Аннотация: Шериф Мэтью Кейган был единственным человеком, способным избавить красавицу Мариетту Колл от нависшей над ней смертельной опасности. Он же оказался единственным мужчиной, который сумел возродить в этой овдовевшей при загадочных обстоятельствах молоденькой женщине пламя страсти и надежду на счастье. Однако таинственный враг Мариетты уже готовит новый удар, и вскоре Мэтью придется отчаянно рисковать ради любимой…


---------------------------------------------


 Мэри Спенсер
 Сквозь все преграды


  Ты испытал нас, Боже, переплавил нас, как переплавляют серебро… Посадил человека на главу нашу. Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу. 

    Псалтырь. 65, 10-12



 Пролог


  Вашингтон, ноябрь 1893 г. 
 Пять минут. Дэвид Колл знал, что жить ему осталось всего пять минут.
 Он слышал шаги — это убийцы бегом взбирались по лестнице, топая тяжелыми ботинками. И голоса… Сердитые, но негромкие. Время уже позднее, и люди, которые идут, чтобы убить его, не хотят будить соседей.
 Пять минут — не слишком много, но это все, что у него осталось, и надо успеть.
 Дрожа всем телом, он проковылял в спальню и захлопнул за собой дверь. Убийцы уже близко, совсем близко: их голоса доносятся с лестничной площадки. Он отчаянно пытался повернуть ключ в замке, но пальцы не слушались. Наконец ему удалось запереть дверь, и в этот момент, снаружи кто-то начал крутить дверную ручку.
 Он в ужасе привалился к стене и не мог оторвать взгляд от крутящейся ручки. Потом в дверь ударили кулаком, и один из убийц крикнул:
 — Эй, Колл!
 По его лбу струился пот, зубы выстукивали дробь.
 — Это тебе не поможет, Колл!
 От следующего удара кулаком заскрипели дверные петли.
 Колл знал, что скоро умрет. И ничего нельзя изменить, даже если очень захотеть. Надо думать о Мариетте.
 Он двинулся было к письменному столу, но чуть не упал: уж слишком сильно тряслись колени. Убийцы продолжали кричать и бешено крутили дверную ручку, наводя на него смертельный ужас. Но он снова подумал о Мариетте и… заставил себя идти дальше.
 Ей не понравилась бы такая слабость. А ведь он пошел на риск ради нее… хотел доказать, что достоин своей жены. Значит, сейчас, в последние минуты жизни, он все сделает как должно.
 Рухнув в кресло, Колл придвинул поближе открытый дневник. Он старался не обращать внимания на людей в коридоре, которые выкрикивали угрозы. Стихотворение уже выбрано. Он нашел его давно, хотя до конца не верил, что это средство когда-нибудь пригодится. Потому и не приготовился заранее. Надо покончить с этим сейчас, пока его сердце еще бьется.
 «План занятия. 5 ноября 1893: третий том Макгаффи. Страница 176. Два… четыре… шесть. Первый — в заглавных буквах. Второй — в букве „С“.
 Колл писал четко — насколько позволяла дрожащая рука.
 — Тебе не уйти, Колл!
 Еще немного, и они вышибут дверь. Деревянные доски затрещали, и какой-то мужчина попытался протиснуться в образовавшийся проем. Колл дышал ртом, боясь, что потеряет сознание, так и не успев закончить свое дело. Он заставил себя писать еще быстрее.
 «Третье — у Донна: „Прощание. Запретная печаль“».
 Воспоминание о стихах придало ему храбрости. Это его лебединая песнь. И песнь любви — для нее. Ему очень хотелось написать: «Я люблю тебя, Мариетта». Но он мог попрощаться с ней только стихами, потому что Мариетту не следует впутывать в дело, о котором знают лишь двое: он сам да Андерсон… Колл молил Бога, чтобы Андерсон завершил начатое, сдержал клятву, которую они оба дали, и придумал, как защитить Мариетту. Господи, пожалуйста…
 Убийцы опять налегли на дверь. Она затрещала. Колл закрыл дневник, отодвинул его в сторону и бросил ручку на стол. Еще один удар… и дверь расколется пополам.
 Дэвид откинулся на спинку кресла и зажмурился.
 Мариетта.
 Он любил ее с неистовой, неописуемой страстью, и сейчас, в последние минуты своей жизни, терзался безумным вопросом: а знает ли она об этом? Ведь он никогда не говорил о своих чувствах. Колл надеялся, что Мариетта хотя бы будет помнить о его делах. Тогда она сможет все понять. Только бы она помнила…
 Дверь с грохотом слетела с петель. Дэвид Колл посмотрел на людей, которые ворвались, чтобы убить его, и снова закрыл глаза.




 Глава 1


  Сакраменто, Калифорния. Май 1894 г. 
 Она уже забыла, как выглядит Калифорния весной. Там, на востоке, еще холодно, кое-где до сих пор не растаял снег. А здесь стоит чуть ли не летняя жара. В Сакраменто воздух насыщен влагой. Виной тому полноводная дельта реки и разлившиеся притоки. Но Мариетта не видела в этом ничего плохого. Да, здесь влажно, и все же Сакраменто не сравнить с унылой заболоченной Колумбией. Она никогда не могла понять, почему их далекие предки — основатели Соединенных Штатов построили столицу в таком месте. Мариетта была рада, что уехала оттуда и снова — после стольких лет отсутствия — оказалась дома. Небо было синим, без единого облачка; полуденное солнце сияло вовсю. Когда она шла по Второй улице, у нее вдруг возникло острое желание остаться навсегда здесь — в городе, где провела почти всю свою юность. Но, к сожалению, это невозможно. Из-за отца.
 Мариетта открыла дверь конторы Уэллса Фарго. Звякнул колокольчик, и клерк, сидевший за конторкой, тут же поприветствовал ее:
 — Доброе утро, миссис Колл.
 — Добрый день, — с улыбкой поправила его Мариетта.
 — Да, мэм, — добродушно согласился молодой человек и вытащил из-под конторки письмо и какой-то сверток, завернутый в бумагу. — Вот наконец-то доставили, всего час назад, с последней почтовой каретой.
 — О Господи! — воскликнула Мариетта с нескрываемым облегчением. Она так долго ждала этой минуты! — Сколько я должна заплатить, мистер Сатлер?
 — Ничего, мэм. — Клерк протянул письмо, и маленькая рука в перчатке тут же жадно схватила его. — За письмо уплачено при отсылке, а вот это доставили вместе с письмом. — Молодой человек подтолкнул сверток поближе к Мариетте. — За посылку тоже уплачено.
 — Спасибо, мистер Сатлер, — сказала Мариетта, с любопытством приподняв небольшой сверток.
 Она думала, что Джосайя Андерсон пришлет ей только письмо, но раз тут стоит его имя, значит, и сомневаться нечего. Мариетта села на скамью, отложила в сторону посылку и вскрыла конверт.
 — Теперь, когда письмо наконец пришло, мы больше не будем иметь удовольствие видеть вас каждый день, — огорченно заметил юный мистер Сатлер.
 — Да, — равнодушно отозвалась Мариетта, стараясь разобрать незнакомый почерк.
  «Дорогая миссис Колл, 
  я только вчера обнаружила Ваше письмо, адресованное моему брату. Весьма сожалею, что Вам так долго пришлось ждать ответа на него. Вы покинули Вашингтон сразу же после гибели Вашего уважаемого мужа — события, достойного огромного сожаления, — а потому, очевидно, не знаете, что мой дорогой брат тоже умер. В прошлом месяце во время верховой прогулки с ним произошел несчастный случай…» 
 — Нет! — прошептала Мариетта, закрыв глаза. Ее пальцы, сжимавшие листок, дрожали. В душе боролись недоверие и страх.
 — О нет! Только не Джосайя!
 — Плохие новости, миссис Колл? — поинтересовался мистер Сатлер.
 Мариетта ничего не ответила и снова погрузилась в чтение письма.
 «Я лишь недавно сумела справиться со своим горем и занялась делами брата. Вот почему я сразу не ответила, за что еще раз хочу извиниться. Я знаю, какими близкими друзьями были Ваш муж и Джосайя. Вряд ли найдется человек, которого бы мой брат любил и уважал больше, чем профессора Колла. Он считал большой честью для себя работать с ним в университете и глубоко скорбел о его гибели. Уверена, что это Вы поняли из речи Джосайи на похоронах.
 К сожалению, миссис Колл, я не имею ни малейшего представления о проекте, о котором Вы упомянули в своем письме. За годы совместной работы Ваш муж и Джосайя разработали много проектов, насколько мне помнится, но об этом проекте я ничего не знаю. Может, о нем слышал кто-нибудь из их коллег по университету? После смерти Джосайи из университета приходил мистер Картрой с несколькими джентльменами. Они очень тщательно просмотрели все его бумаги и забрали то, что показалось им ценным. Если пожелаете, я с удовольствием нанесу визит мистеру Картрою и спрошу, известно ли ему что-нибудь об интересующем вас проекте».
 Мариетта поджала губы. Нетрудно представить, как обрадуется мистер Картрой такому визиту. Несомненно, он и прихвостни Эллиота Чемберса тщательнейшим образом обшарили кабинет Джосайи. То же они проделали и в тот день, когда умер Дэвид. Устроили настоящий погром. Может, им больше повезло в скромно обставленном кабинете Андерсона? Или многообещающий молодой профессор погиб напрасно?
  «Среди вещей брата я нашла дневник Вашего мужа. Думаю, Вам приятно будет его иметь. Не знаю, как дневник попал к Джосайи, но я уверена, что он хотел бы, чтобы я вернула его Вам. Поэтому я послала дневник вместе с письмом. Жаль, что не могу сделать для Вас большего. 
  Надеюсь, миссис Колл, что у Вас все в порядке и что решение вернуться в родные места правильно и принесет Вам счастье. 
  С наилучшими пожеланиями, остаюсь искренне Ваша 
  Люси Андерсон». 
 Мариетта отложила письмо. Сейчас ей не хотелось вдумываться в его содержание. Она сорвала обертку с маленькой посылки, уже зная, что там дневник Дэвида. Странный дневник… Она не знала его содержания. Правда, пару раз Мариетта заглядывала туда мельком, и у нее создалось впечатление, что это план занятий.
 — С вами все в порядке, миссис Колл? — спросил мистер Сатлер, который вот уже несколько минут пристально наблюдал за молодой женщиной. — Какие-то неожиданные известия?
 Мариетта почти не слышала, что ей говорят, она не сводила глаз с дневника в красной кожаной обложке. «Как эта вещь могла оказаться у Джосайи?» — с удивлением думала она. Наверное, он взял дневник на следующий день после смерти Дэвида, когда пришел к ним домой, чтобы выразить свои соболезнования. И хотя Мариетта была подавлена, она запомнила, как Джосайя настаивал — и с большим упорством, — чтобы ему разрешили подняться в спальню Дэвида. И. он побывал там. Правда, Мариетта не придала этому особого значения, поскольку тогда вообще не замечала, что творилось вокруг. Да, наверное, Джосайя взял дневник, а она об этом забыла — вплоть до сегодняшнего дня.
 Странный дневник!
 Мариетта сидела и смотрела на маленькую тетрадь в красной обложке, и вдруг ее словно громом поразило. Это было что-то вроде озарения.
 — О Господи! — пробормотала она.
 — С вами все в порядке, миссис Колл? — повторил свой вопрос клерк, на этот раз с непритворной тревогой.
 Мариетта быстро засунула дневник и письмо в свою большую сумку.
 — Да. — Она встала и затянула тесемки на сумке. — Спасибо, мистер Сатлер. До свидания.
 Не обращая внимания на протесты молодого человека, Мариетта быстро вышла на улицу. Яркий солнечный свет ослепил ее, и она на мгновение зажмурилась. Надо было поскорее вернуться домой, чтобы прочитать дневник Дэвида и все хорошенько обдумать. Она стремительно двинулась вперед и… чуть не столкнулась с группой мужчин, которые шли навстречу.
 — А, вот и вы, миссис Колл! — сказал один из них. Мариетта от неожиданности отпрянула, вглядываясь в лицо мужчины.
 — Вы! — воскликнула она с ужасом, еще не веря своим глазам.
 Мужчина крепко обхватил ее за талию, но Мариетта тут же вырвалась, с отвращением крикнув:
 — Да как вы смеете?!
 Мужчина любезно улыбнулся и дотронулся рукой до своей шляпы.
 — Какое удовольствие встретиться с вами вновь, мэм!
 — И для кого же это удовольствие, мистер Куинн? — резко спросила Мариетта. Этот вылощенный, безукоризненно одетый тип вызывал у нее омерзение и с трудом скрываемую ненависть. — Во всяком случае, не для меня, — добавила она. Как приятно чувствовать, что в сумке лежит револьвер: ведь им можно воспользоваться в любой момент! Она купила его сразу после гибели Дэвида.
 Мариетта попыталась обойти мистера Куинна, но тот загородил ей путь.
 — Подождите, миссис Колл. Я отниму у вас всего минутку. А еще лучше, если это сделает мистер Чемберс.
 Глядя на смазливое улыбчивое лицо Куиина, Мариетта думала, что неплохо было бы всадить пулю прямо между этих больших голубых глаз.
 — В моем распоряжении нет ни одной минуты. Ни для вас, ни тем более для мистера Чемберса. Можете передать ему — вместе с моими наилучшими пожеланиями, — чтобы он убирался к черту! А теперь разрешите пройти.
 — Вы не слишком любезны, мэм, — с издевкой заметил Куинн. — Особенно если учесть, что по просьбе мистера Чемберса я проделал длинный путь до Калифорнии только затем, чтобы повидаться с вами.
 Мариетта смотрела на него, онемев от изумления.
 — Мистер Чемберс искренне сожалеет, что после возвращения из Сакраменто вы отказываетесь встретиться с ним. — Куинн протянул руку, явно намереваясь схватить собеседницу за локоть. — Он уверен, что я смогу переубедить вас. — Куинн крепко сжал руку Мариетты, и она вскрикнула от неожиданности. — Есть вещи, — продолжал Куинн, — которые такой джентльмен, как мистер Чемберс, не может делать лично. Особенно когда речь идет о леди. Тут нужен такой человек, как я. — Его улыбка стала шире. — Человек, готовый на все.
 Ростом Куинн был не выше Мариетты и не отличался большой физической силой: избранная им профессия не требовала развитой мускулатуры, — но здоровые молчаливые парни, стоявшие сзади, в избытке обладали теми качествами, которыми природа обделила Дрю Куинна.
 Мариетта решительно высвободила свою руку:
 — Не смейте дотрагиваться до меня, убийца!
 — Не усложняйте дело, миссис Колл, или вы пожалеете об этом. Вы пойдете вместе со мной к мистеру Чемберсу, и пойдете тихо, не поднимая шума.
 Мариетта сразу решила, что она должна сделать. У нее есть револьвер, и он заряжен. Она пристрелит Куинна сейчас же, на этом самом месте. Он убил Дэвида и теперь сам получит пулю в лоб. Мариетта торопливо развязывала тесемки, а Дрю Куинн и его парни с любопытством наблюдали за ее действиями.
 — Миссис Колл… — грозно начал Куинн.
 — Ох, да успокойтесь вы! — грубо прервала его Мариетта и принялась снова рыться в сумке, засовывая поглубже дневник Дэвида. — У меня и без вас хватает проблем.
 Наконец она нашла то, что искала. Вот он, самозарядный «кольт» 45-го калибра. Довольно хлопотно было таскать его с собой повсюду целых три месяца. Зато продавец заверил Мариетту, что из такого оружия очень легко можно убить человека: надо только как следует прицелиться. Ее пальцы сжали ствол револьвера, но Куинн вдруг снова схватил ее за руку, и на этот раз так крепко, что и револьвер, и сумка упали на тротуар.
 — Хватит заниматься ерундой! — сердито прошипел Куинн. — Поднимите свою сумку и следуйте со мной, или я…
 — Извините… — На них упала чья-то огромная тень. — У вас, кажется, проблемы, мэм?
 Тень возникла за спиной Мариетты, но, судя по выражению лиц Куинна и его людей, сразу отступивших назад, вид у незнакомца был весьма впечатляющий. Куинн помрачнел как туча и, отпустив свою жертву, тоже попятился.
 Дрожа как осиновый лист, Мариетта прижала руку к животу: при одной мысли о том, что она чуть не убила человека, внутри все сжалось. Между тем тень надвигалась, увеличиваясь в размерах. Казалось, что на Мариетту надвигается гора.
 — Мэм, — лениво произнес незнакомец, — кто такие эти приставалы?
 Мариетта повернула голову и посмотрела на него — вернее, на его плечи, находившиеся на уровне ее глаз. Чтобы увидеть лицо этого великана, пришлось поднять голову. Да, такие здоровяки попадаются не часто. С этим по крайней мере она раньше не встречалась: иначе запомнила бы его на всю жизнь. У незнакомца были темные волосы, синие глаза и густые усы. Он был в шляпе, надвинутой на лоб. Судя по плотно сжатым губам, он явно не одобрял поведения Дрю Куинна.
 — Сэр… — начала было Мариетта, но Куинн не дал ей договорить:
 — Небольшие разногласия, маршал [1] , только и всего. Я не хотел причинить даме вред.
 — Это правда? — сердито спросил тот. — Значит, разногласия? Ты, парень, всегда лапаешь женщин, когда у тебя появляются с ними разногласия?
 Мариетта перевела взгляд на Куинна: тот явно чувствовал себя неуютно.
 — Мы с миссис Колл старые друзья, маршал, — ответил он, посмотрев на Мариетту с леденящей душу улыбкой. — Не правда ли, мэм?
 Мариетта молчала, не зная, что ответить. Куинн назвал незнакомца маршалом. Ей безумно хотелось сказать правду, но нельзя было вмешивать в это дело представителя закона.
 — Да, это… это было небольшое разногласие, сэр, — промямлила наконец Мариетта, потирая руку, за которую ее схватил Куинн.
 — Вот видите, маршал? — небрежно бросил Куинн. — Всего лишь маленькое разногласие, ничего серьезного.
 Здоровяк прорычал нечто невразумительное и наклонился, чтобы поднять сумку Мариетты.
 — Послушай, парень, — обратился он к Куинну. — Против поцелуев в ручку я возражать не стану. — Маршал подал сумку Мариетте. — Но если я еще раз увижу, что ты или твои дружки так обращаетесь с женщиной, нам придется разговаривать в другом месте. Ты все понял, парень?
 Куинн покраснел как рак. «Интересно, — подумала Мариетта, — кто-нибудь еще обращался с ним подобным образом?»
 — Конечно, маршал. Я все прекрасно понял, — Куинн взглянул на Мариетту. — Простите, миссис Колл, если я вас обидел. — Это была речь настоящего джентльмена. — Уверяю вас, это вышло совершенно случайно.
 Мариетта промолчала, бросив на него сердитый взгляд. Куинн поднес руку к шляпе.
 — Рад был увидеть вас вновь, мэм! — Он повернулся, собираясь уйти, но вдруг остановился и добавил: — Кстати, миссис Колл, ваш друг с востока просил меня передать вам привет. — Куинн лучезарно улыбнулся. — Наилучшие пожелания от профессора Джосайи Андерсона, мэм. До свидания, мэм. Маршал, мое почтение.




 Глава 2


 Сакраменто когда-то был одним из самых любимых городов Мэтью, но сейчас он ему не нравился. Нынешний визит сюда — настоящее проклятие. Если бы он знал заранее, во что ввязывается, то непременно сказал бы своему боссу в Лос-Анджелесе, куда надо послать этих чертовых политиканов, а сам не двинулся бы с места. Но, увы, он уже здесь, в Сакраменто, и теперь поздно бежать, поджав хвост.
 Из окон кабинета верховного суда открывался прекрасный вид на Секонд-стрит. Да, несомненно, чудесный город. Красивые широкие улицы, много тротуаров. Именно так, по мнению Мэтью, и должна была выглядеть столица штата. Вдалеке виднеется Капитолий. Изумительная постройка, другой такой нет ни в одном штате. А если посмотреть из окна вниз, то можно различить и площадь — то место, где полчаса назад Мэтью чуть было не потерял самообладания.
 Много было всего, из-за чего он бесился, как дикий кабан, которого оса ужалила в рыло. Но видеть, как хамят женщине, — это уже через край. Достаточно было вспомнить, как этот мерзавец в модных брюках лапал молодую леди в трауре, и кровь снова закипает в жилах. До тех пор пока не появился он, Мэтью, мистер Слик [2] и его дружки с удовольствием забавлялись, оскорбляя ее. Ведь их было много! Ему очень хотелось вбить этим парням носы прямо в затылки, но бедняжка была такая бледная и так дрожала, что он решил не пугать ее еще больше и отпустил негодяев.
 Мэтью хотел проводить леди домой, но когда он сказал ей об этом, она торопливо пробормотала «спасибо», схватила сумку и побежала прочь — на удивление резво. А Мэтью остался стоять на тротуаре, вспоминая красотку с белокурыми волосами, большими серыми глазами и идеальной кожей, похожей на свежевзбитые сливки.
 Мэтью задумчиво поскреб подбородок и переключился на парня, который докучал ей. Без сомнения, опасный тип. На своем веку он повидал столько преступников, что мог легко вычислить их. Другое дело — насколько он опасен? Мэтью был готов остаться в городе еще на несколько дней, чтобы выяснить, кто этот негодяй. Но в его распоряжении всего полдня. Вряд ли этого хватит. И все же ему не давала покоя мысль о том, что к той милой женщине опять будет приставать маленький прилизанный типчик в модных брюках… За спиной Мэтью открылась дверь.
 — Маршал Кейган?
 — М-м? — Мэтью даже не обернулся.
 — Сенатор Хардести ждет вас в кабинете судьи Байера, сэр.
 «Отличное виски», — должен был признать Мэтью, опускаясь в большое удобное кресло, которое ему предложил сенатор Джон Хардести. А вот ситуация несравнимо хуже. Низенький лысеющий добряк сенатор, обладающий хорошей репутацией и весьма влиятельный, сегодня походил на человека, снедаемого смертельным недугом. Бледный, напряженный, весь в поту, он несколько минут молча расхаживал по комнате, а Мэтью, тоже молча, наблюдал за ним. Наконец, сенатор остановился и задумчиво посмотрел на цветастый ковер.
 Пауза затягивалась. Попивая виски, Мэтью начал составлять в уме список жалоб, которые предъявит своему боссу, когда вернется наконец в Лос-Анджелес.
 Сначала он выразит свое недовольство любящим разглядывать ковры политиканом, на которого потратил массу времени.
 Когда Мэтью сделал очередной большой глоток виски, сенатор Хардести наконец изрек:
 — У вас есть дети, маршал Кейган?
 Мэтью поперхнулся виски и начал ловить ртом воздух.
 — Разумеется, у меня нет никаких детей! — воскликнул он, когда обрел способность говорить. — Что за дурацкий вопрос?
 Сенатор поднял голову и посмотрел на него с интересом:
 — Самый обычный вопрос.
 — А мне кажется, что вы слишком любопытны, — ответил Мэтью. — Нет у меня детей. По крайней мере я ничего об этом не знаю. Я ведь не женат и надеюсь, что незаконных детей у меня нет.
 Сенатор кивнул и, шумно вздохнув, сел в кресло, стоявшее за огромным письменным столом. «Да, — подумал Мэтью, — вид у него подавленный: он похож на человека, уставшего от жизни или у которого почва выбита из-под ног».
 — В таком случае, вы счастливчик, маршал. Вы умны и удачливы, вы избавлены от величайших страданий, какие испытывает человек, имеющий детей.
 Мэтью мысленно застонал, закрыл глаза и подумал: «Господи! Да сколько же это будет продолжаться? Для мелодрам существует театр».
 — Моя дочь, — печально продолжал сенатор Хардести, — единственная радость в моей жизни. Мы всегда были очень близки, и даже после замужества они с мужем жили недалеко от меня, в Вашингтоне. Со дня ее рождения это была наша первая настоящая разлука. — Он взглянул на Мэтью, словно ища сочувствия. — Вряд ли вы сможете понять, как трудно мне было отпустить ее, сэр. Да, я уверен, что вам этого не понять, ведь у вас нет детей.
 — Точно, — охотно согласился Мэтью. — Но знаете, Санта-Инес — это вовсе не другой конец света.
 Сенатор Хардести вымученно улыбнулся:
 — Вы совершенно правы, маршал Кейган. Но я был бы очень благодарен, если бы вы поехали туда вместе с моей дочерью, что и обеспечило бы ее безопасность. Мариетта недавно пережила большой стресс, это связано с преждевременной смертью ее мужа. Разумеется, она скорбит о нем до сих пор. Я чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы знал, что она отправляется в это долгое путешествие не одна.
 Мэтью не знал, что и сказать. Во всяком случае, ни одной вежливой фразы для отказа ему на ум не приходило. Двадцать лет он служил закону, но такого еще не бывало, чтобы ему приходилось играть роль няньки при избалованной сенаторской дочке.
 — Маршал Браун дал вам самые лестные характеристики, маршал Кейган, и заверил меня, что вы — самый верный его помощник. Я уверен, что с вами Мариетта будет в полной безопасности.
 Мэтью сердито взглянул на сенатора и встал, чтобы налить себе еще виски.
 — Маршал Браун — бумагомаратель и лизоблюд, он выслужился только потому, что оказывал такие вот услуги кому надо! — резко сказал Мэтью. — Он и понятия не имеет, что такое «верность», но я обеспечу безопасность вашей дочери. Черт побери! Да, я готов опекать вашу собачку, только чтобы поскорее вернуться домой.
 Сенатор Хардести бросил на него многозначительный взгляд — взгляд, который Мэтью очень хорошо понял: не стоит выходить за рамки дозволенного. Он посмотрел сенатору прямо в глаза и снова сел в кресло.
 — Маршал Браун не единственный человек в этом штате, который может оказывать услуги. — В мягком голосе сенатора прозвучала угроза. — Я прекрасно помню вашего деда, маршал Кейган, и вашего отца. В те времена он еще был членом ассамблеи [3] . Ваше ранчо в долине Санта-Инес тогда процветало, насколько я знаю.
 Мэтью насторожился, в го время как лицо сенатора оставалось совершенно спокойным.
 — А несколько лет назад ваш брат развелся, и я уверен, что вы не забыли, как я помог ему. Интересная штука эти разводы. Обстоятельства, помнится, были весьма сомнительны, и кое-что требовалось… уладить.
 — Все хлопоты оказались напрасными, — пробормотал Мэтью. — Может, вы этого не знаете, но они опять поженились.
 — Да, я знаю. — Ослепительная улыбка Джона Хардести стала еще шире, даже зубы блеснули. — Я рад, что все закончилось хорошо. Они ведь счастливы в браке… кажется, уже два года?
 — Три.
 — Да, верно, у них есть два маленьких сына, не так ли?
 Мэтью с презрением посмотрел на сенатора и понял, в чем кроются причины его ненависти к политикам.
 — Сейчас вы, пожалуй, расскажете мне, что они ели на ужин в прошлый вторник, — сухо заметил он.
 Сенатор Хардести рассмеялся:
 — Конечно, нет, сэр. Уверяю вас, мои замечания носят исключительно дружеский характер. Это совершенно естественный интерес к семье, с которой я общался долгое время, и тревога за них тоже вполне понятна. И будет очень жаль, если все эти неприятности, оставшиеся в прошлом, выйдут наружу. Очень, очень жаль.
 — Я же сказал, что ваша дочь будет в безопасности, — процедил Мэтью сквозь зубы. — Что вам еще надо?
 Сенатор Хардести подался вперед.
 — Вы слишком быстро дали это обещание, сэр, как будто мое желание охранять Мариетту — глупость. Но я люблю дочь и хочу, чтобы вы охраняли ее постоянно, я хочу, чтобы вы благополучно доехали до Санта-Инес. Вы должны усвоить это… до того, как завтра я ее отпущу.
 Мэтью молча смотрел на него добрых полминуты, потом отставил свой бокал в сторону и сказал:
 — Мне кажется, что вы должны рассказать еще кое-что, то, чего я пока не знаю. Давайте выкладывайте, а там посмотрим.
 Сенатор побледнел, и всю его самоуверенность как рукой сняло.
 — Но это все, больше сказать нечего! Я только хочу быть уверен, что Мариетга будет в безопасности. Неужели это желание, вызванное отцовской любовью, кажется вам таким странным?
 Мэтью разразился саркастическим смехом:
 — Сенатор, ничего с вашей дочкой не случится, разве что какие-нибудь парни попытаются за ней поухаживать или соседи-зануды будут докучать ей своей болтовней. Но проводники всегда приглядывают за женщинами, которые путешествуют одни, а с соседями она как-нибудь справится.
 Я бы еще мог понять, если бы вы наняли какую-нибудь леди в качестве компаньонки или заплатили бы доверенному человеку, чтобы тот охранял ее, но поднимать такой шум, вызывать федерального маршала только для того, чтобы он всю дорогу до Санта-Инес держал вашу дочурку за руку… Нет, сэр, это уже слишком. Так что объясните, зачем я вам, и тогда я смогу помочь.
 Сенатор Хардести побледнел еще больше, хотя казалось, что больше уже некуда.
 — Мне нечего больше сказать, — твердил он. — Мариетта — мое единственное дитя, и, кроме того, дочь сенатора Соединенных Штатов — прекрасная мишень для любого злодея и клеветника.
 Мэтью посмотрел на собеседника с большим недоверием:
 — Ха! Это самая лучшая шутка, какую я слышал за последний год. Неужели вы серьезно думаете, что кто-нибудь будет тратить силы на похищение, вместо того чтобы просто купить вас? Это было бы и легче, и дешевле. Будет вам, приятель.
 — Послушайте, что вы себе позволяете?!
 — Нет, это вы послушайте, — сердито прервал сенатора Мэтью. — С меня хватит! Не затем я приехал в Сакраменто, чтобы выслушивать всякий бред и дурацкие угрозы надутого политикана. Я здесь потому, что вы велели моему боссу, настоящему бесхребетнику, прислать вам маршала Кейгана. Вы хотели меня, — он ткнул пальцем в сенатора, — и вы меня получили. Если вам не нравится, я упакую свои вещи и отправлюсь домой. И буду счастлив, как петух в курятнике.
 Сенатор Хардести был отличным дипломатом, Мэтью понял это сразу, потому что старик тут же подобрел и заговорил медоточивым голосом:
 — Ни о каком недовольстве не может быть и речи, именно таким я вас себе и представлял.
 — Ну хорошо. — Мэтью постарался говорить спокойнее. — Давайте сядем и поговорим, и вы ответите на все мои вопросы, иначе я уеду и вашей дочке самой придется добираться до Санта-Инес.
 Наверное, не стоило так давить на старика, думал Мэтью несколько часов спустя, лежа на маленькой кровати. Никаких результатов он, конечно, не добился. Может, сенатор Хардести и в самом деле человек измученный и сломленный, но он не сказал ни слова о том. что так интересовало Мэтью. Этот старик — заядлый лгун, с таким лучше не связываться. В этом деле, разумеется, была своя закулисная сторона, однако сенатор не собирался показывать ее, он только хотел, чтобы его дочь была в безопасности. Хардести повторял эту фразу без конца, но беда в том, что Мэтью так и не понял, от кого или от чего нужно охранять девушку.
 — Эмма, милая. — Мэтью погладил обнаженную руку женщины, которая спала рядом, уткнувшись в его плечо. — Давай просыпайся скорее — уже светает, мне пора уходить.
 Женщина пошевелилась, недовольно пробормотала что-то и положила руку ему на плечо, как будто хотела удержать его. Мэтью засмеялся и принялся ее щекотать.
 — Давай же, моя сладенькая, вставай, старушка, а то я опоздаю на вокзал.
 — Мэтью, — сонно запротестовала она и толкнула его кулаком, потому что он не переставал ее щекотать. — Прекрати, или я убью тебя!
 Мэтью захохотал и привстал, а женщина повернулась на спину и сердито смотрела на него.
 — Ты и так чуть не убила меня, дорогая, — сказал он и добавил с удивлением; — Господи, мы опять сломали кровать!
 — Ничего удивительного, всякий раз, когда ты приезжаешь в город, Мэтью Кейган, мне приходится покупать новую кровать.
 Он потянулся, шумно зевнул, поскреб свою волосатую грудь, а потом встал и принялся искать одежду.
 — Прости, Эмма. Есть в тебе что-то такое, от чего я теряю голову.
 — Не пытайся обмануть меня, дорогой: не от одной меня ты теряешь голову. На твоей могиле напишут эпитафию: «Есть мужчины, которые оставляют после себя множество разбитых сердец, после Мэтью Кейгана остались одни только сломанные кровати».
 Он усмехнулся, продолжая натягивать брюки.
 — Ты потрясающая женщина, Эмма, и язычок у тебя острый — можно ножи точить. Я всегда считал, что ты слишком умна, чтобы быть шлюхой.
 — Наоборот, у меня хватает ума, чтобы быть ею, — поправила его Эмма, откидывая рыжие волосы, закрывавшие ее хорошенькое личико. — Я получаю удовольствие, развлекая таких мужчин, как вы, сэр, и мне еще и платят за это. Да где же найти другую такую же приятную профессию?
 Мэтью, застегивая рубашку, усмехнулся в ответ.
 — Кого ты пытаешься обмануть? — сначала поддразнил он ее, а потом заговорил более серьезно: — Не каждый мужчина, который входит в эту дверь, джентльмен, милая. И когда-нибудь настанет день, когда тебе надоест иметь дело с подонками. Что ты тогда будешь делать?
 — Когда такой день настанет, я перестану этим заниматься. — Мэтью молчал, и тогда Эмма добавила: — Я хоть сейчас готова бросить все, если б нашла что-нибудь получше.
 — Вот как, дорогая? Что ты имеешь в виду?
 — Замужество.
 Мэтью взглянул на нее с теплой, нежной улыбкой:
 — Ты можешь стать хорошей женой, Эмма. Я уверен, готов побиться об заклад: в этом городе достаточно мужчин, которые были бы рады жениться на тебе.
 Эмма посмотрела ему прямо в глаза:
 — А ты, Мэтью?
 Он засмеялся и начал надевать ботинок.
 — Я? Да зачем такой милой молоденькой девушке, как ты, нужен старик вроде меня? Выходи замуж за парня покрепче, под стать твоему… темпераменту.
 — Ты вовсе не стар, — возразила Эмма, нахмурившись.
 — Я гораздо старше, чем ты думаешь, милочка, я стар, как семь смертных грехов. За меня и полдоллара не дадут.
 Эмма молчала, опустив голову, потом тихо спросила:
 — Когда ты снова вернешься в Сакраменто? Застегивая ремень с кобурой, Мэтью ответил:
 — Вряд ли я когда-нибудь еще приеду сюда, дорогая. Наверное, я скоро отойду от дел, во всяком случае, мой босс не раз советовал мне это, а значит, и возвращаться сюда мне будет незачем. Думаю, мы с тобой видимся в последний раз… — Он присел на кровать и поцеловал ей руку. — Я буду скучать по тебе, Эмма, нам было хорошо вместе. Ты милая, славная женщина, слишком милая для такой работы. Оставь это занятие, пока твоя красота не увяла.
 Эмма дотронулась кончиками пальцев до его лица и покачала головой. Тогда Мэтью положил деньги на тумбочку и наклонился, чтобы поцеловать ее, потом заглянул в ее печальное личико и сказал:
 — Береги себя, Эмма. Если тебе потребуется помощь от старика Мэтью Кейгана, ты знаешь, как со мной связаться. — И добавил, кивнув на деньги: — Я думаю, этого достаточно, чтобы купить новую кровать.
 Эмма сжала его руку и заплакала.
 — Приезжай, если сможешь. Я всегда буду рада видеть тебя, — сказала она на прощание.
 Мэтью поцеловал ее еще раз и ушел.




 Глава 3


 Зажав билеты в руке, Мариетта взяла свой чемодан и села на ближайшую скамью, ожидая звонка, оповещающего об отходе поезда. Остальной багаж с наклеенными ярлычками уже унесли, так что делать было совершенно нечего.
 Она положила сумку рядом и посмотрела на билеты. Наконец-то! Скоро она сядет в поезд, и от прошлого не останется и следа: ни отца, ни знакомых… Исчезнет все, чем она жила тридцать три года. И Дэвид тоже… Того, что их связывало, больше нет, кроме клятвы, которую Мариетта произнесла над его могилой. Все останется позади, и она начнет новую жизнь в городе, о котором и не слыхала до тех пор, пока не получила телеграмму с приглашением приехать туда и занять место школьной учительницы.
 Санта-Инес.
 От этого названия веяло тоской и запустением. Мариетта никогда не бывала на юге Калифорнии, но ей говорили, что там сплошная пустыня, населенная отнюдь не законопослушными гражданами. Беззаконие не слишком ее пугало: обет, который она дала, не имел ничего общего с законом. Но понравится ли ей жить в пустыне?
 — Мариетта!
 Она нахмурилась, услышав ненавистный голос, подняла голову и увидела, что отец пришел не один.
 — Я ведь не хотела, чтобы ты провожал меня, — сказала Мариетта и встала со скамьи. Но смотрела она не на отца, а на крупного мужчину, стоявшего сзади. Вчера она не заметила значок на его груди. Что ж, теперь все понятно. — Ну конечно, мне следовало сразу догадаться, что услуги ангела-хранителя оплачены моим отцом! — сердито сказала она.
 Черноволосый гигант в это время снимал шляпу для приветствия и лучезарно улыбался, но, услышав эту фразу, помрачнел и снова надел ее.
 — Мариетта!.. — простонал сенатор, протягивая руку к дочери, но та отпрянула назад.
 — Я не хотела, чтобы ты провожал меня! — повторила она с яростью в голосе. — Как ты можешь смотреть мне в лицо после всего того, что натворил? Я ненавижу тебя!
 — Я знаю, милая, и не виню тебя за это. Но я помню, как ты была маленькой девчушкой и мне всегда удавалось рассмешить тебя. Мариетта… ты же моя дочь, — молил сенатор.
 — Тебе следовало вспомнить об этом раньше! Нам с Дэвидом слишком дорого обошлась твоя жадность. А теперь уходи, — Мариетта взглянула на хмурого гиганта, стоявшего сзади, — и захвати с собой этого наемника. Он уже отслужил потраченные на него деньги. — И с отвращением добавила: — А вы-то, федеральный маршал! Как вам не стыдно продаваться! Ведь у вас такая почетная должность!
 — Одну минуту… — начал было здоровяк, но сенатор быстро прервал его:
 — Это федеральный уполномоченный маршал Мэтью Кейган. Он будет сопровождать тебя в Санта-Инес.
 Мариетта посмотрела на мужчин так, словно на головах у них выросли рога.
 — Что?!
 — Он будет охранять тебя, дорогая. Неужели ты думала, что я отпущу тебя одну?
 Проводник позвонил в колокольчик.
 — Лицемер! — с гневом и обидой бросила Мариетта. — Пусть он охраняет тебя, а мне он не нужен!
 Она подхватила свой чемодан и пошла было прочь, но сенатор удержал ее:
 — Мариетта! Думай обо мне что хочешь, но я сожалею о содеянном. Если бы можно было все исправить! Неужели ты не простишь меня?
 Мариетта вырвалась из его объятий.
 — Нет, не прощу: я всегда буду помнить, в каком виде нашла Дэвида той ночью! — Она высоко подняла свой чемодан, словно защищаясь от отца. — А теперь оставь меня в покое, — холодно проговорила она, — я не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с твоими прихвостнями.
 — Мариетта!
 Девушка вошла в вагон, не обращая внимания на его крики, выбрала место подальше от платформы, сунула чемодан под полку и рухнула на мягкое сиденье. Она нарочно не оглядывалась назад, туда, где стоял ее отец. Она сидела и смотрела воспаленными глазами на реку, на берегу которой находился вокзал.
 — Мариетта! Я не хотел этого! Клянусь! — молил сенатор, стоя у открытого окна напротив.
 У Мариетты застрял ком в горле, она тяжело дышала и хотела только одного — побыстрее уехать. Плотно сжав губы, она принялась читать названия барж и паромов, проплывавших мимо. Если отец осмелится войти в вагон, она вышвырнет его. И хотя он сенатор и ее отец, но она все равно это сделает.
 — Милая… дорогая, пожалуйста, выслушай меня… — умолял сенатор.
 Нет, не надо его слушать. Мариетта слушала его всю жизнь, и ни к чему хорошему это не привело. Лучше бы он ушел и перестал делать из себя посмешище. Отец столько лет шел к власти, а теперь может потерять все из-за этой неприличной сцены.
 — Ты же знаешь, что я любил Дэвида, он был мне как родной сын. Его смерть опечалила меня до глубины души. О, Мариетта, прошу тебя!
 По ее лицу текли слезы. Она закрыла глаза, мысленно моля Бога о том, чтобы поезд побыстрее тронулся. Все пассажиры уже заняли свои места, а сенатор все стоял и стоял возле окна на потеху окружающим.
 — Я… я хочу, чтобы ты вспомнила, как мы с тобой жили, Мариетта. Когда остались вдвоем после смерти твоей матери. Неужели ты не помнишь, дорогая? Ты была для меня всем. Я любил только тебя. Мариетта, не уезжай так!
 В его пронзительном голосе звучали рыдания. Поезд запыхтел, и Мариетта вдруг испугалась. Зачем он стоит здесь так долго… теперь об этом будут трезвонить все вашингтонские газеты. И что она делает в этом поезде? Почему расстается с привычной жизнью? У нее появилось ощущение, что все происходящее — дурной сон, прервать который невозможно.
 Мариетта дико озиралась по сторонам. В вагоне было много народу, и все они как один не сводили глаз с нее и отца, который, просунув голову в окошко, смотрел на дочь в полном отчаянии.
 — Мариетта! Поезд тронулся.
 — Мариетта!
 Она отвернулась, зажав рукой рот.
 — Мариетта, пожалуйста!..
 От слез, стоявших в глазах, лица пассажиров расплывались. Сенатор бежал за поездом, звал ее, а Мариетта, слушая его затихающий вдали голос, думала о том, что если бы только окружающие знали всю правду, они не смотрели бы на нее с таким осуждением.
 Кто-то сел рядом, и Мариетта уже хотела было забиться в угол, но тут чья-то сильная теплая рука обняла ее за плечи, и она вдруг заплакала навзрыд, уткнувшись в крепкое плечо маршала Кейгана.
 «Ну и дела!» — с раздражением подумал Мэтью, когда миссис Мариетта Колл, прижавшись лицом к его рубашке, начала рыдать так, будто ее сердце разрывалось. Он сел в поезд главным образом для того, чтобы сказать ей все, что о ней думал. Она это заслужила, потому что сильно оскорбила его. Мэтью не раз оскорбляли, но так… Если бы кто-нибудь другой осмелился разговаривать с ним таким образом… бедняга вряд ли остался бы в живых. Но потом, уже оказавшись в вагоне, Мэтью увидел ее лицо — такое страдальческое, что даже смотреть было больно. А когда в ответ на мольбы сенатора она начала плакать… Ну, он же, в конце концов, не каменный. С выяснением отношений можно и подождать… до тех пор, пока леди не успокоится.
 Мариетта вдруг обняла его за шею, еще сильнее прижалась к плечу, а слезы все лились и лились у нее из глаз. Мэтью крепко обнял ее и провел рукой по изящно изогнутой спине.
 — Ничего, ничего, дорогая. Поплачь… — Он нежно погладил плечи Мариетты и прошептал: — Все образуется.
 Пассажиры с интересом наблюдали за этой сценой. Тогда Мэтью обернулся к ним и с угрозой в голосе сказал:
 — Нечего совать нос в чужие дела! Вам что, больше заняться нечем?
 И все сразу отвернулись.
 Мариетта продолжала рыдать еще несколько минут, а Мэтью гладил ее по спине и тихонько утешал, глядя в окно, на реку Сакраменто, мимо которой катил поезд. Скоро река уступила место бесконечным полям, прочерченным сотнями маленьких канальчиков, потом появились аккуратные фермы и луга, по которым бродили коровы и всякая другая живность. Мариетта плакала все тише, напряжение, сковавшее ее нежное тело, постепенно спало, и наконец она совсем успокоилась, уютно пристроившись рядом со своим спутником. А Мэтью, не выпуская ее из своих объятий, продолжал ласково нашептывать что-то, даже когда понял, что она уснула. Глядя на пролетающие за окном пейзажи, он пытался внушить себе, что ему все равно, кого обнимать: Мариетту Колл или любую другую женщину, Эмму, например.
 Вскоре проводник прокричал, что они подъезжают к Стоктону. И Мэтью несколько удивился, что почувствовал себя расстроенным, когда Мариетта вдруг проснулась, вырвалась из его объятий и растерянно заморгала, пытаясь собраться с мыслями.
 В эти мгновения он понял, что Мариетта Колл — самая обворожительная женщина из всех, которых ему доводилось когда-либо встречать в жизни. Она напомнила Мэтью одну картину, которую он видел однажды, еще в школьные годы, — портрет королевы Виктории в молодости. Величественной, чистой, идеальной.
 Взгляд Мариетты упал на Мэтью, и ее гладкое, божественно прекрасное лицо исказила презрительная гримаса, и она сказала надменно:
 — Маршал Реган, от вас пахнет, как от дешевой парфюмерной лавки.
 Мэтью тряхнул головой, засмеялся и подумал, что, наверное, не забудет этих слов до конца дней своих.
 — Меня зовут Кейган, — сказал он, глядя ей в лицо, полное гнева и обиды. — Мэтью Кейган, и я надеюсь, миссис Колл, что вы это запомните.
 — Пожалуйста, поверьте, сэр, меня не интересует, как вас зовут. Я хочу, чтобы вы немедленно пересели на другое место. А когда поезд приедет в Стоктон, можете вернуться в Сакраменто и передать отцу, что эскорт мне не нужен.
 Трудно было придумать лучший способ для того, чтобы пробудить в Мэтью ослиное упрямство.
 — Во-первых, — сказал он, — нет на земле человека, который мог бы купить Мэтью Кейгана или его значок, поэтому выбросьте из головы мысль о том, что ваш богатый папаша мне платит, и, во-вторых, у меня нет никакого желания сопровождать на юг упрямую сенаторскую дочку. Я согласился сопровождать вас только потому, что федеральный маршал, которому я подчиняюсь, предложил мне на выбор: или ехать с вами, или следующие полгода возиться с бумажками в Барстоу.
 — Я польщена, сэр, что показалась вам меньшим из двух зол, — от голоса Мариетты веяло ледяным холодом, — но я вполне могу путешествовать одна. Возвращайтесь и скажите, пожалуйста, своему маршалу, что я отказалась от вашей помощи.
 Поезд замедлил ход, и проводник еще раз крикнул, что они прибывают в Стоктон. Мэтью скрестил руки на груди и окинул Мариетту оценивающим взглядом.
 — Сколько времени ваш отец занимается политикой? — спросил он.
 На ее лице задергался крошечный мускул.
 — Сколько я себя помню, — нервно ответила она. Мэтью засмеялся:
 — И вы думаете, что федеральный маршал позволит мне это сделать? Неужели вы в самом деле так думаете, миссис Колл?
 Раздался долгий пронзительный свист, заскрипели тормоза, поезд подходил к платформе. Мариетта Колл начала собирать вещи и еще до того, как поезд остановился, пересела на другое место — в самый коней вагона, а потом первой вышла на платформу. Проводник объявил, что поезд будет стоять десять минут.




 Глава 4


 «От него не отвяжешься!» — мрачно подумала Мариетта, войдя в вагон десять минут спустя и обнаружив Мэтью на том самом месте, куда она только что пересела. Он расположился с комфортом, как человек, привыкший к долгим и утомительным переездам: внушительных размеров фигура заняла чуть ли не половину полки.
 — Хорошо провели время в Стоктоне? — любезно осведомился Мэтью.
 Его ноги перекрывали доступ к ее чемодану, и поэтому Мариетта не могла снова пересесть на другое место. Заметив ее взгляд, он дерзко улыбнулся.
 Да, от него не отделаешься.
 — Вы не могли бы немножко подвинуться, маршал Кейган? — процедила Мариетта сквозь зубы.
 Мэтью окинул ее взглядом с головы до ног, задержавшись на округлостях бедер, и вежливо сказал:
 — Мне кажется, что в этом нет необходимости.
 Мариетта снова почувствовала тяжесть револьвера, лежавшего у нее в сумочке. Интересно, что скажут пассажиры, когда она вдруг выстрелит в своего спутника?
 — Хотела бы я знать, сэр, в какой конюшне вы выросли? — резко спросила она.
 Мэтью рассмеялся и, несколько сбавив тон, ответил:
 — Сознаюсь, я это заслужил. Жену моего брата тоже огорчают мои плохие манеры. Но боюсь, следующие два-три дня вам придется мириться с этим, миссис Колл.
 — Вы так думаете? — проговорила сквозь зубы Мариетта, чувствуя напряжение во всем теле.
 — Я так думаю, — твердо ответил он.
 — Ну, это мы еще увидим. Мэтью снова рассмеялся:
 — Конечно.
 Остальные пассажиры уже заняли свои места и теперь исподтишка с любопытством смотрели на Мариетту и ее спутника.
 — Вы, вероятно, не заметили, — равнодушно сказал Мэтью, когда поезд тронулся, — кто вошел в наш вагон на остановке. Он сидит сзади нас с двумя своими гориллами.
 Мариетта с недоумением посмотрела на его спокойное загорелое красивое лицо.
 — Конечно, я видела его. Мэтью удивленно поднял брови:
 — Что значит «конечно, видела»? Вы ожидали увидеть его здесь?
 — Что вы имеете в виду? — в свою очередь, поинтересовалась Мариетта. — Вы тоже ждали этого?
 — Ну-ка объясните, что происходит?
 — Да будет вам, маршал. Вы же все знаете.
 На лице ее собеседника появилось такое ласковое выражение, что от него мог бы растаять ледник.
 — Будет лучше, если вы расскажете мне, в чем тут дело. Этот парень — ваш друг? Почему он преследует вас?
 — Конечно, нет! — Мариетту затошнило при одной мысли об этом. — Я ненавижу Дрю Куинна!
 — Вот, значит, как его зовут?
 «Да, маршал Мэтью Кейган — настоящий изверг, — подумала Мариетта, — красивый изверг с садистскими наклонностями».
 — Вам и без меня хорошо известно его имя! — раздраженно проговорила она.
 — Мэм, — сердито сказал Мэтью, придвинувшись к ней. — Я ничего не знаю, ничего не понимаю, и мне это совершенно не нравится. Объясните, наконец, зачем парень сел в наш вагон?
 Слегка отодвинувшись от нависшей над ней громады, Мариетта ответила:
 — Я полагала, сэр, что раз вы работаете на моего отца…
 На его лице появилось такое ужасное выражение, что она по-настоящему испугалась. Ухватившись за подлокотник, Мэтью придвинулся совсем близко и грозно прорычал:
 — Никогда больше не говорите ничего подобного. Я работаю на правительство Соединенных Штатов, и ни на кого больше!
 — Да, сэр, — послушно прошептала Мариетта, резко подавшись назад.
 — Ну, так что же этот парень здесь делает?
 Мариетте казалось, что ее спина вот-вот переломится от неудобной позы. Собравшись с духом, она ответила:
 — Я думаю, он хочет убить меня. Мэтью ненавидел, когда происходило что-нибудь неожиданное, и тогда у него по позвоночнику сразу начинали бегать мурашки, а ненавидел потому, что всякий раз такое дело заканчивалось довольно скверно. Настолько скверно, что потом, даже спустя несколько месяцев, его продолжали мучить ночные кошмары.
 Вот эти противные мурашки появились у Мэтью и сейчас. Минуты две он молчал, а крохотные иголочки покалывали позвоночник, плечи и даже затылок. Сейчас он думал о том, что перед ним сидит сенаторская дочка и, судя по выражению, ее лица, говорит чистую правду, что у нее красивые, полные решимости серые глаза и что, кажется, он попал в трудное положение.
 — Я думаю, вам следует все рассказать мне, мэм, — повторил Мэтью, слегка отодвинувшись от своей спутницы.
 — Я думала, вы все знаете, — ответила Мариетта, поправляя шляпку. — Честное слово, я была уверена.
 Мэтью ответил не сразу. Сначала он сердито посмотрел на пассажиров, которые опять начали разглядывать их с нескрываемым любопытством, а когда они наконец отвернулись, сказал:
 — Нет, вы ошиблись. Ваш отец наплел мне массу небылиц. Я понял, что он лжет, но читать чужие мысли я не умею. Откуда же я могу знать правду?
 — Охотно верю, что отец солгал вам, — согласилась Мариетта. — Но я понятия не имею, с чего начать. Может быть, лучше всего… — Мэтью видел, с каким трудом она подбирает слова. — Вы… вы слышали о том, как погиб мой муж?
 — Коронер [4] засвидетельствовал, что ваш муж умер естественной смертью. Так сказал мне ваш отец, миссис Колл, а также то, что вас в тот момент не было дома. А что вы думаете о его смерти?
 — Я не думаю, маршал Кейган. Я знаю! Я нашла его труп в тот вечер. Он был избит, изувечен, словно животное! Мой муж… — Из ее груди вырвалось рыдание.
 Мэтью сжал руку Мариетты.
 — Сейчас же возьмите себя в руки, — приказал он шепотом. — На слезы у нас нет времени. Потом можете плакать сколько угодно, а теперь расскажите все.
 Мариетта кивнула, шмыгая носом и утирая глаза.
 — Хорошо. Значит, обнаружив труп мужа в таком виде, вы решили, что он был убит? Ладно, ладно, — сказал Мэтью, заметив ее негодующий взгляд. — Вы точно знаете, что его убили. Значит, ваш папочка соврал насчет вердикта коронера?
 — Нет, — с еле сдерживаемой яростью ответила Мариетта. — Это правда. Так было записано в протоколе. — Ее серые глаза стали холодными как сталь. — Вам понятно, маршал Кейган, или нужно объяснить?
 «Нет, — подумал он, — не надо никаких объяснений». За последние двадцать лет Мэтью не раз сталкивался с грязной стороной жизни. Теперь все стало предельно ясно — по крайней мере то, что касалось сенатора.
 — Неужели ваш муж перешел дорогу своему тестю, за что его и прикончили? — Ум полицейского работал молниеносно, и не успела Мариетта и слова сказать, как Мэтью произнес: — Нет, это не так. Тогда непонятно, зачем ваш папаша втянул меня в эту историю. Если б он только захотел, вас обоих убрали бы в Сакраменто.
 — Дэвида убил не мой отец, но он вполне мог сделать это. Папа был согласен с Эллиотом Чемберсом, что Дэвида следует допросить по поводу одного дела. Потом, после смерти Дэвида, он сказал, что члены палаты ни в чем не виноваты. Он умолял меня поверить ему, однако сделал все для того, чтобы скрыть правду. Представляете, как я чувствовала себя на похоронах, маршал Кейган? Знать, что отец отдал Дэвида на растерзание этим людям, стоять рядом с ним и молчать, слушая, как он принимает соболезнования от своих дружков-политиканов и рассказывает всем, что любил зятя как сына!
 — Боже милостивый, — произнес Мэтью с огромной усталостью, которую вдруг почувствовал всем телом. — Вы говорите о том самом Эллиоте Чемберсе или у него есть тезка, на мое счастье?
 — Сомневаюсь, и одного Эллиота Чемберса вполне достаточно для нашего бренного мира, — ответила Мариетта.
 Она произнесла это имя таким тоном, что у Мэтью по спине опять побежали мурашки.
 — Значит, ваш папаша оказался настолько глуп, что связался с Чемберсом? Помогал ему прикрыть незаконную деятельность, оказывал всякие услуги?
 — Думаю, что да.
 — А у вашего мужа зародились подозрения, и он тоже поступил глупо: начал искать сведения, компрометирующие их обоих, ведь так?
 — Мой муж, — разгневанно возразила Мариетта, — не был дураком. Он был известным и уважаемым всеми профессором математики. Он…
 — Он дурак, — прервал ее Мэтью, — потому что дал убить себя, ввязавшись в игру, от которой следовало держаться подальше.
 — Дэвид пытался бороться со злом, с коррупцией! — запротестовала Мариетта. — Чемберса никто не мог остановить: не было улик, только слухи да сплетни. Дэвид, наверное, думал, что сможет добраться до Чемберса через моего отца и найти доказательства его преступной деятельности. Он был уверен, что доведет дело до суда. Неужели мой муж должен был закрыть глаза на все, что происходит, и притвориться, что ничего не знает, как вы думаете?
 — Что я об этом думаю, не имеет никакого значения. — Мэтью пристально посмотрел на Мариетту. — Ваш муж умер, миссис Колл, и, когда он испустил дух, все его замыслы пошли прахом.
 Мариетта яростно сверкнула глазами:
 — Разве может так говорить человек, поклявшийся защищать закон? Мой муж отдал жизнь за государство, которое привык чтить, а вы, федеральный маршал Соединенных Штатов, презираете его за эту жертву.
 — Господи, — с раздражением сказал Мэтью, — да что вы знаете о жертвах, черт побери? А если уж речь зашла о вашем муже, так что, спрашивается, дала его смерть? Он лишился жизни, сунув нос в дела, о которых, я уверен, и понятия не имел. Хотел свалить человека, которого и тронуть нельзя, — так он силен. И оставил вас одну, без защиты. Стоят ли того добытые им сведения?
 Мариетта отвернулась.
 — Не знаю, — с горечью ответила она.
 — Не знаете? — удивился маршал.
 — Я понятия не имею, что именно выяснил Дэвид о моем отце и Эллиоте Чемберсе, — тихо призналась Мариетта. — Он никогда… Дэвид никогда не говорил со мной об этом. Мне известно только, что мой муж и его коллега Джосайя Андерсон хотели доказать, что Чемберс нелегально провозит товары в страну, вот и все. После смерти Дэвида отец сказал, что Чемберс узнал об этом и решил остановить моего мужа, пока тот не успел навредить ему. Папа настойчиво мне внушал, будто Чемберс собирался лишь напугать Дэвида и заставить его молчать. Во всяком случае, ему так казалось.
 — А этот парень, Андерсон? Что ему известно? — поинтересовался Мэтью.
 — Теперь уже ничего. После похорон Джосайя обещал мне, что закончит начатое дело и посадит Чемберса за решетку. Я ждала от него известий, а вместо этого получила письмо от его сестры. Она сообщила, что месяц назад с ним произошел несчастный случай во время верховой езды и он погиб.
 — Несчастный случай, — ровным голосом повторил Мэтью. — Прекрасно! Теперь понятно, почему эти парни охотятся за вами. Чемберс, наверное, думает, что вам тоже что-то известно. Он расправился с вашим мужем, а теперь собирается сделать то же самое с вами, и ваш папаша не может этому помешать, черт возьми!
 — Он может кое-что сделать, — едва слышно возразила Мариетта, — но никогда не решится на это.
 Мэтью прекрасно понял, что она имеет в виду.
 — Что правда, то правда. Он мог бы рассказать властям о Чемберсе, но вместо этого решил использовать меня, — я должен вытаскивать его из беды. Если мы выйдем из этой переделки живыми, миссис Колл, то я непременно нанесу вашему папаше визит и выскажу ему все, что о нем думаю.
 — А вы полагаете, это возможно? Мы можем остаться живы? — мрачно спросила Мариетта.
 Мэтью тяжело вздохнул.
 — Это зависит… — начал было Мэтью.
 — От чего? — с надеждой спросила она.
 — От многого: что за человек этот Дрю Куинн, всю ли правду я знаю об этой грязной истории или, может, вы утаили что-нибудь важное? Пока я уверен только в одном: мистер Куинн — парень не промах. И для нас это вовсе не козырная карта. А вы… — Мэтью задумчиво посмотрел на Мариетту, — вы тоже себе на уме.
 — Неужели? — с удивлением спросила она.
 — Угу. — Не отрывая от нее взгляда, он лениво прищурился. — Вы уверены, что вам больше нечего мне рассказать?
 — Уверена, — ответила Мариетта с непроницаемым выражением лица. — Мне больше нечего вам сказать, маршал.
 — Хорошо. Потому что если это не так, впоследствии нам обоим придется плохо.




 Глава 5


 Следующие несколько миль после остановки в Лэтропе маршал Кейган многозначительно молчал. Задумчиво нахмурившись, он смотрел в окно, удрученно качал головой, а иногда словно прилипал к стеклу, пытаясь как можно лучше разглядеть окрестности. И часто сверялся со своими карманными часами, будто с минуты на минуту ожидал появления кого-то или чего-то.
 — Вы успели перекусить, маршал? — спросила наконец Мариетта.
 Он поднял на нее глаза:
 — Что?
 — Вы поели в Лэтропе, сэр? — повторила она. — По-моему, для этого мы там и остановились.
 Сама Мариетта отлично запомнила свой обед, потому что Мэтью чуть, ли не силком потащил ее в вагон-ресторан, посадил за столик, ворчливо заставил заказать что-нибудь поесть и подождать его возвращения.
 — Если Дрю Куинн не полный идиот, то он не осмелится причинить вам вред хотя бы потому, что кругом много народу. Так что сидите здесь и ешьте. Хоть о еде потом не нужно будет заботиться.
 Мариетта была уверена, что никогда не встречала более властного человека. И все же ей не хотелось сопротивляться, потому что у них совершенно разные представления о том, как следует вести спор.
 Мэтью равнодушно посмотрел в окно и сказал:
 — Нет, не поел, у меня были дела поважнее, миссис Колл.
 — Например, беседовать с мистером Куинном и его дружками? — язвительно спросила она.
 Он опять взглянул на часы, потом на Мариетту.
 — А вы видели? — удивился он.
 — Еще бы! Как и все, кто сидел в вагоне-ресторане, — опять съязвила Мариетта. — Это была любопытная сцена: никто из вас не повысил голоса, но напряжение, повисшее в воздухе, было почти осязаемым.
 Мэтью проворчал что-то и опять уставился в окно. Несколько минут они молчали, потом Мариетта не выдержала и нетерпеливо спросила:
 — Ну? Так что же вы ему сказали?
 — Вам беспокоиться не о чем. Мы с ним просто побеседовали. Когда начинаешь игру, надо убедиться, что твой противник знает правила.
 — Понятно, — задумчиво проговорила Мариетта.
 — Надеюсь.
 — Очевидно, вы не соблаговолите сообщить мне, куда исчезли потом. Вас не было очень долго.
 — Конечно, нет, — согласился Мэтью и снова посмотрел на часы. — Думаю, вы и так скоро все узнаете.
 — Вот как?
 — Да, мэм. Более того, я бы сказал, что от этого многое зависит. Надеюсь, вы умеете ездить на лошади?
 Мариетта попыталась скрыть свое удивление, но ее брови сами собой поползли вверх.
 — Да, — протянула она. — Умею.
 — Слава Богу! — Мэтью засунул часы в карман брюк. — А теперь слушайте меня внимательно, потому что в нашем распоряжении осталась всего одна минута. — Он понизил голос до шепота придвинулся поближе к Мариетте и почувствовал, как бандиты, сидевшие сзади, навострили уши. — Вы лучше, чем кто-либо другой, знаете, что за человек Эллиот Чемберс. Он богат, обладает огромной властью, и хотя совершил множество преступлений, доказать это невозможно. Чемберс слишком умен, чтобы попасться в ловушку. Вот почему ваш муж расстался с жизнью, а наемный убийца следует за вами по пятам.
 — Да, я все это знаю.
 — Непонятно, о чем думал ваш папаша, отправляя нас в Санта-Инес, но мне трудно будет защитить вас легальным путем. Сейчас я на чужой территории, да хоть бы и на своей — что я могу сделать? Если бы у вас были какие-нибудь улики против Чемберса, тогда другое дело. Что касается мистера Дрю Куинна… тут у нас руки коротки. Пока не доказана его связь с Чемберсом, им будут заниматься местные власти, но нам от этого не легче. Не можем же мы просто ворваться в кабинет к какому-нибудь шерифу и сказать ему, что нам кажется, будто один человек хочет убить вас. Вы же сами отлично понимаете: Дрю Куинн ничего не предпримет до тех пор, пока не убедится, что никто ничего об этом не узнает.
 — Да, — прошептала Мариетта. — Даже в Вашингтоне мистера Куинна считают знатоком своего дела.
 Она вспомнила, что Дэвид рассказывал ей об этом человеке, и содрогнулась.
 Маршал Кейган сухо кивнул:
 — Значит, выбор у нас небольшой, дорогая. Придется делать ноги.
 Мариетта смотрела на него во все глаза:
 — Делать ноги? Это значит бежать?
 — Вот именно. А теперь пошли! — скомандовал он. Мэтью нагнулся, чтобы поднять чемодан, а Мариетта спокойно заметила:
 — Не уверена, что вы обратили на это внимание, маршал Кейган, но поезд еще не остановился.
 Он хмыкнул.
 — Я, конечно, уже не молод, миссис Колл, но пока еще маразмом не страдаю. Черт! — Мэтью приподнял чемодан и встряхнул его. — Там что? Кирпичи?
 — Книги, — ответила Мариетта, неохотно следуя за Мэтью, который чуть не силой поднял ее с места. — Маршал Кейган, неужели вы всерьез решили сбежать?
 — Книги! — с презрением повторил он. — Только школьные училки набивают свои чемоданы книгами вместо одежды, потому что они ненормальные женщины. — Мэтью решительно надвинул шляпу на лоб. — Почти уверен, что вы не положили туда даже нижнее белье. Давайте оставим чемодан здесь. А вы возьмите вот это. — Он протянул ей сумку.
 — Но… — вконец растерявшись, протянула Мариетта, — маршал, не хотите же вы сказать, что…
 Не обращая никакого внимания на ее протесты, Мэтью удивленно посмотрел на сумку.
 — Господи помилуй! А сюда вы что насовали? Тоже книги? Это у вас что, мания такая?
 Мариетта вырвала у него сумку и крепко сжала ее в руках.
 — Вы с ума сошли, сэр! Поезд движется! Маршал взял ее под локоть и потащил к проходу.
 — Лучше спятить, чем сдохнуть, милая. Давайте-ка пошевеливайтесь.
 — Мой чемодан! — завопила Мариетта.
 — Я же сказал, что его придется оставить, — начал злиться маршал.
 — Это невозможно! — возражала Мариетта, пытаясь высвободиться. — Они нужны мне! Эти книги бесценны, я должна взять их с собой!
 Маршал Кейган, отличавшийся недюжинной силой, не останавливался, и его спутница в ужасе закричала:
 — Это книги Дэвида! Они принадлежали ему! Я не могу оставить их здесь!
 — Проклятие! — сердито воскликнул Мэтью, но за чемоданом все-таки вернулся. — Ладно! Я возьму его! А теперь пошли!
 Он повел ее в конец поезда. Мариетта больше не сопротивлялась, но все же бросила через плечо:
 — Если вы думаете, сэр, что я буду прыгать сейчас, на полном ходу, то вы глубоко заблуждаетесь.
 — Я давным-давно разочаровался в женщинах, миссис Колл, — сказал маршал. — По правде говоря, мне кажется, что куда легче разобраться в ослиных мозгах, чем в вас, в женщинах.
 Проводник в белой кепке, сидевший в конце вагона, встал при их приближении.
 — Все готово? — спросил Мэтью.
 — Да, сэр. Когда поезд стоял в Морано, машинист велел передать вам, что он выполнит все ваши указания, и пожелал вам удачи.
 — Спасибо, удача нам не помешает.
 Поезд слегка дернулся и начал замедлять ход.
 — Вот, сэр, все так, как он и говорил.
 — А ваш друг в соседнем вагоне? — Мэтью махнул рукой.
 — Он обещал сделать все, что в его силах, сэр. Пассажирам скажут, что в вагоне едет больной ребенок и надо опустить шторки. Никто ничего не узнает, — успокоил его проводник.
 — Хорошо. — Мэтью порылся в кармане брюк и вытащил оттуда деньги. — Посмотрим, что получится из нашей затеи. Возьмите, — он протянул проводнику банкноты, — это вам, а это вашему другу.
 Проводник сразу помрачнел и оттолкнул деньги:
 — Нет, маршал, вам и вашей леди доллары самим понадобятся. Пожалуйста, не надо.
 Мэтью сразу положил деньги обратно.
 — Что ж, я отблагодарю вас иначе, — сказал он, крепко пожав проводнику руку. — Если вам когда-нибудь понадобится помощь, обратитесь в контору федерального маршала в Лос-Анджелесе и спросите Мэтью Кейгана. Они подскажут, как меня найти.
 Проводник сначала несколько опешил, а потом, когда понял, с улыбкой сказал:
 — Спасибо, сэр, я запомню. — Он открыл дверь в конце вагона. — Станция уже близко. Еще минута, и поезд пойдет совсем медленно. Будьте готовы.
 Мариетта стояла и смотрела в открытую дверь: внизу с бешеной скоростью проносились рельсы, резкий ветер трепал ее волосы и одежду. Она застыла от ужаса, мертвой хваткой вцепившись в косяк.
 — Желаю удачи, мэм, — сказал проводник.
 — Это безумие! — закричала Мариетта.
 Но тут здоровенная ручища обхватила ее за талию, приподняла и поставила на открытую площадку.
 — Не устраивайте мне истерик, — зарычал Мэтью.
 Вместо ответа Мариетта обняла его и прижалась всем телом, словно ища защиты в мужской силе.
 — Что мне нравится в женщинах, — со смехом воскликнул Мэтью, — так это их огромная самоуверенность!
 Поезд едва тащился. Казалось, что он вот-вот остановится, но Мариетта по-прежнему крепко держалась за Мэтью, уткнувшись лицом в его влажную, теплую, пропахшую потом шею.
 — Пора, Этти Колл, — сказал он наконец. — Если хотите, я возьму вас на руки.
 — Нет, — пробормотала Мариетта.
 Зная, что от нее требуется, она ухватилась за поручень и, когда Мэтью легонько толкнул ее в спину, спустилась по лесенке и спрыгнула на платформу вокзала маленького городка Рипон. Вот и все. Через несколько мгновений Мэтью тоже спрыгнул с подножки. Поезд медленно катил мимо — вагон за вагоном, сотрясая платформу, на которой осталась стоять Мариетта.
 Мэтыо посмотрел вслед поезду, постепенно набиравшему скорость, и повернулся к своей спутнице. На его лице было написано удовлетворение.
 — Шторки опущены, — сказал он, направляясь к Мариетте. — Куинн обнаружит, что нас нет, только на следующей остановке. Разве что он подглядывал в щелку. — Мэтью взял ее под локоть и слегка стиснул его, пока она безуспешно боролась с дрожью в теле. — Нам предстоит долгий путь. Вы справитесь?
 Только дурацкая гордость побудила Мариетту ответить:
 — Конечно.
 На самом деле она была в предобморочном состоянии. Из полумрака билетной кассы навстречу им вынырнул высокий мужчина. Значок шерифа ярко заблестел под лучами полуденного солнца.
 — Это вы маршал Кейган?
 — Да, это я, — ответил Мэтью, протягивая ему руку. — А это миссис Мариетта Колл.
 Шериф приподнял шляпу:
 — Рад знакомству, миссис Колл. Меня зовут Сэнфорд Лейтон. Мы получили вашу телеграмму час назад, маршал. Как раз вовремя, чтобы остановить товарный поезд со скотом.
 — Значит, моя лошадь уже здесь?
 — Да, сэр, — успокоил его шериф. — Мы сразу же забрали его с поезда, и старина Сэм отвел жеребца в конюшню. Теперь он у доктора Мартина. Я имею в виду Сэма.
 — О черт! — воскликнул Мэтью.
 — Он сломал Сэму ногу — ровно пополам.
 — Черт! — повторил Мэтью.
 — Надеюсь, вы не обидитесь, маршал, но уж больно зловредная у вас скотина. Если захотите пристрелить жеребца, я с радостью одолжу вам свою винтовку, — сказал шериф.
 Мариетта закашлялась, чтобы скрыть приступ неуместного смеха, и очень удивилась, когда Мэтью строго и совершенно серьезно ответил:
 — Спасибо, шериф, но это удовольствие я, пожалуй, отложу на потом. Я столько лет боролся с желанием прикончить этого мерзавца, что будет жаль сделать это просто так, ни с того ни с сего.
 — Разумеется. — Шериф понимающе кивнул. — Представляю, как вы будете смаковать эти мгновения. Я бы уж точно наслаждался на вашем месте. Ну хорошо, конюшни вон там. Я нашел для леди хорошую сильную кобылу, а еще мы собрали кое-какие вещи и провизию. Думаю, что вам все это пригодится. Но было бы неплохо, сэр, если б вы объяснили, что, черт побери, все-таки происходит?..




 Глава 6


 На берегах реки Станислаус росли дубы и тополя, да так густо, что лошадям порой было трудно идти. Кремово-белая кобыла, которую шериф Лейтон отдал Мариетте, оказалась ласковым и послушным животным. Она охотно исполняла все приказы всадницы и сама шла в такие места, которые Мариетта считала непроходимыми. Другое дело — жеребец маршала Кейгана.
 Его звали Урод. Когда Мэтью сказал об этом, Мариетта нисколько не удивилась, потому что за всю свою жизнь не видала более безобразной и норовистой лошади. Увидев своего хозяина, пегий конь первым делом оскалился и издал такой звук, что Мариетта отскочила в сторону.
 — Хотите, я все-таки дам вам мой новый винчестер, маршал? Может, подержать его, чтоб не дергач головой? — спросил шериф Лейтон, направив в воздух дуло большой винтовки.
 Маршал Кейган поблагодарил за предложенную помощь, но отказался. Минут десять он седлал своего громадного скакуна, с привычной ловкостью увертываясь от яростных ударов копыт. Мариетта подумала, что могут быть только три причины, почему маршал Кейган не убил до сих пор это отвратительное животное: Урод был вынослив, силен и обладал неукротимой энергией. Они скакали часа три, но были вынуждены сделать остановку только потому, что устала ее добродушная кобыла. Мариетта боялась лошадей с дурным нравом, но не могла не признать, что Урод — замечательный конь. Кобыла охотно следовала за ним — точно так же, как Мариетта — за маршалом Кейганом.
 Продравшись сквозь особенно густые заросли, она обнаружила, что Мэтью уже поджидает ее.
 — Все в порядке? — заботливо спросил он.
 — Да, спасибо, — устало сказала Мариетта.
 — Попейте. — Мэтью протянул ей фляжку, к которой они поочередно прикладывались последние несколько часов.
 Мариетта с радостью приняла его предложение, потом отдала фляжку и деликатно вытерла губы кончиками пальцев.
 — Еще долго, сэр?
 — Будем ехать, пока не стемнеет, — сказал Мэтью, оторвавшись от фляжки и завинчивая крышку. — Попробуем добраться до Найтс-Ферри, а это еще пара часов как минимум. Мы ускользнули от Куинна — этим шансом надо воспользоваться.
 — Вы думаете, что он будет преследовать нас?
 — О да, мэм, наверняка. Вряд ли Эллиот Чемберс платит ему за то, чтобы Куинн посиживал в кресле да бил баклуши. Мы сделали первый ход, следующий — за ним. Так и будет идти эта маленькая игра. И все же у нас есть некоторые преимущества.
 — Преимущества? — изумилась Мариетта. — Какие у нас могут быть преимущества?
 Они находятся неизвестно где, скачут неизвестно куда, преследуемые опасными преступниками. Хорошего тут мало, за исключением того, что у нее еще остается возможность отомстить за смерть Дэвида.
 — Если я не ошибаюсь, мистер Куинн — настоящий горожанин, вся эта модная одежонка… — На лице Мэтью выразилось такое отвращение, что слов уже не требовалось. — Значит, он попытается нанять проводника, а я отправил несколько телеграмм, чтобы ему дали нужного человека! — Он улыбнулся, напомнив Мариетте кошку, которая самодовольно смотрит на загнанную в угол мышь. — Это его немного задержит, а мы тем временем будем вон там. — Мэтью указал на зазубренные вершины синеватых скал Сьерры-Невады, возвышающиеся посреди золотистой долины. — Те места я знаю как собственную ладонь. Когда мистер Куинн и его дружки туда доберутся, я устрою им там несколько маленьких сюрпризов.
 Сьерра. У Мариетты перехватило дыхание.
 — Мы поднимемся в горы? — спросила она, надеясь, что Мэтью Кейган не заметит тревоги, прозвучавшей в ее голосе.
 Она проезжала через Сьерру на поезде, но оказаться там самой — среди скал и ущелий… Одна мысль об этом вселяла ужас.
 — Конечно, Этти Колл, — сказал Мэтью, сдвинув шляпу и утирая потный лоб рукавом, — придется смириться.
 Мариетта впервые увидела, что его черные волосы густо окрашены сединой, а глаза кажутся пронзительно синими на фоне темной одежды и загорелого лица. Да, он невероятно красив! Она смотрела на Мэтью как зачарованная и очнулась только тогда, когда он спросил ее с добродушной ухмылкой:
 — И что же вы там увидели?
 — О! — Мариетта мгновенно отвела взгляд и принялась перебирать поводья. — Простите, сэр, это было очень невежливо с моей стороны.
 Мэтью рассмеялся:
 — Ну, милая, в таком случае вы можете вести себя невежливо, когда вам вздумается. Мне это даже приятно.
 Мариетта покраснела, не решаясь встретиться с ним взглядом. Конечно, маршал издевается над ней. Такой красавец наверняка привык к восхищенным взглядам женщин. Как же он, наверное, забавляется сейчас, заметив, что на него уставилась простенькая вдовушка средних лет, у которой практически нет шансов выйти замуж еще раз! «Конечно, — подумала Мариетта с горечью, — ему смешно!»
 — Нам пора отправляться в дорогу, — сказал Мэтью спокойно и даже, как показалось Мариетте, с нежностью. — Поехали, Урод. — Он попытался развернуть лошадь в нужном направлении, но та ответила весьма немелодичным ржанием. — Давай же, старый пес! — сердито сказал маршал, безуспешно пытаясь одолеть строптивое животное. — Мы едем туда, слышишь, туда? О черт! — выругался он, уступив наконец своему коню. Потом укоризненно посмотрел на хохочущую Мариетту и сказал: — Видно, придется нам ехать другим путем.
 Когда они остановились на ночлег, было уже почти темно. Мэтью держался реки, продираясь сквозь деревья и кусты, и старательно избегал маленьких городков и ферм, которые изредка попадались на пути. Теперь, добравшись до небольшой полянки, где можно было разбить лагерь, он был уверен, что обнаружить их след практически невозможно. Значит, сегодня можно спокойно выспаться, а вот завтра — совсем другое дело.
 — Мы остановимся здесь, маршал? — спросила Мариетта, ехавшая сзади.
 Голос у нее был усталый, да и вид не лучше. Мэтью бросил повод и спешился.
 — Да, мэм. Здесь мы и устроимся на ночь. — Он придержал кобылу. Мариетта, застонав, слезла с нее. — Как вы себя чувствуете, Этти? Сегодня нам пришлось нелегко, но завтра будет еще труднее.
 Она закрыла глаза и потянулась, потирая спину. Взгляд Мэтью скользнул по ее полной груди и тонкой талии, которую он только что обнимал.
 — Меня зовут миссис Мариетта Колл, сэр, а вовсе не Этти! — неожиданно вызывающе сказала она. — И я чувствую себя отлично — спасибо.
 Мэтью посмотрел прямо в ее широко раскрытые серые глаза:
 — Простите, мэм, что вы сказали?
 — Мое имя, сэр, — нетерпеливо ответила она, — миссис Мариетта Колл.
 Господи! Да она вымоталась гораздо сильнее, чем он думал.
 — Ради Бога, Этти, я знаю, как вас зовут. Я же не назвал вас Энн или Сью, правда? Почему бы вам не посидеть возле реки? А я пока займусь лошадьми. По-моему, вам нужно хорошо отдохнуть.
 — Я чувствую себя прекрасно, — сухо повторила Мариетта и выхватила повод из рук Мэтью, — и сама позабочусь о своей лошади.
 — Как хотите, — сказал маршал, не понимая, почему она так сердится. Ведь он не сделал ничего плохого.
 — Уверяю вас, сэр, я справлюсь.
 И она действительно справилась, думал Мэтью час спустя, растянувшись на своей подстилке и глядя на Мариетту, которая, встав на колени возле реки, умывалась. Интересная женщина! Нечего сказать! Наверняка ведь устала как собака и тем не менее все сделала сама, ни разу не попросив помощи: расседлала свою кобылу, расстелила подстилку, а когда Мэтью спросил, не проголодалась ли она, молча вытащила из седельных сумок шерифа Лейтона сухой ужин — банку фасоли, сухие бисквиты и вяленое мясо. Мариетта не спросила, почему они не разожгли костер, почему не поднялись на гору в Найтс-Ферри, где есть теплая уютная гостиница. Она ни о чем не спрашивала. И вообще почти не разговаривала. А Мэтью никак не мог понять почему. Ведь он изо всех сил старался быть вежливым. Если она злится из-за того, что связалась с ним… ну, это не его вина. А может, Этти переживает из-за отца или, что еще более вероятно, из-за покойного мужа? Ну конечно, вот в чем причина.
 Профессор Дэвид Колл, все дело, конечно, в нем. Какое дурацкое имя! Мэтью представлял его себе очень хорошо — хоть картину пиши. Лысый, худой, и вся сила в голове. Профессор математики. Боже! И как такому человеку удалось жениться на Этти? Неудивительно, что у нее нет детей. Этот мозговитый придурок наверняка понятия не имел, что надо делать в постели. Доводил жену до смертной скуки своей… своей математикой или еще какой-нибудь ерундой, о которой обычно болтают профессора. А теперь вот она стоит на коленях возле реки и смотрит на звезды — такая хорошенькая и грустная… Будь профессор жив, Мэтью дал бы ему по физиономии за то, что он оставил Этти совсем одну.
 Эту траурную одежду пора снять, потому что местные могут запомнить ее, и, если Дрю Куинн спросит о женщине в черном…
 — Этти!.. — позвал он ее.
 Она обернулась, и Мэтью снова поразился чистоте ее гладкой кожи. Мариетта сняла шляпку, и ее белокурые, медового оттенка волосы, заплетенные в косу и уложенные вокруг головы, засияли в лунном свете.
 — Мне нужно ненадолго отлучиться в город. — Он кивнул в сторону горы, на вершине которой горели огни, и встал. — Вернусь через часок-другой. — Мэтью отряхнул шляпу и надвинул ее на лоб. — Справитесь тут без меня?
 — Думаю, да, маршал, — спокойно ответила Мариетта, — если только кто-нибудь не услышит ржание лошадей и не пойдет узнать, в чем дело.
 — Вполне возможно, милая. Вы умеете стрелять? — спросил он.
 Она виновато покачала головой. Мэтью порылся в одном из карманов и вытащил оттуда маленький револьвер.
 — Идите сюда, я дам вам небольшой урок. Мариетта послушно поднялась с места.
 — С таким револьвером вы легко справитесь. Не бойтесь его. А теперь повернитесь. — Мэтью взял ее за плечи, повернул спиной к себе и вложил револьвер в ее правую руку. — Хорошо. Но лучше держите его обеими руками, вот так. — Он придвинулся к Мариетте, обхватив своей лапищей ее пальчики. — В случае опасности вы должны будете потянуть эту рукоятку вниз — до тех пор, пока не услышите щелчок. Теперь револьвер заряжен и из него можно стрелять.
 — Все понятно, — сказала Мариетта, а потом подумала, что вчера она хотела застрелить Куинна, даже не проверив, заряжен ли револьвер. Глупая могла бы получиться сцена!
 — А потом надо прицелиться как следует, — продолжал обучение Мэтью, — сжать револьвер покрепче и нажать на курок. Я не хочу зря стрелять по кроликам или деревьям, Этти Колл, но если вам придется стрелять, то имейте в виду: руки не должны дрожать. Ваша задача — убить человека. Понятно?
 — Понятно, маршал.
 — Отлично! Не оставляйте револьвер в таком виде, а то прострелите себе ногу. Опустите эту штуку вниз — чуть-чуть… Легче, легче, вот так. Все, вы его разрядили, видите?
 — О! — воскликнула Мариетта, на которую урок произвел большое впечатление. — Здорово!
 — Здорово, конечно, — усмехнулся Мэтью, — но не трогайте его без надобности. Это не игрушка. А теперь стойте тихо, мне нужно кое-что выяснить.
 Он все еще стоял за спиной Мариетты, и она замерла, почувствовав, как его руки обвились вокруг ее талии.
 — Маршал Кейган! Что вы делаете? — возмущенно воскликнула она.
 — Трогаю вас. Я так и знал, что у вас совсем нет живота, Этти Колл, — деловито заметил Мэтью.
 — Мне очень жаль, — сухо ответила она.
 — И мне жаль, дорогая.
 Руки Мэтью добрались до бедер, и Мариетта подскочила, словно ужаленная.
 — Маршал! Как вы смеете?!
 — Стойте смирно! — приказал он. — Если вы будете так вертеться, то у меня ничего не получится.
 — Может, вы объясните, в чем дело?
 — Не имею ни малейшего желания. Но мне вовсе не хочется выслушивать потом ваши упреки. Поэтому сейчас вам лучше молчать и не двигаться.
 Мэтью опустился на колени, положил одну руку на талию Мариетты, а другой коснулся ее ботинок. Только тогда она поняла, что он пытается определить размер ее одежды. Так вот зачем маршал идет в город! И как серьезно он относится к своей задаче! Мариетта слегка улыбнулась.
 — У меня есть револьвер, сэр, и я умею им пользоваться.
 — Вы дразните меня, Этти Колл, — рассмеялся Мэтью. — Не предполагал, что у вас есть чувство юмора! — Заметив, что она улыбается, он продолжил: — Я всегда считал, что нет ничего лучше хорошенькой, остроумной женщины.
 Улыбка тут же погасла на ее лице, оно стало грустным и напряженным.
 — Желаю вам хорошо провести время в городе, маршал.
 Она подошла к своей самодельной постели, уселась на нее и принялась рыться в сумке. Мэтью тяжело вздохнул. Что с ней творится? На своем веку он перевидал множество женщин, со многими флиртовал, с некоторыми делил постель, но никогда еще не чувствовал себя таким униженным. А ведь он вел себя с Мариеттой очень дружелюбно.
 — Я свистну, когда вернусь, а то еще вдруг вы попытаетесь меня застрелить?
 Мариетта положила на колени несколько книг и ответила, не поднимая глаз:
 — Ничего не могу обещать, сэр. Все будет зависеть от моего настроения.
 Спустя два часа, продираясь сквозь кусты к их лагерю, Мэтью действительно громко свистнул. Конечно, он не думал, что Мариетта выстрелит, но вспомнил совет своей матери: если женщина в плохом настроении, ее лучше развеселить.
 Мариетта ничего не слышала. Она громко посапывала во сне. Рядом валялись книги, а маленький револьвер лежал у изголовья. Мэтью тихонько присел возле нее и выложил вещи, купленные в магазине женской одежды: продавщица легко поддалась его чарам и помогла приобрести все необходимое. В лунном свете Мариетта выглядела, как… Мэтью не находил слов. Его младший брат, Джимми, любивший читать, конечно, сумел бы выразить свои чувства, а Мэтью сейчас просто чувствовал, что ему очень не по себе.
 Он взял в руки маленький дневник и попытался разобрать, что написано на открытой странице.
 «План занятия, 5 августа 1893 г.: четвертый том Макгаффи, страница 63. Три… восемь… пять. Первое в заглавных буквах. Второе — в подзаголовках».
 Мэтью отложил дневник в сторону и стал просматривать другие книги. Одна из них, как ни странно, оказалась четвертым томом «Антологии» Макгаффи. Он открыл ее на 63-й странице и обнаружил стихотворение, которое называлось «Причуды Мороза».
 — «Причуды Мороза», — прошептал Мэтью. — Что это за название?
 Он прочел первые несколько строк.
  Однажды ясной, тихой ночью 
  Мороз вгляделся в даль 
  И прошептал: «Теперь меня никто не видит; 
  Так я через долины и нагорья 
  Бесшумно проложу свой путь. 
 — Этти, — довольно громко сказал Мэтью, — ты странная женщина.
 Он взял другую книгу — томик избранных стихов Джона Донна. Интересно, кто это такой? Томик раскрылся сам: видимо, это место перечитывали много раз, потому что страница была порядком потрепана.
 — Прощание… запретная… печаль, — медленно произнес Мэтью, прищурившись.
 Так незаметно покидали Иные праведники свет, Что их друзья не различали, Ушло дыханье или нет. И мы расстанемся бесшумно… Зачем вздыхать и плакать нам?
 Кощунством было бы безумным Открыть любовь чужим глазам.
 — О Господи! — негодующе воскликнул Мэтью. — Надо запретить печатать такой бред. Или по крайней мере пусть пишут на английском.
 — Это и есть английский, маршал Кейган. Мариетта смотрела на него сонными глазами, потом протянула руку и выхватила книгу.
 — Я буду очень признательна, сэр, если вы перестанете так вольно обращаться с моими вещами, — сказала она оскорбленно.
 Подавив приступ раздражения, Мэтью взял револьвер и сунул его в карман.
 — Никаких происшествий не было?
 — Нет, — ответила холодно Мариетта.
 — Хорошо. Я принес вам кое-что. — Он подвинул к ней поближе кучу одежды. — Может, будет коротковато, зато не черного цвета. Вы же понимаете, Дрю Куинн начнет расспрашивать о женщине в трауре.
 Мэтью был уверен, что эта гордячка не захочет так быстро снять свой вдовий наряд, но, к его удивлению, она спокойно согласилась:
 — Да, я понимаю. Спасибо вам, сэр.
 «Что со мной?» — думал Мэтью, глядя на Мариетту. Какое странное ощущение в груди… будто он болен. Через несколько дней ему стукнет сорок, но сердце еще ни разу его не подводило, никогда не доставляло никаких хлопот. Что же с ним случилось Сегодня.
 — Пожалуйста, — ответил Мэтью, вставая. Если сердце откажет прямо сейчас, он умрет у ног Этти. — Спокойной ночи.
 — Спокойной ночи, маршал Кейган.
 Он едва дотащился до своей подстилки. Неужели и завтра утром ему будет так же плохо? И сколько еще ему суждено прожить? Он лег и скоро почувствовал себя лучше. Нет, наверное, смерть еще не пришла. Он просто заболел… Правда, и это не слишком приятно. Мэтью посмотрел на Мариетту и снова ощутил странную боль в груди. Болеть, да еще на глазах у женщины, просто невыносимо. А вдруг он все-таки стоит у края могилы?




 Глава 7


 Он разбудил ее, когда было еще темно, и они тронулись в путь с первыми лучами солнца.
 — Пока мы не окажемся в горах, спрятаться будет негде, — объяснил Мэтью за завтраком, состоявшим из бисквитов и вяленой говядины. — Значит, надо ехать как можно быстрее, а когда станет совсем светло, придется пригнуться пониже и надеяться на лучшее. Хорошо бы к вечеру добраться до Джимстауна. В крайнем случае остановимся в Чайниз-Кэмп и там переночуем. Если все пойдет как надо, вы, Этти, будете спать сегодня на настоящей кровати.
 — Пожалуйста, не беспокойтесь, маршал Кейган. Уверяю вас, прошлой ночью я спала прекрасно.
 Даже в полумраке Мариетта заметила его недоверчивый взгляд.
 — Как одежда — не велика? — спросил Мэтью. Мариетта оправила темно-коричневый костюм, который надела утром.
 — Да, спасибо. Юбка немного коротка, но жакет сидит идеально.
 — Вот и хорошо. Значит, не будете мерзнуть.
 Несколько часов они ехали молча. Солнце уже стояло довольно высоко. Деревья и кустарники начали редеть, а когда река осталась позади, и вовсе исчезли. Перед всадниками расстилались золотистые холмы, поросшие толокнянкой. Кое-где встречались отдельно стоящие дубы. Здесь было так красиво, что у Мариетты дух захватило.
 — Похоже на мои родные места, — заметил Мэтью, немного придержав лошадь. — Хотя, конечно, у нас лучше.
 В его голосе явственно звучала гордость, и Мариетте не оставалось ничего другого, как спросить:
 — Где вы живете, маршал Кейган? Он искоса взглянул на нее:
 — Я не говорил вам об этом, но мы будем соседями, миссис Колл. Мой дом находится в долине Санта-Инес.
 — О!.. — пробормотала Мариетта, едва не лишившись дара речи от удивления. — Это… так мило, сэр. Приятно будет встретить там знакомого. — При мысли, о том, что они с Мэтью будут время от времени видеться, ее охватило какое-то странное чувство. — Вы сказали, что там так же красиво? — рассеянно спросила она.
 — О, в Санта-Инес намного лучше! — ответил Мэтью. — Это самое чудесное место во всей Калифорнии. По крайней мере я другого такого не знаю. Вам непременно покажется, что вы попали в настоящий рай.
 — Вы меня успокоили! — воскликнула Мариетта со смехом. — А я боялась, что там кругом пустыня, как в Лос-Анджелесе.
 — Нет, ничего подобного. В Санта-Инес такие краски! Сплошь зелень и золото. Летом жарко, а зимой не слишком холодно. Частенько дует прохладный ветер, и это прекрасно! — На лице Мэтью появилась очаровательная мальчишеская улыбка, от которой у Мариетты сильно забилось сердце.
 — Вы говорили, что у вас есть семья?
 — Младший брат с женой и ребятишками. Отец и дед приехали в Калифорнию с востока еще до того, как я появился на свет, и приобрели ранчо в Санта-Инес. Назвали его «Лос Роблес», по-испански это значит «Дубы». У нас их и в самом деле много. Теперь ранчо принадлежит моему брату, но когда удается выкроить несколько свободных дней, я приезжаю туда как в родной дом. Я ведь там родился и вырос. Значит, имею право считать ранчо своим домом, пока не уйду на пенсию.
 «Жены у него нет», — подумала Мариетта с облегчением и вдруг увидела, что Мэтью перестал улыбаться.
 — На пенсию? Но разве представители закона уходят на пенсию? При вашей профессии это, наверное, не просто.
 — Нет, отчего же?
 Они помолчали немного, потом Мариетта спросила:
 — Почему вы стали полицейским, маршал Кейган? Я хочу сказать, что вы могли бы заниматься своим ранчо, например?
 — Ну, ранчо… — Мэтью тряхнул головой. — Это меня никогда не привлекало, как отца, деда или братьев. Господи! Мы еще на лошади толком ездить не умели, а отец уже заставлял нас пасти стадо. Мне это очень быстро надоело. Больше всего на свете я ненавижу пасти этих тупых животных. Знаете, наверное, это и есть ад. Бедные заблудшие души гоняют скот туда-сюда, из одного конца в другой. — Он говорил с самым серьезным выражением лица, но Мариетта, которая уже начала привыкать к своеобразному юмору маршала, рассмеялась. — Самое главное — заставить человека верить в Бога, — неожиданно добавил Мэтью.
 — Ваш отец, наверное, очень расстраивался?
 — О да, мэм. Это правда. Первый — и единственный — раз мы поругались именно из-за этого. Никогда не забуду! Отец чуть не лопнул от злости. Я уж думал, что он навеки лишит меня своего благословения и вышвырнет вон. Но я его не осуждаю. Они с дедом жизнь свою положили на «Лос Роблес», все старались ради детей и внуков. Мой старший брат, Джонни, умер, тогда отец решил, что непременно я должен взять на себя это ранчо. Но я не мог. Я любил и «Лос Роблес», и отца, но не знал, как справиться со своей ненавистью к проклятым коровам. Я чуть с ума не сошел, стараясь себя переломить. Видит Бог, это истинная правда: я чуть не спятил.
 — Что же произошло? Я имею в виду вашего отца.
 — Ну, мы ругались целую ночь. Хотя на самом деле вражда продолжалась много лет, и все домашние очень переживали, особенно мама. Но когда мне исполнилось семнадцать, обстановка накалилась до предела. Я до сих пор не могу вспомнить, как это получилось: только что семья сидела за столом и ужинала, и вдруг мы с папашей очутились во дворе и начали орать друг другу бог знает что. А мама… Бедная мама стояла на крыльце с бабушкой и дедушкой и плакала. Должно быть, у нее разрывалось сердце. — Мэтью вздохнул. — Мой младший брат, Джимми, — благослови его Бог — всегда любил ранчо. Так же как отец. Так вот, Джимми встал между нами и закричал, что если мне не нравится «Лос Роблес», то он охотно возьмет его себе. На этом мы и порешили. Добрый старина Джимми! Тогда ему было всего одиннадцать или двенадцать лет, но он знал, что отец немного успокоился. Хотя я все же услышал от отца массу неприятных вещей. Я, дескать, не настоящий Кейган и все такое прочее. А Джимми больше похож на мужчину, чем его старший брат.
 — О, Мэтью, — прошептала Мариетта, даже не осознавая, что впервые назвала его по имени, — наверное, вам было очень обидно?..
 — Ну, — угрюмо сказал он, — во всяком случае, я не хотел бы пережить такое еще раз. Но у отца были причины злиться. Не думаю, что он говорил всерьез. Потом, когда в дело вмешалась мама, он попытался извиниться. А я был круглым дураком. Собрал свои вещи и в тот же вечер уехал из «Лос Роблес». Вернулся я туда, когда мне исполнилось двадцать.
 — Мне жаль вашего папу, — сказала Мариетта, вспомнив о том, как ее собственный отец горевал на вокзале. — Должно быть, он чувствовал себя ужасно.
 — Мы никогда не говорили об этом. Домой я вернулся совсем другим человеком. Чего только я не пережил за эти годы! Отец… Я думаю, он сразу все понял, с первого же взгляда. Он не давил на меня, не задавал вопросов. Только сказал, что останусь я или уеду — это не имеет никакого значения. «Лос Роблес» — мой дом, где мне всегда будут рады.
 Радость и умиление переполняли душу Мариетты. Она твердила себе, что любой нормальный человек чувствовал бы то же самое, и старалась не замечать, насколько сильны эти чувства.
 — Ему понравилось, что вы стали маршалом?
 — В то время я им еще не был. То есть года два я служил в полиции, но неофициально. Работал на старого маршала, с которым встретился в Эль-Пасо. Его звали Лэнгли Тайнс. — Мэтью улыбнулся, вспомнив об этом. — Старина Лэнг Тайнс. Я частенько дразнил его «Старина Давным-давно»… как в той песенке, что поют в канун Нового года.
 — Вы имеете в виду «Добрые старые времена»?
 — Ну да, я его страшно доводил, но Лэнг не сердился. Он был добрый человек и мне в отцы годился. И все же, видит Бог, это был очень опасный человек, другого такого я никогда не встречал. Стрелял без промаха, мне иногда даже становилось жутко. Никто не мог с ним соперничать. — Мэтью вздохнул. — Старина Лэнг.
 Мариетта ждала продолжения, но Мэтью молчал.
 — Вы стали его помощником? — спросила тогда она.
 — Что? Ну, в общем, да. Правда, неофициально. Встретились мы случайно. Однажды я сильно напился в салуне в Эль-Пасо, и мне грозили большие неприятности. Лэнг утихомирил парней, которые хотели убить меня, уж и не помню, за что. Может, просто за то, что я был скверный, упрямый мальчишка. Помню только, что очнулся я в местной тюрьме, и Лэнг пообещал вызволить меня оттуда, если я помогу ему поймать конокрадов в Мексике. Больше всего на свете Лэнг ненавидел конокрадов. Он часто говаривал: «Хорошая лошадь стоит человеческой жизни, особенно в этой стране». Конечно, он имел в виду Техас. По сравнению с Техасом все Соединенные Штаты казались ему чем-то второсортным.
 — Разве Лэнг не был федеральным маршалом? — удивилась Мариетта.
 — Кто? Лэнг Тайнс? — Мэтью посмотрел на нее, как на сумасшедшую. — Нет, конечно. Он был настоящий техасец — до мозга костей. Сначала работал рейнджером, потом стал территориальным маршалом, а когда шла война между штатами, дрался на стороне конфедератов.
 — Но как же вы стали маршалом? — растерянно спросила Мариетта. — Ведь это почетная должность, и, чтобы получить ее, надо иметь очень хорошие рекомендации.
 — Верно, — согласился Мэтью, — но Лэнг не был заурядным маршалом. Он считался лучшим. Во всей стране. Лэнг взял меня под свое покровительство, научил всему, что знал сам. В некотором смысле он заменил мне отца. Те годы, что мы работали вместе, были трудными. Чертовски трудными! Такие вещи со мной происходили, что хотелось бы вычеркнуть их из жизни. Но, знаете, Лэнг был прекрасным человеком и верил в закон. Он постоянно твердил: «Только закон отличает нас от животных»! И это правда. Я встречал парней, которые переходили черту закона. Они действительно были похожи на животных, даже хуже.
 Ну, старина Лэнг уговаривал меня перейти на постоянную службу. У меня, дескать, есть к этому склонность. Думаю, он был прав, потому что мне и в самом деле все давалось довольно легко. Лэнг написал несколько писем своему другу, федеральному маршалу в Хьюстоне, и попросил его найти для меня место.
 — И вы стали маршалом Соединенных Штатов, — закончила Мариетта.
 — Еще нет. Это произошло после того, как я вернулся домой и прожил там несколько месяцев. Сначала я получил письмо от друга Лэнга. Он просил меня поработать с ним в Техасе. Но в то время я и слышать ничего не хотел о Техасе, о чем ему и написал. А через месяц пришла телеграмма из Фриско, от маршала США, который предложил мне пост в Калифорнии. — Мэтью искоса взглянул на свою собеседницу. — Друг Лэнга порекомендовал меня, поэтому я и получил эту работу. Я сказал об этом своим родным. Они не слишком обрадовались. Но дома мне нечего было делать. Ну, — Мэтью тяжело вздохнул, — я и согласился. Собрал вещички и опять уехал.
 Он улыбнулся, ясно показав этим, что исповедь окончена. Мариетта улыбнулась в ответ и подумала, сколько же важного и интересного он еще не рассказал о себе. Ей очень хотелось спросить, почему Мэтью решил покинуть Техас и что случилось с Лэнгли Тайнсом. Но интуитивно она чувствовала (уж слишком много горечи было в его улыбке), что не стоит спрашивать: это будет неразумно и даже жестоко.
 — С тех пор вы и служите маршалом? — спросила она с некоторым напряжением в голосе.
 — Да. Не бог весть что, но все-таки работа, — небрежно ответил он.
 — Не говорите так, — сказала Мариетта. — У вас прекрасная профессия, сэр. Она достойна восхищения, и вы знаток своего дела, раз до сих пор живы. — Заметив удивленный взгляд Мэтью, она принялась рассматривать повод, но все-таки заставила себя закончить: — И… я очень благодарна вам, маршал Кейган, за то, что вы для меня делаете. Я хочу извиниться за свои вчерашние слова… насчет моего отца… что вы на него работаете. Я была не права и очень сожалею об этом.
 — Ладно, чего там, — выдавил он каким-то странным, слишком уж напряженным голосом.
 Мариетта повернула к нему голову: Мэтью, нахмурившись, смотрел куда-то вдаль и с отсутствующим видом потирал грудь, словно у него болело сердце.
 — Все в порядке, Этти. Можно было и не извиняться… И вообще нам пора ехать: тут кругом ни одного деревца, нас могут увидеть. Не знаю, зачем я все это рассказал.
 Он явно сердился, и Мариетта почувствовала себя виноватой. Натянув повод и вонзив каблуки в бока Урода, Мэтью вдруг помчался галопом. Мариетта последовала за ним, недоумевая, чем так рассердила его.
 К ночи они добрались до китайской деревушки, и Мэтью без труда нашел место для ночлега. Одна китайская семья охотно приняла чек, а взамен предоставила маленький сарай, где держали скот, и одеяла. Хозяева со смехом отвергли робкие протесты своих постояльцев и утолили их зверский голод дымящимся рисом и курятиной. Через некоторое время Мэтью и Мариетта удобно устроились на свежей соломе, которую постелили в сарайчике, выгнав негодующих овец из их привычного убежища.
 — Завтра у вас будет ванна и нормальная кровать. Я обещаю, Этти, — сказал маршал, громко зевнув.
 За исключением последних двух дней Мариетта никогда не спала на земле. Она не любила испытывать лишения и по глупости своей полагала, что путешествия на поезде или в дилижансе — уже большая неприятность, с которой, однако, приходится мириться. Но сейчас, уютно устроившись в маленьком теплом сарайчике, бок о бок с Мэтью, она чувствовала себя умиротворенной и счастливой. Маршал Кейган, очень крупный мужчина, лежал спокойно, и Мариетта видела, как по его лицу блуждает легкая улыбка. Раньше она никогда не спала рядом с мужчиной, даже со своим мужем, ибо Дэвид забирался к ней в постель лишь на те несколько минут, которые требовались для зачатия ребенка (они оба страстно хотели иметь детей). Да и такое случалось не часто. Дэвид был нежен и тактичен, но, завершив акт любви, всегда смущался и почему-то расстраивался. Вылезая из постели, он с виноватым видом бормотал извинения, словно нанес жене тяжкое оскорбление, которое невозможно простить. Мариетта всегда спала одна, и теперешняя ситуация была новой и необычной. А мысль о том, что Мэтью будет лежать рядом с ней до утра, доставляла греховное удовольствие.
 — Этти? Вы уже заснули? Вы меня слышите? — тихо спросил он.
 — Ванна — это прекрасно, но здесь тоже хорошо, маршал Кейган. Какой великолепный запах, не правда ли?
 Мариетта наслаждалась ароматами свежей соломы, чистого холодного воздуха и близостью мужского тела, от которого исходил запах кожи и шерсти.
 — Дэвид считал, что морской воздух особенно бодрит, но этот, по-моему, гораздо лучше. Здесь все лучше. Дэвид, конечно, не мог этого знать. Дальше Чикаго он не ездил, хотя много путешествовал по Европе.
 — Почему вы вышли за него замуж? — вдруг спросил Мэтью и тут же пришел в ужас от своей наглости.
 Его испугала не столько возможная реакция Мариетты, сколько собственная дерзость. Ведь эта женщина, по сути, незнакомка. И незнакомка не слишком дружелюбная.
 Мариетта повернулась к нему, в темноте он не смог различить выражение ее лица, но в голосе явственно слышалось изумление:
 — Что вы сказали?
 — Ваш муж. Почему вы вышли за него?
 «Он говорит так, будто я совершила преступление», — подумала Мариетта. Чувство блаженства улетучилось как дым. Почему маршал спросил об этом? Просто из любопытства? Или ему трудно поверить, что какой-то мужчина решился жениться на ней?
 — Потому что он сделал мне предложение.
 — Господи помилуй! — с раздражением воскликнул Мэтью. — Замуж выходят за человека не потому, что он делает предложение.
 — Разве? — услышал он.
 — Конечно! Так любой может попросить вас выйти за него замуж! Но это не значит, что вы обязательно должны согласиться. Если я сейчас, сию минуту, сделаю вам предложение, вы ведь мне откажете?
 — Разумеется, — задумчиво согласилась Мариетта. — Но вы никогда и не сказали бы мне ничего подобного.
 — Дело не в этом.
 — Наверное, вы правы, — вздохнула Мариетта. — Однако у меня были и другие причины. Мы познакомились в Вашингтоне. Несколько лет Дэвид был моим другом.
 — Другом? — повторил Мэтью, не понимая, какое отношение это имеет к замужеству.
 — Да, хорошим другом. Конечно, я очень удивилась, когда он заговорил о женитьбе. В нашем кругу Дэвид считался завидным женихом. Он был из респектабельной семьи, богат, и коллеги высоко ценили его. Мне всегда нравилось общаться с ним, но я думала, что мы всего лишь друзья, и не более того. Я ведь была старой девой.
 — Никакая вы не старая дева! — фыркнул Мэтью.
 — Самая настоящая старая дева, — ответила Мариетта спокойно, без тени обиды. — А тогда — тем более. Когда Дэвид сделал предложение, мне было уже двадцать девять, а когда мы поженились — тридцать. Так что я долго-долго пылилась на полке.
 — Женщины!.. — пробормотал Мэтью. — Как бы вы ни напрягали свои мозги, а все равно не сможете поделить два пополам. — Мариетта засмеялась. — Ладно, продолжайте. Наверное, старина Дэвид сказал что-то особенное, раз вы спрыгнули с полки, на которую сами себя и положили.
 — О, он много чего сказал. Меня трудно было убедить, потому что я просто не могла поверить, что Дэвид просит моей руки. Но он вел себя очень настойчиво. Ему нужна была жена — помощница, соратница, способная понять научные интересы мужа и создать ему комфорт. Молодая девушка ждала бы от брака совсем другого. И Дэвид понимал, что вряд ли сможет оправдать такие ожидания. Он был очень… застенчив, не любил общество, всякие вечеринки и сборища. Его нельзя было назвать нелюдимым. Нет. Просто ему нравилось сидеть дома, в своем кабинете, читать или заниматься теорией математики. Он боялся, что женщине помоложе такая жизнь быстро наскучит.
 — А вам? — поинтересовался Мэтью. — Он не боялся, что вам тоже будет скучно?
 — О нет! В двадцать девять лет я почти не надеялась выйти замуж. Дэвид думал… знал, что я с радостью променяю свое одиночество на любой брак, даже скучный. — Понизив голос, Мариетта добавила: — Ни одна женщина не хочет остаться старой девой.
 Мэтью вдруг крепко стиснул обе ее руки своей огромной лапищей, и Мариетта охнула от удивления.
 — Он так и сказал? — сердито спросил маршал. — Он говорил вам такие вещи?
 — Нет! — быстро ответила Мариетта, чувствуя, что ее пальцы словно парализовало. — Конечно, нет. Дэвид был настоящим джентльменом. И зачем говорить то, что мы и так оба понимали?
 — Значит, когда вы поженились, он ни разу не говорил подобной чепухи? Потому что если это не так, если муж обижал вас, то он просто…
 — Господи, маршал! Не знаю, почему вас это так беспокоит! Нет, Дэвид всегда был очень добр ко мне. Он был щедрым, нежным и… романтичным.
 Мэтью сразу же убрал руку и перевернулся на спину.
 — Ну конечно. Я уверен, что он был романтичным.
 — Да! — твердо сказала она.
 — И вечерами занимался своей дурацкой математикой, да? Это так романтично, что у меня прямо сердце из груди выскакивает. Неудивительно, что у вас нет детей.
 Его слова обидели Мариетту. Она привстала и, не в силах справиться с обидой и горечью, резко сказала:
 — Вы… вы грубый, бессердечный человек! Мариетта словно заново переживала все свои беды и потери. Невысказанные упреки застряли в горле комом. Всхлипнув, она встала и поплелась к низеньким воротцам сарая, но Мэтью опередил ее, прижал к себе и принялся гладить по голове.
 — Этти. Прости меня. Прости. Не плачь.
 Мариетта ткнула его в плечо своим маленьким кулачком и зарыдала еще громче, ибо толку от этого удара было мало: плечо Мэтью казалось тверже камня.
 — Прости! — повторил он шепотом. — Не плачь, милая. Пожалуйста, не надо!..
 — Пусти меня! — Мариетта попыталась вырваться из его объятий.
 — Сейчас, еще минуту. Я виноват, Этти. Не надо было этого говорить. Это было ужасно глупо! Ударь меня еще раз, если хочешь. Ударь как следует.
 — Нет! — закричала Мариетта, уткнувшись в его куртку, но все-таки снова ткнула его в плечо.
 — Ну давай же. Ты можешь ударить и сильнее. — Мэтью взял в руку ее слабенький кулачок и направил на свое лицо. — Прямо сюда, под глаз, Этти. Тебе сразу станет легче. Давай.
 Он откинул голову, чтобы ей было удобнее, и закрыл глаза. Прошла минута. Тишину нарушало только хриплое дыхание Мариетты, потом она осторожно прижала кулачок к его щеке. Мэтью открыл глаза и удивленно посмотрел на нее. Мариетта ответила ему испуганным взглядом, но руку не отвела.
 — Этти, — прошептал он, опуская ее на солому. — Мы пропали.
 В их первом поцелуе не было ничего волнующего. Мариетта впилась в губы Мэтью так, словно имела на это полное право. Все получилось естественно, само собой. Он стиснул ее в объятиях, и она мгновенно откликнулась, поглаживая его спину, сплошь покрытую буграми мускулов. Стоило ему раздвинуть ее губы, и их языки переплелись. В глубине души Мариетта знала, что все это правильно и хорошо, ибо Мэтью принадлежит ей, всегда принадлежал ей — испокон веков. А он ласкал ее груди и бедра — сначала через одежду, потом вздернул юбки вверх и начат гладить ноги, с какой-то отчаянной нежностью впиваясь пальцами в упругую плоть. Мариетта не отставала от него и удивлялась, что это мужское тело кажется таким знакомым, словно она наслаждалась им уже сотни раз.
 — Этти… — прошептал он, целуя ее лицо и шею.
 Мариетта хотела его. Она любила… Ей было приятно даже в тот момент, когда Мэтью лег сверху, придавив ее всей своей тяжестью. Она слегка подвинулась, освобождая ему место.
 — Пожалуйста!.. — шептала Мариетта, запустив пальцы в его густые волосы. — Пожалуйста, Мэтью.
 Но он вдруг замер и еле слышно застонал.
 — Боже! — сказал Мэтью несчастным голосом. — Что я делаю? — Он попытался отодвинуться, оторваться от Мариетты, но чувствовалось, что это дается ему с большим трудом. — Прости! — Он отвел взгляд, потом на мгновение закрыл глаза и снова повторил: — Прости, Этти…
 Она не стала его удерживать. Просто уронила руки на солому и ждала, пока Мэтью, дрожавший как осиновый лист, приподнимется. Внутренняя борьба потребовала от него неимоверных усилий. Мэтью был похож на муху, которая попала в густой сироп и пытается взлететь. Наконец он резко отстранился и рухнул на солому.
 Минуту они молчали, тяжело дыша. Потом Мариетта принялась оправлять юбки, и только тогда Мэтью заговорил:
 — Это началось сразу, как только я тебя в первый раз увидел. Наверное, ты еще тогда все поняла. И я прошу прошения.
 Мэтью чувствовал себя последним мерзавцем за то, что грубо напал на Мариетту, да еще после того, как обидел ее. Бедняжка была настолько расстроена, что не смогла бы сопротивляться, даже если б захотела. Но, черт побери, это было прекрасно! Поцелуи Этти Колл сразили его наповал, они подействовали гораздо сильнее, чем огненный самогон дедушки Кейгана, и на вкус лучше. Трудно будет удержаться в следующий раз. И Этти хочет того же. Мэтью был уверен в этом, как в самом себе, и потому испытывал неимоверное блаженство.
 У Мариетты неистово билось сердце, дыхание со свистом вырывалось из груди, но голова, как ни странно, оставалась ясной. «Конечно, Мэтью сожалеет о случившемся», — с горечью думала она, чувствуя себя круглой дурой и стараясь побороть разочарование. Он сразу развеял все ее надежды. Просто она оказалась наедине с сильным, здоровым мужчиной, у которого пробудились естественные физиологические потребности. В такой ситуации любая женщина подойдет. Даже такая простушка, как она. На большее и рассчитывать нечего.
 — Пожалуйста, не извиняйтесь, маршал Кейган, — сказала она холодным светским тоном, которым в совершенстве овладела в Вашингтоне. — Ничего особенного не произошло. Это была ошибка. Я расстроилась, и вы попытались меня успокоить. Думаю, нам обоим лучше забыть этот неприятный инцидент.
 — Неприятный? — повторил Мэтью. — Ты хочешь забыть об этом?
 — Да. — Мариетта подтянула к себе одеяло. — Спокойной ночи, маршал Кейган.
 «Неприятный», — с яростью подумал он и принялся тереть внезапно заболевшую грудь.
 — Отлично, — проворчал Мэтью, поворачиваясь на бок. — Коли вы так хотите, пусть будет так.
 — Да, я так хочу, — сухо повторила она.
 — Значит, так и будет. Мариетта привстала.
 — И меня зовут не Этти! Я Мариетта. Миссис Мариетта Колл.
 — Вы имеете в виду миссис профессор Дэвид Колл, да? — Эти слова прозвучали как оскорбление. — Он ведь был идеальным мужем, не правда ли? Поэтому другого вам не надо. — Мэтью тоже привстал и едко добавил: — То, что он делал, вы, вероятно, всегда находили приятным.
 На мгновение Мариетта лишилась дара речи, потом взяла себя в руки и сказала:
 — Спокойной ночи, маршал Кейган.
 Сухой презрительный тон взбесил Мэтью еще больше, и он резко бросил:
 — Спокойной ночи, миссис Колл, — и упал на солому.




 Глава 8


 — Мы остановимся здесь передохнуть, — угрюмо заявил Мэтью.
 Это была первая фраза, произнесенная за все утро. Он слез с Урода и машинально рванулся к Мариетте, чтобы помочь ей спешиться. Она молча оперлась на его руку, так же молча отвязала свою тяжелую седельную сумку и уселась на большом камне, под тенью дуба.
 Мэтью взглянул на нее, сердито тряхнул головой и занялся лошадьми. Чертова упрямица! И что он в ней нашел? Наверное, он был вчера не в себе. Поскорее бы от нее избавиться. И чтоб она больше не попадалась ему на глаза. Миссис Мариетта Колл. Да, так и надо ее называть. Отличное имя для упрямой, как ослица, женщины. Оно подходит ей, точно перчатка.
 Привязав кобылу к дереву, которое скрывало их от посторонних глаз и давало тень, Мэтью украдкой посмотрел на Мариетту. Она опять вытащила маленький красный дневник и одну из книг своего мужа. Она заглядывала то туда, то сюда, и лицо у нее становилось все более расстроенным и удивленным. Мэтью не мог понять, в чем тут дело.
 Место, выбранное им для отдыха, находилось довольно высоко в горах. Внизу расстилалась золотистая долина. Но Мариетта села спиной к этому восхитительному зрелищу и, словно старательная ученица, корпела над своими книгами. Мэтью беспокойно расхаживал по полянке, и вдруг ноги сами принесли его к камню, на котором устроилась его спутница. Прошло минут пять, прежде чем он сказал — насколько мог, непринужденно:
 — Жарко сегодня, да?
 — Да, — согласилась она. — Довольно тепло. Мэтью почесал затылок.
 — Вам, я вижу, нравятся эти… стихи. Мариетта ответила, не поднимая головы:
 — Да, очень.
 Вновь наступило молчание, и Мэтью понял, что она не желает вступать с ним в разговор. Ну и ладно. Он сделал попытку, и если она не пошла ему навстречу… он забудет об этом. Мэтью продолжал потирать шею, ноющую, будто больной зуб. Наверное, все эти дни его тело немеет и ломит оттого, что он спит на земле. Правда, сегодня, лежа рядом с миссис Недотрогой, Мэтью глаз не сомкнул, но дело не в этом, а в том, что, честно говоря, он стал стар для таких приключений.
 «Господи помилуй, сорок лет! — мрачно думал Мэтью. Через несколько дней ему стукнет сорок. И что тогда делать? Он поставил ногу на бревно, оперся о колено рукой и принялся рассеянно созерцать красоты природы. Прежде Мэтью не строил планов на будущее, так как не верил, что доживет до такого возраста. Кроме того, ему и в голову не приходило, что правительство может отнять значок у вполне дееспособного, энергичного полицейского.
 Но теперь до пенсии осталось совсем немного, и надо было что-то решать. Джимми и Элизабет, конечно, хотят, чтобы он жил с ними в «Лос Роблес», однако самому Мэтью эта идея не слишком нравилась. Одно дело — погостить дома пару недель, а вот осесть там навсегда… Через некоторое время он, конечно, почувствует себя лишним.
 А может, отправиться путешествовать? Есть масса интересных мест: Монтана, Дакота…
 Мариетта вдруг громко откашлялась и спросила:
 — А вы любите поэзию, маршал Кейган?
 Ей самой показалось странным называть его так официально после всего, что было между ними ночью.
 — Ну, — медленно начал Мэтью, охотно вступая в разговор. — Я мало стихов знаю. А те, что знаю, они не для женских ушей, если вы понимаете, что я хочу сказать.
 Мариетта не смогла удержаться от смеха:
 — Да, я знаю, о чем идет речь, маршал. Мэтью снова перевел взгляд на долину.
 — А ваш муж, наверное, любил стихи. Вон сколько у него книг.
 — И это нас сближало. Мы оба обожали поэзию. Он знал много стихов наизусть, и мне очень нравилось слушать его. У него был такой красивый голос, — грустно сказала Мариетта. — Мы провели за этим занятием много чудесных вечеров.
 Мэтью едва не съязвил, что мистер и миссис Колл были весьма забавной супружеской парой, но вовремя сдержался.
 — Мой младший брат и его жена тоже любят читать вслух по вечерам после ужина. Элизабет, моя золовка, без ума от поэзии. Романтичной особой, конечно, ее не назовешь, но она полагает, что сама поэзия очень романтична.
 — Да, конечно! — тут же согласилась Мариетта. — Когда Дэвид читал мне вслух… О, это было очень романтично! — добавила она, отлично сознавая, что это не так, так как Дэвид ценил в стихах только размер и форму. — Он особенно любил одно стихотворение — «Прощание. Запретная печаль» Джона Донна. Вам знакомо это имя?
 Мэтью застонал, вспомнив о стихах, которые читал два дня назад.
 — Что это за название? Звучит как похоронный марш.
 Мариетта снова залилась смехом, да таким искренним, что Мэтью тоже не удержался. Может, она и гордячка, но чувство юмора у нее, несомненно, есть. Во всяком случае, его шутки Этти понимает.
 — Очень хорошее название, — возразила Мариетта и улыбнулась так, что у Мэтью вспотели руки. — Джон Донн посвятил это стихотворение своей жене. Им предстояло пережить долгую разлуку. В нем говорится о том, что их любовь сильна и никакие расстояния не страшны ей. Они — две половинки одного целого, как две части компаса. Она — центр, а он — стрелка, которая движется по кругу. И даже когда он путешествует, то есть, образно говоря, делает круг, они все равно остаются вместе, потому что жена, будто якорь, притягивает его к себе.
 — Вот как? — искренне удивился Мэтью, так как это интересное объяснение было трудно связать с туманными фразами, которые он вчера прочитал. — Великолепно! Умно! А кто этот Донн? Друг вашего мужа? Тоже математик?
 — О Господи, разумеется, нет! Джон Донн жил в семнадцатом веке, в Англии. Он был священником.
 — А вот это плохо. Неудивительно, что он писал стихи, — добродушно сказал Мэтью.
 — Что вы имеете в виду? — удивилась Мариетта.
 — Ну, священники, проповедники… Больше всего на свете они любят слушать себя. Неудивительно, что они заставляют людей читать свои цветистые слова.
 Мариетта взглянула на него с любопытством:
 — Наверное, вы не слишком часто ходите в церковь, маршал Кейган?
 — В общем, да, — усмехнулся он. — Золовка настаивает, но мне не хочется. Я ничего не имею против Господа Бога, хотя у меня с ним есть серьезные разногласия. Мы не мешаем друг другу, просто каждый идет своей дорогой: он своей, а я своей.
 — Как это грустно, — прошептала Мариетта. — А я думала, что человеку с такой профессией вера нужна хотя бы для того, чтобы сохранить здравый рассудок.
 — Рассудок! — с горечью воскликнул Мэтью. — Я хотел бы одного, миссис Колл, — остаться в живых. Верующих людей много. И что из того? Лэнг Тайне был очень набожен. Молился день и ночь, будто он святой Петр, и меня заставлял вставать на колени. Он всегда говорил: «Если Бог на твоей стороне, малыш, он проведет тебя сквозь огонь и воды».
 — Сквозь огонь и воду? — спросила Мариетта.
 — Лэнг часто цитировал этот стих из Библии. Там что-то насчет людей, которых Бог проводит через огонь и воду.
 — В места изобилия, — добавила Мариетта.
 — Верно, — кивнул Мэтью. — В места изобилия. Господи, какая чепуха! Старина Лэнг уж точно не попал в места изобилия. Все его молитвы оказались пустой тратой времени. И мои, похоже, тоже. Я молился изо всех сил, но Бог меня не услышал или, может быть, внимания не обратил. Это был самый большой урок, который я получил от жизни! — Он молниеносным движением вытащил револьвер из кобуры и показал его Мариетте. — В нашем мире Бог — это закон, а мой стальной малыш — судья и исполнитель приговора. Если вы хотите благополучно пройти сквозь огонь и воду, Этти, вам надо полагаться только на себя. Ну, и еще на помощь друга, может быть.
 — О, Мэтью, — грустно сказала Мариетта. — Что же с вами случилось? Откуда такие мысли?
 — Наверное, я тоже прошел сквозь огонь и воду. С полицейскими такое случается часто.
 — Вам просто надо было выжить, — мягко возразила она. — Но это не значит…
 — Тс! — остановил ее Мэтью, подняв руку вверх. Несколько мгновений они молча прислушивались, потом Мэтью схватил свою спутницу за руку.
 — Всадники! Они поднимаются прямо сюда. Бежим!
 — Но…
 Времени на объяснения не было. Он стащил Мариетту с камня и поволок вниз с горы по крутой пыльной тропе. Вскоре им на пути попалась глубокая расщелина, скрытая большими валунами и кустарником.
 — Залезайте! — Мэтью сначала втолкнул Мариетту в крохотную пещерку, а затем протиснулся сам вслед за ней. Потом он повернулся лицом к входу, держа наготове револьвер. — Эх, черт! Жаль, что винтовки нет.
 У Мариетты, плотно прижавшейся к нему, дрожали руки.
 — Не бойся, дорогая. Сегодня с тобой ничего не случится. В худшем случае запачкаешься об эти скалы. Обещаю, что вечером у тебя будет настоящая ванна и нормальная постель. И так до конца жизни, а он, надеюсь, еще далеко!
 — А что, если это Дрю Куинн? — шепнула Мариетта. — Вдруг они украдут наших лошадей?
 Мэтью тихонько засмеялся:
 — Пусть только попробуют. Они пополнят список жертв Урода. А теперь молчите.
 Стук копыт стал громче. Всадники остановились совсем рядом. Они разговаривали, не понижая голоса, но Мариетта ничего не могла понять. Неужели это гэльский язык? Невероятно! Мэтью вдруг заметно расслабился, обернулся к ней, и на его лице заиграла широкая мальчишеская улыбка. Приложив палец к губам Мариетты, он сделал знак, что собирается выйти из укрытия. Мэтью бесшумно вылез из расщелины и исчез в кустах, а Мариетта, сгорбившись, сидела на прежнем месте и очень сожалела о том, что лишилась своего живого щита весьма внушительных размеров.
 Люди наверху продолжали беседовать. Потом вдруг сердито фыркнул Урод. Прошла еще минута, и кто-то начал спускаться вниз.
 — Мэтью! — яростно зашептала Мариетта. Шаги замерли. Еще мгновение — и незнакомец медленно двинулся прямо к расщелине. Мариетта окаменела от ужаса. В узеньком проходе появилось дуло винтовки и голова индейца. Пресвятые небеса! До сих пор Мариетта никогда не видела настоящего индейца. Она и не думала, что индейцы могут быть такими огромными. Этот, во всяком случае, был просто великан. Он удивленно окинул ее взглядом с головы до пят и слегка нахмурился.
 — Мэм?
 — До-добрый день, — ответила Мариетта, скрестив руки на груди, как будто собиралась молиться или просить пощады.
 Индеец опустил винтовку и отступил назад. Внезапно раздался резкий щелчок. Индеец обернулся и тут же упал на землю.
 — Черт подери, Джас! — крикнул Мэтью Кейган. — Опять ты попался на этом старом трюке.
 — Господи помилуй! — заорал в ответ индеец. — Я мог застрелить тебя, дурак! Зачем надо было так подкрадываться?
 Сердитое лицо Мэтью сразу смягчилось.
 — Ладно. Джас. Я только хотел расквитаться за то, что вы с Берти учинили три месяца назад. Неужели ты думаешь, я об этом забыл?
 Здоровяк индеец пробормотал что-то насчет сумасшедших белых людей и толкнул Мэтью в бок.
 — Не знаю, почему я не порвал телеграмму, которую ты послал мне из Лэтропа, — проворчал он, стряхивая с себя пыль. — И вот благодарность за то, что я хотел помочь другу! — Индеец выхватил винтовку из рук Мэтью, хохочущего во все горло. — Куда ты пропал? Мы искали тебя все утро.
 Мэтью искоса взглянул на Мариетту, которая вылезла из своего укрытия.
 — Мы сделали все, что было в наших силах, Джас. Не знаю, почему ты так волновался. А это миссис Мариетта Колл.
 — Миссис Колл, — сказал индеец изысканно-светским тоном, плохо сочетавшимся со всем его обликом и длинными черными волосами, упавшими на лицо, когда он согнулся в поклоне. — Рад познакомиться с вами. Ты удивляешься, — снова обратился он к Мэтью, — что меня встревожила твоя телеграмма? «Беда. Точка. Нужна помощь. Точка. Перехвати человека по имени Дрю Куинн в Рипоне. Точка. Куинн опасен. Точка. Прими все меры предосторожности. Точка. Сыграй роль проводника. Точка. Встретимся в Хетч-Хетчи через пять дней», — трагическим голосом процитировал Джас.
 Мэтью удивленно приподнял брови:
 — У тебя отличная память, Джас. Готов побиться об заклад, ты и стихи можешь читать наизусть, если захочешь.
 — Стихи?!
 — Этта, это Джастис Двенадцать Лун. Его настоящая фамилия Дроган, но он ее стесняется.
 — О, — протянула Мариетта, не зная, как себя вести в незнакомой обстановке. — Рада познакомиться с вами, мистер Луна… э-э… Дроган.
 — Спасибо, мэм. Зовите меня Джастис, пожалуйста.
 — Кто выслеживает Куинна? — спросил Мэтью.
 — Неторопливый Медведь. Он отправился в путь через десять минут после того, как мы получили телеграмму.
 — Берти. — Мэтью одобрительно кивнул. — Хорошо. Он знает, что надо делать, и, без сомнения, неплохо позабавится.
 — Джастис! — загрохотал чей-то голос. — Может, тебе надо помочь или пристрелить кого-нибудь?
 — Нет, папа! Я нашел Мэтью. Не стоит тратить на него пулю.




 Глава 9


 — Сначала я влюбился в ее имя, — объяснил Джон Дроган, накладывая в тарелку очередную порцию картофельного пудинга. — Еще задолго до того, как ее увидел. Я сразу понял, что невозможно не влюбиться в женщину по имени Сердитый Огонь в Небе. Такую женщину, сказал я себе, надо взять в жены. — Он подмигнул своей красавице жене, индианке из племени чероки, которая тяжело вздохнула. — Но дело в том, — продолжал Джон радостно, — что мне всегда хотелось иметь жену, которую бы звали Кэтлин, — и, когда мы поженились, я попросил ее оказать мне маленькую любезность. С тех пор она стала моей милой Кэтлин, да, любимая?
 Миссис Дроган, которая уже призналась, что предпочитает именоваться Сердитый Огонь в Небе, повернулась к Мариетте:
 — Насчет Кэтлин я согласна. А вот что касается «милой», не знаю. Мне больше нравится, как назвал меня отец.
 Мариетта рассмеялась и взяла тарелку бекона с капустой, которую передала ей Сердитый Огонь в Небе. С шестнадцати лет Мариетта была хозяйкой в доме своего отца, исполняя всевозможные светские обязанности. За эти годы, вплоть до своего замужества, она встречалась и разговаривала с великим множеством интересных и весьма необычных людей, однако никто из них не мог сравниться с семьей Дроганов.
 У богатого ирландского эмигранта были две излюбленные темы: он сам и его близкие. В течение нескольких приятных часов, проведенных в доме Дроганов, Мариетта узнала всю историю его жизни: детство в Ирландии, тяжкий труд на рудниках в Монтане, где он встретил свою будущую жену, и, наконец, богатый золотой прииск, который Джон нашел в горах Калифорнии. Далее последовал рассказ, полный всяких юмористических деталей, о несравненных сыновьях Джона Дрогана — красивых, умных и храбрых. Их было трое: старшего звали Джастис Двенадцать Лун, среднего — Либерти Неторопливый Медведь, а младшего — Фридом Путь Добра.
 — Я имел удовольствие встретить вашего мужа в Гарварде, миссис Колл, — заметил Фридом, усевшись за стол рядом со своей молодой женой (они обвенчались три месяца назад).
 У Фридома, как и у старшего брата, было изумительно красивое смуглое лицо с ярко выраженными индейскими чертами. Только иссиня-черные волосы были коротко острижены, и одевался он в стиле зажиточных джентльменов из восточных штатов.
 — Вот как? Он посещал ваш университет? — удивленно спросила Мариетта.
 — Да. Ваш муж однажды читал лекцию на медицинском факультете — о влиянии медицины на математику. Это было великолепно! Мистер Колл оказался замечательным лектором. В тот же вечер декан устроил в его честь ужин, и я имел счастье быть в числе приглашенных. Ваш муж — один из самых ярких людей, каких мне доводилось видеть. Думаю, что его смерть — большая утрата для науки. Да вы, конечно, и сами это знаете.
 — Спасибо за добрые слова, сэр. Дэвид был бы рад услышать, что вам понравилась его лекция. Он обожал ездить в другие университеты и свято верил в значимость и ценность высшего образования.
 — Надеюсь, Мэтью сумеет посадить его убийцу за решетку, — убежденно сказал Фридом. — И лучше маршала Кейгана никто с этой задачей не справится.
 — С Дрю Куинном мы, конечно, справимся, — небрежно произнес Мэтью, отставив в сторону пустую тарелку, — а вот Эллиот Чемберс может ускользнуть.
 — Эллиот Чемберс! — с ужасом воскликнул Джон Дроган. — Господи, помилуй! Этот человек натворил много зла, начиная с работорговли и заканчивая убийствами. Его давно следовало бы остановить.
 — Верно, — согласился Мэтью. — Слухи об Эллиоте Чемберсе идут уже много лет, главным образом о его участии в контрабанде, но правительство бессильно, пока не имеет доказательств, имен, дат и прочего. Если Чемберс покупает таких влиятельных людей, как сенатор Хардести, то у нас мало шансов раскрыть его преступления.
 Мариетта вздрогнула, вспомнив о дневнике Дэвида. Раньше она не доверяла Мэтью Кейгану, но теперь, после всего, что он для нее сделал, может, и не стоит утаивать от него важные сведения? Подняв голову, она заметила, что Мэтью смотрит на нее виновато. Наверное, он решил, что ее мрачность вызвана упоминанием о сенаторе. Мариетта наконец начала понимать, что, несмотря на всю свою внешнюю грубоватость, своеобразный юмор и горечь, вызванную тяжелой жизнью, Мэтью Кейган — добрый и тактичный человек. И он легко заводил друзей. Дроганы явно считали его почетным гостем. Мариетте казалось, что даже к президенту Соединенных Штатов они вряд ли отнеслись бы с таким восторгом, как к Мэтти. По крайней мере трижды ей сообщили о том, что семнадцать лет назад бесстрашный маршал Кейган поймал преступников, убивших старателей Дрогана и похитивших.их золото. Сначала он помогал потому, что кража имела государственное значение, а потом приезжал просто по просьбе Дроганов, чтобы оказать им услуги уже совсем не в качестве федерального маршала. Для этой семьи он стал чем-то вроде личного ангела-хранителя.
 Сегодня Мэтью выглядел особенно хорошо: он только что вымылся, побрился, его густые серебристо-черные волосы были гладко причесаны, а в смеющихся синих глазах плясали чертики. Маршал Кейган наслаждался общением с добрыми друзьями. Мариетта вспомнила, как он целовал ее вчера ночью, как его тяжелое тело содрогалось от желания и как ей не хотелось, чтобы он останавливался. Краска залила лицо Мариетты, и она очень испугалась, что сидящие за столом могут заметить этот странный румянец.
 Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не замечая, что Дроганы с любопытством наблюдают за ними. Виноватое выражение лица Мэтью сменилось вопрошающим. Он уже открыл было рот, чтобы заговорить, но тут хорошенькая служанка с черными волосами и такими же черными глазами склонилась над ним, коснувшись грудью его плеча.
 — Пардон, сеньор, — прошептала она, доливая вино в бокал.
 — Все в порядке, милочка, — успокоил ее Мэтью и улыбнулся так обворожительно, что Мариетта отвернулась.
 — Я вам нужен, мальчики? — спросил между тем Джон Дроган. — Если да, то я с радостью поеду с вами и буду помогать чем смогу.
 — Я тоже, — сказал Фридом, хотя его жена из племени чероки, которая за все это время не произнесла ни слова, яростно прошипела:
 — Нет!
 — Нет, па, — промолвил Джастис. — Мы с Мэтом сами справимся, а когда приедет Неторопливый Медведь, нас будет уже трое.
 — Хорошо, — задумчиво произнес Джон Дроган. — Берти — хороший парень. Только не разрешай ему стрелять в кого попало, Джастис. Нам с мамой будет очень неприятно, если он убьет кого-нибудь.
 Джастис фыркнул, допил свое вино и пообещал:
 — Я сделаю все, что в моих силах, па.
 И многозначительно посмотрел на Мэтью. А тот закашлялся, чтобы скрыть смех.
 — Бедный папочка, — говорил Джастис два часа спустя, развалившись в кресле в спальне Мэтью и потягивая виски из большого бокала. — Неужели он думает, что Неторопливому Медведю можно что-нибудь запретить?
 Мэтью, сидевший напротив, вытянул ноги, закрыл глаза и со вздохом ответил:
 — Он хочет, чтобы все было как можно лучше, Джас. Любой отец сказал бы то же самое. Правда, Берти пока еще никого не убил. — Он сделал глоток. — Господи, как хорошо идет виски!
 — Еще бы! Ведь ты, малыш, пьешь доброе ирландское виски, — сказал Джастис с подчеркнуто ирландским акцентом. — Самое лучшее в мире!
 — М-м-м, — удовлетворенно протянул Мэтью. — А мой младший брат без ума от шотландского.
 — Я всегда чувствовал, что с Джимом не все в порядке, — парировал Джастис, а потом внезапно перешел к теме, которая волновала их больше всего: — И что ты думаешь об этом деле?
 Мэтью открыл глаза и сказал:
 — По-моему, нас ждут неприятности, Джас. Этти… то есть миссис Колл уже досталось. И я не хочу, чтобы ей снова причинили боль. Хорошо бы придумать что-нибудь такое, чтобы не втягивать ее больше в это дело.
 — Она очень милая женщина. Никогда не видел, чтобы мамина одежда сидела на ком-нибудь так хорошо.
 — Что? — не понял Мэтью.
 — Мамина одежда, — повторил Джастис. — Та, что была сегодня на миссис Колл. У нее великолепная фигура.
 — У кого?
 — Господи помилуй, Мэт! Ты же понимаешь, что я говорю не о своей матери!
 Наконец Мэтью понял и взглянул на Джастиса с такой яростью, что у того мурашки по коже побежали. Но гнев мгновенно сменился смущением, и маршал принялся потирать грудь.
 — Что с тобой, Мэт? — с тревогой в голосе спросил Джастис.
 — Болит. Вот здесь. Не могу понять, что это.
 — Сердце?
 — Вряд ли. Пощупай-ка. — Мэтью схватил Джастиса за руку и приложил ее к своей шерстяной рубахе.
 — Черт подери, Мэтью, не хочу я щупать твою грудь! — крикнул тот, пытаясь выдернуть руку.
 — Нет, подожди минутку, — настаивал маршал. — Неужели ты не чувствуешь?
 — Ничего я не чувствую! — протестующе воскликнул Джастис и вскочил на ноги, освободившись наконец от железной хватки Мэтью. — Хочешь, я позову Фридома, пока он не уехал?
 Мэтью сердито поскреб грудь: он никогда еще не нуждался в помощи врача.
 — Ну… — неопределенно протянул он.
 Не успел он сказать и слова, как Джастис исчез за дверью, а через две минуты вернулся вместе с Фридомом.
 — У тебя боли в груди, Мэтью? — спросил тот с участием, опустился на колени и открыл маленький черный чемоданчик. — Почему ты не сказал мне об этом раньше?
 — Ну, э-э… — Мэтью совсем растерялся. — Все у меня в порядке. Просто у Джаса истерика.
 — У Двенадцати Лун истерик не бывает, — возразил Фридом и сунул свой стетоскоп под рубашку Мэтью.
 — Он потребовал, чтобы я пощупал ему грудь, — заявил Джастис таким тоном, будто этот факт сам по себе доказывал, что Мэтью тяжело болен.
 — И когда же появились эти боли? — спросил Фридом, тщательно слушая, как бьется сердце Мэтью.
 — Дня два-три назад, наверное.
 — Когда ты познакомился с миссис Колл, — заметил Джастис. — Я думаю, что это она во всем виновата.
 — Что ты болтаешь? Ты спятил, Джас! — возмутился Мэтью.
 — Я видел, как ты смотрел на нее за ужином. И до ужина тоже, — съязвил Джастис.
 — Тебе нужны очки. Ничего ты не мог видеть.
 — Тише, пожалуйста, — попросил Фридом, передвигая стетоскоп.
 Обследование продолжалось еще несколько минут. Все молчали, только Фридом велел своему другу снять рубашку. Мэтью и Джастис сердито поглядывали друг на друга.
 — Боль острая? — спросил наконец Фридом. — Она отдается в другие части тела: в плечи, руки или пальцы?
 — Нет! — раздраженно ответил Мэтью. — Никакой острой боли. Просто здесь что-то ноет. Наверное, я старею.
 — А какие-нибудь другие неприятные ощущения есть? Головокружение? Черные точки, плывущие перед глазами?
 — Черные точки?! — Мэтью разразился презрительным смехом. — Господи помилуй, Дом. У меня просто ноет грудь, я не курильщик опиума.
 Фридом терпеливо ждал, когда Мэтью объяснит характер своей боли.
 — Черт! Ну, сначала мне кажется, что я задыхаюсь, а потом… потом голова становится какой-то легкой.
 — М-м. Это происходит в какое-то определенное время? Когда ты резко встаешь? Или поднимаешь что-то тяжелое?
 — Нет. Это похоже на удар. Первый раз такое случилось, когда мы с Этти… с миссис Колл разговаривали. Ничего тяжелого я не поднимал.
 — Он влюблен, — покачал головой Джастис. — Вот в чем дело.
 — Я вовсе не влюблен! — резко сказал Мэтью.
 — Откуда ты знаешь?
 — А откуда ты знаешь? Я только что познакомился с этой женщиной, это не может произойти так скоро.
 — Иногда именно так все и происходит, — возразил Джастис. — Неужели ты не слыхал о любви с первого взгляда?
 Мэтью презрительно хмыкнул:
 — Любовь с первого взгляда — глупости! Вероятно, Джас, ты накурился опиума. У тебя, случайно, перед глазами не мелькают черные точки?
 — Джентльмены, прошу вас, — сказал Фридом и махнул рукой, чтобы заставить их замолчать. — Двенадцать Лун, тебе лучше подождать за дверью.
 — Именно. И поищи себе очки! — язвительно предложил Мэтью.
 — Нет, пожалуй, я поищу миссис Колл и предложу ей прогуляться по саду. Уверен, что ей понравятся наши оранжереи при лунном свете, а я с превеликим удовольствием сыграю роль гида.
 Мэтью так и подскочил, вспомнив, для чего братья ходят в оранжереи лунными ночами.
 — Ты не сделаешь этого, Джас. А если попробуешь, я переломаю тебе ноги для начала.
 — Вот видишь? — Джастис посмотрел на брата. — Любовь — вот в чем корень его проблем.
 — Думаю, ты прав, — согласился Фридом. — Мэтью определенно влюблен.
 — Что?! — заорал Мэтью.
 — Прости, Мэт, — с искренним сочувствием сказал Фридом, — но другого объяснения нет. Ты совершенно здоров, здоровее некуда. Прости, — повторил он.
 — Проклятие! — Мэтью принялся натягивать на себя рубаху. — Я просто ушам своим не верю! Какой ты врач? Может, ты получил свою степень в колледже, где преподавали зулусы?
 — Мэтью…
 — Ничего не говори! Не желаю тебя слушать. Ты… ты просто знахарь!
 — Мэтью, пожалуйста, не расстраивайся так, — засмеялся Фридом. — Что в этом страшного?
 — Что страшного? — изумился Мэтью. — Как что страшного? Да разве ты сам не знаешь?
 — Я знаю, что такое любовь, — возразил Фридом, засовывая стетоскоп в чемоданчик. — Когда я встретил Поющую Птицу, со мной происходило то же самое. И влюбился я так же быстро. Прошло секунд десять с того момента, как я увидел ее, и я уже был готов пасть к ее ногам и отдать себя в пожизненное рабство! — Мэтью застонал, а Фридом, усмехнувшись, продолжал: — Скверное состояние, согласен, но только вначале. Когда ты примиришься, все изменится. Тебе будет даже приятно. Я лично потом наслаждался вовсю.
 — Да ну? Впрочем, ты пока еще молодожен и мало что знаешь. Посмотрим, что ты запоешь через несколько лет.
 — Возможно, мы сравним тогда наши точки зрения, — сказал Фридом, закрывая чемоданчик. — Скорее всего к тому времени ты уже будешь женат на миссис Колл.
 Мэтью с ужасом посмотрел на него.
 — Жениться на Этти… Ты с ума сошел? Я только что с ней познакомился! Я ничего о ней не знаю — кроме того, что она меня ненавидит. И обращается со мной так, словно у меня мозги величиной с горошину.
 Братья обменялись удивленными взглядами.
 — А что еще хуже, — продолжал жаловаться Мэтью, — она до сих пор любит своего покойного мужа. Этого профессора Дэвида Колла. Ни один человек, живущий на земле, не может сравниться для нее с воспоминаниями об умершем.
 — Профессор Колл, конечно, был отличным парнем, — согласился Фридом, — но, я думаю, что ты ничем не хуже, Мэт. А миссис Колл совсем не похожа на женщину, которая будет скорбеть вечно. — Он положил руку на плечо Джастиса. — Мне надо идти. Поющая Птица ждет меня. — Индеец пожал руку ошеломленному Мэтью. — Удачи тебе с мистером Куинном и его дружками. И, пожалуйста, будь осторожен. Фридом направился к двери, но Мэтью загородил ему путь:
 — Подожди, Дом. — Он прислонился к деревянной двери. — Никуда ты не пойдешь, пока не дашь мне лекарство.
 На лице индейца появилось глубочайшее изумление.
 — Какое лекарство?
 — То самое. Ты знаешь, — Мэтью понизил голос и метнул свирепый взгляд на Джастиса, который хохотал во все горло, — от любви. Я хочу избавиться от нее.
 — Прости, Мэтью. — Фридом улыбнулся. — К сожалению, такого лекарства нет. Любовь — это счастье.
 — Черт возьми! И как меня угораздило? Лучше бы я умер! — воскликнул в отчаянии Мэтью.
 — Все будет хорошо, Мэтью, — заверил его Фридом, открывая дверь. — Не сопротивляйся своему чувству, прими его. И обещаю, что тебе сразу станет легче.
 Тихонько пробираясь по залитому лунным светом коридору, Мариетта чувствовала себя настоящей преступницей. Было уже за полночь, и в доме Дроганов все спали. Во всяком случае, она на это надеялась. Ей тоже очень хотелось спать, но открытие, которое она сделала, изучая несколько часов подряд дневник Дэвида, прогнало сон. Мариетту переполняло чувство гордости, и она спешила поделиться новостью с Мэтью.
 Крепко зажав книги в руках, она считала массивные деревянные двери. Только бы не ошибиться! Как будто вот эта ведет в спальню Мэтью? Мариетта нервно посмотрела по сторонам и тихонько постучала.
 Одна томительная секунда тянулась за другой. Никакого ответа. Она постучала еще раз — погромче и прошептала:
 — Маршал! Тишина.
 Затаив дыхание, она потянула за дверную ручку. В то же мгновение ручка повернулась, дверь резко распахнулась, и Мариетта влетела в комнату, уткнувшись лицом в голую грудь Мэтью Кейгана.
 — Что за?.. — Его сильные руки не дали ей упасть.
 — Простите! — испуганно пролепетала она, пытаясь вырваться из объятий Мэтью.
 Он облегчил эту задачу, взяв ее за плечи и слегка отодвинув от себя.
 — Во имя всего святого, Этти! Что ты здесь делаешь? — удивленно спросил Мэтью.
 Хотя комнату освещал только лунный свет, Мариетта видела, что на нем нет ничего, кроме простыни, обернутой вокруг бедер.
 — О Господи! — пробормотала она в ужасе и отвернулась. — Да вы же го-голый!
 — Тише! — резко скомандовал Мэтью, закрывая дверь. — А ты думала, что я сплю одетый в кровати? В ботинках?
 Мариетта ахнула и снова отвернулась. Ее лицо горело, а сама она дрожала так, что колени стучали друг о друга.
 — Ну, насколько я понимаю, ты пришла не на свидание, — сухо заметил он, поплотнее заворачиваясь в простыню.
 — Я… я…
 — А ты знаешь, что сделает Джон Дроган, если обнаружит нас здесь? — спросил Мэтью и шагнул вперед, но Мариетга отскочила в сторону. — Черт возьми, Этти, только не говори, что никогда прежде не видела голого мужчины.
 Она покачала головой.
 — Проклятие! Конечно, нет! Мистер Идеальный Профессор наверняка ложился в постель в ночной рубашке. Уверен, что за все годы замужества ты, кроме его коленок, ничего более впечатляющего не видела. — Мэтью прошел в другой конец комнаты и взял свои брюки. — Лучше отвернись, тут есть на что посмотреть.
 Раздался шорох надеваемой одежды.
 — А что сделает мистер Дроган, если узнает, что я приходила к вам?
 Мэтью издал короткий сухой смешок.
 — Еще до восхода солнца он заставит тебя взять фамилию Кейган. Джон — правоверный католик. Он не любит людей, которые по ночам шляются друг к другу в комнаты, особенно в его доме. Вот почему сыновья мистера Дрогана встречаются с женщинами в оранжерее.
 Сказав это, Мэтью приготовился растолковать своей гостье, что глупо красться в чужую спальню ночью, тем более к мужчине, который провел вот уже несколько бессонных часов, то проклиная любовь на все лады, то вспоминая пикантные подробности прошлой ночи, проведенной с женщиной, ставшей для него наваждением.
 Натянув рубаху, Мэтью открыл рот, чтобы начать свою лекцию, но неожиданно его взгляд упал на ноги Мариетты, и он увидел, что ночная рубашка была ей немного коротковата и из-под нее виднелись щиколотки. Он встречал немало красивых, хорошо сложенных женщин, которые разгуливали перед ним в чем мать родила, И Мэтью это зрелище всегда нравилось. Но стройные щиколотки и длинные узкие ступни Мариетты вдруг вызвали у него такое желание, что в ушах зазвенело. Все заготовленные слова выскочили из головы, он машинально двинулся к ней, словно глупая беспомощная мошка, которая летит на пламя.
 — Мне нравится, как ты одета, Этти, — пробормотал он.
 Его тон удивил Мариетту: кажется, он хотел сказать, что она выглядела бы гораздо привлекательнее, если бы была без ночной рубашки.
 — С-спасибо. Это дала мне миссис Дроган.
 Она почувствовала, что Мэтью стоит у нее за спиной. Ноги сами двинулись вперед, но маршал остановил ее, нежно обняв за плечи.
 — Как хорошо! — прошептал он, щекоча своим теплым дыханием ее шею. — Зачем ты пришла ко мне, Этти?
 — О… я… — смущенно начала она, но Мэтью перебил:
 — Этти, милая, ты дрожишь как осиновый листочек. Замерзла? — Мэтью крепко прижал ее к себе. — Мне хочется согреть тебя, — прошептал он на ухо Мариетте, и его мягкие влажные губы прижались к ее шее. — Ты сводишь меня с ума.
 Он ухватил ее за подбородок, лаская пальцами щеки, и повернул ее голову так, чтобы было удобнее целовать шею.
 — Мэтью, пожалуйста!.. — Мариетта закрыла глаза. Между тем Мэтью пытался взять из ее рук книги.
 — М-м, мне нравится, как ты произносишь мое имя. Ты назвала меня Мэтью и вчера ночью, помнишь?
 — Нет, — ответила она слабым голосом.
 — Ты сводишь меня с ума, — повторил он, пытаясь стянуть с ее плеч тонкую хлопчатобумажную рубашку. — Дом говорит, что от этого нет лекарства.
 Он поцеловал ее в плечо. Смысл его слов дошел до Мариетты не сразу, словно луч прожектора, с трудом пробивающийся сквозь густой туман, чтобы указать путь заблудившемуся судну.
 — Что? — тихо спросила она.
 — Хм? — промычал Мэтью, не отрывая губ от ее затылка.
 Мариетта тряхнула головой, положив конец его исследованиям.
 — Что ты сейчас сказал?
 — А? — Мэтью был так возбужден, что не мог вспомнить собственное имя, не то что свои последние слова.
 — Доктор Дроган сказал, что от этого нет лекарства?
 — От чего? — спросил он, не понимая, и снова схватил ее за плечи, но Мариетта, поморщившись от этой железной хватки, повернулась к нему лицом.
 — О чем ты сейчас говорил?
 На ее лице было написано осуждение, и Мэтью почувствовал страх, в груди снова начала пульсировать знакомая боль. Неужели он что-то не то сказал, вроде: «Этти, я болен тобой, и Дом утверждает, что лекарства тут не помогут»?
 Мэтью был в отчаянии и мысленно искал путь к бегству. В голову не приходило ни одной спасительной мысли, и тогда он прибег к обычной тактике, которой пользуются мужчины, имеющие дело с чересчур гордыми женщинами: притворился, будто у него есть полное право сердиться.
 — Не важно, что я сказал, это было не всерьез. И вообще я не могу отвечать за свои слова, когда женщина является ко мне среди ночи в таком виде!
 — О! — Мариетта отшатнулась от него с оскорбленным видом. — Значит, вы не отвечаете за свои слова?
 «Господи помилуй, — подумал Мэтью, охваченный паникой. — Что же такое я сказал? Что люблю ее? Или хочу?» Он примиряюще улыбнулся.
 — Ну… может, и отвечаю, — таинственно сказал он.
 — Может?!
 — Черт возьми, Этта, говори тише, а то останешься со мной на всю жизнь. И вообще, зачем ты пришла? Чтобы вытащить меня из постели и поссориться? Господи, какая же ты упрямая!
 — Упрямая! — ошеломленно повторила Мариетта, потом крепко сжала губы и сунула ему в руки книги. — Вот! В последний раз я помогаю вам, сэр! Я хотела сообщить, что разгадала наконец тайну дневника, в котором детально описана вся нелегальная деятельность Эллиота Чемберса. И что я получила в награду? Вы унизили меня, сэр, оскорбили и… и лапали! Да! — Она зашлепала босыми ногами к двери. — Я жалею, что пришла! Жалею, что надеялась на вашу благодарность! Думала, что вы джентльмен! — Мариетта устремила на Мэтью испепеляющий взгляд. — Но вы не джентльмен. Не понимаю, зачем вы смеялись надо мной, целовали в шею и говорили слова, за которые не отвечаете…
 — Этти!
 — Я требую, чтобы вы это прекратили!
 — Этти, — повторил он, шагнув к ней. — Я не смеялся над тобой! — Он загородил дверь. — Как ты могла такое подумать?
 Мэтью был искренне поражен. Конечно, Этти почувствовала, как сильно его желание, потому что он никогда не переживал ничего подобного. И если уж он, огрубевший старик, испытывает такое желание, то что говорить о молодой красивой женщине?
 — Я не смеялся над тобой, — повторил он, а про себя подумал: «Любовь — это ужасная вещь, просто ужасная».
 От нее мозги превращаются в кашу, человек ведет себя как идиот и забывает то, что сказал минуту назад. И, глядя в глаза Мариетты, полные слез, Мэтью всем сердцем пожалел о том, что не принял назначение в Барстоу.
 Но последние слова Мариетты пробудили в нем инстинкт полицейского. Он распрямил плечи и отрывисто скомандовал:
 — Хватит заниматься чепухой, Этти Колл! За эту ночь мы и так натворили немало глупостей. Значит, в одной из твоих книг есть информация на Эллиота Чемберса?
 Его уверенный, властный голос сразу успокоил Мариетту. Именно так всегда с ней разговаривали и отец, и муж. Она привыкла, что ею командуют, привыкла подчиняться. Мэтью Кейган же иногда вел себя как пылкий любовник, и это только смущало Мариетту.
 — Да, — тихо ответила Мариетта, смахнув слезы. — В дневнике мужа. Не знаю, как ему удалось выяснить так много деталей, но все они тщательно описаны. Это нечто вроде кода. Смотрите! — Она взяла из рук Мэтью книжку в красной кожаной обложке и стала бережно листать страницы. — Вот этот абзац.
 Читать в темноте было трудно, однако Мэтью, прищурившись, разобрал несколько слов, написанных твердым округлым почерком.
 — Похоже на план урока.
 — Да. По-моему, Дэвид сделал это специально. Но каждый, кто хорошо его знал, сразу насторожился бы. Ведь Дэвид был профессором университета, а такие записи могли бы пригодиться только учителю начальной школы. И то вряд ли, потому что они совершенно бессмысленны, хотя постороннему глазу это невидно. Я уверена, Дэвид это сделал для того, чтобы люди Эллиота Чемберса ничего не поняли.
 Они немного помолчали, осознав до конца важность этого открытия. До Мариетты вдруг дошло, что она, в сущности, не знала своего мужа, хотя прожила с ним три года в браке. А Мэтью сообразил, что к нему в руки попало настоящее сокровище.
 — Господи! Так вот почему за тобой охотится Чемберс! Наверное, он пронюхал, что у твоего мужа были какие-то записи, но, не найдя их, решил, что они должны быть у тебя. — Он пристально посмотрел на Мариетту: — Ты уверена, Этти?
 — Абсолютно.
 — И ты знаешь ключ к шифру?
 — Да, — ответила она, торжественно кивнув. Мэтью взял у нее дневник, подошел к маленькому столику, стоявшему в центре комнаты, положил на него книгу и стал искать подходящую подставку.
 — Иди сюда и устраивайся поудобнее. Ночь будет трудной, — сказал он, зажигая лампу, и завернул фитиль так, чтобы свет был не слишком ярким.




 Глава 10


 Ночь действительно оказалась долгой, трудной и не очень приятной, особенно для Мариетты. Когда она объяснила суть кода, в котором использовались стихи из хрестоматий, Мэтью превратился в настоящего тирана. От игривости не осталось и следа. Теперь перед ней сидел суровый, настырный полицейский, который поставил себе цель — раскрыть все тайны дневника до первых утренних лучей солнца.
 Он разработал свою систему и без стеснения эксплуатировал Мариетту. Сначала Мэтью читал вслух абзац из дневника, а Мариетта отыскивала соответствующие отрывки из разных учебников и поэтических сборников, затем он выписывал на полях наиболее важные слова и фразы расшифровки. Когда они закончили работать, Мэтью удовлетворенно откинулся на спинку кресла, посмотрел на Мариетту и принялся объяснять, что все это означает, даже не поинтересовавшись, хочет ли она слушать.
 А она не хотела. Она ничего не хотела знать о молодых китаянках, которых похищали, а потом продавали Эллиоту Чемберсу. Тот, в свою очередь, перепродавал их в публичные дома Соединенных Штатов и Европы, а деньги отмывал с помощью таких людей, как отец Мариетты, и под чужими именами открывал счета в солидных банках по всему миру. Она не хотела знать о тех несчастных созданиях, которые становились наркоманами, покупая опиум, нелегально провезенный в страну. Она не желала знать о тактике запугивания, которую Чемберс применял по отношению к богатым и влиятельным людям, и о тех сведениях, которыми он располагал, и о шантаже в целом. Она не хотела знать и о взятках, благодаря которым власти принимали решения в пользу Чемберса. Слишком тяжело было слушать все это и сознавать, что все свое богатство Эллиот Чемберс нажил исключительно на горе других людей.
 Мариетта не могла понять, каким образом Дэвиду удалось добыть такую информацию. В дневнике было все необходимое: имена, даты, номера банковских счетов, — чтобы привлечь Чемберса к суду.
 Когда они расшифровали последние несколько страниц, ночь уже была на исходе. Мэтью с хмурым выражением лица велел измученной Мариетте отправляться в свою комнату, молчать о том, что узнала, и вообще вести себя осторожно. Дневник и книги он оставил у себя и сказал, что сам доведет это дело до конца. Мариетта обрадовалась: ей совсем не хотелось перечитывать то, что Дэвид написал в день своей смерти. Там же он назвал имя человека, виновного в его гибели.
 Благополучно вернувшись в свою комнату, Мариетта тут же с чувством облегчения легла в постель. Ей показалось, что прошло всего несколько минут с тех пор, как она заснула, когда появилась горничная с пожеланиями доброго утра.
 Сразу же после завтрака они отправились в долину Хетч-Хетчи. Можно было бы поехать и раньше, но Мэтью опоздал „к столу. Ел он торопливо и был очень серьезен — даже серьезнее, чем ночью. Он не поздоровался с Мариеттой и почти не обратил внимания на веселую болтовню Джона Дрогана, который надавал им с Джастисом массу советов по поводу того, как следует ловить Дрю Куинна.
 Но когда они тронулись в путь, его мрачность немного рассеялась. А на подъеме в горы Сьерры-Невады лицо маршала вновь озарила веселая улыбка, к которой уже привыкла Мариетта. Очевидно, природа имела на него сильное воздействие. Или ему просто нравилось ощущение свободы? Нравилось скакать на лошади? Мариетта испытывала примерно те же чувства. Она оказалась в диких, нецивилизованных местах, вдали от городов и людских толп! Все это пьянило ее, как вино.
 До Хетч-Хетчи они добирались три дня. Мариетта и не представляла, что окружающий мир может быть так восхитителен. Сначала горы пленяли ее своим величием, потом скалистые вершины сменились приветливыми лугами, и от такой красоты просто дух захватывало.
 А цветов вокруг было великое множество: дельфиниум, лилии, водосбор, золотарник. Когда они сделали привал, Мэтью нарвал диких ирисов. А как только Джастис отвернулся, сунул букетик Мариетте, покраснев и пробормотав, что ей, наверное, цветы понравятся.
 Мужчины по очереди исчезали куда-то время от времени — иногда на несколько часов, и так же поочередно сторожили по вечерам маленький лагерь, Мариетта редко видела их вместе. Ей было приятно находиться в обществе Джастиса, но больше она любила оставаться наедине с Мэтью. Даже Дэвид не доставлял ей» столько радости. Мэтью смешил Мариетту, казался беззаботным, что и создавало ощущение полной безопасности. А в его глазах горело откровенное желание… И это несмотря на все ее недостатки и простенькую внешность! К концу третьего дня она была твердо уверена, что самое приятное, что может быть на свете, — это сидеть с Мэтью под звездами, наслаждаться теплом костра и слушать его забавные истории.
 — Завтра утром мы будем в Хетч-Хетчи, — сказал Мэтью.
 Они болтали около часа, сидя у костра, но теперь его тон изменился — стал более серьезным.
 — Ты думаешь, Дрю Куинн преследует нас? — тихо спросила Мариетта, наливая ему кофе.
 Мэтью кивнул:
 — Берти ведет Куинна и его парней прямо сюда. Они сделают привал в нескольких милях от нас.
 — Ты их видел? — удивилась Мариетта.
 — Их трудно не заметить! — усмехнулся Мэтью. — Берти старается ехать по открытой местности, поднимает как можно больше пыли и разрешает этим дурням палить из винтовок, когда им вздумается. Да, он неплохо проводит время. Говорит, что за всю жизнь так никогда не веселился.
 Мариетта бросила на него изумленный взгляд:
 — Разве ты с ним недавно разговаривал?
 — Мы встретились с Берти вчера, поздно ночью. Он сказал Куинну, что заметил медвежьи следы, и пошел проверить, нет ли поблизости зверя, — Мэтью рассмеялся. — Какие у этих парней были лица! Берти чуть язык себе не откусил, чтобы не расхохотаться. Ему хотелось спрятаться в кустах да напугать их как следует, но Куинн слишком хорошо стреляет.
 — О… — Улыбка на лине Мариетты погасла. — Да, я слышала, что он отличный стрелок.
 — Берти говорит, что в меткости и быстроте с Куинном никто не сравнится. Он пускает в ход не только свои глаза, но и уши. Этот талант смертельно опасен. Поэтому завтра, когда мы будем готовы схватить Куинна, ты, Этта Колл, будешь точно исполнять все, что я тебе скажу. Мне нужно доказать, что он покушался на твою жизнь. Тогда этих парней легко будет убрать.
 Мариетта опустила глаза. Нельзя же сказать Мэтью, что если завтра все закончится благополучно, то Дрю Куинн до суда не доживет.
 — А Эллиот Чемберс? — Мариетта посмотрела на Мэтью.
 — Даже если только половина того, что написано в дневнике, окажется правдой, Чемберсу не удастся избежать правосудия.
 — Значит, Дэвид и Джосайя погибли не напрасно, — прошептала Мариетта.
 — Смерть есть смерть, Этти! — резко ответил Мэтью. — Не стоит придавать ей какой-то особый смысл и ценность. Ни твой муж, ни Джосайя Андерсон не должны были умереть! — В его голосе звучала злость. — Если профессор Колл был уж таким умным, почему же он не рассказал обо всем полиции? Почему позволил выследить себя и убить?
 Его слова поразили Мариетту прямо в сердце, и в глазах ее закипели слезы.
 — Черт! — пробормотал Мэтью и вылил в костер остатки кофе, вложив в это движение всю свою ярость. — Опять наговорил лишнего. И почему я такой? Будь мама жива, она отодрала бы меня за уши. — Потом, немного смягчившись, добавил: — Прости, Этти. Мне не следовало говорить так о твоем… о профессоре Колле.
 — Ничего, — прошептала Мариетта. — После его смерти я тоже сотни раз задавала себе этот вопрос. От него трудно было ожидать подобных действий. Он вел спокойный, замкнутый образ жизни. Наверное, я никогда не пойму, почему Дэвид решил самостоятельно устроить крестовый поход против Эллиота Чемберса. Зря он это сделал.
 — Несомненно, — тихо отозвался Мэтью. — Ты, конечно, очень по нему скучаешь?
 — Да.
 — Понятно, — сказал он, вздохнув.
 Они помолчали, слушая, как потрескивает огонь в костре.
 — Почему ты не женат, Мэтью? — вдруг спросила Мариетта.
 Он опустил голову, стараясь не показывать, как ему приятно слышать из ее уст свое имя. В последнее время Мариетта уже несколько раз обращалась к нему так, и было что-то такое в ее голосе, что его очень волновало.
 — Я давно поклялся себе, что не женюсь, потому что тогда мне пришлось бы сдать значок, а мне этого делать не хочется.
 — Сдать значок? Не понимаю почему?
 — Какую жизнь я могу предложить женщине? — начат объяснять Мэтью. — Быть женой полицейского — это ужасно! Она редко будет меня видеть, а это нехорошо для брака. Я не хочу жениться на какой-нибудь девчушке, а потом оставить ее вдовой, да еще с детьми. Вот поэтому я и решил быть один.
 — Звучит печально, — грустно заметила Мариетта. Уж она-то знала, что такое одиночество.
 Мэтью пожал плечами.
 — Все не так плохо. У свободного человека есть масса преимуществ. Я могу делать что хочу и когда хочу, идти куда вздумается. Никто мной не командует. Кроме Элизабет, — добавил он с улыбкой. — Это моя золовка. Она постоянно нападает на меня, но я живу с ними недели две-три, не больше. Можно и потерпеть.
 — Все это, конечно, так, — согласилась Мариетта, — но, с другой стороны, никто не разделит твои радости и горести.
 — И белье не постирает, — добавил Мэтью. — Вот этого мне действительно не хватает.
 Мариетта залилась смехом, как ребенок, приведя Мэтью в состояние полного блаженства. Кажется, ей очень нравятся шутки. Неужели раньше с ней никто так не разговаривал? Она смеется, словно удивляясь, что способна на это. Прекраснее ее смеха нет ничего на свете. Вот если бы можно было каким-то образом сохранить его, закупорить в бутылку, а потом слушать, когда захочется.
 — А что ты об этом думаешь? — спросил он, сразу посерьезнев. — Я имею в виду замужество?
 — О, это было очень мило!
 — Мило?
 — Да, мне понравилось.
 — Господи, Этти!.. Ты как будто говоришь об экскурсии в музей.
 Мариетта лукаво улыбнулась:
 — Вовсе нет. Просто мы с Дэвидом жили тихо, во всяком случае, не напивались и не палили из револьверов.
 Мэтью удивленно сказал:
 — Ты же знаешь, я имел в виду совсем не это. Ты сейчас говорила, что надо, мол, делить друг с другом радости и беды, но непохоже, что замужество тебе очень понравилось.
 — О… — Мариетта сразу погрустнела. — Вероятно, наш с Дэвидом брак нельзя было назвать идеальным. Дело в том, что мы поженились не по любви или великой страсти. Мы были просто друзьями, уважали друг друга, и нам было хорошо вместе.
 — Звучит убедительно, — сухо прокомментировал Мэтью.
 Будь Мариетта его женой, она никогда бы так не сказала. И не сказала бы «мило» о тех вещах, которыми занимаются в браке.
 — Да, ничего особенного, — призналась Мариетта. — Но с Дэвидом я была счастлива. После смерти мамы мне пришлось жить с отцом… — Она замолчала, словно взвешивая слова.
 — Давай, Этти, — подбодрил ее Мэтью. — Рассказывай.
 Мариетта завернула руки в юбку, пытаясь согреться.
 — Просто… я никогда не могла понять, зачем она вышла за отца замуж. Я имею в виду маму. Такая очаровательная женщина! Когда она умерла, мне было только семь лет, но я очень хорошо ее помню. Мама родилась в Массачусетсе и говорила с таким милым акцентом. Она была нежная, любящая, добрая, а мой отец… — она замялась, — он трудный человек.
 В ее голосе слышалась боль.
 — Этти!.. — прошептал Мэтью. Его рука преодолела небольшое расстояние, разделявшее их, и сжала ее пальчики.
 — Он не был жесток, совсем нет, но интересовался только своей карьерой. Политика стала его любовницей. — Мариетта замолчала, погрузившись в задумчивость. — Я появилась на свет в Сакраменто. Папа к тому времени был членом ассамблеи. В детстве политика заменяла мне сказки и песни. — Она грустно усмехнулась, и Мэтью сжал ее руку сильнее.
 — После смерти мамы мы остались вдвоем, и папе пришлось уделять мне больше внимания, потому что смотреть за мной было некому! Наверное, он чувствовал себя виноватым за то, что столько лет пренебрегал мной, поэтому и решил вовлечь меня в свою жизнь.
 — Он любил тебя, дорогая, — тихо сказал Мэтью.
 — Да, мне тоже так кажется. Однажды, когда я еще была маленькая и упала с лошади, отец сидел около моей кроватки и плакал.
 — А как же иначе, — ласково согласился Мэтью. — Ведь он твой отец, и, конечно, он очень испугался за тебя.
 — Я часто вспоминаю о том, как он смотрел на меня, когда я очнулась и открыла глаза, как поцеловал, как разговаривал со мной. Я жила этим в Вашингтоне: там мы виделись редко. Потом он потерял ко мне интерес — так же, как и к маме в свое время. Я стала играть роль хозяйки, когда в дом приглашались власть имущие. Вот и все.
 — Этти…
 — Это правда. Папа часто говорил, как он рад, что я некрасива и вряд ли выйду замуж. Ведь тогда о нем некому будет позаботиться.
 Мэтью тихонько выругался, но Мариетга сделала вид, что не заметила.
 — Дэвид избавил меня от одиночества. Он знал, как я несчастна, и предложил мне путь к спасению, пожертвовав собой ради меня. Я отказывалась, но он убедил меня, и за это я ему была потом очень благодарна. Я старалась стать ему хорошей женой — такой, какая ему была нужна, и, по-моему, Дэвид никогда не жалел о том, что женился на мне. По крайней мере мне так кажется, — закончила она, глядя на языки пламени.
 — Этти Колл, жениться на тебе и сожалеть об этом может только круглый дурак.
 Мариетта сжала его руку, даже не догадываясь, что почувствовал при этом Мэтью, как бешено забилось его сердце.
 — Вы очень галантны, сэр. Настоящий средневековый рыцарь.
 — Хотел бы я быть таким, Этти. Поверь, мне очень хотелось бы быть гораздо лучше, чем я есть. — Он встал и помог подняться Мариетте. — Подожди, давай прогуляемся немного.
 Стоило им отойти от лагеря и оказаться в темноте, как Мэтью стиснул ее в своих объятиях. Мариетта не сопротивлялась: ее влекло к нему. Только с Мэтью она чувствовала прилив каких-то особенных неведомых эмоций Хорошо бы навсегда запечатлеть их в памяти! Эти большие теплые руки, сжимающие ее талию, это ощущение близости… Мариетта тоже обняла его, в тайной надежде на поцелуй, но Мэтью поднял голову вверх и стал смотреть на звездное небо.
 — Посмотри туда!.. — промолвил он с восхищением.
 Мариетта подняла глаза и пришла в восторг. Только мириады звезд могут привести человека в такое состояние!
 — Красиво…
 — Да, — едва слышно согласился Мэтью. — Я не очень набожен, но когда видишь это…
 — Да, — прошептала Мариетта.
 — Человек не в состоянии до конца понять себя, далеко не все он может изменить или проконтролировать. Вот так и со мной сейчас. — Мэтью вдруг сжал Мариетту крепко, словно тисками, и зарылся лицом в ее волосы. — Этти, — грустно пробормотал он, словно оправдываясь.
 Она нежно провела рукой по его затылку.
 — Все в порядке, Мэтью. Я понимаю. Он вздохнул и обнял ее еще крепче.
 — Таких мест, как это, в мире немного, — сказал он более спокойно минуту спустя. Он разжал свои объятия, и теперь они могли посмотреть друг на друга. — Двадцать лет назад здесь не было ни городов, ни железных дорог — вообще ничего. А теперь человек повсюду оставил свой след. Только, видимо, человек не может быть самим собой, — с горечью сказал он, — Нет у него свободы. Нигде.
 — Я понимаю.
 — Правда? — Мэтью заглянул ей в глаза. — Ты поняла меня, Этти?
 — Да, — повторила она.
 Он с нежностью погладил ее щеки.
 — Завтра мы арестуем Куинна, и ты выполнишь все мои указания. И выполнишь в точности, миссис Колл.
 Мариетта молча смотрела на него. Он провел большим пальцем по ее губам.
 — Обещай мне это, Этти. Скажи, что сделаешь все, что я скажу. Не пытайся выкинуть какую-нибудь глупость. Ты ведь ненавидишь Куинна?
 Мариетта с трудом сглотнула.
 — К чему мне это?
 — Не знаю. Женщины иногда не могут справиться с собой. Они очень противоречивые создания.
 — Вот как, маршал? — игриво спросила она.
 — Да, именно так, — ответил он.
 — Я вовсе не такая.
 Мэтью улыбнулся и поцеловал ее в уголок рта, поглаживая волосы.
 — Разве, Этти? Тогда почему же ты не сразу рассказала мне о дневнике? Помнишь первый день нашего знакомства? В поезде я спросил, не утаиваешь ли ты что-нибудь от меня?
 — Но я не знала, — виновато ответила Мариетта. — Я имею в виду, что в то время действительно не знала, что…
 Мэтью усмехнулся и снова поцеловал ее, чтобы стереть с хорошенького личика выражение тревоги. Только на этот раз поцелуй длился дольше.
 — Ты не знала, Этти? Но это не важно. Не смотри на меня так, я говорю правду. Это совершенно не важно. Мне только нужно, чтобы ты пообещала, что будешь меня слушать.
 — О!..
 Он исполнил свое заветное желание и поцеловал Мариетту еще раз, раздразнив как следует языком. Потом поднял голову и, задыхаясь, сказал:
 — Я жду, милая.
 Всю свою жизнь, и особенно в годы замужества, Мариетта вела себя, как подобает приличной женщине. Она не прикасалась ни к кому, кроме мужа, и никогда первая не провоцировала его на объятия и поцелуи. Но Мэтью все это нравилось, он явно наслаждался. Нельзя давать ему ложные обещания! И все же… Мариетта нарушила правила, которых прежде свято придерживалась, и сама прижалась к нему губами.
 Мэтью замер, заставив Мариетту вложить в свой поцелуй еще больше страсти. Потом он глухо застонал и ответил ей с таким энтузиазмом, что в сердце Мариетты зародилась надежда.
 — Ты говорил, что он влюблен, Двенадцать Лун, но я не верил, пока не увидел все собственными глазами.
 Ни Мариетта, ни Мэтью не смогли отреагировать на это вторжение с должной быстротой. Оторвавшись наконец от своей Этти, маршап глухо зарычал.
 — Невероятно, да? — заметил Джастис, стоявший вместе с братом возле костра.
 — Точно, — согласился Неторопливый Медведь. — Забавная история.
 — Я убью их! — прорычал Мэтью.
 Мариетта заморгала, пытаясь собраться с мыслями.
 — Мэтью? — смущенно пробормотала она, когда он выпрямился и разжал объятия. — Мы не одни.
 Обернувшись, Мариетта увидела ухмыляющегося Джастиса. Рядом с ним у костра стоял высокий мужчина и тоже улыбался. Его длинные, до талии, волосы, заплетенные в косы, были огненно-рыжего цвета. Такого оттенка волос Мариетга никогда не встречала.
 При свете пламени волосы сияли, словно новенькие медяки.
 — О Боже! — сорвалось у нее с языка.
 Какие странные люди живут в горах! Этот незнакомец, одетый в кожу — от мокасин до рубашки с кистями на спине, — был похож на дикого индейца гораздо больше, чем Джастис Двенадцать Лун.
 Мэтью взял Мариетту за руку и подвел ее к хохочущим мужчинам.
 — Поздоровайся с Либерти Неторопливым Медведем, дорогая. Когда знакомство состоится, — добавил он ворчливо, — я задушу этих проклятых гиен.




 Глава 11


 Еще на пути к долине Хетч-Хетчи Мэтью объяснил Мариетте, почему он так любит это место. Оно не менее красиво, чем знаменитая Йосемитская долина. Там есть такие же великолепные водопады и восхитительные горы, покрытые ледниками, но о Хетч-Хетчи знают немногие. А ездят туда лишь единицы. Поэтому для Мэтью укромная долина имела особое значение. Он скрывался в Хетч-Хетчи, когда ему нужно было подумать или просто остаться в одиночестве, отдохнуть от людей.
 Увидев долину, Мариетта сразу поняла, почему это место так любил Мэтью.
 — О Мэтью, как красиво!
 — Да, очень красиво. Знаешь, Санта-Инес я люблю, как свой родной дом, но здесь со мной творится нечто невероятное. Я бывал в Большом каньоне и в других местах… Да разве их сравнишь с Хетч-Хетчи?
 — Водопады! Они просто изумительны!
 — Этот называется Туееулала. Он самый большой в Вапаме.
 — Индейские названия?
 — Да, — сказал Джастис, направив к ним свою лошадь. — Индейцы племени йосемитов жили здесь задолго до появления белого человека. Почти все названия остались от йосемитов или миоки.
 — Хетч-Хетчи — это миокское слово, — с видом знатока заметил Мэтью. — Переводится как «трава со съедобными семенами». — Джастис рассмеялся, и он добавил, покраснев: — Ну ладно, мне сказал это Джон Мур [5] .
 Мариетта изумленно посмотрела на него:
 — Ты знаком с ним?
 — Да, встречались пару раз.
 — Ты счастливчик. В Вашингтоне любая жена сенатора или члена ассамблеи пойдет на все, только бы заполучить Джона Мура в качестве гостя. Он приезжал туда в прошлом году, и это вызвало много шума. Все лучшие семьи устроили празднества в его честь.
 — Вот умора! — Мэтью засмеялся. — Не могу представить Джона сидящим за столом в светском обществе. Уверен, что он в это время мечтал очутиться где-нибудь в прерии под открытым небом! — Не обращая внимания на Мариетту, шокированную этими словами, он посмотрел на Джастиса: — У меня опять мурашки бегут по спине, Джас. Держись поближе к нам, а то вдруг Куинн выкинет какую-нибудь глупость. Сразу помрачнев, Джастис кивнул. Когда они начали спускаться в долину, Мариетта наклонилась к Джастису и шепнула:
 — Неужели он действительно знает Джона Мура?
 — Гораздо лучше, чем язык миоки, — улыбнувшись, ответил Джастис.
 Мариетта рассмеялась, а Мэтью бросил на них сердитый взгляд:
 — Перестань заигрывать с Этти, Двенадцать Лун, и поглядывай, нет ли где твоего братца.
 — Я предпочел бы лучше пофлиртовать с миссис Колл, — ловко парировал Джастис. — Это гораздо приятнее.
 — Да ну? Смотри, как бы тебе ни лишиться зубов! — сердито сказал Мэтью.
 Джастис произнес несколько слов на чероки. Мэтью побагровел, отвернулся и пробормотал:
 — Подожди, дружок, и с тобой то же самое случится.
 Они спускались с гор медленно и с большими предосторожностями. Мэтью то и дело поднимал руку, приказывая остальным остановиться, осматривался по сторонам и прислушивался. Несколько раз они с Джастисом молча обменивались многозначительными взглядами. Приблизившись к открытой лужайке, он остановился снова.
 — Что случилось? — шепотом спросила Мариетта.
 Только сейчас она заметила, что кругом стоит мертвая тишина: ни чириканья птиц, ни жужжания насекомых. Как будто вся живность покинула эти места.
 Мэтью ничего не ответил, только кивнул Джастису и послал на удивление послушного Урода вперед, изменив направление. Потом проверил винтовку, лежавшую поперек седла. Сзади что-то щелкнуло. Оглянувшись, Мариетта увидела, что Джастис тоже приготовился к стрельбе.
 Вздохнув, она потянулась за своей сумочкой, в которой лежал револьвер, сняла ее с луки седла и привязала к поясу. Они ехали по краю луга, под деревьями, и наконец добрались до узкого ущелья. Мариетта знала немного о планах Мэтью. Он говорил, что эти горы послужат им надежной защитой от Дрю Куинна.
 — Куда Берти ведет Куинна? — Шепот Мэтью прозвучал до странности громко в царившем здесь безмолвии.
 — В долину, — тихо ответил Джастис. — Они позади нас.
 — Что-то не так, — сказал Мэтью, еле шевеля губами. — Куинн впереди. — Он обвел взглядом горы.
 — Да. Но где?
 — Дай Бог, чтобы Берти не потерял голову, — отозвался Мэтью.
 Он приблизился к кобыле и обхватил Мариетту за талию, по-прежнему не сводя глаз с гор.
 — Ты поедешь со мной, Этти…
 В это мгновение раздалась оглушительная стрельба. Кобыла споткнулась, словно кто-то ударил ее в бок. Припав на задние ноги, животное жалобно заржало. Падая, Мариетта увидела, как перед ней закружились деревья и небо. Руки и ноги стали словно ватные. Выстрелы не смолкали. Кобыла продолжала ржать, а наездница летела вниз, на землю.
 И вдруг она почувствовала, что уткнулась лицом в грудь Мэтью, его руки больно впились в ее ребра. Глядя через его плечо, Мариетта в ужасе наблюдала, как бьется в агонии ее послушная быстроногая лошадка. А ружейный огонь не стихал.
 — Стреляй! — заорал Мэтью.
 Джастис Двенадцать Лун направил свою винтовку на кобылу. Из груди Мариетты рвался вопль, но Мэтью зажал ей рот рукой в кожаной перчатке. Мариетта закрыла глаза. Урод беспокойно перебирал копытами, точно танцуя. От его сильного, полного энергии напряженного тела шел жар. Прогремел выстрел, и кобыла затихла.
 — Вперед! — крикнул Мэтью, вонзив каблуки в бока Урода.
 Конь рванулся галопом, и Мариетте снова показалось, что она летит. Она мертвой хваткой вцепилась в рубашку Мэтью. А он держал ее в своих железных объятиях, слегка отклонившись назад, и понукал своего демонического скакуна.
 Урод мчался по лугу широким галопом, явно не прикладывая для этого особых усилий. Горную тропу он одолел, как кошка, карабкающаяся по дереву, но фырчал при этом подобно дикому зверю, который терзает свою добычу. Мэтью пришлось поработать, чтобы остановить злую, непокорную лошадь.
 Звуки выстрелов замерли вдали, и Мариетта сразу услышала шум падающей воды. Водопад Туееулала. Тот самый, который показывал ей Мэтью.
 — Мэтью! — испуганно пролепетала она.
 — Не сейчас! — резко ответил он, направив потного, тяжело дышавшего Урода вверх, в горы.
 Они подъехали прямо к водопаду, там Мэтью и спешился.
 — Вот мы и на месте. Слезай.
 Он стащил Мариетту с лошади и тут же был вынужден подхватить ее и взять на руки: она дрожала так сильно, что ноги не держали ее.
 — Куинн скачет вдогонку, — сказал он, продравшись сквозь кустарник к маленькой пещерке, остановился там и опустил Мариетту на землю. — А теперь послушай меня, Этти Колл. — Мэтью повернул ее лицом к себе и положил руки ей на плечи, притянув поближе. — Оставайся здесь, никуда не ходи без моего разрешения. Поняла?
 Мариетта словно онемела. Губы шевелились, но зубы стучали так, что она не могла выговорить и слова.
 — Я никому не позволю тебя обидеть, клянусь! — страстно пообещал Мэтью и поцеловал ее. — Забирайся в пещеру и сиди там. — Он подтолкнул Мариетту к узкому проходу, ведущему в сырую темную расщелину. — Постарайся устроиться где-нибудь подальше и не выглядывай. Что бы ни случилось, Этти, не выходи, пока не услышишь мой голос.
 — М-мэт… — выдавила она из себя, но Мэтью уже и след простыл.
 Из своего укрытия Мариетта видела, как он вскочил на Урода, повернул заартачившуюся лошадь и ускакал. Она стояла, сцепив руки и пытаясь успокоиться. Минуты тянулись одна за другой. Тишину нарушал только шум водопада. Дрожь постепенно стихла, и тут Мариетта вспомнила о своем револьвере. Надо вытащить его и держать наготове. Развязав тесемки на поясе, она взяла сумочку и, встав коленями на влажную землю, достала оттуда большой револьвер. Он казался очень тяжелым по сравнению с тем крохотным пистолетом, который Мэтью дал ей в первый день их знакомства, когда отправился покупать новую одежду. Мариетта обрадовалась, что оружие наконец-то понадобилось. Значит, не напрасно она таскала его с собой столько времени.
 — Надо потянуть за маленькую рукоятку, — пробормотала она, пустив в ход оба больших пальца. Раздайся щелчок, и Мариетта с облегчением вздохнула. — Вот так.
 Она вытерла пот с разгоряченного лба и попыталась дышать ровнее. Дэвид не выносил никакого оружия. Охоту считал отвратительным занятием, недостойным цивилизованного человека, и не разрешал держать пистолеты дома — даже в целях самозащиты.
 Глядя на лежавший на земле револьвер, Мариетта старалась представить Дэвида в тот момент, когда он понял, что смерть близка. Может быть, ему тогда хотелось, чтобы в руке у него оказался пистолет? Но разве смог бы он прицелиться в человека и спустить курок? Нет, воображение отказывалось рисовать такую картину, хотя в других ситуациях Мариетта видела мужа отчетливо, словно наяву. Вот Дэвид накануне своей гибели сидит вечером в гостиной у камина и читает свои любимые стихи. А вот он во время лекции — покоряет аудиторию тонким юмором и замечательной эрудицией. Или вот еще: Дэвид кружит ее в вальсе. Он с удовольствием танцевал в тех редких случаях, когда принимал приглашения на званые вечера. И Мариетта легко могла представить его мертвым. Застывшее белое лицо, избитое окровавленное тело, распростертое на полу… Эта картина была отчетливее всех остальных.
 Стук копыт насторожил ее. Мариетта подняла голову, вытерла мокрые от слез щеки и подняла с земли револьвер. Лошади остановились довольно далеко, и всадников не было видно. Но когда они спешились и начали продираться сквозь кустарник, она не выдержала и крикнула:
 — Мэтью?
 В пещеру ворвался Дрю Куинн.
 — Прошу прощения, миссис Колл, маршала Кейгана здесь нет. Надеюсь, вы не будете возражать против моего общества? — Он обернулся к одному из своих громил, стоявшему сзади. — Вернее, против нашей компании?
 Мариетта молча смотрела на него. Она вдруг почувствовала себя страшно уставшей: лечь бы сейчас на землю и уснуть! Вокруг опять все стихло, до нее доносились только звуки падающей воды. Мариетта крепко обхватила пальцами револьвер.
 Она никогда не видела Дрю Куинна вблизи. Издали он казался чуть ли не мальчиком, но теперь, глядя на его изможденное лицо, она поняла, что убийца не так уж молод. Кожа несвежая и вся в морщинах… Он стар как мир. Куинн рассмеялся, заметив, что на него направлено дуло револьвера.
 — Не люблю убивать женщин, но вы — другое дело, миссис Колл.
 — Где Мэтью? — спросила она.
 — Его нет, — ответил Куинн. — Он далеко-далеко, миссис Колл, и не сможет спасти вас. Опустите револьвер, я разрешаю вам помолиться перед смертью.
 У Мариетты пересохли губы. Она облизнула их и подняла револьвер. В памяти всплыли наставления Мэтью: «Если придется стрелять, прицельтесь как следует, держите руку твердо и знайте: вам надо убить человека».
 — Да, — сказала Мариетта, прищурив один глаз и направляя револьвер прямо в грудь Дрю Куинна.
 — Опусти револьвер, Этти. Я держу его на мушке. Она недоуменно заморгала: голос Мэтью раздался откуда-то сверху. В этот момент Куинн, по-прежнему улыбаясь, навел на нее свой пистолет.
 — Вы настоящий волшебник, маршал, — спокойно заметил он, не сводя глаз со своей жертвы. — Пять минут назад я видел, как вы мчались по лугу в противоположном направлении, и вот вы уже здесь.
 — Я не волшебник, просто у меня отличная лошадь. Опусти пистолет, Куинн, не то я продырявлю тебе живот.
 — Вы неправильно понимаете ситуацию, маршал. Я даю вам три секунды. Бросьте свою винтовку, или я отправлю миссис Колл в гости к ее мужу.
 — Ты ничего не выиграешь, приятель. Если что-нибудь случится с миссис Колл, я убью тебя. Хочешь жить — положи пистолет и давай поговорим.
 — Что ж, до встречи в аду. Льюис, может, и не слишком умен, — Куинн кивнул на верзилу, который стоял позади маршала, — но сумеет попасть из винтовки в такого здоровяка, как ты.
 — Кажется, скоро здесь будут сплошные трупы, — сказал Джастис, выходя из кустов и направляя винтовку на верзилу. — Опусти дуло, да помедленнее, дружок.
 Льюис повиновался. Куинн по-прежнему держал Мариетту на прицеле, но его улыбка стала менее веселой.
 — Давай договоримся, Куинн, — предложил Мэтью. — Это твой единственный шанс.
 — Какой шанс? Чемберс все равно убьет меня, а так хоть захвачу с собой в ад Мариетту Колл.
 — Не будь дураком. Сам знаешь, для правительства ты — бесценная находка. Если согласишься дать показания против Чемберса, с тобой ничего не случится. Клянусь, ты будешь в безопасности.
 Куинн колебался.
 — Брэдли! — крикнул он. — Дроган!
 Из-за скалы высунулась голова Либерти.
 — Не надо кричать, мистер Куинн. Я здесь.
 — Какого черта ты там делаешь? Где Брэдли?
 — Там, где я его оставил, — возле дороги. Только теперь он привязан к дереву. — Либерти направил винтовку на Куинна. — Ну и потеха! Все, кроме Льюиса, целятся в тебя. Надо бы это сфотографировать.
 — Опусти пистолет, Куинн, — повторил Мэтью. — Если мы договоримся, ты будешь в целости и сохранности.
 — Я не хочу остаток жизни провести в тюрьме! — ответил Куинн.
 — Это лучше, чем смерть, парень. Конечно, ты окажешься за решеткой, но в обмен на сотрудничество сможешь поторговаться насчет срока и места заключения. Подумай об этом, Куинн. Останешься жив — сможешь воспользоваться своими преимуществами. Выстрелишь в миссис Колл — отправишься к дьяволу с простреленными яйцами.
 По телу Куинна пробежала дрожь. Рука, державшая пистолет, дрогнула. Не сводя глаз с Мариетты, он сказал:
 — Вы сумеете спасти меня от Чемберса? У него есть разные способы…
 — Слово чести, — заверил его Мэтью, — ты будешь в безопасности.
 — Ладно. — Куинн осторожно убрал палец со спускового крючка. — Хорошо, Кейган, мы договорились. — Он положил пистолет на землю, потом выпрямился и поднял руки вверх.
 — Нет, — прошептала Мариетта, шагнув к нему. Ее руки онемели от напряжения, но она собралась с силами и крепко сжала револьвер. Ничего не заметивший Джастис подошел к Куинну, чтобы поднять пистолет; Либерти принялся связывать руки Льюису. Мариетта не обращала на них никакого внимания. Она видела только Куинна. Он удивленно смотрел на нее, словно не мог поверить, что в него все еще целятся.
 — Эй, Кейган! — позвал Куинн Мэтью. — Уймите миссис Колл.
 — Дай мне револьвер, Этти, — тихо сказал маршал, подойдя к ней. — Все кончено.
 — Нет! — сердито крикнула она и сделала еще один шаг в сторону Куинна. — Пожалуйста, отойдите, мистер Двенадцать Лун.
 Джастис и Либерти наконец удостоили ее взглядом.
 — Миссис Колл?! — воскликнул ошеломленный Джастис.
 Мариетте было трудно дышать, она пыталась подавить охвативший ее ужас.
 — Не делай этого, Этти! — жестко приказал Мэтью. — Дэвид не одобрил бы твой поступок.
 Куинн широко открыл глаза: он понял, что Мариетта сейчас убьет его.
 — Теперь ты знаешь, каково было Дэвиду, — еле выдавила она из себя.
 Когда она нажала на курок, Куинн закричал, да так пронзительно, что выстрела не было слышно. Крики не прекращались. Мариетта открыла глаза. Куинн упал на колени, но был еще жив и продолжал вопить.
 Стиснув зубы, она прицелилась и выстрелила снова.
 — Что за женщина! — восхитился Джастис.
 — Я влюбился, — заявил Либерти.
 Мариетта палила из револьвера, Куинн кричал, прикрыв руками грудь. Но ничего особенного не произошло. Куинн стоял на коленях и рыдал, как испуганный ребенок. Она встряхнула револьвер.
 — Нет. Нет, нет, нет! — кричала Мариетта.
 — Хватит, Этти.
 Мэтью попытался взять револьвер, но Мариетта отдернула руку и зло посмотрела на него.
 — Почему он не выстрелил? — В ее голосе звучала ярость. — Я сделала все так, как ты говорил.
 — Дорогая, — прошептал Мэтью, и его глаза наполнились печалью. — Он не захотел бы этого.
 Мариетта вдруг поняла, в чем дело, и бросила револьвер на землю.
 — Негодяй! — Она залепила Мэтью полновесную пощечину, едва не свернув ему шею.
 — Этти…
 Мариетта отвернулась и пошла прочь, ничего не видя вокруг. Либерти упал перед ней на колени.
 — Мы едва знакомы, миссис Колл, но я прошу вашей руки.
 Мариетта не остановилась.
 — Неужели это означает «нет»? — раздался разочарованный возглас Либерти.
 Через час Мэтью отправился на поиски Мариетты. Она сидела на большом валуне и смотрела вниз, на долину. Несколько минут оба молчали, потом она спросила:
 — Как ты догадался?
 Мэтью подошел поближе и сел рядом.
 — О револьвере? Или о том, что ты хочешь убить Куинна?
 — О револьвере.
 — В первый день нашего знакомства, когда мы были в поезде, я передал тебе сумочку, помнишь? Я не большой знаток в таких делах, но она показалась мне уж слишком тяжелой. В тот момент мне было не до сумочки, и все же эта мелочь задержалась у меня в голове.
 — Когда ты вытащил пули? — спросила Мариетта с каменным выражением липа.
 — Той же ночью, пока ты спала. Я чуть было не задремал, и вдруг меня как ударило. Я понял, почему сумочка оказалась такой тяжелой. А когда увидел «кольт», — Мэтью покачал головой, — дорогая, я просто не поверил своим глазам. Ты могла таскать его с собой только с одной целью, и я не сомневался, что намерения у тебя самые серьезные.
 — Именно, — с горечью подтвердила Мариетта. — Я поклялась на могиле Дэвида, что прикончу его убийцу. Это была священная клятва! Единственное, чем я могла отблагодарить его за все, что он для меня сделал при жизни. — Она опустила голову. — А ты все испортил.
 — Милая, — сказал он нежно, — ты же сама понимаешь: Дэвиду это не понравилось бы. Совершить убийство? Твой муж не хотел бы этого.
 Мариетта сжала руки в кулаки.
 — Да, он не захотел бы. Зато я хочу. Стоит только вспомнить, в каком виде я его нашла…
 Мэтью попытался обнять ее, но она его оттолкнула.
 — Послушай, — прошептал он, дотронувшись кончиками пальцев до подбородка Мариетты и стараясь повернуть ее головку к себе. — Послушай, Этти. Ты понятия не имеешь, что значит убить человека. Одно дело — планировать, думать об этом, и совсем другое — осуществить. А потом уже ничего не исправишь. Милая моя, я знаю, тебе больно. — Мэтью смахнул с ее щек слезы. — Я знаю, ты потеряла мужа, но смерть Куинна не принесет тебе счастья. Наоборот. Это самое тяжелое бремя — помнить о том, что ты отнял у человека жизнь.
 Мариетта шмыгнула носом, и Мэтью притянул ее к себе. На этот раз она не сопротивлялась, а с облегчением вздохнула и прижалась к нему.
 — Я убил шестнадцать человек, — продолжал он, гладя ее по голове. — И отправил на виселицу еще несколько дюжин. А уж скольких посадил за решетку — и не сосчитать. А ведь их тоже расстреляли потом или вздернули на виселице за преступления. Они всегда со мной — денно и нощно. Я вижу во сне их лица. А тех, кого я отправил на тот свет своей рукой… я знаю их имена, имена их друзей и детишек. Закрывая глаза, я вижу, как все это было… как я убивал их, как они смотрели на меня, поняв, что настал их коней. Я помню их последние слова — слова тех, кто еще мог говорить. Да, я ничего не забыл. Ничего!
 — О, Мэтью… — скорбно прошептала Мариетта.
 — Я не хотел, чтобы ты пережила то же самое, Этти. Убив Куинна, ты все равно не вычеркнула бы из памяти смерть своего мужа. Горьких воспоминаний стало бы больше, вот и все. Я не мог этого допустить.
 Она молча уткнулась в его грудь. Мэтью тоже молчал.
 — Что же будет теперь? — спросила наконец Мариетта. — С Куинном?
 — Мы отвезем их в Марипозу. Отсюда придется скакать дня три. Потом предъявим ему обвинение и посадим за решетку. Я отправлю телеграммы: попрошу, чтобы было начато следствие по делу Чемберса. Через неделю федеральные власти пришлют своих людей, и те позаботятся о Куинне. Я отдам им всю информацию. — Мэтью поднял голову и посмотрел на Мариетту. — А потом, миссис Колл, мы отвезем вас в Санта-Инес.




 Глава 12


 Мариетта сидела на балконе в отеле «Марипоза» и наслаждалась красотой заходящего солнца. День простоял теплый, но к вечеру поднялся легкий ветерок, обещавший прохладную ночь.
 Они провели в Марипозе уже неделю, сегодня настал последний день отдыха. Завтра они с Мэтью сядут на самый ранний поезд и завершат свой путь в Санта-Инес.
 Как только они приехали в Марипозу, Мэтью немедленно отправил ее и Джастиса в отель, а сам с помощью Либерти отвел Куинна и двух его сообщников в местную тюрьму. Оказавшись в своем номере, Мариетта рухнула на кровать не раздеваясь и проспала остаток дня и всю ночь.
 На следующее утро ее разбудила горничная. По просьбе маршала Кейгана она принесла большую лохань и горячую воду, чтобы Мариетта могла принять ванну.
 — Он прислал вам еще вот это, мэм, — сказала горничная и поставила в изголовье кровати большую коробку. — Кроме того, маршал велел мне забрать вашу одежду и отдать ее в стирку, если вы не возражаете, конечно, мэм.
 — Спасибо, — пробормотала Мариетта и открыла коробку.
 В ней лежала элегантная бело-голубая шелковая блузка, под ней — простенький коричневый шерстяной костюм и новое хлопчатобумажное белье. На дне коробки лежала записка:
 «Я знаю, что у тебя нет чистой одежды. Надеюсь, что эта подойдет. Извини, что все куплено на скорую руку. М.К.».
 Через два часа маршал Мэтью Кейган, только что очнувшийся от глубокого сна, который ему был необходим, как и Мариетте, тоже получил записку:
 «Верному рыцарю без страха и упрека. Большое спасибо. Одежда пришлась впору. М.К.».
 Мэтью снова и снова перечитывал эти слова, написанные изящным, красивым почерком. Он не знал, что значит «рыцарь без страха и упрека». Но все равно голова шла кругом, а тело пылало. Он аккуратно сложил записку и сунул ее в одну из своих седельных сумок. А потом нацарапал размашистым почерком еще одно послание, в котором приглашал Мариетту поужинать с ним, когда он освободится от дел в суде. Приняв ванну, побрившись и одевшись, Мэтью вышел в коридор и сунул записку под дверь Мариетты.
 Она провела день, предвкушая вечернее удовольствие. Они с Мэтью не виделись с тех пор, как он отправил ее в отель с Джастисом. Без него было так скучно! Это немного беспокоило Мариетту: нельзя испытывать такие чувства к человеку, с которым скоро расстанешься навсегда. Но переломить себя не удавалось, и Мариетта вынуждена была признать, что она влюбилась в Мэтью Кейгана.
 Вообще говоря, она и раньше это понимала. Эта мысль приходила ей в голову не раз на протяжении их трехдневного путешествия из Хетч-Хетчи в Марипозу через Йосемитскую долину. Когда Мариетта ловила на себе взгляд Мэтью, когда он показывал ей свои любимые места — горы или луга, когда они шли гулять после вечерней трапезы и смотрели на звезды, она мысленно объяснялась ему в любви. Любовь. Прежде Мариетта ничего подобного не испытывала, и новое чувство пугало ее. Стоило посмотреть на Мэтью, и сердце чуть не выпрыгивало из груди, при звуке его голоса слезы наворачивались на глаза. Его нежность приводила ее в еще большее смятение. Иногда Мариетте хотелось, чтобы Мэтью довез ее до Санта-Инес и никогда больше не возвращался. Тогда она сможет вновь стать самой собой — немолодой, простенькой, благоразумной вдовушкой, — и не будет мечтать о невозможном, перестанет любить мужчину, который ей недоступен.
 Настал вечер. Услышав стук, Мариетта открыла дверь и увидела, что Мэтью не один. Он стоял перед ней — красивый и несколько смущенный, а за его спиной сияли улыбками Джастис Двенадцать Лун и Либерти Неторопливый Медведь.
 Подобного рода сцены повторялись на протяжении этих дней много раз, хотя Мариетта и Мэтью страстно хотели остаться наедине. Братья Дроганы, казалось, твердо решили не покидать их ни на минуту. За едой они направляли разговор в определенное русло, поддразнивали Мэтью или флиртовали с Мариеттой и вообще вели себя несносно. Днем Джастис и Либерти поочередно то развлекали Мариетту, то делили с маршалом его скучные обязанности в суде. А по вечерам братья объединялись и совместными усилиями заставляли своих подопечных болтать на общие темы или обсуждать мелкие повседневные дела. Это явно доставляло им большое удовольствие, правда, Мариетта никак не могла понять почему.
 Она мечтала побыть с Мэтью наедине хотя бы часок. Ведь у нее больше не будет такой возможности.
 Скоро они приедут в Санта-Инес, Мэтью устроит ее на новом месте и исчезнет, благополучно завершив свое дело. А потом они будут видеться очень редко. Мариетта отлично поняла, что он пытался сказать ей той ночью, когда они любовались звездами. Маршал говорил не только о том впечатлении, которое производит на него подобное зрелище, но и о том, как дорога ему свобода. Да, он испытывает по отношению к ней физическое влечение, и не более. Мэтью должен остаться свободным, и не надо отнимать у него это право.
 Надо радоваться тому, что еще несколько часов они проведут вместе, думала Мариетта, надевая жакет. Всего несколько часов, а потом придется расстаться. Впрочем, братья Дроганы так им докучают, что речь может идти не о часах, а только о минутах.
 Громкий стук в дверь сообщил о появлении Мэтью. Он пришел точно в назначенное время. Мариетта быстро собрала свою сумочку и направилась к выходу.
 Взявшись за дверную ручку, она помолилась о том, чтобы сегодня Либерти Неторопливый Медведь оставил ее в покое. Бхли он еще раз предложит ей руку и сердце, она убьет его. Дверь открылась. В коридоре стоял Мэтью.
 Один.
 — Добрый вечер, — сказал он нерешительно и принялся вертеть в руках шляпу.
 Мариетта огляделась по сторонам.
 — Добрый вечер.
 — Ты… э-э… уже готова?
 — Да, готова. А где мистер Дроган и его брат? Они присоединятся к нам позже? — спросила Мариетта.
 Мэтью виновато улыбнулся:
 — Сегодня — нет. Ты знаешь, что за Куинном приехали из полиции?
 — Конечно.
 — Так вот, их всего четверо, и я решил, что неплохо бы добавить еще двоих для охраны. — Его улыбка стала шире. — Я отправил туда Берти и Джаса, пусть покараулят его ночью.
 — О, Мэтью, это же чудесно! — воскликнула Мариетта, с восхищением глядя на него.
 — Я тоже так думаю, — ответил он, обрадованный ее словами, и церемонно предложил руку: — Не окажете ли мне честь, мэм?
 Мариетта, в свою очередь, сделала реверанс и коснулась пальчиками его ладони.
 — С удовольствием, сэр. Большое спасибо.
 — А, чепуха! Пожалуйста. — Он вывел ее в коридор и захлопнул дверь. — А теперь скажите, миссис Колл, не раскрасить ли нам этот скучный городишко в красный цвет?
 — Это было бы прекрасно, маршал, хотя мне больше нравится синий, — кокетливо отозвалась Мариетта, спускаясь по лестнице.
 Смех Мэтью, очевидно, был слышен даже на улице.
 — Сегодня, Этти, мы можем выбрать любой цвет, какой тебе только захочется.
 Он и раньше знал, что Мариетта — само совершенство, но здесь, в самом фешенебельном ресторане Марипозы, сидя напротив нее за маленьким, освещенным свечами столиком, он восхищался каждым движением, каждым словом своей возлюбленной. Мэтью и раньше замечал, как грациозны движения ее рук, а сейчас они казались ему особенно женственными и прекрасными — прекрасными, как сама Мариетта.
 Он наслаждался плавной правильной речью Мариетты, а когда Мариетта смеялась, то Мэтью начинал глубоко дышать, чтобы успокоить неистово бьющееся сердце. От ее улыбки его бросало в жар. Удивительно, как при этом он умудрялся не выглядеть полным дураком. Мариетту забавляли его шутки, но она ни разу не посмеялась над ним.
 Он хотел, чтобы этот вечер длился бесконечно, а потому не спешил. Сначала Мэтью заказал шампанское — самый подходящий напиток для их трапезы, а в завершение ужина — сладкий густой абрикосовый ликер. Он предложил Мариетте заказать все, что ей понравится. Она так и сделала. Суп с сыром, салат из листьев латука, твердая теннессийская ветчина — все было очень вкусно. Мэтью смаковал каждый кусочек, ухитряясь не замечать при этом, что именно ест.
 Потом они не спеша вернулись в отель. Мэтью держал Мариетту за руку, нежно перебирая ее тонкие пальчики. На улице уже стемнело. В небе во всем своем великолепии сияли звезды, равнодушные к людским бедам и радостям. Настроение влюбленных все время менялось. За ужином они оживленно болтали, потом беседа потекла более спокойно и умиротворенно, а сейчас в атмосфере чувствовалась некая торжественность. К отелю они подошли молча. Мэтью остановился и принялся вертеть в руках шляпу, смущаясь, как школьник.
 — Это был… прекрасный ужин, — робко начал он, мысленно дав самому себе подзатыльник.
 — Да, чудесный. Спасибо, Мэтью.
 — Пожалуйста, — сказал он, глядя себе под ноги. Воцарилась тишина.
 — Ну, мне пора идти в свой номер, — прервала затянувшуюся паузу Мариетта. — Завтра рано вставать.
 — Верно. — Мэтью кивнул. — Да, нам надо встать рано.
 Они опять помолчали.
 — Ну, спокойной ночи, Мэтью. Спасибо.
 — Пожалуйста. Я рад, что тебе понравилось. — Мэтью наклонился и поцеловал Мариетту в щеку. — Спокойной ночи, Этти. Приятных сновидений.
 — Спокойной ночи.
 Они разошлись по своим комнатам. Через полчаса Мариетта сидела на кровати в ночной рубашке и причесывалась, пытаясь собраться с мыслями. Еле слышный стук в дверь удивил ее. Накинув халатик, она пошла открывать дверь. В коридоре стоял Мэтью и с мольбой смотрел на нее своими синими глазами.
 — Я хочу провести с тобой эту ночь, — тихо сказал он.
 В ушах Мариетты раздался колокольный звон. Ей хотелось того же, но она боялась своих желаний.
 — Да, — прошептала Мариетта, протягивая ему руку.




 Глава 13


 Она лежала рядом с ним — теплая, сонная, с блаженной улыбкой на губах. Глаза закрывались сами собой, но Мариетта изо всех сил боролась с дремотой.
 — Спи. Я никуда не уйду, если ты только сама не прогонишь меня, — шепнул Мэтью, гладя ее по спине и осыпая поцелуями.
 Мариетта зевнула и крепко к нему прижалась.
 — Нет, пожалуйста, останься. Он снова поцеловал ее.
 — Я не хочу спать, — пролепетала она. — Я слишком счастлива.
 — Я тоже. — Его рука скользнула по округлому бедру Мариетты. — Мне очень жаль, что так получилось с кроватью, дорогая, — добавил он, куснув ее за ушко.
 — Ничего, — ответила Мариетта, снова зевнув. — Так тоже удобно.
 — Никогда в жизни я не испытывал такого удовольствия, ломая кровать. — Мэтью нежно провел языком по изгибам изящной раковины. — Но мне не следовало рвать твою хорошенькую ночную рубашку.
 — О, — еле выговорила Мариетта. — Все… все в порядке, Мэтью.
 — Не смог удержаться, — пробормотал он, перевернув ее на спину и целуя в шею. — Первый раз в жизни я так сильно хочу женщину. Этти, ты меня с ума сводишь!
 — О, Мэтью, я никогда…
 Его губы сомкнулись вокруг розового соска, но тут же передвинулись выше, чтобы закрыть ей рот поцелуем.
 — Я знаю, милая. — Он ласково улыбнулся. — Ни с кем мне не было лучше, чем с тобой. Ты чистая, нетронутая. Почему ты краснеешь? — спросил Мэтью, в душе радуясь ее смущению. — Ты даже не представляешь, что я чувствую. Знать, что я первый мужчина, который так дотрагивается до тебя, видит тебя такой… Если б я только мог найти слова… — Его лицо вдруг стало серьезным. — Надеюсь, ты не забеременеешь, Этти. Мне нужно было вести себя осторожнее.
 — Забеременеть? Нет, вряд ли. С Дэвидом… Ну, в общем, он был разочарован, что у нас нет детей.
 Мэтью вложил в поцелуй всю страсть, на которую был способен.
 — Разочароваться в тебе, Этти, — все равно что разочароваться в жизни, — сказал он убежденно. — Я никогда не встречал более красивой женщины. Этти Колл — ты самая красивая женщина на свете!
 — О… — Мариетта была тронута до слез.
 — Т-с-с, — шепнул он, лаская ее и руками, и губами. — Спи. А я сейчас учиню расправу над твоим обессилевшим телом.
 — Пожалуйста. — В голосе Мариетты звучала страсть; она запустила пальцы в густые мягкие волосы Мэтью. — Потом — моя очередь.
 Мэтью разбудил солнечный свет, пробивающийся через занавески, и какой-то слабый шорох. Он открыл глаза и увидел, что Мариетты рядом нет. Ощутив беспокойство, он напрягся, но, обнаружив, что она сидит за маленьким столиком, в нескольких футах от кровати, с облегчением вздохнул.
 Мариетта накинула на себя халатик: только эта деталь ее ночного туалета осталась в целости и сохранности. В утреннем полумраке было видно, что она разглядывает какую-то фотографию, время от времени осторожно поглаживая ее кончиками пальцев. Это продолжалось довольно долго. Потом Мариетта прошептала что-то, поднесла фотографию к губам, поцеловала ее и спрятала в книгу.
 Когда она снова скользнула в постель, Мэтью закрыл глаза и притворился спящим. Мариетта погладила его голую руку, дважды прошептала его имя и заснула. Убедившись, что она спит, Мэтью открыл глаза, очень медленно, стараясь не разбудить ее, встал с кровати и подошел к столику.
 Он сразу узнал эту книгу — «Избранные произведения Джона Донна» и, еще даже не открыв ее, понял, где будет лежать фотография. Так и есть: «Прощание. Запретная печаль».
 Это была свадебная фотография. Мариетта, одетая в красивое белое платье, не улыбалась и вообще мало походила на невесту. Закутанная с головы до пят в длинную прозрачную вуаль, она держала в одной руке огромный букет белых цветов, другая покоилась на плече мужчины, сидящего рядом.
 Мэтью совершенно иначе представлял себе профессора Колла. Он не был лысым, тощим и старым, как думал Мэтью. Этого мужчину средних лет, с правильными чертами лица, белокурыми волосами и светлыми глазами, многие представительницы женского пола сочли бы очень привлекательным. Он чем-то напоминал Джимми, только младший брат Мэтью был сильным, мускулистым парнем и не носил усов. Профессор Колл казался достаточно рослым и очень стройным. Одетый в элегантный свадебный костюм, он сидел — гордый, как король, его лицо излучало ум и чувство собственного достоинства. А Мариетта, стоявшая у него за спиной, — красивая и холодная, походила на королеву. Королева профессора Колла.
 Невыносимая боль пронзила Мэтью так внезапно, что он растерялся, стараясь остановить выступившие на глаза слезы. Потом на него нахлынула ослепляющая, обжигающая ярость. Он стиснул зубы и судорожно вздохнул.
 «Проклятый идиот, — думал Мэтью, ненавидя Дэвида Колла каждой клеточкой своей души. — Посмотри на себя. Напыщенный болван! Понял ли ты, какое сокровище получил? Конечно, понял. Ты только взгляни на себя. Сидишь здесь, довольный, как будто наткнулся на золотую жилу! Почему ты не позаботился о ней? Почему поступил так глупо и оставил ее одну? А теперь такие парни, как я, будут пользоваться ее бедственным положением. Что теперь ей остается, кроме как сидеть и целовать эту чертову фотографию?»
 Мэтью была невыносима мысль о том, что Мариетта всего несколько минут назад сидела здесь, под лучами утреннего солнца, и целовала фотографию мужа. И это после того, как занималась любовью с ним, Мэтью.
 Он сунул фотографию в книгу и быстро оделся. Потом вышел из комнаты, даже не взглянув на Мариетту, не оставив записки, не попрощавшись.
 Мариетта беспокойно ходила по комнате. Она уже оделась, упаковала свои вещи и теперь ждала Мэтью. До отхода поезда осталось всего полчаса. Скоро он должен прийти за ней. Не слишком приятно было проснуться и обнаружить, что постель пуста. Но Мариетта прекрасно понимала, почему Мэтью так рано ушел. Было бы неловко, если б их застали вместе. И так придется объясняться по поводу сломанной кровати.
 Когда раздался стук б дверь, она рванулась ее открывать, чуть не опрокинув при этом кресло.
 — Мэтью Кейган, ты ужасный… — Шутливая тирада замерла у нее на губах.
 — Доброе утро, миссис Колл, — вежливо приветствовал Мариетту Джастис Двенадцать Лун.
 Либерти Неторопливый Медведь, стоявший рядом, тоже поздоровался с ней.
 — Доброе утро, — эхом отозвалась Мариетта, переводя взгляд с одного мужчины на другого. — А где маршал Кейган? Я думала… Вчера вечером он сказал…
 — Сегодня утром он освободил нас от обязанностей, — тихо сказал Джастис.
 — Мэтью пошел на вокзал или он готовится к отъезду? — спросила Мариетта, понимая, что такого быть не может, потому что Мэтью сделал все необходимое еще несколько дней назад.
 — Мэт уехал из города два часа назад, мэм. По какому-то срочному делу. Он ничего не объяснил, только попросил сопровождать вас в Санта-Инес и помочь вам устроиться как следует.
 Мариетта смотрела на них в полном недоумении.
 — Простите, мэм. Надеюсь, у вас нет возражений?
 — Разумеется, нет, — пробормотала она.
 — Надо поторопиться, а то опоздаем на поезд. — Джастис словно оправдывался, будто извинялся за Мэтью.
 — Да, конечно. Пожалуйста, возьмите вещи. — Мариетта впустила их в комнату.
 Либерти подхватил жакет, лежавший на столе.
 — Вы позволите, мэм?
 Не в силах произнести ни слова, Мариетта разрешила ему помочь ей одеться.
 — Вот ваша шляпка, мэм.
 Никогда еще Либерти Неторопливый Медведь не разговаривал с ней так учтиво. Мариетта посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь понять, что же произошло, почему они так печальны. Либерти подал ей темно-коричневую шляпку — ту самую, что три дня назад ей прислал Мэтью. Мариетта надела ее и завязала ленты под подбородком. Джастис взял чемодан и сумочку.
 — Это все, миссис Колл?
 — Да.
 Он кивнул и направился к двери. Мариетта бросила взгляд на сломанную кровать, Либерти перехватил его.
 — Не беспокойтесь, миссис Колл, — сказал он, подошел и положил свою ладонь на ее руку в перчатке, судорожно сжатую в кулак. — Мэтью уже все уладил. Нам пора. — Он похлопал ее по плечу и повел к двери. — Не волнуйтесь мэм. Мы позаботимся о вас. Все будет в порядке.




 Глава 14


 В Санта-Инес они добрались через три дня. Братья Дроганы перестали флиртовать и превратились в настоящих джентльменов. Теперь они обращались с Мариеттой так, как она привыкла, — как с женой известного профессора и дочерью сенатора Соединенных Штатов. Если бы не одежда и экстравагантный облик, Джастис и Либерти вполне могли бы сойти за «цивилизованных» людей. Впрочем, их внешность и рост очень помогали: и на железнодорожных станциях, и в поездах пассажиры расступались перед ними, и Мариетту никто не беспокоил. Проблемы возникли, когда они прибыли в Санта-Инес и вышли на платформу, рядом с которой находился отель «Колледж».
 — Пожалуйста, будьте благоразумны, миссис Колл, — сказал Джастис. — Мэтью велел нам отвезти вас в «Лос-Роблес», и мы должны это сделать.
 От ледяного взгляда Мариетты мог бы замерзнуть даже ад.
 — Я благодарна за то, что вы сопровождали меня в Санта-Инес, но больше не стоит за меня волноваться. Я сниму номер в этом отеле и в дальнейшем смогу сама о себе позаботиться. Спасибо за все! — Она протянула руку, чтобы взять чемодан.
 — Не беспокойтесь, мэм, — усмехнулся Либерти. — Я донесу ваш чемодан.
 Рука Мариетты застыла в воздухе.
 — Позвольте, мистер Дроган… — начала протестовать она, но Либерти не обратил на нее никакого внимания.
 — Найми экипаж, Двенадцать Лун. До «Лос Роб-лес» путь не близкий.
 — Я считаю до трех, — грозно сказала Мариетта, — а потом начну кричать.
 — Ладно, — отозвался Джастис. — Подождите меня в теньке. Я вернусь через несколько минут.
 — Раз, — начала считать Мариетта.
 — Поторопись. Если она закричит, нас могут отправить в тюрьму, — сказал Либерти.
 — Два.
 — Черт побери, Неторопливый Медведь, ты умеешь успокаивать женщин? — сердито спросил Джастис.
 Лицо Либерти просветлело, и он вдруг с интересом взглянул на Мариетту.
 — В таком случае подержи вот это. — Он сунул чемодан Джастису и протянул руки к Мариетте.
 Она не верила своим глазам.
 — Три! — произнесла она и открыла рот, чтобы набрать в легкие побольше воздуха для крика, как неожиданно услышала:
 — Простите, это вы миссис Мариетта Колл?
 Все трое обернулись: перед ними стоял высокий темноволосый мужчина со шляпой в руке. На Мариетту он смотрел с вежливым безразличием, но при виде Джастиса в его голубых глазах вспыхнула искра радости.
 — О, Джастис Двенадцать Лун! — удивленно воскликнул незнакомец и пожал протянутую ему руку. — Что ты делаешь в Санта-Инес?
 — Нат! — радостно отозвался Джастис. — Рад тебя видеть. Как поживаешь?
 — Отлично. Просто великолепно! — Нат снова посмотрел на Мариетту, потом перевел взгляд на Дрогана.
 — О, — смутился Джастис. — Простите меня. Миссис Мариетта Колл. Миссис Колл, это Натан Киркленд, владелец ранчо. И добрый друг нашей семьи.
 Мариетта изо всех сил старалась скрыть невольное восхищение, которое испытала она, увидев Киркленда. Более красивого мужчины она никогда не встречала. Он был потрясающе красив. Изумительные голубые глаза — прозрачные, как кристалл, — казались еще более красивыми на фоне загорелого лица и волос цвета воронова крыла.
 — Как поживаете, мэм? — спросил он, протягивая руку.
 — Спасибо, очень хорошо, сэр.
 Сообразив, что Натан Киркленд знаком с семьей Мэтью, Мариетта отдернула руку, словно обожглась. Натан, казалось, не заметил ее жеста.
 — Мой брат просил встретить вас, мэм. Он сожалеет, что не смог сделать это сам.
 — Ваш брат?
 — Да, Вирджил Киркленд.
 — Ах, конечно! — Мариетта с облегчением вздохнула. — Член школьного совета, который предложил мне место в Санта-Инес. Он ваш брат?
 — Да, мэм. Сегодня Вирджилу пришлось уехать в Санта-Барбару. Он будет защищать клиента в суде. Меня он попросил прийти на вокзал и хорошо вас устроить. Вирджил отыскал замечательный домик, мэм, совсем близко от школы. Уверен, что он вам понравится.
 — Да, разумеется. Как это мило с вашей стороны, сэр! — Мариетта пожала ему руку, обрадованная тем, что избавилась наконец от опеки братьев Дроганов. — Очень-очень приятно с вами познакомиться.
 — Вы приехали с миссис Колл? — спросил Натан Джастиса, когда Мариетта выпустила его руку. — Я думал, ее привезет Мэт. — Натан искоса взглянул на Либерти.
 — Так и было задумано, но возникли некоторые проблемы. Познакомьтесь, это мой брат — Либерти Неторопливый Медведь. По-моему, вы не встречались.
 — Нет, — сказал Натан, обменявшись рукопожатием с Дроганом. — Думаю, что нам давно следовало познакомиться. Как поживаете?
 — Отлично, — холодно ответил Либерти, не сводя глаз с Мариетты. — Возьми экипаж, Двенадцать Лун. Пора ехать.
 — Я не поеду в «Лос Роблес», — заявила Мариетта. — И точка.
 — В «Лос Роблес»? — переспросил Натан. — Не понимаю, почему вы хотите везти миссис Колл в такую даль, когда совсем рядом есть прекрасное жилье? Вчера я видел Джима, и он не говорил мне, что ждет гостью.
 — Я очень хочу поскорее попасть в свой новый дом, мистер Киркленд, и буду весьма благодарна, если вы отвезете меня туда.
 Джастис отвел Натана в сторону и принялся что-то шептать ему на ухо. Мариетта услышала только ответные слова Киркленда.
 — Я понимаю, Джас, но не могу поверить, что с Джимом и Элизабет ей будет лучше. Или ты чего-то недоговариваешь?
 Джастис нахмурился и заговорил снова таким же тихим голосом. На этот раз его монолог затянулся. Наконец, Натан улыбнулся и кивнул.
 — Хорошо. Если дело обстоит так серьезно, давай. Только смотри не попади в тюрьму. Может, тебе стоит поехать сначала в «Лос Роблес» и побеседовать с Джимом? А вдруг он уже получил весточку от Мэта и тот скоро присоединится к вам? — Он взял у Либерти чемодан и тронул Мариетту за рукав. — Идемте, миссис Колл, нас ждет экипаж. С некоторым опозданием хочу вам сказать: добро пожаловать в Санта-Инес. — Киркленд вежливо улыбнулся.
 Через пятнадцать минут Натан открыл перед ней дверь беленького, обшитого досками домика.
 — Надеюсь, вам здесь понравится, мэм. Вчера тут убирались наши дамы из церковного комитета.
 Остановившись на широком крыльце, Мариетта с замирающим сердцем заглянула внутрь дома. Она не ожидала, что он окажется таким большим: снаружи он походил на прелестный деревенский коттедж. Она переступила через порог и прошла по коридору в гостиную. Натан Киркленд взглянул на нее с тревогой:
 — Если вам не понравится мебель, мы принесем другую. Но Вирджил решил, что обстановка вам должна понравиться, так как… э-э… так как мисс Ада и мисс Алиса, которые жили здесь прежде, были настоящими леди… и вы ведь тоже… — Не закончив свою мысль, Натан обвел рукой комнату.
 — Это великолепно, — улыбаясь, сказала Мариетта. — Здесь все просто великолепно, мистер Киркленд! — Она посмотрела на блестящую полированную мебель из вишневого дерева, сверкающий пол, безупречно чистые японские ковры и обои, расписанные изящными цветами. — Никогда у меня не было такого уютного дома.
 — В самом деле? — удивился Натан.
 — Да. — Мариетта положила свою сумочку на стол и принялась развязывать ленты на шляпке. — Дома, в которых я жила раньше, были похожи скорее на музеи. Господи! Какие прелестные кружевные занавески! И везде так чисто! Как это мило, что дамы все для меня подготовили. Я благодарна вашему брату: он нашел прекрасное жилье.
 — Ну, это было несложно, — сказал Натан. — Сестры Ханлан, мисс Ада и мисс Алиса, умерли в прошлом месяце одна за другой. Их родственники с востока ничего не захотели взять, поэтому школьный комитет купил этот дом вместе с мебелью. Вирджил передал, что вы можете либо купить его для себя, либо просто платить за аренду из зарплаты.
 — Мне очень здесь нравится. Очень. — Мариетта прошлась по гостиной, всматриваясь в каждую деталь обстановки. — Вы только взгляните на эти прекрасные цветы! — воскликнула она, подойдя к хрустальной вазе, стоявшей на обеденном столе.
 — Их принесла сегодня утром Элизабет, — объяснил Натан, который шел за ней по пятам. — Элизабет — это жена Джима, а Джим…
 — Брат маршала Кейгана, — закончила Мариетта, поглаживая нежные лепестки розы. Ее улыбка сразу погасла.
 — Правильно. Она принесла еду и коробку со льдом, так что следующие несколько дней вы всем обеспечены. Тем не менее я хочу пригласить вас отужинать у моего брата. Анна, его жена, целый день готовила. Она жаждет заполучить вас в гости. И Вирджил скоро вернется.
 — Это очень мило, — пробормотала Мариетта, не отрывая взгляда от цветов. — Я с большим удовольствием поужинаю с вашей семьей, мистер Киркленд.
 Собственный голос казался ей сейчас каким-то чужим. Последнее время жизнь Мариетты круто изменилась. С Мэтью и даже с Дроганами она чувствовала себя легко и свободно, как птица, выпущенная из клетки. А здесь, в этом новом доме, в присутствии чужого человека вспомнились старые. Голос звучал вежливо, нужные слова подбирались сами собой. Так Мариетта могла бы разговаривать, например, с президентом в Вашингтоне.
 — Я хотела бы немного отдохнуть, если вы не возражаете.
 — О!.. — Натан смутился: ему следовало раньше догадаться. — Конечно, миссис Колл. Ваши вещи уже доставили. — Он махнул шляпой в сторону лестницы. — Чемоданы и… прочее. Вирджил велел доставить их наверх, в одну из спален. — Натан покраснел, еле выговорив это слово, и направился к двери. — Мне кажется, все предусмотрено, но если вам что-нибудь захочется изменить, вы только скажите. В общем, я зайду навестить вас через несколько часов. В семь, если не возражаете.
 — Да, сэр. К семи я буду готова. Спасибо за все, что вы для меня сегодня сделали, мистер Киркленд. Я очень вам благодарна.
 — Пожалуйста, мэм. Я к вашим услугам. До свидания. — Он пятясь вышел за дверь и на прощание сказал: — Добро пожаловать в Санта-Инес.
 — До свидания, мистер Киркленд. — Мариетта вежливо улыбнулась.
 Он, аккуратно закрыв дверь, оставил ее одну. Мариетта еще немного постояла возле вазы с цветами, осматривая очаровательную гостиную своего нового дома. Потом с наслаждением вдохнула тяжелый запах полировки и слабый аромат цветов, посмотрела на кружевные занавески, сквозь которые просвечивали лучи солнца, и подумала, что вот она и приехала в Санта-Инес. Прошлое осталось позади: отец, Дэвид, Куинн.
 Мэтью.
 Сохранились только старые привычки да манера разговаривать. А впереди ждет новая жизнь. Новая, неведомая жизнь.
 Мариетта отодвинула стул, села на него так, чтобы на лицо не падал солнечный свет, и скрестила руки на коленях. На душе было пусто. И она заплакала.




 Глава 15


 Мариетта назвала свой новый дом Ханлан-Хаус, потому что в нем до сих пор чувствовалось присутствие мисс Ады и мисс Алисы. Бродя по тихим комнатам, она повсюду находила следы чужой жизни. И неудивительно: ведь бывшие хозяйки провели здесь лет семь — десять.
 В комнате, которую Мариетта выбрала для себя, в нижнем ящике платяного шкафа была спрятана изящная плетеная корзинка для шитья, когда-то принадлежавшая мисс Аде. Старая дама или еще кто-то украсил ее каймой, расшитой красными розами. Содержимое корзинки стало для Мариетты настоящим откровением. Она провела добрых два часа, разглядывая пуговицы, кусочки кружев и шелка, а заодно знакомясь с очень практичной мисс Адой, которая ничего не выбрасывала и, более того, раскладывала все обрезки, пуговицы, нитки и иголки по маленьким пакетикам, снабжая каждый подробным описанием. «Хорошие черные пуговицы разных размеров», «Двенадцать больших булавок», «Шнур из серебряной парчи. Три дюйма, с четвертью». Там нашлись и пакетики с наждачной бумагой, в которую ровными рядами были воткнуты булавки с белыми головками, и отличные острые ножницы в бархатном футляре, а на самом дне в выцветших конвертах, перевязанных красной шелковой лентой, лежали прелестнейшие валентинки. Мариетта таких никогда и не видела. Неизвестно, почему мисс Ада избрала одинокую жизнь, но из писем было ясно, что ее любил некий мистер Марлон Бишоп из Иллинойса. Почти полвека назад и на протяжении двенадцати лет он подтверждал неизменность своих чувств к мисс Аде. Жив ли он сейчас, спрашивала себя Мариетта, разглядывая красивые открытки, которые джентльмен сделал собственной рукой. И знает ли он, что мисс Ада умерла? Отказался ли от надежды на взаимность? А может, мистер Бишоп давно переключился на другой объект и его ухаживание имело больший , успех?
 Мисс Алиса Ханлан оказалась более общительной особой. Это явствовало из груды писем и открыток, в беспорядке валявшихся в ящике письменного стола. Леди получала их главным образом от знакомых из Бата в Англии, но попадались открытки даже из Мадрида. Тон корреспонденции был довольно фривольным и откровенным, поэтому Мариетта без труда нарисовала в своем воображении облик этой милой и доверчивой дамы.
 В доме мисс Ады и мисс Алисы, среди их вещей, она чувствовала себя отлично. Дом был словно создан специально для них троих. Мариетта тоже внесла в него свою лепту: поставила фотографии матери и Дэвида и разложила книги на застекленных полках в гостиной.
 Словом, Мариетта начала новую жизнь.
 Первые три недели она была слишком занята, чтобы думать о Мэтью. У нее появилось много знакомых: Киркленды, которые взяли Мариетту под свое крыло и «вывели в свет», члены школьного комитета, дамы из церковного комитета, которые на следующий же день после ее приезда пожаловали к ней в дом, преподобный Тальбот и его семья, пригласившие Мариетту на чай.
 Мариетта быстро поняла, что здесь ее считают знаменитостью, В этом маленьком городишке каждый знал: вот идет миссис Колл, дочь известного сенатора Хардести и вдова прославленного профессора Дэвида Колла. Кроме того, ходили слухи, что она возглавит школьное дело в Санта-Инес. Это потрясло Мариетту. После смерти Дэвида она страстно хотела вернуться в Калифорнию и приняла первое же приглашение на работу, только бы жить в этом штате. Однако в письме от школьного комитета речь шла только о месте учительницы. А местные видели в ней человека, который сможет организовать систему образования, отвечающую потребностям быстро растущего города, где планировалось построить два новых здания — начальной и средней школы. И самое главное — им нужен был человек, который сумел бы собрать для этого деньги в имеющем вес обществе. Такой человек должен был убедить толстосумов как следует раскошелиться.
 Поняв наконец, для чего на самом деле ее пригласили в Санта-Инес, Мариетта чуть не расхохоталась. А она-то еще удивлялась тому, что школьный комитет с готовностью предложил место ей, не имеющей никакого опыта! Даже теперь, проработав в школе месяц, Мариетта не чувствовала уверенности в себе, хотя закончила очень хороший женский колледж. И все же приятно заниматься делом, в котором неплохо разбираешься! Жизнь в Санта-Инес обещала много интересного. Каждый новый день приносил ощущение, что здесь она у себя дома.
 Мэтью был прав, сравнивая Санта-Инес с земным раем. Пологие холмы с растущими на склонах дубами издали напоминали поле спелой пшеницы. Этот прекрасный пейзаж очаровывал, манил к себе, от него веяло тишиной и покоем. По вечерам Мариетта сидела в саду, вспоминая голос Мэтью, его лицо, сияющие синие глаза.
 «Здесь хорошо по вечерам, особенно после жаркого дня. Ветерок приносит прохладу, и это просто здорово».
 Только в эти часы Мариетта разрешала себе думать о Мэтью, о той боли и радости, которые он ей принес. Боль была свежа и нестерпимо остра, но и радость — тоже. Она закрывала глаза, воскрешая в памяти ту последнюю ночь, его нежные, почти благоговейные ласки, дрожь, которая пробегала по всему ее телу от этих ласк. Ничего более удивительного и прекрасного Мариетта не испытывала за всю свою жизнь. А Мэтью?
 Ответ напрашивался сам собой. И он был не слишком приятен. Мэтью исчез не попрощавшись. Все понятно! Но Мариетта не задумывалась над этим глубоко по той простой причине, что ей удавалось побыть одной не больше десяти — пятнадцати минут в день, чему очень способствовали Джастис Двенадцать Лун и Либерти Неторопливый Медведь.
 Они появлялись и исчезали внезапно, словно привидения. Мариетта не знала, где живут братья Дроганы, где спят и как им удается не отходить от нее ни на шаг. Она знала только, что они защищают ее от возможного нападения со стороны Эллиота Чемберса, и была им благодарна. Ведь Мэтью до сих пор пропадал неизвестно где.
 С первого же дня Дроганы установили своего рода дежурство. По утрам они сидели на крыльце, как сторожевые собаки. Мариетта впускала их в дом и кормила. По крайней мере так было наутро после ее приезда, когда на кухне еще оставалось много хлеба, печенья и всякой другой еды, приготовленной Элизабет. Сама Мариетта стряпать не умела. Потом братья появлялись на крыльце в полдень и вечером, ожидая обеда и ужина. Стоило ей расположиться в саду, чтобы предаться мечтам о Мэтью, как кто-то один или они оба нарушали ее уединение. И Мариетте приходилось прерывать свои грустные размышления и посвящать час-другой приятной беседе с охранниками. Несмотря на свой экзотический внешний вид, братья Дроганы были людьми довольно образованными и умными. Мариетта и представить себе не могла, что Джастис, оказывается, уже шесть лет назад закончил колледж Нотр-Дам. Каждый день она приглашала их переночевать в гостиной, но они вежливо отказывались, ссылаясь на то, что предпочитают спать на свежем воздухе. В душе Мариетта была им за это благодарна: что могли подумать соседи, если бы узнали, что два длинноволосых, диковатого вида джентльмена остаются у нее на ночь? Правда, не менее интересно выяснить их мнение и по поводу пребывания упомянутых джентльменов на ее крыльце.
 Что же касается Мэтью Кейгана, то Мариетта хотела только одного — поскорее забыть о нем. Пусть он не тревожит больше ее сердце и превратится в дорогое воспоминание. В старости она будет вытаскивать время от времени эти воспоминания на свет божий, как мисс Ада, наверное, вытаскивала из корзинки для шитья воспоминания о своем Марлоне Бишопе. Не важно, увидятся ли они когда-нибудь снова. Надо вырвать эту любовь с корнем, как сорняк, смотреть Мэтью в лицо и постараться ничего при этом не чувствовать. Чтобы выполнить это намерение, Мариетта поклялась себе не общаться с его семьей. Однако скоро выяснилось, что сдержать данное слово совершенно невозможно. Она еще могла вынести общение с младшим братом Мэтью — Джимми, весьма любезным молодым человеком, но с его женой… Элизабет Кейган напоминала ураган. Признаки его приближения заметны, к нему можно подготовиться, но остановить его никому не под силу.
 Еда, приготовленная Элизабет, закончилась через два дня. На следующее утро братья Дроганы, сгорая от нетерпения, ждали завтрака на крыльце, а Мариетта орудовала на кухне, пытаясь справиться с печкой. Она поставила на нее сковороду с яичницей и кусочками хлеба, поднесла зажженную спичку к поленьям, и в этот момент в парадную дверь громко постучали.
 Рассердившись на весь свет, Мариетта пошла открывать.
 — Если вы хотите завтракать, — крикнула она, распахнув входную дверь, — боюсь, придется немного потерпеть.
 На пороге стояла молодая женщина и в упор смотрела на нее. Мариетта онемела от неожиданности.
 — О, простите, — выдавила она наконец из себя и выглянула на улицу.
 Либерти и Джастис сидели на крыльце и с жадностью поедали печенье из корзинки, которая была чуть поменьше той, что держала в руках молодая женщина. Два белокурых мальчика (один — совсем крошка) стояли рядом и требовали, чтобы взрослые обратили на них внимание.
 — Полагаю, что извиняться надо мне, миссис Колл, — сказала темноволосая и черноглазая незнакомка. В ее речи отчетливо слышался очаровательный южный акцент. — Я хотела прийти позже, но подумала, что у вас, наверное, ничего нет на завтрак. Я знаю, какой аппетит у мистера Двенадцать Лун и мистера Неторопливого Медведя, а потому уверена, что они уже опустошили все полки на вашей кухне. — Она протянула руку. — Я Элизабет Кейган, золовка Мэтью.
 — О!.. — Мариетта ответила на крепкое рукопожатие. Она не ожидала, что Элизабет Кейган так молода. — Рада познакомиться с вами, миссис Кейган. Мэтью… маршал Кейган много о вас рассказывал. Проходите, пожалуйста.
 — Спасибо. — Элизабет взглянула на детей. — Джентльмены, будьте добры, — обратилась она к Джастису и Либерти, — присмотрите за Джорджем Робертом и Джозефом. Я скоро вернусь.
 Джастис, у которого рот был набит до отказа, молча кивнул. Повернувшись к Мариетте, Элизабет Кейган приподняла юбку и сказала, переступая через порог:
 — Благодарю вас, миссис Колл. Я зайду. Оказавшись в гостиной, Элизабет оглядела ее и одобрила.
 — Мило. Я никогда не была у мисс Ады и мисс. Алисы, но внешне мне всегда очень нравился их дом. Да и сад здесь прекрасный.
 — Да, — согласилась Мариетта, с любопытством глядя на молодую женщину, которая стала женой брата Мэтью. Для жены богатого владельца ранчо она была одета слишком просто. Во всем ее облике чувствовалось что-то спартанское: от темного платья и строгой прически до сурового выражения лица. Она напоминала женщин из секты менонитов, которых Мариетта однажды видела в Нью-Йорке. — Мне тоже очень нравится этот дом.
 — Как вы устроились? — Расхаживая по комнате, Элизабет Кейган провела пальчиком по какому-то предмету обстановки и нахмурилась. — Пыль, — сказала она с отвращением. — В сухом климате с ней надо вести постоянную борьбу. В Теннесси жуки и грязь. В Калифорнии — пыль… — Закончив осмотр, она добавила: — Вам что-нибудь нужно?
 — Думаю, что нет, — ответила Мариетта.
 В ее душе начало закипать раздражение. Да, она ничего не знает о пыли и способах борьбы с ней. Ну и что? Этими проблемами раньше всегда занимались в ее доме горничные.
 — Но, конечно, я еще только осваиваюсь.
 — Разумеется. — ответила Элизабет. Ее тон ясно показывал, что это не оправдание для пыли. Она посмотрела на Мариетту своими большими черными глазами. — Буду с вами совершенно откровенна, миссис Колл. Я лично не люблю, когда кто-то указывает мне, как надо вести хозяйство. Но я обещала Мэтью…
 — Мэтью?!
 — Да. Я обещала, что позабочусь о вас и обеспечу всем необходимым.
 При упоминании о Мэтью Мариетте с трудом удалось сохранить самообладание, она постаралась, чтобы голос звучал спокойно:
 — Это очень мило с вашей стороны, миссис Кейган, но уверяю вас: маршал Кейган больше за меня не отвечает.
 — Простите, — не менее спокойно возразила Элизабет, — у него на этот счет другое мнение. Два дня назад он устроил из-за вас скандал.
 — Маршал Кейган был в Санта-Инес? Два дня назад? — Брови Мариетты от удивления поползли вверх.
 Элизабет поставила на пол свою тяжелую корзину и начала стягивать перчатки.
 — Вы, кажется, удивлены? — заметила она, развязывая ленты на шляпке. — Честно говоря, мне не нравится поведение Мэтью. Думаю, вам лучше присесть, миссис Колл. Вы выглядите не очень хорошо.
 — Я прекрасно себя чувствую, миссис Кейган, — сухо заверила ее Мариетта. — Я была бы весьма признательна, если б вы рассказали мне о вашем разговоре с маршалом Кейганом.
 — Вам не нравится, что он попросил меня и Джимми помочь вам, — констатировала молодая женщина. — Это вполне понятно. Мэтью — властный человек. Все Кейганы таковы. Потом вы поймете, что с ним надо вести себя твердо, как с непослушным ребенком. Одну минутку… — Она подошла к двери и крикнула: — Мистер Неторопливый Медведь, будьте добры, зайдите в дом! Либерти тотчас появился на пороге, держа а руке недоеденную булку.
 — Да, мэм?
 — Если не ошибаюсь, — невозмутимо сообщила Элизабет, — на кухне что-то горит.
 — О нет! — вскрикнула Мариетта. — Моя яичница! И тосты!
 — Я думаю, миссис Колл будет очень благодарна, если вы потушите огонь, пока он не нанес большого ущерба.
 Выронив булку, Либерти побежал на кухню.
 — Берегите волосы! — крикнула Элизабет ему вслед. Потом, покачав головой, повернулась к Мариетте и презрительно сказала: — Эти волосы! При виде мистера Двенадцать Лун и мистера Неторопливого Медведя у меня всякий раз возникает почти непреодолимое желание взять ножницы и отрезать им эти волосы.
 Схватившись за голову, Мариетга с ужасом смотрела на дым, который плыл из распахнутой кухонной двери.
 — Проклятая печь! Я все утро пыталась разжечь ее!
 — Мэтью считает, что вам нужны кухарка и экономка. И я полагаю, что он прав, миссис Колл, — твердо заявила Элизабет. — Пожалуйста, сядьте. Кажется, вы нездоровы.
 Мариетта не стала возражать и буквально рухнула в кресло. Гостья села напротив.
 — Не расстраивайтесь, мэм. Я уверена, мистер Неторопливый Медведь быстро потушит огонь. Несмотря на длинные волосы, он надежный человек. — Она сложила руки на коленях. — Так о чем мы говорили? Ах да! Мы обсуждали Мэтью. Я уже сказала, он очень плохо вел себя, когда увидел, что мистер Двенадцать Лун и мистер Неторопливый Медведь находятся в «Лос Роблес», а вас там нет. Я даже думала, что они устроят драку, но мой муж сумел растащить их.
 — Почему? — спросила Мариетта.
 — Что «почему»? — удивленно переспросила молодая женщина.
 — Почему они чуть не начали драться? — терпеливо повторила Мариетта.
 — Кажется, я уже все объяснила, — сухо ответила гостья. — Мистер Двенадцать Лун и мистер Неторопливый Медведь не привезли вас в «Лос Роблес», как велел Мэтью. Обнаружив, что вас там нет, он начал обвинять их. И меня тоже. Якобы я вас напугала! Никогда в жизни я не слышала подобной глупости. Я чуть не отхлестала его веником за это.
 Представив себе эту картину, Мариетта зажала рот рукой, чтобы не засмеяться!
 — Если я правильно его поняла, — продолжала Элизабет, — то Мэтью боится, что некий джентльмен по имени Чемберс может навредить вам. Он хотел, чтобы вы пожили в «Лос Роблес» до тех пор, пока Чемберса не арестуют, и очень разозлился, узнав, что вы поселились здесь. Мэтью собирался привезти вас в «Лос Роблес» силой, но мистер Двенадцать Лун и мистер Неторопливый Медведь пообещали, что будут тщательно охранять вас, спать во дворе и ни на минуту не выпустят вас из виду. Это его немного успокоило, однако потом, когда выяснилось, что Натан Киркленд встретил вас на вокзале и помог устроиться на новом месте, Мэтью опять разбушевался. — Элизабет заметно помрачнела. — Что он говорил! Пришлось уложить детей спать, чтобы они ничего не слышали, поскольку Мэтью вел себя очень плохо. Ведь Натан — ближайший друг Джеймса, и я уверена, что он вел себя учтиво и делал только то, о чем просил его Вирджил.
 — Конечно, — пробормотала Мариетта, в душе которой боролись гнев и радость. — Он настоящий джентльмен. Я очень ему признательна.
 — Разумеется. Натан никогда не совершил бы неподобающего поступка. Я уверена. Не понимаю, почему Мэтью подумал иначе.
 Из кухни вышел Либерти:
 — Огонь я погасил, но беспорядок там жуткий.
 — Ну, — сказала Элизабет, вставая с кресла, — с этим справиться несложно. Большое спасибо, сэр. Вы можете вернуться на крыльцо. Завтрак скоро будет готов. — Она взяла свою корзину.
 — Завтрак? — переспросила Мариетта.
 — Да. Ах, пока я не забыла: мы с мужем приглашаем вас отобедать у нас в воскресенье после службы. А также мистера Двенадцать Лун и мистера Неторопливого Медведя.
 — Когда речь идет о вкусном обеде, меня не надо просить дважды, мэм. — Либерти улыбнулся. — Большое спасибо.
 Мариетта не разделяла его радости. Несмотря на доброту Элизабет Кейган и трогательную заботу Мэтью, она твердо решила по возможности не общаться с семейством Кейганов.
 — Благодарю вас за это любезное приглашение, миссис Кейган, — ответила она учтиво, — но, к сожалению, я не смогу отобедать у вас в воскресенье.
 — Чепуха! — мгновенно откликнулась Элизабет. — Вы должны прийти.
 — Нет, — твердо повторила Мариетта. — Я не приду.
 — Не глупите, — заявила гостья непререкаемым тоном. — Я обещала Мэтью, что каждое воскресенье вы будете проводить в «Лос Роблес», значит, так и будет. И незачем больше обсуждать эту тему. — Элизабет направилась в кухню. — Идемте, миссис Колл, я покажу вам, как надо разжигать печь.




 Глава 16


 — Код примерно одинаков везде. Смущает только, что нет порядка в датировке записей. Но, поскольку сами даты являются зашифрованными свидетельствами против Чемберса, то это вполне оправданная несогласованность.
 Мэтью, стоявший во главе стола, за которым расположились восемь федеральных чиновников высшего ранга, прервал свою речь, вытащил дневник Дэвида Колла в красной кожаной обложке и вручил его соседу.
 — Откройте запись от пятого августа 1893 года, сэр. Маршал Браун перепишет эти тексты на доске, а я объясню вам…
 — Вы, как всегда, отлично поработали, Мэтью, — сказал маршал Браун час спустя, когда они с Мэтью остались одни в комнате для заседаний. — С помощью этого дневника и показаний Дрю Куинна мы уличим Чемберса во всем: начиная от банковских махинаций и заканчивая торговлей живым товаром. А как вы говорили о Дэвиде Колле и Джосайи Андерсоне! Все просто прослезились! — Он усмехнулся. — Даже я чуть не заплакал.
 — Да ладно, — устало отмахнулся Мэтью, шагая рядом с дородным пожилым джентльменом. — Мне только хотелось, чтобы их заслуги оценили по достоинству. Это очень важно для Эт… для вдовы профессора Колла и для семьи Джосайи Андерсона — знать, что их близкие умерли не напрасно.
 — Когда новости дойдут до президента Кливленда — а они обязательно дойдут, — я уверен, что он воздаст должное Коллу и Андерсону.
 — Надеюсь. — Мэтью покачал головой. — Интересное получилось мое последнее задание: по завершении двое получат медали посмертно.
 — Мэтью, я надеюсь, что вы передумаете, — сказал маршал Браун, открывая дверь своего кабинета. — Я уже признал, что совершил ошибку, пригрозив отправить вас на пенсию по старости. Но согласитесь, что вы меня вынудили. Это дело Шеффер…
 Кивнув клерку, сидевшему в приемной, Мэтью проследовал за маршалом Брауном в его официально обставленный кабинет.
 — Милли Шеффер, более чем кто-либо другой, имела право на защиту от вымогателей, — сказал Мэтью, подходя к столу.
 — Конечно, — согласился маршал Браун. — Но этим должны были заниматься не федеральные агенты, а местные власти.
 — Местные власти, как же! Вам не понравилось, что я помогал Милли, потому что ваш родственник хаживал к ней потихоньку от жены.
 Маршал Браун, красный как рак, подошел к письменному столу.
 — Ладно, Мэтью, у нас были разногласия в прошлом, но вы все равно мой лучший работник. В сущности, вы незаменимы. Я очень хотел бы, чтобы вы остались. Обещаю, теперь все будет иначе. Я постараюсь считаться с вашим мнением.
 — Ну, это, конечно, хорошо, Гарри, да только…
 — И, разумеется, мы существенно повысим вам заработную плату.
 — О, Гарри, это не имеет…
 — И дополнительный отпуск каждый год. Оплаченный. Количество дней — по вашему усмотрению.
 — Очень соблазнительно, однако я не думаю…
 — Можете сами выбирать задания, я не буду возражать. И даже если вы моего собственного сына застанете в публичном доме, я не буду вмешиваться.
 — Простите, Гарри, но дело в том, что…
 — Господи, чего же вы хотите? — воскликнул маршал Браун, потеряв терпение. — Говорите, я все сделаю.
 — Боюсь, вы не сможете дать то, чего я хочу.
 — Не понимаю я вас, Мэтью. В жизни не видывал человека, который так любил бы свою работу! А теперь вы с легкостью ее бросаете?
 — Мне нелегко, — тихо сказал Мэтью. — Я всегда стремился служить закону. А что может быть почетнее должности маршала Соединенных Штатов? Я никогда не думал, что уйду на пенсию по собственному желанию, но у меня есть причины… я не могу жить без… — Он судорожно вздохнул. — Даже по ночам не сплю, все думаю о ней. Поэтому я должен сделать все, чтобы добиться ее.
 — Понятно, — пробормотал маршал Браун. — Признаюсь, я никогда не думал, что вы полюбите, Мэтью. Но я рад. Искренне рад. И желаю вам счастья.
 Мэтью кивнул, от смущения уставившись на гладкую поверхность письменного стола.
 — Что ж, значит, обсуждать больше нечего, — сказал маршал Браун, заметно повеселев. — С бумагами покончено еще вчера. Когда начнется процесс над Чемберсом, вас вызовут для дачи свидетельских показаний.
 — Разумеется.
 — Как только его возьмут под стражу, я пошлю вам телеграмму. Ордер на арест выпишут сразу, как только джентльмены, которых мы оставили в зале для заседаний, разберутся с дневником профессора Колла.
 — Я буду вам весьма признателен, Гарри. Вы знаете, как со мной связаться.
 — Конечно. Ваш брат и его жена много лет честно выполняют работу почтальонов. Думаю, они и в будущем будут получать массу телеграмм. Ведь ваши знакомые, попав в беду, непременно обратятся именно в это агентство.
 — Спасибо, Гарри.
 — Не за что. Это самое меньшее, чем государство может отблагодарить вас за долгую службу. Вернувшись домой, вы, конечно, займетесь своим ранчо?
 Впервые за несколько дней Мэтью рассмеялся от всего сердца.
 — Нет, пусть лучше меня застрелят! Я попробую стать шерифом. Броудмен в Санта-Инес уже несколько лет мечтает уйти на пенсию. Так что… — Он многозначительно улыбнулся.
 — Мэтью, — маршал Браун был потрясен, — неужели вы говорите всерьез?
 — Я знаю, знаю, все мы потешаемся над местными властями. Но не так уж они и плохи. Некоторые из них — отличные парни. Кстати, Гарри, кто бы говорил! Вы даже пистолет зарядить как следует не умеете.
 — Я занимаюсь бумагами, сэр, — заявил маршал Браун, пощелкав языком. — И один только Бог знает, сколько докладных я настрочил по вашей милости. В основном мне приходилось объясняться по поводу ваших диких выходок и защищать вас от тюрьмы, куда вы могли попасть — и не один раз! — за оскорбление властей.
 Мэтью напустил на себя виноватый вид:
 — Да, такое бывало.
 — Вот именно, — съязвил маршал Браун. — Из-за вас седых волос у меня больше, чем из-за собственных детей. Не будь вы моим самым энергичным заместителем, я бы избавился от вас еще много лет назад.
 — Энергичным? — Мэтью понравилось это слово. — Надеюсь, вы напишете об этом, когда я подам рапорт об уходе?
 — Напишу. — Маршал Браун усмехнулся. — А вы не забудьте сообщить миссис Колл о судьбе ее отца.
 — Да не беспокойтесь, не забуду.
 — Спасибо. Итак, вы готовы?
 Мэтью поразило, что за все годы службы он ни разу даже не попытался представить себе эту минуту, потому что не верил, что доживет до увольнения или пенсии.
 Мэтью хорошо помнил тот день, когда давал клятву служить закону в Сан-Франциско. У него, задиристого юнца, самонадеянности (или безрассудства?) было намного больше, чем мозгов, поэтому слова, которые он послушно повторял, вылетели из головы ровно через три минуты. Ему вручили револьвер, федеральные чеки и значок. За последние двадцать лет Мэтью бессчетное количество раз менял револьверы и получал чеки, но значок оставался при нем всегда. Тот самый. Каждый день он первым делом проверял, на месте ли значок и револьвер. И трудно сказать, какая из двух вещей была для него важнее.
 Заместитель маршала Соединенных Штатов.
 Словам Мэтью верили не все, а вот со значком не поспоришь.
 — Теперь уж он не тот, — сказал Мэтью придушенным голосом, отстегивая значок. — Потускнел, а когда-то в него можно было смотреть, как в зеркало.
 — Все равно он красивый.
 — Сейчас, еще секундочку. — Мэтью пытался отстегнуть значок. — Пальцы сегодня что-то не слушаются.
 Маршал Браун ничего не ответил. Отстегнув наконец значок, Мэтью закрыл глаза и стиснул его в руке.
 Твердый. Господи, какой же он твердый! В горле вдруг защипало, на глаза навернулись слезы. Позор! Мэтью боялся, что не выдержит и сделает из себя посмешище. Чтобы разжать пальцы, ему пришлось изо всех сил напрячь мускулы и скрипнуть зубами.
 Значок с глухим стуком упал на деревянный письменный стол. Все, дело сделано! С этой минуты он больше не маршал.
 — Вчера от Мэтью пришло письмо.
 Минуло уже пять недель с тех пор, как Мариетта познакомилась с Элизабет Кейган, которая ей в конце концов очень понравилась, и все же Мариетта не переставала удивляться ее способности говорить не то что нужно и не ко времени. Вот сейчас, например, она сбилась из-за Элизабет со счета, а ведь уже в третий раз переделывает один и тот же ряд!
 — Я сдаюсь, — пробормотала Мариетта, жалобно глядя на испорченное вязанье.
 Элизабет оторвалась от своего вязанья, представлявшего образец совершенства.
 — Что ты имеешь в виду? Нельзя сдаваться. Ты только начала учиться.
 — Мне больше нравится вышивать. — Мариетта сунула Элизабет плод своих трудов. — И получается гораздо лучше.
 Элизабет посмотрела на вязанье и нахмурилась.
 — Хм…
 — Вот именно! — с чувством воскликнула Мариетта. — Больше я вязать не буду.
 — Я только сказала «хм».
 — Твоего «хм» вполне достаточно.
 — Глупости. Я не позволю тебе бросить работу.
 — Элизабет, — спокойно начала Мариетта, — ты уже заставила меня обедать с вами каждое воскресенье. Под твоим давлением я наняла экономку и, конечно, этому рада, — поспешно добавила она, заметив, что Элизабет надулась. Миссис Килир можно считать просто подарком. — Я не ропщу, когда ты приносишь нам еду, причем в таком количестве, что все мы, включая братьев Дроганов, не в состоянии ее съесть. Я уступила тебе и стала каждый вторник ходить на собрания церковного комитета, хотя дамы там только и делают, что пьют чай да сплетничают. Но имей в виду, что заставить меня учиться вязать ты не сможешь. Элизабет положила свое вязанье на колени.
 — Господи, Мариетта, если я упомянула о Мэтью, это вовсе не значит…
 — Мэтью Кейган не имеет к этому никакого отношения!
 — Нет, имеет, — терпеливо поправила ее Элизабет. — И, пожалуйста, не лги мне. Я все равно тебе не верю. Я прекрасно знаю, что ты влюблена в него, но все равно это грубо с твоей стороны — перебивать меня. Я только хотела сказать, что не стоит отчаиваться насчет вязанья… Вначале всегда легко сбиться со счета, но потом…
 — Элизабет!
 — Мариетта, перебивать — очень плохая привычка. Если бы Джордж Роберт или Джозеф осмелились…
 — Я не влюблена в Мэтью! Как ты могла такое подумать! — снова перебила Мариетта.
 — Все, с меня хватит! Или ты будешь вести себя прилично, или… — Элизабет быстро опомнилась: — О Господи, да что же это я? Разговариваю с тобой, как с Дроганами. Прости меня, Мариетта. Пожалуйста, прости!
 Мариетта отложила в сторону вязанье и встала с кресла.
 — Вам, наверное, лучше сейчас уйти, миссис Кейган. Я чувствую себя неважно.
 Элизабет оторвалась от вязания.
 — Я заметила, что в последние дни ты плохо выглядишь, но решила, что сейчас ты просто расстроилась из-за Мэтью, а кроме того, в вашем положении это вполне естественно…
 — Миссис Кейган, — резко оборвала ее Мариетта, у которой действительно заныли виски, — я впервые в жизни сталкиваюсь с подобным нахальством! Вы могли бы поучить моего отца, как надо манипулировать людьми, хотя он в этом деле мастер.
 — Мариетта, пожалуйста, успокойся, — мягко сказала Элизабет. — Вредно волноваться, когда… когда чувствуешь себя плохо. Не знаю, что произошло у вас с Мэтью… я ничего об этом не знаю, но, по-моему, нам нужно поговорить.
 Мариетта испугалась, что сейчас начнет плакать. Она никогда не позволяла себе распускаться, но в последнее время… Она прижала пальцы к вискам.
 — Нет, я не хочу говорить с тобой о маршале Кейгане. Я хочу, чтобы ты ушла.
 Элизабет задумчиво посмотрела на ее руки.
 — Я толком и не знаю, что было в этом письме. Джеймс только начал читать, как меня отвлекли дети. Но одно место особенно понравилось мужу, и я его слышала, где говорилось, что, — она подняла глаза на Мариетту, — Мэтью не отправят на пенсию, как он ожидал. Маршал Браун сказал, что ошибся, и извинился перед ним. Он просил его остаться на прежней должности. На любой срок. Думаю, что Мэтью вряд ли скоро вернется в Санта-Инес.
 У Мариетты перехватило дыхание и задрожали губы.
 — Прости, Мариетта.
 — Глупости, — ухитрилась выговорить Мариетта, хотя лицо Элизабет расплывалось у нее перед глазами. — Это прекрасная новость. Я очень рада за маршала К… — Она судорожно всхлипнула. — И вы с мистером Кейганом, наверное, очень…
 Мариетта зажала рот рукой и отвернулась.
 — Пожалуйста. — Элизабет встала, обняла ее и отвела к кушетке, — не расстраивайся так. Я знаю, тебе сейчас трудно, но ты можешь навредить ребенку. Успокойся, я принесу тебе воды.
 — Я не знаю, почему плачу! — сказала Мариетта, когда Элизабет вручила ей стакан и чистый носовой платок. — Я не хочу, чтобы он знал об этом!
 — Ну, конечно, — мягко сказала Элизабет и погладила ее по спине. — Он поступил очень дурно. У тебя есть причины огорчаться.
 Мариетта почувствовала, что все пошло прахом: и самоконтроль, которым она так гордилась последние две недели, и бравада, за которую прятались ее неуверенность и страх.
 — Боже милостивый, Элизабет! Что я натворила? Что скажут люди? Я в ужасе!
 — Чепуха, — заявила Элизабет и принялась энергично вытирать ее влажное от слез лицо носовым платком. — Все будет хорошо, я обещаю. Конечно, есть некоторые трудности, но мы их преодолеем. А теперь выпей воды, успокойся и давай поговорим как разумные люди.
 Мариетта послушно поднесла стакан к губам, несколько раз глубоко вздохнула и взяла себя в руки.
 — Вот так-то лучше.
 — Лучше?! — с иронией повторила Мариетта. — Ты только посмотри на меня. Я ношу траур по мужу. — В ее голосе звучала неподдельная горечь. — Еще и года не прошло. Дэвид был так добр ко мне! Он мне дорог. А я предала его память, забыла все, что он для меня сделал. И во имя чего? Зачем? — На Мариетту с новой силой нахлынули угрызения совести, терзавшие ее каждую ночь. — Чем я отличаюсь от любой шлюхи?
 — Пресвятые небеса! — воскликнула шокированная Элизабет. — Что ты говоришь? Я согласна, что неженатым людям не следует вступать в такие близкие отношения. И, конечно, я не оправдываю ни тебя, ни Мэтью, но я уверена: вы искренне любите друг друга, и вы не первые мужчина и женщина на нашей грешной земле, кто нарушает божьи заповеди. Конечно, жаль, что ребенок был зачат до свадьбы. Но что поделаешь? Любишь кататься — люби и саночки возить. Расплата не так уж и велика. Через пять лет никто в городе и не вспомнит об этой истории. Будь уверена: на ребенке это не отразится. Здесь по крайней мере имя Кейган вызывает уважение.
 — Какая разница? Ни я, ни ребенок не будем носить это имя. Мэтью не любит меня и не захочет жениться. Я не собираюсь вынуждать его жениться на мне.
 — Мариетта!
 — Я не шучу, — твердо заявила Мариетта. — Я уже решила, что ничего ему не скажу о беременности. Мэтью не давал мне никаких обещаний, да я их и не просила. Почему ты считаешь, что он должен отвечать за последствия? Он боялся, что я забеременею, а я сказала, что вряд ли это возможно, так как с Дэвидом… — Мариетта вдруг совсем смутилась и умолкла.
 — Я понимаю, — быстро промолвила Элизабет. Мариетта сидела с поникшей головой.
 — Дэвид очень хотел ребенка. Все годы замужества я мучилась, корила себя за бесплодие… — Она прижала руку к животу, словно не веря, что носит в себе новую жизнь. — Мне тоже больше всего на свете хотелось ребенка. И я рада. Я буду любить его и сделаю все, чтобы он был счастлив.
 — Но и у Мэтью есть право любить своего ребенка.
 Мариетта встала.
 — Нет, У Мэтью есть право делать то, что он хочет, то есть быть заместителем федерального маршала. Не надо обременять его нелюбимой женой и нежеланным ребенком.
 — Понятно, — сказала Элизабет и деловито добавила: — Это несколько осложняет дело.
 — Осложняет, — согласилась Мариетта.
 — Ты ничего не скажешь Мэтью?
 — Нет. Обещай, что и ты не проговоришься.
 Элизабет молчала.
 — Дай слово, Элизабет!
 — Это неправильно! — заупрямилась молодая женщина. — Он должен знать.
 — Тебе известно, как он любит свою работу! Неужели ты хочешь, чтобы он лишился ее?
 — Не понимаю, почему Мэтью не может жениться на тебе и оставаться федеральным маршалом? Другим это как-то удается.
 — Другим, но не Мэтью, — возразила Мариетта. — Вот почему он до сих пор и ходит в холостяках. Он не хотел жениться, а потом надолго бросать жену… Надолго или навсегда. Он считает, что это плохо.
 — О!.. — Упрямство Элизабет значительно убавилось, когда, она поняла, что знает о Мэтью гораздо меньше Мариетты. — Господи, мне такое и в голову не приходило.
 Мариетта снова села рядом с Элизабет.
 — Я думаю, мне надо уехать из Санта-Инес.
 — Нет! — категорично запротестовала Элизабет.
 — Другого выхода нет. Если я уеду куда-нибудь, где меня никто не знает, можно будет сказать, что это ребенок Дэвида. — Мариетта судорожно сжимала и разжимала руки. — Деньги не проблема, у меня их много. Я недавно купила этот дом на собственные средства. Пока я оставлю его за собой, по крайней мере до следующего месяца. Надо подготовиться к отъезду. Жаль, конечно, что так вышло, ведь мое место некому занять. И мне очень хотелось помочь школьному комитету со строительством новой школы. Но ничего не поделаешь, я должна в первую очередь думать о своем ребенке.
 — О Мариетта! — воскликнула Элизабет, чуть не плача.
 — Я могу уехать в Европу, — продолжала Мариетта. — Там мало кто знает моего отца. Может быть, в Англию… Нет-нет, в Англии полно родственников мамы! Ну, тогда во Францию или в Италию.
 — В Теннесси тоже хорошо, — грустно заметила Элизабет. — Пожалуйста, Мариетта, может, ты передумаешь и расскажешь обо всем Мэтью?
 — Нет. Ни за что! Он сразу начнет настаивать, чтобы мы поженились, потому что так положено! Но такой брак мне не нужен.
 — Но я уверена, что он тебя любит, — стояла на своем Элизабет. — Без сомнения, любит, раз… раз захотел близости.
 — Иногда мне кажется, что ты всю жизнь прожила в монастыре, — сказала Мариетта, недоверчиво глядя на подругу.
 Элизабет покраснела.
 — Я знаю, что Мэтью, как и другие мужчины, склонен к пороку, но я уверена, что он питает к тебе глубокие чувства. Если бы ты видела его в тот вечер, когда он приехал в «Лос Роблес» и не нашел там тебя!
 — Его волновала моя безопасность, и только. Наверное, Мэтью стало неловко оттого, что его задание выполняют братья Дроганы, и ему нужно было убедиться, что все закончилось благополучно.
 — Это ему и так было известно. Он следовал за вами по пятам от самой Марипозы. Клянусь! — сказала Элизабет, заметив, что Мариетта потрясена до глубины души. — Мэтью говорил мне, что не выпускал тебя из виду ни на минуту. И только когда вы приехали в Санта-Инес, он отлучился ненадолго: зашел к шерифу Броудмену, а потом очень сожалел об этом. Потому что тебя увезли сюда, а не в «Лос Роблес», как он предполагал.
 Мариетта не знала, что и думать. Значит, Мэтью не бросил ее! Хотя… Он просто продолжал выполнять задание независимо от своих чувств… Если, конечно, вообще испытывал к ней какие-либо чувства, кроме физического желания, разумеется.
 — Маршал Кейган преданно служит закону, — с горечью сказала Мариетта. — Неудивительно, что начальство не хочет с ним расстаться.
 — Мариетта… — В голосе Элизабет звучало искреннее сострадание. — Я уже говорила, я не знаю, что между вами произошло. Ну, то есть кое-что я знаю, ведь ты от него беременна. Но что бы там ни было, дай ему возможность все решить самому. Напиши ему. Напиши о том, что любишь его и собираешься уехать. Не говори о ребенке, просто дай Мэтью возможность ответить.
 Мариетта чуть не расплакалась. Ну почему Элизабет не может ее понять? После смерти Дэвида и года не прошло, а она уже влюбилась в человека, который и знать ее не хочет после той безрассудной ночи. Она любит Мэтью, но не позволяет себе думать о нем, потому что слишком больно вспоминать все: как он с ней разговаривал, как смотрел своими прекрасными синими глазами, как ласкал — руками и губами…
 — Нет. Незачем его напрасно беспокоить. Кроме того, — решительно заявила Мариетта, видя, что Элизабет уже открыла рот, — мне его письмо ни к чему. И не будем больше об этом.
 — Очень хорошо. Если ты так настроена, значит, спорить бесполезно.
 — Бесполезно, — согласилась Мариетта и вдруг посмотрела на Элизабет подозрительным взглядом: — А как ты догадалась, что я беременна?
 — Может, ты и не заметила, но я и сама была в положении, и не раз. Это состояние мне очень хорошо знакомо.
 Мариетта широко раскрыла глаза от удивления.
 — О, а я-то считала, что пока не вырос живот… А еще кто-нибудь знает?
 — Нет-нет, не волнуйся, — быстро успокоила ее Элизабет. — Я бы тоже ничего не поняла, если б мистер Двенадцать Лун и мистер Неторопливый Медведь не сказали, что ты стала просыпаться позже, чем обычно. Они боялись, что ты заболеешь, а Мэтью в этом обвинит их. Я обещала, что присмотрю за тобой. А потом я заметила, какая ты бледная, хотя сначала мне казалось, что это от тоски по Мэтью.
 Мариетта пренебрежительно фыркнула, хотя первое время объясняла себе свое болезненное состояние точно так же.
 — Но во вторник я сообразила, что тут кроется что-то другое. Помнишь, ты ушла с собрания и тебя вытошнило в кустах.
 Мариетта вспыхнула:
 — Я думала, что никто не заметил. По крайней мере я надеялась, что так.
 — Никто и не видел, кроме меня. Вот тогда я догадалась, в чем дело. И какое совпадение!
 Мариетта посмотрела на нее в полном недоумении.
 — Когда я была беременна Джозефом, меня стошнило в тех же кустах. Странно, что они еще не засохли.
 Женщины неудержимо начали хохотать. Они смеялись до тех пор, пока на их глазах не выступили слезы. Джастис и Либерти ворвались в дом, чтобы убедиться, что все в порядке, но это вызвало лишь новый приступ смеха. .Покачав головами, братья удалились, и только после этого Элизабет и Мариетта потихоньку успокоились.
 Вытерев лицо мокрым носовым платком, Элизабет вздохнула. Мариетта улыбнулась ей — устало, но с облегчением.
 — Какие мы глупые, — сказала Элизабет, добродушно улыбнувшись. — Раз уж ты так упряма, нам надо не веселиться, а продумать план действий.
 Мариетта с чувством взяла ее руку. Никогда у нее не было такой замечательной подруги. И слава Богу, что она появилась именно сейчас!
 — Ты поможешь мне? — спросила Мариетта.
 — Конечно, — ответила Элизабет и сжала ее пальцы, стараясь подбодрить Мариетту.




 Глава 17


 Мэтью бесшумно подкрадывался к своей жертве. Проскользнув в темную конюшню, он стал медленно приближаться к деннику, в котором какой-то мужчина расседлывал лошадь.
 Почуяв чужой запах, кони подняли головы и заржали, но мужчина не обратил на них внимания. Он тихонько нашептывал что-то своей лошади. Фермеры часто разговаривают со своей лошадью после длинного рабочего дня.
 Мэтью мелкими шажками перебирался от одного денника к другому, пригибаясь, когда мужчина поворачивался в его сторону. Лошадь, которую мужчина расседлывал, тоже вдруг насторожилась и фыркнула.
 — На что жалуешься? — спросил хозяин, потрепав ее по гриве. — Сейчас мы тебя почистим, и все будет хорошо. Знаю-знаю. Если бы Стэн не взял отгул, ты бы не имел дела со мной, но…
 Присев на корточки у стены, разделявшей денники, Мэтью бросил камешек на деревянный пол. Мужчина замер. Услышав еще один глухой стук, он отложил в сторону скребок и насторожился.
 — Что за?..
 — А-а-а! — грозно закричал Мэтью.
 Он вынырнул из темноты, обхватил мужчину за талию и повалил на пол. Ужас, исказивший лицо Джеймса, уступил место страшной ярости.
 — Ах ты, пес проклятый! — закричал Джеймс Кейган, отталкивая от себя здоровяка-брата. — Что же ты делаешь? Седых волос у меня и без тебя хватает!
 Очень довольный собой, Мэтью рассмеялся и взъерошил волосы брата.
 — Нет у тебя седых волос, Джимми. Ты до сих пор выглядишь, как мальчишка! — Он протянул руку и помог ему встать. — Посмотри лучше на мою голову.
 — Пес ты, — повторил Джеймс, потирая голову, которой стукнулся об пол. — Когда ты повзрослеешь? Господи, я от страха чуть из собственной шкуры не выпрыгнул! — Прижав руку к груди, он глубоко вздохнул: — Что ты здесь делаешь? Когда приехал?
 — О, я прискакал еще днем! — ответил Мэтью. — Думал, что вы меня ждете, но потом вспомнил, что забыл сообщить о приезде в письме, которое отправил на прошлой неделе. И это неудивительно, потому что последнее время мозги у меня работают очень плохо.
 — Ты действительно не написал, что возвращаешься домой. Но сам знаешь, мы всегда тебе рады. Если только ты не пугаешь кого-нибудь из нас до смерти, — добавил Джеймс со смехом. — Ладно, старший брат, добро пожаловать домой! — Он крепко пожал ему руку.
 — Спасибо, Джимми. — Мэтью потрепал его по плечу. — Возвращаться сюда всегда приятно.
 — На этот раз ты останешься подольше? В прошлом месяце ты заскочил всего на один день, разругался со всеми и умчался.
 — Да, было такое дело, — ответил Мэтью, напустив на себя кроткий вид. — Мне жаль. Тогда я был немного не в себе, но здесь, надеюсь, все быстро образуется.
 Джеймс посмотрел на него с интересом:
 — Да? Так ты останешься или уедешь?
 — Ну, понимаешь, Джимми… Ах, черт, я много чего не написал в своем письме. — Мэтью колебался, не зная, с чего начать.
 Он и не предполагал, что ему будет так трудно объясняться с младшим братом, который сейчас стоял рядом и усмехался:
 — Неужели все так плохо? Что случилось, Мэт? Ты останешься или уедешь? Или еще пока не решил?
 — Остаюсь. Джимми… — Мэтью вздохнул глубоко и смущенно сказал: — Я подал в отставку. Я больше не федеральный маршал.
 — Что?!
 — Поживу в «Лос Роблес», отдохну. Какое-то время, — торопливо добавил он, — до тех пор, пока не улажу свои дела и не подыщу себе жилье.
 — Ты уволился! Ушам своим не верю! — Джеймс недоверчиво смотрел на брата.
 — Придется поверить, потому что это правда. Конечно, я все равно буду служить закону. Займу место Хэнка Броудмена до следующих выборов. Ты ведь знаешь, он мечтает уйти на пенсию.
 — Да, знаю… но… Мэт! Ты написал, что маршал Браун не хочет тебя отпускать. Что же произошло?
 Мэтью искоса взглянул на дверь.
 — Я расскажу тебе, Джим, но поклянись, поклянись могилой мамы, что никому не расскажешь. Никому! Ни Элизабет, ни Киркленду, ни даже самому Господу Богу во время ночной молитвы.
 — Ладно. Мне можно доверять, сам знаешь.
 — Ну хорошо. — Мэтью понизил голос. — Дело в том, Джимми, что ты сейчас лопнешь от смеха — такая дурацкая история со мной произошла. Я бы тебе ничего не сказал, но мне нужна твоя помощь. Выхода у меня нет. Поэтому давай клянись маминой могилой.
 Джеймс поднял руку:
 — Могилой матери клянусь, что не выдам твою тайну ни одной живой душе.
 — Хорошо. — Мэтью удовлетворенно кивнул и заговорил так тихо, что Джеймсу пришлось подвинуться ближе. — Помнишь, я давным-давно решил, что никогда не женюсь.
 — Конечно. Вот поэтому я и женился на Бет.
 — Правильно. Ты понимал, что надо продолжить род Кейганов. Я заслужил хорошей трепки, но, с другой стороны, вы ведь с Элизабет счастливы. В общем, дело в том, Джимми, что я передумал.
 — Передумал что? — мгновенно встрепенулся Джеймс.
 — Теперь я хочу жениться. Не на ком попало, конечно, а на Этти, потому что я ее люблю.
 — Этти?.. — повторил Джеймс и посмотрел на брата, как на слабоумного.
 — Это все равно что упасть с горы. Сейчас ты в полном порядке, а через минуту… — он громко хлопнул в ладоши, — тебе конец. До сих пор не понимаю, как это произошло! Наверное, у вас с Элизабет было так же?
 — Э-э… не совсем.
 — Никогда не думал, что такое бывает, — задумчиво сказал Мэтью, потирая шею. — Но, наверное, я был не прав, раз это случилось со мной. Я превратился в развалину, особенно с тех пор, как расстался с Этти. Думаю только о ней, не ем, не сплю. Ужас! Господи, был бы я лошадью, тебе следовало бы меня пристрелить, чтобы положить конец этим страданиям, но я не лошадь… Вот я и решил встретить трудности лицом к лицу. — Младший брат ошарашенно смотрел на него. — Я не могу жить без нее, Джимми, — продолжал Мэтью. — Не могу и не хочу. Остается одно — жениться на ней. Знаю-знаю, о чем ты думаешь! — Мэтью воздел руки, словно колдун, читающий мысли. — Куда мне, старому дураку, мечтать о такой женщине — умной и воспитанной, тем более что ее прежний муж был не мне чета, да?
 — Ну…
 — Да, я высоко замахнулся. Но, понимаешь, Джимми, нет у меня другого выхода. Надо попробовать, а иначе я не смогу смотреть себе в лицо.
 — Смотреть на себя в зеркало, — поправил его Джеймс.
 — Что? — не понял Мэтью.
 — Ты не сможешь посмотреться в зеркало.
 — Черт, Джимми! Ты хоть меня слушаешь? Я ведь именно так и сказал.
 — Прости, — улыбнулся Джимми.
 — Да ладно. — Мэтью пренебрежительно отмахнулся. — Наверное, у тебя от всех этих новостей ум за разум зашел.
 — Можно и так сказать, — согласился Джеймс.
 — В общем, было нелегко, но все-таки я уволился. А то Этти решит, что я женюсь, а потом буду все время оставлять ее одну. Она должна знать, что у меня серьезные намерения. — Мэтью взглянул на Джеймса, ища поддержки.
 Тот до сих пор еще не оправился от шока, но, увидев встревоженное лицо брата, взял себя в руки.
 — Ну, да. Конечно! Я бы и сам так поступил.
 — Решить-то я решил, а вот приехал сюда и не знаю, что делать дальше. Ведь надо, чтоб все было как положено. Не могу я просто прийти к Этти и сказать с порога: «Выходи за меня замуж». Правильно? — Он опять вопросительно взглянул на Джеймса.
 Джеймс немного растерялся. Ему трудно было поверить, что они действительно обсуждают такую тему. С Мэтью!
 — Нет. Я не… — пробормотал он, а потом уже более уверенно добавил: — Нет, я думаю, так нельзя.
 Мэтью был явно разочарован.
 — Мне тоже показалось… но ты в этих делах дока. — Он устало вздохнул, закрыл глаза и попытался представить Мариетту. — С Этти надо чтоб все было по высшему разряду. Цветы, музыка, стихи. Красивые слова. Она идеал. В ней все совершенно. Как она говорит! Как пишет! И ее запах… Только так и должно пахнуть от женщины…
 — Боже милостивый, — изумленно пробормотал Джеймс, — да ты и впрямь влюблен! Не думал я, что доживу до такого дня.
 — Я тоже. — Мэтью широко раскрыл глаза, как будто удивлялся сам себе.
 Джеймс торжественно пожал ему руку:
 — Мои поздравления, Мэт! Я рад за тебя.
 — Ты научишь меня, как ухаживать за Этти? — спросил Мэтью, стиснув руку брата.
 — Еще бы! Сделаю все, что смогу. Положись на меня.
 — Спасибо, Джимми. А я здесь никому не помешаю.
 — «Лос Роблес» — твой дом, Мэт, — досадливо отмахнулся Джеймс. — Ты никому не помешаешь. Бет будет ужасно рада, узнав, что ты остаешься. Готов поспорить, что она сейчас на части разрывается, только бы тебе угодить.
 — Знаешь, Джимми, интересно… Элизабет всегда была мне рада. А сегодня посмотрела так, будто решила меня убить. Нет, я говорю серьезно, — настаивал Мэтью, заметив недоверчивый взгляд брата. — Таким холодом обдала, что полярный медведь мог бы замерзнуть. Как будто я мусор, случайно попавший в ее чистый дом. Хорошо еще, что дети прибежали со мной поздороваться!
 — Если Бет был не слишком доброжелательна, — возразил Джеймс, — значит, ты сказал какую-нибудь глупость. Я лучше, чем кто-либо, знаю, как ей жаль, когда ты уезжаешь из «Лос Роблес», и как ей хочется, чтобы ты бросил свою работу и осел здесь.
 — Когда я сказал, что останусь здесь надолго, мне кажется, что она повеселела, — согласился Мэтью. — И стала готовить на ужин теннессийский пирог с джемом.
 — Вот видишь? Сам знаешь, какая Бет. Она не любит говорить о своих чувствах, она их показывает на деле. Потому и взялась за пирог.
 — Наверное.
 — Не наверное, а точно. Так уж у нее принято. Ну, сейчас мы закончим чистить Эндрю и пойдем домой, а то сюда нагрянет Бет и отругает нас за опоздание.
 — Хорошо. Я помогу тебе.
 — С лошадью я и сам управлюсь. Почему же ты никогда не говорил мне об этой девушке?
 — А что рассказывать-то?
 Джеймс, который продолжал чистить лошадь, на минуту остановился.
 — Ну, хотя бы кто она, для начала.
 — Как это кто? Я думал, вы с Бет приглядываете за Этти. Бет сказала, что вы вместе обедаете каждое воскресенье.
 Джеймс остолбенел от внезапной догадки:
 — О Боже! Неужели ты говоришь о миссис Мариетте Колл? Ты влюбился в Мариетту Колл?!
 В открытую дверь черного входа залетал вечерний бриз, принося прохладу в кухню, где от раскаленной печки шел невыносимый жар. Элизабет вытащила из духовки две сковороды с пирогами, взглянула на них с удовлетворением и понесла их на заднее крыльцо, чтобы немного остудить. Дети следовали за ней хвостом. На улице до них донесся громкий смех.
 Старший сын Элизабет, Джордж Роберт, двухлетний мальчик, потянул мать за подол, ткнул пальчиком в сторону конюшни и сказал:
 — Папа!
 — Да, — медленно проговорила Элизабет, удивляясь такому безудержному веселью. Она знала, что Мэтью пошел поздороваться с братом, но что их так рассмешило? — Да, дорогой, — сказала она, улыбнувшись сыну. — Это папочка. Мне кажется, он очень рад, что вернулся домой.
 Элизабет увела детей в дом, но смех Джеймса был слышен даже на кухне.




 Глава 18


 Увидев Мэтью, идущего по дорожке к дому Мариетты, Джастис присвистнул.
 — Боже мой, кого я вижу? — пропел он. — Мэтти Кейган, малыш. Ты похож на новенькую серебряную монету. Весь так и сверкаешь. Да хранит нас Господь и его святые угодники.
 — Потише, Джас, — предостерег его Мэтью, поднявшись на крыльцо. — Сегодня я не в том настроении. — Он протянул руку Джастису, который сидел, привалившись к стене и положив длинные ноги на перила. — Как дела? — Мэтью кивнул на парадную дверь. — Все в порядке?
 Джастис, скорчив гримасу, отдернул руку и вытер ее о брюки.
 — У тебя ладонь мокрая, как собачий язык, — сказал он с отвращением. — Если ты пришел подлизаться к миссис Колл после всего, что ты натворил в Марипозе, я этого тебе не советую. В потных руках нет ничего романтичного, если ты понимаешь, о чем я говорю.
 — Я не собираюсь подлизываться к Этти, — солгал Мэтью, потом нахмурился и вытер руки о новый шерстяной пиджак, который надел утром. — Она дома? — спросил он, взглянув на дверь.
 — Дома, — успокоил его Джастис, внимательно изучая модный костюм своего друга. — Только вот не знаю, принимает ли миссис Колл. Не думал я, что увижу тебя в такой одежде. Ты словно на похороны собрался. И правильно сделал, — добавил он, поймав свирепый взгляд Мэтью, — потому что миссис Колл наверняка убьет тебя. Ты ведь бросил ее там, в Марипозе. Ничего умнее ты придумать не мог!
 — Держи свое мнение при себе, — посоветовал ему Мэтью. — Ты же не знаешь, что там произошло.
 — Знаю! — Джастис хихикнул. — Я видел сломанную кровать.
 — Ну… да. — Мэтью покраснел. — Дело не в кровати.
 — Могу себе представить.
 — Грязный у тебя умишко! — процедил сквозь зубы Мэтью. — Значит… у нее все в порядке? Она хорошо устроилась?
 — Неплохо. Никаких неприятностей пока не было. Неторопливый Медведь рассказал мне о том, как обстоят дела с Куинном и Чемберсом. Вы ведь вчера вечером с ним встречались? Наверное, ты хочешь, чтобы мы пока остались здесь?
 — Если можно, еще немного, Джас. Мне неудобно просить, но я спокойнее себя чувствую, когда знаю, что вы с Берти будете рядом, пока не найдут Чемберса.
 — Разумеется, мы останемся. Это самое меньшее, что мы можем сделать для тебя. Кроме того, я хочу посмотреть, как ты будешь ухаживать за миссис Колл. Мне не хотелось бы пропустить такое зрелище.
 — Я не буду ухаживать за Этти! — сказал Мэтью.
 — И Неторопливый Медведь жаждет поцеловать твою невесту.
 — Я не собираюсь ухаживать за Этти!
 — Да ну тебя! Постучи же наконец в дверь, — отмахнулся от него Джастис. — Ты напоминаешь мне Фридома в те времена, когда он ухаживал за Поющей Птицей.
 — Не буду я за ней ухаживать! — повторил Мэтью и подошел к двери. — А Берти скажи, чтоб держал рот на замке. — Его кулак обрушился на дверь. — Козел он похотливый, и больше ничего. Я не желаю, чтоб Этти слушала эту чушь. А если ему так нужна женщина, пусть отправляется к мисс Беверли и возьмет себе шлюху!
 Дверь распахнулась именно в тот момент, когда Мэтью произнес последнюю фразу. На пороге стояла дородная женщина средних лет. Мэтью сорвал с себя черную пуховую шляпу и откашлялся. Никогда он не носил такого нелепого головного убора и утром, поглядев на себя в зеркало и решив, что вид у него совершенно дурацкий, поклялся, что никогда больше не станет так унижаться. Надо только надеть на пальчик Мариетты золотое кольцо, купленное в Лос-Анджелесе, и с этим шутовским нарядом будет навсегда покончено.
 — Здравствуйте, миссис Килир. Рад вас видеть, — смущенно сказал Мэтью.
 — Здравствуйте, маршал Кейган, — сухо ответила она.
 — Вы теперь работаете у Этти… то есть у миссис Колл? — вежливо спросил Мэтью. — Если она дома, я хотел бы с ней поговорить.
 — Простите, маршал Кейган, но миссис Колл не очень хорошо себя чувствует. Она не принимает.
 — Не очень хорошо себя чувствует? Что это значит? — В голосе Мэтью слышалась тревога.
 — Именно то, что сказала, маршал. Ей сейчас не до гостей.
 — Да что с ней такое? Что-то серьезное? Она больна, была ли у доктора Хедлоу? — Мэтью повернулся к Джастису: — Этти больна?
 Тот пожал плечами:
 — У нее сонливость, но миссис Кейган утверждает, что это организм приспосабливается.
 — Приспосабливается?! К чему?
 — Не знаю. Наверное, речь идет о каких-то женских делах.
 — О… — Мэтью задумчиво кивнул. — Конечно. Все правильно. — Он снова переключился на миссис Килир. — Передайте ей, что я заходил и вернусь позже. Пожалуйста, мэм. Нам нужно кое-что обсудить и… вот, — Мэтью вытащил из внутреннего кармана маленький конверт. — Письмо от Элизабет. Она сказала, что в нем что-то важное, поэтому надо как можно скорее передать его Этти… то есть миссис Колл.
 — Я все сделаю, маршал, — заверила его миссис Килир, взяв письмо.
 — Премного благодарен, мэм. — Мэтью надел шляпу и спустился с крыльца. — А ты, Джас, гляди в оба и не разрешай Этти выходить из дома. Я вернусь через пару часов.
 Через два часа Либерти сменил Джастиса на посту, но миссис Колл, как сообщила экономка, по-прежнему не принимала посетителей. Сначала она спала, потом сидела в ванне. Устав от бесконечных издевок братьев Дроганов, Мэтью навестил шерифа Броудмена и поиграл в покер в одном из городских салунов. День был на исходе, а Мариетта по-прежнему не желала его принять. Хорошее расположение духа таяло, сменяясь мрачностью. «Ведь я только хотел поговорить», — думал он, в очередной раз направляясь к дому сестер Ханлан. Мариетте совершенно незачем наряжаться. Черт, он вообще предпочел бы видеть ее голой, как в ту ночь. Но об этом лучше и не думать, по крайней мере до тех пор, пока на ее пальце не будет обручального кольца. А когда они поженятся, то смогут делать все, что им заблагорассудится, ни на кого не оглядываясь. Именно этим Мэтью и жаждал заняться, как только Мариетта примет его предложение.
 Наверное, она сердится. Черт подери, сердится — слишком мягко сказано! И с этим надо смириться. Сам виноват: нельзя было уезжать не попрощавшись. И все же Мариетта не имеет права его игнорировать, ведь он страдает уже полтора месяца, да еще как! Ну, хорошо. Она заставила его торчать на крыльце и целый день слоняться по городу в дурацком костюме. Она выместила свою обиду. Ну и достаточно. Если миссис Килир откроет дверь и скажет, что Этти стоит в коридоре на голове, — пусть, он все равно войдет и поговорит с ней.
 Через пять минут Мэтью орал на Джастиса:
 — Как это ее нет? Куда она ушла? Я же велел тебе не выпускать ее из дома!
 — Послушай, Мэтью, — воскликнул Джастис, воздев руки. — Успокойся.
 Мэтью озирался по сторонам, словно ожидая появления Мариетты.
 — Я сказал миссис Килир, что зайду! — вопил он. — Я сказал, что вернусь через час.
 — Миссис Килир скоро потом ушла домой, и я не уверен, что она передала твои слова миссис Колл. А если и передала, какая разница? Сюда явился Наг, и миссис Колл была совершенно готова к прогулке. Стоило ему постучать в дверь, как она выпрыгнула на крыльцо и потащила его к экипажу. Я пытался внушить ей, что тебе это не понравится, но миссис Колл не под арестом. Что я мог сделать? Схватить ее и силой заставить вернуться?
 Мэтью хранил зловещее молчание.
 — Надеюсь, ты говоришь не о Нате Киркленде, Джас? — глухо прорычал он. — Я очень надеюсь, что речь идет не о Нате.
 — Нет именно о нем. Я думаю, что они договорились заранее. Мы с тобой не имеем права держать миссис Колл взаперти, но за ними будет следить Неторопливый Медведь, это все, что я мог сделать. Ты слушаешь меня? Мэт? Черт побери, подожди, я должен кое-что тебе объяснить. — Джастис пошел следом за Мэтью. — Куда же ты?
 Мэтью молча шагал по дорожке. Калитку он распахнул с такой силой, что сорвал дверную петлю.
 — Не дури! — крикнул Джастис. — Мэтью, остановись… ты только… ну хоть не беги так!
 — Если хотите знать мое мнение, Мэтью — дурак. Мы знакомы с детства, но я никогда не видел, чтобы он когда-либо докучал женщине. Не могу представить вас обоих в такой ситуации.
 Мариетта провела пальцем по ободку бокала с ледяным шампанским.
 — Мне не следовало говорить вам об этом. Вы очень добры ко мне… Простите, что я пользуюсь вашим расположением и рассказываю такие вещи. Наверное, вы очень удивились тому, что Мэтью целый день провел на моем крыльце.
 — На прошлой неделе вы слушали исповедь о моих горестях. Теперь моя очередь. Вы имеете на это полное право. И, откровенно говоря, мне приятно посидеть за столом с хорошенькой женщиной и немного поболтать. Давно со мной такого не бывало. С тех пор как…
 — С тех пор как вы ухаживали за Элизабет, — мягко закончила Мариетта. — Вы, наверное, ужасно переживали, когда она отказалась выйти за вас замуж.
 — Я справился со своей бедой. Мне было больно, но если бы мы с Джеймсом рассорились, было бы еще хуже. Кроме того, меня отвлекала работа на ранчо. — Заметив, что Мариетта помрачнела, Натан дружески сжал ее руку и спросил: — А вы уже придумали, как отвлечься от грустных мыслей?
 — Нет. — Она покачала головой. — Я вообще не знаю, что мне делать. Я не хочу видеть его, но как этого избежать? Мэтью очень настойчив. Нельзя же вечно держать его на расстоянии. Ситуация может накалиться еще больше. Жаль, что сегодня мне не хватило храбрости встретиться с ним и объясниться. Тогда по крайней мере я могла бы спокойно спать по ночам. — Мариетта сжала руку Натана. — Если б знать, чего он от меня хочет!
 — А вдруг это как-то связано с расследованием? Может, Чемберс объявился? — спросил Натан.
 — Вряд ли. Мэтью был в костюме. Не стал бы он так изысканно одеваться для того, чтобы рассказать мне о судебном процессе.
 — Значит, он просто одумался. Точно. Элизабет считает, что Мэтью влюблен в вас, а в этих делах она разбирается.
 Мариетта вспомнила о письме, которое ей передала миссис Килир. Это было письмо от Элизабет.
 «Я ничего ему не сказала, — писала Элизабет своими детскими каракулями. — Он не знает о ребенке. Повидайся с ним».
 Слово «повидайся» было подчеркнуто дважды.
 — Возможно, Элизабет и разбирается в этих вещах, — тихо сказала Мариетта. — Но в данном случае она ошибается. Мэтью не влюблен в меня, да он и не давал мне никаких обещаний. Он просто… хотел меня. Ничего большего я и не ожидала. — Она пристально посмотрела на Натана. — Наверное, вы считаете меня ужасной женщиной, но я полюбила его.
 Он сжал ее пальцы обеими руками.
 — Знаю, Мариетта. Я так и подумал — В его голосе звучало искреннее сочувствие. — Вы прекрасная добрая женщина. Поверьте, что бы ни случилось, я на вашей стороне.
 — О, Натан, вы самый лучший…
 — Давайте! Зовите шерифа! — вдруг прогремел знакомый голос. Все посетители сразу повернулись к двери. — Вызывайте хоть целый полк, черт возьми, только дайте пройти! — орал Мэтью.
 — О Боже! — прошептала Мариетта.
 Он ворвался в зал, словно ураган, отшвырнув на ходу метрдотеля. За ним по пятам следовал Джастис Двенадцать Лун.
 — Не волнуйтесь, — сказал Натан, ласково потрепав Мариетту по руке. — Я не дам вас в обиду.
 Джастис бросился поднимать метрдотеля, а Мэтью летел по залу, с яростью вглядываясь в лица посетителей. Наконец он заметил Мариетту. Она ахнула, пораженная стальным блеском его глаз. Мэтью медленно направился к ней, потом остановился, увидев, что Натан сжимает ее руку. Его грозное рычание было слышно во всех углах ресторана.
 — Господи, помилуй! — Мариетта попыталась высвободиться, но Натан держал ее крепко, да еще и улыбался при этом.
 Он выпустил руку своей спутницы не раньше, чем Мэтью подошел к их столику.
 — Здравствуй, Мэт, — дружелюбно сказал Натан, приподнимаясь со стула и протягивая руку. — Джим сообщил, что ты вернулся насовсем.
 Мэтью тяжело и прерывисто дышал. Металл в его голосе поверг Мариетту в трепет.
 — Возьми свои вещи! — прорычал он, обращаясь к Мариетте.
 Натан опустил руку, которую Мэтью так и не пожал.
 — Мы с миссис Колл еще только начали ужинать. Не хочешь присоединиться к нам и выпить чего-нибудь?
 Мэтью дышал ртом, словно ему не хватало воздуха. Мускулы вздулись так, что, казалось, еще минута — и костюм лопнет по швам.
 — Собери… свои… вещи, — процедил он сквозь зубы.
 Мариетта потянулась за шалью.
 — Миссис Колл никуда не пойдет с тобой, Мэт. Она ужинает со мной и останется здесь.
 Джастис схватил Мэтью за руку, которая была сжата в кулак.
 — Мэт, — попытался остановить он друга. — Подумай. Подумай! Нат — лучший друг Джима. Не надо, ты потом пожалеешь об этом.
 Мэтью в упор смотрел на Мариетту.
 — Или ты сию же минуту возьмешь свои вещи и уйдешь отсюда сама, или я выведу тебя силой, — сказал он медленно и четко.
 — Миссис Колл никуда не пойдет, — повторил Натан.
 Мариетта взяла сумочку и перчатки.
 — Все в порядке, Натан, — быстро проговорила Мариетта. — Я не хочу провоцировать скандал.
 Либерти, стоявший в дверях с шерифом Броудменом, хрипло рассмеялся.
 — Поздно, — сказал он, глядя на публику, жадно ожидавшую скандала. — В следующем же номере газеты об этом происшествии появится сообщение на первой полосе. Поэтому вполне можно устроить здесь хорошую драку по всем правилам. Ты, Двенадцать Лун, примешь сторону Ната, я встану с Мэтью, а Хэнк сыграет роль судьи.
 — Не уходите, — сказал Натан, когда Мариетта отодвинула стул и встала. — Я обо всем позабочусь.
 — Знаю, — громко ответила она, натягивая перчатки и не обращая внимания на Мэтью, который дышал, словно загнанная лошадь, и смотрел на нее так, будто собирался перекинуть через плечо и унести с собой, — Я уверена, что вы легко одолеете маршала Кейгана, потому что моложе, умнее и явно лучше воспитаны.
 Она нарочито тщательно расправила шаль, наброшенную на плечи, и продолжала:
 — Но я не желаю усугублять эту неприличную сцену, вызванную его грубостью и дурными манерами. Мне жаль лишаться вашего приятного общества, сэр. — Мариетта церемонно протянула руку Натану. — Благодарю вас за этот очаровательный, хотя и короткий вечер. Надеюсь, вы простите меня за столь внезапный уход. Может быть, мистер Двенадцать Лун окажет мне любезность и разделит с вами компанию. Спокойной ночи.
 Закончив свою торжественную речь, Мариетта, гордо вскинув голову, пошла прочь, игнорируя Мэтью и остолбеневших посетителей. Все было сделано очень изящно и тонко. Она оказалась достойной полученного ею воспитания. «Ситуацию спасти не удалось, — думала Мариетта, — но по крайней мере я не позволила поставить себя в глупое положение». Она кивнула Либерти, который восхищенно присвистнул в ответ.
 Мэтью оттолкнул Джастиса и наклонился к Натану:
 — Ты остался цел только потому, что вы с Джимми — друзья. Но вот что я тебе скажу: держись подальше от моей женщины, иначе я так двину тебя по физиономии, что будешь ходить задом наперед.
 С этими словами он пошел следом за Мариеттой. Натан и Джастис, переглянувшись, остались на месте.
 — Ну, кажется, получилось, — сказал Натан.
 — Да. — Джастис с облегчением вздохнул. — Господи, надеюсь, я никогда так не полюблю.
 — Я тоже. Как ты думаешь, не страшно оставлять их вдвоем?
 — Конечно, нет. — ответил Джастис, пристроившись на стул, который занимала до него Мариетта. — Ты же видел, как она с ним управляется. Хотя я не хотел бы оказаться рядом, когда Мэтью вспомнит, как она сказала, что ты моложе его и лучше. Он очень болезненно относится к своему возрасту. Но он влюблен и ни за что ее не обидит. М-м-м. Хорошее шампанское. А что у нас на ужин?
 — Никому я не нужен, — печатано проговорил Либерти, подвинув к себе стул. — Я спросил Мэта, не помочь ли ему с миссис Колл, а он сказал мне в ответ такую гадость, что мама непременно промыла бы ему рот бораксом.
 — Куда отправился шериф Броудмен? — спросил Натан.
 — Домой, — откликнулся Либерти, отхлебнув из бокала Джастиса. — Жена должна дать ему брома. Старик надеется, что Мэтью не убьет его до выхода на пенсию. Мы можем заказать виски?
 — Конечно. — Натан обвел взглядом зал: все присутствующие с любопытством смотрели на них. — Но, наверное, лучше подождать, пока пройдет шок в зале. Кстати, куда подевались официанты?
 — По-моему, они повели метрдотеля в холл — он так разволновался.
 — Придется подождать, — сделал вывод Джастис. — Это тоже неплохо. Пусть Мэтью и миссис Колл немного побудут наедине. — Он наполнил два бокала шампанским и передал Либерти полупустую бутылку. — За Мэтью! — Джастис поднял свой бокал.
 — И за Мариетту, — добавил Натан. Либерти отхлебнул прямо из бутылки.
 — Слушайте, у меня есть идея, — сказал он, вытирая рот рукой. — Давайте после ужина вернемся к миссис Колл, встанем на крыльце и будем петь старинные ирландские любовные песни. Это должно на них подействовать.
 — Неторопливый Медведь, — устало проговорил Джастис, — ты опасный человек. Мы дадим им час. Только один час. А потом вернемся на свой пост! — Он свирепо взглянул на брата. — И никаких ирландских любовных песен, мальчик мой. В противном случае, когда Мэтью попытается убить тебя, я предложу подержать его шляпу.




 Глава 19


 К Ханлан-Хаус они возвращались молча. Мариетта шла впереди, Мэтью — следом. Он взял у нее ключ, открыл дверь и впустил Мариетту в дом, сохраняя зловещее выражение лица. Положив сумочку на столик в прихожей, Мариетта направилась в гостиную, по пути стягивая перчатки. В камине еще не угас огонь. Она повернула фитиль большой лампы, стоявшей на столе, и в комнате стало светло. Мэтью громко хлопнул входной дверью и через мгновение появился на пороге гостиной.
 — Твое поведение отвратительно, — холодно сказала Мариетта, бросив перчатки на диван, обтянутый жаккардовой тканью.
 Вместо ответа Мэтью снял шляпу и швырнул ее на пол.
 — Ты не имел права устраивать такую сцену и публично унижать меня! — продолжала Мариетта, глядя на шляпу.
 Мэтью сорвал с себя пиджак и бросил его рядом со своим головным убором. Мариетта попятилась.
 — Я не потерплю такого обращения — ни от тебя, ни от кого-либо другого!
 Мэтью начал расстегивать рубашку.
 — Что ты делаешь? Зачем ты раздеваешься?
 — Я надел этот чертов костюм сегодня утром — для тебя. Джимми говорил, что не надо это делать, мол, еще рано, но я его не послушал! — Рубашка полетела на ковер. — Я его не слушал. Хотел, чтобы все было как положено. Тебе ведь требуется идеальный мужчина, одетый с иголочки… — продолжал Мэтью, медленно приближаясь к Мариетте. Вдруг его взгляд скользнул по каминной полке. Он прервал свой монолог и схватил стоявшую там фотографию. — А все из-за него! — Мэтью сунул ей в лицо один из свадебных снимков. — Он портит мне жизнь!
 Мариетта вырвала у него из рук фото:
 — Не смей!
 — Не смей? — зарычал Мэтью, грозно наступая на нее. — Что не смей? Не смей разговаривать? Смотреть? — Он уже почти кричал от ярости. — Или мне нельзя дотрагиваться до твоего драгоценного мужа?
 — Что ты говоришь! — воскликнула Мариетта. — Какое тебе дело до Дэвида? Ты его даже не видел!
 Мэтью остановился и шумно вздохнул.
 — И очень жаль. Иначе я бы знал, как соперничать с покойником. Я тебе вот что скажу, Этти. Больше я так наряжаться не буду. Этот дурацкий костюм я надену теперь только в день свадьбы, а потом сожгу его!
 — Что?!
 — Я тебе еще вот что скажу, — сердито продолжал Мэтью, сделав несколько шагов вперед. — Я не хочу, чтобы ты общалась с Натом Кирклендом. Не смей даже разговаривать с ним.
 — Что ты себе позволяешь? — со злостью ответила Мариетта, прижимая фотографию к груди. — Ты не имеешь права предъявлять мне такие требования! Мои отношения с вами закончились в Марипозе, маршал Кейган. Я больше не нахожусь под вашим покровительством. И хочу, чтобы вы ушли. Сейчас же!
 Мэтью выхватил у нее фотографию и швырнул на кресло.
 — Ты хоть скучала обо мне? — спросил он, вдруг обняв Мариетту за талию и закрывая ей рот поцелуем.
 Она попыталась оттолкнуть его и вырваться из его объятий, но Мэтью был слишком жаден, настойчив и силен.
 — Ты скучала обо мне? — снова спросил он, прижав Мариетту к стене.
 — Нет!
 На этот раз поцелуй получился долгим и более страстным.
 — Ты скучала? — хрипло повторил Мэтью.
 — Н-нет, — выдавила Мариетта, но ответ на этот раз получился не слишком убедительным.
 Вдохновленный этим обстоятельством, Мэтью принялся целовать ее глаза, щеки, подбородок.
 — А я скучал! — горестно прошептал он. — Я так скучал по тебе, милая… ты даже не представляешь. Я мечтал о тебе, хотел тебя, Этти. — Мэтью коснулся ее губ. — Неужели ты не скучала обо мне хоть немножко?
 Мариетта стояла с закрытыми глазами, прижав руки к его груди, и наслаждалась ощущением тепла и силы, исходящих от мужского тела, вслушивалась в глухой стук сердца. Она была бы рада снова солгать, сказать что-нибудь такое, что заставило бы его уйти, но не могла выдавить из себя ни слова. Мэтью бросил ее в Марипозе. Если он и скучал, то только на уровне физиологии. Он хотел ее, потому и вернулся. Тем более что она пустила его к себе в постель сразу, без всяких предварительных ухаживаний. Надо солгать. Он это заслужил. Она обязана солгать, но вместо этого она прошептала:
 — Да. Я скучала по тебе, Мэтью. Очень. Мэтью глухо застонал и бросился целовать ее, да так, словно собирался съесть. Его руки скользили по груди, бедрам и спине Мариетты, тело, раздираемое желанием, инстинктивно льнуло к ней… Мариетта изнемогала от блаженства. Она любила Мэтью и была рада вновь оказаться в его объятиях. Сейчас они займутся любовью, а потом он уйдет. Ну и пусть. Они проведут вместе ночь, и это прекрасно. Надо постараться насладиться каждым мгновением.
 — Этта, — бормотал Мэтью, не отрывая губ от ее рта. — Я люблю тебя! Я люблю тебя, дорогая.
 Его признание потрясло ее, но только на один миг. Конечно, теперь он будет говорить ей о любви. После той истории в Марипозе Мэтью, вероятно, думает, что она только этого и ждет. Как ни странно, его слова ранили Мариетту в самое сердце. Она же не могла сказать ему о своих чувствах, потому что ее любовь Мэтью не нужна. Он почувствует себя неловко, решит, что его заманивают в ловушку.
 Он с трудом оторвал губы от шеи Мариетты и нежно обнял ее за талию.
 — Вот так гораздо лучше, — сказал Мэтью с хриплым смешком. — В следующий раз буду знать, как надо с тобой обращаться, чтобы не тратить времени на пустые разговоры.
 — Мэтью…
 — Не волнуйся, милая, мы займемся этим через минутку. Веришь ли, — он быстро поцеловал ее, — рядом с тобой я забываю обо всем, Этти. Но сначала вот что сделаем.
 Он посадил Мариетту на диван, поднял свой пиджак и начал рыться в карманах. Она удивленно наблюдала за его действиями.
 — Вот, — сказал Мэтью, вытащив наконец какую-то крошечную вещицу из кармана пиджака, который снова бросил на пол. Он взял Мариетту за левую руку и весело ухмыльнулся. — Сделаем дело и вернемся к тому, с чего начали. Тебя ждет расплата: множество бессонных ночей. Надеюсь, кровати у тебя крепкие.
 — Господи, Мэтью, что это значит?
 — Старинный обычай. Я не лягу с тобой в постель до тех пор, пока ты носишь на пальце кольцо другого мужчины! — Он принялся стягивать обручальное кольцо Мариетты.
 — Мэтью! Что ты делаешь?!
 — Не устраивай истерик. Ты можешь хранить его где-нибудь в ящике. А потом мы подарим это кольцо нашей дочери… Если, конечно, родится дочь.
 Мариетта чуть не задохнулась.
 — Что ты сказал? — прошептала она.
 Но Мэтью слишком был увлечен своим делом и ничего не ответил.
 — Вот, сейчас мы наденем новое колечко, и все будет в порядке.
 От нахлынувших чувств все поплыло перед глазами Мариетты, но она успела заметить, что он пытается надеть ей на палец другое кольцо. Кольцо с бриллиантом от Тиффани.
 — Я не так богат, как Джимми, — радостно говорил Мэтью, — но могу позволить себе купить приличное кольцо. Подожди! Ты еще увидишь, какое обручальное кольцо я купил тебе в Лос-Анджелесе. На нем вырезаны цветы и виноградные кисти…
 Мариетта отдернула руку и посмотрела на кольцо, которое казалось совсем крошечным в его огромных руках.
 — Что случилось, милая?
 Он знает! Вот в чем дело. Что бы ни написала в своем письме Элизабет, Мэтью узнал о ребенке и поэтому пришел!
 — Тебе не нравится? — Мэтью, нахмурившись, повертел кольцо в руке. — А мне показалось, что оно очень миленькое. Если хочешь, я могу отослать его обратно и купить другое.
 — Мэтью… нет! — с тоской в голосе воскликнула она. Еще один брак без любви! Невыносимо! Нельзя этого делать, несмотря на всю ее любовь к Мэтью. Они с Дэвидом по крайней мере испытывали друг к другу одинаковые чувства. Но так сильно любить Мэтью и знать, что он никогда не ответит ей тем же… Нет, она не выдержит этого.
 — Брильянт настоящий, — с надеждой сказал Мэтью, показывая ей кольцо. — Полкарата.
 Мариетта молчала. Глаза щипало от слез. Мэтью смутился.
 — Я ведь не знаю, какие кольца ты привыкла носить, Этти. Может, Дэвид Колл дарил тебе украшения лучше, но ювелир уверял меня, что это самая модная вещица во всей Калифорнии.
 — Я никогда не видела более красивого кольца, Мэтью. — Мариетта вытерла слезы. — За всю мою жизнь. Честное слово! Но я не могу принять твой подарок… — Из ее груди вырвался вздох, очень напоминающий всхлипывание. — Я польщена, и… мне очень жаль. — Она отвернулась и подошла к камину.
 Несколько секунд Мэтью молча смотрел на нее, потом сунул кольцо в карман брюк и встал.
 — Я еще не все сказал, что хотел. Наверное, это от волнения. — Его робкий, заискивающий смешок резанул Мариетту по сердцу. — Я знаю, что ты огорчилась из-за того, что случилось в Марипозе. Я тебя не осуждаю и могу объяснить, почему уехал.
 — О нет, Мэтью, пожалуйста! — горько воскликнула Мариетта. — Давай не будем говорить об этом сегодня. Пожалуйста, только не сегодня!
 — Ну, хорошо, — медленно произнес он. — Как хочешь. Не будем.
 Она шмыгнула носом и кивнула.
 — Ну тогда… послушай, Этти, — начал Мэтью, откашлявшись. — Я, конечно, не тот человек, о котором ты мечтала…
 — Именно тот, — прошептала Мариетта, глядя на огонь в камине.
 — Но я хочу, чтобы у нас все было как положено. Я ушел в отставку…
 — Нет! — ахнула Мариетта, прижав руки к лицу.
 — … и занял пост шерифа в Санта-Инес, по крайней мере до следующих выборов. А потом… я не так уж стар и могу еще несколько лет работать в этой должности. Бросай работу в школе, если хочешь.
 Он отказался от любимого дела ради их ребенка! Мариетта заплакала. Она оплакивала его потерю. Чувствуя себя совершенно беспомощным, Мэтью шагнул к ней.
 — Конечно, я не богат. Ты привыкла к другому, но я сделаю все, что в моих силах. Клянусь. Мы будем жить хорошо.
 Мариетта продолжала плакать: уж слишком сильно подействовали на нее слова Мэтью. Она зажала рот рукой, но не смогла заглушить рвущихся из груди рыданий. Мэтью, стоявший у нее за спиной, судорожно вздохнул.
 — Я… — начал он и умолк.
 Мариетта слышала, как он собрал свои вещи и вышел из гостиной. Спустя минуту хлопнула входная дверь.
 — Наденем это кольцо и все будет в порядке? — повторил Джеймс. — Вот, значит, как ты сделал предложение! Где цветы, стихи, музыка и красивые слова?
 Мэтью приподнялся и застонал. Он спал на соломе, и теперь его тело онемело, а в голове гудело с похмелья. Он выпил немало виски, разговаривая с Уродом и жалея себя.
 — Ну, я немного поторопился. Уж очень мне хотелось с этим покончить, — объяснил Мэтью слабым голосом и потер свои усталые покрасневшие глаза. — Начали за здравие, а кончили за упокой. Думал я тогда не головой, как ты понимаешь.
 Джеймс усмехнулся, сел рядом со своим несчастным братом и вытащил из соломы наполовину пустую бутылку виски.
 — Да, понятно. У меня тоже голова работает плохо, когда другие части тела берут верх. Но эта твоя фраза… Ничего подобного я не слышал. Разве так делают предложение? Неудивительно, что она тебе отказала.
 — Ничего подобного, — проворчал Мэтью. — Просто не нужен я ей. А я, дурак, думал иначе. Она тонкая, образованная леди, а я неотесанный, глупый мужик.
 — Да ладно тебе, не заводись. Дай миссис Колл немного времени. Она недавно потеряла мужа. Еще и года не прошло, нужно переждать. Если б, например, умерла Бет, я бы долго не смог ухаживать ни за кем. Знаешь, что нужно миссис Колл? — сказал он, гладя Мэтью по спине.
 — Что? — тупо переспросил тот.
 — Нежность и забота, вот что. Ты должен вести себя очень ласково и осторожно, как будто она фарфоровая. Вот это и называется «ухаживать».
 — Не знаю, Джимми…
 — Ты должен это сделать, — настаивал Джеймс. — Только сдерживай себя и не натягивай удила, а то миссис Колл взбрыкнет, как норовистый конь, и убежит. Ты ведь ее любишь? Ты хочешь ее?
 — Конечно, — промямлил Мэтью, потирая грудь. — Но, черт возьми, Джимми, я и не думал, что это так больно. Я имею в виду ее отказ. Мне страшно начинать все сначала.
 — Вот это да! — удивленно воскликнул Джеймс. — Не думал я дожить до такого дня, когда Мэтью Кейган испугается взять то, что ему хочется, из-за какой-то ерунды. Если действительно хочешь, иди и добивайся своего. Наверное, миссис Колл не так уж и нужна тебе?
 — Нужна! — крикнул Мэтью. — Ты и представить себе не можешь, как сильно!
 Джеймс посмотрел прямо в сердитые, налитые кровью глаза старшего брата.
 — Докажи это, — сказал он с вызовом. — Докажи, или я буду считать тебя трусом, а все твои слова насчет миссис Колл — пустой болтовней.
 Джеймс с удовольствием заметил, что Мэтью упрямо стиснул челюсти.




 Глава 20


 После того как Мэтью ушел, Мариетта долго не могла заснуть. То она злилась на его поведение: начиная со сцены в ресторане и заканчивая минутой, когда он ушел, хлопнув дверью, — то принималась оплакивать все, что они оба потеряли. Впрочем, будучи женщиной здравомыслящей, Мариетта в конце концов поняла, что ее приступ меланхолии не поможет Мэтью снова стать федеральным маршалом и не внушит ему любовь к ней. Вскоре она легла в постель и провалилась в тяжелый, беспокойный сон.
 С первыми лучами солнца ее разбудил ребенок, доказав на деле, что, независимо от пола, он или она — истинное дитя своего отца. Только ребенок Мэтью мог вести себя так неразумно и отвратительно: из-за него Мариетта больше часа простояла на коленях, выворачивая наизнанку пустой желудок.
 Потом, лежа в постели, она чувствовала себя совершенно разбитой. Голова гудела, тело разламывалось, и, если б ее сейчас попросили поесть, Мариетта поклялась бы, положив руку на Библию, что никогда в жизни не проглотит ни кусочка.
 — Миссис Колл?
 Из-под мокрого холодного полотенца, которым миссис Килир полчаса назад накрыла лоб своей хозяйки, раздался слабый стон.
 — Простите, мэм, — ласково сказала экономка, на цыпочках входя в спальню, — но маршал Кейган… О Боже мой, шериф Кейган — ведь он теперь шериф, во всяком случае, по его утверждению. Так вот, шериф Кейган стоит внизу, мэм, и требует встречи. Вы, если хотите, можете выйти к нему или он сам поднимется к вам. Я говорила ему, что хозяйка нездорова, но он так упрям! Мне очень жаль.
 — Какой надоедливый человек! — пробормотала Мариетта, не зная, сможет ли она смотреть Мэтью в глаза после недавних бурных переживаний. — Черт бы его побрал!
 — Прогнать его?
 — Это бесполезно, — ответила Мариетта, с трудом приняв сидячее положение. — Мэтью не уйдет, Он дьявольски упрям. — Вцепившись обеими руками в матрас, чтобы не упасть, она попыталась подавить приступ тошноты.
 — Вам действительно не до гостей, — возразила миссис Килир. — Господи, да вы бледны, как привидение! Именно это я сейчас ему и скажу.
 — Нет. — Мариетта медленно и осторожно встала с кровати.
 Ей не хотелось откладывать этот разговор. Надо наконец объясниться.
 — Пожалуйста, передайте маршалу Кейгану, что я спущусь к нему, как только оденусь.
 Мэтью нервно расхаживал по комнатам, по ходу разглядывая маленькие безделушки, которые расставила Мариетта, чтобы придать дому более уютный вид. Прошло уже полчаса с тех пор, как миссис Килир сказала, что хозяйка скоро его примет. Очевидно, у них с Мариеттой разные представления о том, что означает слово «скоро»!
 — Женщины, — пробормотал он, обращаясь к фарфоровой кошке с хитрой мордочкой. — И о чем только думал Бог, когда…
 — Маршал Кейган?
 Мэтью поднял глаза и увидел Мариетту. Она медленно спускалась по лестнице, вцепившись в перила так, словно боялась упасть. Он инстинктивно ринулся к ней.
 — Прости, что заставила долго ждать, — сказала она холодным вежливым тоном, который как-то не вязался с ее мучнисто-бледным лицом и измученными, распухшими глазами.
 — Боже мой, Этти, ты выглядишь ужасно! Зачем ты встала с постели?
 Мэтью буквально взлетел по лестнице и ловко подхватил Мариетту на руки.
 — Маршал Кейган! — удивленно воскликнула она.
 — Не глупи! — резко ответил он и уложил ее на диван. — Миссис Килир говорила, что ты чувствуешь себя неважно, но вчера вечером ты великолепно выглядела, и я подумал, что просто меня выпроваживаешь.
 — Это было бы совершенно бесполезно. Мэтью, пожалуйста, перестань, — добавила Мариетта, пытаясь оттолкнуть его. — Я не хочу лежать.
 — Нет, тебе обязательно нужно полежать. — Он посмотрел на нее с сочувствием. — Что случилось? Тебя как будто через мясорубку пропустили.
 — Я полагаю, это естественно… при таких обстоятельствах, — заявила она ледяным тоном. И так взглянула на него, что у того по спине побежали мурашки.
 Мэтью растерялся, но потом вспомнил слова Джастиса о том, что Мариетте трудно к чему-то приспособиться.
 — А, ну тогда все в порядке, — сказал он с облегчением. — Женские проблемы! Слава Богу! Я уж испугался, подумал: вдруг это что-то серьезное?
 Улыбаясь, Мэтью сел рядом с ней на диван.
 — О! — в ярости закричала Мариетта. — Ты… ты бесчувственная скотина!
 Казалось, что она вот-вот ударит его. Ошеломленный Мэтью отпрянул назад.
 — Милая, зачем же так расстраиваться? Я только сказал…
 — Зачем расстраиваться?! — Мариетта сердито ткнула в него пальцем. — Бессовестный! Это по твоей вине я плохо себя чувствую.
 Мэтью пришел в полное недоумение. Наверное, Этти огорчило его вчерашнее поведение. Никакою другого объяснения ему не приходило в голову.
 — Ты права, Этти, — сказал он с искренним раскаянием в голосе. — Извини меня. Если бы ты знала, как мне жаль! Я не хотел этого, но сделанного не воротишь. Попробую все исправить…
 Ярость, овладевшая Мариеттой, вдруг прошла.
 — Не надо ничего исправлять. Я еще вчера сказала, что не выйду за тебя замуж, Мэтью. Если ты опять пришел с предложением руки и сердца, то мне жаль твоего зря потраченного времени.
 — Я пришел не за этим, — сухо ответил он, разозлившись на Мариетту за то, что она не оставила ему ни малейшего шанса. — Во всяком случае, не только за этим. Я хочу рассказать кое-что об Эллиоте Чемберсе и твоем отце.
 — О папе? — удивилась Мариетта.
 — Я еще вчера собирался… Наверное, нужно было сделать это сразу, как только я приехал в город. Но мне пришлось устраиваться в «Лос Роблес» и всякое такое…
 Мариетта положила руку ему на колено.
 — Мэтью, что случилось с моим отцом?
 Он сжал ее пальцы. В глазах Мариетты появилась тревога.
 — Дорогая, я знаю, для вас с сенатором наступили не лучшие времена после смерти Дэвида. И тебе было больно, потому что он поступал не так, как должен был поступать настоящий отец. Но… в общем, сенатор решил дать показания против Эллиота Чемберса.
 Эта новость ошеломила Мариетту. У нее закружилась голова. Она была на грани обморока. Мэтью погладил ее по голове своими шершавыми пальцами, дотронулся до щеки.
 — Как ты, Этти? — спросил он с тревогой. — Господи, да ты холодная, словно эскимос! Я пошлю Джаса за доком Хэдлоу.
 — Нет! — Мариетта схватила его руку, не позволяя встать. — Пожалуйста, не надо, Мэтью. — Она глубоко вздохнула. — Это просто… Ты сказал правду? Насчет отца?
 — Правду, дорогая.
 — Но почему он решился на это? — недоверчиво спросила Мариетта. — Может, боялся, что его выдаст Куинн?
 — Нет, — улыбнулся Мэтью. — Сенатор думал, что я убью Куинна и его парней. Значит, дело не. в этом.
 — Но…
 — На следующий день после того, как мы уехали из Сакраменто, он сдался федеральному маршалу во Фриско. Благодаря дневнику Дэвида, показаниям твоего отца и Куинна Чемберс не сможет теперь избежать правосудия. Его наверняка скоро выследят и арестуют.
 Мэтью взял дрожащие руки Мариетты в свои.
 — Но почему? Почему?
 — Неужели ты не понимаешь, милая? Она отрицательно покачала головой.
 — Думаю, потому, что он любит тебя. Кроме того, сенатор хорошо относился к Дэвиду и очень переживал из-за случившегося.
 — Не может быть!
 — Не знаю, что еще могло заставить такого человека, как сенатор Джон Хардести, добровольно отдать себя в руки правосудия. Остаток жизни он проведет в тюрьме. И потом, он сказал, что даст показания только при одном условии: правительство должно обеспечить твою безопасность любой ценой.
 Мариетта не сводила глаз с Мэтью. Ее губы слегка приоткрылись, но она так и не произнесла ни слова. Мэтью опять провел пальцем по ее щеке.
 — Он любит тебя, Этти. Хоть и не сразу, но он это доказал.
 Она проглотила ком, застрявший в горле, и закрыла глаза, пытаясь справиться с охватившим ее чувством и в то же время наслаждаясь теплом, исходящим от руки Мэтью.
 — Ты не плачешь, как другие женщины, — удивленно пробормотал он, словно разговаривая сам с собой, — но переживаешь сильно. Мне хочется уберечь тебя от неприятностей.
 — Прости, Мэтью, — выдавила из себя Мариепа, шмыгая носом. — Я очень часто вспоминаю нашу последнюю встречу с отцом. И очень сожалею, что так поступила с ним.
 — Конечно, — прошептал он, осушая ее слезы поцелуями. — Не нужно иметь много ума, чтобы понять, как тебе было больно, как ты расстроилась из-за этой прощальной ссоры. Посмотри, милая. — Мэтью вытащил из кармана рубашки лист бумаги. — Я хочу кое-что тебе показать.
 — Мэтью, — прервала его Мариетта, дотронувшись до значка, приколотого к рубашке, и печально посмотрев на серебряную звезду, — что это?
 — Мой новый значок, — ответил Мэтью, почему-то смутившись.
 — Шериф, — прошептала она, проведя пальцем по выгравированным на звезде буквам.
 — Хэнк с огромной радостью отдал мне его сегодня утром, — торопливо объяснил Мэтью и вложил в ее руку лист бумаги. — Видно, вчера я на него произвел впечатление. Ты можешь написать письмо отцу, если хочешь.
 Мариетта грустно взглянула на измятый лист.
 — Куда писать?
 — Пока не поймали Чемберса, твой отец находится под защитой федеральных властей. Он не стал писать первым, потому что боялся расстроить тебя еще больше.
 — Понятно, — задумчиво сказала Мариетта. — Спасибо, Мэтью.
 — Пожалуйста, — проворчал он и встал с дивана. — А теперь я отнесу тебя в спальню. Ты того и гляди вот-вот упадешь в обморок.
 — Мэтью! — запротестовала Мариетта, когда тот взял ее на руки.
 — Не суетись. Ты ведь прекрасно знаешь, что сопротивление бесполезно. А если еще не знаешь, то привыкай. Какое красивое на тебе платье! — добавил Мэтью, восхитившись рисунком и мягкой тканью ее утреннего туалета. — Гораздо лучше, чем тот траурный наряд, в котором ты была вчера.
 — Я все еще в трауре, Мэтью, — кротко напомнила Мариетта, обвив руками его шею.
 Он опустил ее на кровать так осторожно, будто она была стеклянная.
 — Надеюсь, это ненадолго, Мариетта Колл, — сказал Мэтью.
 Он снял с нее крошечные французские тапочки, небрежно бросил их на пол, а потом накрыл Мариетту одеялом до самого подбородка и сел рядом.
 — Я буду носить траур столько, сколько захочу. Ты не имеешь права вмешиваться.
 Мэтью нежно погладил ее волосы.
 — Я имею право сказать жене, как она должна одеваться. А ты будешь моей женой! — Он заглушил протесты Мариетты поцелуем. Вид у нее был сонный и умиротворенный. Она явно не могла ответить ему, поэтому Мэтью поцеловал ее еще раз и сказал: — Я люблю тебя, милая.
 — Нет, Мэтью.
 — Что — нет? Мариетта закрыла глаза.
 — Ты не любишь меня и, пожалуйста, не лги. Я не вынесу… Это уже слишком.
 — Вот, значит, что ты обо мне думаешь? — Мэтью гладил ее по голове мягкими ритмичными движениями. Как ни странно, он вдруг почувствовал такое облегчение, что чуть не рассмеялся. — Вот в чем дело! Какая ерунда, Господи.
 Мариетта открыла глаза и пристально посмотрела на него:
 — Ерунда?
 — Ну да, — сказал он с улыбкой. — Упрямая ты девчонка, Этти Колл, но мне всегда нравились сильные противники. Я признаю, что совершил ошибку там, в Марипозе. Но сейчас у нас завязался настоящий роман, и больше я такой глупости не допущу.
 — Нет никакого романа, маршал Кейган.
 — Шериф Кейган, — поправил он. — А о вчерашнем забудь, пожалуйста. Я ни разу еще не делал предложения, и поэтому мне нужна небольшая практика, чтобы все хорошо получилось.
 — Мэтью, — устало возразила Мариетта, — я не выйду за тебя замуж. Мне не нужна такая жертва. Ты ведь не хотел жениться. Я сама справлюсь. Уеду куда-нибудь далеко, где никто не знает моего отца, и все подумают, что это от Дэвида.
 «Что — от Дэвида?» — удивился Мэтью. Наверное, от усталости она не может закончить свою мысль. Может, Этти винит Дэвида в том, что он обрек ее на одиночество и болезни? Ведь она ужасно мучается от этого самого «приспосабливания»!
 — Никуда ты не поедешь, — заявил он, заботливо подтыкая одеяло. — Тем более сейчас, когда ты чувствуешь себя так плохо.
 — Я хочу дать ей фамилию Дэвида, — продолжала Мариетта, как будто и не слыша его. — Я знаю, тебе это может не понравиться, но так будет лучше для всех. Ты должен понять…
 Да что же это такое? Мэтью был совершенно сбит с толку. Слыханное ли дело — давать фамилию своей болезни?
 — Ну, конечной милая, — сказал он, боясь сказать что-то не так и этим расстроить Мариетту. — Если ты хочешь дать ей фамилию мужа — что ж, прекрасно. Я уверен, профессор Колл был бы… хм… очень рад. Но я не собираюсь снимать с себя ответственность за то, что с тобой происходит.
 — Я не желаю, чтобы ты брал на себя ответственность! — упрямо твердила Мариетта. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы ты снова стал маршалом и занимал эту должность как можно дольше. Ты не давал мне никаких обещаний и гарантий, значит, вина в большей степени лежит на мне. Я одна должна расплачиваться за то, что случилось.
 — Ты не права, Этти, — твердо сказал Мэтью. — Не надо так говорить.
 — Я права! — простонала Мариетта, прижав пальцы к виску, в котором пульсировала боль. — Ты же сказал, что никогда не женишься, а я убедила тебя в том, что мы с Дэвидом не могли… О, ты знаешь, о чем идет речь!
 Мэтью ничего не понял, но ему было все равно. Последние несколько минут Этти вообще несет какую-то чушь. Может, она бредит?
 — Мы обсудим это позже, — ласково прошептал он. — Сейчас тебе надо отдохнуть, а я пойду за доком Хэдлоу.
 — Мне он не нужен! Он уже знает о моем состоянии.
 — И все-таки я приведу его. Пусть посмотрит тебя.
 — Мэтью Кейган! Не смей обращаться со мной, как с ребенком!
 Усмехнувшись, он аккуратно расправил одеяло.
 — Я и не собираюсь. — Поцеловав ее в сурово сжатые губы, он встал. — Лежи в постели и жди меня. — Заметив сердитый взгляд Мариетты, Мэтью добавил: — Не спорь, это бесполезно. Мы скоро поженимся, и ты должна знать: если я что-то решил, значит, так и будет.




 Глава 21


 Положив ноги на стол, Мэтью откинулся на спинку кресла и еще раз прочитал стихотворение вслух — медленно и старательно выговаривая каждое слово:
 Давай сочтем те способы, которыми тебя люблю.
 Люблю тебя до поднебесной высоты и до подземной глуби.
 Как в минуты, когда душа объемлет Начата и Концы Вселенной.
 Люблю тебя я страстно, словно солнца свет и свет свечей. Люблю тебя свободно, словно человек, вступивший в бой за Правду. Люблю тебя я чисто, словно те, что могут отказаться от похвал.
 Люблю тебя, как старые мои печали и детства дни. Люблю тебя я той любовью, что души праведников жгла. Люблю тебя своим дыханьем, улыбками, слезами и всей жизнью. И если Бог позволит, любить тебя я буду лучше после смерти.
 — Ух ты! Невероятно, но я учу стихи! — пробормотал он, закрыв глаза и положив голову на спинку кресла, — Это все равно что пытаться говорить на хинди. Наверное, это было бы понятнее и проще. — Опустив ноги на пол, Мэтью вздохнул: — Если она и после этого будет сомневаться в моей любви, значит, дела мои плохи. Какие же ей еще нужны доказательства?
 За последние несколько недель Мэтью узнал много интересного о том, как следует ухаживать за женщиной, и выяснил, что это занятие мало чем отличается от выслеживания преступника. И то, и другое требует особых способностей.
 Мэтью понял, что, ухаживая за любимой женщиной, можно загнать себя в могилу… или следует просто отказаться от этого занятия. А Этти не хотела ему помочь, потому что была слишком упряма. С ее губ то и дело слетали фразы: «Нет, спасибо», «Я не выйду за тебя замуж», «Пожалуйста, уходи».
 Но Мэтью не терял надежды и не падал духом. Как говаривал старина Лэнг Тайне: «Борись, если дело того стоит». Он был уверен: когда они поженятся, Мариетта сторицей вознаградит его за все теперешние страдания. Она твердила «нет», но глаза говорили совсем другое… Мэтью видел в ее глазах страсть, желание, мечты, которые любая благовоспитанная леди сочла бы неприличными.
 Иногда Мэтью одерживал маленькие победы, и это давало ему надежду. Когда он каждое утро появлялся на пороге с неизменным букетом, Мариетта уже не захлопывала дверь перед его носом. Когда он обращался к ней на улице или в церкви, она больше не притворялась глухой. Дважды Мариетта ходила с ним в ресторан, хотя оба вечера говорила только о том, что не выйдет за него замуж и что он не должен брать на себя ответственность. Но даже слушая эту чепуху, Мэтью наслаждался. Он был счастлив, что сидит рядом с ней за столиком и смотрит на свою избранницу. Ему хотелось вечно любоваться тем, как Этти изящно разрезает мясо, как осторожно обхватывает ножку хрупкого бокала своими длинными пальцами, как величественно сидит на стуле, словно королева на троне.
 Однажды Вирджил Киркленд пригласил его на собрание по поводу сбора денег для новой школы, которое устраивала Мариетта. Сначала она рассердилась, но Мэтью стерпел ее холодность. А в конце вечера они два раза танцевали, и ему удалось рассмешить ее. Он трижды предлагал Этти выйти за него замуж и трижды получил отказ, но на третий раз в ее голосе прозвучали нотки усталости. Это приободрило Мэтью. Пусть она не верит в его любовь, но, может, удастся взять ее измором?..
 В прошлое воскресенье после церкви Элизабет удалось заманить Мариетту на обед в «Лос Роблес». Она нарочито игнорировала Мэтью, хотя со всеми остальными вела себя очень любезно. В середине трапезы Элизабет спросила Джимми, не была ли их бабка на какую-то часть крови немкой. Опередив брата, Мэтью сострил:
 — Нет, она была не маленькой немкой, а большой. Все сидевшие за столом заохали, а Этти залилась своим звонким задорным смехом, от которого у Мэтью всегда щемило сердце. Джимми наклонился к нему и прошептал:
 — Тебе надо на ней жениться. Это единственная женщина, которая смеется твоим шуткам.
 После обеда Нат Киркленд, которого Элизабет пригласила вопреки всем возражениям Мэтью, предложил отвезти Этти домой. Мэтью, естественно, запротестовал. Мариетта чуть было не устроила сцену, когда тот взял ее на руки и понес на конюшню, но потом успокоилась. Она высказалась только тогда, когда они отъехали на полмили от дома.
 — Твое отношение к Натану Киркленду граничит с безумием, — сурово сказала Мариетта. — И оно абсолютно необоснованно. Совершенно необоснованно.
 — Ха! — ответил Мэтью, щелкнув вожжами. — Ты ничего не знаешь о Нате Киркленде. Он любит отбивать женщин. Помнишь поговорку о лисе в курятнике? Это о нем.
 — Неправда! — воскликнула Мариетта. — Натан Киркленд во всех отношениях настоящий джентльмен. Он очень добр ко мне.
 — Неудивительно, — хмыкнул Мэтью.
 — Он добрый! — горячилась Мариетта.
 — Он пытался поцеловать тебя?
 — Да как ты смеешь?! У тебя нет права задавать подобные вопросы!
 — Черт возьми, Этти! — Мэтью резко остановил лошадей. — Если Нат хотя бы пальцем до тебя дотронется, я ему все кости переломаю!
 — Мэтью Кейган! Ты…
 Он начал целовать ее и целовал до тех пор, пока Мариетта не смирилась. И не только смирилась — она стала именно такой, какой Мэтью хотел ее видеть. Она принадлежала ему, она пылала страстью. От ее рук, обнимавших его за шею, исходил жар. В этот день Мариетта опять была в трауре, который надевала почти каждый день. Лаская ее грудь, Мэтью негодовал: плотная жесткая материя оказалась слишком большим препятствием для его пальцев.
 Впрочем, Мариетта быстро справилась с собой, оттолкнула его, села прямо и постаралась выровнять дыхание. А через минуту, поправив жакет и шляпку, как ни в чем не бывало заявила:
 — Если ты не потерял разум, то должен был заметить, что Натан влюблен в другую.
 «Боже мой, как она хороша! Чертовски хороша. Из нее получился бы отличный напарник!» — Мэтью воочию видел, как Этти хладнокровно расправляется с бандитами и ворами. Да, она бы их лихо скрутила! Достаточно вспомнить историю с Куинном. И он, Мэтью, попал к этой женщине под каблучок.
 — Ты хочешь сказать, что он влюблен в Элизабет? — проговорил Мэтью, немного успокоившись. — Я знаю об этом. Не понимаю только, почему Джимми впускает в дом Иуду. Но даже если Нат питает нежные чувства к Бет, это вовсе не означает, что он не будет ухаживать за другой женщиной. Однако на мою женщину я ему заглядываться не позволю.
 — Я не твоя женщина. Я сама по себе.
 — Ты моя, — возразил Мэтью, пустив лошадей вскачь. — Моя, Этти. И запомни: у нас тут свои обычаи, ты к таким не привыкла, поэтому будь осторожна. Если я увижу, что Нат Киркленд строит глазки или дотрагивается до тебя, клянусь: будь он хоть священником, который дает тебе благословение, негодяй получит сполна, как и любой другой мужчина. И этого урока Нат никогда не забудет.
 Наверное, не надо было с ней так разговаривать, подумал Мэтью, но он так увлечен ею, что не всегда может сдержать себя.
 Он встал, подошел к окну и стал смотреть на прохожих, изнемогающих под палящими лучами полуденного летнего солнца. Да, после той прогулки в Этти словно бес вселился.
 Конечно, Мэтью понимал, в чем дело. Она совершенно не хотела поверить в его любовь. И винить ее за это он не мог, учитывая, что натворил в Марипозе. Они старательно обходили эту тему. Вообще-то Мэтью очень хотелось рассказать, что он увидел, как Этти целует фотографию Дэвида, и ему стало больно, а потом последовала слишком бурная реакция. Но беда в том, что Мэтью боялся. А вдруг в ответ на это признание Этти скажет, что ему до Дэвида далеко и что она не сможет любить его так, как своего покойного мужа? Только такие слова могли заставить Мэтью отказаться от борьбы, и он не хотел, чтобы Этти их произносила.
 Дверь тюрьмы вдруг распахнулась, и оттуда высунулась голова Тедди Стэнфилда, заместителя шерифа.
 — У мисс Беверли кто-то спьяну открыл стрельбу!
 — Проклятие! — Мэтью схватил свою шляпу и двинулся к выходу. — Третий раз за неделю! Трудно поверить, что в таком тихом городишке столько головорезов.
 — Сейчас их стало вдвое меньше, — рассмеялся Тед. — С тех пор как вы заняли пост шерифа, местные ведут себя гораздо спокойнее.
 — Им надо побыстрее научиться хорошим манерам. Меня вся это выводит из терпения. Не хватало еще тратить время на пьяниц в борделях! Есть дела и поважнее.
 Через полчаса они уже вели в тюрьму юного дебошира, который еле передвигал ноги.
 — Вы, кажется, понравились мисс Беверли, маршал, — с восхищением сказал Тед. — Как она вас поцеловала!
 — Да, уж она в этом знает толк! — Мэтью усмехнулся. — Мисс Беверли, наверное, просто была рада, что ее ковер не запачкали кровью. И перестань называть меня маршалом.
 — Слушаюсь, шериф, — бодро отозвался Тедди, подталкивая вперед упрямого арестанта. — Давай же, не падай!
 У дверей тюрьмы Мэтью обернулся и увидел Мариетту, которая выходила от доктора Хэдлоу. Она тоже заметила его и застыла на месте, не сводя глаз с пьяницы, которого они волокли. У нее было довольно хмурое лицо, а в глазах застыла печаль.
 — Ты справишься один, Тедди? — Мэтью взвалил свою ношу на плечи подчиненного.
 — Конечно, — ответил Тедди, чуть не рухнув на тротуар под тяжестью полубесчувственного тела. — Никаких проблем.
 — Ну и хорошо, — сказал Мэтью и направился к Мариетте.
 Он думал, что она отвернется и уйдет, но нет… Подойдя к ней, Мэтью вдруг вспомнил их первую встречу в Сакраменто, когда Этти отбивалась от Куинна и его парней. Неужели это было всего три месяца назад? Ему казалось, что прошли годы.
 Сегодня, как и в тот день, Мариетта была одета в элегантное черное платье, сшитое по последней моде. Во всяком случае, так решил Мэтью. А сколько на ней украшений! Длинные серьги из оникса, красивые дамские часы на цепочке — тоже из оникса, брошь в виде букета цветов. И все черное. Даже в выборе украшений она соблюдает траур, с некоторым удивлением подумал Мэтью. Ее красивые белокурые волосы были гладко зачесаны. На фоне черной шляпки с траурными лентами и кружевами серые глаза казались больше и темнее, чем обычно.
 — Добрый день, миссис Колл.
 — Добрый день, маршал, — спокойно ответила Мариетта.
 — Почему ты одна? Где Берти?
 Она кивнула в сторону салуна, откуда выходил Либерти. Увидев Мэтью, он улыбнулся, приподнял шляпу и, повернувшись, пошел обратно.
 — Братья Дроганы — надежные стражи, маршал Кейган. Они оставляют меня в покое только тогда, когда появляетесь вы.
 — Потому что я не опасен! — засмеялся Мэтью. — И теперь я шериф, дорогая, — напомнил он ей. Ему многим приходилось напоминать об этом, прогуливаясь по городу. — Я больше не маршал.
 Мариетта расстегнула свою сумочку и вытащила оттуда белоснежный носовой платок, на котором была вышита большая буква М.
 — Ты должен стать им снова. — Она принялась энергично вытирать ему губы.
 На платке осталось ярко-розовое пятно.
 — Э-э… а-а!.. — изумленно мычал Мэтью.
 — Очень мило, — пояснила Мариетта, засовывая платок в сумочку. — Прелестный оттенок.
 — О, дорогая, не расстраивайся! Я все объясню.
 — Не сомневаюсь, маршал Кейган, — сказала Мариетта нарочито вежливым тоном, будто разговаривала с кем-то на великосветском рауте. — Но, к сожалению, мне пора идти. Я не имею возможности выслушать вас. До свидания.
 Она повернулась, но Мэтью остановил ее, взяв под локоть.
 — Не надо так, — прошептал он, прижимая Мариетту к себе. — Для этого нет причин. Мисс Беверли поцеловала меня за то, что я избавил ее от пьяницы. Ты же видела, мы с Тедом волокли его в тюрьму. Она была очень благодарна, потому что все обошлось без лишнего шума. Ничего больше не было, клянусь! Послушай, милая, — продолжал Мэтью, стараясь придать своим словам большую убедительность. — Ты же знаешь, что с тех пор, как мы встретились, я не взглянул ни на одну женщину.
 Мариетта удивленно подняла брови.
 — Ну, ладно. Может, и взглянул. Но будь я проклят, если до кого-нибудь дотронулся. По крайней мере, — быстро поправился Мэтью, когда Мариетта снова попыталась вырвать руку, — не я был инициатором. Если хочешь, могу поклясться могилой матери.
 — В самом деле, маршал Кейган?
 — Я говорю чистую правду.
 — Очень хорошо, сэр, я вам верю, — сказала Мариетта без особой уверенности в голосе. — Впрочем, это не важно. Мне все равно.
 — Неужели?!
 — Мне все равно!
 — Хорошо. Тогда не будем больше об этом. — Он кивнул на дверь, из которой только что вышла Мариетта. — Ты заходила к Хэдлоу? Все в порядке?
 — Да. — Щеки Мариетты окрасились легким румянцем. — Худшее уже позади. Через месяц-другой тошнота пройдет.
 — Слава Богу! — с облегчением сказал Мэтью. Он никогда не слышал, чтобы у кого-нибудь акклиматизация протекала так болезненно, и от всей души надеялся, что Этти скоро оправится. — Ты очень похудела и стала почти прозрачная.
 — Это естественно, во всяком случае, так мне сказали. — Она опустила глаза. — Но скоро я опять начну набирать вес.
 — Да? — Мэтью не смог скрыть удивления. Конечно, ей нужно пополнеть, но каким образом это произойдет, если она ест мало, словно птичка? Мариетта сердито посмотрела на него:
 — Я не собираюсь превращаться в толстую корову, если ты об этом думаешь. Я наберу ровно столько килограммов, сколько нужно, не больше.
 — Да, правильно, — примирительно сказал Мэтью. — Док Хэдлоу разбирается в таких делах лучше нас с тобой. Я разговаривал с ним на прошлой неделе. О тебе.
 — Вот как? — удивилась Мариетта. — Он мне ничего не сказал.
 — Мне тоже, — признался Мэтью. — Сначала. Но, когда я объяснил, что ты страдаешь из-за меня, он смягчился.
 — О, Мэтью, — заворчала Мариетта, — напрасно ты это сделал. Люди должны думать, что это от Дэвида. Я же тебе говорила.
 — Милая, мне все равно, если хочешь, пусть будет от Дэвида. Но я всегда признаю свою вину, если сделал что-то не так.
 — Знаю, — ответила Мариетта более спокойным тоном. — И что же тебе поведал доктор Хэдлоу? Представляю, как он удивился.
 — Да, он был немного удивлен, но все-таки сказал, что осталось всего несколько месяцев, и ты опять будешь как новенькая. — Мэтью покачал головой. — Знаешь, дорогая, женщины тяжело переносят такие вещи. Не то что мужчины.
 Мариетта расхохоталась:
 — Еще бы! Мэтью, ты очень смешной.
 Мэтью нравилось смешить ее, хотя он не понимал, как это у него получается.
 — Ты идешь домой? — спросил он, и Мариетта кивнула. Мэтью взял ее за руку. — Я тебя провожу.
 — В этом нет необходимости. И разве ты не собираешься возвращаться в тюрьму?
 — Вот провожу тебя и вернусь. — Мэтью улыбнулся. — Да, я ведь еще не спрашивал тебя сегодня. Ты выйдешь за меня замуж, Этти?
 — Нет, спасибо, маршал Кейган.
 — Шериф Кейган, — снова напомнил он. — Неужели ты не устала все время говорить «нет»?
 — Конечно, нет, — усмехнулась Мариетта. Несколько минут они шли молча, потом Мариетта тихо сказала:
 — Я скоро уеду из Санта-Инес, Мэтью. Недели через две.
 Он сжал ее руку. Они уже не раз говорили на эту тему. Пришла пора положить конец этим глупостям.
 — Ты не уедешь, Этти! Заруби это себе на носу. Никуда ты не уедешь.
 — Я получила письмо от отца. Я все ему рассказала, и он просит меня приехать в Сакраменто, чтобы быть рядом. Потом начнется судебный процесс… Папа думает, что в обмен на информацию о Чемберсе ему разрешат выбрать место заключения.
 — Вполне возможно. Он имеет право отбывать срок в любой федеральной тюрьме.
 — Да, папа так и написал. Он хочет выбрать такое место, где мне будет удобно, где меня никто не знает. Я просто скажу, что мой муж умер, не объясняя, когда и почему. Видишь, все отлично устроилось. Тебе не нужно больше волноваться и опекать меня. И ты опять сможешь стать федеральным маршалом.
 — Я ведь ушел в отставку, ты не забыла?
 — Но начальство было против, — возразила Мариетта. — Я все знаю от Элизабет. Она сказала, что федеральный маршал в Лос-Анджелесе будет очень рад заполучить тебя обратно на любых условиях.
 — Еще бы! — грустно сказал Мэтью и провел большим пальцем по ее руке. — Но с этим покончено. Я уже не буду прежним, даже если вернусь. А кроме того, — добавил он с усмешкой, — я буду слишком сильно скучать по тебе и не смогу работать как следует.
 — О, Мэтью, — с болью прошептала Мариетта, — тебе так только кажется. Если ты и будешь по мне скучать, то недолго. Кругом столько женщин… — Она вздохнула и замолчала.
 — Проклятие! — пробормотал Мэтью, входя в калитку. — Я же тебе объяснил, что этот поцелуй ничего не значит. Мисс Беверли просто поблагодарила меня.
 — Какая разница? — сказала Мариетта, поднимаясь на крыльцо.
 Мэтью шел за ней следом:
 — Большая! После свадьбы я не собираюсь смотреть на сторону. Черт побери, да я был бы круглым дураком, если б еще смотрел на сторону, потратив столько усилий, чтобы заполучить тебя!
 — Это не имеет значения, — продолжала упорствовать Мариетта.
 Когда они поднялись на крыльцо, Мэтью взял ее за руку и повернул лицом к себе:
 — Почему ты так плохо обо мне думаешь? Когда дело доходит до женщин, я, конечно, не монах. Но с прежними грехами покончено. Или, может, Дэвид тебе изменял? Оставлял тебя дома одну, а сам уходил к другой? И поэтому ты не хочешь выходить замуж второй раз?
 Мариетта вырвалась из его рук и посмотрела на него с презрением.
 — Дэвид был прекрасным мужем, верным во всех отношениях. Мое решение не имеет к нему никакого отношения. Как ты не понимаешь? Я не хочу выходить замуж за человека, который меня не любит и которому больше нравится холостяцкая жизнь. Я не собираюсь делать тебя несчастным только потому, что произошла случайность… Я желаю тебе счастья, а по-настоящему счастливым ты можешь быть, только оставаясь свободным человеком и занимаясь любимым делом.
 — Теперь — нет. Я хочу только одного — быть с тобой.
 — Неправда! Когда я увидела тебя сегодня с этим жалким пьяницей! О, Мэтью, знать, что я — причина такого падения… это невыносимо. Ты будешь выдавать лицензии, брать штрафы, возиться с алкоголиками! — В голосе Мариетты звучали слезы. — Ты как поверженный Самсон — ослабевший, скованный цепями, и я — я лишила тебя силы! Я не могу, не позволю… Черт! — Она побежала в дом и захлопнула дверь, даже не взглянув на Мэтью.
 Он не стал ее догонять, потому что был слишком растерян. Мэтью сел на стул, стоявший на крыльце, и решил подождать Джастиса или Либерти. Пока Чемберса не поймали, Этти надо охранять. Причин для тревоги предостаточно. В последней телеграмме от Гарри Брауна говорилось, что Чемберс исчез и никто не знает, где он прячется, может быть, даже за границей.
 Пытаясь успокоиться, Мэтью сцепил руки за головой и откинулся на спинку стула.
 Этта хочет уехать из Санта-Инес.
 Конечно, он ее не отпустит. Но зачем ей это нужно? Она только что приехала сюда и так страдала от акклиматизации. Неужели она собирается снова сорваться с места и пережить все эти муки еще раз? Трудно поверить. Кроме того, Этти очень понравилось работать в школе, строить планы насчет нового здания и собирать деньги. Хорошо, конечно, что она наладила отношения с отцом. Но так ли уж необходимо жить с ним рядом? После свадьбы он с удовольствием возил бы ее к сенатору время от времени.
 Мэтью решил, что ситуация выходит из-под контроля. Нельзя же ухаживать за Этти всю жизнь! Надо действовать решительно, быстро.




 Глава 22


 — Ты в этом уверен? — спросил уже пятый раз за вечер Джеймс, слезая с лошади. — Я понимаю, цветы и все такое прочее, но это?
 — Я знаю, ты меня считаешь дураком, но Этти любит поэзию, — сказал Мэтью, привязывая несчастного Урода к толстому стволу дерева. — Муж читал ей стихи наизусть, она их любит.
 — Бет тоже читает стихи, но про себя. Если б я сделал нечто подобное, она, наверное, отругала бы меня и послала за доком Хэдлоу — проверить, нет ли у меня лихорадки.
 — Ну, Этти совсем другая. Она бы так не поступила. — Мэтью вопросительно взглянул на младшего брата: — Ты прикроешь меня? Кто-то должен утихомирить Джаса и Берти.
 Джеймс нахмурился:
 — Если я обещал помочь, значит, помогу. Не знаю только, стоит ли это делать? Никогда не думал, что миссис Колл это может понравиться.
 — Разные бывают люди, Джимми. — Мэтью пожал плечами. — Я люблю одно, ты — другое… А Господь Бог небось сидит наверху и смеется над всеми нами. А теперь давай пошли, пора.
 Мариетта в последний раз провела серебряной щеткой по волосам и положила ее на туалетный столик рядом с носовым платком, на котором красовалось большое розовое пятно.
 — Этот человек сводит меня с ума, — сказала она вслух, дотронувшись до платка. Мариетта задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале и прошептала: — Возможно ли это? Неужели?
 И тут же решила, что нет, это невозможно. Простенькое личико добропорядочной женщины, слишком широкий рот, невыразительные глаза, бесцветные волосы… Отец говорил, что ее лицо излучает чистоту. Наверное, лучшего комплимента она и не заслуживает. Дэвид вообще редко упоминал о ее внешности, зато не скупился на похвалы, когда речь шла о ее интеллекте, здравом смысле и «глубине понимания», как он выражался.
 Вряд ли Мэтью мог увидеть в ней нечто особенное. Нечто такое, чего она сама не замечает в себе.
 Правда, он называет ее красавицей. И очень часто. А главное, она действительно чувствует себя красивой, когда он целует ее и в его глазах горит огонь желания. Той ночью в Марипозе, когда они занимались любовью, Мариетта ощущала себя прекрасной, потому что Мэтью ласкал ее, обнимая, говорил нежные слова. Он заставил ее поверить в свою красоту… Но утром она открыла глаза и обнаружила, что его нет.
 — О, Мариетта, какая же ты дурочка! Он очень настойчив, и ты уступаешь. Никто раньше не объяснялся тебе в любви, и поэтому ты веришь всей этой чепухе. Ты просто круглая дура, — сказала она своему отражению.
 Мариетта начала заплетать свои длинные густые волосы в косу, проворно разделив их на три части.
 — Кроме того, что ты будешь делать с таким мужем? Любая женщина готова броситься ему в объятия. Как создать ему счастливую жизнь? О, он-то будет стараться, я знаю. Мэтью — хороший человек. И мог бы стать великолепным отцом. Великолепным! — Она завязала косу лентой кремового цвета — в тон элегантному шелковому халату и ночной рубашке.
 Вздохнув, Мариетта снова посмотрела на себя в зеркало.
 — И как ты поступишь, увидев в его глазах досаду? Досаду на то, что ему приходится разнимать пьяниц в салуне? Пьяниц! — Она закрыла глаза, стараясь забыть о сегодняшней сцене. — Нет, это не для него. Не для Мэтью Кейгана. Лучше ему пасти коров, чем жениться на мне.
 Мариетта подошла к торшеру, стоявшему возле кровати.
 — А вы, юная леди или сэр… — Она похлопала свой слегка округлившийся живот и притушила лампу. — Вы, пожалуйста, пожелайте мне спокойной ночи. Ваш папочка уже доставил мне сегодня массу неприятностей. Хотя Элизабет и предупреждала, что все Кейганы упрямы и твердолобы, прошу запомнить: вы наполовину Хардести, А Хардести — вы узнаете это в один прекрасный день, когда познакомитесь с дедушкой, — люди очень дипломатичные. Сейчас, я думаю, самым дипломатичным поступком…
 — Этти!
 Она посмотрела на окно, откуда доносился тихий настойчивый голос:
 — Этти!
 Мариетта закрыла глаза и застонала.
 — О пресвятые небеса! — раздраженно воскликнула она. — И это посреди ночи!
 Плотно запахнув халат, она выглянула в окно. Мэтью стоял в саду, держа в. руке шляпу. Мариетту поразило странное выражение его лица.
 — Мэтью Кейган! — зашептала она, высунув голову из окна. — Что ты тут делаешь?
 — Привет, милая. Прости, что так поздно, но я только…
 Рядом с ним в кустах послышался шорох, сопровождаемый мужским смехом и громким «тс-с».
 — Кто там?
 Мэтью посмотрел на качающиеся ветки.
 — О, это всего лишь Джас, Берти и Джимми. Я просил их остаться на крыльце, но, видишь, они все равно пришли сюда. Хотят посмотреть, как я буду валять дурака. Теперь у них есть повод смеяться надо мной до конца жизни, если, конечно, им не жаль будет каждый раз терять несколько зубов. Верно, парни? — спросил он, обратившись к кустам.
 Оттуда донеслось дружное:
 — Верно!
 — Но что случилось? — смущенно поинтересовалась Мариетга. — Тебе нужно со мной поговорить? Неужели нельзя было подождать до утра?
 — Нет, ничего не случилось.
 — Может, мне лучше спуститься к тебе? Мэтью задумчиво посмотрел на нее:
 — Нет, помнится, Ромео точно так же вел себя с Джульеттой. Так что ты стой там, а я буду стоять здесь, и получится очень романтично. Прав я или нет, Джимми? — спросил он, снова обращаясь к кустам.
 — Но тише! Что там за свет в окне… уф! — с пафосом продекламировал чей-то голос. Очевидно, это был Либерти.
 — Заткнитесь! — прошептал Джеймс. — Давай, Мэт, пора начинать. Или ты хочешь перебудить всех соседей?
 — И что тогда будет? — спросил Либерти, издевательски фыркнув. — Он самого себя арестует за нарушение порядка?
 — Ты настоящая заноза, Неторопливый Медведь, — пробормотал Джастис.
 — Давай, Мэт! — подбадривал брата Джеймс.
 — О нет! — прошептала Мариетта, сообразив наконец, в чем дело. — Нет, Мэтью, не надо.
 — Много времени это не займет. Верно, парни? Они тебя расстроили? Хочешь, я от них избавлюсь? — Мэтью с тревогой посмотрел на кусты.
 — Нет, дело не в них, — торопливо сказала Мариетта. — Просто уже поздно, и соседи… Может, ты придешь завтра утром? — с надеждой предложила она. — В гостиную?
 — Как старина Дэви? — рассердился Мэтью. — И не думай. Молчи и слушай. А вы, ребята, тоже потише, не то я заставлю вас замолчать.
 Все притихли. Мэтью откашлялся и начал:
 — Давай сочтем те способы, которыми тебя люблю. Люблю тебя, как смерть, дыхание и высоту, которую… душа может прочесть, когда… хм… чувствует концы… идеала и… это, милосердия…
 В кустах раздалось хихиканье. Мэтью оглянулся, злобно сверкнув глазами, и продолжал:
 — О! Я люблю тебя под конец дня… со… хм… страстью… как солнца свет и свет свечей. Люблю тебя…
 — Миссис Колл? У вас все в порядке? — спросил Натан Киркленд, стоявший возле калитки. — Кто с вами разговаривает? Джастис?
 — О Боже! — сказала Мариетта, закрывая лицо руками.
 Натан открыл калитку и направился к дому:
 — Либерти? Миссис Колл?
 Мариетта украдкой, сквозь пальцы, посмотрела вниз, как раз в то время, когда чья-то длинная рука высунулась из кустов и втащила туда Натана.
 — Какого черта? Джим? Проклятие, ты чуть не сломал мне…
 — Тише, Натан!
 Мужчины начали перешептываться и смеяться.
 — Что он здесь делает? — грозно спросил Мэтью.
 — Не знаю, — тонким голосом ответила Мариетта, которая тоже с трудом удерживалась, чтобы не расхохотаться над этой комедией. — Честное слово, не знаю.
 — Я думаю, что поздно уже сейчас принимать в доме мужчин, Этти! — сурово заговорил Мэтью. — Тем более в таком наряде.
 — Но вы же здесь, сэр, — напомнила она, стараясь подавить смех, грозивший испортить все ее попытки изобразить оскорбленную добродетель.
 — Я шел к Вирджилу, — донесся из кустов голос Натана. — Услышал, что в саду кто-то есть, и решил проверить, все ли в порядке.
 Мэтью начал мять свою шляпу с такой силой, словно это была шея Натана Киркленда, потом нерешительно посмотрел на Мариетту. «Он достоин если не любви, то хотя бы жалости», — решила Мариетта. Она понимала, чего ему стоил сегодняшний спектакль, как трудно было этому гордецу подвергнуть себя такому унижению.
 — Я не приглашала Натана. Тебе лучше уйти, Мэтью, — мягко сказала она.
 Он отвернулся с мрачным видом.
 — Все было чудесно, — тихо добавила Мариетта. — Это одно из самых моих любимых стихотворений. Дэвид никогда не читал мне его.
 — Правда?
 — Никогда! — честно ответила Мариетта. — Никогда.
 — Ну а я уж забыл, на чем остановился.
 — Люблю тебя я страстно, словно солнца свет и свет свечей. Люблю тебя свободно, словно человек, вступивший в бой за Правду.
 — Верно, — кивнул Мэтью и грозно посмотрел на кусты. — Люблю тебя я чисто, словно те, что могут отказаться от похвал. Люблю тебя, как старые мои печали и детства дни, — произнес он уже менее уверенно.
 Смех в кустах заставил его прерваться.
 — Мэтью, — позвала Мариетта, и он, обернувшись к ней, продолжил:
 — Люблю тебя я той любовью, что души праведников жгла. Люблю тебя своим дыханьем, своей улыбкой и слезами. И если Бог позволит, буду любить тебя я после смерти лучше.
 Мэтью тяжело вздохнул, словно выполнил какое-то опасное задание, и настороженно улыбнулся.
 Аудитория, сидевшая в кустах, разразилась свистом и громкими аплодисментами.
 — Черт! — пробормотал он. — Я не могу закончить: они слишком сильно шумят. Можно я поднимусь к тебе?
 Мариетта взглянула на свое полупрозрачное одеяние и поплотнее запахнула халат.
 — Конечно, я встречу тебя у двери.
 — Представление закончено, — сказал Либерти, когда Мариетта отошла от окна.
 — Вперед — к победе, Мэтью! — закричал Джастис.
 Когда Мариетта открыла дверь, Мэтью просто задыхался от счастья. Широко улыбаясь, он перешагнул через порог.
 — Я прошу прощения за моих парней, милая. Но их невозможно было прогнать.
 — Мэтью…
 — Я так рад, что все кончилось, — продолжал он, заперев дверь. — Я хотел выучить диалог Ромео и Джульетты, но мне и этого стихотворения хватило. Не могу я читать то, что написано не на нашем английском. — Мэтью засмеялся.
 — Мэтью… Ты что?
 — Такого миленького халатика я еще на тебе не видел. — Он бросил шляпу на вешалку и с одобрением посмотрел на шелковое одеяние Мариетты. — Похож на тот, что был на тебе у Дроганов, помнишь?
 — Мэтью…
 Он схватил ее в свои объятия и начал целовать. Его губы были холодными после долгого стояния на улице, но от языка шел жар. Вцепившись обеими руками в толстую ткань пиджака, Мариетта всем своим существом вбирала греховную сладость поцелуя и запахи сильного мужского тела, которые навеки будут ассоциироваться в ее сознании с Мэтью: ароматы кожи, шерсти и ружейного масла.
 — М-м-м… — Он с трудом оторвался от нее и улыбнулся. — Ты и на вкус хороша. Ты выйдешь за меня замуж, Этти?
 «Да, — подумала она, улыбнувшись в ответ. — Да, да, да!» Мариетта уже хотела произнести заветное слово и впустить в свою жизнь счастье, ко тут четверо мужчин, стоявших на крыльце, вдруг запели:
 «Я мечта-а-а-а-ю о Дже-е-е-е-нни с кашта-а-а-ано-о-о-выми волоса-а-а-а-ми, которые горят на со-о-о-лнце, как утренний тума-а-а-а-н»…
 Мэтью и Мариетта одновременно захохотали.
 — О Господи! Ужасные люди!
 — Орут, как пьяницы, — усмехнулся Мэтью. — Надо бы арестовать их за нарушение общественного порядка.
 Улыбка на лице Мариетты внезапно погасла.
 — Пьяницы, — прошептала она, отпрянув от него. Мэтью удержал се за локоть.
 — Этти? — Его глаза были полны нежности. — Ты еще не ответила на мой вопрос, дорогая.
 Мариетта отвернулась. После всего, что Мэтью сделал для нее сегодня, его нельзя обижать.
 — Сегодня я написала письмо главному прокурору. — громко сказала она, стараясь перекричать вопли, доносящиеся с улицы. — Днем, после нашей встречи. Его отправила миссис Килир.
 — Главному прокурору? — изумился Мэтью. Мариетта проглотила застрявший ком в горле и опустила глаза.
 — Главному прокурору Соединенных Штатов. Я познакомилась с ним в Вашингтоне. Он близкий друг моего отца.
 Мэтью крепко сжал ее руку.
 — Я попросила его отдать распоряжение маршалу Брауну, чтобы тот как можно быстрее восстановил тебя в должности, — с трудом закончила Мариетта.
 — Что?!
 — Я хочу, чтобы ты вернулся к любимой работе. Хочу, чтобы ты был свободен, — взволнованно объясняла она, стараясь преодолеть дрожь в голосе. — Я столько раз говорила об этом, но ты не слушал. Ты никогда меня не слушал!
 Мэтью отпустил ее руку.
 — Зачем ты это сделала?
 — Я хочу, чтобы ты был счастлив! — Она наконец осмелилась посмотреть на него. — Мэтью, я очень хочу этого.
 — А я хочу жениться на тебе. Это единственное… — Он вдруг замолчал, отвернулся и тяжело вздохнул.
 Мариетта дотронулась до его руки:
 — Мэтью, пожалуйста, пойми…
 Но Мэтью рванулся к вешалке, схватил свою шляпу и сердито сказал:
 — Все, хватит! Не такой я дурак, чтобы биться головой об стену.
 — Мэтью!
 — Спокойной ночи, миссис Колл! — Он надел шляпу, открыл дверь и вышел на улицу.
 Мужчины, стоявшие на крыльце, сразу оборвали свои романтичные песнопения. Через закрытую дверь Мариетта услышала их возбужденные голоса:
 — Мы победили?
 — Как все прошло?
 — Что она сказала?
 — Мэт, что стряслось?




 Глава 23


 — Мэтью?
 Толкнув дверь, Элизабет заглянула в кухню. Ее дюжий родственник сидел за столом в компании тускло горевшей лампы и непочатой бутылки виски. Нахмурившись и поплотнее запахнувшись в толстую шерстяную шаль, она вошла в помещение.
 — Почему ты не в постели? — спросила Элизабет, подкрутив фитиль и сняв с печки большой кофейник. — Уже четыре часа ночи.
 — Элизабет, у меня нет настроения разговаривать. Если ты пришла поболтать, то не надо. Пожалуйста, иди спать.
 — Я не собираюсь с тобой разговаривать, — возразила Элизабет, налила в кофейник воды и снова поставила его на печь. — Я хочу приготовить кофе.
 Мэтью невесело усмехнулся:
 — В четыре часа ночи?
 — Конечно, — ответила она, начиная вертеть ручку кофемолки. — Самое время для кофе.
 — О Господи! — Мэтью застонал. — Только этого не хватало. Я же сказал Джимми, что хочу побыть один.
 — Ты уже был один, — заявила Элизабет, аккуратно высыпав кофе в кофейник. — Целых три часа сидел в темноте и жалел себя. — По-моему, этого более чем достаточно.
 — Меня не интересует твое мнение.
 — Ты ведешь себя очень глупо. Я вообще не люблю, когда взрослые мужчины обижаются на весь свет, точно малые дети. — Она ловко развела огонь в печке и поставила на нее пузатый чайник с водой и кофейник. — Господи, можно подумать, наступил конец света! Ты сидишь здесь с таким выражением лица… а ведь ничего особенного не случилось. Просто ты наделал глупостей, как это свойственно мужчинам, и непонятно зачем расстроил бедняжку Мариетту своими необдуманными действиями.
 — Я ее расстроил? — Мэтью смотрел на нее в полном недоумении.
 — Да, я уверена. Если, конечно, Джеймс сказал мне правду, прежде чем лег спать. — Элизабет вытащила из хлебницы большой каравай, который испекла вчера. — Ты настоящий Кейган, Мэтью. Невероятно упрям. Мариетта и так от тебя натерпелась, а тут еще стихи и серенады под окном поздно ночью. Честно говоря, я бы после этого вообще прервала с тобой всякие отношения.
 — Черт возьми, Бет! Я же старался вести себя романтично! Хотел доказать ей, что люблю ее, потому и вел себя так. Что еще вам, женщинам, надо? Сделаешь что-нибудь — плохо, не сделаешь — опять плохо!
 — Мэтью Иезекия Кейган, — строго сказала Элизабет, спокойно нарезая хлеб толстыми ровными ломтями, — ты прекрасно знаешь: в моем доме такой тон недопустим. А Мариетте нужна не романтика, а рассудительность и доброта. Кроме того, человек, которого она любит, должен быть честен.
 Последняя фраза оскорбила Мэтью настолько, что он чуть не лишился дара речи.
 — Честен?! Да я… да она… А кого это она любит?
 — Пресвятые небеса! — раздраженно воскликнула Элизабет, вынимая из буфета масленку и горшочек со сливовым джемом. — Я имела в виду тебя, конечно. Ты просто смешон! Мариетта любит тебя, и если ты сам этого не понимаешь… Если ты этого не понимаешь, — продолжала она, не обращая внимания на его протесты, — значит, ты дурак, каких свет не видывал.
 — Ну да! — саркастически сказал Мэтью, махнув рукой. — Она так меня любит, что скорее умрет, чем пойдет со мной под венец. Джимми тебе не рассказывал? Она уже раз сто отказывала мне. Вот как Этти меня любит!
 — Пожалуйста, не преувеличивай. Конечно, она отказывает. Мариетта не верит в твою любовь.
 — Неужели? — воскликнул Мэтью с притворным удивлением. — Ах ты, Господи! Ты уложила меня на обе лопатки! — Он театральным жестом хлопнул себя по лбу. — И как это я раньше не подумал?
 — Не говори чепухи! — резко ответила Элизабет, поставив перед ним чистую кофейную чашку и сливки, которые вытащила из коробки со льдом. — Как она может поверить в твою любовь, если ты все время говоришь, что не собираешься жениться и хочешь навсегда остаться федеральным маршалом?
 — Но я уже объяснил ей, что больше не хочу.
 — Правда? Судя по словам Мариетты, ты не слишком старался убедить ее. — Прислонившись к раковине, Элизабет скрестила руки на груди. — Мэтью, скажи, пожалуйста, ты не заметил, что за последнее время Мариетта сильно изменилась? Она неважно себя чувствует.
 — Конечно, заметил. — Мэтью слегка пожал плечами. — Я даже зашел к доку Хэдлоу, но он сказал, что скоро все будет в порядке и Этти перестанет мучиться от этого приспособления.
 — Приспособления?!
 — Ну, он, кажется, употребил другое слово… Какая разница? Ты ведь то же сказала Джасу. Насчет всяких там женских дел… приспособления или акклиматизации на новом месте. Я, правда, об этом не слышал, но Этти действительно больна.
 — Я так и знала! — Элизабет покачала головой. — Мариетта думает, что тебе все известно, но я ей не верила. Ни один Кейган не стал бы вести себя так спокойно в подобной ситуации.
 — О чем ты?
 — Я говорю о твердолобом мужчине, который не может получше присмотреться к любимой женщине, чтобы понять, что ей нужно. И я говорю об упрямой женщине, которая не может поверить, что достойна любви. А теперь послушай меня, брат Мэтью. — Элизабет помахала у него перед носом кухонным ножом. — Все это время, начиная с вашей встречи в Сакраменто, ты убеждал Мариетту, что единственное твое желание — остаться федеральным маршалом. И говорил ты от чистого сердца — она это поняла. Теперь ты пытаешься убедить ее в обратном. Конечно, Мариетта понимает, что ухаживание за ней дается тебе непросто. Но дело в том, что она знает: ты можешь решиться на такое и ради любой другой женщины, которой захочешь обладать.
 — Но мне не нужна другая женщина! — запротестовал Мэтью.
 — Я знаю это, — сказала Элизабет, наливая ему кофе, — а она — нет. Если хочешь убедить ее в искренности своих чувств, найди искренние слова. Ты должен дать Мариетте то, что никогда не дал бы никакой другой женщине.
 — Я могу дать ей только мою любовь! — сердито проворчал Мэтью. — Ни одна женщина не получала этого от меня. Но Этти в моей любви не нуждается.
 — О нет! Ей нужна твоя любовь. Еще как! Конечно, Мариетта тоже ведет себя глупо, но только на первый взгляд. Подумай немного, и ты поймешь, почему она тебе отказывает.
 — Значит, надо сделать что-то особенное… Дать ей то, чего я не дал бы никому другому…
 — Раскрой душу. Поделись с Мариеттой тем, что никогда не рассказывал другим.
 — Звучит не слишком убедительно.
 — Слова — самый драгоценный дар, если идут от чистого сердца. Но сделать такой подарок нелегко: ведь тебе придется отдать частицу самого себя.
 — Ну. — Мэтью устало вздохнул. — Хуже мне уже не будет. И что может быть хуже, чем читать стихи ночью под чьим-то окном? Но что я могу ей рассказать?
 Элизабет покачала головой и грустно улыбнулась.
 — Тут я не могу тебе помочь, брат, — при всем своем желании. — Она наклонилась и поцеловала его в щеку. — Придумай сам.
 — Отлично, — пробормотал он.
 Сняв чайник с плиты. Элизабет направилась к двери, но на полдороге остановилась и оглянулась на Мэтью:
 — Я оставлю в твоей комнате тазик с горячей водой. Когда ты закончишь есть, она как раз немножко остынет.
 — Когда я закончу?..
 Мэтью посмотрел на стол. Он только сейчас заметил, что Элизабет поставила перед ним хлеб, масло, джем, кофе, сливки и сахар.
 — А я и правда проголодался, — сказал он, взял кусок хлеба и подвинулся к теплой уютной печке.
 Мэтью уже почти расправился с едой, когда обратил внимание, что бутылка виски исчезла.
 — Элизабет Кейган, — сказал он громко и улыбнулся. Понятно: бутылки ему больше не видать! — Ты змея, Элизабет. Хитрая змея.




 Глава 24


 Мариетта спустилась в прихожую, держа маленькую черную шляпку в одной руке и черный жакет — в другой. Она собиралась уйти. Но в это время в дверь кто-то постучал.
 — Вот несчастье! — пробормотала она, пожалев, что так рано отослала миссис Килир домой. — Мне сейчас не до гостей.
 Может, ускользнуть через черный ход? Она уже пробовала сделать это пару раз, но Либерти и Джастис перехватывали ее и журили, а потом все равно шли следом.
 Мариетта стояла, не зная, на что решиться. Стук повторился.
 — Этта? — громко крикнул Мэтью. Выронив шляпу и жакет, она распахнула дверь.
 — Мэтью! А я как раз собиралась ехать к тебе в «Лос Роблес». О, Мэтью, вчера вечером я была такой…
 — Знаю. — Мэтью вошел в дом, захлопнув дверь перед Джастисом и Либерти, которые с любопытством смотрели на эту сцену. — Потому и пришел. Я хочу поговорить с тобой.
 — Да, пожалуйста.
 Мариетта вдруг растерялась. Все это время она придумывала, что и как сказать Мэтью, а теперь с трудом могла вспомнить собственное имя.
 — Хочешь, пойдем на кухню и выпьем кофе? Миссис Килир приготовила его перед уходом.
 Мэтью кивнул:
 — Отлично. — Он шел следом за Мариеттой в кухню, на ходу снимая шляпу. — Ты говоришь, миссис Килир ушла?
 — Я отослала ее домой, — сказала Мариетта, приглашая жестом к столу. — Я ведь хотела ехать в «Лос Роблес». Так зачем же ей сидеть здесь целый день? Все убрано, работы никакой нет.
 — Ты собралась к нам в «Лос Роблес»? — удивленно спросил Мэтью, наливая сливки себе в чашку с кофе. — Чтобы поговорить со мной?
 Мариетта села на стул рядом с ним и честно призналась:
 — О, Мэтью, мне так стыдно за вчерашнее! Я хотела извиниться за то, что натворила. Если бы можно было все исправить!
 Мэтью удрученно вздохнул.
 — Я тоже раскаиваюсь, — сказал он с горечью. — За всю жизнь я не делал большей глупости. Тебя унизил, а себя выставил дураком. И я тоже хотел бы зачеркнуть вчерашний вечер.
 — Пожалуйста, не говори так, Мэтью. Никто, даже Дэвид не устраивал для меня такого чуда. Это самый прекрасный, самый романтичный поступок, и я буду помнить о нем всю жизнь!..
 Мэтью покраснел.
 — Ну, я рад, что тебе понравилось, — смущенно сказал он.
 — Мэтью, я должна кое-что тебе сказать. Жаль, что я не сделала это вчера! Мне хотелось сказать это еще месяц назад, когда ты первый раз предложил мне выйти за тебя замуж.
 — Я знаю, что ты хочешь сказать, но сначала дай мне выговориться. Не беспокойся, я не буду опять делать предложение.
 — Но, Мэтью, я как раз…
 — Есть еще кое-что, милая. Мне трудно рассказывать об этом, так что, пожалуйста, посиди тихонько и послушай. А потом будет твоя очередь.
 — Хорошо, Мэтью, — прошептала Мариетта. — Как хочешь.
 Мэтью нахмурил брови так, словно его мучила головная боль, и опустил глаза.
 — Я никому никогда этого не рассказывал, — промолвил он после короткого молчания. — Даже и думать об этом не мог. Давай больше никогда не будем возвращаться к сегодняшнему разговору. Хорошо? — Он поднял на нее глаза.
 Выражение его лица поразило Мариетту, она согласно кивнула ему. Мэтью снова опустил глаза.
 — Ты ведь знаешь о Лэнгли Тайнее. — Он улыбнулся. — Старина Лэнг! Он два года заботился обо мне: кормил, оберегал от неприятностей, учил всему, что должен знать полицейский. Хороший полицейский, — добавил он, искоса взглянув на Мариетту. — Он любил, чтобы все было по правилам. Господи, Лэнг стремился к совершенству во всем! Надо идеально стрелять, назубок знать законы и отлично ездить на лошади. — Мэтью покачал головой. — Только тогда у полицейского есть шанс выжить. Вот этому Лэнг меня и обучал. Обучал правилам, которые должны войти в плоть и кровь, а иначе — смерть. В Найтс-Ферри ты узнала одно из них, когда я объяснял, как следует стрелять. Помнишь, милая?
 — Да, — тихо ответила Мариетта. — Я помню. Если придется стрелять, хорошо прицелься и…
 — И стреляй, чтобы убить, — закончил Мэтью, одобрительно кивнув. — Правильно. Это первое, чему научил меня Лэнг. Никогда не целиться в человека просто так, но если нужно убить — убивай. Другого не дано. Или ты выстрелишь первым, или тебя убьют.
 — Понятно. — Мариетта осторожно коснулась его руки и почувствовала, как сильно он напряжен.
 — Я видел, как Лэнг убивал. Он был очень терпелив, делал это только в крайнем случае, но уж если бил, то бил без промаха. Я не видел более меткого и быстрого стрелка, кроме, пожалуй, Дрю Куинна, который очень ловко управлялся с оружием там, в Хетч-Хетчи. Но Лэнг… Господи, он вселял в меня страх Божий! Меня даже стошнило, когда я увидел первый раз, как он кого-то убил, — так я испугался. Но Лэнг сказал: «Он нарушил закон и понес справедливое наказание». Он часто повторял эту фразу, потому что почитал закон, как десять заповедей, а себя считал чуть ли не Моисеем, который заставляет свой народ блюсти их.
 — Мне хотелось бы с ним познакомиться, — шепотом сказала Мариетта. — Он, наверное, интересный человек?
 — Да… был. — Мэтью вздохнул. — Это точно. Он многому научил меня, а я… Я никогда не говорил… ни разу я его не поблагодарил, ни разу не сказал ему, что он для меня значит. Я был просто глупым мальчишкой и не думал о том, что все может измениться. А Лэнг был чертовски хорош во всем. Клянусь, Этти! — Он крепко стиснул ее руку. — Я подражал ему. Мне казалось, что Лэнг будет жить вечно.
 — Ты любил его, как отца.
 — Да, — кивнул Мэтью. — Как отца. Я вел себя глупо, по-детски, но он все понимал. Лэнг видел меня насквозь. Ему ничего не надо было объяснять. За это я его и любил. — Он закрыл глаза и сжал руку Мариетты так, что чуть не переломал ей пальцы.
 — О Мэтью!.. — Мариетта подала ему другую руку, словно хотела сказать: ломай и эту.
 — Лэнг родился в Абилине. Он считал, что это настоящий Техас, самое сердце штата. Закончив работу, он всегда говорил: «Ну, малыш, пора возвращаться в настоящий Техас». — Мэтью улыбнулся. — Абилин мне не очень нравился, особенно по сравнению с Санта-Инес, но Лэнг любил этот город и использовал любую возможность, чтобы поехать туда.
 Однажды мы отправились в Абилин после того, как целый месяц ловили бандитов, ограбивших банк в Лаббоке. Тяжелая это была работа, и Лэнг мечтал вернуться домой. Он уже подумывал о пенсии и написал своему другу, федеральному маршалу в Хьюстоне, насчет меня. Хотел, чтобы я получил его место, когда он сдаст свой значок.
 В общем, до Абилина нам оставался день езды. Мы остановились в крошечном городишке. Ты понимаешь, что я имею в виду? — Мэтью посмотрел на Мариетту. — У него и названия-то нормального не было. Мы с Лэнгом зашли выпить в старый, ветхий салун. Только сели — вдруг вбегает какой-то парень и спрашивает: «Это вы — Лэнгли Тайне?» Никто не удивился: Лэнга хорошо знали в округе Абилин.
 Ну, Лэнг сказал, что да, мол, это я. И тут все посетители столпились возле нас и стали рассказывать об одной семье, у которых была ферма на другой стороне реки. Молодых супругов звали Карл и Бекки Макгенри. У них было четверо детей, самый младший появился на свет всего несколько недель назад. Хорошая семья… Соседи забеспокоились, что Карла уже недели две никто не видел, а когда кто-то из них зашел проведать новорожденного, Бекки встретила его на пороге с обрезом в руках и пустила из него несколько очередей. Нам сказали, что миссис Макгенри, наверное, повредилась в уме, потому что несла всякий вздор и вела себя очень странно. Ни дети, ни мистер Мак-генри не вышли. Жители этого городка были встревожены и не знали, что делать.
 Лэнг попросил их успокоиться. Сказал, что сам отправится на ферму и попробует выяснить, в чем дело. Может, ничего особенного и не случилось, просто супруги повздорили… из-за ребенка, например.
 Мэтью вздохнул и замолчал, допил остывший кофе. Когда он ставил чашку на блюдце, Мариетта заметила, что его рука слегка дрожит.
 — В общем, мы поехали туда… Сначала нас насторожил запах. Отвратительное зловоние шло из маленького сарая, который находился недалеко от дома. Мы зашли в сарай, и я чуть сознание не потерял от смрада. Никогда в жизни я не видел ничего подобного.
 Карл Макгенри лежал там — вернее то, что от него осталось. Смерть наступила давно, и мы не смогли понять, что же произошло. Было ясно только, что он запрягал или распрягал лошадей: в руках у Карла были вожжи, а две лошади, впряженные в повозку, валялись рядом.
 — О Господи, — прошептала Мариетта.
 — Весь сарай был продырявлен… и трупы… Две дойные коровы, старый мул. Судя по количеству дыр в стенах, убийца спятил и палил куда попало.
 Мэтью взял руки Мариетты в свои и положил на них голову, словно собрался молиться.
 — Мы мгновенно оттуда выскочили. Лэнг сказал, что надо, мол, посмотреть, что она сделала с детьми, и велел отвести лошадей на дорогу, а то Бекки и их может прикончить. — Мэтью покачал головой и продолжал сдавленным голосом: — Я не хотел оставлять его одного. Не хотел, Этти! Но… но он отдал приказ, и я его должен был выполнить. А когда вернулся… Господи, я бежал со всех ног и совершенно выдохся… Потом я увидел их — Лэнга и миссис Макгенри. Оружия у нее не было, она просто стояла в дверях и кричала Лэнгу, чтобы он убирался. А Лэнг пытался ее успокоить. Сзади, в дверном проеме, стояли трое малышей, испуганных до смерти. Два мальчика и девочка. Все оборванные, худые и коротко остриженные. Издали казалось, что они лысые.
 Миссис Макгенри выглядела не лучше. Она была еще молода, ей было не больше тридцати, и очень хорошенькая. Первое, о чем я подумал, поглядев на нее, вот, мол, какая красавица. Только очень худая. И дрожала она как осиновый лист. Не просто дрожала, Этти, — казалось, она сейчас рухнет на землю и начнет биться в истерике. А в ее глазах — голубых глазах — застыл ужас. Никогда я их не забуду. Она напоминала испуганного ребенка, который шарахается от любого шороха. Но кроме страха, я увидел и безумие. Оно ясно читалось на ее лице.
 Лэнг говорил очень медленно, и она немного успокоилась. Я стал приближаться к ним — тоже очень медленно, и показал ей, что в руках у меня нет оружия. Мне оставалось пройти еще ярда два, но тут Лэнг велел мне остановиться и сказал: «Не делай лишних движений, малыш. Будь умницей».
 К этому времени Бекки как будто успокоилась: Лэнг умел уговаривать людей. Он объяснил, что хочет побеседовать с ней, и только. Она, мол, может делать все, что ей заблагорассудится. Он сказал, что хотел бы зайти в дом и поговорить за чашечкой кофе, но можно и здесь, это не важно. Не важно…
 Мэтью снова сжал руки Мариетты и еще ниже наклонил голову. Мариетта прикусила губу, боясь сказать что-нибудь некстати.
 — Не знаю, как все это случилось. — Мэтью повысил голос. — Возле дверей лежала куча досок. И топорик. Бекки схватила его и начала орать.
 — Мэтью.
 — А я стоял. Просто… стоял, — говорил он глухим, придушенным голосом. Потом со стоном закрыл руками глаза.
 — Все в порядке, — прошептала Мариетта. — Все хорошо.
 — Он не сделал ничего! — вдруг с яростью закричал он. — Даже револьвер не вытащил. Просто стоял, расправив плечи, и смотрел… Смотрел, как она приближается.
 Мэтью задыхался, а Мариетта ничем не могла ему помочь, только держала его за руки и плакала.
 — Все произошло так быстро. Лэнг упал, а Бекки стояла и смотрела на меня. Она не кричала и не двигалась — просто смотрела. И я не помню, как в руках у меня оказался револьвер.
 Он замолчал, не в силах выговорить ни слова. Его горячие слезы текли по пальцам Мариетты, а она целовала его склоненную голову и шептала:
 — Мэтью… Мэтью…
 Прошло много, очень много времени, прежде чем Мэтью успокоился и выровнялось его дыхание.
 — Ребекка Макгенри. Это был первый человек, которого я убил. Прямо на глазах у ее маленьких детей. Я убил ее. А в доме еще был младенец. Совсем крошечная девочка, такая слабенькая и голодная… она даже не могла плакать. Братья и сестра не помнили, как ее зовут. — Он шмыгнул носом и поднял голову. — Она умерла на следующий день, в городе. Никто не смог ее спасти.
 Мэтью вздохнул.
 — Ну, а дальше, сама понимаешь, — продолжал он, вытирая мокрое лицо. — Кое-кто знал, как связаться с родителями Бекки, они приехали в Абилин и забрали детей домой, в Кентукки. Супругов Макгенри и младенца похоронили, а я отвез тело Лэнга в Абилин.
 Мэтью встал, подошел к раковине, умылся и намочил чистое полотенце для Мариетты.
 — Вот, милая, возьми. Тебе сразу станет лучше. Как только она взяла полотенце и вытерла слезы.
 Мэтью снова сел за стол.
 — В Абилине Лэнгу устроили пышные похороны. Весь город собрался. Старик, наверное, посмеялся бы над всем этим — особенно когда увидел бы огромную надгробную плиту на своей могиле.
 — Что ты делал потом?
 Мэтью с отсутствующим видом повертел в руке хрупкую фарфоровую чашечку.
 — По-моему, я тогда немного двинулся. Носился по Нью-Мехико и Аризоне, ни с кем не общался и почти непрерывно пил. Не помню, как я попал домой. Когда увидел отца, Джимми и всех своих родных, сначала даже не сообразил, почему они здесь оказались. — Он улыбнулся. — Вид у меня был ужасный. Я не мылся и не брился месяца два, а может, и больше, и был худой, точно скелет. И лошадь моя выглядела не лучше. Но дома мне обрадовались. Отец чуть не расплакался. Джимми обнял так, что я едва цел остался. С тех пор, как я уехал, он очень повзрослел и изменился. Все изменились: и отец, и мама, и бабушка. Знаешь, Этти, до тех пор, пока мы с тобой не встретились, я думал, что никогда больше мне не будет так хорошо, как в тот день. Я снова был дома, в кругу своей семьи. Они приняли меня так, как будто забыли о прежних ссорах. И никто не спрашивал, что со мной произошло. Мне дали время прийти в себя.
 Мэтью взглянул на Мариетту:
 — Я никому об этом не рассказывал. Наверное, это и есть тот подарок, который я должен был тебе сделать, по мнению Элизабет. Только вот история вышла не очень романтичная, да?
 Мариетта нежно погладила его по щеке.
 — Более ценного подарка я никогда в жизни не получала. Спасибо тебе за доверие, Мэтью.
 Он прижал ее ладонь к своим губам.
 — Я люблю тебя, Этти.
 — И я люблю тебя, Мэтью Кейган.
 Он посмотрел на Мариетту, широко раскрыв глаза от удивления.
 — Я люблю тебя, — повторила она и опустилась на колени рядом с Мэтью, положив руки ему на плечи. — Я давно люблю тебя. Никогда никого я так не любила.
 — А про-профессора Колла? — спросил он хрипло, не сводя с нее растерянного взгляда.
 — Я любила Дэвида, — тихо ответила Мариетта. — Он был добр ко мне, и я любила его как друга. Но тебя я люблю иначе. — Она заглянула ему в глаза. — Эта любовь так сильна, что пугает меня.
 — Я чувствую то же, Этти.
 — Вряд ли. — Мариетта улыбнулась. — Ты красивый, добрый, замечательный… Самый лучший мужчина из всех, каких я встречала. А я обыкновенная, невзрачная простушка.
 Мэтью неожиданно подхватил ее и посадил себе на колени.
 — Не смей больше так говорить, Этти! У меня сердце замирает от твоей красоты.
 Всю свою страсть он вложил не только в слова, но и в поцелуй.
 — Ты это серьезно сказала? — спросил он, оторвавшись наконец от Мариетты.
 — Насчет того, что ты красивый? Конечно…
 — Нет! — Мэтью скорчил гримасу. — Я о другом. Это действительно так?
 — Люблю ли я тебя? — Мариетта улыбнулась. — Да, я люблю тебя, Мэтью Иезекия Кейган.
 Мэтью смотрел на нее в полном изумлении.
 — И ты хотела поехать в «Лос Роблес», чтобы признаться мне в любви?
 — Да. — Мариетта вспыхнула. — А еще чтобы извиниться и объяснить, почему я все время тебе отказывала, и…
 Он ласково закрыл ей рот рукой.
 — Давай не будем, хорошо? Я всю ночь глаз не сомкнул, и, готов дать голову на отсечение, ты тоже. Нам обоим нужно выспаться, а потом уж обсуждать разные важные вопросы.
 — Но… — начала было Мариетта, увернувшись от Мэтью, но он снова зажал ей рот ладонью.
 — Сегодня я не буду спрашивать, выйдешь ли ты за меня замуж. Я сейчас даже думать об этом не в состоянии. Я приду завтра, и ты узнаешь, что я намерен делать дальше. Хорошо?
 Мариетта кивнула.
 — Тогда ты и расскажешь, что чувствуешь. Потом я задам тебе все вопросы, которые мучают меня уже недели три, а ты на них ответишь, да?
 Они улыбнулись друг другу.
 — Да, дорогая?
 Мариетта звонко рассмеялась.
 — О женщины! — воскликнул Мэтью, убрав руку. — Я еще вернусь к этой теме. Скоро. Но сейчас, — он встал, — я так устал, что готов заснуть прямо на полу в твоей гостиной.
 — Пожалуйста, — разрешила Мариетта и была вознаграждена весьма красноречивым взглядом.
 — Милая, ты не понимаешь, что говоришь. Это самое опасное предложение, какое мне когда-либо делали. — Мэтью взял со стола шляпу и надел ее. — Высплюсь в тюрьме. Там тихо. А в «Лос Роблес» я просто не доеду. Приду завтра, часа в три дня.
 — Я буду ждать.
 Он поцеловал Мариетту, зевнул и смущенно засмеялся:
 — Да, что-то я совсем вымотался. Старею. Забавно. — Мэтью погладил волосы Мариетты, словно еще раз хотел убедиться, насколько они мягкие. — Еще никогда в жизни мне не было так хорошо. Наверное, мне приснится что-нибудь приятное.
 — Надеюсь, что так, — сказала Мариетта, крепко обняв его. — Я люблю тебя, Мэтью.
 — Я тоже тебя люблю! — Он поцеловал ее и шагнул к двери, потом остановился и добавил: — Будь добра, дай мне завтра правильный ответ. Значит, я красивый? — спросил Мэтью напоследок, потирая подбородок.
 Мариетта расхохоталась.
 — Мне это нравится, — сказал он, направляясь к выходу, — очень нравится.




 Глава 25


 — Замечательно! — пробормотала Мариетта, сняв крышку с ящика. Она вынула из груды оберточной бумаги большую тяжелую книгу. — Потрясающе.
 Она положила книгу на колени и погладила шелковый зеленый переплет первого тома «Британской Энциклопедии» последнего издания.
 — Детям это очень пригодится, — одобрительно сказала сама себе Мариетта, положив фолиант на пол, потом снова принялась рыться в ящике. — Да, конечно. — На первую книгу легла вторая, потом третья. — Все новое, современное. Отличный комплект для следующего учебного года.
 Она посмотрела на два других ящика, в которых тоже лежали книги для школы. Ими также следовало бы заняться… Но уже первый час, скоро приедет Мэтью, и к его визиту надо подготовиться. А кроме того, чем дольше она здесь пробудет, тем длиннее будет нотация, которую ей прочитают Джас и Либерти, узнав, что их подопечная тайком ускользнула из дома. Как только они заметят ее исчезновение, то немедленно примчатся в школу, а потом отведут в Ханлан-Хаус. Книги никуда не денутся, зато сейчас у нее есть возможность побыть несколько часов одной и как следует все обдумать.
 Отложив последний тяжелый том в сторону, Мариетта решила передохнуть и снова вернулась мыслями к мучившей ее проблеме. Мэтью любит ее. Любит. Это невероятно! Но она поверила ему. Более того, она знала, чувствовала это всем своим существом. Осознание этого чуда пришло вчера, когда Мэтью рассказывал свою историю.
 Мэтью Кейган действительно любит ее. Какое счастье! Мариетта удивленно покачала головой. Как это случилось? Чем она заслужила такой потрясающий подарок? Непонятно. Но она больше не сомневалась в чувствах Мэтью. Они бесценны, и их надо принять…
 Даже если она не выйдет за него замуж.
 Вздохнув, Мариетта закрыла пустой ящик и засунула его под парту. В это время во дворе послышался стук копыт.
 — Вот и Дроганы прискакали. Или по крайней мере один из них. Что за наказание! — Она с сожалением взглянула на остальные ящики, потом вдруг задумалась. — Интересно…
 Мэтью верхом на Уроде въехал прямо в сад.
 — Почему бы тебе не въехать на крыльцо? — насмешливо спросил Либерти.
 Мэтью привязал свою сердито фыркающую лошадь к забору.
 — Придержи язык, — предостерег он Дрогана, — а то Урод услышит и разнесет забор в щепки. Веди себя прилично, — обратился Мэтью к лошади. — Я оставлю тебя ненадолго.
 Он поднялся на крыльцо, кивнув братьям Дроганам, которые по обыкновению удобно устроились на стульях:
 — Добрый день, ребята.
 — Добрый день, — сказал Джастис и, сняв ноги с перил, сел прямо. — Что случилось? Кажется, у тебя плохие новости?
 Угрюмо поджав губы, Мэтью устало потер глаза и только потом ответил:
 — Да, очень плохие. Я получил телеграмму. Эллиот Чемберс и его парни убили отца Этти пять дней назад.
 — Господи! — Либерти так и подскочил на месте.
 — Как? — удивился Джастис. — Ведь у него была охрана!
 — Четыре федеральных маршала. Они тоже мертвы. А Чемберс, конечно, ускользнул. Один Бог знает куда.
 — Пять дней! — воскликнул Джастис. — Это много, если его еще не нашли. Чемберс может быть где угодно, даже за границей.
 — Не знаю, почему они так долго тянули с телеграммой, — сердито сказал Мэтью и, сняв шляпу, запустил руку в волосы. — Наверное, не хотели огорчать Этти, придумывали какие-то отговорки, но, черт возьми, если Чемберс обезумел настолько, что убил Хардести, то он может убить и ее! Этти должна находиться под постоянным наблюдением до тех пор, пока его не арестуют. И я не хочу, чтобы она выходила из дома. Ни под каким предлогом!
 Братья кивнули.
 — Хорошо, Мэт, — сказал Джастис.
 — Я привезу все самое необходимое и буду дежурить по ночам. Составим расписание, чтобы можно было сменять друг друга.
 — Я выбираю дежурство в спальне, — предложил Либерти.
 Джастис засмеялся, но Мэтью бросил на него суровый взгляд.
 — Мне не до шуток, — проворчал он, нахлобучив шляпу. — Господи! Как я скажу Этти, что ее отца убили?
 — Прости нас, Мэт, — извинился Либерти.
 — Несколько дней назад она о нем говорила, — сказал Мэтью. — Сенатор прислал ей письмо, они помирились… Боже!..
 Все трое на мгновение замолчали, не зная, что сказать. Мэтью подошел к двери.
 — Надо побыстрее с этим покончить, — решительно сказал он и постучал.
 Мариетта услышала шаги и торопливо открыла два оставшихся ящика. Потом схватила стамеску и молоток и, торжествующе улыбаясь, приготовилась встретить братьев Дроганов.
 — Вы, конечно, очень рассердились, но я не хочу ничего слушать до тех пор, пока вы не поможете мне вытащить книги…
 В дверях стоял Эллиот Чемберс.
 — Добрый день, миссис Колл, — проговорил он с улыбкой и снял с головы элегантный черный котелок.
 Парализованная ужасом, Мариетта застыла на месте. От этого невысокого мужчины с довольно непримечательной внешностью исходило ощущение силы и уверенности в себе. Одетый в дорогой модный костюм, он был похож на заурядного бизнесмена или какого-нибудь добропорядочного и совершенно безобидного банкира. Мариетта всегда считала, что Чемберс — это самое яркое воплощение противоречий, какие только могут совмещаться в одном человеке. Он вел себя мягко и учтиво; трудно было представить, что Чемберс способен кому-то причинить вред или даже маленькую неприятность. Но на самом деле он был злобен, порочен и (Мариетта очень хорошо это знала!) чудовищно жесток.
 — Как приятно увидеть вас снова! — сказал он так любезно, словно они встретились на светском рауте в Вашингтоне. Казалось, Чемберс вот-вот пригласит ее на танец. — Вы прекрасно выглядите.
 Мариетта крепко сжала в руках инструменты: стамеску и молоток.
 — Ч-что вы здесь делаете? Чемберс спокойно шагнул к ней.
 — Я был разочарован, узнав, что вы отклонили мое приглашение в Сакраменто. Ведь я приехал туда исключительно ради вас. Я полагал, что вас сумеет убедить мистер Куинн, но увы! В дело вмешался маршал Кейган. — Чемберс аккуратно положил свой котелок на парту. Мариетта попятилась. — Маршал Кейган принес мне много неприятностей. Я думаю, что вы об этом знаете. Боже, сколько тут книг!
 Книги? Мысли вихрем кружились в голове Мариетты.
 — Вы принесли людям гораздо больше бед. Да вы об этом и сами знаете, — сказала она, дрожа от страха и ярости.
 Чемберс любезно улыбнулся:
 — Да, тем, кто вставал у меня на пути. Но на многих я оказывал положительное влияние. И приносил им немалую пользу.
 — Как на моего отца, например, — с горечью отозвалась Мариетта. — Но это не относится к тем, на ком вы наживались. И уж тем более не относится к моему мужу.
 Чемберс полистал словари, лежавшие на парте.
 — Профессор Колл был прекрасный человек, — мягко возразил он. — Я восхищался им, любил его и очень уважал. Его глупое поведение достойно сожаления, и я сделал все возможное, чтобы остановить мистера Колла. Право, мне даже трудно припомнить, когда еще я проявлял столько терпения. Жаль, что пришлось заставить его замолчать.
 У Мариетты все внутри оборвалось.
 — Заставить замолчать? Да вы убили его! Эллиот Чемберс поднял на нее глаза.
 — Другого выхода не было, и, поверьте, я очень сожалел. Вероятно, вы не знаете, но я увлекаюсь математикой и читал работы вашего мужа. Он…
 — Как вы смеете?! — закричала Мариетта, разъяренная тем, что убийца говорит о своей жертве в таком тоне.
 — Он был блестящий ученый, — закончил Чемберс. — Блестящий. Мне было больно лишать его жизни. Это относится и к вам, миссис Колл.
 Мариетта попятилась. Чемберс опустил в карман свою изящную руку.
 — Мне жаль, мадам. Можете расценивать это как комплимент. — Он вытащил маленький револьвер, очень похожий на тот, который дал ей Мэтью в Найтс ферри. — На своем веку я встретил пятерых человек, убивать которых было мне неприятно. К их числу относится профессор Колл и вы. А вот ваш отец — другое дело. Все эти годы он был как заноза в пальце: постоянно боялся чего-то и жаловался. Я с удовольствием смотрел на его агонию.
 Слова Чемберса поразили Мариетту в самое сердце.
 — Это… это ложь! — воскликнула она, задыхаясь.
 — Простите, — вежливо извинился он. — Я не хотел расстраивать вас, миссис Колл. Не следовало мне говорить о смерти сенатора. — Чемберс шагнул к Мариетте и внимательно взглянул на нее, слегка склонив голову набок. — Вы всегда мне нравились. Вы не красавица, конечно. Зато какой ум! Какая женственность! Великолепное сочетание. Я много раз жалел, что не могу насладиться вашим очарованием физически. И завидовал профессору Коллу.
 — Вы не убили моего отца… — лепетала Мариетта, чувствуя, к своему стыду, что у нее дрожит нижняя губа, а на глаза наворачиваются слезы. — Вы не сделали этого…
 — Простите, — снова извинился Чемберс. — Я причинил вам боль, но вы недолго будете страдать, дорогая. Обещаю. Я мог бы утешить вас тем, что вы скоро встретитесь с ним на небесах. Увы! Что-то мне в это не верится. С мужем — да, тут нет никаких сомнений. Но ваш батюшка… как бы помягче выразиться… находится совсем в другом месте.
 — Вы… вы…
 — К сожалению, я не могу больше беседовать с вами, миссис Колл, — сказал Чемберс, направив револьвер на Мариетту. — По вине сенатора я должен уехать из страны, и как можно скорее. Сейчас я отправляюсь в Нью-Мехико. В Санта-Инес я наведался только для того, чтобы заставить вас замолчать. — Чемберс рассмеялся и оттянул курок. — Такая уж у меня ужасная натура, но я ей поддаюсь. А иначе не знать мне покоя. Я должен убивать тех, кто предает меня, чтобы изгнать их из своего сознания. Или они упокоятся с миром, или мне не жить. Вы понимаете, в чем состоит трудность, дорогая?
 Перед глазами Мариетты возникло лицо Дэвида. Сначала живого, а потом мертвого, каким она увидела его в тот страшный день. Воспоминания пробудили в ней животный страх, на мгновение лишивший ее способности двигаться. И вдруг Мариетта подумала о Мэтью.
 Она сама не сразу поняла, что сделала. Но Эллиот Чемберс неожиданно пронзительно закричал и прижал руки к лицу. По пальцам, сжимавшим револьвер, текла кровь. И только тогда Мариетта сообразила, что швырнула в него стамеску и молоток.
 Яростно выругавшись, он снова направил на нее револьвер, но Мариетта увернулась. Ветхие стены школы задрожали от выстрела. Времени на размышления не было. И она начала переворачивать парты и бросать в Чемберса книги и грифельные доски — словом, все, что попадалось под руку.
 Прогремел еще один выстрел. Пуля со свистом пролетела в нескольких сантиметрах от Мариетты. Придя в бешенство, она закричала и запустила в Чемберса новым томом «Британской Энциклопедии». Тяжелая книга ударила его по шее и сбила с ног. Чемберс с шумом упал на спину, а револьвер отлетел в сторону и стукнулся о ящик.
 Мариетта помчалась к двери, но Чемберс уже пришел в себя и схватил ее за пышную юбку.
 — Ага! — торжествующе воскликнул он, повалив Мариетту на пол.
 Она принялась молотить Чемберса кулаками, однако он легко уворачивался от ее ударов. Под глазом у него был длинный порез, из которого текла кровь. Неожиданно Мариетта почувствовала боль… за первой пощечиной последовала вторая. Она почти теряла сознание, глаза заволокло туманом. Эллиот Чемберс полз в сторону… за револьвером. Застонав, Мариетта схватила его за ноги. Он отбрыкивался и пытался ползти дальше, но она вцепилась мертвой хваткой, несмотря на пульсирующую боль в висках.
 — Сука! — Чемберс потянул ее за волосы. Мариетта вцепилась зубами в его ногу и сжимала зубы до тех пор, пока он не закричал. Через мгновение Чемберс опомнился и ударил ее головой об пол. Один раз… другой… Она стала погружаться в кромешную тьму… Потом сквозь тяжкое полузабытье до нее донесся нечеловеческий рев. Кто-то поднял Элиота Чемберса, оторвав его от Мариетты легко, словно перышко.
 Рев не смолкал. В ушах Мариетты эхом отдавались, глухие тошнотворные звуки ударов. Она с трудом открыла глаза.
 — Хватит, Мэт! — сказал кто-то.
 Неужели это Джастис Двенадцать Лун? Мариетта с трудом приподнялась и тряхнула головой, пытаясь прийти в себя.
 — Ты убьешь его! — снова услышала она. Туман, заволакивающий глаза, наконец рассеялся, и она увидела, что происходит. Всего в нескольких футах от нее стоял Мэтью и наносил удар за ударом по какой-то бесформенной массе, валявшейся на полу. Джастис пытался оттащить его, и Мэтью на мгновение остановился, но только для того, чтобы оттолкнуть своего друга. Отделавшись от Джастиса, он снова взревел и ч переключился на главный объект своей ярости — Эллиота Чемберса. Вернее, на то, что от него осталось.
 — Мэтью, — еле выговорила Мариетта, — не надо. Он не слышал ее.
 — Мэтью, — сказала она чуть громче. И тут ужасный спазм скрутил ее внутренности. Охнув, Мариетта прижала руки к животу и закричала:
 — Хватит! Но Мэтью не останавливался. Наконец Джастис заорал на него и развернул лицом к Мариетте. На мгновение перед ее глазами мелькнуло окровавленное тело Эллиота Чемберса. Потом она зажмурилась, ослепленная новым приступом боли.
 — Этти! Боже мой! — Мэтью опустился на колени и обнял ее. — О Господи! — В его голосе звучала неподдельная мука. — Он ударил тебя… хотя… как будто ничего страшного… — Он осторожно дотронулся до лица Мариетты. — Проклятие! Я его убью!
 — Мэтью! — Она начала рыдать.
 — Все в порядке, милая, — едва выговорил Мэтью, дрожа всем телом. — Все позади.
 Мариетта вскрикнула.
 — Что? — испугался Мэтью.
 — Ребенок, — задыхаясь, говорила она. — Ребенок!..
 — Ребенок?
 — О, Мэтью, спаси моего ребенка! — По ее щекам потекли слезы.
 Мэтью смотрел на Мариетту в полном недоумении:
 — Ребенок? Этти, о чем ты говоришь?..
 Мариетта вдруг стала погружаться в темноту. Голос Мэтью смолк, его лицо, искаженное страхом, начало расплываться. Она хотела ухватиться за него, удержать, но он исчез, а вместе с ним исчезла комната и весь окружающий мир.




 Глава 26


 Мариетта очнулась в собственной постели. Возле нее сидел Либерти и с большим интересом читал «Падение дома Эшеров» Эдгара Аллана По.
 — Мистер Дроган, — прошептала она. Он ойкнул, подскочил на стуле, выронив от неожиданности книгу, а потом прижал обе руки к сердцу.
 — Миссис Колл, — хрипло сказал Либерти, немного успокоившись. — вы только что отняли у меня десять лет жизни! — Потом он с участием взглянул на больную и взял ее за руку. — Как вы себя чувствуете?
 Мариетта чуть сжала его пальцы.
 — Ребенок… — слабым голосом проговорила она.
 — Ребенок? — переспросил Либерти, не сразу сообразив, о чем идет речь. — Ах, ребенок! С ним все хорошо, мэм. Просто прекрасно! — Он вспыхнул до корней волос. — Мэт хотел сам сказать вам об этом. Жаль, что его сейчас нет. Он сидел здесь до тех пор, пока док Хэдлоу не заверил его, что опасность миновала. А потом Мэтью пришлось поехать куда-то, чтобы арестовать людей Чемберса. Джастис отправился вместе с ним. Он поможет Мэтью, а заодно попытается предотвратить убийство: Мэт до сих пор в плохом настроении.
 — Значит, с ребенком все в порядке? — еще раз спросила Мариетта, желая убедиться, что не ослышалась.
 — Да, мэм. Доктор Хэдлоу сказал, что несколько дней вам надо соблюдать осторожность и как можно больше отдыхать, но никаких тревожных признаков нет. Я имею в виду ребенка. А вот синяков вам Чемберс наставил много. Наверное, они очень сильно болят?
 Мариетта осторожно дотронулась до своего распухшего лица.
 — Да.
 — Хэдлоу вернется сюда, когда закончит штопать Чемберса, и даст вам обезболивающее. По сравнению с Чемберсом вы легко отделались. У него вообще не осталось лица. Иногда Мэт теряет контроль над собой и ведет себя, как безумец. Он убил бы Чемберса, если б так не тревожился о вас. Он пригрозил, что превратит Хэдлоу в евнуха, если тот не займется в первую очередь вами. Никогда еще не видел Мэта в таком состоянии. Вы его очень напугали, мэм. И всех нас тоже. Я не буду вам повторять, что он сказал нам с Джастисом, когда узнал, что вы тайком ушли из дома.
 — Простите. Я не думала…
 — О, — торопливо вставил Либерти, потрепав ее за руку. — Ерунда! Не стоило и говорить. Вам и так сегодня досталось. Не хватало еще и мне вас расстраивать. Почему бы вам не отдохнуть? Мэт скоро приедет. Вам надо набираться сил.
 Когда Мариетта снова открыла глаза, рядом с ней сидел доктор Хэдлоу. Он подтвердил слова Либерти: с ребенком ничего плохого не случилось, но отнюдь не благодаря Мэтью.
 — У этого человека совсем нет мозгов, — заявил врач, прослушав у своей пациентки сердце. — Наверное, принимая роды, я уронил его на пол, и он ударился головой. Мало того, что вам досталось от Чемберса, еще и Мэтью добавил, когда посадил вас на эту чертову лошадь и галопом помчался в город… — Он осуждающе покачал головой и убрал стетоскоп. — Надеюсь, после свадьбы вы проявите терпение, моя дорогая. Всегда помните: ваш будущий муж — умственно неполноценный.
 Когда Мариетта проснулась в третий раз, было уже темно, В спальне тускло горела лампа. Мэтью сидел на стуле рядом с ее кроватью и хмуро разглядывал свои колени. Она с трудом вытащила руку из-под одеяла.
 — Мэтью…
 — Этти!.. — Он тут же пересел на кровать и нежно погладил ее по голове. — Как ты себя чувствуешь, милая?
 — Хорошо, — прошептала Мариетта. — А ты? Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
 — Сейчас лучше. А было плохо, — глухо сказал Мэтью, прижавшись щекой к волосам Мариетты. — Слава Богу, что у тебя все в порядке. Слава Богу!.. — Он помолчал немного, потом серьезно произнес: — Ты напугала меня до смерти, Этти Колл. Второй раз я такого не переживу.
 — Прости, Мэтью, — прошептала Мариетта.
 — Нет, это ты прости. — Мэтью нахмурился. — Мне нужны не извинения, Этти, а ответы на мои вопросы.
 Мариетта поняла, что он сердится на нее.
 — Почему ты не призналась, что беременна? Почему хотела уехать из города с моим ребенком во чреве?
 Мариетта ожидала чего угодно, но только не этого.
 — Ты же знал! — возразила она. — Мы часто говорили с тобой о ребенке. Ты даже беседовал с доктором Хэдлоу.
 Мэтью заметался по комнате.
 — Ничего я не знал! Проклятие! — Он запустил пальцы в волосы и грозно посмотрел на нее. — Неужели ты думаешь, что я стал бы тратить столько времени на ухаживания, если б знал, что ты от меня беременна? Я чувствую себя круглым дураком.
 И Мариетта вдруг осознала, как глупо она вела себя.
 — Но, Мэтью…
 — Я думал, ты акклиматизируешься, — сердито объяснял Мэтью. — Болеешь из-за того, что переехала сюда, в Санта-Инес.
 — Акклиматизируюсь? — с недоумением переспросила Мариетта.
 Он махнул рукой и презрительно фыркнул:
 — Все это придумала Элизабет, она, вероятно, хотела скрыть твою беременность от Джаса и Либерти. Когда я приехал и узнал от миссис Килир, что ты нездорова, Джас начал плести что-то насчет приспособления. Да, это звучит глупо, — признал Мэтью, увидев, что Мариетта уже открыла рот, чтобы возразить, — но ты сама сказала, что не можешь иметь детей. У меня и в мыслях не было… Знай я о твоей беременности, я бы тебя и спрашивать не стал: мы давно были бы женаты.
 Она посмотрела на него с недоумением:
 — Я действительно была уверена, что не могу иметь детей. Я говорила тебе правду. Когда ты в первый раз сделал мне предложение, ты сказал, что мы отдадим старое обручальное кольцо нашей дочери. Если родится дочь. Я подумала, что ты знаешь о ребенке.
 — В тот вечер я вообще плохо соображал, — раздраженно ответил Мэтью. — Кстати, — он решительно подошел к кровати и снял с руки Мариетты обручальное кольцо, — вот. — Мэтью вытащил из кармана рубашки новое золотое колечко. — Мы должны пожениться как можно скорее.
 Мариетта попыталась вырвать руку.
 — Мэтью, нам надо поговорить.
 — Нет, не надо, — твердо заявил он, надевая ей на палец золотой ободок. — Мы поженимся, и точка. Мне надоело слушать весь этот вздор, Этти. Там, — Мэтью указал на ее живот, — растет мой ребенок. Кроме того, ты меня любишь.
 — Да, Мэтью, я очень люблю тебя и больше всего на свете хотела бы стать твоей женой…
 — Вот и хорошо!
 — Но я не могу! До тех пор, пока ты не пообещаешь мне, что вернешься к прежней работе.
 — Господи!.. — Он снова сел на кровать. — Такой упрямицы свет не видывал. Уверен, что голова у тебя тверже любого камня. Почему ты настаиваешь на этом? Ведь я уже говорил, что не хочу возвращаться на прежнюю должность.
 — Ты не должен бросать ради меня любимое дело, — сказала Мариетта со слезами в голосе. Почему он не желает ее понять? — Неужели Мэтью Кейган всю оставшуюся жизнь будет выводить пьяниц из салунов? Это невыносимо.
 — Больше всего я люблю тебя. — Мэтью осторожно положил руку на живот Мариетты. — Тебя и это маленькое существо.
 — Но тебе нравилось быть маршалом! — прошептала она.
 — Я гордился своей должностью, — возразил Мэтью. — Радовался ей, потому что ни к чему другому у меня склонности не было. Но, дорогая, я устал. Я не понимал этого, пока не попробовал другой жизни… Я устал гоняться за преступниками, а потом отправлять их на смерть.
 Мариетта прикусила губу, заново ощутив ту боль, которую испытала вчера, когда слушала рассказ о Ребекке Макгенри и мальчишке, с ужасом взирающем на гибель своего кумира. Мэтью погладил ее по лицу, осторожно, стараясь не дотрагиваться до синяков.
 — Я устал от бездомной жизни, устал спать на голой земле и есть холодную пищу. Стар я стал для этого. — Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза: — Я мечтаю об оседлой жизни: быть шерифом в маленьком тихом городке, выдавать лицензии и вытаскивать пьяниц из салунов, иметь жену и детей, регулярно обедать и ужинать.
 Внезапно слезы брызнули из глаз Мариетты.
 — Я не умею готовить, — призналась она, всхлипывая. — Один раз я чуть не сожгла дом, хорошо что Элизабет оказалась рядом.
 — Готовить не умеешь? — воскликнул Мэтью с наигранным удивлением и вытер ей слезы. — Ладно. Придется оставить миссис Килир.
 — Думаю, что так. О, Мэтью, я была просто идиоткой! Я и представить себе не могла, что ты так сильно любишь меня.
 Он нежно поцеловал Мариетту.
 — Не плачь, любимая. Ты устала и плохо себя чувствуешь. Но, обещаю, все будет хорошо, я о тебе позабочусь. Я буду самым примерным мужем и самым лучшим отцом.
 Мариетта крепко обняла его, продолжая плакать.
 — Я люблю тебя, Этти, — прошептал Мэтью, стараясь успокоить ее своими ласками, но не повредить при этом ребенку. — Теперь ты согласна выйти за меня замуж?
 Она зарыдала еще горше, но кивнула, уткнувшись в его плечо.
 — Слава Богу! Мне пришлось очень постараться, чтобы добиться этого «да». Ты ведь больше не передумаешь, правда?
 — Нет, — заверила его Мариетта. — Никогда!
 — Хорошо, — кивнул Мэтью и начал стягивать с себя ботинки, — потому что я очень устал, и мне совсем не хочется спорить сейчас с самой упрямой женщиной на свете. — Мэтью скинул на пол ботинок с левой ноги. — Ты слишком умна, чтобы с тобой спорить. Я рад, что понял это еще до свадьбы, а то потом потратил бы зря массу времени. — Второй ботинок через мгновение оказался рядом с первым, потом к ним присоединился и пиджак. Еще минута — и Мэтью уже лежал поверх одеяла, осторожно обняв Мариетту за талию и уткнувшись лицом в ее теплую шею. — Господи, — простонал он, — как хорошо!
 Мариетта восприняла как должное его явное намерение заснуть рядом с ней. Она погладила колючую щеку Мэтью и сказала:
 — Перед тем как напасть на меня, Чемберс говорил об отце… будто бы его убили?
 Мэтью ласково сжал ее руку:
 — Мне очень жаль, милая… — и рассказал все о смерти сенатора и его охранников, которых отправили на тот свет люди Чемберса, а в конце повторил: — Мне очень жаль.
 — Мне тоже, — прошептала Мариетта, чувствуя себя на удивление спокойно. — Я любила отца, хотя он принес людям много зла. И все же хотелось бы повидаться с ним еще раз, Я любила его, — повторила она, словно пытаясь доказать это самой себе. — Почему же я не плачу?
 — Слезы придут потом. За последнее время ты пережила слишком много горя.
 — Наверное, ты прав. Думая об отце, я всегда вспоминаю, какую роль он сыграл в судьбе Дэвида. Вот в чем проблема.
 — Может быть.
 Немного помолчав, Мариетта спросила:
 — Что теперь будет с Чемберсом?
 — Его отправят на восток и сразу же устроят суд. Если выживет, конечно.
 Мариетта содрогнулась от ужаса, а Мэтью невозмутимо продолжал:
 — Док Хэдлоу говорит, что выживет. Но ничего хорошего его не ждет. Чемберса или расстреляют, или повесят. Дружки его не спасут — я об этом позабочусь. От Чемберса воняет, как от протухшего мяса. Меня беспокоит другое: я залил кровью весь пол в школе. Трудно будет отмыть пятна крови.
 Он зевнул и прижался к Мариетте. Она погладила его по щеке и тихо сказала:
 — Я люблю тебя, Мэтью.
 — Как профессора Колла?
 Почувствовав, что Мэтью надо как-то подбодрить, Мариетта улыбнулась, хотя ей это было трудно.
 — Я люблю тебя гораздо сильнее, — сказала она. — Я и не знала, что любовь может быть такой.
 — Профессор Колл знал это. По-моему, он любил тебя до безумия.
 — Нет, мы оставались друзьями. Я же говорила. Он был добр ко мне, но наш брак строился не на любви.
 — С твоей стороны — возможно. А старина Дэви любил тебя, Этти. Готов поспорить на свою лошадь. Как ты думаешь, зачем он старался свалить Чемберса?
 — Дэвид считал, что борется за правое дело. Мэтью поцокал языком.
 — Нет, он хотел произвести на тебя впечатление. Вот в чем дело. А знаешь, почему я так поспешно уехал из Марипозы?
 — Ты пожалел, что занимался со мной любовью? — неуверенно сказала Мариетта.
 — Господи помилуй, — выдохнул Мэтью, щекоча ей шею своим дыханием. — Ничего глупее ты придумать не могла. Прекраснее той ночи ничего и никогда не было в моей жизни. С тех пор я только и делал, что мечтал о тебе. Я уехал, потому что увидел, как ты целуешь его фотографию. Свадебную фотографию. Когда ты опять легла в постель и заснула, я встал и посмотрел на снимок. И знаешь, что я понял?
 — Что?
 — У парня был такой вид, словно он наткнулся на золотую жилу. Посмотри сама. И если ты не увидишь то же, что и я, значит, тебе нужны очки.
 — В то утро я с ним прощалась, — прошептала Мариетта.
 Мэтью насторожился: — Что?
 — Я прощалась с ним, потому что влюбилась в тебя и хотела сказать об этом, когда ты проснешься. Вот почему я целовала фотографию.
 — О Господи! А я решил, что ты жалеешь о том, что произошло между нами.
 — Никогда! Я никогда не буду жалеть об этом. До конца дней своих я буду удивляться, что такой человек, как ты, полюбил меня, и сделаю все возможное, чтобы Мэтью Кейган остался доволен своим выбором.
 — Да? — обрадовался он. — Звучит многообещающе. Когда мы поженимся, дорогая, я буду тратить массу времени, доказывая тебе, как я доволен.




 Глава 27


 Две недели спустя Мэтью стоял в своей спальне в «Лос Роблес» и нетерпеливо ждал, пока ему помогут облачиться в свадебный костюм.
 — Спокойно, Мэт. Я почти закончил.
 — Слишком туго, — жаловался Мэтью, просовывая палец под шелковый шарф, который завязывал брат. — Не понимаю, зачем все это нужно?
 — И вовсе не туго, — говорил Джеймс, торопясь закончить работу, чтобы старший брат не испортил ее в третий раз. — Ты нервничаешь, вот у тебя шея и распухла.
 — Что ж, это твоя вина, — проворчал Мэтью. — Ты и Элизабет. С вами не справишься!
 Джеймс рассмеялся:
 — Успокойся, Мэт. Это всего лишь свадьба. Никто тебя не укусит!
 Но его слова не успокоили Мэтью. Он повел плечами, чувствуя себя очень неуютно в модном костюме — том самом, который надел, чтобы ухаживать за Мариеттой. Его большое тело никак не хотело в нем помещаться. Хорошо бы сжечь костюм сразу после свадьбы!
 — Я собирался тихо отметить это событие в саду Этти. Неужели я просил чего-то необычного? Но нет! Вы с Элизабет пригласили в «Лос Роблес» полгорода и устроили настоящий спектакль.
 Мэтью принялся расхаживать по комнате. Джеймс ходил за ним следом.
 — Мы пригласили весь город, — поправил он, сдувая пылинки с широких плеч брата. — А свадьба должна состояться именно в «Лос Роблес». Ведь это твой дом.
 — Уже нет. Мы с Этти будем жить в Ханлан-Хаус. Там родятся наши дети.
 — Можешь поселиться хоть на луне. Ты — Кейган, и твои дети будут носить эту фамилию, и Мариетта — тоже. Ровно через полчаса. А все Кейганы считают «Лос Роблес» своим домом. Вот. — Джеймс подошел к шкафу, взял графинчик с виски и налил два бокала. — Выпей немного, чтобы успокоиться.
 — Мне нужно снять вот это, чтобы я мог дышать свободно, — проворчал Мэтью, потянув за воротник, но от бокала не отказался.
 — За Мариетту, — сказал Джеймс.
 — За Этти.
 Выпив виски, Джеймс придирчиво оглядел брата до головы с ног.
 — Хорошо выглядишь, Мэт. Не думал я, что доживу до твоей свадьбы, но я очень рад. Жаль, что папа и мама не могут видеть тебя.
 — Мне тоже жаль, — грустно отозвался Мэтью.
 — Они были бы счастливы и, конечно, полюбили бы Мариетту.
 — Да. И обязательно спросили бы ее, зачем такая милая леди выходит замуж за глупого старика.
 — Какой же ты старик! Тебе в июне исполнилось только сорок.
 — Лучше не напоминай, — сказал Мэтью с кислой физиономией и сделал большой глоток виски. — Ты можешь поверить, что я скоро буду отцом? Мне сорок лет, а у меня будет ребенок.
 — Тебя это тревожит?
 — Ну, немного, — признался Мэтью, снова потянув за воротничок. — Последние две недели мы много раз говорили об этом с Этти. Она считает, что я справлюсь. Знаешь, она так рада, что у нее наконец-то будет ребенок… Этти стала чувствовать себя лучше и уже мечтает завести второго, когда этот родится и подрастет.
 — Похоже, она не даст тебе покоя, Мэт, — сказал Джеймс со смехом. — Копи силы, ты ведь уже старик.
 Мэтью усмехнулся:
 — Ты на себя оглянись, братишка. Сегодня утром Элизабет сообщила мне о твоих подвигах. Поздравляю!
 Покраснев, Джеймс пожал руку, протянутую Мэтью.
 — Ну, мы ничего не планировали… это вышло случайно, но Бет рада. Ей хочется иметь еще одного ребенка.
 — Она мне так и сказала. Значит, у моего малыша будет кузен или кузина примерно одного с ним возраста.
 — Хорошо бы родилась девочка! — сказал Джеймс, мечтательно улыбаясь. — Маленькая хорошенькая девочка с темными волосами и большими черными глазами, как у ее матери.
 Мэтью поставил на стол пустой бокал:
 — А мне все равно, кто родится. Какая разница? Раздался стук. Джеймс открыл дверь и вернулся к Мэтью с небольшим свертком, упакованным в белую бумагу и перевязанным серебряной лентой.
 — Это тебе. Наверняка от невесты.
 — Ух ты! — удивленно воскликнул Мэтью. — Интересно, что там такое?
 Когда они развернули бумагу, выяснилось, что жениху подарили часы. Мужские часы с двадцатью камнями фирмы «Хэмпден» в солидной золотой оправе, украшенной незатейливым рисунком и крупными бриллиантами в четырнадцать карат, и с золотой цепочкой.
 — Господи, помилуй! — воскликнул восхищенный Джеймс, заглядывая брату через плечо. — Эти намного лучше маленьких часиков, которые я подарил Бет несколько лет назад. Хорошо иметь богатую жену. Должно быть, они стоят кучу денег! Даже подумать страшно.
 Мэтью молча открыл часы, взглянул на циферблат и на гладкую золотую поверхность крышки, где большими изящными буквами были выгравированы их с Мариеттой имена и слова: «Я счастлива».
 — Тут есть записка, — заметил Джеймс, но Мэтью уже отложил часы в сторону и взял ее из коробочки.
 Потом он прочел вслух то, что было написано рукой Мариетты.
  Любовь моя, я знаю: ты нашел меня 
  благодаря шестому чувству. Мир стал другим вокруг меня, 
  когда ты подошел так близко. Готова дать я тысячу обетов, 
  чтоб эту радость сохранить, И драгоценную надежду, и связи нашей 
  крепкой нить. Ищу я счастия в одном тебе, 
  и счастлива сама. 
  «Твой приход». Дора Рид Гудейл. 
 Ком застрял в горле Мэтью. Он положил листок на стол, снова взял часы и начал рассматривать их. От избытка чувств на глаза наворачивались слезы.
 — Потрясающе!
 — Прекрасно! — подтвердил Джеймс. — Хорошую жену ты себе выбрал, Мэт.
 — Это точно, Джимми. — Он вздохнул. — А я тебе рассказывал, как она расправилась с Дрю Куинном?
 — Раз сто, наверное! — засмеялся Джеймс.
 — Ну, тогда ладно. Когда же начнется эта чертова свадьба?
 Ровно через сорок пять минут, в назначенное Элизабет время, Джастис Двенадцать Лун и Либерти Неторопливый Медведь вели невесту к алтарю, где стоял взволнованный жених. Наклонившись к Мэтью, Джастис шепнул:
 — Ты должен хорошо о ней заботиться, иначе моя бабушка-чероки нашлет на твою голову проклятие, которое будет преследовать тебя и после смерти.
 — Если ты когда-нибудь заставишь ее плакать, я всю оставшуюся жизнь проведу на твоем крыльце, — в свою очередь, шепнул Либерти.
 Придя в ужас от этих обещаний, Мэтью только вытаращил глаза. Затем братья Дроганы неохотно передали Мариетту на попечение жениха.
 — Что случилось? — тихо спросила она, когда Мэтью взял ее за руку. — Что они сказали?
 — Ничего, — солгал Мэтью и тряхнул головой, чтобы отогнать от себя жуткое видение того, что пообещал Либерти.
 Мариетта улыбнулась. Она выглядела такой прекрасной в своем пышном белом платье, что Мэтью чуть не прослезился на потеху окружающим.
 — Этти… — В его голосе звучал благоговейный страх, ибо он никак не мог поверить, что наконец завоевал Мариетту. — После стольких… стольких мытарств… любимая…
 Мэтью замолчал, не в силах продолжать дальше. В глазах Мариетты блеснули слезы.
 — Да, — сказала она, крепко сжав его руки. — Да, Мэтью, я знаю, что ты хочешь сказать.
 Он проглотил ком, застрявший в горле, и громко, не заботясь о том, что его услышат, сказал:
 — Я счастлив.




 Эпилог


 Мэтью Кейган не относился к числу людей, которые часто плачут. Те случаи, когда он проливал слезы, можно было пересчитать по пальцам.
 Он плакал, рассказывая Мариетте о смерти Лэнгли Тайнса. Плакал, когда Мариетта родила мальчиков-близнецов и он в первый раз взял их на руки. То же произошло через три года, когда жена подарила ему дочь.
 В 1901 году первый автомобиль проехал через Сан-Маркос-Пас в долину Санта-Инес. Шериф Мэтью Кейган услышал эту новость посреди рабочего дня, стоя у дверей бакалеи Симонсона. Он сел на скамейку и зарыдал, В 1913 году в местной газете опубликовали сообщение о том, что президент Вильсон разрешил затопить Хетч-Хетчи и превратить долину в гигантский резервуар для Сан-Франциско. Мэтью сидел в своем саду, жена держала его за руку, а он горько плакал.
 Но в жизни Мэтью и Мариетты было все-таки гораздо больше смеха, чем слез… и масса сломанных кроватей.
 Несмотря на свои страхи, он оказался хорошим отцом, и дети стали радостью его жизни. Мэтью учил дочь и сыновей удить рыбу, охотиться, стрелять из ружья и разжигать костер. Кроме того, он (как и Лэнгли Тайне в свое время) учил их уважать закон, силу оружия и жизнь других людей. Пока Хетч-Хетчи не затопили, они каждую весну — как только сходил снег — всей семьей ездили в долину.
 Мэтью пробовал учить стихи, а потом читать их жене, но Мариетта целовала его, усаживала в кресло и, примостившись у него на коленях, просила лучше рассказать что-нибудь о тех днях, когда он был федеральным маршалом. И Мэтью с радостью выполнял ее просьбы, ибо в душе понимал, что в его исполнении стихи звучат совсем не так, как хотелось бы.
 Когда супруги были еще молоды, по вечерам Мэтью устраивался в большом кресле перед камином, сажал детей к себе на колени и рассказывал им одну историю. Историю о человеке, чья фотография висела на почетном месте над камином. О человеке, который был добрым, умным, очень храбрым и любил их мать так сильно, что пошел на риск и погиб ради нее.
 Мэтью учил своих детей уважать и восхищаться Дэвидом Коллом. И сам почитал человека, благодаря которому получил самый дорогой подарок в своей жизни…