Аннотация: Разве можно поверить, что скромная молодая вдова Сидони Сен-Годар, обучающая дочек буржуа светским манерам, и легендарная «благородная разбойница» по прозвищу Темный Ангел – одна и та же женщина? Но очень трудно ввести в заблуждение циничного и легкомысленного маркиза Девеллина. Потерявший счет соблазненным дамам, он способен запомнить любую особу женского пола, которую встретил хотя бы случайно. Итак, разбойница заплатит за содеянное. Но как? Это зависит лишь от желания маркиза, впервые встретившего женщину, пробудившую в нем пламя подлинной страсти… --------------------------------------------- Лиз Карлайл Соблазнить дьявола Глава 1 Удивительные происшествия на Бедфорд-плейс Этот англичанин был не из тех мужчин, которых она предпочитала выбирать. Слишком молод. Да, моложе, чем ей хотелось бы. Интересно, бреется ли он. На его красивом лице пылал румянец невинности, а его телосложение было почти столь же хрупким, как у нее самой. Однако невинным он не был. А если он довольно хрупок, ну, tantpis. Наклонившись над рулеткой, крупье с ужасным французским акцентом произнес: – Дамы и господа, делайте ставки, пожалуйста! Она выложила на стол и кончиками пальцев легонько подтолкнула по сукну три фишки. В это время поднялся сидящий между ними джентльмен, сгреб выигрыш и, сопровождаемый добродушным похлопыванием по спине, ушел. В тусклом свете она приподняла черную вуаль и бросила на молодого человека откровенно заинтересованный взгляд. Он поставил стопку фишек на черное 22, затем тоже взглянул на нее, слегка приподняв бровь. – Ставки сделаны! – произнес нараспев крупье. Изящным движением руки он запустил колесо рулетки и бросил шарик. Шарик весело запрыгал, перебивая гул разговоров, пока, наконец, последний раз не подскочил и не влетел в черное 22. Прежде чем колесо остановилось, крупье передвинул выигрыш англичанину, который собрал фишки и направился к ее краю стола. – Бонжур, – прошептала она. – Сегодня черный цвет был очень счастливым для вас, месье. Взгляд светло-голубых глаз пробежался по ее черному платью. – Осмелюсь ли я надеяться, что это начало везения и в остальном? Она посмотрела на него сквозь вуаль и опустила ресницы. – Надеяться можно всегда, сэр. Англичанин засмеялся, показывая мелкие белые зубы. – По-моему, я вас не знаю, мадемуазель. Вы первый раз у Лафтона? Она пожала плечами. – Все игровые салоны очень похожи друг на друга, не так ли? Глаза у него загорелись. Глупец, возможно, он подумал, что она с Кипра. Ничего удивительного, поскольку она сидела одна, без сопровождающих, в этом притоне зла. – Лорд Френсис Тенби. – Он протянул руку. – А вы… – Мадам Нуар, – тихо произнесла она, наклоняясь вперед и кладя свои пальцы в перчатке на его руку. – Должно быть, это судьба? Он не сводил глаз с ее смелого декольте. – Разумеется, мадам Блэк! Скажите, дорогая, как ваше имя? – Близкие называют меня Сэриз. – Сэриз, – повторил англичанин. – Какое экзотическое имя! Что привело вас в Лондон, дорогая? Она снова пожала плечами. Застенчивый косой взгляд. – Такие вопросы! Мы занимаем место у рулетки, сэр. И меня томит жажда. Он сразу вскочил: – Что вам принести, мэм? Не мог бы я проводить вас в тихий уголок? – Шампанского. Она встала и, наклонив голову, прошла к указанному ей столику в углу. Очень уединенному. Очень удобному. За лордом Френсисом шел слуга с подносом и двумя бокалами. Когда тот удалился, она смущенно огляделась. – Право! – пробормотала она. – Я, должно быть, оставила свой ридикюль на столе возле рулетки. Не будете ли вы так добры, милорд? Едва англичанин повернул назад, она быстро открыла пузырек и ловким движением пронесла над его бокалом. Мельчайшие кристаллики поплыли вниз сквозь шипучий напиток. Когда он возвращался, она успела бросить взгляд на часы, прикрепленные к внутренней стороне шали. Время сейчас имело большое значение. Англичанин улыбнулся, и она подняла свой бокал. – За новую дружбу, – настолько тихо прошептала она, что, он вынужден, был наклониться, чтобы расслышать. – Конечно! Новая дружба. – Лорд Френсис выпил шампанское и нахмурился. Но отвлечь его не составило труда. Следующие десять минут она весело смеялась и говорила очень разумные слова лорду Тенби, в красивой голове которого совсем не было ума. Последовали обычные вопросы. И обычная ложь в ответ. Вдовство. Одиночество. Богатый опекун, привезший ее сюда, поссорился с нею, а затем жестоко покинул ее ради другой. Но такова жизнь, пожала она плечами. Разумеется, она ему ничего не предлагала. Это сделал лорд. Они всегда так поступали. Она согласилась, опять бросив взгляд на часы. Двадцать минут. Они встали. Англичанин слегка побледнел, но встряхнулся, предложил ей руку, и они вышли из игорного дома во влажный, освещенный газовыми фонарями мрак Сент-Джеймс-парка. Проезжающий мимо наемный экипаж остановился перед ними, словно по уговору. Так, в общем-то, и было. Лорд Френсис сказал кучеру адрес и чуть не упал, когда садился вслед за нею в экипаж. При тусклом свете лампы внутри она увидела на его лице пот и наклонилась, предлагая ему вид на ложбинку грудей. – Mon Coeur [1] , – прошептала она, – вы плохо выглядите. – Со мной все в порядке, – ответил англичанин и выпрямился, хотя с видимым усилием. – Все замечательно. Но я хочу… Хотел бы увидеть… – Он замолчал, потеряв мысль. – Что, мой дорогой? Что вы хотели бы увидеть? Он потряс головой, как бы избавляясь от тумана. – Ваши… ваши глаза, – наконец произнес он. – Хочу видеть глаза. И лицо. Ваша шляпа. Вуаль. Снимите. – Я не могу этого сделать, – прошептала она. – Зато могу показать вам кое-что другое, лорд Френсис. Скажите, вы хотели бы увидеть мою грудь? – Гру…дь? – Язык у него заплетался. Она приспустила платье на левом плече. – Да, часть ее. Взгляните сюда, лорд Френсис. На это. Сосредоточьтесь, дорогой. Видите это? Англичанин совершил роковую ошибку, наклонившись к ней. – Что… тат… татуировка? Чер… Черный… Ангел? Глаза у него вдруг закатились, рот широко открылся, голова откинулась, стукнувшись о дверь экипажа, и он уставился на нее выпученными глазами, словно дохлый карп. Для его безопасности она приподняла ему голову, прислонила к спинке сиденья и начала обыскивать. Кошелек. Ключи. Табакерка… серебряная, не золотая, черт возьми. Часы, цепочка, кармашек для часов. Письмо. Любовница? Враг? Проклятие, для шантажа нет времени. Сунув вещи в карманы, она вынула из складок его белого галстука сапфировую булавку и с удовлетворением взглянула на англичанина. – Надеюсь, вам это полезно, лорд Френсис. И, без сомнения, – полезно мне. Лежа с открытым ртом, тот всхрапнул. – Как приятно это слышать. Полагаю, ваша красивая беременная служанка, которую вы недавно уволили, тоже будет удовлетворена. Она бросила в ридикюль свою добычу, потом дважды стукнула в крышу экипажа и открыла дверь. Кеб замедлил движение, когда сворачивал на углу Брук-стрит, и, выпрыгнув наружу, Черный Ангел растворилась в серой тьме Мейфэра. Маркиз Девеллин редко пребывал в таком хорошем настроении, как сейчас, поэтому всю дорогу по Риджент-стрит напевал «О, Бог, наша помощь в минувшее время…», хотя не знал слов. В таком прекрасном настроении, что вдруг приказал кучеру высадить его на углу Голден-сквер, чтобы он мог прогуляться. По его сигналу карета остановилась. Маркиз выпрыгнул из нее и замер, почти не шатаясь. – Дождь, милорд, – предупредил кучер, глядя на него с козел. Маркиз посмотрел себе под ноги. Да, черный тротуар блестел от воды. – Уиттл, а шел дождь, когда мы уехали от Крокфордов? – спросил он, внятно произнося все слова, хотя был в стельку пьян. – Нет, сэр. Только густой туман. – Ладно. – Девеллин надвинул поглубже шляпу. – Все равно прекрасный вечер для прогулки. Свежий воздух немного протрезвит меня. – Но сейчас утро, милорд. Почти шесть часов. – Неужели? Разве я не собирался обедать вечером с мисс Ледерли? Уиттл сочувственно глядел на хозяина. – Это было прошлым вечером, сэр. А потом вы собирались ехать в театр. Но вы не… Девеллин провел рукой по лицу, чувствуя отросшую щетину. – Понимаю, – наконец сказал он. – Не сумел выехать, когда нужно? Кучер кивнул: – Да, милорд. – Я напился? Играл в кости? Лицо Уиттла оставалось бесстрастным. – Думаю, тут была замешана дама, сэр. Дама? Конечно. Теперь он вспомнил. Пышногрудая, восхитительная блондинка. И определенно не леди. Интересно, хороша ли она была? Вернее, хорош ли был он? Возможно, и нет. Да и какая, к дьяволу, разница? Но театр? Господи, на этот раз Камелия наверняка задумала убить его. – Ладно, я пройдусь до Бедфорд-плейс. Не хочу иметь свидетелей моего унижения. А ты возвращайся на Дьюк-стрит. – Возьмите с собой трость, милорд, – посоветовал кучер. – В Сохо полно разбойников. Девеллин широко ухмыльнулся. – Только разбойников? Беспокоишься насчет Дьявола с Дьюк-стрит? Ты правда считаешь, что он посмеет? Уиттл криво усмехнулся. – Нет, если бы увидел ваше лицо, сэр. К несчастью, они предпочитают нападать сзади. – Ну что ж, давай мне трость, – засмеялся Девеллин, протягивая руку. Карета покатила дальше, а маркиз подбросил трость в воздух и сумел поймать ее прежде, чем она упала на землю. Не так уж он и пьян. Мысль весьма ободрила Девеллина, и он двинулся по тротуару, выстукивая тростью ритм своего гимна: «О, Бог, наша помощь в минувшее время, Наша надежда грядущих лет! Наша защита от де-да-дим, И наша да-де-да-дим!» Ему не встретилось ни одного разбойника во время его короткой прогулки от Сохо до Блумсбери. Возможно, из-за ужасающего пения. Возможно, потому, что маркиз был высок, широк в плечах, и это отбивало всякую охоту с ним связываться. Таких, он слышал, называют «громадинами». Ему плевать, как его называют. В любом случае трость ему не понадобилась. Но обстановка круто изменилась, когда он вошел в собственный дом, все еще напевая: И тысяча лет в Твоем понимании, словно один промелькнувший вечер! Короткий, будто… – Ах ты, ублюдок! Ей-богу, сейчас я отплачу тебе за промелькнувший вечер! В воздухе просвистела тарелка. Девеллин пригнулся. Фарфор ударился о карниз, ему на голову посыпались осколки. – Кэмми? Его любовница выступила из тени, размахивая каминными щипцами. – Я тебе не Кэмми, свинья! Она метнула в него статуэтку мейсенского фарфора. Маркиз уклонился. – Положи щипцы, Камелия, – сказал он, держа наготове трость, словно мог отразить следующий летящий предмет. – Положи, я тебе говорю. – Убирайся туда, откуда явился! – крикнула она. – Чтоб тебе сгореть в аду, неотесанный ублюдок! – Камелия, ты опять показываешь свой ограниченный словарный запас, – укорил ее Девеллин. – Я только вошел, а ты уже дважды объявила меня незаконнорожденным. Лучше налей-ка нам бренди, моя дорогая. Мы сейчас это уладим. – Ты это не уладишь, – сказала она, размахивая щипцами. – Потому что я собираюсь засунуть их тебе в задницу, Девеллин. Маркиз содрогнулся. – Кэмми, что бы я ни сделал, мне очень жаль. Завтра я куплю тебе ожерелье, клянусь. Он лишь на секунду отвернулся, чтобы положить трость и шляпу. Весьма опрометчиво. Ибо, швырнув ему в голову свое орудие, Камелия бросилась на него, словно бешеный терьер, истребляющий крыс. – Ублюдок! – вопила она, молотя его кулаком по голове. – Свинья! Свинья! Тупая свинья! На это представление взирали из коридора слуги. Девеллин развернулся, пытаясь схватить ее, но Камелия обхватила его одной рукой за шею и старалась задушить. – Эгоист, бессердечный сукин сын, – кричала она, сопровождая каждое слово ударом. – Ты совсем не думаешь обо мне. Ты! Ты! Всегда лишь ты! Видимо, удары вернули ему часть разума, и он вспомнил. – Дьявол побери, – сокрушенно произнес маркиз. – «Клеопатра». Наконец ему посчастливилось ухватить ее за юбки и оторвать от себя. Камелия приземлилась на пол, злобно глядя на него. – Да, – моя Клеопатра, – поправила она. – Мой дебют. Моя премьера! Я, в конце концов, была звездой, я потрясала зрителей, самовлюбленный ты негодяй! Ты же обещал, Девеллин! Ты обещал быть там. Маркиз снял плащ, и дворецкий робко шагнул вперед, чтобы принять его. – Клянусь, мне очень жаль, Кэмми. Правда. Я непременно буду там, в следующий раз. Я приду… да, приду сегодня вечером. Почему бы и нет? – Потому что я тебя покидаю, Девеллин. Оправив юбки, Камелия встала со всей грацией, на какую была способна. – Покидаешь меня? Камелия направилась к камину. – Да, бросаю тебя. Отказываюсь от тебя. Выкидываю из своей жизни. Нужно продолжать? – Но почему, Кэмми? – Потому что сэр Эдмунд Саттерс сделал мне вечером очень хорошее предложение. Когда мы пили шампанское за кулисами после окончания спектакля. – За кулисами? – Да, где должны были находиться вы. Камелия поглаживала тонкими пальцами вторую мейсенскую статуэтку. Когда-то эти движения маркиз считал эротичными, но теперь они выглядели слегка опасными. – Конечно, если бы там были вы, он вряд ли осмелился бы, не так ли? Но вас не было. И он это сделал. – Она вдруг резко повернулась. – А я приняла его предложение, Девеллин. Слышите меня? Я приняла. На этот раз Камелия говорила серьезно. Ужасное неудобство. Хотя всегда найдутся другие женщины. Ему ли не знать. Маркиз знал. У него просто нет желания искать другую. К тому же он по собственному опыту знал, что когда женщина сыта им по горло, нет силы, которая могла бы остановить ее. Девеллин вздохнул и горестно развел руками: – Дьявольщина, Кэмми, я сожалею, что дошло до этого. Она презрительно вскинула голову: – Я переезжаю завтра утром. – К чему такая спешка? – пожал плечами маркиз. – Я имею в виду, что могу обождать недели две, пока ты… Последняя мейсенская статуэтка угодила ему в лоб. Полетели осколки. Девеллин отшатнулся, но она подхватила его прежде, чем он коснулся пола. – Ублюдок! Свинья! – Опять взлетели маленькие кулачки. – Мне следует свернуть тебе шею, словно костлявому цыпленку! – Все это уже надоело, хватит, – устало сказал он. Хорошо, что Камелия не пишет собственные пьесы. – Ублюдок! Свинья! Девеллин просто рухнул на пол, хотя она все еще держала его за шею. Сидони Сен-Годар была независимой женщиной. Поначалу ее независимость годилась ей, как новые туфли с рискованно высокими каблуками: ходить в них весьма затруднительно, имея слабую надежду, что не споткнешься и не упадешь в изысканном обществе. Затем она вернулась в Лондон, на родину, и вскоре обнаружила, что туфли начали жать. В отличие от Франции женская независимость в Англии была ограничена целым рядом предписаний «должно» и «следует». После года печали Сидони наконец решила, что единственный выход – это вообще сбросить обувь и бежать по жизни босиком. Теперь в свои двадцать девять лет она сказала брату Джорджу, что хотела бы, чтобы после ее смерти на ее могиле лежал камень с эпитафией: «Жизнь прожита сполна». Она собиралась жить в полную силу, ибо жизнь, как ей хорошо известно, непредсказуема, хотя старые пословицы и утверждают обратное. И хорошие, и плохие люди могут умереть молодыми. А Сидони даже не была уверена, к каким из них она относится. Хорошим? Плохим? Или понемногу к тем и другим? Как большинство родовитых французских девушек, Сидони из-.под надежной крыши матери попала за высокие стены монастырской школы. Где тем не менее совершила один из самых безнравственных поступков: сбежала с красивым мужчиной, у которого не было ни крыши, ни стен – в общепринятом смысле. Вместо этого Пьер Сен-Годар имел прекрасный торговый корабль с капитанскими апартаментами из двух кают и рядом иллюминаторов, из которых можно было видеть мир, проплывающий мимо. Но вскоре Сидони достаточно навидалась этого мира. Она продала корабль, затем, упаковав свои вещи и забрав с собой кота, отправилась в Лондон. Теперь она жила в аккуратном городском доме на Бедфорд-плейс, окруженном такими же аккуратными домами торговцев, банкиров и почти – но не совсем – аристократов. В данную минуту Сидони наблюдала из окна, как на противоположной стороне улицы остановился фургон для перевозки мебели, куда двое мужчин с боязливым рвением грузят сундуки и деревянные ящики. – Джулия, какая по счету любовница это делает? – поинтересовалась Сидони, глядя в окно через плечо компаньонки. Джулия загнула пальцы. – Блондинка в декабре была седьмой. Значит, эта восьмая. – А сейчас только март, – заметила Сидони, продолжая сушить полотенцем длинные черные волосы. – Интересно, что за мужчина столь бесцеремонно обращается с бедными женщинами. Похоже, он считает их поношенными сюртуками, которые нужно выбросить после того, как протерлись локти. – На такие разговоры сейчас нет времени, дорогая, – ответила Джулия, подталкивая Сидони к огню. – Иначе ты опоздаешь. Сядь, давай я расчешу тебе волосы, чтобы они побыстрее высохли, а то еще простудишься по дороге к Стрэнду. Едва хозяйка села к камину, как кот Томас сразу прыгнул ей на колени, и она провела рукой по его гладкой черной шерстке. – Но ведь поведение этого человека, в самом деле, отвратительно, Джулия. Возможно, кто-нибудь скажет нам его имя? Я спрошу. – Возможно, – рассеянно ответила Джулия, расчесывая ей волосы. – Ты знаешь, дорогая, что у тебя волосы – как у твоей матери? – Правда? У Клер были очень красивые волосы. – Да, я просто зеленела от зависти, – призналась Джулия. – Представь меня на сцене с этой соломой мышиного цвета! Когда мы появлялись там вместе, что бывало часто, она совершенно затмевала меня. – Но ты добилась замечательного успеха, Джулия. Ты была знаменитой. Властительница «Друри-Лейн», разве не так? – О, только на время. И очень давно. Сидони молчала. Она знала, что прошли годы с тех пор, как Джулия играла важную роль в театрах Уэст-Энда. И еще больше времени прошло с тех пор, как богатые мужчины, когда-то соперничавшие друг с другом за ее благосклонность, переключились на более молодых женщин. Хотя Джулия была на несколько лет моложе Клер, их связывала тесная дружба, обе принадлежали к одному и тому же легкомысленному кругу дам полусвета. В числе их навязчивых поклонников всегда было много богатых титулованных распутников, имевших пристрастие к женщинам с недостатком голубой крови. Но у Клер Буше кровь была голубой. Кроме того, она была необычайно красива. Первого из преимуществ ее безжалостно лишили. Второе она культивировала, словно тепличную орхидею, ибо, как и Джулия, зарабатывала себе на жизнь своей красотой. Но если Джулия была еще талантливой актрисой, которую содержали богатые почитатели, таланты Клер заключались только в ее грации да очаровании. В сущности, ее можно было назвать куртизанкой. Хотя это, видимо, не очень справедливо, поскольку большую часть жизни Клер содержал только один мужчина. Когда Сидони вернулась в Лондон, где стало очевидным, что ей не по карману иметь прислугу, именно старая подруга матери помогла ей устроиться и вести домашнее хозяйство. Пришлось нанять только кухарку, а Джулия взяла на себя все остальное. Сидони ее не спрашивала, но подозревала, что Джулия нуждается в средствах, как часто происходит с женщинами, которые зарабатывают на жизнь лишь своим умом и красотой. – Скучаешь по ней, да? – неожиданно спросила Джулия. Оглянувшись через плечо, Сидони задумалась. Скучает ли она по Клер? – Да, немного. Она всегда была такой жизнерадостной. С улицы вдруг донесся ужасный шум. Томас, соскочив с колен хозяйки, шмыгнул под кровать, а Сидони с Джулией бросились к окну. Фургон для перевозки мебели уехал, над дверью противоположного дома кто-то поднял оконную раму. Наружу высунулась маленькая рыжеволосая женщина, державшая ночной горшок. – Свинья! – крикнула она, швырнув его на землю. – Ублюдок! – Боже правый, – сказала Джулия. Поднялась следующая рама. Опять возникла рыжая. И второй горшок. – Ублюдок! Свинья! Осколки белого фарфора разлетелись по тротуару. Сидони захохотала. Джулия пожала плечами. – Ну, кем бы ни был твой неизвестный джентльмен, – заключила она, – ему больше не придется им воспользоваться, раз она с ним покончила. Глава 2, в которой нашего героя все еще преследуют неприятности – Милорд? Голос далекий. Бестелесный. И чертовски надоедливый. – Уфф, – выдохнул Девеллин, пытаясь отмахнуться от него. – Ну, право, милорд! Я полагаю, вы должны открыть глаза. – Должен, – ответил маркиз. – Да, сэр, я уверен. – В голосе слышалось некоторое раздражение. – Но, боюсь, теперь вы должны встать. – Прошлой ночью я не смог даже снять с него сюртук, – донесся из тумана второй недовольный голос. – Думаете, это невозможно отчистить? Боюсь, он запачкал его кровью. Наверное, снова боксировал. Это не похоже на кровь, Ханиуэлл, вот здесь, на лацкане? – Фентон, я уверен, что не знаю, и меня это не заботит. – Первый голос выражал досаду. – Милорд? Право, сейчас вы должны встать. Брэмптон со своими плотниками ушел. Боюсь, у нас плохие новости, милорд. «Плохие новости». Эти слова пробились сквозь туман до его сознания. – Д-дьявол, – вымолвил Девеллин, с трудом приоткрыв один глаз. На него смотрели четыре глаза. Или шесть? – Он приходит в себя, Фентон. – В голосе слышалось облегчение. – Нужно посмотреть, может ли он сидеть. Маркиза бесцеремонно приподняли, быстро сунули ему под спину подушку, и его ноги в сапогах ударились об пол. Хорошо. Теперь он уже почти проснулся. Фентон, его камердинер, нахмурился. – Право, сэр, лучше бы вы позвали меня, когда вернулись, – сказал он, ломая руки. – Вам было неудобно спать на диване. А теперь еще эти ужасные дела насчет пола. – Что? – пробормотал Девеллин и моргнул. Ханиуэлл, его дворецкий, подтащил через комнату маленький стол. Чьи-то руки поставили на него кофейный поднос. – Вот! – сказал Ханиуэлл. – А теперь, как я уже сообщил вам, милорд, плотники ушли. Боюсь, пол в голубой гостиной вообще отремонтировать невозможно. Пол? Какой пол? Фентон что-то размешал в кофе и с елейной улыбкой протянул ему чашку. – Боюсь, милорд, вас ждут значительные неудобства, – продолжал Ханиуэлл тоном, какой приберегал для вороватых слуг. – Очень в этом сомневаюсь, – ответил Девеллин, подозрительно глядя на кофе. – Я не люблю неудобства. Всегда считаю их чертовски… неудобными. Ханиуэлл сложил руки, словно благочестивый приходский священник. – Но, милорд, боюсь, у нас завелся… – тут он умолк, чтобы произвести большее впечатление, и трагически закончил: – Жук-могильщик. Девеллин глотнул слишком много кофе и закашлялся. – Могильщик… – Жук-могильщик, сэр, – тяжело вздохнул дворецкий. – Этот странный хруст в голубой гостиной. Боюсь, они съели уже половину настилки полов. А теперь, милорд, они взялись за лестницы. Ступени, перила, стойки, все остальное, Брэмптон говорит, это чрезвычайно опасно. Считайте, нам очень повезло, что мы еще не убиты, сэр. – Этими смертоносными жуками? – спросил маркиз. – Повезло, милорд, что ступени не обрушились под нами, чтобы обречь нас всех на преждевременную смерть в погребах. У них, оказывается, есть погреба? Тряхнув головой, Девеллин отпил кофе. Во рту горечь, в висках стучит боль. – Хорошо, что нужно делать? – наконец спросил он. – Я имею в виду этих жуков. – Нужно менять полы и лестницы, милорд. Девеллин нахмурился: – И здесь будет постоянный грохот, да? Рабочие топают сапогами, да? Пыль! Шум! Я не смогу даже пригласить сюда гостей, Ханиуэлл! – Боюсь, может быть еще хуже, сэр. – Дворецкий крепче сжал руки. – Боюсь, милорд, нам придется отсюда переехать. – Что?! – Маркиз резко отодвинул чашку. – Переехать с Дьюк-стрит? И куда, скажи на милость? Фентон и Ханиуэлл переглянулись. – Ну, всегда остается Бедфорд-плейс, – ответил дворецкий. – Если бы мисс Ледерли могла… или была… – Она бы не могла, и она бы не была, – возразил маркиз. – Но это не имеет значения. Она вчера оттуда выехала. Слуги дружно испустили облегченный вздох. – Тогда Фентон может перевезти ваши личные вещи, пока я здесь упакую столовое серебро и все остальное, – сказал Ханиуэлл. Маркиз с ужасом переводил взгляд с одного на другого. – И я не имею уже права сказать «нет»? – спросил он. – Дьявол с Дьюк-стрит должен превратиться… в кого? Домового с Бедфорд-плейс? Звучит намного хуже, как вы считаете? Сидони не опаздывала. Наоборот, до обеда у нее осталось время, чтобы медленно прогуляться вдоль лавочек. Стрэнд не обладала сдержанностью Оксфорд-стрит или Сей-вилроу с их дорогими магазинами, утонченными посетителями и запахом денег. Стрэнд – это широкая деловая улица, где сходились, в конечном счете, дороги продавцов и покупателей различных слоев общества… если не в жизни, то в смерти, поскольку Стрэнд могла похвастаться двумя владельцами похоронных бюро и одним гробовщиком. Торговцы скобяным товаром, книгами, шелком, мехами, предсказатели будущего – все имели свои вывески. А еще были пирожники, торговцы апельсинами, разносчики газет, срезальщики кошельков, воры-карманники, проститутки. Сидони не беспокоило, что ее задевают локтями те, кого принято называть отбросами общества. Их она видела не раз, побывав во многих портовых городах мира. Она купила шесть апельсинов у девочки, которая, судя по всему, очень нуждалась в том, чтобы продать свой товар, и оставила ей сдачу. Когда прогулка по Стрэнду закончилась, Сидони помедлила у витрины шикарного магазина в конце улицы. Вывески не было, только небольшая медная дощечка на двери: М-р Джордж Джейкоб Кембл. Поставщик изысканных, оригинальных вещей. Не обнаружив на витрине ничего интересного, Сидони толкнула дверь, и в ответ весело зазвенел колокольчик. Из-за конторки моментально вышел красивый молодой француз. – Бонжур, мадам Сен-Годар, – сказал он, пылко целуя ей руку. – Надеюсь, вы в добром здравии? – О да, Жан-Клод, благодарю, – улыбнулась она, склоняясь над застекленной витриной. – Боже мой, эта фаянсовая бонбоньерка из новой коллекции? – Мы получили ее лишь три недели назад, мадам, – ответил Жан-Клод, показывая в улыбке все свои зубы. – У вас безупречный вкус, как всегда. Могу я послать ее завтра на Бедфорд-плейс? Скажем, как подарок от вашего преданного брата? Сидони покачала головой. Она не могла себе этого позволить и, разумеется, не примет ее. – Жан-Клод, здесь несколько апельсинов. – Она положила фрукты на стекло витрины. – Они предохраняют от цинги. – Мерси, мадам. Это для Марианны с большими глазами, oui? – Очень большими, да. И, боюсь, с очень пустым же-пудком. – Да, эти бедные сорванцы голодают, – согласился Жан-Клод. – Вы правы, но что же делать, – сказала Сидони, затем резко сменила тему: – А где мой брат? В каком он сегодня настроении, Жан-Клод? Молодой человек возвел глаза к потолку. – Наверху, сдирает кожу с повара, да поможет ему Бог. Они ужасно в плохом настроении, как злобная собака. Осело суфле. – Француз потупил глазам, понизив голос, прошептал: – Мадам, у вас есть что-нибудь для меня? Сидони покачала головой: – Не сегодня, Жан-Клод. Я зашла только пообедать с братом и месье Жиру. – О, я вас задерживаю! – Молодой человек отступил и махнул в сторону зеленых бархатных портьер, за которыми находились комнаты. – Приятного аппетита, мадам! Спустя два часа Сидони допивала бутылку превосходного красного вина в столовой брата над магазином. Еда оказалась безупречной, несмотря на случившееся в кухне несчастье, и если Джордж убил повара, то успел смыть все следы крови. Пока Морис Жиру, близкий друг ее брата, нарезал тонкими ломтиками бисквит, служанка принесла графин портвейна и два бокала. – Ешь это, Сид, пока мы пьем свой портвейн, – сказал Морис. – Апельсиновый бисквит особенно хорош, когда приготовлен из свежих фруктов. Сидони взглянула на брата: – Позволь мне угадать. Марианна с большими глазами? – Всем нужно есть. – Джордж пожал плечами. – А раз так, почему бы не съесть апельсины Марианны. Засмеявшись, Морис налил в два бокала портвейн. – Джордж, она слишком хорошо тебя знает. – Давайте поговорим о чем-нибудь еще, кроме моей христианской благотворительности. Я должен поддерживать свою репутацию. Морис повернулся к Сидони: – Расскажи нам, дорогая, сколько у тебя учеников этой весной и чему ты учишь их. Она рассеянно ковыряла бисквит, думая, что предпочла бы стакан портвейна. – Я пока еще даю уроки игры на фортепиано мисс Лесли и мисс Арбакл. Учу хорошим манерам мисс Дебнем и мисс Брустер. Потом есть мисс Хеннеди, которая не умеет ни танцевать, ни петь, ни играть, с трудом отличает вилку для рыбы от ножа для канапе. Тем не менее, отец ухитрился сосватать ее за маркиза Бодли. – Господи, – произнес Джордж. – За старого развратника? Я слышал, он почти разорился. Сидони кивнула. – Бедная девочка в ужасе. Я с нею только до августа, когда назначена свадьба. – Ты говоришь о Хеннеди, который занимается чаем? – Он самый. У него безобразно громадный дом на Саутгемптон-стрит, недалеко от меня. – А Бодли имеет столь же безобразную закладную, чтобы ему соответствовать, – вмешался Джордж. – За последние пять лет, он теряет состояние быстрее, чем леди объем своей талии. Все поместье маркиза в Эссексе не покроет его долгов кредиторам. Морис глубокомысленно кивнул. – Не говоря уже о том, Сид, что на прошлой неделе он проиграл еще десять тысяч мистеру Чартерсу, – добавил он. – Чтобы расплатиться с долгами, ему не хватит и трех дочерей торговца чаем. – У мисс Хеннеди куча денег, – ответила Сидони. – Триста тысяч фунтов. – И Бодли невероятно глуп, – процедил Джордж. – Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Сидони. – Маркиз напыщенный хвастун и закоренелый извращенец, – ответил брат, поставив бокал. – Давайте надеяться, что до Хеннеди еще не дошли слухи о последней склонности лорда Бодли к красивым морским офицерам. Некоторые из них стоили очень дорого. Обычное дело, когда требуется платить за их молчание после минуты страсти. – Боже мой! – Сидони прижала руки к груди. – Это объясняет его потребность в деньгах. И как маркиз находит… находит… – Находит своих партнеров? – подсказал Морис. – Да. – Если они сами охотно это делают или нуждаются в деньгах, он, вероятно, находит их в Сент-Джеймс-парке. – В Сент-Джеймс-парке? – повторила она. Морис и Джордж многозначительно переглянулись. – Сидони, заинтересованные джентльмены встречаются в определенном месте, – объяснил ей брат. – В последнее время опять стал популярным Сент-Джеймс-парк. Некто идет туда якобы прогуляться и дает знать о своем… интересе, кладя носовой платок в левый карман или держа один палец в жилете. – Именно так, – подтвердил Морис. – Но когда жертва Бодли не имеет подобной охоты, маркиз нанимает сутенера. Их жертвами становятся молодые люди, слишком увлекающиеся азартными играми либо оказавшиеся в каком-нибудь компрометирующем положении. – Иногда у них единственный порок – бедность, – тихо сказал Джордж. – Временами Бодли предпочитает девочек, – прибавил Морис. – Этот ублюдок знает каждую проститутку к востоку от Риджент-стрит. – Господи, – простонала Сидони. – Я начинаю понимать. Морис, я, конечно, поведу себя не как леди, но дай мне все же бокал портвейна. Моя бедная мисс Хеннеди! Теперь я почти хочу, чтобы она сбежала со своим корабельным клерком. – Своим корабельным клерком? – Морис повернулся, держа чистый бокал. – У нее что, есть корабельный клерк? – спросил Джордж. – Да, Чарльз Грир, – ответила Сидони. – Он работает на ее отца, и они безумно любят друг друга. Это считается ужасным мезальянсом, так что мистер Хеннеди никогда этого не позволит. – В таком случае, моя дорогая, скажи мистеру Гриру, чтоб он поторопился, а то будет поздно. – Бежать? Джордж, ты шутишь! Морис протянул ей бокал с портвейном. – Боюсь, он не шутит, Сид. Есть кое-что похуже, чем жизнь в нищете. – И лорд Бодли относится к их числу, – сказал Джордж. – Кстати, он вдвое старше девушки. – Отец лишит ее наследства, если она сбежит. И уволит ее клерка без рекомендации. Джордж пожал плечами. – Возможно, Хеннеди передумает, когда родится его первый внук. – А если нет? – вдруг спросил Морис. – Этот клерк приличный человек? – Ну… да. – Ты уверена? – Я видела его только раз. Он искренний, довольно неуклюжий, а хитрости у него явно нет, в этом я уверена. – Сид неплохо разбирается в людях, – подтвердил Джордж. – Тогда я дам ему место. – Правда, Морис? Но почему? – Я сочувствую тем, кому мешают в любви, – холодно улыбнулся Морис. – Кроме того, старый Холлингс просится с октября на пенсию. Если парень может составить опись тканей и вести счета, он сумеет получиться за несколько оставшихся месяцев. Плата не слишком большая, но ребенок с голоду не умрет. – Отлично! Вы оба ужасно мне полезны. – Мы работаем с высшим светом, девочка моя, – сказал Морис. – Они секретов не хранят. От этого зависят наши дела. Сидони засмеялась. – Интересно, есть ли что-нибудь такое, чего вы оба не знаете… или не можете узнать. – Сомневаюсь, – усмехнулся Джордж. – Что касается скандалов, сплетен и разоблачений, – насмешливо произнес Морис, – то у меня есть кое-что особенное. – Продолжай, – сказал Джордж. – Догадайтесь, кто был последней жертвой Черного Ангела? – Я не могу, – призналась Сидони. – Ты должен сам рассказать, Морис. Галантерейщик улыбнулся. – Этот глупый молокосос лорд Френсис Тенби. – Думаю, он самый подходящий кандидат и заслужил это. – У него ужасный вкус в отношении жилетов, – согласился Морис. – И я слышал, он еще испорченный и немного раздражительный. Конечно, сейчас он пытается замять этот маленький эпизод с Черным Ангелом, но слуг молчать не заставишь. – И что говорят слуги? – поинтересовался Джордж. – Вроде бы Черный Ангел прихватил сапфировую булавку для галстука ценой в сто фунтов, – прошептал Морис. – И оставил беднягу связанным, с кляпом во рту и голым в едущем дальше наемном кебе. – Связанного, с кляпом во рту и голого? – прошептала Сидони. – Великолепно! Скажи, Морис, а что говорят об этом Ангеле? Кто, по мнению людей, он или она? – Униженная любовница. Возможно, актриса. Вот почему она продолжает являться в разном обличье и выбирает только богатых, влиятельных мужчин. Она разгневана. И мстит. Не говоря уже о собственном развлечении. Сидони улыбнулась. – А несчастные жертвы знают, почему выбраны именно они? Джордж с Морисом переглянулись. – Говорят, Ангел вообразила себя кем-то вроде Робин Гуда, – объяснил ей брат. – Кому же она тогда все отдает? – подняла брови Сидони. – Я не знаю наверняка. – И не можешь узнать, Джордж? – поддразнила она. – Я думала, ты все знаешь. – Я могу все узнать, – поправил он. – Если требуется. А мне совсем ни к чему знать, кто она или кому она помогает. Сидони вызывающе посмотрела на брата: – В таком случае я хочу, чтобы вы кое-что разузнали. Очень интересующее меня. Людям с вашими талантами это будет совсем нетрудно. – Ради Бога, девочка, – согласился Джордж. – Что бы ты хотела узнать? – Я хочу знать, кому принадлежит дом почти напротив моего. – Сид, я хорошо осведомлен насчет слухов и преступлений, но я не занимаюсь владельцами домов в Блумсбери. – Это же пустяки. Джентльмен, аристократ, как мне говорили, содержит этот дом для своих любовниц. – О! – дуэтом произнесли Морис и Джордж. – Бедные женщины меняются чаще времен года, – пожаловалась Сидони. – Мне просто хочется узнать его имя, йот и все. – Какой номер дома? – спросил Джордж. – Семнадцать. Морис нахмурился. – А женщина блондинка? Или брюнетка? – Рыжая. И, судя по манерам, актриса. Выехала сегодня, прямо в безумном состоянии. Но блондинка тоже была, этой зимой. Палевая блондинка с семенящей походкой и острым подбородком. А до нее – итальянская танцовщица. Кажется, по имени Мария. Она уехала в слезах. Должно быть, он слишком жесток. – Полагаю, джентльмен, о котором ты говоришь, это лорд Девеллин, – тихо произнес брат. Мужчины переглянулись. – Сид, это довольно высокий человек? – уточнил Морис. – Я никогда его не видела. Он приезжает в карете или наемном экипаже. – Карета заметная? – Разумеется. – Можешь описать его герб? – Конечно. – Закрыв глаза, Сидони описала. – Это лорд Девеллин, – повторил Джордж. – Тут нет сомнений. – Да, – согласился Морис. – На прошлой неделе я продал ему пару жилетов. И видел его экипаж. – Великолепно. – Сидони отложила салфетку. – Лорд Девеллин. А кто-нибудь из вас знает его клуб? – «Бифштекс», яхт-клуб и «Уайте», когда они пускают его. А почему ты спрашиваешь? – Джордж подозрительно поднял брови. – Еда, парусный спорт и крикет, – сказала она, игнорируя вопрос брата. – К тому же игрок, полагаю? – Разумеется, – ответил Морис. – Обычно у Крокфорда. – Опасное место. – А еще в любой паршивой таверне или грязном притоне, который примет его, – процедил Джордж. – Он пьет как мучимая жаждой свинья, и ему на все наплевать. – Это не совсем так, Джордж, – возразил Морис. – Он ведь купил жилеты у меня. – Значит, ты сам знаешь, что говорят об этой свинье. Даже слепой боров иногда находит трюфель, – фыркнул Джордж. – И ты говорил мне, что ткани выбирает его камердинер. – Хорошо, дорогие мои знатоки. Но где же обитает этот человек эпохи Возрождения? – Ради Бога, Сид. – Ее брат начал раздражаться. – Этого человека все называют Дьяволом с Дьюк-стрит. Представь себе. А теперь, может, покончим с разговорами о Девеллине? Я нахожу эту тему в высшей степени скучной. Глава 3 Избранное общество «Бифштекса» Клуб «Бифштекс», попросту говоря, был сборищем бесшабашных гуляк, любящих петь непристойные песни, утолять аппетит кусками мяса с кровью и поглощать неимоверное количество портвейна до того, как сесть за такую же бесшабашную игру. Слова «подагра» не существовало в их словаре, поскольку они протягивали ноги раньше, чем их могла одолеть эта ужасная болезнь. Члены клуба собирались там по субботам, их количество было ограничено количеством мест за столом. Надежду вступить в «Бифштекс» давало только освобождение места в результате смерти, умопомешательства или неплатежеспособности его членов. И таких случаев, к сожалению, оказывалось немало. За свою столетнюю историю клуб не раз переезжал туда-сюда и в настоящее время занимал одно помещение «Лицея», неподалеку от Ковент-Гардена. Черный Ангел без труда обнаружила вход и теперь ждала, укрывшись в тени на противоположной стороне улицы. Рыночные торговцы давно разошлись по домам, и сейчас тротуары заполняли толпы искателей развлечений, направлявшихся в кафе и театры. Мимо нее прошли двое смеющихся мужчин в поношенных коричневых сюртуках. Затем прогрохотала телега пивовара, завернувшая со Стрэнда и на минуту перекрывшая ей обзор. А когда телега проехала, Черный Ангел, наконец, увидела его в толпе, выходящего из Лицея». Она была уверена, что это он. Его рост и ширина плеч не позволяли ошибиться. Волосы темные, возможно, каштановые, одет, похоже, во все черное. После нескольких минут смеха и прощаний он с двумя приятелями отделился от толпы и вышел под свет газового фонаря. На миг она испугалась, что совсем уж лишилась рассудка. Маркиз Девеллин возвышался над своими друзьями, а его плечи выглядели под распахнутым пальто чересчур широкими, словно пивной бочонок. Хотя не это заставило дрогнуть ее сердце, а его глаза – безжизненные, холодные, как серый гранит, и ужасающе циничные, будто он знал об окружающем мире больше, чем дозволялось знать. На миг Черный Ангел ощутила странное чувство родства с этим человеком. И его смех, звучавший на улице, теперь казался ей фальшивым. Ни одной кареты с гербом у «Лицея» не было, и трое муж чин, что довольно странно, пешком направились к Флит-стрит. Тогда она уже начала беспокоиться, куда может ее завести маленькая проказа. К счастью, после нескольких минут быстрой ходьбы троица завернула в «Чеширский сыр», излюбленную таверну литераторов. Прождав около получаса в тени аллеи, она зашла внутрь, но загроможденность столами и скамейками не позволяла ей незаметно вести наблюдение. Сквозь толпу возле бара она пробралась назад к выходу, избежав худшей опасности, чем плотоядные взгляды и щипки за ягодицы. Спустя час они снова появились на улице, походка была уже не столь энергичной, но шаг оставался твердым. Густой туман с Темзы заглушал стук лошадиных подков и скрип колес экипажей, проезжавших по улице. Маркиз шел непринужденным шагом, пока троица обходила собор Святого Павла и направлялась в Чипсайд. Когда они спустились по Я крутой лестнице под табачный магазин, стало ясно, что их Я цель – отвратительный притон Галларда. Она знала, что для нее вход туда закрыт. Еще спустя два Я часа, когда она уже с тоской думала о теплой постели, намеченная ею жертва, наконец, вышла и, пошатываясь, двинулась в еще более опасный район Ист-Энда. Проклятие, Девеллин или очень смел, или очень глуп. Она плотнее запахнула плащ и нащупала свой нож. Мужчины остановились на Куин-стрит, чтобы закурить сигары, потом свернули к реке и перешли мост, громко разговаривая по обычаю людей, которые слишком много выпили. Она поотстала, хотя это теперь не имело значения. Она поняла, куда они направляются. «Якорь» был старой гостиницей на берегу реки, где частенько собирались пираты, контрабандисты, воры, а порой и важные птицы, желающие позабавиться. В «Якоре» посетители могли получить все, что им требовалось: опиум, контрабандный бренди, плотские утехи на любой вкус. Черный Ангел знала это место, правда, не очень хорошо. Маркиз с приятелями исчез за дверью, и она, выждав минут десять, тоже вошла. Небритый, усталый владелец гостиницы даже бровью не повел, когда она постучала золотой гинеей о стойку перед ним и спросила заднюю комнату, вдали от реки. Наверху она распахнула окно и быстро осмотрела наружную стену гостиницы. Темно. Пустынно. Крепкая сточная труба, низкая садовая стенка. То, что нужно. Она сбросила плащ, открыла маленький саквояж, подкрасила губы и спустилась в бар. Там было темно, но она все же разглядела, что Девеллин и его товарищи сидят недалеко от входа, занятые игрой в карты с тремя довольно грубыми типами. Проходя мимо, она кончиками пальцев скользнула по плечу соседа Девеллина. Но обернулся маркиз и немигающим взглядом проводил ее. – Чего тебе налить? – спросил бармен, когда она подошла к стойке. – Пожалуй, глоток атласного, дорогуша. Облокотившись на стойку бара, она повернулась, чтобы оглядеть помещение. Большинство столов было занято, пахло застоявшимся табачным дымом и кислым элем. Бармен подвинул ей выпивку и наклонился. – Должен предупредить, мисс, – тихо сказал он. – Мы не хотим тут никакого беспокойства. Она с деланным удивлением повернула голову: – О чем ты, дорогуша? Я что, похожа на ваше беспокойство? Проститутка в красном бархатном платье сразу привлекла внимание Девеллина. Вряд ли можно было не заметить, как ее рука, на удивление чистая, с длинными пальцами, ласкающе скользнула по плечу Аласдэра Маклахлана. Но Аласдэр этого не заметил. На столе была его ставка в пятьдесят крон, а в руке, дрожавшей от возбуждения, полная горсть карт. Ему сейчас не до согревания простыней с какой-то девкой. Не должно было занимать это и Девеллина. Но поскольку он проигрывал, то искал повод немного отвлечься и смотрел, как проститутка, облокотившись на стойку, заказала себе джин. Господи! Она явно не в его вкусе. К тому же высокая, с грудью, которая чуть ли не выпадала из декольте, едва прикрывавшего соски. Кричащая рыжина ее волос так резко контрастировала с бархатным платьем, что ее вид мог бы остановить почтовую карету. Опершись локтем на стойку бара, девка нагло обозревала шумное помещение. Короче, она выглядела тем, кем и была, – безвкусно разодетой портовой шлюхой с большой грудью. Но ее глаза… Они совсем не соответствовали вульгарному облику. Это были глаза проницательной, умной женщины. Девеллин продолжал наблюдение, пытаясь определить их цвет. Скулы у нее довольно высокие, они придают ее лицу кроличье выражение, зато рот неплох, в уголке крошечная мушка, чем-то досаждавшая ему. Но женщина, опустив ресницы, все еще смотрела на Аласдэра. Это начало раздражать его. Заказав вторую бутылку бренди, Девеллин протянул руку за картой. Человеку, столько выпившему, как он, видимо, не следовало продолжать игру. Но Аласдэр настаивал. Конечно, ведь ему сегодня везло. Чего не скажешь о Девеллине. К несчастью, он должен был это признать. Женщина снова прошла мимо, теперь задев бедром стул Аласдэра. Напрасно. Тот держал целую кучу пик, достаточную, чтобы обыграть всех и очистить от денег весь стол. Он был опытным игроком. Маркиз отодвинулся от друга и начал размышлять, чем бы ему заняться. Сам не зная почему, он хотел проститутку в красном платье, дьявол побери. Хотел, и все. Может, его просто раздражает ее упрямство? За целый вечер она ни разу даже не взглянула на него, что странно. Женщины всегда это делали, хотя бы по причине его габаритов. Возможно, собиралась подразнить его. Или он вообще не в ее вкусе? А может, и в ее? Попрощавшись с друзьями, маркиз забрал все, что осталось от его денег, и пошел выяснять. Да, он явно в ее вкусе. – Чего надо такому большому здоровому самцу, как ты? – усмехнулась она. – Думаю, с тебя следует просить дополнительно. Маркиз схватил ее за руку и потащил к лестнице. – Тебе может настолько понравиться, что ты отдашь назад мои деньги. На полпути Девеллин остановился. Дьявол, он кое-что забыл. Он развернул ее лицом к себе: – Как тебя зовут, женщина? – Руби. – Несмотря на ужасный просторечный выговор и странный голос, режущий слух, имя было произнесено так вкрадчиво, что у него побежали мурашки. – Руби Блэк. Похоже, Руби Блэк, знала, что делать. Слава Богу. Он сейчас не в том настроении, чтобы обучать девственницу или ограничиться кратким совокуплением. Уход Камелии оставил у него чувство утраты и сексуального разочарования. Он в настроении иметь женщину, которая может предаваться этому занятию усердно и весьма долго. – Сколько за всю ночь, Руби? – Право! – жеманно сказала Руби. Но цену назвала. И он с радостью согласился. Убрав деньги, она взглянула на него из-под густых темных ресниц. – Я – Девеллин, – буркнул он в качестве представления. Комната Руби была узкой, неубранной, одна чадящая сальная свеча давала больше вони, чем света. Мебель старая, пол дощатый, но крепкая дубовая кровать, похоже, могла выдержать его вес. Да и какое дело ему до обстановки? Он хотел того, за чем пришел. Руби провела руками по его груди, затем дразняще коснулась живота. – Ага, твое нечто особенное, да, мистер Девеллин? Она прижалась к нему, задев бедром уже выступающую плоть, и во мраке он заметил, как расширились ее глаза. – Не хотела б увидеть его, когда ты станешь, трезв как стеклышко. Девеллин был польщен. Хотя и не должен бы. Он сейчас полупьян, а женщина просто купленная услуга, и все это лишь хитрость, игра. Но что-то необычное было в ее лице, и ему вдруг захотелось выяснить, что именно. – Проклятие, – сказал он. – Почему здесь так дьявольски темно? Руби, судя по голосу, обиделась. – Я зарабатываю лежанием на спине, дорогуша. А свечи в «Якоре», знаешь ли, пенни за штуку. Он попытался отступить, но маленькая теплая ладонь сжала его плоть. – Теперь не уходи, – с некоторым отчаянием прошептала Руби. Отчаяние – это хорошо. Девеллину нравилось в его женщинах отчаяние. Дьявол, она не его женщина. Она только портовая шлюха. Господи, нельзя же настолько терять голову. Девеллин схватил ее за руку и притянул к себе. – Слушай, женщина, – процедил он, – я надеюсь, ты опрятна? Руби смерила его наглым взглядом. – Я не собираюсь оставлять тебе подарок на память, если ты думаешь это, мой расчудесный. – Хорошо, – сердито проворчал он. – Теперь мне только не хватало еще заразиться триппером. Руби отдернула руку и отступила. – Слушай, мистер Девеллин. Тут много богатых парней, готовых платить за то, что я продаю. Если ты не хочешь это, дело твое. Просто иди дальше, устраивает? Дьявол побери, уходить маркиз не хотел. В этой женщине, было, кажется, нечто особенное. Но что? Он даже не успел этого понять, и все-таки он ее хотел. Неизвестно почему. Он подумал, что ему хочется ощутить запах похоти на ее коже. Девеллин попытался сдернуть с плеч дешевое бархатное платье, чтобы совсем обнажить ее грудь, но Руби оттолкнула его руку: – К чему твоя спешка? – Я заплатил. Какое тебе дело? Она слегка отстранилась. – Ты очень большой, мистер Девеллин. Вдруг мне следует бояться тебя? – Не думаю. – Он попытался улыбнуться. – Я все-таки немножко опасаюсь, – призналась она. – По-моему, громадными жеребцами вроде тебя нужно чуть-чуть управлять. – Управлять? – Двигайся медленно, – прошептала она. – Такое дело требует времени. – Как ты предлагаешь это делать? – У меня есть способы, – ответила Руби. Ее голос звучал возбуждающе. – Можешь считать, это моя особенность. – Правда? И что же это за особенность, дорогая? Помолчав, она сказала: – Я могу заставить тебя просить об этом, Девеллин. – Вряд ли. Я человек простой, без затей, Руби. Я не требую ничего особенного. Мне будет достаточно усердной скачки. В тусклом свете он различил ее недовольную гримасу. Она совсем его не боялась, хотя он встречал женщин, которые боялись. Но Руби просто решила немного поиграть с ним. И что здесь плохого? Он устал от карт, устал таскаться с друзьями от одного притона к другому в поисках чего-то еще не виденного, не полученного или не испытанного. В общем, устал от жизни. И определенно слишком устал от поисков любовницы. Но, увидев эту рыжую, он понял, что не может обойтись и без нее. Руби казалась недовольной. Должно быть, его особенность – разочаровывать женщин. Неожиданно для себя, и весьма безрассудно, Девеллин решил не огорчать эту женщину. – Ладно, Руби, – прошептал он, грубо прижав ее к твердой выпуклости штанов. – Можешь испробовать твои способы. У меня целая ночь впереди, чтобы получить от тебя все, что я хочу. Она улыбнулась, ее руки скользнули ему под сюртук, и Девеллин позволил ей снять его, услышав вздох удовлетворения. – Там даже ни унции подкладки? Он убедил ее в этом, прижав к своим бедрам, и она хрипло сказала: – Да, это настоящий конец распирает твои штаны. Девеллин с кривой улыбкой смотрел, как ее пальцы ощупывают плоть сквозь шерстяную ткань. Замечательное ощущение. Удивительное. – Поговори со мной. Ты сказал, что согласен медленно. Ведь так? – спросила она, расстегивая пуговицы жилета. – Посмотрим, – ответил Девеллин. – Мне нравится медленно. Очень медленно, – прошептала она, снимая с него жилет. – И мне нравится, когда мужчина просит, мистер Девеллин. Ничто так не возбуждает женщину, как горячий нетерпеливый жеребец, закусивший удила. – Лучше скажи, в чем заключается твоя игра, Руби? – Зачем нужна игра, мистер Девеллин, раз тебе не интересно? – Просто ответь на вопрос, – проворчал он. – Этот конец у меня в штанах достаточно интересен, не так ли? Она мельком взглянула на него. – Ты кажешься настоящим джентльменом, мистер Девеллин. А ты знаешь, сколько их у нас в Саутворке? – Не очень много, – фыркнул маркиз. – Не много, верно. А у меня есть кое-какие стремления. Он чуть не засмеялся. – Стремления? – Да, – кивнула Руби. – Я искусна. Очень искусна в своем деле. Я сыта по горло работой на берегу. Хочу перебраться в город. Пожить немного в роскоши, в приличном месте, где тепло и чисто. Хочу иметь красивые платья. – Мне жаль разрушать твои надежды, Руби, – ответил маркиз. – Но я тут, чтобы слегка расслабиться, и не ищу долговременных отношений. – Я знаю, дорогуша. Но ты знаком с другими джентльменами, верно? Как те два парня внизу. Ты можешь потом сказать им про меня, если тебе со мной понравится? Тот симпатичный малый с соломенными волосами… Он мне тоже приглянулся. Аласдэр? Женщина до сих пор думает об Аласдэре? Какое оскорбление! – К дьяволу все это! Я платил не за болтовню. Он рванул ее к себе и начал грубо целовать, стараясь глубже проникнуть языком ей в рот и заставив ее откинуть голову. О Боже. Она была хороша на вкус. Как спелый фрукт. Как дешевый джин и пламенный грех, как нечто такое, чего он жаждал, но чему не мог дать названия. Она попыталась отстраниться. Тщетно. Он продолжал неистово целовать ее. Крепко прижатая к его телу, Руби начала сопротивляться, упершись ему в плечи ладонями. Даже это не остановило Девеллина. Он хотел проникнуть в нее, хотел целовать ее, чтобы она не говорила о том, чего он не желал слышать. Теперь Руби уже молотила его кулаками. «Господи, он должен взять себя в руки». Оторвавшись от ее рта, чтобы сделать вдох, он посмотрел на нее, и вдруг ему показалось, что он видит на ее лице настоящий страх. – О Боже, – тяжело вздохнул он. – Прости меня. Она все еще дрожала. Он действительно напугал ее. Возможно, Руби не столь опытна, как он предполагал. Но кем бы она ни была, она человеческое существо. Девеллин почувствовал стыд и закрыл глаза. – Прости меня, – повторил он. – Я просто не… просто… Дьявол, я виноват. Она молча отвернулась, тем не менее, Девеллин знал, что ее страх не прошел, и открыл глаза. – Послушай, Руби, давай покончим с этим. Просто сними одежду и ложись, хорошо? Позволь мне быстро облегчиться, и я пойду своей дорогой. Я не хотел тебя пугать. – Я не испугалась. – Голос был твердым, просторечный выговор почти исчез. – Я тебя не боюсь, Девеллин. Проклиная ослепившую его темноту, он пытался разглядеть ее лицо. Да, испуганной она уже не выглядела. Если страх и был, она хорошо его скрывала. – Не хочу пугать тебя, – сказал он, больше не прикасаясь к ней. – Я не из тех, кто получает от этого удовольствие, Руби. – Ладно, – прошептала она, потом положила руки ему на грудь. – Эта шикарная вещичка помнется, дорогуша. – Голос опять стал веселым. – Давай от нее избавимся, а? Может, придумаем, куда ее лучше употребить. – Может, – согласился Девеллин. Без труда, развязав сложный узел галстука, она половиной обмотала свою шею, потом рывком притянула маркиза к себе, поцеловала уголок рта, провела языком по его нижней губе и сжала ее зубами. Не слишком нежно. Девеллина вдруг пронзило такое неистовое желание, что он едва устоял на ногах. – Боже мой, женщина, – прошептал маркиз, когда она стала расстегивать ему брюки. Он не знал, как вести себя, чтобы снова не испугать Руби, поэтому стоически терпел муку ее прикосновения. Кажется, она того и хотела. Наконец она сорвала с шеи галстук, бросила его на подушку и, удовлетворенно вздохнув, опустилась на колени, чтобы стянуть с него сапоги, а затем принялась за носки. Странно. Девеллин не мог вспомнить, чтобы его когда-либо раздевала женщина. Несколько расстегнутых пуговиц или развязанный галстук не в счет. И ему нравилось смотреть, как она это делает. Ему нравилась Руби. Нравились ее роскошная фигура, ее странный хрипловатый голос. Она же не в его вкусе, это, несомненно, но он готов на все, чего бы она ни захотела. Позволить ей испробовать на нем ее способ. Позволить ей заставить его просить. Даже содержать ее в каком-нибудь темном и чистом месте, купив ей красивые платья. Господи, он стал бы посмешищем для своих друзей. Но ему плевать. Когда Руби поднялась на ноги, он вдруг положил руку ей на плечо. – Подожди, – сказал он и другой рукой нетерпеливо расстегнул последнюю пуговицу брюк. – Тебе не терпится, Девеллин? – Губы коснулись его шеи под ухом. – Ты хочешь, да? Он смог лишь кивнуть и чуть не задохнулся, когда прохладные руки скользнули вниз по его животу и подняли рубашку. Девеллин отпустил стойку, чтобы одной рукой стянуть рубашку через голову. – Право, – прошептала Руби, увидев его грудь. – Сложением ты как постный бок мясной туши. – Чего ты хочешь, Руби? – процедил он сквозь зубы. – Что бы это ни было, женщина, ради Бога, продолжай это, пока я не взорвался. Наклонившись, Руби обвела языком один из его сосков. – Не так быстро, замечательный большой жеребец, – прошептала она. Пока язык ласкал ему грудь, ее руки стаскивали с него штаны. Когда они упали к его ногам, он смутно осознал, что уже совершенно голый, хотя она полностью одета. – Сними его, – простонал он и потянулся к лифу. – Сейчас же. Пожалуйста. Руби подтолкнула его к кровати. – Ложись, Девеллин, – приказала она, сбрасывая туфли. – Ложись на кровать, милый, и, клянусь, я дам тебе все, чего ты заслуживаешь. Маркиз подчинился. Он лежал неподвижно, просто следя за нею и чувствуя нетерпеливое желание. – Теперь платье, Руби, – умолял он. – Сними его, дай мне увидеть все. Твою грудь. Твой живот. Все. Боже, пощади меня, поторопись. Улыбнувшись, она подняла юбки, села на него верхом и широко раздвинула ноги. – Ты хочешь, чтобы я умолял, Руби? Да? Ну, пожалуйста. Ради Бога, возьми меня. Он больше не интересовался платьем, сейчас это не казалось важным. Его обволакивал запах женщины. Она, как ни странно, пахла чистотой и свежестью. Девеллин чуть не застонал; Руби поцеловала его, жадно, пылко, и он протянул руку, намереваясь отыскать в ее панталонах разрез или вообще сорвать, их. Но Руби, кажется, имела другое намерение. Обхватив тонкими пальцами его запястье, она завела ему руку за голову. – Медленно, – прошептала она. – Давай очень медленно, хорошо? Я хочу немного тебя раздразнить. Ты покроешь меня, когда совсем будешь в мыле. Девеллин понял ее намерение, только почувствовав, как чулок туго связывает его запястье. По телу пробежала странная дрожь. Он знал мужчин, которых чрезвычайно возбуждали подобные забавы, даже худшие. Он, видимо, принадлежит к их числу. Хотя маркиз выпил огромное количество алкоголя, его плоть была твердой, как дверной молоток, и подрагивала от каждого удара сердца. – Быстрее, – прошептал он, когда Руби закончила поцелуй. Она больно сжала зубами ему горло. – Не медли, – задохнулся он. – Что за спешка, милый? – спросила она, завязывая второе запястье его собственным галстуком. – Дай мне войти, Руби, – умолял он, – Сейчас же. – Мистер Девеллин, я почти готова дать то, что тебе нужно. – Руби, ты не понимаешь! – Он крепко зажмурился, чтобы не потерять самообладание. – Я больше… уже не могу… не могу ждать… Сильный рывок – и его запястья были привязаны к деревянной стойке кровати. – Придется, дорогуша, – хладнокровно произнесла она. Почувствовав, что она приподнимается, Девеллин открыл глаза. – Руби, что… Она так крепко заткнула ему рот вторым чулком, что он не мог вздохнуть. Маркиз был удивлен. Даже сконфужен. Но только на секунду. Потом до него вдруг дошло. Дьявол бы ее побрал! Эта дрянь уже шарила по карманам, словно белка. Кошелек. Часы. Табакерка. Ключи. Деньги. Она забрала все, что у него было, даже столь дорогой его сердцу медальон. Он беспомощно промычал. – Нет, останешься с заткнутым ртом, расчудесный. Бесцеремонно сунув добычу в саквояж, лежавший на ночном столике, Руби перевязала его куском веревки. Маркиз развернул туловище, сбросил одну ногу с кровати и почти ухватил ее за талию, но шлюха с сумкой в руке отскочила. – Девеллин, ты настоящий идиот. – Она быстро привязала саквояж к телу. – Как бы мне хотелось, чтоб ты сейчас мог на себя посмотреть. Она вытащила ключ из дверного замка, бросила его в окно, потом сорвала с крючка серую накидку и завернулась в нее. Каждое движение было рассчитанным, умелым. Ей-богу, она проделывала такое и раньше. За это он собирался удавить ее. Дважды. И попытался ей это сказать. – Неужто? – улыбнулась Руби, толкнув оконную раму. – Пока, дорогуша. Ах, чуть не позабыла! – Она сделала шаг к кровати. – Вроде как ты хотел глянуть на мои клецки, да? И я как бы пообещала, верно? Дрянь. От ярости у него помутилось в голове. Он с таким остервенением пытался вытолкнуть языком кляп и освободить руки, что сдвинул с места кровать. – Не подрывай так здоровье, – посоветовала Руби, спуская с одной стороны лиф. – Ни к чему это, если не хочешь тут зрителей. Она засмеялась, когда ее грудь вырвалась наружу, почти обнажая сосок. И маркиз увидел. В тусклом свете это было едва различимо, а она не осмелилась подойти ближе. Но он мог догадаться. Черный Ангел. У нее была маленькая татуировка на груди. Сунув язык под чулок, Девеллин изо всей силы плюнул. Чулок вылетел изо рта и покатился по груди, мягкий, как теперь его член. – Стерва! – взревел он. – Ты подлая, хитрая, лживая шлюха! Ты не знаешь, что сделала, не знаешь? Она подняла изящную бровь. – Право, не знаю? Может, ты растолкуешь мне? – На этот раз ты выбрала не тот карман, мой Ангел! – рявкнул он. – И на этот раз ты нашла дьявола мести, слышишь? Руби Блэк уже поставила ногу на подоконник и держалась за железную раму. – Доброй ночи, милорд, – пропела она. – Сочувствую насчет твоей сморщенной гордости. – Дьявол мести, стерва, запомни это, – прорычал Девеллин. – Я буду преследовать тебя! Черный Ангел засмеялась и буквально прыгнула в темноту. Глава 4, в которой Джулия ведет нас за кулисы – Ох, не нравится мне все это, девочка, – вздохнула Джулия, энергично стирая темную краску с кожи Сидони, которую сама несколько часов назад помогала ей нанести. – Да, совсем не нравится. Прыжки из окон! Веревка и прочее! Если с тобой что-нибудь случится, твоя кровь будет на моих руках, как будто я сама это сделала. – Все же в порядке, Джулия. Ой, три не так сильно. Я дома, в безопасности, верно? И ничего такого ты не сделала. – Но маркиз Девеллин! – Окунув губку в таз, Джулия глядела на стекающую воду, словно избегала взгляда Сидони. – Да поможет тебе Бог, девочка. – Едва ли я девочка. По сути, я незаметно качусь к тридцати. – А по тебе не скажешь, раз ты носишься по задворкам за этим сатанинским отродьем, Девеллином. – Но мне же требовалось, – заговорщически прошептала Сидони, – увидеть его беззащитным. Совершенно голым, в сущности. Джулия шлепнула ее по руке: – Прекрати это, Сидони. Та засмеялась. – Ты ведь слышала, что про него болтают. Разве тебе не хочется узнать, как выглядит Дьявол с Дьюк-стрит без штанов? Джулия боролась с собой. Недолго. – И как? Сидони закрыла глаза. – Красивый, дьявол его побери. Большой и красивый, ничего подобного я в жизни не видела и вряд ли увижу. Тело – словно карский мрамор, все гладкое, крепкое. И твердое. Буквально все твердое. – Красивый, ну-ну? – Джулия беспощадно сорвала узкую резиновую полоску, натягивающую кожу на скулах Сидони. – Ой! – вскрикнула та. – Нечего ойкать, – сказала Джулия, бросив липкую полосу в мусорный ящик. – Теперь оставим в стороне красоту, Сидони. Я хочу, чтоб ты держалась подальше от Девеллина. Маркиз слишком опасен, ты затеяла плохую игру. От него будут одни неприятности. – Правда? – У Сидони еще не прошел охотничий азарт, и ей не хотелось портить себе настроение. Девеллин оказался достойным противником. – И что же это за неприятности? – Всякие неприятности, – загадочно ответила Джулия, кинув на нее странный взгляд. – Серьезные неприятности. Если б твой брат знал, то выпорол бы тебя по всей строгости, чтоб ты долго потом сидеть не могла. – Джордж не знает. – Да, и тебе лучше бросить это, пока он не узнал. Последнюю резиновую полоску Джулия сняла более осторожно. Томас сразу прыгнул на кровать Сидони и вцепился когтями в рыжий парик, лежавший на стеганом покрывале. – Ну что? Я готова? – Сидони потерла кожу под ухом, пытаясь успокоить жжение и следя за борьбой кота. – Да, ты свободна. – Джулия бросила губку в таз, вытерла руки фартуком и прогнала Томаса от парика. Сняв с шеи полотенце, Сидони подошла к столику возле окна спальни. В доме напротив было темно. Она уже знала, кому он принадлежит, но вряд ли это позволит ей спать более спокойно. Наоборот, ее опять тянуло в опасную темноту улиц, хотя она не скоро встретит столь же достойного противника, как Девеллин. Она налила два бокала шерри, вернулась к Джулии и протянула один ей: – На. Мы с тобой должны выпить. Та посмотрела на нее с любопытством. – Нам это нужно? – Хорошо, ты права. Я сегодня рисковала. Девеллин оказался не таким глупцом, как остальные. Видимо, Джулия немного смягчилась, и обе сели в кресла возле камина. Сидони подтянула колени, прикрыв ноги халатом. Это была дорогая, богатая вещь из зеленого бархата, украшенная по вороту и манжетам изящным золотым галуном. Сидони не знала, то ли мать купила его сама, то ли это подарок одного из ее поклонников. Как не знала, почему вернулась в Лондон после смерти матери. Она говорила себе, что из-за Джорджа, который жил здесь, а никого другого у нее и не было. Тем не менее, спустя год Сидони начала сомневаться. Ей казалось, она что-то ищет, что-то неуловимое, ускользающее из памяти. Может, определенности? – В этом халате ты похожа на нее, – сказала Джулия. – На Клер? Неужели? Я совсем не похожа на нее. Джулия пригубила шерри. – Нет? – тихо спросила она. – У Клер было такое же доброе сердце и великодушный характер. – Некоторые могут сказать, что характер у нее был слишком великодушным, – помолчав, ответила Сидони. – Она не была шлюхой, – вдруг рассердилась Джулия. – Ты это думаешь, верно? Тогда лучше не говори мне, девочка. Может, она не была совершенством, но она не была плохим человеком. – Разумеется, нет. – Сидони покачала головой. Этого она сказать не могла. А что ей сказать? Кем была Клер? Она не знала. Даже после стольких лет не знала. А теперь мать унесла свои тайны с собой в могилу. – Возможно, она была просто глупой девочкой, которая позволяла себя использовать, – наконец прошептала Сидони. – Конечно. – Джулия наклонилась и погрозила ей пальцем. – Но только однажды, Сидони. Только однажды. Потом она делала то, что нужно. Она поумнела. В конце концов, ей приходилось думать о твоем брате, разве нет? – Я не знаю. Иногда мне кажется, что в действительности я совсем ее не знала. – А я знала, – резко ответила Джулия. – Что ей оставалось делать с ребенком в животе и без возможности прокормить его? Кто бы нанял французскую гувернантку, которую обманул прежний хозяин? Никто. А если ты хоть на минуту подумала, что ее распрекрасная семья приняла бы Клер назад, то можешь забыть об этом. Дочь с шестимесячной беременностью, не имеющую мужа? Ха! Сидони пожала плечами. – Они даже меня, их собственную внучку, не хотели. Прямо с парома отвели меня к дверям монастыря. Полагаю, я была… уликой. Воплощенным доказательством безнравственной жизни моей матери. – Жизнь может стать и безнравственной. Мы разные с Клер, ты знаешь. Я родилась проницательной. А ее сделали жертвой, я полагаю. Гравенель. Он увидел ее, он захотел ее, и он решил, что ее можно взять. Сидони задумчиво пила херес. Она давно слышала эту историю от Джорджа. – А что с ним случилось? – наконец спросила она. – С кем? С твоим отцом? – Джулия казалась удивленной. – Гравенель умер вскоре после того, как твоя мать отослала тебя во Францию. – Это мне известно. Мне только не рассказали, что произошло. Джулия пожала плечами. – Они говорили, был апоплексический удар. Я же думаю, его задушила горечь. Он умер совсем один в этом огромном и пустом загородном доме. Стоунли, так он назывался. А по мне, он больше похож на каменную гробницу. – И никого там не было? – К тому времени твоя мать окончательно устала от него. Устала от его оправданий и лжи. Невеста сбежала с итальянским банкиром. Тебя мать отослала во Францию. Джордж… никто даже не знал, что с ним. Он просто растворился в городе. – А его… вторая дочь? – Сидони имела в виду его законную дочь, только не могла себя заставить это выговорить. – Та вышла замуж и уехала в Индию. А потом умерла там. Не думаю, что это беспокоило Гравенеля. Он хотел сына. – У него был сын, – прошептала Сидони. – Джордж. – Прости, дорогая, он хотел… того, кто может унаследовать его герцогство. – Ты имеешь в виду кого-то законного. – Да, – согласилась Джулия. – Потому он решил жениться второй раз. – Он же, мама говорила, обещал жениться на ней, – ответила Сидони, устыдившись неожиданной детскости в голосе. – Я слышала, как они много раз ссорились из-за этого. Мама плакала, кричала, бросала в отца вещами. Она утверждала, что он поклялся жениться на ней, когда умрет его жена. – Я верю ей. Тем не менее, герцогиня цеплялась за жизнь, и это не облегчало положение Клер. – Но отец ведь обещал ей. Как обещал все уладить с Джорджем. А вместо этого разрушил свою жизнь. – Что теперь об этом говорить, Сидони. Меня не интересует, какую ложь Гравенель преподносил твоей матери. В Англии внебрачные сыновья не наследуют герцогства. Это невозможно. Клер знала, почему он не женится на ней. – Потому, что она была его любовницей, – прошептала Сидони. – Он ее стыдился. Он стыдился нас. – Может, отчасти. Английские аристократы редко женятся на своих любовницах. – Была еще какая-то причина? – Дорогая моя, ктому времени, когда герцогиня в конце концов умерла от чахотки, Клер было уже за тридцать. Лучшие свои годы, около десяти лет, твоя мать провела с Гравенелем, родив ему лишь одного ребенка. – Джулия, что ты говоришь? – Не хотелось бы тебя огорчать, – вздохнула та, – но Клер не могла доносить ребенка. Кроме вас, у нее было еще три беременности, однако дети вышли раньше срока. На некоторых женщинах лежит такое проклятие. Было просто чудом, что Джордж родился, не говоря уж о тебе. – Значит, ко времени моего появления на свет они с отцом уже разошлись? Джулия медленно пожала плечами. – Да, Клер не могла примириться, что он берет в жены молоденькую дебютантку. Многие богатые поклонники соперничали за ее расположение, а он постоянно развлекался с другими женщинами. Но тебе это известно. – Да, я слышала, как они ссорились, – ответила Сидони. – В конечном счете все распалось. У Клер появились молодые любовники. Это ее утешало, я думаю. Вскоре невеста Гравенеля оказалась в Италии, а герцог остался ни с чем. Без жены. Без наследника. Без любовницы. Джордж сбежал. Ты была совсем ребенком. Но жалости я к Гравенелю не чувствовала. Он пожал то, что посеял. Сидони погладила Томаса по спинке и глубоко вздохнула. Приятное возбуждение, которое она испытывала, обирая лорда Девеллина, быстро исчезло, вернув ее в настоящую – прежнюю – жизнь. Она страстно хотела оказаться на улицах, чтобы вновь погрузиться в донкихотские поиски жертвы для следующей мести. Но мести кому? За что? – Все так печально, Джулия, – сказала она. – Иногда я не понимаю, зачем я вернулась. Наверное, мне следовало остаться во Франции. – Мы все тоскуем по дому, Сидони, – улыбнулась Джулия и медленно встала с кресла. Сидони обратила внимание, что глаза Джулии начали выдавать ее возраст. Может, к лучшему, что Клер умерла молодой. Она была слишком тщеславна, чтобы терпеть унизительность старости. – Ты замечательно выглядишь в этом халате, дорогая, – сказала Джулия, положив ей руку на плечо. – У Клер, помню, были к нему домашние туфли. Давай в среду проверим ее сундуки, когда будем чистить мансарду? Вспомним хорошие времена. – Отличная мысль. Сидони попыталась изобразить энтузиазм, которого не чувствовала. Ей не хотелось думать о матери с отцом, даже о себе. Вместо этого она почему-то думала о маркизе Девеллине, вспоминала его холодный, немигающий взгляд и твердую форму его рта. Ширину его плеч и размер его… персоны. А еще улыбку. Кривую, почти незаметную улыбку, которая редко у него появлялась, придавая ему неуверенный мальчишеский вид. Хотя Сидони увидела его улыбку лишь мельком, она поразила ее своим несоответствием выражению его глаз и своей искренностью. Она хотела бы избавиться от мыслей о Девеллине как от наваждения. – Кстати, – рассеянно пробормотала Джулия. – Мисс Лесли прислала записку и отменяет музыкальное занятие. У нее болит горло. – Совсем некстати, – вздохнула Сидони. – Что-нибудь еще? – Да, еще это. – Порывшись в кармане, Джулия протянула ей вторую записку. – Принес уборщик со Стрэнда. Хотя на конверте не было ни имени, ни адреса, только черная восковая печать с изображением лежащего грифона, Сидони знала, от кого это. – Жан-Клод, – сказала она. – Я поняла, – тихо ответила Джулия. – Спокойной ночи, дорогая. Когда за нею закрылась дверь, Томас как по команде спрыгнул на пол, а Сидони, прочитав записку, бросила ее в огонь, чтобы сжечь улику. Потом она загасила свечи, придвинула кресло к окну и просидела там до рассвета, просто глядя через улицу на темный дом. Как ни странно, она думала о матери. За долгие и беспутные тридцать шесть лет его жизни на репутацию маркиза Девеллина легло множество пятен, и по крайней мере половина из них заслуженно. Пьяница, грубиян, повеса, гуляка, дрянь – это были самые распространенные из ругательств… остальные, по причине дикой головной боли, в данный момент выпали у него из памяти. Но сколько бы он ни пил, сколько бы ни играл, два обвинения были к маркизу неприложимы – его никогда не считали ни мошенником, ни трусом. В это утро, надев высокий цилиндр и прихватив трость с золотым набалдашником, Девеллин заставил себя выйти из дома и направился в сторону Пиккадилли. Так как избежать того; что ему предстояло сделать, маркиз все равно не мог, он решил покончить с этим немедленно. Утро было прохладным, но солнце светило ярко, даже слишком ярко, и головная боль у маркиза только усилилась. К счастью, прогулка была короткой. Однако первый взрыв аплодисментов грянул еще до того, как он успел подойти к своему клубу. Девеллин посмотрел вверх и увидел трех молодых щеголей, которые буквально свисали из оконной ниши, хлопая и гикая, словно пациенты дома умалишенных. Прикидывая, не вызвать ли кого-то из них и не пристрелить ли ради удовольствия, маркиз окинул троицу предостерегающим взглядом, от которого бросало в дрожь многих смелых мужчин. Гиканье прекратилось. Лица побледнели. Молодые люди отскочили в комнату, голоса стихли. Девеллин поднялся по короткому пролету лестницы, заставил себя толкнуть входную дверь, а потом сумел улыбнуться швейцару, торопливо принявшему его плащ. Лицо с Луги оставалось бесстрастным, и он почтительно поклонился, когда Девеллин проходил в гостиную. Рассказы о подвигах Черного Ангела уже несколько месяцев давали обществу пищу для сплетен. И, конечно, вряд ли стоило надеяться, что сэр Аласдэр Маклахлан будет держать язык за зубами. Тем не менее, Девеллин все же не ожидал, что соберется такая толпа. Войдя в комнату, он увидел, что Аласдэр стоит перед камином, поставив ногу на решетку, и, опершись локтем на каминную полку, услаждает своим повествованием слух компании, которая составляла едва ли не половину членов клуба. – …к тому времени все в баре могли слышать его рев. – Аласдэр театрально взмахнул рукой. – Дев орал, чтобы позвали хозяина гостиницы, требовал, чтобы мы высадили дверь, выкрикивал что-то про рыжую шлюху с татуировкой на груди. Девеллин вновь почувствовал себя униженным. Проклятие! Ему следовало взять с Аласдэра клятву помалкивать об этом. И маркиз опять поклялся найти Черного Ангела и превратить ее жизнь в ад, в каком, несомненно, живет сам. – Когда мы с Куином Хьюиттом наконец сбили дверь с петель и ворвались туда, клянусь жизнью, джентльмены, мы увидели, что дружище Дев лежит голый, привязанный к стойке кровати, – живописал Аласдэр под хохот слушателей. – И ревет, как бык, застрявший рогами в живой изгороди. Говорю вам, это было страшное зрелище. – Расскажи про окно, Маклахлан! – крикнул весельчак из первого ряда. Полускрытый колонной, Девеллин смотрел, как его друг корчится от смеха, и по щекам у него уже текут слезы. – Он уже освободил запястье, и ко…гда Куин на…конец освободил второе, он бросился… о Господи… прямо к подоконнику. – Аласдэр старался подавить смех. – Уже наполовину вылез из окна совершенно голый. Мы еле втащили его назад. Дев бил нас кулаком, пинал ногами, кричал, что собирается ее догнать и задушить. Дев, Дев, – сказал я, дружище, там пятнадцати футовая высота! – И тогда он сказал, – громко произнес Девеллин, появляясь из-за колонны, – уйди с дороги, Аласдэр, глупец, или я придушу и тебя. Сейчас я так и сделаю, если ты не сядешь и не заткнешься. Аласдэр замер с открытым ртом. Слушатели в изумлении окаменели. Затем, как стая испуганных ворон, большинство их обратилось в бегство. Некоторые смущенно шелестели газетами, отводя взгляд. Аласдэр с парой смельчаков подошел к Девеллину, чтобы похлопать его по спине и выразить сочувствие. Маркиз едва сдержался, когда лорд Френсис Тенби сделал попытку обнять его за плечи. Тот был на целый фут ниже, к тому же Девеллин нисколько не нуждался ни в сочувствии, ни в товариществе этого испорченного породистого хлыща, и он шагнул в сторону. Однако Тенби не понял намека. – Ужасно жаль, Дев, что и вас обобрала эта шлюха. Она унизила почти дюжину из нас, а что касается меня, то я намерен заставить ее заплатить. – И как же вы намерены это сделать? Тенби кисло улыбнулся. – Мы кое с кем договорились и направили контрабандиста на поиски нашего Черного Ангела. Когда он ее найдет, сразу доставит к нам. – Девеллин презрительно хмыкнул. – Тем не менее, старина, пришлите мне описание, что было у вас украдено. Наш человек имеет обширные связи – ростовщики, торговцы краденым и прочие. Что-нибудь ему да подвернется. – Возможно, я так и сделаю, – подумав, ответил маркиз. Аласдэр отодвинул Тенби локтем. – Восхищен твоей смелостью, Дев, – заметил он. – Никогда бы не подумал, что ты можешь выползти из постели в такую рань. – Меня еще не называли трусом, Аласдэр, – процедил маркиз. – И я вообще не ложился. Я слишком взбешен, чтобы спать. Аласдэр потянул его в столовую. – Идем, Дев. Тебе сейчас нужно промочить горло, а после можешь вызвать меня, если у тебя есть желание меня пристрелить. – Хочешь – верь, хочешь – нет, Аласдэр, но сейчас ты наименьшая из моих неприятностей, – ответил Девеллин. Они сели в почти безлюдной столовой, и Маклахлан отослал официанта с заказом. – Итак, Девеллин, что случилось? – Что случилось? – удивленно повторил маркиз. – Ты еще спрашиваешь? – Вчера, когда мы тебя развязали, ты выглядел просто разъяренным. А теперь выглядишь… Даже не знаю. – Подавленным? Да, ты не ошибся, так оно и есть. Но я достаточно трезв. – И? – И теперь я осознал, что потерял. – Девеллин нетерпеливо барабанил пальцем по скатерти. – Более того, Лиасдэр, это не для всеобщего обсуждения, или, клянусь Богом, я выпущу из тебя кишки тупым ножом для вскрывания писем. Аласдэр быстро кивнул: – Можешь не упоминать об этом, дружище. – Черный Ангел забрала мои часы, табакерку и все оставшиеся у меня в кармане деньги, – мрачно ответил Девеллин. – Но еще она взяла нечто более ценное. Невозместимое. – Боже мой, что это? Маркиз чувствовал себя полным дураком. – Миниатюрный портрет Грегори, – наконец признался он. – Ну… и его локон. Иногда я ношу это в кармане. «Иногда? Всегда! Как и вину, которая всегда со мной». Аласдэр проницательно смотрел на него. – Почему, Дев? – Не знаю. Просто это делаю, и все. – Для раны причина не требуется, – рассудительно ответил Аласдэр. – Ясное дело – твой умерший брат… и все прочее. – Это единственный портрет, который у меня был, – проворчал Девеллин, сердито глядя на скатерть. – А теперь он у Черного Ангела, у этой дряни. К чему он ей, спрашивается? Для чего? Что она будет делать с подобной вещью? Какой прок ей от нее? Аласдэр молча пожал плечами, ибо появился официант с кофе. – Мне очень жаль, Дев, – наконец сказал он, подвигая другу чашку. – Она творит это уже месяцы, а до сих пор не известно, кто она. И поймать ее невозможно. – Ты так считаешь? – спросил маркиз, глядя на него поверх дымящейся чашки. Два дня спустя Жан-Клод встретился с Сидони. Они всегда договаривались заранее, а встречи происходили в разных местах и в разное время, к тому же Сидони часто меняла внешность. Сегодня они встретились в библиотеке Британского музея, за несколько кварталов от ее дома. Здесь их вряд ли могли увидеть, и сюда не имели обыкновения заглядывать джентльмены, за которыми охотилась Черный Ангел. Заняв стол возле окна в редко посещаемом углу читального зала, они с двух сторон обложились книгами, хотя не собирались их даже открывать. Пока Сидони наблюдала за проходом между стеллажами, чтобы удостовериться, что сюда никто не идет, помощник ее брата вставил в правый глаз лупу ювелира и начал скрупулезно изучать сапфировую булавку лорда Френсиса. – Мадам Сен-Годар, она даже лучше той бриллиантовой, что вы приносили мне в прошлый раз, – прошептал Жан-Клод. – В Париже за нее можно получить хорошие деньги на… как вы говорите… – На черном рынке. – Да, черный рынок, – улыбнулся он. – Часы я тоже возьму. И табакерку! Она превосходна! – Боюсь, Жан-Клод, это всего лишь серебро. Француз пожал плечами. – Да, мадам, но выложена золотом изнутри. А гравировка! Очень изящно. – Попытайтесь выручить за нее побольше. Служанка лорда Френсиса отчаянно нуждается в деньгах. – Приложу все усилия, мадам, – заверил Жан-Клод. – На днях отправляется партия товара через Кале. Сидони почувствовала беспокойство. – Жан-Клод, ни в коем случае нельзя вмешивать сюда Джорджа, – уже не в первый раз потребовала она. – Если нас поймают на укрывательстве краденого, его имя не должно упоминаться. – О, мадам! – Слегка побледнев, Жан-Клод снял лупу. – Тогда месье Кембл отрежет мои… мои тестикулы, да? И заткнет их мне в глотку. Сидони невольно содрогнулась от его слишком пылкого, однако, не столь уж ошибочного предположения. – Вы, наверное, имеете что-нибудь еще, да? Подумав о золотой табакерке, лежавшей у нее в ридикюле, она сразу отбросила эту мысль и покачала головой: – Нет, остальное я не дам, Жан-Клод. Это слишком рискованно. Молодой человек выглядел обиженным. – Что такое? Мадам не доверяет Жан-Клоду? Мы весь год делаем вместе дела, и теперь вы говорите… Сидони прикрыла его руку ладонью. – Я вам доверяю, Жан-Клод. И люблю вас. Просто эти вещи слишком опасно продавать, даже в Париже. Они превосходны. Но слишком легко узнаваемы. И принадлежат опасному человеку. Если вас поймают, вы почти наверняка будете повешены, и я никогда себе этого не прощу. Молодой француз явно боролся с собой. – Хорошо, – наконец сказал он. – Только дайте Жан-Клоду быстро взглянуть. Я хотел бы увидеть эти прекрасные вещи, которые не могу иметь. Оглядев, пустую комнату, Сидони вынула из ридикюля первую вещь, завернутую в белый носовой платок. Жан-Клод развернул его, увидел табакерку, бросил взгляд на крышку и побледнел. – Да, мадам, эту, я думаю, вы можете оставить, – сказал он, торопливо заворачивая ее в платок. – Я слишком хорошо узнаю маленькие алфавиты… не говоря о гербе. «Алфавитами» были выгравированные на золоте буквы А-Е-С-Н. Сидони открыла рот, чтобы поинтересоваться, что они могут означать, но потом укорила себя за любопытство. Это не имеет для нее значения. – У вас там что-то еще? – спросил Жан-Клод. – Еще золотые часы, – сказала она и нерешительно умолкла. Потом вместо часов достала маленький сверток. – И это. Француз поднял брови. – Что это может быть? – У меня нет ключа, – призналась Сидони. – Похоже на коробочку для пилюль или. на что-то вроде квадратного медальона. Тут крошечная петля, но я не смогла ее открыть. – Интересно, да. – Жан-Клод развернул ткань. – Ах! Необычная вещь, мадам. – Правда? – Смотрите, и я покажу. – Достав из кармана сюртука тоненький инструмент, он с большой осторожностью ввел его между краями таинственной безделушки, затем повернул ее так, чтобы Сидони могла следить за его действиями. – Маленькое сокровище, не так ли? Она кивнула. Вещь действительно напоминала большой медальон. На одной стороне в золотой рамке был портрет молодого человека при высоком воротнике и галстуке сложного покроя. На противоположной стороне под стеклом – локон темных волос. – Изысканно! – прошептал Жан-Клод, явно заинтригованный. – Это вещь Дьявола с Дьюк-стрит? Удивленная не меньше его, Сидони кивнула и, глядя на портрет молодого человека, пыталась угадать смысл. – Да, – наконец сказала она. – Вещь Девеллина. Что вы можете сказать об этом юноше? – Он его любовник. Кто же еще? – с французской непосредственностью заявил Жан-Клод. Но после недавнего общения с маркизом Сидони трудно было в это поверить. – Его отец, возможно? – Она сразу поняла, что ошибается, портрет слишком новый. – Дьявол порвал отношения с семьей, – беззаботно скачал Жан-Клод. – Все говорят, что это правда. Такой красивый мальчик, он должен быть любовником, нет? – Нет. Я так не думаю. Пожав плечами, Жан-Клод захлопнул медальон и снова аккуратно завернул его. – Я могу это переплавить. Только золото имеет ценность. Маленький портрет легко опознать, и его появление на рынке погубит нас. Сидони забрала сверток. – Нет, я не могу этого сделать. – Большая опасность, мадам, хранить подобную вещь. – Знаю. Я должна подумать, я буду осторожна. – Сидони попыталась улыбнуться и встала. – Теперь надо идти, а то Джордж начнет удивляться, куда вы пропали. Недели через две у меня будут другие вещи. – О, я почти забыл, да? – Жан-Клод вытащил из кармана и вложил ей в руку свернутые трубочкой банкноты. – Это за поставку товаров последнего месяца. – Спасибо, Жан-Клод. Он с едва заметным удивлением смотрел на нее. – Интересно, какие добрые дела ваша подруга сделает с этими деньгами? Улыбнувшись, Сидони положила трубочку в ридикюль с безделушками лорда Девеллина. – Изрядную сумму она передаст служанке лорда Френсиса. Остальное Ангел, скорее всего, направит леди Кертон в общество «Назарет». – Тогда желаю вашей подруге удачи, – сказал Жан-Клод, притворяясь несведущим, кто совершает эти кражи. Сидони пожала его руку. – Она шлет вам свою благодарность. – Мерси, мадам, но могу ли я передать ей маленькое слово предупреждения? – наклонившись, серьезно прошептал он. – Ее дела очень полезные, но маркиз Девеллин… с ним шутки плохи. Вы ей скажете это, да? Она должна выбирать свои жертвы с большей осторожностью. Сидони посмотрела ему в глаза. – Возможно, она сделала ошибку. Я предостерегу ее. – Да, мадам, непременно. – Поверьте, Жан-Клод, она постарается никогда больше не встретиться с лордом Девеллином. Сдержанно улыбнувшись, молодой человек с изящным поклоном поцеловал ей руку и направился к выходу. Сидони глядела ему вслед, чувствуя, как по спине бежит холодок тревоги. Она заставила себя подождать еще минут десять, потом собралась с мыслями и тоже вышла на улицу. Слава Богу, она живет всего в квартале отсюда и как раз успеет на урок с мисс Хеннеди. Сегодня им предстояло изучить порядок рассаживания гостей на официальном приеме согласно их положению. Уроки были выгодны обеим, поскольку Сидони нуждалась в деньгах, а бедная мисс Хеннеди должна была постичь все светские тонкости, если собиралась выйти замуж за лорда Бодли. Светские правила и навыки Сидони усвоила с раннего детства, они стали для нее почти второй натурой. Ее мать была весьма необыкновенным созданием: красивая, благовоспитанная куртизанка с безупречным происхождением и врожденным изяществом. Дедушка и бабушка Сидони принадлежали к не очень знатным дворянам, пережившим трудные времена Французской революции. Единственную дочь они вырастили в благородной нищете, дали ей образование в монастырской школе и отправили в Англию с надеждой, что ее красота и обаяние привлекут взгляд какого-нибудь богатого аристократа. На Клер Буше обратил восхищенное внимание герцог Гравенель, мужчина средних лет, с брюшком, дочь которого она учила французскому языку. Но Гравенель оказался не заколдованным принцем, а их связь – отнюдь не чудесной сказкой. Когда молоденькая гувернантка забеременела, он лишь праздно смотрел, как его жена выбрасывает Клер на улицу. Только после этого Гравенель сделал Клер предложение – либо стать его любовницей, либо умирать с голоду. На ее усмотрение. Но женщины вроде Клер не голодают. Как любовница богатого герцога, Клер Буше в конце концов стала знаменита своим щедрым гостеприимством и модными приемами. Она упивалась властью и кружила головы мужчинам, которые были моложе и влиятельнее, чем ее покровитель. Многие английские аристократы обедали за столом мадам Буше, включая самого принца-регента. Но английские аристократки – совсем иное дело. Светские дамы не знались с подобными женщинами, хотя Клер жила с двумя своими детьми на той же привилегированной Кларджес-стрит, в нескольких шагах от любовницы герцога Кларенса с их многочисленным потомством. Джордж и Сидони вряд ли составляли потомство, но вызывали множество пристальных взглядов и сплетен. Она была еще совсем ребенком, когда Джордж объяснил, как устроен мир и почему их отец не живет с ними. Для Сидони это стало настоящей потерей невинности. Она не хотела, чтобы то же самое испытала и мисс Хеннеди, но от изверга вроде Бодли ничего другого бедная девочка получить не могла. Или что-то возможно предпринять? Что-то более действенное? Занятая этими размышлениями, Сидони торопливо свернула за угол на Бедфорд-плейс, едва замечая, где идет. Как обычно, вдоль улицы стояли две-три кареты, но по безрассудству она не обратила на них внимания, даже на ближнюю, которая стояла напротив ее дома. Она уже почти пробежала мимо, когда нечто твердое и темное ударило ее по лбу. Сидони рухнула на тротуар, как мешок с известковым раствором, буквально видя перед собой звезды. Потом она поняла, что кто-то присел рядом, чтобы помочь ей встать на ноги. – Боже, я вас не видел! – объяснил господин, подсовывая руку ей под плечи. – Вы ранены? Вы можете стоять? Когда звезды наконец погасли, Сидони осторожно села, потрогала лоб и застонала. Она вдруг ощутила холод влажного тротуара снизу и запах одеколона сверху. – Что… произошло? – с трудом выговорила она, когда господин без всяких усилий поставил ее на ноги. – Простите. Я, кажется, ударил вас дверцей своей кареты. – Вы ударили меня? – Сидони пыталась сосредоточиться на его лице. – Мисс, я вас не видел, – запротестовал он. – Вы сами выскочили неизвестно откуда. Вы что, не видели, как моя карета подъезжает к обочине тротуара? – Нет, я… не помню… Сидони услышала, как его кучер спрыгнул с козел. – С леди все в порядке, милорд? – Только неприятная шишка, Уиттл. Скажи Фентону, чтобы приготовил лед. Я сейчас отнесу леди в дом. Еще полуоглушенная, Сидони позволила ему почти взять ее под колени, но потом все же оттолкнула. – Со мной все в порядке, сэр, – произнесла она, прижимая ладонь к шишке. – Да, все в порядке. – В порядке? – скептически повторил он. – Тогда скажите, мисс, сколько пальцев я поднял? Из сущего упрямства Сидони заставила глаза сфокусироваться и посмотрела вверх… затем выше, выше. И то, что она увидела, определенно не было его пальцами. Ее вдруг словно чем-то ударили под колени, и она почти осела на тротуар, когда Девеллин подхватил ее и направился к входной двери. – Так я и думал, – бормотал он, внося пострадавшую в дом. – Ханиуэлл, закрой дверь и задерни шторы. Полагаю, она получила небольшое сотрясение. Оказавшись лежащей на бархатном диване в темной гостиной, Сидони тут же попыталась сесть. Она действительно не хотела, чтобы лорд Девеллин прикасался к ней. Однако тот положил сильную теплую руку ей на плечо. – Мисс, я вынужден настаивать. Фентон! Эй, Фентон! Есть в этой части города врач? Она смутно понимала, что в доме началась суета, забегали слуги, неся всевозможные коробочки, пузырьки, но каждый останавливался, чтобы поглядеть на нее. Сидони оттолкнула его руку. – Благодарю вас. Я должна идти. Через улицу. – Через улицу? – Мой дом. У меня назначена встреча. Сидони с возрастающей тревогой сознавала, чем грозит ей неуправляемое состояние. Она и так уже провела слишком много времени в обществе Девеллина. Хуже того, лежит на его диване, с ридикюлем, где находятся его украденные вещи. Слава Богу, она не потеряла сознание, иначе бы он давно рылся там, в поисках чего-нибудь, что позволило бы ему выяснить, кто она такая. Девеллин продолжал рассматривать ее лицо. Господи, он ведь не может ее узнать? – В вашем доме есть кто-нибудь, за кем надо послать, мисс? – наконец спросил он. – Ваш… муж? Ваш отец? Ее отец? Сидони чуть не засмеялась. – Я вдова, – намеренно резко сказала она. – Теперь, с вашего позволения, мне хотелось бы встать. Над нею вдруг протянулась чья-то рука. – Лед, милорд, – доложил слуга. – Не прикажете ли еще нюхательную соль? Или, возможно, у леди в ридикюле есть уксус? – Нет! – Прижав сумочку к груди, Сидони оттолкнула маркиза и вскочила с дивана. – Я имею в виду, что действительно хорошо себя чувствую. Благодарю вас. И мне пора. На этот раз Девеллин не стал возражать. – Пожалуйста. Я провожу вас через улицу, – спокойно произнес он. – Я могу перейти улицу сама, благодарю. – Как пожелаете. – Голос приобрел угрожающую холодность. – Но до вашего ухода позвольте мне представиться. Я… – Мне известно, кто вы, – отрезала Сидони. – Благодарю вас, я должна идти. Девеллин переступил с ноги на ногу, очень хитро закрывая ей дорогу. Господи, какой же он большой. Даже больше, чем казался при встрече в «Якоре», и дьявольски, нет, распутно красив. Боже мой, до чего несправедлива жизнь! – Но, может, вы сделаете одолжение и назовете свое имя, мэм? Я хотел бы знать, кому буду иметь удовольствие отправить письмо с извинениями. – Вы уже извинились, милорд. А я мадам Сен-Годар. Дом четырнадцать. И никаких писем не требуется. – Значит, вы француженка. У вас легкий акцент. – Да, – коротко бросила она. – Теперь позвольте с вами попрощаться. Каким-то образом Сидони удалось выпрямить спину и, наконец, сбежать. На улице она зажмурилась от яркого света, но, почувствовав, что кто-то схватил ее за локоть, резко повернулась с намерением дать пощечину лорду Девеллину за его настойчивость. Рука повисла в воздухе. – Мадам Сен-Годар? – Взгляд мисс Хеннеди скользнул по ее лицу. – Вы хорошо себя чувствуете? Это не ваша сторона улицы. Сидони вдруг ощутила непонятное разочарование. – Не моя, – сказала она, беря девушку под руку. – Вы не поможете мне перейти, мисс Хеннеди? Боюсь, со мной произошел несчастный случай. Вслед за ними шла служанка мисс Хеннеди, а возле открытой двери их поджидала Джулия. – Господи, что случилось? – воскликнула она, побледнев. – Вы обе выглядите как после уличного скандала. Лишь теперь Сидони внимательно посмотрела на свою ученицу. В профиль это было почти незаметно, а сейчас она увидела под левым виском девушки небольшой синяк. Когда она бессознательно хотела притронуться к нему, мисс Хеннеди отступила. – Дверь, – сказала она. – Я ударилась о дверь. Сидони поняла, что девушка лжет. – Удивительное совпадение, – сказала она. – Я тоже ударилась. И тоже о дверь. Из окна гостиной Девеллин видел, как его привлекательная новая соседка осторожно перешла улицу. Теперь она добровольно, нет, с большим желанием опиралась на руку своей молодой подруги. С таким же или почти таким желанием она только что отвергла его помощь. Она знала, кто он. Но каждый ее жест доказывал, что она не хочет его знать. Девеллин смотрел, как она приподнимает юбки темно-зеленого платья, чтобы взойти по лестнице к двери. Конечно, мадам Сен-Годар красива. У нее теплого оттенка кожа, замечательные, широко открытые глаза цвета дорогого коньяка и длинные густые черные волосы. Мадам Сен-Годар обладала европейской утонченностью и, невзирая на свой ушиб, двигалась с королевским изяществом. Она из тех редких женщин, которые выглядят намного выше, чем они есть на самом деле. Это стало заметным па фоне ее входной двери… и в сравнении с компаньонкой, невысокой, приятно округлой леди, встретившей мадам и се подругу. Дверь закрылась, и женщины пропали из виду. Ничего не поделаешь. Маловероятно, что они встретятся снова. И живет он здесь временно, и принадлежат они к разным общественным кругам. Более того, запятнанная репутация намного опередила его. С тех пор как он купил этот дом, в нем перебывала дюжина любовниц, большинство из которых уезжали со слезами, битьем фарфора и после пьяной ссоры. Камелия превзошла остальных, использовав все три приема. Нет, вряд ли добропорядочные граждане Бедфорд-плейс, с их буржуазной обидчивостью, пришлют много приглашений печально известному Дьяволу с Дьюк-стрит. И, слава Богу! Но все-таки жаль, что мадам Сен-Годар, видимо, не согреет его простыни. Он, в общем-то, не страдал из-за этого, хотя не отказался бы переспать с ней. Что-то в ее сверкающих глазах возбуждало его энтузиазм. С другой стороны, чтобы уложить такую женщину в свою постель, надо чрезвычайно много усилий. Ему потребуется быть любезным и респектабельным. Даже, чего доброго, ухаживать за нею. Девеллин не ухаживает за женщинами. Он им платит. – Милорд? – Голос Ханиуэлла прервал его размышления, и маркиз осознал, что все еще смотрит на дверь мадам Сен-Годар. – Милорд, вы намерены выезжать сегодня вечером? Уиттл хотел бы знать, что делать с каретой. Девеллин, как ни странно, растерялся, будто школьник, пойманный за тисканьем горничной. – Скажи ему, пусть отправляется в конюшни, – резко сказал он. – Если я куда-нибудь соберусь, то пойду пешком. Джулия улыбнулась служанке мисс Хеннеди, гадая, что могло случиться с головой Сидони. – Мисс Таттл достает пирог из печи. Сходи вниз, девушка, она даст тебе кусок. Служанка вопросительно посмотрела на хозяйку и, когда та кивнула, выскочила из комнаты. Потерпевших Джулия провела в гостиную. – Тебе нужен лед, Сидони, – непререкаемым тоном сказала она. – И чай для мисс Хеннеди. – Да, спасибо. Когда Джулия закрыла за собой дверь, Сидони, взяв девушку за руку, отвела ее к столу возле окна. – Моя дорогая, – начала она, после того как обе сели. – Позвольте мне быть откровенной. Я не верю, что вы стукнулись о дверь. – Мисс Хеннеди коротко всхлипнула. – Это ваш отец, Эми? Вы опять с ним поссорились? – Нет! – Мисс Хеннеди покачала головой. – Нет, мэм, правда. Вы не должны так думать! – Ни одна женщина не нанесет такой удар, я ручаюсь. – Девушка отвела взгляд, и Сидони положила руку ей на плечо. – Это лорд Бодли? Да? Я хочу, чтобы вы мне сказали, Эми. Та закусила губу, но потом все-таки ответила: – Мы поссорились. Он постоянно не в духе последнее время. В конце концов мне это надоело. Я сказала, что если он поговорит сначала с папой, то я буду рада отказаться от помолвки, освободив его от обязательств. – И за это он вас ударил? Эми опять всхлипнула. – Думаю, он вообразил, что я браню его, – прошептала она. – Тогда я призналась ему… призналась, что на самом деле люблю другого человека и предпочитаю выйти за другого. И тогда… тогда… – У нее выкатилась слеза. – Ему нужны папины деньги, понимаете? Он теперь даже не притворяется, что любит меня. Сидони погладила ее по щеке. – И что сказал ваш отец? Разве он не слышал эту ссору? – Бодли сказал папе, что я была дерзкой и бесстыдной, – заплакала мисс Хеннеди. – И вначале синяк был незаметен. Но… папе так хочется иметь для семьи титул, что он, я думаю, не расстроится, даже когда увидит. В конце концов, ему известно, что я люблю Чарльза, и он все равно безжалостно разбивает мне сердце. Что для него какой-то синяк, мадам Сен-Годар? – Ничто, – ответила Сидони, пытаясь не обращать внимания на головную боль. – Эми, вы еще хотите выйти за Чарльза Грира? Если даже это предвещает бедность? – Я была уже бедной не так давно, – печально сказала Эми. – Теперь мы благодаря папиному чайному бизнесу разбогатели, да. Но это не сделало нас счастливее. Чарльз говорит, что папа уволит его без рекомендации, тогда он будет не в состоянии обеспечить меня как полагается. Сидони вдруг схватила ридикюль, вытащила банкноты, полученные от Жан-Клода, и вложила ей в руку пятьдесят фунтов. – Это ссуда. Возьмите, Эми. Спрячьте их. Вы могли бы передать Чарльзу сообщение? – Мисс Хеннеди кивнула. – Хорошо. Скажите ему, чтобы он ждал меня сегодня вечером на Рассел-сквер. Я хочу с ним поговорить. Он знает, где памятник Бедфорду? – Да, – прошептала Эми. – Должен знать. – Пусть ждет меня там, в полночь или чуть позже. Я должна сопровождать мисс Арбакл на музыкальный вечер и приду сразу, как освобожусь. Передайте ему, хорошо? Девушка с готовностью кивнула: – Я непременно передам. Сидони посмотрела ей в глаза. – И вот еще что, Эми. Если вы захотите продать какие-либо из своих драгоценностей за наличные деньги, принесите их мне. Я могу дать хорошую цену, а вам с Чарльзом понадобится каждый пенни. Мисс Хеннеди начала оживать и собиралась что-то сказать, но тут вернулась Джулия, за которой шла их единственная служанка Мег с подносом. – Джулия, боюсь, голова у меня болит сильнее, чем хотелось бы. – Сидони встала из-за стола. – Я попросила мисс Хеннеди извинить меня за несостоявшийся урок и вернуться домой. Девушка уже собирала вещи. Отдав лед, Джулия ушла проводить гостью, но буквально через минуту появилась в комнате и с подозрением взглянула на Сидони. – Хорошо, теперь выкладывай, – приказала она. – И, ради Бога, приложи лед куда следует. Сидони легла на диван и послушно выполнила приказание. – Джулия, мне ужасно не повезло, я налетела прямо на дверцу кареты лорда Девеллина. – Боже мой! – Джулия опустилась на стул. – Он тебя узнал? – Не глупи. В «Якоре» было почти темно, а я выглядела сама, знаешь как. – Теперь встречи с ним тебе не избежать, – сокрушенно вздохнула Джулия. – Странно, что он приехал с визитом средь бела дня. Но это же может войти у него в привычку? Джулия покачала головой: – Это не визит, моя дорогая. Он переезжает сюда. Я послала Мег строить глазки одному из его слуг, когда увидела всю эту суету. Похоже, в его доме на Двюк-стрит затеяли ремонт, и он пробудет здесь месяц или дольше. «Месяц или дольше?» Сидони почувствовала странное возбуждение. Или страх? Ну, в крайнем случае опасение. Нет, да поможет ей Бог. Это в ней снова проснулся охотничий азарт. Бодрящая, радостная дрожь от ходьбы по самому краю пропасти. И что-то еще. Ожидание? Но чего ей ждать от маркиза Девеллина? – Сидони! – гневно воскликнула Джулия. – Что бы ты опять ни задумала, выбрось это из головы, девочка. Сию же минуту. Глава 5 Мадам Сен-Годар и тайное свидание Оставшись этим вечером дома и намекнув, что, возможно, будет здесь обедать, Девеллин бесцельно ходил взад-вперед по темной гостиной, которая своим убранством всегда напоминала ему дорогой бордель. С этим домом его ничто не связывало, и особого успокоения он здесь не находил. Комната больше ассоциировалась у него с сексом, попойками и разгулом. Конечно, все это доставляет удовольствие, однако совсем не того хочет человек в собственном доме. Отчасти Девеллин сознавал, что такое бесцельное хождение по дому, размышления, которым он предавался в последнее время, не имеют касательства ни к обычному, довольно часто посещавшему его теперь унынию, ни к уходу Камелии. Нет, все началось с той женщины в гостинице. Почему у нее такие глаза? Черного Ангела считали кем-то вроде мстителя Робин Гуда. Но кого – может, за исключением себя и Грега – он когда-либо несправедливо обидел? Не вызывал на дуэль из-за мелких оскорблений, не разорял молодых хвастунов ради пустой забавы. Пока те сами на это не напрашивались, что случалось с особо наглыми. Какой бы дурной ни была его репутация, он лишил невинности всего одну, да и то, оглядываясь теперь назад, он сомневался, так ли уж она была невинна. Что касается его отношений с женщинами, тут, конечно, не обошлось без скандалов. Но ему никогда еще не встречалась женщина, достойная того, чтобы ему захотелось бороться за нее. Однако Черный Ангел выбрала его своей жертвой и сделала из него дурака. Нет, больше всего Девеллина приводило в ярость то, что он легко поддался чарам хитрой дешевой шлюхи Руби Блэк. Но ведь она не шлюха, верно? И, он готов поклясться, не Руби Блэк. Проклятие! Как мужчина способен ненавидеть и в то же время хотеть подобное существо? Продолжая размышлять, Девеллин закрыл глаза и вдохнул запах бренди из бокала, стоявшего на столике у окна. Господи, он чувствовал себя… обманутым. И дело не в украденных вещах. За исключением портрета Грега, ему плевать на них. Он чувствовал себя обманутым, ибо не получил того, что ему обещали ее рот и плача. Ее тело. Вкус ее губ. Даже сейчас эти мысли возбуждали его, причиняя боль. С бокалом бренди в руке Девеллин встал к окну и раздвинул портьеры. Он стоял, как бы глядя в темноту, хотя его взгляд был прикован к дому, напротив, возле которого остановилась модная карета. Из двери вышла мадам Сен-Годар и спустилась по лестнице на освещенный газовым фонарем и тротуар. Она была в шляпе с пером, немного сдвинутой по моде набок, и в темной длинной накидке поверх очень элегантного платья. Слуга помог ей сесть в карету. Итак, мадам собралась на какой-то прием. Интересно, кто владелец кареты? Возможно, это ее собственная, но вряд ли. На Бедфорд-плейс мало кто мог позволить себе подобный экипаж. Возможно, родственник? Но мадам Сен-Годар француженка. Любовник? Вероятно. Пусть она и вдова, однако, из тех женщин, которые не чахнут в одиночестве. Тогда возникает следующий вопрос. Что в ней особенного, что его потянуло к окну? Что раздражало его? Что? И Девеллин вдруг понял. Она напоминала ему Руби Блэк. Нет, они совершенно не похожи. Волосы, голос, овал лица – все разное. Руби выше, с пышными формами, более сладострастная. Мадам Сен-Годар хрупкая, изящная. Но обе женщины обладали врожденной чувственностью, которая сведет мужчину с ума, если он не будет достаточно осторожным. Девеллин никогда не позволял вожделению победить его разум. Никогда не хотел женщину настолько, чтобы совершить какую-либо глупость. Тем не менее Руби Блэк заставила его сделать и то и другое. Причем без особых усилий. Неудивительно, что теперь он потерял желание участвовать в ночных попойках. Маркиз дернул шнур, вызывая дворецкого. – Ханиуэлл, как зовут нового слугу, который утром следил за разгрузкой мебельного фургона? – Полк, сэр. Генри Полк. – Я заметил, что этот Генри Полк знаток женщин. Пришли его ко мне, когда он освободится. Ханиуэлл сделал легкий поклон. – Непременно, милорд. Вы еще намерены обедать дома? – Похоже, да. Спустя час, когда он уже наполовину разделался с куском отличного мяса и бутылкой превосходного бордо, в столовой появился Ханиуэлл. Он выглядел несколько более возбужденным, чем приличествует дворецкому. – Что? – спросил Девеллин, поставив бокал. – Милорд, нечто весьма необычное… – Что? – повторил маркиз, складывая и кладя салфетку на стол. – Боюсь, это… ее светлость, – прошептал Ханиуэлл. – Вы ожидали ее? Трудный вопрос. Одному Богу известно, что за свидание он мог назначить, а потом быстро забыть о нем. Девеллин мысленно пробежал короткий список знакомых «ее светлостей». Их было немного. Герцогиня Эстеридж, но она уже дважды выкидывала его из своей постели. Восхитительная жена Килинга, но в прошлый раз, когда он сделал ей гнусное предложение, она ударила его по лицу. Возможно, это черноволосая кузина Аласдэра… ее имя он забыл, но ее великолепная грудь навеки запечатлелась в его памяти. Как бы то ни было, женщина, которая одна приходит ночью с визитом, желает лишь одного. Член у него уже полузатвердел и выжидающе подергивался. Девеллин оперативно переместил салфетку на колени. – Память что-то меня подводит, Ханиуэлл. Кто из… Но было слишком поздно. Ее светлость не стала ждать. – Добрый вечер, Элерик, – сказала она, решительно входя в столовую. – Даже не вздумай прогонять меня. А теперь объясни, ради Бога, что это за вздор насчет жуков-могильщиков, поедающих твою лестницу? Поскольку член увял, маркиз справедливо рассудил, что вежливость требует, чтобы он встал из-за стола. – Добрый вечер, мама, – сказал он, подозрительно глядя на нее и целуя ей руку. – Какая приятная неожиданность. Мать уже оглядывала комнату. – Признаться, для меня тоже, – беззаботно произнесла она. – Я поражен, что ты собираешься разговаривать со мной здесь. – А разве у меня был выбор? Я приехала с Дьюк-стрит, поскольку там все заперто. О… продолжай свой обед, дорогой. Боже, они подают тебе всю еду сразу? Может, они считают, что кормят слугу? – Я не из тех, кто соблюдает условности, мама, – ответил маркиз, пока Ханиуэлл усаживал ее. – Я не знал, что ты была в городе. Ты обедала? – Да, у тети Адамиты. – Она жестом отпустила дворецкого. – Я только вчера приехала из Стоунли. Умер кузен Ричард. – Понятия не имел, что у нас есть кузен Ричард, – сказал маркиз, возвращаясь к мясу. – Сражен во цвете лет, да? Мать недоверчиво смотрела на него. – Господи, Элерик, ему было девяносто два года. О чем бы ты знал, если б выполнял семейный долг. – Она поджала губы. – Полагаю, ты не придешь завтра на похороны? Девеллин медленно жевал, стараясь выиграть время. Она хитра, его мать. – Ты одна? Сжав руки, та смотрела на канделябр. – Нет, я не одна. Маркиз аккуратно отрезал кусочек мяса. – Я не могу. Ты сама знаешь. – Не вижу причины! Кузен Ричард был моим родственником, а не твоего отца, Элерик. – Формально, как тебе известно. – Отец скучает по тебе, – прошептала мать. – Не скучает. – Девеллин бросил нож. – Думаю, после десяти прошедших лет ты уже все поняла, мама. Ее широко раскрытые глаза блестели, как он надеялся, от света канделябра. Внезапно она встала и принялась ходить по столовой, останавливаясь, чтобы взять безделушку или подсвечник. – Оцениваешь пробу? – спросил он, стараясь вернуть голосу шутливость. Мать бросила на него мрачный взгляд, затем провела кончиками пальцев по стене. – Право, Элерик! Пурпурные матерчатые обои в столовой? Ты хотя бы имеешь представление, насколько это вульгарно? Маркиз не имел. Обои выбирала Камелия или же ее предшественница. – Я безнадежный профан, – сказал он, подхватывая вилкой мясистый черный трюфель. – Но если вы находите вульгарным это, мэм, тогда взгляните на мои розово-красные драпировки в спальне. – Элерик, – тяжело вздохнула мать, – я уже видела твою гостиную. Она выглядит как дешевый бордель. – Мама, – с улыбкой возразил Девеллин, – моя любовница устраивает здесь оргии, а не литературные салоны. – Элерик! – Забыв про матерчатую обивку и драпировки, мать вернулась к столу. – Ты любишь всех шокировать, не так ли? – Человек использует таланты, коими наградил его Бог. Теперь Девеллин искал в салате редиску. Он любил яркое, острое. Наподобие Руби Блэк. – Ты не мог бы хоть на секунду оставить в покое эту кучу зелени, Элерик, и попытаться вынести умную беседу? – Конечно. – Девеллин отложил вилку. – Но две минуты назад ты сама просила меня продолжать обед. – Да, но это было до того, как ты отказался прийти на похороны. – Хочешь, чтобы я умер с голоду? – подмигнул он. – Не выйдет, мама. – Прекрати, Элерик. Прекрати шутить, есть, пить и говорить о своих шлюхах, просто слушай. Пора вам с отцом помириться. Ты знаешь, он ужасно сожалеет. И всегда сожалел. Он не имел в виду то… ну, что сказал. Вот почему я пришла. Нужно, чтобы ты помирился с ним. Пожалуйста. Маркиз искоса взглянул на нее. – После разговора об отце настанет очередь лекции о поиске жены и выполнении семейного долга, не так ли? Мать в отчаянии всплеснула руками: – Господи, нет! Я люблю тебя и не пожелаю тебе в жены ни одну из тех женщин, которых я знаю. Кроме того, у меня не хватит сил разлучить тебя со всеми этими танцовщицами и актрисами. Полагаю, одна из таких или, может, обе лежат сейчас в твоей ванне, пока мы тут разговариваем. – В этом доме нет женщины. – Понимаю. Тебя снова бросили? – Да. Снова. Попытайся сдержать радость. – Элерик, дорогой мой, – вздохнула мать. – Найди себе другую. Найди двух или трех. Меня это больше не интересует. Но ты достаточно пребывал в горе и раздражении, так не может продолжаться. Ты нужен мне и своему отцу, попытайся справиться с этим. Прошу тебя. Девеллин молчал. Ему не хотелось видеть мать несчастной. Он вдруг заметил, как дрожит ее рука, которой она подперла голову. – Элерик, у него сердце, – тихо сказала она, словно обращалась к скатерти. Пол будто качнулся под его стулом. – У него… сердце? – Ему недолго осталось, – прошептала она. – Недолго? – Может, несколько месяцев. – Она пожала плечами. – Ну, год или два, если будет жить спокойно. Если не будет расстраиваться. Если… – Если я проглочу свою гордость и попрошу прощения? Да? Не выйдет, мама. Я делал это шесть месяцев. И напрасно. Его единственный сын умер, помнишь? Не будем начинать все сначала. Лицо матери выражало страдание. – Ты наследуешь титул герцога, мой дорогой. Представь, как это выглядит. – Господи, мама! Неужели ты правда считаешь, что меня хоть в малейшей степени заботит, как это выглядит? Разве я когда-нибудь вел респектабельную и осмотрительную жизнь? – Нет, конечно. Только вот кого ты хочешь этим наказать, себя или отца? Девеллин покачал головой. – Ты слишком все драматизируешь. Я никогда ведь не был святым. И Грег тоже. Поднявшись со стула, мать подошла к нему и положила ладонь на его руку. – Послушай меня, Элерик. Молодым людям нужно перебеситься, затем они меняют свою жизнь. Вы с Грегори были просто озорными. – Ты читаешь слишком много романов, мама. Я давно уже не молодой человек. Отец знает, что ты здесь? – В хорошем браке нет секретов, Элерик. – И что он сказал? – Ничего. Хотя не запретил мне. – Разумеется, он бы не посмел, – кисло улыбнулся маркиз. В глубине дома начали бить часы, и мать поцеловала его в щеку. – Мне пора. Я останусь у тети Адмиты до среды, хорошо? – Не жди меня, – предупредил Девеллин. – Тетя все еще разговаривает с этим нориджским терьером, которого считает умершим мужем? – Ну и что в этом такого? Хорас, по общему признанию, очень красивая собака. – Да, волос у него больше, чем когда-либо имелось у дяди Хораса. – Ради Бога, Элерик! Давай прекратим разговор об этой глупой собаке. Я хочу тебе сказать нечто важное. Девеллин понял, что ничего хорошего это ему не сулит. – В следующем месяце у твоего отца будет семидесятый день рождения, и я хочу открыть дом на Гросвенор-сквер. – Мать сжала его локоть. – Я даю бал, Элерик. Первый с тех пор, как мы… как умер Грег. Ты подумаешь об этом? Он может стать его последним днем рождения. – Не питай особых надежд, мама, хорошо? Просто обещай мне. Лорд Девеллин проводил мать до двери, затем вернулся в гостиную, чтобы продолжить выпивку и бесцельное хождение из угла в угол. Мисс Дженнифер Арбакл почти спала, когда экипаж ее отца подъехал к Бедфорд-плейс. Сидони тоже устала, проведя скучный вечер на концерте у леди Кертон, улыбалась и аплодировала дебютанткам, которые одна за другой выходили на сцену. Для мисс Арбакл приглашение на столь превосходное состязание явилось великой честью. Арбаклы были торговцами, а леди Кертон вдовой безупречного происхождения, известная в свете своей филантропической деятельностью и добровольной работой в обществе «Назарет». Миссис Арбакл, хрупкая, нервная женщина, испытывала неудобство от своей новой роли в жизни. Приглашения, которые она получала благодаря теперешнему богатству мужа, почти всегда доводили ее до мигрени. Поэтому в жизни мисс Арбакл появилась Сидони, чтобы научить ее тому, чего не умела миссис Арбакл, – игре на фортепьяно. Сидони порекомендовали семейству Арбаклов, сказав, что Сидони благородная вдова, принадлежавшая к мелкому дворянскому роду и недавно прибывшая из Франции. Все отмечали у нее легкий акцент, однако не спрашивали ни о родителях, ни о том, почему она приехала в Англию. Разумеется, Сидони не ответила бы им. Как дочь герцога, пусть и внебрачная, она могла бы стать частью изысканного общества, если б ее представил человек с положением. Но изысканное общество не привлекало ее. А вот преподавание музыки и хороших манер – да, ибо ее заработок давал возможность сохранить отложенные на черный день сбережения. И, что еще более важно, позволяло ей, находясь, так сказать, на обочине светского общества, узнавать много интересного о джентльменах света. Увы, сегодня ничего интересного не было. Подавив зевок, Сидони подумала, что вечер мог оказаться еще хуже. Она усердно играла роль компаньонки мисс Арбакл, невзирая на старания леди Кертон разговорить ее, и держалась в тени, за что ей, собственно, и платили. Хотя леди Кертон производила впечатление обаятельной наседки, Сидони понимала, что та обладает большим умом и проницательностью. Вряд ли ее плотная вуаль и измененный голос введут такую женщину в заблуждение, теперь придется искать другой способ передачи денег обществу «Назарет». Экипаж начал замедлять ход, и Сидони потянулась за сумочкой, разбудив этим мисс Арбакл. – Сегодня вы превосходно играли, моя дорогая. – Она похлопала девушку по руке. – Не хуже остальных леди. Мисс Арбакл мечтательно улыбнулась. – Да, это было великолепное состязание, не так ли? И ее милость чрезвычайно любезна, вы не находите? Я думаю, нужно сказать папе, чтобы он дал большое пожертвование этому ее клубу «Назарет». – По-моему, это называется обществом «Назарет», – простодушно ответила Сидони. – Дар, я уверена, будет с радостью принят. Общество дает кров падшим женщинам и наставляет их на путь к лучшей жизни. – Благодарю вас, мадам Сен-Годар, что вы сегодня поехали со мной, – сказала девушка. – Мама всегда отмечает, насколько улучшилась моя игра на фортепьяно с тех пор, как вы даете мне уроки. Слуга мисс Арбакл опустил подножку и открыл дверцу. Сидони вышла из кареты на блестевший от недавнего дождя тротуар и, сделав вид, что ищет в ридикюле ключи, помахала на прощание рукой. Когда экипаж свернул за угол, она запахнула накидку и быстро направилась в сторону Рассел-сквер. Там Сидони приподняла юбки, чтобы не замочить их о мокрую траву, и обошла вокруг памятника лорду Бредфорду. Однако ни в условленном месте, ни поблизости Чарльза Грира не было. Она скользнула в тень, решив дождаться его, и стала нетерпеливо ходить взад-вперед. Должно быть, полночь уже миновала. Вполне вероятно, что мистер Грир вообще не придет. Возможно, клерк не совсем чистосердечен в своих чувствах к мисс Хеннеди. Возможно, его слишком запугал ее отец. А если он даже и придет, возможно, предложение Мориса не покажется ему привлекательным. Сидони остановилась и прислушалась. Тихо, вокруг ни души. Она могла бы в этом поклясться. Но, повернувшись, она внезапно натолкнулась на огромную черную стену. Которая схватила ее. Сидони вскрикнула. – Добрый вечер, мадам Сен-Годар. Прекрасное время для прогулки, не так ли? – Девеллин! Господи! Вам обязательно красться в темноте, пугая людей? Маркиз засмеялся. – Меня обвиняют во многих грехах, только не в легкой походке. – Не ваша походка меня интересует. А ваши руки, – сердито бросила Сидони. – Уберите их, будьте любезны. Она чувствовала его пристальный взгляд. – Какими бы добродетелями вы ни обладали, со мной вы в безопасности, мадам. – Какими бы добродетелями? – Сидони прикидывала, не ударить ли его коленом в пах. – А вы намеревались что-то предложить? – Намерение довольно странное, ибо я собирался предложить вам поцеловать меня, – ответил Девеллин. – Только, полагаю, вы ударите меня по лицу. – И справедливо полагаете. – Увы, я всегда несчастлив в любви! – беспечно сказал он. – Неудивительно, что приходится так много пить. Да, вероятно, Девеллин пьян. От него пахло душистым мылом, табаком и чем-то похожим на бренди. Сидони опять попыталась отстраниться. На этот раз он ее отпустил, но его руки медленно, дюйм за дюймом, соскальзывали с ее плеч. Маркиз сделал шаг назад и поднял голову к небу. – Я тоже очень люблю гулять в полночь по городу, – продолжал он, как будто не произошло этого странного обмена высказываниями. – Ночной воздух замечательно восстанавливает здоровье. – Полагаю, вам есть что восстанавливать, милорд, – саркастически заметила Сидони. – Кажется, вы действительно пьяны. Девеллин засмеялся, но в его смехе не было ни веселья, ни цинизма. – Давайте считать это просто бокалом коньяка за обедом, который иначе весьма трудно переварить. – Извините? – Но хватит обо мне. Я предпочел бы говорить о вас. – А я нет, благодарю. – Если оставить в стороне прекрасный ночной воздух, мэм, я не думаю, что вам стоит гулять одной. Я полагаю, что должен проводить вас домой. А потом, возможно, из благодарности вы пригласите меня на стаканчик пунша? – Мне кажется, милорд, вам лучше заняться собственными делами, – возразила Сидони, указав на длинную, освещенную газовыми фонарями улицу за памятником. – И сделать это в собственном доме. Номер семнадцать, на тот случай, если вы запамятовали. Вы найдете его там, по левой стороне. – Нет, я лучше пойду в другое место. За обедом я был достоверно осведомлен, что матерчатые обои в моей столовой вульгарны, а моя гостиная выглядит как дешевый бордель. Может, ваш дом я найду более привлекательным, мадам? – Извините? Маркиз весело хмыкнул. – Вы не устаете мне это повторять, мадам Сен-Годар. Вам что, всегда требуется столько извинений? Должно быть, вы очень безнравственная. – Тогда позвольте сказать это иначе, милорд, – ответила Сидони, отчетливо произнося каждое слово. – Раньше в аду пойдет снег, чем я приглашу вас в мой дом. – Какое невезение! Осмелюсь предположить, что в нем полно красивого ситца и домашнего рукоделия, возможно, там пахнет свежим хлебом, воском или… – Маркиз наклонился и понюхал ее. – Этим… розовой водой, не так ли? – Это гардения. – Сидони резко отстранилась. – А вам какое дело? – Ну, вы же видели мою гостиную, – сказал он, пропустив ее вопрос мимо ушей. – Отвратительно, правда? – Вы ударили меня по голове дверцей кареты, милорд. Вряд ли я была в состоянии думать о вашей гостиной. – И, слава Богу, – ответил маркиз. – Она действительно ужасающа. – Как ужасно, что вам приходится жить на Бедфорд-плейс среди нас, простых смертных, – ехидно парировала Сидони. – Уверена, это вообще не то утонченное существование, к которому вы привыкли. Девеллин громко засмеялся. – Мадам Сен-Годар, вы даже не представляете, насколько я могу быть неприхотлив. Я только имел в виду, что этот дом не слишком… уютен. И пуст. – Последнее, как я заключаю, по вашей собственной вине. – Да, – сухо ответил маркиз. – Я слышу это постоянно. Сидони заставила себя подавить смех. Господи, что она делает здесь, стоя в темноте и обмениваясь репликами с этим негодяем? – Итак, лорд Девеллин, вам нужно теперь идти домой, – твердо сказала она и слегка подтолкнула его, как непослушного ребенка. – Не могу. Не по-джентльменски оставлять женщину одну в темноте. – Я пришла сюда в темноте и одна. Уходите. Пожалуйста. У меня… назначена встреча. – Понятно, – ответил маркиз, помолчав. – Я мешаю тайному свиданию. – Извините? – Моя дорогая, встречи бывают в дневные часы, – засмеялся он. – Вечером – свидания. Ну а в полночь – определенно тайные свидания. – Боже, кто бы мог представить, что Дьявол с Дьюк-стрит такой последовательный приверженец светских приличий. – Вы остры на язык, мадам. – А вы, похоже, на удивление охотно это переносите. У Сидони было тревожное ощущение, что маркиз даже в темноте смотрит ей прямо в глаза. – Значит, я не могу пробудить у вас ни малейшего интереса, мадам? – спросил он совершенно трезвым голосом. – Вы находите меня таким уж непривлекательным? – Вы поразительно красивы и, полагаю, отлично сознаете это. Но я должна кое с кем встретиться, и хотела бы сделать это без свидетелей. Маркиз колебался, и на секунду она почти решила, что его действительно заботит ее безопасность. – Хорошо, я уйду, – наконец сказал он. – При двух условиях. – Я редко торгуюсь, милорд. – Да, я уже понял. Но это совсем незначительные условия. – Незначительные, – повторила Сидони. – Тогда первое? Девеллин протянул ей зонт: – Я хочу, чтобы вы его взяли. – В этом нет необходимости. – Потому он и назван условием. Боюсь, дождь еще не кончился. – В таком случае благодарю вас. – Она сжала ручку зонта, еще хранившую его тепло. – И второе условие? – Я хотел бы… – Он умолк. – Я бы хотел, мадам Сен-Годар, узнать ваше имя. – Сидони. – Сидни, – повторил он. – Как… мило. Но это ведь… разве обычно это не мужское имя? – Си-до-ни, – поправила она, пытаясь не засмеяться. – Если уж вы намерены его употреблять, то, пожалуйста, делайте это правильно. – Да, я намерен это делать. Если даже только прошепчу его себе, когда буду один в темноте. Но сейчас я осмелюсь злоупотребить нашей дружбой и стану называть вас просто Сид. Его слова застали ее врасплох. – Простите, – холодно сказала она. – Так меня называет лишь моя семья. – Ваша семья? Я думал, у вас нет семьи. Она удивленно воззрилась на него: – Откуда вы знаете? Девеллин снова засмеялся. – Дорогая Сид, человек моей репутации вряд ли может позволить себе прослыть еще и полным дураком. Неужели, послав мисс Мег строить глазки одному из моих слуг, вы рассчитывали, что бедный парень вернется, не узнав ничего взамен? Сидони отшатнулась. – Да как вы смеете! Я ничего подобного не делала! А разве нет? Ведь Джулия говорила ей, что послала Мег узнать насчет маркиза. Но Джулия наверняка не сказала девушке, чтобы та держала язык за зубами. – Мадам Сидони Сен-Годар, – начал Девеллин, – красивая вдова-француженка таинственного происхождения, живет в Лондоне одиннадцать месяцев, восемь из которых на Бедфорд-плейс, семьи не имеет… по крайней мере никому из ее слуг об этом не известно. Ваш муж был морским капитаном, умер от тропической болезни в Вест-Индии. Вскоре после этого умерла ваша мать, оставив вам небольшое наследство. – Право, лорд Девеллин! Но маркиз остановился, только чтобы перевести дух. – Ваш любимый цвет темно-синий. Вы любите шляпы с пером. Обожаете бисквит. Вам еще нет тридцати, но вы опасно близки к этому. Вы любите очень сладкий чай. У вас только двое слуг. Вашу компаньонку зовут миссис Кросби. Джулия Кросби. Есть полосатый кот по кличке Томас, известный в Блумсбери мышелов. Ну, как? Сидони потрясенно молчала. Неожиданно маркиз взял ее руку и поцеловал. – О, я лишил вас дара речи! Воспользуюсь этим намеком и удалюсь. Что он и сделал, проворно обойдя каменный памятник лорду Бедфорду и шагая через улицу с изяществом, казавшимся удивительным для человека подобной комплекции… особенно если он пьян. Глава 6, в которой сэр Аласдэр приходит на помощь В солнечных лучах, падавших из маленьких окон мансарды, танцевали пылинки. Сидони эта комната напоминала о «Веселой русалке», торговом судне Пьера. Наверное, из-за крутых, низких перекрытий и Томаса, крадущегося по балкам в поисках мышей. Обычно кот почитал великим счастьем, когда его допускали в мансарду с такими замечательными щелями и закоулками, но сегодня он не проявлял особого рвения. Возможно, потому, что большую часть ночи Сидони металась на кровати, в связи с чем бедному Томасу приходилось цепляться за покрывало, как будто он снова плыл в море. Но Томас выспится днем. А вот она едва ли сумеет это сделать. Ночью до нее стало доходить, как сильно она недооценила маркиза Девеллина. Ее высокомерная замкнутость ни в малейшей степени его не отпугнула, и по некоей причине – то ли от скуки, то ли от сущего упрямства – маркиз, похоже, ею заинтересовался. Она должна это изменить. Не следует возбуждать его любопытство, иначе Девеллин, возможно, примется наводить справки где-нибудь в другом месте. Он уже опрашивал слугу. Мужчины глупы и предсказуемы, недосягаемые женщины всегда кажутся им пленительными, а умные – вызывающими. Ни бросать вызов лорду Девеллину, ни пленять его она не должна. Вместо этого нужно до слез надоесть ему. Что не составит большого труда, ибо ни одна женщина не привлекает его внимания на сколько-нибудь продолжительный срок. Днем, решила Сидони, она вернет ему зонт, надев самое немодное платье и с тупейшим выражением лица. Будет дружелюбна, благовоспитанна и чрезвычайно скучна. Маркиз почти наверняка должен потерять к ней всякий интерес. Когда же она закончит свою глупую болтовню, Девеллин будет счастлив выпроводить ее из дома. Пока Сидони обдумывала детали плана, в комнату вошла Джулия с кофейным подносом и заявила, что на сегодня они наметили очистить мансарду. Несколько месяцев назад Сидони продала элегантный особняк Клер в Мейфэре и перевезла свои вещи на Бедфорд-плейс, место, которое более соответствовало ее положению. Сундуки Клер до сих пор стояли в мансарде, как навязчивые призраки прошлого. Джулия начала распаковывать старые ящики, а Томас, потерявший интерес к балкам, терся о ноги Сидони. Она взяла кота на руки, подошла к окну и невидящими глазами смотрела в небо. Томас усердно мурлыкал, но даже все его старания не помогли ей обрести покой. Никогда в жизни Сидони не знала, как ей относиться к матери. Да, Клер любила своих детей, но любила их, словно прелестные фарфоровые безделушки, – преимущественно издали. Джорджа и Сидони воспитывали слуги, а к родителям обычно приводили, чтобы развлечь отца или умиротворить мать, когда не приезжали с визитами ее поклонники. Со временем Клер стала обращаться с Джорджем… почти как с равным. Она безумно любила его, советовалась с ним, прочила ему великое будущее. А маленькая Сидони была для матери, скорее куклой, ее наряжали в красивые платьица и выставляли напоказ. К двенадцати годам Сидони научилась играть на фортепьяно и петь, декламировать страницы умной поэзии, говорить на трех языках, чем восхищала друзей Клер. Иногда они с матерью даже одевались одинаково. Сидони помнила, что однажды летом они гуляли по Серпентайну, обе в желтых платьях и шляпках, весело крутя свои желтые зонтики от солнца. Люди смотрели на них с явным восхищением. Клер находила это совершенно очаровательным. Какое-то время. Когда же она перестала находить это очаровательным, вернее, когда ее новые молодые любовники начали дарить Сидони не просто мимолетный взгляд, Клер отослала ее домой во Францию, решив, что дочь своенравна и нуждается в исправлении. Только испорченная девушка привлекает к себе подобное внимание. Однако родители Клер отклонили честь воспитания незаконнорожденной внучки, отдав ее вместо этого в монастырскую школу. Сидони было только пятнадцать лет, и она слыла не столь искушенной в житейских делах, как могло показаться. Через два года печального изгнания Сидони решила, что вполне имеет право быть испорченной девушкой, раз уже за это наказана, и сбежала из монастыря с Пьером Сен-Годаром. Лихой искатель приключений, на десять лет ее старше, не собирался на ней жениться, но сделал это, утверждая, как ни странно, что безнадежно влюблен. Он действительно любил ее настолько, насколько хвастливый мошенник способен любить что-то еще, кроме своих приключений да портовых шлюх. Более того, Сидони не могла сказать, что когда-либо пожалела о содеянном. Услышав за спиной какой-то скрежет, она повернулась и увидела, что Джулия толкает в угол опустошенный ими сундук. Груда одежды лежала теперь прямо на полу. – Господи! – Сидони бросилась к ней. – Дай помогу. Они вместе установили сундук, и Джулия выпрямилась. – Теперь скажи, где витают твои мысли, дорогая, – поддразнила она. – Ты все утро слишком рассеянная. – Просто думаю о Клер, – призналась Сидони. – А также о Пьере, как ни странно. – Ничего странного, когда молодая вдова горюет о своем муже, – сказала Джулия, быстро отодвинув в сторону какие-то шляпные картонки. – Но в том-то и дело, что я не горюю. Хотя порой скучаю по нему. Или, возможно, скучаю по нашей суматошной прежней жизни, когда не было времени размышлять. – Ты любила его? Сидони кивнула: – Любила, хотя наш брак, я думаю, был в действительности… очередным приключением. Мы поженились, поддавшись внезапному порыву, и жили одним днем. Не знаю почему, но я не могла бы представить нас стареющими вместе. Или живущими в маленьком доме на морском побережье. – А также имеющими детей? – уточнила Джулия. – Это было бы неразумно. Пьер никогда бы не отказался от моря, я не хотела бы жить в одиночестве, а корабль – не место для воспитания детей. – И ты сделала правильный выбор, да? Мне жаль, что ты потеряла его таким молодым. А теперь давай-ка, разберем еще один ящик и на сегодня закончим. Они вместе перетащили его на середину комнаты. – Этотя раньше не видела, – сказала Джулия. – Он уже стоял тут, когда умерла Клер, значит, в нем какой-нибудь хлам. Сидони отстегнула кожаные ремни, подняла крышку на скрипучих петлях. – Опять старые платья, как и в том сундуке. Клянусь, я даже не представляла, что у одного человека может быть столько одежды, – призналась она. Джулия пожала плечами. – Твоя мать была красивой женщиной. Людям нравилось видеть на ней красивую одежду. Сидони уселась на табурет, перебрала несколько платьев. И увидела его. Она была уверена. То самое желтое платье. Совпадение вдруг так расстроило ее, что она не могла вздохнуть. – Убери это, Джулия, – с трудом выговорила она. – Не хочу его видеть. Джулия похлопала ее по колену. – Мы передадим его на благотворительный аукцион вместе с кучей вещей, которые уже отобрали. Но сначала просмотрим все до конца. Она подняла стопку одежды, где было желтое платье Клер, отложила ее в сторону, на дне сундука остался маленький ящичек резной слоновой кости. – Странно! – засмеялась Джулия, открыв крышечку. Под ней было зеркало и несколько отделений. – Что это? – Коробка для мушек. Я видела такие много раз в театре, но зачем они понадобились твоей матери? Сидони долго смотрела внутрь, пока не шевельнулось смутное воспоминание. – Для костюмированных балов, – наконец сказала она. – Копни поглубже, я уверена, ты найдешь ее старый парик Марии-Антуанетты. Но, лизнув черную ромбовидную мушку, Джулия прилепила ее на щеку. – Я похожа наледи времен одного из королей Георгов? – спросила она и кокетливо взмахнула ресницами. Сидони каким-то образом сумела засмеяться. Тут мушка Джулии упала, затерявшись в складках юбки. Тогда Сидони тоже взяла одну и прилепила в уголке рта, где недавно была нарисована у Руби Блэк родинка. – Похоже на татуировку, да? – спросила Джулия. – Не постоянную, конечно. Хотя она некоторым образом… ну, привлекает взгляд к определенной точке? Сидони опять засмеялась. – Ты думаешь, я стараюсь привлечь внимание к своей груди? – Нет, нет, дорогая! – покраснела Джулия и нерешительно добавила: – Мне часто хотелось узнать… – Спрашивай. – Ладно. Зачем ты сделала татуировку? Да еще в таком странном месте? – Я сделала ее потому, что Пьер мне запретил, – подумав, ответила Сидони. – Знаешь, я была очень своенравной невестой. – И своенравной дочерью тоже, – добавила Джулия. – Твоя бедная мать упала в обморок, когда монахини ей написали, что ты сбежала с матросом. – Он был морским капитаном, а не матросом. – Пусть капитаном. А сколько было тебе? Семнадцать? – Да, как раз исполнилось. Во всяком случае, тебя вроде интересует татуировка, а не причины моего замужества. – Конечно, продолжай. Расскажи мне про татуировку. – Это был наш первый рейс к Мартинике, – задумчиво ответила Сидони. – Мы взяли груз сахара и рома и, когда разгружались в Форде-Франс, увидели на причале старую женщину, рисующую татуировку. Иголкой. Вот как ее делают. – Ой! Я не знала. – Это не больно. Не очень. Я не видела ничего подобного. Старуха рисовала морского змея на предплечье матроса. Она немного говорила по-французски, но матрос сказал, что она с какого-то острова в Тихом океане. Я решила, что хочу один из тех экзотических рисунков, поэтому села и жестами объяснила ей. Женщина погладила мои черные волосы, затем все мое лицо, взяла карандаш и на клочке бумаги нарисовала маленького ангела. Не знаю почему. Я не просила ее об этом. Тут вернулся Пьер, увидел, что я делаю, и закатил истерику. Мол, его жена не будет иметь татуировку для всеобщего обозрения. – И был совершенно прав. – Боюсь, я не придала этому значения. У меня засело в голове, что я хочу иметь ее. На следующий день, когда Пьер ушел, чтобы проследить за доставкой запасов провианта, я отправилась в порт. Старухи там не было, однако я нашла ее дом. Кажется, она меня ждала, потому что сразу потянула за собой и опять показала рисунок ангела. Я попросила сделать его, но в таком месте, где бы его видел только Пьер и не мог бы сказать, что я не подчинилась ему. – Сидони! – Не сочувствуй Пьеру. Когда он слегка остыл, то решил, что ангел ему даже нравится. Джулия взялась за следующий ящик. – Он был хорошим мужем? – спросила она, стирая пыль обложки вынутой книги. – Он пытался. Но был неугомонным по характеру. И слишком обаятельным. Хотя грубостью не отличался никогда. – Сидони достала еще несколько книг. – Тогда с замужеством тебе повезло, дорогая. Господи, сколько же их тут! Полный ящик. Сидони продолжала механически доставать книги, но думала о Пьере. – Это дневники Клер, – сказала она. – Ах, вот они где! – вдруг торжествующе воскликнула Джулия. – Те зеленые бархатные туфли. В этот момент до мансарды донесся громкий стук дверного молотка. Сидони взглянула на часы, прикрепленные к лифу, и вскочила. – Боже мой! Наверно, пришла мисс Хеннеди. – Она быстро отряхнула юбки. – Как я выгляжу? – Все в порядке, дорогая, – ответила Джулия, стерев пыль с ее щеки. – Но бедная мисс Хеннеди! Мне очень не понравился ее вчерашний синяк. – Мне тоже. Но ей больше незачем беспокоиться насчет лорда Бодли. – Почему? Что произошло? – Ночью я встречалась с Чарльзом Гриром, – прошептала Сидони. – Морис предложил ему место в своей фирме, и он собирается его принять. – Значит, они с мисс Хеннеди в конце концов поженятся? Сидони улыбнулась: – Хорошие новости, правда? Услышав голос Мег, которая звала ее с нижней ступеньки лестницы, Сидони бросилась к двери. – Я отнесу туфли в твою комнату, дорогая? – Хорошо, спасибо. – А что делать с этими дневниками? Оставить тебе? Послать их Джорджу? Или просто выбросить? Сидони задумалась. Джордж наверняка швырнет их в огонь. Ей они тоже ни к чему. Но выбросить их она не может себе позволить. – Ладно, пусть остаются у меня, – сказала она. – И еще, Джулия… Та выглянула из-за балюстрады: – Что, дорогая? Сидони поднялась на несколько ступенек, чтобы не услышала Мег. – Для тебя очень сложно позаимствовать форму гардемарина? Или, может, второго лейтенанта? – Морскую форму? – недоверчиво повторила Джулия. – Господи, зачем? – В конце концов, я же опытный моряк, не так ли? Я думаю, что буду лихо выглядеть в офицерской форме. – Боже, помоги нам! – Джулия зажмурилась. – Ни слова больше, умоляю тебя! Будь дружелюбной, благовоспитанной и недалекой, напомнила себе Сидони, берясь за медный дверной молоток у дома номер семнадцать. С мисс Хеннеди все устроено. Теперь на очереди Дьявол. Скучна. Безвкусна. Утомительна. Вот какой она должна показаться ему. Сидони, будто актриса перед выходом на сцену, опять повторила слова, потом вознесла короткую молитву и стукнула молотком в дверь. Пусть даже в немодном платье и с добрыми намерениями, более чем рискованно являться одной к человеку вроде маркиза Девеллина. Но весьма глупо было бы просить Джулию, чтобы та проводила ее через улицу. К тому же Сидони вдова, что предполагает некоторую свободу. Она стукнула молотком еще раз, уже довольно решительно. Наконец дверь открыл человек, который, по ее смутному воспоминанию, был дворецким. – О, мадам Сен-Годар! – обратился он к ней, словно к давней знакомой. – Надеюсь, вы полностью оправились от несчастного случая? – Вполне, благодарю вас, – ответила Сидони, передавая зонт. – Его светлость любезно одолжил мне эту вещь, и я хотела бы с признательностью вернуть ее. Он дома? – Я сейчас выясню. Она вручила ему свою визитную карточку, и, положив ее на серебряный поднос, дворецкий быстро удалился. Спустя минуту Сидони провели не в безвкусно оформленную гостиную, а в кабинет, отделанный деревянными панелями и выходящий окнами в сад. Комната была явно мужской – в ней был полный беспорядок. Маркиз сидел в массивном кожаном кресле возле камина, темный жаккардовый халат был, небрежно накинут поверх домашней одежды. Черная щетина свидетельствовала о том, что маркиз уже дня три не брился, а волосы были взлохмачены, будто он сегодня не причесывался. В одной руке он держал трубку, в другой – визитную карточку Сидони, которую вертел в пальцах, как праздный игрок. На подлокотнике кресла стояла большая фаянсовая кружка, до краев наполненная чем-то похожим на холодный кофе, и пепельница с горой смятых коричневых окурков. Ноги маркиза тонули в куче газет, которые он по прочтении, видимо, бросал на пол. Слава Богу, что туда не попал окурок, иначе мог бы случиться пожар. Отложив трубку, Девеллин лениво поднялся. – Доброе утро, Сид, – с беспечной улыбкой сказал он. – Чему я обязан столь нежданным удовольствием? Сидони подавила желание напомнить, что для всех нормальных людей утро давно закончилось. Нет, она должна выглядеть тупой. – Я пришла, милорд, чтобы вернуть зонт. Очень вам благодарна. Опять начался дождь, и если бы не ваша доброта, я бы, конечно, простудилась. – Сидони деликатно кашлянула в перчатку. – Мои легкие уже не так хороши, как прежде. – Нет? – Он скользнул по ней взглядом. – Отсюда ваши легкие выглядят абсолютно здоровыми. Она притворилась, что не понимает двусмысленности. – Я также пришла, милорд, чтобы принести извинения. – Сидони умоляюще сложила руки. – Прошлым вечером я была с вами груба. Надеюсь, вы простите меня. В свое оправдание могу только сказать, что… я плохо спала накануне. Маркиз выглядел несколько смущенным. – Печально это слышать. Пожалуйста, садитесь. – О, благодарю, милорд, – сказала она, застенчиво разглаживая юбки. – Конечно, это слабое извинение, но я ужасно страдаю от… – Сидони вспомнила миссис Арбакл, лежавшую на диване, и закончила: – от мигреней. Это мои нервы, понимаете. И еще… мое вдовство. Жизнь полна жестоких разочарований. Так вышло. – Боже мой! – воскликнул маркиз, откидываясь в кресле. – От вас я ожидал большего, моя дорогая. – Извините? В его глазах мелькнуло озорство. – Если вы страдаете от расстройства нервов, Сид, тогда я – королева Швеции. – Он взял трубку и выбил в пепельницу сноп искр. – Конечно, это дьявольски грубо, я знаю, но вы не против, если я закурю? Сидони с покорным видом улыбнулась и разрешающе махнула рукой. – Если это поможет вашим нервам, Сид, – заботливо произнес маркиз, – Ханиуэлл найдет еще одну трубку. – Нет, благодарю. Я предпочитаю глотать мой яд. – Ага! Это чуть большая дерзость, чем я от вас ожидал. – Девеллин ловко набил трубку. – Кстати, угощайтесь. Бренди на боковом столике. – Вы так добры, милорд, – чопорно ответила Сидони. – Но до сумерек я не употребляю спиртных напитков. – Как вам угодно, – пожал плечами маркиз. – А теперь я хотел бы получить другое объяснение, Сид. Недавно вы прилагали дьявольские усилия, чтобы невзлюбить меня, сейчас же, по непонятным мне причинам, вы с не меньшими усилиями пытаетесь внушить мне неприязнь к вам. Сидони потупила глаза. – Я уверена, милорд, что вашими двусмысленными речами вы стараетесь меня успокоить. Но я не могу понять, что вы имеете в виду. Маркиз, не вынимая трубки изо рта, засмеялся. – Не можете, да? А я уверен в обратном. И если б я пытался вас успокоить, моя дорогая, то не с помощью бесед. – Право, лорд Девеллин! – Кстати, мне больше понравился тот аметистовый шелк, нежели эта мешковатая вещь мышиного цвета, которая на вас сегодня. Она скрывает ваши э… ваши ценные женские качества. У Сидони зачесалась ладонь, но она каким-то образом сумела удержать ее от встречи с физиономией маркиза. «Будь глуповатой», – напомнила она себе. – Благодарю вас, милорд. Это было одно из старых платьев Джулии, переделанное мной. Я редко ношу яркие цвета. Девеллин поднял сатанинскую бровь. – Поношенное платье? – с сомнением произнес он. – Вашей компаньонки? Даже я заметил, что она почти на голову ниже вас. – Я выпустила подол. – Сидони простодушно раскрыла глаза, надеясь, что маркиз не сведущ в подолах. – Я довольно хорошо умею обращаться с иглой, милорд. Больше всего я люблю проводить свободное время за шитьем. – Шитьем? – Разумеется. Для бедных. – А, для бедных, – повторил он. – И что же, позвольте спросить, вы для них шьете? Сидони пыталась что-нибудь придумать. – Вообще-то для бедных я в основном вяжу. Рукавицы. Шарфы. И прочее. Мы с Джулией иногда целые дни проводим за шитьем и вязанием. Если б вы знали, милорд, какая радость помогать тем, кому повезло в жизни меньше, чем вам. – Наверное, – согласился маркиз, отводя взгляд. – Кажется, милорд, я начинаю утомлять вас, хотя это не входило в мои намерения. Более того, я пришла, чтобы в качестве извинения пригласить вас… Надеюсь, вы не истолкуете это превратно… – Вовсе нет! – оживился маркиз. – Вы облегчили мою душу, сэр. Понимаете, завтра мы с миссис Кросби ждем к чаю викария. Мы посещаем церковь Святого Георгия в Блумсбери… – Св. Джорджа? – прервал он. – Вы француженка, но не католичка? Сидони была удивлена, что его это интересует. – Моя мать сменила веру, – объяснила она, не вдаваясь в подробности. – Как я уже сказала, раз придет викарий, мы хотели бы пригласить еще одного джентльмена, чтобы уравнять количество мужчин и женщин. Если вы не против немного развлечься, мы бы, возможно, сыграли несколько партий в вист. – Сегодня в аду слегка похолодало, дорогая? – усмехнулся маркиз. – Извините? – Потом Сидони вспомнила, что сказала прошлым вечером. – Пожалуйста, милорд, позвольте мне принести извинения за едкие слова. Присоединяйтесь к нам завтра. – Просто чай и карты с викарием, да? Ни пьянства? Ни игры в кости? Ни обнаженных танцовщиц? – неодобрительно проворчал Девеллин. – Опиума тоже не будет, я полагаю? Жаль разрушать ваши надежды, Сид, но я все равно приду. Это послужит вам уроком. Сидони с трудом подавила вздох. Неужели он собирается прийти? – Что я могу сказать, милорд? Я польщена. – Не польщены. Вы просто в ужасе, Никогда не пытайтесь обмануть закоренелого игрока. Может, я не знаю вашей игры, Сид, но, будьте, уверены, до меня вы еще не доросли. Тут в комнату ворвался Ханиуэлл, даже не прикрыв за собой дверь. – Милорд! Милорд! О, сэр! Боюсь, это мисс Ледер… Но было слишком поздно. Вслед за дворецким влетела женщина с огненными волосами, которую Сидони тут же узнала. – Что это такое? – пронзительно закричала она, ткнув пальцем в ее сторону, но, даже не взглянув на нее. Дворецкий бежал. Маркиз выпрямился в кресле. – Привет, Камелия, – сказал он. – Какая нежданная радость! – Еще бы. «Две недели», – сказал ты, лживая свинья! «О, дорогая Кэмми, бери, сколько хочешь», – сказал ты! – Камелия, не понимаю, о чем ты? – спросил Девеллин и быстро посмотрел на Сидони. Та сразу вскочила: – Возможно, я пойду? Женщина склонилась к маркизу, тыча указующим перстом ему в лицо. – О том, что ты должен обращаться со мной честно, Девеллин! Я могу не спешить, говорил ты. И вот я прихожу домой. К этому? Ты лжец! Какая адская каша тут заваривается? Девеллин выглядел на удивление невозмутимым. – Мадам Сен-Годар, разрешите представить вам мисс Камелию Ледерли, почти знаменитую актрису. Камелия, это мадам Сен-Годар. – Сидони попыталась кивнуть ей. – Между прочим, Камелия, ты заблуждаешься. Мадам Сен-Годар только мягкосердечная богобоязненная соседка, которая пришла, чтобы пригласить меня на чай с викарием. Очевидно, в попытке спасти мою неправедную смертную душу. – Неужели? – Рыжая гадко посмотрела на Сидони. – Все месяцы, что я жила тут, я ни разу не видела ее у моей двери, в беспокойстве о моей душе! – Может, она слышала, что у тебя ее нет, моя дорогая, – ответил маркиз. Рыжая с воплем бросилась на него: – Свинья! Ты эгоист и ублюдок! Она схватила пепельницу, ударила его по голове, во все стороны разлетелись пепел и окурки. Сидони опять села, зачарованная происходящим. Девеллин пытался обхватить противницу за талию, завести ей руки за спину, но рыжая высвободила одну руку и влепила ему звонкую пощечину. Маркиз продолжал борьбу. – Камелия, не делай этого. Успокойся. Просто успокойся. Тебе нужен дом? И все? Да? – Ты врал мне, – причитала она, размахивая кулаками. – Тогда возьми… ох! – Камелия попала ему локтем в висок. – Тогда бери дом. Я уйду куда-ни… ах! Она пыталась задушить маркиза его собственным галстуком. – Две недели, ты сказал, – процедила она сквозь зубы. – Не торопись, Камелия, ты сказал! Проявляя до сих пор замечательное присутствие духа, маркиз наконец сжал руками ее талию и поднялся. Она, как безумная, то цеплялась за него, то била его свободной рукой или таскала за волосы, но Девеллин продолжал ходить. – Камелия, сейчас я посажу тебя на кушетку, – спокойно говорил он. – Я хочу, чтобы ты посидела там, пока мы все решим… – Иди к дьяволу, Девеллин! – По пути она схватила подсвечник и снова принялась бить его. – Решим! Я ненавижу, когда ты говоришь это! Свеча выпала, маркиз раздавил ее ногой и продолжал ходить, затем бесцеремонно швырнул Камелию на бархатную кушетку. – Моя дорогая, – сказал он, переводя дух, – тебе не кажется, что ты напоминаешь собаку на сене? – Собаку? Да как ты посмел! – Камелия, ты оставила меня, – холодно произнес он. – Бросила меня. Отказалась. Выкинула из своей жизни. Знакомые слова? – Да, и теперь хочу вернуться. Я хочу эти проклятые две недели! Но вы с мадам уже сварили кашу, нагло устроились тут… Сидони вдруг почувствовала едкий запах, посмотрела в сторону пустого кресла и закричала: – Пожар! Она бросилась к тлеющим газетам.. – Пусть разгорятся, – прошипела Камелия, опять потянув Девеллина за галстук. – Когда хорошенько займется, я брошу его в огонь. Поскольку маркиз оказался в ловушке, испуганная Сидони быстро схватила его кофе и выплеснула на дымящиеся газеты. Однако Девеллин сумел каким-то образом высвободиться и позвал дворецкого. Побледневший Ханиуэлл уже сам входил в кабинет. Он вскрикнул, бросился к вазе с лилиями, опрокинул ее вместе с цветами на чадящий мусор и залил его водой. – Ну и ну! – послышался голос. Сидони повернулась и увидела красивого светловолосого джентльмена из «Якоря», стоявшего у двери. – Привет, Ал, – сказала Камелия. – Снова пришли отрезвлять Дева? Маркиз пересек комнату, глядя на свой испорченный ковер. – Добрый день, Аласдэр, – хладнокровно произнес он. – Ты застал нас в весьма неудобном положении. – Ну и ну! – повторил джентльмен, осторожно входя в кабинет. – Господи, Кэмми? Я думал, ты уже… ты решила… Девеллин поднял голову и в первый раз с обидой посмотрел на рыжеволосую женщину. – Ты думал, она решила оставить меня ради сэра Эдмунда Саттерса? – произнес он. – Так она и сделала. После этих слов Камелия, похоже, утеряла воинственность и упала на кушетку. – Да, хорошо, что было, то было. – Лицо у нее вдруг сморщилось. – Но разве он мне теперь нужен? – Почему нет? – спросил Девеллин. – Он в долговой яме! – взвыла Камелия, швырнув подсвечник на пол. – Вчера его забрали полицейские. Аласдэр кивнул: – Боюсь, это правда. Как ожидают, до конца месяца Сат-терс будет признан несостоятельным должником. Прошлым вечером об этом говорили в клубе. – Разорен! Совершенно разорен! – Камелия уже рыдала. – Он столько задолжал ростовщикам, что не сумеет расплатиться в этой жизни, а может, и в следующей. – Мне очень жаль, Камелия, – вдруг ласково произнес Девеллин. – Не смей жалеть меня! Она в третий раз бросилась на него, молотя его кулаками. Аласдэр подошел к ним и осторожно оторвал ее от маркиза. – Успокойся. В этом нет необходимости, дорогая. Ты слишком восхитительна, чтобы терять время на такого бесчувственного грубияна, как Дев. Кроме всего прочего, Дев был к тебе невнимательным. Ты не должна прощать его за это. Камелия отступила, шмыгнула носом и заботливо поправила волосы. – Да, он всегда пренебрегал мной, – согласилась она. – Пока ему не приходила охота попрыгать на моем жи… – Да, да, понятно! – быстро сказал Аласдэр, неуверенно взглянув на Сидони. – Теперь, как я понимаю, тебе нужно место для жилья, дорогая? Пока ты не сделаешь выбор из массы новых поклонников, которые, несомненно, соперничают за твою благосклонность. – Это будет одинокое и долгое ожидание. – Камелия с надеждой посмотрела на него. Аласдэр побледнел. – Нет, я уверен, вскоре ты ужасно осчастливишь какого-нибудь парня. А сейчас, если мы все успокоимся, то сможем подумать о подходящем для тебя жилье. Лицо у Камелии вытянулось. – Девеллин обещал мне две недели, – упрямо сказала она. – И я получу их после всего, с чем я вынуждена была мириться. Когда маркиз тихо выругался, Камелия злорадно посмотрела на него и повернулась к Сидони. Дела опять принимали неприятный оборот. – У нас есть дополнительная спальня, – выпалила Сидони, чувствуя жалость к несчастной женщине. – Мисс Ледерли, вы могли бы пожить в ней, пока не подыщете другое место. – Я так не думаю, – ответила Камелия, окинув взглядом ее невзрачное платье. – Я не в столь отчаянном положении. – Господи, ведь я могу все устроить! – воскликнул Аласдэр. Он подошел к письменному столу и взял лист бумаги. – Камелия, ты воспользуешься квартирой моего брата Меррика. Он уехал в Милан и останется там до конца сентября. – Ну, я не знаю… Какое-нибудь роскошное место? – Вполне. – Аласдэр что-то быстро написал. – Это Олбани. – О, там живет много богатых парней! – Да, место прямо кишит ими, – подтвердил Аласдэр и протянул ей свернутую записку. – Отдай это привратнику и спроси ключ от квартиры Меррика Маклахлана. – А как насчет моих вещей? – прищурилась Камелия. – У меня, их много. Он их отнесет наверх? Аласдэр похлопал ее по плечу и слегка подтолкнул к двери. – Моя дорогая, он даже перевезет их для тебя. Но поторопись. Ночной привратник там приходит в шесть, а он ужасно страдает от люмбаго. Они вместе исчезли в коридоре. Сидони поймала взгляд Девеллина и с трудом подавила смех. Тихо простонав, маркиз прикрыл глаза рукой. – Боже, не могу поверить, что это все-таки произошло. Тут в кабинет влетел Аласдэр, захлопнул дверь и прижался к ней спиной, будто опасаясь, что Камелия может сейчас вернуться. Девеллин снова выругался. – Аласдэр, ты сошел с ума. Ей нельзя ехать в Олбани. Женщине там жить не позволят. – И Меррик тоже не уезжал в Милан, – ответил ему друг. – Вообще никуда. Она этого не знает, верно? Пока она проделает весь путь до Пиккадилли, а затем вернется обратно, я надеюсь, ты успеешь забаррикадировать окна и двери. Боже мой, Дев! Эта женщина – угроза обществу! Маркиз упал в кресло и мрачно посмотрел на мокрый хаос газет. – Я люблю, чтобы мои женщины были с огоньком, – буркнул он. – Да эта женщина прямо кузнечный горн. Серебряные монеты плавятся, стоит ей взглянуть на них, – ответил Аласдэр. – О чем ты думал, позволив ей вернуться? – Но я понятия не имел, что Камелия вернется. Да и как я мог? Ведь ни одна из них, бросив меня, не возвращалась, хотя двоих я когда-то даже умолял. Я сам был донельзя удивлен! И спасибо тебе за помощь. – Только незачем кричать, – сварливо ответил Аласдэр, затем повернулся к Сидони, протянул ей руку и уже более мягко сказал: – Позвольте, мэм, пасть к вашим ногам. Я – сэр Аласдэр Маклахлан, ваш новый и самый горячий поклонник. Все еще стараясь не засмеяться, Сидони взяла протянутую руку. – Я – мадам Сен-Годар. Живу напротив. Я пригласила его светлость на чай, куда придет и мой викарий. – О! – Теперь лицо вытянулось у Аласдэра. Но маркиза, видимо, занимало другое. – Ханиуэлл! – крикнул он. – Иди-ка сюда, малодушный! Дворецкий влетел в комнату: – Да, милорд? Девеллин бросил подозрительный взгляд на друга. – Ханиуэлл, достань из кассовой шкатулки сто фунтов, отправляйся в Олбани и разыщи мисс Ледерли. – О, сэр! – побледнел несчастный. – Она меня очень не любит. Может, вы пошлете Фентона? – Идите оба! – рявкнул маркиз. Ханиуэлл жалобно вздохнул. – Знаете, что в таких случаях говорит моя бабушка Макгрегор? – сказал Аласдэр. – Трус лучше трупа. – Перестань болтать свою шотландскую чушь. А ты, Ханиуэлл, возьми еще кнут, если с ним ты будешь чувствовать себя лучше. Только, ради Бога, не приводи ее назад. Сними ей квартиру… хорошую. В Сент-Джеймс-парке. Нет, возьми две сотни, пусть это будет Мейфэр. – Сократи расходы, Дев, – предупредил Аласдэр. – Ты избавился от этой злобной сварливой женщины. – Она ведь не может жить на улице, – сердито ответил маркиз. – Я обязан дать ей хотя бы крышу над головой. Дворецкий подозрительно смотрел на хозяина. – Сэр, имея две сотни, она может нанять собственную крышу. – Боже, Ханиуэлл, не вздумай дать ей наличные деньги! Она тут же проиграет их у Лафтона. Сделай это сам. Арендуй на год, возьми с собой нового слугу… как, дьявол, его зовут? – Полк, сэр. Генри Полк. – Да, Полк, он может перевезти ее вещи. Надорванная спина, возможно, заставит его держаться подальше от этой служанки через дорогу, не так ли, мадам Сен-Годар? А теперь Бог в помощь, Ханиуэлл. Дворецкий исчез. Аласдэр скептически взглянул на друга: – Бог в помощь? Ты что, стал кем-то вроде пуританина? Маркиз сцепил руки за спиной. – Аласдэр, почему ты здесь? – Ты просил меня быть здесь до трех, – процедил тот. – Сейчас без четверти три. – Дьявол, верно! Пожалуйста, будь добр, старина, иди наверх и подожди меня. Едва за Аласдэром закрылась дверь, маркиз спросил: – Вам это доставило большое удовольствие, Сидони, не так ли? В его взгляде уже не было ни скуки, ни равнодушия, скорее, намек на сдержанный юмор. Все барьеры между ними внезапно рухнули. – Честно скажу, ничего подобного я до сих пор еще не видела. Хотя мою жизнь вряд ли можно назвать затворнической. – И вам не следовало бы это видеть, Сидони. – Он безошибочно произнес ее имя. – Прошу меня извинить, что вы оказались втянутой в подобную неприятность. – Вы меня не втягивали. Я постучала в вашу дверь и пришла добровольно. Он глядел мимо нее в сад. – Теперь признайтесь, дорогая моя Сидони, что не существует никакого викария, который должен прийти к вам завтра на обед. – На чай, – поправила она, потупив глаза. – Да, никакого викария не существует. – Тогда вы действительно обязаны мне извинением, – сухо усмехнулся маркиз. – Я приду в шесть. – Что… зачем? – На обед. – Повернувшись, он посмотрел на нее, глаза весело сверкнули. – Одним чаем, вы уже не отделаетесь. Почему вы открыли рот, Сидони? Вы же с миссис Кросби обедаете, разве нет? Или вы подкрепляетесь чем-то более эфемерным? Шампанским или сахарной водой? Девеллин улыбнулся, и на миг пол ушел у нее из-под ног. – Мы… да, мы обедаем. – Вот и хорошо. Я приведу Аласдэра. Он довольно обаятельный, вы сами видели. А кроме того, более терпеливо, чем викарий, отнесется к моим безнравственным манерам. – Я понимаю. – Видимо, спорить с ним бесполезно, да и, как ни странно, ей этого не хотелось. – Вы любите мясо, я полагаю? Миссис Таттл превосходно готовит лопатку. – Отлично, – еще веселее улыбнулся маркиз. – Возможно, и бисквит? Их я тоже чрезвычайно люблю, Сидони. Ей нравилось, как он произносит ее имя. Значит, дело плохо. – Возможно, будет апельсиновый бисквит, – сумела прошептать она. – Мы в последнее время апельсинами обеспечены. Девеллин вдруг опять взял ее руку, поднес к губам, но в отличие от прошлого вечера медлил с поцелуем. – Сидони, – хрипло произнес он. – Вы самая… я хочу сказать, вы такая… Я нахожу вас… Не важно. – Извините? – Ничего, – буркнул он. – Так что вы говорите насчет апельсинов? Но Сидони вообще забыла о них. Она высвободила руку, тряхнула головой, словно это могло вернуть ясность мыслей, и неуверенно сказала: – Милорд, простите меня, но я хотела бы спросить… Мисс Ледерли действительно вас оставила? Девеллин как-то странно взглянул на нее: – А вы считаете это маловероятным? Если да, то могу вас заверить, что Камелия в этом не оригинальна. Такое у меня случается с поразительной непрерывностью. – Понимаю, – ответила Сидони, хотя стала подозревать, что ничего уже не понимает. Особенно если дело касалось лорда Девеллина, она даже почувствовала себя ужасно виноватой. Маркиз пожал плечами, как будто его недостатки вообще не имели значения, и снова подошел к окну, глядя на угасающий солнечный свет. – Дело в том, Сидони, что я плохо уживаюсь с женщинами. Конечно, это моя собственная вина. Я… пренебрегаю ими. Забываю, где и когда должен быть. Я безответственный. Много пью, много играю в карты, иногда скандалю. Не помню даже особые события. Часто засыпаю до того, как… Не важно. – Помолчав, маркиз добавил: – И я обманываю их. Ужасно. Я упоминал об этом? – Нет, – ответила Сидони. – Но чтобы прийти к кому-то на обед, совсем не обязательно признаваться в неверности или же неумении вести себя в постели. Девеллин криво улыбнулся. – Сид, у меня вообще нет обаяния, правда? – спросил он почти с сожалением. – Да, очень немного. Хотя обаяние, может быть, преувеличенное достоинство, которое слишком переоценивают. – Вы думаете? – У меня большой опыт, милорд, – улыбнулась Сидони, кладя ладонь на его руку. – Обаятельные мужчины не всегда так уж хороши. – Я знаю. – Как и я. На самом деле, милорд, я знаю больше, чем пы предполагаете. – Неужели? – Он с любопытством посмотрел на нее. – Прошлой ночью, к примеру, я видела человека, который ждал меня в тени на Бедфорд-плейс. – Маркиз почему-то снова отвернулся и стал глядеть в окно. – Я видела, как он стоял очень близко от вашей двери, пока я не вернулась домой целой и невредимой. – Действительно видели? – усомнился он. – Да. И он совсем не показался мне безответственным. Более того, я начинаю подозревать, что пьяным он тоже не был. – Советую не обольщаться, дорогая. Не ищите в. нем достоинств, которых нет и уже не будет. – Я не ищу. Я лишь постепенно учусь оценивать характер мужчины с величайшей осторожностью и терпением. Сидони быстро выскользнула из кабинета Девеллина и отправилась домой. Глава 7, в которой сержант Сиск наносит светский визит – Я твой должник, Аласдэр, – сказал в карете маркиз. – Естественно, – согласился друг. – Но за что именно? Девеллин пожал плечами: – Ну, за то, что ты уладил дела с Камелией. Ужасная неприятность. – Ты не можешь держать в одной клетке двух птиц, старина, – ответил Аласдэр, хлопнув его по плечу. – А эта француженка слишком хороша, чтобы позволить ей уйти. – Ты очень заблуждаешься. Мадам Сен-Годар просто соседка. Вот и все. – То есть ты не имеешь видов на леди, Дев? – Нет. – Понимаю, – задумчиво произнес Аласдэр. – В таком случае ты не будешь возражать, если мадам займусь я? Девеллин мрачно взглянул на своего лучшего друга. – Разве я это говорю? Я тебя знаю, Аласдэр, твои намерения вряд ли благородные. – Я возмущен, друг мой. Я считаю мадам настоящей леди, к тому же весьма привлекательной даже в этом ужасающем платье. Нет, если уж я подойду к такой женщине, то лишь с самыми благородными намерениями. Маркиз достал новые карманные часы, купленные взамен украденных. – Ладно, Аласдэр, у тебя почти двадцать семь часов на обдумывание своих намерений, – хмуро произнес он. – Мы обедаем с нею завтра в шесть. Девеллин заметил, как у друга расширились глаза. – Неужели? – удивился Аласдэр. – Очень мило. Кажется, леди – вдова со средствами? – Скромными средствами, насколько мне известно. – Что еще ты знаешь о ней? – Она француженка, разумеется, – ответил маркиз. – Из бедной дворянской семьи. Учит манерам и музыке дочерей разбогатевших торговцев. – Не слишком приятное занятие, – сказал Аласдэр. – Очевидно, леди нуждается в паре утешающих рук. – Твоих, не так ли? – возмущенно фыркнул маркиз. – Господи, нет. Я леденею при одной мысли о соперничестве. – Каком соперничестве? Аласдэр имел наглость ухмыльнуться. – Мне кажется, мадам Сен-Годар интересует лишь один мужчина. После долгого молчания Девеллин произнес: – Если ты не можешь болтать ничего, кроме вздора, тогда окажи мне любезность и вообще прекрати болтовню, Аласдэр. Что тот и сделал. Вместо разговора он, упершись ногами в сиденье рядом с Девеллином, всю дорогу до «Якоря» только скалил зубы, как помешанный. Но когда они подъехали наконец к гостинице, Девеллин почему-то не испытал облегчения. Наоборот, при виде старой таверны он еще больше напрягся, мысли о Сидони Сен-Годар вылетели у него из головы, он мог думать лишь о Черном Ангеле. Как бы ему хотелось сдавить руками ее стройную шею, заставить… он, правда, не знал, к чему собирался ее принудить. Скорее всего, сделать то, за что ей было заплачено. Он еще хотел этого. Ужасно хотел. Господи! Девеллин закрыл глаза, стараясь не думать, каким он тогда был дураком. Нет, лучше думать об украденном ею портрете Грега. В таверне они без труда нашли молодого парня, который той ночью работал в баре. Он выглядел довольно сговорчивым, поэтому Девеллин заказал три кружки портера и увлек парня к незанятому столу. Однако получить от него какие-либо сведения оказалось невозможным, ибо женщину, с которой встречался Девеллин, он, по его словам, не знал. – Она притворяется шлюхой, работающей на берегу, – проворчал маркиз. – Держу пари, она проделывала тут свои фокусы и раньше. – Нет, сэр, – испуганно заверил бармен. Девеллин стукнул ладонью по столу. – Да я же сам видел, как ты с ней разговаривал! – Не почтите за неуважение, ваша светлость, но до той ночи я и в глаза не видел эту женщину. Потому-то я с ней и разговаривал. – Какого дьявола? – Мы всегда предупреждаем их, новеньких, которые сюда заходят, – серьезно произнес молодой человек. – Мы прямо говорим, что мы не выносим у нас в «Якоре» никакого беспокойства. Они могут здесь быть и заниматься своим делом, пока тихо себя ведут. Девеллин раздраженно достал из кармана сюртука золотую гинею и выложил на стол. Но молодой человек лишь поглядел на нее и сказал: – Простите, сэр. Вы можете выложить таких хоть десяток, я не приму ваших денег, потому что мне больше нечего вам сообщить. Маркиз собирался уже схватить парня за ворот рубашки, но Аласдэр примирительно вытянул между ними руку. – Успокойся, Дев. Это место плохо влияет на твою рассудительность. – Нет, это Руби Блэк плохо влияет на мою рассудительность, – процедил маркиз. – Я хочу, чтобы эта женщина оказалась в моей власти, чего бы это ни стоило, Аласдэр. Друг бросил на него странный взгляд и с некоторой симпатией повернулся к бармену: – Если ты напряжешь свою память, мой любезный, то наверняка вспомнишь что-нибудь полезное для нас. У моего друга, постоянного клиента вашего прекрасного заведения, украли здесь очень ценную фамильную вещь. И не кто иной, как эта Руби Блэк. Он хочет ее найти. Ты ведь можешь это понять, не так ли? – Я сам ничего больше не знаю, – ответил бармен. – Но Гиббс в ту ночь тоже работал, подсчитывал недельную выручку. – Да? – оживился Аласдэр. – Можно его увидеть? Бармен покачал головой: – Уехал к сестре в Рейгейт. Он заметил, как она пришла тем вечером. Говорил, она расплатилась такой же монетой. – Бармен указал на золотую гинею. – Хотя, – сказал он, – это немного подозрительно для особы вроде нее. А когда он давал ей сдачу, то увидел, какие у нее руки. Белые, гладкие. Руки настоящей леди. Девеллин задумчиво прищурился. Он ведь тоже это заметил. Изящные, с длинными пальцами руки, которые так искусно раздевали и ласкали его, вряд ли хоть раз касались грязной посуды, он готов был держать пари. – Это все, что нам известно, сэр, – закончил бармен. – Если вы желаете осмотреть комнату, я охотно дам вашей светлости ключ. Девеллин покачал головой. При одном воспоминании о той ночи с Руби Блэк он снова почувствовал ярость, унижение и сексуальную неудовлетворенность. Должно быть, Аласдэр понял состояние друга. Он тут же вскочил из-за стола. – Давай съездим в «Уайте», пообедаем, а затем постараемся разыскать Тенби, – предложил он. Маркиз загнал воспоминание о Руби Блэк в глубокий подвал своей памяти. – Обед – да. Но этот молокосос Тенби? К дьяволу! Поскольку Аласдэр уже стоял, бармен вернулся на свое место за стойкой. – Надеюсь, ты хотя бы отослал ему список украденного? – Да, но вряд ли его агент что-либо найдет. Ему очень не хотелось посылать список, не хотелось признаваться, что он всегда носил при себе портрет Грега из чувства вины и сентиментальных побуждений. А такое заключение выведет каждый, если Тенби начнет болтать. У Девеллина было ощущение, словно он выставляет напоказ болезненную частицу самого себя, и это раздражало его. – Тенби с компанией наняли одного из этих новых полисменов, – сказал Аласдэр, когда они вышли из таверны во двор. – Неприятного, безжалостного на вид парня по имени Сиск. Но тот будет заниматься этим в свободное от работы время. Маркиз немного успокоился. – Разве им позволено? – Может, и нет, – пожал плечами Аласдэр. – Но мне жаль Черного Ангела, если он схватит ее. От его слов у Девеллина побежали мурашки по спине. Да, он хотел, чтобы Ангела наказали. Только хотел, чтобы сделать это предоставили ему. – Аласдэр, узнай, сколько они платят своему полисмену. Я удвою его сумму, если он приведет женщину сначала ко мне. – Проще простого, старина. Деньги смазывают любые колеса. Маркиз вдруг стукнул в крышу экипажа. Уиттл сразу замедлил ход. – Что теперь, Дев? – Грейсчерч-стрит! – крикнул в окно Девеллин и повернулся к другу: – Я решил повидать своего поверенного. Надеюсь, ты не возражаешь, если мы сделаем небольшой крюк? – Разумеется. Но зачем? – А затем, как ты, верно, заметил, что деньги смазывают любые колеса. Возможно, теперь самое время направить их немного в сторону Руби Блэк. Рабочий день на Стрэнде подходил к концу, и Жан-Клод, повесив табличку «Закрыто», уже собирался запереть входную дверь на задвижку. По улице двигался поток клерков и продавщиц, направлявшихся домой обедать и образовавших целую катящуюся реку серой шерсти с плывущими сверху черными шляпами. «Какая жалость», – подумал Жан-Клод. Англичане всегда одеваются с полным отсутствием щегольства. Но в этом потоке француз вдруг заметил мужчину в ярко-розовом жилете, плывущего, словно лосось, против течения. Вскоре стало различимым его мясистое красное лицо. К несчастью, Жан-Клод слишком долго медлил, ибо «лосось» уже взялся за дверную ручку. – Обожди, сынок, – произнес тот, толкнув дверь. – У меня тут дело. Жан-Клод отступил назад и, когда человек вошел, сразу его узнал. – Mais je ne parle pas anglais! [2] – Чертовы лягушатники, – разочарованно пробормотал визитер. – Где Кем, а? Я знаю, он на месте. Так что иди скажи ему, пусть несет свою тощую задницу сюда, хорошо? Жан-Клод раскрыл глаза и отрицательно покачал головой: – Oui, monsieur, mais je ne comprends pas! No anglais! [3] Человек воздел обе руки к потолку и в отчаянии потряс ими. – Oust твой хозяин? Где мусье Кембл? – завопил он. – Я хочу его видеть, capitare? [4] Черные портьеры внезапно распахнулись, яростно зазвенев кольцами. – Capitare – итальянское слово, болван, – сказал Джордж Кембл. – И неправильное. Закрывай, Жан-Клод. Я выкину его через заднюю дверь. Жан-Клод сморщил нос и крепко запер входную дверь. Кембл повернулся к гостю: – Добрый день, констебль Сиск. Чему это мы обязаны такой неприятностью? – Уже сержант Сиск. Пойдем, Кем. Это светский визит, и я хочу потолковать с глазу на глаз. Кембл поднял черные брови. – Похвальное намерение, делу вроде моего будет не слишком полезно, если увидят, что здесь околачивается полиция, верно? Жан-Клод тоже прошел в комнату за бархатными зелеными портьерами и начал полировать серебряную чашу, взятую со стола, на котором в беспорядке лежали подобные предметы. Кембл придвинул стул к письменному столу-бюро и жестом пригласил Сиска занять место поблизости. Сержант взглянул на Жан-Клода. – А как насчет этого? – подозрительно спросил он. – Мне свидетели без надобности. – Он не говорит ни слова по-английски, старина. – Подняв крышку стола, Кембл достал серебряную фляжку и два маленьких хрустальных бокала. – Арманьяк? – Я не пью того, чего не могу выговорить. – Жан-Клод, принеси сержанту Сиску бутылку дешевого лекарства. Молодой человек проверил содержимое ближайшего шкафа и вернулся с бутылкой джина. – Парень же не говорит по-английски, – возмутился Сиск. – Он медиум, – ответил Кембл. – Ну что, ты хочешь глоток светлого или нет? Когда сержант хмуро наполнил бокал, Кембл поднял свой. – Тогда за добрые старые времена, – сказал он. – Что в них такого уж хорошего? – Никакой полиции, например. В то время честные скупщики краденого могли беспрепятственно заниматься своим делом. А сейчас в этом городе, куда ни посмотришь, везде синяя форма с медными пуговицами. Да, кстати, почему ты не в форме? Сиск похлопал руками по розовому жилету над внушительным животом. – Я же сказал, это светский визит. Совсем не то дело, какое я хотел бы делать в форме. – Сиск, у тебя несомненный дар, – заявил Кембл, скользнув взглядом по одежде гостя. – Только исключительный портновский талант мог соединить. этот оттенок розового с зеленым сюртуком и горчичными брюками. – Опять надо мной подшучиваешь, да? – сдвинул брови Сиск. – Я? – Кембл приложил кончики пальцев к груди. – Никогда. А теперь говори, что я могу для тебя сделать. Проглотив джин, Сиск вытер рот ладонью и полез в карман сюртука. – Взгляни, – сказал он. – Это список украденных вещей. Я очень хочу их вернуть, Кем. Частным образом. Кембл развернул замусоленный лист, пробежал его глазами. – Я редко имею дело с подобными вещами. Карманные часы? Табакерка? Они слишком банальны, мой друг. Жан-Клод подошел к столу и протянул руку: – Donnez-le moi. [5] – Mais naturellement. [6] – Кембл передал ему список. Они еще раз вместе просмотрели его. Толстый палец Сиска указал на строчку. – В особенности я хочу найти вот это. – Сапфировую булавку для галстука? – недоверчиво спросил Кембл. – Булавка с сапфиром в полкарата. И золотая оправа с четырьмя лапками, – объяснил сержант. – Господи, Сиск! Да таких у меня сейчас как минимум с полдюжины. – Кембл поднял крышку стола, что-то выбрал и потом вложил в руку сержанта крупный ограненный сапфир: – Вот одна из них. Сиск нахмурился. – Ладно. А как насчет этого? – Он снова ткнул пальцем в список. – Коробочка из чистого золота. Ручная работа, сделана во Франции, стекло на одной стороне и неисправный замочек. А внутри миниатюра. Ее, между прочим, нарисовал художник-миниатюрист. Только не думайте, что он маленький, он вполне обычный парень, но… Кем взмахнул рукой. – Я понял. Наверное, ты имеешь в виду Ричарда Косуэя? – Да, – подтвердил Сиск. – Необычно, правда? – Обрамленная миниатюра работы Косуэя? – с уважением произнес Кем. – Думаю, на это стоило бы взглянуть. Кому она принадлежит? – Тому парню, который прошлой весной слегка покалечил лорда Скрандла. Вроде бы у них вышел скандал из-за крапленых карт. – Сиск почесал затылок. – Проклятие, как же его звали? – Девеллин. Маркиз Девеллин. Очень странно. – Что странно? – Не имеет значения, – отозвался Кембл. – Во всяком случае, я никогда бы не подумал, что Девеллин такой сентиментальный. Не могу даже представить, чей портрет он бы носил при себе. – А я теперь знаю, – важно произнес Сиск. – Это его брат, они так мне сказали. – Брат? Которого он убил? – Вот именно. Я совсем забыл про тот скандал. – Ты мог и забыть. Но, будь, уверен, его семья этого не забыла. Он теперь наследует герцогство. Сиск пожал плечами. – Меня это не касается, верно? А как насчет миниатюры? Видел что-нибудь похожее? Кем покачал головой и взглянул на Жан-Клода. – Я – нет, – сказал тот и вернулся к своему столу. – Много от него помощи, – буркнул сержант. – Ты не понимаешь. Жан-Клод специалист по произведениям искусства династии Мин – вазы, чаши. Ему на такие вещи плевать. Но тебе – нет. Ты взялся за частное расследование? Сиск гордо выпрямился. – Компанию важных шишек надула какая-то таинственная баба. Она забирает их безделушки, а потом уходит. Те, кто нанял меня, хотят сохранить это в тайне. – А, Черный Ангел! Брось, парень. Ты никогда ее не поймаешь. Она профессионал. – А я кто, по-твоему? – обиделся Сиск. – Впрочем… Если кто и сможет ее поймать, то именно ты, – задумчиво произнес Кембл. – Flo здесь я тебе не помощник. Извини, приятель. Думаю, твои важные шишки получают то, что заслужили. – Кем невесело улыбнулся и опять взял бутылку. – Выпьем за здоровье полиции до того, как я вышвырну тебя на улицу? Пока звякали бокалы, Жан-Клод выскользнул в коридор и схватил плащ. – Я собираюсь прогуляться, – сказал он Кемблу французской скороговоркой. – Увидимся завтра. Но Кембл и Сиск уже снова предались воспоминаниям и, похоже, не заметили его ухода. Одеваясь следующим вечером к обеду, лорд Девеллин пребывал в очень дурном настроении. Казалось, ничто его не устраивало. Сначала Фентон слишком туго завязал проклятый галстук. Потом слишком уж свободно. Потом не понравился узел, хотя за последние шесть лет маркиз тысячу раз носил именно такой. Сегодня все было плохо. Выругавшись, он сорвал и швырнул галстук на пол. – Другой! Но Фентон уже спешил заменить его. Наконец, еще через десять минут, галстук был завязан, и все началось снова, только с жилетом. – Боже, не парчовый! Ты что, хочешь, чтобы я выглядел под стать ее драпировкам? Не серый! Он слишком мрачный. Желтый? Ни в коем случае! – Милорд, он совсем новый, – запротестовал Фентон. – И очень элегантный. – Цвета лошадиной мочи, – фыркнул Девеллин. – Это цвет золотого шампанского, – процедил камердинер. – Я сам выбирал ткань. Спор продолжался бесконечно. Слишком яркий. Слишком монотонный. Слишком тесный. Слишком… бестактный. Тупой. Грубоватый. В том-то и дело, не так ли? Может, он и туп, но дураком все же не был. Глупцы не знают о своих недостатках. Глупцы идут по жизни счастливыми. Проклятие! Ему бы тоже хотелось быть таким. – Милорд, – наконец в отчаянии сказал Фентон. – У вас больше нет жилетов. Вы должны выбрать один из этих или идти без него. – Тогда лошадиную мочу, – буркнул маркиз. Глубоко вздохнув, Фентон развернул жилет и надел на хозяина. Девеллин сознавал, что дело не в Фентоне. И уж тем более не в его гардеробе. Дело в нем самом. В его бессмысленном поступке. Зачем он вынудил бедную женщину пригласить его на обед? Чего надеялся добиться? Конечно, ему нравилось дразнить ее. Флиртовать с нею. И она, до какой-то степени, это позволяла. Но Девеллин не хотел очередной романтической связи. Он сыт ими по горло. Да и Сидони Сен-Годар не хочет его, невзирая на его титул и богатство. У нее слишком хороший вкус. Она даже не относится к обычному типу привлекающих его женщин – другими словами, на ее заднице не висит бирка с ценой. В отличие от него мадам респектабельна. Если он будет преследовать такую женщину (а с какой, собственно, целью?), их общение лишь опорочит ее. Девеллин поднял глаза. В высоком зеркале на подвижной золотой раме он увидел почти незнакомого мужчину и со страхом осознал, сколько уже лет не глядел – правдиво не глядел – на себя. Перемены были разительными. Худоба и гибкое изящество сменились мускульной силой. Мальчишеские черты лица исчезли десяток лет назад. На носу появилась аристократическая горбинка, а подбородок, который в свое время можно было назвать весьма недурным, приобрел жесткие очертания. Девеллин хорошо помнил обещание юности – чувство собственной непобедимости, когда они с Грегом были золотой молодежью. Уже тогда свет предполагал, что семейное древо герцогства дало ветви, которые примут мантию с плеч отца. К этому готовили красивого, обаятельного Грега, он должен был стать следующим герцогом. Элерик имел более независимый характер. Но в то время это не имело значения. А кто он теперь, этот человек в зеркале с равнодушными глазами и суровым ртом? Чего он хочет от жизни? Всего? Ничего? Девеллин покачал головой. Да и кто мог это знать, если он сам не знает? «У меня есть кое-какие стремления», – гордо сказала тогда Руби Блэк. У него их не было. Он жил бесцельно. Никаких честолюбивых замыслов. А теперь по-уменьшилось даже и то незначительное желание, которое он имел, – желание отомстить. Вчера, набросав имена всех жертв Черного Ангела, Девеллин понял, что этим людям из списка он не так уж и сочувствует. В основном это были джентльмены вроде лорда Френсиса Тенби, люди, которые не особенно ему нравились. Честно говоря, большинство из них заслуживали того, что они претерпели от ее искусства. Может, и он этого заслуживал? Многие наверняка так думали, и он не мог сказать, что они не правы. К дьяволу все переживания и деньги, решил маркиз, когда Фентон помог ему надеть сюртук. Пусть их забирает алчная ведьма. Но портрет Грега он должен вернуть, даже если для этого понадобится захватить Ангела и передать ее типам вроде Тенби с его сборищем. Фентон отошел, настороженно глядя на него. – Извини, старина. – Маркиз выдавил свою обычную усмешку. – Думаю, теперь я избавился от беспокойства. – От чего избавился? – раздался голос. – Фентон, можешь обругать его, если он снова будет дурно себя вести. Мне требуется хороший камердинер. Обернувшись, маркиз увидел стоявшего на пороге Аласдэра. – Ты опаздываешь, – сказал он. Тот развел руками. – Но и ты еще не готов. Кроме того, я послужил благородному делу. – Какого рода благородное дело? – подозрительно спросил маркиз. Аласдэр чуть заметно улыбнулся. – Я провел вторую половину дня с Тенби и его компанией. Ты снова мой должник, старина. Девеллин тут же увлек его за собой в кабинет, достал графин бренди и два бокала. Аласдэр усмехнулся. – Беспокоишься? – Оставь это, – предупредил маркиз. – Так что у тебя за дело с Тенби? Подойдя к камину, Аласдэр облокотился на каминную полку и уже без улыбки ответил: – Не могу сказать, что интересует его новых друзей. Но все они полны решимости. Девеллин замер, не донеся бокал до рта. – В каком смысле? – Их бульдог полисмен собрал довольно много сведений о Черном Ангеле. Даты. Места. Точное время. И список ее вымышленных имен, которые весьма изобретательны, мягко выражаясь. – Но, полагаю, Руби Блэк ни одного еще не оставляла связанным и с голым задом. – Нет, – снова улыбнулся Аласдэр. – Думаю, Руби сберегла всю любовь для тебя, Дев. К примеру, Тенби едва не отравила француженка, назвавшаяся мадам Нуар. – Нуар? Это ведь означает «черный», не так ли? Аласдэр кивнул. – А ее имя, как она заявила, Сэриз. – То есть светло-вишневый! – Девеллин засмеялся так 11еожиданно, что чуть не поперхнулся. – Сэриз Нуар! Будь я проклят, если у женщины нет чувства юмора. – Ты слушай дальше. Месяц назад лорд Скрандл подне-п ил в «Хеймаркете» красивую оперную певицу. Некую синьорину по имени Розетта Неро. Хочешь перевести? Девеллин с улыбкой взял графин. – Черная роза? – Вроде того, – сказал Аласдэр. – Затем попался Уилл Арпстед. В отеле Миварта ему приглянулась горничная, которая пришла однажды вечером разжечь камин. Она ухитрилась запереть беднягу в его личной гостиной, а потом выпрыгнула в окно, забрав у него все. Правда, Уилл остался при кальсонах и рубашке. – Позволь мне угадать, – сказал Девеллин. – Малиновый? Розовый? Маковый? Или… ха, понял. Скарлет Рейвен! [7] Она же, в конце концов, вылетает из окон! – Неплохо, старина, – засмеялся Аласдэр. – Нет, это был вишневый. Черри. – Господи! Неужели мы все настолько тупы? Представляю, как она потешалась над нами по дороге к банку, или где там еще обычные карманники да воры хранят свою добычу. – Нет, эта женщина – не обычная воровка, – покачал головой Аласдэр. – Уж в этом можешь быть уверен. – А полисмен? Что он за человек? – Скоро ты сам решишь, мой друг. – Аласдэр хлопнул его по плечу. – Мы встречаемся с ним сегодня вечером после одиннадцати в гостинице «Дуб». – «Дуб»? Это же на другой стороне Степни, – проворчал маркиз. Аласдэр лениво пожал плечами. – Он там живет. И если ты намерен подкупить его за спиной Тенби, лучше сделать это без свидетелей. Неожиданно в комнату влетел Фентон: – Милорд, Ханиуэлл говорит, что миссис Кросби украдкой выглядывает из-за портьер своей гостиной и смотрит на улицу. Она сделала это уже в четвертый раз! Право, сэр, я думаю, вам нужно иметь это в виду. Сначала Джулия засмеялась над утверждением Сидо-ни, что маркиз Девеллин вынудил ее пригласить его к обеду и она просто не могла придумать вежливый способ отказать ему. – Вздор! – отрезала Джулия. – Ты вообще не должна общаться с маркизом Девеллином. Тебе следует помнить о Джордже и обо всем том, что его заботит. – Какое отношение имеет ко всему этому Джордж? – подозрительно осведомилась Сидони. – Ты ставишь меня в трудное положение, дорогая. Вначале ты считаешь Девеллина презренным человеком, гоняешься за ним из принципа, что само по себе опасно. А теперь вдруг хочешь подружиться с маркизом, что вдвойне опасно. В случае каких-либо неприятностей Джордж будет винить меня. – И чего же ты от меня хочешь, Джулия? – Я хочу, чтобы ты даже близко не подходила к нему. Сидони удивляло ее беспокойство, для которого совершенно не было причин. Ведь она и сама понимала, что не может поддерживать дружбу с лордом Девеллином, даже если бы и захотела. Такое общение ни к чему хорошему не приведет, да и маркиз не тот человек. По сути, она вообще не знала, что он за человек. Сегодняшний вечер в его компании она использует, чтобы составить о нем справедливое мнение. А потом она сможет исправить ошибки. Сидони поклялась Джулии, что это будет концом ее общения с лордом Девеллином, и та немного успокоилась. За полчаса до назначенного времени Джулия бесцельно ходила по комнате, останавливаясь лишь затем, чтобы украдкой выглянуть в окно, пока ее примеру не последовал и дворецкий лорда Девеллина. Наконец, извиняясь за опоздание, появились оба джентльмена. Маркиз вел себя так, будто наносил соседский визит, только и всего. Зато сэр Аласдэр Маклахлан игравший роль лихого бонвивана, моментально очаровал Джулию. За обедом Джулия услаждала сэра Аласдэра рассказами о своей театральной карьере. Если кто-нибудь пытался свести разговор к прошлому Сидони, она сразу же меняла тему. Сидони отнюдь не стыдилась ни прошлого, ни родителей, у нее просто не было желания посвящать в это посторонних. Ее, тем не менее, слегка удивили чрезмерные старания Джулии. К счастью, сэр Маклахлан оказался большим поклонником театра, и вскоре они с Джулией горячо спорили о великих актерах последнего десятилетия. – Миссис Кросби, вы, случайно, не знаете мисс Эллен Терри? – Знаю ли? – Джулия прижала руку к сердцу. – В «Двенадцатой ночи» она играла Оливию, а я Марию. – Да, я помню эту премьеру, – воскликнул сэр Аласдэр. – Вы были неподражаемы, миссис Кросби. Вы больше не играете? Джулия натянуто улыбнулась. – Я покинула сцену. Однако у меня до сих пор хранится размеченный сценарий «Двенадцатой ночи», а также кое-какие напоминания о театре. Я своего рода коллекционер. – Я тоже. Но я нумизмат, собираю редкие монеты. Коллекционирование – настоящая одержимость, не так ли? – О да! Не желаете взглянуть на мою коллекцию, сэр Аласдэр? Сценарии тех лет, старые театральные афиши, даже несколько костюмов. Менее интересные вещи хранятся в мансарде, а самое ценное убрано в ящик. Мег сейчас может его принести. – Замечательное послеобеденное развлечение, – сказал Аласдэр, когда подали портвейн. – До или после карт? – улыбнулась Джулия. – Разумеется, после! Я, с вашего позволения, буду вынужден закончить игру, если мне очень не повезет. Давай возьмем наш портвейн, Дев, и пригласим леди с собой в гостиную. Лорд Девеллин предложил руку Сидони. Это была крепкая, мускулистая рука, она чувствовала упругость его мышц под тканью, когда они поднимались по лестнице. Странное ощущение, вот так спокойно находиться с маркизом в собственном доме, будто они давно знакомы. Интересно, что бы он сказал, узнав правду? Если бы случайно раскрыл, что женщиной, которая столь бесстыдно раздела и ласкала его тогда в «Якоре», была она. Сидони вдруг снова представила голого Девеллина… и споткнулась на последней ступеньке. Чтобы не упасть, она безотчетно вцепилась в руку маркиза. Он поддержал ее таким плавным движением, что вряд ли его кто-то заметил. – Сидони, все в порядке? – чуть слышно спросил он. Вспыхнув, она кивнула. Господи, почему как раз он должен быть столь невероятно красивым? Сидони отбросила глупую мысль и поспешила вслед за Джулией в гостиную, таща с собой Девеллина. Тот прошелся по комнате, будто осматривая достопримечательности. Гостиная у них просторная, хорошо освещенная, элегантно обставленная. Хотя большая часть мебели принадлежала ее матери, в этот вечер Сидони поняла, что гордится впечатлением сдержанной роскоши, которую она производила. В дальнем конце гостиной было четыре продолговатых окна, задрапированных оливковым бархатом, выходящих на Бедфорд-плейс, а на другом конце по обеим сторонам камина стояли маленький диван, обитый золотой парчой, и два кресла ему под пару. Стены отделаны кремовым шелком с тонкими золотыми полосками, пол был устлан восточным ковром изумрудно-зеленых оттенков. Повсюду виднелись группки столиков и стульев, в том числе инкрустированный карточный стол красного дерева, за которым болтали Джулия и сэр Аласдэр. – Я был прав. Сидони с любопытством посмотрела на маркиза: – Вы о чем? – Ваш дом намного привлекательнее моего, – сказал он, задержав взгляд на кремовой мраморной полке над камином. – Но у вас тут ни дюйма вощеного ситца, верно? – Да, я не большая его почитательница. А что, вы очень его любите? – Я бы так не сказал, просто он кажется… уютным. – Маркиз накрыл ладонью ее руку, лежавшую на его локте. – Кстати, моя дорогая, вы тоже любите театр? Может, нам с вами по примеру Аласдэра предаться воспоминаниям? – Я почти не знаю о нем, – честно ответила Сидони. – На борту корабля вряд ли увидишь театр. Маркиз поднял темные брови. – Вы много времени провели в море? – Большую часть замужества. – Удивительно, – пробормотал он. – Конечно, любящие жены иногда сопровождают мужей в плавании. – Он взглянул на нее из-под черной завесы почти женских ресниц. – Скажите, вы тоже были любящей женой? Сидони отвела взгляд. – Полагаю, да, – наконец сказала она. – Мой муж не любил твердую землю. И если я хотела видеть его, то… разве у меня был выбор? – Оставаться дома в одиночестве, – предложил Девеллин. – Но это звучит нереально, да? Сидони все еще не решалась взглянуть на него. – Пьер был не такой человек, кто мог долго оставаться в одиночестве. – И какой же он человек? – Обаятельный, – сухо ответила Сидони. – Я говорила вам, что у меня в этом отношении большой опыт. – Простите. Я затронул болезненную тему. – Ничуть. Скажите, милорд, а почему вы не женаты? Девеллин засмеялся. – Разве я кажусь вам помышляющим о женитьбе? – Мне трудно судить. Пьер тоже не помышлял о женитьбе и все-таки женился на мне. Я до сих пор не знаю почему. Маркиз ответил не задумываясь: – Потому что он стремился обладать вами. Это же очевидно. Сидони удивленно посмотрела на него, и он еще больше поразил ее, скользнув пальцем по ее подбородку. – Любящая жена, – прошептал он. – Вы были к тому же и снисходительной, дорогая? – По крайней мере я была практичной. Его лицо словно парило над ней, твердый презрительный рот казался манящим. Будет ли он сейчас таким же настойчивым и безжалостным, как тогда в «Якоре»? Или станет мягким и нежным? Ей достаточно встать на цыпочки, чтобы проверить это собственными губами. Девеллин все еще смотрел на нее. – Снисходительная и практичная. Такая женщина, как вы, Сидони, не должна быть практичной или снисходительной. Такая женщина, как вы, не должна идти на компромисс. Не растрачивайте себя опять на подобных мужчин. На миг она утонула в его темных вопрошающих глазах. К счастью, появилась Мег с графином хереса для леди. Маркиз шагнул в сторону. Поставив херес рядом с портвейном, Мег убежала за ящиком с театральными сувенирами. Маркиз спокойно взял предложенный ему Сидони бокал с вином, как будто ничего между ними не произошло. А разве что-нибудь произошло? Она и сама не знала. Лорд Девеллин постоянно выводил ее из равновесия. Где тот непочтительный, беззаботный негодяй, каким она видела его вчера? Может, его вообще не существовало? Наливая вино сэру Аласдэру и Джулии, она заметила, что маркиз отошел в дальний угол и снова обвел равнодушным взглядом гостиную. Казалось, он тут всего лишь посторонний наблюдатель, которого мало интересует происходящее. У Сидони возникло странное представление; что он большую часть жизни проводит именно так. Она воспользовалась благоприятной возможностью, чтобы изучить его лицо. Суровое, жесткое, вокруг глаз неизгладимые следы, оставленные беспутным образом жизни. Нет, скорее, это своего рода пресыщенность жизнью. К тому же этот взгляд… словно маркиз познал некую истину, которая неизвестна другим. А еще кривая презрительная усмешка, видимо, он считал жизнь сплошным разочарованием. Сидони машинально разнесла бокалы, гадая, почему Девеллин захотел сегодня прийти. Ведь у него есть сотня других женщин, которых он мог без труда соблазнить. А она уже поддалась соблазну. Эта мысль потрясла Сидони. …Вчера, после ее удивительного визита к Девеллину, уборщик со Стрэнда передал ей короткую записку от Жан-Клода, срочно вызывавшего ее на угол Блумсбери-сквер. Давно стемнело, и газовые фонари мерцали, словно болотные огни, когда Жан-Клод схватил ее за руку и потянул в ближайший переулок. – Боже, это полиция, мадам, – быстро зашептал он. – Сегодня вечером они приходят на Стрэнд с… как вы говорите? Письменный лист? – Список? – уточнила она. – Список чего? – Пропавших вещей, мадам, украденных. Всех. И он особенно хотел маленькую золотую коробочку маркиза Девеллина. В ней его мертвый брат, которого он убил, и коробочку он ужасно хочет вернуть. Сидони положила руку на его плечо. – Жан-Клод, сейчас не время для вашей практики в английском. Объясните, кто пришел? И кто мертв? Но, даже перейдя народной язык, молодой француз продолжал несвязно бормотать: – Его зовут Сиск, мадам. Он мне хорошо известен. Коварный человек. Никто не умер. Не сегодня, да? Но это брат лорда Девеллина, он убил его. Я думаю, мадам, он тоже слишком опасный. Тем не менее, Сидони была уверена, что маркиз не способен на убийство. Но почему она верила человеку, которого едва знала, причем верила безоговорочно, оставалось для нее совершенно непостижимым. – Моя дорогая, – прервал ее размышления голос Девеллина. – Я вам наскучил? Вы забыли обо мне? Сидони извинилась и предложила: – Может, теперь поиграем в карты, милорд? Когда она коснулась его руки, ей показалось, что маркиз вздрогнул от одного прикосновения ее пальцев. – Должно быть, вы находите этот вечер ужасно скучным. Боюсь, вы привыкли к более знатному обществу, чем наше с Джулией. Он странно взглянул на нее. – Почему вы так говорите? Потому, что я титулованный? Потому, что, вероятно, стану герцогом? Я ничего для этого не сделал, уверяю вас. – Вы станете герцогом? – удивленно спросила она. – Да. Если кто-либо не отправит меня в загробный мир, размозжив голову в темном переулке, или не воткнет нож в сердце за плохую сдачу карт, это неминуемо. – Я понятия не имела, – удивилась Сидони. – Нет? Тогда, моя дорогая, вы многого не знаете обо мне. Я не часто бываю в изысканном обществе. И вам тоже не следовало бы принимать меня. – Не могу вообразить почему. Ироничная улыбка искривила его губы. – Не можете, Сидони? Очень милосердно с вашей стороны. Но берегите свою репутацию. Она засмеялась. – Я предпочитаю настоящую жизнь, милорд; И не беспокоюсь за свою репутацию. – А следовало бы. Уверяю вас, общение со мной отнюдь ее не укрепит. – Затем он посмотрел в сторону друга, склонившегося над ящиком, который принесла служанка. – Аласдэр! Ты готов принять надлежащую порку, старина? Тот вскинул голову: – Разумеется, Дев, если ты достаточно смел. Джулия засмеялась и хлопнула его по руке веером. – Но мы еще не выбрали партнеров, сэр. Вы с лордом Девеллином могли бы играть вместе. Джентльмены обменялись взглядами, явно считая предстоящую игру несерьезной. Маркиз пожал плечами. – Хорошо. – Он сел за стол и ловко развернул по нему веером новую колоду карт. – Старшие играют с младшими. Леди? Джулия первая вытянула карту. Это была трефовая десятка. – Отлично. – Лорд Девеллин слегка поклонился Сидони: – Мадам Сен-Годар? Закрыв глаза, она скользнула кончиком пальца по вееру карт. – Ого, Дев, у нас тут серьезный игрок, – сказал Аласдэр. – Любое стоящее дело, сэр Аласдэр, стоит делать серьезно, – ответила Сидони, легким ударом пальца выбив карту. – Дама пик. – Будь я проклят, – буркнул маркиз. – Вот именно, – произнес Аласдэр, открыл бубновую тройку и вздохнул. – Твоя очередь, Дев. Тот взял карту, посмотрел и бросил на стол двойку треф. – Поцелуй меня, Ал, сегодня мы с тобой партнеры, – сухо ответил маркиз. – Должно быть интересно, – живо откликнулась Джулия. – Какие ставки, джентльмены? – Гинея за очко, – предложил маркиз. Джулия поморщилась. – Не стоит усилий, милорд. – Совершенно бесполезные усилия, – выразил недовольство Аласдэр. – Я лучше посмотрю коллекцию миссис Кросби. – Заткнись и играй, – сказал Девеллин. Полчаса они метали свои карты, ведя остроумную беседу, пока Сидони решительно выигрывала. На борту «Веселой русалки» она узнала о картах все, что смогла узнать, а Джулия была заядлым игроком в вист. Сэр Аласдэр даже начал подшучивать, говоря, что их вьщороли амазонки. К сожалению, удача капризна и постоянством не отличается. После того как Джулия с Аласдэром устроили короткий перерыв, чтобы снова наполнить бокалы, удача перешла к лорду Девеллину, который открыл бубны козыри. – Пропади ты пропадом! – воскликнула Джулия, глядя на свои карты. – Сплошное невезение. – Побойтесь Бога, мэм, – засмеялся сэр Аласдэр. – Разрешите напомнить, что счет четыре – ноль в вашу пользу. – Да, – сухо подтвердил маркиз. – Если вам и не повезло, то лишь в этом случае, я уверен. – Оказались бы вы на его месте, – добавил Аласдэр. – Неудача уже, который день ходит за стариной Девом, словно заблудившаяся собака. – Как ужасно, – сказала Джулия, оторвавшись от созерцания карт. – Неудача в игре, милорд? – Не совсем, – проворчал маркиз. – Ваш ход, мэм. Джулия бросила черную двойку, но Аласдэр, видимо, потерял интерес к игре. – Вы слышали историю, миссис Кросби? – плутовским шепотом спросил он. – Ради Бога, Аласдэр! Играешь ты или нет? Сбросив бесполезную пиковую восьмерку, Аласдэр продолжал: – Это началось с мисс Ледерли, которая выкинула из окна его ночные горшки. Потом в его лестнице объявился жук-могильщик. А после этого неожиданно пал смертью его кузен Ричард… – Дальний родственник, – сердито поправил маркиз. – Да и какая тут неожиданность? Ему было девяносто два года. – Однако с тех пор твоя удача катится под гору, старина. Не могу поверить, миссис Кросби, что вы ничего об этом не слышали. Джулия слегка побледнела. Она явно почувствовала, к чему ведет Ал асдэр. – Мои соболезнования, милорд. Сидони заставила себя улыбнуться. – Боже мой, Девеллин! – Она сбросила черную карту. – Аласдэр еще забыл вчерашний случай. – Да, мисс Ледерли подожгла его ковер, – весело заявил Аласдэр. – Но зачем? – ужаснулась Джулия, и маркиз бросил на нее косой взгляд. – Давайте просто скажем, что мне ужасно не повезло, мэм. – Он положил козырь и забрал взятку. – Но, похоже, это меняется. Аласдэр, может, вместо сплетен ты займешься игрой? – Дев, теперь я просто должен сказать все. Леди, мой друг стал последней жертвой Черного Ангела. Я бы поведал вам некие подробности, только, боюсь, они не для женских ушей. – Успокойся, Аласдэр, – сказал маркиз. – Какой Черный Ангел? – невинно произнесла Сидони. – Я не понимаю, о чем вы говорите. – Не о чем – о ком. Это Робин Гуд женского пола, которая охотится на светских джентльменов, – объяснил Аласдэр. – Вы шутите, сэр! Ведь на самом же деле такого человека нет? – Вы хотите сказать, мэм, что не слышали о подвигах Черного Ангела? Сидони покачала головой. – Боюсь, мы не часто бываем в обществе. В глубине дома часы пробили десять. – Пожалуй, я выпью хереса, – сказала Джулия. – По-моему, наша игра закончена. – Да, я лучше поворошу ваш памятный ящик, – согласился Аласдэр. – Только бесхарактерный человек выходит из игры, когда его выпороли. – Маркиз взглянул на Сидони: – Пикет, мадам? Джулия с Аласдэром направились к столику возле окна, и Девеллин начал сортировать колоду, отбрасывая мелкие карты в сторону. – Милорд, вы же не хотите играть в пикет? – Я ненавижу его, – признался маркиз, ловко тасуя остатки колоды. – Но это благовидный предлог, чтобы избавиться от Аласдэра и спокойно посидеть с вами. – Никакого предлога вам не требуется, – ответила Сидони. – Это мой дом, милорд. И Джулия моя подруга, а не компаньонка. – Вы намного моложе, дорогая. – Приближаюсь к тридцати. Как недавно вы сами напомнили мне. – Очень дурно с моей стороны. Тем более что вам никогда столько не дашь. И долго вы были замужем? – Десять лет. Он перетасовывал карты, пристально глядя на нее. – Жена-ребенок. – Мне было семнадцать. – Разве в семнадцать лет вы осознавали, что делаете? Вряд ли. – Многие девушки выходят замуж в таком возрасте. – Да, это браки по расчету. Но вы, Сидони? Ваш брак не по расчету, я уверен. – Почему вы так решили? – Я считаю, что вы сделали это исключительно по любви. – За столь короткое знакомство вы успели так хорошо меня узнать, милорд? – Да. Я ошибаюсь? С противоположного конца гостиной донесся взрыв смеха. Аласдэр повернулся в кресле, затем поднял что-то из ящика, как бы желая, чтобы Девеллин тоже увидел. Это был старомодный корсет. – Господи, чем они там занимаются? – пробормотал маркиз. – Не важно. Они плохо влияют друг на друга. А теперь ответ на мой вопрос. Сидони закусила губу. – Нет, вы не ошибаетесь. Я сбежала с Пьером… сбежала из школы… я думала, что влюбилась. – А в действительности? – Я была… одинока, – нерешительно ответила Сидони. – Хотя да. Я чувствовала все то, о чем пишут в любовных стихах, но теперь они кажутся глупыми. – Они, правда, глупые? – спросил маркиз. – Очень глупые. – Дорогая, вы меня разочаровываете, – прошептал он. – Я надеялся, что в целом поэты были правы и любовь неиспорченной женщины может когда-нибудь исправить даже меня. – Полагаю, вы меня дразните, милорд. Он склонил голову набок. – Я? Неуверен. – Тогда к какому исправлению вы стремитесь? Если вам нужно только прощение светского общества, вы можете отчасти получить его за титул… А за герцогство – почти все. Девеллин громко засмеялся, и Джулия с Аласдэром повернулись в их сторону. Аласдэр держал пару шелковых гаремных туфель с загнутыми носами. Сидони выбрала этот момент, чтобы ринуться в еще более опасные воды. – Милорд, я полагаю, у вас есть семья? – небрежно спросила она. – Вы с ней близки? – На самом деле нет. Мать недовольна моим образом жизни, а с отцом мы вежливо отчуждены. – Такое часто случается, да? – Семейная отчужденность? Похоже, вы убедились на собственном опыте? – Мой отец умер, пока я была в школе. Мать вела свою жизнь. Может, это нельзя считать отчуждением. Но и близостью тоже. – Простите. Сидони покачала головой. – Случается кое-что и похуже. У вас нет других родственников? Братьев или сестер? – Брат у меня был, – ответил маркиз, опуская руку в карман сюртука. – Пока он не умер, мы были неразлуч… – Его рука замерла. – Что-то не так? – Сидони вдруг стало нехорошо. Девеллин вынул руку из кармана и натянуто улыбнулся. – Я иногда носил с собой его миниатюру. Но был с нею, как выяснилось, неосторожен. И теперь, после стольких лет, я не могу еще привыкнуть, что мой карман пуст. – Мне очень жаль. – Я просто хотел показать вам, насколько мы не похожи. Гре г был очень красивым, с доброжелательностью во взгляде, чем я, увы, не обладаю. – Не уверена, что это правда. – Очаровательная ложь. А вы, дорогая? Кому позволено называть вас Сид, чего не могу делать я? Но Сидони еще думала о молодом человеке на миниатюре. – У меня есть брат, – вяло сказала она. – Джордж намного старше и что-то вроде… – Она умолкла, подбирая нужное слово. – Вроде чего? – Мои отношения с братом сложно объяснить. Джордж Польше, чем брат, и меньше, чем отец. – Я понимаю. – Сомневаюсь. – Вы не могли бы рассказать мне больше? Сидони открыла, потом закрыла рот и наконец все-таки ответила: – Джордж убежал из дома, когда был совсем юным. Он попал в дурную, опасную компанию… Я не имею в виду компанию негодяев, распутников, испорченных богатых молодых людей. Я имею в виду опасную. Мы тоже стали отчужденными. Не по своей воле, если вы понимаете разницу. – Полагаю, да. А еще вижу, что вы очень его любите. Она кивнула. – Когда Джордж убежал, мы с ним долго не виделись. Мать послала меня в школу. Я думала, что больше не увижу его, но вскоре после моего замужества он сам разыскал меня. Я была очень рада. – И теперь он, полагаю, совершенно другой человек. – Зависит от того, что под этим подразумевать. Девеллин поднял брови. – Кажется, ваш брат довольно таинственная личность. – Для меня он просто Джордж. Он… властный. Немного безжалостный. Но в детстве у меня всегда было ощущение, что он единственный человек, на кого я могу положиться. Папу я видела редко, мама вечно ссорилась с нянями и гувернантками, поэтому они долго не задерживались. Господи! Почему я вам это рассказываю? – Сидони прижала кончик пальца к губам. – Нравится сочувственное и заинтересованное выражение моего лица? – предположил маркиз. Она бросила на него скептический взгляд. – Разумеется, нет. – Тогда продолжайте, – улыбнулся Девеллин. И, как ни странно, она подчинилась, сама, удивившись себе. – Джордж был у папы единственным сыном. Только наши родители не были женаты. Мы папина семья второго сорта. – А, понимаю. – Да, история долгая и печальная. Не стану вам ею докучать. Маркиз, наконец, отложил колоду в сторону. – И в моей жизни много такого, что я предпочел бы не обсуждать. Я вас понимаю. Сэр Аласдэр вдруг поднялся: – Боже мой, Дев! Уже половина одиннадцатого. Тот вынул карманные часы. – В самом деле, – сказал он. – Леди, мы явно злоупотребили вашим гостеприимством. – Нет! – возразила Джулия. – Вам, правда, нужно идти? Сэр Аласдэр выглядел немного смущенным. – Боюсь, у нас еще дело в Степни. К несчастью, оно не может ждать. – Степни! Это займет полночи. – Обычное дело, мэм, – засмеялся он. – Благодарим за хорошую компанию. Признаться, мы не думали, что будет настолько приятно, когда собирались к вам. Лорд Девеллин тоже поблагодарил, оба джентльмена раскланялись. Хозяйки проводили гостей вниз, подали им трости, шляпы и плащи. Джулия с некоторым сожалением посмотрела им вслед и закрыла дверь. – Какие обаятельные джентльмены, – сказала она, забыв свое прежнее нерасположение. – Мне давно не было так весело. Глава 8, в которой Илзу с Ингой ждет глубокое разочарование – Давай пойдем на Грейт-Рассел-стрит и возьмем кеб, – вдумчиво сказал Аласдэр. – Не хватает еще, чтобы до Тенби дошло, что твою карету видели около дома, где живет Сиск. Голос друга оторвал маркиза от изучения тротуара у него под ногами. – Прости, я тебя не расслышал. Аласдэр остановился. – Встреча с сержантом Сиском, – многозначительно сказал он. – Ты что, продолжаешь думать об этой женщине? Девеллин покачал головой. Следовало бы употребить это слово во множественном числе, поскольку его мысли занимали две женщины. Только почему сейчас? И почему обе? Ведь они совершенно разные. – Идем. Шагай быстрее, Дев. – Лучше не сегодня, – после некоторого размышления ответил Девеллин. – Я устал. – Господи, тебе нужна Черный Ангел или нет? – с досадой спросил Аласдэр. – Сержант ждет нас. Можно перекупить его у Тенби, если хочешь, но сейчас дорого время. – Конечно, старина, я знаю. Только не сегодня. Давай я отправлю посыльного с вознаграждением за потерянное им время. Хорошо? Аласдэр пожал плечами. – В конце концов, она украла твою миниатюру, Дев. Поступай, как знаешь. Но для меня вечер только начинается. Пожалуй, я зайду к мамаше Люси, взгляну, свободны ли Инга с Илзой. Маркиз поднял бровь. – Ах да. Хорошенькие сестры-шведки, о которых все говорят. – Близнецы, Дев! Гибкие блондинки, с длинными ногами, бюстами, как на полотнах Рубенса, и шелковистыми волосами, падающими до их восхитительных маленьких задниц. – Настолько хороши, да? – Куин Хыоитт клянется, что Илза может дотянуться через голову до щиколоток, а Инга может всосать свечу с десятидюймового латунного подсвечника. – Очень наглядно. Аласдэр хлопнул друга по спине. – Если она справляется со свечой, так что ей стоит избавить тебя от неких… хм-м… затруднений? Потом Илза своими маленькими умелыми ручками сможет растереть твои напряженные плечи. Я имею в виду метафорически. Даже буквально, если ты предпочитаешь. – Мои затруднения в моей голове, Аласдэр. Которая на моих напряженных плечах. И ничто остальное на меня сегодня не подействует. – Все течет вниз, старина, – возразил Аласдэр. – И метафорически. И буквально. А теперь идем, будь настоящим парнем. Я даже пропою с тобой гимны, если захочешь. По дороге к Люси. – Боже, для этого мы недостаточно выпили. Кроме того, без меня ты сможешь заняться обеими. – Дев, тебе действительно требуется… – Хороший ночной отдых, – прервал маркиз. – Но близнецы ведь, – настаивал Аласдэр. – Это будет поинтересней трех французских проституток, которых мы взяли прошлой весной в Париже. Не забыл, как одна кричала: «Сильней! Сильней!», пока ты окончательно не вышиб спинку кровати? Наконец Девеллин засмеялся. – К чему вспоминать? – Пошли, Дев, – улыбнулся Аласдэр. – Это скрасит тебе жизнь. – В другой раз, – твердо сказал маркиз. – Извинись за меня перед Илзой с Ингой. – Знаешь, старина, последнее время ты меня беспокоишь. – Аласдэр повернулся, собираясь уйти. – Раньше ты бы воспользовался даже отверстием от выпавшего сучка в доске гнилой изгороди. А теперь отказываешься от шведских близнецов. – Да, ужасная ошибка, – сказал маркиз, кладя тяжелую руку на плечо Аласдэра. – Подождешь минуту? – Сколько хочешь, – великодушно согласился друг. – Можешь взять Илзу первым, если тебе нравится. Девеллин снова покачал головой: – Нет, я не иду. Просто скажи мне… что ты думаешь об этом вечере? Точнее, о мадам Сен-Годар? Аласдэр молча смотрел на него. – Я думаю, – наконец произнес он, – что ты вляпался в дерьмо, старина. Сидони с Джулией помогли отнести на кухню столовое серебро, фарфор и скатерти. Дом у них маленький, скромный. Званый обед, даже с небольшим числом гостей, весьма утомил миссис Таттл и Мег. Сходив, как ей показалось, раз десять туда и обратно на кухню, Сидони в полном изнеможении поднялась к себе. Она разделась, бросила одежду в кучу и голой вытянулась на кровати с томиком стихов Шелли. Но книга недолго привлекала ее внимание. Отложив стихи, она встала и подошла к окну спальни. Вообще-то Сидони уже была у этого окна… честно говоря, была у всех окон, выходящих на Бедфорд-плейс, но, разумеется, когда никто ее не видел. Она знала, что в доме напротив давно погашены все лампы. Окно комнаты Девеллина, видимо, на втором этаже, оно тоже погружено в темноту. Ни единого огонька в передней стороне дома… как и в задней, она могла бы поспорить. Сидони громко вздохнула, не понимая, что ее расстроило. Почему в Лондоне сегодня так жарко и душно? Или ей постоянно жарко с тех пор, как она споткнулась на лестнице, вспомнив голого Девеллина? Теперь она представила его растянувшимся на своей кровати. Или на ее кровати. Или… Кажется, она теряет рассудок. Она не могла понять, отчего ее преследуют мысли об этом человеке. Он, по собственному признанию, грубиян. Не романтик. Не доброжелательный. Не изящный. Одевается хорошо, но без всякой изысканности. Обычный мужчина – прямой и грубый. К тому же негодяй, хотя более чист душой, чем она думала вначале. Но зачем ей вообще думать о нем? Зачем ей эти фантазии по поводу его наготы, ее ли это дело, свят он или грешен? Наверное, все потому, что Девеллин бросил ей вызов. Допустим, она хочет его – совершенно плотское желание. Даже странно, что ее привлекает грубая, животная сила. У Девеллина никакого обаяния. Он просто берет, что хочет, не утруждая себя тем, чтобы скрасить процесс любезными словами или притворством. Сидони вспомнила ту ночь в «Якоре». «Я хочу тебя, – сказал он тогда Руби Блэк. – Назови свою цену». От этих слов – резких, грубых и честных – ее даже сейчас бросило в дрожь. Но была в нем и мягкость. По большей части он прикасался к ней осторожно, извинялся, когда делал что-то не так, как она хотела. Закрыв глаза, Сидони притронулась к своему телу. Да, здесь ее постыдная тайна. Она тоже хотела его. И теперь уже не имело значения, что он за человек. По крайней мере она еще не потеряла способности хотеть мужчину, ее телесная страсть не умерла, как она боялась. Сидони всегда получала от этого удовольствие, – пока не обнаружила, что Пьер получает его и с другими женщинами. Тогда оно потеряло для нее свое очарование. Лорд Девеллин не был очаровательным. Он животное. И непременно скажет «да». Если она попросит. Откинув голову, Сидони легонько погладила себя. Господи, какая же она безнравственная женщина. Ей вдруг захотелось перейти улицу и попросить Девеллина взять ее в постель. Мысль была настолько потрясающей, что у Сидони захватило дух, чего с ней давно уже не случалось. Даже полуночные приключения с флиртом, обманом и кражей не вызывали в ней такого возбуждения. Но могла ли она сделать это? Могла ли в открытую попросить его? Нет. Слишком нагло даже для нее. Кроме того, эта проклятая татуировка. И вообще маркиз отправился вместе с сэром Аласдэром на поиски утешений. Нетрудно догадаться каких. Внезапно Сидони поняла, что нужно сделать. Вернее, что ей хотелось сделать. Томас, лениво растянувшийся на кровати, с беспристрастным выражением мудреца наблюдал, как она ходит по комнате, собирая вещи. Похоже, он считал ее полной идиоткой. – Любопытство сгубило кошку, а, Томми? Кот прищурил желтые глаза, вытянул лапы и начал вылизывать себя. Томас прав. Она готовилась совершить необъяснимую глупость. Но остановиться уже не могла. Ведь это было праведное дело. Не так ли? Смыв духи простым хозяйственным мылом, Сидони быстро надела прямо на голое тело шерстяную рубашку и свободные брюки, заплела косу, туго свернула ее на макушке и прикрыла кожаной шляпой с полями. Завернув вещи Девеллина вместе с золотым медальоном в носовой платок, она положила их в маленькую шелковую сумку и бросила сверху деньги, полученные от маркиза. Она не могла оставить себе добытое нечестным путем. Да, грехов у Девеллина множество, но это не те грехи, за которые она наказывает других. Маркиз не выкидывал на улицу ни мисс Ледерли, ни прежних любовниц. Наоборот. И теперь она знала, что молодой человек с миниатюры – это его любимый покойный брат. Сидони почувствовала стыд за свои поспешные выводы. Прикрепив сумку шнурком, она положила в карман визитную карточку взломщика – небольшой серебряный молоток. На всякий случай. Потом опоясалась тонкой прочной веревкой с маленьким абордажным крючком на конце – безделушка, оставшаяся у нее со времен ее мореплавания. Все это она закрыла подолом рубашки. Хотя без подтяжек и ремня брюки немного сползали, в них было безопасней влезать и спускаться. Джулия и Мег уже спали, так что выбраться из дома через конюшни на Грейт-Рассел-сквер не представляло труда. Убедившись, что никто ее не видит, Сидони тенью скользнула через перекресток. Да, ее намерение чрезвычайно опасно. Но ведь опасно все, что делала Черный Ангел. И безрассудно. Если не сказать, что, по всей вероятности, и бесполезно. Тогда почему она продолжает это делать, в сотый раз спрашивала она себя? Не важно, скольким обманутым женщинам она помогла, не важно, сколько распутных аристократов наказала, она все равно не добьется отмщения всем, кто этого заслуживает. Самое ужасное, что ее действия – это лишь тщетная попытка заткнуть пальцем дамбу людских несчастий. Так зачем она продолжает? Когда-то Джулия назвала это роковым желанием и отказалась научить Сидони актерской игре с переодеванием. Но та сумела уговорить ее, и она проявила себя прирожденным имитатором. Кроме того, это было не роковое желание, а… возможность предоставить людям выбор. У нее самой было мало выбора. У ее матери – еще меньше. И виноват в этом ее отец, влиятельный человек, который признавал только собственные желания, брал все, что хотел, и не интересовался последствиями, коими были они с Джорджем, – живыми, дышащими последствиями его необузданного эгоизма. Она не должна об этом думать. Не сейчас. Думать об этом – прямая дорога к промаху. К недооценке себя или противника, когда мельчайшая ошибка может стать решающей. От внимания к мелочам вроде шагов или шепота, своевременного взгляда в правильном направлении зависит успех дела. Как бы напоминая об этом, в темноте что-то пискнуло. Сидони замерла. Нечто почти эфемерное быстро и легко пронеслось по ее ботинку. Просто мышь. Она успокоила дыхание и собралась с мыслями. В конюшнях позади дома темно, ворота, разумеется, заперты. Уцепившись за садовую изгородь, Сидони приподнялась и огляделась. Ни проблеска света. Идти придется ощупью или полагаясь на чутье. Она перекинула ногу через изгородь, секунду балансировала на руках, потом, словно кошка, упала в темноту. Искусно приземлившись на четвереньки, она прислушалась. Тихо, как в могиле. И столь же темно. Задняя сторона дома не освещена, кроме узкой оконной створки под окном кабинета. Вероятно, комната прислуги. Лучше обойти. На противоположной стороне сада она различила силуэт ряда надворных строений, примыкающих к дому. Туалет. Будка. Возможно, сарай для хранения золы. Прижимаясь спиной к стене, она шла к дальнему концу дома, где стоял большой мусорный ящик. Забраться на него, а потом на крышу туалета было проще простого. Сидони с величайшей осторожностью преодолела расстояние до дома и внимательно осмотрела темные окна наверху. По всей вероятности, там комнаты хозяина. Но где может быть спальня Девеллина, справа или слева? В конечном счете, это не важно. Справа поднималась крепкая труба водостока. Она залезет в правое окно и пойдет оттуда дальше. Возможно, ей повезет, и она сразу окажется в комнате Девеллина. Возможно, ей не повезет, и окно окажется запертым. Тогда она просто разобьет молотком стекло, бросит сумку внутрь и сбежит. Тем не менее, Сидони знала, что не остановится на этом. Хотя глаза привыкли к темноте, она едва ли не с четвертой попытки сумела закрепить веревку на трубе и стала медленно подтягиваться вверх. Для Сидони такой подъем был не труднее работы с парусами, что она проделывала неоднократно. Ведь кто-нибудь из экипажа мог заболеть или просто дезертировать, и тогда команда «все наверх» относилась и к ней. У Пьера не было предубеждений, в случае необходимости он радовался любой помощи. Вскоре Сидони привыкла и к мозолям, и к штанам. Слава Богу, окно было глубоким и довольно большим. К тому же им часто пользовались, рама легко и бесшумно скользнула вверх. Перекинув ногу через подоконник, Сидони ощутила смешанный запах табака, лимона и туалетного мыла. А еще земной и теплый мужской запах, который она узнала бы везде. При этой мысли она зацепилась ногой за подоконник, но сохранила равновесие, тихо спрыгнула на пол и огляделась. Похоже, комната небольшая. У противоположной стены высокий шкаф. Рядом что-то вроде сундука. Или это кресло? Нет, слишком большое. Слева неясные очертания кровати с темным пологом, а в изножье – туалетный стол. Подойдя к нему, Сидони подняла рубашку и быстро отвязала сумку. Первым делом она выложила банкноты. Потом развернула носовой платок и начала одну за другой класть на стол вещи Девеллина. Маркиз вдруг проснулся от звука, который не смог определить. Кто-то что-то искал в его комнате. Ханиуэлл? Фентон? Но маркиз не видел свечи. Даже та, при которой он читал, уже догорела. Он поднял голову со спинки кушетки, где случайно задремал, и отложил в сторону газету. Свежий ночной воздух гулял по комнате, хотя окно должно быть закрыто. Тихо скинув босые ноги с кушетки, маркиз наклонился вперед и различил возле кровати неясный силуэт. На туалетном столе звякнул металл. Вор? И, похоже, молодой. Господи, опять? Девеллин бесшумно встал, проклиная белую ночную рубашку, которая выдавала его. А он во мраке с трудом различал хрупкую фигуру, крадущую его вещи. Просто мальчишка! Да он сейчас переломает шельмецу руки, тот it глазом не успеет моргнуть. Без всякого сочувствия Девеллин прыгнул вперед, бросив парня в узкое пространство между кроватью и туалетным столом. Что-то металлическое звякнуло об пол. Как ни странно, мальчишка только охнул, когда маркиз упал на него. Зато в полном молчании стал отбиваться. Яростно молотил его кулаками, брыкался, потом вслепую нанес ему локтем удар по ребрам. Девеллин хрюкнул от боли. – Прекрати, ублюдок! Они катались по ковру в сплетении рук и ног. Девеллин ударил мальчишку головой о спинку кровати, но тот оказался упрямым. Тихо выругавшись, он снова повторил свой прием – локтем в горло. Пока Девеллин ловил ртом воздух, парень старался доползти до окна. И ему это почти удалось. Маркиз лишь в последнюю секунду успел схватить его за лодыжку. – Ей-богу, я отправлю тебя на виселицу! Тем не менее парень не оставлял попытки освободиться, прокладывая себе путь между кроватью и столом. Девеллин тисками сжимал его лодыжку, беспощадно, дюйм за дюймом, оттаскивал назад, а, подтащив, сразу перевернул на спину и придавил ногой к полу. Несколько секунд вор дрался, словно тигр, царапаясь, кусаясь, но сделал роковую ошибку: попытался ударить Девеллина коленом в пах. – Сопливое дерьмо! – взревел маркиз и хотел обхватить его за талию. Мальчишка увернулся, только недостаточно быстро, и Девеллин все же схватил его. Правда, не за талию. У него в руке оказалась теплая округлая грудь. Вор перестал извиваться. Он, вернее, она лежала под телом Девеллина, тяжело дыша. Маркиз открыл рот, чтобы позвать Ханиуэлла с лампой, когда воровка опять выругалась. На этот раз что-то заставило Девеллина замереть. – Слушай, хозяин, – прошептала Руби Блэк. – Отпусти, ну? Ты не про то думаешь. На миг он вообще лишился способности думать. Он не знал, что происходит, однако не имел намерения отпускать ее. Особенно грудь. Наоборот, грубо сжал пальцами. – Ты не про то думаешь, – повторила она. – Дай мне встать, ладно? – Ты лживая, нечистая на руку маленькая стерва, – процедил маркиз. – После всего ты еще смеешь… – Ничего я у тебя не стащила, – прошипела Руби. – Дай встать, и я пойду своей дорогой. Сорвав с нее шляпу, Девеллин провел рукой по ее волосам, как будто мог опровергнуть то, что уже знало его тело. Да, это Руби. Только волосы туго заплетены и свернуты кольцом на голове, как у чопорной гувернантки. Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть их яркий блеск. Но эта мысль усилила его раздражение. Захватив в кулак волосы, он притянул голову Руби к своему лицу. – Отпусти меня. Пожалуйста. – Нет, Руби, на этот раз тебе цопался дьявол мести, помнишь? Она вдруг резко дернулась, пытаясь освободиться. – О нет, дорогая, – прошипел он ей на ухо. – Мы с тобой еще не закончили наше дело. Придавив ее всем своим весом, Девеллин сунул руку ей под ягодицы и приблизил ее бедра к своим. Руби отчаянно сопротивлялась, и весьма безрассудно, поскольку еще больше распалила его. Ему была нужна свеча или любой источник света. Но затем он передумал. Она слишком проворна. Слишком находчива. Он дернул ее за волосы, откинул ей голову и сжал зубами кожу на горле. Руби опять заметалась под ним. Увы, это привело к тому, что свободные штаны спустились еще ниже. Он беспощадно массировал ей грудь рукой, затем стал пощипывать сосок. Он был уверен, что ворсистая шерстяная рубашка надета прямо на голое тело. Ему хотелось большего, и он с нетерпением попытался освободить ее от рубашки. – Не надо, – прошептала Руби. – Отпусти меня. – Нет, я собираюсь получить то, за что заплатил, пылкая маленькая стерва. – Я принесла твои деньги. Там, на столе. Погляди. – Отпустить тебя, чтоб ты снова нырнула в окно? И не надейся. Она вздрогнула и задохнулась, почувствовав, как он сунул руку ей под рубашку. Сосок тут же затвердел, едва на него легла его ладонь. – Тебе это нравится? – спросил маркиз. – Нет. – Лгунья. – Пожалуйста. Умоляю тебя. – Руби, я очень люблю, когда ты умоляешь, – хохотнул он и впился в ее рот. Она сделала выдох, теплое дыхание коснулось его щеки, а затем он почувствовал, что она подняла бедра. Вожделение стало почти нестерпимым, он был уже на грани взрыва. Его рука потянулась к ее штанам, грубо дернула их вниз. Продолжая целовать Руби, он упорно и неуклюже стягивал с нее штаны. Он должен обладать ею. Должен быть внутри. Маркиз подавил опасение, что она этого не хочет. Не важно, что они лежат на полу, между столом и кроватью, он не желает останавливаться и спрашивать. Наконец штаны соскользнули. Он положил руку на ее голый живот и ощутил дрожь теплой кожи, скользя пальцами вниз. Девеллин вдруг остановился. – Боже всемогущий! – с трудом выговорил он. – Под ними у тебя ничего ведь нет. Руби отвернулась. – Я ж не думала, что кто-то будет стаскивать с меня штаны, верно? Однако Девеллин был не в состоянии разговаривать. Он просто задрал ее рубашку, открыв грудь, и начал ласкать ртом твердый сосок. Теплый запах Руби обволакивал его. Он глубоко вдохнул его, втянул в рот сосок и легонько прикусил. Девеллин знал, что его грубая щетина царапает ее нежную кожу, что его зубы скорее безжалостны, чем осторожны, но умерить свой пыл уже не мог. Он боялся промедления. Тогда он, возможно, задумается о том, что делает. Кроме того, и Руби не казалась столь уж нежелающей. Ее бедра поднимались ему навстречу, дыхание стало быстрым, тяжелым. Не отрываясь от ее груди, маркиз провел рукой по ее животу, однако не остановился. Палец скользнул в завитки, потом ниже и погрузился во влажную теплоту. Руби вскрикнула. Она была влажной. Более того, молящей. Горячая упругая глубина затягивала его палец. – О Боже, – простонала она. Уткнувшись ей в шею, Девеллин прикусил кожу за ухом. – Ты хочешь меня. Скажи это, Руби. – Нет. – Скажи мне, что хочешь этого, Руби. В темноте она горько засмеялась. – Мое тело хочет тебя, – прошептала она изменившимся голосом. – Так что продолжай. Сделай это, Девеллин. И на том закончим. – Меня это устраивает. Девеллин больше не мог ждать. Руби коротко, тихо вскрикнула. От его резкого толчка, подумал он. Не от боли. Он начал ритмично двигаться, не задумываясь, нравится ей или нет. Это не имело значения. Он получил наконец то, чего хотел. О чем мечтал. Что не давало ему покоя. Девеллин полностью отдался страсти, позволив Руби все глубже и глубже втягивать его в некое подобие чувственной бездны. – Руби, Руби, Руби… До него вдруг дошло, что это был его хриплый шепот. На секунду в голове у него прояснилось, и он подумал о том, чтобы остановиться. Должно быть, он не закончил толчок, потому что Руби обхватила ногой его талию и потянула вниз. – Не останавливайся… не сейчас… Он почувствовал, как требовательные руки легли на его голые ягодицы, побуждая действовать тверже. Быстрее. Они превратились в животных, сцепившихся друг с другом и стремящихся к облегчению. – Да, – простонала она, поднимая бедра навстречу его мощным ударам. Девеллин закрыл глаза и молился, чтобы никогда больше не потерять ее. Он не выпустит ее из этой комнаты. Никогда в жизни он не получал такого удовольствия от объятий, никогда в жизни не встречал женщину, которая бы настолько подходила ему, как эта. Он двигался со всей мощью, на какую был способен, колени у него саднило от трения о ковер. Пальцы Руби вонзились в его тело. – Не сдерживайся, дорогая. Он поцеловал ее медленно, проникновенно, теперь нежнее, чувствуя на губах ее слезы. Резкие вздохи перешли в крики наслаждения. – Вот так, дорогая, вот так, – шептал он. – Дай себе волю. – Да, вот так, – молила она. – Да… вот так… вот так… Ее крики взывали к нему, побуждая действовать, голос такой необычный и все же такой знакомый. Как эротический сон, который он видел снова и снова. Девеллин вкладывал в свои толчки столько энергии, что дюйм за дюймом тащил с собой ковер. Колени у него горели, словно ободранные. Легкие раздувались, словно кузнечные мехи. Затем он почувствовал, как она содрогнулась под ним, крепко сжав его ногами и руками. Вслед за этим что-то ударило его по голове. И потом ослепляющая боль, казалось, расколола ему череп. Ужасающий треск вернул Сидони к реальности. Девеллин издал последний стон и мертвым грузом замер на ней. – Девеллин? – испуганно позвала она и попыталась спихнуть его. – Девеллин? Господи! Ты жив? Маркиз не шевелился. Она быстро провела рукой над их головами. Спинка кровати. На ощупь нижний край вроде двухдюймовой полоски дуба. Они почти скатились под эту штуковину. Но Девеллин слишком большой. Господи! Неужели они так далеко уехали на ковре? Потом ей вдруг пришла в голову нелепая мысль, что лорд Девеллин может умереть, а она даже не знает его имени. А он даже не знает, кто она. У Сидони ручьем полились слезы. Девеллин весил, словно полутонный обломок скалы, но каким-то чудом ей удалось из-под него выползти. Встав на дрожащие ноги, она натянула штаны и бросилась к окну. Свет. Ей нужен свет. Отблеска газовых фонарей со стороны Бедфорд-плейс, возможно, будет достаточно. Сидони раздвинула тяжелые портьеры, вернулась к маркизу и присела рядом с ним. Теперь понятно. Девеллин со всей силы ударился головой о ребро спинки кровати, став жертвой собственного энтузиазма. Она попыталась нащупать кровь. Нет. Слава Богу! Пульс? Да, сильный и ровный. – Девеллин, громадный бык! – заплакала она, гладя его по голове. – Ты мог убить себя. Когда маркиз испустил низкий, какой-то нечеловеческий стон, она вскочила и беспомощно огляделась. Что теперь? Ждать? Сознаться? Бежать? Но ведь нельзя оставить раненого. Где, черт побери, слуги? Они же наверняка что-нибудь слышали? Нет, его слуги, как она успела заметить, просто малодушные дети. Кроме того, живут двумя этажами ниже. Маркиз опять застонал. Жить будет, подумала Сидони, но ему требуется лед на голову. А возможно, и доктор. Необходимость что-то предпринять окончательно привела ее в чувство. Одернув на маркизе ночную рубашку, она схватила шляпу и огляделась в поисках молотка. Исчез. Что нужно сделать и ей. Она ощупала стену рядом с кроватью и обнаружила шнур звонка. Резко дернула его три раза и направилась к окну. Выбравшись наружу и держась за веревку, она закрыла раму, спустилась фута на два, подождала. Когда на подоконник упал свет лампы, Сидони облегченно вздохнула. Кто-то пришел, значит, о Девеллине позаботятся. Утром маркиз увидит миниатюру, лежащую на его туалетном столе, и, может быть, вспомнит, что произошло ночью… Как? С нежностью? Разочарованием? Сидони даже не знала, что чувствует сама. Но что-то в ее жизни внезапно и неумолимо переменилось… Господи, пора бежать. Медленно, с предельной осторожностью, Сидони бесшумно спустилась на землю. Ей хотелось поскорей оказаться дома. Хотелось побыть наедине со своими мыслями. И очень хотелось, пусть ненадолго, вспомнить, что она чувствовала, лежа в объятиях маркиза Девеллина. Глава 9 Поцелуй Иуды К одиннадцати часам утра лорд Девеллин был уже пьян. Устроившись в кресле возле камина, он медленно потягивал шотландское виски – самое действенное, по его мнению, лекарство от всех недугов, когда без доклада в комнату с некоторой поспешностью вошел Аласдэр Маклахлан. – Что с тобой приключилось? – тут же поинтересовался он, не утруждая себя приветствием. – Ханиуэлл говорит о каком-то несчастном случае. Девеллин пристально разглядывал золотистую жидкость в бокале. – Да… произошел… со мной, – наконец сказал он, выговаривая каждое слово. – Несчастный случай. По имени Руби Блэк. – Руби… Боже, Дев, какая шишка! – Аласдэр осмотрел голову друга. – К тому же красная. – Посмотрел бы ты на мои колени, – пробормотал маркиз. Аласдэр осторожно прикоснулся к шишке. – Болит? – Уже… – Девеллин икнул, – нет. – Что у тебя в бокале, старина? Девеллин засмеялся, но ему стало очень больно. – Как там говорят древние шотландцы твоей бабушки, Аласдэр? Виски не лечит простуду… – Но много приятнее большинства лекарств. – Вот именно. Кивнув, маркиз заметил, что коллекция охотничьих картин на стенах теряет резкость. То ли по причине выпитого им, то ли от контузии, точно он не мог бы утверждать. Аласдэр сел рядом с другом. – Ханиуэлл говорит, ты споткнулся и разбил голову. Это правда? – Не совсем, – засмеялся Девеллин. – Прошлой ночью мне нанесли визит. Черный Ангел. Эта шишка, полагаю, могла быть маленьким любовным ударом. – Дев, у тебя действительно контузия. Ты хочешь сказать, что Ангел позвонила в твою дверь и впорхнула к тебе, чтобы доставить удовольствие? Потом стукнула по голове канделябром и удрала? Что она похитила на этот раз? «Мою душу», – подумал маркиз. – Ничего, Аласдэр. Все происходило в моей спальне. Проснувшись, я увидел женщину, которая стояла у туалетного стола. – Она вломилась в дом? Господи, что за наглая баба! – Мягко сказано. – Девеллин начал быстро трезветь и очень сопротивлялся такому чуду. – И что же ты сделал, когда поймал ее? – Тебе лучше не знать, – ответил маркиз. – Налей мне, пожалуйста. И выпей сам, если для тебя не слишком рано. – Конечно, рано, – сказал Аласдэр, подходя к графину. – Даже для меня. – Значит, твоя голова не болит так, словно тебе раскроили череп, – ответил маркиз. – Иначе ты радовался бы всему, что успокоит боль. – Просто расскажи мне, что случилось, – приказал Аласдэр, наполняя бокал. Девеллин с большой осторожностью снова откинул голову на спинку кресла. – Я не совсем уверен… – сказал он, дожидаясь, пока спальня перестанет кружиться, – но думаю… если честно, я ударился о спинку кровати. – Боже мой, Дев! Что ты делал? – Помнишь трех французских девиц? – О Господи! – простонал Аласдэр. – И она… тебе позволила? – Большой торговли не было. – Господи Иисусе! Пожав плечами, Девеллин взял шелковую сумку, лежащую рядом с пепельницей, и достал оттуда маленький серебряный молоток. – Есть другая вероятность. – Он повертел его в руках, изучая странно вырезанный боек. – Она ударила меня этим. Так считает Фентон. – Ты сказал ему про Черного Ангела? – Не вижу необходимости всех просвещать. Я сказал, что это был вор. Фентон обнаружил на ковре сумку и молоток. Что-то вроде инструмента взломщика. Но я не верю, что меня стукнула она. Во всяком случае, не этим. Аласдэр забрал у него молоток и сунул в шелковую сумку. – Дев, – задумчиво произнес он, – вероятно, мне следует разыскать Сиска? – Не беспокойся. Он теперь не нужен. Руби, все принесла. – У тебя галлюцинации. Ее зовут не Руби. Полагаю, нам лучше позвать доктора, чтобы он взглянул на твою шишку. – Я в твердом уме и памяти, Аласдэр, – сказал маркиз, сунув руку в карман халата. – Утром я проснулся и увидел свои вещи на туалетном столе. – Он ловко открыл медальон с миниатюрным портретом Грега. – Дьявол побери! – воскликнул Аласдэр и вскочил с места. – Тенби должен это узнать. Но маркиз схватил друга за воротник сюртука и заставил сесть. – Ни слова, – грозно приказал он. – Ни писка. Ни шепота, ни ликования. Ни звука, Аласдэр, если тебе дорога твоя жизнь! Тот сбросил его руку. – Попробуй, Дев. Но я знаю, что ты всегда стреляешь, чтобы ранить. – На этот раз я сделаю исключение. – Почему? Какое значение имеет Тенби? – Это личное. – А наш вчерашний обед был тоже личным? – вызывающе осведомился Аласдэр. – Не могу понять, Дев, кем ты больше увлечен, мадам Сен-Годар или Руби Блэк? Даже в пьяном состоянии Девеллина почему-то странно поразило утверждение друга. Ему было невыносимо слышать эти два имени вместе. Сидони – это свет. Руби – тьма. Она видела черную сторону мужчины. Она, словно дикое животное, чующее опасность, сумела почувствовать его жажду и отчаяние. Девеллин надеялся, что теперь, получив наконец эту женщину, он сможет забыть ее раз и навсегда. Но вряд ли забудет, верно? Он знал ответ и уже боялся его. Не физическую боль он пытается заглушить алкоголем. Свое ненасытное желание. Он снова хотел ее. Он может взять Руби Блэк тысячу раз, но что-то темное в ней все равно будет звать его. Аласдэр тихо кашлянул. Маркиз поднял голову и лишь теперь понял, что друг принес конверт. Хороший повод закончить с ним разговор о женщинах. – Что это у тебя, старина? – В общем-то, причина моего столь раннего визита. Я нашел это вчера на своем письменном столе. Девеллин насторожился: – Что же это? – Письмо. Твоей матери, – с некоторым смущением признался Аласдэр. – Моей матери? – Помнишь, у твоего отца был римский динарий? Монета с головой Веспасиана? – Из старой коллекции деда? Его хлам, да? – Ты просто не имеешь обыкновения слушать, Дев. Возможно, это считалось хламом когда-то очень давно. Но уже в то время, когда твой дед путешествовал по Европе, собирая коллекцию, я думаю, он совсем не случайно приобрел несколько прекрасных вещей. И динарий с изображением Веспасиана, к счастью, лучшая из них. – Неужели? – спросил Девеллин. – Известно о существовании всего трех таких монет. – Знаешь, Аласдэр, у меня почему-то возникло ощущение, что впереди поцелуй Иуды. Но ведь мы говорим только о кусочке металла. Аласдэр поморщился. – Уподоблять себя Христу – большая натяжка, Дев. – Натяжка? – Маркиз возмущенно отодвинул бокал. – Ладно, продолжай. Что мать пообещала тебе? Аласдэр опустил голову. – Она собирается открыть дом на Гросвенор-сквер. И дает праздничный бал. – Ну и что? – Ну… в честь семидесятилетия герцога. – Я знаю! – Герцогиня считает, что пришло время избавиться от коллекции монет. – И? – И если я приду на бал, она пообещала дать мне преимущество. – И?.. – все громче понукал Девеллин. – И если я сумею уговорить тебя прийти, ее светлость желает отдать мне Веспасиана. Как знак ее высокой оценки… – …твоей мелкой, корыстной души, – закончил маркиз. – Дев, ты не понимаешь! За эту монету я готов продать свою душу. – И мою тоже, как я понимаю. – Нет, Дев. Кроме того, что нам стоит пойти на бал и всего раз доставить удовольствие друзьям твоей матери? Твой отец что, возьмет нас за уши и выкинет оттуда? Девеллин швырнул бокал с виски в камин. Осколки стекла и золотистые брызги дождем рассыпались внутри. Аласдэр вскочил. – Хорошо, – сказал он, торопливо засовывая письмо в карман. – Полагаю, мне лучше уйти. – Да, – ответил лорд Девеллин. – Полагаю, так будет лучше. Сидони встала поздно и час бродила по комнате, не находя себе места. Она провела лишние полчаса в горячей ванне, чтобы успокоить все больные места. Потом все же занялась подготовкой к урокам и домашними хлопотами, стараясь избежать встречи с Джулией. Она боялась, что о вчерашнем недостойном поведении та может узнать по ее глазам. В одиннадцать она учила мисс Лесли держать себя, вслед за нею приехала мисс Брустер, чтобы подготовиться к своему первому официальному приему. Вконец обессиленная после уроков, она вошла в гостиную и увидела Джулию, которая пила чай. – Дорогая, присоединяйся ко мне, – сказала та, быстро наливая вторую чашку. Выбора не было. К тому же Сидони не могла вечно избегать общения с подругой. Да и слово «идиотка» не отпечатано у нее на лбу, поскольку Джулия вела себя так, как будто ничего дурного не произошло. – Спасибо. Чай мне очень кстати. – Сев на привычное место у окна, Сидони недрогнувшей рукой положила в чашку три ложки сахара. – Извини, я поздно встала. – Замечательный был вечер, правда? «Ты не знаешь и половины», – думала Сидони, размешивая сахар. – Лорд Девеллин оказался более джентльменом, чем я полагала раньше, – продолжала Джулия. – И маркиз явно не догадывается, кто ты. – Нет. И я собираюсь держать это в тайне. – Похвальное намерение. – Подруга отставила чашку и развернула газету. – Посмотри! Завтра в «Хеймаркете» дают «Гамлета». – Ужасно мрачная пьеса. – Я попрошу сходить со мной Генриетту Уилер, – фыркнула Джулия. – Ее брат Эдвард имеет там ложу. – Надеюсь, ты получишь удовольствие. Но Джулия вернулась к прерванному разговору: – Честно говоря, Сидони, я очень сомневаюсь, что тебе удастся обмануть кого-либо с этим Ангелом. Хотя Девеллина ты вполне убедила. Пока да. Но сколько еще она сможет выигрывать это состязание? Она боялась, и страх разоблачения был не главным. К этому страху она привыкла, даже наслаждалась своей охотой. Сейчас ее приводили в замешательство другие чувства, мучительные, причиняющие боль. Сколько еще? Недолго. Ведь кое-что не может скрыть даже лучший в мире имитатор. Рост. Запах. Она уже достаточно знала, чтобы выбрать Девеллина из толпы в совершенно темной комнате. Сидони отставила чашку и закрыла глаза. Боже, что она сделала! Торопливый стук в дверь избавил ее от дальнейшего самобичевания. Девеллин? С бьющимся в горле сердцем она подлетела к окну, но увидела только мисс Хеннеди со служанкой. – Господи, ты подскакиваешь, как бедный Томас, – заметила Джулия, спокойно вставая из-за стола. Вскоре они угощали мисс Хеннеди чаем. Желтая шляпа без полей и платье в сине-желтую полоску очень ей шли. Глаза у девушки сияли. – Я, правда не могу остаться. Извините, что зашла, когда у меня нет урока, я просто хотела сказать… сказать вам… наверное, я кажусь такой дурочкой! – Счастливой дурочкой, – успокоила ее Джулия, подавая тарелку с бисквитом. – Дорогая мисс Хеннеди, расскажите нам свои новости. – Завтра! – выпалила девушка. – Можете поверить? Чарльз все организовал. Но я должна поблагодарить вас, мадам Сен-Годар. Лицо мисс Хеннеди раскраснелось от возбуждения. – Завтра? – повторила Джулия. – Мы сбежим в полночь. Мистер Жиру одолжил нам свою карету, и мы собираемся прямо в Гретна-Грин, где нас обвенчают. Разве это не восхитительно? Сидони почувствовала тревогу. – Значит, Чарльз согласился на предложение мистера Жиру? Вам хватит на жизнь? – Мистер Жиру добрейший человек, – с воодушевлением ответила девушка. – Вы знаете, Чарльз пытался сделать все как положено. Он попросил у отца моей руки. Конечно, папа отказал. Чарльз умолял дать ему время, чтобы показать себя достойным, умолял папу не выдавать меня за этого дегенерата Бодли, но папа тут же уволил его за подобную наглость. – Дорогая, – пробормотала Джулия. – Но все это к лучшему. Чарльз уже три дня как перешел на другую работу. Мистер Жиру говорит, Чарльз просто гений в ведении счетов. И это правда, – гордо прибавила раскрасневшаяся невеста. Джулия улыбнулась, словно кот при виде горшка со сливками. – Клянусь, хотела бы я увидеть лицо вашего папы, когда он узнает, что вы сбежали. – А я хотела бы взглянуть на Бодли, – мрачно заметила Сидони. – Вскоре я не увижу ни того, ни другого, – с некоторой печалью ответила мисс Хеннеди. Но ее лицо тут же просветлело. – Я счастливейшая девушка на свете, мадам Сен-Годар, и все благодаря вам. – Вы очень добры, моя дорогая. Мисс Хеннеди отодвинула чашку. – Мне пора. Я не должна вызвать у папы подозрений. Кроме того, у меня странное предчувствие, что я заболею диспепсией и в полседьмого лягу в постель. Но прежде надо еще закончить сборы. – Она улыбнулась, подмигнула дамам и впервые стала похожа на молодую женщину, собирающуюся замуж. Дамы засмеялись. Сидони позвала ее служанку и проводила мисс Хеннеди до двери. Махнув ей на прощание, Сидони уже повернулась, чтобы войти в дом, но тут из-за угла появилась элегантная карета маркиза. Видимо, Девеллин ждал ее, потому что сразу вышел. Увидев Сидони, он приподнял шляпу, неуверенно улыбнулся и направился к ней. Притворившись, что не заметила его, она быстро закрыла за собой дверь. Все, твердо приказала она себе, пора вернуться к делам. Как только Эми Хеннеди будет на пути в Шотландию, она займется Бодли. Самое время забыть про маркиза Девеллина. Попытка некоей дружбы с ним не только безрассудна. Теперь это в высшей степени опасно. Может, он и негодяй, однако совсем не глуп, как она думала сначала. Она даже готова поспорить с кем угодно, что за всем его самоуничижением и упадочничеством кроется острый, как наточенная бритва, ум. Подготовка к следующему ночному приключению, жертвой которого должен стать маркиз Бодли, заняла у Сидони три дня, ибо свой план она разрабатывала с особой тщательностью. В прошлый раз она сделала недопустимую оплошность, не проверив, действительно ли Девеллина нет дома. Теперь отсутствие полной информации может оказаться роковым. Она выяснила, что маркиз Бодли живет в городском доме на углу Чарльз-стрит рядом с Сент-Джеймс-парком. Что он старше, чем она предполагала, высокий, худой, с темными густыми волосами, жестким ртом и тонким, слегка крючковатым носом. При ходьбе он задирал его под каким-то странным углом, имел старомодную привычку носить при себе очки, зажав их между пальцами. Сидони чуть не стошнило, когда она представила, как эти тонкие птичьи лапки сжимают талию мисс Хеннеди. По словам Джорджа, Бодли выбирал себе партнеров мужского пола, а также девушек значительно моложе, чем его невеста Хеннеди. Он сделал исключение для ее «преклонного» семнадцатилетнего возраста единственно из расчета на выгодный брачный контракт. Поэтому Сидони не чувствовала ни жалости, ни раскаяния от того, что намеревалась сделать с Бодли. Определившись со следующей жертвой Черного Ангела, она каждый вечер после наступления темноты следила за маркизом, изучая места, куда он часто наведывался, и его привычки. Во вторник Бодли отправился в клуб «Уайте», где провел целый вечер. Сидони прекратила наблюдение в два часа ночи, а вернувшись домой, обнаружила, что заходил лорд Девеллин. Поскольку Джулия обедала со старыми друзьями по театру, маркиз оставил только визитную карточку. В среду Бодли вызвал свою карету и поехал на бал на Портленд-плейс, где пробыл до глубокой ночи. Дома Сидони ждала Джулия. Девеллин снова заходил в отсутствие Сидони, якобы для того, чтобы передать Джулии подарок – бутылку выдержанного бордо из собственного подвала, которым так восхищалась миссис Кросби во время их званого обеда. Но Джулию это не обмануло, и она немилосердно поддразнивала Сидони. Та даже слегка позавидовала, что подруга наслаждалась у камина бокалом вина с лордом Девеллином, пока она кралась по мокрым переулкам. В четверг Сидони повезло. Уже поздним вечером Бодли отпустил карету с прислугой, за исключением одного слуги, и двинулся в сторону Сент-Джеймс-парка. Неожиданное везение. Она последовала за ним, стараясь по возможности оставаться в тени. Мужская одежда – сегодня она была мальчиком, разносчиком газет – предохраняла ее от слишком наглых приставаний. Вскоре Бодлижестом приказал слуге остановиться. Они были уже в глубине парка, и Сидони начала тревожиться. Бодли замедлил шаг, проходя мимо компании денди, которые передавали по кругу фляжку и курили тонкие сигары. Затем он повернул к учебному манежу, находившемуся в темной и безлюдной части парка. Сидони решила, что идти туда неблагоразумно. Минут через десять Бодли вернулся, подозвал слугу и отправился прямиком к гостинице «Золотой крест» в конце Стрэнда. Пока Сидони раздумывала, пойти ли за ним, красивый парень в форме второго лейтенанта приветствовал слугу, оставшегося на улице, и тот ему что-то передал. То ли деньги, то ли клочок бумаги. Морской офицер почти с отвращением взглянул на это и вошел в гостиницу. Все стало ясно: назначено свидание, и молодой человек не в восторге от него. Увы, сейчас она бессильна, ему помочь. Растворившись в потоке пешеходов, Сидони незаметно исчезла. Джордж был прав. Бодли действительно покупал себе любовников или чем-то принуждал их к этому. Ну что ж, у нее в шкафу давно висит форма гардемарина, пора ею воспользоваться. Лорд Бодли горько пожалеет о следующей прогулке в парке. Сегодня она возвращалась домой раньше обычного, поэтому незаметно проскользнула через конюшни к задней двери. Не следовало в такой одежде попадаться на глаза слишком разговорчивой Мег. Она хотела дождаться, пока внизу погаснет свет, но увидела в окне силуэт Джулии. Бесшумно поднявшись по черной лестнице, Сидони легонько поцарапалась в окно. Джулия тут же распахнула дверь и втянула ее в комнату. – Тихо! – прошептала она. – Мег еще не легла. Идем, я кое-что тебе покажу. Сидони почти надеялась, что снова приходил Девеллин, но потом мысленно отругала себя за глупость. Она бросила пустой мешок на кровать, сорвала шляпу и тут же направилась к бутылке хереса. После того как она увидела лорда Бодли в деле, ей требовалось подкрепиться. Но едва она протянула компаньонке стакан, та выхватила что-то из кармана и торжествующе подняла над головой. – Что это? – удивилась Сидони, падая в кресло. – Это, моя дорогая, приглашение на одно из важнейших событий сезона. Ежегодный благотворительный бал лорда Уолрейфена! Прости, я узнала печать и только что вскрыла конверт. – Но я не знаю лорда Уолрейфена, – возразила Сидони. – То есть знаю о нем, кто же этого не знает… но почему он приглашает меня на свой бал? – Полагаю, вот это срочное послание имеет отношение к предыдущему, – сказала Джулия, обмахиваясь вторым конвертом. – Миссис Арбакл сообщает, что они приглашены, и она просит, чтобы ты сопровождала мисс Арбакл, которой очень хочется там присутствовать. Арбаклы? Ну конечно. – Да, лорд Уолрейфен патронирует общество «Назарет», – сказала Сидони. – Как и леди Кертон. – Возможно, и что с того? – После музыкального вечера у леди Кертон, я помню, мисс Арбакл говорила, что собирается попросить отца пожертвовать обществу значительную сумму. – Должно быть, сумма огромная, – заметила Джулия. – Ведь этого события с нетерпением дожидаются все такие общества. Ты пойдешь? – Почему бы и нет? – подумав, ответила Сидони. – Прекрасная возможность для мисс Арбакл. Да и лорд Уолрейфен кто-то вроде реформиста. К тому же Джордж считает его хорошим человеком. – Разве он знает лорда? – удивилась Джулия. – Кого только Джордж не знает. Помнишь его поездки в Шотландию и Сомерсет в прошлом году? Это было нечто вроде тайного поручения Уолрейфена. – У твоего брата масса таинственных поручений, не так ли? Он тоже приглашен на бал? – Возможно. Говорят, Уолрейфен довольно либерален в выборе друзей. Но Джордж не пойдет. Лицо у Джулии вытянулось. – Не пойдет? Сидони отставила бокал с вином и зевнула. – Когда этот бал? – Через неделю. Дорогая, мы должны подумать, что ты наденешь. Возможно, я переделаю шелковое, винного цвета платье твоей матери. Или зеленое атласное? У тебя есть к нему подходящие туфли? Да, я уверена. Потом нужно подобрать что-нибудь из драгоценностей Клер. Пока Джулия говорила о чулках, ожерельях и прическе, Сидони думала о своем. Да, она будет сопровождать мисс Арбакл, только пока не готова этим заниматься. Она еще не забыла выражение лица того лейтенанта, и, видимо, оно будет преследовать ее всю ночь. Утром в пятницу маркиз Девеллин удивил себя – и напугал прислугу – тем, что встал в девять и спустился к завтраку. – Завтрак, – объяснил маркиз двум слугам, с изумлением, взиравшим на хозяина, который спускался по лестнице полностью одетым и держался совершенно прямо. – Утренняя трапеза из яиц, бекона и тоста. Полагаю, вы слышали об этом? Первый слуга бросился к кухонной лестнице: – Я скажу повару. Лорд Девеллин сел у окна, выходящего на Бедфорд-плейс. День был солнечным, даже теплым, и раздвинутые портьеры давали возможность любоваться его великолепием. Из дома напротив вышли миссис Кросби и мадам Сен-Годар, совершенно очаровательная в бледно-желтом муслиновом платье, которое превосходно контрастировало с ее черными волосами. – Подойди сюда! – Маркиз повернулся к слуге у двери. – Генри Полк, не так ли? Полк влетел в комнату: – Сэр? Девеллин указал пальцем на улицу. Дамы как раз проходили мимо окна. – Знаешь, куда они направляются в столь ранний час? Кажется, Полка удивил его вопрос. – Понятия не имею, сэр. – Нет? – рявкнул маркиз. – Полагаю, за покупками, сэр, – быстро нашелся Полк. – Дамы любят ходить утром по магазинам. – А та девушка, Мег. Она когда-нибудь упоминает об их i шанах? – Только если я спрошу, милорд. – Так спроси! – приказал Девеллин. – И спрашивай почаще. Ты понял меня? Ему стало надоедать, что он не знает о времяпрепровождении Сидони Сен-Годар, хотя это и не его дело. Выходит, не успев избавиться от безрассудной одержимости Черным Ангелом, он уже переключился на другую. За эту неделю он дважды приходил с визитом в дом № 14 и ни разу не застал Сидони. У него возникло подозрение, что ежедневные визиты тоже будут напрасными. То ли ему оказывают холодный прием, то ли мадам Сен-Годар вдруг стала в этом сезоне очень востребованной женщиной. Дамы уже поворачивали за угол, и Генри Полк громко кашлянул. – Возможно, сэр, для пользы дела мне понадобятся свободные полдня. – Ты что, лицо, ведущее переговоры? – осведомился Девеллин. – Я пытаюсь, милорд, – признался слуга. – Когда Мег свободна полдня? – Во второй половине среды и субботы, милорд. – Хорошо, будь, по-твоему. Но предупреждаю тебя, Полк, я хочу получить кое-что взамен. – Я понял. Вы можете рассчитывать на меня. – Завтра суббота, – ответил маркиз. – Куй железо, пока горячо. Увы, следующие несколько дней солнце больше не показывалось, а три дня, к огорчению Сидони, лил дождь. Никто в такую погоду не отважится идти в парк, а она уже поняла, что Бодли превыше всего ценил собственные удобства. Лорд Девеллин прекратил свои визиты. Чего бы маркиз ни хотел, его это, похоже, теперь не интересует. Сидони пыталась избавиться от некоего разочарования, твердо напомнив себе, что ее цель вообще забыть об этом человеке… и эпизоде на ковре в его спальне. Но по ночам ее неудержимо влекло к окну. Интересно, дома ли он? С другой женщиной? Вспоминаетли о ней, Руби Блэк? В общем, зачастую импульсивная, но отнюдь не глупая Сидони превращалась в жалкую дурочку. Тем временем Джулия, пользуясь скверной погодой, готовила ее туалет для бала у лорда Уолрейфена. После того как Сидони чуть ли не все утро простояла на стуле полуобнаженной, Джулия, наконец, приступила к работе: скалывала, шила, иногда что-то со злостью распарывала. Но Сидони не сомневалась, что на балу она будет, одной из самых нарядных дам. В театре Джулия прошла все ступени, начиная с костюмерши, поэтому, кроме актерского таланта, обладала многими навыками, которые не забыла до сих пор. А еще у нее были собственные идеи. Вроде того, как должен быть скроен лиф платья. – Нет! – запротестовала Сидони во время одной слишком утомительной примерки. – Я должна быть сопровождающей, а не дебютанткой. – Никакая дебютантка не сможет удержать этот лиф, – засмеялась Джулия. – И все сделано с большим вкусом. Не говоря уже о том, что это последний крик моды. В результате спора лиф был поднят на полдюйма. Сидони не хотела сдаваться, но тут в комнату вошла Мег. Лицо угрюмое, глаза опущены. – В чем дело, Мег? – У кухарки насморк перешел в какое-то воспаление, она говорит, – мрачно доложила служанка. – Все из-за сырости, говорит. Она собирается лечь в пост" елъ с горчичными припарками. Она послала сказать, что готовить обед не из чего и нужно идти на рынок. Джулия и Сидони переглянулись. Скорее всего, миссис Таттл опять злоупотребила хересом. Повернувшись к служанке, Джулия издала вздох глубокой озабоченности. – Ты можешь об этом позаботиться? – спросила она Мег. – Да, мэм. – Девушка уныло глядела в пол. Сидони тут же спрыгнула с ненавистного стула. – Я могу это сделать. Утро, в общем-то, прошло, а Мег по средам полдня свободна. Та сразу оживилась. – А твой бальный туалет? – недовольно произнесла Джулия. – Завтра. – Сидони уже выскользнула из платья. – Мег, принеси список и корзинку. Потом заканчивай свои дела и уходи. Я могу приготовить омлет. Великодушное предложение, о котором она вскоре пожалеет. Едва Сидони в легком плаще и с корзинкой на руке спустилась по ступенькам на тротуар, кто-то грубо схватил ее сзади. Она резко повернулась и увидела прищуренные, горящие злобой глаза. – Стойте! Ей-богу, я должен поговорить с вами. Сидони попыталась освободиться: – Мистер Хеннеди! Будьте любезны, уберите свою руку. Но тот еще крепче ухватил ее. – Вы подбили на это мою Эми, – прошипел он. – Вы со своей попустительской французской глупостью! Видите, сколько у меня теперь хлопот из-за вас. – Мистер Хеннеди, прошу меня извинить. – Сидони отступила, но торговец последовал за ней. – Я хочу, чтобы вы убрали руку, сэр. Тогда мы, как разумные люди, сможем поговорить о ваших неприятностях. – Ты признаешь, что знала! – рявкнул он. – Мерзавка, сующаяся не в свое дело! Внезапно большая рука с такой силой ухватила запястье мистера Хеннеди, что оно хрустнуло. – Кажется, – произнес маркиз Девеллин, – леди попросила вас убрать руку, сэр. Теперь вы можете это сделать. Или я это сделаю. Но уже надолго. Хеннеди отпрянул, потирая запястье. – Кто вы такой? – Действительно, – отозвался маркиз. – Давайте скажем, что я просто заботливый сосед. – А вот эта ваша соседка чрезмерно заботится о делах моей семьи, – визгливо закричал мистер Хеннеди. – Она вбила бесстыдные, непокорные мысли в голову моей дочери. Но я уверен, что это не ваше дело. Лорд Девеллин заглянул Сидони в глаза, как будто хотел убедиться, что у нее все в порядке. – Теперь это и мое дело. Ибо вы не джентльмен, сэр, раз пристаете на улице к леди. Хеннеди отпрянул, словно его ударили. Очевидно, для человека, упорно карабкающегося вверх по социальной лестнице, это был худший вид оскорбления. – Ей-богу, я должен вас за это вызвать, сэр. Эта женщина лгунья, склочница, лезущая не в свое дело, и не ваша забота… – Теперь я могу избавить вас от заботы вызывать меня, – ответил Девеллин и, стянув перчатку, без малейшего колебания ударил ею Хеннеди по лицу. Тот схватился за щеку. Потом рука опустилась, и он взглянул на свои пальцы, как будто ожидал увидеть кровь. – Сэр, я должен спросить ваше имя, – с отвращением сказал маркиз. – Томас Хеннеди, – глухо произнес торговец. – А кто вы? – Маркиз Девеллин. – Он слегка поклонился. – Ноте, с кем я встречаюсь на дуэли, именуют меня Дьяволом с Дьюк-стрит. Я известен тем, что стреляю, чтобы ранить. Однако в нашем случае я бы не советовал вам рассчитывать на снисхождение. Очевидно, Хеннеди знал его имя. – Вы сумасшедший! – Так говорят. А теперь назовите вашего секунданта. – Но… но… мой секундант? – Вы приставали на улице к женщине, словесно запятнали ее доброе имя, сэр, – напомнил ему Девеллин. – Вам еще повезло, что я не спустил с вас шкуру прямо здесь и сейчас. – Но у меня есть дело к мадам Сен-Годар! – возопил торговец. – Она подговорила мою дочь бежать из Дома! Тайное бегство. В Гретна-Грин с каким-то ничтожным бухгалтером! Она бы никогда так не поступила, если б кто-то не вбил ей в голову эту глупую мысль. На Девеллина его слова не произвели впечатления. – Имя вашего секунданта или ваше извинение, сэр. – Но моя Эми должна выйти за маркиза Бодли! – взвизгнул Хеннеди. – Ну и ну, – скривился Девеллин. – Не уверен, что за это достаточно извинения. Хеннеди вдруг решил отказаться от перечисления своих потерь. Он закрыл рот и отвесил небрежный поклон в сторону Сидони: – Я говорил необдуманно. Извините, мадам Сен-Годар. Торговец повернулся, однако Девеллин схватил его за локоть и пошел рядом. – Предупреждаю вас, Хеннеди, – тихо, чтобы не услышала Сидони, прошептал он. – Если вы еще раз позволите себе открыто произнести имя этой леди, я убью вас на месте. Вам понятно? Глаза Хеннеди превратились в щелочки. Маркиз криво усмехнулся. – Вы же мне верите, не так ли? Хеннеди быстро кивнул: – Я все про вас знаю. – Тогда до свидания, мистер Хеннеди. Отпустив его локоть, маркиз поклонился и вернулся к Сидони. Она стояла у нижней ступеньки лестницы, вцепившись в железные перила. – Все в порядке? – спросил он. – Благодарю вас. Какой ужасный человек! – Он действительно собирался выдать свою девочку за старика Бодли? – Да. – Господи, а я думал, что только мой отец не любит меня. Значит, вам известно, кто он? Сидони молча кивнула, глядя вслед удаляющемуся торговцу. Хеннеди застал ее врасплох, чуть не погубил ее репутацию. А это ужасно. Несколько его слов в нужные уши, и можно гарантировать, что она лишится будущих учеников и доступа на любой общественный прием, даже самый незначительный. Спасибо маркизу. Теперь Хеннеди не посмеет ничего сделать. Она была уверена. И признательна Девеллину. – Идемте, Сидони. – Он предложил ей руку. – Куда? Он улыбнулся. – Куда вы собирались, когда этот грубый человек наложил на вас руку. Полагаю, это рынок Ковент-Гарден, поскольку вы идете с корзинкой. Да, она надеялась, что там еще можно что-нибудь купить. Но мысль идти за покупками с маркизом Девеллином была просто нелепой. Она с любопытством взглянула на него: – Вы же обычно не ходите в Ковент-Гарден, не так ли? – По крайней мере в дневное время. Сидони лишь покачала головой и приняла его руку. Почти забыв о мистере Хеннеди, они пошли к рынку. Маркиз шагал быстро, но все же иногда с извиняющейся улыбкой замедлял ход. Она улыбалась в ответ. Господи, ей нельзя быть с ним. Это опасно… и волнующе. Не замечая, где они идут, Сидони чуть не сбила с ног мальчишку-разносчика, выскочившего из-за угла. Девеллин притянул ее к себе и остановился. – У вас действительно все в порядке? – Она смущенно опустила глаза. – По-моему, тот ублюдок расстроил вас. Наверное, его все-таки стоит пристрелить. – У меня действительно все в порядке. Идемте. Лорд Девеллин крепко держал ее за руку, пожалуй, немного крепче, чем требовали приличия. Но Сидони была признательна ему за помощь и совершенно забыла свою клятву избегать его. Он вдруг наклонился к ней: – Простите мою подозрительность, дорогая. Вы, правда, содействовали несвоевременному исчезновению мисс Хеннеди? – Что вы имеете в виду, милорд? – Я пока не совсем уверен. Но, когда мы вместе, я начинаю предполагать, что в вас есть скрытые глубины. Сидони на миг замерла. – Если даже я помогла ей… учтите, «если»… то ни капли не жалею. Он собирался выдать дочь за больного жестокого человека лишь затем, чтобы его внуки могли носить титул. Но Эми любит другого, и пусть тот не имеет ни титула, ни богатства, но он хороший человек. – Тогда она может умереть с голоду от любви, дорогая. – Может, это стоит того. Девеллин ответил скептической усмешкой, но потом согласился: – Да, возможно, это лучший выход, чем Бодли. – Скажите, милорд, вы были когда-нибудь влюблены? Не надо так смотреть на меня! Однажды вы сами задавали мне подобный вопрос. – Нет… влюблен… Нечто худшее, возможно. – Какой странный оборот речи. – Это было чертовски странное положение, – буркнул маркиз. Она молчала, надеясь, что он продолжит. – Вы когда-нибудь хотели чего-то настолько, что это почти сводило вас с ума? Разъедало изнутри, заставляло каждую ночь сидеть на краю постели, сжимая голову руками, чувствуя, как; сердце колотится в горле? То, что вы почти имели… чего за тем лишились так внезапно, что оно заставляло вас мучиться от… я не знаю. Разочарования? Неудовлетворенной страсти? Не могу подобрать слова. Сидони покачала головой: – У меня такого не было. – И молите Бога, чтоб никогда не было. – Мы говорим о женщине? – Ведьме, – поправил маркиз. – Колдунье. Удивительной огненноволосой чаровнице. – Боже! И кто она? Девеллин ответил не сразу. – В общем, я не знаю точно. – Как вы можете… – Сидони вдруг умолкла, поняв. – Как я могу не знать? – уточнил маркиз, не заметив ее смущения. – Это другая история. – А та женщина, милорд… Теперь все прошло? – Я… – Голос у него сорвался, в глазах была печаль. – Нет. Должен признаться, что нет, Сидони. Но с той женщиной покончено. Уверяю вас. Итак, она получила ответ, по крайней мере на один из своих вопросов. Если она правильно его поняла, маркиз иногда вспоминает Руби Блэк, хотя это больше похоже на одержимость. Но почему? Ведь Руби Блэк, по его мнению, всего лишь портовая шлюха. Они молча шли по улице, и Сидони с ужасом подумала, какое безрассудство – находиться рядом с ним. Что она станет делать, если он вдруг повернется и посмотрит ей в глаза? Она бросила на него косой взгляд и опять почувствовала тот удивительный жар, который всегда вызывал в ее душе этот невероятный человек. Да, невозможно отрицать физическое великолепие Девеллина, если кто-то предпочитает грубость утонченности, мужественность – изяществу. Лорд Девеллин был настоящим мужчиной, со всеми вытекающими отсюда качествами. К своему удивлению, Сидони уже не думала, что отсутствие изящных манер – это непременно плохо. Возможно, тут сыграло роль его поведение с мистером Хеннеди. Более того, Сидони начинала думать, что маркиз не только умнее, чем она предполагала, но и намного сложнее по характеру. Если познакомиться с ним поближе, можно понять, что Девеллин совсем не так прост, хотя на поверхностный взгляд кажется только распутным бездельником. – Лорд Девеллин… – вдруг начала она. – У меня есть имя, Сидони, – улыбнулся маркиз. – Элерик, если вы пожелаете им воспользоваться. Элерик. Необычное имя. Что-то мелькнуло в глубине памяти, затем исчезло. – До того как мы отправились на рынок, – продолжала она, – вы пошутили, что ваш отец не любит вас. Долгое молчание. – Это была не совсем шутка, – наконец ответил маркиз. – Как я уже говорил, мы не общаемся. – Да, я вспомнила. Не будет ли с моей стороны ужасной развязностью, если я спрошу, почему? Когда они поравнялись с церковью Святого Георгия, маркиз остановился, словно приняв какое-то решение, потом открыл ворота, и Сидони охотно последовала за ним в церковный двор. Вытерев носовым платком каменную скамью, Девеллин пригласил ее сесть, а сам, к удивлению Сидони, начал ходить взад-вперед по зеленой летней траве. – Вы недавно в Лондоне, – сказал он. – Полагаю, год? – Около того. – Значит, теперь я предмет вышедших из употребления сплетен, – горько засмеялся Девеллин. – Мы с отцом разошлись, когда я был молод. Хотя не настолько, чтобы не ведать, что творю. Напротив. В двадцать два года я был весьма опытным. – Весьма опытным? – с сомнением повторила она. – Я помню себя в двадцать два года. – А я нет. Этот год, как и предыдущие три или четыре года, я провел в азартных играх, пьянстве и любовных похождениях. Мы с братом… – Маркиз умолк, пошарил в кармане, достал знакомую миниатюру и легко открыл крышку. – Это мой брат. Его звали Грегори. – Вы… нашли ее. Я рада. – Нашел, да. Я не знаю, кто из нас был хуже, Грег или я. Мы были отъявленными хулиганами. К тому же неразлучными. Хотя мы постоянно стремились перещеголять друг друга, это было просто добродушным соперничеством. – Мой брат намного старше меня, но, думаю, что понимаю вас. Девеллин кисло улыбнулся и покачал головой. – Вряд ли я сам понимал, что случилось той весной. Теперь я предполагаю, что Грег влюбился. Не в опытную женщину, а в девушку, только начавшую выезжать в свет. Я думал, Грег ухаживает за нею, чтобы немного успокоить отца. – Он хотел, чтобы ваш брат остепенился? – Да, отчаянно. Кажется, Грег и сам начал подумывать об этом. К несчастью, кто-то из нашей компании титулованных бездельников поставил десять гиней, что я не сумею заманить девочку в темную библиотеку и поцеловать. – И что же вы? – Я был достаточно самонадеян, чтобы попытаться, – ответил маркиз. – И она, похоже, была не против. Но Грег последовал за нами и ворвался в комнату. Он был в ярости. Обвинил меня в попытке обесчестить девушку и провел свинг. Я ударил в ответ. Мы часто дрались из-за какой-нибудь ерунды. Но в тот раз я свалил его первым же ударом. И Грег раскроил себе череп об угол письменного стола. – Боже, – прошептала Сидони. – Он… умер? – Не сразу. Это произошло во время бала в нашем доме на Гросвенор-сквер. Мои родители перенесли его наверх, где он лежал без сознания… не помню сколько. Несколько дней? Две недели? Господи, я не знаю. Они позвали докторов, хирургов, даже целителей и гадалок. Отец просто обезумел от горя. Они пустили ему кровь. Ставили ему банки. Сделали трепанацию черепа в безнадежной попытке вернуть его к жизни. А потом Грег умер. – О, мне очень жаль, милорд. – Это почти убило моего отца, – с наигранным презрением усмехнулся Девеллин. – Он пребывал в безграничном отчаянии. Ему хотелось, чтоб вместо Грега умер я. Он со всей ясностью давал это понять. Сказал, что будет пародией, когда я займу место Грега в наследовании, поскольку я собственными руками его убил. – Милорд, я уверена, что это неправда. – Он так сказал. И повторял неоднократно. Говорил и другое. Сказал, и был совершенно прав, что только его доброе имя уберегло меня от виселицы. Людей вешают и за меньшее. Иногда я молил Бога, чтобы меня действительно повесили. Маркиз так крепко сжимал золотой медальон, что Сидони опасалась, как бы не лопнула кожа его перчатки. Он даже не заметил, что она пытается разжать его пальцы и вернуть медальон в карман. – Это был несчастный случай, – убеждала она. – Трагический, да, но все-таки просто несчастный случай. – Не знаю, – сказал маркиз, потом осознал, что крепко держит ее за руку. – Идемте отсюда, пока Бог не поразил меня ударом молнии зато, что я стою на освященной земле. У Сидони не хватило духу продолжать расспросы. Лучше бы она вообще не затрагивала эту тему. Она вспомнила ночную встречу с Жан-Клодом в темном переулке. «Маркиз Девеллин убил собственного брата». Сидони тогда не поверила. И сейчас правда не изменила ее мнения об этом человеке. Она чувствовала еще большее удовлетворение оттого, что пошла на риск, чтобы вернуть миниатюру. Когда они свернули с Друри-Лейн, маркиз остановился и доверительно сжал ее руку. – Тут я должен вас покинуть. – Благодарю, что вы проводили меня так далеко. Я понимаю, рынок не может быть для вас приятным времяпрепровождением. – Сидони, это совсем не то, что вы думаете. – Тогда что? Девеллин, что случилось? Он вдруг потянул ее за собой в тень деревьев, прислонился спиной к холодному камню стены и с пугающей настойчивостью заглянул ей в глаза: – Сидони, я не тот человек, который должен сопровождать в общественном месте женщину вроде вас. По крайней мере если вы желаете сохранить репутацию. – Я превыше всего ценю дружбу, милорд. Если мы станем друзьями, меня совершенно не будет волновать чужое мнение по этому поводу. – Друзьями? – Маркиз положил руки ей на плечи. – Надеюсь, мы уже стали друзьями, Сидони. Она вспомнила, как быстро он пришел сегодня ей на помощь. – Да. Конечно. – Я просто не уверен, что этого достаточно, – прошептал он, наклоняясь к ней. Поцелуй стал неизбежным. Когда Девеллин коснулся ее губ, она забыла все свои благие намерения, корзинка соскользнула с ее безвольной руки на булыжник. Этот поцелуй не был ни требовательным, ни исступленным, а бесконечно нежным. Вопрошающим. Молящим. Сидони ответила ему, откинув голову, закрыв глаза и полностью отдавшись в его власть. Более того, крепко прижалась к нему всем телом, побуждая усилить поцелуй. Но вместо этого Девеллин оторвался от ее губ и с явным самообладанием произнес: – Сидони давайте прекратим это! Прямо на улице. Ради Бога, извините меня. Он извиняется. Он хотел ее, да. Но, очевидно, не так, как хотел Руби Блэк. Сейчас не было того пылкого безумия. Сидони почувствовала разочарование. – Девеллин, все в порядке, – прошептала она. – Никого здесь нет. Никто этого не видит. – Я хочу вас, Сидони. Неужели вы этого не видите? Я заслуживаю пощечины за дерзость. Но я хочу вас как… любовник. Это не какой-то показной флирт в обществе, а… нечто другое. Не знаю. Что-то личное, только между нами. – Тайный любовник? – прошептала она. Мысль отнюдь не показалась ей нелепой. К сожалению, она не может отдаться маркизу Девеллину. Закусив губу, Сидони мысленно прокляла тот день, когда сделала эту дурацкую татуировку. Маркиз неправильно истолковал ее колебания и, опустив руки, оглядел переулок. – Неиспорченная женщина, – сказал он. – Не делайте этого. Не растрачивайте себя. Он уже второй раз делал ей такое предупреждение. – Это не было бы растратой, Девеллин. Я сама выбираю себе друзей и, поверьте, делаю хороший выбор. Но быть вашей любовницей? Простите, не могу. – Тщетные надежды? – печально спросил он. Сидони тяжело вздохнула. – Если на что-нибудь большее, чем дружба, то да. – Понимаю. – Маркиз наклонился и поднял ее корзинку. – Нет, вы не понимаете. А я не могу объяснить. – Леди не нужны объяснения для своего отказа, – улыбнулся Девеллин. Но улыбка была натянутой, и оба это знали. – Пойдемте со мной на рынок, – вдруг предложила она. – Мне потребуется ваша помощь. – Вы лгунья, Сидони Сен-Годар, – ответил маркиз. Но корзинку взял и потом следовал за Сидони, как послушный спаниель, пока она выбирала товар. Она же тем временем думала о Руби Блэк, женщине, страсть к которой Девеллин назвал безумием. Хотелось бы ей стать объектом подобной мужской страсти? Но ведь она уже стала. Ведь Руби Блэк – это она! Так почему ее не покидает зависть? Это становится просто смехотворным. Она снова чувствует себя влюбленной школьницей… увлекшейся неисправимым распутником! Отогнав эту мысль, Сидони занялась делом. В это время года рынок изобиловал зеленью и овощами, которые она любила, поэтому медленно шла мимо прилавков, выбирала, бросала лучшее в корзинку. Внезапно она краем глаза увидела единственный оставшийся пучок брокколи, лежавший в мелкой корзине почти рядом с ней. Сидони уже протянула руку, но чьи-то длинные пальцы схватили вожделенный пучок. Она не умела сдаваться. – Боюсь, я уже выбрала это, – непреклонно заявила она и, повернувшись, увидела брата. – Сражен твоей железной решимостью, дорогая. – Кембл окинул взглядом лорда Девеллина и бросил пучок в их корзинку. – Надеюсь, ты представишь меня своему провожатому. Маркизу не понравились ни тон, ни взгляд стройного, безупречно одетого человека, стоявшего напротив. Он был удивительно красив, но явно опасен, как змея, скользящая в освещенной солнцем прозрачной воде. Не молод и не стар, его взгляд надменно – и бесстрашно – изучал Девеллина. – Здравствуй, Джордж, – вымолвила она. – Какой сюрприз! – Я уже понял, – ответил Кембл. – А теперь, дорогая, как насчет представления? Сидони пришла наконец в себя. – Лорд Девеллин, это мой брат Джордж Бу… я имею в виду, Джордж Кембл. Маркизу хотелось бы знать, что означает это «имею в виду», но его интерес был мимолетным. – Рад знакомству, – произнес Кембл, однако взгляд опровергал слова. – Моя дорогая, хочу, чтобы ты сегодня пообедала со мной. В семь. Я пришлю экипаж. – Сегодня не могу. Я обещала Джулии приготовить обед. Джордж Кембл плохо воспринял ее отказ: – Вздор! Эта женщина твоя компаньонка. Роль ее кухарки вряд ли тебе подходит. – Джордж! – с упреком ответила Сидони. – Миссис Таттл больна, Мег ушла. Я не могу оставить ее голодной. – Она подтянула ему и без того безупречно завязанный галстук. – Теперь все в порядке. Увидимся в пятницу, как обычно, Джордж. Тот сдержанно поклонился: – Тогда желаю вам обоим приятного дня. Маркиз с неприязнью глядел ему вслед. Он уже знал, что Сидони увидит брата намного раньше пятницы, хотела она того или нет. – Лук, – сказала она, будто намереваясь отвести его в сторону, противоположную той, куда пошел брат. – Еще нужен лук. И яйца. Девеллин снова взял ее под руку. – Хорошо, дорогая. Стоит ли мне и дальше верить, что вы сами выбираете друзей? – Что вы хотите этим сказать? – Возможно, я не так понял, – натянуто улыбнулся маркиз. – Но мне показалось, что их выбирает для вас брат. Наверное, мне лучше уйти. – Нет. Пожалуйста. – Мне очень жаль, – тихо сказал он. Она лишь кивнула в ответ и пошла дальше. Когда маркиз обернулся, Сидони уже исчезла за углом следующего ряда. Вконец расстроенный, Девеллин уныло побрел назад, мысленно упрекая себя за то, что поставил Сидони в неловкое положение, и, желая Джорджу Кемблу отправиться к дьяволу. Но вместо того чтобы отправиться к дьяволу, Кембл стоял в дальнем конце ряда, почти закрывая проход, и клал в корзину пучки трав. Когда Девеллин проходил мимо, он бросил на него взгляд, дерзко шагнул назад и преградил ему дорогу. – Один момент, приятель, – сказал он. – Не советую вам играть с моей сестрой. Резко остановившись, Девеллин с высоты своего роста сердито взглянул на него. Тем не менее, Кембл не отступил, хотя был ниже маркиза. Наоборот, он упрямо наклонил голову и стал исподлобья смотреть на маркиза. – У вас что, есть какие-то проблемы, Кембл? – наконец спросил Девеллин. – Никаких проблем. – Джордж насмешливо скривил губы. – Пока, во всяком случае. Зато у меня есть множество решений. Держитесь подальше от моей сестры, или я найду какое-нибудь для вас. Девеллин покраснел от ярости. – Кажется, вы угрожаете. – Значит, вы не такой глупец, каким выглядите. Однако я без колебаний пущу вам пулю в голову, если она у вас имеется. – Вы, расфранченный выскочка! – Девеллин схватил его за локоть, но Кембл сбросил его руку. Они уже начали привлекать маленькую толпу, и женщина, торговавшая зеленью, предусмотрительно откатила свою тележку. – Вы понятия не имеете, кто мы, ведь так? И не знаете, что тут происходит. Вы даже больший глупец, чем я ожидал, Девеллин. Второй раз за день маркиз начал стягивать перчатку, но Кембл только засмеялся: – Не утруждайте себя. Я не приму вызов. А теперь уходите. Займитесь карточной игрой или найдите себе шлюху для постели. Что хотите, любое занятие, которое отвлечет вас от моей сестры. Девеллин стоял онемевший, с наполовину стянутой перчаткой. А Джордж Кембл бросил на край тележки несколько монет и спокойно ушел. Глава 10, в которой Илза с Ингой справедливо вознаграждены Заведение мамаши Люси было очень неопрятным борделем, расположенным в очень неопрятном закоулке Сохо. Вино здесь было терпимым, женщины радушными, а сама Люси настолько безобразной, что по сравнению с ней ее девочки казались лебедями. В тот вечер лорд Девеллин согласился пойти туда с Аласдэром и Куином Хьюиттом, чтобы, по их словам, «хорошенько встряхнуться». В конце концов, что у него за причина для отказа? Он свободный, богатый и холостой мужчина. Они пришли в десять, обозрели товар, и спустя четверть часа Куин уже выбрал себе очень энергичную на вид блондинку, которую повел наверх – «развеяться на скорую руку». Но близилась полночь, а Куин все еще не появлялся. – Дев, ты как считаешь, она съела его живьем? – спросил Аласдэр. – Зависит от того, сколько он ей заплатил. Маркиз апатично отхлебнул вина, которое сегодня отнюдь не выглядело терпимым. Его до сих пор волновала перебранка с Джорджем Кемблом. Они сидели, развалясь, на жестких диванах, обитых какой-то причудливой, изобилующей рисунком тканью, и наблюдали за Ингой с Илзой. Близнецы Карлссон развлекали небольшую толпу легкомысленных джентльменов своим знаменитым песенно-танцевальным представлением, состоявшим из множества прыжков, визга и акробатических трюков. Сестры выглядели почти голыми, ибо все, чем их наградил Бог, – проглядывало сквозь разрезы или малозаметные клочки чего-то. Это было дешевое, пошлое, но довольно веселое зрелище. А голые ягодицы Илзы даже мертвого подняли бы из могилы. Илзас Ингой, намеревавшиеся сделать карьеру в театре, были такой редкостью, что мамаша Люси преподносила их как закуску к основному блюду. Или, возможно, как редкостную приманку. Только самые богатые джентльмены могли заплатить непомерную сумму, которую Люси запрашивала за удовольствие общения с близнецами. Она сажала Илзу с Ингой на маленький помост в гостиной как своего рода афи-шуразвлечений, которая привлекала толпу клиентов. А когда клиент, налюбовавшись, доходил до безрассудства, он или платил нужную цену, или брал что-нибудь подешевле. У Люси были и такие. – Знаешь, я сегодня не склонен к дешевизне, – сказал Аласдэр, избегая смотреть на друга. – Возьмем Илзу с Ингой. Претендентов нет, а мы вполне можем себе это позволить. – Хорошо, – согласился маркиз, поднимаясь со своего дивана. – Пойду, заплачу. – И слышать не хочу об этом. Позволь мне, старина. Знающего человека всегда настораживает, если шотландец добровольно предлагает что-то оплатить, но Девеллин сейчас был слишком расстроен, чтобы вспомнить об этом. Аласдэр подошел к мамаше Люси, которая выглядела так, будто забыла утром побриться, и долго болтал с нею. Затем Девеллин оказался в темной душной комнате наверху наедине с Ингой и Илзой. Девеллин был мужчиной, а девочки потрясающе красивыми. Хихикнув, Илза встала за спинкой его стула, голые тяжелые груди коснулись его тела, когда она наклонилась и взяла губами мочку его уха. Черт бы побрал Аласдэра за его благотворительность! Девочки мамаши Люси были такими же поношенными, как вчерашние чулки. Пока Илза развязывала ему галстук, Инга наклонилась вперед и ловко погладила кончиками пальцев его плоть. – Возьми его, Инга, – подзадоривала сестра. – Ты можешь. Внезапно Девеллин представил себе поношенный чулок, посмотрел вниз на то, что делала Инга, и ему стало тошно. Не оттого, что она делала с ним. А оттого, что он платил за свое удовольствие. Ни разу, ни одна женщина не выказывала готовности сделать это лишь потому, что хотела его. Фактически до сегодняшнего дня в Крвент-Гардене он ни разу не подходил к женщине без того, чтобы не держать наготове кошелек. Но Сидони не та женщина, которой предлагают деньги. Инга действовала энергично и напористо. – Это хорошо бодрит, да? – шептала Илза, прижимаясь грудью к его щеке. Увы, это было не очень хорошо. Если что и взбодрилось, так малая часть его тела. Это совсем не то, чего бы он хотел. А желаемого Девеллин получить не мог. Протянув руку, он запустил пальцы в светлые волосы Инги. – Прости, дорогая. На меня это не действует. Впервые в жизни Девеллин осознал, что его тело может хотеть одного, а душа совсем другого. И что его душа, если бы он дал ей волю, победила бы. Всегда. Может, именно потому он так часто и неумеренно пил. Истина дошла до него столь внезапно и отчетливо, что Девеллин уже заправлял рубашку, когда Инга встала, с благодарностью глядя на него. Однако Илза была не столь довольна. Она вышла из-за стула и начала торопливо надевать скудные клочки материи, которые только что сбросила. – Проклятие! – сказала она, явно расстроенная, недостаточное, отчего знание английского стало еще заметнее. – Живей, Инга. Мы идем танцевать. – Никаких больше танцев, – устало ответила сестра. – У меня болят ноги. Теперь я хочу работать только на спине. – О танцах не беспокойтесь, – сказал Девеллин, застегнув последнюю пуговицу. – Я незаметно выйду с заднего хода. А вы обе поскрипите немного пружинами, устройте из этого хорошее выступление, потом заприте дверь и… поспите или делайте что-нибудь еще. – Правда? – недоверчиво спросила Инга. – Да, – сказала Илза. – По мне, спать очень хорошо. – Тогда я этого требую, моя дорогая. – Маркиз бросил Инге дополнительную купюру в десять фунтов. Сестры недоверчиво посмотрели друг на друга, будто не могли поверить неожиданному счастью. Или просто сомневались, в здравом ли он уме. Но в любом случае, когда Девеллин завязал галстук, Илза уже подпрыгивала на кровати, а Инга, сидя в кресле, стонала и кричала: – Да! О! Да, да! Маркиз глядел на них с восхищением. Может быть, Илзу с Ингой действительно ожидало хорошее будущее в театре? Покачав головой, он под аккомпанемент криков экстаза бесшумно выскользнул из комнаты. На следующий день в Лондон вернулся дождь, теперь с густым туманом, пахнувшим угольным дымом и тухлой рыбой. Утром миссис Таттл заставила себя выйти на кухню, чтобы приготовить завтрак, но от ее беспрерывного кашля дребезжали стекла. Уже было ясно, что не шерри уложило бедную женщину в постель, и Сидони чувствовала вину за свои неоправданные подозрения. Из-за сырости на рынок отправили Мег, что заняло у нее вдвое больше времени, поскольку она всегда слонялась у дома Девеллина в надежде, часто вполне оправданной, увидеть Генри Полка, который выйдет, чтобы строить ей глазки. Когда прошел целый час, Сидони хотела уже позвать ее с улицы, но тут дверь внизу хлопнула. Значит, Мег вернулась. Как раз вовремя, чтобы услышать очередной приступ кашля миссис Таттл. Встревоженная Сидони отправилась в гостиную к Джулии. – Ты можешь еще вынести омлет вместо обеда? Джулия оторвалась от шитья. – Таттл, кажется, и правда больна. Я думаю, не послать ли за доктором Кетуэллом? – Пойду, сообщу ему дурные новости, – холодно улыбнулась Сидони. Но кухарка, видимо, слегка оправилась. На середине лестницы, ведущей в кухню, Сидони услышала, как обе служанки с хихиканьем обсуждали последние сплетни. – Генри сказал, один раз они тайком заглянули в кабинет и видели, как этот сэр Аласдэр, его друг, лежал без сознания на диване, – рассказывала Мег. – А сам лорд Девеллин трупом лежал посреди комнаты! В плащах и сапогах! Оба шатались из стороны в сторону, как пьяные матросы, когда их разбудила скрежетом уборщица, чистящая камин. – Ох уж этот лорд Девеллин, – мрачно сказала миссис Таттл. – Он дьявол, я слыхала. – Вы правильно слыхали, мэм, – вполголоса ответила Мег. – Вчера они полночи были в Сохо. А после они забыли бедного Уиттла и пешком отправились домой. Его светлость пел гимны, а сэр Аласдэр колотил тростью по дну пивной бочки. Они были в очень дурном публичном доме. – Следи за своим языком, девушка, – предупредила кухарка. – Так сказал мне Генри. Так или иначе, это называется заведением мамаши Люси. Они давно туда ходят. Один раз они пробыли там целых три дня. Генри сказал, это настоящее логово порока. Кухарка ответила новым приступом кашля, что позволило Сидони быстро спуститься по лестнице. Обе служанки невинно взглянули на нее. – Вы ложитесь в постель, – велела она Таттл, которая чистила картошку и лук. – Я закончу овощи, пока Мег сходит за доктором Кетуэллом. Служанки, было запротестовали, но Сидони оборвала их несвойственным для нее резким тоном: – Вы хотя бы раз можете просто сделать, как я говорю? Обе послушно ретировались, оставив хозяйку с острым ножом перед наполовину очищенной горкой картофеля. Она принялась рубить его неаккуратными толстыми кусками, мысленно называя при этом все лучшие части лорда Девеллина. Значит, прошлой ночью он был у матушки Люси? Три взмаха ножом. А почему она так удивлена? Два взмаха ножом. Разве не такие места должен посещать человек вроде лорда Девеллина? А назвать бордель Люси «настоящим логовом порока» – все равно, что назвать королевский павильон бастионом укромного изящества. По крайней мере лорда Девеллина не слишком огорчил ее отказ. По крайней мере он нашел для себя более приятное занятие на вечер. Она ведь не рассчитывала, что он будет мирно сидеть в одиночестве у камина? Разумеется, нет. Дьявол с Дьюк-стрит обязан поддерживать свою репутацию. Сидони взглянула на стол и обнаружила, что изрубила неповинный лук в мелкую крошку. – Ну? – спросил маркиз, когда вернулся Генри Полк. – Надеюсь, ты не просто так околачивался сорок пять минут возле моей двери? Полагаю, у тебя есть новости? Кофе в чашке давно остыл, но Девеллин так к нему и не притронулся. Полк выглядел смущенным. – Я не совсем уверен, сэр. – Не уверен? Что она тебе сказала, парень? Что ей известно? Девеллин не хотел быть грубым. Но ему не нравилось унизительное положение, когда он вынужден расспрашивать слуг о происходящем в его доме, а тем более в чьем-то другом. Слуги уже и так гадали, отчего их обычно равнодушный ко всему хозяин уделяет столько внимания людям, живущим напротив. – Подозрительное дело, милорд, – ответил Полк. – Кажется, те леди не так уж и много рассказывают Мег. Девеллин чуть не упомянул, что, возможно, хозяйки заметили ее склонность к праздной болтовне. – Как тебя понять? – спросил маркиз, принимаясь за холодный кофе. – Ведь девушка живет в доме, верно? Ей должно быть известно об их приходах и уходах. – Вы правы, сэр. Но когда я попытался узнать, где мадам Сен-Годар была по вечерам на прошлой неделе, Мег, похоже, вообще не знала, что хозяйка уходила из дома. – Как такое может быть? Генри пожал плечами. – Мег слышит, как мадам время от времени приходит и уходит. Своей горничной у мадам нет, хотя миссис Кросби делает ей иногда вечернюю прическу. Обычно мадам все делает сама. Ее комнаты на втором этаже, говорит Мег, и она закрывается там со своим черным истребителем мышей, которого привезла из Франции. Даже разговаривает с ним, сказала Мег. Уж лучше с котом, чем с Мег, подумал маркиз. По крайней мере Сидони благоразумна. Она что-то скрывает и делает это дьявольски хорошо. – А что с ее братом? С этим Джорджем Кемблом? Слуга почесал в голове. – Тут у нас кое-какая путаница, сэр. Мег заявляет, что у мадам, возможно, два или три брата, хотя она никогда еще не видела, чтобы кто-то из них приходил в дом. Маркиз задумался. Сидони говорила, что ее брат попал в дурную, опасную компанию. Определенно в его характере были неприятные черты, никто бы не захотел иметь парня своим врагом. Но до какой степени плох или опасен Джордж Кембл? И брат ли он ей вообще? Сидони француженка, правда, акцент у нее чуть заметен. Человек же, которого Девеллин встретил в Ковент-Гардене, по-английски говорил не просто безупречно, а как джентльмен из высшего общества. – Извините, сэр, – прервал его размышления Полк. – Вы сказали, Кембл ее родной брат? – Нет, конечно, – раздраженно ответил Девеллин. – Но вы никогда раньше не упоминали его имя. Вы говорите, его зовут Кембл? – Да. И что? – Мой брат Бен, он работает в речной полиции, знает одного парня на Стрэнде с таким именем. Очень состоятельный парень, торгует всякими необычными безделушками. Драгоценностями, очень дорогими старыми вещами… как они называются… антикварными. Вроде скульптур из Египта, старинной резьбы, сделанной китайцами, которые умерли тысячу лет назад. – Да ну! Полк энергично кивнул. – Туда ходит много богатых людей. Бен как-то взял меня купить шляпную булавку маме надень рождения, и там был сам премьер-министр. Покупал часы из золоченой бронзы. – Да, полагаю, это может быть тот Кембл. – Но Кембл, о ком я говорю, хорошо известен полиции. Таким Бен знает его, точнее, знает о нем. – Он что, сомнительная личность? Слуга пожал плечами. – Бен много чего знает о нем. Контрабанда, укрывательство краденого. Еще Бен говорит, полицейские инспектора все время заходят к нему, спрашивают насчет определенных вещей, показывают ему некоторые. Кембл иногда помогает им, но тайком, если вы понимаете, о чем я. Порой, говорит Бен, даже не знаешь, верить ему или нет. Маркиз фыркнул. – Похоже, это он. – Не мое дело советовать вам, сэр, – ответил Полк, готовясь именно так и поступить. – Но я бы на вашем месте был осторожен. Бен говорит, у парня есть друзья на самом верху. А также уши среди многих судей в приходах. – Судей? – Мировые судьи, – объяснил Полк. – И люди из министерства тоже. Девеллин отодвинул чашку с кофе. – Значит, не простой владелец магазина, да? – Определенно, сэр. – Ну что ж. Спасибо тебе, Полк, ты свободен. Тот направился к двери, но потом неожиданно вернулся: – Милорд, еще кое-что. – Да? – Вы хотели вроде узнать насчет приглашений для леди. Так вот, Мег говорит, мадам собирается на бал через несколько дней. Очень важное событие, говорит она, потому что миссис Кросби шьет ей бальный наряд. – Как странно, – задумчиво произнес Девеллин. – Кто? Где? Когда? – Она не знает когда, сэр. Но имя слышала, поскольку миссис Кросби очень восторгалась. Это Уолрейфен, сэр. Лорд Уолрейфен. На этот раз Сидони готовилась к ночной вылазке с особой тщательностью. Она закрутила волосы, сколов их на макушке, и надела форму гардемарина: белый жилет, облегающие брюки, элегантный темно-синий китель с золотыми пуговицами и большими обшлагами. Затем с помощью грима резче обозначила черты лица, создала чуть заметный намек на бороду и взяла шляпу. Одевшись с безукоризненным морским блеском, Сидони принялась отрабатывать походку моряка. Во время своих путешествий она достаточно повидала, так что задача была несложной. Томас с кошачьей невозмутимостью следил за приготовлениями хозяйки. – Что ты об этом думаешь, парень? – спросила она, изучая себя в зеркале. Кот выпустил когти и начал драть ковер. – Отличное мнение, – усмехнулась Сидони. Она достала из ящика туалетного стола клинок в ножнах, тщательно спрятала и наклонилась, чтобы, приласкать Томаса, который встал на задние лапы и потерся головой об ее колено. Обычно кот не проявлял таких эмоций, если, разумеется, не хотел есть. Сидони вдруг охватила необъяснимая тревога. Она взяла кота на руки, поцеловала и усадила посреди кровати. – Согрей ее, Томми. Я скоро вернусь. Она еще раз оглядела себя в зеркале. Шляпа могла привести ее к гибели. Бодли встречался с последним любовником в гостинице, а джентльмен при таких обстоятельствах снимет шляпу. Она с большой неохотой распустила волосы и достала ножницы. К счастью, в комнату вошла Джулия и тихо прикрыла за собой дверь. – Мег уже в постели, Таттл приняла настойку опия, прописанную доктором, и спит. – Она вдруг застыла, с ужасом глядя на ножницы. – Господи, Сидони, это же безумие! Та улыбнулась. – Брось, Джулия. Разве я не похожа на моряка? И грим хорош, верно? Но подругу это не обрадовало. Выходки Сидони уже переходят границы разумного, сказала она. Сидони обвинила ее в трусости. Джулия пригрозила рассказать все Джорджу. Пусть только попробует, ответила Сидони. Как всегда, соглашения не добились. – Ладно, хотя бы не губи ради этого свои прекрасные волосы, – гневно сказала Джулия. – Тогда скрой их как-нибудь. Я не обладаю твоим искусством. Джулия с явным облегчением покинула комнату. Вернувшись с одним из своих театральных париков, она снова заколола ее волосы и плотно натянула ей на голову парик. Результат был удивительный. Сидони с благодарностью поцеловала верную подругу и выскользнула в лондонский туман. Она шла на запад, как мог бы идти молодой человек: вскинув подбородок, расправив плечи, независимо глядя по сторонам. Единственными, кто обратил на нее внимание, были две шлюхи, бездельничающие в темноте рядом с гостиницей «Золотой крест». Вспомнив, как Бодли заманил туда юношу, она поежилась и быстро прошла мимо двери. Света уличных фонарей явно не хватало, чтобы рассеять мрак в Сент-Джеймс-парке. Слава Богу, нет дождя, не холодно и еще не начал подниматься туман с реки. Сидони подавила искушение вернуться. Но, с другой стороны, можно умереть от старости, если дожидаться ясной ночи в Лондоне. И скольких молодых людей обманет Бодли, пока она будет ждать? Сидони выбрала тропу, по которой тогда шел старый развратник. Справа, на углу Нью-стрит, виднелась карета без гербов, грум держал лошадей, а кучер, похоже, спал на козлах. Но это не слуги Бодли. Она пошла дальше. Какая-то пара направлялась к реке, оживленно разговаривая: Видимо, слуга и горничная. Сидони подумала о Мег, которая влюбилась в слугу Девеллина. Только бы молодой человек был искренним. Она также надеялась, что Мег попридержит свой язык. Задумавшись, Сидони далеко углубилась в парк, а когда подняла голову, чтобы посмотреть, где находится, чуть не столкнулась с молодым денди и буквально отскочила от него в темноту. – Однако, – заметил он. – Держись, парень! Он хлопнул ее по спине. Вполне мужской жест застал Сидони врасплох, но ей каким-то образом удалось сымитировать голос корабельного гардемарина. – Простите, сэр. Немного задумался, не рассчитал свой шаг. Но денди с нескрываемым интересом смотрел на нее, и она тут же заметила положение носового платка, большой палец за жилетом. – Направляетесь в Адмиралтейство? – спросил он, как бы начиная беседу. Сидони покачала головой: – Нет. То есть да. В том направлении. Еще раз прошу меня извинить. Доброй ночи, сэр. Денди приподнял элегантную шляпу и с сожалением посмотрел ей вслед. Чуть дальше впереди она увидела место, где лорд Бодли оставил слугу. Да, у этого дерева. Вглядываясь в темноту, она различила небольшие группы хорошо одетых джентльменов, которые прогуливались среди деревьев и кустов. Большинство с женщинами определенного сорта, все радостные, смеющиеся. Многие ли из них действительно счастливы? У кого эта радость лишь наигранная, чтобы заработать еду и теплую постель на ночь? Вскоре Сидони вышла к площадке для парадов. В конце Грейт-Джордж-стрит остановился экипаж, и, проходя мимо, она почувствовала в воздухе безошибочный запах. Опиум! В Сент-Джеймс-парке? С наступлением темноты парк становился местом, куда приходят, чтобы найти любой вид порока. Сидони целый час бродила взад-вперед по восточному краю парка, однако не увидела ни Бодли, ни его слуги. Три раза к ней уже направлялись мужчины. Она взглядом останавливала их. Они ее понимали и шли дальше. В конце концов даже эти красивые праздные мужчины начал и расходиться, кто в одиночку или с женщинами, кто парами, унося с собой запах табака и отзвуки смеха. Значит, сегодня Бодли уже не появится. Разочарованно вздохнув, Сидони быстрым шагом направилась к ярко освещенному Стрэнду, но решила обойти его. Она сошла стропы, чтобы случайно не встретиться с Джорджем, если тот выйдет на прогулку, и в то же время чтобы ради безопасности не отходить далеко. Внезапно она услышала сзади хруст гравия и замерла (довольно глупый поступок). Оглянулась. Никого. И все же по спине пробежал холодок. Это просто ее воображение. Пусть она в темноте одна, но рядом, всего в двух минутах ходьбы, оживленная улица. Тем не менее Сидони ощупала карман, проверив, на месте ли нож. Вскоре она снова услышала что-то… или, возможно, почувствовала. А может, просто начала терять самообладание. Преступная жизнь у нее явно пошла неудачно с тех пор, как она встретилась с маркизом Девеллином. Она даже склонялась к мысли, что этот человек наложил своего рода проклятие на нее. Теперь, уже с большей осторожностью, Сидони повернула, чтобы срезать угол и выйти к Уайтхоллу. Не лучшее решение. Правительственные здания вдоль реки давно опустели, до пабов и кофеен Стрэнда еще не так близко. Сидони почувствовала движение раньше, чем он успел схватить ее. Круто развернувшись, она выбросила одну ногу вверх – прием, которому ее научил китайский матрос. Удар пришелся нападавшему в ребра, и он упал навзничь. Обретя равновесие, она снова развернулась на одной ноге. Бандит как раз вскакивал, и носок ее ботинка угодил ему в горло. Все заняло не больше двух секунд. Однако Сидони была в меньшинстве. Второй уже прыгнул на нее сзади и крепко прижал к себе. – Гляди-ка, Бад, кого мы тут поймали. Сдается мне, педераст обучил его паре финтов. – Отвали, гад! Вы оба! – прорычала Сидони, пытаясь сбросить его и подавить страх. Это хулиганы, говорила она себе. В худшем случае карманные воры. Тот, кого звали Бад, уже шел к ней, потирая ребра. Молодой. Небритый. Руки грязные, одежда тоже. – Отвали, да? – ухмыльнулся он. – Смелый разговор для юнги, припертого к стенке. Они вдвоем придавили ее к сырому и холодному камню. – Похоже, мальчонка-то хорошенький, Бад, – сказал второй, заглядывая ей в лицо. – Как думаешь, что там у него в карманах, а? Идет из парка. Небось, пидор выдал ему пару монет за его девчачью задницу? Бад сунул руку в ее карман, к счастью, пустой. Сидони пришлось отвернуться, когда она почувствовала его запах. Кислое дыхание. От немытой кожи несло потом. И оба достаточно пьяны, чтобы это притупило их реакцию. Она двинула его локтем, почти достав. – Я сказал, отвали! – крикнула она. – Ха! – осклабился Бад. – Тебе, кажись, нравится шататься в Сент-Джеймс-парке по ночам, красавчик. Эй, Паг, ты хоть раз имел такого? – Нет, – вдруг испугался тот. – Что скажешь, если мы спустим с него морскую одежку и хорошенько отделаем? – Господи Иисусе! Прямо тут? – А что такого? Мне он нравится. – Ты что, Бад, хочешь, чтоб у тебя потом отмер твой член? Давай стащим, что в его карманах, и свалим. Воспользовавшись их неуверенностью, Сидони резко выбросила локоть назад. Бад со свистом выпустил из легких воздух и согнулся пополам. Она тут же повернулась и ребром ладони ударила в горло его подельника. Бад прыгнул к ней, но Сидони уже отскочила и выхватила нож. – Стоять! Или, клянусь Богом, я убавлю вам обоим паруса. Бад побледнел и опустил руки. Паг держался за горло. Сидони отступила еще на три шага, повернулась, нырнула в темноту и помчалась к Стрэнду. Но те явно не хотели сдаваться. Она слышала позади топот, бросилась, разбрызгивая лужи, в какой-то переулок, но, к несчастью, оказалась наугольной пристани. Кругом тьма. Ни одной живой души. – Сюда, – донесся из переулка голос Бада. – Я видел его. Он тут. Сидони помчалась дальше сквозь лабиринт проходных дворов, потом вдоль реки. Нортумберленд-стрит, лихорадочно соображала она, ведет к Стрэнду. Но сзади неумолимо слышался топот преследователей. Неожиданно из темноты выскочил Паг. – Кошелек! – рявкнул он. – Давай сюда! Блеснуло лезвие. Вскрикнув, Сидони прыгнула к нему и полоснула его по руке своим ножом. Паг охнул, выругался и отстал. Миновав рынок Хангерфорд с пустыми темными прилавками, она свернула за угол. Наконец-то свет уличного фонаря. Нортумберленд. Слава Богу. Только сейчас она почувствовала боль и на бегу ощупала предплечье. Тепло. Мокро. Свет фонаря вдруг поплыл у нее перед глазами, Сидони пошатнулась и выронила нож. Наслаждаясь бокалом портвейна двенадцатилетней выдержки, Джордж Кембл перечитывал свое любимое место из «Века разума», поэтому стук в дверь счел весьма неразумной помехой. Хотя Джордж ложился очень поздно, он все же не одобрял, когда его без предварительной договоренности отрывали от чтения Томаса Пейна и бутылки превосходного вина. Стук в дверь повторился. Морис перестал храпеть и поднял голову со спинки кресла. – У нас опять пьяный, Джордж, – проворчал он. – В переулке. Кембл со вздохом отложил книгу, достал из ящика пистолет, взял подсвечник и спустился по лестнице в заднюю часть магазина. Тем временем стук почти стих и напоминал теперь вялое царапанье. Отодвинув три массивных запора, Кембл поднял над головой подсвечник и открыл дверь. На пороге, держась рукой за плечо, лежал совсем юный морской офицер. – Пожалуйста, – хрипло выдавил он. – Пожалуйста… рана… Кембл многому научился, занимаясь торговлей, поэтому не опустил пистолет, только оставил свечу, чтобы подхватить юношу под руку. Увы, слишком поздно. Тот потерял сознание. А что еще хуже, Кембл заметил кровь. Она запачкала ткань в том месте, за которое держался парень. – Конец моему вечеру. – Джордж вздохнул и громко позвал друга: – Морис! Тебе лучше спуститься. Какой-то полумертвый гардемарин ухитрился выползти из переулка. – Опять? – Морис уже сбегал вниз. Перекинув юношу через плечо, Кембл стал подниматься по лестнице, а Морис шел сзади, держа свечу. – Постой, Джордж, – вдруг сказал он. – Парень теряет свои принадлежности. – Морис успел подхватить его шляпу. – Так-так! Что мы тут имеем? Кембл оглянулся, стараясь не сгибаться под тяжестью ноши. – Не знаю, как мы. Я лично имею больное колено. Шевелись. – Джордж, а ведь парень носит парик, – сообщил Морис, поднимая над головой свечу. – Дьявол побери! – процедил Кембл. – Точнее… он даже не парень. – Дьявол побери! – повторил Кембл. – Нет, еще хуже, – сказал Морис, держа парик двумя пальцами, словно пойманную крысу. – Хуже? Что может быть хуже окровавленного гардемарина на твоем пороге? Морис выпрямился и пожал плечами. – Надеюсь, я ошибся, старина. Но, похоже, этот окровавленный гардемарин – твоя сестра. Пять минут спустя они уложили былого гардемарина в свободной комнате. Морис умчался будить судомойку, а Кембл одним рывком сорвал пуговицы с жилета Сидони, чтобы освободить ее от него. – Господи, не могу тебя понять! Неужели плавание вокруг света и висение на такелаже с ножом в зубах были не достаточно опасными? Теперь понадобилось еще поступить в этот проклятый военно-морской флот? Сестра шевельнулась и застонала. Кембл щелкал ножницами, разрезая по швам жилет. – Я имею в виду, Сид, что мог бы купить тебе другой корабль. Если ты хочешь именно этого. Хочешь? – Ой, перестань. Но Кембл не мог остановиться. Это единственная рана? Поверхностная? Господи, только бы не проникающее ранение, только не это! Швырнув окровавленный кительна пол, он вытаскивал из-под нее испачканный кровью жилет и с удивлением обнаружил, что у него дрожат руки. А его руки никогда еще не дрожали. Кровь, словно густой кларет, просочилась сквозь ее рубашку. Ярко-красная на ослепительно-белом. Кембла охватила паника, чувство, до сих пор ему не известное. Быстро разрезав снизу доверху рукав, он увидел первую рану на предплечье, скверную, зияющую. Шейный платок, которым он перетянул ее, остановил кровотечение. Морис уже принес мелкий таз и снова исчез. Кембл разрезал второй рукав, ничего плохого не увидел, затем вспорол плотную ткань на груди, слишком поздно осознав, что видит ее грудь, стянутую полотняной лентой. Он швырнул обрывки на пол. Возможно, Сидони будет смущена, когда поймет, что он видел ее полуобнаженной. Чертовски плохо. Это ему наказание за панику. Кембл отложил ножницы, взглянул на обнаженный торс сестры, и в глазах у него потемнело. – Господи Боже! О Господи… – Джордж, – чуть слышно прошептала она. – Так… глупо. Да, самое подходящее для этого слово. Кембл закрыл глаза, снова открыл их, но отвратительное пятно все еще было там, черное, как скорпион. Сидони протянула руку, нащупала его пальцы. – Джордж… ведья… не истеку кровью до смерти? – Нет, – мрачно ответил брат. – О нет, моя дорогая. Потому что раньше я сам задушу тебя. Глава 11, в которой начинается расследование Кембл насильно влил ей в рот дозу наркотика, потом собственноручно зашил рану. Как же она вопила, отбивалась, угрожала попортить его интимные части, употребляя выражения, которые леди не должна знать, не говоря уже о том, чтобы пользоваться ими. Но в конце концов наркотик подействовал. Закончив работу, Кембл отрезал маленький остаток шелковой нитки, затем проглотил полпинты бренди. Конечно, Джордж не впервые кого-то зашивал, а сейчас это было намного лучше, нежели веревка палача, чем бы все и кончилось, если б неподходящий человек увидел ее проклятую татуировку. Обтерев ей губкой лицо, он бесцельно шагал по комнате, пока, где-то около полудня, Сидони не зашевелилась. Тогда Кембл уже дал волю ярости, которая не шала границ. – Значит, этот печально известный Черный Ангел – Да? – начал он вечером, когда она сидела с кружкой некрепкого бульона. – Этот святой заступник падших женщин! Робин Гуд в крестовом походе! Черный Ангел! Что, по сути, французское обозначение для проклятой идиотки! – Джордж! – сказала она, когда брат повернулся и направился к ее кровати. – Не ругайся в присутствии дам. – Но ты не дама! Ты умалишенная самоубийца с татуировкой на груди! Сидони возмущенно глядела на него поверх кружки. – Не могу поверить, что ты разрезал мою одежду. – А что, по-твоему, я должен был сделать? Оставить тебя с заражением крови от раны, которую я не заметил? – Сейчас, пожалуй, мне хотелось бы именно этого, – вздохнула она. – Никогда не думала, что ты будешь так страдать. – Ты не думала, что я когда-нибудь узнаю. Поскольку знала, что я с тобой сделаю. – Ну и что бы ты сделал? Ты мне не муж, Джордж. И уж тем более не отец. Ты не можешь удержать меня. Кембл склонился над кроватью и с опасной усмешкой осведомился: – Не могу, дорогая? Тогда испытай меня. Уверяю, ты окажешься в трюме грузового судна, идущего в Бостон, так быстро, что не успеешь сказать излюбленное ругательство пиратов «Дьявол бы меня побрал». Сидони не верила своим ушам. Джордж никогда так холодно не разговаривал с ней. Она уже набрала воздуха, чтобы достойно ответить ему, но вместо этого разразилась слезами. Брат тут же оказался рядом, прижал ее к себе. – Не плачь, Сид! Ради Бога, прости меня. Прости. – Мои швы, Джордж, – рыдала она. Кембл осторожно выпустил ее из объятий. – Сидони, зачем ты этим занимаешься? – Это… это трудно объяснить, – выдавила она сквозь рыдания. – А ты попробуй. Он поднес ей к лицу носовой платок, чтобы сестра, как в детстве, могла высморкаться. И Сидони попыталась рассказать ему все. Как почувствовала усталость от жизни, свою бес полезность. О душевной боли после измены Пьера и его смерти впоследствии. Лондон воскресил в памяти слишком много воспоминаний о матери, она даже стала думать, что возвращение домой, было, ошибкой. Все это, казалось, подталкивало ее к действию. И после одного случая на улице она поняла, что нужно делать. Как-то днем она стояла перед витриной на Бонд-стрит в тщетной надежде, что новая шляпа может изменить ее жизнь или хотя бы утешить ее. Тут из магазина дамских шляп вышел надменный джентльмен, сопровождавший изящную, благовоспитанную леди. К нему бросилась испуганная беременная служанка, но джентльмен просто отодвинул ее с дороги и помог леди сесть в фаэтон. – Неужели вы позволите своему ребенку умереть с голоду? – прошептала служанка. Человек засмеялся и подстегнул великолепную пару лошадей. – Шлюхи! – бросил он, с презрением глядя на нее сверху. – У них столько клиентов, что они даже не могут их различить. Девушка выглядела так, словно ее ударили, а потом зарыдала. Красивая леди оглянулась с выражением жалости и брезгливости. Что-то внутри у Сидони щелкнуло. Душевная опустошенность сменилась праведным негодованием. Она узнала имя джентльмена, и так родился Черный Ангел. Теперь опозоренная служанка имеет четыреста фунтов в трехпроцентных бумагах и коттедж у болот. Неласково оглядев сестру, Кембл принялся ходить по комнате. – Пожалуйста, дорогая, продолжай. Сидони выложила брату остальное, умолчав, разумеется, об участии Жан-Клода. Рассказала о женщинах, которым помогла, о деньгах, которые часто передавала обществу «Назарет», всегда приходя во вдовьем трауре и под |устой вуалью. – Общество «Назарет», – повторил Джордж. – Будь осторожна, моя дорогая. Там добровольно сотрудничают отнюдь не глупые дамы. Сидони вспомнила проницательный взгляд леди Кертон. Да, совсем не глупые. Она закончила свое повествование рассказом о синяках на лице Эми Хеннеди, о том, как следила в парке за маркизом Бодли. – Господи! – воскликнул Джордж, побледнев. Он сел на кровать и взял сестру за руки. – Послушай меня, Сидони. Ты даже не представляешь, насколько опасна твоя беготня в Сент-Джеймс-парке. – Я умею обращаться с людьми вроде Бодли. – Нет, глупая, не умеешь. Этот Бодли – не один из твоих испорченных, праздных аристократов. Он ведет жизнь, о которой ты ничего не знаешь, и молю Бога, чтоб никогда не узнала. Ты не можешь понять законы его мира. Это мир содержательниц публичных домов, сутенеров, мир детской проституции. Они убьют, не моргнув глазом даже ребенка, и спокойно пойдут дальше. Ты не понимаешь всей опасности. – Да? – Сидони подняла брови. – А ты понимаешь? – Не забывай, я с четырнадцати лет живу самостоятельно. – В мире сутенеров и тому подобное? – настойчиво спросила она. – Да, примерно так, – сердито процедил брат. – Тебе незачем было жить самостоятельно, Джордж. Ты мог вернуться домой. К матери, ко мне. Ведь жизнь с нами была бы наверняка лучше твоей прежней? Джордж молчал. И его молчание испугало Сидони, она даже подумала, что непоправимо испортила отношения с братом. – Полагаю, да, – наконец сказал он. – Мне следовало бы вернуться домой, Сид. Но я был молод и горд. Ненавидел отца. Ненавидел его визиты. Его ложь и все, что он сделал нам. Всем нам, включая мать. Господи, ее было так легко уговорить лестью. Она была так управляема. – Так безрассудна, – тихо добавила Сидони. – Да. И это тоже. – Джордж, а ты знал… людей вроде Бодли? – Я научился их сторониться, – мрачно ответил брат. – И, делая это, научился жестокости, единственному способу выжить на улицах, Сид. – Однажды мама сказала, – чуть слышно прошептала она, – что ты продал себя, Джордж. Богатым людям. И еще сказала, что ты сделал это намеренно. Чтобы опозорить своего отца. – Что бы я ни сделал, я делал то, к чему вынуждала меня жизнь, – процедил Кембл. – И, ей-богу, я поменял имя. Взял первое, которое пришло в голову, и на десятилетия перестал быть Жоржем Буше. И я сделал то, чего никогда в жизни не делали ни мать, ни отец. Я всего добился собственным умом, своей настойчивостью, в поте лица своего. – Джордж, – прошептала Сидони, протягивая к нему руку. – Я никогда тебя не стыдилась. Брат, видимо, не слышал ее. – Да, возможно, я был вором и преступником, но я работал, прокладывая себе дорогу в жизни, моя дорогая. Кто-то может сказать, что я был Жигало. А мне плевать. Изящество и вкус я перенял у людей, которые лучше всех одевались в городе. Став владельцем магазина, я разбогател через три года. И все это потому, что никогда не забывал уроков, полученных на улице… от людей вроде Бодли. Нет, Сид, я не буду таким, как отец. Не буду герцогом Гравенелем. Но кем бы я ни был, я добился всего сам. Я не ждал, что мне дарует это моя голубая кровь. И как бы люди ни называли меня за моей спиной, они не посмеют сказать мне это в лицо. – Никто себе этого не позволит, Джордж, – прошептала Сидони, чувствуя подступающие слезы. – Да никто и не захочет. Брат горько засмеялся. – Девеллин хочет, – сказал он. – Я видел это в Ковент-Гардене по его глазам. – Ты сам подстрекал его. – Что бы у тебя ни было с ним, Сид, ты должна это прекратить. Он негодяй, я знаю, но мы не желаем ему зла. – О чем ты говоришь? – вызывающе спросила она. – Какие у меня с ним, по-твоему, дела? Брат пожал плечами. – Какие бы ни были, это безумие. Ты не изменишь этот мир, дорогая. И не переделаешь этих людей. Все бесполезно. Его тон возмутил Сидони. – Как ты смеешь говорить, что моя работа бесполезна! Я помогаю обманутым женщинам. Я знаю. Возможно, я буду это делать, пока меня не повесят. Джордж грубо сжал ее здоровую руку. – Дурочка, тебя действительно повесят. Есть безопасные и лучшие способы помочь угнетенным. А если ты думаешь, что, ограбив несколько эгоистичных аристократов, ты как-то узаконишь наше рождение, то не обманывай себя. Это не возвысит меня и не унизит Девеллина. Не изменит того, что отец сделал с нашей матерью, она не станет более уважаемой. Сидони недоверчиво глядела на брата. – Я никогда об этом не думала! – Нет, думала. Ты пытаешься мстить за грехи отца так же, как и за грехи тех глупых джентльменов, которых унижаешь. Не обманывай себя. – Вздор! Не желаю тебя слушать, Джордж. – Я не буду праздно сидеть, и смотреть, как ты губишь себя, пытаясь мстить за несправедливость, с которой нельзя покончить. Сидони снова захотелось плакать. Голова у нее болела, рука болела, и все в жизни казалось перевернутым вверх дном. Прав ли Джордж? Может, она представляет себе жизнь детской волшебной сказкой, где злодеи получают по заслугам, а добрые потом живут счастливо? – Господи, – наконец сказала она. – Есть ли вообще справедливость, Джордж? Мать не знала ее. Даже не имела надежды. И все из-за отца. Но, отняв у матери надежду, он так и не заплатил за это. – И ты не сможешь заставить его платить, дорогая, – уже более ласково ответил брат. – Возможно, тебе удастся заставить других, иногда. Но только некоторых. И совсем недолго. Это не стоит твоей жизни. – Значит, невинных женщин и дальше будут обманывать, использовать, делать несчастными? И некому за них отомстить? – Пора бы уже повзрослеть, Сид. Наша мать не чувствовала себя несчастной, может, это было только вначале. Она любила возвышенную драму. Любила красивые вещи. А больше всего любила находиться в центре внимания. Вот почему тебя отослали в школу, дорогая, помнишь? Твоя красота и юность оказались слишком резким контрастом. – Возможно, ты прав, – прошептала она, прижимая кончики пальцев к вискам. – Джордж, я ничего уже не понимаю! Брат поцеловал ее в лоб, поднялся с кровати и вышел из комнаты. – Хочу тебе кое-что показать, – сообщил он, вернувшись с газетой. Он развернул ее и указал на маленькую заметку: – Вот почему я хочу, чтобы ты держалась подальше от Девеллина. Он тебя ищет, дорогая. Задает вопросы. Рано или поздно кто-нибудь заговорит. – Там одна Джулия, а она скорее умрет. Сидони взяла газету и прочла заметку: «Если мисс Руби Блэк из Саутворка обратится к господам Брауну и Пеннингтону, Грейсчерч-стрит, и удостоверит свою личность, то, нисколько не пострадав, получит финансовое предложение, которое принесет ей существенную выгоду». – Боже мой! – прошептала она. – Газета сегодняшняя? – Нет, вышла несколько дней назад. Тем не менее, Сид, ты подвергаешься смертельной опасности, даже позволяя Девеллину увидеть тебя на улице. Черный ты Ангел или нет, тебе совершенно незачем ходить с ним по городу. Джордж прав, хотя не открыл ей ничего нового. – Как ты узнал? – с любопытством спросила она. – О чем узнал, дорогая? – Что заметку поместил Девеллин. Имя Руби Блэк наверняка известно в половине лондонских клубов. Видимо, ты слышал его. Может, ее поместил кто-нибудь еще. Джордж покачал головой: – Маловероятно. В конце концов, Браун и Пеннингтон – его поверенные. – Откуда ты знаешь? – Скорее предполагаю. Ведь они с незапамятных времен были адвокатами герцога Гравенеля. Потому-то я и обратил внимание на заметку. Адвокаты отца, Сидони. Одному Богу известно, сколько раз я видел это имя на документах. Та небольшая ежегодная рента, которую получала мать, помнишь? Она как часы приходила через Брауна и Пеннингтона каждый день, начинающий квартал года. – Джордж! – Она схватила брата за руку. – Боже, что ты говоришь? – А ты не знала? Сидони приложила ладонь ко лбу. – Элерик… Его имя… Элерик. А фамилия… Хиллард, верно? Я никогда ведь не спрашивала. Боже, до чего ж я была глупа! – Верно, Хиллард, – спокойно ответил Джордж. – Он стал наследником Гравенеля после смерти брата. – Это был несчастный случай, – запротестовала она. – Просто несчастный случай. Подумать только, мы… родственники! Насколько близкие? Джордж, скажи мне! – Дальние, – сказал он, пожимая плечами. – Троюродный брат, возможно, ребенок кузена. Если отец умирает, не имея сына… – Законного сына, – перебила Сидони. – Любого, – заметил Джордж. – Так или иначе титул все равно передается по родословному дереву так далеко, что потеряешь счет. Теперешний герцог – основательный, честный парень. Абсолютно не похож на нашего отца. И не имеет ничего общего с собственным сыном. – Кузены! – простонала Сидони. – Почему ты не предупредил меня, когда я впервые упомянула о нем, Джордж? – Потому что я не желаю изменять прошлое. И мне отвратительны разговоры о Девеллине, который получил все на свете и проматывает это. Кроме того, я не думал, что это важно. Откуда мне было знать, что ты затеваешь? – Да, конечно. Я понимаю. Но брат настороженно смотрел на нее. – Я ошибся, дорогая? – Ошибся? Насчет чего? – Значит, это важно? Сидони молчала. – Нет, Джордж, – наконец ответила она. – Полагаю, нет. – Хорошо. – Он похлопал ее по руке. – Ты меня встревожила. Теперь поспи. Еще несколько дней отдыха, и ты будешь, здорова, Сид. – Я должна вернуться домой, – сказала она, поставив кружку. – В четверг благотворительный бал Уолрейфена. Я сопровождаю мисс Арбакл. – Ты должна отдохнуть, – твердо произнес брат. – Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя к четвергу. Сидони глядела вслед уходящему брату, однако на пороге Джордж вдруг обернулся. – И вот еще что, милая. Как зовут тех парней, которые тебя ранили? – Паг. Одного звали Паг. А второго он называл Бад. Ты что, знаешь их? Джордж чуть заметно улыбнулся. – К сожалению, не имею чести. Но эту оплошность я быстро исправлю. Глава 12 Когда гремит гром В последнее время характер у маркиза Девеллина заметно изменился. Некоторые из его отличительных черт – праздность, невоздержанность, пристрастие к спиртным напиткам – исчезли. Нервная система у него была почти вымотана страстью, нет, одержимостью двумя разными женщинами, которых он теперь потерял. Сидони куда-то пропала. Находясь дома, он все время наблюдал за ее дверью. На улице он лихорадочно искал глазами Руби Блэк, надеясь увидеть в толпе ее рыжие волосы. Сказав Аласдэру, что она его больше не интересует, он лгал себе. Маркизу стало казаться, будто внутри у него затаился вредный демон, который дергает за ниточки, вынуждая его, как садист-кукловод, совершать поступки, бесспорно, несвойственные прежнему Девеллину. Не иначе как тот самый демон и вытолкнул его своими проклятыми вилами из кареты Аласдэра прямо на красный плюшевый ковер, ведущий в бальный зал лорда Уолрейфена. И вот он стоял там, словно агнец перед закланием, пока громко выкрикивали его имя, чтобы слышала половина света. Все с изумлением повернулись в его сторону, затем, притворившись, что ничего такого они не делали, начали шептаться. Увы, демон и теперь не оставил маркиза в покое, он послал его через весь зал в тот угол, где среди компаньонок и престарелых дам находилась Сидони Сен-Годар. Некоторые могли счесть это дерзостью, но для маркиза это было неким бессознательным движением, тягой к знакомому и приятному. Такой стала для него Сидони. Она тоже с удивлением глядела на него. Девеллин крепко взял ее за локоть. – Танцуем, – сказал он сквозь зубы. Это не было приглашением. Закрыв рот, она передала свой бокал с оршадом кому-то из стоящих рядом, и тогда Девеллин осознал всю жестокость судьбы, преследующей его. Ибо за бокалом повернулась леди Кертон, одна из закадычных подруг его матери. – Господи! Элерик? Маркиз окаменел. Хотя двадцать лет он показывал нос светскому обществу, он все же не осмелился сделать вид, что не замечает Изабель, вдовствующую графиню Кертон, профессиональный образец добродетели. Он слегка поклонился. – Как ваше здоровье? – Достаточно хорошо, чтобы не умереть от потрясения, увидев тебя. – Графиня взглянула на его руку, державшую локоть Сидони. – Мадам Сен-Годар, нужно ли представлять вам этого бездельника? Сидони покраснела. – Я… нет, благодарю вас. Мы уже знакомы. – Не могу поверить, что вы это признаете. – Маркиз потянул ее за собой. – Разве у меня был выбор? – спросила она. – Кстати, Девеллин, если вы намерены разыгрывать гунна Аттилу, то в одном из театральных сундуков Джулии найдется остроконечный шлем. Маркиз пытался найти достойный ответ, но тут услышал музыку. Вальс? Очень хорошо. Он не особенно искусен в более сложных танцах и, слава Богу, ему есть о чем поговорить. – Никогда еще не видела человека, столь не подходящего к месту, – усмехнулась она. – Что вас привело сюда? – Где вы, дьявол побери, были? – возмутился он. Сидони отступила, почти сбившись с шага. – Простите? Я не знала, что должна перед вами отчитываться, милорд. – Вы говорили, что мы с вами друзья, Сидони. А друзья не исчезают без предупреждения на три дня. Если вы меня избегаете, я предпочитаю, чтобы вы прямо сказали об этом. – Девеллин, половина палаты лордов наблюдает, как я вальсирую с вами, – напомнила она. – И чего, по-вашему, я избегаю? Музыка вдруг смолкла. – Проклятие! Уже все кончилось. – Все кончилось, еще, когда мы начали, Девеллин. И большая часть бала тоже. Это был последний танец. Маркиз огляделся. Пары действительно покидали зал, тем не менее он не выпускал руку Сидони, и она нетерпеливо пыталась ее освободить. – Я должна идти, Девеллин. – Нет, пожалуйста, мне надо с вами поговорить. – Я не могу. Я сопровождаю мисс Арбакл. – Только пять минут, – умолял он. – Все направляются за стол. Там она в полной безопасности. – Возможно. Тогда я лишь посмотрю, с кем она сядет. Где вы будете? – Наверху. Жду вас. Мисс Арбакл цеплялась за руку баронета с детским лицом, только что прибывшего из провинции. Оба находились в обществе полудюжины столь же невинных на вид молодых людей и нескольких матрон. Удовлетворенно кивнув, Сидони выскользнула из комнаты. Наверху лорд Девеллин нетерпеливо шагал взад-вперед по коридору, мимо туалетной комнаты дам, которые с ужасом смотрели на него сквозь открытую дверь. Но маркиз их не замечал. Вскоре коридор опустел. – Сюда. Он втащил Сидони в маленькую, плохо освещенную гостиную. Хотя в камине горел огонь, комната была пуста, и он, не говоря ни слова, тут же властно поцеловал ее, Сидони не могла сопротивляться. Искра у нее внутри быстро разгорелась в пламя, но когда Девеллин потянул вверх ее юбки, она заставила себя вспомнить, где находится. И с кем. – Остановитесь, – горестно прошептала она. – Сидони! Я должен? – хрипло спросил маркиз. Она закрыла глаза и откинула голову. Больше всего на свете ей хотелось прекратить сопротивление и отдаться его искусным рукам. Но тогда начнется то, что невозможно будет остановить. – Да. Мы не можем. Он слегка отстранился, глядя ей в глаза. – Я знаю, что не должен вас хотеть, Сидони. Но все равно хочу. Да, с моей стороны это полнейшее безрассудство. От него пострадает ваша репутация. И все же, несмотря на мою прямоту и дурной нрав, я вам небезразличен? Правда, Сидони? Я должен это знать. – Вы знаете, что, правда. Хоть я и не желала бы этого. Так было бы легче. – Говорят, ничто по-настоящему стоящее не дается легко. И теперь я начинаю верить в это. – Потому вы сегодня и приехали, Девеллин? Попытаться меня соблазнить? – Я вообще не должен был приезжать. Завтра мы станем главным предметом разговоров, и ваш брат наверняка попытается убить меня. Но, Сидони, вы нужны мне. – Нужна вам? – недоверчиво повторила она. – Да, нужны. – Он покачал головой и закрыл глаза. – Я не могу объяснить это даже себе. Разрешите мне прийти к вам. Разрешите любить вас. Пожалуйста. Его прикосновение было греховным искушением, его слова – почти убедительными. Сидони начала понимать, чем он заслужил свое прозвище. – Но почему я, Девеллин? Вы можете иметь тысячу других женщин. Он притворно засмеялся. – Сидони, я уже имел тысячу других женщин. – А у меня после мужа не было любовников. Я не знаю, как такое делается. – Тайно, – сказал он, прикасаясь губами к ее виску. – Сегодня, когда вернетесь домой, зажгите свечу в окне гостиной, если все спокойно. Я подойду к вашей двери. Вы меня впустите? – Да, – с трудом вымолвила Сидони. – Но потому, что мы должны поговорить. – Господи Иисусе! Почему женщины всегда хотят поговорить? Я в этом не силен. Позвольте мне лучше показать вам в постели, дорогая, что я чувствую. – Не хотелось бы признавать, насколько вы меня искушаете, Девеллин, – прошептала она. – Теперь вы удовлетворены? – Удовлетворен? – с облегчением повторил маркиз. – Ничто меня не удовлетворяет с тех пор, как я обратил внимание на вас, Сидони. Но я немного успокоился. – Почему? – Два дня назад я думал, что никогда больше вас не увижу, – прошептал он. – При каждом визите я обнаруживал, что вас нет, а миссис Кросби меня избегала. Да, пора быть честной с Девеллином. Насколько она могла себе позволить. – Честно говоря, со мной произошел несчастный случай. Джулия мало, что знала об этом. – Несчастный случай? – насторожился маркиз. – Какого рода? Сидони медлила с ответом. – Как-то вечером я шла одна вдоль реки, когда… – Одна? Ночью? – Джулия отреагировала на это, как и вы. Да, я уже получила урок, благодарю вас. Два разбойника хотели меня ограбить. А я этого не хотела. В пылу спора один из них достал нож. – Боже мой! Вы сильно пострадали? – Все в порядке. Я вышла из положения и добралась до брата почти невредимой. Только с легкой раной. Джордж зашил ее и заставил меня остаться, пока я не поправилась. – Рана? – глухо произнес Девеллин. – Боже мой! Где? Сидони указала на правое плечо. – Сейчас же покажите мне, – приказал маркиз, хватаясь за ее рукав. – Спустите его, Сидони. Я хотел бы увидеть. Немедленно. Отбросив в сторону шарф, Девеллин обнажил ее плечо, рукав платья с глубоким вырезом легко соскользнул вниз, и он увидел повязку. – Я убью того, кто это сделал. Рана глубокая? Сколько швов? Черт возьми, Сидони, это не дело твоего брата – зашивать такие раны! Вдруг случилось бы заражение? Сними повязку. Я должен посмотреть. – В этом нет необходимости, – возразила она. Тут началась борьба за рукав, Сидони тянула вверх, Девеллин – вниз. – Она заживает. Все в порядке. – Не спорьте, черт побери! Дверь комнаты внезапно распахнулась. – Дорогой, это не кабинет Уолрейфена, – прощебетала женщина. – Мы не там повернули, Коул? Застигнутые врасплох окаменели. На пороге стоял высокий красивый джентльмен, глядя прямо на них. Точнее, прямо на спущенный рукав платья Сидони. – Прошу меня извинить. – Он испуганно отвернулся и сказал: – Комната занята, Изабель. Пойдемте куда-нибудь еще. Но дама, то есть леди Кертон, уже проскользнула мимо него. – Мадам Сен-Годар! – воскликнула она, краснея. – О, дорогая! Сидони понимала, какое впечатление производит ее вид на вдовствующую графиню. Маркиз неуклюже старался поднять рукав платья, затем вопросительно посмотрел на Сидони. В глазах огорчение. – Уходите! – четко сказала она. Кивнув, маркиз направился к двери. – Полагаю, не стоит терять время на объяснение, – процедил он в сторону леди Кертон. – Но это совсем не то, что вы думаете. Графиня поджала губы. – Извините. Я должен идти. – Девеллин натянуто поклонился. Высокий джентльмен тоже поспешил выйти. – Изабель, мы просмотрим те бумаги позже, – сказал он, прежде чем закрылась дверь. Леди Кертон взглянула на Сидони и чуть заметно улыбнулась. – Приношу вам свои извинения, мадам, – сказала она, подходя. – У вас действительно все в порядке? – Совершенно, благодарю вас, – невозмутимо ответила Сидони. – Но в защиту лорда Девеллина, миледи, я должна сказать, что он… – Вам не требуется оправдывать его передо мной, дорогая, – прервала ее леди Кертон. – Я знала этого бездельника еще до того, как ему надели штаны. – Я считаю это своим долгом. – Сидони подтянула рукав, пытаясь скрыть повязку. – Недавно я пострадала от несчастного случая. На меня напали разбойники, пытались ограбить. Леди Кертон побледнела. – Какой ужас! – Да. Узнав, что я ранена, Девеллин просто хотел… утешить… Мы с ним соседи. Друзья. Боюсь, маркиз был слишком обеспокоен. – Понимаю. Ваша повязка обеспокоит кого угодно, дорогая. – Заметив, что она мешает Сидони поправить рукав, ее светлость отложила бумаги, которые принесла с собой. – Позвольте вам помочь. У вас под ней швы? – Кажется, около полудюжины. Я была почти без сознания, когда их накладывали. Леди Кертон пригладила рукав на плече. – Теперь все в порядке. Господи, разбойники! Какая у вас увлекательная жизнь. – Увлекательная? – Сидони повернулась к ней лицом. – Я так не думаю. – Но мне дали понять, что вы с мужем плавали по всему свету, – невинно ответила графиня. – А сейчас у вас есть подопечные, ваши частные уроки. Да и все остальное, чем вы занимаетесь. Теперь еще эти разбойники. Со мной же не происходит ничего примечательного. Сидони опасалась, что леди Кертон явно чего-то добивается своими разговорами. – Мне даже в голову не приходило, мэм, считать преподавание особо интересным делом. Леди Кертон взяла ее руку. – На своих вечерах я уже обратила внимание, что у вас пальцы музыканта. Когда вы перелистывали за пианино страницы нот для мисс Арбакл. О, я не слишком надоедлива? – Простите? Сидони даже не успела понять, что происходит, а леди Кертон уже стянула с нее перчатку. – Необычный шрам. Канатный ожог, я полагаю? – Несчастный случай на борту, – кивнула Сидони. – Да, палуба корабля может стать опасным местом. Но бесстрашная девушка может быстро научиться вязать морские узлы, лазить по мачтам, управляться с парусами, делать все, что требуется от матроса. – Порой это необходимо, – улыбнулась Сидони. – Однако в том случае я помогала свертывать парус и проявила небрежность. – Все опасности происходят от небрежности, – сказала леди Кертон, похлопав ее по руке. – Знаете, дорогая, шрам вроде этого я видела только раз в жизни. – Еще один? Графиня не сводила с нее глаз. – Такие шрамы довольно редки, верно? – Я… почему же, я бы сказала, что они весьма обычны. – У мужчин – возможно, – согласилась леди Кертон, наконец, выпустив ее руку. – Но я знаю только одну женщину с подобной отметиной. Поэтому будьте осторожны, дорогая, если не хотите, чтобы ее заметил кто-нибудь еще. Будьте осторожны, когда вы, например, тянетесь через широкий прилавок, чтобы кому-то что-то передать. Деньги по чьей-то просьбе? Короткая перчатка может слегка отвернуться, когда вы опускаете руку. Похолодев, Сидони ухватилась за спинку кресла. Ведь Джордж предупреждал ее насчет посещений общества «Назарет». Будь осторожна, сказал он, там сотрудничают отнюдь не глупые дамы. Но графиня как ни в чем не бывало продолжала болтать о кораблях, балах и скрипках. – Простите? – наконец выдавила Сидони. – Кадриль, дорогая, – с улыбкой повторила леди Кертон. – Я слышу, оркестр заиграл кадриль. Должно быть, ужин заканчивается. Не вернуться ли нам в бальный зал к мисс Арбакл? Дома Сидони тут же зажгла свечу. Она была встревожена туманными намеками леди Кертон и огорчена тем, что не успела рассказать Девеллину то, что узнала от брата. Необходимость лгать начала действовать ей на нервы. Возможно, Девеллин просто засмеется и скажет, что его это не беспокоит. Но Сидони беспокоилась. Она достаточно много скрывала от него. Этого она скрывать не будет. Осторожно раздвинув бархатные портьеры, она поставила свечу на подоконник. Стекло было затуманенным, опять пошел дождь. Свет в доме напротив не горел, но Девеллин где-то рядом, ибо незадолго перед этим она слышала тихий стук в дверь. Она переставила свечу на стол и задернула портьеры. – Боже мой, входите скорее! Она помогла ему снять намокший плащ, стряхнула воду и повесила на стул в гостиной. Маркиз сразу хотел ее поцеловать, но Сидони отстранила его: – Сядьте, пожалуйста. Я должна вам кое-что сказать. – И мне это не понравится, да? Он сердито нахмурился, однако сел и не прерывал ее, пока она повторила ему то, что рассказал Джордж. – Невероятно! – воскликнул маркиз, когда она закончила. – Клер Буше! – Вы знали ее? – Я слышал разговоры о ней, – ответил Девеллин. – Ее отношения с предыдущим герцогом ни для кого не были тайной. Сидони встала и начала ходить по комнате. – Знаю. Но я не была в Англии двенадцать лет. Теперь меня здесь не помнят, а я не собираюсь заявлять о своем родстве с Гравенелем… или о своей матери, если хотите знать правду. – Джордж Буше, – медленно произнес маркиз. – Так вы почти назвали своего брата в Ковент-Гардене. А почему он зовет себя Кемблом? – Джордж совсем юным ушел от родителей. Думаю, он переменил имя, чтобы избежать всякой связи с ними. Он… выбрал себе такой образ жизни, к которому наши родители относились весьма неодобрительно. Вы понимаете, что я имею в виду? Девеллин пожал плечами. – Для меня это мало что значит. Но что это значит для нас? Почему ваш брат так ненавидит меня? – Думаю, мой брат всего лишь человек, – печально ответила Сидони. – Когда-нибудь вы станете носить титул, который по справедливости должен был принадлежать ему. Вы можете понять его затаенную обиду, которую он, видимо, и сам не осознает? – Разумеется. Мне очень жаль, Сидони. Вам с братом досталась невыгодная сделка, но вы оба добились успеха. Мне же досталось больше, чем я заслуживаю, и что усиленно разбазариваю. Мне бы хотелось, чтоб титул перешел к Джорджу, ваш брат оказал бы ему больше чести. Но, увы, это судьба, которую не может изменить никто из нас. – Я знаю. – Сидони взяла его руки в свои, и он успокаивающе сжал ей пальцы. – Не могли бы мы уладить наши семейные неприятности сегодня вечером? – спросил он, медленно притягивая ее к себе. – Подарите мне поцелуй, Сидони. Она знала, что должна избегать его объятий. Знала, что, если подчинится, если окажется в его постели, он узнает правду и возненавидит ее. Почему ей трудно сказать «нет» этому человеку? Она не понимала. Ясно одно: что-то в Девеллине мощно притягивало ее. Они с ним заблудшие души. Такие разные внешне. Но слишком похожие внутренне. Когда он поцеловал ее, нежно и требовательно, Сидони позволила ему делать все, что он хотел. Только поцелуй, в который уже раз говорила она себе. Ложь. Она не хотела ограничиваться поцелуем. Девеллин подхватил ее под ягодицы и крепко прижал к своим бедрам, чувствуя то же самое, что тогда в «Якоре». Член восстал под тканью вечерних брюк. – Господи, я все еще хочу вас, Сидони. Хочу оседлать… нет, черт побери, не так! Сидони, я хочу заняться… – Я знаю, чего вы хотите, – прошептала она, прижавшись губами к его уху. – Правда? Очень хорошо, поскольку я не умею просить это красиво. – Но красота сродни обаянию, верно? Нечто поверхностное. Мимолетное. Иногда… немного скучное. Девеллин снова поцеловал ее, одна рука легла ей на грудь. – Позвольте мне овладеть вами. Позвольте мне почувствовать вас, Сидони. Боже, прошла целая вечность с тех пор, когда я так безумно чего-то хотел. Совсем не вечность, подумала она. Всего несколько дней. И он безумно хотел Руби Блэк. Но Девеллин массировал ей грудь большой теплой ладонью, и она лишь беспомощно прошептала: – Я не могу этого сделать. – Можете, – настаивал он, стягивая платье с правого плеча. Сосок у нее затвердел, и он погладил его большим пальцем, словно редкое сокровище. – Я пытался сопротивляться и не смог. Я должен вами овладеть, Сидони. – Здесь? – Отличное место. Он стянул платье с левого плеча, обнажив грудь. Пора остановиться. Иначе… Но Девеллин уже втянул сосок в рот, и она потеряла голову от желания. Господи, она тоже хотела им овладеть, невзирая на последствия. – Свеча, – с трудом выговорила она. – Погасите свечу. – Погасить? – разочарованно повторил он. Ее руки скользнули по его спине. – Да, пожалуйста. А вы очень против? – Вовсе нет. – Он повернулся, задул свечу, потом уткнулся лицом в ее шею, прошептав: – Тебе холодно. Я разожгу камин. – Нет, – поспешно возразила она. – Ты согреешь меня. Он снова целовал ее, продолжая одной рукой ласкать ее грудь, пока другая умело расстегивала пуговицы, как будто он делал это уже тысячу раз. Может, и делал. Ей следовало бы сказать «нет». Вместо этого она еще крепче прижалась к нему и утонула в долгом поцелуе. Она чувствовала, как платье скользнуло по бедрам до лодыжек. Сидони вдруг поняла, что хочет обладать не только его телом. Но также его сердцем и душой. Она безнадежно влюбилась. К своему полнейшему удивлению. Один раз, повторила она себе. Она только раз отдастся ему, а дальше будь что будет. Снаружи дождь превратился в ливень, ветер сек водой ставни и кирпичные стены. В щель между портьерами Сидони видела струйки, бегущие по стеклам, в которых отражался свет уличных фонарей. Но внутри темной гостиной царило ощущение интимной близости, словно они были двумя любовниками в тайном мире. Они молча раздевали друг друга, слова казались такими ненужными, мешающими естественному ритму. Наконец одежда была сброшена. Девеллин гладил ее тело, словно пытаясь запомнить каждый изгиб. Гладил ее лицо, плечи, бедра, опять взвесил в руках ее груди. Сидони пронзило нечто столь теплое, изысканное, что ноги подкосились от нестерпимого желания. Она протянула руку, чтобы за что-то ухватиться, но Девеллин уже поднял ее изящным, удивительно грациозным движением. – Хочешь, я накрою тебя сюртуком? – нежно спросил он, кладя ее на ковер. – Только собой. Он лег на нее, защищая от ночного холода, и долго целовал, язык исследовал глубины ее рта. Сидони поразила его выдержка. Она изнывала от желания и нетерпеливо подняла бедра. – Ты хочешь, дорогая? – прошептал он. – Чего ты хочешь? – Тебя. Всегда одного тебя, Девеллин. – Элерик, – напомнил он. – Элерик. Пожалуйста, Элерик. Я хочу тебя, сейчас. Он тихо засмеялся. В темноте она почувствовала, как он встает на колени, но запротестовать не успела. Ее ноги оказались на его широких плечах, а сильные руки поддерживали ее бедра. Наклонив голову, Девеллин скользнул языком по самому чувствительному месту. Сидони издала какой-то нечленораздельный звук, все, на что она была способна. – Тебе это нравится, дорогая? – хрипло спросил он. Он продолжал безжалостно ласкать ее. Она хотела продлить удовольствие, насладиться изысканным ощущением. Но язык неумолимо приближался к интимному средоточию, и она вцепилась пальцами в ковер, пытаясь сдержать волны, грозившие накрыть ее. Тщетные усилия. Водоворот ощущений затягивал ее все глубже, заставляя извиваться и всхлипывать от наслаждения. Когда Сидони вернулась на землю, она услышала свой голос, умоляющий Девеллина. Она жаждала тяжести и тепла его тела. – Нетерпеливая женщина. – Он прижал ее бедра к ковру, и его пальцы изучающе скользнули в их влажную глубину. – Как приятно, Сидони. Ты мне льстишь. – Я хочу тебя. Пожалуйста, Элерик, сейчас! Она погладила его возбужденную плоть. Девеллин громко застонал и откинулся назад, чтобы предоставить себя в ее полное распоряжение. И это вдохновило Сидони на более решительные действия. Она с готовностью приподнялась, чтобы глубже принять его, но он заставил ее опустить бедра. – Медленно, дорогая. Ты просто не сознаешь, что делаешь со мной. Иначе я стану для тебя бесполезным, – хрипло сказал он. Она покорно откинулась на ковер. Медленно, дюйм за дюймом, войдя в нее до конца, он начал двигаться по-настоящему, грубо и мощно. Где-то вдалеке по небу прокатился раскат грома, проливной дождь усилился. Двое любовников, скрытые от всего мира. Защищенные ночью. Ритм Девеллина был идеальным. Вскоре хриплый крик вырвался в темноту: – Сидони! Дорогая! Она почувствовала, как напряглось его тело, по нему прошла судорога. Опять прогремел гром, на этот раз ближе и громче. Девеллин сделал последний толчок, и Сидони забыла обо всем. Остались только свет и радость. А потом ее поглотил водоворот наслаждения. Она почти очнулась, когда Девеллин подсунул ей под голову диванную подушку и снова обнял ее. Она прильнула к каменной твердости его груди, блаженно равнодушная к грозе, и опять уплыла в небытие. Девеллин не мог спать. Ярость грозы за окном не шла ни в какое сравнение с бурей в его уме и сердце. Его сердце. До сих пор он сомневался, что оно у него есть. Боже правый, он влюблен. Его ненасытная потребность в ней была реальностью. И он лишь отчасти насытил ее. Он снова хотел Сидони всем телом и душой. Но его тело нуждалось в отдыхе. Молния расколола небо, осветив на миг комнату и ее лицо. Девеллин и без света помнил каждую черту. Изящный нос. Прекрасные широко распахнутые глаза. Черные дуги бровей, которые подчеркивали красоту глаз. Как странно, что Сидони наполовину англичанка, – она выглядела чистокровной француженкой. Почему он не догадался? Ему столько хотелось узнать о ней. О многом спросить. Удивительно. Он знал стольких женщин в плотском смысле, но его любопытство ни разу не заходило так далеко. Снова прогремел гром. Который час? Скоро могут подняться слуги. Наверное, следует разбудить ее и уйти? Сидони опять пригласит его к себе в постель, и этого недолго ждать, как он надеялся. Он вполне угодил ей. Да и сам получил большое удовольствие. Что тоже приводило его в замешательство. Девеллин нехотя выпустил ее из объятий и в случайном проблеске света увидел, что она лежит на правом боку, отвернув лицо к подушке. Может, побыть еще немного? Покопавшись в куче одежды, маркиз достал карманные часы, подошел к окну и чуть отодвинул портьеру. Но ветер задул половину уличных фонарей, поэтому он не смог различить циферблат. Он с раздражением отвернулся, и тут, прежде чем загрохотал гром, сверкнула молния: один, два, три раза. Девеллин глядел на ее прекрасное тело цвета слоновой кости. На восхитительную грудь… Боже! Полностью раздвинув портьеры, он вернулся к Сидони, встал на колени и долго смотрел на маленькое пятно, которое осветила молния. Он понимал, что вцепился в ковер, но пальцы этого не чувствовали. Девеллин вытер со лба холодный пот. Боже всемогущий! Судьба не может поступить так жестоко. Даже с ним. Какой-то нечеловеческий звук рвался наружу, что-то удушающее, словно долго сдерживаемое рыдание. Ему хотелось завыть от боли. Хотелось встряхнуть Сидони, потребовать ответа. Горло сдавило, к глазам подступили слезы. Это не просто обман. Это предательство. Вряд ли он сумеет пережить еще одно. Потеряв самообладание, Девеллин схватил ее за горло. Во мраке она выглядела такой нежной, такой беззащитной, но сейчас он страстно хотел задушить ее. Должно быть, Сидони почувствовала его напрягшиеся пальцы. Она в страхе проснулась и замерла. – Девеллин? Он грубо встряхнул ее: – Поднимайся, дьявол бы тебя побрал! Кто ты? Говори! Сидони попыталась отстраниться: – Пусти! Ты делаешь мне больно. – Лживая дрянь! Как ты могла так поступить? – Девеллин, прекрати, – сказала она, вставая на колени. Но он заставил ее сесть. – Я видел это, Сидони. Я знаю, кто ты. – Что видел? Он снова встряхнул ее: – Не притворяйся! О, ты такое совершенство, мадам Сен-Годар! Ты всех одурачила, верно? – Это не то, что ты думаешь, – прошептала она, пытаясь вырваться. – Совсем не то. – Я уже слышал это раньше, не так ли? – рявкнул он, безжалостно сжав ее руку. – Что ты затеяла, Сидони? В чем твоя игра? Сидони тихо всхлипнула. – Убирайся, Девеллин. Я не просила тебя приходить сюда. И ничего я не затевала, если не считать, что из-за тебя я словно сошла с ума и веду себя как безумная. Он вдруг отпустил ее, и она упала на ковер. Во мраке он видел, как Сидони потянулась за рубашкой, чтобы прикрыть наготу. – Черный Ангел! – с отвращением процедил он, поднимаясь. – Ты действительно вздумала одурачить меня, не так ли? Но второй раз не получилось, хитрая маленькая ведьма! – Ничего я не думала. И не затевала. Девеллин горько засмеялся. – Люди вроде тебя всегда что-нибудь затевают, Сидони. Вечно прячутся, всегда ищут, кого ограбить. Ты думала, стоит тебе раздвинуть ноги, как я уже слеп и глух? А затем подсыпать мне что-нибудь? Что тебе нужно в этот раз? Еще денег? Или просто развлечений? Сидони прикрыла рот ладонью, заглушая рыдания. – Я вернула твои деньги, Элерик. Я все тебе отдала. Я отдала тебе свое сердце. Чтобы сдержать подступившие слезы, Девеллин яростно заправил рубашку в брюки и начал искать жилет. – Грязная ложь и крокодиловы слезы, – процедил он сквозь зубы. – Оставь сценическое искусство, Сидони. Ты предала меня. – Что ты имеешь в виду? Куда ты собрался? – Пойду домой, напьюсь. И буду пить долго. Так что держись от меня подальше, или я не отвечаю за свои действия, ты слышишь меня? – Ты… собираешься в полицию? Девеллин подхватил сюртук и фыркнул ей в лицо. – К чему пустые хлопоты? Для меня ты уже мертва, Сидони. Настолько мертва, как если бы я собственными руками вырвал твое вероломное сердце. И он захлопнул за собой дверь. Он слышал ее рыдания. Ему плевать, если слуги услышат их. Он шагал по темному коридору и так хлопнул напоследок дверью, что задребезжали стекла. Девеллин стоял под дождем на ступенях лестницы и глядел на окно, в котором всего несколько часов назад горела свеча. Вспомнил, как ждал, как молился, чтобы она зажгла свечу. Вспомнил надежды, которые вселил в него мерцающий огонек. Все напрасно. Ему больше не на что надеяться. Он видел это. Черный Ангел. Хуже того, давно знал. Разве он не чувствовал – с самого начала, – что она напоминает ему Руби Блэк? Разве не удивлялся, что так страстно хочет двух женщин одновременно? Двух столь разных женщин? Да, они были совсем не похожи. Но в глубине души он знал. Даже, несмотря на то, что знание сердцем его разум отвергал как невозможное. Вчера он вел себя позорно, открыто уделял Сидони нежелательное внимание, позволил, чтобы их застали врасплох. Он был очень удручен. Но ведь он думал, что скомпрометировал леди, к тому же леди, которую он любил. С которой надеялся связать жизнь, свое будущее. Но она не леди. И не было у него будущего. Ему следовало бы помнить об этом. Но как-то получилось, что он поддался ее чарам и позволил дважды обмануть его. Девеллин прижал ладонь к стеклу окна, за которым горела свеча. Холодное. Как смерть. Опять подступили слезы. Он заставил себя отойти от двери и наконец дал слезам пролиться. Он стоял посреди улицы, пока не промок насквозь. Думал о Сидони. О том, что на этот раз боль потери может окончательно погубить его. Во второй половине следующего дня Аласдэр заехал к другу, с которым расстался, войдя в городской дом Уолрейфена, и с тех пор они не виделись. Ханиуэлл провел его в кабинет хозяина. Аласдэр сразу почувствовал неладное, однако спокойно ходил по комнате, пока Ханиуэлл не поставил на стол поднос с кофе и не вышел. – Все в порядке, старина? У тебя вид, словно ты беспробудно пьянствовал три дня подряд. – Я бы не возражал, – ответил Девеллин. – Только, признаться, не мог сделать даже глотка шерри. – Дев, ты не заболел? Маркиз рассеянно взглянул на друга и прошептал: – Случилось нечто ужасное, Аласдэр. Если, конечно, я не сошел с ума. А я начинаю подозревать, что так оно и есть. – По-моему, ты выглядишь как обычно, старина. Если не считать бледности. Таким бледным ты не был, даже когда Портерфилд ранил тебя в плечо за то, что ты переспал с его женой. Девеллин показал на кресло: – Ради Бога, сядь. Аласдэр сел. – Теперь рассказывай. – Только при условии, что ты будешь нем. Дай честное слово, нет, поклянись, что не скажешь никому ни слова. – Раз ты просишь, Дев, пожалуйста. Я буду нем. Маркиз долго смотрел невидящим взглядом в глубину комнаты. – Я нашел свое возмездие, Аласдэр, – наконец сказал он. – Я нашел свою Руби Блэк. – Нашел? Хорошие новости, не так ли? Правда, я не знал, что ты продолжаешь искать ее. – Тем не менее я нашел ее. Случайно. Руби Блэк – это Сидони. – Ты хочешь сказать, что мадам Сен-Годар и… эта шлюха из «Якоря»… – Да. – Чушь, Дев! Как ты мог даже вообразить такое? – Я знаю, Аласдэр. Я видел доказательство. Тот поднял брови. – Даже в пьяном состоянии ты не отличаешься богатым воображением, Дев. Но сейчас ты выглядишь ужасно трезвым. – Ужасно, да. И боюсь того, что могу еще узнать. – Думаю, ты был введен в заблуждение, старина. Мадам Сен-Годар весьма утонченная леди. Ты совершенно уверен? Проклятие, уверен ли? Да. Хоть было почти темно, он видел это. Потому в безумной ярости и покинул ее. Господи, каким же он был идиотом на балу Уолрейфена. А затем намеревался поступить еще глупее. Даже пытался разыскать мать, которой, слава Богу, не оказалось дома. Причем он был совершенно трезв. Девеллин уронил голову на руки. – Боже, Аласдэр, я не знаю. Нет. Я уверен. Хотя она и не отрицает, и не признает это. Она сведет меня с ума. – Ну, если это одна и та же женщина, – сердито произнес Аласдэр, – тогда объяснимы некоторые странности. К примеру, одни готовы поклясться, что Черный Ангел француженка, другие – что итальянка. И почему Сидони так часто уходит из дома. – Но как такое может быть? Полк все время наблюдает за ее дверью и ни разу не видел, чтобы она выходила из дома, переодевшись шлюхой, служанкой или кем-нибудь еще. – Она слишком умна для этого, – возразил друг. – Возможно, она выходит через заднюю дверь, через окно. Черный Ангел, как нам известно, умеет взбираться по стене, а Сидони много времени провела в открытом море, где можно научиться еще и не такому. Конечно, татуировку довольно трудно сделать в Лондоне, а на каком-либо из тропических островов… – Пожав плечами, Аласдэр умолк, словно давая время Девеллину свыкнуться с этой мыслью. – Боже, мне следовало задушить ее, когда была такая возможность, – процедил маркиз, стукнув кулаком по ручке кресла. – Но еще не поздно. – Успокойся, Дев. К чему столько неистовства? Если мы даже правы, какие у тебя счеты с Черным Ангелом? Девеллин с мрачным удивлением смотрел на друга. – Господи! Она же выставила меня дураком, ограбила, унизила! Склонив голову набок, Аласдэр изучал его. – Если мне память не изменяет, она все тебе вернула, – спокойно произнес он. – А что касается унижения, Дев, то мы с тобой дьявольски хорошо этому поспособствовали. Ты устроил отвратительный дебош в «Якоре», потом я разболтал это всему городу. А Черный Ангел, насколько мы знаем, не проронила ни слова. Как ни странно, Аласдэр прав. Черный Ангел все ему вернула. Даже пошла ради этого на риск. Девеллин вспомнил, как он сам обошелся с нею. Господи! Он ударил ее. Использовал для собственного удовольствия, как обыкновенную шлюху. Мужчина не имел права так поступать. Он почувствовал тошноту. Как она теперь могла даже смотреть на него? Как могла не чувствовать ненависти? Возможно, она его ненавидела. Возможно, это была месть. Не может этого быть, нет. Он потряс головой. Сидони вела себя иначе. Она вела себя так, будто хотела его без всяких причин. Она сказала, что отдала ему свое сердце. Тут в дверях появился Генри Полк. – Извините, милорд, – нерешительно произнес он. – Я не знал, что вы заняты. – Ладно. В чем дело? – Слуга бросил настороженный взгляд на Аласдэра. – Говори. Не обращай на него внимания. Полк нехотя вошел в комнату и передал Девеллину клочок обгоревшей бумаги. – Мег видела, как мадам утром бросила это в камин. И еще одна странность, милорд. Она говорит, что мадам плакала весь день. – Аласдэр с подозрением взглянул на друга. – Мег говорит, миссис Кросби тоже в ужасном состоянии. Что-то случилось прошлой ночью, какое-то смятение в гостиной. Ачто, Мег не знает. – Почему же записка оказалась у Мег, если мадам Сен-Годар бросила ее в камин? – спросил Девеллин. – Мадам была расстроена. Бумажка не попала в огонь, и Мег вытащила ее, когда пришла убраться после завтрака. Она подумала, что бумажка может иметь отношение ко всему расстройству. Записка была скреплена черным воском, печать с лежащим грифоном оплавилась. Без адреса, без имени. Девеллин пробежал глазами короткий текст. Почерк, мужской, был бы изящным, если б автор не торопился. «Вечером. В «Кросс-Кейзе». Срочно. Девять часов. Bonne chance, J-C». – Кто принес? Слуга покачал головой. – Мег говорит, она представления не имеет, как мадам это получила и от кого. Написано как-то странно. – И слишком кратко, – проворчал Девеллин. – Bonne chance. По-французски, не так ли? – Да, означает «удачи», – ответил Аласдэр. Слуга переступил с ноги на ногу. – Думаю, теперь они уволят Мег, да, сэр? Если узнают, что она передала записку мне. – Вероятно, – буркнул маркиз. Аласдэр протянул руку: – Дай мне взглянуть, Дев. Но Полк еще не закончил. – Милорд? Если она уволит Мег без рекомендаций, я не смогу ее оставить, ведь так? Я женюсь на ней. – Мои поздравления. – Боже, Дев, что ты собираешься делать? – спросил Аласдэр, прочитав записку. – Почему она занимается такими опасными делами? Почему? Черт возьми, Аласдэр, я должен узнать. – Сэр? – Полк многозначительно смотрел на хозяина. – Что вы думаете? – Что? – Девеллин, наконец, повернулся к нему: – Что тебе, Полк? – Если мадам уволит Мег и я должен буду на ней жениться, мне понадобится жилье попросторней, ведь так, сэр? И отдельное? Маркиз приподнял одну бровь. – А не прибавка к жалованью? Полк, казалось, задумался. – Вы очень добры, сэр. Но теперь я не один. Может, вы примете Мег на службу, пока не появятся дети? Вздохнув, Девеллин сунул записку в карман. – Почему-то у меня такое ощущение, Полк, что теперь я навеки должен буду заботиться о тебе, Мег и твоих мнимых отпрысках? – спросил он. – Хорошо. Женись. Ведь хоть кто-нибудь должен быть счастлив. Не успел он закончить, как в дверь постучали, и звук эхом разнесся по дому. – Я открою, сэр. – И Полк вылетел из кабинета. – Ты кого-нибудь ждешь, Дев? – с беспокойством поинтересовался Аласдэр. – Боюсь, что так, – мрачно ответил Девеллин, взглянув на часы. – Это почти наверняка моя мать. Аласдэр вскочил с кресла. – Мне лучше выйти с черного хода, старина. Полагаю, вечером ты должен сходить в «Кросс-Кейз», чтобы раз и навсегда покончить с делом Сидони. – Какого дьявола я должен? Задержавшись у двери, Аласдэр с некоторой печалью взглянул на друга. – Любому понятно, Дев, что ты влюблен в нее. Ты бросил развратничать, играть в карты и пьянствовать. Разве не будет позором, если Сидони умудрится погубить себя после столь необычайной сцены раскаяния? Погубить себя? В словах Аласдэра был резон. Холодок пробежал у Девеллина по спине, когда он снова достал записку. Он решил, что Сидони прекратит свои выходки, раз ему теперь известно, кто она. Но, судя по этой записке, она, возможно, и дальше будет играть роль Черного Ангела. В коротком тексте угадывался намек на тайну плаща и кинжала. И принес ее какой-нибудь уличный мальчишка. Или ее просто сунули под дверь, за это Девеллин поставил бы свой последний шиллинг. Это был ее сигнал к некоему действию. Но какому? Потом его осенило. В записке не говорилось «Жди меня в "Кросс-Кейзе"». Возможно, Ангел должна встретиться с кем-то еще. Возможно, с тем, кого выбрал автор записки? Или с жертвой? – Чем дольше маркиз раздумывал над этим, тем больше склонялся к мысли, что автор был своего рода сообщником. Многие проститутки имеют сутенеров и любовников. Подобное заключение оставило у маркиза неприятный привкус во рту. Но ведь Черному Ангелу кто-то же помогает. На том его размышления и закончились, ибо в кабинет вплыла ее светлость, поистине величественная в блестящих голубых шелках и украшенной перьями шляпе. К тому же она выглядела сияющей. И несколько… победоносной. Явно не к добру. – Элерик, дорогой мальчик, – сказала она, беря сына за руку. – Какой ты сегодня бледный. – Я вполне здоров, мама, – ответил маркиз и подставил щеку для поцелуя. – Ты прекрасно выглядишь. Ханиуэлл, двадцать лет прослуживший герцогине, почтительно следовал за нею с подносом свежезаваренного чая. Он уже забрал остывший кофе и вышел, пока герцогиня снимала перчатки и наливала чай. – Итак, – начала она, передавая чашку Девеллину, – мне сообщили, что вчера ты заезжал на Гросвенор-сквер. Маркиз уже очень сожалел об этом. Слишком поздно. – Да, мэм. Под влиянием минуты. – Я также узнала, что прошлым вечером тебя видели на благотворительном приеме Уолрейфена, – настойчиво продолжала ее светлость. – Ты поднял большой переполох, мой дорогой. Каким образом тебя пригласили? Девеллин пожал плечами. – Это устроил Аласдэр. Очевидно, Уолрейфен приглашает всех, кто, возможно, проголосует за тори в этом веке или следующем. – Боже! Я не подозревала, что у тебя есть политические симпатии. – Я и сам не подозревал, – сухо ответил маркиз. – Но ты ведь знаешь Аласдэра. – Конечно. – Мать натянуто улыбнулась, словно это обстоятельство причинило ей боль. – Во всяком случае, я была вчера у тети Адмиты, играла в пикет с Хорасом, когда влетел кузен Джордж и сказал: – Подожди! Ты играла в пикет? С терьером? Герцогиня покраснела. – Трудно объяснить. Так вот, как я уже сказала, кузен Джордж клянется, что видел тебя на балу Уолрейфена, чему я не могла поверить. Затем, когда наш слуга доложил, что ты приезжал на Гросвенор-сквер, я вообще лишилась дара речи. – Тем не менее, ты это пережила, не так ли? Но мать шутку не приняла. – Конечно, дорогой, если б я знала, что ты приедешь, то не ждала бы столько лет, чтобы снова открыть дом. Маркиз с отсутствующим видом размешивал сахар в час. – Как я тебе уже сказал, это был минутный порыв. Оторвав взгляд от чашки, он увидел, что мать с ужасом смотрит на его руку. – Боже мой, Элерик! Обычно ты не кладешь сахар. Тем более по три полные ложки. – Должно быть, я где-то позаимствовал эту привычку. – Немедленно избавься от нее, – посоветовала герцогиня. – Ты наберешь вес. – Постараюсь иметь это в виду, мама. – Сегодня ты на удивление послушный. Ты заболел? У тебя жар? Девеллин молча отставил чашку. Вчера он действительно приезжал к матери, поскольку беспокоился за репутацию Сидони и не знал, к кому еще обратиться за помощью. Но сейчас он чувствовал искушение позволить им повесить Сидони, а в ее положении до виселицы один шаг. Ибо она в безопасности до тех пор, пока имеет безупречную репутацию. И все же он не мог нанести ей вред, независимо оттого, что она ему сделала. – Нет, я не болен, – наконец сказал он, ступая на тонкий лед. – На самом деле у меня неприятности, мама. Вернее, я создал неприятности другому человеку. Герцогиня удивленно подняла брови. – Дорогой, что случилось? Девеллин колебался. – В общем, дело обычное. Я завлек неопытную молодую женщину в темную комнату и попытался скомпрометировать ее добродетель. По крайней мере так показалось людям, которые застали нас в гостиной лорда Уолрейфена. Мать побледнела. – Боже! Насколько плохо? – Я довольно усердно целовал ее. Хуже всего, я спустил ей рукав почти до локтя. – Элерик! – Герцогиня закрыла глаза. – Ради Бога, мама, я только осматривал рану на предплечье леди, – возмутился он. – Недавно она подверглась нападению разбойников. Глаза ее светлости широко раскрылись. – Какой ужас! – Она была достаточно своевольна и достаточно глупа, чтобы ходить одной в темноте, – сердито произнес Девеллин. – И я совсем не уверен, что это ее остановит. – Своевольна и глупа, – сухо повторила мать. – Да она сущее наказание. – Избавь меня от твоего сарказма, – проворчал Девеллин. – Я лишь пытаюсь тебе объяснить, как получилось, что я занялся одеждой леди. Ее светлость подавила улыбку. – Конечно, продолжай. – Я хотел осмотреть рану, – повторил он. – Мне требовалось взглянуть, насколько она серьезна. Леди не хотела, чтоб я смотрел. Мы оба тянули рукав, когда нас увидели. К сожалению, это выглядело, я уверен, совершенно иным видом борьбы. – И сейчас ты просишь моего совета? – Да, потому что знаю, насколько скандал может запятнать невинную женщину, – ответил маркиз, забыв, что Сидони могла быть далека от невинности. – Я не желаю, чтобы от моего грубого поведения страдала еще одна женщина. – Ах, ты имеешь в виду Джейн, – прошептала мать. – Но Джейн уже лет двенадцать как леди Хелмшот. И я не могла бы сказать, что она чрезвычайно страдала, Элерик. – Ей пришлось выйти замуж за человека вдвое старше, чем она. – Пришлось? – лукаво спросила герцогиня. – Единственное, к чему ты ее вынудил, была рука лорда Хелмшота. – Не понимаю, что ты имеешь в виду. – Ты ведь делал ей предложение? – На следующий же день, как приказал отец, – процедил маркиз. – И Джейн сразу мне отказала. – Да, но тогда еще был жив твой брат. Все мы, включая Джейн, надеялись, что он вернется к нормальной жизни. – Но этого не произошло. В чем тоже моя вина. Герцогиня прижала кончики пальцев к вискам. – Элерик, у меня больше нет сил на такие разговоры, – устало произнесла она. – Более того, я собиралась говорить о другом. – Тогда говори, ради Бога. – Сначала я задам тебе вопрос. Как ты думаешь, почему Джейн пошла с тобой втемную библиотеку? Ведь ты не имел видов на титул. – Она пошла, чтобы заставить Грега ревновать. – И добилась своего. Грегори ворвался в библиотеку, готовый уберечь свое маленькое завоевание от жадных рук брата. Весьма романтично! – В следующий раз, мама, я буду знать, что тебе ответить, когда меня-обвинят в цинизме. Скажу, что был честен. Мать засмеялась. – Я цинична, не так ли? Я понимаю, что, если б вы двое не поссорились, и Грег бы не упал. – Господи, мама, он не упал. Я ударил его, причем умышленно. Но мать не обратила на это внимания. – Как я сказала, если бы Грег не упал, я уверена, что Джейн была бы сейчас леди Девеллин, – спокойно продолжала она. – Но вместо этого два дня спустя лорд Хелмшот сделал ей предложение, и Джейн, что называется, предусмотрительно застраховала себя от проигрыша. Девеллин горько улыбнулся. – Джейн никогда тебе не нравилась, да? Ее светлость пожала плечами. – Она знала, что подумает Грег, когда пошла с тобой в библиотеку. Она была совершенно беспринципной. Грег бы в конце концов понял это, но к тому времени он мог бы уже жениться на ней. – Теперь нам вряд ли стоит обсуждать Джейн и Грега. – Да, прости меня. Ты ведь хотел моего совета? Девеллин саркастически улыбнулся: – И дорого за это расплачиваюсь. – Мне бы очень помогло, если бы я знала имя этой леди, Элерик. – Нет. Имя леди не имеет значения, – ответил маркиз, подумав: «Ложь. Конечно, имеет. Причем существенное, если станет известным». Мать презрительно фыркнула. – Она респектабельна? Добродетельна? – Будь она вертихвосткой, разве я просил бы тебя? – Понятно, Элерик. Значит, леди добродетельна. Она еще девственница? – Вдова. Но молодая. – Ясно. – Герцогиня ненадолго задумалась. – Конечно, если ты искренне хочешь защитить ее репутацию, то лучший способ – это брак. Маркиз воззрился на мать, как будто подобная мысль не приходила ему в голову. – Брак? Со мной? Ты не менее сумасшедшая, чем тетя Адмита, если думаешь, что мое имя способно защитить ее репутацию. И, честно говоря, мама, я не хочу эту женщину. – Тогда никаких свадебных колоколов. И много было свидетелей этого компрометирующего эпизода? – Всего двое, – буркнул Девеллин. – Твоя закадычная Изабель со своим другом. Высокий светловолосый Адонис, женатый наледи Килдермор. – А, преподобный мистер Амхерст. – Проклятие! Священник? Чем дальше, тем хуже. – Закрой свой нечестивый рот, Элерик, – небрежно сказала мать. – На его счет тебе нечего беспокоиться. Из Амхерста не выбьешь сплетню даже ломом. Девеллин немного успокоился, и мать, наклонившись через стол, похлопала его по руке. – Возможно, я заверну на Беркли-сквер. Ты ведь знаешь, мы с Изабель давние подруги. Она хотела встать, но Девеллин удержал ее: – Мама, возможно, тебе пока не стоит туда ехать. Он так побледнел, что встревоженная герцогиня опять села. – Что случилось, дорогой? Он закусил губу, хотя считал, что давно избавился от детской привычки. – Я солгал, – наконец произнес он. – Имя леди может иметь значение. – Я бы все равно спросила Изабель. – Она не знает всего. Эта леди очень юной вышла замуж за французского морского капитана. После его смерти она приехала из Франции, сняла дом напротив моего. До недавнего времени я считал, что она француженка. Мать приподняла бровь. – А это не так? – Ее зовут мадам Сен-Годар. Но до замужества она была Сидони Буше. Ты знаешь ее? – Нахмурившись, герцогиня покачала головой. – У нее есть брат, который называет себя Кемблом. Он бизнесмен на Стрэнде, очень богат, имеет влиятельных друзей, среди них Уолрейфен. Однако к высшему свету они не принадлежат, и она дорожит своей репутацией. – Изабель не станет болтать, дорогой. – Мама, ты уверена? – настойчиво спросил маркиз. – Я чувствую двойную ответственность, поскольку эта леди – наша дальняя родственница. Она дочь предыдущего герцога. – Нет, дорогой, та умерла в Индии. – Его незаконная дочь, ребенок Клер Буше. Любовницы Гравенеля, мама. – Господи, была еще дочь? Маленького мальчика я помню очень хорошо. Твой отец, конечно, был вне себя, но поделать ничего не мог. – Он знал Клер Буше? – Нет. Знала тетя Адмита, я полагаю. Бедная, бедная девочка. Он погубил ее. – Погубил ее? – Предыдущий герцог. Мадмуазель Буше была гувернанткой его дочери в Стоунли. Молодая и очень красивая. Поскольку она не ответила на его ухаживания, он взял ее силой. Наши старые слуги до сих пор шепчутся об этом. – Боже мой! Сидони никогда об этом не упоминала. – Тогда не болтай и ты, – предупредила мать. – Герцог был ее отцом, возможно, она еще любит его. Или ненавидит, подумал маркиз. Вероятно, даже хотела отомстить, но ее отец умер. – Бедная Клер Буше – столько лет оставалась с этим презренным негодяем. – Разве у нее был выбор? Она ждала ребенка. – Я бы убил его! – с непонятным для себя бешенством сказал Девеллин. – Ты глупец, Элерик. Ничего подобного ты бы не сделал. – Нет, сделал бы. И с радостью пошел бы на виселицу. – Ты говоришь как мужчина, – раздраженно процедила мать. – Бедную девочку погубили, она ждала ребенка. Она не могла себе позволить радость мщения.'Должна заявить, что вы, мужчины, ничего не знаете о материнстве. Еще до появления ребенка на свет мать все стерпит, всем пожертвует, чтобы защитить свое дитя. Ты не можешь понять этого чувства. Возможно, гнев матери оправдан. Девеллин вспомнил, как она, всегда такая хрупкая, слабая на вид, непоколебимо защищала его в те кошмарные дни, когда умирал Грег. Вспомнил ссоры, ужасные обвинения, которые она бросала отцу в лицо. Ради сына она чуть не разрушила свой брак. А не сумев переубедить мужа, поехала к своему отцу, весьма богатому человеку, и умолила его поддержать Девеллина. Тот выполнил ее просьбу. Более того, сделал внука своим наследником, позволив ему вести безбедную жизнь. Девеллин вспомнил, как, чрезвычайно благодарный деду, он в ярости и горечи отверг свою мать. Как мог он не оценить ее жертвенности? Маркиз запустил руки в волосы. – Прости, мама, – прошептал он. – Я сегодня плохо соображаю. Герцогиня откинулась в кресле. – А эта женщина, Сидони, по-твоему, хороший человек? – Да. Она замечательная. Девеллин не кривил душой. Забыв свой гнев, он понял, что Сидони была лучшим человеком, каких ему довелось встретить. Сидони обладала всеми женскими достоинствами. К тому же очень напоминала ему женщину, сидящую напротив. Утонченная, изысканная. Прагматичная. С сердцем и отвагой львицы. – Элерик, я должна поехать к Изабель, – сказала мать, поднявшись с кресла и поцеловав его. – Пожалуйста, верь мне, дорогой, я все улажу. Не могу видеть тебя настолько обеспокоенным. Девеллин почувствовал, что страх, наконец, отступил. Он верил матери. Она не обещает того, чего не может выполнить. Репутация Сидони останется незапятнанной, по крайней мере им. Герцогиня уже была на полпути к двери. – Кстати, мои поздравления, – сказала она, задержавшись. – Ханиуэлл сообщил мне, что ремонт на Дьюк-стрит закончен и ты на следующей неделе вернешься домой. – Он так сказал? Значит, мы возвращаемся. – Элерик! Ты, кажется, не рад. Девеллин пожал плечами: – Не знаю, мама. Я слегка устал от жизни на Дыок-стрит, если ты понимаешь, что я имею в виду. Герцогиня сморщила нос. – Вообще-то Блумсбери в наши дни уже не очень светский. – Я тоже, мама, – засмеялся он, предлагая ей руку. – Я тоже. Не теряя времени, герцогиня сразу поехала в Мейфэр. Хотя в этот час светская жизнь там била ключом, она не сомневалась, что застанет свою подругу детства на Беркли-сквер. Леди Кертон не особенно любила свет. Однако графиня не сидела по своему обыкновению за письменным столом, а явно глядела на улицу из окна гостиной, ибо сама открыла дверь. – Элизабет! Наконец-то! Идем прямо в библиотеку. Не будем терять ни минуты. Герцогиня была поражена. – Ты знаешь, почему я приехала? – Разумеется. По поводу мадам Сен-Годар, да? – прошептала леди Кертон, ведя подругу в коридор. – По поводу случившегося в гостиной Уолрейфена? Видела бы ты лицо Элерика, дорогая. – Я уверена, он влюблен в эту женщину, Изабель, – сказала герцогиня. – Думаю, по уши. – Согласна, – ответила подруга. – Я никогда еще не видела, чтобы Элерик настолько терял самообладание из-за какой-то раны. Герцогиня подняла брови. – Ты веришь этой глупой истории? – По поводу схватки мадам Сен-Годар с обыкновенными преступниками? – спросила Изабель. – Конечно! Только я не считаю эту историю глупой. Я нахожу ее весьма успокаивающей. Видишь ли, мне кое-что известно о нашей дорогой мадам Сен-Годар и ее склонности к беспокойству. Возможно, больше, чем Элерику. – Правда? – Боюсь, что так, – кивнула леди Кертон, плотно закрывая дверь библиотеки. – Можешь поверить мне на слово, Элизабет, мы должны без промедления отвести эту пару к алтарю. Глава 13 Вечер в «Кросс-Кейзе» За шесть часов до указанного срока Девеллин предусмотрительно отправил Полка в гостиницу «Кросс-Кейз», велев ему снять комнату, и бесцельно шагал по кабинету в ожидании слуги. Полк вернулся с ключом и странной выдумкой о том, что должен был подкупить хозяина гостиницы, чтобы ему предоставили комнату с лучшим видом, для чего использовал сдачу с выделенной маркизом десятифунтовой банкноты. Взяв ключ, Девеллин отмахнулся от дальнейших объяснений и так сжал его в руке, что металл врезался в ладонь. Он говорил себе, что незачем мчаться туда раньше срока, но в половине девятого уже стоял возле окна номера, откуда мог наблюдать за входом в гостиницу. Комната оказалась немного лучше, чем в «Якоре». Маленькая, тесная, с низким потолком. Из мебели – узкая кровать, умывальник и дубовый стол с двумя стульями. Ну и что дальше? Он чувствовал себя львом, запертым в клетке. Но сейчас ему требуется не простор, а только вид из окна. Может быть, увидев Сидони в роли Черного Ангела, он сумеет прийти к соглашению с правдой. Даже принять ее. Но придет ли она? Увидит ли он ее? Да, непременно. И он был полон решимости, положить этому конец раз и навсегда. В «Кросс-Кейзе» царило оживление, по освещенному двору сновали пешеходы и конюхи, грохотали экипажи, среди них голубые почтовые кареты, вернувшиеся из поездки. Люди разных сословий быстро исчезали за дверью гостиницы: одни – в поисках стола и ночлега, другие – ради кружки портера в баре. Ну конечно, бар. Не зря же он был, упомянут в записке. Респектабельная леди не стала бы встречаться с мужчиной в общественном месте, где ее могли увидеть, не так ли? Следовательно, Черный Ангел оденется как нереспектабельная особа. Возможно, ему следует ждать Руби Блэк. Да. Это может быть Руби. Господи, никакой Руби нет. Он должен помнить об этом. Запустив пальцы в волосы, Девеллин напряженно вглядывался в темноту за окном. И тут увидел ее. Она пересекала круг света от газового фонаря, беспечной походкой, качая бедрами. Хотя на плечи наброшена темная накидка, красное бархатное платье и рыжие волосы не оставляли никаких сомнений, что она была в роли Руби Блэк. Сверху она мало походила на Сидони, и маркиз опять поразился этой перемене. Он быстро слетел по двум пролетам лестницы и прошел через гостиницу, пока не обнаружил боковой вход в бар. Помещение было освещено лучше, чем в «Якоре», поэтому он устроился за дверью в тени огромного буфета и наблюдал за тем, как она прохаживается между столами. Она явно кого-то искала. Похоже, безуспешно, ибо, наконец, села в глубине помещения лицом к входу в бар. Не меньше дюжины мужчин пожирали глазами ее рот, грудь и соблазнительные бедра, обтянутые слишком плотно красным бархатом. Они без стеснения глазели на нее, словно она была выставлена на продажу. Но ведь именно такое впечатление она и хотела произвести. Ладно. Девеллин надеялся, что Сидони получает удовольствие от своей маленькой хитрости, потому что она будет последней, котирую он намеревался ей позволить. В бар вошел новый посетитель. Красивый молодой человек с живыми черными глазами, тонкий, изящный, одетый с аристократической элегантностью. Он неторопливо оглядел комнату, поймал взгляд Сидони и направился к ее столу. Они что-то сказали друг другу, после чего юноша сел напротив. Руби-Сидони наклонилась к нему, и через пару минут разговор стал более оживленным. Судя по выражению лица молодого человека, ждать осталось совсем недолго, когда Руби заставит его совершить какую-нибудь глупость. Девеллин не знал, что ему делать. Возможно, следует подойти, чтобы предостеречь беднягу, который, без сомнения, уже по уши влюбился в нее и достаточно наивен, чтобы попасть в ловушку, расставленную Черным Ангелом. Молодой человек потянулся через стол и взял ее за руку. Она слегка отпрянула, затем кивнула, словно была заключена некая сделка. Только опытный игрок вроде маркиза смог заметить, как деньги, ловко зажатые в кулаке юноши, быстро перешли через стол к ней. Сидони опустила их в потертый ридикюль и начала подниматься. Джентльмен сделал то же самое. Девеллин был уже на полпути к их столу, прежде чем понял, что собирается делать. Руби – нет, Сидони – увидела его и с явным испугом бросила сумочку. Молодой человек оставался в неведении, пока маркиз не схватил ее за руку и не вытащил рывком из-за стола. Юноша тут же развернулся, глаза у него яростно сверкнули. – Послушайте, месье! – с сильным акцентом произнес он. – Сейчас же отнимите от нее руки. Немедленно! – Это вы послушайте, наивный самодовольный хлыщ, – прорычал Девеллин. – Вы имеете дело не с дешевой шлюхой. А теперь уходите. И считайте за счастье, что она не успела раздеть вас до нитки. Для Сидони игра была закончена. Казалось, прямо на его глазах она превратилась из Руби в Сидони. – Уходите, – приказала она молодому человеку, пока Девеллин тащил ее за собой. – Уходите, быстрей! Молодой человек бросил на нее последний взгляд и с явной неохотой пошел к двери. Маркиз схватил ридикюль и швырнул ему вслед. – Заберите свои деньги! Она не продается. – Отпусти, грубиян! – возмутилась Сидони, пытаясь вырваться. – Прекрати! Ты сломаешь мне руку! Двое или трое посетителей вскочили со стульев, готовые вмешаться, но, оценив габариты Девеллина, сели на место. Хотя она изо всех сил упиралась, он продолжал тащить ее через бар к лестнице, не обращая внимания на двух служанок, которые с изумлением глазели на них. – Отпусти меня, ну! Она умышленно споткнулась о ступеньку, чтобы ухватиться за него и повиснуть мертвым грузом. Однако Девеллин просто схватил ее за талию и перекинул через плечо. Он чуть не вышиб из нее дух, но Сидони продолжала брыкаться, и тогда он внушительно шлепнул ее по заду ладонью. – Успокойся, маленькая ведьма. – Опусти меня! Девеллин, сейчас же опусти меня! – Она молотила его кулаками по спине. Затем сменила тактику: – На помощь! На помощь! Меня похитили! Он пинком распахнул дверь комнаты, которую снял, и бросил Сидони на кровать. – Они тебя не услышат, Руби, – процедил он, захлопнув дверь. – Чего ты от меня хочешь? – закричала она. – Чего? Девеллин кивнул головой в сторону бара. – Может, я возьму то, за что заплатил красивый француз, – сказал он, готовясь спустить брюки. – Ведь было бы позором не воспользоваться проституткой вроде тебя, бросив деньги на ветер. – Послушай, Девеллин, это совсем не то, что тебе показалось. – Ее взгляд метался по комнате в поисках выхода. – Жан-Клод – друг. Он пришел, чтобы предупредить меня. Только что арестовали скупщика краденого. Скрестив руки на груди, маркиз прислонился к двери спиной. – Я все равно не примирюсь с этим! – Сидони бросилась к окну и безуспешно толкнула раму. – Дорогая моя, ты не справишься с ним, – предупредил он. – А если все же сумеешь, то переломаешь себе ноги. – Не будь идиотом, Девеллин, – презрительно сказала она. – Я не сломаю даже кончик ногтя. – Ах да, я и забыл. Черный Ангел может вылетать из окон. – Тебе какое дело? – вызывающе осведомилась Сидони. – По-моему, я для тебя мертва. По-моему, ты хотел… дай вспомнить… да, вырвать мое сердце. Я не ошиблась? Ее тон неожиданно разозлил Девеллина. Он двумя шагами пересек комнату, опять схватил ее за руку, подтащил к умывальнику, налил в раковину воды. – Смой эту грязь с лица, – прорычал он. – Пока я снова не приложил руку к твоему заду. Сидони повернулась и влепила ему пощечину. – Только попробуй! Тон ледяной, глаза сверкают. Девеллин вдруг увидел перед собой не Руби, даже не Сидони. Перед ним стоял Джордж Кембл, таким разительным было сходство. Отпустив ее, он прикоснулся двумя пальцами к горящей щеке. – Просто умойся, Сидони. Пожалуйста. – Чего вдруг не так, хозяин? Последний раз, помнится, тебе, наоборот, очень нравилось, а? Слегка встряхнув ее, Девеллин отошел, но из виду не выпускал. – Перестань! Дьявол побери, перестань говорить этим голосом. И твое платье… сбрось его. Прекрати! Все это прекрати, слышишь? Но в Сидони, казалось, вселился дьявол, она пошла на него. – Что случилось, Девеллин? Разве эта испорченная Руби не слишком подходящая женщина для тебя? Разве не ты минуту назад сам хотел сорвать с нее одежду? Разве не это сводит тебя с ума? – Заткнись, Сидони! – взревел он. – Ты не… ты не она. Теперь пришла ее очередь припереть его к стенке. Долгое мгновение она просто смотрела на него. – Знаешь, в чем твое несчастье, Девеллин? – У меня их много, – процедил он сквозь зубы. – Но тебя они совершенно не касаются. Сидони поразила его, положив ладонь ему на живот и медленно ведя ее все ниже, пока не остановилась на его члене, уже затвердевшем и пульсирующем. Она успокаивающе скользнула по нему рукой сверху вниз и удовлетворенно вздохнула. – Твое несчастье, Девеллин, в том, – прошептала она, – что ты хочешь женщин вроде Руби. Хочешь предсказуемости. Непритязательности. Безответственности ухода после того, как ты сделал свое дело. Ты не задаешь потом никаких вопросов, потому что почти боишься ответов. – Прекрати, Сидони, – выдавил он, закрыв глаза. Но она продолжала беспощадно гладить его член. – Да, я – Чёрный Ангел. Я – Руби Блэк, скверная женщина, по которой ты до сих пор сходишь с ума, что подтверждают мои пальцы. Но ты без всяких колебаний можешь бросить Сидони просто за то, что она менее добродетельна, чем твоя вдова, живущая по соседству. – Замолчи, Сидони. Это совсем не то. – Правда? Видимо, ты считаешь, что заслуживаешь только женщин вроде Руби. Или, может, слишком боишься чего-то более сложного. Он, сжав ей запястье, наконец, оторвал ее руку от своего тела. – Возможно, так и было раньше. Но сейчас… я не знаю. Я покинул тебя, Сидони, потому, что ты лгунья. Я узнал правду. Татуировка. Как ты могла скрыть это от меня, дьявол бы тебя побрал! Как позволила хотеть тебя, заниматься с тобой любовью и не сказать? Как? – Я… совершила ошибку. – Какую ошибку? Солгав? Отдавшись мне? Сидони закрыла глаза и покачала головой: – Нет. Может, занятие с тобой любовью и было опрометчивым поступком. Но ошибкой… совсем не ощущалось. Пока ты не оставил меня. Девеллин глубоко вздохнул. – Боже мой, я думал, что влюбился в тебя. Но сейчас думаю, что я просто безумец. Объясни мне это, Сидони, раз уж ты так умна. Потому что это не дает мне теперь спать по ночам. Я беспокоюсь о том, как бы тебе не перерезали горло в каком-нибудь темном переулке, как бы ты не попала в руки палача, а не о том, как бы снова переспать с портовой шлюхой, которой никогда даже не существовало. Она взглянула на него из-под черных ресниц. – Нет, Черный Ангел существует. И она пока не убита. Девеллин скрипнул зубами. Потом вдруг крепко поцеловал ее. Несмотря на дерзкий разговор, Сидони попыталась оттолкнуть его, но он с силой отчаяния только еще крепче прижал ее к себе. Вскоре она стала отвечать ему, шепча его имя. В темноте убогой комнаты оно звучало призывом из далекого прошлого. Мольбой, обращенной к тому, кем он когда-то был. Девеллину хотелось плакать. Она ему нужна. Его охватило страстное желание снова почувствовать то, что он чувствовал прошлой ночью, а вместе с этим пришла глубокая боль. За нее. И не важно, кто она. Девеллин окинул взглядом комнату. Расшатанная кровать совсем не подходила для его целей, поэтому он заставил Сидони отступить на два шага к столу и, смахнув на пол оловянное блюдо, уложил ее на крепкие дубовые доски стола. Одной рукой он поднял ей юбки, другой расстегнул свою одежду, затем подтянул Сидони к краю стола и плавным движением вошел в нее. Она вскрикнула и приподнялась, чтобы принять его. Как будто страданий прошлой ночи вовсе и не было. Порознь они – что-то неполное. Требующее завершения. А вместе они, словно трут и огниво, рождают всепоглощающее пламя. Во мраке комнаты Сидони опять простонала его имя и, что еще милее, судорожно выгнулась ему навстречу. Тогда он позволил бурному потоку нести его в бесконечность, пока, совершенно опустошенный, не упал на нее. Спустя минуту Девеллин все же нашел силы поднять ее со стола и донести до кровати. Он усадил Сидони к себе на колени, поцеловал в лоб. – Я не сделал тебе больно? – хрипло спросил он. – Нет, – толи всхлипнула, то ли засмеялась она. – Прости меня, Сидони. Я не хотел… ты совсем не… В общем, я не могу без тебя. Да поможет нам Бог. Она в изумлении покачала головой. – Но почему, Девеллин? Почему я? – Не знаю. Правда, не знаю, Сидони. Это безумие. Но я влюбился. – Тебе известно, кто я, Девеллин. – Это не имеет значения, – сказал он, понимая, как правдивы его слова. – Я тебя хочу. Ты нужна мне. И я вообще не уверен, что ты заслуживаешь подобной участи. – Ты спросил, была ли последняя ночь ошибкой. Ты видишь, что из этого вышло. Я глупо рисковала, чтобы получить то, чего так безумно хотела. И вот теперь я разоблачена. Но как все это может быть ложью? Как может что-либо столь прекрасное быть ошибочным? – Оно и не было, – убежденно произнес он. Сидони уткнулась лицом в его развязавшийся галстук. – Боже, что бы ни случилось, оно того стоило. Девеллин поцеловал ее в макушку, чувствуя, как вновь просыпается страх. – Черный Ангел! Зачем, Сидони? Разве ты не знаешь, что тебя могут повесить? Ради Бога, скажи мне, почему ты занимаешься такими опасными делами, ведешь такую странную тайную жизнь? Девеллин заслуживал ответа. Запинаясь, она попыталась ему объяснить. Увы, Джордж не принял ее объяснений. Девеллину они понравились еще меньше. Глаза у него потемнели, но, как бы смягчая резкость слов, он погладил ее по щеке. – Сидони, ведь есть более простые и безопасные способы помочь несчастным. То, что ты делаешь, не только опасно, это безумие. – Ты говоришь, как Джордж. – С этим надо кончать, Сидони, – твердо сказал он. – Вне зависимости оттого, что произойдет между нами. Обещай мне. Она вздохнула. – Нет, Девеллин, я не могу. Неужели ты не понимаешь? Я не хотела в тебя влюбляться. Я так пыталась этого избежать, но ты не… ты не… – Не признаю отказа? Верно. И сейчас делаю то же самое. Черный Ангел мертв, Сидони. – Нет. Только не для меня. – Остановись, пока тебя не повесили, – умолял он. – Поклянись, что этого не случится. Она долго молчала. – Вряд ли это случится. Но леди Кертон… Господи, я думаю, она знает или по крайней мере подозревает. И все же я полагаю, она будет молчать. – Леди Кертон я беру на себя, – мрачно сказал он. – Кто еще, кроме вас с Джулией, может знать? Кто еще способен догадаться? – Что я – Черный Ангел? Для этого ни у кого нет достаточных оснований. За исключением тебя, Элерик. Тем не менее, ты не догадался. – Как ни странно, догадался. Только не мог представить, какой в этом смысл. Но, боюсь, кто-нибудь может оказаться более проницательным. И что нам тогда делать, Сидони? – Этого не случится, клянусь. Я буду в высшей степени осторожна. Девеллин не разделял ее уверенности. – Лучшая для тебя защита – это брак со мной. Конечно, моя репутация не прибавит тебе уважения, но хотя бы никто уже не посмеет обвинить тебя в преступлении. Сидони взяла его руку, прижала к губам. – Ты более рыцарственный, чем хочешь признаться, Девеллин. Это одно из первых достоинств, которые я сразу заметила. Обаяния у тебя нет, это правда. И все же ты очаровал меня, как не смог до тебя ни один мужчина. – Это значит «да»? – Разумеется, нет. Слишком многим нужна помощь. В мире так много несправедливости. Попытайся меня понять, Элерик. Кроме того, твоя семья была бы в ужасе. Девеллин, казалось, окаменел. – Мой отец в ужасе от каждого моего слова. Но мать будет настолько благодарна, что, возможно, упадет тебе в ноги. – Элерик, они сочтут меня просто бедной родственницей, – предупредила Сидони. – Незаконнорожденной бедной родственницей, мать которой… Он приложил к ее губам палец: – Не говори так, Сидони. Она была твоей матерью. Что же касается моей, то она будет только приветствовать, если ты выйдешь за меня. Сидони искоса взглянула на него: – Ты сошел с ума. – Возможно, – согласился он. – И все-таки я не потерплю, чтобы тебе причинили вред или повесили. Это до сих пор меня поражает, но я хочу, чтобы ты стала моей женой и родила мне детей. Последние несколько часов я жил как в аду, представляя, что может с тобой случиться. Господи, Сидони, ты не любишь меня? Хоть немножко? Она закрыла глаза и долго молчала. – Меня даже пугает глубина того, что я к тебе чувствую. Я люблю тебя, Девеллин. Вот я и сказала. Полагаю, ты не используешь это как оружие против меня? Он пылко ее поцеловал. – Слава Богу. Выходи за меня, Сидони. Пожалуйста. – Ты меня искушаешь. – Тогда просто скажи «да», Сидони! – приказал он. – Со мной ты будешь в безопасности. Она колебалась, что вселило в него надежду. – Девеллин! А что скажут люди? – Они скажут, что ты сделала ужасную партию, – ответил маркиз, беря ее за руки и заглядывая ей в глаза. – Послушай, Сидони. Через несколько дней мать дает бал в честь рождения моего отца. Я хочу, чтобы ты пришла. Моя мать собирается пригласить тебя, ввести в общество. И твоего брата тоже. Я уже сказал ей. – О нас? – воскликнула Сидони. – Боже, Девеллин, нет! – Да, о нас. И твоем брате. Она совсем не огорчилась. Напротив, пошла еще дальше, сказав, что после той неудачной сцены в доме Уолрейфена я обязан на тебе жениться. – Нет, Элерик, – печально сказала она. – У меня есть прошлое. И я вряд ли могу от него отказаться. Если даже твоя мать и примет меня, твой отец – никогда. – Проклятие! Какое это имеет значение? – Возможно, никакого. Хотя, полагаю, для тебя это имеет большее значение, чем ты думаешь. Он принялся возражать, и она приложила два пальца к его губам. – Хорошо, властный задира. Я пойду на этот бал. Достану из шкафа семейную историю и даже публично ее обнародую. Сделаю все, что в моих силах, чтобы произвести там хорошее впечатление. Но ты просишь меня отказаться от Черного Ангела, то есть совершить, возможно, самый значительный поступок в моей незначительной жизни. – Будь моей женой. Одно это уже станет огромной задачей, Сидони. Но я по крайней мере богат. Представь, сколько добра может сделать маркиза Девеллин с помощью денег своего мужа. Сидони глядела на него с подозрением. – Если я пойду на такую жертву… нет, я этого не обещаю… то, что в обмен сделаешь ты? – Что я сделаю? Дьявол побери, разве это важно? – Я уверена, твой отец горд. Но если он протянет руку к примирению, ведь ты примешь ее ради своей матери? – Я хочу жениться на тебе, – сказал Девеллин. – Кроме того, отец скорей умрет, чем протянет руку. – Он может удивить тебя. Или ты можешь оказаться прав. Единственное, что я хочу сказать, Элерик: не оставляй между нами какой-либо недоговоренности. Я сделала это, и ненужные слова оставили у меня во рту горький привкус. Он бросил на нее скептический взгляд: – Что ты имеешь в виду? – Джордж говорит, все хитрости с Черным Ангелом не что иное, как выражение чувств к матери. Я боюсь, что он прав. В юности я не понимала, насколько ужасной была ее жизнь, сколько позора заставил ее вынести мой отец. Я обиделась, когда мать отослала меня. Я чувствовала себя нелюбимой. И сбежала. – Бедная девочка. – Он коснулся губами ее лба. Сидони отодвинулась, чтобы видеть его глаза. – Я не вернулась, Элерик. Даже потом, когда отец умер, и она умоляла меня приехать, я игнорировала ее попытки к примирению. И получала некое извращенное удовольствие. Я очень много думала об этом в последнее время. Наверное, в глубине души я всегда чувствовала, что будет еще возможность для примирения. Ведь я не предполагала, что она умрет такой молодой. Атеперь я даже не знаю, какой она была. Знаю только, что она была, как и все мы, человеком с присущими ему недостатками. Что бы она ни хотела мне сказать, если хотела, я никогда уже этого не услышу. – Но мой отец живет всего в нескольких милях от Кента, – возразил Девеллин. – Если бы он хотел примирения, он бы давно мог это сделать. Наш разрыв, Сидони, более непримиримый. – Отлично! – вздохнула она. – Но помни, Элерик, если я соглашусь на твое предложение, то буду выражать свое мнение и свое отношение. Девеллин мрачно взглянул на нее: – Боже, Аласдэр предупреждал, что так и произойдет. – Что произойдет? – Вмешательство. Осуждение. Понукания. – Губы у него дрогнули в улыбке, но хмурое выражение осталось. – Все эти женские штучки начинаются сразу, как только человек задумает остепениться. – Значит, ты хочешь взять назад свое предложение? – спросила она, подавив улыбку. – Ты свободен. Мой брат наверняка будет в восторге. Девеллин сидел, зачарованно глядя, как Сидони удаляет маленькие кусочки резины за ушами, смывает грим и распускает волосы. Несколько простых движений, и они снова изящно заколоты. Она вывернула накидку на серую сторону и застегнула пуговицы. Теперь, слава Богу, пора идти домой. Маркиз чувствовал громадное облегчение. Сидони в безопасности. Она любит его. Он, возможно, еще не убедил ее, что достоин этой любви, достоин жертвы, которая должна быть принесена. Но второй раз в своей негодной, растраченной впустую жизни Девеллин позволил надежде зажечься в его сердце. Увы, надежда вскоре потускнела. Чтобы не идти через главный вход гостиницы, он вывел Сидони через заднюю дверь в переулок и теперь гадал, не совершил ли ошибку. Несмотря на близость Сити, тут было несколько борделей, в которых начинала бить ключом жизнь после того, как закрывались кафе и магазины. Вдруг из двери дома перед ними задом вылетела через дверь женщина, ругаясь, как матрос, пока скатывалась по ступеням. Пухлая, кричаще одетая хозяйка плюнула ей вслед. – Убирайся, ищи себе по вкусу, моя дорогая, – сказала она. – У меня нет работы для слишком разборчивых вроде тебя. Женщина уже вскочила на ноги. Соломенные волосы были всклокочены, а ярко-красное платье испачкано в грязи. – Ну и пошла ты, старая ведьма! – крикнула она. – Я не кувыркаюсь со сварливыми козлами, вдобавок беззубыми. Дай ему лучше Марианну, пусть она и займется. Ей без разницы с кем. Тут хозяйка публичного дома спустилась по лестнице и отвесила женщине пощечину. Сидони, конечно же, ринулась к ним: – Послушайте! Оставьте девушку в покое! Какое вы имеете право бить ее? – Какое право? – изумилась та. – Она задолжала мне плату. Да вам-то что за дело? – Потом хозяйка подозрительно взглянула на Девеллина. – Ступай наверх, Бесс, и закрой свой рот. Не будем мешать благородным людям идти своей дорогой. Но Сидони подошла к женщине, которая стирала ладонью кровь. – Дорогая, вы не должны тут оставаться. У меня есть деньги, я найду вам место для ночлега. Та насмешливо посмотрела на благотворительницу: – Ночлег? А дальше что? Идти работать, да? Я не собираюсь надрываться в проклятом работном доме, если вы это думаете. Сидони положила руку ей на плечо. – Все, что угодно, будет лучше, чем это. – Неужели? По мне, лучше натереть мозоли на коленях, пока ублажаешь старого козла, чем скрести грязные полы да подыхать с голоду. – И женщина взбежала по лестнице в дом. – Постойте! – крикнула Сидони. – Я не говорю о работном доме. Пожалуйста! Выслушайте меня! Хозяйка лишь покровительственно им улыбнулась и захлопнула дверь. Сидони готова была заплакать. Девеллин обнял ее за плечи и притянул к себе. – Ты устала, дорогая. Идем. Она выбрала свой путь. – Но есть тысячи подобных ей, – печально ответила Сидони. – Она не знает другого пути. Только этот или работный дом. Это неправильно, Девеллин. Несправедливо. – Эта женщина не такая, как твоя мать. У них практически ничего общего. – Но обе чувствовали себя в западне, не так ли? Вот что их объединяет. Господи, зачем я рассказала тебе о Джордже и его проклятой теории! Девеллин осторожно вел ее по улице. – Ты не можешь спасти всех, Сидони. Даже у Черного Ангела не хватит на это уловок. – Черный Ангел хоть что-то может сделать. А это больше, чем ничего, Девеллин. Какое-то время они шли молча. – В том-то и дело, Сидони, – наконец сказал он. – Ты пытаешься сгладить углы. Но, возможно, дорогая, тебе следует подумать о большем масштабе? – И что это должно означать? – устало вздохнула она. – Пока не знаю. – Девеллин задумчиво погладил щетину. – Дай мне поразмышлять. Вдруг я удивлю тебя какой-нибудь оригинальной мыслью, родившейся в моем заржавевшем мозгу. Девеллин ждал семидесятилетия отца, как осужденный виселицы. Его страшил очередной выход в свет, он почти боялся, что отец может просто указать ему на дверь. После удивительного эпизода в «Кросс-Кейзе» он встретился с матерью, предложив ей сделку: Сидони с братом должны быть приняты в объятия как вновь обретенные родственники, а он за это будет присутствовать на балу. Мать слишком уж быстро согласилась, причем со странным блеском в глазах. Он чувствовал себя игроком перед сдачей, от которой зависело его счастье. Выпадут ли ему короли с валетами? Или его ждет обычное несчастье в виде двоек с тройками? Однако настоящей пыткой стало для него ожидание ответа Сидони. Когда они теперь были вместе, он с трудом сдерживался, чтобы не потребовать ответа немедленно. И все же Девеллин не терял надежды. Говоря практическим языком, он взял Сидони в осаду. Каждое утро посылал ей цветы, каждый вечер – шоколад, а драгоценности настолько часто, насколько осмеливался. Последние она, разумеется, возвращала, но он хотя бы привлекал ее внимание. Когда наступил знаменательный день, сэр Аласдэр Маклахлан явился к другу с раннего утра, чтобы докучать ему непрошеными советами о жизни, любви и опасностях поддаваться женскому влиянию. Пока Фентон одевал маркиза, Аласдэр сидел у туалетного стола, потягивая бренди. – Значит, ты скажешь ее светлости, что я заставил тебя приехать? – спросил он, разглядывая золотистую жидкость в бокале. – Ничего подобного я не скажу, – возразил Девеллин. – Я скажу ей, что приехал объявить о своей помолвке. – Дьявол! – Аласдэр поставил бокал. – Теперь я никогда уже не получу тот динарий Веспасиана. Слушай, Дев, а знает ли о твоем намерении Сидони? – Не совсем. – Девеллин вскинул подбородок, чтобы Фентон вытащил прилегающий воротник. – Я могу ее удивить, но когда я возьму быка за рога, и дело будет сделано, ей придется выйти за меня. – Ну, старина, ты ведь знаешь, как говорят, – с сомнением произнес Аласдэр. – Треснувший колокол не починишь. Она никогда тебя не простит. – Избавь меня от своих шотландских банальностей, – возразил Девеллин. – Кто-то должен позаботиться о безопасности женщины, и я не могу придумать ничего лучшего. – Значит, эта выдумка просто благотворительный жест? – Выше подбородок, милорд, – ворчал Фентон, завязывая галстук. Маркизу пришлось на время умолкнуть. – Спасибо, Фентон, – наконец сказал он. – Ты создал очередное чудо. – Действительно, – сухо подтвердил Аласдэр. – Он выглядит почти цивилизованно. – Ты ужасный льстец, друг мой. – Девеллин хлопнул его по плечу. – Тогда пошли. У меня еще дело на Стрэнде, и, боюсь, не слишком приятное. Джордж Кембл оказался не единственным жителем Лондона, которого тем вечером посетил нежданный гость. До наступления сумерек в доме № 14 прозвенел звонок. Поскольку Джулия заканчивала бальный туалет, а Мег взяла свои полдня, дверь пришлось открывать Сидони. Каково же было ее удивление, когда она увидела леди Кертон, стоящую на пороге, и карету с гербом, ждущую возле обочины. Графиня мило улыбнулась: – Добрый вечер, мадам Сен-Годар. Я подумала, что вы могли бы сопровождать меня на бал к Гравенелям. – Сопровождать вас? – Сидони тупо смотрела на нее. Красные перья на шляпе наклонились, когда графиня кивнула. – Мы с Элизабет решили, что вам не следует ехать одной, – прошептала она. – А как я поняла, ваш брат отклонил приглашение. Могу я войти? Сидони в конце концов вспомнила о хороших манерах. – Да, пожалуйста. Кто такая Элизабет? – Герцогиня Гравенель, – ответила леди Кертон, словно это было и так очевидно. – Мы подруга детства. Разве Элерик не упоминал об этом? – По-моему, нет. – Сидони проводила ее милость в гостиную. – И вы хотите, чтобы я поехала с вами? На бал? – Если, конечно, у вас нет других планов. – Боже мой! Значит, она вам сказала? Я имею в виду герцогиню. Она сказала, что я когда-то была… что я дальняя родственница? Леди Кертон весьма настойчиво потрепала ее по щеке. – Дорогая кузина, недавно вернувшаяся из-за границы, – поправила она. – Вы были в трауре, поэтому так редко показывались в свете. Теперь поспешите, дорогая. И ради Бога, придерживайтесь этой истории. Они приехали на Стрэнд, когда уже почти стемнело. Девеллин распахнул дверцу кареты и спрыгнул на тротуар, опасаясь предстоящей встречи. – Пойдешь? – спросил он Аласдэра. Тотлениво взмахнул рукой. – Трое – это уже целая толпа, старина. Кроме того, вид крови вызывает у меня головокружение. Задержавшись у двери, чтобы Прочесть медную табличку, Девеллин вошел в магазин и остановился, пораженный. Действительно, великолепные безделушки! Кашпо и часы, вазы и флаконы с нюхательной солью, чайные сервизы, канделябры, щиты и мечи – все на вид старинное и очень дорогое. В стеклянных витринах сверкали, переливаясь всеми цветами радуги, антикварные украшения. Но у Девеллииа не было времени рассматривать это великолепие, ибо на звон дверного колокольчика из-за тяжелой бархатной портьеры вышел молодой человек. Сначала у него мелькнула тень беспокойства, затем он с презрением взглянул на Девеллина. – Мы закрываемся, месье, – заявил он. – Вы должны прийти в другой день. – Я узнал вас! – Девеллин подошел к конторке. – Но поговорю с вами позже. А сейчас я хотел бы видеть Джорджа Кембла. Молодой человек поднял брови. – Но я не могу вам рекомендовать, сэр. Он советует повару насчет обеда. Упершись руками в стеклянную витрину, маркиз наклонился вперед. – А мне плевать, если он даже голым стрижет в ванной ногти на пальцахног. Черт возьми! Где-то здесь должна быть дверь! – Нет, нет! – закричал француз. – Стойте! Но Девеллин уже нашел за портьерой лестницу и начал подниматься. – Спасибо, – бросил он через плечо. – Я сейчас удивлю его. Наверху маркиз небрежно постучал в дверь. Видимо, Джордж Кембл уже закончил советовать повару насчет обеда, поскольку находился в маленькой, но роскошной гостиной и наливал что-то джентльмену, который показался Девеллину знакомым. Оба посмотрели на него. Джентльмен отложил газету и поднялся, а Кембл окинул его пренебрежительным взглядом. – Неужели это наш дорогой кузен Элерик? Какой сюрприз! – Извините за вторжение, – ответил Девеллин, прислоняясь одним плечом к косяку двери. – Но я знал, что вы не захотите меня видеть. – У вас поразительная способность замечать очевидное, Девеллин. – Послушайте, Кембл. Давайте отложим наши разногласия. Необходимо, чтобы вы поехали со мной сегодня вечером. – Поехал с вами? – Кембл поставил графин. Хотя Девеллин не желал в этом признаться, ему требовалась помощь Кембла. – Да, на бал к моему отцу. Приглашение вы получили. – И был чрезвычайно удивлен, – с кислой улыбкой ответил Джордж. Джентльмен подошел к Джорджу: – Джордж, представь нас, пожалуйста. – Извини, Морис. Конечно. Девеллин протянул руку: – Вы кажетесь мне чертовски знакомым. Да! Жиру. Вы мой новый портной, не так ли? – Один из моих помощников сделал для вас пару жилетов. Но я не одобряю цвета. Их подобрал ваш человек. – Цвет лошадиной мочи? И что-то вроде серой плесени? – Боюсь, что так. – Взгляд Жиру критически скользнул по его вечернему костюму. Маркиз пожал плечами. – Хорошо. Тогда едем. Вы оба. Жиру в ужасе отступил. – На бал к Гравенелю? – Вам обоим следует подумать о Сидони, – настаивал маркиз. – Сегодня вечером это очень важно. Ее семья должна быть с нею. – Сидони тоже будет там? – спросил Кембл. – Она мне обещала, – доверительно сказал маркиз. – Она приедет, и я думаю, вам тоже следует это сделать ради нее. – Вы сошли с ума, – ответил Жиру, садясь в кресло и разворачивая газету. – Более половины джентльменов там пользовались моими услугами. – Очень хорошо. Тогда вас не надо будет представлять. – Милорд, позвольте мне объяснить, – ворчливо сказал Жиру. – Мужчины не желают знать людей, которые занимаются столь щекотливым делом, как замер их талии и расположение их тестикул, чтобы добиться идеального покроя. Да и я, честно говоря, не желаю их знать. Это очень плохо для моего бизнеса. Я торговец и, с вашего позволения, хочу им остаться. Кроме того, хотите, верьте, хотите, нет, я не желаю, чтобы ваша семья испытывала неловкость за мое приглашение. Конечно, он был прав. – То же самое могу сказать и я, – вмешался Кембл. – У меня вообще нет интереса. – Но вы мой вновь обретенный, горячо любимый кузен, дьявол бы все это побрал! Моя мать собирается, открыто прижать вас к своей груди и вернуть в лоно семьи. – Оставьте! – сказал Кембл. – Вы же не думаете, что я это проглочу? – Свет проглотит! – рявкнул Девеллин. – Подумайте о будущем вашей сестры. Не хотел бы преждевременно это выкладывать, но мы с Сидони на следующей неделе женимся по специальному разрешению. – Вы, должно быть, пошутили. Девеллин натянуто улыбнулся. – Боюсь, я чуть-чуть скомпрометировал ее добродетель. – Негодяй! – процедил сквозь зубы Кембл. – Мне придется спустить с вас шкуру, отстегав хлыстом. – А я думал, вы собирались пристрелить меня в темном переулке, – напомнил маркиз. Кембл в гневе заметался по комнате. – Боже мой! Конечно, она против! Нет, этого не может быть! Проклятие! Я знал, что эта девчонка попадет здесь в беду. Но брак? С вами? Девеллин заставил себя не терять самообладания: – Конечно, я понимаю, что не заслуживаю Сидони. Конечно, я даже не мечтал об этом. Но есть другая, более ужасная причина для замужества Сидони. Мое богатство и титул защитят ее от низких слухов, которые могут возникнуть и в стать причиной множества вопросов. Подумайте, старина, и вы поймете, что я имею в виду. Кембл с ненавистью смотрел на него. – Вы проклятый шантажист. – И все-таки мы уже обручены, – нагло солгал Девеллин. – Объявление сегодня. Моей матери нужна уверенность, что Сидони примет все общество. Потом, если захотите, можете вызвать меня. Но сейчас вы обязаны выполнить свой долг перед сестрой. – Боюсь, он прав, Джордж, – почти весело сказал Морис. – Надень шелковый кремовый жилет. Он придает твоему взгляду более честное выражение. – Я предпочитаю хлыст, – заметил Кембл, налив себе бокал шерри и сделав большой глоток. – А потом быстроходный паром во Францию решит большинство проблем Сидони. – Может, здесь ей нравится больше? – спокойно предположил Девеллин. – Не хотел бы это говорить, Кем, но ваша сестра тоже небезразлична ко мне. Джордж еще кипел от ярости, однако постепенно сдавался. – Это разорит меня. Я буду открыто признан членом семьи Хиллард! Моя анонимность исчезнет. Мои знакомые из преступного мира не захотят больше знать меня. Разве в таких обстоятельствах можно заниматься бизнесом? – Кстати, насчет анонимности. Хотел бы спросить, откуда у вас имя Кембл. Где вы его взяли? – С театральной афиши, когда мне было четырнадцать лет. Надеюсь, вы простите, что я не хотел оставаться Буше, а тем более Хиллардом. Маркиз дружелюбно хлопнул его по спине. – Я понимаю, что вы имеете в виду, старина. Это проклятое имя висит тяжелым грузом на моей шее. Кембл искоса взглянул на него, затем проглотил остатки вина, словно ему требовалось подкрепление для подготовки к балу. – Боже мой! – Девеллин смотрел на' его руку. – Что у вас с суставами, Кем? Попали ими в тиски? Кембл оглядел посиневшие суставы пальцев. – Не тиски. Просто новое знакомство в Сент-Джеймс-парке прошлой ночью, – сухо произнес он. – Да, старые добрые Пад и Бад, – с отвращением фыркнул Морис Жиру. – Очаровательные молодые люди. Теперь мы будем ежедневно угощать их обедом. – Паг и Бад, – поправил друга Кембл. – И единственное, что они теперь способны есть, – это мясной бульон и протертый турнепс. А сейчас, полагаю, я должен одеться и проститься с жизнью, которую веду. Но вы, Девеллин, готовьтесь к расплате за это. – Хорошо, примем это за своего рода компромисс, старина, – ответил Девеллин, выходя за ним из комнаты. – Вы должны помнить, что в этой семье есть плавающее герцогство, которое станет вашим и о котором я не очень-то и мечтаю. – Да, но это не заставит меня провести бессонную ночь, – сказал Кембл, шагая по коридору. – И все же нам лучше сохранить этот титул висящим на ветке нашего родословного дерева, не так ли? Кембл резко повернулся. – Моя ветка давно отломилась, – холодно произнес он. – И уверяю вас, Девеллин, никакого компромисса тут нет. – А я думаю, есть. Когда Сидони выйдет за меня, все мы станем близкими родственниками, верно? Поскольку герцогство, в конце концов, перейдет вашему племяннику. – У меня нет племянника, – отрезал Кембл. – Большая оплошность с вашей стороны, кузен. – Маркиз обнял его за плечи. – Но я очень постараюсь ее исправить. В коридоре надолго повисло тяжелое молчание. – Ваше счастье, Девеллин, что у меня болит кулак, – наконец произнес Кембл. – Очень большое счастье. Оказавшись в толпе гостей перед особняком герцога, Сидони пожалела о своем обещании Девеллину. Эта широкая мраморная лестница, изящное веерообразное окно над дверью – все было слишком хорошо знакомо ей с детства и навевало печальные воспоминания. Каждый раз, когда их карета проезжала мимо по Гросвенор-сквер, она удивлялась, чем они с Джорджем так нехороши, что им нельзя жить в этом доме. Леди Кертон ободряюще сжала ее локоть, и Сидони с застывшей на лице улыбкой шла сквозь толпу. Потом увидела их. Герцога и герцогиню Гравенелей. Мать Элерика оказалась бледным хрупким созданием в пене розовых кружев. На женщине ее возраста такой наряд должен был выглядеть нелепо, а выглядел изысканно. Герцогиня тоже увидела Сидони, стоявшую с леди Кертон. – Моя дорогая девочка! – воскликнула она, протянув ей руку, словно они были лучшими подругами. – Дорогой, посмотри! Это Сидони. Никому бы не пришло в голову, что это их первая встреча. Герцогиня поцеловала ее в обе щеки, что немедленно было отмечено престарелыми сплетницами, которые стояли за леди Кертон. Вслед за этим Сидони оказалась перед герцогом Гравенелем, высоким худым человеком с безучастным взглядом и не соответствующей ему улыбкой в уголках рта. – Дорогая племянница! – Он поднес руку Сидони почти к своим губам. – Какая неожиданность. – Я думаю, – отозвалась она. Герцог холодно улыбнулся. Каким-то образом ей удалось сделать реверанс и двинуться с места, не споткнувшись. Она чувствовала взгляд герцога, пока не скрылась в толпе. Без сомнения, Гравенель только уступил желаниям своей жены. В бальном зале всего несколько человек показались ей знакомыми. Конечно, Сидони бывала в светском обществе, Лондона, но здесь был совершенно другой слой этого общества. Высший. Голубейшая английская кровь. Слава Богу, что леди Кертон настояла, чтобы они поехали вместе. Широкоплечий темноволосый джентльмен, задевший мимоходом графиню, обернулся, как бы собираясь извиниться. – Боже, Изабель! – воскликнул он. – Какая приятная встреча. Два бала в один сезон! Это для вас рекорд, не так ли? Обменявшись с ним любезностями, леди Кертон сменила тему. – Я забыла представить мою подругу, – защебетала она. – Мадам Сен-Годар – племянница Гравенеля, недавно вернувшаяся из-за границы, и щедрая покровительница общества «Назарет». Сидони, это сэр Джеймс Сиз, один из наших губернаторов. Покровительница общества «Назарет»? А впрочем, можно сказать и так. Но сэр Джеймс уже поклонился и с улыбкой пригласил ее на танец. Графиня кивнула в сторону бального зала, и Сидони, улыбнувшись в ответ, приняла руку партнера. Во время танца она искала глазами Девеллина. Тот опаздывал. Когда музыка закончилась, сэр Джеймс вернул ее графине, которая быстро подтолкнула локтем второго джентльмена. Он был представлен и отправлен за шампанским. Молодые джентльмены, высокие джентльмены, полные, лысые, красавцы. Леди Кертон знала всех. Кого-то она подзывала жестом или манила пальцем. И все, казалось, были счастливы, исполнить любые приказания ее милости. – Если вы продолжите в том же духе, к утру мой локоть потемнеет от синяков, – сказала Сидони, когда отошел последний красавец. – Мне это не потребуется, – ответила графиня. – Все! уже глядят в нашу сторону. Теперь они сами придут к нам. Вместе со своими женами, любовницами, мамашами. Общество не выносит тайн, а вы, моя дорогая, полная для них загадка. – Я чувствую себя самозванкой, – призналась Сидони. – Племянница герцога! Все уже наверняка удивляются, почему они до сих пор не слышали обо мне. Графиня пожала плечами. – Гравенель много лет избегает общества, а вы были за границей, – возразила она. – И вы действительно его племянница. – Его светлость впервые увидел меня. Я была просто ему навязана. Тем временем леди Кертон, встав на цыпочки, продолжала изучать толпу. – Он делает то, что хочет его жена. Гордость не довела его до добра. Посмотрите, не ваш ли брат сейчас рядом с ним? Там, в коридоре? Сидони посмотрела и облегченно вздохнула. Джордж все-таки приехал! Он стоял, заложив руки за спину, но явно испытывал неловкость во время беседы с Гравенелем. Одет безупречно, как всегда. Сегодня на нем был черный вечерний сюртук идеального покроя и шелковый жилет цвета слоновой кости, похоже, стоивший целое состояние. Герцог что-то говорил ему, оба выглядели мирно беседующими. Тем не менее, взгляд у Джорджа был отсутствующий. Видимо, ему пришлось отвечать на множество вопросов. Бедный Джордж. Конечно, сегодня он вышел в свет только ради нее. Теперь не избежать сплетен насчет их происхождения, их незаконнорожденности, образа жизни их матери. Станут говорить, что Сидони всего лишь возвеличенная гувернантка, а ее брат и того хуже. Он, какой ужас, занимается торговлей. И ради чего все это? Чтобы она могла войти в мир Гравенеля? Нет. Чтобы она могла быть рядом с человеком, которого любит. Герцог вдруг положил руку на плечо Джорджа, словно желая ему доброй ночи, после чего направился в бальный зал. Он шел сквозь толпу, изредка приостанавливаясь, чтобы выслушать поздравления. Наконец он добрался до Сидони. – Я бы пригласил вас на танец, дорогая. Но мой доктор запрещает мне напрягаться. Хотите вместо этого пройтись посаду? Когда она под руку с герцогом покидала зал, ее провожала сотня любопытных взглядов. Гравенель держался с некоторой властностью, но она чувствовала его слабость. И цвет лица нехорош, да и шел он медленно. В конце портика герцог остановился, чтобы перевести дух. – Полагаю, вам сказали, что я нездоров? – Нет, ваша светлость. Мне очень жаль. – Ерунда. Только хорошие умирают молодыми. Кстати, сегодня мне семьдесят. – И ваши доктора не могут ничего поделать? Герцог покачал головой. – Но я собираюсь подержаться за обломки кораблекрушения еще несколько месяцев, а возможно, год или два, – бесстрастно сказал он. – В конце концов, все умирают. – Мне очень жаль, – повторила она. – Элерик не упоминал об этом. – Хотя она должна была ему сказать. Я имею в виду свою жену. Должна была. Иначе бы он не приехал. – Элерик здесь? – Сидони чуть не подпрыгнула от радости. – Я не видела его. – Полагаю, мать заставила его пройтись с ней по бальному залу. Конечно, он рвется к вам, но мать, без сомнения, напомнила ему об этикете. – В тоне герцога Сидони не почувствовала ни одобрения, ни осуждения. – Итак, они говорят, я умираю, и моя жена просит выполнить ее желание. Когда я умру, ей не на кого будет опереться, жалуется она. Поэтому она хочет мира для всех нас. – Мне кажется, ее светлость очень любит вас обоих. – Теперь мы с моим сыном чужие друг другу, – просто сказал герцог. – Для нас это предпочтительнее. Сидони отнюдь не была уверена, что это предпочитает Элерик, но решила промолчать. Отдохнув, Гравенель снова предложил ей руку, и они спустились в сад. – Мой сын попросил вашей руки, мадам Сен-Годар? Моя жена думает именно так. – Да. Просил. – Тогда он по крайней мере ведет себя с вами честно. Сидони постаралась задушить гнев в зародыше. – Я никогда еще не видела, чтобы Элерик вел себя бесчестно. – Некоторые могут с вами не согласиться, – возразил герцог. – Вы скажете «да»? С минуту слышался только скрип гравия у них под ногами. – Я не уверена, – ответила Сидони. – Выдумаете, он недостаточно богат для брака? – Герцог бросил на нее странный взгляд. – Напротив. – Говорят, исправившийся распутник становится лучшим из мужей. Вы не любите его? Сидони чуть не сказала, что это не его дело. – Очень люблю. Но я вдова и привыкла сама решать. Я также думаю о том, что скажет общество. Гравенель выглядел слегка удивленным. – Конечно, обстоятельства вашего рождения не слишком удачны, – холодно произнес он. – Но это позор вашего отца. Если вы с Элериком поженитесь, то на пару недель вы, разумеется, станете пищей для сплетников. Но мы – Хил-ларды, и никакой скандал не сможет нас погубить. Сидони не понравился его тон. – Старые пересуды вряд ли имеют значение. Наверное, вам следует продолжить этот разговор с Элериком. Дайте ему свое благословение, а если не можете, то дайте ему совет. Сидони хотела уйти, но герцог тронул ее за плечо, и она увидела в его глазах печаль. – Я не собираюсь отказываться от сына, мадам, если вы имеете в виду это. Сделаю ли я, как вы говорите? Возможно. Но мы столько уже лет идем этим путем. Спрашивается, есть ли смысл поворачивать назад? – Смысл всегда есть. Пока человекживет. У вас есть сын, милорд, вам нужно лишь пойти к нему и сказать все, что вы считаете нужным. Некоторые родители такой возможности не имеют. Сидони хотела бы посочувствовать ему, но она знала, что сделала с Элериком гордость этого человека. Она едва удержалась, чтобы не выкрикнуть правду ему в лицо. Но ей не хватило мужества. Она просто пошла назад. Глава 14, в которой слово берет Хорас Леди Кертон, естественно, ждала у дверей в бальный зал, сэр Джеймс стоял рядом. Увидев Сидони и герцога, она с улыбкой направилась к ним. Вдруг лицо у нее вытянулось, улыбка погасла. – Ваша светлость, вы нездоровы, – прошептала она. – Да, я нездоров. Доктор не устает ежедневно напоминать мне об этом. – Прогулка вас утомила. Вы должны пойти в кабинет и отдохнуть. Вы знаете, Фредерик, что говорит доктор? Каждый час полежать десять минут с поднятыми ногами. К ее удовольствию, Гравенель достал карманные часы. – Хорошо. Но я обещал Элизабет провести несколько минут с тетушкой. – Разве Адмита здесь? – Боюсь, что так, – проворчал он. – К тому же со своей собакой. Да еще в красном бархатном жилете. – Адмита? В жилете? – Собака, Изабель. Собака. Леди Кертон постучала по раскрытым часам в руке герцога. – Уделите внимание тетушке Адмите. Затем немедленно в кабинет! Едва герцог удалился, леди Кертон воскликнула: – Боже, как утомительны эти светские приемы! Я уже ног под собой не чувствую. Наверное, я тоже пойду и дам отдых ногам. Сэр Джеймс, вы позаботитесь о Сидони до моего возвращения? – Почту за честь… – начал он, но леди Кертон уже покинула их. Девеллин шел с матерью по бальному залу, не различая лиц в толпе. Небрежно приветствовал людей. Механически отвечал на вопросы. Много времени прошло с тех пор, как он был в этом доме. С тех пор как умер Грег, с тех кошмарных дней, которые предшествовали его смерти, когда отец неотлучно сидел у постели Грега. Чтобы успокоиться, мать начала молиться, часто по нескольку часов подряд. Девеллин тоже нашел успокоение, но в бутылке. Они, все трое, жили как бесплотные тени, ожидая по эту сторону того, что с каждым днем становилось все неизбежнее. Потом неизбежность стала реальностью, и Грег умер. Его брат. Его лучший друг. Осталась только мать, тихо плачущая, да отец с горящим обвиняющим взглядом. Гнев отца был неудержимым, обвинения – ужасными. И все было правдой. Он считал виновным одного Элерика и продолжал считать до сих пор. Сегодня Гравенель приветствовал Джорджа Кембла – сына своего брата, незаконнорожденного молодого человека, которого он никогда прежде не видел, с большей теплотой, чем своего наследника. Зато мать встретила Элерика с чрезмерной радостью, поправляла ему шейный платок, щебетала всякие банальности, словно пытаясь отвлечь внимание гостей от Гравенеля, отвергшего родного сына. Девеллин улыбнулся, пожал руку джентльмену, с которым разговаривала мать. Внезапно кто-то весьма крепко сжал его свободную руку. – Прости, Элизабет, – сказала леди Кертон. – Могу я на минуту забрать у тебя сына? Мне требуется глоток воздуха. Улыбка матери застыла. – Изабель, ты нездорова? Графиня театрально обмахивалась веером. – Ничего такого, что не вылечил бы глоток свежего воздуха. Несмотря на подозрения, Девеллин с радостью покинул толпу, совершенно не интересуясь, куда поведет его леди Кертон. А графиня вела его в сторону отцовского кабинета, причем шла со скоростью, удивительной для пожилой женщины на грани удушья. Кабинет мало изменился со времен его детства. Пока Элерик предавался воспоминаниям, леди Кертон подошла к кожаному дивану возле окна и села с таким видом, будто намеревалась расположиться здесь надолго. Вспомнив свой долг, он хотел распахнуть окно для доступа свежего воздуха, но графиня жестом остановила его: – Уловка, молодой человек. Простая уловка. – Я так и думал. – Элерик, – решительно произнесла она. – Я хочу с тобой поговорить. – Я не очень склонен к праздной болтовне, мэм. – Говорить буду я. А тебе нужно лишь проворчать несколько ответов. Девеллин искоса взглянул на нее: – Я ничего вам не обещаю, мэм. – Мне нравится твоя мадам Сен-Годар, – непреклонно продолжала графиня. – Твоя мать считает, что ты влюблен в нее. Это правда? – Это правда. – И ты собираешься на ней жениться, Элерик? Он помолчал, сожалея о поспешном намерении объявить, об этом, а еще больше о том, что рассказал о нем Аласдэру. – Полагаю, мы все согласны, что я не слишком выгодное приобретение, мэм. Но да, я просил ее руки. Леди Кертон слегка расслабилась. – И она сказала… – Леди обдумывает мое предложение. Каков будет ее ответ, не могу сказать. Казалось, графиня тщательно подбирает слова для очередного вопроса. – Элерик, насколько хорошо ты знаешь мадам Сен-Годар? – Достаточно хорошо, мэм. И давайте оставим эту тему. – Но тебе известны ее привычки и занятия? – настойчиво продолжала графиня. – Ее склонность к общественным вопросам. Что ее заботит больше всего? Проклятие! Чего добивается эта сплетница? Тут он вспомнил слова Сидони о том, что леди Кертон о чем-то знает или догадывается. – Я знаю все, мэм, – прямо ответил Девеллин – Все, что имеет право знать будущий муж. И вряд ли смогу узнать еще нечто такое, что изменит мои чувства к Сидони. Они неизменны. – Я не сомневаюсь в глубине твоей привязанности, Элерик, – отмахнулась графиня. – Ты всегда был из числа молодых людей, которые преданы тем, кого любят. Я имею и виду ее добровольную работу. – Добровольную работу? Леди Кертон невинно раскрыла глаза. – Да. У нее ведь есть занятие, не так ли? – Вроде церковной гильдии? Или общества помощи женщинам? – с улыбкой предположил Девеллин. – Она как-то упоминала, что любит шить для бедных. А может, это было вязание. Я не помню точно. – Перестань. Мадам Сен-Годар ведет опасную игру, Элерик. Думаю, ты мог догадаться об этом. – Ах, это. Я все гадал, затронете ли вы эту тему. Можете не сомневаться, что «добровольная работа» Сидони вскоре закончится. – И она согласилась? – резко спросила графиня. – Не так прямо. Но она закончит, уверяю вас. – Слава Богу. Элерик, я считаю, что ты должен как можно скорее жениться на ней. Я уже сказала это твоей матери, и Элизабет говорит… – И моя мать говорит?.. – …что мы не должны терять время. Если ты действительно любишь ее, то должен немедленно жениться по специальному разрешению. Твоя мать согласна. – Думаете, никто другой не захочет меня? – усмехнулся Девеллин. – Нет, дело совсем не в этом, – покачала головой леди Кертон и перешла на шепот: – Элерик, примерно с неделю назад к нам в общество приходил человек. Сержант полиции. – Девеллин вздрогнул. – И он задавал вопросы, дорогой. О женщине в черном, которую видели в «Назарете». – Боже мой! – прошептал он. – Сержант Сиск. – Ты его знаешь? Однажды я с ним встречалась. При моей работе кого только не встретишь. Так вот, он хорошо известен некоторым из моих друзей. Он чрезвычайно упорный, Элерик. – Боже мой! – повторил он. – Насколько хорошо ты знаешь брата Сидони? – Достаточно, чтобы вызвать его неприязнь, – ответил Девеллин. – Но он терпит меня. – Этот полицейский сержант знаком с мистером Кемблом. Ты можешь поговорить с Кемблом о Сиске? Я знаю, Кембл из тех людей, кто способен позаботиться об этом. Избавить от неприятностей. Если ты понимаешь, что я имею в виду. Еще бы не понять. Хотя Кембл не очень высок ростом, зато гибок, подвижен, в его взгляде сквозит жестокость. А по характеру синяков на его суставах, известному, может, только одному из пятидесяти человек, Девеллин сразу определил, что Кембл пользовался кастетом, возвращая долг тем, кто ранил Сидони. А это не тот предмет, который большинство парней носит в своем кармане. Девеллин кивнул: – Я поговорю с ним. А если… Тут дверь открылась, и в проеме возник силуэт его отца. Девеллин вскочил с кресла, все разумные мысли вылетели у него из головы. Леди Кертон тоже поднялась. – Ваша светлость! Я только что собиралась уходить. Графиня направилась к двери, заставляя Гравенеля либо войти, либо сделать шаг назад. Он вошел. Девеллин последовал, было за леди Кертон, но отец задержал его: – Останься, пожалуйста. Девеллин остановился. Герцог закрыл дверь и прошел к письменному столу. – Ужасная толкучка, верно? Полагаю, общество соскучилось по твоей матери. – Она великолепная хозяйка. – Сигару? – предложил отец, доставая из ящика две штуки. – Разве вам позволяют курить, сэр? – Кто? – засмеялся герцог. – Доктор? Твоя мать? Девеллин не ответил. Тогда отец вздохнул, бросил сигары в ящик, отошел от стола, и какое-то время стоял, отсутствующе глядя вдаль. «Он уже не тот, – подумал Девеллин. – По крайней мере физически». – Я ошибся в тебе, Элерик? – вдруг спросил он. – Скажи мне. Я потерпел неудачу и как отец, и как муж? – Простите? Герцог покачал головой. Потом сел на диван, упершись локтями в колени и словно в изнеможении наклонившись вперед. – Я вижу это по ее лицу. Каждый проклятый день. За все Элизабет винит меня. Даже за смерть Грега. – Отец, я… – растерянно начал Девеллин. – Вот именно, – сказал герцог, как бы продолжая спор. – За Грега. Если бы я был с вами построже. Если бы заставил вас обоих поступить в университет. Если бы лишил содержания, как только начались ваши дикие выходки. Если бы я был лучшим отцом, всех этих несчастий или большинства из них можно было избежать. Вот что она думает. – Я не могу сказать, что вы были плохим отцом, сэр. Видимо, это я был плохим сыном. Герцог долго сидел молча, но Девеллин слышал его тяжелое дыхание. – Чем дольше ты держался на расстоянии, – наконец прошептал он, – тем легче было винить тебя. – Вы говорите о смерти Грега, не так ли? При всем моем уважении, сэр, вы с самого начала обвиняли меня. – Правда? Так говорит мне Элизабет. Но я совсем не помню те ужасные дни. Ни до, ни после. Наверное, таким способом рассудок защищает нас. Но я не знаю, то ли он защищал меня от трагедии смерти Грега, то ли… от чего-то еще. – А было что-то еще? – тихо спросил Девеллин. Какое-то время опять слышалось только свистящее дыхание отца. – Да. Мое ужасное поведение впоследствии. Мое… безумие, я бы сказал. Так мне это видится сегодня. Господи, Элерик, ты не можешь представить, как я страдал. – Представляю, сэр, – ответил Девеллин, сжав зубы. – Я потерял брата и лучшего друга. Практически лишился семьи. Но я нес вину как мог. У меня не было выбора. – Ты был так молод! – Герцог покачал головой. – Так неопытен в этой жизни. – Не так уж и молод, сэр. И не так уж неопытен, как вам хочется думать. – Но ты был моим ребенком, с болью произнес отец. – Моим ребенком. Элизабет не уставала напоминать мне об этом. А я не мог ничего поделать. Ничего. – Что вы имеете в виду, сэр? Что можно было тогда… да и сейчас поделать? Грег умер. Все было кончено. – Я не знаю. Извиниться перед тобой? Ударить тебя? Вместе горевать? Молиться? Рвать на себе волосы? – Дыхание со свистом вырывалось у него из груди. – Сэр, я думаю, вам не следует так волноваться. Но отец, казалось, не слышал его. – Ты считал это и своей потерей, Элерик. Так оно и есть. Да. Ты потерял брата. И отца тоже, полагаю. Но я потерял обоих детей. И не знал, как найти то, что потерял. Я до сих пор не знаю. – Отец, что вы хотите, чтобы я сделал? Что хотите от меня услышать? – Я хочу, чтобы ты вернулся домой, Элерик. В Стоунли. Хоть ненадолго. – Вернулся домой? – с сомнением повторил Девеллин. – Отец, я не знаю. Вы уверены, сэр, что хотите именно этого? Герцог попытался улыбнуться. – Разве имеет значение, чего я хочу? Умирающий человек не может позволить себе распоряжаться временем, Элерик. Я должен исправить ошибки. Умиротворить жену. Залечить рану, которую бездумно нанес семье. Девеллин не знал, что сказать. Он так долго ждал, когда отец протянет ему в знак примирения хотя бы тоненькую оливковую веточку. Но это оказалась не просто ветка, а целое дерево. И все же он колебался. Он должен подумать о Сидони, нельзя оставлять ее беззащитной, раз за ней идет по пятам Сиск. Кроме того, они должны, наконец, договориться, или он сойдет с ума. – Помнишь тот старый каменный дом у озера? – задумчиво спросил отец. – Я в этом не разбираюсь, но твоя мать говорила, что там очень романтично. В прошлом году она даже отремонтировала его. – Коттедж возле пристани, сэр? Да, он очаровательный. – Идеальное место, как утверждает Элизабет, для медового месяца. – Герцог откашлялся. – Мы думаем, вернее, твоя мать предполагает, что вы с Сидони, возможно, захотели бы провести там часть своего свадебного путешествия. Девеллин был потрясен. – Благодарю, сэр. Но Сидони еще не сказала «да». – Скажет. Я думаю, что сегодня подтолкнул ее к этому. – Простите? Отец с большим усилием встал. – Она скажет «да», Элерик. Потом она скажет, что я хочу того, чего, возможно, не заслуживаю, – прошептал он. – И это может быть правдой. Я хочу того, чего моя гордость не позволяла мне признать. – Чего, отец? – Я хочу возродить семью, прежде чем умру. И, если Господь будет милостив ко мне, хочу внука. Заслуживает ли этого его отец? А Грег заслуживал смерти? Заслуживал ли он сам наказания за это? Сегодня вечером какого-нибудь парня может сбить почтовая карета, а другой, смошенничав за карточным столом, положит в карман несколько сот фунтов. И ни тот, ни другой этого не заслужили. Люди в этой жизни редко заслуживают то, что им ниспослано. Все это для следующей жизни, где отца уже не будет. А он хочет еще немного побыть в этой. Девеллин обнял отца. Может, они еще не имеют права на объятие. Но они просто должны жить дальше и посмотреть, что из этого получится. – Думаю, вам лучше отдохнуть, сэр. И с поднятыми ногами. – Мне пора на тот свет, – проворчал герцог, опять становясь похожим на того человека, которого помнил Девеллин. – А то половина гостей в бальном зале только и делала, что советовала мне отдохнуть. Говоря это, он все же вытянулся на диване и положил ноги на подлокотник. Девеллин схватил подушку с ближайшего кресла и подсунул ему под ноги. – Кстати, – задумчиво произнес герцог. – Элизабет хочет, чтобы мы за ужином сказали хорошие слова, поблагодарили каждого гостя за добрые пожелания и все такое. – Отличная мысль, – ответил Девеллин , садясь. – И вот еще что, Элерик, нужно сказать. Если ты, конечно, согласишься. – Не знаю, сэр. Я не уверен, что мне следует говорить, сэр. – Ошибаешься, – возразил отец, складывая руки на животе. – Будь добр, Элерик, позвони. – Да, конечно. – Вскочив, Девеллин бросился к звонку. – Что вам требуется, сэр? – Племянник Джордж. Вели слуге разыскать его. Сидони облегченно вздохнула, когда появился Элерик, чтобы пригласить ее на последний танец перед ужином. После всех треволнений она с трудом подавила желание обнять его за шею и прижаться головой к его широкой, твердой, как стена, груди. Она была уверена, что ее легкомысленная девическая улыбка не осталась незамеченной. После танца к ним подошел сэр Аласдэр Маклахлан, у которого не было партнерши, галантно предложил руку леди Кертон, и они вчетвером отправились ужинать. Джентльмены, ненадолго покинув, дам, вернулись с полными тарелками, где лежали завитки лососины, креветки в сливочном соусе и охлаждённая спаржа. Девеллин невозмутимо сидел, однако раз или два его рука ложилась под столом на колено Сидони, чтобы успокаивающе сжать ее пальцы. Как ни странно, он почти не ел. – Все в порядке? – тихо спросила она, когда леди Кертон и сэр Аласдэр отправились к дальнему столу за сладким блюдом. – Вполне, – ответил Девеллин, хотя выглядел бледным. – Давай выйдем. Глотнем свежего воздуха. Пройдя через опустевший бальный зал, они вышли в портик, но Девеллин провел ее в дальний конец и нежно обнял за плечи. – Ты встретился с ним? Он был вежлив? Сидони обрадовалась, почувствовав, что Девеллин кивнул. – Он сожалеет. И я верю ему, Сидони. Мы поговорили. Хотя недолго. Я не знаю, что будет дальше, но по крайней мере начало положено. Она улыбнулась, и он поцеловал ее. Это был легкий, словно прикосновение крыльев бабочки, поцелуй. – Я люблю тебя, Сидони, – твердо сказал он. – Я очень тебя люблю. – Потом вдруг отстранился и сунул руку в карман. – Посмотри, у меня кое-то есть для тебя. Нечто вроде свадебного подарка. Он протянул ей свернутый лист плотной бумаги. Прочитав документ, Сидони с недоумением посмотрела на него. – Акт? На дом? – удивилась она. – Но у меня есть дом, Элерик. Я не понимаю… Девеллин с мальчишеской радостью улыбнулся. – Не просто дом, Сид. Публичный дом. – Ты купил… – Она проглотила комок. – Ты купил мне… публичный дом в качестве свадебного подарка? – Нет, ты взгляни на адрес, – встревожился он. – Видишь? Гаттерлейн. Дом рядом с гостиницей «Кросс-Кейз». – Боже мой! Девеллин снова улыбался. – Я говорил тебе, Сид, мысли шире. Теперь дом – твой. Если тебе не нравится, что он из себя представляет, сделай из него что-нибудь другое. – Но я не знаю, что из него сделать. – Она вторично просмотрела документ. – Сидони, подумай, – нетерпеливо продолжал он, – если ты выйдешь за меня, у тебя будут средства и влияние, чтобы перевести дело на более высокий уровень. Возможно… правда, я не судья в подобных делах… но, возможно, этот дом станет… не знаю… чайным магазином, к примеру. Она скептически воззрилась на него. – Чайным магазином? – В общем, дом большой. Чайный магазин, кафе, гостиница, что угодно. И все это дает возможность предоставить честную работу для тех женщин. Они не будут в западне, им больше не понадобится Черный Ангел, чтобы мстить за них. Попроси леди Кертон помочь. У нее громадный опыт в благотворительных делах. Привстав на цыпочки, Сидони поцеловала его в уголок рта. – Элерик, я люблю тебя. И это не глупая любовь, о которой говорят поэты. Я люблю тебя всем сердцем. – Сидони, – прошептал он. – Ты выйдешь за меня, правда? Бросишь опасную жизнь, а вместо нее у тебя будет долгая скучная жизнь со мной. Я знаю, что недостоин тебя, но, клянусь, постараюсь быть достойным, если ты согласишься. Кажется, моя мать уже планирует наш медовый месяц. – Ты шутишь? Девеллин улыбнулся и покачал головой: – Боюсь, что нет. Ты ведь сделаешь это? Дорогая, пожалуйста, скажи «да». – Да, – со счастливой улыбкой прошептала Сидони. – Я почту за честь стать твоей женой. Не потому, что ты купил мне дом. Просто я поняла, что не могу жить без тебя. Из сада вдруг донесся какой-то странный царапающий звук. Обернувшись, Сидони увидела маленькую золотисто-коричневую собаку, несущуюся по дорожке к портику с таким энтузиазмом, что из-под лап у нее в разные стороны летел гравий. Животное было в красном жилете, а высунутый красный язык походил на короткий шарф, раздуваемый ветром. Собака с восторгом бросилась к Элерику, начала прыгать на задних лапах, махая передними в воздухе. – Хорас, вот ты где! – послышался старческий голос. В круге света от фонаря появилась иссохшая, морщинистая леди в платье такого же красного цвета и пошла через газон к портику. – Элерик, негодник! – с улыбкой воскликнула она. – Хорас целый вечер ищет тебя. – Неужели? Маркиз присел на корточки, чтобы погладить собаку. В перерывах между восторженными прыжками Хораса и его тявканьем он представил Сидони тетушке Адмите. – Рада познакомиться, мэм. – Сидони протянула ей руку. Старая леди вдруг перестала улыбаться и повернулась к собаке: – В чем дело, мой дорогой? Чего ты хочешь? – Я не сказал ни слова, тетушка, – ответил Элерик. Та нетерпеливо покачала головой: – Я обращаюсь к Хорасу. Иди ко мне, дорогой, я возьму тебя на руки. Леди с удивительным для ее возраста изяществом подхватила Хораса и, пока он лизал ее в лицо, приговаривала: – Ты уверен? Да, сделаю. Непременно спрошу. – Она с сияющей улыбкой повернулась к Элерику: – Он говорит, что я должна вас поздравить. Он говорит, Элерик, что вы сейчас обручились! Это правда? Девеллин и Сидони удивленно взглянули друг на друга. – Это правда. Но пока еще не объявили. – А Хорас знает! – радостно засмеялась Адамита и указала на небо. – Он все сверху видит. – Хорас начал вырываться. – Да, да. Я уверена, что ты можешь. Леди передала его Сидони, и та, изумленно раскрыв глаза, приняла собаку. – Хорас хотел бы поцеловать невесту, – хитро произнесла Адамита. Что он и сделал, облизав Сидони от подбородка до уха. – Благодарю, – прошептала она и вернула собаку хозяйке. – Мы опаздываем на ужин, – заявила Адамита. – Наши самые теплые поздравления! Сидони только молча глядела им вслед. – Что это значит? – наконец спросила она. – Сам бы хотел знать, – сухо ответил Девеллин. – Она думает, что собака – это ее умерший муж. Или своего рода медиум. В общем, я понятия не имею, что она думает. – Этой женщине лет девяносто, если не больше, Элерик. Она просто не в состоянии подслушать нас из сада. Можс г, все не так уж и глупо? Покачав головой, Девеллин взял ее за руку, и они вернулись в дом. Гости уже заканчивали ужин. Вдруг зазвенел колокольчик, они быстро заняли свои места, но Сидони успела заметить, как Элерик подал матери странный знак. Герцог с герцогиней поднялись, и ее светлость осторожно постучала вилкой по бокалу. – Дорогие друзья! Благодарим всех вас за то, что вы приехали отметить столь радостное событие, как семидесятый день рождения Гравенеля. И отпраздновать с нами открытие этого прекрасного дома, который мы… – Герцог нетерпеливо кашлянул. – Хорошо, Фредерик, я предоставляю это тебе. – Друзья, сегодня мы с вами собрались не только отпраздновать мой день рождения, – начал герцог. – Есть более важный повод… событие, до которого я, честно говоря, не надеялся дожить. Итак, я хотел бы попросить моего племянника Джорджа встать. Джордж? Где вы? Да, он здесь. – Элерик, что происходит? – шепнула Сидони. Она повернулась и увидела брата, вставшего из-за стола в глубине комнаты. Герцог поднял бокал. – Некоторые из вас знают мистера Джорджа Кембла, другие, возможно, нет. Но мы оба просим вас поднять бокалы в честь помолвки моего любимого сына и наследника Элерика, лорда Дев… – Пораженные гости прервали его дружным вздохом. Герцог засмеялся. – Да, теперь вы понимаете, отчего я боялся не дожить до такого события. – Раздался столь же дружный смех. – Итак, Элизабет, Джордж и я просим вас поздравить Элерика и его невесту, мою племянницу Сидони Сен-Годар и сестру Джорджа. – За Элерика и Сидони, – четко и спокойно произнес Кембл, подняв бокал. Все поглядели на счастливую пару. В ответ Девеллин поднял Сидони с места и поклонился, не выпуская ее руку. Она ухитрилась сделать реверанс. – Дорогая Сидони, добро пожаловать, возможно, это звучит старомодно, – усмехнулся герцог, – но… добро пожаловать в нашу семью. Гравенель сел. Джордж незаметно покинул общество. Гости вернулись к своим тарелкам и сплетням, или чем они там занимались до того. Сэр Аласдэр и леди Кертон сияли: графиня от счастья, он от удовольствия. Сидони посмотрела на Девеллина: – Ты знал, что он собирается это сделать? – Ну, я не предполагал, что он сделает это публично. – То есть он избавил тебя от неприятности, – заметил сэр Аласдэр. – И тебе уже не пришлось делать из себя дурака. Сидони повернулась к нему: – Что это значит? Аласдэр с недоумением посмотрел на нее, затем на друга. – Я что, Дев, неправильно тебя понял? Разве ты не говорил перед балом, что удивишь Сидони, возьмешь быка за рога, и тогда ей придется… – Аласдэр, – холодно прервал его Девеллин, – ты хоть раз в жизни можешь прикусить свой болтливый язык? Тот весело пожал плечами. – Старина, я ужасно склонен к болтовне, – согласился он. – Даже сам порой не знаю, что могу сказать через минуту. Кстати, Дев, мы с твоей матерью поболтали насчет динария Веспасиана. Разве ты не хотел что-то сказать ей? Насчет причины, по которой ты сегодня приедешь? Девеллин отодвинул стул. – Да, – процедил он. – Я собираюсь ей сказать, Аласдэр, чтобы она раз и навсегда отдала тебе эту проклятую римскую монету. Эпилог, в котором хорошие умирают молодыми Сидони проснулась, открыла глаза и с некоторым удивлением села. Ну конечно, их лодка опять уплыла далеко от коттеджа, а Томас лениво остался лежать на берегу. Теперь они дрейфовали у противоположного берега, ивы шелестели листвой, сквозь ветви пробивались солнечные лучи. Сидони отметила страницу и отложила чтение. Это была не книга, а один из многочисленных дневников матери. Их чтение уже не причиняло ей такой боли, как раньше, она понемногу начала понимать Клер Буше, свою мать, и как женщину, и просто как человека. Теперь она была рада, что Джулия не выбросила дневники. Сидони взглянула на мужа, расположившегося на носу лодки, но Элерик не заметил ее влюбленного взгляда, так как был поглощен чтением. Улыбнувшись, Сидони оттолкнулась веслом от илистого дна, и Элерик поднял голову. – Что? Опять нас отнесло? – Хороший из тебя капитан, – добродушно проворчала она. – Теперь мне придется выталкивать нас обоих на солнце. – Да, это обязанность помощника капитана, – сообщил муж. – И у тебя обгорит нос. Он улыбнулся ей, и сердце у нее замерло от счастья. После возвращения из свадебного путешествия в Италию они уже шесть недель жили в Стоунли. В этом благословенном месте они любили, смеялись, закладывали основание настоящего брака. Коттедж, предложенный родителями Элернка, был очаровательным и достаточно уединенным для страстных ночных купаний в озере и романтичных пикников на берегу. Мать Элерика радовалась, что они живут совсем близко. Гравенель пытался опять быть отцом, Девеллин, как она надеялась, примирился с жизнью. Оставалось лишь одно темное пятно, которое тревожило, хотя он редко говорил об этом. Тень Черного Ангела. Теперь ничего уже нельзя было доказать, и он вполне мог защитить ее. Но все же он беспокоился, как бы не всплыло что-нибудь неприятное из прошлого. Лодка мерно покачивалась, убаюкивая Сидони. – Что ты читаешь, дорогой? – сонно поинтересовалась она. – Письмо Аласдэра, полученное утром? – Да, и оно полно городских сплетен, – подмигнул муж. Что-то в его тоне заставило Сидони опять сесть. – О чем на этот раз? – Например, твой старый друг лорд Бодли сбежал на континент с тем, что успел прихватить с собой. Он полностью разорен, и кредиторы подали на него в суд. – Он не заслуживает даже нищенской жизни на континенте. – Терпение, моя дорогая, – сказал Элерик, пробегая глазами письмо. – Со временем люди вроде твоего Бодли всегда плохо кончают. Он вдруг засмеялся, и она с любопытством взглянула на него: –  Что там еще интересного? – Аласдэр прислал страницу «Тайме». Он пишет, что мы должны это увидеть. – Что? – Сидони хотела перебраться к мужу, и лодка опасно накренилась. – Хороший из тебя моряк, Сид, – насмешливо сказал он. – Сядь, пока ты не утопила нас. Она села, расправив юбки на коленях, стада наблюдать за мужем. Выражение лица у него постепенно менялось, легкое удивление перешло во что-то, похожее на шок. Ей показалось, что сейчас его или хватит удар, или раздастся оглушительный хохот. – Дорогой, – наконец сказала она, становясь на колени, – что с тобой? Что случилось? – Приготовься, дорогая, – торжественно произнес муж, – боюсь, у меня плохие новости! – Боже! И насколько плохие? – Черный Ангел. Боюсь, ее постигла безвременная кончина. – Элерик, ты говоришь вздор. – Тем не менее, она мертва, – выговорил он, давясь от смеха. – Застигнута на месте преступления и застрелена в четыре часа. –  Но… кто? Кто устроил подобный розыгрыш? – Так утверждает эксперт, – сухо возразил муж. – Ты ведь знаешь о розыгрышах все, что только можно знать, верно, дорогая? Сидони попыталась выхватить у него газету, но Девеллин поднял ее над головой. – При каких обстоятельствах? Кто жертва? – Увы, жертвой Ангела был пользующийся дурной славой повеса сэр Аласдэр Маклахлан. Это случилось… дай мне взглянуть… в ложе театра «Друри-Лейн», как утверждает сержант полиции некий мистер Мортимер Сиск. Не друг ли это твоего брата? – Сиск! – возмущенно закричала Сидони. – Я задушу эту ищейку его собственным отвратительным галстуком! Девеллин взглянул на нее с притворным сочувствием: – Кажется, Черный Ангел заманила после спектакля нашего похотливого сэра Аласдэра в пустую ложу для интимного свидания. Когда же она попыталась лишить его принадлежавших ему вещей, то обнаружила, что Аласдэр вооружен чем-то более существенным, нежели его обычный ум и обаяние. Черный Ангел попыталась вырвать у него пистолет и случайно застрелила себя. – Это же совершенный бред! – Там были свидетели, – предупредил муж. – Свидетели? – Даже несколько. Две начинающие актрисы за кулисами, Илза и Инга Карлссон. И этот образец добродетели, леди Кертон, дремавшая в соседней ложе. Шум разбудил ее, и она видела происходящее. – Леди Кертон! Непостижимо! – Только не для меня, дорогая, – ответил Девеллин. – По-моему, Ангел опустила занавес своего существования, чтобы избежать любых подозрений или вызова на бис, когда мы вернемся в Лондон. – Джулия! Конечно! Все устроила она. – Разумеется. Так вот, Аласдэр пишет, что из нее получился изумительный труп. – Я задушу ее. – Одним из отвратительных галстуков Сиска? Упав в лодку, Сидони расхохоталась. – Похоже, моя преступная карьера закончена, так, Девеллин? По крайней мере Черный Ангел ушла со сцены впечатляюще. Глядя в лазурное небо, она слышала, как муж на коленях подполз к ней. – Сидони, дорогая, – сказал он, поцеловав ее в лоб, – теперь единственная роль, которую ты должна играть, это роль моей любимой и моего друга. – Звучит немного скучно, Девеллин, – с притворным недовольством заметила она. Муж пожал плечами и улыбнулся. – Ну что ж, если я когда-нибудь провинюсь, то, полагаю, ты можешь надеть рыжий парик, связать меня и пару ночей сыграть роль Руби Блэк. – Если? Когда-нибудь? – Сидони засмеялась. – Боюсь, Руби станет очень занятой женщиной. Девеллин вдруг посерьезнел. – Я говорил тебе, как горжусь тобой? – спросил он. – Ты смелей и преданней любого, кого я знал. Ты не можешь спасти всех. Это правда. Но ты, несомненно, спасла меня. – Элерик, греби поскорее к берегу, дорогой. Он с любопытством взглянул на жену: – По-моему, она задумала нечто бесстыдное. Сидони оттолкнула его, и лодка снова закачалась. – Я должна сыграть еще одну роль, – прошептала она. – Которую ты вычеркнул из списка. Теперь задело, лентяй! У тебя есть тоже обязанность. – Правда? – улыбнулся он. – Хотелось бы знать, какая? – Можешь догадаться, – ответила Сидони, кладя руку на его бедро. – Не уверен. У меня туго с мозгами. Она посмотрела на него из-под черных ресниц: – Ты обещал своему отцу кое-что выполнить, прежде чем он умрет. Я предлагаю не терять времени даром, любовь моя. – Ну, держись, Сид! – пригрозил муж, с энтузиазмом налегая на весла. – Не позволю, чтоб говорили, что Дьявол с Дыок-стрит уклоняется от выполнения своих супружеских обязанностей.