Аннотация: Отправляясь в путешествие, чтобы залечить душевные раны, нанесенные неразделенной любовью, очаровательная американка Аманда Маговерн не подозревала о том, что ей предстоит не только побывать в Англии начала прошлого века, но и пережить новое чувство.


---------------------------------------------


 Энн Бэрбор
 Шаг во времени



 ГЛАВА ПЕРВАЯ


  Лондон  ,   14 апреля   1996 г  . 
 – Что с вами, девушка? Вам помочь?
 Аманда Маговерн вся напряглась от непрошеной заботы, прозвучавшей в голосепрестарелого господина, и почувствовала, как еле заметная головная боль начала нарастать, пульсируя и превращаясь в тупую муку.
 – Нет, благодарю, – сухо ответила она, – со мной все в порядке, – и в пустоте погруженной в полумрак церкви ее голос отозвался эхом, гулко повторявшимся, пока она осторожно опускалась на скамью. – Просто зашла передохнуть.
 – Не хочу докучать, – господин успокаивающе выставил ладонь, – но по тому, как вы вошли...
 – Всегда так хожу, – перебила его Аманда, – такая уж походка у меня. – Затем, сменив тон, вежливо добавила: – Спасибо за участие. Похоже, непозволительно много прошла сегодня пешком, вот и понадобилось посидеть. До чего же здесь хорошо! – и она обвела взглядом помещение церквушки, где никого не было, кроме нее да старика.
 – Действительно, хорошо, – приветливо согласился он. – Я сюда частенько заглядываю.
 И тут Аманда ощутила некоторую тревогу: старик вошел в предыдущий ряд скамей, уселся прямо перед нею и снял шляпу, словно располагаясь к длительной беседе. Она ничуть не испугалась, потому что и представить себе не могла более безобидного существа, чем сие убожество в очечках, в старомодной одежде и настолько дряхлое, что, казалось, вот-вот рассыплется, как ветхая штукатурка. Но у нее не было ни малейшего желания выслушивать пространные излияния всяких назойливых незнакомцев, пусть даже немощных, вроде этого.
 – Американка, – произнес старик утвердительно и просиял, будто обрадовавшись. – Впервые в Лондоне?
 – Да. – И она показательно склонилась над брошюрой, которую прихватила у входа в церковь. Но в нависшей тишине ей стало неловко за свою неучтивость, и спустя буквально несколько секунд добавила: – Я занимаюсь английской литературой и... историей Британии. – Затем, сама себе удивляясь, продолжала: – После Лондона мне бы хотелось побывать в Озерном краю.
 Старик кивнул, и выцветшие пряди его волос заколыхались в легком дуновении воздуха, пробежавшем по залу церквушки:
 – Разумеется, Вордсворт и Шелли.
 Улыбнувшись впервые за время их разговора, Аманда сказала:
 – Да... и Китс. Еще надо съездить в Чотон, навестить дом Джейн Остен. Здесь, в Лондоне, я уже побывала в домах доктора Джонсона и Диккенса и в заново реконструированном театре «Глобус», – а про себя с неприязнью подумала: «Боже мой, растрепалась, как заезжий болтун на поминках».
 – Это за один-то день? – спросил явно пораженный старик.
 Кивнув, она сообщила:
 – У меня на Лондон всего неделя, потом – поездка по стране, так что сейчас надо использовать каждую минуту, – и вдруг осознала, что, вопреки обыкновению, ей начинает нравиться мимолетное знакомство с этим милым пережитком минувшего.
 – Но как вы оказались в фешенебельном районе Мейфэр?
 Расхохотавшись так громко, что чуть сама не оглохла, Аманда созналась:
 – Ох, да! Ехала в автобусе, заметила табличку с названием улицы «Бонд-стрит» и не смогла удержаться, чтобы не поглазеть на витрины шикарных магазинов и картинных галерей. – И, вконец смущенная своей словоохотливостью, прибавила: – А потом решила, что должна увидеть и роскошную площадь Баркли-сквер. Ведь приятно очутиться среди такого скопления существующих и поныне старых георгианских зданий, а у меня к эпохе королей Георгов и Регентства особенный интерес.
 – Понятно, – проговорил старик, сверкнув стеклами очков в меркнущем свете уходящего дня, – он-то и довел вас до окончательного изнеможения.
 Опять насупившись, Аманда раздраженно выпалила:
 – Я привыкла ходить пешком! Просто заблудилась и решила отдохнуть, собраться с силами!
 В наступившем молчании она сжалась от стыда за свою резкость и вымученно призналась:
 – Наверное, слегка переусердствовала... Понимаете, – начала она, ощущая какую-то странную потребность поверить свои невзгоды этому непритязательному человечку, – в детстве попала в автомобильную катастрофу и была тяжело ранена. Теперь-то я в полном порядке, ну, не совсем в полном, – и она привычно провела пальцами по изуродованным мышцам ног, – но передвигаюсь я почти нормально.
 – Значит, вы очень страдали, – прошептал старик.
 – Да, страдала, – спокойно сказала она, – но выжила и держусь.
 – Да... И добились немалого, – и старик задиристо выгнул дугою бровь.
 Аманда вздрогнула. «Странные вещи говорит! – подумала она. – Не может же он знать, что я доктор наук, и про все, что с этим связано, – и очень внимательно посмотрела на старика. – Прямо персонаж из Диккенса: старомодно высокий ворот сорочки на несколько размеров больше тощей шеи; строгий черный костюм давно порыжел; глаза будто нездешним светом мерцают за круглыми стеклами в проволочной оправе, что сползла на самый кончик остренького носика, еле выступающего из пары тугих румяных щечек». Она снова вздрогнула, осознав, что он продолжает говорить, и вернулась к действительности.
 – ...и пустились в путь одна?
 – Да, – легкомысленно ответила она. – Предпочитаю разъезжать в одиночестве. Сначала подумывала купить тур, но уж больно мне не по душе все эти гиды. Сама я гораздо активней передвигаюсь и постигаю все быстрей.
 – Неужели из-за ваших разъездов в одиночку никто не волнуется – ни ваша семья, ни ваши друзья?
 От этого вопроса у Аманды непривычно тоскливо засосало под ложечкой.
 – Друзья уважают мое стремление к самостоятельности. – Затем, выдержав довольно долгую паузу, проговорила: – На самом-то деле близких друзей у меня не густо, а с родными я не поддерживаю тесных отношений уже многие годы: они не понимают моих личных проблем, – и внутренне ужаснулась своим словам, сообразив, что такое не следует говорить совершенно чужому человеку. – Меня это вполне устраивает, – поспешно добавила она. – Лишние обузы мне ни к чему, забот у меня предостаточно, – и сокрушенно махнула на свои ноги.
 – Обузы? – переспросил старик и взглянул на нее с неприкрытым сожалением. – Вы никогда никого не пускали к себе в душу?
 Аманда с трудом проглотила комок, застрявший в горле и прошептала:
 – Нет. Только... нет, ничего, – и она плотно сжала губы. Этому странному старцу она почему-то поведала о себе то, что никому никогда с тех пор, как стала взрослой, не говорила, но даже теперь она ни за что не станет рассказывать о Дереке.
 Старик издал такой глубокий вздох, что это показалось ей невероятным для столь тщедушного тела. Он взял шляпу.
 – Я с вами, милая, с удовольствием посидел бы подольше, но, к сожалению, мне надо идти, – сказал он, поднимаясь, и стало слышно, как захрустели его суставы.
 Продолжая удивлять себя, Аманда открыла было рот, чтобы возразить, но сдержалась и, состроив приветливую улыбку, прошептала:
 – Понятно. Приятно было побеседовать с вами.
 Сделав шаг в проходе меж скамьями, старик обернулся и подрагивающей рукой провел по ее щеке, чуть выше горькой складки у губ. Впечатление было такое, будто ее лица коснулась паутинка. Он коротко кивнул, затем, взяв за руку, пристально посмотрел ей прямо в глаза, и Аманда ощутила странное умиротворяющее тепло, исходящее из его тонких пальцев.
 – Так-так... Сдается, вы – то, что надо, – загадочно проговорил он. Отклонившись, принялся изучать ее взглядом, и, пока разглядывал, голова его подергивалась на слабой шее. – Вам предстоит долгое путешествие. Желаю удачи, – закончил он лаконично, повернулся и исчез во мраке.
 «Что надо» – для чего? – озадаченно подумала Аманда в непроницаемой тишине церкви, сковавшей ее словно плотным покровом. Ее охватила какая-то подавленность, и она почувствовала новый приступ головной боли, о которой совсем забыла – словно ее и не было во время разговора со стариком. – А приступы случаются все чаще, – удрученно отметила она. – По возвращении домой надо проверить зрение. Хворей да болей мне и так хватает».
 Невольно она потрогала кулон на тонкой золотой цепочке и смежила веки. «Дерек», – перед внутренним взором возникли до боли родные густые завитки золотистых волос и глаза цвета морской синевы. Когда-то видела эти глаза, пылающие страстью; но позже с горечью наблюдала, как взгляд их становился холодней и как потом, в конце концов, застыло в них пустое равнодушие.
 Стиснув кулон, она почти рада была, что его острые края врезались ей в ладонь. «Господи, – возмутилась она, – я же давно разделалась с этим! Так зачем же ношу этот символ недолговечной привязанности? Нет, это не память об ушедшей любви. Ношу, потому что красивый, – твердо решила она, – к тому же, он всегда напоминает мне, что любовь – лишь иллюзия, придуманная сентиментальными литераторами прошлого века. – Опустив кулон за вырез платья, собралась встать. – Хватит отдыхать. Вперед, Аманда!»
 – О черт! – выругалась она вслух, спохватившись, что не расспросила этого «милосердного самаритянина», как выбраться отсюда. Взглянула на обложку брошюры. Написано: «Часовня Гросвенор, построена в 1730 году». Ей показалось знакомым это название; возможно, видела в своем путеводителе, который, к сожалению, опять забыла в гостинице. «Так, – принялась соображать она, – шла я по улице Северная Одли-стрит. Заболели ноги, стала искать пристанище и заметила эту часовню с милым садиком позади нее, а на соседнем здании была табличка «Публичная библиотека района Мейфэр». Значит, если пойду в том же направлении, то приду к площади Гросвенор-сквер, а оттуда до Оксфорд-стрит – рукой подать. Единственная проблема – продраться на двоих сквозь толпы людей, которых к вечеру всегда полно на этой улице. Вчера так толкнули, – вспомнила она, – что оступилась и чуть не грохнулась на булыжную мостовую».
 Нежданно память воскресила картину, такую живую, что перехватило дыхание: Дерек тащит ее за руку по пляжу в Сан-Диего. Она неуклюже ковыляет за ним, а он хохочет, но с любовью, по-доброму подбадривая ее, и она старается изо всех сил, чтобы не испортить ему настроения.
 Вернувшись к действительности, она ощутила прохладу и поняла, что уже почти стемнело. «Надо вернуться в гостиницу, лишь бы удалось найти дорогу к ней. Ну, возьму такси». Вцепившись в спину скамьи предыдущего ряда, попыталась подняться на ноги и, вдруг ощутив слезы на щеках, растерянно замерла. Накатила новая волна слабости, и Аманда бессильно осела. Церковные стены поплыли, и, запрокинув голову, она умоляюще прошептала:
 – Смилуйся, помоги! Мне очень плохо...
 Она опять попробовала встать, но в тот же момент притихшая головная боль взметнулась обжигающим вихрем. Аманда застонала, и эхо стона словно сдвинуло мрак церкви, он начал наступать на Аманду и обволакивать ее все плотнее и плотнее, пока не поглотил совсем в своих душных глубинах. И вдруг возник чистый луч света, исходящий будто из окна над алтарем, пронзил Аманду, и жгучая боль превратилась в непереносимую пытку. Чуть слышно охнув, она упала боком на скамью и погрузилась во тьму.
  Лондон  ,   14 апреля   1815 г  . 
 Граф Уильям Ашиндон был в гневе. У входа в часовню Гросвенор он с ходу осадил пару коней, пропустив мимо ушей страдальческие вскрики дамы, сидевшей рядом с ним в его щегольской одноколке. Слышал, как сзади остановился еще один экипаж, но, даже не обернувшись, спрыгнул наземь и двинулся к дверям церкви.
 – Ну, пожалуйста, милорд!..
 Опустив взор, он увидел умоляющие глаза Серены Бридж и тут же услышал тяжелую поступь ее мужа, Джереми, спешившего к ним.
 – Пожалуйста, милорд, – повторила Серена, – позвольте нам – мне с мужем – самим уладить это.
 – Верно, – пропыхтел Джереми, тряхнув растрепанной шевелюрой. – Не следует вашему сиятельству самому разбираться с этим... досадным происшествием.
 – Не следует?! – взъярился граф. – Считаю, что при данных обстоятельствах мне не только следует, но даже необходимо разобраться во всем самому. А вы лучше заставьте помолчать эту визгливую плакальщицу! – и отвернулся, махнув на служанку, которая, уткнувшись лицом в передник, безутешно ревела в сторонке. Джереми не замедлил рявкнуть на несчастную девушку.
 «О Господи, только этого не хватало, чтобы усугубить мое и без того жалкое положение, – подумал граф. – Месяцами противился настояниям поверенного проявить интерес к девице Бридж, но стоило лишь уступить, так вот к чему это привело! Еще не женат, но уже рогоносец».
 Граф, конечно, не был сражен прямо в сердце, но его самолюбие было задето. Ведь одного того, что Аманда предпочла ему человека, типа Космо Саттерли, достаточно, чтобы из его сиятельства сделать посмешище в светском обществе. Он, разумеется, никогда особенно не считался с мнениями этих самозваных блюстителей нравственности, но данный случай выходит за все рамки. Когда он прибыл к Бриджам, чтобы сделать официальное предложение «предмету своего внимания» и вдруг узнал, что час назад эта девица сбежала к другому, он чуть не задохнулся от гнева и унижения. Внешне он, естественно, и виду не подал, оставаясь спокойным и корректным. И именно он учинил допрос злополучной служанке, из которого выяснилось, что Аманда удрала на свидание со своим милым в эту часовню. Это было полнейшей неожиданностью для него – как он заверил себя – и потому он так ошеломлен. Никаких иллюзий относительно своих личных достоинств он, конечно, не питал, ибо не мог слыть красавцем, да и светский опыт его минимален, а уж финансовое положение, – тут он даже хмыкнул. В последний раз, когда он посетил усадьбу Ашиндон, оставшись в пустынном, мрачном доме, он чувствовал себя каким-то привидением, царящим над руинами промотанного наследства. Остался, правда, древний и почетный титул Ашиндонов – весьма желанный товар для таких, как Джереми Бридж.
 Аш полагал, что дворянство высокого ранга манит и красивую дочь Бриджа. Казалось, она благосклонно относится к его ухаживаниям – трепещет своими необычайными ресницами, неукоснительно хихикает над каждой шуткой. Но, очевидно, он ошибался.
 Используя ее выходку как предлог, он с удовольствием прервал бы все эти многообещающие отношения, но нельзя. Слишком много надежд связано с предстоящим браком, а у него дела в таком плачевном состоянии, что впору отчаяться. «Тем не менее, охотно удавил бы эту глупую пигалицу, – кипел он внутри, решительно шагая к часовне. – Сидит там, обмирает, любовника ждет». Преследуемый по пятам четой Бриджей, он проскочил передний притвор, ворвался в церковь, обвел ее взглядом и мигом обнаружил то, что и предполагал, – она сидела в позе молитвенного ожидания, затаившись в дальнем углу. Серена Бридж ахнула за его спиной, Аманда вскочила и резко повернулась к ним, зашелестев шелковыми юбками. Губы ее раскрылись, приняв форму огромной буквы «О», изобразившей смесь удивления с отчаянием, и она невольно воздела руки, будто защищаясь. Но красивое личико внезапно исказилось от боли, она прижала ладони к вискам, застонала и рухнула на пол. Аш с трудом удержался от гневного окрика. «Думает, стоит свалиться в притворном обмороке – и ее не накажут?!» Он наклонился, взял ее на руки, грубо встряхнул и вдруг замер, затаив дыхание: лицо ее застыло в покое и по нему разлилась сероватая бледность. Он видел смерть многих людей и хорошо изучил ее признаки. Забыв о гневе, приложил ладонь к горлу Аманды и не ощутил никаких биений. Посмотрел на Серену и Джереми и удивился, как растеряны были их лица, какое страдание застыло в их глазах, но это его не разжалобило.
 – Она... – начал граф, – мистер и миссис Бридж... боюсь, что ваша дочь... – и вдруг ему показалось, что она шевельнулась у него на руках; опустив взор, с изумлением увидел, как затрепетали ее ресницы и глаза открылись.
 Очнувшись, Аманда сначала испытала неведомое ощущение надежности и защищенности, которое немедленно сменилось чувством неловкости, ибо она осознала, что разлеглась на руках у какого-то незнакомого мужчины. Завозившись, попыталась принять сидячее положение и с облегчением обнаружила, что они не наедине, а рядом присутствует пожилая пара вполне приличного вида. С не меньшим облегчением отметила, что и голова перестала болеть. Скользнула взглядом по груди мужчины, который все еще держал ее на руках, и лицо которого было так волнующе близко. «Боже милосердный, ну и наряд на нем, да и на этой парочке тоже! – всполошилась она про себя. – Неужели я впала в беспамятство посреди репетиции какой-то исторической постановки?»
 – Извините, пожалуйста, – прошептала она, – я, кажется...
 – Аманда! – произнесла женщина с интонацией сурового неодобрения. – Как же ты, негодница, посмела?!
 – Ч-что? – еле выговорила от изумления Аманда. Она же не нарочно испортила им представление или – что там у них было... Но откуда они знают ее имя?
 – Не следует притворяться, будто ничего не понимаешь, – пробурчал пожилой господин. – Нам известно все, что ты собиралась вытворить... и за это ты заслуживаешь хорошей трепки.
 – Что?! – переспросила Аманда повышенным тоном. – Да кто вы, черт возьми, такие?
 – Аманда! – прикрикнула женщина. – Что о тебе подумает его сиятельство?!
 «Его сиятельство?» – Аманда рывком обернулась, очутилась впритык лицом к лицу с мужчиной, продолжавшим удерживать ее в объятиях, и поняла, что он высок и силен и что она слабеет, под взглядом его глаз цвета стали. Ни за что не назвала бы его красавцем: все черты у него сплошь неправильны, грубо, словно наобум, слеплены, да и нос великоват. Однако признала, что держится он с непринужденной элегантностью и повелительно, как настоящий лорд. Выглядит лет на тридцать; пиджак цвета серо-голубого перламутра, шелковый жилет, сорочка с кружевным гофрированным воротом, а галстук повязан столь замысловато, будто специально для достоверности портрета надменного представителя высшего класса.
 Она засуетилась, пытаясь высвободиться.
 – Очень сожалею, если испортила ваше... – подыскивая нужное слово, Аманда развела руками и замерла в оцепенении, увидев собственные кисти.
 – Боже мой! – вырвалось у нее. «Это не мои руки! – панически подумала она. – У меня же они, как у обычной труженицы, с полноватыми пальцами, с коротко обстриженными ногтями. А это – какие-то чужие отростки, холеные, изнеженные; пальчики тонюсенькие, а полированные ногти похожи на длинные и острые коготки». Глянув на себя, она чуть не упала в обморок заново. На ней было платье из какой-то легкой ткани, длинное, до щиколоток, и это открытие породило в глубине ее души неприятную дрожь. Платье оказалось бледно-желтого цвета, поверх него был надет очень короткий, невесомый жакет с высоким воротом и длинными рукавами. С помощью молодого человека она осторожно встала на ноги. Голова пошла кругом, когда она осознала, что стоит на длинных, стройных и сильных ногах. «Боже мой, что это за приступ такой?! Неужели я сошла с ума?» В паническом ослеплении она, было, бросилась прочь из этой церквушки, но ее тут же грубо схватил пожилой господин:
 – Стой, милочка, не дури!
 – В самом деле, Аманда! – поддержала его женщина. – Сейчас мы вместе поедем домой и там обо всем поговорим.
 – Да уж, поговорим, черт возьми, – проворчал пожилой. – Ближайшие недели будешь сидеть безвылазно у себя в комнате. Иначе, этот надменный... – но глянув на «его сиятельство», плотно сжал свои толстые губы. – Так что пошли! – подытожил он и, вывернув ей руку, поволок к выходу.
 Аманда в отчаянии провела на всякий случай взглядом по церкви, но там по-прежнему никого не было, кроме нее самой да этой кучки маньяков.
 – Нет! – закричала она. – Подождите, пожалуйста! Я не понимаю...
 – Отпустите ее, Бридж. – Впервые услышала она голос молодого человека, такой же грубый, как и лицо, но тон был сух и беспристрастен. – Она явно не в себе. Я отвезу ее. Полагаю, вы повремените с вашим допросом до той поры, пока к ней не вернется рассудок. – И, взяв Аманду за руку, повел по проходу между рядами скамей. Не сопротивляясь, она шла за ним, как в полусне. Но когда они вышли на улицу, она резко остановилась и глаза ее чуть не вылезли из орбит. Был ясный день, и яркое солнце освещало то, чего не могло быть на самом деле. Катили конные экипажи самых немыслимых видов; метались меж ними пешеходы, все как один наряженные в костюмы ушедшей эпохи; сновали уличные торговцы, толкая ручные тележки и что есть мочи расхваливая свой товар. А какие дома! Куда-то канула Публичная библиотека. На ее месте стоял рядок невысоких строений. А позади часовни, там, где она прежде видела прелестный садик, теперь раскинулось кладбище. Она растерянно взглянула на мужчину, что держал ее за руку, но его ответный взгляд ей ничего хорошего не обещал.
 – Пойдемте, мисс Бридж. Вы же понимаете, что рано или поздно вам придется испытать на себе гнев вашего отца. А мне надлежит через полчаса явиться в Карлтон-Хаус и предстать перед принцем-регентом.
 Аманда от изумления просто разинула рот. Потом пролепетала:
 – Прин... цем-регентом? – и снова провалилась в зияющую бездну мрака.




 ГЛАВА ВТОРАЯ


 Очнувшись, Аманда обнаружила, что лежит, утопая в мягчайшей перине огромной кровати с балдахином из бледно-розового шелка, а на высоченном окне висят такие же гардины. Провела взглядом по комнате и увидела у стены очаровательный туалетный столик, рядом с ним изящный шифоньер, а в углу, у окна, небольшое бюро. Не успела еще переварить в уме все это, как дверь распахнулась и вошла молодая темноволосая женщина в опрятном платье с фартуком.
 – Ах, барышня! – воскликнуло это новое видение. – Вы пробудились! Я так виновата перед вами! Но никуда не денешься! Пришлось все рассказать им. Простите меня, барышня! Простите! – она засеменила по комнате, приблизилась к Аманде и встала, сложив умоляюще руки и выпучив голубые глаза, исполненные просьбы.
 Аманда на мгновение потеряла дар речи, но видя, что девушка-фантом вот-вот разревется, скороговоркой выдавила из себя:
 – Ладно, прощаю. Но где я?
 Девушка оторопело уставилась на нее:
 – Как это – где? Вы у себя дома, барышня. В своей постели. Вам принести чего-нибудь? Пожалуй, чашечку крепкого чаю?
 «Чашечку крепкого чаю! – От этих слов Аманда бы расхохоталась вслух, не окажись она в столь странной ситуации. – Что же случилось со мной в той церквушке? Должно быть, упала, потеряв сознание от приступа мигрени и усталости. Ударилась головой? Сейчас у меня явные галлюцинации, но чертовски причудливые. Почему не знаю, где я, и что за люди меня окружают? Притом, что меня-то они все знают. Дай Бог, чтоб это было тоже результатом собственных моих галлюцинаций. Разберусь. «Его сиятельство» упомянул о принце-регенте, – она содрогнулась, вспомнив жесткие, будто окаменелые, как у статуи, глаза, в упор смотревшие на нее пронизывающим взором. – Нет, о подобном и помыслить невозможно. Неужели вообразила, что попала в Лондон времен Регентства? По убранству и нарядам – похоже... Но с чего все это? – она опять зарылась в подушки. – Господи, ну и мешанина в голове! – снова воззрилась на девушку, застывшую перед ней в ожидании. – Она же не реальна, просто вычурная фантазия, порожденная расстройством рассудка». – Аманда раскрыла, было, рот, чтобы заговорить, но осеклась, ощутив небывалую уверенность, что не следует излагать истинное положение дел. Повернув лицо в сторону девушки в переднике, неуверенно улыбнулась и спросила:
 – Кто вы?
 У той от страха глаза вылезли из орбит:
 – Что вы, барышня!.. Я же Хатчингз, служанка ваша. Не узнаете?
 Аманда улыбнулась пошире:
 – Боюсь, что нет. Ничего не помню. Наверное, ушибла голову, когда упала. Я, Хатчингз, даже собственного имени не знаю.
 Девушка, охнув, запричитала:
 – Святые небеса! Какой ужас! Как же это, барышня?! – и она развернулась, готовая удрать. – Лучше я позову вашу мамашу.
 – Нет! – возопила Аманда, и Хатчингз замерла на месте. – Нет, – повторила Аманда более спокойно, – сначала ты мне кое-что расскажешь. Каким образом я оказалась в часовне и кто... тот мужчина, что поднял меня?
 – Как же, барышня! Вы нынче рано поутру тайком ушли из дому на свидание с мистером Саттерли, возлюбленным вашим. Вы да он сговорились бежать. Такая любовь! – восторженно воскликнула она, но лицо ее вдруг скуксилось. – А я одна все испоганила... вы уж простите меня, ради Бога! – снова заныла она, и слезы хлынули ручьем.
 – Прощаю, прощаю, – торопливо заверила Аманда, – перестань, не думай больше об этом... Как, говоришь, зовут того, что в церкви был, Саттерли?
 Хатчингз помедлила с ответом, вытирая глаза фартуком.
 – Боже мой! Барышня, вы и впрямь ушиб ли головушку! Какой там Саттерли! Лорд Ашиндон, суженый ваш!
 Аманда обеими руками схватилась за голову.
 – Что с вами, барышня? Опять прихватило? – встревожилась служанка. – В последнее-то время все сильнее, да? – сочувственно спросила она.
 – Да... особенно в последнее время, – ответила Аманда упавшим голосом. – Скажи-ка, Хатчингз, какое сегодня число?
 – Как это, какое?.. Ну... четырнадцатое апреля.
 – А год какой?
 – Бог мой... тысяча восемьсот пятнадцатый. Неужто и это забыли?
 Аманда ошалело потрясла головой. «Восемьсот пятнадцатый! Да, Англия эпохи Регентства. Боже правый, что же это за выверт психического расстройства, который закинул меня в начало девятнадцатого столетия?»
 – Хо-ро-шо, – с расстановкой проговорила она. – Значит, тысяча восемьсот пятнадцатый; зовут меня Аманда Бридж, а живу я... – и, подняв вопросительно брови, уставилась на служанку.
 – Известно где, в Лондоне, – хихикнула та. – На улице Верхняя Брук-стрит, – добавила она таким тоном, будто потакала маленькому ребенку в новой игре. – Вам двадцать два годика; мамашу вашу, миссис Бридж, зовут Серена, а вашего батюшку, мистера Бриджа, – Джереми. С тех пор как вас привезли домой, мамаша не отходила от вашей постели. Я вас раздела, на вас все было мокрое, хоть выжимай. Батюшка сразу послал за доктором, а мамаша ушла от вашей постели всего несколько минуток назад.
 Аманда закрыла глаза.
 – Ну вот! – заволновалась Хатчингз. – Вконец вас утомила. Пойду, позову вашу мамашу.
 Аманда немедленно открыла глаза.
 – Нет! Не делай этого! Скажи, что я сплю. Пожалуйста, Хатчингз!
 Служанка с сомнением посмотрела на нее.
 – Ладно, барышня. Но скоро доктор приедет.
 – Хорошо, но пока его нет, позволь мне побыть одной хоть несколько минут; попробую собраться с мыслями, прийти в себя.
 От этой просьбы лицо служанки не повеселело, но она чуть присела, изобразив намек на реверанс, и быстро вышла.
 Аманда сразу откинула одеяло и выпрыгнула из постели, едва не свалившись ничком – так высока была кровать. Выпрямившись, немедленно двинулась к туалетному столику, невольно наслаждаясь ходьбой на длинных и крепких ногах. Взглянула в зеркало, и у нее перехватило дыхание. «Господи! Красива до умопомрачения!» Золотистые волосы в прелестном беспорядке ниспадают на плечи; на обворожительном личике сияют глаза цвета чистого аметиста; черные ресницы густы, как опахала из экзотических перьев; нос короткий и прямой; полные ярко-розовые губы изящно очерчены. Но уже в следующее мгновение Аманда скептически отметила, что слишком похожа на куклу Барби – очень высокая грудь и невероятно тонкая талия. «Фу ты! – фыркнула она. – В чем загвоздка? С фантазией, что ли, у меня слабовато?» Постояла спокойно, всматриваясь в свое отражение. Подивилась утонченному мастерству, с каким сделана ее ночная сорочка – притворно скромное изделие из муслина, отороченное кружевами и расшитое цветочным орнаментом по вороту и подолу. И все – ручной работы, разумеется. Вдруг заметила у себя на шее тонкую золотую цепочку. Дотронулась до нее и ахнула. «Мой кулон! Ведь вчера вечером в часовне Гросвенор я именно его сжимала в руке. Или это было не вчера? Но... – изумленно глядя на кулон, она присела на пуф перед туалетным столиком, – почему только этот постылый отголосок минувшего перекочевал в мои видения? Ведь ничего другого с собой не захватила из реальной жизни: ни одежды, ни кошелька». Вертя цепочку вокруг пальца, вспомнила тот день, когда они с Дереком засиделись в небольшом кафе в Саусалито. Отдыхали молча, каждый думал о своем, вдруг Дерек вынул из кармана новенький, сверкающий цент, бросил его на стол и, улыбаясь, спросил:
 – О чем задумалась?
 – О том, что люблю тебя, – выдохнула она, и его прекрасные зеленые глаза потемнели. Молча взял ее руки и приник к ним губами. Потом цент исчез в его длинных перстах, а через неделю он принес ей ту монету, оправленную изящной филигранью из золота, которую изготовил собственноручно. На обороте он выгравировал надпись: «Любимой Аманде от Дерека. 25 июля 1989».
 Печально улыбаясь, Аманда вспомнила как Дерек ринулся в мир искусства для великих свершений, а она не последовала за ним. Через несколько месяцев от их отношений остались лишь горечь отчуждения да обида.
 Бездумно опустила кулон меж грудей. Подойдя к окну, принялась наблюдать, как конные экипажи мерно ползут по булыжной мостовой. Были среди них открытые, довольно щегольские, и с крытым верхом, более степенные. Появлялись и верховые, что то и дело окликали своих знакомых, привставая в стременах. Дамы, наряженные по последнему слову моды, семенили крохотными шажками в сопровождении прилично одетых служанок; другие их служанки, которым меньше повезло, прокладывали путь своим повелительницам.
 Аманда в изумлении покачала головой, – какой поразительно правдоподобный мир сумела она выдумать в состоянии временного помешательства! И вдруг похолодела – что значит «временного», как долго суждено ей пребывать в этом состоянии? Она всегда считала, что время – объективная сущность даже для таких явлений, как сновидения и грезы. Исходя из привычных представлений о реальной жизни, она в Англии эпохи Регентства уже часа два-три, но, может быть, с тех пор, как потеряла сознание в церквушке, время растянулось, и в действительности прошло не больше нескольких секунд. Ее охватило неудержимое желание выбраться из этого навязчивого видения. Если снова лечь в постель и забыться настоящим сном, то можно, наверно, проснуться опять в часовне Гросвенор, а лучше бы – в своем гостиничном номере.
 Но с другой стороны... Аманда широко улыбалась, шагая к кровати. Подойдя, высоко задрала ногу и поставила на вязаное покрывало – улыбка стала еще шире: никогда прежде ей не удавалось такое, обязательно падала навзничь.
 Итак, создала свой собственный мир, где цела, невредима, в полном здравии и на целых шесть лет моложе. А как красива, богата да избалованна – говорить нечего. Усевшись на край кровати, вытянула ноги прямо перед собой и пошевелила пальчиками. Если повезет, то этот чудный вымысел будет длиться, пока Аманде Бридж не стукнет девяносто; она будет так же богата и избалованна, хотя уж не так молода и красива. А потом Аманда Маговерн очнется в Лондоне двадцатого века, потеряв какие-то секунды из своей реальной жизни.
 Но улыбка увяла. Как ни заманчиво такое, все это – только бред. Жизнь ее принадлежит двадцатому столетию, и там у нее полно обязанностей. После недолгого пребывания в Лондоне она должна вернуться к исполнению своих служебных обязанностей на факультете английского языка в одном из самых престижных университетов. Ей стоило немалых трудов добиться такого положения. Считалась хорошим преподавателем, а ее работы о поэтессах восемнадцатого и девятнадцатого столетий принесли ей широкую известность в академических кругах. Ее пригласили на должность лектора и несколько престижных журналов теперь всегда готовы публиковать ее статьи. Поговаривали, что в не столь отдаленном будущем она станет деканом факультета, самым молодым за всю историю университета.
 Поэтому сначала она разберется, каким образом впала в эту галлюцинацию, а уж затем постарается вернуться к действительности. Мысленно возвратившись в часовню Гросвенор, вспомнила о странном старичке, с которым был недолгий, но престранный разговор. Возможно, у нее уже был пик приступа, когда она ощутила не свойственную ей потребность излить ему душу? Должно быть, это как-то связано с ее головными болями. И раньше ей бывало очень плохо, но не так, как в последний раз...
 – Аманда! Очнулась! – Аманда повернулась на крик и увидела врывающуюся в комнату Серену Бридж. Та подлетела к дочери и чмокнула в щечку.
 – На душе полегчало оттого, что тебе лучше, дорогая моя девочка, – и пальцы ее деловито забегали по телу Аманды, пощупывая и поглаживая там и сям, словно для полной уверенности, что дочь физически рядом, никуда не пропала. – Но ты должна лежать; доктор уже здесь, – она укутала Аманду, натянув пододеяльник до самого подбородка. – Видишь, вот и доктор Беддоз.
 Аманда повернула голову и увидела входящего в комнату элегантно одетого джентльмена, тощего, как усохший труп. Поставив в изножье кровати маленький черный чемоданчик, он достал оттуда пару сверкающих неведомых инструментов, положил их поверх одеяла и только потом склонился к пациентке.
 – Итак, мисс Бридж, сегодня мы себя неважно чувствуем, да? – и его губы разъехались, образовав узкую, длинную щель, которая, вне всяких сомнений, должна была изображать подбадривающую улыбку.
 – А?.. Да, неважно, – тихо ответила Аманда, настороженно глядя на инструменты.
 – М-да, – и он возложил свою костлявую кисть ей на лоб. – Температура, по-моему, нормальная. Вы говорили, что она была без сознания, когда вы ее нашли в... э-э... часовне Гросвенор, кажется так?
 – Да, – отвечала Серена с дрожью в голосе, – она пошла туда со своей служанкой, чтобы... э-э... сделать этюды с новых покровов алтаря... по заданию учителя рисования.
 – Угу, – уклончиво промычал доктор. – Она ударилась головой, когда упала?
 – Не знаю, – сказала Серена. – Я увидела ее уже без чувств.
 Доктор Беддоз впился взглядом в глаза Аманды и всматривался несколько минут, потом произнес:
 – Никаких признаков сотрясения мозга нет. Скажите, у нее до сих пор бывают приступы головной боли?
 Тут Аманда не выдержала, приподнялась на локте и ядовито заметила:
 – Я же здесь, доктор, и вполне способна сама говорить за себя, – от этих слов врач дернулся, будто она его укусила. – Да, – продолжала Аманда ледяным тоном, – у меня до сих пор бывают приступы головной боли. Особенно мучительный приступ был как раз перед тем, как я отключилась...
 – Отключи?.. Ага, – вымолвил доктор и пристально посмотрел на нее. – А сейчас как у вас с головой?
 – Нормально, за исключением того, что я теперь страдаю от амнезии.
 – Амнезии! – доктор вскочил и уставился на Аманду.
 – О Боже! Надеюсь вам знакомо это слово?
 – Конечно, знакомо, но я не ожидал его услышать из уст персоны, не имеющей медицинского образования.
 – А что оно значит?! – взвизгнула Серена. – Что с нашей девочкой, доктор? Ведь в церкви, очнувшись и открыв глаза, она, по-моему, никого из нас не узнала.
 – Ну, разумеется, – заговорил доктор утомленным голосом. – Потому что амнезия как раз и означает потерю памяти.
 – Что?! – заверещала Серена. – Вы говорите, что... – и, повернувшись к Аманде, спросила:
 – Любовь моя, ты узнаешь меня, твою родную мамочку?
 – Боюсь, что нет, – произнесла Аманда успокаивающим тоном, каким обращаются к расплакавшемуся ребенку. – Будто я вас никогда прежде не видела.
 – А папу? – тихо спросила Серена.
 Аманда отрицательно покачала головой.
 – И свою фамилию я знаю только потому, что служанка – Хатчингз зовут ее, кажется, – заранее накачала меня.
 – Накачала? – спросила Серена безучастно, словно ничего уже не понимая.
 – Да... ну все мне разъяснила, – сказала Аманда и подумала: «Господи, надо быть поосмотрительней с выражениями. Хоть это и непривычно, но придется обдумывать высказывания, – к тому же она приметила, что интонации у нее не такие, как у представительниц высшего британского общества, но произношение безупречное. – Чем дальше, тем занятней!» – и она вновь переключила внимание на «маму» с доктором.
 – Но это никуда не годится! – говорила Серена. – Скоро сюда прибудет лорд Ашиндон. Ради Бога, Аманда, ты хотя бы ему не говори, что не знаешь кто он такой!
 Аманда опять покачала головой.
 – По моим представлениям, до сегодняшнего утра я никогда не встречала этого мужчину.
 Серена застонала и принялась страдальчески тискать свои руки.
 – Господи, как же мистер Бридж сможет... – вдруг замолчав, она вся подобралась и заговорила с угрожающей интонацией:
 – Аманда, ты говоришь правду? Если ты хитришь и морочишь нам голову, чтобы избежать наказания, то...
 – Правду, м-м... мама. Мне все кажется странным: эта комната, улица, вообще все, будто я только что родилась.
 – Кхррах! – зловеще гаркнул доктор, прочищая горло. – Вероятно, нам следует, – сказал он, могозначительно глядя на Серену, – дать отдохнуть нашей милой больной. Поспит, поразмышляет и, вполне возможно, придет в себя. Пожалуй, я пока не стану делать ей кровопускание, – рассудительно решил он и спрятал сверкающие инструменты в чемоданчик. – А тем временем, мадам, – и его кустистые брови многозначительно задвигались, – если я смогу увидеться с вами не здесь...
 – Как? – не подумав, сказала Серена. – Ах, да, конечно, и мистер Бридж уже ждет внизу, чтобы тоже поговорить с вами.
 Они ушли, и Аманда свернулась калачиком под одеялом. «Кровопускание! Ни в коем случае! – с возмущением подумала она. Сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, добилась ровного дыхания и крепко зажмурилась, решив, как следует выспаться. – Если хорошенько высплюсь, то наверняка встану свежей и бодрой и избавлюсь от этого болезненного наваждения». Уже многие годы она не прибегала к услугам психиатра, но сейчас дала обет, что по возвращении в Штаты первым делом запишется к нему на прием.
 Но сон почему-то не шел. «Немудрено – после всего, что пришлось пережить, – решила она. – Я облако. – Слова сами возникали в памяти. – Плыву высоко над землею, в спокойствии тихом. Ничто не тревожит меня в вышине...» – Но, вопреки ожиданиям, умиротворяющие фразы, заимствованные давным-давно из журнальной статьи о бессоннице, не помогали.
 Аманда беспокойно ворочалась на перине, взбивала подушки, и, когда проделала это в пятый или шестой раз, дверь отворилась, и показался хозяин дома, а за ним, взволнованно щебеча, и Серена. Джереми Бридж вошел размашисто, уверенно, и Аманда подумала, что он похож на воплощение стихийной силы. Невысок, но скроен, словно самосвал, и на всем его облике будто броня, тяжелая, как рыцарские доспехи. Подошел к кровати и остановился, широко расставив ноги. Затем наклонился и, вцепившись Аманде в плечо, грубо встряхнул ее:
 – Ну, милочка, что ты теперь скажешь?
 Аманда села, с величайшей тщательностью отцепила от себя каждый его палец и невозмутимым тоном спросила:
 – А что бы вы хотели услышать?
 Джереми отпрянул так же резко, как доктор незадолго перед ним, и с оскорбленным видом, будто она двинула ему в челюсть, оторопело уставился на нее.
 – Да как ты смеешь так разговаривать с отцом?! – загрохотал он с диким скрежетом, как грузовик, слетевший в кювет.
 Решив вести себя благоразумней, Аманда изобразила примирительную улыбочку:
 – Простите... должно быть, вы и вправду мой отец, но я вас не узнала. Никого не узнаю, – сокрушенно пролепетала она, – совсем запуталась. Мне очень неловко... папа, – и метнула из-под роскошных ресниц смущенный взгляд. Тактика оказалась верной и дала результат: доведенный было до белого каления он сразу поостыл, и на лице обозначились признаки озабоченности.
 – Не морочь мне голову, девчонка, – пророкотал он потише. – Лучше подумай о том, что тебя ждет, коль ты так зарвалась.
 – Ох, Аманда, как ты могла?! – заныла из-за его спины Серена.
 Обняв колени, Аманда задумчиво посмотрела на «родителей».
 – Если бы вы сказали мне, что я такого сделала, можно было бы обсудить это с большим пониманием, – она умолкла, заметив, что Джереми угрожающе напрягся. – Поймите, сэр, я в таком же недоумении, как и вы. Я ведь действительно – честное слово – не понимаю, о чем вы толкуете. Так что перестаньте вы дуться, как обиженный индюк!
 Джереми готов был взорваться, но вмешалась Серена.
 – Дорогой мой, – защебетала она, – это не наша дочь!
 Аманда глянула на нее с тревогой, но успокоилась, заслышав неподдельную дрожь в голосе «мамы»:
 – Неужели не видишь? Ведь ведет себя совсем не так, как наша доченька. Все не то – слова, манеры... Доктор считает, что она говорит правду. У нее какое-то воспаление мозга, потому и в обморок упала, и память потеряла, – в глазах у Серены стояли слезы. – Остается только уповать, что это временно.
 – Временно?! – взревел Джереми. – А как же иначе?! Но сейчас-то что нам с ней делать? Ты ведь знаешь, Серена, я не потерплю, чтобы все, над чем я трудился, рухнуло разом только из-за того, что твоя дочь внезапно спятила. Кстати, где Ашиндон? – закончил он, яростно взмахнув рукой.
 – Господи, – плаксиво проныла Серена, – он же говорил, что сегодня задержится. Но ему-то что мы скажем? Ох-о-хо! Может, пока он не явился, спровадить нам ее из города, увезти в сельскую местность, мол, на лоно природы для поправки после... э-э... ушиба?
 – Ты что, тоже свихнулась? – спросил Джереми. – Мужчина созрел, чтобы сделать предложение. Уверен, что для того он и заявлялся сюда с утра пораньше. Нет, надо придумать что-то другое.
 – Давайте скажем ему правду, – вмешалась Аманда, которую все происходящее начинало забавлять. «Ну и парочка! – изумлялась она про себя. – Почему я выдумала этих родителей, совершенно непохожих на моих любимых отца с матерью?»
 – Что?! – в один голос воскликнули Джереми с Сереной.
 – Видите ли, – произнесла она рассудительным тоном, – я не понимаю, как нам удастся все утаить от него.
 – А ты притворись, что... – начала Серена, но Джереми, возмущенно крякнув, перебил ее:
 – Куда ей, Господи! Она же не сможет поболтать ни об общих знакомых, ни насчет бала, на который он возил ее во вторник, ни... да что там! – Джереми удрученно вздохнул и осел на кровать, словно придавленный непомерной тяжестью свалившейся на него неразберихи.
 – Лорд Ашиндон разумный человек, – произнесла Серена не слишком уверенно. – Если мы ему все растолкуем, возможно, он...
 – Растолкуем? Что его будущая графинюшка рехнулась? – и Джереми снова с досадою крякнул. Но вдруг лицо его оживилось: – А с другой стороны... с чего ему чваниться? Ведь кредиторы-то уже в затылок дышат жаром, как свора гончих.
 «Хм, – хмыкнула про себя Аманда, – значит, я придумала лорда Ашиндона как легкую добычу для алчных скопидомов? Повесу и мота, типичного для Англии времен Регентства? Кто он – отчаянный игрок? Насос, беспрерывно качающий через себя портвейн да бренди? Или волокита, преследующий несчастных горничных? – Но это как-то не вязалось с тем мимолетным впечатлением, что сложилось у нее, когда он вел ее к своему экипажу и она украдкой разглядывала холодно-чопорного, уверенного в себе и горделивого аристократа. Откинувшись к подушкам, решила: – Думай лучше, как выкрутиться во время предстоящей встречи с этим загадочным пэром с глазами стального цвета».




 ГЛАВА ТРЕТЬЯ


 Аманда отказалась от подноса «со всем, чего душе угодно», который Серена предлагала подать ей прямо в спальню, облачилась в свободное муслиновое платье небесного цвета и направилась завтракать в столовую. По дороге принялась заглядывать во все комнаты, любопытствуя, какое жилище она измыслила в своем бреду. С ее спальней граничила еще одна, большая, явно – Серены с Джереми. Другие комнаты были поменьше.
 Спустившись на первый этаж, Аманда оказалась во входном холле, где пол из наборного паркета был натерт до ослепительного блеска. По периметру холла располагались двери, ведущие в несколько комнат, огромных, как залы. В одной была домашняя библиотека; пройдясь беглым взглядом по корешкам книг, Аманда сообразила, что выставлены они здесь напоказ, а вовсе не для чтения. Следующий зал был, очевидно, музыкальным, ибо в нем стояли рояль и арфа, но оба какие-то неподъемно большие. Тем не менее, Аманда обрадовалась, подошла к роялю и пробежалась пальцами по клавиатуре. Пожалуй, это лучший из его вымыслов: теперь времени будет достаточно, чтобы практиковаться в игре на фортепиано, чем поневоле приходилось прежде пренебрегать. Усевшись на стул у рояля, размяла кисти, согревая пальцы, бегло сыграла несколько тактов из «Элеоноры Ригби» и, удовлетворившись, пошла продолжать осмотр. Соседняя парадная гостиная, претенциозно обставленная мебелью в стиле Людовика XIV вперемежку с изделиями мастеров английского классицизма периода Регентства, была сплошь задрапирована невероятно тяжелой камкой с золототканым узором, и всюду, где позволяло место, стояли огромные горшки с комнатными цветами. Выйдя оттуда на цыпочках, Аманда бесшумно дошла наконец до столовой: увидела большую комнату, обтянутую соломенного цвета шелком, с парой высоких окон, выходящих на улицу, и большим буфетом вдоль одной стены, на котором красовались канделябры и какой-то сосуд (его она приняла за ведерко для охлаждения вина). Серена уже сидела за столом.
 – Напрасно ты спустилась, дорогая, – проговорила она, не донеся до рта полную вилку салата с холодным мясом. – Тебе бы следовало лежать и набираться сил для разговора с лордом Ашиндоном.
 – Пустяки, мама, – бросила Аманда, – физически я абсолютно здорова. – И это было правдой, чем Аманда не переставала удивляться. Даже и припомнить не могла, когда у нее было такое хорошее самочувствие. Ее просто переполняли жизненная энергия и прилив сил, и не терпелось поскорее выбраться из дому и побродить по тому самому Лондону, который она сама же и выдумала. Твердо решив вернуться в нормальное состояние в смысле психики, она все-таки не могла противиться, по крайней мере, в данный момент, соблазну воочию насладиться восхитительными видами своего вымышленного мира.
 Джереми не снизошел до трапезы с домочадцами, объявив заранее, что на ланч останется в своем клубе. Однако обещал, что к концу дня будет дома, чтобы лично принять лорда Ашиндона.
 – Кстати, расскажите мне о лорде Ашиндоне, – попросила Аманда.
 – Друзья называют его Аш, – сдержанно произнесла мать. – Но, честно говоря, он – резкий, ни с кем не считается, почти никогда не улыбается, и никаких друзей у него нет... но с нами всегда тактичен.
 – Разумеется, – продолжала она, оживившись так, что на щеках даже румянец выступил, – как ведет себя лорд Ашиндон в обществе – не мое дело, да и тебя это не касается.
 – Не думаю, – возразила Аманда, прожевав салат. – Очень даже касается: ведь ясно – все идет к тому, чтобы я вышла за него. По-моему, мне предстоит брак по расчету – не так ли? А если так, то почему вы выдаете меня за неимущего?
 Серена поперхнулась вином; с трудом проглотив его, обрела голос и выкрикнула:
 – Что за вопрос?! – но, очевидно, вспомнив вовремя о «воспалении мозга» у дочери, изобразила на лице многотерпение.
 – Самая заветная мечта отца твоего, – произнесла она наставительно, – чтобы ты вышла замуж за лорда Ашиндона. У него титул, благородное происхождение, и пусть он сейчас на мели, но... – и она умолкла, но потом категорическим тоном закончила: – Да это, в общем-то, и все, что тебе следует знать.
 «Не много же мне следует знать, – подумала Аманда и вновь подивилась, почему ей непонятно многое из того, что является плодом ее же вымысла. Все происходит так, будто она и в самом деле попала в чуждые ей обстоятельства, в иное время. От этих мыслей даже холодок пробежал по спине. – Смешно! Но не так уж и неожиданно, – рассудила она. – Всегда, когда оказываешься в непредсказуемой ситуации, подсознание с готовностью подсовывает всякие сверхъестественные объяснения». Было очевидно, что пока больше ничего не вытянуть из Серены о загадочном графе, и, решив продолжить этот разговор с «матерью» после ланча, Аманда принялась активно жевать салат из зелени.
 Но с глазу на глаз им не удалось остаться достаточно долго: лишь только они перешли в гостиную после трапезы и Аманда – к полнейшему недоумению Серены – занялась подробным обследованием содержимого комнаты, как вошел слуга и объявил о прибытии лорда Ашиндона.
 – Милорд! – с преувеличенной радостью воскликнула Серена при его появлении. – Какой приятный сюрприз! А мы не ждали вас так рано.
 – Регент отменил все встречи, назначенные на вторую половину дня, – сообщил, поморщившись, граф. – Заперся с портным и ему недосуг заниматься всякими пустяками вроде переговоров с союзниками, – взгляд его рассеянно пробежал по комнате и остановился на Аманде, с интересом наблюдавшей за ним. Первое впечатление ее не обмануло – он был действительно высокого роста и от него веяло силой так же, как и от Джереми Бриджа. Но если у Джереми она проявлялась через угрозы и напыщенную важность, то властность графа не казалась натужной, а шла его облику так же естественно, как и отлично пошитые пиджак и брюки. Никто бы и не подумал, что он беден, ибо выглядел он как истинный аристократ – холодный, надменный и безгранично самоуверенный. Аманде он не понравился. Она сразу поняла, почему удрала от него Аманда Бридж – кому охота быть женой у этого верзилы, похожего на каменный столб.
 Встретив его взгляд и заметив в нем полное отсутствие интереса к себе, Аманда подняла подбородок и не потупила взор, а дерзко уставилась на графа. Брови его приподнялись, и усмешка чуть искривила губы, показавшиеся, как ни странно, чувственными.
 – Похоже, вы уже совершенно справились с вашим недомоганием, мисс Бридж, – сказал он с легким поклоном. – На щеках румянец и искорки в глазах.
 – Что ж, спасибо, – сухо отреагировала Аманда и еще раз отметила про себя проблеск удивления в глазах графа. – Но память ко мне не вернулась, милорд.
 – Память? – переспросил граф, и от удивления его густые черные брови сначала поползли еще выше и затем двинулись к переносице. – Вы хотите сказать, что...
 – Именно то, – перебила Аманда, спокойно усаживаясь на стоящее у окна канапе с атласной обивкой соломенного цвета, – что до сих пор на самом деле не могу вспомнить ни кто такая я, ни кто такой вы, – и, посмотрев на него, чтобы оценить произведенное этими словами впечатление, не отрывала взгляда, пока он шел к ней через всю комнату.
 – Аманда, дорогая моя, – запричитала из дальнего угла Серена, протестуя судорожными взмахами обеих рук, – почему ты не хочешь подождать, пока твой папочка... – но на ее скулеж не последовало никакой реакции ни дочери, ни графа. Тот уселся на канапе рядом с Амандой и, обращаясь к ней, сказал:
 – Не понимаю, чего вы намереваетесь добиться подобным фарсом, мисс Бридж. Хотя, возможно, – протянул он с оскорбительной миной на физиономии, – вы кое-чего уже и добились? Ведь папа вас еще не наказал за безрассудное поведение?
 – А что это вы все толкуете мне о папе да его гневе? – выпалила Аманда. – Он бьет меня?
 – Он вовсе не бьет тебя! – возмущенно выдохнула Серена. – Но... тем не менее, он может очень строго наказать тебя.
 Аманде не показалось, что это звучит заманчиво. Повернувшись к графу, она произнесла:
 – Итак, ваше сия... Кстати, как я обычно обращаюсь к вам? Как вас зовут?
 Граф слегка опешил от такого вопроса.
 – Меня зовут Уильям, но вам, – произнес он натянутым тоном школьного учителя, отчитывающего нашалившую девчонку, – как воспитанной девушке не пристало обращаться ко мне по имени. Обычно вы говорили мне «милорд», «ваше сиятельство» или «лорд Ашиндон». Но мои друзья, – добавил он, словно осознав, как напыщенно все это звучит, – называют меня «Аш», – и он застенчиво улыбнулся с каким-то неожиданным и несвойственным ему обаянием.
 – Ох, ваше сиятельство, – вновь возбужденно залепетала из своего угла Серена, – надеюсь, вы простите излишне передовые манеры моей девочки. Она же действительно еще несколько не в себе и...
 – Тут не за что прощать, миссис Бридж, – отмахнулся граф, и Аманде, перехватившей опять его взгляд, показалось, что в темно-серебристой бездне его глаз всколыхнулось глубинное мерцание. – Следовало ожидать, что после выпавшего ей тяжелого испытания поведение может быть несколько необычно, – благожелательно заключил он, а про себя подумал: «Несколько необычно – мягко сказано, не отражает и половины того, чему мы свидетели». Он совершенно недоумевал, впервые узрев такую Аманду, которая вела себя по-человечески, а не как смазливая фарфоровая кукла.
 «Неужели настолько преобразилась из-за ушиба головы? Или такова от природы, но притворялась, изображая «святую простоту» неискушенной девицы, а теперь ей это надоело? Как бы там ни было, но эти изменения, можно только приветствовать, – и он испытующе посмотрел на нее. – Раньше была миленькая да сладенькая, точно коробочка с леденцами, но теперь боевой блеск во взоре ей явно к лицу».
 – Скажите, мисс Бридж, – обратился он приветливо, – не хотелось бы вам прокатиться? Поскольку нам пока непозволительна совместная часовая прогулка, быть может, заглянем ненадолго в Грин-Парк, что тянется вдоль улицы Пиккадилли, пройдемся по нему?
 – С удовольствием! – воскликнула незамедлительно Аманда, проигнорировав все вздохи и недовольное квохтанье из угла. Она вскочила, глаза ее загорелись воодушевлением:
 – Едем! – Она бросилась прочь из гостиной, в дверях обернулась и весело засмеялась ему.
 – Надо надеть накидку и капор! – кричала ей вслед, задыхаясь, Серена; она спешила за молодыми людьми и все старалась жестами и подмигиванием что-то сообщить дочери, но тщетно. Тогда она крикнула: – Позвони своей служанке! – и указала на шнур ближайшего звонка.
 – Сегодня такой чудный денек, что мне не надо никаких... Ну ладно, – смирилась она, поняв, что мать уже почти в агонии; подошла к шнуру и дернула за него как следует.
 Спустя буквально несколько минут, Аш свел по ступеням городского дома Бриджей Аманду, обряженную в накидку, капор и перчатки, и подвел ее к своей одноколке. Она зачарованно оглядела экипаж и, когда маленькая фигурка показалась на запятках, произнесла слово «грум» таким удовлетворенным тоном, словно убедилась в справедливости своих тайных знаний. Ей было не легко взобраться на сиденье даже с помощью графа, но, оказавшись там, она огляделась, всем своим видом выражая полный восторг.
 Несколько минут она ехала молча, но так глазела по сторонам, будто никогда прежде не видела улицу Верхняя Брук-стрит. Как завороженная, смотрела на каждого встречного, на любые проезжающие мимо экипажи, и ее неприкрытый интерес к табличкам с названиями поперечных улиц возрастал с каждым кварталом. «Что, черт возьми, все это значит? – недоумевал граф. – Ведет себя так, словно вся округа ей незнакома; будто с луны свалилась. Быть может, и не лжет, что потеряла память. Но если это обман, то разработан он с поразительными подробностями. Сомнительно, чтобы у нее хватило ума на столь сложный спектакль. А вдруг все наоборот – она хитра и искусна, а прежде лишь играла роль пресной простушки».
 Доехав до деревьев Грин-парка, Аш остановил коляску под раскидистой липой и, отослав грума погулять, повернулся к Аманде.
 – Знаете, – сказал он задумчиво, и глаза его сузились, – когда я служил в действующей армии на Пиренейском полуострове, один из наших парней получил такой мощный удар прикладом по голове, что у него началась амнезия.
 – О Господи! – воскликнула Аманда. – Ведь и в настоящую минуту Наполеон свирепствует в Европе! Аш, вы же были на этой войне? Как бы мне хотелось услышать рассказы о ней от такого непосредственного участника, как вы. Если, разумеется, воспоминания не причинят вам жестоких страданий.
 Он оторопел, словно она непредсказуемо отступила от принятых приличий и назвала его ласкательным именем, но, тем не менее, ответил мягко:
 – Как-нибудь в другой раз, мисс Бридж. Вернемся лучше к нашему несчастному воину; бедняга не мог вспомнить, как его звать, не узнавал друзей и совсем забыл о том, что у него семья в Англии.
 Аманда промолчала и лишь вежливо склонила голову в знак согласия.
 – Как ни странно, у него не возникало трудностей по поводу деталей нашего повседневного быта. Он помнил, что Англия воюет против Наполеона, что нашей страной правит регент – вместо своего отца-горемыки, сошедшего с ума. Наш раненый не разучился ездить верхом, без труда отличал английскую форму от французской.
 Аманда, поняв, куда клонит Аш, заерзала на сидении.
 – А вы, по-моему, напротив, – продолжал Аш спокойным тоном, в котором ничего не сквозило, кроме умеренной любознательности, – забыли все, что узнали за всю вашу довольно недолгую – согласитесь – жизнь. Сейчас вы готовы были уйти из дому без пальто, без шляпки, как самый настоящий сорванец, что никак не вяжется с вашим прежним поведением; вы даже забыли, как правильно завязывать ленты капора. Более того, вы явно не знакомы ни с чем в районе Мейфэр, где прожили уже несколько лет. Я озадачен – как же объяснить все это?
 – Мне очень повезло, – произнесла Аманда с некоторым раздражением, – что вы так разбираетесь в умственных расстройствах, милорд, а то мне ведь невдомек, что я должна помнить и чего не должна, – а про себя подумала: «Странно, что называть этого мужчину милордом не так уж и трудно, особенно когда он так прелестно застывает в своей твердокаменной ипостаси». – По-моему, я правильно определила свое состояние, сказав утром матери, что сознание у меня, как у новорожденного ребенка, за исключением речевых навыков.
 – Какая удача, – пробормотал граф.
 – Пожалуйста, поверьте, Аш, я ничего не выдумываю. Все это меня саму настолько смущает, что даже немного пугает, – она посмотрела на него совершенно открыто, и он впервые заметил какие красивые у нее глаза и впервые не подумал о них как о фарфоровых блюдцах и не вспомнил об ожившей глиняной кукле, как бывало прежде. Теперь на ум почему-то пришли аметисты, сапфиры и тропические небеса. И взгляд этих живых самоцветов казался чистым и честным. Он смотрел в них неотрывно, как околдованный, и вдруг почувствовал огромное желание привлечь ее в свои объятия и целовать эти дивные очи долго-долго, пока они не затуманятся от страсти. «Боже, – подумал он в смятении, – откуда эти мысли?» Ощущение было такое, будто Аманду Бридж, которую он раньше знал, украли, как принцессу в сказке, а теперь, приняв ее облик, ее же глазами на него смотрит колдунья. Внутренне собравшись, он вырвался из нелепого наваждения и сразу услышал, что она продолжает что-то говорить ему:
 – Расскажите мне о себе, Аш. Полагаю, нам следует узнать друг о друге побольше, если верно, что вы, как выразился мой отец, «созрели», чтобы просить моей руки. Понимаю, что веду себя непозволительно развязно, – добавила она, заметив, как напрягся граф, – но меня ведь можно простить, поскольку я временно невменяема. А вас мне бы очень хотелось попросить не излагать все так, будто мы познакомились случайно.
 Аш пристально смотрел на нее, и ему начало чудиться, что этот день, кончаясь, переходит в удивительный сон, где они с изменившейся, словно по волшебству, Амандой Бридж внутри какого-то прозрачного магического шара безмятежно парят над бренным миром.
 – Постараюсь, – заверил он, с удовлетворением отметив про себя, что голос у него не дрогнул, – хотя вне всяких сомнений история моя покажется вам скучной, – и, шутливо поклонившись, продолжал: – Позвольте представиться, мисс Бридж, – Уильям Уэксфорд, тридцати одного года от роду. Отец мой был вторым сыном четвертого графа Ашиндона; когда мои родители погибли при пожаре гостиницы, меня вместе с младшими братом и сестрой забрал мой дядя, пятый граф, и увез к себе в усадьбу «Поместье Ашиндон» в графстве Уилтшир. Тогда мне было всего четыре года; воспитывался я вместе с двоюродным братом Грантом, который должен был унаследовать графский титул. Он был старше меня на два года, и росли мы, как родные братья. Я боготворил его, – Аш умолк на мгновение, и Аманда отметила мимолетную боль в выражении глаз, потемневших до цвета свинцовых туч.
 – Я стал профессиональным военным, служил под командованием Артура Уэлсли, герцога Веллингтона, думаю, вы слышали о нем. Приблизительно за год до своей смерти дядя купил мне капитанское звание, и я до служился до полковника перед продажей чина.
 Аманда слегка нахмурилась, соображая, как это понимать, но вспомнила, что в продаже чина в начале XIX века нет ничего предосудительного, просто это означает продажу офицерского патента, необходимую для ухода в отставку.
 – Я вынужден был продать его уже с год назад, сразу же после сражения под Тулузой, потому что как раз в то время в результате несчастного случая погиб мой двоюродный брат («Ей же необязательно знать подробности о смерти Гранта», – подумал Аш). Хотя я любил поместье больше всех мест на свете, мне никогда не приходилось заниматься налаживанием хозяйства в нем. Ну, тогда ведь считалось, что мне не подобает этим заниматься, – пояснил он, слегка уязвленный ее удивленным и, как ему показалось, презрительным взглядом, – так как это дело Гранта, который, как водится, по смерти его отца унаследует Поместье Ашиндон. Поэтому, когда однажды утром я проснулся и узнал, что стал шестым графом Ашиндоном, я почувствовал себя так, будто на меня гора свалилась. Я очень горевал из-за кончины кузена и, кроме того, был совершенно не подготовлен нести бремя ответственности пэра. Усмехнувшись, продолжал:
 – Но оказалось, что все это – самое простое из появившихся у меня проблем. Видите ли, – он неосознанно взял Аманду за руку, – когда лет десять назад я уезжал из Поместья Ашиндон, оно процветало, но, вернувшись в прошлом году, я застал там все в разрухе, – и он потряс головой, как бы отгоняя неприятные воспоминания. – Словно злой волшебник заколдовал Поместье. Поля не возделаны, домики арендаторов разваливаются, в господском доме нет никого, в нем запустение и холод – будто злая сила высосала жизнь из него. Я не мог... – он внезапно замолчал, поняв, что об этом никогда никому не рассказывал. – Видите ли, – заговорил он снова, – кузен привык жить роскошно. Покупал дорогих лошадей, великолепно одевался, тратился на множество друзей – и все безудержно, безоглядно. Пил и увлекался азартными играми так, словно деревья Поместья осыпали его золотыми листьями. Разумеется, у него бывали и...
 – Женщины?
 – Да, хотя мне не следовало упоминать о них в присутствии девушки, воспитанной в аристократическом духе.
 – Давайте на время забудем о моем воспитании, – сказала Аманда с улыбочкой, – и будем считать, что я обыкновенная женщина, которая желает услышать неприкрытую правду.
 – Таких не бывает, – категорически изрек граф, – женщины любят правду в приукрашенном и благопристойном виде.
 Пораженная, Аманда откинулась к спинке сиденья – граф с явным предубеждением относится к женскому полу. «Однако если принять во внимание все, что я читала про сей век заранее оговоренных браков и осторожных любовных связей на стороне, – рассудила она про себя, – нетрудно понять и этот цинизм», – и она прикусила язык, с которого едва не сорвалось резкое замечание.
 – Но у вас, наверное, обширные угодья? Разве они не приносят дохода? Всегда думала, что дворяне-землевладельцы богаты. Ведь каждый год бывает урожай и...
 – На плохо ухоженной земле урожай скудный, – заметил Аш резким тоном.
 – Отец мой упоминал о кредиторах, – проговорила Аманда упавшим голосом.
 – Неужели? – и граф расхохотался, чтобы скрыть свой рык. – Да, мисс Бридж, и кредиторы есть. Ну, вы удовлетворены? Теперь вы узнали обо мне все, что хотели? Я не намерен скрывать от вас ни единой малости.
 И вдруг Аманду поразила одна мысль, которая раньше почему-то не приходила ей на ум:
 – К Джереми Бриджу обращаются, говоря просто «мистер», не так ли? Скорее всего, среди его родственников нет даже баронета. Он ведь богат, верно, лорд Ашиндон?
 Аш поджал губы и не ответил. Аманда, понимая, что совершает непозволительное нарушение этикета, выпалила:
 – Он настолько богат, что может сбагрить свою дочь за неимущего аристократа. И для этого у него есть Аманда. Но вы, ваше сиятельство, ведь вовсе не чахнете из-за голубеньких глазок и золотистых кудряшек Аманды Бридж. Значит, вы – обыкновенный, заурядный охотник за приданым.




 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


 Когда Аш и Аманда вернулись на Верхнюю Брук-стрит, там их уже поджидал Джереми Бридж. Аш все еще находился под впечатлением их эксцентричной беседы в парке, и у него неприятно посасывало под ложечкой – частью от злости на себя и ущемленного чувства достоинства из-за того, что слишком много рассказал о себе, а частью от удивления, что эта девчонка так быстро все из него выудила. Вдобавок, у него было престранное ощущение, будто беседовал он вовсе не с мисс Бридж, а с кем-то еще. Ведь женщина, что пытливо вглядывалась в него своими огромными голубыми глазами, была гораздо более значительной личностью, чем та Аманда, которую он знал до сих пор. Она казалась не по годам мудрой и зрелой, и он был в полной растерянности, ибо понимал, что появившееся на ее лице презрительное выражение больно ударило по тем свойствам его души, о существовании которых он давно забыл. Она просила рассказать о войне, а ведь прежде лишь упоминание о каком-нибудь бое вызывало вежливое пожимание плечами, и тут же следовала просьба перейти к более веселой теме. Неужели от одного ушиба головы она так радикально изменилась? Или верны его недавние подозрения? Находясь, многие годы под пятой у своих чрезмерно благопристойных родителей, она невольно приняла трафаретный облик самодовольной жеманницы, а потеря памяти дала возможность проявиться настоящей Аманде. «Если это так, то тем более постыдно рассчитывать поправить свои дела за счет Аманды, – язвительно укорил он себя и поморщился. – Да ведь и сам еще колеблюсь – просить ли ее руки».
 Наконец Аш повернулся лицом к Джереми, который церемонно провожал графа в свой кабинет на первом этаже.
 – Насколько понимаю, вы хотите кое-что обсудить со мной, – говорил Бридж, улыбаясь с веселым коварством. Аш готов был отдать «все, что имеет» (хотя при сложившихся обстоятельствах в его делах это было неудачным преувеличением), чтобы развернуться и выйти вон. Бридж отлично понимал, что Аш разгневан и унижен недавней выходкой Аманды, и потому злорадствовал, что цепко держит за горло «его сиятельство».
 Их разговор продлился несколько минут. Аш произнес традиционный набор фраз, а Бридж отвечал в благожелательных тонах. Затем они обсудили необходимые имущественные вопросы, и Аш, осознав свершившийся факт, непроизвольно тяжело вздохнул, хотя цена была столь высока, что не стоило мудрствовать: отныне у него появлялись средства, чтобы стабилизировать финансовое положение Поместья Ашиндон и обеспечить будущее своих единокровных брата и сестры – Эндрю продолжит учебу, а Доротея начнет выезжать в свет.
 Потом, как полагается, слуга проводил Аша в гостиную, где он должен был подождать, пока Бридж известит дочь о счастливом устройстве ее судьбы.
 Призванная в кабинет отца, Аманда посмотрела на него с безразличием на лице.
 – Ну, как, девочка, ты уже пришла в себя? – спросил он отрывисто. А она медлила с ответом.
 – В себя... А, вы имеете в виду мою память... Нет. Пока нет.
 – Ну сейчас придешь – Ашиндон просит твоей руки!
 Хотя в этом объявлении не было ничего неожиданного, сердечко у Аманды екнуло.
 – П-правда, просит? – произнесла она еле слышно. – Очень мило.
 – Мило! – прогремел Джереми. – Это все, что ты можешь сказать? Да ты представляешь, что это значит для нас? – он внезапно улыбнулся, и Аманда вспомнила, как улыбался Большой Серый Волк. – Ты станешь настоящей леди, и нас всех – тебя, маму и меня – будут принимать в лучших домах Лондона и приглашать на самые роскошные балы и банкеты!
 – Господи, вы именно этого и хотите? – спросила с любопытством Аманда.
 – Конечно, этого! Разве ты забыла... хотя ты-то как раз и забыла, а я нет – всех этих снобов и как они воротят носы, – но вдруг он посерьезнел и схватил ее за руку. – Аманда, я начал работать на суконной фабрике Горация Фитча девятилетним мальчонкой. По четырнадцать часов в день. И от других мальчишек отличался только тем, что был намногопроворней.
 «И – готова поклясться – намного безжалостней, – подумала Аманда, – и не утруждал себя никакими представлениями о морали».
 – Работа была тяжелая, – продолжал Джереми с кремнистым скрежетом в голосе, – но я сберегал каждое пенни, поэтому, когда подвернулся подходящий случай, я уж его не упустил. И двинул вперед, не оглядываясь. Сейчас я могу купить с потрохами почти всю знать в районе Мейфэр, но эти аристократы слишком высокого о себе мнения, чтобы как-нибудь среди дня пригласить к себе Джереми Бриджа. Но теперь все будет иначе!
 Аманда про себя подумала: «Скорее пекло в аду замерзнет, чем Джереми Бридж увидит интерьер «лучших домов Лондона». Хозяйка какого дома, будь она благородного или низкого происхождения, согласится – если она в здравом уме – просто пройтись с ним по улице, не говоря у о его компании на балу или банкете? Но вдруг деньги в Англии времен Регентства имеют такую же силу, как и в двадцатом веке, тогда Бриджам позволят протиснуться в великосветские гостиные; а их ведь только раз впусти, потом они уж сами протолкаются – и начнут куражиться да куролесить наравне с избранными отпрысками голубых кровей».
 Взмахом руки Джереми отпустил Аманду, и она вернулась в гостиную, где Серена с графом распивали чай и беседовали. То есть говорила Серена, а граф якобы слушал, притворяясь внимательным. Серена встретила Аманду улыбкой.
 – Милорд, как я понимаю, – залепетала Серена с придыханиями, – вам есть что сказать нашей девочке, поэтому я оставляю вас наедине, но, – добавила она с жеманной ухмылочкой, от которой Аш скрипнул зубами, – ненадолго.
 Он хмуро проследил за ее уходом, потом встал, пересек комнату и сел рядом с Амандой.
 – Мисс Бридж, – начал он, взяв ее за руку, и почувствовал, какая у нее холодная и нежная ладонь, – мисс Бридж, я только что разговаривал с вашим отцом, и он благосклонно позволил мне просить вас стать моей супругой. – Аманда смотрела на него широко открытыми глазами и молчала. Тогда он продолжил: – Хотя мы знакомы всего несколько месяцев, и вы, к тому же, – тут в его голос невольно закралась ирония, – очевидно, считаете, что ваше сердце отдано другому, я полагаю, мы с вами хорошо поладим, – и его вдруг охватило глубокое уныние: для клятвы верности до гробовой доски в этом кратком высказывании слишком многого не доставало. «Ведь все должно было быть совсем иначе», – подумал он страдальчески, но незамедлительно отогнал от себя эту мысль. Аманда продолжала хранить молчание, но смотрела на него с высокомерным – как ему померещилось – презрением; с досады он скрипнул зубами. – Мисс Бридж, согласны ли вы оказать мне необыкновенную честь и стать моей женой? – выдавил он наконец, и внутри у него образовалась такая пустота, что он явственно услышал ее гул. Аманда опустила ресницы, потом подняла голову и в упор посмотрела на него.
 – Конечно, – проронила она, и Аша поразил ее небрежный тон. Господи, он только что сделал предложение женщине, которая не далее как этим утром пыталась сбежать с другим. Пусть у нее не все в порядке с рассудком, но должна же она понимать всю значимость происходящего.
 – Вы уверены? – спросил он хрипло. – Ведь речь идет о вашем будущем.
 И тут Аманда откровенно расхохоталась с нескрываемым весельем:
 – О моем будущем! – взгляд ее перебежал на окно. – Но ведь и будущее преходяще, ваше сиятельство.
 – Я склонен думать, – возразил Аш, – что определенность некоторого конкретного будущего представляет собою одну из немногих неизменных сущностей нашего бытия вне зависимости от возможной неопределенности наших путей к этому будущему.
 Бросив на него быстрый взгляд, она проговорила:
 – Полагаю, вы правы.
 – Как бы то ни было, но вы меня осчастливили, мисс Бридж, – эти слова чуть не застряли у него в горле, и под недоверчивым взором Аманды он покраснел. После секунды нерешительных колебаний он взял ее легонько за плечи, привлек к себе и поцеловал. От неожиданности Аманда вся сжалась, но потом, поняв, что это обязательная часть ритуала, расслабилась. У него оказались нежные губы, а пальцы плотно сжимали ей плечи. От этой интимной близости она почувствовала странную слабость и вздохнула с облегчением, когда он отстранился от нее через несколько мгновений. Вновь взял ее за руку.
 – Вероятно, нам надо... – но в это время в комнату влетела Серена и Аш осекся. В глазах у нее застыл немой вопрос, но, увидев, сидящих на канапе близко друг к другу графа и дочь, засияла широкой улыбкой.
 – Ах, милорд! – воскликнула она, прижав руку к пухлому животику. – Неужели, правда, то, что мне сказал мистер Бридж?!
 Аманда заметила как неприязненно передернулся Аш от назойливости Серены, но он спокойно поднялся и поклонился.
 – Да, миссис Бридж. Пожелайте нам счастья.
 – О, мои дорогие! – она пронеслась по комнате, обняла граф, затем бросилась к Аманде со скоростью спасательного круга, брошенного утопающему. – Боже мой! – продолжала она, плюхнувшись на стул, обтянутый шелковой гобеленовой тканью, – надо немедленно начинать готовить бал по этому случаю, верно?
 – Бал? – безучастно переспросила Аманда.
 – А как же! Чтобы объявить о вашей помолвке. Мы пригласим, разумеется, только избранных. Думаю, шестнадцатого числа следующего месяца, в четверг. Если не ошибаюсь, как раз на тот вечер назначен прием у леди Федершем. Мы-то к ней, конечно же, не приглашены. Но я представляю, сколько будет у нас народу, потому что я уж постараюсь намекнуть, что только те, кто придет именно к нам, услышат интереснейшее объявление, касающееся графа Ашиндона и нашей милой Аманды, – она умолкла с отрешенным выражением лица и затуманенным взором, словно погрузившись в сладостный сон.
 «Боже, какая жуткая женщина! – подумала Аманда, испытывая непреодолимое желание убежать и усердно избегая взгляда графа. Но уже в следующий момент чуть не прыснула со смеху: – Какое мне дело до нее? До всех них? Все это – плод моего воображения, и после ночи нормального сна от этого ничего не останется, кроме забавных воспоминаний, – и отвернулась к окну. – Сколь бы ни занятны были все эти галлюцинации, пора из них выбираться. Стало удивительно трудно в течение всего дня непрестанно напоминать себе, что на самом деле нет никаких Бриджей, ни графа Ашиндона, ни даже миниатюрной служанки Хатчингз. Непроизвольно вовлекаюсь в их дела. Действительно, ведь во время разговора с Ашиндоном в парке ни разу не вспомнила о своей реальной жизни в Чикаго, будто до него далеко, как до Марса. Всего через пару часов, как стала Амандой Бридж, в волнующе реальном обличий явился этот граф».
 Аманда вздрогнула, услышав, что Серена не прекращает бурно разглагольствовать о бале. И мысленно ругнула себя: «Глупо воспринимать все так, будто эти люди существуют в действительности, помимо моего воображения!» Повернулась к ним лицом и увидела, что они смотрят на нее с ожиданием.
 – Как я – что? – спросила она, воскрешая в памяти какой-то отголосок речи Серены и понимая, что та с нарастающим нетерпением уже в который раз задает ей один и тот же вопрос.
 – Как ты думаешь, стоит ли нам приглашать Шарлотту Твайнинг с матерью? Вы раньше были такими подругами – водой не разольешь, а теперь в ссоре...
 Аманда чуть не брякнула: «Да какое имеет значение, кого вы пригласите! Завтра все вы станете призраками, аукающими в уголках моего подсознания», – но что-то ее удержало, и она сердито поджала губы.
 – Неужели вы забыли, мама, что я не помню ни Шарлотты Твайнинг, ни ее матери?
 Серена смущенно пожала плечами:
 – Ах, вот оно что. Но к тому времени ты уже придешь в себя.
 Аманда чуть не расхохоталась – женщина рассуждает так, словно ее дочь в неподходящий момент покрылась сыпью. Повела взглядом повыше и увидела глаза лорда Ашиндона, в которых застыло, если она не ошиблась, сочувствие. Он отвел взор и обратился к Серене:
 – Разрешите откланяться, миссис Бридж. Понимаю, что многое еще надо обсудить, но мне пора.
 – А как же с датой, милорд? Вы с моим мужем уже...
 Аманда заметила, как неприязнь его усилилась оттого, что Серена вцепилась в его рукав.
 – Нет, миссис Бридж. По мнению мистера Бриджа, дату свадьбы должны определить, разумеется, мисс Бридж и вы.
 – Очень разумно! – возликовала Серена. – Я бы послала объявление в газету «Морнинг пост» прямо сейчас, но думаю, что лучше воздержаться и сделать это после бала.
 – Как вам будет угодно, – сказал граф с заметным оттенком отчаяния в голосе. Аманда восхищенно следила, с какой выдержкой он спокойно высвобождает рукав из цепких пальцев Серены.
 – У меня через несколько минут назначена встреча, и я должен вас покинуть, дамы, наедине с вашими планами, – и, обращаясь к Аманде, сказал:
 – Полагаю, вы, как и я, собираетесь на будущей неделе присутствовать на балу у Марчфордов; буду польщен, если позволите мне сопровождать вас.
 – Ох, Аманда, ты непременно должна туда поехать, – вмешалась Серена, – ведь там будет весь высший свет.
 – Посмотрим, – уклончиво ответила Аманда, воздерживаясь от уведомления, что всего через сутки у нее не будет ни Бриджей, ни графа, ни свадебных хлопот.
 – В день бала приходите к нам обедать, – поспешно пригласила Серена графа, повернувшегося к двери. Тот поблагодарил с мрачной учтивостью и вышел. Проводив его до парадного, Аманда глянула на него из-под своих роскошных ресниц и сказала:
 – Вы спрашивали меня, уверена ли я, что мне по душе ваше предложение о замужестве, милорд. Теперь я хочу вас спросить – а вы, сами по-прежнему готовы выполнить взятые на себя обязательства?
 Граф обернулся к ней, лицо его передернулось, и на нем появилось выражение тревоги:
 – Можно было предположить, что реакция вашей матери на помолвку ее старшей дочери будет столь... э-э... эмоциональной, – начал он сухо, – и поэтому, само собой разумеется, что мое самое искреннее стремление – поступать должным образом, отвечая ее ожиданиям.
 – Разумеется, – пробормотала Аманда.
 – Всего доброго, мисс Бридж, увидимся на будущей неделе, – граф откланялся и спустился к ожидавшей его одноколке. Аманда несколько секунд провожала его взглядом, потом повернулась и вошла в дом.
 Спустя приблизительно час Аш с наслаждением погрузился в одно из глубоких кресел старейшего клуба консерваторов «Уайте». В соседнем кресле сидел Джеймс Уинканон, добрый друг и товарищ по оружию. Пристально посмотрев на графа, он спросил:
 – Значит, свершилось?
 – Да, друг мой. Перед тобой жених. – Граф взял со стола бокал с бренди и сделал большой глоток.
 – А сказано столь мрачно, будто тебя признали виновным в убийстве.
 Аш усмехнулся:
 – Скорее – приговорили без права освобождения под залог.
 – Но ведь девица Бридж красива, и пусть ее отец из городских обывателей, но... ты же слышал – чем дальше, тем больше представителей высшего света вступает в браки...
 – Да, понимаю, я должен чувствовать себя осчастливленным. Мисс Бридж – действительно бриллиант чистой воды. Уверяю тебя, когда познакомишься с ней ближе, увидишь, что это весьма достойная девушка. Однако раньше я всегда надеялся, что смогу выбрать невесту по собственной воле.
 – Но, Аш, – заметил грустно его друг, – ты забываешь о своем высоком положении в обществе. Люди твоего круга сами никогда не выбирали себе невест.
 Аш мрачно улыбнулся:
 – Забываю о моем положении в обществе? Да под моим именем и ломаного гроша не числится!
 – Да... Но зато титул – со времен Вильгельма Завоевателя! Ведь в вашем роду были советники королей, не говоря уж о первых воинах королевства и им подобных.
 – Это было давно, в далеком прошлом.
 Джеймс кинул на него проницательный взгляд:
 – Но гордость осталась все та же, верно, дружище? Я всегда говорил, что у тебя ее хватит на двоих, а то и на троих. Будь начеку, поберегись, не то она тебя задушит.
 – Ох, ради Бога! Я же...
 – Итак, продолжу свою мысль – осталась и слава. Не надо забывать, что еще есть Поместье. А дом в усадьбе – одно из крупнейших зданий королевства, но только его надо восстановить. Этого вполне достаточно, чтобы многие девицы из высшего света жаждали стать леди Ашиндон. К сожалению, среди них нету таких, у кого хватило бы звонкой монеты, чтобы компенсировать твою бедность.
 – Да, это так, Джейми. – И Аш печально уставился на свои длинные ноги. – Но что бы изменилось? Даже если я женился бы на светской девушке?
 – Ну, Аш... Ночью все кошки серы.
 – Вот именно, кошки. – И Аш поморщился.Быть может, и ты прав... Но кошка кошке рознь. А Бридж – еще котеночек и, согласись, весьма привлекательного вида. Потом, сковать себя узами еще не значит выбрать жалкий жребий. Я не говорю о взаимной любви, – поправился он поспешно, – но мало ли, вдруг она тебе начнет нравится. По-твоему, разве такое немыслимо?
 – Любовь! – хмыкнул Аш. – Просто радужный бред писак, авторов скверных романчиков! Самое большее, что следует ожидать от брака, это лишь – возможности наладить такие дружелюбные отношения между супругами, при которых каждый из них живет своей жизнью, разумно подстраиваясь друг под друга. А относительно того, что она начнет мне нравиться... – и он замолчал. Вопреки странному сегодняшнему поведению мисс Бридж, он готов был признать, что благодаря ей могут сбыться даже некоторые его мечты. Ее красивое лицо украсит его дом, а ее прекрасные деньги спасут этот дом от аукциона. Но уже в следующее мгновение его мысли невольно перекинулись на соблазнительные формы Аманды, на золотистые кудри, небрежно ниспадающие над загадочными, бездонными голубыми глазами. – Как знать, может быть, ты и не ошибаешься в своих предположениях, Джейми, – пробормотал он задумчиво, – вполне может быть.
 Сделав глоток, Джеймс поиграл моноклем и, наконец, проговорил:
 – Кстати, я слышал, что утром в городе появилась леди Ашиндон.
 Аш резко выпрямился:
 – Ли... Приехала, говоришь, Лиана? Господи, а я ничего об этом не знаю!
 – Я так и думал. Она остановилась в доме своих родителей.
 Аш долго молчал. После смерти Гранта его вдова-красавица жила настоящей затворницей в поместье своего отца, которое граничит с Поместьем Ашиндон. В памяти возник образ смешливой девочки, с которой они росли вместе, и у него засосало под ложечкой. Нет! Он стиснул кулаки. Целых три года он боролся с тяжелыми воспоминаниями, избавился от них. Она и теперь недоступна, как была в день венчания с Грантом в часовне Поместья. Он снова обратился к другу:
 – М-да... Полагаю, что скоро предложит нанести ей визит.
 – Да, вероятно, – согласился Джеймс, понимающе посмотрел на друга и снова взялся за бренди.
 В тот вечер обед у Бриджей превратился, как и следовало ожидать, в настоящий праздник. Добросердечности атмосферы способствовало еще и то, по мнению Аманды, что дома не было Джереми, который опять обедал где-то на стороне. Серена, восседая во главе стола, радостно бурлила, рассуждая о «Свадьбе», которая все-таки была на втором по важности и мест после «Объявления о бале».
 – На прошлой неделе, Аманда, я видела в журнале «Все для красавиц» потрясающее платье. К нему придается нижняя юбка из светло-синего атласа и жакетик из серебряной нити. Ты в нем будешь великолепна!
 – Хорошо, – безразлично произнесла Аманда, которой хотелось бы поговорить на более интересную тему. Откинувшись к спинке стула, она снова стала размышлять о сложности сновидения, которое сама же выдумала Сначала – подлинная принадлежность к девятнадцатому веку всего в районе Мейфэр, а теперь эта семья, словно сошедшая с телевизионного экрана из какого-то исторического сериала.
 Тишина не долго царствовала в столовой. Лучезарное настроение не давало покоя Серене, и зазвучала следующая важная тема – «Приданое».
 – Наверное, его сиятельство еще не обсуждал с тобой ваше свадебное путешествие? – спросила она настороженно. – По-моему, нет, – ответила она сама на свой вопрос, помахав рукою. – Слишком рано. Но будь уверена, дорогая, папа оплатит наличными поездку в Рим или куда-нибудь еще в этом роде. И нам нужно все продумать заранее. Начнем с нижнего белья, потому что оно всегда одинаково в любом климате.
 Весь остаток этого бесконечного вечера Аманда просидела, стиснув зубы; и когда тьма лишь затронула небо, она сразу, ссылаясь на головную боль, запросилась в спальню.
 – Конечно, детка, – согласилась Серена с мягкой улыбкой. – Я скажу Хатчингз, чтобы она отнесла тебе в постель горячего молока с сахаром и пряностями. Уверена, что к утру тебе станет намного лучше.
 То же думала и Аманда и со вздохом облегчения отправилась к кровати под балдахином. Молча она позволила Хатчингз обрядить себя в ночную сорочку из жатого батиста, расшитую птичками и цветочками. С Божьей помощью все это наваждение скоро кончится. Она хорошенько выспится и утром встанет в здравом рассудке. Придется самой аккуратно заштопать дырявый рукав судьбы, из которого она сюда выпала, и утром она вернется в Лондон двадцатого века, а все эти типы, с которыми пришлось общаться сегодня, превратятся в отголоски растаявшего сновидения. Одна личность удержится в памяти, конечно, дольше других, но об этом – потом, и зарылась поглубже в подушки. Трудно было уснуть, находясь под впечатлением странных событий прошедшего дня, но то ли от усталости, то ли от тех пряностей, что Хатчингз напихала в горячее молоко, Аманда вскоре забылась глубоким сном без сновидений и проснулась через много часов от гомона птиц и нечленораздельного гвалта. Осторожно приоткрыв один глаз, она сразу увидела как свет утреннего солнца играет на ненавистных розовых шелковых занавесках, свисающих изящными фестонами с балдахина.




 ГЛАВА ПЯТАЯ


 Аманда села очень прямо и настороженно оглядела комнату. Туалетный столик, шифоньер, маленькое бюро – все вещи были на своих местах, где она впервые увидела их вчера. «Нет! – возопило ее сознание. – Этого не может быть!» Неужели она вправду сошла с ума? Неужели она впрямь угодила в ловушку этого кокона из розового шелка и ей суждено оставаться здесь до конца своих дней? Откинув одеяло, она бросилась к окну и выглянула на улицу. Орды уличных торговцев носились по булыжной мостовой, расхваливая свои товары. Вот точильщик налетел на молочницу, и та расплескала молоко из ведер, висевших на коромысле. Вот человек несет высоченную стопу плетеных корзин, балансирует ею, чтобы не развалилась, обгоняя другого, который согнулся вдвое под тяжестью своего груза в кожаных сумах, привязанных к поясу. Вот продавец горячих лепешек раздает злобные оплеухи ватаге мальчишек, которые, видно, хотели полакомиться на дармовщинку. И все это людское скопление издает оглушающий шум. «Боже правый, разве поспишь здесь после рассвета?» – подумала Аманда в полной растерянности. Подбежав к туалетному столику, глянула в зеркало и даже это простейшее деяние явило ей в отражении безупречный абрис лица молоденькой Аманды Бридж. Галлюцинация продолжалась во всей своей полноте. «Господи, что же мне делать?» Добрела до постели и зарылась в подушках. Мысли, словно зайцы, удирающие от гончих собак, бешено метались туда-сюда, в тщетных попытках найти хоть какую-то логическую нить в этой дикой ситуации. Существует ли всему этому еще какое-то объяснение, которое упущено по недосмотру? Существует ли вообще надежда – независимо от характера помрачения ума – найти путь в свою привычную среду? Быть может, расстроенному рассудку просто нужно больше времени, чтобы он сам пришел в норму. Или – Аманда даже села рывком – она сама должна подтолкнуть его, помочь ему прийти в норму. Часовня! Надо вернуться в часовню Гросвенор. Посидеть там в тишине и темноте, сосредоточиться и – вернуться туда, откуда прибыла. Никаких оснований, что этот план даст желаемый результат, не было, но она старалась успокоить себя хотя бы тем, что решила действовать, совершить какой-то поступок, пусть и незначительный.
 Откинувшись на подушки, закрыла глаза и стала думать об обитателях своих видений. Любопытно, почему свои фантазии она заселила такими странными персонажами, как Бриджи и лорд Ашиндон? Будь она предельно честна перед собой, призналась бы, что его сиятельство соответствует хранимому в тайниках души представлению о желанном мужчине, хотя он и не похож на тех, к которым ее обычно влечет. Она не была склонна к девичьим мечтаниям, но если была бы, то выдумала бы кого-нибудь типа Мела Гибсона. Его сиятельство не того типа: слишком высок, да и заносчив не в меру, а уж про нос – и говорить нечего.
 Вздохнула. Долго еще ей общаться с этими людьми? Галлюцинация затянулась дольше, чем она ожидала, хотя устанавливать временные пределы галлюцинациям – бессмысленное занятие. Еще одно соображение – однажды оно приходило ей в голову – опять закралось в сознание, и вновь его пришлось подавить. Глупо даже думать о том, что она каким-то образом перенеслась во времени и вселилась в тело молоденькой Аманды Бридж. Она, слава Богу, не обитает на страницах какого-нибудь научно-фантастического крутого чтива. Нет, рано или поздно, но она обязана вернуться в нормальное состояние, и приложит все силы, сделает все возможное, чтобы это случилось как можно раньше.
 Поворачивалась и так и сяк, но ничего не выходило – не могла снова уснуть: мешал городской шум, который неуклонно нарастал.
 Собралась встать, но в дверь тихо постучали и вошла Хатчингз с подносом, на котором стояли тарелка с парой сдобных изделий и чашка с пышущим паром горячим напитком.
 – Что это? – спросила Аманда, подозрительно принюхиваясь, когда Хатчингз ставила поднос на столик у кровати.
 – Как – что? Ваш утренний шоколад и бисквиты, мисс.
 Аманда взяла чашку, сделала осторожный глоток и укоризненно посмотрела на служанку:
 – Это разве шоколад?
 Хатчингз нервно мотнула головой.
 – Ты ошибаешься, Хатчингз. Это не шоколад. Пахнет шоколадом, но вид не тот, а вкус просто жуткий. Из чего ты это сделала?
 – Как из чего, барышня? Наскоблила шоколада, залила горячей водой, добавила молока и немножко сахару – сделала так, как вы любите.
 – Неправда, Хатчингз, я так не люблю. Ты в самом деле добавляла молоко? А сахару там меньше, чем можно больному диабетом, – Аманда сокрушенно вздохнула, а Хатчингз опять затрясла головой, ничего не понимая. – Ладно, не переживай. Лучше скажи – далеко отсюда до часовни Гросвенор? Вчера, когда меня везли сюда, я была не очень-то наблюдательна.
 – Часовня Гросвенор, барышня? – переспросила Хатчингз, и ее простодушное лицо не смогло скрыть самых скверных предчувствий. – Ох, барышня, вы же не собираетесь...
 – Как раз собираюсь. Хочу опять сходить туда. – От этих слов Хатчингз тихо застонала.
 – Нельзя, барышня! Ваш батюшка... Ваша мамаша... Посадят вас под замок... Не выпустят, пока вам не стукнет лет тридцать... А меня выгонят! – закончила она, чуть не плача.
 – Ничего подобного, – заверила ее Аманда. – Я же не собираюсь там встречаться с этим – как его?.. Просто пойду в часовню и... займусь там... ну... самосозерцанием.
 – Самосозерцанием! – охнула Хатчингз и, наверно, представила себе, как ее госпожа сама раздевается донага посреди церковного придела.
 – Да, – твердо произнесла Аманда, стараясь придать своему голову побольше уверенности. – Мне нужно спокойное, тихое место. Я что-то запуталась, Хатчингз, – продолжала она, а служанка совсем оторопела и стояла недвижно, словно приросла к полу. – Мне нужно восстановить память, вот я и пробую разные способы, – Аманда грустно улыбнулась, и Хатчингз немного расслабилась, приняв менее напряженную позу.
 – Ох, горемычная вы моя... вот беда-то... Ладно, может, как-нибудь, – начала Хатчингз с сомнением в голосе, и вдруг лицо ее прояснилось: – Но в церковь-то не попасть, барышня, – выговорила она с явным облегчением, – потому как заперта.
 – А как же вчера Аман... то есть я, туда попала?
 Так это все мистер Саттерли устроил: заплатил церковному ключарю, а тот и отпер.
 – Мистер Саттер... ах да, мой друг. Кстати, куда он пропал? Не помню, чтобы он был в церкви. И здесь, по-моему, не показывался, или был?
 – Не был, барышня. Мистер Саттерли не смеет прийти сюда. Ваш батюшка еще несколько недель назад запретил ему приходить – сразу после того, как он просил вашей руки.
 – А-а, – промолвила Аманда. – «Значит, пара несчастных влюбленных. Все та же мелодрама – словно по сценарию старомодного фильма. Златокудрую героиню принуждают выйти за нелюбого ей злодея, недобрый отец угрожающе щелкает плетью, злодей скалит зубы и подкручивает усы. За исключением того, что отец Аманды постоянно проявляет отцовскую заботу и доброту, а лорда Ашиндона из-за смуглого лица с грубыми чертами хотя и можно было бы взять на роль злодея, но у него нет усов и он настолько выдержан, что никогда не позволит себе скалить зубы».
 – Ладно, все это неважно, – бросила Аманда. – Сами найдем ключаря, и он отопрет часовню.
 Хатчингз, засомневавшись, насупилась:
 – Не понравится это вашей мамаше.
 – А ей незачем знать об этом. Согласна?
 – По моему разумению, барышня, после вчерашнего, вам без ее ведома и в отхожее место на заднем дворе сходить не удастся.
 Аманда вздохнула с тоской:
 – Ну, а как насчет покупок? Аман... то есть я люблю пройтись по магазинам?
 Хатчингз хмыкнула:
 – А то! Вас хлебом не корми, только дай...
 – Ну вот! Вместе с тобой и пойдем, а если мама нас поймает, мы ей скажем, что идем на... на...
 – Оксфорд-стрит. Но все это не так-то просто, барышня. Вам сначала надо сойти вниз и позавтракать. Потом приказать подать карету, а еще послать вперед лакея, чтоб заранее растолкал да вытащил из постели ключаря. – Прекрасно. Вот ты и позаботься обо всем этом, а через час жди меня в холле.
 Хатчингз еще долго сопротивлялась осуществлению задуманного плана, выискивая все новые причины, но, когда она обрядила свою госпожу в платье из светло-голубого люстрина, украшенное рядами кружевных рюшей по вороту и рукавам, Аманде удалось укротить поток возражений, и служанка нехотя согласилась помочь ей.
 Аманда спустилась по длинной изогнутой лестнице вниз и вошла в столовую, где, к ее радости, никого не было, кроме лакея. Парень стоял «по стойке смирно» перед буфетом, уставленном горячими блюдами, от которых исходил вкусный пар. Он тут же наполнил для нее тарелку, налил кофе в чашку и предупредительно поставил кофейник поблизости на столе. Аманда позавтракала в тишине, поразмышляла – благо никто не мешал – и в назначенное время поспешила в холл, где ее уже дожидалась Хатчингз, держа в руках длинную мантилью, капор, перчатки и ридикюль. Спешно одевшись, Аманда бросилась к дверям и готова уже была переступить порог, но вдруг резкий окрик откуда-то сверху заставил ее замешкаться.
 – Аманда! Что же ты делаешь?! Куда это ты собралась?!
 Аманда обернулась и изобразила приветливую улыбку:
 – Ох, мама! Доброе утро! Такой чудный денек! Вот решила пройтись по магазинам.
 – По магазинам? – и мать подозрительно прищурилась. – Перестань хитрить, Аманда. Марш в свою комнату сию же минуту! И отдыхай там, пока у нас не начнутся визиты.
 – Визиты?
 – Разумеется, – удрученно вздохнула Серена. – Слуги наверняка уже все разболтали, и новость о твоем... недомогании уже гуляет по всему району Мейфэр. Поэтому не стоит сомневаться, что к нам вот-вот повалят визитеры и тебе придется принимать их.
 – Но как же я буду это делать, если никого из них не знаю?
 – Уверена, что, увидев их лица, ты всех узнаешь, да и я буду рядом с тобой – для моральной поддержки. В конце концов, ты же не можешь вечно прятаться.
 Хотя Аманда и не очень надеялась, что будет прок от поддержки Серены, но поняла, что та в общем права. Ведь неизвестно, сколько еще продлится эта галлюцинация, и надо быть готовой встречать лицом к лицу все что угодно или кого угодно.
 – Хорошо, мама, я скоро вернусь, и сама буду встречать всех. Кстати, когда начнется их наплыв?
 – После ланча, не раньше, но...
 – В таком случае у меня уйма времени, – и взмахнув на прощание рукой, Аманда вышла из дому.
 – Аманда! Я требую, чтобы ты вернулась к себе в комнату! – понеслось ей вдогонку, но тщетно, потому что Аманда, схватив Хатчингз за руку, вытащила ее наружу и плотно закрыла дверь. Когда карета отъехала, Аманда обернулась и весело помахала Серене, выбежавшей на крыльцо. Во всех линиях пышного тела матери застыло замешательство оттого, что разгон, учиненный дочери, не возымел должного действия.
 Через несколько минут Аманда уже стояла перед входом в часовню Гросвенор. Это оказалось довольно скромное, как все англиканские церкви, прямоугольное строение из кирпича, переходящее в высокую колокольню строгой пирамидальной формы, как у церквей в Новой Англии. Внутри часовни было вовсе не темно – белые стены и множество окон. По интерьеру она напоминала церковь прихода Брутон в Уильямсбурге. Опять в часовне никого не было. Велев Хатчингз и лакею подождать снаружи, Аманда прошла к скамье, на которой сидела тогда, когда с ней произошел тот самый «эпизод», как выражаются медики. Робко села на скамью, склонилась, прислонилась лбом к гладкой темной доске и закрыла глаза.
 «Так, хорошо. Расслабься. Избавься от посторонних мыслей. Думай только о возвращении в то время и место, где надлежит тебе пребывать. Ты облако. Ты...»
 Вдруг за спиной ее грохнула входная дверь, она испуганно открыла глаза, потом услышала как кто-то огромными шагами идет по боковому приделу.
 – Ну, и за каким дьяволом вы снова здесь? – Аманда обернулась к говорящему и от изумления разинула рот.
 – Лорд Ашиндон! – воскликнула она.
 – Вам следует знать, что бесполезно передо мной разыгрывать святую простоту! – он оглядел церковь. – Опять он обманул ваши ожидания? – язвительно спросил граф.
 Аманда, готовая уже приветливо улыбнуться ему и объяснить все, вскочила, как ужаленная:
 – Да как вы смеете со мной так разговаривать, чурбан несносный! Куда я хожу и зачем – не ваше дело! А ну проваливайте отсюда!
 Граф оторопел. Плесни она ему в лицо горячим кофе – он меньше был бы поражен. Но в мгновение ока он справился и с этим демаршем:
 – Имею полное право так разговаривать с вами. Я ваш жених и...
 – Наша помолвка не дает вам права бранить меня, вы мне не родитель. И вообще, как вы здесь оказались?
 Он вымученно улыбнулся:
 – Как? Просто – исполнял долг прилежного жениха, ехал к вам с утренним визитом. И был изумлен, узрев, как моя невеста стремглав уносится от дома. И был не меньше изумлен, когда понял, что она снова направляется на место условленной встречи.
 – Вздор, – сухо заметила Аманда. – Не для того я здесь, чтобы с кем-то встречаться. Просто хотела заняться самосозер... то есть найти тихое и покойное место и попытаться привести в порядок мой... расстроенный рассудок.
 От недоверия брови у лорда Ашиндона поднялись.
 – Угу... Конечно, иной личности для уединения нужна именно незнакомая отдаленная церквушка, а не своя спальня или одинокая прогулка по парку.
 – Да, нужна, – отпарировала Аманда. – Особенно, если эта личность пытается воссоздать ту обстановку, в которой впервые утратила здравый рассудок. А теперь, если вы покинете эту личность и оставите ее в покое, она вам будет очень признательна.
 К ее удивлению, граф оглушительно хохотнул:
 – Ну нет, и не подумаю! Судя по негодующему виду вашей мамы, застывшей на крыльце дома, вас ждет изрядная головомойка. Поэтому вам лучше вернуться в моем сопровождении, – и, не дожидаясь ответа, подсунул руку под локоть Аманды, приподнял ее и безо всяких усилий поставил на ноги, а потом невинным тоном спросил: – Кстати, вам удалось добиться седативного эффекта?
 – Седатив... Ах, нет. Не удалось. Ведь я только села, как сразу ворвались вы. Поэтому благодарю вас за готовность сопровождать меня, но я еще не собираюсь домой. – Однако, заметив, как упрямо напряглись его скулы, уступила: – Ладно, будь по-вашему. Вижу – мне здесь покоя не будет. Придется уйти, но, простите, без вас. Хочу пройтись по магазинам.
 – Великолепно, и я с вами пройдусь. – И не давая возможности ей воспротивиться, Аш выпроводил ее из церкви и усадил в свой экицаж. Распорядился, чтобы Хатчингз и лакей отправлялись домой и передали миссис Бридж, что ее дочь в надежных руках жениха, и тронул лошадей.
 – Так куда едем? – спросил он.
 – Понятия не имею, – резко ответила Аманда. – Среди всех известных мне своевольных зануд, которых я встречала немало, вы, несомненно, занимаете первое место, милорд.
 – Зануд? – повторил Аш. – Мне незнакомо это слово, но думаю не стоит обольщаться, что это комплимент.
 – Правильно думаете, – бросила Аманда.
 Повернув с улицы Северная Одли-стрит на Оксфорд-стрит, Аш остановил лошадей.
 – Поскольку у вас нет ничего на примете, предлагаю пройтись пешком. Поглазеем на витрины, как деревенские увальни; быть может, что-то поразит ваше воображение, тогда и будем думать о покупке.
 – Хорошо, – вяло согласилась Аманда. – Но у меня нет денег.
 Аш медленно смерил ее взглядом.
 – Неужели? Дочь Толстосума Бриджа – с пустой сумочкой? – он вдруг умолк и стал помогать ей сойти на землю, крепко взяв за руки. – Извините меня, пожалуйста, – произнес он отрывисто. – Не понимаю, откуда у меня такая непростительная бестактность, – но Аш сознавал, что его голосом управляло скрытое недовольство самим собой, однако от этого произнесенные слова о Бридже не прозвучали менее обидно. К его удивлению, она нисколько не смутилась, а просто поежилась, стараясь высвободить руки из его стиснутых пальцев. Наконец вырвалась, вскрикнув.
 – Значит, его именно так называют? – спросила она так холодно, будто водой окатила накал его терзаний. Он неохотно кивнул. – До чего же метко, – сказала она кратко, и Аш вытаращил глаза. Та Аманда, какую он знал, уже бы свалилась в обморок от приступа негодования, вызванного таким грубым оскорблением ее родителя.
 Он повел ее к зданию с вывеской «Золото и серебро Пикетта».
 – Это не самое шикарное заведение, – сказал он, – но, возможно, вам что-нибудь там и понравится. Правда, при этом вы рискуете столкнуться с еще большей бестактностью, – добавил он, испытывая едва уловимую потребность вывести ее из равновесия, – потому что у меня при себе есть кое-какие деньги – мои собственные. Я пока еще не воспользовался щедротами вашего папы.
 Ее явно удивили эти слова, она глянула на него снизу вверх и вдруг расхохоталась от всей души, да так заразительно, что он не смог удержаться и тоже рассмеялся, а про себя с изумлением отметил, что впервые чувствует в себе способность относиться к своим затруднениям с юмором.
 После внимательного осмотра украшений у Пикетта она выбрала короткое ожерелье в виде золотой пластины с вправленными в нее жемчужинами. Потом они ходили по другим магазинам, за ними по пятам следовала коляска, направляемая опытным грумом графа, и когда они собрались снова сесть в нее, у Аманды в руках была очаровательная фарфоровая пастушка, шарф из невесомого зефира и коробка засахареных фруктов.
 Аш подал руку Аманде, чтобы помочь ей взобраться в экипаж, и в этот момент к ним подскочила крошечная старушонка:
 – Фиалки, сударь! Купите вашей леди!
 Аш небрежно отмахнулся, но цветочница не отстала:
 – Купите, сударь! Негоже провожать леди домой без таких знаков внимания, – и она сунула букетик прямо ему под нос. Аманда, с любопытством наблюдавшая за этой сценой, вдруг вздрогнула – она где-то уже видела эту старуху! Оглядев ее повнимательней, отметила пряди седых волос, выбившиеся из-под ветхого чепчика, треснувшие очечки и кругленькие и тугие, как налитые яблочки, щечки – точная копия того старика в часовне!




 ГЛАВА ШЕСТАЯ


 – Будьте добры!.. – у Амады перехватило дыхание и она схватила старуху за рукав.
 Аш от удивления поднял брови:
 – Хотите фиалок? Действительно? – он выудил из жилетного кармана монету, взял цветы из дряблой старушечьей руки с набухшими венами и, сняв шляпу, подал букетик Амаде. Она приняла цветы, даже не взглянув на них. Ее будто что-то приковало к цветочнице, которая, склонив голову набок, смотрела на нее с вызывающей улыбкой. Черные, как сажа, глаза старухи, ясные и необычайно молодые, задиристо посверкивали.
 – Чего тебе еще, дорогуша? – спросила она скрипучим, как ржавая дверная петля, голосом. – Такая пригожая, вся в обновах: видать, любят... Чего тебе неймется?
 «Боже мой, – лихорадочно начала соображать Аманда, – она знает! Знает кто я такая и что я...»
 – Будьте добры, – снова заговорила она, – скажите...
 Но цветочница мотнула головой, отчужденно улыбнулась и заковыляла прочь.
 – Нет, стойте! – закричала Аманда. – Не уходите!
 – Отстань, милая! – бросила старуха через плечо. – Тебе ж лучше, – и, отмахнувшись, исчезла в густой толпе прохожих. Ноги перестали держать Аманду, и она, падая, начала клониться к графу.
 – Что такое, дорогая? – спросил он, подхватывая ее. – Вам плохо?
 – Да, – прошептала она, – плохо. Отвезите меня домой.
 Не проронив больше ни слова, он усадил ее в коляску и погнал на запад по Оксфорд-стрит. У Аманды все смешалось в голове: «Что это за старуха? Что означает ее появление? Или это просто физическое воплощение каких-то глубинных неприятностей в моем рассудке, которое как-то связано с этой галлюцинацией? Но ведь при той встрече со стариком в часовне Гросвенор еще не было никаких галлюцинаций, а его сходство с этой старухой явно не случайно».
 Глянула на Аша и, увидев, что он обеспокоенно наблюдает за нею, неуверенно усмехнулась и проронила:
 – Наверное, думаете, что я законченная дура.
 – Ничего подобного, – ответил он, улыбнувшись лукаво, и ее сердечко вдруг почему-то дрогнуло. – Просто никогда не встречал такой страсти к фиалкам.
 – Не к фиалкам, а к цветочнице, она... – выпалила Аманда и осеклась. Ей очень хотелось довериться ему. Крайне необходимо было, чтобы кто-то, не будучи в тисках ее мыслей о сумасшествии, свежим взглядом посмотрел на все ее неурядицы; но если ему все рассказать, он же решит, что она совершенно спятила. – Она мне кое-кого напомнила, – закончила, помявшись, Аманда.
 – Понятно, – проговорил он с отсутствующим выражением лица и к ее облегчению сменил тему: – Вчера мы говорили о бале у Марчфордов, вы по-прежнему хотите побывать на нем? У меня создалось впечатление, что вас к этому принуждает ваша мать. Но если к тому времени ваша память не восстановится, то вам будет трудно на этом светском приеме.
 У Аманды сжалось сердце. Ведь вчера, когда обсуждали бал, она воспринимала все спокойно, так как была уверена, что ко дню бала ее здесь не будет – она вернется в свое время. А теперь, вероятно, придется ехать к Марчфордам. Мало того, что покажется полной дурой всем знакомым молоденькой Аманды, она еще и танцевать не умеет ни менуэт, ни всего остального, что у них в моде. А вальс уже танцуют? Это бы она смогла, но всякие смены партнеров да па с поворотами спина к спине – это выше ее возможностей.
 Но, с другой стороны, она уже решилась принимать сегодня визитеров, так что ко дню бала ее либо начнут считать прежней Амандой, либо – совершенно готовой для отправки в психушку. Поэтому сейчас лучше всего вернуться домой к Бриджам и как следут подготовиться. И, подумав секунду, Аманда решительно расправила плечи.
 – Разумеется, я поеду на этот раут. Мама будет весьма разочарована, если я откажусь. Как-нибудь справлюсь.
 Чуть позже Аманда призвала к себе в комнату Хатчингз.
 – Хатчингз, – начала она, – пришло время вплотную заняться твоей несчастной тронувшейся госпожой. Я намерена спуститься в гостиную и, как сказала мама, буду лично принимать посетительниц. И мне нужна твоя помощь. – Но, не увидев в глазах Хатчингз никакого взаимопонимания, заторопилась: – Я по-прежнему почти ничего и никого не помню. Поэтому, чтобы не ставить в глупое положение себя, не говоря уже о маме и лорде Ашиндоне, я должна серьезно подготовиться. Понятно, – замедленно проговорила Хатчингз, – вы хотите, чтобы я вам рассказала, как зовут ваших друзей?
 – Да. Я с грехом пополам управлюсь, рассказывая историю о падении и ушибе головы, и очень надеюсь, что поэтому мне простятся многие промахи. Но все это сойдет, как я понимаю, только, если ты опишешь их и расскажешь мне об их привычках и все, что ты о них знаешь.
 – Попробую, – неуверенно начала Хатчингз. – Сперва о Шарлотте Твайнинг.
 Аманда задумалась, сдвинув брови:
 – Как будто знакомое имя. Ах да, не та ли это, с кем я в ссоре?
 – Она. Две недели назад на балу у леди Беверидж виконт Гленденинг танцевал с вами два раза, а с Шарлоттой – один. Ей столько же лет, как и вам, но ростом она повыше. Она тоже блондинка, но волосы у нее посветлее вашего и покурчавей, а лицом не так пригожа. Другая ваша лучшая подружка – Кордилия Фордем. Эта – толстушка, а нос у нее длинный с розовым кончиком и потому она слегка смахивает на миленькую белую крысу. Она думает, что вы – настоящее чудо и не способны сделать что-то неверно. В прошлом году вы вместе с мисс Кордилией ходили к одному учителю рисования и она влюбилась в него. Конечно, ее мамаша и папаша...
 Поучения продолжались, пока Хатчингз не взглянула на часы у кровати Аманды и не заявила, что госпоже пора одеваться к ланчу.
 Аманда подумала, что если напрячь фантазию, то можно обойтись и без посторонней помощи при одевании. Вся эта процедура носила крайне неприятный характер, хотя платья были пошиты так, что в одиночку их надевать было немыслимо трудно. На них было множество застежек, расположенных сзади так, что самой не дотянуться.
 Хатчингз помогла выбрать платье из французского батиста сочно-зеленого цвета. Как и у большинства других ее платьев, у него были короткие рукава с буфами, и оно было щедро расшито цветочным орнаментом. Хатчингз оглядела одетую госпожу и решила дополнительно соорудить ей новую прическу – расчесала ей волосы на прямой пробор и пустила кудри каскадами над ушами.
 – Ну вот, барышня, теперь вы выглядите прекрасно, – восторженно выдохнула Хатчингз. Аманда подумала, что такая прическа делает ее похожей на современницу королевы Виктории, которая будет править через двадцать с лишним лет и ее имя ничего еще не говорит служанке, поэтому Аманда промолчал. Кроме того, она вынуждена была признаться, что обновленная таким образом Аманда выглядит совершенно сногсшибательно. Цвет платья очень шел к ее атласной кремоватой коже, а его изящный крой весьма удачно подчеркивал формы.
 – Скажи-ка мне, – задумчиво проговорила Аманда, – если мой папа богат, а я так хороша собой, то почему же в свои двадцать два года я все еще не замужем?
 – Ну, барышня, выйти-то вы могли много раз. Когда вам исполнилось восемнадцать, за вами ухаживал Генри Таттл, поэмы писал о вас.
 – А мне он нравился?
 – О, еще как! Он был очень красивый и вы за него вышли бы сразу, но ваш папаша не позволил.
 – А, значит, у Генри не было титула, насколько я понимаю.
 – Да, барышня, да и беден он был, как церковная мышь. А потом, через несколько месяцев, вы познакомились с Эндрю Мортимером и по-настоящему увлеклись им. Я уж думала, на этот раз папаша смилуется, потому как у мистера Мортимера денег было полно. Его отец был фабрикантом. Но нет, ваш...
 – Мой охотился за титулом, – закончила за Хатчингз Аманда. – Но даже при этом, вряд ли лорд Ашиндон оказался первым из пэров, кто запал на мои, так сказать, голубые очи?
 – Нет, барышня, но... – Хатчингз замялась и смолкла.
 – Ясно, – сказала Аманда. – Дочь Толстосума Бриджа наверняка нарушала все приличия. – И она вдруг почувствовала совершенно непредвиденный приступ гнева.
 – Да, барышня, – просто согласилась Хатчингз. – Был еще сэр Джордж, в прошлом году. Всего-то баронет, а ваш папаша сказал, что его дочурке надо никак не меньше виконта.
 – Будто он на самом деле замечает эту дочурку, – пробормотала Аманда, и тут ей в голову пришла одна мысль. – Если Бриджи находятся так низко на общественной лестнице, то почему же их пригласили на бал к Марчфордам? На такое классное мероприятие?
 – Классное? Вы имеете в виду – великосветское? Но Марчфорды не принадлежат к самой верхушке высшего света. Их считают вельможами, хотя сэр Ральф – не пэр. А пригласили из-за вашей мамаши. Дед миссис Бридж был графом, – продолжала словоохотливо Хатчингз, – и, понимаете, получился большой скандал, когда ваша мамаша вышла за Бриджа, хотя ее отец был лишь третьим сыном графа. Семья не то чтобы отреклась от нее, но отношения, как я понимаю, долго были натянутыми. Когда ваши родители переехали сюда, на Верхнюю Брук-стрит, мамаша возобновила дружбу с некоторыми из своих школьных приятельниц, и раз она нынче богата, те решили быть с ней поласковей.
 – Понятно, – сказала Аманда, прищурившись. – Чета Бриджей крутится на окраине высшего света и надеется с помощью замужества дочери проникнуть внутрь него.
 – Вроде этого, барышня. У вас подходящие подружки, иные даже из знатных семей, потому что вы учились вместе с ними, но к Олмакам вы не вхожи. Но мамаша ваша говорит, что станете невестой лорда Ашиндона и туда получите доступ.
 – К Олмакам, – задумчиво повторила Аманда. Хатчингз кивнула.
 – Они там проводят ассамблеи, барышня, – с трепетом выговорила она, словно описывала Ковчег Завета какому-нибудь талмудисту. – Шесть самых высокопоставленных светских дам создали что-то вроде светского клуба, и каждую неделю по средам и субботам у них там танцы. Попасть туда можно только по приглашению, и у кого нет кучи великих предков из свиты самого Вильгельма Завоевателя, того и не приглашают.
 – О да, помнится, читала об этом, Господи, смешно все это.
 Хатчингз метнула на нее удивленный взгляд, но промолчала. Как бы прося разрешение уйти, она подняла брови, сделала короткий реверанс и быстро вышла. Утонув в кресле перед туалетным столиком, Аманда снова взглянула на свое отражение. После встречи с цветочницей она впервые осталась одна, и сразу же перед ней возник облик старушки. Несомненно, что ее появление на Оксфорд-стрит имеет значение, но какое?
 Хорошо, надо все последовательно продумать. Сначала она повстречала старика в старой церквушке и вскоре потеряла сознание. Очнувшись, оказалась в мире какого-то сновидения, где она обитает якобы в Лондоне периода Регентства, где и встречает старушку, похожую на того старика. Можно только допустить, что встреча с этим пожилым господином запечатлелась у нее сильнее, чем она думала с самого начала, коль скоро он объявился в ее галлюцинации в таком преображенном виде. Да, должно быть так. Потому-то и показалось, что старуха осведомлена о положении, в которое попала Аманда. Хотя, здраво рассуждая, можно принять слова цветочницы за невинную болтовню торговки.
 Либо... И тихий внутренний голос стал настойчиво нашептывать Аманде. Либо ее присутствие в Англии Регентства не прихоть ее воображения, а реальная действительность, и старик со старухой цветочницей – представители какой-то внешней силы, которая намеренно вырвала Аманду из привычной, удобной жизни профессора престижного университета и бросила на произвол судьбы в ином времени. Нет, такого не может быть; и если продолжать об этом думать, то можно сойти с ума.
 «Но с другой стороны, – продолжал коварный голос, – такой перенос во времени объясняет многое. Правдоподобие окружающей обстановки, сложность жизни ее «семьи» и запутанные взаимоотношения».
 Нет. Абсолютная чушь. И даже если ее маниакальные предположения верны, то почему выбрали именно ее. Почему обыкновенную, ничем не примечательную Аманду Маговерн послали путешествовать через века, вселив в тело молодой женщины, которая жила за сто восемьдесят лет до нее? Почему пресекли жизнь Аманды Бридж, дабы обеспечить вместилище для кого-то другого?
 Нет, все это так нелепо, что и размышлять не стоит. Положив голову на руки и всматриваясь в изображение девушки в зеркале, почувствовала тупую пульсацию боли в глубине глаз. Но не ту жуткую боль, какая у нее была в часовне Гросвенор, а обычное легкое покалывание, которое и за боль-то считать не следует.
 Резко поднявшись, она поспешила прочь из комнаты.
 Женщины опять трапезничали вдвоем, и Аманде вдалбливалось в форме вопросов и ответов, как катехизис, кого следует ожидать в гостиной Бриджей во второй половине дня. Серена не распространялась о непослушании дочери, лишь плаксиво заявила, что подобное поведение может свести ее в могилу раньше времени.
 Первые гостьи появились вскоре после ланча, это были миссис Фордем и ее дочь Кордилия. Последнюю Аманда сразу узнала по описанию служанки Хатчингз, и когда толстушка, слегка нервничая, уселась на скамеечку у камина, Аманда действительно увидела перед собой довольно миленькую белую крыску с розовым носиком.
 – Как ты себя чувствуешь, Аманда? – спросила миссис Фордем тоном важной матроны, когда ее начали потчевать чаем. – Я слышала, что ты как будто простудилась.
 Аманда переглянулась с Сереной и предоставила поле деятельности маме.
 – Да, пришлось нам поволноваться из-за нашей девочки, – проговорила Серена и весело улыбнулась, давая знать, что волнения были недолги. – Вчера ей стало дурно – находилась пешком, а я ее неоднократно предупреждала, что это может плохо кончиться – упала и ударилась головой. Теперь у нее не все ладно с памятью, но доктор уверяет, что не стоит переживать, все это пройдет, как летний дождик.
 – Надо же, чтобы так жутко не повезло! – воскликнула мисс Фордем и сочувственно распахнула водянистые глаза. – Ужасно ничего не помнить. А меня ты помнишь? – спросила она озабоченно.
 – Конечно, – ответила Аманда, засмеявшись. – Как же я могу забыть одну из самых дорогих моих подруг?
 Такая похвала понравилась девушке. Она, глянув на Серену, занятую разговором с миссис Фордем, встала и подсела к Аманде. Взяв ее за руку, зашептала с присвистом:
 – Но вчера утром-то как все прошло? Ей-богу, весь день я была как на иголках, надеялась услышать, что ты сбежала с мистером Саттерли. И ничего, никаких новостей, но я все сидела дома и ждала и вдруг узнала, что тебя уложили в постель. Я чуть не испустила дух. Ты должна мне все рассказать! Немедленно, никакого терпения нет!
 Аманда судорожно втянула в себя воздух. Оказывается, молоденькая Аманда не делала секрета из своих планов. Но это не слишком-то удивительно. Несомненно, девушке, задумавшей бежать с возлюбленным, нужна поддержка подруг. И, как извечно у всех молодых людей, секреты у нее должны быть только от старших. Поколебавшись несколько мгновений, Аманда тяжело вздохнула и сказала:
 – Ох, Кордилия, все было ужасно! Мне удалось незаметно выскользнуть из дому. Когда я добралась до часовни Гросвенор, забежала внутрь и села, сердце у меня колотилось просто в горле, – и она драматично вздрогнула, придавая больше накала своему рассказу. – Откуда мне было знать, что лорд Ашиндон заедет к нам. Представляешь – меня нигде нет, ну они и вынудили Хатчингз рассказать им все. Я просидела в часовне всего несколько секунд, как туда с ревом ворвался он вместе с моими родителями.
 Ее слушательница старалась не пропустить ни слова.
 – Ох, – выдохнула Кордилия, – а мистер Саттерли был там?
 – Н-нет. Он еще не прибыл, как я теперь понимаю. В общем, лорд Ашиндон напустился на меня!
 – Не может быть! Негодяй!
 – Да, – и Аманда прижала изящную ладонь ко лбу. – И тут я потеряла сознание. Упала и, должно быть, ударилась головой о скамью. А когда пришла в себя, не узнала никого: ни лорда Ашиндона, ни мамы с папой.
 Реакция Кордилии была выше всех ожиданий новоявленной актрисы. Кордилия беспокойно заерзала и совершенно побледнела от возбуждения.
 – Тебя били? Сажали на хлеб и воду взаперти? Они...
 Как ни жаль было Аманде уменьшать накал своего спектакля, она поняла, что зашла слишком далеко.
 – Нет, ничего такого не было. Они и побранить не смогли меня по-настоящему, потому что я не понимала кто они такие. Конечно, с тех пор, – добавила она поспешно, – мне стало значительно лучше, хотя многое и до сих пор – как в тумане.
 – Ну а что же лорд Ашиндон? Он, наверное, совсем разъярился. Он по-прежнему намерен?.. – Кордилия опустила взор и покраснела.
 Аманда сразу вспомнила гневные глаза Аша, когда он поднимал ее с пола часовни.
 – Да, он очень разозлился, но потом, в тот же день, он приезжал к нам и мы с ним помирились.
 – А что мистер Саттерли? Он сообщал о себе? Боже, какая романтическая история! – возбужденно выдохнула Кордилия.
 «Нелепей не придумаешь», – сказала про себя Аманда. Вся эта беседа уже начала ей надоедать и, когда она услышала слова Серены, адресованные миссис Фордем «...а на следующей неделе его сиятельство будет сопровождать нас на бал к леди Марчфорд», она многозначительно кивнула Кордилии и повернулась, всем видом предлагая присоединиться к разговору старших.
 Несколько минут спустя прибыли новые гости, и, благодаря четким описаниям Хатчингз, Аманда смогла узнать их без труда. Легкий трепет удивления пробежал по лицам присутствующих, когда в гостиную вошла девушка, в которой Аманда мгновенно узнала Шарлотту Твайнинг. Приветствовала она всех с печатью оскорбленной добродетели и плохо скрытого любопытства на лице, а ее улыбка, адресованная Аманде, таила в себе яд, прикрытый сладкой оболочкой.
 – Дорогая моя, – проворковала Шарлотта, – как только я прослышала, что ты заболела, я решила незамедлительно навестить тебя и лично убедиться, что ничего серьезного с тобою не случилось.
 Аманда с застывшей на губах приветливой улыбочкой поднялась ей навстречу. Хатчингз дала точную оценку мисс Твайнинг. Эта была привлекательная девушка, хотя чрезмерно худая и с какими-то заостренными чертами. Светлые волосы пышно кудрявились и были уложены так, что она походила на головастика, тонким хвостиком которого служило все ее тело. Аманда протянула к ней руку:
 – Шарлотта! Как мило, что ты приехала к нам! Да, я немного расхворалась, но уже почти поправилась.
 Серена открыла было рот, но прежде чем она успела произнести апробированную версию заболевания Аманды, вмешалась нетерпеливая Кордилия:
 – Ох, Шарлотта! Это ужасно – Аманда потеряла память!
 Как ни странно, это заявление поглотило полностью внимание Шарлотты и ее матери, что топталась позади дочери. Шарлотта поспешила к Аманде и уселась рядом с нею на соседний стул.
 – Но, моя дорогая, – жарко заговорила она, с жадным любопытством на физиономии склоняясь к Аманде, – ты должна мне все рассказать!
 Аманда опять повторила свою легенду об обмороке, ушибе головы и последующем тумане. Шарлотте явно понравилось все это и, лукаво улыбнувшись, она спросила:
 – А как же теперь быть с Космо Саттерли? Его-то ты не забыла?
 Аманда стрельнула глазами на Кордилию, но не получила никакой помощи от этой пустышки в девичьем обличье. «Господи, неужели и Шарлотта все знает о плане побега с Саттер – ли? Вряд ли, так как она с Амандой в ссоре уже с неделю или больше того». Сделав глубокий вдох, она беззаботно хохотнула:
 – Разумеется, нет, хотя я и не видела его с тех пор, как... честно говоря, точные подробности нашей... м-м-м... дружбы с ним подернулись дымкой, но я уверена, что, когда его снова увижу...
 – Ах, значит, ты ничего не слышала? – и Шарлотта ядовито захихикала с оттенком злорадства. – Мистер Саттерли уехал навсегда из нашего города!
 Шарлотта ожидала любой реакции Аманды, кроме небрежного «Да?», и лицо ее удрученно вытянулось.
 – По пути сюда мы с мамой встретили миссис Трогмортон – тетушку мистера Саттерли, как тебе известно, – и она сказала, что мистера Саттерли срочно вызвали родные домой... – она обернулась к миссис Твайнинг, – куда, мама? В какой-то Шропшир или нечто похожее.
 – Да, – многозначительно подтвердила миссис Твайнинг, – хотя, полагаю, Аманде неинтересно, где живет семья этого молодого человека, – и она метнула примиряющий взгляд на Серену, надувшуюся от переполнения чувств во время пикировки.
 – В самом деле неинтересно, – бросила она. – Нам, то есть Аманде, совершенно безразлично, куда отправился тот молодой человек, о котором вы говорите.
 Аманда скромно потупила взор, и Серена за считанные мгновения направила беседу в более безобидное русло. Потом какие-то гости отбывали, а новые прибывали, но Аманда с помощью Серены сумела беседовать со всеми, не допуская непоправимых ляпсусов. Кордилия и Шарлотта задержались еще на полчаса, и Шарлотте удалось изображать некое подобие сердечности общения до самого конца визита. Наконец она и миссис Твайнинг поднялись.
 – Нам действительно пора домой, – приветливо пролепетала Шарлотта, – потому что мне надо переодеться для прогулки по парку в экипаже лорда Гленденинга.
 Серена стрельнула взглядом на дочь, а потом неуверенно заметила:
 – Внимание его светлости становится настойчивым, не так ли?
 Аманда поняла намек матери. Настало время наладить отношения. Широко улыбаясь, она сказала:
 – О, конечно же. Когда мы танцевали с ним в последний раз, он только о тебе и говорил, Шарлотта. Доложу тебе, он совершенно тобою сражен.
 Шарлотта откровенно удивилась и от радости вся порозовела. Она ничего не сказала, но позволила себе довольно улыбнуться, а попрощалась очень тепло, и Аманда поняла, что прощена. Спустя час все гости разошлись и дверной молоток опять надолго замолчал.
 – Ну, – сказала Аманда со вздохом облегчения, – кажется, мы неплохо справились со всем этим. Верно?
 Улыбка Серены говорила красноречивей всяких слов.
 – Аманда, ты была великолепна. Пару раз ты чуть не попала впросак, но не думаю, чтобы кто-нибудь заподозрил, что ты... ты...
 – Свихнулась, – закончила за нее Аманда. – Похоже, вы правы. К тому же, удивительно много значат в разговоре всякие улыбочки да кивочки.
 – Поняла? – просияла с удовлетворением Серена. – Я же говорю, что дурное пройдет, как летний дождик. К балу у Марчфордов ты будешь, дорогая, в полном порядке.
 Аманда пристально посмотрела на нее. «Господи, неужели эта женщина и впрямь верит в действенность таких фарсов, какой они сегодня разыгрывали вместе? Относительно бала... что ж, поскольку обман пока сходит с рук, то, вероятно, можно одолеть и более сложные трудности. Поэтому, когда лорд Ашиндон опять спросит о бале, надо будет согласиться. И при мысли о грядущей встрече с загадочным графом ощутила греховный трепет в душе.




 ГЛАВА СЕДЬМАЯ


 Как нарочно, лорд Ашиндон не появлялся несколько дней. Вернув свою суженую в лоно семьи после поездки на Оксфорд-стрит, он возвратился к себе домой и нашел там письмо. Взяв в руки элегантный конверт, некоторое время держал его, не взламывая печати, не вскрывая, ибо по беглому почерку узнал от кого он. И вновь он испытал смесь разноречивых чувств – благоговейного страха, греховной неги и привычной боли от измены и крушения надежд, читая небрежные, размашистые строки вдовы его кузена.
 «Аш,
 Я вернулась в город и буду признательна за внимание, оказанное мне, когда вам удобно и если это вас не затруднит. Я остановилась в нашем старом доме на площади Кавендиша.
 Лиана».
 «Зачем она приехала?» – подумал он с мукой в ответ на ее послание. Неудивительно, что она сразу по приезде обращается к нему, ибо знает, что он безотлагательно сделает все для нее, как всегда поступал. Он вспомнил их последнюю встречу, ее суровый траурный наряд вдовы, который лишь подчеркивал белизну ее кожи и безупречные черты лица.
 «Не тревожься обо мне, любовь моя, первая и единственная любовь моя, – прошептала она тогда, а в зеленых ее очах застыли кристаллики слез. – Я буду жить здесь до конца моих дней в затворничестве и одиночестве, но тебя никогда не забуду».
 Скорбно прощаясь, она поцеловала его только один раз – в щеку – и поспешно скрылась в доме своих родителей. Разумеется, он понимал, что она не останется там навеки. Затворническая да одинокая жизнь монашенки не для таких жизнелюбивых и склонных к удовольствиям женщин, как Лиана Уэксфорд, графиня Ашиндон, урожденная Боннер.
 Тяжело вздохнул. Надо ответить, сообщить графине, что не имеет возможности постоянно быть при ней, но всегда готов оказать ей любую услугу. Ваш и т. д. и т. п.
 Несмотря на столь похвальное намерение, сформулированное в уме, он приказал опять подать коляску и всего через полчаса, держа шляпу в руке, уже стучался в дверь дома номер три на площади Кавендиша. Его проводили в дальнюю часть дома, в маленькую гостиную с занавешенными окнами, с какой-то тяжелой, будто затхлой, атмосферой. Лиана была в комнате одна, сидела у камина в небольшом кресле с полосатой атласной обивкой.
 – Лиана, – невольно вырвалось у него.
 Она повернула голову, и у него возникло ощущение, что она часами сидит здесь недвижно, как часть мебели этой комнатки, как приросшие к каминной доске часы в золоченом корпусе, и что ожила она лишь от звука его голоса.
 Но это ощущение мгновенно развеялось – Лиана легко вскочила и бросилась ему навстречу. Обеими руками она схватила его руку. Он всмотрелся в ее полное жизни лицо, мало изменившееся за прошедший год, и сердце его сбилось с ритма.
 Она была такая же утонченная и изящная, нежный овал лица обрамляло облако черных волос. Над высокими скулами весело сияли зеленые глаза с экзотическим разрезом и проникновенно вглядывались в глубину его глаз.
 – Аш! Я так рада, что ты пришел! Если бы ты знал, как я устала от своего одиночества!..
 Она усадила его на диванчик у окна.
 – Расскажи мне все, что ты делал в городе. Я была потрясена, услышав, что ты продал городской дом Ашиндонов. Где ты теперь живешь? – Она тоже села, суетливо поправила юбку серо-голубого утреннего платья и жестом предложила Ашу сесть поближе к ней. Он неохотно подвинулся.
 – Пойми, вынужден был продать все, что можно – как с тонущего корабля выбрасывают за борт все, кроме необходимого для спасения.
 – Ох, Аш, неужели дела обстоят столь скверно? – и уголки подвижных ее губ печально опустились. – Я, конечно, знала, что Грант тратил свое состояние, но представления не имела, насколько...
 – К тому времени, когда Грант принялся за состояние, его уже почти не было. Понимаешь, дядя ничего не смыслил в делах, но считал себя финансовым магом, – и Аш вымученно улыбнулся. – Наследство Гранта сильно поубавилось, хотя... – и он умолк.
 – Хотя, – подхватила Лиана, горько усмехнувшись, – он мог бы все наладить, не усугуби он все сам своим беспутным образом жизни. Очень жаль. Прости, Аш, – закончила она дрожащим шепотом.
 Пытаясь поправить ее настроение, Аш деланно рассмеялся и сказал:
 – Но я приехал сюда не для того, чтобы разглагольствовать о моих затруднениях. Ты-то как, у тебя все в порядке? Ведь твоя вдовья доля наследства уцелела. И тебе всего хватает, не так ли?
 – Хватает? – Лиана горестно улыбнулась. – Ах да, конечно, – и она многозначительно повела головой, давая понять, как много не сказано. Аш решил сменить тему.
 – Чем я могу помочь тебе, Лиана?
 – Мне? – она озадаченно сдвинула брови, но чело ее тут же разгладилось. – Ты о моей записке? Прости, мой друг, я не имела в виду ничего особенного. Просто подумала, что ты не знаешь о моем приезде, а узнав, вдруг соизволишь скрасить времяпрепровождение одинокой вдовы.
 Столь драматической концовке совсем не соответствовала озорная улыбка вдовы, и он произнес не очень уверенно:
 – Трудно поверить, что красавица Лиана может провести в одиночестве больше пяти минут. Только не рассказывай мне, что с тех пор, как ты приехала в город, ваш дверной молоток все время молчит.
 – Ох, эти денди и самодовольные щеголи, – она небрежно отмахнулась. – Только шепни словечко, что в городе объявилась новая женщина, они тут же налетят, как тополиный пух. Да еще сплетницы и дармоеды. Ох, Аш, но... – ее длинные черные ресницы призывно встрепенулись, – я так истосковалась по настоящему человеку, с которым можно поговорить по душам. Который меня действительно знает и с которым мне хорошо и спокойно, – она подняла руку, и Аш не думая бережно заключил ее в свои ладони.
 – Понимаю, – произнес он, и в его голосе прорезалась досада, – при данных обстоятельствах мой удел быть только другом, но боюсь, что... – но Лиана вдруг отдернула руку и отвернулась.
 – Пожалуйста, прости меня, Аш! Я знаю, что не имею морального права просить тебя о таком. Знаю, что между нами все кончено, – и она всхлипнула.
 – То было так давно, Лиана, – Аш говорил с трудом, ощущая, будто комок застрял в горле. – Все было кончено в тот день, когда ты приняла предложение моего двоюродного брата. И не тебе...
 – О Боже, Аш! – И на фоне бледного лица ее глаза засверкали темными смарагдами. – Ты же знаешь, что я ничего не могла поделать. Отец бы отрекся от меня... Не могла я идти против его воли и против воли матери тоже.
 – Знаю, – вдруг мягким тоном проговорил Аш, – знаю, – и погладил ее нежную руку, которую она положила себе на колено, потом глубоко и прерывисто вздохнул. – Конечно, я останусь твоим другом. Ведь я им был всегда и им, как видно, останусь навсегда.
 Лиана облегченно вдохнула и широко улыбнулась, как напроказивший ребенок, которому удалось избежать наказания.
 – Дорогой мой, я тебе расскажу, как много это значит для меня. Позволь только я попрошу принести нам чего-нибудь перекусить. И еще надо сообщить тетушке Бидди, что ты у нас. Ведь ты ее помнишь?
 Аш отлично помнил грозную женщину внушительных размеров, приходившуюся родной сестрой сквайру Боннеру. Он мысленно воскресил ее облик – копна стальных волос над длинной физиономией с крупными чертами, невольно вызывающей представление о норовистой кобыле. Беатриса Боннер была той силой, с которой в доме Боннеров весьма считались, и Лиана правильно поступила, убедив ее стать своей компаньонкой.
 Лиана встала и, плавно двигаясь, подошла к шнуру звонка. Обернувшись к Ашу, она, как бы между прочим, спросила:
 – Ты собираешься на бал к Марчфордам? Как я понимаю, там будет весь высший свет вплоть до его ослов. – Аш утвердительно кивнул. Тогда она плавно перешла к основному вопросу: – Раз ты заявляешь, что ты мне друг, ловлю тебя на слове и дерзаю просить сопровождать нас на этот бал. В конце концов ничего нет предосудительного в появлении на балу в компании чьей-то тетушки, – и ее мелодичный смех зазвенел колокольчиками, но Аш внутренне сжался.
 – Боюсь, что это невозможно, – медленно проговорил он и, заметив в ее глазах смесь удивления с недоверием, спешно добавил: – Я уже обещал кое-кого сопровождать на этот бал.
 – Кое-кого? – Выражение лица ее стало на мгновение жестким, но она тут же улыбнулась и лукаво спросила: – Я знаю ее?
 – Вряд ли, – ответил он сухо. – Ее зовут Аманда Бридж.
 – Нет, это имя мне незнакомо. – Глаза Лианы спрятались под шелковистой сенью ресниц. – Следует ли мне узнать еще о чем-нибудь, друг мой? – спросила она игриво.
 Он тяжело вздохнул:
 – Пожалуй. Я сделал ей предложение, Лиана.
 Ее глаза широко распахнулись и уставились на него, и весь ее облик свидетельствовал о потрясении.
 – Предложение? – прошептала она и прижала ладонь к горлу. – Ах, Аш, как же ты мог?
 После этих слов Аш резко поднялся.
 – Как я мог? На что ты намекаешь? – с горечью спросил он. – Ты полагала, что я уйду в монастырь?
 – Нет же, разумеется, нет. Я только думала, что...
 – Но я же обязан жениться. Мой долг – произвести на свет наследника, не говоря уж об обязанности восстановить Поместье. Кроме того, на мне Доротея и Эндрю. Эндрю учится на юриста, а Доротея уехала жить к дяде Бревертону с женой, и в Поместье теперь нет никого.
 Лиана резко выдохнула, и этот слабый звук породил эхо в нависшей тишине.
 – Эта мисс... э-э... Бридж, очевидно, богата? – произнесла она едва слышно.
 – Ее отец – владелец фабрики и в сотню других дел руку запустил. По-моему, он мог бы купить даже само «яблоко раздора», и не было бы Троянской войны.
 – Понятно, – произнесла Лиана, кривя губы в подобие улыбки. – Опять приходится просить у тебя прощения, поскольку у меня меньше, чем у кого бы то ни было, права порицать тебя за выгодный брак. Однако мне бы хотелось... – она взмахнула рукою и прикоснулась к его рукаву, а он тут же накрыл ее своей ладонью. Невольно он шагнул навстречу, и она внезапно оказалась в кольце его объятий.
 – Ох, Аш, – выговорила она с придыханием, – я не вынесу этого! – она прильнула головой к его плечу, и на черных ресницах сверкнули слезы и покатились по щекам. – Но ведь должна же быть и у нас хоть какая-то надежда!
 Аш непроизвольно сжал ее в своих объятиях и склонился к ее лицу. Губы у нее были все такие же мягкие и теплые, какими он когда-то запомнил их, и его охватил знакомый приступ желания. Поцелуй его стал жарче и требовательней. Податливое тело Лианы ответно содрогнулось, и под напором его губ ее губы послушно раздвинулись. Рука его скользнула по ее спине вниз, но тут же замерла, потому что за дверью гостиной послышались шаги. Он резко отпустил Лиану, и она отпрянула от него, пристально глядя широко открытыми глазами. Только успела она поправить прическу и прийти в себя, как дверь отворилась и вошел дворецкий.
 – Можете подавать, Хоббз, и, пожалуйста, сообщите тетушке, что у нас гость.
 У Аша гул собственного сердца отдавался в ушах, и дышал он так прерывисто, что первое мгновение не мог и слова вымолвить, лишь предупредительно поднял руку.
 – Не надо, – наконец проговорил он. – Не стоит беспокоиться, Лиана. Я не могу остаться. Мне пора уходить, – и он попятился из комнаты. – Надеюсь увидеться на балу у Марчфордов.
 Лиана и не пыталась его удержать. Напротив, протянула руку непривычно официальным жестом и голосом, не более ровным, чем его, произнесла:
 – Разумеется, милорд. Признательна вам за столь своевременный визит. Приходите к нам снова и побудьте у нас подольше, ибо я знаю, что тетушка Бидди захочет повидаться с вами.
 Он скованно откланялся, сумел найти дорогу к холлу, забрал там шляпу и перчатки и выбрался на улицу уже в довольно сносном состоянии. Схватившись за чугунные перила крохотного крылечка, набрал полные легкие воздуха, будто вырвался из горящего дома Добрался до экипажа словно на ватных ногах, сел и поехал, не разбирая дороги, бесцельно блуждая по каким-то улицам, названий которых и не замечал.
 Господи, случилось немыслимое. Его чуть не застали в самый разгар любовной сцены между ним и вдовой его брата. Он громко застонал. Ведь мог бы предвидеть, что не удержится и обнимет ее. Он же говорил себе, что больше не любит ее, но за несколько минут общения с нею от этого убеждения не осталось и следа.
 «А с чего могло быть иначе?» – подумал он с отчетливой ясностью. Ведь он любил Лиану Боннер с тех пор, как осознал себя живущим в этом мире. А в детстве они были неразлучными друзьями по играм. Он непрестанно опекал ее с тех дней, когда она научилась самостоятельно ходить. А когда она подросла и из милой девочки начала превращаться, как и предполагалось, в красавицу, он стал безнадежно боготворить ее. Но она откликнулась на его любовь, и после первого застенчивого поцелуя в старом яблоневом саду они принялись строить планы супружеской жизни.
 Затем недобрый рок вмешался в их роман и все надежды рухнули. Однажды на каникулы из Оксфорда приехал Грант. В Лиане, которой исполнилось шестнадцать, уже проступали, как в раскрывающемся бутоне роскошного цветка, все задатки утонченной женственности, и Грант, прежде едва замечавший девушку, вдруг бешено увлекся ею. Лорд Ашиндон, питавший надежды на более приемлемую партию для своего наследника, не возражал – раз Гранту нужна Лиана, пусть так и будет. Сквайру Боннеру и его супруге, осведомленным о шатком финансовом положении Поместья и уже проявившейся склонности наследника к мотовству, идея выдать доченьку за графа все-таки пришлась по душе.
 Многие месяцы Аш клял судьбу и сетовал на неумолимое решение дяди. Грант проявлял добродушное сочувствие к его страданиям, но уверял младшего кузена, что это пройдет.
 – Кроме того, – однажды подытожил он с ленивым смешком, – если я женюсь по любви, то тебе придется жениться на деньгах, старик.
 Юный Уильям с трудом удержался тогда, чтобы не отдубасить Гранта до бесчувствия. Он запросто мог это сделать, потому что даже в свои восемнадцать был выше и сильнее своего двоюродного брата, к тому же был жилист, как плеть.
 У возлюбленных оставался единственный выход – сбежать, и хотя Лиана страстно изъявляла готовность удрать с Уильямом за границу, она не могла решиться поступить столь ужасно со своими родными.
 – Не думаю, что из-за этого у мамы остановится сердце, – говорила она, рыдая у него на груди, и ее ароматные волосы струились под его подбородком, – но я же лишу моих сестер возможности быть представленными в лондонском свете и найти там достойных мужей. И наоборот, вообрази, как богатые женихи начнут толпами съезжаться в усадьбу Ашиндонов, когда мы с Грантом... Ох, Уильям! Я не то хотела сказать, но я всего лишь женщина, воспитанная с представлениями о долге.
 Уильяма очень удивили слова Лианы. Не из-за отношения к сердечной хвори матери: они давно уже пришли к выводу, что частые приступы у миссис Боннер – просто отработанный способ держать мужа в узде. Его поразило сострадание, прозвучавшее в завершающей фразе. Разумеется, Лиана всегда ставила интересы семьи выше своих личных.
 Итак, чуть больше года спустя Уильям присутствовал на свадьбе кузена и как-то пережил последующие празднества. В тот жуткий день Лиана лишь раз взглянула прямо ему в глаза, вызывающе усмехнулась и отвернулась внезапно.
 Военная карьера не привлекала его прежде, даже когда дядя однажды обсуждал ее с ним, но теперь он с готовностью принял жизнь в униформе, как спасительное убежище. Почти сразу после приобретения ему чина его отправили на Пиренейский полуостров. В частых письмах тетя ему сообщала все новости о Гранте и его молодой жене и свои переживания по поводу непрекращающихся расточительности и беспутства Гранта. Он не смог приехать на похороны тети, а через несколько лет и на похороны дяди. И только после смерти Гранта он вновь увиделся с Лианой.
 Он до глубины души был потрясен ее видом – так мало она изменилась. Она стала, пожалуй, чуть более хрупкой, но жизнеспособность ее не уменьшилась. Его визит к ней, в доме ее родителей, был краток, ибо он не в силах был держаться спокойно в ее присутствии. Попрощавшись с нею за оградой усадьбы Боннеров, он погнал коней с такой скоростью, будто его по пятам преследовали бесы.
 С тех пор он не видел Лианы, графини Ашиндон. Провел несколько месяцев в Поместье Ашиндон, предпринимая тщетные попытки наладить расстроенное хозяйство и постоянно противясь настойчивому и почти неудержимому желанию встретиться с нею. В тот период он почти ни к кому не ездил в гости, посещал те немногие рауты, на которых, как он знал, ее не будет. Накануне отъезда в Лондон отправил ей формальное послание, ставя ее в известность о намерениях изыскать дополнительное финансирование и обещая помощь в случае необходимости. Он пустился в путь рано утром, унося в сердце ее образ, какой ему запомнился в тот день, когда она объявила о своей верности крепости отчего дома.
 А теперь она опять в Лондоне, и как ему вести себя? Решил, что будет по-прежнему избегать ее, хотя это и трудно при ее светских обязанностях и его долге выезжать с невестой в свет.
 К концу дня он пришел к единственному решению – при любых обстоятельствах воздержаться на некоторое время от визитов к Лиане и уклоняться от роли галантного кавалера Аманды Бридж. Как можно расточать банальные комплименты золотистым кудряшкам и голубеньким глазкам, если в сердце навеки запечатлелись локоны цвета воронова крыла и изумрудные очи? До бала у Марчфордов почти неделя – есть время собраться с силами для выполнения своих обязанностей. Но эти несколько дней он позволит себе роскошь одиночества. А потом он вновь возникнет не так, как бабочка из куколки, а как вполне сносное подобие счастливого жениха.
 Аманда про себя отметила долгое отсутствие графа, но с домочадцами это не обсуждала. Она действительно несколько удивилась и призналась себе, что соскучилась по нему. С ним она могла быть более или менее самой собою. О том, что ей не хватало насмешливо-язвительного поблескивания серых глаз, вида мускулистых плеч, затянутых в элегантно пошитый пиджак, она избегала даже думать.
 Отвлекая себя от подобных мыслей, старалась занять себя. Упражнялась в игре на фортепиано, совершала длительные прогулки по пленительным улицам Лондона. Серена настояла, чтобы во время этих экскурсий ее сопровождали Хатчингз и пара лакеев, что ее раздражало, но и к этому она старалась привыкнуть. Несколько раз ходила в часовню Гроувенор, невзирая на запреты Серены, но, как и прежде, безрезультатно. Никак не могла усвоить, что на самом деле совершила путешествие во времени. Все изыскивала иное объяснение. Тогда само собой выходило, что она окончательно спятила, но это ей казалось еще менее приемлемым.
 Тем временем она заметила, что почти никогда теперь не проходит мимо зеркала, не взглянув на свое отражение с легким восторгом. Предположила, что в конце концов привыкнет к ослепительной красоте молоденькой Аманды Бридж, но пока решила покупаться в ее лучах. Наслаждаясь силой ног, несколько раз в одиночку уходила гораздо дальше тех мест, что значились в черном списке Серены.
 Поразмыслив, вынуждена была пересмотреть свое прежнее неблагоприятное мнение о матери Аманды, Серене, этой раздражающей бестолковой балаболке, была присуща врожденная доброта, и за интересы дочери она болела всем сердцем. И она ведь не виновата, что ее представления о благе для дочери сильно расходились с мнениями Аманды.
 Основным недостатком этой женщины была ее абсолютная и бездумная подчиненность мужу. Аманда понимала, что такая линия поведения нормальна для этого времени, но для себя решила, что сколько бы не оставалась в этой эпохе, она приложит все силы, чтобы прежде всего освободить Серену от пагубной зависимости, даже если ее «мать» – всего лишь иллюзия. Она уже принялась за исполнение своих планов и купила Серене «Абидосскую невесту» Байрона, чтение которой было строжайше запрещено ей, судя по одному из разговоров с Джереми. Когда Аманда рассказала об этом Ашу, тот расхохотался и предложил эту книгу подарить Серене от его имени.
 – Потому что наверняка ваш достойный папа, – и в глубине его глаз засверкали веселые огоньки, – не сможет отказаться принять подарок от человека, который – должен вам сказать – тот самый вожделенный зять.
 Все дни были очень насыщенными. Светская жизнь поглощала поразительно много времени: визиты, прогулки в парк, а вечерами – посещение небольших приемов. Несмотря на бессодержательность бесед во время светских встреч, Аманду они развлекали. Хатчингз продолжала ее инструктировать, и она уже почти не допускала промахов из-за незнания прошлого молоденькой Аманды.
 Она даже совершила налет на кухню, чем очень удивила, но ничуть не обескуражила младших слуг, и научила Хатчингз готовить чашку приличного какао. Это оказалось не так-то просто, потому что порошка какао еще, очевидно, не делали, а жидкий шоколад стряпали, отламывая куски от глыбы твердого и горького шоколада, которые потом перемалывали в специальной мельнице. Проделав все это, Аманда научила Хатчингз растворять полученные гранулы в малом количестве горячей воды. Потом добавила туда «непомерное»-по мнению Хатчингз – количество сахару и влила весьма приличную порцию молока. В итоге вышло очень вкусно, особенно когда Хатчингз бросила туда щепотку толченых стручков ванили.
 – На следующей неделе мы наготовим груду помадок, – пообещала, заважничав, Аманда.
 – Хорошо, барышня, – без энтузиазма согласилась Хатчингз.
 Дни летели, и Аманда с тревогой убеждалась, что достоверность ее пребывания в Лондоне Регентства все нарастает. Некоторые события легко объяснялись былой глубиной ее проникновения в печатные труды, но как исследователь она ведь никогда не занималась бытовыми неудобствами начала девятнадцатого столетия. Ничего хуже, чем загрязнение воздуха от тысяч угольных печей, она никогда не встречала в свое время. И с грустью интересовалась – когда же наконец изобретут туалетную бумагу?
 И вот однажды утром Серена объявила Аманде сразу по окончании завтрака:
 – Сегодня – никаких прогулок по парку, милочка. Соизволь остаться дома и отдыхать, – и в ответ на смущенный взгляд Аманды добавила с оттенком возмущения:
 – Не говори мне, что ты забыла о бале у Марчфордов! Сегодня вечером! И я хочу, чтобы ты выглядела наилучшим образом.
 На мгновение Аманда впала в панику – ведь это первый ее официальный выход в свет. Заставила себя расслабиться. Пока-то все шло хорошо, роль удавалась. Никто из ее молодых знакомых не заподозрил, что с нею что-то неладно, кроме небольших провалов в памяти из-за ушиба головы. «А бал, – подбодрила она себя, – как лакомый кусочек торта».
 Но в этом-то она, как оказалось, сильно ошибалась.




 ГЛАВА ВОСЬМАЯ


 В этот день Хатчингз, чтобы подготовить барышню к вечернему празднику, потратила на обслуживание больше времени, чем обычно. Наконец служанка со всем управилась, Аманда всмотрелась в свое отражение и не поверила собственным глазам. Неужели этот чудный призрак в зеркале действительно мог некогда быть той Амандой Маговерн – с заурядным лицом и кривым телом? Видение было наряжено в парадное платье из небесно-голубого атласа, поверх которого струилась плавными линиями накидка из серебряной сеточки. Изящную шею окаймляли бусы из сапфиров, окрас которых точно совпадал с цветом глаз. Золотистые волосы, искусно уложенные высокой копной, охватывала хрупкая диадема с такими же камнями. Выбившиеся невесомые пряди прелестно изгибались, обрамляя лицо с классическими чертами. «Боже, – подумала Аманда, – раньше я не вполне понимала, что означает «сногсшибательная красавица», а теперь до меня дошло», – и, обернувшись к служанке, сказала:
 – Сегодня ты просто превзошла себя. Спасибо, Хатчингз.
 – Приятно наряжать такую красивую леди, как вы, – и девушка улыбнулась. – Вы оказываете мне честь, барышня.
 Аманда в ответ тоже улыбнулась, но как бы извиняясь, и сказала:
 – Надеюсь, папа хорошо тебе платит за то, что ты так умело ухаживаешь за мною. Ты же по моему зову и даже по мановению руки всегда тут как тут в любой момент. А на себя-то у тебя остается время?
 – А как же, барышня! – с удивлением воскликнула Хатчингз. – Каждый четверг после полудня и по воскресеньям всех слуг отпускают в церковь. Я хожу в очень хорошую христианскую общину. А здесь мне платят больше, чем почти любой другой служанке, – весело добавила она, – двенадцать фунтов в год, да бесплатная кормежка и отдельная комната.
 – Боже мой, – вздохнула Аманда, – меньше двадцати долларов!
 – Ну, это мне не понять, барышня, но я получаю больше многих служанок разных дам, и мне это нравится. Да еще вы отдаете мне платья, которые перестаете носить – я ведь на одежду не трачусь, разве что на рабочую форму.
 Аманда посмотрела на нее с недоумением, но ничего больше не сказала. Хатчингз вопросительно подняла брови, и Аманда жестом отпустила ее. Служанка вышла, а Аманда продолжала сидеть, подперев подбородок ладонью. Взгляд ее снова вернулся к зеркалу – к сверкающему отображению каменьев на шее и в прическе. На туалетном столике стояла коробка, переполненная ужасно дорогими безделушками, накупленными дочери Джереми Бриджем для ублажения его же собственного тщеславия. А тем временем, сколько тысяч других, типа Хатчингз, едва сводят концы с концами, борясь за существование? Аманда вдруг ощутила потребность вырваться отсюда, выбежать на улицу и кричать, протестуя против такого ужасающего неравенства. И у двадцатого века немало проблем, но он далеко ушел хотя бы от подобных злодеяний.
 Аманда посмотрела на часы, стоящие на столике у кровати. С минуты на минуту прибудет лорд Ашиндон. Почему он так давно не появлялся у Бриджей? Или скудный источник его пыла совсем иссяк? Будет ли он настаивать на своем предложении? Ведь сделал он его весьма неохотно. Как ни странно, граф не казался ей обычным охотником за приданым. Человек, которому гордость и надменность столь же присущи, как рыцарю доспехи, вряд ли похож на типа, пресмыкающегося ради руки дочери богатея. Пожала плечами – какое имеет значение, права она в своих оценках или нет. Подавив волнение, от которого уже начинало покалывать под ложечкой, аккуратно расправила юбку из голубого атласа и вышла из комнаты.
 Она начала спускаться по лестнице как Ра в тот момент, когда Аш вошел в дом. Вручив дворецкому пальто, шляпу и перчатки, он повернулся и посмотрел на нее. Глаза его расширились, и она ощутила прилив греховной радости.
 – Вы сегодня поразительно красивы, мисс Бридж, – и он прикоснулся губами к ее руке, затянутой в перчатку. – На балу мне все будут завидовать. Быть может, вы согласитесь взять вот это, – он вынул из жилетного кармана пакетик из китайской шелковой бумаги и подал ей.
 Аккуратно развернув пакетик, Аманда радостно ахнула – там был веер, шелковый, на тонких перепонках из резных пластин слоновой кости, украшенный медальонами с мифологическими сценами.
 – Спасибо, милорд, – сказала она. – Вещь очень красивая.
 «Да и вы сами тоже фантастически хороши», – прибавила она про себя. Лорд Ашиндон выглядел впечатляюще, хотя в его вечернем костюме не было никакой излишней пышности. Атласные брюки, как влитые, сидели на его мускулистых бедрах; из-под черного шелкового пиджака выглядывал расшитый жилет, в верхнем вырезе которого красовался узел хитроумно повязанного галстука с одиноким бриллиантом, сверкающим отражениями пламени свечей.
 – Сразу же прошу вас сохранить за мною два позволенных мне танца. Я бы просил и о большем, но не вижу смысла поощрять домыслы сплетников, пока ваша мама не объявит публично о нашей помолвке.
 – Ох! – Аманда чуть не выронила веер. – Я же не танцую, то есть... – она нервно захихикала, – забыла как это делается.
 – В самом деле? – невозмутимо произнес граф. – Никакого представления о котильоне или кадрили? А как насчет вальса?
 – О да, вальс могу.
 У Аша глаза полезли на лоб.
 – Весьма своеобразно. Воистину свойства человеческого разума непостижимы – можно забыть па одного танца, а другого помнить, – лицо его при этом выражало только вежливое внимание, но по спине Аманды пробежал холодок.
 – В прошлый раз, милорд, вы намекали, что я притворяюсь, что потеряла память, но, полагаю, вам пора отказаться от столь нелепого заблуждения, – и ей показалось, что от ее высказывания, похожего по манере выражаться на речь какой-нибудь героини Джейн Остен, граф оторопел. – Однако, если вы...
 – Ничего подобного, мисс Бридж. Вы не так меня поняли и напрасно упрекаете. Я просто высказал некоторое удивление. Как только зазвучат аккорды первого вальса, я буду рядом с вами.
 – Ваше сиятельство, вы уже здесь! – возопила Серена, влетая в холл откуда-то из задних комнат. – А я и не слышала как вы подъехали! Аманда, о чем ты думаешь, заставляя его сиятельство стоять в холле? – она подхватила графа под руку и настойчиво повлекла к гостиной. – Мистер Бридж появится через минуту. Он у себя в кабинете... Ох, нет, он уже здесь.
 Вид Джереми Бриджа в вечернем костюме был полной противоположностью вида Аша.
 Бридж чувствовал себя скованно, будто одежда физически давила на него. Казалось, вздохни он поглубже, наряд его лопнет и во все стороны полетят пиджак, брюки, жилет и галстук. Не обращая внимания на жену и дочь, он, улыбаясь, направился к графу.
 – О, милорд! – произнес он с ухмылкой сытого волка. – Очень мило, что вы сегодня с нами.
 Они с Ашем вошли в гостиную, а за ними на почтительном расстоянии хозяйка с дочерью. Бридж широким жестом указал графу на диван, обитый янтарным атласом, и собственноручно налил себе и гостю по бокалу хереса. Усевшись напротив графа на стул, пустился в длинные рассуждения о сложности тех дел, что задержали его допоздна.
 – Жуткое дело, это наступление Наполеона, – подытожил он. – Биржа гудит, как потревоженный улей.
 Аманда навострила уши. «Так, апрель 1815 года. «Корсиканское Чудовище» всего две недели назад покинуло Эдьбу. Сейчас оно движется к Парижу», – высчитала она в уме.
 – А где сейчас Веллингтон? – с интересом спросила Аманда. – Если я правильно помню, он должен быть в Брюсселе.
 Мужчины разом развернулись к ней, словно она спросила, как пройти к ближайшему борделю. От неодобрения и изумления Джереми грозно задвигал бровями.
 – Что?! – рявкнул он по привычке.
 Аманда принялась повторять вопрос, но ее перебила Серена:
 – Боже мой, Аманда, миленькая, это неподходящая тема для воспитанной благородной девушки, – она ущипнула Аманду за руку и метнула на нее многозначительный взгляд.
 – Вы хотите сказать, – парировала Аманда, – что благородным английским девушкам не полагается знать, что молодые англичане ради своей родины гибнут на чужбине?
 – Аманда! – Серена уже чуть не плакала и страдальчески смотрела теперь на Аша, который глядел во все глаза на невесту. – Вы уж простите ее, милорд! Она ведь еще не совсем в себе после этого... несчастного случая.
 Аш ничего не ответил, продолжал упорно смотреть на Аманду, а Серена поспешно завела разговор на более безобидную тему.
 За столом Аманду усадили, разумеется, рядом с Ашем, которому предложили почетное место справа от Джереми. Она и подумать не могла, чтобы перекинуться с женихом словечком, и энергично занялась каким-то мясным блюдом, поставленным перед нею.
 – Что это такое? – спросила она озадаченно.
 – Как – что? Телячьи мозги по-флорентийски, дорогая, твое любимое блюдо.
 – Правда? – Аманда с сомнением уставилась в тарелку. – А вы... мы... часто едим это?
 Джереми вперился в нее тревожным взглядом.
 – Это добротная английская пища! – рявкнул он. – И хватит об этом! – Он повернулся к Ашу и торопливо сказал: – Кстати, вы вложили какие-нибудь средства в новые газовые дела, как я вам советовал? Большие будут доходы.
 – Да, вложил, – ответил Аш, не задумываясь, но Аманда заметила, что его пальцы с силой сжали вилку.
 – Угу, – удовлетворенно буркнул Джереми, – и много вложили?
 Аш поджал губы, а его пальцы на вилке побелели, но ответил он опять небрежным тоном:
 – По-моему, сэр, это совсем неинтересно дамам, – и повернулся к Серене: – Мадам, на днях я прислал вам «Абидосскую невесту», вы ее уже прочитали?
 Аманда с любопытством взглянула на него. Хотя сквозь маску безразличия у него нередко прорывалось презрение к Джереми, к Серене он обращался всегда с неизменной куртуазностью. «Отчего это у него – от неподдельной доброты или от непреклонной гордости, требующей держать себя в рамках с теми, кто беззащитен перед ним?»
 Серена метнула взгляд на мужа и беспокойно заерзала.
 – О! Да! То есть – нет! Понимаете...
 – Невеста? Абидосская? – загудел Джереми. – Это что ли из того хлама, что марает Байрон? – и он уставился на жену. – Разве я не говорил, что не потерплю этого в своем доме?
 – Говорил, дорогой, – Серена опять готова была заплакать, и Аманде стало не по себе. – Но весь свет читает его произведения, и...
 – Папа, а вы сами читали поэму? – невинным голосом спросила Аманда.
 – Конечно, нет! – от негодования щеки Джереми покрылись пятнами. – Я не стану пачкать руки такой пакостью и не позволю держать ее в моем доме.
 – Местами она слабовата, – отметила Аманда, – но пакостью я бы никогда не отважилась ее назвать.
 Джереми разинул рот – и зря, потому что он как раз жевал солидный кусок телячьих мозгов – и прошамкал:
 – Не рассказывай мне, что ты читала эту штуку.
 – Хорошо, папа, – скромно ответила Аманда. – Ничего подобного я не стану вам рассказывать.
 – Тогда знаешь, милочка, что я...
 – Это вполне допустимо, – холодно произнес Аш, и его тон подействовал на пылкую отповедь дочери, готовую сорваться с губ Джереми, как ушат холодной воды, – потому что Байрон теперь женат и обзаведется, вероятно, домом и станет любящим супругом и отцом, – от этих слов Аманда прыснула со смеху.
 – Ни гроша бы на это не поставила. Приблизительно через год Анабелла вместе с ребенком уедет от него и вскоре после этого... – она вдруг умолкла. – Во всяком случае, нечто подобное может случиться, – пробормотала она, запинаясь. – А можно мне еще этих восхитительных телячьих мозгов?
 Обед тянулся, было еще несколько перемен блюд, в основном, из говядины и баранины, приготовленных по-разному и с разными подливами, и в завершение подали огромные горы всяких сдобных изделий. Аманда продолжала дивиться невозмутимости графа, хотя его неприязнь и мрачное отвращение ко всему происходящему порою прорывались и доходили до ее обостренного восприятия, подобно диссонирующим звукам расстроенной скрипки.
 Потом Бриджи со своим гостем перешли в гостиную для послеобеденной беседы. Прошло не больше пятнадцати минут, но Аманда уже готова была схватить графа за руку и броситься в ночь без оглядки, лишь бы вдохнуть полной грудью свежего воздуха. Наконец Серена поднялась.
 – Пора ехать, любовь моя, – обратилась она к Джереми, и тот неохотно встал. Приказали принести верхние одеяния и подать карету. Аманда, когда ее усадили рядом с матерью, подумала, что бал будет таким же тяжким испытанием, как и обед.
 Сэр Барнаби и леди Марчфорд жили на Хилл-стрит, тихом проезде, спускающемся с холма к площади Баркли-сквер.
 – Фешенебельное место, – сказала Серена, одобрительно сложив губы, – но не такое роскошное, как Верхняя Брук-стрит.
 В этот вечер Хилл-стрит показалась совсем не тихой. По ней двигалось множество карет самых разных видов и форм. Все они направлялись к одному и тому же дому, расположенному на середине спуска. Факелы освещали фасад, и в мерцающем свете лакеи и факельщики сновали, как мыши, выполняя то, что кричали им кучера и старшие слуги.
 Аманда упивалась видом, ибо это было зримое воплощение сотен сцен, о которых ей доводилось читать только в книгах. Ей не терпелось попасть внутрь дома.
 Пришлось ждать исполнения этого желания не меньше часа. Наконец Бриджи вышли из экипажа, ступили на тротуар у дома Марчфордов и сразу оказались захваченными целой процессией, движущейся ко входу в величественное здание. Внутри здания им уготована была еще одна задержка – пришлось встать в хвост длинной очереди гостей, которая вилась по холлу, затем по лестнице и текла сквозь распахнутые двери бального зала на втором этаже. Непосредственно перед Бриджами и за ними шествовали незнакомые им люди, поэтому с ними Бриджи почти не переговаривались, но зато часто раскланивались с кем-то издалека и приветственно махали руками. Серена, на лице которой застыла ни разу не дрогнувшая улыбка, непрерывным потоком нашептывала Аманде последние наставления.
 – Смотри, вон в красно-коричневом атласе – леди Бамфрет, а рядом с ней ее дочь Гермиона. Вы с ней учились в одном классе, но теперь она не снисходит до общения с тобой. Бамфрет – гнусная женщина! – Вся эта фраза сопровождалась самой приветливой улыбкой и вежливым помахиванием пальчиками в адрес дамы в красно-коричневом платье. – А вот в дверях сейчас лорд и леди Мичем. Будь с ней особенно предупредительна, потому что она подруга леди Джерси, и я рассчитываю получить от нее официальное приглашение после объявления о твоей помолвке. Ох! – Серена встрепенулась. – Неужели это Георгина Фавершем с мамою? Помаши, Аманда! Батюшки, ну девушка и вырядилась – настоящее пугало! Зачем Мод позволяет ей облачаться в этакую желтизну?
 Характеристики продолжали звучать непрерывным потоком на протяжении всего восхождения по лестнице, но все это время Аманда остро ощущала присутствие Аша позади себя. «Боже, что он сейчас думает о семье Бриджей? Хотя, наверняка, сумел давно понять чету, в глазах которой он – «тот самый вожделенный зять», – решила Аманда и вновь стала прислушиваться к монологу Серены, тщательно отбирая впрок ключевые моменты.
 Наконец они добрались до входа в бальный зал, где ливрейный лакей звучным голосом объявил об их прибытии. Пышнотелая матрона с выступающими вперед зубами коснулась руки Серены и улыбнулась, обнажив весь оскал.
 – Серена! – воскликнула она. – Как я рада тебе! Добрый вечер, мистер Бридж, – это было сказано уже менее сердечно. – А милая Аманда красива, как всегда.
 Ее супруг, с глазами навыкате, торчащими даже из-под кустистых бровей, согласно хмыкнул и пробурчал Аманде:
 – Да, моя милая, сейчас они все зароятся вокруг тебя, загудят, как пчелы над горшком с медом.
 – Лорд Ашиндон! – ахнула миссис Марчфорд. – Наконец-то вы появились у нас. Добро пожаловать! – И, постреляв глазами то на графа, то на Аманду, одарила Серену понимающей улыбкой и занялась следующими по очереди гостями.
 Аманда благодарила судьбу, что может все это видеть, и вертела головой во все стороны, пока Серена не затащила ее в большую гостиную. Гости группами входили и выходили из комнаты; одеяния белоснежных и пастельных тонов у девушек служили прекрасным фоном для более ярких нарядов дам постарше, которые мерно шествовали, напоминая вереницу цветов, плывущих в ручье. Костюмы мужчин были более сдержанных тонов – благодаря влиянию законодателя мод Красавчика Брамэла, как решила Аманда.
 Поклонившись, Аш отошел от дам, предоставив им возможность обсуждать коварные женские планы, и Аманда с удивлением обнаружила, что чувствует себя покинутой, хотя это полная чушь с ее точки зрения. Она упорно твердила себе, что этот мужчина существует лишь в ее галлюцинации. То, что порождения ее фантазии становились все более сложными и реалистичными и, казалось, готовы длиться невесть сколько, начинало серьезно беспокоить ее, но сейчас об этом не хотелось думать. Аманда вдруг услышала, что Серена опять говорит ей о чем-то.
 – А это Кандейси Маклзфилд. Ты ее помнишь?
 – Да, мама. После несчастного случая со мною она дважды побывала у нас.
 Мисс Маклзфилд, полная брюнетка двадцати лет, раньше была близкой подругой мисс Бридж, но из-за недавней ее помолвки с виконтом Рамзденом она могла теперь торжествовать, благопристойно манерничая в гостиной любой из ее прежних подруг. Но Аманде с ней было легко, потому что все мысли этой девицы были заняты только грядущим счастьем с богатым мужем, и она вряд ли замечала промахи Аманды. Улыбнувшись, Аманда поприветствовала Кандейси и вскоре оказалась вовлеченной в беседу о подвенечных нарядах да свадебных путешествиях.
 Аш издалека незаметно наблюдал за Амандой. Когда они только еще поднимались по лестнице, он перехватил ее взгляд, направленный на него, и был поражен ее глазами, в которых ясно читались сочувствие и раздражение с примесью – как ему показалось – некоторого смущения. Разумеется, он понял чувства, которые она при этом испытывала. Поэтому одна из первых его обязанностей после свадьбы – установить наибольшую из возможных дистанций в отношениях с мамой и папой Бриджами. После женитьбы. Странным эхом зазвучало это понятие в его мозгу.
 Прошедшая неделя была малоприятна для лорда Ашиндона. После того, как он навестил Лиану, несколько дней он думал только об утраченной любви. Его преследовал вкус ее губ, зеленые глаза ее рождали грезы. И, как много лет назад, он начал проклинать судьбу, что ополчилась на него, лишила его единственной возможности жить в счастье. Он вспомнил страдальческое выражение глаз Лианы, узнавшей о его помолвке. И он впервые почувствовал раздражение поведением это совершеннейшей из женщин. Неужели она ожидала, что он останется холостяком? Не исполнит свой долг перед родом Ашиндонов? Отказывала ему в праве на личную жизнь, которую сама же некогда разрушила чуть ли не окончательно?
 Но такова уж Лиана, и ее нельзя винить за то, что она не желает лишаться привязанности того, кто сам заявил ей о своей преданности всем сердцем и душою. В конце концов она просто женщина. И он с изумлением вдруг понял, что впервые думает о красавице Лиане как о смертном существе. Еще более удивительным оказалось то, что через несколько дней его мысли стали настойчиво возвращаться к Аманде Бридж. Он понял, что с нетерпением ждет бала у Марчфордов.
 Теперь, следя за Амандой, он вспомнил те минуты, когда она, спускаясь в холл, шла ему навстречу, стройная и изящная, как молодая богиня. Она двигалась с такой грацией и такой уверенностью, каких у нее не было до «того случая», как он про себя называл ее обморок в часовне Гросвенор. Что же с ней произошло за несколько мгновений, почему она так резко изменилась? Раньше она ломалась по-девичьи, хихикала над любой шуткой, а теперь лишь улыбается – загадочно, женственно. Он смотрел, как она проходит среди гостей, следил за ее длинными ногами – ее походка казалась ему одновременно и невинно-привлекательной, и преисполненной соблазна. Появилась упругая грация молодой спортсменки, какой раньше и в помине не было, а теперь она словно внезапно решила сполна насладиться молодостью и силой своего тела. «Так никогда не ходит ни одна леди, так никогда не ходила Аманда, – подумал он. – Та семенила, как котеночек. А эта и высказывается совсем не как та. Неужели это она проявила интерес к делам Наполеона и Веллингтона? А страстные чувства в защиту тех, кто проливает кровь за Англию? Господи, неужели у младшей Бридж на самом деле есть мозги?»
 Приблизительно в течение часа Аш исполнял свои светские обязанности. Он потанцевал с дочерьми хозяйки дома и с некоторыми из своих знакомых дам. Побеседовал с разными матронами преклонных лет, которые когда-то были подругами его матери; поговорил о том-сем с джентльменами, которых знал по своему клубу. Наконец из бального зала до него донеслись звуки долгожданной музыки.
 Он подошел к Аманде, взял ее за руку и вдруг ощутил наплыв радостного предчувствия.
 – Играют вальс, дорогая, мне кажется это – наш танец.




 ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


 Аманда широко открытыми глазами неотрывно смотрела на лорда Ашиндона, пока он молча выводил ее к центру зала. Когда она подняла руку и положила ему на плечо, рука немного подрагивала – ведь Аманда сказала графу не полную правду, заявив, что умеет вальсировать. Она знала па и разок-другой покружилась, спотыкаясь и пошатываясь, в заботливых объятиях родного отца на семейных торжествах, но в зрелом возрасте никогда ни с кем не танцевала. Бывало, ее приглашали, но она всегда отказывалась из-за боязни, что не снесет перешептывания и сочувственных взглядов, когда начнет ковылять на своих изуродованных ногах.
 Поэтому теперь она впала в настоящую панику и душа ушла в пятки, когда Аш положил руку ей на талию и повел ее в повелительном ритме танца.
 Аманда знала, что в 1815 году вальс еще считался рискованным танцем, потому что девушка должна была позволить кавалеру держать ее за талию и кавалером мог оказаться любой, а не только ее жених. В 1996 году вальс уже считали почти смехотворным – забавным анахронизмом, который мил лишь старичкам да участникам состязаний в бальных танцах.
 Но ощущения, которые испытывала Аманда, когда Аш вел ее широкими и плавными кругами по залу, не казались ей смехотворными. От его руки, плотно прижатой к ее талии, исходило тепло, и оно в ее плоти стало разрастаться в медленно накатывающую волну, которая начала вскипать, бурлить и породила пьянящее возбуждение от танцевальных движений. Это было дивное чувство! Казалось, уже можно не касаться пола стопами и воспарить в невообразимую высь к неизведанному восторгу. Она летела, как пушинка, как снежинка в порыве ветра! Хотелось, чтобы эта музыка звучала вечно; и когда она смолкла, Аманда чуть не расплакалась.
 Полуприкрыв потемневшие глаза, Аш церемонно поклонился. Отвел ее к группе хихикающих девиц, с которыми она беседовала перед танцем, и тихо проговорил:
 – Вы оказались правы, дорогая, вы очень хорошо освоили вальс.
 Аманда долго провожала его глазами, отголоски последних аккордов еще бурлили в ее крови, подобно пузырькам шампанского, и прошло несколько секунд, прежде чем она осознала, что с ней разговаривает Кордилия Фордем.
 – Батюшки! – восклицала та, задыхаясь от восторга. – Никогда не видела тебя, танцующей так хорошо! И в лорде Ашиндоне не предполагала подобного таланта. От вас никто просто глаз не мог отвести!
 Не успела Аманда ответить, как у ее локтя возник невесть откуда юный джентльмен и голосом, исполненным благоговения, попросил у нее разрешения на следующий танец. Поскольку оркестр брал пробные такты чего-то похожего на джигу, Аманда вежливо отказала и стала с интересом наблюдать за парами, выстраивающимися хороводом, как в виргинской кадрили. Юный джентльмен пригласил на танец Кордилию, и Аманда осталась одна.
 Однако не надолго.
 – Любовь моя, – возбужденно зашептал ей кто-то в ухо, – я изнывал, как в агонии, ожидая, когда ты останешься одна!
 Аманда резко повернулась и узрела такого красавца, какого никогда не встречала. Волосы того же оттенка, что и у нее, и столь же искусно уложены ниспадающими локонами. Однако глаза не голубые, а необычайно светло-серые. Он был чуть выше среднего роста, но элегантный вечерний костюм подчеркивал стройность его фигуры. Он схватил ее ладонь и сжал, а затем его пальцы побежали вверх по ее руке. Аманда отпрянула и сразу видела, что он не так хорош, как показался с первого взгляда. Глаза у него какие-то вялые и неоткровенные, да еще близко посажены. Полные губы капризно изогнуты и обиженно надуты. А из-под атласного жилета уже выпирает небольшое брюшко.
 – Сэр! – воскликнула она тоном оскорбленной девицы.
 Джентльмен сразу отдернул руку.
 – Прости, дорогая! Я вне себя от чувств. Ведь ты не знаешь, какие терпел я муки из-за того, что не видел твоего ангельского лица больше недели!
 И Аманде стало тошно. Она сообразила наконец, кто перед нею.
 – Космо? – спросила она удивленно. – Я думала, вы навсегда уехали из Лондона.
 – Ведь ты же не считаешь, что я способен жить вдалеке от тебя, – пылко заявил поклонник. – Послушай, – он снова взял ее за руку, намереваясь увести из зала, – давай уйдем куда-нибудь, где нам не помешают.
 Аманда молча смотрела на него и думала: «Как могла молодая Аманда предпочесть такому мужчине, как граф Ашиндон, этого Космо Саттерли? Низкопробный типчик, по сравнению с Ашем выглядит смехотворно. Готова биться об заклад, что не из-за красивых глаз Аманды так взопрел этот Космо. Вдоль и поперек всей его распутной рожи ясно написано, что он охотник за приданым. Неужели это единственная категория мужчин, с которой мне суждено общаться на протяжении всего путешествия по Англии времен Регентства?»
 – Нет, Космо, не стоит, – отрезала она. – Мне надо возвратиться к... маме, – она шагнула прочь, но задержалась, помедлив. – Между прочим, что с вами случилось в тот день, когда вы должны были появиться в часовне Гросвенор?
 Космо театральным жестом прижал красивую ручонку к сердцу.
 – О, любовь моя, ты не представляешь, что я пережил тогда! Я опоздал на несколько минут из-за непредвиденных обстоятельств: дурак лакей никак не мог найти моего стека! Я прибыл к часовне как раз вовремя, чтобы узреть, как граф Ашиндон волочет тебя в свою коляску, словно уличную падшую женщину! Уверяю, не окажись там твоего папы, я бы призвал вельможного негодяя к ответу! У меня украли самое дорогое! С того момента каждое утро каждого дня я искал возможности увидеться с тобою, но тебя зорко охраняли, – закончил он горько.
 «А парень-то не из предприимчивых», – подумала Аманда, наблюдая, как он изящными перстами прошелся заученным жестом по своим золотистым кудрям.
 – Когда мы увидимся вновь? – спросил Космо, опять завладев ее рукой. – Ты сможешь выйти завтра утром? Мы бы тогда...
 – Нет, – ответила Аманда, решительно высвободив руку. – Я не желаю видеться с вами, Космо, ни завтра, ни послезавтра, ни в какое-то другое время.
 Космо недоверчиво ахнул.
 – Правда? О, что я слышу! – застенал он. – Я знал! Я предвидел, что твои родители сумеют настроить тебя против меня!
 – Это не так, – возразила Аманда и чуть не рассмеялась, но, почувствовав, что не в праве так обращаться с ним, сдержалась и решила вести себя мягче, что не замедлило закончиться тактической ошибкой. – Я обнаружила, Космо, что... Боюсь, ошиблась в своих чувствах, – наверняка ведь вычитала эту фразу в «Памеле» или «Клариссе» Ричардсона. Она подала ему руку, и он тут же прижал ее к своей груди, как последнюю летнюю розу.
 – Этого не может быть! – засокрушался он, опять вздыхая. – Будь добра, дражайшая моя, мой ангел! Мы ведь еще можем бежать прочь от них! Позволь мне только... – но звучный голос покрыл его лепет:
 – Сатеррли, мне кажется, леди хотелось бы освободить свою руку. – Аманда вздрогнула, обернулась и распахнула глаза от удивления и благодарности, неуверенно улыбнулась, но Аш не ответил ей улыбкой, продолжая пристально смотреть на злополучного Саттерли.
 – Вы! – выкрикнул Космо с ненавистью. В следующее мгновение он пришел в себя и выпрямился во весь рост, но оказался значительно ниже графа. – У леди со мною конфиденциальный разговор, – заявил он, думая, что граф уйдет.
 – Не совсем конфиденциальный, – отчеканил оскорбительным тоном Аш. – По-моему, добрая половина присутствующих слышит его, – и, обращаясь к Аманде, спросил: – Мисс Бридж, вы не хотели бы немного подкрепиться?
 – Пожалуй, да, – ответила она. – Да, кажется я... – но Космо, грубо схватив за руку, не дал договорить.
 – Ты собираешься уйти с ним? – спросил он сдавленным голосом с оттенком безумия, как показалось Аманде. Аш сделал шаг вперед, и, увидев выражение его лица, Космо сразу выпустил руку Аманды.
 – Продолжим наш разговор позже, мисс Бридж, – высокомерно произнес Саттерли, и в его поклоне, который он отвесил, прежде чем уйти, сквозила наглость уверенного в себе любовника.
 – Ну и зануда! – проговорила Аманда, глядя вслед Космо, уходящему с важным видом.
 – Зануда? – переспросил граф. – Кажется, этим же словом вы недавно наградили и меня, и я понял, что в нем есть нечто предосудительное. Не означает ли это теперь, что вы поссорились с Космо?
 – Можно сказать и так, – и, метнув на графа взгляд из-под пушистых ресниц, она иронически улыбнулась. – Как бы там ни было, но мужчина, не способный явиться вовремя, чтобы совершить побег с возлюбленной, не может быть достойным спутником жизни. Кроме того, рискну повториться – я его не помню.
 Аш смотрел на нее, совершенно сбитый с толку. По его представлениям, Аманда увлеклась Саттерли по-настоящему, даже чрезмерно. Неужели могла забыть мужчину, которого любила, не скрываясь?
 На них натолкнулась пара, направлявшаяся танцевать, Аш пришел в себя и услышал, что оркестр заиграл мелодию еще одного сельского танца, и граф склонился к Аманде:
 – Вы, правда, совсем не умеете танцевать кадриль?
 Аманда с неприкрытым интересом посмотрела на танцующих и сказала:
 – Правда, но выглядит это очень забавно и привлекательно, – она обратила лицо к графу, и вновь он узрел чарующую магию ее глаз, о которой не раз вспоминал за прошедшую неделю. – Научите?
 Он кивнул, как завороженный, а на краю сознания мелькнуло: «Согласился бы, даже попроси она преподать ей наглядные уроки по разведению племенного скота, где ничего не смыслю».
 – При условии, – проговорил он, приподняв уголки губ, – что последний танец перед ужином за мной. Если не будет вальса, мы просто пройдемся вокруг танцующих, покиваем знакомым и посудачим о нарядах гостей.
 В ответ, сверкнув ослепительной улыбкой, она объявила:
 – Звучит даже заманчивей того, что я когда-то слышала от...
 – Уильям! – вдруг прозвучал мягкий, мелодичный, но повелительный голос, и Аманда заметила, как напрягся Аш и веселые огоньки исчезли из его серых глаз. Аш обернулся, чтобы поздороваться.
 – Лиана, – проговорил он с трепетной, как показалось Аманде, интонацией. Он склонился к протянутой ему изящной ручке, а затем сказал: – Лиана, позволь представить тебе мисс Аманду Бридж. Аманда, это – вдова моего двоюродного брата, леди Ашиндон.
 В глубине изумрудных глаз вдовы – маленькой и изящной, словно классическая фарфоровая фигурка – мелькнула, как показалось Аманде, злоба. «Наверное, просто померещилось», – подумала она. Графиня обеими ручками нежно стиснула руку Аманды и приветливо прощебетала:
 – Зовите меня просто Лиана, дорогая. Ведь вы, как я понимаю, скоро станете членом нашего семейства, – и повернулась к Ашу. – А ты, Уилл, никогда не говорил, что у тебя такая красивая невеста! Вы меня приятно поразили, дорогая.
 Аманда взглянула на бледное лицо Аша. Какое-то тягостное напряжение ощущалось во взаимоотношениях графа и вдовы его кузена, но Аманда не понимала, в чем дело.
 – А ты уже возил ее к нашей бабушке? – спросила Лиана с живым любопытством во взоре.
 – О нашей помолвке еще не объявлено, – коротко ответил Аш. – Но бабушке известно о моих намерениях, поэтому через день-другой мы с Амандой навестим ее.
 – Она – прелестная старушка, – сообщила Лиана Аманде, сверкнув озорным взглядом. – Вы ей понравитесь. А теперь, дорогие мои, я вас покину, так как обещала следующий танец Реджи Смит-Вулвертону. Ты же его знаешь, Уилл... Аш? О, прости, – добавила она с улыбкой, – еще не привыкла называть тебя так, – и покачала головой. Затем, обращаясь к Аманде, сказала: – Приходите ко мне завтра, – и опять в ее глазах мелькнул какой-то мрак. – Поболтаем по-дружески. Но не приводите с собой Аша, и я раскрою вам все тайны нашего семейства, – метнув из-под густых ресниц недобрый взгляд на Аша, звонко хохотнула и пошла.
 Аш пристально смотрел ей вслед, лицо его было напряжено и бледно, а глаза потемнели.
 – Что за тайны в вашем семействе? – спросила Аманда небрежным тоном.
 Аш долго молчал, потом повернулся к Аманде с каким-то отсутствующим взглядом.
 – У каждого семейства есть свои тайны, – проговорил он с неким подобием улыбки на лице. – Ив роду Уэксфордов какие-то есть, но вряд ли они интереснее, чем у других. Так что не ждите ничего особенно пикантного.
 – Ничего пикантного я и не жду, – парировала Аманда, – но не против узнать побольше о вашем роде. Сейчас, например, я впервые услышала, что у вас есть живая бабушка, – от этих слов Аш даже смутился.
 – Моя бабушка, вдовствующая графиня Ашиндон, – глава нашего рода, так сказать, «матриарх». Она очень своеобразная личность, и, честно говоря, до того, как я официально попросил вашей руки, у меня не было основания перегружать вас проблемой знакомства с нею.
 «О Боже, – начала лихорадочно соображать Аманда, – неужели бабушка – одна из тайн семейства! Из тех чокнутых, что запирают на чердаках?»
 Пока она размышляла, что ей сказать, к ним подошел джентльмен, которого Аш приветствовал явно доброжелательно:
 – Джеймс! – воскликнул он, приветливо коснувшись локтя высокого и худощавого шатена с челкой, как у ученого педанта, и карими глазами, в глубине которых поблескивали веселые огоньки.
 – Мисс Бридж, – сказал Аш, – позвольте вам представить Джеймса Уинканона, моего лучшего друга и былого товарища по оружию. Мы вместе учились в Итоне, а потом в одном полку сражались на Пиренейском полуострове.
 Мистер Уинканон сказал, что ему очень приятно познакомиться с мисс Бридж.
 – Тем более, – добавил он несколько скованно, словно не привык вести светские беседы, – что вы действительно красивы, как говорит Аш.
 Аманда выслушала все это, не прерывая его, ибо понимала, что его слова не имеют никакого отношения к флирту, так как говорил он серьезно, без тени улыбки, лишь в глубине его глаз чувствовалось легкое волнение.
 – Вы не познакомились с Джеймсом до сих пор, потому что его трудно вытащить из Линкольншира. Он – ученый и бродит там по округе в поисках следов цивилизации Древнего Рима.
 – Правда?! – обрадовалась Аманда. – Меня это тоже интересует. Вы и теперь ведете раскопки? Возможно... – она осеклась, заметив изумленный взгляд Аша. С не меньшим изумлением смотрел на нее и мистер Уинканон. – То есть, ну... – промямлила она, и, глубоко вздохнув, обернулась к незнакомому джентльмену, который как раз в этот момент подошел пригласить ее на танец. Заиграли вальс, она с готовностью согласилась и закружилась, удаляясь от жениха и его друга.
 – Так-так, – Джеймс иронически усмехнулся. – А ты не говорил мне, что мисс Бридж учена, как «синий чулок».
 – Да не такая она! Ей-богу, Джеймс, я и сам не знал, что этакое водится за моей нареченной. В ней ничего подобного и в помине не было, когда я с ней познакомился. Была обыкновенная благовоспитанная девица, – и он оторопело посмотрел вслед Аманде.
 Аманда понятия не имела, с кем пошла танцевать, но молодой человек явно хорошо знал Аманду Бридж, потому что все время упоминал о людях и событиях, якобы известных ей. После двух-трех неудачных ответов на его нескончаемую болтовню, она раздраженно заметила:
 – Давайте прекратим беседу, сэр. Мне бы хотелось полностью отдаться движению, так как я считаю вальс просто обворожительным танцем.
 Это было не совсем правдивое высказывание, потому что в данном вальсе у нее пропало ощущение небывалой силы и ловкости, испытанное в волшебном танце с лордом Ашиндоном. Все равно, конечно, было приятно, и, когда музыка смолкла, она ответила на благодарность партнера задушевным поклоном.
 Чтобы не подвергать себя больше никаким непредвиденным неприятностям, остаток вечера Аманда провела, беседуя с Сереной и теми подругами, которые знали о ее неурядицах с памятью. Она прохаживалась по переполненным гостевым помещениям дома Марчфордов и старалась болтать о пустяках, не вызывающих у нее никаких затруднений. Спустя час к ней снова подошел Аш.
 – Вот-вот начнется последний танец перед ужином, – заметил он неторопливо. – По-моему, оркестр настраивается на буланжер. Пройдемся по залу?
 Аманда без излишних слов положила свою руку на подставленную руку графа, подобрала длинный подол платья небрежным жестом, на отработку которого у нее ушло несколько часов, и встала рядом с Ашем.
 – А каково значение танца перед ужином? – не выдержала она наконец.
 – Во-первых, это действительно последний танец перед ужином. Во-вторых, даму на банкет сопровождает тот джентльмен, с которым она танцевала этот танец, – и он скосил на Аманду глаза («Холодные, – подумала она, – как зимнее море, но в них бывает проблеск тепла, как солнца луч над морем».). – Вы в самом деле не помните ничего из бесчисленного множества деталей, существенных для того общественного уклада, который мы называем цивилизацией?
 Рассмеявшись, Аманда сказала:
 – По поводу такого высказывания мои сту... – она судорожно глотнула, – мои мозги должны основательно поработать, прежде чем я смогу ответить. – «Господи, чуть не ляпнула о своих студентах в «настоящей жизни». А была ли та жизнь настоящей?» – подумала Аманда, но каждая клетка ее мозга кричала, что невозможно перенестись во времени вспять, чтобы поселиться в районе Мейфэр, в доме, который действительно был последним отголоском архитектуры восемнадцатого столетия; но никакое иное объяснение происходящего не казалось приемлемым. Внутренне собравшись, она сказала спокойно:
 – Да, милорд, я в самом деле забыла все, чем жила Аманда Бридж. Похоже, я стала, – добавила она осторожно, – другим человеком.
 Слова ее совпадали с предположениями графа настолько точно, что он остановился и пристально посмотрел ей в глаза. Она с трудом выдерживала его взгляд и вздохнула с облегчением, когда увидела, что к ним направилась полная пожилая дама, увешанная драгоценностями, и поздоровалась с графом. Он ответил на приветствие и учтиво спросил:
 – Как вам нравится этот вечер, леди Чаффинг? – Затем, повернув лицо к Аманде, сказал: – А мы только что вспоминали о чудном вечере в саду леди Чаффинг на прошлой неделе. Мисс Бридж считает, что для нее это был самый замечательный праздник.
 – О да! – подхватила Аманда. – Боюсь, я представляла собой ужасное зрелище, поглощая множество лакомых блюд.
 – Ну что вы, дорогая, – возразила леди, снисходительно протягивая руку Аманде, – вы выглядели так же прелестно, как и сегодня. – Она доверительно склонилась к Аманде: – Быть может, мне не стоило упоминать об этом, – ее щеки сморщились в кокетливой улыбке, – но ваша мама намекнула, что нам следует ожидать одного очень интересного объявления, – и ее глаза вопросительно забегали между Амандой и графом.
 – Боже, – пролепетала Аманда, – я...
 – По-моему, миледи, – мягко вклинился Аш, – миссис Бридж вряд ли имела в виду возбудить какие-то пересуды, которым, насколько мне известно, и вы не потворствует е. Леди Чаффинг разочарованно поджала губки, но приняла отповедь с милой миной. Поболтав еще немного, она удалилась, наградив на прощание многозначительной ухмылкой.
 – Ну и ну! – прошептала Аманда. – Я потрясена! Вы попали не в бровь, а в глаз, она такого не ожидала.
 – Искусство, приобретенное опытом, пробормотал он. – Не хотите выйти подышать свежим воздухом? По-моему, сегодня тепло и пальто вам не понадобится.
 В действительности вечер был душным и дамы, прогуливавшиеся в сопровожден своих кавалеров на небольшой открытой террасе позади дома, усиленно работали веерами. В весеннем воздухе пахло цветами, и Аман восторженно воскликнула:
 – Больше всего в Англии мне нравятся цветники. Даже в городе цветы растут почти у каждого дома.
 – Наверное, это от наших сельских корней. Ведь детство большинства обитателей района Мейфэр прошло в поместьях. В бывшем доме Ашиндонов на Брутон-стрит – теперь у дома другие хозяева – за цветником всегда тщательно ухаживали.
 Аманда взглянула на его лицо, но оно бы бесстрастно. «Какое скрытное лицо, – подумала она, – не встречала такого замкнутого человека. Из него вышел бы отличный игрок в покер». Она повернулась и начала спускаться по ступеням. Гравий дорожки кололо через тонкие подошвы бальных туфелек, и она шла по газону. Склонившись к кусту с крошечными ароматными цветками, она понюхала их и, пробормотав «м-м-м», обернулась к графу. Он оказался вплотную к ней, она ткнулась носом в его бриллиантовую галстучную булавку и отпрянула.
 – Расскажите мне о вашем поместье, милорд. Кажется, оно зовется Поместье Ашиндон?
 Аш улыбнулся. «Он слишком близко ко мне, это волнует», – подумала она и попыталась попятиться, но ее не пустил куст. Его близость подействовала на нее каким-то странным и не совсем желанным образом.
 – Полагаю, вам известно, что поместье находится в графстве Уилтшир. Дом в усадьбе еще во времена королевы Елизаветы построил Генри, пятый барон Грантем, который впоследствии стал первым графом Ашиндоном. Первоначально это было строгое прямоугольное здание, но потом к нему много пристраивали, и со временем оно расползлось во все стороны и превратилось в разностильное сооружение. Но оно мне всегда казалось красивым, с ним связано много приятных воспоминаний. Возможно, вам захочется, – продолжал он ненастоятельным тоном, – посетить Поместье после объявления о нашей помолвке. Главный дом сейчас непригоден для жилья, но дом вдовствующей графини и теперь поддерживается в хорошем состоянии. В прошлом году я сдал его кузену нашего приходского священника, но через пару месяцев он съедет оттуда.
 – Мне бы хотелось там побывать, – пробормотала Аманда. «Буду ли я еще здесь через пару месяцев? – подумала она и с удивлением почувствовала, что ей хотелось бы быть. – А как же леди Ашиндон? – спросила она не потому, что действительно хотела поговорить о Лиане, но странное поведение Аша в присутствии красивой графини так и подталкивало к этому вопросу; задать его хотелось так же необъяснимо, как безотчетно тянет коснуться языком больного зуба. Аш пожал плечами.
 – Она недавно вернулась в Лондон, а в Уилтшире жила у своих родителей, поместье которых граничит с нашим.
 – Следовательно, вы давно знаете друг друга.
 – Почти всю жизнь, – Аш кинул на Аманду взгляд, и в слабом отсвете свечей, горящих в доме, глаза его сверкнули, как расплавленное серебро. – Мы с нею собирались пожениться, – добавил он севшим голосом. – Вы это хотели услышать?
 Она пытливо посмотрела на него.
 – Вы до сих пор любите Лиану? – тихо спросила она. Он долго молчал. Потом вдруг рванулся вперед, схватил ее в объятия и, склонив к ней голову, пророкотал:
 – Даю вам возможность судить об этом самой! – и прижался губами к ее губам.




 ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


 «В общем, – размышляла Аманда, задумчиво попивая свой шоколад наутро после бала, – интересный, мягко выражаясь, выдался вечерок». Его события выпрыгивали из волн памяти, как дельфины перед кораблем. Головокружительный, волшебный вальс с графом Ашиндоном; перепалка с так называемым возлюбленным, Космо Саттерли; довольно странная встреча с красавицей леди Ашиндон; ужин с Ашем и – умопомрачительный поцелуй. Неистовый, а не нежный. Его дикие, алчные губы; его мощные объятия, в которых чуть не задохнулась. Она была оскорблена подобной тактикой ухаживания, но мгновенно ощутила, что у него это – приступ невыразимой муки. Сообразила, что внутренне он мечется, как смертельно раненный зверь. Но, честно говоря, внутри нее что-то всколыхнулось под призывным давлением его губ, в ответ на жесткую настойчивость его неумолимой плоти. Но когда через несколько мгновений он оторвался от нее, лицо его было в смятении и изумлении.
 – Простите, – гортанно прошептал он. – Ради Бога, простите, Аманда! Не понимаю, что со мной... – он умолк, взял ее за руку и, не проронив ни слова, отвел обратно в дом. До конца бального вечера она его больше не видела. По дороге домой в экипаже Бриджей все молчали, кроме Серены, самодовольно тараторившей без устали об успехе Аманды. Он простился с Бриджами у их двери и как-то вымученно пообещал навестить их в конце недели. Отъезжая, он глянул на Аманду так, словно хотел сказать еще что-то, но лишь поклонился и укатил в ночную мглу.
 Аманда сделала еще глоток шоколада. Не то чтобы ее никогда не целовал мужчина, пусть и давно – Дерек был последним любовником. В последующие годы ее лишь дружески лобызали приятели, порою даже обнимали, ища утешения после разрыва со своими подругами. И до Дерека любовные связи ее были немногочисленны и редки. Не всякий мужчина способен рассмотреть за телесными изъянами душу; такого, как говорится, непросто сыскать. «Да и теперь, когда уж я – вылитая «Мисс Америка», опять целуют, а сами-то любят других, – с горечью думала она. – Ведь никаких сомнений быть не может, что Аш влюблен в красавицу Лиану, – и у нее тоскливо заныло под ложечкой. – В чем же дело? Ведь он сказал, они договорились пожениться. Что им помешало? Она же знала этого – как его? Гранта? – и в детстве, и в девичестве. Зачем же она ждала, пока Аш сам не скажет, чтобы она предпочла его брата? И почему теперь, когда она свободна, он увивается вокруг Аманды Бридж? Дурацкий вопрос! Ясно, что у вдовы его разорившегося братца нет и пары монет, чтобы позвякать. А ему позарез нужны деньги; они теперь важнее, чем возвращение утраченной любви».
 Аманда вдруг заметила, что сжимает чашку с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Но не было охоты выяснять, отчего она так расстроилась – то ли из-за расчетливости Аша, то ли оттого, что он влюблен в другую, а не в нее, такую яркую красотку. Последнее соображение ее даже удивило. Ведь всегда считала, что мужчины ее избегают из-за изъянов в ее лице и фигуре. А вдруг изъяны глубже? Быть может, ее женское начало таково, что никого к нему не влечет. «Веселенькое умозаключение, весьма обнадеживающее для нового дня жизни», – мрачно подытожила она. Аккуратно поставила чашку с блюдцем на столик у кровати и решительно откинула одеяло. Есть вещи поважней для размышлений. Например, как завершить весь этот нелепый фарс. Как узнать, сколько времени протекло в ее жизни, пока она слоняется по сцене с декорациями Лондона эпохи Регентства. Отпуск кончается и через несколько дней надо быть на работе. Письменный стол наверняка уже завален курсовыми работами, что ждут ее оценки; составлен план лекций и семинаров, совещаний, заседаний и прочих встреч; полно неотложных телефонных звонков и тому подобного и всего прочего, из чего состоит университетская научная жизнь.
 А где же сейчас Аманда Маговерн? Лежит в коматозном состоянии в палате какой-нибудь больницы? «О Боже! – крикнула она про себя. – Надо же что-то делать! – и торопливо стала напяливать одно из немногих платьев, что могла надеть без посторонней помощи. Справившись с этим, удрученно села на стульчик перед туалетным столиком. – А что делать-то?» Вяло натянула чулки и туфли и уставилась в окно невидящим взглядом. Сколько часов провела в упорных бдениях в часовне Гросвенор, а результатов никаких! Всюду высматривала эту старушонку – или старичка с тугими, как яблочки, щечками, единственную личность, которая явно связана каким-то образом с реальной жизнью, но ее нигде больше не видно. Испробовала все способы, разве только что не молилась да и не постилась, но каждое утро неизменно пробуждалась в этой аляповатой спальне с неизменной чашкой крупитчатого жидкого шоколада на столике при кровати. И теперь была в таком отчаянии, что могла завизжать от безотчетного нарастающего страха.
 Бесплодно сетуя, она невольно обратила внимание на мальчишку за окном, который выхватил яблоки из тележки своей, вероятно, матери и начал жонглировать ими. Мальчишка стоял спиной, по виду ему было лет десять, но жонглировал он очень умело. Вдруг он повернулся и на личике сверкнули очечки – стоп! Очки на уличном сорванце?! И щечки – как гранатики! Аманда вихрем вылетела из спальни.
 Выскочив на улицу, облегченно охнула – мальчишка был там, вертелся и подскакивал возле тележки и с каждым разом подбрасывал в воздух все больше яблок. Рванувшись вперед, она схватила его за руку и, задыхаясь, выпалила:
 – Вы! Надо поговорить!
 – Глянь, чо наделала! – заорал мальчишка и бросился собирать яблоки с земли. Потом, повернув к Аманде задорную рожицу, спросил:
 – Купишь яблочко, мадамочка?
 – Не надо мне яблок! – взвизгнула Аманда. – Надо поговорить! – она опять схватила его руку и дернула. Его мать, занятая с покупателями, не видела этого. – Скажите мне, – прошептала она, дрожа от напряжения, – что здесь я делаю?
 – Здеся? – мальчишка повел взглядом во круг себя. – Вроде, – продолжил он удивительно вежливо, – проживаете здеся, мисс.
 – Вот именно! Но я живу не здесь, и это вам хорошо известно. Будьте добры! – вскричала она. – Мне надо домой, укажите мне дорогу обратно!
 – Ну, нет, – ответил мальчишка опять же вежливо, что не вязалось с его видом беспризорника, – вы проживаете здеся, мисс. И некуда идти «обратно», али не видите?
 – Нет, не вижу. Вы это-то понимаете? Я уже схожу с ума!
 Мальчишка звонко расхохотался:
 – Да не сходите, мисс. Такая пригожая! С чего вам сходить-то! Глядите проще на все как есть – и порядок. Просто вспомяните – вы проживаете здеся, и – все ясно как Божий день. – И мальчишка попытался удрать, но Аманда крепко держала его за руку.
 – Нет, чертенок, не уйдешь! – на что мальчишка опять расхохотался:
 – Не-а, мисс, я не чертенок! Не на того напали! – и он вырвался, несмотря на все ее усилия, бросился прочь и исчез за углом.
 Аманда развернулась к торговке яблоками, а та уже смотрела на нее с ленивым неодобрением.
 – Будьте добры, – выдохнула Аманда, – ваш сын... мне надо поговорить с ним. Где вы живете?
 – Сын?! – хмыкнула женщина. – Только не мой. Какой-то арапчонок из подворотни. Не приведи Господь такого сыночка мне, честной женщине! Ну, а яблоки-то брать будете?
 Аманда молча покачала головой, развернулась и понуро побрела к дому Бриджей. На крыльце ей навстречу вылетела всполошенная Хачтингз.
 – Барышня! Господи, что вы тут делаете? Вам плохо?
 У Аманды дрожали колени, она едва держалась на ногах, но сумела пройти мимо служанки.
 – Ни... чего, Хатчингз, со мной все в порядке, – и пошла к лестнице на второй этаж. Хатчингз бросилась за нею, но она ее остановила:
 – Не надо. Мне хочется побыть одной. Скоро вернусь.
 В спальне она рухнула на кровать и недвижно пролежала несколько минут. «Что же произошло на этот раз? – подумала она. – Получила от охочего до чужих яблок недозрелого отрока совет плыть по течению? – ощущение было такое, словно земля разверзлась под нею. Заставила себя сесть. – Просила указать дорогу обратно. Должно быть, получила указание. – Фразу за фразой воскресила в памяти весь разговор с мальчишкой. – Неужели надо сверить в истинность переноса во времени?» В то, что она отныне – не преуспевающая в науке женщина зрелого возраста, Аманда Маговерн, а изнеженная молодая и богатая красавица Аманда Бридж? Которая настолько задавлена отцом-тираном, что и пикнуть не может против брака с мужчиной, влюбленным в другую. Да как же такое может быть? Очевидно – такого быть никак не может. Но есть же! Ведь за истекшие две недели собственными глазами видела все события именно так, как если бы перенеслась во времени вспять и вселилась бы в чужое тело. И что это за персона в разных обличьях то и дело появляется перед ней? Или это разные персоны с похожими лицами? Присев к бюро у окна, достала лист бумаги, гусиное перо и принялась составлять подробный перечень всего, что с ней произошло с того момента, когда она впервые присела на скамью в часовне Гросвенор.
 Ладно, пусть, вопреки ее самоуверенным представлениям, жизнь Аманды Маговерн была несчастливой. Немощная телом, она выросла злой и обидчивой. Завидовала друзьям и подругам, которые любили и были любимы, а сама была неспособна ради кого-то беззаветно пожертвовать собою. Университетские успехи были единственной светлой полосой в ее жизни, но в последнее время и это невеликое счастье слегка затуманилось – хотелось большего.
 «Жизнь в XX в. не сложилась», – записала она.
 Очевидно, старик в часовне понял, что она несчастна. И он, и старушка цветочница, и мальчишка с яблоками – все они либо тесно связаны друг с другом, либо это – в разных обличьях одно и то же существо. Какое – сверхъестественное? Неужели ее искали целенаправленно?
 «Старик в часовне – агент превращения?» – последовала запись.
 Бывали приступы сильной головной боли, последний приступ, в часовне, и убил ее. Стоп. Убил?
 У Аманды Бридж тоже бывали приступы головной боли. Быть может, обе Аманды страдали от одного и того же неизлечимого недуга? Ведь приходилось слышать, что внешне здоровые люди вдруг погибают от разрыва сосудов. О Боже! Господи, Боже мой! Значит, Аманда Маговерн умерла? Точнее – плоть, в которой Аманда Маговерн прожила двадцать восемь лет? А ее разум и душу трансплантировали в плоть Аманды Бридж, как только девушка скончалась от той же самой болезни?
 В этом есть смысл.
 В этом нет никакого смысла. Ибо такое невозможно.
 Выходит – начинай все с начала, с первой строки.
 Всю первую половину дня она провела в размышлениях о своем положении и в итоге пришла к заключению, что разумнее всего вести себя так, будто ее, Аманды Маговерн, внутреннюю сущность и в самом деле перекачали в плоть девицы времен Регентства. Хотя такие соображения поначалу казались крайне омерзительными, как козни вурдалаков, но ей оставалось лишь надеяться, что со временем она сможет свыкнуться и с ними.
 Но как быть с графом Ашиндоном – ума не могла приложить. Не имея ничего против замужества как такового, она не собиралась позволять кому-то, кроме нее самой, выбирать ей супруга – премного благодарна, но увольте! При первой же возможности она отпустит на все четыре стороны этого обнищавшего пэра, пусть ищет себе лакомый кусочек в другом месте. И решительно подавила в себе дрожь, возникшую при этой мысли. В ее ли возрасте млеть перед этим сухопарым верзилой и нервно сучить пальчиками ног под взглядом водянистых глаз, – никогда, Боже мой!
 Определив таким образом линию поведения, дернула за шнур звонка, призвала Хатчингз и с ее помощью облачилась в самый модный наряд своего гардероба. В своей квартире на Джермин-стрит безутешный Аш изливал душу другу Джеймсу.
 – Я ушам своим не поверил, когда Лиана предложила Аманде зайти поболтать по-свойски о нашем семействе. Но она действительно пригласила ее на чай.
 – Я бы не отказался побыть в виде мухи на стене во время этой встречи с глазу на глаз, – ухмыльнулся Джеймс, устроившийся поперек кресла с последним номером литературно-политического журнала консерваторов «Для джентльменов».
 – Обещала Аманде раскрыть все семейные тайны, – уныло добавил Аш.
 – И какие это могут быть секреты?
 – Дело в том, что у нас... их нет. По меньшей мере, настоящих, – Аш встал и принялся беспокойно просматривать пригласительные карточки на различные балы и вечера, натыканные за оправу зеркала над каминной доской. В камине пылал огонь, так как день выдался пасмурный и прохладный. Просторные и уютные комнаты квартиры Аша были обставлены той мебелью, которую он оставил себе при продаже лондонского дома Ашиндонов. Обернувшись к другу, Аш коротко заметил: – Аманда спросила меня, уж не влюблен ли я в Лиану.
 – А ты влюблен? – Джеймс вопросительно приподнял одну бровь.
 – О Боже, ты же знаешь, что с этим покончено много лет назад. Я ее почти не видел с того дня, когда она вышла за Гранта.
 – Но теперь, похоже, ты будешь видеться с ней часто, – рассудительно отметил Джеймс.
 – Наверное... но только в обществе. Я не хочу бывать у нее.
 – Приятно слышать, старик, иначе бы это чертовски задело самолюбие мисс Бридж.
 – Разумеется, – буркнул Аш. – За кого ты меня принимаешь?
 – За человека с проблемами, – ответил Джеймс, иронически сверкнув глазами.
 – С какими еще проблемами? – проворчал Аш. – Все предельно просто. Лиана свободна, но я не могу жениться на ней. Вместо этого я женюсь на дочери Толстосума Бриджа, ибо на меня возложен долг перед нашим родом.
 – И Лиана будет довольна твоими решениями?
 – Мои решения не касаются Лианы, и я ей уже сказал об этом.
 – Но она ведь всегда добивается всего, чего хочет.
 – На что ты намекаешь? – и Аш шагнул к другу.
 – Когда она выходила за Гранта, ваше семейство было еще относительно платежеспособно, ведь так?
 – Так.
 – А титул должен был унаследовать Грант, а не ты.
 – Господи, куда ты клонишь, Джеймс?! У Лианы не было права выбора – так же, как и у меня теперь! – Аш, побледнев, сжал кулаки.
 – Не стоит так болезненно реагировать, дружище. Я говорю лишь о том, что у Лианы на уме, по-моему, нечто большее, чем ваши чисто родственные отношения. Особенно, если учитывать, что она по-прежнему тебя любит, как ты сам говоришь. Ну-ну, не волнуйся, я не собираюсь лезть в ваши личные дела, – проговорил он с мягкой улыбкой, заметив по губам Аша, что тот готов возмутиться. Высвободив свое длинное туловище из маловатого для него кресла, Джеймс сказал:
 – Пора бежать – у меня свидание с одним сотрудником Британского музея. Говорит – они только что получили кое-какие предметы материальной культуры римлян из раскопок близ Глостера.
 После ухода Джеймса Аш некоторое время с отрешенным видом расхаживал по комнате. Поразмыслив, вынужден был признать, что проблемы у него есть. Несмотря на чувство острой радости, которое он испытывал при виде Лианы, он всем сердцем желал бы, чтобы она не возвращалась в Лондон. Решил не поддаваться чувству к ней, продолжавшему терзать его душу, хотя пребывание рядом с Лианой было для него так же мучительно, как воздержание наркомана на маковой плантации.
 Говорила, что не все еще потеряно, что и у них есть надежда. Но не имела же она в виду... Закралось сомнение, коварное, как полуночный вор. Ведь почти все знакомые женатые мужчины содержат любовниц, которых не назовешь распутницами. Некоторые из них благородного происхождения, и большинство – приличные вдовы. Перед внутренним взором возникла картина – Лиана встречает его на пороге уединенного домика где-нибудь в Челси. В прозрачном пеньюаре, сквозь который видно пикантное ее тело почти во всех подробностях, и ее налитые груди набухают при его прикосновении. И содрогнулся, чуть не застонав от отвращения к себе. Ну и свинья же он, раз у него такие похотливые фантазии! Тем более, что платить за реализацию подобных фантазий пришлось бы отцу той женщины, которую он намерен ввести в лоно их благородного рода. Господи, как такое могло прийти в голову? Да и Лиана ни за что не согласится на такие отношения, о которых и говорить-то совестно. И несмотря на то, что близость Лианы приводит его почти в неистовство, он был честен, говоря Джеймсу, что никогда не позволит себе так обращаться с Амандой. О черт, ведь и она нравится! Такого не ожидал, не желал, чтобы нравилась, но она нравится. И вовсе не такая уж пигалица, как думал раньше. Личность, леди, и заслуживает уважения, пусть даже без любви. Пожал плечами – ведь многие великосветские супружеские пары отправлялись в странствия по морям жизни с гораздо меньшими шансами не утонуть, но выжили и оказались вполне удачными семьями. Он сделает все от него зависящее, чтобы его семейный ковчег не столкнулся со сторожевой лодкой Лианы, и обращаться со своей нареченной будет с должным уважением. Звучит-то это просто... Тяжело вздохнув, сел в кресло и уставился на подсохшую каплю вина в бокале.
 – Мисс Бридж! Вы пришли. Я очень рада! – леди Ашиндон поднялась, пошла навстречу гостье, и Аманда, глядя на ее изящную фигурку, ощутила себя громоздкой и неповоротливой. – И вы одна, – закончила Лиана.
 Аманда поняла, что нарушила этикет, явившись без матери.
 – Вы же сказали, что хотите поговорить наедине, – произнесла Аманда, улыбаясь. – А я уже давно не школьница («Уже вполне освоила словоблудие эпохи», – подумала она про себя).
 Лиана ответила мелодичным смешком, и усадила гостью в кресло перед камином. Велела подать чай и грациозно присела на стул.
 – Жаль, что тетушки нет дома, но скоро придет. Она вас полюбит, она вообще очень добрая старушка. Ну, а пока, – она проказливо улыбнулась, – расскажите мне все с самого начала. Как вы и Уилл... то есть Аш... познакомились. Любовь с первого взгляда, да? Наверное, увидел вас издали и сердце у него замерло, да? – В ответ на это Аманда улыбнулась уже посдержанней. Несмотря на беззаботный вид Лианы, Аманда почувствовала на смешливый подтекст в ее словах.
 – Нет, боюсь, ничего такого романтичного у нас не было, – произнесла она скованно и, внутренне ругнув себя за это, продолжала, тщательно выбирая слова: – Лорду Ашиндону понадобилась жена, и общий знакомый свел его с моим отцом, – по мнению Аманды не было смысла упоминать, что этим «знакомым» был поверенный Аша. – А познакомившись, мы пришли к выводу, что подходим друг другу. Но объявления о помолвке еще не было, – поспешно добавила она, – мама хочет сделать его не следующей неделе у нас на балу.
 – Но это еще не все, что надо для официального признания вашей помолвки, – сказала Лиана, сверкнув зелеными глазами. – Вы получили приглашение на обед в ближайший вторник у Бабушки Ашиндон? Нет? Приглашение мне пришло только сегодня. Ваше, вне сомнений, уже ждет вас дома.
 – Вас не затруднит рассказать мне, – попросила Аманда, внимательно следя за своей речью, – немного о Бабушке Ашиндон.
 Лиана, громко рассмеявшись, сказала:
 – Ей восемьдесят три года. Она маленькая, хилая и слабая, но все семейство боится ее, как огня.
 – Почему? – спросила удивленная Аманда.
 – Потому что мозги у нее совсем не хилые, а язык ее страшнее хлыста.
 – О-о! – И Аманда решила, что лучше сменить тему. – Аш говорил мне, что вы недавно вернулись в Лондон из вашего поместья в Уилтшире.
 – Да, после кончины Гранта я впервые приехала в столицу.
 – О, простите, мне, право, неловко, – тихо проговорила Аманда, и ей стало интересно, насколько глубоко горе вдовы.
 – Ну что вы! – сказала Лиана с бравой улыбкой и, словно читая мысли Аманды, добавила: – С горем покончено. Уже сняла траур и, хотя еще несколько месяцев мне подобает быть печальной, решила начать новую жизнь.
 «Гоняясь за графом Ашиндоном?» – молча поинтересовалась Аманда.
 – Как я понимаю, – сказала она вслух, – вы и ваш супруг знали друг друга с детства.
 – О да. Грант, Аш и я росли вместе. То есть какое-то время. Потому что Грант был на два года старше Аша, а я намного младше Аша, и Грант казался мне очень взрослым, весьма умудренным опытом.
 «Что-то не похоже, – продолжал гнуть свою линию несогласный внутренний голос Аманды. – Ведь Аш говорил, что Лиана чуть-чуть моложе его. Миниатюрной вдове уже около тридцати».
 – В детстве вы с Ашем были очень дружны, – проговорила Аманда, кляня себя за затеянную игру, но ей хотелось подробней узнать о степени их привязанности.
 – Аш ничего не говорил вам о ваших отношениях? – спокойно спросила Лиана.
 – Говорил, что вы собирались пожениться. Простите, я, – но Лиана жестом прервала ее.
 – Да, это правда, – и кристаллики слез засверкали на ее густых ресницах. – Еще детьми мы поняли, что предназначены друг другу и, когда наши семьи порешили нашу судьбу и разрушили наше счастье, сердце мое чуть не разорвалось, – она умолкла, уткнувшись взглядом в колени. – Но я не могла выбирать и должна была стать женою Гранта. Я испытывала к нему огромную симпатию, но это было ничто в сравнении с любовью к Ашу. Аш тоже был очень подавлен, – и голос ее на мгновение прервался. – С тех пор как я вышла за Гранта, мы с Ашем виделись всего несколько раз, но на прошлой неделе он заезжал навестить меня – сразу после моего приезда. Сколько времени минуло, но наши сердца продолжают биться в унисон. Когда он меня поц... пос... мотрел на меня, я все поняла... – И вдруг в глазах Лианы вспыхнула тревога. – О Господи, что я говорю! Как это вырвалось у меня?! Не следовало мне; но я чувствую, что у вас отзывчивое сердце. – И несмотря на словесную аффектацию, страдание Лианы показалось Аманде искренним.
 – Ничего, – мягко сказала она. – Я ценю ваше доверие, тем более, что самой очень хотелось услышать правду... конечно, если бы она не причинила вам боли.
 Лиана тяжело вздохнула:
 – Мои родители – нетитулованные дворяне; отец – третий сын лорда, и ему казалось, что брак его дочери с графом – большая удача. Он знал, что состояние Гранта крайне скудно, но зато – почетный древний титул и огромное поместье. Тогда Поместье Ашиндон было одним из крупнейших в нашей стране, хотя уже и без должного ухода за ним. Отец считал, что под его руководством Грант сумеет добиться былого процветания своих владений. Но все вышло иначе, – закончила она, не вдаваясь в подробности.
 – Аш говорил мне, – произнесла Аманда неуверенно, – что Грант был несколько... расточителен.
 – Отнюдь не несколько, а весьма. Он был отчаянным мотом. Даже если бы он слушался моего отца, он все равно бы ничего не сделал, потому что его вечно не было в поместье, он почти все время проводил в Лондоне.
 – Но умер-то он дома?
 – Не совсем дома, – с горечью возразила Лиана. – Он примчался в Уилтшир, чтобы продлить договоры с арендаторами, как он это периодически делал, и в первый же вечер по возвращении заехал в деревенское питейное заведение с очень скверной репутацией – «Усталый путник». Там он пил, играл в карты и поссорился с местным фермером Джоном Бинтером. Они вышли на улицу выяснять отношения, хотя Грант был так пьян, что еле держался на ногах. От одного удара Бинтера он рухнул, ударился головой о водосточный желоб и мгновенно умер.
 – О Боже! – ахнула Аманда.
 Тягостная тишина повисла в маленькой гостиной леди Ашиндон, и, когда та встала, чтобы приветствовать вошедшую пожилую женщину, Аманда почувствовала облегчение.
 – Тетя Бидди! Уже выполнили все поручения? Прекрасно! Вы как раз вовремя! Познакомьтесь – невеста Аша, ну, почти невеста, – и она извиняющимся взглядом посмотрела на Аманду. – Мисс Бридж, это – мисс Беатриса Боннер, сестра моего отца. Она настолько добра, что оставила родные места и последовала за мной в Лондон в качестве компаньонки.
 Аманда сделала неуверенный реверанс, мисс Боннер в ответ царственно кивнула. «Ну и ласкательным имечком – Бидди, лошадиным каким-то – наградила ее племянница, но оно здорово идет этой старой деве, похожей на обученную, но норовистую кобылу», – подумала Аманда. Тетка села на обитый атласом стул около племянницы, и та подала ей чашку чаю.
 – Мисс Бридж как раз собиралась рассказать мне о ее семье, – проговорила Лиана с легким трепетом в голосе.
 – М-да, – пробормотала Аманда. – Ну, отец мой...
 – Я слышала о нем, – перебила ее мисс Боннер. – Джереми Бридж, – она хмыкнула. – Кажется, торгует шерстью, да?
 Этот тупой снобизм задел Аманду за живое, но она спокойно ответила:
 – Да, и кое-чем еще. Мама...
 – Да помню я Серену Блайд и весь переполох, когда она выходила за вашего отца.
 – Понятно, – процедила сквозь зубы Аманда и подумала: «Если Лиана считает эту тетку доброй, то какова же тогда Бабушка Ашиндон? Беда!»
 Минут за пятнадцать беседы мисс Боннер с благовоспитанной миной на физиономии залила ядом всю гостиную Лианы; Аманда собралась уходить. Выразив удовольствие беседой с графиней и знакомством с ее чудесной тетушкой и объявив, что она будет считать дни, с нетерпением ожидая званого обеда у старой вдовствующей графини, Аманда как можно быстрее вышла из этого дома и спряталась в карете Бриджей. По дороге домой размышляла над тем, что услышала от молодой овдовевшей графини. Ясно, что Аш и Лиана до сих пор влюблены. И Аманда еще больше утвердилась в решении расторгнуть бессмысленную помолвку с Ашем. Не могла понять, почему Аш отказывается от жизни с любимой Лианой ради личной выгоды в браке. Ведь не похож он на такого уж жадного типа. «Ну, видно, всему виной всемогущий доллар, то бишь фунт в данном случае, он в силах заглушить зов души», – рассудила она благоразумно, но с некоторой долей уныния.
 Выглянув из окна кареты, увидела с радостью, что она уже почти дома. Как ни странно, она все чаще стала называть так дом Бриджей на улице Верхняя Брук-стрит. Она не думала о Серене и Джереми Бриджах как о своих родителях, но чувствовала с некоторым смущением, что начинает постепенно врастать в чуждую ей среду.




 ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


 Аманда вошла в дом и в конце холла увидела Аша и Джереми, выходящего из своего кабинета.
 – А, Аманда! У нас гость, – сказал он, оживленно потирая руки. – Чем могу служить, милорд? – обратился он к Ашу. – Вы пришли обсудить условия брака?
 Лицо Аша на мгновение застыло, но потом на губах заиграла улыбка, и он сказал:
 – На самом-то деле, я приехал научить вашу дочь движениям в одном-двух сельских танцах, – от этих слов Джереми в изумлении разинул рот.
 – Я забыла, как их танцуют, папа, – торопливо вставила Аманда. – Понимаете, после моего неудачного падения...
 Джереми поглядел на нее с подозрением, но не обнаружив причины вранья дочери и не усмотрев ничего плохого в том, что она проведет лишний часок под отцовским кровом в обществе жениха, вышел из холла, озадаченно потирая голову. Молодые пошли в музыкальный зал.
 – Начнем, пожалуй, с хоровода, – предложил Аш. – Надо бы несколько пар, вдвоем это трудно, но, думаю, мы справимся. Можете напеть что-нибудь подходящее?
 Аманда изучающе посмотрела на его лицо, но не обнаружила и тени того выражения, которое было во время поцелуя в благоухающем садике Марчфордов; пришлось подавить чувство разочарования.
 – Тра-ля-ля-ля-ля-ля – тра-ля – ля-ля-ля – тра-ля-ля, – неуверенно промурлыкала она из единственной известной ей хороводной мелодии «Ирландская прачка» и замолчала.
 – Вот и хорошо, – сказал Аш. – Теперь встаньте напротив меня: мы с вами как бы возглавляем две шеренги танцоров, – и он широко повел рукой в сторону воображаемых пар. – Мы с вами – первая пара. Теперь делаете шаг ко мне – напевайте! – и подскок так... и меняемся местами, – он придвинулся, изображая движения, похожие на разминку перед уроком физкультуры в школе. – Проходите мимо меня, вот мы и поменялись местами. Все остальные пары делают то же самое. Теперь все, как сначала, только вместо обмена местами встречаемся на середине, беремся руками крест-накрест и проходим между шеренгами; в конце расходимся и порознь возвращаемся за спинами пар на исходное место. Готовы? Не забудьте сделать шаг вовремя, следите за ритмом! – от последних слов Аманда чуть не разразилась громким хохотом – две недели назад она уже сделала «шаг вовремя» и попала во время, где только и делает, что шагает, следя за его ритмом, совершенно ей чуждым и порою пугающим; справляется она неплохо, но если бы не забывала иногда об этом незнакомом ритме, то вполне могла бы подстроиться под него – и посмеялась про себя над этими «премудростями».
 Показанные па танца Аманда освоила без особых трудностей и вновь насладилась упругой силой своих ног. Как и в вальсе на балу, ее захватило само движение и радостная легкость в теле. Она напевала все быстрее, наращивая ритм, и совершенно отдавалась танцу, пока Аш не остановил ее, весело хохоча.
 – Ну как? – спросила Аманда, еле переводя дух. – Могу я танцевать в обществе? Станут меня приглашать?
 – Дорогая юная леди, – проговорил он с наигранной строгостью, – если вы всегда будете так же бессовестно задирать юбку, то от кавалеров отбоя не будет. – Она захихикала, а он с неожиданной нежностью посмотрел на нее. Растрепавшиеся волосы вспушились золотистым облаком вокруг лица, щеки пылали, а глаза искрились, как голубые озера в сиянии солнца, и весь ее облик, казалось, был пронизан весельем музыки, словно сама она и была эта музыка. Он взял ее за руку, и ему неудержимо захотелось прижать ее к себе и зарыться лицом в душистую копну ее кудрей. Но он взял себя в руки. «Неужели сцена в саду Марчфордов ничему не научила? Что заставило так целовать ее и вообще целовать ее? Но это было чем-то в роде наказания ей за то бесстыдство, с каким она лезла в душу; себе тоже – за запретное и неослабевающее чувство к Лиане, – думал он, как бы оправдываясь. – Но стоило коснуться ее губ, и разумные мысли когда-то исчезли, лишился рассудка от ее податливости». Тогда ему показалось, что ее гибкое тело будто создано для него, и ему захотелось от нее гораздо больше поцелуя; огромного труда ему стоило оторваться от нее и отвести ее в дом. Усилием воли подавив свое полусознательное состояние, вернулся к действительности и ровным голосом напомнил основные детали кадрили.
 – Так вот, – говорил он, заканчивая свои упорные получасовые наставления, – вы должны не забывать тянуть носочек при длинном прыжке «жети» и поднимать руки при трех скользящих шагах «шассе».
 – Господи, – воскликнула Аманда, свалившись на скамью у рояля, – а я все думала – как это героиням эпохи Регентства удается держать себя в форме при том количестве пищи, которое они ежедневно поглощают, а теперь понимаю – от пасторальных танцев похудеешь быстрее, чем от аэробики.
 – Аэробики? Еще один крик моды в танцах? Не успеваешь следить за ними. На прошлой неделе одна молодая особа меня сурово отчитала за то, что я не сумел исполнить все фигуры какой-то там мазурки, похожей, на мой взгляд, просто на помпезную кадриль, – проговорив это, он посмотрел на клавиатуру и не заметил, что Аманда улыбнулась. Она положила руки на клавиши и начала наигрывать медленные такты вальса ля-мажор Брамса. Аш присел рядом с нею, и она немедленно ощутила прикосновение его бедра. «Господи, – взволнованно подумала она, – ну не смешна ли я! Ведь я из того времени, где мужчины и женщины гораздо плотнее, – но вполне невинно соприкасаются друг с другом – в спортивных соревнованиях, на эскалаторах, в переполненных электричках, на вечеринках. Однако там я не содрогалась от волнений, какие испытываю всякий раз, когда ко мне прикасается этот замкнутый и холодный, как свинец, аристократ. Даже прикосновения Дерека порождали не больше, чем ощущения любовного тепла и близости.
 – Красиво, – хрипловатым голосом произнес Аш. – Чье это?
 – Брамса. – «Ох, а Брамс-то еще не родился!» – сообразила она и растерялась. – Но он пока мало известен.
 – А-а, понятно. По-моему, ему уготовано блистательное будущее. А я и не представлял себе, что вы так хорошо играете на фортепиано, – сказал он и нежно провел пальцами по ее ладони, от чего Аманда вздрогнула.
 – Не так хорошо, как мне хотелось бы. Должна играть, как настоящий виртуоз после... – и умолкла, спохватившись, что чуть не сказала «пятнадцати лет профессиональной подготовки», а потом, вздохнув, добавила: – упорных занятий в детстве.
 – Сыграйте еще, – попросил Аш. – Что-нибудь более быстрое.
 Не размышляя, Аманда начала с «Конферансье» Скотта Джоплина и без перерыва сыграла еще несколько его композиций в стиле регтайм, отметив, что граф энергично притопывал в такт разухабистой музыки.
 – Очень необычно, – сказал, когда она закончила.
 – Понравилось?
 – Трудно сказать. Ничего подобного нигде не слыхал.
 «И больше нигде не услышишь, – подумала Аманда, – в этой жизни».
 – А вы где это слышали?
 – Я-то слышала это... наверное, от каких-нибудь бродячих музыкантов, – торопливо поправилась она. Аш посмотрел на нее как-то странно, но ничего не сказал. Аманда пробежала пальцами по клавишам, сыграв кусочек какой-то безымянной мелодии, и в зале все смолкло. Аманда решительно сняла руки с клавиатуры и резко повернулась к Ашу. Их лица оказались так близко, что она невольно вскочила.
 – Милорд, – начала она, – то есть Аш!
 – Да? – ответил он вопросом с поощряющей интонацией.
 – Я пришла к выводу, что наша помолвка – жуткая ошибка.
 – Что?! – Брови его грозно сдвинулись, и на лице вместо добродушного выражения появилась холодная ярость.
 – Вы очень милый человек, и я считаю... Нет, не то! На самом деле, я знаю, что вы не любите меня, а я не люблю вас – вот, что я хотела сказать вам.
 Он распрямился и навис над нею, как башня.
 – Мисс Бридж, вы поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что любовь не упоминалась как составная часть нашей договоренности о браке. Или вы отказываетесь от данного вами обещания?
 – Нет, конечно же нет. Хотя, в каком-то смысле – да, отказываюсь. То есть я хочу сказать, что, когда мы с вами договаривались, я не знала, что вы любите другую, – от этих слов по лицу графа, словно высеченному из камня, пошли темные пятна.
 – Не понимаю, о чем вы толкуете, – его голос перешел в такой низкий рокот, что слова стали трудноразличимы.
 – Пожалуйста, Аш, если вы ничего не имеете против, давайте будем искренни. Мне ясно, что вы с Лианой любите друг друга – и уже в течение многих лет. Поверьте, – она протестующе подняла руку, заметив, что Аш готов возражать, – я очень сочувствую вам обоим и мне крайне неприятно и грустно, что я встала между двумя любящими сердцами, которые должны принадлежать друг другу.
 Аш поднялся со скамьи и посмотрел ей прямо в глаза. Такого гневного лица она еще никогда не встречала. Потемневшие глаза пылали злобой, а в напряженной позе чувствовалась едва сдерживаемая жуткая сила, пугающая, как пекло ада, и Аманда так затряслась, что дурацкое шелковое платье, доходящее до туфель, предательски затрепетало сверху донизу. Он опять заговорил, и голос его был спокоен и грозен:
 – Моя личная жизнь не касается вас, мисс Бридж. В мое официальное предложение руки не входит разрешение копаться в наиболее интимных подробностях моей жизни. Мои чувства к графине Ашиндон не предназначены для ваших незваных исследований. – И он впился в нее таким пронзающим взглядом, что она ощутила себя беспомощным мотыльком, пришпиленным булавкой к доске.
 – Помилуйте, – прошептала она, – я не хотела... я не думала...
 – Конечно, вы не думали, – произнес он презрительно. – Вы просто ублажали себя сказкой об утраченной любви и двух разбитых сердцах. Да и когда вы в вашей коротенькой и изнеженной жизни по-настоящему думали о страданиях других людей? Если бы думали, то не превращали бы их в пародию своими безмозглыми попытками соваться туда, где вам нечего делать. И хорошенько усвойте – я сделал вам предложение и обо всем условился с вашим отцом, поэтому я женюсь на вас и вы выйдете замуж за меня независимо от тех чувств, которые мы испытываем по этому поводу. Я женюсь на вас из-за денег, мисс Бридж, – проговорил он безжалостно, – или вы уже опять забыли, что дали ваше девичье слово охотнику за приданым?
 Аманда смотрела на него во все глаза. Несколько едких возражений чуть не сорвались у нее с языка, но из-за искреннего страдания, звучавшего в его речи и очень понятного ей, она не решилась сразу оспаривать справедливость его упреков. Глубоко вздохнув, она спокойно сказала:
 – Похоже, я задела больные струны в вашей душе, верно?
 – Что?! – опять грохнул он, как раскат грома, и Аманда с изумлением увидела по его лицу, что он оскорблен и возмущен одновременно.
 – Пожалуйста, выслушайте меня, Аш. Искренне вам говорю, что не собираюсь рыться в вашей личной жизни, но согласитесь, то, что вы любите другую, есть своего рода посягательство уже на мою личную жизнь. И я вам просто говорю, что если мы вместе обдумаем все это, то, вероятно, сможем найти более приемлемое решение, – произнося все это, она чувствовала неприятное болезненное ощущение от подспудной мысли, что сердце Аша отдано другой, но сумела отогнать эту мысль.
 Аш все еще кипел и тоном, преисполненным сарказма, спросил:
 – Полагаете, у меня не было и пары иных соображений, прежде чем я сделал вам предложение?
 – Были, но, как вы же сами отмечали, я богата, а вы нет. Если бы я могла передать вам кое-что из моих собственных средств, тогда...
 – Упаси Бог! Избавьте меня от вашего бахвальства своей благотворительностью. Вы всерьез думаете, что можно восстановить мое поместье на деньги, которые дают вам на булавки? Или обеспечить вывод в светское общество моей сестры и дать юридическое образование моему брату на те серебряные монетки, что вы получаете на карманные расходы?
 – Так для этого вам нужны деньги? – оторопело произнесла Аманда, изумившись так, что у нее чуть челюсть не отвалилась.
 Остановившись как вкопанный, Аш воззрился на нее с не меньшим изумлением:
 – Конечно. А вы как думали – для чего они мне?
 – Ну... считала, вам нужны наличные для того же, что и всем великосветским повесам Регентства – на азартные игры, на застолья и выпивки, на женщин...
 Аш опять удивил ее, расхохотавшись от души.
 – Вы действительно редкостный представитель женского пола! – выговорил он наконец. – Неужели вы совсем не понимаете, в каком я положении? – в ответ на это Аманда молча покачала головой. – Тогда, для начала сообщу вам, что в Поместье живет около четырехсот человек, существование которых целиком зависит от моего благосостояния. Это – люди, которые возделывают поля, трудятся в усадьбе, следят за домом, слуги и многие другие, а также их семьи. Даже приходской священник с женой и детьми зависит от меня, потому что на мне лежит ответственность за содержание церкви в нормальном состоянии. Кроме того, у меня есть и другие владения, помимо Поместья, и они в еще более плачевном состоянии. Раньше их было много, теперь стало меньше, потому что все, не причисленное к неотчуждаемому наследственному имуществу нашего рода, давным-давно распродано. Усадебные строения Поместья вместе с домом заложены в казну, и если бы не щедрость вашего отца, меня бы всего этого лишили и передали бы все в имущество королевской власти. Разумеется, как только мы договорились о нашем браке, ваш отец сразу начал погашать задолженность. Он не стал ждать ни подписей, ни печатей, никаких верительных грамот – весьма великодушный человек ваш папа.
 – Ну что же с вашими братом и сестрой? – прошептала напуганная Аманда.
 – Кажется, я уже говорил вам, что выросли они, как и я, в Поместье, но недавно я вынужден был отправить Доротею в Глостер на попечение тетушки и дяди Бревертон. Оба они пожилые люди, да и живут не богато. Они по-доброму относятся к Доротее, но содержать ее им трудно. Эндрю в Лондоне, изучает юриспруденцию. У него есть небольшой капитал, завещанный ему отдаленным дядюшкой, но этого ему хватает лишь на кров над головой да пропитание. Он подрабатывает в конторе одного из адвокатов в районе Высшей школы адвокатов «Линкольнз инн».
 – О Господи, – произнесла Аманда, вновь опускаясь на скамью, – и представления не имела обо всем этом.
 – К тому же, вы, вероятно, не имеете представления о моем долге перед нашим родовым именем, – в ответ на это Аманда вопросительно взглянула на него. – Так и есть. Титул Ашиндона получен еще во времена Тюдоров, и это имеет огромное значение для всех моих родственников: дядюшек, тетушек, кузенов и кузин. С тех пор как титул перешел ко мне, Бабушка Ашиндон наседает на меня, требуя жениться, потому что с ее точки зрения моя основная обязанность – произвести полноправного наследника. Каждый раз, когда мы остаемся с ней одни, она беспрестанно твердит, как причитания в литании, что «род наш должен быть продолжен». Как видите, мисс Бридж, не так все просто с вашими любезными денежками, за которыми я охочусь.
 – Ох-хо-хо, – выдохнула Аманда, осознав все сказанное графом. И мимолетное видение – при свечах в спальне нагое худощавое его тело на ее нагом теле – вогнало ее в краску, но она тут же себя одернула: «В чем дело?! Я же не наивная девственница! Хотя девственность молоденькой Аманды Бридж вне сомнений (тут она цинично гоготнула про себя – «а кто говорит, что девственность невосстановима?!»). Но я не намерена выходить замуж за этого мужчину, и нечего трепетать, как девица на выданье! Его сиятельство запросто произведет себе наследника с помощью красавицы вдовы своего кузена».
 – Ладно, из того, что вы говорите, выходит, – сказала она после некоторого раздумья, – что отец согласился передать вам значительную сумму. А сколько даст он вам непосредственно перед бракосочетанием?
 – Что-о? – Аш чуть не задохнулся. – Хотя это вас не касается, но он согласился выкупить закладную и предоставить средства, необходимые на ремонт усадебного дома, чтобы моя молодая жена сразу после свадьбы смогла жить там в подходящих условиях.
 – Понятно. По-моему, там потребуется груда всяких перемен. Сдается, нам надо всего лишь...
 – Вы действительно стали как-то весьма странно выражаться, – нетерпеливо перебил ее Аш. – Да, я понимаю, что это, – и они проговорили хором: – из-за ушиба головы. – Потом он продолжил: – В том, что вы говорите, я порой не улавливаю никакого смысла.
 Аманда облегченно вздохнула – хотя бы разговаривает уже вполне любезным тоном.
 – Сдается, – терпеливо продолжила она, – что нам надо всего лишь подоить папашу в течение нескольких месяцев. Как сообщает Серена, я только на одежду получу несколько тысяч фунтов, а ведь еще будут и деньги на свадебное путешествие.
 – Что за чертовщина, – начал с гневным изумлением Аш.
 – А за несколько недель до свадьбы, – продолжала Аманда так, словно он ничего не сказал, – мы возьмем да отменим ее. Но к тому времени вы уже решите все свои неотложные финансовые проблемы. Разве не так? – и она засияла, ожидая полного согласия с таким великолепным ее замыслом. Но в пристальных глазах Аша все сильнее разгорался мрачный огонь, и она уж начала побаиваться – не испепелил бы таким взглядом.
 – По-моему, – проскрежетал он, – ушиб головы навсегда лишил вас способности здраво мыслить. Даже если подобный способ действий и не был бы неприемлем, а он неприемлем, даже если бы так можно было решить мои проблемы, а их нельзя так решить, то ваш папа имел бы полное право преследовать меня судебным порядком за нарушение принятых обязательств, что он несомненно и сделает.
 – Ох! – неустрашимо воскликнула Аманда. – А что, если откажусь я, а не вы? – и Аш, расхаживавший по ковру, резко обернулся.
 – А вы представляете последствия, которые вас ожидают после такого поступка?
 – Ну, думаю, папу это не обрадует, но... Это самая сдержанная оценка за все наше столетие. Ваш отец жаждет этого брака. И когда кто-то расстраивает планы людей та кого типа, как ваш отец, и становится им поперек дороги, то этот «кто-то» дорого платит. Думаю, что лично вас навсегда сошлют в деревню, где посадят на хлеб и воду на неопределенно долгое время.
 – Если все это...
 – И пройдут годы, прежде чем вам будет позволено показаться в Лондоне. Сплетницы будут разминаться на вас, а я стану посмешищем. Дело, конечно, не во мне, но...
 – Господи, я о таком не думала.
 – Конечно, не думали, – он взял ее за плечи и встряхнул. – Можете сколько угодно отказываться от нашей помолвки, мисс Бридж, но независимо от того, нравится это или не нравится вам или мне, мы все равно поженимся и вы постараетесь, чтобы все выглядело прилично, и я тоже постараюсь изо всех сил, – и он, отпустив ее так резко, что она чуть не свалилась навзничь, вышел из зала, не проронив больше ни слова. Через несколько мгновений она услышала, как хлопнула за ним входная дверь.
 Все вышло не так, как она предполагала. Пожала плечами. Она еще с ним поспорит, когда он снова явится. Она не собирается жить в браке без любви, как в клетке, да еще с мужчиной, который влюблен в другую – она ему все скажет! Рано или поздно он поймет, что она не выйдет за него, и в таком случае граф сможет извлечь выгоду из ее отказа. С неприязнью подумала над словами Аша о ее собственных средствах. Прежде не размышляла над своей полнейшей зависимостью от Джереми Бриджа. У женщин тут, как правило, нет своего имущества. У них есть только то, что позволяют им иметь мужчины. Господи, какая же ей уготована участь? Как ей вынести до конца дней своих жизнь «в лачуге, в заточенье, взаперти», – по выражению Шекспира? В своем двадцатом веке она привыкла к свободе передвижений, о которых здесь никто и не слыхивал. Для нее немыслимо сидеть в гостиной отца или мужа и заниматься рукоделием, когда за окном бушует мир с его насущными делами.
 Джереми решил, что с помощью дочери получит доступ в высший свет, которого он так страстно добивается. А если непокорная дочь его откажется выходить за обнищавшего графа, он оставит ее без гроша? На что же ей жить в этом чуждом ей обществе? Она грустно улыбнулась. Знай она, что окажется в подобном положении, заранее бы вызубрила все подробности об эпохе Регентства. Сейчас очень пригодились бы знания о том, кто победит на предстоящих соревнованиях боксеров или на парламентских выборах. Смогла бы кое-что заработать, если бы сумела обойти все здешние нелепые запреты на участие женщин в общественной жизни. Ее академические знания тут никчемны, хотя – можно попробовать наняться в какой-нибудь из редких пока, но уже появившихся институтов благородных девиц. Увы, нет – светским девушкам не преподают литературу. А если заняться преподаванием музыки, то все ее уменье кончается игрой на фортепиано. Но она же потрясающая красотка – могла бы сделать карьеру на сцене. Однако ее опыт работы в «театре» ограничен участием в постановке спектакля «Мальчик с пальчик», когда она была четвероклассницей и играла не очень удачно, но нахально. Положила руки на клавиши и извлекла нестройные звуки. Ничего здесь у нее не выйдет. Надо искать способ вернуться в свой век. Несмотря на молодость и красоту, она здесь не нужна. Хотя предыдущая жизнь и была не вполне удовлетворительной, но там у нее была ниша, которую она создала своими руками. Сделала успешную карьеру и любила свою работу. Но в 1996 году нет никакого лорда Ашиндона. Это соображение невольно вспыхнуло в уме, и щемящая боль полоснула по сердцу так, что едва справилась с ней. Очень жаль, но брюнету с холодными, как студеное море, глазами нет места в ее жизни. А она, вне всяких сомнений желает жить своей жизнью и в своем времени. Однако по ее подсчетам, если они верны, ее прежнее бренное тело должно уже покоиться под двухметровым слоем земли; но коль скоро кто-то или что-то, ответственные за ее перенос сюда, так запросто управляются со временем, то они наверняка могут вернуть ее в родное столетие вовремя, чтобы успеть вылечить последствия разрыва сосудов, который якобы прикончил ее. Она покачала головой. Странно все это. Если бы можно было вновь встретиться с этой личностью в очечках! Ни за что бы не выпустила, пока не получила бы необходимые ответы. Почему Аш так расстроился из-за идеи выкачать побольше денег у Джереми до их разрыва? У старого чудака их полно, и они могут послужить чему-нибудь полезному, кроме ублажения его эгоистических устремлений. С этой благой мыслью она отправилась в свою спальню, чтоб порыться в ларце со своими драгоценностями.




 ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


 В дни, последовавшие за поучительным самоанализом, Аманда старалась ограничиваться только тем, что приличествует воспитанной девушке времен Регентства. Ходила с визитами в сопровождении Серены, занималась рукоделием, к которому оказалась абсолютно неспособной, под бдительным оком матери пролистывала тома журналов «Для дам» и «Все для красавиц», выбирала подвенечный наряд. Только раз получила выговор от Серены за то, что как-то утром смоталась в Гайд-парк побегать трусцой. Это не повторилось не потому, что ей запретила мать, а потому, что для пробежек не было подходящей обуви.
 Лорд Ашиндон не появлялся, и к концу недели Аманда не знала, куда деваться от скуки. Поэтому, когда наступил день с предстоящим обедом у Бабушки Ашиндон, она ему даже обрадовалась.
 Граф должен был заехать за невестой и будущим тестем с тещей незадолго до начала приема у старой леди Ашиндон, и Аманда волновалась и беспокойно вертелась, пока ее наряжала и прихорашивала Хатчингз.
 – Ну, барышня, – увещевала ее служанка, – стойте спокойно, а то у вас будет такой вид, будто надели платье задом наперед. А оно такое красивое! Зачем же все портить-то?
 «Действительно, – думала Аманда, в благоговейном смущении разглядывая свое отражение в зеркале. – Серена на сей раз превзошла себя, выбрав такое платье». Оно было из золотистого – точно в тон ее волосам – атласа, ниспадавшего тяжелыми складками к стопам. Сверху струилась легчайшая накидка из газовой ткани телесного оттенка, расшитая золотистыми желудями. Шею украшало ожерелье из топазов, сверкающими брызгами подчеркивая нежность кожи. Делая прическу, Хатчингз решила отказаться от привычных локонов и уложила волосы старомодным гладким валиком, прилегающим к шее; несколько прядей, как бы случайно выбившиеся из общей массы, искусной филигранью обрамляли лицо. «Фотоаппарат бы сюда, – подумала Аманда, – запечатлеть бы это мимолетное видение красоты, которое исчезнет, как золотистое сияние зари, а можно было бы потом любоваться своим видом уже в своем времени».
 Она сидела одна в гостиной, когда появился Аш, его серые глаза потемнели до цвета пепла на углях, внутри которых еще теплится огонь. Он молча склонился над ее рукой и губами коснулся ее пальцев с такою чувственною теплотой, что ее пронзило до пяток. У нее перехватило дыхание, но, к счастью, влетела Серена, а за нею вошел и Джереми. Отец вдруг разразился пулеметной очередью слов, и Аманда удивилась, поняв, что он волнуется.
 – Вечер добрый, Ашиндон! Ведь верно – добрый? Ну, Аманда, ты – просто картинка! Считаю, что ее сиятельство графиня примет тебя с распростертыми объятиями. А вы – как думаете, милорд? – и не ожидая ответа, замолотил дальше: – Конечно, моя Серена близко знакома с большинством из знати, что будет сегодня у вашей бабушки. Вы же знаете, ее дедушка был граф Брейшинг. Хотите стаканчик бордо, Ашиндон? Уверяю вас, первоклассный лафит!
 Однако граф отказался под благовидным предлогом, что пора ехать – их ждет старая леди Ашиндон и опаздывать неудобно.
 – Больше всего ее раздражает непунктуальность, – закончил он.
 Аманда настороженно глянула на отца, но, вопреки ее ожиданиям, физиономия его не налилась кровью и он не принял воинственной позы, а прекратил болтать, призывно хмыкнул Серене, которая тут же оказалась с ним рядом, как только он разинул рот; затем хлопотливо вывел свое семейство в холл, потребовал верхнюю одежду и приказал подать карету, что уже давно дожидалась у крыльца.
 Постоянное место жительства вдовствующей графини Ашиндон находилось в небольших апартаментах на площади Гросвенор-сквер.
 – Старушка вынуждена экономить, – шепнул Аш невесте, – но говорит, будь она проклята, если согласится жить рядом с обнищавшими аристократами на выселках – в каком-нибудь Найтсбридже или Кенсингтоне.
 У входа их встретил дворецкий такого роскошного вида, что Аманда поначалу приняла его за герцога, явившегося с визитом и случайно проходившего по холлу. Ливрейный лакей проводил их по изящной винтовой лестнице в гостиную на втором этаже. Стоявший в дверях гостиной слуга зычно объявил об их приходе, и Аманда вздрогнула от бликов множества моноклей и лорнетов, разом повернувшихся к ней.
 – Входите, входите! – прозвучал чистый голос из середины группы присутствующих в гостиной. – Нечего глазеть оттуда!
 И Аманда отыскала глазами маленькую фигурку, облаченную во все черное и расположившуюся в огромном кресле. Белые, как снег, волосы были собраны в импозантную прическу, увенчанную тюрбаном с перьями, тонкую шею обвивала почти метровая золотая цепь, усыпанная самоцветами. Ноги, которые явно не достали бы до пола, покоились на специальном пуфике, и веселенькие мягкие туфельки из атласа выглядывали из-под тяжелой бумазейной юбки.
 Взяв Аманду под локоть, Аш повел ее к особе, монаршее величие которой противоречило ее миниатюрному виду; Серена и Джереми последовали за ними.
 – Бабушка, – спокойно проговорил Аш, – позвольте представить вам мистера и миссис Бридж, а также их дочь, мисс Бридж.
 – Да, да, – старая графиня нетерпеливо взмахнула ручкой, – знаю, кто они такие. – Сверкнув глазами, она взглянула на Серену: – А вас я помню. Вы ведь дочь Полли Маршфилд? Ведь это вы вышли замуж, не посчитавшись с родителями? – Тут она глянула на Джереми: – и вот что из этого вышло. По ее гримасе было однозначно ясно, что она имела в виду, и Серена понимающе сникла. Аманда опять подумала, что Джереми взорвется, щеки его побагровели, но он весело произнес:
 – Рад знакомству с вами, ваше сиятельство, – в нависшей тишине он потер руки и добавил: – Очень мило у вас тут и эхо отличное – поддакивать удобно. – От этих слов Аманда внутренне сжалась, а Аш тихо засопел.
 – А вам-то откуда это знать? – напрямик спросила старушка, Джереми не успел ответить, а она уж обратилась к Аманде: – Подойди поближе, девочка! – приказала она. – Дай посмотреть на тебя! – и Аманде показалось, что следует покрутиться, растопырив руки, но она не шелохнулась и спокойно взглянула прямо в колючие черные глаза, смерившие ее от макушки до пят. – Хм, – фыркнула графиня, – никогда всерьез не принимала жеманниц с желтыми кудряшками.
 – К сожалению, – ответила, улыбаясь Аманда, – ничего не могу поделать с желтизной моих волос, но жеманиться стараюсь поменьше.
 Все тихо ахнули, а в глазах графини вспыхнул боевой огонь. Она опять смерила взглядом Аманду с головы до ног.
 – Надо побольше есть мяса. Современные барышни сильно заблуждаются, когда морят себя голодом ради модных форм. Ну что это за бедра! С такими не произведешь потомства! – У высокой женщины, стоящей рядом с графиней, вырвался смущенный смешок.
 – Вы так думаете? – спросила Аманда и в свою очередь прошлась взглядом по телу старушки. – У вас ведь тоже не густо в нижнем бюсте, а вы, говорят, наградили своего супруга восемью, кажется, отпрысками? – Все, как от удара, вздрогнули и метнули глаза на графиню, а та во все горло гаркнула, что означало хохот; потом старуха подняла свой лорнет и уставилась в декольте Аманды.
 – А кувшинчики неплохие, сможешь всласть напоить своих малышей. – Тут вся кучка за спиной графини дружно захихикала, а Аманда почувствовала, как стиснулись пальцы Аша на ее локте. Еще у себя в спальне она посетовала на слишком большое декольте платья из золотистого атласа, а теперь покраснела от резкого замечания старухи. Тем не менее, она расправила плечи, от чего грудь поднялась и стала еще рельефней, и посмотрела графине прямо с глаза.
 – Благодарю, миледи. Всегда приятно слышать, когда говорят, что вполне соответствуешь основному предназначению женщины, первейшей ее обязанности в жизни, – она услышала как потянул в себя воздух Аш и ощутила, что он повеселел. Вдовствующая графиня метнула на нее взгляд и, опять гаркнув, хохотнула.
 – Выходит, ты – не кисейная барышня, не фигли-мигли-девица-кисель-да-водица! – Она обернулась к стоящим за нею сородичам: – Нечего толпиться, как овцы, идите, представляйтесь! Эмми, прекрати хихикать, как полоумная! Начинай!
 Повинуясь, высокая женщина, у которой порозовели щеки от смущения, шагнула вперед и протянула Аманде руку.
 – Эмили Уэксфорд, – произнесла она, застенчиво улыбнувшись. – Прихожусь Ашу тетей, живу с Бабушкой, исполняю роль ее компаньонки. – Бабушка при этом хмыкнула, но не обращая внимания, Эмили продолжала: – А вот, – сказала она, повернувшись направо, – зять Аша, Джеймс Бринкли, муж моей племянницы Гортензии.
 Потом пошли чередой остальные, и Аманда совершенно запуталась в степени родства всяких дядюшек, тетушек, кузенов, кузин, были там и просто друзья семейства. Все, разумеется, выражали радость по поводу знакомства с «милой мисс Бридж» и ее визита к ним «вместе с мамой и папой», но Аманда заметила, что их радость более сдержанна, когда они обращаются к чете Бриджей. Вдруг Аманда почувствовала, что Аш напрягся, тогда она одарила самой приветливой улыбкой джентльмена, склонившегося к ее руке и сказала:
 – Лорд Мичем, весьма рада встрече с вами и с вами, леди Мичем. Простите, чья вы дочь? Ах, да, еще одного кузена. Не представляла, что у Аша так много родственников.
 Позади Аманды что-то прощебетала Серена, дрожа от возбуждения, а Джереми, стоявший с ней рядом, подавленно промолчал, не найдя на сей раз нужных слов.
 – Браво, Аманда! – раздался у ее уха знакомый голос, она повернулась и увидела перед собой младшую из графинь Ашиндон, в платье из мягко-серого шелка, расшитого серебром, который эффектно контрастировал с ее изумрудными глазами. – Не думала, что Бабушка смирится с таким отпором, ведь прошлым летом, во время празднований победы над Наполеоном она пыталась поставить на место даже родную сестру русского царя.
 – Ох, – выдохнула изумленная Аманда, – я не хотела...
 – Разумеется, – спокойным тоном перебил ее Аш. – Просто Бабушка проверяла ваш характер. Она тиранит каждого, кто позволяет дерзости, но совершенно не выносит тех, кто ее боится. По-моему, вы успешно прошли проверку, дорогая, – сказал он веселым, как показалось Аманде, тоном; она глянула на него и увидела смешинки в облачно-серых глазах. Лиана постреляла взглядом между ними и слегка обиженным тоном проговорила:
 – Всем известно, Аш, как ты крутишь Бабушкой, а теперь и твоя невеста справится с ней не хуже. Ох, мне машет Мелисса! Мелисса Уэксфорд, – пояснила она Аманде, – двоюродная сестра жены Джорджа. Целую вечность не видела ее, пойду поговорю, – и ушла, на прощание натянуто помахав пальчиками Аманде.
 Обернувшись к Ашу, Аманда сказала:
 – Думаю, рано говорить, что смогу крутить вашей бабушкой. Хотя она меня и не кусала, но, по-моему, отнеслась не совсем обычно как к какой-то там очередной внучатой невестке.
 Аш улыбнулся с оттенком восхищения – показалось ей – и сказал:
 – Вы удачно отвечали ей и заслуживаете похвалы. Уверяю, то, что она не кусала вас, сулит вам очень хорошие отношения с нею.
 После этой фразы им больше не удалось поговорить наедине, потому что к ним то и дело подходили любопытствующие родственники Аша. Наконец дворецкий величественно объявил, что обед подан.
 Джереми усадили справа от вдовствующей графини, и незамедлительно стало ясно, что между ним и ее светлостью не может быть никакого согласия. Она облила его потоком колючих, как стрелы, острот и хлестких, как плеть, обидных замечаний – Аманде даже померещилось, что из него вот-вот брызнет кровь и окропит чистейшую скатерть. Аманда не любила этого грубияна, но сейчас она с горечью наблюдала, как он, лишь стиснув зубы, все ниже клонит голову под тяжестью нападок. Серена была рядом с ним, но подавленно мол чала, а на лице ее застыло выражение бол и беспомощности.
 Аш, сидящий слева от «матриарха», попытался отвлечь бабушку от злого развлечения:
 – У меня была забавная неделя, Бабушка, я учил Аманду танцам.
 – Учил?! – воскликнула графиня. – Господи, детка, ты не умеешь плясать?
 – Конечно, умеет, – всполошился Аш, поняв, что не о том завел речь. – Но я же говорил вам, что у нее потеря памяти после ушиба. Он помнит вальс, а...
 – Теперь вы это так называете? – спросила она с явной неприязнью. – В мое время это звалось иначе. Вести себя подобным образом в присутствии других не то, что... в обще понятно, хватит. Куда девались приличия? Говорят, даже у Олмаков вытворяют такое...
 – Не знаю, – невозмутимо произнесла Аманда, отрезая кусочек фрикасе из отварной телятины, – никогда не была у Олмаков.
 – Как? – удивленно крякнула старая графиня. – Ты хочешь сказать, что...
 – Что мы, то есть Аманда, – нервно вмешалась Серена, – не получила еще письменного приглашения.
 – Угу, – пробурчала старая леди. – Патронессы задирают носы перед вами, да? Злобные кошки! – и она уставилась на Джереми, возлагая вину на него. – Ну, – продолжила она, – поглядим-увидим. Давно не бывала в свете, но, полагаю, повлиять могу.
 «Такая вдовствующая, – подумала Аманда, – могла бы, наверное, повлиять и на о ставку кабинета министров, если бы захотела Серена оживилась и засияла всем по очереди – графине, мужу, дочери и будущему зятю.
 К концу трапезы всем присутствующим стало ясно, что вдовствующая графиня Ашиндон благосклонно воспринимает Аманду, и все повеселели.
 Спустя некоторое время после обеда, когда мужчины уже присоединились к дамам в гостиной, кое-кто из женщин стал развлекать собравшихся своими успехами в музыке. Кузина Сюзан Уэллбеловд сыграла пару пьес на фортепиано, тетушка Джейн Уэксфорд – довольно длинный этюд на арфе. Тетя Мелисса Джентри приятным сопрано спела несколько народных баллад.
 – Бабушка, – наконец не выдержал Аш, – быть может, вам удастся уговорить мисс Бридж сыграть нам; она – воистину одаренная пианистка.
 Как ни странно, ни Серена, ни Джереми не возражали; мать только слегка приподняла брови.
 – Подготовила что-то, дорогая? – прошептала она из-за спины Аша. Из этого немного удивленная Аманда заключила, что у молоденькой Аманды были, очевидно, способности к музыке, и она робко кивнула.
 – Ну, детка, послушаем тебя, – повелела вдовствующая графиня. Аманда встала с уверенной улыбкой, которой противоречила дрожь в пальцах, и прошла к роялю розового дерева.
 Начала она с коротких вариаций из Гайдна и, безошибочно исполнив их, перешла к «Турецкому маршу» Моцарта. Ей аплодировали с таким воодушевлением, что она решила сыграть страстную третью часть «Лунной сонаты» Бетховена. У нее не было уверенности, что это произведение уже создано, но Людвиг ведь уже живет и творит на протяжении нескольких лет. Закончила она сочинением Баха «Пасись безбоязненно, агнец».
 «Немало талантов у моей невесты, – размышлял Аш, следя издалека за Амандой, когда она шла от рояля и садилась рядом с матерью. – Почти любой мужчина считал бы себя счастливцем, согласись она выйти за него», – печально подумал он, и горькое сожаление охватило его. Если бы не знал Лианы, то мог бы, вероятно, жить с любимой женой. Но Лиана всегда была преградой между ним и любой другой женщиной, которая ему встречалась. Лиана будто неотъемлемая часть его существа, как дыхание, он никогда не сможет забыть о ней. Даже сейчас, стоит лишь закрыть глаза, и ее образ возникает так осязаемо, словно он держит ее в объятиях. Он чувствует, как ее мягкие черные волосы щекочут ему подбородок, а зачаровывающий взгляд зеленых глаз проникает в самую душу. «О Боже, если бы...» – Но его мысли ушли в забвение, как только его обоняние потревожил запах знакомых духов. Он повернул голову, и сердце замерло – рядом сидела живая мечта его.
 – Она прекрасно играет, – сказала Лиана с легкой завистью.
 – Да, – ответил он. «Любовь моя, – взмолился он молча, – не сиди так близко! Мне не совладать с собой. Ради Бога, уйди!»
 – Аш, нам надо поговорить. Понимаешь, пока все заняты здесь. Сейчас будет петь кузина Арабелла – нескончаемо долго. Давай улизнем отсюда на некоторое время.
 – Лиана... – Но, глянув ей в глаза, он не посмел возражать. Неохотно поднялся и последовал за нею. Выйдя из гостиной, она зашла в соседнюю комнату. Когда он тоже вошел туда, лицо ее было в слезах.
 – Ах, Аш, – всхлипнула она, – я так несчастна! – шагнув навстречу, она прижалась к нему и зарылась лицом в складки его пышного галстука.
 – Лиана, – сказал он, – любовь моя, не терзай себя! – Снял ее руки со своей шеи, наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Но когда она опять прижалась к нему, как бы прося повторить, он отклонился и произнес сдавленным голосом: – Не надо. – И она отшатнулась, пораженная.
 – Господи, Аш! Этого я и боялась. Ты разлюбил меня. Она отобрала тебя, – и отвернула лицо. – Этого я и ожидала. Она такая красивая, очаровательная... и богатая, – последнее слово она выговорила с ненавистью.
 – Ты ошибаешься, – глухо пророкотал Аш. – Ты знаешь, какие чувства я испытываю к тебе, но, дорогая моя, у нас с тобой нет будущего. Теперь я, как ты когда-то, повинуюсь долгу, и он превыше любви. Отныне я буду жить своей жизнью, а ты своей, и вместе нам уже не быть.
 – Нет, Аш, мы можем быть вместе, – и она умоляюще провела ладонями по лацканам его пиджака и судорожно вздохнула. – Я много раз думала о нас с тобой, любимый мой, обо всем передумала.
 – Да? И? – тихо прошептал Аш.
 – Я не в силах сказать тебе «прощай». Когда я стала женой Гранта, ты сразу уехал и мы не виделись долгие годы. Тогда я не была вынуждена лицезреть тебя постоянно и думать, что все между нами кончено. Но теперь я – часть нашего семейства, и нам невольно придется видеться.
 – Да, – с тяжелым вздохом согласился Аш. – Я это понимаю и потому...
 – Скажи, бесценный мой, тебя устроит такое: «Добрый день, Лиана. Как поживает твоя матушка? Ты была в опере на последней премьере?» – и изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год и ничего, подобного этому. – Она поднялась на цыпочки и прижалась губами к его губам и не отпускала, пока он не задышал глубоко и неровно. Его руки сами обвились вокруг нее, и он задрожал от страстного желания и чувства вины от него.
 – О Боже! Лиана! – воскликнул он в ужасе. Ему вдруг показалось, что в глубине ее зрачков мелькнула, как призрак, ухмылка, но уже в следующее мгновение он ничего не видел, кроме своей пагубной страсти, отображенной словно в зеркале пред ним.
 – Ведь это так несправедливо, дорогой, что нам придется распроститься с единственным в нашей жизни счастьем, которое мы оба познали! – вновь в глазах ее засверкали слезы, как капли росы на зеленой листве. – Не мог бы ты хоть иногда навещать меня?
 – Лиана, не думаю, что...
 – Если бы ты смог уделить мне хоть чуточку твоей жизни, я бы смогла, наверное, жить своей жизнью, – и вновь судорожный вздох сорвался с ее ярких губ. – Но я пойму, если ты чувствуешь, что не сможешь, – и посмотрела на него из-под покрова густых ресниц.
 – Дорогая моя... – голос его дрожал, как натянутая струна. – Ты же не могла не подумать... Ты же знаешь, к чему это приведет.
 – Я так устала от всех этих дум, но другой возможности быть нам вместе не вижу, – она снова всхлипнула. Потом нежно провела пальцами по его щеке, и Аш вздрогнул.
 – Любовь моя незабвенная, – прошептал он, сжав ее ладонь, – мы часто будем видеться, и каждая встреча будет мне мукой. Даже если бы мы были совсем одни, и тогда я не вижу как нам...
 – Понимаю, – Лиана печально улыбнулась. – Все понимаю, – она выпрямилась, – нам пора возвращаться, пока нас не хватились. Наверное, ты прав. Совсем сошла с ума – пристаю к тебе. Пожалуйста, попытайся забыть о том, что я потеряла контроль над собой. Хотелось бы сказать, что со мной все будет в порядке, но не уверена в этом. Я буду просто... – голос ее пресекся, и она молча выскочила из комнаты.
 Медлительно, словно каждое движение давалось с великим трудом, Аш дошел до двери и тоже вышел.
 Когда он входил в гостиную, Аманда наблюдала за ним. Она видела, как он уходил, как уходила молодая графиня, и теперь во все глаза смотрела на него. Вид у него был такой, будто кто-то нанес ему удар в солнечное сплетение. Она не попыталась заговорить с ним, и они вообще не были рядом до конца вечера, пока Аш не повел свою невесту прощаться со вдовствующей графиней.
 – Ты очень хорошо играла, детка, – сказала ей старая леди. – Навещай меня, Аманда. Загляни, пожалуй, на следующей неделе. У меня есть к тебе разговор.
 Путь домой оживлялся лишь предсказаниями Серены блистательного будущего Аманды в качестве супруги графа Ашиндона.
 – Ведь ты, милая моя, понравилась вдовствующей графине, – радостно говорила она. – Попомни мои слова – к будущей неделе ты получишь письменное приглашение к Олмакам, – чаша ее сдержанности, видно, переполнилась, и она продолжала в том же духе.
 – А потом, – с мрачным удовлетворением перебил ее Джереми, – возможно, увидим изнутри и знаменитые дома на Гросвенор-сквер и на Баркли-сквер. Мне всегда хотелось побывать в доме Девонширов, – закончил он с удовольствием.
 Аманда посмотрела на Аша, но на фоне окна кареты он был похож на бесчувственный силуэт. «Что же произошло между ним и Лианой за время их недолгой отлучки из гостиной», – полюбопытствовала она про себя. Сейчас от него веяло лишь неприязнью и отчаянием, и она подавила в себе желание протянуть руку и прикоснуться к нему. Подумала, что почти противоествественно чутко ощущает его настроения, но не придала этому никакого значения. Не было желания налаживать душевную близость с этим мужчиной, ибо ей не предстояло совместное с ним будущее. Глядя на его лицо, она ощутила, как похолодело у нее на сердце от мысли о ее собственном будущем – что же ее ждет? Какое бы ей ни выпало будущее, там не будет Уильяма, лорда Ашиндона – но почему эта мысль полоснула, будто ножом по сердцу?




 ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


 Глубоким вечером Аш сидел один в гостиной своей квартиры на Джермин-стрит. Задумчиво потягивая бренди, которое налил ему слуга, он мысленно перебирал события прошедшего обеда. Итак, все устроилось – семейство приняло Аманду благожелательно, особенно «матриарх», что по сути и означает настоящее официальное признание помолвки, а не какие-то подписи и рукопожатия с Джереми Бриджем и его поверенным. Осталось только дождаться объявления Серены на балу у Бриджей и уведомления в газете «Морнинг пост». Он глубоко вздохнул, зная, что за этими мыслями наступит тоска, но губы тронула веселая улыбка – вспомнил перепалку между невестой и бабушкой. Аманда явно одолела грозную, как дракон, старуху, разнесла в пух и прах всю ее, так сказать, рать; не помогли бабушке ее боевые порядки – ни лихая конница нападок, ни артиллерийские залпы взглядов. «Кувшинчики!» – граф громко захохотал. Любая девушка из тех, кого он знает, так бы смешалась, что готова была бы сквозь землю провалиться, а Аманда устояла, спокойно и невозмутимо. Он взволнованно вздохнул, вспомнив ее роскошную грудь в низком декольте золотистого платья, плотно облегавшего бедра и ягодицы. Удивился – никогда так не думал ни о ком, кроме Лианы. Смешно! Ведь не жил, как монах, все эти годы после того, как она вышла за Гранта. Да, но то были женщины совсем другого сорта, и относился он к ним как к источнику преходящих удовольствий. Он не связывал себя с дамами благородных кровей, которые овдовели и разошлись с мужьями. Разумеется, мало у кого из них были такие же ослепительные достоинства плоти, как у Аманды. Рука с бокалом бренди замерла на полпути к губам – но ведь не только из-за этого его тянет к Аманде. Манит и ее духовный облик. Поразительна ее безыскусная и искренняя манера вести беседу. Даже когда злится и выходит из себя, удивляет остроумием и сообразительностью.
 Но улыбка погасла – Аманда заявила, что намерена отменить их помолвку. Будь на ее месте другая женщина, он бы заподозрил хитрость, расчет на более выгодную партию. Например, на примете какой-нибудь герцог, еще не разорившийся. Или что она продолжает испытывать нежные чувства к этому подзаборному петушку Космо Саттерли. Нет, убежден, ею движет единственная забота – дать ему свободу, чтобы он смог жениться на любимой женщине. Очаровательно, но не практично. Конечно, это искушает. Жениться на Лиане – разве не предел мечтаний? Поддался грезам о жизни с Лианой. Представил, как они ладно живут в тиши Поместья Ашиндон, совместными усилиями приводя его в порядок, восстанавливая его былое величие.
 Вспомнил, что говорила этим вечером Лиана, и нахмурился. Она не имела в виду визиты графа Ашиндона, вдове его двоюродного брата в присутствии ее тети. Он чувствовал, что не это было у нее на уме. Она намекала на какие-то тайные встречи без участия в них ее дуэньи. Но это для нее едва ли не одно и то же, что стать его любовницей. Невозможно поверить, чтобы Лиана предложила столь предосудительную связь. На душе у него потеплело, что из-за него она готова пренебречь всеми условностями, но, тем не менее, вырисовывающиеся перспективы привели его в смятение.
 В его представлении Лиана осталась той гибкой девушкой, какой была до замужества, но он, очевидно, ошибался. Она не постарела, такая же безумно красивая, но голос стал резче и лицо немного помрачнело. Он тут же укорил себя – разумеется, она постарела; за шесть лет жизни с Грантом кто угодно постарел бы еще больше. Она по-прежнему любима, и он бы отдал душу за нее. Но этому не суждено случиться, и надо принимать факты, как неизбежность. И Аманда должна так же относиться к ним. Скоро она станет графиней Ашиндон, его супругой и затем матерью его наследника. Греховная радость охватила его при мысли о сыне от золотоволосой красавицы; горло сжало, когда он представил себе ощущения от шелковистых локонов, разметавшихся на его груди. Взял себя в руки – надо прекратить! Разве допустимо любить одну женщину и сладострастно мечтать о другой?! Стиснул зубы. Обязан постоянно помнить, что это не просто Аманда, на которой он женится. Он может сколько угодно толковать, что с молодой женою будет держаться подальше от Бриджей, но узами брака он будет неразрывно связан с ними. И это настолько противно, что и думать не хочется. Серену еще можно терпеть, но сознание того, что он отныне социально и эмоционально неразрывно связан с Джереми Бриджем на нескончаемо долгие годы, давило тяжким гнетом и безысходностью, подобно смерти.
 Аш встал, расправил плечи, поставил бокал на стол. Ничего не изменить, остается только собраться с мужеством, чтобы достойно встретить ближайшее будущее, ибо предстоит этот проклятый бал у Серены, а одного его вполне достаточно, чтобы лишить покоя любого мужчину. Чертыхнувшись, Аш пошел спать.
 Наутро Аманда проснулась рано, но еще долго недвижно лежала, уставившись широко открытыми глазами на балдахин над кроватью, вспоминала события минувшего вечера. С удивлением подытожила, что все ей, в основном, понравилось. С удовольствием вспомнила детали упрямого спора со вдовствующей графиней и пришла даже к выводу, что они могут подружиться со старой леди. Поскольку та пригласила бывать у нее, значит, и она думает так же.
 Плохо, очень плохо, что Джереми был не на высоте. Неужели он не понимает, что старая графиня не любит тех, кто перед нею сдается и угодничает ей? Что с ним случилось? Ведь ясно, что раболепие совсем не в его натуре. Жаль, что он готов пробиться в желанный высший свет даже такой ценой. Ведь все равно знать не станет его принимать, несмотря даже на то, что его дочь – жена графа. Она пожала плечами. Вообще, с ее точки зрения, Джереми как таковой не заслуживает особого сочувствия. Молча принялась за горячий шоколад и бисквиты, принесенные пару минут назад служанкой Хатчингз. Аманда лукаво ухмыльнулась – ведь довольно быстро привыкла к обслуживанию по наивысшему разряду. Если вернется в двадцатый век, то сумеет ли там сама расчесать себе волосы?
 Позже, за завтраком, Серена изложила в подробностях план утреннего посещения магазинов, добавив с видом ответственного по особым поручениям, что следует пригласить в этот поход Шарлотту и Кордилию. Аманда, жаждущая новых впечатлений от прогулок по Лондону времен Регентства, охотно согласилась.
 Однако потом Аманда пожалела о своем необдуманном согласии. Таскаться по магазинам она всегда не любила, и теперь ей довольно скоро это наскучило, даже смена эпох не помогла увлечься.
 – Дорогая, по-моему, это – как раз то, что надо, согласна?
 – Что? – уныло спросила Аманда, смутно соображая, что находится, кажется, в шестом по счету за это утро магазине тканей. Когда они заехали за Шарлоттой и Кордилией, Серена приказала кучеру ехать на площадь Лестер-сквер и по дороге – весьма непродолжительной – они все вместе обсудили список покупок. И теперь Аманда видела, что слуга на запятках весь завален горою свертков с приобретениями не только Серены, но и Шарлоты с Кордилией. Обеих девиц, каждую из которых сопровождала своя, подчеркнуто приличная, дуэнья, тоже, оказывается, трясла лихорадка закупок к тому, что Аманда про себя невольно стала называть «Бал на всю Англию».
 – Синий атлас, – ответила Серена. – Его мы и ищем. Точно в тон твоих глаз; и самый дорогой, – закончила она с удовлетворением. – Аманда ничего не сказала и лишь отрешенно кивнула, а Серена удрученно покачала головой. – Да что с тобой, дорогая? Может, ты еще и страдаешь от ушиба головы, но меня ты совершенно выводишь из себя. Раньше, когда мы ходили по магазинам, ты всегда бывала в приподнятом настроении, особенно если речь шла о бальном платье, а теперь...
 Почувствовав угрызения совести, Аманда склонилась над отрезом:
 – Ой, мама, это прекрасно! Простите, я немного расстроена, но, поймите, не каждый день девушке предстоит официальная помолвка. Ну, скажите, что простили меня за мое невнимание! – и она прильнула к матери. Я полностью согласна, этот материал совершенно подходит. А накидку надо, как вы считаете? По-моему, не стоит ничем прикрывать хоть сантиметр такой роскошной ткани.
 – Угу, – рассудительно промычала Серена. – Пожалуй, ты права, милая. В наряде, что мы выбрали из журнала «Все для красавиц», предусмотрена накидка из сеточки, но фасон... Верно, сам по себе он будет еще лучше смотреться, – она обратилась к Шарлотте с Кордилией и их фавориткам, и после краткого обсуждения все пришли к выводу, что синий атлас хорош и так.
 – Завидую тебе, – сказала Шарлотта, и в тоне ее, кажется, не было яда. – Моя мама не разрешает мне ничего, кроме блеклых тонов. Боюсь, и в будущем году, когда мне исполнится двадцать, опять не позволят носить ничего более броского... то есть более яркого.
 – Наверное, – приветливо произнесла Аманда, – но блеклые тона тебе идут гораздо больше, чем мне, согласна, Кордилия?
 Кордилия, не успев даже сообразить, какую ей расставили ловушку, горячо поддакнула и получила из водянистых глаз Шарлотты молнию, что обещало неизбежность возмездия.
 Во избежание немедленных военных действий Серена поспешила отвлечь девиц идеей о шарфах в комплект к платьям и потащила Аманду к прилавку с газовыми тканями.
 – Не знаю, какой оттенок лучше подойдет... – пробормотала Аманда, которой опять все это надоело. Снова принялась ломать голову над своими затруднениями. Если она решает порвать с Ашем, то делать это надо до объявления о помолвке. С другой стороны, реализация ее первоначального плана – выжать как можно больше денег из Джереми – требует подольше воздержаться от отказа. Кроме того, план этот кажется Ашу несостоятельным. Похоже, у всех мужчин, в любом столетии, одинаково смехотворные представления о чести. Джереми сделает все, чтобы вынудить дочь выйти замуж за нелюбимого мужчину, но вряд ли ему удастся заставить теперешнюю так называемую дочь согласиться с этаким совершенно средневековым подходом. Она вдруг очнулась, увидев, что рядом с ней стоит приказчик.
 – Пока не нашла ничего подходящего, – машинально ответила она на его предложение помочь ей. – Скоро мама моя... – она взглянула на приказчика и замолчала на полуслове, разинув рот от изумления. В молодом человеке не было ничего, казалось, примечательного – аккуратно причесанный шатен, костюм отглажен, ботинки начищены до блеска. Но – очечки на кончике носа да тугие и сияющие, как леденцы на палочке, щечки!
 – Вот вы где! – вскричала Аманда и схватила его за руку.
 – Извините, мисс, что вы имеете в виду? – оторопело спросил молодой человек.
 – Оставьте свои извинения! – процедила сквозь зубы Аманда. – Теперь-то я с вами поговорю! Немедленно! Где будем говорить?
 На лице приказчика появилось тревожное выражение.
 – Не понимаю, мисс. Я ведь хотел помочь вам.
 – Именно это мне больше всего и нужно от вас – помощь! – Наступая на него всем телом, она затолкала его в тихий уголок магазина. – А теперь скажите мне – как я попала сюда и как мне выбраться отсюда и вернуться в мое время?
 – По-пожалуйста, м-мисс, – залепетал, заикаясь, приказчик. – Я... я не знаю... то есть... позвольте мне... позвать старшего приказчика... – и он тщетно пытался оторвать пальцы Аманды, вцепившейся мертвой хваткой ему в рукав.
 – Нет, не выйдет! И шагу не сделаете отсюда, пока я не добьюсь ответа!
 Тогда он взглянул ей прямо в глаза и долго смотрел очень пристально, потом заговорил, и по его тону Аманда почувствовала, что он решил пойти ей навстречу.
 – Чем же мне помочь вам? – спросил он спокойно.
 – Я уже сказала вам...
 – Вы правы в своих выводах, вы далеко. Аманда Бридж скончалась, и все годы предстоявшей ей жизни решено было передать Аманде Маговерн.
 – О Боже! – и Аманда ухватилась за край прилавка, чтобы не упасть.
 – Похоже, вы испытываете необычайные трудности, приспосабливаясь к новым условиям, – продолжал он неумолимо. – Негоже, как вы понимаете, стараться жить так же, как вы жили в иное время. Вам следует свыкнуться с условностями времени, в котором вы теперь обитаете. Например, ваша утренняя пробежка по парку предосудительна, – и он с порицанием воззрился на нее сквозь стекла очков, которые чуть не падали с носа.
 – А вы от меня ждали... – негодующе начала Аманда, но он мягко перебил ее:
 – Отныне вы живете здесь, Аманда. Приспосабливайтесь.
 – Так, значит, – горестно проговорила она. – По-моему, я не могу. Неужели никак нельзя вернуть меня в мое время?
 – Теперь ваше время здесь, – вежливо, но непреклонно повторил он. – Если бы вы постарались, то смогли бы по достоинству оценить дарованную им судьбу. Теперь вы здоровы и невредимы и вся жизнь впереди. Аманда упрямо сжала челюсти:
 – А я хочу ту жизнь, которой жила! Мою собственную!
 – Сами себе все усложняете, – сокрушенно вздохнул молодой человек. – Вам надо более самозабвенно отдаваться этому времени.
 Аманда воспрянула:
 – Вы намекаете на возможность вернуться, если я здесь не сумею справиться?
 Молодой человек поправил очки, вернув их на переносицу.
 – Я этого не говорил. Но... – он помолчал, словно прислушиваясь к какому-то голосу, – сейчас я не могу больше разговаривать с вами, – и отвернулся, будто намереваясь уйти, но Аманда еще сильнее сжала его рукав.
 – Нет, стойте! Вы должны мне помочь!
 – Я и стараюсь помочь вам, милая моя, но вы меня не слушаете. Ох, – вздохнул он тяжело, – ладно, поговорим потом, если вы так настаиваете. Но отныне вы должны приложить все усилия и искренне постараться привыкнуть к новой жизни; однако если при этом у вас возникнут настоящие трудности и вам понадобится поговорить с нами, мы придем, – он опять отвернулся, чтобы уйти, и она опять вцепилась ему в руку.
 – Нет! – закричала она. – Вы должны...
 – Что ты тут делаешь, милая? – услыхала Аманда голос Серены, которая взяла ее за локоть. – Выбираешь кружева? Но они не нужны для твоего бального платья. Или ты подбираешь их к костюму для конных прогулок? Тогда подойдут небеленые чеширские.
 Смахнув с себя материнскую руку, Аманда вновь повернулась к приказчику, но того уже и след простыл. Взглядом обшарила весь магазин, но парень как сквозь землю провалился. «Вполне возможно, что так и сделал», – подумала Аманда.




 ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


 – Чудесно! Правда, мои дорогие? – воскликнула, бурля от радости, Серена спустя всего неделю после последнего столкновения Аманды с духом в очках неизвестного пола – являлся то в мужском, то в женском обличий, а может, он вообще среднего рода, поди узнай. На верхней площадке внутренней лестницы стояли все трое – Джереми, Аманда и Серена, продолжавшая возбужденно вещать: – Весь свет здесь, и я не удивлюсь, если завтра скажут, что у нас была давка, самое большое столпотворение за весь бальный сезон!
 Джереми на сей раз был явно доволен затеей Серены и, стоя рядом с нею, одаривал сияющей улыбкой гостей, благосклонно взирал на слуг, носящихся туда-сюда с подносами изысканных яств, и весело посматривал на жену с дочерью, которым он незадолго до этого заявил, что «имеет основания гордиться ими».
 Аманда, наряженная в дорогое платье из синего атласа, чувствовала себя выставочным экспонатом. На самом деле к ее глазам очень шел цвет темного сапфира этой ткани, а золотые нити, искусно вплетенные в нее, отражали пламя свечей, вспыхивая огненными струйками. Декольте хитроумного кроя полностью открывало белые округлые плечи, сдержанно подчеркивая полноту груди. На шее красовалось бриллиантовое ожерелье, подаренное ей Джереми прямо перед их выходом для встречи гостей. Оно представляло собой гроздь мелких бриллиантов, рассыпавшуюся вокруг увесистого солитера величиною с виноградину. Украшение это нагло сверкало, ослепляя, и у Аманды было такое ощущение, словно ей на шею надели тяжелое ярмо. Кстати, весило оно немало. Вихрь золотистых локонов ее прически венчала небольшая бриллиантовая диадема затейливой формы, загадочно подмигивая крохотными отражениями свечных язычков.
 У Серены и Джереми были основания радоваться – Бабушка Ашиндон потрудилась на славу: среди гостей, шествовавших вереницей мимо Бриджей, оказались леди Джерси и еще пара патронесс женского клуба Олмаков, три герцога с супругами, несколько графов и множество виконтов и лордов помельче. От мельтешения лиц Аманда впала в какое-то оцепенение, словно сомнамбула, и вдруг очнулась, вздрогнув, когда услышала выкрик дворецкого: «Мистер Джордж Брамэл!». Глаза ее широко распахнулись – она увидит живьем самого Красавчика!
 Но к ее вящему изумлению перед ней склонился, целуя ручку, полноватый джентльмен не первой молодости. Он оказался черноглазым брюнетом чуть выше среднего роста, на губах которого, очерченных, как лук Купидона, застыло капризное выражение недовольства и унылой скуки. Однако, придирчиво оглядев ее, он потеплел взором и проговорил куртуазным тоном:
 – Весьма рад знакомству с вами, мисс Бридж. Теперь понятно, почему Ашиндон забыл всех светских красавиц. Вы знакомы с моим другом, бароном Алвэнли? – и он взмахнул в сторону джентльмена, только что закончившего выслушивать многословные приветствия Серены. «Алвэнли, – подумала Аманда. – О нем я читала? Да, читала, упоминается во многих ссылках книг об этом периоде. Уильям Арден, второй барон Алвэнли, воплощение денди времен Регентства на вершине славы своих продуманных эксцентричных выходок, – вспомнила она, внимательно рассматривая личность, возникшую перед нею, и не могла поверить своим глазам. – Следы увядания на красивом лице; значит, тоже изрядно выпивает». Барон откачнулся, глянул на нее в монокль, потом невинно чмокнув ручку, проговорил:
 – Ах, мисс Бридж! Ты прав, Брамэл, она – само совершенство. Подарите мне танец, дорогая? – и, не ожидая ответа, отошел вместе с Красавчиком, и они на ходу вполголоса принялись совещаться о местонахождении буфета с крепкими напитками. «Ну и ну! – сердито подумала Аманда. – И это называют «искрометным остроумием», которым прославилась эпоха Регентства?» Она негодующе отвернулась и увидела Аша, присоединившегося к череде гостей. Перед приемом Серена похныкала о том, что граф не сможет встретить гостей вместе с Бриджами. «Однако, – сказала она тогда со смиренным вздохом, – если бы его сиятельство стоял рядом со своей нареченной при встрече гостей, то не было бы никакого сюрприза при объявлении о помолвке в самый разгар бала». Теперь она одарила сияющей улыбкой элегантно одетого графа и, позволив себе чмокнуть его в щечку, препоручила мужу. Аманда тоже приветливо улыбнулась. После банкета у вдовствующей графини Аш несколько раз навещал дом Бриджей, продолжая давать уроки танцев невесте. Пару раз к ним заглядывала Серена, а однажды вслед за нею, к всеобщему изумлению, в дверь просунул голову Джереми, решил составить им компанию, потанцевал с неожиданной легкостью движений и получил явное удовольствие от музыки, которую исполнила на рояле Серена. Еще они с Ашем ездили на прогулки в парк, и он ей много рассказывал о своей службе в армии, о привязанности к Поместью и роду Ашиндонов. И Аманде пришло в голову – не слишком ли хорошо ей с ним? Ведь одно дело, когда тебя физически влечет к мужчине, но если получаешь такую радость от простой беседы с ним, то это уже очень опасно. Она посмеялась над собою: забавная штука – влюбиться в мужчину, за которого тебя собираются принудительно выдать замуж. Могло случиться и такое, – рассудила она с горечью, – если она действительно выходила бы за него, конечно, при условии, что он питает к ней ответные чувства, но именно этого не может быть.
 «Что за чушь! – одернула она себя, выходя из мира грез. – Нельзя же влюбиться в мужчину, который жил до тебя почти две сотни лет назад. Если она правильно поняла маленького приказчика в очечках, то есть все основания верить, что в ближайшем будущем ей предстоит покинуть эти сценические подмостки. При этом, вероятнее всего, Аманда Бридж не воскреснет, но проблемы графа удачно разрешатся. Ведь к тому времени Джереми Бридж уже выложит приличные денежки своему будущему зятю. Конечно, смерть Аманды будет тяжелым ударом Бриджам, но девушка ведь на самом деле умерла уже три недели назад». – И Аманда содрогнулась – неприятно было думать об этой стороне ее бегства.
 Рядом с Ашем Аманда увидела Лиану, и лицо ее приняло надменно-высокомерное выражение: «Жалкое зрелище – обнищавший дворянин сопровождает возлюбленную на балу по случаю его помолвки с другой!» В следующее мгновение она узрела, что с другого боку Аша прилепилась старая графиня, за которой неотступно, словно на буксире, тащится ее компаньонка, кузина графа Эмили Уэксфорд, и неприятное ощущение сосущей пустоты под ложечкой утихло: вероятно, граф вынужден сопровождать «матриарха» со свитой. Застывшая мука на лице его сиятельства свидетельствовала о верности такого предположения. Но когда он взглянул на Аманду, лицо его резко изменилось, выразив неприкрытое восхищение. Он склонился к ее руке, и она смущенно захлопала ресницами.
 – Вы необычайно привлекательны сегодня, моя дорогая, – хрипловато прошептал он, а в уме ругнул себя: «Боже, что я говорю! «Необычайно привлекательна!» Да она – мечта о любимой женщине во плоти! В сияющей лазури глаз таится несказанная нега, изящные изгибы тела чувственно взывают из-под атласных покровов насыщенной синевы. И даже это ожерелье – на любой другой казалось бы верхом безвкусицы, а на Аманде смотрится как символ чистоты и добродетели».
 – Добрый вечер, мисс Бридж, – прозвучал голос Лианы, остудив пыл его внутреннего монолога; он скороговоркой пообещал найти Аманду перед танцами и, выпустив ее руку, вошел в бальный зал. Лиана пошла вместе с ним. Они под руку обошли зал по периметру и раскланялись со знакомыми.
 – Чудесно, не правда ли? – сказала Лиана, восторженно сияя зеленью глаз. Аш удивленно выгнул брови, и она поспешила исправить свою оплошность. – Конечно, предстоит ужасный вечер – признание твоей помолвки, но, – добавила она дрожащим голосом, но якобы храбрясь, – я решила не думать об этом. – Очевидно, ей не трудно было отогнать печаль, ибо улыбалась она радостно. – И почему я так долго не возвращалась в Лондон? Сама не знаю. – Она подняла счастливое лицо к Ашу: – Во всяком случае, до Судного дня не вернусь в старый ханжеский Уилтшир.
 – Ханжеский? – переспросил мгновенно Аш. – Уилтшир? А я-то думал, тебе там нравится, – сказал он, вспомнив давние высказывания Лианы о приверженности к сельской жизни.
 – Ну да, – заторопилась Лиана. – Так и было до того, как пришлось провести многие месяцы в затворничестве. – Она огляделась вокруг. – Я так истосковалась по подобным вечерам и людям, с которыми можно поговорить!
 – Но там полно людей, с которыми...
 Она расхохоталась, и ее смех зазвенел колокольчиками.
 – О! Но я же имею в виду интересных людей, остроумных и элегантных. Охота посудачить о последнем скандале у принца-регента, о любовных связях кого-то с чьей-то женой.
 – Господи! – только и вымолвил Аш, и Лиана мило надула губки.
 – Ты шокирован? – лукаво спросила она. – Раньше ты не был таким ретроградом. Смотри – вон Красавчик! – и она указала на былого короля франтов. – Не предполагала встретить его сегодня. Говорят, он теперь редко бывает на светских раутах.
 – Да, редко, но он старый приятель и любимец Бабушки. Миссис Бридж счастлива была пригласить его Неудивительно, – сухо заметила Лиана. – Наверно, вне себя от счастья при одной мысли, что на ее второстепенной вечеринке присутствует сам знаменитый Красавчик Брамэл, – Аш напрягся, но она, не замечая, продолжала: – Бедненький Аш мой, у меня сердце разрывается, когда я думаю, что ты всю жизнь будешь прикован к этим людишкам, – на это Аш уклончиво пробормотал что-то, но внутренне вскипел от негодования. То, что он сам так же жалел себя, не уменьшило его гнева на Лиану Боннер, постороннюю личность (она же – не он!), взявшую на себя право... – он судорожно втянул в себя воздух. «Лиана – посторонняя личность? Как подобная гадость могла прийти в голову? Лиана имеет полное право судить о моем будущем. Имеет? – и он опять склонил к ней голову, когда она старалась привлечь его внимание к кому-то поблизости. Прислушиваясь к ее пренебрежительным замечаниям, приправленным ядом, понял, что она способна жалить, как змея. Увидев, что к ним приближается его друг Джеймс Уинканон, вздохнул с облегчением.
 – Ого! Ваше Сиятельство! – произнес Джеймс, сложившись длинным туловищем чуть ли не вдвое в преувеличенном поклоне. Взор его иронически поблескивал, когда он целовал ручку Лианы. – Леди Ашиндон очаровательна, как всегда.
 Лиана удивленно заморгала:
 – Что с вами, Джеймс? По-моему, вы впервые удостоили меня комплиментом.
 – Сам не понимаю, почему я раньше был таким невнимательным, – ловко выкрутился Джеймс, – заверяю вас, что это – не в последний раз, – и Лиана весело рассмеялась.
 – Я только что говорила Ашу, как мне сегодня приятно быть здесь. Кажется, целую вечность никуда не выезжала.
 – У вас удачный выбор, – сказал Джеймс и обратился к Ашу: – Миссис Бридж собрала на свой праздник все сливки общества, – на что Лиана опять рассмеялась, но не так мелодично, как в предыдущий раз.
 – Скажите за это спасибо Бабушке Ашиндон. Она всю неделю рассылала письма и наносили визиты. Думаю, никакая иная сила не затащила бы миссис Драммонд-Баррел в дом, пахнущий торговой лавкой. – Она сморщила изящный носик и захихикала, прикрывшись веером.
 На мгновение Аша охватил бешеный приступ гнева. Это – Лиана, женщина его грез! Аш заметил, что Джеймс наблюдает за молодой графиней и его губы кривит ехидная усмешка. Уинканон поклонился и спросил:
 – Можно с вами потанцевать, миледи? В вашем обществе и музыка кажется первоклассной. – Он с кокетливой улыбкой взял ее ладонь, положил на свою согнутую руку и повел Лиану к центру зала. Она, уходя, через плечо сверкнула взглядом на Аша.
 – Договорим позже, милорд, – произнесла она негромко. Через минуту она уже вовсю кружилась в энергичном хороводе, вихрились локоны ее, горели щеки. Аш оцепенело следил за нею. Как могла она так резко измениться? Он был уверен, что за время разлуки изменился не он. Но тут же начал укорять себя. Ведь следовало ожидать, что такое жизнелюбивое существо, как Лиана, может перевозбудиться от первого – после долгого перерыва – выезда в свет и наговорить совсем не то, что думает. Или, быть может, она в таком отчаянии от его помолвки и предстоящей женитьбы, что переполнена горем и оно невольно прорвалось в такой форме. «Милая, шустрая девчонка!» Аш вздрогнул, вдруг заметив, что рядом с ним стоит Джереми Бридж и многозначительно наблюдает за Лианой с Джеймсом. Аш хотел было объясниться, но Джереми открыто отмахнулся, сказав:
 – Не волнуйтесь, молодой человек, мне все известно о ваших интересах в этой сфере. Я же говорил вам раньше, что мне важно узнать о вас все, и первым делом я обратил внимание на вашу давнюю связь с теперешней вдовой вашего кузена. Не скажу, что осуждаю вас за это, – задумчиво проговорил он, продолжая смотреть на танцующих.
 – Похвальная дотошность, сэр, – произнес Аш тоном, холодным, как ветер в морозную ночь, – но вам нет необходимости.
 – Ох-ох! – перебил его, усмехнувшись, Джереми. – Знаю, вы – человек чести и все такое. Знаю, что могу положиться на вашу осмотрительность. Но должен четко отметить, – и веселая улыбка увяла на его губах, – что если хоть слово о ваших фокусах-покусах дойдет до ушей моей дочери, я буду очень, очень недоволен. А вам, – тут голос его перешел в шепот, – по-моему, неохота разонравиться мне... милорд. – Аш так разъярился, что почти не мог и слова вымолвить, но справился и ровным голосом сказал:
 – Мистер Бридж, вы полагаете, что можете со мною обсудить план измены моих обетов Аманде? Разумеется, это не так... ибо ее отец, вслух высказывающий такую идею, не достоин не только беседы со мной, но даже моего презрения.
 Джереми побагровел и агрессивно выпятил массивную нижнюю челюсть. Помолчав, произнес с натужным смешком:
 – До чертиков горды собою, да, милорд? Но все равно, нечего меня ловить на слове. Я прямо вам сказал все как оно есть на самом деле.
 – Разве вы только это сделали? – холодно спросил Аш. – Извините, сэр, но мне пора пригласить на танец невесту, – и круто развернувшись, он пошел прочь со стиснутыми кулаками.
 В голове не укладывался смысл состоявшегося разговора. Если он правильно понял Бриджа, тот сказал всего лишь, что любовная связь на стороне вполне допустима, если о ней ничего не дойдет до ушей Аманды. Медленно разжал кулаки и глубоко вздохнул. Да, понятно, что ему предстоит, он будет – как сказала Лиана – «прикован» к этому грубому, властному и недоброжелательному борову. Остановившись на мгновение, поклялся, что, как только они поженятся с Амандой, он умчит ее в Поместье и Бриджей на порог не пустит. Конечно, придется воспользоваться щедротами Бриджа, но он – Уильям – будет трудиться каждый день от восхода солнца до восхода луны и, когда Поместье начнет приносить стабильный доход, выплатит Бриджу все до последнего пенса. С процентами!
 Но как отнесется Аманда к таким суровым условиям? Ей явно нравится Лондон. Не сочтет ли она жизнь в сельском уединении ссылкой? Как воспримет то, что ее отец – нежеланный гость у нее в доме? Хотя она и не проявляет особой привязанности к своему старому бандиту, но все же он отец ей.
 Аш прошелся взглядом по всем группам присутствующих, толпящихся вдоль стен зала, но Аманду не обнаружил. Неужели решила попробовать свои силы в сельском танце? Он уже было двинулся к буфету, но вдруг узрел такое, от чего чуть не задохнулся – в укромном уголке, за колонной, стояла его нареченная, увлеченно беседуя не с кем иным, как с Космо Саттерли. Кулаки снова сжались сами собой, он шагнул по направлению к паре, но над ухом раздался голос запыхавшейся Лианы:
 – Господи! Не танцевала сотню лет и, похоже, совсем разучилась. Не принесешь мне стакан... О! – он обернулся и понял, что она проследила за его взглядом. – Боже! Как оказался здесь Саттерли? Ведь ему отказали от этого дома.
 – А ты довольно быстро впитала уйму сплетен! – почти прорычал он, и изумрудные очи Лианы распахнулись с испугом.
 – Ах, Аш, я не думала... то есть я допускаю, что можно вспылить из-за того, что мисс Бридж так забылась, флиртуя с мужчиной, которого не выносят ее родители, да еще будучи твоей невестой, – и на опущенных ресницах засеребрились слезы. – Понимаю, что ты относишься к ней совсем не так трогательно, как мы с тобой друг к другу, но все же ее поведение тебя смущает и ставит в ложное положение.
 Аш тщетно старался почувствовать раскаяние в том, что незаслуженно обидел любимую женщину. Внутри у него все кипело от негодования, но он похлопал ее по руке, отвел в сторону и довольно сухо сказал:
 – Благодарю за сочувствие, но очень прошу тебя не заботиться о поведении моей невесты и предоставить это мне.
 Лиана оторопело уставилась на него.
 – Разумеется, Аш. Я и не думала вмешиваться. Просто я...
 – Ладно, – бесцеремонно бросил Аш, – сейчас будет кадриль. Потанцуешь со мной?
 Аш чувствовал облегчение, что фигуры танца почти не позволяли разговаривать с возлюбленной. Когда замерли последние аккорды, они с Лианой оказались около двери в маленькую гостиную.
 – Зайдем, Аш, – предложила Лиана с обаятельной улыбкой, – давай поговорим.
 Аш попытался отойти, но она настойчиво тянула его за рукав. С недобрым предчувствием он вслед за нею вышел из бального зала. Как только они оказались в полумраке маленькой комнаты, Лиана обернулась, прижалась к Ашу и губами нашла его губы. Ее поцелуй, проникновенный и страстный, к его удивлению с примесью чувства собственной вины; не вызвал в нем того волнения, которого он ждал. Его донимала одна отчетливая мысль, что не следовало ему сейчас уединяться с Лианой. Завершив поцелуй, Лиана со вздохом привалилась к плечу Аша и глянула из-под ресниц ему в лицо.
 – Ох, Аш, – прошептала она, нежно коснувшись пальцами его щеки, – я так люблю тебя!
 Аш прикрыл ее ладонь своею, чуть сжал, отнял от лица и выпустил Лиану из объятий.
 – Знаю, – мягко сказал он, – но нам самим придется отказаться от любви. Мы должны так поступить, Лиана.
 – Должны? – спросила она упавшим голосом. Она отклонилась, но руку его продолжала удерживать. Вновь заговорила, но уже явно напористым тоном: – Я думала о нашем положении, Аш. Понимаю, что мы не можем пожениться, хотя у меня ушло много месяцев на то, чтобы во всем разобраться и усвоить твои представления о долге перед родом Ашиндонов и нашей личной ситуации. Но до чего же несправедливо, милый, что наша любовь обречена! Она так сильна, что не может погибнуть, и я пришла к выводу, что у нас есть единственный путь. – И с дрожью в глубоком вздохе помедлила, прямо глядя на него огромными, роскошными очами. – Я все решила, дорогой мой, единственная любовь моя... я согласна быть твоей любовницей.
 Аша будто тряхнуло, словно внутри взорвалось нечто огромное, острое. Из путаницы мыслей всплыло: не помнит, когда просил Лиану стать его любовницей. Вторая мысль была – ослышался. Но тут же и третья, уже как отклик на мгновенную душевную встряску, возникла с непредвиденной определенностью: он не желает вступать ни в какую связь, тайную или явную, с Лианой, графиней Ашиндон.
 – Дорогая, – начал он торопливо, – ты же не могла подумать...
 – Могла. Я обо всем передумала, – голос Лианы окреп, – и другого пути просто нет, Аш, – она отступила на шаг. – Господи, – выговорила она, задыхаясь, – ты же считаешь, что я пала так низко, что не достойна даже упрека, но...
 – Ничего подобного. У меня нет слов, что бы выразить, как я тронут тем, что ты готова пренебречь всеми условностями, что ради меня рискуешь своей репутацией, не боишься навлечь на себя позор. Но я не могу тебе позволить учинить такое над собой. И я не могу, – договорил он веско, – изменить обетам, которые беру на себя. Пойми, как бы я ни... – но Лиана внезапно отвернулась и прошептала трагическим тоном:
 – Я так и думала!.. Не сберегла любовь твою, а теперь... – У нее сорвался голос, и чуть помолчав, договорила: – Потеряла и твое уважение.
 – Не говори так, – сказал Аш и сам испугался своей неискренности. – Ты же знаешь как я отношусь к тебе. – И, хоть ощущал вину, хотел лишь одного – уйти от нее. – Лиана, мне больше нельзя задерживаться здесь с тобой. Аманда...
 Но Лиана топнула ножкой:
 – Опять эта Аманда! Значит, так, Аш? Скоро я начну верить, что ты обещал ей не только свое имя, но и сердце. – Она очаровательно надула губки и продолжала дуться, пока Аш не начал оправдываться, чего она явно ожидала. Но он вскоре осознал, что все его заверения в верности звучат пустым звуком даже для его ушей, и обиду на ее лице сменила злоба.
 – Говоришь, что любишь меня, а сам и шагу не можешь сделать, дабы сохранить нашу любовь.
 – Мне бы хотелось, чтобы ты поняла, – сказал он устало, – что у меня нет выбора, так же, как когда-то не было и у тебя. Подумай! – Он миролюбиво протянул к ней руку, чтобы несколько сгладить жесткость слов, но она, раздраженно фыркнув, взвилась вихрем и со зловещим шелестом юбок вылетела прочь из комнаты.
 Аш выглянул следом, но, увидев, с каким нескрываемым интересом наблюдают за Лианой все в бальном зале, остановился. Она уже дала всем сплетницам прекрасную возможность развлечься, и ему не имеет смысла раздувать пожар скандала. Что же все-таки произошло сейчас? Никак не мог решить, что его больше поразило – само предложение Лианы или то, что оно его не прельстило, когда он представил себя с нею в постели.
 Прошло несколько минут, прежде чем он собрался с силами, поднялся, вышел из маленькой гостиной и пустился на поиски невесты.




 ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ


 Но Аманды нигде не было видно. В углу, у пальмы в кадушке, Серена одна, без дочери, болтала с пожилыми дамами. Шарлотта и Кордилия танцевали котильон, изящно вытягивая носочки стоп; среди танцующих Аманды не было. Не оказалось ее ни в буфете, ни в комнате для карточных игр. Аш постоял довольно долго и у гостиной для дам, но Аманда не вышла и оттуда, и он побрел дальше. Ни на террасе, ни в маленьких гостиных, примыкающих к бальному залу, ни в большой гостиной, где сервировали стол для ужина, поиски не увенчались успехом. Оставался лишь музыкальный зал, он вошел в него – и не зря. В конце зала, привалившись к столику в простенке меж окон, стояла его нареченная – в объятиях Космо Саттерли.
 Аш чуть не задохнулся от ярости и застыл на месте. Но где-то в отдаленном участке мозга, еще способном хоть что-нибудь соображать, отметил, что, несмотря на объятия Саттерли, Аманда спокойна и безучастна. Но вопреки этому, первым побуждением Аша было ринуться к парочке, растащить их и ударить Саттерли так, чтобы тот свалился. Но звук его шагов заставил Саттерли обернуться.
 – Ашиндон! – вскричал он сорвавшимся от волнения голосом, побледнел, увидев стиснутые кулаки Аша, но не сдвинулся с места и хвастливо заслонил собой Аманду. – Я не намерен извиняться, милорд, за то, что мне принадлежит по праву! Если желаете вызвать меня на дуэль, то назовите время, – он тряхнул головой, и его аккуратные кудряшки задрожали.
 – От вороватых подзаборных петушков извинений и не принимаю! – прорычал Аш, угрожающе надвигаясь. – И на дуэль не вызову, но – отлуплю по заслугам!
 Саттерли, видно передумав храбриться, попятился, натолкнулся на Аманду, и она вышла из-за него.
 – Аш, не делайте глупостей! – сказала она сердито. – Этот придурковатый недомерок возомнил, что я влюблена в него. А он, естественно, влюблен в мое приданое, что вам, разумеется, понятно. Не знаю, каким образом он пробрался к нам, но уверена, что выберется очень скоро – как только кликну пару лакеев. – И она направилась к шнуру колокольчика, но Аш жестом преградил ей путь и, обращаясь к Саттерли, ледяным тоном сказал:
 – Советую вам уйти самому. Иначе я лично вышвырну вас из окна, прямо со второго этажа.
 Сначала показалось, что незадачливый влюбленный не сдастся, но через мгновение он застенал и неровной походкой двинулся к двери.
 – Понятно! – бросил он через плечо Аманде. – Ради титула вы растоптали мое сердце, любящее вас со всей искренностью. Что ж, наслаждайтесь плодами вашего выбора... графиня! – И он пропал за дверью.
 Аш повернулся к Аманде и вновь вскипел от гнева.
 – Чем вы, черт подери, здесь занимались? – резко спросил он.
 – Ничем.
 – Ничем?! Значит, так вы называете лобзания с этим скользким змеенышем?
 – Я его не лобзала. Я просто ждала, когда он закончит свой поцелуй. Я было подумала о физическом сопротивлении, но решила, что равнодушие женщины не хуже остужает пыл мужчины и прическа при этом не портится.
 Она казалась такой спокойной и уверенной в себе, что Ашу захотелось встряхнуть ее.
 Тогда для начала скажите, почему вы оказались наедине с ним? Вам не кажется, что это несколько далековато от бального зала?
 – Он угрожал устроить скандал, если я откажусь говорить с ним, поэтому я повела его сюда, где могли быть люди, но не в большом количестве. Когда мы вошли, тут было несколько пар, но, к сожалению, они вскоре ушли.
 – Какие любезные! – с омерзением произнес Аш.
 Аманда шагнула к нему и сказала:
 – Послушайте, милорд! Надеюсь вы не намекаете на... Господи, неужели вы в самом деле думаете, что я испытываю какие-то нежные чувства к этому смехотворному зануде?
 – Ну... Видите ли, мисс Бридж, всему свету известно, что вы собирались сбежать с ним. И не уверяйте меня, что готовы были совершить это, не испытывая к нему никаких чувств.
 – Ах, это, – Аманда пожала плечами. – Я же вам говорила, что ничего этого не помню; наверное, было какое-то временное заблуждение. – Она призадумалась немного, потом с миролюбивым видом сказала: – Если бы я действительно кого-нибудь полюбила, то не согласилась бы на наш союз, Аш. Но коль скоро я дала такое согласие, то буду верна данному мною слову, и прошу вас верить, что это так. Я не позволю себе увлекаться другими мужчинами, не стану лобызаться с ними в потайных местах, не буду обнадеживать их, что я готова ко внебрачным связям, – она вздохнула и внимательно посмотрела на него; глаза ее были спокойны и чисты, как горные озера. Тронутый этим заявлением, Аш решил замаскировать свою реакцию иронией:
 – Похвальный подход, мисс Бридж. Или вы клоните к тому, что намерены превратить наше деловое соглашение в реальный брак? – и Аш мгновенно пожалел о своем вопросе, ибо Аманда даже отшатнулась из-за него. – Простите. Мне не следовало так говорить. Я просто имел в виду, что...
 – Я ничего не говорила о нашем браке, милорд. Я рассуждала лишь о помолвке. Если вы напряжете память, то согласитесь, что именно в моих планах нет места этому браку.
 И Аш даже выругался шепотом.
 – По-прежнему гнете свою линию? Сколько раз мне повторять вам, что не только наша помолвка, но и брак наш – дело решенное, оговоренное, подписанное и скрепленное печатями, осталось лишь претворить его в жизнь. И вы, Аманда, будете моей женой, – он шагнул к ней и взял за плечи, – неужели это так противно вам? – Аманда молча смотрела на него широко открытыми глазами. Аш ощутил, что тонет в этих озерах, и начал задыхаться. Не в силах удержаться, он медленно наклонился к ней и прижался губами к ее губам. Они оказались теплыми и мягкими, с привкусом вина. Она затрепетала, но Аш обнял ее сильнее, чтобы не смогла вырваться. Она не вырывалась, напротив, чуть шевельнулась, чтобы удобнее прильнуть к нему, и Ашу почудилось, что так приятно ему никогда еще не было. Ее тело так плотно прилегало к его телу, так соответствовало ему во всем, что, казалось, было специально задумано для него; и аромат ее вдыхал он с наслаждением. В глубине ее гортани возник тихий стон, который почти лишил Аша остатков самообладания. Губы его стали требовательней, а когда ее пальцы зарылись в завитках волос у него на затылке, он содрогнулся всем телом. Аш прижал ее к себе так сильно, словно хотел всю ее поглотить, втиснуть в свою плоть; руки гладили нежные изгибы спины ее, а потом заскользили выше и добрались до выпуклостей грудей.
 Аманда сделала резкий вдох и, заслышав голоса за дверью, вырвалась из объятий. Аш успел лишь заметить в это мгновение, что глаза у нее стали темные, как синие летние сумерки. Она взглянула на него, и он увидел, что она так же смущена, как он. Но вслух она сказала только:
 – Лучше нам вернуться в бальный зал, милорд.
 Миновав две смеющиеся пары, они молча дошли до зала. Больше они не разговаривали до последнего танца перед ужином, на который Аш пригласил ее и который оказался кадрилью.
 – Вы великолепно освоили искусство сельских танцев, мисс Бридж, – произнес Аш с таким спокойствием и самообладанием, что сам возрадовался. – Думаю, вам больше не нужны уроки.
 Она отвечала слегка запыхавшись:
 – У меня был прекрасный учитель, – и засмеялась. – Я сегодня уже дважды танцевала не вальс и должна вам сказать, что за свое умение удостоилась комплиментов.
 У Аша создалось впечатление, что в их разговорах появился подтекст, будто их общение шло теперь на двух уровнях. Помимо произнесенных банальностей во время коротких сближений, которые допускали фигуры танца, меж ними теперь возникали какие-то потоки непроизносимых сообщений, свидетельствуя о тревожном обороте в их взаимоотношениях. И он задавался вопросом – неужели он добивался именно таких волнующих изменений и надо ли им продолжаться? Ему не хотелось вводить в заблуждение Аманду, а она ведь могла прийти к заключению, что он рассчитывает на большее, нежели простое дружеское сосуществование. Но поцелуй потряс его до такой глубины, о коей он и не ведал, и вообще не подозревал о подобной возможности.
 Он, естественно, целовался со многими женщинами, и все такие поцелуи, кроме лобзаний с Лианой, нормально, с его точки зрения, будили плотские желания, но не более того. Общение с Амандой, однако, простиралось куда-то дальше, уходило за пределы физической близости. Он ощущал некую общность их душ – воссоединение их сущностей, какого никогда не испытывал даже в опьяняющих объятиях Лианы. И, положа руку на сердце, это его пугало, как преддверие преисподней.
 За ужином они сидели рядом с Сереной и Джереми. Когда трапеза подошла к концу, Джереми встал и нарочито громко прокашлялся. Звон бокалов и столового серебра затих, и Джереми произнес речь, которая, несмотря на ее краткость, свидетельствовала, что он достиг предела мечтаний.
 – Дорогие мои друзья, – начал он, сделав ударение на последнем слове, – я очень рад, что вы смогли сегодня прийти к нам, ибо мы пригласили вас не только послушать музыку и потанцевать, но и по особому случаю еще одного знаменательного события. Итак, настал этот торжественный момент, и я с превеликим удовольствием сообщаю вам о помолвке моей любимой дочери Аманды с сэром Уильямом Уэксфордом, графом Ашиндоном.
 Если бы собравшиеся сочли странным, что Серена не упомянута как соучастница производства на свет любимой дочери, то не было бы и намека на вежливые аплодисменты, сопровождавшие объявление. Провозгласили тост, и затем гости повставали, чтобы подойти лично с поздравлениями и приветствиями к счастливой паре.
 Среди всего этого коловращения Аманда улыбалась, кланялась и произносила приличествующие выражения удовлетворения и признательности, а сама испытывала чувство леденящего ужаса, словно попала в эпицентр смерча.
 Но у нее было ощущение, что она не вся здесь, а частью еще там, в музыкальном зале, стоит, забывшись, в объятиях Аша. Никогда и не предполагала, что поцелуй может быть таким волнующим – в нем было необычайное острое наслаждение и одновременно зов неудержимого, как буря, желания. Когда Аш прикоснулся к ней губами, она знала, что воспротивится – ведь этот мужчина все-таки влюблен в другую. Но ощущения от его губ, от его рук затмили все разумные представления, рассудок умолк. Плоть предательски расправилась с ее волей, каждая частичка тела затрепетала от наслаждения, почти непереносимого, и она всем существом своим алкала его ласк, прячась в него, словно животное в спасительную нору. А если он просто решил совратить ее – мелькнула неприятная мысль. Что ж, в таком случае ему удалось добиться многого всего за несколько секунд. Первый поцелуй, в саду у Марчфордов, был поразительно соблазнительным, но тогда не возникло ощущения всепоглощающего тепла, которое даже теперь, когда она просто вспоминала о нем, вызывало неровные удары пульса. Однако не похож он на тот тип мужчины, который любит одну, а стремится добиться другой. И все же зачем ему это? Очевидно, решил избавиться от изначальной неприязни к ней, чтобы извлечь наибольшую выгоду из их сделки; однако ни в каких его поступках по отношению к ней пока не обнаруживается ничего, кроме мягкой симпатии.
 Подобные путаные мысли не давали покоя весь остаток вечера, но она, тем не менее, .умудрялась вести ничего не значащие беседы с патронессами, герцогами, их супругами и многими другими. И когда вечер закончился и она стояла вместе с Бриджами у выходных дверей дома, прощаясь с графом, она была уже так измучена навязчивыми мыслями о нем, что чувствовала себя опустошенной, как выжатый лимон. Он склонился и коснулся губами тонкой ткани перчатки на ее руке – Аманду словно обожгло, и на его предложение прокатиться куда-нибудь поутру она пробормотала нечто невразумительное, похожее на согласие, но немедленно постаралась исправиться:
 – Или... нет. Я же обещала завтра навестить вашу бабушку. Она просила, чтобы я пришла одна, – добавила Аманда смущенно.
 – Ну, тогда будьте с ней бдительны, дорогая. Быть может, увидимся попозже, днем, – он замолчал, о чем-то думая. – Между прочим, не хотели бы вы – вы все, – и он повел рукой в сторону Серены и Джереми, – на будущей неделе съездить в Поместье? Не могу предложить вам остановиться в главном доме усадьбы, но домик вдовствующей графини содержится в полном прядке и, думаю, вам будет удобно в нем.
 Серена, просияв, восторженно согласилась, а с Джереми стрельнул хитрым взглядом на будущего зятя и, посмеиваясь, сказал:
 – Пора метать фишки? Ладно, сынок, я азартный. Честно говоря, я ждал возможности взглянуть на знаменитые места, где моя дочурка будет хозяйкой.
 – Вот и хорошо, – граф коротко кивнул. – Я распоряжусь обо всем необходимом для поездки, – и, чмокнув Амаду в щечку и поклонившись Серене с Джереми, сел в поджидавшую коляску и укатил в ночную тьму.
 Не успели еще дверь запереть за графом, а уж Серена, с блаженной миной на лице, разразилась бурным монологом о тех высотах, на какие воспарило семейство Бриджей в этот вечер. На сей раз даже Джереми, вопреки обыкновению, не возражал против бредятины, которую несет жена, стоял довольный, в сторонке, радостно потирая руки, и широкая улыбка смягчала резкие черты его лица.
 Аманде стало душно в этой атмосфере. Не в силах больше слушать, она сослалась на головную боль и бросилась в спальню, словно в убежище. Перетерпела возбужденную болтовню Хатчингз, пока та помогала снимать бриллианты, синее атласное платье и расчесывала ей волосы, но потом сразу же отослала служанку, сказав, что сама наденет ночную сорочку. Спустя несколько минут Аманда устало заползла под стеганое одеяло и задула свечу. Закрыла глаза, но тут же расстроилась, поняв, что всем существом продолжает чувствовать напор упругого, мускулистого тела. Потрогала губы. Да, еще как припухли от того головокружительного поцелуя! Господи, как же ей быть со все усиливающимися чувствами к этому мужчине, которому она приходится невестой, но путаные отношения с которым скоро прекратятся навсегда? Попыталась сосредоточиться на том соображении, что если все пойдет по ее плану, то в недалеком будущем она покинет и Англию времен Регентства, и этого неотразимого аристократа, что здесь обитает. Аш, быть может, и поскорбит из-за ее исчезновения, но не долго – воспримет это как очередное финансовое осложнение; однако, если она сделает все, как наметила, то у него к тому времени будет все необходимое, чтобы твердо стоять на ногах. И он наконец будет свободен и сможет жениться на женщине своей мечты.
 Ну, а сама Аманда, что у нее? Узнала кое-что новое об отношениях в иной эпохе, да и о себе тоже узнала не мало. Теперь она точно знает, что, вернувшись домой, к своей надежной карьере, она будет более уверена в себе, в своих личных достоинствах, пусть эти достоинства принадлежат искалеченной и не очень красивой женщине.
 В таком случае, если все идет как надо и она во всем так уверена, почему же ей хочется плакать? В отчаянии она зарылась лицом в подушку и решила думать о чем-нибудь другом до тех пор, пока не одолеет сон. Например, о Бабушке Ашиндон. Старая леди настоятельно просила навестить ее утром. Чего ей надо? Лишь бы, ради Бога, не читала лекцию об обязанностях жены.
 Наконец веки смежились, Аманда задышала ровно и глубоко, но сны в ту ночь были тревожны – в них то и дело появлялся высокий человек с надменным видом, шагал к ней, прикасался, и от его объятий бурлила кровь в ее жилах.
 Вдовствующая графиня встретила гостью, сидя в маленькой гостиной своего дома на площади Гросвенор-сквер. На ней было старомодное – с кринолином – платье из плотного шелка винного цвета; на ногах – опять смешные мягкие туфельки, на сей раз из розового атласа, отороченные лебяжьим пухом. Несколько минут прошло в обсуждении событий минувшего вечера.
 – Полагаю, – произнесла старая леди, убежденно хмыкнув, – что к концу недели вы получите письменные приглашения, о которых была речь. Я понимаю, что миссис Драммонд – Баррелл очень трудно превозмочь неприязнь ко всей этой затее, но ей придется изменить свое отношение. Я ведь располагаю некоторыми фактами о ее весьма сомнительном поведении в молодые годы.
 – А вы неиссякаемы в своих проделках, миледи, – заметила Аманда, посмеиваясь. – Интересно, в Лондоне есть кто-нибудь, кто не побаивается вас?
 – Очень надеюсь, что нет, – отпарировала с явным удовольствием графиня. – И будь так добра, называй меня «Бабушка». Раньше мне претило такое обращение ко мне, но теперь я смирилась со своим возрастом и мне оно даже нравится.
 Усохший старец в пышном одеянии дворецкого вошел, сгибаясь под тяжестью подноса с чайным сервизом, и с торжественной важностью водрузил свою ношу на стол перед графиней. Она жестом отослала его и попросила Аманду разливать.
 – Скажи-ка мне, детка, ты по собственной воле согласилась на помолвку?
 Аманда с удивлением посмотрела на нее.
 – А что?.. Я сама согласилась, если вас именно это интересует, – и она передала старой леди полную чашку из севрского фарфора, тонкого, как бумага. Затем налила и себе.
 – Разумеется, меня именно не это интересует, – хмыкнула графиня. – Меня интересует, как ты относишься к самому Ашиндону.
 Щекам Аманды некстати стало жарко.
 – Ну... он, по-моему, прекрасный человек. Немного излишне горделивый, но вот женится на пристойной женщине и станет, думаю, одним из самых примерных супругов, – от этой тирады графиня нахмурилась.
 – В твоих устах это звучит так, словно не ты будешь той пристойной женщиной. Давай-ка разберемся и расставим все по местам. Ты выйдешь за Ашиндона или нет?
 – Ну... да, конечно. Только вот...
 – Только вот – что? – перебила старая леди. – Ты брось эти недомолвки, детка. Если так трусишь, что сердце уходит в прятки, то самое время все высказать. – Аманда глубоко вздохнула:
 – Миле... Бабушка, Аш не любит меня. Я понимаю, – добавила она поспешно, – что в таком браке, как наш, любви ждать не следует, но то, что он любит другую ни в коей мере не... скрасит наших отношений.
 Вдовствующая графиня поджала губы и процедила:
 – Как я понимаю, ты имеешь в виду Лиану.
 – Да.
 – Господи, неужели ты всерьез можешь поверить, что Аш по-настоящему любит эту безмозглую и злющую лисичку?
 – Еще бы! – воскликнула пораженная Аманда. – Ведь он ее любит всю жизнь! А по чему вы назвали ее лисичкой?
 – Только потому, что я излишне хорошо воспитана, чтобы называть ее сучкой, – от такого выражения Аманда рот разинула.
 – Ничего не понимаю, – оторопело сказала она.
 Графиня посмотрела на нее пристально и сказала:
 – Я не утверждаю, что Аш думает, что он не любит Лиану; более того, я не утверждаю, что сама Лиана не питает каких-то нежных чувств к Ашиндону, но... ладно уж, – недовольно проворчала старая графиня, – на самом деле, я не считаю, что она из рук вон плоха. Отвратительно, конечно, что она расчетливо выбрала Гранта; но, когда вышла за него и поняла, что совершила ошибку, вела себя достойно и была верна ему. Хотя, – сухо добавила графиня, – я не убеждена, что она не изменила бы ему, будь рядом с нею тогда Уилл Уэксфорд.
 – Но разве ее не вынудили выйти за Гранта?
 – Ха! Лиану никогда нельзя было вынудить сделать то, чего она сама не хочет. Вполне вероятно, на мой взгляд, что она говорила Ашу, что любит его и выйдет за него замуж, но когда ей подвернулась возможность соединить свою судьбу с Грантом, наследникам титула и Поместья Ашиндон, то оттащить ее от него ни у кого бы не хватило сил, даже у целого табуна диких кобыл. Подняла большой шум насчет долга перед родительской семьей, но я совершенно уверена, что бросила она Уильяма и приняла предложение Гранта, исходя только из своих личных интересов.
 – Трудно поверить в это, – пробормотала Аманда, подумав, что старая леди оговаривает Лиану, ибо не любит ее.
 – Очень советую тебе постараться поверить, – подытожила вдовствующая графиня. – Лиана Боннер при первой же возможности уведет Ашиндона у тебя прямо из-под носа – и ей все равно, женаты вы или нет.
 Взглянув на старую графиню с сомнением, Аманда попыталась спросить:
 – Вы это говорите потому...
 – Я это говорю потому, что если ты не будешь меня слушать, то твоему папочке придется оплачивать содержание Лианы. Быть может, эта сторона вопроса не вызывает у тебя возражений – Бог знает, какие заботы да развлечения у нынешней молодежи; но я-то знаю, что тебя лично эта связь сильно не порадует.
 Аманда нехотя кивнула и хотела опять сказать что-то, но ей помешал приход мисс Эмили Уэксфорд, компаньонки вдовствующей графини Ашиндон. Аманда сделала движение, чтобы подняться и поздороваться, но старая дева жестом показала, что не надо вставать.
 – Надеюсь, вы провели время в приятной беседе, – сказала Эмили, слегка волнуясь.
 – О да, – сдержанно ответила графиня, – девочка весьма скрасила мой унылый быт, – значение последней части фразы мисс Уэксфорд попыталась оспорить с таким смущением, что Аманда чуть не рассмеялась. Поболтав еще несколько минут, она собралась уходить и пообещала еще навестить старую графиню.
 – Наш разговор был для меня очень полезен, – сказала она, вымученно улыбнувшись.




 ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ


 Приблизительно в это же время Аш тоже пришел к заключению о пользе разговора, имея в виду беседу, которая происходила в квартире его друга Джеймса на улице Дьюк-стрит. Обсуждать с кем-нибудь свои личные дела он не привык, но необычные события минувшего вечера – размолвка с Лианой и потрясший его спустя всего несколько минут поцелуй с Амандой – заставили его прибегнуть к помощи друга, отличающегося проницательностью и чувством здравого смысла.
 – М-да, – произнес Джеймс, когда Аш рассказал ему начало своей истории, – а я думал, что ты ускользнул в ту комнатушку, а...
 – Никуда я не ускользал, – перебил Аш с видимостью оскорбленного достоинства, – просто я...
 – Ускользнул вместе с красавицей Лианой, – продолжал Джеймс, будто Аш ничего и не говорил, – а потом она вышла одна с таким видом, будто наелась незрелой хурмы.Что, Уилл, лопнула струна в любовной лютне? – сказал он спокойным тоном, но глаза его настороженно изучали друга.
 Аш напрягся и произнес:
 – Я тебе много раз повторял, Джейми, что нет у меня никакой там лютни, я уже давно не пою ей любовных арий. О, дьявол! Ну, ладно, хорошо, ты прав, как всегда, черт бы тебя побрал. Лиана сказала мне, что по-прежнему любит меня. Она... она показала глубину своих чувств ко мне таким способом, который меня очень тронул. Я...
 – Предложила стать твоей любовницей, да? – сухо спросил Джеймс, и у Аша отпала челюсть.
 – Откуда, черт возьми, тебе это известно? – спросил Аш.
 – Просто это логический очередной шаг в задуманной ею кампании.
 – Кампании? О чем ты толкуешь?
 Джеймс поменял позу и проговорил:
 – Слушай, Аш, ты влюбился в Лиану, когда был еще мальчишкой. Потом вы выросли и расстались на многие годы. По-моему, за время между юностью и зрелостью вся твоя любовная песенка была спета, но ты к ней так привык, что не заметил, как она кончилась.
 – Чушь! Моя любовь к Лиане всегда была...
 – Основана на заблуждениях и несбыточных мечтах, как это свойственно любви вообще, – Джеймс даже подался вперед, – но твои заблуждения тщательно пестовала сама леди, не давая им увянуть. По-моему, – заторопился договорить Джеймс, видя, что Аша уже распирает от протеста, – ты считал Лиану любящей, готовой на уступки, преданной своей семье, с развитым чувством долга по отношению к близким, то есть, в этом смысле, такой же, как ты сам.
 – Да, конечно...
 – А приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что Лиана – обыкновенная женщина, занятая прежде всего заботами лично о себе?
 – Джеймс, я не желаю больше это слушать! – Аш попытался встать, но Джеймс придержал его.
 – Друг мой, ты сам затеял этот разговор. Я тоже одно время хотел с тобою побеседовать на эту тему, но Лиана так тобой вертела, что я знал – мне не пробиться к твоему рассудку. И уж коль скоро мы теперь заговорили с тобою об этом, то дослушай меня до конца – немного осталось. Додумывался ли ты когда-нибудь до того, что Лиана решила принять предложение Гранта не по воле ее отца, не из-за больного сердца матери – нет там никакого больного сердца, – а только потому, что сама захотела получше устроиться? Конечно, не додумывался! Не размышлял ты и о том, что Лиана живет теперь на скудные средства и что ей это крайне не нравится. Ей не понадобилось много времен, чтобы сообразить, что ее первый возлюбленный, женившись на Аманде Бридж, станет состоятельным мужчиной, а быть любовницей состоятельного мужчины гораздо лучше, чем невестой нищего пэра.
 – Боже мой, Джеймс! Не могу поверить, что все это говоришь мне ты! Лиана любит меня и...
 – Наверняка любит, но – на свой лад. Я же не утверждаю, что она отрицательная личность; просто она – реалистка как большинство женщин. Они же все полностью зависят от мужчин, и это вынуждает их идти на компромиссы и сделки, способные принести им наибольшую выходу.
 На какое-то мгновение Аш ощутил неприязнь и к своему другу вместе с его здравомыслящей оценкой величайшей любви его жизни, и к самому себе за свои скороспелые перемены но, тем не менее, внутренне невольно признал истинность суждений Джеймса.
 «Неужели они истинны? – думал Аш. – Неужели Лиана всегда просто использовала меня в своих целях? Неужели мои чувства к ней изменились, а я и не заметил?» – вопреки желанию, он понимал, что все сказанное Джеймсом верно. Способен ли он был воспринять неприукрашенные выводы Джеймса как свои – совсем другой вопрос.
 Чувствуя себя совершенно опустошенным, Аш тяжко вздохнул и сказал:
 – С тем, что ты говоришь, Джейми, я не могу согласиться. Лиана никогда бы не стала...
 – А на ее предложение ты согласился? – перебил его Джеймс.
 – На ее?.. Ох, нет, конечно, нет. Во мне все воспротивилось ему, – сказал Аш, лишь чуть-чуть покривив душой. – Я представляю чего оно ей стоило, но я же помолвлен. Понимаю, что теперь не в моде быть верным жене, но я буду верен ей.
 Джеймс ехидно ухмыльнулся:
 – Какое похвальное намерение! А ты сам-то уверен, что оно продиктовано возвышенным чувством долга, а не увяданием интереса к красавице Лиане? А что ты думаешь о невесте? Ведь ты, вероятно, не надеешься, что она тоже будет верна супружеским обетам? Преданность весьма несвойственна характеру женщины, особенно если ее заставили вступить в брак по расчету, а она красива, как мисс Бридж.
 У Аша от этих слов похолодело в животе.
 – Не будем касаться мисс Бидж, Джеймс. Хотя я и ценю твое мнение, но мне не импонируют твои желчные взгляды на женский характер.
 Джеймс заулыбался:
 – Эти взгляды, друг мой, почерпнуты из жизненного опыта. Но будь по-твоему, – и он лениво встал. – Может, пройдемся до спортивного клуба «Джентльмен» Джексона? Молодой Фишем вызывает всех посетителей, и, по-моему, пора его осадить.
 У Аша не было желания проверять выносливость каких-то юнцов, но мысль, что схватка с экс-чемпионом Джексоном может утихомирить его уязвленные эмоции, показалась заманчивой, и он охотно согласился. Через пару минут они в полном благорасположении друг к другу вышли из дому и двинулись, помахивая стеками.
 Спустя несколько дней вдоль зеленых долов Уилтшира катила примечательная компания. Чета Бриджей ехала в своей карете, в другой величественно восседала вдовствующая графиня в обществе Эмили Уэксфорд, Аманды и Лианы, которую пригласили по настоянию старой графини, руководствовавшейся одной ей известными мотивами. Аманда ничего не поняла по замкнутому лицу Аша, но предположила, что это он повлиял на настояние своей бабушки. Лиана была явно рада приглашению. Позади тяжело ползли еще два экипажа с багажом и свитой слуг. Аш ехал верхом.
 Учитывая преклонный возраст графини-бабушки, вереница карет подвигалась неспешно. Дамы перебрасывались редкими фразами, Эмили помалкивала, а Лиана, вероятно, устала от язвительных замечаний старой леди на все ее высказывания. Это был третий день путешествия, и Аманде тоже не хотелось уже говорить. Она с увлечением смотрела в окно, знакомясь с ладншафтами сельской Англии. Виды были хороши – деревеньки сменялись рощицами. «Почему они живут в Лондоне?» – думала Аманда, чувствуя, как к ней периодически приваливается то и дело засыпающая старушка.
 – Вот поворот в наше имение Фэйрвиндз! – вдруг встрепенувшись, воскликнула Лиана и показал в окно. – Ох, как я соскучилась по папе с мамой, хотя и не видела их всего несколько недель!
 – Значит, мы приближаемся к Поместью Ашиндон, – заключила Аманда и выглянула на ту сторону, с которой ехал Аш. Несмотря на долгое и утомительное путешествие, Аш прямо сидел в седле и выглядел, как всегда, – отметила про себя Аманда, – совершеннейшим аристократом, всем своим видом излучая такую мужскую уверенность, что она взывала к стихийной женской сути Амады. Он поднял руку и, указывая кнутовищем вперед, крикнул:
 – Подъезжаем!
 Через несколько минут экипажи свернули с тракта и проехали сквозь ворота из двух каменных колонн. В доме привратника никто не жил, и он провожал их пустыми окнами. Аманда заметила дыры в черепичной кровле и обширные щербины в кирпичной кладке стен. Некоторое время они ехали по неухоженному парку, и Аманда, посмотрев при этом на Аша, поняла по крепко сжатым губам и напряженным плечам, что он переживает.
 – Вот он! – закричала Лиана, когда они проехали по длинной дуге. – Вот главный дом Поместья Ашиндон!
 Аманда взглянула, и что-то всколыхнулось в ней, поднимаясь из глубин души, и накатила волна неуемной тоски и беспомощного томления. Дом был не так велик, как Бленхеймский дворец герцогов Мальборо близ Оксфорда или дом в усадьбе Вубернское аббатство герцога Бедфордского, которые ей приходилось видеть на картинах, но он был несомненно старше каждого из них. Сложенный из какого-то золотистого камня, он раскинулся на пологом холме, разбросав по зеленому склону свои флигели и внутренние дворики. Казалось, он сам вырос здесь из земли, орошаемый дождями и солнечными лучами на протяжении столетий; и Аманде почудилось, что он взывает к ней и налагает на нее свое магическое заклятие. Он шепчет: «Я – твой дом», словно у нее никогда и нигде не было своего дома, будто она нигде не жила до сих пор. И ей до боли захотелось бродить по нему, прислушиваться к его звукам, заглядывать в укромные уголки, во все щели, спать в его стенах и растить своих детей под его кровом. Они приближались к дому, и Аманда смотрела, как зачарованная, и при виде следов небрежения начала испытывать почти физическую боль, стесняющую дыхание. Башенки кое-где обрушились, трубы покосились. Перепутанные побеги разросшегося плюща покрыли окна и карнизы, напоминая дырявую шаль, под которой состарившаяся красотка пытается спрятать свои морщины и шрамы. Когда карета остановилась у парадного входа, иссеченного непогодой, с облупившейся местами облицовкой, Аманда выпрыгнула из экипажа и бросилась вверх по ступеням в такой спешке, словно навстречу ожидавшему возлюбленному, но Аш остановил ее, поймав за руку.
 – Мы пока не пойдем туда. Сейчас двинемся прямо к дому вдовствующей графини. Мне просто хотелось, чтобы вы увидели этот дом, – и он коротко кивнул, приветствуя Джереми, вышедшего из кареты Бриджей.
 – Похоже, вам придется все снести, пока не обвалилось на голову, – проворчал Джереми.
 – Ни за что! – пылко воскликнула Аманда, оба мужчины удивленно обернулись к ней, и она пробормотала: – Все не так плохо, как кажется на первый взгляд.
 – Вы совершенно правы, – поддержал ее Аш. – Конечно, необходим очень большой ремонт, но старые помещения еще держатся. Они видели многие поколения Ашиндонов.
 Они снова сели в кареты и поехали, а Аманда все не могла оторвать глаз от дома, глядя на него сквозь заднее окно экипажа, и с горечью думала, что не она, а какая-то другая женщина будет жить здесь и участвовать в создании новых поколений обитателей этого дома.
 С неделю спустя, как-то за завтраком, Джереми проронил:
 – Знаешь, девочка, я начинаю склоняться к мысли, что ты права. Думаю, старый дом можно привести в жилой вид, хотя это и будет стоить целого состояния.
 – О, это величественное здание! – возбудилась Серена. – Оно, доложу я вам, будет восхищать всех в этом графстве и даже всех твоих лондонских друзей, что станут наезжать сюда с визитами. О, дорогая, – пророчила она Аманде, впадая в экстаз, – ты будешь править отсюда всеми на многие мили вокруг.
 – А кем тут править? – хмыкнула старая графиня, сидевшая во главе стола в трапезной своего дома вдовствующей графини. – Здесь на многие мили вокруг никого нет, кроме обшарпанных сквайров, нищих мелких помещиков да фермеров-свиноводов.
 – Все совершенно не так! – возразила шокированная Серена. – Ведь рядом имение Боннеров. Конечно, дворяне не самого высокого ранга, но вполне уважаемые; кроме того, всего в пяти милях живут лорд и леди Бинстаф, – доказывала она, защищая свою точку зрения. – И я уверена, что лорд Ашиндон будет приглашать сюда представителей высшего света, проживающих в Лондоне.
 – И среди них, разумеется, вас с супругом, – съязвила, хмыкнув, графиня.
 Легкий шелест газеты «Тайме», в которую погрузился Джереми, выдал, что он прислушивается к высказываниям графини, и Аманда заметила, как красноречиво побагровели его тяжелые скулы. Серена страдальчески задрожала, но смолчала. Аманда, держа обеими руками чашку с кофе, откинулась к спинке стула, сделала глоток и задумалась.
 На время пребывания в Поместье Аш обосновался в одной из немногих сохранившихся в хорошем состоянии спален главного дома. За последние дни Аманда обошла вместе с ним весь старый дом от буфета до чердака, обычно их сопровождал кто-нибудь из ее родителей. Бродя вслед за суровым и молчаливым Ашем по пустынным помещениям с занавешенными окнами, она окончательно подпала под колдовские чары этого старого здания. Запустение в затененных залах действовало угнетающе. Мебель в саванах из грубого холста и предметы внутреннего убранства, доступные взору, имели удручающий вид. Обветшание еще не стало повсеместным, но надо было внимательно смотреть под ноги, потому что древние деревянные половицы кое-где прогнили. От дождевой влаги, проникавшей сквозь дырявую крышу, стены, мебель и ковры покрылись пятнами плесени. Льняная драпировка стен в парадной столовой почти распадалась на кусочки при простом прикосновении. Давно не мытые хрустальные люстры с недостающими подвесками безутешно позванивали в сквозняках, гулявших между щелями разболтанных оконных рам и прорехами в осевших дверях. Везде лежал такой слой копоти и плотной пыли, что казалось, будто он накапливался многие столетия. И из-за всего этого Аманда еще больше полюбила этот дом. Она воображала, как по этим залам, гостиным, приемным и холлам расхаживают Уэксфорды разных поколений. В бальном зале ей виделись танцующие пары – то женщины в платьях с высокими плоеными воротами и мужчины в камзолах, то дамы в кринолинах и их кавалеры в атласных бриджах; в детских комнатах маленькие потомки лордов возились с игрушками, подростки лили слезы над трогательными романами; в холлах и гостиных хозяйки Поместья встречали местную знать минувших времен. Картины эти были отчетливы и ярки, как наяву.
 Аманда с трудом отогнала видения и прислушалась к беседе за столом.
 – Кухня! – возмущенно гудел Джереми. – При всем, что здесь предстоит сделать, ты предлагаешь начать с кухни?!
 – А как же! Она очень нужна, если Аманда и лорд Ашиндон будут устраивать приемы. Надо начать с установки печи закрытого типа. Эти огромные старые очаги сложены явно еще в средние века и...
 – Но ты хоть немножко напряги мозги свои, женщина! – гаркнул Джереми. – Какой прок от современной кухни, если однажды ночью им на голову рухнет крыша?!
 К изумлению Аманды, Серена не сжалась на своем стуле, а, наоборот, выпрямилась и спокойно ответила:
 – Я, разумеется, не утверждаю, что кухня важнее крыши. Просто я предвижу те усовершенствования, которые необходимы, и раз уж дом подлежит ремонту, то начинать надо с кухни.
 Аманда чуть не расхохоталась, увидев на лице Джереми смесь удивления с замешательством такой степени, словно в комнату вошла одна из лошадей его упряжки и попросила дать ей почитать газету. «Так держать, Серена!» – подбодрила она мысленно мать и похихикала про себя.
 – И я годами твержу то же самое, – вмешалась вдовствующая графиня, глянув на Серену даже с некоторым уважением. – Когда я жила здесь, я довела все службы и подсобные помещения до современного уровня – конечно, по тем временам. А в последние годы появилось очень много полезных новшеств. Раньше-то у нас, разумеется, были деньги на все, что нам нравилось, и мы не возлагали надежд на средства людей не нашего круга. – И опять зловеще зашелестела газета.
 – Какие у тебя планы на сегодня, Аманда? – спросила Серена, предпринимая трогательную попытку нормализовать обстановку.
 – Поскольку это последний полный день нашего пребывания здесь, Аш решил вытащить меня на рыбалку, – ответила Аманда, посмеиваясь. – Поэтому я пойду сейчас рыться в своем гардеробе и постараюсь выбрать из одежды хоть что-нибудь мало-мальски подходящее для возни с червями.
 – Тогда уж не забудь вернуться с рыбалки заблаговременно, чтобы успеть привести себя в порядок и переодеться в приличное. Не забывай, что мы обещали Боннерам быть сегодня у них на обеде.
 «Верно», – вспомнила Аманда и угрюмо задумалась. Лиана отказалась жить в доме старой графини и предпочла остановиться в имении своих родителей. Однако невероятно много времени почти ежедневно проводила в Поместье Ашиндон, бродила вместе с ними по главному дому, и ее веселый хохот неуместно звучал всюду, отдаваясь в пустых помещениях гулким, как из бочки, эхом. Когда Аш однажды посмотрел на что-то с выражением тихого изумления, она начала с затуманенным взором вспоминать, как они в детстве втроем – она, Аш и Грант – носились, весело хохоча, здесь по проходам и коридорам. Потом чуть не расплакалась от запустения в доме и дрожащим голосом выразила радость, что имение обретет былое великолепие, и, то и дело поднося аккуратно скомканный платочек к огромным своим зеленым глазами, заверила Аша и Аманду, что она просто счастлива за них.
 При воспоминании об этом Аманду чуть не стошнило, и теперь от одной мысли, что придется провести целый вечер с Лианой в кругу ее семейства, ей стало тоскливо. Тем не менее, она решительно втиснулась в самое простое из своих платьев и напялила пару каких-то сапог, найденных в кухонном шкафу, которые были велики ей размера на два. Большая мягкая шляпа с обвислыми полями завершила ее наряд.
 Когда полтора часа спустя Аш и Аманда вышли из дому, сияло солнце. Настроение Аша явно изменилось к лучшему. Еще недавно он молча сидел суровый, замкнутый, и во всем его напряженном теле четко чувствовалась мука оттого, что ему приходится выслушивать Джереми, который дотошно подсчитывает, оценивая в фунтах, шиллингах и пенсах, стоимость имущества рода Ашиндонов. Теперь Аш, казалось, чувствовал себя непринужденно и улыбался. На нем были старые бриджи, плащ и видавшие виды грубые башмаки; в руках – набор удочек, какие-то маленькие коробочки, вероятно, с крючками и наживкой да затхлая плетеная корзина, которая должна была послужить как садок. Аш посмотрел на Аманду и опять широко улыбнулся, забавляясь ее видом.
 – Не знаю, что бы сказали о вашем виде у Олмаков, но, по-моему, дорогая, вы сегодня выглядите просто великолепно.
 Аманда ворчливо ответила:
 – Хорошо вам смеяться надо мной! А я уже чуть не решилась украсть штаны у мальчишки-рассыльного. Вам, наверно, кажется, что мне удобно, но я не считаю эту одежду пригодной для пешей прогулки, – а про себя подумала, что это еще один вопиющий недостаток эпохи; дома – в Чикаго – ходила в джинсах всюду, когда не преподавала. Почти предельно надоели тесные рукава с «фонариками» и длинные юбки, в которых вечно путаешься при ходьбе. По возвращении домой первым номером программы будет продолжительный горячий душ и потертые, удобные джинсы.
 Больше ничего она не сказала в ответ на смешки Аша, просунула руку ему под локоть и пошла дальше, посвистывая.
 Длинная тропинка по благоухающим лугам и зарослям кустарника привела их к большому ручью, с веселым журчанием прокладывавшему свой путь сквозь рощицу на северном краю имения. Аманда с наслаждением вдыхала свежий воздух и опять задавалась вопросом: почему здравомыслящие люди живут в вонючем, закопченном Лондоне, если могут жить в таком идиллическом раю? Но тут же сообразила – если знаешь, что этот рай вот-вот перейдет к кредиторам, то радость от пребывания в нем весьма омрачается. Потом принялась неторопливо наблюдать, как Аш раскладывает снасти.
 – Ну, мисс Бридж, скажите, вы когда-нибудь удили рыбу?
 – Да, раза два, но очень давно. Бывало, отец меня брал с собой.
 – Джереми? – изумился Аш. Она кивнула, хотя подразумевала вовсе не Джереми.
 – Ха, – произнес Аш, – ни за что бы не догадался, но – неважно. А сейчас-то хотите поудить?
 – Хочу-то я лишь одного, пожалуй. – ответила Аманда улыбаясь, – сидеть здесь тихо и наслаждаться этим чудным днем, но, разумеется, приму участие в массовом убиении несчастных рыбешек, обитающих в вашей речушке. А ну, подать их сюда!
 И через несколько минут Аманда уже стояла на берегу с удилищем в руке. Аш, сбросив плащ и шляпу, встал рядом. Ветерок ерошил его черные волосы, и в бликах солнца пряди отливали цветом воронова крыла; закатанные рукава рубашки обнажили мускулистые руки – именно такие, какие и ожидала увидеть Аманда. Заставив себя решительно покончить с разглядыванием графа Ашиндона – такого очаровательного в простой домашней одежде, – Аманда забросила леску с большим воодушевлением, но с малой сноровкой, и чуть сама не свалилась в воду. Аш придержал ее, обвив рукой за плечи, и рассмеялся. Давайте, покажу, – и, не снимая руки с ее плеч, другой рукой направил ее удилище так, что леска в полете медленно развернулась над водою и крючок с наживкой шлепнулся почти на середине потока. – А теперь, – сказал он, низко склонившись к ее лицу, – пусть плывет свободно.
 И Аманде очень захотелось только одного – в его объятиях плыть свободно, и пусть их согревает солнце этого чудного дня и пчелы пусть жужжат над ними, и больше ничего не надо. Она услышала, как бьется его сердце и ему вторит ее сердце. Но не было пульсирующего жара, что накатывал на нее при поцелуе в музыкальном зале. Сейчас хотелось просто прильнуть к нему, положить голову ему на плечо и так стоять в тепле его объятий хоть год, хоть пару лет.
 Вдруг она ощутила рывок своей лески.
 – Я кого-то поймала! – закричала она так неистово, будто ей попался никто не меньше левиафана или кита; на самом деле это оказалась бешено извивающаяся форель вполне, приличная по длине и весу. Аш сам заявил, что он потрясен.
 Утро тянулось, неторопливо перетекая в день; потом они перекусили и, насытившись, разлеглись на прибрежной траве. Разговаривали как-то отрывочно и не очень охотно.
 – Да, – отвечал Аш на сонное замечание Аманды, – облачко это очень похоже на лошадиную голову. А взгляните левее, видите то кучевое облако? Оно скоро превратится в замок, уже вон башенки вырисовываются.
 – Вижу, – сказала она со счастливым смешком. – Как думаете – перед ним будет ров с перекидным мостом?
 – Обязательно, – торжественно заверил Аш. – А вокруг будет рыскать дракон.
 – Ох, славно, – сонно прошептала Аманда, – драконов я люблю.
 Аш посмотрел на нее, она встретила его взгляд, и нежная грусть закралась ей в душу. Она исчезнет – вернется домой, в свою эпоху, – а он приведет сюда Лиану? Потом они начнут приводить с собою своих детей. Наверное, у них будет много детей. Конечно, много. С трудом встала и небрежно сказала:
 – По-моему, нам пора возвращаться.
 Аш неохотно поднялся и согласился:
 – Вы правы. Боннеры надеются, что мы приедем вовремя, к назначенному часу, – и по выражению его лица Аманде показалось, что он будто бы смирился с досадной необходимостью. Но он же должен радоваться возможности провести вечер с Лианой. Наверное, он очень переживает каждую такую встречу с Лианой, ибо считает, что потерял ее навеки.
 В дружном молчании они принялись убирать остатки своего ланча на лоне природы.
 – Остался один пирожок с малиной, – заметил Аш. – Хотите? – Он повернулся к ней с пирожком в протянутой руке, и Аманде почудилось, что серебристое журчание ручья, обволакивая ее, льется прямо из его серых глаз, которые рядом с ее глазами, почти впритык. Она протянула руку за пирожком и застыла. Мгновение остановилось, время замерло и в затуманенном сознании вдруг отчетливо прозвучала, словно откровение свыше, ясная мысль: «Боже, ведь я люблю его».




 ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ


 Спустя несколько часов Аманда, уставившись невидящим взглядом в зеркало, недвижно стояла, послушная священнодействующим рукам Хатчингз, которая свивала на голове госпожи корону из золотистых прядей волос.
 «Абсурд какой-то, – думала Аманда, в сотый раз вспоминая ослепительный момент откровения на берегу реки, – ведь нельзя же влюбиться в мужчину, с которым знакома всего каких-нибудь полтора месяца. Однако влюбилась. Это все меняет, – лихорадочно соображала она. – Ничего это не меняет. Аш по-прежнему любит другую, а не эту красотку в зеркале. И его ухаживания с признаками неравнодушия типа головокружительных поцелуев – все это лишь старания человека чести, вынужденного быть верным невесте, но нельзя позволять сбивать себя с толку и воображать, будто он чувствует нечто большее, чем простое дружеское расположение. А вот мои обязанности ясны – надо удвоить усилия, чтобы обеспечить Аша материально и поставить его на ноги. Потом можно вежливо откланяться и уйти из его жизни, предоставив возможность жениться на женщине, которую он любит с детства. Конечно, исполнять задуманное теперь будет гораздо тяжелее, но это не должно отражаться на характере необходимых действий. Времени пока достаточно. Серена решила, что свадьбе быть не раньше мая следующего года, когда бальный сезон будет в полном разгаре. Венчание состоится в одной из самых роскошных церквей – в соборе Святого Георгия на площади Ганновер-сквер. Разработка золотоносной жилы по имени «Джереми» уже началась – новые наряды последовали один за другим, пока не стало очевидно, что это напрасно. Хотя он оказался весьма потакающим папашей и всегда превышал запросы дочери, приобретая вещи более дорогие, чем она просила, но все заказы исполнялись модистками, а их счета поступали непосредственно отцу и неоткуда было взять наличные, кроме пустячных сумм на всякие мелочи типа шарфиков, ленточек да кружев. Конечно, есть еще огромный, как Гибралтар, бриллиант, что папаша дал перед балом с объявлением о помолвке. Наверное, его можно продать за несколько тысяч фунтов. Имеются и другие драгоценности в той шкатулке, что перекочевала из отцовского сейфа сюда, в туалетный столик по случаю выхода на какой-то светский вечер. И не было никаких угрызений совести из-за такого отношения к дарам Джереми, потому что делал он их не от простой щедрости, а из стремления поразить высший свет, куда он так отчаянно жаждал попасть. Можно еще попробовать закупать дорогие побрякушки оптом. Тем более, что Аш намерен потом расплатиться с Джереми и вернуть ему все до последнего фартинга. Хорошо бы найти какой-то более надежный способ вложения значительных средств, который мог бы обеспечить быструю прибыль. Как бы то ни было, а работы по восстановлению Поместья начнутся уже скоро. Завтра приедет к Ашу его земельный агент, некто Джордж Криви, и они втроем – с участием Джереми – проведут совещание и решатс чего начать. Аш уже выразил свое желание – начать с домиков арендаторов, но Джереми считает это пустой тратой денег. По его мнению, раз его дочь будет жить в главном здании Поместья и именно там устраивать роскошные приемы для великосветских друзей, то этому дому и следует уделить наибольшее внимание в первую очередь. Скорее всего Аш настоит на своем, но...
 – Вот и все, барышня; выглядите вы как нельзя лучше, – и Аманда даже вздрогнула, едва сообразив, что к ней обращается Хатчингз. – Если эта молодая леди Ашиндон надеется затмить вас своими черненькими волосиками да зелененькими глазками, то лучше пусть и не помышляет о таком, – выдала довольная служанка, чем весьма удивила Аманду: поразительно, что слуги, неизменно интересующиеся делами хозяев, всегда безошибочно пронюхивают о самом главном.
 – На самом деле, Хатчингз, – сказала Аманда, усмехнувшись, – я ведь не конкурирую с леди Ашиндон, – и сердце ее сжалось от этой сущей правды: где уж ей конкурировать с прелестной Лианой, зеленоглазая красавица давно победила. Ничего хорошего не ждала Аманда от предстоящего обеда в доме помещика Боннера.
 Гарацио Боннер, худощавый, высокий господин, с виду утонченный, на самом деле был довольно бесцеремонным и грубым человеком. Жена его, Клэрити, казалась изящной, в основном, благодаря свободно ниспадающим складкам наряда и выражению хрупкости, застывшем на ее лице в качестве фона.
 Аша Боннеры встретили радушно, а его гостей приветствовали вполне вежливо, но с почти нескрываемым любопытством. На старую графиню смотрели с благоговением. Джереми восприняли явно как некое экзотическое существо, словно он был сродни животным из бродячего зверинца, допущенного в Тауэр.
 Лиана увивалась вокруг Аша с видом собственницы, чем еще больше разбередила и без того уязвленные чувства Аманды. К ее досаде, Аш не отговаривал молодую графиню, когда она принялась пичкать собравшихся россказнями о своих проделках в детстве вместе с Ашем и его кузеном; он даже ни разу не счел нужным убрать ее руку со своего лацкана, когда она то сдувала с него пушинку, то поправляла ему галстук.
 Обед состоял из сытных сельских блюд, и Аманда – которая никогда прежде не была любительницей закусок на скорую руку, теперь почти мечтала о чизбургере и хрустящей картошке, а за пиццу вообще готова была на убийство, – покорно поглощала ломоть жареного мяса, пирог с почками, «сладкое мясо», то есть потроха в подливе и много чего-то еще, совершенно на ее взгляд несъедобного.
 Беседой правила Лиана, просвещавшая родителей, а заодно и всех остальных, байками, почерпнутыми в Лондоне за время ее недавнего пребывания там.
 – Правда, папа, лорд Мамблторп так непомерно растолстел, что вы бы его не узнали. Разве я не права, Бабушка? Помните, мама как вы высмеивали леди Уилберфорс за ее нелепую привычку надевать все свои драгоценности разом? Вероятно, лорд Уилберфорс очень щедр, ибо теперь на его жене столько навешено, что она позвякивает на ходу, но удивительнее то, что она вообще может ходить с такими тяжестями, – и ее звонкий смех прозвучал на все помещение.
 Старая графиня уставилась на свою внучатую невестку взглядом василиска и изрекла:
 – В мое время считалось недопустимым, чтобы глуповатые молодицы резко отзывались о старших. Но ты-то теперь не такая уж и молодица.
 Лиана покраснела, и Аш, посмеиваясь, тут же заметил:
 – Однако, Бабушка, насколько я помню, вы сами резко отзывались о ком угодно и когда угодно.
 Старая леди посмотрела на него в упор и, ничуть не смутившись, сказала:
 – Дурачок! У меня же нет никаких старших. Весь свет моложе меня и уже давным-давно. Кроме того, я высказываюсь не резко, а справедливо. Так? – От этих слов Джереми тихо охнул, старушка сразу повернулась к нему и напряглась: – Вы, любезный, хотите что-то сказать о моих манерах?
 Аманда бросила взгляд на Джереми, и увидела, как и ожидала, что его лицо мгновенно побагровело от гнева; но вместо того, чтобы очнуться и возмутиться, Толстосум Бридж глубоко вздохнул и, вежливо улыбнувшись, проговорил:
 – Нет, я бы предпочел не говорить о том, чего у вас нет. То есть манер. А то, что у вас есть, вы, полагаю, заимствовали у торговки рыбой, – и отвернулся. Бесцеремонно махнул ближайшему лакею: – Можно еще порцию этой отменной требухи? Примите поздравления, миссис Боннер, ваш повар знает толк в подливе, – и занялся едой.
 Все замерли, глядя на старую графиню, которая была так поражена, что обиженно бормотала нечто невнятное, потом склонилась к тарелке и смолкла. Но Аманда готова была поклясться, что заметила озорной огонек в глазах старухи, когда та взялась за вилку.
 Аманда молча порадовалась, но, к сожалению, это было единственное занятное событие за весь званый вечер. Лиана продолжала владеть вниманием Аша под одобрительное поглядывание родителей, которые всем видом давали понять, что считают графа просто членом своей семьи. Аманда злилась все больше, наблюдая, как Аш хохочет над язвительными шуточками Лианы, и наконец почувствовала, что если он не угомонится, то ей придется собственной рукой сбить с его лица придурковатую ухмылку. Стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони, Аманда умудрилась беспрерывно разговаривать и даже улыбаться до конца обеда и после него, когда дамы остались одни, и потом, когда к ним снова присоединились мужчины. Затем был чай и опять разговоры, и у Аманды язык уже просто прилипал к небу.
 Наконец настало время прощаться с хозяевами. Все вышли в холл, гости начали одеваться, и Аманда похолодела, заметив, что Лиана с Ашем тихо улизнули из холла в какой – то проход. Прошло минуты две, но они не возвращались, и Аманда решила пойти за ними, поскольку до нее никому не было дела – старшие все продолжали беседовать. Заслышав приглушенный звук из комнаты в начале коридора, она заглянула туда. В луче лунного света стоял Аш, сжимая в объятиях Лиану, они целовались. Аманда ахнула, они отпрянули друг от друга, и Лиана со смущенным смешком кинулась к двери, молча проскочила мимо Аманды и выбежала из комнаты. Аманда чуть не задохнулась от накативших волной обиды и чувства унижения и, развернувшись, шагнула прочь, как слепая, но Аш догнал ее и удержал.
 – Аманда! Послушайте! Вы видели лишь...
 Аманда повернулась к нему лицом:
 – Что человек, с кем я помолвлена, – прямо-таки воплощение Чести – целует другую женщину.
 – Но это не так. На самом деле я не... ну, да, я... но...
 Не будь Аманда в такой ослепляющей ярости, ее бы рассмешил нелепый, непривычный вид Аша, совершенно утратившего самообладание. Он порывисто схватил ее за плечи.
 – Аманда, клянусь, я целовал ее по-дружески – в память о прошлом. Поверьте мне!..
 – Да какое мне дело! Пусть даже – по любви, предначертанной звездами! – выкрикнула она так визгливо, что сама ужаснулась. – Мы помолвлены, и пока это в силе, я не потерплю, чтобы вы шныряли по закоулкам и тискали там всяких женщин!
 – Я не тискал ее. И Лиана – не «всякая женщина». Она...
 – Да, знаю, она – самая большая любовь в вашей жизни, ваша трагедия, предмет несбыточных желаний. Хорошо, вы ее получите, обещаю вам, но – в свое время, немного погодя; не думаю, что слишком переоцениваю вас, ожидая, что вы будете относиться с должным уважением к нашей помолвке – так, будто она настоящая.
 – Но она действительно настоящая. Узнайте же, что...
 Но Аманда, поняв, что ее душат слезы и что она вот-вот разрыдается, вырвалась из его мощных дланей и, ничего не видя перед собой, выскочила за дверь.
 – Аманда! – вскричал он ей вслед, но ответом был лишь звук ее стремительного бега вдоль коридора.
 Аш одиноко постоял в тишине комнаты и в сердцах подумал: «Господи, да я всему миру могу доказать, что это был поцелуй прощания с Лианой». Потом спросил сам себя, неужели отныне он будет тяжело воспринимать присутствие Лианы и больше никогда не радоваться ей? Как же он раньше не замечал пустоту ее нелепой болтовни? Как мог он влюбиться в такую женщину и страстно желать, чтобы она всегда и всюду была рядом? Он и раньше замечал, что лицо ее лишилось былой привлекательности, а за последнее время это усугубилось – оно стало жестким. Когда она не побуждала его и дело не доходило до объятий, ему было скучно с нею и голос ее звучал как тоскливое нытье. А этот вечер показался чуть ли не самым тяжелым испытанием в жизни. С большим трудом выслушивал все ее глупости и вежливо улыбался в ответ только потому, что это говорила Лиана, а не кто-нибудь другой. Еле сдерживался, чтобы не дать ей по рукам, когда она своевольно то и дело дотрагивалась до него. А когда она затащила его в эту укромную комнатушку, то поцеловал он ее только из чувства собственной вины перед нею за всю эту новую неприязнь. Да, именно так и еще потому, что хотел окончательно убедиться – волнует она его или нет. Убедился – не волнует. Неужели он действительно разлюбил ее? Ведь он далеко не зеленый юнец, чтобы метаться от одного увлечения к другому. Ведь с тех пор, как стал взрослым, Лиана была единственной звездой в небесах его души. И причины того, что эта звезда вдруг померкла, коренятся в нем самом, а не в Лиане. Она же пошла на самую большую жертву, предложила стать его любовницей. Он должен быть посрамлен, поняв какое ему оказано благо. А у него вместо этого лишь крепнет убеждение, что Джеймс прав. Теперь совершенно ясно, что любовь, которую изображает Лиана, в лучшем случае, поверхностна, а ее щедрое предложение основано только на соображениях выгоды. Но как же он сам? Ведь любил ее с незапамятных пор. Что же он за холоднокровное чудовище, способное так резко отвернуться, будто флюгер на ветру? Нет, он же не рассудочно решил больше не любить Лиану; просто все произошло само собой, а он лишь осознал это. «Я не люблю Лиану», – прошептал он вслух и ощутил себя так, будто камень свалился с души, будто спали оковы тяжкого заклятия. Попробовал погоревать по поводу только что происшедшей с ним перемены– ведь гибель любви не из легких испытаний, должна подействовать, как катастрофа. Но сердце весело стучало, а мысли уносились к Аманде. Даже и не предполагал, что так хорошо быть с ней рядом. Умна, независима и к тому же очаровательна. Неотразимые сапфировые очи, и аромат ее плоти настойчиво щекочет ноздри долго даже после расставания.
 Он, разумеется, со всей определенностью ей скажет – как это уже сделала она, – что их брак изначально был основан на расчете и что он намерен вести себя в соответствии с этими условиями их союза. Она ведь и не намекала, что хоть немного увлечена им. Хохотнул – повезет, если после случившегося удастся убедить Аманду разговаривать с ним. Он, конечно, не хочет, чтобы она любила его, потому что сам не влюблен в нее. Он уже почти полностью растратил запас своих нежных чувств и не склонен опять увлекаться. «Любовь – иллюзия, – решил он, – несбыточная мечта». Но коль скоро теперь он свободен от привязанности к Лиане, то дает обет, что приложит все силы, чтобы брак его был удачен. Аманда ведь заслуживает, если уж не любви, то, по меньшей мере, соблюдения их обоюдной договоренности. Почему-то невольно вспомнилась утренняя рыбалка. Несколько часов беззаботного отдохновения и счастья, будто с Поместьем Ашиндон все в порядке и дом его цел и невредим – благоденствует в теплых лучах летнего солнца. Безмятежное утро казалось возрожденной идиллией, и, когда он обнял Аманду за плечи, ему нестерпимо захотелось прижаться губами к такой беззащитной впадинке на шее, куда, кудрявясь, ниспадали золотистые пряди волос. Ощущение было такое, словно они одни в каком-то волшебном шаре медленно парят в тепле завороженных небес, спокойные и счастливые в надежном укрытии от грубой действительности бытия.
 Придя в себя, вспомнил, что Аманда то и дело твердит, что не станет его женою. Говорит, намерена предоставить ему возможность жениться на той, кого он действительно любит! Но разве в этом высказывании проявляется какая-то глубинная неприязнь к нему? Но ведь когда он целовал ее после бала с объявлением о помолвке, он же чувствовал ответный трепет всего ее тела. А она не похожа на тех, кто изображает страсть, не испытывая ее; однако, как показали события, не очень-то он разбирается в женской психике. Но как бы то ни было, он сумеет заставить Аманду понять, что брак их неизбежен.
 Измучившись от невеселых этих раздумий, он вышел из темной комнатки и направился к остальным, все еще толпившимся в холле.
 На другой день все отъезжали в Лондон. Аманда увидела Аша, только когда подали кареты к дому вдовствующей графини. Воспользовавшись общей суетой с багажом и проблемой размещения седоков по экипажам, Аш попытался отвести Аманду в сторонку. Она была напряжена и бледна.
 – Я больше не желаю разговаривать с вами, милорд.
 Я это и предполагал. А я не желаю скандалить с вами тут, на виду у ваших родителей, – он тоже был бледен, но держался с присущим ему достоинством и хладнокровием и обращался к ней весьма сдержанно, словно приглашал незнакомую даму на танец.
 – Просто я хотел извиниться перед вами за то, что произошло вечером, и заверить вас, что подобное никогда не повторится. – Аманда ничего не ответила, молча кивнула, развернулась и пошла к допотопной карете вдовствующей графини.
 Экипажи тронулись, и в начале пути Аманда долго и прилежно смотрела в окно, не в силах принимать участие в беседе – ее раздражали и бессодержательная болтовня Лианы, и колкие замечания, которые бормотала старая графиня. Ее все еще мутило от бессильного гнева: да как же он смеет во время семейного вечера ускользать куда-то и лобызаться там украдкой с этой любезной ему потаскухой?! Неужели не мог подождать день-другой и получить ее всю целиком у нее дома на площади Портман-сквер? Аманда резко втянула в себя воздух – ведь ни разу еще ей не приходило в голову, что Аш содержит Лиану как любовницу. Как же она раньше не додумалась до этого? Как поступал английский джентльмен эпохи Регенства, если ему предстояла безрадостная перспектива брака не по любви? Именно так – спешил завести себе покладистую и сдобную душечку. А уж если этой душечкой была давно лелеемая дамочка, то тем лучше. И все-таки понимала Аманда, что судит не вполне справедливо. Не верилось, что Аш заурядный пошлый бабник. А если он пользуется подвернувшейся возможностью получить то, что должно принадлежать ему по праву, так за что его винить? Аманда поняла, что накануне вечером вела себя не лучшим образом. Налетела, как ураган, развылась о его преднамеренном предательстве и не дала ему слова сказать в свое оправдание. А что он мог сказать? Суть в том, что Аш улучил момент, чтобы побыть наедине с любимой женщиной, и за это нельзя предъявлять ему никаких претензий. В конце концов, он же не обещал любить ее, Аманду, и он совсем ни при чем, что она сама, на свою беду, влюбилась в него. «Не хочу, черт подери, чтоб он целовал Лиану! Или другую! Вот оставлю его скоро, тогда... А пока, ей-богу, не стану спокойно смотреть на то, как он прямо перед моими глазами милуется с другой!» Страстно хотелось исчезнуть завтра же, в начале очередного дня 1815 года, но даже если бы она знала как это сделать, то, положа руку на сердце, не смогла бы сбежать. Обязана оставаться здесь до тех пор, пока не восстановят Поместье Ашиндон, пока она не обеспечит Аша достаточными средствами для налаживания продуктивного хозяйства на всех угодьях. Вот тогда она сможет отбыть с чистой совестью. В запасе у нее почти год, этого времени хватит с лихвой. Да, но как ей самой-то прожить этот год рядом с Ашем, постоянно наблюдая, как он чахнет по Лиане? В самом деле, думала она, с досады терзая свою юбку, как прожить целый год в тупой атмосфере лондонского общества эпохи Регенства? Голова уже боли так, что хоть плачь, от всех этих ограничений и предписаний в поведении «дамы благородного происхождения». Тут даже и мнение свое высказать ей не позволяют, не говоря уж об участии в ликвидации несправедливостей чванливой английской монархии, опирающейся на землевладельческую знать.
 – Что? – спросила она безучастно, почувствовав, что старая графиня ткнула ее в колено.
 – Я говорю – какого дьявола ты помалкиваешь в углу? По-твоему, мне уж и послушать нельзя никого, кроме этой балаболки, от которой впору повеситься? – и она презрительно махнула в сторону Лианы. Аманда вздохнула – ох и долгими будут двенадцать месяцев...




 ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ


 Ни Аш, ни Аманда не вспоминали больше о случае в комнатушке дома Боннеров. По возвращении в Лондон окунулись в светскую жизнь конца сезона приемов и балов, хотя к середине июня количество дворян в столице значительно поубавилось. Кроме того, Аш уступил – не без сопротивления – требованиям Аманды вывозить ее на экскурсии по городу и его окрестностям.
 Что до Лианы, то ее видели редко. Казалось, она перестала посещать светские рауты, быть может, временно, так как ее не было ни на музыкальном вечере у леди Дэнтон, ни на вечеринке у лорда и леди Хэммерфорд, ни на каких других, теперь уже относительно редких, светских мероприятиях.
 Угроза планов Наполеона вновь завоевать Европу уже почти не вызывала даже легкой ряби на жизненной глади высшего света Англии, хотя порою сквозь туманный горизонт с континента и просачивались слухи о некоторой активности французского узурпатора. Очевидно, новости оттуда бывали мало приятными, потому что Джереми теперь все больше времени просиживал в своем кабинете с различными представителями деловых кругов. Если у него не было совещания, он совершал стремительные налеты в Сити и возвращался оттуда угрюмый и молчаливый.
 Аманда воспринимала обрывки сведений, долетавших до нее, с притворной невозмутимостью, так как они не предназначались для женских ушей.
 Однажды после полудня Аш заехал к Бриджам, чтобы отвезти, как обещал, Аманду в дворец Глостеров на выставку греческих мраморов, недавно доставленных в Англию графом Элгином. Когда Аш подсаживал невесту в коляску, к дому подкатил на своей маленькой крытой карете Джереми, поспешно выскочил из экипажа и закричал:
 – Милорд! Ашиндон! Надо поговорить! – и, не обращая никакого внимания на дочь, схватил Аша за руку и потащил его в дом, до Аманды только долетели слова «Бонн» и «Катр-Бра». Лишь через час они вышли из кабинета Джереми, Аш извинился перед Амандой и вновь усадил ее в свой экипаж.
 – Отчего такой переполох, что стряслось? – спросила Аманда, когда они свернули на Северную Одли-стрит.
 – Ничего особенного, – ответил Аш флегматично, – так, кое-какие деловые проблемы.
 – Но он ведь что-то говорил о Наполеоне, – не отставала Аманда.
 Аш посмотрел на нее с улыбкой и проговорил:
 – Никак не запомню, что помолвлен с «синим чулком». Вечно вы интересуетесь самыми несообразными делами.
 – Ну, конечно, у вас же любая женщина, у которой хватает мозгов на что-либо иное, кроме вышивания да свежих сплетен, считается синим чулком! – рассердилась Аманда.
 Аш рассмеялся:
 – Да будет вам! Ладно. Судя по всему, Наполеон несколько дней назад покинул Париж и двинул войска по направлению к Бельгии. По слухам, его армия насчитывает более ста тысяч человек и с каждым днем она увеличивается. Веллингтон, похоже, пока ничего не предпринимает, а войска союзников находятся довольно далеко от предполагаемого места предстоящего сражения.
 – Так... но... – начала Аманда, но умолкла.
 – У дельцов Сити крепнет убеждение, что союзные войска потерпят сокрушительное поражение.
 – Ну нет! – скоропалительно возразила Аманда. – Мечтам Наполеона о восстановлении былой славы не суждено сбыться. Скажу вам, и я так считаю, потому что возлагаю большие надежды на успех Веллингтона.
 – Однако ваш отец иного мнения и очень обеспокоен, что поражение британской армии пагубно скажется на моих финансовых делах. Понимаете, побег Наполеона с острова Эльбы вызвал некоторое понижение консолидированной ренты, выплачиваемой из фондов государственного займа, – принялся объяснять Аш.
 – Да, я знаю, – нетерпеливо перебила Аманда, кивая, – но что...
 – А ваш отец советовал мне постепенно приобретать облигации этого займа, я так и делал, потому что это совпадало с моими представлениями. Однако вложил я в это больше, чем он предлагал, что, по его мнению, неразумно. Итак, я истощил и без того скудный запас своей наличности, и сейчас ваш отец посоветовал мне продать облигации.
 – Ни в коем случае! – начала Аманда, но опять резко замолчала на полуслове. Ее будто что-то осенило, на лице отобразилось внутреннее напряжение. «Господи, какая же я дура, – сокрушенно ахнула она, – мозги вывернула наизнанку, чтобы придумать план быстрого и выгодного оборота капитала, а он готовенький давно ждал своей участи в запасниках памяти! – и она судорожно стала перебирать в уме все подробности одной из крупнейших военных кампаний в истории Англии. – Ведь, кажется, Ротшильд, финансовый магнат, как раз на этом и сколотил свое состояние. Остается только убедить Аша вложить в государственные фонды все до последнего пенса. М-да... Не так-то просто это сделать. Получится, что я прошу его поступить наперекор консультации сведущего человека, и он воспримет мою речь как высказывание бестолковой дамочки. Но Аш все-таки относится к женщине, пожалуй, втрое лучше любого другого; меня, по крайней мере, воспринимает, кажется, как личность, а не просто как часть собственности. Тем не менее, ко всему мною сказанному насчет такого важного дела он может отнестись добродушно и даже погладит по головке, а сам подумает – зачем, мол, утруждать такую милую головку соображениями о делах, в которых она ничего не смыслит». – Но разве вы собираетесь следовать советам моего папы? – произнесла наконец она вслух. – Вы же не станете продавать облигации государственного займа?
 – Пока нет. Я четыре года воевал в Португалии и Испании под командованием Веллингтона и верю в него гораздо больше, чем какие-то самозваные эксперты по военным вопросам, что по всему городу распространяют о нем неблагоприятные мнения. Хотя теперь у Веллингтона совсем не так армия, что была на Пиренейском полуострове. Большинство из его закаленных бойцов сейчас далеко – в Америке, в Индии, а у него теперь лишь необстрелянные рекруты да плохо обученные иностранцы. Так что, считаю, своими деньгами я должен поддержать Веллинтона в буквальном смысле, – подытожил Аш со смехом. Аманда, откинувшись к спинке сиденья, хотела что-то сказать, но Аш продолжал:
 – По-моему, за последнее время вы основательно сдружились с моей бабушкой, – он, улыбаясь, заглянул ей в глаза, от чего Аманда опять ощутила, как всегда теперь, сладкую слабость в коленях. – Мне очень приятно, что она так расположена к вам.
 Аманда с трудом отвела глаза от Аша и задумчиво проговорила:
 – Мне она тоже нравится. – Потом, словно себе, добавила: – Она, действительно, замечательная женщина. Вы знаете, что в районе трущоб она отрыла несколько школ для девочек, где их учат читать, писать и разным полезным ремеслам? Когда эти девочки вырастут, они смогут вырваться из ужасающей бедности, что пока превращает их в рабынь.
 – Нет, – ответил удивленный Аш, – не знаю, но для меня это не сюрприз. Она всегда была, мягко выражаясь, прогрессивно мыслящей и независимой, – проговорил он довольно сухо. – Никогда не считалась ни с какими условностями и традиционными ограничениями, сущее наказание всего нашего рода.
 – Именно это в ней больше всего мне и нравится, – с воодушевлением произнесла Аманда. – Она умеет преодолевать многие досадные стереотипы поведения и поступает как достойная личность. Она говорила мне о том, что осуществляет материальную поддержку начинаний Елизаветы Фрай.
 – Фрай? – Аш приподнял брови. – Вы имеете в виду ту женщину, что агитирует за реформу тюрем? Боже правый! – воскликнул он вдруг. – Не хотите ли вы сказать, что моя бабушка бывает в лондонской тюрьме Нью-гейт?
 – Нет, – ответила Аманда, хихикая, – но она приходит в ярость, что миссис Фрай не намерена брать ее с собой туда.
 – Боже правый! – опять пробормотал Аш и посмотрел искоса на Аманду. – Ну а вы?.. Тоже намерены принять участие в движении, организованном миссис Фрай?
 – Вы бы возражали, если бы я так поступила? – спросила Аманда с грустной улыбкой. Вопрос носил чисто академический характер. Ведь если все выйдет, как она наметила, то Аш вскоре женится на женщине, на которую перестанут взирать как на нечто более несуразное, чем даже, скажем, ее прогулка нагишом по улице Пиккадилли. Но, как ни странно, Аш отнесся к вопросу Аманды серьезно.
 – Не знаю, – проговорил он медленно. – Всем, даже Богу, известно, что тюрьмы – позор нашего государства. Это, правда, не означает, что у нас нет других вопиющих несправедливостей. Я теперь часто думаю, что когда управлюсь со всеми делами в Поместье, то непременно активизирую свою деятельность в палате лордов. – Аманда пристально посмотрела на него, и у нее даже сердце закололо так, словно оно раздробилось на острые осколки. Ведь раньше, пока не встретила этого человека, наполняющего ее жизнь какой-то особой радостью и любовью, она совершенно не осознавала, насколько пусто и уныло было ее существование в двадцатом столетии. На беду, родился он слишком рано – почти на целых сто восемьдесят лет до нее – и к тому же влюблен в другую женщину.
 – Что ж, мысли – достойные одобрения, – произнесла она трясущимися губами и отвернулась, глотая душившие ее слезы. Пришлось напрячь все силы и все самообладание, чтобы болтать с беззаботным видом на всем пути до дворца Глостеров, где были выставлены мраморные скульптуры из Парфенона.
 В первый же день по приезде в Лондон, в том памятном апреле 1996 года, Аманда посетила Британский музей. Эти скульптуры были среди первых в ее списке достопримечательностей Англии. Она восхищалась, рассматривая их и зримо представляя себе, как они сияют в своем первозданном виде под солнцем Афин две тысячи лет тому назад – она всегда так поступала, сталкиваясь с истинными произведениями нетленного искусства, но сейчас, рядом с Ашем, у нее это не получалось.
 – Уж очень большие они, не так ли? – спросила она наконец.
 – М-да, – промычал согласно Аш. – Такие женщины могли бы в одиночку и медведя положить на лопатки.
 – И все же, разве они не великолепны?
 – Весьма. Точнее, они были бы таковыми, если бы их тела были несколько поменьше. А этот воин, что занес копье, смотрелся бы менее страшно, если бы его голова была на месте. И долго мы еще будем здесь стоять? – спросил он жалобно.
 Аманда засмеялась:
 – Ладно, пожалею вас. Если вы меня угостите мороженым у Гантера, то я готова уйти прямо сию минуту.
 – Идет! – живо согласился Аш и повел ее к выходу.
 Вскоре Аш остановил экипаж у знаменитой кондитерской, сходил в нее и вынес оттуда две порции мороженого. Они уселись рядом на скамье коляски под кроной одного из деревьев площади Баркли-сквер и принялись лакомиться.
 – Я очень благодарна вам за то, что свозили меня на выставку мраморов, – сказала Аманда. – За эту неделю вы перевыполнили все нормы предупредительности к невесте.
 – Еще бы! – с готовностью согласился Аш. – Не представляю себе другого человека моего круга, который бы так угодливо мотался по всему Лондону, словно самый настоящий ротозей. Сначала – зверинец в Тауэре, потом – Египетский зал и еще – Вестминстерское аббатство. Я уже чуть не доехал до дворца Хэмптон Корт, и только благодаря непоколебимому чувству долга...
 – Хорошо, хорошо, – запротестовала Аманда, воздев руки, – я предельно благодарна вам за ваши одолжения.
 Аш вдруг потянулся к ее щеке и бережно убрал выбившуюся прядь волос.
 – Дорогая, мне самому это было приятно, – сказал он совершенно серьезно, – потому что «синий чулок» мне нравится гораздо больше, чем та пустоголовая бабочка, которой вы мне раньше казались. Не понимаю, почему я так заблуждался. Или вы просто притворялись?
 Тронутая, Аманда с напускной шутливостью сказала:
 – Просто вам, сэр, вечно было недосуг узнать меня по-настоящему. А я всегда была такой, как теперь, – и это, как она сама понимала, было совершеннейшей правдой, лишь в известном ей одной смысле, но в конкретном случае – полной неправдой. Из Бельгии продолжали поступать неутешительные известия, и через пару дней, в воскресенье после полудня мрачный Джереми опять пригласил к себе Аша. В дверях его встретила Аманда, а Джереми, заспешивший из своего кабинета, на ходу выкрикнул безо всякого предисловия:
 – Веллингтон уже движется навстречу своему поражению!
 – Как это? – воскликнул Аш.
 – Поток новостей не прекращается с утра. Пруссаки застряли где-то вдали от места столкновения Веллингтона и Бонн. Бонн довел до конца один из своих блистательных ударов и отбросил Веллингтна за реку Самбра.
 – Говорите, Веллингтон отступил?
 – Нет, тупица вы этакий, я говорю, что ваш драгоценный Веллингтон разбит, понес большие потери в пехоте, коннице и артиллерии. И нам следовало знать, – закончил он горько, – что он не может победить в открытом сражении с Наполеоном.
 – А откуда вы все это знаете?
 – Об этом знает весь Сити. И сейчас Бонапарт уже в Брюсселе, диктует свои условия.
 Аманда, заметив, как от слов Джереми побледнел Аш, взяла его за руку и почувствовала, как его пальцы стиснули ее ладонь.
 – В Сити всеобщая паника, – продолжал Джереми. – Брокеры носятся, как угорелые, стараясь продать ценные бумаги, я тоже продаю. Одному Богу известно сколько я на этом теряю, но у меня много других дел, поэтому я-то переживу этот бум. А вам, молодой человек, советую, – и он ткнул пальцем в галстук Аша, – продать все, что у вас там имеется. Можете воспользоваться услугами моего маклера, Глайдингза, он сумеет сбыть по высшей цене, – и подтолкнул Аша к выходу. – Поезжайте туда. Если будете медлить, с вами случится беда.
 Аш спокойно снял его руку со своего рукава и покачал головой:
 – Я еще не решил продавать, мистер Бридж. А если решу, то у меня есть свой человек для таких операций.
 – Ну и дурак же вы! – заорал Джереми. – Неужели не понимаете, что творится?
 – Полагаю, что это вы не понимаете, – ответил холодно Аш. – Тем не менее, обещаю серьезно обдумать ваш совет, – он отвернулся, собираясь уйти, а Джереми, пробормотав пару неразборчивых фраз, закричал ему вслед:
 – Тогда не рассчитывайте, что я буду спасать ваши гроши, Ашиндон! – и потрясая руками над головой, он развернулся и бросился к своему кабинету.
 Аманда пошла за Ашем, не выпуская его руки.
 – Что вы думаете предпринять? – спокойно спросила она, и в ответ он улыбнулся как-то виновато.
 – Вопреки тому, что я сказал вашему отцу, думаю, надо продавать. По-прежнему верю в Веллингтона, но не имею права рисковать и потерять все. Отец ваш обещал восстановить мой... наш дом, но я намерен справиться самостоятельно за счет своих средств. От одной мысли, что я вечно буду обязан этому человеку... Простите, Аманда, что я так говорю о вашем отце, но... – он сжал губы, и Аманде очень захотелось погладить его по окаменевшей щеке.
 – Не надо продавать, Аш, – прошептала она осипшим от напряжения голосом. – Веллингтон уже побеждает. Уверяю вас, через пару дней Наполеон будет драпать к Парижу, как побитая собака, поджав хвост, – от этих слов лицо Аша немного оттаяло.
 – Ваш патриотизм достоин похвалы, дорогая, но в данный момент вы судите о вещах, в которых ничего не смыслите. – И он надел слегка набекрень свой касторовый цилиндр с лихо загнутыми полями. – Поеду спасать свои... э-э... гроши, – сказал он с наигранной веселостью, нелегко давшейся ему.
 – Нет! – выкрикнула Аманда, вцепившись ему в рукав и почти теряя рассудок от путаницы противоречивых соображений, что вихрем неслись в ее голове. «Боже, если бы было время подумать!» И вдруг в единое мгновение собралась и приняла решение. – Ни в коем случае не продавайте государственные облигации! – Аш хотел было возразить, но она торопливо проговорила: – Я должна вам сказать кое-что секретное.
 Аш раздраженно вырвал свою руку:
 – Аманда, мне сейчас некогда заниматься беседами на личные темы.
 – Аш, это чрезвычайно важно. Подождите здесь минуту! – она бросилась наверх в свою спальню и через пару минут вернулась в накидке и шляпке. – А теперь, – сказала она, еле переводя дух, – везите меня в какое-нибудь тихое место, где нам никто не помешает поговорить.
 Аш хотел что-то сказать, но, заглянув ей в глаза, сдержался и молча вывел ее из дому. Спустя минут пятнадцать он повернул свою коляску в Грин-парк и поехал по той заросшей дорожке, где они беседовали в первый день пребывания Аманды Лондоне времен Регентства.
 – Это место хорошо во всех отношениях. Ну, так в чем же дело, Аманда? У меня, действительно, мало свободного времени.
 Аманда судорожно втянула в себя воздух.
 – Аш, вы неоднократно высказывались по поводу перемен, которые произошли со мною, как вы считаете, со времени... того неприятного случая в часовне Гросвенор.
 – Да, – ответил он с нескрываемым нетерпением в голосе.
 – И тому есть причины, – сказала Аманда и немного помедлила. – Ваше сиятельство, граф Ашиндон, позвольте представиться: меня зовут Аманда Маговерн и родилась я... то есть я буду рождена в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году...




 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


 Аш в шоке долго и пристально смотрел на нее широко открытыми глазами. И наконец, взяв ее за руку, сказал:
 – Аманда, Аманда...
 – Нет, пожалуйста, разрешите мне досказать. Все началось в тот апрельский день 1996 года. Я сидела в часовне Гросвенор и ко мне подошел странный человек... – Ее история не заняла много времени, и, закончив, Аманда откинулась к спинке сиденья, сложила руки на коленях и выжидательно посмотрела на Аша.
 – Аманда, – сказал он, – дорогая, я не представлял себе, что вы настолько больны, – и сердце ее упало. Тяжело вздохнув, она сказала:
 – Вы хотели сказать, что я окончательно сошла с ума. За такие слова я не обиделась бы на вас. Сначала я и сама так думала. Считала все это галлюцинацией. Но по прошествии многих дней поняла, что в самом деле... перенеслась... во времени... – закончила она, запинаясь, как лунатик. – Вы же сами, – заторопилась она, заметив, что Аш хочет перебить, – часто отмечали резкие изменения во мне после попытки так называемого побега. Например, в моей манере высказываться. По-моему, вы даже как-то сказали, что я стала совсем другим человеком.
 – Я-то имел в виду, что вы мне кажетесь другим человеком, это был просто словесный оборот.
 Она помолчала, но ей на ум пришло новое соображение:
 – Вы даже думали, что я симулирую амнезию. Неужели после этого вы теперь считаете, что я выдумала историю, которую только что рассказала вам?
 Он ответил уклончиво:
 – Мне не понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что ваша амнезия настоящая, хотя сейчас предполагаю – вы скажете, что никакой амнезии и в помине не было. Честно говоря, не знаю, как мне реагировать на все это; уверен лишь в одном – вы думаете, что говорите правду. Но очевидно, вы все-таки страдаете от какого-то заболевания мозга.
 Сочувствие в его взоре несколько смягчило жесткое значение слов, и на душе у Аманды стало полегче. Она улыбнулась более решительно.
 – Давайте забудем на время о моей умственной неполноценности. Сейчас покажу вам одну вещицу, которая, по-моему, убедит вас в истинности моих слов. – И, сунув руку за кружевной вырез платья, вынула тот самый медальончик, что несколько недель хранила в своем туалетном столике. Сняла его через голову и передала Ашу.
 – Что это такое?
 – Эта вещица прибыла со мною из двадцатого столетия. Сначала я не поняла – почему только она и ничего другого из моего имущества, теперь понимаю. Некто или нечто, с чьей помощью я оказалась здесь, предположил, что в какой-то момент мне может понадобиться вещественное доказательство. Взгляните на него. «В Господа веруем», – прочитал он. – А кто этот джентльмен с бородой?
 – Авраам Линкольн, шестнадцатый президент Соединенных штатов Америки. Он был... то есть будет убит в 1865 году, вскоре после окончания Гражданской войны в США. Да, было у нас и такое. Обратите внимание на дату, Аш, – добавила она, – взгляните на дату.
 – 1989, – пробормотал он изумленно, – Откуда это у вас?
 – Это не моих рук дело, если вы такое имеете в виду; я не могла изготовить подобное за последние несколько недель, – сухо проговорила она.
 – Не могли, – заметил Аш, вертя монету в пальцах. – Выглядит как несомненно настоящая, но я не понимаю...
 – Говорю вам как другу: это – монета, часть денежной единицы; она была... то есть будет отчеканена в 1989 году – как там и обозначено. Неужели и теперь вы не понимаете, что это значит?
 – Нет, конечно, понимаю, – огрызнулся Аш, – но надо поискать еще какое-то объяснение, – он опять тщетно повертел монету в пальцах. – А кто такой Дерек, – резко спросил он.
 – Дере... Ох! Это – один старый знакомый.
 – Звучит так, будто вы были с ним близко знакомы, – сказано это было небрежным то ном, но с подтекстом.
 – Аш, у меня сейчас нет настроения рассказывать о Дереке. Позже у нас будет достаточно времени и я вам расскажу о жизни и времяпрепровождении Аманды Маговерн. В данный момент надо обсудить совсем иные проблемы. Так уж вышло, что у меня появились веские причины раскрыть вам правду о моих недавних – фу! – путешествиях. – Аш промолчал, но вопросительно поднял брови. – Дело в том, что я могу принести вам удачу.
 – Прямо так?
 – Так! – отрезала она. – Не продавайте облигации государственного займа. Наоборот, купите их как можно больше, потому что как раз сейчас Веллингтон наносит Наполеону сокрушительный удар в жестоком сражении у маленькой деревушки, именуемой Ватерлоо.
 – Никогда не слышал этого названия, – проговорил Аж уже менее недоверчиво.
 – Кажется, это около десяти миль южнее Брюсселя.
 – Ага...
 – Цена государственных облигаций будет падать еще некоторое время, и завтра до полу дня вы сможете за бесценок накупить этих бумаг хоть полную корзину. И весь следующий день пелена мрака и уныния будет еще висеть над городом, но в среду, двадцать первого числа, из королевского дворца Сент-Джеймс выедет карета, она проследует по улице Сент-Джеймс-стрит мимо дворянских клубов к площади Гросвенор-сквер, а из ее окон будут торчать трофейные французские гербы – императорские орлы. Вскоре последует и официальное оглашение победы Англии – и все! Цены на государственные бумаги вздуются и вы заработаете кучу денег.
 Аш молчал довольно долго и пристально смотрел на нее с какой-то туманной поволокой во взоре, потом опять глянул на монету. Аманда взяла ее.
 – У вас есть перочинный нож?
 Он молча вынул из жилетного кармана нож с рукояткой из слоновой кости и подал ей. Аманда сковырнула ножом золотую оправу и снова отдала монету Ашу.
 – «Соединенные Штаты Америки», – прочитал он на обороте и быстро взглянул на Аманду. – Значит, там вы живете? – Аманда кивнула.
 – «Е Pluribus Unum», – прочитал он далее.
 – Означает в переводе с латыни: «Из многих единственное», – поспешила объяснить Аманда.
 – Мне понятно значение, – выпалил Аш, – я был первым в классических языках. А что это за здание с колоннами?
 – Памятник Линкольну в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия.
 – М-да... новая столица. Я слышал, так зловонная трясина и ничего более.
 – Наверное, так оно и есть – пока, – улыбнулась Аманда. – Но сейчас нам не стоит тратить время на разные подробности. Мне кажется, я вам наговорила достаточно, чтобы как следует призадуматься. А сейчас, полагаю, вам пора отвезти меня домой, – и Аш молча тронул лошадей.
 – А где в Америке вы родились... то есть еще родитесь? – спросил через некоторое время Аш.
 – В маленьком городке по имени Кестер в Южной Дакоте, в 1968 году, теперь мне двадцать восемь лет, – и потом Аманда рассказала ему об аварии, в которой была изуродована и...
 – При катастрофе экипажа? – переспросил он.
 – Да, хотя правильнее этот экипаж называется автомобиль, ну... он без лошади... работает на бензине, который делают из нефти, – пояснила она.
 – Угу...
 Аманда продолжала рассказывать, будто не замечая его недоверия, перешла к своей жизни в Калифорнии, потом в Чикаго.
 – Так вы говорите, в двадцатом столетии женщины преподают в университетах?
 – Да! – с негодованием ответила она. – В моем веке женщины имеют права голоса и участвуют в выборах; у нас есть женщины – губернаторы штатов и члены законодательных собраний штатов. У нас даже... – Она уже начала развивать свою излюбленную тему, но Аш прервал ее.
 – Должно быть, мужчины в этом вашем веке – бестолковые и слабовольные существа, – презрительно фыркнул он.
 – Ничуть не больше, чем в любом веке, – отпарировала она. – Нам предстоит пройти еще долгий путь развития, но несомненно у нас людям во всех отношениях гораздо лучше и живут они намного обеспеченнее, чем когда – либо за всю предыдущую историю человечества.
 Аш опять продолжительно помолчал, а потом задал безадресный вопрос:
 – Почему?
 – Что – почему? – переспросила она, не поняв.
 – Почему же, думаю я, выбрали именно вас для такого единичного предприятия с переносом во времени? Полагаю, что оно в самом деле совершенно исключительного характера, ибо я никогда не слышал ни о чем подобном. Почему Аманду – Маговерн, кажется так? – отправили в такое фантастическое путешествие? – Аманда хладнокровно восприняла вопрос.
 – Я тоже об этом не раз думала. Не уверена, что я единственная, с кем произошло такое за все времена. Но о данном случае я думаю следующее: по всей вероятности, предполагалось, что Аманда Бридж проживет полную положенную ей жизнь. Однако произошел какой-то сбой – случилось что-то непоправимое с ее мозгом. В связи с этим вмешался некто (или нечто), чтобы исправить ситуацию. Это... существо... натолкнулось на меня... а я ведь знаю историю Англии и ее жизнь этой эпохи, пусть не в совершенстве... и у меня, думаю, такое же заболевание, что у нее... то же имя и, как я недавно узнала, то же число у дня рождения. Быть может, все это – простое совпадение или часть какого-то вселенского предначертания, но, судя по всему, было решено, что я подходящая кандидатура для продолжения жизни Аманды Бридж до изначально задуманного срока. Я до сих пор не знаю – было ли совпадением то, что я появилась в часовне Гросвенор в то же самое число 1996 года, что и сто восемьдесят лет назад, когда Аманда Бридж должна была там скончаться, или все это было специально подстроено каким-то сверхъестественным организатором. Но я пришла туда и, стало быть, оттуда. Понятия не имею... – она внезапно замолчала, заметив, что они въехали на улицу Верхняя Брук-стрит. Спустя несколько минут Аш остановил коляску у входа дома Бриджей. Проводил ее до двери, и, прежде чем он ушел, она пальцем слегка оттянула его жилетный карман и опустила туда медальон.
 – Пусть монетка побудет при вас, – сказала она, улыбнувшись. – Вдруг она поможет убедить вас, что я говорю правду. Но вы не должны медлить. Не подумайте, что я строю из себя вашу добрую фею, но если вы завтра ничего не предпримете, то упустите свой шанс, – и она уже собиралась войти в дом, но вдруг резко обернулась: – Ох! Вот что еще пришло мне в голову – у меня же полно драгоценностей! Вы видели ту бриллиантовую скалу, что папаша подарил мне в день объявления о нашей помолвке? За нее могут дать приличные… – и она резко смолкла, увидев окаменевшее, словно от оскорбления, лицо Аша. Глаза его были холодны, как арктический лед.
 – Благодарю, мисс Бридж, не надо. Вам будто хочется увеличить мою задолженность вашему семейству и усугубить то бесчестье, которое для меня и так уж едва переносимо.
 – О нет, Аш! – Аманда от изумления раскрыла глаза. – Я ни в коем случае не хотела...
 – Простите, – лицо Аша немного смягчилось. – Но даже если бы я был убежден в достоверности всех... необычайных последствий тех событий, о которых вы мне только что поведали, то мысль о возможности воспользоваться ими за счет таких именно средств, какие вы предлагаете, для меня совершенно неприемлема. И вы должны понимать это. Сердце Аманды сжалось. Ей следовало предполагать, что он именно так отреагирует на все ее откровения. Что тут еще было ждать при такой тупой мужской заносчивости – естественно, он должен был отказаться от ее предложения! Ладно, она сама подумает: как ей реализовать все это. И открыто ему улыбнулась:
 – Я понимаю, что вы при этом чувствуете, Аш. Я говорила только правду, но сознаю, как это неправдоподобно и фантастически звучит. Хочу лишь попросить вас – подумайте над тем, что я говорила.
 Он натянуто улыбнулся, коснулся губами ее руки на прощание, развернулся и отбыл.
 Почти час он бесцельно колесил по улицам района Мейфэр, все думал, думал и совершенно запутался. «Конечно, надо было отвезти Аманду прямо в «Бедлам», психиатрическую больницу, а не домой. Откуда вся эта галиматья у нее в мозгах? Путешествие во времени! Безлошадные экипажи! Но все же...»
 Все же... Он увидел, как наяву, ясные голубые глаза Аманды. Неужели за этим ясным взором прячется больной рассудок? Рассказ ее был связным, понятным и очень увлекательным. Конечно, и сумасшедший может притворяться нормальным, но в ее манерах, во всем ее поведении нет и намека на невменяемость.
 Он вытащил из карманчика монету и снова принялся ее внимательно разглядывать. Ее подлинность не вызывала сомнений. Понадобился бы чрезвычайно искусный мастер, чтобы кропотливо сотворить такие крохотные буковки на медной поверхности. Внезапно он вспомнил мертвенный вид Аманды, когда он взял ее на руки после обморока в часовне Гросвенор. Ни одна жилочка на ее нежной шее не пульсировала, не было никаких признаков дыхания, губы замерли. Неужели именно в тот момент и умерла Аманда Бридж? И ее подменили женщиной, пронесенной по туннелям времени, чтобы она дожила все годы, ранее отведенные неожиданно скончавшейся девушке?
 «Боже милостивый!»
 Свернув к улице Сент-Джеймс-стрит, он спустя несколько минут вошел в клуб вигов «Брукс». В кофейном баре нависла атмосфера всеобщего уныния и разобщенности; члены клуба, сидевшие группками, что-то взволнованно вразнобой бормотали приглушенными голосами. Очевидно, вести из Бельгии лучше не стали с той поры, когда Джереми Бридж утомительно скучно изливался перед ним. До его слуха донеслось, как один джентльмен сказал, что армия разбита. Другой добавил, что союзники подвели Веллингтона, его войска попали в окружение, понесли огромные потери, и все кончилось позорным поражением. Пробыв в клубе всего несколько минут, Аш покинул его и остаток дня и весь вечер провел перед своим камином, глядя в огонь.
 «Господи, – сокрушался он мысленно, – я помолвлен с женщиной из будущего!» – слова эти звучали в уме какой-то бессмыслицей. Он старательно напрягал свои умственные способности, но ему никак не удавалось постичь, что человеческое существо может путешествовать вспять в потоке времени, словно вверх по реке на прогулочной яхте. Но по всей видимости, именно такое и произошло. Именно вследствие этого Аманда и заверяла его, что все его финансовые затруднения могут закончиться. И тут он понял, что она очень сильно рисковала, открывая ему тайну своего... приключения, ибо знала, что такое откровение могло привести ее к безвозвратному заточению в психиатрической лечебнице. Он не решился углубляться в размышления о таком обороте ее доверчивости.
 Толчея отрывочных мыслей без ощутимых причинных связей утомила его; он отправился в постель, но сон не шел, и Аш невидящим взором созерцал потолок.




 ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


 Незадолго до полудня в среду, двадцать первого числа, мистер Джеймс Уинканон уже натягивал сапоги, но ему помешал слуга, явившийся с сообщением, что в гостиной сэра Джеймса ожидает молодая особа.
 – Как это? – изумился хозяин.
 – Именно так, сэр, – с достоинством отвечал Саймондз. – Речь у нее правильная и выглядит она, как благородная дама, но я не совсем понимаю... – и он осмотрительно кашлянул.
 – Хорошо, – остановил Джеймс. Хоть он и не упускал возможности поухаживать за хорошенькой женщиной, но его крайне редко навещала какая-нибудь из них, будь то благородные или иные. – Ты ее раньше видел?
 – Вот об этом-то ничего не могу сказать, сэр. На даме огромная шляпа с вуалью, с такой, знаете, непрозрачной, – и решив, что исполнил свой долг, Саймондз сдержанно поклонился и вышел.
 Спустя несколько минут Джеймс вошел в гостиную и увидел, что Саймондз не преувеличивал – родная мать бы не узнала ту молодую женщину, что поспешила ему навстречу, протягивая к нему руки:
 – Джеймс! Как хорошо, что я вас застала дома! – и она откинула вуаль. – Мне очень нужна ваша немощь.
 – Мисс Бридж! – Джеймс в недоумении уставился на гостью. – Какого черта...
 – Ох, простите, не было времени предупредить вас, но сейчас не до формальностей. Зовите меня Амандой. Я понимаю, что верх неприличия с моей стороны явиться к вам домой, но...
 – Неприличия?! Господи, миледи, если кто-нибудь видел, как вы входили сюда, то вас же смешают с грязью. Не говоря уже о том, что меня Аш просто расчленит по косточкам.
 Аманда рассмеялась:
 – Не говорите глупостей! Ведь я была под вуалью, – она осмотрелась. – Можно присесть? – и села на стул, не ожидая ответа.
 – Поймите, мисс Бри... Аманда, не думаю, что вам следует задерживаться у меня.К тому же, я сам сейчас ухожу – в районе Степни откопали римские мозаики. Насколько я знаю, там прокладывают новую дорогу. Быть может, там был особняк или святилище, и мне действительно надо туда...
 – Джеймс, – мягко возразила Аманда, – вы тратите время на пустой лепет. Я искренне сожалею, что отрываю вас от дел, но мне не потребуется много времени. А теперь сядьте, выслушайте меня и поезжайте себе в этот – как его – Степни.
 Джеймс сел.
 – Так вот, – сказала Аманда, – просьба моя очень проста: мне надо, чтобы вы купили как можно больше облигаций государственного займа вот на эти деньги, – она открыла ридикюль и на глазах удивленного Джеймса вынула толстую пачку банкнот.
 – Но где... как...
 – Купите на имя Аша. Ему я посоветовала тоже приобрести побольше, и вы поступите так же... я предлагала ему дополнительные средства, в придачу к его собственным, но он отказался, – но Джеймс, не ухватив сути, вытаращил глаза.
 – Не могу поверить, – выговорил он наконец. – Моя дорогая юная леди, ну почему вам взбрела в голову идея, что вкладывать именно сейчас деньги в государственные фонды разумно? Ведь, на самом-то деле...
 – Мне все известно о падении цен на фондовой бирже, но, к счастью, мне также известно, что завтра, когда распространится весть о победе Веллингтона, цены пойдут вверх.
 – Но откуда вам такое может быть известно? Но, неважно, – добавил он поспешно. – Ничего больше не желаю слышать об этом. Даже если бы собирался подчиниться вашему решению, будь оно несомненно верным. Однако я не имею права действовать за спиной Аша. И он будет взъярен, когда узнает о вашем визите ко мне.
 – Ну я сама скажу ему об этом, но не раньше, чем он получит возможность убедиться в моей правоте. Джеймс, прошу вас, – проговорила она умоляюще. – Вы даже не представляете насколько критична сейчас ситуация. Если вы окажете ему эту небольшую услугу, то поможете ему опять встать на ноги. Вы же освободите его от обязательств перед моим отцом.
 – И на кой же черт вы все это затеяли в таком случае? – спросил вконец изумленный Джеймс. – Откуда вы знаете, что чувствует Аш по поводу того, что был вынужден... то есть по поводу Поместья Ашиндон?
 – Действительно, откуда мне знать о его чувствах? Он же носится со своею гордыней, как с писаной торбой. Ну, Джеймс, ради Бога, помогите, я же хочу освободить его от помолвки со мною, ибо знаю, что пошел он на это вынужденно.
 – Иными словами, вам не угоден этот брак? – прищурился с подозрением Джеймс.
 – Понимаю, – сказала Аманда, опустив глаза, – можете считать меня глупой и наивной, но я не хочу брака без любви.
 Джеймс помолчал, потом проговорил мягким тоном:
 – Но, дорогая, инвестировать сейчас средства в государственные фонды– все равно, что просто выбросить деньги на ветер.
 – Вот тут-то вы ошибаетесь, – сказала Аманда, подняв голову. – Но если бы вы были даже правы, то это – мои деньги и я прошу вас вложить их. Я бы сама так поступила, но не знаю, каким образом это делается. – Засмеявшись, она добавила: – У меня уже были значительные трудности при продаже моих драгоценностей.
 – Вы продали драгоценности? – ахнул пораженный Джеймс.
 – Да. Я спросила у Хатчингз, моей служанки, и она посоветовала мне обратиться в магазин «Харперз» на улице Кандит-стрит, потому что там не слишком щепетильны в такого рода делах. С нею вместе и еще с лакеем я и отправилась туда. Таким образом, я не была беззащитна и одинока в карете на опасных улицах Лондона. Когда я сказала господину в ювелирном магазине о своем намерении, он, по-моему, готов был вызвать полицию или что-то в этом роде, тогда я объяснила ему, что я овдовела, попала в тяжелое материальное положение, и он посочувствовал. Вся сделка заняла не более получаса, и вот смотрите! – воскликнула Аманда, помахав пачкой кредиток. – Больше шести тысяч фунтов! Господин говорил, что, к счастью, у него есть эти деньги, так как незадолго до меня кое-что удачно продал, – сказала она, усмехнувшись. – Думаю, он дал полцены, но я не жалуюсь.
 – Да уж, – проронил Джеймс.
 – Вы ведь сможете исполнить мою просьбу? – спросила Аманда. – Я имею в виду, позволяет ли закон купить облигации на чужое имя?
 – Да. Я знаком с маклером Аша. Полагаю, он возьмется...
 – Ну, тогда все это не составит особого труда, – Аманда встала и положила деньги Джеймсу на колени. Он неприязненно вздрогнул, и Аманда нахмурилась. – Джеймс, прошу вас. Я понимаю, что бросаю вызов бастиону мужской сплоченности, но будьте добры, помогите мне помочь Ашу.
 Джеймс встал, оказавшись лицом к лицу с ней:
 – Я могу вам поверить только при условии, что вы действительно желаете помочь ему.
 – Господи, а почему же еще я бы это делала! – выкрикнула она в отчаянии.
 Джеймс покачал головой:
 – Не знаю. Может, решили связать его нерушимыми оковами долга перед вами. Простите за откровенность, но, судя по моему жизненному опыту, женщины крайне редко бывают настолько альтруистичны.
 Аманда хотела запротестовать, но он вдруг улыбнулся, и Аманда поразилась, как изменилось его доселе неприступное и отчужденное лицо. Он сразу показался ей намного моложе и красивей.
 – Не знаю ничего о вашем жизненном опыте относительно женщин, – сказала она просто, – но мне крайне необходимо помочь Ашу, и, поскольку вы его друг, то, думаю, наши желания должны совпадать. А насчет его обязательств по отношению ко мне я придерживаюсь мнения, ровно противоположного вашему. Если у него будет достаточно средств для решения всех задач, которые он наметил, то я ему не буду нужна, – произнесла она беззаботным тоном, но чуть не охнула от боли в душе.
 После этого в маленькой гостиной нависла удручающая тишина, и Аманде начало казаться, что она вот-вот задохнется, потому что ощущение было такое, будто сердце ее стронулось с места и перегородило гортань.
 – Ладно, – произнес наконец Джеймс с совершенно непроницаемым лицом, – я сделаю это.
 – Ох, слава Богу! – воскликнула Аманда, даже ослабев от резкого спада напряжения.
 Визит закончился через несколько минут при обоюдных добрых пожеланиях, и Аманда поспешила домой, где провела весь остаток дня в ожиданиях и волнениях, граничивших с паникой. Правильно ли она поступила, рассказав Ашу свою необыкновенную историю? Он явно дал понять, что в его представлении она чуть лучше лунатика. Но за что его винить? Быть может, она виновата? Вдруг она – та личность, которая верит, что она – Аманда Маговерн, а эта Маговерн никогда на самом деле не существовала и не было никакого переноса во времени и все это выдумки тяжелобольного рассудка. Однако ей казалось, что если рассудок настолько расстроен, то это должно же как-то ощущаться, то есть она сама должна чувствовать болезнь; к сожалению, ее знания о заболеваниях мозга была весьма скудны. Господи, если она больна, а Аш внял ее совету и будет окончательно разорен, потому что Веллингтон на самом деле потерпит поражение от Наполеона!
 Она глубоко подышала, успокоилась. Нет, она не сумасшедшая, совершенно нормальная; и если Аш последовал ее совету, все будет хорошо.
 Продолжая сидеть, принялась с предельной аккуратностью выдергивать ниточку за ниточкой из той вышивки, которую начала несколько дней назад.
 Тем временем Аш сидел в маленькой кофейне в Сити и похлебывал из чашечки горячий напиток, не прислушиваясь к разговорам вокруг, шум которых то усиливался, то ослабевал, как шелест морского прибоя. Чувствовал он себя легко, голова была ясная, словно он постился несколько дней. В памяти то и дело возникала картина посещения конторы его маклера.
 Мистер Шаффли занимался делами рода Уэксфордов всю свою сознательную жизнь так же, как до него их вел его отец. Это именно он привлек внимание Джереми Бриджа к своему безденежному клиенту. Когда Аш вошел к нему в кабинет, он приветствовал графа с пониманием и сочувствием.
 – Я вас давно уже жду, милорд. Новости о неудачах Веллингтона носятся по всему Сити. Должен сказать вам, я очень расстроился, когда вы приобрели много облигаций государственного займа уже после побега Наполеона с острова Эльба. К сожалению, теперь вы понесете очень большие убытки, потому что я не уверен, что за эти бумаги смогу получить хоть сколько-нибудь приличную цену. Если вы сейчас...
 – Но я не собираюсь продавать. Я хочу покупать.
 – Что?! – вскрикнул мистер Шаффли. – Но... но... милорд...
 – Я понимаю, что кажусь вам совершенно сумасшедшим, сэр, но те новости, на которые вы ссылаетесь – не более чем домыслы и непроверенные слухи; более того, я считаю, что и газетные сообщения – лживые фабрикации. Но если Веллингтон на самом деле побеждает, то, согласитесь, сейчас самое время покупать.
 – Так-то оно так, милорд, но есть ли у вас деньги для новых вложений?
 – У меня еще есть некоторые источники доходов, и, кроме того, – Аш собрался с духом и договорил, – я намерен заложить свои йоркширские владения.
 – Ваше сиятельство! – ахнул мистер Шаффли с таким потрясенным видом, будто Аш предложил продать себя в рабство.
 – К тому же, – заторопился Аш, – я взял крупную денежную ссуду в моем банке, – он криво усмехнулся. – Несколько месяцев назад они не согласились дать мне ни пенса, но когда я превратился в будущего зятя Джереми Бриджа, моя рыночная цена непомерно возросла.
 Внезапно мистер Шаффли уселся за свой письменный стол и проговорил:
 – Не знаю, что и сказать вам, милорд.Неужели ничто не способно разубедить вас предпринимать то, что по моему глубокому убеждению представляет собою пагубный образ действий?
 Аш, улыбаясь, ответил:
 – Я это пытался найти на протяжении всей прошлой ночи и совершенно безуспешно.
 Мистер Шаффли приводил еще много аргументов, но в конце концов вынужден был сдаться. Сокрушенно покачивая головой и удрученно цокая языком, мистер Шаффли проводил Аша до двери кабинета.
 Когда Аш вышел на улицу, первым его побуждением было помчаться к дому Бриджей и рассказать Аманде о своем поступке. Он уже направил лошадей в ту сторону, стегнул их вожжами, но вдруг передумал.
 Ему слишком уж хотелось ее видеть, и именно из-за такой чрезмерности желания не стоило этого делать. В любом случае будет гораздо разумнее дождаться каких-то определенных новостей, о которых потом и рассказать ей. А если ее предсказания окажутся верными, то у них вообще будет достаточно времени для взаимного ликования.
 Вздохнув, Аш развернул экипаж в сторону своего дома. «Господи, сделай так, чтобы она не оказалась жертвой какого-то жуткого помрачения рассудка!» Он вновь достал монетку из кармана и сжал ее в ладони так, будто она была талисманом. «Господи, пусть не будет сумасшествием и то, что я принял ее историю всерьез!» Но от этого упования почти ничего не осталось, когда он по возвращении домой просмотрел свежие газеты. Читая колонку за колонкой, он узнавал о подробностях отступления Веллингтона за реку Самбра; о том, что союзники по-прежнему не появляются; о том, что армия Наполеона по-прежнему растет.
 Это был самый длинный день в его жизни, к вечеру он уже не был так оптимистично настроен на успех, как утром. В постель он укладывался с печальными мыслями – в случае неудачи он навсегда лишится Поместья Ашиндон, а Джереми Бридж, совета которого он ослушался, расценит его действия как нарушение их соглашения или – в лучшем случае – как весомое основание для прекращения дальнейшего финансирования.
 Следующий день оказался не лучше. Почти непреодолимо тянуло к Аманде, но он, собрав все силы, держался, как сталь. Если оправдаются ее пророчества, то времени у них хватит на праздничные встречи.
 Наконец наступила среда; на склоне дня он вошел в клуб «Брукс». Там также толпились те же члены клуба, которых он видел пару дней назад, и с наводящей ужас периодичностью бормотали что-то и покачивали головами. «Господи, неужели я поступил неверно?» – думал он удрученно. Никаких официальных сообщений из штаба Веллингтона до сих пор не поступало. Такое упорное молчание могло означать лишь одно – полное поражение.
 Он пошел в бар, но его так мутило, что казалось будто желудок разваливается на куски. Тревога, не оставлявшая его с момента выхода из кабинета мистера Шаффли, теперь навалилась на него с новой силой, переходя в отчаяние, тяжелое, как свинцовая туча. О чем он тогда думал? Почему просто не последовал совету Толстосума Бриджа и не распродал бумаги, пока цены были еще приемлемые? Наверное, в самом деле сошел с ума!
 Единственный пустой стул был у стола, за которым сидел мужчина, приблизительно его возраста. Подойдя к столу, Аш вопросительно приподнял брови и после согласного кивка мужчины присел. В отличие от других присутствующих, мужчина молчал, задумавшись. Наконец он оторвался от своих дум, грустно улыбнулся Ашу и произнес:
 – Новости, кажется, неутешительные?
 – Да, – ответил Аш, и разговор на том прервался. Через некоторое время Аш сказал:
 – Ни слову не верю во всей этой болтовне о поражении.
 – И я не верю, – и мужчина тепло улыбнулся. – Я воевал на Пиренейском полуострове...
 – Я тоже! – нетерпеливо перебил его Аш. – В легкой пехоте.
 – Ага, – незнакомец скривил губы в озорной усмешке, – славные парни. Но им, конечно, далеко до девяносто пятого.
 – Бог мой! – воскликнул Аш. – А вы были в сражении под Бадахосом?
 – Да, – последовал краткий ответ, и опять они замолчали. Когда незнакомец заговорил снова, голос его прозвучал немного приветливей:
 – Между прочим, я – Линтон.
 – Рад познакомиться с вами. Я – Ашиндон.
 Линтон поклонился:
 – Рад встрече с вами, Ашиндон. – Он встал и сказал, вымученно улыбнувшись: – Будем надеяться, что наша вера в Старого Лиса не лишена оснований. С его конечным результатом у меня многое связано, – сказав это, Линтон отошел от стола, и Аш заметил, что он прихрамывает. Аш криво усмехнулся – что там ни связано у Линтона с победой Веллингтона, это ни в какое сравнение не идет с его надеждами.
 Аш посидел еще несколько минут в баре, безразлично потягивая напиток, что предложил проходивший официант. Потом, решив, что напрасно начал свое посещение клуба с этого заведения, вышел из него. Проходя по приемному холлу клуба с изящной внутренней лестницей, вдруг услышал какой-то возбужденный гомон со стороны помещения секретариата. Аш пошел на звук и вскоре обнаружил множество людей, столпившихся у окон. Перед толпой увидел лорда Линтона; тот похлопал по плечу какого-то пожилого джентльмена и направился к выходу.
 – Что там такое? – спросил Аш, перехватив его по пути. – Что случилось?
 – Карета, – ответил Линтон возбужденным тоном, – несется к площади Пиккадилли, а из ее окна торчат три французских «орла»! – широко улыбнувшись, он пожал руку Аша, чуть не сломав ему кисть, и вышел.
 У Аша все поплыло перед глазами, и он привалился к дверному косяку: «Веллингтон победил!» Отовсюду стали раздаваться радостные возгласы, крики «ура!», и сердце Аша наполнилось таким ликованием, что, казалось, вот-вот лопнет. «Получилось! Поместье спасено и больше нет зависимости от снисходительных прихотей Джереми Бриджа! И с чистой совестью можно жениться на Аманде и жить по своему собственному разумению... Теперь можно...» – он помотал головой, совершенно ошеломленный от чувства свободы и радости, переполнявшего душу.
 Несколько минут он неподвижно стоял, счастливо прислушиваясь к радостным звукам, бурлившим вокруг него, к победным возгласам, поздравлениям, ко всеобщему торжеству. Потом тихо вышел из клуба. Единственным человеком, которого ему очень хотелось сейчас увидеть, была Аманда, но он дал себе обет, что не будет встречаться с нею до той поры, пока не узнает точно размеры своей прибыли, а сведения о ней поступят не раньше завтрашнего дня. И вновь он направился в свое холостяцкое жилье, но намерениям побыть в одиночестве не суждено было осуществиться. За его спиной из дверей выбежали почти все члены клуба, и немедленно люди стали выскакивать из дверей других клубов: «Уайте», «Будлз» и остальных, что были на этой улице; в считанные минуты проезжую часть запрудила толпа, все кричали, возбужденно обмениваясь новостями, которые просачивались из королевского дворца и передавались из уст в уста, но слово «Ватерлоо» Аш услышал уже у самой площадки Пиккадилли.
 Когда он, наконец, добрался до дома, в голове от возбуждения была такая мешанина, что лишала способности логически мыслить. Отказавшись от предложения слуги Минчина «слегка перекусить», прошел прямо в спальню, стянул башмаки и разделся, разбросав вещи по всем четырем углам комнаты. Он понимал, что ночь опять будет бессонной, ибо поводов для раздумий гораздо больше, чем накануне. Сейчас он не только будто наяву видел как некая «черная лошадка», на которую поставлено все до последнего фартинга, вылетает из-за поворота на финишную прямую и приходит первой, но и, вопреки всем здравым соображениям, приходил к выходу, что Аманда рассказала ему чистую правду о своем фантастическом путешествии сквозь столетия.
 Он лег в кровать, закрыл глаза и приготовился к новому натиску на измученный рассудок неиссякаемых диких мыслей, что роились в мозгу. Вновь открыл глаза всего через несколько – как почудилось – мгновений, но из щели меж оконными занавесками бил косой луч солнца, возвещая, что утро давно наступило. Он ощутил непривычную бодрость, быстро отыскал ее истоки, весело отбросил одеяло и закричал во весь голос, призывая Минчина.
 Спустя час с небольшим он предстал перед дверьми конторы мистера Шаффли и был встречен с приветствиями, поздравлениями и выражениями небывалой радости. Маклер с почтением проводил его в свой кабинет и усадил на стул перед огромным письменным столом, занимавшим большую часть комнаты.
 – Сознаюсь, милорд, – начал мистер Шаффли, сложив домиком ладони с пухлыми пальцами, – я был довольно обескуражен вашим распоряжением покупать.
 – В самом деле? – сухо спросил Аш.
 – Да, – рассеянно ответил Шаффли, – так как мне оно представлялось крайне неблагоразумным. Однако ваша проницательность показала себя. Милорд, – и маклер перешел на шепот, – я думаю, когда на бирже все утрясется, вы получите не меньше ни на пенс, чем сорок тысяч фунтов.
 – Сорок тысяч фунтов, – повторил Аш автоматически, как в трансе. – Боже мой, – и по лицу его растеклось блаженство, словно он прислушался к звучанию небесного хорала. – Просто не верится, что вложенные мною средства могли принести такие ошеломительные деньги.
 – Ну, – раздумчиво произнес мистер Шаффли, – у вас же были, к счастью, кое-какие резервы, кроме того, деньги, что вы смогли взять в качестве ссуды... – он поколебался немного и продолжил, – и еще было одно поступление...
 – Еще поступление? Откуда?
 – Думаю, мне бы не следовало говорить вам об этом, милорд, – мистер Шаффли не ловко поерзал, – но ведь именно вы мой клиент, а не... – Он опять умолк на мгновение. – Скажите, вы знакомы с мистером Джеймсом Уинканоном?




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ


 В четверг утром напряжение Аманды достигло предела. Ей казалось, она вот-вот взорвется и ее руки, ноги и остальные части тела разлетятся во все стороны, усеяв останками дорогой брюссельский ковер на полу спальни. С воскресенья нет никаких вестей от Аша! Чем он, черт побери, занят?! Весь дом гудит от пересудов о победе Велллингтона, и этот гвалт почти не прекращается с вечера, с того момента, когда Джереми, грохнув входной дверью, ворвался, бурля от новостей. Неужели Аш продал все ценные бумаги и теперь, оставшись ни с чем, готов убить себя и уныло слоняется из угла в угол по своей квартире? Или он внял ее совету и, внезапно разбогатев, сейчас на радостях бражничает в каком-нибудь клубе? Ее терзали противоречивые чувства: то впадала в ярость на его опрометчивое невнимание к ней, так или иначе проявившееся теперь, то сникала в глубоком отчаянии из-за его нежелания поделиться с нею всем – горем при неудаче или радостью при неожиданном успехе.
 После ланча Серена предложила наведаться в магазины на улице Бонд-стрит, но Аманда припомнила, что пару дней назад обещала именно в этот четверг навестить Бабушку Ашиндон. Не было никакого желания сидеть за чашкой остывшего чая и выслушивать обрывки глупых сплетен, но очень хотелось повидаться с Бабушкой. Она ощущала острую потребность побыть хоть немного в обществе суровой старой дамы и, кроме того, уже просто не могла усидеть дома еще один бесконечный день, кусая ногти.
 Итак, облаченная в умопомрачительно шикарный наряд из тяжелого итальянского шелка, украшенный вкруговую по подолу тремя ярусами отделки из витого шнура, она села в городскую карету Бриджей и отбыла по направлению к площади Гросвенор-сквер. Как только она вышла из экипажа у дома Бабушки, тут же какой-то мелодичный мужской голос окликнул ее. Обернувшись, увидела стройного человека, спешившего к ней, и воскликну: в изумлении:
 – Космо!
 – Да, я, – сказал он, взяв ее за руку. Она вырвала руку и хотела уйти. – Не уходите, не надо, – продолжал он спокойно, с явным достоинством, – я не стану вам докучать. Позвольте мне сообщить вам, – его полные губки сложились в самодовольную улыбочку, – что скоро вы услышите интересное объявление, касающееся меня и некоей мисс Эстер Гиддлшэм.
 – Ага, – усмехнулась Аманда, – еще одна богатая невеста, Космо? – Мистер Саттерли слегка покраснел, но смолчал. – Как понимаю, ее отец менее въедлив и дотошен, чем мой. Не принимайте близко к сердцу мои слова, – поторопилась она добавить, заметив, что ее бывший обожатель от возмущения разинул рот. – Сердечно поздравляю вас, желаю вам всего наилучшего и всяческого процветания в будущем. А сейчас, простите, мне пора, она отвернулась и пошла к дверям дома вдовствующей графини.
 Войдя внутрь, с удивлением обнаружил, что там присутствует не только Эмили Уэкфорд, но и Лиана. Аманда в последний раз встречала молодую графиню на домашнем вечере у Ашиндона и теперь, здороваясь с ней, была неприятно поражена каким-то новым выражением на красивом личике – таинственным и довольным, как у кошки, что безнаказанно слизала сливки с молока. Аманду будто что-то кольнуло в сердце. Ведь Лиана может быть такой довольной только по одной причине. Нечего удивляться, что Аш не показывается у Бриджей. Общается со своей любимой! Конечно, кого же еще захочется увидеть Ашу в особом случае – беды или, наоборот, радости, что бы там ни было?
 – Ну, входи, детка, присаживайся! – прокричала старая графиня издалека. – Надеюсь, хоть ты-то сможешь поговорить со мною о чем-нибудь еще, кроме победы Веллингтона! Уже все уши прожужжали этим именем, но я уверена, в ближайшие дни с этим будет еще хуже.
 – Но он ведь герой, Бабушка, – заступилась Аманда и натянуто улыбнулась.
 – Да, – поддакнула Лиана, – он сокрушил «Корсиканское Чудовище».
 – Будем надеяться, что на этот раз они будут получше за ним приглядывать, – сказала, хмыкнув, старая графиня и обратилась к Аманде: – Ну, как идут приготовления к свадьбе? Позавчера я видела Серену, говорит, планы твоего отца с каждым днем становятся все грандиозней. Пожалуй, скоро я услышу, что он желает вас венчать в Вестминстерском аббатстве.
 – Нет, – спокойно возразила Аманда, – ему достаточно и церкви Святого Георгия. – С трудом выдерживая ровный тон, чуть не сорвавшимся голосом добавила: – Это же естественно, что он стремится сделать все в самом лучшем виде для своей единственной дочери.
 – Ну конечно же – для единственной дочери! – выпалила старая леди. – Да я себя за локоть укушу, если все это он делает не для прославления одного-единственного и неповторимого Джереми Бриджа! У него же самолюбие раздулось, как воздушный шар – из тех, на каких теперь взялись летать по небесам!
 – Бабушка, – проговорила напряженным голосом Аманда, – мне очень жаль, что между вами и папой никак не установятся добрые отношения, но я не стану сидеть здесь, чтобы выслушивать оскорбления в его адрес, – от этих слов Эмили тихо ахнула, а Лиана нервно хихикнула, но старая графиня нисколько не расстроилась.
 – Брось дуться, детка! Ведь я сказала правду, – но, заметив, что Аманда готова возражать, добавила: – На самом деле, теперь я думаю, что он не такой уж и ничтожный человек, как показалось мне с первого взгляда, – и Аманда решила удовлетвориться этим высказыванием и остаться.
 Разговор опять переключился на Ватерлоо и блистательную победу Веллингтона с союзниками.
 – Разумеется, потери катастрофически огромны, – заметила Аманда, – как я, по крайней мере, слышала. Списки погибших пришлют, конечно, позже.
 – О да, – соглашалась Эмили, прикладывая платочек к глазам. – У Беллингемов в Бельгии – сын, а у миссис Геллис – муж. Вы его знаете, Лиана. Они только поженились, и буквально через пару месяцев он уехал.
 Лиана скорбно кивнула и сказала:
 – Меня всегда бесит, когда мужчины рассуждают о славе сражений. Пока они там сражаются, их жены должны сидеть дома и страдать из-за того, что у них отобрали мужей, – Аманда молча кивнула, удивившись столь редкой глубине чувств у молодой графини.
 – По этому поводу, – начала старая графиня, но ее речь была прервана появлением в дверях высокой фигуры.
 «Аш!» – ахнула про себя Аманда и чуть не уронила чашку с чаем на колени, уставилась на него, и сердце ее замерло. Он стоял в дверях с суровым видом, не улыбался, в руке держал какой-то маленький сверток. На бледном лице посверкивали потемневшие глаза. Он ничуть не был похож на человека, который только что узнал о значительном улучшении своего материального положения. Автоматически поклонился всем по очереди присутствующим женщинам, кроме Аманды, потом перевел взгляд на нее.
 – А, мисс Бридж, – проговорил он равнодушным и монотонным голосом, – вас-то я и разыскиваю. Заезжал к вам домой, и мне сказали, что вы должны быть здесь. Не соблаговолите ли уделить мне немного времени? – И, обратившись к старой графине, спросил: – Где можно нам с мисс Бридж приватно побеседовать в течение нескольких минут?
 – Господи милосердный, о чем ты говоришь, мой мальчик?! – рассердилась старая леди. – Это настолько не принято, что я не... – и резко смолкла, пристально глядя на внука. Потом добавила: – Можете пойти в синюю гостиную.
 Аманда пошла за Ашем, как пьяная. Пока они выходили из гостиной, шли по коридору и входили в другую комнату, он все время молчал. Подойдя к столу в синей гостиной, положил на него сверток.
 – Ради Бога, Аш, в чем дело? Что все это значит?
 Он обернулся к ней лицом и указал на сверток:
 – Это вам, мисс Бридж.
 – Аш, я ничего не понимаю...
 – Разверните, пожалуйста.
 Голос его прозвучал, как хладный металл, но Аманда уловила за ним едва сдерживаемое возмущение и, не говоря больше ни слова, схватила сверток, дрожащими пальцами разорвала обертку. От того, что увидела в своих руках, у нее отвисла челюсть.
 – Это... же... мои...
 – Да, мисс Бридж, это ваши драгоценности. Проверьте, пожалуйста, все ли они здесь.
 Но Аманда отдернула руки от шкатулки, будто та ее обожгла.
 – Как же это, Аш? Как они к вам попали? Ради Бога, расскажите мне, что все это значит?
 – Все очень просто. Мне стало известно о ваших хлопотах в мою пользу, и я потратил все утро, чтобы выкупить ваши украшения в магазине Хауарда. Пришлось занять денег у моего маклера, но это, разумеется, пустяки. Не стоит обращать внимание на мою суету по этому поводу – так же, как вы не обратили внимания на то унижение, которому подвергли меня своим непрошеным вмешательством в мои финансовые дела даже после того, как я вас три дня назад специально просил не делать мне столь чрезмерно великодушных одолжений.
 – Но, Аш!.. – в смятении вскрикнула Аманда, но он, будто не заметив ее вскрика, продолжал тем же мертвенно холодным тоном:
 – Видите ли, мисс Бридж, я послушался вашего совета: все до последнего пенса, даже призаняв кое-что, вложил в покупку облигаций государственного займа. Вы, конечно, можете себе представить, с каким почетом я был встречен сегодня утром в конторе моего маклера. Мои надежды не оказались бесплодными, ибо мистер Шаффли сообщил, что меня ожидает более чем щедрое вознаграждение.
 – Я так рада за вас, Аш, – сказала Аманда со вздохом облегчения, – но...
 – Но мистер Шаффли уточнил, что мой великолепный доход был обеспечен частично за счет дополнительного взноса значительной суммы наличных денег, сделанного за меня другим человеком. Сознаюсь, мне было нелегко усвоить тот факт, что незваным моим доброжелателем оказался не кто иной, как тот человек, которого я прежде считал своим лучшим другом. Когда я появился у вышеупомянутого друга, он известил меня, что все это дело рук моей очень деловой, очень богатой невесты, которая в благородном порыве продала свои драгоценности.
 – Я сама собиралась вам об этом сказать, – проговорила смущенно Аманда, – когда все успокоится. Вы же весьма неразумно отнеслись к вопросу об этих драгоценностях, которые меня совершенно не волнуют.
 Ясно, что не волнуют... равно как не волнует и то, что у вас не было права продавать их.
 – Но они ведь мои! Мне дал их отец.
 – Вероятно, снизойдя до правил приличия нашей отсталой эпохи, вы не удосужились осознать тот факт, что здесь у вас нет собственности. Все вещи, какими бы вы ни пользовались, принадлежат вашему отцу.
 – Но это же откровенный феодализм! – воскликнула Аманда, второпях пропустив мимо ушей явное свидетельство того, что Аш уже поверил в ее приход из будущего.
 – Возможно, но все обстоит именно так, а не иначе. Посему мне очень приятно, что я смог вовремя исправить вашу оплошность с этой опрометчивой кра... э-э... красивой торговой комбинацией, поскольку ваш папа вряд ли разделил бы ваше представление о благовидности этого щедрого поступка.
 – Хорошо... благодарю вас... я поняла. Но почему вы так сердитесь?
 – Почему?! О Боже! Что же вы сами-то будете обо мне думать, согласись я принимать подаяния из рук женщины, на которой собираюсь жениться? И вы, разумеется, уже не имеете права ссылаться на незнание наших ничтожных отсталых обычаев, потому что я лично и совершенно недвусмысленно просил вас не вмешиваться в мои дела.
 – Но я, – залепетала Аманда, – хотела всего лишь помочь.
 – И это вы называете помощью? Я-то предполагаю, что вы рассматривали свое деяние как великое жертвоприношение. Однако – во имя чего? Ведь не ради любви. Скорее всего, вы подумали, что я не сумею воспользоваться вашими подробными разъяснениями по поводу выгодного помещения капитала и самостоятельно прийти к разумному решению. Не так ли? По всей видимости, так, почему что для этого вы собрали все самое дорогое – ваши украшения, – Аш еще больше побледнел и взор его, холодный и мрачный, напоминал промозглый ноябрьский день. – И побудительным мотивом этого благородного жеста было вовсе не то, что ваш отец накупил бы взамен других, еще более дорогих и ослепительных побрякушек, будь он даже готов на такое.
 Аманда обомлела и не дыша смотрела на него во все глаза.
 – Значит, вот что вы обо мне думаете, – прошептала она наконец.
 – Теперь я просто не знаю что думать о вас. Прежде казалось – знал. Думал – наконец по-настоящему узнал Аманду Бридж. И вдруг обнаружил, что вы не такая, какой я начал представлять себе, а совсем иная – некое странное существо из другого измерения, очень красивое, но крайне эгоистичное, – и не проронив больше ни слова, Аш круто развернулся и вышел из синей гостиной.
 Аманда бессильно опустилась на стул, обхватила себя руками, скрючилась, склонив лицо к коленям, и долго сидела так, словно пытаясь оправиться от сильного удара в живот. «Как мог он сказать такое? Как мог столь неверно истолковать мой поступок? И говорил-то как – словно ненавидит. Быть может, в самом деле ненавидит?» – и она поморщилась. Долго жаждала довериться ему, рассказать о себе все без утайки, поведать о своем странном положении, и когда сделала это, он просто дал отчетливо понять, что считает ее своего рода чудищем.
 Попыталась убедить себя, что все это не имеет никакого значения. Главное – Аш спасен: у него теперь гора денег, а она не обязана выполнять обещание отца и выходить замуж за Аша. Теперь она свободна и может возвращаться на свое место в космосе, в свою эпоху; и этот возврат осуществится тем скорее, чем быстрее она пожелает его, оставив Аша в покое и предоставив ему право продолжать любить по-настоящему.
 Нестерпимая боль охватила всю душу, и, несмотря на теплый ветерок из приоткрытого окна, ей стало очень холодно.
 Измученная, она с трудом поднялась на ноги и побрела прочь. Приближаясь к какой-то комнате, услышала из нее голоса, посмотрела туда и обмерла: за стеклянными дверьми в объятиях Аша стояла Лиана. Аманда окаменела. Аш нежно ладонью приподнял подбородок Лианы, наклонился... но Аманда не видела того, что должно было за этим последовать. Закрыв глаза, чтобы не лицезреть всей сцены, которая запечатлелась бы в ее памяти навеки, она проглотила рыдание и, шатаясь, побрела дальше. Добравшись до холла, взяла накидку, шляпку и попросила подать карету.
 – Передайте, пожалуйста, мои извинения ее сиятельству, – сказала она помогавшему ей одеться дворецкому, и голос, к счастью, не выдал терзавших ее мук. – Мне, к сожалению, надо срочно вернуться домой, – и, круто повернувшись, почти выбежала из дома графини, чуть не падая, – ноги едва держали.
 В комнате за стеклянными дверьми Аш выпустил Лиану из объятий.
 – Желаю тебе самого-самого большого счастья, моя дорогая! Я очень польщен, что мне первому ты сообщила об этом, – он улыбался очень тепло, но и чуть-чуть печально.
 Отступив на шаг, Лиана шаловливо ухмыльнулась:
 – Мы не станем объявлять, пока не решим с датой, – и весело захохотала. – Мне так приятно, Аш, что ты рад за меня. Но так явно не показывай, что тебе полегчало. Ладно, ладно, – она слегка скривила губы, как бы в подтверждение своей правоты, – сама знаю, что вела себя как настоящая пиявка: прилипла к любви, которой давно нет. Мне понадобилось немало времени, чтобы постичь, что мы просто не подходим друг другу. Я ведь отлично понимаю, что я всего лишь легкомысленная женщина, которой необходимо, чтобы ее баловали, нежили и...
 – И Реджи Смит-Вулвертон будет баловать, пока у тебя глаза на лоб не полезут, – продолжил Аш, широко улыбаясь. – Даже Богу известно, как ты в этом нуждаешься после стольких лет тяжелой жизни с Грантом, но, – он сделал паузу и заглянул ей в глаза, – ты действительно любишь его?
 – Да, люблю. Не с такой необузданной и всепоглощающей страстью, которую я когда-то испытывала к тебе, но мое чувство к нему, думаю, может стать глубже. Он будет хорошим мне мужем, а я хорошей ему женой. – И поколебавшись немного, добавила: – По-моему, я никогда не говорила, что желаю тебе счастья с Амандой. Тебе ведь очень повезло, что наконец ты полюбил по-настоящему.
 – Я? – оторопело спросил Аш и сжал губы. – Ты ошибаешься. Граф Ашиндон и мисс Аманда Бридж вступают в брак сугубо по расчету.
 Лиана хихикнула, и ее милое лицо весело засияло:
 – Найди того, кто этому поверит. Я же вижу, как ты смотришь на нее. Ты влюблен в нее весь целиком, от макушки до пяток, Уилл Уэксфорд.
 Аш уставился на нее, лишившись дара речи; и неприятное ощущение холодной дыры в животе, что появилось у него утром, когда он узнал о вероломстве Аманды, стало нарастать, шириться, превращаясь в темный зияющий провал невыносимого одиночества.
 – Я... – начал он, но тут же его прервала Эмили, вдруг появившаяся в комнате.
 – Вот вы где, – проговорила она, задыхаясь. – Бабушка просила найти вас. Говорит, что все происходящее начинает напоминать ей историю с первопроходцами джунглей, которые уходят один за другим и исчезают безвозвратно.
 Заглянув к старой графине, Лиана стала прощаться. Аш тоже заявил, что ему пора, но старая графиня придержала его своей сухонькой ручкой с проступающими венами.
 – А ты останься, – повелела она и посмотрела на него изучающим взглядом. – Мне надо поговорить с тобой, – и жестом отпустила Лиану с Эмили. – Теперь объясни мне, что с тобою творится.
 – Прошу прощения, не понял, – сказал Аш, приподняв в удивлении брови.
 – Я хочу знать, почему у тебя такой вид, будто ты только что собственноручно повесил лучшего друга.
 Аш отрывисто хохотнул и сказал:
 – Что касается моего отношения к лучшему другу, то ваша метафора весьма удачна. Но позвольте вам сообщить, что, вопреки вашему предположению, у меня, в действительности, прекрасное настроение, потому что я на фондовой бирже «сорвал куш», как теперь говорят.
 – Как?
 Аш коротко рассказал об особенностях своего рискованного предприятия; упомянул и веру Аманды в победу Веллингтона над Наполеоном, но без указания причин.
 – Прекрасно! Отличные новости! Теперь ты можешь освободиться от золотых оков Джереми Бриджа и даже от того делового соглашения, что вы с ним заключили.
 – М-да...
 – Я только не понимаю – что же ты от радости не пляшешь прямо на улице и не кричишь «ура» со всеми, а сидишь тут с мрачной, постной миной на физиономии!
 Аш подошел к окну и некоторое время смотрел невидящим взглядом в маленький палисадник перед домом вдовствующей графини. Потом повернулся и рассказал о том, как Аманда тайно вложила деньги в его авантюру. Бабушка, я не мог поверить ни в то, что она способна на такие козни против меня, ни в действия Джеймса за моей спиной. Скажу вам, я чуть не влепил пощечину этому «другу», а он спокойно сознался во всем и даже не извинился, заметьте.
 – А за что ему было извиняться? – и они посмотрели друг другу в глаза с одинаковым изумлением. – Он просто оказал услугу невесте своего лучшего друга, понимая, что в этой услуге нет ничего плохого и, напротив, она может оказаться очень полезной.
 – Бабушка! – ахнул Аш, не веря собственным ушам. – Она же украла драгоценности, они принадлежат ее отцу! Она ввязалась в мои дела, чего я отчетливо просил ее не делать! Неужели я, по-вашему, похож на мужчину, который позволит женщине тратить свои побрякушки на него, как на какого-то любимого мопсика?
 – По-моему, – сказала старая леди в ответ, – ты похож на отъявленного дурака.
 Так как это высказывание в точности совпадало с тем, что ему сказал несколькими часами раньше Джеймс, Аш озадаченно заморгал.
 – Но поймите же, Бабушка... – начал он.
 – Я понимаю, – продолжала вдовствующая графиня, не обращая внимания на его лепет, – сколько ты уже наговорил Аманде о ее отвратительном стремлении сделать тебе добро. Вне сомнений, именно поэтому она так спешно отбыла домой, не в силах даже на вежливое прощание. И я тебе, парень, прямо в лицо говорю – если ты обидел девочку, то будешь держать ответ передо мной!
 – Ушам просто не верю, – сказал Аш. – Это я ее обидел? Разве не она меня обидела?
 – Насколько я понимаю, ее вина лишь в том, что она старалась помочь тебе поскорее миновать тяжелые времена. Думаешь, она не понимает, как ты переживаешь из-за навязчивых благодеяний Джереми Бриджа? Она же пыталась спасти твое чувство собственного достоинства, дурень, а не лишить тебя его.
 В этот момент у Аша стало складываться впечатление, что он теряет контроль над беседой. Он совершенно не привык к подобным ощущениям и потому решил, что с него хватит. Глубоко вздохнув, он сказал:
 – Бабушка, я собираюсь жениться на ней. Я не хочу, чтобы она пренебрежительно относилась к моим пожеланиям и пыталась вмешиваться в мои дела. Да, наш брак основан только на расчете, но...
 – Тьфу ты! Мне-то, олух ты царя небесного, можешь не нести эту околесицу насчет брака по расчету! Только тот, у кого совсем уж нет мозгов, не увидит, что ты без ума от девушки.
 «Что?! – и комната поехала перед глазами Аша. – Сначала Джеймс, потом Лиана, а теперь еще и родная бабушка! Что они – все разом спятили?»
 Он открыл было рот, но тут же его и захлопнул. Комната перестала вращаться и совсем выпала из его поля зрения. Остались только хитро сверкающие черненькие зрачки вдовствующей графини, пристально наблюдающие за ним.
 «Нет, не могли же они все сразу лишиться рассудка, – думал он, медленно опускаясь на стул. – Значит, это он сам утратил способность здраво мыслить. Как же иначе объяснить тот факт, что он влюблен в Аманду Бридж – или Маговерн, или черт его знает как ее там зовут – уже достаточно давно, но сам об этом ничего не знает?»
 Откуда-то издалека до него донеслось сначала хрипловатое хихиканье бабушки, а потом и ее слова:
 – Все совершенно понятно, мальчик. Ты так долго носился со своей дурацкой привязанностью к Лиане, что даже не заметил настоящей любви прямо под твоим здоровенным носом.
 Аш ничего не ответил. Он ушел в себя, прислушиваясь к своим сердечным откровениям. Вспомнил, как его ошеломляли встречи с Амандой... Они с Амандой в парке – она смеется; они танцуют – ее шелковистые кудряшки щекочут ему подбородок; губы ее – теплые, мягкие, податливые; чудные часы вдвоем на берегу тихой речушки...
 «Господи! – подумал он внезапно, – я же незаслуженно оскорбил ее». Она же отдала ему все, что у нее было, лишь бы помочь ему выбраться из трудного положения, а он из-за своей дурацкой гордыни отплатил ей за ее великодушие каким-то напыщенным пустословием. Неужели теперь она сделает все возможное, чтобы исполнить свое обещание и покончить с их помолвкой? Она ведь намекала, что может вернуться в свою эпоху. У него внутри все похолодело от этой мысли, и он вдруг обратился ко вдовствующей графине.
 – Надо увидеться с нею, – сказал он прямо.
 – Первая разумная мысль, которую я слышу от тебя за все время нашего разговора, – не преминула съязвить старая леди. – И пошел прочь отсюда, пока она опять не бросилась в объятия Космо Саттерли! – Аш даже остановился от этого предположения.
 – Должен огорчить вас, – сказал он с мягкой улыбкой, – ваша проницательность подвела вас. Она так не поступит. Я точно знаю с ее слов, что она считает его полнейшим занудой. – И он вышел, а графиня еще долго смотрела ему вслед с озадаченным видом.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ


 Однако скоро Ашу стало ясно, что та, кого он стремится найти, совершенно неуловима. Когда он через десяток минут после отъезда с Гросвенор-сквер прибыл в дом Бриджей, дворецкий Гудбоди сказал ему, что дома нет никого из хозяев: мистер Бридж еще не возвращался из своей конторы в Сити, миссис Бридж наносит визиты, а мисс Бридж ожидают с минуты на минуту, но она не сможет принять гостя, так как будет готовиться к сегодняшнему званому вечеру у миссис Уилтшем.
 Аш сразу сообразил, что сидеть и ждать Аманду бессмысленно. Родители ее явятся в самый неподходящий момент, да и пытаться завладеть вниманием девицы, которая мечется, как в агонии, готовясь к предстоящему рауту, пустая затея. Вечером он все равно увидит ее у Уилтшемов. Конечно, на рауте, где полно народу, не очень удобно искать примирения и восстанавливать отношения, но в огромном доме Уилтшемов наверняка найдется тихий уголок, где они с Амандой смогут побеседовать и договориться. Смирив свое нетерпение, Аш вновь сел в коляску. Бездумно развернул лошадей обратно туда, откуда приехал, в сторону Гросвенор-сквер и Райдер-стрит, решив съездить к Джеймсу и помириться с ним. Занятый своими мыслями, он не смотрел по сторонам и, проезжая вдоль северного края площади, не заметил Аманды, сидевшей на скамейке за оградой садика и убеждавшей в чем-то молодую няню, которая приглядывала за парой крепких детишек.
 – Вы уверены, что хотите этого? – спросила няня, поправив съехавшие на нос очечки, и ее тугие щечки блеснули так, будто их только что отполировали.
 – Да, – спокойно ответила Аманда. Она до сих пор была удивлена тем, что эта фантастическая персона так быстро откликнулась на ее мольбу, которую она произносила в уме, когда неслась вниз по ступеням крыльца дома вдовствующей графини. Потом она крикнула в голос: «Отправьте меня домой! Мне надо выбраться отсюда! Туда, откуда я родом!». И в тот же миг налетела на маленькую няню, в каждую руку которой вцепилось по ребенку.
 – Вы! – выпалила Аманда. – Поможете мне?
 – Уж очень вы скоры, – сказала ей няня суровым тоном. Ну и пусть! Думала пробыть здесь с год, но... недавние события позволяют мне... нет, вынуждают меня отбыть отсюда как можно скорее, – и она безуспешно попыталась вытереть слезы, катившиеся по щекам. – Вы же видите, что все это было ошибкой. Ведь давно было ясно, что я не отсюда.
 – Фух, – выдохнула няня, вложив в этот звук досаду и сомнение, а ее очки опять неудержимо съехали на нос. – Сдается, что ошибаетесь вы сами, – и она снова вздохнула. – Ну, вы тут не так уж давно, и окно еще не закрылось, но оно закроется; однако не в наших правилах удерживать на другой линии времени тех, кто этого не желает.
 – Тогда скажите, как мне вернуться, – прошептала Аманда пересохшими вдруг губами.
 – Приходите в полночь к часовне Гросвенор.
 – Сегодня? – от удивления глаза Аманды чуть не вылезли из орбит.
 – Да, ждать осталось недолго, – улыбнулась няня. – Странно, что все называют полночь колдовским часом, а это ведь не совсем верное название.
 – Но часовня будет заперта и...
 – Не для меня.
 – Ах так. Очень хорошо. Ладно, приду в полночь.
 Молоденькая няня поднялась со скамьи и позвала:
 – Гарольд! Арабелла! Пошли! – Малыши сразу же оставили свои игры и беспрекословно пристроились у нее по бокам. Аманда смотрела вслед этой троице, которая уходила в глубь садика, пока не исчезла за кустами. Она посидела еще довольно долго на скамейке, греясь в лучах закатного июньского солнца, слушая жужжанье пчел и щебет птиц. Спокойно подумала, что теперь-то должна быть довольна. Добилась задуманного. Обеспечила Аша всем, что необходимо ему, чтобы встать на ноги. Следовательно, предоставила ему и возможность жениться на Лиане. Но вместо чувства удовлетворения ее охватила небывалая тоска.
 Она и раньше знала, что ей будет больно, когда придется прощаться с Ашем навсегда, но покидать его даже без утешительного ощущения, что они расстаются друзьями, было почти непереносимо тяжело. Она стала вспоминать детали их размолвки в синей гостиной вдовствующей графини. Она бы разозлилась, если бы не знала, что это говорит не он, а его гордыня. Но он же говорил такое, что невозможно простить. Как он посмел так оскорбить ее?
 Ладно, не надо искать ответа на этот вопрос. Вспомнила, как нарастала их взаимная симпатия. Принялась даже соображать, права ли Бабушка, что Аш на самом деле не любит Лиану, но эти соображения закончились внезапным уколом боли, и Аманда горько усмехнулась: сцена за стеклянными дверьми окончательно все прояснила. Она очень постаралась пожелать Ашу счастья, но ее непрестанно душили слезы.
 – Барышня! Ох, барышня, вот вы, оказывается, где!
 Аманда подняла голову и удивилась, увидев склонившуюся к ней Хатчингз. Щеки девушки покраснели, она запыхалась и ее плоская грудка ходила ходуном.
 – Куда же вы запропали, барышня? Я вас ждала-ждала у крыльца, там, – и она махнула в сторону дома старой графини. – Тот воображала дворецкий сказал, вы ушли. Без меня! Побежала домой, а и там нету тебя... вас, так я давай обратно взад! Глядь – а вы тут рассиживаетесь; еще повезло! Как же, барышня? Что стряслось-то, миленькая? Белая ведь, ровно привидение...
 Собрав все силы, Аманда Маговерн загнала вглубь свои страдания и изобразила улыбочку на милом личике Аманды Бридж.
 – Прости, Хатчингз, я тут... – но объяснять пришлось бы так много, что Аманда решила замолчать на полуслове. – Пойдем домой, – закончила она.
 В сопровождении щебечущей у нее сбоку Хатчингз Аманда пошла прочь с площади Гросвенор-сквер по направлению к улице Верхняя Брук-стрит.
 Последующие часы тянулись так медлительно, что казались вечностью. Аманда взялась писать Ашу записку с объяснениями своего внезапного отбытия, но после нескольких неудачных попыток бросила это занятие. По всей вероятности, он бы вообще никогда не прочитал этой записки. Когда домой явилась Серена, Аманда без особых трудностей изобразила страдания от головной боли.
 Ты, правда, чувствуешь, что полежишь и все само пройдет? – спросила озабоченно мать, зашедшая к дочери пособолезновать.
 – Хочешь, я останусь дома с тобой? Но ведь нас впервые пригласили к Уилтшемам, а твой папа очень хочет показаться у них.
 Аманда апатично поклевывала что-то с подноса, который принесла ей Хатчингз.
 – Нет, – сказала она, слабо улыбнувшись, – вы непременно поезжайте. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня папа отказался от такой возможности показать всем, что он теперь принят в высшем свете.
 Серена скривила губы и произнесла немного смущенно:
 – Наверно, это вовсе глупо, что я так переживаю, быть может, он этого и не стоит, но... сейчас я счастлива за него, – и, поцеловав Аманду в лоб, она величественно выплыла из комнаты.
 Глядя ей вслед, Аманда с удивлением ощутила сожаление оттого, что больше никогда не увидит Серену Бридж. Она видела, что за последнее время эта пожилая женщина стала менее безропотной в отношениях с Джереми. Возможно, и совсем освободится от его тирании.
 Потом Аманда встала, поставила поднос на столик около кровати и принялась нервно расхаживать, меряя шагами ковер на полу и тревожно прислушиваясь к тиканью часов.
 Наконец она надела простое платье из неяркого муслина и накидку. В доме было темно и тихо. На цыпочках прошла по коридору и спустилась по лестнице на первый этаж. Неслышно вышла из дому, заспешила по тротуару и вдруг остановилась как вкопанная, услышав оклик сзади.
 – Барышня! Ох, барышня, это же вы! Куда вы собрались?
 – Хатчингз! – ахнула Аманда. Боже милостивый, она же отослала ее спать несколько часов назад. Какого черта она толчется тут в столь позднее время? Аманда увидела, что следом за служанкой по ступеням крыльца спустился еще один человек – второй лакей. Аманде все стало ясно.
 – Доброй ночи, Хатчингз, – сказала она, давая этим, как ей казалось, понять девушке, что та свободна. – Я вышла просто подышать свежим воздухом. Голова болит, ты же знаешь.
 – Но нельзя же одной, барышня.
 – Можно. А ты возвращайся в дом и займись тем, чем ты там занималась.
 – А куда же вы идете-то? – испуганным голосом спросила Хатчингз.
 – На Грос... неважно куда, Хатчингз. Оставь меня в покое.
 Служанка заскулила:
 – Ох, вы же идете в часовню Гросвенор. Разве нет? Ночью! Ну не надо! Господи помилуй! Я же видела, как вы говорили с мистером Саттерли, будь он неладен! Значит, вы заново хотите сбежать, да? – и она разревелась по-настоящему, уткнувшись в свой фартук.
 – Хатчингз! Замолчи сейчас же! – и она изо всей силы дернула служанку за руку. – Никуда я не собираюсь сбегать! – Девушка перестала реветь и только всхлипывала. Аманда сказала ей более мягким тоном: – А теперь, пожалуйста, оставь меня. Если не уйдешь, – добавила она угрожающе, – то утром будешь уволена безо всякой письменной рекомендации.
 – Ох, барышня, вы так не сделаете!
 – Увидишь! – отрезала Аманда и пошла прочь, оставив Хатчингз плакать и дальше в свой передник.
 До часовни она добралась лишь за несколько минут до назначенного срока. На улицах района Мейфэр даже около полуночи было полно экипажей – элегантные кареты развозили пассажиров по разным светским раутам, что проходили по ночам во многих роскошных домах этого фешенебельного района Лондона. Аманда поднялась по ступеням крыльца часовни и спряталась, присев на корточки в тени одной из колонн паперти.
 Ровно в полночь появилась какая-то массивная фигура с трещоткой сторожа и фонарем.
 – Доброй ночи, мисс, – весело сказал человек с фонарем. – А ночь сегодня, правда, добрая.
 – Да, – сказала Аманда, подбирая юбку, и присмотрелась к сторожу. Точно, на человеке были очки, а под ними выпуклые и тугие щеки. Аманда резко вскочила. – Значит, вы пришли! – воскликнула она.
 Человек удивленно поднял кустистые брови:
 – А разве я не говорил вам, что приду?
 – Говорили, конечно, – ответила она сконфуженно. – Но вы кто такой? Тот же самый, но в другом облике, или другой – один из многих разных? Как?
 – Да, точно так, – ответил человек, роясь в бездонном кармане.
 – Так – все-таки как? Один и тот же или один из тех же?
 – И то и другое. И тот же и те же, – и возмущенно затряс головой. – Чего такая дотошная? Все равно не поймете, если и объясню, – и вытащил ключ из кармана. – Ну, идете?
 Аманда подошла к нему, и он отпер одну из дверей часовни. Они вошли, и он подвел ее к тому самому месту, на котором она очнулась апрельским ясным утром два месяца тому назад. Устроив рядом с нею свое грузное тело, сторож обернулся к ней лицом и взял ее за руку.
 – Итак, – начал он, – вам следует знать, что, покинув сейчас эту эпоху, вы уже не сможете вернуться в нее. В эту ночь Аманда Бридж умрет и никто никогда не воскресит ее.
 Аманда тяжело вздохнула и кивнула.
 – Вы возвращаетесь в тот самый момент времени, когда испытываете приступ ужасной головной боли, но этот приступ на сей раз не станет смертельным для вас. Потом вы все-таки сходите, девушка, к врачу, потому что следующий подобный приступ будет для вас последним – вы умрете, причем навсегда. Ну а пока – вы очнетесь в 1996 году и все у вас будет так, как прежде.
 «Значит, – уныло подумала Аманда, – опять стану старше, с тем же самым невзрачным лицом, с той же неказистой, кривоватой фигурой». Если бы ей не было так невыносимо тяжело оставаться рядом с Ашем при ее неравнодушии к нему, она бы с радостью согласилась и на этот задымленный Лондон, и на все социальные несправедливости, и на моральные и физические трудности этой эпохи, лишь бы прожить до конца дней своих в этом здоровом и ладном теле, которое обрела здесь. «Нет, – твердо решила она, – это невозможно, потому что слишком мучительно быть так близко от него. Кроме того, если уж решила не выходить за него замуж, то для этого разве может быть вариант лучше, чем смерть Аманды Бридж?»
 Господи, она уже просто не могла больше думать на эту тему. Горе тяжелым камнем давило на душу. Подняв голову, проговорила четким голосом:
 – Я поняла все, что вы мне сказали. Я готова.
 – Очень хорошо, – произнес сторож с немного расстроенным выражением лица. – Тогда возьмитесь крепко за обе мои руки и закройте глаза.
 Аманда посмотрела вокруг, прислушалась к тишине темной церкви, ощутила, как та же цепенящая тишина заполняет душу и, сморгнув навернувшиеся слезы, плотно закрыла глаза.
 Граф Ашиндон оказался одним из первых гостей, прибывших к Уилтшемам. Коротко пообщавшись с приветствовавшими его хозяевами, сразу принялся рыскать по дому, просматривая одну за другой комнаты в поисках Аманды. Лишь спустя два часа он наконец заметил Серену в сложном головном уборе с перьями, что колыхались над толпой присутствующих.
 – Как это ее нет здесь? – удивился он ответу Серены на вопрос об Аманде.
 – Бедная девочка осталась дома из-за сильной головной боли. Очень сильной, к несчастью. Когда я уходила, она собиралась лечь в постель. Думаю, к утру она поправится, – добавила Серена беззаботно. – Быть может, вы ее навестите утром, милорд?
 Аш пробормотал невнятный ответ и отошел. Уже через несколько минут он стоял на улице около дома Уилтшемов, сжав кулаки. Он не намерен был дожидаться до утра. Душа его взывала к Аманде, он всем сердцем стремился к ней, жаждал немедленно извиниться за все несправедливые слова, что наговорил ей, и ему не терпелось объясниться – рассказать ей о своей любви. Но как же быть? Ехать к дому Бриджей прямо сразу и вырвать ее из, быть может, глубокого сна – похоже на сумасшествие; она его, скорее всего, просто выгонит. Представив себе как она будет выгонять его, он упрямо сжал кулаки и решительно двинулся к своему экипажу.
 Велел груму вскочить на запятки, сел в коляску и помчался по направлению к Верхней Брук-стрит. На полпути к цели, у перекрестка с Дэйвис-стрит ему пришлось резко натянуть поводья, чтобы не сбить какое-то маленькое человеческое существо, перебегавшее дорогу. К его удивлению, в этом перепуганном существе женского пола он в свете уличного фонаря узнал служанку Аманды.
 – Лорд Ашиндон! – закричала она, взволнованно протягивая к нему руки. – Слава Богу! Я же вас ищу, милорд!
 – В чем дело, Хатчингз? – спросил он, остановив лошадей. – Что случилось? – он поднял девушку в экипаж.
 – Мисс Бридж, милорд! Опять ушла! Не знаю, что делать! Не могу сказать про это папаше с мамашей.. Ладно, ладно, – заторопился Аш, – перестань плакать. Ты же толковая девушка! Ну, расскажи все по порядку.
 – Я же и рассказываю, милорд. Мисс Бридж ушла из дому. Боюсь, опять сбежит с этим противным Саттерли. Я ж видела, как она разговаривала с ним сегодня... – И она опять заплакала, уткнувшись в фартук.
 – Почему ты решила, что она сбежит? – процедил Аш сквозь зубы.
 – А что ж ей еще-то делать? – вопросом на вопрос ответила Хатчингз. – Уж он да она потолковали утром – прямо возле дома вашей бабушки. Она ж пошла в часовню Гросвенор и вот-вот уж с ним встретится.
 «Господи, – подумал Аш, – быть того не может». Он готов был поспорить на все свое имущество, что Аманда никогда больше не очаруется этим корыстным Саттерли.
 – Она сама тебе сказала, что собирается это сделать? – спросил он служанку.
 – Нет. В самом деле-то она сказывала, что бежать с ним не собирается, но ведь – зачем же тогда ей надобно в часовню Гросвенор? – опять спросила Хатчингз. – Ночью-то, в этакую темень, – добавила она осуждающе.
 «Часовня Гросвенор... – какое-то неприятное предчувствие закралось в сознание Аша. Вспомнил то утро, когда поднял ее бездыханную, как при смерти. – Да, тогда она пришла туда, чтобы сбежать с Саттерли; но она ведь говорила еще, что тогда-то и произошло перемещение ее из двадцатого столетия в девятнадцатое, – и он замер, похолодев; ужас пронизал его до мозга костей. – Аманда ведь упоминала о возврате в свою эпоху! Неужели она задумала осуществить это прямо сейчас? О Боже праведный, не надо! Только не сейчас! Нельзя же так сразу потерять ее!» – он никак не мог с этим согласиться – ведь он даже не успел сказать ей, что любит ее.
 Аш гнал лошадей с такой скоростью, с какой никогда раньше не ездил по городу; в считанные минуты он домчал до часовни Гросвенор и резко натянул поводья. Выпрыгнув из коляски, махнул Хатчингз и груму, чтобы оставались в экипаже, и крикнул им:
 – Будьте здесь!
 Он рывком распахнул дверь часовни и, войдя, сразу ринулся к тому месту, где колыхался слабый огонек фонаря. Там и сидела Аманда! «Господи, но если...» Однако тот, кто сгорбился на скамье с нею рядом, слишком велик и нескладен, чтобы быть Космо Саттерли! Приблизившись к Аманде, он с удивлением увидел, что рядом с нею сидит – слава Богу! – ночной сторож.
 Аманда резко обернулась на звук шагов Аша и вскочила на ноги – точно так же, как она сделала в тот раз. Сейчас, однако, она не упала, а стояла прямо, напряженно глядя на него, словно перед нею возник сам дьявол с рогами и хвостом.
 – Аш! Что вы... – она покачнулась, он подхватил ее и, поддерживая, бережно усадил на скамью. Она посмотрела на ночного сторожа, который расплылся в щербатой улыбке.
 – Не серчайте, хозяин, но я обожду там, в сторонке, – он встал и зашаркал во тьму другого придела церквушки.
 – Нет! – закричала Аманда. – Не уходи те! Вы же должны... – Но массивная фигура уже растворилась во мраке.
 – Аманда, слава Богу, я нашел вас вовремя! Неужели вы собирались... вернуться туда... где...
 – Да, Аш. Очень жаль, что вы появились некстати, потому что это именно то, что я обязана сделать; я надеялась уйти без лишних... дополнительных... неприятностей между нами.
 – Не надо, Аманда! Не будет больше не приятностей. Ведь я затем и приехал сюда... чтобы извиниться за все, что я наговорил вам утром. Любимая моя, я вел себя ужасно глупо, но надеюсь, что вы простите мне все мои обидные высказывания. Я думаю о вас совсем не то, что говорил. Похоже, у меня гордости гораздо больше, чем надо.
 Аманда робко улыбнулась:
 – Да, пожалуй, это так. Но разве вы не понимаете, Аш... – она умолкла на полуслове, словно что-то вдруг до нее дошло. – Как вы только что назвали меня?
 Аш привлек ее к себе и нежно прошептал:
 – Любимая моя. Очень много времени потратил я напрасно, пока не понял, что...
 Аманда резко выпрямилась:
 – Но ваша любимая вовсе не я. – И сердце ее больно сжалось. – Вы любите Лиану, со мной все кончено, вы можете вернуться к ней. У вас теперь достаточно денег, чтобы...
 – Господи, неужели вы полагаете, что меня, кроме денег, ничего не заботит? Деньги иметь хорошо, но разве вы не понимаете, что без вас ни восстановление Поместья, ни все остальное – ни черта не значит? А что касается любви к Лиане... – он обнял ее за плечи, привлек опять к себе и начал покрывать нежными поцелуями ее волосы, лоб, щеки. – Вопреки всеобщему мнению, моему в том числе, я никогда по-настоящему и не любил ее. Мои чувства к ней были лишь продолжением детского увлечения, за которое я упрямо цеплялся очень долго, пока совсем не перерос его.
 – Но ведь сегодня... – Аманда ощутила как внутри у нее начинает тихо подниматься чудесная волна надежды, – вы же целовались с нею.
 – То, что вы видели, любимая моя, было лишь выражением дружеского расположения. Я всегда буду по-доброму относится к Лиане, как каждый человек, которому дороги воспоминания детства. Она всегда будет моим другом и, надеюсь, вашим тоже. А поцеловал я ее сегодня в щечку, поздравляя по случаю ее помолвки с Реджи Смитом-Вулвертоном.
 – Ох, – выдохнула Аманда, и волна надежды стала выше и, несмотря на все усилия Аманды погасить ее, начала захлестывать сердце. Не могла еще поверить, что Аш не любит Лиану. Еще меньше верилось, что он любит ее, Аманду. Ей очень этого хотелось, но на жизненном опыте она много раз убеждалась в простой закономерности – то, чего больше всего желаешь, почти никогда не сбывается.
 – Что? – отрешенно прошептала она, осознав, что Аш опять говорит ей что-то.
 – Я просто поинтересовался, не можем ли мы отложить на время тему Лианы. Я бы охотнее поговорил о нас самих.
 У Аманды до боли свело горло.
 – А что говорить о нас, Аш? Мы условились вступить в брак по расчету, но я не смогу такое вынести.
 – Я тоже, любимая, – нежно, пальцами, он стал ласкать ее лицо, и от его прикосновений в ней начали вскипать чувственные желания такими вихрями, о существовании которых она и не подозревала. – Я понимаю, что наши отношения были... несколько неровными... раньше. Поскольку долго считал свою невесту красивым ничтожеством, но когда обнаружилось, что она слегка другая, то не знал, как мне быть. – Криво усмехнувшись, добавил: – Моему представлению не способствовало и то, что эта другая оказалась чрезмерно независимой и возмутительно искренней в суждениях. Если уж я не влюбился в красивую куклу, откуда было знать, что рухну, как подрубленное дерево, перед очаровательной скандалисткой, – он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – «Глаза у него, – подумала, как в полусне, Аманда, – мерцают, будто туман на летней заре». – После такого моего отношения к ней, после всех моих поступков и высказываний едва ли мог я надеяться обнять ее, – он нервно хохотнул. – О, дорогая, если бы вы только знали, как страстно я желал этого!
 – А вы не думаете... – Аманда с трудом подбирала слова, – что я... что я – чудище?
 – О Господи! – произнес Аш. – И вы об этом... – он обнял ее крепче. – Нет, моя дорогая. Я думаю, что ты – редкое явление, чудо, к которому надо относиться бережно, как к сокровищу, которое надо изучать и любить, – и он принялся покрывать ее щеки поцелуями, легкими, как мотыльки. И вдруг где-то глубоко внутри Аманды что-то щелкнуло, словно ее отключили от линии ложного телефонного вызова. Потом появилось тихое потрескивание, оно стало нарастать, словно образовывалась какая-то глубокая расселина и будто из этой расселины начало клубиться невыразимое тепло, заполняя всю душу. Теплый прилив дошел до гортани, в горле запершило, потом защипало в глазах, и наконец он хлынул в сознание. – «Он любит меня! Именно меня, а не ту, красивую, как Барби, куколку, что смотрит по утрам на меня из зеркала. Меня – женщину, живую, со всеми недостатками, спрятанными за фасадом с голубыми глазами и алыми губами».
 Она провела ладонью по его щеке, повернула его лицо к своему лицу:
 – Ох, Аш, ведь я в тебя давно влюбилась – так рухнула в эту любовь, что вся душа, наверно, в синяках да ссадинах.
 Аш замер на мгновение, туман в глазах его растаял, и в них осталось лишь тепло зари. Он прижался губами к ее губам настойчиво и требовательно, но с такой нежностью, что по телу ее пробежала легкая дрожь.
 – И ты не покинешь меня, Аманда? – спросил он, наконец, оторвавшись от ее уст. – Станешь моею женой, будешь жить вместе со мною и родишь мне детей и...
 – Да, все будет, как ты сказал, – ответила она с нежностью; и в церкви надолго все стихло, лишь иногда было слышно, как скрипят проезжающие по улице экипажи да изредка два приглушенных голоса, какими обычно переговаривается пара влюбленных.
 Потом Аманда посмотрела вокруг, вглядываясь во мрак, но нигде, не обнаружила сторожа.
 – Ушел? – спросил Аш. – Кто он такой?
 – Не знаю, и мне не верится, что он вообще был здесь. Может, я никогда и не видела никого из них – ни его, ни ее, ни... – и, поцеловав еще раз Аша, встала. – Думаю, лучше всего отвезти меня сейчас домой. Когда вернутся мама с папой, они в первую очередь...
 Аш выразительно пожал плечами:
 – Не отважусь предположить, что за этим последует. Скорее всего, меня заставят жениться на тебе.
 – Ага! – засмеялась Аманда. – Попался! Теперь ты у меня в западне, бедняга, – и взявшись за руки, они пошли по проходу между рядами скамей к дверям церкви.
 – Как думаешь, – спросил Аш через секунду, – твои родители согласятся передвинуть день свадьбы поближе?
 – Тебе не хочется ждать год? – Аманда остановилась и прикоснулась пальцами к его губам. За этим последовал, естественно, еще один продолжительный блаженный поцелуй, после которого Аш проговорил взволнованно:
 – Я не хочу ждать даже пяти минут, бесчестная ты соблазнительница! Но могу согласиться и на компромисс. Например, через неделю, подойдет?
 – Ну... Уж и не знаю, как это тут у вас делается, но думаю, что неделя покажется нахальством, – и Аманда улыбнулась с затуманенным взором. – Но мне тоже хотелось бы не медлить с воспитанием упомянутых детей, – и опять они надолго замерли на пути к выходу.
 – Очень хорошо, – наконец смог проговорить хрипловатым голосом Аш, – тогда мы предъявим мамочке с папочкой Бриджам ультиматум: либо они соглашаются на свадьбу через месяц, либо рискуют получить первого внука весьма преждевременно, что совершенно не предусмотрено в их радужных планах. – Поцеловав Аманду в макушку, он продолжил: – Все решено и осталось только обсудить свадебное путешествие. Что ты предпочитаешь – Париж или Рим? Или, быть может, Вену?
 – Все они звучат чудесно, но... ох, Аш, я прежде всего хочу в Поместье Ашиндон. Не могу дождаться того дня, когда мы с тобою поселимся там. А потом бы я проехалась по всей Англии, – и она застенчиво взглянула на него. – Мне очень хочется получше узнать мою вновь обретенную родину.
 – Отличный выбор. Буду, счастлив лично тебе показать «сей зеленью богатый королевский остров».
 – Если ты не против, поедем сначала в Чотон.
 – Чотон?
 – Да, это в Гемпшире. Там есть кое-кто, с кем мне очень хотелось бы встретиться.
 Аш с удивлением поднял брови, но сказал только одно:
 – Как пожелаешь, любовь моя.
 – Дело в том, – сказала Аманда с беззаботной улыбкой, – что я намерена обеспечить благосостояние наших с тобою потомков тем, что мы будем скупать и хранить в Поместье Ашиндон, придерживая до определенной поры, первые издания известных писателей, и начнем мы с Джейн Остен. И, погоди-ка... ох! Чарльзу Диккенсу сейчас всего три года от роду. Но мы сможем потом скупить все его материалы, и в дальнейшем они послужат нам как достоверные авторские тексты при переизданиях. А что касается ближайшего будущего, то я полагаю, что надо вкладывать деньги в строительство железных дорог и...
 – Похоже, мне предстоит многому научиться у тебя, любовь моя, – сказал слегка изумленный Аш.
 – Действительно, – сказала Аманда, когда дверь церкви затворилась за ними. Подняв затуманенный взор на Аша, она добавила: – Но я от тебя уже научилась гораздо большему, любимый мой.
 – Действительно, – сказал ее суженый, вновь обнял ее и затем подсадил в коляску. – Отныне перед нами вся наша жизнь, и у нас будет уйма времени учиться друг у друга.
 – Вся жизнь, – как эхо, тихо повторила Аманда, и экипаж тронулся навстречу новому дню, заря которого уже занималась над Лондоном эпохи Регентства.