Аннотация: САМАЯ ЮНАЯ «ПЕРВАЯ ЛЕДИ» за всю историю США! Это здорово?
 Это ТРУДНО!
 Джоселин, дочь недавно овдовевшего президента, поневоле вынуждена взвалить на себя бесчисленные обязанности покойной матери, – но в душе по-прежнему остается ОБЫЧНОЙ ДЕВЧОНКОЙ, мечтающей о СВОБОДЕ и ЛЮБВИ.
 Что остается?
 СБЕЖАТЬ.
 Хоть на день избавиться от папарацци и телохранителей. Изменить внешность – и устроить себе НАСТОЯЩИЕ КАНИКУЛЫ.
 Однако, принимая такое рискованное решение, Джоселин еще не подозревает, что судьба собирается преподнести ей ВСТРЕЧУ С НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБОВЬЮ!..


---------------------------------------------


 Джанет Дейли
 Столичные каникулы

 – А что же случилось с тем симпатичным военным, с которым ты встречалась?
 – Он просто сопровождал меня на двух приемах, Гаг. Едва ли это можно назвать свиданиями. Хотя после того, как я второй раз появилась с ним в обществе, колонки светской хроники и желтая пресса буквально пестрели слухами «нашей предстоящей помолвке.
 Это был как раз один из тех случаев, когда Джоселин не могла скрыть своего раздражения.
 – Если честно, Гаг, я не могу вспомнить, когда в последний раз ходила на свидание без толпы папарацци на хвосте, не говоря уже о пристальном внимании спецслужб.
 – Вот это да! Не верю своим ушам! Неужели мне послышались нотки грусти, – пробормотала Блисс. При этом ее глаза излучали одобрение.
 Но Джоселин не заметила этого. Ее охватила обида и одновременно негодование, которые она так долго в себе подавляла.
 – Боюсь, это нечто большее, чем просто нотки грусти. Скорее – вулкан с горячей кипящей лавой, готовой в любой момент вырваться наружу.
 – Ты меня успокоила: в тебе осталось хоть что-то человеческое, – сияя от удовольствия, заявила Блисс. – В последние три с половиной года ты была таким воплощением шарма и хороших манер, что я практически поверила: ты – на грани святости. Скажу больше, я даже начала сомневаться, моя ли ты внучка.
 У Джоселин невольно вырвался смех, и она почувствовала, что вместе с ним рассеивается и напряжение.
 – Всего лишь один день – это все, чего я хочу, Гаг. Один день остаться наедине с собой и не чувствовать на себе назойливых взглядов. Один день, чтобы побыть Джейн Доу, а не Джоселин Уэйкфилд, дочерью президента.




 ПРОЛОГ


 ВАШИНГТОН. АМЕРИКАНСКИЙ СЕНАТОР ГЕНРИ ЭНДРЮ УЭЙКФИЛД БРОСИЛ ВЫЗОВ ПРЕЗИДЕНТУ. Сегодня сенатор штата Вирджиния и ветеран конгресса США Сокрушающий Хэнк Уэйкфилд заявил, что он выставит свою кандидатуру на президентских выборах. Это заявление он сделал в присутствии своей матери Блисс Уэйкфилд и двадцатитрехлетней дочери Джоселин Уэйкфилд…
 АТЛАНТА. УЭЙКФИЛД – ОФИЦИАЛЬНЫЙ КАНДИДАТ НА ПОСТ ПРЕЗИДЕНТА. Уэйкфилд сейчас является официальным кандидатом на пост президента США. Выражая согласие баллотироваться в президенты, он заявил… Всеобщее ликование в зале вызвало появление на сцене дочери Уэйкфилда Джоселин…
 ШТАТ МИССУРИ. УЭЙКФИЛД ПРОВОДИТ ИЗБИРАТЕЛЬНУЮ КАМПАНИЮ. Последние опросы общественного мнения показывают, что Уэйкфилд опережает своего соперника с большим преимуществом. Однако сам Уэйкфилд не придал особого значения этим результатам и на встрече с журналистами в Сент-Луисе едко заметил: «Все знают, что Джоселин гораздо более популярна, чем я…»
 ХЬЮСТОН. ДЖОСЕЛИН ОТМЕЧАЕТ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. Кандидат в президенты Генри Уэйкфилд неожиданно для всех появился на благотворительном вечере в Хьюстоне. К изумлению своей дочери Джоселин и восхищению двух тысяч гостей, он вкатил праздничный торт с двадцатью четырьмя горящими свечами…
 РИЧМОНД. УБЕДИТЕЛЬНАЯ ПОБЕДА УЭЙКФИЛДА. Пока избранный президентом Генри Уэйкфилд произносил свою победную речь, его дочь Джоселин с гордостью смотрела на отца…
 ВАШИНГТОН. ДЖОСЕЛИН УЭЙКФИЛД – «ПЕРВАЯ ДОЧЬ» АМЕРИКИ. Джоселин Уэйкфилд сегодня подтвердила, что многие из тех обязанностей, которые обычно ложатся на первую леди, она возьмет на себя, когда ее отец вступит в должность. Джоселин не посторонний человек в политических кругах Вашингтона. Она часто принимала гостей отца. Хозяйкой дома Джоселин стала после трагической гибели матери в автокатастрофе восемь лет назад. Джоселин окончила университет штата Вирджиния со степенью магистра. Она оказывает активную поддержку программам по ликвидации безграмотности. «Мы живем в век коммуникации, когда умение общаться является необходимым условием для приема на работу, – объясняет Джоселин, – к сожалению, даже сегодня у нас слишком много взрослых людей, которые практически не умеют читать и писать. Они сводят концы с концами в то время, когда должны были бы преуспевать».
 ВАШИНГТОН. ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ДЖОСЕЛИН ЗАТМИЛА ВСЕХ НА ИНАУГУРАЦИИ. Критики моды все, как один, одобрили скромный, но элегантный костюм от Шанель, в котором Джоселин Уэйкфилд была на церемонии приведения к присяге ее отца, проходившей на ступеньках Капитолия. Все отметили, как прекрасно оттеняет сочно-зеленый цвет костюма светло-рыжие волосы и кремовую кожу Джоселин. Но платье, которое она выбрала на инаугурацию, было удостоено высших похвал. От него перехватывало дыхание, и, где бы Джоселин ни появлялась, она срывала бурные аплодисменты. Узкое платье от неизвестного американского дизайнера Андреа Харт было сшито из розового крепдешина с россыпью жемчужин. Этот нежный цвет, который создательница платья называет цветом «чайной розы», подчеркнул точеную фигуру Джоселин и сделал особенно ярким огненно-рыжий блеск ее волос, спадавших на плечи каскадом кудряшек. Пожалуй, со времен Жаклин Кеннеди в Белом доме не было женщины, которая так привлекала бы внимание к своим нарядам, покоряя сердца американцев. Журналисты предсказывают, что совсем скоро за исходящей от нее модой будет следить весь мир…
 ВАШИНГТОН. ДЖОСЕЛИН ОЧАРОВЫВАЕТ ГЛАВ ПРАВИТЕЛЬСТВ. Британский премьер-министр пополнил ряды высокопоставленных лиц, восхваляющих «первую дочь» Америки. Все они в один голос заявляют, что Джоселин не только сообразительна и остроумна, она – прирожденный дипломат, а это – необходимое качество для членов первой семьи государства.
 ВАШИНГТОН. НА ПРАЗДНИКЕ В ДЕНЬ СВОЕГО ДВАДЦАТИПЯТИЛЕТИЯ ДЖОСЕЛИН ТАНЦУЕТ С САМЫМ ПОПУЛЯРНЫМ АКТЕРОМ ГОЛЛИВУДА. Неужели принцесса Америки встретила своего принца?
 ВАШИНГТОН. ДЖОСЕЛИН ПОСЕЩАЕТ ПРЕМЬЕРУ ОПЕРЫ «ЩЕЛКУНЧИК» В КЕННЕДИ-ЦЕНТРЕ. В пятый раз за столько же недель Джоселин Уэйкфилд появляется в сопровождении разных мужчин, опровергая, таким образом, слухи о многообещающем романе в ее жизни.
 НЬЮ-ЙОРК. ПОСЛЕ ДВУХЛЕТНЕГО ПРЕБЫВАНИЯ В БЕЛОМ ДОМЕ ДЖОСЕЛИН ПОПУЛЯРНА, КАК НИКОГДА. Рыжеволосая Джоселин Уэйкфилд снова возглавляет список самых восхитительных женщин Америки. По мнению многих, в ней сочетаются изысканный блеск Грейс Келли, загадочность Джеки О и находчивость Маргарет Тэтчер, при этом Джоселин достаточно только улыбнуться одной из своих солнечных улыбок, и каждый под воздействием ее теплых карих глаз готов признать, она – идеал американской красоты.




 ГЛАВА 1


 «Марина-1», президентский вертолет, окруженный десантниками, появился в небе над рекой Потомак.
 Из-за громкого гула мотора разговаривать в нем было практически невозможно, чему Джоселин Уэйкфилд была безумно рада. Она сидела на своем месте закрыв глаза, слишком уставшая, чтобы расслабиться. Ноги гудели от боли, поскольку последние четыре дня она провела, практически не имея возможности присесть, руки тряслись от бесчисленных рукопожатий. Подрагивали даже мышцы лица оттого, что приходилось слишком много улыбаться.
 Это была лишь часть цены, которую ей приходилось платить за честь быть дочерью президента и за свою неимоверную популярность. Некоторые эксперты зашли так далеко, что предположили, будто она популярнее своего отца. Более того, кто-то даже окрестил ее «американской принцессой Ди».
 Джоселин не искала славы. Но теперь, когда популярность буквально обрушилась на нее, старалась извлечь из этого максимум пользы: помогать достойным внимания организациям и ведению дел отца.
 Всю прошедшую неделю она агитировала кандидатов в конгресс вступать в партию президента. А в пятницу он сам присоединился к Джоселин, и программа стала еще более насыщенной, бурной.
 Вертолет накренился, и желудок Джоселин словно подпрыгнул, вызвав легкое чувство тошноты. Машина направлялась к посадочной площадке на Южной лужайке Белого дома. Джоселин не любила летать и в полете чувствовала себя на грани обморока, несмотря на то, что передвигаться именно по воздуху ей приходилось часто.
 Лишь немногие сопровождающие из служебного персонала знали о ее волнении во время полета – Джоселин отказывалась признавать это страхом и очень быстро научилась скрывать свои переживания. Единственное, что ее выдавало, – это руки, которые время от времени, словно сами по себе, касались ремня безопасности, чтобы убедиться, что он крепко застегнут.
 Как только вертолет выровнялся, Джоселин открыла глаза и заставила себя посмотреть в окно, отвлечься от неприятных ощущений, которые возникали при снижении.
 Вид Вашингтона сверху представлял собой такое захватывающее зрелище, что можно было забыть о чем угодно. Листья, раскрашенные осенью малиновыми и золотыми красками, все еще держались на деревьях Национального парка, ярко контрастируя с зеленью травы и бледностью памятников.
 Взгляд Джоселин зацепился за обелиск из белого мрамора, установленный в честь первого американского президента Джорджа Вашингтона. В соответствии с правилами это было самое высокое сооружение в городе. Американские флаги, окружавшие его кольцом, лениво развевались на легком вечернем ветерке. И снова Джоселин пообещала себе, что когда-нибудь она войдет в его лифт и поднимется на самый верх, – эту клятву она дала себе впервые, когда ей было всего лишь девять лет.
 Сразу за памятником хорошо просматривались знакомые шпили, башни и башенки смитсоновского «Замка». Этот музей был вторым в заветном списке тех мест, которые Джоселин хотела бы посетить – одна, без толпы журналистов и чиновников, без объективов наведенных на нее камер. К сожалению, ей казалось, что это произойдет только тогда, когда ей будет под девяносто.
 Сдержав вздох, она окинула взглядом музеи, выстроившиеся рядами по обе стороны Национального парка. Наконец, ее глаза остановились на здании конгресса с его знаменитым куполом.
 На одну минуту взгляд Джоселин задержался на длинной ленте Пенсильвания-авеню. Уголки ее губ тронула легкая улыбка, когда она вспомнила едкий комментарий, который прочитала несколько недель назад в весьма популярной политической колонке «Мнение Такера». Известную улицу, соединяющую Белый дом и Капитолий, обозреватель Грейди Такер сравнил с канатом, который, как в известной детской игре, перетягивают на себя две команды. «Очень удачное сравнение, – подумала тогда Джоселин, – особенно если учесть последние споры отца с конгрессом по поводу бюджета».
 Когда вертолет снизился, здание Конгресса скрылось от ее глаз за верхушками деревьев. Она невольно вонзила аккуратно обработанные ноготки в ладони, приготовившись к небольшому толчку, который всегда возникает при посадке. В то же время Джоселин не отводила глаз от сильного, с квадратной челюстью лица отца, стараясь поймать взгляд его теплых синих глаз.
 Генри Уэйкфилд смотрел на дочь с нежностью. Почувствовав его невозмутимое спокойствие, Джоселин сразу же ощутила прилив сил. Это было так нелепо для двадцатишестилетней женщины. И, тем не менее, было именно так.
 Как только «Марина-1» приземлился на Южной лужайке, подарив напоследок своим важным пассажирам легкий толчок, отец Джоселин, не обращая внимания на шум мотора, громко прокричал: «Самолет летит стрелой, он домчит меня домой», вызвав у дочери слабую улыбку.
 Когда она была маленькой, ее пугала даже самая незначительная турбулентность. И каждый раз родители вслух читали ей этот старый детский стишок, который всегда по какой-то необъяснимой причине рассеивал ее страхи. Сейчас этот стишок превратился в шутку, понятную только Джоселин и ее отцу.
 Генри Уэйкфилд, прозванный журналистами во время его успешной президентской кампании Сокрушающим Хэнком, глянул в боковое окно и вздохнул:
 – Ну вот, еще один шанс попасть на перо. Даже с закрытыми глазами Джоселин поняла, что отец имеет в виду журналистов, собравшихся на Южной лужайке Белого дома в надежде урвать заключительный комментарий накануне выборов в конгресс. От одной лишь мысли, что она снова окажется перед камерами и на нее со всех сторон обрушится лавина многочисленных вопросов, Джоселин стиснула зубы.
 Все внутри ее протестовало: «Хватит! Довольно!» Но у нее не было выбора, и она прекрасно это понимала.
 Однако давление со стороны средств массовой информации, казалось, никогда не досаждало ее отцу. Джоселин даже полагала, что по сравнению с грузом возложенных на него обязанностей и работы пресса воспринимается им не более чем рой назойливых, мерзких комаров.
 И каждый раз, мысленно взвешивая ту ответственность, которая лежит на плечах отца, Джоселин подавляла свои собственные жалобы и недовольство. Ей достаточно было взглянуть на него, чтобы увидеть, какие перемены произошли с ним за эти неполные два года его президентства.
 Седых прядей в медных волосах отца увеличилось раз в десять, в каждой черте лица, казалось, глубоко укоренились постоянная собранность и сдержанность, губы превратились в одну сплошную линию… А после убийственного графика работы в эти последние выходные в его облике появились и новые признаки усталости: под глазами легли темные тени, морщинки вокруг рта стали более заметными, слегка ссутулились широкие плечи.
 Но как раз в тот самый момент, когда Джоселин рассматривала отца, он распрямил плечи, решительно вздернул подбородок, одним быстрым движением сбросив усталость. На ее глазах Генри Уэйкфилд надел на себя маску энергичного, сильного человека.
 Зная, что и сама она способна на такие подвиги, Джоселин снова сунула ноги в туфли, проигнорировав их ноющую от усталости боль.


* * *

 Сильный воздушный поток от вращающихся лопастей вертолета сбивал с ног находящихся неподалеку журналистов. В воздухе закружились безжалостно сорванные с деревьев осенние листья. Грейди Такер стоял чуть в стороне от своих коллег, но достаточно близко для того, чтобы понять, что он – один из них.
 Это был высокий, худощавый человек с грубоватыми, заостренными чертами лица, привлекательный своей самобытностью и манерой непринужденно держаться. Летний загар надолго въелся в его кожу, исключив любую возможность проявления офисной бледности. Сильный ветер, искусственно созданный вертолетом, взъерошил его густые каштановые волосы, выгоревшие на солнце, приукрасив не в лучшую сторону его и так слегка помятый вид.
 На Такере был твидовый пиджак с декоративными кожаными заплатами на локтях, из-под которого выглядывал желто-коричневый пуловер, немного полнивший его сухощавую фигуру. Карманы его пиджака оттопыривались от многочисленных предметов, всегда ему нужных: блокнота, ручек и карандашей, курительной трубки, кисета для табака, забытых обрывков бумаг и случайно оставшихся скрепок, нескольких печений для собаки, старого теннисного мячика и кипы почтовых марок. Кроме того, в карманах пиджака Такера завалялись квитанция из прачечной, в которую он заходил на прошлой неделе, коробки спичек и масса других вещей, которые, по его мнению, могли ему понадобиться или о существовании которых он просто забыл.
 В целом Такер производил впечатление слегка небрежного и явно скромного человека. К довершению этого образа недоставало только россыпи веснушек.
 В нем сочетались природная естественность и робкие попытки придать своей внешности ухоженный вид. Однако за этим неброским фасадом скрывался глубокий, проницательный ум, который выдавали глаза цвета ореховой скорлупы.
 Такер не мог точно сказать, что привело его в тот день на Южную лужайку. Несмотря на то, что политика была его любимым коньком, обитатели Белого дома нечасто были героями его газетной колонки. И конечно, ему не нужен был и комментарий для завтрашнего номера; все, о чем стоило написать на этой неделе, было уже написано.
 Главным образом он пришел из-за того, что ничего лучшего в этот день не предвиделось, да и что-то словно тянуло его сюда. А Такер старался всегда следовать своей интуиции, во многом благодаря которой его жизнь не превратилась в сплошную невыносимую им рутину. Хотя в последнее время у него появилось подспудное чувство, что он все-таки в ней погряз.
 Пилот вертолета заглушил двигатель, после чего на лужайке стало значительно тише. Не дожидаясь, когда лопасти машины остановятся, агенты спецслужб, пригнувшись к земле под воздействием воздушного потока, оцепили вертолет.
 Радостное предвкушение охватило ожидающих журналистов. Похожее оживление почувствовал и Такер, хотя он был всего лишь случайным наблюдателем.
 Как только дверца вертолета распахнулась, толпа репортеров, фотографов и телеоператоров хлынула вперед. Пытаясь преодолеть преграду, которую представляли для них силы безопасности, они не стеснялись в средствах для достижения цели. Губы Такера изогнулись в кривой улыбке, вызванной алчностью его коллег.
 Не вытаскивая рук из карманов потертых джинсов, он сделал несколько неторопливых шагов вперед, чтобы было лучше видно. Затем принял позу, напоминающую аиста, перенеся вес на одну ногу, при этом согнув другую, и стал наблюдать за развертывающимся на его глазах цирком.
 Когда президент вышел из вертолета, со всех сторон незамедлительно послышались щелчки и жужжание камер. Не обращая на них внимания, Такер впился глазами в Хэнка Уэйкфилда.
 На первый взгляд президент выглядел как любой другой успешный бизнесмен, возглавляющий собственное дело. Одет со вкусом: сшитый на заказ строгий темный костюм безупречно сидел на его атлетической фигуре. Серебряные нити в волосах придавали ему изысканный вид, а в его лице было достаточно сдержанности, что, несомненно, отличало его от кинозвезды.
 Лично сам Такер признавал, что Генри Эндрю Уэйкфилд выглядит так, как и должен выглядеть настоящий президент. Более того, в нем было нечто такое, что не поддавалось объяснению – какая-то внутренняя сила и магнетизм, которые невольно побуждали людей обращаться к нему в трудные минуты, словно он один знал ответы на все вопросы. И это доказал высокий рейтинг Уэйкфилда на избирательных участках, где ему выразили полное доверие.
 Уэйкфилд бросил взгляд на журналистов.
 – Спорим, что он не подойдет к нам? – сердито проворчал стоящий неподалеку от Такера корреспондент из агентства Ассошиэйтед Пресс Фил Эйкинс.
 – С чего ты взял? – взглянул на него с любопытством Такер.
 – Потому что он посмотрел на нас, – пробормотал Эйкинс, никогда не терявший президента из поля зрения. – Когда он так делает, то практически никогда не отвечает на наши вопросы, предоставляя нам самим делать выводы по языку его жестов или выражению лица. Ну, ты знаешь, что-нибудь вроде: «Сегодня президент выглядел уверенным или казался озабоченным или утомленным». Выбирай!
 Такер сочувственно улыбнулся:
 – В таком случае тебе лучше обойтись фразой «без комментариев».
 – Не учи ученого, – пробурчал в ответ корреспондент.
 Президент повернулся к открытой дверце вертолета. Едва заметная улыбка тронула его губы, когда оттуда вышла Джоселин. Увидев ее, Фил Эйкинс с усмешкой взглянул на Такера.
 – Ну конечно, и Джоселин тут как тут, – обрадовался Эйкинс. – Теперь можно расслабиться – написать о ней гораздо проще. Любое эксклюзивное сообщение о дочери президента всегда на вес золота.
 Такер перевел взгляд на дочь президента. Джоселин Уэйкфилд была довольно высокая, всего лишь на три дюйма ниже отца, рост которого составлял ни много ни мало шесть футов. При этом она казалась чересчур худой, однако Такер, который видел достаточно много ее фотографий, понимал, что под строгим деловым костюмом скрывается красивое тело. Ярко-синий цвет костюма «первой дочери Америки» прекрасно сочетался с ее светлой кожей и великолепными рыжими волосами, натуральный оттенок которых не смог бы воспроизвести ни один парикмахер в мире.
 За последние три года Такер видел Джоселин Уэйкфилд десятки раз, но всегда, как и теперь, на расстоянии. Ее одежда и прически менялись в зависимости от случая, но во что бы ни была одета Джоселин и как бы ни были уложены ее волосы, во всем чувствовался вкус, элегантность и природное обаяние. Ее нельзя было заподозрить в наигранной серьезности, ложной скромности или скрытности. Голова дочери президента всегда была приподнята, а улыбка – теплой и дружелюбной, благодаря чему Джоселин казалась открытой. Для многих американцев интриги, фальшь и Джоселин Уэйкфилд были несовместимыми понятиями.
 – Эффектная женщина, правда? – высказался Фил, заметив, как внимательно Такер изучает Джоселин. – По-моему, она одна из тех женщин, которую хочется привести домой и познакомить с мамой.
 Несколько секунд Такер смотрел на Джоселин не как журналист, а как мужчина, пробежав глазами по ее лицу и фигуре. Вытащив руку из кармана джинсов, он задумчиво почесал затылок:
 – Не знаю. Откровенно говоря, мне трудно представить ее в кухне на ферме моей мамы в Канзасе.
 Президент что-то сказал дочери. В ответ она кивнула, а на ее лице появилась кривая улыбка. Затем они вместе встали у вертолета. Джоселин – позади отца на полшага, чтобы не загораживать главу государства от камер. На солнце ее голова казалась огненно-рыжей, глянец ее волос излучал ярко-красный свет.
 Обратив на это внимание, Такер не удержался и вслух заметил:
 – Должно быть, у человека с такими волосами взрывной характер.
 Фил пожал плечами:
 – Даже если это так, я ничего такого о Джоселин Уэйкфилд не слышал.
 То же самое мог сказать о дочери президента и Такер, но в отличие от Эйкинса он никогда за ней не следил. В основном потому, что ее персона представляла мало интереса для его колонки.
 Как только президент сделал несколько шагов в направлении журналистов, они наперебой стали выкрикивать вопросы, протягивая микрофоны в надежде записать его ответ. Уэйкфилд покачал головой и коснулся рукой уха, показывая, что он не слышит их из-за шума вертолета, который уже снова был готов набрать высоту. Но это не остановило шквал обрушившихся на президента вопросов.
 – Как вы прокомментируете борьбу за место в сенате Огайо?
 – Ван Хорн может лишиться должности в Скрантоне?
 – Опросы общественного мнения показывают, что вы могли бы получить только два места в палате. Вы считаете, что ждали слишком долго, чтобы…
 – Мистер президент, есть ли шансы на то, что бюджет будет принят, если вы не получите большинства в палате?
 – «Атланта Джоурнэл» утверждает, что ваша поддержка Дайксу была слишком незначительна и несвоевременна. Что вы на это скажете?
 Продолжая улыбаться, Уэйкфилд помахал рукой в камеры и продолжил путь к Южной галерее. Джоселин последовала за ним.
 Одна из корреспонденток сетевого телевидения выкрикнула:
 – Почему вы отменили вашу поездку в Чикаго, мистер президент? Вы считаете, что битва в сенате проиграна?
 И снова, также широко улыбаясь, Уэйкфилд показал, что он не расслышал вопроса. Но тут его зоркий взгляд выхватил из толпы журналистов Такера, и президент неожиданно остановился. В одну секунду он изменил направление, на его лице вместо традиционной улыбки появилась легкая усмешка, и он поднял руку в знак приветствия.
 – Такер, – прогремел его голос.
 Удивленная таким поведением отца, Джоселин тоже остановилась, но не последовала за ним, когда он направился к толпе журналистов. Ее изумленный взгляд, скользнув по лицам репортеров, встретился с глазами Такера.
 На какую-то долю секунды он словно оцепенел под воздействием карих глаз Джоселин. Но, взяв себя в руки, сконцентрировал все свое внимание на президенте Соединенных Штатов, который приближался к нему быстрым шагом. Тем временем вокруг Такера творилось нечто жуткое: корреспонденты и операторы толкали его со всех сторон, тыча в него микрофонами. И так продолжалось до тех пор, пока агенты спецслужб не оттеснили их на безопасное расстояние.
 – Вот уже не ожидал увидеть вас в толпе журналистов, Такер, – проговорил президент, протягивая ему руку.
 Пожимая ее, Такер в знак уважения слегка наклонил голову.
 – Все делают ошибки, мистер президент. Мой дедушка всегда говорил, что именно по этой причине мы снова и снова будем ходить на выборы.
 Хэнк Уэйкфилд, откинув голову назад, рассмеялся. Такер поймал на себе мимолетный взгляд Джоселин, но и этого было достаточно, чтобы уловить в ее глазах задорную искорку смеха. Снова спрятав обе руки в карманы и ссутулившись еще сильнее, Такер перенес вес на другую ногу.
 – Вы слишком суровы с этими ребятами, мистер президент. – Он кивнул в сторону журналистов. – Они всего лишь пытаются узнать, кто есть кто и кто против кого.
 – А разве мы не хотим того же? – парировал президент. Он перевел взгляд на группу людей, стоящую слева от Такера. – Однако боюсь, что им, как и всем остальным, придется подождать до завтра, когда проголосуют все.
 – Мистер президент, – громко выпалил Фил Эйкинс, – как вы думаете, у Орина Петерса есть шансы занять место в парламенте Индианы?
 – Не важно, что я думаю, – ответил президент. – Все зависит от выбора избирателей. Но я уверен, жители Индианы хотят так же сильно, как и я, чтобы бюджет наконец-то был принят. И Орин Петерс тоже разделяет это желание.
 Ответ президента вызвал волну возбуждения среди журналистов, но Уэйкфилд больше не стал отвечать ни на какие вопросы.
 – Извините. На этом все. – Отступив немного назад, он взглянул на часы. – У меня собрание.
 Президент ушел. Обернувшись к дочери, он взял ее под руку, и они вместе направились ко входу Белого дома. Как только стало понятно, что никаких комментариев больше не последует, журналисты убрали камеры и микрофоны и стали в спешке сворачивать оборудование, чтобы как можно быстрее доставить записанный материал в редакцию.
 Такер тем временем неторопливо исследовал содержимое своих карманов. Рассеянно похлопывая себя по пиджаку, он пытался отыскать свою трубку. Фил Эйкинс устремил на него любопытный взгляд.
 – А я и не знал, что вы такие добрые приятели с Уэйкфилдом, – с какой-то недоверчивостью в голосе произнес он.
 – Для меня это тоже было неожиданностью. – Закончив изучение карманов, Такер уверенно опустил руку в правый и извлек оттуда трубку, а из левого – кисет. Наполнив трубку табаком, продолжил: – По-моему, когда политик узнает тебя на расстоянии, это может означать только одно: выборы не за горами.
 – А, по-моему, ты просто скромничаешь, Такер, – усмехнулся телеоператор Джо Гробовски, случайно услышавший их разговор. Он что-то небрежно черкнул на кассете, которую держал в руке, и положил ее в сумку.
 – Скромничаю? С какой стати? – нахмурился Такер. Положив последнюю щепотку табака в трубку, он зажал ее зубами, убрал в карман кисет.
 Гробовски скептически посмотрел на Такера:
 – Хочешь сказать, будто ты не знаешь, что Уэйкфилд считает тебя своим талисманом?
 Такер застыл в недоумении, вынув трубку изо рта:
 – Ты разыгрываешь меня, Джо?
 Рев вертолета, поднимающегося в воздух, заглушил ответ телеоператора. Вызванный вращающимися лопастями сильный ветер, играющий с полами одежды и вырванным из блокнота листком, подхватил ворох сухих листьев, закружив их вокруг журналистов. Шум начал стихать, как только вертолет набрал высоту, присоединившись к военному эскорту, который уже парил в воздухе. Похожие на стаю неуклюжих коричневых пеликанов, они направились на военно-воздушную базу.
 Когда все вокруг угомонилось, Такер повернулся к Гробовски.
 – Может, теперь объяснишь мне, Джо? – предложил он, придав лицу как можно более серьезное выражение. – Что ты имел в виду, говоря, что президент считает меня своим талисманом? К тому же, должен тебе заметить, Уэйкфилд никогда не производил на меня впечатления суеверного человека.
 – Возможно, он не так суеверен, как его команда, – признал телеоператор. – Но вообще этот слух пошел с тех пор, как ты посетил съезд, на котором Уэйкфилд был выдвинут официальным кандидатом от партии. Все знают, что ты нечастый гость на таких мероприятиях.
 – Но я был на обоих съездах, – припомнил Такер, озадаченный тем, что его присутствию на том съезде придали именно такое значение.
 – А еще ты был и на первых президентских дебатах, когда Уэйкфилд фактически положил на лопатки Сая Камингза. – Джо замолчал, а на его лице появилось лукавое выражение. – Ты помнишь, когда ты в последний раз приходил на церемонию в Белый дом?
 Такер задумчиво покусал трубку, перебирая в памяти не такие уж частые посещения Белого дома. Вспомнив, кивнул:
 – Я приходил, чтобы собственными глазами увидеть пышность и размах, с которыми Уэйкфилд принимал нового премьер-министра Израиля.
 Тогда президент США получил от него заверения в том, что Израиль будет продолжать поддерживать курс американской внешней политики. В те дни в прессе чаще всего цитировали высказывание Уэйкфилда о том, что Джордж Вашингтон создал довольно скромный прецедент, перебросив доллар через реку Потомак, потому что с тех пор правительство США перебрасывает через океан миллиарды.
 – И ты наверняка помнишь, – продолжил Гробовски, – что не прошло и двух дней, как поступило важное сообщение о том, что Израиль и Палестинская автономия заключили новый мирный договор?
 Такер встряхнул головой, от недоумения одна его бровь поползла вверх.
 – Это ничего не значит, всего лишь чистой воды совпадение. И не имеет ко мне никакого отношения.
 Гробовски стоял с дорожной сумкой, в которую аккуратно упаковал видеокассету и камеру.
 – Совпадение это или нет, но в команде Уэйкфилда есть люди, которые верят: если ты где-то поблизости – это хороший знак. А верна ли эта примета, мы узнаем, когда станут известны результаты выборов, – усмехнулся Гробовски. – Увидимся! – бросил он, отсалютовав Такеру и Филу Эйкинсу.
 Такер попрощался, рассеянно подняв руку, затем сразу, не обыскивая, как обычно, карманы, достал спичечный коробок. Все еще погруженный в размышления, он вынул спичку, чиркнул ею по шероховатой полоске, поднес огонь к трубке.
 – А интересный получился бы заголовок, – пробормотал Фил, глядя на Такера веселыми глазами. – Грейди Такер – кроличья лапка, приносящая удачу Уэйкфилду.
 Вынув трубку изо рта, Такер криво усмехнулся:
 – Знаешь, Фил, я никогда не мог понять, почему люди считают, что кроличья лапка приносит удачу, зная при этом, что произошло с бедным кроликом.
 Корреспондент из Ассошиэйтед Пресс рассмеялся и покачал головой:
 – Ладно, мне пора, Такер. Мне есть о чем написать. Счастливо!
 – И тебе тоже.
 Такер снова сунул трубку в рот, зажав ее зубами, и бросил последний взгляд в направлении Белого дома: президент и его дочь как раз приблизились к ступеням Южной галереи. Мгновение спустя они скрылись из поля зрения Такера за спинами сопровождавших их агентов спецслужб и административного персонала.
 Отвернувшись, Такер опустил руку в карман и нащупал там печенье для собаки.
 – Пора и мне уходить отсюда, – тихо сказал он сам себе сквозь зубы, сжимающие трубку. – Молли, должно быть, уже рвется на прогулку.
 Неторопливым шагом он направился к воротам. В девяти метрах от них Такер заметил пожилого хорошо одетого джентльмена, который привлек его внимание, приподняв трость с набалдашником. Вынув трубку изо рта, Такер машинально накрыл ее ладонью и замедлил шаг, кивнув в ответ на приветливую улыбку незнакомца.
 – Извините за беспокойство, сэр, но, может быть, вы сможете мне помочь. – Джентльмен стоял перед Такером, опершись на трость обеими руками.
 – Постараюсь, – пообещал Такер, с любопытством глядя на человека, борода которого казалась ослепительно белой на фоне темной кожи. Незнакомец был плотного телосложения и маленького роста: его черная фетровая шляпа едва доставала до середины грудной клетки Такера.
 – Я узнал, что в Белом доме проводятся экскурсии, но туристический центр закрыт.
 – В зимние месяцы, – подтвердил Такер. – в Белом доме еще проходят экскурсии со вторника по субботу, правда, только по утрам. В общем, у вас есть два варианта: вы можете обратиться к местному представителю или сенатору и узнать у них, смогут ли они достать вам пропуск; или вам нужно подойти к Юго-восточному входу. Но, кажется, там нужно быть до десяти утра.
 – Юго-восточный вход до десяти утра, со вторника по субботу, – вслух повторил незнакомец, словно заучивал информацию наизусть. – Спасибо огромное, сэр. Вы мне очень помогли, – поблагодарил джентльмен и в знак признательности коснулся своей шляпы.
 – Ну что вы, – улыбнулся Такер, глядя вслед незнакомцу, живо перебирающему коротенькими ножками.
 Джоселин с нетерпением ждала, когда отец вновь присоединится к ней, чтобы удовлетворить свое любопытство.
 – А кто был тот человек, с которым ты только что разговаривал? – спросила она, подавляя желание снова взглянуть в сторону Такера.
 – Грейди Такер. – Отец посмотрел на нее с упреком, давая понять, что ей следовало бы знать такого человека.
 – Грейди Такер, – повторила Джоселин, начиная что-то припоминать. – Ты имеешь в виду того самого Такера – автора популярной политической колонки?
 – Именно его, – кивнул отец.
 На этот раз Джоселин даже вытянула шею, чтобы получше рассмотреть мужчину. Колонку Такера публиковали без фотографии автора. Вместо нее печатали рисунок руки, сжимающей трубку, из которой вился дымок.
 – Я представляла себе Грейди Такера толстым, лысым коротышкой, который носит очки в стальной оправе, – проговорила Джоселин, глядя на высокого худого мужчину с трубкой во рту, одетого в джинсы, кроссовки и твидовый пиджак. Затем она быстро отвела взгляд, пытаясь осознать реальность. – Он похож на длинноногого игрока баскетбольной команды из Айовы.
 – Ты почти угадала, – улыбнулся ее отец. – Он из Канзаса.
 – Канзас. – Джоселин попыталась улыбнуться, но почувствовала, что силы на исходе.
 – Устала? – догадался отец, его проницательные глаза изучали невозмутимое лицо дочери.
 Ей не хотелось жаловаться. И не хотелось лгать.
 – Эта неделя была такой насыщенной. Уэйкфилд понимающе кивнул:
 – Ноги ноют, да?
 – Они меня доконают, – почти простонала Джоселин.
 Каждый шаг, который она делала, отдавался острой болью в ногах. Она глазами измерила расстояние до входа в Овальный зал галереи и засомневалась, сможет ли его преодолеть.
 – Не могу дождаться того момента, когда, наконец, сброшу эти туфли, – поведала Джоселин отцу, не шевеля губами, – этому приему она обучилась еще на ранних этапах карьеры отца, чтобы обезопасить себя от ловкачей, умеющих читать по губам.
 В этом городе репутация значила все, и нужно было научиться ограждать себя от всяких неприятностей. Поэтому общественное недовольство или критику приходилось терпеть молча, а говорить очень осторожно, почти шепотом. Во избежание появления в газетах провокационных фотоснимков, на которых Джоселин могли запечатлеть в юбке, поднятой выше головы порывом сильного ветра, она стала носить сшитые по фигуре узкие костюмы. Чтобы на голове всегда был порядок, и волосы выглядели аккуратно, заплетала французскую косичку и закрепляла ее лаком для волос, не позволяя выбиться ни одной непослушной пряди. Она никогда не носила колец на правой руке, чтобы избежать боли во время слишком крепких рукопожатий. Список этих маленьких хитростей был бесконечным и постоянно пересматривался. Временами Джоселин чувствовала себя пленницей, скованной по рукам и ногам многочисленными запретами.
 У входа в галерею их ждал смуглый, с фигурой атлета Алекс Бейкерсмит – главный привратник Белого дома. Эта скромно звучащая должность означала, что Алекс был ответственным практически за все в Белом доме: за бюджет, персонал, ремонт, прием гостей и многое другое.
 Однако вид Уолли Гамильтона, одного из советников отца и заместителя президентской администрации, который также с нетерпением ожидал их, заставил Джоселин остановиться. Как обычно, он был занят тем, что грыз ноготь большого пальца.
 – А что здесь делает Уолли? – вслух поинтересовалась Джоселин.
 – Видимо, ждет меня, чтобы вместе пойти в мой кабинет, – ответил отец.
 – У тебя собрание прямо сейчас? – с ноткой протеста в голосе воскликнула Джоселин, зная, что отец так же, как и она, на ногах с четырех утра.
 – Двайт Хокинс должен предоставить мне последние сведения о террористическом акте в Париже, – пояснил президент, поглядывая на госсекретаря.
 – У Уолли слишком озабоченный вид – надеюсь, новости не такие плохие.
 – Уолли всегда чем-то озабочен. Я еще не встречал человека, который во всем находил бы плохое, – заметил без злобы Уэйкфилд. – Вот почему я его так ценю. Когда он рядом, я уверен, что узнаю о проблеме со всех сторон. Но в данном случае не думаю, что он обеспокоен атакой террористов. Скорее всего, получил последние результаты опросов избирателей. Посмотрим на его реакцию, когда он услышит, что я разговаривал с Такером.
 – А что это может изменить? – удивилась Джоселин.
 – Ты все равно не поверишь в это, – предупредил ее отец, у которого от улыбки на щеках появились ямочки, – но Уолли искренне верит, что Такер приносит мне удачу.
 – Что? А почему? – рассмеялась Джоселин.
 – Тебе лучше спросить об этом у Уолли, – игриво тряхнул головой отец. – У него на это целый ряд причин.
 – Но ты ведь не веришь в это?
 – Я – нет, но если в это верит «пророк злой судьбы» Уолли, то стоит задуматься, – пошутил президент.
 Перед тем как оставить Джоселин и присоединиться к своему помощнику, он взглянул на ее ноги.
 – Тебе стоит подняться и сходить на массаж, – заботливо посоветовал отец. – Твои уставшие ноги почувствуют себя намного лучше.
 Однако в ту минуту Джоселин никого не хотела видеть, даже массажиста. Она не выдержала бы еще одного человека, который снова начал бы ее мять, растягивать и управлять ею.
 – Спасибо, – отозвалась Джоселин, – но я лучше подольше полежу в джакузи.
 – Добрый день, мистер президент, мисс Уэйкфилд, – приветствовал их Алекс Бейкерсмит, слегка наклонив при этом голову.
 – Алекс, – рассеянно кивнул Уэйкфилд и положил руку на плечо Уолли. Вместе они пошли по коридору, который вел в западное крыло, где находился кабинет президента.
 – Здравствуй, Алекс. – Джоселин выдавила слабую улыбку и прошла через двери, которые он распахнул перед ней и ее личным телохранителем Майком Бассетом, всюду следовавшим за ней по пятам.
 Как только Джоселин вошла в коридор, она остановилась и сбросила туфли, ощутив под горящими и ноющими от боли ступнями, затянутыми в нейлоновые чулки, прохладу мраморного пола. И сразу испытала облегчение, возможно неполное, но долгожданное. Джоселин ненадолго задержалась, чтобы им насладиться, потом заставила себя идти дальше.
 В тот момент ей было почти безразлично, насколько нелепо, должно быть, она выглядит, шествуя по Белому дому в дорогом костюме с туфлями на низком каблуке в руках. Мысленно Джоселин благодарила Бога, что поблизости нет фотографов, которые с радостью запечатлели бы ее в таком виде и разместили бы это фото во всех утренних газетах.
 Она молча шла к жилой части президентского особняка, расположенной на втором этаже. Как обычно, агент Майк Бассет проводил ее до лифта: агенты спецслужб не допускались на второй и третий этажи. Таким образом, для первой семьи страны создавалась иллюзия частной жизни.
 Однако Джоселин понимала, что это всего лишь иллюзия. Персонал Белого дома насчитывал сотни человек, готовых удовлетворить любую ее просьбу или каприз, кроме одного, хотя об этом Джоселин мечтала больше всего на свете – побыть одной. Но такое было практически невозможно. Даже если она не видела дворецкого, горничной или камердинера, выполняющих свои обязанности, то все равно знала, что они где-то поблизости.
 Краем глаза Джоселин заметила на столике у лифта вечерние газеты, среди которых были письма, оставленные для нее и отца; срочная корреспонденция была помечена красным.
 От переутомления и стресса, вызванных напряженной работой на прошлой неделе, нервы были на пределе. Взгляд Джоселин задержался на стопке писем, помеченных красным. И внутри у нее все взбунтовалось при мысли, что снова предстоит масса дел. Джоселин решительно прошла мимо столика, но затем вернулась обратно. Зажав под мышкой туфли, схватила письма и яростно перелистывала их, отбирая адресованные ей. Таких оказалось семь, из них четыре – с красными флажками. Выхватив их из стопки, Джоселин безжалостно скомкала конверты в ладони.
 Один день – это все, о чем она мечтает. Всего лишь двадцать четыре часа для себя одной: чтобы делать то, что пожелает, идти туда, куда захочет, надеть то, что понравится, говорить то, что сочтет нужным.
 Один день полной, абсолютной свободы.
 Должен же быть способ, чтобы устроить это? Джоселин пообещала себе, что отыщет его, иначе сойдет с ума.
 Вдруг ее осенила мысль, которая показалась ей такой возмутительной и радикальной; что она невольно задумалась, а не сошла ли с ума уже теперь.
 Тем не менее, это могло бы сработать.
 Конечно, понадобится время, чтобы все тщательно продумать и спланировать. И все-таки это была неплохая мысль.




 ГЛАВА 2


 Окрыленная своей чрезвычайно дерзкой мыслью, Джоселин практически пролетела по холлу, на время позабыв об усталости и боли в ногах. Она забежала в свою спальню только для того, чтобы бросить туфли и позвать личную горничную.
 Выходя из комнаты, Джоселин натолкнулась на маленькую полную женщину с седыми волосами.
 – Мидж, вы не могли бы налить мне в джакузи пену для ванны? И проверьте, чтобы вода была горячей-прегорячей, – проинструктировала она горничную. Последнюю фразу Джоселин бросила уже через плечо, открывая дверь в соседнюю комнату.
 Прежние хозяева Белого дома использовали ее в качестве спальни, но Джоселин переоборудовала комнату в гостиную и домашний офис одновременно. Не замедляя шага, она прошла прямо к рабочему столу, за которым когда-то сидела Элеонор Рузвельт. Бросив на стол письма, Джоселин включила компьютер, затем загрузила свое расписание и стала с нетерпением ждать, когда оно появится на мониторе. Через пару секунд, которые показались ей долгими минутами, на экране появилось расписание. Внимательно изучив свой график на оставшиеся недели ноября, Джоселин чуть не рассмеялась вслух.
 В плотном графике все же обнаружилось окно. Огромное, как целая жизнь. На следующие выходные у нее было запланировано только одно дело.
 Неужели это правда? Джоселин смотрела в монитор, не веря своим глазам. Существовал только один способ это проверить. Но она пребывала в нерешительности: чувство ответственности боролось с безрассудством.
 В конце концов, Джоселин сняла телефонную трубку, решив, что один звонок ни к чему ее не обяжет, зато поможет прояснить ситуацию.
 – Это Джоселин Уэйкфилд. Мне нужно поговорить с Фрэнсин Риверс, – сказала она телефонистке.
 Джоселин была уверена, где бы ни находилась сейчас ее личный секретарь, оператор непременно с ней соединит. Телефонистки Белого дома были знамениты своим умением отыскать нужного человека, где бы он ни был в этот момент: дома или за границей, в воздухе или на земле.
 Дожидаясь, когда отзовется Фрэнсин, Джоселин принялась вытаскивать шпильки, которыми закрепляла длинные, жесткие от лака волосы, заплетенные во французскую косичку. И как только вытащила последнюю шпильку, в дверь тихонько постучали.
 Повернувшись вполоборота на удобном, офисного стиля стуле, Джоселин увидела стоящую в дверном проеме горничную Мидж Тидвел.
 – Да, Мидж?
 – Ваша ванна готова, – доложила та. Это означало, что в ванной помимо воды приготовлены и свежий халат, и тапочки. – Вы что-нибудь еще желаете, мисс Джоселин? Может, что-нибудь выпить?
 – Большой стакан апельсинового сока. Со льдом, пожалуйста, – В этот момент на другом конце послышался голос Фрэнсин Риверс, и Джоселин, быстро прикрыв ладонью телефонную трубку, договорила: – Не могли бы вы поставить сок около ванны? Спасибо, Мидж. – Затем, убрав ладонь, сказала в трубку: – Привет, Фрэнсин. Это Джоселин.
 – Привет. С возвращением. Паула говорит, что это была долгая и трудная поездка. Откровенно говоря, я думала, что услышу тебя только завтра утром. Что-то случилось?
 Джоселин вся напряглась под гнетом чувства вины, но, обуздав нервное напряжение, как можно спокойнее проговорила:
 – Я просмотрела мой график на следующую неделю и обратила внимание, что в субботу вечером у меня запланировано посещение Кеннеди-центра. Там должен состояться концерт Национального симфонического оркестра. Но в моем расписании нет никаких специальных пометок, связанных с этим событием. Вот я и подумала, что лучше поговорить с тобой прежде, чем принимать какое-либо решение. Возникнут ли какие-нибудь сложности, если я отменю это посещение?
 – Не думаю, что это проблема, но давай я уточню. – В трубке повисло молчание, прерываемое едва различаемыми щелчками, наконец, Фрэнсин сообщила: – Это исключительно светское мероприятие, Джоселин. Может, несколько человек и сморщат носы, но не думаю, что это сильно их огорчит. Итак… Что мне делать? Отменить посещение?
 – Пока нет. Я дам тебе знать. Спасибо, Фрэнсин.
 Джоселин повесила трубку и зажала ладонью рот, пытаясь сдержать радостное ликование.
 Неужели она отважится на такое? От предвкушения свободы у Джоселин закружилась голова. Один день абсолютной свободы – звучало безумно восхитительно.
 Но покоя не давала совесть, призывая ее к благоразумию. Она – дочь президента. На нее возложены определенные обязательства, ответственность. В этом-то и проблема. Поднявшись со стула, Джоселин погрузилась в размышления. Она устала быть благоразумной. Устала быть дочерью президента. Устала от ответственности и обязательств, связанных с этим статусом. Ей просто необходимо отдохнуть от этого, хотя бы один день.
 «Но это невозможно», – напомнила совесть.
 – Наверное, – согласилась вслух Джоселин и тяжело вздохнула.
 Однако попыталась спасти унылое настроение, рассудив, что вполне может себе позволить просто помечтать об этом. В конце концов, должен же быть способ осуществить свое желание, не навредив при этом ни себе, ни другим.
 Вернувшись в спальню, Джоселин сбросила с себя одежду и, сложив ее на кровати, отправилась в наполненную паром ванную комнату, из которой доносился запах лаванды. Вдохнув успокаивающий аромат, она потянулась за щеткой для волос, лежащей на маленьком туалетном столике, и расчесывала волосы до тех пор, пока на них не перестал ощущаться лак.
 Выпрямившись, Джоселин глянула в зеркало, встретившись лицом к лицу со своим отражением. «А вот и еще одно большое препятствие», – вдруг осознала она: ее так часто фотографировали, что узнают на улице в мгновение ока.
 Разглядывая в зеркале каскад своих рыжих волос, молочную белизну кожи и пугающе темную бездну карих глаз, Джоселин подумала, что в отличие от принца из популярной сказки она не знакома с бедняком, с которым могла бы поменяться местами. Да ни у кого и нет такого редкого оттенка волос.
 Фокус с переодеванием был самым очевидным решением этой проблемы.
 Джоселин обернула полотенце тюрбаном вокруг головы, спрятав под него все волосы, затем шагнула в ванну и осторожно погрузилась в горячую воду с ароматной пеной. Затем, облокотившись о спинку ванны, протянула руку и открыла кран. Поток озорных пузырьков, взбалтывая пену и превращая ее в пышную мыльную шапочку, побежал по напряженным мускулам.
 Погрузившись по плечи в пульсирующую воду, Джоселин снова предалась фантазиям. Темный парик, макияж и одежда в другом стиле помогли бы ей остаться неузнанной.
 Но как ей уйти, чтобы при этом ее отсутствие никто не заметил?
 Выйти незамеченной из Белого дома не так-то просто, хотя и возможно. Джоселин глянула на закрытую дверь ванной комнаты: из спальни не доносилось ни звука, но она знала, что сейчас снятую ею одежду там убирает горничная.
 Несмотря на то, что весь персонал Белого дома старался не нарушать уединения Джоселин, рано или поздно кто-нибудь все равно ей позвонит, зайдет и поинтересуется, почему ее нигде не видно. Не обнаружив, забеспокоятся. А когда не найдут… Она далее содрогнулась при мысли о том, какой тогда поднимется переполох.
 В лучшем случае ей удастся вырваться отсюда лишь на пару часов. Но не на весь день. Только не из Белого дома.
 Дети предыдущих президентов сравнивали особняк со стеклянным шаром. Джоселин все больше и больше находила его похожим на стеклянную тюрьму.
 Она вздохнула и еще глубже погрузилась в воду, признавая, что вряд ли ей когда-нибудь удастся отсюда сбежать. «Тогда попытайся сбежать из какого-нибудь другого места», – тихо подсказал ей внутренний голос.
 «Забудь об этом», – тут же приказывала совесть.
 Джоселин пыталась убедить себя, что это всего лишь игра воображения, что она не зациклена на этом, а просто допускает такую возможность, вполне отдавая отчет своим действиям.
 К тому же спонтанные прогулки едва ли возможны под бдительным надзором спецслужб.
 В очередной раз вздохнув, Джоселин взяла мыльными пальцами стакан сока, в котором зазвенели кубики льда. Поднесла стакан к губам, сделала глоток.
 Чем больше Джоселин думала о своей затее, тем больше убеждалась, что ее план не осуществится до тех пор, пока она не найдет сообщника – того, кто смог бы ее прикрыть.
 Но кто бы это мог быть?
 Мысленно Джоселин перебрала всех своих друзей – одного за другим. Но в итоге по разным причинам на эту роль никто не подошел. Она знала, что кто-то откажется, потому что найдет ее затею слишком опасной; другие, по ее мнению, просто не умели обманывать; были, к сожалению, и такие, которым Джоселин не вполне доверяла.
 – Посмотри правде в глаза, – сказала она себе, печально глядя на полупрозрачные кубики льда, плавающие в стакане. – Нет никого. Как ни крути – это безумная идея.
 Джоселин проглотила свою грусть вместе с остатками апельсинового сока и, поставив стакан на край ванны, расслабилась под струйками пузырьков. Окруженная облаком ароматного пара и журчащей водой, она закрыла глаза и попыталась выбросить из головы все мысли. Журчание воды успокаивало, и было так приятно нежиться в мягком и теплом коконе из пузырьков и пены. Джоселин физически чувствовала, как ее покидают усталость и боль.
 – Блаженство, – прошептала она, испытывая непередаваемое наслаждение. – Настоящее блаженство!
 Вдруг ее глаза широко распахнулись, и Джоселин выпрямилась так резко, что вода и пена перелились через край ванны.
 – Блаженство, – ошеломленно повторила она. – Ну, конечно! И почему я не подумала об этом раньше?!
 Даже если бы ей пришлось обойти весь мир, Джоселин не нашла бы лучшей сообщницы, чем ее родная бабушка Блисс Уэйкфилд. Она выглядела как благородная герцогиня, но за царственным лицом и блестящими карими глазами скрывалась безрассудно смелая авантюристка и, бесспорно, самая искусная обманщица на свете.
 В мгновение ока Джоселин выскочила из ванны, позабыв про пенящуюся воду. Торопливо обернув мокрое тело полотенцем, она ворвалась в спальню, оставляя позади себя мокрые следы. Там схватила телефонную трубку с ночного столика, сделанного из древесины вишневого дерева, и по памяти набрала номер бабушки.
 После третьего гудка в трубке послышался скрипучий, с чистым английским произношением голос старого доверенного слуги ее бабушки:
 – Редфорд Холл.
 – Декстер, здравствуй. Это Джоселин. А бабушка дома? – В словах Джоселин слышалось явное нетерпение.
 – А вы вполне уверены, что хотите поговорить с ней именно сейчас, моя дорогая? Видите ли, она немного раздражена, – сообщил после значительной паузы Декстер.
 – Кому это ты там говоришь, Декстер? – услышала Джоселин повелительный голос Блисс Уэйкфилд. – Немедленно принеси мне трубку.
 – Вы хотели сказать «с кем я говорю», мадам, – поправил ее Декстер.
 – Дай мне трубку. И не смей меня исправлять.
 – Вы оба раскудахтались хуже двух куриц, – невольно рассмеялась Джоселин.
 – У нее сегодня и впрямь бойцовское настроение, – заявил Декстер, делая акцент на местоимении. – Она и с полковником Харткотом разругалась на мосту. Я…
 – Кто это? – требовательно спросила бабушка Джоселин, практически вырвав трубку из его руки.
 – Привет, Гаг, – отозвалась Джоселин. Так она называла бабушку, когда была ребенком, лихо сокращая сложные для нее слова. С тех пор это прозвище прочно закрепилось за Блисс Уэйкфилд. – Думаю, не стоит спрашивать тебя, как ты. Ссора на мосту, да?
 – Джоселин! – Как только бабушка услышала внучку, ее голос сразу же потеплел, но через секунду в нем снова послышалось раздражение: – Этот дерзкий английский зануда работает у меня последний день.
 – Гаг, ты потрясающая лгунья. – Джоселин ухмыльнулась на ничего не значащую угрозу.
 – На этот раз я не лгу, – заявила бабушка.
 – Декстер ведет себя как настоящий сфинкс с теми, кто живет вне семьи, ты же знаешь, – проворчала Джоселин.
 В голосе бабушки послышались явно критические нотки:
 – Ну, если он сфинкс, то самое время его мумифицировать. – На заднем плане гремел его низкий, изящный голос, но слов было не разобрать. – Не нужно мне подсказывать, Декстер. Мне хорошо известно, что она уезжала. – И Блисс Уэйкфилд снова обратилась к Джоселин: – Этот человек ведет себя так, как будто я уже старуха. Ну ладно, Джоселин, как прошла твоя поездка?
 – Она была очень долгой и утомительной, но наконец-то я дома.
 – У тебя бодрый голос. Учитывая то, как ты скакала по всей стране, я думала, ты вернешься еле живой.
 – Горячая ванна помогает быстро прийти в себя. – Джоселин посмотрела на следы, оставленные ее мокрыми ступнями на турецком ковре, и сразу перешла к делу: – Я звоню, чтобы узнать, не сможешь ли ты приехать завтра ко мне на ланч?
 – Завтра? Декстер, принеси мне мое расписание. – Послышалось недовольное бормотание. – Жаль, что ты не собака, Декстер. Моя жизнь была бы спокойнее, имей ты намордник. Я не говорила «посмотри» мое расписание на завтра. Ты ведь все равно не видишь без своих очков. Просто принеси мне книжку. Ему доставляет удовольствие меня раздражать. – Последняя фраза предназначалась Джоселин. – Ну, наконец-то. Итак, что у нас на завтра?.. А ты можешь выбрать другой день? Я собиралась позавтракать с Мод Фарнсворс в…
 – А как насчет среды? – прервала бабушку Джоселин.
 – Ну, нет уж. Давай лучше завтра. Эта дама ужасно скучная. А приглашение на ланч в Белый дом лучший повод, чтобы избежать встречи с ней.
 – Ты уверена? – спросила Джоселин.
 – Абсолютно! – с чувством воскликнула Блисс Уэйкфилд. – Не понимаю, и зачем я согласилась встретиться с ней в первый раз? Должно быть, страдала в тот момент от нехватки развлечений. А во сколько мне нужно быть у тебя?
 – Завтра в десять утра у меня встреча в Госдепартаменте, на час, не больше. Хотя в некоторых случаях такие встречи затягиваются, так что давай договоримся на двенадцать тридцать.
 – Договорились, я примчусь на всех парах! – Затем последовала короткая пауза. – Может быть, мне надеть накидку Соломен и ничего больше? Будет о чем посплетничать желтой прессе.
 Блисс Уэйкфилд сказала это так серьезно, что на какое-то мгновение Джоселин потеряла дар речи. Но, осознав, что это очередная маленькая бабушкина шутка, хихикнула:
 – Папу хватит удар!
 – Бедному Декстеру уже плохо. Он побледнел. До завтра, дорогая! – весело закончила Блисс и повесила трубку.
 Придерживая одной рукой полотенце, Джоселин положила трубку на рычаг и вернулась в ванную, погруженная в свои мысли. Пока что у нее не было никаких других дел, кроме как организовать ланч с бабушкой. Если бы она начала думать о разумности всего этого, то, возможно, изменила бы свое мнение.
 Но проблема была в том, что она устала быть мудрой, осторожной, устала следить за каждым своим словом и жестом, совершать благопристойные поступки. И вот готова совершить что-то, явно противоположное этому.
 Вполне возможно, что в ней больше черт ее бабушки, чем Джоселин сама это осознает.
 На следующее утро, ровно в 6.30, на ее туалетном столике зазвонил телефон. Это была оператор Белого дома. Простонав, Джоселин повернулась, чтобы ответить на разбудивший ее звонок.
 – Я встаю, – сонно пробормотала она.
 – Вы хотите, чтобы вам перезвонили через десять минут? – поинтересовалась оператор.
 На какое-то время эта мысль показалась ей заманчивой, но потом она сбросила с себя одеяло.
 – В этом нет необходимости. Спасибо.
 Джоселин положила трубку и нажала на кнопку вызова, которая подавала сигнал в кухню, оповещая дежурного лакея о том, что можно принести утренний кофе и сок.
 Через полчаса Джоселин со второй чашкой кофе в руках, в тапочках и в шелковом халате, из-под которого виднелась пижама, постучала в дверь кабинета отца. Утро было единственным временем суток, которое отец и дочь проводили вместе, только если в это же время не намечалось визита какого-либо высокопоставленного лица. Это стало их семейной традицией.
 Из глубины комнаты послышался сладкозвучный голос диктора Джеймса Орла Джонса, который объявлял: «В эфире Си-эн-эн».
 – Входите, – раздался спокойный, но громкий голос ее отца.
 Джоселин открыла дверь. В те дни, когда у супругов было принято спать порознь, этот кабинет был президентской спальней. И лишь во время правления прошлой администрации он стал исключительно рабочим кабинетом. Ковры, шторы, обивка здесь были ярко-красного цвета, что придавало комнате мужественный и президентский вид. Веселые языки пламени подпрыгивали и плясали в камине. На его мраморе, сбоку, была надпись:
 «Эту комнату занимал Джон Фицджеральд Кеннеди на протяжении своего президентского правления – 2 года, 10 месяцев и 2 дня.
 20 января 1961 г. – 22 ноября 1963».
 Где-то еще в комнате находилась табличка, гласившая:
 «В этой комнате спал Абрам Линкольн, будучи президентом Соединенных Штатов».
 Каждый уголок Белого дома дышал историей. И от нее невозможно было укрыться. Всякий раз, как только Джоселин начинала чувствовать себя комфортно, привыкая к жизни в Белом доме, она вдруг поворачивала голову и натыкалась на что-то, что являлось частью истории и напоминало о том, что она здесь лишь временно.
 – Доброе утро. – Ее отец сидел в мягком кресле перед телевизором, на кончике его носа были надеты очки для чтения. На полу возле кресла лежали утренние номера «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк тайме», указывая на то, что их он уже прочел. Три другие газеты лежали на кресле возле него.
 – Доброе утро, папа. – Джоселин приблизилась к креслу и чмокнула его в чисто выбритую щеку. Этот ритуал она проделывала уже на протяжении очень долгого времени. – М-м-м, от тебя приятно пахнет. Сегодня жаркая встреча? – Она обняла его и устроилась во втором кресле, которое было точной копией того, в котором сидел отец.
 – Только если встречу с мистером Косгровом и его помощником из Судебного департамента ты называешь жаркой. – И он развернул очередную газету.
 Джоселин чуть поморщилась, выказав слабое сочувствие.
 – Звучит так же весело, как и моя встреча в Департаменте. – Она глотнула кофе, сосредоточив взгляд на экране телевизора. – Что нового сегодня в мире?
 – Новостей немного. В Судане предотвратили мятеж, как только первая гуманитарная помощь была доставлена в голодающий район. ОПЕК предлагает повысить цены на нефть – и именно зимой, когда повышенный спрос на горючее, – перечислил президент с явным неодобрением. – И первый зимний ураган движется к степным штатам, что может привести к уменьшению явки избирателей. – Он посмотрел на дочь. – Ты хорошо спала?
 – Хорошо, только уснула с трудом. Наверно, была слишком усталой. – Так объяснила Джоселин, хотя правда заключалась в том, что она никак не могла перестать размышлять и строить в уме планы. – Но я чувствую себя отдохнувшей.
 На самом деле Джоселин была очень взволнованна и полна энергии.
 Стук в дверь известил их о том, что принесли завтрак. Обычно президент заказывал гренки с яйцами-пашот, бекон с очень хрустящей корочкой и булочку с отрубями. Джоселин никогда не могла съесть полный завтрак так рано, поэтому довольствовалась гренкой из пшеничного хлеба с тонким слоем медового масла.
 Завтрак на подносе поставили возле кресла. Во время еды президент читал газету, держа ее одной рукой, а другой придерживая тарелку. Джоселин откусила маленький кусочек гренки и сделала вид, будто смотрит телевизор. Хотя на самом деле ее мысли были заняты обдумыванием всех тех вещей, которыми она предполагала заняться в свой «свободный день». Ее фантазии были прерваны тихим хихиканьем. Вздрогнув, почти с виноватым видом, Джоселин повернулась и увидела, что отец улыбается.
 – А Такер в хорошей форме, – заметил он.
 Такер. Сначала это имя ни о чем ей не сказало, но затем Джоселин вспомнила того высокого неуклюжего корреспондента, с которым вчера днем разговаривал ее отец.
 – И что он пишет? – спросила она с притворным интересом.
 – Начинает с того ажиотажа, который поднялся вокруг Пола Каннингема, соперника Роквелла из Алабамы на выборах, когда выяснилось, что его дедушка был ку-клукс-клановским колдуном. Вот цитирую: «Я не знаю, какое значение имеет то, что его дедушка занимал высокую должность в Клане. Но вся эта история действительно доказывает, что самый дешевый способ осознать, что твое фамильное древо оставило след в истории, – это выдвинуть свою кандидатуру на государственный пост».
 – Это факт, – согласилась Джоселин, скорчив гримасу.
 Кивнув, отец продолжил молча читать газету, пока не обратил внимания на следующую часть статьи:
 – А дальше он пишет: «Теперь вы наверняка поняли, как важно в политической кампании оставаться здравомыслящим, спокойным и избираемым – вот почему многие кандидаты развивают двойственную политику».
 – Ох, – она вздрогнула от этой юмористической колкости.
 – Послушай его заключительный комментарий: «Люди жалуются на политические шутки, которые с недавнего времени известны в обществе, и заявляют, что они пагубно влияют на общественную мораль. И я осмелюсь допустить, что они правы. Поэтому, когда сегодня вы будете отдавать ваш голос, убедитесь, что вы не выбираете ни одну из этих шуток».
 – К сожалению, пару из них я встречала, когда присутствовала недавно на одних предвыборных дебатах, – цинично заметила Джоселин.
 – А кто не встречал? – Отец перевернул страницу и открыл другой раздел.
 Она задумалась над словами, которые только что прочитал ее отец.
 – Остроумие большинства политических обозревателей сводится к унижению. Но этот Такер лишь весело подшучивает. Он достигает цели, не опускаясь до грубости. Это большая редкость в наши дни.
 – И, тем не менее, это так. – Президент взял тост и вилкой намазал на него яйцо-пашот.
 – Что ты про него знаешь? – спросила Джоселин, проявив внезапный интерес к Такеру. – Я помню, ты говорил, что он из Канзаса? Но чем он занимался до того, как стал вести эту колонку?
 – Я слышал, что сразу после колледжа он писал речи. Из чего понял, что шутить у него получалось гораздо лучше, чем объяснять политическую позицию, – ответил с улыбкой отец. – Предполагаю, до работы в конгрессе он был внештатным сотрудником и писал заметки для различных парламентских партий. – Он посмотрел на Джоселин поверх очков для чтения. При этом глаза его сверкнули. – Говорят, Такер дважды предлагал свою колонку «Вашингтон пост», но ему отказывали. Если учесть, какой популярностью она пользуется сейчас, они наверняка скрежещут зубами.
 – Не сомневаюсь, – согласилась с ним Джоселин и откусила еще кусочек гренки.
 – А почему ты спросила? Про Такера, я имею в виду.
 – Да просто так. Простое любопытство. – Джоселин лениво пожала плечами. – Я подумала, что знаю в лицо практически каждого репортера в Вашингтоне. Но только что осознала, что никогда раньше не сталкивалась с Грэйди Такером.
 – Это не удивительно. Такер редко появляется на политических мероприятиях, предпочитая наблюдать со стороны. Он не из тех, кто вмешивается.
 – Да он и не похож на общительного человека, – прокомментировала Джоселин, вспомнив, как Такер робко наклонил голову, – напомнил мне застенчивого школьника.
 – Может быть. – Отец перевернул страницу, газета зашуршала и хрустнула. – Но я не стал бы его недооценивать. У него зоркий глаз и острый ум.
 – Понятно, однако не помню, чтобы я с ним сталкивалась. – Джоселин потянулась к подносу и налила себе кофе. – Какой прогноз погоды на сегодня?
 – Тепло и солнечно, около семнадцати градусов. Типичное бабье лето. А что?
 – Я пригласила сегодня бабулю на ланч. – Она поднесла чашку ко рту и слегка подула на горячий кофе. – Надеюсь, будет достаточно тепло, для того чтобы мы могли позавтракать на балконе. Может, это последняя возможность в этом году.
 – Мама приедет сюда? – Уэйкфилд удивленно поморщился, затем над чем-то задумался. – Если у меня не получится ускользнуть, чтобы ее поприветствовать, то пусть она спустится ко мне перед уходом. Только попроси ее не отвечать на телефонные звонки.
 Джоселин рассмеялась:
 – Неужели до сих пор вспоминают, как она ответила на звонок из российского посольства?
 В тот раз Блисс Уэйкфилд сообщила послу, что тот сможет поговорить с президентом только после того, как она сама с ним встретится. А до этого ему придется подождать.
 – Итальянский такого ответа тоже не забыл. У прессы тогда был крайне удачный день, – сухо заметил отец. – Иногда меня забавляют вещи, которые выкидывает моя мама. Но ее все любят.
 – В основном из-за того, что ее не волнует мнение других. Этому качеству все завидуют, – прокомментировала Джоселин, и в первую очередь это относилось к ней самой.
 – Возможно, ты права. Возраст дает много преимуществ. И моя мама использует их все, – добавил президент.




 ГЛАВА 3


 Государственный визит вновь избранного британского премьер-министра с супругой, завершившийся две с половиной недели назад, оставил бесчисленное количество деталей для обсуждения. Ни одна мелочь не осталась без внимания, даже то, какой зубной пасте они отдают предпочтение. В итоге встреча Джоселин с чиновниками из Госдепартамента и службы протокола, которая должна была длиться не более часа, растянулась на целых два.
 На часах была половина первого, когда Джоселин вернулась в Белый дом. Вереница туристов тянулась от Восточных ворот в ожидании осмотра комнат особняка, открытых для посетителей.
 Заметив туристов, Джоселин обратилась к своему телохранителю Майку Бассету:
 – Кажется, сегодня все решили воспользоваться такой хорошей погодой.
 – Не вините их, – ответил он. – Сегодня действительно великолепный день.
 «Это точно. Идеально подходит для завтрака на балконе», – подумала Джоселин. Подойдя к лифту, она обратилась к дежурному охраннику:
 – Миссис Уэйкфилд уже приехала, Том?
 Охранник немного поколебался, вытягивая шею так, будто ему вдруг стал тесен ворот:
 – Почти.
 Джоселин остановилась, почувствовав тревогу:
 – Что ты имеешь в виду? Так она здесь или нет?
 – Здесь, – ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза, – но вместо того чтобы подняться, она… ну… присоединилась к группе четырехклассников, осматривающих комнаты.
 – И почему я не удивлена? – вздохнула Джоселин, еле сдержав улыбку. – Пойду ее поищу.
 Ее телохранитель тут же что-то тихо сказал в свой микрофон, а когда она сделала шаг в сторону экскурсионных залов, легонько удержал ее за локоть:
 – Подождите, пока туда не подойдут Мевис и Френк.
 Джоселин хотела напомнить ему, что это всего лишь группа школьников, которые вряд ли представляют для нее какую-либо угрозу, но это было неподходящее время для спора, если она намеревалась в ближайшем будущем от них ускользнуть. Еле сдерживая нетерпение, Джоселин подождала, пока не подошла остальная охрана.
 Детский смех и величественный голос бабушки привели ее с охраной в Восточную комнату, расположенную на втором этаже особняка. Охрана, выставленная для того чтобы сдерживать потоки посетителей, проходящих через комнату, беспомощно наблюдала за тем, как Блисс Уэйкфилд потчевала школьников, сопровождавших их учителей и кучку других взрослых рассказами о проказах детей Теодора Рузвельта.
 – Я не могу представить комнаты, которая подходила бы для катания на роликах лучше, чем эта! А вы как думаете? – Слушатели приветствовали ее вопрос дружным «нет». – Очень плохо, что ни один из вас не принес свои ролики. Мы могли бы их здесь опробовать. Кстати, я довольно хорошо катаюсь на роликах. Я вам еще не рассказывала об этом?
 Это была бы самая нелепая картина, какую только можно себе представить – высокая элегантная женщина на роликовых коньках! «Если бы, конечно, ролики не были окрашены в бирюзовый цвет, под стать костюму бабушки», – пришла к выводу Джоселин.
 – Когда построили Белый дом, – продолжала между тем свою лекцию Блисс, – эта комната еще много лет оставалась немеблированной. Абигель Адамс даже приказал слугам вешать здесь белье после стирки. Ведь тогда не было сушилок для одежды и электричества… – Тут она заметила в толпе внучку, окруженную с трех сторон агентами Секретной службы. – А вот и Джоселин! – объявила Блисс с сияющими глазами. – Я так рада, что ты смогла присоединиться к нам. Я как раз хотела рассказать детям о том, как эти хулиганы Рузвельта привели в дом пони и пытались поднять его на лифте. Вы ведь знаете мою внучку Джоселин?
 Для агентов Секретной службы следующая сцена была подобна ночному кошмару: толпа детей в мгновение ока окружила Джоселин и атаковала ее вопросами. Со свойственным им тактом они пытались удерживать самых агрессивных и сохранять некое подобие порядка.
 После того как Джоселин парировала несколько детских вопросов, какой-то пожилой мужчина низкого роста, в форме африканского десанта поднял вверх свою трость, привлекая ее внимание.
 – Извините, мисс Уэйкфилд, – сказал он низким, хорошо поставленным басом. – Вы не могли бы ответить еще на один вопрос?
 – Конечно, – вежливо улыбнулась Джоселин, собрав все свое терпение.
 – Так как Рождество не за горами, мне было бы интересно узнать, в какой комнате Белого дома будет установлена главная рождественская елка? – Мужчина стоял позади группы туристов, пальто его было расстегнуто, в одной руке тросточка, в другой – шляпа. Но более всего внимание Джоселин привлекли его черные сияющие глаза и контраст между блестящей коричневой кожей и белой, как снег, бородой.
 – Главная елка всегда устанавливается в Голубой комнате, – ответила она. – Хотя во всех остальных офисах тоже ставят елки. А елки, украшенные орнаментом на старинные рождественские темы, обычно выставляются в Восточной колоннаде.
 – Вы уже выбрали тему этого года? – поинтересовался он.
 – Мы определились с темой оформления еще несколько месяцев назад. – «После долгих споров и обсуждений», – хотела было добавить, но не добавила она.
 – Могу я узнать, что это за тема? – В улыбке пожилого мужчины чувствовалось что-то напряженное детское. И вдруг его осенила догадка: – Или вы пока не хотите это афишировать?
 – Я думаю, что рождественская тема не относится к высшей категории секретности, – улыбнулась на этот раз с естественной теплотой Джоселин. – В этом году мы выбрали тему «Рождение ребенка».
 Мужчина улыбнулся еще шире:
 – Интересный и очень достойный выбор.
 Его откровенная радость заставила Джоселин кое-что объяснить:
 – На эту идею нас вдохновил изящный макет восемнадцатого века, изображающий сцену рождения Христа, который выставляется здесь во время рождественских праздников с момента его появления в Белом доме в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. В общей сложности, этот макет состоит из сорока семи деревянных и глиняных фигурок. Это будет главный сюжет наших декораций здесь, в Восточной комнате.
 – А украшения для главной елки? – Повышение интонации его голоса делали эту фразу вопросом.
 – Мы пригласили три разные организации для создания орнаментов в разных этнических стилях, которые изображали бы рождение Христа, – сообщила Джоселин. – Америка – это плывущий корабль, наполненный иммигрантами из разных стран. Именно это разнообразие и делает нас сильными. Мы хотим отметить и этот факт тоже.
 – Решение, достойное похвалы. – Теплая улыбка пожилого мужчины выразила мудрость и одобрение.
 Одна девочка с кудряшками яростно двинулась сквозь толпу, желая задать свой вопрос. Джоселин ее заметила и кивнула.
 – Я только хотела спросить… – начала девочка, но запнулась от нахлынувшей на нее волны застенчивости, – из какого именно камина в Белом доме появляется Санта-Клаус?
 Стоящий позади нее мальчик засмеялся и стукнул кулаком в ее спину.
 – Ты что, все еще веришь в Санта-Клауса? – с издевкой произнес он.
 Девочка густо покраснела и, повернувшись, выпалила:
 – Я не верю, но моя младшая сестра верит, и поэтому Санта-Клаус приходит к нам каждый год!
 – Я рада, что он все еще приходит к вам, – снова обратила внимание группы на себя Джоселин. – Разве мы все не любим, когда к нам приходит Санта-Клаус? – И все дружно с ней согласились. – А сюда, в Белый дом он придет через любую трубу, какая ему приглянется.
 На этой веселой ноте Джоселин удалось закончить свое общение с туристами. Охрана незамедлительно провела Джоселин и ее бабушку к лифту.
 – Ну, к чему все эти вопросы о Рождестве? – пробормотала раздраженно Джоселин, как только за ними закрылись двери лифта. – Ведь еще не было даже Дня благодарения!
 – Но и не слишком рано, чтобы об этом подумать, – возразила Блисс под тихое жужжание поднимающегося лифта.
 – К сожалению, я вынуждена говорить о Рождестве в течение нескольких месяцев. – Джоселин поймала на себе скептический взгляд бабушки. – В самом деле. Только сняли прошлогодние декорации, как сразу же начались прения насчет новых. Сначала необходимо выбрать тему. Затем решить, каким образом ее представить. После этого оговариваются различные заключительные детали. И если я не участвую в обсуждениях, то обдумываю дизайн открыток от Белого дома, или сочиняю для них поздравительный текст, или корректирую список лиц, которых необходимо поздравить. К тому времени, когда Рождество, наконец, наступит, я так устану, что оно уже не будет иметь для меня значения.
 – И, тем не менее детям было интересно узнать, как вы украсите Белый дом к Рождеству, – проговорила в задумчивости Блисс. – Милые дети, не правда ли?
 – Бабуля, за эти слова я готова тебя задушить, – заявила Джоселин, выходя из лифта на третьем этаже семейной части Белого дома.
 – Наверно, я этого заслуживаю, – равнодушно согласилась та. – Но мы-то с тобой знаем, что для детей это был «их» день! Теперь они будут говорить об этой встрече всю свою жизнь!
 – Ты старалась изо всех сил, создавая «их» день до моего появления.
 – Я не удержалась. Эти дети выглядели такими несчастными, переходя из одной комнаты в другую. Тебе надо что-нибудь предпринять, чтобы оживить эти скучные экскурсии по Белому дому. Сейчас экскурсоводы уделяют слишком большое внимание меблировкам комнат. А антиквариат интересен совсем немногим. Это только торговцам или коллекционерам любопытно узнать, что кабинетный рояль марки «Стейнвей» в Восточной комнате был выполнен по проекту Гуглера, что его опоры позолочены и повторяют форму белоголового орлана эмблемы США и что он украшен позолоченным трафаретом, выполненным Беком. Эти экскурсоводы представляют Белый дом безжизненным и скучным музеем, тогда как на самом деле – это место, где люди смеялись, жили, любили и где происходили самые важные моменты в истории нашего государства!
 – И ты решила исправить ситуацию, рассказав о подвигах детей Рузвельта и о том, что Восточная комната когда-то использовалась для сушки белья? – Джоселин улыбкой отреагировала на неугомонную бабушкину логику.
 – Джоселин, но ты ведь не будешь отрицать, что и Белому дому бывают свойственны легкомысленные моменты? И как мне кажется, незаслуженно остающиеся без внимания. Но я могла бы рассказать и о той мрачной комнате, в которой на черном катафалке лежало тело убитого Линкольна, когда люди приходили с ним попрощаться. – Палец за пальцем Блисс стянула с рук кожаные перчатки. – А еще я могла бы рассказать о Долли Мэдисон, которая отказывалась покинуть Белый дом, несмотря на приближение британской армии, до тех пор, пока портрет Джорджа Вашингтона не вынут из рамы и не упакуют вместе с ее вещами. Только представь себе, Джоселин! – Она так драматично подняла вверх руку, будто хотела вглядеться в прошлое. – Английские солдаты уже подступили к городу, друзья покидают Долли один за другим, чиновники уговаривают ее бежать, Капитолий и Белый дом вот-вот могут оказаться в руках врагов… Только представь, какая паника царила вокруг! Но Долли оставалась непреклонна, отказываясь покинуть Белый дом без портрета Вашингтона. Конечно, – Блисс опустила руку и повернулась к внучке с сияющими, полными решимости глазами, – эта мудрая женщина захватила и свой портрет. Вашингтон был не единственной вещью, которую она спасла до того, как англичане сожгли Белый дом.
 – Портрет Вашингтона был единственной вещью, уцелевшей от Белого дома во время пожара тысяча восьмисотого года, – напомнила Джоселин. Перед тем как переехать в президентский особняк, она тщательно изучила его историю. В колледже Джоселин выбрала две профилирующие дисциплины, и одной из них тоже была американская история. Поэтому ей было известно почти все о ее временном доме и его бывших обитателях. О чем она и не преминула лишний раз сказать бабушке.
 – Исключая, конечно, те моменты, когда Белый дом ремонтировался и реставрировался, – уточнила та, взмахнув перчаткой и как бы отметая этим точку зрения внучки. Последнее слово всегда оставалось за ней. – А поскольку этот эпизод довольно драматичный и волнующий, то забавнее представить себе кальсоны Джона Адамса, или панталоны Абигеля, сохнущие на веревке в Восточной комнате, или детей Рузвельта, разъезжающих по дому на роликах. – Она убрала перчатки в маленькую сумочку и задумчиво промолвила: – Интересно, что Декстер сделал с моими роликами? Я так хорошо на них каталась…
 Джоселин подняла одну бровь, затем опустила ее и улыбнулась. Как известно, вооружен тот, кто предупрежден, подумала она и сказала:
 – В следующий раз, когда ты будешь ночевать в Белом доме, я прикажу обыскать твой багаж. Если у тебя найдут роликовые коньки или роликовую доску, они будут конфискованы! Но не беспокойся, – с улыбкой добавила она, – тебе все вернут, когда ты будешь уезжать.
 Блисс Уэйкфилд одарила внучку долгим оценивающим взглядом и тяжело вздохнула:
 – Я опасаюсь за тебя, Джоселин. Ты очень быстро становишься слишком приличной и правильной, – заявила она, печально качая головой. – Тебе просто необходимо сделать что-нибудь из ряда вон выходящее прежде, чем ты станешь безнадежно скучной.
 – Не подумай, что я не поддаюсь никаким искушениям. Просто я не горю желанием попасть на первые страницы газет. А сегодня я не могу даже кашлянуть, оставшись незамеченной.
 Не найдя ни одного интересного для себя письма, Джоселин положила корреспонденцию обратно на столик и отвернулась, избегая бабушкиного взгляда, полного решимости.
 – Сегодня чудесный день! Я решила, что мы будем завтракать на балконе.
 – Хороший выбор, – промолвила Блисс. Место для ланча было выбрано удачно. С балкона открывался великолепный вид на безупречную зелень Южной лужайки и на Эллипс, лужайку перед Белым домом, которые вели к Молу, парковой зоне и взмывающему вверх мраморному монументу Вашингтона. А у подножия блестящего белого обелиска гладкие воды Приливного бассейна отражали безоблачное голубое небо. В конце большой аллеи возвышался мемориал Джеферсона, великолепно сочетавшийся с Белым домом.
 Этот осевой пейзаж был одним из проектов Пьера Ленфана, молодого французского инженера и ветерана французской революции, который предложил проект строительства новой столицы на берегах реки Потомак в 1791 году. Другой пейзаж представлял собой линию, на которой находились Мол, Зеркальный бассейн, мемориал Линкольна, монумент Вашингтона и Капитолий.
 Раньше, созерцая эти просторы и изящную симметрию с балкона второго этажа особняка, Джоселин всегда испытывала волнение, но сегодня удостоила их лишь беглым взглядом перед тем, как сесть к завтраку.
 Джоселин с большим трудом сдерживала позывные своего желудка. Сначала она равнодушно повозилась вилкой в салате, украшенном мандаринами и засахаренным миндалем, затем – в омлете.
 Как обычно, бабушка доминировала в разговоре, дав Джоселин возможность в последний раз посомневаться насчет задуманного ею предприятия. От Джоселин требовалось только кивать головой или вставлять время от времени какое-нибудь слово для поддержания разговора.
 После того как был подан кофе, дворецкий остановился возле стола:
 – Могу я еще что-нибудь вам принести?
 Джоселин хотела было ответить, но бабушка ее опередила:
 – Нет. Спасибо. Просто оставьте кофейник на столе, мы нальем сами.
 Дворецкий понял намек на желание женщин остаться наедине и удалился с балкона, осторожно прикрыв за собою дверь. Джоселин сделала вид, будто потягивает свой кофе, ощущая на себе пристальный взгляд блестящих бабушкиных глаз, изучающих ее поверх ободка китайской чашки.
 – Ты уже решила?
 – Решила что? – Удивленная Джоселин опустила чашку. В интонации ее голоса почувствовался гнев.
 Конечно, это было просто совпадение. Бабушка была способна на многое, но мысли читать она точно не умела!
 – Я не знаю. Ты же мне не рассказала, – спокойно ответила Блисс, – но я вижу, что ты что-то скрываешь. Ты что-то задумала, и ясно, что мне это будет не по душе. Давай признавайся.
 И вот он настал – этот ответственный момент. Джоселин могла еще выбрать – выкинуть из головы эту глупую идею или же окунуться в нее с головой. Пришло время решать.
 – На самом деле я хотела узнать, есть ли у тебя какие-нибудь планы на эти выходные? – Джоселин надо было потянуть время, чтобы собраться с мыслями.
 – На эти выходные? – Блисс, казалось, была выбита из колеи неожиданным вопросом. Но, быстро придя в себя, ответила: – Вообще-то, у меня не запланировано ничего сверхъестественного. Ничего такого, что я не могла бы отменить, если захочу. А почему ты спрашиваешь?
 – Я подумала, что могла бы навестить тебя. – Джоселин старалась говорить как можно естественнее.
 – Ну, ты же знаешь, что тебе всегда рады в Редфорд Холле, – проворчала Блисс.
 – Но может быть, ты занята в выходные…
 – Я всегда найду время, чтобы провести его с любимой внучкой!
 – Твоей единственной внучкой, – сухо добавила Джоселин.
 – Да, единственной, – шаловливым тоном согласилась Блисс, чуть наклонив голову с белыми как снег волосами и с любопытством глядя на Джоселин. – Но в этом кроется нечто большее, чем просто желание меня навестить, я права? – с пониманием попыталась выпытать она.
 Джоселин опять засомневалась, однако все-таки решилась:
 – Да, ты угадала. – И почувствовала, как у нее с души свалился камень.
 Блисс наклонилась вперед с неподдельным интересом, положив локти на скатерть:
 – Как его имя? Я его знаю?
 – Чье имя? – смутилась Джоселин.
 Блисс разочарованно вздохнула и прислонилась к спинке кресла:
 – Вижу, в твоей жизни действительно нет нового мужчины. А я надеялась, что ты планируешь устроить любовное свидание в Редфорд Холле, подальше от глаз прессы. Декстеру это понравилось бы.
 – Новый мужчина? – усмехнулась Джоселин. – Но у меня нет даже старого мужчины.
 – Очень жаль, – выразила настоящее сожаление бабушка. – А что стало с тем симпатичным военным, с которым ты встречалась?
 – Он просто сопровождал меня на двух приемах, Гаг. Едва ли это можно назвать свиданиями. Хотя после того, как я второй раз появилась с ним в обществе, колонки светской хроники и желтая пресса буквально пестрели слухами о нашей предстоящей помолвке. – Это был как раз один из тех случаев, когда она не могла скрыть своего раздражения. – Если честно, Гаг, я не могу вспомнить, когда последний раз ходила на свидание без толпы папарацци на хвосте, не говоря уже о пристальном внимании спецслужб.
 – Вот это да! Не верю своим ушам! Неужели мне послышались нотки грусти, – пробормотала Блисс. При этом ее глаза излучали одобрение.
 Но Джоселин не заметила этого. Ее охватили чувства обиды и негодования, которые она так долго в себе подавляла.
 – Боюсь, что это нечто большее, чем просто нотки грусти. Скорее, это вулкан с горячей кипящей лавой, готовой в любой момент вырваться наружу.
 – Ты меня успокоила: в тебе еще осталось что-то человеческое, – сияя от удовольствия, заявила Блисс. – Последние три с половиной года ты была таким воплощением шарма и хороших манер, что я практически поверила: ты – на грани святости. Скажу больше, я даже начала сомневаться, моя ли ты внучка.
 У Джоселин невольно вырвался смех, и она почувствовала, как вместе с ним рассеивается и напряжение.
 – Всего лишь один день – это все, чего я хочу, Гаг. Один день, чтобы остаться наедине с собой и не чувствовать на себе назойливых взглядов. Один день, чтобы побыть Джейн Доу, а не Джоселин Уэйкфилд, дочерью президента.
 – Это высокое звание. – Бабушка многозначительно расширила темные глаза. – Но, к сожалению, у меня нет волшебной палочки. Они есть только у сказочных бабушек. Как бы я хотела тебе помочь, однако…
 – Ты можешь мне помочь, – перебила ее Джоселин, сильно разволновавшись.
 Блисс откинула голову назад, ее терзали сомнения и любопытство. – Как?
 Настала очередь Джоселин наклониться вперед.
 – Ты помнишь ту потайную лестницу в бывшей дедушкиной комнате? И тот старый туннель между домом и гаражом?
 – Конечно, я помню о них. Я сама показывала их тебе, когда ты была еще неряшливой маленькой девчонкой-сорванцом с косичками. – Послышалась сирена «скорой помощи», промчавшейся по Конститьюшен-авеню. – Тебя привлекал тот туннель. Каждый раз, когда ты ко мне приходила, то настаивала на том, чтобы пройтись по нему. Декстер был убежден, что ты станешь спелеологом. – Внезапно Блисс рассмеялась от всей души. – Как же он ненавидел спускаться в него и вытирать там всю паутину к твоему приезду! А ведь у бедняги настоящая антипатия к паукам, ты знала об этом?
 Но Джоселин всегда привлекал не сам туннель. Им пользовались беглые рабы в то время, когда через Редфорд Холл проходила подземная железная дорога. Еще будучи маленькой девочкой, Джоселин твердо знала, что ее привлекает история Америки.
 – В каком состоянии он сейчас? – спросила она, затаив дыхание и понимая, как многое будет зависеть теперь от бабушкиного ответа.
 – Не знаю, – задумчиво протянула Блисс. – Туда никто не заходил после того, как Служба безопасности все проверила. Они тогда подняли такой шум из-за него, – вспомнила она изумленно. – Была бы их воля, они замуровали бы проход, но ввиду его исторической ценности им это не позволили. Поэтому они просто заперли вход и выход. – И она хихикнула, вспомнив еще один момент. – Мне кажется, это было именно в тот день, когда они рассказывали мне неожиданную новость о Декстере. Какие серьезные лица у них были, Джоселин, когда они сообщали мне, что он родом вовсе не из Англии, а из восточной части Чикаго, и что зовут его не Каммингс-Гоулд, а как-то по-польски, так, что я не могу даже выговорить. И как разочаровались, когда я сказала им, что твой дедушка узнал об этом еще сорок лет назад, как только Декстер начал у нас работать. В то время считалось модным иметь дворецкого с британским акцентом. Сейчас в Декстере больше британского, чем в настоящем британце. Но жить под вымышленным именем не так уж безопасно. Не то чтобы Служба безопасности намекала на то, кем он был, но…
 – Так что там с замками, Гаг? – перебила ее Джоселин, которой не терпелось вернуться к главной теме. – У кого ключи от этих замков?
 – Ключи? Я не помню… – пробормотала Блисс. – Думаю, одну связку они оставили в Редфорд Холле. Декстер должен знать. А зачем тебе? – спросила она, но вдруг ее осенила догадка, и Блисс в изумлении открыла рот. А через секунду улыбка, выражающая крайнее восхищение, озарила ее лицо. – Ты задумала улизнуть от охраны через этот туннель?
 Когда Джоселин кивнула, выражение бабушкиного лица стало немного озорным.
 – Они будут в бешенстве, когда обнаружат твое отсутствие.
 – Вот для этого мне и нужно твое участие, Гаг, – объяснила Джоселин, невольно понижая голос из боязни быть подслушанной. – Мне нужно, чтобы ты прикрыла меня, чтобы убедила охрану, что я все еще у тебя в доме. Ты должна будешь им сказать, что я приболела – или что-то в этом роде, чтобы у них не возникло подозрений по поводу моего отсутствия. И нужно будет продержать их в неведении двадцать четыре часа.
 – Но ты, конечно, не можешь заболеть очень сильно, иначе они настоят на том, чтобы вызвать врача, – подхватила бабушка, уже обдумывая возможные осложнения. Потом помолчала, глядя на ярко-рыжие волосы Джоселин. – Но ты должна понимать, что тебе придется замаскироваться. Ты ведь не сделаешь и шага неузнанной.
 – Я знаю и поэтому здесь тоже нуждаюсь в твоей помощи, Гаг. Мне понадобится парик, желательно темно-каштановый, и одежда, отличающаяся от того стиля и тех цветов, которые я обычно ношу. Понимаешь, если я сама поеду за покупками, весь мир узнает, что я купила. И послать кого-то в магазин я тоже не могу, у него в голове возникнет куча вопросов. Какими бы молчаливыми ни были люди, они все общаются между собой.
 – Ты абсолютно права, – согласилась Блисс, и в ее сообразительной голове быстро созрел новый совет. – Правда, было бы смешно открыто ходить по магазинам, чтобы купить одежду, в которой тебя не узнали бы. Это большой риск. – Она взглянула на Джоселин острым, изучающим взглядом. – Но ты понимаешь, мы должны все рассказать Декстеру. – Она поджала губы с чувством досады и раздражения. – Насколько я его знаю, этот надутый старый дворецкий не одобрит нашей затеи. Я уже сейчас слышу его возмущение по поводу, как эгоистично и безответственно вести себя подобным образом девушке твоего положения. Он скажет, что тебя может похитить какая-нибудь террористическая группировка и потребовать выкуп.
 – Это нелепо, – запротестовала Джоселин, не зная точно, как обойти такое препятствие.
 – Да, конечно, нелепо, но Декстер смотрит слишком много фильмов с Брюсом Уиллисом. – Блисс сделала маленький глоток кофе и задумалась над этой новой проблемой.
 – В любом случае ты должна убедить его, Гаг, что при правильной маскировке я не буду отличаться от обычного туриста, – рассудила Джоселин.
 – Ты права, – пробормотала задумчиво бабушка. – Но даже если мне удастся его в этом убедить, он захочет знать все: что ты собираешься делать, куда пойдешь.
 – В эти двадцать четыре часа у меня не будет времени пойти куда угодно. Все, что я собираюсь сделать, – это побродить по окрестностям Вашингтона, посмотреть достопримечательности; побывать в тех местах, куда меня водила мама, когда мне было… Сколько? Девять или десять лет.
 На Джоселин нахлынула волна теплых воспоминаний о том времени, когда они вместе с мамой совершали многочисленные экскурсии по столице и много фотографировали. Одра Уэйкфилд обожала фотографировать, и у нее это хорошо получалось. Более чем хорошо, поправила себя Джоселин, вспомнив самые впечатляющие фотографии, сделанные мамой.
 – Ты говоришь «двадцать четыре часа». Не означает ли это, что ты собираешься отсутствовать и ночью? Где же ты будешь спать?
 – В отеле, как и все туристы, – пояснила Джоселин.
 – А как быть с документами? Как ты оплатишь комнату в отеле? Это тоже надо обдумать, – забеспокоилась Блисс, ставя чашку на блюдце.
 – Наличными, конечно, – пожала плечами Джоселин. – Я же не смогу воспользоваться кредитной карточкой. Даже когда я зарегистрируюсь под вымышленным именем.
 – Но если заплатишь за комнату наличными, клерк решит, что ты мелкий воришка.
 – Не решит, если я буду одета бледно и неброско, – заключила Джоселин.
 – Верно. Хотя очень жаль, – заявила бабушка с лукавым блеском в глазах. – Было бы намного забавнее одеть тебя как мелкого воришку. Подумай, какую одежду я должна тебе купить.
 – И как мне выкручиваться, если меня вдруг остановит полицейский и попросит предъявить документы? – проворчала Джоселин. – Больше никому не придет в голову это делать.
 – Так просто не попросит, только если ты не попадешь в аварию, – пояснила Блисс, затем тяжело вздохнула: – Декстер будет из-за этого волноваться, ты же знаешь.
 – Тебе просто надо заверить его, что я буду очень осторожной, чтобы не попасть в аварию. – Джоселин подняла серебряный кофейник и налила себе кофе. – Только одному Богу известно, что произойдет, если случится что-то подобное. Но игра закончится в любом случае. Об этом будут говорить во всех сводках новостей, не считая красных лиц и жалобных объяснений.
 – Но это будет чудесное приключение, милая! – воскликнула бабушка почти с восхищением. – Риск быть раскрытой только добавляет изюминку!
 – Это напомнило мне, что я должна выписать тебе чек, пока ты не уехала. Не дай мне забыть об этом, ладно? – Джоселин поднесла китайскую чашечку к губам.
 – Чек? На что? – Блисс смущенно посмотрела на нее.
 – На одежду, парик и наличные, чтобы оплатить мою комнату в отеле, питание плюс на что-нибудь еще, чего я захочу.
 – Можешь про это забыть. – Блисс взмахнула рукой, отвергая эту идею. – Это маленькое предприятие лежит на мне. Пусть это будет мой рождественский подарок. – Когда Джоселин открыла рот, чтобы возразить, бабушка свысока посмотрела на нее взглядом, не терпящим возражений: – Я настаиваю, Джоселин.
 – Хорошо, но… – уловив предупреждающий треск щеколды балконной двери, Джоселин передумала, что хотела сказать. – Это бабье лето заставляет забыть о том, что зима не за горами, правда?
 – Так оно и есть, я… – с искусством актрисы Блисс бросила ленивый взгляд на открытую дверь. И внезапно улыбка, полная настоящей теплоты и обожания, озарило ее лицо. – Генри! Какой приятный сюрприз!
 Приблизившись к столу, президент чмокнул маму в подставленную щеку.
 – Привет, мам, я слышал, что ты у нас.
 – О, милый. – Глядя на Джоселин, Блисс сделала слабую попытку изобразить интерес. – Боюсь, это значит, что он слышал и о твоем общении с труппой школьников?
 – О твоем общении? – переспросил Генри Уэйкфилд. – Разве это была не персональная экскурсия по комнатам?
 – Они умирали со скуки, их удручало ходить из комнаты в комнату и смотреть на старую мебель, – выпалила пожилая женщина в свою защиту.
 – Мне следовало бы знать, если было что-то подобное. – Президент ухмыльнулся с видом одобрения.
 – Садись. Я сверну шею, глядя на тебя. – Блисс указала ему жестом на одно из свободных кресел за столом.
 По сигналу на балкон вышел дворецкий с подносом. Он принес свежий кофе и чистую китайскую чашку с блюдцем. Поставив чашку перед президентом, он налил ему горячий кофе, а затем наполнил до краев чашки Джоселин и Блисс, прежде чем снова уйти в дом.
 – Есть какие-нибудь свежие новости о забастовке? – машинально спросила Джоселин. Политика всегда была главной темой для беседы за столом, по крайней мере, столько, сколько Джоселин себя помнила. Обсуждение различных проблем и стратегий стало для нее настолько естественным, как тема погоды для других людей.
 – Похоже на то, что в ближайшее время все уладится. Постепенно во всех штатах, в зависимости от результатов местных выборов. – Генри Уэйкфилд сделал оценивающий глоток кофе из своей чашки.
 – Это и плохо и хорошо одновременно, – отметила Блисс, бросив изучающий взгляд на сына. – Ты выглядишь бодрым и отдохнувшим. Очевидно, ты уже пришел в себя после предвыборной кампании?
 – Иногда мне кажется, что он только этим и питается, – поддразнила отца Джоселин.
 – Это характерная черта истинного политика, – Блисс подняла вверх свою чашку в качестве насмешливого тоста в честь сына.
 – Спасибо. – Он наклонил голову, его глаза блеснули так же ярко, как у матери. – Я на самом деле, чувствую себя абсолютно отдохнувшим, но жду с нетерпением выходных в Кемп-Дэвиде. Почему бы тебе не присоединиться к нам, мама?
 Джоселин уставилась на бабушку, чувствуя, как все их планы таят, будто сигаретный дым. Но Блисс не дрогнула.
 – Твое приглашение немного запоздало, Генри. У нас с Джоселин уже есть планы на эти выходные, – заявила она. – Джоселин приедет ко мне в Редфорд Холл. Мы уже много месяцев не разговаривали с ней по душам. Ты, конечно, можешь тоже приехать.
 Президент сделал жест рукой, добродушно отвергая приглашение:
 – Спасибо, но нет. Я пас.
 Тут Джоселин поняла, что ей представился удобный случай.
 – Пап, – начала она с возрастающей надеждой воплотить свой замысел, – ты не мог бы поехать в Кемп-Дэвид на машине, вместо того чтобы лететь туда на вертолете? Тогда репортеры решат, что я с тобой, и не заметят, как я улизну в Редфорд Холл. Это будет замечательно провести все выходные без фотографов, снующих вокруг.
 – Почему бы нет? – охотно согласился он. – Из окна машины я смогу полюбоваться листопадом.
 Джоселин чуть не рассмеялась, радуясь своему триумфу. Последняя серьезная помеха была преодолена. Теперь все зависело только от Бога.




 ГЛАВА 4


 В пятницу, в половине пятого вечера, через несколько минут после того, как президентский кортеж отправился в Кемп-Дэвид, Джоселин вышла из Белого дома и проскользнула внутрь темного седана неопределенной модели. С одним-единственным чемоданом в багажнике автомобиль отъехал от особняка и понесся по городским улицам, сопровождаемый второй машиной, в которой ехали двое охранников, приставленных к Джоселин.
 Джоселин откинулась в своем кресле назад и ленивым взглядом смотрела через тонированные стекла, всем своим видом показывая, что не расположена к беседе. Но как раз лености она в себе не ощущала. Внутри Джоселин была вся на нервах, ее пульс участился, мышцы напряглись. Но, к счастью, никто этого не замечал. Маска, которую она научилась носить на публике, сейчас пришлась как нельзя кстати. Хотя Джоселин осознавала, что если она будет выглядеть чересчур спокойной и отвлеченной, то для правдоподобности ей придется извиниться за свое неважное самочувствие.
 – Устали? – Вежливый вопрос Майка Бассета оторвал ее от созерцания окрестностей.
 – Очень, – вздохнула она, и в этом вздохе чувствовалось больше напряжения, чем усталости.
 – Это означает, что сегодня вечером вы останетесь дома? – попробовал он угадать.
 – И сегодня и завтра, – сообщила Джоселин. – Дело в том, что я не планировала на выходные ничего большего, чем чтение или игра в скрабл.
 – А какие планы у вашей бабушки? Это меня тоже волнует. – Казалось, Бассет обращается больше к себе, чем к Джоселин.
 – Какими бы они ни были, бабушка может не внести в них меня, – пояснила она. – Я ее предупредила, что если она пригласит кого-нибудь на выходные, то ей придется их развлекать самой! Все, чего я хочу, – это немного тишины и спокойствия. – Откинув голову назад, Джоселин закрыла глаза.
 – Я удивлен, что вы не поехали вместе с отцом в Кемп-Дэвид, – заметил охранник.
 Почувствовав на себе его пытливый взгляд, Джоселин, не открывая глаз, отозвалась:
 – Я подумала, что этот выходной ему лучше провести только в мужском обществе. Тогда они с доктором Джимом смогут посидеть за столом, наслаждаясь сигарами и рыболовными историями, в свое удовольствие поиграть в покер, не отвлекаясь на меня.
 По-видимому, полностью удовлетворившись ее объяснением, охранник замолчал.
 Проезжая объездными улицами, избегая наиболее загруженные магистрали и минуя пробку на Дю Понт Серкл, они пересекли мост через Рок Криик и въехали в район Джорджтаун. Редфорд Холл располагался в дальнем уголке одной из самых фешенебельных частей района, но легко доступной. Это расположение нравилось Секретной службе.
 Высокие стойки ворот на въезде в Редфорд Холл были обвиты плющом. Его бордовые осенние листья сливались с их красным кирпичом.
 Черные металлические ворота с искусной резьбой были открыты, ожидая прибытия Джоселин. Недалеко от закрученной дороги стоял особняк в георгианском стиле. Еще двое охранников, Донна Траверс и Дон Хуббард, ожидали снаружи перед входной дверью. Они приехали двумя часами раньше, чтобы тщательно проверить дом.
 Но внимание Джоселин привлекло кое-что другое. Это был взгляд высокого, сутулого Декстера Каммингс-Гоулда, который держал распахнутой водительскую дверцу бирюзового «Мерседеса», припаркованного на стоянке. А возле этой распахнутой дверцы автомобиля стояла пожилая, чуть приземистая женщина, одетая в неэффектный фиолетовый костюм. Ее седые локоны были выкрашены в цвет шампанского.
 Джоселин чуть не застонала, узнав Мод Фарнсворс. Дама рылась в своей сумочке, усиленно делая вид, будто ищет ключи от машины. Правильно или нет, но Джоселин была уверена, что это ее обманная тактика. Мод, безусловно, было известно о прибытии Джоселин если не от самой Блисс, то на это указывало присутствие службы охраны. Как только она увидела, что машина Джоселин въезжает во двор, ее ключи чудесным образом тут же отыскались.
 Седан остановился напротив Редфорд Холла, и Джоселин подождала, когда агент Хуббард откроет ей дверцу. Она не могла позволить себе не перекинуться парой слов с подругой бабушки (хотя и не была уверена, что слово «подруга» подходит к их отношениям). Она вышла из машины, подав руку коренастому агенту. Хотя Мод и не опустилась до приветствия вроде «Ох, надо же!», она выкрикнула: «Джоселин, не видела тебя сто лет! Как поживаешь?»
 – Спасибо, хорошо. Передайте привет судье, ладно? – откликнулась Джоселин, имея в виду мужа Мод. И сразу же направилась в дом, чтобы сократить беседу с ней до минимума.
 Но Мод и не думала так скоро закругляться.
 – Я уже сказала твоей бабушке, что мы с мужем рады пригласить тебя к нам завтра на ланч, – сообщила она, вынудив Джоселин остановиться возле ступенек. Агенты застыли по обе стороны от Джоселин. – Но Блисс сказала, что у тебя другие планы.
 – Да, это так. Может, в другой раз получится, – отозвалась Джоселин без особого энтузиазма.
 – Прекрасно, – произнесла Мод, услышав в ее ответе нечто большее, чем та намеревалась сказать. И, помахав на прощание рукой, проскользнула в «Мерседес».
 Декстер поспешил захлопнуть за ней дверцу и важно зашагал к дому. Джоселин машинально дождалась его. Лицо Декстера напоминало морду бульдога: уголки губ строго опущены вниз, щеки складками опустились до шеи так, что стали похожи на челюсти.
 Джоселин поцеловала era в щеку. И это вовсе не было обычным жестом признательности, выраженной прислуге на людях в соответствии со строгими правилами, которые Декстер принял много лет назад.
 – Рада видеть тебя, – искренне сказала она, в то время как Декстер открывал перед ней дверь. – Я уже давно не проводила выходные в Редфорд Холле.
 – Да. – Он растянул слово на британский манер, вложив в него совершенно другой смысл. – Жаль, что вы не можете остаться дольше, чем на выходные.
 В его колком взгляде чувствовалось порицание, на что Джоселин могла только улыбнуться.
 – Я уверена, что замечательно проведу здесь время, не так ли?
 – В самом деле. Ведь кто знает, когда – если вообще когда-нибудь – вы вернетесь сюда снова. – Он осознанно придал тону своего голоса зловещий оттенок.
 – Ты такой паникер, Декстер, – хихикнула Джоселин и вошла в просторный холл, откуда наверх вела величественная лестница из полированного дуба.
 Она имела единственный консольный пролет, где разделялась на две другие лестницы.
 – А где Гаг?
 – Мадам ожидает вас в солнечной гостиной. – Так громко он называл одну из самых маленьких комнат с окнами в парк.
 Предоставив Декстеру заботы о багаже и охране, Джоселин пересекла холл с полом из мраморной мозаики и завернула в боковой коридор. Когда она вошла в солнечную гостиную, бабушка суетилась возле наклонившегося бостонского папоротника и что-то бормотала себе под нос.
 – Ты разговариваешь со своими растениями, Гаг? – удивилась Джоселин, больше не в силах сдерживать чувство юмора ни на минуту. Она слишком сильно нервничала, и в ней было слишком много энергии, чтобы его утаивать.
 Выпрямившись в безупречную позу, Блисс отвернулась от папоротника. И даже в широких брюках и длинном струящемся жакете поверх простой водолазки ей удавалось выглядеть по-царски.
 – В данный момент да. Я говорила этому больному папоротнику, что если он не выздоровеет в ближайшее время, то я его выкину. – Она взглянула на Джоселин. – Куда делись твои тени?
 – Я оставила их с Декстером. – Джоселин вошла в комнату, которая казалась веселой, благодаря приятному желтому цвету стен и узорчатой обивке мебели в пастельных тонах.
 – Пусть разговаривают на кухне, как обычно. Если нам повезет, мы не увидим их до того, как тебе придет время возвращаться в Белый дом. – И бабушка скрестила пальцы на удачу.
 – Будем надеяться, – согласилась Джоселин. – Угадай, кто меня поприветствовал, когда я подъехала к дому?
 – Мод только зря потратила так много времени, ожидая тебя снаружи, не так ли? – Блисс высказала догадку, состроив при этом еле заметную гримасу отвращения.
 – Вот именно, – поддержала бабушку Джоселин.
 – Я потеряла целых двадцать минут, чтобы выставить ее за дверь. Иногда эта женщина просто отказывается понимать намеки, – поделилась Блисс с нотками раздражения в голосе. – Не знаю, почему я терплю ее шумное поведение?
 – Посмотри правде в глаза, Гаг! У тебя доброе сердце! – Джоселин в беспокойстве приблизилась к стеклянной двери балкона, выходящего в сад.
 – Нервничаешь? – угадала бабушка и пристально посмотрела на внучку изучающим лукавым взглядом.
 – Есть только один способ успокоиться. – Джоселин вздохнула, но этот вздох не облегчил ее внутреннего напряжения.
 – У тебя, случаем, не замерзли ноги? – спросила с порицанием Блисс.
 – Нет, нет. – Джоселин отвернулась от окна и криво улыбнулась. – Хотя, мне кажется, Декстер хочет, чтобы я сильно заболела.
 Но бабушка отвергла эту мысль:
 – Не обращай внимания на этого старика. Он слишком консервативен. Честь для него превыше всего. Поверь мне, он нам очень полезен.
 – Декстер? – Джоселин засомневалась, что они имеют в виду одного и того же человека.
 – Да. – И бабушка улыбнулась лучезарной улыбкой победителя.
 – Как тебе удалось его убедить? – удивилась Джоселин. Она была убеждена, что Декстер относится к той категории людей, которые если уж вобьют себе что-то в голову, то ничто не заставит их изменить своего мнения.
 Блисс села в одно из удобных кресел с высокими спинками.
 – А я его ни в чем не убеждала. За меня это сделали Одри Хепберн и Грегори Пэк.
 – Погоди минутку. Что ты сказала? – Джоселин помотала головой, не понимая смысла бабушкиного ответа.
 – Одри Хепберн и Грегори Пэк из фильма «Римские каникулы». После того как Декстер умыл руки и напрочь отказался принимать участие в твоей маленькой затее, я попросила его отвезти меня в видеопрокат и взяла кассету с этим фильмом. Мы посмотрели его вечером в среду. – Она наклонила голову, изучая озадаченное выражение лица Джоселин. – Ты ведь видела этот фильм?
 – На самом деле даже никогда не слышала о нем. – Джоселин прилегла на мягкую софу и внимательно посмотрела на бабушку.
 – Как все запущено! Это же классика, Джоселин. Это первая роль Одри Хепберн, – добавила она. – Она там играет принцессу, прибывшую в Рим с официальным визитом из какой-то маленькой страны. Но ее утомили бесконечные церемонии, протокол и заученные речи. Как и ты, принцесса мечтала хотя бы на один день стать обычным человеком, смеяться и петь, осматривать достопримечательности. Она убежала из дворца, или, может, это была вилла; не знаю точно. И одним из первых, кого встретила оказался Грегори Пэк. Он играет циничного репортера, – пояснила Блисс, затем замолчала и улыбнулась. На ее щеках появились ямочки, а глаза засверкали озорным блеском. – Но об этом излишне упоминать, правда? Как много репортеров ты знаешь, которые не страдают избытком цинизма?
 – Немного. – По правде сказать, Джоселин не вспомнила ни одного, чьи суждения не имели бы циничного оттенка.
 – Во всяком случае, Грегори Пэк узнает принцессу и понимает, что это будет сенсация. Он приглашает своего друга фотографа, который сопровождает их по городу и фотографирует. Но, разумеется, к концу дня он в нее влюбляется, а она в него. Но у принцессы свои заботы и обязанности. Поэтому она возвращается во дворец, а Грегори Пэк плачет. – Блисс закончила свой рассказ и вздохнула. – Это поистине сказочная история, легкая, веселая, очень теплая и трогательная.
 – Надо полагать, если она так повлияла на мнение Декстера.
 – Декстер только с виду такой скряга, милая. В душе он настоящий романтик. – Блисс бросила острый взгляд через дверной проем, ведущий в холл, и жестом предложила Джоселин сделать то же самое. Затем нагнулась вперед и перешла на шепот, хотя поблизости не было никого, кто мог бы их подслушать: – Знаешь, Декстер питает надежду, что и ты встретишь Грегори Пэка во время твоих маленьких каникул.
 Джоселин моментально отреагировала:
 – Тебе не кажется, что он немного староват для меня?
 Блисс запрокинула голову и громко рассмеялась.
 – Ты абсолютно права, – произнесла она, пытаясь контролировать свое веселье и слегка касаясь кончиком пальца своих влажных глаз. – Он больше подходит мне, правда? Грегори Пэк – одна мысль о чем заставляет мое сердце учащенно биться.
 – Гаг! – Джоселин сделала вид, будто она шокирована, чтобы скрыть свое удивление.
 – Ты находишь это забавным? – Блисс ухмыльнулась, показавшись скорее мудрой, чем обиженной. – Милая, полюбить никогда не поздно. Даже в восемьдесят три твое сердце сможет трепетать перед мужчиной. Может быть, и в девяносто три! Я скажу тебе, если со мной это произойдет.
 – Гаг, ты настоящее сокровище, – абсолютно искренне восхитилась Джоселин.
 – Все старики такие, – с веселой уверенностью заявила бабушка. – К сожалению, большинство людей замечают только седые волосы, морщины и не понимают, что внутри этих людей спрятано золото. Просто оно прикрыто толстым слоем прожитых лет. К слову о сокровищах. – Блисс встала с кресла. – Пойдем посмотрим, что я для тебя купила. Я спрятала все покупки в своей комнате. Агенты не удивятся ничему, что обнаружат в моих чуланах. Быть чудачкой – одно из преимуществ старости.
 В этот момент Джоселин задумалась. Она представила, как было бы замечательно, если бы ей не нужно было давать объяснения своим поступкам и судить о них. Но бабушка уже увлекла ее из комнаты, не оставив времени на пустые размышления. И она поспешила за ней вверх по лестнице.
 Поднявшись на второй этаж, они увидели Декстера, который вышел из комнаты, когда-то принадлежавшей хозяину дома. Сейчас это была комната для гостей, и именно в ней находилась потайная лестница.
 – Мисс Джоселин, ваш багаж в вашей комнате, – сообщил он очень формальным тоном. – Вы хотите, чтобы я распаковал ваши вещи?
 – Нет, я это сделаю…
 Но прежде чем Джоселин успела закончить фразу, ее прервала бабушка:
 – Багаж может подождать, Декстер. Я как раз собиралась показать Джоселин кое-что из наших ценных покупок. – Она произнесла это почти самодовольным веселым тоном.
 Он вздрогнул, как будто эта новость причинила ему боль:
 – Жаль, что вы считаете их таковыми, мадам.
 Прикрыв рот ладонью, так чтобы ее слова не долетели до Декстера, Блисс поведала внучке:
 – Он их не одобряет, милая.
 – Я так и думала, – ответила та, но эта новость вдруг ее расстроила.
 Блисс Уэйкфилд отличалась безупречным вкусом. И, тем не менее, в ее комнате стояла бронзовая статуя Венеры Милосской с циферблатом на животе.
 – Подождите, вы их еще не видели. – Декстер высказал свою суровую критику, высоко приподняв брови. – Они абсолютно никуда не годные.
 – Ерунда. Они замечательные. – Блисс в возмущении кивнула головой и пошла впереди всех.
 – Не забудьте, – пробормотал Декстер на ухо Джоселин, пока они шли за бабушкой, – я вас предупредил.
 Джоселин вообразила себе красную кожаную юбку, открытые кожаные туфли на высоченном каблуке и белое потрепанное пальто из искусственного меха. И с этими мыслями вошла в спальню. Она изо всех сил старалась убедить себя, что бабушке никогда и в голову не пришло бы одеть ее как продажную женщину, но ей достаточно было просто засомневаться, чтобы немного забеспокоиться.
 Интерьер комнаты был уютным. Стены оклеены обоями ярко-голубого цвета с золотыми узорами. Но хватало лишь причудливых штрихов, как, например, Венера с часами на животе, чтобы невозможно было угадать, кто здесь обитает.
 – Что именно ты мне купила, Гаг? – Джоселин уставилась на голубой светильник на ночном позолоченном столике.
 Декстер осторожно закрыл за ними дверь, и они остались втроем.
 – Ты не должна позволять Декстеру влиять на твое мнение, Джоселин. – Блисс открыла дверь огромного чулана и исчезла в его глубине. Ее голос стал звучать приглушенно. – Если бы я его слушала, то твой гардероб состоял бы из одежды точь-в-точь как в «Римских каникулах»: длинных платьев и накрахмаленных нижних юбок.
 Декстер проявил такт, слегка покраснев:
 – Ну что вы, мадам. Мне прекрасно известно, что накрахмаленные юбки вышли из моды.
 – Однако ты до сих пор носишь носки пятидесятых годов. – Бабушка высунула седую голову из чулана, и ее глаза округлились в предвкушении новой идеи. – А может, нам устроить маскарад? Это было бы весело.
 – Моя одежда, Гаг? – не выдержала Джоселин, ее любопытство достигло высшей точки.
 – Заходи. – Блисс нырнула обратно в чулан, и затем последовало шуршание бумажных пакетов.
 Уловив этот звук, Декстер презрительно фыркнул:
 – Мне кажется, вам следует знать, мисс Джоселин, – мадам купила все эти вещи в секонд-хенде.
 – Но только не парики. – Блисс вышла из чулана, держа в руках две шляпные коробки и коричневый бумажный пакет. – Это абсолютно новые модели, причем высшего качества.
 – Парики! – Джоселин обратила внимание на множественное число, в то время как бабушка свалила вещи кучей на свою кровать. – Ты купила несколько париков?
 – Конечно. – Она открыла одну из коробок и вынула оттуда парик с длинными волосами светло-рыжего оттенка, точь-в-точь как у Джоселин. – Этот останется на манекене, который сейчас стоит в чулане. Не вижу никакого смысла вытаскивать его оттуда.
 Джоселин уставилась на нее, сморщив лоб в изумлении.
 – Извини, наверное, я что-то упустила. Что ты собираешься делать с манекеном и этим париком?
 – Я надену на манекен твою пижаму и положу его в кровать, разумеется, просто для подстраховки. В случае, если кто-нибудь из твоих верных псов будет настаивать на том, чтобы заглянуть в твою комнату, дабы удостовериться, что ты действительно там.
 И они увидят твои волосы и, может быть, руку, выглядывающую из-под одеяла.
 – Отлично! – Джоселин одобрила эту хитрую идею.
 – А этот, – Блисс положила рыжий парик обратно в коробку и достала другой, – для тебя.
 Это был парик темно-каштанового цвета с кудряшками, ниспадающими до плеч, и густой челкой – почти такой, как и представляла себе Джоселин. Она подошла к зеркалу и надела его.
 Перемена в ее зеркальном отражении оказалась мгновенной и разительной. Благодаря темным локонам, обрамляющим лицо, карие глаза стали казаться почти черными, в то время как завитки и квадратная челка вообще изменили лицо.
 – Я совсем на себя не похожа. – Джоселин с изумлением уставилась на свое отражение. Проигнорировав рыжие волосинки, выглядывавшие кое-где из-под парика, она сосредоточила внимание на своем образе в целом.
 – И будешь еще меньше похожа, после того, что мы с тобой сделаем, – пообещала Блисс.
 Джоселин отвернулась от зеркала, от ее сомнений не осталось и следа.
 – Это сработает, Гаг. Меня никто не узнает. Никто! – В течение минуты она ликовала, потом внезапно спросила: – А что еще ты собираешься со мной делать?
 – Под эти волосы тебе нужен более темный макияж. Одного взгляда на твою чистую кожу достаточно, чтобы понять, что ты в парике. – Блисс вынула из коричневого бакалейного пакета маленький сверток. – Вот я купила для тебя кое-какую косметику. Правда, она больше напоминает краску для боди-арта.
 – Боди-арта? Тебе не кажется, что это зашло слишком далеко? – Джоселин с подозрением посмотрела на сверток.
 – Милая, но мы же не можем раскрасить твое лицо и при этом ничего не сделать с руками или другими неприкрытыми частями тела, – пояснила бабушка. – Но не переживай, мне сказали, что все легко смывается водой с мылом.
 – Она купила это в театральной лавке, – вмешался в разговор Декстер, с упреком глядя на свою хозяйку. – Сказала им, что приглашена на бал-маскарад в честь Дня благодарения и собирается нарядиться индианкой.
 Блисс не заставила себя ждать с ответом.
 – Он обиделся, потому что про него я сказала, что он нарядится главным консерватором.
 Слушая с улыбкой этот обычный обмен любезностями, Джоселин сняла каштановый парик и разгладила рукой свои волосы.
 – Даже боюсь спросить, что я надену под этот парик. Надеюсь, не оленью шкуру с бусами? – пошутила она.
 – В оленьей шкуре ты будешь слишком заметна в толпе, – хихикнула Блисс.
 – Это утешает, – выдохнула Джоселин, в то время как ее бабушка снова сунула руку в коричневый пакет.
 – В секонд-хенде я купила для тебя вот это. – И она достала бирюзовый тренировочный костюм с вертикальными белыми полосами на каждой штанине и с такой же горизонтальной полосой на груди курточки. Костюм выглядел несколько поношенным.
 – Он чистый, – поспешил сообщить Декстер. – Я все сразу же выстирал, как только мы вернулись в Редфорд Холл.
 – Спасибо, Декстер. – Джоселин удивил и растрогал одновременно его поступок. – Это было очень обдуманно с твоей стороны.
 – Не все люди аккуратны. – Его зрачки вспыхнули, когда он посмотрел на костюм. – Мы же не знаем, что за люди носили эту одежду. Лично я считаю, что вам лучше купить новый спортивный костюм.
 Но Блисс категорически отвергла это предложение:
 – Новая одежда не менее подозрительна, чем оленья шкура.
 Подойдя ближе, Джоселин внимательно осмотрела костюм критическим взглядом.
 – Мне кажется, он слишком большой для меня, Гаг.
 – Он не будет таким, когда мы наполним его набивочным материалом, – произнесла она беззаботно.
 – Набивочный материал? Зачем мне какая-то набивка? – Джоселин поморщилась от одной этой мысли.
 – Чтобы сделать тебя чуть полнее и тяжелее, конечно. – Блисс снова нырнула в пакет и вытащила оттуда длинные подштанники, утолщенные в области бедер, ягодиц, и толстый пояс шириной в двадцать сантиметров, чтобы обвязать им талию.
 Джоселин отпрянула назад, замотав головой:
 – Мне не нужно этого, Гаг!
 – Конечно, тебе это нужно, милая. Мужчина не посмотрит дважды на толстую короткую женщину, совершающую пробежку. Но обязательно заметит высокую и стройную, как ты. А нам не надо, чтобы кто-то смотрел на тебя дважды, когда ты покинешь этот дом. – И она передала Джоселин подштанники для более близкого изучения. – Это обеспечит тебе полную маскировку. Изначально они предназначались худому актеру, игравшему Санта-Клауса, но я немного вынула из них поролона, сделав тоньше.
 – Спасибо. – Джоселин взяла подштанники и приложила их к себе. – Дай-ка я угадаю, их ты тоже купила в театральном магазине?
 Блисс буркнула «угу» и принялась за изучение новой полноты, которую приобрела Джоселин с помощью подштанников.
 – Ни один человек – даже твой отец – не сможет тебя узнать, когда мы закончим маскировку! Но тебе надо будет также проявить немного актерских способностей, Джоселин. Просто переодеться недостаточно, надо создать другой образ! Повернись-ка спиной; изобрази одышку; выдохни, – командовала Блисс. – И что бы ты ни делала, не поднимай так высоко голову, это так же бросается в глаза, как и цвет твоих волос.
 – Откуда ты все это знаешь, Гаг? – Джоселин в изумлении смотрела на бабушку, увидев в ней новую сторону, о существовании которой раньше даже не подозревала.
 – Совсем юной я всерьез подумывала о карьере актрисы, – призналась Блисс, и глаза ее весело сверкнули, когда Джоселин издала удивленный возглас. – Я воображала себя второй Таллулой Банкхед, то есть это когда я не видела себя Маэ Вест. – Тут она встала в знаменитую позу этой актрисы: одно бедро в сторону, рука, держащая длинную воображаемую сигарету, поднята вверх. И, сложив губы в сексуальную улыбку, произнесла знаменитую фразу: – «А почему бы вам как-нибудь не навестить меня?»
 Подражание было просто безупречным, и тем смешнее оно выглядело в исполнении этой благородной женщины. Джоселин прикрыла рот рукой, не в силах сдерживать хохот.
 Только высокомерного Декстера это ничуть не удивило и не развлекло.
 – Мадам, вы не будете выглядеть более нелепой, если изобразите Бетти Буп.
 – Ты не знал меня в молодости, Декстер, – заявила Блисс высокомерно. – Я была энергичнее всех энергичных. В джазе и чарльстоне мне не было равных. Я могла танцевать без устали все дни недели, «буп-буб-и-туп» и все танцы.
 Пока бабушка, сама себе подпевая, показывала, как надо танцевать чарльстон, мысли Джоселин вернулись к ее обещанию что-то с ней сделать.
 – Подожди минутку, Гаг. Что ты хотела со мной сделать? Что еще ты купила в этой театральной лавке? – Она бросила утолщающие подштанники на кровать и подошла к пакету. – Неужели нос как у Барбары Стрейзанд?
 – Разумеется, я не купила тебе накладной нос. – Эта идея показалась Блисс нелепой. – Чтобы одурачить кого угодно, достаточно и макияжа.
 – Это утешает, – язвительно промолвил Декстер.
 – А где же остальная одежда? – Кроме пары кроссовок для бега и пары носков Джоселин больше ничего в пакете не нашла. – Неужели ты думала, что я буду носить этот костюм все выходные!
 – Конечно нет! Этот спортивный костюм тебе нужен только для того, чтобы выбраться из Редфорд Холла, не вызвав подозрений, – объяснила Блисс. – Остальная одежда вместе с туалетными принадлежностями лежит в самсонитовом чемодане в камере хранения на центральной автобусной станции.
 – На автобусной станции? – Джоселин подумала, не совершила ли она ошибку, доверив бабушке все приготовления.
 – Это лучший вариант. Люди не совершают пробежки с чемоданами в руках. Во всяком случае, в этом районе. Для аэропорта ты тоже одета неподходящим образом. Но на автостанции таких полно. Поверь мне, я знаю. Декстер возил меня туда специально, чтобы удостовериться.
 Это было вполне логично. И, не найдя аргументов для возражения, Джоеелин спросила:
 – А где эта автостанция?
 – На Первой Северо-Восточной улице, на углу Эль, я думаю, – ответила Блисс рассеянно.
 – Сомнительный район, – с подозрением вставил Декстер.
 – Я нахожу его интересным и разнообразным, – с упреком возразила бабушка, одарив Декстера сахарной улыбкой.
 Тот недовольно фыркнул:
 – Я жалею, что отвез вас туда утром, а не вечером. Увидев этот район под покровом ночи, вы, возможно, были бы другого мнения.
 Ее уверенность немного пошатнулась. Но, быстро сосредоточившись, Блисс отвергла его замечание и, чуть приподняв подбородок, произнесла:
 – Пусть будет таким, какой он есть. Сумка все равно уже в камере хранения, и поздно перевозить ее в другое место.
 – А как я доберусь до автостанции? – спросила Джоселин с беспокойством. – Ты же не думаешь, что я должна бежать всю дорогу?
 – Думаю, что можешь и пробежаться при желании, – небрежно пожала плечами Блисс. – От Редфорд Холла до ближайшей подземной станции пять – десять минут. Ты можешь поехать на метро хотя бы до станции Юнион.
 – На метро?.. – задумчиво протянула Джоселин, заинтригованная этой идеей. – Я еще никогда не ездила в метро.
 – О! Тебе понравится! – уверенно заявила бабушка.
 Джоселин удивленно посмотрела на нее:
 – Только не говори, что ты ездила в метро.
 – Да, как раз в прошлую среду. Когда задумала спустить тебя в метро, Декстер настоял на том, чтобы сначала мы сами все проверили. – Блисс сложила ладони и прошептала внучке на ухо: – Ты знаешь, он волнуется, что тебя могут ограбить.
 – Я слышал множество страшных историй, происходящих на подземных железных дорогах, мадам, – заявил в свою защиту Декстер.
 – Это не о нашем метро, – резко заметила Блисс и успокоила Джоселин: – Ты увидишь, оно, на удивление, чистое и безопасное. И никто не просит милостыню. Я расспросила несколько человек из других городов, которые пользуются метро, и они сказали, что спуститься в наше метро – это все равно что умереть и подняться на небеса. – Она взяла Джоселин за руку и сообщила: – Между прочим, я заставила Декстера купить тебе проездной на один день. Он действителен на неограниченное число поездок.
 – Это хорошо, но… остальная одежда, которую ты купила для меня и которая лежит в чемодане на автостанции… – начала осторожно Джоселин, взглянув на подштанники.
 – Что, милая? – спросила бабушка.
 – Я хотела уточнить, что ты еще для меня купила? Надеюсь, ничего похожего начато? – Она указала большим пальцем на кровать, где лежали костюм и подштанники.
 – К сожалению, остальные вещи вполне обычные, – поведала Блисс с неподдельным сожалением. – Коричневые вельветовые джинсы, бесформенный светло-коричневый свитер, бежевая водолазка и довольно потрепанная клетчатая куртка. Ну, конечно, пижама, чистое нижнее белье и хорошие ботиночки.
 – Ничего из этого не нужно набивать? – спросила Джоселин, сомневаясь, какой будет ответ.
 – О Боже, нет! – расхохоталась бабушка. – Если выходные будут такими жаркими, как предсказывают, то ты поджаришься!
 – Слава Богу, – выдохнула Джоселин с облегчением.
 – И еще… – Блисс снова порылась в пакете. – В дополнение к этим кроссовкам и носкам я купила тебе одну из таких сумок, которые прицепляют на талию. Ее длина регулируется, поэтому ее можно повесить даже на толстую талию. После того как заберешь свои вещи из камеры хранения, ты проскользнешь в дамскую комнату и переоденешься.
 Она передала Джоселин кожаную сумочку. – Тебе могут понадобиться наличные деньги. Они там во внутреннем отделении на молнии вместе с проездным билетом. Еще там есть карманчик, в котором лежат ключи от потайной двери, ведущей на лестницу и в туннель.
 Достав ключи, Джоселин снова почувствовала безудержную радость, охватившую ее от прикосновения к холодному металлу.
 – Ты, разумеется, их проверила?
 – О да! Я заставила Декстера сделать это до прихода Гарриэт, – сообщила бабушка, имея в виду женщину, приходящую готовить и убираться. – Видела бы ты, как он собирался спуститься в туннель, чтобы вымести паутину! Нарядился точно пчеловод для проверки своих ульев!
 Джоселин улыбнулась, представив эту картину.
 – Спасибо, Декстер, за то, что ты это сделал.
 – Пожалуйста. – Он наклонил голову в знак признательности, затем бросил острый взгляд на свою хозяйку и фыркнул: – Приятно сознавать, что кто-то ценит мои старания.
 – Декстер, я всегда ценю твои старания, – высокомерно произнесла бабушка и позволила себе слабо улыбнуться. – Просто иногда меня очень забавляет то, каким образом ты их совершаешь.
 – Забавляет?! – возмутился Декстер.
 – Не кипятись, – хихикнула Джоселин, – она говорит это, чтобы позлить тебя.
 В тот самый момент, когда Джоселин хотела положить барсетку обратно в мешок, ее пальцы наткнулись на какой-то угловатый, продолговатый предмет, лежащий в одном из отделений.
 – Что это? – пощупала она его пальцами через кожу и расстегнула молнию.
 – Мобильный телефон, – пояснила бабушка. Джоселин вынула его из барсетки и спросила почти со злобой:
 – Зачем он мне? – Ей показалось, что ее снова хотят посадить на поводок, с которого она пыталась сорваться.
 – Это идея Декстера. – Блисс дала ему право все объяснить.
 – Мисс Джоселин, в случае чрезвычайного происшествия мы должны иметь возможность связаться с вами, чтобы вернуть обратно, – угрюмо сообщил Декстер. – Телефон – лучшее средство для этого.
 – Но этого слишком много, чтобы побыть свободной всего лишь один день, – жалобно пробормотала Джоселин.
 – Джоселин, я обещаю, что мы побеспокоим тебя, только если случится что-нибудь действительно ужасное! – Блисс взяла из ее рук телефон, барсетку и положила его в отведенный для него кармашек. – А в остальное время забудь о его существовании. Если все сложится удачно, он тебе не понадобится, правильно?
 – Правильно. – Джоселин улыбнулась, немного застыдившись.
 – Когда вы приступите к осуществлению вашего плана? – поинтересовался Декстер. – Вы уже решили?
 – Да, – кивнула Джоселин. – Начну завтра утром.
 Что-то ей подсказывало, что этой ночью она заснет очень быстро.




 ГЛАВА 5


 Шторы на окне в той комнате, которая когда-то принадлежала хозяину дома, мешали увидеть красное рассветное небо. С бабушкиной помощью Джоселин отрегулировала ремень барсетки, застегнула его на увеличенной талии и сверху надела плотный спортивный костюм.
 Блисс отступила назад, чтобы оценить конечный результат. Ее шелковое платье в стиле кимоно переливалось в свете лампы.
 – Ну, вот все готово. – Она сложила руки в знак удовлетворения.
 – Да. – Из-за охватившего ее волнения голос Джоселин задрожал.
 Краем глаза она уловила в зеркале свое отражение и повернулась, ожидая увидеть высокую, стройную женщину. Но то, что предстало ее глазам, повергло Джоселин в шок. На нее смотрела какая-то незнакомка с темными каштановыми волосами, темными глазами и шарообразной фигурой.
 – Сама себя не узнаю, – пробормотала она.
 – И никто не узнает. Маскировка просто превосходная, – гордо произнесла Блисс.
 Послышался слабый стук в дверь. Джоселин встрепенулась, уставилась на бабушку и открыла рот, не зная, что сказать. Но Блисс сохраняла спокойствие:
 – Кто там?
 – Я могу войти, мадам? – Из-за тяжелой двери с трудом можно было расслышать вопрос, но невозможно было не узнать аристократичный британский акцент Декстера.
 – Входи, не трать зря время, – резко отозвалась Блисс.
 Декстер бесшумно открыл дверь, вошел в комнату и так же бесшумно закрыл ее за собой. В его взгляде мелькнула лишь маленькая искорка удивления, когда он увидел превращение Джоселин. В остальном Декстер сохранял неизменное спокойствие.
 – Сегодня свежо на улице. Никто ничего не заподозрит, если вы накинете сверху капюшон, мисс Джоселин.
 – Хорошая идея. – Она потянула руки за спину и набросила капюшон поверх парика. Но когда попыталась завязать его веревочки, никак не могла с этим справиться.
 Блисс пришла ей на помощь:
 – Волнуешься?
 – Неудивительно, – заключила Джоселин. – Такое ощущение, будто у меня в животе целая стая бабочек.
 – Так и должно быть. У тебя повышается адреналин. – Завязав веревочки, Блисс повернулась к Декстеру: – Ты принес фонарь?
 – Разумеется. – Он передал его Джоселин и посмотрел на свои нагрудные часы. – У вас займет не более пяти минут, чтобы пройти по лестнице и туннелю. Ровно без двадцати восемь я подам охранникам крепкий кофе, чтобы отвлечь их внимание от улицы. Боковые ворота я оставлю открытыми. В течение следующих пяти минут буду беседовать с охранниками. Этого времени вам вполне хватит, чтобы преодолеть путь от гаража до боковых ворот и выйти на улицу.
 – Хорошо. – Джоселин кивнула в знак признательности, затем они с Декстером сверили часы.
 Он строго на нее посмотрел:
 – Не забудьте оставить фонарь в гараже. Он понадобится вам на обратном пути завтра утром.
 – И не забудь позвонить нам, чтобы мы знали, когда ты возвращаешься, – добавила бабушка.
 Джоселин снова кивнула. Она окинула взглядом сначала незнакомку в зеркале, а затем манекен, одетый в ее пижаму и лежащий на кровати.
 – Эта затея с манекеном нелепая, – пробормотала она.
 – Поздно менять решение, Джоселин, – напомнила бабушка.
 Джоселин подумала над этим пару секунд, затем глубоко выдохнула и помотала головой:
 – Нет, я ничего не собираюсь менять.
 Сжав в руке фонарик, она пересекла комнату и подошла к богато украшенному камину. Черный ход располагался рядом с дымовой трубой. Это обычная планировка в колониальной архитектуре. Потайная дверь сливалась со стеной, а декоративные карнизы камина служили ее рамкой.
 На секунду Джоселин заколебалась. Ей вдруг вспомнилась потайная лестница в Белом доме, которая вела со второго этажа на третий. Но одной мысли о Белом доме Джоселин хватило, чтобы окончательно утвердиться в своем решении.
 Она сильно толкнула дверь, и та открылась. Перед глазами Джоселин появилась крутая винтообразная лестница. Она включила фонарь.
 Освобождая дыхание, которое она машинально задержала, Джоселин взволнованно улыбнулась бабушке и Декстеру. Они смотрели на нее, стоя бок о бок.
 – Ну, я пошла, – сказала она. – Пожелайте мне удачи.
 – Я вспомнил поговорку: «Бог бережет дураков, пьяниц и Соединенные Штаты», – процитировал Декстер.
 Блисс посмотрела на него с возмущением.
 – Я не вижу ничего глупого в том, что совершает Джоселин! – сказала она и улыбнулась внучке. – Если ты встретишь Грегори Пэка, поцелуй его за меня.
 Джоселин расхохоталась и ступила на лестницу, освещая себе путь фонарем. Благодаря тонкой подошве кроссовок она почти не издавала шума при ходьбе. Ее сердце стучало гораздо сильнее.
 Джоселин спускалась все ниже и ниже до тех пор, пока ее не поглотила затхлая темнота этой лестницы, которая так редко использовалась. Наконец, луч фонарика осветил замок на двери, ведущей в туннель. В свете фонарика кружились пылинки, которые и были составляющими этой духоты.
 Джоселин показалось, что прошла целая вечность, пока она вытаскивала ключи из карманчика барсетки, отпирала замок и прятала ключи обратно. Петли скрипнули, и этот звук в полнейшей тишине показался ей очень громким. Джоселин вздрогнула, однако сразу успокоилась, так как вспомнила, что находится глубоко под землей. Шансов быть услышанной у нее практически не было. Но на какой-то момент все-таки замерла.
 Когда Редфорд Холл был только построен, эта потайная винтовая лестница вела в кладовую. Позже была построена стена, скрывающая вход в туннель. Сейчас эта лестница вела в маленькую комнату, образовавшуюся перед воздвигнутой стеной. Джоселин проникла в нее, закрыв за собою дверь. Немного отдышавшись, она вынула другие ключи, открыла другой замок, убрала ключи на место и снова шагнула в темноту.
 В туннеле был очень низкий потолок, заставивший ее согнуться. В результате Джоселин не могла двигаться быстро. Пауки были заняты тем, что вили паутины на ее пути. Но благодаря фонарику Джоселин сумела избежать столкновения с самыми страшными из них.
 Воздух в туннеле был спертый и тяжелый, пахло сырой землей. Когда Джоселин, наконец, достигла конца туннеля, то почувствовала, что вся вспотела из-за духоты, нервного напряжения и ватной одежды.
 Она остановилась, чтобы осветить фонариком лестницу и убедиться, что на ней нет крыс. Затем одной рукой положила фонарик на ступеньку, другой его погасила и, спрятав его в боковой карман брюк, полезла наверх. Достигнув крышки люка, Джоселин откинула ее. Перед ней валялась куча каких-то коробок, которые мешали ей видеть, что делается вокруг.
 Снаружи щебетали птицы. Джоселин вскарабкалась наверх так тихо, как только могла, и осторожно опустила крышку люка. Фонарик она спрятала в одном из углов гаража. Затем на цыпочках приблизилась к двери и посмотрела в пыльное окно.
 Вскоре Джоселин увидела Декстера, шагающего с термосом кофе и двумя пластмассовыми чашками. Он открыл боковые ворота и, свернув на дорожку к дому, скрылся из вида. Джоселин глубоко вздохнула и только хотела вытереть с лица пот рукавом своей курточки, как ее осенило, что так она будет больше похожа на человека, совершающего пробежку. Джоселин смахнула с себя паутину, отряхнула пыль и выскользнула на улицу.
 Вдохнуть свежий воздух было все равно что выпить глоток воды, умирая от жажды. Она огляделась и бросилась к воротам. Затем медленно миновала пост и еще раз оглянулась, чтобы убедиться, что Дек-стер отвлекает охранников.
 На ветке дерева, возле которого она остановилась, сидела белка и что-то увлеченно грызла. Джоселин посмотрела на нее и тихо произнесла:
 – Я чувствую себя ужасно глупо. И, наверное, похожа на беглого преступника, скрывающегося от правосудия.
 Но она зашла уже слишком далеко и сделала слишком многое, чтобы дать задний ход. Джоселин толкнула свежевыкрашенные ворота, проскользнула через узкую щель, чуть не зацепившись рукавом за щеколду, и благополучно побежала, размахивая руками. Приблизившись к автомобилю с охранниками, она старалась не смотреть ни на них, ни на Декстера. Когда же пробегала мимо них, то почувствовала, как сердце ее бешено заколотилось и пересохло во рту. Каждую секунду Джоселин ожидала, что вот-вот ее окликнут.
 Только миновав два квартала, она почувствовала, что свободна, абсолютно свободна. Никто ее не преследовал, никто за ней не наблюдал, никто не проверял дорогу, по которой она бежала. Джоселин была готова рассмеяться. Сначала у нее вырвалось легкое хихиканье, которое затем перешло в громкий хохот. Потом ей стало еще смешнее оттого, что никто не обращал на нее внимания.
 Годовалый черный Лабрадор прыгал вокруг длинных ног Такера. Остановившись, Такер нагнулся распутать поводок, которым собака его обвила. Лабрадор тут же воспользовался моментом, чтобы облизать его лицо.
 – Молли, неужели ты не можешь посидеть спокойно хотя бы две секунды? – Такер с упреком оттолкнул ее от себя. – Мы поиграем в мячик, но чуть позже.
 Из всего сказанного собака поняла только одно слово «мячик». Она пригнулась на передние лапы, высоко подняв хвост. Эта поза говорила о том, что она готова к игре. Затем издала громкий лай, глубоким и грубым голосом, свойственным взрослой собаке, и тут же, разрушив иллюзию, восторженно затявкала как щенок.
 – Подожди. – Такер распутал поводок, выпрямился во весь рост и посмотрел на Молли.
 Обычно он позволял ей бегать свободно, чтобы она могла выплеснуть всю накопленную энергию, но когда они гуляли на другой стороне Зеркального бассейна. В ноябре в столице было мало туристов, и мало кто прогуливался в воскресенье в восемь тридцать утра. По крайней мере, поблизости Такер не видел никого.
 Он повернулся к собаке, готовой начать игру в любой момент. Молли пыхтела от избытка энергии, из ее пасти текли слюни, а из ноздрей шел пар, который был хорошо виден на свежем утреннем воздухе. Собака смотрела на Такера яркими глазами, следя за каждым его малейшим движением.
 Взглянув на нее, хозяин вздохнул и весело замотал головой в знак капитуляции. Молли, казалось обезумев от радости, запрыгала.
 – Теперь сидеть! – приказал он ей, и она тут же села на траву, энергично виляя хвостом. Он принялся отстегивать от ошейника кожаный поводок. – Ты знаешь, Молли, что это запрещено? Собак нужно выгуливать только на поводке.
 Она чуть не сбила его с ног, лизнув языком в щеку. Такер попробовал увильнуть, но она опрокинула его на спину вместе с поводком в руках. Он положил его в один из карманов полосатого пиджака и похлопал по остальным карманам.
 – Куда же я положил мячик? – произнес Такер, наблюдая одним глазом за Молли.
 Внезапно Молли бросилась к нему и уткнулась носом в его правый боковой карман. Удивившись, Такер вынул оттуда старый теннисный мячик, завернутый во вчерашнюю газету.
 Дразня собаку, он поднял руку с мячиком вверх, размахнулся и бросил его далеко вперед на дорожку, проложенную вдоль бетонного берега Зеркального бассейна. С восторженным визгом Молли бросилась за ним. Ее неуклюжие лапы заплетались от неистового бега так, что казалось, собака вот-вот кувыркнется. Глядя, как она гонится за мячиком, Такер подумал, что ее бег скорее похож на прерывистый шаг.
 Бледно-желтый мячик упал в двадцати футах перед Молли и высоко подпрыгнул. Такер испугался, что он упадет в Зеркальный бассейн. Тогда собака, не раздумывая, нырнет в воду.
 Но вместо этого мячик плавно покатился в сторону ряда деревьев, из-за которых выбежала высокая брюнетка в куртке с капюшоном.
 Ее голова была повернута в сторону мемориала Линкольна, у подножия которого находился Зеркальный бассейн. Она не видела ни мячика, ни мчащуюся за ним собаку.
 – Берегись! – Такер попытался предупредить ее, но опоздал.
 Молли со всей силы врезалась в брюнетку и сбила ее с ног. Испустив возглас ужаса и тревоги, Такер бросился к ней, молясь про себя, чтобы женщина отделалась парой синяков, не получив более серьезных повреждений.
 Сначала Джоселин была не в силах пошевелиться, оглушенная неожиданным падением. Пытаясь судорожно сообразить, каким это образом она очутилась на земле, Джоселин почувствовала, как что-то кольнуло ее в голову. Оказалось, что ее парик накренился вперед. Она попыталась поправить его, глядя украдкой по сторонам, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает.
 И вдруг увидела черного Лабрадора, который приближался к ней рысцой, гордо неся в пасти теннисный мячик.
 – Это ты меня сбил, негодник? – угадала Джоселин и попыталась сесть, машинально потирая рукой ушибленное место на бедре.
 Виляя хвостом, собака жалобно взвизгнула, как бы извиняясь, и повернула голову в сторону мужчины, который, широко шагая, приближался к ним. Полы его пиджака развевались.
 Одного взгляда на этого провинциального вида мужчину было достаточно, чтобы Джоселин его узнала, и ее охватил страх. Ну почему она встретила именно его?
 Джоселин опустила голову, стараясь спрятать лицо, и попыталась подняться на ноги. Она убеждала себя, что во всем виновата бабушка, которая так хотела, чтобы ее внучка встретила Грегори Пэка. Но Грейди Такера было сложно представить Грегори Пэком. Куда ни шло, Томом Сойером, Гекльберри Финном, но только не Грегори Пэком.
 Не успела Джоселин встать, как высокий, долговязый Грейди Такер очутился на корточках рядом с ней, готовый помочь.
 – Осторожно. С вами все в порядке? – спросил он твердым, мужским басом, полным нежности и совершено не подходящим к его долговязой фигуре. По выговору чувствовалось, что он родом из Канзаса. У него был очень обаятельный голос, перед которым трудно было устоять, чтобы не ответить. – Вы не поранились?
 – Я в порядке. – Джоселин не поворачивалась к нему, стараясь, чтобы волосы парика, спускающиеся до плеч, прикрыли ее лицо, как занавески.
 – Вы уверены? – Он попытался осмотреть ее, проверяя, нет ли переломов.
 – Абсолютно.
 В этот момент к ним подбежал черный Лабрадор и сунул свой нос между ними, с нежностью нюхая лицо Джоселин. Почти в панике она оттолкнула от себя собаку, опасаясь, что та слижет весь макияж.
 – Молли, уйди! – Такер схватил собаку за ошейник, оттаскивая от Джоселин. – Сядь и веди себя тихо. Ты уже достаточно натворила за одно утро.
 – Да, да, – проворчала Джоселин, вздохнув. Затем, когда к ней обернулся Такер, быстро протянула к нему руку: – Помогите мне.
 В нем оказалось гораздо больше силы, чем Джоселин ожидала. Еще какое-то мгновение назад она сидела на земле, и вдруг ее подняли на ноги, да с такой быстротой, что у нее перехватило дыхание. Грейди Такер казался высоким и неуклюжим, но его худоба не мешала ему быть мускулистым и жилистым.
 Пытаясь побороть учащенное биение своего пульса, Джоселин начала дышать спокойно. Она взглянула на собаку, которая сидела возле ее ног, виляя хвостом и радостно скалясь.
 – Я так понимаю, этот гигантский боулинговый шар принадлежит вам? – Джоселин показала пальцем на собаку. И затем совершила ошибку, глянув на Такера. Она увидела его нежную застенчивую улыбку и внезапную вспышку юмора в его глазах.
 – Когда Молли на вас налетела, она была похожа на переросший боулинговый шар? Хм… – Он рассеянно потер рукой шею, выглядя ошарашенным и пристыженным.
 В этот момент Джоселин растаяла. Она улыбнулась в ответ и, заметив его любопытный взгляд, перевела внимание Такера на собаку:
 – Ее зовут Молли?
 Собака тут же вильнула хвостом.
 – Да, Молли, – подтвердил он. – Я назвал ее в честь песни.
 – Песни?
 – Да, вы ее наверняка знаете. Там есть слова «Ей-богу, Молли», – объяснил он и увидел, что Джоселин понимающе улыбнулась. – С тех пор как я принес ее из питомника, она вынуждает меня повторять эти слова по сто раз в день. Молли похожа на щенка-переростка, ей только год, она все еще неуклюжая и долговязая. Вечно врезается в предметы и опрокидывает их.
 – Это я поняла, – сухо подтвердила Джоселин, отряхивая с брюк и куртки сухую траву и листья.
 Такер усмехнулся:
 – Да, вам довелось опробовать это на себе. – Он немного помолчал, затем снова наклонился, вглядываясь в ее лицо, и спросил: – Вы уверены, что с вами все в порядке? Мне кажется, вы немного дрожите.
 Если Джоселин и дрожала, то только из-за боязни быть узнанной.
 – Не считая пары ушибов, со мной все в порядке. Честно, – настаивала она.
 – Тогда я ловлю вас на слове. – Он снова улыбнулся слегка кривобокой улыбкой. – Кстати, меня зовут Грейди Такер. С Молли вы уже познакомились.
 – Да. – Джоселин посмотрела на собаку, затем пожала вытянутую руку Такера и смутилась от его близкого изучающего взгляда. Она почувствовала, что ее парик предательски сползает вбок, но не имела возможности его поправить, так как это привлекло бы внимание.
 – Как поживаете, мистер Такер?
 – Друзья зовут меня просто Такер. – Джоселин ощутила, что он не спешил освободить ее руку, стараясь продолжить это теплое рукопожатие. Наконец, он напомнил: – Кажется, вы не сказали, как вас зовут?
 Это была очередная ловушка. Джоселин попыталась вспомнить, какое имя она вписала в регистрационную карточку отеля всего тридцать минут назад.
 – Хотите верьте, хотите – нет, мое имя Джонс. Линн Джонс, – не моргнув глазом соврала она.
 – Уверен, вы из той семьи, где все стараются дружить, – проговорил он с усмешкой. – Я всегда мечтал встретить одного из вас.
 Джоселин не нашлась, что на это ответить, поэтому просто улыбнулась и кивнула.
 Тем временем Молли пыталась изо всех сил привлечь внимание к себе. Она схватила желтый теннисный мячик и бросила его к ногам хозяина.
 – Мне кажется, Молли говорит, что ей надоело сидеть на одном месте, – заметила Джоселин, используя этот момент, чтобы подвести к концу неожиданную встречу. – Была рада с вами познакомиться, мистер Такер, – произнесла она, отступая назад.
 – Подождите минутку, – попросил он и догнал ее одним широким шагом. – Могу я угостить вас чашкой кофе или еще чем-нибудь?
 – Это необязательно, правда! – Она направилась в сторону мемориала Линкольна.
 – Может, и необязательно, – согласился он, шагая рядом с ней; его руки пытались нащупать поводок сначала в одном кармане, потом в другом. Наконец, Такер его нашел. – Но совсем неправильно отпускать вас вот так, не извинившись за то, что Молли вас толкнула.
 Джоселин замотала головой, отказываясь от его предложения.
 – Очень мило с вашей стороны, но я уже обо всем забыла. В конце концов, я ведь совсем не пострадала.
 – Правильно, и это стоит отпраздновать. Что вы скажете? – уговаривал ее Такер. – Здесь недалеко от ступенек мемориала есть уличный продавец кофе. Его кофе всегда свежий и очень горячий.
 Джоселин заколебалась. Затем одарила его взглядом, в котором читалось раздражение и отказ.
 – Вы таким образом знакомитесь с девушками? – усмехнулась она. – Используя для этого собаку? Она сбивает их с ног, а вы извиняетесь и знакомитесь?
 – Честно говоря, – Такер снова почесал сзади шею тем же самым застенчивым жестом и искоса посмотрел на нее, – это впервые, когда Молли врезалась в такую красивую девушку. – Он поднял вверх руку, чтобы предотвратить любой ответ. – Я знаю, это прозвучит банально, но это правда. Клянусь. – И он приложил руку к сердцу.
 – Ну конечно! – Джоселин, стараясь, чтобы ее не тронуло это его юношеское поведение, усмехнулась.
 – Так вы выпьете со мной чашку кофе? – Он нагнулся, чтобы пристегнуть поводок к ошейнику собаки. – Если вы согласитесь, я почувствую себя гораздо лучше!
 Наконец, Джоселин сдалась:
 – Только одну чашку. Затем мы расходимся.
 – Договорились! – согласился он.
 Пока они шли, Молли бежала на поводке впереди, останавливаясь время от времени, чтобы изучить дорогу или понаблюдать за какой-нибудь пролетающей мимо птицей.
 Джоселин испытывала смущение, находясь рядом с этим высоким и неуклюжим мужчиной. Это была игра с огнем, и она это хорошо понимала. С каждым моментом повышался риск быть узнанной, несмотря на тщательно нанесенный макияж. Но, как ни странно, это лишь усиливало ее желание побыть еще рядом с ним. Она явно ощущала на себе его любопытный взгляд, изучающий ее профиль.
 Вспоминая самые ценные бабушкины советы, Джоселин попыталась изменись свою походку, опустив подбородок вбок почти к самому плечу, сгорбив спину.
 – Вы живете где-то поблизости? – спросил через десяток шагов Такер.
 – Нет. – Это было почти правдой. Ведь Белый дом был ее временной резиденцией. Джоселин сказала, что она родом из Вирджинии.
 Такер кивнул так, будто ее ответ подтвердил его собственные мысли.
 – Я уверен, мы с Молли помнили бы вас, если бы вы и раньше совершали утренние пробежки вокруг Мола. Мы здесь бываем каждый день: и в солнце, и в дождь, и в снег. Как почтальон, – добавил Такер, улыбнувшись. – Но, конечно, мы не разносим почту. Просто гуляем до тех пор, пока Молли не выплеснет свою энергию.
 – Молодцы. – Ее позабавило это сходство с почтальоном, и она улыбнулась.
 – Вы впервые в столице? – Такер вздернул челку, глядя на нее. Это было проявление настоящего живого интереса, этакий юношеский жест, который невозможно проигнорировать.
 – Нет, не впервые. – Она подняла вверх голову и бросила взгляд на мемориал Линкольна, возвышающийся прямо перед ними. – Но прошло уже много лет с тех пор, как моя мама приводила меня на это место.
 – Наверно, не так уж и много. – Большинство мужчин говорят это из лести. Но из уст Такера эти слова прозвучали как простое наблюдение.
 – Достаточно много. Тогда мне было десять. – Джоселин сделала вид, что поглощена созерцанием знаменитого мемориала. – Он восхитительный, правда?
 Солнце играло на мраморной поверхности мемориала. Его лучи проникали в открытую нишу и освещали сидячую статую президента, созданную архитектором Даниэлом Френчем. Подражая Джоселин, Такер тоже залюбовался мемориалом.
 – Этот памятник никогда не переставал меня волновать. – В задумчивости он машинально замедлил шаг. – Не важно, сколько ты на него смотришь; каждый раз он тебя потрясает. И ты чувствуешь какое-то необъяснимое волнение. Это говорят даже самые пресыщенные и циничные политики, – добавил он уверенно.
 Джоселин не смогла удержаться от озорного вопроса:
 – Вы знаете многих из них? – Она удивилась собственной смелости. Макияж давал ей ложное чувство безопасности.
 – Вы имеете в виду пресыщенных и циничных? – Такер поднял брови, ожидая подтверждения. А когда она кивнула, перевел взгляд на горизонт с северной части города. – Живя здесь, сложно не столкнуться с такими.
 – Полагаю, это так.
 Перед ними поднимались бетонные ступеньки, ведущие с берега Зеркального бассейна на улицу.
 – Где вы живете? – поинтересовался Такер, когда они стали подниматься наверх, шагая в ногу. Молли, бегущая рядом, предпочла зигзагообразный подъем, повинуясь своему носу, обнюхивая каждую ступеньку.
 – В Айове.
 – А где именно в Айове? – потребовал он уточнения.
 – Ватерлоо. – Джоселин не могла объяснить, почему она указала именно Ватерлоо, регистрируясь в отеле, если только это не было подсознательным ощущением, что она может встретить своих земляков.
 – О, так мы почти соседи. – Такер одарил ее обворожительной улыбкой. – А я из Канзаса, из города Уичита.
 – Странно, что вы не назвали собаку Тото, – пошутила Джоселин.
 – Да, но мы больше не живем в Канзасе, – процитировал он строчку из книги «Волшебник из страны Оз».
 – Вы хорошо это усвоили, – заметила Джоселин и широко улыбнулась.
 Поднявшись наверх, Такер повернулся и направился к торговому трейлеру с кофе, припаркованному на обочине. Джоселин последовала за ним, чувствуя бодрящий кофейный аромат. Вдруг на полпути Такер остановился, посмотрел на собаку, на поводок, затем на трейлер и повернулся к Джоселин. Его манеры были такими неуклюжими, неуверенными, но в то же время располагающими к себе.
 – Э-э… может быть, вы подождете с Молли здесь, пока я схожу за кофе? – Он передал поводок Джоселин. – Иначе я обязательно все расплескаю. Вы ведь не возражаете?
 – Я… – Она не успела ответить, как поводок уже оказался в ее руке, а Такер, широко расставляя ноги, почти вприпрыжку направился к трейлеру.
 Внезапно он остановился, снова повернулся к Джоселин и, щелкнув пальцами высоко в воздухе, спросил:
 – Я забыл узнать, какой вы любите? Со сливками, с сахаром?
 – Черный, без сахара.
 По дорожке важно ходил голубь в поисках каких-нибудь съедобных крошек. Увидев его, Молли навострила уши, и Джоселин скрутила поводок покороче.
 Такер сделал пальцами знак «отлично» и выкрикнул:
 – Почему бы вам с Молли не прогуляться к мемориалу? Мы бы выпили кофе на ступеньках.
 Джоселин кивнула, подтянула поводок и подозвала собаку к себе. Молли бросила на нее взгляд и засеменила к ней походкой щенка. Она была рада проявлению к ней внимания от кого угодно. Развеселившись, Джоселин потрепала собаку по иссиня-черной голове, которую та подставила ей под руку.
 – Ты со всеми дружишь, Молли? – спросила Джоселин, при этом поглядывая на Такера.
 Он стоял возле трейлера, роясь в своих карманах и находя в них все, что угодно, только не деньги. При этом локти Такера приподнимались при каждом его движении.
 На мгновение он напомнил ей Линкольна. Что-то было в нем такое, помимо его роста и костлявости. Джоселин подумала, что, несмотря на неуклюжесть и скромность провинциального парня, он наделен отличным остроумием. Но лицом Такер не был похож на Линкольна. Ему была несвойственна мрачность и угловатость – черты, присущие Линкольну. Такер был спокойнее, искреннее, а его взгляд выражал добродушие, как у Джимми Стюарта.
 Джимми Стюарт. Джоселин снова задумалась о старых кинозвездах. Это ее раздражало. И все из-за бабушки и этой ее глупости с Грегори Пэком.
 – Пойдем, Молли! – Она укоротила поводок и стала переходить улицу. Молли радостно побежала рядом с ней.




 ГЛАВА 6


 Когда они достигли противоположной стороны улицы, Молли потянулась к голубю, расхаживающему по тротуару. Птица, испугавшись, взметнула вверх, уронив несколько перьев, которые Молли, не долго думая, попыталась схватить. Затем весело бросилась к Джоселин. Она напоминала ребенка, забавляющегося с новой игрушкой.
 Джоселин остановилась у подножия мемориала и оглядела длинную лестницу, ведущую к массивной статуе мрачного Линкольна. Дорические колонны окружали белое мраморное изваяние. Джоселин вспомнила, что всего их тридцать семь – столько насчитывалось штатов во времена правления Линкольна.
 Молли ринулась в сторону от Джоселин. Ее радостное «гав» перешло в счастливое приветственное завывание. Чувствуя, что пришел конец ее бездействию, Молли дернула поводок, вытянувшись вперед. Джоселин обернулась, думая, что это возвращается Такер с кофе.
 Но вместо него Молли приветствовала низкорослого, довольно крепкого мужчину, одетого в темное пальто. Старомодная фетровая шляпа прикрывала его седую голову. В любом другом городе стиль его одежды показался бы странным, даже старомодным. Но только не в Вашингтоне. Здесь, где число иностранных посольств почти приравнивалось к числу федеральных зданий, многообразие стилей одежды было так же велико, как и многообразие культур. Джоселин к этому привыкла, поэтому мысли ее переключились на другую тему.
 – А ты добрая девочка. – Нагнувшись, мужчина потрепал собаку за уши, в его голосе послышались смешливые нотки. Говорил он низким, насыщенным басом. Наконец мужчина выпрямился в полный рост и посмотрел на Джоселин, дотронувшись кончиками пальцев до своей шляпы: – Доброе утро. День сегодня замечательный, не так ли?
 Какое-то мгновение Джоселин только внимательно смотрела на его лицо, в полной уверенности, что уже встречала этого человека раньше. Белизна его аккуратно подстриженной бороды резко контрастировала с шоколадной кожей. А глаза были черными и блестящими, как полированные угольки.
 – Замечательный, – эхом отозвалась она, стараясь вспомнить, где и когда встречала этого пожилого темнокожего джентльмена.
 Нахмурив брови, он подошел ближе. И вдруг лицо его озарила улыбка, а щеки стали похожими на два коричневых яблока – он явно узнал Джоселин. Мужчина поставил конец своей трости прямо перед собой, положил обе руки в перчатках на набалдашник и одобрительно кивнул:
 – Очень эффектное преображение. Очень эффектное. Решили ускользнуть из дома, чтобы тайно осмотреть достопримечательности?
 – Я… – Слова протеста застряли у нее в горле, так как она внезапно тоже вспомнила его.
 Этот мужчина… был среди взрослых в той группе детей на экскурсии в Белом доме. Это он спрашивал ее о рождественской елке и новой теме, которую выбрали в этом году на Рождество. Мужчина улыбнулся:
 – Вы здесь инкогнито, разумеется. Мне следовало догадаться. – Голос его звучал нежно и мелодично. Он наклонился к ней чуть ниже: – Не беспокойтесь! Я никому не скажу!
 – Я… я не понимаю, о чем вы говорите. – Ее щеки пылали, и Джоселин была уверена, что это заметно, несмотря на макияж.
 – Конечно, конечно, я все отлично понимаю, – участливо произнес мужчина и обратил внимание на монумент перед ними: – Это великая дань человеку таких скромных начинаний, вы согласны?
 – Да. – У нее пересохло в горле, а сердце билось, как у испуганного кролика.
 Ей хотелось убежать, но как она могла сделать это, когда у нее была собака Такера? Джоселин серьезно подумала о том, чтобы сунуть поводок в руки этого старика и пуститься наутек. Но здравый смысл подсказывал, что такое действие только увеличит нежелательные подозрения.
 – Такая глубоко чувствительная поза свойственна артистам. – Белобородый незнакомец изучал мраморную фигуру, а затем слабо улыбнулся Джоселин: – А вы знаете, как засветилось бы его лицо, если бы кто-то из его детей подбежал и залез к нему на колени?
 – Я всегда мечтала это сделать, когда была маленькой, – вспомнила Джоселин и удивилась, каким свежим и сильным показалось это давнишнее желание – таким свежим и сильным, что она забыла об осторожности. – Просто сидеть там и разговаривать с ним.
 Низкий, грохочущий смешок вырвался из горла старика:
 – А кто же не мечтает об этом? Все мечтают посидеть на коленях у Санты и рассказывать ему все свои секреты, выразить надежды и желания.
 – Пожалуйста, – вздохнула Джоселин, стараясь скрыть раздражение, – давайте не будем говорить сейчас о Санта-Клаусе и Рождестве!
 – Вы не любите Рождество? – Казалось, это его обидело и удивило.
 – Я люблю Рождество, когда оно приходит в положенное время. Но мы еще не отпраздновали даже День благодарения. В магазинах уже идут приготовления к этому дню: украшают витрины, вывешивают плакаты с напоминаниями. – Она знала, что подошла к своей любимой теме и не могла заставить себя остановиться. – Рождество – это когда мы празднуем рождение Бога Христа. Я не думаю, что он родился, чтобы стать впоследствии самым покупаемым событием года.
 Незнакомец внимательно ее выслушал, а затем улыбнулся с легким упреком:
 – Неужели вы думаете, что Бог не знал, чем обернется Рождество в наше время?
 Этот вопрос никогда раньше не приходил Джоселин в голову. Она абсолютно не знала, как на него ответить. В душе же всегда верила, что Бог всевидящий, всезнающий и всемогущий. Теперь же была потрясена предположением старика о том, что Бог знал о коммерциализации Рождества. И не только знал, но и позволил такому случиться.
 – Вы не допускали такой возможности, правда? – усмехнулся старик. Он выглядел очень мудрым.
 – Нет, я… – Внезапно собака рванулась с места, и рука Джоселин дернулась. Молли натянула поводок, который ограничивал ее свободу, встала на задние лапы и радостно залаяла.
 По улице, широко шагая, шел Грейди Такер с двумя пластмассовыми стаканами в руках. Полы его пиджака развевались, открывая клетчатую подкладку. Молли радостно подпрыгнула к нему, приветствуя, и Такер замер со стаканами на расстоянии ее вытянутого поводка.
 – Успокойся, Молли. Не прыгай на меня. Ей-богу, девочка, я расплескаю кофе из-за тебя, – добродушно предупредил он.
 Собака послушно опустилась на все четыре лапы возле ног хозяина, ударив его хвостом. Такер поднял стаканы повыше и подошел к Джоселин, чудом не споткнувшись о собаку и не зацепившись за поводок.
 – Извините, что так долго. – Он проверил обе крышки и протянул Джоселин один из стаканов, который нес в правой руке. – Это, я полагаю, ваш. Черный без сахара.
 – Спасибо. – Она взяла кофе и передала поводок Такеру, все еще смущаясь белобородого старика, наблюдавшего за ними с нескрываемым интересом.
 Такер не мог его не заметить.
 – Доброе утро, – поприветствовал он его рассеянным кивком. Но затем, глянув в лицо незнакомца, стал с любопытством изучать его.
 – Доброе утро, – ответил старик, продолжая стоять на месте, и не выказывая ни малейшего намерения уйти.
 – Мы не могли встречаться раньше? – спросил Такер, нахмурив брови. Он вытянул указательный палец, напрягая память. – А, вспомнил! – Он указал на него. – Мы с вами столкнулись возле Белого дома. Вы еще спрашивали меня об экскурсиях по Белому дому. Ну, попали хотя бы на одну?
 – Да, попал, – кивнул старик.
 Джоселин затаила дыхание от страха, что он каким-нибудь образом ее выдаст. Но тот смотрел на Такера.
 – Это была чудесная экскурсия. – И он протянул Такеру руку. – Меня зовут Обедиа Николас Мельхиор.
 Такер пожонглировал поводком и стаканом с кофе, прежде чем смог пожать старику руку.
 – Меня зовут Такер. Грейди Такер. А это мисс Джонс, – указал он на Джоселин. – Мисс Линн Джонс из Айовы. – Он замолчал, переводя взгляд с одного на другого. – Извините, мне кажется, вы оба уже тоже встречались.
 – Неофициально, – пробормотала Джоселин, чувствуя себя все более неловко и все еще не зная, как выкрутиться из сложившейся ситуации.
 – Да, мы с мисс Джонс недалеко продвинулись в нашем разговоре о Рождестве, чтобы представиться друг другу, – объяснил Обедиа Мельхиор.
 – О Рождестве? – удивился Такер. – Почему вы говорили о Рождестве? Сейчас только ноябрь!
 Обедиа Мельхиор засмеялся:
 – Мисс Джонс сказала то же самое.
 – Но вы с этим не согласны, я так понимаю. – Такер с трудом снял пластиковую крышку и сделал маленький глоток кофе, при этом глядя на старика поверх ободка стакана.
 Обедиа этого не отрицал.
 – Мне кажется, что Рождество – это такое событие, которое следовало бы праздновать круглый год.
 – Но люди так не делают. Вместо этого они тратят кучу времени, вычисляя, что подарить одному и купить другому… Подарки – вот все, что их заботит.
 Старик погладил белую бороду:
 – Да, подарки – это очень плохо.
 Услышав его слова, Джоселин чуть было не подавилась кофе от смеха.
 – Это вовсе не плохо! – запротестовал Такер, немного волнуясь.
 – Едва ли, – возразил старик. – Рождество само по себе самый лучший подарок.
 – А вот это верно, – уступил Такер, – но не тот подарок, о котором думают люди.
 – Конечно, вы же не думаете о нем в настоящий момент. – Обедиа произнес это удивительно корректным тоном, затем помолчал, над чем-то размышляя. – Интересно, не так ли? Чем раньше настает предрождественский сезон, тем быстрее люди вспоминают о том, что скоро будут Рождественские каникулы. – Горящий взгляд старика упал на Джоселин. – Как вы думаете, Господу не приходило в голову, что такое может произойти? – снова повторил он свое предположение о том, что Господь знал, как будет происходить празднование рождения его сына – не только знал, но и планировал.
 – Можете быть, это и приходило ему в голову, – заключил Такер. – Но люди предпочитают не думать об этом раньше декабря.
 – Это понятно, – спокойно отозвался Обедиа. – Мы, люди, эгоцентричны. А Рождество заставляет нас думать о желаниях и предпочтениях прежде всего других людей, не нас самих. И думать не только о друзьях и членах семьи, но и о бедняках, голодных, бездомных, которые живут среди нас. Возможно, именно поэтому люди тайно любят Рождество – оно дает им возможность заняться их любимым занятием – подробно остановиться на себе самих.
 – Такая мысль наводит тоску, – заметил Такер, нахмурив брови.
 – Неужели? – смутился Обедиа. – Простите, что я так долго навязываю вам мое мнение. Таким замечательным утром у двух молодых людей есть занятия гораздо приятнее, чем болтать со стариком. – И, дотронувшись кончиками пальцев до своей шляпы, он слегка поклонился Джоселин: – Рад был встрече, мисс… Джонс.
 Его секундного колебания было достаточно, чтобы у Джоселин бешено застучал пульс.
 – И я тоже, мистер Мельхиор, – промолвила она, стараясь дышать спокойно.
 – Для друзей я просто Обедиа, – сказал старик и повернулся к Такеру: – Я получил удовольствие от нашей короткой беседы.
 – Можно просто Такер, Обедиа, – откликнулся тот, снова жонглируя стаканом с кофе и поводком, чтобы пожать ему руку. – Желаю вам удачного дня.
 – Он будет удачным, я уверен в этом. – И, постукивая тростью, Обедиа стал спускаться по ступенькам, тихо хихикая себе под нос.
 Такер еще немного посмотрел ему вслед, а затем повернулся к Джоселин. Сначала бросил на нее изучающий взгляд, затем этот взгляд наполнился нежностью. Определенно, в нем было даже что-то большее, чем нежность, но Джоселин не была готова в этом разобраться.
 – Что вы скажете на то, чтобы подыскать удобную ступеньку, сесть и насладиться кофе? – Такер указал на лестницу перед ними.
 – Звучит заманчиво.
 Они поднялись на три ступеньки и на четвертой присели, к огорчению Молли, которой не терпелось подняться наверх.
 Такер вытянул перед собой длинные ноги, сделал глоток горячего кофе, и тут в поле его зрения снова попала удаляющаяся фигура Обедиа Мельхиора.
 – Забавный старый чудак, – лениво протянул он.
 – Я не назвала бы его чудаком. – Джоселин поднесла стакан ко рту и подула на кофе, почувствовав, как горячий пар коснулся ее холодной кожи.
 – Может, и нет, – согласился Такер. – Но его борода напомнила мне персонаж из книги о дядюшке Риммусе.
 – Но не его голос, – вспомнила Джоселин. – Он такой низкий, насыщенный, с прекрасными модуляциями. Как у актера, играющего в шекспировских пьесах.
 Такер, опустив стакан, удивленно покосился на нее:
 – Но только не короля Лира. И я не представляю его, исполняющим роль Отелло.
 Джоселин рассмеялась:
 – Это не те роли, которые ему подходят. Он скорее похож на министра.
 – Мой дедушка проповедник. – Такер окинул Джоселин слегка скептическим взглядом. – Преподобный Мэтью Грейди Такер родился заново, став боголюбивым и богобоязненным баптистским проповедником. – Он согнул длинные ноги и облокотился на колени. – Его никогда не впечатляло, когда люди носили кресты на шее. Помнится, дед стоял за своей кафедрой и убеждал прихожан: «Всевышний видит приносящих плоды христиан, а не религиозных чудаков».
 Джоселин захохотала, догадавшись, от кого Такер унаследовал острое, но безобидное чувство юмора.
 – Я думаю, мне понравился бы ваш дедушка.
 – Да, он на редкость хороший человек, – подтвердил Такер и над чем-то задумался, прежде чем сказать: – По-моему, если человек регулярно посещает церковь, у него должна быть для этого веская причина.
 – Это неизбежность смерти, я полагаю, – предположила Джоселин.
 Такер выразительно кивнул.
 – Забавно. А я не помню, когда был в церкви в последний раз. Наверное, перед отъездом из дома. – Он посмотрел на Джоселин заинтересованным взглядом. И на этот раз он задержал его гораздо дольше. – А вы?
 Она отвела глаза, сильно смутившись.
 – Я хожу в церковь каждое воскресенье.
 – В Ватерлоо?
 Сначала Джоселин не могла сообразить, о чем он говорит, но потом она вспомнила свой вымышленный дом.
 – Да, в Ватерлоо. – Она снова сделала маленький глоток кофе. Ей хотелось, чтобы он побыстрее остыл, чтобы, наконец, допить его и уйти.
 – Вам нравится в Айове?
 – Да, милое местечко. – Она притворилась, будто любуется окружающим пейзажем.
 Водная гладь Зеркального бассейна была спокойна, как серебряное зеркало. Вокруг него росли вязы, все еще украшенные последними осенними листьями. Над бассейном возвышался белый мрамор монумента Вашингтона, который продолжал линию, ведущую к коронованному куполу Капитолия на другой стороне Мола.
 – Как на открытке, правда? – сказала она, пытаясь переключить внимание Такера.
 Но его не так-то просто было отвлечь.
 – И как давно вы в Вашингтоне?
 – Недавно. – Наконец, не в силах больше выносить его пристального взгляда, Джоселин попросила: – Пожалуйста, не смотрите на меня так.
 – Простите. – Он виновато улыбнулся. – Я думал, вы привыкли к пристальному вниманию.
 Ее сердце тревожно забилось.
 – Что вы имеете в виду? – Она попробовала засмеяться, но это вышло слабо и неправдоподобно.
 – Например, в Канзасе молодые люди часто смотрят на красивых девушек, и красивые девушки знают об этом. Более того, большинство из них посещают такие места, где они ожидают встретить эти восхищенные взгляды, – объяснил Такер.
 – Я польщена, но…
 – Вы правы. В наши дни нужно остерегаться незнакомцев в большом городе. – Молли подсунула голову под руку хозяина в ожидании, что ее потрепят за уши. Улыбаясь, Такер погладил собаку. – Особенно таких, с неуклюжими лабрадорами.
 Джоселин захохотала, потому что огромная собака попыталась залезть Такеру на колени.
 – Вы оба на самом деле выглядите опасно.
 – Только иногда, – уточнил Такер и попытался оттолкнуть Молли, чтобы не пролить кофе. – Что вы собираетесь осматривать?
 – Все, что успею, – ответила Джоселин рассеянно.
 – Это значительно сужает область осмотра, – сухо заметил он.
 – Знаю, но это так. И у меня очень мало времени. – Она посмотрела на свои часы и встала, так и не допив кофе. – Большое спасибо за кофе и за компанию.
 – Вы уже уходите? – Такер быстро вскочил на ноги, и от его прежней неуклюжести и нескладности не осталось и следа. – Но вы же еще не допили кофе!
 – Да, но… – Пожав плечами, Джоселин спустилась на одну ступеньку. – Мне нужно побывать во многих местах, сделать множество дел, и у меня очень мало времени на все… – Когда Молли дернулась в ее сторону, она бросила на собаку прощальный взгляд: – А ты больше не хулигань, ладно?
 Помахав Такеру рукой, Джоселин спрыгнула с двух последних ступеней на дорожку и направилась в сторону улицы. Не оборачиваясь, она знала, что Такер все еще стоит и смотрит на нее, ошарашенный и удивленный ее внезапным уходом.
 – Эй, мисс Джонс, подождите! – вдруг крикнул он и в один широкий прыжок очутился на дорожке.
 Уже готовая снова побежать, Джоселин поняла, что у нее нет другого выхода, кроме как остановиться. Разозлившись, она обернулась назад и в этот момент увидела, как Молли, видимо решив опередить хозяина, рванулась к ней из-под его ног.
 Джоселин охватила тревога, но было уже поздно кричать и предупреждать. Такер споткнулся о поводок, запутавшийся в его коленях, на какой-то миг завис в воздухе – одна нога на дорожке, другая высоко поднята вверх, – кофе выплеснулся из его стакана, описав в воздухе дугу, и он, невольно охнув, с грохотом упал на землю, продолжая крепко держать поводок Молли.
 От ужаса Джоселин прикрыла глаза, а когда вновь открыла их, увидела, что Грейди пытается приподняться, хотя лицо его искажено от боли.
 Выйдя из оцепенения, Джоселин выбросила свой стакан, ринулась к Такеру, но Молли мешала ей приблизиться. Огромной черной массой она крутилась возле хозяина, обнюхивая его лицо.
 – Ох, ох! Молли! – с раздражением в голосе Такер пытался отогнать ее от себя.
 Подбежав к ним, Джоселин схватила поводок, оттащила собаку. Но конец поводка был все еще обмотан вокруг талии Такера. Оттаскивая Молли, Джоселин задела его руку, причинив ему этим острую боль, отчего он застонал.
 Она отпустила поводок.
 – О Боже! Простите, я… – Джоселин присела рядом с ним на корточки, беспомощно пытаясь что-нибудь сделать. Но Молли снова пробилась к его лицу. Тогда она оттолкнула ее, сурово прикрикнув: – Молли, сидеть!
 Собака села. Обрадовавшись, что какое-то время она не будет мешать, Джоселин повернулась к Такеру. Он лежал на спине и шевелил рукой, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
 – Где вы ушиблись? – Она немедленно распутала поводок, с величайшей осторожностью касаясь его руки.
 – Везде! – ответил он, морщась от боли, но попытался приподняться на локтях. – Вы можете подать мне руку? Чтобы я сел…
 – Вы уверены, что можете двигаться? А вдруг что-нибудь сломано?
 – Нет, ничего не сломано. – Такер, наконец, посмотрел на нее, и грустная улыбка подернула уголки его губ. – Кроме моей гордости разве что. Все остальные мои части целы, только чуть-чуть выкручены, побиты и исцарапаны… – Он осмотрел кровоточащую рану на руке. – Не думал, что бетон может быть таким твердым и грубым. Я вам скажу одну вещь – это гораздо больнее, чем падать на траву.
 Джоселин помогла ему сесть.
 – Обопритесь на мои плечи, – скомандовала она, подсунув голову под его неповрежденную руку.
 Их лица оказались близко друг от друга – так близко, что Джоселин разглядела золотые блики в его карих глазах. В воздухе словно вспыхнула какая-то искра, и ее сердце неожиданно сильно забилось. Джоселин почувствовала свежий запах мыла и бальзама после бритья, смешанного с легким запахом табака. И в этот же самый момент обнаружила, что долговязый и неуклюжий Такер гораздо тяжелее, чем казался.
 – Вообще-то я слышал, что можно сильно пострадать из-за девушки, попавшись на удочку, – проворчал он, лениво осматривая Джоселин ослепляющим взглядом карих глаз. – Но всегда считал, что это просто оборот речи.
 Джоселин подумала, что ее разум ей отказал – она ничего не могла придумать в ответ, как, казалось, ничто не может разрушить и это возникшее между ними притяжение.
 Но эти чары тут же опали от шарканья ног по ступенькам мемориала, сопровождаемых стуком трости.
 – Мистер Такер! – они знакомый, полный участия бас Обедиа Мельхиора. – Вы сильно ударились? Может, вызвать «скорую»?
 – Нет, мне не нужна «скорая»! – Такер был в этом уверен. – Просто помогите мне сесть. И все. – Он сжал плечи Джоселин, чтобы опереться на них.
 Она напряглась, чтобы взять на себя большую часть его веса, обхватила рукой его спину. К этому моменту Мельхиор наконец доковылял до них, и общими усилиями им удалось Такера посадить.
 – Вы уверены, что с вами все в порядке, мистер Такер? – Мельхиор тяжело дышал от поспешности, с которой бежал к ним. – Вы так ужасно упали!
 – Да, побольнее, чем некоторые. – Такер, улыбаясь, нежно и смущенно посмотрел на Джоселин.
 Когда он отвернулся, она вдруг забеспокоилась: не показалось ли ей все это, а если показалось, то почему готово расстроить? Такер убрал руку с ее шеи, и она свою – с его спины. И сразу же потеряла ту близость, то тепло и радость, которые только что ощущала.
 Такер собирался с силами, чтобы встать на ноги, но остановился, зашипев от боли.
 – Мои колени… наверно, я их ободрал! – Нагнувшись, он осмотрел их, а затем с раздражением обратился к собаке: – Молли, только посмотри, что ты сделала с моими брюками! Сейчас уже не модно ходить по улице с дырками на коленях. – Он изучил дырку на ткани. Из разбитой коленной чашечки сочилась кровь. Поморщившись, Такер соскоблил с раны цементные крошки, отбросил их в сторону.
 – Вам определенно нужен доктор, – заявил Обедиа.
 – Нет, все, что мне нужно, – это мыло, вода и немного йода. – Такер попытался согнуть колени и побледнел. – Ну и, может, немного льда…
 – Вы ничего не сломали в коленке? – спросила Джоселин, вдруг разволновавшись.
 – Нет, я уже рвал связки и знаю, что при этом ощущаешь, – заверил ее Такер. – Просто хорошенько содрал кожу и немного растянул связки. – Он начал вставать, вытянув одну ногу. – Ох! – И снова сел.
 – Что-то не так? – Джоселин посмотрела на пораненную ладонь.
 – Что-то кольнуло! – Такер вытащил из-под себя полу пиджака, опустил руку в карман и вынул оттуда сломанный предмет. – Моя трубка! – Он сложил две ее части – ствол и чашечку. – Молли, ты сломала мою трубку!
 Осознавая свою вину, собака опустила голову и жалобно завыла. Джоселин и не думала смеяться, но ситуация показалась ей комичной.
 – Я рад, что кто-то считает это забавным, – проворчал Такер. – Это была моя любимая трубка, и Молли знала это! – Он спрятал части трубки в разные карманы.
 – Полагаю, действительно знала, – улыбнулся Обедиа. – Молли выглядит такой несчастной, что, кажется, в ней есть что-то человеческое.
 – И почему, когда люди говорят такое, они думают, что делают собаке комплимент? – Такер попробовал перевернуться на правый бок, согнув одно колено и разогнув другое. На этот раз трубка его уже не колола.
 – Простая наблюдательность, мистер Такер. А теперь позвольте вам помочь. – Нагнувшись, Обедиа поддел руку под его локоть и скомандовал: – Мисс Джонс, возьмите его другую руку. Проверим, может ли он стоять так хорошо, как думает.
 Благодаря совместным действиям им удалось поставить Такера на ноги. Это усилие вызвало у него не одну гримасу. Минуту он стоял, опираясь больше на правую ногу, затем он осторожно вытянул вперед левую, проверяя, сможет ли она его удержать.
 – По-моему, нормально функционирует, – констатировал Такер больше для себя, чем для Джоселин и Обедиа, потом проковылял пару шагов, заметно оберегая левую ногу.
 – И все-таки, я думаю, вам нужно обратиться к врачу, – проговорила Джоселин, глядя на него. – Вам нужно сделать рентген.
 – Это лишнее, – отверг Такер эту идею. – Доктор отправит меня домой, велит сделать перевязку со льдом, выпишет какие-нибудь обезболивающие таблетки, обременит меня звонком, рентгеном и кто знает, чем еще…
 – Но… – начала было Джоселин.
 – Вы ведь из Айовы, Линн, – напомнил Такер. – Значит, знаете, что когда живешь на ферме, то часто выполняешь обязанности доктора. А ветеринара вызываешь только тогда, когда животное или долго болеет, или ему становится хуже. Вы же не станете ему платить каждый раз, когда кто-нибудь чихнет или захромает.
 – Но вы же не корова! – произнесла Джоселин с раздражением.
 Такер бросил на нее негодующий взгляд:
 – Надеюсь. Молодой бычок, может быть, но…
 – Я не то имела в виду, и вы знаете. – Ее глаза злобно сверкнули.
 – Знаю, знаю, – усмехнулся он. – Но смысл один – животное или человек.
 Она сложила руки на груди.
 – Глупо так к себе относиться, Такер. – Джоселин хотела сказать, что если ему дорого идти к доктору, то она заплатит за него, но вдруг ее осенило: а что, если у нее недостаточно с собой наличных денег, чтобы заплатить?
 К счастью, вмешался Обедиа, вежливо напомнив:
 – Это право мистера Такера решать, идти ему на осмотр или нет. Все, что мы должны сейчас сделать, – это помочь мистеру Такеру добраться до дома. – Он повернулся к нему: – Вы на машине?
 – Нет. Мы с Молли здесь гуляем. – Услышав два знакомых слова: «Молли» и «гуляем», собака тут же прыгнула к Такеру, возбужденно залаяв. Он попытался присмирить ее: – Нет, Молли, ты не так поняла. Мы вынуждены закончить нашу сегодняшнюю прогулку и вернуться домой.
 Последние слова заставили ее замолчать. Собака уставилась на него, как будто не веря, что это правда.
 – Не смотри на меня таким жалким взглядом. Это ты виновата, что я упал.
 – С твоим хозяином все в порядке, Молли. – Обедиа снова взял лидерство в свои руки. – Давайте вернемся к нашей теме. Вы далеко отсюда живете, мистер Такер?
 – В нескольких кварталах. Но все зовут меня просто Такер, – напомнил он резко. – Мне не нравится, когда меня называют «мистером». В нашей семье «мистер» – мой отец. Мне все время хочется обернуться и посмотреть, не с ним ли это вы говорите.
 – Не ворчите на мистера Обедиа! – заступилась за старика Джоселин. – Он пытается помочь. Вы должны быть ему благодарны.
 – Я благодарен, – парировал Такер, слегка выгнув спину. – Извините меня, если я не опускаюсь на колени и не целую его руки в знак благодарности – просто я немного повредил мои колени.
 – И чья же в этом вина? – поинтересовалась Джоселин. – И не браните Молли. Это вы пустились за мной по ступенькам.
 – А что я должен был делать? Я же не мог позволить вам вот так просто уйти!
 – Тише, тише, ребята. – Обедиа встал между ними, выставив вперед руку, чтобы успокоить обоих. – Сейчас уже не имеет значения, почему вы упали и кто виноват, что Такер повредил колено. Мы должны продезинфицировать его как можно быстрее.
 – Спасибо. – Такер слегка поклонился ему.
 – Пожалуйста. – Обедиа кивнул. Еле заметная улыбка мелькнула сквозь его белую бороду. – А теперь вам лучше устроиться здесь, на ступеньках. А я попробую поймать такси, чтобы доставить вас домой.
 – А Молли вам лучше оставить со мной, – предупредил Такер. – Если таксист увидит вас с собакой, он тут же включит знак «не обслуживаю» и проедет мимо.
 – Я подержу Молли, – вызвалась Джоселин и взяла поводок.
 Такер посмотрел на нее, но не сказал ни слова.
 Вместо этого он поковылял к ступенькам мемориала, поддерживаемый Обедиа. И после нескольких неуклюжих маневров, наконец, уселся на них.
 – Скоро я вернусь с машиной, – пообещал старик и повернулся к Джоселин: – А вы останетесь с Такером и проследите, чтобы он больше не поранился.
 Джоселин, оставшуюся с Такером, неожиданно охватила неловкость.




 ГЛАВА 7


 Изображая холодное безразличие, Джоселин подвела Молли к ступенькам и села в двух шагах от Такера. Она была вся на эмоциях. Ей было грустно, но Джоселин не знала почему. Однако точно знала – вся эта неразбериха в мыслях и чувствах никак не была связана со страхом быть узнанной. Причина была в Такере и в тех слегка разгоряченных словах, которыми они обменялись после того, как он отказался от доктора.
 Скажите на милость, ну почему ее волнует, пойдет Такер к доктору или нет? Какая ей разница? Она даже не знала этого человека раньше. Джоселин могла судить о нем только по его колонкам. Ну, хорошо, этим утром она узнала, что у него есть чувство юмора, что он приятный в общений и мудрый. И что?
 В этом-то и заключалась проблема. Такер принадлежал к тому типу мужчин, которые нравились Джоселин. «Признайся, – ругала она себя, – он тебе нравится; более того, тебя к нему влечет, а ты не хочешь, чтобы так было, потому что это напрасно».
 Когда Такер узнает, что она президентская дочь, его отношение к ней тут же переменится, и Джоселин знала это. Он посмотрит на нее иначе, ослепленный ее предполагаемым положением в обществе. Она перестанет быть для него обычным человеком. Такое уже случалось с ней время от времени с разными людьми.
 Джоселин считала это нормальной реакцией. Такова человеческая натура. Она сама испытала это, когда впервые вошла в Овальный кабинет и увидела отца, сидящего за столом. У нее по телу побежали мурашки. На секунду она увидела не отца, а именно Генри Уэйкфилда, президента Соединенных Штатов. И уставилась на него с каким-то трепетом.
 И, несмотря на все это понимание, Джоселин очень не нравилось быть объектом пристального внимания. Положение президентской дочки вовсе не единица измерения ее достоинств; это – случайность, воля судьбы.
 Но сможет ли Такер правильно взглянуть на это? Она боялась, что ее очень сильно ранит, если он не сможет.
 Этот день должен был быть веселым и беззаботным. Злясь, что все вышло иначе, Джоселин подняла вверх голову и уставилась на яркое утреннее солнце и на белый шпиль мемориала Вашингтона.
 – Знаете… – Его голос зазвенел у нее в ушах. Она мельком взглянула на него. Такер задумчиво хмурился. – Мне всегда было интересно, думали ли наши отцы-основатели о том, чтобы взимать налоги с тех, кто любуется Капитолием?
 Это замечание настолько было в духе его остроумных высказываний в газете, что Джоселин улыбнулась. И подумала, что Такер именно этого добивался.
 – Интересно, не так ли? – спросил он, щупая пальцами поцарапанную ладонь. Теперь он заговорил о монументе Вашингтона. – А вы знаете, что если провести прямую линию от Капитолия к монументу Вашингтона, а затем через реку Потомак, то она приведет прямо в Арлингтон, в поместье Кастис, принадлежавшее семье генерала Роберта Эдуарда Ли. Мне всегда казалось иронией судьбы, что мемориал Линкольна и дом Ли расположены строго друг против друга, разделенные рекой. И ирония судьбы в том, что дом Ли смотрит прямо в сторону нашего национального кладбища. Вам так не кажется?
 – Пожалуй, да. – Джоселин чесала Молли за ухом, усиленно стараясь сохранять надменность и безразличие к его совершенно невинному разговорному приему.
 – Мне кажется, что нас с вами тоже разделяет река, – продолжил Такер, и Джоселин мгновенно насторожилась. Она не знала, что именно он имеет в виду. – Мой дедушка говорил, что когда один человек начинает ссориться из-за чепухи, то другой делает то же самое. Сейчас я чувствую себя полным дураком, что был так резок с вами, когда мы говорили о докторе. Простите.
 – Извинение принимается, – отозвалась Джоселин, не переставая гладить собаку.
 – Хорошо.
 Краем глаза она увидела, как Такер решительно кивнул головой.
 Замученная угрызениями совести, Джоселин была вынуждена сказать:
 – Обедиа прав. Если вы не хотите идти к доктору – это ваше личное дело.
 – Спасибо.
 – Пожалуйста, – ответила она рассеянно.
 – Посмотрите, – проворчал он с досадой в голосе. – Я запачкал кровью пиджак.
 – Не вините в этом Молли. – Джоселин снова начала раздражаться.
 – Я не виню в этом Молли… Может, я делал это сначала, – неохотно признал Такер, шаря в своих карманах. – Но тогда я был зол. Интересно, где мой носовой платок?
 – А почему вы злились? Потому что упали? Это не повод злиться на людей.
 – Да, не повод, – согласился он. – Я злился, потому что вы из Айовы.
 Ошарашенная, Джоселин развернулась к нему и пристально посмотрела ему в лицо:
 – Но почему вас это разозлило?
 – Потому что рано или поздно вы уедете в Айову. – Наконец, отыскав носовой платок, Такер приложил его к поцарапанной ладони, стирая капли свежей крови. – А шансы увидеть вас снова равнялись нулю. И это не укладывалось у меня в голове.
 Джоселин была уверена, что она никогда в жизни не краснела. Но сейчас ее лицо так запылало и покраснело, что она почувствовал себя раскаленным железом.
 – Смешно, – заявила она, пытаясь скрыть свое странное смущение. – Почему это вас волнует? Мы даже не знаем друг друга.
 – Вот и я о том же, – объяснил Такер. – Вы хотели уйти, не дав мне возможности узнать вас лучше. Мой дедушка сказал мне много лет назад, что если я встречу «свою» женщину, то я сразу ее узнаю. – Он криво улыбнулся. – Внутри должно что-то кольнуть.
 Джоселин встала, готовая удрать от него и от всего этого разговора. Нелепая ситуация. Совершенно нелепая.
 – Только не убегайте снова. – Такер дотронулся до ее спины, побуждая сесть. – Я буду выглядеть очень глупо, если погонюсь за вами с этой ободранной коленкой.
 И он действительно за ней погнался бы. Джоселин была в этом уверена, как уверена в том, что завтра снова взойдет солнце. Она представила себе эту сцену. По берегу Зеркального бассейна разгуливал полицейский. Если бы он увидел бегущего за ней Такера, то, можно поклясться, примчался бы к ней на помощь. И до того, как ситуация была бы улажена, попросил бы предъявить документы, что для Джоселин, понятное дело, было совершенно нежелательно.
 Джоселин снова села и вся напряглась.
 – Расслабьтесь, – посоветовал ей Такер. – Знаете, мой дедушка говорил мне кое-что еще. Например, что когда муж бранится с женой, то сначала он должен полностью убедиться в своей правоте, а затем прекратить спор.
 – Ваш дедушка очень мудрый, – проворчала Джоселин.
 – Да, мудрый, – согласился Такер. – К сожалению, я забыл этот совет и пытался переспорить вас из-за того, что мне было больно. Просто все это потому, что я вас только встретил, а вы уже собирались назад в Айову.
 – Сумасшедший, – сказала Джоселин, пытаясь убедить в этом себя.
 – Мне такое уже говорили.
 – Но вы же не знаете кто я к что из себя представляю, – запротестовала она.
 – Это правда. – Такер подумал секунду. – Исходя из того, что я о вас знаю, вы можете быть воровкой. Ну конечно, если бы на самом деле воровка, то у вас на это должны быть веские причины.
 – Не могу поверить, что все это слышу! – Джоселин уставилась на полицейского, мечтая, чтобы тот покинул территорию. Или еще лучше – чтобы вернулся Обедиа с такси.
 – Какая музыка вам нравится? – совершенно неожиданно поинтересовался Такер. – Мне, например, нравится музыка в стиле кантри: Уэйлон Дженнингс, Джордж Стрейт, Гарт Брукс и Хэнк Юниор. А больше всего я люблю техасский свинг, особенно в исполнении Боба Уиллса.
 – А мне нравится джаз, – поделилась Джоселин. – Все – от Фатса Уоллера и Луи Армстронга до Майлса Дэвиса и Диззи Джиллеспи, хотя никто не сравнится с бесподобной Билли Холидей.
 Такер хмыкнул, затем задал следующий вопрос:
 – А как на счет еды? Какую кухню вы предпочитаете?
 – Итальянскую.
 – Пицца? – спросил он с надеждой.
 Она отрицательно покачала головой.
 – Макароны. Всех видов.
 Он с сожалением вздохнул:
 – А я люблю мексиканскую. Чем острее, тем лучше.
 – Что до меня, то я не очень жалую острые блюда.
 – А как вы относитесь к спорту? – Такер вздернул голову вверх, с любопытством глядя на Джоселин.
 – Я неизменная поклонница «Redskins», – призналась Джоселин, не подумав.
 – Правда? – удивился Такер. – Если учесть, что вы из Айовы, то можно было подумать, что вы поддерживаете «Packers» или «Kansas City Chiefs»… – Пока Такер это говорил, Джоселин придумывала, как ей оправдать свой опрометчивый выбор команды. Но он избавил ее от этих объяснений. – А я люблю баскетбол. Может быть, потому, что сам в него играл. Однажды я даже забил решающий гол во время каких-то школьных соревнований. Хотя чемпионами мы не стали. Нас разгромила команда из старших классов. Их центральный нападающий был ростом почти в два метра. И руки у него, казалось, были такой же длины… – Такер с любопытством посмотрел на Джоселин. – Вы демократка или республиканка?
 Этот вопрос вызвал у нее панику, но она быстро пришла в себя.
 – Это имеет значение? – спросила она с вызовом. – Разве не ясно, что наши с вами предпочтения не сходятся? Если вас будет все это так заботить, то у нас останется очень мало общего. – Джоселин испытала странное разочарование и сама этому удивилась.
 – К тому все и идет, – согласился Такер. – Но это означает, что мы друг с другом не заскучаем. Жизнь интересна, если она непредсказуема!
 – Почему вы так говорите?
 – Потому что так оно и есть на самом деле, – ответил он спокойно. – Мой дедушка говорил, что лучший брак – это когда сходятся две противоположности. Один супруг дополняет другого.
 – Никогда не слышала более глупого изречения. – Джоселин была потрясена. – А вы представляете, как много конфликтов у них возникнет?
 – Только если вы попытаетесь изменить другого человека, – заключил он.
 Джоселин раздраженно усмехнулась:
 – Интересно узнать, а что думала обо всем этом ваша бабушка?
 Такер улыбнулся. При этом его глаза засияли настоящей теплотой и нежностью.
 – Моя бабушка об этом не думала. Она была слишком занята, просто наслаждаясь жизнью. Думать входило в обязанности дедушки.
 – Чье это мнение? Ваше или вашей бабушки? – бросила злобно Джоселин. – Видимо, в симпатичной маленькой голове вашей бабушки совсем не было мозгов.
 – Это неправда. – Такер грустно вздохнул. – Моя бабушка была яркой, образованной личностью, а дедушка – первый, кто вам об этом сказал бы. По природе своей она была мягкой, жизнерадостной, смешливой. Никогда не сидела на месте и умела удивляться сияющей утренней росе, которая покрывала акры пшеничного поля, словно настоящими бриллиантами. Дедушка никогда такого не заметил бы, если бы она не хватала его за руку и не тащила из дома посмотреть на это поле. Более того, бабушка умела выводить его из спокойной задумчивости и заставляла смеяться. Он знал наизусть Библию, но именно бабушка указывала ему на чудеса. И все это значит, что они дополняли друг друга, – объяснил Такер. – Каждый из них мог дать другому что-то, чего у того не было.
 – Замечательно! – Джоселин подумала, что она никогда не рассматривала отношения между людьми с такой точки зрения. Но затем добавила: – К сожалению, мы недостаточно терпимы друг к другу.
 – Это глобальная проблема человечества, не так ли? – с грустью отметил Такер. – Мы считаем, что другие люди должны разделять с нами наши мысли, взгляды, интересы и чувства. И если не разделяют, значит, они не правы. Тогда мы пытаемся склонять их к своей точке зрения.
 – И из этого ничего не выходит, – подытожила Джоселин, присмиренная серьезным поворотом разговора.
 – Я надеюсь, никогда и не получится. – Такер искоса посмотрел на нее. – Вы только представьте, каким скучным стал бы мир, если бы все говорили об одних и тех же вещах, думали об одном и том же, видели одно и то же. Это так же плохо, как если бы на земле остался всего один человек. – Он посмотрел вдаль. – А вон и Обедиа возвращается с такси. – Такер попытался встать, опираясь на правую ногу, но снова сел и нахмурился. – А зачем он поймал две машины?
 Когда Джоселин тоже увидела, что одно за другим остановились два такси, она, как и Такер, очень удивилась.
 – Может быть, одно такси привезло пассажира?
 Но Обедиа Мельхиор оказался единственным человеком, который вышел из машины. Он что-то сказал одному таксисту, затем другому, показывая им жестом, чтобы они подождали здесь.
 – Зачем нам две машины? – спросил Такер, когда Обедиа подошел к ним.
 – Первый таксист отказался везти собаку. – Обедиа подставил Такеру свое плечо, чтобы тот мог на него опереться. – Он утверждает, что у него на собак аллергия.
 – Аллергия? – проворчал Такер и зашагал хромающей походкой, опираясь на плечо старого джентльмена. Джоселин шла следом, ведя на поводке Молли. – Скорее всего, он просто не захотел, чтобы Молли валялась на сиденье его машины. Ну и ладно. Мы поедем на другой.
 – Могу я кое-что сказать? – начал Обедиа, не дожидаясь ответа. – Я предполагаю, что вам обоим понадобится помощь, чтобы залезть в такси и вылезти из него тоже. Я знаю, что ваше колено потеряло гибкость. Поэтому я буду счастлив сопроводить вас до дома. Однако возникает другая сложность: нам троим и Молли в одной машине будет неудобно. Молли, конечно, очень хорошая и благородная собака, но иногда она немного нерасторопная и шумливая. И хотя она вряд ли захочет причинить вам боль, риск все же велик.
 Еще до того, как Обедиа подвел Такера к такси, Джоселин уже знала, что означают эти две машины. Она поняла, что затеял Обедиа, и машинально замедлила ход, сопротивляясь этой идее, в то время как Молли тянула поводок в нетерпении догнать хозяина.
 – Вот почему я решил поймать два такси. – Крепко поддерживая Такера, пытающегося сохранять равновесие, Обедиа открыл заднюю дверцу автомобиля. – Одно для вас, другое – для Молли. Таким образом, вы поедете вместе с мисс Джонс, а я – с Молли.
 Ухватившись рукой за открытую дверцу автомобиля, Такер через плечо посмотрел на Джоселин.
 – Мисс Джонс может не согласиться на это предложение. – Его взгляд выражал одновременно и вопрос, и надежду на то, что она все-таки согласится.
 – Я уверен, мисс Джонс не будет возражать, – заявил Обедиа, удивленный, что на этот счет есть какое-то сомнение.
 – Решайтесь, наконец, – возмутился водитель. – Счетчик работает. Или вы едете, или платите и отпускаете.
 Такер не двигался, пристально глядя в глаза Джоселин:
 – Ну, Линн… я…
 Джоселин все еще злилась из-за того, что она попалась в ловушку и что расстроились все ее планы. Она проворчала:
 – Не смотрите на меня, залезайте в машину и ничего не говорите.
 Решив, что она полная дура, Джоселин передала поводок Обедиа, доверив Молли его заботе.
 После нескольких неуклюжих маневров, во время которых Такер был вынужден прыгать на одной ноге, согнуться пополам и удариться головой о дверцу, он, наконец, уселся на заднее сиденье и вытянул вдоль него левую ногу. Джоселин удалось проскользнуть в салон с другой стороны машины, задев его раненую ногу только однажды.
 Получив адрес Такера, водитель уверенно завел мотор и отъехал от тротуара. Джоселин оглянулась, чтобы убедиться, что Обедиа и Молли следуют за ними в другом такси, затем снова уставилась перед собой, усиленно избегая смотреть на Такера.
 Возникло неловкое молчание. Наконец, Такер его нарушил:
 – Спасибо, что согласились поехать. Я думал, вы откажетесь.
 – Я тоже так думала, – сухо буркнула Джоселин.
 – Наверно, я испортил вам планы на выходной. – В его голосе чувствовалось сожаление.
 – Вы не знаете и половины. – Джоселин осознала, что бесценные минуты ее свободного дня исчезают одна за другой. А хуже всего то, что она еще не успела сделать ничего из того, что хотела.
 – Правильно; вы столько хотели сделать, столько увидеть, – вспомнил Такер ее слова. – Я так понимаю, что должен перед вами извиниться, но так сложно, потому что я очень рад, что вы здесь.
 – Мило, что хоть кто-то из нас этому рад, – проворчала Джоселин.
 – Погодите минутку. Но ведь никто не приставлял к вашему виску пистолета и не заставлял вас садиться в это такси, – напомнил ей Такер, весело усмехнувшись. – Вы здесь по собственному желанию.
 Она тяжело вздохнула:
 – Может быть, это и так. Но выглядит все совсем по-другому. В этот самый момент я должна была подниматься на мемориал Вашингтона, сейчас он только что открылся. А когда я сюда вернусь, мне придется простоять в очереди целый час. Может, и больше.
 – Лучше всего это делать ночью, – посоветовал Такер. – Это чудесное зрелище: когда освещены все памятники, Капитолий и Белый дом сияют огнями, уличные фонари расходятся во всех направлениях, мерцают неоновые вывески на зданиях, мчатся автомобили с включенными фарами.
 Слушая его, Джоселин вспомнила все знакомые ей достопримечательности, названные Такером, и легко представила их ночью, вплоть до навигационных лодочных огней на реке Потомак. И, несмотря на свое раздражение, улыбнулась.
 – Вы говорите об этом с таким вдохновением, словно вид ночного Вашингтона так же прекрасен, как и пшеничное поле вашей бабушки, покрытое росой, будто бриллиантами.
 – Я не думал над этим, но полагаю, что это городская версия. – Нагнувшись вперед, Такер обратился к водителю: – Вон то второе здание за углом, из ужасного старого кирпича.
 Это оказался один из тех темных и угрюмых домов в викторианском стиле с угловой башенкой и незаметным крыльцом, что лишены воздушной легкости и грации более узорчатого стиля времен королевы Анны. Возле входной двери висело четыре металлических почтовых ящика.
 Как только Такер смог вылезти на дорожку, Джоселин подняла голову и посмотрела на крышу трехэтажного здания.
 – Могу я узнать, на каком этаже вы живете? – поинтересовалась она, покосившись на Такера.
 – Нет, – ответил он, пытаясь идти ровно. – Мне кажется, вы уже догадались. Я живу на третьем этаже.
 – Конечно, догадалась.
 У тротуара резко затормозило второе такси. Молли приветствовала их радостным лаем, пытаясь выпрыгнуть в окно, чтобы поскорей к ним присоединиться. Но Обедиа как-то смог уговорить ее этого не делать.
 – Мы подождем их? – спросила Джоселин.
 Такер поднял брови:
 – И дадим Молли еще один шанс сбросить меня с лестницы? Нет уж, спасибо. – Он крепко сжал плечи Джоселин и подтолкнул ее вперед: – Идемте. Если нам повезет, мы поднимемся первыми.
 Они успели дойти до входной двери, прежде чем Обедиа и Молли вылезли из такси.
 – Мне интересно, – проговорила Джоселин, глядя на эту парочку и открывая Такеру дверь, – как ваша хозяйка позволила вам держать собаку?
 – Это просто. Она слепая.
 – О, простите! – Джоселин проследовала за ним в темный холл, не уверенная, говорит ли он правду или это просто метафора.
 – Она слепая. Но у нее видящая собака. – Такер проковылял к лестнице. – Ее зовут Джейк.
 – Хозяйку?
 – Нет, ее собаку. Джейк и Молли хорошие друзья. – Он ухватился за деревянные перила и посмотрел вверх на лестницу. – Это будет интересно.
 – Позвольте, я вам помогу. – И снова она подставила ему свое плечо, и Такер запрыгал на одной ноге с одной ступеньки на другую.
 В пролете между вторым и третьим этажом он остановился, чтобы собраться с силами для последнего рывка. Джоселин видела, что на его лице выступил пот. Это означало, что ему действительно было тяжело двигаться.
 – Как бы вы поднялись по лестнице, не будь здесь меня? – тихо спросила она.
 – Возможно, как и тогда, когда, будучи ребенком, я сломал ногу, а моя спальня находилась наверху. Надо сесть на ступеньки и задом ползти наверх.
 Снизу послышался звук открываемой входное двери и шарканье лап по полу.
 – О, это Молли идет! Нам лучше поскорее подняться. – И, крепко держа Джоселин за плечи, Такер стал преодолевать последнюю часть лестницы с гораздо большей скоростью, чем до этого. Даже немного запыхался. – Так, конечно, лучше, чем карабкаться по ступенькам задом. У меня есть повод держать вас за плечи.
 – Пожалуйста, не говорите такие вещи, – запротестовала Джоселин, но не так рьяно, как ей хотелось бы. Может быть, потому, что ей было приятно ощущать на себе его руку.
 – А что прикажете мне делать? Ждать, пока вы уедете в Айову? – спросил он, подозрительно вздернув бровь. По лестнице грохотали лапы Молли, слышалось ее частое дыхание. Добравшись до последней ступеньки, Такер остановился. – Все в порядке, Обедиа! Можете отпускать Молли. Мы поднялись. И, повернувшись к Джоселин, пробормотал: – Это лучше, чем позволить Молли тащить его всю дорогу. Иначе она доведет его до сердечного приступа.
 Они услышали, как Молли бежит вверх по лестнице, громко гремя лапами. Такер добрался до своей двери, затем одной рукой пощупал левый карман, а другой, уверенно опустив в правый карман брюк, вытащил ключ.
 Удивившись и склонив набок голову, Джоселин спросила:
 – Зачем вы это сделали?
 – Что сделал? – Он отомкнул дверь и толкнул ее.
 – Прощупали карман, как будто хотели что-то найти. Вы ведь безошибочно знали, где лежит ключ.
 – Привычка, наверное. – Такер пожал плечами и положил ключ обратно в соответствующий карман. – Люди считают меня рассеянным. И мне кажется, я оправдываю это определение. – Он прошел внутрь. – Это мой дом. Такой, какой он есть.
 Джоселин не намеревалась туда заходить, но Молли просто смела ее с пути, протолкнув в комнату.
 Она не представляла, как должна выглядеть квартира Такера, но не сомневалась, что там должен быть беспорядок и какие-нибудь признаки того, что в ней живет одинокий мужчина. Однако комната оказалась привлекательной – минимум вещей, уютная и милая.
 На старом зеленом диване аккуратно лежало покрывало ручной работы, с зигзагообразными узорами: это были широкие ярко-зеленые полоски и узкие ярко-красные, кремовые. Рядом стояли старое кресло-качалка, торшер и стол. На столе лежала коробка для сигар и подставка с тремя сигарами. Угол комнаты был приспособлен под мини-офис: там стоял компьютер.
 Полностью поглощенная осмотром комнаты, Джоселин не сразу заметила, что Такер и Молли исчезли. Откуда-то справа до нее донеслись громкие глухие звуки, сопровождаемые тяжелым дыханием и ругательствами. Когти Молли шаркали по линолеуму.
 – Что вы там делаете теперь? – спросила она и пошла на разведку.
 Она нашла Такера в маленькой кухне. Он пытался засунуть раненую ногу в раковину. Молли у противоположной стены лакала воду из миски.
 Джоселин уставилась на Такера:
 – Скажите на милость, что вы делаете?
 – А на что это похоже? Я пытаюсь засунуть ногу в раковину, чтобы смыть под краном кровь и грязь с коленки.
 – Но кто же так делает! Уйдите отсюда и сядьте! – Джоселин указала ему на дубовый стул и успокоилась только тогда, когда Такер опустил раненую ногу на пол и сделал шаг к стулу. – Все, что нужно, – это мыльная вода и какая-нибудь чистая материя, чтобы промыть рану.
 Не долго думая, Джоселин принялась открывать дверцы шкафа и тумбочки, чтобы найти какую-нибудь подходящую миску. Такер прошел мимо стула. Джоселин нашла нужную миску и только тут увидела, что Такер уже в дверном проеме.
 – Ну, куда вы теперь идете? – крикнула она озабоченно. Миска была у нее в руке.
 – Переодеться, конечно, – бросил Такер через плечо и направился в маленькую спальню.
 – Переодеться? Зачем? – Она стояла в дверном проеме, хмурясь от удивления.
 После долгой паузы Такер пояснил:
 – Но вы же не сможете хорошо промыть мою рану через дыру на брюках. Я понял это, когда меня осенила хорошая идея помыть колено под краном.
 – Я знаю, но… – Тут Джоселин увидела Обедиа, входившего в квартиру. Старик держал в руках шляпу и выглядел немного запыхавшимся от долгого подъема.
 Но Такер не видел, как он вошел.
 – Джонс, вы же не думаете, что я совсем сниму брюки? – спросил он, немного шокированный. – Мы же еще не женаты.
 От слов «еще» и «женаты» Джоселин потеряла дар речи, застыдившись своего зардевшегося лица. Она перевела взгляд на Обедиа. Старик удивленно смотрел на нее черными глазами. Пока Такер переодевался в соседней комнате, совершенно спокойный и беззаботный, Обедиа, сильно понизив голос, поинтересовался:
 – Вы помолвлены?
 – Боже мой! Нет! – неистово возразила Джоселин, чувствуя, что краснеет еще сильнее. – Я никогда не встречала Такера до сегодняшнего утра. Он говорит безумные вещи.
 – В самом деле? А мне показалось, что он говорит серьезно, – задумчиво произнес старик, следуя за Джоселин, которая резко повернулась и направилась обратно в кухню.
 – Он просто неудачно пошутил. – Она обошла Молли, которая побежала к своему хозяину, оставляя за собой следы от воды, капающей с ее морды.
 – Пошутил? – повторил заинтересованно Обедиа.
 Послышался поворот дверной ручки откуда-то из комнаты.
 До кухни донесся голос Такера:
 – Решила присоединиться ко мне, Молли? Давай входи. – И дверь снова закрылась.
 – Да, просто пошутил. – Джоселин подошла к раковине и включила горячую воду. – Именно этим Такер зарабатывает себе на жизнь – он шутит.
 Обедиа удивился:
 – Я думал, что вы действительно не встречали его раньше.
 – Не встречала, – подтвердила она. – Но я знала его. Как и все в Вашингтоне.
 – Правда? – Казалось, эта информация заинтриговала Обедиа. – И он шутит? Он юморист?
 – Политический юморист. ~ Джоселин включила холодную воду. – Он очень знаменит. И его колонка пользуется большим спросом. Она называется «Мнение Такера».
 – Мне кажется, вы ему понравились. – Глаза Обедиа сверкнули.
 Она скова разозлилась:
 – Не напоминайте мне об этом.
 Джоселин положила в миску немного мыла и стала наполнять ее водой. Когда появился первый мыльный пузырь, она отдернула руку и с ужасом уставилась на старика.
 – Я не смогу это сделать, – призналась она.
 – Что сделать?
 – Промыть его содранную коленку. Если я окуну руки в мыльную воду, то смою с них весь макияж.
 – Вот незадача. – Обедиа положил шляпу и трость на кухонный стол и подошел к раковине. – Может быть, у него есть резиновые перчатки?
 – Откуда у холостяка резиновые перчатки? – скептически заметила Джоселин.
 – Да, это маловероятно, я знаю. Но он кажется таким домашним. Надо посмотреть под раковиной. – Он нагнулся, и Джоселин отошла, уступив ему дорогу. Вдруг Обедиа воскликнул: – Ага! Я так и знал! – И протянул ей пару желтых перчаток из латекса. – Это поможет нам легко решить проблему.
 – Надеюсь, – пролепетала Джоселин, хотя не была так уверена, как Обедиа.




 ГЛАВА 8


 Как только дверь в спальню захлопнулась, всю преувеличенную хромоту Такера словно рукой сняло, к кровати он подошел практически ровной походкой. Скидывая с себя фланелевую полосатую куртку, бросил взгляд на Молли:
 – Ну, Молли, разве я не молодец? Джонези так заботится о моей коленке! Поверила, как наивный ребенок. – Он усмехнулся и повесил куртку на спинку кровати.
 Молли равнодушно фыркнула.
 – Я знаю. – Такер поднял руку в знак протеста и принялся расстегивать брюки. – Я знаю, что это обман. Но в любви и на войне все средства хороши. Она собиралась осматривать достопримечательности, а я должен был что-то придумать, чтобы ее остановить. – Он стянул брюки, немного поморщившись, когда вынужден был согнуть левую ногу, чтобы вылезти из них. – Но я же действительно поранил ногу, поэтому это не такая уж абсолютная ложь.
 Молли снова фыркнула и села, шлепнув хвостом о коврик.
 – Конечно, кто бы мог подумать, что ты вот так вот меня столкнешь. Но ты все очень верно рассчитала. – Чуть прихрамывая, Такер подошел к комоду. – Ты, наверно, уже не помнишь, когда я в последний раз надевал свои шорты цвета хаки? – пробормотал он, обращаясь наполовину к Молли, наполовину к себе, и начал копаться в ящиках. – Знаешь, я никогда не думал, что это может случиться подобным образом – что я посмотрю на кого-то и сразу пойму: это именно тот человек, который – мне нужен. – Такер снова глянул на собаку, чтобы убедиться, что она его еще слушает. – Мой дедушка говорил, что любовь – сильнейшее из всех человеческих чувств, потому что оно одновременно овладевает всем сразу: сердцем, головой, душой. – Он достал шорты из комода и повертел их, осматривая. – И знаешь что? Мой дедушка оказался прав.
 Молли увернулась, чтобы шорты ее не задели, отошла в сторону и залаяла на них.
 – Успокойся, – приказал Такер и сел на кровать, чтобы натянуть шорты. – Я не собираюсь совершать никаких глупостей, как, например, поспешно жениться, чтобы потом сожалеть о своей свободе. Сначала мы должны лучше узнать друг друга. – Поднявшись, он застегнул пуговицы на поясе и молнию. – К тому же понадобится время, чтобы она смогла привыкнуть к этой мысли. Но для начала я должен придумать какую-нибудь причину, чтобы убедить ее остаться еще хоть на пару часов. – Он подошел к двери, открыл ее и пропустил вперед Молли. – Интересно, какие тарифы на звонки в Айову? – задумался он. – Наверно, не дороже, чем в Канзас.
 Такер вышел в гостиную, затем направился на кухню, вспомнив в последний момент, что надо прихрамывать на «больную» ногу.
 Джоселин услышала приближающиеся шаги Такера и с удивлением обнаружила, что ее сердце беспокойно забилось. Она попыталась убедить себя, что это все из-за нервов и страха оказаться узнанной. Джоселин повернулась к двери, держа в одной руке миску с мыльной водой, а в другой – резиновые перчатки.
 Когда Такер, прихрамывая, вошел на кухню, она уставилась на его голые ноги, открытые благодаря шортам. Даже с ободранной коленкой Такер походил на путешественника или на опытного скалолаза. На его ногах не было ни капли лишнего жира, только крепкие накачанные мышцы. А на коже все еще сохранился летний загар.
 – Ну, вот я и готов, – произнес он и перевел взгляд с Джоселин на миску с водой. – Вы, я вижу, тоже. А что это у вас в руках? Перчатки? – Он указал на них, поморщившись.
 – Заметьте, Обедиа, – со зрением у него все в порядке. – Джоселин сухо посмотрела на Такера и с трудом заставила свои дрожащие ноги сдвинуться с места.
 – Зачем вам перчатки? Вы панически боитесь микробов? – спросил Такер и, держась за шкаф, проковылял к кухонному стулу.
 – Просто я соблюдаю гигиену, – солгала Джоселин.
 – Это была моя идея, – объяснил Обедиа, снимая пальто. Под ним он был одет в ярко-красный свитер поверх белой рубашки. – Если учесть, в какое время мы живем, то я подумал, что эта мера предосторожности не будет лишней.
 Такер кивнул и осторожно сел на дубовый стул.
 – Я рад, что вы не боитесь микробов, – объявил он, наблюдая, как Джоселин отложила в сторону утреннюю газету, освобождая на столе место для миски с водой. – А вы не хотите снять куртку? Иначе намочите рукава даже в перчатках.
 Джоселин послушно сняла куртку и повесила ее на спинку другого стула, убеждая себя, что ей действительно было жарко.
 – Где вы держите аптечку? – Она начала натягивать перчатки, стараясь придать себе как можно более деловой вид. – Нам нужна марля. Мы пропитаем ее антисептиком и наложим на царапину.
 – Она в платяном шкафу. Я… – Такер хотел встать. Но Обедиа остановил его:
 – Сидите, сидите. Просто скажите мне, где ее найти.
 – Шкаф возле холодильника. – Такер указал на высокую дверцу. – Аптечка на средней полке. – Он внимательно проследил, как Обедиа доставал медикаменты, затем перевел взгляд на Джоселин: – А перчатки вам не велики?
 Это было скорее констатацией факта, чем вопросом, но она ответила:
 – Немного, но мне это не мешает.
 На самом деле Джоселин чувствовала себя настолько неловко и некомфортно, как если бы ей, правше, пришлось писать левой рукой. Она с трудом заставила себя взять лоскут ткани, опустила его в мыльную воду, чуть не перевернув миску, затем его выжала.
 Проделав все это, Джоселин опустилась на колени и приложила мокрую ткань к ране Такера, вытирая присохшую и свежую кровь.
 – Я согласен, – неожиданно произнес он.
 – На что вы согласны? – Она отвела руку и поймала на себе его проказливый взгляд.
 – Извините. – Он помрачнел. – Я подумал ненароком, что вы делаете мне предложение. Потому что встали на колени… – Джоселин сильно шлепнула лоскутом по ране. – Ой! Это совсем необязательно! – возмутился Такер.
 – Я выразила свое мнение. – Она постаралась больше не причинять ему боли, хотя в перчатках это было затруднительно.
 – Вот в чем я точно уверен, так это в том, что вы не медсестра, – заметил он и снова охнул от боли.
 – А я никогда и не собиралась ею быть.
 – А чем же вы занимаетесь? Как зарабатываете на жизнь? – Такер с любопытством на нее посмотрел.
 – Я – учительница.
 Это нельзя было назвать ложью. У нее была ученая степень и преподавательская лицензия. И если сейчас у нее были совершенно другие обязанности, то в другом случае она с удовольствием занялась бы преподавательской деятельностью.
 – Учительница. Тогда почему вы сейчас не в школе? – поинтересовался он. – По-моему, в это время года нет школьных каникул.
 Пока Джоселин изо всех сил пыталась придумать разумное объяснение, она сделала вид, будто медлит с ответом, потому что полностью сосредоточена на ране. И вдруг поняла, что абсолютно не знает, как ей ответить.
 – Это моя профессия. Но я же не говорила, что и сейчас работаю учителем, – заявила Джоселин, умышленно придав голосу спокойный, разумный тон и мысленно поблагодарив Бога за то, что тот подсказал ей выход из этой ситуации.
 Однако Такера не удовлетворил ее ответ, и он продолжил выпытывать:
 – Но если вы не работаете учителем, то что же вы тогда делаете?
 Ей на помощь пришел Обедиа:
 – У вас творческий отпуск?
 Она взглянула на него с облегчением и благодарностью.
 – Я никогда не считала его таковым, но да, так оно и есть.
 – А что вы преподаете? – не унимался Такер.
 К счастью, этот вопрос не мог выбить ее из колеи. Это был ее конек.
 – Историю Америки.
 – Именно поэтому вы решили посетить Вашингтон? – заключил он.
 – Да. – Джоселин ополоснула лоскут в воде.
 – В этом есть смысл. Может, это прозвучит банально, но Вашингтон именно тот город, на который стоит равняться, – признался Такер, продолжая следить за каждым движением Джоселин. – В конце концов, это столица нашей страны. Многие наши лидеры именно здесь вошли в историю. Одни, конечно, вполне оправданно, другие – не очень…
 Это забавное замечание было типичным для стиля Такера, которым велась его колонка. Джоселин не могла сдержать улыбки на эти умные, хотя и немного циничные слова – они отражали печальную правду. Это был недоброжелательный юмор.
 Однако сейчас ей не хотелось говорить ни о государственных лидерах, ни о столице вообще.
 – Обедиа, вы нашли какое-нибудь антисептическое средство в той аптечке? – поинтересовалась она. – Я уже закончила, теперь нужно наложить немного антисептика на рану.
 – Позвольте, я проверю. – Обедиа поставил ящик с медикаментами на стол, рядом с миской и щелкнул металлическими защелками. Открыв его, он окинул взглядом содержимое. Аптечка была крупных размеров и битком набита всевозможными бинтами, марлей, ватой, мазями, спреями и разными таблетками.
 – Вот это да! Да вы готовы практически к любому несчастному случаю!
 – Всегда готов, – кивнув, подтвердил Такер.
 – Дайте-ка я угадаю, – произнесла Джоселин, бросив на него любопытный взгляд. – Вы были бойскаутом!
 – У меня даже есть значки в качестве доказательства. – И с серьезнейшим выражением лица, почти как у верховного судьи, Такер поднял вверх три пальца, символизирующие бойскаутский девиз. Однако глаза его сияли теплым, веселым блеском. – Я – справедливый, полезный и абсолютно надежный.
 – Что-то подсказывает мне, что Бенедикт говорил Джорджу то же самое. – Рана на коленке была промыта, и Джоселин опустила лоскут в воду.
 Такер нахмурился и чуть-чуть побледнел:
 – Кто такой Бенедикт? Это ваш молодой человек?
 – Нет. Бенедикт Арнольд, конечно, – пояснила Джоселин. – Так вы нашли антисептик, Обедиа?
 – Вот есть какой-то спрей…
 Но Такер его перебил:
 – А, этот Бенедикт! А я и не подумал.
 – …и тюбик с противовоспалительным кремом, – закончил Обедиа.
 – Уверена, вы и не предполагали, – скептически произнесла Джоселин, потянувшись за тюбиком. – Подайте мне вот это, – обратилась она к Обедиа. – Мы намажем немного крема на марлю, приложим ее к ране и перебинтуем.
 – У вас есть молодой человек? – прямо спросил Такер.
 – А вам не кажется, что это не ваше дело? – огрызнулась Джоселин с холодной вежливостью.
 – Может, и не мое. Все зависит от того, насколько серьезные у вас отношения.
 – И если я скажу, что есть, что тогда? – Тюбик зашипел, когда она потрясла его и выдавила струйку крема.
 – Все будет зависеть от того, насколько он большой. Но обручального кольца на вас нет. – Такер посмотрел на ее левую руку.
 Хотя резиновые перчатки довольно свободно держались на ее руках, можно было точно сказать, что кольца на пальце нет.
 – А может быть, я сняла его. – Тюбик опять зашипел, когда Джоселин выдавила крем на рану и влажную кожу.
 – Если вы на самом деле его сняли, то правильно поступили, – заявил Такер, как всегда умея отыскать положительную сторону в любом деле.
 – Почему? Может, я просто боюсь его потерять. – Джоселин закрутила тюбик.
 – Может быть, – медленно протянул он. – И все-таки что-то подсказывает мне, что вы не носите кольца, потому что у вас его нет. А если у вас его нет, то, значит, на горизонте все спокойно. Вы не гуляли бы в одиночку по Вашингтону, а проводили бы выходные вместе с вашим парнем.
 Лишь одного маленького намека на существование молодого человека оказалось достаточно, чтобы Такер занервничал. Но чем больше Джоселин врала, тем сложнее было доказать, что все сказанное – истинная правда.
 Она решила сказать правду:
 – У вас великолепная дедукция, Шерлок. У меня нет парня.
 – Элементарно, моя дорогая Джонези, элементарно, – тут же подхватил Такер.
 – Не называйте меня так, – проворчала она. Джоселин раздражало это имя, потому что оно было созвучно с нее собственным.
 Она выпрямилась и сняла перчатки. Обедиа сдирал полоски с пластыря. Рядом на столе лежали большой марлевый рулон и тюбик с противовоспалительным кремом.
 – А что не так, Джонези? – спросил Такер с невинным видом. – Разве это не ваше имя?
 – Меня зовут Линн Джонс, а не Джонези. – Она открутила крышку на тюбике.
 Он прищурился и внимательно посмотрел на нее.
 – Не знаю почему, но мне кажется, Линн вам не идет. Не поймите меня неправильно. Линн – прекрасное имя, – поспешно добавил он. – Но когда вы произносите его, оно как будто стекает с ваших губ водой и звучит при этом как-то легко, немного мечтательно, безмятежно.
 – И вы считаете, что Джонези мне больше подходит? – Она восприняла это как сомнительный комплимент.
 – Я допускаю, что Джонс распространенная фамилия, но это придает ей сильное звучание. И именно поэтому вы меня зацепили – сильная, прекрасная, сногсшибательная и без обмана.
 В том-то и заключалась проблема. Джоселин вся была сплошным обманом. Вовсе не Линн Джонс, а Джоселин Уэйкфилд. Не школьная учительница, а дочь президента.
 – Это очень точная характеристика, мисс Джонс. – Обедиа с одобрением посмотрел на Такера. – Она действительно сильная. Когда вы упали, она отреагировала очень быстро и не выказала ни малейшего намека на панику. Разумеется, мисс Джонс привлекательная, а что касается сногсшибательности, то лучшее тому доказательство – ее отношение к вашим ранам. А ее доброе и заботливое сердце не вызывает сомнений.
 – Вы правы! – Такер был абсолютно согласен с Обедиа.
 – Прекратите! Оба! – приказала Джоселин, совесть которой не позволяла ей все это выслушивать. Почти в гневе она выдавила большую горошину мази на палец, проворчав: – Вы меня смущаете.
 – К тому же она еще и скромная. – Похвала Обедиа была мягкой и простой, но его взгляд таил в себе секрет, который был понятен только им двоим.
 У Джоселин появилось желание его толкнуть.
 – Хватит! – запротестовала она. – Вы его поощряете, Обедиа.
 – Хоть кто-то меня поощряет, – обрадовался Такер. – Вот вы еще ни разу меня не поощрили.
 – Но это не дает вам права так говорить, – парировала Джоселин с вызовом.
 – Нет, но это говорит о том, что я очень усердный, – заявил он угрюмо, а затем объяснил: – Поймите, у меня ведь мало времени.
 – И у меня мало. А я трачу его на то, чтобы обмениваться с вами замечаниями. – Джоселин злилась и на себя, и на Такера. Она оторвала немного марли и снова опустилась на колени, чтобы было удобнее приложить ее к ране.
 Такер благоразумно перевел разговор на другую тему:
 – Ну, и на что же похожа моя коленка?
 – На коленку, которую стукнули о бетон и содрали с нее пару лоскутков кожи. – Джоселин намазала крем на марлевую подушечку.
 – Что, все так плохо?
 В тот момент, когда Такер наклонился, чтобы осмотреть свое колено, Джоселин наклонилась, чтобы приложить к нему повязку. И они стукнулись головами. Джоселин моментально ухватилась за голову, главным образом, чтобы убедиться, что не съехал парик. Ушиб был не сильным.
 – Вы поранились? – забеспокоился Такер. – Дайте я посмотрю.
 Она оттолкнула его руку, понимая, что если он дотронется до ее волос, то сразу же поймет, что на ней парик.
 – Я не поранилась. Но кто-то из нас обязательно поранится, если вы не будете спокойно сидеть на стуле и не дадите мне наложить вот это!
 – Ладно, ладно. – Такер демонстративно откинулся назад. – Я просто беспокоюсь о вас.
 – Не беспокойтесь. Я в порядке. – Но с каждой минутой Джоселин убеждалась, что находиться рядом с Такером опасно. Она аккуратно наложила марлевую подушечку на рану и протянула руку Обедиа: – Дайте мне, пожалуйста, пластырь.
 – Конечно.
 Со сложенными на груди руками Такер наблюдал, как Обедиа передал Джоселин пластырь. Но прежде чем она успела наклеить его на повязку, сказал:
 – Я вовсе не собираюсь указывать вам, как поступать, но мне кажется, что пластырь не приклеится к влажной коже.
 К своему великому огорчению, Джоселин поняла, что он прав. Она промыла рану, и кожа вокруг нее еще не успела высохнуть.
 – Нужно пропитать полотенцем.
 – Я принесу. – Обедиа быстро направился к шкафу.
 – Полотенца на верхней полке, с правой стороны от раковины, – подсказал ему Такер. – Возьмите любое.
 Обедиа принес большое белое полотенце, обшитое по углам рыжими нитями.
 – Это подойдет?
 – Отлично, – одобрила Джоселин.
 В следующий момент перед ней возникла другая дилемма. Одной рукой она придерживала марлевую подушечку на колене, а в другой держала пластырь.
 Такер сам взял у Обедиа полотенце.
 – Давайте лучше я, – предложил он. Нагнувшись, Такер медленно вытер полотенцем кожу с одной стороны раны, затем занялся другой, в то время как Джоселин начала наклеивать пластырь. Она низко наклонила голову, чтобы не встречаться с Такером глазами.
 Вдруг совершенно неожиданно он спросил:
 – Зачем вы так сильно накрасились?
 Вздрогнув, Джоселин откинулась на пятки. Ее сердце бешено заколотилось. Но, посмотрев в его глаза, не заметила ничего, кроме простого любопытства.
 Переведя дыхание и немного успокоившись, она взяла у Обедиа другой пластырь и проговорила с умеренной критикой в голосе:
 – Вам не кажется, что это мое личное дело?
 – Возможно, – согласился Такер. – Но у вас такое прекрасное лицо, что мне пришло в голову, может, вы маскируете шрамы?
 – А если и маскирую, неужели вы думаете, я вам признаюсь? – Уверенная, что лучшая защита – нападение, Джоселин решила атаковать. – Я не собираюсь доверять вам мои секреты. Мы совсем не знаем друг друга!
 – Но я как раз пытаюсь это изменить! Разве вы не понимаете, почему я задаю вам все эти вопросы? – объяснил Такер. – Но несправедливо, что вопросы задаю только я. Может быть, вам тоже у меня что-нибудь спросить?
 – Простите, мне нечего у вас спрашивать.
 На самом деле Джоселин знала о нем уже очень многое, включая и то, что он ей нравится. Более того, ее влекло к нему, чему она несказанно удивлялась. При любых других обстоятельствах Джоселин могла бы позволить себе проверить, к чему все это приведет.
 Но как это сделать здесь и сейчас? Она подумала: «Только не в этой жизни».
 Такера расстроил ее резкий ответ.
 – Наверное, не стоило вас просить задавать мне вопросы?
 – Наверное. – Она приложила марлевую подушечку к его колену и отодвинулась назад. – Все готово.
 – Хорошо. – Такер удовлетворенно кивнул. – А теперь перейдем к рису.
 – К рису? – Джоселин вспомнила, что невесту и жениха обсыпают рисом, и ее сердце екнуло.
 – Да, к рису. К заключительной части нашего мероприятия. Мне нужно наложить на рану лед, подсунуть под ногу подушки и оставить ее в полном покое. – Он потянулся к аптечке. – Там должен быть пузырь для льда, где-то среди прочей ерунды. А лед в пластиковой коробке в морозильной камере. Обедиа, убедитесь, что он там есть.
 Старик, двигаясь маленькими шажками, поспешил к холодильнику. Джоселин снимала яркую обертку с пузыря для льда.
 – А вы умеете отдавать приказания, – заметила Джоселин и снова опустилась на колени, готовясь привязать к колену Такера пузырь со льдом.
 – Я бы так не сказал, – спокойно поправил ее Такер. – Просто я знаю, что нужно делать и где что лежит. Если бы вас обоих здесь не было, я ковылял бы по квартире, делая все сам. Мне повезло, что вы здесь.
 Таким образом, Джоселин была справедливо наказана за свою необоснованную критику. Она начала перевязывать коленку. Обедиа принес коробку с кубиками льда. Один из них упал на пол, Молли сразу же его схватила и разгрызла.
 – У вас есть братья или сестры? – полюбопытствовал Такер и тут же ответил за себя: – Я – единственный ребенок.
 – Я тоже.
 – Забавно, почему-то я считал, что у вас большая семья. А как на счет ваших родителей?
 Оказалось, что проще ответить на вопрос, чем от него увиливать. К тому же эта информация вряд ли что-то ему откроет.
 – Моя мама погибла в автокатастрофе несколько лет назад, – поведала Джоселин.
 – Простите, – произнес растроганно Такер. – Но ведь ваш отец жив?
 – Да. – И тут она почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.
 – А чем он занимается?
 – Он… – Джоселин заколебалась, пытаясь сказать правду, но так, чтобы не разоблачить себя. – Он работает на правительство.
 Обедиа кашлянул, чтобы прикрыть смешок. К счастью, Такер ничего не заметил.
 – В наше время почти половина страны работает на правительство. А здесь, в Вашингтоне, если работают не на наше, то на чьи-нибудь другие правительства, – резюмировал он.
 – Да, я это уже слышала. Я затянула не слишком туго? – поинтересовалась она, пытаясь сменить тему разговора.
 – Нет, в самый раз, – ответил Такер рассеянно. – А вы верите в Санта-Клауса?
 – Мы что, снова возвращаемся к теме Рождества? – скорее удивилась, чем разозлилась Джоселин.
 – Обедиа объяснил нам, что о Рождестве можно говорить круглый год в любое время, – напомнил Такер. – А, кроме того, если мы поженимся, и у нас будут дети, я должен знать, что вы будете им рассказывать о Санта-Клаусе.
 Бинт выскочил из ее одеревеневших пальцев и запутался на полу. В результате Джоселин намотала его вокруг коленки больше, чем требовалось.
 Она разозлилась на слова Такера, на свою реакцию на них и на то, что под конец испортила такую тщательную работу.
 – Мы не поженимся, Такер, – отрезала Джоселин.
 – Ну не сразу, конечно. Будьте в этом уверены, – великодушно согласился он.
 – Вы совершенно неисправимы, – бросила Джоселин и затянула повязку потуже.
 – Осторожнее! Вы лишите меня кровообращения, – предостерег ее Такер и хихикнул. – Вот что делает женитьба с мужчинами – лишает их кровообращения.
 Обедиа усмехнулся, продемонстрировав на щеках ямочки. Джоселин обвела взглядом обоих мужчин и про себя подумала: «Очень смешно».
 Обедиа улыбнулся, мудро заметив:
 – Лучше, когда человек смеется над такими вещами, чем когда плачет…
 – Хорошо сказано. – Такер поднял руку в знак одобрения, а затем снова повернулся к Джоселин: – Итак, вы не ответили на мой вопрос, Джонези. Вы верите в Санта-Клауса?
 – Я уже не ребенок. – Она медленно скатала остатки бинта. – Если я думаю о Санта, то воспринимаю его как красивый миф.
 – А откуда появился этот миф? – задал вопрос Обедиа, и глаза его сверкнули, показывая, что он знает ответ. – Мне кажется, что эта история намного красивее.
 – История? – Такер поморщился и взглянул на Джоселин, чтобы убедиться, знает ли она, о чем говорит Обедиа. Но она была в такой же растерянности, как и он. – Мне кажется, я никогда не слышал этой истории.
 – Я имею в виду святого Николая, – пояснил Обедиа.
 – Святой Николай? – повторил Такер в недоумении. – Это другое имя Санта-Клауса?
 – Верно. Но я имею в виду именно святого Николая из Патеры, что в Турции. До недавнего времени Католическая церковь почитала его за святого. – Обедиа поставил на стол коробку с остатками льда, и они зазвенели.
 – Звучат как бубенцы, – мимоходом заметил Такер. – Но я не католик. А вы, Джонези?
 – Я тоже не католичка, но помню, что читала: святой Николай был покровителем детей. А потом он перевоплотился в Санта-Клауса. – Это было все, что Джоселин помнила на эту тему.
 – Но это не вся история. – Обедиа выдвинул из-за стола второй стул и сел на него.
 Некоторое время он сидел молча, пока, наконец, Такер не выдержал:
 – И что?
 – Слушайте… – Обедиа еще немного помолчал, собираясь с мыслями, потом начал свой долгий рассказ: – В третьем веке в Турции жил епископ из Миры, Николас. Когда император Константин приказал созвать совет, то епископ Николас был одним из тех, кого пригласили. Совет был созван для того, чтобы отрегулировать вопрос о происхождении Христа. Среди присутствующих были такие, кто считал, что Иисус из Лазарета был великим пророком, но не сыном Божьим. Но Николас горячо доказывал, что Иисус был Богом. Через несколько месяцев обсуждений он так разозлил одного из членов совета, что тот сильно ударил его по лицу. Святой Николай был первым защитником Христа и проповедником его веры.
 – Я этого не знал, – признался Такер, немного удивившись. – А как же он стал Санта-Клаусом?
 – События истории очень тесно связаны с изменением его имени. Во время Реформации Мартин Лютер наложил запрет на святого Николая, который стал самым популярным святым в Средние века. Естественно, народ протестовал. Поэтому Лютер предложил Крисса Крингла, который переводится как Дитя Христа.
 – И как Крисс Крингл стал Санта-Клаусом? – спросила Джоселин, заинтригованная историей.
 – А… – протянул Обедиа, засмеявшись. – Вы, как учитель истории, должны знать ответ на этот вопрос. После революции Америка активно избавлялась от всего английского, включая Крисса Крингла и святого Николая. Американцы обратились к Нью-Йорку, к его голландскому прошлому. Они придумали Синтерклаас, голландский вариант святого Николая. А от Синтерклааса до Санта-Клауса всего один шаг.
 – Интересно, – произнесла Джоселин.
 – Откуда вы все это знаете, Обедиа? – Такер с любопытством на него посмотрел. – Вы министр или кто-то еще? Может, нам следует называть вас преподобным? Вы не похожи на клерка, но это и не означает, что вы из духовенства.
 Обедиа снова засмеялся веселым басом.
 – Ах, Такер, – проговорил он, – ведь совсем необязательно служить церкви, чтобы знать Бога или любить Его.
 – Сдаюсь, – смущенно кивнул тот. – Мой дедушка был бы с вами полностью согласен.
 – И чем же вы занимаетесь, Обедиа? – поинтересовалась Джоселин, почти закончив перевязку.
 – Верите или нет, но я связан с игрушками, – ответил он, широко улыбаясь.
 – Игрушками? Не удивительно, что вы знаете так много о Санта-Клаусе, – заметил Такер почти со смехом.
 Джоселин последний раз обернула повязку вокруг колена и затянула ее потуже.
 – Где та скрепка, которую я вам передала?
 – Вот она. – Такер отдал ей скрепку для закрепления повязки.
 Она закрепила повязку и отодвинулась:
 – Вот и все.
 – А теперь лед. – Одну руку Такер положил на стол, другой взялся за стул и поднялся, осторожно опираясь на левую ногу. – Полагаю, что для этого мне лучше прилечь на кушетку.
 – Я помогу вам. – Приблизившись к нему, Джоселин подставила плечо, чтобы он мог на него опереться.
 Такер обхватил ее за плечи и улыбнулся:
 – Я надеялся, что вы поможете. – Прежде чем Джоселин успела ему ответить, он обратился к Обедиа: – Вы не могли бы принести сюда лед? И захватите пару полотенец, а то моя коленка довольно костлявая. Не уверен, что смогу удержать на ней этот пузырь со льдом. Лучше его привязать.
 – У вас вовсе не костлявая коленка. – Джоселин не понимала, как ему в голову могла прийти такая идея.
 – Вы действительно так считаете? Ха! – В его голосе чувствовалось явное удовольствие. – Приятно слышать.
 Джоселин пожалела о своих словах.
 – Вы так и собираетесь стоять здесь, обнимая меня, или мы все-таки пройдем в вашу гостиную?




 ГЛАВА 9


 С неуклюжестью, которая трогала до глубины души, Такер обошел вокруг кофейного столика и остановился возле длинного дивана. Немного постоял не двигаясь, только беспомощно глядя на него и пытаясь сообразить, с какой стороны лучше сесть, чтобы не пришлось сгибать колено. Джоселин тоже не знала, как поступить.
 – Вам нужно сесть на угол, я думаю, – наконец, предложила она.
 – Точно. – Он схватился за спинку дивана, передвинулся, повернулся другим боком, стараясь встать так, чтобы потом было удобнее сесть.
 Джоселин находилась рядом, готовая помочь в любую секунду. Он посмотрел на нее сбоку. В его взгляде таилась насмешка.
 – Знаете, что это мне напоминает?
 – Что? – спросила она рассеянно, скорее автоматически, чем из любопытства.
 – Сцену из шоу Дика Ван Дайка.
 И вдруг она не выдержала. Джоселин была готова расхохотаться, но сумела удержаться. У нее вырвался лишь слабый смешок. Однако уголки ее губ все же дернулись в улыбке – с этим она ничего не могла поделать.
 – Я рад, что кто-то считает это смешным, – пробормотал Такер, вытягивая левую ногу и сгибая пополам долговязое туловище, чтобы опуститься на софу.
 – Вы сами виноваты, – напомнила она ему, все еще улыбаясь.
 Такер был чуть ли не наполовину длиннее софы, наконец, он устроился на ней в полусидячем положении, опираясь о подлокотник.
 – Но вы со мной не соглашались. – Он попытался поудобнее подсунуть подушку под спину.
 Глядя на его безрезультативные усилия, Джоселин сжалилась:
 – Давайте я. – Она вытащила из-под Такера подушку, взбила ее и положила ему под плечи.
 Убедившись, что ему удобно, он довольно кивнул.
 – Отлично! А теперь хорошо бы немного приподнять мою больную ногу. Для этого нужно взять подушку с моей кровати. Спальня напротив ванной комнаты. – Он объяснил ей, как туда добраться, а когда она была уже на полпути, крикнул: – И принесите, пожалуйста, мою куртку! Мне нужно кое-что взять из кармана.
 Кровать была аккуратно застелена поверх подушек голубым покрывалом. Это приятно удивило Джоселин. Несмотря на взъерошенный внешний вид Такера, все, что она видела в квартире, указывало на его чистоплотность и хорошую организованность.
 Джоселин сгребла обе подушки, сняла со спинки кровати полосатую куртку, и неожиданно ее рука опустилась под ее тяжестью. Джоселин посмотрела на оттопыренные карманы куртки и поняла, почему она такая неподъемная.
 – Ваша куртка весит целую тонну. – Джоселин вернулась в гостиную, неся в одной руке куртку и сжимая под мышками подушки. – Что у вас там?
 – Не трогайте мои карманы! Моя мама вечно их опустошала, когда я был ребенком. Так я лишился многих хороших вещичек, – пожаловался Такер, забирая свою куртку.
 – И что это были за вещички, какой-нибудь хлам?
 – Нет. Всякие красивые камушки, крылья бабочек и многое другое. – Он положил куртку себе на колени, при этом в ее карманах что-то громко звякнуло, и с помощью рук приподнял ногу, чтобы Джоселин могла подсунуть под нее подушки. – А однажды она выкинула мой четырехлистный клевер, который приносил мне удачу…
 – Большая потеря, – умилилась Джоселин.
 – Тогда мне казалось, что да. Я два раза обыскал мусорное ведро, но так и не нашел его.
 – И что же вы сделали? Отыскали другой? – Обернувшись, Джоселин взяла у Обедиа пузырь со льдом и потрясла его, чтобы выровнять кубики.
 – Конечно, но ни один уже не был таким удачливым, как тот, – сообщил с сожалением Такер.
 – Это очень плохо. – Джоселин приложила пузырь к его коленке. – Ну, как?
 – Холодно. – Он слегка дернул ногой, и пузырь со льдом сдвинулся вбок. – А где полотенца? Я хотел, чтобы мы обернули их вокруг коленки.
 Обедиа с полотенцами был тут как тут. Пока Такер прижимал пузырь к колену, Джоселин намотала на него полотенца крест-накрест, завязав их простым узлом.
 Закончив, она встала:
 – Вот и все. Мы сделали все, что нужно.
 – Странно, что вы не завязали их бантиком. Тогда они смотрелись бы так же нелепо, как я себя с ними ощущаю. – Так как жаловаться больше стало не на что, Такер перешел к замечаниям.
 – Могу и бантиком. – Еле заметная улыбка говорила о том, что эти слова не были угрозой.
 – Я вам скажу, что еще вы можете сделать, – начал Такер. – Вы можете принести мне стакан воды и пару таблеток аспирина. Лучше сделать это прямо сейчас, пока коленка не начала сильно пульсировать.
 – Где вы держите аспирин? В той же аптечке? – Джоселин направилась на кухню.
 – Нет, в ванной комнате. В медицинском ящичке над раковиной, – объяснил Такер, когда Джоселин сменила направление и вышла в коридор. – Пузырек с аспирином на второй полке. По-моему, рядом с кремом для бритья.
 – Я найду, – успокоила его Джоселин, уверенная, что найдет таблетки именно в том месте, на которое он указал.
 – А я принесу стакан воды. – Обедиа засеменил на кухню.
 Такеру не пришлось их долго ждать. Джоселин и Обедиа вернулись очень быстро. Она высыпала две таблетки аспирина Такеру на ладонь, закрыла пузырек и присела рядом на столик.
 Когда он проглотил таблетки и запил их водой, Джоселин спросила:
 – Вам что-нибудь еще нужно? – У нее возникли подозрения, что он придумывает все эти задания, только чтобы ее задержать.
 Он замешкался и, наконец, произнес с большой неохотой:
 – Нет, нет. Думаю, нет. Я полагаю, вам с Обедиа надо идти.
 – Да, нам пора, – заявила Джоселин громко и уверенно.
 Такер с сожалением вздохнул и посмотрел на нее:
 – Едва ли я могу просить вас остаться ненадолго и просто составить мне компанию.
 – Извините, я не могу. Спросите у Обедиа. – Джоселин отошла от софы.
 – Я не знаю… – Обедиа неуверенно взглянул на Джоселин, когда она прошла мимо него на кухню, чтобы забрать свою куртку.
 – Нет. Джонези права.. Вы оба здорово мне помогли, – признал Такер и посмотрел на возвращающуюся с кухни Джоселин. – Мне кажется, это довольно скучно сидеть здесь и ничего не делать, а выйти с вами на прогулку я не в состоянии.
 – Вот. – Она взяла пульт от телевизора с журнального столика и передала ему. – Это поможет вам скоротать время.
 Ее предложение немного разозлило Такера. Он пожал плечами:
 – Наверно, мне придется смотреть воскресные мультики. Это напомнило мне… А какой ваш любимый мультик, Джонези?
 – Не знаю, – ответила она, просовывая руку в рукав куртки. – Я никогда не думала об этом.
 – Можете подумать об этом прямо сейчас!
 Это была очередная уловка, в чем Джоселин уже не сомневалась.
 – Ну, если бы мне пришлось выбрать один, то я выбрала бы «Страус и койот». – Это был единственный мультик, который она вспомнила.
 – А мне всегда нравились «Удивительные истории», особенно про «Роки и Бульвинкла», лося и белку.
 – Впечатляет, – пробормотала Джоселин себе под нос.
 Такер не подал виду, что расслышал ее слова, и продолжил разговор на эту тему:
 – А сейчас мой любимый герой – Розовая Пантера.
 Джоселин просунула вторую руку в рукав, и Обедиа как истинный джентльмен поспешил ей помочь. Она поблагодарила его с улыбкой, а затем неуверенно спросила:
 – Вы тоже сейчас уходите?
 Он бросил на Такера задумчивый взгляд.
 – Да. Только возьму мою шляпу и пальто, – подтвердил он и направился на кухню.
 – И вашу трость, – напомнил ему Такер. – Не забудьте ее.
 – Она лежит на столе возле шляпы, – подсказала Джоселин.
 В этот момент Такер стал тщательно рыться в кармане своей куртки.
 – Джонези, подождите секундочку! Вы еще не можете уйти!
 Джоселин разозлила его очередная задерживающая уловка. Она обернулась:
 – Ну что еще, Такер?
 – Я знаю, знаю: вам нужно много сделать и многое посмотреть. – Он вытащил клочок бумаги из одного кармана, шариковую ручку из другого и что-то написал. Закончив, протянул листок Джоселин: – Это вам.
 Любопытство оказалось сильнее, Джоселин взяла листок.
 – Что это? – Она развернула его и прочитала написанное.
 – Мой адрес и оба телефона: рабочий и домашний. Это на случай, если вы захотите со мной связаться, – объяснил Такер. В этот момент он был похож на неопытного юношу, полного надежд. – Я не уверен, что вы скажете мне, где остановились в Вашингтоне и ваш адрес в Айове.
 Посмотрев на него, Джоселин произнесла одно-единственное слово: «Нет». Но не могла не улыбнуться, растроганная его настойчивостью.
 Обедиа вернулся из кухни, за ним радостно прыгала Молли. Она обрадовалась, увидев их обоих в верхней одежде.
 – Ты думаешь, что пойдешь с нами? – засмеялся Обедиа, догадавшись о ее желании отправиться на прогулку. – Жаль разочаровывать тебя, моя юная леди, но ты должна остаться здесь, с хозяином.
 Собака глянула на Такера, затем еще раз на Обедиа и жалобно заскулила. Нагнувшись, он потрепал ее по голове:
 – Позаботься о нем хорошенько, Молли.
 – И больше не хулигань, – предостерегла Джоселин.
 Молли одарила Джоселин взглядом, в котором было что-то несчастное, покинутое. Затем повернулась и засеменила к Такеру. Она села возле софы, положив одну лапу на его руку, и снова заскулила.
 – Я знаю, – сказал ей Такер. – И я тоже.
 Джоселин была уже на выходе, когда услышала эти слова, и обернулась:
 – Что – вы тоже? – Она была готова ударить себя за этот вопрос.
 – Ничего, не беспокойтесь. – Такер махнул рукой на прощание. И Джоселин следовало бы насторожиться именно в этот момент. – Вы оба сделали достаточно. А теперь вам лучше заняться своими делами. Мы с Молли сумеем позаботиться об этом сами.
 – О чем позаботиться? – Обедиа застегнул пальто и уже был готов надеть шляпу.
 – Ни о чем, – буркнул Такер, но его глаза светились лукавым блеском. – Просто так получилось, что мы с Молли еще не успели позавтракать. Вот и все.
 Джоселин покраснела.
 – И вы думаете, что я сжалюсь над вами и приготовлю вам завтрак? Можете продолжать так думать, но я ухожу!
 – Уходите. Я вовсе не прошу вас остаться, – парировал он с равной ей силой. – Между прочим, я вовсе не просил, чтобы вы вообще сюда приезжали. – Такер убрал ногу с подушек и поставил ее на пол. – И я вовсе не собирался просить вас готовить мне завтрак. Мне кажется, вы не сможете даже разморозить продукты, не спалив их. Держу пари, что вы не сможете и воду вскипятить, чтобы не обжечь руки!
 – Смею заметить, что я довольно неплохо готовлю, но у вас не будет шанса это проверить, – огрызнулась Джоселин.
 – Тем лучше для меня. – Такер поднялся с софы и тут же стукнулся правой ногой о журнальный столик. – Ох! – Он рухнул на софу, держась за ушибленную ногу.
 – О боже! Ну что вы натворили на этот раз? – Разволновавшись, Джоселин бросилась к нему, чтобы посмотреть, сильно ли он поранился. – Так и инвалидом можно стать к концу дня!
 – Не беспокойтесь, – буркнул он, – помните, что у вас много дел.
 – Я не забываю об этом ни на секунду. Дайте-ка посмотрю, что вы с собой сделали. – Она попыталась убрать его руки от ушибленного места.
 – А что я сделал? Ну, ударился. Вот все, что я сделал. – Наклонившись вперед, Такер рассмотрел царапины в щели между пальцами, пытаясь определить для себя серьезность ранения. – Будет здоровенный синяк! Могу точно сказать. И маленькая шишка. – Подняв глаза, он встретился со взглядом Джоселин и бросил ей маленький вызов: – Вы должны быть довольны. Никаких поломанных костей и ободранной кожи. Можете жить со спокойной совестью.
 Это была правда. У нее не было причины, чтобы остаться. Тогда почему же она медлила? Почему не могла просто развернуться и уйти, как того хотела? Да и хотела ли?
 Джоселин не могла ответить ни на один из этих вопросов.
 – И что же вы будете делать, когда мы уйдем? Пойдете на кухню готовить себе поесть?
 Молли тут же уловила волшебное слово «есть» и громко залаяла, поразив всех присутствующих. Затем бросилась на кухню, неистово виляя хвостом, и не прекращала лаять ни на секунду.
 Первым отреагировал на ее поведение Обедиа:
 – Не ошибусь, если скажу, что Молли ужасно проголодалась.
 – Да, она все еще растет, – встал на ее защиту Такер. – Это нормально. Любой доктор или даже ветеринар скажет вам, что завтрак – самый важный из приемов пищи.
 И словно в подтверждение его слов желудок Джоселин тихо заурчал, не удовлетворившись тем рогаликом, который она съела перед выходом из Редфорд Холла. Джоселин удивилась и взглянула на часы. Был уже одиннадцатый час. На что она потратила столько времени? Но на этот вопрос ответ был – на Такера. И в этот момент ей показалось, что она провела с ним целую вечность.
 – Плотный завтрак действительно очень важен, – согласился Обедиа и принялся расстегивать пальто.
 – Нет. – Такер поднял руку, показывая ему остановиться. – Вам обоим пора идти. Я сам приготовлю завтрак себе и Молли.
 – Вы же сами говорили, что вам нужен полный покой, – напомнила ему Джоселин.
 – Я помню. Но это потом. А сейчас я не собираюсь терпеть бурление в моем животе.
 – Я помогу вам решить эту проблему, – с улыбкой пообещал Обедиа, а затем добавил с блеском в глазах: – Я знаю, нехорошо хвастаться, но я могу приготовить простой омлет.
 – Я вам помогу, – подхватила Джоселин и начала снимать куртку с капюшоном.
 – Нет. – Такер покачал головой. – Я не могу вам позволить это делать.
 – А почему нет? – удивилась Джоселин, наполовину уже стянув куртку.
 – Потому что если вы это сделаете, то я буду думать, что перехитрил вас, – пояснил он. – А вы будете ошибочно считать меня сбившимся с пути распутником или кем-то еще…
 – Сбившимся с пути – да. Но распутником? Я так не думаю. – Странно, что она была в этом уверена.
 – Почему же? – продолжил Такер. – Разве я недостаточно лукавый? – Он сделал: комичное выражение лица, заставив Джоселин расхохотаться.
 – Даже имея за спиной большой опыт, вы никогда не будете похожи на настоящего распутника! – Она бросила куртку на кресло-качалку.
 Измученная ожиданием Молли то выбегала из кухни, то снова возвращалась туда, не переставая лаять и не в силах понять, почему же никто не идет ее кормить.
 – Я иду, Молли, иду. – Обедиа сложил шляпу, пальто и трость на качалку.
 Молли подождала, пока он это сделает, чтобы сопроводить его на кухню.
 – Ее миска для корма стоит рядом с миской для воды! – крикнул Такер им вслед. – А сухой корм в чулане. Совочек в мешке. По утрам я обычно насыпаю ей два совка с горкой.
 – Не волнуйтесь за Молли, – снова скомандовала Джоселин, взбивая подушку, чтобы положить ее под спину Такеру. – Вернитесь-ка на софу и сядьте, как сидели.
 – А я смотрю, вы тоже любите отдавать указания? – Такер снова повертелся, пытаясь удачнее сесть на софу вместе с пузырем со льдом, прикрепленным к его колену.
 – Не больше, чем вы, – отозвалась Джоселин. – Ложитесь на подушку.
 Она придерживала подушку до тех пор, пока он не выбрал положения, в котором чувствовал бы себя комфортно. Внезапно их лица оказались рядом. Они встретились взглядами, и какая-то неведомая сила помешала Джоселин отвести глаза. Она застыла на месте.
 – А знаете, – произнес Такер с неторопливым канзасским выговором, – может, у меня и не получается лукавить, но зато я чертовски хорошо целуюсь.
 От этих слов у Джоселин пересохло во рту, ей стало тяжело дышать. Сейчас, находясь к нему так близко, она заметила в нем мужественность, которую почему-то упустила раньше, волевой подбородок, туманную бездну его карих глаз и четко очерченные мужественные губы. Внезапно у нее возникло безудержное желание его поцеловать, ощутить вкус его губ.
 – Правда? – Это было единственное слово, которое она смогла из себя выдавить.
 – Если вы мне не верите, я могу это доказать, – предложил Такер.
 Джоселин открыла рот, чтобы ответить, но как будто проглотила язык. С кухни долетел стук сухого корма о миску, сопровождающийся шарканьем лап по полу. Этот резкий шум заглушил ее слова.
 – Я… я ловлю вас на слове. – Она шарахнулась от Такера и села на другой конец софы. – Давайте-ка лучше снова положим вашу ногу на подушки.
 Когда она просунула руку под колено Такера, приподнимая его, из кухни высунулся белобородый Обедиа с разрумянившимися щеками.
 – Какой омлет вы любите, Такер? В вашем холодильнике есть любые ингредиенты, которые только можно пожелать.
 – Послушайте, Обедиа, если вы собираетесь готовить мне завтрак, то готовьте и на себя, и на Джонези тоже. Вы ведь хотите есть, Джонези? – спросил Такер.
 – Очень хочу. – Она не видела смысла отказываться.
 – А вы, Обедиа?
 – Спасибо, вы очень добры, Такер, – ответил старик.
 – Вот кто действительно добр – так это вы двое! Вы тратите на меня свое время. И пусть этот завтрак будет скромной платой за все хорошее, – растроганно произнес Такер.
 – В другое время, может быть, – предположил Обедиа.
 Такер посмотрел на Джоселин с неподдельным любопытством и проговорил:
 – Я надеюсь.
 Она почувствовала, что ее бросает в жар.
 – Вы так и не ответили, какой омлет вам приготовить?
 – Что бы вы туда ни положили – ветчину, помидор, бекон, сыр, лук, перец, шпинат, грибы, картофель, анчоусы, кукурузу, – я все съем.
 – Анчоусы и яйца? – удивилась Джоселин.
 – Я бы не сказал, что это моя любимая комбинация. Но тоже съедобно. А в чем дело? Вы не любите анчоусы? Вы говорили, что предпочитаете итальянскую кухню.
 – Я люблю анчоусы, но не в омлете, – объяснила она.
 – Тогда я придумаю что-нибудь необычное, – пообещал Обедиа и исчез.
 – С желе тоже неплохо! – крикнул ему вслед Такер и обратился к Джоселин: – Но я больше всего люблю виноградный омлет. Клубничный тоже ничего, но с виноградным желе вкуснее.
 – Вы что, знаток омлетов? – Она в удивлении нахмурилась.
 – Не особо. – Он пожал плечами. – Просто я экспериментировал с различными сочетаниями. Никогда не делайте омлет с соусом для маринада, – посоветовал Такер с видом знатока, – хотя, может быть, мне нужно еще его доработать. Со сладким соусом еще куда ни шло, но про острый можете забыть. Уж поверьте мне на слово.
 – Поверю, – пообещала Джоселин. Он посмотрел на нее, чуть прищурясь.
 – Что-то подсказывает мне, что вы не любитель омлетов?
 – Нет, я люблю омлеты. Это мой самый главный завтрак, – заверила Джоселин.
 – И что вы обычно едите на завтрак?
 – Овсянку и яичницу. Иногда с тостами.
 – Ага! Я так и думал. – Такер многозначительно кивнул. – Вы помешаны на здоровом образе жизни!
 – Я ни на чем не помешана! – возмутилась Джоселин. – Если хотите знать, я с детства люблю овсянку.
 – Некоторые ее тоже любят, – согласился он.
 – А вам не нравится овсянка?
 – Честно говоря, наравне с омлетом с острым соусом овсянка стоит последней в моем списке предпочтений! Но посмотрим на это иначе, – предложил Такер, – вы только представьте, сколько разнообразных продуктов будет в нашем холодильнике!
 – О боже! – Джоселин в гневе отшатнулась. – Вы опять за свое?
 – Больше не буду, – неохотно пообещал он. – Вижу, вас эта тема не вдохновляет.
 – Конечно, не вдохновляет. Вы так рассуждаете, как будто между нами уже все решено, хотя мы даже не знаем друг друга. – И не дав Такеру шанса ответить, она добавила: – Только не говорите о любви с первого взгляда, о том, что противоположности притягиваются и прочую чепуху!
 – Мы уже и ссоримся, как старая семейная пара.
 – Боже, но мы же не семейная пара! – воскликнула Джоселин, окончательно потеряв терпение.
 – А как тогда вы это назовете? – Он посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.
 – Я лишь тщетно пытаюсь вбить в вашу голову немного здравого смысла – вот и все. – Она повернулась и пошла прочь.
 – Постойте. Куда вы?
 – На кухню, помочь Обедиа. – Джоселин поразилась, как же это замечательно, когда ты с легкостью можешь выразить свой гнев. И не важно, осудят тебя или нет. В течение многих лет она была вынуждена подавлять свои чувства ради сохранения имиджа. Мнение людей для нее было очень важным. А сейчас ей нравилось быть просто Джонези и не волноваться о таких вещах.
 – А я надеялся, вы посидите со мной, – протянул Такер.
 – Зря надеялись, – широко улыбнулась Джоселин, радуясь тому, что ощутила себя абсолютно другим человеком.




 ГЛАВА 10


 От Обедиа не ускользнула ее сияющая улыбка, и он лукаво полюбопытствовал:
 – Наслаждаетесь? – Голос его звучал очень тихо, так, чтобы слышала только она.
 – Да. – Ее улыбка стала еще шире, обнаружив ямочки на щеках. Джоселин подошла к раковине, где Обедиа мыл зеленый перец, перед тем как вынуть из него зернышки. – Я уже не помню, когда я в последний раз ощущала такую свободу действий. От этого чувства можно опьянеть.
 – Но вы ему и не противитесь, правда? – искоса посмотрел на нее мудрым, понимающим и полным симпатии взглядом.
 Она глубоко вздохнула:
 – Нет. Только Джонези может так себя вести. – Джоселин бросила взгляд в направлении гостиной и с сожалением произнесла: – Если Такер узнает, кто я на самом деле, – все будет кончено. Он станет взвешивать каждое мое слово или выступать против меня.
 – Он вам нравится? – спросил Обедиа, заранее зная, что она ответит.
 Джоселин замешкалась на секунду, удивляясь, что не может солгать этому человеку. И внезапно его предупредила:
 – Только ни в коем случае не говорите об этом Такеру. Иначе он не выбросит из головы этот бред по поводу нашей свадьбы!
 – Разве это бред? – вежливо уточнил Обедиа.
 – Конечно! – не унималась Джоселин. – Он не говорил бы мне такого, если бы знал, кто я.
 – О чем вы там беседуете? – послышался голос Такера из гостиной. – Это нечестно, что вы там вдвоем замечательно проводите время, пока я здесь в одиночестве бью баклуши.
 – Мы скоро придем! – крикнула ему Джоселин. В это время Молли проглотила последнюю порцию своего корма, громко чавкая и не переставая вилять хвостом. – Молли уже почти закончила со своим завтраком. Подождите, сейчас она к вам присоединится.
 – Да, я просто сгораю от нетерпения, – усмехнулся Такер. – Хотя Молли не самый лучший собеседник. Ее словарного запаса хватает только на то, чтобы порычать здесь и полаять там.
 Джоселин не заставила себя ждать с ответом:
 – Но я готова поспорить, что Молли – отличный слушатель.
 – О да. В этом ей нет равных, – сухо согласился Такер.
 – Вас должно это радовать, потому что вы говорите за двоих. – Джоселин с удивлением осознала, что ей нравится этот обмен репликами, может быть, из-за того, что их разделяла стена. – А теперь успокойтесь и позвольте нам побыстрее закончить приготовление завтрака. – С этими словами она постаралась перейти к делу: – Обедиа, говорите, чем я могу вам помочь?
 – Вот. Порежьте это. – Он протянул ей половинку зеленого перца, уже помытого и очищенного от зернышек. Потом порылся в кухонном шкафу, отыскал разделочную доску и самый острый нож. Пока Джоселин старательно нарезала перец на тоненькие кусочки, Обедиа стал потрошить другую половинку перца, время от времени с интересом наблюдая за своей помощницей. – Могу точно сказать, что раз или два в своей жизни вы все-таки резали перец.
 – На самом деле я неплохо готовлю, – поведала ему Джоселин. – Хотя в последнее время у меня редко получается заходить на кухню. В Белом доме очень хорошие повара и отличный сервис. В большинстве случаев намного проще заказать им, что ты хочешь, чем просить принести продукты к нам наверх и готовить самой.
 – Я вам верю. – Обедиа положил очищенную половинку перца на край разделочной доски.
 Джоселин ножом отодвинула в сторону уже нарезанные ломтики перца.
 – Мы ведь сами оплачиваем нашу еду – только, конечно, если это не официальный прием, – поспешно вставила она. – А если приглашаем в гости друзей, то и в этих случаях все расходы ложатся на нас. В конце месяца мы получаем счета за продукты, за прачечную и другие услуги, за которые должны платить.
 – Интересно. – Обедиа срезал верхушку лука. Из его колец вытекло немного едкого сока. – По правде сказать, я никогда не задумывался над тем, как все это устроено.
 – Это официальная система, – заверила его Джоселин и стала нарезать другую половинку перца. Внезапно она посмотрела на всю эту сцену со стороны и, тихо засмеявшись, покачала головой.
 – Что вас так рассмешило? – Обедиа вопросительно посмотрел на нее и улыбнулся.
 – Ничего особенного. Просто мне с трудом верится, что я стою вот здесь и режу лук, – ответила Джоселин. – Вовсе не за таким занятием я планировала провести сегодняшнее утро. Но начинаю думать, что у Гаг были предчувствия на этот счет.
 – Гаг? – Обедиа опустил нож.
 – Так я называю мою бабушку. Все думают, что этот выходной я провожу у нее, – объяснила Джоселин.
 – Ах вот как!.. – Он понимающе кивнул. – И она помогла вам сбежать?
 – И даже купила мне для этого одежду, – добавила Джоселин, широко улыбаясь. И вдруг вспомнила еще кое-что, от чего улыбка ее стала шире. – Представляю, как разволновался бы Декстер, если бы узнал, что я нахожусь в доме незнакомого мужчины!
 – А Декстер – это… – попробовал угадать Обедиа, – ваш дедушка?
 – Нет, он работает у бабушки много лет, и уже не просто дворецкий, а почти член семьи.
 – Понимаю. Может, наоборот, обрадовался бы, узнай, что вы здесь?
 – Вообще-то, они оба обрадовались бы. Представляете, они мечтали, чтобы мой сегодняшний день был похож на историю из старого фильма «Римские каникулы»!
 – О да, с Грегори Пэком и Одри Хепберн. Я помню этот фильм. – И Обедиа покачал головой, погрузившись в воспоминания. – Красивая романтическая история, но конец меня огорчил: они расстались, и каждый из них пошел своей дорогой.
 – А вы тоже романтик, как я посмотрю! – развеселилась Джоселин.
 – Да, – не стал отрицать старик, затем, глянув через плечо, прошептал: – Я открою вам маленький секрет. – Он придвинулся к ней поближе. – В душе каждый из нас романтик. Многие просто скрывают это из боязни прослыть чудаками. А некоторые хоронят романтизм глубоко в душе, уверяя самих себя, что у них нет к нему склонности.
 – Неужели? – удивилась Джоселин и хотела было подвергнуть сомнению его слова, хотя и подозревала, что это правда.
 – Итак, во сколько же Золушка должна вернуться с бала? – полюбопытствовал Обедиа.
 – Вы настоящий романтик! – засмеялась Джоселин. – Я должна вернуться завтра к семи утра.
 – В таком случае у вас еще куча времени, чтобы успеть потанцевать с вашим сказочным принцем!
 Эта идея ее вновь рассмешила:
 – У меня нет шансов! Или вы забыли, что он повредил колено?
 Черные глаза Обедиа сверкнули:
 – Так, значит, вы все-таки считаете Такера своим сказочным принцем?
 Джоселин тут же поспешила отвергнуть это утверждение:
 – Я не это имела в виду.
 – Конечно, нет. – Он покачал головой и усмехнулся.
 – Обедиа, ну хоть вы не начинайте… – возмутилась она почти в гневе. – Это довольно сложно завязать отношения с Такером, я уже не говорю о том, что мне предстоит как-то все объяснить Гаг, не соврав при этом.
 – Извините, – улыбнулся он. – Однако вы должны знать, что большинство романтических встреч только показывают путь в прошлое.
 – Не нахожу в этой встрече ничего романтического, – стояла на своем Джоселин.
 – Конечно, нет. Я ошибся.
 Обедиа просто шутил, и она это знала. И уже не в первый раз Джоселин задалась вопросом, как она могла попасть в такое затруднительное положение. Все вышло совершенно не так, как она планировала в Редфорд Холле. Ее день не предполагал никаких увечий и событий. Она просто хотела побродить по городу, осматривая достопримечательности.
 А с другой стороны, это было похоже на то, чего желала ей бабушка. Что-то, что добавило перчинки в ее небогатый на события день – даже много перца! Что-то, благодаря чему его нельзя было назвать скучным.
 «Мне совсем не скучно, Гаг», – подумала Джоселин, абсолютно уверенная, что где-то она все же потеряла контроль над ситуацией. От радости за внучку бабушка обязательно пожала бы ей руки, если бы она знала.
 Блисс Уэйкфилд вошла на кухню. Ее изумрудно-зеленый шелковый шарф волной струился с плеч. Когда она остановилась, он складкой опустился на одну ее руку. Осанка Блисс, как всегда, была безупречной. Не обращая ни малейшего внимания на охранников, которые сидели за обеденным столом, она обратилась к Декстеру:
 – Ну, наконец-то. Я везде тебя ищу. – В ее голосе звучали нотки упрека.
 – Мадам что-нибудь желает? – равнодушно протянул Декстер с английским акцентом.
 – Я нет. А вот Джоселин просит горячего чая с тостами. Как только все будет готово, можешь отнести ей в комнату, – распорядилась Блисс и повернулась к выходу.
 – Чай? – удивился Декстер, играя свою роль. – По утрам мисс Джоселин всегда пьет кофе.
 – Не всегда, – поправила его Блисс. – Во всяком случае, не сегодня. Она не очень хорошо себя чувствует, и поэтому ей хочется горячего чаю.
 Агент Бассет мгновенно отреагировал на эти слова:
 – Она заболела?
 После небольшого замешательства Блисс перевела на него взгляд и приняла позу, достойную королевы.
 – Нет, не заболела. Ей просто немного нездоровится.
 – А что не так? – Он подозрительно прищурился. Блисс бросила на него холодный взгляд, и ее подбородок задрожал.
 – Во времена моей молодости женщины не обсуждали эту тему в разнородной компании. Думаю, вы сделаете отсюда соответствующие выводы.
 Внезапно в глазах холостого агента блеснула догадка, которая заставила его немного смутиться. Он перевел взгляд на женщину-агента, осознав, о какой секретной подробности идет речь. Оба женатых агента улыбнулись и обменялись понимающими взглядами.
 – Достаточно сказать, – продолжала Блисс, – что день, проведенный в постели, подействует на мою внучку самым чудесным образом. Уверена, к завтрашнему утру она снова будет в форме.
 Посмотрев на агента Донну Траверс, Бассет предложил:
 – Может, вам следует проверить и узнать, требуется ли какая-нибудь помощь с нашей стороны?
 Под холодным взглядом бабушкиных глаз агент Траверс замешкалась немного, а затем отрицательно покачал головой:
 – Не думаю, что есть такая необходимость. Миссис Уэйкфилд права, хороший сон – лучшее лекарство.
 Поймав на себе очередной взгляд Блисс Майк Бассет решил больше не касаться этой темы. В свою очередь Блисс, довольная, что их план действует превосходно, еще раз обратилась к Декстеру:
 – Я передам Джоселин, что ты принесешь завтрак прямо сейчас. – И добавила: – Не забудь чашечку кофе для меня.
 – Как скажете, мадам, – отозвался Декстер, слегка наклонив голову.
 Через несколько минут он постучал в дверь спальни. Не успел Декстер произнести и слова, как дверь открылась и на пороге возникла Блисс. Она тщательно осмотрела пространство за его спиной, чтобы убедиться, что он пришел один. А из опасения, что их все-таки могут подслушивать, для пущей достоверности сказала:
 – Ну, наконец-то. Чай, наверно, уже остыл. Хватит валять дурака, заходи, Декстер. – Как только тот перешагнул порог спальни, Блисс быстро закрыла за ним дверь и тут же запрыгала в нелепом победном танце, размахивая руками: – Это сработало!
 – Кажется, да. – Декстер стоял посреди комнаты с подносом в руках.
 – Я знала, что все получится! – Она остановилась, немного запыхавшись от восторга и импровизированного танца. – Что они сказали после того, как я ушла? Сказали что-нибудь?
 – Хайс и Мак Элроу высказались по поводу недомоганий их жен, которые те иногда испытывают А вообще-то они мало об этом говорили. Наверное, из уважения к мисс Траверс. Не сомневаюсь, они побоялись, что она может счесть их замечания пошлыми. – Декстер кивнул на поднос: – Мадам, как прикажете поступить с чаем и тостами?
 – Вылей чай в туалет. – Она махнула рукой, выразив безразличие.
 – Мадам. – Декстер выглядел обиженным. – Это чай «Граф Грей». Самый лучший чай!
 – Если тебя это останавливает, выпей его. И съешь тосты. – Она взяла с подноса свой кофе и подошла к окну. – Как ты думаешь, что сейчас делает Джоселин?
 – Будем надеяться, что сейчас она пьет органический капучино в кафе и болтает с каким-нибудь симпатичным незнакомцем. – Он поставил поднос на ночной столик и налил себе чашку чая. – Хотя лучше бы ее захватил в плен какой-нибудь террорист.
 – Господи! Что ты несешь? – Блисс отвернулась от окна, сдвинув брови в недоумении. – Как капучино может быть органическим?
 – Это относится к кофейным бобам, из которых делают кофе.
 – Именно это и надо было сказать, – возмутилась Блисс. – В самом деле, Декстер, когда же ты научишься выражаться яснее? Лично меня волнует то, как бы этот симпатичный незнакомец, с которым она пьет «органический капучино», не оказался террористом. Люди считают, что никакие химические вещества не используются в органическом садоводстве.
 – Но на самом деле все продукты с химическими добавками, – возразил он.
 Блисс подняла глаза к потолку:
 – В этом-то и разница, конечно. Как же глупо с моей стороны!
 – Замечательно, мадам, что вы это поняли, – сухо заметил Декстер.
 – Поняла что? – спросила Блисс.
 – Как глупо относиться… – Он взял чашку, оставив сахарницу на подносе.
 – Глупо. Я скажу тебе, что на самом деле глупо: глупо соглашаться с тобой! А теперь или пей этот чай, или вылей его. Только не весь, – предупредила она. – Пусть останется немного в чашке для правдоподобия.
 Но только Декстер собирался сделать глоток, как застыл, будто его что-то осенило.
 – А нужно оставить след от помады?
 – От помады? – повторила она, не веря своим ушам.
 – Да. Чтобы было видно, что пила мисс Джоселин, – объяснил он, но затем выражение его лица сделалось озабоченным: – Хотя если Служба безопасности сравнит цвет помады…
 – Помада необязательна, Декстер. – Блисс развеселило его предложение. – Хотя я не отказалась бы посмотреть на тебя с накрашенными губами. Но женщина, которая слишком слаба, чтобы встать с кровати, вряд ли станет красить губы…
 Декстер с облегчением вздохнул:
 – Я рад это слышать, мадам. – И он сделал глоток чая.
 – Подай мне гренку. Пока ты пьешь чай, я от нее избавлюсь.
 С огромным сожалением Декстер передал ей тарелочку с гренкой.
 – И так будет продолжаться весь день? Мы будем готовить, чтобы все выбрасывать?
 – Нет, мы упростим меню, – пообещала Блисс и вошла в ванную с гренкой в руке. Через пару секунд Декстер услышал характерный шум сливного бачка.
 На сковородке жарился бекон, распространяя по всей кухне манящий запах соленой свинины. Молли обнюхивала угол, где стояла ее миска, надеясь найти на полу остатки сухого корма, который мог просыпаться. Но, убедившись, что больше ничего нет, сделала глоток воды из другой миски и посмотрела на Обедиа, который разбивал яйца и выливал их содержимое в стакан. Когда Молли окончательно поняла, что больше не получит никакого подаяния, она засеменила в гостиную.
 – Ну, наконец-то ты решила меня проведать! Ты долго думала! – упрекнул ее Такер, когда она присела возле дивана. – А я уже решил, что ты тоже меня бросила.
 Молли повернула голову в сторону кухни, затем хлопнула мягкими ушами и жалобно заскулила.
 – Я знаю. Колено нас подвело. – Он тоскливо посмотрел на пузырь со льдом, который короновал его забинтованную ногу. – И теперь я вынужден сидеть здесь, а она там… – Подняв голову, он закричал: – Эй! Как скоро будет готов завтрак?
 – Еще немного, – послышался ответ. – Обедиа уже взбивает яйца.
 – Немного, – проворчал Такер, обращаясь к собаке. – Надеюсь, вы не заставите меня здесь есть в одиночестве, а сами устроитесь на кухне за столом?
 – Это мы еще не обсуждали, – был ответ.
 – Между прочим, это моя квартира, – прокричал он, – и я должен есть вместе с моими гостями. А если вы заметили, Джонези, – это довольно тяжело вести беседу, находясь в разных комнатах.
 – Заметила. И мой совет – уступите.
 – И чем, по-вашему, я должен заняться вместо этого? – бросил вызов Такер, которому беседа доставляла удовольствие.
 – Посмотрите телевизор. Вы ведь можете дотянуться до пульта?
 Такер глянул на пульт, лежащий на журнальном столике, и улыбнулся.
 – Вместо того чтобы заставлять меня это делать, лучше принесите мне газету из кухни. Я не все успел прочитать перед прогулкой. – Молли виновато опустила голову и заскулила. – Согласен, – прошептал он, – это не самый лучший вариант, но все-таки приведет ее в гостиную.
 Джоселин в раздражении убрала лопаточку на место, с гордым видом обошла стол, схватила утреннюю газету и направилась в гостиную. Такер встретил ее широкой улыбкой. Но, проигнорировав это приветствие, Джоселин бросила газету ему на грудь.
 – Вот. Возьмите вашу газету и оставьте нас в покое, – скомандовала она.
 – Разве я вас раздражаю? – Он посмотрел на нее невинными глазами. – Вы всегда так злитесь, когда занимаетесь приготовлением пищи?
 – Только когда меня отвлекают. – Она обворожительно улыбнулась. – А теперь, если не хотите, чтобы ваш бекон обуглился, читайте газету и не отвлекайте нас.
 – Знаете, нет ничего хуже, когда на кухне случаются подобные катастрофы – подгорелую пищу все равно приходится съедать. – Такер развернул газету.
 Это юмористическое и колкое замечание разбило вдребезги всю выдержку Джоселин, которую она годами в себе воспитывала. Она обнаружила, что не в силах сердиться на человека, который может заставить ее смеяться. И Джоселин вернулась на кухню с улыбкой на лице. А там подошла к плите, чтобы проверить бекон.
 – Вы только что отнесли ему газету? – шепотом спросил Обедиа.
 – Да. – Она с любопытством посмотрела на него.
 – Всю?
 – Да.
 Он вздохнул:
 – Боюсь, это не очень хорошая идея.
 – Почему? – Ей показалось, что должен прогреметь гром.
 – Дело в том, – снова прошептал Обедиа, – что там большая статья о президентской дочери вместе с ее отличной цветной фотографией.
 – О нет! – обеспокоилась Джоселин, глядя в сторону гостиной.
 – О да, – печально подтвердил Обедиа.
 – Может, он не прочитает? Может, не заметит сходства? Может…
 – А может, тебе постараться не допустить этого? – предложил Обедиа.
 – Но как? – Внезапно ее осенила мысль, и Джоселин снова отложила лопаточку в сторону. – Проследите за беконом, Обедиа. – Она вернулась в гостиную.
 Такер просматривал спортивный раздел. Когда вошла Джоселин, он удивленно хмыкнул:
 – Признаюсь, не ожидал, что вы вернетесь так скоро!
 – Я тоже не ожидала, что вернусь. – Она забрала у него газету и положила ее на журнальный столик.
 – Эй, я еще не дочитал. – Такер потянулся за спортивной страницей.
 – Дочитаете позже. Обедиа уже выливает ваш омлет в сковородку. К тому времени, как мы доберемся до кухни и устроим вас за столом, он будет уже готов. – Джоселин убрала подушки из-под его колена.
 – Мы пойдем на кухню?
 – Вы же сами говорили, что не желаете есть в одиночестве, – напомнила она.
 – Я знаю, что говорил. – Сидя на софе, Такер поставил одну ногу на пол и положил руку на больное колено. – А как же я смогу на кухне приподнять мое колено?
 – Мы подставим вам еще один стул. Может, вам будет немного неудобно есть за столом в таком положении, но это лучше, чем есть, держа тарелку на весу. – Джоселин помогла ему встать.
 Снова используя ее как опору, Такер обхватил плечи Джоселин и слегка подпрыгнул, пытаясь сохранить равновесие. Затем он остановился, как будто собираясь с силами для короткого путешествия на кухню.
 – Знаете, мне следовало бы сообразить, что ногу можно положить на другой стул. Но я не сообразил. – Он с нежностью посмотрел на нее сбоку. – Я рад, что вы это придумали.
 – Очень мило с вашей стороны. – Она изо всех сил старалась притвориться, будто ее абсолютно не волнует эта близость и этот тесный контакт, который вынуждал ее уютно прижиматься к его боку.
 Из-за своего высокого роста Джоселин не привыкла смотреть на людей снизу вверх, чтобы видеть их глаза. Но Такер был выше се, благодаря чему она чувствовала себя более мягкой и женственной.
 – Вы очень красивая, Джонези, – произнес он почти дрожащим голосом, который заставил Джоселин осознать, что Грейди Такер привлекает ее скорее как мужчина, а не как политический обозреватель. И с каждой минутой ей становилось от этого все тяжелее и тяжелее.
 – Да я просто сказка, – отозвалась она с легкостью, хотя ей стоило немало сил перебороть волнение.
 Такер остановил на ней долгий взгляд, от которого у нее замерло сердце, затем вздохнул и покачал головой.
 – Бесполезно, – произнес он. – Я это проверю.
 – Что проверите? – не поняла Джоселин, смущаясь из-за близко наклонившегося к ней Такера.
 – Есть ли там фейерверки… или бубенцы. – Она почувствовала на себе его горячее дыхание, и их губы сблизились.
 Сказать, что земля ушла у нее из-под ног, – значит ничего не сказать. Джоселин показалось, что все перевернулось вверх дном. Его губы были мягче, чем она ожидала, мягче и смелее. Она ответила ему, абсолютно не думая, повинуясь естественной легкости поцелуя. Ее охватило чувство полного удовлетворения, как будто она, наконец, обрела то, к чему так долго стремилась. Это было все равно что вернуться домой после долгого путешествия.
 Его губы стали настойчивее, отчего поцелуй перешел на новый уровень близости. Джоселин задрожала, испугавшись, что это приведет его к следующему шагу, и она не захочет отступить. Джоселин всегда интересовало, может ли поцелуй мужчины повергнуть ее в такой восторг – такой чистый и сверкающий, как расплавленное золото.
 Когда их губы разъединились, она почувствовала себя опьяненной и возбужденной чарами этого поцелуя. Какое-то мгновение Джоселин стояла неподвижно, а он обнимал ее двумя руками. Она чувствовала биение его сердца, которое как будто эхом откликалось на биение ее собственного.
 Потом Джоселин медленно подняла ресницы и увидела перед собой четкие линии лица Такера. Он был так же заинтригован этим поцелуем, как и она сама. Его карие глаза были полны нежности и играли яркими золотыми бликами.
 – Вот это да, – мягко и тихо, почти шепотом произнес Такер. – Я как будто выпил пунша, Джонези.
 В этот момент Джоселин захотелось его ударить, по большей части из-за злости на себя за то, что допустила этот поцелуй. Но вместо этого только отстранилась от него и потянулась назад, чтобы убрать его руку.
 – Мне кажется, мы шли на кухню, – напомнила она, безумно стыдясь хрипоты своего голоса.
 К ее облегчению, Такер одобрительно кивнул и убрал свою руку.
 – Идемте. – Он сделал шаг вперед, аккуратно наступая на левую ногу. – Может быть, вы мне все-таки дадите ваш адрес в Ватерлоо?
 – Нет.
 Он в негодовании сжал губы:
 – Вы хотите усложнить мне задачу, заставив вас искать во второй раз?
 – Усложнить настолько, насколько смогу. – Как же было бы легко, если бы он знал, кто она на самом деле!
 Прижимаясь к ней, Такер сделал еще один шаг вперед.
 – Назовите мне хоть одну вескую причину. Почему?
 – Потому что вы – сумасшедший.
 Он резко остановился. Ее голос, должно быть, прозвучал гораздо чувствительнее, чем она осознавала.
 – Неужели вы думаете, что я из тех чокнутых, которые зацикливаются на какой-нибудь одной женщине и всюду ее преследуют?
 Джоселин не замедлила ухватиться за эту идею:
 – А почему я должна быть уверена в обратном? Или я должна просто поверить вашему честному слову?
 – Это было бы глупо с вашей стороны поверить. – Такер тяжело вздохнул и снова шагнул вперед. – Я подразумеваю, что следующий шаг должен быть с вашей стороны. Надеюсь, вы не относитесь к тем старомодным девам, которые считают, что девушки не должны сами звонить парням?
 На самом деле у нее никогда не возникало подобных ситуаций, и Джоселин не была уверена, что сможет это сделать. Поэтому она ответила по-другому, что, впрочем, тоже было правдой:
 – Я всегда считала себя либералкой.
 – Буду честен с вами, Джонези, – отозвался Такер с недовольной гримасой, – я никогда не понимал, что это означает.
 Его признание поставило Джоселин в тупик. Она запнулась, изо всех сил пытаясь придумать ответ.
 – А знаете что? – наконец проговорила она весело и удивленно. – Я тоже этого не понимаю. Знаю только, что это как-то связано с уважением. Вы доверяете словам человека, которого уважаете, не пренебрегаете его мечтами и желаниями…
 – А какие у вас мечты и желания? – мягко полюбопытствовал Такер, пристально глядя на нее зондирующим взглядом.
 Что касается Джоселин, она не намеревалась откровенничать. Поэтому, повернувшись, быстро сказала:
 – Это очень просто – доставить вас на кухню.
 – Я серьезно, – запротестовал Такер.
 – И я серьезно. Идемте.




 ГЛАВА 11


 Пока Джоселин помогала Такеру устроиться на кухне, расположив его ногу на дополнительном стуле, и накрывала стол на троих, завтрак был полностью готов. Она помогла Обедиа разложить омлет по тарелкам и села за стол.
 Аппетитные запахи разжигали и без того уже обостренное чувство голода. Джоселин взяла со стола салфетку и расстелила ее у себя на коленях.
 – Обедиа, вы не прочитаете нам молитву? – спросил Такер, расстилая свою салфетку.
 Когда была жива мама Джоселин, они ни разу не приступали к приему пищи без молитвы. Но в последнее время эта традиция соблюдалась только в каких-то особых случаях или на официальных торжествах. Этот завтрак Джоселин не считала таким.
 Немного смущаясь, она скопировала позу Обедиа – склонила голову и закрыла глаза пока он певучим густым басом молился:
 – Господи, Ты создал землю для человека и подарил ему плоды земли и мясо животных и сказал, что вся наша пища должна быть благословенна. Да будет благословенна эта пища и те, кто служат во имя Иисуса. Аминь.
 – Аминь, – повторила она одновременно с Такером и, стараясь не смотреть на него, взяла с тарелки гренку, перед тем как передать тарелку Обедиа.
 На некоторое время за столом воцарилась тишина, нарушаемая только звоном столовых приборов, хрустом бекона и довольным чавканьем.
 – Омлет бесподобный, Обедиа, – похвалила, наконец, Джоселин. – Некоторые женщины сочли бы за счастье иметь такого мужа!
 Он мягко засмеялся:
 – Я передам ваши слова моей жене.
 – Так вы женаты? – Она почему-то была уверена, что Обедиа не женат или, по крайней мере, вдовец.
 – Практически всю свою взрослую жизнь, – сообщил он и задорно добавил: – И все годы на одной женщине. И чувствую себя абсолютно счастливым.
 – Если вы так говорите, это означает, что вы разделяете философию моего дедушки, – подметил Такер. – Он говорил, что быть женатым или замужней – это все равно что управлять фермой; каждое утро приходится все начинать заново.
 Обедиа снова засмеялся:
 – Это абсолютная правда.
 – Вы живете здесь, в столице? – полюбопытствовала Джоселин.
 – Нет. Я здесь проездом по делам.
 – Это связано с игрушками? – Такер отломил вилкой еще один кусочек омлета.
 – Вы угадали. – Обедиа намазал ложкой на хлеб клубничное варенье.
 Неожиданно оставив в покое свой омлет, Такер задумчиво нахмурил лоб и проговорил:
 – Кажется, вам многое известно о Санта-Клаусе Я хотел бы кое-что узнать. Почему его одежда красного цвета?
 – Если я не ошибаюсь, то одежда епископа традиционно красного цвета. – Обедиа посмотрел на Такера, и его глаза внезапно сверкнули. – Я могу рассказать некоторые интересные подробности. Епископ носит высокий головной убор, который указывает на небо. А еще он ходит с посохом, который, как некоторые считают, стал прародителем сахарной палочки – традиционного рождественского угощения.
 – Вы шутите. – Во взгляде Такера мелькнуло что-то детское. – Чтобы этот епископский посох мог стать сахарной палочкой?! А как появилась эта традиция дарить подарки?
 – Мне интересно, почему мы опять вернулись к теме Рождества? – подала голос Джоселин, удивляясь тому, что снова всплыла эта тема.
 – Можем поговорить о чем-нибудь еще, если хотите. – Такер посмотрел на Джоселин таким странным взглядом, что ей показалось, будто под «чем-нибудь еще» он подразумевает тему свадьбы. «Их» свадьбы.
 И чтобы не позволить ему вернуться к этой теме, она поспешила ответить на его главный вопрос:
 – К вашему сведению, традиция дарить подарки на Рождество идет от волхвов, которые принесли дары младенцу Иисусу.
 – Без сомнений, это оказало очень сильное влияние, – согласился Обедиа, – но не полностью. Основоположником обычая дарить подарки анонимно, как это иногда делает Санта, является именно святой Николай.
 – Правда? – Джоселин не смогла сдержать удивления.
 – Совершенно точно. – Обедиа кивнул и расплылся в нежной улыбке, отчего кончики его белоснежных усов поднялись вверх. – Если верить легендам, переходящим из уст в уста на протяжении веков, святой Николай часто выступал в роли анонимного благодетеля и дарил подарки нищим. Одна из таких легенд объясняет, почему Санта часто приходит в дом через каминную трубу и тайно кладет подарки в подвешенные носки.
 – И опять святой Николай! – Такер удивленно запрокинул голову. – Никогда не подумал бы! Я всегда считал, что это поэт Клемент Мур придумал для рифмы или родители так делают, чтобы таким образом не слишком тратиться на подарки.
 – Расскажите нам эту легенду! – попросила Джоселин. С одной стороны, ей было любопытно ее послушать, а с другой – она хотела отвести разговор подальше от смущающей ее темы.
 – С удовольствием. – Обедиа задумался, собираясь с мыслями. – Прежде всего, я должен объяснить, что в третьем веке родители обязательно должны были обеспечивать своих дочерей приданым. Не имея приданого, девушка не могла выйти замуж, что практически всегда означало для нее стать проституткой Печально, но факт, – заключил он. – А как я уже говорил, Николай, епископ из Миры, был сыном богатых родителей и имел достаточно много денег в своем распоряжении. По легенде, Николай прослышал о трех сестрах, которых должны были продать в публичный дом, потому что их отец был беден и не смог обеспечить их приданым. Сжалившись над ними, Николай взял несколько золотых монет, спрятал их в маленький мешочек и кинул его в окно жилища девушек. Мешочек попал в носок одной из них. А носки висели возле печной трубы.
 – А как она догадалась повесить там носки? – заинтересовался Такер.
 Широко улыбаясь, Обедиа пояснил:
 – Можно предположить, что носки были мокрые и она повесила их сушиться возле огня. Вы должны знать, что в то время не было такой современной техники, как стиральные машины и сушилки. Огромного гардероба у людей тоже не было, особенно в бедных рабочих семьях. У некоторых людей не было даже сменной одежды. А, как известно, ведь нет ничего хуже, чем промокшие одежда и обувь. Поэтому, естественно, они снимали свои мокрые носки и вешали их сушиться – к камину, например.
 – А откуда же известно, что это был подарок епископа Николая, если он сделал его анонимно? Или кто-то все-таки видел, как он бросал мешочек в окно? – Джоселин разломила гренку пополам и принялась ее грызть, вопросительно глядя на Обедиа.
 – Возможно, наверное, его заметил кто-то из соседей. И я не ошибусь, если стану утверждать, что о его богатстве было известно всей округе. Разумеется, семья была вне себя от счастья, когда обнаружила в носке золотые монеты. А когда человек счастлив, он стремится поделиться радостью с родственниками и друзьями. Я уверен, что существовало множество догадок на тему, кто же был тем благодетелем, хотя и сомневаюсь, что выбор был большой. Это лично мое мнение, – закончил Обедиа.
 – Но оно имеет смысл, – задумчиво согласился Такер, отрезая вилкой еще один кусочек омлета.
 – А через некоторое время и другие бедняки тоже стали получать подобные денежные подарки. Благополучие ребенка у Николая было на первом месте. – Обедиа снова улыбнулся, и создалось такое впечатление, будто огонь его улыбки достиг его черных глаз, заставив и их искриться, сиять. – А как вы думаете, кто лучше всего оповещен о нуждах и страданиях людей, чем служитель церкви? И кто лучше всего может им помочь не только молитвой?
 – А как вы считаете, почему он это делал анонимно? – поинтересовалась Джоселин. – Почему он не мог раздать деньги открыто?
 – Возможно, просто не хотел, чтобы люди толпились у его двери, выпрашивая подаяние, нуждались они в нем или нет, – заметил Такер с долей цинизма. – Посмотрите, что происходит в наши дни. Если вы подадите милостыню одному, то за неделю ваш ящик будет переполнен всяческими прошениями от сотни других нуждающихся. Иногда я думаю о том, что лучше бы я жил в то время, когда милостыня была добродетелью, а не индустрией.
 Обедиа весело хмыкнул на эти слова, затем кивнул:
 – Может быть, и лучше. Да, когда мы действительно утопаем в просьбах – так это на Рождество.
 – И это нас возмущает, – вспомнила Джоселин замечание старика во время их беседы возле мемориала Линкольна. – Рождество – это как раз то время, когда мы вынуждены думать о других, тогда как больше всего хочется пожить для себя. Здесь и проявляется наше «я». – Она вздохнула, и ей в голову пришла другая мысль. – Может быть, именно поэтому мы начинаем мечтать, чтобы правительство урегулировало этот вопрос. Тогда нам не пришлось бы решать самим. И знаете, что самое печальное? – Она посмотрела на обоих мужчин. – Вы начинаете задумываться над тем, а как много дал бы вам тот или иной человек, если бы это была другая ситуация, не Рождество. И если бы дал много, то это могло бы поднять его цену в глазах общественности…
 – Вы в этом уверены? – Такер наклонил голову набок и нахмурился, что придало мрачность его взгляду. – Осмелюсь с вами не согласиться, хотя боюсь, что вы правы, Джонези. В большинстве случаев наши альтруистические поступки далеки от альтруизма. Мы совершаем милосердие, только чтобы откупиться от нашей нечистой совести. И нам действительно нравится, когда о нас думают хорошо. Но иногда это становится похоже на простой бизнес: стараешься почесать кому-нибудь спинку с надеждой, что когда-нибудь он почешет ее и тебе.
 – Итак, надеюсь, вы поняли всю прелесть анонимных подарков? – спросил Обедиа.
 Джоселин замешкалась, потом неуверенно покачала головой:
 – Я не разделяю ваше мнение.
 – Когда вы делаете подарок анонимно, то не ждете благодарности от одаренного человека, или награды от общества, или избавления от уплаты налогов. Иными словами, за это вы не получаете ничего, кроме чувства удовлетворения от осознания того, что вы помогли нуждающемуся. Помогли не потому, что были вынуждены, а потому, что этого захотели. Правда, у вас не всегда есть возможность увидеть радость на лице того человека, которого вы одарили.
 – Может быть, именно поэтому дарить лучше, чем получать?
 – Родители видят, как радуются дети в рождественское утро, – заметил Такер.
 – Но они ведь не получают награды за эти подарки, – напомнил ему Обедиа. – Кроме того, дети обычно восклицают: «Какой хороший Санта!»
 Такер задумался над этим, потом кивнул:
 – Да, так оно и есть.
 – Вот теперь видите? – мягко спросил Обедиа, тепло поглядывая на них обоих. – И в то далекое время епископ из Миры вовсе не ожидал славы, кучи наград и не стремился к тому, чтобы весь мир говорил о его доброте и щедрости. Он дарил потому, что мог одарить, потому что заботился о людях. Очень достойное поведение, должен заметить. Ведь мы всегда довольны собой, если поступаем так, как велел нам Господь, – делая добро безвозмездно и абсолютно не ожидая благодарности.
 – У меня появилась мысль сесть и произвести инвентаризацию внутри себя, – мрачно заявил Такер.
 – Это напомнило мне одну историю, как несколько лет назад одна благотворительная организация получила по почте выигрышный лотерейный билет, – вспомнила Джоселин. – На конверте не было ни обратного адреса, ни какой другой информации, которая могла бы указать на того, кто сделал ей такой подарок…
 – Не верьте всему, что пишут в газетах, – посоветовал Обедиа, глаза его блестели, а на губах играла еле заметная улыбка. – В мире очень много людей, чьи добрые поступки никогда не становятся темами газетных статей.
 – Хотелось бы в это верить, – пожелала Джоселин и съела еще один кусочек омлета.
 – И верьте, – просто посоветовал Обедиа.
 Но Джоселин казалось, что в это не так просто поверить, как утверждал Обедиа.
 – Как? – скептически спросила она.
 – Вот вы сейчас сидите здесь. Правильно?
 – Да, но… – Она не понимала, какая тут может быть связь, но Обедиа не дал ей договорить.
 – Почему? – прервал он ее.
 – Что почему? – смутилась она.
 – Почему вы сидите здесь?
 – Потому что… – Она в нерешительности посмотрела на Такера, сидящего напротив нее. А он – на нее, Джоселин разволновалась, сердце ее бешено заколотилось. Она сделала вид, что раздражена, чтобы скрыть свою реакцию. – Понятия не имею, почему я здесь сижу. Должно быть, была не в себе.
 Обедиа удивился и засмеялся низким душевным голосом:
 – Не сомневаюсь, что сейчас вам так кажется. В конце концов, у вас были планы…
 – До того момента, как Молли меня не повалила. А после этого все пошло от плохого к худшему. – Джоселин отломила кусочек омлета.
 Услышав свое имя, Молли подбежала к столу и села, радостно глядя на Джоселин.
 – Ну да, Молли во всем этом сыграла главную роль, правда, девочка? – Обедиа ласково погладил ее по голове, за что собака одарила его взглядом, полным обожания. – Такер, может, вам следовало назвать ее Долли вместо Молли?
 – Долли? – Такер удивленно поднял брови. – Молли еще куда ни шло, но Долли Партон совершенно не для нее.
 – Я не имел в виду Долли Партон. Я предлагал сваху из бродвейского мюзикла «Привет, Долли», – объяснил Обедиа. – В конце концов, именно благодаря ей вы познакомились.
 – Это была простая случайность, – возразила Джоселин. – Я совершила ошибку, согласившись выпить кофе с Такером, вместо того чтобы уйти и забыть обо всем.
 – Как раз то, что вы собирались сделать после того, как Молли свалила меня с ног, – напомнил ей Такер.
 – Жаль, что я этого не сделала. – Джоселин положила кусочек омлета в рот и быстро прожевала.
 – Ага, так почему же вы этого не сделали? – Обедиа снова посмотрел на Джоселин тем взглядом, который говорил, что он знает ее тайну.
 Быстро проглотив омлет, она ответила:
 – Потому что Такер пострадал. Я не могла уйти, оставив его лежащим на земле.
 – Конечно, не могли, – согласился Обедиа. – А все из-за того, что хотели убедиться, что с Такером все в порядке, что он доехал до дома, что его раны обработаны, что у него есть чем позавтракать… Вы здесь потому, что переступили через все ваши планы и совершенно безвозмездно предложили вашу помощь нуждающемуся в ней. Вы здесь… потому что вы проявили заботу.
 – И каждую минуту я об этом сожалею. – Она посмотрела на Такера и разозлилась, увидев счастливое и самодовольное выражение его лица.
 – Только потому, что вы опасались того, что может произойти. – Обедиа намекнул на секрет, тщательно скрываемый Джоселин.
 Такер поднял руку:
 – Подождите секунду, Обедиа. Все, что вы говорили до этого, было абсолютно верным, но сейчас я кое-чего не понимаю. Чего опасалась Джонези?
 – Я все время опасаюсь только одного, – начала она, радуясь, что в этой части фразы говорит чистую правду, но затем солгала: – Что у меня совсем не останется времени на все мои дела.
 – Я, наверно, очень хорошо постарался, нарушив все ваши планы. – Такер немного помрачнел.
 – Вы еще мягко выразились, вам не кажется? – Сказанное получилось похожим на упрек, но Джоселин удалось сдержать свое раздражение. Она прекратила стучать ложкой по тарелке и встала из-за стола. – Заканчивайте завтрак, а я помою посуду.
 В ту же секунду Молли, словно молния, вылетела из кухни и помчалась куда-то по своим делам. С тарелкой и стаканом в руках Джоселин подошла к раковине и осмотрелась.
 – Такер, а где у вас посудомоечная машина?
 – А прямо там. – Джоселин повернулась, чтобы посмотреть, куда он показывает. – У меня старомодная посудомоечная машина с ручным управлением. Просто сполосните тарелку и оставьте в раковине. – Он показал на тарелку, которую она держала в руках. – Я потом сам все сделаю.
 Но тут вмешался Обедиа:
 – Не стоит, мы с Джо… – Он запнулся, однако в последнюю секунду опомнился: —…нези с легкостью все вымоем, вы и глазом моргнуть не успеете. Правильно? – Старик вопросительно посмотрел на нее.
 Джоселин снова оказалась в ловушке. Не откажешься, когда всего минуту назад Обедиа расхваливал ее безвозмездную помощь. И что самое смешное, она действительно хотела, чтобы он думал о ней хорошо. Джоселин надеялась, что он говорил это не потому, что знает, кто она такая на самом деле.
 – Конечно, мы все сделаем, – нехотя согласилась она и повернулась к раковине, чтобы поставить в нее свою грязную тарелку.
 Пока Джоселин собирала грязную посуду и все кухонные предметы, которые они использовали для приготовления завтрака и теперь тоже требующие мытья, на кухню вбежала Молли с поводком в зубах, и, подойдя к Обедиа, поставила ему на колени передние лапы.
 Сначала старик удивился, но быстро понял, в чем дело.
 – Что это у нас тут? – весело спросил он.
 – Ради Бога, Молли, не приставай к Обедиа! – строго прикрикнул Такер. – Ты что, не знаешь, что нельзя прыгать на людей? Уйди от него!
 Но Молли, не реагируя на его слова, придвинула поводок к старику еще ближе. А как только он взял поводок, отпустила его, встала на все четыре лапы и громко залаяла.
 – Мне кажется, она меня куда-то зовет. – Обедиа глянул на Такера в надежде, что тот ему все объяснит.
 – Я знаю. Видите ли, после еды я обычно вывожу ее ненадолго погулять. Наверное, она понимает, что я не могу сейчас с ней пойти. Поэтому не обращайте внимания. Пусть подождет до вечера.
 – Зачем же ей ждать? – спросил Обедиа с совершенно невинным видом. – Я с удовольствием с ней погуляю. Ты не против, Молли?
 Собака издала радостное «гав», завиляв хвостом, и села возле него. Нагнувшись, старик пристегнул поводок к ее ошейнику.
 – Давайте я погуляю с ней, – вызвалась Джоселин, которой не хотелось оставаться наедине с Такером. Она все еще не отошла от их поцелуя.
 – Нет необходимости. – Обедиа встал с поводком в руке. – Я вполне могу немного погулять с Молли.
 – Конечно, можете, но… вы еще не доели ваш завтрак, – нашла причину Джоселин.
 – Уверяю вас, я наелся. Больше не смогу проглотить ни кусочка, – объявил Обедиа, пока Молли прыгала возле него, сгорая от нетерпения. – Сейчас, девочка. Мы уже идем. Вот только я возьму шляпу и пальто.
 – А мне кажется, будет лучше, если я поведу Молли гулять. – Джоселин все еще пыталась настоять на своем. – Молли иногда слишком прыткая, и я не хочу, чтобы она протащила вас вниз по ступенькам.
 Но Обедиа отверг ее участие:
 – Не беспокойтесь. Пока мы ехали с Молли в такси, мы пришли к некоторому взаимопониманию. Правда, девочка? Я не буду идти слишком медленно, а она не будет бежать слишком быстро.
 Молли снова залаяла. Обедиа рассмеялся:
 – Вы видите? Она уже считает, что я иду слишком медленно.
 Старик и собака вместе вышли из кухни. Джоселин посмотрела им вслед, затем, чувствуя на себе взгляд Такера, отвернулась к раковине, предпочитая на него не реагировать. Однако стоять так долго было невозможно, – ей еще предстояло убрать со стола. Она быстро собрала в кучу посуду, столовые приборы.
 – Мы ненадолго! – крикнул из гостиной Обедиа.
 Затем было слышно, как он закрыл за собою дверь.
 – Я чувствую себя абсолютно никчемным, когда сижу вот так и смотрю, как вы работаете, – произнес Такер, когда Джоселин переносила посуду со стола в раковину.
 – Не смотрите, – посоветовала она.
 . – Это легко сказать. Под раковиной пластиковый тазик для мытья посуды и сушилка.
 – Я знаю. – Джоселин заметила их, когда убирала на место резиновые перчатки.
 И тут она с ужасом осознала, что ей снова нужны перчатки. Джоселин поставила сушилку на плиту, тазик – в раковину, включила кран, чтобы наполнить его водой, капнула в нее чуть-чуть средства для мытья посуды. Когда же вода начала пениться, вытащила и надела перчатки.
 – Так вы все-таки боитесь микробов? – улыбнулся Такер.
 – У меня аллергия на некоторые моющие средства, – солгала она.
 – В таком случае, – ножка стула заскребла по полу, – давайте я помою, а вы вытирайте.
 Джоселин повернулась, услышав, что Такер собирается встать.
 – Мне кажется, вы хотели дать отдых вашему колену, – напомнила она.
 – Ничего страшного не случится, если я немного постою. – Прихрамывая, он направился к раковине. – Пока у вас не началась аллергия, взгляните на это по-другому. К тому времени, когда Обедиа вернется, мы успеем перемыть, вытереть и убрать всю посуду на место. Конечно, если вы настаиваете, мы можем дождаться его. Но это значит, что вы здесь задержитесь гораздо дольше.
 – И не думайте об этом, – проворчала Джоселин.
 – Я не сомневался, что вы именно так отреагируете. – Такер склонился над раковиной, балансируя на одной ноге, сложил посуду и столовые приборы в мыльную воду. – Тем более если вы будете мыть посуду в этих резиновых перчатках, то обязательно что-нибудь уроните и разобьете, да еще и порежетесь. И тогда уже мне придется делать вам перевязку.
 Это был убедительный довод, с которым Джоселин не могла не согласиться. Она сняла перчатки, отложила их в сторону и подошла к шкафу, чтобы найти кухонное полотенце.
 – Кроме того, – продолжал Такер, – я не отношусь к тому типу мужчин, которые считают, что это не мужское дело – мыть посуду. Работой по дому я тоже не пренебрегаю. Помыть полы, вытереть пыль, подмести и так далее – все это я могу делать сам.
 – Вы такой домашний? – подивилась Джоселин и потянулась к тарелке, которую он поставил на сушилку.
 – Моя мама всегда говорила, что работа по дому – это такая вещь, которую никто не замечает, пока сам ею не займется.
 И снова маленькая мудрость, изложенная с типичным для него чувством юмора, заставила Джоселин улыбнуться.
 – Ваша мама так говорила? – кокетливо переспросила она. – Удивлена, что это сказал не ваш дедушка.
 – О да! Он наверняка сказал бы что-нибудь, если бы думал об этом, но на этот раз это была мама. Она тоже мудрая женщина. – Выражение его лица было абсолютно юношеское, но в то же время во взгляде, который он бросил на Джоселин, мелькнула искорка юмора.
 – Рада это слышать. – Она улыбнулась еще шире.
 Джоселин нравилось, когда Такер был таким. Тогда она могла расслабиться и просто наслаждаться его обществом и этой легкой добродушной беседой. Он умел прямо смотреть на вещи, но при этом не воспринимать их всерьез.
 В Белом доме все было серьезным: проблемы, полномочия, требования и обязанности и очень мало возможностей избежать всего этого без разрешения президентского офиса.
 – Между прочим, – Такер подставил тарелку под струю воды, чтобы смыть моющее средство, прежде чем передать ее Джоселин, – завтрак был очень вкусным. Спасибо.
 Она пожала плечами:
 – Это Обедиа почти все приготовил.
 – Он отличный парень, правда? – заметил Такер и тихо засмеялся.
 – Над чем вы смеетесь? – Джоселин перестала вытирать тарелки и посмотрела на него с любопытством.
 – Просто я кое-что вспомнил. – Такер снова слегка улыбнулся. – Недавно я где-то прочитал, что человек проходит в жизни три стадии: сначала он верит в Санта-Клауса, затем не верит в него и, наконец, становится сам Санта-Клаусом. До тех пор пока не познакомился с Обедиа, я считал, что нахожусь на второй стадии.
 – А теперь? – Джоселин усмехнулась.
 – Думаю, вернулся на первую.
 – Я понимаю, что вы имеете в виду. – Она убрала тарелку в шкаф.
 – Так вы тоже? Ха!
 – Да. – Джоселин вытерла последнюю тарелку.
 – А знаете, вы единственная, кто когда-либо помогал мне на кухне, кроме моей мамы. Такое ощущение, будто мы с вами старая семейная пара, у которой в гостях был друг, а теперь мы все убираем: я мою посуду, вы – вытираете ее и ставите на место.
 После этих слов у Джоселин онемели пальцы. Она испытала настоящий шок. Стоя у Такера на кухне, находясь рядом с ним, она чувствовала себя как дома. Это было абсолютно нелогично. Почему ей казалось, что она знает Такера всю свою жизнь, тогда как они знакомы всего несколько часов? Почему так уверена, что у них много общего, тогда как у них столько противоречий?
 Но что еще хуже – это то, что у них не было будущего. И все было обманом. Она сама была обманом.
 – Вот что. – Одним движением Джоселин отложила тарелку и швырнула полотенце в угол. – С меня хватит!
 Игнорируя его ошарашенный взгляд, она молнией выбежала из кухни. Он повернулся, с его рук капала вода и пена.
 – Чего хватит? – спросил Такер.
 Она резко повернулась и указала на него пальцем:
 – Вас, вот кого! Вас и ваших разговоров про женитьбу! – Джоселин была готова заплакать. – Этого не будет. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда. Разве не ясно?
 На мгновение их глаза встретились. Ее взгляд был полон гнева. Но в глубине ее глаз скрывалась боль. Такер был настолько шокирован, что не успел отреагировать, позволив Джоселин выбежать из комнаты.
 – Подождите, минутку. – Он бросился за ней, забыв второпях про свою хромоту, хотя тяжелая повязка вокруг колена затрудняла его движения. – Куда вы идете?
 – А разве не понятно? – крикнула она и, не поворачиваясь к нему лицом, схватила куртку с кресла-качалки. – Я ухожу!
 – Но… – Он остановился в дверном проеме между кухней и гостиной, уперев руку в бок.
 На этот раз Джоселин не обратила на него внимания.
 – Если вы можете стоять и мыть посуду, то вы в состоянии сами о себе позаботиться, Такер.
 Она бросила на него уничтожающий взгляд, резко дернула дверь и гордо вышла. Такер поморщился, когда она захлопнула за собой дверь. Он сделал шаг вперед, затем остановился, полный сожаления и отчаяния, и ударил кулаком о косяк двери.
 Джоселин сбежала вниз по лестнице, вихрем вылетела из дома и чуть ли не столкнулась с Обедиа, идущим по дорожке.
 – Джоселин! – Он машинально попытался схватить ее за руку, глядя на нее в изумлении. – Что случилось? Что-то не так? – Он глянул на входную дверь, ожидая увидеть выходящим из дома Такера, но никто не вышел.
 – Просто Такер сошел с ума. Вот что случилось! – Она хотела пройти мимо, но тут на ее пути возникла радостная Молли, положив ей передние лапы на грудь.
 – Сошел с ума? – Обедиа не поверил своим ушам.
 – Он неустанно говорит о женитьбе, как, по-вашему, это можно назвать? Это настоящий идиотизм, и мы оба знаем это. – Ее переполняли разные эмоции, и она боролась, чтобы не сорваться на крик.
 Внезапно Обедиа догадался, что могло произойти.
 – И вы почувствовали себя мошенницей?
 – Я… – Джоселин открыла рот, чтобы опровергнуть его предположение, но так ничего и не смогла произнести. Вместо этого она убрала лапы Молли. – Ради Бога, Молли! Отстань от меня!
 Как только Джоселин избавилась от собаки, она пошла вдоль улицы, совершенно не соображая куда.
 Молли залаяла и пустилась вслед за ней, но остановилась, когда натянула поводок. Собака беспокойно заскулила.
 – Я знаю, девочка, знаю. – Старик подошел к ней и неуверенно потрепал ее по голове. – Я тоже расстроен. Все шло так хорошо… – Обедиа повернулся и посмотрел на третий этаж старого особняка. – Пойдем, Молли, подумаем, что мы можем предпринять.




 ГЛАВА 12


 Такер поджидал Обедиа и Молли возле входной двери.
 – Вы ее видели? – Такер выглядел несчастным и немного потерянным. Когда Молли прошмыгнула мимо него в квартиру, он не обратил на нее ни малейшего внимания.
 – Да, мы ее видели, – подтвердил Обедиа, немного запыхавшийся от восхождения по лестнице.
 – Она выбежала отсюда злая как шмель! – неуклюжей походкой Такер направился к софе. – На этот раз я ее упустил. Действительно, упустил. – Он сел, оперся локтями о колени и уставился потерянным взглядом в пол. – Я же знал, как на нее действуют разговоры о женитьбе. И зарекался не говорить об этом! Но как вы думаете, о чем я начал болтать? О женитьбе! Потому что все время об этом думал. – Такер поднял голову и показал жестом на кухню. – Понимаете, мы там мыли посуду и были похожи на супругов, которые давно живут вместе. И как только эта мысль пришла мне в голову, я сразу же высказал ее вслух. – Он с досадой вздохнул. – Я хотел побежать за ней. Но подумал, что она может вызвать полицию и меня арестуют.
 – Я не думаю, чтобы она так сделала. – Обедиа снова положил шляпу и пальто на кресло-качалку.
 Внезапно у Такера вырвался громкий смешок:
 – Вы даже не представляете, какая злая она отсюда выбежала!
 – Представляю, – произнес Обедиа.
 – А, ну да, вы же сказали, что видели ее, – вспомнил Такер. – Я скажу вам одну вещь – у меня практически нет шансов увидеть ее снова.
 – Я не стал бы так утверждать. – Старик направился к софе и нарочно смахнул на пол газету. Затем он стал собирать рассыпавшиеся страницы. – Какой же я неловкий, – упрекнул он себя.
 – Оставьте. Сейчас это не имеет никакого значения, – отрешенно проговорил Такер.
 – Ерунда. – Обедиа пошуршал страницами в поисках той, что искал. – Посмотри, какая красивая фотография президентской дочери! Вы ее видели?
 – Нет. – Такер равнодушно глянул на страницу и отвернулся.
 – Вам следует внимательно на нее посмотреть. Она того стоит. – Обедиа протянул ему страницу.
 – Может быть, позже, – махнул рукой Такер.
 – Как хотите. – Старик пожал плечами и поло-ил газету на журнальный столик, развернув фотографию таким образом, чтобы Такер мог ее увидеть. – Но я думаю, это покажется вам интересным.
 – Послушайте, – начал Такер, теряя терпение. – Я видел президентскую дочку раньше. Красивая девушка. – Он в раздражении схватил страницу и посмотрел на фотографию. – Да, очень красивая девушка.
 Когда он попытался положить газету обратно на стол, Обедиа ткнул пальцем в фотографию, снова пытаясь привлечь к ней внимание Такера.
 – Особенно ее глаза. Они такого особенного коричневого оттенка – темные, насыщенные, как швейцарский шоколад. Вам так не кажется?
 – Да, красивые глаза, карие. – Такер на секунду дольше задержал на них взгляд и вдруг присвистнул: – Похожи на глаза Джонези…
 – В самом деле? – спросил Обедиа, глядя через его плечо.
 – И нос как у Джонези, и губы… – продолжал Такер.
 – Правда? Это заметно?
 – Да, заметно, – эхом повторил Такер и бросил газету на столик, тяжело вздохнув. – По-моему, это уже началось. Теперь любая женщина будет напоминать мне Джонези.
 – Вы на самом деле так считаете? – с вызовом спросил Обедиа.
 – Я это знаю. Вы только посмотрите на фотографию Джоселин Уэйкфилд. – И он жестом указал на газету.
 – Вы находите сходство?
 – Сходство?! – крикнул Такер. – Мне кажется, что она точная копия Джонези! Если не принимать во внимание рыжие волосы. – Нагнувшись вперед, Такер прикрыл ладонями ярко-рыжие волосы Джоселин так, что осталось видно только лицо. – Представьте, что у нее темно-каштановые кудряшки, темный макияж и… – Внезапно он запнулся, убрал ладони с фотографии, затем снова их наложил, потом опять убрал и, наконец, сложил на коленях.
 – Это невозможно, – пробормотал Такер, уставившись на портрет. – Этого не может быть.
 – Что?
 Такер ответил не сразу. Он встал, отошел от столика, затем повернулся и обхватил голову руками, взъерошив пальцами волосы.
 – Я схожу с ума, – наконец констатировал он.
 – Почему вы так говорите? – спросил с невинным видом Обедиа.
 – Потому что… – Такер коротко засмеялся, переведя взгляд на фотографию, – на секунду мне показалось, что Джонези – это Джоселин Уэйкфилд.
 – В самом деле? – изумился Обедиа.
 – У них же примерно одинаковые фигуры, рост, а лица – как у близняшек. – Такер снова подошел к фотографии, поднял ладонь. – И политика… Каждый раз, когда я начинал говорить о политике, она быстро старалась перевести разговор на другую тему. А помните, как она сказала, что ее отец работает в правительстве? Но не сказала, на какой должности! Может быть, президентом? И все мы знаем, что супруга президента погибла несколько лет назад в автокатастрофе. Так же как и мать Джонези. А Айова? Она жила там несколько месяцев во время предварительных выборов губернатора. Я помню, тогда даже шутили, будто бы губернатор собирается сделать ее почетным жителем Айовы. – Припомнив еще одну деталь, Такер щелкнул пальцами. – Джонези сказала, что она учительница. У Джоселин Уэйкфилд есть диплом учителя, и она всегда говорит, что хочет сделать карьеру преподавателя.
 – По-моему, это довольно точные совпадения. – Обедиа сел на диван и широко раскрыл глаза.
 – Слишком много точных совпадений. – Не находя себе места от злости, Такер снова подошел к столу, сгреб газетную страницу с фотографией Джоселин и поднес ее ближе к лицу. – Когда я увидел Джонези, она показалась мне знакомой. Но я думал, что это оттого, что я просто встретил женщину моей мечты. – Со всей злостью Такер швырнул страницу на столик. – Держу пари, что она от души посмеялась надо мной! Грейди Такер влюбился в замаскированную Джоселин Уэйкфилд! Старый подлый трюк…
 – Не кипятитесь, – посоветовал Обедиа.
 – Ну а как вы это назовете? – горячо возмутился Такер. – Я с самого начала был перед ней как на ладони. Она прекрасно знала, кто я! Но разве я знал, кто она? Конечно нет. Накормила меня этой сказкой про какую-то Джонези. Не важно, как вы это назовете, но это самый настоящий обман!
 Обедиа нахмурил белые брови:
 – Вы думаете, что ее обман хуже, чем ваш?
 – Мой? – в ярости крикнул Такер.
 – Да, ваш, – повторил Обедиа, лукаво улыбнувшись. Затем посмотрел на заботливо перевязанную ногу Такера. – Ваше колено повреждено не более чем мое. И если у мисс Уэйкфилд ясный ум, то она не могла не понимать, что ваша рана – сущая ерунда.
 – Ну, хорошо. Я действительно притворился, что чувствую себя хуже, чем есть на самом деле, – нехотя согласился Такер. – Но это абсолютно невежливо с вашей стороны сравнивать мою маленькую хитрость с тем, как она сделала из меня дурака! Постойте-ка! – Такер ткнул в Обедиа пальцем. – Вы только что назвали ее мисс Уэйкфилд! Вы точно знаете, кто она такая, и вы даже не удивлены? Вы обо всем догадались раньше? Так вот почему вы так настаивали на том, чтобы я посмотрел эту фотографию!
 – Сожалею, – Обедиа вздохнул, – но на этот вопрос я не мог ответить, не нарушив данной клятвы.
 – Так вы поклялись не говорить мне об этом? – угадал Такер.
 – Ни единого слова не слетело с моих губ. – Старик скрестил на груди руки.
 – Да, да, не слетело, это уж точно. – Такер робко кивнул. – Вы просто поставили меня на верный путь и решили, что у меня достаточно мозгов, чтобы догадаться самому.
 – Предполагаю, что так оно и было.
 – Так и было. – Такер грустно вздохнул. – К сожалению, я догадался об этом только тогда, когда из меня уже сделали дурака. – Он замолчал и бросил на Обедиа острый взгляд. – Интересно, зачем ей понадобился этот маскарад?
 – А почему люди вообще маскируются? – задал Обедиа встречный вопрос.
 – Мы оба знаем ответ. Видимо, она не хотела, чтобы ее узнали.
 – Думаю, это правильный вывод.
 – Но есть еще кое-что, что я хотел бы выяснить. – Такер озадаченно сморщил лоб. – Куда делась охрана, приставленная к ней, чтобы оберегать?
 – Хороший вопрос. – Усевшись в позу лотоса, старик сделал вид, что задумался.
 – Охранники должны были схватить Молли и меня в следующую секунду после того, как Молли сбила ее с ног. Наверняка эта дуреха улизнула от них! – предположил Такер и поднял вверх руки. – Как же это безрассудно с ее стороны! И сейчас она ходит по городу одна – президентская дочка! Неужели не сознает, что ее может похитить какой-нибудь псих?!
 – Но вы ведь не думаете, что такое может произойти на самом деле? – Во взгляде Обедиа промелькнула тень беспокойства, но настолько быстрая, что Такер решил, будто ему это просто показалось.
 – А почему нет? – возразил он. – Если вы ее узнали, и я ее узнал, то не исключено, что ее узнает кто-нибудь еще.
 Обедиа наклонился вперед:
 – И как вы считаете, мы должны поступить?
 Такер заколебался:
 – Не знаю. Может, позвонить кому-нибудь?
 – Думаю, мы всегда можем позвонить в полицию, – согласился Обедиа. – Но что мы им скажем? Что президентская дочка сбежала из своих апартаментов в каштановом парике и сильно накрашенная? И если ее родственники или приближенные не заявят о ее пропаже, то нам придется сильно потрудиться, чтобы убедить в этом полицию. Вы так не думаете?
 – Возможно, – согласился Такер.
 – По-моему, мы только зря потратим бесценное время, убеждаясь, сбежала она или нет. В данных обстоятельствах вам лучше всего поискать ее самому.
 – Мне? – удивился Такер.
 – Кто-то же должен за ней присмотреть, – заявил Обедиа. – И я не думаю, что мисс Уэйкфилд сильно удивится, если вы снова возникнете перед ней. Скорее даже обрадуется.
 У Такера вырвался короткий сухой смешок:
 – Я в этом сильно сомневаюсь.
 – Уверяю, у вас нет причины в этом сомневаться, – заверил его Обедиа. – Мне со стороны показалось, что вы начинали ей нравиться. Возможно, даже больше, чем она считала нужным. Вы поняли, почему она так быстро убежала? Возможно, ее мучили угрызения совести оттого, что вы ей поверили, а она на самом деле не та, за кого себя выдавала.
 – Да, это возможно. – Такер с ужасом осознал, что он безумно хочет в это поверить. И изумился еще больше, когда довел предположение Обедиа до логического конца: – Боже! Неужели вы хотите сказать, что мисс Уэйкфилд мною заинтересовалась? Но она же дочь президента!
 – Но в первую очередь она женщина. С чувствами и желаниями такими же, как и у других женщин. И более того, – добавил Обедиа с улыбкой, – точно такими же, как и у Джонези.
 – В том-то и дело, Обедиа. – Такер опустил голову. – По правде говоря, мое отношение к людям никогда не зависело от их социального статуса. Я был в этом уверен. Но я никогда не стал бы так открыто говорить о своих чувствах, если бы знал, что она Джоселин Уэйкфилд. Я уверен, что делал бы это гораздо осторожнее.
 – Так, может быть, она догадывалась, что так и будет?
 – Может быть.
 – Итак, почему вы все еще здесь? Разве вы не должны сейчас ее искать? – поторопил его Обедиа.
 – Правильно. – И Такер ринулся к выходу.
 – Только сначала вам следует переодеться. – Обедиа расплылся в веселой улыбке, и кончики его белых усов поднялись вверх. – Ночью вы замерзнете в этих шортах.
 Такер глянул на свои голые ноги и сменил направление.
 – Правильно, – сказал он и побежал в спальню. А через две минуты вышел оттуда в джинсах и свитере. Схватив куртку, он бросил на Обедиа быстрый взгляд:
 – Куда она пошла? Вы заметили? – Такер стал рыться в карманах, тихо бормоча себе под нос: – Где-то здесь были мои ключи от машины…
 – Когда я видел ее в последний раз, она направлялась на восток, за угол, – ответил Обедиа. – Но какое направление выбрала потом, не могу сказать.
 – В этом-то и проблема! Куда она могла пойти? – Такер подумал, что у нее могла быть куча вариантов. Он вздохнул, продолжая усиленно копаться в карманах в поисках ключей.
 – Я подозреваю, что человек, в распоряжении которого только один день для осмотра достопримечательностей, проведет его в Моле, – предположил Обедиа. – Тем более именно там мы ее и встретили.
 – И именно по этой причине она туда не вернется. – И чем больше Такер об этом думал, тем логичнее ему казалась эта мысль.
 – Все может быть. Но я думаю, что она все-таки туда вернется, – уверенно заявил Обедиа. – Вспомните, она увлекается историей Америки, а в столице нет для историка места лучшего, чем Мол со всеми его музеями и памятниками. И именно в Моле представлена история Америки. Мисс Уэйкфилд решит, что она с легкостью затеряется там в толпе.
 – Да, мне круто повезет, если я смогу ее там найти. Но если она решит посетить какой-нибудь музей, то может провести там несколько часов, и я никогда ее не найду. Это же немыслимо обойти в поисках все музеи! Все равно что найти иголку в стоге сена. – Такер сунул руку в другой карман: – Где же мои ключи?..
 – Что-то мне подсказывает, что рано или поздно, но она подойдет к мемориалу Тома Джефферсона. Но это просто догадка, – предупредил Обедиа.
 – Хорошая идея, – согласился Такер. – А там рядом есть парковка, если мне, конечно, суждено найти мои ключи.
 – Проверьте правый внутренний карман, – предложил Обедиа.
 Такер опустил руку в этот карман и вытащил связку ключей.
 – Как вы узнали, что они там? – Он удивленно уставился на Обедиа.
 – Слышал, как они зазвенели, когда вы их коснулись.
 – О! – Такер потряс ключи в руке, как будто убеждаясь, что действительно их нашел, и направился к выходу. Потом вдруг остановился в нерешительности, обернулся: – Вы ведь пойдете со мной? Две пары глаз лучше, чем одна!
 – Нет. Я останусь дома, составлю Молли компанию. – Обедиа потрепал собаку по черной голове.
 Такер заколебался:
 – Вы уверены?
 – Абсолютно. Позвоните мне, когда ее найдете.
 – Скрестите пальцы на удачу! И я ее обязательно найду! – заверил Такер выходя из квартиры.
 – Конечно, найдете. Такер… – Обедиа успел его окликнуть, пока тот не ушел, – пока вы будете ее искать, вы должны понять, почему она сбежала от охраны. Мисс Уэйкфилд хотела провести день, как обычный человек, без сопровождения той большой свиты, которая ходит за ней по пятам. Нам с вами это, может, трудно понять, но для нее в этом есть что-то ценное. Можете даже назвать это ранним рождественским подарком.
 Такер задумался на секунду, затем кивнул и вышел из квартиры, крикнув через плечо:
 – Я позвоню вам и сообщу новости. Надеюсь, хорошие!
 Он спустился вниз и направился к парковке, которая находилась позади этого старого викторианского особняка. У Такера был очень старый «Фольксваген»-жук, выкрашенный в нарядный ярко-красный цвет, а к антенне на машине был привязан хвостик енота. Со сноровкой, которая приходит только с большим опытом, Такеру удалось втиснуть свое долговязое туловище в маленькое пространство салона.
 Усевшись в кресло, он вставил ключи в зажигание и выполнил свой обычный ритуал. До того как завести мотор, любовно похлопал машину по панели, затем, дважды нажав на педаль газа, произнес:
 – Просыпайся, Бетси! Время просыпаться и сиять! – и только после этого включал зажигание. Последовали скрежет, завывание и покашливание. Тогда Такер нажал на недаль третий раз. – Давай, Бетси! Ты же можешь это сделать! – упрашивал Такер.
 После очередного покашливания мотор, наконец, ожил. Такер улыбнулся, выжал сцепление, включил заднюю передачу и тронулся с места. Выехав с парковки, он развернулся и проехал по узкой аллее.
 А несколькими секундами позже ярко-красный жук уже катился по улице.
 В течение часа Такер кружил между своим домом и Молом, внимательно осматривая тротуары и входы в метро. Но, в конце концов, решив, что этого достаточно, выехал на трассу Огайо Драйв и потратил двадцать минут в поисках парковочного места. Из множества достопримечательностей Такер решил подойти к мемориалу, посвященному третьему президенту США.
 Он был здесь впервые. Такер сделал вокруг него пару кругов и пристроился возле одной из ионических колонн, окружавших мемориал. В течение следующего часа ему много раз казалось, что он увидел Джоселин, и даже срывался с места, чтобы ее догнать. Но каждый раз его постигало разочарование.
 И вот, наконец, возвращаясь на свое место возле колонны после очередной неудачи, он заметил брюнетку в клетчатой куртке с капюшоном. Она стояла в тени башни напротив шестиметровой статуи Джефферсона, одетого в бриджи и пальто с меховым воротником. И что-то в ее позе и наклоне головы убедило его, что на этот раз он не обознался.
 Весь в напряжении, еле сдерживая темп, Такер пересек розово-серый мраморный пол и приблизился к ней из-за угла. В этот момент он абсолютно точно отдавал отчет своим действиям, но им двигало лишь одно-единственное прочное и непоколебимое чувство правоты.
 Сначала ее лицо было скрыто от него за бронзовой статуей. Но, приблизившись к ней, Такер заметил ее отсутствующий взгляд и понял, что ее совсем не интересует предмет, на который она смотрит. Похоже, Джоселин находилась где-то в другом месте.
 Услышав скрип его ботинок по мраморному полу, она бросила на него беглый подозрительный взгляд и отвернулась, но тут же посмотрела снова. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на радость, но она попыталась тщательно это скрыть, когда Такер к ней приблизился.
 – Что вы здесь делаете? – Это был полувопрос, полуудивление.
 – Вас ищу. – Держа руки в карманах, Такер преодолел последние две ступеньки с легкостью в движениях, которую Джоселин не могла не заметить.
 – О, чудо! Вы больше не хромаете! – Она осмотрела его с гордо поднятой головой. – Удивительно, но еще каких-то пару часов назад вы с трудом стояли па ногах.
 Он опустил голову и смущенно улыбнулся, выражая сожаление:
 – Боюсь, я немного переборщил.
 – Я бы даже сказала – слишком переборщили. – Джоселин попыталась рассердиться, но ее глаза не могли скрыть радости. – Вы меня жестоко разыграли, Такер.
 Он тут же вспомнил слова Обедиа, который сказал, что ее обман не хуже, чем его. Такер окинул взглядом ее парик, макияж и удивился, насколько четко, несмотря на макияж, проглядывают черты той женщины, которую она пытается скрыть. И как могло случиться, что он не видел этого раньше?
 Теперь он мог снять с нее эту маску, всего лишь назвав ее по имени. Но что-то – подсказало ему, что в качестве Джонези она чувствовала себя с ним более комфортно, разве что соблюдала осторожность. И, без сомнений, Джоселин Уэйкфилд попытается скрыться.
 – Жестоко, – признал Такер. – Но ведь знаете, как говорят: чистосердечное признание облегчает душу. А в Вашингтоне эта фраза могла бы стать бестселлером.
 Она слегка улыбнулась:
 – Вы умеете пошутить в любой ситуации.
 Такер улыбнулся:
 – Стараюсь.
 Она прищурила глаза:
 – Как вы узнали, где я?
 – Обедиа догадался. Он сказал, что раз вы интересуетесь историей Америки, то непременно навестите мемориал Джефферсона. – Его внимание привлекла бронзовая статуя. – Может, потому, что Джефферсон был чем-то большим, чем третьим президентом; он также был создателем нашей Декларации независимости, ярый сторонник раздела церкви и государства и покупатель Луизианы. Человек-парадокс: красноречив на бумаге и абсолютно некудышный оратор. Джефферсон отменил рабство и при этом никогда не отпускал на волю своих рабов. – Такер замолчал и снова посмотрел на Джоселин: – Но я думаю, вам все это известно.
 – Да, – подтвердила она и посмотрела вдаль за его спиной. – А где же Обедиа? Он не приехал с вами?
 – Нет, остался дома, с Молли. Он волновался, что вы ушли одна.
 – Когда вы его увидите, передайте, чтобы он не волновался за меня. Со мной все в порядке. – И, не предупредив Такера, она попыталась уйти.
 – Стойте, Джонези! – Такер поспешил за ней.
 – Ну что на этот раз? – спросила она, не останавливаясь.
 – Я вас нашел и хочу извиниться за свое поведение…
 – Извинения приняты.
 Такер не обратил внимания на то, что она оборвала его речь.
 – После того как вы ушли, я переживал, что вы уедете в Айову, и у вас на душе останется осадок от воспоминаний об этом сумасшедшем парне, который неустанно говорил о женитьбе…
 – Жаль, что вы так поздно это осознали. – Бок о бок они прошли между двумя колоннами и спустились вниз по лестнице.
 – Это правда. Но мне было тяжело не мечтать об этом. – Что действительно было правдой. И все еще оставалось правдой.
 – Приберегите вашу лесть для кого-нибудь другого. – В ее взгляде была насмешка.
 – Правда не может быть лестью, – заметил он. – В любом случае я клянусь вам, что до конца дня не скажу об этом ни единого слова!
 Джоселин замерла на третьей ступеньке.
 – Эта клятва вовсе не говорит о том, что мы проведем этот день вместе.
 – Говорит. – Он почесал затылок, глядя на веселую улыбку, игравшую на ее губах. – Я так говорю, потому что хочу загладить мою вину за ваше испорченное утро и устроить вам экскурсию по городу. Для вас, как и для большинства людей, Вашингтон, округ Колумбия – это город, полный памятников и правительственных зданий. Но не все видят другую его сторону – сторону, которая далека от политики.
 – И вы думаете, что я на это соглашусь? – спросила она в изумлении.
 – Пожалуйста, согласитесь, Джонези. – Такер улыбнулся ей самой приятной улыбкой, на какую только был способен. – Я вас немного заинтриговал?
 – Заинтересоваться не значит согласиться, – напомнила она ему.
 – Нет. Но это только начало. Подумайте над этим, Джонези, – посоветовал Такер. – Вы хотите, чтобы у вас была типичная книжная экскурсия по Вашингтону? То есть вы узнаете, что мемориал Джефферсона соединен осью с Ленфантом и что с его ступеней открывается великолепнейший вид на северный фасад Белого дома? – Он указал на особняк, хорошо видимый на расстоянии. Но вдруг заметил, как на лице Джоселин промелькнуло беспокойство, и пожалел, что привел именно этот пример. Такер знал только один выход из этой ситуации. – А вы знаете, какое любимое времяпровождение в Вашингтоне?
 – Какое? – спросила она, заинтересовавшись, хотя на самом деле хотела изменить тему беседы.
 – Кататься верхом на президенте. Испытывая одновременно и шок, и дискомфорт.
 Джоселин захотелось рассмеяться. Что она и сделала.
 – Мне кажется, наступит такое время, когда президенты будут на это согласны, – отозвалась она.
 – Возможно. – В душе Такер восхищался и тем, как Джоселин быстро пришла в себя, и тем, как тактично поддержала своего отца. – Итак, на чем мы остановились, Джонези? Вы предпочитаете провести весь день, проталкивая себе локтями дорогу сквозь толпы туристов, или хотите заняться вещами, которые обычные люди делают по выходным?
 – Какими, например?
 Он покачал головой, отказываясь от оригинальности:
 – Для этого вам нужно мне довериться.
 Она посмотрела ему прямо в глаза:
 – Я не вернусь обратно в вашу квартиру, Такер.
 Он испытал шок.
 – Я не встречал ни одного гида, который мечтал бы отвести экскурсанта в свою квартиру, только если его об этом специально не попросили.
 – Ясно. – Она замешкалась в нерешительности.
 – Ясно как небо Канзаса в августе, – подхватил Такер.
 Джоселин пристально на него посмотрела:
 – Должно быть, я сумасшедшая, если соглашаюсь на это. Я отказалась бы, но, боюсь, вы будете меня преследовать, пока я не сдамся.
 – Если я не ошибаюсь, это означает, что вы согласны? Тогда вперед! – Он взял ее за локоть и повел вниз по ступенькам.
 – Погодите. – Она отдернула руку, пытаясь увернуться от его прикосновений. – Куда мы сейчас идем?
 – Сейчас мы идем к моей машине. Она припаркована возле Огайо Драйв. – Он увидел вопрос в ее глазах и тут же добавил: – А вам известно, что в Вашингтоне на курсах вождения больше не учат, как правильно парковаться?
 – Вы опять шутите, – решила она.
 – Нет, я говорю совершенно серьезно. – Он стал спускаться, улыбнувшись, когда Джоселин машинально последовала за ним. – Инструкторы считают, что это напрасная трата времени. А если вы мне не верите, то спросите любого, кто пытается отыскать в этом городе место для парковки.
 – Но вам все-таки удалось его найти, – сухо заметила она.
 – Это лишний раз доказывает, что чудеса случаются. – Такер улыбнулся.
 – Вы безнадежны. – И, вопреки своему желанию, Джоселин тоже ему улыбнулась.
 И, глядя на нее, на ее веселые сияющие глаза, на ее улыбку, Такер понял, что она права. Он безнадежен – он безнадежно в нее влюбился. Может, любовь была безответная, но он не думал об этом.
 Сейчас время было на его стороне – он точно знал, что Джоселин Уэйкфилд не уедет в Айову.




 ГЛАВА 13


 На парковке Джоселин с умилением наблюдала за Такером, который снова проделал свой нелепый ритуал в поисках ключей по карманам. И с удивлением обнаружила, что ей хорошо в его компании!
 Разум подсказывал Джоселин, что ей ни за что нельзя ехать с ним. Но после того как она убежала из его квартиры, жизнь показалась ей пустой и кучной.
 И хуже всего то, что она была уверена, это было как раз то, чего она хотела, – просто гулять по городу, сама по себе. Целый час она пыталась убедить себя, что наслаждается каждой минутой тогда, как это было далеко от правды.
 Наконец, ключи были обнаружены.
 – Нашел. – Такер потряс связкой.
 – Хорошо. Следующий вопрос – где ваша машина?
 На парковке не было свободных мест, и несколько машин кружили вокруг, пытаясь припарковаться.
 – О, это легко, – ответил Такер и указал рукой. – Вон та машина с енотовым хвостиком на антенне.
 Хвостик возвышался над крышами машин, и Джоселин сразу же его заметила.
 – Надеюсь, он искусственный?
 – Конечно. – Такер искоса на нее посмотрел. – Вы же не думаете, что я хочу обрушить на себя гнев борцов за права животных?
 – Не хотела бы так думать, – улыбнулась Джоселин. – Вы случайно не фанат Дэвида Крокета?
 – Я – нет. Моя мама – да, – улыбнулся он. – Этот хвостик от ее старой енотовой шапки. Она отдала мне его, когда я начал учиться в колледже.
 Джоселин не знала, верить ему или нет.
 – Странный подарок сыну. Он, наверно, должен приносить удачу или что-то в этом роде?
 – «Что-то в этом роде», – подтвердил Такер, смеясь. – Мама волновалась, что я забуду, где припарковал машину, и не смогу ее найти. Должен заметить, этот енотовый хвостик не раз спасал мои туфли от износа. И все еще спасает.
 – Не могу поверить. – Джоселин остановилась с открытым ртом. Ее изумлению не было предела, когда она увидела этот насекомоподобный автомобиль с болтающимся на антенне отростком. Затем она перевела удивленный взгляд на высокого долговязого мужчину. – Но это же смешно! Вы ездите на «Фольксвагене»?
 – Ага. – Он нагнулся, чтобы открыть для нее дверцу.
 – Как же вы в него вмещаетесь? – Она уставилась на ковшеобразные сиденья и тесный интерьер.
 – Это все дело практики.
 Джоселин медленно подошла к ярко-красной машине:
 – Неужели такие игрушки снова выпускают?..
 – Уже нет, это вовсе не новая продвинутая модель.
 Джоселин остановилась, держась рукой за крышу и поставив одну ногу в салон.
 – Вы хотите сказать… что… – Она старалась подобрать слово.
 Такер ей подсказал:
 – Да, это одна из эксклюзивных моделей. Осторожнее, не ударьтесь головой о крышу.
 Джоселин воспользовалась его мудрым советом и осторожно залезла внутрь. Это оказалось не так сложно, как она думала. Такер дождался, пока она окажется внутри, захлопнул дверцу и направился к водительскому месту.
 – Какого года эта машина? – спросила Джоселин, когда он уселся.
 – Шестьдесят третьего. – Такер похлопал панель, потом что-то пробурчал себе под нос и выжал сцепление.
 – Удивительно, что она все еще ездит, – восхитилась Джоселин, когда после первого поворота ключа мотор загудел и закашлял.
 – Я вам больше скажу – Бетси не только выглядит как модель, но еще и первоклассно ездит!
 – Бетси?
 – Да, я ее так называю.
 – Бетси. Это из песни «Небеса для Бетси»? – предположила Джоселин.
 – Вы угадали. – И Такер от души засмеялся таким заразительным смехом, что Джоселин не могла не засмеяться с ним вместе. Ей было до странности приятно оттого, что она так точно угадала.
 – И как долго у вас Бетси? – спросила она, когда он стал выезжать с парковки задним ходом.
 – С седьмого класса. Я купил ее у старика, который жил недалеко от нас. Она уже тогда была не новой.
 – Я так понимаю, Бетси ваша первая машина?
 Такер утвердительно кивнул головой:
 – Я – верный.
 – Или же очень экономный, – подшутила Джоселин.
 – А я и не отрицаю, что Бетси очень экономичная в содержании машина. И очень юркая, как насекомое! – Он улыбнулся, когда Джоселин рассмеялась над этим сравнением. – Кроме того, ей не требуется капитального ремонта. Что очень хорошо для машины, которая уже почти стала классикой. Но это вовсе не означает, что у Бетси нет недостатков.
 – Например?
 – Во-первых, в ней очень сложно заниматься любовью с девушкой на заднем сиденье. Особенно для меня. Однажды я туда сел – и для девушки совсем не осталось места. – Он пропустил несколько машин и вырулил на трассу.
 Джоселин захохотала:
 – Это разговор о стеснениях в вашей социальной жизни.
 Нахмурившись, Такер слегка ее упрекнул:
 – Ну, и кто из нас теперь отпускает злые шутки?
 – Как говорится, с кем поведешься… – заключила Джоселин, удивившись легкости их общения. Но внезапно помрачнела: – Подождите. Не хотите ли вы сказать, что вы приехали на ней из Канзаса?
 – У меня не было другого выхода, – ответил он. – За мной же не могли выслать самолет с местом для нее. А везти Бетси в грузовой машине слишком дорого.
 – Потрясающе!
 – На самом деле дорога заняла у меня не так много времени, как вы можете подумать. – Он искоса взглянул на Джоселин. – С попутным ветром Бетси может ехать очень быстро. – И как будто в доказательство маленькая машина молнией промчалась по улице. – Но в Вашингтоне скорость не так важна, как надежность, – добавил Такер.
 – И Бетси, без сомнений, отвечает всем требованиям надежности? – заметила с иронией Джоселин.
 – Нельзя сказать, что у нее нет плохих сторон, – проговорил Такер с подчеркнутой медлительностью. – На морозе ее очень сложно завести. Но, я ее в этом не обвиняю. Когда холодно, я и сам с трудом завожусь.
 – Как и все мы. – Джоселин откинулась назад и попыталась расслабиться и наслаждаться жизнью. Но это оказалось сложно сделать, поскольку она не могла не смотреть на Такера. Ее словно притягивали к себе четкие, угловатые линии его профиля. Ей нравились его грубые мужские черты, такие естественные, открытые, сильные.
 – Нам с Бетси нравятся объездные дороги, – объяснил Такер. – Мы не любим автострады и скоростные трассы.
 Джоселин могла бы с ним согласиться, но это снова привело бы их к разговору о женитьбе – разговору, который ей был неприятен. Может быть, потому, что ей совсем не хотелось думать о завтрашнем дне. Ей хотелось наслаждаться этим днем, этим моментом.
 – Вы когда-нибудь ездили по объездным дорогам?
 – Иногда приходится. Но только если они не очень длинные. Обычно я спешу, и у меня нет времени тащиться. То есть я предпочитаю скоростные дороги.
 – Больше половины человечества находится в вечной спешке, – согласился Такер. – Мы можем даже не знать, куда спешим, но готовы поклясться, что будем вовремя.
 – Жизнь может быть очень насыщенной. – У нее-то точно была именно такая.
 – Если она насыщенная, то тем более нужно останавливаться, чтобы понюхать цветы. – Такер замолчал и бросил на нее беглый взгляд. – Хотя кто-то скажет вам, что наш национальный цветок – это клевер из бетона.
 Джоселин опять рассмеялась, и ее смех тронул его до глубины души. Он заметил, что она начинает расслабляться. Стараясь продолжать в том же духе, Такер поддерживал эту спокойную болтовню, приукрашивая ее шутками. Он ни разу не попытался выудить из нее какую-то личную информацию, позволяя ей самой рассказывать что захочется.
 Когда они пересекли мост через Рок Грик и въехали в Джорджтаун, Джоселин подозрительно на него посмотрела:
 – Только не говорите, что вы хотите показать мне исторический Джорджтаун.
 – Не-а. Хотя Бетси с удовольствием пообщалась бы с его узкими улочками. Но у меня есть более захватывающее предложение, чем кататься мимо сбившихся в кучу магазинов и модных ресторанов, – заявил он. – Большинство людей любят проводить время подобным образом, но меня это совсем не прельщает.
 – Тогда куда же мы едем?
 – Увидите. – Такер поехал в западном направлении, через знаменитый деловой район. – А знаете, вы ведь еще не спросили, чем я зарабатываю на жизнь.
 – В этом нет необходимости. Через две минуты после нашего знакомства я сложила все факты и поняла, что вы тот самый Грейди Такер, которому принадлежит колонка «Мнение Такера». – На лице Джоселин застыло выражение самодовольства.
 – Вы читали мою колонку? – Он выглядел удивленным и польщенным.
 – В Айове тоже читают газеты, – с укоризной пошутила Джоселин.
 Такер вздрогнул:
 – Очень тронут. – Он немного помолчал, а затем строго глянул на нее: – Но это несправедливо сказать автору, что вы читали его колонку, и не сказать, что вы об этом думаете.
 – Вы правы, несправедливо. – Ее улыбка стала шире, а взгляд нежнее. – Мне кажется, ваша колонка полностью вам соответствует: временами смешная, постоянно провоцирующая, но никогда не унижающая.
 Его вздох выразил разочарование:
 – Как печально, что вы не сказали «стройный» и «очаровательный». К сожалению, я ни разу не слышал, чтобы к газетным статьям применяли такие прилагательные.
 – И я не слышала. – Справа Джоселин увидела территорию Джорджтаунского университета. – Но в вашей колонке есть одна вещь, которая называется «переходить все границы», напрашиваясь на комплименты.
 Настала очередь Такера смеяться:
 – Но ведь я абсолютно откровенен! Это один из тех случаев, который доказывает, что правда глаза колет.
 Когда университет остался позади, Джоселин принялась рассматривать дорогу, по которой они ехали.
 – Вы везете меня к водопадам? – Она не знала, куда еще может привести эта дорога.
 – Вы уже бывали здесь раньше? – спросил Такер.
 – Да, была.
 И в ее памяти сразу же всплыла живая картинка с потрясающими водопадами, созданными рекой Потомак, которые падают со стометровой высоты и проглатываются ущельем, выложенным массивными валунами. Во время весенних паводков эти водопады превосходят Ниагарские.
 – Впечатляет, правда?
 – Очень.
 Проехав еще милю, Такер внезапно хлопнул по рулю:
 – Я забыл позвонить Обедиа! – Наклонившись вперед, он начал осматривать территорию. – Ага, здесь должны быть телефонные будки.
 До того как Джоселин вникла в суть дела, Такер включил поворот и поехал в сторону лодочной базы. Возле телефонной будки он остановился и выключил мотор.
 – Это не займет больше минуты. – Он открыл дверцу и стал выбираться из машины, затем посмотрел на Джоселин: – Хотите пойти со мной? Обедиа очень обрадуется, если вы сами с ним поговорите.
 – Хорошо. – Она неумело отстегнула ремень безопасности, с трудом сообразив, как это делается.
 К тому времени, когда Джоселин присоединилась к Такеру, он уже беседовал по телефону с Обедиа.
 – Да, она была как раз там, где вы подсказали мне ее искать – у мемориала Джефферсона. – Он обернулся к ней, вслушиваясь в вопрос Обедиа. – Да, она в порядке. – Мимо проехала машина с неисправным глушителем, и Такер крепче прижал телефонную трубку к уху. – Что вы сказали? Где мы? – Он осмотрелся. – На одной лодочной базе. – Снова последовала короткая пауза. – Это хорошая идея. Может быть, мы сможем. Подождите минутку. – Он опустил трубку, прикрыв ее ладонью. – Обедиа предлагает нам встретиться и поужинать втроем. Что вы на это скажете?
 Когда Джоселин подумала о вариантах, ужинать в одиночестве или с Такером, она пожала плечами:
 – А почему бы и нет?
 Такер убрал ладонь с трубки и снова поднес ее к уху:
 – Вы можете встретиться со мной и Джонези, скажем, в семь часов? – Ответ явно был утвердительным. – Выберите ресторан, и мы туда подъедем. – Он кивнул, одобрив выбор. – Я знаю, где это. Хотите поговорить с Джонези?.. Вот она.
 Джоселин взяла трубку, стыдясь той теплой дрожи, которая прошлась по ее телу, когда их пальцы соприкоснулись. Из-за этого ее голос немного сорвался.
 – Привет!
 – Надеюсь, Джоселин, вы не очень на меня сердитесь за то, что я подсказал Такеру, где вас искать, – спросил Обедиа вместо приветствия.
 – Должна была, но не сержусь, – заверила она его.
 – Отлично. Я уверен, что у вас есть планы на сегодняшний день, поэтому не буду вас задерживать. Увидимся в семь.
 – Будем вас ждать. – Попрощавшись, Джоселин повесила трубку и повернулась к Такеру.
 – Вы катались когда-нибудь на байдарке? – спросил он, удивив Джоселин неожиданным вопросом.
 – Сто лет не каталась.
 – Так, может, нам спуститься по каналу на байдарке? – Такер жестом указал на ряд байдарок. – Погода изумительная, вода спокойная, и у них много свободных байдарок.
 Она посмотрела на байдарки, затем на Такера.
 – Так вот что было у вас на уме все это время? – угадала она.
 – Вы можете придумать более идиллическое времяпровождение? – возразил он. – Мы вдвоем на фоне прекрасного пейзажа, в историческом месте все это без банды туристов. – Такер увидел, что Джоселин расплылась в улыбке, и понял, что она согласна еще до того, как она ответила. – Так вы согласны?
 Слово «идиллическое» великолепно подходило для описания – так решила Джоселин, когда они мирно скользили на байдарке по каналу вдоль города Часапика. Впереди них бежала узкая полоска воды, сияющей на солнце, как алмазное покрывало. А по обе стороны опавшие листья, осенние цвета которых ожили в воде, играли рубинами и золотом.
 – Я думаю, вам известно, что этот канал – детище самого Джорджа Вашингтона? – Такер опустил весло в воду.
 Джоселин кивнула, вспоминая факты.
 – Да, он был одним из инвесторов этого канала и даже возглавлял один из этапов его строительства. Вашингтон хотел, чтобы канал начинался в заливе Часапик и соединялся с рекой Огайо. Но это только удалило его, как Камберленд в Мериленде.
 – Когда строительство железных дорог В и О было завершено, канал устарел и утратил свою важность.
 Такер дополнил рассказ Джоселин с того места, где она остановилась.
 – А сейчас он тянется всего на двадцать две мили. Они увидели бегуна, мчащегося вдоль канала по тропинке. Он был в наушниках и модном спортивном костюме. Треск его ботинок по гравию вторгался в тишину. На фоне древних дубов и гигантских кленов бегун выглядел абсолютно нелепо и не вписывался в пейзаж.
 – Однако я могу легко представить, как канал выглядел в то время, – произнесла Джоселин.
 – В теплое время года здесь можно купить тур и покататься на древней реставрированной лодке. При этом вас будет сопровождать гид в костюме того времени, а быки будут тащить вашу лодку на бечевках. – Такер вынул весло из воды, положил его на колени, позволив лодке плыть самой.
 – Я слышала об этом, – сказала Джоселин, с жадностью вдыхая влажные запахи, кружащиеся над водой. – Это похоже на путешествие в прошлое.
 Джоселин смотрела вдаль, и Такер мог изучить ее профиль. Улыбнувшись сам себе, он снова опустил весло в воду.
 – Вы так и собираетесь сидеть и наслаждаться видами или все-таки поработаете веслом? – упрекнул он ее.
 Она оглянулась, бросив на него веселый взгляд, и опустила весло в воду.
 – Командир!
 В отместку Такер начал петь:
 – «Греби, греби, греби веслом…»
 Рассмеявшись, Джоселин присоединилась. Исполнив эту старую песню немного фальшиво, но в целом впечатляюще два раза, они завели ее в третий раз. На полпути Джоселин сбилась и запуталась в словах. Пытаясь настроиться на нужный лад, она запутала и Такера, их пение быстро переросло в хохот.
 Однако оно задало настроение на всю остальную часть дня. Они не могли быть серьезными. Не проходило и двух минут, чтобы кто-то из них не отпускал острых шуточек.
 И этот смех, казалось, послужил создателем других совместных моментов, более трогательных и более важных.
 Например, спокойных моментов, когда несколько диких уток подлетело к воде, прорезая сияющую гладь, прежде чем грациозно на нее опуститься. Или трепетных моментов, когда в воде, словно в зеркале, отражались яркие одеяния вздымающихся кленов, растущих вдоль берега. И, конечно, бесценных моментов, когда встречались их взгляды, и все становилось ясно без слов.
 Когда они возвращались к лодочной базе, алое солнце уже почти опустилось за горизонт. Заря раскрасила облака, рассеянные на западном небе, в оранжевые и розовые тона.
 Довольная и абсолютно беспечная Джоселин залезла в «Фольксваген» и пристегнулась. На обратном пути в город никто из них не сказал ни слова. Это, как решила Джоселин, и было что называется контактным молчанием, когда нет необходимости в разговоре.
 – Проголодались? – спросил Такер, заехав на общественную стоянку.
 – Умираю от голода, – призналась Джоселин. – Не знаю от чего – то ли от свежего воздуха, то ли от гребли, а может, от всего вместе.
 – И еще потому, что с тех пор, как мы ели в последний раз, прошло очень много времени, – напомнил он.
 Это «мы» прозвучало так естественно, так фамильярно, что вызвало чувство легкой интимности, и Джоселин стало так же уютно, как и от предыдущего молчания. Она старалась не обращать внимания на внутренний голос, запрещающий ей привыкать к этой ситуации. Сейчас ей хотелось ею только наслаждаться.
 – Да, это было давно, – согласилась она.
 – Мой желудок утверждает, что это было еще дальше, чем давно! – Такер заехал на парковку, предназначенную для маленьких автомобилей. Жукообразный «Фольксваген» имел на это полное право и даже еще чуть-чуть в придачу. Такер заглушил мотор и открыл дверцу со своей стороны.
 – Ресторан в квартале отсюда. Я надеюсь, что вы не будете возражать против того, чтобы прогуляться. Я вовсе не упрашиваю.
 – Я совсем не возражаю, – ответила Джоселин. После стольких лет, когда ее буквально ловили у одних дверей, доводили до других, где всегда ожидала охрана, чтобы потом сопроводить внутрь, предложение прогуляться по кварталу прозвучало очень заманчиво. Джоселин испытала уже знакомое чувство свободы, когда открывала дверцу и вылезала из автомобиля без посторонней помощи. Даже Такер не успел подскочить к ней, чтобы помочь.
 Заперев обе дверцы, они зашагали к будке, чтобы заплатить за стоянку. Джоселин дожидалась в сторонке, пока Такер отыскивал в карманах деньги и платил. Он вернулся, покачивая головой и с недоуменным выражением на лице.
 – А вы знаете, что парковка Бетси на вечер стоит не дешевле, чем ее ремонт?
 – В Вашингтоне меня это не удивляет, – засмеялась Джоселин.
 Взяв ее под руку, Такер повел Джоселин к тротуару.
 – Я хочу сказать, что следующему политику, который пообещает в каждый гараж вторую машину, сначала нужно будет убедиться, что на парковках для них есть свободные места.
 – Эта мысль из «Добычи Такера», – кокетливо произнесла Джоселин.
 – Я был вынужден ее вспомнить. – Он повернулся к ней и расплылся в улыбке, которая выражала нежность и восхищение.
 Джоселин внезапно почувствовала, как заколотилось ее сердце и ей стало жарко. Пытаясь преодолеть это волнение, она отвернулась.
 – С какой стороны находится ресторан?
 – Вон с той. – Такер указал направо.
 Он отпустил ее руку, так как они оба ринулись в этом направлении, Такер был вынужден замедлить шаг, чтобы с ней поравняться.
 Солнце зашло, вечерний воздух сразу стал по-зимнему холодным. Их дыхания превращались в паровые облачка.
 Джоселин рассматривала улицу с ее многочисленными магазинами и темными витринами. Она заметила три ресторана, где над входом горели неоновые вывески. Два находились на той стороне улицы, по которой они шли. Люди заходили и выходили из них. Создавалось впечатление, что воскресная ночная жизнь вовсю бурлит.
 – Мы опаздываем? – поинтересовалась Джоселин. Такер посмотрел на часы в свете ближайшего уличного фонаря..
 – Если верить моим часам, то у нас в запасе еще две минуты. Я думаю, вам понравится «Донни Франкс».
 – Сейчас я буду рада любому ресторану. – Вдалеке на углу она заметила сияющую вывеску, где зелеными буквами было написано «Донни Франкс».
 – По-моему, Обедиа выбрал это местечко как компромисс. Он слышал, что я люблю мексиканскую кухню, вы – итальянскую, а в «Донни Франкс» кухня исключительно американская.
 – Это похоже на Обедиа. – Простого упоминания об этом старичке было достаточно, чтобы вызвать улыбку на губах Джоселин.
 – Я немного удивлен, что ему известно о «Донни Франкс», – задумчиво произнес Такер. – Местные жители любят этот ресторан. Но люди из провинции бывают здесь редко. Это одна из тех забегаловок, в которых скромный интерьер, но шикарная кухня.
 – Надеюсь, у них нет дресс-кода, – сказала Джоселин, внезапно застыдившись своего поношенного одеяния.
 Даже обладая богатым воображением, ее туалет нельзя было отнести абсолютно ни к какому стилю. И уж тем более она не надевала ничего похожего на сегодняшний наряд в тех редких случаях, когда ужинала с отцом вне Белого дома.
 – Если есть, то нам обоим не повезет, – усмехнулся Такер. – Но к счастью, это одно из тех заведений, куда можно приходить в чем хочешь. Именно поэтому горожане и любят приходить сюда после рабочей недели без костюмов и галстуков. Если вы успели заметить, это стандартная одежда Вашингтона.
 – Я заметила. – Джоселин подождала, пока Такер прошел первый и открыл перед ней дубовую дверь со стеклом.
 Войдя внутрь, они окунулись в теплый ресторанный воздух, состоящий из совокупности разных вкусных запахов, возбуждающих аппетит. Однако вдыхая его, чуткое обоняние Джоселин быстро отделило аромат свежеиспеченного хлеба от аромата яблочного пирога с корицей, запах жареной курицы от запаха ростбифа.
 Прижав руку к бурлящему от голода животу, она огляделась по сторонам. Ее просто очаровал скромный интерьер ресторана в стиле Старого Света: темные деревянные колонны, приглушенный свет и ненавязчивые бледно-золотые узоры античной тематики на стенах.
 – Позвольте мне повесить вашу куртку, – предложил Такер. При этом его собственная уже висела у него на руке.
 – Да, пожалуйста.
 С его помощью Джоселин сняла свою клетчатую куртку и подождала возле входа, пока Такер вешал их одежду в раздевалке. Он похлопал по черной шляпе, лежащей на полке, привлекая к ней ее внимание.
 – Обедиа, кажется, нас опередил, – заметил Такер, возвращаясь к Джоселин.
 – Держу пари, что Обедиа всегда пунктуален, – улыбнулась она Такеру, понимая, что они оба испытывают симпатию к этому джентльмену. – Посмотри, мама! – услышала Джоселин поблизости восторженный юный голос. – Ты видела, кто это?
 Джоселин остолбенела на месте. Она побледнела, ее сердце забилось, как у загнанного в угол кролика. И поняла, что ее разоблачение неизбежно.




 ГЛАВА 14


 – Где, дорогой? – с интересом спросила мама ребёнка нежным, культурным голосом.
 – Вот!
 Джоселин боялась повернуться, потому что, не глядя, ей было легче поверить, что мальчик имеет в виду вовсе не ее. Она взглянула на Такера, который сосредоточенно смотрел на ребенка. На его лице застыло удивление.
 Тем временем мальчик пылко зашептал:
 – Это Санта-Клаус, мама. Я узнал его!
 Джоселин испытала огромное облегчение. Она так перенервничала, что почувствовала, что к горлу подступил приступ хохота. С большим трудом ей удалось его проглотить, когда она все-таки повернулась.
 Джоселин увидела молодую темнокожую пару, стоящую перед сводчатым входом в зал ресторана. Супруги обменялись теплым снисходительным взглядом поверх головы взволнованного шестилетнего мальчика, стоящего между ними.
 Женщина наклонилась к ребенку:
 – Солнышко, я не думаю, что это Санта!
 – Это он! Ты видишь? – Мальчик показал пальцем в зал. – У него белые волосы и белая борода! И он в красном свитере!
 Такер нагнулся к самому уху Джоселин и прошептал:
 – Это, должно быть, Обедиа.
 Джоселин кивнула, чувствуя себя глупо. Этот неправильный вывод немного выбил ее из колеи. И даже теперь, когда ее разоблачению ничего не угрожало, она все еще не могла избавиться от нервозности.
 – Но даже если у него белые волосы и красный свитер, это вовсе не означает, что он – Санта-Клаус, Браэн, – терпеливо объяснил ребенку его отец.
 – Но, папа, это он! – настаивал мальчик. – Я знаю! Я могу с ним поговорить? Санта не станет возражать. Честно.
 – Мы поговорим об этом за столом, – предложил отец и поднял вверх три пальца, показывая одетому по форме официанту, что им нужен столик на троих.
 Когда мальчик начал возражать этому решению, мать его утихомирила, положила руку ему на плечо и увлекла в обеденный зал.
 Подведя Джоселин к сводчатому входу, Такер тихо заметил:
 – Лично я не знаю никого, кто походил бы на Санта-Клауса больше, чем Обедиа.
 – Да, он как настоящий, – подтвердила Джоселин, глядя сияющими глазами на человека, о котором шла речь.
 С белыми как снег волосами и в красном свитере Обедиа не мог остаться незамеченным. Он расположился возле стены за столиком на троих. Сразу же заметив Такера и Джоселин, Обедиа помахал им рукой и встал из-за стола. На его блестящем коричневом лице сияла улыбка.
 Маленький мальчик воспринял этот жест в качестве приглашения. В одно мгновение он очутился возле столика Обедиа и замер в шаге от него с широко раскрытыми глазами.
 – О, здравствуй, малыш, – обратился к мальчику Обедиа, увидев, что Такер с Джоселин направились к нему.
 Как только мальчик услышал густой, низкий бас Обедиа, его лицо просияло.
 – Я знал! – заявил он, чуть ли не задыхаясь от восторга. – Вы…
 Но тут мама не дала ему договорить, схватив его за плечи и прикрыв рот своей ладонью.
 – Простите, – смущаясь, произнесла она. – Простите моего сына. Вообще-то он воспитанный мальчик, просто он думает, что вы Санта-Клаус.
 – А! – Обедиа кивнул, показывая, что он все понимает, и глянул на мальчика яркими черными глазами: – Значит, ты думаешь, что я Санта-Клаус?
 Ребенок, которого внезапно заставили замолчать, медленно кивнул и уставился на Обедиа теперь уже со страхом.
 – Это все из-за бороды? Я угадал? – Обедиа коснулся своих белоснежных усов.
 – И из-за красного свитера. – Мальчик осторожно указал на него пальцем.
 – И свитер тоже. О, мой милый, – пробормотал Обедиа и вздохнул с поддельным сожалением. Затем перевел сияющий взгляд на Джоселин, которая уселась рядом с ним. – Маленький Браэн принял меня за Санта-Клауса.
 В глазах Джоселин отразилась тревога, и она быстро прошептала:
 – Он рассказал кому-нибудь об этом? – Она мельком взглянула на удивленных посетителей за соседними столиками, наблюдающих за этой сценой.
 – Не знаю. Ты рассказал, Браэн? – спросил Обедиа.
 – Только маме и папе. – Мальчик посмотрел на отца, затем прошептал: – Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что ты Санта? И поэтому не надел свою меховую шубу?
 – Ты очень умный мальчик, Браэн.
 Он гордо кивнул:
 – У меня только хорошие отметки.
 – Это замечательно, – похвалил его Обедиа.
 Но в данный момент школа интересовала ребенка меньше всего.
 – Ты оставил своих оленей и сани на улице? Я могу на них посмотреть? – взволнованно спросил он.
 – Браэн, – произнесла с надеждой мама.
 – Нет, на этот раз я путешествую не на оленях. Я оставил их дома, – ответил Обедиа с очень серьезным видом.
 На лице мальчика отразилось разочарование.
 – И даже Рудольфа?
 – И даже Рудольфа, – с сожалением подтвердил старик.
 Маленький Браэн поднял голову и с любопытством спросил:
 – А как же вы сюда приехали?
 – Я не могу тебе об этом рассказать, – покачал головой Обедиа, и его брови выгнулись белой дугой. – Это секрет.
 До того как расплыться в улыбке, губы мальчика сформировали большое «О». И тут он впервые заметил Джоселин, сидящую рядом, и долговязого мужчину, стоящего возле нее.
 – А это ваши друзья? – удивился мальчик.
 – Да, друзья. Мисс Джонс, мистер Такер, я рад вам представить маленького Браэна и его маму… – Обедиа посмотрел на стройную женщину.
 – Барнс. Даяна Барнс. – Она повернулась к мужчине, который приближался к их столу. – А это мой муж, Энтони Барнс, – сказала она и представила Джоселин и Такера своему мужу, но замешкалась с Обедиа, не зная, как его назвать.
 Но для Браэна такой трудности не было.
 – Папа, это Санта-Клаус, – с гордостью объявил он и затем добавил: – Я же тебе говорил, что это он.
 – Как поживаете, мистер Барнс? – Обедиа протянул руку отцу ребенка. – Рад с вами познакомиться. У вас замечательный сын!
 – Спасибо. – В очках с золотой оправой, в темном пиджаке и рубашке, застегнутой на все пуговицы, Энтони Барнс больше походил на молодого профессора, которому проще справляться с цифрами, чем с фантазиями маленьких детей. Но чувствовалось, что он по-настоящему любит своего сына. По всему было видно, что он благодарен Обедиа за то, что тот уделил внимание его ребенку. Энтони Барнс кивнул Джоселин и Такеру, выражая свою признательность, и попытался принести им всем извинения, что получилось у него очень неловко.
 – Я надеюсь, вы все простите моего сына за то, что он возник на вашем пути.
 – Не стоит извиняться, мистер Барнс. Все в порядке, – заверил его Обедиа. – Не думайте об этом.
 – Это очень мило с вашей стороны. – Осознавая, что они привлекают к себе внимание окружающих, Энтони Барнс попытался быстрее закончить беседу: – Я думаю, нам пора возвращаться к нашему столику. Браэн, поблагодари мистера… Клауса, – он застыдился, произнеся это имя, – за то, что он потратил на тебя время.
 Обернувшись, Браэн посмотрел на отца умоляющими глазами:
 – Я хочу спросить Санту кое о чем.
 – Ты должен сказать «можно мне спросить», – автоматически поправила его мама.
 – Можно? Пожалуйста! – добавил Браэн для вежливости.
 Уловив неуверенный взгляд Обедиа, Энтони попытался быть строгим:
 – Я считаю, что ты уж достаточно наскучил им своими вопросами. – Но произнес это так неуверенно, что Браэн тут же заныл: «Ну, пап…»
 Обедиа пришел ему на помощь:
 – О чем ты хотел меня спросить, Браэн?
 Мальчик тут же смутился, низко наклонил голову, почти к самой груди, дотронулся пальцем до своих губ и стрельнул глазами по сторонам. Многочисленные посетители с интересом за ними наблюдали.
 – Могу я сказать это на ушко? – спросил он чуть слышно.
 – Конечно! – Обедиа нагнулся, подставив мальчику свое ухо.
 Поднявшись на цыпочки, мальчик сложил ладошки, прижал их к своим губам и что-то прошептал Обедиа в самое ухо. Ресторан неожиданно затих, но никто не услышал ни единого слова – только шипящие звуки. Просьба мальчика была очень короткой.
 Выпрямившись, Обедиа расплылся в широкой улыбке.
 – Я думаю, что смогу это сделать. – В его черных глазах горели такие же огоньки, как и в глазах ребенка.
 И вдруг он приложил руки к своему круглому животу, и все услышали низкий добродушный и абсолютно естественный смех:
 – Хо! Хо! Хо!
 Но Обедиа не ограничился тремя традиционными «хо-хо-хо», как это делают Санта-Клаусы. Он смеялся секунд десять, наполнив помещение звонким хохотом. И, не выдержав, люди тоже начали смеяться: кто-то сдержанно, кто-то смущаясь. Было такое ощущение, что происходит что-то необыкновенное; вокруг не было ни одного неулыбающегося лица, и во всех глазах мелькали веселые огоньки. Джоселин хотелось плакать, отчего – она не могла объяснить.
 – Вот это да! – выдохнул Браэн, проникнутый благоговейным страхом.
 – Этого достаточно? – Обедиа стоял, прижимая руки к губам, улыбаясь от уха до уха. Он был похож на счастливого Санту.
 – Да, – снова выдохнул мальчик.
 – Скажи Санте спасибо. – На этот раз у Энтони Барнса не возникло проблем с именем Санты.
 – Спасибо, Санта. – Мальчик по-прежнему выглядел немного оцепеневшим и ослепленным.
 – Пожалуйста, – ответил Обедиа. – И не забывай вести себя хорошо. Во имя Господа. – Затем последовала пауза. Белые брови Обедиа изобразили дугу, и во взгляде отразилась мудрость. – Браэн, ты знаешь, что это значит?
 Мальчик прикусил нижнюю губу и затем произнес с сожалением:
 – Я не уверен.
 – Я имею в виду, – Обедиа снова нагнулся к мальчику, – ты должен быть хорошим не потому, что кто-то даст тебе за это игрушку или позволит не ложиться спать. Ты должен быть хорошим, потому что это правильно.
 Мальчик озабоченно сморщил лоб:
 – Но я ведь ребенок. Как я узнаю, что правильно?
 – Узнаешь, – заверил его Обедиа, а затем дотронулся до его груди: – Прямо здесь. Сердцем мы чувствуем, когда поступаем плохо, а когда хорошо. Ведь так?
 Браэн опустил голову, и в этом жесте было что-то виноватое.
 – Да, – вздохнул он.
 – Я так и думал. – Мягко улыбаясь, Обедиа выпрямился. – И не забывай. Ты должен быть хорошим во имя Господа.
 – Я буду, – пообещал Браэн, и в зале послышались возгласы одобрения.
 – Спасибо, Санта. – Энтони Барнс улыбнулся.
 Ободренный словами отца, Браэн эхом повторил:
 – Да, спасибо, Санта. – Когда родители стали его уводить, он оглянулся еще раз. – Передай от меня привет Рудольфу, Санта! И Дашеру, и Дансеру, и Прансеру, и Блитсену и всем остальным оленям!
 – Передам, – пообещал ему Обедиа и помахал на прощание рукой. Затем занял свое место и опять засмеялся.
 Такер отодвинул от стола стул и сел поближе к Джоселин.
 – Обедиа, если ты когда-нибудь решишь сменить род занятий, то из тебя получится превосходный Санта-Клаус, – заметил он, открывая перед собой меню и улыбаясь.
 Обедиа усмехнулся:
 – Я приму это к сведению.
 – Но это правда! – улыбаясь, подтвердила Джоселин. – В том, что ты Санта-Клаус, ты смог убедить не только Браэна! Даже его родители тебе поверили! Более того, весь этот ресторан наполнился рождественским настроением! – Она сама все еще ощущала его внутри себя. – Это было видно в каждом взгляде окружающих!
 – Рождественское настроение, – повторил задумчиво Обедиа. – Мы часто слышим эту фразу. – Он замолчал и вопросительно посмотрел на сидящую перед ним пару: – Как вы думаете, что она означает?
 Такер сказал: «Счастье», Джоселин – «Радость!».
 – Оба этих слова означают, что человек переполнен теплыми и замечательными чувствами, – заключил Обедиа, одобрительно кивнув, и перешел к детальному разъяснению: – Вы радуетесь не только за себя, но и за других людей, радуетесь жизни и всему миру в целом. В эти моменты вы ощущаете некую внутреннюю удовлетворенность.
 – Мир на планете, доброжелательность ко всем людям, – пробормотал Такер, улыбаясь сам себе.
 – Да. И вы следовали моей идее. – Обедиа улыбнулся еще шире, выражая одобрение. – Мир и радость. Радость и мир. Независимо от порядка перечисления одно автоматически следует за другим. И вдобавок ко всему, – в его глазах снова отразились мудрость и знание, – в Священном Писании Иисус говорит: «Я пришел, чтобы вы могли жить и наслаждаться жизнью». Он ведь не сказал, что Он пришел, и, следовательно, вы можете жить и думать о завтрашнем дне и переживать за вчерашний. Я вспомнил эпиграмму, которую однажды услышал: «Вчерашний день – история, завтрашний – загадка, а сегодняшний – подарок», именно он наша настоящая жизнь.
 – Это верно, – задумчиво произнесла Джоселин. – Беда большинства из нас заключается как раз в том, что мы не умеем наслаждаться настоящим моментом.
 – Тогда давайте договоримся получать удовольствие от каждого момента, – предложил Такер и подтолкнул Джоселин локтем: – Что вы закажете на ужин?
 – Не знаю. А что здесь готовят вкусно? – Она открыла меню.
 – Все!
 – Да, это гораздо сужает выбор. – Джоселин мило улыбнулась.
 Пока они обсуждали меню, перелистывая страницы вперед и назад, к ним подошел официант, чтобы принять заказ на напитки. Когда он принес напитки, все, наконец, сделали свой выбор: жареный цыпленок для Джоселин, говядина, запеченная в горшочке, для Такера и котлеты из свинины для Обедиа. Такер и Обедиа также заказали себе по овощному салату, а Джоселин предпочла суп из черных бобов.
 Такер смотрел, как она зачерпнула первую ложку. Когда же она зачерпнула вторую, он с завистью вздохнул:
 – Я никогда не умел этого делать.
 – Делать что? – не поняла Джоселин.
 – Есть суп. – Он кивнул в сторону ее тарелки. – Моя мама всегда говорила, что суп должен быть виден, но не слышен. Сколько раз я пытался есть его тихо, но все равно хлюпал!
 – И я хлюпаю, если он очень горячий, – поведала Джоселин и равнодушно посмотрела на пару, которая прошла к свободному столику. Но вдруг ее пробила дрожь, когда она узнала Мод Фарнсворс и ее мужа, спокойного и непреклонного судью Дэвиса Осгуда Фарнсворса.
 Ее первой реакцией было спрятаться под стол. Это желание стало еще сильней, когда Мод села прямо напротив Джоселин.
 – Что-нибудь не так? – спросил Обедиа и внимательно посмотрел на нее.
 – Нет! – мгновенно вырвалось у нее, и она тут же попыталась загладить эту поспешность. – Я просто задумалась над… – Она никак не могла придумать спасительной темы. Но, в конце концов, что могло быть безопаснее, чем Санта-Клаус? – Над всем тем, что вы сказали о Санте-Клаусе..
 – Ну, надо же! – Такер смотрел нежным, удивленным взглядом. – Я думал о том же самом.
 – Правда? – Джоселин почти задрожала от облегчения. Она тут же попыталась привлечь его к беседе на эту тему и отвлечь от себя внимание: – Что вас напрягает?
 – Я не уверен, что слово «напрягает» правильное слово, но… – Такер помолчал, задумчиво сморщил лоб и продолжил: – Я помню, что вы рассказывали нам о святом Николае, Обедиа. Но с трудом понимаю, как мы перескочили от Санты к Богу. Хотя вы делаете это без особых усилий. – Как всегда, Такер говорил, широко размахивая руками.
 – Наверное, вы спросите, почему легенда о Санта-Клаусе живет на протяжении пятнадцати веков? – произнес Обедиа вместе ответа.
 – Это хороший вопрос, – одобрил Такер, нахмурившись еще сильнее. – Не уверен, что что-нибудь слышал об этом.
 – Тогда, может быть, вам лучше спросить у себя, кто помогает выжить этой легенде? – Мягкая интонация Обедиа выражала его мудрость. Мудрость светилась в его глазах, словно теплый, яркий свет в темноте.
 – Вы правы, – признал Такер, опустив вилку в салат. – Дети знают только то, что им рассказывают их родители. Это означает, что именно родители сделали легенду о Санта-Клаусе бессмертной. Но не только родители, – добавил он, – взрослые вообще!
 – Как вы считаете, почему они это делают? – Обедиа задал этот вопрос с удивительно невинным выражением лица, и как всегда, стараясь подвести их к правильному выводу.
 – Я могу назвать только одну причину. Санта во все времена был самым лучшим торговым трюком, – цинично заметил Такер и принялся за свой салат. – Во время рождественских каникул он продает больше товаров, чем Майкл Джордан.
 – Но мы ведь любим не того Санту, который продает, – возразила Джоселин, и ее голос прозвучал гораздо громче, чем она ожидала. Джоселин украдкой глянула на Мод, сидящую за соседним столиком, и быстро отвела глаза в сторону, когда заметила, что та смотрит на нее озадаченным, неуверенным взглядом. Ее сердце сжалось, и беспокойство усилилось.
 – А вы знаете, Джонези, – это правда. – Такер поднял вилку. – Даже, когда мы сидим перед телевизором, посмеиваясь над некоторыми рекламными роликами, где человек в костюме Санты продает бритвы или духи, то подсознательно понимаем, что настоящий Санта не стал бы этого делать. – Он замолчал и засмеялся над самим собой. – Вы слышали, что я только что сказал? Настоящий Санта-Клаус! Как будто он существует.
 – Возможно, он живет в вашем сердце. – Обедиа произнес это тоном, в котором чувствовался вызов.
 – Не знаю, зашел ли я так далеко. – Такер принялся резать помидор на маленькие кусочки. – Но буквально минуту назад я мог сказать мальчику Браэну, кто вы есть на самом деле. Однако когда вы стали выдавать себя за Санту, я просто стоял и смотрел. Меня сильно задело то, как мальчик реагировал на вас. Мне кажется, мы его жестоко обманули.
 – Но почему вы так думаете? – нахмурилась Джоселин. – Это вовсе не было жестоким обманом.
 – А как еще вы можете это назвать? – Такер насадил кусочек помидора на вилку. – Рано или поздно ребенок выяснит, что все эти годы родители его разыгрывали. И будет очень разочарован, что Санта-Клауса на самом деле не существует;
 – А вы были разочарованы? – поинтересовался Обедиа.
 – Что касается меня, то когда мои родственники решили мне раскрыть правду, я уже все это давно знал. – И Такер вопросительно посмотрел на Джоселин.
 – Со мной было то же самое. – Она вспомнила, как ощутила в тот момент печаль и сожаление.
 – Вы были расстроены? Злы? Ранены? – продолжал выпытывать Обедиа.
 Такер задумался над этим еще до того, как вопрос был задан.
 – Мне было просто жаль, и ничего более.
 Джоселин даже не дослушала его ответ. Ее мысли вернулись к его предыдущему комментарию.
 – Так, если вы считаете, что для ребенка вредно верить в Санта-Клауса, то почему же тогда вы не рассказали Браэну правду?
 – А я никогда не говорил, что это вредно. – Такер одарил ее возмущенным взглядом.
 – Но вы ведь считаете, что это неправильно, – напомнила она ему. – Тогда почему вы не рассказали мальчику правду?
 Такер заерзал на стуле:
 – Не знаю. Я думаю, не будет большого вреда, если он поверит в Санту еще немного времени.
 Обедиа снова засмеялся низким, вибрирующим басом, привлекая к себе удивленные взгляды окружающих, в том числе и Мод Фарнсворс. Джоселин опустила голову почти на самую грудь и попыталась сосредоточиться на последних двух ложках супа.
 – Кажется, я заметил нотку сожаления в вашем голосе, Такер, – слегка упрекнул его Обедиа.
 – Я бы так не сказал, – запротестовал тот, но не отверг этого.
 Внезапно Джоселин показалось, как будто свет вспыхнул в ее голове, и она захохотала немного удивленным и ликующим смехом, почти забыв про бабушкину подругу за соседним столиком.
 – Но ведь так оно и есть! – Она изумленно посмотрела на Обедиа. – Не имеет значения, сколько нам лет и сколько мы знаем, какая-то наша часть все равно хочет верить в Санта-Клауса. Нет, даже более того, – вдруг осознала она. – В душе мы верим в доброту Санта-Клауса. Вот что и символизирует! Разве не так? Добро во имя Господа. Вот почему мы так стремимся продлить рождественские настроения.
 – Могу поклясться, – поддержал ее Такер. – Так оно и есть.
 В улыбке, которая сияла на лице Обедиа, было что-то блаженное.
 – А если вы еще немного подумаете, то поймете, откуда это взялось. Разве это началось много-много лет назад, со времен епископа Николая из Миры? Разве он соперничал с тем, кому служил? А может быть, сам Господь вложил в наши сердца эту любовь к Санта-Клаусу?
 Широко раскрыв глаза, Такер отложил в сторону вилку и откинулся на спинку стула.
 – Это очень глубокая мысль.
 – Если Он действительно это сделал, – продолжил Обедиа, – то совершенно естественно поинтересоваться почему. Он хочет, чтобы внутри нас жили дети?
 Неожиданно Джоселин вспомнила цитату из Священного Писания.
 – Иисус сказал: «Я говорю вам, вы до тех пор не войдете в Царствие Небесное, пока не станете как дети».
 Такер удивился и обрадовался одновременно:
 – Мой дедушка всегда говорил, что нет ничего сильнее, чем простая детская вера.
 Джоселин рассеянно улыбнулась, погрузившись в свои мысли.
 – В конце концов, может быть, верить в Санта-Клауса не так уж и глупо.
 – Господь всегда выбирает слабые и глупые вещи в этом мире, чтобы наполнить их мудростью. – С этими словами Обедиа повернулся к официанту, приближающемуся к их столику с кофейником горячего, свежесваренного кофе.
 Официант остановился возле них:
 – Желаете еще кофе?
 – Да, налейте мне, пожалуйста, – откликнулся Обедиа.
 – И мне, пожалуйста. – Джоселин тоже протянула свою чашку.
 Прямо напротив Джоселин сидела Мод Фарнсворс. Джоселин старалась быть осторожной и не смотреть на нее, но она ясно увидела, как Мод дотронулась до руки своего мужа и что-то ему сказала. Джоселин не могла расслышать ее слов, но по губам поняла, что Мод указывала на нее.
 Судья Фарнсворс лениво повернул голову, внимательно посмотрел на Джоселин, что-то коротко ответил жене и, отвернувшись, занялся своим аперитивом. Мод вздохнула, пожала худыми плечами, как будто выбрасывая эту идею из головы.
 Но Джоселин знала, что это только уловка. Мод ее узнала. И, желая убедиться в своей догадке, спросила у судьи, не узнает ли он ее. Судья не узнал.
 Мысленно Джоселин скрестила пальцы на удачу, надеясь, что ее везение продлится немного дольше.
 К сожалению, как собеседник судья оставлял желать лучшего. Обычно его молчание компенсировалось болтливостью Мод. Но не на этот раз.
 Несколько раз за вечер Джоселин ловила на себе ее испытующий взгляд. И ей негде было укрыться от него. Она заставляла себя есть помедленнее, не проглатывать пищу, но все равно покончила со своей едой быстрее, чем Такер и Обедиа.
 Когда официант принес поднос с десертами, Джоселин отказалась, намереваясь побыстрее закончить этот ужин.
 – Ничего не надо, спасибо.
 Обедиа похлопал по своему круглому животу и вздохнул:
 – Я не смогу съесть больше ничего.
 – Вы уверены? – Такер пристально посмотрел на кусочек орехового пирога на подносе.
 – Абсолютно уверена, – заявила Джоселин. – Кроме того, уже поздно.
 Он взглянул на свои часы и удивленно моргнул:
 – Разве это поздно?
 – Сэр, а вы что-нибудь будете? – обратился официант к Такеру. – Кусочек пирога? Пирожное?
 Но Такер с сожалением покачал головой:
 – Нет, будьте добры, принесите счет.
 – Уже несу, сэр.
 Официант оказался прав – не прошло и минуты, как он принес счет и положил его перед Такером, Обедиа тут же возразил:
 – Я оплачу!
 – Нет! – Такер схватил счет и погрузил руку в карман в поисках бумажника. – После стольких лет настало время угостить вас чем-то более питательным, чем пирожные и молоко. – Улыбнувшись Обедиа, он достал свою кредитку и протянул ее официанту.
 Джоселин в душе рассердилась на него за эту неожиданную задержку. И ей стало совсем нехорошо, когда она увидела, что Мод поднялась со своего места и направилась в дамскую комнату. Секунды тянулись так медленно, как автомобили по кольцевой дороге.
 Наконец Такер подписал чек, спрятал в карман копию и быстро встал, когда Джоселин отодвинула свой стул. Мод все еще не возвращалась. Джоселин не знала, хорошо это для нее или плохо.
 – Счастливого Рождества, мистер Санта! – закричал Браэн со своего места.
 – Счастливого Рождества, Браэн! – помахал ему Обедиа.
 Джоселин так торопилась уйти из ресторана до возвращения Мод, что даже не посмотрела в сторону молодой пары. С наибольшей поспешностью, которую только позволяли приличия, она пересекла зал и направилась прямо к вешалкам. И было слишком поздно, когда с левой стороны от себя она заметила дверь в дамскую комнату.
 – Позвольте вам помочь. – Такер взял куртку Джоселин из ее дрожащих пальцев и развернул так, чтобы ей было удобнее надеть.
 В тот момент, когда Джоселин просунула руку в один рукав, Мод Фарнсворс вышла из дамской комнаты. На мгновение они столкнулись лицом к лицу. Замешкав не больше чем на одну секунду, Джоселин отвернулась.
 – Грасиас! – воскликнула восторженная Мод. – Я с трудом тебя узнала в этом парике! Что ты здесь делаешь? Я…
 – Простите? – Джоселин применила все свое актерское мастерство, на которое только была способна, и окинула ее равнодушным взглядом.
 Из-за спины она услышала голос Такера:
 – Только не говорите, что вы знаете Джонези. Как тесен мир, однако!
 – Джонези? – Мод переспросила имя и перевела взгляд на Такера, который встал рядом с Джоселин и стал надевать куртку.
 – Вы тоже из Айовы? – спросил Обедиа, изобразив совершенно невинное любопытство.
 – Конечно, нет! – Мод, казалось, была шокирована этой мыслью.
 – А если вы не из Айовы, то откуда вы знаете Джонези? – Такер в недоумении поднял брови.
 – Я думаю, она меня с кем-то спутала. – Джоселин попыталась изо всех сил изменить тембр своего голоса. – Это все из-за моего лица. Я всем постоянно кого-то напоминаю, то чью-то сестру, то племянницу, то еще кого-нибудь… – И, повинуясь какому-то неведомому импульсу, похлопала Мод по руке. Это был жест, абсолютно не свойственный Джоселин Уэйкфилд. – Не утруждайте себя, милая! Это происходит все время, – произнесла она и повернулась к своим друзьям: – Вы готовы?
 – Готовы. – Надев шляпу, Обедиа шагнул к двери, чтобы открыть ее перед Джоселин.
 Мод раскрыла от удивления рот, но не издала ни звука и лишь молча смотрела, как Джоселин и Такер покидали ресторан.
 А Джоселин, только когда вышла на улицу и за ней плотно закрылась дверь, вздохнула свободно. Потом остановилась, почувствовав, что ее ноги стали просто резиновыми. Она опасалась, что Такер что-то заподозрит.
 Неподалеку остановилось желтое такси, из которого вышли несколько пассажиров возле входа в другой ресторан. Обедиа замахал ему рукой, подзывая к себе, и автомобиль тут же подъехал. Две одинаковые фары пронизывали сумерки желтым светом.
 Джоселин увидела в этом такси свое немедленное спасение – спасение от всех комментариев и вопросов, которые мог задать Такер, и на которые она не могла ответить.
 – Обедиа, вы не возражаете, если я поеду с вами?
 – Сочту за честь…
 – Зачем такси? Моя машина стоит не далеко отсюда! – Удивленный и ошеломленный, Такер жестом указал в сторону парковки.
 – Я знаю… – начала Джоселин.
 Но Такер прервал ее до того, как она смогла отказать:
 – Я думал, мы поедем в Мол, погуляем ночью по аллее, это так красиво, когда все в огнях…
 Она отрицательно покачала головой:
 – Слишком поздно, Такер.
 – Но вечер только начался! – настаивал он, улыбаясь.
 – Только не для девушек из Айовы, которые привыкли ложиться спать с закатом, – произнесла Джоселин и застыдилась этой лжи.
 Такер попробовал уговорить ее по-другому:
 – А как насчет завтра? Мы можем…
 – Завтра я уезжаю, – объяснила Джоселин и добавила: – Рано утром.
 – Так рано, что не будет времени на завтрак? – Он быстро и умоляюще улыбнулся. Против такой улыбки сложно было устоять.
 – Да. – Ей было трудно смотреть ему в глаза.
 Наступила внезапная тишина, от которой Джоселин стало больно и неловко. Она испугалась, что Такер станет ее уговаривать. Но ошибалась.
 – Я так понимаю… что это все? – Он смотрел на нее с необыкновенной печалью и сожалением во взгляде.
 – Да. – Это слово далось Джоселин гораздо труднее, чем она ожидала. Почти болезненно. Ее охватило ощущение, что она больше никогда не увидит Такера.
 Его губы изогнулись в знакомой лукавой улыбке:
 – Я буду помнить этот день, Джонези, всю мою жизнь. Ты одна на миллион. Таких больше нет. – Он протянул ей руку.
 – И таких, как ты, тоже. – Она выговорила это сквозь комок в горле и взяла его руку.
 Затем подошла ближе, поднесла руку к его щеке, поднялась на носочки и нежно чмокнула его в щеку.
 Когда она отпрянула назад, Такер схватил ее за талию:
 – О нет-нет! Если ты собираешься подарить мне прощальный поцелуй, то пусть он будет настоящим!
 Он заключил ее в свои объятия, и их губы слились в поцелуе, полном желания и обожания. И не было в нем ни просьбы, ни настойчивости – а только искренние, честные эмоции – и с его стороны и с ее. Этот поцелуй ошеломил Джоселин. Ошеломил своей силой и своей победой. В нем была та завершенность и уверенность – те ощущения, которые, Джоселин знала, она больше никогда не испытает.
 – Джонези, не уходи… – Он покрывал поцелуями ее щеку, ее виски.
 На мгновение она заколебалась:
 – Я должна.
 Закрыв глаза, она выскользнула из его объятий и приблизилась к такси. Обедиа открыл для нее дверцу. Она нырнула внутрь и отодвинулась в дальний угол, смахивая слезы, катящиеся по щекам.




 ГЛАВА 15


 После того как Обедиа сел в машину, водитель опустил стекло, отделяющее водительское место от пассажирского.
 – Куда ехать? – спросил он с еле уловимым пакистанским акцентом.
 До того как Джоселин успела назвать адрес отеля, Обедиа сказал:
 – Мы сейчас решим. А пока просто уедем отсюда.
 – «Просто уедем», – повторил водитель, удивленный такой необычной просьбой. – Но куда, приятель?
 – Прямо.
 – Ну, если это все, что вы хотите… – Таксист в недоумении пожал плечами и осмотрелся вокруг, изучая местность.
 Когда машина выехала на трассу, Джоселин тайком посмотрела в темное окно. Такер стоял на тротуаре, глядя в их сторону, засунув руки в карманы, слегка съежившись. Она не могла разглядеть его лица, но точно знала, что сейчас в его глазах такая же боль, и сердце его так же колотится, как и ее.
 – А расставаться оказалось непросто, – вежливо заметил Обедиа.
 Это была правда, и Джоселин не стала ее отрицать.
 – Я справлюсь. – Она отвернулась, избегая хитрого взгляда Обедиа.
 – Конечно, справитесь. – Но его голос прозвучал вовсе не так уверенно, как она себя чувствовала. – А вы осознаете, что Такер к вам очень неравнодушен?
 – Вы хотите сказать – неравнодушен к Джонези, – мягко поправила она его.
 – Значит, вы не верите, что его чувства останутся прежними, если он узнает, кто вы на самом деле? – спросил Обедиа.
 – А вы верите? – спросила Джоселин, застыдившись той боли, которая чувствовалась в ее голосе.
 – То, что я думаю; не имеет значения, – мягко ответил он.
 – Вы правы, – согласилась она и тяжело вздохнула.
 – Я думаю, что существует намного более важный вопрос, на который вам надо ответить, – заявил Обедиа.
 – Какой вопрос? – отрешенно спросила Джоселин. Все ее внимание было сосредоточено на душевной пустоте, которую она испытывала.
 – Хотите вы провести всю свою жизнь, так и не узнав, любил бы вас Такер так же, как он любит Джонези, если бы узнал, кто вы?
 Этот вопрос оказался ножом, который причинил ей новые раны.
 – Неужели вы считаете, что я должна вернуться и рассказать ему об этом? – почти в гневе спросила Джоселин.
 – Просто мне кажется, что это как раз то, что вам надо решить, – ответил Обедиа. – Это будет сложно – рассказать ему правду?
 – Вы не понимаете, Обедиа. – В ее голосе чувствовалась усталость. – Такер ведет колонку, политическую колонку.
 – Вы хотите сказать, что он журналист. А журналисты – это те люди, которым нельзя доверять. – Обедиа довел ее комментарий до логического конца.
 – Если у вас есть хоть капля разума, то вы не будете им доверять, – ответила она.
 – А вы, конечно, относитесь к разумным людям.
 Джоселин уловила насмешку в его голосе, но не отреагировала на нее. Большую часть своей жизни она была чрезвычайно разумным человеком. Этот нелепый маскарад был единственным неразумным поступком, который она совершила за много лет. И она не хотела совершать еще одного.
 Когда автомобиль остановился у светофора, Джоселин выглянула в окно, чтобы прочитать вывески.
 – Мой отель в той стороне, – указала она Обедиа, стараясь отвести разговор от Такера и перейти к другой теме. – Можно я выйду первой?
 – Вы считаете, что это разумно ночевать в отеле одной?
 – Если это намек на то, чтобы провести ночь в вашем отеле, то я говорю «Спасибо», но «не стоит». – Она стала рыться в своем кошельке, чтобы заплатить таксисту.
 – На самом деле я хочу предложить вам вернуться к вашей бабушке сегодня ночью, – ответил Обедиа.
 Это было бы предпочтительнее, чем ночевать одной в стерильном отеле, где все висит на крючках или завернуто в пластик. Но существовала одна проблема.
 – К сожалению, они ожидают меня только завтра утром. – Ее пальцы сжали бумажную купюру.
 – Но это легко уладить. – Наклонившись вперед, Обедиа постучал кончиком трости по стеклянной перегородке. – Здесь за углом телефонная будка. Вы не могли бы туда подъехать, чтобы юная леди могла позвонить? Это не займет много времени.
 – Я отвезу вас к телефону, но только потом вы скажете, куда нам ехать! – ответил водитель.
 – Конечно. – Обедиа откинулся назад и положил обе руки на свою трость.
 В камине гостиной Редфорд Холла пылал огонь, уютно освещая комнату. Языки пламени танцевали под музыку, наполняющую гостиную. При этом музыкальный центр новейшей модели спокойно стоял в углу отключенным, тогда как крышка старого трюмо была открыта. Внутри него находился старый граммофон, крутивший пластинку, с которой доносился скрипучий голос Глена Миллера, оригинально исполнявшего «Нитку жемчуга».
 Блисс Уэйкфилд сидела за игральным столиком вишневого цвета, постукивая пальцем по столу в такт музыки, и раскладывала пасьянс. После двух проигрышей она недовольно поджала губы и начала снова переворачивать карты, на этот раз меняя их порядок.
 Декстер сразу же заметил, что она делает, как только вошел в комнату. Он принес поднос, на котором стояли две пустые чашки и кофейник с горячим шоколадом. Декстер взял с подноса одну чашку и поставил ее на столик на колесиках рядом с Блисс.
 – Вы мухлюете, мадам. – Он налил ей в чашку шоколада.
 – Я выигрываю, – гордо возразила она.
 – Мухлевать не значит выигрывать, – заметил он.
 – О, занимайся своими делами! – возмутилась Блисс. – А еще лучше, – добавила она через секунду, – найди «Тангерин» и замени пластинку в граммофоне.
 – Неужели мы снова будем слушать эту жалкую песню? – с презрением спросил Декстер, но тем не менее отправился выполнять указание хозяйки.
 Но не успел он сделать и двух шагов, как зазвонил телефон. Его резкий звук неожиданно потревожил мерное звучание тромбона и саксофона.
 – Боже милостивый! Кому понадобилось звонить в такой поздний час в воскресенье? – Блисс нахмурилась и тут же бросила на Декстера тревожный взгляд: – Ты ведь не думаешь, что что-то случилось с…
 С совершенно не свойственной ему поспешностью Декстер пересек гостиную и снял трубку.
 – Редфорд Холл, – объявил он немного быстрее, чём обычно. Через две секунды его волнение улеглось. – Да, миссис Фарнсворс.
 Блисс изобразила губами слово «Мод» и с облегчением вздохнула. Но тут же снова заметила тревогу во взгляде Декстера.
 – Прошу прощения, миссис Фарнсворс, но она уже спит, – сказал он в трубку, затем прикрыл ее ладонью и быстро прошептал в сторону: – Ока хочет поговорить с Джоселин. – Затем убрал ладонь и произнес: – Да, она легла немного раньше обычного. Могу я что-нибудь ей передать? – Тут он и увидел, что Блисс просит у него трубку. – Вы не хотите поговорить с мадам? – И, получив утвердительный ответ, протянул трубку Блисс.
 Оставив пасьянс, Блисс подошла к телефону, взяла трубку.
 – Привет, Мод! Как дела? – спокойно произнесла она.
 – Все хорошо. – Ее ответ был таким же машинальным, как и вопрос Блисс. – Дело в том, что я звоню, чтобы поговорить с Джоселин. Но Декстер сказал, что она уже спит. Она устала, что неудивительно после такой напряженной двухнедельной программы. Конечно, я должна была догадаться. – Мод смущенно засмеялась. – Я вообще не должна была звонить, но сегодня произошло кое-что странное. Джоселин это бы позабавило.
 – Мод, но ты же не можешь говорить, что произошло нечто странное, не объяснив, что именно? – Блисс почувствовала что-то неладное.
 – Сегодня вечером мы с судьей ужинали в ресторане, и там была эта женщина! Она показалась мне такой знакомой, что я не могла успокоиться. Но когда собиралась уходить, меня вдруг осенило! – Мод помолчала специально, чтобы подогреть любопытство Блисс. – Она вылитая Джоселин! Когда я поняла, что она в парике, то мои сомнения окончательно рассеялись!
 – Но с чего ты взяла, что Джоселин ужинала одна в каком-то ресторане, когда ты точно знаешь, что эти выходные она проводит здесь, со мной? – Блисс решила, что атака гораздо мудрее, чем слабая защита.
 Но в то же время они с Декстером обменялись тревожными взглядами.
 – О нет. Она была не одна, – ответила Мод совершенно уверенно.
 – Не одна?! – воскликнула в изумлении Блисс. – А с кем же тогда она была?
 – С двумя мужчинами. И они совершенно не походили на агентов Секретной службы. – После этих слов Блисс отстранила трубку подальше от уха, так, чтобы мог слышать Декстер. – А одного из них так вообще никак нельзя было принять за агента.
 – Что ты имеешь в виду? – Блисс тут же начала вспоминать портреты разных террористов, которые она видела по телевизору или в газетах.
 – Она была с пожилым афроамериканцем с белоснежными волосами и бородой. А одному мальчику, который был там с родителями, он представился Санта-Клаусом, как мне рассказали!
 – Подожди, ты говоришь, что видела Джоселин с пожилым темнокожим джентльменом, который притворялся Санта-Клаусом? Мод, может, ты пьяна?
 – Не говори глупостей! – запротестовала Мод. – За весь вечер я выпила всего один стакан вина, и все!
 – С трудом верится.
 – Но я не смогла бы такое придумать, – настаивала Мод. И Блисс пришлось с этим согласиться: у этой женщины была небогатая фантазия. – Но ее сходство с Джоселин было просто поразительным!
 – Я приму это к сведению. – Однако у Блисс осталось тяжелое чувство, что Мод на самом деле видела Джоселин. И больше всего ее волновало, что Джоселин была с двумя мужчинами.
 – Ты сказала, что она была с двумя мужчинами. А как выглядел второй? – поинтересовалась она и не смогла удержаться, чтобы не добавить с издевкой: – Он похож на одного из оленей Санта-Клауса?
 – Вовсе нет. Он был высокий, даже немного костлявый. Похож на баскетболиста. Хотя кто знает, может, он на самом деле баскетболист откуда-то со Среднего Запада?
 – Почему ты так решила?
 – Потому что эта девушка – так похожая на Джоселин – оказалась из Айовы, – объяснила Мод.
 – А как ты это узнала? – Блисс прижала трубку ближе к уху. – Ты с ней говорила?
 – Конечно! – заявила Мод, немало разозлившись на этот вопрос.
 – Как же ты, наверно, расстроилась, когда осознала свою ошибку! – посочувствовала Блисс, пытаясь сбить Мод с толку.
 – Это точно. К сожалению, я не имела возможности долго с ней разговаривать.
 – Это хорошо. Но я так рада, что ты нам позвонила, Мод, – мягко заметила Блисс. – Ты права, Джоселин позабавит эта история, когда я ей завтра расскажу.
 – Ну ладно, уже поздно. Не буду больше вас задерживать, – внезапно проговорила Мод, как будто ее только что осенило, что она может стать объектом насмешек.
 – Передай привет судье, – попросила Блисс. Затем попрощалась с Мод и положила трубку.
 – Она встретила Джоселин? – догадался Декстер.
 – Да. Но не это беспокоит меня больше всего. – Блисс принялась грызть ноготь.
 Декстер кивнул, выражая молчаливое согласие:
 – Вас беспокоят эти двое мужчин.
 – И ни один из них не напомнил мне Грегори Пэка. – Беспокойно вздохнув, Блисс крепко сцепила ладони. – А что, если они ее похитили, Декстер?
 – Я предупреждал вас, что это опасная затея.
 – Не нужно мне снова это говорить, Декстер. – Нервы Блисс были на пределе. – Если бы Грегори Пэк был здесь, он заверил бы меня, что все в порядке и что для беспокойства нет причин.
 Декстер выпрямился во весь свой рост и холодно заметил:
 – Мадам, если бы все шло по плану, то Грегори Пэк не оказался бы тогда рядом с вами. Он был бы с мисс Джоселин.
 – Замолчи и пойди подними эту иголку с пластинки, – раздраженно потребовала Блисс. Его неопровержимая логика начинала ей надоедать. – Этот скрип сведет меня с ума!
 Декстер с видом человека с раненым достоинством подошел к трюмо, поднял иголку, убрал пластинку. Снова зазвонил телефон. От неожиданного звонка они оба подпрыгнули.
 – Надеюсь, это звонят не насчет выкупа! – Блисс уставилась на телефон, прикоснувшись кончиками пальцев к губам.
 – Очень в этом сомневаюсь, мадам. – Декстер снял трубку с абсолютно спокойным видом. – Редфорд Холл. – И тут же его лицо расплылось в улыбке. – Это мисс Джоселин, – прошептал он с облегчением.
 Блисс вырвала у него трубку:
 – Ты в порядке, Джоселин? Мы так волновались! Где ты? – Вопросы сыпались один за другим.
 – Все хорошо, Гаг, – послышался спокойный ответ. Необычно спокойный, как показалось Блисс.
 – Ты уверена? Ты кажешься расстроенной.
 – Я просто спешу. Меня ждет такси, и я звоню, чтобы предупредить, что возвращаюсь домой. Пусть Декстер откроет ворота.
 – Прямо сейчас? – переспросила удивленная Блисс. – Но мы же планировали, что ты вернешься только завтра утром!
 – Я передумала. И сейчас у меня нет времени объяснять.
 – Ну, хорошо, – согласилась Блисс. – Во сколько ты вернешься?
 – Я не знаю. Скоро.
 – Но Декстеру необходимо отвлечь…
 – Этим займется Обедиа, – прервала ее Джоселин. – Декстеру просто нужно открыть ворота.
 – Кто такой Обедиа? – Блисс нахмурилась, услышав незнакомое имя.
 – Друг. Послушай, я все объясню, когда вернусь. А сейчас мне нужно идти.
 В трубке послышался щелчок, и связь оборвалась. Блисс повесила трубку и повернулась к Декстеру:
 – Она вернется сегодня, а не завтра утром. Тебе нужно немедленно открыть ворота.
 – Конечно. Но кто такой Обедиа?
 – Понятия не имею. – Блисс грустно вздохнула. – Она сказала друг. Надеюсь, это действительно так.
 Когда такси находилось в двух кварталах от Редфорд Холла, Джоселин подала знак водителю остановиться.
 – Я выйду здесь, – сказала она Обедиа. – Трогайтесь с места через пять минут.
 – Пять минут. – Обедиа снова отвернул манжет, чтобы посмотреть на часы. – Я чувствую себя диверсантом.
 – Вы уверены, что сможете это сделать? – спросила она с беспокойством. – Я не хочу, чтобы вас арестовали из-за меня.
 – Не переживай, – посоветовал он весело. – Мой возраст и цвет кожи сыграет нам на славу. Они быстро обратят внимание на темнокожего старика, который в замешательстве бродит по улице возле дома вашей бабушки. И так же быстро заметят, как хорошо я одет, покажут правильное направление. Я сделаю вид, что заблудился и никак не могу найти нужный мне адрес. Не будет никаких проблем. Я уверен.
 – Надеюсь на это. – Джоселин очень хотелось почувствовать себя уверенно, но слишком многое уже пошло не так. Более того, только ее побег из Редфорд Холла осуществился по намеченному плану. – Будьте осторожны, Обедиа.
 Он улыбнулся и посмотрел на нее с упреком:
 – Вам следует перестать быть такой боязливой. Она вышла из такси, затем повернулась, сунула голову обратно в салон и сказала:
 – Я не могу перестать беспокоиться о вас. – Джоселин понимала, что Обедиа не оказался бы в такой ситуации, если бы не она.
 – О, только не обо мне!
 – А о ком? – Джоселин нахмурилась. – Я не переживаю за себя, если вы это имеете в виду.
 – Простите, что не соглашусь с вами. Но я ясно вижу, что вы боитесь, – заявил он.
 – Боюсь чего?
 – Вы боитесь, что если Такер узнает, кто вы такая, то его чувства к вам переменятся. Поэтому вы ничего ему не сказали. И это никак не связано с его работой.
 Обедиа очень хорошо во всем разбирался. Видел все гораздо лучше, чем хотела видеть Джоселин. А она снова выбрала трусливый путь для отступления.
 – Сейчас не время это обсуждать, Обедиа. – Джоселин посмотрела на свои часы. – Не забудьте – пять минут.
 С этими словами она захлопнула дверцу и быстро пошла по ночной улице. Но ночь не могла скрыть правду слов этого странного старика. Они мучили ее всю дорогу до Редфорд Холла.
 Остановившись возле зарослей кустарника, Джоселин дождалась, когда Обедиа привлечет внимание двух дежуривших у ворот охранников. В другое время она восхитилась бы тем, как мастерски он играл, изображая человека, которого таксист привез не по тому адресу, просящего подсказать ему правильное направление. Но она так была поглощена своими собственными мыслями и тем, что ей надо незаметно проскользнуть в ворота, что у нее не было времени за ним наблюдать.
 Скрытая сумерками, Джоселин подкралась к воротам, поблагодарив про себя Бога за то, что Декстеру удалось выйти на улицу и открыть их. Она бесшумно открыла калитку, вошла и закрыла ее за собой. Ей оставался одни рывок до гаража, а затем безопасный тоннель.
 Когда Джоселин оказалась на потайной лестнице, ее шаги стали увереннее, хотя поднималась она с тяжелым грузом на душе. А на последней ступеньке Джоселин остановилась, чтобы собраться с мыслями и подготовиться к поджидающим ее многочисленным вопросам.
 И в этом Джоселин не ошиблась. Едва она вошла в комнату, как бабушка тут же набросилась на нее с причитаниями.
 – Слава богу, с тобой все в порядке! – Блисс схватила Джоселин за руку и начала в волнении ее теребить. – Ты себе не представляешь, как мы за тебя переживали!
 – В этом не было никакой нужды. Со мной все в порядке. – Она заставила себя улыбнуться.
 Брови Декстера поползли вверх, когда он осмотрел внешность Джоселин.
 – А где ваш спортивный костюм?
 – В отеле, и все остальное тоже там. – Освободив руки, Джоселин отвернулась от них обоих и принялась вытягивать шпильки, которыми был закреплен к ее волосам парик. – Не вижу никакой нужды забирать их оттуда. В такое время суток люди уже не совершают пробежки по улице.
 – Но кто-нибудь в отеле обязательно заинтересуется, что с вами произошло, – запротестовал Декстер.
 – Ну и пусть, – заявила Блисс и сделала широкий жест рукой, показывая, что все его переживания по этому поводу уже не имеют значения. – Они уже никогда не смогут вернуть Джоселин все ее вещи. А этот Обедиа, кто он такой?
 – Обедиа – это удивительный человек, которого я встретила возле мемориала Линкольна. – Вытащив все шпильки, Джоселин сняла парик и кинула его на комод.
 – Он не знает, кто ты? – Блисс поспешно взяла парик и спрятала его в розовую пластиковую коробку.
 – Он сразу же меня узнал. И ты должна его помнить, Гаг. – Джоселин распустила волосы и помотала головой. – Это тот белобородый старик, который был среди детей, когда на прошлой неделе ты проводила экскурсию по Белому дому.
 – Это тот, который спрашивал тебя о рождественской елке и теме, которую выбрали? – удивленно спросила она.
 – Совершенно верно.
 – Боже милостивый! – пробормотала Блисс и снова посмотрела на внучку. – А кто был тот, другой мужчина?
 Джоселин вздрогнула:
 – Какой другой?
 – Тот, с которым Мод видела тебя в ресторане.
 – Мод уже позвонила тебе? – Джоселин была немного озадачена, рассказывать ли бабушке о Такере, и если да, то что именно.
 – Прямо перед твоим звонком.
 Джоселин вздохнула. Она чувствовала себя побежденной.
 – Я думала, нам удалось убедить ее, что она ошиблась.
 – Так и есть. Вам это удалось. Но это не важно. Ты так и не сказала мне, кто тот мужчина из Айовы?
 – Он из Канзаса, а не из Айовы, – машинально поправила Джоселин.
 – Канзас-шманзас… мне не важно, откуда он! – недовольно воскликнула Блисс. – Я хочу знать, кто он?
 После постоянного вранья, в котором Джоселин пришлось провести весь день, она поняла, что больше не может его вынести.
 – Грейди Такер.
 Это имя вызвало именно ту реакцию, которую она и ожидала.
 – Грэйди Такер? Тот самый Грейди Такер? – Блисс выглядела ошеломленной.
 – Тот самый, – подтвердила Джоселин, затем она повернулась к Декстеру и указала на него пальцем: – Это не Грегори Пэк! Так что даже не думай!
 Казалось, эти слова сильно задели Декстера.
 – Такое мне никогда и в голову не приходило!
 – Только не говори, что и он тебя узнал. – Блисс уставилась на внучку, прижав руку к груди, как будто готовая сделать поклон.
 – Нет-нет. Он не узнал. – Но по какой-то непонятной причине Джоселин сожалела об этом.
 – О милая! – жалостливо произнесла бабушка. – Твой день прошел не очень хорошо?
 – Иногда он был веселее, чем я ожидала. А иногда просто ужасен. Но я узнала одну вещь, Гаг. – Она печально улыбнулась. – Когда ты переодеваешься и становишься другим человеком, это вовсе не означает, что ты становишься свободным. Я думала, что я буду свободной, но этого не случилось.
 – Бедняжка! – Блисс обняла ее. – Мне очень жаль.
 – И мне жаль. – Джоселин с трудом улыбнулась. – Если ты не возражаешь, то мы не будем сейчас об этом говорить. День был долгим, и я очень устала.
 – Конечно, я понимаю. Завтра утром, когда ты выспишься, ты все будешь вспоминать с улыбкой.
 – Конечно. – Джоселин была в этом уверена.




 ГЛАВА 16


 Пронизывающий ноябрьский ветер покружил над тротуаром стайку разорванных в клочья листьев, перед тем как отнести их к черным железным прутьям забора, окружающего Северную лужайку Белого дома. По ту сторону забора лужайка, в центре которой находился фонтан, была усыпана ярко-желтыми листьями. Небо было серым, мрачным и затянуто облаками.
 Такер поднял воротник, чтобы холодное дыхание ветра не коснулось его шеи, спрятал руки в карманы и устремил грустный взгляд на окна второго этажа президентского особняка.
 Внезапно он услышал приближающиеся к нему шаги, которые сопровождались размеренным постукиванием трости об асфальт. Шаги стихли в метре от него. Слева стоял белобородый, крепкий мужчина маленького роста, одетый в черную шляпу, темное пальто и красный вязаный шарф. Такер совсем не удивился, узнав в нем Обедиа.
 – Я так и знал, что найду вас где-нибудь здесь, – объявил старик вместо приветствия, но взгляд его выражал понимание.
 – Разве это не банально? «Я хочу быть на той улице, где живет она». Кажется, так поется в песне? – Такер снова бросил взгляд на Белый дом, но совершенно не ощутил того приподнятого настроения, какое обычно оставляло исполнение песни Лернера и Лоу.
 Обедиа снова понимающе улыбнулся:
 – Я не сказал бы, что это банально.
 – Она мне не позвонила, – пожаловался Такер, не отрывая глаз от окон второго этажа. Уголки его губ опустились вниз. – У нее есть номера моих телефонов и домашнего, и рабочего, но она так и не позвонила. Я не удивился, что она не позвонила в то воскресенье. Не ожидал звонка и в понедельник, но вчера… – Он замолчал, тяжело вздохнул и сгорбился, пытаясь посильнее укутаться в пальто. – Я догадываюсь, что она и не собирается мне звонить. Но я действительно надеялся, что она это сделает.
 – Может быть, ей нужно немного времени? – Изо рта Обедиа шел пар, который тут же уносил ветер.
 Такер покачал головой, отрицая эту возможность.
 – Чем больше времени проходит, тем сильнее остывают ее чувства, и, в конце концов, она вообще передумает мне звонить.
 – Ну, в таком случае становится ясно, почему она не звонит. – Обедиа равнодушно посмотрел на Белый дом. – Она твердо верит в то, что, когда вы узнаете, кто она такая, ваши чувства к ней изменятся.
 – Но это неправда, – гневно возразил Такер.
 – Что вы собираетесь делать? – Обедиа посмотрел на Такера изучающим взглядом. Искорка удивления мелькнула в его черных глазах.
 – А что я могу сделать? – Такер смущенно пожал плечами, затем вынул руку из кармана и указал на Белый дом: – Это не тот дом, к которому вы можете запросто подойти, позвонить в дверь и попросить разрешения поговорить с дочкой хозяина. Я и сам хотел ей позвонить, но есть вещи, которые по телефону не скажешь. О них сложно говорить, даже глядя в глаза.
 – Иными словами, до тех пор, пока она сама с вами не свяжется, вы сдаетесь? Вы именно это хотите сказать?
 После этих слов Такер поднял голову и жестко посмотрел на Обедиа. Внезапно он понял, что имеет в виду старик, и криво улыбнулся:
 – Вы же знаете, проблема в том, что я не могу придумать способа ее увидеть. Чтобы добиться с ней встречи, нужно пройти через столько инстанций – операторов, секретарей, помощников! Она может в любой момент заблокировать мои действия, и я ничего не смогу с этим поделать.
 – Понимаю. – Обедиа задумчиво кивнул.
 – И я это понимаю. – Вздыхая, Такер снова сфокусировал свое внимание на особняке. – Она изолирована больше, чем кто-либо. Есть только одно место, где ее не сопровождает охрана или подчиненные, – это второй этаж. – И он кивнул в сторону второго этажа. Внезапный порыв ветра взъерошил его волосы. – Жаль, что вы не Санта-Клаус, Обедиа. А то вы могли бы сложить меня в ваш мешок, пролезть через каменную трубу и оставить там.
 – Но если бы я был Санта-Клаусом, то я смог бы это сделать только в канун Рождества. Вы действительно хотите ждать так долго? – отозвался Обедиа с лукавым блеском в глазах.
 – Вряд ли, – Такер снова вздохнул, – но я не знаю другого способа попасть отсюда туда.
 – Вместо того чтобы брать ее штурмом, может быть, вам следует подумать о том, чтобы просто подойти к ней с фланга? – предложил старик.
 – Обедиа, вы больше похожи на писателя, чем на военного стратега. Если вы что-то придумали, то объясните попроще, – попросил Такер.
 – Ладно. Как хорошо вы знакомы с президентом?
 – Не так хорошо, как некоторые журналисты из Белого дома, но я беседовал с ним несколько раз. Мы знакомы постольку-поскольку. – Он помолчал, затем слегка наклонил голову и подозрительно посмотрел на Обедиа: – Только не говорите, что я должен пойти к президенту и попросить руки его дочери.
 Обедиа от души расхохотался.
 – Нет, нужно придумать что-нибудь похитрее, но эффективнее, – заявил он. – В конце концов, ваш интерес к истории может открыть доступ на второй этаж, чтобы поговорить с Джоселин наедине. Разве не так?
 – Так. – Такер нахмурился, пытаясь сообразить, что задумал Обедиа. – Остается только найти способ, как осуществить это дело.
 – Верно, – согласился Обедиа. – Обычным людям нет доступа на верхние этажи Белого дома. Исключение составляют только гости президента и члены его семьи. Что очень печально, так как огромное количество людей с удовольствием посетили бы некоторые исторические уголки Белого дома, как, например, Комнату для переговоров и Спальню Линкольна.
 – Да, я не отказался бы на нее взглянуть. – Это был абсолютно искренний ответ. Рассуждения Обедиа не вызвали никаких подозрительных мыслей у Такера.
 – Правда? А вы просили кого-нибудь, чтобы вам ее показали?
 Вопрос его удивил.
 – Нет.
 – Так, может быть, надо попросить? – Обедиа завернул манжет рукава, чтобы глянуть на часы. – Посмотрите, сколько времени! Я должен идти, иначе опоздаю на встречу! Желаю вам удачи, Такер! – И он дотронулся кончиками пальцев до краев шляпы. – Передайте привет Джоселин, когда ее увидите.
 – Вы так говорите, как будто уверены, что я ее увижу, – почти с упреком произнес Такер.
 Обедиа улыбнулся, обнажив зубы:
 – Вы очень настойчивый молодой человек. Я в вас верю. До свидания! – И он ушел, постукивая тросточкой.
 Еще несколько секунд Такер смотрел вслед Обедиа, а затем улыбнулся, вспомнив тот день на Южной лужайке, когда он узнал, что некоторые люди из президентского окружения считают его везунчиком.
 Что ж, может быть, на этот раз ему действительно повезет?
 Все еще улыбаясь, Такер отправился к западному крылу особняка, известному тем, что там располагались Овальный кабинет и Комната для прессы.
 Комната для прессы появилась сравнительно недавно – во время правления Никсона. Она была построена на участке, который изначально, во время правления Рузвельта, предназначался для бассейна.
 Как обычно, когда на горизонте не предвиделось никакого кризиса, в этой комнате дежурила пара журналистов в ожидании какой-нибудь истории, которая могла бы попасть на первые полосы газет. Когда Такер вошел в комнату для журналистов, они сразу же заметили чужака.
 – Эй, Такер, а ты что здесь делаешь? – удивился один из них.
 – Да, Такер, – вступился Клив Варне из «Пост». – Ты приходишь сюда уже второй раз за две недели! В чем дело?
 – Ищешь идеи для своей колонки? – подколол третий.
 – Если бы мне были нужны новые идеи, то это было бы последнее место, куда бы я за ними пришел. – Такер осмотрел комнату. – Увы, не вижу здесь даже старых идей…
 – А он утер тебе нос, Фишер! – пошутил Клив и снова повернулся к Такеру: – А если серьезно, что тебя сюда привело?
 – Личные причины. – Такер умышленно дал неопределенный ответ. – Но может быть, вы мне поможете? Кого лучше всего попросить об услуге? Я имею в виду сотрудников Белого дома.
 – О большой услуге? – Клив Варне изучал Такера с нарастающим интересом.
 – Очень большой, – жалобно подтвердил Такер.
 – Дай-ка угадаю, – усмехнулся Клив. – Твои родители приезжают из Канзаса и хотят встретиться с президентом?
 Такер улыбнулся и почесал шею с тыльной стороны:
 – Это почти так же плохо, как если б они действительно хотели встретиться с президентом. Даже хуже.
 – Тогда желаю удачи, Такер! – Клив покачал головой, весело улыбаясь.
 – А если серьезно, с кем я могу поговорить? – настаивал Такер.
 – Я думаю, с Паулой Лондри, – ответил Клив, пожав плечами. – Но конечно, если она успеет тебя выслушать до того, как расхохочется!
 – Большего мне и не надо, только выслушать. А где я могу ее найти?
 – Пойдем, я тебе покажу.
 Через две минуты Такера провели в маленький кабинет Паулы Лондри. Такер знал о ней то, что она была одним из пресс-секретарей и обладала умом, амбициями и политической смекалкой – качествами, гарантирующими карьерный рост.
 – Здравствуйте, Такер. Рада вас видеть. – Это была высокая, немного неуклюжая женщина с выкрашенными в белый цвет волосами, темными у корней. Она крепко пожала ему руку и предложила сесть, жестом указав на стул перед ее столом. – Я знаю, вы уже привыкли это слышать, но мне нравится ваша колонка!
 – Благодарю вас. А также спасибо за то, что согласились уделить мне время. – Такер опустился на стул.
 – Нет проблем! – Она мило улыбнулась. Это была автоматическая улыбка, носящая характер дружелюбия и учтивости. – Чем могу быть полезна?
 – Это немного необычная просьба, мисс Лондри, – начал Такер.
 – Паула, пожалуйста, – поправила она.
 – Паула, – отозвался он. – Даже не знаю, как это сказать. Поэтому просто скажу, как есть, и буду надеяться на лучшее.
 Ее улыбка стала еще шире, открыв ряд белоснежных зубов.
 – Конечно, Такер.
 – Это что-то вроде… – Он остановился и начал по-другому: – Правда заключается в том, что я хочу увидеть Спальню Линкольна. Но не просто ее увидеть, а побыть в ней, рассмотреть. – Он тут же прочитал удивление в ее глазах – удивление, близкое к шоку. Но Паула быстро его скрыла. – Я знаю, что она закрыта для посещений, но… Я надеялся, что вы сможете добыть для меня разрешение. Я знаю, что эту просьбу нужно согласовать со многими лицами. И если мне откажут, я пойму. Но если бы я не попросил, то никогда не узнал бы, возможно это или нет. И смотрите, самое плохое, что может случиться, – это если вы скажете мне «НЕТ».
 У нее вырвался безмолвный смех.
 – Признаться честно, Такер, я думала, вы попросите меня о чем-то более простом, как, например, фотография с личной подписью президента для вашей тетушки Салли. Но Спальня Линкольна…
 – Это немного дикая просьба, я согласен. – Он застенчиво улыбнулся.
 – Значит, так: если бы с этой просьбой ко мне обратился кто-то другой, я сразу ответила бы «нет». Но что касается вас… Я сделаю пару звонков и дам вам знать.
 – Я ценю ваши усилия, Паула. Правда. – Такер опустил руку в карман и достал оттуда визитку. – Здесь есть и мой домашний номер тоже. В основном я работаю дома, поэтому вы можете меня застать там в любое время.
 – Я вам позвоню, когда буду знать ответ, – пообещала она.
 – Это не к спеху, – солгал Такер.
 Когда он пришел домой, Молли приветствовала его радостным воем. Это была собака-робот с одними и теми же эмоциями и движениями: она крутилась, прыгала, плясала и виляла хвостом. Как только Такер снял с крючка ее поводок, Молли почти в экстазе взвыла.
 – Ей-богу, Молли, сядь! – Такер сбросил ее передние лапы со своей груди. – Я не смогу пристегнуть поводок к ошейнику, если ты не перестанешь крутиться вокруг меня, как полярная обсерватория с хвостом!
 Заскулив, собака неожиданно опустилась на все четыре лапы и легла на спину, дрожа от избытка энергии. Когда он пристегнул поводок, зазвонил телефон. И хотя Такер знал, что после сигнала должен включиться автоответчик, он никогда не игнорировал телефонные звонки, если был дома. И Молли это тоже знала. Она галопом помчалась к телефону, лая от нетерпения.
 – Я не смогу расслышать даже свой собственный голос, если ты не прекратишь шуметь! – рассердился Такер. Но когда он снял трубку, собака с трудом понизила лай до тихого завывания. – Такер слушает.
 – Такер, это Уолли Гамильтон.
 Это был главный помощник президента. Такер был готов расхохотаться. Но вместо этого выдохнул:
 – Уолли? Чем могу быть вам полезен?
 – Я разговаривал с Паулой Лондри несколько минут назад. У вас есть свободная минутка?
 – Минутка? У меня их целая куча! – Такер присел.
 – С вами хочет поговорить президент. Вы можете подождать у телефона?
 – Конечно, могу. – Он прислонился к спинке кресла. Когда Молли это увидела, она заскулила и положила голову на передние лапы, глядя на хозяина печальными глазами.
 Такеру пришлось ждать достаточно долго, прежде чем он услышал твердый, уверенный голос президента:
 – Такер, это Генри Уэйкфилд. Как вы поживаете?
 – Замечательно, мистер президент. Замечательно. Спасибо. – В этот момент Такер понял, что он сможет увидеть Спальню Линкольна. Но что самое главное – сможет встретить Джоселин.
 – Я так понимаю, вы почитатель Линкольна? – спросил президент.
 – Можно и так сказать. – Внезапно Такера осенила мысль, что он, возможно, беседует со своим будущим тестем. Этого было достаточно, чтобы у него онемел язык.
 – Это точно. А кто из нас не почитает Абигеля? – согласился президент. – Он оставил большой след в нашей истории. След, по которому можно идти. Уолли сообщил мне, что вы желаете взглянуть на Спальню Линкольна?
 – Я действительно этого хочу, – подтвердил Такер и быстро добавил: – Я знаю, это не позволено…
 – Не всем, – спокойно прервал его президент. – Я с удовольствием вам ее покажу. Во сколько вы заканчиваете работу сегодня вечером? Вы сможете приехать сюда к шести тридцати?
 – Шесть тридцать меня устраивает, сэр.
 Джоселин сидела в своем кабинете за столом, за которым когда-то сидела Элеонора Рузвельт. Перед ней лежала груда нетронутых писем, адресованных непосредственно ей. Но ее взгляд был прикован к клочку бумажки, лежащему неподалеку. На этом клочке Такер написал ей номера своих телефонов и адрес собственной рукой.
 Она сжимала и разжимала пальцы, пытаясь успокоить нервы и удержаться от звонка. На улице темнело. И Джоселин знала, что в это время Такер должен быть дома. И все, что ей надо было сделать, – это снять трубку, набрать его номер.
 А что сказать?
 В этом и заключалась проблема. Она десятки раз прогоняла в голове различные варианты речей, представляла, как он может отреагировать на ее признание. Но ни одна из картин не была утешительной. Каждая новая мысль заставляла ее сомневаться.
 «Трусиха», – рассердилась на себя Джоселин. И эта насмешка почти вынудила ее протянуть руку к телефону.
 Но не успела она сжать пальцы, как телефон зазвонил. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Почти чувствуя за собой вину, Джоселин сняла трубку и приложила ее к уху.
 – Слушаю. – Ее голос был таким же натянутым, как и нервы.
 – Это ты, Джоселин?
 – Да, привет, пап. – Она сразу же узнала его голос.
 – Я сначала не узнал твоего голоса. Ты получила от меня сообщение? – спросил он.
 – Наверно, оно здесь, в общей куче писем. – Она посмотрела на них. – Я еще их не просматривала. Я вошла всего несколько минут назад. А что? Что-то случилось?
 – Ничего особенного. Я звонил раньше, чтобы сообщить, что я пригласил кое-кого на ужин и собираюсь показать ему Спальню Линкольна. Тебе нужно передвинуть ужин на час раньше. Может, на полтора часа. Я забыл упомянуть, чтобы у нас была пара бутылочек пива под рукой. И позвони прямо сейчас на кухню, пусть приготовят поднос с аперитивами. Ничего особенного.
 – Я все сделаю. – Джоселин нажала на сигнальную кнопку сбоку от телефона. – Так во сколько ужин?
 – В половине седьмого. Ты согласна?
 – Конечно. Я все сделаю. А кто…
 – Джоселин, меня вызывают по другим линиям. Мне нужно бежать. – В трубке послышались гудки. Разговор, как всегда, был прерван бесконечными делами. Не произошло ничего необычного, на что Джоселин стоило обратить внимание.
 Она начала просматривать послания, чтобы установить, кто придет к ним на ужин. И вдруг посмотрела на часы. Был уже седьмой час. А ей еще нужно приказать подать напитки, поднос с аперитивами и быстро привести себя в порядок.
 На самом деле Джоселин совершенно не интересовало, кого пригласил ее отец. По опыту она могла сказать, что это наверняка какой-нибудь депутат от какой-нибудь партии или сеньор советчик юного конгрессмена. В любом случае ее роль не менялась: встретить, поприветствовать, развлечь беседой. Но с другой стороны, она была даже рада неожиданному гостю, потому что общение с ним заставит ее не думать о Такере хотя бы какое-то время.
 Ровно в шесть двадцать пять Джоселин услышала отчетливый голос отца, поднимающегося по лестнице на второй этаж. Он редко пользовался лифтом, предпочитая красные ковровые дорожки. Отец утверждал, что ему полезны физические упражнения.
 Джоселин еще раз оглядела Желтый овальный кабинет, комнату, которую ее отец всегда выбирал, если гость был у них в апартаментах впервые. Тем более что комната была яркая и веселая, а через окна на балкон Трумэна открывался великолепный вид на Мол и все его памятники, освещенные подсветкой.
 Убедившись, что все готово, Джоселин повернулась к двери и провела рукой вниз по своему бирюзовому костюму, на секунду разволновавшись, что ее наряд немного не подготовлен. Но сразу же забыла об этом, как только услышала второй голос. Ее словно ударило электрическим током.
 Такер! Это был голос Такера.
 – Не может быть, – прошептала она, уверенная, что ей показалось.
 Но в комнату вошел именно Такер. Одного взгляда на этого высокого худого молодого человека было достаточно, чтобы Джоселин онемела, она вдруг стала задыхаться, а сердце ее неистово заколотилось. Ей вдруг хотелось бежать, но от него или к нему – она не знала. Да это и не имело значения. Бежать она не могла – ее ноги приросли к полу.
 Такер был одет очень просто, но опрятно: без галстука, в желтый свитер и широкие черные брюки, подчеркивающие его высокий рост. И карманы его не свисали от тяжести ненужных предметов.
 Они встретились глазами, и Джоселин попыталась уловить в его взгляде хотя бы намек на то, что он ее разгадал. Но ничего не увидела. И странное дело, ее это ранило.
 Отец тепло ее поприветствовал.
 – Я надеюсь, мы не заставили тебя долго ждать?
 – Вовсе нет, – отозвалась она охрипшим голосом.
 – Не уверен, что вы встречались раньше, – сказал президент, глядя на Такера.
 – В формальной обстановке нет, – ответил Такер, слегка улыбнувшись. – Но я не представляю, что в нашей стране найдется человек, который не узнает вас с первого взгляда, мисс Уэйкфилд.
 Джоселин охватило желание сказать ему, что он-то ее как раз и не узнал, но слова застряли у нее в горле. Когда Такер протянул ей руку для формального пожатия, она подала ему только пальцы. Однако одно его легкое прикосновение к ним заставило ее вспыхнуть.
 – Надеюсь, вы не будете возражать, мисс Уэйкфилд, если я вам скажу, что в жизни вы гораздо прекраснее. Фотографии не передают даже малой доли вашей красоты, – проговорил Такер с простодушной улыбкой.
 Она засмеялась, стараясь не придавать значения этим словам.
 – Я припоминаю, в вашей колонке вы однажды написали, что лесть, как жвачка – то, чем ты наслаждаешься, но не проглатываешь.
 Он снова улыбнулся той знакомой застенчивой улыбкой:
 – А теперь вы льстите мне тем, что читаете мою колонку.
 – Ее популярность растет. – Джоселин произнесла комплимент немного равнодушно, но Такер, казалось, этого не заметил.
 – Удивительно, не так ли? – Он почесал шею привычным неуверенным жестом.
 Но что Джоселин находила действительно удивительным – так это то, что он ее не узнал. И это человек, который без конца твердил ей о женитьбе! А она, дурочка, верила каждому его слову. Сейчас это приводило ее в ярость. Ярость, которая вырастает из душевной боли.
 Зазвонил телефон. Джоселин прикоснулась рукой к отцу, который хотел ответить на звонок.
 – Я отвечу. – Ей не терпелось как-то избавиться от Такера, чтобы, не дай бог, не выкинуть какой-нибудь глупости – ну, например, не дать ему пощечины.
 Она сняла серьгу, приложила трубку к уху и произнесла:
 – Джоселин.
 – Джоселин, это Уолли. Простите, что отрываю вас, но мне нужно поговорить с президентом. Он с вами?
 – Да. Одну минутку. – Она положила трубку рядом с телефоном и подошла к отцу. – Уолли звонит тебе.
 – Уже иду. – Отец, извиняясь, кивнул и улыбнулся Такеру. – Это не займет много времени. – Он пересек комнату, взял трубку. Но прежде чем поднес ее к губам, сказал: – Джоселин, почему бы тебе ни отвести Такера в Спальню Линкольна? Через минуту я к вам подойду.
 У Джоселин не оставалось другого выбора. Сдержанно улыбнувшись, она жестом пригласила Такера к выходу:
 – Нам сюда.
 Быстрыми широкими шагами Джоселин пересекла холл, чтобы избежать разговора с Такером. Но ему не составило труда в два шага ее нагнать и пойти рядом.
 – По-моему, это сказала леди Берд Джонсон: «История следует за тобой по коридорам»? – оглядывался он вокруг с интересом. Наверно, это немного обескураживает – жить здесь.
 – Через некоторое время привыкаешь, – равнодушно заметила Джоселин. – Может быть, но мне кажется, что когда вы или кто-то другой прогуливаетесь по этим комнатам, то история преследует вас повсюду, куда бы вы ни пошли.
 Так оно и было на самом деле. Однако Джоселин не хотела говорить об этом с Такером. Они пересекли Восточную гостиную, где густой лимонно-желтый ковер поглотил звук их шагов. Джоселин могла бы многое рассказать Такеру об этой комнате, но предпочла казаться неразговорчивой.
 Наконец она открыла дверь в комнату Линкольна и остановилась, пропуская Такера вперед. Он вошел внутрь, не взглянув на Джоселин, что снова ее разозлило. Она хотела уйти и оставить его одного изучать комнату, но подумала, что отец все равно обязательно пошлет за ней.
 В комнате ярко горела матовая круглая люстра, а углы ее мягко подсвечивали лампы в стиле королевы Виктории.
 Такер остановился посреди комнаты, окинул взглядом антикварную мебель и портреты на стенах, затем приблизился к огромной кровати из розового дерева, обильно украшенной резным орнаментом с изображением птиц, виноградных гроздей, цветов, и, неловко прикоснувшись к нему ладонью, произнес:
 – Так вот где спал Линкольн.
 – Между прочим, остается недоказанным, что Линкольн спал именно здесь, в отличие от Рузвельта, Уильсона и других известных исторических личностей. В одной из газет времен Линкольна говорилось, что эта комната Белого дома тогда предназначалась для гостей. И считается, что мебель для нее была куплена Мэри Линкольн.
 – Но Линкольн никогда не спал здесь? – повторил Такер, пристально глядя на Джоселин, будто хотел убедиться, что правильно расслышал ее слова.
 – Нет, – твердо повторила она, но потом добавила: – В принципе это, конечно, возможно. Думаю, он мог дремать здесь, когда эта комната стала его кабинетом на время правления.
 – Так тогда это был его кабинет, а не спальня? – покачал головой Такер, будто впервые слышал эту информацию.
 Сначала Джоселин не поверила этому, но затем сказала:
 – Вы должны помнить, что в тысяча девятьсот втором году, пока не было построено Западное крыло, кабинеты президента и его подчиненных находились здесь, на втором этаже.
 – Здесь он работал, – произнес Такер.
 – Да. – Несмотря на свою злость к Такеру, Джоселин с любовью относилась к тому, о чем рассказывала. – Во время гражданской войны на стенах висели карты, на которых были указаны направления. Комната была завалена донесениями, письмами и бесконечными просьбами от различных просителей. А из окон он мог видеть холмы Вирджинии и практически завершенный монумент Вашингтона.
 Засунув руки в карманы Такер подошел к окну, чтобы посмотреть на ночной пейзаж. Однако через несколько секунд обернулся, снова оглядывая комнату.
 – Вот так – все это обман, – скучно произнес он.
 – Что, простите? – Джоселин онемела от его тона.
 – Все обман. – Он вынул руку из кармана и жестом показал на обстановку. – Вы называете ее спальней Линкольна, но эта комната никогда не была его спальней. И он даже никогда не спал в ней.
 – Но Линкольн совершенно точно пользовался этой комнатой, проводил в ней много времени, а это, возможно, важнее, чем если бы он здесь спал. Тут принимались важные исторические решения. Даже несмотря на то, что комнату переделали для гостей, это не изменило ее значения.
 Такер наклонил голову и задумчиво уставился в пол.
 – Вы говорите, что не важно, как обставлена эта комната – столами или кроватями, но это комната, которую занимал Линкольн?
 – Вот именно.
 – Другими словами, имя, которое кто-то выбирает, чтобы что-то назвать, не имеет значения?
 – Правильно.
 – Взять, например, вас, – усмехнулся Такер. – Человек один, будь он Джонс или Уэйкфилд.
 – Так вы знали, кто я?.. – в шоке прошептала Джоселин.
 – Неужели вы думали, что вашего маскарада хватит надолго?
 – Я… я… – Она не знала, что сказать. – Кто вам рассказал? Это Обедиа?
 – Зачем обвинять кого-то, кого нет в этой комнате, Джонези?
 От ленивого тона, которым он произнес это имя, и теплого света в его глазах весь гнев Джоселин куда-то исчез. Но она попыталась его изобразить:
 – Не называйте меня так!
 – Привычка! – пожал плечами Такер. – Между прочим, Обедиа не раскрывал мне вашего секрета. Я все вычислил сам. А когда спросил у него, он не стал отрицать.
 Джоселин не знала, что ей ответить. Она была в отчаянии. И застыдилась своего взволнованного сердца, урчащего желудка.
 – Так когда же вы узнали, кто я такая? С самого начала?
 – Нет, сначала вам удалось меня одурачить, – признался Такер и поднес руку к ее рыжим волосам. – Я узнал вас после того, как вы сбежали из моей квартиры, а я увидел цветную фотографию в газете. После этого не составило труда сложить Джонези и Джоселин вместе.
 Она посмотрела в его карие глаза и ясно поняла, что он говорит правду.
 – И вы это уже знали, когда… – Она замолчала.
 – Когда нашел вас у мемориала Джефферсона.
 – Но почему же не сказали мне? – набросилась она на него с обвинениями, вспоминая все то, что она делала после этого.
 – Зачем? Чтобы поставить между нами невидимую преграду? У меня не было шансов.
 – Но вы отступили! После того как узнали, кто я, вы отступили!
 – Только для того, чтобы позволить вам поймать меня.
 – Я вас не ловила. – Ее разозлило то, что он подумал, будто бы она могла это сделать.
 – В самом деле? Если у вас плохая память, то у меня она отличная! Или вы не помните, кто поцеловал меня возле ресторана? А после того как вы это сделали, я не отступил. И более того, я пришел сюда, чтобы получить больше!
 Он дотронулся кончиками пальцев до ее подбородка. Она близко видела его лицо, сильное и мужественное, а его карие глаза светились обожанием. Как и раньше, Джоселин двинулась вперед, чтобы встретиться с его губами.
 Через секунду она оказалась в его объятиях. Ей казалось, что все ее чувства звенели у нее в ушах, пока она наслаждалась неведомой силой его поцелуя и твердой хваткой его объятий. Джоселин почувствовала желание обладать этим мужчиной. И это чувство пьянило гораздо сильнее, чем самое крепкое вино.
 – Ну почему ты не сказал мне все это той ночью? – произнесла она, почти лишившись дыхания от его поцелуя.
 – А почему ты не сказала? – Он нежно улыбался ей.
 Ответ был прост: она боялась все испортить. Джоселин прижалась к нему сильнее, наслаждаясь близостью.
 – Я не могла. По крайней мере, тогда.
 – Тогда почему ты мне не позвонила? Ты же знала, как меня найти. – Такер снова приподнял ее подбородок, чтобы видеть ее лицо.
 – Я хотела, но… Почему ты не пришел раньше?
 – Ты знаешь, как нелегко найти уважительную причину, чтобы прийти сюда. Не каждый может себе это позволить.
 – А что бы ты делал, если бы этим вечером меня не оказалась дома?
 – Об этом я тоже думал. – И хотя выражение лица Такера было очень серьезным, его глаза светились лукавым блеском. – Но у меня есть дурацкая привычка натыкаться на предметы и разбивать свои колени.
 Она засмеялась.
 – Только не говори, что ты хотел снова все это испытать?
 – А почему нет? Сначала это очень хорошо сработало. Кроме того, твой отец такого трюка еще не видел. А я, знаешь ли, очень упорный.
 – Я помню. Но у нас есть доктор.
 Такер состроил гримасу:
 – Да, это была бы проблема. Но к счастью, мне не пришлось опять разбивать колено. Ты оказалась на месте.
 – Да.
 И они оба закрыли глаза на очень-очень долгое время. И снова их губы соединились. И в этом глубоком, чувственном поцелуе было что-то большее, чем обожание, – нечто совершенно головокружительное.
 – Прошу прощения, что звонок отнял у меня так много времени, но я…
 Когда до них донесся мягкий голос отца Джоселин, он уже успел войти в комнату. Они сразу же выпустили друг друга из объятий и повернулись к нему. При этом рука Такера все еще касалась спины Джоселин. Отец в шоке замер на месте.
 – Сэр, я знаю, как это выглядит, – начал Такер с трогательной неловкостью. – Но я могу все объяснить. – Он посмотрел на Джоселин. А она, как только прошел первый приступ неуверенности, была готова расхохотаться. – Но может, и не смогу объяснить, – продолжил Такер. – В любом случае вы верите в любовь с первого взгляда?
 Отец нахмурил лоб так сильно, что обе его брови сошлись вместе, и, прищурившись, посмотрел на дочь:
 – Что происходит?
 На этот раз Джоселин совершенно не захотелось сдерживать свои эмоции, и она расхохоталась:
 – Это длинная история, папа! Мы уже встречались с Такером раньше. Более того, я провела с ним воскресенье.
 – Воскресенье? Прошлое воскресенье? – повторил он, не веря своим ушам.
 – Да.
 – Но ведь ты провела его в Редфорд Холле? – Он уставился на нее в недоумении.
 – Не совсем так.
 Ее ответ сбил его с толку.
 – Но мне доложили, что ты не покидала его?
 – Я хотела, чтобы так все считали.
 – Не хочешь ли ты сказать, что… – Он запнулся, подозрительно сузив глаза. – Твоя бабушка в этом участвовала?
 – Не злись на Гаг, – быстро вступилась Джоселин. – Это была целиком моя идея!
 – Ты воспользовалась тем туннелем, чтобы сбежать? – угадал отец. – Джоселин, ты понимаешь, что…
 – Но ничего же не случилось, пап, – пыталась успокоить его дочь. – Кроме того, что я встретила Такера. Он и стал самой большой катастрофой. – Она мельком посмотрела на Такера, все еще подогреваемая внутренним огнем, который зажег в ней поцелуй.
 – Думаю, твоему отцу надо выпить, – предположил Такер, уловив настроение президента.
 – Да, это единственное, что поддавалось моему разуму, когда я сюда вошел, – признался Генри Уэйкфилд и шумно выдохнул, стараясь отделаться то ли от гнева, то ли от смущения. В следующую секунду он уже взял себя в руки и спокойно предложил: – Давайте вернемся в Овальную комнату. И после того, как я выпью глоток чего-нибудь, ты, Джоселин, расскажешь мне всю эту длинную историю. – Президент развернулся к выходу и внезапно остановился в недоумении. – А это что такое? Я не видел это раньше в комнате.
 Прислонившись к дверному косяку, стояла трость. Президент взял ее в руки.
 – Тебе что-нибудь известно об этом, Джоселин?
 Она в замешательстве подошла к нему, с трудом веря своим глазам.
 – Похожа на… – Она перевела взгляд на Такера, не в силах озвучить свою мысль.
 – Похожа на что? – Отец посмотрел на них по очереди.
 – Простите, сэр. – В дверях спальни показался один из дворецких, отвлекая их внимание от трости. – Звонят мистеру Такеру.
 – Мне? – Такер удивленно поднял голову. – Вы уверены? Я никому не говорил, что буду этим вечером в Белом доме… Подождите минутку, – попросил он – внезапно его осенила мысль, в которой он не был уверен. – Звонящий назвал свое имя?
 – Да, какой-то мистер Мельхиор.
 – Обедиа! – с удивлением произнес Такер.
 – Но как он узнал, что ты здесь? – удивилась Джоселин.
 – Мне перевести звонок сюда, сэр? – спросил дворецкий.
 – Если можно. Где телефон? – Такер повертел головой в его поисках.
 – Возле кровати, – указала Джоселин на аппарат, стоящий на круглом столике возле кровати из розового дерева. Когда Такер широкими шагами направился к нему, она последовала за ним. – Я знаю, Такер, это нелепо, но Обедиа назвал мне свое второе имя – это Николас.
 – Это больше чем нелепо. Это невозможно! – Но когда Такер взял телефонную трубку, выражение его лица было решительным. – Это Грейди Такер. У вас есть звонок для меня, – сказал он оператору. В трубке наступила тишина. – Обедиа, это вы?
 – Такер. – Этот насыщенный низкий голос не мог принадлежать никому другому. – Я рад, что вам удалась ваша миссия.
 – Но как вы узнали, что я здесь?
 Джоселин прислонилась ближе к трубке, которую держал Такер, чтобы расслышать ответ Обедиа.
 – Ха-ха-ха! – засмеялся он. – Простая дедукция, Такер. Я увидел красный «Фольксваген», припаркованный недалеко от ворот Белого дома. Сомневаюсь, что таких машин много в Вашингтоне. Скажите мне, у вас с Джоселин все наладилось?
 Улыбнувшись, Такер посмотрел на Джоселин. Чувства, отразившиеся в его глазах, проникли ей в самое сердце. На секунду она позволила себе утонуть в их блеске.
 – Мы на правильном пути! – ответил Такер немного охрипшим голосом, но в его тоне чувствовалась уверенность, которая не оставляла ни малейшего места для каких-либо сомнений.
 – Рад за вас, – произнес Обедиа.
 – Я тоже рад. – Обвив рукой плечи Джоселин, Такер притянул ее ближе к себе. Это был абсолютно естественный жест, но он вызывал у нее самые волнующие чувства.
 – Такер, спроси его о трости, – прошептала она. Кивнув, он прижал трубку ближе к губам.
 – Есть еще одна деталь, которую мы хотели бы выяснить, Обедиа. Видите ли, мы нашли трость в спальне Линкольна и…
 В трубке послышался искренний смех.
 – Но вы, конечно, сомневаетесь, что она моя, – ухмыльнулся Обедиа, но это не был ответ на их вопрос.
 Джоселин схватила трубку:
 – Я хочу поговорить с Обедиа.
 Такер передал ей трубку.
 – Обедиа, это Джоселин. Я хотела вас кое о чем спросить.
 – Спрашивайте!
 – Это… – Она замолчала, внезапно разволновавшись. Ей вдруг показалось, что она собирается задать ему совершенно глупый вопрос. Джоселин неуверенно посмотрела на Такера, затем глубоко вздохнула и решила, что больше не стоит мучить себя сомнениями: – Обедиа, вы – Санта-Клаус?
 Этот вопрос вызвал взрыв хохота у ее отца. Джоселин повернулась, увидела, что он стоит с тростью в руках и смотрит на дочь таким удивленным взглядом, будто абсолютно уверен, что она потеряла рассудок.
 – Я? – Обедиа снова засмеялся. – Джоселин, я всегда считал себя мудрым человеком, прославляющим Иисуса. Но простите, я должен идти. Надеюсь, вы с Такером позаботитесь друг о друге.
 – Да… – Она хотела сказать больше, но в трубке послышались гудки, говорящие о том, что Обедиа повесил трубку. Положив трубку на место, Джоселин посмотрела на Такера: – Ты слышал, что он сказал?
 – Да. – Он кивнул, немного сбитый с толку этой репликой. – Но каков плут! – Он криво улыбнулся. – Ему всегда удается ответить на вопрос таким образом, что этот ответ вовсе не похож на ответ.
 – Неужели ты действительно считаешь, что… – Джоселин запнулась.
 Такер тяжело вздохнул:
 – Я не знаю, Джоселин. Я на самом деле не знаю.
 – Что вы не знаете? – Нахмурив лоб, отец пристально смотрел на них обоих. – И при чем тут Сайта-Клаус? Кто такой этот Обедиа?
 Переглянувшись, Джоселин и Такер разразились громким смехом.