Аннотация: С того самого момента, как Коннор Маккей ворвался в ее кабинет, Кортни Кэри почувствовала, что сотрудничество с ним принесет ей одни неприятности. Но когда он предложил ей провести совместное расследование и разоблачить адвоката, по сути дела торгующего детьми, отказаться она не смогла. Все началось с того, что Коннор попросил Кортни стать его «женой»…


---------------------------------------------


 Барбара Босуэл
 Совместное расследование



 Глава 1


  —  Вернитесь! — голос возмущенной секретарши звенел от негодования. — У мисс Кэри совещание. Ее нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах!
 Не обращая на нее внимания, Коннор дошел до двери с табличкой «Кортни Кэри» и на секунду остановился.
 — Мисс Кэри никого не принимает без предварительной записи, сэр! — взвизгнула секретарша, когда он взялся за ручку двери. Она догнала его и пыталась преградить дорогу.
 Коннор мысленно восхитился ее слепой преданностью распорядку дня начальницы. Хорошее качество для персонала. Надо запомнить на случай, если ему когда-нибудь придется набирать свою команду.
 — Не смейте входить! — сурово повторила женщина.
 Коннор ослепительно улыбнулся:
 — А ну-ка, ловите меня, — и, распахнув дверь, вошел в кабинет.
 Кортни Кэри сидела за письменным столом и разворачивала длиннющий сэндвич с сыром. Когда дверь открылась, она вскинула голову и, разинув рот, уставилась на высокого, мускулистого мужчину лет тридцати пяти в джинсах и летной кожаной куртке, уверенно входящего в ее кабинет. Она быстро взяла себя в руки и вопросительно посмотрела на него. Он не был похож на обычного посетителя офиса Национальной общественной телекомпании: безукоризненно одетого представителя фирмы, заказывающей рекламу, или богемного вида артиста.
 Этот человек не подходил ни под одну из вышеупомянутых категорий. Темные рыжеватые волосы, обрамляющие загорелое лицо, были длинноваты для бизнесмена, но слишком коротки для актера. Одежда — джинсы, куртка, темно-синяя рубашка и сапоги — была совершенно обычная и не давала возможности определить, чем этот человек занимается. Он был высок, гораздо выше шести футов, и, как башня, возвышался над раскрасневшейся от гнева секретаршей Мими Дитмар.
 — Извините, Кортни, — сказала Мими, бросая злобный взгляд на бесцеремонно вторгшегося посетителя. — Я пыталась задержать этого… человека, но он ворвался силой.
 — Так, значит, у мисс Кэри совещание? — прервал ее Коннор, многозначительно оглядывая пустой кабинет. Он остановил пристальный взгляд на сэндвиче, который Кортни крепко сжимала в руках. Заметив его взгляд, девушка со вздохом сунула сэндвич обратно в бумажный пакет.
 — Вы прекрасно видите, что у мисс Кэри не совещание, — рявкнула Мими. — У нее перерыв на ленч.
 Коннор пожал плечами.
 — Я столько слышал о том, как творчески работают в НОТ, что подумал: возможно, она решила посовещаться с сэндвичем. Может, она так проявляет свою оригинальность?
 Кортни проглотила готовую вот-вот сорваться с языка резкость. Не зная, кто этот человек, не стоило оскорблять его… пока.
 — Нам, творческим натурам, тоже иногда приходится есть, — сказала она довольно кротко, но достаточно выразительно взглянула на посетителя.
 — Но считаете ниже своего достоинства признаться в этом и велите своей сторожевой собаке твердить всем, будто у вас совещание, — улыбка Коннора была такой же вызывающей, как его слова, и такой же насмешливой, как тон, которым они были произнесены.
 Мими задохнулась от возмущения и обиды.
 — Миссис Дитмар — не сторожевая собака. — Кортни встала. — Вы должны извиниться перед ней. И немедленно покиньте мой кабинет.
 Теперь явно пришло время для оскорблений, кем бы этот человек ни был.
 — Так вы выгоняете меня? — Коннор прошел к окну и повернулся лицом к обеим женщинам. Его совершенно не тронул выговор. — А ведь вы даже не знаете, кто я такой. А вдруг я эксцентричный миллиардер, явившийся с семизначным пожертвованием Национальной общественной телекомпании? Такая сумма достаточно велика, чтобы катапультировать вашу барахтающуюся компанию из убыточной трясины к прибыльным высотам.
 Кортни сложила руки на груди.
 — Почему-то я в этом сомневаюсь. Ваши внешность и поведение заставляют отнести вас скорее к разряду наших недругов. Пожалуйста, немедленно уйдите, или я буду вынуждена вызвать службу безопасности.
 — Какая шаблонная речь, — Коннор выразительно выгнул свои темные брови. — Может, в конце концов, вы не такая уж и творческая личность, мисс Кэри.
 — Я немедленно вызываю охрану! — объявила Мими, протягивая руку к телефону на столе Кортни.
 — Если тот семидесятипятилетний доходяга, дремлющий в кресле у лифта, и есть ваша охрана, я бы посоветовал вам не утруждать себя. Ему не удастся выставить меня, если я сам того не захочу. А я не захочу до тех пор, пока не поговорю с мисс Кэри, — сказал Коннор и, взглядом давая Мими понять, что она свободна, коротко добавил:
 — Наедине.
 — Хорошо, Мими. Я поговорю с ним, — сказала Кортни прежде, чем секретарша успела возразить. — Идите.
 Она попыталась уверить себя, что не потерпела поражения, а просто правильно оценила ситуацию. Этот человек явно не собирался уходить, и чем скорее она поговорит с ним, тем скорее они расстанутся.
 — Разумное решение, мисс Кэри, — заявил Коннор. — Я обещаю не занимать слишком много вашего бесценного времени. Очень скоро вы сможете вернуться к конференции с вашим сэндвичем.
 Кортни неодобрительно поджала губы; Мими вышла из кабинета, сильно хлопнув дверью.
 — Неужели я назвал ее сторожевой собакой? — усмехнулся Коннор. — Позвольте мне исправить свою ошибку, она — дракон.
 — Мими очень преданна, — коротко объяснила Кортни и снова села за письменный стол — стратегический ход, чтобы взять контроль над навязанной ситуацией в свои руки и перехватить инициативу. — Так что вам угодно, мистер… — она умолкла.
 — Маккей. Коннор Маккей. — Он тоже кое-что понимал в стратегии, поскольку уселся на край стола и стал пристально разглядывать ее с очень близкого расстояния, да еще сверху вниз.
 Она была совсем не похожа на то, что он , ожидал увидеть. Хотя он никогда раньше не бывал в НОТ, он предполагал, что любой работающий в начинающей компании с гордым девизом «Серьезное, современное, интеллектуальное телевидение» должен быть близоруким интеллигентным «синим чулком». Заумной и назойливой, излучающей высокомерие, со строгой прической и носящей удобные полуботинки. Непривлекательной и гордящейся этим. То есть вылитой Мими Дитмар.
 Но не Кортни Кэри. В любой оправе она привлекла бы взгляд. Пока она стояла, он оценил ее рост примерно в пять футов пять дюймов, чуть выше среднего. Скучная накрахмаленная белая блузка с высоким воротом и длинными рукавами не могла скрыть волнующей формы ее груди. Узкая темно-зеленая юбка, такая же простая, как блузка, подчеркивала тонкую талию, плоский живот и привлекательную выпуклость бедер.
 Темные густые волосы падали на плечи мягкой блестящей волной. От ее лица трудно было отвести взгляд. В огромных, широко расставленных бархатных карих глазах светился ум. Высокие скулы и решительный маленький подбородок. А рот… Совершенно неожиданно на него нахлынула жаркая волна. Большой рот с прекрасно очерченными чувственными губами манил, соблазнял… Коннор сглотнул подступивший к горлу комок.
 Котни следила за тем, как его глаза цвета морской волны скользят по ней, и заставляла себя сидеть спокойно. Удивительно, но ей было трудно сохранять бесстрастное выражение лица. Она чувствовала себя… непривычно.
 Обычно такое откровенное разглядывание вызывало у нее отвращение. Но иногда, если она была в хорошем настроении, а наблюдатель таращился особенно комично, это ее даже забавляло. Сейчас же она не могла понять, почему долгий оценивающий взгляд этого мужчины не вызывает у нее обычной враждебности или снисходительности.
 Она испытывала какое-то абсолютно новое, странное, непонятное чувство. И это ее беспокоило. Меньше всего на свете она хотела сейчас, чтобы какой-то незнакомец врывался в ее четко распланированную жизнь, — незнакомец, вызывающий чувства, справиться с которыми она не могла.
 Кортни слегка тряхнула головой, как бы отбрасывая неприятные мысли, и натянуто улыбнулась.
 — Ну, мистер Маккей, раз уж вам удалось настоять на беседе, пожалуйста, изложите ваше дело.
 Она осталась довольна тем, как прозвучал ее голос — решительно и невозмутимо. Такой тон — спокойный и исключительно деловой — доказывал, что ни его красивое лицо, ни сильное мускулистое тело не произвели на нее абсолютно никакого впечатления. Однако она откинулась на стуле, чтобы быть от него хоть чуточку подальше.
 — Мое дело, — протянул Коннор, намеренно наклоняясь вперед. Его мгновенная растерянность прошла, и он снова взял себя в руки, до глубины души наслаждаясь тем, что его близость заставляет мисс Кортни Кэри нервничать и качаться на задних ножках стула. Он был уверен, что обычно все четыре ножки ее стула крепко стоят на полу. — А если я скажу, что вы — мое дело, Кортни? — Он усмехнулся, когда ее губы сжались от его фамильярности.
 Да как он смеет обращаться к ней просто по имени! Она встала и быстро отошла от него, ее темные глаза вспыхнули.
 — Это шутка? Или кто-то нанял вас, чтобы… чтобы… — она умолкла в ожидании ответа.
 Вместо ответа он заинтересованно спросил:
 — Нанял, чтобы сделать что?
 На ее щеках появились пятна румянца.
 — Чтобы прийти сюда и…
 — И? — подсказал Коннор. — Не томите меня в неизвестности, Кортни.
 Блеск его глаз был одновременно и насмешливым, и распутно-соблазнительным. Кортни почувствовала, как ее пульс участился. Она никогда раньше не видела глаз такого особенного цвета, цвета морской волны. И в этот момент в них бушевала непокорность штормового моря.
 — Вы прекрасно знаете, — резко сказала она, заставляя себя успокоиться. — Вас наняли прийти в мой кабинет и… и встряхнуть меня. — Она смущенно понизила голос и отвела взгляд.
 — Вы хотите сказать, что существует спрос и предложение на такие услуги? — недоверчиво спросил Коннор и засмеялся.
 Кортни была уверена, что он смеется над ней, и еще крепче сжала губы.
 — Без шуток? — настаивал Коннор. — Одни люди действительно нанимают других, чтобы ходить в офисы и…
 — Читать порнографические стишки, — сердито вставила Кортни, — или включать магнитофон и раздеваться, или еще что-нибудь столь же отвратительное. И не надо притворяться, будто вы удивлены, мистер Маккей. Не верю, что вы никогда не слышали об этом… этом современном виде услуг.
 Судя по всему, Коннору было очень весело.
 — Вот как это теперь называется! У вас, творческой интеллигенции, действительно богатое воображение. Извините, у меня нет с собой никаких эротических стихов. Может, вы не откажетесь от импровизации? Минуточку… Жила-была девочка Фей, чертовски красивая… — он умолк. — Нет, я пропущу поэтическое вступление и сразу приступлю к делу. Пожалуйста, будьте любезны, напойте пару тактов «Стриптизерки».
 Он скинул куртку и швырнул ее на стул. Кортни в ужасе следила, как его пальцы движутся к верхней пуговице рубашки.
 — Прекратите! — закричала она. Слава Богу, он прекратил.
 — Так как вы думаете, кто меня нанял, мисс Кэри? — лениво протянул он. Кортни кипела.
 — Имя Джарелл Харкурт что-нибудь говорит вам?
 — Нет. А должно?
 — Будьте честны, мистер Маккей. Если Джарелл наняла вас, сознайтесь, — Кортни нахмурилась. — Это единственный человек, который хотел бы…
 Она сделала глубокий вдох.
 — Шокировать вас? — помог Коннор. К несчастью, он попал точно в цель, но Кортни не собиралась признаваться в этом. Она неподвижно смотрела вдаль и молчала. Коннора ее молчание не остановило.
 — Значит, вы считаете, что одна из ваших подруг может нанять кого-то, кто бы ворвался в ваш кабинет с единственной целью — унизить? Хороша подруга! Я наслышан о некоторых странных традициях снобов из вашего высшего общества, но…
 — Я не сноб из высшего общества, — раздраженно сказала Кортни.
 — Но с Джарелл Харкурт я точно не промахнулся. Имя выдает ее с головой. — Коннор слез со стола и сделал шаг к Кортни, автоматически отступившей назад. — Так почему же эта стерва Харкурт сердится на вас?
 — Вы не должны так называть ее, — запротестовала Кортни, но, очевидно, слишком слабо, так как Коннор продолжил наступление.
 — А почему нет? Если она нанимает профессионалов шокировать и унижать своих так называемых друзей, она самая настоящая стерва.
 — Господи, да почему мы вообще говорим об этом? — Кортни нетерпеливо вздохнула. — Все это зашло слишком далеко, мистер Маккей. Я требую, чтобы вы…
 — А Мими знает, кто такая Джарелл Харкурт? Может, мне пойти и спросить у нее, если вы не хотите говорить? — Коннор направился к двери.
 — О, ради Бога! — проскрипела Кортни. — Джарелл Харкурт — сестра человека, с которым я встречаюсь. Теперь, будьте добры…
 — И ей не нравитесь вы или то, что вы встречаетесь с ее братом, — предположил Коннор. — А почему?
 Кортни знала, что отвечать не следует. Она должна полностью игнорировать его, поскольку он принимает любой ответ за поощрение. Хотя вряд ли этому нахальному дикарю требуется поощрение. Придя к этому заключению, она сказала:
 — Раз уж вы такой сообразительный, удивительно, что вы до сих пор не догадались.
 — Хмм. Позвольте подумать, — он перевел взгляд на бумажный пакет и банку колы на столе. — У меня действительно есть несколько ключей к разгадке. Например, не будет высокомерный сноб есть нечто столь неудобоваримое, как сэндвич. Ему бы скорее подошел паштет и свежий салат из ультрамодного заведения. И конечно, он выбрал бы не обычную колу, а, например, противную родниковую воду в красивой бутылке.
 Он взял промасленный пакет и прочитал название.
 — «Закусочная Германа». Знаю-знаю. Жалкая забегаловка, и в самом захолустном районе, но зато они доставляют свою продукцию куда угодно. Даже сюда, как я вижу. — Коннор задумчиво нахмурился. — Следовательно, этой Харкурт не нравится то, что вы встречаетесь с ее братом, так как вы, по ее мнению, ему не подходите. То, что вы питаетесь у Германа, и эти большие цыганские глаза оказали вам плохую услугу, Кортни Кэри. Может, вы и интеллектуальная звезда НОТ, но — не богатая светская зазнайка, чье свидетельство о рождении позволяет вам вращаться в кругу Харкуртов и им подобных, в чьих жилах течет голубая кровь.
 Он выгнул темные густые брови и добавил с язвительной усмешкой:
 — Хотя вам этого до смерти хочется. Он безошибочно сформулировал причину ненависти к ней Джарелл Харкурт, но последнее его замечание было несправедливым.
 — Я вовсе не хочу быть богатым снобом, и ваши обвинения просто возмутительны, так же как и подозрения Джарелл Харкурт. — Кортни бросила на него открыто неприязненный взгляд. — Я достаточно потакала вам, Коннор.
 Она намеренно назвала его по имени.
 — Вон из моего кабинета! Немедленно! Вместо того чтобы уйти, он плюхнулся на ее стул за письменным столом.
 — Обижаете, милочка. Мне плевать на то, что вы пытаетесь выпроводить меня из своего кабинета, но заменить уважительное мистер Маккей на Коннор — это удар ниже пояса. — Он покачал головой. — Я не скоро оправлюсь.
 Кортни вспыхнула. Она была унижена. И в бешенстве. И расстроена. Она ничего не добилась от этого находчивого хулигана, а он вдоволь посмеялся над нею. И более того, у нее появилось смутное тревожное ощущение, что она сама ловко помогла ему в этом.
 — Кто вы такой? — проскрежетала она, сжимая кулаки. У нее руки чесались от желания ударить по этому красивому лицу и стереть с него насмешливую улыбку. Совершенно нехарактерное для нее побуждение, так как она ненавидела любое проявление насилия. Как-то раз она даже участвовала в пикетировании магазина игрушек, протестуя против продажи военизированных игрушек!
 Она всегда предпочитала улаживать разногласия мирным путем, но в этот момент ей очень хотелось влепить пощечину этому нахалу.
 Кортни на всякий случай спрятала руки за спину.
 — Я уже назвал вам свое имя, — сказал Коннор, как бы подводя итог и, по-видимому, не догадываясь о чувствах, раздирающих ее. А если и догадывался, его это абсолютно не беспокоило. Ее же гнев разрастался с пугающей силой.
 — Тогда чем вы занимаетесь?
 — Я — что-то вроде частного сыщика, — ответил он небрежно.
 Кортни на мгновение замерла, с любопытством уставившись на него.
 — Вы имеете в виду, полицейский?
 — Нет, Цыганочка. Ничего общего с полицейским.
 — Перестаньте уклоняться от ответа. И не называйте меня так.
 — Вы похожи на цыганскую девушку. Страстная, волнующая. Дерзкие черные глаза.
 — Это у вас дерзкие глаза, — рявкнула Кортни. — Не думайте, что я не заметила, как вы разглядывали меня. Просто раздевали глазами…
 Она, спохватившись, замолчала, шокированная собственным признанием. Что, черт побери, с ней происходит? Она никогда не выбалтывала своих мыслей, никогда ничего лишнего не срывалось с ее языка. До сих пор, до этого неожиданного появления Коннора Маккея, человека, приводящего ее в ярость своим нахальством.
 — Я признаю себя виноватым в том, что раздевал вас глазами, — сознался Коннор с чувственной улыбкой. — Я не отказался бы сделать это и руками, Цыганочка. Но представить себе не мог, что вы заметите, да еще и скажете об этом! Мне кажется, я начинаю понимать, почему Джарелл вы не нравитесь.
 Это было последней каплей. Кортни схватила ближайший предмет, годившийся для метания, им оказался большой тяжелый том кельтских легенд — основа осенней, бурно одобренной критиками телепрограммы. К сожалению, и эту программу преследовало обычное для НОТ проклятье низкого рейтинга. Кортни отвела назад руку для броска.
 — Как я и говорил — горячие глаза, горячая кровь. Давайте, детка, бросайте. Это даст мне повод схватить вас.
 Он вскочил со стула, быстрый и гибкий, как леопард. Кортни и мигнуть не успела, как он стоял прямо перед ней.
 — Ну же!
 Большие руки сжали ее плечи, и он притянул ее к себе одним ловким движением.
 Кортни была так потрясена, что книга выпала из ее внезапно ослабевших пальцев. Коннор отпустил ее так же неожиданно, как и схватил. Он наклонился, поднял книгу и аккуратно положил на стол.
 — Но поскольку вы в конце концов ничего не бросили, у меня нет причин мстить, не так ли, Кортни? — хриплым голосом произнес он.
 Они все еще стояли друг против друга, и, пока он внимательно оглядывал ее: большие карие глаза, чувственные губы, грудь, стройные, прекрасной формы ноги, — его снова охватил жар. Ее темно-зеленые кожаные туфельки уже казались ему такими же эротичными, как ее маленькие изящные ступни. Он вдохнул свежий запах ее волос и с трудом подавил желание погладить их.
 И вдруг он со страхом осознал, что эта забавная игра с обманчиво чопорной мисс Кэри начинает выходить из-под его контроля, становится слишком опасной. Убежденный холостяк запаниковал. Красивая, волнующая женщина — значит, еще одна большая проблема на его голову. Ну да, сначала все так мило и невинно, а потом повесит хомут на шею — и не видать ему свободы как своих ушей. Ему это все совершенно ни к чему.
 Он удивился, как сильно ему хочется обнять ее. Он был не в силах оторвать от нее глаз. Еще один опасный сигнал.
 Сердце Кортни бешено колотилось. Его взгляд обжигал, и она попятилась назад. Она все еще чувствовала его теплые сильные ладони на своих плечах, грудь горела и покалывала от прикосновения к его груди. Он был слишком большой, находился слишком близко; слишком пугающей и ощутимой была его мужская сила. Кортни совершенно растерялась и была в ярости оттого, что он действовал на нее таким стихийным примитивным образом.
 — Мистер Маккей…
 — Вы совершенно потрясены, не так ли? — Коннор испытал облегчение оттого, что она не заметила его волнения. — Если ваша мстительница Джарелл Харкурт действительно наняла меня, я определенно заработал свое жалованье.
 Он разразился таким самодовольным смехом, что Кортни не выдержала. О, как же она ненавидит этого человека!
 — Вы уже отняли у меня достаточно много времени! — выкрикнула она. — Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я…
 — Вы — что? Охрану вызывать бесполезно, книгу швырять — ни к чему. Что еще есть у вас в запасе, Цыганочка?
 Надо немедленно остановиться, иначе до добра это не доведет, подумал Коннор.
 — Да прекратите же, наконец, называть меня так! Что я могу сделать? Вот что я могу сделать! — Кортни вылетела из кабинета и хлопнула дверью. Ее колени тряслись, а сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.
 Она была уже на полпути к холлу, когда наконец созналась себе самой, почему она убежала. Еще секунда — и она бы выкинула какую-нибудь глупость. Желание броситься на него с кулаками было просто непреодолимым. А если бы она…
 Не трудно представить, что произошло бы дальше. А воображение у Кортни было весьма богатым. Он бы поймал ее, обхватил руками, не давая ее маленьким кулачкам обрушиться на его грудь, а потом смотрел бы на нее сверху вниз этими обжигающими глазами цвета морской волны. А она бы…
 — Кортни, что происходит? Где этот назойливый посетитель?
 Кортни вздрогнула, очнулась и взглянула на Мими Дитмар.
 — Я… хм… я оставила его в кабинете, — сбивчиво проговорила она.
 — Что ему нужно? — спросила Мими. — Он продает что-нибудь?
 Тут до Кортни дошло, что она не имеет ни малейшего представления о том, что в действительности нужно Коннору Маккею. Каким-то образом они все время обходили этот вопрос. Ее щеки порозовели. Она вела себя ужасно, как капризная вспыльчивая девчонка, а не журналист, редактор, помощник сценариста и режиссера и еще Бог знает кто — в общем, мастер на все руки. Работать в телекомпании, особенно новой, означает уметь делать в той или иной мере все.
 Коннор Маккей — торговец? Это даже не пришло ей в голову.
 — Я вышла, чтобы взять… — Кортни внимательно осмотрела стол Мими. Решение пришло моментально, едва она увидела аккуратную стопку бумаг, — копию стенограммы нашего шоу о становлении американского кинематографа.
 Она схватила верхнюю копию.
 — Он интересуется историей кино? — удивилась Мими. — Кто он? Кинорежиссер? Один из этих непримиримых бунтарей из Голливуда?
 Офис НОТ в Вашингтоне никогда раньше не посещали «непримиримые бунтари из Голливуда», но, очевидно, в представлении Мими, они были в точности такими, как Коннор Маккей. Кортни слабо улыбнулась.
 Но улыбка быстро слетела с ее лица — ведь она оставила в своем кабинете незнакомца, сбежав от него, как перепуганная школьница, напомнила она себе.
 — Я не знаю, что и думать о нем, Мими, — откровенно призналась Кортни. Она поняла, что никогда раньше не встречала мужчину, который произвел бы на нее столь сильное впечатление. А это делало его по-настоящему опасным.
 Однако придется вернуться и закончить разговор. Кортни распрямила плечи и направилась к своему кабинету.
 Ей бы здорово повезло, если бы Коннор Маккей все-таки оказался тем, кем в шутку назвался в самом начале, — эксцентричным миллиардером с семизначным чеком-пожертвованием Национальной общественной телекомпании, суммой, которая действительно освободила бы их три года борющуюся фирму от долгов.
 Когда Кортни добралась до своего кабинета, она уже почти убедила себя в том, что он и есть тот самый человек.




 Глава 2


 Коннор сидел за ее письменным столом и ел ее сэндвич с сыром.
 — Очень вкусно, — он протянул ей нетронутую половину сэндвича. — Угощайтесь. Н-да!.. Мечты, мечты…
 — Кем бы вы ни были, вы определенно не эксцентричный миллиардер с щедрым денежным пожертвованием для нашей компании.
 Он засмеялся.
 — Только не говорите, что вы мне поверили. Послушайте, а вам случайно не нужна земельная собственность на берегу океана в Небраске?
 Кортни прошла к своему столу и схватила вторую половину сэндвича.
 — Не помню, чтобы я приглашала вас разделить со мной ленч.
 — Вы не смогли бы съесть его сами. Это очень большой сэндвич для такой маленькой девочки.
 Кортни закатила глаза.
 — Мне двадцать пять лет. Я независима и плачу налоги. Маленькой девочкой меня назвать никак нельзя!
 — Двадцать пять? Вы выглядите моложе.
 — Если это комплимент, спасибо. Если оскорбление, считайте, что я пропустила его мимо ушей. — Кортни села на единственный пустой стул рядом с письменным столом. — И я заказала большой сэндвич с сыром потому, что могу съесть его сама. Я умираю с голоду. Утром я не завтракала, да и вчера вечером почти ничего не ела.
 Кортни откусила большой кусок сэндвича. Нет смысла демонстрировать этому налетчику хорошие манеры.
 — Харкурт поскупился на ужин, затащил вас в постель, а потом еще и сэкономил на завтраке?
 Кортни вскинула голову, и их взгляды схлестнулись. К своему ужасу, она почувствовала, что краснеет.
 — Это абсолютно вас не касается, мистер Маккей.
 — Этот Харкурт, по-моему, сплошное мученье, Цыганочка. Он скуп, сестра его вас не любит. Неужели он стоит того, чтобы тратить на него время?
 — Я отказываюсь обсуждать Эмери Харкурта с…
 — Эмери ? Вы шутите. Его зовут Эмери Харкурт? Дорогая, чтобы оправдать такое имя, он должен быть динамитом в постели.
 Кортни швырнула сэндвич на стол и вскочила.
 — Он не динамит в постели! И я…
 — Мне жаль это слышать, — весело прервал ее Коннор. — Но я уверен, что вы сожалеете еще больше. Значит, вы охотитесь только за его деньгами, а?
 — Вы намеренно искажаете мои слова! — обиженно воскликнула Кортни. Нельзя так остро реагировать на его насмешки, ведь он просто наслаждается тем, что выводит ее из себя, решила девушка. Но как же сильно этот человек раздражает ее!
 Коннор доел свою половину сэндвича и запил ее щедрым глотком колы.
 — А что тут искажать, Кортни? И так все предельно ясно. Вы — честолюбивая карьеристка и согласны терпеть скупого импотента Эмери Харкурта потому, что…
 — Он не импотент! То есть, даже если и импотент, я этого не знаю, потому что никогда не спала с ним. — Она всеми силами пыталась подавить предательский румянец. Она не могла вспомнить, когда еще ее так унижали и оскорбляли, как сейчас. — Я знаю его несколько лет и…
 — Лет? — Коннор присвистнул. — Вы встречаетесь с этим парнем несколько лет и никогда с ним не спали?
 Впервые с того момента, как он вломился в ее кабинет, он казался совершенно сбитым с толку. И это доказывало, что, вдобавок ко всем своим бесчисленным грехам, Коннор Маккей принадлежит к разряду тех негодяев, которые считают, что женщина должна прыгать к ним в постель сразу же, немедленно, в первое же свидание!
 К тому же он делал слишком поспешные и ложные выводы. Она хотела объяснить, что ее отношения с Эмери всегда были платоническими, с самой первой встречи здесь, в компании, когда он присутствовал на заседании правления. Между ними не было пылких чувств, но им было хорошо вместе, и, когда одному из них была необходима пара на какой-нибудь официальный вечер, они охотно помогали друг другу. В последнее время они встречались довольно часто, так как женщина, на которой Эмери надеялся жениться, нашла себе другого. Кортни всего лишь по-дружески помогала ему пережить разрыв с невестой, но его отвратительная сестра Джарелл совершенно не
 правильно истолковала их отношения. Как и Коннор Маккей.
 Подумав, Кортни решила, что не должна давать ему никаких объяснений, он их не заслужил!
 — Я и не ожидала, что вы способны оценить воспитанность такого джентльмена, как Эмери Харкурт, — сказала она высокомерно.
 — Если этот парень не пытался переспать с вами, у него — недостаток гормонов, — уверенно сказал Коннор. — Вы сногсшибательны, Цыганочка. От одного взгляда на такую сексуальную женщину, как вы, у любого мужчины кровь закипит в венах.
 Кортни открыла от удивления рот. Она не знала, что ответить. Сексуальная? Она? Сногсшибательная? Ни один мужчина никогда раньше не отвешивал ей столь грубого комплимента. Она подозревала, что ей следовало бы обидеться, но вместо этого по ее телу медленно разлилось странное тепло.
 — Ну, — Кортни уставилась в пол, машинально пригладила волосы, вызвав этим нервным жестом его улыбку, и наконец прошептала:
 — Вам не следует так разговаривать со мной.
 — Вы правы, не следует. А то мы оба окажемся в очень большой беде. Вы полны решимости продолжать стерильные, но, несомненно, серьезные отношения с безжизненным Эмери Харкуртом, а я собираюсь избегать всего, хоть отдаленно напоминающего серьезные отношения. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. О Уилсоне Ноллере, например.
 Кортни замерла.
 — Уилсоне Ноллере? — повторила она осторожно. — Адвокате?
 — Некоторые называют его иначе. Детский маклер. — Коннор пожал плечами. — Маклер, который сводит покупателей и продавцов и получает свою долю от сделки. Похоже, что именно этим занимается Ноллер: очень доходным делом, где дети покупаются и продаются, как предметы потребления.
 — Я проводила исследования по теме усыновления для нашей компании и разговаривала с несколькими парами, пользовавшимися услугами Уилсона Ноллера…
 — Я знаю, — прервал Коннор. — От них я и услышал ваше имя. И пришел просить вас бросить это дело. Пожалуйста, — добавил он после паузы. — Вы посягаете на мою территорию. Задаете слишком много вопросов, люди начинают нервничать и замолкают. Вы губите мое расследование. Цыганочка.
 — Расследование? — повторила она, задумчиво глядя на него. Он же говорил, что он не полицейский. — Вы репортер?
 — Не совсем. Я зарабатываю на жизнь сбором фактов, но я не пишу по ним очерки.
 Прекрасная работа для того простого, без обязательств образа жизни, который он себе выбрал. Добыть факты и передать их кому-то другому, потом заняться новым делом. Написать репортаж, очерк — это занимает слишком много времени и требует серьезного отношения, втягивания в чужие дела. А ему не нужны никакие связи.
 Кортни все еще хмурилась.
 — Что же это за работа? — Как человек, отдающийся делу всей душой, она почувствовала его легковесность. — Вы расследуете факты, но не обрабатываете их? Вы что-то вроде наемного охотника? Выслеживаете неверных жен и мужей в низкосортных отелях и фотографируете их?
 Она и не пыталась скрыть своего неодобрения.
 Коннор засмеялся.
 — Этим занимаются частные сыщики, дорогая. Не моя сфера. Результаты моих расследований используются в газетных материалах, а не в бракоразводных процессах. Я люблю расследование, азарт охоты, собирать мозаику по кусочкам в одно целое. А потом я передаю факты канцелярским крысам, и они обрабатывают их для журнала или телепрограммы.
 — Какой журнал и какая программа?
 — Журнал «Взгляд изнутри» и информационная программа «Сведения из первоисточника». Я работаю и там и там. Фактически я изобрел штатную должность искателя фактов, — самодовольно заявил Коннор. — И это удивительно доходная деятельность. Я также иногда работаю для других телевизионных шоу. Видели когда-нибудь?
 — Нет, — грубовато ответила Кортни. — Я читаю «Взгляд изнутри», если только приходится долго ждать в приемной дантиста или в очереди в кассу супермаркета.
 «Взгляд изнутри» — достаточно увлекательный, полный сплетен журнал с фотографиями и очерками о знаменитостях и обычных гражданах, чья жизнь вдруг приобрела достойный освещения поворот. Журнал, часто довольно пошленький, но всегда, как заявляли его издатели, содержащий массу разнообразной информации и, несомненно, развлекательный. С момента его появления пять лет назад при искусно организованной рекламной кампании тираж журнала упорно увеличивался, и он стал достойным соперником своих знаменитых предшественников.
 Трехцветным витиеватым шрифтом «Взгляд изнутри» гордо и нахально называл себя «информ-ревю». «Сведения из первоисточника» — телевизионный близнец «Взгляда изнутри» — также претенциозно именовались «информ-ревю».
 — Позвольте угадать. Вы считаете, что познавательность в сочетании с развлекательностью не достойна вашей высокомерной телекомпании?
 Кортни состроила гримасу.
 — «Взгляд изнутри» на одну ступеньку выше жалких бульварных газетенок, — снисходительно признала она. — «Сведения из первоисточника» — телевизионная бульварная газетка. Этим все сказано.
 — Почему вы точите на них зуб. Цыганочка? Любители этих изданий не держат зла на продукцию Общественного телевидения за ее высокую интеллектуальность. На рынке хватит места всем.
 — К несчастью, всем места не хватает, — грустно сказала Кортни. — Образовательная программа НОТ была вынуждена прекратить выпуски из-за уменьшения спроса. Наша компания урезает и без того нищенский бюджет, пытаясь создать образовательные телепрограммы в то время, как шоу вроде «Сведения из первоисточника» получают баснословные доходы, воздействуя на…
 — Поберегите свою пылкую речь до следующего мероприятия по сбору денег для НОТ, Кортни. Правда заключается в том, что «Взгляд изнутри» увеличивает тираж и купается в деньгах потому, что дает публике то, что она хочет. Те же принципы и у телевизионной программы. «Взгляд» и «Сведения» — забавны, бездумно развлекательны. Ваши же документальные фильмы о колхозах в Албании или привычках редких, малоизвестных людям животных откровенно скучны.
 — Придется смириться с тем, что мы не найдем общего языка, — возразила Кортни. — И я не брошу это дело об усыновлении. Я начинала здесь как репортер, но весь прошлый год работала и редактором, и режиссером, всего понемногу. Этот материал я хотела собрать и обобщить сама, к тому же босс дал мне на это разрешение. И я собираюсь им воспользоваться, несмотря на ваше расследование, или сбор фактов, как вы это называете.
 Коннор нетерпеливо вздохнул.
 — Неужели мы не сможем найти какое-нибудь компромиссное решение? Например, вы делаете программу по усыновлению иностранцев через лицензированные государственные агентства, а «Взгляд изнутри» делает репортаж по частным усыновлениям, включая сомнительный бизнес Уилсона Ноллера.
 Кортни отрицательно покачала головой.
 — Поскольку ясно, что Ноллер пересек границу от полуофициального рынка усыновления к черному, он — законная добыча Национального общественного телевидения.
 — Кортни, если мы оба будем охотиться за Ноллером, он заподозрит неладное. Я говорил вам, что уже встречался с теми же самыми приемными родителями, что и вы. Они упомянули ваше имя и программу, которую вы планируете сделать для НОТ, но уже сомневаются, стоит ли разговаривать со мной. Есть шанс, что они будут откровенны с одним из нас, но никогда с обоими.
 — И вы считаете, что этим одним должны быть вы, а не я, — холодно заметила Кортни.
 — Конечно, милая. Давайте смотреть фактам в лицо. Мы оба хотим разоблачить темные делишки Ноллера, но гораздо больше людей прочтет «Взгляд изнутри» или посмотрит «Сведения из первоисточника», чем настроится на вашу НОТ.
 Определенно в его словах была доля правды. Но отказаться от репортажа? Ни в коем случае.
 — У Общественного телевидения много могущественных союзников. Они могут использовать свою власть и престиж, чтобы остановить Ноллера, а так оно и случится, если передача выйдет в эфир.
 Ничья! Они стояли лицом друг к другу, ожидая следующего шага противника.
 — Так мы ни к чему не придем, — проворчал Коннор. — Я не привык к сопротивлению, детка.
 — Не зовите меня деткой! — возмутилась Кортни. — Я не ваша подружка!
 Она инстинктивно почувствовала, что он не привык к сопротивлению именно со стороны женщин, и это раздражало ее еще больше.
 Оба напряженно молчали. Наконец Коннор сунул руку в куртку, вытащил какой-то пакет и швырнул его на письменный стол.
 — Это мой отчет по делу Ноллера. Прочитайте, и увидите, что этого парня надо остановить как можно скорее, — он нахмурился. — Я встречался и с приемными родителями, и с матерями, которых использовал Ноллер. Интересы сторон грубо нарушены, но зато сам Ноллер кладет себе в карман кругленькую сумму, как только ребенок переходит из рук в руки.
 — Я согласна, что нужно положить конец его деятельности, но не смогла никого убедить заверить свои ответы, так что использовать эти материалы я не могу.
 Коннор мрачно кивнул.
 — Все, с кем разговаривал я, тоже отказались быть названными как источник информации и поклялись, что будут все отрицать, если их вызовут в суд давать показания против Ноллера.
 — Неужели они не понимают, что молчание делает их почти соучастниками этого торговца детьми? — воскликнула Кортни.
 — Приемные родители боятся последствий официального расследования. Они догадываются, что платить большие деньги наличными за ребенка без всяких расписок и квитанций — сделка, мягко говоря, сомнительная.
 — Женщины, отдавшие детей, тоже запретили записывать свои ответы на пленку, — тихо сказала Кортни, — но признались, что их запугивали, если они пытались отказаться от сделки. Коннор нахмурился.
 — Похоже, что единственный способ получить необходимые улики — иметь дело с самим Ноллером. — Он посмотрел Кортни в глаза. — Может, нам не стоит соперничать, а попробовать работать вместе и потом разделить информацию? «Взгляд изнутри», «Сведения из первоисточника» и Национальное общественное телевидение могли бы объединить усилия. «Взгляд» сделал бы обычную статью на две страницы, «Сведения» — десятиминутный репортаж, а НОТ все свел бы в единое целое и сделал серьезный документальный фильм. Вы подумаете, Кортни?
 Как будто разумное решение.
 — Ну, может быть, — уклонилась она от прямого ответа.
 — Конечно, понадобятся хорошие актерские данные. Вы не трусиха, Кортни?
 Маскарад, тайные расследования. Предложение показалось ей заманчивым.
 — Уилсон Ноллер продает маленьких детей состоятельным клиентам, Кортни, — продолжал Коннор. Его глаза загорелись. — Он пользуется отчаянием бездетных семейных пар, страстно желающих иметь детей и потерявших надежду из-за многолетних очередей в агентствах по усыновлению. И он запугивает отчаявшихся молодых женщин, которые обнаруживают, что беременны и одиноки, может быть, слишком бедны или молоды или эмоционально не готовы воспитывать своих детей. Именно за такими охотится Ноллер.
 Кортни удивленно смотрела на него.
 — Вам действительно не все равно? — недоверчиво спросила она. Коннор усмехнулся.
 — Вас это удивляет?
 Его и самого это удивляло.
 — Откровенно говоря, да. Вы кажетесь человеком, который не верит в то, что можно испытывать боль или проявлять слабость. Таким плевать на кого угодно и на что угодно.
 — Вы раскусили мой характер, или его отсутствие, Цыганочка, — весело признался он. — Холодный, циничный и легкомысленный. Это я, и не собираюсь оправдываться.
 — Но дело с продажей детей, похоже, по-настоящему задело вас, — сказала Кортни, задумчиво глядя на него. И это обстоятельство ставило под вопрос его холодность, циничность и легкомысленность.
 Коннор пожал плечами.
 — Просто я считаю, что это отвратительно — делать человеческие существа предметом купли-продажи. И мне противно, что такой мерзавец, как Ноллер, наживающийся на беззащитности и отчаянии людей, считается уважаемым членом общества.
 — И мне, — тихо сказала Кортни.
 — Мы можем остановить Ноллера, Кортни, — с лица Коннора исчезло язвительное выражение. — Работая вместе, мы сможем проникнуть в его окружение, собрать необходимые улики и затем подтвердить выдвинутые против него обвинения. Мы покончим с ним. Цыганочка, и по ходу дела получим прекрасный материал. Вы согласны?
 Будет ли она работать с Коннором Маккеем? Кортни почувствовала возбуждение от столь увлекательной перспективы, особенно когда он так смотрит на нее своими поразительными, цвета морской волны глазами… Но стоп, что это она?
 — Я кое-что хочу узнать прежде, чем свяжу себя обязательствами, — сказала она. Необходимо сохранять контроль над ситуацией, над собой! — Прежде всего, как будет представлен материал вашей стороной? Поскольку я использую время и средства НОТ, я не хочу, чтобы ваши заказчики подали эту тему поверхностно и пошло.
 — Я мог бы возразить, что «Взгляд изнутри» и «Сведения из первоисточника» никогда не были ни поверхностными, ни пошлыми, — начал Коннор.
 Кортни сложила руки на груди и с сомнением покачала головой.
 — Ну хорошо, я мог бы познакомить вас с парнем, который будет писать очерк для «Взгляда», и вы бы объяснили ему, как все это должно выглядеть. Он — их единственный корреспондент в Вашингтоне и один из лучших писателей в информационном бизнесе.
 — Что объясняет, почему он работает во «Взгляде изнутри», этом бастионе журналистики, а не в какой-то там мелкой газетенке вроде «Нью-Йорк тайме» или «Вашингтон пост».
 — Меткий выпад, — улыбнулся Коннор. — Один — ноль в вашу пользу, Кортни.
 Его туманная улыбка как-то странно действовала на нее, словно током пронизывала. От его взгляда мурашки бегали по коже. Это чувство было и приятным и пугающим одновременно. Разум подсказывал ей отвернуться, а сердце — смотреть не отрываясь в эти холодные глаза, пока…
 Пока что? — молнией мелькнула спасительная мысль. Наслаждаться сентиментальным обменом взглядами с опытным льстецом — верный способ нажить себе неприятности. У нее не было опыта общения с подобными льстецами, но не надо ломать ногу, чтобы узнать, больно ли это. То же самое можно сказать и о сердце.
 — Нам необходимо встретиться с ним как можно скорее, — сказал Коннор. — Сегодня днем.
 — Но я не могу так просто вскочить и уйти. У меня дела…
 — Отложите этот пленительный экстренный выпуск о привычках африканских муравьедов, Цыганочка. Мы на пороге самой важной передачи, которую когда-либо выпускало Национальное общественное телевидение. И может быть, единственной, имеющей отношение к жизни, — добавил он с отчетливым вызовом в голосе.
 Кортни понимала, что ей следует игнорировать его насмешки и общаться с ним так же бесстрастно и деловито, как с любым другим коллегой. Он намеренно старался раздразнить ее — это она тоже понимала.
 — Меня тошнит от ваших злобных нападок на НОТ! — воскликнула она. — Если вы не прекратите, я даже и думать не буду о том, чтобы согласиться работать с вами.
 — Слишком поздно, Цыганочка. Вы уже подумали и согласились. — Он усмехнулся и вручил ей недоеденный сэндвич. — Теперь сядьте и поешьте. Вы ужасно раздражительны, и все потому, что вы ничего не ели со вчерашнего вечера, помните? Вам необходимо подкрепиться.
 — Избавьте меня от ваших забот, — устало проговорила Кортни. — Я все равно уже потеряла аппетит, и все благодаря вам.
 Она не смогла удержаться от едкого замечания. Ее темные бархатные глаза скрестились с его зелеными.
 Что-то — может, интуиция, может, опыт — подсказывало ему, что дело вовсе не в ленче. Он прочитал в ее глазах то, о чем она, возможно, и не догадывалась, и сделал так, как она хотела, хотя и боялась признаться ему в этом.
 Он обнял ее за плечи и осторожно, но решительно усадил на стул.
 — Необходимо уточнить некоторые обязательные правила нашей совместной работы, — сказал он тихим хриплым голосом, нахлынувшим на нее теплой волной.
 Она попыталась встать и доказать тем самым свою независимость, но что более важно — установить безопасную дистанцию между ними. Его руки неумолимо вжали ее в стул.
 — Правило номер один: если я говорю вам что-то делать, вы должны это делать, — его голос был нежным, однако в нем чувствовалась стальная уверенность. — Я буду руководить нашим расследованием, потому что знаком с преступным миром, где действуют такие опасные крысы, как Уилсон Неллер. Ведь вы не привыкли к подобной борьбе. Одной вам с ними не справиться.
 — Я не наивная дурочка, которую легко обмануть или запугать, особенно вам! — добавила она резко и попыталась подняться, на этот раз со значительно большей силой. Но бесполезно — все оказалось напрасным.
 — Расслабьтесь, Цыганочка, я не запугиваю вас.
 Коннор начал разминать ее напряженные мышцы плеч. Она чувствовала себя такой слабой и хрупкой рядом с ним. Его голова склонилась, и он случайно коснулся подбородком ее гладких темных волос. Или не случайно? Ее волосы были такими мягкими, блестящими и так чудесно пахли. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. У него закружилась голова.
 Сначала Кортни попыталась успокоиться и привыкнуть к мысли, что ей не удастся сдвинуться с места без его разрешения. Его руки демонстративно напоминали, с какой легкостью он может властвовать над нею — вещь крайне неприятная для независимой женщины.
 Но трудно было долго сердиться под его большими теплыми руками. То, что началось как расслабляющий массаж, постепенно переросло в возбуждающую ласку. Она старалась сидеть на стуле прямо, но разве можно долго оставаться холодной под его волшебными пальцами, чувствуя жар его тела и теплое дыхание на своих волосах…
 Кортни глубоко вздохнула, ее сердце едва ли не выпрыгивало из груди. Ей показалось или она и в самом деле почувствовала, как его губы коснулись ее макушки? Ей хотелось сдаться, уронить голову ему на грудь, закрыть глаза и расслабиться…
 Коннор тщетно боролся с собой. Он уже проиграл два главных сражения: первое — когда заглянул в эти огромные карие глаза и уступил непреодолимому желанию коснуться этой удивительной девушки, и второе — сейчас, когда продолжал ласкать ее.
 Он почувствовал, как она медленно сдается: мышцы теряли напряженность, а дыхание участилось.
 В нем вспыхнуло жаркое пламя желания. Он чувствовал тепло, давление, удовольствие, зародившиеся глубоко внутри его…
 — Кортни! — раздался в коридоре резкий голос Мими Дитмар и сразу за ним дребезжащий стук в дверь.
 В одно и то же мгновение Коннор опустил руки, а Кортни вскочила со стула. Когда Мими постучала снова, они бросились в противоположные концы кабинета.
 — Входите, Мими, — крикнула Кортни голосом, прозвучавшим на редкость неуверенно. Ее щеки порозовели, и она старательно отводила взгляд от Коннора.
 Мими вошла со стопкой видеокассет.
 — Поскольку мистер Маккей интересуется американским кинематографом, я подумала, что он, возможно, захочет увидеть записи наших последних программ на эту тему, — она сунула пленки в руки Контора. — Пожалуйста, мистер Маккей. Берите и наслаждайтесь.
 Коннор растерялся. Кортни слабо улыбнулась:
 — Спасибо, Мими.
 Мими кивнула и быстро вышла из кабинета.
 — Она думает, что вы кинорежиссер, — объяснила Кортни прежде, чем Коннор успел что-либо спросить. — Бунтарь из Голливуда. И она явно решила, что вы достойны сотрудничества с нашей компанией.
 — А почему она решила, что я режиссер? Кортни молча пожала плечами, предпочитая не говорить об этом. Он мог сделать неверные выводы.
 Она искоса взглянула на него и обнаружила, что он наблюдает за ней. Напряжение, сильное и обжигающее, осязаемо пульсировало между ними. Кортни чувствовала, что он, как и она, вспоминает те мгновения перед появлением Мими. Ее снова охватил жар. Слава Богу, он не узнает, как близка она была к… к…
 — Извините, но я бы хотела закончить ленч, — быстро сказала она. Надо взять себя в руки! Она не поддастся губительному обаянию Коннора Маккея!
 — Я подожду. — Он снова уселся на ее стул и взял доклад по истории американского кинематографа. — Когда вы закончите, мы пойдем к Кауфману. Кирэну Кауфману из «Взгляда изнутри».
 — Я слышала это имя. Он, кажется, диктор местного телевидения, которого все время увольняют то по одной неприглядной причине, то по другой. Он что, будет писать об усыновлении? — Не сказать, чтобы ей это очень понравилось.
 — Кауфман пытается исправиться. Он полон решимости искупить свои грехи и начать все заново, забыть о том, что он работал в «Мире звезд».
 — Он работал в этой бульварной газетенке? Самой мерзкой и пошлой из всех!
 — Дайте парню шанс, Цыганочка. Он делает все возможное и намерен подняться на такие высоты, что все смогут уважать его.
 — Вы хотите сказать, вползти? Это обычный способ передвижения для рептилий. Коннор рассмеялся:
 — А у вас острый язычок, Цыганочка!
 — Да перестаньте же называть меня Цыганочкой!
 — А мне нравится. Вам так подходит!
 — А вам удивительно подходит прозвище Змея, но тем не менее я вас так не называю.
 Он снова засмеялся, совершенно не обидевшись на ее замечание, уселся поудобнее на ее стуле и углубился в чтение. Кортни вынуждена была признать тот факт, что Коннор Маккей останется на столько, на сколько пожелает, а когда он уйдет, она уйдет вместе с ним знакомиться со своим новым коллегой из «Взгляда изнутри».
 Она не могла понять, как это произошло.
 Как возможно, что она так быстро подчинилась ему?




 Глава 3


 Вскоре Кортни стояла рядом с Коннором в тесном кабинете Кирэна Кауфмана, подвергаясь самому омерзительному в своей жизни осмотру. Она окаменела от возмущения.
 — Твоя новая крошка? — спросил Кауфман Коннора.
 — Хотелось бы! — шутливо ответил Коннор, но в его взгляде читался такой голод, что Кортни снова бросило в жар. — Только Кортни уже нацелилась на парня из высшего общества по имени Эмери Харкурт.
 Кауфман навострил уши.
 — Харкурт. Фонд Харкурта?
 — Неужели вы знаете Харкуртов? — Кортни ни за что в жизни не поверила бы в то, что они могут быть знакомы.
 — Я знаю всех, кто хоть что-то из себя представляет, — расхвастался Кауфман. — То есть я знаю о них. Это моя работа — знать любой потенциальный источник скандала.
 — Хватит, Кауфман. Теперь ты пишешь для «Взгляда изнутри», а не для «Мира звезд», — сухо заметил Коннор. — Кортни работает в НОТ и занимается Уилсоном Ноллером. Мы решили, что нам лучше не мешать друг другу, а объединить усилия и прикрыть лавочку Ноллера по продаже детей.
 — А, Ноллер, — Кирэн Кауфман понимающе кивнул. — Впервые вижу, чтобы ты так заинтересовался найденными фактами, Маккей. По-моему, тебя несколько занесло. Просто отдай мне собранный материал, и я его напечатаю. Нет необходимости втягивать в это дело еще и девицу с ее занудной телекомпанией.
 — Вы не можете напечатать эти факты, потому что никто не согласился подтвердить их, — вмешалась Кортни.
 — Как будто это меня когда-нибудь останавливало! — захохотал Кауфман. Кортни была в шоке.
 — Мне кажется, «Взгляд» совершил большую ошибку, когда переманил вас из «Мира звезд», — язвительно проговорила она. — А я сделаю еще большую, если соглашусь сотрудничать с вами.
 Она повернулась к Коннору:
 — Из этого ничего не выйдет. Я буду продолжать расследование самостоятельно.
 Кортни быстро и решительно направилась к двери.
 — Стойте! Только не вздумайте снова устраивать сцену, Цыганочка, — Коннор, смеясь, обхватил ее за талию. — Вы никуда не уйдете. Еще не время.
 Кортни задохнулась от ярости. Однако его наглая демонстрация силы вызвала в ней еще и какое-то необъяснимое волнение.
 — Вы забыли, что нам необходимо выработать стратегию совместных действий, — напомнил ей Коннор, но сам в этот момент был совсем неспособен думать об Уилсоне Ноллере или о чем бы то ни было еще, кроме того, как хорошо вот так держать ее. Легкий трепет, который он почувствовал с той самой минуты, как увидел ее, усиливался прямо пропорционально ее близости. Она пробудила в нем незнакомое, мощное чувство собственника, какое он никогда не испытывал раньше.
 Кортни сразу стало тяжело дышать. Ощущение его сильного тела, крепко прижатого к ее спине, его рук на ее талии подняло в ней опасную обжигающую бурю чувств. Ее голова непроизвольно откинулась и на мгновение прислонилась к его широкой груди. Она была окружена им, окутана его теплом. Желания, которых она никогда раньше не испытывала, пронзили ее. И вдобавок Кортни безошибочно почувствовала, что он возбужден. Ответное пламя чуть не поглотило ее. Кортни панически вскрикнула и попыталась разжать руки Коннора.
 — Отпустите меня, — проговорила она хрипло. Как ни старалась, она не смогла скрыть свое потрясение.
 Но Коннор, как ни странно, повиновался немедленно. Он резко разжал руки, освободив ее, и опустился на ближайший стул. Ее определенно было слишком жарко держать.
 — Сядьте, Кортни, — приказал он. — Кауфман, постарайся сдержать свои «звездные» инстинкты и помоги нам разработать какой-нибудь план.
 Первым желанием Кортни было бежать отсюда куда глаза глядят. Но это было неразумно: Коннор снова схватит ее. К тому же ее колени дрожали так, что ей просто необходимо было сесть, и она опустилась на стул у двери.
 — Черт побери, когда ты успел втянуть меня в свой крестовый поход? — проворчал Кирэн. — Мне просто нужна была сенсационная история. И вообще, Маккей, в чем причина твоей мести Ноллеру?
 — Он хочет восстановить справедливость и искоренить зло, — заговорила Кортни. — Едва ли вы можете это понять, мистер Кауфман.
 С чего это она вдруг бросилась на защиту Коннора Маккея? — с немалым удивлением подумала Кортни. Этот человек, безусловно, способен защищаться сам.
 — Поверьте мне, куколка, я слишком давно занимаюсь этими делами, чтобы понять — здесь все не так просто, как кажется, — протянул Кауфман. — Восстановление справедливости и искоренение зла обычно стоят на втором месте. На первом — всегда были и остаются личные мотивы. У вас есть какие-то свои причины интересоваться проблемой усыновления. Признайтесь, я все равно докопаюсь до этого рано или поздно.
 Кортни нетерпеливо вздохнула:
 — В этом нет большого секрета. Мой старший брат Марк и его жена Марианна уже пять лет безуспешно пытаются усыновить ребенка.
 — И поэтому-то вы и хотите найти способ помочь им, — сказал Кауфман с выражением «я-же-вам-говорил».
 Кортни кивнула.
 — Марк и Марианна стоят в очереди в нескольких агентствах по усыновлению. В одном из них они заплатили большую сумму, и была выбрана молодая женщина, добровольно согласившаяся выносить ребенка Марка. Она была искусственно оплодотворена и забеременела.
 Коннор наклонился к ней.
 — И что случилось?
 — Марк и Марианна были в восторге. А потом эта женщина передумала. Всего за несколько недель до родов она сбежала, оставив записку, что не может отказаться от своего ребенка. Больше о ней ничего не слышали.
 — Вот так так! — воскликнул Кирэн. — Ваш брат получил назад свои деньги? — Директор агентства заявил, что они могут получить лишь половину. Но потеря денег, хоть и ощутимая для них, ничто по сравнению с мыслью о том, что у Марка где-то есть ребенок, о котором он никогда ничего не узнает.
 — Это ужасно, Кортни, — прошептал Коннор.
 — Да, — согласился Кирэн. — Если бы они получили назад все деньги, они смогли бы купить ребенка у Уилсона Ноллера.
 Коннор и Кортни раздраженно переглянулись.
 — Кауфман, ты совершенно ничего не понял, — огрызнулся Коннор. — Я считаю, что бесчестно эксплуатировать желание бездетных пар иметь детей — их нельзя продавать или покупать, как какую-то вещь.
 — Хватит! — простонал Кирэн. — Избавьте меня от этого душераздирающего представления, которое, несомненно, в скором времени появится на канале НОТ, благодаря нашей несравненной мисс Кэри. А теперь послушаем твои причины, Маккей. Но, пожалуйста, пропусти вступление о торжестве американской справедливости, потому что я не поверю ни единому твоему слову.
 Коннор встал и зашагал взад-вперед по маленькому кабинету, удивительно напоминая беспокойного тигра в тесной клетке.
 — Ты прав, у меня действительно есть свой интерес в этом деле. Паре, вырастившей меня, — моим приемным родителям, хотя они никогда не заполняли никаких документов, заплатили. Мой биологический отец был женатым человеком, чье увлечение закончилось появлением на свет вашего покорного слуги. Он не желал скандала и заплатил Маккеям крошечную сумму, чтобы замять это дело. Тридцать четыре года назад был избыток годных к усыновлению детей, а Маккей нуждались в деньгах.
 — Как вы это узнали? — тихо спросила Кортни. Это само по себе неприятное открытие безусловно было особенно болезненным для дерзкого, самоуверенного Коннора Маккея. Как странно, подумала она, ее брат и его жена заплатили бы сколько угодно, чтобы иметь ребенка, а приемным родителям Коннора еще и приплатили — лишь бы они взяли ребенка. Действительно все в области усыновления изменилось за последние тридцать четыре года.
 — Когда мне было тринадцать лет, мне рассказал об этом мой отец — не тот, который заплатил, чтобы от меня избавиться, а тот, который вырастил меня. Он решил, что я достаточно взрослый и имею право знать правду, но не пожелал, чтобы об этом узнала мать. Я обещал отцу притворяться, что продолжаю считать их своими настоящими родителями.
 — Не понимаю, почему он вообще решил сказать правду! — возмущенно воскликнула Кортни. — Да еще и выбрал самый чувствительный возраст! Он просто бессердечен. Неужели и ваша мать столь же жестока?
 Коннор со смехом покачал головой.
 — Не надо так волноваться. Цыганочка. Мои родители не были ко мне жестоки. О, конечно, существовали некоторые проблемы. Мой отец был неизлечимым игроком и постоянно проигрывал на скачках. Но мы не держали на него зла. Он был замечательным отцом и обращался со мной так же, как с собственными двумя дочерьми, моложе меня на два и три года, настоящими Маккей… Отец умер от сердечного приступа шесть месяцев назад.
 Живой или мертвый, покойный мистер Маккей не казался Кортни замечательным.
 — А ваша мать? Какая она? — спросила она с любопытством.
 — Я всегда был ближе к отцу. С матерью было не так весело, она всегда была поглощена своими мыслями. Их брак не удался, насколько я понимаю. Мама работала медсестрой в местном госпитале, часто сверхурочно. Мне кажется, она просто старалась как можно меньше бывать дома.
 — Неудивительно, что она была несчастлива: трое детей и безответственный муж, проматывающий деньги. И совершенно ясно, почему она столько работала — кто-то же должен содержать семью.
 Коннор пожал плечами. Он уже достаточно рассказал, даже слишком много. Он редко говорил о своей семье, не желая никому открывать душу.
 — Вот наши мотивы, Кирэн. Я надеюсь, твое любопытство удовлетворено. Пора продумать наш план.
 — У меня есть идея, — пылко объявила Кортни. — Я пойду к Уилсону Ноллеру и скажу, что жду ребенка и хочу отдать его на усыновление. Тогда мы из первых рук узнаем, как он действует. Мы укрепим на мне диктофон и запишем все, что он скажет.
 — Ничего не выйдет! — презрительно фыркнул Кауфман. — Ноллер хитер. Он не попадется на такую глупую приманку. Если вы хотите поймать его, вам придется играть убедительно, изощренно.
 — Если вы собираетесь предложить, чтобы я действительно забеременела для большей убедительности, можете сразу забыть об этом, — едко сказала Кортни.
 Коннор повернулся к ней:
 — Я думаю, что мы могли бы пойти к Ноллеру как супружеская пара и сказать, что хотим усыновить ребенка. Чтобы обвинить Ноллера в вымогательстве, мы должны создать такую ситуацию, в которой он требовал бы у нас деньги как у потенциальных приемных родителей.
 — Нет, — выпалила Кортни. Она даже не попыталась спросить себя, почему сыграть роль одинокой матери ей проще, чем притвориться женой Коннора Маккея.
 — Фальсифицировать беременность гораздо сложнее, чем изобразить супружескую пару, Кортни, — ответил Коннор. — Потребуются медицинские справки, а фальшивые документы — слишком большой риск. Приемным родителям не нужно ничего, кроме наличных денег. Мы притворимся супругами и попросим его достать нам ребенка. Все разговоры запишем на пленку, плюс наши собственные свидетельства.
 Кортни задумалась. Несмотря на все ее нежелание, приходилось признать, что его план лучше. Но мысль о том, чтобы играть жену Коннора… Она беспокойно заерзала на стуле и невольно посмотрела в его сторону.
 Их взгляды встретились.
 Снова ей сдавило грудь, резкая боль пронзила низ живота. Кортни попыталась подавить безрассудное, опасное сексуальное влечение. В ее жизни нет места бродягам вроде Коннора Маккея. Именно из-за таких конноров маккеев женщинам приходится потом бороться с жестоким разочарованием в группах моральной поддержки.
 — Я делаю это только ради брата и его жены и всех бездетных пар, — объявила она, словно бы уговаривая себя. — Если этого удава Ноллера удастся устранить, может быть, матери будут отдавать своих детей в официальные агентства, и их смогут усыновить не слишком богатые люди.
 Коннор кивнул, безуспешно пытаясь отвести от нее взгляд. Еще один незваный прилив яростного желания потряс его. Он вроде бы давно научился контролировать свои эмоции. Но впервые за много лет он почувствовал, что не в силах справиться с собой. И это его встревожило.
 — Вам наверняка очень понравится разыгрывать супружескую пару в этом сельском раю, Тенистых Водопадах, — лукаво напомнил о себе Кауфман.
 — О чем это вы? — удивилась Кортни.
 — Мы никуда не собираемся уезжать, — добавил Коннор.
 — Неужели вы ничего не знаете о Тенистых Водопадах? — поразился Кауфман. — Ну ладно. Я думаю, мало кто может сравниться со мной и моей разведывательной сетью. Город Тенистые Водопады — самая секретная часть операции Ноллера.
 Он посмотрел на Коннора и Кортни с нескрываемым превосходством:
 — Позвольте объяснить вам обычную процедуру Уилсона Ноллера. Через несколько недель или месяцев после первого визита в его городской офис будущие приемные родители отправляются в маленький городок Тенистые Водопады около границы штатов Западная Виргиния и Мэриленд.
 — Уехать? Вместе? Вдвоем? — выдохнула Кортни.
 Кауфман утвердительно кивнул:
 — В этом суть дела. Похоже, что Ноллер владеет большой частью этого городка. Вы останавливаетесь в назначенном им месте, там он вручает вам ребенка, и все время его шпионы следят за вами. Так что вам придется играть очень убедительно. Одна из главных причин неуловимости Ноллера — это период наблюдения. Если появится подозрение, что родители не те, за кого себя выдают, сделка не состоится. И соответственно никакого материала для публикации вы не получите. Поэтому нельзя допускать никаких промахов, детки.
 — Ни одна из пар, с которыми я разговаривал, не упоминала про этот город, — пробормотал Коннор.
 Он был потрясен гораздо больше, чем хотел бы признать. Одно дело — сыграть мужа Кортни Кэри в кабинете адвоката, совсем другое — жить с нею как муж.
 Вся ситуация неожиданно приняла угрожающие очертания.
 — Все пары подписывают клятву не упоминать о Тенистых Водопадах ни при каких обстоятельствах, — пояснил Кауфман.
 — Я не юрист, но даже я понимаю, что такая бумага незаконна и ни к чему не обязывает, — сказала Кортни. У нее голова пошла кругом. Жить с Коннором Маккеем в качестве его жены? И убеждать сторонних наблюдателей, что у них счастливый брак? А если в этом назначенном месте будет только одна спальня и одна кровать?
 — Безусловно, но это доказывает, как все эти люди боятся Ноллера. Обе стороны понимают, что поступают незаконно и безнравственно. Если вы действительно хотите остановить Ноллера, вам придется поехать в Тенистые Водопады.
 — Конечно, мы хотим остановить Ноллера, — сказала Кортни.
 Коннор заглянул в ее прекрасные темные глаза и почувствовал угрызения совести. У него, в отличие от нее, были свои, личные причины ненавидеть Ноллера. Он был уверен, что именно Уилсон Ноллер продал его Маккеям.
 Коннор вспомнил ошеломляющую боль, с которой впервые узнал, что он не тот, кем считал себя, что Маккеи — не настоящие его родители, что они получили за него деньги. И хотя он ничего не узнал о своей настоящей матери, Дэннис Маккеи не постеснялся рассказать тринадцатилетнему мальчику о богатом высокопоставленном человеке, отказавшемся от него.
 С того дня Коннор читал все, что мог найти о своем отце, Ричарде Тримэйне. Он знал, где он живет и работает, знал о своих трех сводных братьях: Коуле, старше его на два года, и младших — Натаниэле и Тайлере. Он знал, что жена Тримэйна, Марии, погибла в автомобильной катастрофе в возрасте двадцати девяти лет. Тримэйн больше не женился, посвятив себя бизнесу и воспитанию троих сыновей, старшему из которых к моменту гибели матери не было и восьми. По общему мнению, Тримэйн был потрясен смертью молодой жены и до сих пор любил ее.
 Коннора смешила эта сказка: его собственное существование опровергало ее. Ричард Тримэйн обманул красавицу Марни, и его измена привела к появлению на свет нежеланного сына.
 Неудивительно, что тридцать четыре года назад Тримэйн-старший обратился за помощью к старому другу-юристу Уилсону Ноллеру. Ноллер и Тримэйн выросли вместе, они до сих пор играли в гольф и вращались в одном и том же обществе. Падение старого друга нанесло бы удар и Ричарду Тримэйну.
 — Мы поймаем Ноллера, — глаза Коннора яростно засверкали. — Мы сделаем для этого что угодно, правда, Кортни?
 Кортни изучающе смотрела на него. Она чувствовала исходившее от него напряжение — совсем не то чувственное напряжение, которое возникло между ними минутой раньше. Он выглядел опасным, суровым и жестоким.
 Но продажа детей — жестокое преступление, и нужно быть сильным, чтобы победить такого противника, как Уилсон Ноллер. Шанс прикончить организацию Ноллера стоит нескольких дней притворства. Притворство — вот ключевое слово. И если там будет только одна кровать, Коннору придется спать в ванной или на полу!
 — Да, мы сделаем это, — подтвердила Кортни.
 — Глупцы рвутся туда, где боятся пройти ангелы, — ехидно заметил Кауфман.
 Кортни устало вздохнула. Ей было не по себе, а насмешки Кауфмана лишь добавляли масла в огонь. Она снова взглянула на Коннора, их глаза встретились, отчего пульс Кортни участился.
 — Мне пора уходить, — неожиданно объявила она. — У меня деловая встреча через двадцать минут.
 Небольшая ложь во спасение: до ее встречи еще целых два часа, но все ее оборонительные инстинкты требовали немедленно убираться отсюда. Немедленно!
 — Увидимся вечером, — крикнул Коннор, когда она выходила, — около восьми. Нам нужно обсудить детали.
 — Вечером у меня свидание. Позвоните на работу завтра утром, — приказала Кортни и гордо удалилась.
 — Ты нашел себе очень дерзкую маленькую жену, — заметил Кирэн. — Ей необходимо показать, кто командир.
 Коннор смотрел на дверь сверкающими глазами.
 — Я думаю, не начать ли сегодня вечером?
 В огромном зале привилегированного клуба было устроено чествование богатейшего коннозаводчика из Виргинии Хармона Блейка Хопвуда — ему исполнялось шестьдесят лет. Кортни с тоской обвела взглядом зал. Повсюду в кадках стояли живые деревья, на их ветвях висели клетки с птицами — все это, по мнению устроителей, должно было создать впечатление, будто празднество происходит в настоящем лесу. Хопвуд был заядлым охотником и рыболовом, и декорации отражали его вкусы. Джаз-оркестр из двух десятков музыкантов, дорогое угощение и толпа высокопоставленных гостей всех возрастов подчеркивали роскошь банкета.
 Кортни сидела с Эмери Харкуртом за столом, накрытым на восемь персон. Остальные места за их столом пустовали. Бедный Эмери явился сюда по настоянию своей семьи. Его глубокое уныние, усугубившееся появлением бывшей невесты с новым любовником, беспокоило Кортни. Она не отходила от него ни на шаг и всячески старалась утешить.
 — О, Господи, — простонал Эмери, — только Джарелл здесь не хватает. Она направляется прямо к нам.
 Кортни с трудом подавила собственный стон. Эмери точно выразил ее мысли. Они уже обменялись коротким приветствием с его сестрицей в начале вечера. Джарелл даже не потрудилась скрыть свою неприязнь к Кортни.
 Теперь она появилась снова, высокая стройная блондинка с безукоризненной модной короткой стрижкой… и каменным лицом. Кортни была уверена, что Джарелл Харкурт вообще не способна улыбаться.
 Джарелл уселась рядом с братом, повернувшись спиной к Кортни. Никто больше не подошел к их столу, и Кортни, выключенная из беседы Харкуртов, сидела в молчании, глядя по сторонам. Томительно проползли десять минут, пятнадцать. Она вздохнула.
 И тут, когда, казалось, бесконечный вечер достиг своей низшей фазы, он определенно повернулся к худшему.
 На мгновение Кортни подумала, что у нее галлюцинации. Невозможно было представить, что настоящие Коннор Маккей и Кирэн Кауфман, в черных смокингах, выглядевшие так, будто всю жизнь только в высшем обществе и вращались, идут по залу. Идут прямо к ее столу!
 Кортни замерла. Она крепко сжала руки в кулаки, не замечая, что ногти впились в ладони. Маккей и Кауфман — ужаснее невозможно ничего представить! А их дьявольские улыбки подтверждали, что они не замышляют ничего хорошего.
 — Извините меня, — пробормотала Кортни и встала из-за стола. Опасная парочка была уже совсем рядом. Если поспешить, Кортни еще успеет перехватить их.
 — Привет, Цыганочка, — глаза Коннора лениво скользнули по ней.
 На Кортни было элегантное синее шелковое платье, совершенно не цыганское.
 — Что вы здесь делаете?
 — Я думаю, вы не поверите, если мы скажем, что приглашены? Или что мы старинные приятели Хопа по гольфу? — протянул Коннор.
 — Я совершенно уверена, что нет. Вы явились без приглашения!
 — Вот те раз! — воскликнул Кауфман. Кортни обожгла его взглядом и снова повернулась к Коннору.
 — Зачем вы явились сюда? — ей в голову пришла ужасная мысль. — Неужели, чтобы… увидеть меня?
 Коннор пожал плечами.
 — Я же сказал, что нам необходимо поговорить сегодня вечером. Поскольку вы явились сюда, логично было бы встретиться здесь. Хотя я не могу сказать, что мне нравится обстановка, — он неодобрительно огляделся. — Поймать столько бедных птичек и запереть их в клетки ради удовольствия этих бездельников… Я знаю несколько твердолобых активистов, борющихся за права животных. Может, следовало бы сообщить им об этом безобразии?
 Как странно, Кортни тоже думала об этом.
 — Вызывай их сюда с плакатами, — восторженно подключился Кирэн, — а я позвоню в местную телекомпанию. Это будет гвоздем одиннадцатичасовых новостей.
 — Нет! — воскликнула Кортни, ужаснувшись от мысли о фанатиках и телевидении. — Как вы узнали, что я здесь? — нервно спросила она.
 Мужчины переглянулись, затем посмотрели на нее.
 — Выслеживать людей — составная часть моей работы. Цыганочка, — объяснил Коннор с тем снисходительным видом, который казался ей особенно возмутительным. — Мне приходилось выслеживать знаменитостей, умеющих заметать следы с профессиональной ловкостью, и политиков, уединяющихся определенно не со своими женами. Найти вас смог бы и ребенок.
 — Эй, а кто та белокурая крошка за вашим столом? — спросил Кирэн, оглядев толпу своими острыми, как у хорька, глазами.
 Кортни улыбнулась.
 — Это Джарелл Харкурт. И готова держать пари, что ее впервые в жизни назвали крошкой.
 Кауфман пристально и оценивающе разглядывал Джарелл.
 — Хмм. Напряжена и не склонна к шуткам, но сексуальна, в аристократической холодной манере. Бьюсь об заклад, ее необходимо уложить в постель. Ну, ей сегодня повезло. Блицкриг! Я завоюю ее молниеносно. Она даже не поймет, что ее поразило, пока не проснется завтра утром в моей постели.
 Он решительно направился к столу.
 — Блицкриг? — удивленно повторила Кортни, глядя ему вслед.
 Коннор обвил пальцами ее запястье.
 — Бесполезно пытаться остановить его. Кауфман — как снаряд: после выстрела ничто не может изменить его траекторию.
 — А я и не собиралась его останавливать, — сухо ответила Кортни. — Если есть в мире два человека, которые заслуживают знакомства друг с другом, то, несомненно, эта парочка.
 — Нехорошо, Цыганочка, — усмехнулся Коннор, также следя за приближением Кауфмана к Харкуртам. — Как я понимаю, рядом с ней — ваш возлюбленный, несравненный Эмери?
 — Да, это Эмери, — согласилась Кортни, не собираясь поправлять его. Так будет мудрее и безопаснее.
 — Он бледноват. У него анемия?
 — Во всяком случае, я об этом не знаю.
 — Ну, душой общества он точно не выглядит. Он так мрачен, что мог бы наняться на похороны профессиональным плакальщиком.
 Очень проницательное замечание, но преданность несчастному Эмери не позволила Кортни согласиться.
 — Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать ваши насмешки. Эмери их не заслуживает. И я бы хотела получить назад свою руку, если не возражаете.
 Она попыталась освободиться, но безуспешно — все равно что стряхнуть металлический наручник.
 — Я просто наблюдателен, а не нападаю на безусловно надежного и солидного господина Эмери, — холодно сказал Коннор, отпуская ее руку. Он был раздражен тем, как пылко она бросилась на защиту Харкурта, и, осознав это, озлобился еще больше. — Однако мы достаточно потратили времени впустую. Нам необходимо обсудить завтрашний визит к Ноллеру.
 — Завтрашний? — удивилась Кортни. — Я не представляла, что мы начнем так скоро.
 — Чем скорее, тем лучше. Я днем звонил Ноллеру и назначил встречу на завтра в час дня. Его секретарша соединила нас, и я говорил с ним лично. Он велел приготовиться к отъезду в Тенистые Водопады сразу же после встречи с ним.
 — Завтра? — недоверчиво переспросила Кортни. — Но Кауфман говорил, что обычно супруги едут в Тенистые Водопады через недели и даже месяцы после первого визита.
 Коннор пожал плечами.
 — Ноллер сказал, что это необыкновенная удача. Так и есть, но только не для него, — усмехнулся он.
 — Я… я должна договориться со своим начальником.
 — Могут возникнуть проблемы?
 — Нет. Но неужели вы действительно считаете, что мы должны сломя голову броситься в это дело? Я хочу сказать, мы решили только сегодня и…
 — Говоря бессмертными словами Кирэна Кауфмана, «глупцы рвутся…» и так далее. — Коннор понизил голос:
 — Струсили, Цыганочка? Или просто боитесь играть роль моей жены, потому что не можете справиться с желанием…
 — Замолчите! Не смейте даже думать об этом!
 Коннор засмеялся, его раздражение испарялось, когда он глядел в ее бездонные глаза. Она забавляла его и возбуждала, как ни одна женщина. И почему-то сегодня его холостяцкая сирена не предупреждала об опасности. Он чувствовал необычное волнение и был не прочь рискнуть.
 — Выйдем на террасу и поговорим о завтрашнем дне, Кортни.
 Он сделал шаг вперед. Она сделала шаг назад. В начале вечера она уже видела длинную, освещенную только луной и звездами террасу, окружающую бальный зал. Уединенную. Там бы они были совсем одни…
 Кортни сделала еще один шаг назад. Ее глаза встретились с глазами Коннора, и на его лице медленно расплылась улыбка.
 — Не останавливайтесь, Цыганочка. Просто продолжайте идти. До террасы всего пара сотен шагов.




 Глава 4


 Кортни продолжала пятиться, считая, что может остановиться в любой момент. Однако проблема заключалась в том, что Коннор не собирался прекращать наступление. Если она остановится, он просто налетит на нее.
 — Я не позволю вам запугать меня, — объявила она, отступая довольно быстро.
 — Рад за вас. Люблю женщин, которые могут постоять за себя!
 Он продолжал издеваться. И, обычно спокойная и кроткая, Кортни снова вспылила.
 — Я собираюсь остановиться прямо сейчас, — заявила она и замерла как вкопанная. К ее радости, Коннор тоже остановился. Гордая собой, Кортни победоносно посмотрела на него.
 Коннор пожал плечами.
 — Здесь мы можем поговорить не хуже, чем в любом другом месте. Цыганочка.
 Он казался совершенно безразличным и усыпил бы ее бдительность, если б не мелькнувший в его глазах голодный блеск.
 Ощущение победы тут же исчезло, и Кортни нервно огляделась. Они стояли лицом к лицу, почти вплотную, скрытые от любопытных глаз в тени деревьев.
 — Но все по порядку, — тихо продолжал Коннор, погружая пальцы в ее густые темные волосы. Он приподнял ее лицо, и в тот же момент его голова опустилась. — Это бурлило между нами целый день. Надо выпустить пар.
 — Выпустить пар? — Почему-то ее мозг работал не так быстро, как обычно. И все остальное тоже. Ей следовало бы дать ему пощечину и сбежать из этого слишком уединенного искусственного леса. Кортни это понимала, но оставалась на месте. Слишком близко к Кон-нору Маккею.
 Пока она размышляла, не виноват ли в ее неожиданной умственной и физической вялости бокал шампанского, Коннор слегка коснулся губами ее рта.
 Ощущение его губ, теплых и твердых, побудило ее к действию. Кортни откинула голову и уперлась ладонями в его грудь, пытаясь удержать его буквально на расстоянии вытянутой руки.
 — Прекратите, Коннор. Я понимаю, чего вы добиваетесь.
 — Ммм… я надеюсь.
 Он обнял ее, потянул к себе. Естественно, ей не хватило сил удержать его, и она оказалась к нему ближе чем на расстоянии ладони.
 Кортни глубоко вздохнула от ощущения его силы, размеров, жара его тела. На одно безумное мгновение она почувствовала желание расслабиться, позволить ему делать то, что он хочет…
 Она откинула голову еще дальше и отвернулась от него.
 — Отпустите меня.
 Он нашел губами нежный волнующий изгиб ее шеи и начал покрывать поцелуями.
 — Но я не хочу отпускать вас, Кортни. Она возмутилась оттого, что он не воспринимает ее слова всерьез, однако призналась себе, что должна была бы возмутиться гораздо больше. Ей следовало бешено сопротивляться его первобытной грубости. Ну, хотя бы слегка побаиваться его физической силы. Однако по каким-то причинам, в которые не хотелось вникать, она не испытывала ни ярости, ни страха.
 Кортни укоризненно посмотрела на него:
 — Вы тоже предпочитаете блицкриг. От его ленивой чувственной улыбки у нее екнуло сердце.
 — Сбросить бомбы, — сказал он хрипло и накрыл ее рот своим.
 Кортни тут же крепко сжала губы, преградив ему доступ внутрь. Она не смогла сдержать улыбки, услышав его разочарованный сдавленный стон.
 Коннор чуть отстранился, лаская ее рот своими губами и кончиком языка, и прошептал:
 — Ах, Цыганочка, так нечестно. Это должен был быть блицкриг, а не осада.
 Кортни чувствовала давление его бедер, ее грудь покоилась на его мускулистой груди. Может, в конце концов и придется вцепиться в него, так как ноги слишком ослабли и вряд ли удержат ее.
 — Открой ротик, Кортни.
 Его голос был глухим, слова — наглыми, требовательными. Ее пульс участился. Сладкие жаркие волны нахлынули, почти сметая и силу воли, и здравый смысл. Соблазн закрыть глаза и прекратить сопротивление был почти непреодолимым. Кортни была уже на волосок от того, чтобы поддаться приливу страсти, когда шок от возможной сдачи крепости, образно говоря, вернул ее на землю.
 Она была ребенком из семьи военнослужащего, переезжала с места на место и часто поневоле меняла друзей, поэтому с раннего возраста стала независимой. Независимость в сочетании с сильной волей и самообладанием не позволяли ей сдаться слишком быстро.
 Ее темные глаза, полузакрытые отяжелевшими веками, резко распахнулись. Она уставилась на Коннора. Он следил за нею. Он хотел ее. Это было совершенно очевидно. Но в его великолепных сине-зеленых глазах она увидела не только страсть, но и вызов. И если бы она растаяла и поцеловала его так, как он того хотел — так, как хотела и она, — в них появилось бы чисто мужское торжество.
 И в тот же момент она поняла, что воля и самообладание Коннора Маккея не уступают ее собственным. Он не собирался поддаваться страсти. Он полностью контролировал себя.
 Кортни окаменела.
 — Сдавайтесь, Коннор. Ничего не выйдет. Их лица были так близко, губы совсем рядом. Когда Коннор улыбнулся, он почти коснулся ее рта своими теплыми губами. Она хотела чувствовать их. Кортни была ошеломлена, как сильно она хотела, чтобы он поцеловал ее.
 — Сдаваться? Сейчас? А почему. Цыганочка? Вы здесь, со мной. И именно этого хотите сами.
 Кортни разозлилась частично на него, а в основном на себя за то, что не сумела справиться со своими чувствами. Но она никогда не признает его правоту.
 — У вас самолюбие Юпитера, если вы верите, что мне нравится грубое обращение в центре кучки деревьев в горшках! — она кипела от гнева. — И вспомните, что я здесь с другим мужчиной.
 Ей самой давно пора бы вспомнить об этом, упрекнула себя Кортни. Она так была поглощена Коннором, что совсем забыла об Эмери.
 Коннор нахмурился и чуть ослабил хватку. Упоминание о ее кавалере вызвало в нем жгучую ревность. А ведь он никогда не был ревнивцем!
 — Вы хотите меня, — прорычал он. — Вы просто слишком упрямы, чтобы признать это.
 — Я признаю, что вы очень ловкий соблазнитель и действительно вывели меня из равновесия. Ваши чары произвели огромный эффект — на пару минут, но затем иссякли.
 — Пару минут? — возмущенно повторил Коннор. Он свирепо смотрел на ее дерзкое лицо. К несчастью, она уже действительно не казалась ему такой нежной и податливой, как несколько секунд назад. Прямо на его глазах она превратилась в насмешливую фурию. И это перевоплощение Коннору совсем не нравилось.
 — Вы собираетесь отпустить меня? — У Кортни был родной старший брат и два старших сводных брата. Она кое-что понимала в угрозах: как их произносить и как им не поддаваться.
 — Нет, — усмехнувшись, ответил Коннор. Она точно знала, какими должны быть следующие слова:
 — Тогда мне придется заставить вас отпустить меня.
 — И как вы это сделаете? — продолжал подсмеиваться Коннор, подтянув ее к себе. Тактическая ошибка с его стороны, признался он себе, так как ощущение ее нежного тела заставило его ухе разгоряченную кровь бежать еще быстрее. — Вы закончили одни из этих феминистских курсов по самообороне? — прошептал он насмешливо. — Каков ваш следующий шаг. Цыганочка? Прием карате, и я качусь по земле, моля о пощаде?
 — К сожаление, я не заканчивала никаких курсов, а то бы не пощадила вас, — рявкнула Кортни. Он точно не собирался отпускать ее, и пора было поддержать свои решительные слова действием. Но как? — Я бы точно…
 — Значит, карате не будет, — прервал он. — Может, менее изысканный классический маневр — неожиданный удар коленом в пах?
 И прежде, чем она попыталась это сделать, он сжал ее бедрами, лишив всякой возможности пошевельнуться, отчего их обоих накрыло жаркой волной возбуждения.
 Мгновение они стояли неподвижно, изо всех сил сопротивляясь пронизывающему желанию. Их взгляды встретились, замкнулись, ни один не мог выдавить ни слова.
 Он еще крепче прижал ее к себе.
 — Вы ведь не хотите вывести меня из строя, Цыганочка? — прошептал он, проводя языком по изящно очерченному ушку.
 Кортни едва не застонала. Опасная слабость вернулась, густо окутывая руки и ноги. В глубине живота зарождалась острая сладкая боль. Она внезапно почувствовала, что Коннор столь же беззащитен сейчас, как и она.
 Коннор не просто играл с нею, все ее женские инстинкты говорили об этом. Он действительно хотел ее. У Кортни закружилась голова. Что, если она уступит и поцелует его, один только раз…
 Ее губы раскрылись.
 — Берегись! — резкое предупреждение, казалось, раздалось из другого измерения.
 Кортни и Коннор непроизвольно отскочили друг от друга. Прямо над их головами пролетела бешено чирикающая птица, затем другая, раздался шлепок, и опасно близко появилась грязная лужица.
 — Проклятые птицы, — появившийся Кирэн Кауфман сердито посмотрел вверх на щебечущую птичью пару. — Я бы никогда их не выпустил, если б знал, что они будут метаться, как снаряды.
 Кортни не могла унять дрожь. Желание бурлило в ней, жаркое и непокорное. Она бросила взгляд на Коннора. Он подчеркнуто внимательно вглядывался туда, куда улетели птицы.
 — Это ты выпустил птиц из клеток? — спросил он Кауфмана. Как ни расстроило его вмешательство Кирэна, он был ему благодарен. Полная потеря самообладания и замешательство оказались совершенно новым и, как он решил, пугающим опытом.
 Никогда раньше не испытывал он такого волнения оттого, что просто обнимал женщину и только собирался поцеловать ее. Когда он увидел покорность в ее темных бархатных глазах, когда ее влажные губы раскрылись, ему показалось, что земля уходит у него из-под ног. Представить невозможно, что бы случилось, если бы он действительно поцеловал ее.
 Определенно пришло время отступить и перегруппировать оборону. Эта маленькая злючка — опасная зона. Ни одна женщина никогда не поражала его так глубоко, и будь он проклят, если позволит поймать себя этой. Особенно этой! Именно таких он не любит, напомнил он себе. Чопорная, вздорная, заносчивая интеллектуалка, считающая, что олух Эмери Харкурт — мужчина ее мечты!
 — Я открыл все клетки, какие смог, — жизнерадостно признался Кирэн. — Не думаю, что кто-то заметил. И, когда я увидел, что птица летит прямо на вас, я решил, что лучше предупредить. Извините, если помешал.
 Кортни наконец обрела голос:
 — Вы не помешали.
 — Да, ты абсолютно ничему не помешал, — быстро согласился Коннор.
 Из-за деревьев раздался крик, за ним визг.
 — Ой-ой, кажется, гости поняли, что декорации разлетелись! — усмехнулся Кирэн. — Определенно пора расходиться. Коннор, старина, я понимаю, что привез тебя сюда, но не мог бы ты сам добраться до дома? Я покидаю вас с моей новой горячей крошкой. Мы едем ко мне.
 Он хитро улыбнулся и метнулся в деревья.
 — Я… мне надо вернуться к Эмери, — прошептала Кортни. Она старательно отводила взгляд от Коннора. Она просто боялась посмотреть на него после того, что только что произошло между ними. Жаркий румянец покрывал, казалось, все ее тело. После решительных протестов и угроз она подчинилась ему… И бесполезно
 дурачить себя. Она, в конце концов, поддалась силе его тела, настойчивости губ. Она сдавленно застонала и бросилась назад к столу.
 Там, к своему крайнему удивлению, она увидела Кирэна Кауфмана, по-хозяйски обнявшего Джарелл Харкурт. Только она сейчас не выглядела ни суровой, ни отталкивающей.
 Кортни заморгала. Щеки Джарелл раскраснелись, глаза сияли, она явно была возбуждена как никогда и казалась гораздо моложе своих двадцати четырех лет.
 Кортни встретила удивленный взгляд Эмери. Затем они оба завороженно наблюдали, как рука Кауфмана дерзко изогнулась на талии Джарелл. Она глупо захихикала, и ее смешок, казалось, повис в воздухе. Джарелл Харкурт, никогда не улыбавшаяся Джарелл Харкурт хихикала! Кортни решила, что потихоньку сходит с ума.
 — Кто этот человек? — спросил Эмери. — Надо было видеть, как он изливал на нее свое обаяние. Джарелл просто растаяла, как воск на солнце. Я никогда не видел, чтобы она так на кого-то реагировала.
 — Обаяние? — недоверчиво отозвалась Кортни. Должно быть, он шутит! Она подумала, не рассказать ли Эмери, кто такой Кауфман, но решила, что не стоит. Бедняга достаточно намучился за сегодняшний вечер. Не хватает только еще узнать, что его сестра ушла с одним из самых скандальных в Вашингтоне репортеров.
 — Эмери Харкурт! — голос Коннора и его сердечный тон «привет-приятель-рад-тебя-видеть» привлек внимание Кортни. Она быстро обернулась и увидела, как Коннор протягивает Эмери руку. — Держу пари, вы не помните меня, — беспечно сказал Коннор. — Но я был одним из тех тихих, незаметных ребят, которых никто никогда не помнит.
 Кортни закипала. После такого замечания, что оставалось вежливому Эмери? Конечно, он сказал:
 — Безусловно, я помню вас. Но вы же меня знаете, я всегда забываю имена.
 — Коннор Маккей, — с готовностью подсказал Коннор.
 Эмери улыбнулся и кивнул:
 — Маккей, конечно! Как дела?
 — Дела у Маккея очень неважные, — ледяным голосом заметила Кортни. — Он только что вышел из тюрьмы.
 Она покровительственно положила ладонь на руку Эмери. Он так наивен и доверчив. Человек, считающий обаятельным Кирэна Кауфмана, нуждается в защите, особенно от такой предприимчивой змеи, как Коннор Маккей.
 — Я думаю, нам пора уходить, Эмери. У меня завтра на утро назначена очень важная встреча.
 — Кортни, если не возражаешь, я бы хотел поговорить со старым приятелем, — благовоспитанный Эмери подставил Кортни стул. — Тюрьма, говорите? Серьезные неприятности?
 — Так, пустяковые долговые обязательства, — сказал Коннор, садясь за стол и успевая быстро и насмешливо улыбнуться Кортни. — Я не знал, что задумал мой поверенный по налогам, но расплачиваться пришлось мне. Действительно, нелегко. Прежние друзья не находят времени для бывших заключенных.
 — На поддержку Харкуртов всегда можете рассчитывать! — пылко воскликнул Эмери, с молчаливым упреком взглянув на Кортни.
 — Присаживайтесь, Кортни, — пригласил Коннор. — Если, конечно, вам не противно сидеть за одним столом с бывшим заключенным.
 — Ну, что вы такое говорите! — воскликнул Эмери. — Я уверен, что Кортни, так же как и я, рада вам. Она — поборница равноправия.
 — Харкурт — хороший парень, — неохотно признал Коннор, когда пятнадцать минут спустя они с Кортни пробирались сквозь толпу, все еще боровшуюся с последствиями освободительной акции Кауфмана.
 Пернатые беспечно носились по залу, и многие гости уже покинули банкет. Кортни хотела бы последовать их примеру. Но вместо этого ей пришлось присутствовать при сердечной беседе Коннора и Эмери. Она все еще удивлялась, почему осталась и молчаливо слушала, как Коннор ловко выуживает из Эмери информацию о его жизни.
 Что заставило ее связаться с Коннором Маккеем, когда здравый смысл требовал немедленного бегства? Вместо того чтобы выгнать его из своего кабинета, она позволила ему остаться, мало того, согласилась сотрудничать с ним. И сейчас, вместо того чтобы объяснить Эмери, что он не учился с Коннором Маккеем в начальной школе, она зачарованно слушала, как этот ловкач вытягивал необходимые ему сведения о Харкуртах с поразительным искусством. И Эмери еще любезно предложил отвезти его домой!
 Ничего не подозревающий Эмери отправился за своей машиной, оставив ее наедине с Коннором. Еще не поздно все бросить, напомнила она себе, искоса взглянув на Коннора — на его густые волосы, слегка взлохмаченные во время их схватки под деревьями, его выразительные глаза, чувственный рот. Кортни сглотнула подступивший к горлу комок.
 — Теперь я понимаю, почему вы так и не добрались до постели, — задумчиво сказал Коннор, прерывая ее мучительные мысли. — Никогда не встречал парня, который бы называл свою женщину поборницей равноправия. Не очень романтично, Цыганочка.
 — Может быть, и не романтично, по вашим стандартам, — возразила Кортни, в душе вполне с ним соглашаясь. Но ведь Эмери не влюблен в нее, она — не его женщина, и ни один из них никогда не притворялся, что влюблен. Просто она позволила Коннору так думать. Бедный Эмери пришел бы в ужас от обмана. Кортни размышляла, не сказать ли Коннору правду, но решила, что не стоит. Этот человек слишком самоуверен. Он заслуживает того, чтобы его обманули.
 Ей неожиданно вспомнился рассказ Коннора о том, как его продали приемным родителям. Тогда он не выглядел ни самоуверенным, ни высокомерным. Незащищенность в его глазах и голосе глубоко тронула ее. Кортни решительно прогнала свое сочувствие. Ей жаль мальчика, которому тогда причинили боль, уверила она себя. А к этому Коннору она чувствует только враждебность.
 Они дошли до просторного вестибюля клуба. В отличие от суматохи зала там было тихо и торжественно.
 — И все-таки я не понимаю… — Коннор покачал головой, размышляя над ее отношениями с Эмери Харкуртом. — Вы так дьявольски сексуальны, и Харкурт кажется вполне нормальным мужчиной, однако…
 — Вам не приходит в голову, что мои отношения с Эмери вас совершенно не касаются? — сердито оборвала его Кортни. — И прекратите рассуждать о моей…
 — Половой жизни? — с резкой наглостью подсказал Коннор. — Крошка, похоже, у вас ее нет.
 Кортни понимала, что он просто дразнит ее. Но если бы он знал, как точно попал в цель! Она вспомнила все шутки насчет своей девственности, которые ей пришлось терпеть в колледже, когда она была достаточно глупа и признавалась, что у нее никогда не было любовника. Теперь, как единственная двадцатипятилетняя девственница в Соединенных Штатах, да что там, возможно, во всем цивилизованном мире, она тщательно хранила свой секрет.
 — Я уверена, что ни у кого нет такой безалаберной, бесполезной половой жизни, как у вас, но кому она приносит счастье? — огрызнулась она.
 — Хороший удар. Цыганочка, — засмеялся Коннор.
 Его добродушный смех только усилил ее ярость. И самое неприятное: его совершенно не задели ее слова. Ему, похоже, было все равно, что она о нем думает.
 — О, заткнитесь и оставьте меня в покое, — холодно сказала Кортни, бросаясь от него через вестибюль.
 Коннор не отставал. Он не собирался отпускать ее, он наслаждался своим подкалыванием и тем, как она защищалась.
 — Я понимаю, что вы не относитесь к числу моих поклонниц, Кортни, — его улыбка, точнее, самодовольная ухмылка только увеличивала ее кровяное давление. — И, если честно, я тоже не в восторге от вас. Но, поскольку мы собираемся работать вместе, давайте сдерживать наши обоюдные антипатии, хорошо?
 Кортни составляла в уме достойный ответ, когда вдруг выражение его лица резко изменилось. Она с любопытством наблюдала, как, будто по мановению волшебной палочки, хладнокровный насмешник превратился в напряженного отстраненного незнакомца.
 — Видите того человека под аркой? — спросил он.
 В его голосе появились какие-то необъяснимые нотки, и Кортни насторожилась. Она проследила за его взглядом и увидела высокого красивого мужчину лет шестидесяти с густой копной седых волос. Безукоризненный темно-серый костюм был явно сшит на заказ.
 — Это — Ричард Тримэйн, — сказал Коннор. — Владелец контрольного пакета акций и председатель совета директоров «Тримэйн инкорпорейтед».
 Кортни кивнула. Кто в — Вашингтоне не слышал о «Тримэйн инкорпорейтед», мультимиллионной семейной компании, владевшей сетью аптек и книжных магазинов?
 — «Тримэйн инкорпорейтед» сделала большой вклад в НОТ в этом году. Мы использовали его на прекрасный документальный фильм о тропических лесах Центральной Америки. — Она ожидала язвительного комментария, но, к ее удивлению, Коннор промолчал. Неужели эта тема показалась ему интересной? — Я пойду поблагодарю мистера Тримэйна лично, — решила Кортни.
 — Собираетесь подлизываться, выпросить еще одно пожертвование? — презрительно выдавил Коннор. — Хоть сами с собой будьте честны и признайтесь в своих истинных мотивах, Кортни.
 Его лицо было суровым, глаза — мрачными и холодными.
 Кортни вздрогнула. Его обвинение скорее обидело ее, чем рассердило.
 — Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать ваши оскорбления.
 Совершенно очевидно, что Коннор точит зуб на членов высшего общества, достигших успеха тяжелым трудом, решила она, отсюда и его враждебность к Ричарду Тримэйну. Кортни нахмурилась. Вряд ли это должно удивлять ее, если учитывать идиотскую работу самого Кон-нора: проводить частные расследования и не завершать их до логического конца.
 Лично она восхищается заслуженным успехом. Гордо вскинув голову, Кортни пересекла вестибюль и представилась Ричарду Тримэйну.
 Он очень любезно отреагировал на ее благодарности. Они мило поговорили о благородных целях телекомпании, и Кортни уверила себя, что совсем не подлизывается к мистеру Тримэйну, как решил Коннор. Поблагодарить за щедрый дар — это просто проявить вежливость.
 Через несколько минут к ним присоединился молодой человек — таким, должно быть, Ричард Тримэйн был в молодости, — и Кортни познакомили со старшим сыном Тримэйна Коулом и его рыжеволосой красавицей женой Челси. Вскоре к ним подошли два младших сына Ричарда со своими дамами, темноволосые красавцы Натаниэл и Тайлер.
 — Интересно, кто открыл птичьи клетки? — с ослепительной улыбкой спросил Тайлер. В этой улыбке было что-то, заставившее Кортни насторожиться, что-то смутно знакомое…
 — Насколько я слышал, по меньшей мере пятнадцать человек приписывают себе эту честь, но я не верю ни одному из них, — сказал Коул, нежно пожимая пальцы жены. — Им не хватило бы мужества спокойно перейти улицу, не говоря уж о том, чтобы превратить юбилей Хопа в сцену из «Птиц» Хичкока.
 Вестибюль быстро наполнялся беглецами. Дикие птицы полностью завоевали жизненное пространство зала, выгнав оттуда всех гостей. Пока Тримэйны шутливо размышляли над личностью птичьего освободителя, Кортни решила, что пора ретироваться. Если повезет, они никогда не узнают ни о личности преступника, ни о том, что она знакома с ним. Она извинилась и распрощалась.
 Коннора нигде не было видно. Выйдя на улицу, она с раздражением обнаружила его поглощенным беседой с эффектной брюнеткой, пожирающей его огромными, чересчур раскрашенными глазами.
 — Эмери еще не появился? — спросила она, останавливаясь между Коннором и девицей с глазами Клеопатры. Они оба встретили ее с энтузиазмом отпускников, нашедших на пляже утопленника, что вдохновило Кортни на дальнейшее вредительство. — Я только что прекрасно поболтала с Тримэйнами. Это четверо самых красивых мужчин, каких я когда-либо встречала, но один из сыновей Ричарда, Тайлер, просто умопомрачителен! — затараторила она. Обычно она избегала словечек типа «умопомрачителен», но сейчас оно не помешает.
 Внимание Коннора немедленно переключилось с брюнетки на Кортни.
 — Вам не поймать Тайлера Тримэйна, — натянуто сказал он.
 Кортни улыбнулась ослепительно и, как она надеялась, загадочно.
 — О, я так не думаю.
 Она с удовольствием наблюдала за тем, как он поворачивается спиной к своей приятельнице.
 — Он назначил вам свидание?
 — А вот и Эмери! — воскликнула Кортни и проплыла мимо Коннора вниз по широкой лестнице.
 Он — за ней.
 — Так назначил свидание? — настаивал он. Его сердце тревожно заколотилось. Тайлер Тримэйн, его собственный сводный брат… и Кортни? Он почувствовал ярость и вслед за тем полнейшее отчаяние. Он схватил ее руку как раз в тот момент, когда она собиралась открыть дверцу машины. Кортни ухмыльнулась.
 — Вы видели, как разгневалась ваша Клеопатра? — Она даже не стала размышлять, почему так восхитительно счастлива оттого, что оторвала его от другой женщины. — Если бы взгляды могли убивать, меня бы уж точно не было в живых!
 — Держитесь подальше от Тайлера Тримэйна. И от всех остальных Тримэйнов, — хрипло проговорил Коннор, до боли сжимая ее руку.
 — Отпустите меня!
 — Я говорю серьезно, Кортни. Не смейте связываться с Тайлером Тримэйном.
 Ее разговор с отцом и братьями, ее улыбки потрясли его до глубины души. Она выглядела так естественно рядом с ними. Он мог представить, как она обсуждает живопись с его отцом, который, как он знал, коллекционировал картины современных художников. Он представлял, как она мило болтает с Челси Тримэйн о годовалом Дэниэле Ричарде, его племяннике, с которым он никогда не познакомится, так же как и со своим отцом и братьями. Мысленно представив все сцены, в которых он никогда не будет участвовать, он удивился буре чувств, охвативших его, и испугался, что теряет привычное самообладание. Он научился держать все эмоции и желания взаперти. Теперь же он со страхом ощущал, как трещат возведенные им укрепления.
 Но бежать было некуда. И ничто не могло сравниться с ужасом при мысли о Тайлере и Кортни. У его братьев есть все, включая родного отца, давшего им свое имя. Тайлер Тримэйн не получит его Цыганочку!
 Его? Контор замер. Беспрецедентный взрыв ревности взволновал его больше, чем все остальное. Он отпустил ее руку и отпрянул, как от прокаженной.
 Кортни с любопытством следила за сменой чувств, мелькающих на его лице. Он усердно пытался быть холодным и непроницаемым, но ему это плохо удавалось. Пылкость, с какой он старался убедить ее не встречаться с Тримэйнами, встревожила ее так же, как его самого, и она попыталась как-то разрядить обстановку. И утешить его?
 — У вас явно преувеличенные представления о моем обаянии, — сухо сказала она. — Тайлер Тримэйн, если захочет, может встречаться с кинозвездами, едва ли он выберет меня. Да, и не забудьте о моих отношениях с Эмери, который так терпеливо ждет нас, задерживая движение.
 Она быстро нырнула на переднее сиденье автомобиля.
 Коннор уселся сзади и за всю дорогу не произнес ни слова, хотя Эмери пытался включить его в разговор веселыми воспоминаниями о начальной школе, общими для них обоих, как он наивно полагал.




 Глава 5


 Кортни вошла в свою квартиру. О Боже! И как же она забыла, что у нее гостит сестра. Ее сводная сестра Мишель сидела на диване и смотрела телевизор. Кортни подавила стон. Она всегда любила визиты Мишель, но сейчас предпочла бы просто скользнуть в постель без подробного отчета о событиях вечера. Кортни надо было сначала разобраться в своих чувствах.
 — Привет! — улыбнулась Мишель. — Как прошел прием?
 Мишель всегда была так искренне рада ее видеть! Кортни испытала угрызения совести оттого, что, пусть на мгновение, пожелала, чтобы сестра оказалась сейчас в своей собственной квартире в Гаррисберге. Она плюхнулась на диван и выдавила улыбку.
 — Ну… ух… — как бы поточнее выразиться? Кортни прочистила горло. — Интересно. Мишель хихикнула.
 — Это растяжимое понятие: от грандиозного веселья до ужасной скуки. Я знаю. Сама провела много «интересных» вечеров. Эмери мне показался очень милым. — (Они познакомились, когда он заезжал за Кортни.) — Ты давно с ним встречаешься?
 — Я вовсе не встречаюсь с ним. То есть не в том смысле, в каком ты думаешь. Мы просто друзья. — Неожиданно ей в голову пришла мысль. — Может, ты не откажешься бывать с ним в обществе, пока гостишь здесь? Как ты сказала, он очень мил, настоящий джентльмен. Он интеллигентен, прекрасный собеседник и определенно свободен. Не знаю, почему не подумала об этом раньше. Вы идеально подойдете друг другу.
 — Кортни, я никому идеально не подойду, — запротестовала Мишель со смехом. — Не сейчас.
 Она встала и прошла в кухню.
 Кортни последовала за ней. Мишель почесала за ушком своего сиамского кота Бартона, развалившегося на подстилке на кухонном столе. Она всегда путешествовала с тем котом, который в данное время жил у нее. Кортни помнила, как в первый раз она появилась у них, сжимая в руках альбиноса Флаффи, белоснежного кота с удивительно розовыми глазами. Три дня назад она приехала с сиамским котом, которого приобрела несколько лет назад.
 — Что это значит — не сейчас? — спросила Кортни, переводя взгляд с синеглазой сводной сестры на синеглазого кота. — Что-то случилось, Мишель?
 Следовало признать, что такой вопрос надо было задать три дня назад, когда Мишель и Барт совершенно неожиданно появились на пороге ее квартиры. Но Кортни была так занята на работе и так поглощена делом о незаконном усыновлении, что не попыталась узнать истинную причину ее визита, удовлетворившись тем, что сказала ей Мишель: «У меня несколько выходных, и я хотела выбраться куда-нибудь».
 Мишель закусила нижнюю губу и глубоко вздохнула.
 — Ничего страшного, Кортни, просто устала… на работе. Вот и все.
 Она улыбалась, но Кортни заметила печаль в ее больших синих глазах.
 — Мне казалось, ты любишь свою работу. Нахмурившись, Кортни села на высокий табурет у стола. Она не могла вспомнить, чтобы Мишель, помощник сенатора от Пенсильвании, когда-нибудь жаловалась. Она была прекрасной студенткой, так что никого не удивляли ее успехи в работе.
 — Конечно, люблю. Но ты знаешь, как иногда все валится из рук. — Мишель продолжала ласкать кота. — Я очень ценю, что ты разрешила мне погостить несколько дней, Кортни. Так чудесно просто уехать подальше от… всего.
 — Ты знаешь, что я всегда рада тебя видеть. Кортни была уверена: Мишель что-то скрывает. И тут она вспомнила: если завтрашнее интервью с Уилсоном Ноллером пройдет успешно, она днем должна ехать в Тенистые Водопады.
 — О, Мишель! — воскликнула она и принялась рассказывать об истории с усыновлением и совместном с Коннором Маккеем расследовании.
 Если Мишель и огорчил предстоящий отъезд сестры, она не показала виду.
 — Я рада, что ты хочешь помочь Марку и Марианне. Они так хотят ребенка и были бы замечательными родителями. А обо мне не волнуйся. Если не возражаешь, мы с Бартоном поживем у тебя еще пару дней. Мне бы хотелось побродить по городу. Сейчас так красиво — цветут вишни!
 У Мишель так искренне загорелись глаза, что подозрения Кортни рассеялись. Она решила, что у нее просто разыгралось воображение.
 — Оставайся, сколько хочешь. Хотя я не рекомендую брать Барта в Белый дом! Первая Собака, возможно, будет против!
 — Бартон не любит экскурсий. Он с удовольствием останется дома и будет следить за птицами из окна.
 Кот замяукал, как бы соглашаясь, и девушки рассмеялись.
 — Кортни, а этот мужчина, который притворится твоим мужем… — осторожно спросила Мишель. — Что он из себя представляет?
 — Что представляет? Хороший вопрос! — темные глаза Кортни вспыхнули. — Он самый непостижимый человек, которого я когда-либо встречала. Он приводит меня в бешенство, хотя иногда бывает забавен. И умен, но порой так самоуверен, что просто хочется его ударить.
 — Тебе? Да ты никогда в жизни не подняла ни на кого руку и даже не хотела ударить, по крайней мере с тех пор, как я тебя знаю, — с четырехлетнего возраста!
 — Да, верно. — Кортни всплеснула руками. — Но Коннор Маккей так действует на меня.
 — Понимаю.
 — Нет-нет. Я хочу сказать, что мы просто несовместимы. Мы такие разные… — Кортни покраснела.
 Мишель скептически посмотрела на нее:
 — Противоположности притягиваются, насколько мне известно.
 Как она поняла? Кортни покраснела еще больше.
 — Он тебе нравится, не правда ли? — настаивала Мишель.
 — Какое это имеет значение? — упрямо заявила Кортни. — Мало ли что?.. Как говорит наш папочка, мысли и дела — вещи не всегда совместимые.
 — Высококачественная философия Кэри, — голос Мишель задрожал. — Я когда-то слепо верила ей. Я думала, что нет таких чувств, которые были бы неподвластны сильной воле.
 Мишель встряхнула головой, как будто пытаясь прояснить свои мысли.
 — Будь осторожна, Кортни. Хоть папа и говорит, что это невозможно, существуют некоторые… силы, которые могут согнуть самый твердый характер. И секс — одна из таких сил. Если мужчина доставляет женщине сильное наслаждение, она становится уязвимой и зависимой от него. Так что никогда-никогда не допускай физической близости с мужчиной, который не подходит тебе в остальных отношениях.
 — Мишель, ты говоришь по собственному опыту? Ты связалась с мужчиной, который…
 — Нет! Конечно, нет! Ты не должна понимать меня буквально. Я просто цитировала статью из журнала, которую прочитала недавно. Это разумная мысль, хотя несколько мелодраматичная. — Мишель так ослепительно улыбнулась, что Кортни заморгала.
 Слова Мишель насторожили ее. Неужели она просто цитировала статью из журнала? Все Кэри свято верили, что у блестящей умницы Мишель никогда не бывает проблем. Теперь, глядя на сестру, Кортни в этом сомневалась.
 — Мишель, ты знаешь, что всегда можешь мне довериться, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы…
 — Кортни, у меня все прекрасно. — Мишель потянулась и ласково сжала руку Кортни. — Моя маленькая сестренка. Ты всегда так переживаешь.
 Кортни поняла, намек и оставила в покое тему секса с неподходящим мужчиной. Может быть, Мишель действительно прочитала такую статью в журнале.
 — Маленькая сестренка? — беспечно спросила она. — Я всего лишь на пять месяцев моложе тебя.
 — И самая младшая в семье. — Мишель взяла на руки кота и снова улыбнулась. — Я думаю, нам с Бартоном пора спать. Я постелю на диване.
 — Ты можешь спать со мной. У меня двуспальная кровать. — Кортни предлагала ей это каждый раз. — Как в старые времена. Помнишь, ты всегда жила в моей комнате, когда приезжала к папе?
 Мишель кивнула.
 — Ты всегда была такая ласковая и добрая. Признаюсь, мне было страшно и странно сначала, когда я приезжала к вам после того, как папа женился на твоей маме. Такая же маленькая девочка, как я, живет с мамой, сестрой, братом и моим папой. Я боялась, что буду лишней.
 Кортни отрицательно покачала головой.
 — Отец никогда не был так счастлив, как в то время, когда мы жили одной семьей. Я помню, как он тосковал, когда вы четверо уехали к вашей матери.
 — Всегда трудно прощаться, — тихо сказала Мишель. — И со временем легче не становится. Никто не знает этого лучше, чем мы, Кэри.
 Серебристо-серый «понтиак» Коннора мчался по шоссе из Вашингтона на запад, к маленькому городку Тенистые Водопады в Западной Виргинии.
 — От этого Ноллера у меня мурашки бегают по коже, — Кортни содрогнулась. — Фальшивое сочувствие просто сочилось из всех его пор.
 — Вы прекрасная актриса. Цыганочка. Просто безупречно сыграли отчаявшуюся бездетную женщину.
 Коннор бросил на нее косой взгляд. Дешевое обручальное колечко, которое он надел ей перед входом в контору Ноллера, блестело на ее пальце. На ней были желтовато-коричневая юбка и жакет. Темно-розовая блузка освежала костюм, и он уже заметил, что, когда она волнуется, ее щеки становятся такого же цвета, как эта-блузка. Она выглядела такой нежной и сексуальной, что он просто не посмел перевести взгляд на ее чувственно очерченный рот или огромные темные глаза.
 Коннор неловко заерзал и попытался думать о неотложных делах. Уилсон Ноллер… Сцена встречи с адвокатом, в которой они дебютировали в ролях супругов… Кортни играла прекрасно. Она была так убедительна, что он сам чуть не купился на историю о ее бездетности.
 — Вы учились театральному мастерству? — с любопытством спросил он.
 Кортни отрицательно покачала головой.
 — Я достаточно много времени провела с Марком и Марианной, чтобы знать, как это больно: хотеть и не иметь ребенка. — Ее голос задрожал. — Надеюсь, со мной этого не случится.
 — Вы хотите иметь детей?
 — Конечно. Очень. А разве вы не хотите?
 — Думаю, нет. Хотя никогда не задумывался по-настоящему.
 Он лукавил, на самом деле он достаточно много думал об этом. Он любил детей, обожал племянников. Но, пытаясь представить своих собственных, никогда не мог вызвать в воображении их мать, которая соответственно должна была быть… — он не во всем пренебрегал условностями — его женой.
 И к тому же вставал вопрос: кем в действительности будут его дети? Маккеем он был только по фамилии, не по рождению и не по официальному усыновлению. Можно ли стать Маккеем по наличному расчету? И в любом случае ни он, ни его отпрыски не могли претендовать на благородное имя Тримэйнов. Так справедливо ли навязывать такое запутанное наследство невинным детям?
 — Конечно, трудно заводить семью с такой работой, как у вас.
 Кортни посмотрела на него из-под ресниц. Сегодня он был еще более привлекателен в синей трикотажной рубашке, подчеркивавшей перекатывавшиеся мускулы его плеч, и в узких брюках цвета хаки. Она с трудом отвела взгляд.
 — Очевидно, у вас нет строго определенных рабочих часов. Вы всегда носитесь где-то, выслеживая людей, которым это, безусловно, не нравится.
 — Еще один из ваших не очень лестных отзывов о моей работе?
 — Я просто думаю, что вам следовало бы употребить свой ум и способности на что-нибудь полезное, а не тратить их впустую.
 — А что, если я скажу, что закончил университет, сдал экзамен на адвоката и получил лицензию на юридическую практику в штатах Виргиния, Мэриленд и округе Колумбия?
 — А что, если я скажу, что я потерявшаяся дочь Элвиса и Мэрилин Монро?
 — Я немедленно позвоню Кауфману, чтобы он намекнул ребятам из «Мира звезд» задержать выпуск. — Коннор засмеялся. — Я понял вас, Кортни. Для вас я всего лишь презренный бунтарь без цели в жизни.
 Презренный бунтарь без цели в жизни. Именно таким был Коннор Маккей. Кортни не смогла бы сформулировать лучше. Тогда почему она чувствует такое сильное желание отрицать это? Переубедить и Коннора, и себя?
 Пора менять тему разговора, переходить от личностей к делу.
 — Вы думаете, что пансион, в котором мы будем жить, находится под наблюдением информаторов Ноллера?
 — Нам не стоит исключать такую возможность. Мы не имеем права расслабиться ни на минуту. Эта миссис Мейсон, хозяйка пансиона, должна поверить, что мы супружеская пара, жаждущая иметь ребенка.
 Машина свернула с главной магистрали.
 — Судя по карте, мы примерно через час будем в городе.
 — Я начинаю нервничать, — призналась Кортни. — Что, если Ноллер выяснит наши намерения? Как вы думаете… вы не думаете, что он может стать опасным?
 — Все загнанные в угол крысы опасны, Цыганочка. Поэтому он не должен догадаться, что мы загоняем его в угол. — Коннор включил радио. — Послушайте музыку. Это вас успокоит.
 Может, и успокоило бы, если бы они нашли станцию, передающую музыку. К несчастью, они были далеко от цивилизации, и единственная станция, которую они смогли поймать, передавала телефонное ток-шоу «звоните — отвечаем». Ведущий в студии грубил и ругался, провоцируя аудиторию отвечать оскорблениями и угрозами.
 Скорчив гримасу, Кортни выключила радио.
 — Нам все-таки придется разговаривать.
 — Нам? Вежливо разговаривать? Надолго нас не хватит. Хотя мы можем рассматривать это как своего рода тренировку перед грядущим тяжелым испытанием. Поверьте, даже притворяться женатым — для меня тяжелое испытание, Цыганочка.
 — Особенно притворяться женатым на мне, — холодно сказала Кортни. — Стоит ли говорить, что это чувство взаимно?
 Коннор усмехнулся.
 — Ox, ox, ox. Наша вежливость уже начинает испаряться. Давайте попробуем другую тему. Хмм. Есть одна. Ваша соседка по квартире. Она тоже работает в НОТ?
 — У меня нет соседки. Я живу одна.
 — Тогда кто та крошка с волнующим голосом, что подошла к телефону вчера вечером? Она-то и сказала мне, где вас найти.
 — Найти меня действительно мог и ребенок, не так ли? — Кортни невольно улыбнулась. — Вы говорили с моей сводной сестрой. Мишель живет в Гаррисберге. Они с котом приехали погостить ко мне на несколько дней.
 — Сводная сестра? Как это? Ваши родители развелись?
 — Вы задаете слишком много вопросов, — мягко упрекнула его Кортни.
 — А у вас есть причины не отвечать на них?
 — Перестаньте вынюхивать, как ищейка, Коннор Маккей. Не у всех есть тщательно охраняемые страшные тайны.
 — Ошибаетесь.
 — Ну, мне скрывать нечего. Извините, если разочаровала вас.
 — Тогда почему вы не хотите говорить о своей семье? Вы в ссоре?
 — Вовсе нет! — возмутилась Кортни. — Я люблю свою семью.
 — Да, похоже на то, — согласился он. — В конце концов, вы же разрешаете сводной сестре и сводному коту гостить у вас и охотно согласились играть роль моей жены, чтобы помочь Марку и Марианне усыновить ребенка.
 Кортни начала немного расслабляться. В конце концов, весь этот допрос достаточно безобиден, а в молчании дорога покажется длинной и скучной.
 — Мои родители не разводились. Отец погиб во Вьетнаме за два месяца до моего рождения. Он был сержантом и, спасая своих солдат, бросился на гранату. Его наградили орденом за героизм, — с
 гордостью сообщила она.
 — Вы много слышали о нем, но не знали его, — сказал Коннор задумчиво. Ее ситуация странным образом напоминала его собственную, за исключением того, конечно, что ее настоящий отец был героем войны, а его…
 Коннор сжал зубы. Его настоящий отец был женат на другой женщине, когда безответственно сотворил ребенка, а потом откупился от неприятностей.
 — Я бы хотела знать своего отца, — продолжала Кортни. — Я всегда расспрашивала всех о нем, заставляла вспоминать все до мельчайших подробностей. Хотя у меня был отец. Моя мать снова вышла замуж, когда мне было четыре года, и мой отчим Джон Кэри относился ко мне как к родной дочери. Я и мои старшие брат и сестра, Марк и Эшлинн, носили его фамилию и называли папочкой. У него было четверо детей от первого брака, и они регулярно гостили у нас. Я и Мишель всегда были очень близки. Отец был майором и вышел в отставку пять лет назад. Они с мамой живут во Флориде. Я росла на армейских базах по всем Соединенным Штатам, Западной Германии и в Зоне Панамского канала. Мы переезжали почти каждые два года.
 — Вы настоящая цыганка, и счастливая к тому же. Я провел свое скучное детство и юность безвылазно в одном мерзком городишке в Мэриленде. А закончив школу, немедленно отправился автостопом по стране — наверстывать упущенное.
 — А я думаю, что это вам повезло, — тихо сказала Кортни. — Я ненавидела переезды. Каждый раз уезжала с разбитым сердцем. Мне так хотелось иметь родной город, которого у меня никогда не было. И сейчас еще хочется, — призналась она.
 — Так вот чем притягивает вас Эмери Харкурт? Мы оба точно знаем, что это не сексуальное влечение! Добрый старина Эмери происходит из семьи с корнями. Харкурты жили в Виргинии с восемнадцатого века и получили землю в дар от короля, как успел мне сообщить сэр Эмери вчера вечером. Это, не спорю, глубокие корни, но базировать на них отношения совершенно…
 — Я не нуждаюсь в советах человека, который зарабатывает на жизнь тем, что сует нос в чужие дела и от любого рода обязательств бежит как от чумы, — возмущенно прервала его Кортни.
 — Вы осуждаете меня. Цыганочка? И вас раздражает то, что вы вспыхиваете как спичка, когда я дотрагиваюсь до вас, в то время как утонченный Эмери с глубокими корнями оставляет вас совершенно равнодушной? Не пытайтесь этого отрицать. Не спать с человеком, с которым вы встречаетесь годами, — неопровержимое тому доказательство. Если бы, Боже упаси, я с вами встречался, мы оказались бы в постели в первое же свидание.
 Кортни передернуло от его наглого заявления. Оно было таким неожиданным. Только что они вели вежливый разговор, сохраняя дистанцию, и вдруг он посмел напомнить ей о том, что произошло вчера вечером. От этих воспоминаний Кортни почувствовала, как тепло разливается по всему ее телу. Но ведь она хотела забыть обо всем!
 Он играет не по правилам! Кортни сердито посмотрела на Коннора.
 — Я считаю ниже своего достоинства отвечать на ваше оскорбительное замечание.
 — Превосходно, Кортни! Вы говорите как представительница высшего общества, урожденная Харкурт или Тримэйн. — Коннор чувствовал, как в его душе поднимается гнев.
 Кортни тоже чувствовала, что вот-вот выйдет из себя.
 — Я никогда не притворялась, что принадлежу к высшему обществу, — проскрежетала она. — Я из семьи военнослужащего с кучей детей, где никогда недоставало денег или места для всех семерых. Я горжусь своим происхождением, но не стыжусь того, что хочу добиться чего-то лучшего.
 — И вы думаете, что найдете это с Эмери Харкуртом? — не унимался Коннор. — Милым, богатым, культурным, с-глубокими-корнями-в-земле Эмери? Поверьте моему опыту, Цыганочка. Харкурт не то, что вам надо.
 — Ну, уж точно и не вы!
 — А кто сказал, что я выдвигаю свою кандидатуру? Я не претендую на место мистера Правильного ни при вас, ни при ком-либо другом, — презрительно возразил он так, будто сама мысль о том, что он хотел бы иметь с ней дело, абсолютно нелепа.
 Но Кортни была не так глупа. Вчера вечером не только она одна задыхалась и дрожала от страсти. Ее охватило бешенство. Ей до смерти надоели его насмешки, его сарказм, его самодовольные ухмылки, когда она попадалась в его словесные ловушки.
 — Неужели? Не пытайтесь притворяться, будто не хотите меня, Коннор. Вас попросту раздражает то, что я предпочла вам милого, воспитанного Эмери.
 Она мысленно извинилась перед ничего не подозревающим Эмери за то, что использовала его как своего рода щит. К счастью, он никогда об этом не узнает.
 — Забавно. — Но Коннор не смеялся. — Вы предпочитаете милого, воспитанного Эмери? Ха! Я видел вас вместе за столом, когда мы с Кауфманом явились на этот прием. Вам было до смерти скучно с мужчиной вашей мечты, Цыганочка. Мне случалось видеть более счастливых людей в приемной зубного врача.
 Где он подцепил это «мужчина вашей мечты»? И сколько можно критиковать ее отношения с Эмери Харкуртом! Ей уже надоело притворяться влюбленной в Эмери, но, чем больше Коннор говорил об этом, тем труднее было сказать ему правду.
 — Я отказываюсь обсуждать эту тему с вами, — огрызнулась она. — Я вообще отказываюсь обсуждать с вами что бы то ни было. Лучше послушаю этого идиота ведущего и тех дебилов, которые звонят ему.
 Она включила радио. Коннор его тут же выключил.
 — Прекрасно! — Кортни сложила руки на груди и гневно уставилась на дорогу. — Это ваше радио. Если не хотите слушать, можете не слушать.
 Так, в молчании, они въехали в Тенистые Водопады. На окраинах города находились большой торговый центр, магазин, работающий круглые сутки, несколько бензоколонок и довольно обшарпанный мотель, все примерно в полумиле друг от друга.
 Железнодорожные пути буквально делили город пополам. Неровные ряды обветшалых домов, скорее похожих на хижины, тянулись вдоль дороги. Нелепая городская площадь имела удивительно суетливый вид. Банк, салон красоты, парикмахерская, маленькая больница и несколько магазинов были открыты, и люди сновали туда-сюда по своим делам. Через большие чистые окна ресторана гостиницы Кортни заметила довольно много посетителей. Закрытый кинотеатр казался единственным пустым зданием в городе.
 — Не так плохо, как я ожидала, — нарушила молчание Кортни. — Я хочу сказать, что люди выглядят нормальными и городок — просто обычный маленький городок.
 — Ну конечно. А что вы ожидали? Зловещее место, как в фильме ужасов?
 — Принимая во внимание, что здесь продают и покупают детей, — да. Вон там Феррелл-маркет. Согласно инструкциям Ноллера, мы должны сделать левый поворот на Мапл-стрит. Дом миссис Мейсон — номер 26.
 — Миссис Мейсон с Мапл-стрит — звучит так мило, совсем по-домашнему. Кортни не удержалась:
 — А что вы ожидали? Миссис Ведьму из темного леса?
 Коннор восхищенно улыбнулся.
 — Не могли бы мы прекратить огонь и объявить перемирие, Цыганочка? Я не думаю, что разумно явиться к миссис Мейсон заклятыми врагами.
 — Согласна. Хотя, скорее всего, это не имеет большого значения. Все, что интересует Уилсона Ноллера, — чек за ребенка. Когда он сказал нам о социальном работнике, который устроит отчет о домашних условиях, я чуть не задохнулась. То есть он отдал бы ребенка кому угодно, у кого есть деньги, невзирая на их происхождение, душевное здоровье и… нравственность.
 Эта ужасная мысль удвоила ее решимость покончить с предприятием Ноллера.
 Коннор мрачно кивнул. Он остановил машину перед домом номер 26 на Мапл-стрит. Белый каркасный двухэтажный дом с большой верандой и портиком напоминал о старом Юге.
 — Давайте отбросим нашу враждебность, чтобы прикончить Ноллера. Договорились? — Коннор протянул Кортни руку.
 — Договорились. — Она вложила свою ладонь в его, и они крепко пожали друг другу руки.
 — Я от всей души надеюсь, что вам будет здесь удобно, — сказала дородная миссис Мейсон. Она провела Коннора и Кортни вверх по узкой лестнице к какой-то двери в длинном темном коридоре и открыла ее. — Это одна из лучших комнат, только что отремонтированная.
 Кортни и Коннор вошли и огляделись. Хотя прихожая и коридор были старыми и обшарпанными, комната имела вид современного гостиничного номера — обои с яркими синими, зелеными и белыми полосками, пушистый зеленый ковер в тон, цветной телевизор на столике. В ванной комнате сияли новизной большая раковина и душ.
 Ванны не было. Кортни вспомнила свое обещание уложить Коннора спать в ванну. И тут ее взгляд остановился на огромной кровати — единственной кровати в комнате — с покрывалом в цвет обоев. Она не смела поднять на Коннора глаз.
 — Добро пожаловать в ваше временное пристанище вдали от дома, — бодро щебетала миссис Мейсон. — Если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Я люблю, когда мои молодые родители счастливы. Я вырастила пять своих детей, так что не впадайте в панику. Мистер Ноллер приедет с ребенком через час. О, вы, должно быть, на седьмом небе от счастья.
 У Кортни отвисла челюсть. Проблема кровати немедленно оказалась на втором месте.
 — Ребенок? — с трудом выдавила она.
 — Какой ребенок? — спросил Коннор.
 — Ну, конечно, ваш ребенок! — воскликнула миссис Мейсон. Она открыла дверь, которую Кортни ошибочно приняла за стенной шкаф. Там оказалась маленькая комнатка, в которой стояли детская кроватка и пеленальный столик.
 Какое-то время оглушенные и потерявшие дар речи Кортни и Коннор стояли, не шевелясь. Кортни первой пришла в себя и недоверчиво переспросила:
 — Ребенок будет сегодня? Через час? Миссис Мейсон утвердительно кивнула.
 — Я думаю, вам с мужем надо съездить в аптеку и купить пеленки, молочные смеси и одежду. Конечно, новорожденный не должен выглядеть как картинка из модного журнала, — строго добавила она. — Я не считаю нужным тратить целое состояние на одежду, ведь ребенок вырастет из нее через несколько недель. И цены в наши дни…
 — Уилсон Ноллер говорил, что мы должны здесь ждать ребенка, — прервал ее Коннор. Им же нужно было время, а не ребенок. — Он не говорил, что это случится сегодня!
 Коннор отказывался в это верить. Из тех фактов, что он собрал, следовало, что детей не хватает и парам приходится ждать годами. Однако не успели они с Кортни сделать заказ, если можно так выразиться, как он немедленно был выполнен. По выражению лица Кортни он понял, что она в таком же замешательстве.
 — Дети имеют привычку появляться тогда, когда это их устраивает, — со знанием дела захихикала миссис Мейсон. — Теперь быстренько бегите и купите все, что нужно, а я застелю кровать и колыбель.
 Кортни не двинулась с места.
 — Это… это телефон? Я думаю, нас следует позвонить мистеру Ноллеру и поговорить с ним.
 — Он скоро будет здесь. Это он привезет ребенка, того, которому нужны смеси и пеленки, — добавила миссис Мейсон, начиная потихоньку терять терпение.
 Кортни провела рукой по волосам, взлохматив их. Она чувствовала себя так, будто попала в пьесу в середине третьего акта, но от нее ожидали, что она немедленно подхватит все нити интриги. Коннор выглядел не лучше.
 — Как вы назовете ее? — весело проворковала миссис Мейсон.
 Она взяла озадаченную пару под руки и проворно вывела из комнаты.
 — Ее? — переспросил Коннор. Вопрос прозвучал глупо, даже для его собственных ушей.
 — Вашу маленькую дочку. О Боже милостивый, неужели я не сказала, что ваш ребенок — девочка? — миссис Мейсон рассмеялась. — Ну так вот, она девочка. Очаровательная маленькая девочка. Трех дней от роду, само совершенство во всех отношениях, как говорит мистер Ноллер. Какая очаровательная маленькая семья из вас получится!




 Глава 6


  —  Очаровательная маленькая семья! — в третий раз повторил Коннор, когда они подъезжали к аптеке. — Вы, я и ребенок. Он выглядел таким растерянным.
 — Что же нам делать? — воскликнула Кортни. Она старалась не впадать в панику, но ей это плохо удавалось. — Коннор, мы не получили никаких улик против Ноллера из интервью в его кабинете. Ничего, кроме слов о социальном работнике, который «устроит» отчет о домашних условиях, но всегда можно сказать, что это невинное замечание, рабочее слово, означающее изучение домашних условий.
 — Знаю, знаю — Коннор отчаянно пытался сохранить спокойствие. Это было нелегко. — Предполагалось, что мы будем жить здесь некоторое время, держа глаза и уши открытыми, задавать вопросы и собирать улики. Вместо этого через десять минут после приезда мы отправляемся за пеленками.
 — Мы собирались записать на пленку требования Ноллера об огромной сумме денег, а затем его отказ, когда выяснится, что у нас этих денег нет. А вместо этого получаем ребенка! — Кортни повысила голос:
 — Коннор, мы даже не женаты!
 — Постарайтесь не расстраиваться. Если мы потеряем самообладание, нам конец, — убежденно проговорил Коннор. Однако его собственное самообладание испарилось в тот момент, когда веселая миссис Мейсон радостно сообщила, что он и Кортни через час станут родителями. — Давайте постараемся обдумать все спокойно.
 — Я могу думать только о том, что не имею ни малейшего представления, какие смеси покупать, — простонала Кортни. — Я умею нянчить детей, но я ничего не понимаю в смесях и бутылках. У моей старшей сводной сестры Кэти трое, и у сводных братьев по двое у каждого, но все три матери кормили своих детей грудью, так что я никогда не возилась со смесями. Коннор, что нам делать?
 — Все, что планировали… только гораздо раньше, — твердо сказал он. — Когда появится Ноллер с ребенком, он наверняка скажет про деньги, так? Когда он назовет сумму, мы заявим, что она чересчур велика. Мы заставим его говорить. Он откажется оставить нам ребенка из-за того, что мы не согласны на его условия. Это будет железная улика!
 Он повернул машину на стоянку перед аптекой.
 — Если мы не дадим Ноллеру деньги, он заберет ребенка, — мрачно сказала Кортни. — Так зачем что-то покупать?
 — Но нельзя же возвращаться с пустыми руками! У миссис Мейсон возникнут подозрения. В конце концов, они не должны понять раньше времени, что мы не можем позволить себе этого ребенка. Мы сохраним чеки и вернем все покупки завтра.
 Они пошли в детский отдел и с помощью любезной продавщицы выбрали несколько банок высококачественной смеси, набор бутылочек, пеленки, маленькие белые рубашечки и несколько нежно-розовых трикотажных костюмчиков. Кортни, не удержавшись, положила в тележку крошечное розовое платьице и розовые вязаные башмачки.
 — Я хочу, чтобы у нее осталось это платье, — сказала она, разглядывая маленькое изящное одеяние встревоженными темными глазами. — Ноллер может отдать его людям, которым продаст ее.
 Ее кровь застыла в жилах от этой мысли. Одно дело — рассуждать о продаже детей абстрактно, но, когда доходит до возможности самой купить ребенка, ситуация выходит за пределы понимания. Глаза Кортни наполнились слезами, и она отчаянно замигала, не желая расплакаться прямо в очереди в кассу.
 — Коннор, а что, если Уилсон Ноллер продаст ее ужасным людям, которые будут плохо с ней обращаться? — прошептала она хрипло. — И это будет наша вина, потому что мы вернем ее Ноллеру вместо того, чтобы…
 — Купить ее самим? — прошипел Коннор. — Удочерить ее? Кортни, ради Бога, у нас нет выбора! Как вы верно заметили, мы не женаты. Мы не можем оставить ребенка себе!
 — Тогда давайте заплатим и отдадим девочку Марку и Марианне. О, пожалуйста, Коннор! Мы…
 — Возьмите себя в руки, Кортни. Если мы купим ребенка, то станем соучастниками преступления, которое, как предполагается, расследуем. — Он вытащил носовой платок и вытер ей слезы. — Ну и партнера я себе выбрал! Раскисла в самом начале дела!
 Кортни закусила губу.
 — Извините, — прошептала она. — Вы правы.
 Она была так удручена, что Коннор смягчился. Он накрыл рукой ее руку, толкавшую тележку.
 — Мы здесь для того, чтобы помешать Ноллеру отдавать детей богатым покупателям. И не волнуйтесь, мы проследим, чтобы девочка не попала к плохим людям.
 — Не старайтесь задобрить меня, — огрызнулась Кортни, сбрасывая его руку. — Вы прекрасно понимаете, что мы никогда не узнаем о судьбе этого ребенка. И у нас нет возможности помешать Ноллеру продать ее тому, кому он захочет.
 — Вовсе незачем кусаться! — Коннор разозлился. В первый раз он захотел без насмешек утешить ее, а она бросила его слова ему в лицо. — Я только пытался…
 — Отмахнуться от этого ребенка! Просто уйти в сторону и заставить меня сделать то же самое. У вас ничего не выйдет, Коннор Маккей. Я не похожа на вас! Я не боюсь связывать себя обязательствами и выполнять их. И мы…
 — Мы следующие, — холодно прервал он. — Разгружайте тележку.
 Они молча вышли из аптеки и молча направились к машине. Ни один из них не проронил ни единого слова до тех пор, пока они не оказались в своей комнате в доме миссис Мейсон.
 — Расстегните блузку, — приказал Коннор. Ее сердце гулко бухнуло в ребра.
 — Что?
 Кортни вдруг отчетливо осознала, что они одни, в спальне. И что она на самом деле его не очень хорошо знает.
 Коннор увидел, как она побледнела и глаза ее расширились от ужаса.
 — О, ради Бога, я не собираюсь вас насиловать! — воскликнул он. — Я хочу закрепить на вас микрофон… к визиту Ноллера. Уилсон Ноллер, помните его? Причина, по которой мы с вами здесь находимся?
 — Я могу обойтись без вашего сарказма, — фыркнула Кортни. — Насилие так распространено в наши дни, что женщины становятся параноиками. А почему бы вам самому не надеть микрофон?
 — Потому что тогда его придется приклеивать пластырем, а я не думаю, что вы сможете это сделать правильно. Кроме того, пластырь прилипнет к волосам на моей груди, и отрывать его будет очень больно. Удобней будет прикрепить микрофон к вашему бюстгальтеру, — добавил он, прищурившись. — Вы носите бюстгальтер? Я не могу разобрать в этой вашей солдатской куртке.
 Кортни вспыхнула. На какую колкость отвечать в первую очередь? Ее модный жакет абсолютно не похож на куртку. И она действительно носит бюстгальтер, но, если он думает, что она собирается расстегивать перед ним блузку, он точно спятил. А это замечание о его груди!
 Пока она все это переваривала, Коннор приступил к действиям. Он начал расстегивать ее блузку с ловкостью, доказывавшей, что он выполнял эту операцию множество раз.
 — Стоп! — Кортни хлопнула его по рукам. — Я не позволю…
 — Расслабьтесь, Цыганочка. — Коннор сверкнул язвительной улыбкой, которая приводила ее в бешенство. — Я не пытаюсь даже соблазнить вас. И обещаю, вид вашего бюстгальтера не бросит меня в мучительную пучину похоти. Я просто хочу прикрепить микрофон. Стойте спокойно.
 Щеки Кортни горели. Его пальцы касались ее груди, когда он пытался прикрепить микрофон. От его прикосновений Кортни невольно вздрагивала.
 Но и Коннор был не так безразличен к ее близости, как старался показать. Ее кожа была нежной и гладкой, как атлас. Он видел кружевной розовый бюстгальтер. Интересно, не носит ли она такие же трусики, крошечные, сексуальные, лишающие мужчину разума? — подумал он.
 Дыхание Коннора участилось, он неловко завозился с зажимом, и тот упал в бюстгальтер. Коннор потянулся за ним и коснулся ее соска. Кортни задохнулась. Это прикосновение вызвало в ней бурю ощущений. Коннор почувствовал напряженный, твердый бутон, и его наполнила сладостная тяжесть. Он не мог сдержаться, он должен был снова коснуться ее. На этот раз намеренно он уронил зажим…
 Кортни затаила дыхание. Бешеное удовольствие захлестнуло ее. Его пальцы двигались медленно, нежно касаясь ее соска, который становился все тверже и чувствительнее. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Она тихонько вскрикнула, изогнула спину, и ее грудь вжалась в его ладонь. Ее колени ослабли, веки отяжелели. Ей хотелось закрыть глаза, лечь и…
 Коннор прекратил притворные поиски зажима вместе с последними попытками прикрепить микрофон. Мысли о сборе улик полностью улетучились из его головы, когда он вдохнул дразнящий запах ее духов. Его пальцы дрожали от желания и предвкушения, когда он расстегивал ее бюстгальтер. И он был слишком возбужден, чтобы думать о чем-либо, кроме нее:
 — Господи, Цыганочка, — прошептал он, чуть касаясь губами ее виска, блестящих темных волос. — Ты такая нежная, такая сладкая.
 Его руки скользнули к ее талии. Коннор подвел ее к кровати, а Кортни словно только того и ждала. Он опустился рядом с ней.
 — Коннор, — прошептала она, дрожа от прикосновения его губ к чувствительному изгибу шеи. Его руки коснулись ее груди, лаская, сжимая, вызывая незнакомые муки. — Мы не можем.
 Но руки, словно сами собой, скользнули к его плечам.
 — Мы… мы не должны.
 — Я знаю, — жарко прошептал Коннор, — я знаю.
 Он с жадностью приник к ее губам. Его желание было слишком сильным, чтобы лениво предаваться продуманным эротическим ласкам.
 Кортни таяла в его объятиях. Коннор застонал, его поцелуй стал требовательнее, и она ответила мгновенно, пылко и безоговорочно. Искры, сверкавшие между ними, распалили, закружили вихрем все ощущения, сжигая в ней все запреты и мысли о сопротивлении. Кортни прижималась к нему, ошеломленная незнакомым, непреодолимым желанием и удовольствием, которые он пробудил в ней. Она не хотела, чтобы это прекращалось.
 Коннор тяжело дышал, его руки скользили по ней, изучая изгибы ее тела. Ему казалось, что он сходит с ума. Никогда он так не горел, никогда, даже в бурные, шальные дни юности. Никогда не терял головы, никогда не позволял женщине властвовать над собой, однако сейчас подошел к этому опасно близко.
 Но сейчас казалось, это не имеет никакого значения.
 Не выпуская Кортни из объятий, Коннор перекатил ее на спину, опустившись на нее. Наслаждаясь тяжестью его тела, она обвила его руками и сладострастно изогнулась.
 — Я сказал, что не собираюсь соблазнять тебя, — прошептал Коннор. Его голова кружилась, словно он отхлебнул хороший глоток виски. — Но, детка, я думаю, это ты соблазняешь меня!
 Его нога скользнула между ее ног, заставив узкую юбку взлететь высоко на бедра. Кортни сбросила изящные кожаные туфельки одну за другой. Их тела переплелись, и она почувствовала его волнующую твердость. Это не должно случиться, думала она смутно. Слишком быстро, слишком рано и…
 «Никогда, никогда не допускай физической близости с мужчиной, который не подходит тебе в остальных отношениях». Слова Мишель сверкнули в ее мозгу, но быстро утонули в теплом море чувственности. Кортни в экстазе закрыла глаза и сдалась на милость жаркой всепоглощающей страсти.
 Далеко не сразу резкий отрывистый стук проник сквозь сладострастные туманы, окутавшие их сознание. Медленно они разжали объятия и сели, глядя друг на друга одурманенными, с отяжелевшими веками глазами.
 — Мистер Ноллер приехал с ребенком, — крикнула миссис Мейсон через закрытую дверь. — Я сказала ему, что вы сейчас спуститесь.
 Коннор резко втянул воздух. Кортни закрыла лицо руками. Ребенок!
 — Сейчас идем, — сказал Коннор. Его голос, хриплый и глухой, немедленно вызвал в Кортни чувственную дрожь.
 — Коннор, — прошептала Кортни, положив ладонь на его бедро. Она вспомнила песенку, которую иногда играла ее мать: «Заколдована, озадачена, взволнована». Кортни никогда не воспринимала ее всерьез — просто милая песенка, и все. Но теперь именно эти слова как нельзя более точно описывали то, что она чувствовала.
 Смысл слов миссис Мейсон почти не доходил до нее. Ее мысли были полны Коннором. Он был так нежен с ней, так желал ее. И она никогда раньше так пылко не отвечала на ласки мужчины. Кортни жаждала его прикосновений. Хотя бы улыбки или ласкового слова, чего угодно, только бы знать, что случившееся что-то значит для него. Что-то большее, чем просто способ скоротать время.
 Коннор встал, быстро поправил одежду.
 — Нам надо идти вниз, — сказал он и, не оглядываясь, направился к двери. Он не доверял себе. Он боялся, что не сможет уйти, если взглянет на ее припухший от поцелуев рот, обнаженную нежную грудь.
 Кортни старалась не показать, как сильно обижена тем, что он так внезапно оставил ее. Она неловко затеребила застежку бюстгальтера, опустила глаза и заметила на ковре зажим.
 — А как же микрофон? — прошептала она. Коннор нетерпеливо застонал.
 — Вы не можете закрепить его сами?
 — Нет, я не знаю как.
 Коннор не вымолвил ни слова, прикрепляя зажим к ее бюстгальтеру, и быстро отошел. Они оба тщательно избегали смотреть друг другу в глаза.
 — Я подожду на лестнице, — резко сказал он, чувствуя, что, если не уберется подальше, снова схватит ее в объятия.
 Кортни застегнула блузку, взглянула на себя в зеркало, провела щеткой по волосам. Ее щеки были одного цвета с ярко-розовой блузкой, губы слегка припухли, помада стерлась. Она машинально поднесла пальцы ко рту, вспоминая ощущение губ Коннора, его языка… и стрелой выскочила из комнаты, решив выбросить из головы все воспоминания так же основательно и бесповоротно, как Коннор.
 Они вошли в залитую солнцем гостиную. Миссис Мейсон ворковала над бело-розовым свертком, который Уилсон Ноллер держал на согнутой руке.
 — Ах, Коннор, Кортни! — приветствовал их адвокат со своей приторной дружелюбностью. — Вот она. Ваша дочка.
 Радостно улыбаясь, он положил спящего ребенка на руки Кортни.
 Кортни посмотрела на крошечное дитя с копной прямых шелковистых угольно-черных волос. Девочка выпростала из пеленок маленькую ручку и сжала пальчики в кулачок.
 — Это самый красивый ребенок из всех, кого я видела, — прошептала Кортни. Ее глаза восхищенно вбирали каждую деталь, каждую черточку, розовый ротик, удивительно маленькие, но прекрасно выгнутые бровки, изящные ушки. — О, она прелестна!
 — И она — ваша маленькая дочка, — сказал Уилсон Ноллер, ласково глядя на них и обнимая пухлые плечи миссис Мейсон. — Первая встреча матери с ребенком — самое прекрасное зрелище в мире, не правда ли, Джун?
 Пожилая женщина промокнула глаза носовым платком.
 — Я никогда не устану наслаждаться им, мистер Ноллер.
 Коннору хотелось заткнуть им рты. Его тошнило от лицемерия этих двух пиратов. Он отлично понимал, что самым прекрасным зрелищем в мире для Ноллера является чек на крупную сумму, а миссис Мейсон, несомненно, не устает получать долю за участие в этой процедуре. Что, если бы он и Кортни были настоящей отчаявшейся супружеской парой? Вручив ребенка обнадеженной женщине, Ноллер не задумываясь вырвал бы его из ее рук, если бы сумма оказалась недостаточно большой. Какие вкрадчивые замечания припас он для того душераздирающего момента?
 — Ой, Коннор, посмотри! Она открыла глазки! — взволнованно воскликнула Кортни. — Они синие!
 Она зачарованно смотрела на ребенка, поднявшего на нее большие, широко расставленные синие глаза.
 — Сара! — сказала она нежно.
 Буря сладких воспоминаний пронеслась в ее голове. Она как будто снова увидела то рождественское утро, когда нашла под елкой Сару, куклу размером с настоящего ребенка с синими глазами и черными волосами. Это было первое Рождество после того, как ее мать вышла замуж за Джона Кэри, и даже сейчас Кортни помнила, как была» счастлива в тот день. Ей было четыре года, и все ее желания исполнились: у нее появились папа и кукла-дочка. Сара сразу стала ее самой любимой игрушкой, с которой она никогда не расставалась. Кукла объездила с ней весь мир и теперь отдыхала, завернутая в наволочку, на верхней полке шкафа в спальне.
 Кортни с улыбкой смотрела в настороженные синие глаза своей новой маленькой Сары. Ее Сары… Все было почти как в то рождественское утро. Девочка глядела на нее так доверчиво, что Кортни поняла: никогда, ни при каких обстоятельствах она не отдаст этого ребенка Уилсону Ноллеру.
 Коннор не мог оторвать глаз от Кортни с ребенком на руках. Они так естественно смотрелись вместе, даже цвет их волос был почти одинаков. Было видно, что Кортни умеет обращаться с детьми. Она так непринужденно держала девочку. Непринужденно? Кортни была просто прекрасна: ласковые глаза, любящая, теплая улыбка. Коннор был не в силах вымолвить ни слова.
 — Миссис Мейсон сказала, что вы устроились, Коннор, — разорвал молчание голос Ноллера. — У вас есть все необходимое?
 Голос этого мошенника звучал так заботливо! Коннора охватила ярость. Пора положить конец этой маленькой драме, покончить с Ноллером раз и навсегда.
 — Вы не назвали цену, — сказал Коннор, придвигаясь к Кортни в надежде подманить Ноллера поближе, чтобы его голос записался отчетливее. — Правда, мы не ожидали, что… ребенок появится так быстро и…
 — Коннор, пожалуйста, не будем говорить об этом сейчас, — вмешалась Кортни, подняв на него молящие глаза. Ее переполнял страх, и она еще крепче прижала ребенка к себе.
 Ноллер улыбнулся:
 — Я согласен с вашей женой, Коннор. Не время сейчас говорить о деньгах. Возьмите свою дочку. Познакомьтесь с ней!
 Проглотите поглубже крючок, горько перевел Коннор. Привыкните к ребенку, чтобы согласиться с любой суммой, лишь бы сохранить его. Так вот как этот торговец манипулировал сердцами, разумом беззащитных клиентов — источником своих доходов. Коннор мысленно обозвал Ноллера всеми грязными словами, какие когда-либо слышал.
 — Я предпочитаю оплачивать счета немедленно, — сказал Коннор, надеясь, что ему удалось скрыть отвращение. — Сколько мы должны вам, мистер Ноллер?
 — Я пойду на кухню и заварю кофе, — быстро сказала миссис Мейсон. — И я испекла ореховый торт по рецепту моей дорогой бабушки!
 Коннор проводил ее язвительным взглядом. Кофе и торт! О да, эта парочка умела обставить все красиво.
 — Вот счет из больницы, — Ноллер вытащил из портфеля бумагу и протянул его Кон-нору. — То есть квитанция. Счет уже полностью оплачен моей фирмой. Клиент обычно возмещает нам затраты.
 Коннор уставился на бумагу. Больничная квитанция выглядела вполне настоящей. Перечень услуг включал трехдневное пребывание в больнице с оплатой родов, врачебное обслуживание, питание и медикаменты. Счет был немаленьким, но Коннор знал, что в больницах Вашингтона цены гораздо выше.
 — Вы можете себе позволить такие расходы, Коннор? — спросил Ноллер. В его голосе прозвучала искренняя забота. — Вы не обязаны платить все сразу. Я могу устроить оплату в рассрочку. Если и это слишком много, заплатите столько, сколько можете, не угрожая своему финансовому положению.
 Коннор был уверен, что не правильно расслышал. Просто не могло быть иначе. Оплата больничного счета совершенно законна при усыновлении, и этот счет ни в коем случае не был раздутым. Он взглянул на Кортни. Она смотрела на Ноллера с таким же замешательством.
 — А как насчет вашего гонорара и… расходов на оформление? — спросила она. Вот сейчас, тревожно подумала она. Астрономическая цифра, которую Коннор откажется платить. И тогда Ноллер
 потребует назад Сару, и… и он ее не получит!
 Уилсон Ноллер сверкнул белозубой улыбкой.
 — Я отказываюсь от гонорара, Кортни, и от оплаты всех расходов на оформление документов. Моя фирма может себе это позволить.
 Невероятно!
 — Но… но почему?
 Улыбка Ноллера стала еще шире.
 — Вы и Коннор — такая чудесная великодушная молодая пара, вы хотите посвятить свою жизнь ребенку. Этой малышке нужен дом. Женщина, родившая ее, — студентка колледжа. Ей всего двадцать один год, и она не замужем. К несчастью, отец девочки, профессор того же колледжа, уже женат и прекратил с ней связь, как только узнал о том, что будет ребенок. Мать — здоровая способная молодая женщина, хочет лучшего для своего ребенка. И, я думаю, что вы и Коннор сделаете для этого все необходимое. Я счастлив, что могу соединить вас троих. Деньги к этому не имеют никакого отношения.
 Он говорил так искренне. И его слова были прекрасны. Кортни чувствовала, что сейчас расплачется. Неужели она и Коннор так ужасно ошибались в Уилсоне Ноллере?
 Надеюсь, мы записали эту волнующую речь на пленку, раздраженно думал Коннор. Циничная улыбка кривила его губы. Совершенно очевидно, Уилсон Ноллер каким-то образом узнал о ловушке. И поймал их, наговорив на пленку совершенно невинную, даже вдохновенную речь. Какой хитрый и хладнокровный делец!
 Ну, поскольку терять нечего, стоит попытаться вывести Ноллера из себя. Может, он что-нибудь выболтает.
 — Вы не славитесь щедростью, мистер Ноллер. Назовите мне настоящую причину столь неожиданного бескорыстия.
 Кортни встала, не выпуская ребенка из рук.
 — Если вы позволите, я бы хотела уйти, — сказала она, не желая присутствовать при разговоре, который не обещал быть приятным.
 Она ожидала, что Ноллер прикажет ей остаться, потребует оставить ребенка в пределах видимости. Но остановил ее Коннор.
 — Останься, Кортни, — приказал он.
 — Отпустите ее, — вмешался Уилсон Ноллер. — Вы не доверяете мне, Коннор, не так ли? Вы правы. Я и сам бы повел себя так же в такой ситуации.
 Коннор оскалился.
 — Что за игры вы со мной ведете, Ноллер?
 — Кортни, моя дорогая, идите. Отнесите ребенка в свою комнату. — Ноллер сказал это таким тоном, как будто она сама ребенок, которого он отпускает поиграть.
 Кортни была слишком благодарна, чтобы возражать, и поспешила вон из комнаты, обнимая маленький розовый сверток. Она уже поставила ногу на первую ступеньку, но передумала и на цыпочках вернулась к двери в гостиную. Она в долгу перед Коннором и малышкой Сарой. Она должна остаться. Два свидетеля удваивали достоверность улик.
 Коннор холодно посмотрел на адвоката. Он подозревал, что Ноллер догадался о микрофоне и о том, что он находится у Кортни, поэтому так охотно отпустил ее. Но почему Кортни ушла? Он сжал губы. На чьей она стороне?
 — Хорошо, Ноллер. Кортни здесь нет. Говорите!
 Наверняка этот хорек сейчас будет смеяться над ним и его провалившимся планом.
 Но Уилсон Ноллер не смеялся.
 — Вы не глупец и не простак, Коннор, — одобрительно сказал он. — Но я и не ожидал глупости и наивности от сына Ричарда. Вы проницательны, как и все остальные Тримэйны.




 Глава 7


 Кортни замерла, как громом пораженная. Ричард Тримэйн — отец Коннора? Она чуть придвинулась к двери, чтобы увидеть лицо Коннора. Неужели это правда? И знал ли он раньше?
 — Коннор, ваш настоящий отец — Ричард Тримэйн, — тихо сказал Уилсон Ноллер. — Я думаю, вам давно должны были сказать об этом. Но поскольку этого не произошло, я чувствую себя обязанным сообщить вам сейчас.
 Кортни вспомнила охватившее Коннора напряжение, когда он показал ей Ричарда Тримэйна в клубе. И вдруг она почувствовала уверенность в том, что Коннор уже знает, кто его настоящий отец.
 Коннор подтвердил это:
 — Я знал, что Ричард Тримэйн — мой отец. Мой… приемный отец рассказал мне обо всем, когда мне исполнилось тринадцать.
 — Рассказал? — Ноллер нахмурился. — Вы хотите сказать, что знали все эти годы? Коннор пожал плечами.
 — Конечно.
 — А что именно рассказал вам Маккей? — настаивал Ноллер. — Я никогда не доверял этому человеку. Дэннис Маккей всегда готов был угодить. Я нутром чувствовал, что он затаил огромную злобу, которую вполне мог выплеснуть на вас и вашу мать. Я пытался тогда сказать Ричарду…
 — О, перестаньте, Ноллер! — Коннор готов был взорваться. Мысль о том, что Уилсон Ноллер серьезно советует Ричарду Тримэйну не продавать Маккеям нежеланного сына, казалась ему просто абсурдной. Ноллер, несомненно, устроил сделку и получил за это немалые деньги. Но кто мог ожидать, что этот ловкач свяжет его имя с делом тридцатичетырехлетней давности? После стольких лет бесконечного количества других дел? Такой памяти можно только позавидовать!
 — Коннор, вы — сын одного из моих самых старых друзей. Я знал о вашем существовании с того дня, как вы родились… даже еще раньше! Я никогда не забуду тот вечер, когда Ричард пришел ко мне и рассказал, что ваша мать беременна. — Ноллер стер пот со лба.
 — Действительно, незабываемый вечерок, — съязвил Коннор.
 — О да. — Ноллер глубоко вздохнул, не замечая сарказма в словах Коннора. — Но с годами я потерял ваш след. Я даже не знал, что вы женаты. Когда моя секретарша назвала ваше имя, я тут же вспомнил вас. Почему, как вы думаете, я согласился немедленно встретиться с вами? И когда вы с женой вошли в моей кабинет, я был потрясен до глубины души! Вы так похожи на своего отца. И ваше сходство с Тайлером, вашим сводным братом, так очевидно. Цвет волос другой, но черты лица одни и те же.
 Кортни наблюдала за тем, как Коннор медленно опустился на диван, взгляд его стал каким-то затравленным. Малышка тихо пискнула. Кортни опустила глаза и увидела, что та внимательно изучает ее, будто пытаясь понять, что происходит.
 Кортни коснулась губами нежной щечки Сары и подумала о молодой женщине, родившей эту девочку и надеявшейся, что у нее будет любящая надежная семья. Будет, мысленно пообещала Кортни матери девочки, я теперь мама Сары, и я всегда буду любить и защищать ее.
 Коннор пристально смотрел на Ноллера.
 — Я не знаю почему, но мне кажется, что я верю вам.
 В нем бурлило множество вопросов: о Ричарде Тримэйне, о его настоящей матери. Действительно ли она была такой бессердечной и безнравственной, как намекал Дэннис Маккей?
 — У меня нет причин лгать вам, — тихо сказал Ноллер. Он взглянул на часы, усыпанный брильянтами золотой «роллекс». — Если вы захотите узнать полную историю своих отца и матери — держу пари, она совершенно не похожа на версию Маккея, — я буду рад рассказать все, что знаю. Но, к сожалению, не сейчас. Мне надо вернуться в город. У меня еще одна встреча. Передайте миссис Мейсон, что я никак не могу остаться и попробовать ее несравненный торт.
 — Ноллер, почему вы мне все это рассказали? — спросил Контор, преграждая ему дорогу.
 — Чтобы вы поняли, почему я готов нести все расходы по усыновлению, если потребуется. Вы — сын Ричарда, и я всегда считал, что жизнь обошлась с вами несправедливо. Когда ваша жена рассказала мне о том, как вы мечтали иметь ребенка, то я решил помочь всем, чем могу. Я не хотел, чтобы вы ждали еще хоть день. Теперь наконец все прекрасно. У вас очаровательная жена и здоровая дочка.
 Он дружески похлопал Коннора по плечу.
 — Ну, может, позволите мне сделать еще кое-что: организовать вашу встречу с отцом? Настоящим отцом, Ричардом Тримэйном? Пора вам встретиться. Я знаю, как сильно он бы хотел…
 — Нет, — Коннор замотал головой. — Категорически нет. Ноллер вздохнул.
 — Вы похожи на него гораздо больше, чем думаете. Осторожный, хладнокровный, готовый ждать… пока упустите золотое мгновение. Но выбирать вам, Коннор. Я не буду давить на вас. А что касается ребенка…
 Кортни вошла в гостиную с ребенком на руках. Она не позволит Коннору вернуть Сару адвокату, хоть их план и лопнул.
 — А вот и прелестная Кортни, — ласково сказал Ноллер. — Я как раз собирался сказать вашему мужу, что вам необходимо задержаться в городе по меньшей мере на пару недель, пока не будут готовы официальные бумаги.
 — Почему? — удивился Коннор.
 — Бюрократия — вещь чрезвычайно распространенная, от нее никуда не деться, — Ноллер закатил глаза. — Но на меня работают очень способные люди, и нам удалось сократить всю эту волокиту до минимума.
 — Как это вам удается? — ехидно бросил Коннор. — Взятки? Ноллер улыбнулся.
 — У вас даже чувство юмора столь же странное, как у вашего отца. Однако я хотел бы закончить мысль. Мое личное мнение таково: этим людям — уроженцам Тенистых Водопадов — нравятся средства, которые приемные родители вливают в город во время их пребывания здесь.
 — Еще бы, — пробормотал Коннор, размышляя, сколько людей в городе содержат такие же прибыльные дома, как услужливая миссис Мейсон.
 Ноллер пожал плечами.
 — Однако наши пары не считают это ожидание тяжким испытанием. Они проводят здесь несколько беззаботных недель и уезжают с ребенком, усыновленным абсолютно законно.
 Миссис Мейсон вошла в гостиную с большим серебряным подносом, уставленным чашками с кофе и ореховым тортом.
 — Прошу прощения, я должен бежать. — Уилсон Ноллер схватил свой портфель-дипломат и вылетел из комнаты прежде, чем кто-либо успел запротестовать.
 — Всегда так спешит, — проворчала с упреком миссис Мейсон. — Присаживайтесь…
 В этот момент ребенок открыл глаза и захныкал.
 — Наверное, надо поменять пеленку или покормить, — сказала Кортни. — Я иду наверх.
 Она унеслась из комнаты даже быстрее, чем Уилсон Ноллер.
 — Честно говоря, миссис Мейсон, я сейчас не в состоянии съесть ни кусочка. — Коннор тоже покинул комнату.
 Миссис Мейсон посмотрела ему вслед, пожала плечами, села и в одиночестве принялась есть свой торт.
 Коннор следил за тем, как Кортни меняет пеленки, садится на кровать и пристраивает ребенка и бутылочку с молочной смесью поудобнее.
 — Мы не останемся здесь. Как только накормите ребенка, отдайте его миссис Мейсон. Мы потеряли шанс накрыть Ноллера, по крайней мере в этом деле, так что нет причин болтаться здесь.
 — Я остаюсь, — твердо возразила Кортни. — Я хочу официально удочерить Сару.
 — Вы что, с ума сошли? — задохнулся Коннор. — Вы не можете удочерить ее!
 — Почему? Одинокие люди воспитывают детей сплошь и рядом в наши дни. У меня достаточно денег на счету в банке, чтобы расплатиться с Ноллером, у меня есть работа. Я могу растить ребенка и уверена, что буду хорошей матерью моей маленькой Cape. — Она с любовью посмотрела на девочку, жадно сосущую смесь.
 — Ваша маленькая Сара? Вы точно спятили! Кортни, вы забыли, зачем мы вообще сюда приехали? Мы…
 — Я не забыла. Передачу можно будет сделать. Правда, на пленке нет ничего, что мы могли бы использовать против Уилсона Ноллера, но, уедем мы или останемся, у нас этой информации все равно не будет.
 — А как же ваш брат и его жена? — хитро напомнил Коннор. — Что будут чувствовать Марк и Марианна, когда вы появитесь с ребенком в Вашингтоне? Они годами безуспешно пытались усыновить ребенка, а вы получили дочку всего за один день!
 Кортни вздрогнула. Он выстрелил без промаха. Но и она не желала оставаться в долгу.
 — Не похоже, что Ноллер позволит удочерить ее Марку и Марианне. Вы знаете, что не позволит. Единственная причина, по которой он дал нам Сару, — это та, что вы… — она запнулась.
 — Я — что? — потребовал ответа Коннор. Кортни вздохнула.
 — Хорошо, я признаюсь. Я подслушивала. Коннор, я знаю, что вы — сын Ричарда Тримэйна.
 — О Господи! — Коннор опустился на кровать радом с нею. Уперев локти в колени, он положил голову на ладони. — Просто великолепно.
 — Не волнуйтесь, клянусь, я не скажу об этом ни одной живой душе.
 — Я не боюсь, что вы броситесь к телефону и сообщите эту новость Кирэну Кауфману, — скривился Коннор. — Но я не хотел, чтобы вообще кто-то знал… — он замолчал.
 — Да, теперь, надеюсь, вы поняли, сколько боли и страдания вы иногда приносите людям своим фактоискательством, — тихо проговорила Кортни. — Это может случиться и с вами, если какой-нибудь скользкий пройдоха узнает правду.
 Коннор задохнулся, как будто ему дали под дых. Но признать свою уязвимость перед женщиной, особенно перед ней, — проклятье! Он встал и заметался по комнате.
 — Какое мне дело до того, что, какой-то кретин вроде Кауфмана выяснит, что я — Тримэйн. А ведь это даже укрепит мое положение. Подумайте обо всех тех авантюристках, которые станут охотиться за мной, надеясь ухватить кусок состояния Тримэйнов. А что касается Ричарда Тримэйна и его сыновей, ну…
 — Коннор, можете прекратить играть железного парня, — прервала его Кортни. — Меня вы не проведете. Вам далеко не все равно. Если бы вы хотели причинить Тримэйнам вред или смутить их, вы бы давным-давно сделали это. Вы сами не хотите огласки.
 Девочка заплакала, и Кортни принялась укачивать ее.
 — Хотите подержать ее? — Кортни с улыбкой взглянула на Коннора.
 — Нет! И не думайте, что сможете заманить меня с ее помощью.
 — Я и не думала никуда вас заманивать. Я просто спросила, не хотите ли вы подержать ребенка.
 — Ага, значит, изменили тактику. Надеетесь подольститься и тем самым заманить меня в «очаровательную маленькую семью». — Он абсолютно точно скопировал интонации миссис Мейсон. — Вы пробуете все возможные средства, чтобы заставить меня забыть об осторожности, но мотивы ваши не меняются: заманить меня в клетку с табличкой «брак-и-семья».
 Он думал о родителях, воспитавших его, Нине и Дэннисе Маккеях, чьи отчужденность и скрытая враждебность друг к другу олицетворяли для него брак. Возможно, Маккеи и начали с любви, поскольку как-то все-таки добрались до алтаря. Потом взяли его и родили своих двух дочерей, но ничего не вышло, и вся семья это знала. Дэннис Маккеи часто отпускал горькие шутки о семейной ловушке. Нина Маккеи не выражала своего несчастья словами, это было понятно и так.
 Коннор все это видел и дал себе обещание не обманываться и не попадать в подобную безвыходную ситуацию. Все так и было… до недавнего времени.
 — Нет, — повторил он еще более убежденно. — Со мной этого не случится, я не допущу!
 — И вы говорите, что я спятила? Это вам мерещатся глупые безумные заговоры, не мне. Поберегите энергию, Коннор. Я не пытаюсь никого заманивать ни в какие ловушки. И мне точно не нужен мужчина, которому не нужна я.
 Что было достаточно верно в теории, угрюмо признала Кортни, но не казалось такой уж бесспорной истиной на практике. Она вспомнила жаркие объятия Коннора на этой самой кровати…
 Она инстинктивно подняла голову и увидела, что Коннор наблюдает за ней. Их взгляды скрестились. У нее появилось ощущение, что ее чувства чересчур ясно отражаются в ее глазах.
 — И в любом случае, как насчет Харкурта? — рявкнул Коннор, с трудом отрывая от нее взгляд. Он прочитал такую мольбу в ее глазах, что ему потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься к ней и не заключить в объятия…
 Но он сдержал себя. У него есть принципы, черт побери, и он не собирается брать чужую женщину, как его настоящая мать ухватила чужого мужа. Он достаточно близко подошел к этому сегодня. Он старательно цеплялся за свои принципы. Он не подпадет под ее чары. Но удержаться от вопроса не смог:
 — А как Харкурт отреагирует на ваше внезапное решение удочерить девочку?
 — Он, несомненно, пожелает мне счастья, — ответила Кортни. — Потому что Эмери и я — друзья и между нами ничего не было. Это вы решили, что у нас связь.
 Коннор сглотнул. Значит, она свободна. Замечательная и во всех отношениях такая, как надо. Ни одна женщина не заводила его сильнее, чем она, и она хочет его. Никто не пострадает, если они будут вместе. И нет причин, которые могли бы этому помешать, кроме его упрямого желания оставаться свободным и необремененным.
 На долю секунды он попробовал представить, что рискнет связаться с Кортни.
 Но он не мог, не посмел.
 Борясь с самим собой, Коннор повернулся и вышел из комнаты. С того самого дня, как получил права, он всегда садился за руль автомобиля, когда надо было привести в порядок мысли и чувства. Коннор сел в машину и завел двигатель. Он вставил в магнитофон кассету, на которой были записаны все его любимые песни. Это была великолепная пленка, и он на секунду испытал угрызения совести оттого, что не поставил ее Кортни, когда она хотела послушать музыку. Но песни слишком отражали его характер и чувства. Проницательный человек мог бы многое узнать о нем. А Кортни и так уже слишком много знала.
 Он нажал на акселератор.
 Коннор снова и снова вспоминал разговор с Уилсоном Ноллером, несмотря на все попытки забыть о нем. Он был рад услышать подтверждение того, что он сын Ричарда Тримэйна. Рад после всех тех лет, когда он учился ненавидеть Тримэйна. Означало ли это, что он сохранил какие-то глупые сентиментальные надежды, что когда-нибудь воссоединится со своим настоящим отцом? Ему стало нехорошо от этой мысли.
 Мало того, Уилсон Ноллер, человек, которого он ненавидел, оказался таким благородным — решил помочь сыну старого друга; даже в ущерб себе. Это было почти невероятно и совершенно выбивало из колеи. Так же невероятно, как услышать, что Сатана совершил какое-то доброе дело просто так.
 И благородный поступок Ноллера ужасно все осложнил. Кортни влюбилась в девочку и решила удочерить ее! И хоть он издевался над ее идеализмом, нельзя было не восхищаться ее великодушием и способностью любить.
 Она не металась в машине по городу с тягостными и противоречивыми мыслями. Она приняла решение оставить девочку себе и заботилась о ней. Кортни обладала той внутренней силой, которая давала ей возможность справляться с собой, не позволять подчинить себя, сокрушить свою индивидуальность. Эта вспышка проницательности удивила его. Он знал ее совсем недавно, но чувствовал, что понимает ее очень хорошо.
 Она по-настоящему хороший человек и заслуживает кого-то гораздо лучшего, чем он сам, признал Коннор. Он окажет ей большую услугу, если сохранит дистанцию. Ему всегда было неловко с хорошими девушками. Он чувствовал, что обманет их в конце концов. Он всегда держался таких, как он сам, таких, каких, как он считал, он заслуживал. И уж точно он не хочет брать на свою совесть такой грех — обманывать милую, чуткую Кортни.
 Но он хочет ее. О, как же он ее хочет! Коннор вспомнил, как она лежала на кровати, ее тело, теплое, податливое, ее губы, нежную грудь. И он мог повернуть машину и вернуться к ней. Они бы положили ребенка в колыбель и продолжили бы с того, на чем остановились перед прибытием Ноллера и Сары.
 Сара! Боже милостивый, он уже и девочку называет тем именем, что дала ей Кортни. Если он не проявит осторожность, Кортни уговорит его остаться здесь на две недели, и он в конце концов уедет из Тенистых Водопадов отцом, законным приемным отцом. И что будет более естественным в такой ситуации, чем жениться на приемной матери ребенка?
 Он явственно услышал, как захлопываются дверцы воображаемой клетки. «Очаровательная маленькая семья». Он ждал, что почувствует отвращение и ярость при мысли о такой перспективе. Но, к величайшему удивлению, он не почувствовал ничего подобного. Никогда еще он не был так взволнован и смущен.
 Он ехал по городу без всякой определенной цели. Светофор вспыхнул красным светом, и Коннор остановился на перекрестке. Музыка, каждая нота, каждое слово, такие знакомые, начинали проявлять свою магию и успокаивать его. Именно так и надо, уверил он себя, выкинуть все из головы и просто расслабиться.
 Красный свет сменился на зеленый. Коннор тронулся с места, но в этот момент мощный коричневый седан шестьдесят седьмого года, похожий на танк, бросился наперерез ему с огромной скоростью.
 — Эй! — завопил Коннор. Он не мог поверить своим глазам. Похоже, этому лихачу совсем плевать на правила.
 А дальше все было как в замедленной съемке. Коннор следил за тем, как седан несется прямо на него. Сворачивать с его пути было некуда: перекресток был заполнен пешеходами. Они заметались и завизжали в панике. Только пропахав толпу, Коннор мог бы спасти себя. Но он не стал этого делать. Панические крики смешивались с музыкой на пленке. Умрем с музыкой, мелькнула невеселая мысль, и седан врезался в него.
 Он открывает глаза.
 — Слава Богу. Коннор! Коннор! Как ты?
 — Коннор, мой мальчик, ну и напугал ты нас всех.
 — Коннор, пожалуйста, скажи что-нибудь! Почему он молчит, доктор? Он смотрит прямо на нас, но…
 Коннор замигал и попытался сфокусироваться на людях, окружавших его. Больно слушать, больно смотреть, единственное желание — закрыть глаза и отключиться. Он хотел ускользнуть обратно, в густой сонный туман.
 — Миссис Маккей, продолжайте разговаривать с ним, — сказал доктор с карточкой «Доктор Т. Стэндиш» на груди. Кроме него у кровати стояли пожилой мужчина и молодая женщина. — Раздражители очень важны, чтобы он не провалился в кому.
 — Кома? — голос Кортни дрогнул, и она с трудом подавила слезы.
 — Не пугайте миссис Маккей, — накинулся Уилсон Ноллер на доктора. — Рентген показал, что нет никаких повреждений мозга. Я нутром чувствую, что рентгенолог прав: у него сотрясение и больше ничего.
 — Мы узнаем точнее после МЭ, — возразил доктор Стэндиш. Он повернулся к Кортни:
 — МЭ — это сокращенно магнитоэнцефалограмма. У нас самое современное диагностическое оборудование, и оно может обнаружить малейшие повреждения мозга, ускользнувшие от рентгеновских лучей. Мистер Маккей — следующий в очереди.
 — Это оборудование недешево, — заметил Ноллер, хмуро глядя на доктора. — Может, вам не следует забывать, что больница такого маленького городка, как Тенистые Водопады, никогда бы не смогла позволить его себе, если бы моя фирма не оплатила три четверти стоимости.
 — Я прекрасно знаю, что вы делаете самые щедрые пожертвования больнице, мистер Ноллер, — сухо сказал доктор.
 Кортни устала от их перебранки. Не обращая ни на кого внимания, она наклонилась к Коннору, взяла его руку и сжала.
 — Коннор, пожалуйста, проснись! Открой глаза и посмотри на меня. Пожалуйста!
 Коннор снова медленно открыл глаза, отвечая ее настойчивому призыву, теплому пожатию руки. Она была так близко, что он смог разглядеть слезы в огромных темных глазах. Цыганских глазах, отчего-то решил он и удивился: кто она такая? И в этот момент понял, что не знает, кто такой он сам!
 — О Коннор! — воскликнула Кортни и облегченно улыбнулась ему. — Ты помнишь несчастный случай?
 — Нет, — признался он изумленно. — Поэтому я здесь? Несчастный случай?
 — Автокатастрофа, — подтвердила она. — Как только тебя привезли в госпиталь, доктор Мартин, тот, что принимал Сару, узнал твое имя и сообщил Уилсону Ноллеру по телефону в машине. Ноллер ехал в Вашингтон, но немедленно повернул обратно, захватил меня из дома миссис Мейсон, и мы приехали прямо сюда. Ты был без сознания почти час и…
 — Моя голова! — застонал Коннор. Туманы рассеивались, но сильно пульсирующая головная боль нарастала.
 — Держу пари, у тебя самая сильная из всех головных болей, Коннор, мой мальчик, — посочувствовал Уилсон Ноллер. — Ты ударился головой о стекло, когда тот старик врезался в тебя. Полицейский сказал, что, если бы не ремень безопасности, ты был бы серьезно ранен.
 — Серьезно по сравнению с чем? — попытался пошутить он.
 Его голова болела так сильно, что хотелось кричать от боли, но у него и на это не было сил.
 — О Коннор! Я так переживала! — Кортни не могла больше сдерживать слез.
 — Коннор, — повторил он задумчиво. — Я? Кортни в ужасе посмотрела на Уилсона Ноллера. Адвокат резко втянул воздух.
 — Конечно, тебя зовут Коннор. Коннор Маккей, — сказал Ноллер, принужденно засмеявшись. — Ты шутишь с нами, сынок?
 Доктор поднял веки Коннора одно за другим и посветил тонким лучиком в каждый глаз.
 — Мистер Маккей, вы знаете, где находитесь?
 — В больнице, очевидно, — проговорил он.
 — Вы в больнице города Тенистые Водопады, — подсказал доктор. — Вы попали в автокатастрофу…
 — Бедняга Герман Мередит добрался до ключей машины своей жены, — добавил Ноллер. — Ему восемьдесят пять, у него случаются провалы в памяти, и он не водил машину уже лет десять. Никто не знает, что на него нашло. Он мчался на красный свет, не сбавляя скорости.
 — Были десятки свидетелей, — грустно добавила Кортни. — Они все восхищаются твоим поступком. Если б ты попытался уйти от удара, ты мог бы передавить пешеходов, включая и маленьких детей. Ты пострадал сам, но спас людей!
 Так, значит, он еще и герой? Коннор с минуту поразмышлял над этим. Но ничего не вспомнил.
 — Вы знаете, кто сейчас президент Соединенных Штатов? — спросил доктор Стэндиш. Коннор назвал ему имя президента.
 — А кто был президентом до него?
 — Какая разница? — рявкнул Ноллер. — Спросите его о чем-нибудь более важном. Например, кто такой Ричард Тримэйн.
 Коннор задумался.
 — Я не знаю, — сказал он. Коннор увидел беспокойство и страх на лицах молодой женщины и пожилого мужчины. — А должен знать?
 Никто ему не ответил.
 — Мистер Маккей, Коннор, вы знаете, кто она? — вмешался доктор Стэндиш, указывая на хорошенькую темноволосую молодую женщину, сжимавшую его руку.
 Коннор уставился на нее. От этого усилия его голова заболела еще больше. Он решил, что она сногсшибательна, и это открытие заставило его виски запульсировать уже адской болью.
 — Нет, — сказал он тихо.
 Теперь она выглядела испуганной до смерти, и ему захотелось утешить ее. Хотя он ничего не знал о себе, он инстинктивно чувствовал, что она была именно такой женщиной, в которую он мог бы влюбиться.
 — Коннор, она — твоя жена! — воскликнул Уилсон Ноллер. Он казался искренне огорченным. — Твоя жена Кортни. Вы женаты уже пять лет, вы оба хотели ребенка, и наконец сегодня Господь подарил вам прекрасную дочку. Мне кажется, вы ее назвали… Сара? — Он взглядом обратился к Кортни за подтверждением, и она кивнула. — Коннор, попытайся вспомнить!
 Коннор попытался, но ничего не вспомнилось. Он чувствовал сильное притяжение к ней, но не мог вспомнить ее как свою жену. Не было вообще никаких воспоминаний: ни о катастрофе, ни о жене по имени Кортни, ни о дочке по имени Сара. Туман, окутывавший его мозг, приподнялся, и серьезность ситуации ослепила его: он не мог вспомнить, кто он такой!
 — Я ничего не помню, — сказал он. Он взглянул на женщину по имени Кортни. — Ты сегодня родила ребенка?
 Для только что родившей женщины она выглядела уж слишком хорошо, это, как ни странно, он понимал.
 — Нет, — быстро ответила Кортни.
 — Вы удочерили девочку, — добавил Уилсон Ноллер. Он ударил себя ладонью по лбу. — Черт побери, это ужасно! Какая трагедия!
 Взволнованный Коннор попытался сесть, но страшная боль заставила его упасть на подушки.
 — Мистер Ноллер, если вы не будете контролировать себя, я буду вынужден попросить вас удалиться, — сурово сказал доктор Стэндиш. — Вы огорчаете пациента.
 — Прекрасно! Раз он огорчается, значит, мозги у него работают! — возразил Ноллер. — У него амнезия! Я никогда не верил, что амнезия существует. Я думал, что это глупые выдумки литературных поденщиков. Но бедный Коннор действительно не знает, кто он и кто его жена. Он не знает…
 — Миссис Маккей, расскажите что-нибудь вашему мужу о его работе, — прервал доктор. — Удивительно, как какой-нибудь маленький факт иногда стимулирует память.
 Его работа? Кортни испугалась. Если она скажет, что Коннор выискивает факты для журнала «Взгляд изнутри» и телепередачи «Сведения из первоисточника» и им подобных, Уилсон Ноллер заподозрит их истинные мотивы приезда в Тенистые Водопады. А если заподозрит, им несдобровать.
 Коннор лежит в больнице с амнезией, а она живет у миссис Мейсон, оба представляют очень легкие мишени. И еще девочка Сара. Может быть, она насмотрелась слишком много кинофильмов, где люди попадают в опасные ситуации, и у нее появилась мания преследования? Но все же Кортни решила, что не может рисковать и сказать правду.
 Она вспомнила слова Коннора: «А если я скажу, что закончил университет, сдал экзамен на адвоката и получил лицензию на юридическую практику в штатах Виргиния, Мэриленд и округе Колумбия?»
 Вряд ли это правда, но отвлечет Ноллера.
 — Он… он юрист, — сказала Кортни, мысленно прося у Коннора прощения за этот обман.
 — Я не знал, что Коннор адвокат, — сказал Ноллер. — Мы не говорили о роде его занятий во время визита.
 — Да, не говорили, — подтвердила Кортни. Такие жизненно важные вопросы, как работа, рекомендации, семейные связи, вообще не упоминались. Тогда это лишь подтвердило их мнение, что Уилсона Ноллера интересуют только деньги.
 Эта встреча, казалось, произошла тысячу лет назад, когда Ноллер был их врагом, теперь, с момента катастрофы, как ни странно, Кортни начинала видеть в нем союзника. Он был так искренне озабочен и
 огорчен из-за того, что случилось с Коннором.
 Однако все ее инстинкты предупреждали свято хранить их тайну. Уилсон Ноллер — могущественный человек, у него повсюду связи, особенно в этом городе. Ради безопасности Коннора, ради маленькой Сары адвокат должен продолжать верить, что она и Коннор действительно женаты. Да, Ноллер не должен узнать истинные причины их появления в Тенистых Водопадах.
 — Коннор работает в юридической фирме или на правительство? — спросил Ноллер. — У него есть своя практика?
 Кортни закусила губу. Она не разбиралась в юриспруденции, и если, не дай Бог, допустит ошибку, Ноллер тут же поймет это.
 — Иногда он… э… представляет клиентов, таких, как… как Национальное общественное телевидение, — медленно сказала она, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о юристах.
 — Так, значит, он работает в шоу-бизнесе? — ухватился Ноллер. — У него есть какие-нибудь знаменитые клиенты? Какое дело было наиболее интересным и важным для него?
 — Он… а… заключил контракт между НОТ и Сайнед Холлерэн, ирландской исполнительницей народных песен, — сказала Кортни. По крайней мере эта область была ей знакома. Она была ассистентом режиссера в фильме-концерте Холлерэн и изумительного флейтиста. — Ему было очень интересно. Нам обоим было интересно.
 Коннор выглядел озадаченным.
 — Извините, но я совершенно ничего об этом не помню.
 У нее сердце разрывалось: он выглядел таким печальным, таким беспомощным. Кортни постаралась взять себя в руки. Конечно, он не помнит. Этого никогда не было! Но она не смела ничего сказать ему: Уилсон Ноллер стоял рядом.
 — Никогда не слышал о Сайнед Холлерэн, — извинился Ноллер. — Я крайне редко смотрю телевизор.
 Кортни облегченно вздохнула. То, что Ноллер почти ничего не знал о НОТ, было ей только на руку.
 В комнату вошла медсестра и сделала знак доктору, он последовал за ней.
 — Кортни, я хочу, чтобы вы знали, я сделаю все, чтобы помочь вам, — тихо сказал Ноллер. — Я прослежу, чтобы страховая компания Мередита оплатила больничный счет, и я настаиваю на том, чтобы взять на себя все ваши расходы, пока вы остаетесь в городе.
 — А Сара? Как вы знаете, сейчас о ней заботится миссис Мейсон… — Кортни глубоко вздохнула. — Вы не поверите мне, но я уже люблю ее. Я не хочу потерять ее.
 — Моя дорогая, вы ни в коем случае ее не потеряете. Документы будут оформляться, как и планировалось. Вы и Коннор получите вашу девочку.
 Доктор Стэндиш вернулся в комнату с медсестрой и двумя санитарами.
 — Мы отвезем его на обследование, — сообщил он.
 У Коннора страшно болела голова, его тошнило от любого движения. Но больше всего его мучило то, что он совершенно ничего не помнил. Он уныло посмотрел на Кортни, следившую за ним полными слез глазами.
 Их взгляды встретились.
 Вдруг Кортни проскользнула между санитарами и встала рядом с каталкой.
 — Коннор, все будет хорошо, — пылко сказала она, прижав его ладонь к своим губам. — Я люблю тебя!
 Слова вырвались непроизвольно, будто сами собой. Неужели ее так увлекла роль любящей жены, что она точно угадала, что должна сказать в данный момент?
 Коннор выдавил слабую улыбку. Ее слова как бальзам согрели его душу и изгнали глубокое отчаяние, угрожавшее поглотить его. В конце концов, он не одинок, утешал он себя. У него есть любящая жена и ребенок.
 — Ты будешь здесь, когда я вернусь? — прошептал он, только сейчас понимая, как ему повезло, что есть человек, который любит его, которому он по-настоящему дорог. А если бы ему пришлось пройти через это испытание одному?
 — Конечно, я буду здесь. — Кортни наклонилась и поцеловала его в щеку.
 Коннор протянул руку и погладил ее мягкие волосы.
 — Я рад. — Он успокоился и, желая утешить ее, сказал:
 — Не волнуйся, Кортни. Все будет в порядке.
 Кортни улыбалась ему, пока его не вывезли из палаты. Потом она спрятала лицо в ладони и разрыдалась.




 Глава 8


 Неделя после автокатастрофы была самой страшной в жизни Кортни. Она постоянно лгала, хотя прежде испытывала отвращение к обману. Она рисковала, хотя до этого всегда стремилась к безопасности и спокойствию. Ее жизнь стала одним сплошным противоречием — и никогда не была такой… замечательной!
 Коннор думал, что она его жена, и хотел, чтобы она все время проводила с ним. Его лицо светлело, когда она была рядом, он был таким любящим, предупредительным, заботливым. Они пользовались тем, что в больнице были свободные часы посещений, и проводили все дни и большую часть вечеров вместе. Сара почти всегда была с ними, и они по очереди кормили ее. Кортни была убеждена, что он заботится о ребенке с таким же наслаждением, как и она сама. Он гордо показывал девочку медсестрам, называя ее своей дочкой.
 Его амнезия оставалась загадкой. За несколько дней многосторонних исследований и наблюдений врачи не смогли найти ее причину. Никаких повреждений мозга обнаружено не было. Его общая память осталась прекрасной: он сохранил все свои интеллектуальные способности и мог общаться с окружающими как все обычные люди. Его физическое здоровье тоже не пострадало, даже головные боли прекратились.
 Поскольку повреждение мозга было исключено, доктор Аммон, нейропсихиатр, обследовавший Коннора, предложил другую теорию.
 Он считал, что у Коннора избирательная амнезия, расщепление личности, состояние, спровоцированное ударом по голове, при котором долго подавляемые эмоции временно отключили перегруженное сознание.
 Когда он изложил все это Кортни и Уилсону Ноллеру, их глаза остекленели от длинной, полной специальных терминов речи доктора.
 — Прекратите свою научную болтовню и объясните по-человечески, — рявкнул Ноллер.
 — Когда происходит расщепление личности, сознание частично отключается, — объяснил доктор, обращаясь к Кортни и игнорируя замечание Ноллера. — Это непроизвольное временное психологическое бегство от реальности. В этом случае я считаю, что катализатором послужило то, что вы удочерили девочку. Мечта иметь ребенка наконец осуществилась, но не через его собственную сексуальную потенцию. Это подтверждается тем фактом, что, когда мистер Коннор пришел в сознание и ему напомнили о ребенке, он спросил свою жену, родила ли она.
 Кортни и Ноллер скептически смотрели на доктора, никак не комментируя его речь.
 Однако доктор Аммон, казалось, не обращал внимания на недостаток поощрения со стороны своих слушателей.
 — Родила! — продолжал он с энтузиазмом. — Это просто классический случай из учебника. Его мозг пока заблокирован. Но память вернется, когда подсознание наконец смирится с болезненной реальностью.
 — Сколько тумана напустили! — возмущенно проговорил Ноллер. — «Почему вы, психиатры, всегда зацикливаетесь на сексе?
 Но Кортни подумала, что это совсем неплохая теория. Только к случаю Коннора она не подходит. Она снова испытала угрызения совести оттого, что позволила врачам поверить в рассказы Ноллера об их вымышленном браке. Однако, размышляя над объяснением доктора, она пришла к выводу, что его теория в чем-то все же может объяснить поведение Коннора. Перед катастрофой Ноллер и Коннор разговаривали о Ричарде Тримэйне, и именно этот разговор мог послужить катализатором. Теперь Коннор ничего не помнит ни об одном из своих отцов и потому чувствует себя счастливым, его цинизм и ожесточенность исчезли. Так что, возможно, она рассуждает правильно.
 Что касается Коннора, он думал только о том, как выбраться из больницы. Он убеждал докторов, что его память вернется, как только он сможет нормально жить с женой и ребенком. Каждый вечер, когда приемные часы заканчивались и он провожал Кортни к лифту, неся Сару на руках, он целовал их обеих и говорил, как сильно хочет уйти с ними.
 И каждую ночь Кортни беспокойно металась на огромной кровати в пансионе миссис Мейсон, с ужасом представляя, что случится, когда память к нему вернется. Она не смела открыть правду Коннору, поскольку Уилсон Ноллер приезжал каждый день из Вашингтона навещать его. Однако прошлой ночью Кортни заставила себя признать истину: она использует Ноллера как предлог, потому что не хочет открыть Коннору правду и положить конец их «браку».
 А если память к Коннору не вернется никогда? Она попыталась загасить искру надежды, появившуюся при этом предположении. Так нельзя, упрекнула она себя. Это эгоистично и несправедливо. Коннор должен знать правду. Но она была совершенно уверена, что, когда память вернется к нему, он бросит ее и Сару и обратится к своей глупой работе и бесчисленным любовным связям. И ей никак не удавалось подавить разочарование, которое она чувствовала от такой перспективы…
 Двери лифта с шумом распахнулись, и Кортни с Сарой, пристегнутой к детскому автомобильному сиденью, вошли в больничный коридор. Большой пластиковый пакет и сумка с пеленками болтались на руке Кортни, ударяя по ногам при каждом шаге. Палата Коннора была в середине коридора. Подняв глаза, Кортни увидела, что он направляется к ней.
 На нем была синяя пижама, которую она нашла в его чемодане и принесла ему, и шелковый темно-синий халат, подарок Уилсона Ноллера. Коннор выглядел прекрасно, он совершенно не был похож на больного. Он помахал ей рукой, расплываясь в улыбке.
 У Кортни перехватило дыхание. Когда он так улыбался, у нее замирало сердце, кружилась голова и хотелось то плакать, то смеяться.
 — Я вижу, ты с утра ходила по магазинам. — Коннор поцеловал ее в щеку. Он взял ребенка и громоздкое сиденье, наклонился и коснулся губами маленького лобика Сары.
 Кортни копалась в своих сумках, пока они шли в его комнату.
 — Здесь есть чудесный детский магазин. Я кое-что купила для Сары. — Она вытащила изящный купальник в цветочек и чепчик, желтый фартук с уткой-аппликацией и восхитительное синее платьице, не купить которое было просто невозможно. — Я купила все на два размера больше, чем она носит сейчас, так что летом будет в самый раз.
 Летом… У Кортни закололо сердце. Будет ли Коннор с ними летом? Увидит ли Сару в этих вещах? Возможно, нет.
 Коннор вытащил ребенка из одеяла и стеганого комбинезончика и сухо заметил:
 — Тебе не кажется, что она перекутана? В такой одежде можно пережить снежную бурю. Сейчас апрель, Кортни, не январь. Единственное, что я точно знаю, — это какое сегодня число. Доктора и медсестры упоминают его каждый раз, когда входят в мою палату, чтобы «сориентировать» меня во времени.
 Кортни улыбнулась:
 — Я знаю, что сегодня тринадцатое апреля, но утром, когда я вышла из дома, было холодновато.
 Коннор взял Сару на руки, с улыбкой глядя в синие детские глазки.
 — Ты теперь на десять фунтов легче, правда, Булочка?
 Ребенок издал булькающий звук, и Коннор рассмеялся.
 — Она говорит: «Спасибо, папочка!» — пояснила Кортни.
 Ей нравилось смотреть, как Коннор играет с Сарой. Он прозвал ее Булочкой, потому что, по его словам, она такая же сладкая и мягкая, как булочка. У него было пристрастие к прозвищам. Кортни вспомнила, как он называл ее Цыганочкой с того самого момента, как они встретились. Она раздражалась, когда он называл ее так, но теперь осознала, как сильно ей хочется услышать это прозвище снова.
 — Почему ты такая грустная? — Держа ребенка на одной руке, Коннор обнял Кортни за плечи. — Что случилось?
 Надо быть осторожнее, напомнила она себе. Коннор все время следит за ней, почти не спуская с нее глаз, и замечает малейшие изменения в выражении ее лица, нюансы голоса.
 Он начал массировать ей мышцы плеч.
 — Я понимаю, как тебе тяжело, любимая. Проводить целые дни и вечера в больнице со мной, а потом по ночам вставать к ребенку.
 — Я не возражаю, — запротестовала она. — Я прекрасно себя чувствую.
 Но это были лишь слова. Она устала, устала неимоверно. Его ласковые пальцы действовали на нее расслабляюще, и, хотя Кортни знала, что должна бы отодвинуться от него, она не могла заставить себя пошевельнуться. То, что он делал, было так приятно.
 — Ты очень мужественная и сильная, Кортни, — хрипло проговорил Коннор. — Не знаю, как бы я прожил эту неделю без тебя. Но пришло время передать мне бразды правления, позволить мне заботиться о тебе и ребенке, стать мужем и отцом, а не пациентом.
 — О Коннор, — прошептала она. Если бы он и в самом деле был ее мужем! Она испустила слабый судорожный стон и положила голову на его сильную широкую грудь, уносясь, пусть ненадолго, в свои фантазии.
 Его рука скользнула вниз по ее спине, разминая поясницу, затем легла на живот. На Кортни была легкая шелковая юбка, и тепло его ладони проникало сквозь тонкий материал. Острое жгучее наслаждение пронизало ее.
 — Я думаю о тебе постоянно, — тихо сказал он, покрывая легкими поцелуями ее виски, волосы. — Я хочу тебя… хочу держать тебя в объятиях, целовать. Эти бессонные одинокие ночи…
 Он прижал ее к себе, и она задохнулась от его близости.
 — Я умираю по тебе, Цыганские глаза, — простонал он, покусывая мочку ее уха.
 У Кортни закружилась голова так, будто она только что сошла с карусели.
 — Ч-что?
 — У тебя самые большие, самые прекрасные глаза, — сказал он тихо, гипнотизируя ее своими прикосновениями. — Странно, не правда ли? — усмехнувшись, сказал он. — Я знаю, что у цыган темные глаза, но понятия не имею о собственных родителях. Я знаю имя президента, но свое собственное узнал от других.
 — Врачи полагают…
 — Я не хочу говорить о врачах. Я устал от врачей, устал от этой больницы. Я хочу убраться отсюда сегодня же. Я хочу жить нормальной жизнью, — его рука замерла на ее груди. — Я хочу свою жену.
 С безошибочной уверенностью его большой палец нашел ее сосок и начал сладострастно ласкать его. Кортни прижалась к нему и застонала.
 Сара выбрала именно этот момент, чтобы напомнить им о своем присутствии. Коннор неохотно опустил руку.
 — Похоже, у нас есть маленькая дуэнья, — сказал он, переключая все свое внимание на девочку.
 — Я поменяю пеленки, она, кажется, промокла, — сказала Кортни, как в тумане, возвращаясь к своим сумкам. Руки и ноги отказывались ей повиноваться. — Давай погуляем по коридору, — предложила она, перепеленав ребенка. Она сильно нервничала, оставаясь наедине с Коннором. Все ее тело горело от желания, и ее мгновенная реакция на его ласки оставляла ее незащищенной и уязвимой.
 Ситуация и так достаточно сложная, отчитала она себя. Добавлять секс в эту кашу так же рискованно — и безумно! — как бросать спичку в бочку с бензином. Ей нужно быть среди людей. Только в толпе она сможет чувствовать себя в безопасности и сохранять самообладание.
 — Сара хочет показать медсестрам свои обновки, — проговорила Кортни неестественно высоким голосом. — Мы…
 — Сара хочет спать, — прервал Коннор. Он положил ребенка на животик в белую плетеную колыбельку в углу комнаты. Ее принес Уилсон Ноллер в первый вечер пребывания Коннора в больнице.
 — Она совсем не хочет спать. — Кортни подошла, чтобы взять девочку, но на этот раз Сара не пришла ей на помощь — ее глаза уже закрылись.
 Кортни выпрямилась и повернулась. Коннор стоял прямо за ее спиной, так близко, что они почти соприкасались.
 — Она спит, — ее голос дрожал. — Я… я думаю, что ее утомил наш утренний поход по магазинам.
 — Похоже. — Коннор лениво улыбнулся, его голос был низким, чувственным. — Так что мы можем продолжить прямо с того места, где остановились…
 Он обнял ее за талию и медленно притянул к себе.
 Их взгляды встретились.
 Кортни потянулась к нему. Она знала, что не должна. Она могла назвать множество причин, почему ей не следовало делать этого. Но здравый смысл вместе с осторожностью и сдержанностью исчезали, когда он смотрел на нее с таким жгучим желанием.
 Ни один мужчина никогда не имел над нею такой власти, и это ее пугало. Он притянул ее еще ближе.
 — Кортни… — он опустил голову и провел губами по ее лбу.
 Ее глаза закрылись сами собой, и она почувствовала его легкие поцелуи на веках, щеках, подбородке. Как во сне, она медленно обвила руками его шею и запустила пальцы в его густые темные волосы.
 Он накрыл ее рот своим, теплым, твердым и властным. Ее губы тут же раскрылись, и его язык проник во влажную глубину ее рта, лаская нежно и соблазнительно.
 В ней забурлила страсть, и она прижалась к нему, крепче сжала его шею, сладострастно изогнувшись. Дрожа от нетерпения, она гладила его спину, еще больше возбуждаясь от сознания того, что он хочет ее. Так же сильно, как она его.
 Коннор судорожно вдохнул, его поцелуй стал более требовательным, а руки потянулись к груди.
 — Ты такая сладкая, — хрипло прошептал Коннор, пощипывая губами ее шею. — Такая соблазнительная и пылкая. И — моя! Моя любимая, моя жена, — добавил он гордо.
 Ей хотелось раствориться в нем, ласкать, ласкать… Но его слова тревожно зазвенели в ее голове. Она слишком увлеклась своей ролью. Она совершенно определенно не его жена. Настоящему Коннору Маккею не нужна жена. У него аллергия на любые обязательства. И когда его память восстановится, он не назовет ее любимой. Он не простит обмана. Возможно, даже возбудит против нее уголовное дело за мошенничество!
 Кортни нервно освободилась от его рук, повернулась к нему спиной и поправила одежду дрожащими пальцами.
 — Коннор, я… мы…
 — Не волнуйся, дорогая. — Он обнял ее за плечи и поцеловал в шею. — Я понимаю, что сейчас не время и не место. Я немного увлекся.
 Он притянул ее, крепко прижал спиной к себе:
 — Ты так действуешь на меня Кортни. Все мои инстинкты говорят мне, что так было всегда. И всегда будет, любовь моя.
 Его слова, такие теплые, согрели ее. Она позволила себе роскошь расслабиться в его объятиях еще на несколько блаженных минут.
 — Я кое-что купила для нас, — сказала она с несколько наигранной веселостью. Ей отчаянно не хотелось думать о чем-либо, кроме желания оставаться в его объятиях.
 Она вытащила из сумки коробку с шашками.
 — Поскольку ты такой ловкий картежник и все время меня обыгрываешь, мы попробуем кое-что другое. То, в чем я могу выиграть. Но должна предупредить, что я, сколько себя помню, выдающийся игрок в шашки.
 — И ты надеешься воспользоваться своим преимуществом, чтобы одержать верх надо мной? — с вызовом заявил Коннор, так напомнив себя прежнего, что Кортни вздрогнула. — Я не думаю, что тебе удастся, милая. Начнем соревнование.
 Они сыграли две партии, в одной выиграл он, в другой — она, и вели третью, решающую, когда палата стремительно заполнилась врачами и медсестрами. Вел отряд неутомимый Уилсон Ноллер.
 Кортни внутренне сжалась. Она всегда нервничала в присутствии Ноллера, хотя Коннор общался с ним непринужденно, веря, что адвокат, как тот не уставал повторять, — «друг». Ноллер все время задавал вопросы о прошлом Коннора, детстве, работе, их браке, чтобы «встряхнуть» его память. Кортни отвечала, стараясь изо всех сил скрывать провалы, которых было так много, ведь она почти ничего не знала о жизни Коннора до момента их знакомства.
 И, конечно, все, что она рассказывала об их браке, было чистым вымыслом. Она лгала так много, что постоянно боялась запутаться в паутине собственной лжи. Однако, как ни странно, она не испытывала подобного напряжения в те долгие часы, которые проводила с Коннором наедине. Не было неловкости, не было необходимости лгать. Он не задавал ей никаких вопросов ни о себе, ни об их прошлом. Как будто его жизнь началась заново в этой больничной палате, и он не интересовался тем, что было раньше.
 Правда, Коннору было интересно узнать о ее жизни, и Кортни рассказывала ему о своей семье, о детстве, проведенном на военных базах по всему миру, о работе на телевидении, даже об отчаянных попытках Марка и Марианны усыновить ребенка. Он слушал внимательно и запоминал все, что она рассказывала.
 И теперь, когда их уединение было нарушено вторжением медперсонала, Кортни с трудом подавила раздраженный вздох.
 Уилсон Ноллер, как всегда, не заметил ее менее чем восторженного приема.
 — Прекрасные новости! — воскликнул он с еще большим пылом, чем обычно. — Коннор, вы сегодня отправляетесь домой!
 — Да, Коннор. Настал этот день, — подтвердил доктор Стэндиш. — Тринадцатое апреля. Мы отпускаем вас сегодня.
 — Конечно, вы останетесь в Тенистых Водопадах еще на недельку, как и планировалось, пока будут оформлены бумаги Сары, — заливался Ноллер. — В любом случае Стэндиш должен еще понаблюдать за вами, прежде чем передать дело врачу из Вашингтона.
 — Я могу уйти из больницы прямо сейчас? — переспросил Коннор. Он нашел руку Кортни и притянул ее к себе. — Это самые лучшие новости с тех пор, как я… хмм, трудно найти подходящее сравнение, когда твоей памяти одна неделя от роду.
 Ноллер засмеялся.
 — Но вы полностью сохранили свое чувство юмора. Вы настоящий мужчина, Коннор, я горжусь вами. И ваш отец тоже. Я каждый день сообщал ему о ваших успехах. Он хочет навестить вас. Вы не возражаете?
 Коннор пожал плечами.
 — Конечно, нет, а почему я должен возражать?
 — Он хотел приехать, как только я рассказал ему о катастрофе, но я понимал, что вы захотите познак… встретиться… э… увидеться с ним вне больничных стен, — Ноллер с трудом нашел подходящее слово. — Он приедет к миссис Мейсон завтра в десять утра, если вас это устраивает.
 Коннор кивнул:
 — Устраивает.
 — Я не думаю, что это удачная идея, — вставила Кортни, свирепо глянув на Ноллера. Будь Коннор в нормальном состоянии, он никогда бы не согласился на встречу, и Ноллер это прекрасно знал.
 Она почувствовала, что все в комнате удивленно смотрят на нее, включая и Коннора. Теперь предстоит быстро найти удобоваримое объяснение, почему ее муж не должен встречаться со своим отцом.
 — Мы не говорили об этом раньше, но между Коннором и его отцом в прошлом были несколько… ну… натянутые отношения. — Это некоторым образом соответствовало действительности. Господи, как же она ненавидит ложь! — Я думаю, нам следует отложить визит, пока Коннор станет… сильнее.
 — Я уже достаточно силен, Кортни. Ты имеешь в виду, пока вернется моя память, — поправил ее Коннор. — Милая, все в порядке. Я уже понял, что у меня не очень хорошие отношения с семьей. Я видел, как ты настораживалась каждый раз, когда Уилсон спрашивал о ней. Я нарочно не задавал тебе никаких вопросов и заметил, что сама ты ничего не говоришь — чтобы не волновать меня, я уверен.
 — О Коннор, — простонала Кортни. Разве он мог подумать иначе!
 — Я ценю твои усилия защитить меня, дорогая, — он прижал ее к себе. — Но в этом нет необходимости. Я хочу увидеть отца. Поскольку я не помню, что между нами произошло, у меня есть возможность начать все заново. Он бы не сказал этого, если б помнил правду. Кортни была в этом уверена. Ее сердце бешено заколотилось.
 — Коннор, я думаю, ты должен знать, что ваши разногласия несколько серьезнее, чем ты думаешь. Вы…
 — То, что Коннор хочет начать все заново, — вмешался Ноллер, — очень разумно. Он здравомыслящий самостоятельный взрослый человек. Он может принимать собственные решения, и он их принимает.
 — Как он может быть самостоятельным, если не помнит ничего, что было до аварии? — с вызовом спросила Кортни.
 — Вы страстно защищаете мужа, и это чудесно, — попытался задобрить ее Ноллер. — Я счастлив, что у Коннора такая преданная жена. Но на этот раз ваша защита ему ни к чему. Ричард отчаянно жаждет увидеть сына, и Коннор согласен встретиться с ним. Это обязательно должно произойти.
 — Но Коннора втянули в это обманным путем! — возразила Кортни. — И я…
 — Да, чуть не забыл, — перебил ее Ноллер с широкой улыбкой. — У меня есть новости и для вас, Кортни: Замечательные новости. Помните, вы рассказывали мне о своем брате и его жене, мечтающих усыновить ребенка? Ну так вот, я не забыл об этом, потому что вы и Коннор очень много для меня значите, и я хочу помочь вам и вашим родственникам. Вы можете позвонить брату и сказать, что он станет отцом в течение этого месяца. Ко мне обратилась девушка, она ищет семью для своего будущего ребенка…
 — Все еще злишься на Уилсона? — спросил Коннор.
 — Да! — Кортни могла бы и не отвечать — ответ был написан у нее на лице.
 — Он умеет убеждать, — усмехнулся Коннор. — Он, конечно, не сказал, но все было и так ясно: «Ваш брат получит ребенка, о котором они с женой так мечтают, если вы перестанете возражать против встречи Коннора с отцом».
 — Это было так бесчестно! — воскликнула Кортни.
 Они обедали в самом известном ресторане в городе, празднуя возвращение Коннора из больницы. Миссис Мейсон вызвалась посидеть с Сарой.
 Коннор положил ладонь на руку Кортни.
 — Дорогая, перестань волноваться. Я обещаю, что встреча с отцом меня не расстроит. Как это может случиться, если я совершенно его не помню?
 Он и сам не знает, насколько прав, подумала Кортни, и амнезия здесь совсем ни при чем. С того самого момента, как Ноллер объявил о предстоящем визите Ричарда Тримэйна, она никак не могла решить, говорить или нет Кон-нору о том, что он никогда не встречался с этим человеком. Но, вспомнив слова доктора Аммана по поводу избирательной амнезии, она решила этого не делать.
 Предположим, Коннор подсознательно хотел, чтобы Ричард Тримэйн признал его своим сыном. Травма, полученная при аварии, и последовавшая за ней амнезия предоставили ему идеальный шанс, и прошлое ожесточение теперь не стоит на пути.
 «Когда подсознание наконец смирится с болезненной реальностью, сознательная память вернется», — сказал доктор Аммон.
 Поможет ли этому знакомство с Ричардом Тримэйном? Казалось, что Коннор действительно хочет встречи с отцом. Не принесет ли Кортни больше вреда, чем пользы, если будет мешать?
 — Просто все так сложно! — сказала она, больше для себя, чем для него. — Я хочу поступить правильно… — Она умолкла. Она сидит рядом с ним за уютным столиком на двоих, они держатся за руки, она обманом заставляет играть роль ее мужа — и смеет говорить о правильных поступках? Кортни встревоженно посмотрела на него. — Коннор, я не знаю, что делать, я всегда была честной и откровенной. Я никогда…
 — Я хочу, чтобы ты перестала волноваться, — не дал договорить ей Коннор. Он поднес ее руку к губам и поцеловал кончики пальцев. — Ты делаешь все как нужно, малышка, перестань мучить себя.
 Ей отчаянно хотелось последовать его совету, но не получалось.
 — Ты не знаешь и половины всего, — упавшим голосом проговорила она. — Есть некоторые обстоятельства…
 — Предполагается, что у нас праздник. Мы не собирались говорить о чем-либо более серьезном, чем меню, — снова прервал ее Коннор.
 — Но, Коннор, я… Он сжал ее руку.
 — Обещай, что не будешь говорить со мной, как врач с пациентом: «Как мы себя сегодня чувствуем?» и «Как мы поели?»
 — Коннор, я боюсь, что ты…
 — Что там у них в меню? Я буду рад чему угодно после больничных резиновых цыплят. Что ты хочешь на закуску?
 Кортни заглянула ему в глаза.
 — Ты намерен удержать меня от…
 — Нытья в ситуации, которую ты не можешь контролировать, — он не отвел взгляд. — Да, Кортни, я намерен делать именно это.
 И он успешно предотвращал все ее попытки обсудить их положение и его здоровье. Наконец она сдалась. Они болтали об обеде, о Саре, о теленовостях, о том, как ловко ему удается обыграть ее в карты, а ей его в шашки, так как ей все-таки удалось выиграть решающую третью партию. Коннор потребовал немедленно матча-реванша и расчертил на клетки бумажную салфетку.
 После обеда, перед возвращением в пансион миссис Мейсон, он предложил прогуляться по городу. Держась за руки, они медленно шли по главной улице городка, останавливаясь перед витринами. Коннор был очарователен, забавен и внимателен, и Кортни не могла не отвечать ему тем же. Все это было очень похоже на ухаживание. Они шли, держась за руки, весело болтая и смеясь, и Кортни наконец признала, что по уши влюблена в Коннора Маккея.




 Глава 9


  —  С малышкой не было никаких проблем, — уверила их миссис Мейсон, когда они вернулись домой час спустя. — Она поела минут сорок назад и сразу заснула. Вы хорошо отдохнули?
 Коннор тепло улыбнулся Кортни.
 — Мы прекрасно провели время. — Он сунул миссис Мейсон десятидолларовую бумажку. — Надеюсь, мы вас не очень задержали?
 — Вовсе нет. — Миссис Мейсон положила деньги в карман своего домашнего платья. — Но сейчас я пойду спать. Если вам захочется остаться внизу, в кухне или в гостиной, пожалуйста.
 — Спасибо, но мы тоже пойдем спать. — Коннор поймал руку Кортни и направился к лестнице.
 Кортни показалось, что ее сердце подпрыгнуло к самому горлу. Ноги неожиданно ослабли и задрожали. Она с трудом поспевала за Коннором.
 Коннор думает, что он ее муж, он верит в то, что у них нормальная, хорошая семья. Он собирается разделить с ней постель, а она не может придумать ни одной разумной причины, почему он этого делать не должен.
 Она могла бы сослаться на состояние его здоровья, но доктор Стэндиш, прощаясь с Коннором, заметил как бы между прочим: «Я не вижу никаких причин, мешающих вам возобновить супружеские
 отношения когда захотите».
 Уже тогда у Кортни участился пульс, теперь же слова доктора вихрем кружились в ее мозгу.
 Никаких причин? Они не женаты — разве это недостаточная причина? Возобновить? Она — девственница, и никогда у нее не было «супружеских» отношений. Когда захотите? Коннор и не скрывает своего желания.
 Но она хочет его так же сильно, призналась себе Кортни. Она в него влюбилась! Она любит его!
 Таким образом, возник еще один вопрос: как может женщина, любящая мужчину, жаждущая его прикосновений, не пустить его в свою постель?
 — Давай проверим нашу маленькую дочку, — предложил Коннор, проходя в комнатку, где стояла колыбель. Сара мирно спала на животике, выставив крошечные ручки.
 — Она так прекрасна! — прошептала Кортни, наклоняясь к ней. — Она похожа на ангелочка, правда?
 — Наша девочка, — с благоговением прошептал Коннор. Он подумал о том, как будет растить ребенка вместе с Кортни. Они увидят, как она превратится из беспомощного ребенка в подростка, в юную женщину. Она научится ходить и разговаривать, смеяться и любить. Когда-нибудь у нее будет своя семья…
 Он испытывал гордость оттого, что участвует в этом вечном круговороте жизни. Именно в этом счастье, понял он. Коннор обнял Кортни и прижал к себе.
 — Я самый счастливый мужчина в мире, — хрипло сказал он.
 Кортни чувствовала, что ее сердце переполняется любовью к нему, а к глазам подступают слезы.
 — О Коннор, если бы только…
 — Не надо, — нежно прервал он ее. — Мы вместе, и у нас чудесный ребенок. Мне не нужна память, чтобы понимать, как нам повезло.
 Кортни судорожно всхлипнула, и он прижал ее к себе.
 И тут это случилось. Как вспышка. Воспоминание. У него было уже несколько таких вспышек в больнице, он говорил об этом врачам, но намеренно скрывал от Кортни. Не было смысла обнадеживать ее, и, как ни странно, его воспоминания не имели ничего общего с ней. Обрывки событий его детства, школьных и университетских лет. Он отчетливо вспомнил окончание университета и свое приподнятое настроение, когда узнал, что получил право адвокатской практики. Он не мог вспомнить, как использовал свою юридическую степень или что-то из профессиональной карьеры, но врачи уверяли, что со временем все вернется.
 В этот раз он увидел себя за рулем автомобиля, даже услышал песню, что звучала в этот момент. Его сердце забилось. Неужели он сейчас вспомнит саму катастрофу? Он так часто слышал, как это произошло, от других, что буквально чувствовал, как большой коричневый автомобиль врезается в него.
 Но ему вспоминались только переполнявшие его гнев и замешательство. «Очаровательная маленькая семья». Эти слова не выходили у него из головы, но в голосе, произносившем их, было столько цинизма, что Коннор ужаснулся. Это не может быть он!
 Он быстро перевел взгляд с крошечной Сары на Кортни, трепетавшую в его руках, — она так доверчиво спрятала лицо на его груди. Он любит их! Ему так повезло, что они у него есть!
 Однако он не мог избавиться от воспоминания о циничном, эгоистичном Конноре Маккее, не думающем о будущем, любившем женщин, но не желавшем связывать себя никакими обязательствами.
 Был ли он таким до знакомства с Кортни? Неужели он мог обманывать ее? Неужели их жизнь не была такой счастливой, как в последнюю неделю?
 Он похолодел.
 — Я люблю тебя, Кортни, — хрипло сказал он, глядя в ее огромные темные глаза. Ей хотелось плакать.
 — Коннор, сейчас ты, возможно, думаешь так, но…
 Он приложил палец к ее губам. Значит, он прав. Что-то было не так до катастрофы, что-то заставляет ее сомневаться в искренности его слов.
 — Я знаю, что люблю, — убежденно сказал он. — Кортни, реально то, что сейчас. Что прошло, то прошло, и я начинаю думать, уж лучше не вспоминать о том, что было. Реально то, что у нас есть сейчас: ты, Сара и я. Наша семья.
 Пылкость его слов, блеск глаз смели последние сомнения. Она любит его, хочет доставить ему удовольствие, отдать ему всю себя, всю свою любовь. И, когда он подхватил ее на руки и понес в спальню, она поняла, что ни за что на свете не оттолкнет его.
 Осторожность и самообладание, эти два ее хранителя, были совершенно забыты. Реальность — то, что сейчас, сказал он. И реальность в том, что она его любит!
 — Любимая, поверь мне, — прошептал Коннор, останавливаясь возле кровати и ставя Кортни на ноги.
 — О Коннор, я… я верю, — выдохнула она. Она должна была поверить, она так отчаянно хотела поверить.
 Он впился жадным поцелуем в ее губы, и Кортни застонала. Его язык требовательно исследовал нежное тепло ее рта, вызывая сладострастную дрожь. У нее закружилась голова. Они целовались и целовались, пылая обжигающей страстью.
 — Ты такая чувствительная, такая страстная, — прошептал он. — Ты самая желанная для меня женщина в мире, и ты моя.
 Коннор снова впился в ее губы жарким поцелуем. Он медленно опустил ее на кровать. Кортни была как в тумане. А он не терял времени даром — снял блузку, ловко расстегнул бюстгальтер. Она открыла глаза, и их взгляды встретились. Он хотел ее, это было очевидно. Но, кроме желания, в его глазах была и любовь. Кортни забыла обо всех запретах, исчезли все страхи и сомнения. Она ощущала себя женщиной, желанной женщиной.
 Коннор продолжал целовать и ласкать ее. Он хотел доставить ей высочайшее наслаждение, хотел, чтобы их любовь стерла все разногласия, что разделяли их прежде, и соединила их навсегда.
 — Я люблю тебя, Кортни. — Его голос был таким же ласковым, как его руки. На мгновение оторвавшись от ее губ, он увидел ее полные любви глаза. Она провела кончиками пальцев по его волевому подбородку, чувственным губам.
 — Я так люблю тебя, Коннор. Я… я хочу, чтобы ты всегда это помнил, что бы ни случилось.
 Они долго молча смотрели друг другу в глаза. Коннор чувствовал трепет чего-то неосязаемого и в то же время очень реального и понял, что никогда не забудет этого мгновения.
 Он подумал о других мгновениях. Они любят друг друга и женаты уже пять лет, значит, само собой разумеется, что у них было много таких моментов. Тогда откуда это ощущение, что столь полное слияние разума, души и тела происходит с ними впервые?
 Кортни прошептала его имя, коснулась губами его рта, и Коннор больше не мог думать ни о чем, кроме того, как сильно хочет ее.
 Дрожащие пальцы Кортни скользнули под рубашку, лаская его грудь.
 — На нас слишком много одежды, — хрипло рассмеялся Коннор. — Это нужно немедленно исправить.
 Несколькими быстрыми движениями он избавил ее от юбки и колготок. Ловок, однако! Кортни смущенно вспыхнула.
 — Что случилось, малышка? — спросил Коннор. — Почему такие испуганные глаза? Эти большие цыганские глаза…
 Он сощурился. Цыганские глаза.
 — Цыганочка! — воскликнул он. — Я называл тебя так!
 Кортни кивнула.
 — Т-твоя память возвращается?
 — Я вспомнил, что называл тебя Цыганочкой. — Он нежно поцеловал ее. — И я знаю, как сильно люблю тебя, как сильно хочу. Только тебя, Кортни. Никогда не забывай этого.
 — Не забуду, — пылко пообещала Кортни. Как она сможет забыть? Это прекрасное мгновение навсегда останется в ее памяти, что бы ни случилось. — Коннор, я… я всегда буду помнить…
 Она замолкла, потому что в это мгновение его пальцы дерзко скользнули под резинку ее трусиков. Голова ее закружилась. Что она хотела сказать? Она не могла вспомнить, она не хотела вспоминать. Она сладостно застонала от интимных прикосновений его искусных пальцев.
 — Иди сюда, дорогая, — хрипло проговорил Коннор. Он притянул ее к себе, покрывая поцелуями. — Я хочу тебя, Кортни. Ты готова, дорогая? Сейчас?
 — Да, Коннор, да! — простонала Кортни. Она вся горела от изумительного наслаждения.
 «Ты самая желанная для меня женщина в мире». Его слова не выходили у нее из головы.
 И его взгляд заставлял ее чувствовать, что это именно так. И она принадлежит ему.
 Кортни улыбнулась, обвивая его руками.
 — Кортни. — Не отводя от нее глаз, Коннор медленно, осторожно вошел в нее. — Ты такая маленькая, такая жаркая и напряженная.
 Кортни сжала зубы.
 — Я немного нервничаю. — Слабо сказано, подумала она угрюмо. Коннор считает, что они женаты пять лет! Если бы он знал, что она — девственница… Как она может объяснить ему? Она зажмурилась, чтобы удержать жаркие слезы. Что, если он придет в бешенство, узнав правду? Что, если он возненавидит ее?
 — Я знаю, что ты нервничаешь, милая, — нежно сказал Коннор. — Просто расслабься, малышка. Расслабься.
 Он успокаивал ее, ласково гладил по волосам.
 Что-то происходит, Коннор интуитивно чувствовал, здесь что-то не так. Но его мозг был слишком затуманен страстью, чтобы разобраться. Он утешал Кортни, каким-то шестым чувством понимая, что она нуждается в утешении. И под его ласками и поцелуями страхи Кортни постепенно исчезали…
 Гораздо позже, когда их страсть насытилась, мозг Коннора прояснился настолько, чтобы он смог думать. Кортни спала в его объятиях, положив голову на его плечо. А он не мог сомкнуть глаз. Мысли вихрем крутились в голове.
 Коннор вспоминал другие ночи с другими женщинами. Ничто не могло сравниться с тем, что он испытал сегодня с Кортни. Никогда ни к кому не чувствовал он такой полной, безграничной любви.
 Конечно, муж должен испытывать такие чувства к своей жене. Только одна неувязка нарушала идиллию этой ночи любви. Кортни — девственница. То есть она была девственницей до сегодняшней ночи, когда он стал ее первым любовником. А предполагалось, что он был ее мужем последние пять лет!
 Коннор пристально вгляделся в женщину, лежавшую в его объятиях. Луна освещала тонкое лицо, густые темные волосы, рассыпавшиеся по подушке. Каким-то образом ей удавалось выглядеть одновременно и сексуальной и невинной. Сегодня ночью она была именно такой: робкой девственницей, превратившейся в пылкую любовницу.
 Коннор нежно поцеловал ее. Он был ее первым любовником, в этом он был уверен. У него было достаточно опыта, чтобы понять это, да и пятно на простыне не оставляло никаких сомнений.
 И они женаты пять лет? Не могли иметь собственных детей и потому удочерили маленькую Сару? Но женщина не может забеременеть, если никогда не занималась сексом.
 И в этот момент он понял, что не могли они быть женаты целых пять лет. Он был абсолютно уверен в этом, хотя воспоминания об их совместной жизни все еще ускользали от него. У него было одно неоспоримое доказательство: жить с Кортни пять лет и не прикасаться к ней — разве такое возможно?
 У него промелькнула предательская мысль: а что, если они вообще не женаты?
 Коннор немедленно отверг ее. Кортни и Сара принадлежат ему. Он отказывался даже предположить подобное. Его руки крепко сжали Кортни, когда он подумал о прошедшей неделе, всех тех часах, что провел с ней и ребенком. Он любит их обеих. Они — его семья, и они останутся семьей, несмотря ни на что.
 Детский крик, пронзивший ночную тишину, разбудил Коннора. Он посмотрел на часы у кровати и тихо застонал. Четыре тридцать утра!
 Ребенок снова заплакал. Кортни не шевельнулась. Она явно была слишком измучена. Коннор ласково улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
 Выскользнув из постели, он накинул халат и побрел в детскую, слабо освещенную маленьким ночником. Сара сжала крошечные кулачки, ее тельце дергалось от яростных криков.
 Коннор перенес се на пеленальный столик. Хотя обычно этим занималась Кортни, он несколько раз за прошлую неделю перепеленывал ребенка, так что своего рода опыт у него был. Сара перестала плакать и внимательно смотрела на него огромными синими глазами.
 — Не волнуйся, папочка здесь, — он взял ее на руки. — Папочка всегда будет рядом с тобой.
 Сара жадно сосала маленький кулачок, и это означало, что она голодна.
 — Пора завтракать, а? Ну и расписание у тебя, Булочка. Даже морские пехотинцы в учебном лагере не встают так рано.
 Он подогрел смесь в удобном электрическом подогревателе, сел в качалку. Сара издала забавный звук, когда ее маленький ротик охватил соску. Она начала жадно сосать, напряженно глядя в лицо Коннора.
 — Ты — моя маленькая дочка, — сказал он тихо. — Я еще не совсем понимаю, что здесь происходит, но все будет прекрасно, Булочка. Я обещаю.
 Он услышал, как Кортни зовет его.
 — Коннор, где ты? — испуганно звенел ее голос.
 — Я в детской.
 Кортни появилась на пороге совершенно обнаженная.
 — Я… я думала, что ты ушел, — прошептала она.
 Он протянул к ней руку.
 — Иди сюда.
 — Я не одета. — Покраснев, она быстро исчезла и вскоре появилась в скромной бело-розовой ночной сорочке, которую ей так и не пришлось надеть вечером. Сорочка была длинной, до щиколоток, с круглым воротничком и длинными рукавами. Коннор улыбнулся.
 — Ты похожа на девственницу из монастырской школы, — сказал он, давая ей повод во всем сознаться.
 У Кортни пересохло во рту.
 — Вот уж нет! — воскликнула она как можно более беззаботно, но вспыхнула, вспомнив, как они занимались любовью. Она никогда и представить себе не могла, что будет так реагировать на ласки мужчины. И когда она проснулась и не нашла его рядом, ей показалось, что весь мир рушится вокруг нее. Коннор понял, что она девственница, что они не женаты. Он почувствовал себя пойманным в ловушку, которой всегда избегал, и ушел навсегда!
 Кортни задрожала. Слава Богу, все оказалось не так, как она подумала. Пока. Что было бы с ней, если б Коннор ушел?
 — Иди сюда, посиди с нами, — позвал Коннор.
 — Я не умещусь. — Она выдавала нервный смешок, но подошла к качалке.
 Он притянул ее к себе, одной рукой удерживая ребенка.
 — Я никуда не уйду, Кортни.
 Она доверчиво прижалась к нему. Никогда прежде она не чувствовала себя в большей безопасности, чем теперь, и ей хотелось запомнить этот миг навсегда.
 — Почему ты боишься, что я оставлю тебя? Кортни напряглась.
 — Я никогда не умела прощаться, — увильнула она от прямого ответа. — Все те годы, что папа служил в армии, нам все время приходилось переезжать, бесконечные слезы, прощания… У меня каждый раз разрывалось сердце.
 Но она знала, что ничто не сравнится с болью от ухода Коннора, а он уйдет, уверила она себя. Если только не случится чудо и память к нему так и не вернется.
 Она не собирается говорить правду, понял Коннор. Почему? Страх? Она не собирается объяснять, почему заявляет, что замужем за ним пять лет, почему до сегодняшней ночи оставалась девственницей и почему они рассказывали Уилсону Ноллеру сказки о том, что не могут иметь детей.
 Эти размышления привели его еще к одному важному вопросу. Эти заявления о бесплодии — сказки. А он не подумал предохраниться сегодня ночью. И она… он был уверен, что она тоже. Значит, она вполне могла забеременеть.
 Он опустил глаза на Кортни, свернувшуюся на его коленях, на маленькую Сару, сонно прикрывшую глазки. Еще один ребенок?
 Эта перспектива показалась ему невероятно притягательной.
 — Больше не будет прощаний, — нежно пробормотал он. — Ты — моя, и я никогда тебя не отпущу.
 Он накрыл ее рот своим. Но тут Сара пошевелилась, и они неохотно отпустили друг друга.
 — Я уложу ее, — сказала Кортни, тяжело дыша.
 Коннор подошел с ней к кроватке. Они улыбнулись друг другу, когда увидели, что Сара почти немедленно заснула.
 — Она очень спокойный ребенок, — заметил Коннор.
 — Не всегда. Несколько ночей назад ей никак не хотелось спать после того, как я покормила ее. — Кортни усмехнулась. — Мне еле удавалось держать глаза открытыми, а она требовала внимания.
 — А сейчас? — Коннор подхватил ее на руки и понес в спальню. — Хочешь спать? — Он стянул ее ночную сорочку.
 — Нет, — ответила она с улыбкой, встала на цыпочки и обняла его за шею. — А что ты задумал?
 Коннор засмеялся.
 — Может, немного поиграть, — его палец дразняще заскользил по ее груди.
 Кортни невольно застонала, а Коннор опустился на кровать, увлекая ее за собой, снова и снова целуя ее, заставляя забыть обо всем на свете, кроме всепоглощающей страсти, вознесшей их на восхитительные высоты.




 Глава 10


 Утро было солнечным и для апреля необычайно теплым — чудесное утро для прогулки. Коннор катил коляску, Кортни шла рядом с ним. Сара безмятежно спала.
 — Уже почти десять, — заметил Коннор, взглянув на часы. — Нам пора возвращаться. Уилсон и… мой отец должны вот-вот приехать.
 Кортни вздрогнула. Она никак не могла избавиться от дурного предчувствия, что визит Ричарда Тримэйна принесет им всем беду. Что, если Тримэйн такой же хитрый и ловкий, как его приятель Ноллер? Не зря они столько лет дружат.
 При всем своем богатстве и деловых успехах Ричард Тримэйн не внушал ей доверия: изменил жене, избавился от незаконного ребенка. И какую семью выбрал для него!
 Кортни была уверена, что именно амнезия Коннора вдохновила Тримэйна на встречу. Как она могла позволить ничего не подозревающему о своем прошлом Коннору встретиться с этим человеком!
 — Контор, ты должен знать кое-что, — начала было она, но он остановил ее.
 — Дорогая, я знаю, что ты не одобряешь визит моего отца. Но…
 — Коннор, ты не знаешь его, ты его никогда не знал, — выпалила она. — Он просто твой биологический отец, он никогда не был женат на твоей матери. Ты даже не знаешь, кто она, тебя воспитала другая супружеская пара. Сегодня утром ты впервые встретишься с Ричардом Тримэйном. Тебя вырастил Дэннис Маккей, и он умер полгода назад.
 Она ждала от него удивления, разочарования, но он оставался на редкость спокойным.
 — Кортни, я высоко ценю твою заботу, однако не вижу никакого вреда во встрече с Ричардом Тримэйном, — в его голосе не было прежней озлобленности. — Мне кажется, нам давно надо бы познакомиться.
 Он ускорил шаг, повернув коляску к дому миссис Мейсон. Кортни едва поспевала за ним, и вскоре ему пришлось остановиться и ждать ее. Он обнял ее одной рукой, притянул к себе.
 — Тебе совершенно не о чем волноваться, милая.
 Не о чем? Она еле сдерживала слезы. События развивались с ужасающей быстротой и ускользали из-под ее контроля! Она так любит Коннора, так боится потерять его!
 Кортни уткнулась лицом в его грудь, вцепилась в него, не желая отпускать. Его рука скользнула с ее талии на бедро.
 — Я хочу тебя, — сказал он внезапно огрубевшим голосом. — Поскорей бы этот визит закончился, Сара заснула бы и мы…
 Он прошептал ей в ухо такие чувственные слова, что она покраснела, ее дыхание участилось, грудь болезненно напряглась. Он имел над ней такую власть, что одни его слова вызывали в ней бурное ответное желание. Она вспомнила ласки прошлой ночи и невольно вздрогнула.
 Кортни взглянула на него, оглушенная, потрясенная. Он сверкнул озорной улыбкой.
 — Я тоже помню, Цыганочка!
 Сердце едва не выскочило из ее груди. То, как он смотрел на нее, как назвал Цыганочкой, дразня, соблазняя… Неужели он…
 Коннор опустил голову и поцеловал ее. И снова оба позабыли о времени.
 Когда они вернулись, Уилсон Ноллер и Ричард Тримэйн уже сидели в гостиной миссис Мейсон. Увидев их, Кортни окаменела. Но Коннор спокойно вынул Сару из коляски, передал ее Кортни и затем подошел к гостям.
 — Коннор, — нарушил молчание Уилсон Ноллер. — Это Ричард Тримэйн. Ваш отец.
 Кортни затаила дыхание. Казалось, будто сцена из спектакля медленно разворачивается перед ее глазами. Она встревоженно следила, как Ричард Тримэйн протягивает Коннору руку, как они обмениваются крепким рукопожатием. И вдруг, к ее изумлению, Ричард Тримэйн, воплощение богатства и успеха, такой хладнокровный, порывисто заключил Коннора в объятия. В зеленых глазах Тримэйна стояли слезы, в глазах совсем таких же, как у Коннора. Кортни не могла понять, почему не заметила этого в вестибюле клуба, когда впервые встретила его. Правда, тогда она не знала, что он отец Коннора.
 Она пристально смотрела, ожидая дальнейшего развития событий, почти уверенная, что Коннор сейчас заявит о возвращении своей памяти и обвинит Тримэйна в том, что тот сбыл его Маккеям.
 Но ничего страшного не произошло. Коннор не обнял отца, но и не оттолкнул его.
 — Сынок, — Тримэйн задыхался от переполнявших его чувств. — Коннор, я так давно ждал этого дня. Тридцать четыре года. Но я никогда не терял надежды.
 Кортни подумала, что он перегибает палку, и на мгновение пожелала, чтобы вернулся прежний резкий Коннор и объяснил ему это. Она неловко переминалась с ноги на ногу, наблюдая, как сияющий от счастья Тримэйн снова и снова обнимает Коннора.
 Наконец она не выдержала.
 — Если вы так хотели увидеть Коннора, почему вы не связались с ним раньше, мистер Тримэйн? — холодно спросила она.
 — Он отчаянно хотел этого, — вмешался Уилсон Ноллер. — Но мать Коннора запрещала ему любые контакты с сыном. Выйдя замуж за Дэнниса Маккея, она заявила Ричарду, что между ними все кончено. Она хотела вырастить Коннора как родного сына Маккея. Ричард считал, что должен уважать ее желание. Я был очень удивлен, услышав, что Коннор уже знает правду о своем отце. Это совсем не то, что планировала Нина, дорывая с Ричардом. Я тут же связался с Ричардом, даже до того, как узнал о катастрофе. Он хотел немедленно увидеть Коннора, но… казалось благоразумнее подождать еще несколько дней.
 — Ничего не понимаю, — явно озадаченная Кортни уставилась на троих мужчин. — Дэннис Маккей говорил Коннору, что его мать была подружкой Ричарда Тримэйна, которая отдала им сына за солидное вознаграждение, чтобы только сбыть его с рук.
 — Что вы такое говорите! — изумился Ноллер. — Она никогда никому его не отдавала. Нина вышла замуж за Дэнниса Маккея — не послушав моего совета, я должен добавить, — потому что хотела сохранить своего сына. Тридцать четыре года назад молодая одинокая женщина не смела открыто растить незаконнорожденного ребенка. Хотя ей это не грозило. Ричард хотел…
 — Так вот почему Маккей никогда официально не усыновляли Коннора, — прервала его Кортни, вспомнив рассказ Коннора в кабинете Кирэна Кауфмана.
 — Нина была замужем, когда родила сына, ей безусловно не надо было усыновлять его, — снисходительно пояснил Ноллер. — И во многих штатах ребенок, рожденный в браке, считался законным ребенком мужа.
 Он и Кортни уставились друг на друга, одновременно осознав, что разговаривают одни.
 Коннор и Ричард Тримэйн не проронили ни слова.
 — Я никогда никому не платил, чтобы избавиться от тебя, Коннор, — сказал Ричард, не отрывая взгляда от сына. — Я хотел быть частью твоей жизни, но твоя мать не позволила. Я ежемесячно посылал чек прямо Дэннису Маккею, потому что Нина ясно дала понять, что ничего не возьмет от меня. Она отказалась иметь со мной дело, она даже слышать ничего обо мне не хотела. Я знал, что ты считаешь Маккея своим отцом, и боялся, что сообщить тебе правду будет слишком эгоистично с моей стороны и травмирует тебя. Но я посылал деньги Дэннису и регулярно получал от него твои фотографии и новости о тебе.
 — И Дэннис Маккей регулярно проигрывал эти деньги! — возмущенно воскликнула Кортни. — Коннор и миссис Маккей никогда не пользовались этими деньгами. Ей приходилось тяжело работать, чтобы содержать семью все эти годы, в то время как этот… этот негодяй тратил деньги Коннора и лгал ему о его родителях!
 Она была в бешенстве. Еще бы! С самого детства Коннора обкрадывали, а его мозг отравляли ложью.
 — Я всегда подозревал, что Дэннис Маккей отъявленный мошенник, — вставил Ноллер. — Я пытался предупредить Нину, но она всегда была чертовски упряма. Она и слушать меня не захотела. Сказала, что Маккей согласен жениться и принять ребенка как своего собственного. Она не позволила Ричарду развестись, настаивала, чтобы он остался со своей женой Марни и…
 — Нина испытывала очень сильное чувство вины из-за нашей связи, — тихо сказал Ричард, — ведь я уже был женат, когда встретил твою мать, Коннор…
 — Но это не было одной из тех мимолетных легкомысленных связей, — прервал его Ноллер со своей обычной уверенностью и энтузиазмом. — Коннор, я был с твоим отцом в тот день, когда он встретил твою мать. Ричард порезал руку в клубе, и необходимо было наложить швы. Я отвез его в госпиталь. Твоя мать дежурила в отделении «Скорой помощи». Они только посмотрели друг на друга и… Ты знаешь эти старые кинофильмы, где, когда пара встречается, раздается залп и фейерверк? Так и было, Коннор, я клянусь. Они не могли бороться с этим, они безумно влюбились друг в друга.
 — Понимаю, — сухо сказал Коннор. Он был совершенно спокоен, в отличие от Кортни.
 — Залп, фейерверк, — повторила она, поднимая глаза к небу. — Одна из тех неподвластных нам вещей, так?
 — Именно так, но это не оправдывало моего поведения, — печально сказал Ричард Тримэйн. — Я поступил нечестно — и расплачиваюсь до сих пор. Я принес горе Нине и в конце концов потерял и ее и сына.
 Его неподдельное горе тронуло Кортни. Она ожидала всего чего угодно, только не раскаяния.
 — Ричард, не казни себя! — воскликнул Ноллер. — Позволь мне все объяснить этим молодым людям. Твой брак счастливым назвать было никак нельзя. Твоя жена не понимала тебя.
 Кортни нахмурилась. Может, Ричард Тримэйн и не соответствовал расхожим представлениям о рационализме, но Уилсон Ноллер прекрасно в них вписывался. Или это был тщательно срежиссированный спектакль, разыгрываемый по непонятным ей причинам?
 Она искоса взглянула на Коннора и обнаружила, что он следит за ней. Он отошел от отца и встал рядом с ней.
 — Почему бы тебе не отнести ребенка наверх и не положить в кроватку? — тихо проговорил он. — И сама приляг.
 Он нежно обвел пальцем синяки под ее глазами.
 — Ты устала. — И еще тише:
 — Ты почти не спала ночью.
 Кортни вздрогнула. Несправедливо напоминать ей о прошлой ночи, когда она с таким трудом пытается разгадать козни Ноллера и Тримэйна.
 Коннор улыбнулся ленивой чувственной улыбкой, обещающей… долгие медленные ласки, которыми они наслаждались утром.
 — Я скоро присоединюсь к тебе, — пообещал он, с улыбкой наблюдая, как нежный румянец заливает ее щеки.
 Но хоть страсть и затуманила мозг, способность здраво мыслить у нее не исчезла.
 — Ты просто хочешь, чтобы я ушла и ты мог поговорить с… ним, — она угрюмо взглянула на Ричарда Тримэйна. Он спокойно встретил ее взгляд.
 Кортни поняла, что боится его. Тримэйн — богатый, могущественный человек со связями, у него масса влиятельных друзей. И один из них — Уилсон Ноллер, беспринципный торговец детьми, которого она и Коннор собирались разоблачить. То, что Ноллер так прекрасно отнесся к ним, почему-то еще больше внушало недоверие к Ричарду Тримэйну.
 — Иди, малышка. — Коннор решительно обнял ее, вывел из комнаты и быстро чмокнул в макушку. — И перестань волноваться. Разве я не обещал тебе, что все будет хорошо?
 Она хотела еще раз настоять на том, чтобы остаться, но синие глаза Сары вдруг распахнулись и личико ее сморщилось, словно она вот-вот расплачется.
 — О, похоже, она хочет есть, — заметил Коннор, пробегая пальцем по детской щечке. Сара повернула голову, ища соску, и, не найдя ее, заревела.
 Кортни повернулась к лестнице. У нее теперь не было выбора. Она должна была уйти и заняться ребенком. Но она успела расслышать слова Ричарда Тримэйна:
 — Коннор, я знаю, что ты юрист, и хочу предложить тебе твое законное место в «Тримэйн инкорпорейтед»…
 Кортни в панике бросилась вверх по лестнице. Он думает, что Коннор — юрист! Потому что так она сказала Уилсону Ноллеру.
 Заботы о Саре немного отвлекли Кортни, но каждый раз, как она вспоминала, в какое жуткое положение они попали, ее охватывала сильнейшая тревога. К тому времени, как Сара, посапывая, лежала в кроватке, Кортни уже достаточно успокоилась, чтобы осознать, что ей необходима помощь, и она набрала номер вашингтонского офиса «Взгляда изнутри».
 Кирэн Кауфман совсем не обрадовался, услышав ее голос.
 — У меня еще не «закончены три очерка, а номер пора подписывать в печать, — пролаял он. — И кроме того, моя личная жизнь полетела ко всем чертям. Что вам нужно?
 Кортни сглотнула. Разговор будет нелегким.
 — У Коннора амнезия, — выпалила она, совершенно не зная, с чего начать. Кауфман громко расхохотался.
 — Вы насмотрелись мыльных опер, детка? А что еще творится в Тенистых Водопадах? Может, у вас появился злобный близнец, сваливающий на вас все разрушения в городе?
 — Это серьезно! — воскликнула она. — Коннор думает, что он юрист и…
 — Он действительно юрист, — оборвал ее Кирэн. — А если вы думаете, что у него амнезия, то вы простофиля. Он явно дурачит вас… может, чтобы заманить в постель? Сработало?
 Кортни была слишком взволнованна, чтобы реагировать на оскорбление. Так Коннор действительно юрист? И она снова вспомнила то, что он сказал ей тогда в машине: «А если я закончил университет… и получил лицензию на юридическую практику?»
 Вместо того чтобы поверить, она решила, что он дразнит ее, и ответила насмешкой.
 Кауфман прервал молчание:
 — Что-нибудь еще? Или вы не кладете трубку, чтобы понапрасну тратить мое время?
 — Если Коннор юрист, так почему он не работает по специальности? Почему он работает этим…
 — Я никогда его не спрашивал, почему он делает то, что делает, — нетерпеливо прервал Кауфман. — Я был одним из лучших в своем выпуске факультета журналистики Колумбийского университета. Почему я не работаю в «Нью-Йорк тайме»? Иногда жизнь складывается не так, как планируешь.
 — Чаще, чем иногда! — пылко подтвердила Кортни. — Кирэн, вы…
 — Достаточно глупых вопросов, — грубо прервал он. — Мне надо уходить.
 — Ну, вы сегодня точно не в духе! — воскликнула она, прежде чем он успел повесить трубку.
 — Да, и в том ваша вина. Вы познакомили меня с Джарелл Харкурт и исковеркали тем самым мою жизнь.
 Кортни не сразу нашлась что ответить.
 — Ничего подобного! Я вас не знакомила. Вы сами познакомились с ней.
 — И все равно вы виноваты. Если бы вы не были в том клубе в тот вечер, Маккей не потащил бы меня туда и я бы никогда с ней не встретился.
 — Насколько я помню, вам было очень весело, когда вы уехали с ней в тот вечер. Вы сказали, что она — цитирую: горячая новая крошка, — и думали, что отправитесь с ней прямо в постель. — Кортни невольно усмехнулась. — Я должна сделать вывод, что она резко и хладнокровно покончила с вашими иллюзиями?
 — Мы действительно отправились в постель и с тех пор не расстаемся! — Кауфман почти рыдал. — Она говорит, что любит меня и хочет за меня замуж! Дьявол, возможно, она уже беременна. Кто думал о предосторожностях, когда она… когда мы… — он умолк.
 — Хлоп, — пробормотала Кортни.
 — Что?
 — Просто звук захлопывающейся дверцы метафорической клетки, — сухо объяснила Кортни.
 — Черт побери! Никогда не думал, что нечто подобное может случиться со мной! — бесновался Кауфман. — Я не из тех парней, в которых женщины влюбляются… или за которых собираются замуж.
 — Ну, от меня вы сочувствия не дождетесь. А что до Джарелл, я всегда считала ее немного… странной, мягко Говоря. И, возможно, вы не хотите признать это, но вы на крючке, Кауфман, — объявила Кортни. — Вы в нее влюблены. Иначе бы вы отделались от нее в тот же момент, когда она начала произносить такие вселяющие в мужчин ужас слова, как «любовь» и «брак». Надеюсь, вы пригласите меня на свадьбу, — злорадно добавила она.
 Кауфман разразился гневным проклятьем и хлопнул трубкой с такой силой, что у Кортни в ушах зазвенело. Кирэн Кауфман и Джарелл Харкурт? Ее улыбка стала еще шире. Какая милая парочка! Ей захотелось, чтобы к Коннору вернулась память, тогда бы они смогли повеселиться вместе.
 Но стоп, когда к Коннору вернется память, он не захочет иметь с ней ничего общего. Он придет в бешенство и обвинит ее в том, что она подловила его, воспользовавшись его амнезией. Глаза Кортни наполнились слезами. Чем бы она ни руководствовалась, это не может послужить оправданием в его глазах.
 Кортни беспокойно шагала по комнате, невеселые мысли вихрем кружились в ее голове. Она несколько раз проверила спящую Сару и наконец, не в состоянии больше ни секунды оставаться одной, спустилась вниз.
 Гостиная была пуста. Кортни бросилась к парадной двери, ее пульс участился, воображение немедленно нарисовало ужасные картины, которые могли бы объяснить отсутствие Кон-нора.
 Но, увидев, как он вполне дружелюбно прощается с Ричардом Тримэйном и Уилсоном Ноллером, она испытала облегчение, однако сердце все еще продолжало бешено колотиться.
 Коннор вернулся в дом и внимательно оглядел ее.
 — Что случилось, милая? — спросил он, в его голосе звучала искренняя озабоченность.
 — Тебя не было, когда я спустилась вниз, — она потрясла головой. — Я… я испугалась, что они похитили тебя или что-то в этом роде, — сказала она, подсмеиваясь над собой.
 — Я уже говорил тебе, что никуда не исчезну. — Он притянул ее к себе. — Так что похищения тоже исключаются.
 Кортни прижалась к нему. Ей хотелось умолять его, просить, чтобы он никогда не покидал ее. Он бы снова пообещал, но она знала, что его слова не успокоят ее. Когда он узнает правду… Кортни задрожала. Он уйдет.
 — Как прошел визит? — спросила она.
 — Очень хорошо, учитывая всю необычность ситуации, — криво улыбнулся Коннор. — Он… Ричард Тримэйн… мой отец… предложил мне работу в семейной компании. Он хочет официально признать меня своим сыном, хочет, чтобы я познакомился с братьями.
 Кортни вскинула голову, изучающе глядя на него.
 — Он немного рассказал о своей жене, Марни, — спокойно продолжал Коннор. — Он сказал, что она была милая красивая женщина, но они никогда не любили друг друга. Они были молоды и поженились, подчинившись решению семей. Это был выгодный финансовый союз для обоих. Они не были счастливы, хоть Марии и родила Коула, моего старшего брата, в первый год их брака. И потом мой отец встретил мою мать.
 — И тут — фейерверк, — тихо сказала Кортни, вспомнив слова Ноллера.
 — Именно. Он хотел развестись с Марии и жениться на моей матери, когда она забеременела, но она и слышать об этом не желала. Она была уверена, что наказана за свои грехи и, если разрушит его брак, они оба будут вечно гореть в аду, — он передернулся. — Так что она выбрала ад на земле с Дэннисом , Маккеем, а Ричард остался со своей женой и получил еще двух сыновей. Затем Марии погибла в автокатастрофе. Вскоре после этого Ричард снова просил мать развестись с Маккеем и выйти за него замуж. Она отказалась.
 — Еще большее наказание? — предположила Кортни.
 Коннор вздохнул.
 — Наверное. Она сказала Ричарду, что не любит Дэнниса Маккея, но считает себя обязанной ему за то, что он женился и дал мне свое имя, и, кроме того, у нее уже было двое детей от него. Она сказала, что он неплохой отец и она не может разрушать семью. Мой отец так никогда больше и не женился. Он сказал, что, раз он не может жить с моей матерью, ему больше никто не нужен.
 — Как печально, — прошептала Кортни.
 — Он сказал, что поддерживал образ скорбящего вдовца ради своих сыновей, но теперь хочет, чтобы они знали правду, — Коннор прочистил горло. — Он хочет передать мне пакет акций и попечительский фонд, который основал давно на мое имя. Сегодня вечером он собирается позвонить моей матери и рассказать ей обо всем.
 — Рассказать, что он наконец заявил свои права на тебя, — сказала Кортни. — Интересно, как она это воспримет.
 — Мне гораздо интереснее, как это воспримешь ты. Это коснется нас всех, Кортни. Тебя, меня, Сары… и того, кто может еще появиться. — Он по-хозяйски положил руку на ее живот. Когда же она наконец признается!
 Но Кортни, оглушенная возможными последствиями звонка Ричарда Тримэйна матери Коннора, не уловила намека, содержавшегося в его последнем замечании. Все, о чем она могла думать, — это о том, что Нина Маккей прекрасно знает, что ее сын не женат, и, безусловно, сообщит об этом Тримэйну. И тогда ее карточный домик рассыплется. Она жила в мире грез, уныло признала Кортни. Она рассчитывала, что у нее еще есть время до тех пор, пока к Коннору вернется память. Неопределенно много времени. Теперь времени осталось только до вечера. Кортни закрыла глаза, прижала лоб к его груди, надеясь спрятать от него свои страдания. Ее пронзила боль, такая мучительная, что она задержала дыхание, чтобы не закричать. Еще одно расставание, еще одно прощание. Она столько пережила их, но знала наверняка, что это будет самым худшим из всех.
 — Малышка спит? — хрипло спросил Коннор, прижимая ее к себе. Он стал пощипывать губами ее подбородок, чувствительную впадинку за ухом, нежный изгиб шеи, вдыхая изумительный аромат ее кожи, пробуя ее на вкус. С тихим стоном он накрыл ладонью ее грудь.
 Его твердая плоть не оставляла никаких сомнений относительно его желаний. Кортни судорожно выдохнула. Новая разбуженная чувственная сторона ее хотела упиваться каждым пронизывающим ее ощущением, провести оставшиеся последние часы, занимаясь с ним любовью. Но защитные рефлексы, развитые за годы переездов и болезненных расставаний, включились автоматически, подействовав на нее отрезвляюще. Каждый раз, когда семья Кэри получала перевод на новую военную базу, Кортни справлялась с болью разлуки, уходя в себя, вежливо, но непреклонно отстраняясь от тех, кого собиралась покинуть. Она поступила сейчас точно так же. Едва Коннор собрался подхватить ее и отнести в спальню, как она вырвалась из его рук.
 — Такой прекрасный день, — сказала она, приклеивая к лицу веселую улыбку.
 Коннору не было никакого дела до погоды, и он не собирался ее обсуждать. Он потянулся, чтобы поймать ее, но Кортни оказалась проворнее. Она ловко обошла его и пересекла комнату, ее улыбка стала еще веселее.
 — Я знаю, что мы будем делать сегодня! — воскликнула она с вполне правдоподобным энтузиазмом. — Мы устроим пикник! Прекрасный день для пикника, и к тому же свежий воздух полезен Саре. Да и нам тоже… мы слишком долго просидели взаперти в этой больнице. Миссис Мейсон говорила, что на краю города есть прекрасный парк. Его пересекает Тенистый ручей, и там есть водопады. Отсюда и название города — Тенистые Водопады.
 Коннор скорчил гримасу. Такая перспектива ему не улыбалась. Он горел неистовым желанием. Он так сильно хотел ее, что с трудом удерживался, чтобы не броситься к ней, перекинуть через плечо и отнести в постель.
 — Я не хочу никакого пикника, — проскрежетал он. — Кортни, я…
 — Но мы с Сарой хотим, и мы поедем, — весело пропела Кортни и унеслась из комнаты.
 Ее исчезновение было настолько быстрым, что Коннор не успел ничего предпринять. Он услышал, как она говорит с миссис Мейсон, возившейся в кухне. Изумительные ароматы, доносившиеся оттуда, совершенно его не соблазняли.
 Пикник? Что с ней происходит? Он задумчиво прищурился. Она не могла не чувствовать, как сильно он ее хочет. Его осенила мысль: неужели его очевидное желание испугало ее? Может быть, ее неожиданный порыв отправиться на пикник маскировал нервный припадок, последствие их страстной ночи? Мысли о прошлой ночи разожгли его еще больше. Неужели для нее это оказалось слишком сильным испытанием? Его бросило в дрожь при мысли, что он причинил ей боль. Однако воспоминания о том, как она отвечала ему, как самозабвенно отдавалась, немного успокоили его. Она была девственницей и, возможно, поэтому чувствовала себя смущенной и ошеломленной его страстными требованиями… и своими желаниями. Коннор нахмурился. Ему следовало шевелиться быстрее и затащить ее наверх, где он смог бы сразу положить конец ее опасениям. Он бы ласкал ее так нежно, доставил бы ей такое наслаждение, что она навсегда бы забыла о сдержанности с ним. Но она застала его врасплох, и он упустил свой шанс. Его тело ныло от чувственного напряжения, которое легко разрасталось до вожделения при самом крохотном поощрении с ее стороны. Может быть, если он попытается снова…
 Он прошел в кухню. Миссис Мейсон ставила противень с печеньем в духовку, а Кортни вынимала из буфета хлеб.
 — Коннор, сколько ты можешь съесть сэндвичей? — оживленно спросила Кортни.
 Она улыбалась светской улыбкой, которая действовала на него раздражающе, потому что это была улыбка, которую она дарила всем, а ему хотелось, чтобы она улыбалась ему одному.
 — Пшеничный или ржаной хлеб? — спросила она с бесстрастным дружелюбием официантки.
 Коннор подавил вздох. Это было совсем не то предложение, на которое он рассчитывал. Но, поскольку ее позиции были укреплены доблестной миссис Мейсон, у него не было возможности провести соблазняющую кампанию и заставить ее передумать.
 — Я не привередлив в еде. Все, что ты сделаешь, будет прекрасно, — сказал он с сокрушенным вздохом.
 Итак, пикник неминуем… и ему предлагают остыть. Он повернулся и вышел из кухни, размышляя над невероятным событием: Коннор Маккей подчинился желаниям женщины!




 Глава 11


  —  Сознайся, что здесь совсем неплохо, — игриво настаивала Кортни, передавая Коннору еще один сэндвич. Они сидели на вылинявшем стеганом толстом одеяле, одолженном у миссис Мейсон. Прекрасно ухоженный обширный парк, гордость городка, был усеян деревянными столиками под высокими тенистыми деревьями, уже зазеленевшими свежей весенней листвой. Быстрый ручей пересекал парк, падая с шестифутовой высоты перед тем, как влиться в небольшой приток Потомака.
 Кортни и Коннор выбрали место на траве под широкими ветвями огромного дуба. Сара крепко спала в пластмассовой переносной кроватке, не замечая перемены обстановки.
 — Я знаю, что тебе не очень хотелось ехать, но теперь ты доволен, правда? — Кортни порылась в плетеной соломенной корзинке, также одолженной у миссис Мейсон, и вытащила два яблока, два апельсина, несколько шоколадных пирожных с орехами в промасленной бумаге, шоколадное домашнее печенье, пакетик орехов и пакетик конфет.
 Коннор принялся за сэндвич — индейка, ветчина, сыр, салат и помидор, — уже третий.
 — Надо отдать должное миссис Мейсон, она собирает отличные корзинки для пикника. Этого ленча хватило бы, чтобы накормить целую страну «третьего мира».
 — Я собрала этот ленч, — поправила Кортни. — И конечно, я заплатила за продукты миссис Мейсон.
 — Разумеется. Миссис Мейсон точно знает, как заработать. За этой внешностью доброй бабушки скрывается инициативный и жесткий предприниматель.
 — Что ты имеешь в виду? — Кортни бросила на него быстрый, полный дурных предчувствий взгляд.
 — Неужели я не могу сделать простое замечание без того, чтобы его тут же не начали анализировать со всех сторон? Теперь тебе только осталось вставлять в каждое предложение сегодняшнее число, чтобы сориентировать меня во времени и месте, как предупредительной больничной сиделке.
 Кортни рассмеялась.
 — Хочешь десерт?
 — Надеешься подсластить меня?
 — Может быть. Ты так раздражен с того момента…
 — Как ты решила отправиться на пикник под защиту добрых граждан Тенистых Водопадов… — он раскинул руки, указывая на семьи за столиками, — вместо того чтобы остаться со мной.
 Кортни покраснела. В ней быстро вскипел гнев, замечательное средство отгородиться от боли.
 — И ты пытаешься наказать меня за то, что я не отправилась с тобой прямиком в постель? Вместо того чтобы наслаждаться прекрасным днем, чудесным парком и вкусной едой, ты… ты дуешься!
 — Если я и дуюсь, то по крайней мере веду себя честно. А вся твоя восторженность так же фальшива, как… — он резко замолчал.
 Так же фальшива, как наш брак? Эти слова звенели в ее голове. Сам того не сознавая, он нашел крайне удачное определение. Но ему не стоит так беспокоиться, ведь их фальшивому браку осталось жить всего несколько часов.
 Кортни встала на колени и начала убирать еду обратно в корзинку.
 — Мне не следовало спать с тобой прошлой ночью, — пробормотала она, злясь на себя, на него и на жестокую судьбу, поманившую надеждой и тут же отобравшей ее. — Мы прекрасно ладили всю прошлую неделю, пока не был вовлечен секс…
 — Не был, а есть. Цыганочка. — Он встал на колени рядом с ней. — Секс вовлечен и сейчас, и очень сильно.
 Он схватил ее за руки и прижал к своей груди. Его глаза исследовали темные бархатные глубины ее глаз.
 — Ты моя, — хрипло и неистово прошептал он. — Я не собираюсь отпускать тебя и никогда не позволю себя оттолкнуть.
 Его большой палец скользнул по ее губам, они задрожали и раскрылись ему навстречу.
 — Коннор, — простонала Кортни, задыхаясь, когда его рот приблизился к ее губам.
 — Я знаю, малышка, я знаю.
 Его руки скользнули под ее свитер, лаская нежную кожу. Он целовал ее, и она отвечала на его пьянящий поцелуй со всей любовью и страстью, которых не могла скрыть.
 — Уйдем отсюда, — предложил он. — Я хочу побыть с тобой наедине, хочу показать тебе, как сильно… как хорошо… — Коннор прижался губами к нежному изгибу ее шеи.
 Легкий ветерок пошевелил ветви, и Кортни ощутила его освежающую прохладу на своем пылающем лице. Когда она почувствовала, что ловкие пальцы Коннора добрались до застежки ее бюстгальтера, она вцепилась в его руки и оттолкнула его.
 — Коннор, мы здесь не одни! — Ее голос был низким и хриплым. Коннор понимающе улыбнулся.
 — Ты права. — Он отодвинулся от Кортни. — Ни к чему шокировать отдыхающих публичным проявлением пылких чувств. У них может возникнуть желание арестовать нас!
 Он улыбался. Его настроение снова было приподнятым, подумала Кортни. Он ворчал, как злой медведь, когда она ему отказала, но теперь, поняв по ее несдержанной, пылкой реакции, что постель близка, засиял, как этот солнечный день. Только что она постигла древнюю истину о мужской натуре, которую узнают жены о своих мужьях.
 Она чувствовала себя опытной и искушенной и мудрой… но совсем недолго. Затем действительность вновь заявила о себе. Она ему не жена, и сегодня вечером, после того как Ричард Тримэйн сообщит Коннору о том, что их брак с Кортни не больше чем выдумка, исчезнет последний шанс на то, что она когда-нибудь станет его законной женой. Ее сердце болезненно ныло, когда она шла за Коннором к машине, наблюдала за тем, как он осторожно вынимает Сару из маленькой постельки и укладывает в пластмассовую корзину, прикрепленную между передними сиденьями.
 Ее глаза наполнились слезами. Коннор так ласково обращался с Сарой, так любяще и заботливо. Он нужен ребенку как отец, а ей необходим как муж. Они — семья! До сегодняшнего вечера…
 Сара! Сердце Кортни вдруг бешено заколотилось, и на нее нахлынула тошнотворная волна страха. До этого момента она полагала, что Сара останется с ней, когда Коннор уйдет. Теперь ей пришло в голову, что третьим телефонным звонком Ричарда Тримэйна (после первого звонка Нине Маккей и второго — Коннору) будет звонок его старому приятелю Уилсону Ноллеру. Конечно, Тримэйн расскажет адвокату, что Коннор не женат. Кортни мысленно увидела два возможных варианта развития событий после этого звонка. В первом Коннор оставляет себе Сару как отец-одиночка, во втором — ребенка отдают в чужие руки, чтобы Коннор мог начать новую волнующую жизнь, ведь он теперь Тримэйн! Оба сценария исключали участие Кортни, и потому оба были для нее невыносимы.
 Она была так поглощена своими мыслями, что не проронила ни слова во время их поездки к дому миссис Мейсон. Коннор тоже молчал. По его удовлетворенной, улыбке и быстрым чувственным взглядам она поняла, что он думает лишь о том, как поскорее добраться до пансиона.
 Если бы только все было так легко и просто! Если бы они действительно были женаты и возвращались домой в предвкушении пылких ласк. Но они не муж и жена. И никакие самые страстные желания не помогут.
 Она не получит Коннора. Хоть сердце и не желало смириться, умом она уже приняла этот факт. И здравый смысл подсказывал, что пора убираться из Тенистых Водопадов.
 Кортни взглянула на ребенка, спящего в своей колыбельке. Скорее всего, Сара проспит еще несколько часов до того, как захочет есть. Сумка на заднем сиденье была полна пеленок, кремов, бутылочек со смесями, фланелевыми одеяльцами и двумя полными комплектами белья. Во время ежедневных визитов в госпиталь она узнала, что ребенку на прогулку надо столько же, сколько взрослому на неделю.
 Она заглянула в сумочку: деньги, кредитные карточки — все самое необходимое при ней. Конечно, ее одежда и чемоданы останутся в доме миссис Мейсон, но та может выслать их, если ей заплатить.
 Значит, конец. Нет смысла затягивать расставание, тем более что это может стоить ей Сары. Узы, связавшие ее с девочкой, неразрывны, она никогда от нее не откажется.
 А Коннор? Кортни сглотнула комок, застрявший в горле. Как бы ей хотелось остаться с ним, но это было невозможно. Он теперь Тримэйн и вне ее досягаемости. Через несколько часов он узнает правду об их фиктивном браке. Она не смеет рисковать последствиями разоблачения, особенно когда на карту поставлено благополучие Сары. Кортни со стыдом призналась себе, что, если бы не ребенок, она, забыв о гордости, умоляла бы Кон-нора позволить ей остаться с ним на любых условиях.
 Но мать приносит жертвы ради ребенка, мать ставит интересы ребенка выше своих собственных, а она — мать Сары. Ей необходимо спрятать ребенка от угрозы, исходящей от Уилсона Ноллера, и власти Ричарда Тримэйна.
 А это означает оставить Коннора. Сейчас.
 Коннор затормозил перед домом миссис Мейсон.
 — Я положу ключи себе в сумочку, чтобы они не потерялись, — сказала Кортни, выхватывая ключи из рук Коннора. Коннор, разгоряченный и воодушевленный, не заметил нервной дрожи в ее голосе, натянутой, неестественной улыбки. Он вышел из машины, обошел ее, собираясь помочь Кортни вынуть еще спящего ребенка.
 Не успел он подойти к дверце, как Кортни прыгнула на водительское сиденье. Вставив ключ в замок, она завела мотор, и машина сорвалась с места так, что шины завизжали.
 Кортни быстро оглянулась на Коннора, замершего на месте с открытым от изумления ртом. Она не смела представить себе, каково ему сейчас. Он, конечно, будет обижен, озадачен, расстроен… до звонка Ричарда Тримэйна.
 И тогда он ее возненавидит. Кортни подавила рыдания и сморгнула жгучие слезы, обжигавшие глаза. Она не имеет права на такую роскошь, как слезы. У нее ребенок, за которого она в ответе. Ей надо вести машину, а это требует бдительности и самообладания, даже если ее сердце разрывается на части.
 Дорожный знак показал поворот на Вашингтон, и Кортни уже готова была свернуть, когда почувствовала холодок надвигающейся опасности. Если Коннор свяжется с Тримэйном или Ноллером, один из них может появиться у ее квартиры. Ноллер знает, что она работает в НОТ. Телефонный звонок в офис — и они выяснят ее адрес. Ее сослуживцы доверчивы и любезны и, вполне вероятно, откликнутся на любую просьбу помочь. Она не может рисковать.
 Кортни посмотрела на Сару. Слава Богу, она не просыпалась. Куда ехать? Марк и Марианна живут недалеко от Балтимора, но и Коннор, и Ноллер знают о них и легко найдут ее там. И еще одна причина, по которой она не может искать помощи у брата и его жены, с грустью признала Кортни. Она не готова появиться у них с малышкой на руках, ведь сами они так долго хотели усыновить ребенка.
 Она мысленно пролистала список возможностей. Друзья вряд ли помогут — ситуация, в которую она попала, требовала помощи семьи.
 Родители живут далеко, в южной Флориде, а сводные братья, все военнослужащие, — за границей со своими семьями, сводная сестра Кэти — на Западном побережье, так что сейчас рассчитывать на их помощь она не может.
 Остаются родная сестра Эшлин в Нью-Йорке и сводная сестра Мишель в Гаррисберге. Обе — в пределах ее досягаемости, обе живут одни в собственных квартирах.
 Но долго выбирать между ними Кортни не стала. Если она свалится на голову рассудительной, искушенной в житейских делах Эшлин с ребенком и безумной историей о своих необычайных приключениях, Эшлин наверняка попытается пристроить ее в ближайшее заведение для душевнобольных.
 Кортни направилась в Гаррисберг. Пусть Эшлин и родная сестра, но нежная, понимающая Мишель всегда была ей ближе.
 Сара проснулась, когда они приближались к окраинам города, и беспокойно захныкала. К тому времени как Кортни остановила машину на стоянке перед домом Мишель, ребенок вопил изо всех своих детских сил.
 — Все в порядке, дорогая, — успокаивала ее Кортни, быстро преодолевая два пролета лестницы, ведущей к квартире Мишель. В доме был лифт, но она не могла ждать ни секунды. — Еще немного. Булочка, и ты получишь свой обед.
 Прозвище, которое дал девочке Коннор, легко сорвалось с ее губ и вызвало новый прилив грусти. Кортни никогда не чувствовала себя такой одинокой и потерянной, как сейчас, стоя в пустом коридоре с плачущим ребенком на руках.
 Она нажала на кнопку звонка раз, два, три раза. Ответа не было. Она стала продумывать план своих действий на случай, если Мишель ушла на весь вечер. Когда она нажала на кнопку в четвертый раз, дверь распахнулась.
 — Мишель, слава Богу, ты дома! — воскликнула Кортни. И застыла на пороге, раскрыв рот.
 Дверь открыла не Мишель. Мужчина. Он стоял, вылупив глаза на нее и плачущего ребенка с таким же недоверчивым видом, с каким она смотрела на него…
 — Кто вы? — Кортни была слишком смущена, увидев незнакомца, чтобы выдавить вежливое приветствие. Ее темные глаза критически осмотрели босого мужчину в расстегнутой на груди рубашке, столь ошеломляюще красивого, что она насторожилась еще больше.
 — Я — Стив Сарацени, друг Мишель. — Красавец улыбнулся, удвоив, если не утроив, свою привлекательность. — А я вас знаю. Вы — Кортни, сестра Мишель. Я видел вашу фотографию.
 Итак, он дружелюбен и очарователен и сногсшибательно красив! Кортни нахмурилась.
 — Где Мишель?
 — Она присоединится к нам через минуту, — любезно ответил Стив Сарацени. — Позвольте взять вашу сумку.
 Он быстро освободил ее от тяжелой сумки, и Кортни поудобнее перехватила Сару. Но девочка продолжала вопить.
 — Она хочет есть, и ее нужно перепеленать, — сказала Кортни, положив ребенка на угловую софу.
 — Сколько ей? Пара недель? — любезно спросил Стив, наблюдая, как она возится с ребенком. — У моей сестры четырехмесячный сын. Я прекрасно помню его первые дни.
 — Кортни! — в комнату влетела Мишель. Волосы взлохмачены, розовая шелковая блузка и модные плиссированные брюки явно надеты впопыхах. Кортни вздрогнула. Она выбрала не совсем подходящий момент для визита. Ее появление прервало что-то…
 — Мишель, извини меня за вторжение…
 — Ребенок?! — воскликнула Мишель. Ее большие синие глаза с удивлением смотрели на Сару. — Кортни, ты достала ребенка для Марка и Марианны у мошенника юриста, о котором рассказывала? О, просто невероятно! Ну да! Тебя же невозможно было найти. Конечно, ты не слышала новости.
 — Какие новости? — спросила Кортни. Она была еще не готова рассказать Мишель, что Сара принадлежит ей самой. Она устроила девочку на руках, сунув ей бутылочку с молочной смесью.
 — Новости о Марке и Марианне и их приемных детях, — объяснила Мишель, садясь рядом с ней. — Им позвонили из агентства на прошлой неделе, после твоего отъезда.
 Мишель говорила с Кортни, но ее» взгляд не отрывался от Стива Сарацени, непринужденно поправлявшего свою одежду.
 — Трое детей: четырехлетняя девочка и ее братья трех и двух лет осиротели в автокатастрофе в прошлом месяце. Агентство хотело устроить их всех вместе, и Марк с Марианной немедленно согласились взять всех троих. Они заберут их послезавтра.
 — Какое счастье! У них наконец будет настоящая семья! Я уверена, что они будут замечательными родителями этим бедным малышам. — Кортни улыбнулась. — Я… я так счастлива, что готова расплакаться.
 И она действительно расплакалась, качая Сару. Слезы ручьями катились по ее щекам. То, что, возможно, началось как слезы радости за брата и его жену, быстро перешло в душераздирающие рыдания. Мишель старалась успокоить ее, перемежая нежные банальности тактичными вопросами о Саре.
 Стив Сарацени исчез из комнаты и вскоре появился безупречно одетый.
 — Мишель, я вижу, что у тебя и без меня полно дел, — сказал он своим вкрадчивым голосом. — Ты необходима сестре, так что я попрощаюсь и…
 — Нет, подожди! Пожалуйста, не уходи, Стив! — Мишель соскочила с софы.
 Ее отчаяние было таким явным, таким сильным, что Кортни резко вынырнула из глубин собственного несчастья. Ее сердце сжалось. Глаза сестры сияли любовью к мужчине, стремление которого уйти было столь же очевидным, как желание Мишель остановить его.
 О Мишель, когда приходит пора расставания, все, что ты можешь сделать, — это отпустить, уныло подумала Кортни. Она узнала эту горькую истину на собственном опыте всего несколько часов назад.
 — Мы еще не обедали, — задыхаясь, продолжала Мишель. — У меня в морозильнике чудные блинчики с курицей. Я могу…
 Ее прервал настойчивый звонок в дверь.
 — Я открою, — быстро сказал Стив. Кортни ожидала, что он выскочит за дверь, как только откроет ее. Но он не выскочил, потому что дверной проем был заблокирован двумя внушительного роста и вида мужчинами.
 Кортни с трудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть. Нет, не может быть! Сердце ее упало. Она была так уверена, что в квартире Мишель их с Сарой никто не найдет.
 Лицо Стива Сарацени осветилось радостной улыбкой.
 — Вы — Ричард Тримэйн! — воскликнул он, обращаясь к пожилому мужчине. — Я узнал вас по журнальным фотографиям, на финансовых страницах, разумеется, — добавил он почтительно, протягивая руку для рукопожатия. — Стив Сарацени. Ужасно рад познакомиться с вами. — Он повернулся к Мишель, его красивое лицо раскраснелось от восторга. — Дорогая, я не знал, что ты знакома с Ричардом Тримэйном.
 Мишель перевела ошеломленный взгляд со Стива на Кортни, затем на двух мужчин, загородивших дверной проем.
 — Я с ним не знакома.
 Коннор вошел в квартиру. Его глаза встретились с глазами Кортни, и она быстро опустила взгляд на Сару, лежавшую у нее на коленях.
 — Ричард, почему бы тебе не пойти с Мишель и… э… Стивом пообедать, а мы пока с Кортни поговорим. — Голос Коннора был тихим и таким непреклонным, что Кортни задрожала. Инстинктивно, из чувства самосохранения, она встала и начала медленно отступать к двери в спальню.
 — Хорошая мысль! — сердечно подхватил Ричард Тримэйн. — Мишель, Стив, я уверен, что вы можете порекомендовать хороший ресторан.
 — Да, сэр, я точно могу, — просиял Стив Сарацени. — Скажите, какую кухню вы любите, и я назову лучшее место. Мишель, дорогая, идем скорее.
 Он протянул ей руку, и она колебалась лишь долю секунды, прежде чем взяла ее.
 — Что привело вас в наш ничем не примечательный городок, мистер Тримэйн? — спросил Стив, включая свою обаятельную улыбку на полную мощность. — Я надеюсь, что вы получите удовольствие от…
 Сарацени крепко держал нить разговора, когда все трое покидали квартиру.
 Коннор и Кортни остались одни. Она продолжала пятиться к спальне, слишком шокированная его внезапным появлением, чтобы придумать что-нибудь другое.
 — Кто этот сладкозвучный красавчик, прилипший к моему отцу? — спросил Коннор, медленно, но целеустремленно приближаясь к ней.
 — Я… я познакомилась с ним здесь только что, — неестественно высоким голосом проговорила она. — Я думаю, он увлечен Мишель.
 — Это Мишель, возможно, увлечена им, а он увлечен только самим собой, — заметил Коннор. — Знаю я этих типчиков!
 — Как ты догадался, что я здесь? — прошептала Кортни, задыхаясь.
 — Потому что я сам был таким, — задумчиво произнес он. — Конечно, хорошо развлекаться, веселиться, когда ты совершенно свободен и ни перед кем не отчитываешься. Никаких обязательств, никакой ответственности. Твое время и деньги принадлежат только тебе. И вдруг в какой-то момент все это начинает бледнеть. Ты осознаешь, что у тебя нет друзей, с которыми можно по-настоящему поговорить и на которых можно положиться, нет женщины, которой можно довериться и которая близка тебе. Вдруг даже секс теряет свою привлекательность, становится просто гимнастикой, способом снять напряжение.
 — Коннор!
 — Надоел мой самокритичный монолог? — Он невесело улыбнулся.
 — Ты все помнишь! — воскликнула Кортни. — Ты должен был вспомнить Мишель, чтобы найти меня здесь!
 — Да, — утвердительно кивнул он. — Я помню все. Цыганочка.
 Кортни бросило в жар, потом в холод. Она не понимала, не смела надеяться.
 — Когда?.. — неуверенно спросила она.
 — Прошлой ночью. Это происходило постепенно. Сначала меня осенило, что ты не могла оставаться девственницей, если мы были женаты пять лет.
 Она вздрогнула, и ее щеки залились жарким румянцем.
 — Но только после того, как мы снова занимались любовью, после того, как покормили ребенка в полпятого утра, я вспомнил все. Историю с усыновлением, наш план с вымышленным браком, чтобы одурачить Уилсона. Единственный провал в моей памяти — от столкновения до того момента, как я пришел в себя в больнице.
 — Значит, когда мы гуляли утром, и во время встречи с отцом… и пикник… ты все помнил? — прошептала она.
 Он утвердительно кивнул.
 — Почему же ты не сказал мне? Я…
 — Я пытался. Ну, некоторым образом, — поправился он, когда она осуждающе взглянула на него. — Я же говорил, что тебе не стоит волноваться и что все будет хорошо. Я сказал, что ты моя и я никогда не отпущу тебя.
 — Ты говорил это и до того, как твоя память вернулась, — напомнила Кортни. — Откуда мне было знать…
 — Дело в том, что я не знал, как сказать тебе и как ты воспримешь эти новости. Возможно, я боялся, что ты испугаешься и сбежишь.
 Они уже были в спальне Мишель. Кортни так тряслась, что едва могла стоять. Она уставилась на смятую постель, и ее румянец стал ярче. О, она действительно что-то здесь прервала. И тут Бартон, сиамский кот, появился из-под кровати, поприветствовал их громким мяуканьем и прыгнул на подушку. Кортни не отводила взгляда от кота, загадочно смотревшего ей в глаза.
 — Вернемся в гостиную, — предложил Коннор. — Здесь у меня слишком много соперников, отвлекающих твое внимание.
 Он потянулся к Саре.
 — Дай ее мне.
 Глаза Кортни наполнились слезами.
 — Я не отдам ее, Коннор, — прошептала , она.
 Он внимательно посмотрел на нее, взял Сару и вышел в гостиную. Кортни последовала за ним. Он вынул одеяло из сумки, расстелил его на софе, затем осторожно уложил Сару и подоткнул аккуратно одеяло вокруг нее.
 После он медленно выпрямился и повернулся к Кортни:
 — Почему ты оставила меня? Нет, лучше сказать: почему ты сбежала от меня? Потому что ты именно сбежала, Кортни.
 — У меня не было другого выхода! — проговорила она, подавляя рыдания. — Я не могла сказать тебе правду, боялась, что ты придешь в бешенство. Но рано или поздно ты бы все узнал и возненавидел меня.
 — Никогда не слышал большей глупости! — Его глаза сверкали. — Я же сказал, что люблю тебя, и ты ответила, что любишь. Что может быть реальнее?
 — Но ты думал, что мы женаты! Выражение его лица смягчилось.
 — И тебе казалось, что я не захочу тебя, когда вспомню, что это не так? — Он подошел ближе и запустил пальцы в ее темные шелковистые волосы. Его голос стал тише. — И маленькая Цыганочка собралась и уехала?
 — У меня не было другого выхода, — повторила она, смахивая слезы. — До катастрофы единственное, чего ты точно не хотел, — это быть женатым. Ты настаивал на том, чтобы я вернула ребенка Ноллеру, и обвинил меня в том, что я пытаюсь заманить тебя в ловушку…
 — Это было до того, как в меня вбили немного здравого смысла. — Он вдруг засмеялся. — Буквально.
 — Не шути так! — Кортни передразнив. — Ужасно было видеть, как ты лежишь там в больнице без сознания.
 — Что возвращает нас к понятной лишь посвященным теории избирательной амнезии доктора Аммона. Мой внутренний конфликт — это война с самим собой из-за тебя, малышка. Ты была всем, что я хотел, всем, что мне было необходимо…
 — И всем, чего ты избегал всю свою сознательную жизнь, — закончила она, поднимая на него огромные бархатные глаза. Она обвила его руками и, прижалась к нему.
 — Я был идиотом, а эта автокатастрофа дала мне шанс узнать, как чудесно быть твоим мужем и отцом Сары. — Его руки крепко сжали ее, словно успокаивая. Его губы, теплые, нежные, ласкали ее виски, шею. Это было чистое блаженство. — Выходи за меня замуж. Цыганочка. Я хочу заменить это фальшивое кольцо настоящим. Я хочу любить тебя и быть с тобой до конца жизни, — он улыбнулся, глядя ей в глаза. — Я хочу смеяться с тобой, бороться с тобой, играть с тобой во всевозможные игры, ездить на эти глупые пикники… Господи, спаси меня. Цыганочка! Скажи «да».
 — Да! О да, Коннор! — Она улыбалась ему сквозь слезы. — Это как чудесный сон, превращающийся в явь! Я так люблю тебя. Я хочу быть твоей женой, растить наших детей…
 — Но мы должны пожениться немедленно, поскольку у нас уже есть первенец. — Коннор посерьезнел. — Кортни, мы должны пройти все официальные каналы и удостовериться, что удочерение Сары абсолютно законно.
 — Нам ведь не придется отдавать ее? Даже на время?
 — Нет, милая, не придется, — он широко улыбнулся. — Мой отец уже принял все необходимые меры. У нас есть первоклассный и высоконравственный адвокат.
 — Что возвращает нас к вопросу об Уилсоне Ноллере, — вздохнула Кортни.
 — Я все рассказал о нем отцу. Он был потрясен и тут же позвонил Ноллеру. С этого дня он должен переориентировать свою деятельность и больше не заниматься усыновлениями. Никогда. У моего отца есть «сторожевые псы», которые проследят за этим.
 — Значит, в конце концов с мошенничеством Ноллера покончено, — задумчиво сказала Кортни. — Темой газетного материала он не станет, но и детей продавать больше не будет. Он сильно зол на нас?
 — Да нет. Уилсон не дурак. Он знает, что лучше быть другом Тримэйнов, чем их врагом.
 — Тримэйнов, — тихо отозвалась она. — Ты наконец примирился с отцом, своим настоящим отцом. Я так рада за вас обоих, Коннор.
 — Я еще не решил, прибавлять ли Тримэйн к своей фамилии или остаться Маккеем. Что ты предпочитаешь?
 Кортни улыбнулась.
 — Чтобы ты сам принял решение.
 — Я хочу принять пост в «Тримэйн инкорпорейтед», предложенный отцом. Если не получится, найду какую-нибудь другую работу — в качестве адвоката, — подчеркнул он.
 — Твои денечки свободного искателя фактов закончились?
 — Конечно. Мне нужно содержать жену и ребенка, — он нежно погладил ее по животу. — Может, и не одного. Я не предохранялся, Цыганочка. Я ведь полагал, что это ни к чему.
 — А потом, когда все вспомнил? — спросила она, кокетливо улыбаясь.
 — Я хотел, чтобы ты забеременела, — признался он. — И собираюсь продолжать в том же духе.
 — Мне кажется или я действительно слышу, как захлопывается дверца столь ненавистной тебе прежде клетки? — рассмеялась она.
 — Нет, милая, совсем наоборот. Ты освободила меня из этой убогой клетки одиночества и сомнений.
 — Я люблю тебя, Коннор, — ее глаза были полны любви.
 Он закрыл ее рот страстным поцелуем. Больше не будет расставаний, не будет прощаний. Они неразлучны. Навсегда.