Аннотация: Популярная телезвезда Кэт Делани перенесла операцию по пересадке сердца. Но вновь обретенная жизнь приносит новые опасности. Кто – то присылает Кэт газетные заметки с сообщениями о смерти трех человек, которым в тот же день, что и Кэт, была сделана пересадка сердца. И Кэт понимает, что следующей в этом смертельном списке будет она. Кто вырвет ее из грядущего кошмара? Возможно, обаятельный автор детективных романов Алекс Пирсон…


---------------------------------------------


 Сандра БРАУН
 ШАРАДА



 ГЛАВА ПЕРВАЯ




10 октября 1990 г.

 – Кэт, проснись! У нас есть сердце!
 Кэт Дэлани с трудом рвалась из пучины беспамятства, в которую погрузилась после очередной дозы лекарств, и пришла в сознание. Открыв глаза, она попыталась сфокусировать взгляд на Дине. Его изображение слегка расплывалось по краю, но улыбка была широкой, яркой и ясно различимой.
 – У нас для тебя есть сердце, – повторил он.
 – Неужели? – спросила она слабым голосом. Когда Кэт ложилась в клинику, между ними была договоренность, что она покинет ее либо с пересаженным сердцем, либо в гробу.
 – Реанимационная бригада уже мчит его сюда.
 Отвернувшись от нее, доктор Дин Спайсер начал что-то говорить своим коллегам, пришедшим вместе с ним в отделение интенсивной терапии. Кэт отчетливо слышала голос врача, но никак не могла уловить смысл его высказываний.
 Ей все это снилось? Нет, Дин ясно сказал, что донорское сердце уже в пути. Новое сердце – для нее! Жизнь!
 Неожиданно Кэт почувствовала такой прилив энергии, которого не испытывала уже несколько месяцев. Выпрямив спину, она села на больничной кровати и затараторила, обращаясь к сестрам и врачам, которые толпились вокруг нее, вооружившись иглами и катетерами для анализов.
 Бесконечные медицинские вторжения в ткани ее тела стали настолько привычными, что Кэт едва их замечала. За последние несколько месяцев из нее выкачали столько различной жидкости, что хватило бы наполнить бассейн олимпийского класса. Она уже довольно много потеряла в весе, и на ее узких костях почти не осталось плоти.
 – Дин! Куда он делся?
 – Я здесь. – Кардиолог протиснулся к ее кровати и сжал ей руку. – Я же говорил тебе, что мы непременно раздобудем для тебя сердце. Разве не так?
 – Не будь таким самодовольным. Все вы, доктора, такие. Сплошное нахальство.
 – Мне это не нравится. – В палату неторопливым шагом вошел доктор Джеффрис, кардиохирург, которому предстояло делать ей трансплантацию. Он полностью отвечал тому стереотипу, о котором говорила Кэт. Она признавала его талант, доверяла его способностям, но презирала как личность.
 – Что вы делаете здесь? – спросила она. – Разве вы не должны уже быть в операционной и стерилизовать свой инструмент?
 – Вы вкладываете в это двойной смысл?
 – Вы же у нас гений. Сообразите сами.
 – Противная, как всегда. Кем вы себя воображаете, телезвездой?
 – Именно.
 Хирург невозмутимо повернулся к старшей сестре отделения интенсивной терапии.
 – Какая у этой пациентки температура?
 – Нормальная.
 – Насморк? Вирус? Какая-нибудь инфекция?
 – Что такое?! – возмутилась Кэт. – Хотите выйти из игры, доктор? Устроить себе свободный вечер? У вас другие планы?
 – Просто хочу удостовериться, что у вас все в порядке.
 – У меня все в порядке. Возьмите сердце, разрежьте меня и поменяйте одно сердце на другое. Анестезия не обязательна.
 Доктор Джеффрис повернулся и неторопливо вышел.
 – Самонадеянный осел, – пробормотала она.
 – Лучше его не обзывать, – посмеиваясь, заметил Дин. – Сегодня вечером он нам еще пригодится.
 – Сколько придется ждать?
 – Некоторое время.
 Кэт забросала его вопросами и просьбами уточнить, сколько именно, но он больше ничего не сказал. Ей посоветовали заснуть, однако, заряженная адреналином, она совсем не могла спать и беспрерывно смотрела на циферблат часов. Кэт не столько нервничала, сколько была возбуждена.
 Новость о предстоящей трансплантации быстро распространилась по всей клинике. Пересадка органов стала уже довольно обычным делом, но все еще внушала благоговение. Особенно пересадка сердца. В палату Кэт то и дело заглядывали доброжелатели.
 Ближе к вечеру Кэт стали готовить к операции. Ее обильно смазали йодом, который был липким и противным и от которого ее кожа приобретала неприятный золотой оттенок. Она с трудом проглотила первую дозу циклоспорина, уменьшающего реакцию отторжения нового органа. Жидкое лекарство было смешано с шоколадным молоком в тщетной попытке замаскировать его вкус, напоминающий вкус оливкового масла. Она все еще жаловалась на это, когда Дин ворвался к ней с известием, которого она так ждала.
 – Твое новое сердце уже в клинике! Ты готова?
 – Спрашиваешь!
 Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
 – Иду размываться. Я все время буду там рядом с Джеффрисом, буду заглядывать ему через плечо. – Див помолчал. – Я не покину тебя ни на минуту.
 Она схватила его за рукав.
 – Когда я проснусь, я хочу сразу же узнать, новое ли у меня сердце.
 – Разумеется.
 Кэт слышала о других пациентах, которым была назначена пересадка и которым сказали, что для них есть подходящее сердце. Одного больного даже подготовили к операции и уже дали наркоз. Когда же донорский орган привезли в клинику, доктор Джеффрис исследовал его и отказался от трансплантации, сказав, что сердце никуда не годится. Этот пациент долго не мог оправиться от эмоционального шока, что только усугубляло и без того критическое состояние его сердца.
 И вот теперь Кэт неожиданно цепко схватила Дина за рукав.
 – В ту самую секунду, когда я приду в себя, я хочу знать, новое ли у меня сердце. 0'кей? Он накрыл ее руку своей и кивнул.
 – Даю тебе слово.
 – Доктор Спайсер. Пожалуйста. – Сестра, заглянув в дверь, махнула ему рукой.
 – Увидимся в операционной, дорогая.
 После его ухода все завертелось с удивительной быстротой. Кэт крепко сжала боковые перила каталки, на которой ее стремительно везли по коридорам. Миновав двойные двери, она неожиданно для себя оказалась в слепящем блеске операционной, где быстро и целенаправленно двигались врачи и медсестры с повязанными марлей лицами; каждый был поглощен своим делом.
 Взглянув поверх светильников, подвешенных над операционным столом. Кэт увидела лица, смотревшие вниз сквозь стекло, окружавшее смотровую галерею.
 – Похоже, я собрала целую толпу. А у этих людей, там, наверху, есть билеты и отпечатанные программки? Кто они все? Эй, кто там есть, скажите что-нибудь. Я что, одна здесь говорю по-английски? Что это вы там делаете?
 Одна из фигур в стерильных одеждах и маске издала сгон.
 – Ну где же доктор Энфорд?
 – Уже иду, – вскричал, почти вбегая, анестезиолог.
 – Слава Богу, что вы здесь. Дайте ей скорее наркоз, чтобы мы могли работать, прошу вас.
 – Она настоящая балаболка, сущее наказание. Кэт не обиделась, зная, что ее не хотели обидеть. Глаза над масками улыбались. Настроение в операционной было приподнятое – ее это устраивало.
 – Если вы всегда оскорбляете больных, неудивительно, что вам приходится скрывать лица под масками. Трусы. Анестезиолог занял место около стола.
 – Я понимаю, что вы немного возбуждены, мисс Дэлани, и потому поднимаете гвалт.
 – Здесь я играю главную роль, и я буду играть ее так, как хочу.
 – Вы будете иметь громадный успех.
 – А вы видели мое новое сердце?
 – Я не всегда в курсе событий. Я всего лишь подаю газ. А теперь расслабьтесь. – Он протер тампоном ее руку, готовясь ввести иглу в вену. – Сейчас вы почувствуете маленький укольчик.
 Подошел доктор Джеффрис вместе с Дином и доктором Шолденом, кардиологом, которому Дин передал Кэт, когда по личным причинам перестал быть ее лечащим врачом.
 – Как наши дела? – поинтересовался доктор Джеффрис.
 – Ваш сценарий требует доработки, доктор, – с презрением заявила Кэт. – «Как наши дела!» – это мой текст.
 – Мы обследовали сердце, – спокойно сообщил он. Ожидая продолжения, она затаила дыхание, затем неодобрительно нахмурилась.
 – В «мыльных операх» мы всегда используем эти многозначительные паузы, чтобы держать зрителя в напряженном ожидании. Это дешевый прием. Расскажите мне про сердце.
 – Оно прекрасно, – вмешался доктор Шолден, – потрясающе выглядит. На нем написано ваше имя.
 Краем глаза Кэт видела, как несколько врачей и операционных сестер суетились около холодильника.
 – Когда ты проснешься, оно уже будет биться в твоей груди, – сказал Дин.
 – Ну, вы готовы? – спросил доктор Джеффрис.
 Была ли она готова?
 Естественно, когда на повестке дня впервые встал вопрос о трансплантации, у нее возникали некоторые опасения. Но ей казалось, что теперь все сомнения уже позади.
 Вскоре после того, как Дин впервые диагностировал у нее болезнь сердца, Кэт начала медленно угасать. Лекарства на время избавляли ее от хронической усталости и упадка сил, но, в конечном счете, ее болезнь не поддавалась лечению. И даже тогда Кэт отказывалась понять всю серьезность своего заболевания.
 И только когда она действительно почувствовала себя больной, когда мытье под душем превратилось в изнурительную процедуру, а прием пищи стал стоить напряженных усилий, ей пришлось признать, что состояние ее сердца требует хирургического вмешательства.
 – Мне нужно новое сердце.
 До того момента, когда она сделала это самое заявление руководству телесети, они не знали о ее болезни. Никто из съемочной группы ежедневной «мыльной оперы» «Переходы», с кем она каждый день сталкивалась по работе, никогда не видел предательской бледности под ее макияжем.
 Как и телевизионное начальство, они по вполне объяснимым причинам отказывались ей верить. Никто даже не допускал мысли, что Кэт Дэлани, трижды получившая высокую награду «Эмми», их звезда, чья героиня Лора Мэдисон находилась в самом центре сюжетной интриги «Переходов», была настолько больна. Только благодаря их безграничной поддержке, своему актерскому таланту и яркой индивидуальности она продолжала безупречно работать.
 Но в конце концов наступил момент, когда, несмотря на всю ее решимость, Кэт больше не поспевала за своим загруженным расписанием, и она взяла отпуск.
 По мере того как ухудшалось ее здоровье, Кэт так теряла в весе, что теперь многочисленные поклонники вряд ли узнали бы ее. У нее появились темные круги вокруг глаз, потому что, несмотря на постоянное изнеможение, она не могла спать. Пальцы и губы приобрели синюшный оттенок.
 В сообщениях бульварных газет Кэт приписывались самые различные болезни, от кори до СПИДа. В обычное время столь пристальное и жестокое преследование со стороны прессы разозлило и расстроило бы ее, но сейчас у нее на это не было сил. Вместо этого она игнорировала их выпады и сосредоточилась на том, чтобы выжить.
 Ее состояние стало настолько тяжелым и она впала в такую депрессию, что однажды даже сказала Дину:
 – Я так устала от слабости и беспомощности, что не прочь выйти из игры.
 Дин редко удостаивал вниманием ее замечания о смерти, даже сказанные в шутку, но в тот день он почувствовал, что ей необходимо высказать вслух преследующие ее мысли.
 – Что у тебя на уме?
 – Я каждый день беседую со Смертью, – тихим голосом призналась Кэт. – Я с ней торгуюсь. Каждый день на рассвете я говорю ей: «Дай мне прожить еще один день. Пожалуйста. Всего только один день». Я сознаю, что все, что делаю, я, возможно, делаю в последний раз. Может быть, я в последний раз вижу дождь, ем ананас, слушаю песню группы «Битлз»…"– Она подняла на него глаза. – Я примирилась с мыслями о смерти. И не боюсь умирать, но не хотелось бы, чтобы это было больно и страшно. Когда я все-таки уйду, как это будет?
 Он не стал притворно убеждать ее отбросить страхи, а ответил честно:
 – Твое сердце просто перестанет биться, Кэт.
 – Никаких фанфар? Барабанного боя?
 – Ничего. Тебе не будет больно, как при сердечном приступе, и перед этим у тебя не будет покалывать в руке. Твое сердце просто…
 – Подаст в отставку.
 – Да.
 Этот разговор произошел всего несколько дней назад. А теперь, по прихоти судьбы, ее будущее изменило направление и стало двигаться в сторону жизни.
 Вдруг пришло в голову, что, чтобы врачи могли трансплантировать новое сердце, они должны сначала отделить старое. Сама мысль об этом вызывала озноб. Несмотря на то что Кэт была крайне недовольна этим своим плохо функционирующим органом, который на протяжении двух последних лет управлял ее жизнью, она в то же время испытывала по отношению к нему необъяснимую привязанность. Да, она очень хотела избавиться от своего больного сердца, но считала, что все вокруг как-то неприлично радовались этому.
 Конечно, было уже поздно мучиться угрызениями совести. Кроме того, эта хирургическая операция считалась относительно несложной по сравнению с другими операциями на открытом сердце. Отрезать. Изъять. Заменить. Наложить швы.
 Пока она ждала донора, хирурги охотно отвечали на все ее вопросы. Кэт втягивала их в затяжные дискуссии, а кроме того, сама отыскивала и жадно поглощала уйму сведений. Другие пациенты, ожидавшие трансплантации сердца и составлявшие своеобразный второй эшелон, также делились своими опасениями. Этот обмен мнениями был интересен тем, что давал повод поразмыслить, поскольку пересадка органов – дело сложное и таит в себе немало противоречий. Мнения были столь же разные, как и высказывавшие их люди, и выражали различные эмоции, религиозные убеждения, моральные устои и юридические истолкования.
 За эти месяцы ожидания Кэт покончила с неопределенностью и утвердилась в своем решении. Она хорошо знала, чем рискует, и была готова к тому, что ожидало ее в реанимационной палате. Она сознавала опасность того, что ее организм может отторгнуть новое сердце.
 Но единственной альтернативой трансплантации для нее была неминуемая – и скорая – смерть. Учитывая это, никакого выбора не оставалось.
 – Я готова, – уверенно сказала Кэт. – Ах, нет, еще одна вещь. Если под наркозом я начну слагать оды в честь моего личного вибратора, знайте, что все это выдумки.
 Маски медиков заглушили их смех.
 Через несколько секунд тепло анестезии начало разливаться по ее телу, неся с собой приятную усталость. Она взглянула на Дина, улыбнулась и закрыла глаза – возможно, в последний раз.
 Но прежде, чем сознание покинуло ее, Кэт осенила последняя мысль, вспыхнув ярко, как за мгновение до распада вспыхивает взорвавшаяся звезда.
 Кто стал моим донором?




 ГЛАВА ВТОРАЯ




10 октября 1990 г.

 – Как развод может быть более греховным, чем это? – спросил он.
 Они лежали на кровати, которую она обычно делила со своим мужем, – он в это время отрабатывал смену на мясоупаковочном заводе.
 Они же оказались здесь потому, что из-за протечки в газопроводе всем было приказано покинуть до конца дня здание, где размещался их офис. Они решили воспользоваться этим неожиданно предоставившимся им однодневным отпуском.
 Маленькая заставленная спальня была пропитана запахом их вспотевших от занятий любовью тел. Пот высыхал на коже, отчасти благодаря потолочному вентилятору, медленно кружившемуся над их головами. Простыни были мятыми и влажными. Занавески задернуты из-за полуденного солнца. На тумбочке горели ароматические свечи, отбрасывавшие колеблющийся свет на распятие, висевшее на стене с поблекшими обоями в цветочки.
 Эта убаюкивающая атмосфера была обманчивой. Приближался миг их разлуки, время было ограничено, и они отчаянно пытались извлечь из него как можно больше удовольствия. Скоро две ее дочери вернутся из школы. Ей очень не хотелось тратить оставшиеся у них драгоценные минуты на этот незатухающий тягостный спор.
 Он уже не в первый раз умолял ее развестись с мужем и выйти за него замуж. Но она была католичкой. Развод был невозможен.
 – Да, я совершаю прелюбодеяние, – мягко проговорила она. – Но мой грех касается только нас двоих. Мы единственные, кто знает о нем, кроме моего исповедника.
 – Ты призналась во всем своему исповеднику?
 – Признавалась, пока мои исповеди не стали однообразными. Я больше не хожу на исповедь. Мне слишком стыдно.
 Она подвинулась и села на край кровати, спиной к нему. Ее тяжелые темные волосы прилипли к влажной шее. Большое зеркало в углу повторяло то, что он видел. Ее безупречная спина сужалась к талии, а затем грациозно расширялась и переходила в бедра. На изящной попке выделялись две одинаковые ямочки.
 Она очень критически относилась к своему телу, считая, что бедра слишком широки, а ляжки тяжеловаты. Но ему, казалось, нравились пышность ее форм и смуглость кожи. Однажды он сказал ей, что ее кожа смуглая даже на вкус. Конечно, это всего лишь ничего не значащий любовный лепет, но все же она дорожила его похвалой.
 Он протянул руку и погладил ее по спине.
 – Не стыдись того, что мы делаем. Меня просто убивает, когда ты говоришь, что стыдишься нашей любви.
 Их связь началась четыре месяца назад. Перед этим они пережили несколько мучительных месяцев, борясь с угрызениями совести. Они работали на разных этажах, но сталкивались в лифтах небоскреба, где помещался офис. Впервые они обратили друг на друга внимание в буфете на первом этаже, когда он случайно толкнул ее и она пролила свой кофе. Тогда они с досадой улыбнулись друг другу, извинились и познакомились.
 Вскоре они начали вместе проводить обеденный перерыв и вместе ходили пить кофе. Встречи в буфете вошли в привычку, а затем превратились в необходимость. Теперь само их мироощущение зависело от того, увидят ли они друг друга. Уик-энды тянулись нестерпимо долго и, казалось, приходилось целую вечность ждать понедельника, когда они снова могли увидеться. Они оба начали работать сверхурочно, чтобы урвать несколько мгновений наедине, прежде чем идти по домам.
 Однажды вечером, когда они вдвоем уходили домой, начался дождь. Он предложил подвезти ее.
 Она покачала головой:
 – Я поеду на автобусе, как обычно. Но все равно спасибо.
 С сожалением и тоской, не отводя друг от друга глаз, они попрощались и разошлись. С прижатой к груди сумочкой в одной руке и почти бесполезным в такой ливень зонтом в другой, она поспешила к автобусной остановке на углу.
 Она все еще стояла там, съежившись на краю тротуара. Он опустил стекло пассажирского сиденья.
 – Садитесь. Пожалуйста.
 – Автобус скоро будет.
 – Вы промокнете до костей. Садитесь.
 – Он опаздывает всего на несколько минут.
 – Пожалуйста.
 Он просил больше чем о разрешении довезти ее до дома, и они оба знали об этом. Когда он открыл перед ней дверцу машины, она скользнула внутрь, не в силах противостоять искушению. Не говоря ни слова, он отвез ее в уединенное место в муниципальном парке, находившемся недалеко от деловой части города.
 Не успел он выключить мотор и повернуться к ней, как они начали жадно целоваться. Как только его губы коснулись ее губ, все мысли о муже, детях и религиозных убеждениях вылетели у нее из головы. Ею руководили требования плоти, а не та мораль, которую она исповедовала с детских лет.
 Охваченные нетерпением, они яростно сражались с пуговицами, молниями и крючками, пока не освободились от мокрой одежды и не почувствовали соприкосновение обнаженных тел. Сначала руками, а затем ртом он делал с ней нечто такое, что одновременно и шокировало ее, и заставляло трепетать от восторга. Когда он овладел ею, его страстные любовные признания заглушили голос ее совести.
 Та первоначальная страсть не уменьшалась. Напротив, она, казалось, возросла за те украденные часы, что они провели вместе. Сейчас она повернула голову и посмотрела на него через плечо. Ее полные губы сложились в застенчивую улыбку.
 – Мне не настолько стыдно, чтобы прекратить наши отношения. И, хотя я знаю, что это грешно, я, наверное, умерла бы от мысли, что никогда больше не буду в твоих объятиях.
 Со стоном от вновь проснувшегося желания он обнял ее за спину и притянул к себе. Она повернулась к нему лицом, накрыв его тело своим, и широко раздвинутыми ногами обхватила его бедра.
 Он глубоко вошел в нее, затем поднял голову с подушки и коснулся лицом ее груди. Она прижала свой большой сосок к его губам. Он поводил по нему языком, затем. жадно втянул в рот.
 Эта поза еще не утратила свою новизну и возбуждала ее. Она скакала на нем во весь опор, пока они вновь не насладились одновременно наступившим оргазмом, после которого оба, тяжело дыша, обессиленные, лежали в объятиях друг друга.
 – Уйди от него, – отрывисто проговорил он с настойчивостью в голосе. – Сегодня. Сейчас. Не проводи с ним больше ни одной ночи.
 – Не могу.
 – Можешь. Я с ума схожу, когда подумаю, что ты с ним. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
 – Я тоже люблю тебя, – печально улыбнулась она. –
 Но я не могу так вот просто взять и уйти из своего дома. Я не могу бросить детей.
 – Теперь твой дом там, где я. И я не требую, чтобы ты. бросила своих детей. Возьми их с собой. Я стану им отцом.
 – Он их отец. Они его любят. Он мой муж. Перед Богом я принадлежу ему. Я не могу оставить его.
 – Ты его не любишь.
 – Нет, – призналась она. – Не так, как я люблю тебя. Но он хороший человек. Он обеспечивает меня и девочек.
 – Это не любовь. Он всего лишь выполняет свои обязанности.
 – Для него это почти одно и то же. – Она опустила голову ему на плечо, ей очень хотелось, чтобы он понял. – Мы выросли в одном квартале. Еще старшеклассниками мы были влюблены друг в друга. Наши жизни тесно переплетены. Он – часть меня, а я – часть его. Он никогда не поймет, почему я ушла от него. Это его убьет.
 – А если ты не уйдешь, это убьет меня.
 – Вовсе нет, – возразила она. – Ты энергичнее, чем он. Более сильный и уверенный в себе. Ты выживешь, несмотря ни на что. А вот выживет ли он, я не уверена.
 – Он не любит тебя так сильно, как я.
 – Он не занимается любовью так, как ты. Ему никогда не пришло бы в голову… – Смутившись, она потупилась.
 Секс все еще был темой, закрытой для откровений. Его как бы не существовало ни в родительском доме, ни после замужества. Им занимались в темноте и терпели как неизбежное зло, простительное перед лицом Господа во имя продолжения человеческого рода.
 – Он не чувствует мои желания, – продолжала она, покраснев. – Он был бы шокирован, если бы узнал, что они вообще у меня есть. С тобой мне хочется таких прикосновений, которых я никогда не позволила бы с ним, потому что это обидело бы его. Он назвал бы твою чувственность бабьей. Он не умеет быть нежным и щедрым в постели.
 – Мужской шовинизм, – с горечью проговорил он. – И ты согласна довольствоваться этим до конца своих дней? Она печально посмотрела на него.
 – Я люблю тебя больше жизни, но он мой муж. У нас общие дети. У нас общее прошлое.
 – Мы тоже могли бы иметь детей.
 Она дотронулась до его щеки со смешанным чувством любви и сожаления. Иногда он вел себя как ребенок, безрассудно добивавшийся невозможного.
 – Брак – священное таинство. Я дала торжественный обет перед Богом быть ему верной, пока смерть – только смерть – не разлучит нас. – Ее глаза были полны слез. – Ради тебя я нарушила эту клятву. Других обещаний я не нарушу.
 – Не надо. Не плачь. Последнее, чего я хочу, это сделать тебя несчастной.
 – Обними меня. – Она свернулась калачиком рядом с ним.
 Он погладил ее по голове.
 – Я знаю, что свидания со мной противоречат твоим религиозным убеждениям. Но ведь это только доказывает, как глубока твоя любовь. Твои нравственные устои не позволили бы тебе спать со мной, если бы ты не любила меня всем сердцем.
 – Люблю.
 – Я знаю. – Он вытер слезы на ее щеках. – Не плачь, пожалуйста, Джуди. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Давай просто полежим оставшиеся минуты вместе.
 Они тесно прижались друг к другу, столь же безмерно несчастные в сложившейся жизненной ситуации, сколь и счастливые в своей любви, и их обнаженные тела, казалось, слились воедино.
 В таком положении и застал их ее муж несколько минут спустя.
 Она первая заметила его, стоящего в дверях спальни и трясущегося от благородного негодования. Она вскочила и схватилась за простыню, чтобы прикрыть наготу. Она пыталась произнести его имя, но в горле у нее пересохло от стыда и страха.
 Бормоча что-то злобное и осыпая их множеством непристойных эпитетов, он, пошатываясь, подошел к кровати, поднял над головой бейсбольную биту и с размаху нанес смертельный удар.
 Позже, даже санитары, привыкшие к виду окровавленных тел, с трудом сдерживали тошноту. Обои с цветочным узором в изголовье кровати были покрыты отвратительным кровавым месивом.
 Из уважения к забрызганному кровью распятию на стене один из санитаров прошептал:
 – Господи…
 Его напарник опустился на колени.
 – Черт меня побери, я чувствую пульс! Второй с сомнением посмотрел на густую комковатую массу, сочившуюся из разбитого черепа.
 – Ты думаешь, есть шанс?
 – Нет, но, в любом случае, давай отвезем тело в больницу. Возможно, оно пригодится для пересадки органов.




 ГЛАВА ТРЕТЬЯ




10 октября 1990 г.

 – Тебе не нравятся мои оладьи?
 Он поднял голову и посмотрел на нее бессмысленным взглядом.
 – Что?
 – Согласно рекламе, оладьи из этой готовой смеси должны быть воздушными. Наверное, я что-нибудь не так сделала.
 Он уже пять минут вертел в руках вилку, так и не притронувшись к завтраку. Потом нехотя поддел с тарелки густую липкую кашицу и, как бы признавая свою вину, смущенно улыбнулся.
 – Ты прекрасно готовишь.
 Он был великодушным: Аманда готовила отвратительно.
 – А как тебе мой кофе?
 – Очень вкусный. Я бы выпил еще чашечку. Она взглянула на кухонные часы.
 – А у тебя еще есть время?
 – Нагоню в дороге.
 Он редко позволял себе такую роскошь, как опоздание на работу. Значит, то, что уже несколько дней не давало ему покоя, было очень важным, подумала она,
 Аманда неуклюже поднялась и направилась к стойке с кофейными принадлежностями. Захватив с собой графин, она вернулась к столу и наполнила его чашку.
 – Нам надо поговорить, – произнес он.
 – Это будет приятным разнообразием, – заметила Аманда, усаживаясь на стуле. – Все последнее время ты существовал в ином мире.
 – Знаю. Прости. – Между его бровями пролегла морщина, он пристально разглядывал дымящийся кофе, которого в действительности не хотел. Он тянул время.
 – Ты меня пугаешь, – мягко проговорила Аманда. – Что бы тебя ни беспокоило, почему бы просто не поделиться со мной – и дело с концом? Что случилось? Другая женщина?
 Он бросил на нее застенчивый взгляд, ясно давая понять, что подобные мысли не должны даже приходить ей в голову.
 – Ну конечно! – воскликнула она, ударив рукой по столу. – Ты испытываешь ко мне отвращение, потому что я похожа на слониху. Мои отечные лодыжки убивают всякое желание, ведь так? У меня уже не та маленькая, нагло торчащая вперед грудь, из-за которой ты меня дразнил. Мой внутренний мир не более чем нежные воспоминания, а внешний вид тебя только отталкивает. Беременность лишила меня всякой привлекательности, и поэтому ты испытываешь страсть к какой-нибудь молодой смазливой бабенке и боишься сказать мне об этом. Я близка к истине?
 – Ты ненормальная. – Он перегнулся через разделявший их круглый столик и, взяв жену за руку, поднял ее на ноги. Когда она встала перед ним, он обхватил руками ее раздувшийся живот.
 Я люблю твой пупок, и снаружи, и внутри.
 Он начал целовать ее в живот через свободную хлопчатобумажную ночную рубашку. Жесткие волоски его усов проникли сквозь тонкую ткань и щекотали ей кожу.
 – Я люблю нашего малыша. Я люблю тебя. В моей жизни нет и не может быть никакой другой женщины.
 – Враки!
 – Чистая правда.
 – А Мишель Пфайффер?
 Он широко улыбнулся ей, делая вид, что обдумывает ответ.
 – Ага, вопросик не по зубам, – злорадно воскликнула она. – Какие она печет оладьи?
 – Разве это имеет какое-нибудь значение?
 Смеясь, он притянул ее к себе, посадил на колени и обнял.
 – Осторожнее, – предупредила она. – Я отдавлю тебе самые сокровенные места.
 – И все-таки я рискну.
 Они слились в долгом поцелуе. Когда он наконец оторвался от ее губ, она вгляделась в его обеспокоенное лицо. Несмотря на то что было еще рано и он только что принял душ и побрился, у него был изможденный вид, какой бывает в конце трудового дня.
 – Если причина не в моей стряпне, не в другой женщине и тебе не противна моя раздавшаяся фигура, тогда в чем все-таки дело?
 – Я не могу успокоиться, что ты пожертвовала своей карьерой.
 Она почувствовала большое облегчение, так как опасалась чего-то гораздо более серьезного.
 – И именно это не давало тебе покоя?
 – Это несправедливо, – упрямо заявил он.
 – По отношению к кому?
 – К тебе, конечно.
 Аманда с подозрением взглянула не него.
 – Ты что, собирался рано удалиться от дел и прирасти к дивану, чтобы я тебя содержала?
 – Неплохая идея, – улыбнулся он. – Но, по правде говоря, я думаю только о тебе. Из-за того, что биологически мужчины имеют столь явные преимущества…
 – Чертовски верно, – проворчала Аманда.
 – На твою долю выпадают все жертвы.
 – Сколько раз я тебе говорила, что я делаю именно то, что хочу делать! Я рожу ребенка, нашего ребенка. Это делает меня очень счастливой.
 Известие о ее беременности он встретил со смешанным чувством. Сначала он был потрясен. Она перестала принимать таблетки, даже не поставив его в известность. Но, когда приступ гнева прошел и он привык к мысли, что станет отцом, он даже обрадовался.
 На четвертом месяце беременности Аманда объявила своим коллегам по юридической фирме, где была младшим партнером, что собирается в отпуск по уходу за ребенком. В то время он не стал возражать против ее решения. Теперь она с удивлением узнала о его давних опасениях.
 – Ты всего две недели как не ходишь на работу, а уже вся издергалась, – сказал он. – Я узнаю симптомы. Я всегда чувствую, когда ты места себе не находишь.
 Нежным жестом она убрала ему волосы со лба.
 – Да я просто переделала все дела по дому. Вымыла плинтусы, составила алфавитный список имеющихся консервов, перебрала твои и мои носки. Получилось так, что мне больше нечем занять себя до родов. Вот когда появится ребенок, дел у меня будет невпроворот.
 Выражение раскаяния на его лице не изменилось.
 – Пока ты тут вьешь гнездышко, твои партнеры могут тебя обскакать.
 – А даже если и так, что из этого? – засмеялась она. – Рождение нашего ребенка – это самое главное, что я когда-либо делала или сделаю. Я убеждена в этом.
 Аманда взяла его руку и положила себе на живот. Ребенок шевелился.
 – Чувствуешь? Какой судебный процесс достоин большего благоговения? Я приняла решение, и я спокойна. Я хочу, чтобы ты тоже успокоился.
 – Ну, ты слишком многого хочешь.
 Она молча согласилась. Он никогда не сможет быть в мире с самим собой. Но все же он находил утешение в любви к ней и в мысли о том, что скоро у них родится малыш. Он потер место, в которое его за минуту до этого довольно сильно пнул ребенок.
 – Я думала, мужской идеал – держать жену дома, босую и беременную, – поддразнила его Аманда. – Что это с тобой?
 – Я просто не хочу, чтобы пришел день, когда ты пожалеешь о загубленной карьере.
 – Это никогда не произойдет, – уверила она его с улыбкой.
 – Почему же тогда я чувствую себя так, словно над моей головой висит топор ?
 – Потому что ты всегда считаешь, что стакан наполовину пуст.
 – А ты видишь его наполовину полным.
 – Полным чуть ли не до краев. – Аманда сделала руками замысловатый жест, заставив его улыбнуться. Когда он улыбался, его усы задирались вверх, и ей это нравилось.
 – Да-да, я неисправимый пессимист.
 – Так ты это признаешь?
 – Нет. Просто мы уже выясняли это раньше.
 – Да уж, и не один раз.
 Они улыбнулись друг другу, и он опять притянул Аманду к себе.
 – Ты уже стольким для меня пожертвовала. Я тебя не стою.
 – Имей это в виду, если Мишель Пфайффер когда-нибудь поманит тебя пальцем.
 Она удобно облокотилась на его согнутую руку, а он наклонился и поцеловал ее со все возрастающей страстью. Сквозь ткань ночной рубашки его рука нашла ее груди. Они были тяжелыми и упругими, готовыми в скором времени кормить ребенка. Он стал гладить их, слегка сжимая соски.
 Затем, стянув с нее вниз рубашку, он начал ласкать ее груди губами и языком. Когда его усы коснулись отвердевших сосков, Аманда простонала:
 – Нечестно играешь.
 – Сколько нам придется ждать?
 – Самое меньшее шесть недель после родов. Он тяжело вздохнул.
 – Лучше не начинать, – добавила она, – иначе мы не сможем остановиться.
 – Слишком поздно, – поморщился он. Аманда, смеясь, поправила ночную рубашку и соскользнула с его коленей.
 – Тебе пора.
 – Да, пора. – Он встал, натянул куртку и двинулся к двери. – Как ты себя чувствуешь?
 Она обхватила руками свой огромный живот.
 – Отлично.
 – Ты плохо спала.
 – Попробуй спать, когда кто-то играет в футбол всеми твоими внутренностями.
 У двери они поцеловались на прощание.
 – Что бы ты хотел сегодня на ужин?
 – Я поведу тебя в ресторан, – предложил он.
 – В китайский?
 – Конечно.
 Обычно по утром Аманда прощалась с ним у двери. Однако сегодня, держась за руки, они дошли до самой машины. Когда пришло время отпустить его руку, ей почему-то очень не хотелось этого делать, как будто он заразил ее своим пессимизмом. Должно быть, ей передались его дурные предчувствия, поскольку у нее вдруг возникло желание броситься ему на шею, попросить его сказаться больным и остаться с ней дома на весь день.
 Стараясь не показать своего состояния, которое, возможно, являлось не более чем временной, связанной с беременностью потерей эмоционального равновесия, Аманда решила немного подразнить его.
 – Не думай, что после родов я надену мученический венец. Как только появится малыш, мы будем по очереди менять ему пеленки.
 – Жду не дождусь этого, – усмехнулся он. Затем, став серьезным, положил руки ей на плечи и притянул к себе. – Мне так легко любить тебя, поймешь ли ты когда-нибудь, как сильно я тебя люблю?
 Аманда задрала голову и улыбнулась ему в ответ.
 – Я знаю. – Солнце светило ей прямо в лицо и, возможно, поэтому на глазах у нее неожиданно появились слезы. – Я тоже тебя люблю.
 Перед тем, как поцеловать ее, он обхватил ладонями лицо жены и долго смотрел ей в глаза. Охрипшим от волнения голосом он сказал:
 – Я постараюсь вернуться пораньше. – Он сел за руль и добавил: – Если тебе что-нибудь понадобится, позвони.
 – Позвоню.
 Когда он доехал до утла улицы, Аманда помахала ему рукой.
 Спина начала болеть у нее тогда, когда она мыла оставшуюся после завтрака посуду. Перед тем, как застелить постель, она немного отдохнула, но тупая боль не утихала.
 К полудню стало ясно, что с приступами резкой боли в животе надо что-то делать. Аманда подумала о том, чтобы позвонить ему, но удержалась. Схватки иногда начинаются за несколько недель до родов. Ребенок должен был родиться только через две недели. Это могла быть ложная тревога. Его работа требовала внимания и сосредоточенности, и она не хотела отвлекать его без особой необходимости.
 В начале пятого отошли воды, и она сразу же позвонила своему акушеру-гинекологу. Он заверил ее, что для паники нет никаких оснований, что первые роды как правило длятся часами, но посоветовал ехать в родильное отделение.
 Аманда больше не могла откладывать звонок в его офис. Но, когда она позвонила, ей сказали, что он занят и не может подойти к телефону. Ничего страшного. Ей надо было сделать еще несколько дел, прежде чем отправиться в клинику.
 Она приняла душ, побрила ноги и вымыла шампунем голову, не зная, когда еще представится такая возможность. Уже уложенный небольшой плоский чемодан был заполнен ночными рубашками, новым халатом и шлепанцами, а также вещами для младенца, которые понадобятся при выписке. Она положила внутрь свои туалетные принадлежности и кое-какие мелочи, застегнула молнию и поставила чемоданчик у входной двери.
 Схватки становились все чаще и сильнее. Аманда снова позвонила мужу. – Он вышел, – был ответ. – Но, если хотите, я могу его разыскать. Это срочно?
 Срочно ли? В общем, нет. Женщины рожали детей и не при таких обстоятельствах. Неужели же она не сможет без него добраться до клиники? Кроме того, зачем ему, приехав домой, снова возвращаться в город?
 Однако ей ужасно хотелось поговорить с ним. Звук его голоса поддержал бы ее. Вместо этого ей пришлось попросить оставить ему записку, чтобы он как можно скорее приехал к ней в больницу.
 Аманда понимала, что в таком состоянии ей не стоит садиться за руль, но рядом с ней не было ни друзей, ни родственников, к кому она могла бы обратиться. Тогда она набрала 911.
 – Я рожаю – мне нужна ваша помощь, чтобы доехать до родильного отделения.
 Санитарная машина приехала через несколько минут. Фельдшер осмотрел ее.
 – Мне не нравится ваше давление, – сказал он, снимая с ее руки манжету аппарата. – Давно начались схватки ?
 – Несколько часов назад.
 Теперь боль была сильной. Дыхательные упражнения и аутотренинг, которые она изучала на занятиях для будущих родителей, оказались менее эффективными, когда ей пришлось выполнять их в одиночестве. Они нисколько не уменьшили боль.
 – Далеко еще? – задыхаясь, спросила она.
 – Недалеко. Держитесь. У вас все будет хорошо. Но у нее не все шло хорошо. Аманда поняла это, когда увидела, как нахмурился ее врач после предварительного осмотра.
 – У ребенка тазовое прележание.
 – О Господи! – всхлипнула она.
 – Ну-ну, не волнуйтесь. Так бывает. Постараемся его повернуть. Если это не поможет, сделаем кесарево сечение.
 – Я позвонила по номеру, который вы мне дали, – почувствовав ее состояние, добавила медсестра. – Он уже едет.
 – Слава Богу, – вздохнула Аманда с некоторым облегчением. Он скоро будет здесь. – Слава Богу.
 – Он что, ваш инструктор?
 – Он мой все на свете.
 Сестра крепко взяла ее за руку и стала о чем-то с ней разговаривать, помогая преодолеть новый приступ боли, от которой темнело в глазах, в то время как врач пытался Придать плоду правильное положение. Мониторы постоянно следили за биением маленького сердечка. Сестра все чаще измеряла Аманде давление. Наконец врач сказал:
 – Готовьте ее к операции.
 Следующие несколько минут пролетели в туманном калейдоскопе света, звуков и движений. Ее быстро повезли в родовой блок.
 Куда же он подевался? Приглушенным от тоски голосом она выкрикнула его имя, а затем заскрежетала зубами, пытаясь отогнать кинжалом пронзившую ее боль в области живота. Потом она случайно услышала разговор двух сестер-акушерок:
 – Сегодня в районе Луп произошла ужасная пробка.
 – Еще какая! Я как раз поднималась сюда мимо отделения экстренной помощи. Там такое творится! Несколько жертв, в основном в результате травм головы. Поэтому несколько специальных бригад ждут приезда ближайших родственников погибших, чтобы получить согласие использовать неповрежденные органы и ткани.
 Аманда почувствовала, как ей сделали укол в руку, чем-то жидким и холодным смазали живот, обернули ноги стерильными голубыми простынями.
 Пробка в Лупе?
 Он должен был ехать через Луп.
 Он, должно быть, торопился, чтобы успеть увидеть ее до рождения ребенка.
 И ехал слишком быстро.
 Рискуя намного сильнее обычного.
 – Нет! – простонала она.
 – Держитесь. Всего через несколько минут вы возьмете в руки своего малыша. – Добрый голос, но не его. Не тот, который она мечтала услышать.
 И внезапно Аманда поняла, что уже никогда не услышит его голос. На мгновение у нее возникло потустороннее восприятие действительности. С острой беспощадностью, необъяснимой и в то же время неоспоримой, она осознала, что никогда больше его не увидит.
 В то утро, когда непролитые слезы жгли ее глаза, у нее появилось предчувствие, что их прощальному поцелую суждено стать последним. Каким-то образом она уже знала, что никогда больше не дотронется до него.
 Вот почему она с такой неохотой отпустила его. Аманда вспомнила, как пристально он смотрел на нее, как будто хотел запечатлеть в памяти малейшие детали ее лица.
 Может быть, он тоже чувствовал, что они прощаются навсегда?
 – Нет, – всхлипнула она, – нет! – Но судьба уже нанесла свой удар, и несчастная женщина вдруг осознала это глубоко и окончательно. – Я люблю тебя. Я люблю тебя.
 Ее хриплый крик эхом отразился от покрытых кафелем стен. Но он не услышал его. Он ушел.
 Навсегда.




 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ




10 октября 1990 г.

 – Цик – мерзкий сукин сын. – Пити вытащил из-под ногтя кусок маслянистой грязи, затем вытер лезвие ножа о свои джинсы. – А еще больше, подлый. На твоем месте, Спарки, я бы ее вернул ему назад. Твоя жизнь стала бы гораздо спокойнее.
 – Но ведь ты не на моем месте. – Спарки отрывисто кашлянул и сплюнул мокроту рядом с изношенным черным ботинком своего приятеля. – Циклоп не получит от меня ничего, кроме неприятностей, если снова будет околачиваться около нее.
 – Вспомни, ведь Кисмет сначала была его подружкой. Намного раньше, чем ты здесь нарисовался. Он этого не забудет.
 – Он обращался с ней, как с дерьмом. Пити с философским видом пожал плечами, но промолчал.
 – Если он хотя бы пальцем ее тронет… даже подумает об этом, я ему яйца к дереву прибью.
 – Ты спятил, дружище, – воскликнул Пити. – Конечно, красивая женская задница – классная вещь, но, знаешь ли, не такая уж и редкая. И уж конечно не стоит того, чтобы из-за нее загнуться. – Выражая протест, он помахал кончиком ножа. – Смотри в оба. Цик привык добиваться своего. Именно так он и стал главарем.
 Спарки выругался.
 – Каким еще к черту главарем? Он отъявленный громила.
 – Это одно и то же.
 – Так вот, я его не боюсь и не собираюсь терпеть его выходки. А с этого дня и она их терпеть не будет.
 Он посмотрел на группу женщин, разомлевших от сигареты с марихуаной, которую они передавали друг другу, сидя на расшатанном крыльце придорожной закусочной. Таверна находилась в предгорье на асфальтированной дороге, которая вела в расположенный ниже город и которой мало кто пользовался, после того как рядом проложили новое шоссе из соседнего штата.
 Это было забытое Богом местечко. В прежние времена оно притягивало бы бутлегеров, проституток, профессиональных игроков и скрывающихся от полиции гангстеров. Сейчас оно привлекало рокеров, мелких жуликов, а также всех, кто сторонился общества. Не проходило и ночи, что– бы здесь не случилось драки, но даже те разборки, где проливалась кровь, улаживались без вмешательства полиции.
 Кисмет выделялась среди теснившихся на крыльце женщин, как драгоценный камень в кучке пепла. У нее были темные, густые и волнистые волосы, черные, полные страсти глаза и пышная фигура, которую она гордо демонстрировала, нося обтягивающие джинсы. Ее талия была стянута широким поясом из черной кожи с серебряными заклепками. В тот день она надела топ на бретельках с таким глубоким крутым декольте, что была видна даже татуировка в виде полумесяца, сделанная чуть выше сердца. Он с удовольствием отметил, что на руке у нее поблескивал медный браслет, который он привез ей из Мехико несколько недель назад. В ушах у девушки болтались блестящие круглые серьги и несколько амулетов.
 Кисмет почувствовала его взгляд и в ответ гордо вскинула голову. Ее губы соблазнительно раскрылись. Она засмеялась над чем-то, что сказала одна из ее подруг, но продолжала все так же вызывающе смотреть на него своими огромными черными глазами.
 – Ну, что ж поделать, если ты не можешь ни о чем думать, кроме прелестей этой крошки, – с покорностью подытожил Пяти.
 Спарки не понравилось замечание, но он пропустил его мимо ушей. На препирательства с этим глупцом не стоило тратить силы. Кроме того, Спарки был уверен, что сумеет словами объяснить то, что чувствовал к Кисмет, зная лишь, что это чувство превосходило все, что он когда-либо испытывал к женщинам.
 Он был скрытен в том, что касалось его прошлого, и не хотел никому сообщать своего имени. Рокеры из его компании удивились бы, если бы узнали, что у него была степень бакалавра литературы, полученная после окончания одного из старейших и престижнейших колледжей Новой Англии. В этой среде, как правило, презирали и высмеивали знания и ум, почерпнутые из книг. Чем меньше они знали о нем, тем лучше.
 Очевидно, Кисмет была столь же мало расположена рассказывать о своей жизни до того, как стала подругой Циклопа, потому что она никогда не обсуждала эту тему, а он никогда не расспрашивал ее о прошлом.
 Родственные души, они обнаружили друг в друге свойственные обоим беспокойство и неугомонность, охоту к перемене мест, которая была скорее побегом, чем преследованием. Каждый из них убегал от жизненных обстоятельств, которые больше не мог выносить.
 Возможно, сами того не подозревая, они давно искали друг друга. Возможно, их поиски увенчались успехом. Ему нравилось такое метафизическое объяснение, и он часто прибегал к нему в своих размышлениях.
 Когда он впервые увидел ее, она щеголяла с распухшим красным глазом и рассеченной губой.
 – Какого черта ты на меня глазеешь? – угрожающим тоном спросила Кисмет, заметив его взгляд.
 – Просто интересно, кто это над тобой так поработал.
 – А тебе какое дело?
 – Да думал, может быть, ты не против, чтобы я выколотил из него дух.
 Она оглядела его с головы до ног и презрительно фыркнула:
 – Ты?
 – Я крепче, чем выгляжу.
 – Я тебе не какая-нибудь дерьмовая принцесса. И сама могу за себя постоять.
 Но оказалось, что не может. Спустя несколько дней на ее лице, шее и груди появились новые синяки. К тому времени он уже знал, что она принадлежит Циклопу, получившему это прозвище из-за его искусственного глаза. Этот изъян отнюдь не делал Циклопа добрее. Его здоровый глаз смотрел с той же холодностью и безжизненностью, что и стеклянный. Когда главарь обращал свой зловещий взор на того, кто навлек на себя немилость, этот единственный глаз с успехом компенсировал наличие протеза, который к тому же слегка косил.
 За спиной все в насмешку называли Циклопа «породистым». Наряду с англо-американской в его жилах текла и мексиканская или индейская кровь, но точно не мог сказать никто. Возможно, Циклоп и сам не знал, кто его предки, да и вряд ли его это интересовало.
 Он был худой, смуглый и жилистый. Любимым оружием был нож. Если бы не Кисмет, Спарки ни за что не стал бы с ним связываться.
 К сожалению, за него решила сама судьба. Он сразу же увлекся Кисмет, ее пышным телом, большими черными глазами и непокорной гривой волос. Если брать глубже, его притягивали в ней тщательно скрываемый страх и ранимость, которые он разглядел за ее дерзкими глазами и неприветливым выражением лица. Он был приятно удивлен, когда понял, что и она тоже тянется к нему.
 Спарки ни разу не подходил к ней в открытую, ни словом не обмолвился, что приглашает ее ехать вместе с ним. Тем не менее она, казалось, приняла его молчаливый сигнал. Однажды утром, когда они, разбившись на пары, садились на свои мотоциклы, она решительно взобралась на сиденье позади него и крепко обхватила его за талию обнаженными холеными руками.
 Вся группа застыла в напряженном ожидании, глядя, как Циклоп неторопливо направляется к своей машине. Он огляделся, явно ища Кисмет. Когда Циклоп заметил ее сидящей позади Спарки, его здоровый глаз угрожающе сузился, а из тонких губ вырвалось злое рычание. Затем он нажал на педаль газа и с ревом умчался прочь.
 В ту ночь Кисмет пришла к нему. Сначала он собирался обращаться с ней бережно из-за недавних синяков, полученных от Циклопа. К его удивлению, она сама была очень активна, атаковала его ногтями и зубами, проявляя, казалось бы, ненасытный сексуальный аппетит, который он, однако, вполне способен был удовлетворить.
 С тех пор они были любовниками, и их считали парой. Однако те, кто хорошо знал Цика и был свидетелем его мести за явные или воображаемые обиды, боялся, что их главарь полон ярости и что эта ярость может внезапно дойти до точки кипения.
 Еще не было случая, чтобы кто-нибудь взял что-то принадлежащее Цику и это осталось безнаказанным.
 Слова предостережения со стороны Пити были лишними. Спарки и так остерегался Цика, чье равнодушное отношение к измене Кисмет скорее всего было позой, попыткой сохранить лицо перед остальными членами группы. Спарки не верил, что Цик успокоился, и сохранял постоянную боевую готовность.
 Поэтому, когда Цик нетвердой походкой вышел из дверей бара на крыльцо, по спине у Спарки прошел холодок. Одной рукой главарь рокеров уцепился за косяк двери, чтобы сохранить равновесие, а другой поднес ко рту бутылку водки. Даже на расстоянии, с трудом всматриваясь в неверные сумеречные тени, Спарки видал, как его единственный глаз остановился на Кисмет.
 Шатаясь, Цик направился к девушке и, протянув руку, попытался притянуть ее к себе за шею. Она оттолкнула его. Изогнув узкую талию, он наклонился к ней и что-то сказал. Ее непристойный ответ рассмешил стоявших рядом женщин.
 Но Цик не засмеялся. Он уронил бутылку с водкой и выхватил нож из кожаных ножен, висевших у него на поясе. Женщины разбежались, но Кисмет осталась стоять, даже когда он, язвительно улыбаясь, помахал кончиком ножа прямо перед ее носом. Она не дрогнула, пока он не сделал им быстрое движение, как будто собирался вонзить лезвие в нее. Девушка непроизвольно отпрянула, и он рассмеялся.
 Не обращая внимания на предостерегающий шепот Пита и других, слонявшихся поблизости парней, Спарки рванулся к крыльцу. Цик не столько услышал, сколько почувствовал его приближение – он быстро обернулся и, слегка согнув ноги, приготовился к нападению. Перекинув нож из правой руки в другую, главарь стал подзуживать Спарки:
 – Ну же, подойди. Сейчас ты у меня получишь.
 Спарки ловко парировал несколько опасных ножевых ударов, любой из которых грозил разрубить его пополам. Цик физически превосходил его. Зная, что его преимущество состоит исключительно в трезвости и проворстве, Спарки тщательно продумал план ответной атаки.
 Он дождался благоприятного момента и ногой пнул Цика в запястье. Его ботинок сильно ударил по кости. Цик взвыл от боли, нож выскользнул из его руки и упал на пол. Хорошенько прицелившись, Спарки ударом кулака в челюсть отбросил его назад. Цик тяжело ударился о стену, рухнул на крыльцо и остался с позором лежать, как источавшая запах перегара груда старого тряпья.
 Спарки подобрал его нож с покрытого пылью пола и со всей силой отбросил его в сторону. Все в оцепенении следили за тем, как нож летел, переворачиваясь то одним, то другим концом, как наточенное лезвие блестело в свете неоновой вывески на двери закусочной, пока не исчезло в зарослях кустарника.
 Тяжело дыша, но сохраняя на лице спокойное выражение, Спарки протянул Кисмет руку. Она взяла ее без колебаний. Они вместе отошли и заняли свои места на мотоцикле. Он так и не оглянулся. Оглянулась она. Цик начал приходить в себя и сидел, пьяно мотая головой. Прежде, чем машина с ревом унеслась в окружающую темноту, Кисмет успела послать ему неприличный жест.
 Ветер свистел в ушах, делая разговор невозможным, поэтому они избрали другой путь общения. Кисмет крепко сжала его бедра своими и потерлась грудью о его спину, одновременно страстно лаская руками его член. Ее зубы впились ему в плечо. Спарки заурчал от удовольствия, боли и радостного ожидания.
 Теперь она принадлежала ему. Никаких сомнений. Если бы у нее сохранились какие-то чувства к побежденному Циклопу, она предпочла бы остаться. Вместо этого она стала его наградой. Как победитель он заслужил право называть ее своей. Как только расстояние между ними и Циком еще немного увеличится…
 – О черт! Он догоняет нас, Спарки!
 За долю секунды до ее слов он тоже заметил свет фары, рассекавшей темноту позади них и горевшей, словно единственный глаз какого-то чудовища, – сравнение, которое он назвал бы особенно уместным, но внушавшим тревогу.
 Пятно света в зеркале заднего вида становилось все больше по мере того, как Цик догонял их в пугающе быстром темпе. Делая крутые повороты на и без того бешеной скорости, Спарки прибавил газу, чтобы сохранить между ними относительно безопасную дистанцию.
 Зная, что Цик взбесился от водки и поражения, он приготовился к смертельно опасной гонке с крутыми, как в слаломе, поворотами дороги до самого города, где, как он надеялся, они смогут оторваться от преследователя. Главное не потерять контроль над машиной.
 Он крикнул Кисмет, чтобы крепче держалась, и вписался в поворот под таким острым углом, что почти положил мотоцикл на бок. Как только они приняли прежнее положение, он взглянул в зеркало заднего вида и увидел, что этот крутой поворот не заставил Цика замедлить скорость.
 – Скорее! – закричала девушка. – Он приближается. Если он нас настигнет – нам конец.
 Спарки выжал из своего мотоцикла максимальную скорость. Окружающий ландшафт приобрел нежные, расплывчатые очертания. Он боялся даже думать о встречном транспорте. До сих пор его не было, но…. – Осторожнее!
 Цик почти догнал их. Спарки резко свернул на встречную полосу и увеличил разрыв. Если он позволит Цику поравняться с ними или обогнать, можно считать, что их песенка спета.
 Шоссе больше не петляло так круто, но все еще извивалось среди холмов. Уже недалеко. Как только они доберутся до города, они оторвутся от этого маньяка.
 Спарки мысленно обдумывал избранную стратегию, когда дорога вновь сделала поворот. Выйдя из него, они как бы очутились в другой местности. Внезапно холмы исчезли. Перед ними серебряной лентой расстилалось открытое пространство шоссе, ведущего прямо в центр города. Если бы судьба улыбнулась им, они увидели бы его.
 Вместо этого Кисмет пронзительно закричала. Спарки выругался. Они стремительно неслись к перекрестку. Грузовик для перевозки скота двигался им наперерез, преграждая путь. Они мчались на такой большой скорости, что тормозить было бесполезно. К тому же Цик уже поравнялся с его выхлопной трубой. Грузовик двигался слишком медленно, чтобы миновать перекресток прежде, чем они его достигнут.
 У него не было времени что-нибудь придумать.
 Полчаса спустя розовощекий молодой хирург почти бегом пересек больничный коридор и ворвался в комнату ожидания при отделении экстренной помощи, где пестрая толпа рокеров ожидала известий о судьбе своих друзей. Даже самые бывалые из них побледнели, когда увидели, что стерильная одежда врача почти полностью залита кровью.
 Запыхавшийся доктор сказал:
 – Сожалею, но мы сделали все, что могли. Теперь нам надо поговорить с ближайшими родственниками – насчет донорских органов. И побыстрее.




 ГЛАВА ПЯТАЯ




Май 1991 г.

 – Эй, Пирс. Это общественное здание. А значит, оно заслуживает уважения. Убери-ка свою чертову ногу со стены.
 Этот голос мог бы разбудить и мертвого. И уж конечно, он живо заставил Алекса Пирса встать по стойке «смирно». Когда он увидел направляющуюся к нему помощницу шерифа, его изможденное лицо озарилось улыбкой, и он послушно убрал со стены подошву своего ковбойского сапога.
 – Привет, Линда.
 – И это все, что ты можешь сказать? «Привет, Линда». После всего того, что между нами было? – Она с гневом смотрела на него, упершись своими кулачищами в широкие бока, затем, не выдержав, рассмеялась и любовно похлопала его по плечу. – Как дела, красавчик?
 – Не могу пожаловаться. А у тебя?
 – Как всегда. – Она хмуро взглянула на заполненную людьми комнату присяжных, где сотни предполагаемых присяжных заседателей отчаянно надеялись избежать выполнения своего гражданского долга. – Здесь ничего не меняется, кроме лиц. Все те же отговорки, стоны и жалобный скулеж из-за того, что их призвали отбывать судебную повинность. – Взгляд Линды снова переместился на него. – Где это ты пропадал последнее время? Я слышала, ты уехал из Хьюстона.
 До 4 июля прошлого года Алекс часто бывал в окружном суде, где выступал свидетелем на процессах против тех преступников, в задержании которых принимал участие.
 – Моя почта все еще приходит на этот адрес, – равнодушно ответил он. – Я в основном путешествовал. Был в Мексике, немного порыбачил.
 – Что-нибудь поймал?
 – Ничего особенного.
 – Надеюсь, не триппер? Он криво улыбнулся.
 – В наше время надо надеяться, что поймал всего лишь триппер.
 – Что верно, то верно. – Рослая пышнотелая помощница шерифа печально покачала копной волос цвета старого бургундского вина. – Вчера в газете я прочла, что мой дезодорант уменьшает озоновый слой. Гигиенические тампоны могут вызвать у меня токсический шок. Все, что я ем, либо засоряет артерии, либо приводит к раку толстой кишки. А теперь еще и не потрахаешься в свое удовольствие.
 Алекс засмеялся, ее грубость не обидела его. Они были знакомы еще с тех времен, когда он только начал работать в хьюстонской полиции и патрулировал улицы в полицейской машине с оружием в руках. Линда была непременным атрибутом здания суда, ее знали все. От нее в любое время можно было услышать последние сплетни и у нее всегда был наготове свежий сальный анекдот. Под ее грубостью и богохульством скрывалась нежная душа, открытая лишь для немногих избранных. Алекс был одним из них.
 Она многозначительно посмотрела на него.
 – Ну, так как же ты на самом деле поживаешь, дорогой?
 – На самом деле у меня все прекрасно.
 – Скучаешь по службе?
 – Черта с два.
 – Знаю, что не скучаешь по политике и прочему дерьму. А насчет оперативной работы?
 – Сейчас я предпочитаю, чтобы мои персонажи уклонялись от пуль.
 – Персонажи?
 – Да, – смущенно признался Алекс. – Я стал немного пописывать.
 – Без дураков? – Казалось, на Линду это произвело впечатление. – Собираешься написать книгу откровений о неизвестных широкой публике сторонах жизни департамента полиции большого города?
 – По правде говоря, я сочиняю из головы. Но основываюсь на своем опыте.
 – И как, успешно?
 – В смысле опубликования? – Он покачал головой. – До этого еще далеко.
 – Ты справишься.
 – Не знаю. Я еще не сделал себе имя.
 – Я в тебе совершенно уверена, – дружески улыбнулась Линда и поинтересовалась: – Ты с кем-нибудь встречаешься?
 – Ты имеешь в виду женщину?
 – Если ты не перешел на мужчин, – сухо заметила Линда. – Конечно же, женщину.
 – Нет, я не перешел на мужчин, и нет, я ни с кем не встречаюсь. Ни с кем конкретно.
 – Она критически осмотрела его с ног до головы.
 – А было бы неплохо. Твой гардероб оставляет желать лучшего. Женский глаз тебе не помешал бы.
 – Что плохого в том, как я одет? – Алекс внимательно осмотрел себя и не нашел изъянов в своей одежде.
 – Начнем с того, что эта рубашка никогда не видала утюга,
 – Но она чистая. Так же, как и мои джинсы.
 – По-моему, с тех пор, как ты ушел из полиции, ты стал лентяем и неряхой.
 – Это потому, что я теперь сам себе хозяин. Я одеваюсь так, как мне удобно, а если мне не хочется бриться, я не бреюсь.
 – Ты тощий, как огородное пугало, – заметила Линда.
 – Я изящен.
 Она скептически повела бровями.
 – Ну ладно, – наконец сдался он. – Просто меня свалила одна из этих мексиканских инфекций. Рвало по-страшному. Я до сих пор не могу вернуться в свой нормальный вес.
 Мрачный взгляд Линды говорил о том, что она не верила ни единому его слову.
 – Послушай, у меня все о'кей, – настаивал Алекс. – Иногда я просто забываю поесть, и все. Я сажусь работать в сумерках и лишь на рассвете вспоминаю, что забыл поужинать. Предпочитать сон еде – одна из опасностей моей новой профессии.
 – А алкоголизм – другая, как я слышала. Алекс быстро отвернулся и раздраженно сказал:
 – Я держу это под контролем.
 – А я слышала, что нет. Может быть, тебе стоит немного притормозить с выпивкой?
 – Будет сделано, мамочка.
 – Слушай, жопа, я всегда считала себя твоим другом. А ты не можешь похвастаться, что у тебя много друзей. – В голосе Линды звучали и раздражение, и забота. – Дорогой мой, я слышала, у тебя бывают провалы памяти.
 Чертов беспроволочный телеграф! Алекс уже не был одним из действующих лиц в зале суда, но его имя все еще служило обильной пищей для сплетен.
 – Очень редко, – соврал он.
 – Я упомянула о твоем романе с «Джонни Уокером» только потому, что беспокоюсь о тебе.
 – В таком случае ты здесь единственная, кто беспокоится. – Услышав в собственном голосе что-то похожее на жалость к себе. Алекс немного ослабил броню, и выражение его лица смягчилось. – Я благодарен тебе за заботу, Линда. Я знаю, что немного повредился в уме, когда на меня свалилось все это дерьмо, но сейчас я в порядке. Честно. Так что можешь безжалостно опровергать все сплетни, которые обо мне услышишь.
 Помощница шерифа скептически посмотрела на него, но решила оставить неприятную тему.
 – И что же привело тебя сюда сегодня?
 – Просто пытаюсь нащупать идею для новой книги. Предстоящий процесс над Рейесом может оказаться полезным.
 Глаза Линды подозрительно сузились.
 – Есть какая-нибудь причина, по которой из всех судебных процессов ты выбрал именно дело Рейеса?
 Алекс уже несколько месяцев пристально следил за этим увлекательным процессом.
 – В нем есть все составляющие захватывающего романа, – объяснил он. – Незаконная любовная связь. Религиозный подтекст. Любовники застигнуты врасплох разъяренным мужем. Орудие возмездия – бейсбольная бита – намного драматичнее, чем пуля в субботнем детективе. Кровь и мозги на обоях. Мертвое тело, отправленное в морг.
 – Тело было не совсем мертвым.
 – Но ведь мозг умер, – возразил он.
 – Такова точка зрения медиков, но не юристов, – напомнила Линда.
 – Адвокат Рейеса утверждает, что его подзащитный в действительности не убивал свою жертву, поскольку сердце было сохранено живым для последующего употребления.
 – Употребления, – презрительно повторила она. – Эти чертовы доктора говорят так, как будто речь идет о каком-нибудь ватном тампоне, а не о человеческом сердце.
 Алекс кивнул.
 – Так или иначе, этот процесс растревожил целое осиное гнездо адвокатов, – продолжила Линда. Если труп на самом деле не был трупом, когда они взяли у него сердце для последующего употребления, действительно ли Рейес виновен в убийстве?
 – К счастью, ни мне, ни тебе этого решать не придется, – сказал Алекс. – Это дело присяжных.
 – А если бы ты был одним из них, как бы ты решил?
 – Не знаю, я ведь еще не выслушал всех свидетелей. Но очень хотел бы это сделать. Ты знаешь, в каком зале будет проходить процесс?
 – Знаю. – Она ухмыльнулась, обнажив несколько золотых зубов. – А что я за это буду иметь?
 Любой служащий суда мог бы назвать ему номер интересующего его зала, но Алекс решил подыграть ей.
 – Пару-другую кружек пива после того, как закончишь работу.
 Линда улыбнулась.
 – Я-то больше рассчитывала на обед у меня дома. А потом… Кто знает…
 – Правда? И что же это?
 – Бифштекс с картофелем и секс. Не обязательно в этой последовательности. Признайся, Алекс, мой мальчик, это лучшее предложение, которое ты сегодня получил.
 Он засмеялся, не принимая ее слова всерьез и зная, что она на это вовсе и не рассчитывала.
 – Прости, Линда. Сегодня не могу. Занят.
 – Я, конечно, не королева красоты, но моя внешность обманчива. Я знаю толк в мужской анатомии. Могу заставить тебя плакать от благодарности. Клянусь. Ты просто не знаешь, от чего отказываешься.
 – Нисколько в этом не сомневаюсь, – с серьезным видом проговорил он. – У тебя бездна сексапильности, Линда. Я давно это знал.
 Ее улыбка стала шире.
 – Это чистейшее вранье, но ты всегда умел ловко врать. Иногда я даже верю тебе. Поэтому я думаю, как писатель ты будешь иметь успех. У тебя просто талант заставлять других верить в то, что ты им рассказываешь. – Она легонько толкнула его локтем. – Пошли, красавчик, я провожу тебя в зал заседаний. Они скоро начнут выбирать присяжных. Постарайся не нарушать общественный порядок, ладно? Если ты напьешься и начнешь дебоширить, и тебя выкинут из зала, я не хочу нести за тебя ответственность.
 – Обещаю вести себя наилучшим образом. – Он нарисовал около сердца воображаемый крест. Помощница шерифа фыркнула:
 – Ну вот, как я и говорила, чистейшее вранье.
 Процесс над Полем Рейесом по обвинению в убийстве вызвал большой интерес и любопытство широкой публики. Каждый день Алексу приходилось приезжать в суд все раньше и раньше, чтобы успеть занять место. Большинство мест в зале было занято друзьями и родственниками Рейеса.
 Прокурор делал основной упор на показания первых полицейских, прибывших на место преступления. Он не скупился на кровавые детали. Когда присяжным предъявили глянцевые фотографии, те содрогнулись от ужаса и отвращения.
 Адвокат организовал целую фалангу друзей и коллег
 Рейеса по работе, включая даже священника, и все они свидетельствовали о его незлобивом характере. Только измена любимой жены могла толкнуть его на такой акт насилия.
 Суд выслушал показания санитаров, вызванных на место преступления самим Рейесом. Те заявили, что, когда они прибыли, у жертвы прощупывался пульс. Врач пункта «скорой помощи» установил, что деятельность мозга прекратилась, и поддерживал жизнь сердца и легких с помощью специальной аппаратуры, пока не было получено разрешение на использование органов и тканей для донорских целей. Хирург, проводивший соответствующую процедуру, свидетельствовал, что в момент изъятия сердце еще билось.
 Эти показания вызвали в зале настоящий фурор. Судья стучал по столу молотком. Помощник прокурора округа старался согнать с лица озабоченность, но ему это плохо удавалось. По мнению Алекса, прокурору надо было предъявить обвинение не в преднамеренном, а в неумышленном убийстве. Преднамеренное убийство подразумевает умысел, который в данном случае нельзя было доказать. Но самым плохим в деле Рейеса было то, что человек, переживший его нападение, не мог давать показания.
 Несмотря на эти неудачи, окружной прокурор произнес блестящую речь, в которой суммировал все показания и настоятельно просил присяжных признать подсудимого виновным. Умерла жертва в момент удара или не умерла, Поль Рейсе нес ответственность за смерть человека и потому должен был быть осужден.
 Адвокату ничего не оставалось, как снова и снова напоминать членам суда присяжных, что, когда жертва действительно умерла, Поль Рейсе находился уже в тюрьме.
 Дело было передано на рассмотрение присяжных после трех дней заслушивания свидетельских показаний. Четыре часа и восемнадцать минут спустя было объявлено, что присяжные пришли к соглашению относительно приговора, и Алекс одним из первых вернулся в зал заседаний.
 Он пытался угадать настроение присяжных по мере того, как они занимали свои места, но по их непроницаемым лицам ему ничего не удалось прочитать.
 Когда обвиняемому велели встать, в зале воцарилась тишина.
 Невиновен.
 Колени Рейеса подогнулись, но торжествующий адвокат поддержал его, чтобы он не упал. Родственники и друзья ринулись обнимать его. Судья поблагодарил присяжных и отпустил их.
 Репортеры жаждали получить интервью, но адвокат Рейеса не обращал на них внимания и подталкивал своего подзащитного по центральному проходу в направлении выхода. Когда Рейес поравнялся с тем рядом, где сидел Алекс, он, должно быть, почувствовал на себе его пристальный взгляд.
 Рейес внезапно остановился, повернул голову, и на какое-то мгновение их взгляды встретились.




 ГЛАВА ШЕСТАЯ




Май 1991 г.

 Есть. Спать. Дышать. Эти жизнеобеспечивающие действия теперь стали чисто механическими. Зачем утруждать себя? Жизнь больше не имела смысла.
 Утешения не было – ни в религии, ни в медитации, ни в работе, ни в изматывающих физических упражнениях, ни в приступах ярости. Все было испробовано, чтобы притупить щемящую боль потери. И все равно она не утихала.
 Спокойствие было недостижимо. Каждый вздох был отягощен печалью. Мир уменьшился до крошечного круга, где царило предельное страдание. Очень немногие побуждения проникали сквозь оболочку скорби. Человеку, настолько глубоко погрязшему в пучине горя, мир казался одноцветным, полностью лишенным звука и запаха. Скорбь была настолько сильна, что парализовывала.
 Эта безвременная смерть была несправедливой и приводила в бешенство.
 Почему это случилось именно с ними? Никогда еще двое людей не любили друг друга так сильно. Их любовь, нежная и чистая, должна была бы длиться годами, а потом продолжаться после смерти. Разговаривая об этом, они клялись друг другу в вечной любви.
 Теперь их любовь больше не могла быть бессмертной, потому что сосуд, в котором она жила, был изъят и передан кому-то другому.
 Этот посмертный вандализм внушал отвращение. Сначала отнять жизнь, а затем лишить самого смысла существования, той обители, где хранился этот милый дух.
 И теперь это бесконечно любимое сердце продолжало стучать в груди какого-то незнакомого человека.
 Стоны наполнили эхом небольшую комнату. «Я больше ни дня не смогу это вынести. Не смогу».
 Несмотря на то что возлюбленное тело покоилось на кладбище, сердце продолжало жить. Сердце продолжало жить. Эта всепоглощающая мысль не давала покоя и сковывала сознание, от нее некуда было деться.
 Скальпель хирурга действовал быстро и уверенно. Как ни больно было это сознавать, содеянного уже не исправить. Сердце продолжало жить, в то время как душа оказалась несправедливо осуждена на вечную ущербность и неполноту. Дух обречен бесконечно и тщетно искать свой дом, в то время как все еще бьющееся сердце будет продолжать смеяться над святостью смерти. Если не… Но ведь был выход!
 Стенания внезапно прекратились. Дыхание стало частым и прерывистым от волнения. В лабиринтах мозга вдруг вспыхнули и беспорядочным вихрем закружились мысли.
 Идея зародилась, стала обретать форму, дробиться на детали и разрастаться, как только что оплодотворенная яйцеклетка. Окончательно родившись, она, словно ребенок, разыгралась в сознании, отупевшем от отчаяния за все эти долгие месяцы.
 Наконец-то обозначился путь, с помощью которого можно было достичь освобождения от этих нестерпимых мучений. Да, только один путь. Одно решение, которое быстро выросло из крошечной, как одноклеточный организм, идеи и внезапно обрело законченность. Оно превратилось в слова, сказанные шепотом и очень отчетливо, с благоговением ученика, которому открылось Божественное предназначение:
 – Да. Конечно, конечно. Я найду это дорогое для меня сердце. А когда найду, с любовью и состраданием, дабы соединить наши души и дать нам мир, я остановлю его.




 ГЛАВА СЕДЬМАЯ




10 октября 1991 г.

 Кэт Дэлани легко, словно яркая бабочка, двигалась по танцевальному залу, переходя от одной группы приглашенных к другой и весело болтая. Всех, с кем она беседовала, поражали ее живость и энтузиазм.
 – Она просто великолепна.
 Доктор Дин Спайсер, с гордостью наблюдавший за Кэт со стороны, обернулся к человеку, произнесшему этот комплимент. Дин сопровождал Кэт на бесчисленное множество приемов и знал большинство ее коллег по работе. Однако этот высокий господин с незаурядной внешностью не был ему знаком.
 – Да, она способна удивить, – ответил он, чтобы поддержать разговор.
 – Меня зовут Билл Уэбстер. – Дин также представился, и они обменялись рукопожатиями. – А вы, вероятно, тот самый кардиолог, который лечил мисс Дэлани.
 – Начинал, – подтвердил Дин, довольный, что его имя пользовалось известностью. – До того, как наши деловые отношения перешли в личные.
 Уэбстер понимающе улыбнулся, затем вновь посмотрел на Кэт.
 – Она очаровательная молодая женщина. Дину хотелось знать, кто такой Уэбстер и почему он оказался в числе приглашенных на этот устроенный телекомпанией торжественный прием в честь годовщины сделанной Кэт операции по пересадке сердца.
 Здесь присутствовали сотрудники принадлежащих телекомпании станций, спонсоры и рекламодатели, представители средств массовой информации, актеры и их агенты, а также те, кто вложил в «Переходы» капитал и был лично заинтересован в успехе сериала.
 Желая что-нибудь разузнать об Уэбстере, Дин поинтересовался:
 – Как вы узнали мое имя?
 – Вы недооцениваете свою известность, доктор Спайсер. Вы почти столь же знамениты, как и ваша приятельница.
 – Журналы для любителей киносплетен, – догадался Дин, делая вид, что любит держаться в тени. Ему льстило внимание широкой публики к нему как к человеку, «играющему заметную роль в жизни Кэт Дэлани», как недавно выразился репортер голливудской светской хроники.
 – Газетная популярность не умаляет вашей известности как кардиолога, – польстил ему Уэбстер.
 – Благодарю. – Дин немного помолчал. – Хотел бы я, чтобы у всех моих пациентов все проходило столь же удачно, как у Кэт. Ее выздоровление – настоящее чудо.
 – Вы удивлены?
 – Вовсе нет. Именно этого я от нее и ждал. Она не только исключительная пациентка, но и необыкновенная личность. Как только Кэт пережила первые трудные недели после операции, она твердо вознамерилась дожить до глубокой старости. И она доживет. Ее лучшее качество – оптимизм. Она – гордость всего трансплантационного проекта нашей клиники.
 – Насколько я понимаю, мисс Дэлани горячая сторонница пересадки органов.
 – Кэт знает, что такое ждать, когда появится донорский орган, и часто навещает таких пациентов. Когда они падают духом, она убеждает их не оставлять надежды. Они считают ее ангелом. – Дин коротко засмеялся, затем с мягкой улыбкой продолжил: – Они не знают ее так, как я. У нее бурный темперамент, свойственный всем рыжеволосым.
 – Несмотря на ее характер, вы явно являетесь ее поклонником.
 – Самым ревностным. Откровенно говоря, мы собираемся в скором времени пожениться.
 Это было не совсем верно. Он собирался жениться на Кэт. Она же всячески уклонялась от прямого ответа. Дин уже много раз предлагал ей переехать к нему в особняк в Беверли-Хиллз, но она продолжала жить в своем пляжном домике в Малибу, утверждая, что океан оказывает на нее терапевтическое воздействие, необходимое для ее духовного и физического здоровья. «Я черпаю силы от одного его вида». Она также утверждала, что для хорошего самочувствия ей необходима независимость.
 Рассуждения о независимости были явной отговоркой, чтобы не выходить за него замуж. Дин вовсе не собирался после свадьбы привязать ее к кухонной плите. Собственно говоря, он даже хотел, чтобы Кэт продолжала свою карьеру. Последнее, чего он желал, это видеть в ней образцовую домашнюю хозяйку.
 Они встречались часто. Призраки прошлых связей не тревожили ни того, ни другого. Когда Кэт полностью поправилась, он с восторгом обнаружил, что в сексуальном отношении они вполне подходят друг другу. Каждый из них имел собственные денежные средства, поэтому нельзя было сослаться на разницу в доходах. Дин не видел ни одной веской причины, по которой Кэт упорно отказывалась принимать его предложение.
 До сих пор он терпеливо уступал ее желаниям, но теперь, когда сделанную ей трансплантацию можно было с полным основанием считать успешной, а ее прежний статус телезвезды и главной героини «Переходов» восстановленным, Дин намеревался приложить еще большие усилия и добиться положительного ответа.
 Он решил не сдаваться, пока Кэт Далани полностью не станет принадлежать ему.
 – В таком случае вас следует поздравить, – сказал Билл Уэбстер, поднимая свой бокал с шампанским.
 В ответ Дин улыбнулся и легонько чокнулся с ним бокалом.
 Вполуха слушая разглагольствования сотрудника рекламного агентства о своей невероятной храбрости – он никогда раньше даже не притрагивался ни к кому с пересаженным сердцем, – Кэт смотрела через его плечо на Дина и человека, с которым он разговаривал вот уже несколько минут.
 Она не узнавала его, и в ней проснулось любопытство.
 – Огромное спасибо за те визитные карточки со словами поддержки, что вы прислали мне в больницу после операции. – Стараясь действовать как можно незаметнее, она осторожно вытащила свою руку из тисков специалиста по рекламе. – А сейчас прошу извинить меня. Я только что заметила здесь приятеля, с которым давно не виделась.
 С легкостью дипломата обмениваясь фразами то с одним, то с другим из приглашенных, Кэт быстро пробиралась сквозь толпу. Несколько человек пытались втянуть ее в разговор, но она останавливалась ровно на столько, сколько требовалось, чтобы обменяться любезностями и ответить на поздравления и комплименты.
 Из-за того, что Кэт очень плохо выглядела на протяжении нескольких долгих месяцев перед трансплантацией, она считала вполне оправданной свою гордость за то, как фантастически хороша она была в этот вечер. Ее волосы сохранили природный блеск и сочный рыжий цвет, несмотря на то что стероиды, которые ей пришлось принимать сразу после операции, сделали их чуть-чуть темнее. Для сегодняшних торжеств она собрала волосы в пучок, уложив их с нарочитой небрежностью.
 Красота ее глаз – «цвета голубого лазерного луча», как почти всегда писала о них пресса, – была особенно заметна благодаря искусному макияжу. Никогда еще ее кожа не излучала такого здорового блеска, и она воспользовалась этим, надев обтягивающее фигуру мини-платье с блестками, оставлявшее открытыми руки и спину.
 Конечно, спереди у платья был высокий ворот, застегивавшийся на спине. Кэт не хотела, чтобы была видна ее «молния» – вертикальный рубец, шедший от шеи до нижнего края грудины. Каждая деталь в ее гардеробе выбиралась так, чтобы скрыть его. Дин убеждал ее, что рубец едва заметен и с каждым днем становится все бледнее, но она считала, что он все еще ясно различим.
 Кэт понимала, что рубец был небольшой платой за ее новое сердце. Связанное с ним чувство неловкости, несомненно, осталось у нее с детства, когда ее частенько задевали необдуманные или жестокие замечания одноклассников. В те годы ее болезнь, как и сейчас пересадка сердца, вызывала любопытство окружающих. Она никогда не стремилась возбудить к себе жалость, поэтому сейчас хорошенько спрятала свой рубец от посторонних глаз.
 Хотя сегодня Кэт чувствовала себя великолепно, она не принимала свое самочувствие на веру. Воспоминания о ее болезни еще слишком свежи. Она была благодарна судьбе за возможность жить и работать. Ее возвращение к роли Лоры Мэдисон и все связанные с этим физические нагрузки не вызвали проблем со здоровьем. Теперь, спустя год после трансплантации, она чувствовала себя как никогда хорошо.
 Лукаво улыбаясь, Кэт подкралась к Дину со спины и обняла его обеими руками за талию.
 – Почему это двое самых привлекательных мужчин в зале монополизировали друг друга и лишили нас своего общества?
 Глядя на нее сверху вниз, Дин улыбнулся.
 – Спасибо.
 – Я тоже благодарю, – вступил в разговор его собеседник. – Этот комплимент особенно приятен, поскольку исходит от царицы бала.
 Кэт сделала шутливый реверанс, затем улыбнулась и протянула незнакомцу руку.
 – Я Кэт Дэлани.
 – Билл Уэбстер.
 – Из?..
 – Сан-Антонио, штат Техас.
 – Ах, WWSA! Вы тот самый Уэбстер. – Кэт повернулась к Дину и сказала театральным шепотом: – Важная шишка. Владелец и главный исполнительный директор. Словом, относись к нему с должным почтением. Уэбстер засмеялся, чтобы скрыть смущение. Имя Билла Уэбстера было известным и уважаемым всеми, кто имел дело с телевидением. На вид ему было лет сорок пять. Тронутые сединой виски лишь добавляли ему привлекательности, а на загорелом лице читалась зрелость, но не старость. Кэт мгновенно прониклась к нему симпатией.
 – Вы ведь не коренной техасец, не так ли? – спросила она. – Или вы умеете так хорошо скрывать свой акцент?
 – У вас отличный слух.
 – А какие у меня ноги! – подмигнула Кэт. Уэбстер снова засмеялся.
 – Вообще-то я родом со Среднего Запада. Но в Техасе прожил почти пятнадцать лет. Он стал моим домом.
 – Спасибо, что оторвались от своих дел, чтобы присутствовать на этом вечере, – искренне поблагодарила Кэт.
 – Я ни за что не пропустил бы его. – Уэбстер кивнул в сторону Дина. – Доктор Спайсер и я беседовали о вашем замечательном выздоровлении.
 – Это всецело его заслуга, – улыбаясь Дину, заверила Кэт. – Он и другие врачи и медсестры, участвующие в трансплантационном проекте, делали всю работу. Я была всего лишь статисткой.
 Дин обвил рукой ее тонкую талию и с гордостью сказал:
 – Она была идеальной пациенткой, сначала для меня, а потом для доктора Шолдена, который стал ее лечащим врачом после того, как наши отношения перешли в ту стадию, когда медицинские соображения могли бы быть затуманены соображениями личного порядка. Как видите, все кончилось хорошо.
 Кэт театрально вздохнула.
 – Все стало хорошо после того, как мне отрегулировали эти чертовы стероиды. Конечно, пришлось пожертвовать моими чудесными усами и бурундучьими щеками, но ничего не поделаешь, за все надо платить.
 Неприятные побочные эффекты стероидов исчезли, когда их доза уменьшилась. Кэт вновь набрала потерянные килограммы и теперь стойко держалась в идеальном для себя весе, который имела до трансплантации.
 Ее хрупкая фигура никогда не была склонна к полноте. В детстве Кэт была долговязой и тощей. Отрочество и юность не принесли с собой тех изменений, которые про– изошли со многими другими ее сверстницами: страстно желаемая округлость форм так и не появилась. Узкое лицо с чуть выдающимися скулами, как и яркие краски лица и волос, составляли главные ее достоинства. Кэт научилась с максимальной выгодой использовать свои сильные стороны. На экране она смотрелась замечательно.
 – Я ваш неизменный почитатель, мисс Дэлани, – говорил тем временем Билл Уэбстер.
 – Пожалуйста, называйте меня Кэт. А что касается неизменных почитателей, то это мой любимый вид поклонников.
 – Только очень важная деловая встреча может помешать мне каждое утро смотреть «Переходы».
 – Мне очень лестно.
 – Думаю, что своим огромным успехом этот сериал обязан вам и вашей героине Лоре Мэдисон.
 – Благодарю вас, но вы слишком великодушны. «Переходы» пользовались успехом еще до того, как там появилась Лора Мэдисон. И во время моего отсутствия сериал сохранил свой рейтинг. Я делю успех фильма со всеми, кто принимает в нем участие: со сценаристами, актерами и съемочной группой.
 Уэбстер взглянул на Дина:
 – Она всегда так скромна?
 – Боюсь, что да, даже в ущерб себе.
 – Вы очень счастливый человек.
 – Эй, ребята, – вмешалась Кэт. – Хочу вас предупредить, что меня ужасно раздражает, когда обо мне говорят так, будто я невидимка.
 – Прошу прощения, – извинился Уэбстер. – Я просто продолжил разговор с того места, на котором мы остановились, когда вы подошли. Тогда я как раз поздравил доктора Спайсера с вашей предстоящей свадьбой.
 Улыбка на лице Кэт дрогнула. Волна гнева бросилась ей в голову. Уже не первый раз Дин сочинял историю об их помолвке. Его чувство собственного достоинства не позволяло ему всерьез относиться к тому, что она снова и снова отклоняла его предложение руки и сердца.
 В начале их отношений крепнущая дружба мешала его объективности как ее лечащего врача. На всем протяжении болезни и после трансплантации она надеялась на эту дружбу. За последний год их отношения стали более зрелыми и глубокими. Дин занимал особое место в ее жизни, но он все еще не понимал природу ее привязанности.
 – Спасибо, Билл, но Дин и я еще не намечали дату бракосочетания.
 Несмотря на ее попытку скрыть раздражение против
 Дина, Уэбстер, должно быть, это почувствовал. Кашлянув от смущения, он сказал:
 – Ну что ж, Кэт, буду прощаться. Еще столько людей ждут вашего внимания. Она протянула руку.
 – Было очень приятно с вами познакомиться. Надеюсь, наши дороги еще пересекутся.
 Он ответил ей крепким рукопожатием.
 – Можете не сомневаться. И она ему поверила.




 ГЛАВА ВОСЬМАЯ




10 октября 1992 г.

 В какой-то момент они почувствовали, что видеоигры им уже наскучили.
 После темноты галереи, где черты лица настолько сливались, что трудно было отличить одного человека от другого, лампы дневного света в густоте торгового пассажа казались неестественно яркими. Глазам требовалось время, чтобы привыкнуть, и это их рассмешило.
 Магазинчики и кафе пассажа уже несколько часов как были закрыты. Их голоса эхом отдавались в огромном, похожем на пещеру помещении, но разговаривать стало гораздо легче, поскольку не приходилось перекрывать электронную какафонию, царившую в галерее.
 – А ты уверен, что не будет проблем? Джерри Уорд широко улыбнулся той самоуверенной улыбкой, которая свойственна исключительно счастливчикам, очень общительным шестнадцатилетним юношам.
 – Мои предки уже спят. Они всегда ложатся спать, не дожидаясь, пока я вернусь.
 – Не знаю. Странно, что ты вот так запросто приглашаешь меня к себе домой. В том смысле, что мы едва знакомы.
 – А разве это не лучший способ узнать друг друга поближе? – Джерри понял, что ему снова придется уговаривать. – Послушай, тебя же только что уволили и тебе нужна работа, ведь так? А у моего отца свое дело. Он вечно нанимает новых людей и обязательно найдет что-нибудь и для тебя. А сегодня тебе надо хорошенько отоспаться. Переночуешь у меня и сэкономишь несколько баксов. У нас есть комната для гостей. Если ты боишься, что мои предки будут возражать, я могу незаметно вывести тебя из дома ранним утром, а уже потом познакомлю с ними. Им и не надо знать, что у нас кто-то ночевал. Поэтому расслабься. – Он засмеялся и широко раскинул руки. – 0'кей?
 Дружелюбие Джерри оказалось заразительным, и ответом ему была неуверенная улыбка.
 – Да, все в порядке.
 – Ну и хорошо. Ух ты, вот здорово! Посмотри, какие коньки! – Джерри кинулся к отделу спортивных товаров. На витрине были выставлены роликовые коньки и всевозможные атрибуты, обеспечивающие безопасность. – Видишь вон ту пару, что с зелеными колесами? Просто отпад. Вот что я хочу получить в подарок на Рождество. И шлем тоже. Полный комплект.
 – Мне никогда не приходилось кататься на роликовых коньках. Наверное, это опасно.
 – Моя мамаша тоже так говорит, но, думаю, к Рождеству она сдастся. Она так рада, что я наконец могу вести нормальный образ жизни, что долго не выстоит. – Джерри в последний раз жадно взглянул на витрину и двинулся дальше.
 – Что значит «нормальный образ жизни»?
 – А? Да так, ничего особенного.
 – Прости, если я лезу не в свое дело.
 Джерри не собирался давать повод для обиды. Но он так долго чувствовал на себе взгляды окружающих и был так рад стать таким же, как все, что терпеть не мог, когда ему напоминали о его былой немощи.
 – Да просто, знаешь ли, я был болен. То есть я хочу сказать, по-настоящему болен. С пяти лет до прошлого года. Собственно, завтра будет ровно год. Мамаша собирается устроить грандиозную пирушку, чтобы это отметить.
 – Что отметить? Если, конечно, это не слишком бестактный вопрос.
 Они уже подошли к самому выходу. Дежурный сторож спал на скамейке глубоким сном, несмотря на неудобную позу. та – Если я расскажу тебе, дай слово, что не будешь считать меня придурком, – поколебавшись, сказал Джерри. – Обещаю, что ничего плохого я о тебе не подумаю.
 – А то некоторые как-то очень странно на это реагируют. – Джерри, собираясь с духом, быстро вздохнул. – Мне сделали операцию по пересадке сердца.
 Это заявление было встречено грубым хохотом, выражавшим недоверие.
 – Ну да, ври больше.
 – Клянусь. Я чуть не умер. Они как раз вовремя нашли для меня сердце.
 – Ты серьезно ? Без вранья? Господи Иисусе? Джерри рассмеялся.
 – Ага. Мои предки твердо уверены, что здесь не обошлось без Его вмешательства. Ну, пошли. – Он толкнул дверь и ощутил холодный промозглый ветер. – О, черт, опять дождь. Каждый раз, когда идет такой сильный ливень, речушка рядом с нашим домом разливается. Где твоя машина?
 – Вон там.
 – А моя здесь, за углом. Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
 – Нет. Ты просто подъезжай к противоположному выходу и встань там. Оттуда я поеду следом за тобой.
 Джерри поднял вверх большой палец, натянул на голову ветровку и выбежал под проливной дождь. Он не видел, как его товарищ оглянулся на спящего сторожа.
 После удачной операции Уорды купили Джерри новенький малолитражный пикап. Он с гордым видом вырулил на дорожку и, подъехав к условленному месту, дважды посигналил, после чего увидел, как вторая машина остановилась позади него.
 Джерри ехал по направлению к дому, слушал радио и подпевал, глядя, как мимо пробегают знакомые улицы, соединяющие пригород Мемфиса с сельской местностью. Он придерживался умеренной скорости, чтобы чересчур не удаляться от идущей сзади машины. Тому, кто плохо ориентировался в этих лесистых окрестностях, было легко заблудиться в темноте.
 Подъехав к узкому мосту, Джерри сбавил скорость. Как он и предполагал, протекавшая внизу небольшая речка стала быстрой и полноводной. Он почти доехал до середины моста, когда сзади кто-то вдруг с силой врезался в его пикап.
 – Какого чер…
 От толчка Джерри бросило вперед, но ремень безопасности удержал его. Затем из-за отдачи его швырнуло назад – он почувствовал такую боль в шее, как будто в нее вонзили раскаленное лезвие.
 Джерри закричал и инстинктивно схватился за шею. Как только он отпустил руль, находившаяся сзади машина снова протаранила его автомобиль. Пикап с грохотом врезался в шаткие перила, дерево треснуло и разлетелось на кусочки. На какое-то мгновение маленький фургон словно повис в воздухе, а затем рухнул в клубящуюся темную воду. Через пару секунд бурное течение реки уже билось в лобовое стекло.
 Издав хриплый крик, Джерри нашарил застежку ремня безопасности. Она со щелчком расстегнулась, и он ощутил себя свободным. Нащупав в темноте дверную ручку, он стал отчаянно дергать за нее и тут вдруг вспомнил, что, когда двигатель работал, двери запирались автоматически. Черт!
 Джерри почувствовал, что вода уже доходит ему до колен. Он поднял ноги и стал бить ими в лобовое стекло со всей силы, пока на нем не появились трещины. Но окончательно стекло разбилось только под напором воды, потоки которой хлынули внутрь, мгновенно заполнив кабину.
 Джерри задержал дыхание, понимая, однако, что его жизни пришел конец. Смерть, которую ему столько раз чудом удавалось обмануть, наконец настигла его.
 Он был уже на пути к Создателю. Вернее, едва знакомый ему человек отправил его туда.
 И последними ощущениями Джерри Уорда стали гнев и недоумение.
 За что?




 ГЛАВА ДЕВЯТАЯ




Лето 1992 г.

 – Ты злишься… – Дин явно не задавал вопрос, а утверждал.
 Кэт продолжала неотрывно смотреть сквозь лобовое стекло его «ягуара».
 – Как ты догадался?
 – За последние двадцать минут ты не сказала ни слова.
 – Это потому, что за меня говоришь ты. Ты снова едва не огласил нашу помолвку.
 – Кэт, я всего лишь поддерживал застольную беседу с сидящей возле меня женщиной.
 – Которая потом прижала меня к стене в туалетной комнате и умоляла поведать ей детали нашей предстоящей свадьбы. – Кэт резко повернулась к нему. – Должно быть, ты дал ей понять, что это произойдет очень скоро. Самое смешное, что мы не собираемся пожениться.
 – Да нет же, собираемся.
 Кэт могла бы возразить, но «ягуар» уже сделал крутой поворот и выехал на дорожку, ведущую к его дому. Дин посигналил, и экономка открыла парадную дверь, приветствуя их. Кэт улыбнулась ей, поздоровалась и вошла в вестибюль, завершавшийся куполообразным потолком. Она чувствовала себя не в своей тарелке, когда вокруг нее суетились слуги. Дин же принимал их услуги как должное.
 Теперь Кэт уже жалела, что согласилась провести ночь в его доме. Она сделала это только потому, что прием обещал быть долгим и возвращаться в Малибу было уже поздновато, так как рано утром надо было отправляться на студию.
 Она приняла решение: если их, как она опасалась, назревающий спор разгорится, она позвонит в «Белэйр» и попросит их прислать за ней машину. Кэт направилась в кабинет, предпочитая его всем остальным комнатам дома, поскольку он был самым уютным и наименее официальным.
 – Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил Дин, входя следом за ней.
 – Нет, благодарю.
 – Перекусить? Я заметил, что ты мало ела за ужином. Ты была слишком занята разговором с Биллом Уэбстером.
 Кэт предпочла оставить его замечание без внимания. Со времени той первой встречи она и техасский телемагнат несколько раз сталкивались на торжественных и неофициальных приемах телевизионной элиты. Дин неправильно интерпретировал ее интерес к этому человеку.
 – Нет, спасибо, я не голодна.
 – Хочешь, я скажу Селесте, чтобы она что-нибудь тебе приготовила?
 – Не стоит ее беспокоить.
 – За беспокойство я ей хорошо плачу. Чего бы ты хотела?
 – Ничего! – Кэт сразу же пожалела о своем резком тоне и сделала глубокий вдох, чтобы охладить гнев. – Не надо меня опекать, Дин. Если бы я хотела есть, я бы так и сказала.
 Дин на минуту вышел из кабинета, чтобы отпустить на ночь экономку. Когда он вновь присоединился к Кэт, она стояла у окна спиной к нему, глядя на расстилавшийся внизу ухоженный сад. Она слышала, как он вошел, но не обернулась.
 Дин мягко положил руки ей на плечи.
 – Прости. Я не предполагал, что брошенное вскользь замечание может повлечь за собой такую шумиху. Почему бы нам просто не пожениться и не избавить друг друга от этого надоевшего спора?
 – Едва ли это достаточная причина для свадьбы.
 – Кэт! – Он сильно сжал ее плечи и повернул лицом к себе. – Я хочу жениться на тебе по другой причине.
 Они могли разговаривать о чем угодно: о погоде, пломбире с глазурью или национальном долге, но разговор всегда возвращался именно к этому. Кэт плотно зажмурила глаза.
 – Дин, мне не хотелось бы сейчас все это снова пережевывать.
 – Я был достаточно терпелив, Кэт.
 – Я знаю.
 – Наша свадьба не обязательно должна быть событием для прессы. Мы можем полететь в Мехико или Вегас и покончить с этим раньше, чем пронюхает какой-нибудь репортер.
 – Не в этом дело.
 – Тогда в чем? – настаивал он. – Не можешь же ты всерьез утверждать, что не хочешь оставлять свой дом в Малибу или что боишься потерять свою независимость? Эти доводы я уже слышал. Если ты опять не дашь мне положительного ответа, тебе придется придумать более веские возражения.
 – Со дня операции прошло всего полтора года, – тихо сказала она.
 – И что из этого?
 – А то, что ты можешь оказаться женатым на женщине, которая будет вынуждена проводить немалую часть своей жизни, да и твоей тоже, в палате для сердечников.
 – У тебя не было ни одного случая отторжения тканей. – Он поднял вверх указательный палец. – Ни одного, Кэт.
 – Но нет никакой гарантии, что это не случится впредь. Некоторые реципиенты живут с новыми сердцами по много лет, а затем вдруг – 6ац! Без всякой причины начинается отторжение.
 – А некоторые умирают по причинам, абсолютно не связанным с их сердцем. В сущности, у тебя есть шанс – один на миллион – умереть от удара молнии.
 – Я серьезно.
 – И я. – Его голос смягчился. – Кэт, многие люди с пересаженным сердцем прожили по двадцать и более лет без каких-либо намеков на отторжение. Эти пациенты получили сердца, когда операция еще была экспериментальной. С тех пор наука шагнула далеко вперед. У тебя есть отличная возможность прожить больше отпущенного тебе срока.
 – И каждый день этой так называемой «нормальной» жизни ты будешь снимать мои основные показания. Он был в явном замешательстве.
 – Сначала я была твоей пациенткой, Дин, и лишь затем стала твоим другом и любовницей. Я думаю, ты всегда будешь смотреть на меня как на пациентку.
 – Это не так, – твердо заявил он.
 Но Кэт знала, что не ошиблась. Дин окутывал ее заботой, не давая забыть, что когда-то она была очень слабой. Он до сих пор обращался с ней крайне осторожно, даже в постели, когда они занимались любовью. Его сдержанность действовала на нервы и раздражала ее, она, скорее, чувствовала себя обманутой, чем любимой, и это значительно уменьшало ее пыл.
 Оберегая его чувство, Кэт молча переносила обиду и разочарование, страстно желая, чтобы с ней обращались как с женщиной, а не как с пациенткой с пересаженным сердцем. Однако, зная Дина, она сомневалась, что это когда-нибудь случится.
 В то же время она знала, что такая реакция на его докучливую заботу всего лишь следствие, – настоящей же причиной было то, что она его не любила. Во всяком случае, не так, как любят, когда хотят выйти замуж за любимого человека. Все было бы намного проще, будь она в него влюблена. Иногда ей было ужасно жаль, что это не так.
 Кэт всегда старалась щадить его, но теперь почувствовала, что следует высказаться более откровенно и прямо.
 – Я не хочу выходить за тебя замуж, Дин. Ты мне очень дорог. Если бы не ты, я бы никогда не выкарабкалась. – Нежно улыбнувшись ему, она добавила: – Но я не влюблена в тебя по уши.
 – Я понимаю и не жду ничего иного. Такое годится лишь для подростков. Мы уже вышли из возраста глупой романтики. И в то же время нас многое связывает друг с другом.
 – Связывает, – повторила она. – Это меня тоже мало устраивает. Я перестала быть чьей-то с восьмилетнего возраста, когда… умерли мои родители.
 – Тем больше оснований, чтобы я заботился о тебе.
 – Я не хочу, чтобы обо мне заботились. Я просто хочу быть Кэт. Новой Кэт. Здоровой, сильной Кэт. С тех пор, как мне пересадили сердце, я каждый день открываю в себе что-то новое. Я все еще знакомлюсь с этой женщиной, которая может подниматься по лестнице, а не на лифте. Которая моет голову шампунем за три минуты, хотя раньше ей на это требовалось полчаса. – Она прижала руки к груди, где сильно билось ее сердце. – Дин, время для меня стало иметь новое измерение. Оно бесценно. Я стремлюсь как можно больше времени проводить наедине с собой. Пока я до конца не узнаю эту новую Кэт Дэлани, я не хочу ее ни с кем делить.
 – Понятно, – сухо произнес он, в его голосе слышалась скорее обида, нежели безнадежность. Кэт засмеялась.
 – Перестань дуться. Все равно я тебе не поверю. Если мы не поженимся, ты не останешься безутешным. Во мне ты больше всего любишь мою известность. Тебе нравится, когда на нас обращают внимание, нравится посещать голливудские премьеры или появляться в «Спаго» в сопровождении телезвезды. – Она изобразила позу старлетки: одна рука на бедре, другая закинута за голову.
 Дин сконфуженно засмеялся, как бы подтверждая ее правоту. Но она продолжала:
 – Признайся, Дин, если бы я работала продавщицей в супермаркете, стал бы ты настаивать, чтобы мы поженились? Она попала в самую точку, и они оба это знали.
 – Ты суровая женщина, Кэт Дэлани.
 – Я говорю правду.
 Если бы Дин любил ее иначе, она давно прекратила бы их отношения, чтобы не причинять ему лишнюю боль. А так он сам признавал, что любит ее ровно настолько, насколько вообще способен любить.
 Он обнял ее и поцеловал в лоб.
 – Я все-таки люблю тебя, Кэт, хоть и по-своему, и все равно хочу жениться на тебе, но до поры до времени я оставлю тебя в покое. Идет?
 Они опять ничего не решили, но, по крайней мере, она обеспечила себе еще одну передышку.
 – Идет.
 – Ну, вот и хорошо. – Дин плотнее притянул ее к себе. – Пошли спать?
 – Я хотела бы сперва немного поплавать.
 – Пойти с тобой?
 Он не особенно любил плавать, несмотря на то что около дома был роскошный бассейн, окруженный такими буйными зарослями, что ему позавидовала бы и тропическая лагуна.
 – Нет, ты лучше иди наверх, я скоро буду. Он поднялся по круглой лестнице на второй этаж. Кэт вышла через двери террасы и пошла по дорожке, выложенной из каменных плит, через безупречно ухоженный сад к бассейну. Без всякого смущения она расстегнула платье и сняла его, затем стянула с себя чулки и белье и обнаженная опустилась в восхитительно прохладную воду. Вода освежила ее. Ах, если бы она еще могла смыть эту мучительную неудовлетворенность, которая не давала ей покоя вот уже несколько месяцев и касалась не только Дина, но и всей ее теперешней жизни.
 Кэт проплыла три круга, затем перевернулась на спину, чтобы отдохнуть. Ей все еще не верилось, что она может плавать, не ловя ртом воздух и не боясь, что сердце внезапно перестанет биться. Полтора года назад она ни за что не поверила бы, что способна на такой подвиг. Тогда она была готова к смерти. И она умерла бы, если бы раньше ее не умер кто-то другой.
 Эта мысль никогда надолго не покидала ее, но, когда бы она ни пришла ей в голову, это было равносильно встряске. Вот и теперь она заставила ее выйти из бассейна. Дрожа от волнения, Кэт на цыпочках прошла в пляжную кабину и завернулась в купальное полотенце.
 Но мысль не покидала ее. Чья-то смерть обернулась для нее даром жизни.
 Еще раньше Кэт категорически заявила Дину и всей трансплантационной бригаде, что ничего не желает знать о своем доноре.
 Кэт редко позволяла себе думать об этом неизвестном ей человеке как о личности, о его семье, принесшей огромную жертву ради того, чтобы она могла жить. А когда она позволяла себе о нем думать, ее безотчетное недовольство представлялось ей состоящим из непомерного эгоизма и жалости к себе. Одна жизнь была оборвана, ей же подарили вторую.
 Кэт опустилась в один из шезлонгов, плотно закрыла глаза и сосредоточилась на своих удачах. Она преодолела трудности несчастного детства, пошла за своей мечтой и достигла ее. Она была на вершине карьеры, работала с талантливыми людьми, которые любили ее и восхищались ею. Денег у нее было предостаточно, она ни в чем не нуждалась. Ее обожал и желал красивый, образованный и всеми уважаемый кардиолог, богатый, как принц.
 Так откуда это неясное беспокойство, эта досада, которую она не могла ни объяснить, ни рассеять? Ее жизнь, так тяжело ей доставшаяся, теперь казалась лишенной цели и смысла. Ей страстно хотелось чего-то, что она не могла описать или определить, чего-то недоступного и находящегося вне ее понимания.
 Чего она могла хотеть такого, чего у нее не было? О чем еще могла она просить, если ей уже преподнесли самый большой подарок – Жизнь?
 Кэт резко выпрямилась от внезапного озарения, моментально придавшего ей силы.
 Сомнения в себе могли быть хорошим мотиватором, да и в самокопании нет ничего плохого. Ее самоанализ был просто неверно сформулирован, нужно было придать ему другое направление.
 Вместо того чтобы спрашивать, чего бы еще пожелать, возможно, ей следует спросить, что она сама могла бы дать другим.




 ГЛАВА ДЕСЯТАЯ




10 октября 1992 г.

 В ее доме всегда пахло горячей выпечкой. В то утро это были кексы к чаю. Золотистые, посыпанные сахарной Пудрой, они остывали на подставке на кухонном столе рядом с шоколадным слоеным тортом и двумя фруктовыми пирогами.
 На открытых окнах, затянутых сеткой, трепетали кружевные гофрированные занавески. На холодильнике на магнитах висели валентинки, сделанные из красно-белой бумаги; поздравления с Днем Благодарения с отпечатками маленьких рук; рождественские ангелы, почему-то похожие на летучих мышей. Все это было изготовлено руками многочисленных внуков.
 В заднюю дверь постучали. Открыв, она взглянула, улыбнулась и помахала, приглашая войти.
 – У всех в округе уже текут слюнки. Запах вашего печенья ударил мне в нос еще на крыльце моего дома.
 Ее полное лицо раскраснелось от жара плиты. Когда она улыбалась, в углах простодушных живых глаз появлялись морщинки.
 – Попробуйте, пока они еще теплые. – Она показала на кексы.
 – Нет. Они для вашего торжества.
 – Ну хоть один. Мне нужно ваше мнение. Только честно. – Она взяла со стола кекс и выжидающе протянула руку.
 Отказываться было невежливо, так что пришлось откусить.
 – Ммм. Очень вкусно, просто тает во рту. Как те, что когда-то пекла моя бабушка.
 – За все три месяца, что вы живете по соседству, вы никогда не рассказывали мне о своей семье и родных. – Отвернувшись, она принялась мыть миски и ложки, отмокавшие в раковине.
 – Да рассказывать-то, собственно, и нечего. Отец был военным, и мы часто переезжали с места на место. За двенадцать лет мне пришлось сменить двенадцать школ.
 – Это так тяжело для ребенка. – На ее лице. вместо обычной жизнерадостной улыбки появилось выражение сострадания.
 – Зачитываю королевский декрет. Сегодня никаких печальных мыслей! Объявляю этот день праздником. Это ваш день.
 Она хихикнула, словно девчонка.
 – У меня столько дел, которые надо успеть сделать к сегодняшнему вечеру. Фред обещал отпроситься с работы. Сказал, что к двум будет дома. Дети с семьями должны подъехать к пяти.
 – Вам не справиться со всем этим одной. Скажите, что надо делать. Мне удалось сегодня взять выходной – специально, чтобы вам помочь.
 – О, этого не стоило делать! – воскликнула она. – А ваш начальник не станет ругаться?
 – Если и так, это будет несправедливо с его стороны. Он в курсе, как мне повезло, что моя соседка такая удивительная, непохожая ни на кого женщина, так что, хочет он того или нет, в мои намерения входит помочь ей отпраздновать вторую годовщину жизни с новым сердцем.
 Она была тронута. Слезы заблестели в ее глазах.
 – Мне выпало такое счастье. Когда подумаю, как близко…
 – Ну что вы! Сегодня никаких слез. Вспомните королевский указ. С чего начнем?
 Она вытерла глаза вышитым носовым платочком, затем снова положила его в карман фартука.
 – Ну что ж, можете начать расставлять дополнительные складные кресла, а я пока полью цветы.
 – Показывайте дорогу.
 Они пришли в гостиную, где обычно собиралась вся семья. Это была уютная и веселая комната. В одной стене имелась стеклянная раздвижная дверь, открывавшаяся во внутренний дворик. Горшок с бостонским папоротником висел на крючке, вбитом прямо в потолок возле большого окна, что позволяло растению купаться в лучах утреннего солнца.
 – Думаю, за вас этот папоротник поливает Фред. Вы сами ни за что до него не дотянетесь.
 – Да что вы, дорогуша, до него совсем не трудно дотянуться. Я пользуюсь стремянкой.
 Минул год с тех пор, как в Мемфисе произошел тот несчастный случай с юным Уордом. Позади двенадцать месяцев тщательного планирования. Несмотря на многочисленные тревоги и беспокойство, отсрочка была необходима. Для намеченных целей подходила только такая методика. Без порядка и дисциплины задуманная миссия была бы сумасшествием.
 Самыми долгими в этом году были последние сутки, начиная с полуночи. Казалось, они тянулись столько же, сколько все предыдущие дни вместе взятые. Каждая секунда проходила в нетерпеливом ожидании. Теперь это долгое ожидание почти подошло к концу, через несколько минут все желания будут выполнены.
 «Смотри, любовь моя. Я делаю это ради тебя. Это проявление моей любви к тебе, которую не может победить даже смерть».
 – Стремянка. Как удобно.




 ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ




Ноябрь 1993 г.

 – Я еще даже не успел нажать на кнопку звонка.
 – Я услышала твою машину. – Кэт отодвинулась от двери, молча приглашая Дина войти, затем повернулась и прошла впереди него в гостиную ее дома в Малибу.
 Три статуэтки «Эмми» красовались на специально сделанной для них полке. Белоснежные стены были украшены вставленными в рамки обложками киножурналов с ее изображением. Это была очень личная комната, она навевала тепло и уют, несмотря на высокий, как в соборе, потолок и огромные окна. Дом представлял собой современное сооружение, нависшее над пропастью и соединявшееся с пляжем деревянными ступеньками, зигзагом спускавшимися по крутому скалистому склону.
 Огонь в камине приятно согревал после прохлады хмурого облачного дня. Вид из окон, выходивших на Тихий океан, отличался однообразием, горизонт не просматривался. Вода отливала тем же тускло-серым цветом, что и низко нависшие облака.
 Даже в самую неспокойную погоду Кэт любила окружавший дом пейзаж. Океан никогда не переставал удивлять ее. Когда бы она ни взглянула на него, она как будто видела его впервые. Его бесконечный ритм наполнял ее благоговением и трепетом прикосновения к тайне, она чувствовала себя такой ничтожно маленькой по сравнению с этим неумолимым движением стихии.
 В последнее время Кэт часто совершала долгие прогулки вдоль берега. Она часами смотрела на волны, взвешивая варианты и ища ответа в волнах прибоя.
 – Хочешь чего-нибудь выпить? – предложила Кэт.
 – Нет, спасибо.
 Она вернулась в глубокое кресло, на котором лежал вязаный шерстяной плед. На приставном столике рядом с ней стояла чашка травяного чая и яркая настольная лампа, свет от которой падал прямо ей на колени.
 Дин устроился напротив.
 – Что это? – поинтересовался он, указывая на папку в ее руках.
 – Черновики сценариев. Каждый из наших сценаристов предложил свою версию судьбы Лоры Мэдисон. Все они очень хороши и очень печальны. Чем позволить ей погибнуть, я умоляла их взять на эту роль другую актрису, чтобы она продолжала играть за меня. – Кэт вздохнула и запустила пальцы в свои непокорные кудрявые волосы. – Но они непреклонны в своем решении покончить с ней тем или иным образом.
 – На свете нет другой актрисы, которая могла бы сыграть эту роль, – сказал Дин. – Никто не сможет дотянуться до твоего уровня. Даже Мерил Стрип не смогла бы справиться. Ты не просто играешь Лору Мэдисон, ты и естъ Лора Мэдисон.
 На его липе читались разочарование и тревога, незаметные, однако, для тех, кто не знал его так, как она. Кэт чувствовала себя виноватой в его неприятностях, и это ее ужасно беспокоило.
 – Ну вот, – вздохнув, сказал Дин, – твое решение уже стало достоянием общественности, не так ли? «Энтертейнменг тудей» вчера опубликовала целую статью. Ты покидаешь «Переходы», как только истечет срок контракта, а это, насколько я понимаю, случится сразу после Нового Года.
 Кэт, перебирая пальцами бахрому пледа, молча кивнула. Ветер заставлял дрожать стеклянные стены, как будто пытался задуть стоявшие на камине свечи. Когда она подняла голову. Дин смотрел в окно, и выражение его лица было беспокойным, как океанский прибой.
 – В какой мере Билл Уэбстер повлиял на твое решение? Кэт какое-то время продолжала молчать, потом ответила:
 – Канал WWSA принадлежит ему.
 – Я спрашиваю не об этом.
 – Если ты имеешь в виду, что наши с ним отношения выходят за профессиональные рамки, ты глубоко ошибаешься. У меня есть недостатки, Дин, но нет привычки лгать. Если уж на то пошло, я честна даже в ущерб себе. Кроме того, Билл счастливо женат на такой же, как и он, красивой и обаятельной женщине.
 Черты его лица оставались напряженными.
 – Отчаянно пытаясь понять, почему ты поворачиваешься спиной к своей карьере и ко всему, ради чего ты столько лет работала, я рассматривал твое решение со всех возможных точек зрения. Естественно, мне пришло в голову, что у тебя может быть с ним роман.
 – Не может, – почти вскрикнула она. – У Уэбстера шестеро детей. У них была еще одна дочь, она умерла несколько лет назад, их первый ребенок. Они очень переживали ее смерть. Я же уже давно чувствовала себя не вполне счастливой. А когда Билл рассказал мне о своей дочери – это было полгода назад, – я поняла, что должна начать все сначала. Жизнь слишком драгоценна, чтобы терять хотя бы один день. В тот вечер Билл и я очень откровенно и серьезно беседовали, он рассказал мне, как потерял дочь, а я незаметно для самой себя поведала ему о своем детстве. Я пыталась передать ему, каково быть сиротой, состоящей на попечении государства, менять одну приемную семью за другой, оставаясь чужой для всех. Это привело нас к разговору о необычайно популярной программе, которую он уже осуществил в нескольких больших городах. Дети, нуждающиеся в приемных родителях, появляются на телеэкранах во время трансляции новостей. Он вынашивает идею реализовать такую программу на своей студии WWSA. И вот тут-то я увидела для себя возможность начать новую жизнь. Я не собиралась просто оставить тебя за бортом, Дин. Бессчетное количество раз я хотела рассказать тебе о своей идее, но мне казалось, что ты не сможешь быть объективным. Как и не сможешь понять, почему я так хочу, вернее, почему мне так нужно это сделать.
 Кэт мягко улыбнулась и продолжила:
 – Я сама не уверена, что понимаю, почему. Но я чувствую, что это именно то, что мне сейчас необходимо. Я боролась с этим чувством, пыталась уйти от него, но оно как будто держит меня на крючке и не отпускает. Чем больше я думала о том, какой охват зрительской аудитории будет иметь эта программа, тем большее возбуждение испытывала. Я вспомнила все случаи, когда меня не хотели удочерять из-за возраста, пола или состояния здоровья. Даже мои рыжие волосы, по-видимому, служили препятствием. Дин, вокруг так много детишек с особыми проблемами, не имеющих заботливых родителей. Мысль о них преследовала меня. Я не могла заснуть, мне казалось, что я слышу, как они плачут в темноте от одиночества, страха и от того, что их никто не любит. – Она печально улыбнулась Дину. – Я должна сделать что-нибудь для этих малышей. Вот и все.
 – Я восхищен твоим филантропическим настроением, Кэт. Если ты хочешь усыновить ребенка или нескольких детей, я полностью «за».
 Кэт откровенно рассмеялась.
 – О, я себе представляю! Дин, спустись с небес на землю, хорошо? Ты блестящий врач, но тебе недостает гибкости, необходимой для того, чтобы воспитывать детей.
 – Если от этого зависит, будешь ли ты рядом со мной или нет…
 – Не зависит. Поверь мне, если бы я надеялась, что судья разрешит мне, одинокой женщине с пересаженным сердцем, взять на воспитание ребенка, я бы давно попыталась это сделать. Но речь не идет о том, чтобы я взяла ребенка. Программа «Дети Кэт» нацелена на то, чтобы убедить других людей взять на воспитание сирот.
 – «Дети Кэт» ?
 – Идея Ненси Уэбстер. Нравится?
 – В этом… что-то есть.
 Кэт явно хотела, чтобы он разделял ее энтузиазм, но ему вся эта затея казалась абсурдной.
 – Кэт, ты действительно намерена… так опуститься7 Бросить карьеру и переехать в Техас?
 – Да, в моей жизни многое изменится, – согласилась она.
 – А ты не могла бы просто стать спонсором программы, ее официальным представителем? Ведь не обязательно же участвовать во всем лично?
 – Ты предлагаешь мне стать свадебным генералом?
 – Кем-нибудь в этом духе.
 – Но ведь это же притворство. Если я чему-нибудь даю свое имя, то занимаюсь этим всерьез. Нет, это будет проект, в который придется окунуться с головой. – Кэт печально посмотрела на него. – Кроме того, я не думаю, что для меня это означает «опуститься». Мне кажется, я сделаю не шаг назад, а несколько шагов вперед, и буду с лихвой вознаграждена. – Она даже встала от охватившего ее волнения, отбросив в сторону плед. – Это как раз то, чего ты никак не можешь понять. – Повернувшись к нему лицом, Кэт умоляюще сложила руки на груди. – Я делаю это потому, что иначе не смогу жить в согласии с собой.
 – Ты права, – произнес он, также вставая. – Я действительно никак не могу понять. У тебя было трудное детство. А у кого, черт возьми, оно было легким? «Оззи и Харриет» – не более чем сказка, Кэт. В реальной жизни нам всем в детстве чертовски не хватает любви.
 – Да! Особенно если отец и мать предпочитают умереть, но не жить с тобой вместе!
 Его гнев мгновенно улетучился. Теперь Дин смотрел на нее с недоумением.
 – Так это было самоубийство? Но ты ведь говорила мне, что твои родители попали в аварию.
 – Так вот, никакой аварии не было. – Теперь она уже жалела, что отвратительная правда о смерти ее родителей вышла наружу, потому что он смотрел на нее с тем же смешанным выражением восхищения и ужаса, с которым работники сферы социальных проблем всегда смотрели. на худенькую, рыжеголовую и норовистую маленькую Кэтрин Дэлани. – Тогда я и научилась отпускать шуточки, чтобы не плакать. Мне пришлось выбирать, стать ли мне острячкой или психованной. Поэтому, Дин, не надо меня жалеть. Когда это произошло, это было ужасно, но зато впоследствии у меня оказалось достаточно силы и твердости характера, чтобы пережить пересадку сердца. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я должна сделать то, что собираюсь.
 Кэт посмотрела ему прямо в глаза и, переведя дыхание, продолжила:
 – Я не понаслышке знаю, что такое быть непохожей на других детей. Если твои родители умерли, или ты инвалид, или беден, к тебе относятся не так, как к остальным. В таких неблагоприятных условиях ребенок может превратиться в замкнутого, нетипично мыслящего маленького человека. А ведь мы оба прекрасно знаем, что, если ты чем-то отличаешься от других, общество тебя отвергает, и точка. Дин, сотни тысяч детей обижены обществом. Мы даже не можем представить себе их проблемы. Им бывает трудно просто прожить день. Они не могут играть, учиться и общаться с другими детьми, потому что на них слишком давит груз жестокости, сиротства, болезни или того, другого и третьего, вместе взятых. Есть семьи, которые могли бы и хотели сделать этих детей счастливыми, если бы только знали, с чего начать и как действовать. Я собираюсь помочь соединить стороны друг с другом. Меня не пугают трудности – наоборот, они дали мне цель в жизни. Я думаю, именно для этого мне и была дарована вторая жизнь. Дин издал стон.
 – Кэт, не занимайся со мной философией. Тебе была дарована вторая жизнь, потому что медицина сделала это возможным.
 – У тебя своя версия, у меня своя, – возразила она. – Я знаю только одно: за мою удачу надо как-то платить. Быть телезвездой, зарабатывать кучу денег, всегда быть окруженной красивыми людьми – жизнь не может быть дана только для этого. По крайней мере, моя жизнь. Я хочу большего. Не в смысле денег и славы. Я хочу чего-то реального. – Кэт взяла его руки в свои и крепко сжала. – Ты представляешь для меня огромную ценность. Ты оставался верным другом в самый трудный период моей жизни. Я люблю тебя и восхищаюсь тобой. Я буду без тебя страшно скучать. Но ты не можешь больше быть моей страховочной сеткой.
 – Я предпочел бы стать твоим мужем.
 – Ухаживания и замужество сейчас не входят в мои планы. То, что я хочу сделать, требует меня целиком, без остатка. Пожалуйста, благослови меня и пожелай мне удачи.
 Несколько долгих мгновений Дин всматривался в ее молящие глаза. Наконец он с сожалением улыбнулся и проговорил:
 – Я уверен, что ты принесешь программе «Дети Кэт» мгновенный успех. У тебя есть талант, честолюбие и умение достичь всего, чего бы ты ни пожелала.
 – Ценю твой вотум доверия.
 – Однако, – добавил он, – я не умею стойко переносить поражения. Я все еще считаю, что Билл Уэбстер просто заворожил тебя своими рассуждениями и планами служения обществу. Очень жаль, что его постигло такое несчастье с дочерью, но я думаю, он просто воспользовался твоим сочувствием, чтобы затащить на свою телестудию. С твоим участием рейтинг его программы взлетит высоко вверх, и он чертовски хорошо это понимает. Сомневаюсь, что его интерес к данному проекту исключительно альтруистический. Помяни мое слово, ты скоро убедишься, что он всего лишь человек и так же блюдет свои интересы, как и все мы.
 – Билл предоставил мне эту возможность, – возразила Кэт, – но он никак не повлиял на мое решение. Его мотивы не имеют ничего общего с моими. Я хотела поменять свою жизнь. Если бы это не были «Дети Кэт», значит, было бы что-нибудь другое.
 Дин не стал спорить. Вместо этого он сказал:
 – Держу пари, ты скоро станешь так скучать без меня и своей налаженной жизни здесь, что вернешься назад. – Он потрепал ее по щеке. – И я все это время буду тебя ждать.
 – Пожалуйста, не надо.
 – Когда-нибудь, и очень скоро, ты вернешься. А пока я сделаю то, что ты просишь, и пожелаю тебе удачи.




 ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ




Январь 1994 г.

 Часы на столе были старомодными с круглым белым циферблатом и большими черными арабскими цифрами. Красная секундная стрелка отстукивала секунды ритмичными щелчками, напоминавшими биение сердца.
 Обложка альбома, где хранились вырезки, была сделана из высококачественной искусственной кожи. Увесистый, солидный на вид альбом приятно оттягивал ладони, ласкавшие его, как ласкают любимого домашнего питомца – кошку или собаку.
 В какой-то степени альбом и был домашним питомцем. Другом, которому можно доверить любые тайны. Которого хочется лелеять и с которым можно играть в минуты досуга или когда возникает острая потребность в общении и душевном комфорте.
 Страницы альбома были заполнены газетными вырезками. Во многих рассказывалось о жизни юного Джерри Уорда, его самоотверженной борьбе с врожденным пороком сердца, о сделанной ему трансплантации, о его выздоровлении и, наконец, о его безвременной смерти в результате несчастного случая. Такая трагедия. И это после всего, через что бедному подростку пришлось пройти.
 А еще была бабушка во Флориде. Друзья и члены ее семьи, потрясенные этой неожиданной кончиной, превозносили ее до небес. Казалось, у бедной женщины не могло быть врагов. Все так любили ее! После сделанной ей пересадки сердца ее лечащий врач высказывал самые благоприятные прогнозы. Она прожила бы еще много лет, если бы не этот злосчастный осколок стекла, пронзивший ей легкое, когда она, поливая цветы, упала на стеклянную дверь. И этот кошмарный инцидент произошел не в какой-нибудь другой день, а именно в день второй годовщины трансплантации.
 Следующая страница альбома. Память услужливо вернулась к 10 октября 1993 года. Три месяца назад. Еще один штат. Еще один город. Еще один реципиент донорского сердца. И еще один несчастный случай.
 Пришлось использовать цепную пилу. Не самая удачная идея. Но тот парень был завзятый турист, поэтому…
 Однако эта миссия имела один серьезный недостаток: нельзя было узнать, когда она могла считаться выполненной. Возможно, она уже была завершена со смертью Джерри Уорда или кого-либо из остальных. Но эту миссию нельзя признать выполненной, пока не будут устранены все возможные реципиенты. Только тогда можно будет с уверенностью сказать, что сердце и душа любимого человека наконец соединились.
 И вот альбом закрыт, ладони любовно касаются задней обложки и только потом аккуратно кладут его в ящик письменного стола, который всегда запирается на ключ от любопытных глаз.
 Но перед тем, как ящик запирается, из него вынимается пухлый, набитый до предела конверт из оберточной бумаги, содержимое которого раскладывается на столе. Каждая статья, фотография или газетная вырезка аккуратно помечены, чтобы с ними легче было работать. Каждый факт, содержащийся в этой сокровищнице информации, проанализирован и крепко усвоен памятью: ее рост, вес, размер платьев, симпатии и антипатии, религиозные убеждения, название любимых духов, номер калифорнийского водительского удостоверения и номер карточки социального обеспечения, политические пристрастия, размер кольца на пальце и номер телефона службы горничных, убирающихся в ее доме в Малибу.
 Чтобы собрать эту информацию, потребовались месяцы, но удивляло то, как много можно было узнать о человеке, если посвятить этому асе свое время. Конечно, из-за ее известности многое можно было почерпнуть из прессы, хотя правдивость этой информации иногда вызывала сомнения. Газеты не всегда точны, поэтому собранные из них «факты» надо было проверить.
 Интересно, отчего с ней произошла такая перемена. Она собиралась сменить свою сказочную жизнь в Голливуде на нечто вроде благотворительной деятельности в Сан-Антонио в Техасе.
 Кэт Дэлани умеет заинтриговать, ее будет очень любопытно узнать поближе.
 И не так-то просто убить.




 ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ




Май 1994 г.

 – Послушайте, может быть, я кажусь вам сумасшедшим, но, знаете, я тут сижу вон в той кабине и думаю, где же я вас видел, и вдруг меня осеняет. Вы ведь Алекс Пирсон?
 – Нет.
 – Уверены в этом?
 – Абсолютно.
 – Черт возьми. Я мог бы поклясться, что вы – это он. Вы очень на него похожи. Писатель, может, знаете? Написал тот криминальный роман, что все сейчас читают. Вы его двойник.
 Это продолжалось уже достаточно долго. Алекс протянул ему правую руку.
 – Алекс Пирс.
 – Черт побери! Я знал, что это вы! Узнал вас по фотографии на обложке вашей книги. Мое имя Лестер Доббс. –Дружелюбный незнакомец с энтузиазмом потряс его руку. – Рад с вами познакомиться, Алекс. Можно, я буду называть вас просто Алексом?
 – Конечно.
 Не дожидаясь приглашения, Доббс проскользнул в кабинку и сел напротив Пирса. В этот час в кафе «У Денни» В самом разгаре было время завтрака. Помещение было забито теми, кто спешил на работу, и теми, кто зашел сюда после ночной смены.
 Доббс поманил к себе официантку и заказал еще одну чашечку кофе.
 Алекс сложил утреннюю газету, которую читал, и положил ее рядом с собой на сиденье, чувствуя, что ему не скоро можно будет к ней вернуться.
 Доббс начал разговор:
 – Я читал, что вы из Техаса. Не думал, что вы все еще живете здесь, в Хьюстоне.
 – А я и не живу здесь. По крайней мере, не постоянно. Так, переезжаю с места на место.
 – Думаю, ваша работа позволяет вам свободно передвигаться.
 – Я могу воткнуть компьютер в розетку в любом месите, где есть почта и телефон.
 – А мне так путешествовать нельзя, – с сожалением проговорил Доббс. – Я работаю на нефтеперегонном заводе. Уже двадцать два года. Он себе все стоит и стоит на одном месте, ну и я с ним. Работа дает мне хлеб насущный, но это все, что я могу про нее сказать. А бригадир у меня – так и просто негодяй. Настоящий скряга и зануда, когда дело касается учета рабочего времени, вы меня понимаете?
 – Да, я знаю таких людей, – сочувственно ответил Алекс.
 – А вы ведь когда-то были полицейским, не так ли?
 – Верно.
 – Поменяли диск автомата на флоппи-диск? Алекс удивленно взглянул на него.
 – Недурно сказано, а? – рассмеялся Доббс. – Это не я придумал. Прочел в статье о вас в воскресном приложении несколько месяцев назад. Ну и вроде как засело у меня в голове. Здесь что, не курят? Черт. Одним словом, я и моя жена – ваши рьяные почитатели.
 – Рад это слышать.
 – Я вообще мало читаю, знаете ли. А вот она носа из книг не высовывает. Покупает их у букиниста – по дюжине и больше за раз. А мне нравится только то, что пишете вы, чем больше крови, тем лучше.
 Алекс кивнул и отпил глоток из своей чашки. Доббс наклонился вперед и понизил голос до интимного шепота:
 – И чем больше порнухи, тем тоже лучше, вы меня понимаете? Господи, чего там только в этой вашей книжице не было! Я возбуждался через каждые двадцать страниц. И от жены вам тоже спасибо. – Он заговорщически подмигнул.
 Алекс с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться.
 – Рад, что вы приняли сюжет так близко к сердцу.
 – Э-э, а вы и вправду знакомы с бабами вроде той, что у вас в книге? Вам когда-нибудь показывали тот финт с перышком, как эта девица вашему герою?
 Всем Лестерам Доббсам в этом мире хотелось верить, что он описывал эпизоды из собственной жизни.
 – Не забывайте, что я пишу художественную прозу.
 – Что да, то да, но ведь надо хоть немного знать, о чем пишешь, верно?
 Алексу не хотелось ни разочаровывать своего почитателя, ни жаловаться на одиночество, поэтому он промолчал, предоставив Доббсу строить собственные умозаключения. Тот пришел к выводам, которые нравились ему самому, и теперь посмеивался с хрипотцой завзятого курильщика.
 – Везет же некоторым курицыным сынам. Мне такого ни одна баба не сделает, это уж точно. Да, может, оно и к лучшему, – философски добавил он. – Я бы, наверное, умер от сердечного приступа. Лежать вот так, раскинувшись на постели в чем мать родила, член, как флагшток, поднят вверх, а…
 – Еще кофе, мистер Пирс? – Официантка уже поднесла кувшин к его чашке.
 – Да нет, спасибо. Можете принести мой счет. И прибавьте туда счет мистера Доббса.
 – Вот это очень достойно с вашей стороны, – растроганно произнес Доббс, – спасибо.
 – Пустяки, на стоит благодарности.
 – Жена просто штанишки намочит, когда я расскажу ей, что познакомился с вами. Когда выходит ваша следующая книга?
 – Примерно через месяц.
 – Вот здорово! Она такая же хорошая, как и первая?
 – Думаю, лучше, хотя писатель редко может беспристрастно судить о своей работе.
 – Что ж, по мне, чем скорее она выйдет, тем лучше. – Спасибо. – Алекс забрал со стола чек и взял с сиденья газету. – Извините, я должен бежать. Приятно было с вами познакомиться.
 Он заплатил в кассу и вышел из людного кафе, хотя не прочь был бы не спеша выпить еще одну чашечку кофе. В сущности, когда к нему подошел Доббс, он был занят делом. Его ум напряженно впитывал атмосферу кафе, изучал людей, их неповторимые манеры и черты лица, делая мысленные пометки на будущее. Он старался вести себя ненавязчиво, не желая привлекать к себе внимание. Удивительно, как Доббс вообще заметил его.
 Алекс все еще испытывал удивление, когда его узнавали читатели, хотя, надо признать, это случалось не так уж и часто. Его первый роман, изданный в твердом переплете год назад, имел средний коммерческий успех.
 Но, когда вышло издание в мягкой обложке, благожелательные устные отзывы и рекламные усилия его издателя достигли цели. Теперь его книга стояла в нескольких списках бестселлеров и рассматривалась в Голливуде как возможная основа для телефильма. Читающая публика с нетерпением ждала романа номер два, который должен был выйти из печати в следующем месяце.
 За третий роман его агент потребовал огромный аванс, который, тем не менее, издатель безропотно выплатил. Книга была с энтузиазмом воспринята его редактором и вызвала фурор в издательстве. Была создана умопомрачительная обложка, и еще до выхода романа в свет намечались планы широкой рекламной кампании.
 Но, несмотря на весь свой недавний успех в издательском мире, Алексу Пирсу было еще далеко до того, чтобы его знали в каждом доме. Он все еще был неизвестен тем, кто вообще ничего не читал, и тем, чьи вкусы лежали вне избранного им жанра.
 Его криминальные романы повествовали о женщинах и мужчинах, оказавшихся в опасной, иногда жестокой ситуации. Его персонажами были боссы наркобизнеса и хозяева трущоб, сутенеры и проститутки, члены различных банд и наемные убийцы, ростовщики и отравители, насильники, воры, рэкетиры, платные осведомители – словом, отбросы общества. Героями были полицейские, имевшие с ними дело и зачастую преступавшие закон во имя справедливости. В его сюжетах границы между добром и злом были столь тонкими, что их не всегда можно было распознать.
 У каждого из его произведений была крутая внешняя оболочка и еще более крутая сердцевина. Чувствовался лишенный всякой сентиментальности взгляд и луженый желудок. Алекс не щадил нервы своих читателей, вкладывая в повествование и диалоги столько реализма, сколько было возможно.
 Хотя никакие слова в английском языке не могут адекватно передать весь ужас убийства, он пытался запечатлеть на бумаге зрительные образы, звуки и запахи тех жестокостей, которые один человек мог причинить другому, а также психологию, лежащую в основе таких преступлений.
 Используя яркие разговорные выражения, язык улиц, он с той же графической четкостью описывал эротические эпизоды. В его книгах ощущалась некая взрывная сила, они не предназначались ни для брезгливых, ни для чувствительных, ни для утонченных, ни для привередливых, ни для благонравных ханжей.
 Невзирая на нарочитую, жесткость сюжета и стиля, в его произведениях слышалось, по выражению одного из критиков, «…биение сердца. Пирс обладает поистине сверхъестественным умением проникать в самые глубины человеческого опыта. Он режет до костей, тем самым обнажая душу».
 Алекс скептически относился к похвалам в свой адрес.
 Он боялся, что эти первые три книги были не более чем счастливой случайностью, и ежедневно подвергал свой талант сомнению. Он был вовсе не так хорош, как хотелось бы, и пришел к неутешительному выводу, что писательский труд и успех – что бы автор ни вкладывал в это понятие – это вещи, весьма далекие друг от друга.
 Несмотря на его неуверенность в себе, преданная Пирсу читательская аудитория росла с каждым днем. Его издатель считал молодого писателя восходящей звездой, но Алекс не позволял, чтобы похвала ударила ему в голову. Он не верил славе. Было время, когда он находился в центре внимания средств массовой информации, и это оказался самый бурный период в его жизни. И, хотя ему очень хотелось преуспеть как писателю, его вполне устраивала безвестность. Известности он уже нахлебался и был сыт ею по горло.
 Алекс забрался в свой спортивный автомобиль и через несколько минут уже мчался на большой скорости по автостраде, поскольку принадлежал к числу столь же бесстрашных, сколь и первоклассных водителей. Окно он держал открытым, что позволяло ему вслушиваться в шум транспорта, наслаждаться ощущением ветра в волосах и даже чувствовать всепроникающий запах выхлопных газов.
 Он упивался этими простыми ощущениями, не переставая удивляться тому богатству чувств, которые стал вызывать в нем окружающий мир, как только его ощущения перестали притупляться алкоголем.
 Алекс покончил с привычкой пить, добровольно пройдя курс лечения в наркологической больнице. После нескольких недель кромешного ада он вышел оттуда страшно худым, бледным, трясущимся, но трезвым как стеклышко. И сохранял трезвость вот уже более двух лет.
 Какому бы давлению он ни стал подвергаться в будущем, Алекс был твердо намерен больше не прибегать к помощи алкоголя. Случавшиеся с ним приступы потери памяти напугали его до смерти.
 Он приехал в свою квартиру, но это не было похоже на возвращение домой. По-спартански обставленные комнаты были завалены упаковочными ящиками. Его исследования требовали часто менять местонахождение, периодически останавливаясь в той или иной местности. Не было никакого смысла вить гнездо. В сущности, он уже все подготовил, чтобы снова отправиться в путь.
 Алекс пробрался через ящики, направляясь в спальню, также служившую ему офисом. Это была единственная комната в квартире, имевшая жилой вид. Незаправленная кровать в одном их углов, письменный стол и рабочий столик занимали почти все ее пространство.
 И везде лежала бумага. Стопки типографского материала возвышались на всех мало-мальски пригодных для этого поверхностях и подпирали стены. Эта хаотичная, случайная библиотека служила ему суровым напоминанием о сроках. Он взглянул на настенный календарь. Май. Время летело быстро. Слишком быстро. А ему еще столько надо было сделать.




 ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


 – Что нужно сделать, чтобы этот ребенок попал на передачу, а затем обрел постоянный дом?
 Кэт раздраженно перебирала папку с делом Денни. В свои четыре года мальчик уже пережил больше ударов судьбы, чем большинству людей выпадает за всю жизнь.
 Она пробежала глазами отчеты, попутно перефразируя их вслух.
 – Дружок его матери постоянно бил его, поэтому ее лишили материнства, а мальчика поместили в приемную семью, где уже есть несколько детей.
 Кэт подняла глаза, адресуя последующие свои замечания Шерри Паркс, специалисту по защите детей Департамента гуманитарной службы штата Техас.
 – Слава Богу, любовник матери уже не сможет использовать его в качестве боксерской груши, но Денни требуется постоянное, только ему предназначенное внимание. Он нуждается в усыновлении, Шерри.
 – Его мамаша хоть сейчас готова его отдать.
 – Тогда в чем проблема? Давайте сделаем о нем сюжет, возможно, какие-нибудь семьи проявят интерес к его усыновлению.
 – Загвоздка в судье, Кэт. Если хотите, я снова могу попросить его за Денни, но не обещаю, что новое его решение будет отличаться от предыдущего. Сотрудница нашей службы, занимающаяся делом мальчика, с пеной у рта доказывает, что Денни нужна приемная семья. Пока что судья ее поддержал.
 С момента создания программы «Дети Кэт» Шерри Парке, женщина средних лет с добрым лицом, обеспечивала Кэт связь с государственным агентством. Она стремилась устроить всех детишек, испытавших плохое обращение, а также особо трудных детей на усыновление в постоянные семьи, помочь им выбраться из системы приемных домов.
 Но это было не так-то просто. Приходилось постоянно бороться с бюрократией. Шерри частенько сталкивалась лбами с кураторами из социальной службы и судьями, которые, как и все, имели собственное, нередко предвзятое, мнение и основывали на нем свои решения. Перестав быть жертвой домашних истязателей, ребенок иногда становился жертвой неповоротливой бюрократической системы.
 Кэт продолжала:
 – Я уверена, что сотрудница социальной службы руководствуется самыми благородными мотивами, но не сомневаюсь и в том, что Денни надо отдать в постоянную семью. Ему нужно чувствовать себя в безопасности, ему нужны родители, с которыми он сможет жить в течение долгих лет.
 – Его куратор утверждает, что ему еще нужно подлечиться, прежде чем он будет готов к усыновлению. – Шерри Паркс противоречила сама себе. – Им не занимались с того момента, как принесли из роддома. Ему нужно учиться жить в семье. Рекомендовать его для усыновления сейчас, утверждает она, преждевременно. Это очень рискованное предприятие, которое обречено на провал. Мы слишком ускоряем события.
 Золотистые брови Кэт соединились над переносицей.
 – А тем временем он все отчетливее слышит то, что ему отовсюду твердят: «Ты никому не нужен. Твои приемные родители предоставляют тебе кров лишь до тех пор, пока ты не станешь достойным усыновления». Разве они не понимают, что возлагают всю тяжесть ответственности на самого Денни? А из-за того, что он не может этому противодействовать, мальчик все больше чувствует себя отчужденным неудачником. Это заколдованный круг, из которого он не может выбраться.
 – Честно говоря, Кэт, – возразила Шерри, – он сам кого хочешь спровоцирует. Он всех кусает, закатывает истерики и ломает все, к чему ни прикоснется.
 Кэт откинула назад волосы и, как бы сдаваясь, подняла руки.
 – Знаю, знаю. Я читала отчеты. Но его плохое поведение симптоматично уже само по себе. Это попытка привлечь внимание. Помню, я тоже выкидывала всяческие фортели просто для того, чтобы доказать, какая я нехорошая и как трудно будет тем, кто меня удочерит. Это началось после того, как от меня после долгих колебаний отказались сразу несколько семей. Я знаю, откуда это у него. С ним будет невозможно ужиться, пока кто-нибудь не посадит его перед собой и не скажет: «Закатывай истерики, Денни. Я все равно буду любить тебя. Никакие твои выходки не заставят меня тебя разлюбить. Никакие! И я никогда не ударю тебя, не брошу и не отдам никому. Ты со мной. А я с тобой». А потом этот кто-то будет обнимать его, пока смысл сказанного не проникнет сквозь толщу всякой дряни, которой спутаны его мозг и сердце и которые калечат его в социальном и моральном отношении.
 Джефф Дойл разразился аплодисментами.
 – Трогательная речь, Кэт. Надо использовать ее в рекламном ролике.
 Кэт улыбнулась этому молодому человеку, одному из сотрудников ее программы. За короткое время, что они работали вместе, он проявил неплохие организаторские способности. Любое, даже самое трудное задание было ему по силам, и в то же время он не протестовал, когда на его долю выпадали мелкие поручения. Джефф настолько способствовал успеху программы, что недавно она пригласила его присутствовать на их с Шерри обсуждениях. Он проявлял интерес не только к качеству отснятого о детях материала, но и к самим детям.
 – Спасибо, Джефф, – поблагодарила Кэт, – но я не занимаюсь составлением текста передачи. Я хотела сказать именно то, что сказала. – И, повернувшись опять к Шерри, спросила: – Ну, теперь вы будете чувствовать себя спокойно, разговаривая с судьей?
 – Спокойно – да, уверенно – нет, – ответила Шерри. – Но в любом случае я попытаюсь. – Она потянулась к папке и втиснула ее в свой и без того переполненный кейс. – Я дам вам знать, когда они назначат слушание.
 Кэт кивнула.
 – Если меня по каким-то причинам не будет, передайте это либо Джеффу, либо Мелии.
 – Передайте мне, – выдвинул встречное предложение Джефф. – Иначе Кэт может вообще ни о чем не узнать.
 Шерри с любопытством переводила взгляд с одного на другого, но Кэт сделала вид, что ничего не заметила. Сказанное Джеффом было явно не к месту. Потом, когда они останутся одни, она устроит ему взбучку. Не хватало еще обсуждать при посторонних отношения внутри их небольшого коллектива.
 Представительница социальной службы собрала свои вещи.
 – Думаю, на сегодня все. Я буду держать вас в курсе. – У двери она остановилась и добавила: – Кстати, вчера вечером программа была великолепной.
 – Спасибо. Я передам комплименты съемочной группе. Видеооператору удалось сделать несколько отличных кадров Салли крупным планом.
 Пятилетняя девочка страдала нарушениями речи, причиной которых было постоянное рукоприкладство. Этот недостаток, как и неумение общаться с людьми, можно было исправить любовью и заботливым вниманием.
 – Конечно, ее глаза говорили сами за себя. Все, что от пас требовалось, так это только показать их крупным планом. Ее глаза сами рассказывали о ее жизни – сценарий был, по сути, излишним. В ней скрыта такая потребность любви и такая способность любить… – Кэт печально вздохнула. – Надеюсь, телефоны в вашем офисе сегодня расплавятся от звонков.
 – Я тоже на это надеюсь, – кивнула Шерри. – Так вы не возражаете заменить меня на сегодняшней встрече?
 – Я же сама вызвалась.
 Назначив встречу с супружеской парой, решившей усыновить одного из детей, Шерри обнаружила накладку в своем рабочем расписании. Кэт убедила ее, что проведет эту беседу сама.
 – Еще раз спасибо. Днем я позвоню вам, чтобы узнать, как все прошло.
 Когда Шерри ушла. Джефф вновь наполнил кофейные чашки. – Какие дела на сегодня?
 – Пожалуйста, посмотри, пришла ли Мелия, а на будущее, Джефф, будь добр, держи свое мнение о ней и обо всех остальных, кто работает на студии WWSA, при себе, о'кей?
 – Прошу прощения, – произнес он покаянным тоном. – Я знаю, что этого не следовало говорить в присутствии мисс Паркс, но у меня просто как-то соскочило с языка. Впрочем, это ведь правда. Любая информация, переданная через Мелию, рискует потеряться прежде, чем попадет на ваш стол.
 – Это касается меня, но не тебя.
 – Но…
 – Это касается только меня. И я сама справлюсь. Договорились?
 – Договорились.
 Джефф вышел и через некоторое время вернулся вместе с Мелией Кинг. Эти двое представляли собой полный контраст, и не только потому, что были представителями противоположного пола. У Джеффа были светлые волосы и голубые глаза. Судя по манере одеваться, он проходил учебу в одном из наиболее престижных учебных заведений.
 У Мелии был южный разрез глаз с тяжелыми веками, умело подкрашенными сурьмой, и полные чувственные губы. Она была неравнодушна к ярким цветам, оттенявшим смуглый цвет лица и темные волосы.
 – Доброе утро, Мелия.
 – Привет.
 В то утро на ней было плотно облегающее вязаное платье цвета красных маков. Она села, скрестив длинные стройные ноги. Ее улыбка – самодовольная, заносчивая и жеманная – раздражала Кэт так же, как раздражает небольшая, но болезненная рана. Вырез на плече вызывал глухое недовольство коллег по работе. К сожалению, психологическая несовместимость не могла служить основанием для увольнения, иначе Кэт давно дала бы ей расчет.
 Кроме того, она не чувствовала себя свободной в принятии такого рода решений. Билл Уэбстер лично отбирал штат ее сотрудников перед ее появлением на WWSA. Отобранные «кандидаты» были затем представлены ей на одобрение.
 Джефф Дойл собирался работать в информационной программе, но с радостью ухватился за предоставившуюся ему возможность сотрудничать в «Детях Кэт», зная, что эта программа потребует больше творческих усилий.
 Мелия Кинг была приглашена из отдела новостей. Она также выразила желание иметь в работе больше разнообразия, больше творческого поиска и получать за нее больше денег. «Дети Кэт» предоставили ей такую возможность.
 Кэт чувствовала, что отвергнуть рекомендацию Билла значило бы проявить неблагодарность, хотя она ощутила неприязнь к себе Мелии в тот самый момент, когда они впервые пожимали друг другу руки. Не имея другого объяснения этой неприязни со стороны молодой женщины, она решила, что Мелия просто волновалась перед встречей со своей новой начальницей и скоро станет дружелюбнее. Однако спустя шесть месяцев совместной работы их отношения все еще были прохладными.
 Мелия никогда не опаздывала. Она не совершала грубых промахов в порученных ей делах. Если же случалась небольшая ошибка, у нее всегда наготове было правдоподобное объяснение. Ее извинения были достаточно сдержанными, им не хватало искренности, но все же это были извинения.
 В сущности, усмехнулась про себя Кэт, она обеспечивает себе алиби.
 – Какие у меня на сегодня дела? – спросила Кэт. Небрежным взмахом руки Мелия открыла свой блокнот.
 – У вас назначена встреча с мистером и миссис Чарли Уолтерс.
 – Правильно. В котором часу? – спросила Кэт, взглянув на настольные часы.
 – В одиннадцать. Мисс Парке оставила их папку у меня на столе.
 – Хорошо. Я заберу ее у вас, когда буду уходить.
 – Они живут за городом в направлении Кервилла. Вы знаете, где это?
 – Нет.
 Мелия закатила глаза, как будто незнание Кэт техасской географии было верхом тупости.
 – Придется вам объяснить.
 – Да, это было бы неплохо, – сухо сказала Кэт. – Что-нибудь еще?
 – Заседание редколлегии в три часа.
 – К этому времени я уже вернусь.
 – И мистер Уэбстер хочет сегодня встретиться с вами. Он сказал, в любое удобное для вас время.
 – Позвоните ему и узнайте, может ли он меня принять. Я хотела бы встретиться с ним до отъезда на интервью.
 Не ответив на просьбу согласием, Мелия поднялась и направилась к двери. У нее была плавная походка дикой кошки. На Джеффа это явно не производило впечатления. Когда она вышла, его тонкие губы выражали неодобрение.
 Кэт сделала вид, что не замечает этого. Она ни за что не стала бы восстанавливать одних своих подчиненных против других. Она также не хотела показывать своих пристрастий. Приступая к делу, Кэт спросила:
 – Мы уже окончательно согласовали, где будем снимать сюжет о Тони?
 Она всегда называла опекаемых ею детей по именам, помня, как ей самой в детстве не нравилось, когда ее называли «ребенком» или «девочкой», как будто, находясь на попечении государства, она переставала быть личностью.
 – Как насчет Брекенридж-парк? – предложил Джефф. – Вы могли бы покатать Тони на минипоезде. Это будет неплохо смотреться.
 – Важнее то, что это понравится самому Тони. Какой шестилетний мальчишка не любит кататься на поезде? Мелия просунула голову в дверь.
 – Мистер Уэбстер в своем офисе. Он просил вас подняться к нему. – Она опять исчезла. Кэт вышла из-за стола.
 – Пока меня не будет, сходи в парк и все там проверь. Скажи тамошнему начальству, что мы хотели бы поснимать в среду утром. Позаботься о том, чтобы в среду поезд был на ходу, и так далее. И еще позвони Шерри в офис и обговори время, когда нужно привезти туда Тони. Еще раз уточни время съемки с редактором отдела новостей, чтобы он выделил съемочную группу.
 Джефф быстро записывал.
 – Что-нибудь еще?
 – Да. Сотри с лица озабоченность. Жизнь слишком коротка, чтобы воспринимать ее так серьезно.
 Он поднял голову, оторвавшись от сделанных в бешеном темпе записей, и недоуменно посмотрел на Кэт.
 – Поверь мне, я знаю, – добавила она.
 Офис Кэт соединялся с вечно кишевшим людьми отделом новостей коротким коридором. Билл Уэбстер предлагал ей большую по площади и удобнее расположенную комнату на административном этаже здания, но она отказывалась. Как и все местные программы, «Дети Кэт» выходили в эфир при содействии отдела новостей. Для нее было важно, чтобы их небольшая группа успешно интегрировалась в слаженный коллектив видеооператоров, редакторов, директоров и других студийных работников.
 Поэтому Кэт сразу же сказала Уэбстеру:
 – Я завишу от них, без их помощи я не смогу хорошо выглядеть и говорить перед камерой. Я не могу позволить себе отдаляться от них даже территориально.
 Штатные работники отдела новостей заведомо испытывали в отношении Кэт некоторое предубеждение. В отличие от них, Кэт Дэлани не пришлось упорным трудом прокладывать себе путь. Она была актрисой, а не журналисткой.
 Кэт признавала отсутствие у себя журналистских навыков и знала, что ее кандидатура была навязана отделу новостей. Его сотрудники безусловно ожидали, что эта «мисс Всезнайка» из Голливуда будет к ним в лучшем случае снисходительна.
 Вместо этого Кэт постоянно искала у них совета. Хотя она провела в общей сложности годы перед камерой, жанр новостей был для нее совсем новым. Она задавала, вопросы, иногда пугая текст, после чего съемку требовалось повторять, отпускала ироничные шуточки в собственный адрес, и в результате всего этого они постепенно стали ее принимать.
 Секретарь главного исполнительного директора тепло приветствовала Кэт.
 – Мистер Уэбстер ждет вас, мисс Дэлани. Можете заходить.
 – Я очень доволен тем, как идут дела, – начал Билл сразу после того, как она села.
 – Вы уже не первый раз мне это говорите. – Кэт улыбнулась ему через черный письменный стол с такой отполированной поверхностью, что в нее можно было смотреться, как в зеркало. – Если вы будете меня еще хвалить, я, наверное, начну краснеть.
 – Это не пустые комплименты, – посмеиваясь, возразил он. – За ними стоит рост рыночной стоимости. «Дети Кэт» имеют огромный успех.
 Ее улыбка погасла, в глазах появился гнев.
 – Мистер Труитт с вами не согласился бы. – Репортер газеты «Свет Сан-Антонио» Рон Труитт подвергал эту программу резкой критике после первого же выхода в эфир. – В последней статье он превзошел самого себя. Как он там выразился? «Эти сюжеты отличаются сентиментальностью и мягкотелостью, они столь же уместны в программе новостей, как и балетный номер». Умеет же формулировать, верно?
 Уэбстер отнесся к журналистской критике спокойно.
 – К сожалению. Сан-Антонио телевизионщики прозвали «кровавым». Как и в других городах, у нас существует насилие. Кредо отдела теленовостей – чем больше крови, тем лучше. Боюсь, политика WWSA в этом отношении не является исключением. Нам приходится идти в ногу со всеми, чтобы нас не обогнали конкуренты. Мне это не нравится, но это так, – сказал он, беспомощно разводя руками. – Если ваши сюжеты сравнить с тем, что подается как главные новости дня, они похожи на глоток свежего воздуха. Они напоминают телезрителю, что в мире еще осталось что-то хорошее. Поэтому забудьте о критике мистера Труитта. Считайте, что это бесплатная реклама.
 Кэт не разделяла беззаботного отношения Уэбстера к газетным статьям. Брань есть брань. Уж лучше бы Труитт раскритиковал лично ее, она бы это легко пережила. Но он ополчился против ее «детища», и, как мать-медведица, она яростно защищалась.
 – Если они хотят видеть на экране насилие и кровь, нам надо показывать, в каких условиях эти детишки жили раньше, – с горечью произнесла Кэт.
 – Тем более не обращайте внимания ни на какую критику. Покажите язык мистеру Труитту.
 – Я пыталась с ним связаться, но этот трус не отвечает на мои звонки. – Она пожала плечами. – Может, оно и к лучшему. Я бы не хотела, чтобы он думал, что его тенденциозные статьи раздражают меня.
 Уэбстер предложил ей что-нибудь выпить, но она отказалась, объяснив, что у нее намечена встреча с супружеской парой, выразившей желание усыновить ребенка.
 – Беседовать с претендентами не входит в ваши обязанности.
 – Обычно нет. Но сегодня Шерри назначила им встречу, на которую сама не может прийти. Чем их разочаровывать, я лучше поеду вместо нее. Кроме того, они производят неплохое впечатление. Дело в том, Билл, что я была бы рада лично встретиться с каждой такой парой. Это дало бы мне возможность правдиво объяснить им, что их ждет, а ведь у меня уникальная точка зрения.
 – Точка зрения бывшего приемыша.
 – Вот именно. Им предстоит пройти Конструктивный курс для родителей, но даже после десяти недель обучения они не будут готовы к случайностям, которые могут возникнуть, когда имеешь дело с таким ребенком. У них также появится возможность понять, что и программа, и я действуем в рамках закона.
 – Вы и так взяли на себя большую ответственность.
 – Она у меня растет вместе с работой.
 – И еще вы помешаны на контроле. Вы пытаетесь сами за всем уследить.
 – Признаю себя виновной, – улыбнулась Кэт.
 – Не напрягайтесь так.
 Кэт начала сердиться. Чего она терпеть не могла, так это щадящего обращения из-за ее пересаженного сердца.
 – Билл, не надо со мной цацкаться.
 – Кэт, – упрямо произнес он, – я предостерегаю всех, таких же как вы, первоклассных работников, будь то продавцы или средний управленческий персонал, чтобы они не перерабатывали за счет своего здоровья. Хотя ни у кого из них не пересажено сердце. Это хороший совет для каждого.
 – Что ж, допускаю.
 – А как вам работается с вашими сотрудниками? – поинтересовался он. Кэт помедлила с ответом, и брови Уэбстера вопросительно изогнулись. – Какие-нибудь проблемы?
 – Когда над проектом работают больше двух человек, трения неизбежны, – дипломатично ответила она. Билл откинулся назад в своем кресле.
 – Трения часто ведут к продуктивным умственным усилиям. Я думаю, ваш штат был тщательно отобран.
 Кэт решила подойти к проблеме Мелии с противоположной стороны.
 – Джефф сущий трудоголик. Он даже слишком исполнителен. Но бывает чересчур легко возбудимым.
 – Он что, голубой?
 – Разве это имеет какое-нибудь значение?
 – Вовсе нет, – ответил Билл, не смущаясь ее резким тоном. – Просто любопытно. Так о нем говорят. В любом случае, по своему складу он гораздо больше подходит для «Детей Кэт», чем для программ новостей с их жестким подходом. А с Мелией вы ладите?
 – У нее бывают приступы плохого настроения, – уклончиво ответила Кэт.
 – У всех это бывает, разве нет?
 – Конечно. Просто иногда ее настроение идет вразрез с моим.
 Она не хотела, чтобы Билл подумал, будто виноватой в этом всегда была Мелия. Может, и нет. Их неприязнь взаимна, хотя Кэт изо всех сил старалась быть к ней объективной. Можно сказать, даже снисходительной, несмотря на то что Мелия этого не заслуживала.
 Уэбстер не понял ее намека на какие-либо проблемы в их с Мелией отношениях.
 – Как вы верно заметили, Кэт, там, где больше одного, всегда есть вероятность возникновения различных мнений.
 Билл сделал все возможное и невозможное, чтобы ее переход в WWSA прошел легко и безболезненно. Кэт не хотела показаться нытиком. Поэтому она постаралась поскорее замять этот разговор.
 – Я уверена, со временем мы сгладим все шероховатости.
 – Я тоже в этом уверен. Какие-нибудь еще проблемы? Кэт посмотрела на часы: у нее оставалось еще несколько минут.
 – Я хотела бы, чтобы вы подобрали кандидатуру человека, умеющего собирать деньги по подписке.
 – Вы хотите организовать сбор денежных средств?
 – Для детишек, тех, кто еще находится в приемных семьях, и тех, кого уже усыновили. Приемные родители получают от государства двести долларов в месяц на ребенка. Им оплачивают услуги детских врачей. Но это не покрывает всех расходов. Разве не будет хорошей рекламой для телестудии – я уже не говорю о том, каким блатом это обернется для детей, – если WWSA выступит спонсором какого-нибудь концерта, или турнира по гольфу с участием знаменитостей, или еще чего-нибудь в этом роде, чтобы собрать деньги на дополнительные расходы? Такие, например, как исправление неправильного прикуса, коррекция зрения или отдых в летнем лагере.
 – Великолепная идея. Делайте, как считаете нужным.
 – Спасибо. Но мне нужна помощь. Я все еще новичок здесь и мало с кем знакома. Как вы думаете, Ненси не согласится помочь?
 – Согласится? – Уэбстер засмеялся. – Это будет как раз то, что ей надо. Ничто так не радует ее, как засучить рукава и с головой окунуться в какое-нибудь дело. А в сборе пожертвований ей не много найдется равных.
 – Прекрасно. Я ей позвоню. – Кэт встала. – Если у вас все, мне надо идти.
 Билл вышел из-за стола, чтобы проводить ее до двери.
 – Вы проделали огромную работу, Кэт. Нам так повезло, что вы работаете у нас. С вашим появлением телекомпании стали больше доверять, у нас появилась особая аура производителей высококлассной продукции. Но были ли мы столь же щедры по отношению к вам? У вас не осталось сожалений, что вы покинули Калифорнию? Вы счастливы?
 – Сожалений? Никаких, Билл. Я полюбила детишек. Я делаю нечто стоящее, и от этого мне хорошо.
 Он подождал немного, но, когда Кэт замолчала, тихо сказал:
 – Это ответ только на один из моих вопросов.
 – Счастлива ли я? Конечно. Почему же нет?
 – А как вы переносите разлуку с доктором Спайсером? У Кэт сложились приятельские отношения со многими новыми коллегами, но завести с кем-либо тесную дружбу пока не было времени. Более того, она даже была противницей того, чтобы профессиональные отношения переходили в личные. Ее долгие и напряженные рабочие дни почти не оставляли времени для встреч вне сферы телевидения. Следовательно, Дин все еще оставался ее самым близким другом, и именно так она и ответила на вопрос Билла.
 – Мы время от времени разговариваем по телефону. У Билла был озабоченный вид.
 – А он не может уговорить вас вернуться назад в Калифорнию?
 – Ни за что. У меня здесь слишком много дел. – Кэт взглянула на наручные часы. – Начиная со встречи в одиннадцать часов.




 ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ


 Звонок эхом отозвался в длинном одноэтажном доме с пологой крышей. Сквозь экранированную переднюю дверь Кэт был виден широкий коридор, шедший через весь дом до задней двери. В него выходили двери нескольких комнат, но со своего места Кэт не могла рассмотреть, что это были за комнаты.
 Где-то поблизости залаяла собака – большая собака, судя по басовитому лаю. Слава Богу, в ее лае слышалось больше любопытства, чем ярости.
 Кэт снова нажала на звонок и через плечо посмотрела назад, туда, откуда она пришла. Дом располагался позади небольшого холма и не был виден со стороны шоссе. Белый деревянный забор аккуратно очерчивал границы владений, деля их на несколько пастбищ, на которых паслись лошади и коровы мясной породы.
 Одноэтажный дом был построен из местного известняка, глубокая веранда затенялась деревянной решеткой, покрытой пышной растительностью. В глиняных горшках цвела ярко-красная герань. Все вокруг имело ухоженный вид, включая золотистого ретривера, выскочившего из-за утла дома и быстрыми прыжками забравшегося по каменным ступеням на крыльцо.
 – Привет, песик, – поприветствовала его Кэт. Собака обнюхала ее руку, затем по-дружески лизнула. – Ты один дома? Я думала, твои хозяева ждут меня.
 Кэт вновь нажала на звонок. Мистер и миссис Уолтерс, должно быть, где-то в доме, подумала она. Они вряд ли могли уехать, не закрыв и не заперев переднюю дверь.
 Прикрыв ладонями глаза, чтобы лучше видеть, она какое-то время напряженно всматривалась сквозь экран, потом крикнула:
 – Эй! Здесь есть кто-нибудь?
 В глубине дома с жалобным скрипом открылась дверь, и в коридор вышел мужчина. Кэт быстро опустила руки и отпрыгнула назад, смущенная, оттого что ее застали подглядывающей сквозь экран.
 Мужчина был невысокий, поджарый и с босыми ногами. Нижнюю часть его лица затемняла неопрятная щетина по меньшей мере двухдневной давности. Неторопливым шагом продвигаясь к двери, он одновременно застегивал ширинку джинсов, но бросил это занятие, успев застегнуть только две пуговицы. Он попытался пригладить торчавшие во все стороны волосы, широко зевнул, затем лениво почесал голую грудь.
 – Я могу быть вам чем-нибудь полезен? – Он хмуро уставился на нее сквозь экран.
 Кэт растерялась. Может быть, Мелия неправильно указала дорогу? Или Шерри спутала номер дома или время, назначенное для встречи?
 Мистер Уолтерс явно не ждал гостей. Он только что встал с постели. А вдруг миссис Уолтерс была в постели вместе с ним? Если это так, то от чего их оторвал ее приход? Ей хотелось надеяться, что от сна.
 – Э-э… Я Кэт Дэлани.
 Несколько мгновений он не отрываясь смотрел на нее, затем резко открыл экранированную дверь и еще внимательнее уставился прямо ей в лицо своими узкими подозрительными глазами.
 – И что?
 На ее имя обычно реагировали. Когда до продавцов в магазинах доходило, кто именно предъявил им кредитную карточку, они, как правило, либо теряли дар речи, либо становились страшно словоохотливыми. Метрдотели запинались от избытка чувств, провожая ее к самому лучшему столику. На нее глазели в любой толпе.
 Мистер Уолтерс даже глазом не моргнул. Ее имя ему явно ничего не говорило.
 – В действительности я замещаю мисс Паркс, Шерри Паркс. Она сегодня утром не смогла прийти, поэтому я…
 – Фу! – крикнул он, хлопнув себя по ноге. Кэт вздрогнула, затем поняла, что он обращается не к ней. Мужчина разговаривал с собакой, все еще вылизывавшей ей руку своим длинным розовым языком.
 – Лежать, Бандит, – строго приказал он.
 Кэт с сочувствием смотрела, как ретривер отошел на край крыльца и лег, положив голову на передние лапы и не сводя с нее огорченных глаз.
 Она вновь повернулась к мужчине. Он придерживал дверь, вытянув вперед руку и тем самым предоставляя ей полную возможность разглядеть его подмышечную впадину. Капелька пота стекала вниз по выступающим ребрам к талии, задрапированной не застегнутыми до конца синими джинсами.
 Кэт проглотила слюну: в горле у нее пересохло.
 – Боюсь, произошла ошибка, – промямлила она.
 – Я как раз собирался пить кофе. Заходите. Он повернулся и исчез в глубине коридора. Кэт придержала экранированную дверь, чтобы та не захлопнулась, затем помедлила, сомневаясь, стоит ли идти следом за ним в дом. Он явно не был настроен принимать гостей. А его жена все никак не появлялась.
 С другой стороны, отступать перед лицом неприятностей было против ее правил. Она уже потратила полчаса своего драгоценного времени на долгую поездку сюда. Если она сейчас уйдет, эта поездка окажется совершенно бессмысленной. Кроме того, Шерри ждала от нее подробного отчета. Кэт не могла уехать, не разобравшись в ситуации до конца.
 Ее задела невероятная грубость мистера Уолтерса, но ее также разбирало любопытство. Она читала заявление этой супружеской пары, и оно ее взволновало. Оба закончили колледж, обоим было под сорок, но после пятнадцати лет супружества они так и оставались бездетными.
 Миссис Уолтерс была согласна прервать карьеру библиотечного работника, чтобы стать настоящей матерью трудному ребенку. Ее уход с работы и, следовательно, сокращение денежных доходов не должно было вызвать в семье финансовых проблем, поскольку мистер Уолтерс преуспевал в качестве строительного подрядчика.
 Они казались идеальной парой для усыновления одного из Детей Кэт. Стоило ли им тратить столько времени и сил на просьбы об усыновлении, чтобы потом оказаться столь неготовыми к первой же беседе? Ее слишком занимал этот вопрос, чтобы оставить его без ответа.
 «Любопытство погубило кошку» – напомнила она себе, открывая дверь и входя внутрь. Эта старинная поговорка станет неплохим газетным заголовком, если она не выйдет отсюда живой, с иронией подумала Кэт.
 Арочный вход, через который исчез мистер Уолтерс, привел ее в просторную гостиную. Широкие окна пропускали внутрь много солнечного света и открывали глазу захватывающую дух панораму холмов. Мебель была выбрана с расчетом на комфорт и уют. Эта комната была бы прекрасной гостиной, если бы не царивший там беспорядок.
 С подлокотника дивана свисала мужская рубашка. Пара ковбойских сапог и носки валялись прямо посреди комнаты на полу. Телевизор был включен, но без звука, что избавило Кэт от необходимости слышать возгласы одного персонажа из мультфильма, гоняющегося за другим и дубасящего его по голове теннисной ракеткой.
 Повсюду были разбросаны газеты. В одном углу дивана лежала скомканная подушка, еще хранившая отпечаток головы. На кофейном столике стояли две жестяные банки газированного напитка, валялся пустой смятый пакет из-под картофельных чипсов и что-то напоминавшее остатки сандвича с болонской копченой колбасой.
 Кэт стояла в арке, с отвращением глядя на открывшуюся ей картину. За баром-перегородкой находилась кухня, где мистер Уолтерс вытаскивал из шкафчика кофейные кружки, сдувая с них при этом заметный слой пыли.
 – А миссис Уолтерс дома? – запинаясь, спросила Кэт.
 – Нет.
 – Когда вы ее ждете?
 – Не могу точно сказать. Думаю, через несколько дней. Кофе готов. Я поставил таймер на семь, так что он здесь заваривался несколько часов, но ведь чем крепче, тем лучше, правильно? Сливки или сахар?
 – Право, я не…
 – Вот те раз! Забудьте о сливках. – Он вынул пакет из холодильника и открыл его. Тухлый запах достиг даже того места, где стояла Кэт.
 – Где-то здесь была сахарница, – бормотал он, ведя напряженные поиски. – Я помню, что видел ее день или два назад.
 – Мне не надо сахара.
 – Вот и хорошо. Потому что я не могу его найти.
 Кэт не удивилась. В кухне был еще больший беспорядок, чем в гостиной. Грязная посуда доверху наполняла раковину, а также стояла на всех имевшихся столах. Плита уставлена покрытыми жирной коркой сковородками. Обеденный стол завален все той же грязной посудой, нераспечатанными конвертами, книгами и журналами, стопками бумаг, среди которых возвышалась жирная картонная коробка с трафаретной надписью «Домашняя толченая кукуруза Карлотты» на верхней части. Что-то желтое и вязкое пятнами покрывало пол.
 Аккуратный внешний вид домика вводил в заблуждение. Его обитатели были неряхами.
 – Вот, прошу. – Мужчина пододвинул ей кружку с кофе. Капли расплескались по кафельной плитке, но он, казалось, этого не замечал. Сам он уже с удовольствием потягивал из своей кружки. Отпив немного, он вздохнул.
 – Ну, вот, уже немного лучше. Так что вы продаете? Кэт, не веря своим ушам, невольно издала смешок.
 – Я ничего не продаю. У Шерри Паркс сложилось впечатление, что вы назначили ей встречу сегодня утром.
 – Угу. Как, вы сказали, вас зовут?
 – Кэт Дэлани.
 – Кэт… – Прищурившись, он вгляделся в нее сквозь поднимавшийся из кружки пар. Глаза измерили ее сверху донизу и обратно. – Черт меня побери. Вы «мыльная» королева, верно?
 – Можно сказать и так, – холодно ответила она. – В настоящее время я замещаю мисс Паркс, у которой с вами назначена встреча сегодня в одиннадцать часов утра.
 – Встреча? Сегодня утром? – От удивления он даже потряс головой.
 Кэт махнула рукой, давая понять, что вопрос уже потерял актуальность.
 – Ничего страшного. Что-то где-то напутали, но теперь это уже не имеет значения. – Она снова взглянула на окружавший ее кавардак, затем с серьезным лицом повернулась к нему. – Мне ужасно жаль, но, думаю, вы не подойдете. Он отхлебнул глоток кофе.
 – Не подойду для чего?
 Либо он был туп, либо очень умен. Кэт никак не могла разобраться, играет ли он с ней в какую-то игру или в самом деле не имеет представления, что ее сюда привело.
 Миссис Уолтерс могла подать заявление и условиться об этой встрече, не поставив в известность своего мужа, в тайной надежде, что он постепенно привыкнет к идее усыновления. Иногда так случалось. Один из супругов, обычно жена, хотела стать матерью, но этого не хотел муж. Иногда муж был даже активно против этой идеи.
 Здесь дело могло обстоять так же. Кэт ни за что не стала бы вмешиваться в семейные перепалки.
 – Вы с миссис Уолтерс обсудили все возможные аспекты?
 Мужчина отвернулся, чтобы налить себе еще кружку кофе, и спросил через плечо:
 – Все возможные аспекты чего?
 – Усыновления ребенка, – ответила она, потеряв терпение.
 Он посмотрел на нее внимательным напряженным взглядом, затем опустил голову, закрыл глаза и ущипнул себя за переносицу.
 – Наверное, я вчера засиделся позже, чем предполагал, – пробормотал он, затем поднял голову и снова взглянул на нее. – Так вы пришли, чтобы поговорить об усыновлении?
 – Конечно. А вы что подумали?
 – Не знаю, – ответил он таким же, как у нее, сердитом тоном. – Откуда мне знать, может, вы продаете печенье для девочек-скаутов.
 – Теперь вы, надеюсь, поняли, что нет.
 – Ну и что же… – Он внезапно замолчал: было вид– но, что его озарила ужасная догадка. Мужчина с размаху опустил кружку на стойку бара. – О черт! Какой сегодня день?
 – Понедельник.
 Он посмотрел на висевший рядом с холодильником календарь, затем стукнул ладонью по стене.
 – Черт возьми! – Он снова вернулся на место и с досадой запустил пальцы в темные волосы. – Предполагалось, что я позвоню вам – или этой мисс Парке – в пятницу и отменю встречу. Вина полностью лежит на мне. Забываю смотреть календарь каждый день, как она меня просила. Ох, и разозлится же она! – Он вроде бы говорил сам с собой. – Послушайте, прошу прощения. Вы зря потеряли время. Беседу придется перенести.
 – Не думаю, что это необходимо, – решительно сказала Кэт. – Передайте своей жене…
 – Моей жене?
 – Вы хотите сказать, что вы не расписаны?
 – Нет.
 – Но она называет себя миссис Уолтерс.
 – И правильно делает. – Его губы растянулись в подобие усмешки. – Айрин Уолтерс замужем за Чарли Уолтерсом. Они будут очень смеяться, узнав, что вы приняли меня за него.
 Увидев озадаченный взгляд Кэт, он покачал головой и объяснил:
 – Меня попросили посторожить дом. Их неожиданно вызвали на прошлой неделе, когда заболел один из родственников Чарли в Джорджии. Я как раз подыскивал себе тихое местечко, где можно было бы поработать, пока в моей квартире не закончится ремонт. Это было взаимовыгодное соглашение.
 – Они оставили дом на вас? – Кэт многозначительно посмотрела на раковину, битком набитую посудой с застывшими на ней остатками еды. Мужчина проследил за ее взглядом, и на его лице появилось удивленное выражение, как будто он впервые увидел этот беспорядок.
 – Видимо, придется к их приезду немного прибраться. Позавчера – если я не ошибаюсь – приходила какая-то, женщина, хотела заняться уборкой, но я попросил ее уйти. Она бегала вокруг меня с тряпкой для пыли, возилась с пылесосом – и все это как раз тогда, когда я пытался писать. Довела меня до сумасшествия. По-моему, я на нее даже накричал. Во всяком случае, она ушла с обидой. Айрин придется долго ее умасливать. Она и за это будет сердиться. – Он виновато вздохнул.
 – Писать?
 Его глаза вновь остановились на Кэт.
 – Простите?
 – Вы сказали, что пытались писать. Мужчина обошел ее и направился к встроенному книжному шкафу в гостиной. Взяв оттуда книгу, он вручил ее Кэт.
 – Алекс Пирс.
 Она прочла название, затем перевернула книгу обратной стороной вверх, чтобы взглянуть на фотографию на задней части глянцевой суперобложки. Человек на фотографии был хорошо одет и имел ухоженный вид. Но глаза оставались теми же, серыми и насмешливыми, под густыми бровями, одна из которых была рассечена надвое небольшим шрамом. Правильные, резко очерченные черты лица. Прямой нос. Неулыбчивые, но чувственные губы. Квадратная челюсть. Это было очень мужское лицо. Лишенное мягкости и одновременно красивое.
 Кэт не поднимала головы, ей легче было смотреть в глаза на фотографии, чем встречаться взглядом с живым человеком. Почему-то вдруг стало жарко, в горле образовался комок.
 – А я о вас слышала. Но ни за что бы не узнала.
 – Для фотографии я почистил перышки. Мой агент Арни настоял на этом.
 – Сколько книг у вас вышло, мистер Пирс?
 – Две. Третья должна выйти в самом начале следующего года.
 – Детективные романы, не так ли? Что-то в этом роде?
 – Что-то в этом роде.
 – Прошу прощения, я их не читала.
 – А они бы вам и не понравились. Это заявление заставило ее резко поднять голову и что-нибудь сказать в свою защиту:
 – Почему же нет?
 – Судя по вашему виду, вы не тот тип. – Он пожал плечами. – Мои сюжеты – о беспощадности и безрассудстве, умниках и убийцах, драках и долларах. Никаких нежностей.
 – Авторская антология аллитераций. Это произвело на него впечатление, он слегка повел рассеченной бровью.
 – Почему вы думаете, что мне не понравятся ваши книги? – спросила Кэт.
 Он снова оглядел Кэт с головы до ног, затем протянул руку и коснулся пальцами пряди ее волос.
 – Потому что рыжеволосые девушки в них легкодоступны.
 Сердце у нее забилось чаще, и она рассердилась на себя за это, потому что подозревала, что именно такой реакции он и добивался. Она отбросила его руку.
 – И легко выходят из себя, – добавил он с самонадеянной улыбкой.
 Кэт швырнула ему книгу обратно.
 – Вы правы, мне ваша писанина не понравилась бы. – Она сдерживала гнев, потому что не хотела походить на обрисованный им стереотип. – Когда вы ждете мистера и миссис Уолтерс обратно?
 Пирс положил книгу на приставной столик и отхлебнул еще глоток кофе.
 – Они сказали, что позвонят, перед тем как выехать из Джорджии. Пока от них не будет звонка, никто ничего не может сказать определенно.
 – Передайте им, чтобы они по возвращении позвонили в офис мисс Паркс. Она договорится о новой встрече.
 – Айрин и Чарли прекрасные люди. Они станут чудесными родителями вашему малышу.
 – Это будет решать суд.
 – Но ведь ваше отношение тоже много значит, верно? Держу пари, вы имеете большое влияние на мисс Паркс и других важных персон, не так ли? Разве они не считаются с вашим мнением?
 – Что вы хотите сказать, мистер Пирс?
 – Я хочу сказать следующее, – он четко выговаривал каждое слово, – не ставьте крест на Айрин и Чарли из-за нескольких грязных тарелок. Не судите о них по тому впечатлению, которое произвел на вас я.
 – Мне не нравится ваш подтекст. Я пришла сюда не для того, чтобы выносить суждение.
 – Черта с два! Вы уже заявили, что я не подхожу.
 – Вы не подходите.
 – Вот видите? Вы высокого мнения о своих суждениях и любите навязывать их. Иначе зачем такой «мыльной» королеве, как вы, посещать в Сан-Антонио жилища простых смертных?
 Кэт буквально кипела от гнева, но боялась, что в словесной перепалке она потерпит поражение.
 – До свидания, мистер Пирс.
 Он проводил ее до парадной двери. Пересекая веранду, она все время чувствовала на себе его взгляд.
 – До свидания, Бандит.
 Собака моментально вскочила и начала жалобно скулить, но Кэт не остановилась. Ретривер, видимо, скучал по хозяевам, оставившим его в обществе этого странного субъекта со свернувшимися сливками.
 О Боже! Опять аллитерация!
 Алекс Пирс раздражал ее больше, чем наждачная бумага кожу. Все это время он действовал ей на нервы, расстраивал и оскорблял. Однако она больше сердилась на себя, чем на него. Почему она позволила ему одержать верх? Вместо того чтобы чувствовать себя неловко из-за этого досадного недоразумения, почему она не посмеялась над ним? Юмор всегда выручал ее в самых неловких ситуациях.
 Но на этот раз ее запас шуток почему-то иссяк. Кэт краснела, запиналась, как школьница, и вот теперь ее гордость была уязвлена, но главное, ее переполняло негодование против этого сочинителя низкопробных полицейских романов, который жил как свинья и пил обжигающе горячий черный кофе как воду из-под крана.
 Но особенно ее раздражало то, что, как ей казалось, далеко не каждый мог так привлекательно выглядеть, только что встав с постели.
 Объект ее презрения ленивой походкой вышел на веранду и уселся на висевшие там качели, приятно скрипнувшие под его весом. Затем он похлопал около себя по сиденью. Бандит, вне себя от восторга по поводу этого молчаливого приглашения, прыгнул на сиденье и положил подбородок на ногу писателя.
 Последнее, что, уходя, видела Кэт, был Алекс Пирс, слегка покачивающийся на качелях. Он провожал ее взглядом, потягивая кофе и лениво почесывая Бандита за ухом.




 ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ


 – У вас обоих измученный вид. – Мелия, свежая, как экзотический цветок, хранящийся у продавца в специальном холодильнике, не выходя из-за своего стола приветствовала ввалившихся в приемную Кэт и Джеффа.
 – Мы побывали в парной бане. Известной также как Брекенридж-парк. – Кэт сняла с плеча тяжелую сумку. – Ни ветерка. Напомните мне впредь никогда не носить шелк летом в Сан-Антонио. – Она то и дело оттягивала прилипшую к потному телу ткань.
 – А в остальном? Как все прошло?
 – Отлично.
 – Мы прекрасно отсняли Тони, – сообщил Мелии Джефф, валясь от усталости в кресло. – Он совсем не стеснялся перед камерой.
 Мелия передала Кэт стопку телефонограмм.
 – Шерри Паркс просит вас немедленно связаться с ней. У нее есть надежда, что судья не будет возражать против того, чтобы Денни усыновили.
 – Просто великолепно! – обрадовалась Кэт, и ее усталость как рукой сняло. – Пожалуйста, постарайтесь как можно скорее соединить меня с ней.
 Взяв сумку, она прошла в свой кабинет, сбросила туфли и села за стол. По привычке взглянула на часы, затем протянула руку к нижнему ящику стола.
 Раздался тонкий телефонный сигнал. Она нажала на Клавишу интеркома и одновременно открыла ящик.
 – Да, Мелия?
 – Мисс Паркс на линии. Ящик был пуст.
 – Вас соединить? Ящик был пуст.
 – Кэт! Вы слышите?
 – Да, но мои… Мелия, где мои таблетки?
 – Что?
 – Мои таблетки. Мое лекарство. Где оно?
 – Разве не там, где вы его держите, не в ящике стола? – В голосе Мелии чувствовалось легкое удивление.
 – Конечно, оно должно быть там, но его нет.
 Кэт захлопнула ящик, затем тотчас рывком открыла его снова, как будто надеялась, что все это окажется просто обманом зрения.
 Но ящик был пуст. Ее таблетки безвозвратно исчезли.
 В дверях появилась Мелия.
 – Я сказала мисс Паркс, что вы ей перезвоните. Что случилось?
 – То, что я сказала. – Сама того не желая, Кэт почти прокричала эти слова, затем быстро овладела собой. – Пропало мое лекарство, – спокойно констатировала она. – Я храню все таблетки здесь, в нижнем ящике стола. Всегда. Но сейчас их нет. Кто-то их взял.
 – Кому могут понадобиться ваши таблетки? Кэт пристально посмотрела на нее.
 – Это как раз то, что я хотела бы знать. Вошел Джефф.
 – В чем дело?
 – Кто-то взял мои таблетки из ящика.
 – Что?!
 – Вы что, оба оглохли? – снова закричала она. – Я должна повторять каждое слово? Кто-то пробрался сюда и украл мое лекарство.
 Кэт знала, что ведет себя неразумно, но эти таблетки означали для нее жизнь.
 Джефф обошел вокруг стола и заглянул в пустой ящик.
 – Кому могло прийти в голову украсть ваши таблетки? Кэт запустила руку в волосы.
 – Я ее уже об этом спрашивала, – понизив голос, проворковала Мелия. – Она прямо-таки взвилась.
 – А вы не могли переложить их в другое место? – подал идею Джефф. Но его искренняя и вежливая попытка помочь только усилила раздражение Кэт.
 – Можно переложить в другое место пачку аспирина, а спустя шесть недель найти ее в кармане пальто. Но трудновато потерять сразу четырнадцать пузырьков с таблетками.
 – А вы не могли забрать их домой вчера вечером?
 – Не могла! – Ее голос опять сорвался на крик. – У меня два комплекта лекарств. Один для дома. Другой для работы. Таким образом я могу принимать дневную порцию здесь. А иногда и вечернюю, если задерживаюсь допоздна.
 Три лекарства из четырнадцати были жизненно необходимы Кэт, чтобы не произошло отторжение тканей. Остальные одиннадцать предназначались для нейтрализации вызываемых ими побочных эффектов. Она скрупулезно придерживалась предписанных трех доз в день.
 – Если бы я утащила все четырнадцать пузырьков домой вчера вечером, чего я не делала, я бы это запомнила, – заверила Кэт своих сотрудников. – Кто-то рылся в моем столе и взял их. Кто приходил сюда сегодня утром?
 – Только я и мистер Уэбстер, – ответила Мелия. – Он принес видеопленку и хотел, чтобы вы ее просмотрели. – Она показала рукой на лежавшую на столе кассету. – По крайней мере, я видела только его.
 – А вы никуда не отлучались со своего места? – спросил Джефф.
 Мелии не понравился его вопрос – гневно сдвинув брови, она тут же выпалила:
 – А вы бы предпочли, чтобы я писала прямо на стул? Конечно, я пару раз отлучалась в туалет, а также ходила обедать. С каких пор это считается преступлением?
 Кэт ужасно не хотелось подозревать в этой злой шутке Мелию. К тому же она в любом случае не видела смысла высказывать ей свои подозрения. Если Мелия виновна, она станет это отрицать. Если же нет, подобное обвинение еще больше увеличит существующую между ними пропасть.
 Еще важнее было то, что, попав в чужие руки, лекарство могло нанести существенный вред.
 – Мелия, пожалуйста, дозвонитесь до доктора Салливана. – Офис местного кардиолога, к которому ее направил Дин, находился неподалеку. – Найдите его, где бы он ни был, и передайте, чтобы он позвонил в аптеку и попросил их как можно скорее прислать мне необходимые лекарства.
 Мелия повернулась и молча вышла из комнаты.
 – Я могу заехать к вам домой и привезти ваши таблетки, – предложил Джефф.
 – Спасибо. Но, если уж на то пошло, я могу съездить домой сама.
 – Вы слишком расстроены, чтобы вести машину. Хотя Кэт и не хотелось признаваться в этом, она была действительно очень расстроена. Вообще-то лекарства можно было легко возместить, ведь запас, хранившийся в ее ящике, не был единственным и последним на свете. Но ее потрясло то, что кто-то украл у нее нечто более ценное, чем ювелирные украшения, меха или деньги. От этих таблеток зависела ее жизнь.
 – Благодарю за предложенную помощь, Джефф. – Она постаралась придать своему голосу как можно больше спокойствия. – Но я надеюсь, что очень скоро мне доставят необходимые лекарства из аптеки.
 Кэт вышла из своего кабинета – Джефф следовал за ней по пятам.
 – Куда вы идете?
 – Я дозвонилась до доктора Салливана, – сообщила Мелия, когда Кэт поравнялась с ее столом. – У него сейчас пациент, но его медсестра обещала немедленно передать ему вашу просьбу.
 – Спасибо.
 Кэт повернулась к Джеффу.
 – Если какой-то сукин сын думает, что это смешно, я намерена его разубедить.
 Отдел новостей был настоящим раем для любителей дурацких шуток. Его сотрудники постоянно соревновались между собой, чей розыгрыш окажется самым удачным – или неудачным, в зависимости от того, с какой стороны смотреть.
 Проделки были самого разного пошиба. Кто-то мог подложить в общественный холодильник специально изготовленную из пластика рвотную массу, а кто-то распространить слух о том, что президента США только что застрелили в мужском туалете заправочной станции на тридцать пятой автомагистрали.
 Кэт подошла к столу редактора. Это был седоватый брюзга, привыкший, несмотря на эмфизему легкого, курить одну сигарету за другой и недовольный тем, что отдел новостей объявили зоной, свободной от курения. У него постоянно был хмурый вид, и он ни с кем не поддерживал дружеских отношений. Несмотря на все это, он заслужил всеобщее уважение, поскольку обладал удивительным чутьем на новости. Когда он приказывал что-то сделать, даже наиболее эгоистичные репортеры не решались ему перечить.
 С ним чуть не случился припадок, когда Кэт нажала на клавишу интеркома на его столе.
 – Эй, ребята, – ее голос, усиленный громкоговорителями, загремел на весь зал, разделенный перегородками на ряды персональных рабочих столов, – эй, все, – поправилась она. Кэт уже знала, что техасцы не любят обращение «эй, ребята». – Хочу сообщить тому больному, который решил пошутить и украл у меня таблетки против отторжения тканей, что это вовсе не смешно.
 – О чем, черт побери, вы говорите? – пропыхтел редактор.
 Не обращая на него внимания, Кэт продолжала говорить в интерком:
 – Было по-настоящему смешно, когда мои гигиенические салфетки использовали для того, чтобы обеспечить звукоизоляцию нашего буфета. Я сама смеялась над собственным портретом с закрученными кверху усами и подрисованной третьей грудью. Но то, что случилось сегодня, это уже не смешно, ясно? Я не жду, что виновный сознается, прошу только впредь этого не делать.
 – Отойдите от этой штуки. – Редактор отобрал у Кэт свой интерком, которым до нее не смел пользоваться никто, кроме него самого. – Что вас так взбесило?
 – Кто-то стащил мои таблетки.
 Сотрудники отдела новостей вышли из-за своих столов и с любопытством уставились на них.
 К столу редактора подошел заведующий отделом и хмуро спросил:
 – Что, черт возьми, здесь происходит? Кэт повторила то же самое и ему.
 – Я уверена, что тот, кто забрался в мой кабинет и вытащил лекарства из ящика стола, не хотел причинить мне вред. Однако шутки такого рода не только глупы, но и опасны.
 – С чего вы взяли, что этот кто-то из отдела новостей? – спросил заведующий.
 – Я не знаю этого наверняка, – призналась Кэт, – но любой из работающих на этом этаже может легко проникнуть ко мне в офис, не привлекая к себе внимания. А здесь все любят хорошенько пошутить. И чем выходка отвратительнее, тем больше веселья она вызывает. Но с этими таблетками шутить нельзя.
 – Я убежден, что все сотрудники отдела новостей хорошо осведомлены об этом, мисс Дэлани.
 Такая уверенность в своих подчиненных заставила Кэт засомневаться в справедливости ее первоначальной реакции. Возможно, она слишком поторопилась со своими обвинениями.
 – Простите, что не совладала с собой и оторвала всех от работы. – Кэт чувствовала себя очень неловко. – Если что-нибудь услышите, пожалуйста, дайте мне знать. –
 Не вступая в дальнейшие дискуссии, она удалилась в свой кабинет.
 – То, что вы просили прислать из аптеки, уже в пути, – сообщила ей Мелия, все еще продолжая дуться. – Они сказали, что доставят в течение двадцати минут. Это достаточно быстро?
 – Превосходно. Спасибо. Дайте мне минуту, чтобы прийти в себя, а затем снова соедините меня с Шерри. Джефф, принеси мне, пожалуйста, папку Денни.
 Кэт чувствовала, что ей необходимо хоть немного побыть одной, поэтому она плотно закрыла дверь между своим кабинетом и комнатой, где остались ее присмиревшие сотрудники. Прислонившись спиной к двери, она сделала несколько глубоких вдохов. Сейчас ее шелковая блузка еще сильнее прилипла к телу, чем когда она вернулась в офис из одуряющей уличной жары. Она вся покрылась испариной от нервного напряжения. Ее колени дрожали.
 В течение трех лет она пыталась убедить себя, что ничем не отличается от других, что в ней нет ничего необычного.
 Но факт оставался фактом: у нее было пересаженное сердце.
 Это означало, что она не такая, как все, у нее имелись свои потребности, которых не было у других, независимо от того, нравилось это ей самой или нет. И так будет всегда, пока она жива.
 Сегодняшний кризис быстро разрешился, к тому же он не имел далеко идущих опасных последствий. И тем не менее он весьма ощутимо напомнил ей о том, как она, в сущности, хрупка и уязвима.




 ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ


 Кэт впервые довелось испытать на себе печально знаменитый гнев Билла Уэбстера, который ему, однако, почти всегда удавалось держать под контролем. Она слышала, что он редко выходил из себя, но, когда это все-таки случалось, все здание буквально сотрясалось от его ярости. В это утро его гнев был направлен на нее.
 – Кэт, они были просто вне себя. Она, как могла, смягчила ответ:
 – У них были на то все основания.
 – Они считают, что им представили эту девочку в неверном свете.
 – Так и есть. Но непреднамеренно. Уэбстер с шумом выдохнул воздух. Он сумел умерить свой гнев, но его лицо все еще оставалось красным.
 – «Дети Кэт» – общественное достояние. На счету этой программы уже несколько удач. Она стала своего рода символом WWSA.
 – Но одновременно моя программа может стать и ахиллесовой пятой компании, – продолжила Кэт, следуя за ходом его мысли.
 – Вот именно. Я по-прежнему целиком и полностью поддерживаю наш проект. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, что я сдрейфил. Но ваша программа дает повод для судебного преследования. Мы становимся мишенью для нападок со стороны государственных органов, со стороны тех, кто намерен усыновить ребенка, и со стороны его родителей, – словом, всех, кто имеет на нас зуб за какие-то наши прегрешения, подлинные или мнимые. Наша телекомпания уязвима со всех сторон.
 – И неизвестно, с какой из них будет нанесен удар. Билл коротко кивнул.
 – Когда мы еще только создавали эту программу, мы хорошо понимали, чем рискуем. Как главный исполнительный директор я сознательно иду на риск, поскольку возможная польза всецело его оправдывает. Но надо действовать с необычайной осторожностью, чтобы впредь не случалось подобных инцидентов.
 Кэт потерла рукой лоб. За два дня до этого супружеская пара по фамилии 0'Коннор позвонила Шерри Паркс и отказалась от недавно усыновленного ребенка. Маленькая девочка, которую они удочерили через передачу «.Дети Кэт», пыталась вовлечь мистера 0'Коннора в эротическую игру.
 – Они утверждают, что ее сексуальный опыт намеренно не был упомянут в личном деле девочки, чтобы облегчить ее усыновление.
 – Это неправда. Ее тестировали несколько специалистов по детской психологии. Она умудрилась утаить свое Знание секса от врачей, работников органов опеки, от нас и от всех, кто занимался ее делом.
 – Не понимаю, как ей удалось всех облапошить?
 – Ей всего семь лет! – воскликнула Кэт. – У нее косички и ямочки на щеках, а не рога и раздвоенный хвост. Кто мог знать, что у этого ребенка сексуальные проблемы?! Но с ней ужасно обращались с самой колыбели. Ее отчим научил девочку доставлять ему удовольствие. Он научил ее возбуждать его…
 – О Господи, – прервал ее побледневший Билл. – Мне не нужны подробности.
 – Как раз подробности-то и нужны, – твердо заявила Кэт. – Если мы все признаем их существование, тогда, может быть, подобных возмутительных случаев станет в нашем обществе меньше.
 – Резонно. Продолжайте.
 – Принимая во внимание условия ее жизни, психологи с самого начала были удивлены, что у нее практически нет шрамов на теле и почти не пострадала психика. Теперь мы знаем, насколько она травмирована на самом деле. Девочка научилась использовать секс, чтобы управлять теми, кто вокруг нее, в частности, манипулировать мужчинами, любым мужчиной. Вы абсолютно правы, Билл. Невозможно даже представить себе, что маленькая девочка, выглядящая такой невинной, на самом деле является чем-то вроде роковой женщины. Однако мы также не представляем себе и того, что сделало ее такой.
 – Но нельзя же винить 0'Конноров в том, что они отказались ее удочерять.
 – Конечно, нет. Естественно, им заранее сообщили, что она сексуально травмирована. Они были готовы к этому, но ведь никто не знал, какой величины эта травма. Никто из нас даже не представлял себе, как умело она обманула экспертов. Эта малышка знала правильные ответы на все их вопросы. Она делала с ними все, что ей заблагорассудится, потому что ей хотелось жить в доме 0'Конноров. Ей хотелось спать на хорошенькой розовой кроватке, которую они поставили в ее спальню. Она сама призналась в этом Шерри.
 Билл в сомнении покачал головой.
 – Я не первый раз слышу о столь тяжелых случаях, – продолжала Кэт. – Для всех заинтересованных сторон они оборачиваются трагедией.
 – Это верно. И именно поэтому нам не стоит в них ввязываться. Ошибки, такого рода, Кэт, не должны впредь повторяться, – сурово сказал он.
 – Не могу ничего гарантировать. Но я несу полную ответственность за отбор детей, появляющихся в программе «.Дети Кэт». Если у меня возникают какие-то сомнения…
 – Не выбирайте таких детей.
 Кэт не понравилась его терминология. Они разговаривали не о дынях. Однако, понимая, что сейчас благоразумнее уступить, она неохотно кивнула.
 – Сегодня утром я отправила 0'Коннорам личное письмо с извинениями. Мне их ужасно жаль. Естественно, ее поступок их шокировал, тем более что они только-только успели привязаться к девочке по-настоящему. Для них это невероятная душевная травма.
 – Надеюсь, они не предъявят нам счет на миллионы, – сказал Уэбстер. Теперь в нем заговорил деловой человек.
 – Жаль, что телекомпании пришлось принять этот удар на себя.
 Смягчившись, он махнул рукой, как бы принимая ее извинения.
 – Вы сами находитесь на переднем крае обороны. Мы все связаны одной веревочкой, Кэт. Что бы ни случилось, я буду горой стоять за вас. Мы спустим на них наших адвокатов, и они будут защищать вас, как волчицы своих детенышей.
 Кэт представила себе, как адвокаты-волчицы набросятся на несчастных супругов, и без того переживших большое потрясение, и нарисованная ею картина ей не понравилась.
 – Надеюсь, до этого не дойдет. – Я тоже на это надеюсь. – Уэбстер принял позу судьи, готовящегося вынести судебное постановление. – Однако после всего случившегося вы, я надеюсь, перестанете принимать происходящее с этими детьми так близко к сердцу. Вы берете их проблемы на себя. И теряете объективность.
 – Слава Богу, что я на это еще способна, – горячо воскликнула Кэт. – Мне вовсе не хочется быть объективной. Они же дети, Билл, а не цифры в статистическом отчете. Они человеческие существа с сердцем, душой и разумом, и всех их так или иначе травмировали. Вы можете относиться к ним, как к предприятию, приносящему вашей телекомпании известность и поднимающему ее рейтинг. Возможно, и другие, кто работает в программе «Дети Кэт», видят в них лишь сюжеты для сценария или объекты для киносъемки. – Опершись на руки, она склонилась над его столом. – Но для меня в центре событий стоят сами дети. Остальное – только средство. Если бы я гналась исключительно за славой и деньгами, я осталась бы в «Переходах». Вместо этого я приехала сюда, чтобы служить цели, от которой никогда не отступлюсь. А чтобы достичь этой цели, я должна принимать все близко к сердцу.
 – Мне кажется, это неправильный подход к делу, но, думаю, вам лучше знать.
 – Я не буду злоупотреблять вашим доверием. Уэбстер подтолкнул к ней через стол утреннюю газету, но Кэт уже читала ту статью, которую он очертил красным карандашом.
 – Теперь, когда мы обсудили проблему с супругами 0'Коннор, мне хотелось бы услышать, что вы предлагаете по поводу этого.
 Сразу после возвращения в свой офис, Кэт вызвала к себе Джеффа и Мелию.
 – Чтобы не тратить время и силы, я опущу предписанные правилами ненужные формальности и перейду сразу к делу. Вчера днем вам обоим стало известно о ситуации с супругами 0'Коннор. Кто-нибудь из вас поведал об этом журналистам?
 Оба молчали.
 Кэт сделала короткий жест рукой в сторону принесенной от Билла газеты.
 – Рон Труитт снова нанес удар. Но на этот раз у него были солидные боеприпасы. Он не мог случайно узнать об этой истории. Кто-то поставил его в известность. Несомненно, никто из служащих Департамента гуманитарной службы не заинтересован в том, чтобы этот случай стал достоянием общественности. Что касается 0'Конноров, то они почти столь же расстроены вмешательством в их частную жизнь, как и самим инцидентом. Следовательно, все указывает на то, что утечка информации произошла из WWSA, в частности, из этого офиса. Так кто из вас несет за нее ответственность? Помимо признания, я хотела бы получить ответ на вопрос: если программа «Дети Кэт» будет снята с эфира, мы все лишимся работы, так чего же добивается тот, кто это сделал, подрывая ее авторитет?
 Оба сотрудника, опустив глаза, продолжали молчать.
 – Джефф, – после долгой паузы сказала Кэт, – не будешь ли ты так добр оставить нас наедине? Он кашлянул и взглянул на Мелию.
 – Конечно.
 Джефф бесшумно выскользнул в дверь, ведущую из офиса, и снова закрыл ее за собой. Кэт намеренно выдерживала тягостное молчание. Чего-чего, а выдержки у Мелии Кинг хватало. Она ни разу не отвела своих миндалевидных глаз, в упор смотрящих на Кэт.
 – Мелия, я даю вам последнюю возможность сознаться в том, что вы проболтались Рону Труитту об этой истории. Вам сделают выговор. Но, если вы пообещаете больше никогда не разглашать наших секретов, на этом дело и закончится.
 – Я не звонила ни этому репортеру, ни кому-либо еще. Это правда.
 Кэт открыла нижний ящик своего стола и, вытащив фирменный пакет из «Макдональдса», поставила его на стол. У молодой женщины он вызвал ту реакцию, которой Кэт давно от нее ожидала. Мелия, приоткрыв от изумления рот, поражение уставилась на пакет.
 – После таинственного исчезновения моего лекарства один из молодых сотрудников отдела новостей пришел ко мне, – сообщила Кэт. – Он сказал, что видел, как вы в обеденный перерыв пересекали автостоянку и выбросили этот пакет в мусорный бак. Он помнит: ему показалось странным, что вы покинули кондиционированное здание и вышли на раскаленный асфальт автостоянки, чтобы всего лишь выбросить остатки обеда. Я сама порылась в мусорном баке и нашла этот пакет. В нем лежали четыре черствых ломтика обжаренного картофеля, нераскрытый пакетик кетчупа и четырнадцать пузырьков с таблетками.
 Понимая, что попалась, Мелия с вызовом вскинула голову, отбросив назад волосы.
 – В то утро вы меня довели до белого каления. И все лишь из-за того, что я неправильно записала какой-то номер.
 – И вы считаете, что вас это оправдывает? – почти крикнула Кэт, встряхнув пакет так, что он затрещал.
 – Ну, вы бы не загнулись. Вам очень скоро прислали из аптеки все, что нужно.
 – Не в этом дело. Вы умышленно причинили зло. Это низость с вашей стороны.
 – Сами напросились! – выкрикнула Мелия. – Вы постоянно отчитываете меня в присутствии этого жалкого гомика, выставляя перед ним тупицей. Я не тупица!
 – Нет, я ни минуты не сомневаюсь, что вы далеко не тупица, Мелия. Думаю, вы чрезвычайно умны. Хотя не настолько, чтобы не попадаться. – Кэт выпрямилась, расправив плечи. – Пожалуйста, пойдите и соберите свои вещи. Немедленно.
 – Вы меня увольняете? – Мелия не поверила своим ушам.
 – Я договорюсь, чтобы бухгалтерия выплатила вам все, что полагается за работу, плюс обычное выходное пособие. Это, я думаю, более чем справедливо при данных обстоятельствах.
 Глаза секретарши сузились от злости, но Кэт стояла на своем. Наконец Мелия повернулась и направилась к двери. Уходя, она бросила:
 – Вы еще об этом пожалеете.
 К полудню она забрала из своего стола все личные вещи и покинула здание.
 Кэт попросила заведующего отделом новостей одолжить ей на время секретаря, пока она не найдет кого-нибудь на смену Мелии. Она испытала облегчение, когда Мелия ушла из ее жизни, но все происшедшее, начиная с истории с 0'Коннорами накануне, стоило ей колоссального напряжения сил. У нее все еще было воинственное настроение, явно неподходящее для того, чтобы принять гостя, ожидавшего ее, когда она в сумерках вернулась домой.
 И уж конечно она не была готова увидеть Алекса Пирса.
 – Что вы здесь делаете? – спросила она сквозь ветровое стекло машины. – Как вы узнали, где я живу?
 Он сидел верхом на стоявшем у обочины мотоцикле.
 – Простого «привет, как дела?» было бы достаточно. Кэт вырулила на дорожку, ведущую к дому. Когда она вышла из машины, он подошел к ней и попытался забрать у нее тяжелый кейс.
 – Спасибо, я сама, – сурово проговорила она. Кэт поднялась по ступенькам на парадное крыльцо своего дома и просмотрела дневную почту, в основном состоявшую из рекламных проспектов, которые она обычно выбрасывала.
 – Почему мне присылают весь этот хлам? Десятки деревьев пожертвовали своими жизнями для того, чтобы заполнить собой мой мусорный бак.
 Ее плохое настроение, казалось, забавляло его.
 – Трудный день на работе?
 – Паршивый.
 – Ага. Я видел ваше имя в газете.
 – Не самый лестный в моей жизни материален.
 – С этой малышкой получилось не очень-то удачно.
 – Да уж, неудачнее не придумаешь.
 Ей приходилось одновременно манипулировать вынутой почтой, сумочкой, кейсом и ключами, чтобы открыть входную дверь. Еще одна рука пришлась бы очень кстати, но она упрямо отказывалась попросить его помочь. Кэт свалила почту на стоявший в холле столик, поставила кейс и сумочку на пол, затем повернулась к нему лицом, загораживая собой вход.
 Пирс смотрел поверх ее плеча внутрь дома.
 – Вы неплохо устроились.
 – А вы сделали неплохую попытку сюда проникнуть.
 – А вы неплохо ее отразили. – Наклонившись вперед, он добавил шепотом: – В эту игру можно играть вдвоем, а у меня к играм способности.
 – Не сомневаюсь. – Кэт положила руку на пояс, как будто это могло укрепить созданную ею преграду. – Что вы здесь делаете, мистер Пирс?
 – Теперь, когда вы прочли мою книгу, почему бы вам не называть меня просто Алексом?
 – Откуда вы знаете… – Кэт замолчала на полуслове, поняв, что попалась в расставленную им ловушку. – Ладно, вы меня поймали. Я их читала.
 – Их? Вы прочли обе?
 – Мне просто стало любопытно, понятно? Но я все же хотела бы знать, как вы меня нашли и зачем.
 – Вы голодны?
 – Что?
 – Не хотите пойти съесть гамбургер?
 – С вами?
 Он поднял руки ладонями вверх:
 – Чисто вымыты. Даже под ногтями. Высококачественным туалетным мылом.
 Несмотря на твердое намерение не поддаваться его ироничной манере разговора и своеобразному обаянию, она нагнула голову, чтобы скрыть смех. Алекс принял более расслабленную позу, опершись плечом о дверной косяк.
 – Мы как-то неудачно начали наше знакомство несколько дней назад, вы не находите?
 – Не «как-то», а неудачно.
 – По утром я не в самом лучшем виде и настроении. Особенно после того, как всю ночь трудился без устали.
 – Писали? – Вопрос вырвался у нее прежде, чем она смогла его удержать. Кэт не была уверена, что хочет знать, какого рода деятельностью он занимался без устали.
 Должно быть, он прочел ее мысли, потому что понимающе улыбнулся.
 –Да нет, просто был занят кое-какой исследовательской работой. Что далеко не столь интересно, как писать. – Почему же?
 – Потому что это факты, а не вымысел.
 – Вы предпочитаете выдуманный мир реальности?
 – Насколько я смог узнать реальность, да, пожалуй, предпочитаю. – После короткой паузы он продолжил: – В любом случае, я не несу ответственности за все, что говорю или делаю прежде, чем выпью первую чашку кофе. Было раннее…
 – Было одиннадцать часов.
 – А вам вожжа под хвост попала. Кэт открыла рот, чтобы возразить, но тут же передумала.
 – Я держалась довольно надменно и была предвзято настроена, не так ли?
 – У-гу.
 – Прошу прощения. Вы меня завели, и я перегнула палку.
 Он пожал плечами в знак того, что принимает ее извинения.
 – Видимо, у меня талант злить людей. – В его словах прозвучала горечь. – Ну так как? Дадим друг другу еще шанс?
 Кэт никуда не выходила со дня своего переезда в Сан-Антонио. На телестудии не было никого, кто мог бы привлечь ее внимание, но, даже если бы и нашелся подходящий и привлекательный мужчина, она не стала бы поощрять его ухаживания. Она была решительно против того, чтобы встречаться с кем-нибудь из сослуживцев. Если такой роман заканчивался разрывом, ситуация обычно становилась невыносимой.
 Но хотелось ли ей встречаться с Алексом Пирсом?
 Он умел хорошо выражать свои мысли и казался не лишенным ума. В доме Уолтерсов она видела его раздраженным, но теперь в его репликах проглядывало тонкое чувство юмора, чуждое ерничеству. Кэт чувствовала, что она могла бы получать удовольствие от их словесной перепалки.
 Сегодня у него был гораздо более ухоженный вид, чем когда она видела его в прошлый раз, но он все еще походил не на главных героев своих книг, а на тех, против кого они сражались. В нем было что-то опасное. Его шарм маскировал темную сторону его натуры, одновременно и путавшую, и привлекавшую Кэт.
 А в общем и целом, Пирс был очень хорош собой. И он совсем не смутился, когда незнакомая ему женщина увидела его почти раздетым, если не считать наполовину застегнутых синих джинсов. Возможно, он знал, насколько ему идет такой вид, точно так же, как и то, насколько смутил ее своей полунаготой.
 Кэт взвесила все «за» и «против» и решила, что Алекс Пирс явно принадлежит к тому типу мужчин, которых ей лучше всего избегать.
 Однако вслух она сказала:
 – Вы не могли бы подождать, пока я переоденусь?




 ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ


 Это был совсем не тот ресторан, который выбрала бы для себя Кэт, и уж конечно она никогда не пришла бы Сюда одна. Автомобильная стоянка перед входом была заполнена грузовыми пикапами. Войдя внутрь, она явственно услышала стук бильярдных шаров, доносившийся откуда-то из глубины помещения; из музыкального автомата гремела музыка в ритме густела. Но зато эта забегаловка славилась лучшими гамбургерами и самым холодным пивом в Техасе.
 Двойной гамбургер и вправду оказался толстым и сочным. Поджав губы, Кэт поначалу отщипывала от него по маленькому кусочку, но затем, отбросив великосветские манеры, стала с наслаждением поглощать кусок за куском. Перед тем как положить в рот ломтик жареного картофеля, она окунула его в лужицу кетчупа.
 – Вы все еще не прощены за позавчерашний оскорбительный выпад против рыжеволосых женщин.
 – Не помню. Она посмотрела на него с явным неудовольствием.
 – Прекрасно помните. Вы сказали, что рыжеволосые женщины в ваших книгах всегда легкодоступны.
 – Да, это был дешевый прием, – согласился Пирс, безуспешно пытаясь принять покаянный вид.
 – К сожалению, это оказалось правдой, – продолжала Кэт. – В ваших книгах рыжеволосые девушки действительно легкодоступны. Как, впрочем, и блондинки, и брюнетки – словом, женщины всех оттенков. Через каждую страницу кто-нибудь из ваших героинь…
 – Занимается распутством.
 – Вот именно. Герои никогда не спрашивают позволения. А женщины никогда не говорят им «нет».
 – В каждом литературном произведении много вымысла.
 – В данном случае вымысла женоненавистника.
 – У Яна Флеминга это получалось. Разве Джеймс Бонд когда-нибудь спрашивал: «Можно»? И разве его когда-нибудь отвергали? – Алекс скомкал бумагу, в которую был завернут его чизбургер, вытер рот бумажной салфеткой и удобно облокотился о круглый столик, как будто готовился к серьезному разговору. – Если не считать откровенного женоненавистничества и того, что все женские персонажи раздеваются и ложатся как по команде, как вам понравились мои книги?
 Кэт ужасно не хотелось признаваться ему, что они ей очень понравились, но она чувствовала себя обязанной говорить правду. Раз ее мнение не было ему безразлично, совесть не позволяла ей уклоняться от ответа.
 – Хорошие книги, Алекс. Суровые, но правдивые. Смелые. Жестокие и одновременно реалистичные. Наиболее кровавые эпизоды я только просматривала, но они чертовски хороши. И, как мне ни тяжело об этом говорить, каждый раз, когда женщина у вас раздевается и ложится, это вытекает из логики повествования.
 – Спасибо.
 – Но…
 – Ох уж эти но. Вам надо было стать литературным критиком. Они забрасывают тебя цветами, чтобы потом отвесить здоровенный пинок.
 Кэт рассмеялась.
 – Я не собираюсь критиковать. Честно говоря, я считаю, что вы пишете великолепно.
 – Тогда в чем же «но»?
 Она немного помедлила с ответом:
 – Это печально.
 – Печально?
 – В ваших сочинениях чувствуется некая… некая… – Кэт подыскивала нужное слово. – Некая безнадежность. Они проникнуты фатализмом.
 Какое-то время он молчал, обдумывая ее слова, затем проговорил:
 – По всей вероятности, это оттого, что я сам видел в жизни очень много насилия.
 – Когда вы работали в полиции? Алекса удивило, что она знает об этом.
 – Это написано в вашей биографии на суперобложке, – пояснила Кэт.
 – Совершенно верно. – Он не спеша потягивал из своего бокала. – Знаете, преступление слишком часто оказывается выгодным. Плохие парни выигрывают. А в наше время они, кажется, стали выигрывать еще чаще. Так что если моя писанина отдает фатализмом, то дело, видимо, именно в этом.
 – Мне это бросилось в глаза, потому что я почувствовала то же самое, когда… – Кэт опять не решилась продолжить фразу. Они встречались в первый раз. Хотела ли она говорить ему все до конца?
 – Вы почувствовали то же самое, когда что? Она опустила глаза и стала теребить пальцами красную пластиковую корзинку с остатками своей еды.
 – Не знаю, известно ли вам. 06 этом писали в газетах, но я предпочитаю этого не афишировать, потому что некоторые люди начинают вести себя довольно странно, когда узнают. Право же, это совсем не так уж важно, но… – Кэт подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, стараясь не упустить его первоначальную реакцию. – У меня была пересадка сердца.
 Алекс моргнул, затем еще раз. И все. Конечно, нельзя было угадать, что скрывалось за бесстрастным взглядом его серых глаз.
 Через мгновение он перевел глаза на ее грудь. Она увидела, как он сглотнул слюну. Затем опять уставился ей в лицо.
 – Давно?
 – Почти четыре года назад.
 – И все в порядке?
 Кэт засмеялась, чтобы снять охватившее ее напряжение.
 – Конечно, в порядке. Вы что думаете, я собираюсь откинуть копыта и заставить вас платить по счету?
 Невозможно было предугадать, как тот или иной человек отреагирует на известие о ее пересаженном сердце. Некоторые испытывали отвращение. Они вздрагивали, передергивали плечами и не хотели больше говорить об этом. Другие воспринимали эту весть с благоговением. Они протягивали к ней руку и дотрагивались до нее, как будто она была наделена сверхъестественной силой; они обращались к ней за помощью, как к целебному источнику или статуе Девы Марии, плачущей кровавыми слезами. Кэт не могла понять, какого волшебства они от нее ждали. Были и такие, кто проявлял неуемное любопытство, задавая Кэт кучу интимных вопросов, нередко заставлявших ее краснеть.
 – У вас есть какие-нибудь ограничения? – спросил Алекс.
 – Да, – печально ответила она. – Я не могу выписывать больше двадцати платежных чеков в месяц, иначе в моем банке с меня будут взимать дополнительную плату за обслуживание.
 Алекс смущенно взглянул на нее.
 – Вы же знаете, что я имею в виду.
 Да, Кэт понимала, что он имеет в виду, но именно этого – вдаваться в подробности – ей больше всего и не хотелось.
 – Мне приходится принимать две пригоршни лекарств три раза в день. Как и всем остальным, мне полезно заниматься физкультурой и есть здоровую пищу с низким содержанием жиров и холестерина.
 Он приподнял изломанную шрамом бровь и кивнул в сторону того, что осталось от ее гамбургера и жареного картофеля.
 – Зато я отказалась от самого холодного в Техасе пива, – заявила Кэт с видом человека, уверенного в своей правоте.
 – Алкоголь – ни-ни?
 – Спиртное несовместимо с моими таблетками. А как насчет вас? Мне бросилось в глаза, что вы пили содовую, в то время как все остальные представители мужского пола в этом заведении налегают на пиво.
 Вопрос привел его в смущение, но Кэт подперла рукой щеку и продолжала не отрываясь смотреть на него, пока он не признался:
 – Спиртное плохо влияет на мои умственные способности. Несколько лет назад мы с алкоголем вступили в жестокую схватку. Сперва он послал меня в нокдаун, но я ухитрился подняться, хотя едва держался на ногах.
 – И все еще едва держитесь?
 – Не знаю. Я не настолько доверяю себе, чтобы снова на ринг.
 Казалось, Алекс ждал ее реакции, чтобы узнать, как известие о его недавних проблемах с алкоголизмом повлияет на ее мнение о нем. Кэт хотелось спросить, началось ли это после того, как он оставил работу в полиции, или как раз послужило причиной отставки. Биография на суперобложке не вдавалась в такого рода детали.
 Но она решила не углубляться в расспросы. Собственно говоря, это ее вообще не касалось, хотя она была почти уверена в том, что алкоголь сыграл свою роль в формировании темных, тайных сторон его личности, которые она успела обнаружить.
 – «Вернуться на ринг», – повторила Кэт, меняя тон разговора. – Вы знаете, мне начинает нравиться разговаривать с писателем. Диалог насыщен метафорами и аналогиями. Не говоря уже о синонимах.
 – Только не начинайте этого снова, – простонал он. Когда Алекс бросил на стол деньги в уплату счета плюс щедрые чаевые, Кэт предложила оплатить свою половину расходов.
 – Нет, – ответил он, вставая и делая ей знак идти. – Я вас пригласил. Кроме того, эту сумму у меня вычтут из налога.
 – Но ведь это был не деловой обед.
 – Как раз деловой. Я просто еще не изложил вам своих деловых предложений.
 Когда они вышли на улицу. Алекс подвел ее к мотоциклу и помог надеть шлем. Кэт перекинула ногу через сиденье, он завел двигатель, и машина с ревом тронулась в путь.
 Когда они на большой скорости отъехали от стоянки, Кэт обхватила его за талию. Алекс ездил быстро, но осторожно. Тем не менее ей почему-то вспомнилось, что Дин называл мотоциклистов не иначе как «донороциклисты».
 Это была ее единственная мысль о Дине, столь же короткая, как и их поездка, несмотря на запруженную транспортом трассу.
 Когда они подъехали к ее дому, Кэт испытала острое сожаление, что обратная дорога заняла так мало времени. Должно быть, Алекс почувствовал, что ей не хочется слезать с мотоцикла.
 – Что? – с любопытством спросил он, сняв шлем и проводя рукой по волосам.
 – Ничего, – ответила Кэт, возвращая ему свой шлем.
 – Нет, что-то есть.
 – Хочу поблагодарить вас за то, что вы так на это отреагировали. – Он озадаченно взглянул на нее. – На мое пересаженное сердце. Вы не побоялись, что я поеду сзади вас на мотоцикле. Вели машину так же быстро, как и раньше, до того как узнали о моей операции.
 – А разве не надо было?
 – Большинство людей, узнав об этом, начинают меня беречь. Они думают, что я хрупкая. Они не хотят подвергать меня риску, боясь, что я могу себе что-нибудь повредить.
 Подобное отношение очень тягостно для меня. Поэтому я ценю, что вы не обкладываете меня ватой. Спасибо.
 – На здоровье.
 Их глаза встретились: она знала, что происходит нечто важное. Ее влечение к нему было слишком сильным, чтобы им можно было пренебречь. И началось оно отнюдь не в этот вечер.
 Кэт почувствовала внутренний толчок в тот самый момент, когда Алекс открыл экранированную дверь дома Уолтерсов и их глаза впервые встретились. Еще тогда ей захотелось вдоволь насмотреться на него, но она сумела совладать с собой. Но не сейчас. Сейчас она позволила своим глазам всмотреться в его лицо.
 Подобные взгляды встречались в сценах, которые она играла в «Переходах». Они призваны были сообщить телезрителям, что данное событие повлияет на всю дальнейшую жизнь персонажа, словом, «проснись, зритель, и обрати внимание, это важно». Начиная с этого момента ничто уже не будет прежним. К восторгу телезрителей, она замечательно умела передавать это на экране, но никогда не испытывала ничего подобного сама. Только теперь.
 Алекс первым перестал играть в «гляделки» и, взяв ее за локоть, потянул в сторону дома.
 – У меня к вам просьба, – сказал он, когда они подходили к парадному крыльцу.
 – Это та самая деловая часть сегодняшнего вечера?
 – Да. Вы не могли бы помочь мне с некоторыми исследованиями для моей новой книги?
 – Помочь? Как?
 Когда они дошли до парадной двери, он повернулся к ней лицом.
 – Предавшись распутству в день первого свидания.
 – Что-о?!
 – Вы не ляжете со мной в постель сегодня ночью?
 – Нет!!!
 – Ну, вот мы и завершили деловые переговоры. Я попросил вас помочь мне с моими исследованиями. Конечно, вы сказали «нет», но это была искренняя, исходящая от сердца просьба о сотрудничестве.
 Кэт с трудом пыталась сохранить на лице хмурое выражение, которое грозило смениться улыбкой.
 – Вы думаете, финансовая инспекция сочтет это законной деловой сделкой?
 – Они редко требуют от меня углубляться в такие детали. – Мимо проехала машина, и это отвлекло его внимание. – Какая прекрасная улица. Совсем не похожа на ту, где, как мне казалось, вы должны были бы поселиться.
 – А чего вы ожидали?
 – Чего-нибудь гораздо более фешенебельного.
 – Фешенебельное осталось у меня в Малибу. А это как раз то, что я искала, переехав сюда. Засаженная деревьями улица в тихом квартале. Дом, построенный тридцать лет назад, с деревянными полами и большим парадным крыльцом. Просторный и вместе с тем уютный.
 – Дом, в котором было бы удобно жить вашей маме.
 – Да, возможно.
 Он моментально обратил внимание на ее задумчивый тон.
 – Я влез не в свое дело? Что-нибудь неприятное?
 – Ничего неприятного. Оба моих родителя умерли, когда мне было восемь лет.
 – О Господи! А что произошло? Кэт уклонилась от ответа, сделав вид, что не поняла вопроса.
 – Меня воспитывала система.
 – Приемных домов?
 – Гмм. Меня никто не удочерил, потому что я была больна.
 – Все дети болеют.
 – Но не так много. У меня была болезнь Ходжкина. Ее рано обнаружили, и я полностью вылечилась, но никто не хотел рисковать, беря в дочери тощую рыжеволосую девочку с подорванным здоровьем. – Кэт взглянула на Алекса снизу вверх. – Ну, а дальше совсем плохо. Вы уверены, что хотите дослушать до конца?
 – Я ведь еще до сих пор не сбежал.
 – Можете сделать это в любой момент, я вас не держу. – Она немного помолчала, потом глубоко вздохнула и выпалила: – Меня передавали из одного приемного дома в другой. Из-за того, что от меня часто отказывались, я изменилась. Я стала выкидывать различные фортели, что– бы на меня обратили внимание. Короче говоря, я стала наказанием Божьим.
 – Могу себе представить.
 – Я всегда отличалась от других детей, сначала потому, что была ужасно больна, затем из-за того, что у меня не было родных матери и отца. Слава Богу, мне удалось все это пережить без серьезных последствий для психики.
 – И в это могу поверить. У вас вид упорного борца. Кэт поиграла хилыми бицепсами, и он засмеялся.
 – А что послужило причиной болезни сердца?
 – Химиотерапия, которую я принимала, чтобы бороться с болезнью Ходжкина. Лекарства победили опухоль, но нанесли большой вред моему сердцу. В течение нескольких лет оно медленно умирало.
 – А вы об этом не знали?
 – Совершенно. Жила нормальной жизнью здорового человека. А в это самое время мое сердце превращалось в камень. Когда осталось совсем мало работающих мышц, я стала замечать, что быстро устаю, что у меня мало сил. Я сваливала все на то, что слишком много работаю, но никакой отдых и никакие витамины не устраняли усталость. Я пошла на обычный медосмотр, а оказалась в кабинете кардиолога. К моему огорчению, он обнаружил, что большая часть моей сердечной мышцы стала такой твердой и негибкой, как будто представляла собой настоящий камень.
 Мое сердце не могло перекачивать нужное количество крови. Оно работало меньше чем на треть своей мощности, что означало для меня необходимость трансплантации. Или неминуемую смерть.
 – Вы испугались?
 – Не столько испугалась, сколько разозлилась. Мне не особенно сладко пришлось в детстве, но я преодолела все невзгоды. Я стала телезвездой. Меня любили миллионы людей. Их распорядок жизни вертелся вокруг фильмов с моим участием. Моя жизнь была сказкой, и вдруг… это. Мне хотелось схватить Господа за воротник и крикнуть:
 «Эй, ненавижу жаловаться, но с меня уже хватит!» Думаю, Он все же получил мое мысленное послание, потому что оставил меня жить.
 – Отсюда «Дети Кэт».
 – Отсюда «Дети Кэт», – повторила она шепотом, улыбаясь с благодарностью, оттого что у него хватило интуиции связать одно о другим. Какое-то время они продолжали стоять и улыбаться. Постепенно их улыбки растаяли, но взгляды по-прежнему были устремлены друг на друга. На крыльце лежали густые тени. Столь же насыщенным было и их молчание. Мимо проехала еще одна машина, но на сей раз они не обратили на нее внимания. На руку Кэт опустился москит, и она рассеянно смахнула его прочь.
 Они стояли лицом к лицу, вглядываясь друг другу в глаза со все возрастающей напряженностью; незаметно для них самих расстояние между их телами сокращалось. Неожиданно Алекс поднял руку и легонько дотронулся до ее нежной кожи в вырезе воротника. Подушечки его пальцев начали медленный спуск от основания шеи до центра груди; он стоял и завороженно следил глазами за их движением.
 – Я ожидал нащупать шрам.
 От звука его охрипшего от волнения голоса у нее словно что-то перевернулось внутри.
 – Он исчез, но я все еще его вижу.
 – Правда?
 – Да. Хотя на самом деле его уже нет.
 – Гмм. Было больно?
 – Вы имеете в виду шрам?
 – Все вместе и его в частности.
 – Иногда было… непросто.
 – Господи, какая вы храбрая!
 – Посмотрели бы вы, какой трусихой я была в блоке интенсивной терапии. Трубки, катетеры, это постоянное чувство, что сейчас задохнешься. И, хотя меня предупредили, что меня ждет, я ударилась в панику. Это была настоящая камера пыток.
 – Могу себе представить.
 – Нет, не можете. Это надо пережить.
 – Думаю, вы абсолютно правы.
 – Единственное, что удерживало меня на плаву, это мысль о том, что у меня новое сердце. Я чувствовала, как оно бьется. Оно было таким сильным!
 – Как сейчас? – Алекс крепче прижал руку к ее груди.
 – Нет, сейчас оно бьется еще сильнее.
 Они разговаривали шепотом. Кончики его пальцев продолжали исследовать ее грудь. Кэт стеснялась своего шрама и теперь удивлялась себе, что позволяет Алексу касаться его. И вместе с тем это казалось ей вполне естественным. Его прикосновения были проявлением любопытства и одновременно нежности, а также, независимо от того, хотел он того или нет, сексуальности. Кэт просто таяла от восторга.
 Она почувствовала, как ее охватила восхитительная слабость, словно ей ввели наркоз перед началом операции. Ее нервные окончания звенели и гудели, их чувствительность резко возросла.
 Все это время глаза Алекса были прикованы к кончикам его пальцев, касавшихся ее кожи, но постепенно он вновь поднял их до уровня ее лица. Их взгляды встретились, в них явственно читалось желание. Потребность друг в друге.
 – Вы меня пригласите? – хриплым голосом спросил он.
 – Нет. Вы уйдете в бешенстве?
 – Нет. Просто разочарованным.
 Затем его губы властно сжали ее губы в поцелуе. Он заключил ее в объятия. Когда их языки соприкоснулись, он издал возбудивший ее стон. Кэт обхватила руками его затылок, ее пальцы переплелись с прядями его волос, спускавшимися на воротник.
 Они двигались в одном ритме. Столкнувшись, их тела замерли в случайно найденной позе, затем уютно прижались друг к другу. Его рука не покидали выреза ее блузки, прижатая к тому месту, где находилось сердце, учащенным пульсом стучавшее ему в ладонь.
 Другой рукой Алекс с силой прижимал ее к себе, поглаживая спину и бедра. Затем он сжал ее обтянутую джинсами попку и еще крепче притянул к себе. Его поцелуи делались все более страстными.
 Кэт запрокинула голову и судорожно вдохнула воздух.,
 – Алекс!
 – Гмм? – Он жадно целовал ее шею.
 – Мне пора идти.
 Он поднял голову и с трудом сконцентрировал взгляд на ее лице.
 – О черт. Хорошо. – Поспешным движением Алекс убрал руку от ее блузки, откинул со лба прядь волос и повернулся, чтобы уходить. Затем одним махом перепрыгнул все три ступеньки крыльца.
 В то же мгновение Кэт охватило сожаление.
 – Вы позвоните?
 Он остановился и резко обернулся.
 – А вы этого хотите?
 Кэт чувствовала себя так, как будто всеми десятью пальцами ног готовилась оттолкнуться, от самого края вышки для прыжков в воду и ей предстояло свободное падение в неизвестность, в конце которого ее ждало либо чудесное приземление, либо катастрофа. Она не узнает, что именно, пока не оторвется от доски. И, невзирая на опасность, она жаждала испытать это падение и выяснить, что ждало ее внизу.
 – Да, хочу.
 – Тогда позвоню.
 Она не сразу пришла в себя после их недавних поцелуев. Словно в полусне, Кэт бродила по дому, забывая, зачем вошла в ту или иную комнату, не умея сконцентрироваться ни на чем, кроме воспоминаний об Алексе, о его ласках и поцелуях. Она разделась, приняла душ и выпила чашку травяного чая, чтобы расслабиться и снять охватившее ее эротическое возбуждение.
 Наконец, думая, что сможет заснуть, она прошла через дом и выключила везде свет. Запирая парадную дверь, Кэт заметила утреннюю корреспонденцию, лежавшую там, где она ее оставила, на столике при входе.
 – Черт!
 Ей хотелось лечь в постель, обнять обеими руками подушку и в мечтах вновь пережить те мгновения, которые она провела с Алексом Пирсом. Но если она отложит вскрытие конвертов на завтра, то утром ей придется просматривать вдвое больше корреспонденции.
 Приняв компромиссное решение, Кэт сгребла конверты в кучу и отнесла их к себе в спальню. Быстро их рассортировала, бросив рекламные буклеты на пол, а счета на тумбочку.
 Последний из конвертов заставил ее на секунду задуматься, поскольку был девственно-белого цвета. В самом его центре в трех печатных строчках были указаны ее имя, фамилия и адрес. Штемпель был местный, но она не нашла ни штампа отправителя, ни обратного адреса.
 Заинтригованная, Кэт вскрыла конверт и вынула из него газетную вырезку величиной в одну колонку и длиной в четыре абзаца. Никакой сопроводительной записки. Никаких объяснений.
 Она быстро просмотрела заметку, затем прочла ее заново, теперь уже более тщательно и со все возрастающим интересом. Мемфис, штат Теннесси. Шестнадцатилетний юноша Джерри Уорд утонул, не сумев выбраться из своего пикапа. По всей вероятности, он потерял контроль над своей машиной на скользком от дождя мосту и упал в речку недалеко от дома. Прошло несколько часов, прежде чем удалось обнаружить его тело и разбитую машину.
 Кэт еще раз осмотрела необычный конверт, в котором была прислана эта заметка. Выходные данные не имели значения. История об этом происшествии могла появиться в любом издании страны, обыкновенная газетная начинка. Едва взглянув на нее, большинство читателей переключатся на колонку Энн Лэндерсили спортивную страницу.
 Но анонимный отправитель знал, что заметка привлечет интерес Кэт Дэлани, поскольку с юношей из Мемфиса у нее было нечто общее.
 У Джерри У орда было пересажено сердце. Всю свою жизнь, начиная с раннего детства, он боролся с болезнью сердца, затем перенес удачную операцию по трансплантации, и все это только для того, чтобы погибнуть от трагической случайности.
 От Кэт не ускользнула жестокая ирония происшедшего.
 Что, как она подозревала, и входило в намерения отправителя.




 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


 Ненси Уэбстер скользнула в постель и легла рядом с мужем. Она положила руку ему на живот привычным жестом, которым обычно завершался их день. Билл накрыл ее руку своей и рассеянно погладил тыльную сторону ее ладони.
 – А сегодня о чем задумался? – мягко спросила она. Он улыбнулся.
 – О многом.
 – Например?
 – Конкретно ни о чем.
 В первые годы супружеской жизни муж обсуждал с ней все нюансы каждого рабочего дня. Они строили планы шепотом, чтобы не разбудить спавших в соседней комнате детей.
 За прошедшие годы у них появились другие дела и обязанности, нередко не позволявшие им вести эти неспешные «беседы под одеялом».
 Ненси очень не хватало этих разговоров, она тосковала по тому времени, когда Билл ценил ее мнение выше всех остальных. Он и сейчас обращался к ней за советом, но делал это уже не так часто, как раньше, до того, как добился успеха в делах.
 – Очередные данные рейтинга будут известны завтра, – заметил Билл.
 – В прошлый раз WWSA намного опережала своих конкурентов, – напомнила Ненси. – Твой главный соперник, занявший второе место, остался далеко позади. Я предсказываю, что на этот раз ты обгонишь его компанию еще больше.
 – Надеюсь, что так и будет.
 Ненси пододвинулась к мужу и положила руку ему на плечо.
 – А что еще?
 – Так, ничего. Всего понемножку.
 – Кэт Дэлани?
 Она немедленно почувствовала его реакцию. Почти незаметную – мускулы чуть-чуть напряглись, он слегка отодвинулся от нее, хотя их тела по-прежнему соприкасались, – но реакцию.
 – С какой стати я буду думать о Кэт? – раздраженно спросил он. – Почему о ней, а не о Дирке Престоне, Уолли Сеймуре или Джейн Джеско? – добавил он, назвав имена других популярных телеведущих телекомпании WWSA.
 – Я именно об этом и спрашиваю, Билл, – мягко ответила Ненси. – Есть какая-то особая причина, заставляющая тебя думать о Кэт?
 – Она очень много для нас делает. Но на прошлой неделе Кэт попала в неприятное положение, когда та супружеская пара отказалась удочерить девочку. – Билл помолчал. – Слава Богу, что они не взвалили всю вину на нас. – Он лег поудобнее. Его нога под одеялом коснулась ноги Ненси, и он тут же отдернул ее. – Кэт относится к делу чрезвычайно ответственно. Я думаю, иногда даже слишком. Я восхищаюсь ею, она мне глубоко симпатична.
 – Мне тоже. – Ненси оперлась головой на согнутую в локте руку и посмотрела на него сверху вниз. – Но я не хочу делить с ней своего мужа.
 – О чем ты говоришь? – резко спросил он.
 – Билл, с нами что-то происходит.
 – Ничего подобного.
 – Но я же чувствую. Мы с тобой женаты больше тридцати лет. И все это время я каждую ночь спала рядом с тобой. Я видела тебя счастливым и печальным, расстроенным, торжествующим и смущенным. Я знаю любое твое настроение. Я… я люблю тебя.
 Ее голос дрогнул, и она возненавидела себя за это, потому что меньше всего на свете хотела превратиться в вечно ноющую жену, чьи нескончаемые жалобы заставляют мужа искать сочувствия в объятиях другой женщины, которая умеет лучше его понять, не пилит и не задает ненужных вопросов.
 Билл дотронулся до ее волос.
 – Я тоже люблю тебя. И, клянусь Богом, у меня нет любовной связи с Кэт Дэлани.
 – Но все-таки ты поглощен ею. Это началось еще до того, как ты с ней познакомился.
 – Я хотел, чтобы она работала в WWSA.
 – Не разговаривай со мной, как с маленькой девочкой, – огрызнулась Ненси. – Это нечто большее, чем профессиональный интерес. Ты и раньше охотился за будущими звездами твоей компании, но никогда не проявлял подобного упорства. У тебя к ней что, сексуальное влечение?
 – Нет! – Это прозвучало очень резко и громко. Понизив голос, Билл повторил: – Нет, Ненси.
 Она вглядывалась в его лицо, пытаясь определить, говорит ли он правду, но его глаза ничего ей не сказали. Такая непроницаемость для посторонних взглядов способствовала его деловым успехам. Если он не хотел, чтобы его мысли читали, никому и не удавалось это сделать.
 Продолжать спорить значило обвинить его во лжи, что только углубило бы разделявшую их трещину. Она решила на время оставить все, как есть.
 – Ладно.
 Билл притянул ее к себе, обнял за плечи.
 – Ты же знаешь, что я люблю тебя. Ты же это знаешь, Ненси.
 Она кивнула. Но для собственного успокоения ей хотелось, чтобы он доказал это физически. Взяв его руку. Ненси положила ее себе на грудь. Он ответил. Они поцеловались, затем стали ласкать друг друга. Когда он вошел в нее, она крепко обхватила ногами его талию.
 Потом Ненси уютно прижалась к нему, вслушиваясь в его глубокое, ритмичное дыхание. Несмотря на то что их обнаженные тела соприкасались, а половой акт был наполнен страстью, ему не хватало той душевной близости, которая была у них все эти годы. Что-то мешало им понимать друг друга, как прежде.
 Кэт Дэлани не принадлежала к тому типу женщин, которые не прочь завести интрижку с женатым человеком, но, в конце концов, она была актрисой. Ее открытое дружелюбие может быть притворным. Ненси становилась безжалостной, когда дело касалось других женщин. Билл был красив, обаятелен и богат – лакомый кусочек для множества женщин, чьи моральные устои не помешают им разбить семью.
 Как бы ни хороши были в прошлом их отношения, это тем не менее вполне могло случиться. Билл и она познакомились и поженились еще в колледже, но многие супружеские пары распадались даже после тридцати и более лет совместной жизни. Нельзя было рассчитывать, что какие-либо сентиментальные соображения способны уберечь их семью от распада. Даже наличие у них шестерых детей не могло в полной мере гарантировать того, что Билл всегда будет испытывать к ней бесконечную привязанность.
 Ненси могла рассчитывать только на любовь, которую они пронесли через три десятилетия, – и на себя. Постоянно сражаясь с лишним весом, она сохранила отличную физическую форму. У нее была упругая кожа, почти лишенная морщин. Медового цвета краска для волос умело скрывала легкую седину. Три раза в неделю она до изнеможения занималась физическими упражнениями в тренажерном зале, много играла в гольф и теннис, и все это вместе помогало ей бороться с возрастом и связанными с ним изменениями фигуры. Когда она смотрела на себя в зеркало, то без ложной скромности считала, что находится в лучшей форме, чем большинство женщин вполовину моложе нее.
 Ненси никогда не ставила себе целью сделать собственную карьеру. Вместо этого она посвятила все свои силы тому, чтобы способствовать карьере Билла. Еще не достигнув двадцатилетнего возраста, он стал работать видеооператором в студии, прошел путь до сотрудника отдела сбыта, затем перешел в управляющие, меняя телекомпании, города и штаты.
 За первые пятнадцать лет совместной жизни они сменили так много адресов, что Ненси потеряла им счет. Но она не возражала против частых переездов. С каждым новым местом работы Билл поднимался на новую ступеньку в телеиндустрии, а она знала, что для него это имело первостепенное значение.
 В качестве менеджера одной из телекомпаний в Мичигане он руководил ее продажей крупной корпорации, которой уже принадлежали многие средства массовой информации. За это Билл получил огромную премию. Новые хозяева предлагали ему остаться работать у них, но он предпочел использовать эти деньги для покупки собственной телекомпании. WWSA стала для него и Ненси чем-то вроде ребенка. Он нянчился с компанией, она нянчилась с ним.
 Ненси мечтала, что до последнего дня останется для него и наперсницей, и женой, и другом, и любовницей. Она любила Уильяма Уэбстера и пошла бы на любые жертвы, чтобы удержать его возле себя.
 Прижавшись щекой к подушке, она смотрела, как он спит. С этим мужчиной она испытала любовь такой силы, о существовании которой даже не подозревала. Ее любовь к нему была сложной и многогранной, отмеченной наиболее примечательными эпизодами их жизни. Свадьба. Этапы его карьеры. Успехи и поражения. Рождение каждого из детей. Смерть одного из них.
 У Ненси перехватило дыхание.
 Возможно ли, что Билл сказал ей жестокую правду? Что, если его одержимость Кэт Дэлани действительно не носила сексуального характера? Не может ли она каким-то образом быть связана с Карлой?
 Сама мысль об этом внушала Ненси ужас.
 – Доброе утро, мисс Дэлани.
 Кэт остановилась как вкопанная, увидев Мелию Кинг за секретарским столом перед кабинетом заведующего отделом новостей.
 – Извините меня, пожалуйста, я сейчас. – Мелия что-то переключила на телефонном аппарате, не имевшем трубки и издававшем приятные мелодичные сигналы. – Доброе утро. Отдел новостей WWSA. Кому адресовать ваш звонок? – Она набрала номер одного из корреспондентов, затем повернулась к Кэт с самой обворожительной улыбкой. – Я теперь работаю здесь.
 Кэт круто изменила направление. Предпочтя лестницу вечно занятому лифту, она в рекордно короткое время добралась до отдела кадров и прошла прямо к секретарю. Без каких-либо предисловий она спросила, правда ли, что Мелия Кинг все еще работает в телекомпании.
 – Сейчас она работает секретарем по приему посетителей в отделе новостей.
 – Как это произошло? – спросила Кэт. – Ведь я уволила ее две недели назад.
 – Ее взяли снова.
 – Когда? И почему?
 – Право, я не уполномочена обсуждать с вами дела других служащих компании, мисс Дэлани, – ответила секретарь. – Мне велели заново оформить ее на работу, и это все, что я знаю.
 Кэт взглянула на закрытую дверь кабинета менеджера по персоналу.
 – Я хотела бы с ней поговорить. Пожалуйста, сообщите, что я здесь.
 – Ее нет на месте, мисс Дэлани. Но я оставлю ей записку.
 – Нет, благодарю. Я не могу так долго ждать. – Кэт повернулась, чтобы уйти, затем оглянулась на взволнованную секретаршу. – Обещаю, что ваше имя упомянуто не будет.
 Кэт быстро вышла из отдела кадров, энергичным шагом дошла до конца коридора и буквально влетела в приемную главного исполнительного директора.
 – У себя?
 У секретарши Уэбстера был испуганный и одновременно оскорбленный вид, как будто эта ворвавшаяся к ней воительница-амазонка с горящими глазами и похожими на пламя волосами потребовала от нее кошелек или жизнь.
 – Да, но он…
 – Спасибо.
 Билл разговаривал по телефону, когда она рывком открыла дверь в его личный кабинет. Он недовольно взглянул на вошедшего, но, увидев, что непрошеным гостем была Кэт, улыбнулся и сделал жест, приглашающий ее войти и сесть в кресло для посетителей.
 – Да, да, я перезвоню вам по этому поводу на следующей неделе. Конечно. Да, спасибо. До свидания. – Повесив трубку, он встал, на его лице сияла широкая улыбка. – Как я рад, что вы зашли, Кэт. Я так надеялся, что сегодня нам удастся поболтать.
 – Я здесь не для того, чтобы болтать.
 Ее резкий тон удивил его. Улыбка постепенно исчезла.
 – Вижу. Садитесь.
 – Я лучше постою. Вам известно, что Мелия Кинг снова принята в штат?
 – Ах, так вот о чем речь.
 – Менеджер персонала восстановила ее на работе после того, как я ее уволила. Зачем она это сделала, я не имею ни малейшего представления, но мне хотелось бы надеяться, что вы вмешаетесь и поддержите мое решение.
 – Кэт, я не могу этого сделать.
 – Но ведь вы – главный исполнительный директор. Конечно, можете.
 – Не могу, потому что именно я отдал приказ восстановить мисс Кинг на работе.
 Теперь Кэт села, но сделала это не по своей воле. От шока у нее ослабли колени, и она без сил упала в кресло. Несколько секунд она в изумлении смотрела на него, затем уперлась обеими ладонями о его стол и наклонилась к нему.
 – Но почему, Билл?
 – Это слишком трудно объяснить, Кэт. На первый взгляд все кажется простым, но, уверяю вас, на самом деле это очень сложный вопрос.
 Столь лаконичный ответ привел ее в ярость.
 – Не собираетесь ли вы сказать, что меня это не касается?
 Билл нахмурился.
 – Ничего подобного я не говорил.
 – Черта с два не говорили! И пожалуйста, поменьше этих глупостей, ладно? Меня интересуют только факты, какими бы сложными они ни были, – думаю, я смогу в них разобраться. Почему вы отменили приказ об увольнении Мелии?
 – По двум причинам. Во-первых, ее предки родом из Латинской Америки. Увольнение сотрудников, принадлежащих к нацменьшинствам, вопрос крайне деликатный. Вы достаточно долго проработали в системе телевидения и знаете, что, если каким-то образом нарушить Закон о равных возможностях найма – даже если кто-то просто подумает, что вы его нарушили – Федеральная комиссия связи тут же поместит вас под микроскоп и будет по косточкам разбирать всю вашу деятельность. Потратив ничтожную сумму на почтовую марку, любой может направить соответствующим властям жалобу, результатом которой будет закрытие целой телекомпании.
 – Я уволила ее совсем не по причинам, связанным с ее происхождением, и вам это прекрасно известно.
 – Конечно, известно, но, случись какое-нибудь расследование, никто не примет мое мнение во внимание. Послушайте, Кэт. Я знаю, что у вас были трудности с этой сотрудницей, но ведь вы документально не фиксировали ее проступки.
 – Я просто не хотела жаловаться.
 – Ценю вашу щепетильность, – сказал Билл. – Но, к сожалению, на этот раз она сослужила вам плохую службу. Если бы существовали письменные заявления с вашей стороны относительно Мелии Кинг, ее некомпетентности или пренебрежения своими обязанностями, вы дали бы нам серьезный повод ее уволить. А без таких документов дело выглядит так, будто вы уволили ее из-за уязвленного самолюбия, не более того, будто это был конфликт лично между ней и вами. За это Федеральная комиссия связи может привлечь нас к ответственности. Мисс Кинг обратила на это внимание начальницы отдела кадров, которая, в свою очередь, поставила в известность меня. Все было сделано очень профессионально, но тонкий намек мисс Кинг был совершенно ясен.
 – Она взяла вас на пушку, а вы дрогнули и сдались. – Мое решение восстановить ее на работе было принято в интересах WWSA, – сдержанно проговорил он.
 Восстановление Мелии на работе было свершившимся фактом, а позиция Уэбстера непоколебимой. Кэт сознавала, что, если даже она сейчас расскажет об эпизоде с лекарствами, в котором Мелия сама ей призналась, все равно уже ничего нельзя будет изменить.
 – Не то чтобы это имело значение, но все же, какова вторая причина ее восстановления? Вы сказали, что их две.
 – У нее есть физический недостаток.
 – Физический недостаток? – повторила Кэт со смешком. – Если у нас и имеются сотрудники, безупречные с точки зрения физических данных, то это как раз Мелия Кинг.
 – У нее неспособность к чтению, это называется дислексия.
 – О Господи, – вздохнула Кэт, вспомнив, сколько раз отчитывала Мелию за то, что та неправильно записала номер телефона. – Я и не знала об этом.
 – Никто не знал. В ее характеристике это не было указано. Она научилась как-то возмещать этот недостаток, но не всегда удачно. Возможно, поэтому она и делала так много ошибок.
 – Возможно. – Неспособность к чтению все равно не могла служить оправданием того, что Мелия выбросила лекарства в мусорный бак. Кэт сочувствовала Мелии и была бы способна простить ей прошлые ошибки и не обращать на них внимание в будущем, если бы молодая женщина проявила готовность к сотрудничеству. – Может быть, в таком случае мисс Кинг не стоит работать в секретарской должности, где ей постоянно придется бороться со своим недугом, чтобы правильно записать имена и цифры?
 – Она настаивает, что справится сама. Кроме того, мы смогли предложить ей только такую должность. И то для этого нам пришлось хорошенько перетряхнуть тарифную сетку.
 – Ах даже так? Ничего не скажешь, вы расшиблись в. лепешку, чтобы ей угодить.
 – Кэт, сарказм вам не идет.
 Все еще разгневанная, Кэт встала, готовясь уйти.
 – Билл, я понимаю всю неловкость ситуации, в которой вы оказались. Я даже допускаю, что вы действовали для блага телекомпании и что у вас фактически был очень небольшой выбор. Но меня бесит, что вы не посоветовались со мной. По вашей вине я оказалась в дурацком положении, а мой авторитет пал очень низко.
 – Кэт, это не так.
 – Боюсь, что так. Если мои решения или решения других руководителей могут быть аннулированы, какой был смысл брать нас на работу? Несмотря ни на какую неспособность к чтению, Мелия заслуживала того, чтобы ее уволили.
 – Очень может быть, но таковы законы нашего мира, мира телевидения.
 – Если так, то эта часть мира телевидения дурно пахнет! Билл встал и вышел из-за стола.
 – Вы принимаете все это чересчур близко к сердцу, Кэт. Может быть, вас расстроило что-нибудь еще?
 «Да, – подумала она. – Та заметка, что пришла мне по почте».
 Эта заметка и конверт, в который она была вложена, все еще находились в ее тумбочке. Кэт пыталась выкинуть их из головы как дело рук обыкновенного сумасшедшего и выбросить и то, и другое, но что-то ее удерживало. Больше всего ее беспокоила не сама статья, а тот факт, что она была прислана ей анонимно. За этим не обязательно стояли дурные намерения – может быть, это указывало только на то, что отправитель не был натурой чувствительной и обладал извращенным чувством юмора.
 Кэт еще не пришла ни к каким выводам. И, уж конечно, было преждевременно обсуждать все это с Биллом, который, несомненно, решил бы, что у нее паранойя. И был бы прав.
 – У меня все прекрасно, – сказала она, напустив на себя веселый вид и меняя тему разговора. – Я рассказывала вам про наш недавний успех? Шантал, помните?
 – Та маленькая девочка, которая нуждалась в пересадке почки?
 – Совершенно верно. Удочерившие ее родители взяли на себя лечение. Вчера они нашли донора, а прошлой ночью девочке уже сделали операцию. Пока все идет хорошо.
 – Прекрасные новости, Кэт. Думаю, мы сможем извлечь из всего этого хороший материал по линии связей с общественностью.
 – Я тоже так думаю. Я уже попросила Джеффа написать и распространить пресс-релиз. Я велела ему первым делом отослать его Рону Труитту. Если он не напишет об этом у себя в газете, мы на полном основании можем обвинить его в предвзятости.
 Билл положил руки ей на плечи и слегка сжал их.
 – Забудьте о том деле, о котором мы говорили вначале. Это ерунда по сравнению с той отличной работой, которую вы выполняете. Продолжайте в том же духе и предоставьте мне самому заниматься повседневными делами телекомпании.
 – Постараюсь все время помнить об этом. Однако, когда я чем-то рассержена, моя память может меня подвести.
 Он рассмеялся и проводил ее до двери.
 – У вас были все основания сердиться. Позвольте мне загладить свою вину перед вами. Ненси планирует устроить званый обед. Она хочет представить вас нескольким людям, которые могут помочь организовать сбор средств по подписке с участием знаменитостей, о котором мы с вами говорили. Как насчет следующей субботы?
 – Прекрасно. Могу я привести с собой мою знакомую знаменитость?
 – Конечно. Кто же это?
 – Алекс Пирс.
 – Писатель?
 – Вы о нем слышали?
 – Как я мог о нем не слышать? Его усиленно хвалят, называют современным Джозефом Вамбо. Я не знал, что он живет в Сан-Антонио.
 – У меня впечатление, что настоящего дома у него нет, но сейчас он здесь, работает над очередной книгой.
 – Непременно приводите его с собой. Ненси будет в восторге.




 ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


 – Так вы хотите пойти?
 – А что мне надеть?
 – Для начала туфли и носки.
 Телефонная трубка усилила голос Алекса, издавшего свой характерный утробный смешок. Почувствовав, как по коже у нее побежали мурашки, Кэт подумала, что со стороны все это выглядит ужасно нелепо. Она вела себя, как девчонка, влюбившаяся в первый раз в жизни.
 Алекс Пирс почти не выходил у нее из головы. Мысли о нем отвлекали ее от работы, а от звука его голоса у нее кружилась голова. Действительно нелепо!
 – Посмотрю, может, где-нибудь у меня завалялась пара носков одного цвета, – сказал он.
 – Это не тот случай, когда надо надевать черный галстук, но вообще-то я бы не хотела краснеть за вас. Там будут очень важные люди, – сообщила она ему, пародируя британский акцент. – Ненси Уэбстер организует сбор средств для детишек, поэтому я перестану с вами разговаривать, если по вашей вине дети не получат энную сумму денег.
 – Обещаю не чесать и не ковырять ничего, что нельзя чесать и ковырять при людях.
 – Спасибо за обещание, – простонала Кэт. – Скорее всего вы меня опозорите. Или просто забудете явиться.
 – Я сделаю пометку в своем календаре.
 – По-моему, не больно-то часто вы в него заглядываете. Вспомните, ведь именно из-за этого мы с вами и познакомились.
 – Лучшая ошибка в моей жизни. Кэт покраснела от удовольствия и порадовалась тому, что он не видит ее глупой ухмылки.
 – На всякий случай, я позвоню вам часа за два до встречи и заеду за вами на своей машине.
 – Хорошая мысль.
 – Вы сегодня вечером намерены поработать?
 – Ага, но в последнее время я частенько не могу сосредоточиться. Вы случайно не знаете, что это меня так отвлекает?
 Она снова испытала острое чувство удовольствия. Ей льстило, что она является мощным отвлекающим фактором. Со дня того первого свидания они встречались еще два раза. Однажды они вместе поужинали, после чего каждый пошел своей дорогой. В следующий раз он заехал за ней на своей машине.
 Тогда они отправились в маленькое кафе на открытом воздухе, где отведали довольно плохие мексиканские блюда, а затем пошли прогуляться по знаменитой набережной, шедшей параллельно реке Сан-Антонио через деловую часть города. Через некоторое время они оставили местные лавчонки и торговые пассажи туристам и поднялись выше в город, где было прохладнее, тише и не так людно.
 Они перешли улицу, купили себе у сонного продавца по порции ананасового мороженого и сели на уединенную тенистую скамейку на Аламо-Плаза. Солнце уже зашло, автобусы с туристами уехали, оставив освещенную прожекторами крепость стоять с величавым, спокойным достоинством, как настоящий памятник тем событиям, что произошли здесь сто пятьдесят лет назад.
 – Ну и сделали же они выбор, – сказал Алекс, перемалывая зубами кусочки мороженого. – А вы бы остались здесь, чтобы сражаться до последней капли крови?
 – Не слабый вопрос. Думаю, да, если бы чувствовала: кроме собственной жизни, мне нечего терять. – Кэт слизнула кончиком языка немного мороженого. – В определенном смысле я могу представить себе, какие чувства охватывают человека в таких случаях.
 Он непонимающе посмотрел на нее.
 – За несколько минут до моей трансплантации я вдруг поняла, что они сейчас вырежут мне сердце. Поймите меня правильно, – поспешно добавила она, – я отчаянно хотела новое сердце. Но всего на мгновение, так сказать, на одно сердцебиение, я испытала приступ неуверенности. Я должна была умереть, чтобы жить. Эта мысль меня просто потрясла. – Кэт взглянула на него и улыбнулась. – Но все закончилось благополучно – я получила новое сердце, а вместе с ним и новую жизнь.
 Они на некоторое время замолчали, продолжая поглощать свое мороженое. Мимо медленно проехала карета, запряженная лошадью. Пассажиров не было, только кучер, сидевший сгорбившись, с поникшими плечами, опустив на грудь заросший щетиной подбородок, уставший, как и его лошадь.
 – Кэт!
 – М-м-м?
 – Вы знаете, кто стал вашим донором?
 – Нет.
 – А вы знаете что-нибудь о?..
 – Нет, и не хочу знать.
 Алекс кивнул, но было ясно, что он не вполне удовлетворен ее скупыми ответами.
 – Как это понять? Вы, наверное, хотите сказать, что среди тех, кому пересадили сердце, просто не принято что-либо об этом знать?
 – Нет. Некоторые хотят встретиться с семьей донора и лично их поблагодарить. Они хотят показать, что понимают, какая жертва принесена ради них. Некоторые даже стремятся побольше узнать о своем доноре. – Кэт непреклонно покачала головой. – Но не я. Я бы не смогла.
 – Почему?
 – А если я их разочарую?
 – Сомневаюсь в этом.
 – В таких делах слишком много щекотливых моментов. Поэтому, вместо того чтобы размышлять, что произошло, я лучше постараюсь наполнить свою жизнь смыслом. Тогда жертва, которую они принесли, будет оправданной.
 На этом их разговор тогда и закончился. Алекс не настаивал на его продолжении, и Кэт была этому рада. Эта тема все еще оставалась слишком чувствительной для нее. Кроме Дина, она ни с кем ее так свободно не обсуждала, как с Алексом.
 Теперь она бросила взгляд на ящик ночного столика, раздумывая, не рассказать ли ему о той присланной по почте заметке. Что, если он тоже скажет, что статейка о событиях в Мемфисе имеет какое-то отношение к ней? А если нет, зачем тогда было посылать ее Кэт? Она хотела знать мнение Алекса, но решила отложить этот разговор на потом. Она и так достаточно надолго оторвала его от работы.
 – Больше не буду вас задерживать. Простите, что помешала.
 – Об этом не беспокойтесь. Я уже несколько часов работаю не поднимая головы – мне в любом случае требовалось сделать перерыв. Спасибо, что берете меня с собой на обед к Уэбстерам.
 – Спасибо, что приняли мое приглашение.
 – Постараюсь вести себя прилично.
 – Да я вас только поддразнивала.
 – Я знаю.
 Кэт почувствовала по его голосу, что он улыбается. Также как и она.
 – Спокойной ночи, Алекс. До встречи в субботу вечером. После того как Кэт повесила трубку, с ее лица еще долго не сходила глупая улыбка. Она безусловно начинала терять контроль над собой. Так не уметь сдерживать свои эмоции! Совсем на нее не похоже. Хорошо усвоив уроки своего детства, она ужасно боялась заводить с кем-то дружбу. В свое время ей пришлось расстаться с несколькими приемными братьями и сестрами после того, как она успела к ним сильно привязаться. Привязанность неизбежно вела к расставанию, которое, в свою очередь, столь же неизбежно вызывало сердечную боль.
 И тем не менее она быстро привязывалась к Алексу Пирсу.
 А как он к ней относился?
 Он хотел с ней спать, это она знала. У него было здоровое либидо. Чтобы это понять, стоило всего лишь прочесть эротические эпизоды из его книг. А Кэт их читала. Несколько раз.
 Конечно, она нисколько не одобряла того, как его герои-мужчины относились к женщинам. Назвать их женоненавистниками значило бы оказать женоненавистникам плохую услугу. За редким исключением они обращали на женщин не больше внимания, чем на использованную гигиеническую салфетку.
 Однако Алекс, казалось, не разделял подобного шовинизма своих персонажей. По крайней мере внешне, он высоко ценил и ее саму, и ту работу, которую она делала. Он часто с похвалой отзывался об этом.
 Алекс умел шутить и смеяться, но по натуре был серьезным, иногда даже мрачным. Его страшно раздражали банальности. Он также почти ничего не рассказывал о своей работе в полиции, а в тех редких случаях, когда все же упоминал о ней, в его голосе сквозила горечь. С его отставкой было связано что-то неприятное. Кэт подозревала, что она не была добровольной. Она явственно представляла его в роли своего любовника, но ей также хотелось, чтобы он стал ее другом. Дин все еще оставался ее другом, но он был очень далеко. Ей был нужен кто-то, кому она могла бы поведать свои мысли, и не по междугородному телефону.
 Ее глаза были по-прежнему прикованы к ночному столику, где хранилась та первая загадочная газетная вырезка… вместе со второй такой же, присланной с сегодняшней почтой.
 Новая заметка прибыла в конверте, точно таком же, как и первый. Так же, как и в первом, в нем не было ничего, кроме самой газетной вырезки.
 Шестидесятидвухлетняя женщина была найдена мертвой в результате случайного падения. Находясь дома одна, она пыталась полить цветок, свешивающийся с крюка на потолке. Стремянка, на которой она стояла, выскользнула из-под нее, и женщина упала прямо на стеклянную дверь, открывавшуюся во внутренний дворик. Кусок разбитого стекла пронзил ей легкое.
 Как и юноше из Мемфиса, ей недавно было трансплантировано новое сердце.
 Кэт не знала, как понять эти загадочные послания. Что сказал бы на это Алекс с его опытом работы в полиции? Может быть, он решил бы, что ей грозит опасность, а может, отмахнулся бы от них, как от не стоящей внимания писанины, вышедшей из-под пера сумасшедшего?
 Не успела она убедить себя, что первая заметка являлась именно такого рода писаниной, как получила вслед за ней вторую. Кэт отметила странное совпадение: обе жертвы несчастных случаев, происшедших при довольно необычных обстоятельствах, незадолго до этого перенесли операцию по трансплантации сердца. Но еще более странным было то, что кто-то посчитал своим долгом информировать ее об их гибели.
 – А ну вас к черту! – воскликнула Кэт, нетерпеливо заталкивая газетные вырезки обратно в конверты и с грохотом захлопывая ящик тумбочки. Не исключено, что заметки были ей посланы именно для того, чтобы поставить в тупик и испортить настроение.
 Она им не позволит. Нельзя даже на секунду допустить, чтобы она, по прихоти какого-то сумасшедшего, расстраивалась из-за присланных ей по почте заметок. Такого рода корреспонденция является крайне неприятной, но достаточно обычной частью ее профессии, и относиться к ней надо именно так. Пока в подобных посланиях не содержится прямых угроз, на них не стоит обращать внимания.
 Кроме того, у нее были гораздо более важные проблемы, например, ей еще предстояло решить, какое платье надеть на званый обед к Уэбстерам.
 – Ух ты!
 Кэт приехала на квартиру Алекса за пять минут до назначенного времени. Он был одет в темные свободного покроя брюки и рубашку цвета голубиного крыла, которую еще не успел заправить внутрь. Незастегнутые манжеты болтались вокруг запястий, из пуговиц были застегнуты только две. На ногах не было ничего.
 Его комплимент представлял собой не столько слова, сколько легкий выдох. Кэт почувствовала, что ее ноги стали ватными.
 – Спасибо.
 – Вы выглядите сногсшибательно.
 – Еще раз спасибо. Простите, что я так рано. Я не ожидала, что пробки на дорогах так быстро рассосутся. В машине ждать не хотелось, и я подумала, пойду погляжу, может быть, вы уже готовы. Но это даже хорошо, что вы еще одеваетесь. Мы можем не спешить. У нас масса…
 – Что это вы так нервничаете? Я же обещал, что надену носки и туфли, не так ли?
 У него была прекрасная интуиция. Все это время Кэт болтала, не закрывая рта, пытаясь скрыть, что она не в своей тарелке. А оттого, что он словно читал ее мысли, ее нервозность только увеличилась. Но ведь он был писателем и умел проникать в души людей. Если бы эта сцена была плодом его фантазии, его персонаж, нервничая, трещал бы без умолку.
 Его умение глубоко проникать в поступки и мотивацию человеческого поведения ставило их в неравное положение. На будущее ей придется как следует следить за собой, играть с непроницаемым лицом, скрывая свои чувства. и мысли.
 Алекс отодвинулся от двери, приглашая ее пройти.
 – Прошу.
 – Сказал паук мухе.
 – Я не кусаюсь. – Он закрыл дверь и запер ее на ключ. – По крайней мере, не больно.
 Засмеявшись и чувствуя себя уже не так скованно, Кэт обвела глазами обитаемую часть его двухъярусной квартиры. Пахло свежей краской. Сводчатый потолок и высокие окна напомнили ей ее дом в Малибу. Наверху находилась галерея второго яруса, примыкавшая к двум перпендикулярно друг к другу расположенным стенам.
 – Спальня вон там, – показал Алекс. – Кухня у вас за спиной, в глубине. Вон те двойные двери открываются на навесную веранду.
 – Мне здесь нравится.
 – Да, неплохо, – подтвердил он. – Как вы знаете, я не очень-то умею вести хозяйство.
 На самом деле Кэт была приятно удивлена царившей здесь чистотой, пока не заметила край рубашки, выглядывавший из-под одной из диванных подушек. Журналы на приставном столике были сложены в стопку в явной спешке, к одному из них прилипла какая-то обертка. На кофейном столике отчетливо проглядывали кольца от воды, соединенные вместе, словно олимпийская эмблема.
 – Нет, черт побери, мисс Дэлани, вы сегодня выглядите просто фантастически хорошо.
 Комплимент Алекса быстро вернул ее к действительности. Его взгляд был горячим и напряженным и пронзал ее, как острый нож.
 – Спасибо.
 – Я думал, рыжеволосые женщины избегают носить оранжевый цвет.
 – Это не оранжевый, а медный.
 – Нет, оранжевый.
 Короткое прямое платье удерживалось на плечах узкими лямками и было сплошь покрыто тонкими металлическими дисками, блестевшими, как только что отлитые монеты. С того дня, как ей сделали операцию, Кэт еще не носила одежды с таким глубоким декольте. Буквально несколько недель назад она и не надела бы это платье. Но Алекс сумел сделать так, что она перестала стесняться своего шрама.
 – Как бы вы его ни называли, черт побери, – продолжал он, – это тот же цвет, что и у ваших волос. Вы вся кажетесь объятой пламенем.
 – Вы говорите как поэт. У вас поэтический дар, а вы об этом даже и не подозреваете.
 – Да, это сразу видно по моим ногам. Каждая из них – Лонгфелло <Лонгфелло Генри Уодсуорт (1807-1882) – американский поэт>, – усмехнулся Алекс. Взглянув на свои голые ноги, он добавил: – Располагайтесь. Я скоро.
 Он буквально взлетел вверх по лестнице, перескакивая сразу через две ступеньки. Когда он добрался до галереи, его брюки уже были расстегнуты, и он начал запихивать в них подол рубашки.
 – Возможно, в холодильнике осталось что-нибудь выпить. Я не знаю точно. Но, что бы там ни оказалось, оно к вашим услугам.
 – Хорошо, спасибо. А где ваш мотоцикл? Я не видела его снаружи.
 – Я отдал его в мастерскую на капитальный ремонт.
 – Жаль. Мне бы хотелось снова на нем прокатиться.
 – Ага. Когда у вас между ногами такая мощь, от нее трудно отвыкнуть.
 – Очень смешно.
 – Я тоже буду по нему скучать. Парень в мастерской сказал, что хороший ремонт займет несколько месяцев.
 – А как продвигается ваш роман?
 – Он мне опротивел.
 – Сомневаюсь в этом. – Опыт ее общения с писателями свидетельствовал, что они всегда были невысокого мнения о том, чем в данное время занимались.
 Кэт бесцельно бредила по его гостиной, ища в предметах обстановки ключ к пониманию его натуры. Но такового не существовало. Единственным в комнате, что говорило о его личности, была его спешная попытка прибраться к ее приходу. Во всем остальном комната имела нежилой вид и не носила ни малейшего отпечатка характера своего владельца. На стенах и мебели не было ни семейных фотографий, ни памятных безделушек, ни почтовых конвертов, ни отрывных талонов или квитанций. Сама мебель была также лишена индивидуальности и выглядела взятой напрокат.
 Кэт почувствовала легкое разочарование. За лестницей она обнаружила два больших ящика с написанными на них трафаретным способом названиями его двух романов. Ящики были все еще запечатаны. Почему он не раздал авторские экземпляры родственникам и друзьям? Может быть, у него не было ни родственников, ни друзей?
 А может быть, она дала волю своему воображению? Кэт попыталась рассмотреть, что скрывается за балконной дверью, выходившей на веранду. Но там не было ничего интересного. По всей видимости, верандой не пользовались.
 Направляясь через небольшой холл в кухню, Кэт заметила закрытую дверь, о которой хозяин даже не упомянул. Чулан? Туалет? Она сделала шаг назад, чтобы определить размеры помещения за дверью. Оно было явно больше стенного шкафа или ванной комнаты.
 Ее рука коснулась дверной ручки прежде, чем она это осознала. Кэт остановилась и задумалась. Почему Алекс ничего не сказал ей об этой комнатушке? Может быть, с его стороны это была не случайная забывчивость?
 Она осторожно повернула ручку. Дверь бесшумно открылась. Внутри ничего не было видно, сплошная темнота. Кэт открыла дверь шире и просунула голову внутрь.
 Сквозь плотно закрытые шторы лился слабый свет. Она едва различала очертания предметов, но все же ей удалось увидать что-то похожее на стол, затем…
 Его рука больно сжала ее запястье.
 – Какого черта вам здесь надо?




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ


 – Черт побери, Алекс! – Кэт высвободила руку и быстро повернулась к нему лицом. – Вы меня так напугали! Что с вами?
 Он решительным жестом захлопнул дверь, щелкнула задвижка.
 – Эта комната – запретная зона. Вход в нее запрещен.
 – Тогда почему вы не повесили на ней табличку «Вход воспрещен»? Чем вы в ней занимаетесь, печатаете фальшивые банкноты?
 Алекс снова взял ее за руку, но на сей раз более нежно.
 – Простите, что напугал вас. Я не хотел. Просто я не люблю, когда заходят туда, где я работаю.
 – «Не любите» – это не совсем то слово, которое я бы употребила, – сердито парировала Кэт.
 – Пожалуйста, постарайтесь понять. То, чем я здесь занимаюсь, очень личное. – Он уставился на закрытую дверь, как будто мог видеть насквозь. – В этой комнате я достигаю самых больших высот и падаю в самые глубокие ямы. Именно здесь у меня рождается каждое слово, а рожать эти проклятые слова – чертовски трудная вещь. Здесь я творю. И здесь я на чем свет стоит ругаю творческий процесс как таковой. Эта комната – моя личная мазохистская камера пыток. – Алекс смущенно улыбнулся. – Я знаю, для человечка, чуждого сочинительству, это звучит полнейшим бредом, но для меня допустить кого-то туда, где я пишу, все равно что позволить грубое вмешательство в мое подсознание. Это было бы насилием. После этого мое рабочее место уже никогда не будет принадлежать исключительно мне и моим мыслям.
 Она заслужила подобные нравоучения. Не нужно было совать свой нос в комнату, дверь в которую закрыта. Художникам и скульпторам свойственно прятать свои творения от посторонних глаз, пока их работа не будет полностью закончена. Никто никогда не слышал музыки композитора до тех пор, пока он сам не останется ею доволен. Ей следовало догадаться, что Алекс будет, по меньшей мере столь же ревностно охранять свое произведение.
 – Я не предполагала, – виновато сказала Кэт. – Простите.
 – Кроме этой комнаты, можете заглядывать во все углы. Раpрешаю вам залезть в мою кладовку или холодильник, в корзину с грязным бельем, даже в мою личную коллекцию порнографических открыток, но эта комната осмотру не подлежит.
 – Это все мое любопытство. – Кэт покачала головой. – Один из воспитателей в детском учреждении предсказывал, что оно меня погубит. Но он говорил также, что шоколад – это яд, и предостерегал меня, чтобы я его никогда не ела. – Она бросила на него взгляд, в котором было очень мало раскаяния. – Боюсь, я не вняла ни тому, ни другому предостережению.
 Он уперся рукой в стену, и Кэт оказалась в тесном пространстве между ним и запертой дверью.
 – Я прощаю вас за ваше любопытство. Простите и вы меня за то, что отреагировал на него так резко.
 Алекс был уже в галстуке, но еще не успел завязать на нем узел. От него пахло мылом, чистой влажной мужской кожей, что Кэт нравилось даже больше, чем запах дорогого одеколона. Его волосы все еще не были расчесаны; он, вероятно, успел только вымыть их и вытереть полотенцем. В целом перед ней был великолепный, невероятно привлекательный мужчина.
 – Так у вас собственная коллекция порнографических открыток? – спросила Кэт, понизив голос.
 – Угу.
 – И сколько лет вы ее собирали?
 – С того момента, как понял, что это неприлично
 – Так давно? Гмм. Мне бы хотелось как-нибудь ее посмотреть.
 Он лениво усмехнулся.
 – По-моему, в вас есть тяга к пороку, Кэт Дэлани.
 – И это тоже очень огорчало работников социального обеспечения.
 Его глаза блуждали по ее лицу, затем переместились на область шеи. Он стоял так близко, что для того, чтобы рассмотреть ее всю, ему надо было опустить голову. Его волосы щекотали ей скулу, она чувствовала на груди его дыхание.
 Алекс все еще не отпускал ее правую руку, прижав ее ладонью вверх к стене чуть выше головы Кэт. Теперь он поцеловал нежную кожу ее руки в том месте, где бился пульс, как бы погладив его языком. Затем легко коснулся губами ее губ.
 – В котором часу начнется этот обед?
 – Десять минут назад.
 – Черт! – Нагнув голову, он ткнулся носом ей в шею в том месте, где она переходила в плечо.
 – Но я рассчитала, что мы опоздаем, как и приличествует знаменитостям. Это сейчас модно.
 – Как это рассчитали? Думали, что я не буду готов вовремя?
 – Нет, на случай, если… э-э… – Было трудно думать, когда он покусывал мочку ее уха. – Знаете, на тот случай, если мы окажемся закованными…
 – Вы хотите, чтобы вас заковали? У нее перехватило горло, внутри поднялась и снова отхлынула какая-то волна.
 – Я имела в виду закованными транспортной пробкой или чем-нибудь в этом духе.
 – Ах, транспортом. Да-да.
 Он стал отодвигаться от нее, но Кэт схватила его за галстук.
 – Мы ничего не пропустим, – прошептала она. – Час коктейлей продлится у них очень долго.
 – А мы оба не пьем. – Алекс положил руку ей под грудь и сильно приподнял ее, одновременно нагнув голову вниз, к ее телу, выступающему из выреза декольте, и принялся нежно целовать кожу.
 Кэт застонала от удовольствия, ее тело выгнулось назад. Он поднял голову и поцеловал ее в губы, возбуждая ее движениями языка. Когда поцелуй наконец закончился, его губы не изменили своего положения. Его дыхание смешивалось с ее дыханием.
 – Ну так что?..
 – Что?
 – Трахнемся?
 Эта неожиданная пошлость словно ушат холодной воды мигом отрезвила ее, всякое желание исчезло. Кэт с силой оттолкнула его от себя.
 Он поднял руки, всем своим видом показывая, что признает свою неправоту.
 – Вы обвиняли героев моих романов в том, что они никогда не спрашивают у дам разрешения. Я решил попробовать спросить, вот и все.
 – Можно было выразиться чуть-чуть повежливее.
 – 0'кей. – Алекс с покаянным видом сложил руки в молитве. – Не желаете потрахаться, мадам?
 – Слишком жеманно.
 Кэт попыталась обойти его, но он поймал ее за талию и вернул на прежнее место между собой и стеной. На сей раз он поцеловал ее без обычного поддразнивания, не столько соблазняя, сколько утверждая свое мужское право. Он целовал ее до тех пор, пока ее гнев не остыл и она не начала отвечать на его поцелуи с той же страстью.
 Когда он наконец отпустил ее, губы Кэт горели жаром, а все ее тело пылало и трепетало от возбуждения.
 – Я хочу тебя, – сказал он. – Но не тогда, когда мне приходится волноваться, не повредит ли это твоей прическе или макияжу. – Алекс небрежно провел большим пальцем по ее нижней губе. – Не тогда, когда я тороплюсь и должен успеть к назначенному часу. Не тогда, когда нас ждут на вечере, где ты можешь заработать немного денег для твоих детишек. Потому что я сомневаюсь, что с тобой будет достаточно одного раза. Поняла?
 От его слов возбуждение Кэт только увеличилось, у нее снова перехватило дыхание, и в ответ она могла только кивнуть.
 – Я всего лишь подтрунивал над тобой, и мои грубые манеры не более чем шутка, но мое приглашение остается в силе. Так, как я его сформулировал. – Его глаза заметно потемнели. – Тебе осталось только выбрать время и место. Понятно?
 Она опять кивнула.
 Алекс выдержал ее взгляд несколько мгновений, затем отвернулся.
 – Я буду готов через пару минут.
 – Кэт, вы приехали! – Ненси Уэбстер обняла ее. – Все просто умирают от желания с вами познакомиться.
 Горничная в форменном платье провела Кэт и Алекса в гостиную внушительного дома Уэбстеров. Сегодня вечером этот дом был заполнен самыми богатыми и влиятельными людьми города. Уровень производимого ими шума показывал, что Ненси Уэбстер умела сделать так, чтобы ее гости чувствовали себя как дома.
 – Прошу прощения за опоздание, – извинилась Кэт. – Мы…
 – Все по моей вине, – вмешался Алекс. – У меня кое-что встало.
 Это замечание вызвало гневные взгляды со стороны Кэт, но Ненси так не терпелось познакомиться с Алексом, что и его двусмысленность, и молчаливый нагоняй Кэт остались ею незамеченными.
 Ненси и Алекс пожали друг другу руки.
 – Добро пожаловать, мистер Пирс.
 – Алекс.
 – Я была так взволнована, когда Билл сказал мне, что Кэт собирается привести вас сегодня с собой. Для нас большая честь принимать вас в своем доме.
 – Я тоже очень рад, что оказался здесь.
 – Я познакомлю вас со своим мужем. Что вы будете пить?
 Ненси была безупречной хозяйкой. Казалось, она не приложила ни малейших усилий, но вскоре в руках Алекса уже был бокал перье с лаймовым соком, и они с Биллом называли друг друга по именам.
 – Я читал ваш первый роман и считаю, что для первой попытки это очень неплохо, – сказал Билл.
 Это был один из тех комплиментов, которые на самом деле таковыми не являются и на которые трудно что-нибудь ответить. Алекс спросил себя, сознает ли это Билл, и сразу понял, что тот прекрасно сознавал, что говорит. Уэбстер явно пытался дискредитировать Алекса, но так, чтобы это не сразу бросалось в глаза.
 Алекс выдавил из себя любезную улыбку.
 – Благодарю за комплимент.
 – Вы сейчас работаете над новой книгой?
 – Да.
 – Действие происходит в Сан-Антонио?
 – Отчасти.
 Кэт продела руку под локоть Алекса.
 – Не задавайте ему вопросов, Билл. Все равно вы из него ничего не вытянете. Он чрезвычайно скрытен во всем, что касается его работы.
 Уэбстер с любопытством посмотрел на него.
 – Это почему же?
 – Рассказывать о романе до того, как он написан, означает испортить себе все удовольствие. Не читателям, а себе.
 – Вы пишете книгу, но не знаете, что в ней произойдет дальше?
 – Знаю, но далеко не всегда.
 Уэбстер нахмурился, сохраняя недоверчивый вид.
 – Боюсь, я слишком привык ставить перед собой цель, я бы не смог так работать.
 «Кого это интересует?» – подумал Алекс.
 Кэт нарушила неловкое молчание.
 – Не хочу хвастаться, но Алекс попросил меня помочь ему в его исследованиях.
 – Правда? – удивился Уэбстер.
 – Ему трудно давались постельные сцены, поэтому я рассказала ему кое-что из моего скандального голливудского прошлого и дала разрешение… – Она сделала рукой жест, как будто пыталась найти нужное слово.
 – Развить ваши сюжеты? – подсказала Ненси.
 – Нет, напротив, сделать их менее яркими. Все, кто слышал их разговор, засмеялись.
 – Билл, как нам ни хочется, нельзя держать их все время при себе, – сказала Ненси. – Остальные гости нас просто не поймут, Кэт? Алекс! – Она протиснулась между ними и продела свои руки им под локти. – Прежде всего я хочу представить вас нашему новому мэру и ее мужу.
 Она водила их по залу, представляя гостям. Алекс был приятно поражен тем, как много людей признавались, что являются его поклонниками. Еще больше почитателей оказалось у Кэт. У каждого нашлось несколько добрых слов в адрес программы «Дети Кэт». Кэт не принимала их целиком и полностью на свой счет, а делила со своей командой.
 – Начиная с Билла Уэбстера и кончая уборщицами, каждый, кто работает на нашей телестудии, причастен к успеху передачи, – повторяла она.
 Одна из приглашенных женщин упомянула о статье, появившейся в воскресном номере газеты «Свет Сан-Антонио», где говорилось о маленькой девочке, недавно удочеренной супружеской парой и только что перенесшей операцию по пересадке почки.
 – Да, история Шантал воодушевляет, – ответила Кэт этой даме. Затем она посмотрела на Уэбстера и вполголоса спросила: – Интересно, как Рону Труитту нравится каяться и посыпать свою голову пеплом?
 В течение нескольких дней этот репортер пытался муссировать историю с супругами 0'Коннор, но без особого успеха. После того как отдел телекомпании по связям с общественностью сделал официальное заявление, WWSA больше не высказывалась по этому поводу. По совету своего адвоката О'Конноры отказались давать интервью прессе, а затем, когда специалисты показали им, как искусно удочеренная ими девочка смогла скрыть свою моральную развращенность, убитая горем супружеская пара решила все-таки оставить ее у себя.
 И государственное агентство, и программа «Дети Кэт» чудом избежали катастрофы. Кэт надеялась, что последняя статья сумеет рассеять все оставшиеся сомнения относительно эффективности ее программы.
 – То, что произошло в жизни Шантал, – продолжала она вслух, – нельзя расценивать иначе, как чудо. К сожалению, есть еще немало детей, у которых тоже имеются специфические проблемы, а ведь каждый из них заслуживает собственного чуда. Они кочуют из одного приемного дома в другой. Конечно, большинство приемных родителей их любят и прекрасно за ними ухаживают. Но ведь это особые дети и они больше других нуждаются в постоянных семьях.
 Обед, состоявший из семи перемен, продолжался более двух часов. Алекс, наверное, умер бы со скуки, если бы не Кэт, начавшая по просьбе гостей рассказывать занимательные истории о детишках, уже снявшихся в предыдущих ее программах.
 Присутствовавшие завороженно внимали этим трогательным историям, которые иногда вызывали на лице улыбку, а иногда слезы. У Кэт была такая же живая и правдивая манера рассказывать, как правдивы и жизненны были сами истории. В ее голосе слышалась самоотверженная преданность начатому ею делу.
 К тому времени, как подали белый шоколадный мусс, ей удалось зажечь тем же огнем каждого из сидевших за столом. Все оживленно переговаривались между собой, обсуждая ее незаурядные способности к сбору пожертвований.
 Придерживая ей стул, когда она встала из-за стола после окончатся обеда, Алекс наклонился к ее плечу и шепнул в ухо:
 – Дело в шляпе.
 Когда другие гости ушли, Уэбстеры уговорили его и Кэт остаться на последнюю чашечку кофе, чтобы отпраздновать успех благотворительного вечера.
 – Давайте пойдем в кабинет Билла, там нам будет удобнее, – предложила Ненси, приглашая всех следовать за ней.
 Горничная принесла серебряный поднос с чашками, но Ненси предпочитала ухаживать за гостями сама.
 – Алекс, хотите бренди?
 – Нет, пожалуйста, только кофе.
 – Я видел, что за обедом вы также не пили вина, – заметил Билл, протягивая руку к налитому ему Ненси кофе с бренди. – Вы трезвенник?
 – Да.
 Не чувствуя себя обязанным объяснять что-либо Уэбстеру, Алекс ограничился этим коротким ответом. Однако его нежелание распространяться на эту тему вызвало новую паузу в разговоре. И снова Кэт поспешила ее заполнить.
 – Это что, семейный альбом с фотографиями? – Она протянула руку к большому тому в кожаной обложке, лежавшему на кофейном столике. – Не возражаете, если я посмотрю?
 – Конечно, нет, – ответила Ненси. – Мы можем часами показывать фотографии наших детей, до тех пор, пока вам не надоест.
 – А сколько их у вас? – спросил Алекс.
 – Шестеро.
 – Шестеро? – Он поднял свою чашку, молча воздавая хозяевам почести. – Глядя на их мать, никто бы этого не подумал.
 – Спасибо.
 – Она держит себя в прекрасной форме, – гордо улыбаясь, сказал Уэбстер.
 – А ваши дети все еще живут с вами?
 Пока Ненси подробно излагала Алексу, где в данное время находились все их отпрыски и чем они занимались, Кэт перелистывала страницы альбома. Время от времени Алекс заглядывал ей через плечо, рассматривая фотографии. Насколько он мог судить, дети Уэбстеров очень походили на своих родителей. У всех были типично американские красивые лица, они явно во всем преуспевали, поскольку нередко фотографировались с какой-нибудь наградой или знаком отличия.
 – Так что на самом деле, – подвела итог Ненси, – только младший еще живет с нами, да и он редко бывает дома. Он издает газету в своей школе, и это…
 – О Боже! – испуганно вскрикнула Кэт, прервав Ненси на полуслове.
 Все взгляды мгновенно устремились на нее.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ


 – Ты знала о том, что ты двойник их дочери Карлы? Всем телом чувствуя на себе взгляд Алекса, Кэт тем не менее сконцентрировала все свое внимание на дороге и не отрывала от нее глаз.
 – Некоторое сходство есть, – признала она.
 – Ничего себе некоторое.
 – У нее были карие глаза, а не голубые.
 – Но у нее волнистые рыжие волосы и тот же овал лица. – Вскинув голову, он стал изучать ее профиль. – Пожалуй, у нее не так выражены скулы. Не так резко. Но в целом сходство потрясающее.
 Кэт впилась глазами в дорогу, пальцы побелели от напряжения, с которым она сжимала руль.
 – Ты же знаешь, что я прав, – продолжал Алекс. – Когда ты увидела ее фотографию, ты чуть не потеряла сознание. У тебя даже щеки стали пунцовыми от волнения.
 – Ты очень наблюдателен.
 – Но ведь это как раз то, чем я занимаюсь. Я наблюдаю людей и записываю свои наблюдения.
 – Ну, а я не люблю, когда за мной наблюдают.
 – Очень жаль, потому что за тобой чертовски интересно наблюдать. И за Уэбстером тоже.
 – За Биллом? Почему?
 – Ну, во-первых, он невзлюбил меня с первого взгляда. Мне, разумеется, глубоко наплевать, но тем не менее это странно.
 – Почему странно? Разве тебя автоматически любят все, с кем ты когда-либо встречался?
 – Не делай вид, что ты ничего не заметила, потому что это неправда. Чтобы его отношение ко мне не так бросалось в глаза, ты встряла со своей шуткой о том, что помогаешь мне в моих исследованиях. А потом его чуть не хватил апоплексический удар, когда ты взяла в руки этот фотоальбом. Он не хотел, чтобы ты видела фотографию его покойной дочери.
 Кэт призвала на помощь все свои актерские способности, чтобы лицо не выдало ее чувств. В отличие от Алекса она не наблюдала за Биллом и не могла с точностью сказать, какова была его реакция на то, что она взяла альбом. Однако от нее не ускользнул тот факт, что за все это время он не сказал ни слова, предоставив Ненси самой справляться с ситуацией.
 Ненси довольно спокойно признала, что между их дочерью и Кэт существовало разительное сходство, сказав:
 «Мы с Биллом заметили его сразу же, когда вы только начали играть в „Переходах“. Мы даже подтрунивали по этому поводу над Карлой, обвиняя ее в том, что она ведет двойную жизнь, о которой ничего нам не рассказывает. Помнишь, дорогой?»
 Билл что-то пробормотал в ответ хриплым голосом. После этого Кэт и Алекс отклонили предложение выпить еще по чашечке кофе и настояли на том, чтобы ехать домой. Кэт долго благодарила Уэбстеров за устроенный для нее вечер. Ненси выразила уверенность, что, заручившись поддержкой тех, кто побывал у них сегодня в гостях, и при их личном участии, Кэт не составит труда собрать столько денег, сколько еще никому не удавалось собрать.
 – Мне у вас очень понравилось, – сказал хозяевам Алекс. – Спасибо, что согласились меня принять.
 Уже в дверях Ненси поочередно обняла их. Она сохранила присутствие духа. Билл, в отличие от нее, казалось, испытывал какое-то сильное волнение и, одновременно… что? Неужели вину?
 И почему он был так холоден с Алексом?
 – Ты знала о Карле раньше? – спросил Алекс по дороге домой.
 – Я знала, что они потеряли свою старшую дочь. Она погибла в автокатастрофе, возвращаясь в своем «остине» в университет.
 – Тебе об этом рассказал сам Уэбстер? Кэт кивнула.
 – Еще до того, как я переехала сюда. Они, видимо, так и не оправились от этого удара. Да и кто бы смог это сделать на их месте? Ваша дочь приезжает домой на уикэнд, вы стираете ее вещи, выслушиваете ее рассказы о мальчике, с которым она встречается, о профессоре, который ей не нравится. Наконец прощаетесь с ней, просите быть внимательной на дороге, обнимаете. А в следующий раз вы видите ее уже в морге, при опознании тела. – Кэт содрогнулась и мягко добавила: – Не могу представить себе, что может быть ужаснее, чем похороны собственного ребенка.
 Алекс помолчал минуту из уважения к затронутой теме, затем выпалил то, что его больше всего заботило.
 – Уэбстер влюблен в тебя?
 – Нет!
 – Так я и поверил.
 – Да нет же, – настаивала Кэт. – Это было бы поистине отвратительно, учитывая, что я так похожа на его дочь.
 – А может быть, именно это его в тебе и привлекло. Его тянуло к тебе с момента вашей первой встречи, но первоначально этот интерес был вполне невинным. И лишь со временем превратился в нечто иное.
 – Ни во что он не превратился. Некоторое время они ехали молча. Наконец Кэт точнее сформулировала свой ответ:
 – Если Билл ко мне что-то и чувствует, он ни разу даже не намекнул об этом.
 – Он не тот человек, чтобы преследовать тебя по всему кабинету или украдкой облапать, когда никто не видит. Для этого он слишком горд.
 – Но он никогда не приставал ко мне, ни открыто, ни как-либо иначе.
 – Однако ваши отношения выходят далеко за рамки обычных взаимоотношений между начальником и подчиненной.
 – Я считаю его другом, – осторожно сказала Кэт. – Между нами никогда не возникало даже намека на какие-нибудь особые отношения. Судя по всему, у них с Ненси идеальный брак.
 – Идеальных браков не бывает. Кэт лукаво взглянула на него.
 – Ты знаешь это по собственному опыту?
 – К сожалению, да. Слишком большому.
 – Я так и думала.
 – Возвращаясь к тебе и Биллу Уэбстеру…
 – Не существует никаких «меня и Билла Уэбстера», – возразила Кэт. – Он дал мне прекрасную возможность проявить себя. Я уважаю его как человека. Вот и все.
 – Нет, Кэт, я так не думаю. – Видя, что она собирается снова возразить, он быстро продолжил: – Я не считаю, что ты лжешь. Дело в нем. Он ведет себя как-то странно, и это не дает мне покоя.
 – Он довольно красив, статен, его нельзя не заметить. Достиг в жизни многого. Имеет огромное влияние. От него исходит сила.
 – Подожди минутку, – вспылил Алекс. – Уж не хочешь ли ты сказать, что я к нему ревную?
 – 06 этом надо, наверное, спросить тебя самого.
 – Все наоборот, дорогая. Сегодня вечером он ревновал тебя ко мне, потому что я был твоим кавалером.
 – Ерунда!
 – 0'кей, может быть, и ерунда. Но помяни мое слово,
 Уэбстер что-то скрывает.
 Разговор зашел в тупик. Кэт не хотела признаваться, что поведение Билла в тот вечер смутило и встревожило ее. Ей нужно было время, чтобы все осмыслить.
 Однако Алекс не унимался.
 – Как ты думаешь, почему он так странно повел себя, когда ты увидела фотографию Карлы?
 – Потому что если он впервые обратил на меня внимание именно из-за этого сходства, то просто-напросто смутился. Подобная сентиментальность не вяжется с его имиджем крутого администратора и бизнесмена – имиджем, который он всегда старательно культивировал и которого рьяно придерживался.
 – Возможно.
 Кэт стукнула кулаком по рулевому колесу.
 – Ты что, всегда и во всем чувствуешь себя правым? Разве у тебя не бывает моментов, когда ты говоришь себе:
 «Я никогда не смотрел на это с такой точки зрения, возможно, я был не прав»?
 – Но не в данном случае, – упрямо возразил Алекс. – В поведении Уэбстера есть нечто такое, что можно назвать притворством. Я это нюхом чувствую. Он слишком совершенен. Его жизнь могла бы служить иллюстрацией к современной волшебной сказке. Поневоле начинаешь подозревать, что где-то рядом бродит злой противный тролль.
 – По-моему, в тебе говорит полицейский.
 – Может быть, и так. Но скорее во мне говорит шестое чувство. Это уже привычка, я готов подозревать всех и каждого.
 – Почему?
 – Потому что каждый человек внушает подозрение. У каждого есть что скрывать.
 – Ты имеешь в виду тайны?
 Ее лукавые слова, сказанные нарочитым шепотом, ничуть его не смутили, он продолжал сохранять все то же серьезное, даже мрачное выражение лица.
 – Именно тайны. У нас у всех они есть, и мы предпочитаем прятать их от посторонних глаз.
 – Ну уж, во всяком случае, не я. Моя жизнь словно открытая книга. Меня обследовали и просвечивали вдоль и поперек. Буквально вспороли мне живот и осмотрели все внутренности. Если бы у меня было что скрывать, это что-то давно уже было бы обнаружено.
 Алекс покачал головой.
 – У тебя тоже есть тайна, Кэт, – настаивал он. – Возможно, такая глубокая и страшная тайна, что она существует только в твоем подсознании, – ты даже сама не знаешь, в чем она состоит. И ты не хочешь сама себе признаться в том, что она есть, потому что иначе тебе придется что-то решать, что-то с ней делать. Мы – я имею в виду каждого из нас – хороним в себе наиболее страшные стороны нашей натуры, потому что не а силах встретиться с ними лицом к лицу.
 – Ха-ха, я так рада, что пригласила тебя сегодня. Ты настоящий кладезь шуток и веселья.
 – Я уже пытался с тобой шутить чуть раньше, – напомнил ей Алекс. – Мне показалось, мое чувство юмора тебе не очень-то импонирует.
 Кэт осуждающе нахмурилась.
 – По-моему, ты мне читаешь лекции по психологии для полицейских, причем сам чрезмерно увлекаешься собственными рассуждениями.
 – Все может быть. Но авторы беллетристики тоже неплохие психологи, знаешь ли. Час за часом, день ото дня я создаю на бумаге человеческие судьбы. Я изучаю модели их поведения и пытаюсь понять, что ими движет. Подумай, например, о такой вещи. – Он повернулся к ней лицом. – Ты ударила себе по большому пальцу молотком. Как ты будешь реагировать?
 – Скорее всего, заору, выкрикивая какие-нибудь ругательства, и начну скакать, держась за этот палец, пока боль не утихнет.
 – Вот именно. Это причина и следствие. При подобных обстоятельствах мы все ведем себя практически одинаково. С другой стороны, в нашей жизни происходят и достаточно уникальные события. Они могут быть случайными и закономерными, но наша реакция на них тоже заранее спрогнозирована. Причем каждый из нас запрограммирован по-своему, в зависимости от пола, умственного развития, финансово-экономического положения, обстоятельств появления на свет и так далее. У каждого из нас есть причины реагировать и вести себя так, а не иначе. Это называется мотивацией. Мне как писателю приходится знать, какие мотивы движут данным персонажем и что заставляет его реагировать на конкретную ситуацию тем или иным образом.
 – Ты исследуешь человеческую природу.
 – Во всех ее формах.
 – И считаешь, что человеческой природе свойственно глубоко прятать свои секреты?
 – Да, как собака закапывает кость. Но, в отличие от собаки, мы редко жаждем вытащить наши тайны наружу и наслаждаться ими.
 – А каков твой секрет, Алекс?
 – Не могу рассказать. Секрет. Кэт остановила машину на перекрестке и повернулась к нему лицом.
 – Я полагаю, что у тебя не одна тайна, а намного больше. Но Алекс не попался на ее удочку. Вместо этого он взглянул ей прямо в глаза и спросил:
 – Мы сегодня будем спать вместе? Кэт задумчиво смотрела на него, пока не сменился свет и водитель ехавшей за ними машины не начал сигналить.
 – Не думаю, – ответила она, нажимая на педаль газа.
 – Почему?
 – Потому что ты слишком много говорил о том, что изучаешь меня. Я комплексую. Буду ли я первой телезвездой, с которой ты переспишь? Первой твоей любовницей с пересаженным сердцем? Первой рыжеволосой женщиной с седьмым размером обуви? Может быть, ты хочешь со мной переспать только для того, чтобы дополнить свои энциклопедические познания о человеческой природе?
 Он не взвился от оскорбления, и это ее уязвило. Она предпочла бы, чтобы он с жаром начал опровергать ее обвинения. Кэт незаметно скользнула по нему взглядом. Он смотрел на нее, ничего не говоря и ничего не объяснял. Его молчание укрепило ее в принятом решении.
 – Прости, Алекс, но я не хочу оказаться описанной в какой-нибудь постельной сцене твоего следующего романа.
 Он отвернулся от нее и уставился в ветровое стекло. От гнева у него на скулах ходили желваки, и Кэт подумала, что попала прямо в точку. Ну что ж, по крайней мере, у него хватило совести не лгать относительно своих мотивов. И тем не менее она была ужасно разочарована.
 – Исходя из твоих слов, я предстаю совершеннейшим дерьмом, – наконец сказал он.
 – Скорее всего, так оно и есть.
 Алекс резко обернулся, но, увидев, что она улыбается, мягко усмехнулся.
 – Хорошо, ты права. Но даже дерьму иногда надо верить.
 – 0'кей. Выпьем по чашечке кофе у меня?
 – Ага. А потом я возьму такси до дома.
 – Только кофе. Больше ничего.
 – Знаешь, я ведь не животное. Когда нужно, я умею умерять свои желания, – шутливо проговорил он, но затем снова стал серьезным. – Кэт, мне правда нравится с тобой разговаривать.
 – Это что, новый заход?
 – Нет, это не тактический ход. Я действительно так думаю. Ты быстро соображаешь. Умна. Умеешь за себя постоять. Словом, свой парень.
 – Гмм, сообразительная, умная и умею за себя постоять. К тому же свой парень. Я, понимаешь ли, стараюсь изо всех сил походить на секс-символ, а мне, оказывается, надо вместо этого попытать счастья в передаче «Риск – благородное дело».
 Остаток пути они непринужденно болтали о каких-то пустяках. Когда они свернули на улицу, где жила Кэт, их настроение уже значительно улучшилось, и время от времени в машине даже раздавался веселый смех.
 Вдруг Кэт резко затормозила.
 – Кто это?
 На обочине перед ее домом был припаркован седан темного цвета. Хотя его было видно за полквартала, тени от нависающих дубовых ветвей из ее сада частично скрывали его от глаз наблюдателя.
 – Ты не знаешь, чья это машина? – спросил Алекс. Кэт покачала головой.
 – Ждешь кого-нибудь?
 – Нет.
 Кэт уже убедила себя, что обе анонимно присланные ей по почте заметки не заслуживали того, чтобы из-за них беспокоиться, но она также знала, что вовсе не обращать на них внимания было бы глупо. Сумасшедшие иногда совершают ужасные преступления, в основе которых лежит помешательство на знаменитостях.
 Она уже приняла дополнительные меры предосторожности: всегда проверяла, хорошо ли заперты ее двери и окна; прежде чем выйти из здания, внимательно осматривала автостоянку, перед тем как сесть за руль, непременно оглядывала заднее сиденье машины. До паранойи дело пока не дошло, ну а здравый смысл никогда еще не был лишним.
 – Эй, что тебя так испугало? – допытывался Алекс.
 – Ничего не испугало, просто я…
 – Не обманывай. Ты же сейчас сломаешь руль, так ты в него вцепилась. И пульс у тебя бьется с бешеной скоростью, достаточно взглянуть на твою сонную артерию. В чем дело?
 – Ни в чем.
 – Кэт!
 – Ни в чем!
 – Врунья. Остановись у обочины.
 – Ну же,скорее!
 Кэт припарковала машину у края дороги, оставив двигатель включенным.
 – Выключи фары. Спокойнее. Оставайся здесь. – Он открыл дверцу и вышел.
 – Алекс, что ты собираешься делать? Алекс! Не обращая на нее внимания, он быстро двинулся в сторону ее дома мимо стоявших в ряд соседских коттеджей, почти бегом пересекая ухоженные лужайки. Вскоре он исчез в темноте, и она потеряла его из виду.
 Волнение, которое Кэт чувствовала вначале, улеглось. Она действительно встревожилась, но только на мгновение, и ее робость теперь ей самой казалась глупой. Может быть, кто-то случайно оставил машину у ее дома, приехав в гости к одному из соседей.
 От нетерпения она начала постукивать пальцами по рулевому колесу.
 – Спокойнее. Сиди здесь. Замри и притворись мертвой, – бормотала она с досадой. Кэт не нуждалась в том, чтобы он ее спасал.
 Через пару секунд она выскочила из машины. Повторяя маршрут Алекса, Кэт на цыпочках побежала вперед, стараясь держаться в тени. По мере приближения к дому она все острее ощущала нелепость сложившейся ситуации. Тот, кто мог замышлять что-то против нее, вряд ли поставил бы свою машину перед ее домом, обнаружив тем самым свое присутствие.
 С другой стороны, как объяснить то явственное ощущение, что за ней следят, которое она уже не раз испытывала в последнее время? Те проклятые белые конверты и содержавшиеся в них закодированные предостережения служили атрибутами некоей странной игры, в которую она оказалась втянутой помимо своей воли. Кэт никогда не уважала трусов. Ей совсем не было свойственно бояться собственной тени, везде и повсюду видеть призраков, готовых напасть на нее из темноты.
 И тем не менее, по мере того как Кэт приближалась к дому, ее нервы все больше давали о себе знать. Если не считать мягкого света над крыльцом, все вокруг было погружено во мрак. Не было слышно ни единого звука, все будто замерло.
 Затем она услышала громкие голоса, доносившиеся со стороны заднего крыльца. Крик. Бормотание. Звуки пота– совки. Вскоре из темноты показались две фигуры. Алекс боролся с каким-то мужчиной, буквально волоча его к передней части дома.
 – Я застал его, когда он пытался взломать заднюю дверь, – сообщил он Кэт.
 – Ты, сукин сын, – проворчал другой. – А ну-ка, отпусти меня.
 – Ни за что!
 Алекс бросил мужчину на землю лицом вниз и навис над его телом, уперевшись коленом в нижнюю часть спины. Правую руку он заломил ему за спину.
 – Только пошевелись, и я сломаю твою проклятую руку, – угрожающе прорычал он. – Кэт, позвони-ка по 911.
 Завороженная происходящим, Кэт подбежала к ним по ведущей к дому дорожке и чуть не упала со ступенек, когда ее имя было вновь произнесено, на сей раз голосом, полным негодования и боли, но тем не менее хорошо знакомым.
 – Кэт, ради всего святого, убери от меня этого ублюдка. Она стремительно обернулась назад, ее глаза раскрылись от изумления.
 – Дин?!




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


 Кэт осторожно обрабатывала перекисью водорода большую царапину на щеке Дина Спайсера. Кардиолог морщился от боли и беззвучно ругался. Алекс, сидевший верхом на повернутом спинкой вперед стуле, с трудом сдерживал улыбку.
 Они собрались вокруг кухонного стола в доме Кэт. Кухня была как раз такой, какой Алекс наделил бы ее, будь Кэт одним из его персонажей.
 Основным цветом был белый, что подчеркивалось отдельными вкраплениями – стилизованный мак на одной Стене, цветущие африканские фиалки на подоконнике, причудливой формы черно-белый чайник, напоминавший корову голштинской породы.
 Спайсер изогнулся, уклоняясь от рук Кэт.
 – Спасибо, больше не надо, – проворчал он. – У тебя найдется что-нибудь выпить?
 – Ты имеешь в виду спиртное? Нет.
 – Аспирин? – Увидев, что Кэт сокрушенно покачала головой, он вздохнул. – Да, ты явно не ожидала, что на твоего гостя нападут и повалят на землю. – Дин бросил гневный взгляд на Алекса. – Полагаю, вам следовало бы извиниться.
 – Я не стану извиняться за свою естественную реакцию на то, что увидел, а именно: как вы пытались взломать замок на двери черного хода. – Алекс и вправду немного помял Спайсера, прежде чем обнаружил, что перед ним друг, а не враг, но он не нанес его здоровью существенного ущерба. Больше всего пострадало его самолюбие, а в этом Алекс не мог ему сочувствовать. – Вам не следовало бродить впотьмах и тем более пытаться вломиться в чужой дом, – заявил он.
 – А вам следовало бы, прежде чем нападать, хотя бы спросить, кто я такой.
 Алекс фыркнул.
 – Так недолго заработать и пулю в лоб. Нельзя подойти к злоумышленнику и вежливо попросить его показать удостоверение личности. Вначале надо его обезвредить и лишь затем задавать вопросы. Только так, иначе вы не продержитесь на улицах и десяти минут.
 – Где уж мне об этом знать. В отличие от вас я не шляюсь по улицам.
 Алекс так быстро соскочил со своего стула, что тот опрокинулся.
 – Скажите спасибо, что Кэт вовремя вас узнала. Я как раз собирался хорошенько проучить вас за то, что вы назвали меня ублюдком.
 – Ребята! – воскликнула Кэт. – Давайте не ссориться, а? Произошла ошибка, и уже через неделю мы будем над всем этим весело смеяться.
 Алекс сильно сомневался в том, что ему или Спайсеру происшедшее когда-либо покажется смешным, но не стал с ней спорить, чувствуя, что Кэт и так уже на взводе. Он поднял стул с пола и снова сел на него в прежней позе. Они со Спайсером продолжали обмениваться злобными взглядами.
 Завинтив крышку на бутылочке с перекисью водорода и отставив ее в сторону, Кэт слегка пожурила своего нежданного гостя:
 – Если бы ты только позвонил и предупредил, что прилетишь, всего этого можно было избежать.
 – Я хотел сделать тебе сюрприз.
 – Уж что-что, а это тебе удалось, – весело сказала Кэт.
 Чересчур весело. Ее улыбка казалась натянутой. Алекс догадался, что она была не слишком рада видеть доктора Спайсера, которого представила ему только как своего друга. Но Алексу и не нужно было говорить, он и так понимал, что Спайсер был для нее больше, чем другом. Сейчас, когда Кэт вежливо осведомилась, хорошо ли он долетел, в ее голосе чувствовалось неестественное напряжение.
 – Тебя кормили в самолете? Может быть, приготовить что-нибудь поесть?
 – Я не ел то, что они подали, но мне известно, как ты готовишь. Однако в любом случае спасибо.
 – Кофе?
 – Мне – нет.
 Кэт перевела взгляд на Алекса.
 – Мне тоже.
 – В таком случае, пойдемте в гостиную. – Никто из них даже не пошевелился, поэтому Кэт снова заняла свое место за кухонным столом. – Даже не верится, что ты и вправду приехал в Сан-Антонио, – обратилась она к Спай-серу. – Не думала, что тебя что-либо может заставить приехать в нашу глухую провинцию.
 – Насколько я могу судить, пока что она оправдывает мои самые худшие опасения.
 – Спасибо за комплимент. – Ее обида была показной, но он принял ее всерьез.
 – Я не имел в виду то, что сказал. У тебя приятный дом, – Дин окинул кухню критическим взглядом, – но его, конечно, не сравнишь с тем, что в Малибу.
 – Ты прав. В Сан-Антонно ощущается некоторая нехватка домов с видом на океан. – Кэт нервно засмеялась своей шутке. Ни Алекс, ни Спайсер даже не улыбнулись. Они явно предоставили ей самой вести светскую беседу, –
 Дин, когда ты решил сюда приехать?
 – Это было спонтанное решение. На ближайшие несколько дней у меня было мало пациентов. Мне легко удалось их передвинуть и устроить себе парочку выходных.
 – Какова бы ни была причина твоего приезда, я ужасно рада, что ты здесь. – Она говорила неправду, и Алекс это знал. Более того, это знал и Спайсер. – На самом деле, ты правильно рассчитал. Мы как раз возвращались с торжественного обеда, устроенного Уэбстерами, – продолжала она с деланным весельем. Спайсер издал ничего не выражающий звук, похожий на ворчание. – Ненси организует сбор пожертвований среди знаменитостей Сан-Антонио в пользу моей программы.
 – Как мило.
 – Там были избранные представители светского общества Сан-Антонио.
 – Какое может быть светское общество в Сан-Антонио?
 Алекс восхищался самообладанием Кэт. Должно быть, ей было нелегко не обращать внимания на оскорбительные замечания Спайсера. Но она сумела даже сохранить на лице улыбку.
 – Там все женщины умирали от счастья, что познакомились с Алексом.
 Спайсер повернулся в его сторону.
 – Вы ведь полицейский, да?
 – Бывший.
 Снова презрительное ворчание.
 – Теперь Алекс пишет криминальные романы, – пояснила Кэт. – Он стал довольно знаменитым. Ты читал какую-нибудь из его книг?
 Спайсер взглянул на нее так, как будто сама мысль об этом даже не могла прийти ему в голову.
 – Нет.
 – Может быть, стоит почитать, – вкрадчиво посоветовал Алекс.
 – Не могу представить себе, зачем мне это может понадобиться.
 – Вы бы узнали что-нибудь полезное, например, как уметь себя защитить.
 Спайсер резко вскочил на ноги, но вдруг покачнулся и ухватился за спинку своего стула, чтобы не рухнуть лицом вниз. Алекс снова подавил полный тайного удовольствия смешок.
 Кэт тоже вскочила, намереваясь помочь кардиологу сесть обратно на стул. Когда он вновь уселся, она уперлась кулаками в бока и гневно заявила:
 – Ну ладно, хватит, я сыта вами обоими. Я пытаюсь одновременно выступать в роли Эмили Пост и судьи на ринге, но ни одно из этих амплуа мне не подходит. Прекратите! Вы ведете себя, как идиоты. Из-за какой-то ерунды.
 – Не сказал бы, что это ерунда, – возразил Спайсер, трогая царапину на щеке.
 – Не надоело ломать… – пробормотал Алекс.
 – А вы уже почти это сделали, – насмешливо перебил его Спайсер. – Вы ведь угрожали сломать мне руку.
 – Дин…
 – Потому что я принял вас за грабителя. А вы, оказывается, всего лишь дурак, подкрались в темноте и…
 – Алекс…
 Он вскочил на ноги.
 – Помолчи, Кэт. Все это не имеет значения. Мне кажется, я слышу шум подъехавшего за мной такси.
 – Ты что, успел уже вызвать машину?
 – Пока ты готовилась оказать первую помощь.
 – Да? А я надеялась, что ты останешься и посидишь с нами.
 – Нет. Не хочу отрывать тебя от твоего гостя. Было довольно любопытно, доктор.
 Спайсер молча уставился на него. Стремясь сгладить его грубость, Кэт едва слышно сказала:
 – Я тебя провожу, Алекс.
 Она провела его через весь дом к парадной двери. Кэт уже сняла высокие каблуки, поэтому ее шаги по твердым деревянным полам звучали глухо, в то время как под его весом дерево издавало приятное на слух потрескивание.
 Комнаты были просторные, освещенные продуманно расположенными светильниками, на потолке подсветка отсутствовала. Мягкий свет ламп падал на обрамленные рамками фотографии, журналы и вазочки с безделушками. Все диваны и кресла были большими и мягкими, со множеством подушек. Такое убранство создавало атмосферу непритязательности, мягкости и уюта.
 Кэт открыла ему парадную дверь.
 – Ты был прав. Такси уже ждет. – Машина стояла на обочине рядом со взятым напрокат автомобилем Спайсера. Обернувшись, она мягко проговорила: – Еще раз спасибо, что пошел со мной на сегодняшний званый обед.
 – Это тебе спасибо, что ты меня пригласила. Пожалуй, самое правильное было бы на этом и расстаться с ним, пожелав спокойной ночи. Но Кэт этого не сделала. Невесело рассмеявшись, она добавила:
 – Вечер закончился неожиданным сюрпризом, не так ли?
 – Ага.
 – Но более увлекательным, чем выпитая не спеша чашечка кофе.
 – Но менее увлекательным, чем секс. Кэт вскинула голову.
 – Ты не можешь не говорить грубостей?
 – А ты не можешь не прикидываться? Ты же, черт побери, прекрасно сознаешь, что сегодня ночью мы с тобой должны были оказаться в постели.
 – Я уже сказала «нет»
 – Сказать-то сказала, но ты в этом уверена? Кэт наклонила голову. Он дотронулся до ее подбородка и снова приподнял его.
 – Мы с тобой взрослые люди. Мы знаем, что делаем, поэтому не пытайся морочить мне голову, ладно? С тех пор, как я увидел тебя через экранированную дверь в доме Айрин и Чарли, я испытываю к тебе влечение, и тебе это хорошо известно. И ты тоже испытываешь влечение ко мне. Все, что мы говорили и делали с тех пор, было любовной игрой.
 Кэт бросила нервный взгляд в сторону кухни, и это его разозлило.
 – Намек понят. Спокойной ночи, Кэт.
 Алекс проскользнул в дверь и был уже на полпути вниз по подъездной дорожке, как вдруг остановился и оглянулся на нее через плечо. Кэт все еще стояла на пороге, ее силуэт четко проступал на фоне залитой электрическим светом двери. Одна рука была поднята и опиралась на косяк, словно замерла на полдороге, не успев принять молитвенную позу.
 То ли оттого, что у нее был тоскливый и немного даже жалкий вид, то ли потому, что он все еще был в ярости, что ее бывший любовник появился в самое неподходящее время, то ли он и вправду был дерьмом, как незадолго до того выразился, но Алекс наплевал на совесть и здравый смысл и повернул обратно, покрыв то же самое расстояние за ничтожные доли секунды.
 Не говоря ни слова, он одной рукой обхватил ее затылок, запустив пальцы ей в волосы, а другой крепко обнял за талию и притянул к себе. Он целовал ее твердыми от страсти и гнева губами, глубоко и властно проникнув ей в рот языком.
 Затем, так же внезапно, как начал, он оторвался он нее.
 Кэт не мигая смотрела на него снизу вверх, раскрыв от изумления губы. Алекс ушел, а она еще долго глядела ему вслед, ошеломленная и возбужденная его поцелуем,. готовая – он знал это – к новым ласкам. И поэтому, когда он снова, уже во второй раз, вышагивал по подъездной дорожке, он был еще более зол, чем раньше. На Спайсера, на нее, на себя. На все на свете.
 На все на свете, черт побери.
 – Ну, и сколько это продолжается?
 Дин не терял времени даром. Не успела она появиться в кухне, как он сразу завел разговор на ту самую тему, которой, как она надеялась, им удастся избежать.
 – Что?
 – Кэт, не притворяйся, что не понимаешь. Твоя связь с этим полицейским, он же писатель. – Его вопрошающий взгляд требовал ответа.
 – Никакой связи между мной и Алексом нет. – Она рассказала ему о путанице в доме Уолтерсов. – С той первой памятной встречи мы несколько раз встречались. Мы дружим. Вот и все.
 Дин скептически фыркнул.
 Из-за того, что он вынудил ее лгать ему, Кэт перешла в атаку.
 – Послушай, Дин, я очень рада, что ты навестил меня, но кто дал тебе право забираться ко мне в дом в мое отсутствие?
 – Я думал, ты не станешь возражать. Я это уже пытался объяснить и тебе, и этому неандертальцу. Обнаружив, что тебя нет дома, я решил войти и подождать. Не понимаю, почему ты так расстроена. От твоего дома в Малибу у меня были ключи. Не вижу, в чем тут разница.
 – Разница в том, что я дала тебе ключи от дома в Малибу сама. И знала, что они у тебя. – Кэт понимала, что от раздражения говорит повышенным тоном, и, сделав над собой усилие, постаралась понизить голос. – Надо было предупредить, что ты вылетаешь. Я не люблю сюрпризов и уже миллион раз говорила тебе об этом.
 – В таком случае твоя нелюбовь к сюрпризам это, очевидно, единственное, что в тебе не изменилось с момента твоего переезда сюда.
 Дин резко встал и зашагал по кухне, не сводя с нее глаз, как будто хотел рассмотреть ее в нескольких разных ракурсах.
 – Не знаю, что вызвало в тебе такую перемену. Может быть, то, что ты общаешься с этим бандитом, а может быть, твоя работа. Но что-то на тебя повлияло. Ты стала другой.
 – Какой?
 – Ты стала своенравной, нервной. Как будто того и гляди выпрыгнешь сама из себя.
 – Не представляю, о чем ты толкуешь. – На самом деле Кэт сразу же поняла, что он имел в виду, и ее очень обеспокоило, что это так заметно.
 – Я увидел это в первую же минуту. Чтобы там у тебя ни случилось… – Его лицо внезапно потемнело. – О Господи! Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь с твоим сердцем? Какие-нибудь признаки отторжения? Кэт подняла руки в успокаивающем жесте.
 – Нет, Дин. – Она покачала головой, выражение ее лица смягчилось, ей хотелось, чтобы он перестал беспокоиться. – Я прекрасно себя чувствую. Просто удивительно, насколько хорошо. Я каждый день открываю для себя что-то новое, что раньше было мне недоступно. И эта новизна до сих пор не приелась.
 – Только не будь беспечной, – назидательным тоном проговорил Дин. – Слава Богу, что сейчас у тебя все хорошо, но, если вдруг почувствуешь какие-нибудь признаки отторжения, сразу же звони мне. Ты знаешь, как меня найти.
 – Обещаю.
 – Я понимаю, тебя раздражает, когда я твержу одно и то же, но ведь кто-то же должен постоянно напоминать тебе, что ты не такая, как другие. У тебя пересаженное сердце.
 – Я такая же, как другие. Не надо меня опекать. Но он, казалось, не слышал ее возражений.
 – Ты слишком много работаешь.
 – Мне нравится работать. Я с головой погрузилась в свою программу.
 – Так ты от этого стала такой нервной? Кэт хотела показать Дину загадочные послания в белых конвертах. Ей хотелось знать, что он об этом думает, так как она всегда прислушивалась к его мнению. Но, хорошо зная его, она была уверена, что он будет настаивать на обращении в полицию. Однако обратиться в полицию значило бы признать, что письма заслуживают какого-то внимания. А она все еще пыталась убедить себя, что эти плохо замаскированные предостережения – не более чем чья-то глупая шутка.
 – Может быть, у меня утомленный вид из-за сегодняшнего вечера, ведь это было нечто большее, чем просто светский раут. Мне пришлось произвести впечатление на многих людей, а это требует сил. Чем бы я ни занималась, я всегда чем-то озабочена, – честно ответила Кэт. – Мне очень нравится работа и дети, но процесс создания такого рода программы связан с трудностями, иногда производственными, а чаще бюрократическими. Попробуй не запутаться в этих бумагах. К концу дня я обычно чувствую себя, как однорукий жонглер, которому надо поймать десять шариков одновременно.
 – Ты могла бы все это бросить. Кэт улыбнулась и покачала головой.
 – Даже учитывая все трудности, мне эта работа нравится. И все наши усилия оказываются оправданными, когда удается устроить ребенка к таким родителям, которые смогут перевернуть всю его жизнь, сделать из кошмара волшебный сон. Нет, Дин, я не собираюсь это бросать.
 – Итак, работа у тебя просто блеск. Тогда, должно быть, причина в чем-то другом. – Он заглянул ей в глаза. – Ты нервничаешь из-за Пирса?
 – Ты опять за свое?
 – Насколько ты им увлечена?
 Кэт не могла честно ответить на этот вопрос, так как правда состояла в том, что она до такой степени была увлечена Алексом, что хотела бы углубить их отношения, перевести их на следующий уровень.
 – Мне с ним интересно, он неглуп, – ответила она. – Умеет хорошо выражать свои мысли, но немногословен, как это ни странно. Очень непростой человек. Чем дольше мы с ним общаемся, тем меньше, как мне кажется, я его знаю. Для меня в нем есть что– то интригующее.
 – Кэт, – простонал Дин, – ты только послушай, что ты несешь. Он смазливый самец с хорошо подвешенным языком, в котором для тебя есть нечто интригующее. Ты понимаешь, о чем это говорит?
 – Он тот самый «неподходящий мужчина», перед которым не может устоять ни одна женщина. – Кэт мягко сказала вслух то, о чем не раз уже думала.
 – Если ты это сознаешь, зачем продолжать с ним встречаться? – Дин в недоумении покачал головой. – Что ты в нем нашла? Он настоящий уличный хулиган. Это сразу бросается в глаза. Ты заметила этот шрам у него поперек брови? Один Господь Бог знает, откуда…
 – Какой-то молокосос ударил его бутылкой из-под пива.
 – А, так ты заметила? – Он обрушился на нее, выстреливая вопросы как из пулемета: – У него есть еще шрамы? Ты их все видела? Ты с ним спала?
 – Это не твое дело.
 – Иными словами, спала.
 – Иными словами, спала я с ним или нет, это тебя не касается. Я больше не считаю себя обязанной докладывать тебе, с кем я вижусь, в обществе или наедине. – Желая смягчить удар по его самолюбию, она умерила свой гнев. – Дин, я не хочу ругаться. Но, пожалуйста, пойми меня правильно.
 – Прекрасно понимаю. Ты думаешь, что тебе не хватает страсти и огня, которых якобы не было в наших отношениях. Тебе нужен крутой мужик в чересчур узких джинсах, от которого у тебя подгибаются колени.
 – Да, – согласилась она с вызовом в голосе. – Насчет его гардероба ты, возможно, и прав, но мне нравится, когда у меня подгибаются колени.
 – О Господи, Кэт, да это же… ты ведешь себя, как девчонка.
 – Я знаю, ты считаешь, что я дура и идеалистка.
 – Ты права, – кивнул он. – Я прагматик. Я не верю в идеалы. Жизнь – это цепь реальностей, и, как правило, грубых реальностей.
 – Дин, никто не знает этого лучше, чем я, – напомнила Кэт. – Вот почему я жду чего-то необычайного. Во взаимоотношениях с главным человеком в моей жизни я отказываюсь довольствоваться тем, что недостаточно хорошо для меня. Дружба и товарищество вещи очень нужные, но, если я полюблю, мне нужно все целиком. Я хочу романтики. Я хочу гореть.
 – И ты думаешь, что этот тип сможет тебе все это дать?
 – Пока рано судить. Кроме того, он не является предметом нашего спора.
 – Черта с два. Не будь меня здесь, устроил бы он тебе сейчас горение?
 Несколько мгновений Кэт не решалась ответить. Наконец, когда стало ясно, что Дин не отстанет, она произнесла:
 – Честно говоря, не знаю. Возможно. – Затем, вспомнив его прощальный поцелуй, добавила чуть тише: – Скорее всего.
 Дин рывком сдернул со спинки стула пиджак.
 – Может быть, тебе стоит позвонить ему. Он наверняка сразу же прискачет обратно.
 – Дин, не уходи так, – попросила Кэт, протягивая к нему руку. Но он уже направлялся к двери. – Не уходи в гневе. Не наказывай меня за то, что я не влюблена в тебя по уши. Ты был и остаешься моим лучшим другом. Ты мне нужен… есть вещи, в которых мне никто не заменит тебя. Я не хочу, чтобы наша дружба расстроилась из-за… Дин!
 Но он так и не остановился – просто вышел сквозь парадную дверь и резко захлопнул ее за собой. Шины взвизгнули, так быстро он рванул прочь на своей взятой напрокат машине.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


 Джордж Мерфи чувствовал себя особенно отвратительно, шагая по вздыбленной потрескавшейся мостовой к ветхому домишку, который им удалось снять. Когда он шагнул на просевшее от старости крыльцо, гнилые доски угрожающе затрещали. Голубая краска на парадной двери поблекла и облупилась. Он потянул дверь на себя – петли пронзительно завизжали.
 Гостиная пропахла неприятным запахом старого кулинарного жира и марихуаны. Носком ботинка Мерфи отбросил в сторону плюшевого зайчика и выругался, споткнувшись об игрушечный грузовик. Подражая Уорду Кливеру, он пропел:
 – Крошка, я уже дома.
 Она появилась из единственной в доме спальни, ее лицо слегка опухло от сна. Хотя была уже середина дня, на ней была только легкая ночная сорочка. Она провела языком по сухим, спекшимся губам.
 – Что ты здесь делаешь?
 – Что значит, что я здесь делаю? Я здесь живу! Она сложила руки на груди.
 – Когда тебя выпустили?
 – Час назад или около того. У них не было улик, поэтому они не могли держать меня слишком долго.
 Его арестовали по незначительному обвинению в хранении наркотиков, сфабрикованному парой фараонов, которым не понравилась его физиономия, и поэтому они решили его немного припугнуть. Да ладно, обошлось. Однако время, проведенное в тюрьме, помешало ему заниматься тем, что он любил. Ему хотелось пива и он был сексуально озабочен.
 Мерфи оценивающе взглянул на нее. Почему-то сегодня она была более нервозна, чем обычно.
 – Что с тобой? – заорал он. – Разве ты не рада, что я снова дома? – Его глаза подозрительно сузились, затем метнулись в сторону двери, ведущей в спальню. – Сука! Если там мужик, я тебя убью!
 – Там нет…
 Он грубо оттолкнул ее и вломился в душную спальню. Лежа на боку среди грязных выцветших простыней, на кровати спал ребенок, маленький мальчик с подтянутыми к груди коленками. Большой палец был у него во рту.
 Теперь Мерфи чувствовал себя глупо, что показал перед ней свою ревность. Чтобы сохранить лицо, он проверил и ванную, но, конечно, она была пуста. Выйдя из ванной, он указал пальцем на спящего мальчика.
 – Они что, привели его обратно? Она кивнула.
 – Сегодня утром. Я проплакала две ночи. Работать не могла. Ничего не могла делать, все думала о Майкле. Я была так рада, когда он вернулся. Мне казалось, что на этот раз они забрали его навсегда. – Она проглотила застрявший в горле комок, в глазах стояли слезы. – Инспектор из службы социальной помощи сказал, что, если… если это еще раз повторится, они заберут его навсегда. Это наш последний шанс. – Ее глаза были полны слез, она умоляюще смотрела на него. – Пожалуйста, не делай ничего такого, что могло бы…
 – Принеси мне пива. – Видя, что она замешкалась, обеспокоенно глядя на мальчика, Мерфи дал ей затрещину, попав чуть повыше виска. – Я сказал, принеси мне пива, – повторил он, нарочито четко выговаривая каждое слово. – Ты что, тупая или оглохла?
 Она быстро выбежала из комнаты, моментально вернувшись с банкой «Корс».
 – Это последняя. Как только Майкл проснется, я схожу возьму тебе еще. А заодно куплю что-нибудь и на ужин. Что бы ты хотел? .
 Он удовлетворенно фыркнул. Вот эти слова были ему больше по вкусу. Иногда эта сука переставала слушаться, и ему приходилось напоминать, кто хозяин в доме.
 – Да уж во всяком случае не ту гадость, которую ты приготовила на прошлой неделе.
 – Pollo guisado. Это мексиканское жаркое.
 – Я даже не мог понять, из какого дерьма оно сделано
 – Сегодня вечером я нажарю тебе картошки. Он отрыгнул пиво и тюремный воздух. Теперь ее желание угодить начинало его раздражать. «Женщинам лучше рождаться немыми», подумал он.
 – И приготовлю бифштексы. С луком, как ты любили Уже не слушая, Мерфи смял пустую банку из-под пива и отбросил ее в сторону, затем стал рыться в куче барахла наверху комода.
 – Куда ты его дела?
 – Пожалуйста, не надо. Нельзя. Не здесь. Если сюда заглянет кураторша из службы социальной помощи…
 На комоде стояла прозрачная пластиковая со множеством отделений коробка, в которой лежали десятки бусин различных размеров, форм и расцветок. Он со злобой взмахнул рукой и столкнул ее на пол. Издав сдавленный крик, женщина беспомощно смотрела, как просыпавшийся бусины катятся по потрескавшемуся линолеуму.
 Мерфи грубо схватил ее за руки и резко встряхнул.
 – Забудь об этих чертовых бусинах. Где мой порошок?
 На ее лице отразилось смятение, но искра неповиновения в глазах сразу же погасла.
 – В нижнем ящике.
 – Достань.
 Когда она нагнулась, ночная рубашка плотно обтяну ей бедра. Он провел руками по ее ягодицам и сильны твердыми пальцами стал мять ее плоть.
 – После нескольких дней в тюрьме даже твоя жирная жопа кажется мне привлекательной.
 Она выпрямилась, но он не убрал рук, а начал поднимать ей ночную рубанку.
 – Не надо. Пожалуйста, – жалобно прошептала она его отражению в зеркале. – Майкл может проснуться.
 – Заткнись и приготовь мне парочку. – Увидев, что она собирается возразить, он больно ущипнул ее. – Сейчас же.
 Она трясущимися руками открыла пластиковый мешочек, высыпала оттуда на потрескавшееся зеркало немного кокаина и игральной картой провела в белом порошке две дорожки. Мерфи проворно наклонился и вдохнул их через небольшую соломинку, затем втер остатки в десны. Эффект был сильным.
 – Ага, уже лучше, – вздохнул он. Уперев руки ей в поясницу, он согнул ее пополам, заставив почти уткнуться лицом в комод, и расстегнул штаны.
 – Не сейчас!
 – Заткнись! – Мерфи пытался просунуть руку между ее ног, но она держала их плотно сжатыми. Он снова ударил ее ладонью повыше виска, на сей раз сильнее, и она вскрикнула. – Раздвинь ноги и заткнись, – прорычал он.
 – Я не хочу делать это так.
 – Хорошо. – Его тон был очень нежным, но лицо перекосилось от злобы и сделалось безобразным. Он обернул большую прядь ее волос вокруг своей кисти и, заставив ее повернуться к нему лицом, поставил на колени. Затем поднес к ее лицу красный от возбуждения пенис.
 – Не хочешь делать это так, будем делать по– другому. Видишь, какой я сговорчивый. Тебе так больше нравится, а? – Он крепче потянул ее за волосы. – А если ты сделаешь мне больно, я вырву у тебя из головы каждый волосок прямо с корнем.
 – Ладно, ладно, я все хорошо сделаю. – Она взглянула на спящего мальчика и заплакала от боли и унижения. – Но в той комнате.
 – А мне нравится здесь.
 – Пожалуйста, прошу тебя. Малыш спит, – всхлипнула она.
 – Господи, какая же ты уродина, когда ревешь!
 – Я больше не буду плакать, правда, клянусь. Только пожалуйста, не заставляй меня…
 – Ребенок спит, – прошептал он. – Но я могу разбудить его. А что, должен же он когда-нибудь начать просвещаться. – Мерфи сделал шаг по направлению к кроватке.
 Она обхватила его ноги.
 – Нет, нет! – Ее мольба была почти беззвучной.
 – Тогда начинай!
 Он получил особое удовольствие, наблюдая сверху, к она жадно принялась за дело, быстро и упорно работ ртом. Она отчаянно старалась, чтобы он кончил как можно скорее и чтобы все это было позади.
 Но он был умнее, чем думала эта сука. Разгадав ее маневр, Мерфи оттягивал конец столько, сколько мог. Когда он кончил, из его груди вырвался громкий звериный рев.
 Удивительно, но Майкл так и не проснулся.
 После ужина Мерфи уселся смотреть телевизор. В телестанции передавали новости. Он то и дело переключался с одного канала на другой, пережидая, пока кончится вся эта чушь.
 На одном из каналов его внимание привлекла хорошенькая рыжеволосая женщина. Он уже видел ее раньше, но как-то не обратил на нее внимания. Смазливое личико, плоская грудь. В правом углу экрана появилась фотография ребенка. Женщина увлеченно говорила микрофон:
 – …Им не занимались. И отец, и мать употребляли наркотики. У мальчика могут возникнуть некоторые трудности с привыканием, но у него есть неограниченные возможности для того, чтобы стать умным, здоровым и эмоционально стабильным ребенком. Если найдется семья готовая дать ему любовь и воспитание, в которых он так нуждается, этот мальчик…
 Мерфи слушал со все возраставшим интересом. Когда передача закончилась и рыжеволосая в теленовостях вновь уступила экран дураку-ведущему, Мерфи тяжелым взглядом посмотрел на мальчика, игравшего в углу комнаты со своей грязной плюшевой игрушкой.
 Ребенок раздражал его и мешал. Он не очень шумел, к тому же успел на собственной шкуре усвоить, что Мерфи следует пореже попадаться на глаза. Но Майкл постоянно мешал ему делать то, что ему хотелось, начиная с секса и кончая храпом.
 В собственном доме ему приходилось постоянно следить за собой. Из-за этого паршивца она то и дело пилила его по тому или иному поводу. Не делай того, а то Майкл может тебя увидеть; не говори сего, а то Майкл может тебя услышать. Того нельзя, этого нельзя, ничего нельзя. Господи! Разве этого не достаточно, чтобы довести человека до умопомрачения?!
 Да еще эта треклятая инспекторша из службы помощи детям вечно сует свой длинный острый нос в его дела. Скорее всего, она-то и напустила на него фараонов, после того как он в прошлый раз обработал свою женушку. Да, пришлось немножко погонять ее по квартире. Ей это было полезно. Он пришел домой, а ее нет. А когда она наконец появилась, то не хотела говорить ему прямо, где была. Что же ему было делать, так и оставить ее безнаказанной?! Кроме того, зря он разрешил ей заниматься нанизыванием этих дурацких бусин. От этого она возомнила себя слишком независимой.
 Но его главной проблемой был ребенок. Почти каждый раз, когда она становилась на дыбы, это так или иначе было связано именно с ним. Если бы в доме не было этого пачкуна, жизнь была бы намного приятнее.
 Усыновление, сказала рыжеволосая. Не обязательно для сирот – просто для детей, чьи родители до смерти от ни? устали и хотели бы от них избавиться. Распродажа детей на дому. Неплохо придумано.
 Он посмотрел на жену. Она сидела и нанизывала СВОЙ бусины. Конечно, она будет сходить с ума, если Майкла заберут навсегда. Но рано или поздно все забудется. Собственно говоря, у нее все равно нет выбора. А может быть она не слишком расстроится, узнав, что Майкл попал в хорошую семью. Впрочем, плевать он на нее хотел, черт бы ее побрал!
 Мерфи, потягивая пиво, смотрел на экран телевизора, где ведущая тасовала письма телезрителей, но его мозг был занят рыжеволосой. Возможно, у нее есть решение его проблемы.
 Надо все хорошенько обдумать.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ


 – Кэт!
 – Господи Боже мой! – Она подпрыгнула от неожиданности и машинально приложила руку к сильно бьющемуся сердцу. – Я не ожидала, что здесь кто-то есть.
 В телестудии было темно и, как она думала, пусто.
 – А никого и нет. Только я. Я ждал тебя. Алекс легко встал с кресла ведущего, расположенного рядом с рабочим столом отдела новостей, и неторопливо направился к ней. От испуга она все еще не могла сдвинуться с места.
 В темноте телекамеры походили на живых существ другой планеты, со множеством приложенных к ним кабелей, змеями расползшихся по цементному полу, подобно электронным пуповинам. Экраны мониторов смотрели немигающими слепыми глазами. В этот поздний час, когда приборы больше не выполняли свои высокотехнологические функции, студийное оборудование напоминало своими формами кошмарных чудовищ.
 До недавнего времени такое глупое сравнение никогда бы не пришло Кэт в голову.
 – Как ты узнал, где меня найти? – спросила она.
 – Мне сказали, что обычно, идя домой, ты выбираешь самый короткий путь – через студию.
 – Кто тебе сказал об этом? И как ты вообще сюда попал?
 – Я втерся в доверие к охраннику.
 – Им вообще не разрешается пропускать в здание посторонних.
 – Старина Боб сделал для меня исключение как для бывшего коллеги.
 – Старина Боб?
 – Мы с ним уже на короткой ноге. Как только я сказал ему, что раньше служил в полиции, он сразу стал необыкновенно милым и предупредительным. Перед тем, как выйти в отставку и устроиться работать в охрану, Боб служил в полицейском управлении Сан-Антонио.
 – Как, оказывается, полезно встретить бывшего коллегу-полицейского.
 – Да, как видишь, в этом есть свои положительные стороны, – пожав плечами, ответил Алекс. – Тебе холодно?
 Кэт сама не замечала, что, сложив на груди руки сжимала ладонями локти.
 – Да, наверное, немного холодно. Я как-то не обратила внимание.
 – Или ты дрожишь из-за того, что здесь произошло днем?
 Она резко вскинула на него глаза-
 – А ты откуда об этом знаешь?
 – Я был здесь.
 – Ты был здесь? С чего это вдруг?
 – Чтобы увидеться с тобой. Я приехал как раз после того, как прибыла пожарная машина. В этой суматохе мне удалось пройти мимо старины Боба, но до студии я так и не добрался. Она была оцеплена, и внутрь меня не пустили. Я спросил у одного полицейского, что происходит, и он мне все рассказал. Я представился твоим другом и попросил разрешения увидеть тебя, но ему было строго-настрого приказано никого не пропускать.
 Кэт пожалела, что не знала о том, что Алекс находился рядом с ней, в том же здании. Все были к ней так внимательны, но, когда это произошло, присутствие такого надежного человека, как он, было бы для нее особенно ценным. Не поднимая на Алекса глаз, она пробормотала:
 – Подобные происшествия иногда случаются.
 – Ты уверена, что это был несчастный случай? В ее нервном отрывистом смехе не чувствовалось большой уверенности.
 – Конечно, это был несчастный случай. Я совершенно случайно оказалась в этом кресле, когда сверху упал один из светильников.
 – Покажи мне, где это случилось.
 Он прошел за ней до рабочего стола отдела новостей. Около него стояли четыре вращающихся стула. Два для ведущих, один для синоптика, севшего поболтать с ведущим перед тем, как перейти к знаменитому на всю телекомпанию «центру погодных прогнозов» в противоположной части студии. Четвертый стул был предназначен для спортивного комментатора.
 – Как ты знаешь, я редко бываю на съемочной площадке при прямой трансляции. Все мои передачи записываются заранее. Во время записи я обычно сижу здесь, – пояснила Кэт, положив руки на стул спортивного комментатора. – Сегодня я не успела произнести и половины вступительного текста, как это произошло.
 Она показала наверх. Сломанный светильник, один из нескольких приборов павильонного освещения, уже заменили.
 – Третий слева, – показала она Алексу.
 – Он упал прямо на стол?
 – Вот сюда.
 На жаростойком пластике столешницы явственно выделялись свежие глубокие царапины. Край стола был неровным, в нем образовалась выемка в форме полумесяца, как будто кто-то откусил от него порядочный кусок.
 – Мне повезло, что это произошло не с моим черепом, – продолжала Кэт, водя пальцем по выемке. – Он упал буквально в нескольких дюймах от моей головы, почти что мне на колени. Наделал столько шума. Стекло разбилось, металл весь покорежился. – Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. – Ну, и мне, конечно, пришлось делать второй дубль.
 – А кто-нибудь объяснил, что же все-таки случилось?
 – Через пару минут студия была полна народу. Билл прервал совещание и примчался сюда. Кто-то вызвал службу 911, поэтому и приехала пожарная команда. «Скорая» тоже, хотя ни я, ни кто-либо из съемочной группы не пострадали, что само по себе чудо. Через некоторое время полиция вместе с нашими охранниками выставила всех из помещения, чтобы привести его в порядок. Билл рвал и метал. Он потребовал объяснений у осветителей.
 – И что?
 – У них не было никаких объяснений. Он угрожал всех их уволить, но я убедила его этого не делать. Все равно ведь нельзя доказать, по чьей халатности упал этот прибор, поэтому было бы несправедливо увольнять всю бригаду.
 – А они исследовали сам светильник?
 – Да. Там оказался не закреплен какой-то болт.
 – Так это все-таки была чья-то халатность.
 – Либо да, либо он развинтился сам.
 – Сам развинтился?
 – Ну, или что-то в этом духе, – отрезала Кэт. Его скептицизм начинал действовать ей на нервы и пугал, поскольку полностью совпадал с вертевшимися у нее в голове мыслями.
 – Гмм.
 – Терпеть не могу, когда ты так делаешь!
 – Что делаю?
 – Хмыкаешь. Этим ты как бы даешь понять, что то, что я сказала…
 – Совершеннейшая чушь.
 – Тогда какова твоя версия, что ты сам думаешь о случившемся?
 – Я думаю, что ты насмерть перепутана и что это не был несчастный случай.
 Кэт снова скрестила руки на груди, подсознательно пытаясь защитить себя.
 – Бред какой-то. Кому могло понадобиться, чтобы Курт стал калекой?
 – Курт?
 – Спортивный комментатор.
 – Но светильник упал не тогда, когда на площадке находился Курт. Он упал тогда, когда там сидела ты.
 – Не хочешь ли ты сказать, что прибор был заранее развинчен, чтобы упасть прямо мне на голову?
 – Ага. И ты думаешь точно так же.
 – Не воображай, что знаешь, о чем я думаю.
 – Легко догадаться. В противном случае ты не выглядела бы как плохо собранная детская головоломка, которая вот-вот распадется.
 Зная, что отрицать владевшую ею панику бесполезно, Кэт решила перейти в наступление.
 – Ну, предположим, ты прав, но зачем кому-то могло понадобиться сделать меня калекой?
 – Об этом я тебя и спрашиваю.
 – Я не знаю!
 – Но ты догадываешься. – Алекс приложил палец к ее губам, как бы преграждая путь готовым вырваться возражениям. – Я почувствовал неладное еще той ночью"когда ты заметила незнакомую машину, припаркованную возле твоего дома.
 – Я просто струхнула, как и всякий другой на моем месте.
 – Ты слишком сильно струхнула, – возразил он, – как будто ждала чего-то неприятного. Да ты и раньше вела себя довольно странно. Есть какая-нибудь причина?
 – Нет.
 – Врушка.
 Внезапно Кэт ощутила страшную усталость, как будто силы разом покинули ее тело. Опустив голову, она стала тереть виски.
 – Сдаюсь, Алекс. Сегодня мне не хочется пререкаться.
 – Почему ты не хочешь рассказать мне, что тебя тревожит?
 – Потому что это… – Она замялась. – Потому что я иду домой спать.
 Она повернулась и направилась к выходу. Алекс догнал ее.
 – Твой дружок все еще гостит у тебя?
 – Он не мой дружок. Алекс остановился.
 Кэт тоже остановилась, обернулась и со значением посмотрела на него.
 – Больше не дружок.
 – Понятно.
 Они не стали дальше обсуждать тему ее взаимоотношений с Дином Спайсером и направились к выходу из здания, остановившись лишь на мгновение, чтобы пожелать спокойной ночи старине Бобу.
 Увидев Алекса, старик просиял.
 – Спасибо за автограф. – На его столе лежала раскрытая книга, один из романов Алекса. – Эта литература по мне.
 – На здоровье. – Алекс улыбнулся своему новому поклоннику, придерживая для Кэт металлическую входную дверь.
 – Ты его подкупил, – обвинила она его, выйдя на улицу.
 – Я запасся этим на тот случай, если бы воспоминания о добрых старых временах не дали нужного результата.
 – А как ты узнал, что я буду здесь сегодня вечером? Я обычно не задерживаюсь допоздна. – Автостоянка была почти пуста. Даже бригада ночных новостей уже уехала.
 – Догадался. Тебя не было дома.
 – Ты сначала заехал ко мне домой?
 – Рискуя снова нарваться на Спайсера? Ну уж нет. Просто я позвонил, но никто не взял трубку.
 – А зачем ты хотел меня видеть?
 – Хотел выслушать твою версию происшедшего сегодня в студии.
 – Нет, до этого. Почему ты приехал в студию сегодня днем?
 Они уже подошли к ее машине. Облокотившись на крышу локтями. Алекс повернулся к ней лицом.
 – Чтобы лично извиниться за то, что помял бока твоему… э-э, Спайсеру.
 – Ты не особенно его помял, – возразила Кэт. – Я думаю, в основном, ты привел его в замешательство. – Кэт отперла дверцу машины и открыла ее. – Извинения приняты, Алекс. Спокойной ночи.
 – Послушай, Кэт, этот парень слюнтяй. Что ты в нем нашла?
 – Начнем с того, что он спас мне жизнь, – огрызнулась она.
 – И ты чувствуешь себя обязанной?
 – Я не говорила…
 – Насколько обязанной?
 – Алекс, прекрати! – Кэт пыталась кричать, но ее голос дрогнул. – Заткнись и… и оставь меня в покое. Я же .сказала, сегодня мне не хочется с тобой препираться. Я… сегодня… ты…
 К собственному изумлению и ужасу, она вдруг расплакалась.
 – О черт! – воскликнул Алекс, крепко обнимая ее и притягивая к себе.
 Кэт пыталась сопротивляться, но у нее не было на это ни физических, ни моральных сил. Пока она плакала, его руки не отпускали ее. Прорыдав несколько минут, она подняла голову, взяла протянутый им носовой платок и высморкалась.
 – Этот случай с упавшим светильником здорово тебя напутал, Кэт.
 – Нет-нет. – Она покачала головой. – Я плачу не из-за этого. Из-за другого.
 – Чего же?
 Право, мне не хочется об этом говорить.
 – Господи, какая же ты упрямая. – Он отодвинул ее в сторону и запер машину. Затем повернул ее на сто восемьдесят градусов и легонько подтолкнул вперед.
 – Пошли.
 – Куда? Мне надо домой.
 – Не хочу показаться невежливым, но твоей худобы устыдилось бы всякое порядочное пугало. Я собираюсь тебя чем-нибудь накормить.
 – Я не голодна.
 Но он ничего не хотел слышать. Спустя полчаса они приехали к нему домой, купив по дороге две порции жареной курицы с гарниром. Не желая утруждать себя сервировкой стола, они решили есть в гостиной прямо с подносов. Алекс сел на угол дивана, Кэт устроилась на полу перед кофейным столиком.
 – Должна признать, что это очень вкусно, – заявила она, не переставая жевать. – Знаешь, ты настоящий враг здорового питания. Гамбургеры с жареным картофелем. Жареная курица.
 – Полицейские питаются только такой пищей. Спорим, ты не найдешь ни одного полисмена, который любил бы йогурт или проросшие пшеничные зерна.
 Кэт рассмеялась, салютуя ему пластиковой ложкой, доверху наполненной картофельным пюре с подливкой– Но Алекс не смеялся. Он напряженно всматривался в ее лицо.
 – Что? – спросил она, чувствуя неловкость.
 Он моргнул, как бы стряхивая с себя задумчивость.
 – Я как раз думал о том, насколько быстро меняется твое настроение. У меня не так. У меня плохое настроение длится целыми днями, неделями, даже месяцами, если книга не пишется. Ты выплакалась, и вместе со слезами ушло твое горе. Может быть, мужчинам стоит научиться плакать?
 – Пусть мой аппетит не вводит тебя в заблуждение. Мой организм действительно остро нуждался в еде, в которой я ему отказывала последние полтора– два дня, но мой дух все еще находится в угнетенном состоянии.
 – Почему? Из-за того, что Спайсер обиделся и ушел?
 – Это так, но я расстраиваюсь не из-за него. – Кэт отщипнула кусочек недоеденного печенья и стала вертеть его между пальцами. – Шантал, та маленькая девочка, которой недавно сделали операцию по пересадке почки, сегодня утром умерла.
 Алекс едва слышно выругался и, сцепив пальцы, закрыл ими лицо. Через мгновение он сказал:
 – Мне очень жаль, Кэт.
 – Мне тоже.
 – Что случилось?
 – Слава Богу, это длилось недолго. Началось отторжение. Почка перестала работать. Все усилия пошли насмарку. Она умерла. – Кэт смахнула, с пальцев крошки печенья. – Ее приемные родители вне себя от горя. Шерри тоже. Джефф рыдал, как ребенок, когда мы узнали об этом. Все члены съемочной группы, снимавшие ее сюжет, очень расстроены. Она стала для нас… своего рода символом, ярким примером того, как можно изменить судьбу несчастного ребенка.
 – Она может остаться вашим символом.
 – Алекс, но она умерла.
 – Не понимаю, почему…
 – Я вмешалась в жизнь этих людей, – прервала его Кет, повысив голос. – Я познакомила их с Шантал, и она полюбила их. А они полюбили ее. Они взяли ее к себе в дом, прошли через все ее страдания, всю ее боль, страдали вместе с ней. И что они получили в результате этого колоссального эмоционального напряжения? – Она сделала рукой презрительный жест. – В довершение всего заупокойная служба транслировалась по телевизору. Репортеры как мухи кружились вокруг маленького гробика девочки, приставая к родителям с просьбой дать интервью. Горе этих несчастных людей было выставлено на всеобщее обозрение. И все из-за меня.
 Она оперлась локтями о столик и уткнулась лицом в ладони.
 – Сегодня я весь день работала, как проклятая, пытаясь хоть на минуту отвлечься от мыслей о Шантал и заняться чем-то позитивным. Но я не могла думать ни о чем, только о той психологической травме, которой из-за меня подверглась эта супружеская пара.
 – Ты действительно думаешь, что именно ты заставила их полюбить ее, и наоборот? – Алекс покачал головой. – В таком случае ты явно переоцениваешь степень своего влияния на судьбы и чувства людей.
 Кэт подняла голову и непонимающе уставилась на него.
 – Ведь ты их не заставляла ее удочерять, Кэт, – продолжал он уже более спокойно, в голосе послышались нотки сострадания. – Они сами просили об этом. Они прошли специальную подготовку, чтобы им разрешили стать усыновителями. Им нужна была именно Шантал.
 – Но живая Шантал. Им нужна была живая девочка, а не могила, которую можно навещать по памятным датам. Они хотели наблюдать, как она растет, как радуется своему детству.
 – К сожалению, усыновление само по себе не сопровождается гарантийным сроком длиной в человеческую жизнь. Дай рождение ребенка тоже. Иногда дети умирают, так уж устроен мир.
 – Пожалуйста, избавь меня от этой незатейливой логики. Мне от нее не становится легче. – Нет, не становится, потому что тебе нравится себя жалеть. Кэт рассердилась.
 – Я знаю только одно: если бы не я, у этих людей сегодня не было бы траура.
 – Они сами ставят тебе это в вину?
 – Конечно, нет.
 – Они говорили тебе: «Мисс Дэлани, какого черта вы подвергли нас такому испытанию? Мы были так счастливы, но явились вы и навязали нам этого больного ребенка»?
 – Не говори глупостей. Они позвонили мне и сказали, что… – Она замолкла на полуслове. Алекс наклонился вперед.
 – И что, Кэт? Продолжай же. Что они сказали тебе, когда позвонили?
 Она слегка прокашлялась, отводя от него глаза. – Они позвонили, чтобы поблагодарить меня за то, что я помогла им удочерить Шантал.
 – Возможно, потому, что проведенное с ней время стало счастливейшим временем в их жизни. Кэт шмыгнула носом и коротко кивнула.
 – Они сказали, что она была для них Божьим благословением.
 – Так что же ты задним числом сомневаешься в том, что делаешь? «Дети Кэт» – достойное дело, нужное дело. То, что случилось с Шантал, трагедия, но девочка получила любовь и заботу как раз тогда, когда больше всего в них нуждалась, не так ли?
 – Так.
 – Если бы ты могла, ты поступила бы иначе ? Ты смогла бы все повернуть вспять? Отобрать у них те часы, которые они провели все вместе? Заставить Шантал умирать в одиночестве, без родительской любви? Лишить этих людей того, что они считают Божьей благодатью?
 Кэт опустила голову, и ее ответ был почти неслышным.
 – Нет.
 – Тогда что?
 – Ты прав. Конечно, ты прав. – Ее лицо озарила печальная улыбка. – Эта трагедия вконец меня доконала, вот и все. У меня появились сомнения, и мне нужен был кто-то, кто мог бы объективно отнестись к этим сомнениям и успокоить меня. Мне также требовалось хорошенько выплакаться. – Она промокнула влажные от слез глаза салфеткой. – Спасибо.
 Алекс помахал рукой в знак того, что не нуждается в ее благодарности.
 Свет из кухни падал на его темные волосы и отчетливо высвечивал черты лица. Дин тогда сказал, что у него бандитский вид. Действительно, в его манере держаться было что-то агрессивное. Он, безусловно, мог причинить боль.
 Но и ему не раз делали больно. Иначе откуда он так хорошо знает, что это такое? Его стального цвета глаза и твердо сжатые губы – результат этой боли. Он мог бы оборвать человека одной фразой или даже словом.
 Но столь же лаконично он умеет выразить и сочувствие, сказать несколько добрых слов. Его нельзя назвать мягкотелым, но он умеет быть и нежным. В нужную минуту он может подставить дружеское плечо.
 – Как продвигается книга? – спросила Кэт, чтобы прервать затянувшееся молчание.
 – Черепашьим шагом, несмотря на то что у меня выдалось несколько продуктивных дней.
 – Что ж, и то хорошо.
 На этом тема была исчерпана. Алекс не был расположен вдаваться в подробности, да она больше и не ждала этого от него. Пауза в разговоре вовсе не означала, что они утратили контакт друг с другом. Их глаза встретились и больше не разлучались, тишина заполнилась беззвучными сигналами.
 Спустя минуту Алекс убрал с коленей поднос и поставил его на стол. Опустившись на пол возле нее, он обнял Кэт за шею и притянул к себе так близко, что ее губы оказались всего в нескольких сантиметрах от его губ.
 – На мой взгляд, мы уже достаточно долго выдержали в одежде, – промолвил он.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ


 Все тревожные мысли Кэт разлетелись, как пушистые семена одуванчика, остался только его поцелуй. Ничто уже не имело значения, только это. Ей нужны были его сила, его жизненная энергия, его неутолимая страсть обладать ее телом. Она хотела его. Глупо было это отрицать и притворяться перед самой собой.
 Они стояли на коленях лицом друг к другу. Ее руки обвили его шею. Их губы слились в поцелуе. Алекс едва ощутимо дотронулся до ее живота; она изогнулась назад. Он почти беззвучно произнес грубое ругательство. Оно прозвучало так возбуждающе-эротично, что она начала тереться об него всем телом, чтобы вновь испытать удовольствие его услышать.
 Не переставая целоваться, он снял с нее блузку. Кэт вытащила полы его рубашки из-под пояса и провела руками по крепкой волосатой груди. Он на мгновение отпустил ее, чтобы скинуть с себя рубашку и отбросить ее в сторону, затем обнял Кэт обеими руками и крепко прижал к себе, его рот жадно ласкал ее губы.
 – Не может быть! – прошептал Алекс, когда его руки коснулись ее тела под юбкой. В голосе чувствовалась улыбка.
 – Метод перевоплощения, – проворковала Кэт. – Когда по сценарию Лора Мэдисон должна была быть особенно соблазнительной, я вместо обычных колготок надевала пояс с чулками, чтобы прийти в соответствующее состояние духа. Это вошло у меня в привычку.
 Он стал ласкать ее ноги над чулками.
 – Черт побери, прямо фантастика!
 – Как в одной из твоих книг?
 – Намного лучше.
 Он снял с нее юбку, комбинацию и трусики. Кэт вытянулась, лежа спиной на ковре. Чашечки ее бюстгальтера едва прикрывали воспламененную желанием грудь, кружевные подвязки и атласный пояс образовывали своеобразную рамку, ноги все еще были облечены в шелковые чулки. Кэт сама была шокирована своей откровенной позой, лишенной даже намека на скромность.
 Не сводя с нее глаз, Алекс методично расстегнул пряжку на поясе и пуговицы на брюках. Затем быстро скинул с себя всю одежду. При виде обнаженного мужественного тела у нее перехватило дыхание. У него был плоский подтянутый живот, длинные худые ноги. Он был мускулист, но не чрезмерно. На руках явственно выступали сильные вены.
 Нисколько не стесняясь, Кэт сладострастно впитывала в себя каждую деталь его тела, начиная со ступней, чуть изогнутых в подъеме, затем ног до самого верха, крупного пениса, составлявшего его законную мужскую гордость, и, наконец, неулыбчивого рта и пересеченной шрамом брови.
 Алекс лег на ковер рядом с ней, поцеловал ее груди через чашечки бюстгальтера, затем опустил к ним лицо и стал языком ласкать соски. Подняв голову, он некоторое время смотрел на нее сверху вниз, теребя большим пальцем твердый сосок.
 – Я мог бы тысячу раз написать эту сцену, но никогда не смог бы передать ее до конца. – Ее плоть трепетала от его прикосновений. – Женское тело столь прекрасно и неисчерпаемо в своих проявлениях, что его просто невозможно описать.
 Он наклонил голову и обхватил ее сосок губами. Весь его рот пришел в движение. Кэт как будто током пронзила сильная волна возбуждения, она дугой выгнула спину, ее грудь в полукружиях бюстгальтера соблазнительно приблизилась к его лицу. Алекс умело и, казалось, бесконечно долго ласкал ее соски.
 Затем он начал гладить ей живот и внешнюю сторону бедер. Кэт протянула руку и стала ласкать его пенис. От удовольствия он едва слышно постанывал и ругался. Они снова поцеловались, жадно прильнув друг к другу губами.
 – Не сдерживай себя, Алекс, – жарко прошептала Кэт. – Не старайся быть со мной нежным.
 – Я и не собирался.
 – Я хочу почувствовать себя женщиной. Я хочу почувствовать, что рядом со мной мужчина. Я хочу, чтобы ты мною овладел. Я хочу…
 – Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул.
 Положив руки на оба ее колена, он с силой раздвинул их в стороны. Но, вместо того чтобы просунуть руку ей между ног, как она ожидала, он опустил голову и открытым ртом стал ласкать ее половые губы, все глубже проникая внутрь языком.
 Она была слишком потрясена, чтобы кричать, даже тогда, когда через несколько мгновений испытала сильный оргазм. Ее грудь высоко вздымалась, верхняя губа покрылась бисеринками пота, волосы намокли от пота и прилипли к шее.
 Тело Алекса тоже было мокрым от пота, когда он вытянулся над ней и крепко обхватил ее руками. С закрытыми глазами и напряженным лицом он вошел в нее. Казалось, ее тело поглотило его, обволокло плотно, как перчатка. На его лице появилось выражение огромного удовольствия, а бедра начали размеренное движение вперед и назад. Медленно, но каждый раз продвигаясь все дальше, он вновь и вновь погружался внутрь нее.
 Кэт, уже полагавшая, что это конец, была разбужена его мерными толчками. Она никогда еще не занималась любовью столь интенсивно, никогда не вкладывала в секс столько своего "я". Но сейчас она была полностью во власти того, что с ней происходило.
 Он просунул руки под ее бедра и приподнял их, продолжая крепко держать. Казалось, он придает огромное значение каждому движению. Постепенно темп нарастал, дыхание становилось быстрым и прерывистым. Внезапно его руки разжались, и он тяжело рухнул на нее, придавив всем телом. Но это произошло не раньше, чем Кэт повторно испытала сокрушительной силы оргазм.
 Когда он кончил, все его тело пронзила судорога. Каждый мускул напрягся до предела, и он издал несколько резких, отрывистых звуков, похожих на рыдания.
 Они долго не могли восстановить силы, но Кэт могла бы лежать так до бесконечности, лениво перебирая пальцами его спутавшиеся волосы, слизывая со лба соленые капли пота. Он лежал пресыщенный, навалившись на нее всем телом, но она не возражала против этой тяжести. Он полностью выложился в сексе, и эта мысль приятно щекотала ей нервы.
 Он знал малейшие нюансы секса, умел получать от него максимум удовольствия и доставлять его партнерше. О таком сексе он писал в своих книгах. Поэтому неудивительно, что он был искусным и страстным любовником, умевшим до конца отдаваться этому занятию.
 В то же время Алекс был столь же чувственным, сколь требовательным. Некоторые его ласки вызывали у нее чисто животную реакцию, неподвластную ее сознанию. Она почти не могла себя контролировать, поскольку реагировала исключительно плотью, всем своим женским естеством, и это было непростительно.
 И все же в их сексуальных ласках участвовали не только тела, но и души. Ее сознание вступало в интимную связь с его сознанием. Они оба знали потребности и желания друг друга и в совершенстве умели их удовлетворить. Вот почему она так дорожила теперешним покоем, этими мгновениями тишины, когда их дыхание сливалось в одно, как и их пот, и казалось, что это лежит один человек, а не двое.
 Должно быть, Алекс также почувствовал эту близость.
 Потому что, возможно, самым прекрасным, что он сделал в эту ночь, был нежный поцелуй за минуту до того, как он отодвинулся от нее, – поцелуй в ложбинку между грудей, туда, где когда-то был виден шрам.
 Кэт проснулась первой. Зная, как он не любит рано вставать, она лежала молча, чтобы не мешать ему спать. Его волосы, рассыпавшись в беспорядке, казались особенно темными на фоне белой наволочки. На подбородке и над верхней губой появилась щетина. На висках, заметила она, уже начинала проглядывать седина. Его брови были слегка сдвинуты, как бы хмурились, что свидетельствовало о том, что он никогда до конца не мог обрести покоя. Какие-то мрачные мысли тревожили его даже во сне.
 Часы на ночном столике сказали Кэт, что она уже достаточно долго нежится в постели. Она поцеловала Алекса в обнаженное плечо и бесшумно соскользнула с кровати. Спустившись вниз, она оделась, собрав бесстыдно разбросанные накануне вещи. Стараясь говорить как можно тише, вызвала по телефону такси.
 В ожидании машины, она убрала остатки их вчерашнего ужина. Неся в кухню то, что следовало выбросить, Кэт прошла мимо запретной двери, решительно миновав ее и даже не остановившись. Она выбросила мусор, сполоснула чашки и налила себе стакан апельсинового сока, который нашла в холодильнике.
 Облокотившись на стойку и потягивая сок, Кэт на минуту задумалась, не открыть ли ей опять ту самую дверь и не заглянуть ли в запретную комнату. Его гневные возражения вызвали обратную реакцию и только еще больше разожгли ее любопытство.
 Минувшей ночью он полностью отдал ей свое тело, она могла делать с ним все, что пожелала бы. Они занимались самыми интимными вещами, которые только возможны между двумя людьми. Теперь, когда их отношения достигли столь высокого уровня, Алекс вряд ли стал бы возражать против того, чтобы поделиться с ней и этой стороной своей жизни.
 Но что, если она не права и он все равно будет против? Стоит ли рисковать? Кэт решила, что не стоит. Она не будет вламываться без спроса – лучше подождет, пока он сам пригласит ее туда.
 Прибыло такси, и она уехала. Алекс так и не проснулся. Кэт добралась до своей машины, оставленной на стоянке возле телестудии, пересела в нее и направилась домой, где приняла душ, переоделась и попыталась составить план на едва начавшийся день. Но мысленно она то и дело возвращалась к событиям этой ночи. Эротические воспоминания теснились в голове, оставляя мало места для всего остального.
 Должно быть, радостное возбуждение не сходило с ее лица, поскольку Джефф заметил это сразу же, как только она вошла в офис.
 – Что случилось? Вы выиграли в лотерею? Кэт рассмеялась и с благодарностью взяла из его рук протянутую ей чашку кофе.
 – Почему ты так думаешь?
 – Потому что сегодня ваша аура видна невооруженным глазом. Вы просто светитесь от радости. Я думал, вы будете расстроены из-за Шантал.
 Ее улыбка погасла,
 – Естественно, я все еще ужасно расстроена, но уже воспринимаю жизнь не столь мрачно, как вчера. Один из моих друзей напомнил мне, как хорошо жить на свете.
 – Этот «один из ваших друзей» случайно не тот сексапильный романист? – подмигнув, спросил Джефф.
 – У него бездна обаяния, верно? – хихикнула Кэт.
 – Вчера, когда он был здесь, он мне очень понравился.
 – Ты его видел?
 – С джинсами, и башмаками, и со всеми потрохами.
 – Да, это он, – усмехнулась Кэт.
 – Вы знаете, у него такой вид, как будто он только что из постели. Эдакий взъерошенный вид, столь неотразимый для женщин.
 Дин в свое время отозвался о внешности Алекса критически. А Джефф явно ее одобрял.
 – Ты не говорил мне, что видел его, – сказала Кэт.
 – Да, как раз в разгар всей этой суматохи. – Джефф смущенно потянул себя за мочку уха. – Признаюсь, я слегка оробел и растерялся. Я же читал его книги, и, конечно, мне известно, что вы с ним встречаетесь. Но я не думал, что когда-нибудь столкнусь с ним лицом к лицу.
 – Жаль, что ты не вызвал меня и не сообщил, что он здесь.
 – Вас в это время окружили фараоны. Мистер Уэбстер был на тропе войны. А потом вы были так расстроены, что я просто не стал вас беспокоить. Но, как я вижу, мистер Пирс все-таки нашел вас вчера вечером. – Джефф скосил на нее глаза и окинул ее оценивающим взглядом. – Судя по вашей ухмылке, нетрудно догадаться, что вчерашний вечер… э… пошел на пользу вашему здоровью.
 – Не твое дело, – игриво отрезала Кэт, чувствуя, что ее щеки вспыхнули.
 Джефф вовсе не был глуп. Он широко улыбнулся.
 – Отлично. Надеюсь, вы всласть отвели душу. В последнее время вы слишком много работали. Собственно говоря… – Он перестал улыбаться и смущенно откашлялся. – Могу я говорить с вами откровенно? Не как ваш ассистент, а скорее как ваш друг?
 Кэт кивком головы пригласила его сесть. Он приподнял двумя пальцами складки на брюках и сел к ней лицом.
 – Надеюсь, я не… В том смысле, что…
 – Ну, Джефф, говори, не стесняйся.
 – Так вот, за последние две-три недели у вас был немного рассеянный или отсутствующий вид. Не то чтобы вы не делали для работы все, что надо и даже больше. – Он бросил на нее быстрый взгляд и поспешно добавил: – Вы, как всегда, неповторимы и не позволяете тому, что вас беспокоит, сказываться на вашей работе. Просто… Я подумал, что вас что-то гнетет. В смысле, что-то другое, не связанное с Алексом Пирсом.
 Неужели ее беспокойство было настолько заметно для окружающих? 06 этом ей сказали уже несколько близких ей людей: Дин, Алекс и вот теперь Джефф. Кэт не желала, чтобы что-либо омрачало ее сегодняшнее безоблачное настроение, но ей хотелось и поговорить о тех двух посланиях, которые она получила по почте. Ей хотелось, чтобы Джефф развеял ее сомнения, подтвердил, что эти письма не более чем дело рук психически больного человека и ей не стоит ни о чем беспокоиться.
 – Ты очень наблюдателен, Джефф. Я действительно немного нервничала в последнее время.
 Кэт вытащила из сумочки оба конверта и передала ему. Она начала носить их с собой несколько дней назад, возможно, бессознательно надеясь, что ей предоставится как раз такая возможность показать их кому-нибудь.
 – Взгляни, – предложила Кэт, – и скажи мне, что ты об этом думаешь. Только честно.
 Сличив два одинаковых конверта. Джефф прочел вложенные в них газетные вырезки.
 – Черт побери, – прошептал он, дважды прочтя каждую из них, – оба погибли при необычных обстоятельствах, и у обоих были пересажены сердца.
 – Странное совпадение, не правда ли?
 – Более чем. Но что это означает? Кто их вам послал? У вас есть какие-нибудь подозрения на этот счет?
 – Нет.
 – Я просматриваю всю почту от ваших поклонников. И не помню, чтобы мне попадались на глаза эти конверты, хотя вы получаете так много писем, что они могли проскочить мимо меня. Или прийти еще тогда, когда здесь работала Мелия.
 – Они пришли на мой домашний адрес. Джефф испуганно посмотрел на нее.
 – Как… какой-нибудь ваш… почитатель… мог узнать ваш адрес? Кэт пожала плечами.
 – Вот это как раз одна из тех вещей, которые меня больше всего и беспокоят в данной истории.
 Джефф снова изучающе покрутил в руках конверты и перечитал заметки. Кэт следила за его глазами, пробегающими газетные строчки. Его первая реакция и комментарии не внушали особого оптимизма. А она-то надеялась, что он посоветует ей выбросить их из головы. Вместо этого, кончив читать, Джефф спросил:
 – Вы их показывали кому-нибудь еще? Мистеру Уэбстеру? Полиции?
 – Нет.
 – Может быть, стоит показать.
 – Не хочу прослыть паникершей.
 – Вас никто не может в этом обвинить.
 – Не знаю, Джефф, – вздохнула Кэт. – Не хотелось бы напрасно поднимать шум и привлекать внимание к чему-то малозначительному.
 Возвращая ей конверты, Джефф выдав ил из себя ободряющую улыбку.
 – Возможно, вы и правы. Я уверен, что вам незачем расстраиваться. Господи, сколько на свете людей, которым нечего делать, вот они и занимаются всякой ерундой, правда?
 – Должно быть, так. Они находят смысл существования в том, чтобы вмешиваться в жизнь знаменитостей. Им нравится жить чужой жизнью.
 – Вот именно. Однако… – Он на мгновение задумался. – Если вы получите еще одно такое послание, мне кажется, вам все-таки следует обратиться в полицию. Плевать, что они подумают. Пусть считают вас всего лишь истеричной бабой.
 – Боюсь, они подумают именно так.
 – И уж во всяком случае надо проконсультироваться с нашими охранниками на телестудии, предупредить их, чтобы не пускали в здание всяких странных личностей.
 – Которые составляют примерно три четверти наших сотрудников, – язвительно заметила Кэт.
 – Да, здесь вы правы. – Джефф широко улыбнулся, затем снова стал серьезным. – Будьте осторожнее, Кэт. Вокруг столько ненормальных.
 – Знаю. – Она вложила конверты в сумочку и щелкнула замком, одновременно прекращая дискуссию и вновь превращаясь в его начальницу. – Когда похороны Шантал?
 – Пятница, в два часа. Да, и еще. Рои Труитт уже звонил из своей редакции. Ему нужно наше заявление.
 – Надеюсь, ты сказал ему, чтобы он катился ко всем чертям?
 – Не в этих выражениях, но общий смысл был таков. Я сказал, что у вас нет и не будет заявлений для прессы.
 – Спасибо. Если бы он нарвался на меня, я вряд ли была бы столь дипломатична. Этот человек – шакал, он вечно идет по следу свежепролитой крови.
 Не желая больше распространяться о кровожадном репортере, Кэт прошла к себе.
 – Пожалуйста, организуй букет цветов от WWSA. И еще – мне хотелось бы послать что-нибудь от себя лично, но этим я, пожалуй, займусь сама.
 К тому времени, когда Джефф удалился, он получил указания связаться с Шерри и форсировать видеосъемку запланированных эпизодов. Охватившие Кэт прошлой ночью сомнения в нужности и полезности программы «Дети Кэт» казались ей сейчас вздорными. Да, они потеряли Шантал, но оставалось еще так много других детишек, особых детишек, которым эта программа была просто необходима.
 И какие бы преграды ни ожидали Кэт – бюрократические проволочки, отрицательная реакция прессы, собственные сомнения, – она никогда не должна прекращать начатое дело. «Дети Кэт» гораздо важнее ее персоны. Алекс помог ей увидеть все это с иной точки зрения. В общей картине ее личные неприятности не имели значения.
 Незадолго до двенадцати Джефф снова зашел к ней в офис с блокнотом для записей.
 – Только что звонил ваш любимый романист. Ее сердце совершило бешеный прыжок, рука сама потянулась к телефонному аппарату.
 – Какая линия?
 – К сожалению, он не стал дожидаться. Просто просил передать, что очень спешит и может только оставить записку. – С расстроенным видом, как герольд, принесший плохие новости не отличающейся мягким характером королеве, Джефф протянул ей листок из блокнота.
 – Он звонил из аэропорта. Сказал, что уже объявили его рейс.
 – Рейс? – Ее хорошее настроение улетучилось без следа. – Он улетает? Куда? Надолго?
 Все это было написано на листке, но Джефф повторил сообщение устно.
 – Он сказал только, что его не будет несколько дней и что он позвонит вам, как только вернется.
 – И все?
 Джефф кивнул.
 Кэт изо всех сил старалась сохранить спокойное выражение лица и ровный голос. Это было нелегко.
 – Спасибо, Джефф.
 Джефф вежливо, чуть ли не подобострастно попятился прочь из офиса, тихо прикрыв за собой дверь.
 Кэт аккуратно сложила записку, затем уставилась на квадратик бумаги, как будто он мог объяснить, что произошло. Никакого объяснения не было.
 Она была раздавлена. Она надеялась, что они вместе поужинают сегодня вечером. Они расстались всего несколько часов назад, но ей уже снова хотелось его видеть.
 Эта слабость заставила ее рассердиться на себя. Похоже, Алекс не очень-то жаждал с ней встретиться. Кэт сидела в своем кресле, погруженная в печальные мысли, чувствуя себя, словно девчонка-старшеклассница, единственная из подруг оставшаяся на школьном балу без кавалера, который куда-то умчался. В буквальном смысле.
 Уныние быстро уступило место уязвленному самолюбию. Что заставило его в такой спешке покинуть город?
 Дела или нечто личное? Что настолько важно для него, что он упорхнул, даже не попрощавшись с ней?




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


 Алекс не особенно любил Нью-Йорк, хотя порой этот город его буквально завораживал. Это был город превосходных степеней, олицетворение безысходности, безнравственности и безденежья и в то же время блеска, благополучия и богатства. Нью-Йорк не оставлял его равнодушным, а напротив, пробуждал в нем самые бурные чувства. Иногда в пределах одного городского квартала он видел и то, что вызывало отвращение, и такое, что не могло не радовать.
 Он и его агент обедали в небольшом семейном ресторанчике в Вест-Сайде. Когда-то давно, на заре их взаимоотношений с Арнольдом Вилеллой и примерно в третий приезд Алекса в Нью-Йорк, он решительно воспротивился посещению самых дорогих и фешенебельных заведений, таких, как «Четыре сезона» и «Le Cirque».
 – Если я не могу произнести название блюда и не знаю, из чего оно сделано, я не стану его есть, – заявил он своему агенту. Вилелла назвал его филистером, но впредь позволял Алексу самому выбирать, где они будут обедать.
 Иногда, когда они отмечали что-нибудь особенное. Алекс разрешал Вилелле отвести его в «21» и угостить гамбургером, что обычно бывало поздно ночью. Но одним из самых любимых Алексом мест стало «Кафе Освальда», где за каждой мелочью лично следил хозяин, дюжий венгр-иммигрант. Тамошние сандвичи с ростбифом были покрыты толстой шапкой на редкость нежного гарнира и подавались с темной зернистой горчицей, такой острой, что от нее на глазах выступали слезы.
 Сегодня Алекс с волчьим аппетитом поглощал свой сандвич, в то время как Валелла ковырял вилкой в блюде с гуляшом.
 – Ты проголодался, – заметил агент. – Разве тебя не кормили в самолете?
 – Наверное. Не помню.
 Он мало что помнил о своем перелете из Сан-Антонио в Форт-Уэрт в Далласе, о короткой задержке в тамошнем аэропорту, беспосадочном рейсе до Ла-Гуардии, поездке на такси до Манхэттена и обо всем остальном, что случилось после прошедшей ночи.
 Страстный, пикантный, шумный, нежный, распутный, ласковый, неистовый, неторопливый, потрясающий, возбуждающий секс не выходил у него из головы, не давая думать о чем-нибудь еще.
 Алекс отодвинул свою тарелку и заказал подошедшему официанту кофе. Уже допивая его, он вдруг осознал, что они с Вилеллой за последние пять минут не сказали друг другу ни слова.
 Все это время Вилелла терпеливо молчал. В деловых переговорах со скупыми издателями он проявлял жесткость, свойственную хищникам. Но для авторов, которых он представлял, Арнольд Вилелла был и нянькой, и строгим воспитателем, и отцом родным, выступая каждый раз в той роли, которой ждал от него клиент.
 Арнольд Вилелла согласился представлять Пирса еще до того, как последний начал печататься. Большинство агентов, к которым Алекс обращался, возвращали его первый манускрипт непрочитанным, поскольку взяли себе за правило не представлять авторов, которые еще не издавались. Замкнутый круг для начинающих авторов: нельзя напечататься, не имея литературного агента, и нельзя нанять агента, не будучи изданным. Но однажды дождливым утром Вилелла сам позвонил ему в Хьюстон. Алекс мучился похмельем, и Вилелле пришлось несколько раз повторить свои слова, прежде чем он сумел их расслышать, чему мешали оглушительные раскаты грома за окном и не менее сильный шум у него в голове.
 – Я думаю, у вас как у писателя есть будущее. Стиль, конечно, несколько сыроватый, но, должен признать, неординарный. Я хотел бы представлять ваши интересы, если вы согласитесь.
 Алекс не откладывая вылетел в Нью-Йорк, чтобы встретиться с единственным человеком на земле, который верил в его будущее. Вилелла оказался своевольным, но сообразительным и не лишенным доброжелательности человеком.
 Обнаружив, что у Алекса проблемы с алкоголем, он не стал лезть ему в душу, а лишь заметил, что на своем веку имел дело со многими талантливыми писателями, любившими прикладываться к рюмке. «Алкоголь благоприятно действовал на их воображение, но страшно вредил их писательской карьере».
 Вернувшись в Хьюстон, Алекс сразу же лег в наркологическую клинику, не переставая одновременно работать над рукописью. Слова, казалось, по капле выходили из него, как и яд, которым был отравлен весь его организм.
 Вилелла завоевал его полное доверие. Он был единственным человеком, с кем Алекс делился своими секретами, единственным, кто мог критиковать его, не боясь обидеть. Вилелла знал о нем почти все и в то же время никогда ни за что не осуждал.
 – Прости, Арни, – виновато произнес Алекс. – Сегодня я не самый веселый собеседник.
 – Со временем ты расскажешь, – отозвался Арии.
 – Что расскажу?
 – Зачем ты неожиданно прилетел сюда и попросил меня с тобой пообедать.
 – Надеюсь, я не нарушил твои планы?
 – Нарушил, но я всегда могу пересмотреть свое расписание, чтобы угодить самому важному из своих клиентов.
 – Держу пари, ты говоришь это всем своим клиентам.
 – Конечно, говорю, – честно признался Арнольд. – Вы ведь все как дети, требуете внимания и заботы.
 – Держу пари, я веду себя хуже всех.
 Вилелла был слишком хорошо воспитан, чтобы согласиться, но он все же поднял руки кверху ладонями в знак того, что Алекс сказал чистую правду.
 – Как продвигается книга?
 – Прекрасно.
 – Так плохо, что не хочешь сказать? Алекс огорченно рассмеялся.
 – Я стараюсь все время о ней помнить. Постоянно твержу сам себе, что это только первый вариант.
 – Что он будет отличаться от окончательного варианта.
 – От всей души надеюсь, что так и будет. – Алекс помолчал в нерешительности, затем продолжил с несвойственной ему скромностью: – Несмотря на то что еще многое предстоит подчистить, я думаю, Арни, книга должна получиться.
 – Я и не сомневаюсь, что она получится превосходной. Пока что это самый лихо закрученный и многообещающий из твоих сюжетов. Судя по всему, она станет очередным бестселлером.
 – Если я ее не запорю.
 – Не запорешь. Расслабься. Получай от нее удовольствие, и все образуется.
 – Мы разговариваем о книге или о сексе? – пошутил Алекс.
 – Я говорю о книге. А ты о чем?
 Арни интуитивно задал вопрос, от которого с лица Алекса исчезла усмешка. Он дал знак, чтобы ему принесли еще кофе, и, когда перед ним появилась дымящаяся паром чашка, обхватил ее руками.
 – Ты на взводе, как заведенный на неделю будильник, – заметил Арни. – Что случилось? У тебя случайно нет депрессии?
 – Нет.
 – А обмороков больше не было?
 – Нет. Слава Богу, нет.
 Вилелла имел в виду те часы – а иногда и дни, – когда Алекс в запое терял сознание. Он приходил в себя, но не мог вспомнить, что с ним происходило, пока он был «в отключке». Он не помнил, ни где он был, ни что делал;
 Это было ужасно.
 – Это не имеет отношения к алкоголю. Я совершенно трезв. – Алекс заметил, как Вилелла сразу стал менее напряженным, возможно, даже незаметно для самого себя. – В таком случае, если ты не расстраиваешься из-за книги и не борешься с бутылкой, в чем же тогда дело?
 – Я встретил женщину.
 Вилелла быстро заморгал от удивления, и Алекс прекрасно его понял. Его агент знал о его победах над женщинами. Почти обо всех.
 – Это особый случай, – пробормотал он, смущенно оглядываясь по сторонам.
 – Даже так? – Настроение у Вилеллы явно поднялось. – У этой леди оказался такой аппетит, что ты не в силах соответствовать?
 – Да. В смысле нет, – сам себя поправил Алекс недовольным тоном.
 – Так да или нет?
 – Она не женщина легкого поведения. Не просто смазливая девица. Она… Черт, я не знаю, как ее назвать.
 Вилелла сложил свои маленькие ладони и пристроил их на краю стола, готовясь выслушать его до конца. Алекс по-прежнему не находил слов для объяснения, и это заставляло его нервничать. Наконец Вилелла произнес:
 – На тебя это не похоже.
 – В том-то и дело, черт меня подери!
 – По тебе заметно, что ты чем-то глубоко озабочен. Ты и раньше не отличался особо легким характером, никогда не умел смотреть на жизнь сквозь розовые очки, но сегодня я почувствовал в тебе отчаяние, которое наблюдал только во время нашей первой встречи. И с тех пор ни разу. Эта женщина отвергла тебя?
 В голове Алекса пронеслись видения: зовущий взгляд Кэт, ее соблазнительная улыбка, ответные ласки. Сладострастие и сексуальность. Игривость и изобретательность. Нежность и ненасытность вперемежку. Каждое его прикосновение вызывало у нее вздохи и приглушенные возгласы наслаждения. Все это эхом отозвалось у него в голове.
 Скрипучим, как наждачная бумага, голосом он ответил:
 – Нет, она меня не отвергла.
 – В таком случае непонятно, почему тебя так беспокоят ваши завязавшиеся отношения. Почему бы тебе просто не радоваться и не наслаждаться ими, как всякому здоровому человеку?
 – Дело в ее имени.
 – В ее имени? Что ты имеешь в виду?
 – Ее зовут Кэт Дэлани. Я переспал с Кэт Дэлани. Вилелла смотрел на него, открыв рот, с бледным от испуга лицом.
 – О Боже мой, Алекс. Каким местом ты думаешь? Я полагал, тебе хватило той газетной шумихи вокруг тебя, которую ты уже испытал в прошлом. И вместе с тем ты встречаешься с женщиной, которая как магнит притягивает к себе газетчиков. С женщиной, которая…
 – Знаю, знаю, – нетерпеливо оборвал его Алекс. – Я знаю, что это безумие.
 – Не только безумие, мой дорогой. Это крайне опасно.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ


 Кэт было очень трудно сохранять спокойствие. Когда она свернула на свою улицу и увидела машину Алекса, припаркованную возле ее дома, то чуть не сломала акселератор. Но к тому времени, как они встретились на подъездной дорожке, ведущей к парадному крыльцу, ей удалось изобразить на лице гордое достоинство. Она поздоровалась с ним довольно ровным тоном.
 – Удачная поездка?
 – Так себе.
 – Куда ездил?
 – В Нью-Йорк.
 – И как?
 – Нормально.
 – Ты уехал внезапно, не так ли?
 – Срочное дело.
 – Естественно. В издательском деле не обойтись без Срочных командировок, – саркастически усмехнулась она. Кэт отперла парадную дверь и вошла внутрь, затем повернулась к нему лицом, закрыв собой вход, точно так же, как и в первый раз, когда он непрошеным гостем явился к ней в дом.
 После той незабываемой ночи она почувствовала нечто похожее на головокружение, которого прежде не испытывала ни с одним мужчиной. А он, в отличие от нее, просто сбежал. Если крайняя срочность помешала ему поговорить с ней до отъезда, он мог бы позвонить ей потом, в течение этих нескольких дней. Но не позвонил.
 Да и теперь он далеко не был похож на счастливого влюбленного, готового танцевать от радости и петь под дождем, как Джин Келли. Что ясно свидетельствовало о том, что после ночи, проведенной с ней, его ощущения были отличными от ее.
 Он выглядел усталым и изможденным. Вокруг глаз были черные круги, как будто он не спал с тех самых пор, как они расстались три дня назад. Кэт подавила в себе острое желание положить руки ему на плечи и не убирать их до тех пор, пока с его лица не исчезнет это загнанное выражение.
 – Ты была на похоронах той маленькой девочки? – спросил он.
 – А ты откуда знаешь?
 – Я звонил на телестудию, и мне сказали, что ты ушла на похороны и не вернешься до конца дня. Трудно было?
 – Очень. Во время службы я все время вспоминала тот день, когда Шантал юридически стала их дочерью. Все были так счастливы. Они устроили у себя во дворе целый праздник, чтобы познакомить с ней друзей и родных. Тех же друзей и родных, которые сегодня собрались в их доме. – Кэт грустно вздохнула. – Но уже не было шариков и серпантина. Не было веселья. – На мгновение она в задумчивости уставилась куда-то в пространство, затем вновь обратила на него взгляд. – Алекс, что тебя ко мне привело?
 – Нам надо поговорить.
 Он сказал это таким тоном и с таким мрачным выражением лица, что ей сразу стало ясно: тема их разговора будет для нее не слишком приятной.
 – А мы не можем перенести это на другое время? Я сейчас просто не в состоянии принимать гостей. Очень устала после похорон. Лучше как-нибудь в следующий раз.
 – Для такого разговора нельзя выбрать время. Кэт была известна только одна причина, объяснявшая подобную спешку и подобный мрачный вид. Ее черное, надетое по случаю траура платье внезапно стало тяжелым, как кольчуга. В груди что-то сжалось от предстоящего удара.
 – Попробую догадаться, – сказала она. – Ты забыл сообщить мне одну незначительную деталь, прежде чем лечь со мной в постель той ночью. Ты женат.
 – Нет. Я не женат. И это все, что я намерен сказать, стоя здесь, на парадном крыльце. – Он отстранил ее и прошел внутрь.
 Как только дверь закрылась, Кэт снова перешла в наступление. .
 – Сейчас ты не женат, но твоя бывшая…
 – Я никогда не был женат.
 – Гмм. Похоже, это хуже, чем я думала. Когда ты в последний раз сдавал анализ крови?
 Алекс уперся руками в бедра и гневно уставился на нее.
 – Пожалуйста, перестань, дай мне собраться с мыслями. Если у него не было жены где-то в другом городе, если его бывшая супруга не преследовала его по суду, требуя огромных алиментов, и если он не был носителем смертельно опасного вируса, то оставалось только одно. Он собирался с мыслями, чтобы устроить ей классическую сцену разрыва.
 Но она ни за что не доставит ему подобного удовольствия. Расправив плечи, Кэт откинула назад волосы и сдержанно проговорила;
 – Послушай, Алекс. Я, наверное, догадываюсь, что ты собираешься мне сказать, поэтому давай скажу все это за тебя, ладно? В ту ночь я была в расстроенных чувствах, и мне нужна была чья-то жилетка, чтобы поплакаться. Мы взрослые люди. И занимались безопасным сексом. Оказалось, что в сексуальном отношении мы… подходим друг другу. – Кэт сделала паузу, чтобы набрать побольше воздуха. Она чувствовала, что находится на грани истерики, и ненавидела себя за слабость. – Но ты не хочешь, чтобы наши отношения продолжались. Не хочешь себя связывать. Не хочешь осложнять себе жизнь. Что ж, это понятно, это современно. Я тоже не хочу осложнять себе жизнь. – Кэт сняла серьги и сбросила с уставших ног туфли, надеясь, что эти простые повседневные действия сделают ее показное спокойствие более убедительным. – Поэтому ты можешь стереть с лица это выражение, как будто тебя сейчас вырвет прямо на мой ковер восточной работы. Я не собираюсь топать ногами и чего-либо требовать от тебя. У меня нет папаши, которой может заставить тебя жениться, приставив между лопаток револьвер. Я не собираюсь ни перерезать себе вены, ни убивать твоего любимого кролика, ни бросаться на тебя с кухонным ножом. Наша связь не станет для тебя роковой. – Ей удалось выжать из себя холодную, напряженную и неискренную улыбку. – Так что расслабься, ладно?
 – Сядь, Кэт.
 – Зачем? Разве я что-то упустила в твоем тщательно отрепетированном монологе?
 – Сядь, пожалуйста.
 Бросив серьги на стоявший в холле столик, Кэт прошла в гостиную, включила настольную лампу и, сложив по-турецки ноги, примостилась в углу дивана. Взяв в руки небольшую диванную подушку, она прижала ее к груди, как ребенок прижимает к себе плюшевого медвежонка, нуждаясь в защите и душевном спокойствии.
 Алекс сел на пуфик перед диваном, расставил колени и уставился на пол между своих ног. У него был вид узника, из окна своей камеры наблюдающего, как для него строят гильотину.
 Уперев локти в колени, он коснулся большими пальцами внутренних уголков глаз и застыл в этой позе на несколько мгновений. Затем опустил руки и взглянул на Кэт.
 – Мне захотелось переспать с тобой в тот самый момент, когда я увидел тебя, – без предисловий заявил он.
 Кэт мысленно подвергла это его заявление всестороннему анализу. На первый взгляд оно звучало очень романтично, но первому впечатлению нельзя было доверять.
 – – Видимо, мне должно быть очень лестно это слышать. Но я жду, когда упадет топор палача. В чем же дело, Алекс? Разве я оказалась хуже, чем ты думал? Я не оправдала твоих надежд?
 – Не говори глупостей.
 Он вскочил на ноги и стал ходить по комнате. Снова плохой признак. Мужчины ходят по комнате только тогда, когда готовятся объявить нечто неприятное.
 Алекс резко остановился и повернулся к ней.
 – Здесь накопилось столько мусора. – Он постучал пальцем по виску. – Столько дерьма осело еще до того, как я уволился из полиции Хьюстона.
 – Я уже знаю, что ты пил.
 – Это было следствием, а не причиной. Я до сих пор не во всем разобрался. Я пытаюсь, но было бы несправедливо…
 – Пожалуйста, не переходи на стандартные ничего не значащие фразы о несправедливости, – воскликнула Кэт. – Давай сразу к делу!
 – Хорошо. В конечном итоге все сводится к тому, что сейчас я не могу позволить себе какие-либо долговременные взаимоотношения с кем бы то ни было. Я считаю, что ты должна это знать, прежде чем мы с тобой зайдем слишком далеко.
 Несколько мгновений Кэт продолжала сидеть, как сидела, вжавшись в спинку дивана и прижав к себе подушку. Затем, отбросив ее в сторону, она рывком вскочила с места и, глухо стуча пятками по полу, быстро прошествовала мимо него в холл. Дойдя до двери, она широко ее распахнула, намекая, чтобы он ушел.
 Алекс вздохнул и запустил руки в волосы.
 – Ты сердишься.
 – Неправда. Чтобы сердиться, надо хоть немного переживать.
 – Тогда почему ты хочешь, чтобы я ушел?
 – Потому, что в этом доме не хватит места для меня, тебя и твоего гигантского это. Вы оба должны уйти. Сейчас же.
 – Закрой дверь.
 Кэт сделала то, что он просил.
 – Как ты смеешь предполагать, что меня это расстроит?! Как ты смеешь считать, что проведенная с тобой ночь значит для меня больше, чем для тебя?! Что дало тебе право утверждать, что я рассчитывала на «какие-либо долговременные взаимоотношения» с тобой?!
 – Я никогда не говорил…
 – Господи, да по части самомнения ты можешь давать уроки голливудским любовникам. Никогда не встречала человека, более поглощенного самим собой, чем ты. Держи свою незаконченную книгу под замком, как будто это национальное достояние, – с издевкой проговорила она. – Если бы твой член умел увеличиваться до размеров твоего самомнения, это действительно было бы нечто особенное.
 – Очень смешно.
 – Вовсе не смешно. Очень грустно. Теряя терпение. Алекс перебил ее:
 – Я просто не хотел, чтобы ты ждала от меня чего– то, что я не могу дать.
 – В таком случае ты уже добился этого, потому что я совсем ничего от тебя не жду, даже меньше, чем ничего. У нас был роман на одну ночь. Наши железы внутренней секреции прекрасно отреагировали друг на друга. Вот и все.
 – Собачья чушь, – с жаром возразил Алекс.
 – Ты снял с себя напряжение. Я – с себя.
 – И не один раз.
 Последнее замечание привело Кэт в ярость.
 – Каждый из нас получил от другого то, что хотел. Вот и весь сказ.
 – Ты несешь заведомую чушь и знаешь это так же, как и я! – прокричал Алекс. – Если бы все это ничего не значило, я не стоял бы здесь, пытаясь объяснить тебе свои проблемы, а ты не кипела бы от негодования.
 – Обычно ты ведь просто спишь с женщиной и уходишь восвояси не прощаясь, не так ли?
 – Да.
 Кэт нарочито часто захлопала ресницами, приложив обе руки к сердцу.
 – О, мистер Пирс, для меня такая честь, что вы обо мне побеспокоились. Такая честь. – Она умышленно растягивала гласные, пародируя какую-нибудь южную красотку.
 – Кэт, прекрати, пожалуйста.
 – Алекс, иди к черту!
 Он не знал, как ее убедить, и от бессилия мог только испепелять ее взглядом и беззвучно ругаться. Немного собравшись с силами, он вновь заговорил:
 – Мы сейчас не выясняли бы отношения, если бы… если бы…
 – Перестань заикаться и говори прямо. С дипломатией ты немного опоздал. Если бы что?
 Алекс подошел к ней ближе, еще ближе, пока не навис над ней всем телом. Понизив голос до сладострастного шепота, он проговорил:
 – Если бы наша ночь не была столь фантрахнутостично хороша.
 Сердце Кэт уже и так сильно колотилось от гнева, а от этих слов и их интонации оно еще и затрепетало от проснувшегося желания. Ей одновременно хотелось и нежно к нему прильнуть, и выцарапать ему глаза.
 – У тебя действительно неадекватно высокое представление о собственной персоне, не так ли? – спросила Кэт, отодвигаясь от него как можно дальше. Отойдя на безопасное расстояние, она снова повернулась к нему. – Ты что думаешь, от твоих пошлостей я сразу сомлею? Кем ты себя возомнил, одним из героев твоих грязных книжонок?
 Алекс стукнул себя кулаком по ладони.
 – Господи Иисусе, видимо, Арни был не прав.
 – Твой литературный агент? А он-то здесь при чем?
 – Он посоветовал мне все честно рассказать, выложить на стол все свои карты. Он считал, что это лучший способ решить проблему.
 – Ты разговаривал со своим агентом о том, как «решить» проблему со мной?! – Голос Кэт поднялся до визгливой ноты, в нем смешались ярость и недоумение. – Так вот, мистер Пирс, вы можете считать свою «проблему» решенной. Я даже произнесу за вас вашу прощальную речь.
 Выставив вперед указательный палец и целясь им в грудь Алексу, Кэт четко выговаривала каждое слово:
 – Не звони мне. Не приходи ко мне в дом. Не пытайся меня увидеть или связаться со мной. Ты самодовольный глупец. Ты не стоишь и десятой доли того, что о себе воображаешь. Я не желаю больше тебя видеть. – Она глубоко вздохнула перед тем, как сделать последний выпад: – Ты меня понял, сукин ты сын?




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ


 Было время прилива, но Кэт сидела довольно далеко от пенящейся воды. Подбородком она уперлась в согнутые колени, обхватив руками стройные ноги. Глаза ее были устремлены на горизонт, за которым уже село солнце, устроив предварительно целый спектакль – битву света и тени. Небо все еще светилось багрянцем, притом, постепенно уступавшим место синим и фиолетовым оттенкам.
 Почувствовав чье-то присутствие, Кэт обернулась и была невероятно удивлена, увидев подходящего к ней Дина. Он опустился на песок рядом с ней.
 – Как ты узнал что я здесь?
 – Сегодня днем я звонил тебе в офис в Сан-Антонио. Твой помощник объяснил мне, что ты взяла отпуск на несколько дней и улетела в Малибу. Ты что, собиралась приехать и уехать, даже ничего мне не сказав?
 – Да, – призналась она. – Мы расстались не самыми добрыми друзьями.
 У него был опечаленный вид.
 – Собственно говоря, я звонил тебе сегодня, чтобы извиниться. В ту ночь у тебя дома я вел себя как круглый идиот.
 – Дело прошлое. Забудь об этом.
 Кэт не смотрела в его сторону, но почувствовала, что он разглядывает ее профиль. Дин немного помолчал, затем сказал:
 – Прости, что я так говорю, но ты выглядишь хуже, чем раньше. Говоря откровенно, краше в гроб кладут.
 – Ну, спасибо за комплимент.
 – Что он с тобой сделал?
 – Кто? – Услышав в ответ молчание, Кэт обернулась к нему. Он явно обиделся на нее за то, что она притворялась непонятливой. Она вновь перевела взгляд на волны. – Я переспала с ним.
 – Об этом я догадался. Так в чем же дело? У него где-то есть другая женщина?
 – Говорит, что нет. Да я и сама не замечала ничего подобного.
 – У него темное прошлое?
 – Да, он назвал это «мусором», но не объяснил, что имеет в виду. Думаю, это что-то, связанное с его уходом в отставку из полиции. Одним словом, он ухаживал за мной, чтобы я стала его любовницей. Ему нужен только секс для удовольствия.
 – И после этого тебя все еще тянет к нему? Правдолюбка Кэт всегда говорила правду, как бы жестока она ни была, даже по отношению к ее чувству собственного достоинства.
 – Я солгала бы, если бы сказала, что нет.
 – Понятно. – Дин решил сделать следующий шаг. – Ты в него влюблена?
 У нее вырвался крик, как будто ей укололи палец, и она уткнулась лбом в колени.
 Дин продолжал:
 – Я расцениваю твою реакцию как утвердительный ответ. А он знает?
 – О Господи, конечно, нет. Я думаю, что неплохо разыграла прощальную сцену. Я хорошенько перемыла ему косточки и выгнала из своего дома. Я даже угрожала, что разобью об него спою любимую вазу, если он сейчас же не уйдет. Сомневаюсь, что на него подействовала угроза применить силу, но, как бы то ни было, он все-таки ушел.
 Подняв голову, Кэт уставилась вдаль, на волны, настолько погруженная в свои невеселые мысли, что даже не замечала, как по щекам у нее текут слезы.
 – Прости меня, Дин. Для тебя это, должно быть, очень тяжело. Спасибо, что выслушал меня.
 Он дотронулся до уголка ее губ, где нашла себе пристанище одна из слезинок.
 – Этот человек дурак уже потому, что не ценит тебя, не знает, как ему повезло, что ты обратила на него внимание. Что ему еще нужно?
 – Вряд ли Алекс вообще знает, чего хочет. Он не находит себе места, все что-то ищет.
 – Или от чего-то бежит.
 – Может быть, и так. А возможно, это просто врожденный эгоизм.
 Но, как только она произнесла эти слова вслух, Кэт почувствовала, что не согласна с ними. В ту их ночь Алекс был нежным и страстным любовником, столь же внимательным к ее желаниям, как и к своим.
 Или она обманывала себя, чтобы вконец не утратить гордость? Не исключено. Алекс прекрасно умел очаровывать и обезоруживать всех, с кем имел дело. Конечно, ему не составляло труда взять от женщины все, что нужно, внушив ей при этом, что взамен она получила от него самую большую нежность и заботу, на которую только могла рассчитывать.
 Упершись в песок пятками и рассматривая носки своих кроссовок, Кэт вспомнила то мгновение, когда она впервые увидела Алекса. Наверное, внутри ее мгновенно произошла очень мощная химическая реакция, вызвав какое-то сильное ощущение, прежде ей незнакомое.
 Даже сейчас, подумав об этом, Кэт почувствовала дрожь.
 – Давай пойдем в дом, – предложила она. – Становится холодно.
 Сидя на кухне возле бара и потягивая кофе, Дин высказал интуитивную догадку:
 – Тебя тревожит нечто большее, чем проблемы, связанные с этим автором криминальных романов.
 – Я никогда не умела от тебя ничего скрывать.
 – Ты умеешь играть убедительно для других, но я всегда вижу, когда у тебя тяжело на душе. Что-то было не так еще в тот вечер, когда я приехал в Сан-Антонио. Ты это отрицала, но я понял, что ты врешь. Когда ты мне все расскажешь, Кэт?
 Она вынула из кармана свитера три конверта и перекинула их ему через стойку бара.
 – Прочти, тебе это может показаться интересным. Дин с любопытством взглянул на нее, затем вскрыл конверты и вытряс из них содержимое. Прочтя каждую из заметок по несколько раз, он вновь поднял на нее глаза, в которых сквозило недоумение.
 – Они пришли на твой домашний адрес?
 – Первое и второе письма пришли с интервалом в пару недель. Третье я получила в тот день, когда уезжала. Дин принялся изучать конверты.
 – По ним ничего нельзя сказать.
 – Кроме того, что на них приклеена марка Сан-Антонио.
 – Три человека с пересаженным сердцем из трех разных частей страны. Три смерти от несчастного случая, произошедшие при весьма необычных обстоятельствах. Одна упала прямо на стеклянную дверь, другой утонул в собственном автомобиле, третий погиб от неосторожного обращения с цепной пилой. О Господи!
 – Прямо как в каком-нибудь фильме Брайана де Пальмы, верно? Чтобы у зрителей мороз по коже прошел.
 Дин с явным презрением бросил вырезки на стойку бара.
 – Их прислал какой-нибудь псих с извращенным чувством юмора.
 – Да, возможно, так и есть.
 – И твоем голосе не слышно уверенности.
 – А я и не уверена.
 – Я тоже, – признался Дин. – Ты показывала их кому-нибудь еще?
 – Джеффу. Первые два. Он не знает, что есть еще и третье.
 – Ну и что он сказал?
 – Примерно то же, что и ты: какой-нибудь ненормальный решил подшутить надо мной. Он посоветовал мне не волноваться и тут же добавил, что, если я получу еще, мне, видимо, следует обратиться в полицию.
 – Ты обратилась?
 – Нет, все время откладываю, все надеюсь, что найдется какое-нибудь объяснение.
 – Кэт, я уверен, что эти вырезки не стоят того, чтобы из-за них тревожиться. Но всегда есть угроза, что тот сумасшедший, который додумался посылать анонимные послания по почте, способен и на что-нибудь похуже.
 – Я это понимаю. – Заметки не только испугали ее, они возродили сомнения и колебания, которые она похоронила в себе много лет назад. – Дин, – произнесла Кэт с сомнением в голосе, – ты знал меня до моей трансплантации, возможно, знал даже лучше, чем кто-либо другой. Ты был рядом со мной каждую минуту до операции. Ты был со мной, когда у меня случались удачи и когда я погружалась в самые глубины отчаяния. Точно также ты знал меня после того, как мне пересадили сердце. Ты буквально изучил мой организм вдоль и поперек. Если кто-нибудь может претендовать на самое полное знание обо мне как о человеке, то это, конечно же, ты.
 – Да, разумеется, но к чему ты все это говоришь?
 – Я стала другой? – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Меня интересует, изменилась ли я после трансплантации?
 – Да. До нее ты умирала – теперь ты жива и здорова,
 – Я не это имею в виду.
 – Я знаю, что ты имеешь в виду, – произнес Дин столь же нетерпеливым тоном. – Ты хочешь знать, изменилась ли ты как личность после того, как у тебя появилось новое сердце. Что влечет за собой неизбежный вопрос: возможно ли, что черты характера донора переходят к реципиенту вместе с пересаженным сердцем. Я прав?
 Кэт кивнула.
 Дин вздохнул.
 – Ты же не собираешься всерьез придавать значение всему этому вздору?
 – Ты считаешь это вздором?
 – Естественно. Господи Боже мой, Кэт! Где твой здравый смысл?
 – Но ведь случаются в жизни такие вещи, для которых еще не найдено научно-логическое объяснение.
 – Но не в данном случае, – упрямо настаивал Дин. – Ты умная и образованная женщина, к тому же ты знаешь о строении человеческого тела больше иных студентов. Сердце – это насос, одна из механических деталей организма. Когда она выходит из строя, ее можно починить или заменить. Я видел бесчисленное количество человеческих сердец, которые вскрывали во время хирургических операций. И ни в одном из них я не нашел маленьких отверстий, где прячутся наши страхи и заветные мечты, наши пристрастия, любовь и ненависть. Принято считать, что сердце – хранилище эмоций и чувств. Что ж, об этом написано немало превосходных стихов, но, с точки зрения клинической медицины, это абсолютная чушь. Вместе с тем, если эти газетные вырезки настолько расстроили тебя, что ты хочешь найти семью своего донора, я сделаю все, чтобы тебе помочь.
 – Я же ясно сказала, что не хочу ничего знать о семье моего донора, – напомнила ему Кэт.
 Дин не знал о том, что накануне своей операции она услышала нечто, что могло пролить свет на происхождение ее донорского сердца. Кэт от души хотела бы, чтобы даже эта крошечная деталь не была ей известна. Но она не выходила у нее из головы, как камешек, попавший в ботинок и не дающий забыть о своем существовании. В последнее время ее постоянная тревога только усилилась.
 – Хотя, возможно, мне следует пересмотреть это решение, – неохотно призналась Кэт. Дин встал и крепко ее обнял.
 – Я уверен, что все эти три несчастных случая не более чем совпадение. Кто-то воспользовался этим и решил сыграть с тобой злую шутку.
 – Я тоже так считала, когда получила первое послание. Даже второе меня не насторожило. Но затем я получила третье. И только тогда заметила одну деталь, одно маленькое обстоятельство, которое прежде от меня ускользало. Ты, видимо, тоже не обратил на него внимания. Хотя я не могу понять, как мы могли его проглядеть.
 Дин отстранил ее от себя.
 – Что же это за обстоятельство?
 – Дин, взгляни на даты. Каждый из этих несчастных случаев произошел в годовщину того дня, когда жертве была сделана пересадка сердца. И, – медленно и спокойно добавила Кэт, – она также является годовщиной моей трансплантации.




 ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ


 Алекс невидящими глазами уставился в черный экран своего компьютера. Проклятый зеленый курсор на дисплее стоял на одном месте. Эта чертова штука не двигалась уже несколько дней – со дня его ссоры с Кэт.
 Она поистине дралась как кошка, подумал он, вспомнив, как Кэт выгибала спину и шипела на него – разве что не кидалась царапать ему лицо когтями. Женщина с ее темпераментом ни за что не могла позволить, чтобы ею манипулировали, а он просто-напросто вынудил ее лечь с ним в постель. Что ж, подобной реакции от нее и следовало ожидать.
 Алекс опустил голову на грудь, затем плавно перекатил ее на спину, и снова на грудь. Сделав это упражнение, он положил пальцы на клавиши, как будто собрался заняться наконец делом, на сей раз всерьез.
 Курсор продолжал мигать, не двигаясь с места. Казалось, он издевается над Алексом, лукаво подмигивая, как будто страшно рад, что у его хозяина тяжелый приступ творческого застоя.
 Уже несколько дней Алекс пытался написать любовную – точнее, постельную – сцену. До этого места книга продвигалась сравнительно неплохо. Он даже похвастался перед Арни. Сюжет медленно, но верно разворачивался. Алекс так правдиво передал место действия и всю окружающую обстановку, что ему казалось, он слышит шум текущей воды в канализационных трубах под городскими улицами, полными зла и жестокости. Его персонажи, сами того не подозревая, двигались в направлении тщательно подстроенных им опасных ситуаций и дальнейших злоключений.
 Однако внезапно, без всякого предупреждения, они заартачились. Чуть ли не каждый из них встал в позу и заявил: «Хватит. Я больше так не играю».
 Герой уже не был способен на геройство и превратился в настоящую тряпку. Злодей совсем разнюнился. Полицейские информаторы словно онемели. Сами полицейские потеряли к преступникам всякий интерес. Что же касается главной героини…
 Алекс облокотился на край стола и запустил все десять пальцев в волосы. Главная героиня как раз и возглавила весь тот бунт. Внезапно ей разонравилась та роль, которую он для нес придумал, эта стерва заупрямилась и ни за что не соглашалась продолжать в том же духе.
 Да, девица эта оказалась крепким орешком. Ее речь была столь же развязной, как и походка, которую он детально описал, представляя ее своим читателям на пятнадцатой странице. Но она также была необыкновенно женственной и, следовательно, уязвимой, причем намного более уязвимой, чем он первоначально планировал. Алекс подозревал, что в его отсутствие она вовсю пользовалась этим своим качеством. Однажды в минуту слабости он ей это позволил. Теперь было слишком поздно что-либо менять.
 Герою уже давно пора было с ней переспать, но события в их постельной сцене развивались не так, как Алекс их запланировал. Где-то на полпути между его мозгом и кончиками пальцев творческие замыслы отклонялись куда-то в сторону, как рельсы на сортировочной станции. Какая-то неведомая ему сила переводила стрелку.
 Предполагалось, что герой задерет ей юбку, сорвет с нее трусики, овладеет ею, затем встанет и уйдет восвояси, а ей останется только выкрикивать ему вслед оскорбления и угрозы напустить на него своего ухажера, главного злодея.
 Герой должен был с презрением и сарказмом отвечать на каждый ее выпад, а затем бросить одну в убогой комнатушке где-нибудь в дешевом мотеле, оставив разорванное белье и неоспоримые следы страсти на ее теле в качестве немых свидетельств ее морального разложения.
 Вместо всего этого каждый раз, когда Алекс принимался описывать эту сцену, его внутреннему взору все виделось совсем иначе. Герой ласками проложил себе дорогу к ней под юбку. Вместо того чтобы грубо сорвать с нее трусики, он просунул под них свои пальцы. Коснувшись ее мягкой и нежной кожи, бедный малый чуть не полез на стенку от вожделения. Он ласкал ее до тех пор, пока ее плоть не увлажнилась, готовая его принять, и лишь тогда медленно стянул трусики с ее длинных ног.
 Войдя в нее, он также отнюдь не торопился кончать и убраться восвояси. Она оказалась совсем не такой, какой он ее считал, намного нежнее, мягче и податливее. Он полностью игнорировал приказы Алекса подчинить ее себе и покончить с этим как можно быстрее.
 Не в силах разобраться в переполнявших его сложных чувствах, герой сделал то, чего в подобных ситуациях никогда не делал прежде: он поднялся на выпрямленных руках и посмотрел ей в лицо сверху вниз. По ее щеке стекала одинокая слеза. Он спросил ее, что случилось. Может быть, он причинил ей боль?
 Причинил ей боль?! Алекс мысленно вскрикнул. Это еще откуда? Предполагается, что ему совершенно безразлично, причинил он ей боль или нет.
 Нет, ответила она, он не причинил ей боли. Единственное зло, которое он мог ей сделать, это рассказать обо всем ее любовнику, тому самому злодею. Уж тот-то сумеет причинить ей боль, много боли. Она жертва его постоянного жестокого обращения, продолжала она. Неужели он думает, что она жила бы с таким подонком, как главный злодей, если бы у нее был хоть какой-нибудь выбор? Нет. Однако обстоятельства диктовали ей необходимость оставаться с ним
 Но это же чушь собачья! Алекс готов был закричать. Она всего лишь уличная проститутка. Разве ты этого не видишь, ты, недоумок? Тебя же обводят вокруг пальца! Тебя обманывают, как мальчишку!
 Герой всматривался в бездонные голубые глаза, еще глубже погружаясь в ее шелковистую плоть и с наслаждением вдыхая дурманящий запах ее вьющихся медно-рыжих волос…
 Минуточку, минуточку/
 Предполагалось, что она блондинка. Крашеная блондинка. Так указано на странице 16. Что случилось между страницами 16 и 104, она что, поменяла цвет волос и изменила характер? И с каких это пор он стал использовать такие прилагательные, как прозрачный и шелковистый?
 Когда потерял всякий контроль над своей собственной книгой, вот с каких.
 Курсор дисплея продолжал мигать, не двигаясь с места. Алекс резко отодвинул назад стул и вышел из-за стола. Его пальцы отказывались нажимать нужные клавиши, вот и все. Ничего страшного, так бывает. Даже обладатели Пулитцеровской премии иногда страдают творческим застоем. Неизвестно еще, были бы столь же хороши «Гроздья гнева», если бы у Стейнбека время от времени не случалось таких же вынужденных перерывов в работе. Возможно, и у Стивена Кинга бывали выходные дни, когда слова просто отказывались выходить из-под пера.
 Идя к окну, Алекс заметил на книжном шкафу почти пустую бутылку виски. Казалось, она подманивает и дразнит его.
 Когда он в тот раз ушел из дома Кэт, она вся кипела от гнева и угрожала разбить о его голову отделанную металлом хрустальную вазу. Алекс сознавал, что ее ярость достаточно обоснованна, поэтому, выйдя от нее, направился прямехонько в винный магазин.
 Первый глоток был отвратителен на вкус. Второй пошел уже лучше, а третий и четвертый и совсем хорошо. Следующие… а вот про следующие он уже ничего не мог сказать. Он только смутно помнил, что после этого его сильно рвало.
 Потом он проснулся на рассвете от желания помочиться, настолько сильного, что ему было больно. От его дыхания замертво свалился бы даже слон. В голове был сплошной туман, он не помнил, как очутился на автостоянке перед торговым центром. Слава Богу, что он еще не попал в аварию и не искалечил себя или кого-нибудь из прохожих, ведя машину в состоянии опьянения.
 К счастью, никто не сообщил в полицию, что в машине на автостоянке рядом с супермаркетом отсыпается какой-то пьяница. Его даже не ограбили: и машина, и кошелек были на месте.
 Он поехал домой, помочился, вылив из себя больше литра, принял душ и побрился, затем выпил изрядную дозу аспирина, чтобы его голова перестала кружиться и гудеть, как двухтонный подшипник в бетономешалке.
 Алекс перечитал ту брошюру, которую ему выдали при выписке из наркологической клиники, и произнес молитву анонимных алкоголиков. Он уже намеревался вылить остаток виски в унитаз, но затем передумал, решив сохранить бутылку как напоминание о том, что он все еще не вылечился от алкоголизма, что каждый глоток мог оказаться для него смертельным и что на дне бутылки не стоит искать ответы ни на один из мучивших его вопросов. Если бы они там были, он сам давно сумел бы справиться со всеми своими проблемами.
 Он когда-то выпил целый океан спиртного, пытаясь понять причину того, что с ним случилось. Его молитвы Высшей Инстанции обычно имели форму вопросов. «Почему Ты Вдруг решил выбрать именно меня, Алекса Пирса? Я сделал что-нибудь не так? Или чего-нибудь не сделал, что должен был сделать?» Он платил налоги, регулярно жертвовал суммы в Армию Спасения, всегда хорошо относился к старикам.
 Если это был тот случай, происшедший с ним в тот незабываемый день… Но ведь он уже тысячу раз говорил себе, что сожалеет о том, что произошло. Трудно было винить себя больше, чем это делал он. Он поступил так, как ему велел долг.
 Но для Высшей Инстанции его логические рассуждения, по всей вероятности, значили не больше, чем для его начальства в полицейском управлении. Чувствуя себя покинутым самим Богом, Алекс стал сгибаться под тяжестью моральной ноши, которую сам на себя взвалил. Он впал в депрессию, его взгляды на жизнь стали еще мрачнее, чем раньше. Алкоголь сделался его единственным другом.
 Теперь его единственным другом был Арни.
 Арии. В этот момент его руки охотно сжали бы горло этого человека и подержали бы его так минуты две-три. Его честный агент посоветовал ему рассказать Кэт все без утайки. Ну, и куда его завела эта честность? Кэт едва не стукнула его по голове вазой. Что бы там ни говорили женщины, подумал Алекс, они на самом деле вовсе не стремятся к честности во взаимоотношениях с мужчинами.
 Разве не было бы лучше для них обоих, если бы он продолжал с ней спать и получал от этого удовольствие, предоставив все остальное воле Провидения. Но в таком случае, как справедливо заметил Арни, он-таки был бы настоящим дерьмом.
 Выругавшись, Алекс потерся лбом об оконный косяк. Мысли о Кэт лишали его аппетита и сна, вмешивались в его строжайшую самодисциплину и в его работу. Он боялся анализировать, почему эта женщина настолько завладела его рассудком. Он уже не верил собственным инстинктам. Чем больше он пытался разобраться в ситуации, тем она становилась запутаннее.
 Существовал лишь один бесспорный факт: с того дня, как они разругались, он не написал ни одной приемлемой страницы для своего романа.
 Если бы только заниматься с ней сексом не было так приятно!..
 Но это было не просто приятно. Это было незабываемо.
 Вот с чем он не мог смириться. Вот что мучило его и превращало в дерьмо его книгу. Твердо намереваясь взять ситуацию под контроль, чтобы не пришлось возвращать аванс издателю, Алекс вернулся к пустому дисплею своего компьютера и мигающему курсору.
 Раз его постельная сцена не желала разворачиваться так, как он ее замыслил с самого начала, он попробует написать ее иначе и посмотрит, куда это его приведет. Чем это ему грозит? Он ведь не выбивает каждое слово на каменной плите. Эти страницы всегда можно переделать. Наверное, он так и сделает.
 – Какого черта, – пробормотал он, быстро ударяя по клавишам. Алекс печатал только двумя пальцами, но действовал ими довольно быстро.
 После часа непрерывного печатания, пролетевшего почти незаметно, у него было пять новых страниц.
 И хороших страниц, без ложной скромности подумал он. Его возбужденный пенис мог бы легко вогнать в кирпичную стену дюжину-другую гвоздей.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ


 – У вас отдохнувший вид. – Шерри Паркс села напротив стола Кэт.
 – Да, она хорошо выглядит, правда? – Джефф присел в другое кресло. – Ей давно надо было взять отпуск.
 – Я прекрасно провела время, – сообщила Кэт. – Ела три раза в день и помногу. Просыпалась утром так поздно, что даже сказать стыдно. Совершала длинные пешие прогулки вдоль моря. Короче говоря, вела растительный образ жизни.
 – Ну уж, не совсем так, – поправила ее Шерри. – Прогулка по берегу может стоить больших физических затрат.
 – Самых больших физических затрат требовала не сама прогулки, а подготовка к ней. Большинство людей, идя на пляж, снимают с себя одежду, мне же приходится прикрывать каждый сантиметр кожи. – Из-за лекарств, которые она принимала, загар был Кэт особенно противопоказан.
 Переходя к делу, Кэт открыла папку, которую Джефф положил ей на стол. Увидев находившуюся там фотографию, она поражение воскликнула:
 – Боже мой! Какой красивый ребенок!
 – Совершенно верно, – согласилась Шерри. – Это Майкл. Три годика. На этой неделе служба по работе с детьми поместила его в приемный дом.
 – При каких обстоятельствах? – спросила Кэт.
 – Его отец просто очарователен, – саркастически улыбнулась Шерри. – Джордж Мерфи. Он называет себя строительным рабочим, но ему не удается удержаться ни на одном месте из-за своего вспыльчивого и вздорного характера и, как мы подозреваем, употребления наркотиков. Его то и дело откуда-нибудь увольняют. Они живут на его пособие по безработице и ту мелочь, что удается заработать матери Майкла.
 – Мерфи плохо обращается с семьей?
 – По свидетельству соседей, да. Они уже много раз вызывали полицию, обвиняя его в том, что он применяет насилие по отношению к своим домашним. Мерфи неоднократно арестовывали, но его жена никогда не поддерживает обвинение против него. По всей вероятности, она его до смерти боится, – пояснила Шерри. – В прошлом месяце инспектор службы социальной помощи забрала Майкла на несколько дней из дома, но вернула его матери, когда мистер Мерфи был арестован за хранение наркотиков. К сожалению, его отпустили ввиду отсутствия улик.
 – Повезло ему, – заметила Кэт.
 – Да, так решил бы каждый на его месте. Но ему это не пошло впрок. Вспышки дурного настроения участились и стали еще более жестокими. И, как ни странно, он очень изменился именно по отношению к ребенку. На прошлой неделе Майкл «неудачно упал». В травматологическом пункте ему сделали рентген, но, слава Богу, все кости остались целы. Позавчера его мать снова привела Майкла в больницу. Мистер Мерфи толкнул мальчика, и он сильно ударился об стену. Майкл так испугался, что даже не понял, что с ним произошло. Он никак не отреагировал и даже не заплакал. Его мать сразу же помчалась с ним в больницу, думая, что ее сын навсегда повредил себе мозг.
 – Это так и есть?
 – Нет, он отделался легким сотрясением. Врачи оставили его на ночь в больнице, чтобы за ним понаблюдать. Вчера его выпустили под опеку службы защиты детей и поместили в приемный дом.
 – И как он сейчас?
 – Мальчик плачет и скучает по матери, но в остальном ведет себя хорошо. Сказать по правде, чуть ли не слишком хорошо. У него совсем отсутствуют навыки о6щения. Майкл сумел объяснить своей приемной матери, что хочет, чтобы ему в кашу на завтрак положили банан, но он даже не знал, как это называется.
 – О Господи, – прошептал Джефф.
 – Папаша так запугал этого бедного ребенка, что он боится даже рот раскрыть, – печально добавила Шерри.
 Кэт продолжала не отрываясь смотреть на фотографию. У мальчика были темные волнистые волосы, большие и выразительные голубые глаза и длинные ресницы. Он был таким хорошеньким, что, если бы не одежда, его можно было бы принять за девочку.
 Кэт тянуло ко всем детям, независимо от цвета их кожи, возраста и пола. Она сопереживала им и терпела их самые глупые выходки и шалости. Поведение этих детей обычно точно, как барометр, отражало степень жестокости и притеснения, которым они подвергались. Их нехитрые биографии брали ее за душу, вызывали гнев, а иногда заставляли краснеть от стыда за то, что она принадлежала к человеческой расе, способной причинить столько боли и горя своим детям.
 Но этот мальчик как-то по-особому привлекал ее, и это было необъяснимо. Она не могла оторвать от фотографии глаз.
 – Я бы хотела, чтобы вы посмотрели папку с его делом, – говорила в это время Шерри, – потому что я думаю, мы сможем попытать с ним счастья в программе «Дети Кэт». Его мать, кажется, любит его, но она до смерти боится Мерфи. К сожалению, она не способна противостоять ему, даже чтобы защитить Майкла. Один Господь Бог знает, что ей приходится выносить. Я видела этого типа, и, поверьте мне, судя по его внешнему виду, он способен замучить кого угодно и морально, и физически. В любом случае, их обоих обвиняют в жестоком обращении с ребенком. Их заваленный работой общественный адвокат, которому очень мало платят, уже готовит «согласованное признание вины», чтобы не доводить дело до суда.
 – Судя по тому, что вы нам рассказали, – заметил Джефф, – держу пари, они признают себя виновными в менее тяжком проступке. В обмен на лишение родительских прав.
 – Да, такое часто случалось. Некоторые родители действительно отказывались от своих детей, чтобы получить меньший срок тюремного заключения. И, хотя подобная практика не могла не шокировать, иногда для детей было лучше навсегда уйти от родителей, которые оказывались способны на подобное проявление родительской любви.
 – Возможно, Джефф, ты и прав, – согласилась Шерри. – Мерфи ухватится за возможность избавиться от мальчика. Учитывая, как переполнены тюрьмы, он скорее всего отсидит только часть своего срока. Его могут даже осудить на тот срок, который этот тип уже отсидел. Для него это будет большой удачей.
 – И большой трагедией для матери Майкла, – задумчиво сказала Кэт.
 Если бы этот ребенок был ее сыном, она убила бы каждого, кто попытался бы отнять его у нее. Однако Кэт чувствовала, что не вправе осуждать эту женщину. Страх может заставить человека сделать что угодно. И любовь тоже.
 Вслух же она произнесла:
 – Если эта женщина любит своего ребенка так, как вы говорите, она может согласиться отказаться от него, Чтобы защитить его от Мерфи.
 – В конечном итоге это будет самым лучшим для Майкла, – согласилась Шерри. – Программа «Дети Кэт» поможет ему найти дом и любящих родителей. Но пока этого не произошло, ему надо научиться общаться с другими детьми. Поэтому я решила, что вы не будете возражать, если я приведу его на пикник. Кэт вскинула голову.
 – Пикник?
 Джефф откашлялся и заискивающе улыбнулся. – Я ждал, когда вы вернетесь, чтобы сообщить вам эту новость.
 Кэт ждала объяснений.
 – Ненси Уэбстер закусила удила, – продолжал он извиняющимся тоном. – Она звонила мне по меньшей мере раз десять, пока вы были в отъезде. Разве мистер Уэбстер не говорил вам, что, как только его жена оказывается во главе какого-нибудь мероприятия, ее уже ничем не остановишь?
 – Что-то в этом духе говорил.
 – Так вот, он хорошо знает свою жену. Она объяснила мне, что организация сбора денег по подписке дело не одного месяца. Поэтому, не теряя даром времени. Ненси Уэбстер пригласила нескольких потенциальных жертвователей на этакий мини-сбор по подписке. В этот уик-энд.
 – В этот уик-энд?!
 – Я спросил, почему такая спешка, – продолжал Джефф – и миссис Уэбстер объяснила, что на конец этой недели не намечено ни одного светского приема. Но в течение последующих нескольких месяцев почти каждая неделя чем-то занята. Поэтому дело обстоит так: сейчас или никогда.
 Кэт глубоко вздохнула.
 – Что ж, с возвращением на соляные копи, мисс Дэлани.
 – Собственно говоря, вам почти ничего не нужно делать, кроме как появиться на этом субботнем пикнике, – пояснил Джефф. – Я уже оповестил прессу. Шерри была на подхвате, когда я зашивался, и очень мне помогла. Ей досталась основная беготня, связанная с подготовкой ребятишек.
 – Включая тех, кого уже усыновили? – спросила Кэт. – Думаю, для нас это будет неплохим поводом продемонстрировать наши успехи и достижения. Особенно в связи с той руганью, которую обрушил на нас Труитт после смерти Шантал.
 – Мы с Джеффом уже подумали над этим, – ответила Шерри. – В список приглашенных включены приемные семьи, кандидаты в усыновители и все заинтересованные лица, которые только пришли нам в голову. Миссис Уэбстер сказала, что количество людей, которых мы можем пригласить, не ограничено, надо только сообщить ей хотя бы приблизительное их количество не позднее четверга, чтобы она могла предупредить фирму, которая будет нас обслуживать.
 – Она наняла специальную фирму для обслуживания пикника?
 – Будет барбекю со всеми причиндалами, – пояснил ей Джефф. – А для малышей – хот-доги, потому что они могут не справиться с ребрышками.
 – Да, Ненси продумала все до мелочей, – насмешливо-иронично протянула Кэт.
 – Включая украшения и оркестр.
 – Оркестр?!
 – Из Остина, играет танцевальную музыку в стиле кантри и западные танцы, – пояснил Джефф. Затем как бы между прочим добавил: – А может быть, и Вилли приедет из Лукенбаха, но он не мог обещать наверняка.
 – Вилли Нельсон? Ты шутишь!
 – Не-а.
 – И все это она собирается провернуть к концу этой недели?
 – Говорю же вам, если бы Норманн Шварцкопф в свое время проконсультировался с миссис Уэбстер, ему на «Бурю в пустыне» потребовалось бы гораздо меньше времени.
 Шерри встала, собираясь уходить.
 – Лично я умираю от нетерпения. Все, с кем я разговаривала, пребывают в радостном ожидании. А я всегда испытывала слабость к Вилли Нельсону со всеми его бусинками и тесемками.
 Когда она ушла, Джефф сообщил Кэт остальные детали предстоящего пикника.
 – Вот видите, вам действительно ничего не нужно делать.
 – А если бы я продлила свой отпуск еще на несколько дней? Я бы все это пропустила.
 – Ненси и это предусмотрела. Она намеревалась послать за вами специальный самолет, а после пикника вернуть вас обратно в Калифорнию для завершения отпуска.
 – Да, деньги не говорят, они кричат.
 – Это точно. – Джефф встал, сунув под мышку свои многочисленные папки. – Вы и вправду выглядите лучше. Я вам совсем не польстил.
 – Спасибо за комплимент. Я много размышляла, но в основном просто бездельничала. – Кэт не знала, говорить ли ему о том, что она получила третью газетную вырезку, но решила, что, поскольку он уже в курсе, ему стоит узнать и об этом.
 Джефф не скрывал своего возмущения.
 – Кто же этот чертов негодяй?
 – Не знаю. У Дина тоже нет на этот счет никаких соображений.
 – А вы уже рассказали мистеру Уэбстеру?
 – Нет, но думаю, мне все-таки придется это сделать. Если какой-нибудь ненормальный ворвется сюда и начнет палить по всей студии, Билл должен быть заранее предупрежден. Ведь это может быть связано с безопасностью всей телекомпании.
 – Ну, до этого, я думаю, не дойдет.
 – Я тоже так думаю. Мне кажется, этот индивидуум будет действовать гораздо более ловко. – Затем она рассказала Джеффу о совпадении дат. – Как будто он хочет, чтобы я разгадала его загадку.
 – А когда вам пересадили…
 – До четвертой годовщины моей трансплантации осталось всего несколько недель.
 – Господи, Кэт. Это уже не мистификация. Эти газетные вырезки могут содержать прямую угрозу. Вы не думаете, что настало время обратиться в полицию?
 – Да, Дин тоже настоятельно советовал это сделать. Но пока мне никто реально не угрожает, что они могут предпринять? Мы же не знаем, кто мой преследователь.
 – Но ведь что-то можно сделать.
 – Я много думала об этом, когда летела из Калифорнии домой. Я могу попросить тебя мне помочь?
 – Вы еще спрашиваете?
 – Спасибо. Сделай одолжение, позвони в архив этих газет и попроси прислать копии других статей по поводу этих событий, если таковые у них имеются. Если о жертвах этих несчастных случаев были написаны статьи по горячим следам, хотелось бы их посмотреть.
 – Вы ищете что-нибудь конкретное?
 – Нет. Я хотела бы знать, проводилось ли полицейское расследование этих смертей или хотя бы следственная экспертиза. И были ли во всех трех историях моменты, которые представляют интерес с чисто человеческой точки зрения. Мне нужна информация именно такого рода.
 Он оказался еще красивее, чем на фотографии. Когда Кэт увидела его, у нее перехватило дыхание. Темные волнистые волосы трогательно топорщились во все стороны. На нем были голубые джинсы и ковбойка. Высокие ботинки выглядели совсем новыми. Кэт присела перед ним на корточки. Указательный палец его правой руки был согнут и покоился в углу маленького рта.
 – Привет, Майкл! Меня зовут Кэт. Я так рада, что ты пришел к нам сегодня.
 Шерри держала мальчика за руку.
 – Он тоже рад, что он здесь. 06 этом мне сказала его приемная мама. – Шерри, стоя позади мальчика, печально покачала головой, тем самым говоря Кэт, что Майкл не очень-то подружился с остальными детьми. Казалось, он оглушен всей этой шумной толпой. – Майкл, это та самая леди, что прислала тебе новую одежду. Скажи ей спасибо. Мальчик уставился в землю.
 – Ничего страшного, – сказала Кэт. – Можешь поблагодарить меня позже. Я еще не ела здешние горячие сосиски, а ты?
 Он поднял голову и посмотрел на нее ничего не выражающими голубыми глазами, ничем не показав, что понял ее вопрос.
 – Пойдем возьмем себе по штучке, хорошо? – Она протянула руку. Майкл довольно долго смотрел на нее, затем все-таки вынул свой крошечный указательный палец изо рта и вложил всю пятерню в ее протянутую ладонь.
 Кэт улыбнулась Шерри и подняла вверх два скрещенных пальца.
 – Мы вас позже догоним.
 Ей пришлось приспосабливаться к медленной шаркающей походке мальчика.
 – Мне так нравятся твои башмачки, – заметила она. – Они красные, как у меня. Видишь?
 Кэт остановилась, показав рукой вниз на свои ковбойские ботинки. Она купила их в модной лавке на Родео-Драйв в Беверли-Хиллз, но Майклу это было не важно.
 Он долго изучал обе пары и, видимо, тоже пришел к выводу, что они похожи, потому что поднял голову и искоса посмотрел на нее. Это была еще не улыбка, но во всяком случае хоть какая-то реакция. Приняв ее за доброе предзнаменование. Кэт сжала его ручонку.
 – Я вижу, мы с тобой станем хорошими друзьями. Пикник с барбекю проходил в поместье Уэбстеров. Оркестр устроился в беседке викторианской архитектуры на берегу большого пруда, где ручные утки объедались хлебными крошками, которые дети бросали им с берега. Воздух был напоен аппетитным запахом мяса, пропитанного дымом от смолистых мескитовых поленьев. Столы для пикника, покрытые яркими красными с белым скатертями, были выставлены в тени деревьев.
 Жонглеры, мимы и клоуны сновали среди приглашенных, раздавая воздушные шары и конфеты. Трое футболистов из «Далласских ковбоев» расписывались на игрушечных футбольных мячах. В толпе выделялись два баскетболиста местной команды «Слава Сан-Антонио»: их головы и плечи парили над головами остальных гостей.
 Взяв себе по тарелке с едой, Кэт и Майкл прошли к одному из столов. Пока они ели хот-доги, она весело болтала, пытаясь нащупать тему для разговора, которая вызвала бы его ответную реакцию. Но мальчик продолжал упорно молчать, даже когда Кэт познакомила его с Джеффом, который пользовался среди детишек большой популярностью. Несколько малышей буквально облепили его, направляясь к пруду.
 Майкла тоже пригласили присоединиться к ним, чтобы идти кормить уточек, но он застеснялся и не пошел. Кэт не настаивала. Однако она заметила, что его внимание привлекло нечто другое.
 Она проследила за его взглядом.
 – А, так ты любишь лошадок. Хочешь покататься? Майкл серьезно уставился на нее, но на этот раз в его глазах промелькнула искра любопытства.
 – Давай подойдем поближе и посмотрим, – предложила Кэт.
 Она вытерла ему лицо и ладони салфеткой, затем взяла за руку, которую он уже с готовностью протянул ей, и они направились к специально построенному загону, где четыре лошадки-пони ходили по кругу, вращая большое колесо.
 Когда они подошли совсем близко, Кэт почувствовала в движениях мальчика некоторую скованность и решила не торопить его, чтобы дать ему время освоиться. Они стояли и с интересом разглядывали лошадок. Когда третью группу детишек сняли с лошадиных спин, Майкл вопросительно взглянул на Кэт снизу вверх.
 – Ты хочешь покататься? Он кивнул.
 – Конечно, мой маленький ковбой. – Кэт провела его через ворота и вывела на площадку. Майкл выбрал самого маленького пони. – Мне этот тоже нравится больше всех, – прошептала она ему на ухо. – У него самая красивая грива и самый длинный хвост. И мне кажется, ты ему тоже очень понравился. Я видела, как он на тебя смотрел.
 Майкл смущенно улыбнулся, и ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди от радости.
 Одетый в ковбойский наряд смотритель был занят другими ребятишками, помогая им сесть на лошадей, поэтому Кэт наклонилась, чтобы самой посадить Майкла в седло.
 – Дай-ка лучше я. Вероятно, он тяжелее, чем выглядит. Ее оттеснили в сторону руки, хорошо знакомые ей не только по виду, но и по прикосновению. Алекс легко поднял Майкла и посадил его в седло.
 – Вот мы и сели, бравый наездник. Это твои вожжи. Держи их вот так. – Он согнул пальцы мальчика вокруг кожаных тесемок, затем положил обе руки на седло. – Послушай-ка, да ты хорошо держишься в седле. Ты просто родился ковбоем. – Он по-дружески похлопал Майкла по спине.
 – Здесь все в порядке. – Смотритель аттракциона проверил, достаточно ли надежно Майкл закреплен в маленьком седле.
 Кэт положила руку на бедро мальчика.
 – Майкл, ты готов?
 Малыш так крепко держался за седло, что у него даже побелели костяшки пальцев, но он решительно кивнул головой.
 – Я буду вон там, – сказала Кэт, показывая рукой. – Я буду на тебя смотреть.
 Она заняла позицию у ограды, откуда Майкл был хорошо виден, и помахала ему. «Ковбой» издал чмокающий звук, похожий на звук поцелуя, и четверка пони флегматично двинулась вперед по кругу.
 На мгновение на лице мальчика появилась гримаса ужаса, но она быстро исчезла. Он беспокойно косился на Кэт, боясь шевельнуть головой. Она подбодрила его улыбкой и не сводила с него глаз, даже когда Алекс занял место рядом с ней.
 – Какой симпатяга.
 – Что ты здесь делаешь, Алекс?
 – Меня пригласили.
 – Уж от этого-то светского приема ты мог бы и отказаться.
 – Я пришел потому, что хотел пожертвовать деньги для «Детей Кэт».
 – Ой, пожалуйста, не надо.
 – Правда.
 – А почему бы тебе не прислать чек?
 – Потому что я также хотел увидеть тебя. Кэт повернулась и взглянула ему прямо в глаза. Что было ошибкой, потому что он был чертовски хорош собой. И смотрел на нее таким жадным и зовущим взглядом, что на нее нахлынули воспоминания, одновременно и прекрасные, и печальные.
 Она вновь повернулась в сторону Майкла и, когда он проехал мимо, помахала ему рукой.
 – В таком случае ты даром потерял время. Помнишь, что я сказала тебе в самом конце нашего разговора? – Ты сказала, чтобы я убирался ко всем чертям.
 Кэт нагнула голову и издала короткий смешок. – Не думаю, чтобы я сформулировала это так прямолинейно, но примерно это я и имела в виду.
 – Я сотни раз пытался связаться с тобой. Где ты была?
 – Я была в Калифорнии.
 – Ездила поплакать на плече у Доктора Айболита?
 – Дин мой близкий друг.
 – Как мило.
 – По крайней мере, я знаю, в каких мы с ним отношениях.
 – Вот именно, что знаешь. И я знаю. Ты ему обязана. И лекаришка пользуется этим напропалую.
 – Дин не лекаришка, и мои отношения с ним… На них уже смотрели, некоторые с понимающими улыбками на лицах. Те из приглашенных, кто был на званом вечере у Ненси, где Алекс выступал в роли ее кавалера, возможно, думали, что у них страстный роман.
 Не желая устраивать спектакль, Кэт приклеила на лицо улыбку и переключила внимание на Майкла, который настолько осмелел, что начал стучать пятками по бокам лошади, подражая более взрослому мальчику, который ехал впереди него.
 – Уходи, Алекс, – еле слышно сказала Кэт. – Ты ясно выразил свою точку зрения, и я тоже. Нам больше нечего сказать друг другу.
 – Боюсь, все не так просто, Кэт. Чарли и Айрин Уолтерсы ужасно хотят с тобой познакомиться, и они скоро сюда прибудут. Они поклялись, что никогда больше не будут со мной разговаривать, если я лично не представлю их тебе. – Он сделал шаг в ее направлении. – Как мило с твоей стороны, что ты позвонила и пригласила их на этот пикник.
 – Поскольку наша запланированная встреча не состоялась, я подумала, что надо прислать им личное приглашение.
 – Они также сказали мне, что кто-то из государственного агентства звонил им и договорился о новом интервью. Это ты устроила?
 – Шерри считает, что у них все данные, чтобы стать прекрасными усыновителями, и она очень огорчилась, когда я рассказала ей об этом недоразумении. Я уверена, что она и назначила им новую встречу.
 – Но ты замолвила за них словечко. Кэт пожала плечами.
 – Спасибо.
 Кэт повернулась к нему, едва сдерживая гнев.
 – Не тебе меня благодарить. Я сделала это не ради тебя. Я сделала это для мистера и миссис Уолтерс. Как ты правильно заметил в то утро, когда мы познакомились, несправедливо судить о них по их друзьям и знакомым. Естественно, я буду счастлива познакомиться с ними, когда они приедут сюда, но тебе лучше удалиться. А теперь извини, катание кончилось, и мне надо забрать Майкла.
 Она отстранила Алекса и решительном шагом направилась на площадку.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ


 Алекс не стал ее задерживать. Он понимал ее положение, особенно на этом пикнике, превратившемся в светский раут. Кэт олицетворяла здесь свою программу, и наоборот. Все, что она делала или говорила, так или иначе могло отразиться на ее программе. Алекс не хотел, чтобы из-за него кто-то составил о ней дурное мнение, поэтому сделал вид, что готов закончить разговор. Он даже выдавил из себя улыбку на случай, если за ними наблюдали со стороны.
 Как только Кэт вместе с Майклом ушли с аттракциона. Ненси Уэбстер позвала ее в беседку, где уже собралась небольшая толпа. Алекс прислушался. Приехал Вилли Нельсон.
 Певец исполнил несколько песен. Кэт, выступавшая в роли почетной хозяйки, заняла место на платформе рядом с его оркестром. Она держала Майкла на коленях и даже уговорила его похлопать в такт музыке. Не спуская его с рук, она подошла к микрофону и сказала несколько приветственных слов, затем призвала всех присутствовавших внести деньги, кто сколько сможет, на покрытие тех расходов, которые не предусмотрены государственными дотациями.
 В течение всего небольшого концерта Кэт стояла на платформе и разговаривала с певцом. Каждый раз, когда она смеялась в ответ на его шутку, у Алекса все сжималось внутри от ревности, прежде ему не свойственной. Наконец Вилли Нельсон уехал вместе со своей командой, которая, по мнению Алекса, впрочем, далеко не объективному, была похожа на бригаду бурильщиков после двухнедельной непрерывной работы.
 Алекс и Кэт одновременно заметили, что Майкл одной рукой держался за низ живота и беспокойно переступал с ноги на ногу. Кэт наклонилась и что-то прошептала ему на ухо. Мальчик кивнул. Взявшись за руки, они протиснулись к дому и вошли через парадную дверь.
 Алекс проследовал за ними внутрь дома. Вдали от посторонних глаз они с Кэт, возможно, найдут общий язык. Если же ему и здесь это не удастся, он попытается уговорить ее встретиться с ним в другом месте. Кэт может сколько угодно считать, что их краткий роман закончен, но она ошибается.
 Он задержался в гостиной Уэбстеров, сделав вид, что любуется собранной Ненси коллекцией статуэток и надеясь перехватить Кэт, когда она появится с Майклом из туалетной комнаты под лестницей.
 Однако его опередил Билл Уэбстер – Алекс с чувством выругался про себя.
 Из гостиной ему было слышно, как Уэбстер тепло приветствовал ее.
 – Кэт! Как хорошо, что я вас встретил.
 – Привет, Билл. Это Майкл. Ему нужно было в туалет, а в передвижные уборные огромные очереди. Надеюсь, вы не возражаете, что мы вошли сюда, как к себе домой?
 – Конечно нет. Когда молодому человеку нужно в туалет, он не должен терпеть, – улыбнулся Билл. – Какого вы мнения об этом празднестве? – Просто восхитительно, – ответила Кэт. – У меня не укладывается в голове, как Ненси умудрилась все так замечательно организовать за столь короткое время. – Но это ничто по сравнению с тем грандиозным мероприятием, которое мы устроим весной, чтобы собрать деньги по подписке. – Ну, это даже трудно вообразить.
 Алекс живо представил себе, какую гримаску она состроила. Однако когда Кэт снова заговорила, в ее голосе не было слышно юмора. – Билл, я хочу поговорить с вами об одном важном деле. На пять минут, утром в понедельник, идет? – Вы говорите это таким серьезным тоном, что мне страшно, особенно если учесть, что вы только что вернулись из Калифорнии. Уж не думаете ли вы покинуть нас И вернуться в «Переходы»?
 – Вовсе нет.
 – В таком случае, что вас беспокоит?
 – Я подожду до понедельника.
 – Извините, Кэт, но в понедельник я должен присутствовать на встрече руководителей телекомпаний в Сент-Луисе. Я вылетаю туда завтра ночью и не вернусь до четверга.
 – О, в таком случае, думаю, мне придется подождать до четверга.
 – Излишняя щепетильность. Если это настолько серьезно…
 – В том-то и дело, что я не знаю. Я как раз хотела узнать ваше мнение, серьезно это или нет.
 – У меня найдется пять минут прямо сейчас, – предложил Билл. – Давайте пройдем в мой кабинет, где мы сможем поговорить без свидетелей.
 – Мне бы ужасно не хотелось, чтобы Майкл пропустил что-нибудь интересное.
 – Он мог бы пока поиграть с моими манками для уток.
 – Ну хорошо. По правде говоря, то, что я хочу сообщить, достаточно срочно.
 Алекс услышал, как закрылась дверь, ведущая в кабинет. Он прошел дальше в просторный холл и быстро огляделся. Никого не было видно, поэтому он на цыпочках пересек коридор и остановился у закрытой двери. Внимательно прислушиваясь, он едва смог разобрать, о чем они говорили.
 – Оригиналы находятся у меня дома, заперты в ящике стола, – услышал он голос Кэт. – А эти копии я ношу с собой. Прочтите их, а потом скажите, что вы об этом думаете.
 Уэбстер долго молчал. Алекс слышал, как Кэт тихо что-то говорила Майклу, видимо, пытаясь заинтересовать его коллекцией манков.
 – Господи Иисусе! – воскликнул наконец Уэбстер. – Сколько времени вы это храните у себя?
 – Несколько недель. Что вы о них скажете?
 – Мое первое впечатление – кто бы их ни прислал, он явно ненормальный.
 Алекс нахмурился, стоя за дверью.
 – Джефф провел по моей просьбе небольшое расследование, – сказала Кэт. – Была еще одна короткая заметка о несчастном случае во Флориде. Также не связанном с другими. Каждый раз смерть считали происшедшей от несчастного случая, что заставляет меня думать, что я делаю из мухи слона. Если полиция не считает эти случаи убийствами, с какой стати должна подозревать я? И все же все это меня очень беспокоит. Я подумала, что вас следует поставить в известность, поскольку, если что-нибудь случится, пострадает вся телекомпания и под ударом окажется безопасность каждого из сотрудников.
 – Вы предполагаете, что тот – кто бы он ни был, – кто прислал вам эти вырезки, действительно намерен на вас напасть?
 Алекс так и не расслышал, что она ответила. Вместо этого он услышал собственное имя, произнесенное вопросительным тоном. Он обернулся. Ненси Уэбстер как раз входила в дом.
 Он улыбнулся широко и беззаботно, чтобы его не заподозрили в подслушивании.
 – Привет, Ненси.
 – Вы видели Кэт?
 – Я видел, как она вошла в дом, и пошел за ней до этой комнаты. Думаю, она привела сюда мальчика, чтобы он сходил в туалет. Видимо, он уже там побывал, потому что мне кажется, я слышал ее голос за этой дверью. Я как раз собирался постучать.
 Ненси прошла мимо него и, не постучавшись, открыла дверь в кабинет мужа.
 – Билл? Кэт? Что здесь происходит? Дверь открылась достаточно широко, чтобы Алекс увидел Билла, сидящего в темно-бордовом кожаном кресле. Перед ним на оттоманке были расставлены манки для уток. Майкл играл с ними, передвигая по гладкой кожаной поверхности. Кэт расположилась на ковре у ног Билла.
 Уэбстер спешно рассовывал какие-то бумаги по карманам пиджака. У него был встревоженный и расстроенный вид.
 – Что случилось, дорогая?
 У Ненси было такое выражение лица, как будто ее внезапно огрели по голове мешком мокрого цемента. Сцена в кабинете была воплощением семейного счастья и уюта. Алекс знал, что ничего предосудительного здесь не произошло, но вынужден был молчать.
 – Сейчас начнется фейерверк, – с натянутой улыбкой сообщила Ненси. – Я не хочу, чтобы вы его пропустили.
 – Спасибо, что позвала нас. – Уэбстер встал с кресла и протянул руку Кэт. Однако она сама поднялась на ноги и взяла на руки мальчика.
 – Пойдем, Майкл. Мы не можем пропустить фейерверк.
 Когда она увидела за спиной Ненси Алекса и поняла, что он слышал ее разговор с Уэбстером, ее вымученная улыбка пропала.
 Кэт вынесла Майкла на улицу. Ради мальчика она охала и ахала над пиротехническими эффектами, но ее восторг был напускным. Ненси с видом собственницы продела руку под локоть мужа. В ее полных энтузиазма возгласах по поводу фейерверка также звучала фальшь.
 Уэбстер был так поглощен своими мыслями, что, казалось, ничего не слышал.
 Алекс не смотрел на небо. В то время, как там вспыхивали разноцветные огни фейерверка, он не отрывал глаз от Кэт Дэлани.
 Уже во второй раз за вечер Ненси нашла Билла в его кабинете. Было уже поздно. Все давно разъехались. Бригада уборщиков должна была прибыть утром, чтобы привести в порядок участок.
 Когда она вошла, Билл поднял в ее честь свой наполненный виски бокал.
 – Ты, как всегда, провела это празднество на высшем уровне. Хочешь присоединиться ко мне, чтобы это отметить?
 – Нет, спасибо.
 Он уже выпил не один бокал, и ему не следовало больше пить. Его лицо раскраснелось, белки глаз понемногу розовели. Он редко бывал пьян, и, когда напивался, это было сразу заметно.
 – Я страшно устала, – объявила Ненси, протягивая к нему руку. – Пошли спать.
 Он сделал вид, что не видит ее руки.
 – Ты иди. Я скоро тоже поднимусь. Еще выпью стаканчик. – Билл налил себе еще виски. Когда он отхлебнул глоток, на его лице появилась гримаса отвращения. Он явно пил не ради удовольствия.
 Ненси присела на оттоманку перед его креслом.
 – Билл, что-нибудь случилось?
 – У меня жажда.
 – Перестань! – резко крикнула она. – Не оскорбляй меня!
 Казалось, Билл собирался начать спорить, но затем передумал. Закрыв глаза, он поднял свой стакан до уровня лба и покатал его из стороны в сторону, как будто хотел разгладить морщины.
 – Я видел выражение твоего лица, когда ты обнаружила меня и Кэт в этом кабинете, – сказал он. – Мне незачем оправдываться, но я объясню. Мы обсуждали личный вопрос.
 – Именно этого я и боюсь.
 – Все совсем не так, Ненси. О Господи, да верь же ты мне хоть немного. Она слишком похожа на Карлу, чтобы когда-нибудь стать моей любовницей.
 – Так ты что, решил, что она заменит тебе Карлу? Билл сурово взглянул на нее, алкогольная дымка в глазах внезапно исчезла.
 – Ты и вправду так думаешь? Она нагнула голову и уставилась на свое обручальное кольцо, поворачивая его на пальце.
 – Я уже больше не знаю, что думать. С того времени, как мы потеряли Карлу, между нами что-то произошло, что изменило наши отношения. Вместо того чтобы постепенно выкарабкиваться из горя, мы как бы скользим вниз по наклонной плоскости. Что бы я ни делала, мне не удается остановить это сползание. Я ужасно боюсь достичь дна, потому что не знаю, что нас там ожидает.
 Ненси подняла голову и посмотрела на него взглядом, полным страдания и тоски.
 – Почему ты стал так холоден со мной, Билл?
 – Но я же сплю с тобой.
 – Не так часто, как раньше. А когда спишь, это все равно мало похоже на то, что было прежде. Я чувствую разницу. И хочу знать, что мешает нашей семейной жизни. Если Кэт не твоя любовница, в чем тогда дело?
 – Ну сколько же раз тебе повторять! Ни в чем. У меня множество обязанностей. Я прихожу домой уставший и не могу заставить свой член подниматься по команде. Извини.
 Его сарказм рассердил ее. Она встала и направилась к двери, но, прежде чем выйти из комнаты, обернулась.
 – Разговаривать с тобой сегодня бесполезно, потому что ты пьян. Что еще раз доказывает, что между нами что-то не гак, и что серьезно. Я не знаю, в чем дело, но не пытайся меня убедить, что это всего лишь мои выдумки. Карла была восхитительной девочкой. Мы будем всегда любить ее. Ты близок со всеми детьми, но с ней у тебя были особые отношения. Я знаю, что, когда она умерла, ты почувствовал, что вместе с ней умерла и часть твоей души. Если бы я могла, я вернула бы ее тебе, Билл, поверь мне. – Ненси беспомощно развела руками. – Но я не могу. И в то же время я отказываюсь терять больше того, что уже потеряла. Вся моя жизнь вращается вокруг любви к тебе. Я намерена сохранить наш брак и снова сделать нашу семейную жизнь такой, какой она когда-то была. Чего бы мне это ни стоило.
 В эту ночь Кэт спала очень плохо.
 Майкл не выходил у нее из головы. Он так отставал от сверстников в эмоциональном и социальном отношении, что вытащить его из его скорлупы потребует колоссальных усилий, подлинного подвижничества. Но по-настоящему преданные родители могли бы достичь этого огромной любовью и огромным терпением, и тогда результат с лихвой оправдал бы все затраченные усилия. Внутри Майкла сидел живой и любознательный мальчуган, отчаянно нуждавшийся в том, чтобы его выпустили наружу.
 Однако не только Майкл был у нее на уме. Встреча с Алексом заставила ее усомниться в осуществимости всех тех раз и навсегда принятых решений, к которым она пришла в Калифорнии. Просто унизительно сознавать, как остро ей все еще не хватает его.
 Его друзья Айрин и Чарли Уолтерсы оказались именно такими, какими он ей их описал. Она не сомневалась, что как только они закончат специальные подготовительные курсы для усыновителей, станут отличными родителями.
 В любое другое время она получила бы удовольствие от знакомства с ними и стремилась бы подольше побыть в их обществе. Но их знакомство состоялось почти сразу после фейерверка. У нее было еще свежо в памяти выражение лица Ненси Уэбстер, когда она открыла дверь в кабинет и увидела их вместе с Биллом. Было ясно, что Ненси по-своему интерпретировала их уединение.
 Эти тревоги, не говоря уже о ее преследователе – она называла его так, не придумав ничего лучшего, – тяжким грузом лежали у нее на душе. Чувствуя, что ей нужно развеяться, она все воскресенье ходила по магазинам, затем пошла в кино.
 В понедельник они с Джеффом писали благодарственные письма тем, кто во время пикника пожертвовал деньги для «Детей Кэт».
 Во вторник они снимали на видеопленку сюжет о слабослышащей пятилетней девочке, в результате несчастного случая недавно лишившейся обоих родителей.
 Вернувшись в тот вечер домой, Кэт нашла в своей почте уже хорошо знакомый ей конверт. Он был точной копией тех трех, что она уже получила. Однако его содержание было иным.
 Внутри находился один-единственный листок белой бумаги. На нем в стиле, имитирующем газетную заметку, излагалась история бывшей звезды «мыльных опер» Кэт Дэлани, перенесшей пересадку сердца. В нескольких а6зацах детально перечислялись все ее заслуги и достижения, включая и программу «Дети Кэт».
 Это был ее некролог.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


 – Это действительно очень странно, но здесь нет состава преступления, вы понимаете, о чем я говорю?
 Лейтенант Бад Хансейкер из полицейского управления Сан-Антонно был одет в клетчатые брюки из искусственного волокна и черные ковбойские сапоги, отделанные белой строчкой. Его белая рубашка с короткими рукавами едва сходилась на толстом животе, свидетельствовавшем о том, что его обладатель является большим любителем пива. Эта махина с трудом сдерживалась тисненым кожаным поясом. Узкий пристегивающийся галстук диагонально пересекал необъятную грудь. Судя по телосложению, цвету лица и одышке, у Хансейкера были все шансы в недалеком будущем заработать инфаркт.
 С того момента, как Кэт вошла в его офис, он не переставал жевать незажженную размякшую сигару и – если исходить из направления его взгляда – вести диалог с ее коленями.
 Затем лейтенант положил на стол огромные ручищи и наклонился вперед.
 – Послушайте, а Дуг Спир, он какой? Я имею в виду как человек? Я просто ухохатываюсь, как он вечно перевирает прогноз погоды, а потом сам надо всем этим смеется.
 – Дуг Спир работает в другой телекомпании, – ответила Кэт с нервной улыбкой. – Я с ним не знакома.
 – Ах да, верно. Всю дорогу путаю этих, которые предсказывают погоду.
 – Мы не могли бы вернуться к этим бумагам, лейтенант? – Она властно ткнула пальцем в принесенную ею стопку, лежавшую перед ним на столе.
 Хансейкер перекатил сигару из одного угла толстых мясистых губ в другой.
 – Мисс Дэлани, такой женщине, как вы, знаменитости и все такое, известной широкой публике, не приходится удивляться несколько повышенному вниманию к своей персоне.
 – Я не удивляюсь, лейтенант Хансейкер. Когда я стала сниматься в «Переходах», мне приходило огромное количество писем, включая многочисленные предложения руки и сердца. Один мужчина прислал их сто штук.
 – Вот видите… – Усмехнувшись, он с довольным видом откинулся назад на своем скрипучем стуле, как будто ее слова доказывали его правоту.
 – Но предложение руки и сердца само по себе не представляет угрозы для жизни. То же самое относится и к письмам, которые до небес превозносят или отчаянно ругают мою игру. В то время как то, что я вам принесла, является замаскированной угрозой. В особенности последнее послание. – Кэт отделила поддельный некролог от остальных бумаг. – Какие шаги вы собираетесь предпринять по этому поводу?
 Полицейский беспокойно заерзал, как будто ему внезапно стало неудобно сидеть, и стул протестующе застонал. Затем Хансейкер взял в руки напечатанный через один интервал листок и перечитал сфабрикованный кем-то некролог. Кэт нисколько не убедил его поддельный интерес – он всего лишь делал ей одолжение. У него наверняка сложилось определенное мнение, и ничто, кроме самой смерти, не могло уже его переубедить.
 Лейтенант издал громкий звук, похожий на храп, и проглотил скопившуюся во рту слюну.
 – Насколько я понимаю, мисс Дэлани, какой-то психопат пытается довести вас до ручки.
 – Да, и при этом очень удачно, поскольку моя жизнь уже превратилась в кошмар. Я и сама пришла к такому выводу. Я обратилась к вам, чтобы вы нашли этого психопата и пресекли его деятельность по доведению меня до ручки.
 – Это легче сказать, чем сделать.
 – Прекрасно понимаю, что все не так просто. Если бы это было легко, я бы сделала все сама. Но у полиции есть специальное оборудование для разрешения подобных ситуаций. У частных лиц его нет.
 – И как же, вы полагаете, нам следует действовать?
 – Не знаю! – в отчаянии закричала она. – Неужели вы не можете проследить, где куплена марка? Или найти машинку, на которой все это напечатано? Или определить сорт бумаги? Наконец, снять с этой бумаги отпечатки пальцев?
 Хансейкер грубо захохотал и подмигнул ей.
 – Вы насмотрелись детективов по телевизору. Кэт хотелось сказать ему все, что она о нем думает, кричать и ругаться до тех пор, пока он не поднимет свою жирную задницу и не пойдет искать ее преследователя хотя бы в ближайших кустах. Но, если она сейчас закатит истерику, это только подтвердит его мнение, что она делает из мухи слона.
 Не желая давать волю чувствам, Кэт с холодным спокойствием предостерегла:
 – Попрошу не разговаривать со мной свысока, лейтенант Хансейкер.
 Его снисходительная улыбка несколько поблекла.
 – Да что вы, я не…
 – Единственное, что вы еще не сделали, это не погладили меня по головке. – Она встала и наклонилась к нему над столом. – Я взрослый рациональный человек, способный дедуктивно мыслить, поскольку у меня есть не только женские органы, но и мозги. Я не страдаю ни манией преследования, ни галлюцинациями. Между мной и вами мириады различий, ими можно было бы заполнить целую энциклопедию, и наименьшее из этих различий состоит в том, что на мне надета юбка, а вы ходите в брюках. Так вот, либо вы выбросите эту противную сигару и всерьез займетесь моим делом, либо я начну жаловаться на вас вашему начальству. – Кэт стукнула костяшками пальцев по столу. – Должен же существовать метод раскрытия преступлений, с помощью которого вы могли бы найти того, кто все это затеял.
 Его лицо приобрело багровый оттенок: она явно задела его за живое. Хансейкер вытянул вперед шею, поправил галстук и, вынув изо рта сигару, бросил ее в ящик стола. Затем, попытавшись улыбнуться, вежливо попросил ее присесть в кресло для посетителей.
 – Вы знаете кого-нибудь, кто имеет на вас зуб?
 – Нет. Хотя… – Кэт не решилась высказать свои подозрения, поскольку у нее не было фактов.
 – Хотя что?
 – В WWSA есть сотрудница, молодая женщина. Она невзлюбила меня с той самой поры, как я начала здесь работать. – Кэт рассказала ему о своих бурных взаимоотношениях с Мелией Кинг. – Ей пришлось признаться в том, что она выбросила мои лекарства, но я не верю, что мисс Кинг могла открутить болт у студийного светильника, чтобы он упал мне на голову. Ее снова взяли на работу вскоре после того, как я ее уволила, и мне кажется, ей нравится ее новая должность. Мы видимся с ней ежедневно, но нам почти нечего сказать друг другу. Наши взаимоотношения нельзя назвать сердечными, но я почти уверена, что ее враждебное отношение никак не связано с моим пересаженным сердцем.
 – Что, уродливая баба?
 – Простите?
 – Как она выглядит? Может быть, она вам просто завидует.
 Кэт покачала головой.
 – Она настоящая красотка и может сама выбирать себе кавалеров.
 – Возможно, ей не нравилось, что вы составляете ей конкуренцию?
 На его лице появилось нечто вроде плотоядной улыбки. Кэт пресекла ее в корне, обдав его холодным взглядом голубых глаз. Хансейкер сделал вид, что закашлялся, и снова заерзал жирным задом по сиденью стула. Затем поднял со стола некролог.
 – Стиль… не очень-то благородный.
 – Я тоже это заметила. Не похож на настоящий газетный стиль.
 – И здесь не указывается причина смерти.
 – Потому что в таком случае я буду настороже. Я буду знать, чего опасаться.
 – Никто ни разу не приходил к вам, не угрожал, не шатался возле дома?
 – Пока нет.
 Лейтенант проворчал что-то невразумительное и, ухватившись пальцами за нижнюю губу, с шумом выдохнул воздух. Чтобы еще больше потянуть время, он заново прочел все газетные вырезки. Наконец, предварительно откашлявшись для пущей важности, Хансейкер заговорил:
 – Они все из разных концов страны. Этот сукин сын не сидит на месте.
 – Что, как мне кажется, делает его еще более опасным, – заметила Кэт. – Судьба тех, кому была сделана пересадка сердца, явно не дает ему покоя. Виновен он в их смерти или нет, но ему пришлось приложить немало усилий, чтобы выследить каждого из них.
 – Так вы считаете, что именно он устроил все эти несчастные случаи? – спросил Хансейкер, – по его тону было ясно, что, сам он не разделяет подобной теории.
 Кэт также не была в этом уверена, поэтому решила уклониться от прямого ответа.
 – Я думаю, важно то, что даты их смертей каждый раз совпадают с годовщиной трансплантации, которую и им и мне сделали в один и тот же день. Это слишком странное совпадение, чтобы быть всего лишь совпадением.
 Лейтенант Хансейкер вновь в задумчивости потянул себя за нижнюю губу.
 – Вы когда-нибудь встречались с семьей вашего донора?
 – А вы думаете, здесь есть какая-то связь?
 – Всего лишь догадки, не более. Так что вы знаете о своем доноре?
 – Ничего. До недавнего времени я и не хотела ничего знать. Но вчера я связалась с банком органов, который заготовил для меня это сердце, и поинтересовалась, не было ли обо мне запроса со стороны семьи донора. В настоящее время они проверяют отчеты агентства, которое это сердце доставило, поэтому, возможно, пройдет еще несколько дней, прежде чем я получу ответ. Если никакого запроса обо мне не было, мы будем наверняка знать, что этот след никуда не ведет.
 – Почему же?
 – Политика. Имена доноров и реципиентов держатся в строжайшем секрете, пока обе стороны не сделают запрос относительно друг друга. Только тогда агентства выдадут им эту информацию. И люди уже сами решат, устанавливать ли им взаимные контакты.
 – Это единственный способ? Может быть, можно как-то иначе выяснить, у кого находится данное конкретное сердце?
 – Единственный, если, конечно, кто-то не подключится к центральному компьютеру в Виргинии и не узнает номер донорского сердца по картотеке ОСДО.
 – Еще раз?
 Она рассказала ему то, что недавно объяснил ей Дин.
 – ОСДО, Объединенная Сеть Донорских Органов. Каждому органу или ткани тела присваивается определенный номер. В нем закодированы год, день, месяц и другие сведения относительно этого органа, откуда он поступил и когда был принят в банк органов. Такая процедура кодирования помогает бороться с «черным рынком» донорских органов.
 Хансейкер провел рукой по лицу.
 – Господи. Этот ваш малый, оказывается, далеко не дурак. – Именно это я уже давно пытаюсь вам объяснить.
 Чем больше они выдвигали гипотез, тем ей становилось страшнее.
 – Итак, лейтенант, мы вернулись к тому, с чего начали. Что вы намерены предпринять, чтобы найти его раньше, чем он разыщет меня?
 – По правде говоря, мисс Дэлани, мы мало что можем предпринять.
 – До тех пор, пока я не погибну в результате какого-нибудь странного несчастного случая, да?
 – Успокойтесь, пожалуйста.
 – Я совершенно спокойна. – Кэт встала, намереваясь уходить. – К сожалению, вы тоже.
 Она не предполагала, что Хансейкер способен двигаться с такой скоростью. Он чуть ли не выбежал из-за стола и заступил ей дорогу.
 – Признаюсь, ваше дело меня порядком озадачило. Но на данном этапе вашей жизни еще ничто не угрожает. Никакого преступления не совершено. И мы даже не знаем, имело ли оно место в каком-нибудь из тех трех несчастных случаев, ведь так?
 – Не знаем, – нехотя согласилась Кэт.
 – И все же я не хотел бы, чтобы вы ушли, думая, что я не принимаю вас всерьез. А если мы сделаем так: патрульная машина будет курсировать по вашей улице в течение ближайших недель и вести наблюдение за вашим домом?
 Беззвучно рассмеявшись, она наклонила голову и помассировала себе пальцами виски. Нет, этот полицейский положительно не был способен ничего понять. Ее преследователь слишком умен, чтобы его можно было поймать с помощью курсирующей патрульной машины.
 – Большое спасибо, лейтенант. Я буду признательна вам за любую помощь, которую вы мне окажете.
 – Я здесь именно для того и сижу. – Его улыбка стала еще шире, грудь тоже. – Да что там, так оно и есть, может, кто-то просто пытается вас напугать. Действует вам на нервы, понимаете?
 Кэт уже ничего не ждала от него, ей хотелось только как можно скорее уйти отсюда, поэтому она кивнула в знак согласия.
 Уверенный, что решил ее проблему, лейтенант Хансейкер сделал галантный жест, открыв перед ней дверь.
 – Позвоните мне, как только я вам понадоблюсь, слышите?
 «Конечно, позвоню. И чем ты мне поможешь?» – цинично подумала Кэт.
 – Спасибо, что приняли меня так быстро, лейтенант Хансейкер.
 – Знаете, в жизни вы еще более хорошенькая, чем на экране телевизора.
 – Спасибо.
 – Э… прежде чем уйдете, я хотел узнать… Не каждый день у меня в офисе бывает знаменитость. Вы не могли бы оставить автограф для моей жены? Она будет просто в восторге. Напишите «для Дорис», ладно? И мое имя напишите, пожалуйста. Если, конечно, вам не трудно.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


 – Какого черта ты здесь делаешь?
 – Жарю ветчину.
 – Кажется, она уже подгорела. – Кэт, не найдя на его кухне специальных щипцов, вилкой поддела ломтик с раскаленной сковородки.
 После приведшего ее в ярость посещения полицейского участка Кэт вернулась домой и переоделась. Она была слишком огорчена, чтобы думать о работе, поэтому позвонила Джеффу и предупредила его, что сегодня не придет. Ей нужен был выходной день, чтобы хорошенько все обдумать.
 Примерно час или около того она размышляла о том, каким должен стать ее следующий шаг. Прежде чем план окончательно созрел в ее голове, она уже шла по супермаркету, толкая впереди себя тележку с продуктами. Кэт купила еду, чтобы приготовить завтрак человеку, которого якобы презирала.
 – Надеюсь, тебе нравятся поджаристые. – Она выложила длинный ломтик ветчины на бумажное полотенце, где уже истекали жиром его собратья. – А как ты хочешь, чтобы я приготовила яйца?
 – Как ты сюда попала?
 – Через парадную дверь. Она была незаперта.
 – О Боже… – Он поскреб затылок. – Видимо, я забыл проверить ее перед тем, как лечь спать.
 – Видимо. Глазунью или омлет?
 Не дождавшись ответа, Кэт бросила на него взгляд через плечо. У него был точно такой же вид, как и в то утро, когда она впервые его увидела, но сегодня на нем были надеты не джинсы, а короткие трусы. Кэт старалась не думать о том, как привлекательно он выглядит, как хорошо смотрится в проеме двери со всеми своими шестью с лишним футами поджарого мужского тела, еще не совсем пробудившегося от ночного сна.
 – Глазунью иди омлет? – повторила Кэт. – У меня лучше получается омлет.
 Он положил руки себе на бедра, туда, где заканчивались трусы.
 – И по какой же такой причине ты явилась сюда ни свет ни заря, чтобы приготовить мне завтрак?
 – Как только ты наденешь брюки и сядешь за стол, я все тебе расскажу.
 Качая от изумления головой, он повернулся и вышел из кухни. К тому времени, как он вернулся снова, уже одетый в старенькие потертые джинсы и простую белую футболку, омлет был готов. Кэт налила им обоим по чашке кофе, поставила тарелки с едой на стол и примостилась на стуле, давая понять, что ему следует занять место напротив, на противоположном конце стола.
 Алекс перекинул ногу через спинку стула и устроился на сиденье верхом. Отодвинув на время тарелку, он потягивал из чашки кофе, не сводя с Кэт изучающих глаз, вглядываясь в ее лицо сквозь дымку кофейного пара, – еще одно напоминание о том утре, когда они познакомились.
 – Все это имеет какое-нибудь отношение к тому, что кратчайший путь к сердцу мужчины лежит через желудок? – поинтересовался он.
 – Эта теория была разбита в пух и прах с изобретением готовых завтраков из воздушных хлопьев.
 Алекс сначала фыркнул, затем от души расхохотался и, взяв вилку, принялся запихивать в рот омлет. С ломтиком ветчины он разделался в два приема, а апельсиновый сок и вовсе выпил залпом.
 – Когда ты ел в последний раз? – спросила Кэт.
 – По-моему, вчера я заказал себе пиццу, – немного подумав, ответил он. – А может быть, это было два дня назад.
 – Весь ушел в работу?
 – Гмм. Гренки еще остались?
 Кэт положила в тостер два ломтика хлеба. Ожидая, пока они поджарятся и выскочат, она налила ему еще кофе. Обхватив пальцами ее запястье и запрокинув назад голову, Алекс пристально посмотрел на нее.
 – Что, Кэт, внезапно захотелось семейного уюта?
 – Не совсем так.
 – В таком случае не прикажете ли рассматривать этот визит как акт благотворительности?
 – Не думаю, что ты в ней нуждаешься.
 – Мирная инициатива?
 – Не надейся понапрасну.
 – Стало быть, мне это дорого обойдется, верно?
 – Верно.
 – А я смогу расплатиться?
 – Если ты не хочешь, чтобы твои фамильные драгоценности были облиты обжигающе горячим кофе, тебе лучше отпустить мою руку.
 Его пальцы тотчас разжались. Кэт поставила кофейник на конфорку и принесла ему два готовых гренка, бесцеремонно бросив их на его тарелку.
 – Итак, мы все еще не друзья, – прокомментировал Алекс, намазывая гренок маслом.
 – Нет.
 – В таком случае, по всей вероятности, о том, чтобы заняться любовью, не может быть и речи.
 Наблюдая, как его крепкие белые зубы вгрызаются в намазанный маслом гренок, Кэт почувствовала, что внутри у нее все переворачивается от желания. Она встала, отнесла свою тарелку в мойку, сполоснула ее и поставила в посудомоечную машину. Пока Алекс доедал завтрак, она прибрала на кухне. Он тоже положил тарелку в мойку, затем налил себе третью чашку кофе и поставил ее на стол.
 Кэт мокрой губкой смахивала со стола хлебные крошки, когда его рука обвилась вокруг ее талии и притянула ее к себе. Он вжался лицом в податливую мягкость ее живота, целуя ее тело сквозь блузку, слегка покусывая ее и урча от удовольствия.
 Она не отвечала на его ласку, держа руки на уровне плеч, чтобы не дотрагиваться до его тела. Наконец он поднял голову.
 – Тебе не нравится?
 – Очень нравится. Ты прекрасно умеешь это делать. Но я пришла сюда не за этим.
 Алекс сразу опустил руки, его лицо стало сердитым и жестким.
 – Если ты пришла сюда не для того, чтобы помириться…
 – Не для того.
 – Тогда для чего ?
 – Я как раз собиралась перейти к делу.
 – Так начинай быстрее. У меня полно работы. Кэт никак не отреагировала на это грубое заявление. Вымыв руки и налив себе еще чашку кофе, она составила ему компанию за столом, не забыв прихватить с собой сумочку. Она вынула из нее копии газетных вырезок и некролог и подвинула их к нему через стол.
 – Это та самая страшная тайна, которой ты делилась в тот вечер с Уэбстером? – спросил Алекс.
 – Ты все-таки подслушивал. Так я и думала.
 – Привычка, оставшаяся у меня со времен работы в полиции.
 – Или просто невоспитанность.
 – Может быть, – пожав плечами, согласился Алекс. – Ненси Уэбстер решила, что у тебя с ее мужем романтическое свидание.
 – Как ты знаешь, она ошиблась.
 – Тогда зачем заставлять ее думать о худшем? Почему было сразу не сказать ей всю правду?
 – Потому что чем меньше народу будет об этом знать, тем лучше.
 Алекс взял бумаги и начал читать. Перейдя ко второй заметке, он стал в задумчивости тереть пальцем шрам, пересекавший бровь. Между второй и третьей он бросил нанес суровый вопрошающий взгляд.
 Прочтя некролог, Алекс едва слышно выругался и немного отодвинул назад стул. Сам он слегка сполз вниз, вытянув ноги и согнув спину. Приняв эту позу, он удобно расположил листки бумаги на животе и прочел каждый из них заново.
 Закончив чтение, он сел прямее, швырнул листки на стол и взглянул на Кэт.
 – У тебя есть оригиналы?
 – Вместе с конвертами.
 – Я слышал, ты говорила Уэбстеру, что получила их за последние несколько недель
 – Так и есть.
 – И не нашла нужным сообщить об этом мне?
 – Я считала, что тебя это не касается. Он выругался.
 – Хорошо, я была не права, – призналась Кэт. – Я никому о них не говорила, пока не получила третье послание.
 – И тогда кому ты рассказала? Кроме Спайсера? Не сомневаюсь, что уж кому-кому, а Дорогуше Дину ты их показала.
 – Я показала их Джеффу, – ответила Кэт, игнорируя его саркастическое замечание. – Затем Биллу.
 – Поскольку служба безопасности телекомпании может быть скомпрометирована, – продолжил он. – Я слышал, как ты говорила ему это. Кто еще знает?
 – Больше никто. Пародия на некролог прибыла со вчерашней почтой. Это была последняя капля. Сегодня утром в восемь я встречалась с полицейским детективом. – Кэт нахмурилась. – Чрезвычайно полезная встреча. Лучше бы я потратила это время на жемчужную ванну.
 – Что он сказал?
 Почти дословно она пересказала свой разговор с лейтенантом Хансейкером.
 – Моей жизни, возможно, грозит опасность, но его больше интересовали мои ноги, на которые он все время пялился. Во всяком случае, он пытался задурить мне голову какой-то чушью относительно профессионального риска телезвезд, как будто я ничего об этом не знаю. От него несло дешевыми сигарами, дешевым лосьоном после бритья и дешевым мужским шовинизмом. Я сразу поставила его на место, но конечный результат все же таков: пока со мной что-нибудь не случится, полиция ничего не сможет сделать, кроме как курсировать на машине мимо моего дома несколько ночей в неделю. Ты можешь в это поверить?
 – К сожалению, могу. – В течение нескольких секунд он изучающе смотрел на нее. – Поэтому ты была такая нервная в ту ночь, когда мы поймали Спайсера возле твоего дома, не так ли? И ты все еще чувствуешь себя не в своей тарелке.
 Кэт, поджав губы, провела по джинсам влажными ладонями. Теперь, рассказав ему о своей беде, она вдруг страшно разнервничалась, отчасти из-за того, что он так хорошо умел читать ее мысли.
 Алекс сидел неподвижно, впившись в нее глазами, от которых, казалось, ничто не могло ускользнуть.
 – Что тебе нужно от меня, Кэт?
 – Помощь.
 Он саркастически рассмеялся:
 – От меня?!
 – Ты – единственный из моих знакомых, кто умеет мыслить криминально. – Ее глаза сузились. – Ты проходил специальную подготовку и имел дело с преступниками. Тебе нетрудно представить себе психологический портрет того типа, который мог бы совершить нечто подобное. Мне нужны твои оценки и выводы. Что это, глупые шутки или дело рук сумасшедшего? Что ты мне посоветуешь, выбросить, весь этот вздор из головы или рассматривать его как предостережение? – Кэт вдруг замолчала, затем, отбросив ложную гордость, добавила: – Алекс, я боюсь.
 – Это я вижу. – Он продолжал внимательно и пристально смотреть на нее. – Ты – легкая мишень. Она нервно перебирала пальцами пряди волос.
 – Я это знаю, но не хочу жить в башне из слоновой кости и становиться пленницей своего успеха и известности. Всегда есть риск, что какой-нибудь поклонник сойдет с ума на почве любви к своему кумиру. Большинство ограничиваются беготней за автографами. Но некоторые доходят даже до убийства. Однажды я присутствовала на похоронах одной молодой актрисы, которую в ее собственном доме застрелил поклонник, утверждавший, что любит ее. – Кэт печально покачала головой. – Алекс, ты и сам скоро поймешь, что чем известнее человек, тем большей он подвергается опасности и тем меньше у него шансов побыть в одиночестве.
 – Писатели не столь известны, как телезвезды. Кэт не могла не признать его правоту. Задумчиво глядя на него, она проговорила:
 – Вообще-то мне нравится быть знаменитой. Я солгала бы, если бы притворилась, что это не так. Но я плачу за славу немалую цену.
 – С тобой подобное уже случалось? Она рассказала ему в общих чертах то, что говорила Хансейкеру о своей почте во время работы в «Переходах».
 – Я научилась распознавать письма от обычных почитателей, даже если в них было много критики, и отличать их от писем, чьих авторов явно не назовешь нормальными. Иногда от этих посланий мурашки шли по коже, но большей частью я просто не обращала на них внимания. Ни одно из них не заставляло меня так беспокоиться. Возможно, я веду себя глупо и делаю из мухи слона, но…
 – В этих статейках нет ничего угрожающего, – мягко заметил он.
 – Знаешь, в противном случае, мне как раз было бы легче не обращать на них внимания. А так от них веет чем-то жутковатым. Нельзя бороться с невидимкой. И хотя я не вижу опасности, все равно чувствую, что она рядом. Может быть, это всего лишь мое воспаленное воображение, но в последнее время, идя по улице, я часто ловлю себя на том, что постоянно оглядываюсь через плечо. Я чувствую, что меня как будто…
 – Преследуют.
 – Да.
 Алекс помолчал, обдумывая ее неохотно сделанное признание.
 – А что ты сама думаешь обо всем этом, Кэт? Что все это значит?
 – Нет, это ты скажи, что думаешь. Я пришла выслушать твое мнение. В уплату за этот треклятый омлет.
 – Я едал и похуже.
 – Спасибо.
 Он сложил пальцы в кулак и задумчиво постучал ими по губам. Кэт не нарушила молчания, давая ему время привести в порядок мысли. Он не посмеялся над ее страхами, хотя в глубине души ей хотелось именно этого. Она предпочла бы, чтобы Алекс сказал ей, что ее напрасно беспокоят эти загадочные послания.
 – Вот что мне представляется, – наконец сказал он, – но это всего лишь догадки…
 – Само собой разумеется.
 – Рассматривая наихудший вариант… Такое количество совпадений достойно Книги рекордов Гиннесса.
 – Я тоже так думаю.
 – Если рассматривать их поодиночке, все три смерти необычны, но вполне вероятны. Взятые вместе, они навевают весьма определенные мысли.
 Кэт затаила дыхание.
 – Продолжай, пожалуйста.
 – Учитывая время и расстояние, тот человек, который тебе их прислал, вряд ли наткнулся на эти заметки случайно.
 – Он знал об этих смертях.
 – А возможно, сам их организовал. Конечно, если мы установим, что это были убийства, а не проявления Божьей воли.
 – А… с чем мы имеем дело в данном случае?
 – Если он убийца – а на сегодняшний день это все еще остается большим вопросом, – я думаю, перед нами не обыкновенный серийный убийца. Его жертвы не случайные люди. Их для него выбрала сама судьба. Однако он тоже приложил немало усилий, чтобы найти их, выследить всеми возможными способами.
 – А зачем? Что им движет?
 – Кэт, но это же просто.
 – Донорское сердце, – хриплым от волнения голосом проговорила она. В груди у нее что-то сжалось. Алекс сказал именно то, что она так боялась от него услышать. Его гипотеза до мелочей совладала с теми теориями, которые приходили в голову ей самой.
 – Эти трое реципиентов получили свои новые сердца в тот же день, что и ты, – продолжал Алекс. – Наш психопат знал одного из доноров и по какой-то неведомой причине не может смириться с тем, что его или ее сердце продолжает биться. Он явно не уверен в том, кому оно было пересажено, поэтому устраняет всех подряд. Одного за другим он отправляет к праотцам тех обладателей донорских сердец, которым была сделана операция в тот знаменательный день, зная, что рано или поздно убьет именно того, кого разыскивает.
 – Но для чего?
 – Чтобы остановить сердце.
 – Это я знаю, но зачем его останавливать? Если он был так близок с донором, вероятнее всего, именно он и дал разрешение на трансплантацию. Почему ему пришлось внезапно изменить свое решение?
 – Бог его знает. Может быть, он просто в одно прекрасное утро проснулся и подумал: «О Боже мой! Что я наделал?!» Семьям доноров приходится принимать подобные решения в спешке и не при самых благоприятных обстоятельствах. Возможно, его кто-то убедил или заставил так поступить. А потом эта мысль начала преследовать его, он больше не мог жить с чувством вины. Ты когда-нибудь читала Эдгара По, «Сердце-обличитель»?
 – Но там сердце не похоронено. Оно на самом деле бьется.
 – Да, но, как и герой этого рассказа, твой приятель-убийца, возможно, все время слышит это биение. Оно его преследует, сводит с ума. Он не может так больше жить и стремится заставить сердце замолкнуть навеки.
 – Пожалуйста… – простонала Кэт.
 Алекс потянулся к ней через стол и коснулся ее руки.
 – Кэт, есть еще шанс, что мы далеки от истины. Ты спрашивала, что я думаю. Я думаю вот так. Остается надеяться, что я ошибаюсь.
 – Но сам-то ты уверен, что прав. Он ничего не ответил, да ему и не нужно было этого делать. Она прочла подтверждение в его глазах.
 – Давай на сегодняшний день считать, что мы не ошиблись. Тогда возникает вопрос: как он выследил всех этих людей, включая тебя?
 Кэт объяснила ему то же самое, что накануне объясняла Хансейкеру, рассказав о картотеке с номерами ОСДО. Алексу потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить услышанное.
 – Операции по пересадке сердца все еще вызывают интерес прессы и телевидения. Он мог просто обобщить информацию, которую получил от них. Кто знает? Пока мы не узнаем, кто этот человек, мы не поймем, как он действовал.
 – У него, должно быть, есть деньги, – заметила Кэт.
 – Почему ты так думаешь?
 – Потому что за последние четыре года он объехал всю страну.
 – Ты когда-нибудь слышала о существовании автостопа? – спросил Алекс. – Или попутных машин? Интервал между убийствами каждый раз равен году, поэтому он мог перебиваться случайными заработками, одновременно медленно подкрадываясь к своей жертве.
 – Такое мне даже в голову не приходило, – уныло сказала Кэт. – В таком случае это может быть кто угодно.
 – Бизнесмен, путешествующий исключительно первым классом, или последний бродяга. Кто бы он ни был, этот сукин сын умен и хитер. Он прекрасно адаптируется к обстановке, как хамелеон. Иначе как он смог так близко подобраться ко всем этим людям, чтобы суметь их убить и вместе с тем не навлечь на себя ни малейшего подозрения? Скажем, в случае с той женщиной из Флориды. Она упала на стеклянную дверь в своем собственном доме. Если считать, что ее столкнули со стремянки, ему надо было находиться рядом с ней, в том же доме.
 – А может быть, он пришел к ней в дом в качестве строительного рабочего, чтобы что-нибудь отремонтировать? – подала идею Кэт.
 – Вряд ли она стала бы поливать цветы, если бы к ней в дом пришел рабочий.
 – И все-таки это возможно.
 – Но маловероятно. Гораздо проще представить, как женщина просит кого-то хорошо ей знакомого, кому она доверяет, подержать стремянку, чтобы она могла достать до этого папоротника.
 Кэт содрогнулась.
 – Он просто чудовище.
 – Вместе с тем он не одержим жаждой убийства, во всяком случае, убийства ради убийства. Он прекрасно себя контролирует, полностью сосредоточен на своей миссии, им движет месть, религиозные соображения или любой другой из сотни обычных в таких случаях мотивов.
 – Интересно, правда? Что движет людьми, заставляя их делать то, что они делают? – Кэт вопросительно посмотрела на него. – Иногда их мотивы абсолютно бессмысленны. Им глубоко наплевать, как их действия и поступки влияют на жизнь других людей, – они готовы на все ради удовлетворения своих желаний. – В ее словах был двойной смысл, который он тут же уловил.
 – Ты все еще считаешь меня дерьмом.
 – О да, конечно, – бескомпромиссно заявила она, как будто соглашаясь с бесспорным утверждением, что с голодом в мире должно быть покончено.
 – Разве то, что я был с тобой честен, не говорит в мою пользу?
 – Я уверена, что даже твоя честность преследовала какие-то далеко идущие цели.
 – Прекрати дерзить, сделай одолжение. Ты не хочешь хотя бы попытаться меня понять?
 – Я тебя прекрасно понимаю. Тебе хотелось с кем– то переспать, а я не сопротивлялась.
 – Если бы я хотел просто с кем-то переспать, мне не обязательно было бы обращаться к тебе! – закричал Алекс.
 – Тогда почему ты не переспал с кем-то другим? Зачем было тратить столько времени на меня, а, Алекс? Ты заставил меня влюбиться в тебя и сделал это намеренно!
 Он открыл рот, чтобы что-то возразить, но затем передумал. Запустив пальцы в волосы, он беззвучно выругался. Потом наконец сказал:
 – Да, я виноват. Я сознательно заставил тебя поверить, что невозможное может стать возможным.
 – Почему это невозможно?
 Он молчал, его губы решительно сжались.
 – Что с тобой, Алекс? Что тебя гложет?
 – Я не могу это обсуждать.
 – Почему же?
 – Поверь мне, Кэт, тебе не нужно это знать.
 – Что ж, что бы это ни было, секс тебе не поможет почувствовать себя лучше.
 Он со значением вскинул брови.
 – По-моему, у одного из нас неладно с памятью. Что касается меня, я вспоминаю, что чувствовал себя не только лучше, а просто чертовски хорошо.
 – Я вовсе не это имею в виду, – отрезала Кэт. – Конечно, в этом смысле все было превосходно. Однако мужчины не умеют отделять физическое от эмоционального. Если там, внизу, тебе хорошо, больше ничто не имеет значения. Женщины же…
 – Этот человек может быть и женщиной, – внезапно прервал ее Алекс, вздрогнув всем телом, как от выстрела.
 – Что?
 – Тебя может преследовать и женщина.
 – Мелия…
 – Мелия?
 Кэт даже не сознавала, что произнесла это имя вслух. Теперь было слишком поздно. Он хотел знать.
 – Есть там одна женщина, у меня на работе. Я сцепилась с ней несколько раз по разным поводам. – И снова, уже во второй раз за это утро, она рассказала о неприятностях, которые ей доставила Мелия Кинг.
 – По-моему, я ее видел, – вспомнил Алекс. – Ожившая картинка из журнала для мужчин: большая грудь, длинные черные волосы, полные губы, бесконечно длинные ноги, да?
 – От тебя ничего не ускользнуло, – сухо сказала Кэт.
 – Ее трудно не заметить.
 – Эта женщина полна ненависти и злобы, но все же я не представляю ее в роли убийцы.
 – Подозревать надо всех, Кэт. Потому что каждый способен на убийство.
 – Не верю.
 – Однажды я арестовывал тринадцатилетнюю девочку за то, что она одним ударом убила свою мамашу, когда та спала. Мотив? Мамочка наказала ее за то, что она слишком сильно красила глаза. Это была симпатичная девчушка с пластинкой для исправления прикуса на зубах и плакатом с Микки Маусом на стенке спальни. Убийцы бывают всех форм и размеров. А наш с тобой настолько ловок, что пролезет сквозь игольное ушко.
 – Если убийца вообще существует.
 Алекс опустил глаза на лежавшие на столе газетные вырезки.
 – Надо поставить в известность Министерство юстиции,
 Его предложение еще больше расстроило Кэт. Должно быть, Алекс относился ко всему этому намного серьезнее, чем хотел показать.
 – А что они могут сделать?
 – Назначить следователя для расследования причин этих смертей.
 – Насколько я знаю, чиновники, подчиняющиеся федеральному правительству, вечно еле двигаются. А между тем годовщина моей трансплантации наступит всего через месяц с небольшим. – Она попыталась улыбнуться. – И у меня почему-то стойкое убеждение, что я – следующая в его списке. Или ее.
 Алекс взял со стола некролог и перечитал его заново. – Он хочет, чтобы его поймали. Иначе он не прислал бы тебе эти заметки. За убийствами маячит какая-то цель, но он убивает не из-за инстинкта мести или просто из удовольствия. Он не может противиться своему извращенному идеалу и вместе с тем сознает, что поступает плохо. Он молит, чтобы его остановили.
 – Хорошо бы мы остановили его вовремя.
 – Ты сказала мы?
 – Я не могу сделать это одна, Алекс. У меня нет ни связей, ни соответствующего опыта. Все это есть у тебя.
 – Мой завтрак с каждой минутой обходится мне все дороже. – Он резко наклонил голову набок. – А что, если я скажу «нет»?
 – Не думаю, что ты откажешься: в тебе осталось слишком много от полицейского. Ты давал клятву защищать и оберегать. Вряд ли эта заповедь перестала для тебя существовать, когда ты снял с себя полицейский значок. Даже если бы я не была с тобой знакома, ты все равно не отказал бы мне в помощи. А если бы я умерла таинственной смертью, ты никогда бы себе этого не простил.
 Алекс присвистнул.
 – Ты нечестно играешь.
 – Заразилась от тебя. – С характерной для нее откровенностью Кэт продолжила: – Ты последний человек, которого я хотела бы просить об одолжении. Мне было нелегко прийти сюда сегодня утром. Если бы у меня был другой вариант, я бы не пришла. К сожалению, ты именно тот, кто мне нужен.
 Он обдумывал ее слова не более десяти секунд.
 – Ладно. Я сделаю, что смогу. Но с чего начать, как ты думаешь?
 – Начинать надо отсюда. Из Техаса. Алекс явно не ожидал, что на свой риторический вопрос получит столь определенный ответ.
 – Почему отсюда?
 – Я еще никому этого не говорила, – неуверенно призналась Кэт. – У меня есть один-единственный факт, проливающий свет на происхождение моего сердца. В ту ночь, когда мне сделали трасплантацию, я случайно услышала, как одна медсестра сказала, что оно едет мне навстречу из «штата одинокой звезды». Поэтому я всегда полагала, что мое сердце родом отсюда. – Стараясь, чтобы это прозвучало как бы между прочим, она добавила: – Может быть, именно это и привело меня сюда. Он наклонился вперед.
 – Сегодня утром ты только и делаешь, что разбрасываешь повсюду вкусную наживку, и я не могу не пойматься на твою удочку. Что означает это твое последнее заявление? Что тебя тянуло в Техас, поскольку здесь жил твой донор?
 Кэт покачала головой, недовольная своей болтливостью.
 – Дин говорит, что такая духовная связь невозможна.
 – А ты как считаешь?
 – Я тоже так думаю.
 Алекс выгнул дугой бровь, всем своим видом показывая, что от него не ускользнуло отсутствие уверенности в ее голосе.
 – Но, черт побери, на эту тему недурно было бы поспорить, а?
 – Возможно, когда-нибудь мы и поспорим. А сейчас мне надо найти моего преследователя. Упоминание о Техасе – это единственное, что я знаю.
 – Прекрасно. Так всегда и делают – начинают с того, что есть.
 – И еще одно, Алекс. Я пыталась выяснить, были ли со стороны семьи моего донора попытки связаться со мной.
 – Неужели? – с удивлением спросил он. – Вопреки своему решению, ведь так? Ты же говорила мне, что никогда ничего не хотела знать о своем доноре.
 – У меня больше нет выбора. Сейчас выясняется этот вопрос. Я дам тебе знать, что из этого выйдет, если вообще выйдет.
 – Хорошо. А я пока начну с Техаса и буду продолжать копать. К тому же я попробую выяснить какие-нибудь детали относительно этих несчастных случаев. У жертв может существовать еще какой-нибудь общий знаменатель, кроме пересаженного сердца. Но я ничего не обещаю.
 – Буду рада услышать обо всем, что тебе удастся раскопать. – Кэт встала и сделала рукой жест в сторону холодильника. – Там осталась еда. Не забудь ее съесть.
 Алекс проводил ее до парадной двери.
 – Останься еще хоть ненадолго.
 – Мы же уже закончили с делами.
 – Но не с нашим спором.
 – Алекс, нам не о чем спорить. Мы оба согласны, что ты дерьмо, и ты знаешь, как я отношусь к сексу ради секса.
 – Это не был секс ради…
 – Но одно меня все-таки удивляет, – перебила его Кэт. – Почему ты так быстро во всем признался? Ты ведь мог водить меня за нос до бесконечности. Зачем ты сам себе навредил? У тебя что, был приступ совестливости? Или Арни пригрозил, что перестанет выплачивать тебе авторские, если ты не будешь вести себя, как хороший мальчик?
 Вместо того чтобы парировать ее полные сарказма вопросы, он обхватил ладонью ее подбородок.
 – Ты ведь знаешь поговорку: «Остерегайся своих желаний»? Так вот, я очень хотел с тобой спать. Я хотел, чтобы это было нечто ошеломляющее. Так и случилось. Но я получил больше, чем хотел. И меня это испугало. Я не знал, как мне быть. – Кончиком большого пальца Алекс дотронулся до уголка ее рта. – И до сих пор не знаю.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ


 – Вот такие дела. Я хотела, чтобы вы обо всем узнали. Кэт изложила Джеффу Дойлу и Биллу Уэбстеру все имеющиеся факты и теперь откинулась назад в кресло, ожидая их реакции. В кабинете Уэбстера, находившемся на значительном удалении от шумной суеты отдела новостей, как всегда, царили тишина и спокойствие.
 Кэт и Джефф сидели рядом на кожаном диване светло-желтого цвета. Главный исполнительный директор расположился в таком же кресле. Однако его расслабленная поза была обманчивой. То, что рассказала Кэт, явно глубоко его взволновало.
 – Этот детектив…
 – Хансейкер.
 – Отмахнулся от вас?
 – Практически, да, – ответила Кэт. – Особенно после того, как банк донорских органов проинформировал меня, что родственники моего донора ни разу не пытались со мной связаться.
 Результат ее запроса одновременно и разочаровал, и обрадовал ее: обрадовал потому, что ей не надо было ничего узнавать и лично встречаться с родственниками, а разочаровал, потому что она ни на шаг не продвинулась в поисках человека, возможно, являвшегося ее преследователем.
 – Равнодушие лейтенанта Хансейкера вывело меня из себя, – продолжала Кэт. – Но, когда я рассказала обо всем Алексу, он ничуть не удивился. Пока преступление не совершено, что может сделать полиция? Нет причины произвести арест, даже если бы мы и знали, кого арестовывать.
 – Но ведь что-то же можно сделать, – настаивал Джефф.
 – Мы делаем все, что можем, – ответила ему Кэт. – У Алекса сохранились связи в полицейском управлении Хьюстона, и его бывшие коллеги согласились по его просьбе поднять архивы, хранящиеся в памяти компьютера. У него есть возможности для поиска, которых обычные граждане вроде меня, к сожалению, лишены. – Она еле заметно улыбнулась. – Иногда Алекс как бы забывает упомянуть, что уже не служит в полиции. Люди все еще сообщают ему нужные сведения. А иногда он умеет и запутать.
 – Вы ему доверяете? – спросил Билл. Кет пристально посмотрела на него.
 – А почему бы и нет?
 Он показал рукой на папку, где Кэт хранила копии газетных вырезок, некролог и конверты, в которых они были присланы.
 – Я полагаю, это достаточно веская причина, чтобы остерегаться любого малознакомого вам человека.
 – Ну, Алекс Пирс достаточно хорошо известен, вмешался Джефф.
 – Но что конкретно вы о нем знаете, Кэт? – упорствовал Билл. – Кроме того очевидного факта, что физически он очень привлекательный мужчина.
 – Мне не нравится тот смысл, который вы вкладываете в эти слова, Билл. Я вовсе не потеряла голову из-за смазливой мордашки. И не ослеплена страстью.
 – Не расстраивайтесь, – умиротворяюще сказал Уэбстер. – Я просто имел в виду…
 – Вы просто имели в виду, что женщины думают сердцем, а не умом. Мы – слабый пол и недостаточно знаем жизнь, чтобы распознать волка в овечьей шкуре.
 С досады Кэт встала с дивана и подошла к окну. С высоты четвертого этажа ей был хорошо виден движущийся внизу поток автомобилей. Дав гневу остыть, она снова повернулась лицом к сидящим в комнате.
 – Прошу прощения, Билл. Вы высказали заботу о моей безопасности, а я на вас набросилась.
 Взмахом руки Билл дал ей понять, что извиняться не стоит.
 – Вы переживаете огромный стресс. Наверное, из-за этого вы даже стали хуже себя чувствовать?
 – Нет, если не считать нескольких бессонных ночей.
 – Мы могли бы на несколько недель снять программу «Дети Кэт» с эфира, пока вся эта петрушка не кончится.
 – Уверен, что Шерри поймет вас, – вмешался Джефф, поддержав Билла.
 – Ни за что. Я не собираюсь даже в мелочах менять что-либо в своей жизни. Мое рабочее расписание тоже остается прежним. Я не позволю этому психопату диктовать мне свои условия.
 – Но если стресс станет угрожать вашему здоровью…
 – Я превосходно себя чувствую. Мое сердце в порядке. Клянусь. – Она дотронулась .до центра груди, где билось ее сердце. – Но давайте все же выясним другое, прежде чем возникнут недоразумения. Моя личная жизнь таковой и останется, поэтому просьба держать свое мнение об Алексе при себе. Мне нужна его помощь. Вот и все, что нас связывает. Походкой уверенной в себе женщины Кэт подошла к небольшому столику, на котором секретарша Уэбстера оставила поднос с кофейными принадлежностями. Кто-нибудь еще хочет кофе?
 Они отказались.
 Кэт не торопясь налила себе чашку, невольно вспомнив те последние моменты у парадной двери Алекса, когда он в открытую объявил ей о своем желании. Он пытался ее поцеловать, но она быстро ушла, чтобы не дать гормонам затуманить ей рассудок. Замечание Билла было недалеко от истины – возможно, поэтому она так резко на него отреагировала.
 Теперь, повернувшись к своим коллегам по работе, Кэт постаралась прогнать мысли об Алексе и с деланной веселостью объявила:
 – Выходит так, что кто-то всерьез вознамерился заставить мою школку замолчать.
 – Не думаю, что это тема для шуток. – Джефф бросил на нее негодующий взгляд, так не вязавшийся с его мальчишеским лицом.
 – Я согласен с Джеффом. – Билл потер ладони друг о друга, как генерал, готовящийся объявить войскам свой план ведения боевых действий. – Я распоряжусь, чтобы никого не пускали в это здание без предварительной проверки и предъявления принятых документов, удостоверяющих личность. Кэт, с этого дня от вашей машины до входа в здание вас будет сопровождать специальный человек.
 – Билл, но ведь…
 – Не спорьте. Джефф, когда она поедет на съемки, проследите, чтобы ее сопровождал кто-нибудь из охраны. Пусть едет в автомобиле съемочной группы.
 – А не взять ли нам с собой кого-нибудь с автоматом?
 – Хорошая мысль, мистер Уэбстер, – согласился Джефф, не обращая внимания на язвительное замечание Кэт. Она вздохнула и закатила глаза, но Билл остался непоколебим.
 Однако, когда он предложил поставить возле ее дома охранников на двадцать четыре часа в сутки, она категорически воспротивилась.
 – Об этом не может быть и речи.
 – За счет компании, – убеждал Билл. – Вы слишком ценный сотрудник. Мы ничего не пожалеем для вашей защиты.
 – Я не произведение искусства, – заявила Кэт. – Я человек. И не потерплю, чтобы какая-нибудь гора мышц в дешевом костюме шаталась возле моих окон. Я не собираюсь становиться пленницей в собственном доме. Если вы будете настаивать, я перееду хоть в отель, и никто не узнает о моем местонахождении. Билл, имейте в виду, вы вынудите меня это сделать. Я не позволю какому-то шизику еще больше распоряжаться моей жизнью, чем сейчас.
 После нескольких минут жарких споров Уэбстер скрепя сердце сдался. Вскоре после этого Кэт и Джефф вышли из его офиса.
 – Он всего лишь старается защитить вас, Кэт, – заметил Джефф, когда они спускались в лифте на второй этаж.
 – Ценю его намерения, но нельзя же впадать в крайности и придавать этой неприятной истории слишком большое значение. Скорее всего лейтенант Хансейкер прав. Это не более чем плод моего воображения, а теперь моя истерия перекинулась еще и на вас.
 – Вы никогда в жизни не были истеричкой, – возразил Джефф, пропуская ее вперед из лифта. Они повернули направо к отделу новостей.
 – Ну, может быть, истерия – слишком сильно сказано. Однако эти несколько посланий явно выбили меня из колеи.
 – Мистер Пирс не считает их делом рук сумасшедшего.
 – Он романист. Мне вообще не следовало обсуждать с ним подобные вещи. У него слишком развито воображение. Алекс ежедневно сочиняет истории про умалишенных и убийц. Он подхватил мои неоформившиеся мысли и развил их в полный многозначительных полунамеков сценарий, по которому можно было бы снять какой-нибудь кассовый фильм.
 – Неплохая идея. Возможно, я именно так и поступлю: положу все это на бумагу и запродам в Голливуд. Кэт и Джефф, услышав голос Алекса, мгновенно обернулись.
 – Но только при одном условии: ты сыграешь в этом фильме главную роль, – продолжал тот дружелюбным тоном, обращаясь к Кэт. – Привет, Джефф.
 Они никак не ожидали его здесь увидеть. Первой опомнилась Кэт.
 – Я тебя не ждала.
 С того памятного утра, когда она приготовила ему завтрак, они несколько раз разговаривали по телефону, но ни разу не встречались. Последние несколько дней Алекс провел в Хьюстоне – Кэт не знала, когда он вернется.
 – Я кое-что нашел, на что тебе стоило бы взглянуть. Сегодня днем у меня встреча с одним парнем, который согласился ответить на пару вопросов.. Возможно, это пустой номер, но я обещал ставить тебя обо всем в известность.
 Кэт повернулась к Джеффу.
 – Что у нас на сегодня?
 – Почти ничего, – ответил он, не сводя с Алекса любопытных глаз.
 – Ничего такого, что нельзя перенести на другой день? – снова поинтересовалась она. Джефф покачал головой.
 – Спокойно, Кэт, – вмешался Алекс. – Ничего не меняй в своем расписании. Ты никуда не едешь.
 – Еду. Я еду с тобой.
 – Это никуда не годится. Я обещаю все тебе рассказать, если узнаю что-нибудь стоящее.
 – Мне этого мало. Я с ума сойду от ожидания. Я поеду с тобой.
 – Но это совсем не интересно и может даже оказаться опасным.
 – Не более опасным, чем сидеть дома, ожидая, когда тебя пристукнет какой-то маньяк. Я присоединюсь к тебе, как только приму лекарства. – Она направилась было к своему офису, но тут же вернулась. – Если уйдешь без меня, пеняй на себя.
 Кэт оставила Алекса дожидаться ее в приемной отдела новостей. Джефф принес ей телефонограммы, принятые временно работавшей с ними секретаршей, занявшей место Мелии.
 – Звонила Шерри.
 – По какому вопросу? – Кэт уложила пузырьки с лекарствами в ящик стола и заперла его на ключ.
 – Не самые лучшие новости.
 Она выпрямилась и посмотрела на Джеффа. С хмуром видом он положил телефонограмму ей на стол.
 – Майкла вернули на попечение родителей.
 – О Боже мой!
 – Их адвокат убедил-таки этого бесхребетного прокурора снять свое обвинение. Джордж Мерфи в который раз чудом избежал тюрьмы.
 Кэт живо представила себе прелестное лицо мальчика, и ее сердце болезненно сжалось от гнева и тревоги, когда она подумала о том, что он, возможно, снова подвергнется моральным и физическим оскорблениям.
 – Чего же они еще ждут, чтобы забрать его оттуда? Чтобы его покалечили? Как инспектор, ведущая его дело, могла такое допустить?
 – Шерри обещала, что впредь она сама будет за ним следить. При малейшем подозрении на дурное обращение его оттуда заберут.
 – Но ведь она не может торчать у них в доме круглосуточно, – раздраженно возразила Кэт.
 – Не знаю, правда это или нет, но инспекторша говорит, что Майкл, как только увидел мать, сразу же бросился в ее объятия. А она обняла мальчика и заревела, покрывая его лицо поцелуями. Они ужасно радовались, что снова могут быть вместе.
 – Надеюсь, ему посчастливится и он отделается только несколькими шрамами. Все дети особенные, но в Майкле есть что-то такое… – Ее голос задрожал. Через несколько мгновений она сумела справиться с охватившими ее эмоциями. – Что-нибудь еще?
 – Доктор Спайсер звонил из Лос-Анджелеса, просил, чтобы вы перезвонили ему как можно скорее.
 – Позвоню ему сегодня же вечером.
 – Лучше сейчас. Секретарь сказала, что у него был взволнованный голос.
 – Хорошо. Попроси ее набрать его номер. А ты тем временем не спускай глаз с Алекса. Не позволяй ему уйти без меня, даже если тебе потребуется привязать его к стулу.
 В ожидании, пока ее соединят с Дином, Кэт отделила папку с делом Майкла от остальных личных дел, лежавших на ее столе. Она все еще любовалась его фотографией, когда секретарь короткими сигналами дала ей понять, что Дин на проводе.
 – Привет! – с наигранной веселостью сказала она. – Как приятно, что ты позвонил.
 – Как ты поживаешь?
 – Прекрасно.
 – По голосу этого не скажешь.
 – Немного расстроилась. – Она в двух словах рассказала ему историю Майкла. – Эти законники, наверное, договорились обо всем за кружкой пива, а сам Майкл и его интересы их очень мало волнуют. Кэт закрыла папку с личным делом мальчика. – Ну, хватит об этом. Ты единственный здравомыслящий человек в этом довольно странном мире.
 – Не делай слишком поспешных выводов.
 – Ой-ей, снова плохие новости? Думаю, на сегодня с меня хватит. С этим нельзя подождать?
 – Нельзя.
 – Тогда говори прямо. У меня мало времени. Собственно говоря, я уже собиралась уходить.
 – Это касается Алекса Пирса.
 Ее сердце подскочило и забилось о грудную клетку.
 – Да? И что же это?
 – Слава Богу, что ты больше с ним не встречаешься. Я просто хотел убедиться, что ты не разоткровенничаешься с ним относительно тех газетных вырезок.
 Кэт немного помедлила с ответом, потом сказала:
 – По правде говоря, я ему рассказала. Он взялся помочь мне выяснить некоторые вопросы.
 – Ты шутишь?!
 – Я подумала, у него есть опыт полицейской работы…
 – Кэт, ему нельзя доверять.
 Ей не хотелось вновь возвращаться к этой теме. По меньшей мере на девяносто процентов недоверие Дина к Алексу основывалось на ревности.
 – Мне нужно было услышать его профессиональную точку зрения, поэтому я отбросила гордость и обратилась к нему. Он согласился помочь мне найти моего товарища по переписке, прежде чем я подохну в результате какого-нибудь ужасного несчастья.
 – Послушай, Кэт, – Спайсер понизил голос до доверительного шепота, – я тут разузнал кое-что о прошлом мистера Пирса. О том, что не вошло в его биографию, помещенную на суперобложках.
 – Ты собирал о нем сведения? Зачем?
 – Не сердись.
 – Сердиться – это не совсем то слово. Я просто вне себя. Я не ребенок, Дин, а ты, черт тебя подери, вовсе не мой опекун.
 – Но кто-то же должен за тобой присматривать. Ты спала с этим парнем, ничего о нем не зная.
 – Я знала только, что хочу с ним спать.
 После долгого и неприятного молчания Дин проговорил:
 – Есть кое-что еще, что тебе следует знать и о чем тебе стоит подумать, когда он вновь попытается затащить тебя к себе в постель. – Он опять сделал паузу, на сей раз для полноты эффекта. – Алекс Пирс – холодный и расчетливый убийца.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ


 Алекс был прекрасным водителем – он умело и вместе с тем быстро лавировал в потоке транспорта. Узкая панель управления, низкие и глубокие сиденья – все создавало интимную обстановку. Кэт остро чувствовала присутствие Алекса, ощущая его близость, словно кожную сыпь, постоянно дающую о себе знать легким зудом. Чем больше обращаешь на нее внимание, тем сильнее раздражение.
 – Ты что-то притихла, на тебя это непохоже, – заговорил Алекс, обгоняя шедший впереди восемнадцатиколесный грузовик.
 – Кошка съела мой язык, – ответила Кэт.
 – Прелестный каламбур.
 – Гмм.
 – Какие-нибудь неприятности?
 – Кроме того, что какой-то маньяк вознамерился остановить мое сердце? Нет, помимо этого, никаких. – Кэт с шумом выдохнула и отбросила назад несколько выбившихся из прически локонов. – Просто я сегодня не в состоянии поддерживать умную беседу, вот и все.
 – Прекрасно, давай помолчим. – Он плотно обхватил правой рукой руль и сосредоточился на дороге. Кэт злилась на себя за то, что дала волю плохому настроению. Просто, вдобавок к тому, что услышала от Дина столь ошеломляющую новость, она, выйдя из офиса, увидела, как Алекс заигрывает с Мелией.
 – Это та самая девица, да? – спросил он, когда они шли к выходу.
 – Та самая.
 – На вид она довольно безобидна.
 Кэт бросила на него убийственный взгляд.
 – О, на тебя-то она вылила весь свой шарм. Только не забывай, что это именно она выбросила в мусорный бак мои таблетки, без которых я не могу жить, выбросила их вместе с остатками своего биг-мака.
 – Я и не сомневался; что твоя бывшая секретарша не ангел, но на убийцу она, по-моему, тоже не тянет. Ты случайно не знаешь, где она работала раньше?
 – Нет.
 – Не знаешь, кто она и откуда?
 – Нет.
 – Ну ладно, я сам этим займусь.
 «Ты займешься», – подумала Кэт. Итак, мало того, что она была напугана, так еще и дулась от ревности. Учитывая то, что Дин рассказал ей об Алексе, как она могла ревновать его к Мелии, хотя он явно с ней флиртовал? Право же, она окончательно запуталась.
 Некоторое время они ехали молча, затем Кэт спросила: .
 – Ты так и не сказал мне, куда мы отправляемся.
 – В небольшой городок к западу от Остина, он расположен среди холмов. Ты там когда-нибудь была? – Кэт отрицательно покачала головой. – Там красивые места, тебе понравится.
 – Насколько я понимаю, мы едем туда не на экскурсию.
 – Если бы на экскурсию! Для нас обоих это было бы гораздо лучше.
 Они подъехали к Остину с юга по 35-му федеральному шоссе, но, не доехав до города, Алекс свернул на запад на местную автодорогу. Еще через полчаса они проехали по улицам небольшого, но очень живописного городка Уимберли. Его неторопливая жизнь и красота окрестных пейзажей привлекли сюда за последние пару десятков лет множество ремесленников. По субботним и воскресным дням вернисажи манили к себе такие толпы покупателей, что население городка увеличивалось втрое. Когда туристы разъезжались домой и тротуары городка пустели, жизнь снова замедляла темп и до следующей субботы тянулась со скоростью улитки.
 Оставив городок позади, Алекс снова свернул, теперь уже на проселочную дорогу над обрывистым берегом Бланко-Ривер.
 – Что это за деревья, растущие из самой воды? – спросила Кэт.
 – Кипарисы.
 – Ты был прав. Здесь действительно красиво.
 – Я даже подумывал о том, чтобы купить здесь участок земли и построить дом.
 – Ну и что же тебе мешает?
 – Наверное, недостаток инициативы.
 Дорога сузилась и стала ухабистой. Спортивная машина Алекса поднимала за собой целое облако из смеси песка и гравия. Наконец они подъехали к стоявшему чуть поодаль от дороги зданию посреди небольшой рощицы ореховых деревьев. Здание стояло на обрыве, на двадцать ярдов возвышавшемся над скалистым речным руслом, где между известняковыми валунами с шумом пробивалась чистая прозрачная вода.
 Это строение не вписывалось в естественную красоту пейзажа. Оно было безобразно: ржавые стены из рифленой жести, на северной стене нарисовано что-то вроде черепа со скрещенными костями, в застывшем воздухе безжизненно повис запыленный и изорванный в клочья конфедератский флаг. Не было ни окон, ни таблички с именем владельца – только над расположенным в нише входом мигала неоновая реклама пива. Перед зданием были припаркованы два «пикапа» и мотоцикл «харлей-дэвидсон».
 Кэт как раз собиралась пошутить насчет придорожного трактира с сомнительной репутацией, когда Алекс свернул на автостоянку. Под колесами раздался хруст гравия, затем машина затормозила рядом с мотоциклом.
 – Ты, наверное, шутишь?!
 – А ты, наверное, забыла, что не следует задавать вопросы. – Перегнувшись через нее, он открыл перчаточное отделение на передней панели. Когда крышка отскочила, на ее колени едва не упал короткоствольный револьвер. Алекс взял его, открыл барабан и, убедившись, что он заряжен, с легким щелчком вернул его в исходное положение.
 – Я предупреждал тебя, что это будет не увеселительная прогулка, – пояснил он. – Только намекни, и мы уедем отсюда.
 Кэт с большим сомнением оглядела вход, потом быстро перевела взгляд на Алекса.
 – Нет, если кто-то там внутри может нам помочь распутать это дело, я хочу услышать все, что он знает.
 – Превосходно. Но ты должна помалкивать и подыгрывать мне, что бы ни случилось. Если же не выдержишь и начнешь болтать, пострадаешь не только ты, но как минимум мы оба, поняла?
 Кэт ненавидела, когда с ней разговаривали подобным образом. Кипя от негодования, она открыла дверцу машины.
 Алекс схватил ее за руку.
 – Поняла?
 – Поняла, – ответила она таким же раздраженным тоном.
 Они вместе подошли к входной двери, за которой их ждала неизвестность. Прежде чем войти, Кэт пробормотала:
 – Если бы я только знала, то надела бы что-нибудь более подходящее к обстановке. Что-нибудь с огромным количеством цепей.
 – Как-нибудь в следующий раз. – Алекс потянул на себя дверь. – Если ты попробуешь вести себя так, как будто ты не в своей тарелке, это поможет произвести нужное впечатление.
 – Как 6удто?!
 Внутри было так темно, что казалось, сам воздух изменил свою плотность. Кэт сначала ничего не могла рассмотреть, зато у Алекса глаза, должно быть, моментально привыкли к темноте, потому что он втолкнул ее в одну из кабин у стены, а сам направился к стойке бара.
 За стойкой стоял толстяк со злыми маленькими глазками и курчавой черной бородой, спускавшейся ему чуть ли не до пояса. На огромном животе покоились руки, похожие на волосатые стволы неведомых деревьев. Толстяк не переставая жевал кусок деревянной спички, одновременно следя за турниром по боулингу по черно-белому телевизору, водруженному в углу над стойкой.
 – Два пива, – бросил ему Алекс. – Любого, по вашему усмотрению.
 Несколько секунд бармен смотрел на него, не мигая и не двигаясь с места. Потом, как будто спрашивая совета, он устремил взгляд к дальнему концу стойки, где двое посетителей склонились над бутылками с длинными горлышками. Наконец, выплюнув спичку на пол, он сгреб одной ручищей две пивные кружки и наполнил их разливным пивом.
 Алекс поблагодарил его, заплатил и вернулся в кабинку, скользнув на сиденье рядом с Кэт.
 – Сделай вид, что пьешь.
 – А они не догадаются, что мы не пьем?
 – Они знают, что мы пришли сюда не для того, чтобы пить.
 – В таком случае им известно больше, чем мне. Для чего же мы пришли?
 – Пока что мы ждем. – Алекс обнял ее за талию и притянул к себе. Делая вид, что целует, он касался губами ее уха чуть пониже волос. – Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Кэт. Клянусь.
 Кэт кивнула, бросив беспокойный взгляд на двоих посетителей. Те сидели на высоких табуретах вполоборота к стойке, во все глаза разглядывая ее и Алекса и что-то бормоча себе под нос.
 Третий посетитель, которого она сначала не заметила, стоял у автомата с компьютерными играми в противоположном конце бара. Ей была видна только его спина. Он был очень худой, такой худой, что его грязные джинсы болтались на нем как на палке. Висевшие жирными прядями волосы спускались ниже уровня плеч, заканчиваясь где-то между тощими лопатками. Играл он скорее от скуки, чем от желания выиграть.
 Когда последняя из его ракет, издав высокий резкий звук, взорвалась, он повернулся спиной к автомату, поднес к губам длинное горлышко бутылки и не спеша направился к стойке. Бросив на них полный любопытства взгляд, парень с размаху опустился на табурет и стал смотреть турнир по боулингу.
 – Сколько нам еще… – прошептала Кэт.
 – Тсс.
 – Я хочу знать.
 – А я сказал, заткнись и предоставь все мне. Его внезапная грубость заставила ее замолчать. Кэт уставилась на Алекса, едва не раскрыв от удивления рот, в то время как он, вполголоса выругавшись, украдкой через плечо наблюдал за остальными посетителями и барменом. Затем, отхлебнув глоток пива, он легко соскользнул с сиденья и вышел из кабины, бросив ей предостерегающий взгляд.
 Кэт наблюдала, как Алекс, будто случайно, остановился возле худого парня, заказав еще два пива, присел на соседний с ним табурет.
 – Э… прости, дружище, ты, случайно, не Пити? – услышала Кэт его приглушенный голос.
 Глаза худощавого ни на секунду не отрывались от телеэкрана.
 – А тебе-то какое дело, приятель? Алекс наклонился к нему и что-то сказал – Кэт не расслышала, что именно. Пити загоготал.
 – Эй, ты что думаешь, я какой-нибудь долбаный тупица? Бог мой, ну ты даешь. – Он бросил взгляд через зал на других выпивох и закатил глаза. Бармен хихикнул. – Сделай так, чтобы я тебя не видел. – Парень мотнул головой в сторону двери.
 – Эй, послушай, у меня для тебя… Пити обернулся к нему, оскалив зубы, как дикая кошка, которой наступили на хвост.
 – Послушай, ты, убирайся отсюда к едрене фене. На тебе крупными буквами написано, что ты коп.
 – Ты думаешь, я из полиции? – воскликнул Алекс.
 – А мне наплевать, будь ты хоть долбаная добрая фея из сказки! Нам с тобой не о чем разговаривать. – И он снова повернулся к телевизору.
 Алекс был в отчаянии. От волнения у него вспотели ладони, и он лихорадочно вытер их о штанины.
 – Но Дикси говорил…
 Пяти резко повернулся к нему, чуть не задев его щеку прядью сальных волос.
 – Ты знаком с Дикси? Едрена корень, почему же ты сразу не сказал? Ты его…
 – Племянник.
 – О, черт! – Пяти кивнул бармену. – Налей-ка мне кружечку.
 Он подождал, пока бармен вручил ему кружку пива, потом сделал знак Алексу взять со стойки заказанные им две кружки. Они направились к кабине. Пити расположился на сиденье напротив Кэт.
 – Привет, рыжая. – Глядя на нее, он заглотнул пивную пену из своей кружки. – Твоя подружка? – поинтересовался он у Алекса.
 – Ага.
 Кэт не произнесла ни слова, пока Пити и Алекс обменивались историями о дядюшке Дикси. Их голоса звучали все тише, и Кэт с трудом расслышала, когда Алекс наконец сказал;
 – Спасибо, что согласились встретиться.
 – Мне не сдобровать, если они догадаются, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
 – Знаю, – мрачно ответил Алекс. – То, за чем я пришел, очень важно, иначе я не попросил бы дядюшку Дикси организовать для меня эту встречу.
 – Может быть, один из вас все-таки расскажет мне, о чем здесь идет речь? – прошипела Кэт, вся кипя от злости.
 – Спокойно, красотка. – Пити наклонился через стол и потрепал ее по щеке. Она с негодованием ударила его по руке. Он засмеялся и помахал ладонью в воздухе, как будто Кэт чем-то обожгла его желтые от никотина пальцы. – Я всегда говорил, что женщины со взрывным темпераментом особенно хороши в постели.
 – Эй, остынь, слышишь? – Алекс крикнул ей это достаточно громко – так, чтобы слышали остальные. К этому времени в закусочной появились еще двое посетителей: мужчина, по манерам и внешнему виду смахивавший на лесоруба, и женщина, еще более грубая и неотесанная, чем мужчина. К вящему удовольствию слушателей, она начала дружескую, но полную непристойностей перепалку с барменом.
 – Дикси информировал тебя, о чем я намерен говорить? – вполголоса осведомился Алекс. Пити кивнул.
 – Помню все, как будто это было вчера, даже лучше. Такое, знаешь ли, не забывается. Почти четыре года назад парень из нашей компании попал под грузовой трейлер. Ему чуть не оторвало голову.
 Кэт невольно втянула в себя воздух. Пити посмотрел на нее, затем снова повернулся к Алексу.
 – Ты уверен, что она не упадет в обморок? – озабоченно спросил он.
 – Не упадет. Продолжай.
 – Он у нас был известен под именем Спарки. Понятия не имею, как его звали на самом деле. Такой, знаешь ли, пижонистый и серьезный малый. Всю дорогу книги читал. Поэзия, философия и прочее дерьмо. У него и образование было. Думаю, он родом откуда-то с востока. Явно из богатой семьи. У него и манеры были такие, ну, ты понимаешь.
 – А что он делал в этой вашей банде?
 – Может, его мамаша с папашей обозлились на него, да и выгнали из дому. А может, он застал свою жену в постели с подругой. Кто его знает? – Пити пожал худенькими плечиками. – Так или иначе, он начисто забыл свое настоящее имя, приехал в Техас и прибился к нам. Спарки был неплохим парнем. Со всеми ладил. Кроме Цика. С тем он сцепился не на шутку.
 – Цика? – переспросила Кэт.
 – Наш вожак. Он называл себя Циклопом, из-за своего стеклянного глаза.
 – А из-за чего они сцепились? – спросил Алекс.
 – Из-за чего же еще, как не из-за бабы? Красотки по имени Кисмет. Она была подружкой Цика до того, как появился Спарки. И они сразу поладили. Думаю, у них и в самом деле была любовь. Они оба любили носиться на предельной скорости, но я уверен, что их объединяло нечто большее. Такое нельзя не заметить. Так или иначе, Цик страшно разозлился. Забавно, – продолжал он, еще больше понизив голос, – но Цик подозревал, что Спарки – полицейский доносчик. Он, знаешь ли, не курил, только баловался. Время от времени выкурит сигарету с марихуаной, и все.
 – А он действительно был агентом?
 – Насколько мне известно, нет.
 – А как произошел несчастный случай, в результате которого он погиб?
 – Цик стал задираться к Кисмет. Спарки дал ему отпор. Они подрались, и Спарки победил. Он посадил Кисмет на свой мотоцикл и увез ее, а Цик стал их преследовать. Какая это была гонка! Должно быть, Спарки выжимал скорость под девяносто или даже больше, потому что Я ничего похожего не видел ни до этого, ни после. – Жирные волосы Пяти едва колыхнулись, когда он покачал головой. – Бог ты мой, я тогда ехал за ними до самого конца, потому что знал, что Цик нападет первым. Но этот грузовой грейдер его опередил. Спарки просто превратился в кровавое месиво, размазанное по асфальту шоссе.
 Кэт всю передернуло, но она ничего не сказала.
 – Санитары собрали его по частями свалили все в машину «скорой помощи». А мы все поехали за ними в больницу. Спарки спас Кисмет жизнь, столкнув ее с мотоцикла за секунду до катастрофы. Конечно, у нее было полно ушибов, пара сломанных костей – ее забинтовали так, что нельзя было узнать. Цик умудрился увернуться от грузовика, его мотоцикл отскочил куда-то в сторону. Его самого тоже задело, но он был в сознании. Этот врач в пункте неотложной помощи вышел к нам, сказал, что у Спарки возьмут донорские органы, и спросил, как можно связаться с его родственниками. Ну, мы ответили ему, что у Спарки, судя по всему, никого нет. Он что-то говорил насчет… э-э… предполагаемого… о чем-то таком, что позволяет им забрать его органы.
 – Предполагаемом согласии, – тихо пояснила Кэт.
 – Во-во. Именно. Но он хотел, чтобы кто-то из нас дал ему на это добро. И мы все согласились, что, раз Цик наш главарь, ему и карты в руки. Цик сказал: «Разумеется. По мне, так хоть вырежьте у этого ублюдка сердце и бросьте его собакам». Я думаю, они так и сделали.
 После столь пространной речи Пити почувствовал жажду и с шумом отхлебнул пива из своей кружки. Затем продолжил:
 – Кисмет пару дней не приходила в себя, а когда очнулась, страшно расстроилась. Первым делом из-за смерти Спарки, а затем из-за того, что Цик позволил им его изрезать, прежде чем его похоронили. Цик всю дорогу твердил ей, что от головы парня практически ничего не осталось и что ему уже все равно. Но она просто с ума сходила от горя.
 – А что с ней стало? – спросила Кэт. Пити покачал головой.
 – После этого компания распалась. Ни у кого ни к чему не лежало сердце. – Он засмеялся, обнажив пожелтевшие острые зубы, и стал похож на дружелюбно настроенную крысу. Затем многозначительно взглянул на Алекса. – Ты же знаешь, я переехал в другое место. – Алекс кивнул. – Надеюсь, ты теперь расскажешь мне, почему тебя все это заинтересовало?
 – У нее пересажено сердце.
 Пяти с еще большим интересом перевел взгляд на Кэт.
 – Нет, кроме шуток? Вот здорово! Думаете, вам пересадили сердце Спарки?
 Кэт ни секунды не медлила с ответом, поскольку раздумывать было не о чем.
 – Нет. Я знаю, что нет.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


 – Я думал, ты ничего не узнала о своем доноре, удивился Алекс.
 – Это верно. Но, даже не имея ответа от агентства, я точно знаю, что Спарки не мог быть моим донором. – Кэт повернулась к Пити, который, сгорбившись над столом, напряженно слушал ее. – Я не получала сердце вашего приятеля. Дело в том, что после группы крови размер органа имеет решающее значение для пересадки, он должен обязательно совпадать. – Она сжала свою маленькую ладонь в кулак. – Мне было нужно сердце вот такого размера. Я слишком маленького роста, чтобы мне подошло сердце взрослого мужчины.
 Пити вновь обнажил в усмешке желтые зубы.
 – Спарки не был взрослым мужчиной.
 – Простите?
 – Уж не считаешь ли ты, что я не подумал о размере сердца, прежде чем затеять эту встречу? – проворчал Алекс. Он посмотрел на Пити. – Расскажи ей то, что ты рассказал дядюшке Дикси.
 – Спарки был недомерком, – начал тот. – Ростом с эту кружку. Такой маленький, словно ему отпилили ноги ниже колен. Ему от всех доставалось за его рост, особенно от Циклопа. За его спиной Цик вечно говорил, что удивляется, как такой игрушечный член может нравиться Кисмет. Но суть в том, что Спарки в сексе был неутомим. Что он проигрывал в стати, компенсировал в этом деле.
 – Сколько в нем было?
 – По меньшей мере, девять дюймов, – совершенно серьезно ответил Пети. Кэт покачала головой.
 – Сколько в нем было росту?
 – Ах, это. Пять и два, самое большее – пять и три.
 – Он был крепкого телосложения?
 – Да нет же, черт побери. Вы что, не слушаете?
 – Редко, – сухо вставил Алекс.
 – Говорю вам, он был лилипут. Но сильный и ловкий, – добавил Пити, задумчиво почесывая под мышкой. – В драке умел постоять за себя. Положил Циклопа на лопатки. – Он нервно глянул поверх плеча Алекса. – Ну, это все? Дело в том, что нам пора закругляться, ты меня понимаешь?
 – Спасибо, приятель.
 – Для дядюшки Дикси я готов на все.
 Кэт не поверила собственным глазам, когда Алекс сунул Пити несколько сложенных банкнот в обмен на пластиковую подушечку с белым порошком внутри. Он положил ее в карман пиджака, поднялся с места и вывел Кэт из кабины.
 Вместо того чтобы попрощаться, Пити спросил:
 – Не возражаете, если я допью ваши кружки? Солнце уже село за деревья, росшие на дальних холмах. Закат был очень красив, особенно по контрасту с мрачным интерьером трактира. Кэт сделала глубокий вдох, чтобы очистить легкие от мерзкого запаха алкоголя, дыма и немытых тел.
 Она самостоятельно забралась в машину и опустила стекло, все еще жадно вдыхая свежий воздух. Алекс легко скользнул на водительское сиденье и, не говоря ни слова, проехал несколько миль. Когда впереди показался перекресток, он съехал на обочину и остановился.
 Кэт в ужасе смотрела, как он вынул пластиковую подушечку из кармана и, открыв ее ногтем большого пальца, засунул его внутрь, затем втер белый порошок в десну над передними зубами.
 – Что ты на меня так уставилась? – усмехнулся он. – Не может быть, чтобы это тебя шокировало. Ты же жила в Голливуде.
 – Я была знакома со многими людьми, которые время от времени принимали наркотики, чтобы расслабиться, но я держалась от них подальше.
 – Те не хочешь ко мне присоединиться? Напряженно сжатыми губами она ответила:
 – Нет, спасибо.
 – Ты уверена? Я думал, попозже, когда мы доберемся до твоего дома, ты могла бы заварить чаю.
 – Чаю?
 – Ага. И подсластить его вот этим. – Он отсыпал немного порошка ей на колени. Кэт с опаской уставилась на белую пыльцу, затем взглянула на Алекса. Тот подмигнул ей. Она обмакнула палец в порошок и положила его в рот. Это была сахарная пудра.
 – Нахал, – пробормотала Кэт, смахивая пудру с колен. Посмеиваясь, Алекс снова выехал на дорогу.
 – Пити работает полицейским осведомителем. Тайным. Я бы сказал, сверхтайным. Уже несколько лет. Не удивлюсь, если этот парень и сам немного балуется наркотой, но он никогда не продал бы настоящий наркотик полицейскому. Даже бывшему.
 – Как ты его нашел?
 – Я стал просматривать свидетельства о смерти и обнаружил несколько смертей в результате несчастных случаев, которые произошли в Техасе примерно за двенадцать часов до твоей трансплантации. Вполне можно было начать и с этой автокатастрофы. И точно, копнув поглубже, я выяснил, что погибший стал донором внутренних органов. Затем я обратился к бывшему коллеге-полицейскому, чтобы узнать, какая из наших служб внедряла своих агентов к рокерам за последние пять лет. Он все разнюхал и свел меня с дядюшкой Дикси, который якобы является оптовым поставщиком для таких, как Пити, а на самом деле это всего лишь кодовое наименование специального подразделения по борьбе с наркотиками в предместьях Остина. Я поговорил с его шефом. Он очень неохотно согласился организовать мне встречу с Пити, и то лишь только потому, что я бывший полицейский. Я нарушил договоренность, взяв тебя с собой. Надеюсь, ты будешь держать язык за зубами.
 Кэт бросила на него застенчивый взгляд.
 – Твоя встреча с Пити не имела отношения к сбыту наркотиков. Зачем же тебе было разыгрывать эту сцену? И почему в этой ужасной забегаловке?
 – Если бы мы встретились в другом месте и кто-нибудь увидел, как он разговаривает с таким, как я, это выглядело бы крайне подозрительно. Пити не может себе этого позволить, он рискует потерять доверие своих клиентов, а может быть, и собственную жизнь. Мы придумали лучше: Я выступил в роли лопуха, посмевшего вторгнуться во владения Пити, да еще пытающегося на нем заработать.
 – Что ж, у тебя и вправду был дурацкий вид.
 – Спасибо за комплимент. Ты голодна? Спустя пять минут они сидели друг напротив друга за квадратным столом, застеленным клетчатой сине-белой клеенкой. В центре стола стояли бутылки с табаско и кетчупом, несколько соусов для бифштекса, солонка, перечница и сахарница. Из музыкального автомата доносился голос Тани Такер. На кухне в кипящем жире жарились их нежнейшие, посыпанные мукой бифштексы.
 Кэт продолжила разговор с того места, на котором они остановились.
 – Ты легко приспосабливаешься, Алекс, не правда ли? – Она выдавила в стакан воды половинку лимона, такую большую, что с трудом умещалась в руке.
 – Там, где я раньше работал, думать на ходу было просто жизненно необходимо.
 – Ты мог бы применить оружие в сегодняшней ситуации?
 – Чтобы спасти наши жизни? Безусловно.
 Стараясь не выдать голосом своих эмоций, она снова спросила:
 – Тебе когда-нибудь приходилось убивать?
 Он долго и пристально смотрел на нее, потом ответил:
 – Когда работаешь в полиции, считаешь, что тебя обучили всему и ты можешь справиться с любой ситуацией. Но это не так. Попав в нестандартную ситуацию, ты просто пытаешься выйти из нее с честью, вот и все.
 Ясно, что другого ответа она не получит. Кэт оставила попытки продолжить этот разговор и замолчала, глядя, как он размешивает сахар в чашке чая со льдом. Теперь была его очередь задать вопрос:
 – Где ты училась?
 – Ты имеешь в виду на актрису?
 – Я знаю, что ты сирота и воспитывалась в приемных домах. Кроме этого мне ничего не известно о твоей жизни до того момента, как ты стала сниматься в «Переходах». Где ты росла?
 Кэт позволила ему отклониться от темы, надеясь, что, если она расскажет ему что-нибудь о своем прошлом, он, возможно, тоже разоткровенничается. То, что поведал сегодня Дин, встревожило ее, но она не считала, что все это столь однозначно, как следовало из его слов. Кэт надеялась услышать о событиях того страшного дня от самого Алекса, но знала, что, если она спросит его прямо, он не ответит. Если ему захочется рассказать об этом, он сам выберет подходящий момент.
 – Я росла на Юге. Да-да, – подтвердила она, заметив его удивление. – Если точно, то в Алабаме. Я избавилась от акцента после нескольких лет специальных занятий фонетикой.
 – А как выглядела маленькая Кэт Дэлани?
 – Очень тоненькая, с рыжими волосами.
 – А кроме этого?
 Кэт взяла свой нож и принялась водить его зазубренным острием по квадратикам клеенки.
 – Это не очень-то приятная история.
 – Не думаю, что она может испортить мне аппетит.
 – Не будь таким самоуверенным, – ответила Кэт с легким смешком. Она начала с того, что рассказала ему о своей болезни. – Я вылечилась от рака, но в течение года-двух была очень слабенькой. Однажды я почувствовала такую слабость, что школьная медсестра предложила отвести меня домой. Машина моего отца стояла перед домом, что для этого времени дня было необычно. Я вошла…
 Официантка подала им салат.
 – Я вошла через заднюю дверь, ожидая увидеть маму и папу в кухне. Но в доме было очень тихо. Позже я вспомнила об этой необычной тишине, но тогда не придала ей особого значения и принялась искать своих родителей. – Кровь застучала у нее в висках, когда она мысленно следовала по дому за болезненно худенькой девочкой с непокорными рыжими волосами и торчащими из широких шортов бледными худыми ногами в новеньких синих кроссовках, в которых она могла бесшумно ходить по коридору, где со стен на нее смотрели ее детские рисунки в дешевых рамках. – Они были в своей спальне.
 Алекс заскрипел стулом. Не отрывая глаз от клетчатого рисунка на клеенке, Кэт чувствовала, что он оперся локтями о стол и наклонился вперед. Она долго и сосредоточенно водила острием ножа по одной из сторон синего квадрата, словно ребенок, не умеющий закрасить картинку точно по линии рисунка.
 – Мои родители лежали в кровати. Я решила, что они легли отдохнуть, хотя день был не воскресный. И только спустя несколько секунд я поняла, что означали красные пятна на постельном белье. Меня охватил ужас, я в панике бросилась к соседям, отчаянно крича, что с моими родителями случилось что-то страшное.
 – О Господи, – прошептал Алекс. – И что это было? Ограбление?
 Кэт бросила нож на стол.
 – Нет. Папа застрелил и себя, и маму. В голову. Она посмотрела на него с тем же вызовом, с каким когда-то встречала инспекторов по делам несовершеннолетних, готовая дать отпор любым проявлениям жалости. – Следующие восемь лет я провела в различных приемных домах, пока не повзрослела настолько, что стала сама отвечать за себя.
 – И что ты делала?
 – Когда?
 – Когда закончила школу? Где ты работала?
 – Твой салат станет невкусным.
 – Продолжай. – Он подцепил вилкой листок латука, с которого капал соус из пахты, но не положил его в рот, пока она снова не заговорила.
 – После школы я получила место машинистки на большой производственной фирме. Но я не могла выдвинуться. Повышения по службе давались за выслугу лет, а не за квалификацию. Это было столь же несправедливо, как и система приемных домов.
 – А что в ней было неправильного?
 – А что правильного? – Кэт положила на стол свою вилку и замахала перед собой руками, как будто стирая только что сказанное. – Нет, неверно. Слишком большое обобщение. Большинство приемных родителей многим жертвуют и много дают своим приемным детям. В реформировании нуждаются не они, а сама концепция приемных домов.
 – Но ведь это лучше, чем помещать детей в сиротские приюты.
 – Знаю. – Решив, что съела достаточно салата, она отодвинула тарелку в сторону. – Но приемный дом – вещь временная, и ребенок, особенно ребенок постарше, прекрасно это понимает. Это действительно похоже на дом, и это хорошо. Но это не твой дом. Тебе позволяют здесь жить, но недолго. Ты просто гостишь, пока не станешь слишком взрослым, или не сделаешь что-нибудь плохое, или не изменятся обстоятельства, и тогда тебя переведут куда-то еще. Ты начинаешь осознавать то, что лежит в основе этой системы:
 «Никто не любит тебя настолько, чтобы хотеть оставить у себя навсегда». И скоро ты начинаешь думать, что недостоин любви, и начинаешь жить так, чтобы оправдать самые худшие ожидания окружающих – и реальные, и мнимые. «Вы думаете, меня нельзя любить? Ну так получайте же!» В качестве защитного механизма ты лишаешь себя малейших шансов на счастье и начинаешь отталкивать от себя людей прежде, чем они успеют оттолкнуть тебя.
 – Это рассуждения взрослого человека.
 – Ты прав. Когда я сама была частью этой системы, то не понимала, что собственными руками делаю себе хуже. Я была просто одинокой маленькой девочкой, которая не чувствовала себя достаточно любимым и желанным ребенком и которая готова была сделать все, чтобы привлечь к себе внимание. – Кэт невесело рассмеялась. – Я действительно выкидывала фортели. Мне было ужасно неприятно чувствовать себя объектом чьей-то благотворительности. – Ее брови нахмурились. – К тому же есть люди – возможно, у них самые лучшие побуждения, – которые даже понятия не имеют о воспитании детей. Спешу добавить, что это относится не только к приемным, но и к настоящим родителям. Они даже не представляют себе, что зачастую наносят детям колоссальный эмоциональный урон. Одно неосторожное слово, взгляд, даже упорное нежелание пересмотреть раз и навсегда утвердившееся мнение – все это может унизить ребячье достоинство, разрушить мнение ребенка о самом себе. Люди, у которых и в мыслях не было наказывать своих детей, причиняют детской душе неимоверные страдания.
 – Например?
 – О, на эту тему я могу говорить часами и рискую тебе надоесть.
 – Мне нисколько не надоело.
 Кэт подозрительно посмотрела на Алекса.
 – Ты делаешь мысленные пометки, не так ли? Все, что я говорю, появится в каком-нибудь романе, верно? «Злоключения Кэт Дэлани». Поверь мне, Алекс, истина гораздо непригляднее всего, что ты можешь себе вообразить.
 – Я знаю это со времен службы в полиции. Но это между нами.
 – Вспоминаю одно Рождество, – продолжила Кэт после минутного размышления. – Мне было тринадцать лет, и к этому времени я уже понимала, как устроена эта система. Я знала, что никогда не следует ожидать слишком многого. Но в том же самом доме жила другая приемная девочка, еще маленькая, ей не было и семи. У этой семейной пары была также и родная дочь того же возраста. Обе девчушки хотели, чтобы на Рождество им подарили кукол Бар6и. Они только об этом и могли говорить. Чтобы заслужить милость Санта Клауса, они выполняли все свои обязанности по дому, вовремя ложились спать, безропотно съедали все, что им давали. И вот рождественским утром родная дочка развернула сверток из дорогого универмага: там лежала ее любимая кукла во всем своем великолепии. Ей досталась настоящая Барби, в розовом нарядном платье и таких же туфельках на высоких каблуках. Приемная же дочь получила довольна посредственную имитацию, не идущую ни в какое сравнение с фирменной куклой. Девочке как будто сказали, что она недостаточно хороша для настоящей вещи, что она не дотягивает до желанного подарка. Так считает сам Санта Клаус.
 А я задумалась, для чего, для чего кому-то понадобилось так обижать ребенка? Ну какой могла быть разница в цене между этими двумя куклами? Несколько несчастных долларов, цена одного ромштекса. Неужели детское достоинство и правильное представление о самом себе не стоят гораздо больших денег?
 – Право же, мне трудно судить, поскольку я никогда не был родителем. Наверное, это занятие требует максимальною напряжения человеческих сил. Но не так уж трудно представить себе, как может обидеть ребенка подобная оплошность со стороны Санта Клауса.
 Кэт вздохнула.
 – Время от времени мне доводилось сталкиваться с такого рода оплошностями. Я страшно злилась, что с детьми то и дело поступают несправедливо. Но позже я поняла, что мир взрослых тоже полон несправедливостей.
 Их тарелки с салатом убрали и подали им бифштексы.
 – Бог ты мой! – воскликнула Кэт. – Прямо как по заказу.
 Тесто было поджарено до хрустящей золотисто-коричневой корочки, а мясо внутри легко протыкалось вилкой. Алекс немедленно вонзил в бифштекс нож.
 – А что ты стала делать потом, когда ушла из машинописного бюро? Этот этап твоей биографии все еще достаточно далек от главной роли в «мыльной» опере.
 – Естественно, мне нужно было получить образование. Я уже скопила небольшую сумму, но мне все еще не хватало на оплату учебы в колледже. И тогда я записалась на конкурс красоты.
 Его вилка так и застыла в воздухе.
 – Конкурс красоты? Кэт обиженно надулась.
 – А что тут такого удивительного?
 – Я всегда полагал, что ты считаешь конкурсы красоты мужским шовинизмом и эксплуатацией женщин.
 – Но в тот период своей жизни я была согласна, чтобы меня эксплуатировали, лишь бы попытать счастья и завоевать стипендию в двадцать тысяч долларов. Поэтому, вложив свои сбережения в лучший из когда-либо изобретенных бюстгальтеров, я вступила в ряды таких же окрыленных надеждой соискательниц. Передай мне булочки, пожалуйста.
 Хлеб был дрожжевой и такой мягкий, что таял во рту.
 – Есть такой хлеб просто грех по отношению к фигуре, – простонала Кэт, закрыв от наслаждения глаза и слизывая с губ масло.
 – Если ты считаешь, что съесть эту булочку грешно, тебе надо посмотреть на себя в зеркало. У тебя такое выражение лица!




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ


 Взор Алекса был прикован к ее губам.
 – Тебе известно, что все, что ты делаешь, необыкновенно сексуально?
 – А тебе известно, что у тебя порочный ум?
 – Безусловно. – Он поднял голову и взглянул ей в глаза. – Ты ходячая и говорящая секс-бомба. Вот почему все твои знакомые мужчины хоть немного влюблены в тебя.
 Это утверждение скорее встревожило Кэт, чем польстило ей.
 – Это не так.
 – Я могу назвать троих. Нет, четверых.
 – Кого?
 – Дина Спайсера.
 Она подняла одно плечо, как будто отмахиваясь от этого имени.
 – С тех пор как я уехала из Калифорнии, мы не более чем хорошие друзья.
 – Потому что так хочешь ты. Он все еще влюблен в тебя. Второй – Билл Уэбстер.
 – Здесь ты глубоко заблуждаешься. Билл обожает свою жену.
 – Которая, тем не менее, разделяет мое мнение. Кэт отрицательно покачала головой.
 – Ты ошибаешься. А если Ненси считает, что между Биллом и мной существует нечто большее, чем дружба и взаимное уважение, она тоже ошибается. Кто еще? Не то чтобы я всему этому верила, пойми меня правильно. Мне просто любопытно.
 – Джефф Дойл. Она рассмеялась.
 – Если бы Джефф не был гомосексуалистом, он был бы в тебя влюблен, – настаивал Алекс. – Но поскольку он голубой, то всего лишь боготворит землю, по которой ты ступаешь.
 – У тебя и вправду разыгралось воображение. А кто же номер четвертый?
 Вместо ответа он устремил на нее пронзительный взгляд.
 – И ты думаешь, я в это поверю? – поинтересовалась она.
 – Нет.
 – Правильно. Потому что это вранье, и мы оба это прекрасно знаем. Тебе просто хочется снова переспать со мной.
 – И каковы же мои шансы?
 – Равны нулю.
 Алекс усмехнулся, всем своим видом показывая, что не верит ей.
 – Ну, и тебе удалось выиграть?
 – Что? Ах, конкурс… Нет.
 – Ты оказалась слишком худой?
 – Нет, слишком глупой.
 – Если я правильно понял, ты опять влипла в историю. Кэт кивнула.
 – Во время отборочных соревнований от нас требовалось показать судьям свое умение общаться. Один из судей был скользкий тип, представленный нам как фотохудожник, но мне он больше напоминал жуликоватого торговца подержанными автомобилями. Он так искренне старался всем нам помочь, так ревностно подбадривал всех конкурсанток, что его руки постоянно касались кого-нибудь из нас, поглаживали и похлопывали, как бы невзначай. От его прикосновений возникало чувство гадливости, как будто наступил на какого-нибудь слизняка. Как бы то ни было, он подкатывался к каждой из нас в отдельности и нашептывал что-то вроде: «Милочка, у вас великолепные шансы на победу». Позже мы с другими девушками обменялись впечатлениями и пришли к единодушному мнению, что он дурак и шут гороховый. Но, по мере того как неделя подходила к концу и приближалась главная часть конкурса, намеченная на субботу, он все больше наглел и распускал руки. Это уже не было глупой шуткой, но ни одной из девушек не хотелось первой жаловаться на его домогательства, так как все опасались за свои заработанные очки. Конечно, старый хрыч именно на то и рассчитывал. Он занимался сексуальным шантажом, причем безнаказанно. И вот я решила…
 – Дай-ка я попробую угадать, – перебил Алекс. Ты решила восстановить справедливость и покарать злодея.
 – Да. Я подумала, что этого подонка надо вывести на чистую воду. Во время генеральной репетиции он отвел меня в уголок и стал распространяться насчет моих достоинств и перечислять способы, как он мог бы помочь мне представить эти достоинства в наиболее выгодном свете. Я притворилась, что затаила дыхание от восторга и благодарности и жажду услышать подробности. Поэтому он предложил мне чуть позже заглянуть к нему в комнату, якобы для того, чтобы обсудить все детали. Мы условились о времени. Перед тем как пойти к нему, я оставила председательнице оргкомитета записку, что ему нужно как можно скорее с ней встретиться.
 – Ты устроила ему ловушку.
 – Гмм. К сожалению, моя ловушка сработала против меня. Председательница подоспела как раз к тому моменту, когда он пытался стащить с меня блузку. Но он ринулся в наступление, заявив, что я сама явилась к нему в комнату и предложила свое тело в обмен на высокие баллы в его судейском листке. Я предложила ей, если она мне не верит, расспросить других девушек, которых он лапал всю неделю. Что она и сделала. Но ни одна из них не подтвердила мою правоту. Я думаю, жалкая корона королевы красоты была для них важнее истины. В результате меня объявили грязной потаскушкой, пытавшейся бросить тень на репутацию конкурса красоты, и немедленно дисквалифицировали.
 – Держу пари, ты не осталась в долгу и высказала им все, что о них думала.
 – На самом деле я была довольно немногословна. Прежде чем уйти, сказала примерно следующее: «Пошли вы все к чертовой матери. Я лучше стану актрисой».
 До самого конца обеда и позже, на обратном пути в Сан-Антонио, Кэт продолжала рассказывать ему о своей жизни. После неудачи с конкурсом красоты она продала все свое имущество, за исключением кое-какой одежды, и купила в компании «Грейхаунд» билет в одну сторону до Лос-Анджелеса.
 Она устроилась на работу продавцом парфюмерного отдела универмага, зарабатывая так мало, что этих денег едва хватало на оплату уроков актерского мастерства и небольшой квартирки, буквально наводненной тараканами. Когда Кэт скопила достаточно денег, она заказала несколько фотографий и стала обивать пороги театральных агентств.
 – Наконец совершенно неожиданно позвонил один из агентов и сказал, что не прочь представлять мои интересы. Сначала я решила, что это чья-то глупая шутка.
 – Мне это знакомо. – Они уже достигли окраины города, и Алекс свернул с федерального шоссе. – Я почувствовал то же самое, когда мне позвонил Арни Вилелла. Какую первую роль тебе дали?
 – В телерекламе. Я втирала нежелтеющий воск в виниловый пол. Рекламу крутили на всю страну больше года, и за каждый показ мне платили неплохие деньги. После этого я еще снималась в рекламе, участвовала в шоу-продажах, где продавалось все, начиная с моющих средств и кончая автомобилями «Хонда», играла в нескольких телевизионных пьесах. Затем мой агент услышал, что в «Переходах» намечается новый персонаж, и я прошла пробу на роль Лоры Мэдисон. Остальное тебе известно.
 Алекс остановился на перекрестке и повернулся к ней.
 – Скажи, где тебя высадить.
 – У телестудии. Моя машина там. Он со значением посмотрел на нее.
 – Ты уверена?
 Кэт понимала, о чем он спрашивает, и, если бы ее либидо принадлежал решающий голос, выбор был бы намного проще.
 – Да, уверена.
 Направляясь к зданию телекомпании. Алекс ввел ее в курс своих последних исследовании, сделанных во время поездки в Хьюстон.
 – В Министерстве юстиции мне в принципе пообещали заняться этими тремя несчастными случаями, но пообещали довольно вяло. Агент, с которым я разговаривал, не высказал по этому поводу особого энтузиазма, дав понять, что у него и так полно работы.
 – Что лишает нас всякой надежды на помощь со стороны.
 – Да, пожалуй, так. На данном этапе он и слышать не хотел о том, чтобы запросить в банке донорских органов номера ОСДО и прочую секретную информацию. Он сказал, что этого нельзя делать, пока не установлено, что имел место факт совершения преступления. Поэтому мне ничего не оставалось, как самому начать проверять свидетельства о смерти.
 – Спасибо, Алекс. Ты просто творишь чудеса, если учесть, как мало у тебя фактов, от которых можно отталкиваться. Я бы никогда не смогла разыскать Пяти.
 – После того, что он рассказал нам относительно роста Спарки, я думаю, есть смысл копать в этом направлении, как ты считаешь?
 – Безусловно.
 – Постараюсь разыскать членов этой распавшейся группировки. Хотя вполне вероятно, что это будет пустая трата времени. Сначала нужно найти хотя бы одного бывшего члена группы. Но, даже если мне удастся это сделать, где гарантия, что он или она были настолько близки со Спарки, что смогут пролить свет на его донорское сердце. По-моему, шансы весьма невелики.
 – А эта женщина, Кисмет. Может быть, она что-нибудь знает?
 – Ага, но я уверен, что Кисмет – это не настоящее ее имя.
 – Я сомневаюсь, что и Циклопа назвали Циклопом при крещении.
 – А я вообще сомневаюсь, что его когда-нибудь крестили.
 Кэт с потерянным видом уставилась в ветровое стекло. Алекс был совершенно прав, когда говорил, что их шансы установить личность ее преследователя до того, как грянет катастрофа, ничтожны. Но все равно она намерена продолжать поиски, использовать каждую имеющуюся возможность. Она не собиралась сидеть и ждать, когда с ней произойдет несчастный случай.
 – Алекс, ты говорил, что проверил несколько смертельных случаев, когда погибшие в катастрофе могли стать донорами внутренних органов. Кто были эти люди?
 – Во-первых, несколько машин разбилось на Хьюстонском шоссе. Это произошло в час пик. Были жертвы, однако мне не удалось выяснить, взяли ли у них донорские органы. Но у меня есть платный информатор, и он расследует эту версию. Он работает санитаром в одной крупной больнице. Во-вторых, я наткнулся на уже знакомое мне дело об убийстве. И пока не занялся им подробнее, не обратил внимания на то, что оно произошло как раз незадолго до твоей трансплантации.
 Кэт заинтересовал его рассказ, и она попросила его продолжать.
 – Эта история в течение нескольких месяцев не сходила со страниц всех местных газет. Она заинтересовала меня как автора криминальных романов, потому что это не было обычное убийство. Это произошло в Форт-Уэрте. Поль Рейсе застал свою жену Джуди в постели с любовником. Рейсе раздробил ей череп бейсбольной битой, но санитарам удалось поддерживать биение ее сердца, пока пострадавшую не доставили в клинику и не объявили, что ее мозг умер. В это время Рейеса посадили в камеру предварительного заключения, и он, сидя в тюрьме, дал разрешение использовать внутренние органы жены в донорских целях.
 – Он получил срок?
 – Нет, в том-то все и дело. Его защитник оспорил место проведения суда, и дело передали в Хьюстон, где Рейсе был оправдан.
 – Как это могло случиться?
 – С формальной точки зрения, сердце миссис Рейсе было извлечено раньше, чем оно перестало биться. Он фактически не убивал ее. Прокурор штата ошибся, требуя наказания за преднамеренное убийство, а не за убийство по неосторожности. К тому же защитник Рейеса удачно воспользовался некоторыми юридическими тонкостями. Все вместе это и привело к тому, то Рейсе был оправдан.
 – А разве они не могли посадить его за вооруженное нападение или что-нибудь в этом роде?
 – Это было бы вторичное привлечение к уголовной ответственности за одно и то же преступление. После суда Рейсе исчез. Никто его больше не видел и ничего не слышал о нем.
 Кэт была взволнована.
 – Все сходится, правда ведь? Поль Рейсе все еще зол на свою изменницу-жену и одержим идеей остановить ее сердце.
 – Подобная мысль уже приходила мне в голову. Я наблюдал за ним, когда объявляли приговор. Его глаза горели фанатичным огнем – это были глаза человека, одержимого какой-то идеей. Я думаю, он сознательно намеревался убить Джуди и, если и испытывал мучения, то только потому, что не мог доставить себе удовольствие это сделать.
 – Люди не исчезают бесследно. Кому-нибудь наверняка известно, где он.
 – Я уже начал поиски одного из членов его семьи, который мог бы мне что-то рассказать, но в мексиканской общине семьям свойственно сплачиваться, чтобы защитить друг друга от вмешательства посторонних. Кроме того, они чуть ли не в истерику кидаются, стоит лишь упомянуть о трансплантации внутренних органов.
 Кэт понимающе кивнула.
 – Испанские культурные традиции изначально отвергают саму идею трансплантации. Они считают, что тело должно быть погребено нетронутым, в противном случае умерший никогда не обретет мира и покоя в потусторонней жизни. В Калифорнии среди наших больных с пересаженным сердцем было несколько американцев испанского происхождения. Они пытаются убедить своих соплеменников, пытаются прорваться сквозь этот социокультурный барьер, но с переменным успехом. Поэтому решение мистера Рейеса, по всей вероятности, не нашло понимания и поддержки у его семьи и родственников жены.
 – Что ж, буду продолжать свои попытки.
 – А моя группа крови совпадает с ее?
 – Да.
 – В таком случае я могла получить ее сердце.
 – Вполне вероятно. Но надо учитывать временной фактор. Подъехав к автостоянке перед зданием телецентра, Алекс затормозил рядом с машиной Кэт. Выключив зажигание, он положил руку на спинку сиденья и повернулся к ней лицом.
 – Рейес напал на нее в середине дня. Твоя трансплантация была сделана ранним утром следующего дня.
 – Но как долго билось сердце Джуди Рейес до того, как они объявили, что ее мозг умер? Могли пройти часы, ведь так? Что сдвигает подготовку сердца к пересадке гораздо ближе ко времени моей трансплантации.
 – Это всего лишь беспочвенные рассуждения, не имеющие под собой фактов.
 Уязвленная отсутствием у него энтузиазма, Кэт обиженно возразила:
 – Эта версия таит в себе много возможностей. Почему ты так пренебрежительно к ней относишься?
 – Мы ищем факты, а не возможности. Не делай скоропалительных выводов только на том основании, что они тебе удобны. Все это требует методичного расследования.
 – Ну, раз так, не тяни с этим расследованием. Кэт постучала пальцем по наручным часам. – Часы отсчитывают время, оставшееся до годовщины.
 – Я знаю, Кэт. Ты боишься?
 Она не видела никакого смысла в том, чтобы уклоняться от прямого ответа.
 – Какой-то сумасшедший очень тонко, но весьма определенно угрожает моей жизни. Черт побери, да, я боюсь.
 – Тогда поживи у меня, пока мы его не найдем.
 – Мне даже в голову не могло прийти, что у тебя хватит наглости предложить мне такое. – Она четко выговаривала каждое слово. – Этого не будет, мистер Пирс.
 – Почему?
 – Потому что я этого не хочу.
 – Врунья.
 Кэт пришла в ярость. Она признавала за собой целый ряд недостатков, но привычка врать в их число не входила. Более того, она презирала ложь и лжецов. Алекс не мог нанести ей большего оскорбления, даже если бы захотел.
 – Ты и впрямь очень высокого мнения об этом отростке, что спрятан у тебя в штанах, а? Мы, бедные слабые женщины, дрожим от страха при мысли, что лишимся твоего внимания. Так ты думаешь? – Кэт саркастически рассмеялась. – Должно быть, такое же тупое нахальство со стороны мужа и толкнуло Джуди Рейсе в объятия любовника.
 Мгновенным движением он выхватил из-под пиджака револьвер и нацелил его ей в голову.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ


 Кэт решила, что стреляли в нее, пока не поняла, что три резких щелчка не были звуками выстрелов, кто-то стучал в окно машины.
 Она быстро повернула голову. Вооруженный охранник вглядывался внутрь салона, почти касаясь носом запотевшего ветрового стекла. Кэт поспешила опустить окно.
 – Ах, это вы, мисс Дэлани, – сказал он удивленно и вместе с тем с явным облегчением. – Я подумал, что это за машина, которая припарковалась рядом с вашей, и решил на всякий случай проверить. Все в порядке?
 – Все прекрасно, спасибо.
 – Мистер Уэбстер самолично приказал, чтобы мы были начеку, если заметим что-то странное.
 Он взглянул поверх ее плеча на Алекса. Успел ли тот спрятать оружие?
 – Вы друг мисс Дэлани? – поинтересовался охранник.
 – Да, – ответила Кэт, прежде чем Алекс успел раскрыть рот. – Он подвез меня до моей машины.
 Но Алекса было не так-то просто обойти. Он тут же встрял:
 – Мы уже почти закончили, приятель, или мы тебе мешаем?
 – У нас правда все в порядке, – поспешила добавить Кэт, надеясь, что ее улыбка выглядит достаточно естественно. – Мы просто болтали. Я скоро уеду.
 – Что ж, тогда ладно. – Охранник с важным видом подтянул пояс и кобуру, как будто намекая Алексу – или себе самому, – что он вооружен и очень опасен.
 На телестудии постоянно шутили, что у охранников на всех одна пуля, которой они пользуются по очереди. Скорее всего, его оружие даже не было заряжено.
 В отличие от револьвера Алекса, уж он-то наверняка заряжен.
 – Я буду вон там, мисс Дэлани, на случай, если вдруг вам понадоблюсь. – Охранник предостерегающе взглянул на Алекса и направился к зданию.
 Кэт подняла ветровое стекло. Ей удалось вежливо держать себя с охранником, но, повернувшись к Алексу, она дала волю гневу.
 – Ты что, с ума сошел?! Как ты смеешь направлять на меня заряженное оружие?! Ты же до смерти меня напугал!
 – Я целился не в тебя. Наоборот, я пытался тебя защитить.
 – Отчего?!
 – От тени, которую заметил в темноте и которая приближалась к ветровому стеклу. Я не знал, что это всего лишь охранник.
 – Мог бы подождать и выяснить, кто это, а потом уже доставать револьвер.
 – Так легко можно дать себя убить, если ждать, пока твой противник тебя опередит.
 – Нет, конечно, твой способ намного лучше. Сначала стреляй, а потом задавай вопросы. Разве не так случилось в тот самый день, когда ты застрелил того парня в Хьюстоне?
 Ее гневные слова ударились о спинки салона, и сразу воцарилось удивительное молчание, прерываемое только ее быстрым отрывистым дыханием.
 Лицо Алекса стало каменным, глаза метали молнии.
 – Кто тебе сказал?
 Кэт мгновенно пожалела о своей вспышке.
 – Алекс, я…
 – Кто тебе сказал?
 – Дин. Мне сказал Дин. Сегодня днем.
 – Держу пари, этот сукин сын наплел Бог знает что, – пробормотал он. – Рассказал тебе все в деталях, со всеми леденящими душу подробностями, не так ли?
 – По правде говоря, почти без деталей. Алекс презрительно фыркнул.
 – Я бы хотела выслушать твою версию, – мягко проговорила Кэт.
 – Как-нибудь в другой раз. – Он наклонился и открыл перед ней дверцу машины, сделав такое резкое движение, что дверь чуть не закрылась снова. – Алекс, прости. Мне не надо было поднимать этот вопрос. Во всяком случае, не таким образом.
 – Слишком поздно, – отрывисто сказал он. – Ты уже об этом заговорила. Теперь тебе лучше уйти.
 Кэт не знала, что делать, но ей было ясно, что Алекс взбешен и не настроен себя защищать. Она вышла из машины и закрыла за собой дверцу. Мотор сразу же взревел – машина быстро рванула со стоянки, оставив ее одну.
 Сквозь глубокий, но беспокойный сон Кэт вдруг почувствовала чье-то присутствие. Прежде чем она успела испуганно вскрикнуть, он зажал ей рот рукой.
 – Это я. – Он говорил низким, хрипловатым шепотом, но она сразу же узнала его голос. – Мне нужно… мне нужна ты.
 Он лег рядом с ней, наполовину прикрыв ее своим телом.
 – Не бойся, Кэт. Ты не боишься?
 Она покачала головой.
 Алекс осторожно убрал руку, прижавшись губами к ее рту. Сначала он легко целовал ее, потом стал более страстным, исследуя ее рот языком.
 Спустя некоторое время он слегка отстранился и замер, прижавшись губами к ее шее.
 – Не прогоняй меня.
 Расстегнув пряжку пояса и застежку на брюках, он притянул к себе ее руку.
 – У меня была ужасная ночь, малышка. Мне очень худо. – Алекс стал массировать ее рукой свой возбужденный пенис. Когда ее большой палец коснулся самого чувствительного места, он застонал.
 Нагнув голову, он уткнулся лицом в ее грудь, прикрытую ночной рубашкой.
 – Ты меня хочешь, я же, черт побери, знаю, что хочешь. Разве не так, Кэт? Разве нет? – Он снова и снова просительно повторял ее имя.
 Кэт что-то забормотала, одновременно соглашаясь и протестуя; нотки недовольства в ее голосе звучали все реже. Она расстегнула ему рубашку. Его кожа под ее руками и губами была сухой и горячей. Когда наконец, полностью раздетый, он лежал на ней, она, как бы приветствуя его, обвила его бедра ногами.
 Алекс сжал в руках ее ночную рубашку и начал постепенно поднимать ее все выше и выше, затем, легко перекинув ее через голову Кэт, отбросил в сторону. Его руки гладили ее тело, всеми десятью пальцами исследуя каждый сантиметр кожи от ключиц до бедер. Он зарылся лицом в податливую мягкость ее живота – она обхватила руками его голову и крепко сжала ноги, обвитые вокруг его бедер.
 Он поцеловал ее пупок, потерся щекой о завитки волос внизу живота, медленно провел языком по ложбинке на сгибе бедра. Опершись пятками, она изогнулась от наслаждения, не отрывая живота от его лица.
 Он положил руку между ее ног и легко ввел ей внутрь два пальца. От удовольствия и неожиданности Кэт слегка вскрикнула.
 – Не надо кончать, – едва смог вымолвить он. – Пока не надо. Я хочу, чтобы это произошло, когда я буду внутри тебя.
 Но она была очень возбуждена, а его пальцы знали свое дело. Кэт сколько могла боролась с нарастающей в ней страстью, но наступил момент, когда она уже не могла больше сдерживаться.
 Алекс, словно почувствовав это, вдруг выпрямился и вошел в нее – как раз когда ее охватил оргазм. Стенки ее тела сомкнулись вокруг него, как будто зажав в кулак.
 – Ах, Господи, да!
 Через несколько мгновений он уже лежал на ней совершенно обессилевший; их кожа была шелковистой от пота – казалось, будто тает сама плоть.
 Спустя некоторое время он попытался приподняться. Кэт еще не была готова отпустить его. Сев на постели, она изогнулась и дотронулась открытым ртом до влажного участка слегка покрытой волосами кожи внизу его живота, чуть ниже пупка.
 Алекс запустил пальцы в ее волосы и упал на спину, увлекая за собой. Она наклонилась над ним и стала покрывать его грудь и живот легкими поцелуями. Затем кончиком языка начала ласкать его соски, пока они не отвердели и не выпятились вперед.
 Когда она взяла его пенис в руку, он был уже достаточно возбужден. Кэт продолжала ласкать его тело, склонившись над ним и не меняя положения. От ожидания их возбуждение только нарастало. Наконец она медленно села на него, вобрав его в себя целиком. Полузакрытыми от наслаждения глазами он наблюдал, как она скачет на нем верхом, гордо выпятив вперед высокую грудь. Кэт сама поражалась своей смелости, даже в некотором роде эксгибиционизму, и отсутствию прежней зажатости.
 Не отрывая от нее взгляда, Алекс лизнул кончики своих пальцев и легонько погладил ими ее сосок, который сразу же сморщился и затвердел, затем стал сжимать его большим и указательным пальцами. Другая его рука скользнула по росшим у нее на лобке волосам, протиснулась между ног и коснулась клитора. Кэт словно пронзило током: ее голова запрокинулась назад, она быстро заработала бедрами. Он продолжал ласкать ее, едва дотрагиваясь до клитора подушечкой пальца.
 Когда наступил кульминационный момент, тело Кэт задрожало. Она внезапно будто обмякла, но Алекс крепко обхватил ее руками, прижал к себе, и они вместе забились в конвульсиях сильнейшего, всепоглощающего оргазма.
 Затем она без сил упала ему на грудь, хватая ртом воздух. Их сердца бились совсем рядом. Он, как ребенка, прижал ее к себе и долго держал так, а его губы что-то ласково шептали ей. Но из-за биения собственного сердца она не могла расслышать его слов.
 Кэт проснулась и увидела, что лежит ногами к изголовью, бережно укрытая углом простыни и одеяла, а остальная постель спутанной грудой возвышается в центре кровати.
 Она села, откинув лезшие в глаза волосы, и окинула взором свою спальню. Комната освещалась тусклым рассветным светом. В доме было очень тихо. Она поняла, что осталась одна.
 Где-то между исступлением страсти и сном Алекс покинул ее.
 Или ей все это приснилось?
 Нет, в реальности этих нескольких совместно проведенных часов любви, столь отличавшихся от привычных дневных взаимоотношений, нельзя было сомневаться. Ее тело все еще хранило об этом горькие и одновременно сладкие воспоминания.




 ГЛАВА СОРОКОВАЯ


 Кэт увидела его снова только спустя три дня, в течение которых он не звонил и не пытался с ней увидеться. За эти дни Кэт часто приходила в голову мысль, что напряжение последних недель могло повлиять на ее душевное состояние и что ей всего лишь привиделось, как он украдкой проник к ней в дом и в ее постель, в результате чего она пережила самое восхитительное в жизни сексуально-романтическое приключение.
 Однако, повнимательнее прислушавшись к самой себе – к своим чувствам, не говоря уже о теле, – она пришла к выводу, что все это не было плодом ее воображения.
 Остававшиеся еще сомнения разом исчезли, стоило его голове просунуться в тонваген, где Кэт с Джеффом обсуждали детали следующего эпизода программы «Дети Кэт».
 Алекс постучал в стену фургона. Кэт подняла голову, оторвавшись от очередной папки с личным делом. Джефф тоже обернулся на стук.
 – Мистер Пирс, – с удивлением протянул он, – приветствую вас.
 Алекс ответил на приветствие ее ассистента, но его глаза не отрываясь смотрели на Кэт.
 Ее реакция на его появление мало чем отличалась от той, которую обычно в таких случаях демонстрируют в комедиях: она вся обмякла, как будто из нее вынули скелет. Безжизненные пальцы не могли удержать даже шариковой ручки, и та, скатившись с папки на ее колени, упала на пол фургона.
 – Я сейчас… – Чувствуя общую неловкость, Джефф пробормотал что-то о необходимости срочно отлучиться и быстро покинул машину, оставив их наедине.
 Алекс продолжал смотреть на нее через открытую дверцу фургона. На нем были джинсы и неглаженая рубашка с завернутыми до локтя рукавами. Его волосы, как обычно, казались взъерошенными ветром.
 – Привет, Алекс. Что тебя привело сюда? Он обернулся, взглянув через плечо на то, как съемочная группа устанавливала видеоаппаратуру на парковой лужайке. Видеооператор с Джеффом обсуждали, под каким углом лучше проводить съемку. Один из ассистентов проверял микрофоны. Охранник, на присутствии которого настоял Билл, курил, прислонясь к стволу дерева.
 – Я никогда не видел, как ты работаешь, – ответил Алекс, снова поворачиваясь к ней лицом. – Во всяком случае, на натуре.
 – Это не такое красивое зрелище, каким оно видится с экрана телевизора.
 – Если ты не возражаешь, я тут немного побуду. Значит, они не будут ничего обсуждать. Что ж, прекрасно. Похоже, он решил делать вид, что между ними ничего не произошло той ночью, – ее это вполне устраивало. Пожалуй, он прав, и так даже лучше. Он пришел к ней тогда в середине ночи, отчаявшийся, умоляющий помочь ему избавиться от физического и эмоционального напряжения, что свидетельствовало о том, что ему тоже присущи слабости, как и всем смертным. Кэт ответила на его мольбу, не выказав ни малейшего сопротивления, что, в свою очередь, свидетельствовало о том, как легко она поддается его влиянию.
 В ту ночь им обоим недоставало самоконтроля и здравого смысла. Она не могла упрекать его в том, что он использовал ее, одновременно не упрекая и себя, что так легко позволила ему это сделать. Зачем снова возвращаться ко всему этому? Чтобы не чувствовать себя неловко, почему бы не сделать вид, что этого просто не было?
 Кроме того, она не была уверена, что сможет при ярком дневном свете обсуждать то, что произошло между ними глубокой ночью. Даже одни воспоминания об этом заставляли ее щеки пылать от смущения.
 – Что ж, если тебе так хочется, можешь остаться, разрешила она ему. – Но, вероятнее всего, тебе надоест раньше, чем мы освободимся.
 – Сомневаюсь.
 Джефф нерешительно подошел к ним.
 – Э-э, Кэт, Шерри только что приехала вместе с Джозефом.
 – Сейчас иду.
 Она обула кроссовки и завязала шнурки. Алекс помог ей выйти из фургона.
 – Спасибо. – Перед Шерри, Джеффом и ожидавшей ее съемочной группой Кэт пыталась выглядеть беззаботной, несмотря на то что у нее все еще подгибались колени из-за его неожиданного появления.
 Однако вскоре Джозеф полностью завладел ее вниманием, заставив на время забыть об Алексе. Росту этого ребенка помешала болезнь, сделавшая из него калеку, и, несмотря на то что ему было семь лет, он выглядел едва на четыре. Его ноги были затянуты специальными стальными скобками, но тем не менее мальчик мог передвигаться без посторонней помощи. У него были большие уши и такие толстые линзы в очках, что глаза казались совсем крошечными.
 Ковыляя навстречу Кэт, мальчуган так и сиял улыбкой.
 – Я пришел сниматься на телевидении, – гордо заявил он.
 Шерри Паркс рассмеялась.
 – Я думаю, мне следует заранее предупредить вас, Кэт. Этот ребенок – прирожденный артист. Следите за ним, а то как бы он не затмил вас в этой программе.
 – Как приятно снова встретиться с тобой, Джозеф.
 Они познакомились на пикнике у Ненси Уэбстер. Глядя на него сверху вниз, Кэт сузила глаза и угрожающе проговорила: – Но, если я замечу, что ты затмеваешь меня, я приму меры. Запомни, здесь одна звезда, и это я.
 – Ладно, – смеясь, согласился Джозеф. – Это он будет нас снимать? – Мальчик показал рукой на Алекса.
 – Нет. Он просто зритель. Его зовут мистер Пирс. Он пишет книги.
 – Книги? Честное слово?
 – Рад с тобой познакомиться, Джозеф. – Алекс пожал мальчику руку с такой серьезностью, как будто тот был взрослым.
 – Вы такой высокий.
 – Не-а, это у меня ботинки на каблуках. – Алекс поднял ногу и продемонстрировал малышу каблук своего ботинка. – Без них во мне всего пять футов пять дюймов.
 Смех Джозефа был похож на искрящиеся пузырьки воздуха в бутылке шампанского. Кэт сделала себе мысленную пометку непременно записать его на пленку. Кто сможет устоять против такого смеха?
 Она представила Джозефу остальных, и Джефф объявил, что можно начинать. Кэт взяла мальчика за руку и повторила:
 – Не забывай, лучшие кадры мои.
 Они с Джозефом уселись рядом на карусели. Ассистент режиссера прицепил им на одежду микрофоны, и Кэт взяла у мальчика небольшое интервью. Она болтала с Джозефом о пустяках, пока он не перестал замечать телекамеру и стесняться.
 – Ты бы хотел, чтобы тебя усыновили, Джозеф?
 – А то нет. А у меня будут братья и сестры?
 – Может быть.
 – Это было бы здорово.
 Все его ответы отличались подкупающей искренностью. Операторы одновременно снимали его интервью в двух ракурсах, чтобы при редактировании монтировать куски с обеих камер, создавая впечатление, что вся пленка снималась по меньшей мере двумя телекамерами поочередно.
 Затем Кэт и Джозеф гуляли среди дубов с заросшими мхом стволами, а сзади них шел телеоператор, держа камеру на плече.
 Когда Джефф объявил, что они отсняли весь необходимый для сюжета материал. Алекс протянул Джозефу руку.
 – Если ты когда-нибудь надумаешь стать звездой экрана, я хочу быть твоим импресарио. Идет?
 Улыбка Джозефа стала еще шире. Кэт опустилась на корточки и обняла его.
 – Будем надеяться на лучшее, ладно?
 – 0'кей. Кэт, ты не беспокойся. Если меня не усыновят, я не буду на тебя в обиде.
 В ее горле образовался комок. Отец Джозефа сбежал, когда ребенок еще не появился на свет, мать страдала депрессией и употребляла наркотики. Когда Джозефу было три года, власти штата забрали у нее мальчика. С тех пор он жил в приемных домах. Он заслуживал семьи, любви и ласки. С его обаянием и чувством юмора этот ребенок стал бы прекрасным приобретением для любой семьи. Кэт было очень жаль возвращать его Шерри – она махала им вслед до тех пор, пока машина не скрылась из виду. Алекс провел рукавом по вспотевшему лбу.
 – Ты была права. Это совсем не так легко и красиво, как кажется. Два часа работы, чтобы сделать двухминутный сюжет?
 – Это не считая всей последующей работы, которая тоже требует времени, – ответил ему Джефф. Кстати, на съемку уходило бы вдвое больше "времени, не будь Кэт настоящим профессионалом. Ей редко приходится делать второй дубль.
 Кэт сделала кокетливый книксен.
 – Вы едете? – позвал их из фургона ассистент режиссера. Оборудование было уже погружено, оператор сидел за рулем, мотор был заведен, и кондиционер работал на полную мощность. Охранник уже докуривал последнюю сигарету, готовый сесть в машину. Он ни разу не попросил у Алекса документы и не поинтересовался, что тот делает на съемках. Билл явно зря платит ему деньги, подумала Кэт.
 Джефф направился к фургону, но Кэт задержалась, пристально взглянув на Алекса.
 – Ты ведь явился сюда в столь жаркий день не только для того, чтобы посмотреть, как мы работаем, не правда ли?
 – Мне было интересно.
 Кэт уперла руки в бока.
 – Ты немного староват для выездов на природу. Признайся, Пирс, в чем дело?
 – Я нашел Циклопа.
 Он сидел на корточках возле своего «харлея», меняя в нем свечу зажигания. На самом деле «харлей» не нуждался в ремонте – он возился с ним просто для того, чтобы хоть немного забыть о своих проблемах. Если бы все в его жизни было отлажено так, как мотоцикл, он был бы счастливым человеком. Его «харлей» был единственным, на что он мог положиться, только он выполнял все его команды, не оспаривая их правоту. И езда на нем каждый раз приводила его в восторг.
 С Кисмет все обстояло совсем иначе. Он злобно взглянул на нее через плечо. Она сидела на желтом виниловом мешке из-под бобов, который расстелила в тени, отбрасываемой чахлым кедром.
 Несколько лет назад эта женщина была самой привлекательной из здешних красоток. Ему завидовал любой из знакомых мужчин. Ее темперамент не знал удержу. 0на не боялась ничего на свете. Даже его.
 Черт побери, в те времена, если он делал что-нибудь, вызывавшее ее недовольство, она бросалась на него с кулаками, иногда раня его до крови острыми ногтями и зубами. Они обычно дрались до тех пор, пока драка не переходила в секс, что случалось каждый раз. Насилие всегда возбуждало ее больше, чем что-либо другое. Чем грубее было насилие, тем сильнее она возбуждалась. Брыкаясь и вырываясь из рук, она, испытывая оргазм, визжала как резаная.
 А сейчас в ее темных глазах, когда-то метавших молнии, едва отражался дневной свет. Это были мертвые глаза. В сексе она тоже вела себя как труп, терпела его, но никогда не участвовала.
 Она даже выглядеть стала иначе: скрывала татуировку под одеждой, старалась как-то пригладить непокорные волосы. Он уже не помнил, когда она в последний раз надевала одежду, выгодно подчеркивавшую ее фигуру. И говорила она теперь тоже иначе.
 Попытаться возродить прежнюю Кисмет стало главной целью его жизни. Но она упорно сопротивлялась его намерениям. Где-то внутри ее по-прежнему сидела дикая кошка. За ее обычным пресным выражением лица настоящая Кисмет все так же насмехалась над всем миром. Он знал это, ему нужно было только придумать способ, как вытащить ее из этой скорлупы.
 Но стоила ли Кисмет всего того дерьма, через которое ему пришлось ради нее пройти?
 Нисколько, черт побери. Да он давным-давно бросил бы ее, если бы не одна существенная деталь: именно этого она и хотела. Она сама была бы рада, если бы он выгнал ее на улицу. И вот именно из-за этого он и не собирался с ней расставаться до скончания веков. Однажды он все-таки дал ей ускользнуть, и это сделало его всеобщим посмешищем.
 Но в конце концов именно он смеялся последним, разве не так?
 Когда Спарки ушел из их жизни, они возобновили прежние отношения. Впрочем, не совсем так. Она-то никогда уже не была прежней. Большую часть времени она даже смотрела сквозь него, как будто его не было вовсе. Единственным, что, казалось, могло победить ее безразличие, был страх. Когда она была напугана до предела, то становилась податливой, как воск.
 Именно поэтому наводить на нее страх стало его любимым занятием.
 Сейчас он встал и вытер руки о вылинявшую красную тряпку.
 – Иди в дом.
 Его резкий окрик заставил ее вздрогнуть. Вот еще одна особенность теперешней Кисмет: она вечно грезит наяву. У нее был свой мир, куда ему дорога закрыта.
 – Внутри очень жарко, Цик, – сказала она. – Я лучше посижу на улице. Здесь есть хоть какой-то ветерок.
 – Я сказал, марш в дом.
 – Зачем?
 – Так-таки и не знаешь зачем? – усмехаясь, с притворной мягкостью пропел он. Нагнувшись, Циклоп схватил ее за руку и с силой дернул. Она испуганно вскрикнула.
 В этот момент рядом с «харлеем» остановилась какая-то машина. Из нее вышел незнакомый мужчина и поверх крыши уставился на них. Цик отпустил ее руки.
 – Кто это?
 – Не знаю.
 Высокий худой пижон направился в их сторону. У него был холодный, пронзительный взгляд, губы кривились в недоброжелательной усмешке. Коп. Циклоп чуял их за целую милю. Возможно, у этого типа имелся револьвер, спрятанный сзади под ветровкой.
 – Кто вы такой и что вам здесь нужно? – спросил Цик, воинственно обернувшись к незваному гостю.
 – Я ищу человека по кличке Циклоп. Это вы?
 Цик сложил покрытые татуировкой руки на груди, ухмыльнулся, склонил голову набок, звякнул серебряным крестом, свисавшим из проколотой мочки уха.
 – Ну и что, если так?
 Игнорируя его вопрос, мужчина смотрел мимо него.
 – А вы Кисмет?
 – Да.
 – Заткнись, – рявкнул Цик. – Ты не обязана с ним разговаривать. – Он враждебно уставился на незнакомца, интуитивно чувствуя, что его появление предвещает неприятности. – Кто вы такой, черт подери?
 – Алекс Пирс.
 – Мне это ни о чем не говорит.
 – Неудивительно. Но я прихватил с собой кое-кого, кто хотел бы с вами познакомиться.
 Вернувшись к машине, он открыл дверцу пассажирского сиденья и о чем-то недолго поговорил с сидевшей там женщиной. Потом, освободив проход, помог ей выйти из салона. Послеполуденное солнце ярко осветило ее волосы, мгновенно сделав ее узнаваемой.
 – Господи Иисусе, Дева Мария и Святой Иосиф! – воскликнул Цик, утратив от удивления всю свою враждебность.
 Пижон-полицейский ни на шаг не отставал от рыжеволосой женщины и, пока они не подошли ближе, держался к ней почти вплотную. Она же не проявляла ни малейшей осторожности. Бойкая бабенка, подумал Цик. Маленькая, но бойкая. Сразу видно.
 – Меня зовут Кэт Дэлани.
 – Я знаю, кто вы такая, – ухмыльнулся он. – Вы пришли за мальчишкой?
 Кисмет вскочила на ноги, уронив поднос с бусинами, который держала на коленях. Блеснув в солнечных лучах, они упали прямо в грязь.
 – Нет! Я не позволю вам забрать его у меня! – крикнула она.
 – Мамочка!
 Цик резко обернулся. Мальчишка стоял за застекленной входной дверью, палец по обыкновению засунут за нижнюю губу. Он уставился на них своими широко раскрытыми глазищами. Когда он вот так глазел на него, Циклопа бросало в дрожь.
 Он уже собрался приказать ему вернуться в дом, как рыжеволосая сдавленно вскрикнула:
 – Майкл!




 ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ


 Кэт уставилась на мальчика как завороженная. Он выскочил из-за двери и, подбежав к матери, уткнулся лицом в ее юбку.
 – Вы мама Майкла? – слабым голосом спросила Кэт. Женщина нехотя кивнула. Кэт повернулась к рокеру. – В таком случае, вы, должно быть, Джордж Мерфи.
 – Разве вы здесь не по поводу мальчишки? Я думал, вы хотите забрать его, чтобы показать по телевизору, – тогда кто-нибудь наверняка захочет его усыновить.
 Кисмет жалобно запричитала, но Кэт успокоила ее движением руки.
 – Нет, я здесь не по поводу Майкла. Циклоп нахмурился.
 – Если вы приехали не для того, чтобы его забрать, то что вы здесь делаете?
 Шерри была права: Майкл и его мать, по всей видимости, любили друг друга. Мальчик смотрел на Кэт и застенчиво улыбался, узнав в ней свою знакомую, однако не забывая при этом цепко держаться за мать.
 Кэт повернулась к рокеру и окинула его с головы до ног презрительным взглядом.
 – Это вы присылаете мне письма с угрозами? Если это так, я приехала сюда, чтобы предупредить вас, что передала дело в полицию. И если я получу еще хоть одно…
 – Эй ты, сучка…
 – Полегче, приятель. – Алекс не повысил голоса, но в нем слышалась такая угроза, что Циклоп сразу же замолк на полуслове. Алекс впервые вмешался в разговор с того момента, когда события приняли неожиданный оборот, но Кэт не сомневалась, что от него не ускользнула ни одна деталь. – Грубить совсем не обязательно, – добавил он. – Просто отвечай на вопросы, которые задает тебе леди. Это ты присылал ей газетные вырезки по почте?
 – Я понятия не имею, о чем вы, вашу мать, здесь толкуете, – зарычал Циклоп. – Ничего не знаю ни о каких таких вырезках. И если вы оба сейчас же не уберетесь с моего…
 Кэт снова вмешалась в разговор:
 – Нам известно, что вы дружили с парнем по имени Спарки.
 Кисмет издала сдавленный крик, похожий на стон раненого животного.
 – Спарки? – переспросила она, затаив дыхание. – Вы сказали «Спарки»?
 – Заткни пасть, слышишь! – заорал Циклоп, переводя злобный взгляд своего единственного здорового глаза на Кэт. – Если вы разыскиваете этого коротышку, леди, то вам чертовски не повезло. Он уже несколько лет как покойник.
 – Я об этом осведомлена.
 – Тогда зачем надоедать мне?
 – Вы дали разрешение использовать его сердце для трансплантации. Мне была сделана пересадка сердца спустя несколько часов после его смерти. Есть вероятность, что я получила его сердце.
 Кисмет, охнув от изумления, прикрыла рот рукой. Ее глаза наполнились слезами.
 – Насколько я знаю, вы были с ним очень близки, – мягко сказала Кэт. Женщина кивнула.
 – Это дело прошлое, – вмешался Цик. – Что вы хотите от меня?
 За нее ответил Алекс:
 – Трое людей, которым была сделана пересадка сердца в тот же день, что и мисс Дэлани, умерли, причем у нас есть основания считать, что они были убиты кем-то из семьи донора, который почему-то вдруг пожалел о своем разрешении на трансплантацию.
 – Кто бы он ни был, он ясно дал мне понять, что я следующая в этом списке, – добавила Кэт.
 – Ай-яй-яй, как печально, – саркастически заметил Цик. Алекс угрожающе шагнул вперед, но Кэт быстро схватила его за рукав и оттащила назад.
 – Алекс, я не думаю, что они что-нибудь знают обо всем этом.
 – Но ведь он сразу же тебя узнал. Я видел это по его лицу.
 – Господи Боже мой, но ведь ее показывают по телевизору! – закричал Циклоп. – Что же я, по-вашему, тупой и слепой?!
 – Я думаю, что ты просто дерьмо, – парировал Алекс.
 – Тише, вы испугаете мальчика. – Кэт взглянула на Кисмет. – Вы когда-нибудь пытались связаться с тем, кому пересадили сердце Спарки?
 – Да, пыталась.
 Цик повернулся и гневно уставился на нее.
 – Что это ты там несешь?!
 Как будто не слыша его, она обращалась непосредственно к Кэт:
 – Примерно через год после того, как Спарки погиб, я ходила в больницу, где он умер. Они сказали мне, чтобы я позвонила в банк… ммм…
 – Банк органов?
 – Наверное, так. Они даже написали мне на бумажке номер телефона.
 Цик угрожающе шагнул к ней.
 – Да ты заткнешься или нет, уродина?! Ты не обязана ничего им говорить. А где, интересно, был я, что ты сумела тайком от меня смотаться в больницу?
 Кисмет продолжала его игнорировать.
 – Я позвонила по тому номеру, что они мне дали. Женщина, которая подошла к телефону, говорила со мной очень вежливо, но не могла мне ничего сообщить, потому что я не являлась родственницей Спарки. Я ее умоляла мне сказать. Мне очень хотелось узнать, не…
 – Я сказал, заткнись! – Цик внезапно сделал выпад, ударив ее по голове чуть выше виска.
 Даже если бы Кэт хотела, она не смогла бы остановить Алекса. Он бросился на Циклопа, схватил его обеими руками за горло и со всего размаха впечатал в стену дома.
 – Только тронь ее еще раз, и отправишься в тюрьму, ты, безмозглый ублюдок. – Голос Алекса был довольно тихим, но в нем звучали стальные нотки. – Но еще раньше я дам тебе хорошую взбучку, на которую ты сам напрашиваешься. Вырву тебе последний глаз и помочусь в дырку. К тому моменту, как я закончу тобой заниматься, ты и впрямь станешь тупым и слепым. Ты будешь сам просить запереть тебя в тюрьму на долгий-долгий срок, чтобы я не смог снова до тебя добраться.
 – Что ты ко мне пристал, идиот? – проворчал Цик. Было видно, что ему больно. – Алекс коленом ударил его в пах. – Я не собираюсь до нее и пальцем дотрагиваться.
 Кэт наблюдала за Майклом. Он ухватился за юбку матери, крепко сжимая ее крошечными кулачками и уткнувшись лицом в складки материи.
 – Алекс, помни о мальчике.
 Эти слова подействовали на Алекса как магическое заклинание. Он отпустил рокера и даже отодвинулся назад, снова встав рядом с Кэт, но остался таким же напряженным, готовым мгновенно броситься в атаку.
 На протяжении их потасовки Кисмет оставалась совершенно безучастной – казалось, что происходящее ее нисколько не занимает. Кэт сделала вывод, что она уже давно привыкла к подобным вспышкам ярости со стороны Циклопа, поскольку сама слишком часто становилась их жертвой.
 – Кисмет, – обратилась к ней Кэт. – Вы знаете что-нибудь о том, кто получил сердце Спарки? Куда оно было отправлено? Знаете хоть что-нибудь?
 Кисмет покачала головой и, посмотрев на Цика, опустила глаза…
 Кэт хотелось узнать поподробнее, но она боялась, что дальнейшие расспросы вызовут у Циклопа очередную вспышку гнева, что, безусловно, отразится на Кисмет и ребенке. Повернувшись к рокеру и даже не пытаясь скрыть презрение, она спросила:
 – С ними все будет в порядке?
 – А что с ними может статься?
 – А то, что по вашей милости они уже несколько раз побывали в больнице, – столь же презрительно продолжала Кэт. – Вы гнусный тип, вы знаете об этом? На вас жалко смотреть. Вы всего лишь вонючий подонок, который бьет женщину и ребенка, чтобы доказать, что он мужчина.
 – Кэт. – На сей раз они поменялись ролями. Настала очередь Алекса вполголоса напомнить ей о присутствии ребенка.
 Цик уперся кулаками в бока.
 – Мы ничего не знаем ни о вашем сердце, ни о сердце Спарки, ни о какой-то там чертовой почте, – выпалил он со злобным смешком. – И, уж конечно, ничего не знаем ни о каких убийствах. Поэтому убирайтесь отсюда к едрене матери, пока я и вправду не рассердился.
 Алекс схватил ее за руку.
 – Пошли.
 Кэт позволила отвести себя к машине. Алекс завел мотор и мгновенно рванул с места, с каждой секундой увеличивая расстояние между ними и Джорджем Мерфи.
 – В это трудно поверить. Все это время они были в моих папках с личными делами, – удивленно повторяла Кэт. – Циклоп и Кисмет. Как тебе удалось их найти?
 – У Дядюшки Дикси в архивах полный порядок. За Мерфи кое-что числится. Не одно полицейское управление штата имеет на него материал. В управлении полиции Сан-Антонио я нашел его досье с нынешним адресом.
 – Когда Майкл появился там, в проеме двери… – Она все еще не могла прийти в себя от шока. – Он такой милый и такой беззащитный. Я никак не могу смириться, что он живет рядом с таким зверем.
 – А женщина?
 – Мне кажется, она очень любит своего сына. Но она живет в постоянном страхе перед Циклопом.
 – Когда он ее ударил…
 – Жаль, что ты не стер его в порошок. Алекс на секунду оторвал глаза от дороги, с удивлением взглянув на нее.
 – И это говоришь ты, которая обвиняла меня в том, что я сначала стреляю, а потом уже задаю вопросы. Так все-таки, что ты предпочитаешь? Реши же наконец.
 – Не заводись, Алекс. Сегодня днем с меня хватит неприятных разговоров. Мне нужно немного отсидеться в своем углу, прежде чем встретиться с тобой в следующем раунде.
 – Наверное, тебе просто надо отдохнуть. Никогда прежде ты так легко не сдавалась.
 Кисмет и Циклоп жили в массиве к юго-востоку от Сан-Антонио. Дорога заняла всего полчаса, большую часть которых Кэт просидела, глядя невидящими глазами сквозь лобовое стекло. К тому времени, как они достигли города, сгустились сумерки. В окнах домов и офисов стал зажигаться свет. Неоновые огни зазывали посетителей в рестораны и кинотеатры.
 – Я бы дорого отдала, чтобы единственной проблемой сегодня вечером у меня была проблема, какую картину посмотреть, – нарушила молчание Кэт.
 – Ты просто приуныла.
 – У меня есть для этого все основания, не так ли? Мы разыскали Циклопа, но не продвинулись ни на шаг вперед в поисках моего преследователя.
 – Так ты не думаешь, что это наш друг Джордж?
 – А ты считаешь, что это он?
 – Хотелось бы, чтобы это был он, но вряд ли.
 – Почему хотелось бы и почему вряд ли?
 – Это было бы неплохо, потому что мне очень хочется наконец засадить этого подонка. По нему давно тюрьма плачет. Рано или поздно он все равно окажется в Хантсвилльской тюрьме, причем очень и очень надолго. И уж лучше бы это случилось раньше, чем он кому-нибудь причинит вред, в особенности Майклу. Во-вторых, я хочу, чтобы все это кончилось и ты могла вздохнуть с облегчением. Чтобы ты спокойно спала по ночам, не беспокоилась о том, доживешь ли до следующего утра.
 – Вот уж действительно приободрил. Спасибо, что поднял мой дух. – Через минуту Кэт снова спросила: – А почему ты не думаешь, что это Циклоп?
 – Прежде всего, он слишком тупой. Это достаточно сложный замысел, хорошо разработанный и хорошо исполненный кем-то, у кого есть мозги и терпение. У Циклопа нет ни того, ни другого.
 – Скорее всего, ты прав, но давай предположим, что все же есть небольшая вероятность. Циклоп перебивается с хлеба на воду, поэтому отправиться в путешествие на неопределенный период времени не составит для него большого труда.
 – Таская за собой Кисмет и Майкла? – спросил Алекс.
 – Думаю, что нет. Кроме того, мы ведь уже пришли к выводу, что мой преследователь втирается в доверие к своим жертвам. Что касается Циклопа, то никто в здравом уме не подпустит его к себе и на пушечный выстрел.
 – А женщина? Может быть, она выступает в роли приманки, чтобы заманить жертвы в ловушку, завоевывает их доверие, возможно, играет на их жалости. А Циклоп тем временем отправляет их на тот свет.
 Решительно покачав головой, Кэт отвергла эту гипотезу.
 – Не думаю, что ее самоустраненность является наигранной. Она не произвела на меня впечатления притворщицы. Кроме того, Пити говорил нам, что Кисмет была влюблена в Спарки. Зачем же ей тогда пытаться заставить замолчать его сердце? У меня создалось впечатление, что она все еще любит его.
 – Ага. И Циклоп отнюдь не в восторге от этого.
 – И если он ревновал к Спарки, когда тот был жив…
 – То, вероятнее всего, он и сейчас все еще ревнует. Кисмет продолжает нести эстафету, даже через столько лет после смерти Спарки, – закончил ее мысль Алекс.
 – А Циклоп так и не избавился от своего соперника.
 – Его подруга не забыла невысокого паренька, который превосходил его не только в постели, но и в ножевой драке. И он решает отомстить, убивая любого, кто мог получить сердце Спарки.
 Кэт торжествующе посмотрела на него, как будто они только что открыли лекарство против рака. Но ее радостное волнение быстро утихло.
 – Что вновь возвращает нас к вопросу о том, как он сумел втереться в доверие к тем трем своим жертвам. Циклоп не относится к тому типу людей, которые легко вживаются в обстановку. Если рядом с ним кто-то умрет при странных обстоятельствах, он непременно попадет под подозрение. – Кэт, признавая свое поражение, усмехнулась. – О Господи, кто бы мог подумать, что из-за того, что мне вшили донорское сердце, меня начнет преследовать какой-то психопат? А хочешь знать, что мне кажется самым смешным в этой истории? – Она прижала ладонь к груди. – Я никогда не хотела, чтобы ко мне относились как-то по особенному только из-за того, что у меня пересаженное сердце.
 – Но ведь подобную операцию и вправду делают единицам, – осторожно напомнил ей Алекс.
 – Но я вовсе не прошу из-за этого носиться со мной как с писаной торбой. Я хочу, чтобы люди забыли, что у меня не то сердце, с которым я родилась. А вместо этого, судя по всему, никто из тех, с кем я знакома, не может думать ни о чем другом, как только о моем пересаженном сердце.
 На сей раз охранник на автостоянке для сотрудников WWSA узнал машину Алекса и, когда они проезжали через ворота, помахал им рукой. Он заговорщицки улыбался, как будто участвовал в какой-то романтической интриге.
 Алекс выключил мотор и повернулся к Кэт.
 – Я думаю совсем не об этом, когда нахожусь с тобой рядом, совсем не об этом.
 Кэт остро чувствовала его близость и поэтому попыталась свести разговор к шутке.
 – Уж не собираешься ли ты начать воспевать мои волосы, глаза и губы, а?
 – Если ты этого захочешь. Или я могу удариться в поэзию и начну распространяться об эрогенных зонах твоего тела, которые у тебя покрывают каждую клеточку кожи. Об этом говорит мне мой опыт.
 Это была беззастенчивая лесть, но у Кэт что-то приятно защекотало внутри, хотя она всеми силами старалась не прислушиваться к своим ощущениям.
 – Побереги этот бульварный жаргон для своих романов. Будет обидно, если столь многозначительно завуалированные фразы не окажут на меня ожидаемого действия.
 Алекс усмехнулся.
 – А я думаю, они тебе нравятся.
 – Кто – они?
 – Мои многозначительно завуалированные фразы. Кэт словно наяву мысленно услышала те слова, которые он шептал ей на ухо в ту ночь. Чтобы снова не поддаться соблазну, она открыла дверцу машины.
 – Спасибо, что нашел Циклопа.
 – Я планирую продолжить расследование в этом направлении, так что его еще рано списывать в архив.
 – Дай мне знать, если что-нибудь новое выплывет наружу. Спокойной ночи, Алекс.
 – Кэт?
 Она посмотрела на него через плечо. Казалось, он хочет ей что-то сказать, но сам не знает, нужно ли это делать. Наконец Алекс тихо выдавил из себя:
 – Спокойной ночи.
 И они разъехались в разные стороны. Кэт поехала домой, сама не понимая, какие эмоции испытывает. Он мог бы быть и понастойчивее, чтобы сломить ее сопротивление. Она бы все равно сказала «нет», но он мог бы приложить побольше усилий, чтобы убедить ее провести с ним ночь.
 Готовясь ко сну, Кэт продолжала мысленно ворчать по этому поводу. Она как раз вышла из душа, когда раздался звонок в дверь. Значит, он все-таки решил приехать к ней домой.
 Завязывая на ходу пояс махрового халата, она быстро прошла через весь дом к парадной двери. Предвкушение встречи с ним возбуждало ее, словно шипучее молодое вино; все тело покалывало от нетерпеливого ожидания.
 Но, когда Кэт посмотрела в глазок, ожидая увидеть на пороге Алекса, она была неприятно поражена.




 ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ


 – Что вам угодно, мистер Мерфи?
 – Хочу с вами потолковать, – ответил Циклоп. Откройте дверь.
 Кэт заставила себя рассмеяться.
 – Я не собираюсь вам открывать.
 – Если я захочу войти, черта с два вы меня остановите. Поэтому почему бы вам не поберечь свою дверь, чтобы я не разнес ее в щепки?
 – Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я вызову полицию.
 – Звоните, от этого будет хуже только мальчишке. Кэт прижалась лбом к двери. Только сумасшедший мог бы открыть ему дверь посреди ночи, но, как он совершенно справедливо заметил, если бы ему потребовалось войти, запертая дверь вряд ли бы его остановила.
 Очевидно, Мерфи следил за ней от самой телестанции. Иначе как он мог узнать, где она живет? Если, конечно, не предположить, что именно он на протяжении последних двух месяцев посылал ей на дом всю эту корреспонденцию.
 Но, в любом случае, почему она стоит здесь и сомневается, открывать ему дверь или нет? Почему бы просто не взять трубку и не набрать 911, надеясь, что этот человек не сумеет причинить ей вред за то время, пока подоспеет помощь?
 Из-за Майкла, вот почему. Кэт ни минуты не сомневалась, что Циклоп выполнит свою угрозу. Может быть, Кис-мет каким-то образом и замешана в том, что успел натворить ее сожитель, но уж ребенок тут был явно ни при чем. Возможно, Кисмет уже поздно спасать, но за Майкла стоило вступить в схватку. Кэт отперла дверь и открыла ее. Физически Циклоп производил довольно сильное впечатление. Либо Алекс отличался необыкновенной храбростью, либо с его стороны было просто глупо драться с таким громилой. Она старалась не показать своего ужаса перед его ростом и запахом, который от него шел. Он отстранил ее от двери и протопал внутрь дома, поворачивая голову то вправо, то влево и все внимательно рассматривая по пути. На столике в прихожей стояла хрустальная вазочка с ароматической смесью из сухих цветочных лепестков. Он поднес ее к лицу и принюхался.
 – Это не то, что вы думаете. Это не курят, – заметила Кэт.
 Цик усмехнулся.
 – Шутить изволите? – Все еще ухмыляясь, он поставил вазочку обратно на стол. – Вот так, значит, и живут телезвезды. Класс. Немного лучше, чем тот свинарник, в котором обитаю я со своей женушкой и мальчишкой, так ведь?
 Кэт не стала комментировать это заявление.
 – Мистер Мерфи, что вы делаете здесь в такое время? Что заставило вас ворваться ко мне в дом в столь поздний час?
 Цик направился в гостиную и плюхнулся на стоявший там белоснежный диван. Не снимая ботинок, он уперся ногами в такую же белую оттоманку.
 – Эй, полегче, слышите? Вспомните, что вы первая ко мне пришли. Это не я начал, а вы.
 – Начала что?
 – Нести всю эту околесицу про Спарки. Я годами не вспоминал об этом недомерке, а тут вдруг являетесь вы со своим дружком-полицейским в шикарной машине и выплескиваете на меня весь этот вздор. – Он противно захихикал, меряя ее с головы до ног взглядом своего единственного глаза. – Да уж, задница Спарки была на том же расстоянии от пола, что и ваша.
 Кэт внутренне сжалась. Она чувствовала себя особенно уязвимой, стоя перед ним в одном купальном халате.
 До какого из телефонных аппаратов ближе добежать из этой комнаты? Сколько нужно времени, чтобы связаться с полицией? Кажется, на двери ее спальни надежный замок? Она не могла сказать точно. Раньше ей просто не было нужды обращать на это внимание.
 Чтобы скрыть страх, она призвала на помощь свои актерские способности.
 – Вы ошибаетесь относительно мистера Пирса, он вовсе не полицейский. Мерфи хохотнул.
 – Леди, кого вы пытаетесь провести?
 – Конечно, вы разбираетесь в полицейских несравненно лучше меня, – вполголоса заметила Кэт, решив не спорить по пустякам. – Скажите, почему вы против, чтобы мы задали вам несколько вопросов относительно вашего приятеля Спарки?
 – Какой он мне приятель?
 – Тогда тем более какая вам разница?
 – Мне без разницы, но меня это навело на мысль. Бедняга, с непривычки он так перетрудился.
 – Какую мысль? – спросила она. Циклоп теребил пальцами серебряную пуговицу на кожаной безрукавке.
 – Так вы думаете, что вам всучили сердце этого коротышки?
 – Может быть, и так. Но, если вы пришли сюда ночью не для того, чтобы признаться в трех убийствах и в том, что присылали мне угрожающие послания, я не понимаю, каким образом вас это касается. Поэтому почему бы вам не убрать свои грязные ноги с моей мебели и самому не убраться из моего дома?
 Цик подмигнул ей здоровым глазом.
 – Ты просто настоящий вулкан, а, рыжуля? За словом в карман не лезешь. Интересно, в постельке ты такая же горячая?
 Если она позволит себя провоцировать, это будет ему только на руку. Поэтому, никак не реагируя на его пошлости, Кэт сложила руки на талии и попыталась принять скучающий вид.
 – Уже поздно, мистер Мерфи. Пожалуйста, говорите, зачем пришли, и уходите.
 Цик снова непринужденно откинулся на диванные подушки, водрузив ноги на оттоманку, и даже поерзал на сиденье, чтобы устроиться поудобнее.
 Похоже, ей придется сжечь эту мебель.
 – Ребенок не от меня.
 – Не поняла?
 Злобно ухмыляясь, он повторил еще раз:
 – Ребенок Кисмет не от меня. Это Спарки ее обрюхатил.
 Беспокойство за мебель растаяло вместе со страхом. Ни о чем больше не тревожась, Кэт присела на подлокотник мягкого кресла.
 – Стало быть, вы не отец Майкла?
 – Разве я только что это не сказал?
 – Так его отцом был Спарки.
 – Ага. Просто удивительно, что Кисмет не выкинула младенца после этого случая, на ней же живого места не было. По мне, так лучше бы это случилось, но тем не менее сосунок выжил. Спустя восемь месяцев после того, как Спарки сыграл в ящик, она родила.
 Теперь мысли Кэт мчались с бешеной скоростью, опережая его слова. Ей уже не нужно было ничего объяснять, но он тем не менее продолжал:
 – Когда вы ушли, мальчишка проговорился, что познакомился с вами на каком-то там пикнике. Судя по всему, вы произвели на него сильное впечатление. Как и он на вас. – Серьга в ухе Мерфи закачалась, когда он откинул назад голову и сделал вид, что размышляет над превратностями судьбы. – Вот я и подумал, к чему бы это.
 Может быть, он был умнее, чем им показалось с первого взгляда. Как-то неуютно становилось при мысли, что уровень его интеллекта мог быть таким же, как и переполнявшая его злоба.
 – Не представляю, к чему вы клоните, – солгала Кэт.
 – Черта с два не представляете, – захихикал он. – Ничего удивительного в том, что вы с этим безмозглым отродьем без ума друг от друга. У вас ведь сердце его палочки. Вы… как это сказать? Вы с ним установили контакт. Как родственные души. Карма там и всякая прочая чушь.
 Фотография Майкла в папке у Шерри действительно произвела на Кэт необъяснимое впечатление. А может быть, оно было вполне объяснимым?
 – Я не уверена, что у меня сердце Спарки, – хриплым от волнения голосом проговорила она.
 – А я вам говорю, что его.
 – Вы можете говорить что хотите. – Кэт встала, давая понять, что его визит подошел к концу. – Но делайте это в другом месте. Теперь, когда вы изложили цель своего прихода, не думаю, что у нас остались темы для беседы.
 – Вот здесь-то вы как раз и ошибаетесь. Нам много есть о чем поговорить.
 – Например?
 – О деньгах.
 Это было последнее, что она ожидала услышать.
 – Каких деньгах?
 – О деньгах, которые вы мне должны. Кэт плюхнулась обратно на подлокотник и недоверчиво уставилась на него.
 – Я вас не понимаю.
 – Тогда я объясню вам все как можно доступнее. Если бы Спарки остался жив, ему пришлось бы самому возиться во всем том дерьме, которое выпало на мою долю. Я взял его ребенка и вырастил его…
 – По доброте сердечной, – саркастически вставила она.
 – Вот именно.
 На сей раз раздался хохот Кэт.
 – Вы взяли к себе Майкла в качестве приложения к Кисмет, а вам очень хотелось заполучить ее назад после смерти Спарки. Не потому, что вы любили ее, а потому, что не могли стерпеть, что она предпочла вам кого-то другого. И на протяжении всех последних лет вы непрерывно наказывали ее за это.
 Цик отшвырнул от себя оттоманку и рывком вскочил на ноги.
 – Эта чертова кукла сама умоляла меня взять ее назад. Кэт заставила себя не показывать страха. Он был человеком, для которого не существовало ничего святого, и, как всем, ему подобным, ему нравилось видеть страх в глазах своей жертвы. Он мог перерезать ей горло – или вырезать у нее сердце – тем ножом, который болтался в ножнах у него на поясе, но она не хотела доставлять ему удовольствие, обнаружив свой испуг.
 – Уже целых четыре года я вожусь с ней и с ее ублюдком, – почти кричал он. – Думаю, мне за это кое-что причитается.
 – Не уверена, что вам понравится то, что вам причитается.
 – Слушай, ты, сучка… – Цик ткнул ее в грудь указательным пальцем. – Ты бы подохла, если бы не я. Это я разрешил тому докторишке взять у Спарки сердце. Ты бы не выжила, если бы я сказал «нет!».
 – Ну, это еще не известно.
 – А я говорю, что так и есть. И требую что-нибудь в уплату за то, что спас твою костлявую задницу.
 – А, так вот при чем здесь деньги.
 – Наконец-то дошло.
 – Вы хотите, чтобы я заплатила вам за свое сердце? Его узкие губы медленно раскрылись в хитрой ухмылке. Он протянул руку и сильно дернул ее за прядь волос.
 – Я как только увидел тебя, сразу понял, что ты сообразительная.




 ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ


 Алекс работал как проклятый.
 Его творческий источник не пробивался тонким ручейком, а струился мощным полноводным потоком. Пальцы не успевали так быстро двигаться по клавишам, как того требовали импульсы, посылаемые ему мозгом, но Алекс вполне мог смириться с этим своим недостатком, липа бы слова продолжали возникать в его сознании.
 Ему наконец удалось преодолеть творческий застой – он снова устремился вперед, с еще большей скоростью, чем прежде. По мере того как придаточные предложения и целые фразы проносились через его мозг, он переносил их на экран компьютера,
 Раздался телефонный звонок.
 – Вот черт!
 Он постарался не обращать внимания на раздражавшие его звуки и продолжал печатать. В любом случае, в столь поздний час это явно кто-то ошибся номером. Или Арии. Арии звонил ему почти каждый день, чтобы спросить, виделся ли он с Кэт. И, когда Алекс отвечал ему, что по-прежнему встречается с ней – он не мог врать своему литературному агенту, – тот в очередной раз читал ему лекцию о том, что глупо самому напрашиваться на неприятности.
 Телефон снова зазвонил.
 «Не останавливайся, – приказал он себе. – Запиши это предложение, прежде чем оно от тебя ускользнет. Если ты сейчас отвлечешься, оно исчезнет навсегда. Оно растает в той огромной пустоте, которая засасывает нужные слова и рожденные вдохновением фразы сразу после того, как они выплывут из твоего подсознания и за мгновение до того, как ты успеешь за них ухватиться».
 Телефон звонил уже в четвертый раз.
 "Не обращай на него внимания. Ты неделями дожидался именно такой ночи, – напомнил он себе. – Все пошло, как надо. Ты вышел из этого тупика в своем сюжете конечно, не совсем так, как задумывал с самого начала, но, может быть, это даже к лучшему. Действие разворачивается поистине с бешеной скоростью, диалоги тебе тоже явно удались, они живые и сочные. Книга будет держать читателя в постоянном напряжении.
 Что бы ни случилось, тупой ты осел, не поднимай трубку!"
 Но он не выдержал и поднял.
 – Алло?!
 – Алекс… ты можешь… можешь… я бы тебя не побеспокоила, но…
 – Кэт? С тобой все в порядке?
 – В том-то и дело, что нет.
 – Через пятнадцать минут я буду у тебя. – Он бросил трубку на рычаг и выключил компьютер, но не раньше, чем отдал ему распоряжение ввести в память все написанное за эту ночь. Затем всунул ноги в кроссовки, выключил свет, запер дверь в свой кабинет и рысцой выбежал из дому.
 Может быть, Тома Клэнси тоже все время прерывали. Кто знает, возможно, он продал бы еще миллион экземпляров «Игр патриотов», если бы не постоянная необходимость отрываться от работы. А у Даниэлы Стил было девять детей. Страшно подумать, сколько раз в день ей приходилось прерываться.
 Кэт открыла дверь в тот момент, когда он уже подбегал к парадному крыльцу.
 – Спасибо, что пришел.
 – Ты вся белая как полотно. Что произошло? Почему у тебя мокрые волосы?
 – Я их вымыла.
 – Ты мыла голову? После того как позвонила мне и говорила таким голосом, что я решил, будто речь идет о жизни и смерти, ты стала мыть голову?
 – Прекрати на меня кричать! – Она властно кивнула головой в сторону гостиной. – У меня был гость. Циклоп.
 Рокер оставил отчетливые следы своего пребывания на ее диване и оттоманке. Алекс громко выдохнул и провел рукой по волосам.
 – О Господи! Как он вошел?
 – Я его впустила.
 – Ты что сделала!
 – Он угрожал, что, если я его не впущу, он причинит какой-нибудь вред Майклу.
 – Он мог причинить вред и тебе.
 – Но не причинил.
 – Теперь ты на меня кричишь. Что он хотел?
 – Давай лучше пойдем в кухню, – устало проговорила она. – Я использовала весь баллончик освежителя воздуха, но все еще чувствую здесь его запах.
 Кэт прошла вперед. На плите уже кипел черно-белый чайник. Она спросила, не хочет ли он чаю. Уж лучше глоток чистого виски, ответил он, но не чай, нет, спасибо.
 Она наполнила свою чашку, добавила чайную ложечку сахара и села напротив него за кухонный стол. Ее пальцы, обнявшие чашку, казались прозрачными.
 – Что он хотел, Кэт?
 – Денег.
 – В уплату за сердце Спарки, да? Кэт вскинула на него глаза.
 – А ты откуда знаешь?
 – Я читал, что такое бывает. Человеку пересаживают роговицу, или печень, или куски кожи. Как только он поправляется, кто-нибудь из членов семьи донора приходит к нему и требует плату.
 – Я тоже об этом слышала, – сказала Кэт, с унылым видом кивая головой. – На наших групповых сеансах это указывалось в качестве одной из причин, почему доноры и реципиенты не должны знать друг друга. – Она сложила руки крестом на груди. – Но я не думала, что кто-то может на самом деле проявить подобное корыстолюбие.
 – Циклоп может.
 – Он был отвратителен. Там, где он дотрагивался до меня своими грязными пальцами, до моей шеи и волос… в общем, у меня было такое ощущение, что меня изнасиловали. Я потом очень долго стояла под горячим-горячим душем.
 Кет поднесла чашку к губам, едва удерживая ее дрожащими руками. Когда она поставила чашку на блюдце, они звякнули друг об друга.
 – Мне было очень неловко беспокоить тебя, Алекс.
 – Что ты, никакого беспокойства, – соврал он.
 – Я не знала, кому еще звонить. Конечно, можно было позвонить лейтенанту Хансейкеру, но я почему-то мало в него верю.
 Алекс подумал, что это можно рассматривать как комплимент.
 – Ты правильно поступила. Этой ночью ты не должна быть одна. Трудно было заставить Циклопа уйти?
 – Да нет, не очень. Я сказала ему, что все это блеф и что он получит от меня деньги только через мой труп. – Со слабой улыбкой она добавила: – Он сказал, что может мне это устроить.
 – Он ведь мог и убить тебя.
 – Я убедила его, что, если он хочет получить деньги, убивать меня – глупо.
 Просто чудо, что Циклоп не причинил Кэт никакого вреда, подумал Алекс. В то же время он был очень недоволен ее поведением.
 – Ты, небось, вовсю шутила, да? Я так и слышу, как ты отпускаешь свои обычные шуточки. Какого черта тебе понадобилось махать перед ним красной тряпкой?
 – А что бы ты мне посоветовал делать? Сжаться в комок, зареветь и показать ему, как я перепугалась? Не забывай, что я должна была помнить и о Кисмет с Майклом. Можно не сомневаться, что он выместит свою досаду на них.
 – Он был раздосадован, когда уходил?
 – Мягко говоря. Мне кажется, он был уверен, что сумеет так меня напугать, что я выпишу ему чек сегодня же. Когда же я отказалась, он пришел в ярость. Я совершенно определенно заявила ему, что не дам ни цента.
 – На что он ответил…
 – Что я об этом пожалею.
 Алекс тоже боялся за Майкла и его мать, но решил успокоить Кэт.
 – Циклоп еще долго не решится поднять руку на Майкла. Всего несколько недель назад ему едва удалось избежать долгого тюремного заключения.
 – Будем надеяться, что хоть это его остановит, потому что на кровное родство тут надеяться не приходится. Майкл не его сын. – Она рассказала ему то, что поведал ей Циклоп. – Может быть, это объясняет, почему фотография Майкла произвела на меня такое впечатление даже раньше, чем я познакомилась с ним самим.
 Алекс наклонился к ней через стол.
 – К чему ты клонишь?
 – Ни к чему.
 – Ну, Кэт, не валяй дурака. Я примчался к тебе на помощь по первому твоему зову – разве этим я не заслужил право знать все твои секреты?
 – Да глупости все это. – Кэт издала тихий смешок, слегка пожала плечами и стала помешивать ложечкой чай – явные признаки того, что ей хотелось как-то протянуть время.
 Наконец она сказала:
 – С того момента, как врачи стали делать операции по пересадке сердца, начались дискуссии о том, могут ли какие-то черты личности донора перейти реципиенту.
 Алексу потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное, затем он попросил:
 – Продолжай.
 – Конечно, это глупо, – объявила Кэт, от волнения говоря чуть громче обычного. Затем на какое-то время замолчала, чтобы немного собраться с мыслями и успокоиться. – Человеческое сердце – это орган, аппарат, некий физиологический механизм. А вот сердце каждого человека в отдельности, где живет его или ее душа, это нечто совершенно иное.
 – Тогда почему же ты инстинктивно связала свою привязанность к Майклу с тем, что его отец, возможно, стал твоим донором?
 – Я вовсе не усматриваю здесь никакой связи.
 – Нет, усматриваешь. И Циклоп тоже мыслит в этом же направлении.
 – Ну, уж этого мерзавца как раз меньше всего интересует, кто кому какой орган передал, – с жаром проговорила Кэт. – Он просто узрел шанс выколотить из меня деньжата. Он ненавидит Майкла, потому что этот ребенок своего рода живое наследство Кисмет от Спарки. Циклоп все эти годы мстил Кисмет за то, что та предпочла Спарки ему. Он превратил ее жизнь в ад. Неудивительно, что у нее такой загнанный вид.
 – Они не находятся под твоим покровительством, Кэт. Кэт взглянула на него так, как будто он только что помочился на американский флаг.
 – Еще как находятся! Они люди, и они в опасности.
 – Твой альтруизм достоин всяческого восхищения, но нельзя же спасать всех, кому не повезло в этой жизни.
 – Если Циклоп что-нибудь им сделает, я не смогу после этого спокойно жить. А ты бы смог? Разве человеческая жизнь ничего для тебя не значит?
 Алекс почувствовал, как его лицо заливает жаркая волна гнева.
 – Я не буду обращать внимания на твои слова, потому что ты расстроена и, надеюсь, сама не понимаешь, что говоришь. Я ничего бы так не желал, как выбить дух из Джорджа Мерфи, чтобы он в жизни больше не притронулся к Кисмет и Майклу. Но на свете миллионы жертв, таких же, как они.
 – Я знаю, что не могу спасти миллионы, но я бы хотела помочь этим двоим.
 – Ты что, всерьез подумываешь о том, чтобы дать ему денег?
 Их словесная перепалка лишила ее последних сил. Ссутулившись, она подперла голову ладонью.
 – Я никогда не поддалась бы на шантаж, но он ясно дал понять, что если я не заплачу, то пожалею об этом. Так или иначе. – Кэт подняла голову и взглянула на него. Впервые за то время, что они были знакомы, он увидел на ее лице испуг. – Алекс, я хочу дать задний ход.
 – Задний ход чему?
 – Этим безумным поискам моего преследователя. Уже почти две недели я ничего от него не получаю. Я уверена, что некто с весьма специфическим чувством юмора просто-напросто играл со мной в своего рода игру, вот и все. Некролог был его завершающим ходом. Он выполнил поставленную им себе самому задачу – заставил меня порядком струхнуть. Игра закончена.
 – Ты в этом уверена?
 – Нет, не уверена, – огрызнулась Кэт. – Но я не хочу больше переворачивать камни. Каждый раз, когда я это делаю, оттуда выползает какой-нибудь отвратительный червяк. Я боюсь вскрывать свою корреспонденцию, так как не– знаю, что могу там обнаружить. А одноглазый мотоциклист с татуировкой на теле и склонностью к убийству, которого я еще несколько дней назад знать не знала, теперь пытается выкачать из меня деньги и угрожает моей жизни. Я стала бояться собственной тени. Я уже не чувствую себя в безопасности в собственном доме. Я не могу сосредоточиться на своей работе. У меня совсем пропал аппетит, и я уже не помню, когда в последний раз спала всю ночь, не просыпаясь и не прислушиваясь к звуку шагов на улице. Я сыта по горло всей этой чертовщиной.
 – Не так-то это просто, Кэт. Ты не можешь вот так взять и все бросить.
 – Могу. И сделаю это.
 – Ну, в таком случае мне придется одному продолжать поиски, – твердо заявил Алекс, вставая. – Нельзя сдавать расследуемое дело в архив потому, что тебе не нравится то, что удалось раскопать.
 – Ах, перестань разговаривать, как полицейский. Ты ведь уже не работаешь в полиции, и это расследование неофициальное. И также не сюжет одного из твоих романов. Это моя жизнь.
 – Вот именно. И я пытаюсь ее защитить. Я бы хотел, чтобы ты пережила четвертую годовщину твоей трансплантации.
 – Я бы тоже этого хотела. – Кэт помолчала и, собираясь с духом, набрала в легкие побольше воздуха. Алексу вряд ли понравится ее новость. – Поэтому я уезжаю в Калифорнию и буду жить у Дина до тех пор, пока эта дата не останется позади. Я уже обо всем с ним договорилась.
 Алекс уперся руками в бока.
 – Правда? И когда же это ты успела?
 – Перед самым твоим приходом.
 – Понятно. Стало быть, я для тебя всего лишь временное укрытие, под которым ты хочешь переждать непогоду, чтобы потом побежать обратно к Дядюшке Дину, не так ли? – Он насмешливо фыркнул. – И ты еще обвиняла меня в том, что я использую тебя исключительно для постели.
 Он намеренно пытался обидеть ее, и ему это удалось. В ее глазах появились слезы, но она не была бы Кэт, если бы позволила своим эмоциям взять над ней верх.
 – Я провожу тебя до двери.
 Сама леди Джудит Андерсен в лучшие свои минуты не могла бы выглядеть и говорить более величественно, чем Кэт, когда она – воплощенное благородное негодование – поднялась со своего стула и вышла из кухни.
 Алекс последовал за ней, но только до парадной двери, которую она перед ним открыла и которую он немедленно и тщательно захлопнул.
 – Сегодня ночью, Кэт, я не собираюсь оставлять тебя одну. – Прежде чем она успела возразить, он выставил вперед обе руки, призывая ее к молчанию. – Я буду спать в гостиной. – Взглянув на запачканный диван, он добавил: – Поверь мне, я видел и похуже. Так что ты можешь топать ногами и всячески выражать свой гнев, но все это будет пустой тратой сил. Сил, которых, похоже, у тебя уже не осталось. Можешь дуться, укладывать в дорогу чемодан, красить ногти на ногах – словом, можешь делать все, что хочешь, – но до тех пор, пока мы совершенно точно не узнаем о намерениях Циклопа, я ни за что не выпущу тебя из поля зрения.




 ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ


 Цик едва мог поверить собственным глазам, когда нетвердой походкой ввалился в кухню, чтобы выпить утренний кофе. Кисмет уже сидела за столом. Ее внешний вид ошарашил его.
 На ней был тот самый макияж, что и при их первой встрече. Щедро наложенный, он подчеркивал и оттенял ее темные глаза. Монашеский пучок, так презираемый Циком, куда-то делся. Ее волосы свободно спадали на плечи густой вьющейся массой.
 На ней также не было одной из тех длинных юбок и бесформенных блузок, которые она носила последние четыре года. Кисмет снова надела потертые джинсы, обтягивающие ее попку, как перчатка. Грудь, на которой красовалась татуировка, была втиснута в плотно облегающую черную футболку с низким круглым вырезом.
 Впечатление было такое, как будто все это время, с момента смерти Спарки, она жила как во сне. А теперь внезапно проснулась. И эта удивительная трансформация произошла всего за одну ночь.
 Причем изменилась не только ее внешность. Ее хмурый вид также напомнил ему прежнюю Кисмет. Как только он вошел в комнату, она встала и налила ему чашку кофе; движения ее были быстрыми и резкими, как будто к ней вернулись былая неугомонность и беспокойная деловитость. Он мог бы подумать, что Кисмет нанюхалась наркотиков, если бы она давно не покончила с этой привычкой.
 – Будешь завтракать? – спросила она.
 Все еще не веря в ее внезапное возвращение к прошлому, он ответил:
 – Если бы я хотел есть, я бы тебе сказал, ведь так?
 – Ну и нечего хамить по этому поводу. Кисмет снова наполнила свою чашку и вернулась к столу. Взяв из пепельницы зажженную сигарету, она сделала затяжку и выпустила струйку дыма в потолок. Цик продолжал изумленно таращиться на нее: он не видел ее курящей с тех пор, как она бросила курить во время беременности.
 Глядя, как она обнимает своими полными красными губами сигаретный фильтр, он почувствовал желание. Цик тысячи раз видел ее такой, разъяренной и полной энергии, но это было чертовски давно. До этого момента он и сам не понимал, насколько ему не хватало ее вызывающей дерзости.
 Но Цик был очень подозрителен по натуре и редко принимал что-нибудь на веру.
 – Что это с тобой? – спросил он. Она потушила сигарету, нетерпеливым жестом ткнув ее в янтарную стеклянную пепельницу.
 – Вероятно, от твоих вчерашних затрещин во мне проснулся здравый смысл.
 – Ты сама напросилась. – Он вчера хорошенько отдубасил ее за то, что она выставила его таким дураком перед этой сучкой Дэлани и ее полицейским ухажером. Синяки и ссадины почти не были видны под толстым слоем макияжа.
 – Даже не верится, что она отказалась дать тебе денег. Накануне, после бутылки спиртного и нескольких понюшек кокаина, он рассказал ей о своем неудачном визите к Кэт Дэлани.
 – Не волнуйся, она раскошелится.
 – Но когда?
 – Как только я что-нибудь придумаю. – Он отхлебнул большой глоток кофе.
 – Кем это она себя возомнила? Если бы не Спарки, она бы давно подохла.
 – Эта стерва говорит, что еще неизвестно, чье у нее сердце.
 – Даже если это так, она все равно в долгу передо мной, – заявила Кисмет, вызывающе вскинув голову. Нам пришлось бороться с нуждой все эти четыре года, в то время как она жила себе припеваючи. Это несправедливо.
 – Мы выудим из нее деньги. Мне только нужно придумать, как это сделать.
 – Я уже тут кое-что придумала.
 Его здоровый глаз злобно сощурился.
 – Ах так? И что же?
 – Нам надо поторапливаться, пока этот ее дружок-полицейский не начал пудрить ей мозги. Он может все испортить.
 Кисмет резко вскочила со стула. Возбужденная кофе и никотином, она начала мерить шагами кухню. Цик был согласен с ее соображениями, но считал, что показать это, значит проявить слабость.
 – Ты смотри не вмешивайся, – сурово сказал он. Я сам знаю, что делать.
 Она мгновенно обернулась и накинулась на него:
 – Черта с два ты знаешь, что делать! Ты позволил одурачить себя хорошенькому личику и голубым глазкам. Несмотря на все твои угрозы, ты пришел пустой.
 Цик рывком вскочил со своего стула и с размаху ударил ее по щеке. К его удивлению, она дала ему сдачи. Ее ладонь звонко саданула его по уху – удар болью отозвался где-то в районе барабанной перепонки. Тем не менее ему отчетливо было слышно каждое слово из тех, что она громким шепотом прошипела ему в лицо:
 – Я больше не намерена терпеть от тебя подобные штучки, сукин ты сын. Запомни: ты ударил меня в последний раз.
 Та фурия, в которую она превратилась, была чертовски соблазнительной, но ведь имелся предел и его терпению. Он предпочел бы нечто среднее между теперешним огнедышащим драконом и той половой тряпкой, какой она была до сих пор.
 – Но кое-что тебе все-таки придется от меня потерпеть. Схватив Кисмет за плечи, он грубо подтащил ее к столу и прижал к нему своим телом. Она отчаянно боролась, стараясь высвободиться из его железной хватки, и ему пришлось ослабить давление, чтобы расстегнуть на ней джинсы. В то время как она нещадно молотила его по голове кулаками, он все-таки ухитрился стащить с нее узкие джинсы.
 Она сделала попытку убежать из комнаты, но Цик крепко вцепился ей в волосы и подтащил к себе. Затем повалил ее на стол и рывком раздвинул ей ноги. Уперев руки ей в живот, он с силой прижал ее к столу, пытаясь другой рукой расстегнуть пуговицы на своих джинсах. Наконец ему удалось высвободить член.
 Цик даже крякнул от наслаждения и неожиданности, когда ладонь Кисмет плотно обхватила его плоть. Она начала жадно и с явным удовольствием массировать его член, как делала это тогда, несколько лет назад, когда была ненасытной в сексе, который превратила в некое подобие спорта.
 Он задрал на ней футболку и обхватил руками ее груди, сжав пальцами крупные соски. Повернув голову, она укусила его за руку. Цик снова ударил ее по щеке и, склонившись над ней, сильно укусил за сосок, потом впился в него губами и стал сосать с такой жадностью, как будто от этого зависела его жизнь. Кисмет извивалась под тяжестью его тела, впиваясь острыми ногтями ему в спину и посыпая его отборной бранью.
 Он вошел в нее с такой силой, что стол сдвинулся с места, Цик едва не потерял равновесие. Тогда она обхватила его бедра своими сильными ногами, скрестив щиколотки у него за спиной, и со всей силы вонзила ногти в его ягодицы.
 Они кончили одновременно. Кисмет закинула руки назад за голову, смахнув на пол стоявшие там кофейные чашки и пепельницу. Еще долгое время после того, как все было кончено, ее груди продолжали вздыматься и опускаться. Цик грубо потрепал их своими затвердевшими ладонями.
 – Классные сиськи.
 Она издала горловой звук, похожий на мурлыканье, и начала беспокойно ерзать на спине, меняя положение ног. Ее лицо пылало, губы потрескались и слегка припухли, на нижней выступила капля крови. К шее прилипла мокрая от пота прядь волос. Она томно взглянула на него сквозь полузакрытые веки, улыбаясь прежней, хорошо знакомой ему порочной улыбкой. Не в силах отвести от нее взгляд, Цик хрипло проговорил:
 – Когда ты занимаешься сексом, в тебя точно дьявол вселяется.
 Кисмет рассмеялась.
 – Мы будем богаты, Цик, очень богаты.
 – Да, черт возьми. – Он попытался отстраниться от нее, но она еще крепче сжала обхватившие его ноги.
 – Куда это ты намылился?
 Биение его пульса участилось. Для прежней Кисмет всегда было мало одного раза. Она действительно вернулась.
 – Ты там наделал Бог знает чего, – бесстыдно улыбаясь, прошептала она. – Ну-ка, убери за собой.
 Обхватив голову Цика обеими руками, она властно ткнула его лицом вниз, в направлении своих широко раздвинутых ног.




 ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ


 Алекс постучал в дверь ее спальни.
 – Кэт?
 – Я почти готова. Что, такси уже прибыло?
 – Нет, но зато прибыл Циклоп.
 Кэт рывком распахнула дверь. Алекс внимательно рассматривал барабан своего револьвера, проверяя, заряжен ли он. При виде оружия ее начала пробирать дрожь.
 – Они уже один раз проехали мимо дома, а сейчас, по-видимому, решили обогнуть квартал, – сообщил Алекс. – Я только что видел, как его мотоцикл завернул за угол в конце улицы. Через несколько минут они снова будут здесь.
 – Они?
 – Вместе с ним на мотоцикле сидят Кисмет и Майкл.
 – О Господи!
 – Вот именно, – мрачно подтвердил Алекс. Держу пари, он попытается использовать их в качестве заложников, чтобы ты не очень-то кочевряжилась.
 После их ссоры прошлой ночью Кэт удалилась в свою спальню и сложила вещи для поездки в Калифорнию. Закончив укладываться, она выключила свет и легла, но долго не могла уснуть.
 Она слышала, как Алекс ходит по комнатам дома, вероятно, проверяя каждое окно и каждую дверь, чтобы быть уверенным в том, что они как следует заперты. Несмотря на то что Кэт разозлилась на него, она все-таки была рада, что он остался. В его присутствии она чувствовала себя гораздо спокойнее.
 Встретившись этим утром на кухне, они держались друг с другом, как вежливые незнакомцы. Алекс предложил налить ей из кофейника чашечку кофе, который он заварил, она поблагодарила его. Затем он поинтересовался, в котором часу ее самолет, и предложил отвезти ее в аэропорт.
 – Спасибо, но я уже заказала такси.
 – Превосходно, – кивнул он.
 После этого Кэт вернулась к себе в спальню, чтобы принять душ и переодеться. Больше они не разговаривали. А сейчас она последовала за ним по небольшому коридору в гостиную.
 – Может быть, они не остановятся, когда увидят перед домом твою машину? – с надеждой в голосе проговорила Кэт.
 – Я поставил ее ночью в гараж.
 – А-а.
 – Нам только на пользу, если они решат, что ты здесь одна. На нашей стороне будет фактор внезапности.
 Кэт раздвинула планки жалюзи на одном из передних окон и увидела, что мотоцикл медленно движется по улице в сторону ее дома. Стоя у соседнего окна. Алекс сказал:
 – Возвращайся в свою комнату, Кэт, и жди там, пока я не разберусь в ситуации.
 – Ни за что.
 – Сейчас не время… Ого! – внезапно воскликнул он. – Это действительно Кисмет, я не ошибся?
 Кэт изумленно уставилась в окно, отказываясь верить своим глазам. Если бы молодая женщина не держала на руках Майкла, ее было бы невозможно узнать.
 Уверенной походкой она не спеша поднялась по ведущей к дому дорожке, игриво покачивая бедрами из стороны в сторону. Вчера ее можно было укротить одним взглядом. Сегодня она, казалось, сама была готова сразиться с любым противником, который посмел бы ей перечить.
 Кисмет три раза отрывисто нажала на дверной звонок. Кат взглянула на Алекса. Сделав ей знак отворить дверь, он подошел и встал с другой стороны от входа.
 Испытывая противоречивые чувства, Кэт нерешительно отперла дверь и слегка приоткрыла ее.
 Она сразу заметила, что в глазах Кисмет стоят слезы. Они совершенно не вязались с ее размалеванным, как у шлюхи, лицом и той развязной самоуверенной походкой, которой она подошла к дому. Губы молодой женщины дрожали.
 – Пожалуйста, – прошептала она. – Прошу вас, помогите мне.
 Несмотря на отнюдь не лестную характеристику, данную Кэт лейтенанту Хансейкеру в разговоре с Алексом, последний был готов ей не поверить, однако, к сожалению, ему пришлось убедиться, что Кэт не ошиблась. Едва лейтенант с важным видом вплыл в гостиную, Алекс сразу же определил в нем самодовольного глупца. Его самомнение выпирало из него так же, как и его разползшийся от избыточного употребления пива живот.
 – Похоже, судьбе все же было угодно свести нас, – широко улыбаясь, обратился он к Кэт. В углах его губ виднелись прилипшие табачные крошки.
 – Да, похоже на то.
 – Моя женушка до смерти была рада вашему автографу.
 – Лейтенант Хансейкер, это Патриция Холмс и ее сын Майкл.
 Полицейский коротко кивнул. Ожидая приезда полиции, Кэт на некоторое время удалилась к себе в спальню вместе с Майклом и Кисмет. Когда они вышли оттуда, на лице Кисмет не осталось и следа от вульгарного грима, а ее волосы были аккуратно стянуты обручем. Она переоделась в рабочий комбинезон – единственную вещь из гардероба Кэт, в которую она влезла. Кэт представила Хансейкеру и Алекса.
 – А это Алекс Пирс. – Мужчины обменялись рукопожатиями. – Алекс – бывший полицейский, добавила она.
 – Что, правда? Откуда?
 – Из Хьюстона.
 – Хьюстон. – Лейтенант смерил Алекса взглядом. – А почему ушли из полиции?
 – Не ваше дело.
 Хансейкер был заметно ошарашен таким ответом.
 – Ну, зачем обижаться.
 – А я и не обижаюсь – просто констатирую факт. Хансейкер шумно откашлялся и поправил сползающий ремень.
 – 0'кей, кто введет меня в курс дела? Что здесь случилось?
 – Алекс? – сказала Кэт. – Ты ведь видел больше, чем мы.
 Алекс поведал о событиях предыдущего дня и о том, что произошло утром, закончив свой рассказ тем, как
 Кисмет, стоя на пороге, со слезами на глазах попросила у Кэт помощи.
 – Кэт не задавала никаких вопросов. Она втянула ее вместе с мальчиком внутрь и заперла парадную дверь. Мисс Холмс всю трясло от страха. Она сказала, что если Циклоп до нее доберется, то убьет ее за то, что она его предала. Майкл тоже был испуган. Он вряд ли понимал, что происходит, но чувствовал панический страх своей матери. Я посоветовал Кэт забрать их к себе в спальню.
 – Тогда-то я и позвонила вам, лейтенант, – промолвила Кэт. – Неизвестно, как могли дальше пойти события.
 – Я пытался успокоить ее, – вмешался Алекс. Не думаю, что мне не удалось бы остановить этого негодяя прежде, чем он проник бы в этот дом. – Хансейкер скользнул глазами по лежащему на столе револьверу. Перехватив его взгляд. Алекс сказал: – Он уже не заряжен.
 – Ну и что этот рокер? – спросил Хансейкер. Этот самый Циклоп? Что он тогда сделал?
 – Он никак не ожидал, что Кэт втянет Кисмет за руку в дом и захлопнет дверь. Следовательно, ему сразу же стало ясно, что здесь что-то не так. Он начал кричать с обочины, пытаясь выяснить, что происходит. Когда ему никто не ответил, он стал проявлять признаки беспокойства. Не знаю, что, черт побери, помешало вам, Хансейкер, приехать сюда раньше, возмущенно проговорил Алекс. – Если бы побыстрее шевелились, Циклоп уже мог бы быть за решеткой, ожидая тюремного заключения за нападение и попытку вымогательства.
 Никак не отреагировав на эту критику, детектив повернулся к Кэт.
 – Вчера вечером он пытался вымогать у вас деньги?
 – Совершенно верно. – И она рассказала ему о визите Циклопа.
 – Он не производит впечатления человека, с которым можно иметь дело, – заметил полицейский, когда ее рассказ подошел к концу. – Почему вы сразу же не позвонили мне?
 – Потому что она позвонила мне, – ответил вместо нее Алекс. – И я провел здесь остаток ночи.
 Должно быть, Хансейкер уловил в его словах двойной смысл. Он притворно откашлялся и поинтересовался:
 – А сегодня утром? Зачем он снова пришел сюда?
 – Мисс Холмс обманом заставила Циклопа взять ее и Майкла с собой, якобы для того, чтобы у него было больше аргументов, – пояснил Алекс. – А когда она исчезла в доме, его животные инстинкты, наверное, подсказали ему, что его обманули и что он попадет в каталажку, если не уберется отсюда. – И он убрался?
 – Угу. Но не раньше, чем проорал: «Я тебя убью, Кисмет, тебя и твое отродье». Не могу цитировать его дословно в присутствии Майкла, но я опустил здесь всего несколько прилагательных. Затем он с ревом умчался восвояси. – у Не в силах удержаться, чтобы снова не упрекнуть детектива в медлительности, Алекс добавил: – И сейчас на свободе гуляет опасный преступник.
 Хансейкер вновь повернулся к Кэт. – Вы хотите что-нибудь добавить? – Только то, что мы с Алексом стали свидетелями того, как мистер Мерфи ударил мисс Холмс вчера днем Около их дома.
 Дело становилось слишком сложным для Хансейкера. Он почесал затылок.
 – Я так и не понял, зачем вы туда отправились.
 – Нас привело туда обстоятельство, связанное с тем делом, которое я обсуждала с вами в вашем офисе, – пояснила Кэт.
 – Вы имеете в виду те газетные вырезки?
 Да. Я подумала, что, может быть, их посылает Циклоп.
 – Это подтвердилось?
 Кэт взглянула на Кисмет, которая отчаянно помотала головой.
 – Не думаю, – сказала Кэт. – Но ему все равно место за решеткой. Вы можете, справиться о нем в Службе защиты детей. На него уже было подано несколько жалоб по поводу жестокого обращения с ребенком. Его освободили только из-за недостаточной инициативности со стороны обвинения.
 – А как насчет нее? – Хансейкер сделал большим пальцем жест в сторону Кисмет.
 – Она тоже фигурировала в деле, но только в связи с тем, что не могла противостоять Циклопу, боясь его.
 Хансейкер показал рукой на запачканную обшивку дивана.
 – Не возражаете, если я присяду?
 – Пожалуйста, – кивнула Кэт.
 Примостившись на самом краю дивана, он обратился к Кисмет, которая сидела в одном из кресел, держа на коленях Майкла. Взяв на себя роль буфера, Кэт пристроилась на подлокотнике ее кресла.
 – А что скажете вы? – спросил Хансейкер. Кисмет беспокойно взглянула на Кэт. Та взяла ее руку и ободряюще сжала.
 – Расскажите ему все, что рассказали мне. Кисмет смахнула слезы и нервно облизнула потрескавшиеся и распухшие губы.
 – Вчера, после того как они уехали, – она кивнула в сторону Кэт и Алекса, – Циклоп задался целью выманить у нее деньги за сердце Спарки.
 – А кто такой Спарки?
 Алекс восполнил недостаток информации. Хансейкер впитывал каждое его слово.
 – О Господи, это все так сложно и запутанно, – пробормотал он, вновь поворачиваясь к Кисмет. – Значит, Циклоп хотел получить деньги за сердце этого самого Спарки. А Спарки был отцом вашего мальчика, верно?
 Кисмет кивнула и ласково провела рукой по волосам сына. Она не спускала ребенка с рук с того самого момента, как Кэт втащила их в дом. Никому бы даже не пришло в голову сомневаться в ее материнской любви.
 – Вчера вечером Цик пришел домой очень поздно. Он был злой, потому что мисс Дэлани отказалась дать ему денег, – объяснила Кисмет детективу. – Он сказал, что она над ним просто посмеялась.
 Алекс был взбешен.
 – Ты действительно над ним смеялась? Этого ты мне не рассказывала. У тебя что, крыша поехала?
 – Нет, со мной все в порядке.
 – Тише! – приказал Хансейкер, гневно взглянув на Алекса. – Простите, мисс… э-э… Холмс, кажется? Продолжайте.
 – Цик понюхал порошка и стал еще злее. Я старалась не попадаться ему на глаза, но он все-таки поколотил меня, и довольно сильно. Когда он вырубился, я лежала и думала, что мне делать. – В ее темных глазах снова заблестели слезы. – Мисс Дэлани казалась мне такой славной, настоящей леди. Я много раз видела ее по телевизору, она так старается помочь всем этим деткам. И к Майклу она хорошо отнеслась, повсюду ходила с ним на том пикнике.
 – Каком пикнике?
 – Это несущественно, – огрызнулся Алекс. – Пусть она рассказывает, не мешайте.
 – Но не я же все время перебиваю, а вы. – Хансейкер дал Кисмет знак продолжать.
 – Я не хотела, чтобы Цик надоедал мисс Дэлани. Мне было так радостно, что, может быть, сердце Спарки спасло жизнь такой женщине, как она. Тот отпор, который она дала Цику, придал мне храбрости, Я решила, что просто обязана наконец уйти от него.
 – А ведь у нее не было ни денег, ни транспорта, и не к кому было обратиться за помощью, – вставила Кэт. – Если бы она захотела убежать, то не смогла бы далеко уйти, – он все равно нашел бы ее.
 – И избил бы и меня, и, может быть, Майкла, – добавила Кисмет. – Я знала, что мой единственный шанс – перехитрить его. И вот сегодня утром я… Она лихорадочно проглотила слюну.
 Кэт обняла ее одной рукой.
 – Продолжайте, Патриция, – постаралась подбодрить она несчастную женщину. – Вы уже почти все рассказали. Кисмет кивнула.
 – Я дала Майклу снотворное, чтобы он подольше поспал сегодня утром. Конечно, это вредно, но я не могла… Я не хотела рисковать… он мог увидеть… В общем, я постаралась сделать все, чтобы распалить Пика. Пришлось притвориться, что мне это нравится. Нужно было его убедить, что я снова стала такой, какой была до того, как влюбилась в Спарки… – Не выдержав, она навзрыд разрыдалась.
 – Вы сделали все, что было в ваших силах, Патриция. Никто из сидящих в этой комнате не вправе осуждать вас.
 Кэт говорила таким мягким, понимающим тоном, каким умеет говорить только женщина, и в их разговоре не было места ни Алексу, ни Хансейкеру. Своей интонацией Кэт словно отсекла их от происходящего, причем не менее эффективно, чем если бы плотно закрыла перед ними толстую дверь. Было ясно, что Кисмет пришлось заплатить своим телом за шанс спасти себе жизнь. Возможно, некоторые мужчины сумели бы понять переполнявшие ее чувства, но по настоящему оценить всю степень унижения могла только женщина.
 В этот момент Алекс почувствовал себя виноватым уже в том, что принадлежал к мужской половине человечества. Интересно, подумал он, испытывает ли что-нибудь подобное Хансейкер. Скорее всего, нет. Хансейкер был слишком толстокожим, чтобы воспринимать вещи на таком уровне абстракции. Но у него, во всяком случае, хватило чуткости отвернуться и хранить молчание, пока Кисмет не успокоилась настолько, чтобы продолжать.
 – Потом я убедила Цика отвезти меня сюда, якобы для того, чтобы самой попытаться воздействовать на мисс Дэлани. Я сказала ему, что использую Майкла, потому что она очень к нему привязана. Цику не больно-то понравилась эта идея, но я стала спорить, что, раз ему не удалось получить от нее деньги с помощью угроз, он должен дать мне шанс попробовать поиграть на ее сочувствии. И он наконец сдался.
 Она еще крепче прижала к себе Майкла.
 – Пока я шла от обочины до парадной двери, мне казалось, что прошла целая вечность. Я страшно боялась, что Пик разгадает мой обман прежде, чем я успею дойти до дома.
 Когда она повернулась к Кэт, ее лицо приняло выражение глубокого почитания.
 – Даже не знаю, что бы я делала, если бы вы захлопнули дверь у меня перед носом. Мне никогда не удастся отблагодарить вас за участие.
 – Мне хочется лишь одного: чтобы вы с Майклом жили как можно дальше от этого негодяя, – с грустной улыбкой отозвалась Кэт.
 – Вы хотите заявить на него в полицию? – поинтересовался Хансейкер у Кисмет.
 – Да.
 – Вы уверены? Знаю я вас, женщин: как только доходит до дела, вы сразу даете задний ход.
 – Она не собирается давать задний ход, – запальчиво сказал Алекс.
 – Я тоже ни в коем случае не сделаю этого, заявила Кэт. – Он угрожал мне расправой, если я не дам ему денег. Это прямое вымогательство. Так что можете на меня рассчитывать, я готова дать против него свидетельские показания.
 – Но сначала вы должны его найти, – обратился Алекс к Хансейкеру. – А пока мы обеспечим мисс Холмс и Майклу надежное убежище, где они будут чувствовать себя в безопасности.
 Детектив поднялся с дивана,
 – Надо заполнить кучу бумаг. Не могли бы вы все прийти ко мне в офис сегодня днем и дать свои показания? – Они договорились о точном времени. Я разошлю приметы Джорджа Мерфи и объявлю его в розыске. У меня есть описание и его внешности, и его мотоцикла. Немного терпения, и мы засадим его за решетку.
 – Вы не найдете его, – возразила Кисмет со спокойной уверенностью. – У него миллион мест, где он может Отсидеться. И полно дружков, которые ему в этом помогут. Вы его не найдете. Алекс боялся, что так оно и будет, но хранил свой пессимизм при себе. Если Циклопа вдруг и удастся схватить, это произойдет скорее всего по неосторожности самого рокера, а не благодаря компетентности полиции.
 Хансейкер же, со своей стороны, раздавал хвастливые обещания, что Циклоп очень скоро окажется в руках полиции.
 – Отдыхайте, юная леди, и предоставьте теперь действовать нам. – Он взъерошил Майклу волосы. – Красивый ребенок.
 – Спасибо, что пришли, – сказала Кэт, провожая детектива до двери.
 – Вы таки не разгадали загадку, кто же все-таки посылает вам эти таинственные статейки?
 – Боюсь, что нет. Как видите, я пыталась кое-что выяснить, а вместо этого разворотила целое осиное гнездо. Конечно, теперь я рада, что так получилось. Патриция и
 Майкл наконец будут свободны. – Алекс понял, что в знак уважения к ней Кэт теперь называет Патрицию только ее настоящим именем. Кисмет осталась в прошлой жизни.
 – После того как вы приходили ко мне в офис, вы получали еще какие-нибудь сумасшедшие послания? – спросил Хансейкер.
 – Нет.
 – Вот видите, – с довольным видом сказал он, Вероятнее всего, вы так никогда и не узнаете, кто их посылал. Я с самого начала знал, что это всего лишь пустые угрозы.
 Кэт проявила такую выдержку, что Алекс даже удивился. Несмотря на покровительственный тон Хансейкера, она очень любезно поблагодарила его за помощь и потраченное драгоценное время.
 – Забыл тебе сказать, – обратился он к Кэт, закрыв за детективом дверь. – Пока мы ждали приезда Хансейкера, прибыло твое такси. Я дал водителю десять долларов на чай и отпустил его.
 – Спасибо. Я совсем про него забыла.
 – Ты все еще собираешься ехать в Калифорнию?
 – Нет, пока не буду уверена, что Патриция и Майкл в безопасности. Я звонила Шерри, она уже занялась этим вопросом.
 Шерри приехала через полчаса.
 – Я нашла дом, который, надеюсь, понравится вам обоим, – обратилась она к Патриции и Майклу. – Там живут еще три женщины со своими детьми, а также специальный штатный консультант. Двое детей примерно в возрасте Майкла, поэтому, я думаю, ему не придется скучать. У вас будет собственная спальня, ванная, и никто не станет лезть к вам в душу. Но вы будете питаться вместе со всеми, а также выполнять кое-какую работу по хозяйству.
 Патриция не могла поверить в такую удачу. Ее переполняла благодарность, и она все время плакала от счастья.
 – Я буду только рада делать любую домашнюю работу. Я согласна выполнять и свои обязанности, и работать за других, лишь, бы Цик нас не нашел.
 Через некоторое время они собрались около входной двери, чтобы попрощаться.
 – Вы оба будете в полной безопасности, – еще и еще раз убеждала Патрицию Кэт. – Если вам что-нибудь понадобится или просто захочется поговорить, звоните мне. Вы взяли тот номер, который я вам дала?
 – Он у меня в кармане.
 Кэт, которая во время этого разговора держала Майкла на руках, передала его матери.
 – Очень скоро я надеюсь вас навестить, если, конечно, в не возражаете.
 – Ну что т! – радостно воскликнула Патриция. – Мы будем очень рады, правда же, Майкл? – Мальчик смущенно кивнул. Кэт почувствовала, как к горлу подступил комок.
 – Ну, тогда до свидания. Шерри будет о вас хорошенько заботится.
 – Я провожу вас до машины, – предложил Алекс, заметив, что Патриция явно боится выходить на улицу. – Может быть, стоит хотя бы немного попетлять и поехать обходным путем, чтобы убедиться, что за вами нет «хвоста», – предложил он Шерри.
 – В подобных ситуациях именно так и положено поступать по инструкции, – улыбаясь, ответила она.
 Алекс вышел на крыльцо и, внимательно осмотрев окрестности, дал знак, что можно выходить. Патриция задержалась в дверях и схватила Кэт за руку. Она заговорила очень быстро, как будто боялась, что если не выпалит все сразу, то может никогда больше не осмелиться высказать то, что было у нее на сердце.
 – Вы такая чудесная, такая добрая. Спарки был единственным из моих знакомых, кто был похож на вас. Я думаю, что у вас должно быть его сердце.




 ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ


 Работа была для Кэт панацеей. Даже когда ее сердце было совсем слабым, она продолжала изнурять себя, снимаясь в «Переходах». Впадая в депрессию или, наоборот, испытывая душевный подъем, она всегда работала. В своей нынешней сложной ситуации Кэт тоже пыталась найти отдушину в работе.
 Она еще утром позвонила Джеффу Дойлу и объяснила, почему не сможет прийти раньше обеда.
 – Я расскажу тебе все детали при встрече. И он напомнил ей об этом обещании. Они сидели в ее офисе, и Джефф со все возрастающим удивлением слушал ее рассказ.
 – О Господи, Кэт! Этот Джордж Мерфи какой-то варвар. Он ведь мог вас убить.
 – Но как видишь, я жива и здорова.
 – Почему бы вам не отправиться в Лос-Анджелес, как вы и собирались? Может быть, лучше уехать отсюда на несколько дней?
 – Я уже позвонила Дину и отменила поездку. Улететь в Калифорнию сейчас значило бы проявить трусость. – Каково будет Патриции и Майклу, если она станет заверять их, что они в полной безопасности, а сама в это время удерет на Западное побережье. И Кэт приняла решение: вместо того чтобы спасаться бегством, она с головой погрузится в работу.
 – По крайней мере, уйдите сегодня с работы пораньше, – начал уговаривать ее Джефф. – Мы потом все нагоним.
 – Нет. Мне нужно быть именно здесь. Я пропустила что-нибудь важное сегодня утром? Введи меня в курс дела и давай начнем работать.
 Она отвечала на телефонные звонки, надиктовала десятки писем и наметила на ближайшую неделю две съемки на местности.
 – Для съемки в среду я договорился с тем же самым старым ковбоем, которого Ненси Уэбстер приглашала на пикник вместе с его пони, – сообщил ей Джефф. – Ему очень понравились детишки. Он сказал, что будет рад нам помочь в любое время, и при этом совершенно бесплатно.
 – Вот здорово! Дети будут в восторге. Майклу, во всяком случае, его лошадки очень понравились.
 – Кэт, то, что вы сделали для него и его матери… Джефф вдруг запнулся и продолжил только после того, как она подняла голову и испытующе взглянула на него. – Это и впрямь потрясающе, ведь вы приняли всю эту историю так близко к сердцу. – Он снова сделал паузу, будто не решаясь продолжать. – Вы думаете, у вас сердце отца Майкла?
 – Не знаю и не хочу знать. Я помогла бы любой женщине и ее ребенку, оказавшимся в подобной ситуации. Мне достаточно знать, что они в безопасности и могут начать новую жизнь.
 Устроив Патрицию и Майкла в специальном приюте, Шерри позвонила Кэт и сообщила, что ее подопечных сердечно встретили живущие там, такие же как они, женщины и дети.
 – Патриция уже изъявила желание зарабатывать для приюта дополнительные средства: нанизывать бусы и продавать свой товар торговцу, у которого палатка на рыночной площади, – сообщила Кэт Джеффу, Со временем, приобретя некоторый опыт и немного подучившись, она, я думаю, станет настоящей мистерицей,
 – Если бы не вы, у нее не было бы ни малейшего шанса. Кэт задумчиво прикусила губу
 – Если бы Спарки остался жив в той катастрофе, их жизнь могли бы сложиться по другому. Возможно, они бы порвали с рокерами, узнав, что Кисмет беременна. Стали бы вместе воспитывать Майкла, любили бы его и заботились о нем. Она могла бы развивать свои способности. Мне рассказывали, что Спарки был очень умен и образован, знал и любил литературу и философию. Он мог бы стать преподавателем или начать писать книги.
 – Это всего лишь фантазии, Кэт. Скорее всего, ничего подобного не случилось бы.
 – Но ведь мы никогда этого не узнаем, верно? Потому что Спарки погиб.
 – А кто-то другой остался жить, – мягко сказал Джефф. Кэт быстро подняла на него глаза, оторвавшись от собственных невеселых мыслей и проглотив образовавшийся в горле комок.
 – Да, кто-то другой остался жить.
 Чуть позже Джефф просунул голову в дверь ее офиса.
 – Только что звонил мистер Уэбстер. Он хотел бы нас видеть.
 – Прямо сейчас? Я по уши в бумагах.
 – Он сказал, что дело не терпит отлагательств. У него есть какая-нибудь причина расстраиваться?
 – А у него что, был расстроенный голос?
 – Очень.
 Кэт не видела Билла уже несколько дней. Когда его неулыбчивая секретарша проводила ее и Джеффа к нему в кабинет, в его манере поведения она не заметила свойственной ему сердечности.
 – Прошу садиться.
 Они расположились на кожаном диване, Уэбстер показал рукой на еще одного посетителя. – Знакомьтесь, это Рональд Труитт. Как вы знаете, он является обозревателем информационно-развлекательных программ газеты «Свет Сан-Антонио».
 Итак, этот полный сорокалетний начинающий лысеть педантичного вида мужчина был Роном Труиттом, преследующим ее журналистом, критиком из преисподней.
 Он явно страдал от никотиновой зависимости: из кармана его рубашки торчала пачка сигарет «Кэмел». Время от времени он дотрагивался до нее, как будто хотел удостовериться, что сигареты на месте и он скоро сможет ими воспользоваться.
 Напустив на себя беззаботный вид, Труитт старался держаться непринужденно, но удавалось ему это, надо сказать, плохо. Его ноги ходили ходуном, а сам он, часто моргая, то и дело ерзал на своем кресле.
 Кэт никак не отреагировала на Труитта. Повернувшись к Биллу, она спросила:
 – Что здесь происходит?
 – В качестве профессиональной любезности Труитт пришел предупредить, меня относительно того, что появится в его колонке в завтрашнем выпуске газеты. Я подумал, что и вас стоит об этом предупредить.
 – Предупредить? В этом слове слышится что-то зловещее.
 – К сожалению, в завтрашней колонке есть некий зловещий подтекст.
 – И это касается «Детей Кэт»? – спросил Джефф.
 – Совершенно верно. – Билл повернулся к журналисту, дав тому понять, что все его слушают. – Будет лучше, если вы сами обо всем расскажете, мистер Труитт. Однако надо оговориться, что все сказанное в этой комнате не для печати.
 – Конечно. – Труитт сел еще прямее и стал листать совершенно не нужный ему блокнот, будто бы сверяясь со своими записями. Кэт всегда могла определить, когда в ее присутствии ломали комедию.
 – Сегодня утром, ближе к полудню, мне позвонили, – начал Труитт. – Звонил человек, назвавшийся Циклопом.
 – Вам звонил Циклоп?! – воскликнула Кэт.
 – Так вы его знаете? – спросил Билл.
 – Да. Его настоящее имя Джордж Мерфи, и его разыскивает полиция. Он сказал вам, откуда звонит?
 – Нет. – Недружелюбно взглянув на Кэт, Труитт усмехнулся. – Зато он сказал, что вы попытаетесь выкрутиться и выставить его сущим злодеем.
 – Но он и есть самый настоящий злодей. Этот человек виновен в таком количестве преступлений, что список их наверняка длиннее моей руки, – начиная с жестокого обращения с детьми и кончая вымогательством.
 – Возможно, – согласился Труитт. – Но он утверждает, что и вы не святая.
 – А я никогда и не утверждала этого, – огрызнулась Кэт. – Но дело не в этом. Разве у вас нет ничего лучше, чем писать о том, как обзывают друг друга нехорошими словами Кэт Дэлани и нюхающий кокаин рокер, которого разыскивает полиция?
 – Здесь кое-что посерьезнее состязаний в обзывании друг друга нехорошими словами, – вмешался Билл. – Видите ли, Кэт… Мистер Мерфи обвинил вас в совращении малолетних.
 Кэт была слишком потрясена, чтобы что-нибудь сказать. Она остолбенело уставилась на Билла, затем перевела взгляд на Труитта.
 – Именно так, – подтвердил он. – Циклоп сообщил мне, что вы совращали его пасынка во время пикника, устроенного в доме мистера Уэбстера. – У него нет пасынка, – хриплым от волнения голосом сказала Кэт.
 – Разве у него нет ребенка по имени Майкл? – Мать Майкла не является женой мистера Мерфи. С юридической точки зрения он не может быть отчимом мальчика.
 – Что ж, в любом случае, он задал вопрос, был ли этот мальчик единственным, кого вы совратили. У вас безусловно есть возможность делать это довольно часто.
 – Не могу поверить своим ушам! – Кэт даже рассмеялась, настолько нелепой показалась ей эта мысль. Но никто из сидящих в комнате не улыбался, тем более Уэбстер. – Билл, скажите же что-нибудь. Не думаете же вы, что…
 – Сейчас не имеет значения, что я думаю. Она повернулась к журналисту.
 – Не может быть, чтобы вы собирались это напечатать. Прежде всего, это абсолютнейшая чушь. Во-вторых, за подобные голословные обвинения вам грозит судебный иск на астрономическую сумму, и вам придется ее выплатить.
 – Я получил дополнительное свидетельство в подтверждение этого заявления, – уверенным тоном возразил Труитт. Кэт снова потеряла дар речи от удивления.
 – От кого? – наконец спросила она.
 – Я не имею права раскрывать его имя. Мой второй свидетель предпочитает сохранять инкогнито, но, уверяю вас, он или она располагает достаточной информацией и знает, о чем говорит.
 – Этот самый он или она не располагает ровным счетом никакой информацией! – крикнула Кэт. – Как вы разыскали этого вашего второго свидетеля?
 – Я просто побеседовал с людьми.
 – Мистер Труитт, вы делаете серьезную ошибку, – ровным голосом проговорила Кэт. – Если вы опубликуете эту колонку, это может дорого обойтись вам и вашей газете. Каждый, кто меня знает, знает и то, что я делаю все, что находится в пределах моих ограниченных возможностей, чтобы спасти детей от любых форм жестокого обращения – будь то физическое насилие, или сексуальное, психологическое, или эмоциональное. Если Джордж Мерфи желает меня в чем-то обвинить, ему следует придумать что-нибудь более правдоподобное.
 – Но ведь у вас и вправду есть все возможности, чтобы завоевать доверие многих и многих детей, не так ли, мисс Дэлани? – спросил Труитт.
 – Этот вопрос содержит в себе подтекст, который я с презрением отметаю, поэтому я не желаю на него отвечать.
 Журналист даже сполз на край своего сиденья; сейчас он походил на акулу, которая почуяла кровь и готовится к смертельному удару.
 – Почему вы отказались от блистательной карьеры звезды «мыльной оперы» и стали делать такую программу, как «Дети Кэт»?
 – Потому что мне так захотелось.
 – Почему? – не унимался репортер.
 – Ну уж во всяком случае не для того, чтобы иметь доступ к детям и совращать их! – закричала она.
 – Кэт!
 – Так ведь именно к этому он и клонит, разве нет? – Ей не следовало так кричать на Джеффа. Он лишь пытался ее успокоить. Выждав некоторое время, она заговорила с Труиттом уже другим, более сдержанным тоном. – Я отказалась от своей прежней карьеры потому, что хотела оставшуюся часть своей жизни посвятить какому-нибудь значительному делу.
 Он скорчил скептическую гримасу.
 – Позвольте уточнить, правильно ли я вас понял. Вы отказались от огромных доходов, статуса звезды и славы ради значительно меньшей суммы денег и жалких четырех минут эфирного времени в неделю? – Он покачал головой. – Это просто-напросто не выдерживает критики. Таких бессребреников не бывает.
 Кэт не собиралась пускаться в объяснения относительно своих мотивов. Они касались только ее и никого больше. Более того, она не была обязана ничего объяснять этому непрерывно курящему газетчику с подлой душонкой. Ей очень хотелось высказать ему все это прямо в лицо, но ради WWSA она выбрала более дипломатичный ответ.
 – У вас нет никаких фактов, подтверждающих это а6сурдное обвинение. Циклоп – едва ли надежный источник. Он даже не умеет толком выразить свою мысль.
 – Вы забыли, что у меня два источника. Второй вполне умеет выражать свои мысли, и ему можно верить.
 – Один из ваших свидетелей – законченный преступник, а у другого даже не хватает смелости выйти вперед и бросить свое обвинение мне в лицо.
 – У Вудворда и Бернштейна не было даже никаких свидетелей, однако процесс закончился их победой над целой администрацией, а их имена вошли в историю.
 – Не могу не удержаться от напоминания, мистер Труитт, что вам еще очень далеко до мистера Вудворда или мистера Бернштейна.
 Труитт в ответ лишь ухмыльнулся, захлопнул свой блокнот и встал с кресла.
 – Если я упущу такой горячий материал, меня следует с позором выгнать из репортерского отдела.
 – Этот материал – ложь, – заявила Кэт, – Отъявленная и наглая ложь.
 – Я могу процитировать ваше мнение?
 – Нет, – вмешался Уэбстер, также поднимаясь с кресла. – Напоминаю, что мы все еще беседуем неофициально. В данный момент мисс Дэлани не делает официального заявления.
 – Билл, я не боюсь…
 – Пожалуйста, Кэт, – оборвал он ее и снова повернулся к Труитту. – Вам сегодня же позвонят из нашего отдела по связям с общественностью. – Он проводил журналиста до двери.
 Когда тот ушел, в комнате воцарилось гробовое молчание. Кэт никак не могла успокоиться. Она не сводила глаз с Билла, который прошествовал мимо нее к своему рабочему креслу и тяжело опустился в него.
 – Билл, я жду объяснений, – начала она, встав со своего места. – Почему вы сидели здесь, не говоря ни слова, фактически бросив меня на съедение?! Более того, вы даже позаботились о том, чтобы у него были слушатели! Уэбстер поднял вверх обе руки.
 – Сядьте, Кэт. Прошу вас, успокойтесь и прислушайтесь к доводам рассудка.
 Она послушно опустилась на диван, но при этом гневно воскликнула;
 – Вы что, действительно считаете меня совратительницей малолетних?!
 – О Господи, конечно же, нет. Но мне приходится поступать так, как лучше для телекомпании.
 – Ах для телекомпании! Лишь бы не тронули вашу компанию, а моя репутация может лететь ко всем чертям?!
 Он сразу как-то сник.
 – Мы не в состоянии запретить Труитту опубликовать его колонку. Все, что мы можем сейчас сделать, это задраить люки и попробовать подготовиться к той буре, которую его статья неминуемо вызовет. Я скажу, чтобы в отделе по связям с общественностью начинали собирать за вас поручительства. Вы можете начать работу над официальным заявлением.
 – К черту все это! – продолжала горячиться Кэт. – Я не намерена давать опровержение столь чудовищной лжи! – Ее глаза внезапно наполнились слезами. – Как только у кого-то язык повернулся сказать, что я могу причинить вред ребенку?!
 – Ваши телезрители никогда в это не поверят, Кэт, – убежденно проговорил Джефф. – Ни на секунду не поверят.
 – Я тоже не думаю, что кто-нибудь способен в это поверить, – согласился с ним Билл. – Как только статья выйдет из печати, вам уже ничего не придется объяснять, потому что у этой истории не будет продолжения. Ваши почитатели воспримут все так, как есть, то есть как злобную атаку со стороны кого-то, кто держит на вас зуб. Все перемелется. Через несколько недель все об этом забудут. – Он сделал паузу, затем продолжил: – А на это время я прекращаю съемки и выход в эфир программы «Дети Кэт».
 Кэт не могла поверить собственным ушам. В течение нескольких секунд она слышала только странный шум в ушах.
 – Вы… не может быть, чтобы вы говорили это серьезно.
 – Простите, Кэт, но таково мое решение.
 – Но ведь это все равно что признать свою вину, – вскричала она. – Билл, умоляю вас, не делайте этого!
 – Вы знаете, что я всецело одобряю и поддерживаю вас в вашей работе, которая крайне важна для телекомпании. Она имеет колоссальное значение для всего нашего города. И я хотел бы, чтобы она была продолжена, когда все это кончится. Я также питаю безмерное уважение к вам лично, Кэт. Мне ужасно неприятно, что приходится вас разочаровывать. Вы, конечно, рассматриваете мои действия как предательство по отношению к вам, но на самом деле это всего лишь неприятные, но – увы! – необходимые меры с моей стороны как главного исполнительного директора компании, в чьи обязанности входит следить за соблюдением интересов каждого ее служащего, в том числе и ваших. Пока эта шумиха не уляжется, я думаю, ваше лицо не должно появляться на телеэкранах, поскольку лучше избегать всякого упоминания об этой грязной истории. – Серьезное выражение его лица и соответствующий тон подчеркивали незыблемость его решения.
 Несколько мгновений Кэт разглядывала пол у своих ног, потом подняла голову и встала.
 – Ну что ж, Билл, я понимаю наше положение. Вы получите мое заявление об уходе до конца дня.
 – Что?! – воскликнул Джефф.
 – Кэт…
 – Послушайте меня, вы оба. Если эта история появится на страницах печати, доброе имя передачи «Дети Кэт» окажется навеки запятнанным. Я могла бы опровергать эту чудовищную клевету до посинения, но это ничего не изменит. Людям свойственно верить в худшее. Если об этом пишут в газетах, значит, здесь есть хотя бы доля правды, верно ведь? Билл, вы только что сказали, что обязаны думать об интересах телекомпании. Что ж, а я, в таком случае, обязана учитывать интересы детей. Верит ли в это мистер Труитт или нет, но забота о детях была единственной причиной появления моей программы. И по сей день остается главной причиной.
 Эти дети и так уже являются жертвами. Я не хочу, чтобы они снова страдали оттого, что у них отнимают, быть может, последнюю надежду. Если я уйду из передачи, вы можете сменить название и продолжать выпускать ее в эфир. Очень прошу вас, начинайте как можно скорее подыскивать мне замену.




 ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ


 – Зачем ты пришел?
 – Мне подумалось, что вам, наверное, требуются дружеская поддержка и участие. Я принес чизбургеры. – Джефф приподнял белый бумажный пакет, чтобы она могла разглядеть его через глазок.
 – И в каждом из них, наверное, целая куча калорий?
 – Я едва держу этот мешок.
 – В таком случае… – Кэт открыла парадную дверь. Выйдя на крыльцо, она махнула кому-то рукой, затем пригласила Джеффа войти внутрь и снова заперла дверь.
 – Что это вы делаете?
 – Ты заметил машину, стоящую на обочине улицы чуть в стороне от моего дома? Там сидит полицейский наблюдатель. Пока Циклоп не будет схвачен, лейтенант Хансейкер установил за домом круглосуточное наблюдение.
 – Хорошая идея.
 – Это идея Алекса. Я-то чувствую себя как дура со всеми этими детскими играми в разбойников. – Они прошли на кухню и принялись распаковывать принесенную еду. – Сегодня днем, когда мы ходили в полицейский участок, чтобы дать свидетельские показания, Алекс убедил Хансейкера, что за моим домом необходимо установить наблюдение, – на случай, если вернется Циклоп. – Кэт положила в рот несколько ломтиков жареного картофеля. – Ммм, какая вкуснятина! – пробормотала она. – Спасибо.
 – Я подумал, что вы, скорее всего, ничего не ели.
 – Так и есть. Даже не представляла себе, что я так голодна.
 – А где сейчас мистер Пирс?
 – Откуда я знаю? Ни я за ним не слежу, ни он за мной. В голосе Кэт слышалась обида – она и вправду была обижена на Алекса. Он ни разу не позвонил ей, хотя знал, что она отказалась от поездки в Калифорнию. Кэт подозревала, что он все еще сердится на нее за то, что она позвала его на помощь, а потом предпочла ему Дина. Ей вовсе не хотелось его обидеть, но он, видимо, воспринял все именно так.
 Алекс сдал ее на попечение Хансейкера, а затем умыл руки. Кэт не прочь была услышать его мнение о последних событиях, но решила не искать с ним встречи. Ему самому придется сделать следующий шаг… если таковой вообще будет иметь место.
 – Я подумал, что он, возможно, поживет у вас какое-то время, – продолжал Джефф.
 – Да, прошлой ночью он так и сделал. – Кэт потерла ладонью лоб, пытаясь избавиться от головной боли, которая начиналась у нее всякий раз, когда она пыталась разобраться в своих сложных взаимоотношениях с Алексом Пирсом. – Ты не будешь возражать, если мы сменим тему?
 – Нисколько. У вас есть кетчуп?
 – На дверце холодильника. Но не лей его слишком много. С сегодняшнего дня я безработная.
 – Но ведь вы не собирались настаивать на своем уходе, правда же?
 Сперва чизбургеры и жареный картофель пришлись ей по вкусу. Теперь, когда она вспомнила о том, что ее покинул Алекс и что завтра в газете появится статейка Труитта, еда показалась ей тошнотворной.
 – Я в полной растерянности, Джефф, даже не знаю, что делать. Все так запуталось. – Она невесело рассмеялась. – Знаешь, сейчас я завидую тем временам, когда моей единственной проблемой было больное сердце. Теперь же моя личная жизнь рассыпалась на кусочки. Меня грозится убить рокер, которому я спутала все карты. Жадный до чужой крови журналист собирается измазать в грязи мое доброе имя, и я бессильна ему в этом помешать. – Кэт горестно вздохнула и вдруг одарила его ослепительной улыбкой. – Конечно, есть и положительные моменты: через два дня объявится маньяк-убийца и пришьет меня, тем самым избавив от всех моих неприятностей.
 – Два дня? Господи Иисусе, я и не думал, что так скоро.
 – Время понеслось вскачь с тех пор, как я познакомилась с Циклопом и взялась помочь Патриции и Майклу. Знаешь, эта годовщина моей трансплантации действительно приблизилась как-то неожиданно.
 – А мистеру Пирсу так и не удалось разгадать, кто же все таки присылал вам эти заметки?
 – Мы с ним прокручивали идею, что это мог быть Циклоп. Но, хорошенько подумав, вычеркнули его имя из списка кандидатур. Он слишком глуп.
 – А как насчет Поля Рейеса? О нем что-нибудь слышно?
 Кэт когда-то поделилась с Джеффом собранной Алексом информацией о трех несчастных случаях, происшедших незадолго до ее трансплантации. По ее просьбе Доил ходил в библиотеку и нашел там газетные репортажи с подробностями случившегося. В результате в их распоряжении было детальное описание процесса по делу убийцы – Рейеса.
 – Алекс все еще разыскивает кого-нибудь из его родственников.
 – А как насчет любовника?
 – Любовника? – повторила она в недоумении. – Этого я не знаю.
 – А что удалось узнать нового о той аварии на Хьюстонском шоссе, где разбилось несколько машин?
 – Мне это неизвестно. Я почти забыла о ней. В комнате зазвонил телефон. Кэт, извинившись, подняла трубку.
 – Алло?
 – Где они?
 Ее сердце совершило бешеный скачок.
 – Циклоп?
 Глаза Джеффа широко раскрылись. Он выпустил из рук чизбургер и так быстро вскочил со стула, что тот завалился на спинку.
 – Позвать полицейского? – театральным шепотом спросил он.
 Кэт отрицательно покачала головой и сделала ему рукой знак молчать. Она и так с трудом могла расслышать Циклопа сквозь раздававшийся на его конце трубки шум.
 – Предупреждаю тебя, сука, лучше скажи мне, где они, слышишь?
 – Они там, где вы их никогда не найдете. – Кэт говорила абсолютно спокойно, несмотря на то что ее сердце отчаянно колотилось. – Они в безопасности. Вы больше никогда не сможете причинить им зло.
 – Ну, это мы еще посмотрим. Во всяком случае, я всегда смогу найти тебя, не так ли? Я знаю, где ты работаешь и где живешь. Ничего бы такого не случилось, если бы ты не влезла не в свое дело.
 – На работе вы меня уже не застанете. Я больше не работаю в WWSA, причем благодаря вам.
 – Это еще почему?
 – Не стройте из себя недоумка! Хотя, наверное, я слишком многого от вас требую. С другой стороны, вы умнее, чем стараетесь казаться. Только изощренный и хитрый ум мог придумать такую ложь, какую вы сообщили мистеру Труитту.
 – Кому-кому?!
 – Обозревателю газеты «Свет Сан-Антонио».
 – Обозре… кому?! О чем, черт побери, ты там толкуешь? Эй, твой телефон что, прослушивается полицией? И ты тут болтаешь всякий вздор только для того, чтобы я не бросил трубку? Проклятье!
 И сразу же раздались короткие гудки.
 Кэт еще какое-то время продолжала держать трубку около уха. Наконец она положила ее на место, по-прежнему задумчиво глядя на телефонный аппарат.
 – Что он сказал? – спросил Джефф.
 – Он… э-э…
 – Он сказал вам, где находится? Кэт! Что случилось? Кэт! Ей потребовалось еще несколько секунд, чтобы сбросить с себя оцепенение и осмысленно взглянуть на Джеффа.
 – Он все еще мне угрожает.
 – Вы имеете в виду, что он угрожает еще чем-то, помимо совращения малолетних?
 – Циклоп утверждает, что не имеет об этом ни малейшего представления. Может быть, это покажется странным, но я думаю, что он говорит правду.
 Джефф недоуменно покачал головой.
 – Не понимаю.
 – Я тоже.
 – Труитт сказал, что ему звонил Циклоп. Он не смог бы сам выдумать такое имя.
 – Вряд ли он что-либо выдумал, – согласилась Кэт.
 – В таком случае он что, лжет?
 – Нет. Кто-то действительно звонил Труитту. И представился Циклопом.
 Лицо Джеффа прояснилось: он начал понимать.
 – Но это мог быть кто угодно. Вероятнее всего, тот самый человек, который послал вам все эти статейки.
 – Вот именно. Этот человек вездесущ. Мне кажется, он словно живет в моем собственном теле вместе со мной. Он узнает обо всем, что со мной случается, почти одновременно со мной, включая мои отношения с Циклопом. Впрочем, возможно, я слишком тороплюсь с выводами. – Кэт прижала ладони к вискам. – Я больше не знаю, что мне делать и кого подозревать.
 – Подождите, Кэт, – сочувственно произнес Джефф. – Давайте взглянем на эту историю чисто прагматически. Предположим, ваш преследователь высосал из пальца всю эту историю с совращением малолетних и позвонил Труитту. Но кто-то же подтвердил его обвинения. Труитт амбициозен и вообще противный тип, но он не произвел на меня впечатление дурака.
 – На меня тоже.
 – Поэтому я не думаю, чтобы он стал лезть в бутылку, не имея действительно еще одного свидетеля, подтверждающего предъявленное обвинение.
 Они обсуждали это то с одной, то с другой точки зрения, пока головная боль Кэт не стала совсем уже непереносимой. Накануне ночью ей удалось поспать всего несколько часов. С тех пор как она проснулась утром, ей пришлось выдержать сначала неожиданное появление Патриции, затем неприятный разговор в кабинете Уэбстера, предательство Билла и, наконец, этот странный звонок Циклопа.
 Ее мозг был до краев переполнен информацией, вызывающей отрицательные эмоции; она больше не могла его перегружать.
 – Мы ходим по кругу, Джефф, – устало вздохнув, проговорила она. – Прошу меня извинить, но давай-ка на этом закончим. Я хотела бы принять горячую ванну, а затем попытаться уснуть.
 – А вы не будете бояться? Я мог бы остаться у вас на ночь в качестве охранника.
 – Спасибо. Но сторожевой пес у меня уже есть – припаркован невдалеке от дома.
 В дверях Джефф неловко обнял ее.
 – Пожалуйста, Кэт, заберите свое заявление об уходе.
 – Я его уже подала.
 – Но, когда вы отнесли его наверх, мистер Уэбстер уже ушел домой. Оно еще не вступило в силу. Подождите, пока не будет известна реакция на статью Труитта. Может быть, все окажется совсем не так, как мы думаем… Вам нельзя уходить, Кэт. Вы и эта программа – одно целое.
 – То же самое мне говорили и в отношении роли Лоры Мэдисон. Этого персонажа давно уже нет в телесериале, а он до сих пор регулярно выходит в эфир каждый день в двенадцать часов.
 – Это не одно и то же. «Дети Кэт» – главное дело вашей жизни. Программа слишком важна для вас. Для всех нас.
 Она попыталась развеять его озабоченность шуткой.
 – Меня не обманешь. Дойл. Ты просто пытаешься сохранить свое рабочее место.
 Кэт долго смотрела ему вслед, затем удостоверилась; что полицейская машина без опознавательных знаков все еще стоит на своем месте. Сначала она была недовольна тем, что наблюдательный пост находится в непосредственной близости от ее дома, но теперь от мысли, что ей не придется долго ждать помощи, ей становилось легче на душе.
 Циклоп мог вернуться. Он все еще жаждал крови. Но Кэт действительно верила, что он ничего не знал о переданной Труитту сплетне. Закулисная тайная интрига не вязалась с образом Циклопа. Нож – да. Но не такие изощренные уловки.
 Если это не он звонил Труитту, тогда кто же? И как звонивший додумался назваться именем ее врага. Циклопа? Кому настолько хорошо известны обстоятельства ее жизни? И кто этот таинственный второй свидетель, с которым говорил Труитт?
 Продолжая искать ответы на все эти вопросы, Кэт погрузилась в ароматную пену.




 ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ


 Его лицо исказила гримаса усталости, на лбу выступили многочисленные капли пота. Пот стекал ему в глаза и жег их.
 Он так тяжело дышал, как будто бежал в гору марафонскую дистанцию, до предела истощая физические силы, ища забвения от тяжелого чувства вины и отпущения грехов. Он и не обманывал себя тем, что занимается любовью. Это было скорее самобичеванием.
 Он бесстыдно пользовался ее чувственностью: мог брать ее, не говоря ни слова любви и даже не приласкав, и она никогда не жаловалась, послушно исполняя все его желания. И чем больше он требовал, тем больше она давала.
 Но ее послушание тоже не было основано ни на любви, ни на сострадании. Она хотела, чтобы он продолжал быть ее любовником, из чисто эгоистических соображений. Оба получали от этой связи то, чего хотели.
 Секс для них был прежде всего удовлетворением желания. Чем откровеннее и непристойнее они себя вели, тем большее удовлетворение получали друг от друг. Их взаимоотношения были незаконны, и даже по этой причине они являлись грешниками. И поэтому ничего не теряли, давая волю своим самым безумным фантазиям.
 Обхватив ее сзади руками, он стал мять ее груди. Его влажный от пота живот мягко и ритмично стукался о ее ягодицы. Ей не нравилась эта поза, но ее собственное желание было слишком сильным. Она выгнула спину, как кошка, и впилась острыми ногтями в простыню. Достигнув оргазма, она даже выкрикнула в его адрес какое-то ругательство. Он кончил одновременно с ней, покрывшись с головы до ног липким потом; его сердце бешено стучало. Когда она упала лицом вниз на смятую постель, он навалился на нее сверху.
 Через несколько секунд она пробормотала:
 – Слезь. Ты меня раздавишь.
 Он перевалился на спину, широко раскинув руки и все еще пытаясь восстановить дыхание. Она на четвереньках подползла к краю постели, встала и накинула на себя халат.
 – Тебе было больно? – спросил он.
 – Но ведь без этого нельзя, разве не так?
 – Я знаю, что ты предпочитаешь другие позы.
 – Уверена, пещерным женщинам эта поза казалась очень романтической.
 Он пытался прочесть на ее лице сарказм, но не увидел его. Она редко высказывалась о чем-либо критически.
 Неожиданно раздался звонок в дверь – они удивленно переглянулись. Опершись на локти, он привстал с постели.
 – Кто бы это мог быть?
 – Придется пойти посмотреть.
 – Не надо, пусть звонят.
 – Нельзя. Вдруг это мой младший брат – ищет место, где бы проспаться.
 – А как же я? – воскликнул он с тревогой в голосе. Мысль о том, что кто-то может увидеть его в ее квартире, внушала ему ужас.
 – Успокойся: он никогда не задает вопросов. Моя личная жизнь касается только меня.
 Она поправила халат и, убедившись, что он достаточно плотно запахнут, быстро сбежала вниз и открыла дверь. До него донесся ее изумленный возглас:
 – О Господи! Вы-то что здесь делаете?
 – Привет, Мелия. Можно мне войти? Это не был ее брат. Это была Кэт Дэлани.
 – Боже, – простонал он, проведя рукой по все еще пылающему лицу. Потное тело начинало остывать, ему вдруг стало даже холодно, его охватил озноб.
 – Что вам нужно? – холодно спросила Мелия.
 – Выяснить отношения. Можно войти? Он услышал звук закрываемой двери и представил себе, как обе женщины готовятся свести между собой счеты.
 – Ну вот, вы вошли, – сказала Мелия. – Что дальше?
 – Это ведь все время были вы, не так ли? Именно вы затеяли всю эту грязную игру.
 – Понятия не имею, о чем вы, черт побери, толкуете, – раздраженно ответила Мелия. – Что вы себе позволяете? Заявляетесь сюда посреди ночи без всякого приглашения и начинаете нести какой-то вздор. Господи, наверное, вы самая ненормальная женщина на свете. По-моему, вам не мешает обратиться к психиатру.
 Кэт не сдавалась.
 – Разгадка все время была рядом – просто я ее не видела вплоть до сегодняшней ночи. И внезапно voila – ваше имя само собой возникло у меня в голове. Кинг.
 – Мне известно, как меня зовут, – паясничая, вставила Мелия.
 – Но ведь это не то имя, с которым вы родились, не так ли? Не настоящее ваше имя. Ваша настоящая фамилия Рейес. Вы переделали ее на английский манер и стали Мелией Кинг.
 – Да ну?!
 – Я в этом не сомневаюсь. И вы родственница Поля Рейеса.
 – Кого?!
 – Поля Рейеса.
 – Возможно. Я знаю далеко не всех своих многочисленных родственников.
 – Этого вы должны знать, – не унималась Кэт. – О нем писали все газеты, ведь это он убил свою жену бейсбольной битой. Его судили, но оправдали.
 – Послушайте, я совершенно не представляю, о чем вы говорите. Я не знаю никакого Рейеса. Поэтому, почему бы вам не убраться из моего дома?
 Кэт пропустила ее слова мимо ушей.
 – Поль Рейес разрешил взять сердце его жены для трансплантации.
 – Но я-то тут при чем?
 – Я считаю, что очень даже причем. И он тоже. Настолько, что вознамерился остановить сердце неверной супруги. Как вы все это устраиваете? Сейчас объясню. Вы находите тех, кому было пересажено сердце, а потом появляется он и убирает их. Ведь так?
 – Я не…
 – Да нет, это, конечно же, вы, – продолжала Кэт. – Вы имели доступ ко всей информации, ложившейся ко мне на стол, и были в курсе всех моих телефонных разговоров.
 – Я знаю только одно: вы самая настоящая психопатка, – закричала Мелия.
 – Все сотрудники телестанции были приглашены на барбекю – следовательно, вы видели меня там вместе с Майклом. А сегодня вам удалось пронюхать о моих отношениях с Циклопом. Вы знали, что Труитт мой враг и враг программы «Дети Кэт» и потому будет рад даже намеку на грязную сплетню обо мне. Поэтому вы попросили кого-то из ваших знакомых позвонить ему, может быть, самого Рейеса. Он представился Циклопом и поведал эту чудовищную ложь. Затем, когда Труитт стал вынюхивать подробности и искать свидетелей, вы с радостью согласились подтвердить выдвинутые против меня обвинения. Что может быть хуже: программа, призванная помогать детям, на самом деле является рассадником растления и жестокости.
 – Ну и воображение же у вас!
 – А упавший светильник – тогда в студии – это тоже плод моего воображения?
 – Я не имела к этому никакого отношения!
 – А выброшенные в мусорный бак мои лекарства?
 – Я тогда очень на вас обозлилась.
 – За что?
 – За то, что вы такая стерва!
 – И, может быть, за сердце, остановить которое хотите вы и ваша семья?
 – Я уже сказала вам, что не знакома с человеком по фамилии Рейес.
 – Джуди Рейес имела любовника. Вся семья сочла это оскорбительным, ведь так? И тогда вы стали орудием мести.
 – Господи, да что вы такое несете?!
 – Не надо отпираться, мисс Кинг. Как только я разгадала фокус с вашим именем, все стало на свои места. Вы пытались лишить меня покоя. Сначала светильник, затем анонимные послания с газетными вырезками, теперь эта история, подброшенная Труитту. Все это преследовало цель сломить меня. Сделать уязвимой. Чтобы потом, когда меня найдут мертвой – возможно, я захочу покончить жизнь самоубийством? – все говорили: «Да, знаете, она очень странно себя вела. Все последние месяцы она была на пределе». Скажите мне, Мелия, как вы с Полем Рейесом планировали меня убить? Сбить на дороге и сделать вид, что это несчастный случай? Насильно запихнуть в меня таблетки и сказать, что я не рассчитала дозу? Или снова устроить что-нибудь в студии? А?
 – Прекратите на меня орать! – взорвалась Мелил. – Я ничего обо всем этом не знаю.
 – Черта с два вы не знаете!
 – Ну хорошо. Конечно, мне известно, что вы получали анонимные послания по почте, но не я их вам посылала. И не я развинтила этот студийный светильник. Как вы себе это представляете, я влезла на потолок и повертела винтики? Да посмотрите же вы в лицо фактам.
 – Это и есть факты, – запальчиво выкрикнула Кэт. – Вы пришли в WWSA вскоре после того, как стало известно, что я тоже буду там работать. Но сделали вид, что пришли случайно. И вы возненавидели меня с первого же взгляда. – Кэт бросила это обвинение прямо ей в лицо.
 – Этого я не отрицаю. Но ваше дурацкое сердце здесь ни при чем!
 – Тогда за что?
 С галереи второго этажа послышался мужской голос:
 – Она считала, что я питаю к вам романтический интерес.
 Билл Уэбстер увидел, как Кэт вскинула голову и посмотрела вверх. Когда она узнала его, на ее лице явственно отразилось изумление. Ее большие голубые глаза неотрывно следили за ним, пока он спускался с лестницы. На нем уже были брюки и рубашка, но его ноги все еще оставались босыми.
 Уэбстер знал – Кэт сразу поняла, что он только что был в постели с Мелией, и у него не было никакой надежды оправдаться. Если бы он сейчас начал бормотать какие-то объяснения или отрицать очевидное, то лишился бы последних остатков достоинства.
 – Из этой неловкой ситуации, Кэт, вы можете сделать только один логический вывод. – Он взглянул на Мелию, у которой тоже был довольно неприбранный вид, даже в большей степени, чем у него. – В данном случае внешняя сторона не является обманчивой. Это именно то, чем кажется на первый взгляд.
 Он подошел к небольшому бару, где у Мелии всегда был запас его любимых напитков.
 – Мне нужно выпить. Леди, кому из вас налить? Уэбстер налил себе шотландского виски и выпил его залпом. Мелия, устроившись в углу дивана, не отрывала глаз от своих ногтей. У нее был вид человека, которому происходящее уже успело изрядно надоесть. Что касается Кэт, то она, казалось, приросла к полу.
 – Я сурово отчитал Мелию за ее проделку с вашими лекарствами, – начал Билл. – Это была глупая ребяческая выходка, и я предупредил ее, чтобы ничего подобного больше не повторилось.
 – Он меня просто доконал своими нравоучениями, – обиженно протянула Мелия.
 В глазах Кэт легко читались беспощадные обвинения, но Билл заставил себя держаться стойко.
 – Я очень сожалею, что вам стало известно… это, – продолжал он. – Но, поскольку ваши обвинения в адрес Мелии были напрасны, я счел необходимым вмешаться и восстановить справедливость.
 – Это просто невероятно, – заговорила наконец Кэт. – Хотя теперь мне многое становится понятным, например, почему вы снова взяли ее на работу после того, как я ее уволила. – Она с отвращением фыркнула – реакция, которая его нисколько не удивила. – Вы знаете, а ведь Ненси подозревает, что у вас роман со мной.
 – Она мне никогда об этом не говорила, – соврал он.
 – Почему вы спите с ней, – Кэт пренебрежительно кивнула в сторону Мелии, – когда женаты на такой удивительной женщине, как Ненси?
 – Если она такая чертовски удивительная, то что же он тогда делает у меня в постели? – спросила Мелия. –
 Трахается до помутнения рассудка, вот что, – самодовольно добавила она.
 – Прошу тебя, Мелия, позволь мне самому ответить на все вопросы, – недовольно проговорил Уэбстер и снова повернулся к Кэт. – Это мое дело, мисс Дэлани. Вы уже несколько раз давали мне понять, что не любите, когда кто-то вмешивается в вашу личную жизнь, – я заслуживаю того же.
 – 0'кей, – коротко ответила Кэт. – Но я думаю, что именно ваша любовница преследовала меня.
 – Вы ошибаетесь, – просто сказал он.
 – У меня не было времени проверить ее документы или выяснить, где она была и что делала последние несколько лет, но я это обязательно сделаю. И, если выяснится, что она находилась поблизости от тех троих, которым были пересажены сердца и которые затем умерли, я поставлю в известность Министерство юстиции.
 – Я всю свою жизнь прожила в Техасе, – вмешалась Мелия. – И, к вашему сведению, фамилия моего отца действительно Кинг. Я латиноамериканка только на четверть, что вдребезги разбивает эту вашу теорию относительно Рейеса. В любом случае, мне глубоко наплевать, откуда взялось ваше сердце. Я просто не хотела, чтобы вы думали, что стоит вам здесь появиться, и Билл уйдет от меня к вам.
 – Он вам не принадлежит.
 – Неужели? Жаль, что вы не пришли сюда на пять минут раньше, вы бы так не говорили. Я поставила его на колени.
 Билл почувствовал, что его лицо заливает краска.
 – Мелия начала ревновать к вам, когда вы только приехали сюда, – сообщил он Кэт. – Она считала, что я заменю ее вами, но я уверил ее, что наша дружба совсем другого рода.
 Кэт снова повернулась лицом к Мелии, лениво перебиравшей пальцами пряди волос.
 – Не верю, что вы такая невинная овечка. Во всяком случае, это ведь именно вы подтвердили смехотворную клевету о совращении малолетних?
 Рука Мелии безжизненно упала, плечи поникли. Билл приблизился к ней вплотную.
 – Мелия? Это правда? – Она подняла на него глаза: в них читалось недовольство. И вина. У него возникло нестерпимое желание ударить ее наотмашь по лицу. – Отвечай мне.
 Она соскочила с дивана.
 – Ну, да, да, звонил мне этот самый газетчик! Рассказывал, что ему сообщил какой-то рокер по имени Циклоп, и спрашивал, знаю ли я что-нибудь об этом. Я говорю:
 «Конечно знаю. Я видела Кэт Дэлани на барбекю с этим малышом. Она весь вечер таскала его с собой и прямо-таки поедала его глазами». Труитт спросил, была ли у нее возможность остаться с ним наедине. Я опять говорю: «Конечно, была. Собственными глазами видела, как она повела его в дом и никого поблизости не было».
 Потом он спросил, не может ли это быть связано с тем другим случаем, когда та пара отказалась от удочерения. Не могла ли та маленькая девочка тоже стать одной из жертв Кэт? Я ему ответила, что лучше воздержусь высказываться по этому поводу, потому что, когда это случилось, я работала в программе «Дети Кэт» и не хочу оказаться замешанной в этой истории.
 – О Господи, – прошептала Кэт, испытывая отвращение и вместе с тем невольное уважение к Мелии. Затем она повернулась к Уэбстеру. – Послушайтесь моего совета, Билл: старайтесь, чтобы эта женщина была вами довольна. Если вы когда-нибудь вдруг решите покончить с этой жалкой интрижкой, один Господь знает, что она сделает с вашей жизнью. Хотя, надо сказать, вы этого вполне заслуживаете. – Кэт перевела дыхание, стараясь справиться с нараставшим гневом. – Ее ни на чем не основанная ревность в отношении меня едва не разрушила программу «Дети Кэт». Она чуть не свела на нет все, чего мы с таким трудом достигли. Ее ложь могла бы повлиять на десятки ребячьих жизней. Они лишились бы будущего, и все из-за этой… – Она махнула рукой в сторону Мелии. – Вы считаете, она того стоит?
 Уэбстер сделал жалкую попытку защитить себя:
 – Я не позволю вам судить меня и Мелию, Кэт. Однако я сожалею, что сегодня вам пришлось выслушать всю эту перебранку.
 – Перебранку?! – повторила за ним Кэт, давая понять, что он выбрал крайне неудачное выражение. – Одного сожаления мало. Здесь вы одними извинениями не отделаетесь. – Она взяла лежавший на приставном столике радиотелефон и вручила ему. – Я уверена, вы знакомы с главным редактором этой газеты. Позвоните ему. Пусть эту статью не публикуют.
 – Кэт, это невозможно. Слишком поздно. Несомненно, она уже в наборе.
 – В таком случае вам не мешало бы лично явиться в типографию и отключить машины от сети. Если вы не остановите публикацию этой бессовестной лжи, я клянусь вам, что у них завтра же будет еще одна статья, которая по сенсационности полностью затмит предыдущую. Мне очень не хочется причинять боль Ненси, но я буду вынуждена пойти на это, чтобы обезопасить «Детей Кэт». Вы ведь меня прекрасно знаете: я слов на ветер не бросаю.
 Она с гневом воззрилась на Мелию.
 – Что же касается вас, то вы просто девка. Глупая, злая и испорченная девка. – Затем Кэт снова обратила свое презрение на Билла: – А вы посмешище. Жалкое подобие человека среднего возраста, который пытается вернуть молодость с помощью сексуальных утех. И подумать только, ведь я когда-то вами восхищалась!
 Презрительно фыркнув, она двинулась по направлению к двери.
 – Предлагаю начать звонить, а то действительно будет поздно.




 ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ


 Когда Кэт вернулась домой, до рассвета оставался какой-нибудь час. Выйдя из квартиры Мелии, она почувствовала, что слишком расстроена, чтобы спать. Но это было несколькими часами раньше. Теперь же ей казалось, что она может проспать целый месяц. Кэт скинула туфли, вытащила из-за пояса джинсов полы рубашки и направилась в спальню.
 Проходя через гостиную, она вдруг услышала какой-то шорох.
 – Где ты, черт побери, была?
 – Тьфу, Алекс, как ты меня напугал!
 – Я уже полночи тут поджидаю.
 Он включил настольную лампу и сощурил глаза, привыкая к яркому свету. Затем поднялся с кресла, в котором провел несколько часов.
 – Так где ты все это время была?
 – Ездила по улицам.
 – Ездила по улицам?!
 – В Сан-Антонио нет пляжа, вот и пришлось поездить.
 – И ты считаешь, что все это имеет какой-то смысл?
 – Да, но не для тебя. Для меня имеет. А что ты делаешь в моем доме? Я не заметила снаружи твоей машины. Как ты вошел?
 – Моя машина припаркована в соседнем квартале. Я прошел сюда дворами и влез через окно на кухне, так же, как и в прошлый раз. Там очень хлипкий замок. Тебе бы надо его заменить. А почему ты не включила сигнализацию?
 – Я подумала, что это лишнее, поскольку в машине недалеко от дома дежурит полицейский и наблюдает за всем, что здесь происходит.
 – Мимо него проскочить – раз плюнуть. Если это могу сделать я, то может и кто-нибудь еще.
 – Вот тебе и обещанное Хансейкером наблюдение, – пробормотала она.
 – А почему он не поехал за тобой?
 – Он пытался это сделать, но я сказала ему, что только съезжу в магазин и быстро вернусь. А сейчас, проезжая мимо, я видела, как он зевает. Наверное, хорошенько вздремнул и теперь просыпается.
 – Скорее всего. У тебя как, все в порядке? Она кивнула.
 – По твоему виду не скажешь. Выглядишь просто отвратительно, – констатировал он. – И где же ты ездила, что тебя не было несколько часов?
 – Нигде и вместе с тем везде. И перестань ко мне приставать с расспросами. Это ты влез ко мне в дом, а не я. Я хочу есть.
 Поскольку ее мечтам – лечь и отоспаться – в ближайшее время явно не суждено сбыться, она решила хотя бы утолить голод. Со времени принесенных Джеффом чизбургеров, от которых она отломила пару кусочков, у нее во рту и маковой росинки не было.
 Алекс прошел вслед за ней на кухню. Вытащив из кладовки коробку овсяных хлопьев, Кэт наполнила салатницу.
 – Хочешь?
 – Нет, спасибо.
 – У тебя появились какие-нибудь новости?
 – Да. Но сначала твоя очередь рассказывать. Куда ты ездила и зачем? Что произошло с тех пор, как вчера днем ты вышла из офиса Хансейкера?
 Набрав в рот подслащенной овсянки с орехами и изюмом, Кэт ответила:
 – Ни за что не поверишь.
 – А ты попробуй.
 Она сделала ему знак сесть. Алекс оседлал один из кухонных стульев. Не переставая жевать, Кэт рассказала ему о Роне Труитте и обо всем, что произошло после того, как он нанес свой удар.
 – Но, оказывается, ему звонил вовсе не Циклоп.
 – Откуда ты знаешь?
 – Вчера вечером, когда мы с Джеффом сидели в этой самой кухне и мои слезы по поводу неминуемого краха моей программы капали прямо в пиво, позвонил рокер из преисподней. Он, естественно, не выразил мне особой любви, но зато начисто отрицал, что ему что-либо известно о сообщенной Труитту сенсационной сплетне.
 – Может быть, он врал?
 – Возможно, но мне так не показалось.
 – Если не он, то кто же?
 – Остается загадкой. Зато я знаю, кто подтвердил эти возмутительные сведения. Мелия Кинг. Ты ее помнила, – приторно-сладко проговорила Кэт. – Ожившая картинка из журнала для мужчин.
 Алексу было не до мелких обид.
 – Вполне резонно, – без тени улыбки заметил он. – Между вами с первого дня будто кошка пробежала.
 – А теперь я знаю почему. Она уже давно спит с – как бы поточнее сказать – человеком, которого подозревают в том, что он без ума от меня.
 – Уэбстером?!
 – Не могу тебе передать, какой это был удар по моему самолюбию, когда я узнала, что он предпочитает ее мне, – ядовитым тоном проговорила Кэт и рассказала ему о сцене в квартире Мелии.
 – Вот сукин сын! – воскликнул Алекс, стукнув кулаком по столу. – Я как чувствовал, что он скользкий тип.
 Разве я оказался не прав?
 – Я всегда считала Билла чрезвычайно умным, проницательным и даже в какой-то степени расчетливым, в конструктивном смысле этого слова. А оказывается, он лгун, обманщик и прелюбодей. В моих глазах такие люди представляют собой низшую форму земной жизни. Я никак не пойму, почему некоторым семейным людям так трудно устоять перед совершением греха прелюбодеяния. Если хочешь спать сегодня с одним, завтра с другим, зачем вообще выходить замуж или жениться? – Она заметила, что Алекс едва заметно поморщился. – Ты не согласен со мной?
 – Я согласен, что в теории все выглядит очень гладко. Но в жизни человеку приходится сталкиваться с различными искушениями. Иногда бывают смягчающие вину обстоятельства.
 – Ты хочешь сказать, что любые намерения и поступки можно объяснить задним числом? Но я не вижу, какие доводы мог бы привести Билл, чтобы оправдать эту свою связь с Мелией. – Кэт все еще пребывала в ярости, но она также ощущала и острое чувство утраты. Безусловно, Билл Уэбстер не обязан был давать ей отчет о своей личной жизни. И все равно она чувствовала, что ее предал человек, которого она уважала и которым восхищалась. И от этого было больно. – Ну зачем ему рисковать браком с такой великолепной женщиной, как Ненси, настоящей леди, ради какой-то злобной потаскушки?
 – Вероятно, Мелия хорошо знает свое дело.
 – О, это несомненно. Но меня больше всего беспокоит то, что Ненси считает, что это я. – Доев овсянку, Кэт встала из-за стола и принялась заваривать кофе. – Я готова была его задушить. Нашей программе чуть не пришел конец только из-за того, что он не может держать штаны застегнутыми. На всем протяжении этой сцены он, как мог, пытался сохранить достоинство, но я видела, что ему очень стыдно. Я думаю, он достаточно унижен, и надеюсь, что у него будут отчаянно потеть ладони, когда он, Ненси и я в следующий раз окажемся в одной комнате. Кофе?
 – Да, пожалуйста,
 Кэт вернулась к столу с двумя полными чашками.
 – Выйдя от Мелии, я почувствовала, что слишком расстроена, чтобы возвращаться домой, поэтому решила проехаться и попытаться привести свои мысли в порядок.
 – Ты думаешь, Уэбстер сможет остановить публикацию этой статьи?
 – Я думаю, он сделает все от него зависящее. Если же это ему не удастся, он потребует опровержения того же объема и значимости, что и сама статья, и будет настаивать на том, чтобы газета взяла на себя всю ответственность за совершенную ошибку. – Она невесело улыбнулась. – Избежав этой катастрофы, я теперь должна беспокоиться всего лишь о том, чтобы пережить послезавтрашний день.
 – Это не повод для шуток.
 – Еще бы!
 – У меня есть хорошая новость.
 – Очень кстати.
 – Сегодня днем звонила Айрин Уолтерс. Угадай, кто гостит у них в этот уик-энд? Джозеф. У Кэт потеплело в груди от радости.
 – Это… это просто великолепно. Ах, как хочется, чтобы у них все получилось. Он же просто умница, такой милый. Я никогда не забуду, как он сказал, что не будет в обиде на меня, если его никто не усыновит.
 – Держу пари, что это верняк, – посмеиваясь, сказал Алекс. – Айрин говорит, что, посмотрев сюжет о мальчике, они сразу же влюбились в него. Им, правда, еще надо закончить курсы для будущих родителей, но пока что он немного у них погостит. Чарли собирается начать учить его играть в шахматы. А Айрин уже раздобыла список его любимых блюд. Они даже хотят постричь и причесать Бандита, чтобы тот произвел на мальчика хорошее впечатление.
 Пока он не протянул руку и не дотронулся до ее щеки, она не сознавала, что по ее лицу текут слезы.
 – Хорошая новость. Спасибо, что обрадовал меня. Вытерев ее лицо салфеткой, Алекс напряженно посмотрел ей прямо в глаза.
 – Кэт, кто позвонил в газету?
 – Не имею представления.
 – Я уверен, что это твой преследователь.
 – Я тоже. Он все еще играет со мной в кошки-мышки. Но как ему удалось узнать про Циклопа?
 – Может быть, твой телефон прослушивается. А может, в доме спрятан микрофон. – Он помолчал. Или… это может быть кто-то из близких тебе людей, кто-то, кому ты доверяешь и кого ни в чем не подозреваешь.
 Кэт ощутила неприятный вкус во рту, как будто выпила не кофе, а прокисшую бурду. Выводы Алекса целиком и полностью совпадали с ее собственными – именно к такому умозаключению она пришла, когда ездила по сонным городским улицам.
 Она быстро встала.
 – Мне нужно принять душ.
 – Тогда поторопись. – Алекс посмотрел на часы. – Наш самолет через два часа.
 – Самолет?
 – Я, собственно, и пришел к тебе, чтобы сообщить об этом. Мне удалось разыскать сестру Поля Рейеса. Она живет в Форт-Уэрте и согласилась с нами побеседовать.




 ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ


 Они попали как раз в утренние часы пик, поэтому им с трудом удалось добраться до аэропорта вовремя. Меньше чем через час они приземлились в аэропорту Лавфильд в Далласе, где Алекс заранее заказал машину.
 – Наша тридцатипятиминутная поездка в Форт-Уэрт займет больше времени, чем перелет из Техаса, – заметил он, выезжая из аэропорта.
 – Ты знаешь, куда ехать? – Кэт с любопытством рассматривала проносящиеся мимо высотные здания. Она впервые оказалась в этом городе и сейчас дорого бы дала, чтобы их поездка была всего лишь экскурсионной.
 – Миссис Рейес-Данн мне все подробно объяснила. И, кроме того, я примерно представляю себе, где мы находимся.
 – Как ты ее нашел?
 – Когда-то я по работе контактировал с FWPD и подружился с одним из их детективов. Несколько дней назад я позвонил ему и спросил, помнит ли он дело Рейеса. Он сказал, что такое дело трудновато забыть, хотя с тех пор, как его перенесли в Хьюстон, он уже не особенно следил за ходом процесса. Я попросил его не в службу, а в дружбу разыскать кого-нибудь из семьи Рейеса и объяснил, зачем мне это нужно, подчеркнув, что полиция этим делом не занимается. Спустя пару дней он позвонил и сообщил, что разыскал сестру Рейеса. Он сказал, что она очень недоверчиво относится к такого рода расспросам, поэтому он предоставил ей право самой решить, встречаться со мной или нет. На всякий случай он оставил ей номер моего телефона. И вот вчера, вернувшись домой после визита в офис Хансейкера, я обнаруживаю, что она оставила на автоответчике сообщение. Я тотчас же ей перезвонил, и мы договорились о встрече.
 – Она тебе что-нибудь рассказала по телефону?
 – Нет. Она только подтвердила, что является сестрой того самого Поля Рейеса, которого я разыскиваю. На мои вопросы она отвечала очень сдержанно, но ее заинтересовало предположение, что ты могла получить сердце Джуди Рейес.
 Справляясь по карте и следуя собственному инстинктивному умению ориентироваться, Алекс быстро вел машину по лабиринту транспортных развязок, соединяющих оба города.
 Нужная улица оказалась в более старой части, к западу от деловых кварталов Форт-Уэрта, чуть в стороне от бульвара Кемп-Боуи. Алекс припарковал машину на обочине улицы перед аккуратным кирпичным домом. Большой сикомор, росший во дворе, отбрасывал густую тень. Упавшие листья хрустели у них под ногами, когда они с Кэт поднимались вверх по подъездной дорожке.
 Миловидная женщина испанского типа радушно приветствовала их на ступеньках крыльца. На ней была белая форма медсестры.
 – Вы мистер Пирс?
 – Да. Миссис Данн, а это Кэт Дэлани.
 – Здравствуйте. – Женщина пожала им обоим руки. Руку Кэт она держала чуть дольше, одновременно внимательно вглядываясь в ее лицо. – Так вы думаете, вам пересадили сердце Джуди?
 – Возможно, что так.
 Женщина продолжала изучающе смотреть на нее, затем, вспомнив о приличиях, сделала приглашающий жест рукой в сторону стоявших на крыльце плетеных кресел.
 – Если хотите, мы можем пройти в дом.
 – Нет-нет. Здесь очень хорошо, – заверила ее Кэт, усаживаясь поудобнее.
 – Я люблю вдоволь насладиться свежим воздухом, прежде чем заступить на дежурство.
 – Вы медсестра?
 – Да, в городской больнице Джона Питера Смита. Мой муж работает там же рентгенологом. Эту неделю у меня ночная смена. – Она подняла глаза к небу. Я скучаю по дневному свету. – Затем миссис Данн повернулась к Алексу. – Я не совсем поняла, о чем вы хотели со мной поговорить. По телефону вы объяснили это довольно туманно.
 – Мы хотели бы найти вашего брата.
 – Именно этого я и боялась. Он что-нибудь натворил? Кэт взглянула на Алекса, пытаясь понять, какое значение он придает этим двум вроде бы ничего не значащим фразам. Его реакция была очевидной: он прямо-таки подпрыгивал на своем кресле от нетерпения.
 – Ваш брат имел дело с полицией с тех пор, как его оправдали после убийства жены?
 Миссис Данн ответила вопросом на вопрос:
 – А что вам от него нужно? Я ничего не скажу, пока не узнаю о цели вашего визита.
 Алекс вытащил из плотного конверта присланные Кэт газетные вырезки и передал их сестре Рейеса.
 – Вы когда-нибудь видели их раньше?
 Читая газетные статьи, женщина все больше расстраивалась – это было заметно. Ее глаза за стеклами очков выдавали сильное волнение.
 – Какое отношение все это имеет к Полю?
 – Может быть, никакого, – мягко ответила Кэт. – Но я бы хотела, чтобы вы внимательно посмотрели на их даты. Это завтрашнее число. Число, когда произошли эти три, на первый взгляд, не связанные между собой смерти. Это число одновременно является годовщиной убийства вашей невестки и моей трансплантации. Мы – мистер Пирс и я – не верим, что эти трое людей с пересаженными сердцами умерли в результате несчастных случаев. Мы полагаем, что их мог убить кто-то из членов семьи донора, который жаждет остановить переданное для транс плантации сердце в тот самый день, когда решение о передаче было принято.
 Миссис Данн вынула из кармана платок и вытерла слезы.
 – Мой брат любил Джуди до самозабвения. То, что он с ней сделал, ужасно. Я не хочу его защищать. Его поступок отвратителен, хотя он и совершил его в припадке бешеной ревности. Он так любил свою жену, что, увидев ее с другим… – Она на секунду замолчала, чтобы вытереть нос. – Видите ли, Джуди была очень хорошенькой. Поль был влюблен в нее с самого детства. Она была умница, намного умнее и начитаннее Поля. Из-за этого он и поставил ее на пьедестал.
 – Иногда стоящим на нем бывает очень одиноко, – заметила Кэт.
 – Да, думаю, вы правы, – согласилась медсестра. – Я не ищу оправданий поведению Джуди, но, пожалуй, могу ее понять. Она не была падшей женщиной. В сущности, моя невестка была крайне религиозна. Влюбившись в другого мужчину, она, должно быть, испытала огромный психологический шок. Уверена, если бы можно было сейчас спросить ее, она ответила бы, что всецело оправдывает поступок Поля и прощает его. Сомневаюсь, что она когда-нибудь простила бы саму себя за ту боль, которую она причинила ему и их детям. – Миссис Данн откашлялась. – Я также верю, что Джуди продолжала бы любить этого мужчину. У них была не тривиальная интрижка. Она настолько любила его, что отдала за него жизнь.
 Кэт вспомнила, как Джефф спрашивал ее о любовнике, и почувствовала, что в ней просыпается интерес.
 – А что с ним стало?
 – Если бы я знала… – В голосе миссис Данн слышалась горечь неприязни. – Этот трус сбежал. Он так больше и не объявился. Поль – да и мы все – даже не узнал его имени.
 Кэт дотронулась до ее руки.
 – Миссис Данн, вы знаете, где сейчас ваш брат? Женщина настороженно посмотрела сначала на одного, потом на другого.
 – Да.
 – Вы не могли бы устроить так, чтобы мы с ним встретились?
 Ответа не последовало. Алекс наклонился к женщине.
 – Есть ли какая-нибудь вероятность того, что он посылал мисс Дэлани эти вырезки и фальшивый некролог для того, чтобы предупредить ее? Я знаю, вы не хотите бросить тень на своего брата, но, может быть, есть хоть малейшая возможность того, что именно он совершил эти три убийства, чтобы остановить сердце Джуди?
 – Нет! Поль ненавидит насилие. – Понимая абсурдность этого утверждения в свете совершенного им преступления, она поправилась: – Кроме того случая. Предательство Джуди помутило его рассудок. Иначе он ни за что не поднял бы на нее руку.
 – А что им руководило, когда он разрешил взять ее сердце для трансплантации? – поинтересовалась Кэт.
 – Я… я спрашивала его об этом. Некоторые из наших родственников были очень недовольны. Поль… – Ее глаза за стеклами очков часто заморгали.
 – И что же? Что он ответил? Женщина еле слышно проговорила:
 – Он сказал мне: «За то, что моя жена сделала, она заслуживает того, чтобы у нее вырезали сердце».
 Алекс повернулся к Кэт и многозначительно посмотрел на нее.
 – А теперь он не может жить спокойно, зная, что предавшее его сердце продолжает биться.
 – Мой брат не преследует мисс Дэлани, – резко возразила миссис Данн. – Я в этом уверена. Он не стал бы никого наказывать за грехи Джуди и ее любовника. – Она встала. – Прошу прощения, но я должна скоро отправиться на работу.
 – Пожалуйста! – воскликнула Кэт, вскакивая с кресла и беря ее за руку. – Если вы знаете о местонахождении вашего брата, прошу вас, скажите нам.
 – Он исчез после суда в Хьюстоне, – подсказал ей Алекс. – Почему, ведь его же оправдали?
 – Ради девочек, его дочерей. Он не хотел портить им жизнь. – Миссис Данн посмотрела через плечо в открытое окно. – Теперь они живут со мной и моим .мужем. Мы оформили это юридически.
 – А Поль приходит их навестить? Она заколебалась.
 – Иногда.
 – А на что он живет? – Ее неохотные ответы ничуть не смущали Алекса. – Как вы думаете, он мог уехать в те, другие штаты? Бывали длительные периоды времени, когда вы не знали, где он?
 – Если вы что-нибудь знаете, пожалуйста, скажите нам, – повторила Кэт. – Это может спасти человеческие жизни. Мою и его. Прошу вас.
 Миссис Данн снова села в кресло и, наклонив голову, расплакалась.
 – Мой брат пережил такую сердечную муку! Когда он убил Джуди – а он убил ее, что бы там ни говорили судьи, – он сам словно умер. Он все еще очень плох. Но вы подозреваете его в таких кошмарных преступлениях, что я…
 – Он недавно был в Сан-Антонио? Она печально пожала плечами.
 – Не знаю. Думаю, теоретически это возможно.
 Кэт и Алекс переглянулись; оба испытывали огромное волнение.
 – Некоторое время назад он появился здесь, у нас, – добавила миссис Данн.
 – Так он сейчас здесь? В этом доме?
 – Нет. Но он в Форт-Уэрте.
 – Мы могли бы с ним встретиться?
 – Пожалуйста, не просите об этом. Ну почему вы не можете оставить его в покое? – рыдала она. – Каждый день ему приходится жить с тем, что он сделал.
 – А если он причинит вред мисс Дэлани? Как вы будете с этим жить всю оставшуюся жизнь? – спросил ее Алекс.
 – Он не причинит ей вреда.
 – Откуда вы знаете?
 – Знаю. – Женщина сняла очки и насухо вытерла глаза. Затем с большим достоинством надела очки снова и встала. – Что ж, если вы настаиваете на встрече с ним, идемте со мной.
 Даже при взгляде со стороны комплекс зданий выглядел довольно зловеще. Большинство окон были зарешечены. Им пришлось пройти через несколько дежурных постов, прежде чем их впустили в палату.
 – Не уверен, что это пойдет ему на пользу. – Местный врач-психиатр с сомнением покачал головой. Они уже объяснили ему цель своего визита н попросили разрешения увидеться с Полем Рейесом. – У меня еще не было времени завершить обследование. Главное для меня – здоровье моего пациента.
 – Но ваш пациент может оказаться виновным в трех убийствах, – убеждал Алекс.
 – Пока он находится здесь, под замком, он не способен причинить мисс Дэлани никакого вреда. И уж во всяком случае, не завтра.
 – Нам необходимо узнать, является ли Рейес именно тем человеком, который ее преследовал.
 – Или вычеркнуть его из списка подозреваемых.
 – Совершенно верно.
 – Вы ведь уже не работаете в полиция, не так ли, мистер Пирс? У вас есть юридические основания здесь находиться?
 – Абсолютно никаких.
 – Мы только хотели с ним поговорить и задать ему несколько вопросов, – объяснила Кэт врачу. – И посмотреть, как он отреагирует на мое появление. Мы не будем делать ничего такого, что может повредить его душевному здоровью.
 Психиатр повернулся к сестре Рейеса.
 – Вы знаете его лучше меня, миссис Данн. Каково ваше мнение?
 Он прислушивался к ее мнению потому, что она работала штатной медсестрой в женском психиатрическом отделении. Она уже объяснила это Алексу и Кэт по пути в больницу.
 – Если бы я считала, что это нанесет ему вред, – ответила она, – я бы не провела их сюда. Думаю, когда они его увидят, все их сомнения рассеются.
 Врач долго обдумывал свое решение. Наконец он согласился.
 – Максимум две-три минуты. И ни в коем случае не давите на него. – Последняя реплика была адресована Алексу. – Берт пойдет с вами.
 Берт, чернокожий, в белых брюках и футболке, телосложением напоминал полузащитника сборной команды по регби.
 – Как сегодня чувствует себя мой брат? – спросила его миссис Данн.
 – Утром немножко почитал, – ответил тот, чуть повернув голову из-за широченных плеч. Они быстро шли следом за ним по коридору. – Думаю, сейчас он играет в карты в комнате отдыха.
 Они вошли в большое просторное помещение, где пациенты играли в настольные игры, читали, смотрели телевизор или просто слонялись из угла в угол.
 – Вот он. – Алекс указал Кэт на Поля Рейеса. – Я помню его по процессу в Хьюстоне.
 Рейес был небольшого роста, худощавый и с залысинами. Он сидел в стороне от других, неподвижно уставясь перед собой, и, казалось, не замечал ничего вокруг. Его руки безвольно свисали между колен.
 – Ему дали лекарство, – сообщил им Берт. – Чтобы во время вашего посещения ничего не случилось. Но, как сказал док, если пациент начнет нервничать, вам придется сразу уйти.
 – Мы поняли, – кивнула миссис Данн.
 Берт отошел от них, но не вышел из комнаты, а встал у двери. Кэт заметила, что среди пациентов мелькали одетые в форму служащие. Она внимательно посмотрела на больных, чувствуя к каждому глубокое сострадание. Это были взрослые мужчины, но они, как дети, зависели от посторонней помощи и жили в заточении, запертые не только в этих стенах, но и в собственном горестном одиночестве.
 Казалось, миссис Данн прочла ее грустные мысли. Она сказала:
 – Это одна из лучших больниц. Здесь работают первоклассные психиатры.
 Ее брат еще не заметил ее присутствия. Она с жалостью смотрела на него.
 – Три дня назад Поль неожиданно появился у нас в доме. Мы никогда не знаем, когда он объявится и в каком состоянии. Иногда он мог пробыть у нас несколько дней, и все было в порядке. – Ее глаза затуманились. – А иногда нам приходилось отвозить его в больницу, пока ему не станет лучше. Так случилось и в этот раз. Он был в очень угнетенном состоянии. Я решила, что это связано с годовщиной. Завтра будет четыре года с того дня, как… Впрочем, вы и сами знаете.
 Кэт кивнула.
 – Он стал очень странно себя вести. Девочки его обожают, но и они испугались. Мы с мужем привезли его сюда, чтобы обследовать. Нам сказали, что его надо непременно оставить в больнице, чтобы он прошел полное психиатрическое тестирование. – Слезы застилали ей глаза, неотрывно смотревшие на брата. – Вам обязательно нужно его беспокоить?
 – Боюсь, что да, – ответил Алекс, не давая Кэт открыть рот. – Хотя бы на минуту. Мы постараемся, чтобы . наш разговор был как можно более легким и кратким.
 Миссис Данн прижала к губам кончики пальцев, стараясь унять дрожь.
 – Когда мы были детьми, он был таким милым. Никогда не доставлял никаких неприятностей. Добрым и нежным. И, даже если этих троих людей убил именно он, я уверена, что брат этого не хотел. Это сделал кто-то другой, живущий в его теле, а не мой нежный маленький Поль. Алекс успокаивающим жестом положил ей ладонь на руку.
 – Мы еще ничего не знаем наверняка.
 Миссис Данн провела их к брату. Она положила руку ему на плечо и едва слышно прошептала его имя. Он поднял голову и взглянул на нее, но его глаза оставались пустыми.
 – Здравствуй, Поль. Как ты сегодня, хорошо? – спросила она, садясь рядом с ним в кресло и накрывая ладонью его вялые руки.
 – Завтра тот самый день. – У него был хриплый голос, как будто он давно ничего не произносил и в горле у него пересохло. – Тот день, когда я застал ее с ним.
 – Постарайся об этом не думать.
 – Я всегда об этом думаю. Миссис Данн нервно облизала губы.
 – Тут к тебе пришли, Поль. Это мистер Пирс. А это мисс Дэлани.
 Пока она это говорила, он равнодушно скользнул взглядом по Алексу, но, когда увидел Кэт, сразу же вскочил с кресла.
 – Вы получили то, что я вам послал? Да? Получили? Кэт инстинктивно сделала шаг назад. Алекс встал между ней и Рейесом. Миссис Данн схватила брата за руку. К ним подбежал Берт и уже собирался силой успокоить пациента, но тут вмешалась Кэт.
 – Прошу вас, – сказала она, отодвинув в сторону Алекса: – Пусть он говорит. – И, обращаясь непосредственно к Рейесу, добавила: – Так это вы прислали мне эти заметки?
 – Я.
 – Зачем?
 Несмотря на то что Кэт не выказывала страха, Берт продолжал крепко держать Рейеса за локоть. Миссис Данн не выпускала другую его руку.
 – Вы скоро умрете. Как другие. Как та старуха. И мальчик. Он утонул, вы же знаете. Провел в воде несколько часов, прежде чем его нашли. Третий…
 – Перепилил себе бедренную артерию, – закончил за него Алекс.
 – Да-да, – подтвердил Рейес, брызгая слюной. Его глаза лихорадочно блестели. – Теперь ваша очередь. Вы умрете, потому что у вас ее сердце.
 – О Господи, – простонала его сестра. – Поль, что ты наделал?
 – Рейес, это вы убили тех троих? – спросил Алекс. Больной быстро повернул голову – движением, похожим на движение совы. Его дикие, безумные глаза уставились на Алекса.
 – Вы кто? Разве я вас знаю? Знаю?
 – Ответьте на вопрос. Это вы их убили?
 – Я убил свою проститутку-жену! – закричал Рейес. – Она лежала с ним. Я их видел. Поэтому и убил ее. Я рад. Она заслужила смерть. Мне хотелось бы убивать ее снова и снова. Жаль, что я не убил и его и не слизал его кровь со своих пальцев!
 С каждой секундой возбуждаясь все больше, он начал биться в крепких руках Берта. Тот позвал на помощь. Из-за шума и беспорядка, который создавал Рейес, другие пациенты тоже начали проявлять признаки беспокойства. В комнату стремительно вошел врач.
 – Этого я и боялся. Сейчас же уходите! – крикнул он.
 – Подождите! Еще одну секунду, пожалуйста. – Кэт подошла ближе к Рейесу. – Почему вы захотели меня предупредить ?
 – Вы получили сердце. Я читал о вас в газетах. Вы получили сердце Джуди?
 Каким-то образом освободившись от цепких объятий Берта, Рейес бросился вперед и прижал ладонь к груди Кэт, к тому месту, где билось ее сердце.
 – Господи Боже мой! – простонал он, почувствовав его биение. – Моя Джуди, моя прекрасная Джуди. Почему? Почему? Я же любил тебя. Но ты заслуживала смерти.
 – Поль! – резким голосом вскрикнула его сестра. – Да простит тебя Господь!
 Ручищи Берта вновь обхватили несчастного и оттащили его назад. Алекс оттеснил Кэт в сторону. Она все еще не пришла в себя после этого странного поступка Рейеса и в то же время чувствовала к нему необъяснимую жалость. Мука этого человека поистине была нестерпимой. Он сходил с ума от любви, ярости и ощущения собственной вины. Поэтому в ее чувствах преобладало сострадание, а не страх.
 Алекс обнял ее за плечи.
 – С тобой все в порядке?
 Кэт кивнула, с жалостью и одновременно с ужасом наблюдая за тем, как Рейес вырывается из рук Берта, – охраннику удавалось сдерживать его с большим трудом. Рейес изо всех сил тянулся к ней, повторяя:
 – Вы умрете!
 На его шее вздулись жилы, лицо покрылось пятнами и исказилось гримасой.
 – Завтра. Именно в этот день. Как и другие, вы умрете. Врач вонзил ему в руку шприц. Казалось, больной даже не заметил укола иглы, но спустя несколько мгновений его тело тяжело опустилось на мощного санитара.
 Рейсе в последний раз пытался сконцентрировать взгляд на Кэт.
 – Вы тоже умрете, – едва слышно прошептал он. И вновь повис на плече Берта, не в силах сопротивляться сильнодействующему лекарству.




 ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ


 – О чем ты думаешь? – Алекс протянул ей стакан содовой, усаживаясь рядом с ней в шезлонге.
 Они отдыхали на его террасе. Солнце уже село, но было еще светло. На жаровне поджаривались бифштексы. Время от времени жирный сок капал на раскаленные угли – раздавалось громкое шипение, и вверх поднимался столб ароматного дыма. Кэт почти всю дорогу молчала, пока они летели обратным рейсом в Сан-Антонио. Когда Алекс предложил купить чего-нибудь съестного и устроить обед у него дома, она равнодушно согласилась. Чувствуя, что ей необходимо побыть наедине с собой, он не особенно донимал ее разговорами и задал вопрос только сейчас.
 Кэт отхлебнула содовой, затем вздохнула и, откинув назад голову, уставилась в лиловую синеву неба.
 – Не могу поверить, что все позади. Я думала, что буду чувствовать гораздо большее… облегчение, что ли. Нет, я, конечно, чувствую, – поспешила добавить она, – но никак не могу забыть, как он на меня кричал.
 – Кэт, это всего лишь пустые угрозы. Тебе больше нечего бояться. После того, что мы сегодня услышали – а практически это было признание вины, Поль Рейес уже никогда не выйдет из заточения. Министерство юстиции займется расследованием его деятельности за последние несколько лет. Уверен, он каким-то образом связан с теми несчастными, которым были пересажены сердца и которые затем умерли. Если его вина будет доказана, вероятнее всего, его признают недееспособным и не будут судить. Но, если его состояние когда-нибудь улучшится и суд все-таки состоится, ему, безусловно, грозят суровый приговор и пожизненное тюремное заключение. В любом случае тебе уже нечего опасаться с его стороны.
 – Я не столько боюсь его, Алекс, сколько жалею. Он, должно быть, очень сильно ее любил.
 – Так сильно, что размозжил ей череп?
 – Вот именно, – серьезно ответила она на его саркастический вопрос. – Когда он прижал руку к моей груди, я увидела в его глазах больше боли, чем ненависти. Неверность жены разрушила его как личность. Рейес не был самим собой, когда замахнулся этой бейсбольной битой. Он убил Джуди, но вместе с тем продолжает любить ее и тосковать о ней. Может быть, именно поэтому…
 – Что?
 – Да нет, ничего. Сумасшедшее предположение.
 – Ну, раз начала, так говори.
 – Может быть, поэтому он и дал согласие на то, чтобы ее сердце было передано для трансплантации. Он убил Джуди, но в глубине души не хотел ее смерти.
 – Тогда почему он пришил тех троих, чтобы остановить ее сердце?
 Она слабо улыбнулась ему и пожала плечами. – Да, это существенный пробел в моей теории. Я же говорила, что предположение сумасшедшее.
 Алекс резко убрал ноги с шезлонга и сел прямо, глядя ей в лицо.
 – Знаешь, в прошлой жизни ты, наверное, тоже работала в полиции, Кэт Дэлани. У тебя способности к дедуктивному мышлению. – Он заглянул ей в глаза. Его голос понизился до интимности. – Я рад, что у тебя все закончилось.
 Кэт глубоко вздохнула и сделала медленный выдох.
 – Я тоже.
 – Пошли ужинать?
 – Да. Я умираю от голода.
 Ужин утолил ее голод. Жаль, что нельзя также быстро заставить себя забыть все плохое. Сцена в больнице для душевнобольных надолго останется в ее памяти.
 Миссис Рейес-Данн была в расстроенных чувствах. Плача, она созналась, что солгала насчет газетных вырезок, ей доводилось видеть их раньше.
 – Я стирала белье Поля и наткнулась на них в его чемодане, – призналась она. – В тот момент я понятия не имела, откуда он их взял, потому что они были не из газет штата. Но я так это и не выяснила. Чем меньше разговоров о пересадке сердца, тем лучше. Видите ли, некоторые члены нашей семьи были так же недовольны им за то, что он отдал сердце Джуди для пересадки, как и за то, что убил ее. А некоторые рассудили, что она сама виновата. Мужской шовинизм, вы же знаете.
 Кэт и Алекс понимающе кивнули.
 – Его жену застали в постели с другим, поэтому ее убийство сочли оправданным. Но изъятие ее органов, вместо того чтобы похоронить тело целиком, противоречит нашим религиозным и культурным традициям. – С каждой минутой ее печаль все возрастала. – Может быть, если бы я попыталась что-либо выведать у Поля, когда нашла эти газетные вырезки, вам не пришлось бы выдерживать все это, – сказала она Кэт. – Если бы я раньше поняла, насколько Поль безумен, те трое остались бы живы. Я знаю, что побудило его убить Джуди, но не могу поверить, что мой брат мог хладнокровно убить совершенно незнакомого ему человека.
 – Но он каждый раз вновь и вновь убивал Джуди, а не других людей, – напомнил ей Алекс.
 – Я это понимаю. Но все равно мне трудно поверить, что Поль способен на такое.
 И Кэт и Алекс старались ее успокоить, но безуспешно. Как и они, она понимала, что ее брат будет упрятан в сумасшедший дом до конца своих дней. Он никогда не оправится от неверности своей любимой Джуди. Его дочери вырастут без обоих родителей и вечно будут носить на себе печать проклятия из-за преступления отца.
 Кэт знала, как это тяжело. Ее сердце сжималось от жалости к девочкам, которых она никогда не видела.
 Они с Алексом приступили к обеду, наслаждаясь бифштексами, запеченным картофелем, салатом и пирогом с орехами, выбранными Кэт в супермаркете.
 Спустя некоторое время Алекс отодвинул пустую тарелку и откинулся назад на спинку стула, вытянув вперед длинные ноги.
 – А знаешь, что меня в тебе больше всего восхищает?
 – Количество еды, которое я могу умять в один присест? – пошутила она, поглаживая себя по наполнившемуся животу.
 – И это тоже, – широко улыбнулся он. – Для такой худышки, как ты, это действительно немало.
 – Благодарю, сэр, – протянула она. – Не помню, чтобы мне когда-нибудь делали такой комплимент. Когда его смех иссяк, он снова стал серьезным.
 – На самом деле я собирался сказать, что меня больше всего восхищает твоя смелость. Сегодня, когда Рейес до тебя дотронулся, ты даже не сдвинулась с места. Это могло кончиться… – Он покачал головой. – Любой на твоем месте струсил бы. Я никогда не знал ни одной женщины – и чертовски мало мужчин, – которые могли бы сравниться с тобой в храбрости. Я говорю это серьезно, Кэт.
 С отсутствующим видом она воткнула вилку в остатки своего пирога.
 – Алекс, я совсем не храбрая.
 – Неправда.
 Она положила вилку и посмотрела на него.
 – Я трусиха. Если бы я была смелой, мои родители не умерли бы.
 Он вскинул голову.
 – С чего ты взяла?
 Кэт никому не рассказывала, что случилось на самом деле в тот день, когда школьная медсестра привела ее домой раньше обычного, – ни сотрудникам органов опеки и попечительства, ни экспертам, которые пытались определить, насколько случившееся повлияло на маленькую Кэт Дэлани, ни кому-либо из ее приемных родителей, ни Дину. Никому.
 Но сейчас она почувствовала неудержимое желание поделиться с Алексом и облегчить свою душу.
 – Все случилось не совсем так, как я тебе рассказывала, – тихо начала она. – Медсестра рано привезла меня домой. Странно было видеть машину моего отца на дорожке перед домом. Обычно в это время дня он был на работе. Отец редко брал выходной, даже по субботам и воскресеньям. Дело в том, что ему приходилось работать сверхурочно, чтобы оплачивать мои счета за лечение. И все равно он влез в долги, и кредиторы требовали уплаты.
 Я тогда не понимала всего этого. Такие слова, как вторичный заклад, арест имущества, дополнительное обеспечение еще не входили в мой лексикон. Но они частенько мелькали в приглушенных разговорах моих родителей.
 Кэт начала аккуратно складывать свою салфетку: она явно тянула время, давая себе возможность собраться с силами, чтобы продолжить рассказ.
 – В тот день, едва переступив порог кухни, я почувствовала, что что-то не так. В доме была… атмосфера, которой я никогда раньше и после того дня не ощущала. Меня охватил озноб, и вовсе не потому, что у меня была лихорадка. Я думаю, это было предчувствие беды. Но, что бы это ни было, мне страшно не хотелось идти по коридору к спальне моих родителей.
 Но я себя заставила. Дверь спальни была приоткрыта. Я заглянула внутрь. Они не были мертвы, как я говорила тебе раньше, как я говорила всем. Моя мама, опершись на подушки, лежала на кровати и плакала.
 Папа стоял возле нее. Он держал в опущенной руке пистолет и что-то тихо говорил ей. Только много позже я поняла, что он объяснял маме, почему их самоубийство было единственным выходом из финансового тупика.
 Я же почему-то подумала, что он говорит о том, чтобы убить меня. Он произносил что-то вроде: «Это единственный выход. На самом деле, так будет лучше для Кэти». Он всегда звал меня Кэти, – добавила она с печальной улыбкой. – Я знала, что стоила им уйму денег. Но, помимо финансовых трудностей, их жизнь и в других отношениях превратилась в ад. Вместо того чтобы придумывать наряды, моей матери приходилось изобретать способы прикрыть мою безволосую голову после химиотерапии. Моя болезнь в большей степени повлияла на нее, чем на меня. Да и поправлялась я значительно быстрее. Мама за мной не поспевала.
 Поэтому, когда я услышала, как папа говорит о быстром решении всех наших проблем, я подумала, что они собираются пристрелить меня и таким образом спасти самих себя от новых горестей и затрат. Не забывай, что это были мысли восьмилетней девочки. Я поняла из того, что говорилось, только это, и меня охватила паника. Я тихо-тихо прошла в свою комнату и спряталась в шкафу.
 Кэт сделала паузу и рассеянно провела рукой по волосам.
 – Там, в темноте, скрючившись, я услышала выстрелы. Я поняла, что ошибалась, ужасно ошибалась. И тогда я решила не выходить из своего убежища никогда. Я рассчитывала, что в конце концов умру от голода или жажды. Даже в столь нежном возрасте у меня был драматический дар, – добавила она, снова печально улыбнувшись. – Наконец одна из наших соседок зашла к нам в дом попросить какую-то мелочь. Когда никто не ответил на ее звонок, она вошла внутрь и почувствовала, как и я, что что-то было не так. Она-то и обнаружила маму и отца. Я все еще пряталась. Не вышла из своего укрытия даже тогда, когда прибыли полиция и «скорая помощь». Кто-то позвонил в школу и выяснил, что меня еще раньше отвели домой. Только тогда они обыскали дом и нашли меня. Я боялась, что у меня будут неприятности, поэтому притворилась, что вошла и обнаружила своих родителей уже мертвыми. Я не сказала им правды: что я могла это предотвратить.
 – Но это не так, Кэт.
 Она отмела его возражения, коротко покачав головой.
 – Если бы я вошла в спальню…
 – Он, возможно, убил бы и тебя.
 – Но я никогда этого не узнаю, ведь так? Я должна была его остановить. Я должна была выбежать на улицу и звать на помощь или, может быть, делать что-то еще, но только не прятаться. Я обязана была догадаться о его намерениях – а может быть, подсознательно я и догадывалась.
 Алекс обошел вокруг стола и поднял ее на ноги.
 – Тебе было всего восемь лет.
 – Но я должна была понять, что происходит. Если бы я не была такой трусихой, мне удалось бы их спасти.
 – И поэтому ты взяла на себя обязанность спасать всех остальных? – Алекс схватил ее за плечи. – Кэт, Кэт, – прошептал он, смахивая подушечками пальцев слезы с ее щек. – Ты вспоминаешь все, что случилось, сознанием взрослого человека. А ты была ребенком. Совсем маленьким ребенком. Это не ты, а твои родители проявили слабость. – Он притянул ее к себе и прижал ее голову к своей груди. – Когда я был полицейским, я десятки раз видел подобное. Кто-то, кто уже дошел до точки, кончал не только себя, но и всех, кто оказывался поблизости. Если бы твой отец знал, что ты находишься в доме, вполне вероятно, он расправился бы и с тобой. Поверь мне. – Он обнял ее крепче, наклонил голову и поцеловал в висок. – Спрятавшись в шкафу, ты спасла себе жизнь.
 Ему не удалось убедить Кэт полностью, но она с жадностью впитывала в себя каждое его слово. Все эти годы ей не хватало, чтобы кто-то сказал ей, что она поступила правильно.
 Она прильнула к Алексу столь же цепко, как хваталась за его успокоительные фразы. Наконец он поцеловал ее в губы, которые с жадностью ответили на его поцелуй.




 ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ


 Их охватило желание. Они жадно целовались. Ей безумно нравилось ощущать на своем лице его начинающую пробиваться щетину; нравилось, как его волосы курчавились под ее пальцами; она была влюблена в то, что видела, обоняла и осязала. Влюблена в Алекса. Надо было еще многое выяснить и решить, но сейчас она знала, что любит его. Когда он предложил подняться наверх, она доверчиво вложила в его ладонь свою руку и пошла за ним.
 На площадке второго этажа они остановились, чтобы снова поцеловаться. И потеряли над собой контроль. В течение нескольких секунд они судорожно пытались освободиться от одежды. Наконец он глубоко вошел в нее. Это было довольно грубо и быстро и скоро кончилось.
 Поддерживая ее на своих бедрах, он отнес ее в спальню и положил на кровать. Руки Алекса стремились охватить все ее тело сразу, двигаясь по нему, как по собственной вотчине, сдирая одежды, пока оба они не остались совершенно обнаженными.
 Прильнув ртом к ее животу, он просунул руки под ее ягодицы и стал массировать ей бедра, делая пальцами такие легкие движения между ними, что через какое-то время ей показалось, что она умрет от желания.
 – Боже мой, Алекс, дотронься же до меня!
 Он раздвинул ей половые губы и начал нежно ласкать их языком и губами. Очень скоро она вновь испытала оргазм.
 Спустя некоторое время она повернулась на бок и взяла его член в рот. Ей очень нравились исходивший от него мускусный запах и ощущение бархатистости кожи под ее скользящим взад и вперед языком; нравилось, как плотно его твердая плоть наполняет ей рот.
 Кэт полностью отдалась нахлынувшей на нее нежности и стремлению доставить ему удовольствие, но через некоторое время он слегка отстранился от нее, поменял позу и быстро ввел свой пенис в ее тело.
 Внезапно Алекс замер и стал напряженно всматриваться в Кэт. Она открыла глаза и посмотрела на него, недоумевая, чем вызвана эта пауза в их любовных ласках.
 – Это слишком важно, чтобы спешить. – Не отрывая от нее глаз, он вошел в нее глубже. Кэт невольно порывисто вздохнула.
 – Я люблю тебя, Алекс. Нет, не надо, не говори ничего такого, о чем потом пожалеешь. Просто поцелуй меня.
 Прижавшись к ней всем телом, он, изнемогая от желания, припал к ее губам. Даже когда все было кончено, он так и не изменил позы.
 – Мне никогда не было так хорошо, – со вздохом проговорила Кэт. – Только с тобой. Впервые в жизни я чувствую, что я и другой человек – одно целое. Такая глубина ощущений, такое полное слияние тел, разумов и душ просто невероятны.
 Алекс плотно закрыл глаза. Охрипшим от страсти голосом он согласился:
 – Да, невероятны.
 – Знаешь, – уткнувшись лицом в подушку, невнятно проговорила она, – если так будет продолжаться, мне придется прибавить еще одну таблетку к тем, что я уже пью.
 Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, как ложки в подарочном наборе. Его рука крепко обнимала ее за талию.
 – Ты имеешь в виду противозачаточную?
 – У-гу.
 – Не беспокойся. Я позабочусь о том, чтобы ты не забеременела, – заверил он.
 – А может быть, к черту все предосторожности? – Повернув голову назад, Кэт озорно взглянула на него поверх плеча. – Не дрейфь, Пирс. Если я забеременею, малыш будет целиком на моем попечении.
 – Черта с два. Но я не этого боюсь. Тебе ведь не полагается рожать детей, ведь так?
 – Не рекомендуется. Но есть случаи, когда после пересадки сердца женщины все-таки рожали. Пока что матери и младенцы чувствуют себя хорошо.
 – Нельзя рисковать. Мало ли что?
 – Ты такой пессимист.
 – Я реалист.
 – Ты что, рассердился? Брось, я всего лишь подтруниваю над тобой.
 Алекс крепче обхватил ее за талию.
 – Я не сержусь. Просто не хочу, чтобы ты подвергала свою жизнь опасности. И подтрунивать тут не над чем.
 – Я всегда хотела ребенка, – задумчиво призналась Кэт. Она еще раз напомнила самой себе, что нельзя в жизни иметь все. Вон сколько у нее удач, самая большая из которых сейчас любовно сжимает ее в своих объятиях, готовая защитить ее от любых неприятностей. Она ощущала его дыхание на своих волосах. Даже это действовало на нее успокаивающе.
 Алекс был таким красивым, таким мужественным, таким… всем на свете. В ее мозгу одна за другой проносились картинки: те дни, минуты и часы, что они провели вместе.
 Должно быть, он почувствовал, что она посмеивается про себя, потому что ни с того ни с сего дал ей вдруг небольшого пинка.
 – Над чем ты там потешаешься?
 – Я как раз вспомнила твою угрозу, которую ты прорычал Циклопу. Такого я еще не слышала.
 – Что вырву его здоровый глаз и…
 – Ради Христа, не повторяй! Где ты научился таким выражениям?
 – На улицах, где же еще. Либо в мужских компаниях. Не успеешь месяц-другой проработать в полиции, как твой рот начинает изрыгать такое…
 Помолчав минуту, Кэт тихо спросила:
 – А что произошло, Алекс? Почему ты ушел из хьюстонской полиции?
 – Спайсер же тебе говорил. Убил одного типа.
 – Наверное, ты застрелил кого-то при выполнении своих обязанностей?
 Он долго молчал, прежде чем наконец заговорить. Его тело уже не было таким расслабленным, каждый мускул напрягся.
 – Не просто кого-то. Такого же полисмена. Неудивительно, что это его мучило. Полицейские всегда держались друг за друга. И, что бы ни случилось, они считали друг друга братьями.
 – Ты не хочешь мне об этом рассказать?
 – Нет. Но расскажу.
 – Хансейкер слушает.
 – Лейтенант, это Бейкер.
 – Который час? – Он включил ночник. Миссис Хансейкер что-то проворчала и еще глубже зарылась в подушку. Но он все равно не спал. Вчерашний ужин с острым соусом чили прожег ему весь желудок. Его все еще мучила отрыжка от того количества пива, которое ему пришлось выпить. Хансейкер как раз собирался встать и принять таблетку, когда зазвонил телефон.
 – Простите, что беспокою так поздно, – извинился его подчиненный. – Но вы просили позвонить вам, как только я закончу свой рапорт.
 Бейкер был новичком, у которого еще молоко на губах не обсохло и который с радостью брался за любое порученное дело. К самому пустяковому заданию он относился так, как будто расследовал убийство Джона Фицджералда Кеннеди.
 – Какой рапорт? – спросил Хансейкер, не переставая отрыгивать.
 – По поводу друзей и знакомых Кэт Дэлани. Помните, вы дали мне список имен и попросили их проверить? Так вот, я только что закончил, а потом подумал – оставить папку с делом на вашем столе или это опасно?
 – О черт, прости, Бейкер. Забыл тебе сказать. Я это дело закрыл.
 – Ах так? – Бейкер был явно разочарован.
 – Ага. Мисс Дэлани вчера поздно вечером звонила мне. Она разыскала того парня, что ее преследовал, в сумасшедшем доме в Форт-Уэрте. Он во всем признался. Я снял наблюдение, но совсем забыл о твоем рапорте. Прости. По крайней мере, получишь сверхурочные, а?
 – Ладно.
 Хансейкер снова рыгнул. Ему надо было сходить в туалет.
 – Ты хотел еще что-то сказать, Бейкер?
 – Нет… хотя… может быть.
 – Ну так в чем же дело?
 – Просто это как-то странно, ирония судьбы, я бы сказал. 06 этом писателе. Пирсе.
 Когда Бейкер рассказал ему о том, что раскопал, Хансейкер тоже подумал об иронии судьбы. По сути дела, это было равносильно землетрясению.
 – Бог ты мой, – прошептал он, медленно проводя рукой по лицу. – Бейкер, никуда не уходи. Я буду через двадцать минут.
 – Если тебе слишком больно об этом говорить, Алекс, то лучше не надо.
 – Не хочу, чтобы ты думала обо мне хуже, чем я есть. И так все довольно печально.
 В течение нескольких секунд он собирался с мыслями.
 – Мы несколько лет пытались перекрыть наркомафии этот канал сбыта, но они вечно оказывались как бы на шаг впереди нас. Несколько раз им просто чудом удавалось просочиться сквозь наши хорошо расставленные сети. В тот момент, когда мы прибывали на их базу, они словно растворялись в воздухе. Наконец мы получили достоверную информацию об их местонахождении, но действовать надо было немедленно. Рейд запланировали на четвертое июля. Они не могли ожидать нас в праздничный день. Операция была так засекречена, что о ней знали только те из нас, кто непосредственно в ней участвовал. Мы все нервничали: очень уж хотелось наконец застать этих сукиных сынов с поличным.
 И вот мы приехали в тот дом. На сей раз их не предупредили. Ворвавшись внутрь, нам удалось застать их врасплох. Я пробежал по коридорам к спальням, толкнул ногой дверь одной из них и очутился лицом к липу с одним из наших. Когда мы только-только начинали работать в полиции, он был моим напарником. Трудно сказать, кто из нас был в большей растерянности.
 Я спросил его: «Какого черта ты здесь оказался? Ты же не участвуешь в операции?» А он ответил: «Вот именно, не участвую». И тогда я вдруг понял, что он там делал, но в это самое мгновение он выхватил пистолет. Я упал, перевернулся и прицелился. Не в своего прежнего напарника, не в человека, который, как я считал, был моим товарищем, а в продажного полицейского, проклятого мафиозо. Я выстрелил ему в голову.
 Даже спиной Кэт чувствовала, как от волнения вздымается его грудь, как бьется его сердце, и понимала, как ему было трудно все это вспоминать.
 – Алекс, ты сделал то, что велел тебе долг.
 – Я мог бы его ранить. Вместо этого я застрелил его насмерть.
 – Но в противном случае он сам убил бы тебя.
 – Может быть. Даже скорее всего.
 – Тебя, конечно, полностью оправдали?
 – Официально. Такого рода рейды полиции редко обходятся без непредвиденных проколов. Что-нибудь всегда случается. Когда страсти улеглись, остался непреложный факт: застрелен один из полицейских, и я его убийца. Если рейд оказывается не совсем удачным, кто-то становится козлом отпущения. В управлении полиции поползли слухи, что этот парень тайно работал среди мафиози, а я принял его за одного из них и выстрелил прежде, чем как следует разобрался в ситуации.
 – Но ведь это же вопиющая несправедливость!
 – Они заботились о своей шкуре. Нельзя же было, чтобы все узнали, что один из полицейских Хьюстона занимался сбытом наркотиков. Ему устроили похороны, как герою, с залпом из двадцати одного ствола и прочей дребеденью.
 – Почему же ты не рассказал, как все было на самом деле?
 – Лезть вперед со своей правдой? – с издевкой в голосе произнес Алекс. – Это выглядело бы так, что я сам все это придумал, чтобы ложью покрыть свою ошибку. Да и что значило мое слово против версии департамента?! Кроме того, у парня осталась жена. Беременная их первым ребенком. Не мог же я разоблачить его так, чтобы не измазать в дерьме их. Она даже ничего не подозревала, о его двойной игре.
 – Откуда ты знаешь?
 – Просто знаю, и все. К тому же она никогда не пыталась получить припрятанные им деньги. Они так и остались лежать в сейфе, а она с малышом уехала к родственникам в Теннесси.
 Кэт повернулась к нему лицом и любовно дотронулась до пересекавшего бровь шрама.
 – Прости, Алекс. Как бы мне хотелось, чтобы ничего подобного с тобой не случилось.
 – Я тоже этого хотел бы, – ответил он с невеселой улыбкой. – После этой истории я стал словно бельмо на глазу начальства. Каждый день работы был для меня пыткой. Те из моих коллег, кто не знал правду, презирали меня за то, что я чуть не провалил всю операцию. Те же, кто знал, относились ко мне настороженно, прикидывая, проговорюсь ли я или сумею сохранить молчание. Я стал изгоем. Моя карьера практически закончилась. В конце концов я сделал то, чего от меня ожидали: подал в отставку.
 – Это прежняя твоя карьера закончилась, – уточнила Кэт. – Потому что именно тогда-то ты и начал писать свои замечательные романы.
 Теперь она понимала, почему в его произведениях внутренняя каждодневная жизнь полицейских управлений 6ыла изображена без всякой поэтизации. Его героями были одиночки, боровшиеся с продажными политиками и полицейскими нередко ценой огромных личных потерь.
 Кэт прижалась к его груди. Алекс провел рукой по ее спутавшимся волосам и приподнял ей подбородок.
 – Жизнь действительно паршивая штука, но в ней есть и свои плюсы.
 – Например? – игриво спросила она.
 – Например, ты. – И, притянув ее к себе, он крепко поцеловал ее в губы.
 Кэт проснулась внезапно, как будто кто-то позвал ее по имени.
 Несколько мгновений она лежала неподвижно, напряженно прислушиваясь. Не услышав ничего, кроме ритмичного дыхания Алекса, она постепенно успокоилась, ее тело расслабилось, она наслаждалась его близостью, исходившим от него теплом и ощущением надежности.
 Вспоминая, как они недавно занимались любовью, Кэт покраснела от собственной нескромности. С ним она потеряла всякую стыдливость. Она чувствовала, что может открыто выражать свою сексуальность… и. Боже мой, как это было прекрасно!
 Кэт взглянула на его умиротворенное лицо. Морщинка между бровями стала менее заметной, почти разгладилась. Алекс мог больше не терзаться из-за того, что застрелил своего бывшего напарника. Поддерживая друг друга, они вместе справятся с их прошлыми кошмарами.
 Она встала, чтобы сходить в туалет, и, натянув на себя его рубашку, спустилась вниз.
 Сквозь задернутые шторы пробивался свет уличного фонаря, и Кэт, не включая светильник, без труда добралась до туалетной комнаты под лестницей. Когда она вышла оттуда, то поняла, что ей совсем не хочется спать.
 Прошлой ночью она не сомкнула глаз. Вчерашний день также вместил в себя много дел и событий. Ночью они занимались любовью до полного изнеможения. И все же сейчас, проспав всего несколько часов, она чувствовала себя отдохнувшей и выспавшейся, хотя до рассвета было еще далеко.
 Может быть, поесть? Нет, она не голодна.
 Выпить чего-нибудь? Пожалуй, нет.
 Внезапно дверь запертой комнаты, казалось, сама бросилась ей в глаза. Кэт несколько мгновений смотрела на нее, зная, что ей не следует поддаваться соблазну. Но врожденное любопытство не давало ей покоя.
 А что, если она сейчас войдет в эту запретную комнату?
 До сих пор Алекс очень негативно относился к ее вторжениям в его «святая святых», но ведь это было еще тогда, когда они почти не знали друг друга. Теперь все иначе. Они стали очень близкими и физически и эмоционально. Они больше не имеют друг от друга секретов. Безусловно его глупый запрет посещать эту комнату уже утратил силу.
 Кэт подергала дверь и обнаружила, что она заперта. Ну что ж, значит, так тому и быть. По-видимому, ей все-таки не следует входить, не спросив предварительно его разрешения.
 Несмотря на эти мысли, ее руки продолжали ощупывать дверь. Она встала на цыпочки и, проведя пальцами по верхней части дверного косяка, обнаружила тоненький медный ключик. Кэт приняла это за доброе предзнаменование. Если бы Алекс и вправду не хотел, чтобы она входила в его кабинет, зачем ему было оставлять ключ в столь доступном месте?
 Она вставила ключ в замок – с тихим металлическим щелчком дверь отворилась. Кэт прислушалась: сверху не донеслось ни одного звука. Она вошла в комнату и, прежде чем зажечь свет, закрыла за собой дверь.
 Комната страшно ее разочаровала. Если бы ей случилось проектировать писательский кабинет, место для уединенного размышления, она сделала бы его уютным и вместе с тем не лишенным индивидуальности. В нем были бы обшитые деревом стены, турецкие ковры и массивная кожаная мебель. Возможно даже, в углу она поместила бы глобус. А полки лучше всего заставить первыми изданиями и библиографическими редкостями, на них играли бы блики от причудливых светильников.
 Мастерская Алекса была именно мастерской: утилитарной, обескураживающе неинтересной, лишенной всякой внешней привлекательности и индивидуальности. На складном столе с металлическими ножками и столешницей из оргстекла располагался компьютер с дисплеем и принтером. Рядом стоял факс.
 В комнате имелось определенное количество книг, представлявших собой пестрое сборище, – от энциклопедий до бестселлеров известных романистов, но они не были в кожаных переплетах и не стояли на антикварных дубовых полках. Вместо этого книги сгрудились на серых металлических стеллажах. Стопка телефонных справочников служила подставкой для телефона.
 В углу комнаты стоял стол, на котором Алекс, видимо, раскладывал нужные ему бумаги. Он был завален корреспонденцией, факсами и банковскими счетами. Здесь же лежал блокнот из линованной бумаги, исписанный какими-то странными закорючками, соединенными между собой стрелочками и звездочками, а чуть поодаль – несколько папок. На них были надписи, сделанные от руки, в целом папки имели весьма потрепанный вид. Судя по их замусоленным краям, ими часто пользовались.
 Внимание Кэт привлекла фотография в рамке, стоявшая отдельно ото всей этой груды бумаг. Она поднесла ее поближе к лицу, чтобы лучше рассмотреть улыбающуюся пару. На этой фотографии у Алекса были большие загну– тые вверх усы. Кэт подумала, что не упустит случая подшутить над ним на этот счет.
 Рядом с Алексом со снимка улыбалась очень хорошенькая молодая женщина. Как и он, она была одета в обрезанные джинсы и походные ботинки. Его подруга сидела, опершись на большой камень, а Алекс притулился рядом. На заднем плане виднелись какие-то горы, похожие на Скалистые.
 Отпускной снимок. С этой женщиной Алекс проводил свой отпуск.
 Кэт была недовольна собой за то, что, разглядывая фотографию, почувствовала укол ревности. Естественно, у Алекса прежде были романтические увлечения. Некоторые из них, возможно, даже серьезные. Как не стыдно, укоряла она себя, увидела один снимок и уже ревнуешь, как какая-нибудь школьница.
 Кэт поставила фотографию на место. Стена позади стола была прикрыта доской из пробкового дерева, сплошь усеянной прикрепленными к ней записками. Они покрывали чуть ли не каждый сантиметр стены. Думая, что весь этот материал относится к новому роману, Кэт наклонилась вперед и принялась рассматривать их, стремясь побольше узнать о будущей книге.
 Ей потребовалось всего мгновение, чтобы понять, что все эти записи относились к одной теме. И притом вовсе не к теме преступности или коррумпированности полиции. Все они были посвящены трансплантации внутренних органов, в особенности сердца.
 Одна из бумажек привлекла ее особое внимание. Это был дубликат одной из тех вырезок, которые прислал ей Поль Рейес. С той лишь разницей, что на пробковой доске, прикрепленная ярко-желтой чертежной кнопкой, висела не фотокопия, которую она вручила Алексу несколько недель назад, а оригинал. Края заметки уже пожелтели от времени. Это была вырезка двухлетней давности.
 Чувствуя, как подгибаются колени, она с размаху опустилась на стоявший рядом стул. «Спокойно, Кэт, возьми себя в руки», – приказала себе она. Рано делать выводы. Этому должно быть логическое объяснение. Просто она его еще не нашла.
 Алекс изучает вопросы трансплантации внутренних органов для одной из своих книг. Да, скорее всего, так и есть. Он ничего ей не говорил, потому что… Почему?
 Почему он ничего ей не сказал? Почему это окружено такой тайной?
 Может быть, ответ кроется в папках? Та, что лежала сверху, была озаглавлена: АМАНДА. Кэт перевернула обложку, и ее сердце сделало бешеный скачок. С большого, крупным планом, портрета ей улыбалась та самая молодая женщина, которую она уже видела на фотографии в рамочке.
 У нее были привлекавшие к себе внимание смеющиеся глаза и умное интеллигентное лицо. Какие отношения связывали ее с Алексом? Кэт очень хотелось бы это узнать, но она боялась, что откроет что-нибудь неприятное для себя.
 Она отодвинула портрет в сторону, чтобы прочесть лежавший под ним документ. «О Боже!» Это было свидетельство о смерти Аманды.
 Какими бы ни были их отношения, они кончились после ее смерти. Бедный Алекс. Если у них с Амандой все было серьезно, для него ее смерть стала настоящей трагедией. Вот откуда его цинизм. Безвременная смерть любимой женщины вкупе с вынужденным убийством его прежнего напарника – все это объясняло, почему он стал пить, чтобы убежать от съедавших его мыслей. Интересно, когда он потерял Аман-ду, до или после этого злосчастного выстрела?
 Кэт прочла дату на свидетельстве о смерти и закрыла себе рот рукой, чтобы подавить готовый вырваться крик. Когда она снова смогла дышать, ее дыхание показа– лось ей слишком громким на фоне царившей в комнате тишины. Ее сердце отчаянно билось. Кэт судорожно отодвинула папку с делом Аманды в сторону и прочла название той, что лежала под ней, хотя уже почти наверняка знала, что там написано. СПАРКИ.
 Точно так же она не сомневалась, чье имя прочтет на следующей обложке. И вновь оказалась права. ДЖУДИТ РЕЙЕС.
 Трясущимися руками Кэт быстро пролистала другие находившиеся на столе папки. На них были написаны имена тех, кто перенес пересадку сердца, а позднее был найден мертвым при загадочных обстоятельствах. В каждой папке было множество бумаг, содержавших детальное описание происшедших несчастных случаев, копии протоколов вскрытия и полицейских рапортов, документов, которые мог раздобыть только полицейский – или чрезвычайно ловкий и умный бывший полицейский.
 Последняя папка носила ее имя. Кэт дрожащими руками пролистала и ее. Вся ее жизнь была отражена в этих бумагах, в особенности годы после трансплантации. Здесь были десятки ее фотографий, какие-то явно сделаны пару лет назад, другие – не раньше прошлой недели; на некоторых Кэт как бы позировала, на других была совсем естественной, должно быть, это было снято с помощью телефотообъектива.
 Кэт быстро пролистала остальные папки. Они оказались столь же информативны. Такое количество информации можно было собрать только за несколько лет. Он не мог начать собирать этот материал совсем недавно, когда она попросила помочь ей найти ее преследователя. В этих папках были не часы или дни, а годы напряженных поисков и расследований. Каждая смерть тщательно изучалась и анализировалась – а может быть, подробно описывалась для некоего отчета.
 Ее мозг отказывался делать соответствующие выводы, она не хотела признаться себе, что все это могло означать.
 Внезапно дверь позади нее с шумом отворилась. Кэт соскочила со стула и резко обернулась.
 С горящими от злости глазами на нее обрушился Алекс.




 ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ


 – Я же говорил тебе, что сюда нельзя входить! У Кэт пересохло во рту. Чтобы не показать, как она напугана, она решила пойти в атаку:
 – Зачем тебе понадобилось все это? Как ты собрал эти документы? Что все это означает? Ты стал интересоваться трансплантацией задолго до нашего знакомства. Почему? Кто такая Аманда?
 – Не надо было совать нос в мои личные записи.
 – Я хочу знать, откуда у тебя эти записи, Алекс. Кто такая Аманда? – громко повторила она.
 – Женщина, которую я когда-то знал.
 – Очень близкая тебе женщина.
 – Да.
 – И она умерла.
 – Да.
 Ее пальцы за спиной судорожно вцепились в край стола.
 – Судя по свидетельству о смерти, она умерла за несколько часов до моей операции. У нее, случайно, не взяли сердце для пересадки?
 Мгновение поколебавшись, Алекс коротко кивнул. – Почему же ты ни разу не упомянул при мне ее имени? Постой! – Мысли, сменяя одна другую, так быстро проносились в мозгу, что ей трудно было упорядочить их. В памяти случайно всплыл обрывок разговора, происшедшего два дня назад, хотя теперь ей казалось, что с тех пор прошли годы. – Авария на Хьюстонском шоссе! – воскликнула Кэт. – Джефф что-то говорил об этом пару дней назад. Я чуть было не упустила эту информацию из виду. Аманда была среди погибших в этой катастрофе?
 – Нет.
 Кэт с шумом выдохнула воздух.
 – Кем она была, Алекс? Скажи же мне, черт бы тебя побрал! Вы вместе проводили отпуск, значит, для тебя это была не просто очередная связь.
 – Не просто.
 Слезы жгли Кэт глаза.
 – У тебя были серьезные взаимоотношения с обладательницей донорского сердца, но ты никогда не говорил мне об этом! Почему?
 – Это не имеет значения. Уже не имеет.
 Алекс сделал шаг вперед – Кэт поспешно отступила в сторону.
 – Думаю, что это имеет очень большое значение, – задыхаясь, возразила она. – Иначе мы строили бы предположения относительно нее точно так же, как мы делали это по поводу Спарки и Джуди Рейес. Что ты от меня скрываешь? – Кэт чувствовала, что вот-вот задохнется от волнения, она сжала себе руками горло и непроизвольно сглотнула слюну. – Как она умерла?
 – Кэт…
 – Ответь мне! Как она умерла?
 – От закупорки сосудов мозга. Во время родов.
 – Родов? – Голос Кэт понизился до шепота, ее слова едва можно было расслышать. – А ребенок? Что стало с ребенком?
 – Он родился мертвым. Мой сын запутался в пуповине. Кэт издала негромкий крик боли.
 – Твой сын. Аманда была твоей женой?
 – Мы никогда не были женаты.
 – Но это формальность, верно? Вы были связаны друг с другом.
 – Душой и телом.
 – Ты ее любил.
 – Больше собственной жизни.
 Кэт машинально вытерла набежавшие на глаза слезы.
 – И ты думаешь, что я получила ее сердце. Алекс подошел к ней, простирая вперед руки, но Кэт вновь сделала шаг назад, и это его рассердило.
 – Черт побери, перестань же от меня пятиться! Тебе надо успокоиться и постараться меня понять.
 – О, я прекрасно умею слушать, – сказала Кэт с презрительным смешком, адресованным себе самой. – Я всему верю. И даже не задаю вопросов, настолько я доверчива. Мне никогда не придет в голову искать скрытый смысл или истинные мотивы поведения. Я верю слепо. – Рыдания вырывались из ее груди с такой силой, что даже причиняли ей боль. – Ты, сукин сын, занимался любовью не со мной, а с Амандой!
 – Кэт, послушай…
 – Нет! Я уже наслушалась! – Измученная происходящим и собственными невеселыми мыслями, она прижала ладони к вискам. – Подумать только, как тщательно ты все это спланировал… Ведь ты рассчитал все заранее, не так ли? Это одна большая шарада. Наша встреча и все прочее, да?
 – Да, – скупо признался он.
 Кэт едва не согнулась от внутренней боли, еще один тяжелый вздох вырвался из ее груди.
 – Айрин и Чарли Уолтерсы подали заявку на одного из твоих детишек, – быстро продолжал Алекс. – Я надеялся познакомиться с тобой через них. Когда-нибудь. Естественно, я вовсе не планировал, что брат Айрин в Атланте заболеет или что ты появишься на пороге в то самое утро.
 – Не могу в это поверить.
 – Но, когда ты пришла, я сразу же почувствовал… нечто такое… И ты тоже это почувствовала.
 – Любовь с первого взгляда, – саркастически засмеялась Кэт. – Думаешь, сердце Аманды подпрыгнуло от радости, узнав тебя?
 – Господи Иисусе, – пробормотал в ответ Алекс, запустив руки в волосы. – Я больше не знаю, что думать. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что я влюблен в тебя.
 – Нет. Ты любишь Аманду.
 – То, что я сделал, было…
 – Отвратительно. Подло. Ниже всякой критики. Ты поступил, как настоящее дерьмо!
 – 0'кей, ты права. Я действительно дерьмо. И уже давно это признал. – Он замолчал, чтобы не дать волю гневу. Опустив голову, он несколько мгновений смотрел в пол, затем наконец поднял голову и мягко сказал: – Прежде, чем ты сможешь меня простить, тебе нужно понять, как сильно я ее любил.
 Кэт слишком расстроилась, чтобы говорить, и Алекс использовал ее молчание для того, чтобы попытаться себя защитить.
 – Аманда настаивала на том, чтобы мы с ней поженились, но я отказывался из-за своей работы. Иногда я сутками не появлялся дома. Когда я уходил, она никогда не знала, увидит ли меня вновь или какой-нибудь подонок решит убить полицейского, чтобы заслужить право быть принятым в банду. Жизнь полицейского мало располагает к семейным отношениям. Я хотел, чтобы Аманда чувствовала себя свободной и знала, что в любой момент может уйти. Никаких обязательств.
 Вскоре после того злосчастного случая в управлении она забеременела. Сначала я рассердился, а затем испугался. Но она так радовалась, что у нас будет ребенок, что постепенно заразила и меня своим оптимизмом. Знаешь, новая жизнь в ее чреве стала для меня источником надежды.
 И вот однажды мне сообщили, что у нее начались роды, – я бросился на полной скорости в больницу, но меня задержала та самая заварушка на шоссе. Когда же мне наконец удалось добраться до нее… Он вытер глаза. – Я чуть не сошел с ума, когда врач сообщил, что они уже объявили ее мозг умершим.
 Кэт все еще плакала, но уже не чувствовала прежнего гнева. Ее поразил этот трагический рассказ. Время от времени она тихонько всхлипывала, но в остальном старалась его не перебивать.
 – Ко мне подошла служащая банка донорских органов и представилась. Надо отдать ей должное, она не давила на меня. Женщина несколько раз извинилась за то, что беспокоит меня в столь печальный момент, и напомнила, что на водительском удостоверении Аманда своей рукой указала, что в случае ее смерти хотела бы стать донором внутренних органов.
 Этот документ имеет юридическую силу, но даже в этом случае, добавила она, они не будут настаивать, если я не дам соответствующего разрешения. У Аманды не осталось в живых никого из родни. Решение пришлось принимать мне.
 Она сказала, что кому-то крайне необходимо сердце Аманды. Без него этот неизвестный человек погибнет. Орган желательно изъять как можно скорее, надо торопиться. Так что не мог бы я быть столь любезен и дать свое разрешение. Голос Алекса прервался, и Кэт поняла, что его мысли очень далеко отсюда. В своей памяти он вновь вернулся в больничный коридор, где его, онемевшего от горя, упрашивали дать разрешение изъять сердце любимой им женщины.
 – Мы прожили вместе пять лет, но я так и не дал ей того, чего ей больше всего хотелось, – своего имени. В то время в Хьюстоне мое имя не было особенно популярным. Я считал, что ей лучше обойтись без него. Может быть, с моей стороны это было просто проявлением проклятого эгоизма. Но я любил ее, – продолжал Алекс. – И знал, что хочу жить с ней и с нашим ребенком до конца своих дней. Однако я не понимал, насколько завишу от нее в эмоциональном отношении, пока не потерял. Самое смешное, что в тот самый день я уволился из хьюстонской полиции, – иными словами, сделал то, что она умоляла меня сделать со времен того инцидента со стрельбой. Она хотела, чтобы я посвящал все свое время творчеству. Аманда верила в мой талант. По крайней мере, так она мне говорила, – добавил он с невеселой улыбкой.
 – Похоронив Аманду, я опустошил нашу квартиру, выбросил все детские вещи и запил на несколько месяцев. И, только протрезвев и заключив соглашение с Арни, я сообразил, что можно узнать о ее реципиенте. Поскольку агентство упорно не желало давать мне информацию, я вознамерился сам найти этого человека. Меня просто преследовала мысль, что сердце Аманды может жить в ком-нибудь другом. Я начал читать газеты всех больших городов, вышедшие в день ее смерти и в течение последующих двух недель. Я искал публикации о пересадке сердца. Если реципиенты ориентируются в средствах массовой информации, они иногда могут догадаться, кем являлся их донор, всего лишь читая заголовки газет. Я подумал, что и обратная закономерность тоже может сработать.
 Я прочел все, что мог достать по этому вопросу, и внимательно изучил критерии, по которым подбирается донорский орган. Записав эти критерии, я набросал для себя предполагаемый портрет реципиента, как сделал бы для работы над персонажем одной из моих книг.
 Твоя трансплантация нашла широкое отражение в прессе. Воспользовавшись старыми, оставшимися от работы в полиции связями, подкупом и всеми другими возможными и невозможными методами, я узнал у персонала калифорнийской больницы, в котором часу тебе делали операцию. Это было рискованное допущение, но все же вероятное. У вас совпали группы крови, вы обе примерно одного типа телосложения. Чем больше я этим занимался, тем больше росло мое убеждение, что у тебя сердце Аманды.
 Я даже планировал переселиться в Лос-Анджелес, чтобы попытаться познакомиться с тобой, как вдруг узнал, что ты переезжаешь в Сан-Антонио. Я немедленно переехал сюда из Хьюстона. – Он помолчал. – Остальное тебе известно.
 – Мне известно только, что ты подлый и лживый сукин сын.
 – Может быть, я и был им, но только вначале. Но, когда я увидел тебя через стекло двери в тот день, я испытал нечто подобное удару под дых. Я понял, – он даже сжал ладонь в кулак, – что был прав. Чем больше я узнавал тебя, тем больше убеждался в этом. Ты во многом похожа на нее.
 – Не хочу даже слушать!
 – У тебя похожие словечки, те же пристрастия. У тебя даже чувство юмора такое же, как у нее, и то же неиссякаемое жизнелюбие.
 – Прекрати! – Кэт прикрыла руками уши.
 – Мне просто необходимо было узнать тебя как можно ближе, Кэт. Необходимо!
 – Ты что, использовал меня в качестве медиума?
 – Да, – признался Алекс, до предела понизив голос. – Мне очень важно было попытаться связаться с ней, почувствовать ее, еще хотя бы раз прикоснуться к ее душе.
 – О Боже! – воскликнула Кэт, потрясенная его признанием.
 – И я действительно почувствовал некое слияние душ. Но вот вопрос – с Амандой или с тобой? То, что было между нами, настолько прекрасно, что мне стало казаться, что я ей изменяю.
 – Ну-ну, я же не единственная женщина, с которой ты переспал за эти четыре года.
 – Нет, конечно, но ты первая, с кем я что-то чувствую. С остальными я спал, даже не зная толком, как их зовут. Поэтому я и хотел порвать с тобой. Я больше не доверяю собственным чувствам. Я все больше влюблялся в тебя, и это уже не было связано с Амандой. Меня уже не интересовало, ее ли у тебя сердце. Я чуть не проглотил собственный язык в то утро, когда ты сказала мне, что запросила сведения о своем доноре. Как только ты ушла, я позвонил в агентство, в чье распоряжение когда-то передал сердце Аманды, и отменил свой тогдашний заказ на информацию. Если ты получила ее сердце, я больше не желал это знать. На этом этапе все, что я знал и хотел знать, сводилось к одному: я люблю тебя.
 – И ты думаешь, я поверю в весь этот бред?! Что же касается этих бумаг… – она смахнула папки на пол, разбросав все их содержимое, – то ты напрасно терял время и силы. Ни ты, ни я даже не знаем наверняка, попало ли ко мне сердце Аманды.
 – Лично я уверен в этом на девяносто девять процентов. Я встречался с остальными, но ни с кем не испытал того внутреннего импульса, который сродни уверенности.
 – Но это всего лишь… – Кэт внезапно замолчала, когда до нее дошел смысл только что им сказанного. – Остальными? Остальными реципиентами? Так ты и с ними встречался?!
 Ее слезы моментально высохли: истина предстала перед ней во всей своей наготе.
 – О Боже! Так это ты!
 – Кэт…
 Она бросилась на Алекса, ударив его кулаками в грудь, когда он меньше всего этого ожидал. Он потерял равновесие и ударился о стеллажи, уронив на пол несколько книг. Кэт выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь.
 Она пронеслась по коридору, миновала гостиную, не забыв прихватить лежавшие на приставном столике ключи от его машины. Парадная дверь была заперта – Кэт начала судорожно дергать замок непослушными пальцами. Позади себя она слышала топот его босых ног по ковру. Не теряя ни секунды, она пулей выскочила из двери и бросилась к машине.
 Алекс быстро бежал за ней.
 – Кэт, подожди минутку! – крикнул он.
 – Чтобы ты убил меня, как убил остальных? Кэт рывком перевела рычаг переключения скоростей в положение заднего хода и изо всех сил нажала на педаль газа. Колеса с визгом забуксовали по асфальту. Алекс уже тянулся рукой к дверце, когда шины наконец пришли в сцепление с дорогой, и машина умчалась во тьму ночи.




 ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ


 Где прячется эта тупая стерва?
 Нет, Кисмет оказалась не такой уж тупой, с горечью напомнил себе Циклоп. Он, как последний идиот, купился на ее уловку.
 Он целыми днями гадал, где ее найти. Пока что никаких идей не было. Да и странно было бы, если бы они появились. Его мозг был отравлен: он безостановочно принимал наркотики и спиртное.
 Цик, конечно, расспрашивал соседей и знакомых, но никто из них не знал, где женщина могла найти убежище. Его расспросы вызывали лишь дурацкие шутки типа того, что он не смог удержать возле себя собственную бабу. Они просто потешались над ним.
 Проклятье! Ему нужно найти ее во что бы то ни стало и пусть даже волоком, но привести назад, хотя бы для того, чтобы над ним не смеялись его собственные дружки. Еще хуже было то, что он начинал терять даже уважение врагов.
 Ну ничего, как только он до нее доберется – а Цик был уверен, что рано или поздно Кисмет приползет к нему, – ей крепко придется пожалеть, что она пыталась обвести его вокруг пальца.
 Она никогда не решилась бы на такой шаг, если бы не эта сучка Дэлани. В конечном счете вина целиком лежала на ней. Это она появилась неизвестно откуда и завела Кисмет своими разговорами о Спарки.
 Вообще-то держать Кисмет в узде легче легкого. Ему стоило всего лишь заикнуться о ее ребенке, и она сразу становилось кроткой как овечка. Казалось, она на все пойдет, чтобы защитить этого маленького сопливого недоноска, сына Спарки. Но сейчас он не мог припугнуть ее и тем более наказать так, как она того заслуживает, ведь ему даже не известно ее местонахождение.
 Только один человек может сказать, где прячется Кисмет и ее отродье. Собственно говоря, знали это два человека, но Цик предпочитал не связываться с этим типом Пирсом без крайней необходимости.
 В любом случае, сидеть на заднице и предаваться унынию бесполезно. Он уже столько раз обдумал все со всех сторон, что его скоро стошнит от этих мыслей. Пора действовать. К этому времени страсти уже, наверное, улеглись. У полицейских своих забот хватает – они, должно быть, уже перестали его искать.
 Циклоп вскочил на ноги, спьяну едва не потеряв равновесие, и стал пробираться к выходу из бара. Ночной воздух, несший прохладу, немного отрезвил его.
 Оседлав свой «харлей», он любовно похлопал по его сиденью. Включив мощный мотор, Циклоп с радостью ощутил знакомую вибрацию во всем теле: в бедрах, на животе и в паху. Вместе с ней к нему вернулись уверенность и ощущение собственной силы, чего он не испытывал со дня его фиаско с Кэт Дэлани.
 Если он позволит этой рыжей суке выйти сухой из воды после того, как она испоганила всю его жизнь, ему лучше самому вручить ей остро наточенный нож, чтобы она отрезала ему яйца.
 – Черта с два! – прорычал Циклоп, и его мотоцикл, взревев, унесся в темноту.
 Билл Уэбстер провел бессонную ночь. В который уже раз он взглянул на часы, стоящие на ночном столике Мелии. Полночь давно миновала. Он отбросил одеяло и вылез из кровати. Его брюки были аккуратно сложены на спинке стула. Он как раз надевал их, когда Мелия приподнялась на локте и сонным голосом произнесла его имя.
 – Прости, что разбудил тебя, – извинился Билл. – Спи, спи.
 – Ты куда?
 – Мне пора идти.
 – Сейчас? Я думала, ты сказал Ненси, что будешь отсутствовать всю ночь. – Так и есть.
 – Тогда почему не подождать до утра? – Уже утро. Мелия нахмурилась, не желая спорить по пустякам в столь ранний час.
 – Не люблю просыпаться в одиночестве, – сердито заметила она.
 – Сегодня утром придется.
 – Почему так срочно?
 – Надо кое-что сделать.
 – Ночью?!
 – Чем раньше, тем лучше, – загадочно бросил Билл. Мелия попыталась пустить в ход все свои чары, чтобы заманить его обратно в постель, но тщетно. Он быстро ушел, даже не поцеловав ее на прощание.
 Алекс смачно выругался, глядя, как задние фары его машины скрываются за поворотом.
 Он поспешил вернуться домой, взбежал по лестнице на второй этаж и натянул на себя какую-то одежду. Затем вытащил из верхнего ящика стола револьвер, схватил пригоршню патронов к нему и, засунув их в нагрудный карман рубашки, поспешил к выходу.
 По пути к двери Алекс взглянул на наручные часы и снова выругался.
 Его мотоцикл все еще был в ремонте. Недолго думая, он рукояткой револьвера разбил ветровое стекло соседского «БМВ» и за несколько секунд завел мотор.
 Рванув машину с места, Алекс еще раз посмотрел на часы. Он отставал от Кэт не более чем на пять минут.
 Она была слишком напугана, чтобы плакать. Она сделает это позже. Когда его посадят в тюрьму и все будет кончено, она даст волю слезам, оплакивая свое разбитое сердце. А сейчас надо было напрячь все свои силы и постараться выжить. Стало быть, это был Алекс. Возможно, она получила сердце его дорогой Аманды, и поэтому он вознамерился убить ее, как убил остальных. И именно сегодня, в годовщину ее трансплантации, того дня, с которого начался отсчет новой жизни для нее и невыносимого горя для Алекса.
 Он говорил, что его преследовала мысль о том, что сердце Аманды бьется в чужом теле. Поэтому он выследил возможных реципиентов и, воспользовавшись своим умением вводить в заблуждение, настолько сблизился с ними, что смог убить их и не навлечь на себя подозрений. После этого он занялся следующей жертвой и подготовил очередную ловушку.
 Кто же лучше совершит столь безупречные преступления, которые власти даже не сочли за таковые, чем бывший полицейский, написавший такие увлекательные романы? Он знал, как скрыть улики, и умел замести следы.
 Кэт била дрожь, отчасти потому, что на ней была надета одна рубашка, позаимствованная у Алекса. Кожаное сиденье холодило голое тело, а руки и ноги покрылись пупырышками «гусиной кожи».
 Как только она доберется до дома, сразу же позвонит лейтенанту Хансейкеру. Но сперва надо добраться. Краешком глаза она следила за дорогой, отражавшейся в зеркале заднего вида. Несмотря на то, что Кэт оставила Алекса без машины, он вполне мог что-нибудь придумать. Она опасалась, не нагоняет ли ее еще какая-нибудь машина.
 Это был бы блестящий вариант, не правда ли? Он вынудит ее свалиться в кювет и быстро уедет восвояси. Ее смерть посчитают несчастным случаем, и никто не станет его подозревать из-за того, что она умерла в его машине. Да, в такую историю вполне можно поверить. Кэт провела с ним ночь, но рано утром отправилась домой. Он даже одолжил ей свою машину.
 «Не может быть!» – воскликнет он, когда ему сообщат о ее смерти. Он даже будет скорбеть, и никому не придет в голову сомневаться в его искренности.
 Так же, как не пришло в голову ей.
 Почему она не послушалась Дина? Билла? Они же предупреждали ее насчет Алекса. Они почувствовали, что он ведет двойную игру. Его «темная сторона», как она это называла, оказалась залитой кровью.
 Но Алекс так хорошо – так мастерски, так изящно – сыграл свою роль. Сначала он ее преследовал и очаровывал, обезоружив своим вниманием, затем отдалился, заставив страдать, потом превратился просто в друга и советчика – как раз в тот момент, когда она больше всего нуждалась и в том и в другом. И, наконец, он стал ее любовником в самом прямом смысле этого слова: она вслух призналась, что любит его. А между тем все это время…
 Кэт рыдала без слез, когда на большой скорости свернула с автомагистрали. До боли сжав в руках руль, она доехала оставшиеся несколько кварталов до дома, не переставая напоминать себе, что не имеет права думать о неудавшейся личной жизни. Если она переживет сегодняшний день, у нее еще хватит времени, чтобы нянчить свое разбитое сердце.
 Кэт выехала на дорожку, ведущую к дому, и вскоре затормозила. Затем резко открыла дверцу и бегом бросилась к входной двери. На лесенке она чуть не упала, споткнувшись о чьи-то ноги. Кто-то сидел на верхней ступеньке. Кэт испуганно вскрикнула.
 Ее нежданный гость вскочил со своего места и схватил ее за руку.
 – Кэт! Где вы были?!
 Она чуть не упала без чувств, сначала от испуга, затем от облегчения.
 – Джефф, слава Богу! – Схватив его за рукав куртки, Кэт прислонилась к нему, пытаясь перевести дыхание. – Мне нужна твоя помощь.
 – О Господи, Кэт! Да вы же просто… Где ваша одежда? – От волнения его голос прерывался.
 – Долго объяснять. – Она отперла входную дверь и отключила сигнализацию. Джефф вошел за ней внутрь. – Надо позвонить в полицию, – сказала она ему. – Человеком, который все время преследовал меня, был Алекс Пирс.
 – Что?!
 – Из-за женщины, которую он любил. Она умерла во время родов, и он дал согласие изъять у нее сердце.
 Рассказывая ему об Алексе, Кэт одновременно рылась в своей сумочке в поисках визитной карточки, оставленной ей лейтенантом Хансейкером.
 – Где же эта проклятая бумажка? Я же помню, что положила ее сюда. Ему надо срочно позвонить. Сегодня годовщина…
 – Знаю. Я вдруг вспомнил это сегодня в полночь и забеспокоился, потому что от вас целый день не было звонка. Я и приехал, чтобы убедиться, что с вами все в порядке, а если вы одна, побыть рядом.
 – Он еще приедет сюда, Джефф, чтобы убрать меня, – хотя бы для того, чтобы я не проболталась о тех трех убийствах. Он невероятно изобретателен. И ни перед чем не остановится. Ты даже не поверишь, как методично он осуществлял свой план.
 В дверь позвонили, вслед за этим раздался громкий и требовательный стук.
 – Кэт!
 Они оба замерли. Затем Джефф встал перед Кэт, заслоняя ее от двери своим телом. В любой другой момент Кэт расхохоталась бы над его героической, но смешной попыткой защитить ее.
 – Сейчас сюда приедет полиция! – крикнул Джефф.
 – Кэт, это я, Билл!
 Она отодвинула Джеффа в сторону и кинулась открывать дверь. Билл Уэбстер вошел в дом.
 – Что здесь, черт возьми, происходит? И что вы здесь делаете, Дойл? Кэт, почему вы так одеты?
 – Тот человек, который присылал ей эти газетные вырезки, – не кто иной, как Алекс Пирс, – сообщил ему Джефф. – Он убил тех троих реципиентов, а теперь гонится за Кэт.
 Билл был явно ошарашен таким развитием событий.
 – Откуда вы знаете, что это Пирс? И где он сейчас?
 – Я только что от него.
 Они оба взглянули на ее голые ноги и смущенно отвернулись. У нее не было времени ощутить неловкость.
 – Я собираюсь звонить Хансейкеру.
 Кэт в двух словах рассказала им о запертой комнате в доме Алекса, об обнаруженных ею папках и о той обширной информации, которую ему удалось собрать.
 – Теперь все встало на свои места, – добавила она. – Как он, наверное, радовался, когда я умоляла его помочь мне найти моего преследователя. Он даже поделился со мной сведениями о Спарки. А потом он «разыскал» Поля Рейеса и зачем-то подверг этого беднягу и его семью тому ужасно неприятному испытанию, которому я вчера была свидетельницей.
 – А кто такой Рейес? – спросил Билл.
 Кэт предельно сжато поведала им о поездке в Форт-Уэрт. Как и она, они оба очень удивились тому, как тщательно Алекс Пирс готовил свои обманные ходы, чтобы сбить ее со следа.
 – Ну вот, наконец! – Она схватила карточку Хансейкера и потянулась рукой к телефонному аппарату.
 – Давайте я сам позвоню, а вы пока переоденьтесь, – предложил Джефф.
 – Спасибо. – Она направилась в свою спальню, но Билл остановил ее.
 – Кэт, мы все еще друзья? Вы можете простить меня за Мелию? – тихо спросил он.
 Кэт сама удивилась тому, как угроза ее жизни заставила ее по-новому взглянуть на многие вещи. Главное выступило на первый план.
 – Я была зла на вас и сильно разочарована. Но не мне вас судить, Билл. И, разумеется, мы все еще друзья. – Внезапно ей стало любопытно, зачем он приехал. – А что привело вас ко мне в столь поздний час?
 Прежде чем он ответил, Джефф сообщил, что Хансейкер уже в пути:
 – Он сказал, что приедет немедленно.
 – Вы побудете со мной до его приезда? Они оба одновременно кивнули в знак согласия. Кэт поблагодарила их и удалилась к себе в спальню.
 Доктор Дин Спайсер вышел из своего номера в отеле, оставив ключ на туалетном столике.
 Стояло раннее утро. В коридорах не было ни души. В лифте он тоже ехал один. Проходя через вестибюль. Дин увидел только одного сонного служащего отеля, сидящего за столом администратора. Тот его не заметил.
 Он прилетел в Сан-Антонио сразу после полуночи рейсом из Лос-Анджелеса с часовой остановкой в Далласе. Он пытался дозвониться до Кэт из аэропорта, затем по прибытии в Сан-Антонио, но оба раза никто не брал трубку.
 Дин подумал, не оставить ли сообщение на ее автоответчике, но затем отказался от этой идеи. Если с ней был Пирс, он не хотел выглядеть идиотом, чтобы его голос раздавался на всю спальню, где они будут заниматься любовью.
 Кроме того, он не был уверен, что Кэт ему обрадуется. Их последний разговор кончился тем, что она повесила трубку. Это случилось после того, как он рассказал ей, как был застрелен подосланный к преступникам офицер полиции, – как считалось, застрелен именно Пирсом. Но там, где дело касалось Алекса, Кэт руководствовалась не головой, а сердцем.
 Разве в этом не все женщины одинаковы?
 И, возможно, даже лучше, что он ей не дозвонился. Его приезд будет полнейшей неожиданностью. Хотя вряд ли, ведь сегодня годовщина ее операции.
 На улице было темно и тихо. Цик припарковал свой мотоцикл в густой тени дуба в противоположном конце квартала и искоса взглянул здоровым глазом на дом, где жила Кэт.
 Он узнал автомобиль, стоявший на подъездной дорожке: тот принадлежал Пирсу. У обочины улицы была припаркована еще одна машина. В окнах передней части дома горели огни.
 – Черт!
 Ему просто фатально не везет. Глупо вламываться к ней в дом, когда ее дружок-коп сшивается рядом.
 Цик раздумывал, что делать дальше, как вдруг на пороге дома появился совершенно не знакомый ему мужчина. Он что-то сказал через плечо оставшимся в доме и, выйдя на крыльцо, закрыл за собой дверь. Затем мужчина осторожно, будто чего-то опасаясь, огляделся вокруг. Циклоп затаил дыхание, но его нельзя было разглядеть в густой тени его убежища. Мужчина быстро прошел к машине Пирса и загнал ее в гараж. Через пару минут он вышел оттуда и, вручную закрыв тяжелую дверь, поспешно направился к автомобилю, стоявшему у обочины. Погремев связкой ключей, мужчина забрался внутрь и уехал в направлении, противоположном тому, откуда наблюдал за ним Циклоп.
 Что все это могло означать? Цик вовсе не был уверен, что машина на подъездной дорожке принадлежит Пирсу; он только видел, как тот сидел за рулем. Кто его знает, может, это ее автомобиль.
 А может быть, она крутит шашни с кем-нибудь, помимо Пирса? Иначе зачем этому пижону уходить из ее дома столь ранним утром, как будто он что-то украл? И потом, если он ушел, может быть, она осталась одна?
 Цик оставил мотоцикл под дубом и медленно направился к дому.
 Кэт хотелось очиститься от Алекса, его прикосновений, запаха, от него самого. Она успеет несколько минут полежать в ванне, прежде чем приедет Хансейкер. Что будет дальше, она и сама не знала.
 Тяжело вздохнув, Кэт погрузилась в горячую пенистую ванну и откинула голову на край бортика. Ей хотелось столь же глубоко окунуться в собственное отчаяние, выплакать все скопившиеся в душе слезы. Но она не позволяла эмоциям взять над собой верх. Настал момент, когда она должна действовать прагматично и жестко, стать столь же безжалостной, как и Алекс.
 Бессердечной, с несвойственным ей цинизмом подумала Кэт.
 Она закрыла глаза, пытаясь стереть из памяти его образ, но все равно перед ее мысленным взором стояло его лицо в самых разных ракурсах: в постели, во время серьезного разговора о его работе или признаний по поводу Аманды.
 От нахлынувших эмоций у Кэт перехватило дыхание, но она постаралась справиться с собой, призвав на помощь всю свою волю. Вероятно, из-за этого она и не слышала, как открылась дверь ванной комнаты. Если бы не легкое дуновение прохлады, она бы вообще ничего не почувствовала.
 Открыв глаза, Кэт резко выпрямила спину; брызги воды фонтаном взметнулись над ней и упали на пол.
 – Что ты здесь делаешь?
 – Удивлены?
 Кэт не просто удивилась – она была ошеломлена. Причем настолько, что не могла даже кричать, только молча наблюдала, как он включил ее фен в розетку над стоявшим здесь же туалетным столиком. Выключатель щелкнул, и послышалось легкое жужжание.
 – Мне очень жаль, Кэт. – Его печальная и вместе с тем любезная улыбка заставила ее похолодеть. Сейчас вы станете жертвой трагического несчастного случая.




 ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ


 – О черт!
 Алекс со всего размаха стукнул кулаком по рулевому колесу «БМВ». В этой колымаге как назло кончился бензин. Вот невезуха – украсть машину с пустым баком.
 Он до отказа вывернул руль, чтобы свернуть с автомагистрали, затем распахнул дверцу и бросился бежать. Поделом его щеголеватому соседу, что его автомобиль похитили и бросили на дороге. Нет, ну надо же – бензин кончился!
 Машин на шоссе было мало. Алекс попытался проголосовать, но подумал, что вряд ли кто-нибудь остановится. Его вид не внушал никакого доверия: нечесаный, небритый, с болтающимися за спиной полами рубашки.
 Тяжело топая, он сбежал по пандусу, мысленно высчитывая, сколько кварталов ему еще осталось до улицы, где жила Кэт.
 Он боялся даже думать о том, что может увидеть, придя к ней.
 В то утро он проснулся с готовой разгадкой. Она возникла у него в подсознании, пока он спал. В цепи умозаключений с самого начала отсутствовало ключевое звено, и теперь эта зияющая пустота, казалось, сама бросалась в глаза. Почему он не видел ее раньше, прежде чем расстались с жизнью трое ни в чем не повинных людей? Будь проклята его тупость! Каждый из персонажей этой запутанной истории, в которой тесно переплетались судьбы нескольких людей, был уже известен, кроме одного.
 К сожалению, именно он и оказался убийцей.
 Продолжая быстро бежать, Алекс завернул за угол и едва не напоролся на торчавший из земли пожарный кран-гидрант. Просто счастье, что он не покалечился, заметив его на какие-то доли секунды раньше. Почти не сбавив скорость, Алекс перескочил через него и помчался дальше. Не умирай, Кэт, пожалуйста, живи! Неужели и ты тоже?!
 Кэт била сильная дрожь.
 – Зачем тебе это, я не понимаю.
 – Прекрасно понимаете. Вас ждет смерть от удара электрическим током – несчастный случай, как и с теми, другими. Весьма прискорбно.
 – Да уж, яснее выразиться трудно.
 – Вы все шутите, Кэт Дэлани.
 – Но на сей раз тебе это даром не пройдет. Лейтенант Хансейкер уже спешит сюда.
 Джефф Дойл только улыбнулся.
 – Я позвонил в службу точного времени и погоды, а не в полицию.
 – Но Билл…
 – А его я отослал с поручением. Неожиданное появление мистера Уэбстера не входило в мои планы, но я придумал, как от него избавиться. Я предложил ему отогнать машину подальше от дома, чтобы, когда появится Пирс, он не увидел ее и не насторожился.
 – Очень предусмотрительно.
 – О да! Я прекрасно научился заметать следы. Когда Билл вернется, он застанет меня у телефона. Я буду звонить в полицейское управление и интересоваться, почему не едет Хансейкер. Через некоторое время мы оба начнем беспокоиться по поводу вашего долгого отсутствия и заглянем в ванную комнату. И здесь обнаружим ваше тело. Я впаду в истерику, как это часто бывает с гомосексуалистами, – продолжал он с коротким смешком; – буду клясть себя за то, что не посоветовал вам поменять электропроводку в этом старом доме. Чтобы не случилось подобной катастрофы, вам следовало установить у себя прерыватель. Я буду долго распространяться о том, как вы были расстроены предательством Пирса, как, поглощенная своими невеселыми мыслями, потянулись рукой к фену. А Уэбстер подтвердит, что я прав. Он же видел, как вы были шокированы, узнав, что ваш возлюбленный замышлял убить вас.
 – А Алекс будет все отрицать.
 – Безусловно. Но он также окажется замешанным в предыдущих несчастных случаях со смертельным исходом, особенно когда полиция найдет в его квартире улики, свидетельствующие против него. Спасибо, Кэт, что рассказали мне о его потайной комнате. Он, очевидно, хранил в своих папках подробные записи бесед.
 – Бесед? Каких бесед?
 – Его бесед с реципиентами, получившими донорское сердце. Вы же знаете, он умеет произвести впечатление на людей. Каждый из них рассказывал мне о нем. Всем было лестно, что он брал у них интервью для своего очередного романа. Мистер Пирс умен, к тому же у него бездна обаяния. Никто из его собеседников так и не догадался, что на самом деле он разыскивал сердце Аманды. Даже я купился на его обаяние и был уверен, что он готовит материалы для книги. Собственно говоря, только получив от вас задание покопаться в архивах, я случайно обнаружил, что его возлюбленная стала донором внутренних органов. Как только его папки попадут в руки полиции, ему придется ответить на целое множество вопросов, не так ли? – Он тоненько хихикнул. – Должен признаться, я был немало озадачен, когда он неожиданно появился на сцене. Я боялся, что он разгадает меня и испортит мне всю игру. Он начал подозревать, что дело нечисто уже тогда, когда люди, пережившие пересадку сердца, стали умирать один за другим. Правда, с интервалом в год. Но для бывшего детектива столь любопытное совпадение не могло остаться незамеченным.
 Этот человек не просто искал в вас свою Аманду – он изо всех сил пытался спасти вас от той же печальной участи, что постигла остальных. У него были благородные намерения. Я даже стал подозревать, что именно он присылает вам газетные статейки. Они сбили меня с толку. Мне было как-то неуютно узнать, что кто-то разгадал мои намерения. Но, естественно, меня это не остановило. Однако вмешательство Пирса делало игру более азартной. Ситуация усложнялась, а следовательно, становилась интереснее. Все предыдущие победы доставались мне без особых усилий, жертвы чуть ли не сами шли в руки. Своим присутствием Пирс как бы бросал мне вызов. А теперь из него выйдет отличный козел отпущения, на которого я и не рассчитывал.
 Дойл покачал головой и, преисполненный притворного сожаления, звонко шлепнул себя по губам.
 – Очень жаль, но нашему дорогому автору бестселлеров придется туго, особенно если принять во внимание все его папки, хранящиеся под замком вдали от посторонних глаз. Все выглядит так, как будто он просто помешался после всей этой истории. – Джефф принял задумчивый вид. – Хотя, по сути, мною и Пирсом двигало одно и тоже желание.
 – Ты имеешь в ввиду найти сердце Аманды? Ты что, тоже был с ней знаком?!
 – Кэт, – строгим тоном сказал Джефф. – Где же ваше воображение? Вы так ни о чем и не догадались. Как не стыдно!
 Его спокойный тон приводил ее в ужас. Впади он в истерику, начни кричать с пеной у рта – ей не было бы так жутко и страшно. Но холодная рассудочность и тихий голос явственно свидетельствовали, что перед ней стоял сумасшедший, полностью оторванный от реальности.
 – Как всегда, никому и в голову не придет меня подозревать, – продолжал Джефф. – Даже вы обвинили во всем
 Мелию, а не меня. Это я рассказал Рону Труитту историю с четой 0'Коннор. Это я позвонил ему и, назвавшись Циклопом, запустил утку о совращении малолетних. Тогда, в кабинете Уэбстера, я боялся, что этот хреновый репортеришка узнает меня по голосу. Но он был слишком увлечен нападками на вас, чтобы обратить на меня внимание.
 Я и со светильником все устроил, хоть это было и непросто. Проклятая махина чуть не убила вас раньше времени – я тогда ведь только хотел вас напугать. – На его губах появилась гримаса притворного раскаяния. – За последнее время вы пережили столько неудач и в личной жизни, и в работе. Неудивительно, что в годовщину трансплантации у вас сдали нервы, и, возможно даже, вы стали подумывать о самоубийстве.
 А я уеду в другой конец страны, сменю работу и снова сольюсь с окружающей толпой. Мне нетрудно стать кем угодно, сыграть любую роль. Я прекрасно умею приспосабливаться. Я самый заурядный человек с незапоминающейся внешностью. Меня редко замечают. – В его глазах появилось отсутствующее выражение. – Одна Джуди смогла меня оценить.
 – Джуди? Джуди Рейес?! Так ты ее любовник!
 – А, наконец-то до вас дошло. Да, это я, безымянный человек, которому удалось ускользнуть от кретина-мужа. – Джефф неожиданно впал в меланхолию, в глазах появились слезы. – Он размозжил ей голову бейсбольной битой!
 – А как тебе удалось скрыться?
 – Он стоял над ее телом и смотрел на дело рук своих. Видимо, его завораживало обилие крови, лившейся у нее из головы. Он был как будто в трансе и не обращал на меня никакого внимания. Я схватил свою одежду и убежал. Я же понимал, что Джуди уже ничем нельзя помочь, она была мертва. Я чувствовал это так отчетливо, как будто умер вместо нее. – Его грудь поднялась и опустилась, выдавая бушевавшую внутри ярость, когда он вспомнил тот день в Форт-Уэрте. – Джуди была очень религиозна и воспитана в традициях латиноамериканской культуры. Ее муж прекрасно звал, как она отнеслась бы к тому, во что превратили ее тело.
 – Ей не понравилось бы, что ее внутренние органы взяли для пересадки, – понимающе кивнула Кэт.
 Ей нужно было, чтобы он продолжал говорить, пока не вернется Билл. Она то и дело незаметно шарила глазами по ванной комнате, пытаясь найти путь к спасению или хоть какое-нибудь орудие защиты. Но, пока он держал фен над ванной, вне пределов ее досягаемости, она боялась даже шевельнуться. Стоит ей двинуть рукой или ногой, он уронит фен в воду и… конец.
 – Сама мысль об этом привела бы ее в ужас, – говорил тем временем Джефф. – Она пожелала бы быть похороненной целиком. Рейес это знал. Отдавая ее сердце для пересадки, он тем самым хотел наказать нас за то, что мы любили друг друга. Он позволил расчленить ее тело, чтобы заставить нас мучиться целую вечность. Единственный способ избавить ее и меня от этого проклятия – остановить ее сердце.
 – Убив того, кому оно пересажено.
 – Да, – откровенно подтвердил он. – Пока сердце Джуди продолжает биться, ее душа не найдет покоя. Над ее могилой я поклялся, что подарю ей покой и мир: она это заслужила. Вот почему мне пришлось убить того мальчика.
 – Юношу из Мемфиса? А как ты вышел на него? Джефф пожал плечами, как будто недоумевая, почему ее интересуют такие пустяки.
 – Я устроился работать в агентство, занимающееся подбором донорских органов. Там я узнал кодовый номер сердца Джуди, который и привел меня к нему.
 – Если ты выполнил клятву, данную Джуди, зачем тогда было убивать остальных? Зачем убивать меня?
 – Компьютеры могут ошибиться, потому что на них работают люди. А если номера были случайно перепутаны?! – Он, словно в ознобе, передернул плечами. – Я не мог допустить даже малую вероятность ошибки.
 – И поэтому ты решил убрать всех тех, кому в тот день было пересажено донорское сердце?
 – Только так я мог быть уверен в том, что моя цель будет достигнута.
 Кэт пробирала дрожь, но она старалась не показать, что ей стало еще страшнее.
 – Но почему ты каждый год ждал именно дня годовщины?
 – Иначе это была бы просто серия убийств. Я же не какой-нибудь псих. Соблюдая годовой интервал, я превращал эти убийства в некое подобие ритуала, что, я уверен, Джуди обязательно бы одобрила. Она посещала только мессы, проводившиеся с соблюдением всех правил. Ей нравились ритуалы, традиции, неизменный порядок вещей. Да, она одобрила бы мои действия.
 – Ты и вправду полагаешь, что она гордилась бы тобой за то, что ты убил трех человек?!
 – Она бы рассчитывала с моей помощью вновь обрести свое сердце. Это я и собираюсь сделать. И тогда ее душа сможет прекратить поиски. – Тыльной стороной ладони он вытер набежавшие слезы. – Я слишком люблю ее, чтобы позволить мучиться ее душе. Мне жаль, Кэт, что вам придется умереть. Вы мне очень нравитесь. Но у меня просто нет другого выбора. – Он поцеловал кончики своих пальцев, затем прижал их к груди Кэт в том месте, где билось ее сердце. – Покойся с миром, Джуди, любовь моя. Я буду любить тебя вечно.
 Кэт схватила его за руку как раз в тот момент, когда другая его рука разжалась, уронив фен вниз. Кэт страшно закричала.
 В ванной погас свет.
 Фен с громким всплеском упал в воду, не причинив
 Кэт никакого вреда.
 Джефф издал крик ярости и отчаяния.
 Кэт попыталась встать, но он снова толкнул ее вниз. Она слышала, как его колени стукнулись о плиточный пол. Стоя на четвереньках, он обеими руками стал пригибать ей голову, стараясь опустить ее под воду.
 Ему это удалось. Отчаянно сопротивляясь, Кэт изо всех сил махала руками и ногами, вертела во все стороны головой, кусалась. Но Джефф не отпускал ее. Наконец она инстинктивно открыла рот, чтобы закричать, но он тут же наполнился водой.
 Словно где-то в отдалении, Кэт услышала в коридоре чей-то тяжелый топот. Дверь ванной комнаты с треском распахнулась, и она внезапно поняла, что свободна. Высунув голову из воды, Кэт стала судорожно глотать воздух, задыхаясь от забившей носоглотку жидкости. Прилипшие к лицу волосы лезли в глаза и мешали смотреть, хотя в полной темноте она все равно вряд ли смогла бы что-либо увидеть.
 – Кэт! – Это был голос Алекса.
 – Я здесь.
 – Не высовывайся! – прокричал он. Алекс уже повалил Джеффа на пол. Долго тому не продержаться: Алекс намного превосходил его в силе.
 – Ты, сукин сын, если ты с ней что-то сделал… Его угроза потонула в возгласах боли и удивления.
 – С ней все в порядке? – раздался голос Билла, показавшегося в дверном проеме.
 Из дула револьвера Алекса вырвались языки пламени, гром выстрела рикошетом отразился от стен ванной комнаты.
 Билл упал, не издав ни единого звука.
 Алекс взвыл от ярости. К этому времени глаза Кэт уже привыкли к темноте, и она смогла разглядеть, что Джефф каким-то образом умудрился завладеть револьвером. Мужчины боролись; право обладать оружием.
 Несмотря на то, что быстро выбраться из скользкой фарфоровой ванны было непросто, Кэт все-таки сумела это сделать. Она метнулась к Джеффу и, вцепившись одной рукой ему в волосы, другой стала колотить его по лицу и царапать ногтями.
 Джефф взвыл от боли и выпустил из рук револьвер, который Алекс моментально приставил к его уху, одновременно навалившись ему сзади на спину.
 – Только пошевелись, – тяжело дыша, хрипло произнес он. – Мне ничего так не хочется, как снести твою поганую башку к едрене матери!
 – Пристрели меня! – рыдая, крикнул Джефф. – Я подвел Джуди, я хочу умереть.
 – Жаль, но придется удержаться от соблазна. Кэт обогнула их и, пробравшись к двери, едва не споткнулась о лежащего на пороге Уэбстера.
 – Билл!
 В скудно освещенном коридоре она видела только, что он лежит, распростершись на спине. Расплывавшееся спереди на рубашке пятно казалось черным, как чернила.
 – О Господи, нет! Нет! – всхлипнула Кэт. Она была слишком слаба, чтобы встать, поэтому буквально доползла до ночного столика, стянула телефонной аппарат на пол и набрала 911.
 Затем она вновь вернулась к Биллу и, крепко сжав его руку, стала мысленно молить продержаться еще хоть немного.
 – Помощь уже в пути, – сообщила она Алексу, сама удивившись тому, как слабо прозвучал ее голос.
 – Как там Уэбстер?
 – Не шевелится.
 – О Боже! – услышала она в ответ. – Мистер Дойл, похоже, на вашей совести еще одно убийство.
 Джефф что-то невнятно пробормотал.
 У Кэт стучали зубы. Она ухватилась за угол лежавшего на кровати покрывала и потянула его на себя. Но, вместо того чтобы завернуться в него самой, она накрыла им Билла, заботливо подоткнув края.
 Приближающийся вой сирен прозвучал для Кэт как райская музыка. Она наклонилась над Биллом и с силой в голосе проговорила:
 – Держитесь, Билл! Помощь уже здесь! Вы слышите меня? Все будет хорошо, вот увидите! – Раненый не ответил, но она надеялась, что он ощутил ее присутствие.
 Лейтенант Хансейкер первым вбежал в дом.
 – Что со светом, почему темно?
 – Пробки в кладовке на кухне, – крикнул из ванной комнаты Алекс. – Нажмите на переключатель.
 – Скорее ко мне в спальню, – позвала Кэт. – Здесь раненый, пуля попала в грудь.
 Через несколько секунд свет зажегся. От внезапной яркой вспышки Кэт зажмурилась, а когда снова открыла глаза, Хансейкер и двое санитаров одновременно втискивались в дверь спальни.
 В руках Хансейкера был пистолет.
 – Все, Пирс, ты окружен. Руки вверх и выходи.
 – Что вы там несете, черт бы вас побрал?! – крикнул в ответ Алекс.
 – Это не Алекс. Он-то как раз и обезвредил… Кэт больше не могла ничего сказать и лишь жестом показала в сторону открытой двери в ванную. Один из медиков дотронулся до ее плеча.
 – Мадам, ваш приятель в тяжелом состоянии. Будьте добры, отодвиньтесь немного в сторону, чтобы мы могли к нему подойти.
 – Он поправится?
 – Сделаем все возможное.
 Хансейкер осторожно, согнувшись в три погибели, под– крался к двери в ванную. Обеими руками он сжимал прямо перед собой пистолет.
 – Бросай оружие. Пирс.
 – Охотно, болван, если ты займешься им.
 – А кто это на полу?
 – Джефф Дойл.
 – Тот самый сукин сын, который позвонил в службу времени и погоды, а сам сделал вид, что говорит со мной?
 – А, так вы продолжали прослушивать ее телефон? – спросил вместо ответа Алекс.
 – Конечно, и, похоже, не зря. Так кто же этот маленький негодяй?
 – Долго рассказывать. Лучше наденьте на него скорее наручники и зачитайте ему его права.
 – Минуточку, Пирс, минуточку. Что вы мне диктуете, кого мне арестовывать. Я-то пришел арестовывать вас.
 – Делайте, что говорят, – скупо бросил Алекс, отталкивая Хансейкера и пробираясь к выходу.
 Он обошел медиков, склонившихся над Уэбстером и не жалевших усилий ради спасения его жизни. Кэт стояла рядом и не сводила с них глаз. Алекс схватил висевший на стуле халат и накинул ей на плечи.
 Крепко обняв, он прижался щекой к ее голове.
 – Ты в порядке? Она кивнула.
 – Точно?
 – Да, но мне все еще страшно. А Билл…
 – Он жив.
 Алекс приподнял ей подбородок и взглянул в устремленные на него глаза.
 – Ты чертовски смелая женщина. Если бы не ты, он мог бы застрелить меня. Спасибо.
 Теперь, когда все кончилось, у нее подгибались колени, и она вся дрожала.
 – Я страшная трусиха.
 – Ничего себе трусиха. – Алекс еще крепче сжал ее в своих объятиях. – Если бы с тобой что-нибудь случилось… – Он нежно поцеловал ее в лоб, туда, где начинались волосы. – Я люблю тебя, Кэт.
 – Ты уверен, Алекс? – пробормотала она, не отрываясь от его груди. – Уверен, что любишь именно меня?




 ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ


 – Ну и как же он на это отреагировал? – спросил Дин. Он кивком головы поблагодарил стюарда за второй по счету стакан виски с водой.
 – Никак, – ответила Кэт. – В этот момент появился ты. Вокруг царила такая неразбериха, что у нас с Алексом больше не было возможности поговорить друг с другом.
 – А я-то собирался преподнести тебе сюрприз в виде бутылки шампанского, чтобы отпраздновать четвертую годовщину твоей второй жизни, – сказал Дин. – Вместо этого я подхожу к твоему дому и вижу следующую картину: дом окружен полицейскими машинами, а в санитарный автомобиль загружают носилки, на которых кто-то лежит. Представь себе, как я перепугался.
 Кэт дружески похлопала его по руке, затем откинулась на сиденье пассажирского салона первого класса.
 – Я так устала. Мне больше не хочется об этом говорить, но придется. Нужно раз и навсегда выговориться на эту тему и закрыть ее. – Немного помолчав, она добавила: – Я научилась не носить в себе неприятные воспоминания. Лучше выпустить их наружу, проветрить, проанализировать, сделать выводы, а затем похоронить навсегда.
 – И кто же научил тебя этим перлам житейской мудрости? – насмешливым тоном поинтересовался Дин. – Хотя и так ясно кто.
 – Дин, ты же обещал, – устало прикрыв глаза, сказала Кэт. – Больше мы о Пирсе не говорим.
 – Правильно, обещал, но без особой охоты. – Он медленно потягивал виски. – Мы уже восстановили почти все детали. Но я все еще не во всем до конца разобрался. Ты сказала, что Билл пешком вернулся к твоему дому после того, как отогнал машину. Он пришел одновременно с Алексом.
 – Так оно и было. Билл увидел, как Алекс галопом несется к дому, и преградил ему путь. Он предупредил Алекса, что мы все про него знаем и что они с Джеффом специально ночуют у меня в доме, чтобы защитить от него. Алекс объяснил ему, что меня действительно надо защищать, но не от него, а как раз от Джеффа Дойла, который был любовником Джуди Рейес.
 – Наверное, он легко сумел убедить Билла.
 – У него талант убеждать людей, – согласилась Кэт. – Как бы там ни было, Алекс обратил внимание Билла на то, что машины Джеффа нигде не видно, из чего следует, что он спрятал ее подальше, чтобы никто не знал, что он был в ту ночь у меня. Чтобы даже я этого не знала, пока он не войдет в дом, а тогда уже будет поздно. Билла это убедило. Он спросил, чем сможет помочь. Они крадучись обошли вокруг дома, заглядывая во все окна, пытаясь разглядеть, что делается внутри. Они хотели напасть внезапно.
 Кардиолог продолжил за нее:
 – И, когда Алекс увидел, как Джефф держит над тобой фен, он побежал к задней двери, забрался через окно в кухню, нашел электрические пробки и вырубил ток. Молодец, не растерялся.
 – К счастью, он еще раньше узнал, где находится переключатель, поэтому ему нетрудно было это сделать. – Кэт предпочла опустить, при каких обстоятельствах он дважды лазил к ней в окно.
 – Слава Богу, что все кончилось хорошо. Еще бы секунда-две и…
 – Не напоминай. – Она содрогнулась. Некоторое время они сидели молча, потом Кэт тихо сказала: – Бедный Билл. В конце концов мне разрешили увидеться с ним сегодня утром перед отъездом. Он все еще в палате интенсивной терапии и очень слаб, но непременно поправится. Ненси ни на минуту не отходит от него.
 – А что привело его к тебе в столь ранний час?
 – Очередная гениальная идея относительно моей программы. – Кэт не хотела разглашать семейные тайны Уэбстеров.
 Пуля чудесным образом прошла навылет, не задев ни один из жизненно важных органов. Билл перенес шок, потерю крови, у него на теле было две раны – в том месте, где пуля вошла, и там, где она вышла, но врачи обещали, что дело быстро пойдет на поправку. В этот день утром он попросил медсестру палаты интенсивной терапии оставить его ненадолго наедине с Кэт. Затем поблагодарил ее за то, что, пристыдив, она ускорила его разрыв с Мелией.
 – Я люблю Ненси. Без ее любви и участия… Он немного помолчал, набираясь сил. – До смерти Карлы мы жили, как в волшебном сне. Нас как будто обходили стороной беды, выпадавшие на долю других людей, и, лишь когда наша дочь погибла, мы познали настоящее страдание. Я потерял точку опоры. Я не мог заставить себя забыть свое горе, все искал чего-то, что помогло бы мне хоть ненадолго унять невыносимую боль. И как осел влип в низменную связь с женщиной, представлявшей собой полную противоположность моей красивой и элегантной жене. Я считал, что не заслуживаю большего, я как бы наказывал себя за то, что не сумел предотвратить смерть Карлы. Мелия преследовала меня до тех пор, пока я не взял ее на работу. Затем она стала настаивать на том, чтобы перейти в программу «Дети Кэт». Остальное вам известно. В ту ночь, застав меня у нее, вы сказали много такого, что меня отрезвило. Я понял: наши с Мелией отношения пора прекращать. После этого ничто уже не могло меня остановить.
 Билл дотронулся до ее руки.
 – И я сразу же поехал к вам домой, чтобы сказать, что вы спасли самое дорогое, что у меня есть в жизни, – мою семью. Спасибо.
 – Лучше отблагодарите меня своим быстрым выздоровлением. У нас впереди много работы. – И она поцеловала его в лоб.
 В коридоре Кэт встретила Ненси.
 – Спасибо вам, Кэт, – тихо проговорила она, обнимая ее за плечи.
 – За что? Если бы не я, Билла бы не ранили. Ненси посмотрела на нее, всем своим видом давая понять, что ценит ее деликатность.
 – Он мне все рассказал. Я простила его, но сможете ли вы простить меня? Я… я же подозревала вас…
 – Теперь это не имеет значения, – прервала ее Кэт. – Я ценю вашу дружбу и восхищаюсь вашим умением собирать деньги на благотворительные цели. Могу я рассчитывать, что вы и впредь будете помогать программе «Дети Кэт»?
 – Как только поставлю на ноги Билла. Дин оторвал Кэт от воспоминаний.
 – По-моему, Билл и Пирс образовали нечто вроде общества взаимного обожания. Кэт рассмеялась:
 – Это очень странно, ведь они невзлюбили друг друга с первой встречи. Алекс казнил себя за то, что позволил Джеффу на мгновение одержать верх и выстрелить в Билла. А тот не захотел даже слушать никаких извинений, заявив, что сам виноват: надо было послушаться Алекса и остаться на кухне, а не лезть туда, где стреляют.
 – А что будет с этим типом, Дойлом?
 Кэт долго смотрела вслед закованному в наручники Джеффу, когда того впихивали на заднее сиденье полицейской машины. Ей все еще трудно было совместить образ прилежного молодого сотрудника с образом хладнокровного убийцы.
 – Когда полиция обыскала его квартиру, они нашли столько папок с вырезками и подшивок старых газет, что материалы, собранные Алексом, сразу же померкли. После смерти Джуди Рейес Джефф явно превратился в одержимого. Алекс говорит, ему грозит обвинение в трех убийствах и двух покушениях. Но тут замешаны четыре штата, которые начнут наперебой отстаивать свое первенство. Начнется судебная волокита. Однако, независимо от того, чем все это кончится, Джефф проведет остаток своей жизни за решеткой. – Она на минуту задумалась. – Получается трое.
 – Трое чего?
 – Трое людей, посаженных в тюрьму: Джефф, Поль
 Рейес и Джордж Мерфи.
 – А, Циклоп. Просто не верится, что его взяли в нескольких кварталах от твоего дома. Интересно, что ему было от тебя нужно?
 – Ничего хорошего, думаю, этот визит мне не сулил.
 Циклоп отчаянно сопротивлялся при аресте и даже ранил полицейского. Да, у нашего друга Джорджа весьма мрачные перспективы. – Кэт задумчиво посмотрела на Дина и вдруг улыбнулась счастливой улыбкой. – Как хорошо, что Патриция и Майкл навсегда избавились от него. Знаешь, Патриция уже работает ученицей в фирме, выпускающей ювелирные изделия. Она сможет совершенствоваться в своем мастерстве и одновременно зарабатывать на жизнь. А с Майклом занимается детский психолог. Теперь, когда мальчик больше не дрожит перед Циклопом, он очень быстро приходит в норму, становится более открытым и общительным.
 – А Рейес?
 Ее улыбка тотчас же погасла.
 – Мне так жаль этого человека и его родных. Миссис Дани, его сестра, была мне так признательна, когда я ей позвонила и сообщила, что он не убивал тех троих. Когда мы были у него в клинике, он мне не угрожал, он меня предостерегал. Джефф уже признался полиции, что он сам прислал Рейесу газетные вырезки, рассказывающие о несчастных случаях с людьми, пережившими пересадку сердца. Он хотел дать Рейесу понять, что сумел обхитрить его, сумел избежать придуманного им изощренного наказания. Джеффу не могло прийти в голову, что эти вырезки-предупреждения окажутся в моем почтовом ящике. Несмотря на психическое расстройство, Рейес догадался, что они означали, но почему-то пришел к выводу, что у звезды «мыльных» опер Кэт Делани бьется сердце его покойной жены. Разгадав намерения убийцы, он, как и Алекс, справедливо решил, что я следующая на очереди. Алекс тоже за мной следил в надежде спасти мою жизнь. Рейесом руководили примерно те же мотивы. Он приехал в Сан-Антонио, чтобы присматривать за мной. Думаю, он узнал мой домашний адрес, выследив меня от самой телестудии.
 – А почему он просто не позвонил, не представился в не рассказал о своих подозрениях ?
 – Несмотря на то, что его формально объявили невиновным, сам он прекрасно сознавал, что в припадке ревности убил свою жену. К тому же его не без оснований считают повредившимся в уме. Кто бы ему поверил?
 – Резонно.
 – По мере приближения роковой даты Рейес каждый раз начинал так нервничать, что мысленно, так сказать, возвращался на место преступления. По крайней мере, так полагает его сестра. Вчера я написала ему письмо, в котором объяснила все случившееся и поблагодарила за жела ние меня предостеречь. Не знаю, все ли он понял, но, выразив ему свою благодарность, я почувствовала себя лучше.
 Кэт помешала кубики льда в стакане с содовой, к которой так и не притронулась.
 – Один-единственный день четыре года назад – а сколько плохого он за собой повлек.
 – И сколько хорошего, – мягко возразил Дин, беря ее руку в свои.
 – Дин, погибли люди, невинные жертвы.
 – Но ведь они жили каждый с новым сердцем. Пересадка того стоила. Если бы им снова пришлось выбирать, они сделали бы тот же выбор. Их жизнь получила продолжение. В этом и состоит наша цель – дать пациентам время, а уж там – как сложится судьба. Никто из нас не может ни изменить ее, ни предугадать.
 – Все верно – умом я это понимаю, – согласилась Кэт, дотрагиваясь пальцем до лба. – Но здесь… – Она ткнула в область сердца.
 – И где же, как не на собственном пляже, поразмыслить на эту тему. – Дин легонько погладил ее по тыльной стороне ладони. – Я рад, что ты снова будешь рядом, я скучал по тебе.
 – Нет, Дин, я вернусь. Выпуск программы «Дети Кэт» приостановлен до тех пор, пока я не соберусь с силами и не найду новых сотрудников, но сама программа ни в коем случае не закрыта. Более того, сейчас мы рассматриваем возможность ее распространения на другие города. Это будет гигантский проект. А скольким детишкам мы сможем помочь! – взволнованно воскликнула Кэт. – Я только отдохну пару-тройку недель в Малибу, а потом вернусь.
 – А он? Как ты решила с ним?
 – Алекс… – Это имя, казалось, само слетело у нее с языка. Сердце сжала острая тоска. Ведь он рисковал жизнью, чтобы спасти ее, и она никогда этого не забудет.
 Но не забудет и его обман.
 Их отношения начались со лжи, лжи умолчания. И, когда он говорил ей о своей любви, может быть, он и тогда лгал? Кэт знала только один способ развеять все сомнения.
 – Дин, ты должен кое-что сделать для меня.
 – Приказывай, о повелительница, – шутливо произнес он.
 – Не смейся, тебе моя просьба вряд ли понравится. – Кэт едва слышно вздохнула, при всей своей решительности не уверенная в том, разумна ли ее просьба. – Я хотела бы знать, не бьется ли в моей груди сердце Аманды.
 Дин был ошарашен.
 – Да, я знаю, я сама всегда говорила, что не желаю ничего знать о своем доноре. Я и сейчас этого не хочу. Если это не Аманда. Но в противном случае мне необходимо об этом знать.
 – Кэт…
 Она подняла вверх обе руки, как бы отметая все его возражения.
 – Меня не интересует, как ты это сделаешь. Можешь умолять, обманывать, нарушать медицинскую этику, лгать, просить, подкупать, красть. У тебя есть возможность найти все нужные контакты, ты сумеешь отыскать ответ.
 Дин буквально впился в нее глазами.
 – Ты же прекрасно понимаешь, что в моих интересах отказаться.
 – Но ты этого не сделаешь.
 – К тому же я могу скрыть от тебя добытую информацию, чтобы избавить от страданий. Это тоже в моих интересах.
 – Но ты и на это не пойдешь. Ты расскажешь мне всю правду.
 – Почему ты так уверена?
 – Потому что четыре года назад у тебя хватило смелости посмотреть мне прямо в глаза и сказать, что, возможно, мои дни сочтены. – Взор Кэт затуманился, от на бежавших слез она плохо видела его лицо. – Ты никогда не пасовал перед действительностью, какой бы неприятной она ни была, какую бы боль ни причиняла. Я снова нуждаюсь в таком друге, как ты, Дин. Я хочу, чтобы ты был так же жестоко честен со мной сейчас, как тогда, когда ты мне сообщил о моей скорой смерти.
 – Так для тебя жизнь без него подобна смерти?
 – Единственное, что еще хуже, – это жить с ним и вечно спрашивать себя, любит ли он меня или во мне кого-то другого.
 Кэт коснулась рукой его ладони и крепко ее сжала.
 – Выясни, не пересадили ли мне сердце Аманды. Прошу тебя.




 ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ


 Какая-то сила заставила Кэт взглянуть наверх, на ее дом, в тот самый момент, когда Дин вышел на огражденный перилами балкон и помахал ей рукой. Она помахала в ответ и собиралась уже снова перевести взгляд на слабые волны прилива, как вдруг рядом с Дином появилась другая фигура.
 Ветер трепал широкие поля ее шляпы. Кэт придержала их, чтобы они не мешали ей смотреть,
 Даже по силуэту, выделявшемуся на фоне неба, она узнала его худощавую, стройную фигуру, форму головы и осанку. Он обернулся и что-то сказал Дину; мужчины обменялись рукопожатиями.
 Дин повернулся в ее сторону и снова помахал, затем вернулся в дом.
 Кэт очень хотелось побежать ему навстречу, но она осталась стоять на месте, наблюдая, как он спускается вниз по крутой лестнице. Когда он сошел с последней ступеньки на песок, его ковбойские сапоги увязли в нем по щиколотку, но он, казалось, даже не заметил этого. Его внимание целиком было приковано к ней, и она тоже не могла отвести от него взгляд.
 – Привет.
 – Привет.
 – Мне нравится эта шляпа.
 – Спасибо.
 Они долго и жадно всматривались друг в друга, не замечая ничего вокруг. Наконец Кэт собралась с силами и сказала:
 – Сюда не пускают посторонних. Как ты прошел?
 – У меня талант убеждать.
 – Похоже, он тебя не подвел и на сей раз.
 – Прошло как по маслу.
 – И вот ты здесь.
 – И вот я здесь. Но в расстроенных чувствах, потому что дверь мне открыл Спайсер.
 – Дин пожил у меня немного. Как друг.
 – Он тоже так сказал. – Алекс повел плечами и с нахальным видом заявил: – Надо отдать ему должное, он умеет проигрывать.
 – Разве Дин в чем-нибудь проиграл?
 – Ага. Потерял право ночевать в этом доме. Он провел у тебя последнюю ночь – даже в качестве друга. С сегодняшнего дня здесь буду спать я. Это будет первая из тысяч и тысяч ночей.
 – Неужели?
 – Именно так. Кэт, я не приму отказа. Я дал тебе достаточно времени на раздумья. Я выдержал три долгих недели, и каждый день из двадцати одного был для меня сушим адом.
 – Что-нибудь написал?
 – Работал как вол. Круглые сутки, без перерыва, пока не закончил.
 – Всю книгу целиком?!
 – Все шестьсот тридцать две страницы. Позавчера вечером я отправил рукопись Арни. Вчера утром он звонил и сказал, что написано блестяще, что это лучшая моя вещь и ей суждено стать бестселлером.
 Алекс протянул руку и поймал колышущуюся на ветру прядь ее волос, выбившуюся из-под шляпы. Казалось, он внимательно изучает каждый волосок.
 – Арни умирал от любопытства – все расспрашивал, почему я изменил сюжет и вставил любовную линию.
 – На что ты ответил…
 – Что на меня снизошло вдохновение. – Их глаза встретились. – Я не смог бы написать о любви, пока не встретил тебя, Кэт. Мне казалось, что эта часть моего "я"умерла вместе с Амандой. Я ошибался. – Он обнял Кэт за шею, сцепив пальцы у нее за спиной. Я буду стоять на своем, пока не возьму тебя измором. Я хочу быть рядом с Кэт Дэлани и сегодня, и завтра, и через сто лет. Мне все равно, чье у тебя сердце, пусть даже какого-нибудь шимпанзе. Но я хочу, пока жив, каждое утро видеть твои рыжие волосы на подушке рядом с моими. Я люблю тебя.
 Что же касается моих поступков… – Он отвернулся и долго смотрел на волны, затем снова взглянул на нее. – У моей жизни с Амандой не было завершения. Мне так и не довелось извиниться перед ней за то, что я был слишком большим эгоистом, чтобы на ней жениться. Мне не предоставилась возможность поблагодарить ее за все те вечера, когда я плакался ей в жилетку, рассказывая о своих проблемах. Я даже не погоревал с ней по поводу смерти нашего сына.
 Алекс прикрыл глаза, как бы умоляя Кэт понять. В его поведении не было обычной бравады, лицо приняло потерянное выражение.
 – Я так и не попрощался с ней, Кэт. Я хотел сказать ей «до свидания».
 – Я понимаю, – хриплым от волнения голосом произнесла она. – Если честно, я считаю, мне повезло, что меня любит человек, умеющий любить так сильно.
 Алекс взял ее ладони в свои и поднес их к губам.
 – Ты можешь меня простить?
 – Я люблю тебя.
 Он наклонился, чтобы ее поцеловать, но краем глаза уловил какое-то движение и обернулся: к ним подходила молодая женщина.
 – А, Сара, ты уже вернулась, – приветствовала ее Кэт. – Тебе понравилось гулять вдоль моря?
 – Очень. Здесь невероятно красиво.
 Стройная молодая женщина украдкой разглядывала Алекса из-под широких полей летней шляпы. На ней были джинсы, кроссовки и спортивная футболка с длинными, до самых кистей, рукавами. У нее были прямые темные волосы и большие кофейного цвета глаза.
 – Сара Чоат, а это Алекс Пирс, – представила их друг другу Кэт. – Алекс, Сара одна из ярых твоих поклонниц.
 – С которыми я всегда рад познакомиться. Привет, Сара. Очень приятно.
 – Мне тоже, – прерывающимся от волнения голосом ответила она.
 Он показал на футболку.
 – Вы студентка университета в Лос-Анджелесе?
 – Да, сэр, специализируюсь в английском языке и литературе.
 – Бесподобно. Какой курс?
 – Второй.
 – Сара слишком скромна и не говорит тебе, что она чрезвычайно талантлива, – вмешалась Кэт. – Она уже написала и опубликовала несколько рассказов, которые получили различные премии.
 – Что ж, это впечатляет, – улыбнулся Алекс. – Поздравляю.
 – Сара залилась краской до самых корней волос. – Спасибо. Но с вами мне не сравняться никогда.
 – Вы пишете художественную прозу?
 – В основном эссе. Кэт снова пояснила:
 – Дело в том, что она написала несколько статей о том, что пережила после пересадки сердца, и получила восторженные отзывы критиков.
 Алекс, до этого явно купавшийся в лучах собственной славы, внезапно насторожился. Он перевел взгляд на Кэт, затем снова посмотрел на Сару, в глазах которой стояли слезы.
 – Не знаю, как вас благодарить. – Шум прибоя и свист ветра заглушали ее слова, но Кэт и Алекс легко читали по ее губам и выражению глаз. Сара взяла Алекса за руку и крепко сжала. – Передать не могу, как мне жаль Аманду и вашего малыша, Кэт рассказала, что вам пришлось пережить, когда их не стало. Но я благодарна вам, что вы приняли такое решение. Я знаю, что Аманда сама выразила желание в случае своей смерти стать донором внутренних органов, но ведь именно благодаря вам исполнилась ее воля. Если бы не ее сердце, я бы умерла. Я обязана вам жизнью и никогда этого не забуду.
 Кэт затаила дыхание, ожидая его реакции.
 В течение одной-двух секунд Алекс всматривался в глаза Сары, затем положил широкую ладонь ей на грудь. Она не отшатнулась, а, напротив, улыбнулась ему.
 В ответ он заключил девушку в объятия. Несколько долгих минут они простояли обнявшись, раскачиваясь взад и перед, не замечая резких порывов ветра. Когда он наконец отпустил ее, его глаза подозрительно блестели, а голос отдавал хрипотцой.
 – Вы бы очень понравились Аманде, Сара. Она бы вами гордилась.
 – Спасибо, – ответила Сара, кончиком языка слизывая слезы с губ. – Я долго ничего не хотела знать о своем доноре и его семье – в этом мы с Кэт сходились во мнениях. Она и сейчас ничего о нем не знает и не хочет знать. Но недавно я неожиданно изменила свою точку зрения, сама не знаю почему. Я вдруг ощутила сильную потребность отыскать того, кто подарил мне сердце родного для него человека, и сказать ему спасибо. Поэтому я и обратилась в банк донорских органов. Пока я ждала ответа, меня нашел доктор Спайсер. Он объяснил, что ситуация достаточно необычна, и попросил сначала встретиться с Кэт. Конечно, я о ней много слышала и знала, кто она такая, и я охотно согласилась с ней познакомиться. Представите себе шок, который я испытала, узнав, что мой любимый писатель… ну, в общем, понятно. Кэт пригласила меня погостить у нее несколько дней. Мы много разговаривали. Она рассказала мне обо всем, что произошло. Она знала, что вы не рассердитесь, если я узнаю про вас и Аманду.
 – Нет, – подтвердил Алекс, – я не сержусь. Напротив, я очень рад, что мы вас нашли. Для нас это даже важнее, чем вы думаете.
 Он посмотрел на Кэт взглядом, от которого у нее перехватило горло. Затем он обнял ее за плечи и прижал к себе. Должно быть, Сара поняла, что она здесь лишняя.
 – Ну что ж, я пойду, – с понимающей улыбкой сказала она, – Доктор Спайсер обещал подбросить меня до колледжа перед тем, как поедет к себе в клинику. – Она застенчиво взглянула на Алекса. – Знаете, наверное, наша встреча была предопределена свыше. Вы так не думаете?
 – Очень может быть.
 – Вы не возражаете, если я время от времени буду вам писать? Честное слово, я не буду надоедать, а только…
 – Если вы не будете писать, вы жестоко меня разочаруете. И Аманду тоже. Она бы хотела видеть нас друзьями.
 Лицо Сары озарилось улыбкой, казалось, идущей от самого сердца.
 Они оба провожали ее глазами, пока она поднималась по ступенькам. Прежде чем войти в дом, девушка на прощание помахала им рукой.
 – Она просто чудо, – заметил Алекс.
 – Я знала, что она тебе понравится.
 – Может быть, это звучит как бред, но я хотел бы, чтобы Аманда могла с ней встретиться.
 – Это вовсе не бред.
 Алекс повернулся к Кэт и взял ее за плечи.
 – Спасибо тебе.
 – Я сделала это и ради себя тоже, Алекс. Мне нужно было выяснить, кого ты любишь.
 – Ты же знаешь, кого я люблю, – прошептал он и жарко поцеловал ее в губы, вложив в этот поцелуй все свои надежды и ожидания, желание отдать ей себя и получить взамен ее любовь.
 Когда они наконец разомкнули объятия и прежде, чем начать целоваться снова, Кэт на секунду отстранилась от него, чтобы полюбоваться резко очерченным лицом, непослушными темными кудрями, изломанной шрамом линией брови. В его глазах светилась любовь.
 – Я очень благодарна Аманде, – сказала Кэт. Алекс недоуменно вскинул голову.
 – За что?! Она же не имела отношения к твоему сердцу?!
 – Зато имела самое непосредственное отношение к твоему.