебя распускают ужасные сплетни. Подлые людишки говорят, будто бы ты подбила мать на убийство. Они только и ждут повода, чтобы бросить тебя в тюрьму. Умоляю, не дай этим мерзавцам осуществить свои грязные намерения!
 Яростно произнесенные слова Чэрити невольно изгнали из души Анабеллы сомнения и страх, придав ей уверенность в том, что ее праведный гнев поможет отомстить за мать. Отчиму, к сожалению, она отомстить уже не могла. Ей оставалось только уповать на справедливость Господа и надеяться, что за свою жестокость Огден Тейлор будет вечно гореть в аду.
 Но есть человек, который должен быть наказан. Тот, чье легкомыслие и довело в конце концов ее мать до виселицы, а Анабеллу до нищеты – ее настоящий отец. Два дня назад мать призналась ей, что фамилия ее отца Мейнард, он дворянин, и что в тайнике в клавесине находятся два его подарка – перстень и стихотворение, подписанное «Серебряный Лебедь». Рассказав об этом, она добавила, чтобы Анабелла обязательно разыскала его, уверяя, что он непременно позаботится о своей дочери.
 Анабелла не могла представить себе, что в самую горестную минуту жизни она сможет просить защиты у этого человека. Да она скорее язык себе отрежет, чем согласится на такое! Она непременно его разыщет, но уже не для того, чтобы просить о чем-то.
 Девушка поплотнее запахнула плащ, продолжая думать об отце, которого никогда не видела, и об отчиме, который испытывал столь сильное чувство вражды и неприязни к ней. Всю жизнь она не понимала, почему отчим так люто ненавидит ее. Теперь Анабелла знала причину этой ненависти. Тейлора обманули: он полагал, что женится на девственнице, а жена пришла в его дом, неся под сердцем чужого ребенка.
 Мать рассказала Анабелле, что Огден согласился хранить эту тайну, но у него появился постоянный повод для издевательств над женой и падчерицей, которую все считали его родной дочерью.
 Если бы Анабелла знала все это раньше, то непременно сделала бы что-нибудь… уговорила бы мать покинуть ненавистный дом, и, кто знает, может быть, они смогли бы начать спокойную жизнь.
 – Нет, – еле заметно шевеля губами, выдохнула девушка, – мама не смогла бы выстоять в этом жестоком мире без опоры, вряд ли бы она решилась оставить мужа.
 У Анабеллы был другой характер – она нередко спасала мать от побоев, сознательно обращая гнев отчима на себя. Конечно, она тоже боялась его… но не панически, как Феба.
 Через толпу к ним протолкался отец Чэрити – мистер Вудфилд. Он встал слева от девушки и, сняв шапку, прошептал:
 – Едва не опоздал, еле пробрался к вам. Повозка готова и…
 – Тише, отец, – шикнула на него Чэрити и в нескольких словах объяснила, что произошло.
 Вудфилд сокрушенно покачал головой и взял Анабеллу за руку:
 – Это знак Господень. Мы должны отпустить ее к Нему.
 Анабеллу потрясло, что Вудфилд так легко сдался, но Чэрити, приложив палец к ее губам, не дала ей высказать свою обиду вслух. Они молча наблюдали за приближающейся процессией.
 Вдруг из толпы прозвучал пьяный выкрик:
 – Чудная погодка для примерки пенькового воротника! Посмотрим, как она запляшет на веревочке!
 – Да уж, она-то это заслужила, – откликнулась какая-то женщина рядом с ними. Сочувствующих голосов Анабелла не слышала – если они и были, то утонули в общем гуле толпы.
 Почти рядом с ними закричал разносчик:
 – А ну, кому охота отведать сочных апельсинов?
 Тут же загалдели и другие разносчики.
 С пронзительной ясностью Анабелла поняла, что горожане пришли на площадь в поисках развлечений. Как на ярмарку. Немногочисленные подруги матери остались горевать дома, а остальным не было дела до ее страданий. Тем более, что она убила собственного мужа.
 Увидев, скольких душевных мук стоит матери не обращать внимания на оскорбительные выкрики, и понимая, что не в силах хоть как-то облегчить ее страдания, она от отчаяния едва держалась на ногах.
 Вудфилд, заметив ее состояние, обнял Анабеллу за плечи и прошептал:
 – Бедная девочка, – и, повернувшись к дочери, так же тихо сказал: – Надо бы увести ее отсюда.
 – Знаю, но она ничего не хочет слышать.
 – Я должна остаться, – дрожащим голосом возразила Анабелла.
 – Не мучай себя, – обратилась к ней Чэрити. – Фебе уже ничем не поможешь. Ты ведь обещала ей, что не придешь на казнь. Так исполни свое обещание. Говорю тебе, нам следует побыстрее уехать, в Норвуде тебе оставаться опасно. Пойдем-ка лучше отсюда, незачем тебе все это видеть.
 Но Анабелла не сводила глаз с медленно приближающейся повозки.
 – Неужели ты не понимаешь? Я не могу сейчас оставить ее одну. Я должна быть около нее.
 Чэрити только безмолвно покачала головой.
 Грубо сколоченная повозка остановилась у помоста с виселицей, с которой, словно лапа ужасного зверя, свисала толстая веревка. Анабелле безумно хотелось подбежать к матери, но она осталась на месте – мать, не желая подвергать единственную дочь страшному испытанию, просила ее не приходить на площадь. Если бы она увидела здесь Анабеллу, последние минуты ее жизни стали бы еще более мучительными.
 Разумом Анабелла все понимала, но сердце звало ее еще раз прикоснуться к нежным рукам матери и поцеловать ее в глаза, прежде чем они закроются навеки.
 Вопли беснующейся толпы не достигали сознания девушки. Она, окаменев, смотрела на то, как палач в черном балахоне с капюшоном и маске рывком поставил мать на ноги. Анабелле хотелось сорваться с места и броситься прочь, не разбирая дороги, но она не могла пошевелиться. Она ждала чуда… или чьей-то неожиданной помощи… Прекрасно понимая, что помощи ждать неоткуда, она, тем не менее, надеялась на нее всей душой.
 Палач взял в руки веревку. Затем жестом заставил Фебу приблизиться к нему и накинул петлю ей на шею. Анабелла перестала дышать, словно петля сдавила ее собственное горло.
 «Господи, – взмолилась она, – спаси ее. Будь милосерден, прости и спаси ее!»
 Палач спустился с повозки на землю. Норвудский шериф громогласно прочитал приговор и спросил, не желает ли Феба Тейлор сказать свое последнее слово.
 От ее тихого «нет» притихшая было толпа вновь возмущенно взревела: горожане хотели услышать долгое и обстоятельное покаяние во всех прошлых грехах преступницы и теперь были недовольны. Как это? Добропорядочных граждан лишают развлечения!
 Палач еще глубже надвинул черный капюшон и взял под уздцы впряженную в повозку лошадь. Он рванул лошадь вперед. Повозка дернулась с места, Феба Тейлор несколько раз переступила и… ноги ее лишились опоры.
 Анабелла закрыла глаза, в наступившей тишине было слышно, как скрипит виселица под тяжестью раскачивающегося тела. Анабелла не зарыдала и даже не вскрикнула – она чуть слышно молилась:
 – Господи, сделай так, чтобы веревка оборвалась! Дай ей остаться в живых. Они не станут казнить ее во второй раз. Они поймут, что это твой знак, Господи. Дай ей выжить, и я обещаю всю свою жизнь служить Тебе. Спаси ее, Господи, умоляю Тебя!
 Она не замечала, что говорит все громче и громче, уже перекрывая звонким голосом возобновившийся шум толпы. Чэрити и мистер Вудфилд подхватили ее под руки и повели, испуганно озираясь по сторонам и бормоча невнятные объяснения.
 Не открывая глаз, Анабелла молитвенно сложила перед собой руки и упала на колени, вскрикнув:
 – Господи, не дай ей умереть! Господи!
 Чэрити и мистер Вудфилд пытались поднять ее.
 Служанка шептала ей на ухо:
 – Пойдем отсюда. Ради всего святого, встань и иди. Господь принял ее. Она там, откуда не возвращаются. Идем!
 Пророкотал недалекий гром, и Анабелла открыла глаза. Быть может, Господь подает ей знак?
 Она увидела виселицу, и громкий стон вырвался из ее груди. Анабелла встала и отвернулась, чтобы не видеть душераздирающего зрелища.
 Веревка выдержала.
 Сердце девушки окаменело. Она готова была возненавидеть весь мир, мир боли и несправедливости, проклиная мужчин, от которых все страдания! Все! Но по крайней мере один из этих негодяев сполна ответит за муки несчастной матушки… О да, ее отца ждет страшная расплата!




 2



 Твои распущенные волосы и небрежные одежды мне во сто крат милее любых ухищрений и соблазнов, что удивляют глаз, но не задевают сердце.

    Бен Джонсон. Вольпоне. Акт 1, сцена 1.

  Лондон, 
  Новогодний вечер 
  1668 года 
 «Разрази гром всех дураков!»
 Начался третий акт пьесы Драйдена «Мартин-непутевый», и шум в помещении, где находилась площадка для игры в мяч, на время затих. Зал, расположенный в Линкольнс Инн Филдс, был мал и тесен, но тем не менее использовался труппой герцога Йоркского с 1660 года, когда вновь были открыты театры. Ходили слухи, что сэр Уильям Д'Авенант, которому принадлежал патент, намеревается построить новое здание, но слухи пока оставались только слухами.
 Пока же актерам герцога приходилось мириться с теснотой. Партер, заставленный покрытыми изумрудно-зеленой тканью скамьями, был переполнен. Там сидели молодые щеголи, театральные критики, самые смелые из светских дам и изрядное количество женщин в полумасках, жаждущих провести вечер с каким-нибудь щеголем. В ложах первого яруса по обе стороны партера находились в основном светские дамы. Королевские ложи выходили прямо на сцену, где и разместился соизволивший посетить театр Карл II в окружении придворных. Ложи второго яруса предназначались для мелкопоместных дворян. На галерке толпились простолюдины, но из зажиточных – ведь билеты стоили в те времена недешево.
 Оба лондонских театра посещались преимущественно титулованными особами и придворными, а посему и королевская, и герцогская труппы, державшие патент на представления, лезли из кожи вон, чтобы заполнить зал. В борьбе за зрителя они еженедельно, а то и дважды в неделю ставили новые спектакли. А когда и это перестало помогать, они придумали новую уловку – приглашали красавиц-актрис для завлечения щеголей, которые каждый вечер готовы были лицезреть любое смазливое личико.
 В этот вечер все взоры были обращены к актрисе, с презрительным высокомерием произнесшей первую реплику. Колин Джеффри, маркиз Хэмпден, следил за ней из ложи первого яруса с особым интересом. Он взглянул в программку, чтобы узнать кто же это, и прочитал: «Роза – Анабелла Мейнард».
 – Это она, – сказал сам себе Колин.
 Он не сводил глаз с высокой красавицы, уходящей с просцениума в глубь сцены. Ее фигура, освещенная многочисленными свечами рампы, как, впрочем, и жесты, и осанка казались слишком аристократичными для исполняемой роли – служанки Розы. Она была истинным воплощением элегантности, но в то же время лицо Анабеллы поражало неподдельной естественностью. Длинные ее волосы ниспадали на спину, словно сверкающая шаль из черного шелка.
 Колин увидел выходящую на сцену Молл Дэвис с ярко-красными пятнами на густо набеленных щеках и спросил себя:
 «Интересно, румянится ли Анабелла?»
 И тут же убедился в том, что Анабелла Мейнард в сравнении с другими актрисами выглядела как гордый цветок шиповника на фоне увядшего букета полевых цветов.
 – И такая же колючая, – заключил он вслух.
 Манера ее игры настолько не соответствовала его ожиданиям (как, впрочем, и вкусам пресыщенно чувственного королевского двора), что Колину показалось, будто он ошибается и перед ним не та, которую он хотел увидеть. Впрочем, ошибиться было несложно, ведь он всего пару недель назад вернулся из Антверпена, где провел три года на королевской службе, и впервые после приезда оказался в театре.
 – Ривертон, – окликнул он своего знакомого, сидевшего через два места справа от него.
 В зале стоял такой шум, что Колину пришлось повысить голос, чтобы привлечь внимание сэра Джона Ривертона.
 «Как они, черт побери, в таком гвалте умудряются услышать актеров?» – подумал он и вновь окликнул Ривертона.
 – Погоди, Хэмпден, – отозвался Ривертон, придвигаясь поближе к сидящей между ним и Колином хихикающей девице, – ты разве не видишь, как одинока эта бедняжка?
 «Бедняжка» тем временем положила унизанную кольцами руку на бедро Колина, продолжая кокетничать с Ривертоном.
 – Не сказал бы, что она так уж одинока, – усмехнувшись, ответил Колин и сбросил ее руку.
 Лицо девицы расплылось в глуповатой улыбке.
 – Но как бы то ни было, – продолжал Колин, – она может поскучать минуту-другую. Ты мне лучше скажи, кто та высокая актриса в белом?
 Ривертон с явной неохотой отвлекся от своей соседки и, повернувшись к сцене, кивнул в сторону Анабеллы:
 – Ты о Серебряном Лебеде?
 Колин проследил направление его взгляда и убедился, что они имеют в виду одну и ту же актрису. Он так восхищался ее стройной шейкой и грациозными жестами… Волосы и кружевные манжеты Анабеллы украшали серебряные ленты. Такими же лентами были расшиты и белые шелковые туфельки. Серебряная брошь сверкала на лифе ее платья, однако Колин сидел далеко и не мог ее как следует разглядеть. Он подумал, что прозвище Серебряный Лебедь подходит этой стройной женщине, и ответил Ривертону:
 – Да, я о черноволосой. Ее, если не ошибаюсь, зовут Анабелла Мейнард.
 – Ты прав, – улыбнулся Ривертон. – Она не так давно появилась в труппе герцога: не то шесть, не то семь месяцев назад, и, хотя ей дают пока только второстепенные роли, на нее трудно не обратить внимание.
 «Я не ошибся, – сказал себе Колин. – Именно о ней и говорил Уолчестер».
 Ривертон, похоже, заинтересовался происходящим на сцене и не сводил с Анабеллы глаз, хотя его рука по-прежнему лениво перебирала локоны соседки; через некоторое время он продолжил:
 – Она пользуется известностью. Сам знаешь, как это бывает: публика, видя изо дня в день одни и те же лица, жаждет чего-нибудь новенького. А она к тому же довольно миленькая, как по-твоему?
 «Миленькая, – подумал Колин, – слишком слабо сказано. Она очаровательна».
 – Если ты хочешь с ней встретиться, – не умолкал Ривертон, – я могу свести тебя с ее горничной.
 – Ты в самом деле можешь нас познакомить? Прямо сегодня? – Колин испытующе посмотрел на него. – Ты хорошо знаешь мадам Мейнард?
 Ривертон громко рассмеялся, заглушая голоса, доносящиеся из соседних лож:
 – Достаточно хорошо, – но, встретив жесткий взгляд Колина, смягчил интонацию. – Конечно, не в ТОМ смысле, который ты вкладываешь в эти слова. Ну, ты меня понимаешь… Хотя есть и такие, кто знает ее получше… поближе…
 Колин неодобрительно поморщился:
 – Ты хочешь сказать, что она ведет себя как обычная театральная дива?
 Ривертон кивнул и слегка приблизился к приятелю, заставив подвинуться вперед недовольную таким оборотом событий девицу в маске:
 – Мне кое-что о ней говорили. В театре вроде бы тихоня и недотрога… зато в постели страстна до безумия, – он хихикнул и подмигнул Колину. – Насколько я понимаю, жемчужные безделушки убедят быть более сговорчивой любую смазливую актриску. Она, как рассказывают мои знакомые, не исключение.
 Колин непроизвольно покосился на сцену, словно пытаясь найти в облике Анабеллы какое-то подтверждение ее тайного распутства.
 – И кто же эти знакомые?
 – Во-первых, Сомерсет. Он божится, что влез в долги, чтобы дарить ей побрякушки. Как тебе известно, Сомерсет – младший сын и не может себе позволить такие расходы. Но, по его словам, она честно с ним расплатилась… так, как могут только женщины. Он и сейчас, я не сомневаюсь, поджидает ее за кулисами.
 Ривертон представил себе Анабеллу Мейнард в объятиях Сомерсета, и Колин, заметив завистливый блеск в его глазах, сказал:
 – Черт побери, если бы выбирали короля бабников, лорд Сомерсет был бы одним из главных претендентов.
 – Это верно, – согласился Ривертон. – Похоже, ей нравятся мужчины такого типа. Точнее, только такие крутятся вокруг нее.
 Колин задумчиво покачал головой. Анабелла показалась ему довольно способной актрисой. Она играла тонко и расчетливо, умело привлекая внимание зрителей. По всему было видно, что она хорошо владеет своим ремеслом. Не то что девицы, приходившие на сцену из веселых заведений, решившие, что театр предоставляет больше возможностей отыскать себе покровителя. Непонятно только, почему она тратит время на флирт с этими пустоголовыми хлыщами? Он не находил в этом никакого смысла. Как и в дурацком поручении Уолчестера.
 – Я хочу с ней встретиться, – заявил Колин.
 Ривертон совершенно не удивился. Он уселся поудобнее, бросил взгляд на сцену и уточнил:
 – Когда?
 – Чем раньше, тем лучше. Если у меня будет свободное время, то завтра.
 – Для этого стоит лишь зайти в актерскую уборную и подождать ее…
 – Вместе с этими разряженными хлыщами? Нет уж, уволь! Я хочу встретиться с ней наедине, чтобы мы могли спокойно поговорить.
 Ривертон весело хмыкнул:
 – Гм, поговорить? Ты ЭТО так называешь? Ладно, попробую зацепить ее служаночку. Возможно, она устроит вам рандеву, если, конечно, ее хозяйка не станет слишком возражать.
 – Если ты действительно с ней НАСТОЛЬКО знаком, как ты утверждаешь…
 – Нечего волноваться, – Ривертон встал, напрочь забыв о своей «одинокой» соседке. – О женщинах я говорю только то, что знаю. Сейчас я отловлю для тебя ее пухленькую служанку и моментально вернусь на место.
 Колин проводил взглядом выходящего из ложи Ривертона и вновь обратился к сцене. В этот момент Анабелла Мейнард, Молл Дэвис и какой-то незнакомый актер уходили за кулисы. Едва они покинули подмостки, как завсегдатаи партера хрипло завопили, требуя, чтобы их любимцы вернулись на сцену. Колин отметил, что редкие голоса, призывавшие Молл Дэвис, тонули в громогласном хоре поклонников Серебряного Лебедя.
 Анабелла Мейнард, несомненно, пользовалась успехом у мужской половины зала. Впрочем, подобное происходило чуть ли не с каждой новой актрисой. Колин задумался: уж не потому ли Уолчестер поручил ему узнать как можно больше об Анабелле, что она так популярна? Любопытно, чем могла заинтересовать графа эта актриса? Разве что своей звучной сценической фамилией.
 Колин встряхнул головой. Если ему повезет, ответы на свои вопросы он получит уже сегодня вечером во время ужина у Уолчестера. Он невольно поймал себя на мысли о том, что ему не хочется предпринимать что-либо против этой очаровательной и талантливой девушки – он предпочел бы действовать на ее стороне.
 После третьего действия Анабелла в глубокой задумчивости вошла в артистическую уборную.
 – Не хотите ли съесть апельсин? – спросила ее одна из девочек-разносчиц. Анабелла улыбнулась:
 – Что, плохо сегодня идут дела? – и достала из кармашка нижней юбки несколько пенсов.
 Разносчица, которой было лет двенадцать, вздохнула:
 – Да, зрителей много, но никто не покупает, – она с благодарной улыбкой протянула актрисе апельсин, четвертый за сегодняшний день. – Спасибо. Магги мне голову оторвет, если я останусь без выручки.
 «Такая юная, – подумала Анабелла, глядя вслед уходящей девочке. – Слишком юная, чтобы продавать апельсины в театре».
 Она повертела его в руках и решила съесть. Остальные, как обычно, после спектакля отдаст отирающимся около театра малолетним побирушкам.
 В уборную вошла Чэрити и, увидев апельсин, недовольно проворчала:
 – Вижу, ты опять раздаешь деньги разносчицам. И в результате снова не сможешь купить понравившееся тебе платье. Это какой по счету за день? Третий?
 – Четвертый, – вздохнула Анабелла.
 Чэрити принялась разглядывать хозяйку со всех сторон, прикидывая, не надо ли что-нибудь поправить в ее костюме.
 – Все девчонки пользуются твоей добротой, – продолжала выговаривать она хозяйке, – так и ходят за тобой по пятам. Нечего их баловать.
 – Ничего не могу с собой поделать, они так напоминают мне детство… ну ты знаешь… Магги бьет их, если они приносят мало денег. А что значат для меня несколько пенсов?
 Чэрити в ответ только фыркнула.
 – Кроме того, – с улыбкой продолжила Анабелла, – мне просто захотелось полакомиться фруктами. Разве можно побывать в театре и не съесть апельсин?
 Чэрити, смягчившись, махнула рукой:
 – Это верно, – она достала иголку с ниткой и, опустившись на колено перед Анабеллой, начала пришивать отпоровшуюся подпушку платья. – Да, театр тебе пришелся по нраву.
 Анабелла согласно кивнула. Она полюбила запах горячего воска от тысяч свечей, одобрительные возгласы публики, звуки лютен, струящиеся из оркестровой ямы. Ей даже нравилось флиртовать со щеголями, хотя многие из них были глупыми разряженными юнцами. О да, Анабелла всей душой полюбила особенную жизнь театра. Он стал для нее родным домом.
 Своей игрой она уже обратила на себя внимание публики. Как ни странно, благодаря отчиму девушка многому научилась. Она умела скрывать свои настоящие чувства и изображать то, что необходимо в данный момент. Анабелла мрачно усмехнулась, подумав, что многим актерам пригодилась бы такая школа.
 То, что за семь месяцев ей так и не удалось найти своего отца, было единственной неудачей в ее лондонской жизни. Хотя ловушки были расставлены очень умело. Перво-наперво Анабелла решила, что ее сценической фамилией станет фамилия отца. Затем стараниями Чэрити публика стала называть ее Серебряным Лебедем. Этому немало способствовала и брошь, которую Анабелла неизменно прикрепляла к лифу платья, выходя на сцену.
 И все-таки ни отец, ни любой другой человек, носивший фамилию Мейнард, не встречался ей. Анабелла недоумевала. Стихотворение, что достала она из тайника в клавесине, было подписано «Серебряный Лебедь». Следовательно, эти столь часто звучащие в театре слова должны были привлечь его внимание. Должны были, но и эта уловка не достигала цели…
 Тем не менее, она продолжала лелеять в душе планы мести. Воображение рисовало ей целый спектакль… Она пригласит на ужин светских повес и в присутствии отца огласит тайну своего рождения. О, это будет восхитительно! А потом она во всеуслышание заявит, что незаконнорожденная дочь Мейнарда – известная на весь город распутница. И отец станет посмешищем Лондона. От стыда он не посмеет показываться на люди: стоит только себе представить ужас любой благородной семьи – дочь на подмостках этого мерзкого вертепа, называющегося театром.
 Однако это еще не все… Она хотела найти его слабые стороны и использовать их. Если он пуританин, она будет извергать непристойности. Если он скупец или ненавидит азартные игры, она будет играть и отсылать к нему своих кредиторов. Он, конечно, откажется за нее платить, но зато будет страдать… ох, как он будет страдать! Ему сообщат имена всех ее любовников, и весь Лондон узнает о том, кто настоящий отец молодой развратницы.
 Да, но что если Мейнард сам стареющий развратник, вроде короля и его свиты? Что если у него внебрачных детей пруд пруди? Нет, вряд ли… Лондонские повесы не упускают возможности покрасоваться в театре. А он здесь не появлялся. Значит, это человек другого сорта. Возможно, у него есть семья, не подозревающая о его распутной жизни в молодые годы… И тогда ее поведение их тем более скомпрометирует.
 Когда же он намучается, осознает свою вину и придет просить у нее прощения, тогда она проявит великодушие и отпустит его с миром. Или не отпустит?..
 Чэрити закончила возиться с подпушкой и со вздохом выпрямилась:
 – Какой ужас! От этой жары и духоты не только твои локоны раскручиваются, а даже ленты не держат форму.
 – Не расстраивайся попусту, – небрежно бросила ей Анабелла, – все равно без завивочных щипцов ты ничего не исправишь. Лучше напомни мне слова роли, а то четвертый акт вот-вот начнется, а я, кажется, подзабыла текст.
 Чэрити старательно наморщила лоб – запомнить текст было для нее огромной трудностью, потому-то она предпочитала выходить на сцену в бессловесных ролях. Впрочем, у нее и без того хватало дел – она готовила и обшивала себя и свою хозяйку. А когда не хватало денег, пекла пирожки и продавала их на рыночной площади и даже время от времени пела на сцене. Песни служанка запоминала легко, и к тому же у нее был прелестный голосок.
 – Кажется, я забыла добрую половину первой сцены, – пожаловалась Анабелла, доедая апельсин.
 Лицо Чэрити просветлело:
 – Не волнуйся, я вспомнила. Мистер Юнг говорит: «Если дело выгорит, ты получишь пятьсот фунтов стерлингов». Тут появляетесь вы с миссис Дэвис. Она говорит: «Я решила, что никогда не выйду за него замуж», а ты отвечаешь…
 – Ах, да. «Вы абсолютно правы, мадам». Это идет сразу же за дурацкой сценой, в которой Уорнер обсуждает с лордом Дартмутом, как найти мужа его беременной любовнице. – Анабелла нахмурилась. – Драйден понятия не имеет, как трудно жить незаконнорожденным. Поэтому он так легкомысленно об этом пишет и не осуждает мужчин, не заботящихся о соблазненных ими бедняжках.
 – Выбрось из головы эти мысли, лучше думай о роли – тебе вот-вот на сцену. Не надо бередить себе душу.
 – Как ты не понимаешь? – горячо воскликнула Анабелла. – Чем мне больнее, тем больше я стремлюсь восстановить справедливость ради моей бедной матери, пусть она покоится с миром.
 Чэрити нахмурилась:
 – Я понимаю твои чувства, но о какой справедливости ты говоришь, когда он уже мертв и подлежит только Божьему суду?
 – Я вовсе не о сквайре, и ты это знаешь.
 – Ничего я не знаю, – недовольно фыркнула Чэрити, пытаясь закрутить развившуюся ленту. – Ты даже не видела этого человека и не имеешь понятия, почему он оставил твою матушку. Глупо ненавидеть его за то, в чем виноват твой отчим.
 Чэрити пригладила локон на виске Анабеллы – под ним скрывался шрамик в форме креста. Когда-то сквайр ударил ее, и перстень рассек кожу. Анабелла до сих пор помнила, с каким ужасом она пыталась остановить кровь; ей было тогда шесть лет.
 – Это сделал мой отчим, – прошептала она, – но ничего подобного не произошло бы, если бы отец не бросил матушку. Поэтому я и ненавижу его. Он первопричина всех наших страданий! Правда, иногда я жалею, что сама не убила отчима. Увы, мне не хватило храбрости.
 – Не упрекай себя, голубка. По крайней мере у тебя хватало храбрости противостоять ему. Ты у нас не робкого десятка. Скорее, это твоя матушка проявила малодушие, оставив тебя беззащитной в жестоком, коварном мире.
 Анабелла вскочила с кресла и принялась ходить по комнате.
 – Не надо обвинять маму! Если бы не этот проклятый Мейнард, ее жизнь сложилась бы по-другому. – Мысли девушки вернулись в прежнее русло. – Поскорее бы он проглотил наживку! Уверена, как только он услышит фамилию Мейнард и прозвище Серебряный Лебедь, ему тут же захочется выяснить, кто я такая. Но почему, почему он не появляется? Я столько заплатила за эту брошь, а толку от нее все еще нет.
 – Может, он больше не живет в Лондоне, – пожала плечами Чэрити, – или умер.
 Анабелла остановилась и гневно воскликнула:
 – Черт побери, он не имеет права умереть! Я должна увидеть этого мерзавца!
 – Спокойнее, мадам, – улыбнулась Чэрити, – не то все лондонские щеголи воспримут ваши справедливые слова на свой счет.
 – Щеголи, – задумчиво протянула Анабелла, – все эти остроумцы на самом деле разряженные попугаи. Взять хотя бы лорда Сомерсета. По-моему, он глуп как пробка.
 – Что верно, то верно, – хихикнула Чэрити. – Но с другой стороны, зачем такому красавчику мозги? Он и так добивается всего, что хочет.
 – Почти всегда, – подмигнула Анабелла. – Теперь он бахвалится перед такими же безмозглыми приятелями тем, как он якобы соблазнил меня.
 – Ну и вид у него был на следующее утро, – залилась смехом Чэрити. – После моего чая он ничего не соображал, даже не мог вспомнить, что всю ночь мирно проспал у тебя под боком. Ты бы видела его лицо, когда я сказала, что тебе срочно надо в театр. По-моему, он гадал: то ли признаться в том, что он ничего не помнит, то ли раструбить на весь Лондон о своей победе.
 Анабелла вспомнила бессмысленную улыбку Сомерсета.
 – Можешь не сомневаться, он раструбил.
 – Тебе повезло, что Сомерсет – такой балбес. Настоящий мужчина никуда бы тебя не отпустил утром, что бы ты ему ни рассказывала.
 – Да я же сама такого выбрала! – с улыбкой поправила служанку Анабелла. – Болван верит каждому моему слову, – улыбка мигом погасла. – Господи! Я не хочу оказаться, как матушка, на руках с младенцем, которого никто не хочет признать своим.
 Анабелла задумчиво прикусила губу. В ее планы входило, чтобы все считали ее развратницей, но она надеялась сыграть эту роль только понарошку, а не в жизни.
 – Должна тебя предупредить, – уже серьезно заметила Чэрити, – что долго тебе дурачить воздыхателей не удастся. Рано или поздно кто-то из них добьется своего.
 Анабелла нахмурилась. Она вовсе не хотела, чтобы ее соблазнили или, тем паче, взяли силой. К мужчинам она относилась с едва скрываемой неприязнью, хотя в глубине души понимала, что не все они похожи на ее отца или отчима. Но, к сожалению, в Лондоне ей встречались только разряженные чучела или грубияны.
 За дверью раздался голос, призывающий ее приготовиться к выходу на сцену. Анабелла поцеловала Чэрити в щеку и, выходя из уборной, произнесла голосом разносчицы:
 – Возьми апельсинчик, красавица.
 Чэрити с улыбкой проводила ее взглядом и принялась наводить порядок в комнате.
 Через несколько минут кто-то постучал в дверь. Чэрити открыла и увидела сэра Джона Ривертона.
 – А, это вы, – она отступила на шаг, давая ему войти, и продолжила уборку, старательно не обращая на него внимания.
 Правда, не замечать Ривертона было довольно трудно. Несмотря на грубоватые черты лица и пробивающуюся в густой каштановой гриве седину, сэр Джон был видным мужчиной. Не портила его и небольшая хромота – следствие полученной в бою раны. За веселые карие глаза и обольстительные речи дамы охотно прощали ему этот недостаток.
 – Актрис здесь нет, – сухо сказала Чэрити, – они или на сцене, или ждут своего выхода за кулисами.
 – Честно говоря, я хотел увидеться с тобой, – неожиданно заявил Ривертон.
 Чэрити вспыхнула. Обычно сэр Джон общался с ней как старший приятель, но сегодня, судя по его загадочной улыбке, что-то изменилось.
 – Зачем же я вам понадобилась? – подозрительно поинтересовалась она.
 – Мой друг хочет встретиться с твоей хозяйкой.
 Чэрити со вздохом отвернулась:
 – У нее поклонников хоть отбавляй. Кто он? Какой-нибудь старый богач или очередной записной щеголь, ищущий легкой победы?
 – Не сказал бы, что Хэмпден стремится к легким победам, хотя до отъезда в Антверпен он, как и полагается галантному кавалеру, умел находить пути к женским сердцам. Думаю, он и сейчас не утратил своего умения. Самое главное, у него есть серьезные преимущества перед другом твоей хозяйки Сомерсетом.
 Скрестив на груди руки, Чэрити спросила:
 – Какие же?
 – Титул. И в придачу состояние. Как ты полагаешь, твою хозяйку это заинтересует?
 Чэрити с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться. Анабелла никогда не задумывалась о богатом покровителе.
 Впрочем, сама она придерживалась иного мнения и полагала, что уцелеть в этом мире можно только найдя себе подходящего мужа. Анабелле нужно, конечно, что-то особенное – этакая помесь остроумного повесы и благородного семьянина. Но, став актрисой, она сразу же приобрела столь дурную репутацию, что почти потеряла шансы на достойное замужество. Поэтому о хорошем покровителе и вправду стоило поразмыслить…
 – Вы говорите, он человек светский?
 – Да. Он маркиз. А какие у него прекрасные имения! До недавнего времени он был на королевской службе за пределами Англии, а теперь вернулся, чтобы пожить в свое удовольствие. Послушай, Чэрити, твоя хозяйка убивает время на юных балбесов, но мы-то с тобой понимаем, что ей необходим настоящий мужчина. Ты была замужем и знаешь, насколько мужчина может изменить жизнь женщины. Лорд Хэмпден будет хорошим другом. У него достанет денег на любые ее причуды.
 Неожиданная мысль осенила Чэрити:
 – Сэр Джон, а почему бы вам самому не попытаться снискать ее благосклонность? Вы же… развлекаетесь с другими актрисами. Почему Анабелла вас не привлекает?
 Ривертон задумчиво почесал подбородок:
 – М-м… а почему ты спрашиваешь?
 – М-м… а почему вы не отвечаете? – передразнила его Чэрити.
 – Ответ прост, – улыбнулся он, – твоя хозяйка – слишком рассудительная девушка. Я же предпочитаю веселых и беззаботных.
 – Да она умеет быть веселее любой известной мне дамы! – возразила Чэрити, сама изумляясь, с какой стати она приводит доводы в пользу того, с чем сама не согласна.
 – Увы, как мне кажется, под такой веселостью зачастую скрывается раненое сердце. А я привык избегать таких сердец.
 Чэрити с облегчением подумала, что сердце ее госпожи, по счастью, цело.
 – А как к этому отнесется ваш приятель? – поинтересовалась она. – Вы уверены, что он возьмет на себя заботу о раненом сердце?
 – Не знаю, но мы можем проверить. Давай, я сначала покажу его тебе, и, если ты его одобришь, мы познакомим его с твоей хозяйкой.
 Чэрити на минуту задумалась, затем кивнула:
 – Договорились. Ведите меня к нему, но учтите, если он мне придется не по вкусу, договор расторгается.
 – Само собой разумеется, – согласился сэр Джон, однако по нему было видно, что он не допускает такой возможности.
 За несколько минут они добрались до лож. В половине четвертого, когда начинался спектакль, театр был полон: пьеса Драйдена всегда давала хорошие сборы. Но сейчас, ближе к концу представления, часть публики разошлась – близилось время новогоднего ужина. Поэтому Чэрити не удивилась, увидев в одной из лож только одного зрителя – друга сэра Джона лорда Хэмпдена.
 Чэрити воспользовалась тем, что внимание маркиза было приковано к сцене, где Анабелла в этот момент произносила свой монолог, и быстро, но довольно внимательно его оглядела.
 «Великолепный мужчина, – решила она. – С одной стороны, он достаточно молод, чтобы доставлять удовольствие женщине, а с другой, уже вполне может отдавать себе отчет в своих поступках».
 На вид ему было лет тридцать – прекрасный возраст с точки зрения Чэрити. Пышные вьющиеся золотые волосы ниспадали на широкие плечи. Хэмпден сидел откинувшись на спинку кресла и вытянув вперед сильные мускулистые ноги. Чэрити всегда обращала внимание на ноги, считая их важной частью мужского образа.
 Анабелла покинула сцену, и Хэмпден, потеряв какой-либо интерес к пьесе, оглянулся. Увидев его глаза, Чэрити была приятно поражена. Они были ярко-зеленые, глубокие, словно море, и, главное, добрые…
 – Лорд Хэмпден, познакомьтесь с Чэрити, – произнес Ривертон и подтолкнул ее вперед. Приятная дрожь прошла по телу, когда Ривертон коснулся ее талии.
 Горничная сделала реверанс.
 – Ты служанка мадам Мейнард? – спросил Хэмпден, улыбнувшись. И эта ослепительная улыбка совершенно очаровала горничную.
 – Да, милорд. – Чэрити подумала, что мужчина с таким бархатистым голосом представляет собой особую опасность для женщин.
 – Я хотел бы с ней встретиться.
 – Многие мужчины этого хотят, милорд. Надеюсь, вы правильно меня понимаете. Она превосходная актриса и нравится публике. Вы могли бы после спектакля пойти за сцену и встать среди тех, кто стремится обратить на себя ее внимание.
 – Какая ты колючка, – еще шире улыбнулся Хэмпден. – У твоей хозяйки такой же смелый язычок?
 Чэрити решила не обращать внимания на его тон, придавший вопросу двойной смысл:
 – Он достаточно смел, чтобы отбрить вас, если вы ей не угодите.
 Хэмпден протянул горничной золотой соверен:
 – Там, где я это взял, еще много таких. Я намерен купить хорошее отношение твоей хозяйки.
 Разочарование, смешанное с негодованием, охватило Чэрити. Она сделала реверанс и, направившись к выходу, гневно бросила через плечо:
 – Боюсь, милорд, вы спутали мою хозяйку со шлюхой. Не думаю, что вам удастся найти с ней общий язык.
 – Погоди, – мягко сказал Хэмпден. Что-то в его голосе заставило ее остановиться. – Я не хотел никого обидеть. Я слышал разговоры… по сплетням трудно отличить женщину, заводящую себе любовников, от… шлюхи. Я понимаю разницу между ними и не имел права ошибиться подобным образом. Прошу принять мои искренние извинения.
 Она обожгла взглядом сэра Джона, чье покрасневшее лицо свидетельствовало о его причастности к распространению сплетен, и обернулась к маркизу. Улыбка его погасла, сменившись выражением раскаяния. Секунду подумав, Чэрити решила, что человек, способный признать свою ошибку, заслуживает права на вторую попытку.
 – Чего вы от меня хотите, милорд? – холодно спросила она.
 – Устрой нам встречу и последи, чтобы никто не помешал.
 – Понятно, – ледяным тоном сказала Чэрити.
 – Я просто хочу поговорить с ней.
 – Понятно, – повторила она. – В таком случае вас должна устроить встреча в актерской уборной до начала спектакля.
 – Да хоть на середине лондонского моста, лишь бы нам не мешали!
 Его явное желание только переговорить несколько развеяло ее опасения по поводу его намерений. К тому же было похоже, что лорд Хэмпден привык почтительно относиться к женщинам, а таких среди обожателей Анабеллы до сих пор Чэрити не встречала.
 – Я подумаю, что можно будет сделать, но пока ничего не обещаю.
 – Когда я с ней смогу увидеться?
 Чэрити сложила на груди руки и пожала плечами.
 – Когда? – в его глазах появился холодный изумрудный отблеск.
 – Завтра в полдень, – вздохнув, ответила Чэрити, – я постараюсь, чтобы она пришла на час раньше других актеров.
 Его лицо вновь осветила улыбка:
 – Превосходно. Тебе подходит твое имя [Чэрити – милосердие  (англ.) .]. Постараюсь его не забыть.
 Чэрити в первый раз ответила ему улыбкой:
 – Можете не утруждать себя, милорд. Я сама об этом побеспокоюсь.
 И она вышла из ложи под одобрительный смех мужчин.




 3



 Если обходиться с каждым по заслугам, кто уйдет от порки?

    Шекспир. Гамлет [Перевод Б. Пастернака.]. Акт 2, сцена 2.

 Эдвард Мейнард, граф Уолчестер, с бокалом кларета в одной руке и пером в другой оглядывал книжные шкафы, стоящие по стенам его уютного кабинета. Он был одет в строгий темный костюм, редкие седые волосы обрамляли довольно большую лысину. Уолчестер устремил взор на висевший над камином портрет покойной жены и задумался. Бедная Делия, она умерла от чумного поветрия, не оставив ему наследника или хотя бы дочери, которая скрасила бы его старость. Теперь он сожалел, что нередко бывал с нею груб и не считался с ее слабостями. Делия умела прощать мужу то, из-за чего другая жена устраивала бы постоянные скандалы.
 Он вспомнил о знакомых дамах с дурным характером. Говорили, что леди Викхем, поссорившись с мужем, уехала в загородное имение и не допускала его более в свою спальню. А жена герцога Лаудердейла наставляла мужу рога, что, впрочем, его вовсе не тревожило – он сам заводил каждый год новую любовницу, то актриску, то танцовщицу, то еще кого-нибудь в том же роде.
 Презрительная усмешка мелькнула на губах графа. Актрисы с их соблазнительными манерами и возмутительным поведением были для Уолчестера воплощением всего зла, сосредоточенного в женщинах. Они скоро приведут к гибели королевский двор и всю Англию. Из-за них король погрузился в распутство, которое столь огорчает несчастную королеву.
 Сейчас все мысли Уолчестера были поглощены одной, недавно появившейся актрисой, весьма подозрительной дамочкой, называвшей себя Анабеллой Мейнард. Он пытался убедить себя, что совпадение фамилий – чистая случайность и что она не имеет к нему никакого отношения, однако ему продолжало казаться, что ей известны какие-то факты из его прошлого, представляющие серьезную опасность для его политической карьеры. Ежели этой пройдохе известно, к примеру, о произошедшем когда-то в Норвуде, то события сегодняшнего дня могут принять весьма опасный оборот.
 За долгие годы он достиг высот политической власти. Карл II, по достоинству оценив работу Мейнарда в Королевском Обществе, включил его в состав тайного совета. А после того, как Кларендон, попав в немилость, бежал из страны, у Уолчестера появился шанс достигнуть почти такого же могущества, каким обладал герцог Бекингем.
 Теперь же все его старания могли пойти прахом. Во-первых, за строгий нрав и резкие высказывания его невзлюбили молодые, но влиятельные граф Рочестер и сэр Чарльз Седли. Во вторых, что было гораздо хуже, Уолчестер начал терять прежнее влияние: Бекингем – некогда постоянный союзник – стал его заклятым врагом, готовым на все, лишь бы отстранить его от двора. А если вспомнить графа Эдварда Кларендона, то можно сказать, Бекингем блестяще преуспел в подобном деянии…
 Да, Бекингему будет легко добиться своего: он, как и сам король, не забыл о давнем разгроме под Норвудом, и как только у него появятся хоть какие-то доказательства того, что Уолчестер мог, но, испугавшись, даже не попытался предотвратить готовящуюся тогда измену, герцог незамедлительно расправится с ним. Уолчестеру пока удавалось скрывать правду о норвудских событиях, но это же все до поры до времени… Господи, неужели его тогдашняя трусость обнаружится сейчас из-за происков какой-то глупой актрисы и неминуемо повлечет за собой его политическую гибель?
 Стук в дверь прервал его размышления.
 – Войдите, – отозвался граф.
 На пороге кабинета появился дворецкий и сообщил, что прибыл лорд Хэмпден.
 – Превосходно. Проводите его сюда, – распорядился Уолчестер и сел за письменный стол.
 Уж если кто-нибудь в состоянии помочь ему разобраться во всей этой путанице, то это, несомненно, Хэмпден.
 Вскоре дворецкий вернулся вместе с маркизом. Хэмпден, как обычно, был одет весьма изысканно: короткие штаны и расшитый камзол из бархата цвета бургундского вина были сшиты выдающимся мастером портновского искусства. Приди в таком наряде к Уолчестеру кто-либо другой, граф счел бы его отъявленным вертопрахом, однако в Хэмпдене, как он успел убедиться, любовь к роскоши сочеталась с трезвым аналитическим умом. Уважение к уму маркиза помогало графу не обращать внимания на его наряды.
 Хэмпден исподтишка осмотрел кабинет, от его цепкого взгляда не укрылись стопка бумаг, бокал с кларетом на столе, слегка помятый костюм хозяина. Уолчестер заметил любопытство гостя, но не придал этому значения, решив, что Хэмпден, будучи вопреки молодости опытным дипломатом, не раз выполнявшим сложные и деликатные миссии, делает это просто по привычке.
 После обмена приветствиями наступила долгая пауза, прерванная вопросом хозяина:
 – Ну, что вы думаете?
 Гость изобразил непонимание:
 – О чем?
 – Вы знаете о чем. Об этой… женщине.
 Хэмпден подошел к камину и устремил взор на огонь. У Уолчестера от нетерпения перехватило дыхание, но, демонстрируя спокойствие, он не торопил гостя с ответом.
 Наконец Хэмпден обернулся к хозяину и пристально посмотрел ему в глаза:
 – Прежде чем я сообщу свое мнение об «этой женщине», скажите, Уолчестер, почему вам хотелось, чтобы я увидел ее на сцене?
 Уолчестер плотно сжал губы, прикидывая, что он может рассказать без ущерба для себя. Хэмпден фактически требовал доверить ему то, что угрожало репутации Уолчестера, и может быть, его жизни. Хэмпден многое потерял во время гражданской войны и, узнав тайну Уолчестера, может отказаться выполнять его поручение. Поэтому граф решил рассказать лишь то, что могло его представить в выгодном свете и привлечь маркиза к сотрудничеству с ним.
 К сожалению, Хэмпдена не интересовало политическое влияние – а ведь именно его Уолчестеру было проще всего пообещать. В отличие от многих дворян, маркиз никогда не пресмыкался перед Его Величеством в надежде получить новые имения и новые титулы. По возвращении в Англию он все свое время посвящал управлению поместьями и научным занятиям в Королевском Обществе. При дворе Эдвард видел его всего один раз.
 – Одна из причин вам, надеюсь, понятна.
 Колин кивнул:
 – Фамилия актрисы совпадает с вашей. Дело в этом?
 – Отчасти.
 – Эдвард, побойтесь Бога, в Лондоне дюжина Мейнардов, и это вас нисколько не беспокоит. Неужели вы предполагаете, что она… ваша родственница? – маркиз пощадил графа и не стал произносить неприятных слов, но Уолчестер его понял.
 – Будь она моей незаконной дочерью, я бы о ней позаботился, – поспешно ответил граф и с иронией в голосе добавил: – При моем положении в обществе любая женщина, носящая моего ребенка, поспешила бы сообщить мне об этом.
 – Так в чем же дело?
 Уолчестер вздохнул. Начиналась самая трудная часть разговора.
 – Вы помните, как мы впервые встретились во Франции?
 – Как я могу это позабыть? Здоровенный солдат был готов разрубить меня на части. Он заметил, что я проявляю интерес к его жене, и загнал меня в глухой переулок.
 – Вы были тогда еще почти мальчишкой, но, даже будучи безоружным, не струсили, – сказал граф, заметно смягчая тон.
 – Да, если бы не вы, он убил бы меня, – признал Колин. – Вы спасли меня, а потом пристроили нас с графом Фолкхемом к делу: Фолкхема отправили служить в армию герцога Йоркского, а меня представили в Роттердаме герцогу Бекингему.
 – Мой дорогой, а вы не задумывались, откуда у меня такие высокие связи? Почему брат короля и Бекингем прислушались к моим рекомендациям?
 Колин пожал плечами:
 – Нет, но человек вашего происхождения бывает знаком со всеми.
 – Да, но вы же были незаконным сыном…
 – Отец признал меня, – нахмурился Хэмпден.
 Уолчестер напомнил себе, что надо быть осторожнее. В его задачу не входило задевать гордость маркиза.
 – О да, конечно, поскольку у него не было других наследников. Но от этого признания было мало проку, когда после его смерти вы оказались во Франции. Поверьте, мне было нелегко убедить Бекингема доверить государственные секреты Англии юнцу, известному прежде всего тем, что у него очень длинный язык.
 Холодный блеск в глазах Хэмпдена подсказал графу, что стрела достигла цели.
 – Если вы вспоминаете об этом, – медленно произнес Колин, – чтобы убедить меня оказать вам услугу, то в этом нет надобности. Я и без того считаю себя вашим должником и намерен вернуть долг любым доступным мне способом.
 Граф покачал головой:
 – Дело вовсе не в этом. Я помог вам потому, что знал: вы будете полезны Англии. Я сам исполнял ту же службу, что и вы с Фолкхемом.
 – Что вы имеете в виду?
 – До битвы в Ворчестере, еще до того, как мы познакомились, я был шпионом роялистов. А к тому времени, когда встретил вас и лорда Фолкхема, я уже оставил службу, но перед тем находился в войсках Кромвеля, собирая информацию для королевской армии.
 Неуверенная улыбка появилась на губах Хэмпдена:
 – Вы… шпион?! В это трудно поверить. Но какое все это имеет отношение к Анабелле Мейнард?
 Эдвард глубоко вздохнул и продолжил:
 – Во время гражданской войны у меня был псевдоним Серебряный Лебедь, взятый из известного мадригала.
 Хэмпден застыл, даже не пытаясь скрыть своего изумления, затем опустился в ближайшее кресло.
 – По вашей реакции я понял, что вы слышали прозвище Анабеллы Мейнард, – заметил Уолчестер. – Никогда не поверю в случайность совпадения фамилии и прозвища.
 Колин, нахмурившись, потрогал подбородок:
 – Она слишком юна и не могла знать вас в те времена. Ей от силы двадцать два года.
 Теперь удивился Уолчестер:
 – Правда? Я думал, она старше. По крайней мере мне так говорили.
 – Разве вы ее сами не видели, граф?
 – Разумеется, нет. Узнав о ней, я стал обходить театр за милю. Как вы не понимаете? Если ее цель приманить меня, я ни в коем случае не должен попадаться на эту удочку.
 Колин задумался на минуту, потом спросил:
 – Как по-вашему, чего она добивается?
 – Не могу понять. Послания от Серебряного Лебедя получали только роялисты, но мало кто из них знал мое настоящее имя, а в армии Кромвеля, естественно, не имели понятия о моей деятельности.
 – В любом случае, – заключил Колин, – война давно закончилась, и никого это теперь не интересует. Не понимаю, почему вас это так обеспокоило сейчас?
 Уолчестер резко встал и начал расхаживать по кабинету. Он не мог сообщить Хэмпдену истинную причину.
 – Если бы Анабелла Мейнард знала мое имя и титул, ей не составило бы труда разыскать меня, однако она этого не сделала. Из этого можно сделать вывод, что ей не все обо мне известно. По-видимому, она или персона, которую она представляет, знают только мою фамилию и псевдоним. В Лондоне, как вы заметили, живет множество Мейнардов, и разыскать среди них нужного непростая задача. Поэтому меня решили поймать на приманку.
 – Это не отвечает на мой вопрос. Почему кому-то понадобилось вас приманивать?
 – Не знаю. Может быть, кто-то затаил на меня злобу из-за моей прошлой деятельности, – по виду Колина было понятно, что он считает беспокойство собеседника беспочвенным. – Послушайте, Хэмпден, я не стал бы просить вас о помощи, если бы не видел повода для тревоги. Я пытался кое-что разузнать об этой особе и выяснил, что она недавно появилась в Лондоне. Никто не знает, откуда она приехала и есть ли у нее родные. Такая скрытность кажется мне подозрительной.
 – А может быть, она столь низкого происхождения, что не желает его оглашать?
 – Тогда почему она повсюду таскается с этой дурацкой брошью, будто с орденом, и украшает себя серебристыми лентами? Нет, ей явно хочется, чтобы все ее называли Серебряным Лебедем, а я… я должен понять, зачем ей это нужно прежде, чем приблизиться к ловушке.
 – Может, вы хотите к этому что-то добавить? – осторожно спросил маркиз.
 Уолчестеру захотелось крикнуть: «Да!», но он не мог себе этого позволить. Вдруг его предположения ошибочны? Если Хэмпден отыщет подтверждения того, что она осведомлена о его прошлом, ему придется самому вступить в игру и уточнить, что именно ей известно. Если же ее интерес к нему связан с норвудским провалом, то…
 Ему не хотелось об этом думать, но тогда придется принимать решительные меры – от подкупа до принудительной отправки в колонии.
 – Вы хотите мне еще что-нибудь сказать? – повторил Хэмпден.
 Уолчестер безмятежно встретил недоверчивый взгляд Колина:
 – Нет, конечно. Я все рассказал. Итак, вы окажете мне эту услугу? Пожалуйста, разузнайте о ней поподробнее, маркиз. Кто прислал ее в Лондон? Зачем? Кто ее родственники и друзья?
 – Но вы уже собрали сведения об этой особе, граф. Зачем вам моя помощь?
 – Затем, что вы сделаете это лучше других. Вдобавок вы единственный, кому я могу доверять.
 – Хорошо, – вздохнул Колин, – я возьмусь за это дело. – Когда Уолчестер начал благодарить, он жестом остановил его и добавил: – Но учтите, я берусь только потому, что Анабелла интересует меня самого. Ну и конечно, я у вас в долгу. Но, по-моему, вы понапрасну тревожитесь или же… что-то от меня скрываете.
 Граф старательно изобразил улыбку:
 – Что я могу от вас скрывать?
 – О, мало ли что? Короче говоря, если я захочу, я это выясню без труда. Но пока меня интересует другое. – Хэмпден встал. – Ладно, я даю вам слово что-нибудь разузнать о связях мадам Мейнард и о ее прошлом. Тем паче, что я уже не работаю на короля и у меня появилось свободное время. Но предупреждаю, если вдруг всплывет какая-нибудь грязная история, я потребую у вас объяснений.
 – Благодарю, – произнес, борясь с овладевающей им яростью, Уолчестер. – Скорее всего вы правы, и дело не стоит выеденного яйца. Но я все же хочу узнать, что собой представляет эта женщина.
 Колин улыбнулся и, приподняв бровь, ответил:
 – Честно говоря, мой друг, и я тоже.
 Остаток вечера Уолчестер провел, мучительно размышляя над тем, какой смысл вложил маркиз в сию загадочную фразу.




 4



 Даже солнце отходит ко сну,
 Лишь королева, подобная Диане,
 Не покидает серебряного трона,
 Дабы блюсти порядок в государстве.

    Бен Джонсон. Пирушки Синтии. Акт 5, сцена 3.

 На следующий день после Нового года Анабелла Тейлор появилась в артистической уборной в час пополудни, на полтора часа раньше обычного.
 Места в зрительном зале уже начали заполняться, хотя в большинстве своем там были слуги, занявшие места для своих хозяев. За кулисами же было тихо и пусто. Актеры, как правило, приходили около двух часов.
 «Странно, что Генри опаздывает», – подумала Анабелла, пряча в карман только что купленный апельсин.
 Ей передали, что Генри Харрис просил ее прийти пораньше – ему хотелось устроить дополнительную репетицию перед спектаклем.
 Несмотря на дневное время, тусклый свет едва пробивался сквозь единственное окно: небо было затянуто плотными низкими облаками. Анабелла достала из шкафчика кремень с кресалом и зажгла свечи в канделябре, затем поудобнее устроилась в кресле.
 Генри, видимо, что-то задержало. Анабелла поежилась от холода и решила разжечь камин. Сэр Уильям Д'Авенант при всем своем благодушном облике и галантных манерах был изрядным скупердяем. Впрочем, этому было объяснение – при полупустом зале ему приходилось считать каждый шиллинг.
 Однако вчера театр был переполнен, и Анабелла надеялась, что он не станет поднимать шум из-за нескольких поленьев. В любом случае через час служители начнут растапливать печи и камины, ведь зрители не потерпят холода.
 Так уговаривая себя, она наклонилась к камину и, не сдержавшись, охнула от резкой боли. В такие холодные с пронизывающим ветром дни у нее нередко болели ребра. Она боялась, что это может остаться на всю жизнь, но успокаивала себя тем, что со временем она обязательно поправится, ведь прошло не больше года с того дня, когда разъяренный отчим сбил ее с ног и, пиная, сломал три ребра.
 С мрачной улыбкой Анабелла подумала, что теперь-то отчим уже не сможет над ней издеваться.
 Через минуту-другую в камине весело затрещали дрова в разгоревшемся пламени и по комнате распространилось блаженное тепло.
 Глядя на огонь, она задумалась о том, насколько переменилась ее жизнь после переезда в Лондон. Еще прошлой зимой ей приходилось вставать затемно и бесшумно, чтобы не побеспокоить отчима, подкладывать дрова в угасающий очаг – этой работой отчим намеревался лишний раз помучать Анабеллу, но она была счастлива возможности подойти к камину, ибо, продрожав полночи в своей промозглой комнатушке, мечтала только о том, чтобы согреться.
 Простое шерстяное платье, в котором Анабелла явилась сегодня в театр, было ей дороже тех нарядов, что заставлял надевать ее отчим, когда брал падчерицу с собой в гости. Сквайр не хотел, чтобы соседи догадывались, как жестоко он обходится с ними. Феба научилась запудривать синяки и ссадины на своем лице, а Анабелла привыкла улыбаться, хотя у нее так болела спина от побоев отчима, что впору было разрыдаться.
 Мать не знала, что сквайр тайком избивает ее дочь, вплоть до того ужасного дня, когда она, случайно заглянув в кухню, увидела, как он, обезумев от ярости, хлещет Анабеллу розгами. Платье дочери, приспущенное, чтобы удары приходились по голому телу, было выпачкано кровью. Бедная мамочка не выдержала потрясения…
 Анабелла проглотила подступившие слезы. Ей до сих пор казалось, что, если бы она сумела и дальше хранить это в тайне, мама была бы жива…
 Пытаясь освободиться от кошмарных воспоминаний, она потерла виски. Генри должен был появиться с минуты на минуту, и девушка не хотела, чтобы он спрашивал, чем она огорчена.
 Она пододвинула кресло поближе к камину и засмотрелась на игру пламени. Пальцы ее прикоснулись к серебряной броши. Каждый раз, когда ее называли Серебряным Лебедем, она вспоминала о загадочном стихотворении, продиктованном ее настоящим отцом, как рассказала в один из своих последних дней мама.
 Пытаясь разгадать его тайный смысл, Анабелла многократно перечитывала его, и оно дословно запечатлелось в ее памяти:



   Сам Бард не мог бы обратиться к Вам
   иначе, как в стихах, строкою каждою моля
   красотку Порцию с подругой Беатрисой
   о мученике площади забыть.


   Пусть сердце будет кротким Ваше
   и будет скромным Ваш язык,
   не то некоронованные силы Вас познакомят
   с колыбельной палача.



 Под стихотворением стояла приписка, сделанная, несомненно, мужской рукой: «С наилучшими пожеланиями Ваш Серебряный Лебедь».
 Анабелла понимала, что это зашифрованное послание адресовано каким-то неизвестным людям. «Бард», безусловно, обозначал Шекспира, ведь Беатриса и Порция были героинями его пьес. Все прочее оставалось загадкой.
 Мать ей рассказала только о том, что во время гражданской войны, когда она была еще Фебой Харлоу, в доме ее родителей встал на постой отряд солдат во главе с будущим отцом Анабеллы. Солдаты называли его капитаном Мейнардом. Феба тоже звала его капитаном. Даже вступив с ним в любовную связь, она не узнала его имени. Однажды капитан попросил ее отнести в норвудскую таверну запечатанную записку, адресованную его приятелю. Он описал ей внешность адресата, а о содержании записки не сказал ни слова. Для подтверждения того, что записка послана именно им, Мейнард дал ей свой перстень.
 Сейчас перстень лежал у Анабеллы дома в закрытой на ключ шкатулке. Девушка пока не определила, кому принадлежит изображенный на нем герб. Она не стала расспрашивать знакомых, боясь привлечь внимание к своим планам.
 Мать пришла в таверну, нашла приятеля Мейнарда и отдала ему записку. Тот прочел ее, поспешно вернул ей листок, приказав уходить. Тут в таверну ворвались солдаты. Феба испугалась и убежала. А вернувшись домой, обнаружила, что капитан исчез, и больше его никогда не видела.
 Матери было известно что-то еще, но она, странно смущаясь, отказывалась об этом говорить. Анабелле так и не удалось выяснить причину таинственного исчезновения отца.
 Девушка принялась декламировать стихотворение вслух и, дойдя до последней строки о колыбельной палача, услышала за спиной звучный мужской голос:
 – Слишком печальное стихотворение для такой красавицы.
 Она обернулась, ожидая увидеть Генри Харриса, но, к ее удивлению, на пороге стоял незнакомый мужчина. В первый момент Анабелла испугалась, но, разглядев дорогой костюм и щегольскую шляпу с плюмажем, успокоилась, решив, что дворянин вряд ли представляет для нее опасность. Анабелла давно уже овладела искусством ставить на место не в меру настойчивых искателей любовных приключений.
 Поднявшись с кресла, она небрежно заметила:
 – По-моему, вам здесь нечего делать. Советую вернуться в зал и дожидаться начала спектакля.
 – Почему же нечего? А любоваться вами? – ярко-зеленые глаза весело смотрели на нее.
 – Оставаясь здесь, вы подвергаете себя серьезной опасности. Разве вам не известно, что актрисы перед спектаклем становятся ядовитыми, как змеи?
 – Никогда не слышал, чтобы лебедь мог превратиться в змею. К тому же мне кажется, что передо мной не актриса, а сама Афродита.
 Анабелла поняла намек незнакомца на греческие мифы, в которщх лебедь был одним из символов Афродиты. И хотя ей очень хотелось поскорее выпроводить мужчину за дверь, комплимент польстил ей.
 – Вы не боитесь, что Афродита поразит вас своими стрелами?
 Незнакомец приблизился к ней и, заговорщически улыбаясь, ответил:
 – Пожалуй, я рискну.
 Она старалась не смотреть на его красивое лицо с волевым подбородком и ямочкой посередине, на ниспадающие из-под шляпы золотистые вьющиеся волосы, но никак не могла с собою справиться.
 Возмущенная собственной слабостью, Анабелла произнесла ледяным голосом:
 – Я жду здесь своего знакомого, вы помешаете нашей встрече.
 Незнакомец, небрежно прислонившись к дубовому столику, заявил:
 – Вы ждете меня.
 – Вовсе нет. Я жду Генри Харриса.
 – Но ваша служанка Чэрити сказала…
 Анабелла мгновенно сообразила, в чем дело, и возмущенно воскликнула:
 – Черт бы ее побрал! Опять она встревает туда, куда не надо!
 – Похоже, она не предупредила вас о нашем свидании.
 – Конечно, нет. Иначе я бы сюда не пришла. Можете в этом не сомневаться.
 – В таком случае я ей благодарен.
 – Совершенно напрасно. Не моей служанке решать, с кем и когда я буду встречаться. Прошу вас оставить меня одну.
 – Но я даже не успел вам представиться, – с грацией тигра он взмахнул шляпой и церемонно поклонился. – Колин Джеффри, маркиз Хэмпден, к вашим услугам.
 Маркиз! Понятно, почему Чэрити согласилась устроить эту дурацкую встречу. Впрочем, на саму Анабеллу титулы не действовали – она знала, что мужчины с титулом такие же обманщики, как и нетитулованные.
 – С удовольствием познакомилась с вами, милорд. А теперь доставьте мне еще большее удовольствие, избавив от своего общества.
 – Но мы не успели как следует узнать друг друга, – возразил Хэмпден, совершенно не намереваясь уходить.
 – В таком случае, продолжим нашу беседу чуть позже, – с жеманной улыбкой предложила Анабелла. Будь у нее под рукой веер, она бы, согласно моде, игриво заслонилась им от назойливого ухажера. – Почему бы вам не заглянуть сюда после спектакля? Многие так и поступают.
 – Потому я пришел сюда именно сейчас, – Хэмпден нахмурился, давая понять, что жеманство ему не по вкусу.
 Она решила поменять тактику и, подойдя к двери, усталым голосом заявила:
 – Вы меня утомили, милорд. Если вы сейчас же не покинете уборную, я буду вынуждена позвать сэра Уильяма, чтобы он напомнил вам принятые здесь правила поведения.
 Хэмпден басовито рассмеялся:
 – Мы с сэром Уильямом давние друзья, и мне с его стороны ничто не угрожает. Боюсь, вам придется терпеть меня еще некоторое время.
 – Что вам от меня нужно, милорд? – вспылила Анабелла. – Что мне сделать, чтобы вы оставили меня в покое?
 – Попробуйте догадаться, – бесцеремонным взглядом он осмотрел ее с головы до пят.
 Затем подошел вплотную и двумя пальцами взял ее выбившийся из прически локон, как бы нечаянно прикоснувшись к ее щеке.
 Сердце Анабеллы дрогнуло, и она подумала, что столь точного жеста можно добиться, только если неоднократно повторять его с другими женщинами.
 – Милая вещица, – маркиз указал взглядом на брошь, – откуда она у вас?
 Анабелла не стала объяснять, что сама заказала ее, откладывая деньги из скудного актерского заработка.
 – Не помню. Кажется, подарил кто-то из поклонников.
 – У вас столько поклонников, что вы даже не в состоянии вспомнить, кто из них сделал такой подарок? – с ехидной усмешкой поинтересовался маркиз.
 – Их гораздо больше, чем вы можете себе представить, – парировала Анабелла, надеясь его обескуражить.
 – И ни один из них не сумел заслужить ваше благорасположение?
 – Напротив, разве может бедная актриса устоять перед тонкой лестью лондонских щеголей?
 – Вы вселили в меня надежду, что и моя лесть может принести мне счастливые мгновения.
 Анабелла почувствовала, что сама загнала себя в ловушку.
 – О да… Вы ведь маркиз… И к тому же очень красивый, – она изобразила обольстительную улыбку, – это очень искушает. Но боюсь, я не смогу забыть о моей привязанности к лорду Сомерсету. Я провожу с ним почти все свободное время и вряд ли смогу уделить хоть минуту другому поклоннику.
 Желая поскорее избавиться от Хэмпдена, Анабелла была готова на любую ложь.
 – Какая жалость! Для Серебряного Лебедя мог бы найтись и более достойный покровитель, чем пустозвон Сомерсет. Тем более, что вы носите фамилию Мейнард.
 Она хотела было дать ему отпор за бесцеремонный отзыв о Сомерсете, но вторая фраза насторожила ее.
 – При чем здесь моя фамилия? – Анабелла отошла от двери и как бы случайно встала так, что между ними оказалось кресло.
 – Все Мейнарды, которых мне довелось знать, а их немало, уважаемые титулованные особы. Если вы в родне с кем-то из них, то, хотя бы из уважения к репутации семьи, не должны принимать ухаживания Сомерсета. Ведь что бы он вам ни говорил, как бы ни похвалялся своими нарядами, Сомерсет – ничтожество. Он второй сын лорда, а по закону и титул, и наследство достанутся первенцу. Сомерсет тратит на тряпки все свои деньги и не может достойно позаботиться о женщине.
 – В отличие от… вас, например?
 Хэмпден ответил ей такой ослепительной улыбкой, что Анабелла подумала: «От человека, который так улыбается, лучше держаться подальше. Разумные лондонцы должны прятать от него своих жен».
 – Пожалуй, это был бы идеальный выбор для многих дам, – в голосе красавца не было ни капли хвастовства, словно он говорил о чем-то само собой разумеющемся.
 Анабелла предпочла не высмеивать его. Ей было гораздо интересней побеседовать с маркизом о Мейнардах.
 – Идеальный выбор, говорите? Но откуда мне знать, что вы сами не уязвите фамильную гордость Мейнардов?
 Хэмпден ненадолго задумался, затем произнес:
 – Вы правы, поэтому я дам вам время на то, чтобы вы смогли побольше разузнать обо мне. Но уверяю – поручи вы любому из Мейнардов найти вам достойного спутника, он в первую очередь указал бы на меня.
 У Анабеллы появилось ощущение, что маркиз слишком часто и охотно упоминает Мейнардов. Может, ее отец, услышав о ней, подослал маркиза, чтобы тот выяснил цель ее появления в Лондоне? Она оглядела Колина еще раз и подумала, что трудно поверить в то, что такой благородный и несомненно умный человек способен пойти на поводу у старика, каким неизменно представляла себе отца.
 – Итак, мой очаровательный лебедь, – прервал затянувшееся молчание Хэмпден, – вы позволите мне посетить ваше гнездышко через, скажем, два дня?
 Она задумалась. Маркиз, знакомый с несколькими Мейнардами, мог оказаться для нее полезным. Особенно, если допустить мысль, что он знает и ее отца. К тому же Анабелла надеялась обмануть его так же, как и Сомерсета. Пусть думает, будто провел с ней ночь. Наверняка для ее отца будет настоящим ударом узнать, что близкий приятель соблазнил его дочь.
 – Я жду, – напомнил Хэмпден.
 Анабелла решительно отогнала мысль о том, что совершает большую глупость, давая этому энергичному и властному аристократу надежду, исполнения которой она вовсе не желает.
 – Вы можете навестить меня, но не раньше чем через три дня.
 – Через два. Этого времени вам хватит, чтобы выяснить мою… скажем так, пригодность.
 От его делового тона у нее по коже побежали мурашки. Это больше походило не на выбор любовника, а на подбор модистки или прислуги. Для полноты сходства оставалось только попросить у поклонника письменные рекомендации.
 Лорд Хэмпден обошел кресло и встал рядом с ней.
 – Вам мое предложение кажется слишком деловым? – спросил он, словно прочитав ее мысли.
 – Вовсе нет. Пришлите своего поверенного, и мы составим контракт. Что-нибудь в таком роде: я, нижеподписавшийся, обязуюсь встретиться с актрисой Анабеллой Мейнард…
 – Весьма забавно, – перебил он ее без тени улыбки. – Видимо, мне следует продемонстрировать серьезность своих намерений, чтобы у вас не создалось ложное представление о наших будущих отношениях, – взгляд маркиза упал на ее дрогнувшие губы.
 – Простите, милорд, но мне не кажется это необходимым, – попыталась протестовать она, однако было поздно.
 Хэмпден обхватил Анабеллу за талию, затем притянул ее к себе и поцеловал.
 Анабелла вздрогнула, но Колин стал нежно поглаживать ее по спине, и она расслабилась, отдаваясь во власть пьянящих ощущений. Сердце девушки забилось часто-часто, ей внезапно захотелось прижаться к Колину и забыть обо всем на свете.
 Когда Хэмпден отстранился, Анабелла не могла произнести ни слова и только, тяжело дыша, смотрела на него.
 – Два дня, – словно самому себе прошептал он. – Как я смогу прожить эти два дня?
 Его слова пробудили в ней незнакомое ощущение. Анабелла с испугом поняла, что к ней пришло желание. Господи! Что с ней творится? Матушка позволила желанию погубить себя, она вовсе не хотела повторять ее участи.
 Поцелуи, которыми Анабелла обменивалась со своими поклонниками, оставляли ее равнодушной, а тут… Нет, нельзя было позволять ему прикасаться к себе! Она никогда не сумеет подчинить этого страстного тигра. Глупо даже мечтать об этом.
 – Это безумие, – прошептала она. – Да. – Колин вновь привлек ее, прошептав: – Но очень приятное.
 Их губы стали медленно сближаться. Анабелла хотела было отшатнуться, боясь, что следующий поцелуй окончательно лишит ее воли, и тут…
 Дверь распахнулась, и в уборную влетела Чэрити. Увидев хозяйку в объятиях маркиза, служанка покраснела и неловко сделала реверанс.
 – Прошу прощения, я не хотела вас беспокоить. Я уже ухожу…
 – Нет! – выкрикнула Анабелла. – Останься. Милорд как раз собирался прощаться.
 Чэрити и Хэмпден переглянулись. В их взглядах сквозило веселое удивление. Анабелла уже не сомневалась в том, что любая встреча с Колином наедине может закончиться для нее катастрофически.
 – Милорд, я передумала относительно вашей просьбы. Вам не стоит более беспокоить себя новыми встречами со мной. Хотя я благодарна вам за сегодняшний визит, он доставил мне несколько приятных…
 – Мне тоже, – перебил ее Хэмпден и надел шляпу. Затем жестко, словно отдавая приказ, продолжил: – Два дня, Анабелла. У тебя есть два дня, используй их, пожалуйста, разумно.
 – Вы не поняли… – начала она, но не успела закончить фразу, поскольку он вышел из комнаты, оставив ее наедине с Чэрити.
 Анабелла набросилась на служанку:
 – Как ты посмела устраивать свидание, даже не поставив меня в известность?
 Чэрити пожала плечами:
 – По-моему, все получилось удачно. Да и ты выглядела вполне счастливой, пока милорд был рядом.
 Чэрити настолько справедливо угадала состояние Анабеллы, что та в первый момент опешила, но уже через мгновение справилась с собой и, сделав непроницаемое лицо, возразила:
 – Если бы не твое непрошеное вмешательство, я бы с ним никогда не встретилась.
 – Если ты не хотела с ним разговаривать, то заставила бы его уйти. Я прекрасно знаю, как ты умеешь расправляться с нежелательными поклонниками.
 К сожалению, Чэрити была и в этом права. Если у самой Анабеллы не хватило твердости характера, а может быть, желания выставить лорда Хэмпдена из уборной, то в чем, собственно, обвинять служанку?
 – Нет, ты мне объясни, с какой стати ты это устроила? – делая вид, что продолжает сердиться, спросила Анабелла.
 – Я знала, что ты заупрямишься, а мне казалось, что вы подходите друг другу. И правильно казалось, не так ли? Если бы я не вошла…
 – Ничего у нас не было, – слишком горячо запротестовала Анабелла.
 – Ничего, говоришь? Ну-ну.
 Анабелла не решилась встретиться взглядом с Чэрити.
 – Признаю, я позволила ему… э-э… некоторую вольность. Но… что мне оставалось делать? Надо же было от него избавиться! А, как ты знаешь, лучшее средство для усмирения поклонника – это поцелуй. Ну, вот я и пожалела его…
 – Судя по его довольной улыбке, дело не ограничилось жалостью, – фыркнула Чэрити. – Не рассказывай мне сказки, все равно не поверю.
 Она разложила на столе костюм хозяйки и принялась приводить его в порядок.
 Анабелла задумалась. Интересно, что, кроме любовной победы, нужно от нее Хэмпдену?
 – Чэрити, когда ты договаривалась с лордом Хэмпденом, он не упоминал про человека по фамилии Мейнард?
 – Ты полагаешь, он знаком с твоим отцом? – изумилась служанка.
 – Не знаю. Маркиз сказал только, что среди его знакомых есть несколько человек с такой фамилией.
 – Но это же хорошо. Если ты будешь разумно себя вести, он поможет тебе найти отца.
 – По-моему, здесь вряд ли уместно слово «разумно», и ты это знаешь.
 – Прекрати ворчать. Лучше признай, что он красавец.
 – Да, он красив, но далеко не дурак, и с легкостью разгадает все мои уловки. Он слишком опасен для того, чтобы его можно было использовать. – Анабелла вздохнула и, закрыв глаза, потерла виски – у нее начинала болеть голова. – Я не знаю, как мне быть. Он собирается через два дня прийти ко мне домой, а ты понимаешь, чего он хочет.
 – Так не отказывай ему.
 – Чэрити!
 – Нет, выслушай меня! – Чэрити подошла к хозяйке и принялась распускать шнуровку на ее платье. – Ты хорошенько распали его, а потом задай свой вопрос. Ривертон говорит, что, когда мужчина готов выскочить из штанов, он не может держать язык за зубами.
 – Слышать не хочу о Ривертоне, – Анабелла начала снимать платье. – Он собьет тебя с пути. Ты и опомниться не успеешь, как он тебя соблазнит.
 – О да, я это предчувствую, – с мечтательной улыбкой промурлыкала Чэрити.
 – Что ты болтаешь? – возмутилась Анабелла. – Ты не должна интересоваться проходимцами вроде Ривертона.
 – И вовсе он не проходимец! Пусть он не маркиз, как твой лорд Хэмпден, но все же прекрасный человек.
 – Не называй лорда Хэмпдена моим! – обиженно воскликнула Анабелла.
 – Ничего, дай срок – он будет твоим. Вот увидишь.
 Анабелла хотела вступить с ней в спор, но в уборную вошли миссис Норрис и Молл Дэвис, обсуждая свои последние любовные приключения. Чэрити сверкнула белозубой улыбкой и выбежала за дверь.
 «До чего же она самоуверенна, – с усмешкой подумала Анабелла. – Да… если Чэрити положила глаз на Ривертона, ему от нее никуда не деться».
 От Ривертона мысли Анабеллы вновь обратились к лорду Хэмпдену. Какой он властный… и нисколько не сомневается в том, что он неотразим.
 Пожалуй, за последний год Анабелла впервые оказалась в такой безвыходной ситуации. Она хотела выведать секреты Колина и предполагала, что его, в свою очередь, интересуют ее тайны. Но если она уступит его любовным притязаниям, то ей придется расстаться с мечтами о мести.
 Да, она слишком мало знала о своем отце, а рассказ матери вовсе его не украшал: отец бросил беременную возлюбленную, предварительно втянув ее в какую-то скверную интригу, которая могла стоить ей жизни.
 Девушка впервые задумалась о препятствиях, способных помешать исполнению ее планов. Пожалуй, самым опасным было то, что отец может узнать о ее намерениях раньше, чем она его разыщет. Она затеяла довольно опасную игру с лордом Хэмпденом, и неизвестно, чем все закончится: то ли он приведет ее к отцу, то ли предупредит его о коварных планах дочери.
 Наверное, разумнее всего пока ничего не предпринимать и не встречаться с маркизом, но, похоже, он настроен решительно. Господи, как же поступить?!




 5



 Секрет – оружье обоюдоострое, скрывай его от женщин, дураков, детей.

    Джон Драйден. Мартин-недотепа. Акт 2, сцена 2.

 «Греческая кофейня», как обычно, была переполнена. За столиками сидели и дворяне, и купцы. Колин остановился в дверях, он впервые после возвращения в Лондон решил заглянуть сюда. Он подумал, что за три года его отсутствия в городе многое изменилось, и толкучка в кафе прекрасно это подтверждала. Многие по-прежнему приходили сюда, чтобы за остроумной беседой насладиться чашечкой ароматного экзотического напитка, но видно было немало и тех, кто явился в популярное заведение лишь для демонстрации особо модных нарядов. Лондон за это время, к большому сожалению маркиза, превратился в город разряженных павлинов.
 Настроение его несколько улучшилось, когда он заметил за столиками нескольких членов Королевского Научного Общества. Значит, они продолжали собираться в «Греческой кофейне» после своих заседаний! До отъезда в Антверпен Колину случалось не раз принимать участие в подобных собраниях.
 Впрочем, сегодня, через два дня после разговора с Анабеллой, он пришел сюда не для общения с учеными – Колин хотел встретиться с Ривертоном. Стоя на пороге, он продолжал осматривать тускло освещенное помещение, вдыхая аромат свежеприготовленного кофе, смешанный с куда менее приятным запахом множества немытых тел, сдобренным резкими мужскими духами и благовониями. Вскоре за одним из дальних столиков он заметил увлеченного беседой Ривертона.
 В собеседнике Ривертона Колин с удовольствием узнал Гаррета Лайона, графа Фолкхема, и с радостной улыбкой направился к ним.
 – Не верю своим глазам! – воскликнул Колин и, бросив шляпу на стол, сел напротив своего давнего приятеля. – Неужели ты решился покинуть имение и выбраться в город?
 Фолкхем наморщил лоб и с деланной печалью в голосе сообщил:
 – Жене захотелось провести несколько дней в Лондоне. Ты ведь знаешь женщин, даже у моей Мины время от времени появляется желание приобрести новое платье. – Несмотря на скорбную интонацию, у него был вид человека, искренне любящего свою жену. Гарретт пожал плечами и, вздохнув, продолжил: – К тому же она услышала, что в одном из театров поставили «Бурю», а тебе, должно быть, известно, моя супруга обожает Шекспира.
 Колин грустно улыбнулся. Действительно, в одном из театров шла «Буря», и в ней играла Анабелла.
 Ривертон весело толкнул локтем Фолкхема и кивнул на Колина:
 – Смотри и запоминай: такое лицо бывает у людей, отвергнутых актрисами.
 Колин поначалу не понял, откуда это известно Ривертону, но вспомнил о его более чем дружеских отношениях с Чэрити. Очаровательная служанка, похоже, успела позлословить по поводу неудачной попытки Колина завоевать благосклонность ее хозяйки.
 – Не может быть! – воскликнул Фолкхем. – Неужто нашлась женщина, отвергнувшая Хэмпдена? Я всегда считал его непревзойденным мастером в искусстве соблазнения. Даже моя жена перестала ждать, когда он женится, и теперь полагает, что ему ни к чему тратить усилия на поиски супруги, когда женщины и так на него вешаются.
 Колин изобразил пренебрежительную улыбку и поспешил увести разговор подальше от отвергнувшей его актрисы:
 – Мина никогда не отказывается от своих намерений и будет подбирать мне невесту вплоть до того дня, когда я лягу в гроб.
 Однако Фолкхем не поддался на его уловку:
 – Я скажу ей, чтобы она отложила матримониальные планы и дала тебе побегать за нынешней дамой сердца. – Он подмигнул Ривертону и обменялся с ним понимающими улыбками. – Но все же меня интересует, как ты умудрился получить от ворот поворот?
 Колин вздохнул. Он действительно рад был видеть своего юного приятеля, но предпочел бы выбрать для встречи другое время и место. Ему хватило бы шуток одного Ривертона, а тут еще Фолкхем решил расплатиться с ним за прежние насмешки над его семейным счастьем.
 Пожав плечами, Колин ровным тоном ответил:
 – Ривертон не совсем верно оценил положение вещей. Да, Анабелла пока не полностью мне доверяет, но в ближайшее время я сглажу эти мелкие шероховатости.
 В ответ раздался дружный смех. Колин и сам понимал, что дела его обстоят намного хуже, чем можно было судить по столь бодрому утверждению. Чэрити рассказала ему, что Анабелла ушла из дома на рассвете, когда все еще спали, Колин полдня прождал ее на улице, но она так и не вернулась.
 Ривертон буквально зашелся от хохота:
 – Похоже, ты признаешь свое поражение, Хэмпден? Согласись с тем, что ее не интересуют солидные джентльмены вроде тебя. Она предпочитает жеманных хлыщей, которых гораздо проще обвести вокруг пальца. Такие, как Серебряный Лебедь, никогда не поступают по чужой указке. А ты, друг мой, никогда не допустишь, чтобы с тобой обошлись так, как ты сам привык обходиться с другими.
 И Ривертон многозначительно подмигнул Фолкхему.
 – Не понимаю, о ком ты говоришь. Что за Серебряный Лебедь? – перебил его Фолкхем.
 – Это актриса, – склонившись к уху приятеля, довольно громко пояснил Ривертон. – Она играет в труппе герцога. Кстати, ты можешь ее увидеть, если придешь на сегодняшнее представление «Бури». Она будет играть Миранду вместо заболевшей Молл Дэвис.
 Фолкхем, не скрывая удивления, посмотрел на Колина:
 – Как актриса? Неужели ты решил изменить своим принципам?
 – Нет, – мрачно отрезал Колин.
 Фолкхем, приготовившийся было отпустить очередную шутку, предпочел промолчать.
 Близкие друзья хорошо знали отношение Колина к актрисам. Его собственная мать Пьеретта была актрисой, можно сказать, без каких-либо актерских способностей, но с большими претензиями и весьма свободным поведением. Несмотря на слезные мольбы и протесты шестилетнего Колина, она охотно отдала мальчика его отцу Марлоу Джеффри, приехавшему во Францию, чтобы разыскать незаконнорожденного сына.
 Колин решительно отогнал мрачные воспоминания. Нет, он не изменил своего мнения об актрисах… Но Анабелла – это совсем другое дело.
 – Что ты теперь собираешься предпринять в отношении мадам Мейнард? – ехидно поинтересовался Ривертон, почувствовав, что Колин хочет уклониться от продолжения разговора.
 – Можешь не беспокоиться. То, что она целый день избегала встречи со мной, вовсе не означает, что ей удастся это и в дальнейшем. – Колин на мгновение задумался, а затем добавил: – К тому же она не может отказаться выйти сегодня на сцену, не правда ли?
 – О Боже! Неужели ты намерен похитить ее прямо со сцены? – рассмеялся Ривертон.
 – Пока нет. Для мадам Мейнард у меня найдутся более действенные приемы.
 Колин вспомнил об их первой встрече, и его охватило страстное желание, смешанное с досадой. Черт побери, он еще никогда в жизни не прикасался к такой восхитительной коже, не сжимал столь хрупкой и нежной ручки, странным образом напоминавшей филигрань серебряной броши.
 Нет, ему надо овладеть своими чувствами – ведь он обещал Уолчестеру раскрыть тайну Анабеллы. А сейчас он уже и сам не сомневается в существовании этой тайны. До встречи с Анабеллой Колин полагал, что Уолчестер зря нервничает и реальных поводов для беспокойства у него нет, однако, когда Анабелла процитировала ему это дурацкое стихотворение и так живо откликнулась на замечания по поводу броши и возможных родственных связей, Колин понял, что подозрения Уолчестера вполне обоснованы. «Нужно постараться не выпускать ее из вида, внимательно наблюдая за ее поведением, и делать выводы», – сказал он сам себе.
 К сожалению, Колину гораздо больше хотелось изучать ее тело, а вовсе не поведение. Он давно уже не испытывал столь жгучего желания. В Антверпене Колин был слишком поглощен выполнением поручений короля, и времени на женщин у него почти не оставалось. А по возвращении в Англию ему довольно быстро опротивели придворные дамы, ловившие наслаждения за государственный счет. Ему стало даже казаться, что любовные приключения утратили для него былую привлекательность.
 Теперь же он не мог избавиться от воспоминаний об Анабелле – ему чудился слабый апельсиновый аромат, перед внутренним взором то и дело возникала обольстительная фигурка. Тогда в театре Колину потребовалось все самообладание, чтобы не выбросить из головы поручение Уолчестера и не пустить в ход весь арсенал опытного соблазнителя, отточенный в придворных увеселениях. Он готов был упасть перед актрисой на колени, не думая о своих титулах, и бросить к ее ногам все, чем владел! Готов был даже отречься от взятых на себя обязательств.
 «Не делай глупостей! – строго сказал он себе. – Ты обязан преодолеть страсть, и ты с этим справишься. Не забывай о своем обещании помочь Уолчестеру».
 – Имей в виду, – голос Ривертона вырвал Колина из воспоминаний, – если Чэрити придутся не по вкусу твои способы ухаживания за ее госпожой, то тебе придется иметь дело сразу с двумя недовольными женщинами.
 Колин криво улыбнулся:
 – Я надеюсь, что Чэрити моя союзница. Именно потому я тебя и разыскивал. Я хочу, чтобы ты выведал у нее, по-прежнему ли она на моей стороне; и если да, то пусть расскажет, что Анабелла думает обо мне. Вряд ли Чэрити откроется мне, а тебе может сказать правду.
 Ривертон задумчиво приподнял бровь и потер округлый подбородок.
 – Возможно, и скажет. Честно говоря, Чэрити для меня полная загадка.
 – Вот как? – с этими словами Колин остановил пробегавшего мимо их столика мальчишку-прислужника и заказал всем еще по чашечке кофе.
 – Увы, – печально признал Ривертон. Он поставил локти на стол и подался вперед. – Она вдова и завела себе манеру отчаянно флиртовать с каждым щеголем, пытающимся приударить за ее хозяйкой. Тем не менее, я знаю почти наверняка, что она отказывала многим, желавшим добиться от нее… скажем так, близости… Не понимаю, почему она так себя ведет?
 – Может, по той же причине, по которой отказывает ее госпожа? – небрежно заметил Колин.
 Ривертон вздохнул и, покачав головой, обратился к Фолкхему:
 – Человеку свойственно упорствовать в своих заблуждениях.
 Фолкхем понимающе кивнул.
 Поймав его взгляд, Ривертон вновь повернулся к Колину со словами:
 – Я тебе уже говорил, что Сомерсет имел любовные отношения с Серебряным Лебедем… Да и не только он… Если тебе нужна стыдливая девственница, лучше поищи ее где-нибудь в другом месте.
 Однако, вспомнив испуг, отразившийся в глазах Анабеллы, когда Колин поцеловал ее, вспомнив смущение и негодование девушки… она фактически вытолкала его из комнаты… Колин понял, что столь откровенное высказывание Ривертона вовсе его не убеждает, более того, ему казалось вполне вероятным совершенно обратное.
 Нет, тут кроется какая-то тайна.
 – Некоторые из нас слышат только слова и видят лишь улыбки, другие же замечают скрывающуюся за словами правду и видят таящийся за улыбкой страх, – Колин взглянул на погрузившегося в воспоминания Фолкхема, зная, что тот понимает, как легко можно незаслуженно осудить женщину. – Анабелла Мейнард вовсе не распутница, – убежденно продолжил он. – Готов побиться об заклад! Ставлю на карту все мое состояние!
 Ривертон поднял руку, призывая своего друга не горячиться:
 – Ладно, успокойся. Знаю, ты все равно никому не поверишь, пока сам не убедишься. Впрочем, для начала тебе надо суметь остаться с ней наедине. Пока что тебе это не удавалось.
 Им принесли кофе. Колин взял чашечку, вдохнул горьковатый аромат напитка, отпил глоток и после короткой паузы заявил:
 – Успех без усилий стоит немного. Моя победа над Анабеллой будет тем приятнее, чем упорнее строптивица будет сопротивляться. Можете мне поверить, друзья мои, я не отступлю и добьюсь своего.
 Фолкхем смерил его спокойным взглядом.
 – Ты заговорил как истинный повеса. Что ж, мало у кого среди наших дворян такой богатый опыт по части обольщения и преодоления препятствий, – и он поднял чашку, словно предлагая безмолвный тост.
 – А ведь ты прав, – рассмеялся Ривертон. – Выпьем за обольщение!
 – Согласен! – без особого энтузиазма присоединился к приятелям Колин.
 Он не был уверен, что имел в виду именно это. Он теперь во многом не был уверен.
 По окончании первого действия «Бури» Анабелла ушла за кулисы. Мимо промчался, задев ногой ее белую шелковую юбку, тенор, который должен был развлекать публику в антракте. В этот вечер ей хотелось стать на самом деле невидимой или исчезнуть из театра, ибо среди зрителей Анабелла заметила лорда Хэмпдена. Она, конечно же, не могла слышать, что он говорил соседям по ложе, зато постоянно чувствовала на себе его внимательный взгляд, даже когда поворачивалась спиной к залу.
 Сердце ее сжималось от тоскливого предчувствия – она ощущала себя маленькой птичкой, которая беззаботно порхает над затаившимся в засаде тигром. Тигр может долго сохранять неподвижность, но стоит пташке еще чуть-чуть к нему приблизиться, как он в стремительном прыжке взовьется в воздух. И Анабелла была уверена, что тигр не промахнется.
 Она навела справки о маркизе, но теперь горько сожалела об этом. Анабелла предпочла бы остаться в неведении о том, что маркиз Хэмпден был влиятельной персоной и имел могущественных друзей. Сам король, а за ним и весь двор, высоко ценил его.
 Ей, конечно, льстило, что на нее обратил внимание столь знатный молодой вельможа, но с другой стороны, Анабеллу тревожило то, что с маркизом, снискавшим уважение многих, нельзя было поступать как с лордом Сомерсетом, то есть пренебрежительно, а откровенно говоря, дурачить его. Ведь подобное поведение могло навлечь на нее осуждение знатных особ. Хэмпден принадлежал к высшему слою привилегированного класса, он был богат и, как все признавали, умен.
 Однако он увлекся ею… Искренне ли? Не стоял ли за ним кто-то из его влиятельных знакомых… например, ее отец? Хэмпден мог скрыть от нее правду… Короче, Анабелле чудилось, что она стоит на краю притягивающей ее пропасти.
 Анабелла задрожала, увидев, что тот, о ком она думала, стоит, небрежно прислонившись к стене, у двери артистической уборной. Почувствовав себя совершенно беззащитной, она непроизвольно прижала руки к груди и заставила себя улыбнуться.
 – Что привело вас сюда, лорд Хэмпден? Почему вы не в зале? Может, спектакль показался вам неинтересным, и вы решили найти развлечение среди нас, неотесанных актрис?
 Уголки его губ дрогнули, но он не улыбнулся.
 – Вы знаете, почему я здесь.
 Она, конечно, знала, но, вздохнув, ответила:
 – Я совершенно не представляю себе, о чем вы говорите. К сожалению, я не владею искусством чтения мыслей, даже мужских. – Анабелла отбросила упавший на лицо локон. – Похоже, вы, мужчины, полагаете, что женщины только и думают о том, как бы им предугадать ваши прихоти. Но уверяю вас, у некоторых из нас есть более важные занятия.
 – Например, не ходить на свидания? – спросил Колин и на полшага отошел от стены.
 Анабелла сделала над собой усилие, чтобы не смотреть, как красиво напряжены его стройные мускулистые ноги, и ответила встречным вопросом:
 – Разве я не сказала вам в прошлый раз, что не хочу с вами встречаться?
 Колин нарочито медленно и внимательно осмотрел ее с головы до пят, задержав взгляд на тонкой талии. Вновь подняв глаза, он обнаружил, что на ее щеках появился легкий румянец.
 – А вы к тому же и трусиха? – произнес он почти шепотом, так, что она едва расслышала его слова сквозь шум, доносящийся из-за двери уборной. – Принято считать, что женщина, позволяющая себе получать изысканные удовольствия и не скрывающая этого, не впадает в панику от безобиднейшего поцелуя.
 «Дьявол разбери эту хитроумную бестию!» – в сердцах подумала Анабелла.
 Он-таки раскусил ее. Изображать перед ним и дальше распутную актрису ей почему-то не хотелось, но выйти из этой роли и разоблачить себя она не могла.
 Маркиз явно бросил ей вызов. Однако принять его было так же опасно, как выпустить из клетки разъяренную рысь. А отвергнуть означало обречь себя на дальнейшие ухаживания Хэмпдена. Где же выход?
 Девушка напряженно думала, стараясь отвлечься от закулисной суеты, доносившейся из зала болтовни зрителей, музыки и голоса певца. Неожиданно дверь уборной распахнулась, оттуда выбежала одна из актрис, и Анабелла увидела за дверью лорда Сомерсета. Тот с недовольным видом топал ногой, пытаясь привести в порядок кружевные оборки на коротких щегольских панталонах.
 Забыв о своем презрении к Сомерсету, Анабелла беззвучно взмолилась, чтобы он посмотрел в ее сторону. Тот, словно услышав призыв, обернулся и, увидев Анабеллу, бросился к ней. Следом из уборной вышел известный повеса сэр Чарлз Седли, знаменитый своими скандальными выходками. Недавно он появился обнаженным на балконе, выходящем на людную улицу. За ними показался сэр Джон Ривертон.
 Сомерсет елейным голоском проворковал:
 – Привет, ангелочек. Ты сегодня, как всегда, восхитительна.
 От него так резко пахло духами, что Анабелла чуть не закашлялась. Но тем не менее, когда он попытался поцеловать ее в щеку, она повернула голову и позволила его мокрым губам соприкоснуться с ее губами. Изумленно выпучив глаза, Сомерсет попятился назад.
 Анабелла подавила желание немедленно вытереть губы и, не обращая внимания на помрачневшего Хэмпдена, взяла Сомерсета за руку. Тот сегодня был в ярко-желтом парике с крупными локонами. Он густо напудрил лицо, а на подрумяненную щеку наклеил сразу три мушки.
 – Я так вас искала, – нарочито громко прошептала она ему на ухо.
 Сомерсет изумился еще больше, однако через секунду расплылся в глуповатой улыбке и, взбив свои локоны, горделиво ответил:
 – Но теперь-то мы встретились, дорогуша, – и вновь наклонился к ее губам.
 Хэмпден громко прокашлялся, напоминая о своем присутствии. Сомерсет резко оглянулся и посмотрел, кто скрывается в тени кулисы.
 – О, Хэмпден! Почему вы здесь прячетесь? Решили полюбоваться нашими актрисами?
 – Да, особенно одной, но она, как я вижу, забыла о нашем свидании. Чертовски жаль, я так надеялся погладить ее крылышки. Вы, надеюсь, меня понимаете?
 – Конечно, конечно, – хихикнул Сомерсет. Одной рукой он суетливо поправил расшитый кружевами галстук, другой обнял Анабеллу за талию и, смерив ее похотливым взглядом, привлек к себе. – Ведь даже столь необузданное создание иногда может оказаться неожиданно робким.
 Анабелла не успела решить, хорошо ли, что ее именуют «необузданным созданием», но осталась довольна тем, что Сомерсет не сообразил, кого имел в виду Хэмпден, говоря о крылышках.
 – Да, – вмешался Ривертон, – мы прекрасно знаем, что лебеди при каждом удобном случае норовят спрятать голову под крыло.
 «А ему-то зачем понадобилось, чтобы Сомерсет все понял?» – с досадой подумала Анабелла.
 Сомерсет, пытавшийся заглянуть за ее декольте, был этим слишком увлечен и на реплику Ривертона ответил маловразумительным бормотанием:
 – Да, да, все знаем.
 Руки Анабеллы похолодели. Она не смела встретиться глазами с Хэмпденом и перевела взгляд на Чарлза Седли, о чем тут же пожалела. Красавец изо всех сил сдерживал улыбку. Впрочем, Ривертон оказался еще менее стойким – сдавленный смех уже начал срываться с его губ.
 Сомерсет ничего не замечал и в восторге продолжал поглаживать ее талию.
 «Похоже, он воспринял мой поцелуй слишком серьезно», – озабоченно подумала Анабелла и попыталась отстранить его руку.
 Она хотела, чтобы он наконец-то сосредоточился на разговоре и его спутники перестали открыто насмехаться над ним.
 – Не могу поверить, – заметил Хэмпден, – что мадам Мейнард станет от кого-либо прятаться.
 Судя по его улыбке, он заметил ее попытку вернуть руку Сомерсета на надлежащее место.
 Наконец-то включившийся в разговор Сомерсет, хитро ухмыльнувшись, подхватил:
 – Верно, порой она бывает очень смелой малышкой. А какой у нее острый язычок!
 Услышав двусмысленный комплимент, Анабелла вздрогнула, а Седли весело ответил приятелю:
 – К сожалению, не всем нам удалось познакомиться с кончиком языка мадам Мейнард.
 Анабелла пронзила Седли убийственным взглядом. Обычно она спокойно относилась к двусмысленным шуткам, но сегодня ей было не по себе. – Еще бы! Она бережет свой язычок для меня, – похвастался Сомерсет.
 Седли и Ривертон расхохотались. Однако суровый взгляд Хэмпдена заставил Седли умолкнуть. Он промямлил что-то о забытой шляпе и исчез. Довольный своим остроумием Сомерсет попытался поцеловать волосы Анабеллы. В глазах Колина сверкнул холодный изумрудный отблеск, и маркиз, почти не разжимая губ, процедил:
 – Приятно видеть, как ты веселишься, Сомерсет. Я думал, что после такого ужасного известия ты будешь…
 – Какого известия? – насторожился тот.
 – Ты разве не слышал? – удивился маркиз. – Черт побери, я, кажется, заговорил об этом раньше времени. Возможно, я неправильно понял Его Величество… Да, так оно и есть. Не обращай внимания, это обычное недоразумение.
 Ривертон охотно подхватил игру:
 – Мне кажется, я слышал тот же разговор, что и ты, Хэмпден. Может, мы оба ошиблись?
 Сомерсет отпустил Анабеллу.
 – Ну-ка выкладывайте. Его Величество говорил обо мне? Что он сказал?
 Хэмпден заговорщически посмотрел на Ривертона, постаравшись, чтобы Сомерсет это заметил.
 – Ну, я не знаю, должен ли я тебе об этом говорить, но… Нет-нет, скорее всего я ошибся…
 – Это о моем прошении? – побледнев, перебил его Сомерсет. – Его Величество отказал мне?
 – Я же сказал: произошло явное недоразумение.
 Сомерсет нервно огляделся. Антракт заканчивался, актеры покидали уборные и собирались за кулисами, дожидаясь, пока тенор закончит петь и начнется второе действие.
 – Господи милосердный, – пробормотал он себе под нос и обратился к Ривертону: – Ты тоже слышал?
 – Да, но я могу и ошибиться.
 Сомерсет посмотрел на Анабеллу:
 – Ангелочек, ты не обидишься, если я ненадолго отлучусь в Уайтхолл? Мне надо кое-что выяснить. Это чертовски важно.
 Анабелла взяла Сомерсета за руку:
 – Милорд, вы могли бы выяснить это позже. Сэр Джон и лорд Хэмпден говорят, что они могли ошибиться. Неужели вы уйдете, не дождавшись конца спектакля? Если вы останетесь, то мы могли бы пойти ко мне… – она соблазнительно улыбнулась.
 Сомерсет заколебался, но затем решительно встряхнул головой:
 – Позже, ангелочек. Я совсем ненадолго, ты должна меня понять.
 – Конечно, она понимает, – вставил Колин. – Не волнуйся, Сомерсет, мы с сэром Джоном присмотрим, чтобы никто не пригласил ее на ужин. Кстати, сегодня моя спутница не пришла. Так что я весь к услугам мадам.
 При виде победной ухмылки Хэмпдена ей захотелось влепить ему пощечину.
 – Ты настоящий друг, – выпалил Сомерсет и, наскоро поцеловав руку Анабелле, устремился к выходу.
 Убедившись, что Сомерсет отошел достаточно далеко и не может ее услышать, она напустилась на Хэмпдена:
 – Как вам не стыдно, милорд, так беззастенчиво обманывать?
 Глаза Колина сурово блеснули.
 – Возможно, я повеса, но лгуном никогда не был.
 – Разве вы не обманули лорда Сомерсета?
 Пожав плечами, он повернулся к Ривертону:
 – Разве это ложь, сэр Джон? Может быть, полуправда, но никак не ложь. У короля действительно есть неприятное известие для Сомерсета. Насколько я помню, речь шла не то о ситуации в колониях, не то о государственных финансах или… Ривертон, ты не помнишь, в чем там было дело?
 Сэр Джон сотрясался от беззвучного смеха.
 – Мне кажется, Его Величество грозились выслать Сомерсета в колонии, если он не прекратит докучать рассказами о своем портном, – наконец произнес он.
 – Как видите, я не солгал, – заключил Колин.
 В ней закипела такая ярость, что она готова была выхватить его шпагу и сломать ее:
 – Вы… мерзкий…ужасный… чудовищный…
 – Дьявол, – закончил за нее Колин. – Да, я такой, и очень этим доволен. Если бы я не вмешался, вам пришлось бы весь вечер терпеть домогательства этого попугая.
 – По мне попугай лучше грубияна, который суется, куда его не просят.
 Анабелла хотела уйти, но он схватил ее за руку и увел за декорацию, изображающую дом. Она слышала, как по другую сторону разрисованного полотнища смеется Ривертон.
 – Выбор за тобой, Анабелла, – прошептал Колин, щекоча дыханием ее ухо. – Либо объясни, почему мой позавчерашний поцелуй так на тебя подействовал, что ты забыла о нашей договоренности, либо давай, как договаривались, встретимся после спектакля.
 «Дьявол его забери, что он так ко мне привязался», – промелькнуло у нее в голове.
 Девушка попыталась найти объяснение, не раскрывающее ее секретов.
 – По вашему поцелую я поняла, что вы для меня слишком грубы. Я не люблю медведей, – царственным жестом она смахнула с рукава невидимую пылинку. – Советую запомнить это на будущее.
 Пальцы Колина обжигали ее руку.
 – Ты не знаешь, дурочка, что значит по-настоящему грубый. Продолжая свои игры с этими оболтусами, ты можешь попасть в неприятную ситуацию. Не все из них такие простаки, как Сомерсет.
 К удивлению девушки, в голосе Колина слышалась неподдельная обеспокоенность.
 – Я сама в состоянии о себе позаботиться, – с напускной уверенностью заявила Анабелла.
 – Тогда почему ты боишься встретиться со мной?
 Анабелла задумалась. Что будет, если она откажется от свидания? Колин может рассказать о своих подозрениях ее отцу, если знаком с ним, и тот скроется. Тогда ее месть останется неисполненной. Приняв же предложения Хэмпдена, она сможет узнать, который из Мейнардов послал ее мать на эшафот. А с этим самонадеянным лордом она управится не хуже, чем с остальными.
 – Я согласна встретиться с вами после спектакля, хотя и не понимаю, почему вы так настойчиво преследуете меня. Сколько угодно актрис, которые будут рады утолить вашу страсть.
 – Я знаю, – без намека на скромность согласился Колин. – Они будут рады, поскольку не могут существовать без поддержки состоятельного мужчины. Но почему же ты, прекрасная Афродита, упорно избегаешь меня? Мне не терпится выяснить, что же ты хочешь от меня утаить.
 Колин поцеловал ей руку, и Анабелла подумала, что обжигающее прикосновение его твердых губ совсем не похоже на вялое чмоканье Сомерсета.
 – Я буду ждать в уборной после спектакля. Если ты не придешь, я сумею разыскать тебя. Учти, мы с тобой договорились, и я свое обязательство выполню. – Он выпустил ее руку и, резко развернувшись на каблуках, покинул кулисы.
 «Похоже, он всерьез намерен пробраться в мою постель, – подумала Анабелла. – Ну что ж, он там окажется… в одиночестве. Назавтра у него будет так разламываться голова, что у него пропадет всякая охота преследовать меня».
 И она напряженно наморщила лоб, припоминая, много ли чудодейственного порошка осталось у Чэрити.




 6



 Слова фальшивы, настоящий язык сердца – вздохи.

    Томас Шедвелл. Психея. Акт 3.

 Колин и Анабелла стояли на ступенях герцогского театра. Проливной дождь превратил пыльную улицу в поток грязи. Все наемные экипажи были разобраны вышедшими раньше них зрителями. Пройти пешком можно было только вдоль стен домов.
 Колин оглянулся на Анабеллу. Укутанная в коричневый шерстяной плащ с капюшоном, она больше напоминала нахохлившегося воробья, чем гордого лебедя.
 – Полагаю, нам лучше остаться здесь, если вы не хотите насквозь промокнуть, – ехидно сверкнув глазами, заметила Анабелла. – Хотя, конечно, вы можете и не ждать.
 Колина удивило, что она надеется так легко от него отделаться.
 – Дождь скоро утихнет, и можно будет добежать до твоего дома, благо он недалеко.
 – Может быть, для вас испортить грязью костюм это пустяк. Но я не могу себе позволить перепачкать даже юбку. На случай, если ваша светлость об этом не знает, спешу сообщить, что нам, простым людям, покупка одежды обходится недешево.
 – Не волнуйся, я куплю тебе другую юбку, – не задумываясь, ответил он, – и плащ… и все остальное.
 Анабелла побледнела.
 – Я не это имела в виду. Как вы смеете… вы всех женщин заставляете чувствовать себя вымогательницами?
 Колину стало неловко.
 – Обычно актрисы не бывают возмущены столь невинным предложением, – виновато пробормотал он, вглядываясь в темноту.
 Ему было непонятно, откуда у актрисы такая щепетильность. Почему она так оскорбилась? Сомерсет наверняка предлагал ей то же самое… Мда… видимо, ему никогда не понять женской логики.
 Из дождя вынырнули маленькие побирушки – мальчик лет двенадцати и девочка года на два младше него.
 Они подошли к Анабелле, и мальчик спросил:
 – Не найдется ли сегодня для нас апельсинов?
 К удивлению Колина, она извлекла из глубокого кармана плаща два апельсина и вложила их в протянутые грязные ручонки.
 – Берите.
 Дети поблагодарили ее и восторженно вонзили зубы в кожуру.
 Они намеревались уйти, но Анабелла остановила их:
 – Погодите, у меня еще кое-что есть, – она достала из другого кармана булочку и отдала ее девочке.
 Та прошептала:
 – Вы ангел, мадам, – и, сделав неуклюжий реверанс, поделилась булочкой с товарищем.
 Мальчик сурово посмотрел на Колина и смело произнес:
 – Не обижайте апельсиновую леди!
 Дети убежали. А Колин невольно задумался – апельсины стоили недешево. Анабелла только что жаловалась на дороговизну одежды, а сама, явно регулярно, подкармливает маленьких бродяг апельсинами.
 Дождь начал стихать и постепенно перешел в мелкую изморось. Колин взял Анабеллу за руку:
 – Пора расправить крылья, госпожа Лебедь.
 Он пошел быстрым шагом, она без особых усилий держалась рядом с ним. Вдоль домов грязи было значительно меньше, хотя пару раз им все-таки пришлось пройти по довольно глубоким лужам. Они свернули в темный переулок, где находился ее дом, и тут дождь вновь хлынул как из ведра.
 – Сто тысяч чертей! – воскликнул Колин, когда порыв ветра сорвал с него шляпу.
 Плащ Анабеллы моментально промок и отяжелел, мешая ей идти. Колин не раздумывая подхватил ее на руки и побежал к дому. Дверь, по счастью, оказалась не заперта. Он не сразу опустил девушку на пол, вдыхая свежий запах дождя, исходивший от ее волос.
 При свете свечи Колин почти в упор разглядывал ее лицо. На мгновение ему показалось, что в глазах Анабеллы светится затаенная боль. Его пронзило желание заглянуть в душу этой странной женщине и вынуть терзающую ее занозу.
 Анабелла, обняв Колина за шею, смотрела на него из-под ресниц, покрытых бисеринками дождя. Колин склонил голову, чтобы поцелуем снять дождевые слезинки и погасить ее боль. Она моргнула, и волшебство исчезло.
 – Вы уже можете отпустить меня, – неожиданно низким бархатным голосом произнесла актриса.
 Колин молча повиновался, почувствовав, что, если он ее сейчас поцелует, они так и не доберутся до ее комнаты. Вода стекала с их одежды, разливаясь лужами по полу. Он помог ей снять плащ и кивнул головой в сторону лестницы:
 – Нам надо поскорее снять все мокрое.
 Выражение испуга на ее лице было настолько мимолетным, что Колин усомнился, не померещилось ли ему. Анабелла вдруг изменилась прямо на его глазах. Исчезла робкая, ранимая девушка, припасавшая апельсины для маленьких побирушек, и на ее месте появилась хорошо владеющая собой опытная актриса.
 – Мои комнаты наверху, – небрежно сообщила она, сняла с крюка около двери подсвечник с горящей свечой и стала подниматься по лестнице.
 Он кивнул и последовал за ней. Не успели они дойти до середины лестницы, как открылась дверь на первом этаже и из нее вышел морщинистый старик.
 Анабелла на мгновение замерла, затем повернулась к нему с неуверенной улыбкой на губах.
 – Добрый вечер, мистер Уоткинс. Извините, с нас натекло на пол… мы попали под ливень и…
 – Вы не должны приводить джентльменов в свои комнаты, не так ли? – проворчал старик.
 Колин догадался, что перед ним владелец дома.
 Ее улыбка стала ярче.
 – Надеюсь, нет ничего предосудительного в том, что мой брат заглянет ко мне ненадолго?
 Колина начал разбирать смех. Сам он неоднократно прибегал к такой уловке, но не думал, что когда-нибудь услышит ее из женских уст.
 – Ваш брат? – Уоткинс недоверчиво осмотрел Колина.
 – Колин… Мейнард, к вашим услугам, – представился маркиз, отвесив чинный поклон.
 Уоткинс с еще большей подозрительностью впился в него взглядом.
 – Да, это… Колин, – эхом откликнулась Анабелла. – Мой брат Колин.
 Домовладелец явно не удовлетворился объяснением и продолжал ворчать:
 – Вы же знаете, моя жена не любит, когда вы приводите мужчин в свои комнаты. После того последнего джентльмена она грозилась выставить вас на улицу. У нас респектабельный дом, и мы не хотим, чтобы о нас сплетничали в округе.
 «Последний джентльмен. Интересно, кто это? Вероятно, Сомерсет… – стиснув зубы, подумал Колин. – Да, пожалуй, Ривертон был прав: она не столь невинна, как мне представлялось».
 – Я не понимаю, почему я не могу пригласить к себе собственного брата? – вполголоса возмутилась Анабелла.
 – Брата, говорите? – вздохнул старик и почесал крючковатый нос. – Ну, ладно, проходите. Только уж постарайтесь, чтобы моя хозяйка его не увидела.
 Анабелла царственным жестом склонила голову:
 – Благодарю вас, мистер Уоткинс, – и горделиво продолжила свой путь.
 Колин тоже кивнул и пошел за ней, стараясь не смотреть на мокрую юбку, прилипавшую к ее бедрам.
 Войдя в комнату, она прикрыла дверь и с негодованием набросилась на него:
 – Видите, что вы наделали! Сейчас так трудно найти дешевое жилье. Благодаря вам я уже завтра могу оказаться на улице!
 – Не стоит все сваливать на меня. Если я правильно понял домовладельца, я не первый посетитель в этих стенах. – Он замолчал, ощутив, что впервые в жизни в его голосе звучит ревность.
 Она, видимо, услышала то же самое и поспешила заявить:
 – Я вам уже говорила, что Сомерсет и я…
 – Любовники? – невольно вырвалось у него.
 Анабелла выдержала его взгляд, хотя ее щеки слегка порозовели.
 – Нет, этого ты никогда не говорила, – более спокойным тоном продолжил он. – Впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Сомерсета здесь нет – а я есть.
 – Вы правы, – неожиданно согласилась она и зажгла свечи. – Вы так рвались сюда, что, надеюсь, вам у меня понравится. – Широким жестом она обвела комнату.
 Колин понял, что Анабелла старается поддержать репутацию острой на язык собеседницы, и решил промолчать. Он окинул взглядом обстановку. Перед холодным камином стояли два стула. Еще два у грубо сколоченного стола, накрытого кружевной салфеткой. В углу – дубовый комод, а рядом с одним из окон висело зеркало в полный рост – пожалуй, самый дорогой предмет в комнате. Довершали обстановку кушетка и кресло, по всей видимости предназначенное для гостей. Все было дешевым и явно принадлежало домовладельцу, но Анабелла сумела придать комнате уютный вид. Колин улыбнулся, подумав, что для полноты картины стоило бы осмотреть и спальню, скрывавшуюся за узкой дверью.
 – Ну, милорд, каковы ваши дальнейшие планы? – поинтересовалась она, чтобы прервать затянувшееся молчание.
 Несмотря на ироничный тон, легкое дрожание голоса выдавало ее тревогу.
 – В данный момент мой единственный план состоит в том, чтобы избавиться от мокрой одежды.
 Она с подозрением посмотрела на него, затем решительно сказала:
 – Дайте мне ваш камзол и жилет.
 Колин без колебаний снял верхнюю одежду, повесил ее на спинку стула и остался в тонкой белой рубашке и промокших штанах табачного цвета. Анабелла отошла к камину и попыталась разжечь его.
 – У меня это лучше получится, – Колин опустился рядом с ней на колени и взял у нее из руки щепку. Пальцы их соприкоснулись – он ощутил ледяной холод, а она вздрогнула, как от ожога.
 Когда огонь разгорелся, Анабелла придвинула кресло к камину и развесила одежду Колина на его спинке, чтобы та побыстрей просохла. По ее замедленным движениям Колин понял, что она растеряна.
 – Анабелла… – тихо произнес он.
 – Чай! Давайте выпьем чаю, вам необходимо побыстрее согреться.
 – Может быть, мы придумаем что-нибудь получше? – предложил Колин.
 – Нет, нет, – ответила она, словно не понимая его намека. – Это не составит мне труда и не займет много времени.
 Анабелла достала из шкафчика чайник и направилась к двери, за которой, по предположению Колина, находилась ее спальня. Сделав пару шагов, она задержалась у большого зеркала, взглянула на свое отражение и недовольно фыркнула:
 – Ну и вид у меня! – Свободной рукой девушка попыталась привести в порядок распрямившиеся локоны. – Чэрити ахнет, когда увидит, во что я превратила прическу, над которой она столько трудилась.
 Колин подумал, что никогда в жизни не видел никого обворожительней, чем эта женщина в промокшем платье, четко обрисовавшем ее изящную фигуру, но решил лишний раз не смущать ее и промолчал.
 Анабелла повернулась к нему:
 – Почему так получилось? Мои кудри совершенно исчезли, а вашим хоть бы что. Вы должны поделиться своим секретом с Чэрити, она каждый день мучается над моими непослушными волосами. Даже если она часами будет возиться с этими дурацкими щипцами, в результате одинаковых завитков все равно у нее не получится.
 – Боюсь, секрет только в том, что мои, как вы говорите «завитки», естественные.
 Она недоверчиво посмотрела на его прическу, затем вздохнула и покачала головой.
 – Я должна была раньше догадаться. Другие щеголи изо всех сил стараются соответствовать моде, а вам, конечно, все досталось от Бога. Если бы было принято носить зеленые волосы, ваши, не сомневаюсь, сразу зазеленели бы, как весенняя трава.
 – Вот было бы зрелище, – рассмеялся Колин.
 Он понимал, что эта пустая болтовня обусловлена ее нервозностью, но никак не мог объяснить себе, из-за чего она так нервничает. Если она допустила в свою постель Сомерсета, то к чему все эти уловки и оттяжки? Зачем понадобилось разжигать камин и затевать бессмысленное чаепитие?
 Чем вызван страх, заморозивший ее сердце и явственно читаемый в ее небесно-голубых глазах?
 Глядя на влажные рукава, облепившие ее руки, Колин тихо прошептал:
 – Снимите поскорее это платье.
 Эх, чего бы он сейчас не отдал за то, чтобы увидеть ее обнаженной!
 – Да, я переоденусь и принесу мешочек с чаем, – с этими словами она скрылась за дверью спальни.
 Ему стоило больших усилий не устремиться за ней следом, но все же Колин решил не торопить события. Он опустился на кушетку и в который уже раз задумался, не была ли его страсть следствием поручения Уолчестера. Пожалуй, нет, он сам стремился к Анабелле не только телом, но и душой. Колин не знал, чем больше она его притягивала – редкой красотой или умом и умением неожиданно переходить от одной роли к другой, подобно легко меняющему направление весеннему ветерку.
 Он, конечно, выведает то, что развеет тревоги Уолчестера, и все же, черт побери, он и сам желал бы узнать о ней многое!.. Ему не терпелось понять, какая она на самом деле… кто она? Ясно одно – она не та, за кого себя выдает. А может быть, она шпионит на голландцев… или французов? Карл II нажил Англии столько врагов, что она может работать на кого угодно. Впрочем, ее тайны могут оказаться более обыденными. Ее тайны – да, но саму Анабеллу никак нельзя счесть обыкновенной. Сто тысяч чертей! Разве существует в мире настолько желанная женщина?
 Вскоре Анабелла вернулась в ярко-голубом платье с глубоким вырезом, аккуратно прикрытым скромным шарфиком. Колин едва не застонал – неужели она не понимает, что делает? Нет, конечно, понимает. Тогда зачем она так ведет себя с ним?
 Анабелла, не обращая внимания на его страдания, склонилась к камину, подвесила над огнем чайник и радостно объявила:
 – Чай скоро будет готов.
 Колин, положив ногу на ногу, принялся снимать перепачканные сапоги.
 – Что ж, будем пить чай. По крайней мере у нас будет возможность поговорить.
 Она недоуменно посмотрела на его сапоги и согласилась:
 – Да, да, давайте поговорим.
 – Почему бы вам для начала не рассказать мне, откуда вы родом? – поинтересовался Колин как можно более небрежным тоном.
 Этот простой вопрос явно встревожил ее.
 – Откуда я? – Анабелла нервозно поправила волосы. – Ну… в общем… из сельской местности. Я родилась и выросла в деревне.
 Колин с громким стуком сбросил сапог на пол. Анабелла вздрогнула.
 – Ваш ответ не назовешь исчерпывающим, – недовольно заметил Колин. – Скажите хотя бы, в каком графстве вы жили? Вы из Йоркшира? Или из Ланкашира? – он сделал паузу и, не получив ответа, продолжил: – Может, вы росли вовсе не в Англии, а, скажем, в Ирландии?
 – Ну что вы! Я, как и вы, уроженка Англии.
 Колин посмотрел на нее холодным недоверчивым взглядом – он научился этому приему в свою бытность во Франции. Он был тогда совсем юным и, чтобы не умереть от голода, собирал пикантные сведения про важных особ и успешно торговал ими. Встретив подобный взгляд, собеседник начинал нервничать и готов был рассказать все, что знает, лишь бы на него так не смотрели.
 Анабелла не оказалась исключением.
 – В Нортгемптоншире, – ответила она и гордо вздернула подбородок, словно говоря: «и не вздумайте сомневаться». – Я выросла в Нортгемптоншире, в маленькой деревушке, о которой вы, наверное, никогда не слышали.
 – Сомневаюсь, я объездил всю Англию вдоль и поперек. Уверен, что бывал и в ваших рощах, возможно, даже неоднократно.
 Анабелла вдруг сердито прищурилась:
 – Какая разница, откуда я родом? Вам-то до этого какое дело?
 «Так, так, – подумал Колин, – а ведь мне говорили, что Серебряный Лебедь никогда не сердится по пустякам».
 Не желая ее настораживать, он не стал задавать новых вопросов и предпочел изобразить равнодушие к теме беседы. Ладно, он еще успеет все разузнать прежде, чем она догадается, что имеет дело с достаточно опытным шпионом. Снимая второй сапог, Колин небрежно ответил:
 – Действительно, это не мое дело. Поверьте, я понимаю ваше нежелание обсуждать свое происхождение. При вашей профессии приходится беспокоиться о том, чтобы она не стала известна вашей семье. Если бы ваши родители узнали, что вы играете на сцене, они, без сомнения, увезли бы вас в родной городок и быстренько выдали бы замуж.
 Анабелла повернулась и отошла к камину, но Колин успел заметить тень страдания, мелькнувшую на ее лице. Она аккуратно сняла чайник с крючка над огнем, налила кипяток в заварной чайничек и насыпала туда чай из мешочка, который, вернувшись из спальни, не выпускала из рук.
 Возвратившись на место, Анабелла сухо ответила, глядя в сторону:
 – Мои родители умерли. Сами понимаете, они не могут интересоваться тем, что со мной происходит.
 – Прошу прощения, я не знал, – виновато склонил голову Колин.
 Оба замолчали. Когда она вновь взглянула в его сторону, в ее глазах стояли слезы.
 – Это не имеет значения. Я, в отличие от многих сирот, могу сама о себе позаботиться.
 Он вспомнил о бродяжках, встретивших их у театра, о ее добром к ним отношении. Их взгляды встретились; дыхание Анабеллы участилось, и Колину показалось, будто она предчувствует то, что должно вот-вот произойти. Он смотрел на ее вздымающуюся грудь, на упрямо сжатые, словно защищающиеся от него губы и думал:
 «Разве такая женщина может оказаться шпионкой? Нет, это невозможно».
 Но следующие ее слова заставили его усомниться в правильности этого заключения.
 – Оставшись сиротой, я захотела разыскать кого-нибудь из своих родственников. Будьте добры, расскажите мне о каком-нибудь из Мейнардов, что живут в Лондоне. Если вы кого-нибудь из них знаете.
 Деланно небрежной походкой Анабелла подошла к шкафчику и достала с полки две дешевых чашки.
 Колин не сразу сообразил, что ответить. Перебрав в памяти всех ближних и дальних родственников Уолчестера вместе с однофамильцами, он сложил руки на груди и протянул:
 – Что же… попробую припомнить. Есть Джон Мейнард, он юрист, имеет рыцарское звание.
 Анабелла чуть не уронила блюдце:
 – Рыцарское звание?
 «Кажется, это для нее важно», – отметил про себя Колин и продолжил:
 – Да, правда, он получил его совсем недавно, когда стал королевским сержантом. Еще год назад к нему обращались не «сэр», а просто «мистер».
 Она разочарованно пожала плечами.
 – Есть еще его сестра Летиция. Злобная ведьма, обожающая перемывать косточки знакомым и незнакомым дамам. Выйдя замуж за дворянина, стала считать себя особой выдающегося ума. Никогда не мог понять, как одно может быть связано с другим.
 Анабелла даже не улыбнулась, когда он недоуменно развел руками. Летиция ее явно не интересовала.
 – Ах, да, поэт Луис Мейнард, его тут знает каждая собака. Он все свободное время толчется при дворе и читает старым напыщенным болванам свои вирши.
 Брови девушки задумчиво приподнялись. Расставляя на столе посуду, она с интересом спросила:
 – Он старый?
 – Не сказал бы, примерно моих лет.
 Моментально утратив интерес к поэту, Анабелла принялась разливать чай.
 Стараясь выглядеть как можно более естественным, Колин воскликнул:
 – Чуть не забыл! Эдвард, граф Уолчестер! Ему около пятидесяти. Вот бы вам такого родственника. Нельзя сказать, что он уж очень богат, но денег у него вполне достаточно, чтобы позволить себе некоторое время баловать нарядами такую женщину, как вы.
 Попадание, как он и ожидал, оказалось точным – Анабелла застыла с чашкой в руке.
 Через секунду она деланно засмеялась, стараясь не встретиться с ним взглядом:
 – Аристократ?! Никогда не поверю, что принадлежу к аристократическому роду.
 Колин взял у нее чашку, поставил на пол рядом с кушеткой и убежденно возразил:
 – А я, напротив, уверен, что вы связаны с аристократами, – он взял Анабеллу за руку, не позволяя ей отойти. – Женщина вашей красоты, вдобавок обладающая столь изящными манерами, просто обречена вращаться в высшем свете, – девушка словно окаменела, он, не обращая на это внимания, притянул ее к себе. – Ну, а теперь, милая Анабелла, пришла пора более задушевных занятий.
 Она с усилием высвободила руку и села за стол.
 – Пожалуйста, не сейчас, – заметив двусмысленность своих слов, Анабелла поспешно добавила: – Я хочу выпить немного чаю, чтобы согреться. Почему бы и вам не выпить вместе со мной? Это пойдет вам на пользу.
 «Снова она с этим чертовым чаем», – подумал Колин.
 Он хотел было сказать, что хочет ее, а не чаю, но вдруг заметил, что она поднесла чашку к губам и, не отпив ни глотка, поставила ее на стол. Колин тоже взял свою чашку и, делая вид, что пьет, незаметно понюхал напиток.
 Эстрагон и валерьяновый корень. Эти запахи он сможет отличить в сотне других… Итак, его намереваются угостить снотворным зельем. Когда-то Мина сообщила ему рецепт этого зелья. Колину даже доводилось пару раз самому готовить это чудодейственное средство.
 Так и не отпив, он поставил чашку на пол. Его обуяла ярость.
 Сто тысяч чертей! Эта девка пытается усыпить его. С какой целью? Обворовать? Убить? Неужели она его настолько ненавидит? Но вслед за этим у него мелькнула новая мысль, которая поразила Колина своей простотой и очевидностью. Господи, да эта девушка всего лишь боится, что он овладеет ею! Возможно, она проделала такой же трюк и с Сомерсетом. Она накачала его на ночь зельем, а наутро… Правда, оставалось непонятным, что она ему наплела потом, но это можно выведать у самого Сомерсета. Завтра надо будет непременно поговорить с ним. Завтра…
 А сегодня ночью… Колин хмуро улыбнулся и встал с кушетки. Глаза Анабеллы широко распахнулись от ужаса. Она резко поставила чашку на стол, расплескав содержимое, и вскочила со стула, едва не уронив его.
 – Вы не хотите…
 – Допить свой чай? – саркастическим тоном подхватил Колин. – Нет, Анабелла, я не намерен сейчас пить чай. Лучше я тебя поцелую.
 Она растерянно приоткрыла рот и, прижав руки к груди, отступила назад. Колин сделал два быстрых шага, и она очутилась в его объятиях.
 Некоторое время Колин хладнокровно наблюдал за ее сопротивлением, но, едва их губы соприкоснулись, все мысли тотчас покинули его. А стихающая ярость придала поцелую остроту. Он не испытывал угрызений совести, хотя знал, что она не хотела их близости и боялась ее. Однако это лишь только разжигало его пыл. Он сильнее прижал Анабеллу к себе одной рукой, а другой придерживал ее голову, запустив пальцы в длинные влажные волосы.
 Прикоснувшись к его губам, Анабелла напряглась, как струна, оставаясь холодной. Она собрала все силы для обороны, но Колин чувствовал, что ее защита не устоит перед его страстью – может быть, через полчаса, а может, где-то в середине ночи она непременно сдастся.
 Едва он поставил чашку на пол и шагнул к ней, Анабелла поняла, что проиграла. Никогда еще она не чувствовала себя такой обнаженной под мужским взглядом. Она была сейчас, словно клен на зимнем ветру, и это перепугало ее не меньше, чем ярость, сверкнувшая в его глазах. Но то была не та ярость, которую она привыкла видеть в глазах своего отчима – Анабелла не почувствовала в Колине готовности к грубому применению силы.
 Едва поцелуй прервался и она готова была вздохнуть с облегчением, Колин стал нежно прикасаться губами к ее бровям, векам, носу. Ощущение неземного блаженства охватило Анабеллу. Ей казалось, что ее сердце готово растаять.
 Он стал гладить ее шею, и у Анабеллы появилось предчувствие, что он готовится к следующему шагу. И действительно, через несколько секунд ее шарф упал на пол, а рука Колина проникла в вырез платья. Другой же рукой он начал ловко распускать шнуровку.
 Анабелла возмущенно подумала, что такой навык можно получить только раздев множество женщин. Она стиснула кулаки, но, к собственному удивлению, осталась стоять неподвижно, лишь мысленно укоряя себя: «Где же твоя гордость?» Только когда платье стало сползать с ее плеч, она произнесла:
 – Отпустите меня, милорд, – однако в ее голосе вместо негодования прозвучала безграничная нежность. – Меня зовут Колин, – прошептал он и спустил платье с плеч девушки. Ее грудь теперь прикрывала лишь тонкая полотняная рубашка.
 Новое прикосновение заставило Анабеллу затрепетать и одновременно пробудило волю к сопротивлению. Она вспомнила об оружии, которым сражалась с отчимом. Безразличие.
 Девушка представила себя богиней Дианой, охотницей, презирающей мужчин.
 И принялась повторять про себя: «Я Диана…»
 Это дало свои плоды: постепенно Анабелла перестала ощущать обжигающие прикосновения соблазнителя. Почувствовав перемену, произошедшую в ней, Колин слегка отстранился и прошептал:
 – Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.
 Рубашка соскользнула к талии вслед за платьем. Он шептал опьяняющие слова, и она опять еле сдерживалась, чтобы не обнять его.
 – Я хочу, чтобы твое тело запело, – услышала Анабелла и из последних сил возразила:
 – Я лебедь, и, если ты услышишь мою песню, я умру.
 Он погладил ее влажные волосы:
 – Даже лебедям ведома любовь, и они вовсе не умирают от нее.
 Анабелла не могла объяснить Колину своих девичьих страхов, но не сомневалась, что еще немного и она не сможет более сопротивляться.
 – Простите, милорд, но любовь этого лебедя не может проснуться без ухаживаний.
 – Без ухаживаний? – недоверчиво переспросил Колин.
 – Да. Я имею в виду приятные слова, публичное проявление внимания… подарки.
 Теплый свет в его глазах медленно погас и сменился холодным цинизмом. Однако он не отпустил ее. Напротив, поцелуи его стали более жгучими… и злыми. Анабелла, понимая, что победа близка, стала еще более холодной и отстраненной.
 – Завтра ты получишь любые подарки, какие захочешь. А сейчас мы подарим друг другу удовольствие, – уже без прежней теплоты предложил он.
 – Нет, – она отвела его руки от своей груди. – Для удовольствия я должна получить материальное подтверждение вашей страсти.
 Анабелла ужаснулась собственным словам.
 Колин замер. Затем, отступив на шаг, вернул ее рубашку на место и быстро, словно боясь передумать, затянул завязки.
 – Материальные подтверждения? Это можно было предвидеть, – пробормотал он себе под нос, притянул ее к себе и на секунду до боли сжал ее в своих объятиях. – Ну что ж, лебедь с ледяным сердцем, ты получишь… подарки, как только я найду нечто достойное твоей красоты. А на будущее советую начинать привыкать ко мне, ведь я так просто от своих устремлений не отказываюсь.
 Мягко оттолкнув ее от себя, он стал обуваться. Затем подошел к камину и одел все еще мокрые жилет и камзол. Анабелла наблюдала за ним, не зная, благодарить ли ей небеса за полученную отсрочку или же проклинать самое себя.
 Подойдя к двери, Колин задержался и с едва заметной угрозой в голосе сказал:
 – Чуть не забыл. Не знаю, кто смешивал для тебя чай, но я бы посоветовал вместо валерьяны взять латук. Действует быстро и надежно, а главное, почти нет запаха.
 Он улыбнулся одними губами и вышел, хлопнув дверью.
 Анабелла обессиленно опустилась на стул. Его слова все еще звучали у нее в ушах. Она посмотрела на нетронутую чашку, стоявшую около кушетки, и страх ледяной рукой сжал ей горло.
 – Пресвятая Матерь Божия, – закрыв лицо руками, прошептала она, – он догадался…




 7



 – Ничтожна страсть, к которой есть мерила [Перевод Б. Пастернака.].

    Шекспир. Антоний и Клеопатра. Акт 1, сцена 1.

 Спала Анабелла беспокойно, ее мучали кошмары. Ей снилось, что она находится на берегу реки. Сначала прилетел лебедь. Распустив белоснежные крылья, он грациозно опустился на берег и подошел к воде. Вдруг откуда-то появился человек, и она с замиранием сердца узнала в нем отчима.
 Анабелла видела, как он подкрадывается к лебедю с петлей в руке. Она закричала, пытаясь предупредить птицу, но крика почему-то не было слышно.
 Петля затянулась на шее лебедя раньше, чем он успел что-либо заподозрить. Он пытался взмыть ввысь, но веревка, которую крепко держал отчим, отбросила его в черный прибрежный ил. Лебедь отчаянно сопротивлялся, пока силы не покинули его. Отяжелевшая от облепившей ее грязи птица стала медленно погружаться в полужидкий ил.
 За спиной отчима появился другой человек с топором в руке. Анабелла задрожала всем телом, узнав его лицо… улыбку… золотистые волосы…
 Топор поднялся, на мгновение завис в воздухе и стал опускаться…
 – Нет! – закричала она и рывком села на постели.
 Анабелла вся горела, сердце громко стучало. Перед глазами стояли медленно расплывающиеся образы сна: лебедь, отчим, топор… Колин.
 Сон, несомненно, предвещал что-то недоброе.
 «Отчим давно мертв, – успокаивала она себя, – он больше не может причинить мне никакого вреда».
 Но чего же следует ожидать от Колина? Судя по его последним словам, ей не удалось провести его. Главное, что ей следует понять – не грозит ли опасность с его стороны? Как он поведет себя дальше? На кого в ее сне он замахнулся топором – на отчима или на лебедя? Она пожалела, что проснулась раньше, чем успела это понять.
 А может, для нее будет лучше оставаться в неведении?
 Анабелла откинулась на подушку и обвела взглядом спальню. Серый утренний свет словно туман просачивался в окно, почти не освещая комнату. Она вспомнила вчерашнюю встречу с Колином – каждый раз, когда ей казалось, что она понимает его истинные намерения, он менял тактику, лишая ее возможности защищаться.
 Вчера он едва не добился своего – его ласки и поцелуи, как ни прискорбно в этом признаваться, чуть было не вызвали у нее желание уступить ему.
 Его слова, завораживающие интонации, нежные прикосновения словно создали магический круг, попав в который, она уже не могла видеть мир в прежнем свете – минувшая ночь многое в ней изменила.
 Анабеллу обезоружили не столько его поцелуи, сколько благожелательная готовность Колина считаться с ее чувствами. А самое удивительное и неописуемое было то, что, в отличие от других соискателей ее сердца, он не стал издеваться над тем, что она отдает апельсины маленьким бродяжкам, встретившим ее у театра. И еще, хотя он и пообещал ей новое платье, но не давал ей понять, что за деньги она обязана исполнять любую его прихоть.
 Маркиз Хэмпден оказался воспитанным, остроумным и… слишком красивым. Вспомнив, как находчиво он избавился от Сомерсета, Анабелла улыбнулась. И тут же, недовольно покачав головой, подумала, что он будто заколдовал ее, а его поцелуи лишили ее способности трезво мыслить.
 Зато сам он без усилий разоблачил все ее уловки. В памяти всплыли его последние слова, и Анабелла поежилась – не нарушит ли он ее планы?
 Стук входной двери отвлек девушку от навязчивых мыслей. Через минуту на пороге спальни появилась Чэрити и с сонным видом направилась к своей кровати.
 – Где ты была? – поинтересовалась Анабелла.
 – Ох, как ты меня напугала! Почему ты не спишь в такую рань, ведь сегодня нет репетиции?
 От внимательного взгляда Анабеллы не укрылись ни небрежная прическа Чэрити, ни помятое платье, ни ее раскрасневшиеся губы.
 – Чем приставать с вопросами, лучше ответь мне, где ты была всю ночь? – странное выражение лица Чэрити и вспыхнувший на ее щеках румянец заставили Анабеллу забыть о собственных переживаниях.
 Смутившаяся Чэрити осторожно присела на краешек кровати своей хозяйки и, стараясь не встретиться с ней взглядом, прошептала:
 – Я была… с Джоном.
 – С Джоном? Сэром Джоном Ривертоном? – Анабелла в волнении схватила и прижала к груди подушку. – Нет, Чэрити, только не с ним. Не могла же ты позволить ему…
 Чэрити исподлобья посмотрела на хозяйку и упрямо возразила:
 – Могла, – взгляд ее тут же смягчился, – и ни капельки об этом не жалею.
 Анабелла вздохнула. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, что Чэрити имела в виду. Она давно мечтала найти в Лондоне состоятельного покровителя.
 «Живя с мужем, я познакомилась с респектабельностью, – говорила она, – а теперь хочу завести веселого любовника».
 Сколько Анабелла не убеждала ее, что такая жизнь, будь любовник богатым или бедным, неминуемо разрушит женскую душу, Чэрити стояла на своем и упорно твердила, что Анабелла не стала бы ее уговаривать не думать о мужчинах, если бы сама вкусила любовных удовольствий.
 Анабелла не верила словам служанки. Чэрити однажды объяснила ей, как происходят близкие любовные отношения, и Анабелла долго недоумевала: неужели мужчина и женщина не могут найти себе более приятного и увлекательного занятия? Однако Чэрити продолжала настаивать, что это более чем приятно, и Анабелла порой начинала сомневаться в своей правоте.
 – Скажи, Чэрити, сэр Джон не обещал… взять тебя на содержание?
 Чэрити с отсутствующим видом принялась расправлять одеяло:
 – Об этом еще рано думать. По правде говоря, он вчера не имел особых намерений, – она насупилась и перевела взгляд на потолок. – Он всегда флиртовал со мной, но скорее по привычке. Я никогда не считала, что он всерьез мной увлечен. Вчера вечером я задержалась в театре, чтобы привести в порядок костюмы, а он разыскивал лорда Хэмпдена. Я сказала, что лорд ушел вместе с тобой, и мы с ним долго разговаривали. Мы заболтались допоздна, и он стал извиняться за то, что по его вине я осталась без ужина, а потом пригласил поужинать к себе домой.
 – И ты пошла?
 – Да.
 Анабелла тяжело вздохнула. Желая получить от женщины удовольствия, мужчины становятся ужасно коварными! Бедняжка Чэрити оказалась настолько наивной, что сама пошла с таким известным повесой, как Ривертон.
 Чэрити погладила Анабеллу по руке:
 – Я знаю, о чем ты думаешь. Честное слово, он не принуждал меня.
 – Возможно, но тебя соблазнили! – «Как чуть было не соблазнили меня в эту же ночь», – эта мысль несколько убавила ее пыл. – Он хотя бы для приличия обязан был предложить содержать тебя.
 – Он предложил, – возразила Чэрити и, ойкнув, прикрыла рот рукой.
 – Но ты же сказала…
 Анабелла насторожилась.
 «Она сказала, что об этом еще рано думать. Почему рано?»
 И тут ее осенило.
 – Ты отказалась из-за меня, правда?
 – Нет. Не сердись, пожалуйста, просто я пока не хочу быть чьей-нибудь домоправительницей. – Анабелла хотела ответить, но Чэрити опередила ее. – Я считаю, что мужчин надо держать в неуверенности. Говорят, что, добившись своего, они утрачивают интерес к женщине, однако это неправда. Интерес теряется, когда мужчине начинает казаться, что он предвидит каждый твой поступок.
 Анабелла сразу же подумала о Хэмпдене и о его намерении не отступаться от нее до полной победы.
 – Кстати, – небрежно продолжала Чэрити, – как себя чувствует наш милорд? Ты уложила его выспаться?
 Анабелла поморщилась:
 – Я предложила ему «чай», но он, почувствовав запах зелья, не прикоснулся к нему.
 – Неужели? – всплеснула руками Чэрити.
 – Увы, именно так. Уходя, он даже предложил мне использовать другие травы.
 – Неужели?
 – Ради Бога, перестань повторять одно и то же. Да! Он проник в мой дом, раскусил мою уловку и чуть было не затащил меня в постель.
 – Неужели?
 – Дьявол тебя забери, Чэрити Вудфилд, я не нахожу в этом ничего забавного!
 Чэрити хихикнула и чуть более серьезным тоном объяснила:
 – Я радуюсь, что ему это не удалось.
 – Не могу сказать, что он к этому не стремился.
 – Если бы он захотел тебя соблазнить, он бы, без сомнения, этого добился.
 Анабелла промолчала. Чэрити была права. Колин не из тех, кто отступает, услышав «нет». Любой повеса на его месте, почувствовав, что она возбудилась, овладел бы ей. Даже если бы ему пришлось прибегнуть к силе. А вот Колин не стал настаивать. Она прижала к груди подушку. Да… хуже всего, что она как-то незаметно стала доверять этому сладкоязычному дьяволу.
 – Он к тебе даже не прикоснулся? – прервала Чэрити ее размышления.
 Анабелла вспомнила его ласки, и ее бросило в жар. Ее щеки запылали, причем не только от возмущения.
 Понимающая улыбка заиграла на губах Чэрити:
 – Я вижу, милорд хорошо знаком с искусством обольщения.
 – Не обольщения, а совращения.
 – По-моему, разница не велика.
 – Твое мнение никого не интересует.
 Чэрити встряхнула головой, еще больше растрепав свою прическу, и усмехнулась:
 – Вижу, поведение лорда Хэмпден тебя очень обеспокоило. И что ты намерена делать дальше?
 – Не знаю. Обнаружив мою уловку со снадобьем, он может сообразить, что я пользовалась ей и раньше. А зная это…
 – Перестань. Он просто решит, что ты боишься мужчин, а что касается твоих тайных планов, то так он до них не докопается.
 Ее планы. Мейнарды. Она чуть не забыла о его рассказе. Даже удивительно, как он точно определил, кто ее может заинтересовать больше всех. Наверное, он подумал, что простой женщине будет лестна возможность стать аристократкой? Но с другой стороны…
 – Чэрити, ты не знаешь, с кем дружит лорд Хэмпден?
 – С Джоном, Седли и…
 – Нет, я имею в виду аристократов постарше. Колин Хэмпден рассказал мне о некоторых из лондонских Мейнардов и упомянул графа, подходящего по возрасту… Мне кажется, маркиз с ним знаком. А если этот человек мой отец, не мог ли он подослать лорда Хэмпдена, чтобы разузнать обо мне?
 Мысль о том, что Колин мог иметь тайные цели, была ей неприятна.
 – Ну, разузнает он, кто ты такая, тебе-то что?
 – Неужели ты не понимаешь? Если это случится до того, как я узнаю, кто мой отец, с моими планами можно навсегда распроститься. А уж если он догадается, зачем я ищу отца…
 – Не догадается, если сама ему не расскажешь.
 – Все же меня это очень беспокоит.
 – Наоборот, если он знает твоего отца, тебе имеет смысл позволить ему продолжать ухаживания. Хэмпден ведь не подозревает, зачем тебе это нужно, и невольно выведет тебя на отца.
 Анабелла задумалась.
 – Пожалуй, ты права. Если до того он меня не обесчестит…
 Чэрити рассмеялась.
 – Ты говоришь, как будто в спектакле играешь. Хочу тебя успокоить, это не будет так уж отвратительно.
 Может быть, и так, но она не хочет быть ни соблазненной, ни изнасилованной. Она не хочет, подобно матери, остаться с ребенком, от которого все отказываются. Надежда удержать Колина на расстоянии не более чем самообман. И поэтому она не позволит искушать себя сладкими поцелуями!
 – Думаю, лучше всего будет прекратить с ним встречаться, – решительно подвела Анабелла итог своим размышлениям. – Он слишком умен. Бог с ним, я узнала от него одно имя и теперь займусь выяснением…
 Стук в дверь прервал ее слова.
 – Ты ждешь кого-нибудь? – спросила Чэрити.
 Анабелла нахмурилась:
 – Ты думаешь, маркиз может так быстро вернуться?
 Чэрити встала с постели и пожала плечами.
 – Джон говорит, что он очень увлечен тобой. А мужчина, попавшийся в женские сети, способен на все что угодно.
 Анабелла улыбнулась нелепому предположению. Это ж надо ее заподозрить в том, что она расставила силки для Колина! Чэрити тем временем пошла открывать дверь.
 Вскоре она вернулась с мальчиком лет двенадцати, одетым в винно-красную с золотом ливрею.
 – К нам посланец от маркиза, – восхищенно объявила Чэрити.
 Уточнять имя маркиза не требовалось.
 Мальчик степенно поклонился.
 – Я хотел бы видеть мадам Мейнард, – произнес он, явно гордясь своей ролью.
 Анабелла кивнула ему:
 – Вы с ней разговариваете.
 – Мой хозяин прислал вам это, – он протянул ей маленький сверток из золотистой ткани, перевязанный шелковой лентой того же цвета, что и его ливрея.
 Она приняла сверточек. Что там? Подарок от Колина. Неожиданно она вспомнила, как сказала, что он может добиваться ее благосклонности подарками, и погрузилась в пучину стыда.
 Скорее всего он ей не поверил, но подарок все же прислал. Такая настойчивость еще больше насторожила девушку. Приняв подарок, она поощрит его на дальнейшие действия, а это ничуть не лучше, чем самой выложить ему все секреты.
 Поэтому Анабелла со вздохом вернула сверток мальчику:
 – Отдай обратно своему хозяину и скажи, что мне не нужны его подарки.
 – Мадам! – воскликнула Чэрити. – Так нельзя! Вы даже не посмотрели, что там.
 – Это совершенно неважно. Я не желаю поощрять устремления лорда Хэмпдена, и ты знаешь почему. Проводи мальчика и дай ему шиллинг за старание.
 Не глядя на хозяйку, Чэрити взяла сверток и, быстро развернув его, громко охнула. Она поднесла коробочку к свету.
 – Боже милостивый! Золотое кольцо с бриллиантами и рубинами! Ты не можешь вернуть такой подарок!
 Переливы света на гранях камней привели в восторг и Анабеллу, но она быстро взяла себя в руки.
 Кольцо было на редкость красивым… и дорогим. Жаль, что его нельзя продать – им с Чэрити вырученных денег хватило бы надолго. Да… плохо, что она не может сыграть на чувствах Колина и разыскать своего отца. Однако прошлая ночь научила ее, что переиграть его невозможно… увы, невозможно…
 – Здесь еще записка, – Чэрити развернула ее и прочитала: – «С надеждой, что мой ничтожный подарок поможет растопить лед в сердце лебедя».
 Анабелла старалась не смотреть на кольцо.
 – Чэрити, верни это мальчику и проводи его.
 – Но, мадам…
 – Делай, что тебе сказано.
 Чэрити, пожав плечами, повиновалась. Когда она вернулась, глаза ее злобно сверкали.
 – Ты совсем ума лишилась? Неужели ты не думаешь, что твой дурацкий поступок сильнее привлечет его внимание, чем если бы ты приняла кольцо? Не стоит вызывать на себя его гнев.
 Анабелла устало потерла виски.
 – Надеюсь, мой отказ убедит маркиза, что я не стою его усилий.
 – Ну, конечно. И волки возлягут рядом с агнцами… – фыркнула Чэрити.
 – Если до него не дойдет смысл моего поступка, – вздохнула Анабелла, – я заставлю лорда Сомерсета дать ему понять, что мы не подходим друг другу. – Чэрити снова фыркнула, но Анабелла не обратила на нее внимания, увлеченная новой мыслью. – Да! Так мы и сделаем. Чэрити, ты должна сказать лорду Сомерсету, что лорд Хэмпден пытается навязать мне свое общество. Так и скажи! – Она подбросила в воздух подушку. – Ура! Это прекрасный выход. Лорд Сомерсет очень ревнив и не потерпит подобных посягательств.
 Чэрити смотрела на хозяйку, не пытаясь скрыть удивления.
 – Лорд Сомерсет защитит тебя от лорда Хэмпдена? Не обижайся, но такое может прийти только в баранью голову. Чтобы размалеванный петух отбил тебя у маркиза? Хоть ты и моя хозяйка, но все-таки дура.
 Анабелла окинула служанку ледяным взглядом:
 – Благодарю за такое мнение. Я подумаю над ним, пока ты пойдешь к лорду Сомерсету.
 Чэрити подняла упавшую на пол подушку и чопорно кивнула:
 – Как вам будет угодно, мадам. Я лечу к лорду Сомерсету, – она ехидно прищурилась, – и полюбуюсь, как этот попугай подожмет хвост от страха.
 – Не дразни его, Чэрити. Хоть он и чучело, но еще мне понадобится.
 – По-моему, ты ставишь не на ту карту, – с сожалением покачала головой служанка.
 Чэрити, похоже, была права. Смехотворно думать, что Сомерсет вызовет Колина на дуэль. Но хоть что-то надо предпринять! Нельзя же сидеть и дожидаться, пока маркиз Хэмпден разрушит ее планы!
 – Чэрити, попробуй разузнать об Эдварде Мейнарде, графе Уолчестере.
 – Это о нем сказал тебе маркиз?
 – Да. Узнай, есть ли у него семья. Попытайся выведать, не бывал ли он в Норвуде до женитьбы моей матери.
 – Скажи на милость, как же я это могу узнать? – изумилась Чэрити.
 – Понятия не имею, – пожала плечами Анабелла. – Поговори со слугами. Или спроси у Ривертона.
 – А он мигом передаст все лорду Хэмпдену.
 Анабелла стукнула кулаком по подушке.
 – Верно. Чертов маркиз! Как он меня замучал.
 – Погоди, дальше еще и не то будет, – пророчески провозгласила Чэрити и вышла из дома.




 8



 Повсюду люди обучились пренебрегать внешним и ценить то, что внутри.

    Бен Джонсон. У каждого свой нрав. Акт 2, картина 3.

 Оставшись наедине с Колином в гостиной Ривертона, Седли взял бокал вина и спросил приятеля:
 – Мне говорили, будто ты собираешься уехать в колонии, не понимаю, зачем тебе это нужно?
 Колин недовольно покосился на дверь, Ривертон, обещавший пригласить на ужин актрис герцогского театра, почему-то опаздывал. Колин вместе с Седли ушли после первого действия, а Ривертон, оставшийся в театре, уверил друзей, что после представления позовет на ужин всех актрис, в том числе и Анабеллу.
 – Да, я иногда об этом подумываю, – после долгой паузы ответил Колин.
 – Господи, почему тебе приходят в голову такие глупости? – изумился Седли.
 Вместо ответа Колин тяжело вздохнул. Как объяснить Чарлзу, насколько он изменился после возвращения из Голландии? Ему стали противны развлечения, принятые в высшем свете, где любовь ценилась не выше разменной монеты, где дворянин мог соблазнить жену своего приятеля просто от скуки, а тот всем своим поведением демонстрировал, что его беспокоят только собственные амурные забавы. Единственное, в чем он находил отраду, были заседания Королевского Научного Общества.
 Желание переселиться на удивительный континент, о котором столько рассказывали купцы и мореплаватели в тавернах лондонского порта, и завести там хлопковую плантацию все чаще посещало Хэмпдена. Тем более, что будучи достаточно состоятельным и необремененным семьей, он вполне мог себе это позволить.
 Седли, конечно, не дано было понять, насколько привлекателен повседневный труд для человека, уставшего от собственного бездействия и окружающей его всеобщей праздности, лжи и фальши, и все же Колин попытался объяснить ему, как замечательно на новом месте начать жизнь сначала:
 – Те, кто побывал в колониях, рассказывают о неизвестных науке животных и растениях, о совершенно неизученных обычаях местных племен, о неизведанных территориях, которые еще только ждут своих первооткрывателей. Мне кажется, в жизни нет ничего интереснее, чем приносить человечеству новые знания и осваивать новые земли.
 Седли равнодушно пожал плечами:
 – Не знаю, с меня достаточно и новых актрис, которые каждую неделю появляются на лондонских сценах. Их так много, что мне некогда даже подумать о каких-то там новых землях. Впрочем, я полагаю, что охота за Серебряным Лебедем отвлечет и тебя от мечтаний о заморских колониях.
 Колин хмуро посмотрел на приятеля, готового перевести любой разговор на единственную интересующую его тему. Ему была неприятна одна мысль о насквозь фальшивых девицах, которых в большом количестве приведет Ривертон по окончании спектакля. Он жаждал поскорее увидеть Анабеллу, остальное его не интересовало.
 «Черт побери, – подумал он, – исполнение поручения Уолчестера увлекает меня чем дальше, тем больше. Его подозрения, несомненно, оправдываются: достаточно вспомнить, как засияли глаза Анабеллы, когда я начал рассказывать ей о Мейнардах. У нее есть какая-то тайна, до которой я непременно доберусь».
 Опустив пальцы в карман жилета, Колин нащупал кольцо, которое он вчера посылал Анабелле. Ни одна женщина до сих пор не осмеливалась вернуть ему подарок, тем более такой дорогой.
 Эта актриса оказалась способной на многое, но лучше всего у нее получалось выводить его из себя. Выполняя в Голландии задание короля, Колин преуспел в науке выведывания самых сокровенных тайн у любой женщины, но, похоже, Анабелла с лихвой расквитается с ним за всех, кого ему удалось провести.
 Эта чертовка пыталась опоить его снотворным зельем! Какая самонадеянность – рассчитывать на то, что он ничего не заметит! Вспоминая об этом, Колин неизменно впадал в ярость. Да, судя по всему, Анабелла решительно была настроена не поддаваться ему.
 Правда, в его объятиях она таяла, словно сосулька на солнце, но, когда он почти полностью раздел ее, она перепугалась, будто девственница в первую брачную ночь.
 Колин никак не мог понять, чем вызвано ее странное поведение и что за игру она затеяла. Сначала Анабелла сама просила его о подарках, а потом вернула столь дорогое кольцо. Подобно хамелеону, она постоянно менялась, представая перед ним то распутницей, то воплощением невинности и добродетели.
 Может, она действительно девственница? Но тогда почему столько мужчин рассказывают о своей близости с Серебряным Лебедем?
 Впрочем, их не так уж много… Всерьез можно говорить только о Сомерсете. Колин задумался… Уж не одурманила ли Анабелла Сомерсета, как пыталась одурманить его? Что-то тут не сходится… Разве может молодая и красивая актриса остаться девственницей, проведя несколько месяцев на лондонской сцене?
 Однако все это не так уж важно. Главное, что он хочет ее добиться и добьется, несмотря ни на какие уловки с ее стороны! В конце концов он дал обещание Уолчестеру и выполнит его, а лучшего способа выведать у женщины тайну, чем заманить ее в постель, не существует. Хотя Уолчестер многое от него скрыл, опасения графа, похоже, имеют под собой реальную почву.
 Колин внезапно подумал, что он поступает непорядочно по отношению к Анабелле, и вспомнил, как порой ему казалось, что под множеством ее масок скрывается ранимая, доверчивая душа. Вспомнил он и то, как маленький бродяжка перед театром просил его быть добрым с Анабеллой. На губах маркиза заиграла нежная улыбка… Нет, он никогда не причинит зла Серебряному Лебедю!
 Появление в гостиной Сомерсета и Ривертона отвлекло Колина от размышлений. Итак, игра начинается. Важно, чтобы Ривертон успел передать Сомерсету сплетни, якобы связанные с его именем.
 Ривертон подвел Сомерсета к Колину и, сославшись на неотложное дело, покинул гостиную. Все гости удалились вместе с ним.
 – Здравствуй, Сомерсет, – холодно произнес маркиз. – Признаться, я удивился, увидев тебя здесь.
 Сомерсет вздрогнул и оглядел комнату, словно ища у кого-нибудь поддержки, однако в гостиной кроме них никого не осталось.
 Подозрительно посмотрев на Колина, Сомерсет ответил:
 – Я тоже рад тебя видеть, Хэмпден. Если ты не возражаешь, я пойду…
 Колин придержал его за руку:
 – Погоди, я хочу поговорить с тобой.
 Тяжело вздохнув, Сомерсет без видимой охоты согласно кивнул, отчего огромные локоны его нелепого парика смешно запрыгали.
 – Ты хочешь поговорить о мадам Мейнард?
 Теперь удивление Колина было непритворным.
 – Откуда ты знаешь?
 – Ее служанка… пожаловалась мне, что ты… изводишь ее хозяйку своим неуместным вниманием, – стараясь не встретиться взглядом с Колином, Сомерсет нервно пригладил одну из мушек на щеке.
 – Извожу? Я?
 Сомерсет еще более разнервничался.
 – Ну, сам понимаешь… женщинам не всегда нравятся назойливые ухаживания. Служанка просила, чтобы я защитил ее хозяйку от тебя.
 Колин громко расхохотался, нисколько не заботясь, что это может уязвить самолюбие Сомерсета. Мысль о том, что этот хлыщ способен кого-нибудь защитить, была просто уморительна.
 Впрочем, Сомерсет не обиделся, а огорчился.
 – Видишь ли, Хэмпден, – тонким жалобным голоском произнес он, – мадам Мейнард просила меня защитить ее, и, значит, я обязан это сделать, – рисуясь, он театрально взмахнул рукой. – Откажись от своих попыток преследовать ее. Слышишь? Мадам Мейнард желает, чтобы ты оставил ее в покое.
 Колин снова рассмеялся:
 – Между прочим, ее зовут Анабелла. Неужели она не удосужилась тебе это сообщить?
 Сомерсет поначалу растерялся, но затем еще сильнее выпятил грудь:
 – Я называю ее мадам Мейнард из уважения. Она предпочитает воспитанных джентльменов, сообразующихся с ее пожеланиями, – Сомерсет презрительно фыркнул. – Во всяком случае, не таких прямолинейных грубиянов, как ты, Хэмпден. Ты для нее чересчур примитивен.
 – Из твоих слов, дорогой, следует, что ты до сих пор не соблазнил ее, – небрежно заметил Колин.
 – Сэр, вы слишком далеко заходите! – возмущенно воскликнул Сомерсет и принялся нервно теребить свой галстук, оглядываясь по сторонам.
 В нем явно боролись два желания: похвастаться любовной победой и продолжать защищать честь дамы.
 Но, заметив ехидную улыбку Колина, он решительно выпалил:
 – Если хочешь знать правду, я действительно, по твоему грубому выражению, «соблазнил» ее, но тебя это никак не касается.
 – Ты уверен? А может, любовная победа тебе приснилась?
 – На что ты намекаешь? – со старательной надменностью в голосе осведомился Сомерсет.
 – Мы оба прекрасно знаем, что, придя к ней, ты беспробудно проспал всю ночь, – заявил Колин.
 Сомерсет густо покраснел, и маркиз понял, что его предположение оказалось правдой.
 – Неужели эта шлюха посмела так нагло наврать тебе? – злобно процедил Сомерсет.
 «Не много же стоит твое уважение к даме, – с трудом сдерживая гнев, подумал Колин. – Черт побери, что хорошего находят женщины в этом надутом болване, пекущемся только о репутации завзятого сердцееда?»
 Однако надо было отвести подозрения от Анабеллы. Поэтому Колин ответил:
 – Мне рассказала ее служанка.
 – Тоже шлюха! Нашел кому верить. Спроси у самой мадам Мейнард… у Анабеллы. Я дарил ей подарки, а она отдаривала меня поцелуями и… еще кое-чем более весомым и приятным, – Сомерсет многозначительно подмигнул.
 Колину уже изрядно надоела эта игра:
 – Мне неинтересны твои уверения. Запомни, Сомерсет, я хочу получить эту женщину и получу ее. Советую тебе найти для своих развлечений другую актрису.
 Сомерсет чванливо задрал нос:
 – Довольствуешься моими объедками? Где же твоя гордость, приятель?
 Колин с трудом удержался, чтобы не въехать кулаком по напудренной физиономии. Он взял Сомерсета за плечо и, глядя ему в глаза, ледяным тоном произнес:
 – Если бы я хоть на секунду поверил, что ты мог заслужить право на обладание пусть крошечной частицей души или тела Анабеллы Мейнард, я отошел бы в сторону и уступил бы ее тебе. Но она слишком прекрасна и женственна, чтобы заинтересоваться таким ничтожеством, как ты. Только это и спасает тебя от публичной оплеухи.
 Сомерсет перепугался не на шутку. Колин даже подумал, что Ривертон, получивший задание рассказать о взрывном темпераменте маркиза Хэмпдена и о том, что он чуть что не по нему – кидается в драку, пожалуй, перестарался. Бедняга Сомерсет, посмотрев на стиснутый кулак Колина, стал бледнее собственного белоснежного галстука.
 – Она одурачила тебя так же, как и некоторых других, – уже мягче продолжил Колин, – потому что на самом деле влюблена в меня. Поверь, я получил убедительные подтверждения ее любви.
 Ему было неприятно говорить о своих отношениях с Анабеллой этому болтливому хлыщу, но он понимал, что у него нет лучшего способа раз и навсегда отвадить иных возможных претендентов на ее благосклонность. А коли так, то он будет говорить о своей победе над Анабеллой независимо от того, понравится ей это или нет. Колину хотелось уберечь девушку от записных сердцеедов, которые немного потешатся с ней и отбросят, как надоевшую игрушку.
 «Но разве ты сам не поступишь с ней точно так же, выведав ее секреты?» – спросил его внутренний голос.
 «Нет, только не с ней!» – сейчас Колин искренне верил, что, даже если он когда-нибудь убедится в ее коварстве, Анабелла все равно будет для него дорога и желанна.
 Сомерсет неожиданно заупрямился и театрально провозгласил:
 – Боже милосердный, я не могу от нее отказаться! Она верх очарования!
 Железной хваткой вцепившись в плечо бонвивана, Колин спокойно, почти ласково произнес:
 – Ты тоже недурен собой… пока. Если хочешь таким оставаться впредь, забудь об Анабелле, – и, слегка изменив тон, спросил: – Впрочем, может быть, ты жаждешь защитить ее на поле чести?
 В ужасе отпрянув назад, Сомерсет забормотал:
 – Нет-нет, что ты! Я вовсе не испытываю желания драться с тобой, тем более из-за какой-то актрисы. Я вообще не терплю насилия.
 Всем было известно, насколько плохо Сомерсет владеет шпагой, но Колин воздержался от язвительных комментариев. Бедняга и без того был напуган рассказами Ривертона, который в красках расписал ему многочисленные победные дуэли его вероятного противника. Колин отпустил плечо дрожащего от страха хлыща и мирно предложил:
 – Ладно, я думаю, мы сумеем найти общий язык. Давай договоримся так: ты прекратишь утомлять своим вниманием Анабеллу Мейнард, а я постараюсь забыть о твоей болтовне о победе над ней.
 Тень сожаления, смешанного с обидой, мелькнула на лице Сомерсета, но, решив сохранить хорошую мину при плохой игре, он с наигранной небрежностью махнул рукой.
 – Ладно, так и быть, оставляю ее тебе. Сказать по правде, приятель, она обошлась мне в изрядную сумму. Надеюсь, ты будешь более осмотрительным и твои расходы не превысят разумных пределов.
 Колин, которого предстоящие расходы волновали не больше, чем только что закончившийся разговор, с трудом сдержал улыбку и холодно произнес:
 – Итак, Сомерсет, до встречи.
 Сообразив, что его отпускают, щеголь поспешно покинул гостиную, явно намереваясь подыскать менее опасного собеседника.
 Колина охватила радость, странным образом смешанная с сожалением. Еще совсем недавно он с огромным удовольствием ставил на место подобных хлыщей. Сейчас же его печалило, что человек, принадлежащий к знатным особам, так мало беспокоится о собственной чести и готов очернить женщину, о чьей репутации он вроде бы заботится, лишь бы не оказаться вызванным на дуэль. При Карле II появилось множество щеголей, думающих только о своих нарядах и париках да о том, как они сами в них выглядят. Стало трудно отличать актеров от обычных людей – все кажутся ряжеными.
 В том числе и Анабелла. После разговора с Сомерсетом Колин окончательно уверился, что она ведет двойную игру. Почему-то Анабелла не возражает против того, что ее считают пылкой любовницей, но при этом она обманом усыпила по крайней мере одного из своих воздыхателей, лишь бы не оказаться с ним в постели.
 Почему она так поступила? Боялась за свою непорочность? Странное поведение для актрисы…
 Анабелла оставалась для него загадкой. Вспомнив уверения Сомерсета, что тот изрядно потратился на подарки для нее, Колин сжал в кармане кольцо. Почему она отвергла его дар? И почему, прикидываясь обольстительницей, избегает его, хотя он согласился на игру по ее правилам?
 Сопротивление Анабеллы ущемляло гордость Колина и разжигало его подозрения. Черт побери, ему никак не удается разгадать ее тайну, и все же он это сделает! Если обворожительная актриса надеется отпугнуть его, отослав подарок назад и попросив Сомерсета о защите, ее ждет разочарование. Он, маркиз Хэмпден, намерен продолжать свою игру, к чему бы она ни привела.
 Впрочем, понравится ей или нет, начавшаяся игра все равно приведет ее в его объятия. В этом он нисколько не сомневался.
 Дом Ривертона внезапно наполнился шумом голосов – Анабелла, Чэрити и еще полдюжины оживленно болтающих актрис по приглашению любезного хозяина дома после спектакля приехали на ужин. Анабелла, проходя одну комнату за другой – впрочем, они больше походили на залы, – с удивлением оглядывалась. Ее поразила роскошь обстановки. Чэрити рассказывала, что Ривертон вкладывал деньги в судоходные компании и обеспечил себе солидный и надежный доход, но Анабелла как-то не придала значения рассказам Чэрити. Но теперь она понимала, что хотя он был нетитулованным дворянином, но, судя по просторным залам, увешанным картинами итальянских художников, богатству Ривертона могли позавидовать многие аристократы. Без сомнения, «скромный ужин» окажется на деле веселой вечеринкой с музыкой и танцами. Уставшая за день, Анабелла решила, что сейчас самое время развлечься и отведать изысканных блюд.
 Спектакль сегодня прошел неудачно: двое из актеров – Генри Харрис и Томас Беттертон перепутали текст и не смогли удержаться от смеха на сцене, что, конечно, подействовало и на остальных исполнителей.
 Сама она тоже была не на высоте из-за того, что на протяжении всего спектакля думала об опасности, грозящей ей со стороны маркиза Хэмпдена. Войдя в гостиную, она заметила стоящего в углу лорда Сомерсета и обрадовалась: Ривертон сказал ей, что Колин уехал за город и на ужин не придет, но рядом с Сомерсетом, пообещавшим защитить ее от посягательств Хэмпдена, ей будет спокойней.
 В гостиную вошел хозяин дома. Анабелла хотела подмигнуть Чэрити, но та уже сама заметила его и радостно заулыбалась. Это огорчило Анабеллу, подумавшую: «Жаль, что именно Ривертон завоевал сердце Чэрити. Он такой богатый и, должно быть, любвеобильный. Список его любовниц, наверное, длиннее римской дороги».
 Ривертон обернулся, встретился взглядом с Чэрити, и восторженная улыбка преобразила его лицо. Он кинулся навстречу долгожданным гостьям. Приблизившись, Ривертон сначала вежливо поцеловал руку Анабеллы, а потом с восторгом приник к руке Чэрити, а когда поднял голову, глаза его были полны страсти. Не выпуская руки Чэрити, он стал говорить восхитительные комплименты в ее адрес.
 Анабелла не стала мешать воркованию влюбленных и отошла в сторону, обрадовавшись, что чувства Чэрити не остались без взаимности.
 Оглядевшись по сторонам, она заметила, что Сомерсет вышел в соседнюю комнату. Анабелла решила поблагодарить его за обещанную помощь и последовала за ним. Обычно, едва она появлялась, Сомерсет бросался ей навстречу, но на сей раз он почему-то ее не заметил.
 «Ну что ж, если этот оболтус надумал поскромничать, придется самой перейти в наступление», – решила Анабелла и отправилась на поиски внезапно исчезнувшего обожателя, по пути разглядывая великолепно обставленные комнаты.
 Она нашла Сомерсета в небольшом танцевальном зале, примыкавшем к столовой. Непривычно бледный, он беседовал с сэром Чарлзом Седли.
 Увидев Анабеллу, Седли умолк и странно усмехнулся. Она подошла, взяла Сомерсета под руку и прошептала:
 – Здравствуй, дорогой, – и мимолетно прикоснулась губами к его напудренной щеке.
 Он вздрогнул и сухо ответил:
 – Добрый вечер, мадам Мейнард, рад вас видеть.
 Положение становилось все более двусмысленным. Но Анабелла не желала выяснять отношения при посторонних и сдержанно предложила:
 – Не могли бы мы перейти в соседнюю комнату? Мне необходимо переговорить с вами конфиденциально.
 Сомерсет замялся и, старательно глядя куда-то в сторону, пробормотал:
 – Боюсь, это невозможно. Я тороплюсь, у меня назначена важная встреча.
 Анабелла мысленно чертыхнулась и вопросительно посмотрела на Седли, но тот лишь безразлично пожал плечами.
 – Важная встреча? – с нажимом переспросила она.
 – Да, да. Я сегодня обещал поужинать с приятелем. Это для меня очень важно. К сожалению, я должен торопиться. Весьма рад встрече с вами, – едва договорив, Сомерсет поспешно кинулся к выходу.
 – Погодите же! – воскликнула она, но он уже скрылся за дверью.
 Озадаченная Анабелла попыталась сообразить, что с ним случилось – после поцелуя в щеку Сомерсет всегда становился таким покорным, что из него при желании можно было веревки вить, а уж убегать сломя голову на какую-то встречу – это, по меньшей мере, странно.
 – Похоже, на сегодняшний вечер вы лишились общества своего… приятеля, – с веселой искоркой в глазах заметил Седли.
 – Похоже на то, – согласилась она. – Я совершенно не понимаю, какая муха его укусила.
 Седли скрестил руки на груди и лениво прислонился к стене:
 – Может быть, он устал сражаться за вас?
 Она не сразу поняла, что он имеет в виду, и машинально переспросила:
 – С кем сражаться?
 – Не сомневаюсь, что многие рады были бы завоевать вашу благосклонность.
 – Но такое происходит со всеми актрисами, – возразила Анабелла, все еще глядя вслед Сомерсету. – К тому же, – она удивленно подняла брови, – раньше это его совсем не беспокоило.
 – Раньше вами не интересовался лорд Хэмпден.
 Анабелла пытливо посмотрела на Седли и спросила:
 – Так-так… Объясните, пожалуйста, при чем здесь лорд Хэмпден? Какие гадости наговорил обо мне этот негодяй бедняжке Сомерсету?
 – Уверяю вас, я говорил только комплименты, – раздался позади нее звучный голос.
 Девушка резко повернулась и увидела Колина.
 – Вы? Что вы здесь делаете? Чем вы напугали лорда Сомерсета?
 Хэмпден самоуверенно улыбнулся и предложил:
 – Давайте по порядку. На первый вопрос могу ответить, что я пришел в гости к пригласившему меня Ривертону.
 Анабелла едва сдерживала гнев, зато Седли явно наслаждался забавной сценой. Не было сомнений, что он действовал заодно с Колином и Ривертоном. Возможно, и Чэрити на их стороне… Да… Попадись ей сейчас на глаза любезный хозяин дома, заявивший, что Хэмпден уехал за город, она задушила бы его собственными руками!
 – Теперь отвечаю на второй вопрос, – продолжил Колин, и в его глазах блеснули веселые искорки. – Я имел сегодня увлекательную беседу с Сомерсетом, мы сравнивали наши воспоминания о вашем чае. Полагаю, ему удалось его отведать, но он почему-то не смог поделиться со мной восторгами по поводу вашей столь изысканной чайной церемонии.
 Сгорая от смущения, Анабелла раскрыла веер и слегка прикрыла им лицо. Случилось то, чего она больше всего боялась… Мало того, что Колин заметил, как она хотела его одурманить, так он еще догадался о ее проделке с Сомерсетом! И, судя по тому, как улепетывал от нее Сомерсет, сообщил ему о своих притязаниях на нее. Анабелла страшно разозлилась и на трусоватого щеголя, так легко уступившего сопернику, и на Колина, незнающего удержу в столь беззастенчивом стремлении ее заполучить.
 – Почему-то я не слышу возмущенных опровержений, – изобразил удивление Колин, – и страстных заверений в невиновности.
 Испепелив взглядом Седли, Анабелла с наигранной улыбкой обратилась к Колину:
 – Зачем опровергать очевидные вещи? Я действительно угощала вас обоих… так называемым «чаем», когда вы приходили ко мне домой. – Слово «чай» она произнесла сладким до приторности двусмысленным тоном, словно речь шла о чем-то не совсем приличном. – Что здесь удивительного? Вы, по-видимому, остались недовольны. Вероятно, мой «чай» оказался недостаточно горячим. – Она подмигнула Седли и продолжила голосом записной обольстительницы: – Должна признать, что будет ли холодным или горячим мое угощение, зависит от… того, испытываю ли я духовную близость с гостем. Уверяю вас, «чай», предложенный лорду Сомерсету, был кипящим.
 Седли моментально уловил намек и громко хохотнул.
 А вот Колин даже не улыбнулся. Прищурившись, он спокойно кивнул.
 – Вполне допускаю. Тогда тем более понятно, почему наш друг не вернулся за новой порцией угощения. Я полагаю, ваш «чай» оказался слишком горяч и бедняга ошпарился. Я же был не так глуп. Тем более, что мне известны кое-какие меры предосторожности.
 И он многозначительно смерил ее взглядом, напоминая, что отведал больше ее «чая», чем она намеревалась предложить ему.
 Анабелла зарделась и резким движением сложила веер.
 – Чтобы получить мой «чай», следует подождать, пока я сама его предложу, а на это у вас немного шансов. Единственное, что у меня для вас есть, – это все тот же холодный напиток. Боюсь, лорд Хэмпден, он вас не удовлетворит.
 Колин приоткрыл рот, намереваясь ответить, но тут в гостиную вошли хозяин дома с гостями, и лорд был вынужден прервать пикировку.
 – Ах, вот ты где, – прошептала Чэрити, подойдя к Анабелле.
 Та с облегчением вздохнула.
 Чэрити обратилась к Колину:
 – Мы сейчас беседовали о политике. Ходят слухи, будто бы Голландия угрожает Англии. Ривертон сказал, что вы совсем недавно вернулись из Антверпена и вам известно об этом больше, чем кому бы то ни было. Он говорит, вы там собирали разные сведения для Его Величества. Расскажите нам, что вы узнали.
 Анабелла одарила Чэрити благодарной улыбкой. Уже в который раз служанка помогает ей избавиться от нежелательного мужского внимания. Чэрити не интересовалась политикой, но слышала вполне достаточно, чтобы при случае поддержать разговор. Сейчас Анабелла была готова выслушивать любые рассуждения на любую тему, лишь бы это отвлекло Колина от ее персоны.
 – Да, да. Расскажите нам о Голландии, – подхватила она и сделала шаг в сторону, словно предоставляя ему центр сцены.
 Но избавиться от него девушке не удалось. Колин с ленивой грацией тигра подошел к ней и встал так, что оказался совсем рядом, и с ноткой сожаления в голосе ответил:
 – Я не имею права никому об этом рассказывать. Все сведения, что мне удалось раздобыть в Антверпене, предназначались и уже переданы королю.
 – Ну, расскажите хотя бы немножко, – принялась упрашивать его Чэрити, заметившая недовольную гримаску, мелькнувшую на лице хозяйки. – Правда, что мы с голландцами теперь союзники?
 – Вы понапрасну тратите время, приставая к Хэмпдену, – вмешался Седли. – Разве вы не знали, что он ни с того ни с сего оставил королевскую службу и лелеет мечту о жизни в колонии?
 Сердце Анабеллы дрогнуло, и она удивленно покосилась на Колина. Он встретил ее взгляд улыбкой.
 – А зачем вам ехать в колонии? – поинтересовалась Чэрити.
 Она нередко говорила со своей хозяйкой о заморских странах и представляла их сплошными джунглями, в которых живут одни кровожадные дикари.
 Анабелла почувствовала, как чья-то ладонь легла к ней на поясницу. Гадать, кто это сделал, не приходилось. Она попыталась незаметно отодвинуться от Колина, но он зацепил ее двумя пальцами за шнуровку платья, и отойти, не привлекая к себе внимания, она уже не могла.
 – Мне хочется узнать, как живется в стране с безграничными природными богатствами, и проверить, сумею ли я, опираясь на щедрость тамошней земли, построить собственный мир, – ответил Колин Чэрити.
 – Неужто ты всерьез собрался стать фермером? – изумился Седли.
 Колин спокойно посмотрел на приятеля:
 – Почему бы и нет? Я могу завести плантацию. Насколько я слышал, почвы там намного плодороднее, чем в любом графстве Англии.
 Седли неодобрительно хмыкнул:
 – Не могу себе представить, Хэмпден, что ты перекуешь свой меч на орало, – он многозначительно посмотрел на панталоны Колина и с ухмылкой добавил: – Жалко будет, если Англия потеряет такой первоклассный меч.
 Перехватив взгляд Седли, Ривертон обнял Чэрити за талию и продолжил в том же тоне:
 – Да, ловкий меч гораздо приятнее дамам, чем неповоротливый плуг. Ты согласна со мной, дорогая?
 Обычно не смущавшаяся от двусмысленных шуток Чэрити залилась краской, заставив расхохотаться всю компанию.
 Колин смеялся вместе со всеми, но не забывал и об Анабелле, еще глубже запустив пальцы ей под шнуровку.
 «Хорошо хоть, что я стою спиной к стене, – подумала она, – а то неизвестно, какие еще вольности он сможет позволить».
 Она попыталась отстраниться, но Колин вновь притянул ее к себе и продвинул пальцы еще дальше.
 Анабелла презрительно фыркнула и обратилась к развеселившейся компании:
 – Возможно, лорд Хэмпден предпочитает плуг только потому, что его меч безо всякой пользы ржавеет в ножнах, не покидая их?
 Оценка мужских достоинств Колина вызвала новый взрыв веселья, но не вывела его из себя, на что рассчитывала Анабелла.
 – Да, я предпочитаю плуг, – спокойно признал он. – Вспашка плодородного поля доставляет ни с чем не сравнимое наслаждение.
 Взоры мужчин обратились к Анабелле в ожидании ее ответа.
 «Черт бы их побрал, – подумала она, – эти распутники во всем найдут двусмысленность».
 И сердито парировала:
 – А если поле поросло колючим кустарником?
 – Тогда я достану свой незадачливый меч и вырублю кустарник, – с этими словами он притянул ее к себе за шнуровку так, что она прижалась спиной к его груди. Как ни старалась Анабелла не обращать на это внимания, сладкая дрожь пробежала по ее телу.
 Переведя дыхание, девушка подумала, что уж с ее-то колючками ему не справиться, и ко всеобщему удовольствию продолжила пикировку:
 – Итак, вы полагаете, что ваш меч, ваш плуг и что там у вас еще есть способны победить даже самого могучего противника?
 – Если награда за победу будет достаточно заманчивой, мой меч покорит любого противника, мадам, – от звука его чувственного голоса сердце ее опять дрогнуло.
 Преодолев секундную слабость, Анабелла как можно небрежнее заметила:
 – А мне кажется, чтобы завоевать противника, нужно обладать недюжинной силой и к тому же мастерски владеть мечом.
 Колин хотел было ответить, но появившийся на пороге слуга в ливрее возвестил, что ужин подан. Гости парами, оживленно болтая, направились в примыкающую к гостиной столовую. Анабелла, все еще удерживаемая Колином, осталась с ним наедине.
 Он склонился и, почти касаясь губами ее уха, прошептал:
 – Мадам, в чем вы сомневаетесь: в моей силе или в своем желании?
 Сердце ее готово было выскочить из груди, но она сумела подавить возникшее в ней чувство и ответила:
 – В чем состоят мои желания, я прекрасно знаю, а вот что касается вашей силы, то… вы, лорд Хэмпден, конечно, можете обнажить свой меч, но не знаю, хватит ли у вас стойкости, чтобы покорить противника, который больше всего на свете не хочет вам покоряться.
 Когда она в очередной раз попыталась высвободиться, он неожиданно уступил, однако взял ее руку и прикоснулся к ней губами.
 – В этом случае мне придется убедить противника сдаться на милость победителя.
 Время словно остановилось для Анабеллы. До нее неясно доносились голоса и звон серебра из столовой. Она попыталась убедить себя, что должна вместе с Колином присоединиться к остальным, но не могла сдвинуться с места – ей хотелось лишь смотреть в потемневшие от желания изумрудные глаза.
 – К-как же вы н-намереваетесь уговорить… убедить противника сдаться? – неповинующимся голосом наконец выговорила она.
 Колин погладил ее ладонь, успокаивающе прикоснувшись к дрожащим пальцам, и неожиданно серьезно произнес, пристально глядя ей в глаза:
 – Честно говоря, мадам, не знаю. Я попытался делать подарки, но это не помогло. Может, вы посоветуете, что мне следует предпринять дальше?
 Пытаясь вернуться к прежней роли веселой, остроумной актрисы, Анабелла с показным сожалением покачала головой:
 – Увы, нет. Мне кажется, ваш противник скорее согласится умереть, чем капитулировать.
 – Или трусливо бежать с поля боя?
 «Боюсь, он слишком хорошо изучил меня», – мелькнуло у нее в голове.
 Смерив лорда холодным взглядом, Анабелла с издевкой заметила:
 – Разве Шекспир не писал, что осторожность – лучший союзник доблести? Я всего лишь пытаюсь быть осторожной в выборе своих… собеседников, милорд.
 Сказав это, она отчетливо поняла, что единственным шансом на спасение для нее и правда является бегство. Она не выдержит, если придется сидеть за столом рядом с Колином. Ей не под силу борьба с собственными желаниями. Нет, надо немедленно возвращаться домой, только там она будет чувствовать себя в безопасности. Девушка попробовала высвободить руку, но Колин не желал отпускать ее от себя.
 – Почему вы вернули мой подарок? – спросил он с напускной небрежностью, словно ответ был ему безразличен. Но по глазам было видно, что вопрос задан не из праздного любопытства.
 Анабелла отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом, и с надеждой хоть на сей раз вывести его из равновесия заявила:
 – Не люблю мелких камней. Если вы намеревались добиться моей благосклонности, следовало бы выбрать что-нибудь получше.
 К ее удивлению, он рассмеялся:
 – Подозреваю, что даже если бы я прислал бриллиант размером с грушу, то вы все равно отвергли бы мой подарок.
 – Возможно, но вам не дано судить об этом, пока вы не сделаете такой попытки.
 – Зачем совершать напрасные поступки, когда заранее известен результат? Ведь вы ничего не хотите от меня получить, кроме интересующих вас сведений.
 От неожиданности Анабелла утратила дар речи.
 – Ч-что вы имеете в виду? – наконец пролепетала она.
 – Вы хотите побольше узнать о ваших родственниках Мейнардах, не так ли?
 Сердце ее тревожно забилось, и она подумала, уж не догадывается ли Колин о планах, с которыми она приехала в Лондон. Неужели ее намерения настолько очевидны? А может быть, он нашел каких-то осведомителей? Например, обратился к ее настоящему отцу?
 Анабелла широко раскрыла глаза и, стараясь не выдать своего испуга, удивленно спросила:
 – С чего вы это взяли?
 – Не стоит увиливать, мой обожающий таинственность Лебедь, – губы Колина улыбались, но глаза оставались холодными. – Я гораздо лучше вас обучен скрывать свои цели. Не знаю, почему вы так интересуетесь лондонскими Мейнардами, но обещаю рассказать о них все, что вы захотите.
 Перед началом спектакля Чэрити сообщила Анабелле, что попытка выудить какие-нибудь сведения у слуг Эдварда Мейнарда оказалась безуспешной – они держали язык за зубами и весьма подозрительно отнеслись к служанке неизвестной актрисы. И вот теперь уже Колин предлагает ей рассказать о Мейнарде буквально все… Не означает ли это, что Эдвард Мейнард на самом деле ее отец? И почему Колин так уверен, что ей будут интересны сведения о Мейнардах?
 Чем больше она задумывалась, тем больше тревожилась. Вспомнив, что Колин, как выяснилось в сегодняшнем разговоре, был королевским шпионом в Голландии, с этим прохвостом надо держать ухо востро. Кто знает, на кого он теперь работает?
 Впрочем, ей было ясно одно: доверять ему нельзя ни в коем случае. Каковы бы ни были намерения Хэмпдена, вряд ли они ограничиваются желанием сделать ее своей любовницей. Наверняка он постарается разузнать ее тайну и донесет обо всем Мейнарду. А тогда… тогда она так и не узнает, отец ли он ей или нет, и не сможет отомстить ему. И, следовательно, смерть ее матери навсегда останется безнаказанной.
 Анабелла решила впредь держаться от Колина подальше. Она слишком долго позволяла ему играть с ней в кошки-мышки, и он сумел приблизиться на опасное расстояние.
 Приняв такое решение, девушка сразу перешла к действиям и как можно громче позвала:
 – Сэр Джон!
 Разговор в столовой моментально стих, в наступившей напряженной тишине она и Колин молча смотрели друг на друга. К ее удовольствию, на его лице было написано неподдельное удивление.
 Через несколько секунд появился Ривертон.
 – Почему вы остались в гостиной и не пошли ужинать? – поинтересовался он.
 Анабелла всегда считала, что лучший способ избавиться от назойливого воздыхателя – уязвить его гордость в присутствии его же приятелей.
 – Сэр Джон, этот разряженный грубиян меня утомил, он сделал мне непристойное предложение и отказывается отпустить меня.
 Колин бросил ее руку, словно она была из раскаленного металла, и наградил ее таким ненавидящим взглядом, что Анабелла едва не пожалела о своей выходке. Но дело уже сделано. Сейчас важнее всего избавиться от его преследования, а с остальным можно будет разобраться позднее.
 Неписаное правило гласило, что ухаживания светских щеголей принимаются или отвергаются актрисами с надлежащей скромностью и никто не должен относиться к ним всерьез. В любом случае по подобному поводу еще ни одна актриса ни разу не посмела оскорбить общественное мнение публичным заявлением о своем неудовольствии.
 Это подтверждалось и реакцией Ривертона, который был совершенно ошарашен. Понятное дело, для него репутация Анабеллы, а также ее чувства не стоили и фартинга [Фартинг – мелкая монета, 1/4 пенни. ] – актрисы в глазах общества стояли чуть выше проституток; если джентльмен и позволил себе нагрубить какой-то из них, это никого не волновало.
 Анабелле все это было прекрасно известно, но она упорно нарывалась на скандал, и ни Колин, ни Ривертон не могли ее остановить.
 «Чем хуже ко мне будут относиться в ИХ кругах, тем лучше для меня», – решила она.
 Войдя в роль невинно оскорбленной леди, она с театральным пафосом, от которого ей самой стало не по себе, воскликнула:
 – Ривертон, изгоните же этого дерзкого грубияна!
 Из столовой стали выходить гости. Остановившись в дверях, они с любопытством наблюдали за происходящим. Ривертон тихо выругался и, глядя на толпящихся гостей, пробормотал:
 – Анабелла, дорогая, не думаю, что Колин намеренно…
 – Ах, стало быть, вы позволите этому бесчеловечному ублюдку оскорблять меня в вашем доме? – услышав слово «ублюдок», и Ривертон, и Хэмпден словно окаменели, но Анабелла уже ни на что не обращала внимания. – Если вы не вышвырнете его за дверь, тогда мне самой придется покинуть ваш дом.
 Ривертон густо покраснел. Выгнать Хэмпдена он не мог, это стало бы позором для них обоих. Анабелла опасалась, что Ривертон обзовет ее шлюхой и прикажет убираться вон, но надеялась, что он не осмелится на подобную грубость в присутствии Чэрити.
 Однако Ривертону не понадобилось принимать никаких решений: Колин шепотом чертыхнулся и, словно не замечая стоящих в дверях гостей, процедил сквозь зубы, обращаясь к хозяину дома:
 – Пожалуй, нет нужды выпроваживать меня. Я неожиданно потерял аппетит и не собираюсь ужинать. До свидания.
 Не взглянув на Анабеллу, он сжал кулаки, гордо вскинул голову и направился к выходу.
 Анабелла добилась своего: Колин ушел и вряд ли приблизится к ней впредь, но почему-то от этого ей стало как-то не по себе, и она почувствовала себя глубоко несчастной.
 Она вздрогнула, услышав, как хлопнула входная дверь. Ривертон приблизился к ней и вполголоса сказал:
 – Нельзя быть столь бессердечной, Анабелла. Хэмпден совсем не такой, как другие. Он не заслужил подобного обращения, Колин относился к тебе с большим уважением, чем любой из моих знакомых. Ты не имела права унижать его перед друзьями.
 Увидев, что скандальное зрелище закончилось, гости потянулись в столовую продолжать ужин. Анабелла и Ривертон остались наедине.
 Преодолевая охватившее ее чувство вины, она небрежно бросила: – Ничего страшного, он это переживет.
 – Не сомневаюсь. Колин привык к вероломству актрис, – последнее слово Ривертон произнес с нескрываемым пренебрежением. – Его мать была актрисой. Представляешь, эта бездушная тварь, не задумываясь, отослала маленького мальчика к его отцу!
 Слова Ривертона ошеломили ее.
 – Но лорд Хэмпден… я думала, что…
 – Что он аристократ? Нет, Колин – незаконнорожденный сын. Он унаследовал титул только потому, что отец официально признал его. Колин достаточно влиятелен, чтобы большинство знати смотрело на его происхождение сквозь пальцы, но время от времени кто-нибудь ему об этом напоминает.
 Анабелле казалось, что она вот-вот сгорит от стыда. Какой ужас! Она при всех назвала его ублюдком. Конечно, она не имела в виду его происхождения, но он-то наверняка понял ее именно так! Боже, как ей хотелось, чтобы эти слова никогда не были бы произнесены, ведь она сама слишком хорошо знала, каково приходится, когда тебе напоминают о твоем незаконном происхождении.
 – Надеюсь, вам больше не удастся заманить в свои сети такого замечательного человека, – добавил Ривертон, еще более усугубив ее отчаяние, и смерил Анабеллу пренебрежительным взглядом. – Вероятно, вам и на самом деле больше по вкусу пустые фанфароны, вроде Сомерсета? – Он повернулся и направился в столовую, но, задержавшись в дверях, бросил через плечо: – Если это так, то Хэмпдену без вас будет много лучше. Вас же, голубушка, следует только пожалеть.




 9



 Стремление к свободной жизни порой лишает нас свободы.

    Джон Форд. Меланхолия влюбленного. Акт 1, сцена 3.

 Анабелла была одна в актерской уборной. Ругая шепотом служанку, она пыталась снять платье. Куда запропастилась Чэрити? Вот-вот начнется третье действие… у нее такой костюм, что она не может переодеться без посторонней помощи.
 На этой неделе Д'Авенант впервые дал ей ведущую роль – Анабелла исполняла Селину в «Школе комплиментов». Девушка страстно хотела получить эту роль и теперь волновалась перед каждым выходом на сцену, хотя сегодня было уже третье исполнение. Она посмотрела на костюм пастуха, в который должна была переодеться для третьего акта, и уныло подумала, что без Чэрити ей это не удастся.
 – Боже милосердный, – прошептала она после очередной неудачной попытки развязать туго затянутую на спине шнуровку платья и громко крикнула в надежде привлечь хоть чье-нибудь внимание: – Эй, кто-нибудь, помогите!
 – Иду, иду, – раздался голос Чэрити, и служанка вбежала в уборную.
 – Где ты шляешься? – сердито спросила Анабелла, когда служанка принялась расшнуровывать платье.
 Не обращая внимания на раздраженный вопрос хозяйки, Чэрити затараторила:
 – Никогда не угадаешь, кто у нас сегодня в зале!
 Глаза ее сияли от восторга.
 – Колин?.. То есть… лорд Хэмпден?
 Чэрити небрежно отмахнулась:
 – Да я вовсе не о нем! Он, правда, тоже пришел, хотя после того, как ты унизила его в доме сэра Джона, меня это удивляет. Лорд Хэмпден сказал сэру Джону, что теперь будет ходить не к нам, а в королевский театр, где сможет любоваться блистательной женщиной, расточающей свои чары публике.
 Они обе знали, о ком идет речь. Нелл Гвин были отданы сердца всех светских щеголей. Скрывая смешанные чувства, вызванные словами Чэрити, Анабелла небрежно заметила:
 – Думаю, он вскоре изменит свое мнение.
 – Возможно. Впрочем, я полагаю, тебе не стоит беспокоиться. Он вряд ли будет утомлять тебя своим вниманием, – ехидно ответила служанка, помогая Анабелле снять платье. – Сегодня Колин сидит с настоящей аристократкой.
 – Меня это не касается.
 Прошло уже три дня после того, как Анабелла публично назвала Колина ублюдком, но ее до сих пор мучил жгучий стыд. Ривертон перестал с ней разговаривать, и, хотя Чэрити, как обычно, была на стороне хозяйки, Анабелла чувствовала, что их отношения заметно охладились.
 Девушка страдала, но не от того, что ее осуждали сэр Джон и Чэрити, а из-за того, что, желая избавиться от внимания Колина, она его оскорбила.
 – Ладно, в любом случае я собиралась тебе сообщить не о лорде Хэмпдене, – попыталась уйти от опасной темы Чэрити. – Сегодня на спектакле присутствует Его Величество. Представляешь?
 Анабелла, натягивая узкие штаны от пастушеского костюма, застыла от изумления:
 – Как? Сам король? Здесь? Сейчас?
 – Именно так. Здесь и сейчас.
 – Но ведь в королевской ложе никого нет.
 Чэрити заговорщически улыбнулась:
 – Верно. Он здесь, как выразилась Молл Дэвис, «инкогнито». Она сказала, что король любит время от времени гулять по Лондону, одевшись простым горожанином. Она сама видела его в таком наряде, когда он приходил посмотреть на нее в каком-то спектакле. А сегодня Молл заметила его в одной из лож вместе с герцогом Йоркским.
 Порывистым движением Анабелла схватила Чэрити за руку и прерывающимся от волнения голосом спросила:
 – Это точно, она не ошиблась?
 Губы Чэрити искривились в циничной усмешке:
 – Уж кто-кто, а наша Молл не ошибется. Она столько раз грела королевскую постель, что, наверное, успела запомнить ее хозяина, – служанка подмигнула Анабелле и с нескрываемым злорадством добавила: – Молл не слишком-то довольна, что тебе, а не ей выпало танцевать сегодня, тем более в таких обтягивающих штанах. Наша миссис Воображала уже подкатывалась к сэру Уильяму с тем, что танцы ей удаются лучше, чем тебе, и потому она должна выйти в последнем действии вместо тебя. Но Д'Авенант привык к ее выкрутасам и попросту не обратил на ее просьбы внимания.
 При упоминании о танце Анабелла прикусила губу и пожалела, что Молл не сумела уговорить сэра Уильяма.
 – Пресвятая Дева Мария, – вздохнула она, – уж лучше бы ты мне ничего не говорила. – Она отстранила Чэрити, помогавшую застегнуть пуговицы на пастушеской блузе, и беспокойно прошлась по комнате. – Теперь я буду нервничать и могу опозориться перед самим королем.
 «И Колином», – окончательно впадая в отчаяние, добавила она про себя.
 – Ты? Никогда! Прекрати даже думать об этом. Ты прекрасно станцуешь, а от твоих ножек все придут в неописуемый восторг.
 На самом деле Анабелла нервничала не столько из-за короля, сколько из-за Колина.
 Пока Чэрити подправляла ее костюм, Анабелла мысленно убеждала себя не волноваться. Все равно уже ничего не изменить. Как бы она ни станцевала, Колин хуже к ней относиться не будет – ведь хуже уже некуда. Взять назад слова, произнесенные в доме Ривертона, она не может, да если бы даже и попыталась, ни к чему хорошему это бы не привело. Лучше оставить все как есть и позабыть о Колине, о его намеках и ласках.
 Легко сказать: «Позабудь о нем!» А что делать, если его образ почти все время перед глазами?
 Мысли Анабеллы были обращены к Колину, даже когда она вышла на сцену. Но в какой-то момент она собралась и начала играть – каждую строку своей роли Анабелла произносила по-новому, зная, что он наблюдает за ее игрой. Присутствие на спектакле короля мало ее занимало, словно это самое заурядное событие. Сегодня Анабелла играла только для Колина.
 К пятому акту, в котором она должна была танцевать, Анабелла совсем забыла и о Его Величестве короле Англии, Шотландии и Уэльса, и о его брате герцоге Йоркском, сидевшем в глубине затененной ложи.
 Она почти не обратила внимания на раздавшиеся после танца аплодисменты и одобрительные выкрики театральных завсегдатаев. Как прошла финальная сцена, Анабелла не запомнила. Она думала только о том, что сказал бы по поводу ее роли Колин… если бы они разговаривали как прежде…
 Уходя со сцены, она вновь попыталась заставить себя забыть о нем.
 – Колин самый опасный человек из всех, с кем я сталкивалась в Лондоне, нужно держаться от него подальше, – словно заклинание, шептала Анабелла, идя за кулисы.
 Сэр Уильям торопливо поздравил ее с удавшимся танцем и вывел актеров на поклоны. Король выглянул из ложи, улыбнулся Анабелле и удалился вместе со своими спутниками. Анабелла наспех отвесила ему полупоклон и принялась искать глазами Колина.
 Колин сидел в одной из дальних лож рядом с красавицей блондинкой и, не глядя на сцену, что-то шептал на ухо соседке, которая отвечала ему веселым смехом.
 Сердце Анабеллы сжалось, но она напомнила себе, что сама этого добивалась. Со сцены она уходила в дурном расположении духа, даже встреча с радостно улыбнувшейся ей разносчицей апельсинов не улучшила ее настроения.
 В коридоре она заметила молодого человека с конвертом в руке. Она его знала – это был Джон Вильмонт, граф Рочестер. Хотя ему был всего двадцать один год, он считался одним из лучших фехтовальщиков Лондона. Анабелла часто встречала его за кулисами: Рочестер любил поболтать с актрисами. Она хотела пройти мимо, полагая, что он поджидает Молл Дэвис, которая, по слухам, была его любовницей. Однако, завидев Анабеллу, граф стремительно шагнул ей навстречу и с фальшивой улыбкой на чувственных губах протянул конверт.
 Гадая, кто мог прислать ей записку с такой важной персоной, девушка вскрыла конверт и, увидев печать, похолодела от ужаса.
 «С безмерным наслаждением любовался вашим танцем. Не окажете ли Вы мне высокую честь, разделив со мной ужин в Уайтхолле? Карета будет прислана за Вами в девять. Надеюсь Вас увидеть», – говорилось в записке.
 Подпись состояла из одного только имени «Карл», но Анабелла сразу поняла, кто автор послания.
 Рочестер пристально наблюдал за ней и, заметив, что она замерла и испуганно побледнела, ехидно спросил:
 – Ну, каков будет ответ?
 В уборную вошла Чэрити. Ошеломленная, Анабелла молча отдала ей записку. Та прочитала и почти беззвучно охнула.
 – Полагаю, вам потребуется некоторое время, чтобы собраться, – тем же тоном продолжил Рочестер. – Но сначала я должен получить ваш ответ, хотя я и не сомневаюсь, что он будет положительным.
 За еще не пришедшую в себя Анабеллу ответила Чэрити:
 – К девяти она будет готова. Передайте Его Величеству, что она будет ждать.
 Рочестер молча раскланялся и удалился.
 – Только этого тебе не хватало, – вздохнула Чэрити. – Тебе известно, что это означает? Его Величество приглашает женщину на ужин только с одним намерением – переспать с ней.
 Анабелла задрожала и, обняв служанку, с отвращением воскликнула:
 – Чэрити, я не могу пойти к нему! Ты же знаешь, не могу!
 – Почему бы и нет? Подумай хорошенько, тебе представляется возможность занять место королевской любовницы. Барбара Палмер больше не в фаворе, а мы с тобой прекрасно знаем, что ты гораздо лучше сумеешь удержать внимание короля, чем воображала Молл Дэвис, которую он довольно быстро выставил за дверь своей спальни.
 Анабелла огляделась по сторонам и, убедившись, что ее встреча с Рочестером прошла без свидетелей, поманила Чэрити в небольшой альков.
 – Я не хочу быть королевской любовницей, – прошептала она. – Черт побери, я приехала в Лондон вовсе не для того, чтобы пополнить ряды королевских шлюх.
 Чэрити взяла ее за руку и сильно сжала.
 – Я понимаю, что мысль о том, чтобы лечь в королевскую постель, тебя несколько пугает. Ты девственница, а он, как говорят, отличается размерами… некоторой части тела. Но ты только подумай, сколько женщин горят желанием разделить ложе с Его Величеством.
 – А сколькие уже это сделали, – сдавленно прошептала Анабелла. – Повторяю тебе: я не могу.
 Она была не в состоянии объяснить, что после страстных прикосновений Колина она больше ни одному мужчине не может позволить ничего подобного, не говоря уж о большем.
 Чувствуя, что Чэрити ее не понимает, девушка решила прибегнуть к аргументам другого рода:
 – Каждый раз, когда король переспит с какой-нибудь женщиной, бедняжка рожает ребенка. Он плодовит, как кролик. Это хорошо для Барбары Палмер, к которой он относится почти с таким же уважением, как к самой королеве. Но, насколько я слышала, актрисы для него ничем не отличаются от проституток. Одно дело устыдить отца моими мнимыми похождениями, и совсем другое родить ублюдка. Я не хочу обрекать своего ребенка на пожизненные страдания.
 Чэрити с неодобрением посмотрела на хозяйку:
 – И что же ты можешь предложить? Отказывать Его Величеству, по меньшей мере, неблагоразумно. А надеяться угостить его твоим «чайком», как других ухажеров, тоже довольно глупо.
 Глядя в пространство, Анабелла невпопад ответила:
 – Это не всегда срабатывает. Лорд Хэмпден, например, обо всем догадался. – Она судорожно сцепила пальцы. – Какая жалость, что я не настолько умна и хитра, как он! Будь лорд здесь, он наверняка бы придумал способ как-то обмануть короля.
 Она вспомнила, как ловко Колин отделался от Сомерсета. Да, лорд несомненный мастер в подобных делах. Кроме него ни один человек не смог бы помочь ей выпутаться из такой ситуации. Конечно, обратиться к нему за помощью будет большой наглостью. Если даже он согласится выслушать ее мольбы, его лицо будет сиять радостью победителя. И все же ей придется забыть о своей гордости, иначе еще до рассвета король лишит ее не только гордости, но и…
 – Чэрити, как ты думаешь, лорд Хэмпден уже ушел из театра?
 – Откуда мне знать? Спектакль закончился. Правда, у выхода сейчас страшная давка. Он мог уйти, а мог и задержаться. В любом случае я не понимаю, какой тебе от этого прок.
 Анабелла принялась собирать свои вещи.
 – Я уверена, Колин сумеет мне помочь. Король его уважает. Он хорошо знает короля и придумает какой-нибудь выход.
 Чэрити усмехнулась:
 – А почему, скажи на милость, он будет тебе помогать? Ты презрительно отвергла и его подарки, и его самого. Вряд ли ты ему теперь интересна.
 Анабелла умоляюще посмотрела на служанку:
 – Я должна хотя бы попытаться. Разве ты не понимаешь… я не могу ехать к королю… я стану шлюхой даже в собственных глазах.
 Лицо Чэрити смягчилось.
 – Да, милая, я тебя понимаю. Боюсь только, что его светлость, едва завидев тебя, постарается скрыться. Позволь мне с ним поговорить. Может, как-то и удастся убедить его прийти тебе на помощь?
 У Анабеллы словно гора с плеч свалилась, она обняла служанку:
 – Спасибо тебе. Пожалуйста, Чэрити, разыщи его и приведи сюда.
 – Бегу. Подожди меня здесь, в уборной. Если я не вернусь через несколько минут, возвращайся домой. Я приду туда. Возможно, мне придется побегать, разыскивая Хэмпдена.
 – У нас есть в запасе несколько часов, спектакль закончился в пять. Поторопись, Чэрити. – Анабелла замолчала и срывающимся голосом добавила: – Передай его светлости… скажи, что я готова на все… на ВСЕ… только бы не ужинать с королем.
 Чэрити недоверчиво посмотрела на хозяйку:
 – Я на твоем месте не стала бы давать обещаний, которых не собираюсь выполнять. Но сделаю все возможное, чтобы привести сюда его светлость.
 Она вышла, а Анабелла, оставшись в одиночестве, неожиданно поняла, что она готова на все что угодно, лишь бы избежать «ужина» с королем, именно потому, что втайне от самой себя не прочь «отужинать» с лордом Хэмпденом.
 – Черт бы ее побрал! Мина, куда подевалась эта проклятая карета? – воскликнул Колин, выйдя из театра с графиней Фолкхем и оглядевшись по сторонам. Вся улица была забита экипажами. – Думаю, Фолкхему следует избавиться от этого кучера при первом же удобном случае.
 – Почему? – с веселой улыбкой поинтересовалась Мина. – Только потому, что он не носится с сумасшедшей скоростью, как ты любишь, и не появляется перед тобой, едва ты этого пожелаешь?
 – Нет. Потому что он заставляет тебя ждать на холоде, – несколько смягчившись, объяснил он.
 Мина шутливо ударила его по руке сложенным веером:
 – Хэмпден, ты самый большой мошенник из всех моих знакомых. Весь вечер ты хмурился и ворчал, а теперь надеешься откупиться от меня одной-единственной вежливой фразой. Постыдись! Я расскажу Фолкхему, что ты напрочь утратил свое остроумие.
 Фолкхем будет наверняка доволен, ведь обычно его считали самым скучным собеседником в любой компании. Но сегодня Колин на самом деле вел себя не лучше неотесанного простолюдина, а все из-за Анабеллы, черт бы ее побрал. Он решил больше не ходить в герцогский театр, но неожиданно позволил Мине затащить его туда. Теперь Колин горько сожалел о своей сговорчивости.
 Он непроизвольно прикрыл глаза и вновь увидел Анабеллу, танцующую в пленительном пастушеском костюме; облегающие брюки подчеркивали изящество ее бедер. Ему не хотелось вспоминать ее едкие, бессердечные слова. В танце Серебряного Лебедя он увидел столько чувственности, что по контрасту невольно вспомнил совсем иную Анабеллу, трепетную и заботливую девушку, дарившую апельсины маленьким побирушкам; вспомнил, как его очаровывал каждый ее жест, каждый таинственно-печальный взгляд.
 Черт побери, как глубоко он увяз! Его, никогда не принимавшего близко к сердцу любовные похождения, околдовала прелестная лживая ведьмочка.
 – А она красавица, – заметила Мина.
 Колин открыл глаза и подозрительно посмотрел на свою спутницу.
 – Кто?
 – Актриса. Та, что танцевала.
 – Вижу, Фолкхем опять не удержался и рассказал тебе о моих подвигах, – проворчал Колин.
 – Конечно, – улыбнулась она. – Он все мне рассказывает. По-моему, ты первый раз по-настоящему влюбился, да еще в актрису.
 – И вовсе я не влюбился, – словно провинившийся школьник, стал оправдываться он. – Эта девчонка еще более злоязычна, чем ты. И к тому же ненавидит меня.
 – Позволь тебе не поверить. Когда актеры уходили со сцены, она так призывно на тебя посмотрела, что я даже пожалела бедняжку.
 – Тебе это пригрезилось, – Колин заметил карету Фолкхемов и решительно переменил тему разговора. – Как ты думаешь, когда мы вернемся, Фолкхем по-прежнему будет изображать больного?
 Мина рассмеялась. Ее позабавило нежелание Колина говорить об Анабелле.
 – Конечно. Он скорее умрет, чем признает свою ошибку. Бедняга ведь и в самом деле думал, что если он скажется больным, то я не пойду в театр. Это уже не в первый раз. Но сегодня, на мое счастье, появился ты.
 – Наверное, он сейчас проклинает себя.
 – Не сомневаюсь. К тебе он не ревнует, но мечется по дому, представляя себе, как я флиртую с театральными завсегдатаями.
 Колин промолчал, понимая, что его друг во многом прав, ведь и правда, театр стал местом сбора светских болтунов и фанфаронов, интриганов и сплетников. Разумному человеку в таком обществе делать нечего. Ему тоже следовало бы найти более достойное занятие, а не шпионить за девушкой, пусть даже его попросил об этом старый знакомый, которому он многим обязан.
 Подъехавшая карета отвлекла лорда от невеселых мыслей. Но не успел кучер спуститься с козел, как к ним подбежала запыхавшаяся Чэрити Вудфилд.
 – Лорд Хэмпден, мне надо с вами поговорить, – она выразительно посмотрела на Мину. – Наедине.
 – Боюсь, что это невозможно, – отмахнулся от нее Колин. – Я уезжаю.
 – Пожалуйста, милорд. Это очень важно для моей хозяйки. Уделите мне минутку.
 Чувствуя, что Мина, сгорая от любопытства, наблюдает за ним, Колин вздохнул:
 – Хорошо. В чем дело?
 Чэрити снова покосилась на Мину.
 – Это леди Фолкхем, жена моего ближайшего друга. Можешь говорить при ней.
 Чэрити наспех сделала реверанс:
 – Прошу прощения, милорд. Дело касается моей хозяйки.
 – Я догадываюсь, – мрачно заметил Колин. – Что ей еще от меня потребовалось после того, как она при всех пыталась меня унизить?
 Чэрити зарделась.
 – Ей нужна ваша помощь в одном личном деле.
 – Пусть позовет Сомерсета. Уверен, что он с удовольствием откликнется.
 Он повернулся было к карете, но Чэрити схватила его за рукав.
 – Милорд, умоляю вас! Я понимаю, вы вправе сердиться на нее после происшествия у сэра Джона, но бедняжке показалось, что у нее нет иного выхода. Она сама очень переживает и сожалеет о случившемся. Ей необходима ваша помощь. Пожалуйста, пойдемте к ней в уборную, она вам все расскажет.
 – Если ей так уж нужна моя помощь, то почему она сама не пришла?
 – В этом виновата я, понимаете, я боялась, что вы уйдете, не дав ей произнести ни слова.
 – Я вижу, твоя хозяйка – изрядная трусиха. Но я, в отличие от нее, никогда трусостью не грешил.
 – Поговори с ней, Хэмпден, – вмешалась Мина. – Что плохого тебе может сделать бедная женщина?
 – Она вовсе не бедная женщина, – огрызнулся Колин, – и вполне способна постоять за себя.
 – Видимость бывает обманчива. Иди, я подожду тебя в карете.
 Колин вздохнул и… согласился.




 10



 На поверхности плавает мусор, а жемчуга таятся в глубине.

    Джон Драйден. Все для любви.

 Анабелла сидела одна в артистической уборной. Время для нее тянулось безумно медленно. Поначалу в уборную заглядывали актеры, воздыхатели актрис, в общем, обычная публика, но и они давно уже ушли, и театр, похоже, совсем опустел.
 Ей вспомнился день, когда она впервые встретила Колина, вспомнились его соблазнительные поцелуи. Она провела пальцем по губам. Поцелует ли он ее еще когда-нибудь? А если он потребует больше чем поцелуй? В этом случае выбор у нее окажется весьма ограниченным – либо Колин, либо король. Сейчас ей казалось, что Колин представляет меньшую опасность. Может быть, он поможет ей, не требуя оплаты?
 Анабелла безрадостно усмехнулась. После того, как она публично оскорбила его, следует почесть за счастье, если он вообще согласится помочь. За любую цену.
 Раздался стук в дверь, и в уборную стремительно вошла Чэрити.
 – Здесь никого нет? – она огляделась по сторонам. – Это хорошо. Я привела его светлость.
 – Слава Богу, – выдохнула Анабелла.
 Увидев Колина, она замерла. Никогда еще он не казался ей таким красивым. Волосы золотой мантией спадали ему на плечи; зеленые глаза источали холод; хорошо сшитый камзол подчеркивал мужественность его фигуры; тонкие чулки облегали мускулистые икры.
 – Оставь нас одних, – приказала она Чэрити.
 – Итак, мадам, что заставило вас просить моей помощи? – Колин ледяным взглядом посмотрел на Анабеллу. – Хотите уточнить рецепт изготовления «чая»? Или испытываете нужду в деньгах и решили получить кольцо?
 – Я понимаю, что заслужила такое обращение, – тихо ответила Анабелла. – Я не имела права называть вас ублюдком, я не знала, что вы незаконнорожденный, иначе бы я никогда…
 – Оставьте свои сожаления при себе. Я свыкся со своим происхождением, и меня оно не беспокоит. Но ваша выходка стала последней каплей в целом ряду обид, начиная с «чая», которым вы пытались меня напоить. Впрочем, я здесь по другому поводу. Расскажите, зачем вы меня искали, и я не стану утомлять вас своим присутствием.
 Анабелла протянула ему принесенный Рочестером конверт. Прочитав письмо, Колин все тем же холодным взглядом посмотрел на нее.
 – А при чем тут я? Вы, может быть, хотите посоветоваться, что надеть по такому случаю?
 Анабелла вздрогнула, словно от удара, но нашла в себе силы спокойно ответить:
 – Я не хочу идти, Колин. Не могу. Пожалуйста, помогите мне избежать этого.
 Хэмпден был явно удивлен.
 – Не хотите идти? Но почему? Половина лондонских актрис отдала бы собственный зуб за возможность согреть королевскую постель.
 Анабелла принялась нервно теребить оборку платья.
 – Я понимаю, это может показаться странным, но я не хочу.
 – Почему?
 Как объяснить ему, не срываясь на тон перепуганной девственницы, дрожащей перед первой брачной ночью? Собственно, таковой она и была. Анабелла решила испробовать совсем иной аргумент:
 – Я не хочу быть замешанной в дворцовые интриги. Я совсем в этом не разбираюсь, и…
 – Не говорите глупостей, Анабелла. Королю всего-навсего захотелось покувыркаться, его совершенно не интересует ваше поведение при дворе. Если он не сделает вас своей постоянной любовницей – что маловероятно, – то, получив желаемое, тут же отошлет с каким-нибудь подарком или просто даст денег и больше не станет вас беспокоить.
 Она поморщилась. В его описании все выглядело похожим на отношения проститутки и клиента, хотя скорее всего он был прав. Анабелла все же не могла открыть ему настоящей причины нежелания идти на королевский «ужин» и придумала следующее:
 – Мне кажется, я не смогу доставить удовольствие Его Величеству.
 На щеках Колина заиграли желваки.
 – Ну, уж тут я ничем не могу вам помочь. Мне не нравится читать лекции на подобную тему тому, кто использует мои рекомендации на радость других.
 Уязвленная холодностью, с какой были произнесены эти слова, Анабелла вспылила:
 – Черт побери! Колин, вы хотите, чтобы я легла с королем?
 Он сжал кулак, смяв королевскую записку.
 – Нет. Я не хочу, чтобы вы даже приближались к Карлу. Возможно, во мне говорит гордость, я боюсь, что он растопит ваше сердце, в чем я сам потерпел неудачу. В любом случае, я этого не хочу.
 Анабелла отметила про себя, что какое-то чувство к ней у него все же сохранилось.
 – Тогда помогите мне. Я верю, что вы сумеете что-нибудь придумать. У нас осталось около трех часов. Вы должны помочь мне.
 Лицо Колина смягчилось, он некоторое время наблюдал за Анабеллой: грудь ее вздымалась от частого нервного дыхания, пальцы теребили оборку.
 – Теперь честно признайте истинную причину, по которой вы не хотите «ужинать» с королем, – не сводя с нее глаз, вполголоса предложил он.
 Глаза ее широко распахнулись.
 – Какую причину? – пролепетала она.
 – Конечно, не из тех, которыми вы пытались прикрыться. Я не верю, будто вас пугает, что вы не сумеете доставить удовольствие королю. Не верю и тому, что вы боитесь оказаться причастной к придворным интригам. Причина гораздо проще, и она все объясняет – вы девственница.
 Анабелла совсем растерялась, но проговорила:
 – Не понимаю, с чего вы это взяли? – она привлекла на помощь все свое актерское мастерство, стараясь изобразить записную кокетку, но это ей не удалось. – Я такая же девственница, как и вы.
 – Речь сейчас не обо мне. Пожалуйста, не изображайте при мне разгульную особу. Со мной этот номер не пройдет, – Колин иронично прищурился. – Вы улыбаетесь как девственница, ваша походка… да все, что бы вы ни делали, кричит о вашей невинности. Именно это и притягивает к вам всех лондонских хлыщей. – Голос его посуровел. – Потому они и вьются вокруг вас: им не терпится грязными лапами схватить ваше нежное тело. Наш король, разумеется, не составляет исключение.
 Не смея взглянуть ему в глаза, Анабелла с напускным легкомыслием отозвалась:
 – Вы, конечно, не обращаете внимания на сплетни, иначе вам было бы известно, что все считают, будто я достаточно свободно веду себя со своими избранниками.
 Впервые с того момента, как он вошел в актерскую уборную, на губах Колина появилась улыбка и в зеленых глубоких, словно океан, глазах засверкали веселые искорки.
 – Прошу вас раз и навсегда запомнить, что я не похож на безмозглых придворных олухов. Я сам мастер по созданию слухов и тонких намеков. Отточив свое мастерство во Франции и Голландии, теперь я моментально замечаю любую фальшь, чем бы ее ни прикрывали. И для меня яснее ясного, что вы говорите неправду.
 – Зачем же злым языкам понадобилось распускать обо мне подобные слухи? – прошептала она, стараясь не выходить из роли кокетки.
 – Обычно слух появляется, если он кому-то нужен. В данном случае вам, – Анабелла явно испугалась, и Колин вновь улыбнулся. – Естественно, вы его и распространили. Иначе вы не стали бы опаивать снотворным снадобьем своих ухажеров или связываться с таким балбесом, как Сомерсет. А вот зачем это вам понадобилось… этого я пока не знаю.
 «Черт бы побрал его проницательность», – подумала Анабелла.
 – Вы можете думать о моем целомудрии все, что вам заблагорассудится, а я оставляю за собой право вести себя так, как сочту нужным. Своего мнения я не изменила и по-прежнему не желаю встречаться с Его Величеством. Возьметесь ли вы мне помочь?
 Она робко подняла глаза и увидела по его лицу, что в душе Колина борются гордость и великодушие. Анабелла затаила дыхание.
 – Разрази меня гром, если я вам не помогу! – воскликнул вдруг Колин. – Я не позволю возложить невинное создание на кощунственный алтарь нашего правителя.
 У Анабеллы вырвался вздох облегчения.
 – Спасибо, Колин, – она хотела поцеловать его, но не решилась, испугавшись, что он может превратно понять ее порыв.
 – Не спешите с благодарностями. Моя помощь имеет свою цену, и вы об этом знаете, не так ли?
 Дрожь охватила Анабеллу.
 – Вы получите все, что пожелаете, – прошептала она, гордость не позволила ей сказать большего.
 Оценив смысл ее обещания, Колин пристально посмотрел на нее и ответил:
 – Ваше предложение соблазнительно, но боюсь, я не в состоянии его принять. На самом деле мне вовсе не нужна ваша проклятая невинность.
 Изумленная Анабелла несколько секунд не могла подобрать слов.
 – Тогда… тогда чего же вы хотите?
 – Хочу услышать правду. Если я избавлю вас от развратных королевских поползновений, вы должны будете рассказать мне все – и почему вы прикидываетесь распутницей… и зачем приехали в Лондон… и почему мой интерес так вас настораживает.
 Анабелла резко отвернулась и еле слышно прошептала:
 – Я предпочла бы, милорд, чтобы вы удовольствовались моей невинностью.
 В ответ раздался довольный смешок:
 – Не сомневаюсь! Что ж, возможно, я получу в придачу и это. Поживем – увидим.
 В порыве негодования Анабелла обернулась, но, не дав ей произнести ни слова, Колин продолжил:
 – Однако, мой очаровательный лебедь, я не хочу получить вашу невинность в виде платы или благодарности за какую-либо услугу. Я намерен завоевать вашу любовь. Высоко ценятся только добровольные дары.
 В его глазах сквозили уверенность и вызов.
 – Похоже, вы не сомневаетесь, что получите желаемое.
 – Там будет видно, – Колин с фатовской усмешкой прислонился к стене и спросил: – Итак, дорогая Анабелла, вы согласны на сделку? Я обещаю вам помощь в обмен на вашу тайну.
 Анабелла отошла к окну и, глядя на улицу, задумалась над его предложением. Она не хотела рассказывать ему всего, пока не поймет, на чьей он стороне. Может быть, ей удастся утолить его любопытство пустяками и сохранить в тайне самое главное?
 Понимая, что выбора у нее все равно нет, девушка со вздохом ответила:
 – Хорошо. Я согласна.
 – Тогда приступаем к действиям. Нам нужно поспешить. Мой друг леди Фолкхем ждет меня в своей карете перед театром. Думаю, я смогу убедить ее, чтобы она отвезла нас к вам домой и помогла одурачить короля.
 Анабелла видела в окно одинокую карету, стоящую в конце переулка, но не смогла разглядеть, кто в ней сидит.
 – Леди Фолкхем, – как можно небрежней заметила она, – это новая женщина в вашей жизни?
 Как она ни старалась, в ее голосе прозвучала обида.
 Смех Колина еще больше усугубил досаду Анабеллы.
 – Только не говорите мне, что в ледяном сердце лебедя есть место для ревности.
 Анабелла склонила голову и, по-прежнему уставившись в окно – она боялась выдать взглядом свою ревность, – ответила уже более спокойно:
 – Нет, я просто подумала, как мало времени вам понадобилось, чтобы заменить один объект воздыхания на другой.
 Она не успела продолжить, Колин быстро пересек комнату, повернул ее лицом к себе и, сурово сверкая глазами, воскликнул:
 – Послушай, моя остроязыкая красавица! Я не позволю себе даже прикоснуться к руке графини Фолкхем без разрешения ее мужа. Она добросердечная леди и скорее всего поможет вам выпутаться из сегодняшних неприятностей. Поэтому прошу вас обращаться с ней миролюбиво и не обижать ее своими дерзостями.
 Девушка сразу почувствовала, что он говорит правду, и ее щеки запылали от стыда. В то же время она непроизвольно сравнила глубокое почтение, которое он испытывал к леди Фолкхем, с легким пренебрежением по отношению к ней самой, и ей стало обидно.
 – Прошу прощения, – прошептала она, – обещаю вести себя почтительно.
 Глядя на нее, Колин постепенно успокаивался, и в его глазах стала просыпаться страсть. Сейчас он впервые прикоснулся к ней после сцены в доме Ривертона.
 Он чувственно погладил плечо Анабеллы и взял девушку за подбородок. Прикосновение его пальцев к пылающей коже обожгло ее ледяным холодом, но глаза Колина горели ярче разгоревшегося костра.
 – У меня разрывается сердце, когда вы на меня так смотрите, – тихо произнес он. – Как я хотел бы знать, что за страдания таятся в вашем взгляде!
 – Иногда лучше не знать подобных вещей.
 Он вздохнул и направился к двери, бормоча на ходу:
 – Может быть… может быть…
 Но Анабелла почувствовала, что он с ней не согласен.
 К радости Анабеллы, леди Фолкхем оказалась умной добросердечной женщиной, которая общалась с ней без аристократической заносчивости. По дороге Колин ввел миледи в курс дела. К тому времени, как они добрались до дома Анабеллы, леди Фолкхем уже оживленно обсуждала с Колином план спасения девушки от короля. Было решено, что Анабелле следует прикинуться больной.
 – Я приготовлю мазь, от которой ее кожа запылает, – сказала леди Фолкхем. – Мы разотрем бедняжку этой мазью. Все будут считать, что у нее лихорадка. На самом же деле мазь совершенно безвредна. Если, конечно, правильно ее приготовить.
 Колин настороженно прищурился:
 – А если неправильно, Мина?
 Однако леди Фолкхем продолжала, словно и не слышала его замечания:
 – Действие этого снадобья длится недолго. Можно использовать рвотное. Тогда мы добьемся еще большего эффекта.
 – Нет, – перебил ее Колин, взглянув на Анабеллу. – Не думаю, что мы должны прибегать к столь мучительным средствам.
 – В любом случае, это будет менее мучительным, чем «ужин» с королем, – вмешалась Чэрити.
 Колин наградил ее сердитым взглядом.
 – Ваши средства меня не пугают, – заявила Анабелла, которой надоело, что о ней говорят так, словно ее здесь нет. – Если бы это спасло меня от короля, я согласилась бы подцепить и настоящую лихорадку.
 – Настоящая лихорадка нам ни к чему, – возразила леди Фолкхем, – мы и так сумеем обвести Его Величество вокруг пальца. Ладно. Давай приступать к делу. Я обеспечу тебе жар и рвоту. Остальное – кашель, боли, озноб – тебе придется изобразить самой, – она улыбнулась Анабелле. – Судя по тому, что я видела в театре, милочка, тебе нетрудно будет это сыграть.
 Анабелла польщенно зарделась.
 – Да, да, моя хозяйка, если захочет, превосходно сыграет все что угодно, – с гордостью вставила Чэрити.
 Взгляды Колина и Анабеллы встретились, и она поняла, что он вспоминает о предыдущем визите к ней домой.
 – Могу подтвердить, – сухо произнес он, – Анабелла действительно одна из самых тонких актрис среди всех, кого я когда-либо видел.
 Подавив желание парировать его выпад, Анабелла перевела взгляд на леди Фолкхем:
 – Думаю, я справлюсь. Леди Фолкхем перестала расхаживать по комнате.
 – Итак, решено. У Анабеллы будет лихорадка, – она бросила быстрый взгляд на Колина и добавила: – Обязательно используем рвотное. Мы же не знаем, кого пришлет за ней Его Величество, но скорее всего не слугу. Анабелла сказала, что записку ей принес Рочестер. А кому будет поручено доставить ее в Уайтхолл? Так что все должно выглядеть убедительно. Вплоть до последней мелочи.
 – Нам на пользу будет еще одно обстоятельство, – перебил ее Колин. – Мина, всей знати известно, что ты прекрасная целительница, поэтому Его Величество скорее поверит в болезнь Анабеллы, если его посыльный обнаружит тебя у ее постели. Помните, никто не должен усомниться в истинности ее болезни. Если до короля дойдет хотя бы намек на то, что его обманули, он может, конечно, посмеяться, но скорее всего сочтет себя оскорбленным и прикажет отчислить Анабеллу из герцогского театра. А ей это вряд ли придется по вкусу.
 – О нет, что вы! Мне страшно об этом даже подумать, – призналась Анабелла.
 – Ну, еще бы! – с издевкой подхватил Колин. – Где, кроме театра, может собраться толпа сладострастников, которая будет, роняя слюни, пялиться на ваши ножки?
 Не успела Анабелла дать ему ответ, как в разговор вмешалась леди Фолкхем:
 – Не обращай на него внимания, дорогая. Он в последние дни стал довольно утомителен. Похоже, Колин полагает, что мужчинам должно быть дозволено танцевать, веселиться и плодить внебрачных детей, а женщины обязаны тихо сидеть дома и ждать, пока их бедные пьяные повелители соизволят явиться и уделить им капельку внимания.
 – Вот уж неправда, – возмутился Колин, – и ты сама это прекрасно знаешь. Кстати, Мина, откуда у тебя такие мысли? Что-то я не видел, чтобы ты разрешала лондонским селадонам увиваться за собой.
 – Ничего удивительного, ведь мой муж не пьяница и не дурак. Гаррет… – она невольно улыбнулась, вспомнив о муже, – он тонкий человек и верный супруг. Правда, узнай я, что он рассеивает свои семена не на моем поле, я бы первым делом разнесла его плуг, а затем незамедлительно обзавелась бы длинным хвостом любовников.
 – Ты безжалостная амазонка, – рассмеялся Колин. – Ладно, если когда-нибудь твои интересы выйдут за пределы дома, постарайся вспомнить обо мне.
 – Непременно! Я всю жизнь мечтала присоединиться к полусотне несчастных женщин, надеявшихся завладеть твоим сердцем.
 Колин нахмурился, украдкой взглянув на Анабеллу, отошел к окну и оттуда проворчал:
 – И вовсе их не было так много.
 Леди Фолкхем в ответ расхохоталась:
 – Злые языки утверждают, что их не меньше сотни. Скажи спасибо, что я не люблю преувеличений.
 Колин деланно засмеялся:
 – Ладно, все это не имеет отношения к происходящему. Нам надо спасать девушку от затейника, который и вправду имел сотню женщин. А может, и гораздо больше.
 Анабелла обменялась с леди Фолкхем понимающими улыбками. Приятельница Колина ей очень понравилась. Она впервые увидела человека, способного парировать ядовитые высказывания Колина.
 При этом Анабелла завидовала дружбе леди Фолкхем с Колином. Она все отдала бы за то, чтобы он относился к ней с таким же уважением. Увы, леди была аристократкой, а она…
 «Ты и сама дворянка», – напомнила она себе.
 Да так оно и было: ведь ее мать – дочь дворянина, а отец – настоящий аристократ. Правда, сама Анабелла не чувствовала себя ни дворянкой, ни, тем более, аристократкой. В театре стирались классовые различия, и она уже не понимала, кем ей себя считать: падчерицей сквайра? дочерью графа? актрисой? или, может быть, шлюхой? У нее было столько ролей, что среди них почти затерялась неискушенная Анабелла из Норвуда.
 Оставалось только мечтать, что когда-нибудь она вновь станет самой собой.
 – Долго мы будем впустую тратить время?! – нетерпеливо воскликнул Колин, отвлекая ее от раздумий. – Если мы хотим добиться успеха, следует поторопиться. Не понимаю, чего вы все дожидаетесь.
 Сразу же после его слов леди Фолкхем развила бурную деятельность. Она послала Чэрити в аптеку за составляющими для изготовления мази и чемерицей, отвар которой должен был послужить рвотным средством. Колина она отправила разыскать посыльного, чтобы тот предупредил графа Фолкхема, что его жена немного задержится после театра.
 Колин вернулся примерно через час, когда Мина заканчивала изготовление мази.
 – Гаррет, наверное, будет взбешен, когда я заявлюсь домой, – заметила леди Фолкхем, увидев входящего Колина.
 – Можешь быть в этом уверена. Но тебе хватит одного поцелуя, чтобы усмирить его ярость. – Колин присел к столу, на котором миледи готовила мазь, и покосился на Анабеллу.
 Она деловито соскребала ложкой со стенок камина сажу, чтобы изобразить болезненную черноту под глазами.
 – А где Чэрити? – поинтересовался Колин.
 – Она пошла к жене хозяина дома, чтобы пожаловаться на плохое самочувствие госпожи, – объяснила Анабелла. – Мы решили, что это добавит правдоподобия нашей затее.
 – Готово, – возвестила леди Фолкхем, вытирая руки тряпкой. – Анабелла, теперь надо натереть тебя этой ужасной смесью.
 – Неужели придется мазать все тело?
 – Нет, только то, что может обнажиться, когда ты в приступе рвоты свесишься с кровати – спину, шею, ноги, руки и верхнюю часть груди.
 Колин заинтересованно улыбнулся:
 – А мне можно будет на это посмотреть?
 – Ни в коем случае, – в один голос возразили женщины.
 А Анабелла добавила:
 – Сидите здесь и ведите себя прилично.
 Они ушли в спальню, где Анабелла разделась до рубашки и, немного волнуясь, легла на постель.
 Леди Фолкхем тоже волновалась.
 – Конечно, ты могла бы натереться и сама, – мягко сказала она, – но здесь важно довольно точно определить количество мази. Слишком мало – не подействует, слишком много – может обжечь до волдырей. Гораздо безопасней, если это сделаю я.
 Анабелла изобразила безмятежную улыбку:
 – Превосходно. В театре я привыкла, что меня видят полуодетой.
 Но при этом подумала, что пока еще никто, кроме Чэрити, не видел ее полностью обнаженной.
 Леди Фолкхем нанесла мазь на ее руки, шею и грудь и попросила Анабеллу перевернуться на живот.
 Не успела Анабелла подумать, что миледи не должна видеть ее спину, как та приспустила рубашку и громко охнула.
 Колин тут же появился на пороге спальни. Анабелла моментально перевернулась на спину, прекрасно зная, что напугало леди Фолкхем. Анабелла давно не вспоминала о следах на ее спине, оставленных розгами отчима, и не подумала о том, что следовало бы как-то предупредить леди Фолкхем.
 – Что случилось? – строго спросил Колин. – Мина, надеюсь, твое снадобье не причинило ей вреда?
 Анабелла посмотрела на леди Фолкхем, взглядом заклиная ее не отвечать. Она не хотела, чтобы Колин узнал об этой тайне, иначе он окончательно замучает ее вопросами.
 Леди Фолкхем вняла ее бессловесной мольбе и, принужденно улыбаясь, сказала:
 – Ничего страшного, я просто ударилась коленкой о кровать.
 Колин пристально посмотрел на Анабеллу, затем на Мину, молча пожал плечами и вернулся в гостиную.
 – Спасибо, – как можно тише прошептала Анабелла.
 Леди Фолкхем предупреждающе кивнула в сторону открытой двери. Анабелла читала вопрос в ее взгляде, но знала, что не сможет на него ответить. Хотя такой женщине, как леди Фолкхем, несомненно, можно было доверять, но Анабелла не хотела рисковать, помня, что та дружила с Колином.
 Через несколько минут все было готово. Колин вышел из дома и устроился в карете, поставленной на другой стороне улицы, чтобы оттуда наблюдать, кто приедет за Анабеллой. Чэрити изображала верную служанку, ухаживающую за тяжелобольной хозяйкой. Леди Фолкхем была готова сразу же дать «больной» рвотное, как только королевский посланец ступит на лестницу.
 Всем оставалось только ждать.




 11



 Ее разнообразью нет конца.
 Пред ней бессильны возраст
 и привычка.
 Другие пресыщают, а она
 Все время будит новые желанья.

    Шекспир. Антоний и Клеопатра [Перевод Б. Пастернака.]. Акт 2, сцена 2.

 Колин сидел в карете леди Фолкхем и безуспешно пытался отвлечься от мыслей об Анабелле и их затее. Его беспокоило, что произойдет, если заговор сорвется. Вдруг Анабелла не сумеет убедительно сыграть свою роль или в последний момент испугается и решит отправиться в Уайтхолл?
 А вдруг она выставит Мину в дурацком виде перед посланцем короля? Нет, уж этого Колин никогда ей не простит. У Мины и без того немало сложностей: при дворе много таких, кто не прощает ей ни целительских способностей, ни полуцыганской крови. Колину не хотелось даже думать о том, как будет взбешен Фолкхем, узнав, что его жену втянут в скандальную историю с участием какой-то актрисы.
 С другой стороны, Мина сама предложила и охотно стала помогать в их авантюре. Да, впрочем, у них и не было выбора.
 Он напомнил себе, что можно было отказать Анабелле. Но тогда… тогда бы он терзался ревностью, представляя ее в объятиях короля… Сто тысяч чертей! Он не смог бы заснуть, воображая подобную пакость. Колин не понимал, как это произошло, но Анабелла пробудила в нем небывалую страсть. Ни одной женщине не удавалось так его околдовать.
 Он вспомнил, какими печальными глазами смотрела она на него, когда просила о помощи. Вспомнил и свои резкие слова, наверняка ранившие ее душу. Вспоминал и благодарную улыбку Анабеллы, осветившую ее лицо, когда он согласился ей помочь.
 Шум приближающегося экипажа отвлек маркиза от размышлений. Колин придвинулся к окошку и слегка приподнял бархатную занавеску. Кучер подъехавшей кареты был в ливрее Рочестеров. Несколько секунд напряженного ожидания – из кареты вышел граф собственной персоной.
 Черт бы его побрал! Колину представилось, как Анабелла в одной рубашке едет вместе с Рочестером почти через весь город, и он заскрежетал зубами. Понятно, почему король выбрал в качестве посыльного именно его – юному графу это представлялось милой шалостью.
 Колин ждал. Из кареты ему были видны освещенные окна спальни Анабеллы, но о происходящем за ними он мог только догадываться. Сердце его так бешено билось, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Время тянулось мучительно долго. Наконец из дома выбежал перепуганный, смертельно бледный Рочестер.
 Он был один.
 На Колина снизошло небывалое облегчение. Однако ему пришлось набраться еще терпения и дождаться, пока карета Рочестера не завернет за угол. Едва она скрылась из виду, Колин стремглав кинулся к дому. Перепрыгивая через ступеньки, он буквально взлетел на лестницу и тут же замер – из квартиры Анабеллы доносились взрывы смеха и веселая женская болтовня. Чертовы женщины! Им даже в голову не приходит, что Рочестер может вернуться.
 Решив проучить их, он подошел к двери и настойчиво постучал.
 – Кто там? – спросила Чэрити.
 Подражая унылому голосу молодого графа, Колин ответил:
 – Лорд Рочестер.
 Чэрити испуганно вскрикнула:
 – Ради Бога, милорд, подождите немного.
 В комнатах поднялась суматоха. Через полминуты дверь открылась. На пороге стояла Чэрити, за ней Мина. Лицо ее пылало. Анабеллы не было видно.
 Колин не успел сказать ни слова, потому что Мина набросилась на него с упреками:
 – Стыдись, Хэмпден! Ты перепугал нас до смерти! Такие шутки недостойны джентльмена.
 Он закрыл за собой дверь и сурово посмотрел на обеих женщин:
 – Вашу болтовню слышно с середины лестницы! А если бы Рочестер вернулся?
 – С какой целью? – поинтересовалась Анабелла, выходя из спальни.
 Она по-прежнему была в одной рубашке. Ее лицо и руки пылали от жгучей мази, однако Колину она все равно показалась необыкновенно красивой.
 От мысли, что Рочестер лицезрел ее в таком виде, у него защемило под ложечкой.
 – Чтобы еще раз посмотреть на вас в этой рубашке, – сердито буркнул он.
 Мина и Анабелла переглянулись и расхохотались.
 – На меня? В рубашке? – задыхаясь от смеха, с трудом выговорила Анабелла. – Да он скорее всего ее не заметил. Единственное, что его волновало, – как бы его не забрызгало, когда меня вырвало.
 – Уверяю тебя, Хэмпден, ему было не до ее внешнего вида, – вмешалась Мина. – Ты бы только видел эту картину. Анабелла стонала, словно на смертном одре. А когда она извергла содержимое своего желудка, Чэрити изобразила такие переживания, как будто ее хозяйка в самом деле вот-вот отдаст Богу душу.
 – Ничего я не изображала, миледи, – сверкнула глазами Чэрити. – Просто я никогда в жизни не видела, чтобы кто-нибудь с такой скоростью расставался со своим ужином.
 – Все прошло великолепно, – восторженно заявила Мина, – это было незабываемое зрелище! Рочестер бежал без оглядки от постели нашей несчастной больной. Клянусь, он не скоро еще раз возьмется за подобное поручение Его Величества.
 При упоминании о короле улыбка Анабеллы погасла. Она присела к столу и задумчиво сказала:
 – Да, лорд Рочестер вряд ли сюда вернется, – девушка встревоженно взглянула на Колина. – Но король может прислать кого-то другого. А второй раз мы вряд ли посмеем прибегнуть к той же уловке.
 При мысли о том, что Его Величество может прислать нового гонца и хоть завтра, в душе Колина закипела ярость.
 С трудом сдерживая себя, он процедил сквозь зубы:
 – Больше такие фокусы нам не понадобятся, можете не сомневаться.
 Женщины вопросительно посмотрели на него.
 – Как вы намереваетесь это устроить? – спросила Анабелла.
 По правде говоря, Колин и сам еще толком не представлял, что следует предпринять, но у него возникли некоторые идеи, требовавшие согласования с Анабеллой.
 – Обсудим это позже, – веско ответил он.
 Во взгляде Анабеллы появилась тревога. Она почувствовала, что пришло время выполнить свое обещание, ведь Колин свое уже выполнил. Он тоже думал о ее тайнах и надеялся в скором времени их узнать.
 Словно прочитав их мысли, Чэрити заявила:
 – Если я вам больше не нужна, то разрешите удалиться. Меня пригласили на ужин.
 – Да, конечно, – с неестественной улыбкой отозвалась Анабелла. – Желаю приятно провести вечер.
 Колин прекрасно знал, куда направляется Чэрити, и не удержался, чтобы слегка не поддеть ее:
 – Передай от меня сэру Джону, что сегодня ты заслужила награду за спасение своей хозяйки.
 Чэрити принялась смущенно оправдываться:
 – Уверяю вас, милорд, у меня встреча совсем с другим человеком. С женщиной!
 Он только усмехнулся в ответ. Чэрити, зардевшись, выбежала из комнаты.
 Мина наводила порядок на столе, не забывая при этом наблюдать за Колином и Анабеллой. Колин, не желавший разговаривать с девушкой при свидетелях, обратился к ней:
 – Мина, тебе пора домой. Фолкхем, наверное, уже вне себя от бешенства. Карета ждет тебя в конце переулка.
 Мина перестала вытирать тряпкой стол и удивленно спросила:
 – Разве ты со мной не поедешь?
 – Я провожу тебя до кареты. У нас с Анабеллой остались еще кое-какие незаконченные дела.
 Анабелла посмотрела на Колина и молча кивнула, подтверждая, что она помнит о своем обещании и готова расплатиться.
 Мина собиралась что-то сказать ей, но после короткого размышления передумала.
 – Ну что ж, идем, – небрежно бросила она Колину и царственной походкой направилась к выходу.
 Колин успел шепнуть Анабелле:
 – Я скоро вернусь, – и последовал за леди Фолкхем.
 Выйдя из дома, Мина остановилась и обеспокоенно обернулась к своему другу:
 – Выслушай меня, Хэмпден. Мне совершенно безразлично, что тебе сделала Анабелла, но знай, она не та, за кого ты ее принимаешь.
 Не любивший поучений Колин перебил ее:
 – Откуда тебе известно, за кого я ее принимаю?
 – Ты считаешь, что она заслуживает порицания, это видно по тому, как ты с ней разговариваешь. Так говорят с человеком, которому не доверяют, – леди Фолкхем пожала плечами. – Может быть, ты и прав, не мне судить.
 – Вот именно! – ехидно подхватил Колин.
 Но леди Фолкхем не обратила внимания на его реплику.
 – Не важно, что она сделала. В любом случае Анабелла заслуживает большего уважения. Она претерпела много страданий. Ты не должен обрекать ее на новые муки, Колин.
 Мине явно понравилась Анабелла, и было бы бессмысленно рассказывать ей о вероломном поведении актрисы. Однако Колина заинтересовало, почему Мину так волнуют его отношения с Серебряным Лебедем.
 – С каких это пор тебя стала беспокоить личная жизнь лондонских актрис? – поинтересовался он.
 – С тех самых, как я поняла, что эта актриса умна, образованна и имеет острый язычок. Она не чета тем малограмотным созданиям, что в наши дни попадают на сцену, сбежав из работного дома.
 – Да, ты права. В чем ее нельзя обвинить, так это в заурядности, – признал он.
 – Если тебе это ясно, надеюсь, ты согласишься с тем, что к ней надо относиться бережно.
 Колин сердито сверкнул глазами:
 – А разве я когда-нибудь относился к женщинам иначе?
 – Нет, – леди Фолкхем взяла его за руку и, помолчав, добавила: – Но я никогда не видела, чтобы их слова тебя так задевали. Подозреваю, что эта женщина может нечаянно пробудить в тебе ярость.
 «Черт побери, Мина меня насквозь видит», – подумал Колин и, не в силах скрыть раздражение, резко произнес:
 – Мои отношения с Анабеллой тебя не касаются.
 – Нет, они стали меня касаться с тех пор, как ты позвал меня помочь ей, – мягко возразила она.
 – Анабеллу твои слова позабавили бы, – с демонстративной веселостью заметил Колин, однако в его голосе слышалась горечь, – она очень ловко отбривает назойливых ухажеров.
 – Уверяю тебя, это не всегда оканчивалось для нее благополучно.
 По телу Колина прошел ледяной озноб.
 – О чем ты говоришь?
 Мина отвела взгляд в сторону и задумалась. – Я не имею права тебе рассказывать. Анабелла дала мне понять, что ты не должен об этом знать.
 – Она сообщила тебе что-нибудь о своем прошлом? – спросил он безразличным тоном, стараясь не выдать свою заинтересованность.
 Мина отрицательно покачала головой, потупилась и неохотно призналась:
 – Я сама увидела.
 Колин вспомнил, как она охнула, натирая мазью спину Анабеллы.
 – Мина, ты обязана мне сказать, что ты увидела.
 Глаза леди Фолкхем наполнились слезами, и, с трудом подбирая слова, она ответила тихим срывающимся голосом:
 – Она… у нее шрамы на спине… ее беспощадно били розгами. Я заметила и сравнительно недавние, и очень старые шрамы… она, наверно, была тогда еще девочкой, – Мина стиснула руку Колина и с негодованием продолжила: – Кто-то издевался над несчастной женщиной с самого детства! Не забывай об этом, когда… займешься незаконченными делами.
 Кровь ударила Колину в голову при мысли, что кто-то посмел ударить Анабеллу. Стиснув кулаки, он смотрел на Мину, боясь поверить услышанному.
 – Сто тысяч чертей! Что за дьявол мог сотворить такое?
 – Не знаю, она мне не сказала. Прошу тебя, не подавай виду, что тебе об этом известно – она просила меня молчать.
 Колину невыносимо было думать, что Анабелла столько времени жила с этой страшной тайной, не смея ее никому доверить. Теперь ему становилось понятно, почему она готова была столь яростно обороняться, как только он приближался к ней. Жалость к девушке переполняла его, ледяными тисками сжимая сердце.
 Ему нестерпимо хотелось узнать имя злодея и наказать его по заслугам. Но впрямую спрашивать об этом у Анабеллы он не мог, иначе ему не удастся получить ответы на другие вопросы.
 – Да, еще одно, – Мина потянула его за рукав, отвлекая от мучительных мыслей. – Через некоторое время у нее может наступить реакция на мазь. Если это случится, бедняжке будет трудно заснуть.
 Колин нахмурился:
 – Как? Ты же говорила, что мазь безвредна.
 – Да, так оно и есть, но… иногда бывает неприятное последействие… – она сунула ему в руку маленький мешочек. – Этот порошок поможет Анабелле задремать. Объясни, как им пользоваться, и уговори принять это снадобье, если ей вдруг станет не по себе.
 Машинально сунув мешочек в висящий на поясе кошелек, Колин подивился иронии судьбы – снотворное не для кого-то, а именно для Анабеллы. Он посмотрел на Мину. Та явно собиралась что-то еще сказать, но не решалась. Колин вопросительно посмотрел на нее.
 Мина смущенно отвернулась и прошептала:
 – Будь с ней понежнее, Хэмпден, хорошо? – ее васильковые глаза лучились теплом и участием к Анабелле, с которой она познакомилась всего несколько часов тому назад.
 Колин понял, что у Мины были весьма конкретные предположения по поводу его «незаконченных» дел. Услышь он подобное от другой женщины, то, несомненно, возмутился бы, но прямота и непосредственность жены его ближайшего приятеля давно приводили его в восхищение.
 – Не беспокойся, я не причиню ей вреда. Мне хочется лишь услышать ответы на некоторые вопросы.
 Мина посмотрела ему в глаза и улыбнулась:
 – Я давно подозревала, что ты хороший человек, а теперь убедилась в этом окончательно.
 Колину было очень приятно услышать эти слова, и он поклялся себе оправдать доверие Мины.
 «Хороший человек не станет углубляться в тяжелое прошлое женщины, если не собирается принять на себя ответственность за нее», – подумал он.
 Простившись с Миной, Колин пошел по направлению к дому. И чем ближе он подходил к дверям, тем яснее ему становилось, что эта ответственность может тяжким бременем лечь на его плечи.




 12



 Как клин вышибают клином,
 Так и одна страсть вытесняет
 другую.

    Джордж Чэпмен. Месье Д'Оливе. Акт 5, сцена 1.

 Анабелла взволнованно ждала возвращения Колина. Сердце ее то замирало, то готово было вырваться из груди. Стараясь не думать о том, что ее вскоре ждет, она стерла с кожи остатки мази. Потом накинула на себя шелковое покрывало и подпоясалась широким кушаком. Получилось нечто вроде мантии, полностью скрывшей рубашку.
 Почувствовав себя в таком наряде более уверенно, она открыла окно, чтобы выветрить запах снадобий леди Фолкхем. Однако, заслышав шаги Колина по лестнице, занервничала еще сильнее, чем когда ждала королевского посланника.
 Колин вошел по-хозяйски без стука. Не повернув головы в его сторону, Анабелла растворила второе окно. Колин молчал. Она решила начать разговор с пустяков.
 – Я открываю окна, чтобы избавиться от этого противного запаха. Боюсь, мои комнаты не скоро станут такими же, как прежде. Да и тело тоже. В жизни не ощущала такого гадкого вкуса во рту. По счастью, в кармане накидки должен оставаться апельсин.
 – Как вы себя чувствуете? У вас ничего не болит?
 Сочувственная нотка в голосе Колина растрогала Анабеллу, и она с улыбкой повернулась к нему. Однако улыбка тут же исчезла с ее лица – она увидела, что Колин снял пояс и камзол и положил их на кресло. Анабелла постаралась не замечать, насколько красив он был в жилете и белой рубахе… и насколько опасен.
 – Кожа еще немного горит, но я стерла всю мазь, и скоро жжение прекратится. – Она не удержалась и язвительно добавила: – Я уже в состоянии выдержать ваш допрос, милорд. Задавайте свои вопросы.
 Колин продолжал разглядывать ее с каким-то странным интересом.
 – Это не допрос, Анабелла. Думаю, резонно было бы узнать причину нашего хитроумного заговора, поставившего под угрозу репутацию жены моего лучшего друга и причинившего вам немало неудобств.
 Анабелла наконец поняла, чем рисковала леди Фолкхем, ввязавшись в авантюру с участием актрисы, и ее охватило чувство вины перед благородной женщиной.
 Потупившись, она признала:
 – Что ж, это вполне законное желание.
 – Тогда начнем с вопросов, которые напрашиваются сами собой. Хотите ли вы, чтобы я и впредь защищал вас от притязаний короля?
 – Если… если вы сумеете найти способ защиты, который приемлем для меня… я с благодарностью приму вашу помощь.
 – Превосходно, – Колин оперся бедром о стол и скрестил руки на груди. – Если я возмусь помогать вам, мне необходимо знать, почему вы побоялись лечь в постель с королем? Говорите, пожалуйста, правду.
 «Вот, оказывается, как начинаются допросы», – подумала Анабелла и с напряженной улыбкой ответила:
 – Мне казалось, причина вам уже известна. Я девственница. Так, во всяком случае, утверждали вы сами.
 Глаза его вспыхнули.
 – Да, но даже девственные актрисы не отказывают королю. Любая актриса почтет за счастье побывать в постели Его Величества в надежде привязать его к себе, а может быть, и родить от него ребенка.
 Анабелла признавала правоту его слов, но, не справившись с собой, передернулась от отвращения. Она отвернулась к окну, подставив горящие руки под струящуюся с улицы ночную прохладу, и тихо сказала:
 – В мои цели это не входит.
 Колин отошел от стола и приблизился к ней.
 – Но почему? Я не могу понять почему.
 Анабелла только молча покачала головой. Разве можно объяснить, каково быть незаконнорожденной дочерью, которая всю жизнь терпит мучения за чужой грех? Как ответить ему, не рассказав, что прошлое призывает к отмщению ее отцу, который, вполне возможно, приятель Колина?
 Но все же она обещала открыть свою тайну, поэтому она должна хоть что-то ему рассказать, ведь он свое обещание уже выполнил.
 Видя, что она медлит в нерешительности, он заговорил вновь уже более резко:
 – Если вы боялись боли, то совершенно напрасно. Узнав, что вы девственница, король был бы с вами нежен.
 Едва заметный оттенок подозрительности в его голосе подействовал на нее, словно неожиданный удар. Вздрогнув, она резко обернулась и, сверкая глазами, выпалила:
 – Да?! А потом что бы я делала? Носила бы, подобно многим другим, девять месяцев в чреве его ублюдка?
 Вопль этот вырвался у нее непроизвольно, и уже в следующую секунду Анабелла в ужасе прикрыла рот рукой. Господи! Он же может принять это на свой счет и смертельно оскорбиться! Она была сейчас готова отдать все на свете, лишь бы вернуть свои слова обратно.
 Колин замер. Глаза его потемнели, предвещая бурю. Слова Анабеллы и вправду напомнили ему прошлый разговор о бастардах.
 – Сдается мне, что я совершенно неверно понимал причины вашего поведения, – мрачно произнес он.
 – О нет… поверьте, я готова язык себе откусить… Колин, я ведь и сама незаконнорожденная. Я не знаю, кто мой настоящий отец. Это принесло мне столько страданий… я не хочу, чтобы мой ребенок пережил что-нибудь подобное, – девушка отвернулась, чтобы скрыть хлынувшие ручьем слезы.
 Анабелла пыталась подавить сотрясавшие ее рыдания, не желая обнаруживать свою слабость. Колин шагнул к ней и положил руку ей на плечо, а другой рукой обнял за талию и привлек к себе. Она хотела высвободиться, но у нее не было сил. Ей хотелось лишь, чтобы он хотя бы немного утешил ее.
 Словно угадав мысли Анабеллы, Колин погладил ее по голове, поправил упавшие на лицо волосы:
 – Успокойся, не надо плакать.
 Его голос был так нежен и ласков! О, почему человек, которому она была готова отдать свою невинность, был именно тем, кому она больше всего боялась доверить свое прошлое?
 И все же ей очень хотелось открыться Колину. Не думая, чем это может для нее кончиться, девушка прижалась мокрой щекой к его руке:
 – Колин, прости меня… за грубость. Я только потом узнала, что ты… Ну, в общем, ты меня понимаешь. Поверь, я глубоко сожалею о случившемся.
 – Я тебя понимаю, как никто другой, – он прижался лицом к ее волосам.
 Анабелла задрожала и снова начала всхлипывать.
 Преодолевая смущение, она повернулась к нему лицом:
 – Теперь ты понимаешь, почему я боялась… лечь с королем… и… и с любым другим мужчиной. Ты прав, я девственница. И, как все девственницы, страшусь боли, страшусь унижения, но более всего боюсь остаться одна с ребенком. Ты ведь сам незаконнорожденный и можешь меня понять.
 Он кивнул и вытер кончиком пальца слезу на ее щеке.
 – Ты, наверное, знаешь, – он погладил соленым пальцем ее губы, – что есть другие способы защитить себя от появления ребенка.
 Сердце Анабеллы болезненно сжалось. Неужели Колин сторонник этих омерзительных греховных средств?
 – Да, есть травы, которые убивают неродившегося младенца. Многие актрисы ими пользуются, но я… я не смогу.
 Колин сдержанно улыбнулся:
 – Нет, я имею в виду совсем другое. Это способ избежать зарождения плода.
 Анабелла, не понимая, смотрела на него.
 – Как это?
 – Из бараньих кишок делают специальное приспособление. Его Величество пользуется им, чтобы не заразиться. А я применяю потому, что не хочу плодить безродных детей. Я так же серьезно отношусь к этому, как и ты.
 Посмотрев ему в глаза, она поняла, что он и не собирался насмехаться над ее наивностью. Совершенно забыв о деликатности обсуждаемой темы, девушка удивленно воскликнула:
 – Да, но как могут здесь помочь бараньи кишки? Я ничего не понимаю.
 – Эта штучка похожа на чехольчик или мягкие ножны. Мужчина одевает ее на свой «меч».
 Анабелла зарумянилась от смущения, но не смогла переменить тему.
 – И это помогает?
 – Да, в большинстве случаев.
 – А почему об этом не знают ни актрисы, ни светские повесы?
 Колину, похоже, стало неудобно продолжать разговор, и он отвел взгляд в сторону.
 – Большинство мужчин не подозревает об этом. Мне рассказали во Франции, когда я был королевским… гм… где я собирал сведения для короля. – Помолчав, он добавил: – Те же, кто знают, не любят пользоваться – это уменьшает наслаждение.
 Едва до Анабеллы дошел смысл последних слов, как в душе ее вскипели гнев и обида:
 – Так-так… я сразу должна была догадаться… ведь это вполне естественно. Если что-то ограничивает удовольствия мужчин, они ни за что не расскажут об этом женщинам, – выскользнув из-под его руки, она возбужденно заходила по комнате. – Ни одного мужчину не волнует, что женщины вынуждены терпеть тяготы беременности. Им безразлично, что женщины умирают в родах, независимо от того, хотели они ребенка или нет. Мужчин всегда интересует только собственное наслаждение и ничего более!
 Колин, уязвленный ее словами, невольно начал оправдываться:
 – Ты права, есть такие мужчины, что думают только о себе, но ведь не все мы участвуем в заговоре против женщин. В конце концов, именно от меня ты узнала об этой штучке. Нельзя, очерняя, относиться ко всем одинаково.
 Ярость ее тут же улеглась.
 – Да, ты действительно отличаешься от других мужчин.
 Колин кивком отметил, что принимает ее своеобразное извинение.
 – И все-таки в чем-то таких мужчин можно понять. Например, ни один мужчина, будучи в здравом уме, не захотел бы ограничить свое наслаждение, если бы имел дело с тобой, – в глазах Колина загорелся огонь желания.
 У Анабеллы сразу же пересохло во рту. Она почувствовала, что они переходят на опасную почву, и отступила на шаг от Колина.
 Он шагнул вслед за ней, не позволяя увеличить дистанцию.
 – Зачем ты изображала развратницу с половиной лондонских щеголей, если от меня шарахаешься, словно новорожденный жеребенок? Ты обещала открыть мне правду при условии, что я тебе помогу. Свою часть сделки я выполнил и теперь жду от тебя того же.
 «Черт бы побрал этого маркиза! Попробуй увернись от его вопросов», – сердито подумала Анабелла и стала лихорадочно соображать, какая полуправда может удовлетворить любопытство Колина.
 – Что еще остается делать девушке, если она хочет соблюсти невинность? Вам известно, как относятся к актрисам. На прошлой неделе избили Ребекку Маршалл за то, что она отвергла домогательства какого-то аристократа, и никто за нее не заступился.
 – Ребекка не изображает шлюху, она такая и есть.
 – Это правда, – кивнула Анабелла, – но дело не в ней. Она стала такой потому, что у нее не было другого выбора. Благородная публика тем или иным способом превращает актрис в проституток и находит особенно привлекательным растление девственниц. Единственное, что мне оставалось, – это создать себе скандальную репутацию. Ну, а в обожатели я выбирала людишек тщеславных и податливых. Моя уловка позволила мне справиться с большинством поклонников.
 – С большинством, но не со всеми. Не с королем… и не со мной.
 – Верно, – она потупила взгляд. – Я не могла предвидеть, что мной заинтересуется король… или вы… А вы оба оказались очень настойчивы… в своем стремлении лишить меня невинности.
 Колин еще на шаг приблизился к ней, и расстояние, разделявшее их, сократилось до дюйма.
 – Если ты так жаждешь сохранить невинность, то зачем же пошла в актрисы?
 Анабелла глубоко вздохнула, проклиная в душе его проницательность. Вопросы Колина все более и более приближались к тому, что она хотела от него утаить. Но она до сих пор надеялась ответить, не выдавая самого главного.
 – Мои родители недавно умерли, оставив меня без средств к существованию. У Чэрити есть друг в театре, и она подумала, что здесь мы по крайней мере сможем прокормиться. Поэтому мы с ней приехали в Лондон. А спустя некоторое время мне понравилось актерское ремесло, говорят, у меня неплохо получалось, и я решила остаться. Театр заменил мне родной дом.
 – Ты и сейчас так считаешь? – небрежно поинтересовался Колин.
 – Да, конечно.
 Анабелла попыталась отодвинуться от него, но он обнял ее за талию, притянул к себе и прошептал на ухо, щекоча его губами:
 – Почему ты меня боишься? Опасаешься, что я награжу тебя незаконнорожденным ребенком?
 Ей хотелось закричать: «Нет! Это из-за того, что ты знаком с моим отцом и можешь выдать ему мои планы».
 Но она не посмела сказать ему правду.
 – Я не хочу, чтобы вы раскрывали мою уловку всяким повесам, – прошептала Анабелла, потупясь. – Если они узнают, то будут охотиться за мной, как гончие за зайцем.
 Колин покачал головой и прикоснулся к ее щеке.
 – Обещаю, что за тобой не станут больше охотиться, особенно после того, как в свете станет известно о нашей связи. А я постараюсь, чтобы о ней узнали как можно скорее. Отныне я буду единственным, кто за тобой охотится.
 Голос его был хрипловатым, самоуверенным и… безумно соблазнительным. Анабелла подняла голову, взглянула на него и моментально поняла, что этого делать не следовало. Колин взял ее за подбородок и потянулся к ее губам.
 Она хотела отпрянуть назад, боясь, что едва их губы соприкоснутся, тело ее затрепещет, а погруженный в сладкую истому разум станет бессильным. Но почему-то получилось, что хотела она одного, а сделала совсем другое. Анабелла позволила себя поцеловать.
 Колин прижал ее к себе и, продолжая поцелуй, стал нежно поглаживать ее плечи, спину, потом слегка отодвинулся, и его рука легла ей на грудь.
 Сладкий восторг охватил девушку. Ей казалось, что еще мгновение – и она не вынесет обрушившихся на нее ощущений. С тихим, почти беззвучным стоном Анабелла обвила руками шею Колина.
 «Боже, я не должна позволять ему ласкать себя», – мелькнуло у нее в голове, но разгорающееся в крови желание унесло эту мысль прочь.
 Она жаждала ласк. Ей страстно хотелось прикасаться к коже Колина и самой чувствовать его прикосновения.
 Не выпуская ее из объятий, Колин медленно направился в сторону спальни.
 Анабелла, заранее зная ответ, прошептала ему на ухо:
 – Куда ты меня ведешь?
 Улыбка Колина была неожиданно печальной.
 – В постель. Пора нам перестать мучить друг друга.
 В спальне она попыталась расстегнуть его жилет, но сумела справиться только с одной пуговицей. Колин развязал завязки на ее рубашке и опустил ее к ногам Анабеллы так, что ей осталось только переступить через нее, что она и сделала, затем она быстро юркнула под одеяло и безо всякой обиды подумала:
 «Сразу видно, какой он опытный. Не то что я».
 Тем временем он разделся сам, и Анабелла, взглянув на Колина, залюбовалась его красивой мускулистой фигурой.
 Отбросив одеяло, он лег рядом и принялся нежно, но уверенно ласкать и целовать ее. Дыхание Анабеллы стало прерывистым, тело словно плыло по теплым плавным волнам, медленно нарастающее желание заставило ее забыть обо всем, но неожиданно она очнулась:
 – Колин, а у тебя есть… эта штучка… о которой ты говорил?
 Он резко отстранился от нее, приподнялся на локте и несколько раз глубоко вздохнул.
 – Так и знал, что моя откровенность против меня же и обернется. Конечно, нет.
 – А почему?
 – Я не ношу их повсюду. Моя жизнь не настолько разгульна, чтобы всегда держать их под рукой.
 Он положил голову ей на плечо и замер, пытаясь справиться с растущим раздражением.
 Какое-то время они лежали молча. Анабелла наслаждалась непривычным ощущением – голова Колина покоилась у нее на плече. Она начала с трепетной нежностью гладить его золотые кудри, огонь в ее крови не утихал, к тому же ей стало нестерпимо жаль напряженно застывшего Колина.
 – Колин, – прошептала она, – я хочу, чтобы ты… любил меня.
 – Всегда?
 – Да, всегда… и сейчас… по-настоящему… всю…
 – Но у меня нет защиты… и ты можешь…
 – Неважно.
 – Тебе будет больно.
 – Неважно. Я хочу… тебя…
 Улыбнувшись, Колин склонился к ее губам.
 Бешеный вихрь ощущений закружил девушку. Анабелла вздрогнула от боли и тут же забыла о ней. Обняв Колина, она всем телом прижималась к нему.
 Неожиданно пламя в ее крови взорвалось многоцветным фейерверком, она вскрикнула:
 – О, Колин! – и застыла в изнеможении.
 Когда Анабелла пришла в себя, Колин лежал рядом, положив руку ей на грудь, и сердца их бились в такт.
 Прикоснувшись губами к ее плечу, Колин с улыбкой произнес:
 – Когда я впервые увидел тебя в театре, мне сказали, что ты холодна на сцене, но горяча в постели. Оказалось, что и беспочвенные сплетни иногда оправдываются.
 Она смущенно уткнулась лицом в подушку.
 – Анабелла, – прошептал Колин, – тебе больше не придется изображать из себя черт-те что перед каждым повесой. Ты теперь моя и находишься под моим покровительством.
 Но Анабелла в этот момент думала совсем о другом. Что будет с ее планами мести; не придется ли, став любовницей Колина, отказаться от них?
 Не услышав ответа, он спросил уже более резко:
 – У тебя не будет других поклонников! Ты согласна?
 Собственническая интонация одновременно и порадовала, и насторожила ее.
 Анабелла решила проверить, насколько сильна его уверенность в своей окончательной победе, и с деланной небрежностью ответила:
 – Я ничего не могу гарантировать, милорд. Благодаря вам я узнала, как прекрасно может быть в постели с мужчиной. А вдруг мне захочется выяснить, будет ли мне так же хорошо и с другими?
 Колин шепотом чертыхнулся и, повернув ее лицом к себе, посмотрел ей в глаза. Он понял, что она растерялась от собственных слов и не знает, как теперь исправить положение.
 – Запомни, я убью любого, кто посмеет к тебе хотя бы прикоснуться, – решительно продолжил он.
 – И короля? – весело поинтересовалась она.
 – И короля, дьявол забери его душу, – Колин приблизил губы почти вплотную к ее дрожащим от нетерпения губам, но, удерживая ее за плечи, не позволял поцеловать себя. – Анабелла, обещай мне, что у тебя больше никого никогда не будет. Обещай!
 Колин погладил ее грудь и слегка сжал пальцами сосок.
 – Обещай! Слышишь?
 – Обещаю, – выдохнула Анабелла, понимая, что может пообещать сейчас все что угодно, лишь бы продлить эти ласки.




 13



 Одежда лучшая на свете – нагота, а ложь надежно прячется под правдой.

    Уильям Конгрив. Любовь за любовь. Акт 5, сцена 4.

 Колин и Анабелла лежали в любовной истоме под толстым одеялом. Он прижался грудью к ее спине и положил руку на изгиб ее тонкой талии.
 Никогда ранее Колин не получал такого наслаждения, как в эту ночь. Он тихо поцеловал ее плечо, горделиво думая, что наконец-то заполучил неуловимого Серебряного Лебедя. Осыпая поцелуями шею возлюбленной, Колин откинул роскошные волосы Анабеллы и замер. Мина ничего не придумала: на спине Анабеллы были видны рубцы то ли от розог, то ли от плетей.
 Закрыв глаза, он попытался не думать, как выглядела ее спина со свежими ранами, но страшная картина стояла перед его внутренним взором. Он осторожно, как будто мог причинить боль, прикоснулся к одному из рубцов.
 Анабелла потянула на себя одеяло. Колин поймал ее руку и, закипая гневом, спросил:
 – Скажи, кто это сделал?
 Она задрожала и свернулась клубочком. Не дождавшись ответа, Колин приподнялся и, опершись на локоть, заглянул ей в лицо – печальный невидящий взгляд Анабеллы был устремлен в пустоту комнаты.
 – Скажи, кто это сделал? – прошептал он, прижимая ее к себе. – Скажи, и я убью этого мерзавца.
 Горькая улыбка исказила ее лицо.
 – Это невозможно. Он умер.
 – Он? Это мужчина? Мужа у тебя, насколько я понимаю, не было. Может быть, это хозяин дома, где ты была служанкой?
 – Нет. Это мой отчим. Я говорила тебе о том, что недавно узнала о своей незаконнорожденности, но он-то знал об этом всегда. Моя мать вышла за него замуж, будучи беременна мной.
 – И он мстил тебе за это?
 – Сначала он мстил моей матери, а когда я подросла, стал вымещать свою ненависть на мне. Он не мог вынести того, что растит чужого ребенка – он был… очень гордым.
 – Нет! – возмутился Колин, – Не гордым, а подлым и жестоким.
 Анабелла печально посмотрела ему в глаза.
 – Некоторые говорили, что он имеет право бить меня, ведь отец должен воспитывать свою дочь.
 – Воспитывать, но не издеваться над ней. Единственное, чего он добился таким воспитанием, – это то, что ты теперь не доверяешь ни одному мужчине.
 В ее глазах появились слезы. Анабелла тихо всхлипнула и зарылась лицом в подушки. Дрожащей рукой она потянула на себя одеяло, пытаясь закрыть спину, покрытую рубцами, и сдавленным голосом ответила:
 – Сейчас это уже не имеет значения. Он мертв. К чему ворошить прошлое?
 Однако Колин не мог с ней согласиться, он прекрасно понимал, что ее мысли и чувства находятся в прошлом. Именно это и не позволяет ей довериться, открыться ему… Колин подумал, что невероятно трудно будет научить ее жить не прошлым, а настоящим, научить ее вновь доверять людям, ведь столько страданий, перенесенных ею, тяжким грузом лежат на ее нежном сердце. Колин был не в силах объяснить, что он во многом не похож на других мужчин и теперь ей не придется преодолевать трудности в одиночку.
 «Черт побери! – воскликнул Колин про себя. – А где же была мать Анабеллы, почему ее мать позволила малышке страдать от негодяя отчима?» Впрочем, Колину легко было ответить на этот вопрос: он с горечью вспомнил свою равнодушно-беспечную мать, позволившую его отцу, лорду с сумасшедшими глазами, увезти сына в Англию. Мольбы и горькие рыдания мальчика никак на нее не подействовали. Более того, она раздраженно заявила, что устала от него и что им обоим будет лучше, если он будет жить с отцом.
 Теперь, через много лет, Колин стал понимать, что ему повезло и казавшееся прежде жестоким решение матери подарило ему другую жизнь. Отец, бретер и сорвиголова, признавал в жизни только два удовольствия – драться на дуэлях и острословить, поддразнивая сторонников Кромвеля. Но, несмотря на свою «занятость», он успел познакомить сына с кодексом чести и историей их рода, а провозгласив Колина своим наследником, он постарался дать ему хорошее образование. Возможно, старый маркиз поступил так потому, что не имел других наследников, но Колину казалось, что у него были мотивы иного рода.
 Позже, когда Колин вместе с Карлом II был в эмиграции, а отец погиб во время гражданской войны, юноша попытался разыскать свою мать и нашел ее, тогда ему уже исполнилось шестнадцать лет. Она жила в уютном загородном доме вместе со своим любовником – каким-то престарелым герцогом. Мать решила, что сын хочет от нее денег, и, даже не выслушав, выставила его за дверь. С того самого дня он уже не испытывал никаких иллюзий по поводу своей матери.
 Да, Колин еще раз подумал о том, что ему повезло с отцом. А где был отец Анабеллы, когда отчим издевался над ней?
 – Твой отец знал об этом? – не удержался от вопроса Колин.
 Анабелла замялась:
 – Н-нет, не знал. По крайней мере, мне кажется, что не знал, – она задрожала. – Я ведь сама не знаю, кто мой настоящий отец.
 Бедняжка словно сомневалась, какой из ответов ей лучше выбрать.
 Колин задумался, пытаясь сопоставить все, что она рассказала сейчас и прежде. Фамилия Мейнард досталась ей от отчима? Тогда почему она так интересуется лондонскими Мейнардами? Почему она получила прозвище Серебряный Лебедь? Не могло же оно случайно совпасть с псевдонимом Уолчестера! Колин давно научился с подозрением относиться к подобного рода «случайностям».
 Он взял ее за плечо и осторожно повернул к себе лицом.
 – Мейнард – это фамилия твоего отчима?
 В глазах Анабеллы промелькнул явный испуг.
 – Почему ты об этом спрашиваешь?
 – Ты интересовалась моими знакомыми с такой фамилией. Ты кого-то разыскиваешь? Может быть, родственника?
 Анабелла попыталась отвернуться, но Колин удержал ее, прошептав:
 – Признайся, чья фамилия Мейнард, отца или отчима?
 Глядя в сторону, она поспешно ответила:
 – Конечно, отчима.
 – Анабелла, не лги мне, пожалуйста. После того, что произошло между нами, ты могла бы хоть немного доверять мне. – Колин знал, что пользуется запрещенным приемом.
 Раньше он успешно применял его в общении со многими женщинами, но поступать таким же образом с Анабеллой ему не хотелось, и все же эта уловка, как всегда, подействовала.
 Анабелла побледнела и с усилием выговорила:
 – Колин, не надо! Ты задаешь слишком много вопросов.
 – У меня есть такая странная привычка, – безмятежно улыбнулся он. – Если я собираюсь заботиться о женщине, то стараюсь узнать о ней как можно больше.
 Губы ее задрожали.
 – Ты действительно хочешь заботиться обо мне?
 Он нежно поцеловал ее.
 – И не только заботиться, мое счастье. Я готов тебя боготворить, – Колин принялся осыпать поцелуями ее щеки, шею, лоб, а в паузе между поцелуями шепнул: – Вспомни, моя радость, Мейнард – это фамилия твоего отца?
 И, не дожидаясь ответа, прикусил мочку ее уха.
 Анабелла сладко вздохнула и, млея от наслаждения, спросила:
 – Тебе не говорили, что иногда ты бываешь невыносимо настойчив?
 Он лизнул ее за ухом и, словно не слыша последних слов, вновь повторил:
 – Мейнард – это фамилия твоего отца?
 – Да. Так, во всяком случае, мне сказала мать. – Анабелла тут же поняла, как много она сообщила, ответив всего на один вопрос, и резко отодвинулась от него.
 Ее взор буквально источал страх.
 Колин изумился ее признанию. Такого оборота событий он не ожидал. Уолчестер, наверное, тоже. Колину хотелось узнать еще многое: как умерла ее мать, почему Анабелла так долго терпела издевательства отчима… Но при всем желании узнать правду ему необходимо было быть крайне осторожным. Он положил руку ей на плечо и увидел в глазах несчастной девушки слезы. Ее огорчение отозвалось в нем острой болью.
 – Не переживай, моя радость, все будет хорошо. Я понимаю, ты приехала в Лондон в поисках отца, правда?
 На мгновение она задумалась, не зная можно ли ему довериться, затем кивнула и заговорила отрывистыми фразами, перемежая их тихими всхлипами:
 – У меня не осталось никого из близких. Я думала… я решила его найти. Мама сказала, что он аристократ по фамилии Мейнард… это все, что я знала. Мы с Чэрити приехали в Лондон, не представляя с чего начать… как я уже говорила, мы с ней поступили в театр.
 Колин пожалел, что так безжалостно выпытывал у нее правду. В желании разыскать отца не было злого умысла. Он в юности поступил бы точно так же, если бы отец не нашел его сам.
 Продолжая изредка всхлипывать, Анабелла, как ребенок, свернулась клубочком и прижалась к нему.
 Да, но почему она раньше не рассказала ему всего? Может, она надеется вытянуть из отца деньги в обмен на молчание о его прошлом? Нет, в такое он поверить не мог.
 – Тебе удалось что-нибудь узнать об отце? – небрежно поинтересовался Колин.
 Анабелла пожала плечами:
 – Ты несколько дней назад упомянул о каком-то графе… Больше я ничего не знаю. Неужели Эдвард Мейнард – ее отец? Особого сходства у них вроде бы нет, разве что глаза у обоих голубые, но это ничего не доказывает.
 Анабелла приподнялась на локте и, что-то обдумывая, настороженно посмотрела на Колина.
 – Теперь тебе все известно, – неуверенно начала она. – Может быть… ты поможешь мне в поисках…
 – Может быть.
 Сковывавшее ее внутреннее напряжение моментально пропало, и она радостно воскликнула:
 – Колин, ты мне поможешь? Это так для меня важно!
 – Не знаю. Скажи, может быть, ты что-то еще знаешь об отце, что сможет помочь разыскать его?
 Анабелла задумалась, нервно теребя простыню. Наконец она кивнула.
 – Да. У меня есть одна вещь, которая поможет узнать отца. – Она завернулась в одеяло, подошла к бюро и достала резную шкатулку из слоновой кости. Щелкнул миниатюрный замочек, она вернулась к постели и протянула ему массивный золотой перстень с выгравированным гербом. – Это тебе знакомо?
 Хотя гравировка была неглубокой, Колин сразу узнал разделенный на четыре части щит с четырьмя бегущими борзыми – герб Уолчестеров. Он молча крутил в руке перстень. Колин не мог назвать Анабелле имя отца, не поговорив предварительно с Уолчестером, но ее молящий взгляд бередил ему душу.
 Поколебавшись, Колин все-таки решил увести разговор в сторону:
 – Скажи, а почему ты назвала себя Серебряным Лебедем?
 – Просто так.
 Но по ее оборонительной интонации и промелькнувшему в глазах испугу Колин понял, что Анабелла вновь говорит неправду.
 Почему? Неужели она до сих пор не доверяет ему и считает необходимым что-то от него утаивать?
 «А разве ты ничего от нее не утаиваешь? – спросил его внутренний голос. – Как же ты смеешь обвинять бедняжку? Тем более, что ее скрытность, в отличие от твоей, легко объяснима: ей попросту неприятно говорить об исчезнувшем отце».
 – Ты знаешь, чье это кольцо, Колин? – прервала она его мысли. – Я так хочу разыскать отца…
 – Зачем?
 – Но… это же очевидно. Каждому необходимо знать своих настоящих родителей.
 – Ты, наверное, мечтаешь, чтобы он признал тебя своей наследницей? Ведь, потеряв мать и отчима, ты осталась без средств к существованию.
 – Нет! – пылко воскликнула Анабелла, заставив Колина вздрогнуть. – Деньги меня не интересуют.
 Но что-то ее все же интересовало, он ясно это видел. Колин решил пока не называть имени Уолчестера, которому обещал выяснить, что хочет от него Анабелла Мейнард.
 Продолжая крутить в руках перстень, он сказал:
 – Рисунок не очень четкий, но, думаю, один из моих приятелей сможет определить владельца герба.
 Радостная улыбка осветила ее лицо:
 – Я знала, что ты мне поможешь!
 Он хотел поинтересоваться, почему она раньше не обратилась к нему за помощью, но побоялся насторожить ее лишним вопросом. Впрочем, Колин не сомневался, что вскоре он об этом узнает. Сейчас же его внимание было привлечено к шкатулке. Какие еще секреты там таятся? Как бы заглянуть туда, не возбуждая подозрений?
 Сонный порошок, который дала Мина… Как он мог о нем забыть?
 Колин обнял Анабеллу и полным нежности голосом предложил:
 – Давай больше не будем говорить о вещах, которые тебя печалят.
 – Давай, – радостно согласилась она.
 Он вытянулся на постели. Она прижалась к нему, положив голову ему на грудь. Черт побери, сколько бы он ни подозревал ее в злонамеренности, она по-прежнему, как ни одна женщина в мире, возбуждала в нем неутолимое желание. Колину потребовалась вся его выдержка, чтобы подавить вспыхнувшую с новой силой страсть. Но, когда она начала покрывать его грудь частыми нежными поцелуями, он готов был сдаться.
 – Не думаю, что это самая удачная из твоих идей, – с трудом выдавил он из себя.
 – Почему? Неужели ты исчерпал все свои силы? – искушающе улыбнулась Анабелла.
 – Нет. Но твое тело многое претерпело за этот вечер. Боюсь, утром ты будешь себя плохо чувствовать. Кстати, Мина передала тебе лекарство, которое должно снять последствие ее снадобий. Хорошо, что я о нем вспомнил! Мина не простила бы мне моей забывчивости. Ты его примешь?
 – Приму. Хотя, по правде говоря, мне уже надоело пичкать себя лекарствами.
 Колин торопливо встал с постели, боясь, что соблазнительное тело Анабеллы заставит его передумать, и взял со стола порошок.
 Высыпав его в чашку с водой, он подал чашку девушке и, подождав, пока она выпьет лекарство, спросил:
 – Может, ты хочешь мне еще что-нибудь рассказать прежде, чем я начну поиски твоего отца?
 Колин решил дать ей последний шанс самой открыть ему всю правду.
 Поначалу ему показалось, что она вот-вот решится. Но, помедлив, Анабелла ответила, глядя в чашку:
 – Нет.
 Они помолчали.
 Она вытерла губы тыльной стороной ладони и пожаловалась:
 – Какой противный вкус у этого лекарства!
 У Колина стало тяжело на сердце.
 – Это не страшно. Главное, чтобы оно пошло тебе на пользу, – торопливо произнес он.
 Вскоре голова ее опустилась на подушку, а веки сомкнулись. Порошок Мины подействовал очень быстро.
 Выждав еще несколько минут, Колин надел брюки и рубаху и подошел к бюро. Ключ от шкатулки отыскался легко, он был вложен в книгу стихов, лежавшую на бюро, – подобно большинству людей Анабелла не отличалась фантазией в выборе тайников.
 Он оглянулся – Анабелла спала, тихо посапывая – и открыл шкатулку. Внутри лежали обычные женские безделушки: засушенные цветы, тонкая серебряная цепочка, несколько маленьких колечек, брошь в виде лебедя и еще свернутый в трубку листок бумаги со сломанной сургучной печатью, перевязанный помятой ленточкой.
 Колин осторожно развязал ленточку и развернул листок, исписанный угловатым почерком. На нем было какое-то странное стихотворение с подписью «Серебряный лебедь».
 Он быстро еще раз перечитал текст – это явно было шифрованное послание. Судя по пожелтевшей бумаге, написано оно было довольно давно – возможно, в те времена, когда Уолчестер занимался шпионажем среди сторонников Кромвеля в пользу роялистов.
 Сердце Колина болезненно сжалось. Анабелла все-таки солгала ему, заявив, что не знает, откуда взялось ее театральное прозвище «Серебряный Лебедь». Опасения Уолчестера подтвердились. Анабелле было известно о политической деятельности Уолчестера, но она об этом даже не обмолвилась.
 Как он, опытный в таких делах человек, позволил себя одурачить жалобными сказками?
 – Лживая актриска, – прошептал он, повернувшись к постели. Ее невинное личико, удивительно длинные и густые ресницы, небрежно ниспадающие на плечи локоны еще более разъярили его. Неужели эта очаровательная кукла могла лишить его разума?
 Была ли в ее рассказе о злом отчиме и поисках настоящего отца хоть капля правды? С другой стороны, Анабелла хранила перстень с гербом Уолчестера и по возрасту вполне могла быть его дочерью.
 У Колина голова шла кругом от бесконечных вопросов, на которые он не мог найти ответа. Только одно не вызывало сомнения – кто-то немилосердно истязал ее.
 Он еще раз перечитал стихотворение и без особого труда запомнил текст. Ему неоднократно приходилось запечатлевать в памяти достаточное количество шифровок во времена, когда он выполнял особо секретные поручения короля. Затем аккуратно свернул листок и убрал его в шкатулку, не забыв положить ключ на прежнее место.
 Колин оделся, взял с прикроватного столика перстень и бросил прощальный взгляд на Анабеллу, которая спала ангельским сном.
 Сбегая по лестнице, он подумал, что Уолчестеру, как бы он ни сопротивлялся, придется ответить на все его вопросы.


* * *

 Не пытаясь скрыть дурного расположения духа, Колин покосился на графа Уолчестера, остановившегося на пороге собственной гостиной. Граф, разбуженный среди ночи, не успел полностью застегнуть жилет и как следует заправить рубаху в помятые брюки.
 – Время довольно позднее, – недовольно прорычал он, почесывая лысину. – Надеюсь, у вас есть достаточно весомый повод, чтобы вытаскивать старика из теплой постели?
 – Повод есть. Скажите, вам знакома эта вещь? – Колин протянул хозяину дома перстень.
 Уолчестер вздрогнул и раздраженно спросил:
 – Откуда вы это взяли?
 – Это ваш перстень?
 – Понятное дело, мой. Неужто вы не разглядели герба? Так откуда он у вас?
 Колин пристально посмотрел на графа и тихо ответил:
 – От одной актрисы. Ее зовут Анабелла Мейнард.
 Колин особенно не задумывался, как отнесется граф к его словам, но такого он никак не мог предположить: Уолчестер, изумленно выпучив глаза, буквально рухнул в близстоящее кресло.
 – Где она его раздобыла? – с трудом выговорил он. – Ну же, молодой человек, отвечайте.
 – Его дала ей мать, сказав, что этот перстень принадлежит ее родному отцу.
 На Уолчестера было страшно смотреть – он весь сморщился и, смертельно побледнев, едва ворочая языком, прошептал:
 – Откуда… откуда родом эта актриса? Вы… надеюсь, выяснили?
 – Нет, знаю только, что откуда-то из Нортгемптоншира.
 – Норвуд, – выдохнул граф. – Это невозможно. Не могу в это поверить.
 – Что невозможно? – безмятежно поинтересовался Колин. – Вы не верите, что она ваша дочь?
 Уолчестер судорожно потер подбородок, не сводя глаз с перстня.
 – Я не знаю, – он беспомощно посмотрел на Хэмпдена. – Чума всех разрази! Я не знаю.
 Колин с горечью подумал, насколько права была Анабелла, остерегаясь мужчин, которые, не задумываясь, рассеивают свое потомство по всему свету.
 – Так все-таки может она оказаться вашей дочерью? – продолжал настаивать Колин. – Есть ли хоть малейший шанс?
 – Шанс есть всегда. Господи, Хэмпден, неужто вы не понимаете, что мужчина срывает цветы удовольствия повсюду, где их находит?
 – Итак, она может быть вашей дочерью от связи… с молочницей… с кухаркой… или с женой норвудского трактирщика, поскольку вы сами упомянули Норвуд.
 Резкие слова Хэмпдена заставили Уолчестера задуматься. Граф закрыл морщинистое лицо ладонями и, помолчав, гневно прорычал:
 – Это невозможно. Если она действительно из Норвуда и по праву владеет моим перстнем, ее матерью может быть только одна женщина, а она не молочница и не кухарка.
 – Кто же она? Вы просили меня разузнать все об Анабелле, но не удосужились сообщить мне хоть что-то о себе. Так кто же ее мать?
 Даже слабый свет свечи позволил Колину увидеть, какой мукой исказилось лицо Уолчестера.
 – ЕСЛИ эта дрянная девчонка на самом деле моя дочь, то ее матерью может быть только Феба Харлоу, дочь сэра Лайонела Харлоу.
 Колин изумленно уставился на графа. «СЭР Лайонел Харлоу? Теперь понятно, почему Анабелле так удавались роли знатных дам – она сама была ЛЕДИ«, – мгновенно пронеслось в голове у Колина, и его охватила ярость.
 – Значит, вы соблазнили дворянку и бросили ее с вашим ребенком? Как можно было совершить такую низость?
 Почувствовав негодование в голосе юного маркиза, Уолчестер рассердился:
 – Клянусь, я ничего не знал о ребенке. Позже я слышал, что ее удачно выдали замуж за богатого сквайра по фамилии Тейлор. Могли бы и сообразить, что даже если бы я вернулся за ней, – вспомните, тогда шла гражданская война, – то ничего бы не изменилось. Она вышла замуж.
 – Да. С вашим ребенком в чреве.
 Уолчестер вскочил и, злобно сверкая глазами, уставился на Колина.
 – Какое право вы имеете так говорить? Вы сами, несомненно, наплодили кучу ублюдков по всей стране. У меня же только одна дочь… хотя и это еще надо доказать!
 Колину безумно хотелось врезать кулаком по выпирающей челюсти графа. Но, несколько раз глубоко вздохнув, он нашел в себе силы более или менее спокойно возразить:
 – Насколько мне известно, у меня нет детей. А если бы такое случилось, я непременно нашел бы способ их обеспечить.
 Уолчестер, не моргнув глазом, парировал:
 – Моя дочь – если она, конечно, моя дочь – выросла в доме богатого сквайра. Разве это не обеспечение?
 – Этот богатый сквайр регулярно избивал ее. Я сам видел рубцы от розог на ее спине.
 Граф, помрачнев, отошел к окну и вперил взор в холодную черную ночь. Не поворачиваясь к Колину, он сдавленным голосом произнес:
 – Хэмпден, вы дерзкий, самонадеянный молокосос.
 – Вы знали это, когда просили меня о помощи.
 Рука графа непроизвольно сжалась в кулак, и он почти беззвучно прошептал:
 – Что с ее матерью?
 – И она и сквайр умерли. Так, во всяком случае, сказала мне Анабелла.
 Уолчестер резко повернулся к собеседнику.
 – Феба умерла? Но ей же всего… лет сорок…
 – Анабелла больше ничего не сказала, но я ей поверил. В театр, по ее словам, она пришла из-за безденежья.
 Лицо Уолчестера посуровело.
 – Да-да, в театр. Вы прекрасно выполнили мою просьбу. Единственное темное пятно, которое вам удалось отыскать в моем прошлом, – это дочь-шлюха. Благодарю вас за помощь.
 Удивленный яростью, с которой граф произнес последние фразы, Колин, стараясь не вспылить, подошел к нему.
 – Кажется, вы не слушали то, что я вам говорил. Вашу единственную дочь постоянно избивал человек, на которого вы ее бросили. И вы сочли нужным сказать лишь то, что я разыскал вам дочь-шлюху?
 – Если девка вела себя там так же, как в Лондоне, то она, несомненно, заслуживала побоев. Говорят, что ее любовников невозможно перечесть. Неужели вы предлагаете мне радоваться такому приобретению?
 Колин хотел было сказать, что Анабелла вовсе не такова, какой себя изображает, но единственное доказательство было получено им в постели, а это вряд ли пришлось бы по вкусу Уолчестеру.
 – Ну и чего этой девке от меня надо? – ядовито поинтересовался граф. – Денег? Может, она задумала меня шантажировать?
 – Она даже не подозревает о вашем существовании! – взорвался Колин. – Анабелла начала вас искать, просто чтобы узнать, что за человек ее отец.
 Ехидный смех Уолчестера охладил пыл Колина.
 – Хе-хе. Конечно, потому она и пользуется моим псевдонимом времен войны. Поверьте моему слову, тут без шантажа не обойдется.
 Колин задумался. Действительно, зачем ей понадобился псевдоним? Почему она скрывает шифрованную записку? Если она действительно получила ее от матери, значит, та принимала участие в шпионской деятельности Уолчестера. Но тот даже не упомянул об этом.
 – Не понимаю, как Анабелла может использовать для шантажа ваш псевдоним? – о записке он решил пока умолчать.
 Уолчестер еле заметно напрягся, что не укрылось от опытного взгляда Колина.
 – Откуда мне знать? Но иной причины я не могу придумать.
 – Может, ее мать назвала его, а лучший способ обратить на себя ваше внимание – воспользоваться псевдонимом.
 – Ее мать псевдонима не знала, – слишком быстро возразил Уолчестер.
 Колину показалось, будто здесь что-то не так. Мать Анабеллы явно знала этот псевдоним. Может, она случайно нашла записку после бегства Уолчестера из Норвуда? Но какой уважающий себя шпион разбрасывает такие улики? Похоже, Уолчестеру есть что скрывать…
 – Так… Чем мне теперь заняться? – спросил Колин, обдумывая собственный план действий.
 – Не знаю. Там видно будет. Пока я прошу вас сохранять в тайне то, что вам удалось выяснить.
 – В тайне от Анабеллы?
 Уолчестер кивнул.
 – А что намерены делать вы?
 – Пожалуй, я сам взгляну на эту актрису.
 – Она просила меня помочь разыскать вас. Что мне ей сказать?
 – Вы настолько сблизились? – насторожился Уолчестер.
 – Да. Вы же этого хотели, или я ошибся?
 Граф, поглаживая лысину, подумал и забросал Колина новыми вопросами:
 – Она упоминала при вас о Серебряном Лебеде? Нет ли у нее других причин носить эту брошь?
 Слишком уж он беспокоился о том, что Анабелла использует его псевдоним… Даже известие о том, что у него есть дочь, не так его взволновало.
 – Нет, при мне она не упоминала об этом ни разу, – ответил Колин. – Она говорит, что Серебряный Лебедь всего лишь прозвище.
 – Врет! Постарайтесь выяснить, что ей известно.
 Колин согласился, но подумал, что стоит выяснить и какую тайну скрывает сам граф. И отец, и дочь не любили раскрывать свои секреты. Ничего, он дознается иным способом.
 – Сделаю все, что возможно, – заверил он, но предпочел не говорить, что намерен вести поиск за пределами Лондона.
 Колин уже достаточно наслушался высказываний двуличного отца и его не менее лицемерной дочери. Ему следует прибегнуть к иному методу раскрытия их тайн – пришло время отправиться в Норвуд.




 14



 Кто тут грешнее? Тот, кто искушает,
 Иль тот, кто искушаем?

    Шекспир. Мера за меру [Перевод Т. Щепкиной-Куперник.]. Акт 2, сцена 2.

 Анабелла открыла глаза, за окном было уже светло. Она со стоном вновь сомкнула веки. Голова ее буквально разламывалась от боли, губы пересохли и потрескались. Она повернулась на бок, и боль внизу живота пронзила ее. В памяти пронеслись события прошлой ночи.
 Анабелла с трудом оторвала голову от подушки и оглядела комнату. Колин куда-то исчез, зато видны были следы бурных ночных событий – на полу валялась разбросанная одежда, рядом с кроватью стояла чашка из-под лекарства, оставленного ей леди Фолкхем.
 Анабелла подумала, что голова могла разболеться от этого лекарства. Впрочем, она вчера приняла столько разных снадобий, что найти причину вряд ли будет возможно.
 На бюро что-то сверкало в луче солнца. Она с трудом встала с постели. Каждый шаг отдавался болью во всем теле.
 На бюро лежали кольцо и записка: «Ушел купить еды. Скоро вернусь». Подписаться и упомянуть о кольце Колин не счел нужным. Анабелла взяла кольцо, положила его на ладонь и стала рассматривать. Сверкая, оно как будто напоминало ей о происшедшем. Анабелла уныло подумала о том, что прошедшего уже не вернуть, Колин будет ждать продолжения их отношений. В Лондоне столько людей, а она выбрала из всех сладкоречивого щеголя, который расплатился кольцом за ее девственность.
 «Не надо излишне драматизировать события, – возразила она сама себе. – Ты же знала, что это неизбежно, и в конце концов сама желала его».
 Связь с Колином означала для Анабеллы гораздо больше, чем просто финансовую поддержку – теперь ей не придется отбиваться от навязчивых поклонников. Но главное, у нее появился помощник в поисках отца. Конечно, она должна будет все рассказать ему об отце… Только бы Колин не переменил свое мнение о ней! Нет-нет, этого не может быть… Он истинный джентльмен и непременно сдержит свое обещание!
 К тому же Колин дружен с ее отцом, а это дает ей в руки дополнительное оружие… Хотя… это слишком жестоко. Она не может так использовать любимого человека. Это скорей всего разрушит их еще хрупкие взаимоотношения. К тому же, их роман не может служить доказательством ее распутного поведения. Нет, от такой тактики следует отказаться.
 Но от мести отцу Анабелла отказываться не собиралась. Она лишь не могла решить, как поступить с Колином…
 Актриса вспомнила его ласки, поцелуи, нежные слова. И мысленно ощутила прикосновения сильных, надежных рук. Чэрити оказалась права, утверждая, что с этим ничто не может сравниться, особенно если у твоего любовника внешность Адониса и грация тигра. Не говоря уж о том, что он нежен и заботлив, как настоящий друг.
 Правда, Колину нужна не дружба. Он, несомненно, хочет видеть ее в роли любовницы и, конечно же, не поймет, если она откажется от этой роли. Но увы, у нее есть причины избегать связи с Колином. Став его любовницей, она ничем не будет отличаться от других актрис, дарящих свою благосклонность богатым покровителям. А хуже всего то, что ей придется проститься с независимостью и надеждами на будущее.
 Надежды на будущее… Анабелла прекрасно понимала, что, свершив свою месть, она не сможет выйти замуж в Лондоне. Ни один мужчина, знающий, что она выступала на сцене, не возьмет ее в жены. Она мечтала куда-нибудь уехать… может быть, на континент, где ее никто не знает. И начать там новую жизнь, выйти замуж за любящего человека и самой полюбить его. Еще вчера она намеревалась хранить до той поры невинность. Теперь об этом можно забыть.
 И все же Анабелла не жалела о минувшей ночи. Колин был первым мужчиной, вызвавшим у нее желание сделать его счастливым. Только она мечтала стать не любовницей, а женой, постоянной спутницей на долгие годы. Той, которой доверяют самые сокровенные мысли и желания.
 Анабелла сжала кольцо в кулак. К чему бесплодные мечты? Маркизы не предлагают руку и сердце актрисам сомнительного происхождения.
 На самом деле, если не считать потери невинности, прошедшая ночь ничего не изменила. Колину, как и прежде, нельзя доверять, хоть он и согласился ей помочь. Она до сих пор не знает, насколько он дружен с Мейнардом и почему он так долго не сообщал ей имя графа. Да! И с какой стати он все время интересуется ее прозвищем?
 Анабелла отбросила мысль, что Колин действовал по чьей-то просьбе, но сбрасывать со счетов такую вероятность она не имела права.
 Анабелла услышала, как в соседней комнате открылась дверь, и испуганно замерла. Через секунду в спальню вошел Колин. Увидев пустую постель, он насторожился, но тут же заметил ее у бюро и с облегчением вздохнул.
 – Ты уже проснулась? – улыбаясь одними губами, спросил Колин.
 – Да, – Анабеллу охватила печаль – так много произошло между ними за эту ночь, а она чувствует себя как в присутствии постороннего. Глядя на его великолепный костюм, она невольно сравнила его со своим стареньким капотом и пожалела, что не успела переодеться.
 Не замечая ее смущения, Колин спросил:
 – Ты проголодалась? Я принес хлеб и сыр.
 – Да, – безучастно ответила она и осталась сидеть, крутя в руках кольцо.
 – Ты, я вижу, нашла мой подарок. Больше не собираешься его возвращать? – Колин стоял в напряженной позе, словно действительно боялся, что его подарок будет вновь отвергнут.
 – Он что-то означает? Я хочу сказать, может, для тебя это не просто кольцо, а какой-нибудь символ?
 Колин сухо рассмеялся:
 – Кольцо означает все, что тебе будет угодно.
 – Я не хочу тебя обидеть. Оно очень милое. Любая женщина была бы счастлива носить такое кольцо.
 – И не принимать на себя никаких обязательств, не так ли? – поинтересовался Колин.
 Анабелла поморщилась:
 – Я никогда не намеревалась стать… чьей-нибудь любовницей.
 Колин взял кольцо и решительно одел ей на палец. – Это просто подарок, Анабелла. Знак моей… страсти, если тебе угодно. Может, оно напомнит тебе обо мне, когда я уеду.
 – Уедешь?
 – Да, – ответил Колин, глядя в сторону, – мне срочно надо уехать в мое имение в Кенте. Управляющий не может без меня обойтись. Я вынужден отправиться сегодня.
 Анабеллу задело, что Колин не предложил ей поехать вместе с ним. Хотя… может, он просто очень серьезно относится к ее работе в театре и считает, что не вправе нарушать ее планы?
 – Ты скоро вернешься?
 Колин погладил ее по щеке.
 – Точно не знаю, но уверен, что надолго не задержусь.
 От мимолетной ласки сердце Анабеллы забилось быстрее, но она заставила себя ответить таким тоном, будто он собирался на вечернюю прогулку.
 – Я буду без тебя скучать.
 – Если бы ты знала, как мне будет пусто без тебя в Кенте, – напряженным голосом произнес Колин. – Я кое-что устроил, чтобы ты могла чувствовать себя в безопасности до моего возвращения.
 – В безопасности?
 – Как говорится, когда кота нет дома, мыши веселятся. А среди мышей нет проказливее Его Величества. Ты поживешь у одной моей старинной приятельницы. Пока ты будешь в ее доме, король оставит тебя в покое.
 У приятельницы? Интересно, скольких женщин он называет своими приятельницами? И все ли они таковы?
 – Кто она?
 – Ее зовут Афра Бен. Афра – вдова. Мы познакомились в Антверпене, где она занималась такой же работой, как и я, – Колин криво усмехнулся. – К несчастью, у короля не оказалось денег, чтобы заплатить ей за службу. Для возвращения в Англию бедняжке пришлось влезть в долги. С тех пор она засыпает короля петициями с требованиями денег, но у Карла, конечно, не нашлось для нее ни фунта. Как только королю станет известно, что ты подруга Афры, он не посмеет даже к тебе приблизиться. Он будет бояться, что, если он начнет тебя соблазнять, ты попросишь его заплатить Афре.
 Анабелла хотела расспросить его об Афре, но Колин мог подумать, что она ревнует, а доставлять ему такое удовольствие она не желала.
 – Не знаю, Колин. Может, лучше остаться здесь и придумать что-то такое, ну, чтобы король совсем утратил ко мне интерес?
 – Нет. Можно только оставить театр и где-нибудь укрыться. Но я не думаю, что ты этого хочешь. Хотя я мог бы отправить тебя в одно из своих имений.
 – Нет-нет, не надо, – отказалась Анабелла.
 «Интересно, почему он предлагает отправить ее в ОДНО из своих имений, но не берет с собой в Кент?»
 – Тебе понравится Афра, уверяю тебя. Она остроумная, образованная женщина, у нее оригинальный склад ума. Афра молода и беспечна… Она сумеет отвлечь тебя от твоих переживаний.
 Так-так… судя по всему, ей придется проводить время с бывшей любовницей Колина. Его привлекают молодые и остроумные. Сколько своих любовниц он теперь называет друзьями? Анабелла была знакома с беспечным миром, окружавшим Колина. Ничего не поделаешь, теперь она сама вынуждена жить по его правилам, как бы она к ним ни относилась.
 Она сухо спросила:
 – Видимо, мне следует отложить поиски отца?
 Глаза Колина странно вспыхнули и погасли.
 – Это ненадолго. Не беспокойся, Анабелла, ты его найдешь. Обещаю тебе.
 Она вздохнула и отвела взгляд.
 – Когда я должна встретиться с твоей Афрой Бен?
 Услышав это, Колин моментально оживился и расслабился. Оказывается, он почему-то был страшно напряжен… Любопытно почему?
 – Сначала тебе надо поесть и собраться. Чэрити должна скоро вернуться, я послал ее к сэру Джону. Мне надо перед поездкой отдать некоторые распоряжения, но я вернусь и отвезу тебя к Афре.
 Анабелла поморщилась. Головная боль усиливалась.
 – Ты плохо себя чувствуешь? – заботливо спросил Колин и обнял ее за плечи.
 Ей хотелось закричать:
 «Конечно, да! Ты перевернул все мои планы, и я не знаю, что мне теперь делать».
 Но она кивнула и ответила:
 – Голова немного болит. Наверное, от того лекарства, что ты мне дал ночью.
 Ей показалось, что на мгновение лицо его стало виноватым.
 – Если ты себя плохо чувствуешь, я могу на день задержаться.
 – Нет-нет, не волнуйся, – ей нужно было провести какое-то время без него, чтобы все спокойно обдумать.
 – Не похоже, что у тебя все нормально, – мягко возразил Колин и неожиданно добавил куда более жестким тоном: – Порой мне кажется, что ты меня обманываешь.
 Их взгляды встретились. Понятно было, что он имел в виду не только ее здоровье. Анабелла напомнила себе, что и Колин не все ей рассказывает, и, гордо подняв подбородок, прошептала:
 – Я так же честна с тобой, как и ты со мной.
 Неприятная усмешка скривила его губы.
 – Ты права, Анабелла. Ты права. – Он снял руку с ее плеча. – Я пойду, а ты уложи свои вещи. Старайся не набирать лишнего, у Афры маленькая квартирка.
 И Колин направился к двери.
 Она окликнула его.
 Анабелле отчаянно хотелось услышать хоть одно нежное слово, которое напомнило бы ей о прошедшей ночи и о его горячей страсти.
 – Что, Анабелла? – с каменным выражением лица спросил Колин.
 Счастье, подаренное им ночью, исчезло без следа.
 – Ничего, – вымученно улыбнулась она. – К твоему возвращению я буду готова.
 Колин внимательно посмотрел на нее, словно чего-то ожидая, затем кивнул и вышел.
 Карета медленно тащилась по кишащей беднотой зловонной Граб-Стрит. За всю дорогу Колин и Анабелла не обменялись ни словом. Она пожалела, что с ней нет Чэрити, та сумела бы своей болтовней развеять напряженное молчание, но служанка осталась на старой квартире.
 Анабелла крайне удивилась, когда карета остановилась у облупленного доходного дома. Она даже не могла представить, что знакомая Колина живет в таком убогом месте.
 Афра встретила их в дверях расположенной на втором этаже квартирки. Ей еще не было тридцати; роскошные темно-рыжие волосы и губы сердечком, несомненно, лишили покоя не одного мужчину. Правда, сейчас лицо ее было перепачкано пылью.
 – Входите, входите, – торопливо произнесла она и несколько раз чихнула. – Извините, здесь все в пыли. Хотела прибраться к вашему приезду, но хозяйка из меня никудышная.
 Анабелла не знала, как себя вести. Ей захотелось вернуться домой, но после небольшой паузы она вежливо произнесла:
 – Вам не стоило так беспокоиться…
 – Пустяки, – отмахнулась Афра, – уж если ты будешь у меня жить, я должна навести порядок.
 Они прошли в гостиную. Колин достал из-за пояса маленький кошелек и протянул его Афре:
 – Это должно покрыть дополнительные расходы на время моего отсутствия. Если не хватит, ты знаешь к кому обратиться.
 – Колин, я в состоянии заплатить сама… – начала было Анабелла, но он не дал ей договорить.
 – Нет, эта идея о временном переселении тебя сюда принадлежит мне. К тому же это сущие пустяки.
 Афра с довольной улыбкой сунула кошелек в карман фартука и подмигнула Анабелле:
 – Для тебя, Хэмпден, это пустяки, а для двух видавших виды женщин, вроде меня и твоей подруги, на хлеб и вино хватит.
 Анабелла пришла в ужас, услышав, что ее назвали видавшей виды, но, оглядевшись, она несколько успокоилась: квартирка не походила на жилище светской львицы, уж слишком убогой была обстановка. Внимание актрисы привлекли лежащие повсюду кипы бумаги и несколько чернильниц.
 Перехватив ее любопытный взгляд, Колин объяснил:
 – Афра мечтает стать писателем, сейчас она пишет пьесу.
 – Да, – печально подтвердила та. – Но в основном я пишу прошения Его Величеству. Я одной ногой в долговой тюрьме, однако ни на мои прошения, ни на мои пьесы никто не обращает внимания. – Колин приподнял бровь, и Афра рассмеялась. – Конечно, кроме тебя, Хэмпден. Ты ведь и это придумал, чтобы помочь мне. Еще бы! Тебе прекрасно известно, что просто так я денег не возьму.
 – Вовсе нет, – возразил он, – Анабелле потребовалось убежище, а надежнее этого трудно себе представить.
 – Пусть будет так. Анабелла получит убежище, а я воспользуюсь советами опытной актрисы.
 – За спасение от милостей Его Величества она будет давать советы тебе с утра до вечера, – он повернулся к Анабелле. – Правда, любимая?
 Колин впервые за день ласково обратился к ней, но еще больше Анабеллу обрадовало, что Афра восприняла это, как нечто естественное. Значит, она никогда не была его любовницей!
 – Конечно, я помогу, чем смогу.
 – Спасибо, но не думай, что я заставлю тебя отрабатывать жилье, – улыбнулась Афра. – И вообще, это все ерунда, а главное, что ты получила надежное убежище. Его Величество избегает меня, словно зачумленную. – Ее улыбка погасла. – К большому моему сожалению. – Афра немного помолчала и добавила: – Пойду-ка я на кухню, чтобы не мешать вам прощаться.
 И ушла, шелестя юбками.
 Колин засмеялся:
 – Я так и знал, что она затеет дурацкую уборку или придумает что-нибудь еще более нелепое. Афра слишком поглощена своими идеями, и на житейские мелочи она просто не обращает внимания.
 – Она очень милая. Он вздохнул:
 – Поверь, мне неприятно доставлять тебе неудобства, однако другого выхода у нас просто нет. Лучше было бы, если б король тебя не заметил тогда в театре, но увы, не заметить тебя может разве что слепой.
 Его слова болью отозвались в ее сердце.
 – Он увидел меня на сцене. Я понимаю, что достойная женщина не имеет права выставлять себя перед публикой. Глупо было бы актрисе ожидать уважения к себе, ведь их все ставят в один ряд со шлюхами.
 Колин шепотом чертыхнулся и взял ее под локоть.
 – Да, ты права, общество несправедливо к женщинам. Но так было всегда, и это не переменится только потому, что тебе этого хочется.
 – Не думала, что и ты относишься ко мне, как к шлюхе! – выпалила Анабелла и в испуге зажала рукой рот.
 Она не хотела показывать маркизу, как важно для нее его отношение.
 – Господи, что ты говоришь?
 Анабелла не совладала с собой и дрожащим от негодования голосом воскликнула:
 – Напрасно я не верила, когда меня предупреждали, что, переспав с актрисой, мужчины назавтра отбрасывают ее, как ненужную игрушку! Но я надеялась…
 – Не говори о других. Я не собираюсь бросать тебя. А если ты думаешь, что одна ночь насытила мою страсть к тебе, то ты еще глупее, чем я думал!
 Она молчала, уставив неподвижный взор на пуговицы его камзола.
 – Посмотри на меня, – прошептал он.
 Анабелла только покачала головой.
 – Посмотри на меня, – повторил Колин, повысив голос. – Я очень волнуюсь, оставляя тебя в Лондоне. Обещай мне не снимать кольцо до моего возвращения. Пусть оно будет знаком твоей… привязанности ко мне. Оно охранит тебя от приставаний искателей удовольствий. Я имею в виду не короля, а тех, кто рангом пониже.
 Увидев в глазах Колина неподдельное беспокойство, Анабелла не посмела ему отказать.
 – Обещаю.
 – Мне очень не хочется покидать тебя, но меня ждет очень важное дело.
 – Не обращай внимания на глупости, которые я тебе наговорила, – шепотом попросила Анабелла. – Хорошо?
 – Как я могу не обращать внимания на тебя, когда твой образ преследует меня повсюду?! Даже когда тебя нет рядом, я ощущаю апельсиновый аромат и нежность твоей кожи… – Колин поцеловал ее в лоб. – Меня переполняет любовь к тебе, но я не знаю, что чувствуешь ты. Ты многое от меня утаиваешь, и я не могу понять почему. Это непонимание убивает меня.
 От прикосновения его губ в крови девушки вновь запылал огонь, но она заставила себя сказать:
 – У меня нет от тебя секретов, Колин.
 Он отшатнулся. Лицо его исказилось от боли.
 – Нет секретов? Но я же знаю, что ты прячешь их за своей очаровательной улыбкой.
 Анабелла не нашла в себе сил возразить ему, но и согласия не выразила.
 Колин ждал. Темные глаза маркиза яростно сверкали.
 – О, мой загадочный лебедь, постоянно скрывающий что-то от меня, говорящий одно, а думающий другое… Ладно, будем надеяться, что твои тайны хотя бы серьезны. Смотри, если ты мучаешь меня по пустякам, тебе не миновать моего гнева.
 С этим грозным предупреждением он вышел, оставив ее одну.




 15



 О, небо, будь мужчина постоянным,
 Его тогда считали б совершенством.

    В. Шекспир. Два веронца. Акт 5, сцена 4.

 Через три дня после переезда Анабеллы к Афре Бен Чэрити пришла к ним, чтобы помочь хозяйке выучить новую роль. Сегодня вечером актерам герцогского театра предстояло играть в Уайтхолле перед королем, и Анабелла очень нервничала. Именно сегодня станет ясно, насколько союз с Афрой способен охранить ее от короля.
 Читая пьесу, Чэрити так размахивала руками, что ударилась о стопку лежащих на столе книг.
 – Провалиться мне на этом месте! К чему женщине понадобилась такая гора книг? – с раздражением заметила она.
 Анабелла, не отрывая глаз от текста, ответила:
 – Чтение – ее любимое занятие.
 Афра примерно час назад ушла во дворец с очередной петицией и вскоре должна была вернуться.
 – Что она собой представляет? – дала волю своему любопытству Чэрити.
 – Афра – очень образованная особа. Мне иногда кажется, что она прочитала больше книг, чем я видела за всю жизнь. Афра весьма решительна, обожает приключения и готова взяться за раскрытие любого загадочного происшествия. Мне она очень понравилась.
 – Джон назвал ее безрассудной, а еще сказал, что она заносчивая и говорит о любви, словно заправский повеса.
 Анабелла с улыбкой вспомнила, как Афра каждый вечер при тусклом свете свечи склонялась над своими рукописями.
 – Со мной она ни капельки не заносчива. О любви она говорит довольно свободно, это правда, но безрассудной я бы ее не назвала. Вы в чем-то с ней похожи. Афра была замужем, потом овдовела и со временем стала довольно цинично относиться к ухаживаниям и прочим романтическим переживаниям. Она считает, что лучше самой выбрать любовника, чем выйти замуж за старого болвана только потому, что у него водятся деньжата.
 – Женщина не должна быть такой циничной, – сверкнула глазами Чэрити.
 – Ты же сама не хочешь выходить замуж и выбрала любовника по собственному усмотрению, – с улыбкой напомнила Анабелла.
 Возмущение Чэрити высказываниями Афры ей показалось забавным.
 – Да, и теперь начинаю понимать безрассудство своего поведения.
 Анабелла отложила роль:
 – Что случилось? Неужели Ривертон стал плохо к тебе относиться?
 Чэрити отрицательно покачала головой:
 – Нет, но он говорит, что хочет купить мне дом в деревне. Представляешь? Намеревается похоронить меня в глуши, среди чужих мне людей! А когда я сказала, что скорее расстанусь с ним, чем позволю запереть себя вдали от моих друзей, Ривертон заявил, что мечтает о ребенке. «Роди мне ребенка» – и все тут!
 Тщательно подбирая слова, Анабелла сказала:
 – Похоже, что у него серьезные намерения.
 Чэрити горько усмехнулась.
 – Нет, не совсем так, – она поколебалась, стоит ли посвящать Анабеллу во все подробности, затем вздохнула и пожаловалась: – У Джона есть невеста. Так что говорить о серьезности его намерений бессмысленно – дочка виконта уже готовится к свадьбе. Ее семье нужны его деньги, а ему – их связи. Обычная история. – Чэрити старалась говорить отстраненно, словно это ее вовсе не задевало, но Анабелла видела, как глубоко она уязвлена.
 – Прости, милая, я не знала.
 Чэрити с показной небрежностью отмахнулась от сочувствия хозяйки, но голос ее стал еще более печальным:
 – Я и сама не знала, а когда выяснила, не смогла даже как следует на него рассердиться. Ведь я сама говорила, что не хочу к нему привязываться. Что бы ни твердила твоя Афра Бен о свободном выборе любовника, это не так хорошо, как кажется. Делая свободный выбор, ему даешь право оставаться свободным. А у мужчин от свободы до измены всего полшага.
 Анабелла подумала о Колине. А как он распорядится своей свободой? Может быть, он тоже тайком от нее обзавелся невестой?
 Она задумчиво погладила пальцем кольцо, вспомнив, что Колин уже дал ей понять – у него есть своя, отдельная от нее жизнь, в которой ей нет места так же, как в его имении. Но с другой стороны, может быть, Колин из тех повес, что открыто живут со своими любовницами, не обращая внимания на мнение светского общества?
 От любой из возможностей сердце Анабеллы болезненно сжималось. Ей хотелось только одного – чтобы Колин поскорее пришел и нежными поцелуями развеял ее сомнения. Будь она уверена в его намерениях, то, не задумываясь, согласилась бы стать его содержанкой.
 Анабелла представила себе, как прекрасно ей жилось бы в этом случае. Сначала долгие беседы по вечерам после спектакля… потом любовь до изнеможения… потом… Анабелла зарделась… О, какое это чудо – просыпаться в объятиях возлюбленного!..
 Эта мысль ее отрезвила.
 Да… конечно, прекрасно просыпаться в объятиях возлюбленного, но она не может позволить себе любить Колина… ни в коем случае!.. Он же ее не любит… Значит, и она не должна допустить…
 «Не упорствуй, – сказала она себе, – ты же давно в него влюблена, с того самого дня, как вы с ним впервые встретились в артистической уборной».
 Усилием воли Анабелла заставила себя отвлечься от приятных воспоминаний. Нет, она не позволит Колину увлечь себя по этому гибельному пути! Разве мало она видела в театре несчастных жен, которые безрезультатно пытались отвлечь внимание мужей от легкомысленных красоток?
 На лестнице послышались чьи-то шаги, и Анабелла встала, ожидая увидеть Колина. Однако на пороге появилась Афра. Анабелла не успела скрыть своего разочарования.
 Афра почему-то нервничала и после того, как Анабелла представила Чэрити и Афру друг другу, с облегчением воскликнула, обращаясь к служанке:
 – Как хорошо, что вы здесь! Анабелле непременно понадобится ваша поддержка.
 Анабелла удивилась, понимая, что что-то произошло, но предпочла пока об этом не расспрашивать и вежливо поинтересовалась:
 – Как прошел ваш визит в Уайтхолл? Надеюсь, вы без осложнений передали свою петицию?
 Афра собирала книги, что уронила Чэрити. Подровняв стопку, она небрежно махнула рукой:
 – Да, все в порядке. Я, правда, не люблю иметь дела с королевским секретарем, уж больно он зануден. Но Бог с ним. Главное, он заверил меня, что Его Величество вскоре ознакомится с моей просьбой. В переводе на нормальный язык это означает, что мне очень повезет, если моя бумага попадет пред царственные очи в следующем месяце.
 Ничего нового Афра не сообщила. Однако Анабелле показалась странной ее внутренняя напряженность. Какое-то чувство подсказывало ей, что случилось нечто неприятное.
 – Нет ли в Уайтхолле каких-нибудь новых сплетен? – словно мимоходом поинтересовалась она.
 Афра настороженно замерла.
 – Сплетен?.. Нет… в общем ничего нового – все одно и то же.
 Анабелла уже не первый день общалась с Афрой и сразу почувствовала: та что-то от нее утаивает.
 – Так что же все-таки произошло? – решительно спросила она. – Его Величество прознал о шутке, которую мы с ним сыграли? – Анабелла рассказала Афре все, кроме того, что в проделке участвовала Мина Фолкхем – ей не хотелось ставить под угрозу репутацию столь очаровательной и доброжелательной леди. – Не стесняйтесь, расскажите мне, что произошло. И если дело принимает дурной для меня оборот, мы пошлем гонца в Кент к лорду Хэмпдену, он…
 – Хэмпден вовсе не в Кенте, – перебила ее Афра и, поморщившись, прошептала: – Черт побери, не надо было тебе этого говорить. Но, в конце концов, лучше ты узнаешь от меня, чем от посторонних.
 Кровь отхлынула от лица Анабеллы.
 – Вы ошиблись, он в Кенте. Колин сам мне сказал…
 – Детка, он тебя обманул, – произнесла Афра столь уверенно, что Анабелла ни на секунду не усомнилась в ее правоте.
 – Зачем? – прошептала Анабелла, пытаясь скрыть от Афры дрожь в руках. – Зачем он солгал мне?
 – Не знаю, – вздохнула Афра. – Я узнала об этом совершенно случайно. Седли и Рочестер судачили о Хэмпдене. Седли уезжал за город по своим делам в тот же день, что и Хэмпден. Они случайно встретились в гостинице, вместе позавтракали и разъехались в разные стороны. Так вот, Хэмпден поехал на север, а Кент, как тебе известно, находится к югу от Лондона. Седли не знает, куда именно направлялся маркиз, но тот просил его не говорить тебе о их встрече.
 Анабелла заклокотала от ярости. Как он посмел обмануть ее? К дьяволу мужчин – они все изменники!
 – Я должна была догадаться, что он меня обманывает… Хэмпден слишком старательно избегал разговора о своей поездке, – с горечью прошептала она.
 Чэрити вскочила со стула и, уперев руки в боки, встала перед хозяйкой.
 – Прекрати говорить глупости. Сейчас же перестань. Лорд Хэмпден – хороший человек. Он не лжец! – Гневно сверкая глазами, Чэрити обернулась к Афре. – Чего ради моя хозяйка должна верить вашим россказням? Зачем вы несете всякую чушь? Может, вы без памяти влюблены в лорда Хэмпдена и из ревности к Анабелле хотите разрушить их счастье?
 Афра удивленно повернулась к Анабелле:
 – Кажется, я не давала повода для подобных инсинуаций. Я же говорила вам, мы с Хэмпденом давние приятели. Мы не раз выручали друг друга в Голландии, но между нами никогда ничего не было…
 – Я вам верю! Верю! – воскликнула Анабелла, метнув укоризненный взгляд в сторону Чэрити. – Просто моя служанка считает, что лорд Хэмпден для меня – избавление от всех напастей, и боится, что я могу его потерять. А я опасаюсь, что ее ослепили его деньги.
 Об остальном Анабелла предпочла умолчать, хотя и подумала, что Чэрити ревнует к Афре, ведь до знакомства с ней Анабелла прислушивалась только к советам своей служанки.
 Подтверждая подозрения Анабеллы, Чэрити сердито фыркнула:
 – Вижу, мои рассуждения не устраивают таких чинных леди. Наверное, я для вас слишком груба.
 Афра и Анабелла переглянулись – они поняли, чем вызваны переживания Чэрити.
 Анабелла постаралась ее утешить:
 – Чэрити, милая, ты же знаешь, как высоко я ценю твое мнение. Но я верю Афре. Лорд Хэмпден солгал мне. Тут что-то неладно. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?
 Последними словами она недвусмысленно дала понять Чэрити, что по-прежнему доверяет ей больше всех на свете. Анабелла говорила с Афрой о многих вещах, но о цели своего приезда в Лондон даже не упоминала. Об этом знала только она сама и Чэрити.
 – Как вам кажется, Афра, почему лорд Хэмпден скрыл от меня цель своей поездки? – спросила Анабелла.
 Афра недоуменно пожала плечами:
 – Я рассчитывала услышать объяснение из ваших уст.
 Анабелла нервно поджала губы. Если бы она знала! Она торопливо перебрала в памяти все, что ей сказала Афра. Колин уехал на север… Но почему на север? На севере… на севере находится Нортгемптоншир. И Норвуд!
 Анабеллу обуял ужас. Неужели это правда? Неужели Колин отправился в Норвуд, чтобы выведать ее тайны? Девушку начала бить нервная дрожь. Боже милосердный, если он действительно туда поехал, то…
 Пытаясь себя успокоить, Анабелла вспомнила, что ни разу в разговоре с Колином не упоминала Норвуд, а называла лишь графство. Да и потом, он не знает ее настоящей фамилии, так что скорее всего проездит впустую – фамилия Мейнард для местных жителей будет пустым звуком, а имя Анабелла слишком распространено, вряд ли он нападет на ее след.
 Зачем же он все-таки обманул ее? Анабелле приходило на ум только одно объяснение: у него есть невеста или любовница. А может быть, он женат?
 Эта мысль была невыносима, и Анабелла, не вытерпев, спросила у Афры:
 – Лорд Хэмпден не женат?
 – Да что вы? Конечно, нет! – воскликнула Афра, но, сообразив, что эти слова могут быть истолкованы превратно, поспешила поправиться: – Я не в том смысле, что он… не может… он всегда говорил…
 – Так я и думала, – печально заметила Анабелла. – Он повеса, а они все бегают от женитьбы до самой старости.
 – О нет, не все, – с горечью возразила хозяйке Чэрити. – Ривертон счастлив будет оказаться на брачном ложе. Да и не он один…
 – Ривертон? – удивилась Афра.
 Чэрити бросила на хозяйку предостерегающий взгляд, но Анабелла все равно объяснила:
 – Сэр Джон Ривертон – любовник Чэрити. Вы его знаете, он частенько бывает в нашем театре. Чэрити недавно выяснила, что у него есть невеста.
 – Это не значит, что он мной пренебрегает, – оправдывающимся тоном сказала Чэрити. – Он предложил взять меня на содержание.
 – Понятное дело, – выпалила Анабелла, – он хочет держать тебя в деревне, чтобы вы с его невестой не докучали друг другу.
 – Что за счастливая троица у нас подобралась! – покачала головой Афра. – Мой любовник утверждает, что любит меня до самозабвения, а сам крутит роман с какой-то девчонкой. Эти самовлюбленные петухи совершенно не представляют, насколько хрупка любовь. Они требуют от нас верности, но себе позволяют все что угодно.
 Анабелла вспомнила, как Колин добивался от нее обещания не подпускать к себе других мужчин. Но сам-то и не подумал дать такую же клятву.
 «Нет! Колин мне никогда не изменит!» – решительно сказала себе Анабелла, но тут же в этом усомнилась, не находя ответа на вопрос, зачем он просил Седли скрыть от нее, что поехал на север.
 – Пора объявить войну этим двуличным бестиям, – патетически провозгласила Афра. Она встала на стул и, изображая парламентского оратора, воскликнула: – Я спрашиваю вас, прекрасные дамы, почему вы сидите дома и позволяете мужчинам пользоваться свободой, которой сами лишены? Мы, представительницы слабого, угнетенного пола, должны бороться с неравенством в любви, должны воевать с мужским непостоянством!
 Чэрити удивленно посмотрела на Анабеллу, но та только пожала плечами. Она уже привыкла к громогласным монологам Афры, которая мечтала прославиться на поприще драматургии.
 – А как, по-вашему, мы будем бороться? – после паузы спросила Анабелла. – У нас нет ни прав, ни денег, ни оружия. Увы, все преимущества на их стороне.
 – Ошибаешься, – возразила Афра и, распустив по плечам волосы, изобразила роковую обольстительницу. – У нас тоже кое-что имеется: красота, ум и, главное, умение не попадаться на мужские уловки. А слабостей и у них хватает. Самые основные – это самолюбие и похоть.
 Она подмигнула собеседницам и, довольная произведенным впечатлением, продолжила уже более серьезно:
 – Вы прекрасно знаете, как развито у них чувство собственности. Если мы будем сдерживать нашу страсть и сумеем противостоять их лести и лживым уговорам, мы победим, и уже не мы, а они будут зависеть от нас.
 – Я вас, кажется, поняла, – усмехнулась Чэрити. – Надо заставить их ревновать – отказывать им в наших милостях и открыто флиртовать с их друзьями, не так ли? Да если мы так сделаем, они попросту найдут себе других, более покладистых! И дело с концом.
 – Вполне возможно, – признала Афра. – Но если они так поступят, значит, им милы только наши тела, а такие любовники нам не нужны, и мы найдем себе новых, гораздо лучших. Мы должны добиться, чтобы они восхищались нашим умом и нашей добротой, чтобы жаждали получить от нас малейший знак внимания. Каждый из них должен усвоить, что он не единственный в мире мужчина, способный доставить нам удовольствие. Они знают, что честь и гордость не позволяют нам совершать сумасбродства, которые дозволены им. Так давайте же сбросим оковы чести и гордости, удерживающие нас в позорном рабстве!
 – И станем сумасбродками? – усмехнулась Анабелла. – А может, нам за компанию с ними изображать из себя развратниц? Нет уж, меня от таких занятий увольте.
 Анабелла встала и принялась расхаживать по комнате. Однажды она уже прикидывалась развратницей, чтобы отомстить отцу, но роль не пришлась ей по вкусу. Анабелле не хотелось снова затевать этот гадкий спектакль даже с целью проучить Колина. Ей было противно унижаться до повторения его предательского поведения.
 Она напомнила себе, что он, в отличие от нее, не давал никаких обещаний.
 – Мужчины изображают верность, – продолжила разговор Афра, – а мы изобразим неверность. Пусть они на своей шкуре почувствуют, что значит страдать от ревности.
 Анабелла отрицательно покачала головой, и из глаз ее хлынули слезы. Афра надеется, что мужчин можно научить более внимательно относиться к желаниям и нуждам женщин, но это всего лишь бесплодные мечтания. Такие, как Огден Тейлор или ее отец, всегда будут считать женщину чем-то вроде движимого имущества, которое можно выбросить, когда оно становится ненужным. Учить таких чему-либо совершенно бесполезное занятие.
 До сего дня она верила, что Колин совсем другой. От обиды у нее даже перехватило дыхание. Боже милосердный, она мечтала выйти за него замуж!
 Афра прервала ее горестные размышления:
 – Знаешь что? Если Хэмпден, вернувшись, обнаружит, что ты флиртуешь со щеголями и ведешь себя так, будто ты и не заметила его отсутствия, его гордость будет уязвлена, и в следующий раз он серьезно задумается, прежде чем тебя обманывать.
 «А что? – вдруг подумала Анабелла. – Он действительно заслужил, чтобы я поставила его на место. Хотя… что если у него была иная, вполне невинная причина не сообщать мне о цели поездки? Или Афра неправильно поняла Седли?»
 – Прекрасная мысль, – Чэрити ударила ладонью по столу. – Ривертон надеется удержать меня силой своей страсти, не задумываясь о том, что мне нужно, а что нет. Денег он не жалеет, а вот напрячь мозги не желает. Вот мой ответ: если бы я хотела иметь женатого любовника, я такого бы и искала. Пусть выбирает, кто ему нужнее. Если я ему дорога, пусть расстанется с невестой, – Чэрити немного помолчала и, понизив голос, добавила: – Иначе я найду другого, кто меня согреет.
 Обе женщины вопросительно посмотрели на Анабеллу.
 – Ну, что ты колеблешься? У тебя есть гордость? – воскликнула Афра. – Честно говоря, мне даже в голову не приходило, что Хэмпден способен так неуважительно отнестись к чувствам женщины.
 Анабелла повернулась к подругам спиной, пытаясь устоять перед искушением присоединиться к их мнению. Неожиданно в памяти всплыло лицо Седли. Анабелла поняла, что уж Седли с Рочестером после его просьбы не говорить, куда он отправился, уверены – Колин поехал навестить свою тайную любовницу. И теперь, конечно же, будут обмениваться заговорщическими взглядами и улыбаться за ее спиной.
 Решено. Она не позволит Колину себя дурачить. Она вырвет любовь из своего сердца и никому не покажет, как ей больно.
 Анабелла медленно сняла с пальца кольцо Колина и положила его в карман фартука. Больше она его не наденет. По крайней мере, пока он не докажет, что это не плата за ее тело.
 – Ну, что ж, леди, давайте позабавимся, – решительно произнесла она. – Пусть наши ветреные возлюбленные кусают локти, поняв, каких изумительных женщин они потеряли.




 16



 Отцы, не верьте больше дочерям,
 Как ни были б невинны их повадки!

    Шекспир. Отелло [Перевод Б. Пастернака.]. Акт 1, сцена 1.

 Эдвард Мейнард смотрел спектакль, сидя в одной из лож герцогского театра. Вскоре после восстановления короля на английском престоле Мейнарду стала противна аморальность лондонских подмостков, и уже почти пять лет он не ходил в театры.
 Увидев появившуюся на сцене актрису с густо накрашенным лицом, одетую в полупрозрачное платье, он недовольно поморщился. Мейнард не мог понять, почему женщинам так хочется демонстрировать себя в столь дурацком виде. По его мнению актерское ремесло – не женское занятие. Насколько благопристойнее вело себя общество в те времена, когда на сцену дозволялось выходить только мужчинам!
 Он не сомневался, что актрисы, развращавшие юнцов, были основной причиной современного падения нравов.
 Проверив по программке, как зовут размалеванную танцовщицу, Мейнард убедился, что его дочь появится только в следующей картине.
 Мейнард заворочался на неудобном сиденье и вновь устремил взгляд на сцену. Он сидел в глубине ложи с полузадернутыми шторами, однако пересаживаться поближе или, тем более, перебираться в партер не желал, предпочитая оставаться незамеченным.
 Он вообще не собирался идти в театр, но треклятый Хэмпден не оставил ему выбора. Маркиз не появлялся уже несколько дней, а когда Мейнард послал к нему лакея, выяснилось, что молодой оболтус укатил в свое имение и будет отсутствовать недели две.
 Мейнард до боли в пальцах стиснул набалдашник трости. Как посмел этот безалаберный мальчишка покинуть его в самый критический момент? Только последний разгильдяй мог пообещать разрешить загадку Анабеллы Мейнард и тут же бесследно исчезнуть.
 Совсем недавно Уолчестер полагал, что подлая девчонка то ли подослана врагами, то ли преследует свои цели: например, хочет вызнать подробности о давних событиях в Норвуде. Теперь же, узнав от Хэмпдена, что она действительно может оказаться его дочерью, он неожиданно для самого себя захотел ее увидеть.
 На сцене появился новый актер. Через мгновение граф догадался, что перед публикой предстала женщина, переодетая мальчиком. Граф ужаснулся. И куда только смотрят власти? Разве мыслимо, чтобы женщина принародно появлялась в облегающих брюках и тонкой рубашке?!
 – Боже милосердный, – потрясенно выдохнул он, – до чего докатился нынешний театр!
 Публика в партере оживилась и громкими выкриками начала приветствовать актрису. Услышав, как записные щеголи скандируют: «Серебряный Лебедь! Серебряный Лебедь!», Уолчестер окаменел. Шлюшка в мальчишеском костюме была его дочерью!
 Да, он даже без предупреждения узнал бы ее. Мальчишеский костюм не мог скрыть сходства этой девицы с матерью – те же черные, как полночь, волосы… стройное, незабываемое тело… грациозная шея. Каждое движение Анабеллы напоминало маркизу Фебу.
 Память вернула его к тем давним временам, когда он, раненный в битве при Нэзби, до самозабвения целовался с черноволосой красавицей. С тех пор прошло уже двадцать три года, но старый граф помнил каждое мгновение, когда помогавшая матери ухаживать за ним девушка постепенно влюблялась в него.
 Их первая ночь прошла почти под самым носом ее папеньки – ярого приверженца Кромвеля. И уж, конечно, тогда граф не думал о последствиях. Уолчестер до сих пор не мог сказать, что его больше привлекало в Фебе: то ли ее самоотверженная любовь, то ли наслаждение от обладания дочерью врага. Он был опьянен своей шпионской миссией во вражеском окружении, и страсть Фебы добавляла в его опьянение привкус победы. Но нежданно-негаданно вино обратилось в уксус: Уолчестер случайно узнал, что круглоголовые выследили троих королевских шпионов, которые, как и он, уцелели в битве за Нэзби.
 Поначалу граф растерялся, но, придя в себя, написал зашифрованное послание, замаскировав его под стихотворение, и попросил Фебу доставить его по назначению. Сам он никогда не доверял женщинам, но здесь пришлось рисковать – Феба, в отличие от своего отца, не интересовалась политикой, зато она любила Эдварда и готова была исполнить все, что он пожелает.
 Однако графу до сих пор не было известно, доставила она его послание по назначению или же оно попало в руки врагов. Все минувшие годы Уолчестер жил под страхом, что его обвинят в гибели троих товарищей. Тогда его успели предупредить, сообщив, что все трое арестованы и при них найдены секретные бумаги Карла I. Не дожидаясь, когда враги выследят и его, он в ту же ночь бежал из Норвуда.
 Как выяснилось впоследствии, норвудские события оказались поворотным пунктом гражданской войны. В руках круглоголовых захваченные документы оказались решающим оружием – в них подтверждалось, что Карл I в целях возвращения престола подготавливал заговоры с Ирландией, Голландией, Францией и Бог весть с кем еще. Эти сведения обеспечили парламенту поддержку народа, не желавшего жить по указке чужестранцев, и положение роялистов стало стремительно ухудшаться. Вскоре потерпевший сокрушительное поражение король был приговорен к смертной казни, и ему отрубили голову.
 Уолчестеру казалось, что виноват в этом он один. Не струсь он и сумей предупредить хранителей королевских бумаг – вся история страны пошла бы по-другому. Смертельный ужас охватывал его при одной только мысли, что Бекингем или какой-нибудь другой заносчивый юнец, ставший в последние годы советником короля, может узнать о его роли в норвудской катастрофе; а вплоть до Реставрации он боялся, что Феба выдаст его сторонникам Кромвеля. Правда, в конце концов граф решил, что норвудская история канула в лету и о его трусости уже никто не узнает.
 Теперь же граф стал упрекать себя за то, что слишком рано поверил в забвение своих давних дел. А что, если Феба передала его шифровку дочери? Не потому ли Анабелла пользуется его давним псевдонимом? Если она хранит его письмо, то скорее всего знает, что он тогда струсил и в конечном итоге виноват в разразившейся катастрофе. Да… Узнай об этом король, все пропало!
 Граф заскрежетал зубами, отбрасывая нежелательные горестные мысли, и вновь устремил свой взгляд на сцену. Приходилось признать, что внешне Анабелла напоминала свою мать, но мягкости и уступчивости Фебы в ней не чувствовалось. О чем приходилось только сожалеть.
 – Пикворт! – окликнул граф своего лакея, стоявшего перед входом в ложу.
 Пикворт тут же просунул голову через занавесь, заменявшую дверь ложи:
 – Слушаю вас.
 Уолчестер указал на сцену:
 – Видишь ту женщину, которую идиоты из партера называют Серебряным Лебедем? Как только спектакль закончится, приведи ее ко мне.
 – А если она не захочет?
 – Не мели ерунды. Заставь. Неужто ты не справишься со вздорной девчонкой?
 Пикворт кивнул и удалился.
 Оставшееся до конца спектакля время Уолчестер провел в тревожном ожидании. Он жаждал выведать у Анабеллы все, что ей известно, но ему не хотелось, чтобы она догадалась, кто он такой. Начав собственное расследование, он больше не будет зависеть от Хэмпдена. К тому же молодому маркизу совсем ни к чему знать историю шпиона с псевдонимом Серебряный Лебедь – он и так уже проявляет в последнее время излишнее любопытство.
 Спектакль закончился, и актеры вышли на прощальные поклоны. Уолчестер с раздражением отметил, что Анабелла одаривает игривой улыбкой почти каждого щеголя из первых рядов. Поймав брошенную из зала розу, она оторвала стебель и к восторгу публики пристроила цветок в глубокий вырез своей рубахи.
 Граф возмутился. Неужто эта разнузданная девка его дочь? Ему захотелось вытащить ее из театра и задать мерзавке хорошую трепку. Потом он вспомнил рассказ Хэмпдена о том, что отчим жестоко бил Анабеллу, на мгновение в душе его шевельнулась ненависть к сквайру, но граф тут же решил, что девчонка наверняка этого заслуживала, а очарованный ею маркиз все сильно преувеличил.
 Сцена опустела, и публика направилась к выходу. Уолчестер ждал, нервно постукивая пальцами по набалдашнику трости. За занавесью ложи послышались голоса.
 – Эй, грубиян, куда ты меня тащишь? Сейчас же убери свои лапы и объясни в чем дело, иначе…
 Слуга втолкнул девушку в ложу, и она замолчала.
 Анабелла не успела переодеться, оставаясь в сценическом костюме, что придавало ей забавно-героический вид. Оглядевшись в сумраке ложи, она заметила сидящего в самом темном углу человека.
 – Кто вы? – решительно спросила она. – Почему вы без малейшего уважения к моему достоинству…
 – Достоинству? – ехидно засмеялся Уолчестер. – Твое достоинство в непристойном кривлянии на потеху безмозглым зрителям.
 Ее глаза яростно сверкнули, и граф подумал, что никогда не видел подобного взгляда у ее покорной, мягкосердечной матери. Анабелла безуспешно попыталась разглядеть его лицо и вновь спросила:
 – Кто вы?
 – Это неважно. Скажем так, я друг, обеспокоенный твоим поведением.
 Она недоверчиво прищурилась:
 – Если вы друг, то почему прячетесь в темноте? Может, вы боитесь меня?
 – Мне нечего бояться! – рявкнул он, приподнимаясь на стуле, и уже более спокойно добавил: – Зато ты должна меня бояться.
 Как можно небрежнее она поинтересовалась:
 – Это еще почему?
 Но не сумела скрыть промелькнувшей на лице тревоги.
 – Ты впутываешься в дела, в которых ничего не смыслишь. Нельзя без последствий называться Серебряным Лебедем.
 Граф заметил, что последняя фраза насторожила Анабеллу.
 – Это всего лишь прозвище, данное мне публикой. Я в этом совсем не виновата.
 Он указал концом трости на ее брошь.
 – Так же как и в том, что не расстаешься с этой побрякушкой?
 При виде поднятой трости девушка испуганно отпрянула, и граф вновь вспомнил рассказ Хэмпдена о звере-отчиме. Почувствовав себя неловко, он поспешил опустить трость.
 – Почему вас так волнует, что меня зовут Серебряным Лебедем?
 – Это не твоего ума дело.
 Анабелла решила переменить тактику и притвориться, будто она понимает, о чем идет речь.
 – Может, это ваше прозвище? Почему вы считаете, что оно опасно для его носителей?
 Выпад, сделанный наугад, попал в цель. Граф растерялся.
 – С чего ты взяла, что это мое прозвище? Ничего подобного, оно не имеет ко мне ни малейшего отношения. Но, как ты сама сказала, носить его опасно, особенно если это делают развратные, пустоголовые девчонки.
 – Вы так много обо мне знаете, – сказала она с явным сарказмом. – Откуда? Может, вы за мной шпионили?
 Упоминание о шпионстве покоробило Уолчестера, но он сдержался.
 – Зачем тебе понадобилось называться Серебряным Лебедем? Ответь, и я не стану за тобой шпионить.
 Анабелла почувствовала, что наступил ключевой момент разговора.
 – Я могу обсуждать этот вопрос только с другим носителем того же имени. Если вы таковым не являетесь, мне больше нечего вам сказать.
 Она повернулась к выходу.
 – А если я действую по поручению этого человека?
 Девушка замерла, щеки ее запылали румянцем.
 – Если он хочет услышать правду, пусть приходит сам.
 Проклятая девчонка! Что за игру она затеяла? Понятно, что она не знает всей его истории, но так же очевидно, что какие-то детали ей известны, иначе она не воспользовалась бы его псевдонимом. Весь вопрос в том, что именно она сумела разузнать.
 Поначалу у графа была мысль запереть Анабеллу у себя дома и держать ее там до тех пор, пока она не расскажет все, что успела выведать о нем. Но теперь, когда к делу подключился Хэмпден, это было опасно. Маркиза заинтересовало бы исчезновение девушки, и, не получив удовлетворительных ответов на свои вопросы, он сумел бы докопаться до истины. А рисковать Уолчестер не хотел.
 Взбешенный упрямством Анабеллы, он взревел:
 – Ты неисправима, самовлюбленная сучка!
 Услышав столь оскорбительные слова, Анабелла побледнела, но не спасовала.
 – А вы, сэр, ублюдок. Надеюсь, теперь, когда мы наградили друг друга этими милыми именами, я могу удалиться?
 – Да, можешь, – злобно прохрипел он. – Но не забывай, что я буду следить за тобой. Если решишь объясниться, оставь в таверне «Зеленый козел» записку для Серебряного Лебедя. А я позабочусь о том, чтобы он получил ее, – граф снизил голос до шепота. – Учти, если ты будешь продолжать свои дурацкие игры, то скоро убедишься, что иметь меня своим врагом крайне опасно. Надеюсь, ты правильно меня поняла.
 В глазах девушки промелькнул страх, но, совладав с собой, она гордо вздернула подбородок и с не меньшей злостью ответила:
 – Убирайся к дьяволу в пекло!
 Резко повернувшись на каблуках, Анабелла выбежала из ложи.
 Уолчестер какое-то время смотрел ей вслед, ошеломленный тем, что услышал подобные слова не просто от женщины, а от собственной дочери. В последнем он уже не сомневался.
 Придя в себя, он почти беззвучно выдохнул, вслушиваясь в удаляющийся перестук ее каблуков, и затем тихо произнес:
 – Да, возможно, я туда и пойду, но тебя, девочка, непременно прихвачу с собой.
 Анабелла проскользнула в одну из опустевших лож. Ей чуть не стало дурно.
 – Ублюдок, проклятый ублюдок, – шептала она, пытаясь удержать навернувшиеся на глаза слезы. Такой мерзавец недостоин того, чтобы она из-за него плакала.
 Господи милосердный! Неужели этот ужасный человек ее отец?
 Ей пришлось с горечью признать, что это вполне возможно. Именно такое чудовище могло обречь ее мать на мученическую жизнь и ужасную смерть.
 Какой глупостью было надеяться на успех своих планов! Она мечтала наказать отца, но не задумывалась о том, что и сама могла пострадать. Ей представлялось, что он смиренно примет ее месть и признает, что недостойно поступил с ее матерью.
 – Я всего-навсего наивная дурочка, – прошептала она. – Надеялась, что он пожалеет о своем поступке. Ах, разве бездушный зверь может о чем-нибудь жалеть?
 Впрочем, возможно, человек в ложе и не был ее отцом. Тот мог поручить ему следить за ней. Раньше она считала, что Колин выполняет поручения ее отца, но после сегодняшней встречи она не могла в это поверить. Зачем отцу было нанимать двух исполнителей одного и того же дела?
 Анабелла все еще не простила Колину обман с поездкой, но у нее появилась надежда, что хоть в делах, связанных с поисками отца, он с ней честен и подскажет, как ей действовать дальше.
 Было очевидно, что этого странного мужчину больше всего беспокоило ее прозвище. Но почему? До встречи с незнакомцем Анабелла считала, что это просто условная подпись под стихотворением, понятная тому, кому мать должна была доставить записку. Но теперь выяснилось, что ее прозвище имеет более глубокий смысл.
 Она задумалась над стихотворением. Оно всегда казалось ей непонятным. Что за послание скрыто в его загадочных строчках и почему отец не подписал стихотворение собственным именем?
 Пожалуй, это более или менее понятно – граф не хотел, чтобы посторонним стало известно о его участии… в чем? Мать рассказывала, что письмо она относила во время гражданской войны, когда вся страна разделилась на два лагеря. Интересно, на чьей стороне был отец?
 А может, он был шпионом? Тогда становятся понятными и странная подпись, и угрожающие требования незнакомца, чтобы она не пользовалась своим прозвищем.
 Но история очень давняя. Кого сейчас заинтересует кличка шпиона тех времен? Война в Англии давно закончилась, а незнакомец почему-то был очень настойчив в своих требованиях. Его явно что-то тревожило. Судя по всему, отец Анабеллы не хотел огласки своего участия в норвудских событиях.
 Анабелле пришла в голову неожиданная мысль. Отца явно больше интересует ее прозвище, чем разгульный образ жизни, о котором незнакомец упоминал скорее для проформы. Что ж, это можно обернуть в свою пользу. Раньше план мести заключался в том, чтобы опозорить отца своим непристойным поведением. Теперь она попытается уязвить его именно тем, что он более всего старается скрыть и во что он втянул ее мать. Она приложит все силы, чтобы проникнуть в его тайну… но без помощи Колина ей вряд ли это удастся.
 Пока же красавец-маркиз не прислал ей даже весточки… Обещал, что уезжает ненадолго, а со дня их последней встречи прошло уже две недели…
 – Анабелла! – встревоженный голос Чэрити прервал ее размышления.
 – Я здесь, – откликнулась девушка, судорожно соображая, что рассказать служанке о разговоре с грозным незнакомцем.
 Через мгновение Чэрити вбежала в ложу.
 – Как я за тебя волновалась! Разносчица апельсинов сказала, что какой-то грубиян силой увел тебя. Что случилось?
 – Один человек хотел поговорить со мной. Он сказал, что пришел по поручению моего отца. Точнее, того, кто носит прозвище Серебряный Лебедь. Про отца это мой собственный вывод.
 Чэрити быстрым взглядом окинула хозяйку с головы до ног:
 – Он не сделал тебе ничего плохого?
 – Нет, – Анабелла надеялась, что Чэрити не заметит ее испуга. – Он просто хотел узнать, почему меня называют Серебряным Лебедем. Я не стала отвечать, и он ушел.
 Чэрити с сомнением поглядела на Анабеллу, пожав плечами, и заговорила о другом:
 – Ты собираешься сегодня идти на ужин вместе со всеми?
 Анабелла охнула. Она совсем забыла, что Афра собирает веселую компанию в «Голубом колоколе», куда актеры нередко захаживали после спектакля. Чэрити и Афра задумали, пустившись в разгул, досадить своим любовникам. Договорившись с Анабеллой, они на деньги, оставленные для нее Колином, решили устроить скандальную вечеринку.
 Афра уговорила всех приглашенных актрис прийти в мужских костюмах. Она прекрасно знала, как это возбуждающе действует на мужчин. Вечеринка с музыкой и танцами должна будет продолжаться до рассвета. Анабелла поначалу сомневалась, стоит ли ей принимать участие. Но теперь…
 – Так ты пойдешь? – повторила Чэрити. – Все уже ушли, только Афра ждет нас.
 С того момента, как Чэрити включилась в затеянную Афрой войну с мужчинами, они очень сблизились и Афра больше общалась с Чэрити, чем с Анабеллой, не разделявшей их стремления флиртовать с кем ни попадя.
 Сегодня же у Анабеллы появилось нестерпимое желание отвлечься. Ей хотелось забыть о Колине, лишившем ее невинности и так внезапно исчезнувшем, забыть об отце, который пытался запугать ее. Но больше всего ей хотелось вырвать из своего сердца любовь. Вырвать с корнем и никогда о ней не вспоминать.
 – Иду, собираемся.
 Выйдя из театра, Анабелла, как всегда, угостила маленьких побирушек апельсинами. Прошло около часа, пока они добрались до «Голубого колокола». Таверна была уже заполнена; гул голосов стоял почти такой же, как в театре перед началом спектакля, но никто не обращал внимания на шум. Афра сразу бросилась раздавать указания служанкам и требовать от музыкантов, чтобы они играли повеселее.
 Анабеллу окружили записные театралы, которые наперебой стали хвалить ее сегодняшнюю игру, перемежая восторженные комплименты двусмысленными шутками. Одного она отбрила острой шуткой, второго хлопнула веером по руке, но когда третий, изображая, что целует ей руку, облизал ее от запястья до кончиков пальцев, она с трудом сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину.
 В одном Колин был совершенно прав. Пока она носила его кольцо, всяческие щеголи и бонвиваны относились к ней с уважением. А когда сняла – принялись докучать ей. Поначалу к ней приставали в театре, а недавно один лоботряс заявился в дом Афры, чтобы «получить от нее страстный поцелуй, а если ему понравится, то и что-нибудь более существенное». Сняв кольцо, она как бы сама объявила, что больше не находится под защитой маркиза Хэмпдена. А после того, как Седли поведал нескольким приятелям о таинственном отъезде Колина, повесы принялись обсуждать возможные, довольно непристойные причины, почему она не может надолго удержать любовника рядом с собой, по их мнению ее уже бросили двое.
 Анабеллу бесило их двуличие, но она держалась с достоинством, не срываясь на скандал. Театр, который еще недавно был для нее спасительным убежищем, превратился в опасное болото, где от неприятностей ее спасала только быстрая реакция да хорошее чутье.
 Уже через минуту она сожалела, что пришла на вечеринку. Нужно быть сумасшедшей, чтобы надеяться отвлечься от тяжелых мыслей среди этих гнусных личностей. Глядя на них, она еще сильнее страдала из-за предательства Колина.
 У нее разболелась голова, и она мечтала только о том, чтобы поскорее уйти домой. Но Анабелла обещала Афре развлечь гостей во время ужина танцем из сегодняшнего спектакля и должна была сдержать свое слово. Она слишком многим обязана Афре.
 Анабелла стояла посреди зала, изображая разгульную актрису, но не могла избавиться от мучительных размышлений. Она сама загнала себя в угол. Господи, придет ли конец ее страданиям? Сможет ли она отомстить за смерть матери?
 И перестанет ли ее сердце болеть при мысли о Колине?




 17



 Держу судьбу в руке
 И мог бы задавать курс
 Вечному движению времени,
 Будь мысль моя не так зыбка, как море.

    Джон Форд. Жаль, что она шлюха. Акт 5, сцена 4.

 Колин выехал верхом с почтовой станции Норвуда около полудня и, останавливаясь только для перемены лошадей, вечером следующего дня добрался до Лондона. Уставший и перепачканный дорожной грязью, он думал только об одном – поскорее увидеть Анабеллу, но искать ее в театре было уже поздно.
 Ненадолго задержавшись у первой попавшейся гостиницы, маркиз нанял посыльного, чтобы тот сообщил его слугам о возвращении хозяина, и снова пришпорил коня. Ему казалось, что если он как можно скорее не объяснится с Анабеллой, то лишится рассудка. Он не представлял, какую трагедию скрывала от него Анабелла, и до сих пор не мог прийти в себя от ужаса, пережитого им, когда он узнал историю той, чья настоящая фамилия была Тейлор. Ему рассказали, что мать Анабеллы повесили за убийство мужа, а ее саму подозревали в соучастии в преступлении.
 В причастность Анабеллы к убийству Колин не поверил и оказался прав: старый слуга Тейлоров, оказавшийся свидетелем страшной сцены, сообщил, что Феба ударила сквайра ножом в приступе ярости, и о заранее обдуманном намерении не могло быть и речи. Этот же слуга подтвердил, что сквайр часто избивал Анабеллу так, что потом приходилось лечить ей спину мазями и бальзамами, и однажды ее мать, не выдержав душераздирающего зрелища, вонзила нож в грудь мужа.
 Воспоминания наполнили душу Колина состраданием. Теперь он понимал, почему так часто видел боль в глазах Анабеллы.
 Практически все, что она ему рассказывала, оказалось правдой, в чем он убедился, разыскав Ричарда Вудфилда, отца Чэрити. Колин представился ему дальним родственником Анабеллы, желающим помочь ей. В долгой беседе выяснилось, что Чэрити доверила отцу тайну происхождения своей хозяйки перед самым отъездом в Лондон. Подтвердились и слова Анабеллы о том, что она не знала о своей незаконнорожденности до смерти отчима.
 Правда, добродушный мистер Вудфилд сообщил ему и то, о чем Анабелла ни разу не упоминала. Оказывается, девушка поклялась отомстить своему настоящему отцу. Вудфилд не имел понятия, как именно она собиралась мстить, но не сомневался в том, что свое слово она сдержит.
 – У девочки железная воля, – доверительно улыбнулся он, – ничего удивительного, иначе она не выдержала бы многолетних истязаний.
 Колин подумал, что Анабелла никогда не казалась ему волевой особой, и повернул на Граб-Стрит. Нет, она была скорее коварной обольстительницей, способной обвести вокруг пальца кого угодно. Кто бы мог подумать, что она лелеет в душе план мести, и кому – его приятелю и, более того, сумела выведать, что граф Уолчестер ее отец! Интересно, догадывается ли Анабелла о его отношениях с Уолчестером? При ее скрытности трудно узнать ответ на этот вопрос.
 Особенно Колина огорчало, что Анабелла скрыла от него истинную цель своего появления в Лондоне. Он до сих пор не знал, в чем состоял ее план мести. Хотя…
 Возможно, она собиралась обнародовать прошлое Уолчестера. В Норвуде Колин понял, каким запутанным и опасным оно было. Пожалуй, в судьбах отца и дочери есть нечто общее – оба старательно скрывают свое прошлое от окружающих.
 Но кое-что Колину все же удалось узнать. Родители Фебы Тейлор давно умерли, однако в десяти милях от Норвуда ему удалось отыскать старушку, служившую у них в те далекие времена домоправительницей. Ее рассказ заставил Колина испугаться за благополучие Анабеллы и поспешить в Лондон.
 Уолчестер, прося маркиза о помощи, многое утаил от него. Ничего удивительного – если Колин верно реконструировал события, высокопоставленный офицер королевской армии оказался предателем. Нет, он не изменил присяге и не перешел на сторону врага, но косвенным образом был виновен в поражении короля Карла I и, следовательно, в его казни. А возможно и то, что Уолчестер сознательно все это время скрывал свои истинные политические взгляды, чтобы впоследствии, обретя большой политический вес, влиять на действия правительства. В любом случае Колин считал своей обязанностью разгадать тайну Уолчестера и таким образом узнать, что же на самом деле произошло в те давние времена и какова была истинная роль графа.
 Но в первую очередь он хотел поговорить с Анабеллой, которая, несомненно, что-то знала о деятельности отца. Ведь не случайно же она воспользовалась его псевдонимом и хранила зашифрованное послание!
 Колин опасался, что все это связано с ее планами мести отцу. Порою маркиз готов был возненавидеть Анабеллу за то, что она обманывала его, но потом вспоминал следы розог на ее спине и проникался глубокой жалостью к несчастной девушке.
 Чем больше он размышлял над тем, что узнал в Норвуде, тем меньше понимал, как ему теперь вести себя со своим приятелем и с любовницей.
 Когда он свернул на улицу, на которой стоял дом Афры, сердце его неожиданно забилось быстрее, словно тело помимо его воли предвкушало встречу с Анабеллой. Как она смогла настолько околдовать его? Сумеет ли он когда-нибудь освободиться от ее чар?
 Колин соскочил с седла, привязал коня и вбежал в дом. На лестнице он столкнулся с Ривертоном. Тот усмехнулся при виде пыльного и забрызганного грязью костюма приятеля и сообщил:
 – Если ты к Анабелле, ее здесь нет. Соседи сказали, что она вместе с Афрой отправилась поужинать в «Голубой колокол».
 До Колина, жаждавшего встречи с Анабеллой, с трудом дошло, что ему придется искать возлюбленную в другом месте.
 – А ты зачем ее ищешь? – подозрительно спросил он.
 – Я ищу не ее, а Чэрити. Неделю назад я вернулся из деревни и обнаружил, что она не желает со мной даже разговаривать. А я, представь себе, ездил выбирать для нее дом! Господи, я так разозлился, что не нашел ничего лучшего, чем самому перестать с ней встречаться. Это было довольно глупо, – признал он, выходя вместе с Колином на улицу, – и, конечно, безрезультатно. Ничего я не добился. Даже, напротив, она стала флиртовать со всеми подряд.
 Колин удивленно покачал головой:
 – Не могу поверить! Я готов был поклясться, что она в тебя влюблена.
 – Я тоже так думал, – уныло ответил Ривертон, – пока она не узнала, что я собираюсь жениться на дочери виконта. Как бы она ни изображала из себя свободно мыслящую особу, но в душе осталась деревенской простушкой. Я предполагаю, что она ожидала… впрочем, черт ее знает, чего она от меня ожидала!
 – Я тебя понимаю, – сочувственно отозвался Колин.
 – Никогда не думал, что буду так страдать из-за какой-то женщины, – голос Ривертона вдруг смягчился. – У нее же всегда был такой уступчивый нрав! Просто не представляю, как я смогу с ней расстаться!
 Однако Колин гораздо больше сострадал Чэрити, чем своему приятелю. Ривертон не мог себе представить, что значит быть сыном любовницы, наблюдать за чередой «дядюшек», появляющихся в доме и исчезающих навсегда, чувствовать, что женатые любовники матери относятся к тебе не лучше, чем к докучливому комару. И уж тем более не мог он понять женщину, вынужденную с кем-то делить любимого человека. А Колин… Колин видел, какой бессердечной и в то же время ранимой стала от такой жизни его мать.
 Вдобавок он не забыл, с каким дружным неодобрением встретили его родственники покойной жены отца. Появление бастарда было расценено как оскорбление памяти покойницы, и Колин не мог их за это осуждать.
 Потому-то он всегда бережно относился к своим любовницам, стараясь застраховаться от рождения детей и не давать женщинам невыполнимых обещаний. Он даже представить себе не мог, что когда-нибудь будет делить свои чувства между женой и любовницей. Колин уже давно решил найти себе не просто жену, а такую, которой он мог бы всю жизнь сохранять верность. Пока ему такая не повстречалась… пока…
 С одной стороны, Анабелла с ее постоянными обманами могла разрушить надежды самого покладистого мужчины на мирную жизнь, а с другой – именно она представала ему в мечтах как хозяйка дома, страстная любовница и мать его детей.
 – Черт побери, похоже, она и в самом деле меня заколдовала! – прошептал Колин.
 Они с Ривертоном сели на лошадей и отправились в «Голубой колокол».
 Музыка и громкий смех, доносящиеся из таверны, оглашали тихую вечернюю улицу. Войдя в зал, Колин поначалу решил, что там нет ни одной женщины, но, присмотревшись, понял, что они составляли не меньше половины публики, только все до единой были одеты в мужские костюмы. Собственно, ужин давно закончился, гости весело болтали, танцевали под оглушающую музыку и с увлечением флиртовали.
 Вечеринка ничем, кроме скандальных одеяний, не отличалась от сотен других, виденных Колином. В одном углу прелестная блондинка разговаривала с каким-то щеголем, ее рука фамильярно лежала на его бедре. Двое повес пытались снять маску с пышногрудой красотки, которая, громко хихикая, шлепала их по рукам.
 При мысли, что в одной из задних комнат Анабелла развлекается подобными, откровенно непристойными играми, Колин ощутил кислый привкус во рту. Он направился в следующий зал и, обходя стол, увидел Чэрити, сидящую рядом с Генри Харрисом, актером герцогского театра, знаменитым своими любовными эскападами. Генри обнял служанку Анабеллы за плечи, а она с веселым смехом кормила его сладостями. Шедший за Колином Ривертон тоже заметил эту сценку и, коротко выругавшись, направился к Чэрити.
 Колин не стал дожидаться, чем это закончится. В соседнем зале он чуть не наткнулся на Афру. Стоя к нему спиной и уперев руки в боки, она о чем-то спорила с сэром Уильямом Д'Авенантом. В дальнем конце комнаты собралась группа людей. Колин решительно направился туда, но на полпути замер, словно громом пораженный.
 Посреди плотного круга зевак танцевала Анабелла… Это не были плавные шаги обычных английских танцев. Она кружилась, подпрыгивала, высоко вскидывала ноги и трясла черной гривой распущенных волос.
 Колин не мог поверить собственным глазам. По дороге в Лондон он представлял себе, что Анабелла смиренно дожидается его в квартире Афры, готовая говорить с ним о чем угодно, лишь бы подольше не расставаться с любимым. А она… безумствует в толпе повес, одобрительными выкриками встречающих каждое новое коленце.
 С ужасом он разглядел, что она одета в театральный костюм: плотно облегающие бедра штаны и расстегнутая пастушеская куртка. Единственным, что прикрывало, а точнее, подчеркивало ее грудь, была мужская рубашка из тончайшего голландского полотна.
 Колин взглянул на ее руку и вскипел от ярости – Анабелла сняла его кольцо! Музыка неожиданно оборвалась, и прежде, чем Колин успел пошевелиться, заметно пьяный граф Рочестер утащил Анабеллу в соседнюю комнату. Колин последовал за ними, не обращая внимания на реплики узнавших его гостей.
 Афра пробилась ему навстречу, но приветствие замерло на ее губах, когда она встретила его не узнающий, наполненный холодной ненавистью взгляд. У него была лишь одна цель – напомнить Анабелле о ее обещаниях… не сдержанных обещаниях…
 В соседней комнате он увидел, что Рочестер прижал Анабеллу к стене, целуя ее в губы. Коленом он раздвигал ее ноги, а правой рукой сжимал грудь. Она пыталась вырваться, но не могла и только протестующе мычала.
 Колин схватился за шпагу, в этот момент Рочестер вскрикнул и отскочил от Анабеллы.
 – Ты прикусила мне язык! – завопил он, вытирая с подбородка капельки крови. – Проклятая девка! Ты укусила меня!
 – Да. И будь ты пьяным или трезвым, в следующий раз, когда ты только посмеешь ко мне прикоснуться, я отгрызу тебе пальцы! – дрожащим от гнева голосом ответила она.
 Тонкие губы Рочестера искривились в угрожающей гримасе, и он вновь шагнул к ней. Колин выхватил шпагу из ножен. Негромкий металлический звон заставил Рочестера обернуться. В его затуманенном взоре появилось сначала изумление, затем – злоба.
 – Посмей только протянуть руку, Рочестер, – предупредил Колин, – я проткну тебя, как барана, и зажарю вон в том камине.
 Он слышал всхлипы Анабеллы, но не сводил глаз с противника – пьяный юнец мог быть опасен. Рука Рочестера легла на рукоять шпаги, и Колин напрягся.
 Спохватившись, Рочестер опустил руку, но продолжал стоять между Колином и Анабеллой. Кровь из его рта почти перестала сочиться; словно пробуя, как действует прокушенный язык, он медленно облизал губы и язвительным тоном произнес:
 – Итак, маркиз изволил возвратиться из секретного путешествия, – похоже, язык его функционировал вполне нормально. Не успел Колин удивиться, откуда Рочестеру известно о его поездке, как тот продолжил: – Явился потребовать обратно свою любовницу?
 Колин скосил взгляд на Анабеллу. Она стояла, прижав руки к горлу, и смотрела на него широко распахнутыми глазами.
 – Можно сказать и так, – прорычал он. – А теперь отойди в сторону, Рочестер!
 – Ты ей теперь не нужен, Хэмпден. Пока ты где-то шлялся, у нее завелась другая компания.
 Колин не счел нужным отвечать ему и повернулся к Анабелле:
 – Подойди ко мне.
 Их взгляды встретились, и Колин не смог понять, рада она его возвращению или нет. На долю секунды у него даже мелькнула мысль: не искала ли она сама внимания Рочестера. Анабелла медленно обошла графа и встала рядом с Колином, который опустил шпагу, но пока не стал убирать ее в ножны.
 Рочестер прислонился спиной к стене, и на его лице появилась гнусная ухмылка:
 – Должен тебе сказать, она здорово танцует, – он широко расставил ноги и задвигал тазом взад и вперед. – Готов держать пари, в постели она выступает еще лучше.
 Рочестер явно провоцировал его, желая отомстить за испорченное удовольствие. Колин прекрасно это понимал, старался подавить нахлынувший гнев.
 Анабелла взяла его за руку.
 – Оставь этого пьяного дурака, – брезгливо прошептала она. – Пожалуйста, Колин, уйдем отсюда.
 Колин готов был выполнить ее просьбу, но не раньше, чем довершит картину одним маленьким штришком. Легким движением кисти он приподнял шпагу. Молниеносный выпад, и шпага прошла между ног Рочестера, пригвоздив к стенке его штаны.
 Побледнев как мел, Рочестер возмущенно воскликнул:
 – Ты меня чуть не кастрировал! Ты что, с ума сошел?
 – Отнюдь, – спокойно возразил Колин, – если бы я сошел с ума, то никаких «почти» не было бы. А теперь запомни: если ты еще раз протянешь к ней руки, «почти» уже не будет, я не промахнусь. Надеюсь, ты меня понял?
 Глядя на вытянувшегося в струнку и испуганно вытаращившего глаза Рочестера, Колин подумал, что перспектива лишиться мужских достоинств превосходно протрезвляет.
 Граф испуганно забормотал:
 – Понял. Я все понял.
 Колин убрал шпагу в ножны.
 – Вот и хорошо, я ведь не стану повторять урок, если ты его вдруг забудешь.
 Рочестер, шепча грязные ругательства, принялся себя ощупывать.
 – Пора улетать, птичка, – Колин взял Анабеллу за руку и направился к двери. – Нам с тобой нужно о многом поговорить.
 Хотя походка Колина выдавала усталость после дальней дороги, шел он так быстро, что Анабелла едва поспевала за ним. Он, казалось, только придерживал ее за руку, но она чувствовала, что пожелай она высвободиться, это ей не удалось бы. Оба молчали, не желая разговаривать при веселящейся публике. Люди расступались и перешептывались, но Анабелла не обращала на это внимания – она все еще не совсем пришла в себя после мерзкой выходки Рочестера.
 Она никогда еще не видела маркиза таким разъяренным. Плотно сжатые губы и гневный, сверкающий взгляд напугали ее не меньше, чем его нападение на Рочестера. Колин оказался ревнив, как Отелло. Но увы, это лишь подтверждало двуличность мужчин. Он сам от нее уехал и, может быть, даже изменил ей, а теперь заявляет свои права на нее, словно на оставленную в конюшне лошадь. Господи, какое право он имеет так злобствовать?
 С другой стороны, она должна быть благодарна за то, что он вовремя появился. Конечно, скорее всего она сама поставила бы Рочестера на место, но нельзя не признать, что Колин расправился с ним быстро и действенно.
 Когда она заметила Колина в задней комнате «Голубого колокола», он походил на разгневанного ангела мести, спустившегося на землю вершить правосудие, но взгляд его был наполнен болью.
 Черт его побери, какое право он имеет страдать? В конце концов он испытывает те же муки, на какие обрек ее в последние две недели.
 Но гораздо сильнее, чем страдания Колина, Анабеллу тревожила его ярость. Она уже испытала на себе его гнев и не имела желания повторять этот опыт.
 Дойдя до выхода из таверны, Анабелла остановилась и обеспокоенно спросила:
 – Куда мы направляемся?
 – Ко мне домой. Я хочу быть уверен, что нам никто не помешает.
 К нему домой. Боже, что он намерен с ней сделать?
 – Ты так сердит, что я не хочу с тобой идти, – дрожа от страха, пролепетала Анабелла. – Я боюсь тебя.
 Колин обнял ее за талию и легонько подтолкнул к двери. Они вышли из таверны на пустынную, едва освещенную восходящей луной улицу.
 – Ты предпочитаешь вернуться к Рочестеру?
 – Нет. Я пошла бы к Афре и встретилась бы с тобой позже, когда ты успокоишься.
 – Не получится, – он пристально посмотрел ей в глаза. – Ты хотя бы понимаешь, что сегодняшнего происшествия с Рочестером не случилось бы, если бы ты сдержала свое обещание и не сняла мое кольцо?
 – От твоего кольца столько же проку, сколько от твоих слов! – с неожиданным негодованием выпалила она. – Я обнаружила, что ты лживый повеса, я не вижу смысла носить его.
 Недоуменно воззрившись на нее, Колин спросил:
 – О чем, черт тебя побери, ты говоришь?
 – Не делай вид, будто ты не понимаешь. Мне известно, что ты не ездил в свое имение. А еще я знаю, что ты просил Седли держать в тайне направление твоего путешествия.
 – Похоже, Седли так и не научился держать язык за зубами, – недовольно проворчал Колин.
 Эти слова убили последнюю надежду Анабеллы на то, что Седли мог неправильно понять Колина.
 – Ты… ты жалкий, лживый… лживый…
 – Ублюдок? – с интересом уточнил он.
 – Да! Ублюдок! Твой дружок Седли не сказал мне ни слова, зато сообщил это при дворе всем и каждому. Естественно, все решили, что ты… что ты…
 Колин окинул ее подозрительным взглядом:
 – Что?
 – Что ты скрыл от меня цель своей поездки, поскольку отправился к другой женщине.
 Он изумился.
 – Неужели ты всерьез думаешь, что я ездил к другой?
 Интонация и выражение его лица были достаточно убедительны, но Анабелла была уже не в состоянии остановиться:
 – Конечно, всерьез! У вас, аристократов, так принято. Ты заставил меня дать обещание хранить тебе верность, но сам мне ничего не обещал. Почему я должна думать, что ты чем-то отличаешься от всех остальных?
 – Разве я дал повод думать, что я такой же, как другие? – задал он встречный вопрос и, отстранившись от нее, шепотом выругался, Анабелла никогда не слышала столь цветистой брани. – Может быть, ты стала подозревать меня после того, как я защитил тебя от короля или когда я объяснял тебе вещи, о которых ни один мужчина не станет разговаривать с женщиной? Мне казалось, что та ночь позволила тебе понять мои чувства.
 – Не так хорошо, как твой неожиданный отъезд на следующее утро и попытка скрыть от меня, куда ты направляешься, – возразила она.
 В ее голосе звучала затаенная боль. Колин вздрогнул, словно от неожиданного удара.
 – После твоего отъезда я получила хороший урок, который запомню на всю жизнь, – продолжала Анабелла. – Женщины и мужчины воспринимают подобные вещи по-разному. Взять хотя бы Ривертона. Он надеялся, что Чэрити согласится быть особой второго сорта в сравнении с его невестой. Я считала, что и он не такой, как все, но, увы, ошибалась. Мужчины стремятся только к удовольствиям, а получив их, легко забывают о нас.
 – Не все! – горячо возразил Колин. – Поверь мне, не все мужчины…
 – Признайся, что ты лгал мне, желая, чтобы я хранила тебе верность, пока ты развлекаешься подобно Ривертону и прочим.
 – Как я могу в этом признаться? Ведь это же бред!
 – Зачем ты меня обманывал, Колин?
 – Я могу спросить то же самое, – надменно заявил он. – Почему ты нарушила свое обещание?
 – Я тебе уже сказала. Потому что ты обманул меня, иначе я никогда бы так не поступила.
 Колин продолжал, словно не слыша ее:
 – Ты сняла кольцо… заигрывала с каждым повесой, пока они не стали гоняться за тобой, как дерзкие кобели…
 – О, да! Узнав, что ты меня бросил, они готовы были выстроиться в очередь…
 Неподдельная боль появилась в его глазах, когда он потухшим голосом пробормотал:
 – Ради Бога, скажи… ни один из них… они не…
 – Нет! Я сама в состоянии о себе позаботиться и не нуждаюсь в твоей помощи.
 Анабелла солгала, но эта ложь облегчила ее душу.
 Колин скрестил на груди руки и пристально посмотрел на возлюбленную.
 – Может, тебя отвести обратно к Рочестеру?
 – Разве ты не слышал, что я пообещала откусить ему пальцы? – прошептала она. – Учти, я так и сделаю.
 Тень улыбки мелькнула на его лице и тут же погасла.
 – Готов тебе поверить. А теперь, дорогая, выслушай меня. Я готов был убить каждого, кто посмеет к тебе прикоснуться, но, когда увидел, как жизнерадостно ты выплясываешь без моего кольца, мне чуть было не захотелось убить тебя.
 Анабелле стало стыдно, но она поспешила возмутиться. В конце концов, вовсе не она, а он должен считать себя виноватым! Он обманул ее, а теперь пытается сбить с толку.
 – А где же ты провел эти две недели, если не у женщины? – выпалила она.
 Колин собрался было ответить, но, заметив, что выходящие из таверны, поравнявшись с ним и Анабеллой, замедляют шаг и с интересом прислушиваются к их разговору, предпочел промолчать.
 – Я отвечу тебе, как только мы уйдем подальше от любопытных. Здесь не самое подходящее место для серьезного разговора.
 – Вечно эти мужские секреты, – пренебрежительно бросила она, упираясь.
 Колин раздраженно прошептал:
 – Да не был я ни у какой женщины, поверь мне. Я с одной-то не могу толком управиться, зачем же мне другая?
 – Вот как? И что еще ты мне расскажешь? – язвительно поинтересовалась Анабелла.
 – Ты мне не веришь?
 В голосе Колина звучала такая боль, что на ее глаза навернулись слезы, но ведь и она тоже страдала!
 – Милостивая Матерь Божия, как ты смеешь упрекать меня? Ты… ты уехал, обманув меня, и появился через две недели как ни в чем не бывало! – Боясь разрыдаться, Анабелла поспешила закончить: – Впрочем, теперь все это не имеет значения.
 – Нет, дорогая, имеет. Ты поймешь это, когда мы поговорим. Но только не здесь. Пойдем.
 Колин подвел Анабеллу к высокой гнедой лошади, покрытой дорожной пылью, почти без усилий подсадил ее в седло и сам сел позади нее.
 Вскоре они выехали на довольно людную, несмотря на поздний час, улицу. Ноги Колина так плотно прижимались к бедрам девушки, что ей казалось, будто она ощущает каждую его мышцу. Он обнял ее одной рукой, и Анабелле вспомнились его ласки. Решимость доказывать свою правоту мало-помалу улетучивалась.
 Прикрыв глаза, Анабелла твердила себе, что они скоро приедут и минутные чары рассеются как дым. Но не могла в это поверить.
 Они приблизились к Стренду. Анабелла, конечно, знала, что это один из районов Лондона, где жили только знатные особы, но, когда лошадь остановилась перед трехэтажным кирпичным особняком с мраморными колоннами и мозаичными окнами, она была поражена. Разве человека, живущего в такой роскоши, может интересовать мнение какой-то актриски? Она, разумеется, знала о богатстве Колина, но никогда не задумывалась о том, где он живет. Теперь Анабелла воочию увидела разницу в их общественном положении. Какой же надо быть дурой, чтобы мечтать выйти замуж за хозяина такого дворца!
 Колин спешился и снял ее с седла. Подбежавший слуга взял лошадь под уздцы и повел ее на почтовую станцию.
 В доме их встретили другие слуги: управляющий неопределенного возраста, улыбчивая экономка и молодой лакей, принявший у Колина плащ и шляпу. Колин весело отвечал на их вопросы, держа руку на талии Анабеллы.
 Управляющий окинул ее неодобрительным взглядом, и Анабелла вспомнила, что она до сих пор в мужском театральном костюме. Она совершенно растерялась, в голове осталась одна мысль – что она делает в этом дворце с мраморными полами и развешанными по стенам портретами суровых титулованных предков маркиза?
 Анабелла начала себя уговаривать, напомнив, что Колин, как и она, незаконнорожденный, и унаследовал все это только потому, что у его отца не было других детей. Но легче ей от этого почему-то не стало. Величественный дом подавлял ее, она чувствовала себя, словно те маленькие бродяжки, которых она угощала около театра апельсинами.
 Может быть, он специально привез ее сюда, чтобы напомнить о своем положении и богатстве? Если это так, то он своего добился. Наивно было верить словам Колина о страсти и высоких чувствах – зачем они человеку, который может купить и страсть, и любовь?
 Экономка ушла. Колин обратился к управляющему и задал ему несколько вопросов о финансовых делах. Управляющий коротко и четко ответил на все вопросы, а затем неожиданно сказал:
 – Надеюсь, милорд, вам не составило большого труда найти дорогу до Норвуда. Я давно туда не ездил и боялся, что ошибся в своих описаниях.
 Норвуд? Анабелла вздрогнула и с ужасом посмотрела на Колина. Его спокойный взгляд подтвердил, что она не ослышалась. Пресвятая Дева Мария, он был в Норвуде!
 Не сводя с нее глаз, Колин ответил:
 – Не волнуйтесь, Джонсон, все прошло хорошо. Дорога заняла у меня всего полтора дня.
 Анабеллу пробрала дрожь. В голове ее словно колоколом звучала одна фраза: «Колин был в Норвуде». Ревность и обида вмиг исчезли, вместо них появился тяжелый удушающий страх.
 Он был в Норвуде. Значит, ему все известно… о матери… об отчиме… об убийстве… Будучи в Норвуде, он, конечно же, разузнал тайны ее прошлого. Пока он не ведает только о цели ее приезда в Лондон. Однако Анабелла не сомневалась, что он постарается вытянуть из нее и это.
 Черт побери, кто мог сказать ему, что она родом из Норвуда? Сама она назвала только графство. Может быть, Чэрити проболталась? Нет, тогда она обязательно догадалась бы, куда он уехал.
 У Анабеллы пересохло во рту. Она никак не могла понять, зачем Колину понадобилось предпринимать такое утомительное путешествие после того, как он выяснил, где она родилась.
 – Что прикажете подать на ужин, милорд? – почтительно осведомился управляющий.
 – Ничего. Я уже поел. Распорядитесь, чтобы принесли вина в мой кабинет.
 – А для… для молодой леди?
 Она отметила, как споткнулся на полуслове управляющий, но ей не было дела ни до него, ни до остальных, по всей видимости, многочисленных слуг.
 – Анабелла, ты хочешь что-нибудь? – спокойно, словно не замечая, как она встревожена и перепугана, поинтересовался Колин.
 – Нет, спасибо, – прошептала она.
 Ей хотелось исчезнуть из этого дома, но тут управляющий вряд ли смог бы ей помочь.
 Анабелла и Колин остались одни в огромном холле.
 – Как я тебе уже говорил, за последние две недели я не прикоснулся ни к одной женщине, – тихо произнес он, и ей почудилась в его голосе скрытая угроза. – А теперь нам с тобой надо о многом поговорить.
 Колин взял ее под руку, и они пошли вверх по мраморной лестнице. Анабелла похолодела от ужасного предчувствия. Она шла, пытаясь приободрить себя, и думала:
 «Да-да! И я не успокоюсь, пока не получу от него объяснений. Пусть даже на это потребуется целая ночь».




 18



 Радость ты моя!
 Пусть суждена мне гибель, скрыть не в силах:
 Люблю тебя; а если разлюблю,
 Наступит хаос.

    Шекспир. Отелло. [Перевод Б. Пастернака. ] Акт 3, сцена 3.

 Пока они поднимались на второй этаж, у Анабеллы от напряженных размышлений закружилась голова. Ее мучали два вопроса. Что Колин намерен предпринять теперь, когда ему все стало известно? И, черт побери, у кого он выведал, что она родом из Норвуда?
 На первый вопрос она получила ответ почти сразу же. Миновав холл, они вошли в большую комнату с множеством книжных шкафов, стоявших вдоль стен. Колин повернулся к Анабелле и мрачно спросил:
 – Почему ты мне не рассказала, что твою мать казнили за убийство твоего отчима?
 – Никто не хочет распространяться о подобных вещах, – нарочито небрежно бросила она и горделиво подняла голову.
 Ее слова еще более ожесточили Колина.
 – В Норвуде некоторые говорят, что ты принимала участие в убийстве.
 Вся ее оборона рассыпалась в прах.
 – Нет! Это неправда! – вскричала Анабелла. – Колин, неужели ты поверил?..
 – Нет, – лицо его немного смягчилось. – По счастью, мне удалось найти человека, который все видел собственными глазами. Но лучше было бы, если бы ты раньше и сама мне об этом рассказала.
 Постучав в дверь и получив разрешение войти, появился лакей с графином на подносе. Колин отошел от Анабеллы и встал перед горящим камином.
 Анабелла смотрела на лакея невидящим взором и думала о том, что услышала от Колина. Теперь она была уверена, что он не встречался с другой женщиной, но легче ей от этого не стало. Напротив, сейчас Анабелле казалось, что предпочтительнее было бы, чтоб Колин завел себе любовницу, чем съездил в Норвуд.
 Но теперь уже ничего изменить нельзя – Колин побывал там и узнал, что ее мать казнили. Зачем он туда поехал? Как догадался, что там ее родина?
 Анабелла с трудом дождалась ухода лакея. Когда тот приблизился к двери, Колин окликнул его и сухо распорядился:
 – Позаботьтесь, чтобы нас не беспокоили.
 – Слушаюсь, милорд, – лакей поклонился и закрыл за собой дверь.
 Собравшись с силами, Анабелла задала самый главный вопрос.
 – Колин, зачем ты ездил в Норвуд?
 Он ответил не сразу. Опершись на каминную доску, Колин смотрел на огонь. Отблески пламени переливались на его волосах, и он сейчас был очень похож на готового к прыжку тигра. Огонь словно напоминал Анабелле, насколько опасен ее возлюбленный в гневе.
 – Зачем ты ездил в Норвуд? – повторила она. – Как ты узнал, что я родом из Норвуда?
 С непроницаемым лицом Колин повернулся к ней.
 – Я отправился туда потому, что хотел узнать все твои тайны. Особенно те, что ты так старательно от меня скрывала.
 – Но как…
 – Не забывай, что я был шпионом. У нас есть свои способы получения нужных сведений.
 – Да, но…
 – Как я узнал, это к делу не относится, – жестко заявил Колин и, подойдя к столу, налил в оловянный кубок вина. – Главное то, что я там был. А теперь прошу ответить на несколько интересующих меня вопросов.
 Анабелла застыла, боясь отвести взгляд в сторону. Мрачная решимость Колина привела ее в ужас, но она все же попыталась воспротивиться:
 – С какой стати я должна тебе отвечать? Ты спас меня от короля, но за это я с тобой щедро расплатилась. Ты же на мои вопросы не отвечаешь.
 Он нервно пригладил обеими руками свою золотую гриву.
 – Каких ответов ты от меня ждешь?
 – Я хочу знать, что побудило тебя ехать в Норвуд и кто мой отец.
 Колин заметно удивился:
 – Ты полагаешь, что я знаю, кто твой отец, – в его словах слышался не вопрос, а утверждение.
 – Да! Ты ведь такой ловкий шпион, ты знаешь всех лондонских аристократов. Объясни, отчего же ты не распознал герб на перстне? И почему ты отправился в Норвуд докапываться до моих секретов, хотя тебе было прекрасно известно, что для меня жизненно важно узнать, кому принадлежит этот перстень?
 Колин хотел возразить, но передумал и сухо ответил:
 – Твой отец – Эдвард Мейнард, граф Уолчестер. На перстне изображен его герб.
 Анабелла изумилась легкости, с какой она получила ответ, и подозрительно посмотрела на него, ожидая подвоха.
 – Но… когда… как давно…
 Колин со стуком поставил кубок на поднос.
 – Как ты правильно заметила, я хорошо знаком с нашей аристократией. Герб Уолчестера я узнал сразу, как только ты показала перстень.
 Почувствовав слабость в ногах, Анабелла опустилась в ближайшее кресло. Итак, граф Уолчестер ее отец… Наконец-то она узнала правду. Однако его имя ничего ей не говорило, она понимала, что необходимо познакомиться с этим человеком.
 – Почему ты не назвал его тогда… ночью?
 Колин прищурился:
 – Я не знал, как ты намерена поступить с этими сведениями. Впрочем, я и сейчас этого не знаю.
 Анабелла не собиралась посвящать Колина в свои планы, предчувствуя, что он их не одобрит.
 Колин подошел к ней, слегка нагнулся и двумя руками оперся о подлокотники кресла так, что Анабелла не могла встать. Их лица почти соприкасались.
 – А теперь, Анабелла, – угрожающе прорычал он, – настала твоя очередь. И не надейся, что ты сможешь меня обмануть. Ты услышала все, что хотела, и теперь я жду от тебя прямых, честных ответов.
 – Ты уже их знаешь, – прошептала она и нервным движением вытерла вспотевшие от страха ладони о свою пастушескую рубаху.
 – Да, я знаю об убийстве и о том, что твоя мать совершила его, защищая тебя, и была повешена. Это объяснений не требует.
 – Так чего же ты хочешь?
 – В Норвуде мне рассказали, что ты была хорошей девочкой, даже набожной. Ты всем казалась скромной и благопристойной.
 – Иначе я получила бы лишнюю порку от отчима. Поверь, и скромность, и благопристойность были сугубо внешними.
 Голос Колина стал более жестким:
 – Я также узнал, что по завещанию отчима ты не получила ни пенса…
 – Ведь я же незаконнорожденная.
 – Я так и понял. Но это означает, что ты осталась без денег и без близких, которые могли бы поддержать тебя.
 Анабелла обескураженно кивнула. Она не могла сообразить, к чему он клонит. Если ему все известно, то чего он от нее так настойчиво добивается? И почему так сердится? Неужели из-за того, что она раньше не рассказала ему обо всем?
 – Итак, ты осталась без средств к существованию, но тебе было известно, что в Лондоне живет твой отец. Поэтому вы с Чэрити перебрались в столицу. С этим все ясно. Но я никак не могу взять в толк, почему ты пошла в театр. Отчего не выбрала работу, которая более соответствовала бы твоему воспитанию? Например, ты могла бы стать гувернанткой.
 – Я уже объясняла – у Чэрити нашелся в театре знакомый.
 Колин неожиданно выпрямился и, сложив на груди руки, улыбнулся одними губами:
 – Ну, конечно, Чэрити – твоя спасительница! Вечная спасительница… Однако это не объясняет, почему ты поменяла фамилию и почему не бросилась разыскивать отца. Я чуть ли не силой принудил тебя рассказать о нем. Ты могла бы показать перстень множеству людей и очень быстро установила бы, кто твой отец. Но ты ничего такого не делала. Почему?
 Анабелла не посмела посмотреть ему в глаза.
 – Хотела сохранить свое происхождение в тайне.
 – Вздор. Мой милый лживый лебедь, придумай что-нибудь более правдоподобное. А для начала объясни, почему скромная провинциальная девочка, попав в столицу, моментально превратилась в разгульную актрису. Только не говори глупостей вроде того, что это единственный способ уберечь себя. Есть вполне респектабельные актрисы, которых не преследуют нежелательные ухажеры.
 – Я не знала, как от них избавиться…
 – Прекрати! – взревел Колин и вновь склонился к ней. – Прекрати мне лгать! Приехав в Лондон, ты сама создала себе образ развратницы. Я хочу знать, какие цели ты преследовала, – на мгновение лицо его исказилось страданием. – Хотя боюсь, я и сам догадываюсь о них. Да… такого вероломства я от тебя не ожидал.
 Анабелла оттолкнула его и встала с кресла. Он не имеет никакого права осуждать ее, даже не попытавшись понять, что ею движет? Она устала притворяться, устала постоянно играть разные роли. Особенно перед Колином.
 Анабелла расхаживала по комнате, стараясь не встречаться с ним взглядом. Слова словно сами слетали с ее губ, облегчая изболевшуюся душу:
 – По-твоему, вероломство хотеть наказать того, кто обрек мою мать и меня на страшные мучения? Вероломство жаждать возмездия за то, что этот человек бросил нас, будто мусор, и ни разу не вспомнил о нашем существовании? Ты считаешь это вероломством?
 Колин хранил молчание.
 – Ты хотел знать мою цель? – взволнованно продолжала Анабелла. – Превосходно, слушай. Я приехала в Лондон, чтобы отомстить отцу. Я мечтала опозорить его перед всем миром, чтобы он и носа не смел высунуть из дома, – она резко остановилась и повернулась к Колину лицом, в ее голосе слышалась боль. – «Пусть тоже пострадает», – рассуждала я. Мне хотелось, чтобы он видел меня в ночных кошмарах. Вот моя цель, вот в чем мое вероломство.
 Выражение лица Колина стало постепенно смягчаться. Он удивленно спросил:
 – Ты намереваешься опозорить собственного отца?
 – Да! Да!
 – Но я не понимаю…
 – Ты и не можешь меня понять. Твой отец тебя пусть и не сразу, но нашел и признал свое отцовство, оформив все по закону. Мой даже не задумался над этим. Он вообще не интересовался, есть ли у него ребенок.
 – Возможно, твоя мать ничего ему не сообщила.
 – Да разве в этом дело? До встречи с ним она была девственницей, а его похоть разрушила всю ее жизнь. Ты заявил, что с убийством тебе все понятно. Но ты не видел, как она, всегда кроткая, словно голубка, исступленно протыкала моему отчиму грудь ножом…
 Оживив в памяти тот ужасный день, Анабелла громко разрыдалась. Колин подошел и нежно обнял ее, но она этого даже не почувствовала. Невидящими глазами бедняжка смотрела на камин и шептала:
 – Было столько крови… мама испачкалась… меня тоже забрызгало… она кричала как безумная. Я пыталась остановить ее, но у нее появилась нечеловеческая сила… она била… била…
 Колин погладил ее по голове:
 – Пожалуйста, успокойся.
 Анабелла продолжала рыдать.
 – Сквайр был мертв задолго до того, как она остановилась. Судья сказал, что не сталкивался с такой жестокостью. Он не интересовался причинами и без проволочек приговорил маму к повешению.
 Колин начал вытирать ей слезы, и до Анабеллы наконец дошло, что она плачет.
 – Я пришла на площадь и видела, как ее повесили.
 Колин смертельно побледнел.
 – Зачем ты туда пришла?
 – Я хотела спасти ее… перерезать веревку и отвезти маму к врачу. Но мне не позволили к ней приблизиться. Чэрити увела меня… когда все началось, но я слышала, что она умерла не сразу.
 – Ты пыталась сделать все, что только можно. Разве что не молила Господа о чуде?
 – Молила. Только Он меня не услышал.
 От острой жалости у Колина перехватило дыхание. Он сел в кресло перед камином и усадил Анабеллу к себе на колени. Колин не стал ее успокаивать, а просто баюкал, как маленького ребенка. Анабелла прижалась щекой к намокшему от ее слез жилету и тихо всхлипывала. Понемногу она успокоилась и согласилась смочить пересохший рот глотком вина, предложенного ей Колином.
 – Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы он искупил страдания мамы. Он лишил ее невинности и бросил…
 Колин вздохнул и поцеловал волосы Анабеллы.
 – Я понял, почему ты хочешь наказать его, но не понимаю, каким образом ты намерена это сделать.
 Она поставила кубок на пол и снова прижалась щекой к его груди.
 – Я решила приобрести скандальную репутацию, потом объявить во всеуслышание, что я его дочь, и таким образом опозорить этого негодяя. Ведь иметь дочь-актрису – это позор для знатного человека!
 – Да, большинство дворян ставит актрис чуть выше проституток, – согласился Колин. – Но сначала тебе надо было разыскать отца.
 – Я взяла его фамилию и… – Анабелла всхлипнула и задумалась, не рассказать ли ему о стихотворении.
 Ведь Колин состоял на королевской службе и, вероятно, разбирался в подобных вещах. Более того, он назвал ей имя отца, а будь они в сговоре, он бы никогда этого не сделал.
 Она решительно тряхнула головой и заявила:
 – Еще я присвоила его прозвище. Я тебе не рассказывала, но отец оставил маме стихотворение, подписанное «Серебряный Лебедь». Я заказала брошь, и мы с Чэрити постарались, чтобы прозвище прижилось среди публики. Этим я надеялась привлечь внимание отца.
 – Как ты думаешь, почему стихотворение так странно подписано? – тихо спросил Колин.
 – Не знаю, – Анабелла вспомнила о сегодняшней встрече в театре, – но мне кажется, здесь кроется что-то важное.
 – Почему ты так решила?
 Она рассказала ему о человеке в ложе, о том, что он скрывал от нее свое лицо, о его угрозах, о требовании отказаться от прозвища.
 Колин встревоженно заглянул в глаза девушке.
 – Как выглядел этот человек?
 – Понятия не имею. У него суровый голос и трость в руках.
 Побледнев, Колин прикрыл глаза.
 – Это отец? – прошептала она.
 Колин немного помедлил и ответил:
 – Скорее всего да.
 – Не понимаю, почему его напугало мое прозвище. Хотя… наверное, это связано со стихотворением и с поручением, которое он дал маме.
 – Что за поручение? – встрепенулся Колин.
 – Мама рассказывала, что он попросил ее отнести стихотворение его друзьям. А друг, прочитав записку, вернул ее маме. Она ждала ответа, но потом увидела солдат и убежала.
 – О, Господи, – вздохнул Колин.
 – Может, отец участвовал в какой-нибудь интриге? Но что он мог сделать такого крамольного? Почему до сих пор страшится последствий?
 Колин прижал ее к груди и сурово произнес:
 – Совершенно неважно, что он сделал. Обещай мне расстаться с дурацкими мечтами о мести. Пойми, твой отец может быть очень опасен.
 – Я знаю.
 – Выслушай меня. Твой отец, разумеется, заслуживает наказания за то, что он сделал с твоей матерью. Но, если ты во имя мести станешь подвергать себя опасности, он победит тебя. Он уже разрушил жизнь твоей матери и разделается с тобой, не моргнув глазом.
 – Знаю, – губы Анабеллы дрожали.
 Не веря, что она действительно согласилась с ним, Колин продолжил:
 – Дело не в нем, не в твоей матери и даже не в отчиме. Дело в тебе. Но как бы ты его ни наказала, от этого твоя боль не утихнет и душевные раны не зарубцуются. Исцелиться можно, только отрешившись от прошлого и начав новую жизнь.
 Его слова принесли Анабелле странное облегчение. Порой ей самой казалось, что она впадает в безумие – чем больше она обдумывала свои планы, тем сильнее ее в это затягивало. Только в театре девушка освобождалась от этой пытки. В театре и в объятиях Колина…
 После того как она рассказала ему о смерти матери, словно тяжелый груз упал с ее души. Анабелла по-прежнему ненавидела графа, но жгучее желание отомстить погасло. Возможно, Колин и прав – пришло время отрешиться от прошлого.
 По выражению лица девушки он понял, что Анабелла готова согласиться с ним, и радостно просиял.
 – Я не имею права ни о чем просить тебя, Анабелла, и все же обещай оставить свои планы, пока Уолчестеру не почудилось, что тебе известно о его прошлом, и он не решил убрать тебя с дороги.
 Анабелла любовалась его исполненным страсти лицом. Она была рада, что полюбила человека, которому можно открыть душу, который не осудит ее. Колина не отвратило то, что ее мать была признана преступницей, он пекся только о безопасности возлюбленной.
 – Хорошо, я отказываюсь ему мстить.
 Колин, не скрывая удивления, посмотрел на нее, словно не ожидал, что она так быстро согласится с ним, но, вздохнув с явным облегчением, произнес:
 – Слава Богу! Уолчестер был бы опасным врагом.
 – Как тебе кажется, он мог бы убить меня? То есть не свою дочь… а вообще он способен на убийство?
 Колин ответил не сразу.
 – Не могу ручаться, но мне кажется, что на такое он не решится, – помолчав еще немного, он добавил: – Хотя то, что я узнал о нем в Норвуде, привело меня в замешательство.
 – А что ты узнал?
 – Уолчестер появился в Норвуде вскоре после битвы при Нэзби. После того как он послал твою мать отнести записку, были схвачены три сторонника короля и круглоголовые захватили бумаги Карла I. При аресте им сказали, что их выдал кто-то из единомышленников.
 – Ты думаешь, их предал мой отец? – с ужасом прошептала Анабелла.
 – Возможно, но пока нельзя ничего сказать с уверенностью. Я постараюсь все выяснить как можно точнее. Я говорю тебе об этом лишь затем, чтобы ты понимала, в какую рискованную игру могут тебя завести мечты о мести. Надеюсь, ты искренне отказалась от них.
 – Конечно.
 – Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится! – горячо воскликнул Колин.
 Сила его чувства ошеломила Анабеллу. Выражение лица Колина начало меняться, тревога постепенно ушла, и ее место заняла страсть. Не успела она осознать эту перемену, как он припал жарким поцелуем к ее губам. Анабелла вмиг забыла и об отце, и о норвудской истории – остались только ОН и ОНА.
 Когда наконец Колин смог прервать свой сладостный поцелуй, он откинулся на спинку кресла и вздохнул:
 – Дьявольщина, это были самые долгие две недели в моей жизни.
 – И в моей…
 – Теперь я понимаю, почему ты сняла кольцо и хотела досадить мне, пока я отсутствовал. Ты была права. Я должен был объяснить тебе причину моего отъезда. Мне невыносимо думать, что ты могла оказаться игрушкой в руках какого-нибудь мерзавца вроде Рочестера.
 – Не беспокойся, больше такое не повторится. Как только вернусь к Афре, сразу же надену твое кольцо и больше никогда не сниму.
 Колин улыбнулся:
 – Теперь ты сдержишь свое обещание быть моей и только моей?
 – Да, милорд, на сей раз непременно. Но только если ты пообещаешь мне то же самое.
 Он взял ее руку и прижал к своей груди.
 – Клянусь всем святым быть твоим и только твоим, клянусь не допускать других женщин на свое ложе, в свои мысли и в свое сердце.
 Анабелла замерла. В его сердце? Разве это возможно? Наверное, это просто галантные слова… Но, долго не раздумывая, она сама дала такую же клятву:
 – Я клянусь, милорд, никогда не допускать других мужчин на свое ложе, в свои мысли и в свое сердце.
 Колин приник губами к губам Анабеллы, как бы скрепляя их клятвы поцелуем, в котором было больше искушения, чем нежности, и прошептал:
 – Мне кажется, что одних обещаний недостаточно.
 У Анабеллы перехватило дыхание.
 – П-почему?
 – Я хочу жениться на тебе.
 Она не поверила услышанному:
 – Жениться? Но… но…
 – Ты возражаешь? – с напускной суровостью в голосе спросил он и покрыл поцелуями ее руки.
 – Не надо так жестоко шутить надо мной, Колин. У нас разное положение и..
 – Разное? – Его взгляд стал заметно холоднее. – Разве ты не дочь графа и не внучка дворянина?
 – Да, но..
 – Я люблю тебя. И никому не отдам, иначе сойду с ума. Если ты не хочешь, чтобы я обезумел, ты обязана выйти за меня замуж.
 Анабелла хотела признаться Колину в своей любви, но подумала, что он, может быть, говорит эти опьяняющие слова в минутном порыве страсти, а завтра забудет о них.
 – Ты не можешь на мне жениться! Я актриса, к тому же со скандальной репутацией, и… незаконнорожденная…
 – Не забывай, что и я тоже. По-моему, мы прекрасно подходим друг другу. Где еще я найду женщину, которую не пугает мое странное чувство юмора, не волнует богатство и положение в обществе?
 – Ты без труда найдешь себе жену, которая не будет…
 – Умной? Талантливой? Красивой? Доброй? Но такие жены мне не нужны.
 Анабелла склонила голову, пряча от него сияющие надеждой глаза. Она боялась поверить Колину, хотя желала этого больше всего на свете.
 – Может, ты меня не любишь? – прошептал он. – Это не страшно, Анабелла. Я помогу тебе полюбить меня.
 – Я… люблю тебя.
 – Тогда выходи за меня замуж.
 – Но ты станешь посмешищем всего Лондона. На тебя будут показывать пальцем, как на городского сумасшедшего.
 Колин пожал плечами:
 – Значит, мы не будем жить в Лондоне, – он прикоснулся губами к ее ладони. – Лондон – это еще не весь мир. Жить можно и в других местах, например, в колониях. Там никого не будет интересовать твое прошлое. В колониях можно обрести новую цель жизни, более осмысленную и увлекательную, чем выклянчивание королевских милостей. Я уже собирался уехать, но не решился расстаться с тобой.
 – Я не осмеливаюсь тебе поверить.
 – Тогда скажи, как мне доказать искренность своих намерений? Написать стихотворение, воспевающее твои достоинства и описывающее мои чувства, а затем каждый день читать его при дворе? Осыпать тебя драгоценностями? Влезть на крышу и кричать о своей любви к тебе? – Колин, подвинувшись, усадил Анабеллу в кресло, а сам встал. – Или же ты предпочтешь что-то иное? Поцелуи, ласки, сладкие слова? Ты, любовь моя, получишь все что угодно. Назначь мне любое испытание, и я докажу силу своей любви. – Опустившись перед ней на колени, он смиренно повторил: – Испытай меня!
 И прильнул губами к ее миниатюрной ножке.
 Страсть охватила Анабеллу с такой силой, что ей показалось, будто она вот-вот потеряет сознание. Ей не нужны были ни стихи, ни драгоценности. Ей нужен был только Колин. Она хотела скрепить их клятвы не поцелуями, а полным слиянием тел и душ.
 Анабелла загадочно улыбнулась и не совсем уверенным тоном попросила:
 – Сними сапоги.
 Колин сел на пол и разулся.
 – Встань, – уже более твердо прозвучал следующий приказ, – и сними жилет. – Колин молча повиновался. – Теперь галстук и рубашку.
 Любуясь его широкой мускулистой грудью, Анабелла прикоснулась к ней пальцем, затем быстро сбросила свою рубашку и прижалась обнаженной грудью к спине Колина. Задрожав от жгучего желания, он хотел обернуться и обнять ее.
 – Не двигайся, испытание еще не окончено.
 – Это уже не испытание, а пытка, – с притворным стоном пожаловался он.
 – Ты сам напросился.
 Опустившись на одно колено, Анабелла расстегнула кожаные подвязки, удерживающие его чулки.
 Колин крепился несколько секунд, затем рывком поднял ее на ноги и стиснул в страстных объятиях. У Анабеллы подкосились ноги, и она потянула Колина за собой на пол. Они покатились по ковру, срывая друг с друга оставшиеся одежды.
 Последнее, что услышала Анабелла, был его хриплый от страсти голос:
 – Я люблю тебя, мой восхитительный лебедь! Не думал, что когда-нибудь придется снимать с любимой мужские брюки.
 Колин перевернулся на спину, Анабелла оказалась на нем, и упоительный ритм унес обоих из этого мира…
 Когда Анабелла наконец пришла в себя, Колин поцеловал ее в ухо и прошептал:
 – Не покидай меня, Анабелла, иначе я умру.
 Она ощущала то же, что и он, но сил сказать об этом у нее не было.




 19



 Кого мы больше любим, тот нам и опасней.

    Фрэнсис Бомон и Джон Флетчер. Трагедия невесты. Акт 5.

 У Колина затекла спина, но он не хотел беспокоить Анабеллу, голова которой покоилась на его груди. Его мучало чувство вины перед ней. Он должен все рассказать ей, ведь она ничего от него не утаила. Раньше он не мог ей признаться, боясь, что она перестанет ему доверять, но сейчас… Нет, наверное, лучше сначала на ней жениться, доказав тем самым серьезность своих намерений, а уж потом все рассказать?.. Анабелла, конечно, рассердится, но зато у нее не будет повода не доверять ему или сомневаться в его любви к ней.
 Господи, как же он ее любит! Колин не осознавал этого поначалу, но потом словно пелена упала с глаз, и он не понимал, как можно было ее не любить. Ни одна женщина не перенесла столько испытаний, при этом оставшись нежной и женственной. Только такая женщина, как она, способна поехать с ним в колонии, не испугавшись тяжких испытаний…
 А вдруг она все-таки откажется, не захочет бросить театр? Нет, этого он не переживет. Надо найти способ убедить ее. Может, сделать ей ребенка? Конечно, если у нее будет ребенок, она не посмеет оставить его без отца. Колин улыбнулся – он впервые в жизни думал о ребенке не как о нежелательном осложнении…
 Однако пора уладить дела с Уолчестером, ведь начав действовать, он может серьезно навредить Анабелле. Пожалуй, стоит припугнуть его сведениями, добытыми в Норвуде… Интересно, участвовал ли граф в заговоре против Карла I?
 Чем больше Колин размышлял над этим, тем менее вероятным казалось ему такое предположение.
 – Колин! – прервал его мысли нежный голосок.
 – Что, любимая?
 – Тебе не тяжело?
 – Нет. Но на спине живого места не осталось.
 Анабелла поспешно отпрянула от Колина и, стоя на коленях, с жалостью посмотрела на него:
 – Прости меня. Ты бы мне сказал…
 – Я пошутил, – рассмеялся Колин. – Тебе придется привыкать к моим шуткам, если ты намерена выйти за меня замуж. – Он сел и погладил ее по голове. – Думаю, пора перенести нашу, скажем так, беседу в более подходящее место. Например… в мою спальню.
 К его удивлению, Анабелла смущенно зарделась. Колин расхохотался.
 – Анабелла, ты великая актриса – такая же непредсказуемая, как и твои героини.
 – А вы, лорд Хэмпден, злой и глупый шутник.
 – За то ты меня и любишь, – он встал и подал ей руку. – Спальня тут рядом, но придется одеться, чтобы не перепугать слуг.
 Анабелла быстро облачилась в свой сценический костюм. Колин надел брюки и собрал с ковра остальную одежду.
 – Попробуем незаметно пробраться через холл.
 Они крадучись подошли к двери спальни, но тут снизу донеслись чьи-то громкие голоса. Колин прислушался.
 Так и есть! Уолчестер…
 – Я знаю, что он вернулся, – прогремел суровый голос. – Он здесь, и ты не посмеешь меня задержать!
 – Милорда нельзя беспокоить, – пытался остановить незваного визитера дворецкий.
 – А я говорю, что он захочет меня увидеть! – взревел граф, и они услышали тяжелые шаги, сопровождаемые стуком трости.
 Колин обернулся к Анабелле и легонько подтолкнул ее к двери спальни. Однако она осталась стоять с широко раскрытыми глазами. Показавшийся на лестнице Уолчестер сразу заметил ее.
 На некоторое время в холле воцарилась напряженная тишина. Граф кипел негодованием, Колин был не менее зол, лишь Анабелла спокойно переводила удивленный взгляд с одного на другого.
 Первым заговорил Уолчестер:
 – Так, так. Теперь мне кое-что понятно. Скажи-ка, Хэмпден, и давно ты развлекаешься с ней? А я, как дурак, думаю, что ты мне помогаешь!
 Колин услышал, что Анабелла за его спиной прерывисто вдохнула, и взял ее за руку:
 – Вы стали туговаты на ухо, граф. По-моему, слуга ясно объяснил, что я запретил меня беспокоить.
 Лицо графа исказилось от бешенства.
 – Предатель! Я две недели жду твоего возвращения. Как ты посмел исчезнуть неизвестно куда? А теперь, вместо того чтобы сразу приехать ко мне, кувыркаешься с девкой?
 Колин сжал кулаки:
 – Уолчестер, оставь меня!
 Граф продолжал возмущаться:
 – Только не говори, что ты выполняешь мое поручение!
 – О каком поручении он говорит? – тихо поинтересовалась Анабелла. – Этот ужасный человек не может быть Уолчестером. – Голос ее вдруг стал жестким. – Хотя нет… Это, конечно, он. А значит…
 – Успокойся, любимая, я тебе все объясню, но только потом, – у Колина от острой боли в сердце перехватило дыхание. Еще немного, и он потеряет Анабеллу.
 Анабелла шагнула к графу:
 – Вы мой отец? Граф Уолчестер?
 – Ты шлюха! Чья бы кровь в тебе ни текла, ты не можешь считаться моей дочерью!
 Анабелла пошатнулась, словно от удара, но сумела быстро взять себя в руки. Маска боли на ее лице сменилась мрачной решимостью.
 – А чего ты ждал, дорогой папочка? Соблазняя благородную девушку, ты должен был понимать, что ее дочь вырастет шлюхой.
 Голова Уолчестера затряслась от ярости, губы задрожали, и он, потрясая тростью, двинулся на Анабеллу.
 Колин решительно встал между ними.
 – Если ты еще раз посмеешь оскорбить ее, я разрублю тебя надвое.
 Уолчестер отступил назад, но не испугался.
 – Ловко она тебя одурачила. Тебя уже не беспокоит, что она переспала со всеми, кто ей только попадался на пути?
 Колин, с трудом сдерживая себя, произнес:
 – Погоди, я хочу кое-что рассказать тебе о твоей дочери.
 – Не смей! – крикнула Анабелла и схватила его за руку. – Ты и так уже сделал достаточно. Шпионил за мной, врал о своих чувствах. Разве этого мало?
 Не в силах видеть ее искаженное болью лицо, Колин повернулся к графу:
 – Дай мне с ней поговорить, и потом я объясню все, что тебе будет угодно.
 Уолчестер, подумав, кивнул.
 Отведя Анабеллу в сторону, Колин зашептал:
 – Нельзя позволять ему так думать о тебе.
 – Почему? Разве ты не видишь, как он взбешен? Он стыдится меня! Стыдится! А я этого и добивалась.
 – Ты обещала мне забыть о своей мести, Анабелла…
 – Да, но не считаю себя обязанной выполнять обещание, потому что ты все время обманывал меня. Ты лгал, когда говорил сладкие слова, лгал о своей любви…
 – Это была не ложь, Анабелла.
 В ее глазах заблестели слезы.
 – Не надо меня терзать, Колин. Ты выполнил свои проклятые обязательства. А теперь оставь меня одну.
 Он взял ее за плечо:
 – Я понимаю, что обманул тебя, связавшись с Уолчестером, но все, что ты слышала от меня сегодня – чистая правда. Все до последнего слова!
 Она вывернулась из рук Колина и, стараясь не замечать мольбы в его взоре, повернулась к графу.
 – Папочка, – издевательским тоном произнесла Анабелла, – ты жаждал узнать подробности моей жизни? Ну что ж, слушай. Моей матерью была Феба Харлоу, которую ты совратил и бросил беременной.
 – Я не знал…
 – Ее выдали замуж за сквайра, который не простил ей чужого ребенка и много лет мучал ее. Мама прожила ужасную жизнь и погибла страшной смертью.
 Уолчестер от потрясения потерял дар речи.
 Анабелла смерила его суровым взглядом и продолжила:
 – Поэтому каждый раз, когда ты увидишь меня на сцене или услышишь о моих скандальных подвигах, ты будешь вспоминать о том, что ты сделал с моей матерью. Ибо скоро каждый лондонец будет знать о том, что я дочь графа Уолчестера. Каждый! – Анабелла приблизилась к отцу и с ненавистью посмотрела ему в глаза. – Серебряный Лебедь еще не раз пожалеет о том дне, когда он обрек на мучения мою мать. Я не позволю тебе забыть об этом.
 Уолчестер побледнел:
 – Что тебе известно о Серебряном Лебеде, чертова девка? Выкладывай или я вытрясу это из тебя, – он попытался схватить Анабеллу, но она увернулась и стремительно побежала вниз по лестнице. – Вернись! – крикнул он вслед. – Вернись, не то пожалеешь. Я до тебя доберусь.
 – Оставь ее, – сказал Колин и болезненно поморщился, услышав, как внизу хлопнула парадная дверь.
 Он рвался поскорее поговорить с Анабеллой и все ей объяснить. Но, к сожалению, придется сначала выяснить отношения с графом. Анабелла, упомянув о Серебряном Лебеде, вольно или невольно навлекла на себя серьезную угрозу. В первую очередь он должен позаботиться о ее безопасности.
 – Что ей известно о Серебряном Лебеде? – встревоженно спросил Уолчестер.
 Колина передернуло от неприязни к графу.
 – Что ты за человек? Только что смертельно обидел собственную дочь, а думаешь лишь о своей дурацкой кличке. Неужели в тебе не найдется хотя бы капли сочувствия?
 Впервые после прихода Уолчестера Колин увидел на его лице тень сомнения, но она тут же исчезла.
 Уолчестер наклонился вперед и оперся на трость.
 – Если бы твоя жизнь, как моя, проходила среди предательств, если бы все, что ты создал в этой жизни, могло быть уничтожено глупой девчонкой, ты бы не задавал таких вопросов. Пора бы знать, Хэмпден, что сочувствие опасно.
 К сожалению, Колин это знал, потому и оставил королевскую службу. Он хотел жить и чувствовать, не стараясь разгадать тайное значение каждой улыбки. Но сейчас ему пришлось вспомнить о прежнем ремесле.
 – Я понимаю, почему ты назвал свое прошлое наполненным предательствами. Сейчас одно из них настигло тебя, не так ли?
 – Что ты этим хочешь сказать?
 – Последние две недели я провел в Норвуде.
 Уолчестер вздрогнул, но, быстро справившись с собой, он спросил:
 – Зачем ты туда поехал?
 – Выяснить, что скрывает от меня Анабелла и почему ты так сильно обеспокоен.
 – И что же ты выяснил?
 – О тебе или об Анабелле?
 – Сначала об Анабелле.
 – То, что она здесь сказала, – чистая правда. Но она не сообщила, что ее мать убила мужа, когда увидела, как он за незначительный проступок порет девушку розгами. У бедняжки помрачился рассудок, и она вонзила нож ему в сердце.
 Уолчестер сжал трость так, что у него побелели пальцы.
 Колин безжалостно продолжил:
 – Не упомянула она и о том, что этот изверг издевался не только над ее матерью, но и над ней самой. Именно потому Анабелла, увидев, как повесили ее мать, приехала в Лондон без единого шиллинга с тем, чтобы отомстить тебе.
 На шее Уолчестера от страшного напряжения вздулись вены, и он, сам этого не замечая, начал горестно раскачивать головой. Перед Колином был старик, внезапно почувствовавший тяжесть утраты близкого человека. Но Колин не нашел в себе сил посочувствовать ему.
 – Фебу повесили? – безжизненным голосом спросил граф.
 – Да. Она умирала долго и мучительно.
 Сняв шляпу, Уолчестер с силой провел ладонью по лысине, будто пытался изгнать из головы мучительные мысли.
 – Феба, бедная Феба… Наверное, я не любил ее так сильно, как она меня… Она была такой милой… такой застенчивой… Если б не обстоятельства, я никогда бы не бросил ее.
 – Какие обстоятельства? Арест троих роялистов и конфискация королевского архива?
 Уолчестер вдруг показался Колину очень старым и измученным. Он тяжело оперся на трость.
 – Выкладывай начистоту, что еще ты узнал в Норвуде.
 Колин задумался, стоит ли давать Уолчестеру возможность объясниться. Подозревая графа в предательстве, он не имел доказательств его вины и после некоторого колебания решил выслушать рассказ Уолчестера. Пусть изложит свою версию, а уж он, Колин, разберется, где тут правда, а где ложь.
 – Старушка, служившая в те времена в доме Харлоу, рассказала, что ты, будучи раненым, провел у них три недели. Но никто не знал о твоих отношениях с дочерью Харлоу, – холодно промолвил Колин.
 – Мы с Фебой были очень осмотрительны, – прошептал Уолчестер.
 – Похоже на то, – согласился Колин. – Но, когда ты сбежал, родители обнаружили, что она беременна.
 – Да, да, и выдали бедную замуж за сквайра. Я уже знаю. Что еще сказала тебе служанка?
 – Что ты исчез после того, как в Норвуде арестовали троих роялистов. Между прочим, в городке поговаривали, что их предали…
 – Это правда, – Уолчестер отошел от Колина и привалился к перилам лестничной площадки.
 Колин смотрел на него, не в силах поверить, что он так легко может сознаться в предательстве.
 – Ты послал Фебу отнести кому-то записку…
 Уолчестер резко обернулся и изумленно посмотрел на Колина:
 – Как ты об этом узнал?
 – Анабелла рассказала. Эту записку ей дала Феба. Анабелла, разумеется, не поняла ее смысла, а я… я сразу обо всем догадался, случайно обнаружив твое послание у нее дома. Мне было непонятно только одно: почему ты дал шифровку Фебе?
 Уолчестер резко вскинул голову.
 – Где стихотворение? Где… моя… дочь его прячет?
 – Зачем оно тебе?
 – Разве ты не понимаешь? Оно все доказывает.
 – Я так и предполагал.
 Уолчестер почувствовал обвинительную интонацию в голосе маркиза:
 – Нет, ты не понял. Оно доказывает, что я предупредил этих людей о предательстве.
 – Ты хочешь сказать, что ты не предатель?
 Уолчестер испугался:
 – Господь с тобой, конечно, нет! Предатель был среди них. Очевидно, Феба не доставила записку по назначению.
 Колин с сомнением поглядел на Уолчестера. Граф, похоже, не лгал. Но что-то здесь не сходилось.
 – Анабелла утверждает, что ее мать записку отнесла. Твой друг прочитал ее, но тут появились солдаты, и она убежала.
 – Девчонка врет! – воскликнул Уолчестер, но, заметив возмущенный взгляд Колина, поправился: – Или ошибается. Да, или она ошибается, или ее мать что-то перепутала. Может быть, Феба отдала записку не тому человеку. В любом случае, если бы она выполнила мое поручение, этих людей не арестовали бы.
 – Если ты пытался их спасти, то почему скрыл от меня правду?
 Уолчестер вздохнул:
 – Их арестовали и четвертовали. Были захвачены королевские бумаги, а это, как ты знаешь, изменило ход войны и королю отрубили голову. И если бы стало известно, даже по истечении времени, что я послал вместо себя женщину, меня сочли бы трусом или, хуже того, обвинили бы в измене. Как бы там ни было, на этом бы моя политическая карьера закончилась бы.
 Колин кивнул.
 – Но почему ты втянул в эту историю бедную Фебу Харлоу?
 Горькая усмешка исказила лицо Уолчестера:
 – Из трусости. Повсюду были солдаты, и для шпионов существовало только одно наказание – четвертование. Если ты мне не веришь, стихотворение докажет мою невиновность.
 Колин вспомнил записку. «Некоронованные силы» – это, естественно, о круглоголовых.
 – А кто такие Порция и Беатриса? – спросил он.
 – Я вижу, ты знаешь текст наизусть.
 – Да. Так кто они?
 – Ты с пьесами Шекспира знаком?
 – Конечно. Он назван в стихотворении бардом?
 – Да. Порция – героиня «Венецианского купца», а Беатриса из «Много шума из ничего». Порция спасает Антонио, Беатриса влюблена в Бенедикта. Двое из захваченных роялистов действовали под псевдонимами Энтони и Бенедикт. Они скрывались после битвы при Нэзби и хранили королевский архив. Один из них был ранен, и они под видом богатых купцов задержались в Норвуде. Записка предназначалась им, – выпалил Уолчестер.
 Колин задумчиво потер подбородок. Объяснение Уолчестера звучало убедительно.
 – Под площадью мученика подразумевается площадь святого Стефана, на ней стояла таверна, в которой они остановились, – закончил Уолчестер свое признание.
 – Как солдаты о них узнали?
 Граф помрачнел.
 – Среди них был предатель – Пакстон Харт, он их выдал. По счастью, его донос передали в дом родителей Фебы, где должен был обедать капитан круглоголовых. Он где-то задержался, а солдаты сами без него ничего решить не могли. К тому же они думали, что им не к чему торопиться. Меня они, естественно, не подозревали.
 – Тогда слово «сердце» [По созвучию heart (сердце) и hart (имя). ] – это предупреждение о Харте?
 – Да. Я старался писать непонятно для посторонних, но Бенедикт должен был догадаться.
 – Что случилось с Хартом?
 – Его казнили вместе с остальными. Зачем оставлять в живых предателя? – Уолчестер помолчал и добавил: – Отец Фебы был круглоголовым, но это меня не тревожило… Она говорила, что любит меня, и я считал, что политика для нее не так важна, как любовь.
 – И, судя по всему, был прав. Любящие женщины умеют хранить верность, – Колин вспомнил об Анабелле и подумал, что любящие женщины порой бывают и мстительны.
 Надо поскорее ее найти и объясниться с ней. Но сначала надо завершить объяснение с Уолчестером.
 – Ты понимаешь, что Анабелла ничего об этом не знает?
 Углубившийся в свои мысли Уолчестер ответил не сразу:
 – Что? Да, конечно. Полагаю, если бы она знала, то использовала бы это стихотворение против меня. Из твоего рассказа следует, что у нее были некоторые основания меня ненавидеть.
 – Некоторые?!
 – Если то, что я услышал о смерти Фебы, правда, то у нее был весьма основательный повод возненавидеть меня, – граф с трудом выдавливал из себя каждое слово. – Господи, как же мне тяжело! У меня никогда не было детей. И вдруг я узнаю, что в чьих-то жилах течет моя кровь, но увы, выясняется, что эта девчонка – развратница.
 – Могу тебя успокоить. Ее поведение всего лишь роль, которую она играла. Единственный мужчина, с которым она была близка, это я. Да и то совратил ее я, как ты в свое время совратил ее мать. Она играла эту роль, чтобы унизить тебя, и добилась своего.
 – И намерена играть дальше, – с горечью произнес Уолчестер.
 – Только не принимай близко к сердцу ее угрозы. Она тебе ничего не сделает. Я с ней сам разберусь.
 Впервые за вечер Уолчестер улыбнулся:
 – Даже идиоту понятно, что ты обладаешь колоссальным влиянием на мою дочь. Теперь я вижу, что она тебе и вправду небезразлична.
 – Да, я ее люблю. А сейчас, извини, я намерен отправиться на ее поиски и, если понадобится, на коленях буду просить у нее прощения за наш дурацкий заговор. – Колин подошел к спальне, перед дверью которой на полу валялась его одежда. – А когда я заслужу ее прощение, я намерен на ней жениться.
 – Жениться?
 – Именно так.
 – Вижу, вы с графом Фолкхемом предпочитаете простолюдинок.
 – Она не большая простолюдинка, чем ты.
 – Ты прав. Я не буду проявлять недовольство, если ты на ней женишься и сделаешь ее респектабельной женщиной. Поскольку она неглупа, уверен – она тебе не откажет, и… разрешаю тебе сказать ей, что я одобряю этот брак.
 Нагнувшись за сапогом, Колин ответил:
 – Боюсь, что, услышав о твоем одобрении, она мне откажет. Но если ты хочешь, – Колин несколько смягчил тон, – я передам ей что-нибудь от тебя.
 Было заметно, что Уолчестеру трудно свыкнуться с тем, что он услышал сегодня. Во времена его молодости аристократу и в голову прийти не могло, что можно выбрать жену без состояния или с дурной репутацией.
 И все-таки после короткого раздумья он кивнул:
 – Ладно… скажи ей… Скажи моей дочери, что, если она пожелает, я признаю ее. Нет, лучше просто скажи ей, что я ее признал. Слышишь? Признал!
 Покачав головой, Колин сел на пол и стал обуваться. Он хотел возразить, что общество все равно никогда не даст Анабелле позабыть о том, что она была незаконнорожденной. Уж лучше ей оставаться Анабеллой Тейлор, дочерью убитого женой сквайра, чем леди Анабеллой Мейнард, графским ублюдком.
 Однако он промолчал, понимая, каких усилий стоило графу такое решение. К тому же желание и готовность Уолчестера признать свое отцовство способно хоть немного уменьшить страдания Анабеллы, даже если она отвергнет предложение отца.
 Поглядев на поглощенного своими мыслями графа, Колин пожалел сурового старика, весь смысл жизни которого составляла борьба за политическое влияние. Он встал и, подойдя к Уолчестеру, положил руку ему на плечо.
 – Я передам Анабелле твои слова.
 Но для этого надо было ее найти…




 20



 Любовь, что ненавистью обернулась, становится страшней нечистой силы.

    Уильям Конгрив. Невеста в трауре. Акт 3, сцена 8.

 Анабелла сидела у камина в театральной уборной, пытаясь согреться. В такое позднее время никто не догадается искать ее здесь. Даже Колин.
 Она не хотела его видеть. Сначала ей необходимо успокоиться и разобраться со своими мыслями, решив, что делать дальше. Она застонала от отчаяния. Оказывается, все это время Колин был в сговоре с ее отцом. Неужели возлюбленный лгал ей каждым своим словом?
 Анабелла не хотела этому верить. Она так надеялась, что Колин любит ее. Но почему же тогда он продолжал за ней шпионить по заданию этого ужасного человека? Почему обещал Уолчестеру все объяснить после того, как поговорит с ней?
 Анабелле было больно думать о связи Колина с отцом. Что он рассказал графу? Неужели о снотворном чае и о ее переживаниях, когда она не хотела, чтобы он уезжал из Лондона? Сдерживая рыдания, Анабелла впилась зубами себе в палец.
 Она старалась не думать о нежности Колина и о его ласках, но воспоминания не уходили.
 – Он меня предал, – решительно произнесла вслух Анабелла, как бы изгоняя этими словами нежелательные мысли о счастье, испытанном с Колином.
 «Да, он огорчился, увидев Уолчестера, – подумала она, вспомнив недавнюю сцену, – и, может быть, ему даже стало стыдно за то, что он не рассказал мне о связи с графом. Но это не меняет самого главного – Колин меня обманывал. Господи, да неужто он собирался держать меня в неведении и после женитьбы?»
 Женитьба… Это слово несколько умерило ее гнев. Да, он хотел на ней жениться. Искренне хотел… Но тогда почему позволил графу втянуть себя в коварные планы?
 Она так мечтала отомстить отцу! А вышло все иначе. Граф был возмущен ее поведением, лишний раз порадовавшись тому, что бросил мать такой распутной девки, как она. Анабелла же стремилась к тому, чтобы отец пожалел о своем подлом поступке. Но достаточно было взглянуть в его ледяные глаза, чтобы понять: такой человек просто не способен сожалеть. Его заботило одно: откуда она узнала о Серебряном Лебеде? Интересно, с чем это связано?
 Анабелла напрягла память. Господи, да ведь Колин не зря намекнул на то, что граф предал своих соратников. Не мог же он голословно обвинить своего друга… Вероятней всего – отец действительно был шпионом, и тогда… тогда Серебряный Лебедь его псевдоним! Но если он работал на короля, то почему боялся, что это станет известным? И почему втянул в столь опасную историю ее мать?
 Анабелла попыталась разгадать тайный смысл стихотворения. Она уже догадалась, что под бардом подразумевается Шекспир. Колин сказал, что арестовали троих. Скорее всего Порция и Беатриса – зашифрованные имена арестованных.
 Любопытно, а Колин давно знает о предательстве графа? Нет, вероятно, он выяснил это лишь в Норвуде. И ничего ей не сказал потому, что чем-то обязан графу… Наверное, из-за этих обязательств он и согласился за ней шпионить.
 Зато она ничем не обязана человеку, совратившему ее мать! У нее есть обязательства только перед покойной матушкой. Анабелла обещала Колину отказаться от мести, не подозревая, что он был орудием старого интригана. Так что теперь она свободна от обещания!
 Колин предупреждал, что ее отец очень опасен. В таком случае лучший способ защитить себя от злодея – это воздать ему по заслугам.
 За спиной Анабеллы открылась дверь. Она вскрикнула от испуга, но, увидев Чэрити, сразу успокоилась.
 – Мы тебя повсюду разыскиваем. Милорд и Афра уже сбились с ног.
 Она не должна встречаться с Колином, пока не отомстит за мать, так как он может помешать ей исполнить свой долг. А она не позволит ему покрывать предателя, какие бы обязательства он на себя ни принимал.
 – Где Колин? Его здесь нет?
 – Нет, он обнаружил, что тебя нет дома, и опять отправился к Афре, – ответила Чэрити.
 В уборную вошел Ривертон.
 «И это от меня тоже скрывали», – с обидой подумала Анабелла и спросила:
 – А он что здесь делает?
 – Я решил, что Чэрити негоже ходить одной по ночным улицам. Как, впрочем, и вам.
 Анабелла не сдержалась и злобно буркнула:
 – Я удивлена, сэр Джон, что вы выкроили минутку для своей любовницы. Я думала, вы все время уделяете невесте.
 Ривертон обнял Чэрити за талию и спокойно ответил:
 – Да, я все свое свободное время посвящаю любимой невесте.
 – Джон предложил мне выйти за него замуж, – со смущенной улыбкой пояснила Чэрити.
 Увидев недоверчивое лицо Анабеллы, Ривертон нахмурился:
 – Послушайте, Анабелла. Я не позволю отравлять Чэрити вашей ненавистью к мужчинам. Возможно, я пренебрегал ее чувствами, но это в прошлом. Благодаря Чэрити я понял, что любовь гораздо важнее положения в обществе, – Ривертон вновь посмотрел на свою возлюбленную восхищенным взглядом, от которого у Анабеллы заныло сердце. – Мой отец был обычным купцом, а мать горничной, когда они полюбили друг друга. Как видите, моя родословная проста, а дворянство я получил за услуги, оказанные королю. Потом я как-то позабыл, что мои родители были счастливее всех, даже самых богатых и знатных дворян, и чуть было не упустил свой шанс на счастье.
 Вид любовно переглядывающейся парочки еще больше усилил страдания Анабеллы, но она нашла в себе силы улыбнуться и сказать:
 – Желаю вам счастья, от всей души.
 – Теперь мы проводим тебя к лорду Хэмпдену, – решительно заявила Чэрити. – Пора и тебе подумать о своем счастье.
 Улыбка Анабеллы погасла.
 – Позвольте мне самой решать, как мне поступить с лордом Хэмпденом.
 – Но… – начала Чэрити.
 Ривертон перебил ее:
 – Любимая, она права. Дай им самим решить свою судьбу.
 Анабелле хотелось рассказать Чэрити о случившемся и о своем решении, но она боялась, что та передаст все Ривертону. А Ривертон сообщит Колину о ее намерениях. Господи, да она просто окружена шпионами. Впрочем, в этом есть и положительная сторона: Ривертон может знать, что связывает Колина с Уолчестером.
 – Сэр Джон, вы знакомы с графом Уолчестером?
 – Конечно, он очень влиятельный человек.
 – Он дружит с лордом Хэмпденом?
 Ривертон пожал плечами:
 – Можно сказать да. Хэмпден относится к нему с почтением – граф однажды спас ему жизнь, а позже устроил его на королевскую службу. Но мне не кажется, что у графа есть настоящие друзья.
 Сердце Анабеллы дрогнуло. Теперь понятно, почему Колин считает себя должником графа.
 – А почему вас это интересует? – осведомился Ривертон.
 – Просто так, к слову пришлось, – Анабелла бросила на Чэрити предостерегающий взгляд, заклиная ничего не рассказывать Ривертону.
 – Джон, дай нам с Анабеллой поговорить наедине, – попросила Чэрити.
 Тот кивнул и вышел из уборной, закрыв за собой дверь.
 Чэрити приблизилась к хозяйке:
 – Что, черт возьми, происходит?
 – Я точно узнала, что граф – мой отец. А Колин по его просьбе шпионил за мной.
 – И что ты намерена делать?
 – Ты можешь оказать мне одну услугу?
 – Пожалуйста.
 – Принеси из нашей квартиры мою шкатулку. Ключ спрятан в книгу стихов, она на бюро.
 Чэрити подозрительно посмотрела на хозяйку.
 – А зачем?
 – Не спрашивай. Сделай это, и я вечно буду перед тобой в долгу.
 Пожав плечами, Чэрити направилась к двери.
 – Да! И еще… – сказала вдогонку ей Анабелла, – пожалуйста, ничего не рассказывай Колину. Он не должен знать, где я.
 – Что ты затеяла?
 – Скоро узнаешь. А теперь иди.
 Чэрити ушла, а Анабелла направилась в гардеробную выбирать костюм. Ей надо было великолепно выглядеть.
 Она собиралась просить аудиенции у короля.
 В полночь Анабелла стояла в маленькой комнатке личных апартаментов короля со шкатулкой в руках и ждала ответа на просьбу, переданную дежурному офицеру.
 Что подумает Его Величество, когда увидит ее в роскошном платье, найденном в театре? Она убеждала себя, что это неважно. Главное наказать предателя короны. Но втайне Анабелла, конечно, осознавала, что хочет покарать графа вовсе не за смерть каких-то там роялистов, а за то, что Уолчестер погубил мать и заставил Колина играть роль презренного шпиона.
 Усилием воли заставив себя не думать о Колине, Анабелла открыла шкатулку, чтобы посмотреть на перстень Уолчестера и еще раз напомнить себе о его измене. Однако взгляд невольно упал на кольцо Колина, и снова на нее нахлынули воспоминания о недавних днях: боль, сомнения и… любовь. Она безумно любила его… Он, несомненно, будет вне себя от гнева, когда услышит, что она сделала.
 Но она обязана так поступить.
 Кольцо Колина Анабелла спрятала в кармашек нижней юбки. Король не должен знать об их отношениях. Даже если до него доходили какие-нибудь слухи, правды он знать не должен. Она боялась навредить Колину.
 Появился дежурный офицер.
 – Его Величество примет вас, мадам, но он может уделить вам лишь несколько мгновений. У него гости.
 Гости? Ну да, она слышала, что король обычно не отходит ко сну до рассвета.
 Она с трепетом вошла в королевские апартаменты. Король ужинал. Взглянув на его гостей, Анабелла узнала актрису из королевского театра и Барбару Палмер, постоянную любовницу Карла. Та посмотрела на Анабеллу с явным подозрением. За столом сидели также Бекингем, один из советников короля, кузен Барбары Палмер и, к ее огорчению, Рочестер.
 Король с мрачным видом вышел ей навстречу. Анабелла с интересом рассматривала человека, о котором так много слышала. Он был высок, намного выше, чем она ожидала, и красив. Густые темно-каштановые волосы, ниспадавшие на плечи, чувственный рот, большие глаза… Несомненно, многие женщины домогались его.
 Но с Колином сравниться он не мог.
 Король безразлично проследил, как она, спохватившись, сделала реверанс.
 – Добрый вечер, мадам Мейнард. Надеюсь, вы оправились от своей болезни?
 – Да, Ваше Величество.
 – Мы с интересом ознакомились с вашим посланием.
 – Ваше Величество, не могла бы я изложить свои доводы наедине?
 Кивнув, король проследовал в соседнюю комнату, Анабелла вошла за ним.
 – Вы понимаете, насколько серьезные обвинения вы выдвигаете?
 – Да, Ваше Величество.
 – Излагайте.
 – Во-первых, я должна сказать, что мои обвинения основываются не на слухах и подозрениях. Я говорю не как актриса, а как дочь графа Уолчестера.
 Наконец-то она завладела его вниманием.
 – Что за чертовщина?
 – Я незаконная дочь, зачатая в Норвуде вскоре после битвы при Нэзби.
 Король прищурился. Эти названия были ему явно знакомы.
 – У вас есть доказательства его отцовства?
 – Да, – она открыла шкатулку. – Этот перстень он дал моей матери, на нем герб Уолчестеров. Это он тоже дал моей матери. – Анабелла протянула ему листок со стихотворением.
 Карл пробежал взглядом листок и побледнел.
 – Расскажите все, что вам известно.
 Она изложила ему сокращенную версию событий.
 Дослушав до конца, он пробормотал:
 – Это нас очень обеспокоило. Так вы утверждаете, что ваша мать отнесла письмо до того, как эти люди были арестованы, а бумаги моего отца конфискованы?
 Она кивнула.
 – Бекингем! – крикнул король, заставив ее вздрогнуть.
 Дверь открылась и появился Бекингем вместе с Рочестером. У Анабеллы заныло сердце. Неужели король ей не поверил?
 – Бекингем, тебе известно, что произошло в Норвуде после битвы при Нэзби?
 – Вы имеете в виду казнь троих наших сторонников и захват королевского архива?
 – Да, это нанесло страшный удар нашему делу. Допрашивался ли граф Уолчестер по этому поводу?
 – Да, Ваше Величество, причем при моем личном участии. Насколько я помню, он утверждал, что ничего не знал о хранителях архива до их ареста.
 – Ты знаком с мадам Мейнард? – Карл взглядом показал в ее сторону.
 Бекингем кивнул. Рочестер оказался менее выдержанным и воскликнул:
 – Мы ВСЕ знаем мадам Мейнард, Ваше Величество.
 Король недовольно взглянул на юнца:
 – Раз уж ты здесь, то держи язык за зубами. Ты в те времена был еще сосунком и вряд ли сможешь сказать что-то разумное, – он повернулся к Бекингему. – Мадам Мейнард утверждает, что она незаконная дочь графа Уолчестера. – Спутники короля удивленно посмотрели на нее. – Мы склонны думать, что она говорит правду. В любом случае, у нее есть информация о катастрофе в Норвуде. Ты не помнишь псевдонима Уолчестера во время войны?
 Бекингем наморщил лоб:
 – Серебряная Птица… нет, Серебряный Лебедь.
 Карл протянул герцогу листок.
 – Прочти. Ты не помнишь, как звали тех троих?
 – Энтони Гиббс, Бенедикт Купер и Пакстон Харт.
 Бекингем с непроницаемым лицом несколько раз прочитал стихотворение и пробормотал:
 – Да, Серебряный Лебедь.
 – Ты думаешь, он это написал? – спросил король.
 – Возможно.
 – Кому ваша мать должна была передать записку? – обратился король к Анабелле.
 – Не знаю, она не рассказывала. Сказала только, что отец описал ей внешность этого человека.
 – Любопытно, мадам Мейнард, – произнес Бекингем, – почему вы решили предложить это нашему вниманию?
 Она смело посмотрела ему в глаза:
 – Я хотела, чтобы свершилось правосудие. К тому же я боялась, что он может навредить мне из-за того, что я узнала о его прошлом.
 – Смотрите, Ваше Величество, – Бекингем указал пальцем на строчку. – Вот здесь. Под Порцией имеется в виду Энтони, под Беатрисой – Бенедикт. А «сердце» обозначает Харта. «Площадь мучеников» – это, конечно, площадь святого Стефана, где жили наши люди. Все понятно! Уолчестер назвал солдатам их имена и адрес.
 «Да, но почему, называя адрес, граф просит забыть эту площадь?» – удивленно подумала Анабелла.
 Король недовольно покачал головой:
 – Очень неприятная история. А что значит остальная часть записки?
 Бекингем сложил листок и сунул его в карман.
 – Ничего, Ваше Величество. Вы же знаете, как составляются подобные письма: одно зерно и куча мусора.
 Анабелла продолжала размышлять над текстом. Почему граф призывает солдат заставить замолчать Харта – «пусть будет кротким», – а не всех троих? Ее охватил ужас. Может, она неправильно все поняла? Может, записка должна была предупредить роялистов? Но почему отец требовал ее молчания, если он невиновен в предательстве?
 – Ваше Величество, там еще одна строчка имеет смысл, – решилась изложить свои сомнения Анабелла, – «некоронованные силы»…
 – Обозначают круглоголовых, – подхватил Бекингем. – Но это ничего не добавляет.
 – Я хотела…
 – Мадам Мейнард, вы хорошая актриса, но оставьте подобные дела мужчинам.
 Внезапно дверь приоткрылась, и в образовавшемся проеме показалась Барбара Палмер. Она пристально оглядела Анабеллу и обратилась к королю:
 – Мы вас заждались. Вы обещали сыграть с нами в вист.
 – Да, да, мы сейчас идем, дорогая. Государственные дела нас немного задержали, – извиняющимся тоном ответил Карл и повернулся к Анабелле. – Бекингем абсолютно прав. Вы разумно поступили, придя к нам, а теперь оставьте это дело тем, кто в нем сможет разобраться. Бекингем сумеет отличить правду от лжи.
 Король явно не хотел продолжения разговора.
 – Ваше Величество, я могла быть излишне категоричной в своих обвинениях…
 – Вот они, женщины, – злорадно перебил ее Рочестер. – Испугалась за лорда Хэмпдена? Ему тоже придется не сладко, если выяснится, что он в сговоре со своим приятелем.
 – Лорд Хэмпден тут ни при чем, – как можно небрежнее возразила Анабелла.
 – Неужели? Он твой любовник и друг предателя.
 – Не понимаю, какое отношение к этому делу может иметь лорд Хэмпден? – удивленно вмешался Бекингем.
 – Такое. Она выступала под псевдонимом своего отца, и почему-то ею заинтересовался единственный приятель графа. Не пахнет ли тут сговором?
 – Лорд Хэмпден не имеет к этому никакого отношения, – возмутилась Анабелла. – Вы просто мстите ему за стычку в «Голубом колоколе».
 – Что там произошло? – оживился Карл.
 – Милорд начал дебоширить в пьяном виде, и лорд Хэмпден поставил его на место.
 Король замаскировал свой смех нарочитым кашлем, что еще больше взбесило Рочестера, проворчавшего:
 – Одно к другому не относится. А Хэмпден, я вам докажу…
 – Хватит, – взмахнул рукой король. – Мадам Мейнард, мы благодарны вам за предоставленные нам сведения государственной важности. Теперь же доверьте мне и моим советникам выяснение истины.
 – Но…
 – Вы сомневаетесь в справедливости Его Величества или его советников? – сурово спросил Бекингем.
 – Нет, – выдавила из себя Анабелла.
 Ей показалось, что глаза Бекингема победно сверкнули, однако она не могла понять, что могло послужить тому причиной.
 – На сегодня достаточно, – с улыбкой объявил король. – Бекингем, завтра мы все обстоятельно обсудим. С Уолчестером надо срочно разобраться. Да и с Хэмпденом, конечно, тоже, если выяснится, что он участвовал в этом деле.
 Анабелла была не в силах пошевельнуться. Господи, как ей остановить это безумие? Что она натворила?
 – Я вас провожу, мадам Мейнард, – вкрадчиво сказал Бекингем. – А когда они вышли на лестницу, вполголоса произнес: – У меня есть к вам деловое предложение.
 – Слушаю вас, ваша светлость, – она не могла прийти в себя от стремительности, с которой первоначальное недоверие короля к ее словам сменилось непоколебимой уверенностью в том, что граф и Колин виновны в государственной измене.
 – Я никому не расскажу о том, что здесь случилось, если и вы дадите такое обещание.
 – Но почему?
 Его ленивая улыбка не скрывала жесткого взгляда.
 – Вам, возможно, известно, что я обладаю большим влиянием на короля. От меня зависит, окажетесь ли вы участницей сговора, существование которого навязывал нам болтун Рочестер, или ваше имя вообще не будет нигде упоминаться. А это немаловажно для вашей безопасности.
 – Что же от меня требуется?
 – Никому не говорите о стихотворении, особенно лорду Хэмпдену. Я не сомневаюсь в его невиновности. Рочестер по злобе может многое наговорить, но это не значит, что к нему будут прислушиваться.
 Напряжение в груди Анабеллы немного ослабло.
 – Тем не менее, он друг лорда Уолчестера, и я не хочу, чтобы он осложнил свою жизнь неверной интерпретацией записки. Пусть он лучше о ней не знает.
 Сердце бешено забилось, когда до нее дошел смысл последних слов. Выходит, Бекингему неважно, что содержится в записке. Он просто ненавидит Уолчестера и хочет с ним расправиться…
 Анабелла почувствовала себя виновницей в происходящем безумии.
 Одно дело обвинить предателя и совсем другое – быть свидетелем наказания человека, в виновности которого ты не уверен. Неужели она пошлет своего отца без вины на смерть или в тюрьму? Но ведь он же предатель, король в этом нисколько не сомневается! Самое важное не дать им обвинить действительно невиновного человека – Колина. Только ждать помощи от королевского двора она больше не будет.
 – Вы хотите, чтобы свершилось правосудие? – прервал ее мучительные размышления Бекингем.
 Анабелла заставила себя улыбнуться:
 – Я жажду правосудия, герцог.




 21



 Не действует по принужденью
 милость;
 Как теплый дождь, она спадает
 с неба
 На землю и вдвойне благословенна:
 Тем, кто дает и кто берет ее.

    Шекспир. Венецианский купец [Перевод Т. Щепкиной-Куперник.]. Акт 4, сцена 1.

 «Сто тысяч чертей, где же Анабелла?» – в который уже раз подумал Колин, направляя коня к своему городскому дому. Он разыскивал ее всю ночь: побывал в «Голубом колоколе», у нее дома, у Афры, даже у Ривертона, но ее нигде не было. Ривертон и Чэрити сказали, что видели ее в театре, но, когда он туда приехал, она уже ушла.
 Он вернулся к Афре и прождал там несколько часов, затем опять объехал все места, где она могла быть. Безрезультатно.
 Последние сутки измотали его: сначала утомительная скачка, потом спор с Анабеллой, потом… любовь на ковре. Он печально улыбнулся – все же были и приятные часы в этом утомительно-напряженном дне. Потом пришел Уолчестер, и все пошло кувырком.
 Колин спешился и привязал коня.
 Все равно он найдет ее, даже если для этого потребуется объездить всю Англию. Найдет и убедит понять его и простить обман.
 Колин был настолько поглощен своими мыслями, что не слушал, о чем говорил дворецкий слуге, принимавшему у него плащ. Вдруг его внимание привлекли слова: «она не уходила».
 – Что ты сказал?
 – Женщина, что сопровождала вас вчера, ожидает вас в гостиной. Я не знал, разрешить ли ей остаться, вы не дали мне распоряжений…
 – Молодец, – не дослушав, бросил Колин дворецкому и помчался вверх по лестнице.
 Влетев в гостиную, он замер. В кресле перед камином дремала Анабелла. Он окликнул ее, она подняла голову и смущенно потерла глаза.
 – Где ты была?
 Ее лицо стало настороженным, как во время их первой встречи в театральной уборной. Он заметил незнакомое ему шелковое платье.
 Анабелла пригладила помятую юбку и сказала:
 – Колин, мне надо с тобой поговорить. Ты не уделишь мне несколько минут?
 – Несколько минут? – его удивил ее официальный тон. – Да хоть многие годы, только ты этого пожелай. Я хочу тебе объяснить…
 Глаза Анабеллы наполнились слезами.
 – Сейчас не время. Позволь сказать то, что я собиралась, и я уйду.
 Он подумал, что не позволит ей уйти, но вслух этого конечно же не произнес.
 – Говори, пожалуйста, – он только сейчас заметил у нее в руках шкатулку из слоновой кости.
 Она встала с печальным лицом и дрожащими губами.
 – Колин, я совершила ужасный поступок.
 Он потянулся к ней, но Анабелла испуганно отшатнулась.
 – Что же ты сделала, любимая?
 Услышав обращение, Анабелла с виноватым видом отошла к окну, устремив свой взор во мрак ночи. Колин залюбовался ее стройной фигурой и роскошными волосами.
 Собравшись с духом, она вздохнула и, повернувшись к нему, сказала:
 – Ты знаешь стихотворение, что отец дал моей матери?
 Колин помнил, что стихотворение он прочел тайком от нее, дав ей снотворное, но решил сказать правду:
 – Да, я с ним знаком.
 – Когда я ушла отсюда, я была очень зла на тебя и на моего отца. Я поняла, что ты чем-то ему обязан, и мне было больно думать о том, что ты ему помогал.
 – Только в самом начале, – запротестовал Колин. – Я обязан ему многим – это правда. Однажды он спас мне жизнь, и я не мог отказать ему, когда он попросил выяснить твои намерения.
 – Да, я понимаю, – безразличным тоном согласилась она.
 – В Норвуд я поехал по своей воле, потому что влюбился и хотел больше узнать о тебе.
 – Не имеет значения, что ты сделал или намеревался сделать. Я поступила намного хуже.
 – О чем ты говоришь? – им начал овладевать страх.
 Анабелла упорно смотрела в сторону, словно боялась встретиться с ним взглядом.
 – Меня словно охватило какое-то безумие. Настолько я была зла на тебя и на отца. Я снова прочитала стихотворение, и мне стало казаться, будто я должна что-то сделать. В памяти всплыли твои слова об отце… и я подумала, если мой отец действительно предатель, он должен быть наказан. А только один человек обладает достаточной властью, чтобы справедливо судить его.
 По спине Колина забегали мурашки.
 – Кто? – хрипло спросил он.
 Она нервно облизала губы и отвернулась от него.
 – Его Величество.
 Колина словно оглушило. Он безмолвно шевелил губами, не понимая, как она могла обратиться к королю после стольких усилий, приложенных для спасения от коронованного развратника.
 – Ты пошла к королю? – с трудом выговорил он.
 – Да, – теперь Анабелла умоляюще смотрела на него. – Там был Бекингем и другие придворные. Я показала стихотворение, они прочли, но как-то странно восприняли смысл или специально придали ему другое значение… и, прежде чем я успела что-либо понять, Рочестер обвинил тебя в измене, а Бекингем приказал арестовать графа Уолчестера и… – Она разрыдалась. – Господи, Колин, я не хотела навредить тебе. Ты можешь мне не верить, но я люблю тебя. Поэтому я предупреждаю тебя об их намерениях.
 Колин не понимал, то ли ему радоваться, что король к ней не прикоснулся, то ли ужасаться тому, что она рассказала королю об Уолчестере. Неужели она была настолько обижена? Он напряженно сглотнул и попросил:
 – Расскажи все сначала, со всеми подробностями.
 Когда она закончила, он понял, что она вовсе не обвиняла отца в государственной измене, но ее поступок, несомненно, будет иметь самые серьезные последствия для Уолчестера. Колину же ничего не угрожало. «При этом более всего она беспокоилась о моей безопасности, а следовательно, любит меня», – радостно отметил про себя Колин.
 – Анабелла, не волнуйся за меня. Даже если король поверит Рочестеру, меня допросят и во всем разберутся.
 – Разве ты не понимаешь? Если они докажут, что мой отец предатель, тебя объявят его сообщником.
 – Твой отец не предатель, я смогу их убедить. Он скорее герой, но этого им не понять. – Он рассказал ей то, что сообщил ему Уолчестер.
 Слушая его, Анабелла побледнела еще больше.
 – О, Боже, что я натворила, – повторила она несколько раз.
 – Они допросят Уолчестера, и он им все объяснит…
 – Ты не понимаешь, Бекингем ненавидит моего отца и не позволит ему добиться правды.
 – Ерунда, Бекингем честный человек, и он всегда был союзником Уолчестера в политических баталиях.
 Она покачала головой:
 – Кое-что я тебе не сказала. Герцог провожал меня к выходу. – Анабелла передала ему содержание разговора на лестнице.
 Колин задумался. Похоже, она права. В таком случае Уолчестеру вряд ли удастся закончить свои дни в Англии. Скорее всего его отправят на каторгу в Кларендон. И в любом случае с мечтами о политическом могуществе будет покончено.
 Анабелла всхлипнула:
 – Что бы ты ни сказал, они погубят моего отца. Если ты прав, и Бекингем не станет причинять тебе зла, значит, тем хуже придется отцу.
 – Ты же этого хотела, – не удержался Колин.
 – Нет, я хотела, чтобы он устыдился того, как он поступил с моей матерью, чтобы в нем проснулось сожаление… Но я никогда не желала, чтобы его посадили в тюрьму или…
 Она не договорила, но Колин понял, о чем она подумала. Анабелла уже видела смерть матери и не хотела такой же судьбы для отца.
 Взгляд Колина стал жестким:
 – Твой отец ублюдок, что бы ни говорилось в его родословной. Он свирепеет, когда говорит о тебе.
 – Ты не любишь его?
 – Нет, поверь мне, верность и любовь совершенно разные вещи. – Его взгляд смягчился. – Зато я очень люблю его дочь. А теперь скажи, любит ли его дочь меня.
 От его теплой искренней улыбки ее сердце учащенно забилось.
 – Она любит Колина, который дал Афре денег, которых ей хватило…
 – На идиотскую вечеринку, – подхватил он.
 Анабелла улыбнулась.
 – Еще она любит Колина, который спас ее от приставаний короля, – голос ее перешел в шепот. – Но больше всего она любит Колина, который объяснился ей в любви и предложил выйти за него замуж и уехать в колонии.
 – Значит, она любит меня потому, что у нее нет и не было другого Колина.
 Он прижался лбом к ее шее.
 – Как же я люблю тебя, Анабелла.
 Колин осыпал ее поцелуями, и страхи ее постепенно стали отступать.
 До них донесся громкий стук во входную дверь.
 – Слуги разберутся, – пробормотал Колин и продолжал целовать ее. Однако Анабелла отстранилась от него и стала прислушиваться.
 Прозвучал зычный голос:
 – Я капитан гвардии Его Величества Локли. Ваш хозяин дома?
 Анабелла схватила Колина за рукав:
 – Они пришли за тобой. О, Боже, тебе надо скрыться. Не позволяй себя арестовать.
 Колин выглядел раздраженным, но не испуганным. Она удивилась его спокойствию.
 – Не волнуйся, – сказал он, направляясь к двери. – Все будет хорошо. Оставайся здесь, а я поговорю с ними.
 – Колин! – в отчаянии воскликнула она, не веря, что он собирается идти к солдатам.
 Но он уже вышел в холл и закрыл за собой дверь. Анабелла выскочила вслед за ним и, подбежав, встала за его спиной. Ее сердце замерло, когда она увидела капитана.
 – Добрый день, милорд, – поклонился Локли.
 – Добрый день, капитан. Чем могу вам служить?
 Капитан явно испытывал неловкость.
 – Его Величество отдали приказ сопроводить вас в Тауэр. Мои люди ждут снаружи.
 Ее худшие опасения оправдались. Несмотря на заверения Бекингема, они решили арестовать Колина. Если ей попадется этот негодяй Рочестер, она не только пальцы ему отгрызет, но и всадит нож туда, куда целился шпагой Колин.
 – Маркиз не сделал ничего плохого, – пыталась протестовать Анабелла. – За что же его в Тауэр?
 – Анабелла, не вмешивайся, – прошептал Колин. – Оставайся наверху, пока я не уйду.
 Капитан, приняв Анабеллу за жену маркиза, склонился в поклоне:
 – Миледи…
 «Черт побери, явился арестовывать человека, а ведет себя словно на балу. Хоть я и не жена, но сделаю для Колина все возможное», – пронеслось в голове у Анабеллы.
 – В чем обвиняется мой… маркиз? – спросила она.
 Лицо Колина окаменело.
 – Капитан, могу я переговорить со своей женой?
 Капитан замялся, переступая с ноги на ногу, но все же согласно кивнул.
 Колин отвел ее в гостиную.
 – Ни во что не вмешивайся. Это грязное дело, и, чтобы уцелеть, мне необходимо выполнять все их требования. Иначе меня сочтут виновным.
 – Но ты же ничего не сделал! – побледнев, воскликнула Анабелла.
 – Да, и король скоро это поймет. Он всего лишь посадит меня на несколько дней в Тауэр, это входит в условия игры. Таким способом он воспитывает нашу знать. В прошлом году сам Бекингем там побывал, да и Рочестер отсидел за похищение любовницы.
 Она слышала об этих историях, но это ее не успокоило, ведь Колину было предъявлено гораздо более серьезное обвинение.
 – Может, тебе лучше сказать, что ты ничего не знаешь о деятельности моего отца?
 – Как бы плохо я ни относился к нему за то, что он тебе сделал, предать его не могу, как и не смогу жить дальше, лишившись чести.
 Слезы отчаяния покатились по ее щекам. Это она во всем виновата. Как ей остановить это безумие?
 – А если я пойду в Высший Совет и объясню им смысл стихотворения…
 – После того, как ты утверждала совершенно противоположное, они тебе не поверят. Ты опять услышишь, что женщины слишком эмоциональны, чтобы заниматься серьезными вещами. Оставайся здесь и надейся на лучшее. Обещай мне, что не будешь подвергать себя опасности. – Он нежно погладил ее по плечу. – Я сойду с ума в Тауэре, если буду думать, что ты рискуешь своей жизнью… или честью. Обещай не обращаться ни к королю, ни к Бекингему, ни к Рочестеру.
 Анабелла судорожно вздохнула. Он прав. Никто из них ей не поможет. А вдруг существует другой путь?
 – Обещаю, – прошептала она.
 Но она не дала обещания отказаться от попыток спасти его. Она найдет способ прекратить это безумие.
 Анабелла горестно посмотрела на него, затем упрямо встряхнула головой и, достав из кармашка его кольцо, надела на палец.
 Колин поцеловал ее в лоб и сказал:
 – Жди меня, любовь моя, и верь, мы обязательно будем вместе. – Он спустился вниз, отдал какое-то распоряжение дворецкому и вышел вместе с капитаном.
 Она подбежала к окну и увидела гвардейцев, с мрачными лицами вышагивающих по обе стороны от Колина.
 Почему мужчины такие дураки? Их интересуют только политические связи и власть, но никак не правда. Поэтому правды они никогда не узнают – они видят только то, что хотят увидеть. Ее жизнь прекрасный пример этому. Ведь только Колин догадался, какая она на самом деле, остальные же воспринимали ее поведение, точнее роль, разыгрываемую в жизни, за чистую монету. Более того, верили именно тогда, когда она представляла из себя ветреную актрису, а не сейчас, когда она уже не исполняет никакой роли и говорит правду.
 Внезапно ее размышления прервались неожиданно родившейся идеей спасения Колина, и она принялась лихорадочно обдумывать детали хитроумного плана, при помощи которого она должна исправить все, что натворила.
 Дворецкий в полном недоумении все еще стоял в холле. Увидев ее, он сказал, что маркиз распорядился до его возвращения с комфортом устроить ее в доме.
 – Мне нужна карета, – заявила она самым высокомерным тоном, какой смогла изобразить. – Я должна немедленно поехать к своим друзьям.
 – Но…
 – Я скоро вернусь. Если ты хочешь увидеть своего хозяина свободным, делай то, что тебе говорят.
 Вскоре она уже поднималась в квартирку Афры. Та, как обычно, сидела, склонившись над книгой. Увидев подругу, она воскликнула:
 – Где ты была? Колин тебя разыскивает повсюду. Что случилось? Он ничего мне не сказал, но выглядел взволнованным.
 – Колина забрали в Тауэр. – Она быстро объяснила все, что произошло. К ее облегчению, Афра не стала осуждать ее, лишь заметила:
 – По крайней мере это объясняет одну вещь.
 – Какую?
 – Утром пришел посыльный от Бекингема, оставил кошелек с золотом и передал, что Его Светлость рассматривает это как скромную плату за твое сотрудничество.
 – Господи, как же он ненавидит моего отца!
 – Что же ты будешь делать?
 Анабелла схватила подругу за руку. Мысли ее лихорадочно перепрыгивали с одного на другое.
 – Афра, ты хочешь стать драматургом?
 – Да, но при чем…
 – Напиши одну сцену. Она должна быть лучшей из всего, что ты написала и самой убедительной. Эта сцена должна освободить и отца, и Колина. Учти, у тебя будут самые придирчивые зрители.
 – Кто же? – прищурилась Афра.
 – Его Величество.




 22



 Блюди свою честь,
 Не впадай в отчаяние,
 Будь добродетельным,
 И ты будешь вознагражден.

    Уильям Конгрив. Невеста в трауре. Акт 5, сцена 3.

 Из оркестровой ямы доносились нежные звуки виол. Анабелла сидела в ложе, которая соседствовала с ложей короля. Ей непривычно было видеть сцену из зала, а не из-за кулис. Еще более непривычно она чувствовала себя в маске, хотя и знала, что никто не обратит на нее внимания.
 Во всем остальном сегодняшний вечер почти не отличался от многих других, которые Анабелла провела в театре. От возбуждения, приходившего перед началом спектакля, ее ладони вспотели. Она, как обычно, переоделась перед спектаклем, но не в сценический костюм, сегодня на ней было очень дорогое платье, купленное на деньги Бекингема.
 Если все пойдет по плану, ее публика будет менее многочисленна, чем в другие дни, зато намного более придирчива. На подготовку ушло три дня, и сегодня Анабелле предстояло исполнить самую главную роль в своей жизни. От нее требовалась абсолютная достоверность, иначе король ей не поверит.
 Хорошо, что сэр Уильям Д'Авенант пошел навстречу им с Афрой и поставил в афишу на сегодня новую пьесу Джорджа Этереджа «Она сделает, если сможет». Этередж был популярен при дворе, и Анабелла надеялась, что спектакль привлечет всех, кто был необходим ей и Афре для осуществления замысла.
 Так и произошло. Зал был полон уже в два часа, тогда как спектакли не начинались раньше половины четвертого. До прибытия короля и Бекингема Анабелла не находила себе места, но когда в соседней ложе послышались знакомые голоса, мигом успокоилась.
 Она надеялась, что план сработает, что она сумеет убедительно произнести строки, мастерски сочиненные Афрой, и что актерский дебют самой Афры будет успешным. О Чэрити Анабелла не беспокоилась, зная, что та без затруднений справится со своей ролью.
 В заговоре участвовали только три женщины, но они обязаны были победить. Им надо вынудить короля выпустить из Тауэра отца Анабеллы. Тогда и Колина будет не за что задерживать.
 Занавес поднялся, и первая часть их плана была приведена в исполнение: сэр Уильям объявил со сцены, что вместо Анабеллы Мейнард в роли леди Коквуд выступит миссис Шедуэлл. Из партера донеслось шиканье.
 Едва Д'Авенант покинул сцену, публика в партере начала переговариваться. Анабелла видела, как завсегдатаи один за другим подходили к Чэрити, как бы случайно продефилировавшей через партер, и она каждому что-то шепнула на ухо.
 Анабелла никак не могла расслабиться – им сейчас могла помешать любая случайность. Хорошо хоть Д'Авенант не стал задавать лишних вопросов! Если бы он заподозрил, что из-за Анабеллы и ее подруг спектакль может сорваться, он моментально выставил бы заговорщиц из театра.
 Анабелла нервно ерзала в кресле, ожидая условленного момента. Она немного успокоилась, лишь услышав, как Седли пересказывает королю слухи, которые Чэрити распространяла в партере. А когда раздался смех Карла, девушка вздохнула с облегчением. Появление короля не предусматривалось планом, но было очень кстати. Итак, благодаря сплетнику Седли Его Величество проглотил наживку!
 Время тянулось крайне медленно. Но наконец на сцену вышел Генри Харрис, который произнес строки, служившие женщинам сигналом.
 В тот же момент распахнулась дверь, и в ложу Анабеллы ворвалась возмущенная Афра:
 – Вот ты где прячешься, Анабелла Мейнард! Маской прикрылась! Что, стыдно стало?
 – Говори потише! – театральным шепотом, хорошо слышимым в соседних ложах, произнесла Анабелла. – Я не хочу, чтобы сэр Уильям узнал, где я. Он думает, что я заболела.
 – Он не знает правды, – Афра шумно плюхнулась на кресло рядом с подругой, – зато нам с тобой хорошо известно, почему ты сегодня не захотела выходить на сцену.
 Голоса в соседней ложе утихли.
 Анабелла спрятала улыбку и надменно ответила:
 – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
 – Мне передали, о чем Чэрити болтает в партере. Якобы ты отказалась выступать, расстроившись из-за ареста твоего отца. Как тебе не стыдно вводить людей в заблуждение! Это ведь наглая ложь!
 – Отчего же? Я и вправду очень огорчена арестом моего бедного папочки. Только я его разыскала, как его тут же у меня отняли.
 – Ах, какой напыщенный тон! Если бы ты не наврала про это злосчастное стихотворение, твоего бедного папочку никто и пальцем бы не тронул.
 Анабелла драматически вздохнула:
 – Я никому не солгала. Мой отец действительно поручил маме передать это стихотворение какому-то человеку из Норвуда.
 – Тебе прекрасно известно, что оно предназначалось роялистам, а не круглоголовым. Ты не удосужилась сказать, что адресатом был бедняга Бенедикт и что в строчке о сердце отец предупреждает о предательстве Харта. У тебя, видимо, не нашлось времени упомянуть и о том, что под «некоронованными силами» подразумеваются круглоголовые. Там же ясно читается предостережение: во избежание ареста не оставаться на площади святого Стефана. Обо всем этом ты, конечно, забыла рассказать, не так ли?
 Какой-то щеголь из партера повернулся в сторону их ложи и стал прислушиваться, чем и привлек внимание своих соседей к перепалке Афры и Анабеллы. В зале, как обычно, было шумно, и заговорщицам пришлось повысить голос. В результате их теперь могла услышать чуть ли не половина публики.
 – Я не видела необходимости ВСЕ рассказывать Его Величеству, – наглым тоном заявила Анабелла.
 При этом она с замиранием сердца ждала, окажутся ли слушатели в соседней ложе настолько глупы, что поверят инсценировке или все же проявят достаточную проницательность. Впрочем, если они и будут что-то подозревать, то все равно историю, уже получившую столь широкую огласку, не так-то просто будет замять даже королю.
 – Ты сказала королю только то, что тебе было выгодно, – злобно прошипела Афра. – Бьюсь об заклад, ты даже не обмолвилась о том, что считаешь отца виновным в гибели своей матери.
 – Это тебя не касается, – ледяным тоном отрезала Анабелла.
 Афра деланно рассмеялась:
 – Надеюсь, теперь ты счастлива? Невинный человек из-за твоего вранья оказался в тюрьме. По твоей вине героя войны все будут считать предателем.
 – Какое тебе дело до моего отца? Разве ты не знаешь, что это чудовище бросило и меня, и мою мать? Я имею полное право отомстить ему!
 – Меня не волнует участь твоего отца, но из-за твоей безумной жажды мести мой друг лорд Хэмпден томится в Тауэре. Вот чего ты должна стыдиться. В конце концов он был твоим любовником.
 – Был. Пока не бросил меня, чтобы тешиться с другой.
 Афра громко вздохнула:
 – Может, он и никчемный человек, но я тебя заранее об этом предупреждала. Кстати, ты уже сумела отчасти возместить потерю любовника.
 – Не понимаю, на что ты намекаешь.
 – На ту кругленькую сумму, что прислал тебе сегодня утром герцог Бекингем в уплату за клевету на собственного отца.
 Перешептывание в соседней ложе раздавалось все громче и громче, видимо, старания подруг не пропали даром. Однако они не могли прислушиваться к тому, что там обсуждали – им надо было довести свой миниатюрный спектакль до финала. Так что перебранка продолжалась без пауз.
 – Кажется, ты надеешься, что я помогу тебе расплатиться с долгами? – возмутилась Анабелла.
 – Не забывай, ты жила у меня на всем готовом. Так что могла бы и уделить мне малую толику из герцогского подарка.
 Теперь уже и в ложах над ними стали прислушиваться к спору двух женщин. Анабелла взглядом спросила Афру, не пора ли прекратить перепалку: первый акт близится к концу, а в антракте из-за общего шума их уже никто не услышит. Афра кивнула: дескать, настало время переходить к финалу.
 – Ладно, – согласилась Анабелла, – я поделюсь с тобой. Только у меня почти ничего не осталось – почти все ушло на это платье. Ты же знаешь, как требовательно относится лорд Хэмпден к моим нарядам.
 – Господи, неужели ты будешь рассуждать о его вкусах после того, как упрятала бедняжку в тюрьму?
 – Но здесь я ни при чем, клянусь!
 – Вот как? Тогда кто же это сделал?
 – Рочестер. Он так разозлился на Колина…
 Стук в дверь прервал их. Анабелла с облегчением вздохнула, но тут же подумала, что сейчас начнется самая трудная часть представления.
 – Войдите.
 На пороге появился бледный от ярости Рочестер.
 – Мадам Мейнард? Это вы скрываетесь под маской?
 Анабелла царственно склонила голову:
 – Я хотела бы остаться одна…
 – Приношу глубочайшие извинения, мадам, – Рочестер одарил ее саркастической улыбкой, – но Его Величество приглашает вас разделить его общество.
 – Разве Его Величество сегодня в театре? – старательно изумилась она.
 – Да, – ответил Рочестер. По его виду было заметно, что его провести им не удалось, но такой задачи они себе и не ставили.
 Анабелла с преувеличенным ужасом взглянула на Афру и прошла вслед за Рочестером в соседнюю ложу. Король, очевидно, отослал всех своих спутников, кроме Бекингема. Опущенные занавеси отделяли ложу от зала. Анабелла только могла догадываться, что головы зрителей сейчас повернуты к этой ложе.
 Она надеялась, что многие услышали ее разговор с Афрой и королю вряд ли удастся отмахнуться от ее слов.
 – Мадам Мейнард, – произнес король, окинув ее ледяным взглядом, – не соблаговолите ли вы снять маску?
 – Конечно, – согласилась она.
 При тусклом свете свечей ей показалось, что лицо короля покраснело от раздражения.
 – Как это ни печально, мы невольно слышали ваш разговор с мадам Бен.
 «Мы об этом позаботились», – подумала она и, встревоженно посмотрев на короля, прошептала:
 – О, Господи, я и не подозревала…
 – И должны сообщить, что ваш разговор нас обеспокоил. Очень обеспокоил.
 Анабелла старалась не смотреть на Бекингема, но чувствовала, что он недоволен происходящим.
 – Я не знаю, что вам сказать…
 – Вы уже сказали больше, чем следовало, – едко заметил Карл. – Я даже помыслить не мог, что когда-нибудь встречу женщину, сознательно разрушившую репутацию собственного отца.
 Анабелла призвала на помощь все свои актерские способности:
 – Ваше Величество, все было не совсем так… Афра разозлилась на меня, и ее безумные обвинения…
 – Мы уже слышали, как вы умеете лгать. Достаточно. Лорд Хэмпден совсем иначе истолковал стихотворение, но мы ему не поверили, поскольку он друг Уолчестера. Однако теперь мы видим, что он сказал правду.
 – Но Ваше Величество…
 – Помолчите! – Король повернулся к Бекингему, и только теперь Анабелла позволила себе взглянуть на герцога.
 Тот стоял с безучастным видом. Чутье подсказывало ей, что герцог разгадал ее игру.
 – Бекингем, – сурово сказал Карл, – как, по твоему мнению, мы должны выйти из этой ужасной ситуации?
 Герцог послал гневный взгляд Анабелле, затем чуть повернул голову и устремил взор на короля.
 – Я бы осмелился предложить Вашему Величеству освободить лорда Уолчестера. Мы совершили ошибку из-за этой лживой женщины.
 Король утомленно кивнул. Анабелла засомневалась, в самом ли деле Его Величество поверил инсценировке или вынужден был пойти на уступки под давлением обстоятельств. Он мог опасаться, что его подданные будут требовать освобождения графа, а свидетелей их с Афрой разговора было немало. Кроме того, королю было неудобно наказывать героя войны по навету женщины, известной своим скандальным поведением. Дворяне и без того ворчали, выражая недовольство многочисленностью королевских любовниц и тем, что на их содержание уходят огромные суммы.
 Впрочем, побудительные мотивы монаршего решения Анабеллу мало интересовали. Главное, что ее отец будет выпущен из Тауэра. Но вот о Колине даже не было упомянуто… Освободят ли его? Спросить об этом она не могла, поскольку изображала безразличие к его судьбе.
 Голос Бекингема отвлек Анабеллу от тревожных мыслей:
 – Ваше Величество, а как мы поступим с мадам Мейнард?
 Боже, она совсем забыла, что ее могут наказать за ложное обвинение дворянина! Да-да, они имеют полное право! Скорее всего король так и поступит…
 Ужасные воспоминания ожили в памяти Анабеллы: камера, в которой мать провела последние дни, ее путь к виселице, петля на шее…
 – Как ты сам думаешь? – испытующе посмотрел на герцога король.
 От страха сердце Анабеллы готово было выпрыгнуть из груди, но она успокаивала себя тем, что гнев Бекингема будет ей на руку. К несчастью для герцога, уже всем стало известно, что он заплатил Анабелле за молчание. Если наказание будет суровым, пойдут разговоры, что он отомстил женщине, а это недостойно дворянина…
 Бекингему явно хотелось расправиться с ней, но, поразмыслив, он сказал, всем своим видом демонстрируя, что ему скучно заниматься такими пустяками:
 – Она женщина, Ваше Величество, а женщинам свойственно идти на поводу у своих чувств вместо того, чтобы, подобно мужчинам, взвешивать последствия собственных поступков. Единственное, что с ней стоит сделать, – продолжал герцог, – это распорядиться о ее отчислении из труппы. Тогда она впредь не сможет плести интриги среди аристократов. Да, пожалуй, такого наказания будет достаточно.
 Анабелла подумала, что «такое» наказание могло прийти в голову только мужчине, и притом жестокому. После отчисления из труппы у актрисы были два пути: найти покровителя или сгинуть в пучинах публичных домов. Бекингем, несомненно, полагал, что для женщины, оскорбившей лучшие чувства дворянства предательством собственного отца, останется только второй вариант.
 Но Анабелла не пала духом. Она знала, что найдет способ выжить. Театр многому научил ее. Если Колин от нее откажется… Она отогнала эту мысль – сейчас не время думать об этом. Сначала надо убраться отсюда подальше, пока ее не посадили в Тауэр.
 Король, немного подумав над предложением Бекингема, довольно кивнул и произнес:
 – Пусть так и будет, – он строго посмотрел на Анабеллу. – Мадам Мейнард, мы полагаем, что отстранение вас от театра поможет вам уберечься от новых ошибок.
 – Ваше Величество, на что я буду жить? – изобразила она бурный протест. – У меня нет ничего, кроме театра!
 Карл II вялым жестом отмахнулся от нее:
 – Надо было думать до того, как затевать интриги. А теперь идите. Вы нас утомили.
 Сделав низкий реверанс, Анабелла с демонстративным отчаянием на лице покинула королевскую ложу. Изображая неудовольствие высочайшим приговором, она беспокоилась только о том, что ей не удалось освободить Колина. Но просить короля она не могла – это разрушило бы образ.
 Афра встретила ее у дверей ложи, но, заметив стоявшего неподалеку Рочестера, Анабелла молча прошла мимо подруги. Позже она расскажет Афре все подробности, но сейчас нельзя выходить из роли.
 Анабелла быстро спустилась со второго яруса в фойе и прислушалась. Первое действие заканчивалось, вскоре здесь появятся зрители, а ей хотелось уйти незамеченной, чтобы не слышать перешептываний за своей спиной.
 Произошла странная вещь: она добилась скандальной известности сразу же, как только перестала к этому стремиться. Анабелла решила, что это достойное наказание для дочери, отправившей в тюрьму своего отца. Теперь все встало на свои места: он вновь почтенный аристократ, а она, как и прежде, презренный ублюдок.
 Правда, ее это совсем не смущало. После сегодняшних событий Анабелла была готова на все: например, устроить заговор для освобождения Колина, если в ближайшие дни его не отпустят.
 Анабелла шла по фойе, не забывая изображать отчаяние отставленной актрисы. Когда она поравнялась с расположенным у выхода кабинетиком сэра Уильяма, дверь открылась и две сильных руки затащили ее внутрь.
 Анабелла решила, что это проделал какой-то чересчур пылкий поклонник, и приготовилась дать ему гневную отповедь, но… увидев, кто стоит перед ней, восторженно прошептала:
 – Колин. Но как… Я думала…
 Он нахмурился, однако в глазах его плясали веселые искорки.
 – Я не мог оставаться в Тауэре, когда Бекингем покупает тебе платья, а Афра называет меня никчемным человеком. К тому же, зная, что у тебя не осталось ни шиллинга, я хотел исправить эту несправедливость.
 Анабелла зарделась.
 – Ты слышал?
 – Да, – он улыбнулся от уха до уха, позабыв о напускной суровости. – Ты великолепно провела короля, да еще в присутствии публики.
 – Отца выпустят, хотя Бекингем клокочет от ярости.
 – Ничего удивительного. Его переиграла женщина, и он никак не может сообразить, в чем причина. То ли ему просто не повезло, то ли ты умнее его. Ты восхитительна, – Колин сжал ее в объятиях так, что Анабелла испугалась, не сломает ли он ей ребра. – Давай подождем немного. Антракт скоро закончится. Нам надо поскорее уйти, пока никто не заметил, что тебе вовсе не противно видеть меня. Я нанял карету, она отвезет тебя за город, а там я встречу тебя в своей карете, и мы уедем в Кент, в мое имение. Но пока лучше, чтобы нас не видели вместе, иначе все твои козни пойдут прахом.
 Анабелла потупилась:
 – Извини, что я о тебе плохо отзывалась, но нельзя было показывать, что я хочу выручить тебя. Кстати, как ты сюда попал?
 Колин приоткрыл дверь и через щелку посмотрел в фойе, антракт уже подходил к концу.
 – Меня выпустили в полдень. Я начал тебя разыскивать, и, естественно, оказался здесь. Чэрити сказала, что мне лучше спрятаться в одной из лож, а не то я вам все испорчу. Конечно, она не объяснила, что я могу испортить, иначе я остановил бы вашу авантюру. Нельзя было подвергать себя такому риску, дорогая.
 – Да, да, – небрежно пробормотала она. – Но почему же тебя выпустили?
 – Король не мог вынести приговор, не имея доказательств моей вины. Но зато, как он выразился, во избежание появления нежелательных разговоров, я получил королевский совет.
 – Какой?
 – Покинуть Англию по крайней мере на несколько лет. Король дал мне понять, что колонии будут подходящим местом для применения моих талантов.
 – Теперь Его Величество не станет этого от тебя требовать. Если захочешь, ты можешь остаться.
 Колин посерьезнел.
 – Я не хочу здесь оставаться. Может, ты хочешь? Ведь театр так много для тебя значит.
 – Тебе дали всего лишь совет, а я получила приказ. Приказ об отчислении из труппы. Так что выбор у меня невелик.
 – Чья это была идея? – мрачно спросил Колин.
 – Бекингема. Чья же еще?
 Колин, прищурившись, оглядел ее:
 – Он действительно заплатил тебе за молчание?
 – Прислал кошелек с золотом, а я на эти деньги купила платье, которое ты на мне видишь.
 – Замечательно. В этом месте вашего с Афрой спектакля публика мысленно зааплодировала. Большинство сидящих в зале ненавидит Бекингема.
 – Верно, только теперь меня будут ненавидеть еще сильнее. Ко мне будут относиться как к бесстыжей шлюхе, чьи козни довели отца до тюрьмы.
 Колин двумя пальцами приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
 – Ты совсем не такая. Главное, что я знаю правду о тебе, о твоем уме и благородстве. И твои друзья: Ривертон, Афра, Чэрити тоже знают. А что думают остальные, совершенно не важно. Меня волнует, чтобы в тех дальних краях рядом со мной была любимая женщина. Могу я на это рассчитывать?
 – Ты же знаешь, что я люблю тебя. Но нужно быть сумасшедшим, чтобы жениться на женщине с такой скандальной репутацией, как у меня.
 – Там, куда мы собираемся, это никого не интересует. Хотя, если ты хочешь жить в Лондоне, то я останусь, и все равно женюсь на тебе. Я научился посылать всех недовольных к черту, еще когда отец забрал меня к себе. Мы будем самой скандальной парой в Англии. Но я хочу жениться на тебе и уехать туда, где никого не будет интересовать наше происхождение, где страшные воспоминания не будут мучать тебя, где нет двора с его интригами. Я хочу вновь обрести душу. Ты поедешь со мной?
 Колин предложил ей то, о чем она мечтала всю жизнь: место, где она станет сама собой, где никого не будет интересовать ее прошлое, где можно любить и быть любимой.
 – Колин Джеффри, я поеду с тобой хоть на край света, – твердо сказала Анабелла.




 23



 Прекрасен мир, он полон веры,
 Рыцарства и перемен.
 Нам суждено увидеть счастье.

    Афра Бен. Круглоголовые. Акт 1, сцена 1.

 Анабелла и Колин стояли на палубе одного из кораблей Ривертона и ожидали отплытия. Сэр Джон и Чэрити нашли идею Колина увлекательной и решили отправиться вместе с ними в колонии. Они поженились неделю назад, почти сразу же посли тихой свадьбы Колина и Анабеллы. Сейчас Чэрити увела мужа вниз, чтобы, как она выразилась перед уходом, «обустраивать каюту».
 Анабелла же ждала отплытия, чтобы попрощаться с Англией. Она хлебнула здесь немало горя, но все-таки Англия – ее родина. Анабелла не могла уехать, не помирившись с этой страной.
 – Ты будешь скучать по театру? – спросил Колин.
 Она задумалась, вспоминая месяцы, проведенные в труппе.
 – Не знаю… Вообще-то мне нравилось выходить на сцену, очаровывать публику, – Анабелла вздохнула. – Но, покидая сцену, я не могла себе позволить быть самой собой. Приходилось постоянно защищаться от приставаний светских повес. Я так устала с ними пикироваться!
 – Да, нелегко приходится актерам.
 – Особенно женщинам. Я иногда думаю, что нынешний театр не для женщин. Если у тебя сильный характер и глубокая, чувствительная натура, трудно получить удовольствие от игры на сцене, не располагая свободой, предоставленной актерам-мужчинам.
 – И не пользуясь уважением, да?
 Анабелла кивнула и еще теснее прижалась к нему. Колин был совсем не похож на тех мужчин, с кем она была знакома до него. Порой он угадывал ее мысли, и это приводило ее в восхищение.
 Анабелла устремила взор к небесам и поблагодарила Господа за то, что он даровал ей мужчину, которого она будет любить до последнего вздоха. И тут… тут она внезапно поняла, что вознесла Господу молитву впервые с того дня, когда Он оставил ее мать. Бог не спас жизнь матери, но сотворил другое чудо: подарил Анабелле любовь.
 Неизвестно, сколько времени Анабелла блаженствовала в нежных объятиях Колина, но вдруг она почувствовала в нем какое-то напряжение.
 – Что случилось? – спросила Анабелла.
 – К нам идет твой отец.
 Она удивленно взглянула на пристань, и ее сердце дрогнуло при виде старика, что, прихрамывая, спешил к кораблю. С той ужасной ночи в доме Колина Анабелла не видела отца. До нее дошли слухи, что его освободили, но в имении Колина было столько дел, что ей некогда было думать о человеке, которого она почти не знала. Колин тоже не вспоминал о Уолчестере, хотя и передал Анабелле, что граф готов признать ее своей дочерью, если она того пожелает. Однако она не сомневалась, что после ее обращения к королю отец отказался от своего намерения.
 Как только граф поднялся на борт, он сказал, обращаясь к Колину, но не сводя взгляда с Анабеллы:
 – Я слышал, вы увозите мою дочь в колонии.
 При ярком дневном свете Уолчестер показался ей совсем старым… Неожиданно Анабелле стало его жалко. Колин рассказывал, что у графа нет наследников и он живет только своими политическими амбициями. Господи, как же он одинок!
 – Да, я увожу жену в колонии, – холодно ответил Колин, – и надеюсь, вы не станете ей докучать.
 – Не волнуйся, Колин, – неожиданно вмешалась в их разговор Анабелла, – граф не причинит мне вреда. Я хотела бы поговорить с ним, если ты не возражаешь.
 Колин бросил на нее удивленный взгляд, и, кивнув, отошел в сторону. Уолчестер приблизился к Анабелле, внимательно оглядел ее и… похоже, остался доволен!
 – Сэр, – напряженным голосом произнесла Анабелла, не в силах назвать графа отцом. – Я хотела спросить вас… Незадолго до смерти мама сказала, что она вас очень любила. Вы были единственным в ее жизни… А вы, граф… вы любили ее? Хоть немного?
 Она и сама не понимала, почему ей так важно это выяснить. Может быть, потому, что мать видела в жизни мало хорошего. А может, хотела убедиться, что зачата в любви.
 Уолчестера ошеломил ее вопрос. На мгновение его взгляд затуманился, а пальцы судорожно сжали рукоятку трости.
 – Не знаю, любил ли я кого-нибудь по-настоящему, – хрипло произнес он. – Но если любил, то только ее. Феба была такой нежной и отзывчивой. Мне страшно не хотелось покидать ее…Если бы я подозревал о тебе, Анабелла, – граф впервые обратился к дочери по имени, – поверь, я бы вернулся. Непременно вернулся!
 В глазах Анабеллы появились слезы боли и облегчения.
 – Я сожалею о том, что отнесла королю стихотворение, – вымолвила она и осознала, что все последние дни ее беспокоило именно это – уехать и не получить его прощения.
 Он хрипло рассмеялся:
 – А я не жалею. Мне рассказывали о сценке, которую ты разыграла в театре. Ты здорово проучила Бекингема. Несколько дней в Тауэре стоят того, чтобы узнать, как твоя дочь оставила в дураках самого коварного из всех приближенных короля. – Граф хотел еще что-то добавить, но замолчал.
 В наступившей тишине громко прозвучала команда:
 – Поднять паруса!
 Уолчестер нервозно оглянулся по сторонам, и в его взгляде появилась мольба:
 – Ты сообщишь мне, когда я стану дедушкой?
 Анабелла кивнула и предложила:
 – Приезжай к нам. Путь, правда, не близкий, но мы будем тебе рады.
 – Возможно, я еще удивлю тебя и приеду, – граф шагнул к Анабелле и поцеловал ее в лоб. – Храни тебя Господь, доченька.
 Анабелла порывисто взяла отца за руку и прикоснулась губами к его морщинистой щеке.
 – И тебя храни… – с трудом выговорила она, борясь с подступившими слезами.
 Он неловко повернулся и пошел к борту. Один из матросов помог ему сойти на пристань.
 К Анабелле подошел Колин.
 – Как ты себя чувствуешь?
 Анабелла улыбнулась, вытирая кулаком слезы, и прижалась к его груди.
 – Даже удивительно! Все это время я мечтала услышать от него слова раскаяния. Он их не произнес, но это меня больше не тревожит.
 – Ты не хочешь остаться? У тебя будет время лучше узнать его.
 Анабелла с любовью посмотрела в глаза мужа.
 – Нет. Единственный человек, которого я хочу лучше узнать, – это ты.
 Матросы подняли паруса, корабль плавно отошел от причала. Палуба начала покачиваться, и Колин нежно обнял Анабеллу за талию.
 – В таком случае лучшего места, чем Новый Свет, нам не найти. Это же новый мир.
 – Ни один мир не вместит мою любовь к тебе. Для этого не хватит даже Вселенной, – прошептала Анабелла, обнимая мужа.
 Колин поцеловал ее, а она подумала о своей новой роли, единственной, какую мечтала и жаждала играть всю жизнь.
 Быть собой.