Аннотация: Действие романа разворачивается в Венеции середины XVI века. Расследуя серию жестоких убийств, главный герой Сандро Кавалли встречается с юной красавицей Лаурой Банделло, ученицей знаменитого Тициана. Кто эта девушка? Какова ее роль в заговоре против дожа Венеции?
 Две сюжетные линии, романтическая и детективная, держат читателя в напряжении до самой последней страницы.


---------------------------------------------


 Сьюзен ВИГГЗ
 СТРАЖ НОЧИ



 Глава 1




Венецианская республика. Февраль 1552 года

 Этот день был необычным для Сандро Кавалли. Войдя в залитую солнечным светом просторную студию, он внезапно увидел обнаженную женщину. И хотя пристально разглядывать натурщиц было не в его правилах, на сей раз этот благородный синьор задержался в тени мраморной арки, забыв о неотложном деле, приведшем его к художнику Тициану.
 Долг чести требовал, чтобы Сандро как-то дал знать о себе и отвел в сторону полный благоговения взгляд, позволив женщине прикрыться прозрачной легкой накидкой, лежавшей на диване рядом.
 Но впервые за свою тридцатидевятилетнюю жизнь Сандро Кавалли оказался не в силах совладать с собой.
 Не подозревая о присутствии постороннего, женщина мечтательно смотрела в окно, открывавшее вид на купола соборов, трубы каминов и черепичные крыши Венеции. Ее рука скользила по подушкам с необыкновенной чувственностью.
 Испытывая постыдное удовольствие, Сандро впитывал в себя красоту натурщицы подобно тому, как знаток вдыхает аромат чудесных духов. Через застекленную крышу на нее струились редкие лучи зимнего солнца. Женщина сидела, вытянув одну ногу и поджав другую, расслабленные пальцы руки, покоившейся на колене, напоминали поникшие лепестки лилии. Интимные уголки тела были скрыты тканью, еще более подчеркивавшей ослепительный блеск наготы.
 Но ошеломляло не только отсутствие одежды, поразительное впечатление производил и цвет ее волос. В то время как эталоном женской красоты считались длинные золотистые локоны, волосы незнакомки, ниспадавшие шелковистой волной, были иссиня-черными и блестели, как антрацит. Одна выбившаяся прядь струилась по плечу, опускаясь на грудь.
 На созданной мечтой сластолюбца белой груди с мягкими сосками цвета созревшей сливы и задержался взгляд Сандро, прежде чем опустился ниже, к гладкой ягодице и таинственной тени у вершины сомкнутых бедер.
 Эта женщина из плоти и крови показалась ему призраком, богиней, пришедшей из тумана далеких времен, чтобы облагодетельствовать своим присутствием очарованных смертных.
 Сандро почувствовал, что вспотел. Так возжелать незнакомку! Что с ним? На какое-то мгновение он совершенно позабыл о цели своего визита в дом Тициана, Очарование натурщицы заставило вспомнить, что когда-то и он был пылким молодым мечтателем.
 Непрошенные воспоминания взволновали душу. Недовольный собой, Сандро отогнал невольные фантазии и откашлялся.
 — Прошу прощения, синьора! Могу я спросить, где маэстро?
 Женщина повернулась. На ее лице не было ни испуга, ни смущения — только вежливое любопытство. Необычно большие синие глаза смотрели лукаво. Юное лицо, свежее и трепетное, поражало тонкостью своих черт.
 — Он ушел за голубем, — ответила она, поднимаясь с дивана.
 Высокая. Высокая и потрясающе красивая. Каждый изгиб ее роскошного тела волновал и дразнил. Теперь уже злясь, Сандро хмуро смотрел, как натурщица снимает с крючка синюю шелковую накидку, оборачивает вокруг себя и завязывает на талии. Склонив голову набок, она взглянула на гостя, заметив, наконец, его смущение.
 — Вы что-то не похожи на человека, который когда-либо покупал голубей!
 — А зачем они мне? — удивился Сандро. — Я и на самом деле никогда не покупал голубей.
 — Маэстро потребовался голубь для портрета, — объяснила незнакомка, кивая в сторону мольберта.
 Жест был плавный, изящный.
 Любопытно. Сандро снял черную бархатную шапочку, сбросил с плеч черный, с алой подкладкой плащ, перекинул его через спинку стула и подошел к мольберту.
 На его взгляд, картине слегка не хватало скромности, хотя в композиции явно ощущался талант Тициана. Игра света и тени придавала полулежащей женщине поразительно яркое сияние. Налитая, словно напоенная весенним дождем почка, она была изображена на ложе, покрытом легкой тканью, а сверху, через распахнутые ставни, низвергался каскад золотых монет.
 — Даная, — хрипло произнес Сандро.
 — Да, богиня-девственница, очаровавшая Зевса. Нравится?
 — Я же не Зевс!
 Но Сандро не мог отвести глаз от картины. Первое впечатление — Даная преисполнена страстью, вожделением, однако, внимательно вглядевшись в лицо, он понял: восторженный взгляд выражает идею более величественную, нежели исступленное наслаждение. У женщины на картине был вид невинной девушки с широко открытыми глазами и одновременно… многоопытной куртизанки.
 — Вам неинтересно, о чем думает Даная? — натурщица стояла за спиной, совсем рядом. Сандро ощущал ее дыхание.
 Гость застыл. Притворившись, будто рассматривает дымку облаков на заднем плане, он на самом деле, любовался соблазнительной грудью женщины.
 — Боюсь, я не очень сведущ в искусстве, — Сандро повернулся к незнакомке.
 Она стояла так близко, что можно было видеть, как в ее темно-синих глазах преломляется свет зимнего солнца.
 — О! Тогда останьтесь, м… м… — девушка прикусила губу, как это обычно делал Сандро.
 От ее слов у него запершило в горле.
 — Кавалли. Сандро Кавалли, — прокашлявшись, представился он.
 Натурщица подошла еще ближе, глаза были полны восхищения.
 — Вы… Страж Ночи?
 — Да, — ответил Сандро, зная, что его род занятий вызывает трепетный интерес. — А вы?
 — Лаура Банделло.
 «Лаура Петрарки, — подумал Сандро. — Да, эта женщина может вдохновить мужчину на стихи! Какого-то другого мужчину, — напомнил он себе, — но не Стража Ночи! Его поэзия — это ритм преступного мира и размер отчаявшихся душ».
 Лаура смотрела на Сандро так, как будто у него над головой светился нимб.
 — Мой господин, я слышала о вас столько удивительного! Вы вырвали из рук турок корабль с похищенными женщинами, — перечисляя его заслуги, Лаура загибала пальцы, — вы защитили от французов соляные копи Равенны, не позволили германским ландскнехтам закрыть приют!
 Лицо девушки горело восхищением, в голосе слышалось восторженное придыхание. Сандро смутился и вновь откашлялся:
 — Да, правда, вот только искусству ходить по воде я так и не обучился.
 Смех Лауры прозвучал подобно перезвону хрустальных колокольчиков, и в этот миг она показалась ему каким-то неземным существом. В сиянии света, льющегося из готического окна, девушка была подобна легкой дымке над лагуной — радостное и воздушное создание.
 — Маэстро скоро вернется, — сказала натурщица — Не хотите ли вина?
 У Сандро перед глазами встал изуродованный труп, найденный на рассвете. Некогда ему бездельничать, развлекая разговорами эту юную красавицу!
 — Хорошо, я с удовольствием выпью с вами немного вина, — с удивлением услышал он свой голос.
 Лаура подошла к высокому шкафу и стала осторожно отодвигать горшочки с краской и перепачканные полотна, двигаясь столь грациозно, что гость понял, почему Тициан выбрал, именно эту девушку для воплощения в жизнь задуманной картины. А когда она склонилась, рассматривая кувшины в плетеных корзинах, и ее бедра соблазнительно обозначились под тонким шелком, Сандро пришлось напомнить себе, что он христианин и защитник женской добродетели, но тело при этом упорно доказывало, что кроме того, он еще и здоровый мужчина, в жилах которого течет кровь, а не водица.
 — Что бы вы хотели? — спросила она, обернувшись.
 «Тебя», — подумал Сандро, стиснув зубы. На какое-то время он потерял дар речи.
 — Есть чудесная марсала из лучшего урожая за последние сорок лет. Или, может, вот это, имбирное? Маэстро получил его в подарок от одного купца из Смирны.
 — Не имеет значения. Мне все вина кажутся одинаковыми.
 Лаура быстро выпрямилась. Под прозрачной накидкой соблазнительно затрепетала грудь.
 — Не разбираетесь в живописи, не цените вино… А я-то считала, что все патриции — знатоки вин, литературы, искусства и наук.
 — Но не тот, который перед вами, — хмуро ответил Сандро.
 — Боже, как может человек вашего возраста не разбираться в винах? Давайте попробуем имбирное, — предложила Лаура, наполняя два бокала из муранского стекла. — Маэстро уверяет, что оно сладкое.
 Протянув ему один кубок, она сделала глоток из другого. Опущенные веки, влажные полураскрытые губы… Даная в предвкушении экстаза, в ожидании того, кто купит ее благосклонность.
 Лаура открыла глаза, и Сандро чуть не утонул в их божественной синеве.
 — По-моему, никакое вино не бывает слишком сладким, — она дотронулась краем своего бокала до бокала Сандро. — За вас, мой господин!
 — И за вас! — он осушил бокал одним глотком.
 Вино оказалось сладким, как мед, и почти таким же густым, совсем не по его вкусу… Но тогда для чего он снова протягивает бокал?
 — Теперь помедленнее, — заметила красавица, вновь наполняя бокалы, — вином, как, впрочем, и другими удовольствиями, нужно наслаждаться неторопливо, смакуя ощущения.
 В последнее время Сандро даже не помышлял о наслаждениях, с головой уходя в работу. Сомнительное удовольствие — задерживать преступников, хватать воришек и присматривать за разжиревшей знатью.
 — Вы здесь по делу, мой господин?
 — Да.
 Она рассмеялась.
 — По краткости ваших ответов и нежеланию их хоть чуточку приукрасить, я так и поняла.
 В Лауре, как заметил Сандро, была одна примечательная черта: она, казалось, ни на секунду не оставалась в покое, постоянно находясь в движении — то приглаживая локон, то перебирая пальцами край накидки, то проводя рукой по подоконнику… И как только удается Тициану запечатлеть ее облик на холсте?
 — Нет, — помолчав, ответил Сандро, — вы не угадали причину краткости моих ответов. Просто человеку в моем положении необходимо быть сдержанным.
 — Сдержанным… — Лаура произнесла слово так, словно пыталась почувствовать его вкус.
 Подбоченившись и добродушно подразнивая гостя, она промолвила:
 — Но от женщины моего положения едва ли можно ожидать сдержанности. Сестра Лючия частенько упрекала меня за отсутствие выдержки.
 «Мне нет никакого дела до выдержки или же отсутствия таковой у этой красавицы, — сказал себе Сандро — И до сестры мне тоже нет никакого дела». Но неотразимое обаяние девушки не позволило ему оборвать беседу.
 — Сестра Лючия?
 — О, сколь вы внимательны и благовоспитанны. В умении поддержать разговор вам не откажешь. — Манера разговора и взгляд натурщицы были безжалостно непочтительны. — Я говорила о сестре из Санта Марии, Челесте, — Лаура отвернулась и принялась рассматривать хорошо ей знакомый вид, открывавшийся из окна.
 Канал был усеян гондолами, перевозившими купцов и патрициев. Желтые грузовые лодки доставляли в город продовольствие. Прямо напротив располагалось большое здание с фасадом из истрианского камня.
 — Я выросла в монастыре, — пояснила Лаура.
 Она обхватила себя руками, словно ей было холодно.
 — Отца я никогда не видела, — добавила она.
 Проявляя внимание и благовоспитанность к собеседнице, Сандро поинтересовался:
 — А мать?
 — Она отдала меня в монастырь. Вернее, продала, — голос девушки звучал сухо и отстраненно, как у покупателя, делающего заказ.
 Вздоха гостя она не заметила.
 — Продала вас?
 Лаура обернулась, и Кавалли обратил внимание, что в ее глазах затаилась печаль. Он догадался: она пытается скрыть, какую боль, доставляют ей воспоминания.
 — Сестры из монастыря взяли меня помогать по хозяйству.
 Как бы предвидя негодование собеседника, Лаура, оправдывая мать, добавила:
 — Мы были нищими. У нас и дома-то своего не было. А деньги, выплаченные сестрами, мама потратила на то, чтобы поскорее покинуть Венецию. Она ненавидела этот город, говорила, что слишком много несчастий принесла ей здесь жизнь.
 В глазах девушки мелькнул лучик давно угасшей надежды:
 — Мама обещала, что когда удача ей улыбнется, прислать кого-нибудь за мной, но… — Лаура зябко повела плечами, — с семи лет я ее больше не видела и ничего не слышала о ней.
 Сандро потер рукой подбородок. Ему трудно было представить эту уверенную в себе красавицу маленьким испуганным ребенком, оставленным матерью на попечение монахинь.
 — Вы решили покинуть монастырь? — спросил он. — Сестры, должно быть, настаивали на вашем пострижении?
 — Вовсе нет, — Лаура подошла к столу с блюдом зимних, слегка сморщенных яблок, выбрала одно и протянула гостю.
 Поколебавшись, он взял, произнеся про себя: «Ева».
 Девушка села на низкий красный диван.
 — Мой господин, меня никогда не привлекала монашеская жизнь. Я собираюсь стать великой художницей.
 Рука Сандро с яблоком застыла у рта.
 Лаура рассмеялась.
 — Вы так на меня смотрите, что можно подумать, что я собралась водить колесницу, перевозящую покойников на тот свет. Неужели так странно, будто женщина решает стать художником?
 — В общем… да, я нахожу это… гм… необычным.
 Лаура наклонилась, ее губы насмешливо изогнулись.
 — Мой господин, вы меня разочаровываете! Я полагала, что человек, ответственный за тишину и покой Венеции, не может иметь столь нелепых предрассудков. Или вы считаете, что женщины вправе выбрать только одну из трех возможностей: стать женой, монахиней или проституткой? Надеюсь, вам все же покажется нелепым осуждать меня за то, что я захотела несколько расширить этот перечень.
 Сандро скользнул по девушке взглядом и не удержался от замечания:
 — Две первые возможности, по крайней мере, уж наверняка несколько расширили бы вас в талии.
 Лаура хлопнула ладонями по коленям.
 — А вы не лишены чувства юмора!
 — Изредка оно дает о себе знать.
 Сандро надкусил яблоко и с удивлением обнаружил, что оно хорошо сохранилось и было почти таким же сочным, как только что сорванное с ветки.
 — Простите, но возникают сомнения, хватит ли у вас сил переносить все тяготы и лишения, неизбежно сопровождающие художника в его жизни.
 Девушка вскинула брови, поднялась с дивана и протянула руку.
 — Идемте! Вы сами решите, достойны ли мои работы принятого мной решения.
 Сандро не хотел брать ее за руку, не хотел, чтобы она вела его за собой, но любопытство одержало верх, он подчинился. Удерживая в своей ладони хрупкие пальцы, он ощущал, как мягка и шелковиста была кожа девушки. Волосы Лауры пахли жасмином, и аромат был столь пленителен, что Сандро захотелось остановиться и, притянув натурщицу к себе, вдохнуть его полной грудью. С трудом он подавил этот безудержный порыв.
 Они прошли в боковую нишу студии. Из полукруглого окна виднелось море. Посередине небольшой площадки стоял мольберт.
 Кавалли выпустил руку Лауры и подошел к мольберту. Помещенная на нем картина поразила его. В отличие от полотен, которые ему доводилось видеть прежде, картина Лауры не содержала в себе ни мифологических, ни христианских образов. На ней была изображена простая венецианская семья, вышедшая на прогулку. Любовь художницы к людям и природе светилась в каждом мазке. На траве, сверкавшей утренней росой, сидела женщина, раскинув по земле широкую юбку скромного белого платья. В руках она держала книгу в золотом переплете. Справа стоял маленький мальчик, склонившись к матери.
 Сандро показалось, что у ребенка лицо шаловливого херувима. Позади женщины был изображен высокий мужчина в одежде кондотьера. Пальцами он нежно касался локонов жены. Старуха, одетая в темное, находилась чуть поодаль, под цветущим каштаном. Ее лицо, несколько повернутое в сторону, разглядеть было трудно из-за тени, отбрасываемой ветвями Напряженная поза фигуры указывала на желание уйти. Сандро старуха показалась настолько живой, что он чуть было не протянул руку в стремлении вытащить ее из тени на свет, чтобы получше рассмотреть. Ему захотелось присоединиться к этой семье и послушать, о чем читает женщина, может быть, даже коснуться ее мягких золотистых волос жестом стоявшего позади мужчины.
 — Чудесно! — сказал он, преисполнившись восторга.
 — Я бы сочла ваши слова за комплимент, ведь вы говорили, что не разбираетесь в живописи, — Лаура вновь его подразнивала, но ее щеки зарделись от похвалы.
 — В детстве я был совершенно равнодушным к учению ребенком. И, став взрослым, остался чужд искусству, но когда на меня что-то производит впечатление… — Сандро замолчал.
 Никогда раньше не баловал он женщин поэтическими сравнениями — сейчас же готов был сообщить собеседнице, что ее румянец напоминает ему алость свежей розы.
 Однако прежде чем он успел сообразить, что происходит, Лаура схватила его руку и прижала к своей груди. Ее сердце стучало, кожа под тонкой шелковой накидкой показалась ему такой теплой…
 — Мой господин, вы либо бессовестный льстец, либо добрый, отзывчивый человек.
 Он отнял руку.
 — Никогда не льщу людям! Лесть сродни лжи, а лгунов я презираю. Но добрым человеком я себя также не считаю. Кое-кто, пожалуй, умер бы от смеха, услышав, как вы меня характеризуете, — возразил Сандро. — Однако, я говорю, что думаю. У вас необычное мастерство художника.
 — О, нет, — ответила Лаура, — вы путаете мастерство с талантом! Мастерства мне как раз не достает, поэтому я и беру уроки у маэстро Тициана, но, не имея возможности их оплатить, позирую для его картин. На ее лицо легла тень тревоги.
 — Живопись занятие дорогостоящее, — продолжала она, — а брать плату за свои работы я не могу, пока не принята в Академию. И вряд ли это когда-нибудь случится. Увы, женщинам в Академии не рады.
 Лаура кивнула в сторону картины:
 — Посмотрите, мужчину я расположила позади женщины.
 — Чтобы показать почтение к ней?
 — Чтобы скрыть, что я не умею рисовать мужчин!
 Заметив недоумение во взгляде Сандро, она усмехнулась:
 — Видите ли, мне, как женщине, запрещено рисовать обнаженных натурщиков.
 — Рад это слышать.
 — В вас говорит мужчина, что весьма огорчительно.
 Лаура взяла с полки тяжелый альбом и стала перелистывать страницы.
 — Туника, например, на изображенном мною мужчине выглядит так, будто долго лежала в сундуке. Помимо мужской анатомии, у меня трудности с перспективой, да и с композицией…
 — Позвольте мне взглянуть, — Сандро взял альбом и, пока Лаура перечисляла свои недостатки, рассматривал рисунки распускающегося миндального дерева, резвящегося терьера, прачки с плетеной корзиной для белья, колпаков каминных труб и очаровательной надменной африканки.
 Он был поражен: Лаура обладала проницательным острым взглядом, способным уловить самое незаметное движение и тончайшее чувство. В свои рисунки она вдохнула жизнь, придав нанесенным на бумагу линиям реальные пространственные формы, подобно чародею, касанием волшебной палочки оживляющему разные предметы.
 Внимание Сандро привлекло изображение молодой женщины, склонившейся над столом с карандашом в руке. Уродливая, с торчащим позади горбом и лицом, искривленным болью, она, казалось, светилась изнутри, совершенно поглощенная своим занятием. Лаура не смеялась над ее уродством и не ужасалась ему. Она изобразила горбунью с чувством глубокого сострадания.
 — Это Магдалена. Послушница из монастыря. Мы с ней дружим с детских лет.
 Художница перевернула лист, а на следующем оказалась необычно красивая пожилая женщина в монашеской одежде.
 — А это ее мать, Челестина.
 — Монахиня? Она вдова?
 — Не думаю. Челестина никогда не говорила, кто отец Магдалены. Поговаривают, это ее духовник.
 — А что это за склянки перед ней?
 — Сестра Челестина — алхимик.
 — Необычное занятие для монахини, — заметил Сандро.
 — Вы не любите ничего необычного, верно, мой господин? — спросила Лаура.
 Дожидаться ответа она не стала и продолжила:
 — Порой целыми днями Челесгина смешивает для маэстро Тициана краски. Иногда такое получается! Однажды случился взрыв и загорелось все правое крыло здания. Челестину бы, наверное, прогнали из монастыря, но у нее есть покровитель, делающий щедрые пожертвования на нужды обители, однако имени его никто не знает.
 — Когда вы покинули монастырь, Лаура?
 Она была довольна тем, что он назвал ее по имени.
 — Около шести месяцев назад. Я исписала фресками весь монастырь и украсила рисунками огромное множество книг. Настоятельница монастыря стала жаловаться, что я трачу слишком много денег обители на кисти, краски и прочие необходимые для работы материалы. Да мне самой надоело изображать сцены на одни лишь библейские сюжеты. Вот я и ушла из монастыря.
 Сандро нахмурился.
 — Вы расписывали монастырь? Дозволено ли мне будет как-нибудь взглянуть?
 Лаура кивнула, черные атласные волосы заструились по плечам. Если бы Сандро был поэтом, он сравнил бы их с полуночной волной или кружевом, колышущимся от легкого ветерка.
 — Уже в десять лет я украшала рисунками книги. Один часослов послали лично Его Преосвященству, который его похвалил. Его одобрение убедило сестер снабдить меня красками, что сама сделать я не могла, и тогда мне позволили писать образа, триптихи, фрески.
 — Любопытное становление художника, — подумал вслух Сандро.
 — Да, но боюсь, что не окончательное.
 — И поэтому вы покинули монастырь?
 Лаура отвела глаза. Сандро хорошо знал, что означает, когда человек вдруг начинает избегать взгляда собеседника.
 — О чем вы умалчиваете, мадонна?
 — С чего вы взяли, что я о чем-то умалчиваю?
 — Вы сильны в живописи, а я в поисках правды. Так какова подлинная причина?
 — Мне не по душе было то, что творится в обители.
 У Сандро запершило в горле.
 — Вы хотите сказать, что не интересовались постами, мессами и уединенными молитвами?
 Лаура с досадой махнула рукой.
 — Вижу, вы не отстаете, пока я не расскажу. Дело в том, что некоторые сестры имели… неблагопристойные отношения с наезжающими в обитель монахинями, и был среди них один… Его звали Луиджи. Особенно он любил юных послушниц. От меня же святой отец получил коленом под зад.
 — Браво! — воскликнул Сандро, уже обдумывая, как устроить монаху-сластолюбцу длительное паломничество в Иерусалим на борту самого гнилого и разваливающегося на щепки судна, какое только разыщется в Венеции.
 Лаура ослепительно улыбнулась.
 — Я совершенно уверена, что женщина может вступить в интимные отношения с мужчиной только по одной причине…
 —… по любви, — одобрительно кивнул Сандро. — Совершенно с вами согласен.
 — Однако, я вовсе не это собиралась сказать. Я полагаю, женщина может решиться на близость с мужчиной только… из-за денег, — она едва сдерживала смех.
 У Сандро похолодело в груди. Он швырнул альбом на стол и гордо прошествовал из боковой ниши, где устроила себе мастерскую Лаура, в студию Тициана. Черт бы побрал эту красавицу. Жизнь давным-давно лишила его иллюзий, но сейчас на какое-то время ему захотелось поверить вновь, как в детстве, что в мире нет ни порока, ни зла. Сандро решил, что не стоит злиться. Ведь воспитывали эту девушку монахини, ничего не знающие о любви.
 Лаура последовала за ним. К удивлению Сандро, она оставалась невозмутимой. О крутом нраве Стража Ночи знала вся Венеция, а эта девушка, рассердив его, улыбалась, да еще так ослепительно! Ее улыбка обезоруживала.
 — Мой господин, я докучаю вам. Давайте лучше поговорим о вас.
 — О себе я говорить не люблю.
 — Подобно вам, я не отстану, пока вы не расскажите мне о себе, — Лаура тряхнула головой и в темных волосах, казалось, мелькнуло голубое мерцание.
 Подавив невольное восхищение, Сандро поправил воротник своей батистовой рубашки.
 — Ну что ж! Пожалуй, вы правы, я должен отплатить той же монетой в благодарность за ваш откровенный рассказ. У меня есть дочь, Адриана. Недавно она вышла замуж за наследника Капо из Совета Десяти.
 — Глава Совета? — глаза Лауры округлились, она даже присвистнула. — Вот это да! Ну и повезло же ей!
 Да эта натурщица, кажется, насмехается над ним. Кавалли нахмурился.
 — Мой сын, Марк-Антонио, ведет семейное дело по торговле кораблями и вскоре получит место в Сенате.
 — Вы, должно быть, гордитесь обоими, — в голосе девушки звучала уже не насмешка, а, скорее, тоска.
 «Видимо, порой она думает о покинувшей ее матери и отце, которого и вовсе не знала», — решил Сандро.
 — А ваша жена? — поинтересовалась Лаура.
 — Она умерла, — бесстрастно ответил Сандро.
 — О, извините… Вы ее любили?
 — Мы поженились, когда мне было пятнадцать лет. Брак был заключен по соглашению между родственниками, — Сандро скорчил гримасу, воспоминания нельзя было назвать приятными.
 Ему не довелось выбирать себе невесту. Решение за него приняли родители, и он повиновался — не столько их воле, сколько своему собственному непреклонному чувству долга.
 — Я получил ее персидские специи, она — мое муранское стекло.
 — И долго вы уже вдовствуете, мой господин?
 — Жена умерла двадцать лет назад, — Сандро провел носком башмака по мраморному полу. — Не знаю, почему я вам об этом рассказываю.
 — Каждому иногда бывает необходимо выговориться, снять камень с сердца.
 — Нет у меня на сердце никакого камня, мадонна.
 Лаура усмехнулась.
 — Странно! Я думала, невозможно не согласиться с очевидным утверждением. Но… отчего же умерла ваша жена?
 — Вы хотите знать, не были ли причиной смерти роды, болезнь или самоубийство?
 Сандро хотелось высечь натурщицу: она заставила его заново пережить позор прошлого.
 — Вас интересует, не был ли я слишком скуп, прижимист и не волочился ли за другими женщинами, не так ли?
 — Мой господин, если вы не желаете отвечать мне…
 — Это случилось при взрыве Арсенала в 1532 году. Кто-то поджег магазин, в котором продавался порох, — он выглянул в окно. — Вон там, в восточной части города, двадцать лет назад находился Арсенал.
 Сандро снова вспомнил панику, ужас и боль, охватившие его в ту ночь.
 — Не понимаю, мой господин, что такая благороднейшая синьора, как ваша жена, могла делать в этой части города.
 Страж Ночи в упор посмотрел на собеседницу.
 — Она пошла туда, чтобы встретиться со своим любовником, галеотто.
 — Любовник вашей жены был гребец с галеры? — у Лауры перехватило дыхание.
 — Да. Вы потрясены, мадонна? Полагаю, вы догадываетесь, сколь мало приятных чувств испытывает мужчина, узнав об измене жены.
 Натурщица бросила на него лукавый взгляд.
 — Я думала о другом: в чем заключалась природа вашего несоответствия?
 — Несоответствия?.. — краска гнева залила лицо Сандро до корней волос. — Почему вы думаете, что я в чем-либо не соответствовал жене?
 — Ну, должна же была быть какая-то причина, почему ваша жена обратилась к другому мужчине за утешением.
 Сандро был настолько потрясен словами девушки, что не сразу подыскал ответ. Никогда прежде никто не осмеливался предположить что-либо подобное, хотя в глубине души он понимал: в замечании Лауры есть доля истины. Раздраженный беседой и отсутствием Тициана, встретиться с которым ему было крайне необходимо, Сандро погрузился в угрюмое молчание.
 — Простите, что вмешиваюсь, — сказала Лаура.
 Но, видно, вмешиваться в чужие дела было неотъемлемой чертой ее характера — она тут же с неослабевающим интересом принялась расспрашивать его о том, что не касалось ее ни в какой степени.
 — Мне так хочется, чтобы вы рассказали о очередном преступлении, расследуемом сейчас вами!
 — Да что у вас за интерес к моим делам?!
 — Интерес художника! Не могу же я писать портреты, не разбираясь в людях! А это преступление, оно…
 — Нет! — Сандро резко взмахнул рукой. — Если я вам расскажу о нем, то вы уже не останетесь столь юной и прекрасной, какой мне кажетесь сейчас.
 Девушка замерла, вино же тонкой струйкой продолжало литься в бокал. Впервые Кавалли увидел Лауру совершенно неподвижной, подобно Данае, с таким мастерством изображенной Тицианом, пылкой и восторженной, как олицетворение неземного очарования.
 — Мой господин… — прошептала натурщица, заметив, что вино, переполнив бокал, льется на стол.
 Вдруг она бросилась к нему и, прежде чем Сандро успел сообразить, что происходит, Лаура уже обняла его за шею и, приподнявшись, нежно поцеловала в губы.
 Отклик его тела оказался молниеносным. Могучее примитивное желание захлестнуло Стража Ночи. Лишь усилием воли, закаленной годами, ему удалось заставить себя отступить подальше от девушки.
 У Лауры были влажные полные губы, в глазах светилось удивление.
 — Мой господин, простите, я, кажется, забылась.
 — И мне так показалось, надеюсь, что ничего подобного не повторится.
 — Просто раньше ни один мужчина не заботился обо мне так, никого не тревожили мои чувства, — Лаура прижала руку к груди. — Я тронута, мой господин. Вы добрый и…
 — Нет, — поспешно возразил Сандро, — дело всего лишь в том, что я не люблю, когда в мои дела вмешиваются чрезмерно порывистые юные натурщицы.
 — Очарователен, как всегда, Сандро? — донесся от дверей веселый голос. — Страж Ночи должен уметь найти подход к любой женщине!
 — Маэстро! — не обратив внимания на насмешливое замечание вошедшего, Кавалли с протянутой рукой направился к Тициану Вечеллио, самому знаменитому художнику Венеции. — Я думал застать вас дома, но обнаружил в студии лишь одну юную девушку.
 — Вижу, вы познакомились с Лаурой.
 — А вы, как я вижу, теперь разыскиваете натурщиц по монастырям!
 — Господин только что закончил рассказывать мне о своей покойной жене, — вставила Лаура.
 Брови Тициана удивленно приподнялись. Он знал, что Сандро имеет славу человека скрытого, и удивился: как только ей удалось вызвать его на откровенность!
 — А голубя вы принесли? — спросила Лаура.
 Приподняв край накидки, она грациозно прошла мимо мужчин.
 Тициан снисходительно улыбнулся. Темноволосый, с острой бородкой, внушительного телосложения, с врожденной грацией, он напоминал сатира, созерцающего очередную добычу.
 — Вместо голубя я принес… — художник жестом подозвал слугу.
 Круглолицый, с живыми глазами мальчик лет двенадцати вошел в студию. Под мышкой он держал маленькую темношерстную дворняжку.
 — Какая чудесная собачка! — воскликнула Лаура, присев и хлопнув себя по коленям.
 Собачонка выскользнула из рук мальчика и засеменила к ней, виляя хвостом. Она взобралась к девушке на колени и принялась лизать ей лицо.
 — Какой милый песик! — продолжала восхищаться Лаура.
 Сандро с отвращением отвернулся.
 — Стражу Ночи не дозволено любить собак? — добродушно укорила натурщица. — Подойдите же и почешите это очаровательное существо за ушком!
 — Когда же он в последний раз играл с собакой? — пытался вспомнить Сандро, подходя к девушке. — Да и было ли такое вообще?
 Дворняжка от Лауры бросилась к Кавалли. Ее внимание привлек высокий сапог. Маленькие острые зубы прокусили тонкую кожу обуви и впились в большой палец на правой ноге Сандро.
 — Черт возьми! — ругнулся он, стряхивая пса со своего сапога.
 Собачонка повисла в воздухе, но не ослабила хватку, лишь издала негромкое рычание.
 — Ради бога! — отбивался Кавалли. — Эй! Кто-нибудь! Отцепите же от меня это животное!
 — Не обижайте малыша, — сказала Лаура.
 — Малыша…?
 — Да не размахивайте вы так ногой!
 Пробормотав что-то ласковое, она обняла злобно ворчащего щенка и оттащила подальше от ноги гостя.
 Заворчав, песик подбежал к плащу обидчика, небрежно приподнял заднюю лапу и обмочил дорогую алую подкладку.
 Сандро закатил глаза:
 — У меня с утра было предчувствие, что день сложится неудачно!
 Все еще смеясь, Тициан смахнул с лица слезы.
 — Что вы сказали, мой друг?
 — Ничего, — Сандро скрипнул зубами. — Послушайте, маэстро, у меня к вам важное дело.
 Лицо художника тотчас приняло серьезное выражение.
 — Перейдем в салон.
 У двери хозяин остановился:
 — Немного вина?
 Сандро кивнул.
 — Особенно я люблю доброе имбирное вино, — его голос эхом отозвался в просторной студии.
 — А я-то думал, вы не разбираетесь в винах, — удивился Тициан.
 — Разве может мужчина наших с вами лет позволить себе невежество в таких вещах, как вино?
 Провожая мужчин взглядом, Лаура улыбнулась. Ей показалось, что Сандро Кавалли — интересный, хотя и несколько старомодный человек. «Он весьма привлекателен! — решила она, возвращаясь в студию. — Никогда не видела такого лица: сурового, изборожденного морщинами… А какая у него замечательная фигура!..»
 — Подержи собачку, Вито, — попросила Лаура слугу. — И ни в коем случае не позволяй ей увязаться за мной!
 Вито смотрел на нее знакомым, полным обожания взглядом.
 — А куда вы идете?
 — Послушать, о чем станут беседовать маэстро и Страж Ночи. Я не хочу, чтобы щенок меня выдал.
 — Лаура! — Вито даже побледнел. — Вам не следует этого делать! Тот, кто подслушивает у дверей, редко слышит что-либо хорошее.
 Не обратив на его слова никакого внимания, Лаура быстро пересекла студию и прижалась ухом к двери салона.


* * *

 — Не могу поверить! О, Боже, что они говорили! — воскликнула Лаура, закрывая от ужаса глаза.
 — Сначала выпей, а затем перескажи мне их разговор, — Ясмин налила бокал вина и протянула подруге.
 Себе же она приготовила смешанную с медом воду. Будучи мусульманкой, Ясмин воздерживалась от спиртного.
 Поджав ноги, Лаура сидела на скамье, покрытой большим куском выделанной кожи, и с нескрываемым восхищением наблюдала за африканкой. Высокая, с совершенной фигурой, грациозная, она была обворожительна. А кожа! О таком оттенке может мечтать любой художник-колорист: темное отполированное дерево с золотистым отливом.
 Лаура осушила бокал и обвела взглядом других женщин, отдыхавших в солярии. Теплый зимний денек нагонял на них дремоту. Чтобы сохранить жемчужный цвет кожи, некоторые сидели неподвижно, положив на лицо кусочки тонко нарезанной и вымоченной в молоке говядины. Другие угощались букчери — яством, завезенным из Португалии и получившим широкое распространение в Венеции. Лаура скорчила гримасу. Видно, ее вкус еще недостаточно развит, чтобы жевать кусочки глины. Странно, что букчери пользуется таким спросом!
 На головах женщин были широкополые шляпы без тульи, чтобы волосы выгорали на солнце. Лаура никогда не пользовалась такой шляпой: никакое солнце не могло изменить ее волосы цвета ночи.
 — Ну? — напомнила Ясмин, отпивая глоток.
 Африканка сидела совершенно неподвижно. Лауре никогда это не удавалось.
 Оторвавшись от созерцания подружек, она побарабанила пальцами по каменному парапету и прошептала:
 — Кавалли расследует преступление, совершенное прошлой ночью.
 Большие миндалевидные глаза Ясмин на секунду закрылись.
 — И сейчас это главное дело Стража Ночи и его людей?
 — Полагаю, да… — Лаура прикусила губу, вспоминая подробный рассказ Сандро Кавалли. — Это необычное убийство, оно более жуткое, чем ты можешь себе вообразить.
 — И что же в нем необычного?
 — Так вот! — Лаура встала и огляделась по сторонам. — Человека закололи. Прямо в сердце. Сандро сказал, кинжал был отравлен. Наверное, — она поежилась, — определил по запаху.
 — Сандро? Ты называешь по имени Стража Ночи?
 — Ну, не в его присутствии, разумеется. О, Ясмин, если бы ты видела, какой у него чудесный взгляд. От его взгляда бросает в жар и холод… Но я не о том! Убийца, ты представляешь, отрезал своей жертве половой орган!
 Лицо Ясмин осталось бесстрастным.
 — Интересно! У меня есть на примете несколько мужчин, которых я с удовольствием отдала бы в руки этому убийце.
 — Ясмин, не шути так!
 — Не шутить? — Почему же? — подобно пантере, она поднялась и, пройдя по солярию, посмотрела вниз, где среди гостей мадонны дель Рубия прогуливались трое музыкантов.
 Африканка обернулась, опершись на парапет.
 — Посмотри на меня, Лаура. Мужчины похитили меня и увезли с родины. Они продали меня, и я стала рабыней мадонны дель Рубия. Шесть ночей в неделю мне приходится делить постель с незнакомцами. Есть ли хоть одна причина, по которой я должна желать им добра?
 Лаура вздохнула.
 — Понимаю твою горечь, Ясмин.
 — Но что ты знаешь об убийстве?
 — Жертва — личный секретарь дожа. Вот почему Сандро так обеспокоен. Имя убитого — Даниэле Моро.
 Маска безучастности слетела с лица Ясмин, глаза африканки широко раскрылись, стройное тело напряглось.
 — Что?! — Лаура отскочила от парапета. — Тебе известно это имя?
 Пальцы Ясмин вцепились в полы шелкового халата. Мадонна дель Рубия не скупилась на одежду для женщин, работавших в ее заведении.
 Африканка глубоко вздохнула.
 — Даниэле Моро, Лаура, был здесь прошлой ночью.




 Глава 2


 Лаура спешила пройти запруженный пешеходами мост Риальто. Широкий канал под ними кишел гондолами с затянутыми шелком верхом, баржами, осевшими под тяжестью питьевой воды, хлеба и овощей, а также яликами и рыбацкими лодками, баркасами и плоскодонными галерами, груженными самыми разными товарами.
 Шумное многолюдное торжище на знаменитой арке над Большим Каналом заставило ее остановиться, захватило разнообразием красок и движений. Хотелось тут же взяться за кисть и нарисовать элегантную графиню, созерцающую рулон лазурного дамасского шелка, или же важного фламандского купца, придирчиво осматривающего роскошный, усыпанный драгоценными камнями головной убор, или знатных горожанок, гордо шествующих в туфлях на высоких каблуках и засматривающихся через двери лавок на пышные наряды.
 Лаура увидела сгорбленную жалкую нищенку с протянутой за подаянием грязною рукой. Денег у девушки не было и она, развязав кружевную косынку, отдала ее старухе. На благодарное бормотание Лаура ответила улыбкой. Третья косынка за последний месяц! Весь запас слов для объяснений с мадонной дель Рубия у нее уже полностью исчерпан, она и так в большом долгу перед своей покровительницей.
 Юные щеголи в обтягивающих рейтузах и модных красных беретах окликали ее, иногда и пощипывали, девушке приходилось то и дело отбиваться от бесцеремонных ухажеров и отклонять их многообещающие предложения.
 Лаура никогда не покидала Венецию, но все путешественники в один голос заявляли, что другого такого города нет во всем мире, и она горячо в это верила. Венецию Лаура любила не менее страстно, чем живопись.
 Однако в прекрасном городе стекла, света и кружев между высоких зданий прятались банды браво  <Браво — наемный убийца.> с кинжалами и стилетами. Слава Богу, в городе жили люди, подобные Сандро Кавалли, посвятившие себя борьбе с этим злом — скрытой и мрачной стороной жизни Венеции.
 Поеживаясь от февральской прохлады, Лаура припомнила Сандро и Тициана. Даниэле Моро был убит, выполняя поручение дожа. Он должен был доставить печатнику подлежащие опубликованию документы, касающиеся Венчания с Морем, ежегодного праздника символического бракосочетания Венеции с водной стихией. После посещения печатника Моро намеривался зайти к Тициану, чтобы договориться о времени сеанса для дожа Андреа Гритти, чей портрет писал художник.
 Ни одного из этих поручений секретарь не выполнил. Сандро Кавалли полагал, что дож был последним, кто видел Моро живым.
 Покинув торговую часть города, Лаура отыскала дом Кавалли. Перед ней возвышалось массивное здание. Это был настоящий дворец, украшенный колоннами из белого мрамора, устремленными вверх подобно копьям. Ярко освещенный солнечным светом голубовато-золотистый пояс придавал зданию особую торжественность. Над тяжелой входной дверью Лаура разглядела роскошные фрески и узнала роспись Беллини. Резные фигуры, обрамлявшие окна и увенчивающие колонны, несомненно, как и скульптурная группа у фонтана, принадлежала резцу Сансовино.
 Приближаясь к этому величественному зданию, девушка начинала кое-что понимать в характере его владельца. Она предполагала, конечно, что такого человека не может терзать бедность и, как всякий патриций, он не чужд роскоши, но великолепие дворца Кавалли оказалось для нее полной неожиданностью.
 Наметанным глазом художницы Лаура отмечала рвущиеся ввысь линии и затейливый рисунок рифленых труб. каминов. С карнизов на нее злобно взирали свирепые горгульи, а у входа с откровенным интересом взглянул стражник в темно-синем плаще с коротким мечом и жезлом.
 Он оглядел ее с ног до головы. Девушка непроизвольно улыбнулась.
 — Мне нужно видеть господина Сандро Кавалли.
 Взгляд стражника стал цепким.
 — Я не знал, что во вкусе хозяина столь юные девицы.
 Лаура давно привыкла к непристойным замечаниям мужчин. Она расправила плечи.
 — Дело очень срочное.
 — Мне нужно вас обыскать. Может, под одеждой вы прячете оружие.
 — Обыскать? — Лаура сердито нахмурилась. — Вряд ли в этом есть необходимость.
 — Осторожность никогда не бывает излишней, мадонна, — стражник провел пальцем по ее руке. — Наемные убийцы являются в разных обличиях, — его палец скользнул по груди девушки к талии и неожиданно он, плотно прижимая к ее телу ладони, стал прощупывать, не спрятано ли где оружие.
 Лаура постаралась сдержаться. Скоро наступит день, когда ей придется не только терпеть похотливые ласки мужчин, но и наслаждаться ими или же притворяться, что они доставляют ей удовольствие. Но когда руки стражника крепко сжали ее бедра и горячее дыхание обожгло лицо, она решила, что на сегодня с нее хватит. Кто этот стражник? Ее любовниками должны стать знатные мужчины Венеции. Мир полон контрастов.
 Лаура очаровательно улыбнулась:
 — Послушайте, меня кое-что очень интересует.
 Похотливая физиономия стражника потемнела.
 — И что же?
 — Меня интересует, будет ли господин Сандро доволен дотошностью осмотра, учиненного мне. Стражник отпустил ее так резко, словно он держал в руках горячий уголь.
 — Ладно, проходите, — стражник махнул рукой в сторону двери.
 Входя во двор, Лаура с удовлетворением подумала, что ее подозрение оказалось верным: Сандро Кавалли сам уважительно относился к женщинам и того же требовал от своих людей.
 Короткий переход вел к открытому саду, где ее поразил строгий порядок: дорожки были выстланы мозаичными плитами, струйки воды из скульптуры, отдаленно напоминавшей фигуру Нептуна, изливались с ровным негромким журчанием в фонтан, также выложенный мозаикой. Вокруг фонтана, строго по окружности, росли кустики мирта, и даже обвивавшая стены лоза казалась подстриженной. «Наверное, если заглянуть в фонтан, — подумала гостья, — увидишь, что и рыбки плавают там аккуратными рядами».
 Большая дверь слева, как предположила Лаура, вела в складское помещение: все венецианские купцы имели обыкновение хранить свой товар под жилищем. За рядом окон справа корпели над наклонными столами служащие. Девушка уже собиралась осведомиться у них, как же ей отыскать господина, как вдруг одна из дверей распахнулась.
 Вышедший молодой человек был столь сказочно красив, что Лаура просто оторопела.
 Ей не доводилось видеть статую Давида работы Донателло, но она была наслышана о ней и на мгновение ей показалось, что шедевр флорентийца ожил и вот теперь стоит, улыбаясь, во дворце Стража Ночи.
 — Добро пожаловать. Чему я обязан удовольствием видеть вас?
 Лаура с трудом вымолвила:
 — Я пришла к Сандро Кавалли. Зовут меня Лаура Банделло.
 Прекрасные черты юноши обострились, он насторожился, отчего сходство со статуей лишь усилилось.
 — Мой отец ждет вас?
 — Нет… я… Так он ваш отец?
 Лаура искала сходство и не находила. Черты лица Сандро, отмеченные зрелостью и опытом, мудростью и некоторой усталостью от жизни, казались жестче. «У отца, — решила она, — несомненно, совсем другой характер. А у сына, как бы ни был он прекрасен, из достоинств, видимо, одна лишь молодость». Если бы ей представилась возможность выбирать, чей портрет написать, она бы знала, кого следует предпочесть.
 — Вы, должно быть, Марк-Антонио, — улыбнувшись, Лаура сделала реверанс, которым могла бы гордиться мадонна дель Рубия.
 — Отец вам обо мне рассказывал? — юноша удивленно покачал головой.
 Его волосы цветом напоминали хорошо отполированный светлый дуб. У Сандро волосы были темно-каштановыми, пронизанными серебряными нитями.
 — Странно, — продолжал молодой человек, — отец редко говорит с кем-либо о семье.
 Лаура рассмеялась.
 — Боюсь, дело в том, что я слишком изводила его вопросами.
 Марк-Антонио окинул ее с головы до ног долгим ленивым взглядом и задержал взор на туфельках, выглядывавших из-под коричневого фланелевого платья. Его рука возлежала пониже пояса, как бы привлекая внимание собеседницы к шелковому гульфику, подвязанному к рейтузам золотистым шнурком. И поза, и выражение лица юноши разочаровали гостью. Ей бы хотелось, чтобы с подобной красотой тела сочеталась и возвышенность души, и глубина ума, но она видела в глазах Марка-Антонио одну только необузданную похоть.
 — Так ваш отец здесь? — настойчиво переспросила Лаура. — Дело у меня очень важное.
 Марк-Антонио высокомерно кивнул. Светлые, как у Адониса, волосы упали на лоб.
 — Следуйте за мной.
 Они поднялись по мраморным ступенькам и оказались в просторном зале, стены которого были сплошь увешаны картинами. Лауре хотелось задержаться, чтобы внимательнее рассмотреть прекрасные творения, но она не позволила себе остановиться и проследовала за юношей. Картины, собранные во дворце Сандро, обладали огромной ценностью, хотя хозяин и уверял ее, что совершенно не разбирается в живописи. Она узнала сельскую сценку Беллини, аллегорическую композицию Карпаччо, несколько декоративных работ Закчары.
 Марк-Антонио подвел ее к двери в конце зала, постучал и, не дожидаясь ответа, распахнул перед ней дверь.
 Бормоча проклятия, Сандро оторвался от разложенных на столе бумаг. Досада сменилась удивлением и даже радостью, когда он узнал Лауру. Ясная улыбка девушки отозвалась в его сердце теплым чувством, и любой другой мужчина на его месте понял бы, что это нежность, но Сандро не признался себе в этом. Он лишь отметил, что сегодня Лаура в своем скромном светло-коричневом платье с белыми манжетами уже не выглядит чувственной красавицей, скорее школьницей. Волосы девушки двумя темными блестящими косами струились по спине. Скромная внешность гостьи контрастировала с похотливым взглядом Марка-Антонио, жадно устремленным на Лауру, к большому неудовольствию его отца.
 Кашлянув, Сандро оперся ладонями на обитый кожей стол и поднялся.
 — Не ожидал вновь так скоро увидеть вас.
 Он наблюдал, как она рассматривает лежащие на столе и стеллажах бумаги. Все документы содержались в образцовом порядке: края стопок тщательно выровнены, а сами стопки аккуратно разложены по стеллажам.
 Страж Ночи любил порядок, но в присутствии Лауры строгое убранство кабинета показалось ему излишне вычурным, претенциозным.
 — Мне повезло сегодня, — сказала она, — я застала вас дома.
 — Эта синьора хотела бы поговорить с тобой, — произнес Марк-Антонио, слегка подталкивая гостью в спину.
 Девушка благодарно улыбнулась.
 «Какое мне дело, что сын касается Лауры и заглядывает ей в глаза? Я должен быть снисходителен к его молодости,» — подумал Сандро, но когда он заговорил, голос прозвучал излишне твердо:
 — Думаю, тебе следует оставить нас наедине. Марк-Антонио покраснел и резко поклонился.
 — Возможно, синьора окажется в затруднительном положении, если то, что она желает мне сказать, не предназначено для других, — уже мягче обратился Сандро к сыну.
 — Да и к тому же, мне еще нужно успеть подготовиться к ночному визиту в Понте де Тетти.
 Сандро ухватился за край стола, пытаясь сдержать гнев. Сын явно гордился тем, сколь безнаказанно смеет он выставлять напоказ свои пороки, раздражая отца.
 Понти ди Тетти слыло излюбленным пристанищем самых развратных проституток.
 Дверь с грохотом захлопнулась. Сандро облегченно вздохнул. Отношения отца и сына оставляли желать лучшего и было достаточно малейшей искры, чтобы вспыхнула ссора.
 — Пожалуйста, садитесь, — Кавалли указал на повернутое к облицованному мраморному камину кресло.
 — Спасибо, мой господин. Дело касается одного преступления. Могу я говорить откровенно?
 — Разумеется!
 Взяв девушку за руку, Сандро подвел ее к столу, где какой-то мужчина бесстрастно переписывал письмо.
 — Синьора, рад познакомить вас с моим личным секретарем Джамалом.
 Кавалли насмешливо наблюдал, как широко раскрылись глаза девушки, когда секретарь почтительно поднялся для поклона. Впечатляющее зрелище: человек с темной, как эбеновое дерево, кожей и мускулистым, как у андалузского жеребца, телом, выдающим в нем уроженца Африки. Джамал был одет в просторного покроя штаны из египетского шелка и, несмотря на прохладу, в щегольской парчовый жилет. Смуглое запястье обвивала широкая золотая цепь, мочка левого уха была проколота кольцом.
 Секретарь с достоинством поклонился и перевел глаза на хозяина. Сандро слегка поежился от его взгляда. Девушка продолжала улыбаться, дожидаясь вежливых слов приветствия, но Джамал молчал.
 — Он не может говорить, — грубовато пояснил Сандро.
 Улыбка исчезла с лица Лауры.
 — Как ужасно, мессир Джамал!
 Секретарь развел руками и указал на свой рот.
 — Турки отрезали ему язык, — сказал Сандро.
 — Боже! — прошептала Лаура. — За что?
 — Он был рабом, это знак верности султану.
 — А как вы познакомились?
 Обычно Кавалли уклонялся от ответов на вопросы любопытных дам, но этой женщине он почему-то не мог не ответить.
 — Несколько лет назад я заключил с султаном одну не совсем законную сделку. Джамал стал частью платы, — давний секрет впервые слетел с уст Стража Ночи.
 Лаура нахмурилась.
 — Другими словами, мессер Джамал сменил одно рабство на другое?
 Секретарь отрицательно покачал головой, его темные глаза обратились к Сандро.
 — Джамал сам решил отправиться со мной в Венецию.
 Кавалли не стал описывать, как африканец умолял нового хозяина забрать его с собой, клянясь, что не вынесет позора, вернувшись в родное селение увечным.
 В присутствии Джамала вы можете говорить свободно обо всем, — продолжал Кавалли, усаживая гостью в кресло, — у меня нет от него тайн.
 Сандро опустился в кресло, стоявшее напротив. Огонь в камине лизал раскаленные углы.
 — Ну, мадонна, что за преступление вы совершили?
 — Никакого преступления, конечно же, я не совершила. — Лаура скромно сложила руки на коленях. Но, мой господин, я знаю кое-что о Даниэле Моро.
 Сандро словно ударили по голове. Подозрение заставило его произнести резким тоном:
 — Вы были знакомы с Моро?
 — Видите ли… — Лаура облизала губы.
 Сандро знал многих женщин, отдавших бы целое состояние для того, чтобы средствами косметики достичь столь прекрасного алого цвета губ, но на лице его посетительницы не было заметно и следа помады.
 — Придется мне во всем вам признаться, — вздохнула Лаура.
 В горле Кавалли встал комок. Нет, не может быть, чтобы эта девушка оказалась замешана в том ужасном преступлении. Нет, нет! Кошмарное убийство мог совершить кто угодно, но только не она!
 — Продолжайте, — едва вымолвил он.
 — Я слышала, как вы говорили о случившимся с маэстро Тицианом.
 Лаура подалась вперед и поспешно добавила:
 — Пожалуйста, простите мне мое любопытство, но я такая от природы и ничего не могу с собой поделать. Но, может, к лучшему, что я подслушала ваш разговор. Может быть, мое сообщение поможет вам найти убийцу.
 Сандро не нуждался в ее помощи. Ему неприятно было думать, что эта невинная девушка крадется во тьме, чтобы подслушать у двери разговор мужчин и узнать те мерзкие подробности убийства, которые даже у него вызывают отвращение и ужас.
 Он вскочил и схватил Лауру за плечи, не обратив внимания на полный молчаливого осуждения взгляд Джамала и промелькнувший в глазах девушки испуг. Бессовестная девчонка! Сандро еще крепче сжал ее и поднял вверх, заставив встать.
 Аромат морского воздуха и жасмина коснулся его ноздрей. Страж Ночи увидел огоньки, зажегшиеся в прекрасных сапфировых глазах.
 — Черт бы вас побрал! Зачем только вы суете нос не в свои дела! — прошипел он сквозь плотно сжатые зубы. — Не смейте вмешиваться в то, что касается только моих людей и меня.
 Вспышка ярости Стража Ночи оставила девушку невозмутимой. Она подняла голову.
 — Прекрасно все понимаю, мой господин, но, помните, я ведь предупреждала, что такая от природы и не в силах совладать с собой.
 — Тогда и я, в свою очередь, должен вас предупредить, что не привлекаю к расследованию преступлений женщин, сколь бы любопытны они не были.
 Лаура, мягко упершись ладонями в грудь Сандро, попыталась отстраниться от него.
 — Вы причиняете мне боль, мой господин.
 Так же резко он отпустил гостью.
 — Прошу прощения.
 — Я бы не беспокоилась, но во время очередного сеанса позирования маэстро Тициан непременно поинтересуется, откуда у меня синяки. Боюсь, ему не понравится натурщица с синяками.
 Представлять, что Лаура лежит на диване художника, такая гибкая, чувственная, божественно грациозная, а Тициан переносит ее красоту на холст, было почему-то Сандро неприятно.
 — Вы действительно не привлекаете к расследованию преступлений женщин, мой господин? — спросила Лаура. — Это весьма необычно, тем более для мужчины с такой привлекательной внешностью, как у вас.
 Не обратив внимания на столь неискренний, с его точки зрения, комплимент, Сандро вспомнил своих четырех любовниц: Барбару, Арнетту, Джою и Алисию. Такие похожие и такие разные — как четыре времени года. Долгое время они удовлетворяли его потребности здорового и сильного мужчины с тем благоразумием, которого он требовал. В благодарность каждая получила от него в свое владение достаточно роскошное жилище.
 — До сих пор мне удавалось прекрасно обходиться и без помощи женщин, — сердито ответил Кавалли, вновь опускаясь в кресло. Ему не нужно было смотреть на Джамала, чтобы знать: тот довольно усмехается.
 — Полагаю, однако, что мои сведения будут вам полезны, — девушка бросила украдкой взгляд в его сторону. — Если, конечно, вы соизволите выслушать меня. — Она грациозно опустилась в кресло. Коричневое платье, хотя и скромное, не скрывало соблазнительных форм ее тела. И Сандро не мог оторвать взгляд от юной упругой груди, слегка колыхнувшейся под мягкой тканью одежды.
 — Я вас слушаю.
 Лаура улыбнулась, и Страж Ночи на этот раз не сумел скрыть от себя, столь стремительно вошла в его сердце эта порывистая, открытая, очаровательная девушка.
 — Совершенно случайно я упомянула об убийстве Даниэле Моро в разговоре со своей подругой Ясмин и…
 — О Боже, — воскликнул Сандро, — как вы не понимаете? Дело это очень тонкое…
 Чтобы снова не вскочить, Кавалли пришлось ухватиться за подлокотники кресла.
 — Нельзя же болтать о случившемся где только можно и даже там, где нельзя!
 — Я не болтала!
 Лаура удивилась: как он мог о ней так плохо подумать! Да, она любопытна, но вовсе не болтлива!
 — О подслушанном разговоре я рассказала только Ясмин!
 — Ведя разговор о преступлении, вы подвергаете себя опасности. Убийца все еще на свободе, не забывайте!
 — О! Я не привыкла, чтобы кто-либо заботился о моей безопасности!
 — Мой долг заботиться о каждом жителе республики.
 Лаура нетерпеливо заерзала в кресле.
 — Ладно, все это не имеет большого значения, но то, что я знаю кое-кого, кто видел Даниэля Моро в ночь убийства, не может вас не заинтересовать.
 — Что?!
 Сандро вновь поднялся с кресла и принялся ходить по комнате.
 — Я отведу вас к этому человеку, — пообещала Лаура.
 — Да уж, будьте любезны это сделать! А я подумаю, как бы простить вам недостойно подслушанный разговор.


* * *

 — Публичный дом? — Сандро резко поднялся, отчего гондола сильно накренилась.
 Гондольер опустил в воду шест, подводя свое суденышко к берегу.
 — Ваш свидетель живет в публичном доме?
 — Да!
 Лаура получила истинное наслаждение от великолепной прогулки в роскошной гондоле. Она подала руку гондольеру и сошла на берег.
 — Вы совершенно правы, этот пышный особняк, принадлежащий мадонне дель Рубия — публичный дом, — совершенно невинно подтвердила натурщица Тициана.
 Она подождала у двери, когда приблизятся Сандро и его секретарь. Лаура знала, что мадонна не очень-то будет рада их визиту, и потому слегка побаивалась.
 Лакей в расшитой ливрее кивнул им. Расправив плечи, девушка вошла в салон, украшенный цветным мрамором и алебастровыми статуэтками. Солнечные лучи, проникая через янтарные и лиловые витражи, меняли цвет, красочными пятнами освещали комнату. Из сада доносились звуки музыки, смех и веселые крики.
 Лаура протянула руку и позвонила в стеклянный колокольчик, которым подлежало пользоваться посетителям, чтобы возвестить о своем прибытии.
 Подобно кораблю с поднятыми парусами, мадонна дель Рубия выплыла из-за двери, задрапированной портьерами. При виде Лауры улыбка, предназначавшаяся гостям, сменилась хмурым выражением лица.
 — Дитя, не говори только, что ты потеряла еще одну косынку. И разве ты забыла, что тебе не позволено входить в дом через парадный вход… — она замолчала, заметив взгляды Сандро и Джамала.
 Но лицо мадонны тотчас же смягчилось: главная сводница Венеции, распоряжавшаяся двумя дюжинами куртизанок, считала своим долгом знать в лицо каждого патриция республики и потому легко узнала Стража Ночи. Напомаженные полные губы расплылись в улыбке, рука непроизвольно потянулась к прическе, чтобы поправить взбитые в пышное облако волосы.
 — Мой господин, — промолвила она сладчайшим голосом, — добро пожаловать! Что привело вас? Не желаете ли… развлечься?
 К удивлению и восторгу Лауры, Сандро покраснел, как рак. Ну как же он привлекателен! Такой скромняга! Его просто нельзя не любить.
 Кавалли церемонно поклонился.
 — Мы по делу. Я пришел допросить одного из ваших…э… жильцов.
 Мадонна дель Рубия гневно нахмурилась.
 — Мой господин, мои девушки и я, мы исправно платим налоги и выполняем все необходимые требования. Уверяю вас, вы не найдете у нас ничего противозаконного.
 Лаура наблюдала за мадонной глазами художницы. Не так давно она приступила к портрету своей благодетельницы и теперь радовалась возможности увидеть новые грани ее характера. Если портрет понравится мадонне, та, возможно, простит ей часть быстро растущего долга.
 — Я не за этим сюда пришел, — Сандро натянуто улыбнулся. — Мне только нужно задать одному человеку несколько вопросов.
 Он притронулся рукой к подвязанному у талии кошельку.
 — Конечно, мы высоко оценим ваше доброе расположение, мадонна.
 Хозяйка с подозрением глянула на Лауру.
 — Кого вы желаете увидеть?
 — Флорио, — ответила девушка. — Я провожу гостей наверх.
 У нее словно гора с плеч свалилась, и она поздравила себя с преодолением первого затруднения. Неприятности, конечно, ее не минуют и гнев благодетельницы так или иначе даст о себе знать, но мадонна дель Рубия слишком потратилась на нее и теперь не сможет просто так взять и выбросить на улицу. Кроме того, портрет мадонны еще не закончен, и тщеславие не позволит ей оставить его незавершенным.
 Они поднимались вверх по узкой лестнице, и Сандро поймал себя на том, что не сводит глаз с бедер Лауры, покачивающихся в такт шагам. Когда она рядом, он совсем теряет над собой власть! Открытие напугало Стража Ночи. В присутствии этой девушки Кавалли отчаянно цеплялся за свои строгие понятия чести и нравственности, не допускавшие греховности даже в мыслях.
 Но как случилось, что Лаура знакома со всеми этими людьми?
 «Из-за работы над портретом мадонны, — уверял себя Сандро. — Юная художница только начинает свою карьеру и особенно разборчивой в выборе заказчиков ей быть не приходится». Вместе с тем он не мог не заметить: девушка чересчур близка с обитателями публичного дома, и мысль, что причина подобной близости может заключаться не только в работе над портретом, вызывала у него раздражение.
 Когда они поднялись наверх, где располагались жилые комнаты, Сандро криво усмехнулся: публичный дом не был похож на его дворец, где товар хранился в складском помещении внизу. Здесь же, наоборот, товар размещался наверху.
 Лаура остановилась у одной из дверей и постучала.
 — Войдите, — ответил чей-то низкий голос.
 Девушка толкнула дверь и жестом пригласила Кавалли войти в комнату. Джамал остался в коридоре, сложив мускулистые руки на груди и устремив взгляд прямо перед собой в пустоту.
 В небольшой чистой комнате стоял какой-то траурный запах гардении. На столе лежали лютня и флейта. У окна стоял высокий человек в черном плаще. Из-под темного берета на плечи ниспадали светлые волосы.
 — Флорио, — позвала Лаура, — извини за вторжение…
 Человек у окна обернулся, но его лицо осталось в тени.
 — Да?
 Глубокий низкий голос сбил Сандро с толку. Мужчина, живущий в борделе? Едва сдерживая изумление и гнев, смешанный с отвращением, Кавалли придал лицу строгое выражение.
 — Я Сандро Кавалли, Страж Ночи. Мне нужно задать вам несколько вопросов о Даниэле Моро.
 Флорио глубоко вздохнул и поднял руку, чтобы снять берет. Плащ распахнулся и Сандро про себя отметил, что мужчина на редкость строен и широкоплеч. Если бы не причудливая женская одежда, внешность хозяина комнаты показалась бы весьма привлекательной: сильный подбородок, высокие скулы, мужественно очерченный рот. Но женский наряд делал его похожим на попугая.
 — Что вы хотите знать?
 Сандро посмотрел на Лауру. Кивком указал ей на дверь. Сделав вид, что не заметила его жеста, она прошла к изящному тосканскому креслу.
 — Я сяду? — обратилась девушка к Флорио.
 Тот кивнул.
 — Лаура — мой друг и в радости, и в скорби.
 Мне нечего от нее скрывать. Пусть присутствует при нашем разговоре.
 — Я настаиваю, чтобы она вышла, — произнес Сандро.
 — Нет, — твердо возразил Флорио, — она останется, иначе наш разговор не состоится, мой господин.
 Характер этого мужчины не соответствовал его наряду: женщины обычно более уступчивы. Кавалли стиснул зубы. Лаура отвлекала его внимание, а ему нужно было сейчас сосредоточиться, чтобы проникнуть в тайные глубины загадочной личности Флорио и отыскать убийцу. Ну что ж, ничего не поделаешь! Впрочем, ему приходилось допрашивать подозреваемых и вырывать признания и при более сложных обстоятельствах.
 — Синьор Моро приходил к вам в ночь убийства?
 — Приходил, — Флорио нервно взмахнул рукой. — Послушайте, я избавлю вас от необходимости ходить вокруг да около. В заведении мадонны дель Рубия есть обязанность — услаждать клиентов любовными песнями и писать пылкие письма за неграмотных кавалеров. Я работаю здесь трубадуром. Это мое основное занятие.
 — Вы сказали, что это ваше основное занятие, значит есть еще и другое? — продолжил задавать вопросы Сандро.
 Флорио печально вздохнул.
 — Даниэле и я были любовниками. Сначала он был для меня просто клиентом, но со временем наши отношения развились в подлинное чувство. Мы искренне привязались друг к другу. Нам было трудно встречаться: работа у Даниэле занимала много времени, а я… — Флорио вызывающе посмотрел на Кавалли, — я его любил и с нетерпением ожидал его прихода.
 Сандро бросил взгляд на Лауру. Ей, должно быть, непонятен истинный смысл слов Флорио. Девушка с нескрываемой симпатией смотрела на своего странного друга.
 — Итак, две ночи назад у вас появилась возможность встретиться.
 — Да. Дож дал Даниэле несколько поручений, но он, прежде чем отправиться с поручениями, сначала пришел сюда. Даниэле обещал упросить дожа позволить мне в день Венчания Венеции с Морем участвовать в праздничном представлении. Мое самое большое желание — спеть баркароллу, которую услышат все самые знатные люди города.
 — Флорио поет чудесно! — вмешалась Лаура. — Если он выступит в праздничном представлении, все исполнители будут ему завидовать и, кроме того, он станет знаменитостью.
 — Не сомневаюсь в его талантах, — нетерпеливо заметил Сандро — Но каков был ответ дожа на просьбу Моро?
 Флорио улыбнулся с гордостью и чувством собственного достоинства, но улыбка вышла печальной.
 — Меня пригласили спеть на борту правительственной галеры.
 Лаура ахнула.
 — Флорио! Это просто замечательно! Ты ведь этого и хотел!
 Он коснулся рукой щеки девушки, и этот нежный жест трубадура пробудил в душе Сандро странные, неприятные ощущения. Ему не хотелось сознавать, что это ревность.
 — Ах, красавица, зачастую удача идет об руку с несчастьем. — Флорио смахнул слезу. — Даниэле не суждено стать свидетелем моего триумфа.
 Сандро предположил, что этот странный человек, возможно, обладает талантом не только певца, но и актера. Он способен на обман, хитрость и ложь. Улики против него казались столь очевидными, что в голове Стража Ночи уже складывалось обвинение. Любовники могли поссориться, и Флорио, испытывая противоречивые чувства в отношении своего собственного положения, должно быть, предался нездоровому влечению, заставившему его кастрировать Моро.
 — Я знаю, о чем вы думаете! — выпалила Лаура. — Вы ошибаетесь, Страж Ночи! Флорио никогда не причинит кому-либо зла!
 Она вскочила и схватила Флорио за руку.
 — Мой господин, я хорошо знаю этого человека, — обратилась взволнованная девушка к Сандро. — Он не способен на преступление.
 Флорио поднес пальцы Лауры к губам.
 — Тише, милая! Страж Ночи делает свою работу. Он человек долга и, к тому же, имеет репутацию справедливого патриция, умеющего докопаться до истины. Нам не о чем беспокоиться.
 Раздосадованный Сандро решил все же продолжить допрос. Он установил время прихода Моро, выяснил, что тот уклонился от развлечений в салоне и поднялся в комнату Флорио. Сандро также узнал, что вместе любовники провели примерно два часа, потом секретарь ушел, захватив с собой сумку.
 — Сумку? — Кавалли постарался говорить спокойно, но в уме уже зрело новое подозрение. — Вы уверены, что у него была сумка?
 — Совершенно уверен. Из тисненой кожи, с печатью на клапане. Крылатый лев Сан-Марко, кажется, был изображен на ней.
 Сумки возле убитого найдено не было. Сандро имел все основания забрать Флорио и препроводить в Габбию, но прибегать к такой мере при столь слабых уликах он не решался. И потом… каковы причины этой нежности Флорио к Лауре и признательности, мелькнувшей в его глазах в тот момент, когда он целовал девушке руку.
 Кто он, этот трубадур? Странный, невиновный человек или изощренный убийца, обладающий даром обмана и притворства? Почему он так нравится Лауре?
 Расстроенный, Сандро вышел из комнаты и вслед за Лаурой прошел в салон, где юная натурщица Тициана вдруг воскликнула:
 — Ясмин, подожди!
 Приподняв юбки, девушка подбежала к подруге, в которой Страж Ночи узнал прекрасную африканку из альбома с рисунками художницы. Необычно высокого роста, она, в отличие от Лауры, вечно находящейся в движении и радостном возбуждении, держалась сдержанно, даже сурово. В черных глазах таилась неясная угроза.
 — Ясмин, познакомься с господином Сандро, — оживленно щебетала Лаура, подводя подругу к Стражу Ночи.
 Кавалли мельком взглянул на своего секретаря, успев заметить, что тот застыл на месте, уставившись на Ясмин взглядом, полным вожделения и тоски, отчего сердце его хозяина чуть не разорвалось на части. Рука Джамала непроизвольно поднялась к горлу от бессилия что-либо сказать, губы искривились, исказив черты лица.
 Никогда прежде, насколько догадывался Сандро, его друг не испытывал такой потребности в речи и никогда так не стыдился своего увечья.
 — Ну, мой друг, — проговорил Кавалли, — давай, познакомься с этой красавицей!
 Ясмин приветствовала их, как кошка: деликатно повела носом, взгляд выразил холодную надменность, но жадные глаза в мгновение ока охватили стоящего перед ней мужчину. Судя по всему, африканка сочла секретаря Стража Ночи недостаточным вынимания.
 — Джамал не может говорить, — пояснила Лаура. — Он был на службе у султана.
 Ясмин вскинула брови:
 — Человек, который не может говорить, — она положила руку на плечо Джамала. — У вас огромное преимущество перед другими мужчинами!
 В глазах секретаря Стража Ночи вспыхнула обида, но взгляд Ясмин, похоже, успокоил его. Как будто невидимая молния пронзила их обоих. Лауре даже показалось, что она заметила проблески огня.
 — Почему бы тебе не показать гостям сад, Ясмин?
 Лаура повернулась к Сандро.
 — Вы там увидите восхитительные растения, мой господин: мирт, жасмин, алоэ, некоторые редкие виды фиалок. Ясмин убедила мадонну дель Рубия привезти их с Востока.
 На мгновение Сандро подумал, что его ждут дела, но желание остаться возобладало. Они спустились по ступенькам. Ясмин, одетая в расшитый бархатный халат, провела их к широкой галерее, увитой плющом и диким виноградом. В плетеных клетках щебетали птицы, на горизонтальном шесте, съежившись, раскачивалась маленькая обезьянка, страдавшая, по всей видимости, от холода. На изящной скамье, перебирая струны лютни, сидела женщина. Ее спутник, в котором Сандро узнал члена Сената, расположился рядом и лакомился сушеным инжиром из серебряной чаши. За столом на металлических ножках две куртизанки сосредоточенно играли в карты со своими партнерами. Они негромко приветствовали вошедших.
 Через несколько часов вся Венеция будет знать, что Страж Ночи посещал публичный дом! Но Сандро сказал себе, что ему все равно. Он человек долга и знает, зачем сюда приходил.
 Однако его сильно раздражало, что Лаура в дружеских отношениях со всеми этими людьми. Ему следует подыскать для девушки более достойных покровителей.
 Ясмин провела их за одну из арок галереи, где было множество невысоких кустарников, цветов и трав.
 — Зимой здесь не так хорошо, как весной и летом, — пояснила Ясмин, беря Джамала под руку. — Пошли, я покажу тебе мускатное дерево.
 Оглянувшись на Сандро, она добавила:
 — Это незаконно, я знаю. Разведение мускатных деревьев запрещено, но я не торгую орехами, а дерево выращиваю ради красоты.
 Когда они ушли, Лаура улыбнулась Стражу Ночи:
 — Я знала, Джамал ей понравится.
 К ее удивлению, лицо Сандро потемнело от гнева.
 — Будьте вы прокляты! — тихо произнес он. — Зачем вы их познакомили? Неужели вы не понимаете, что с ним сейчас творится?
 Оскорбленная, Лаура от удивления даже отшатнулась. Она ничего не поняла из слов Сандро и представить не могла, в чем же он смеет ее обвинять.
 — Мой господин, что плохого в том, что я познакомила его с соотечественницей?
 — Джамал избегает таких встреч. Он боится вернуться на родину после того, что сделали с ним турки. Для него лучше прожить жизнь на чужбине, чем предстать перед земляками. Для меня его недостаток не имеет большого значения, для него же самого — это страшный порок. А вы знакомите этого несчастного с прекрасной женщиной, недоступной ему.
 — Разве?
 Лаура бросила взгляд на удалявшуюся вглубь сада пару. Ясмин что-то негромко рассказывала, указывая на ветку касии с набухшими почками.
 — Не будьте столь наивной! — оборвал ее Сандро. — Конечно же, она ему недоступна.
 — Я в это не верю, — упрямо заявила Лаура. — Он ей понравился!
 — Этот человек нем!
 Девушка перевела взгляд на Стража Ночи. Такой мудрый человек, с суровым лицом и добрым взглядом… но порой упрям, как ребенок!
 Взяв его под руку, она с удовлетворением отметила про себя крепость мускулов собеседника.
 — Мой господин, не всегда чувства выражаются словами.
 Кавалли сердито посмотрел на нее, повернулся и прошествовал к мраморной скамье.
 — Это смешно! — он опустился на скамью.
 Не дожидаясь приглашения, девушка села возле Сандро.
 — Я познакомила их как для блага Ясмин, так и для блага Джамала. Она ненавидит муж… — Лаура оборвала себя на полуслове.
 Ну как это у нее вырвалось! Кавалли никому не верит, он готов и родную мать заподозрить!
 — Ненавидит мужчин? — Сандро повернулся к ней и поднял бровь, отчего вдруг стал похож на самого дьявола.
 — Прекратите подозревать каждого встречного! — потребовала Лаура. — Ясмин не имеет никакого отношения к убийству. Если бы не она, вы бы никогда не узнали о Флорио. Она могла и не говорить мне, что Моро приходил сюда за несколько часов до своей гибели. И о сумке вы бы тогда ничего не узнали тоже.
 Удивление Сандро доставило Лауре большое удовольствие. Ей еще не приходилось видеть растерянным Стража Ночи.
 — Я же видела, какое выражение появилось на вашем лице, когда Флорио сказал о сумке. Сумка, если вы ее найдете, поможет вам раскрыть преступление, верно?
 — Это не ваше дело!
 Злость, отчаяние и неожиданное влечение к девушке переполнили Кавалли. С самого начала ему стало ясно, что мотив преступления — вовсе не ограбление. На теле Моро осталась золотая цепь и кольцо с огромным сапфиром, подарок дожа. Однако Флорио уверял, что Моро забрал сумку с собой. Очевидно, ее прихватил убийца. Но почему? Что в ней было?
 Сгорая от нетерпения продолжить расследование, Сандро стал было натягивать перчатки, но взглянул на Джамала и остановился. Прекрасная Ясмин говорила что-то по-арабски, а тот ловил каждое ее слово. «Ну, ладно, можно немного подождать», — решил Кавалли, снова опускаясь на скамью.
 — Хорошо, что вы позволили им побыть вместе, — сказала Лаура.
 Нет, у этой девушки просто какой-то сверхъестественный и раздражающий дар читать чужие мысли!
 — Лучше бы вы перестали подозревать меня в доброте!
 — А вы бы лучше перестали притворятся, что вы вовсе не такой. Я знаю, вы, правда, добрый.
 Сандро недовольно нахмурился.
 Его взгляд упал на мраморный столик. Стаж Ночи замер. На столе сушился борец, очень ядовитое растение, корни которого содержат аконит. Итак, Ясмин знала жертву и у нее был яд…
 — Куда вы направитесь, когда мы уйдем отсюда? — спросил он.
 Лаура наклонила голову:
 — Простите, я не понимаю, о чем вы?
 — Не могу же я оставить вас в публичном доме!
 В ушах Сандро зазвенел ее смех. Боже, она действительно необыкновенная женщина. Красавиц в Венеции множество, но в этой девушке есть нечто особенное. Она прямо-таки светится магией очарования. Ему показалось, что ощущение невинности исходит от Лауры, как аромат жасмина, и вместе со звонким смехом плывет в воздухе. Она сама чистота, непорочность…
 — Я дома, мой господин! Так что вам придется оставить меня здесь, в публичном доме!
 Как будто оглушительный удар обрушился на Сандро, заставив хватать ртом воздух.
 — Вы живете… в борделе?
 — Очень жаль, что это вас так смутило. Мне следовало бы сказать об этом раньше.
 — Но вы всего лишь пишите здесь портреты, не так ли? — Кавалли цеплялся за последнюю надежду, как утопающий за соломинку.
 — Конечно. Сейчас я пишу портрет мадонны дель Рубия, но и карандашные наброски не оставляю.
 — Сценок, достойных запечатления, хватает!
 Лаура вздохнула.
 — Но пока меня не изберут в Академию, деньги за свою работу брать нельзя, гильдия запрещает. А после Карнавала времени для искусства станет у меня меньше.
 У Сандро пересохло во рту.
 — Почему у вас станет меньше времени?
 — Ну… придется развлекать клиентов.
 — Клиентов? Вы имеете в виду… тех, кто приходит к вам позировать для портретов?
 — Со временем, надеюсь так оно и будет, но пока…
 Лаура повернулась и положила руку на колено Сандро. Прикосновение было теплым и легким. Страж Ночи смутился.
 — Мой господин, вижу, что вам будет неприятно это услышать, но глупо продолжать ходить вокруг да около. Я куртизанка.
 Слова девушки отразились в сердце Сандро похоронным звоном. Где-то в самой глубине души он догадывался обо всем, но пытался обмануть себя, не позволяя ужасной правде проникнуть в сознание. И сейчас он не хотел признавать очевидное, не хотел думать, что Лаура, такая веселая, талантливая, юная, продает свое тело. Встретив ее, Кавалли испытал желание защитить девушку от всех несчастий, оградить от зла, и это желание стало для него столь же важным, как чувство долга. И еще одну истину открыл для себя Сандро: его смертельно ранила ревность к тем мужчинам, которые делили с Лаурой постель.
 — Я вас разочаровала, — вздохнула Лаура.
 — Да, глупость. Вы одаренная женщина, зачем вам эта унизительная торговля собой? Вам не стыдно?
 Она зарделась. Встала. Отошла. Вернулась.
 — Писать картины — дорогостоящее занятие. За комнату я плачу мадонне дель Рубия сто эскудо в месяц, а ведь нужны еще и краски, холсты…
 Сандро подбоченившись встал перед ней.
 — Найдите другие средства заработать!
 — Какие, например?
 Лаура подождала. Ее собеседник молчал.
 — Женщинам, шьющим паруса в Арсенале, платят вдвое меньше мужчин, — горько заметила девушка.
 Рассмеявшись, она щелкнула пальцами, словно ее озарило:
 — Может, стать прачкой! Тогда за несколько лет я смогу скопить деньги на несколько метров холста, на краски и кисти, но вряд ли… Выбор, как видите, невелик, мой господин.
 — Я ненавижу проституцию, — заявил Кавалли. — Большинство преступлений, которые мне пришлось расследовать, тем или иным образом были связаны с публичным домом.
 — Если запретить проституцию, где мужчины будут удовлетворять свою похоть? — спросила она. — А вы сами, что станете делать?
 — Я подобных желаний не испытываю, — солгал гость. — И вы заблуждаетесь, полагая, что если убрать сточную трубу, весь город погрязнет в дерьме.
 — Какое грубое сравнение, мой господин! Нет, это скорее похоже на туманы Венеции. Проклинайте их, но куда денешься?
 Сандро сжал в руках свой берет.
 — Но почему вы, Лаура… почему вы?..
 — А что еще я могу придумать?
 — Выйти, например, замуж.
 — Прекрасно! Выскочить за кого-нибудь работягу, который каждый год будет делать мне по ребенку! Вы думаете, между ночными кормлениями грудных детей можно писать картины?
 — Вам вовсе необязательно выходить замуж за работягу. Вы красивая женщина и могли бы выйти замуж за…
 —… вашего сына, мой господин? — резко перебила его Лаура.
 Сандро побледнел, во рту у него пересохло. Ее смех неприятно резанул ему слух.
 — Ах, понимаю, я забыла, мы с ним из разных сословий!
 Цинизм ее слов пронзил душу Кавалли и окончательно разрушил непорочность добродетели, которой он поторопился наделить Лауру. На память ему пришли слова Петрарки о том, что красота и добродетель редко сходятся вместе.
 Лаура вскинула голову.
 — Или вы предлагаете мне выйти замуж за какого-нибудь нахального купчика? Видеть меня замужем за своим сыном, насколько я поняла, вы бы не хотели!
 — Патриций, который женится на простолюдинке, лишается почестей и места в Большом Совете.
 — Боже упаси! Я и не собираюсь доставить вашему сыну подобное несчастье!
 Кавалли схватил ее за плечи и заставил посмотреть ему в глаза.
 — Для благородного человека это так же важно, как для вас живопись. Но ради своего благополучия вы способны перечеркнуть жизнь другому человеку?
 Она поникла.
 — Нет, конечно, нет!
 Сандро опустил руку и отступил.
 — Найдите себе какого-нибудь подходящего купца, Лаура! Но знатный человек, равно как и простой работяга — не для вас.
 — Почему вы вмешиваетесь? Вам-то какое дело?
 Ему захотелось крикнуть: «Потому что я хотел бы, чтобы вы стали моей!»
 Отгоняя от себя прочь нелепое желание, Кавалли отвернулся от девушки.
 — Меня это беспокоит, потому что… Сколько вам лет?
 — Восемнадцать, но…
 — Вы одного возраста с моей дочерью Адрианой. Вот почему у меня к вам возникло… такое покровительственное чувство.
 — Напрасно! Я хорошо знаю, что делаю, и не нуждаюсь в вашем покровительстве.
 — Вот как? Вы знаете обо всех опасностях, поджидающих вас на избранном пути? Что вы слышали об отвратительных болезнях, избежать которых удавалось редкой проститутке? А когда юность пройдет, что вы станете делать?
 — Если вам это послужит утешением, то скажу, что не намерена заниматься проституцией всю жизнь. Я оставлю это занятие, когда обрету возможность целиком посвятить себя живописи, став членом Академии.
 Сандро глянул на нее со злостью.
 — Как можно быть художником, не имея самоуважения?
 Лаура отшатнулась, словно ее обожгли слова Стража Ночи.
 — Самоуважения у меня предостаточно, мой господин.
 — Да? Ну и каково лежать на спине, пока какой-то незнакомец пользуется вами, как того пожелает?
 — Пока еще не знаю.
 Сандро захлестнула волна надежды.
 — Значит, вы еще… еще…
 — Посетители мадонны дель Рубия требуют только самых утонченных удовольствий. Прежде, чем я смогу развлекать мужчин, нужно многому научиться. Моя карьера проститутки начнется накануне великого поста. Мадонна всегда устраивает на Рождество грандиозный маскарад.
 Боль и горечь разочарования постепенно отступили от Сандро. Может, у него есть время, чтобы отвратить опасность от девушки и научить ее бережно относится и к своему телу, и к душе, и еще у него должно найтись время понять, почему из-за нее он чувствует себя зеленым новичком, созерцающим первую в своей жизни крепость.




 Глава 3


 На следующий день Лаура все еще чувствовала себя не в своей тарелке. Суровое лицо неумолимого мужчины с проницательными притворно-холодными глазами стояло перед мысленным взором. Будь он проклят, этот Сандро Кавалли! Какое он имеет право вмешиваться в ее жизнь и пытаться разрушить столь тщательно продуманный замысел! Ради искусства она готова на любые жертвы. Никакая цена не покажется ей слишком высокой.
 Стараясь выбросить из головы воспоминания о вчерашнем разговоре, Лаура отправилась на прогулку. Солнце медленно выкатывалось из-за горизонта и вставало над землей, освещая город, но облака затягивали небо.
 В утренней дымке мягко светилась цветная мраморная облицовка собора Сан-Марко. Вдали суровые зубцы монастырской ограды стремились вверх в желании вонзиться в постепенно светлеющую глубину неба.
 Лаура часто, гуляя по городу, заходила в церкви, на стенах которых могла видеть фрески, написанные известными в республике художниками. Подолгу всматривалась она в фигуры, изучая их и делая зарисовки, чтобы постичь правильность пропорций и научиться правдиво изображать человека. Однако никакие ухищрения не могли заменить то, что обычно делали художники-мужчины, но не было позволено ей — рисовать обнаженных натурщиков. Мужские фигуры Лауре по-прежнему не удавались.
 Она брела по узким зловонным улочкам, вдоль каналов. По поверхности воды иногда текли струи разноцветных жидкостей, вылитых из красильных чанов. Черепичные кровли домов сходились в переулках так близко, что даже днем было темно. У входа в лавки висели пестро окрашенные образцы шерстяных тканей.
 Главным учителем девушки был город, но больше всего ее интересовали люди, и вовсе не обязательно красивые. За каким-нибудь бородатым или волосатым уродом она могла ходить целый день, пока не выдавался случай занести его на страницу альбома.
 Лаура всегда и повсюду носила с собой альбом и зарисовывала все, что привлекало ее внимание. Но сегодня, выходя на прогулку, она оставила его дома, позабыв обо всем на свете от огорчения.
 Из переулка на площадь вышла веселая группа нарядно одетых юношей. Высокий молодой человек, облаченный в черный камзол и длинный темно-красный плащ, ниспадавший прямыми складками, заиграл на лютне. Площадь огласилась звуками веселой песенки:
 — О, как молодость мгновенна! Пой же, смейся! Счастлив будь, дружок, сегодня! Ты на завтра не надейся!
 — Споешь с нами, незнакомка? — воскликнул один из молодых людей, заметив Лауру. — Присоединяйся! Разве ты не слышала? «Молодость мгновение! Пой же, смейся!»
 Лютнист оборвал мелодию. Черный бархатный берет безо всяких украшений и перьев подчеркивал белизну его правильного, немного грустного, несмотря на веселую мелодию, лица.
 — Не мешай мадонне следовать своей дорогой! — остановил он дружка. — Разве ты не видишь, как она печальна?
 Юноши свернули в переулок. Издали, замирая, снова донеслось:
 — Счастлив будь, дружок, сегодня! Ты на завтра не надейся!
 Лаура даже голову не повернула в сторону весельчаков. Перед ее мысленным взором стоял образ Стража Ночи и глядела она только перед собой.
 Вокруг девушки высились стройные башни дворцов и колоколен, безмолвно взирали многочисленные статуи и барельефы. Но бродила сегодня Лаура по городу вовсе не из желания наслаждаться его красотами, а в поисках успокоения.
 Лабиринт улиц с бесчисленными роскошными дворцами вывел ее к монастырю Санта Марии Челесте. Привратник открыл калитку в монастырский сад. В этот февральский день солнце скупо освещало сухие ветви деревьев, но, едва переступив порог монастыря, Лаура цепким взглядом художника отметила необыкновенную гармонию открывавшегося ей вида: послушницы в темных одеждах подметали дорожки, а на поляне позади них ярко полыхал костер, прорезавший серо-голубой туман утренней дымки. Гамма красок показались Лауре необычной.
 Одна из послушниц, худая, с болезненным лицом и понурой фигурой, подбросила в огонь собранный мусор, и в ее простом жесте Лаура остро почувствовала потаенную грусть. О чем печалилась монахиня? «О, как молодость мгновенна! Пой же, смейся!» — вспомнила девушка, но на душе у нее стало пасмурнее.
 Лаура направилась к церкви, которую так долго украшала фресками. В то время ее внутреннее пространство было загромождено лесами. Взобравшись на леса, она расставляла в беспорядке горшочки с разведенной краской. Работала Лаура всегда со страстью. А это очень трудно — расписывать стены по сырой штукатурке. Она редко была довольна тем, что удавалось сделать за день, потому что разведенные на известковом молоке, краски неожиданно давали нежелательно тусклый тон.
 Иногда посмотреть, как продвигается работа, заходила настоятельница монастыря и даже несколько раз взбиралась на леса.
 — Где ты? — кричала она, задыхаясь. — Я совсем запуталась в этих перекладинах! Да тут можно переломать ноги!
 Лаура ухитрялась помочь ей взобраться повыше, не запачкавшись красками.
 Иногда настоятельнице нравились фрески и она хвалила:
 — Я довольна и рада, что не ошиблась, доверив тебе столь ответственную работу.
 Иногда же она сердилась:
 — Ну что ты тут намазала? Никуда не годится! Все надо переделать и как можно скорее!
 — Но вы смотрите на незаконченную работу! — удивлялась Лаура тому, как мало разбирается настоятельница в живописи.
 Однажды она, войдя в собор, грозно потребовала:
 — На этой ставне изобрази пожар, случившийся в Борго восемь столетий назад.
 Свирепый пожар в Борго, одном из кварталов Ватикана, населенном бедняками, оставил без крова множество семейств и был причиной гибели взрослых и детей.
 — Я не справлюсь! — ужаснулась замыслу настоятельницы Лаура.
 — Вот выдумка — не справишься! А ты попробуй справься!
 От таких бессмысленных требований и упреков Лауру охватывало отчаяние, не хотелось работать, опускались руки. Но постепенно замысел увлек ее, развившись в ходе работы. Она задумала трагическое по своему настроению изображение, за сюжет взяв старое предание, утверждавшее, что жестокий пожар прекратился в тот момент, когда папа Лев IV, выйдя на балкон своего дворца, поднял руку для благословения народа.
 Изображая папу, Лаура невольно придала ему черты настоятельницы монастыря, что саму ее ужаснуло, но очень понравилось монахине. Зато чрезвычайно удачно получились у нее люди: кто-то помогал тушить пламя, а другие, полные ужаса, пытались бежать. Обезумевшие от горя матери метались и умоляли Всевышнего пощадить прижимающихся к ним детей.
 Сейчас Лауре почему-то захотелось взглянуть на свою старую фреску. Несмотря на сходство папы Льва IV с настоятельницей монастыря Санта Мария Челесте, роспись все же была хороша. Девушка ускорила шаги.
 Дверь церкви оказалась открытой. Высоко поднявшееся солнце разогнало облака и зажгло огнями стекла узких окон, но в церкви оставалось сумрачно, воздух был несколько сперт и пропитан запахом воска и ладана. Мигали огоньки лампад, слабо освещавшие лики святых и статую Франциска Асизского. Несколько послушниц неслышно прошли мимо Лауры медленной походкой.
 Художница задержалась у фрески, на которой она нарисовала приход больного ребенка к апостолам. Мальчика она изобразила во время припадка с лицом, искаженным судорогой. Девушка хорошо знала это выражение, не раз наблюдая его на лицах заболевших столбняком.
 Возле мальчика Лаура поместила отца ребенка, застывшего в отчаянии, и мать — прекрасную молодую женщину, полную щемящего горя и безмолвной мольбы. Лица апостолов выражали глубокое сострадание и мучительное бессилие сотворить чудо.
 Лаура застыла… бессилие сотворить чудо… Не произойдет чуда и в ее жизни, от своей судьбы не убежать. Почему же тогда так мучительно больно вспоминать слова Сандро: «Как можно быть художником, не имея самоуважения?»
 Девушка опустилась на скамью и молитвенно сложила у груди руки. Боже! Сколько в мире боли, отчаяния и страдания! Лаура горячо молилась, и душа постепенно наполнялась чудным светом и теплом. На нее снисходило успокоение, ради которого она и пришла в церковь.
 Лаура вспомнила о своей наиболее удачной фреске, изображавшей Святого Георгия. Она поднялась со скамьи и прошла в одну из церковных ниш. Георгия она изобразила в тот момент, когда он пришпорил коня, и конь ринулся вперед, высоко подняв передние ноги, храпя и озираясь на страшное чудовище. В глазах Георгия сверкал восторг, ветер развевал мантию. Дракон в предсмертной судороге передними лапами старался удержать пронзающее его копье. Казалось, еще мгновение, и он с ревом испустит дух.
 На втором плане, на фоне дикой природы, была изображена на камнях прекрасная женщина. Именно такой хотела бы видеть себя Лаура. Золотой шлем Георгия, блеск его лат, голубая с золотом сбруя и переливы шелковистой шерсти лошади приковали ее взгляд.
 Не о себе ли думала она, работая над фреской? Георгий, побеждающий дракона и женщина с восхищенным взглядом… Страж Ночи, ограждающий граждан республики от потрясения и юная… куртизанка. Нет, Сандро тогда не был знаком ей. «Как можно быть художником, не имея…»
 Этого девушка больше вынести не могла. Успокоение, снизошедшее на нее от молитвы, грозило вновь смениться подавленностью и круговертью навязчивых мыслей.
 Лаура вышла из церкви. Где же теперь, у кого просить, чтобы исчезла тревога из ее сердца?
 Девушка пересекла двор монастыря и вошла в обитель. Подойдя к двери Магдалены, она постучала.
 Послышались шаркающие шаги, дверь отворилась и на пороге появилась робкая горбунья. Магдалена всегда напоминала Лауре ребенка, прячущего за спиной подарок. Из-под накидки выбились волосы соломенного цвета, в глазах застыла печаль. Но при этом во всем облике юной монахини ощущалась какая-то неуловимая тайна, разгадать которую не представлялось возможным ни одной человеческой душе.
 — Лаура! — Магдалена опустила ладони подруге на плечи, встала на цыпочки и расцеловала в обе щеки. — Мы так давно не виделись!
 — Я была занята живописью… и еще одним делом. Можно войти?
 — Конечно, — Магдалена заперла за гостьей дверь.
 Большинство молодых монахинь жили в общей комнате, но, благодаря щедрости неизвестного покровителя Челестины, Магдалена располагала отдельной кельей. Маленькое помещение без окон и комнатой назвать было нельзя. Свеча на горке оплавленного воска тускло освещала письменный стол, низенькую кровать и узкий высокий шкаф. В небольшой жаровне тлели угли, от которых исходили ласковые волны тепла. В келье стоял запах горящей свечи и затхлости плохо проветренного помещения. Стены казались влажными от сырости. По углам кельи царил полумрак.
 — Не понимаю, как ты здесь работаешь! — воскликнула Лаура. — Должно быть, это ужасно — никогда не видеть солнечного света!
 — Наверное, тебе трудно что-либо подобное представить. Ты слишком большое внимание уделяешь настроению, чувствам, ощущениям и окружающей обстановке Мой же свет — здесь, — Магдалена коснулась виска и застенчиво улыбнулась.
 — Мессер Альдус, я думаю, с удовольствием предоставил бы для твоей работы помещение в своей печатной мастерской, — Лаура села на кровать и посмотрела на подругу.
 Они росли вместе как сестры, но Магдалена всегда имела склонность к уединению.
 — Мы уже говорили с тобой об этом. Мне нравится работать в этой келье. Здесь я чувствую себя гораздо лучше, чем на людях.
 — Ох, Магдалена! — Лауре на глаза навернулись слезы.
 В полумраке кельи бедная горбунья была избавлена от любопытных взглядов, привлеченных ее уродством, которое невозможно было скрыть под одеждой. В монастыре Магдалена пряталась от мальчишек, в страхе разбегавшихся от нее на улицах, и от подозрительного отношения инквизиторов, полагавших, что горб девушки — дело дьявола.
 — Когда меня примут в Академию и я смогу брать плату за свои работы, мы снимем с тобой дом. Ты же согласишься жить со мной в одном доме?
 На какой-то миг в глазах Магдалены зажглась надежда, но тут же погасла. Устало вздохнув, монахиня отодвинула в сторону рукопись, в которую по заказу печатника вносила необходимые исправления.
 — Мне и здесь хорошо. Не беспокойся обо мне, Лаура.
 — Я не могу не беспокоиться о тебе, Магдалена.
 Несмотря на то, что Магдалена была на год старше, в детстве она во многом зависела от Лауры и стала ее любимой подругой. Младшая всегда утешала старшую, если ту донимали другие послушницы. И Лаура очень обрадовалась, когда Магдалена выразила желание работать у печатника и получила от Альдуса рукопись, нуждавшуюся в исправлении допущенных ошибок.
 — Для тебя гораздо важнее живопись и благосклонность мадонны дель Рубия, — в голосе монахини прозвучало неодобрение.
 — Только не надо…
 — Что ты хочешь сказать?
 — В последнее время слишком уж многие хотят спасти мою душу!
 Думать о Сандро Кавалли Лауре не хотелось.
 — Впрочем, не обращай внимания! Расскажи, что у тебя нового! — попросила она.
 Магдалена поиграла концом веревочного пояса, обвязанного вокруг талии.
 — Отец Луиджи отправлен в Иерусалим замаливать грехи.
 — Неплохо! Если есть, что замаливать!
 Лаура нахмурилась, внезапно вспомнив, что упомянула имя распутного монаха в разговоре с Кавалли. Может быть…? Нет! Она отбросила мысль о вмешательстве Сандро в судьбу отца Луиджи. Конечно, нет!
 Девушка подошла к столу.
 — Над чем сейчас работаешь? — она потянулась к странице, но Магдалена поспешила перевернуть лист.
 — Прости, пока еще нельзя взглянуть на текст. — Юная послушница поспешила к шкафу и рывком открыла дверцу. — Мысли автора достойны восхищения, но выражает он их каким-то ущербным языком.
 Она быстро спрятала рукопись в шкаф, закрыла дверцу и обернулась. На лице играла ангельская улыбка.
 — Когда закончу, я покажу. А что у тебя нового, Лаура? Маэстро Тициан завершил картину, для которой ты ему позировала?
 — Почти. Почему бы тебе не прийти в студию маэстро и не взглянуть на его работу? Мне она кажется весьма удачной.
 Взяв со стола пузырек с чернилами, Магдалена повертела его в руках.
 — Я уже видела во сне Данаю Тициана. Она прекрасна.
 — Вот как! Во сне? — гостья присела на кровать и вздохнула. — Именно Даная станет последней картиной, для которой я позирую маэстро, прежде чем заняться ремеслом куртизанки!
 Лицо Магдалены вытянулось.
 — Мне неприятно это слышать.
 — Ты говоришь совсем, как Сандро Кавалли.
 Магдалена в изумлении открыла рот.
 — Ты знаешь Стража Ночи?
 Лаура усмехнулась.
 — Наверное, у меня на лице было такое же выражение, как у тебя сейчас, когда я увидела его в студии Тициана.
 Девушка подалась вперед, решив, что не случится ничего страшного, если она расскажет обо всем подруге. Магдалена кроме матери ни с кем не видится.
 — Страж Ночи расследует сейчас одно ужасное преступление. Убийство! Беднягу закололи, а потом… надругались над его телом.
 — Надругались? — взгляд Магдалены заметался. — Как… надругались?
 У Лауры запершило в горле.
 — Полагаю… э… кастрировали.
 Пузырек с чернилами упал на пол и разлетелся вдребезги. Осколки усеяли весь пол кельи. Лицо послушницы побледнело и стало похоже на белое полотно.
 — Ужасно. А зачем Сандро Кавалли понадобилось допрашивать Тициана?
 — Маэстро, видимо, знал погибшего. Ой, боюсь, я в последнее время слишком много болтаю, о чем не следует! Страж Ночи страшно бы рассердился на меня, если бы узнал!
 Пробормотав что-то, Магдалена пробежала в угол кельи и схватила щетку.
 — Позволь мне, — Лаура протянула руку.
 — Я сама справлюсь, — послушница ее оттолкнула. — Я же не калека!
 Лаура отошла.
 — Ты сердишься? — удивилась она, ошеломленно глядя на подругу. — Почему ты так огорчилась? Из-за разбитого пузырька? Какой пустяк!
 Магдалена сгребла осколки и подхватила их листом бумаги.
 — Ой! — вскрикнула она, поднося руку к свету. На пальце выступила рубиновая капля.
 — Давай перевяжу! — Лаура направилась к шкафу.
 — Не надо! — закричала Магдалена.
 — В самом деле… Что с тобой?
 — Держись-ка ты подальше, Лаура!.. Я имею в виду это дело с убийством. Оно опасно и к тому же нисколько тебя не касается.
 Волнение послушницы вызывало у ее подруги недоумение.
 — Какая же опасность мне угрожает? — удивилась Лаура. — Кто и по какой причине может желать мне зла?
 Дверь распахнулась, шелестя монашеской одеждой, в келью вошла Челестина. Лаура заметила, что Магдалена глубоко вздохнула, увидев мать.
 — Мне показалось, что-то разбилось. Я проходила мимо, как вдруг из-за двери твоей кельи до меня донесся странный звук, — в голосе Челестины слышалось беспокойство. — Так что это было?
 — Всего лишь пузырек чернил, — ответила за подругу Лаура. — Как ваши дела, сестра?
 Лицо Челестины отличалось не только красотой, но и величественностью. Королевской улыбкой она как бы озаряла своих поданных, осыпая их неслыханными милостями. Лаура привыкла к холодной отрешенности монахини и в ее присутствии, в отличие от других обитателей монастыря, вовсе не испытывала скованности.
 — Рада тебя видеть, Лаура. Мне скоро придется навестить маэстро Тициана, — произнесла Челестина.
 Она стояла, сложив на груди сильные, натруженные руки.
 — Я приготовила для него уникальнейшие краски. Особенно мне удалась охра. Я знаю, маэстро будет рад им.
 — Я могла бы зайти к вам, сестра, захватить краски, чтобы от вашего имени передать их маэстро, — любезно предложила Лаура.
 Челестина улыбнулась:
 — В этом нет необходимости. Мне нравится выходить в город, посещать немощных и убогих в богадельнях, раздавать милостыню, навещать маэстро…
 Она посмотрела на Магдалену и заметила кровь на пальце.
 — Ты порезалась! — монахиня бросилась к дочери и схватила ее за руку.
 — Ничего страшного! — попыталась отнять руку Магдалена. — Пустячная царапина…
 — Нужно наложить повязку, чтобы не допустить загрязнения раны и заражения крови, — подталкивая дочь из кельи, Челестина натянуто улыбнулась Лауре. — В другой раз поговорим, ладно?
 Покачав головой, девушка закрыла за ними дверь.
 — В другой раз, сестра, — в пустой келье никто не услышал Лауру.


* * *

 Сандро потер переносицу. Он стоял во дворце герцога. Зал Большого Совета был сейчас пуст, но совсем недавно отделанное золотом и мрамором огромное помещение казалось заполненным людьми.
 Сандро наслаждался тишиной. Самое время собраться с мыслями, обдумать сведения, собранные им, и постараться отгадать загадку: кто же убил Даниэле Моро? Но все рассуждения приводили Стража Ночи в тупик. Он взъерошил волосы, серебряная прядь упала на лоб, а на ладони остался один седой волосок. Сандро недовольно покачал головой. Молодость проходит. Впереди его ждет старость и нет ничего приятного в том, чтобы, медленно угасая, превращаться в дряхлого немощного человека.
 Кавалли откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился взглядом в пустоту. Но не время сейчас думать о себе — убийца на свободе! Сандро мысленно представил чистую страницу, которую стал заполнять фактами, сведениями, уликами, а затем подвергал их голодному и беспристрастному анализу.
 Первое. Люди из Ночной Стражи следили за Флорио в течение последних двух дней. Бедный трубадур покидал заведение мадонны дель Рубия только для того, чтобы посетить церковь Святого Рокко, где он поставил свечи и поплакал, после чего вернулся домой. Ясмин, также попавшая под наблюдение, все время проводила в публичном доме и никуда не ходила.
 Второе. Помощники Сандро установили, каким смертоносным оружием был заколот Даниэле Моро. На лежащем в море неподалеку от Венеции острове Мурано, славящемся отменными стеклодувами, такие стилеты изготавливались во множестве. Осколки, найденные в груди жертвы, были янтарного цвета, самого распространенного из всех цветов. Сандро знал, что стеклодувы Мурано являли собой весьма подозрительную братию и недоверчиво относились к посторонним, обвиняя всякого приезжего в желании выведать секреты их мастерства, охраняемые ими не хуже священных реликвий.
 Третье. Дож Андреа Гритти не мог с уверенностью сказать, что было в сумке его секретаря. Моро дано было множество поручений: сходить на верфь, где швартовалась огромная правительственная галера «Буцентавр», встретиться с печатником и обсудить опубликование приглашений и программу приближающегося праздника Венчания Венеции с Морем, заглянуть к Тициану, получившему заказ на портрет дожа и договориться о времени сеанса. В сумке секретаря могли оказаться и документы, о которых дож не знал или же не мог вспомнить.
 Сандро тяжело вздохнул. Улик — кот наплакал, версий — не счесть. Беспокоило Стража Ночи особенно то, что был убит человек, близкий Андреа Гритти. Чутье, выработанное долгими годами службы, подсказывало ему, что все сводится к заговору против дожа — главного должностного лица Венеции.
 И четвертое. Лаура Банделло. Впрочем, она не имеет никакого отношения к убийству.
 Подобно навязчивой мелодии, мысли о ней не покидали Сандро ни днем, ни ночью, неожиданно возникая при самых неподходящих обстоятельствах. Во время утренней аудиенции у дожа она вспоминалась ему обнаженной, роскошной, соблазнительной — такой Кавалли увидел ее в первую встречу. Когда он ходил к архиепископу, чтобы потребовать высылки отца Луиджи, то думал о ее волосах, вызывающе черных, в то время как все восхищались светловолосыми красавицами. Об этом каскаде с ароматом вечернего сада он вдруг заговорил с Джамалом и страшно смутился, осознав, что вместо распоряжений нечаянно слетают с его уст тайные мысли. За ужином с Марком-Антонио Сандро припоминал ее смех, мелодичный, ласковый. Сияние глаз и грация движений Лауры сопровождали его, когда он отходил ко сну.
 Он просто одержим этой девушкой. Но это смешно! На самом деле, если Страж Ночи может быть одержим чем-то, то лишь расследованием преступлений.
 Тем не менее, образ Лауры не покидал его, подобно аромату духов, остающихся в комнате, даже когда женщина уйдет. «Это все из-за того, — сказал он себе, — что она такая юная и прекрасная». Ему не хотелось, чтобы Лаура погружалась в грязный мир куртизанок, неприятно было представлять, как ее станут ласкать похотливые руки жадных до сладострастных развлечений развратников.
 «Хватит!» — приказал себе Сандро. Сжав кулаки, он уставился в окно. Уже сгущались сумерки. Лаура говорит, что ей нужны деньги. «Прекрасно! — внезапно решил он. — Деньги она получит! И раньше случалось, что богатый патриций оказывал покровительство молодому таланту».
 На лбу Кавалли разгладились морщины. Деньги! Это просто! Решение, достойное уважения! Лаура оценит его благородство.
 — Господин Кавалли, — шепот нарушил тишину.
 Сандро поднял голову и огляделся. Кроме него, никого в комнате не было.
 — Слушайте внимательно, мой господин, повторять я не стану.
 Сандро быстро поднялся из-за стола. Голос исходил из пасти мраморного льва, голова которого не только украшала стену, но и скрывала отверстие, предназначенное для прохождения звука. Лев, установленный в кабинете Стража Ночи для того, чтобы граждане могли тайно сообщать о преступлениях против республики, в последнее время, по большей части, молчал, потому что Венеция переживала период затишья и мира. Обычно в пасть льва проталкивались письма, но наиболее осторожные граждане предпочитали говорить, не доверяя тайну бумаге.
 Сандро медленно подошел к барельефу и наклонился, приложив ухо к небольшому отверстию.
 — Я слушаю.
 — Следите за Лаурой Банделло. Она в опасности.
 Сандро окаменел.
 — Что за опасность ей угрожает?
 — Смерть. Следите за ней, мой господин! Не позвольте убийце погубить юную душу.
 — Послушайте, — резко произнес в отверстие Кавалли, — ваше предупреждение слишком туманно. Не могли бы вы дополнить свое сообщение?
 — Большего я сказать не могу. Прощайте.
 — Подождите, я…
 — Прощайте!
 Много разных сведений об опасности, грозящей республике и отдельным гражданам, получал Страж Ночи через отверстие в пасти льва, но ни одно из них не оказывало на него такого впечатления. Сандро охватил страх. Выбежав из кабинета, он устремился к месту, откуда сложная система трубок вела к скульптуре.
 Мрачная пустота встретила его. Он взбежал по ступенькам на смотровую площадку, с которой открывался вид на Пьяцца Сан Марко. Площадь, окруженная кружевными аркадами и византийскими куполами, была заполнена людьми. Разодетый браво, судья в черной мантии, несколько монахинь, согбенный старик в плаще, куртизанка в красном платье… Кто из них тот тайный осведомитель, который сообщил ему об опасности, грозящей Лауре Банделло? Стиснув зубы, Сандро отправился на поиски Джамала. Нужно поручить самому надежному из его людей следить за Лаурой.
 Но не слишком ли поздно?


* * *

 Лаура задержалась допоздна. Солнце уже садилось. Мадонна дель Рубия будет ругаться. Но девушке сейчас было наплевать на благодетельницу. У нее не получился рисунок.
 Она прижала альбом с набросками к груди. Баночки с охрой и скипидаром, взятые у сестры Челестины и сложенные в холщовую сумку, тихо зазвенели.
 Лаура пришла в Лидо в надежде попрактиковаться в изображении мужчин. Это ее главный недостаток как художницы — она не умеет изображать мужские фигуры. Здесь, в Лидо, на берегу Адриатики, строители возводили величественную арку. В день Венчания, когда невеста — Венеция станет давать свой ежегодный обет морю, дож и его свита должны будут пройти под аркой.
 На лесах работали каменщики, не обращая ни малейшего внимания на художницу. Но как пристально ни всматривалась она в мужчин, рисунок все равно не получался. Тяжелые и грубые одежды, хорошо защищавшие работавших от февральской стужи, скрывали их тела, которые ей так необходимо было хорошенько рассмотреть, чтобы суметь передать напряжение мускулов, спрятанных под несколькими слоями ткани. Все наброски, выполненные сегодня, оказались неудачными.
 Вот ирония! Жить в заведении, где большую часть времени мужчины проводят без одежды, но не знать пропорции мужского тела из-за приличий, не позволяющих заглянуть за прикрытые двери или в замочную скважину.
 Через несколько недель и ей придется развлекать клиентов мадонны дель Рубия, и тогда телосложение мужчин перестанет быть для нее загадкой.
 На этот раз мысль о ближайшем будущем почему-то взволновала Лауру больше обычного. Из головы у нее не выходили слова Сандро: «Как можно быть художником, не имея самоуважения?»
 «Но это же смешно!» — возмутилась про себя девушка. — Какое он имеет право сеять семена сомнения на выбранном ею пути?
 Погрузившись в размышления о мужчинах — властных, рассудочных и почему-то очень привлекательных для женщин, Лаура свернула в узкий переулок, ведущий к площади. Ее шаги по стертым от времени камням мостовой отдавались гулким эхом. Вечный запах моря смешивался здесь с ароматом жареного на оливковом масле лука. Она уже прошла половину пути, когда заметила, что к ее шагам прибавились еще чьи-то.
 Обернувшись, девушка увидела двух приближающихся мужчин. «Наемные убийцы!» — поняла она по их одежде. Браво обожали искусно украшенные лентами рейтузы с длинными разрезами и гульфиками обманчивых размеров, а также шапочки кричащих расцветок с перьями цапли, окрашенными в яркие тона.
 — Добрый вечер, — пробормотала Лаура, непроизвольно прижимая альбом к груди.
 — Добрый вечер, синьора, — один из браво поклонился.
 Узенькие, как мазок тонкой кисти, черные усы украшали верхнюю губу молодых людей.
 — Вы Лаура Банделло? — спросил другой.
 — Нет, — ложь соскочила с языка девушки помимо ее воли. — Не знаю никого по имени Лаура Банделло. Нет… не припомню.
 Отвечая, она искала глазами, куда бы скрыться. Один переулок вел к каналу, другой — на площадь. Поблизости — никого. В окнах тянувшихся вдоль улицы зданий, используемых, видимо, под склады товаров, не было заметно хотя бы какого-нибудь слабого огонька.
 Браво обменялись взглядами. Рука одного из них быстрым движением, напомнившим девушке взмах кисти мастера, метнулась к бедру. Лаура ахнула, увидев сверкающее стекло стилета, наполненного молочного цвета жидкостью. Яд… должно быть, смертельный, как у змеи…
 Она отступила. В сумке зазвенели пузырьки.
 — Это ошибка, вы не смеете… я… я не та, кого вы ищете.
 Мужчина шагнул к ней, не произнося при этом ни слова. Его молчание путало.
 — У меня с собой нет ничего, что могло бы вас заинтересовать, — проговорила девушка, ее мысли стремительно проносились в голове в поисках спасения.
 Лаура опустила свободную от альбома руку в сумку, нащупала пузырек со скипидаром и открыла его.
 Браво протянул к ней руку с зажатым стилетом. Девушка отшатнулась и повернулась, чтобы убежать, но мужчина успел схватить ее.
 Стилет оказался прямо у ее груди. Лаура закрылась альбомом, и стеклянное лезвие, наткнувшись на твердую обложку, разлетелось вдребезги.
 По руке девушки потекла жидкость, заполнявшая стилет.
 Воспользовавшись замешательством нападавшего, Лаура ударила его ногой в пах. Этому приему научила ее Ясмин, а Флорио, смеясь, заставлял практиковаться, пока не счел, что стопа юной художницы превратилась в довольно грозное оружие.
 Браво согнулся от боли, но его напарник рванулся к девушке. Отбросив альбом, Лаура выхватила из сумки пузырек и плеснула скипидар в лицо противника. Изрыгая проклятия, тот, закрыв пальцами обожженные глаза, прижался к стене.
 Лаура побежала к мосту, хватая воздух широко открытым ртом. Мадонна дель Рубия всячески ругала уличных проституток, этих, по ее выражению, ворюг, обкрадывающих честных куртизанок, но сейчас девушка обрадовалась, увидев одну из них. Бросив взгляд назад, она заметила преследующего ее браво. Он медленно приближался, покачиваясь и держась за низ живота.
 Вид убийцы придал ей сил. Всхлипывая от страха, Лаура подбежала к мосту, но дородная красотка преградила ей путь. Полная грудь проститутки выпирала из глубоко декольтированного платья — одета женщина была явно не по погоде.
 — Не так быстро! — рявкнула она.
 Лауру обдало запахом кислого вина и несвежего дыхания.
 — Ты что, девка, вздумала здесь подзаработать? Это улица наша! И тебя сюда не звали!
 — Пожалуйста, — задыхаясь прошептала Лаура, — помогите мне! Я в беде!
 — А кто в этом городе не в беде?
 Проститутка толкнула ее.
 — Я покажу тебе, как отбивать у меня клиентов!
 От отчаяния Лаура чуть не зарыдала. Уже оба браво направлялись к ней, их расплывчатые тени отражались в темном зеркале канала. Она с надеждой бросила взгляд под мост — несколько гондол легко покачивались на водной глади. Гондольер, пожалуй, сможет заставить свое суденышко плыть быстрее человека, бегущего по берегу канала.
 — Уматывай, — визжала проститутка.
 — Держи ее! — крикнул один из преследователей. — Это воровка!
 Подвыпившая женщина попыталась поймать Лауру, но та ухватилась за парапет, в мгновение ока вскочила на него и прыгнула в ледяную воду канала.
 Холод парализовал тело. В рот хлынула соленая вода. Юбки потянули ко дну. Отчаянно барахтаясь, Лаура вынырнула на поверхность и протянула руку к гондоле.
 Течение подхватило ее. Задыхаясь, она вскрикнула. Ногти царапнули борт гондолы, и рука соскользнула. Изо всех сил работая ногами, девушка попыталась ухватиться снова. И вновь ее постигла неудача. Лаура с головой ушла под воду. Глаза защипало, тело закружило, как щепку, и понесло туда, где не было и не могло быть страха и забот…
 Но чья-то сильная рука втащила ее в лодку.


* * *

 Через час Лаура уже сидела в огромном солярии дворца Кавалли. Под просторным бархатным халатом ничего не было. Босые ноги стояли в тазике с горячей водой, а в руке она держала бокал подогретого пряного вина. Прекрасно понимая, что вырвана из когтей смерти, девушка восторженно улыбалась своему спасителю.
 — Благодарю вас.
 Марк-Антонио ответил с ленивой усмешкой:
 — Не за что! Скорее, это мне надо вас благодарить. Не каждый же день предоставляется возможность вылавливать из канала прекрасных женщин!
 Он присел на корточки, вынул из воды ее ноги, отставил в сторону тазик и принялся растирать покрасневшую кожу сухим белоснежным полотенцем. Судя по неспешным движениям, работа доставляла ему удовольствие. Лаура невольно вздохнула.
 — Как вы себя чувствуете? Не лучше ли вам? — спросил юноша.
 Лаура сделала глоток из бокала и подержала теплое вино во рту, наслаждаясь его необычной сладостью и чудесным вкусом.
 — Спасибо, намного лучше.
 Марк-Антонио уселся рядом с ней на диван, достаточно близко, чтобы касаться ее плеча.
 — А теперь, красавица, думаю, вам следует объяснить, как это вас угораздило оказаться в канале под Понте ди Тетти.
 Лаура прижала бокал к щеке. Во время путешествия в гондоле она избегала расспросов, ссылаясь на холод. Бедняжка в самом деле дрожала в своей намокшей одежде, и юноша не настаивал на том, чтобы она ответила ему тотчас же на все вопросы. Его смешило, как старательно и безрезультатно пытается девушка оставить сухими алые бархатные подушки гондолы.
 Лауру же крайне беспокоило, что браво знали ее имя. Ей хотелось, чтобы именно Сандро, а не его приторно-слащавый и чересчур заботливый сынок услышал первым ее повествование.
 Но Марк-Антонио ждал ответа. Он все-таки спас ей жизнь, доставил к себе домой, проявил внимание и заботу и заслужил тем самым, по меньшей мере, хотя бы краткого рассказа.
 — Я… на меня напали браво.
 Лаура поставила бокал на маленький столик. Ее трясло.
 Марк-Антонио обнял девушку и принялся поглаживать по спине.
 — Бедняжка! Вы уверены, что напавшие на вас были наемными убийцами?
 Девушка нервно рассмеялась.
 — В общем-то, они мне не представились.
 — Кто может желать вашей смерти?
 Пальцем юноша играл локоном на затылке Лауры.
 — У вас есть соперники в живописи?
 — Откуда вы знаете, что я занимаюсь живописью.
 — Вы меня заинтересовали, и я расспросил кое-кого о вас. Так есть ли у вас завистники? Подобная мысль никогда не приходила ей в голову. Лаура нахмурилась, мысленно перебирая всех учеников Тициана.
 — Думаю, никто мне не завидует. Все ученики маэстро знают, что мне, как женщине, пробиться труднее, чем им, — она нерешительно улыбнулась. — Кроме того, ни один из них не в состоянии нанять убийц. У художников не так туго набиты кошельки!
 Воспоминание о случившимся вновь ужаснуло ее. Лицо побледнело. Голова закружилась, тело обмякло. Не желая того, девушка покачнулась и прислонилась головой к Марку-Антонио. Молодой человек обнял ее и успокаивающе прошептал:
 — Ну, ну! Теперь вы в безопасности, вам не о чем беспокоиться.
 — Но когда я выйду, браво снова разыщут меня!
 Лаура заглянула собеседнику в лицо в тщетных поисках ответа. За дверью послышались звуки шагов.
 «Сандро!» — подумала Лаура и расслабилась.
 Марка-Антонио, наоборот, звук шагов за дверью, казалось, привел в раздражение. Совершенно неожиданно его губы впились в губы девушки. Она хотела отстраниться, но он крепко обхватив ее, удерживая за волосы.
 Удивленная и совершенно сбитая с толку, Лаура попыталась легонько оттолкнуть юношу, но тот лишь крепче прижал ее к себе. Его рот, прильнувший к ее губам, заглушил все возражения.
 Лаура оттолкнула его сильнее, чтобы высвободиться из объятий. Он схватил ее за плечо, и халат распахнулся, обнажив тело.
 — Вижу, твои манеры не стали лучше, сын, — раздался у двери голос. — Однако, я рад, что хоть в женщинах ты научился разбираться.
 Поправив халат, Лаура встала и взглянула Сандро в глаза. Страж Ночи отвернулся и зло бросил сыну:
 — Вон.
 Лаура перевела глаза с одного мужчины на другого. Если Марк-Антонио напоминал хрупкую скульптуру Донателло, то Сандро, казалось, вышел из-под резца мужественного Микеланджело.
 При всей красоте юноши, отец затмевал сына. Лаура предположила, что, сколь бы ни был грозен Страж Ночи, Марк-Антонио все же откажется ему повиноваться и признать свое унижение. Однако молодой человек лишь пробормотал что-то неразборчивое, схватил шапочку и ринулся к выходу.
 Холодным и неприветливым, как осенний дождь, взглядом Сандро смерил девушку с ног до головы.
 — Моего сына вы соблазнили по той же причине, по которой расспрашивали и меня о моей прошлой жизни — из желания поближе узнать людей? Или вы уже начали распродавать свои милости?
 Он взял в руки кошелек, привязанный у пояса.
 — Сколько задолжал вам мой сын?
 — Мой господин… — начала девушка.
 Оскорбление было столь глубоким, что она с трудом подыскивала слова. Сандро Кавалли умел унизить кого угодно.
 — Мне необходимо вам кое-что сказать.
 Он резко выпрямился, будто его огрели плетью.
 — Я тоже хочу вам кое-что сказать, юная шлюшка: мой дом не место для развратных забав и сладострастных увеселений!
 Лаура возмутилась:
 — Скажите это своему сыну. Я…
 — Мой сын это знает. Его я отчитаю позже, вас же арестовать могу и сейчас. Чувство стыда уступило место ярости.
 — Не посмеете!
 Она отступила. Он надвигался на нее, пока не загнал между диваном и статуей Сансовино. Сандро протянул руку и приподнял ее лицо за подбородок — мягко, но со скрытой угрозой. Он пожирал девушку взглядом, от которого у Лауры теснило в груди.
 — Вы удивитесь, узнав, сколь много я смею, мадонна!
 Девушка отпрянула.
 — Умоляю, выслушайте меня!
 — Та маленькая сценка, свидетелем которой я стал, говорит сама за себя!
 Сандро позвенел монетами в кошельке.
 — Итак, сколько вы берете? Одного эскудо вам хватит? Или прибавить еще один для вашей хозяйки?
 Рука Лауры — или это была чья-то чужая рука? — взлетела и звонко опустилась ему на щеку.
 Он уставился на девушку, в глазах застыла ярость и ненависть. На щеке свежим цветком пылали алые пятна — следы пощечины.
 — Вы недостойны и предложенной мною платы, — заявил Сандро, швырнул на стол пару монет и вышел из комнаты.


* * *

 Воспоминанием о случившемся Кавалли мучился всю следующую неделю. Ему полагалось расследовать убийство Моро, а вместо этого он постоянно думал о Лауре Банделло, и мысли о ней сводили его с ума.
 Когда Сандро шел по улицам, у него горело лицо. Но не от февральской стужи, а от встающих в памяти образов. Это было наваждением, от которого он не мог избавиться: Лаура в страстных объятиях сына, черные волосы спутаны, губы опухли от поцелуев.
 Лживая, бесчестная, низкая женщина! И, как ни странно, совершенно не похожа на ту ранимую, обаятельную, грациозную юную художницу, встреченную им в студии Тициана. Несомненно, она задумала проникнуть в его дом и втереться в доверие Марка-Антонио, полагая, что сын станет легкой добычей, в отличие от отца. А может, Лаура прельстилась молодостью и красотой юноши?
 Сандро остановился, наблюдая, как стеклодувы разливают расплавленное жаром печи стекло. Несколько умелых, ловких движений — и раскаленный поток застывает, принимая изящную форму.
 Мысли снова унесли его к Лауре. Она вбила клин между ним и сыном! Их отношения всегда были напряженными. Марк-Антонио не оправдал надежд Сандро, желавшего увидеть сына удачливым торговцем с высоко развитым чувством долга и ответственности. В свою очередь, и Сандро разочаровал сына, оказавшись не таким снисходительным отцом, как того желал Марк-Антонио. После сцены с Лаурой юноша, не произнеся ни слова, покинул дом. Несомненно, отправился кутить с друзьями! Должно быть, пируют где-нибудь с наследником герцога Отрантского. А вернется, когда в кошельке станет пусто.
 Перед глазами Сандро возник обтянутый парчой футляр. Он удивленно поднял глаза и увидел, что это Джамал демонстрирует ему набор стеклянных кинжалов. Мысли Кавалли вернулись к делу.
 — Допросили всех, кто изготавливает в Венеции стилеты?
 Джамал кивнул. Лицо приняло унылое выражение.
 Сандро понял:
 — Безрезультатно? Никакой зацепки?
 Джамал покачал головой. Кавалли прислонился к стене, сложенной из камней, согретых сейчас изнутри постройки жаром горна. Он скрипнул зубами, напоминая себе, что не надеялся отыскать убийцу по стеклянному стилету. Слишком уж распространенным оказалось оружие, что и доказывал набор в руках Джамала.
 Секретарь протянул ему дощечку, которую всегда носил с собой. Сандро прочел: «Иди повидай ее или забудь о ней думать».
 Он сердито посмотрел на друга:
 — Не понимаю, что ты имеешь в виду?
 Пристальный взгляд Джамала сегодня раздражал Сандро.
 — От этой девчонки одни неприятности! И не думаю я о ней вовсе! С чего ты взял?
 Он вспомнил: деньги Лаура не взяла.
 Джамал притворился, что разглядывает фрески над входом в здание.
 — Боюсь, при новой встрече она опять меня рассердит!
 Джамал кивнул, выражая согласие, но не сумел сдержать улыбки.
 Сандро вернул ему дощечку.
 — Странное, однако, у тебя чувство юмора.
 Секретарь указал на пришвартованную в конце причала баржу и постарался изобразить жестами, что надевает плащ.
 — Что-то я тебя не пойму, — сказал Кавалли. — А! Мой черный плащ с алой подкладкой? Я оставил его у Тициана. Собачонка обмочила его. Маэстро обещал отдать плащ слуге, чтобы тот почистил подкладку.
 Страж Ночи потер себе подбородок, что-то обдумывая.
 — Да, надо будет как-нибудь забрать плащ.
 Даже не глядя на него, Сандро знал, что Джамал ликует.
 Спустя час он уже был в доме маэстро. В этот день Тициан дал ученикам выходной, и в студии было тихо, но из-за закрытой двери доносился знакомый женский смех, растревоживший душу гостя. Кавалли направился к двери, но внезапно обнаружил, что в студии он не один.




 Глава 4


 «Вот не повезло!» — подумал Сандро, останавливаясь возле заветной двери.
 К нему навстречу шел Пьетро Аретино, самозваный блюститель справедливости, пророк истины и любимец принцев, боявшихся его. Кавалли выносил поэта с большим трудом.
 Плащ из черного бархата, отороченный золотым кантом, парчовый камзол, у бедра кинжал с насечками в ножнах, украшенных драгоценными камнями.
 Исчезнуть Сандро не успел. Несмотря на тучность, двигался поэт весьма стремительно.
 — О, Боги! Господин Сандро! — радостно гремел гигант, улыбаясь столь широко, что его длинная густая борода разошлась в стороны на две равные части. — Вы явились озарить наш скучный вечер своим августейшим присутствием?
 — Помолчите, Пьетро, — раздраженно произнес Кавалли, — у меня нет желания слушать вашу пустую лесть.
 Аретино прижал к груди свою могучую руку.
 — Друг мой, вы обидели меня до глубины души. Искренность моя столь же глубока, как воды лагуны. Разве я не прославил своим золотым пером сотню принцев? Разве не увековечил их имена своими поэмами?
 — Зато некоторых втоптали в грязь.
 — Но не вас! О Страже Ночи Венеции я напишу что-нибудь особенное — героическое сказание, которое превзойдет даже мое бессмертное восславление папы Римского.
 — Должно быть, скромность — ваша скрытая добродетель, — с иронией заметил Кавалли. — Нет, спасибо, Пьетро. Приберегите ваши таланты для особ, более благодарных.
 — Может, тогда хотя бы сонет? — в глазах Аретино вспыхнули искорки надежды. — Всего четырнадцать строк! Но помните, моя душа готова излиться в сто раз большим.
 Сандро едва сдержал улыбку. Только он один в Венеции не выражал желания, чтобы Аретино написал летопись его деяний, подлинных и выдуманных, в стихах и пасквилях. Поэт воспринимал отказ Кавалли, как личный вызов и неустанно его преследовал.
 — Я не сдамся, мой господин! И не отстану, пока не уступите!
 — Точите свои коготки на ком-нибудь другом, — попросил Сандро.
 Пьетро воздел руки к небу. Львиная грива волос скользила по плечам при каждом его движении.
 — О, Боги! Что вы за человек? Есть же у вас хоть капля тщеславия, которой я могу польстить в прозе!
 — Я слишком занят, чтобы тешить свое тщеславие.
 Поэт задумчиво прищурился.
 — Так и не нашли никаких нитей в деле Моро?
 Сандро насторожился.
 — Откуда вы узнали об этом? Тициан…
 — Он тут ни причем! Вы же взяли с него клятву хранить тайну, не так ли? Этот человек честнее целой курии кардиналов. Вы же знаете меня, Сандро! Единственное, что я люблю больше еды и женщин — это сплетни. Нельзя же найти труп с отрезанными любовными орешками и сохранить это в секрете!
 Поэт выбрал в вазе засахаренный миндальный орех и сунул его в рот.
 Кавалли решил, что нужно будет сделать внушение тем из своих людей, кто принимал участие в расследовании. Если уж Аретино знает подробности убийства, то можно не сомневаться: знают это все.
 — Полагаю, вы уже установили связь случившегося с заговором против дожа? — поинтересовался Пьетро.
 — Это не ваше дело.
 — Мое дело — сама жизнь, старина, а также смерть, если она столь загадочна, как смерть Моро.
 Поэт не спеша жевал миндаль, поглаживая бороду.
 — Ясно, что убийца питал к Моро крайнюю ненависть.
 Сандро пришел к такому же выводу, как только увидел труп.
 — Так что убийцей может оказаться и женщина, — продолжал Аретино, — и в этом случае нетрудно объяснить, почему для убийства был использован отравленный кинжал. Женщина не так сильна, как мужчина, но яд прекрасно их уравнивает в силе.
 — Если вы желаете сохранить свои любовные орешки в целости, Пьетро, держите ваши выводы при себе.
 Аретино подмигнул.
 — Легче удержать прилив в лагуне.
 Кавалли, наконец, не выдержал и улыбнулся. Каким бы докучливым не был поэт, он всегда забавлял, сохраняя злобу для своих пасквилей.
 — Маэстро дома? — Сандро кивнул в сторону студии.
 — Работает. Его лучше не беспокоить.
 — А вы кто, его сторожевая собака?
 Пьетро рассмеялся и налил вино в два бокала.
 — Составьте мне компанию, Сандро! Вас редко увидишь с бокалом в руке. Доставьте уж мне удовольствие!
 Кавалли неохотно принял приглашение и взял один бокал из рук Аретино.
 — Я к вам не заглядываю, Пьетро, потому что у вас так легко споткнуться: на каждом шагу гости! Вы превратили свой дом в лечебницу, должен заметить.
 Аретино залпом выпил вино.
 — Только одно крыло. Мне жаль несчастных.
 Несмотря на хвастовство и скупость, поэт так же легко открывал двери своего дома для нищих, как и для принцев.
 — Другое крыло, — продолжал Пьетро, подмигивая Сандро, — это мой гарем. Сейчас у меня шесть любовниц. Вы знаете, люди зовут их Аретине.
 Сандро догадывался, кто именно прозвал их так.
 — Вы ждете от меня шесть поздравлений?
 — Старина, больше! Я не довольствуюсь только своим гаремом! Пойдемте, хочу вам кое-что показать.
 Бросив нетерпеливый взгляд на дверь, Кавалли смирился с назойливым обществом Аретино и вслед за облаченной в бархат могучей фигурой прошел, минуя переход, в длинную затемненную комнату.
 — Частная галерея Тициана, — пояснил Пьетро.
 — И что мы здесь делаем?
 — По-моему, ничего частного не бывает! — Аретино неуклюже пробрался к окну и распахнул ставни.
 В комнату хлынул поток света. Из мебели в ней была лишь скамья в форме буквы U. На стенах висели несколько полотен без рам. На каждом холсте изображена была одна и та же женщина — Лаура.
 Все самообладание понадобилось Сандро, чтобы внешне остаться совершенно спокойным, и вся хитрость понадобилась Пьетро, чтобы разгадать, что скрывается за холодным выражением его лица.
 — А я так и думал! — пропел Аретино. — Даже Страж Ночи поддался ее чарам! Тициан так мне и сказал, но я не поверил, а зря.
 — Что вам сказал Тициан?
 — Что вы э… что Лаура произвела на вас впечатление.
 — Какая Лаура?
 Аретино усмехнулся и погрозил Сандро пальцем.
 — Друг мой, я измеряю ваш интерес тем, сколь упорно вы демонстрируете его отсутствие. Вас можно читать, как открытую книгу. Вы без ума от нее, Сандро!
 — Не будьте смешным! Она же совсем ребенок.
 — Но в высшей степени манящий и привлекательный, разве нет? Ладно, знаю, вы горите желанием узнать мое мнение обо всех этих картинках, поэтому пощажу ваше достоинство: можете не спрашивать!
 Он похлопал себя по животу, похожему на бочку.
 — Твердый как арбуз!
 Поэт по самому себе поаплодировал еще раз, идя вдоль стены.
 — То, что Петрарка сделал для Лауры в стихах, Тициан делает для ее тезки в живописи. Над этими полотнами он трудился несколько месяцев. Как видите, Лаура вдохновила маэстро, как никакая другая натурщица.
 Аретино задержался возле пышной Венеры.
 — Слюнки текут, а?
 Обнаженная богиня, лежащая в томной неге, вызывала в теле Сандро значительно более сильный отклик, нежели простое слюноотделение. Оторвав от картины взгляд, он стал созерцать облик Флоры, нежной, как согретый солнцем спелый персик. На соседнем полотне Леда предавалась любви с лебедем. Выражение ее лица неприятно напомнило Сандро о том, какое лицо было у Лауры в объятиях Марка-Антонио. Откашлявшись, он перевел глаза на Цирцею, обращающую животных в людей. И все эти женщины на полотнах маэстро были Лаурой. В жизни же она не была ни одной из них.
 «Нет, — вспомнил Сандро. — В первую встречу она показалась мне богиней!» В каждом образе, изображенном Тицианом, было что-то реальное, земное, но сквозило и нечто божественное, невозможное на земле, Глаза такие искренние, простодушные, в то же время казались полными тайн.
 — Довольно… мило, — сказал Сандро. Аретино разразился смехом.
 — Какой же вы бездарный актер, но критик из вас… еще бездарнее! Боже, ну признайте же это! Тициан выразил в этих картинах весь свой гений, неужто не видите? Они столь великолепны, что даже пугают.
 — Что же маэстро намерен с ними делать? — наморщил лоб Сандро. Он представил себе толпы ценителей прекрасного, умоляющих художника продать им эти шедевры.
 Аретино вздохнул:
 — Я не знаю, кажется, маэстро пока не решил ничего определенного. Будучи деловым человеком, я бы должен посоветовать ему продать эти картины, ведь они принесут целое состояние, и все-таки не решаюсь это сделать.
 Сандро приподнял бровь, и его лицо приобрело сардоническое выражение.
 — Это не похоже на вас, старина! Кажется, вы стали подвержены сомнениям?
 — Никогда еще сомнения меня не одолевали! — воскликнул Аретино. — Все дело в том, что Тициан недоволен картинами.
 Кавалли всматривался в глаза влекущей и застенчивой Цирцеи. Такой Лаура была, когда представляла его своим друзьям в публичном доме. Невероятно, что может не нравиться в картине Тициану?
 — Маэстро уверен, что не добрался до глубин души натурщицы, не смог проникнуть в ее тайны.
 — Почему вы считаете, что у девушки есть какие-то тайны? — с деланным удивлением спросил Сандро.
 Пьетро обвел руками галерею.
 — Смотрите сами.
 Кавалли пришлось согласиться. Сколь бы неотразимы не были полотна, в них присутствовало нечто неуловимое, что не сумел бы распознать даже самый наметанный глаз. Как глубоко ни проник Тициан в характер молодой женщины, он не смог до конца раскрыть все его грани.
 — Знаете, чего недостает всем этим картинам? — спросил Аретино, по школьной привычке закладывая руки за спину. — Тициан не изобразил аромата девушки!
 — Конечно, не изобразил! — хмуро согласился Сандро. — Аромат нельзя нарисовать на холсте.
 — Так же, как и душу! — заключил Пьетро. — Чувствуешь, что она где-то здесь, а ухватить не можешь. Я готов предположить, что аромат Лауры похож на ее душу — густой, соблазнительный и… неуловимый!
 Сандро вспомнил неотразимый аромат волос юной натурщицы Тициана. Ему казалось даже сейчас, по прошествии нескольких дней, что он ощущает чудный запах. Но все портило другое, более свежее воспоминание: образ растрепанной, беспутной девушки в объятиях сына.
 — Что с вами? Вы так побледнели! — удивился Аретино.
 — Помолчите, Пьетро!
 — Я никогда не молчу, потому что молчать не умею. Заткнуть мне рот пытались и папа Римский, и император Карл, но безуспешно.
 Поэт вновь устремил взор на изображение Венеры.
 — Знаете, я бы с удовольствием пополнил этой красавицей свой небольшой гарем.
 Сандро чуть не поперхнулся. Он вскинул голову, пальцы сами собой сжались в кулаки.
 Аретино хихикнул.
 — Успокойтесь, дружище! Я всего лишь пошутил! Связывать себя с Лаурой было бы с моей стороны непростительной ошибкой.
 — Восхитительно! У вас, я вижу, появилось в последнее время немного здравого смысла.
 — Но, отбросив все шутки в сторону, признаюсь, я бы охотно взял эту девушку под свое покровительство, — отчетливо произнес поэт, — все мои любовницы очаровательны, их разнообразие помогает мне любить жизнь. В случае же с Лаурой пришлось бы возложить на себя исключительные обязанности. Брак — опасная штука, да? Пьетро Аретино женат! Ну, нет! Счастлив тот, кто наслаждается благами супружеской жизни лишь умозрительно и в действительности не связывает себя брачными узами.
 Сандро вспомнил своих любовниц. Почему-то они потеряли для него свою прежнюю привлекательность. Кавалли уже не тянуло ни к одной из них, скорее, наоборот — он стал избегать встреч. Из чувства справедливости Сандро решил назначить им приличное содержание, наделить приданым и подыскать со временем всем четверым мужей.
 — Совершенно с вами согласен на этот раз, Пьетро, но простите, я должен удалиться. Мне нужно повидать Тициана.
 — Идите! А я останусь в этой галерее, чтобы побыть еще немного с Лаурой наедине.
 Аретино принюхался к полотну и рассмеялся.
 — Ах, жасмин! Я предпочитаю видеть эту девушку запечатленной на холсте. В жизни она слишком уж непоседлива! Добиваться от Лауры, чтобы она посидела спокойно, все равно, что пытаться, махая руками, разогнать туман над лагуной.
 Он бросил на Сандро хитроватый взгляд и усмехнулся:
 — Но уж если кто и способен ее усмирить, так это Страж Ночи Венеции!
 — Что, черт побери, вы имеете в виду? — потребовал Кавалли ответа.
 — Думаю, только этой девушке по силам сделать из вас человека! Может, тогда вы станете умолять меня описать вашу жизнь, — поэт блаженно улыбнулся, — и воспеть в стихах красоту избранницы вашего сердца.
 «Ну и дела!» — Кавалли покачал головой, вышел из «гарема» и, постучав в дверь, вошел в студию.
 К нему уже летел клубок темного меха.
 — О, Боже! — Сандро устремил свирепый взгляд на щенка, уцепившегося за его сапог. — Уберите от меня это отродье!
 Тициан, вытиравший испачканную краской кисть, изумленно уставился на гостя.
 Маэстро пересек комнату и, взяв собачонку на руки, сунул ее под мышку. Песик заскулил, и Тициан принялся поглаживать щенка.
 — Вы же знаете, никто из художников не любит, когда их отрывают от работы.
 Кавалли бросил недовольный взгляд на поцарапанный сапог.
 — Минутой раньше меня не пускала к вам другая ваша сторожевая собака.
 — Пьетро еще здесь?
 — Все двести фунтов! По совести говоря, маэстро, не знаю, как вы переносите этого человека!
 Художник пожал плечами.
 — Он находит для меня заказчиков, и к тому же мне нравится его образ мыслей. Пьетро, в отличие от многих других, не ищет в жизни никакого смысла, объясняя самой жизнью цель существования.
 Тициан почесал щенка за ухом.
 — Правда, Фортунато?
 — Это я так называю щенка, — скромно одетая Лаура появилась из-за ширмы, вид у нее был неприветливый, Ее отношение задело Сандро. Ведь это же она смертельно оскорбила его, попытавшись соблазнить Марка-Антонио, а смотрит так, словно он какое-то насекомое на кончике ее носа! Но невероятнее всего показалось Кавалли чувство вины, овладевшее его душой, будто он обидел девушку, хотя, на самом деле, все наоборот — это она заслужила презрительное отношение к себе, причинив ему огромную боль своим недостойным поведением. Но все слова вылетели у Стража Ночи из головы.
 Тициан передал девушке щенка.
 — Отнеси Фортунато в сад, Лаура. И прислушивайся, не зазвенит ли колокольчик. Я ожидаю сестру Челестину. Она должна принести мне краски.
 — Хорошо, маэстро. — Натурщица метнула прощальный взгляд в сторону Сандро и вышла из мастерской. Стук каблуков по ступенькам прозвучал зло и разгневанно. От ее взгляда Стража Ночи словно обдало ледяной волной, а после ухода девушки его охватило отчаяние. Нужно признать: он пришел, чтобы увидеть Лауру — и только для этого. К чему обманывать себя?
 — Итак, — обратился к нему Тициан, — чем могу быть вам полезен?
 — Я пришел забрать плащ, — солгал Страж Ночи.
 — Ах, да!
 Со своего рабочего стола художник взял завернутый в бумагу громоздкий сверток.
 — Ваш плащ отчистили. Я уже собирался было отправить его вам с одним из учеников, но ваш приход избавил меня от необходимости…
 Маэстро остановился, заметив, что Кавалли, замерев и открыв рот, смотрит на картину с изображением Данаи.
 — Да вы не слушаете меня!
 Отрицать это Сандро не мог. На Данаю низвергался золотой дождь, и картина теперь, когда Кавалли знал, кто на самом деле Лаура, приобрела для него совсем другое значение.
 Тоже, девственница! Но заточена не в тюрьму, а в публичный дом, и первым любовником станет тот, кто предложит за ее милость самую высокую цену.
 — Проклятье, Тициан! — взорвался он. — Как вы можете позволять этой девушке такое?
 — Что позволять? Позировать мне?
 — Не могу возражать против позирования, вы человек чести, но вот другие… Полагаю, вам известно, что она собирается продавать свое тело, ради того, чтобы стать художником!
 — Для меня это не секрет.
 — И вы молча взираете, как губит свою жизнь прекрасная юная девушка?
 Тициан нахмурился и погладил бороду.
 — Не нам с вами одобрять или осуждать Лауру. Она сама сделала выбор из ряда довольно неприятных возможностей. Эта девушка обладает довольно независимым характером, мой господин, и не просит у других советов.
 — Проституция вызывает у меня одну лишь брезгливость!
 — У вас, как и у многих других! Но у Лауры нет иного выхода. Она задолжала мадонне дель Рубия значительную сумму. И комната, и стол в заведении дель Рубия недешевы.
 — Эта женщина просто преступница! Столько требовать с несчастных девушек!
 Тициан принялся загибать пальцы:
 — Лаура не может брать деньги за свои картины, пока не принята в Академию, раз. Ей нужно платить за мастерскую, покупать холсты и краски, масло и бумагу, два. Она должна платить тем, кто ей позирует, три…
 — Тогда пусть она… — Сандро зашагал по комнате. Не знаю… Пусть займет у кого-нибудь денег! У вас… или Пьетро. Даже я мог бы…
 — Сандро, — спокойно прервал его Тициан. — Ваша беда в том, что вы не понимаете душу художника, не понимаете независимости этой женщины.
 Кавалли огляделся: в студии царил беспорядок, едко пахло красками и маслом.
 — Я не утверждал, что понимаю.
 Тициан положил ему на грудь свою широкую ладонь.
 — У настоящего художника преданность искусству полыхает пожаром в сердце. Страсть к живописи поглощает нас. Когда Лаура впервые пришла ко мне, я не желал брать ее к себе в ученицы.
 Пожалуй, тогда я разделял мнение Альбрехта Дюрера, утверждавшего, что женщинам недостает умственных способностей и упорства для создания великих произведений искусства.
 — Достойное восхищения суждение, — Сандро одобрительно кивнул. — И что заставило вас изменить это мнение?
 — Когда Лаура рассказала мне о своих намерениях, о том, чем готова пожертвовать, я был покорен силой характера девушки. Подлинный художник пойдет на все ради искусства. На ее месте я сделал бы то же самое.
 — Торговали бы собой?
 — Именно так. К счастью, у меня были средства к существованию и торговать собой не пришлось. Послушайте, Сандро, не мучьте себя из-за девушки! У Лауры большой талант. За шесть месяцев она научилась тому, на что большинство учеников тратят годы. Если ее изберут в Академию, то вскоре она покинет публичный дом. Заказы польются дождем!
 — Вы думаете, в Академию могут принят проститутку? У художников вообще нет никаких понятий о нравственности?
 Тициан ухмыльнулся:
 — Поверьте мне, в Академию принимали людей и более низкого положения, нежели то, которым обладает проститутка. Все дело в таланте!
 Маэстро стал всматриваться в неоконченную картину. Было видно, что он доволен сделанным. Художнику удалось передать отчаяние, светившееся в глазах натурщицы, и ее решимость. Возможно даже, Тициан был доволен положением Лауры — никакая другая натурщица, не испытав подобного, не могла бы выразить на лице столь глубокого чувства.
 Сандро захотелось ударить человека, столь легко снимающего с себя всякую ответственность за судьбу знакомой девушки, попавшей в затруднительное положение.
 — Ну?.. — подстегнул Кавалли. — Так значит, Лауру примут в Академию?
 Тициан снял халат, предохранявший от красок одежду, и повесил его на вбитый в стену гвоздь.
 — Однако если бы весь вопрос заключался только в таланте! Тогда бы я без колебаний сказал: «Да, Лаура будет принята в Академию!» Таланта у этой девушки больше, чем у всех моих учеников, вместе взятых. Но есть еще один момент: она — женщина!
 Как раз это и не мог забыть Сандро, как ни старался.
 — Ее могут не принять в Академию только потому, что она женщина?
 — Мой господин, — мрачно произнес художник, — ничто так не страшит мужчин, как превосходство женщины, и вы должны были бы догадываться об этом!
 Сандро развернул сверток и расправил плащ.
 — Смешно! — сказал он.
 — Да? — Тициан вскинул брови, сделавшись похожим на сатира.
 — Достоинства Лауры и вас пугают до смерти, хотя совсем по другой причине!
 Пояснить свои слова у маэстро не хватило сил, а Сандро тем временем думал о том, что сначала Пьетро Аретино, а теперь Тициан без особого труда разгадали его чувства, должно быть, пройдет немного времени, — и вся Венеция будет знать о любовных переживаниях Стража Ночи!
 — Вы схватили людей, напавших на Лауру? — поинтересовался художник.
 Плащ соскользнул с плеч Сандро и упал на пол. Холод железными пальцами стиснул ему сердце.
 — На Лауру кто-то напал?
 Тициан от недоумения даже заморгал.
 — А я думал, Страж Ночи все узнает первым! Нападение на Лауру так меня обеспокоило, что теперь я каждый день посылаю лакея проводить девушку домой.
 — Как?.. — Сандро схватил Тициана за плечи. — Когда? Кто?
 Художник подался назад и удивленно покачал головой. Освободившись от железной хватки гостя, он ответил:
 — В прошлый вторник. Двое браво хотели ее убить. Спасаясь, она прыгнула в канал.
 В прошлый вторник! О, Боже! Именно в этот день он и застал ее в объятиях Марка-Антонио!
 — Ее вытащил из канала ваш сын, — закончил Тициан.
 Сандро схватил плащ. Разразившись проклятиями, он метнулся из студии к саду. Кавалли проклинал Лауру, подвергавшую себя опасности. Он проклинал и Марка Антонио, ничего не объяснившего отцу. А больше всего Сандро проклинал себя — за недостаток терпения и выдержки, за то, что не выслушал тогда девушку. Похоже, непрошенное вторжение Лауры в его жизнь совсем лишило Стража Ночи рассудка.
 В памяти Сандро снова возник образ девушки, какой она выглядела в тот вечер: чужая одежда, босые ноги… Не свидание с Марком-Антонио было тому причиной! А он был слеп и глуп, как слабоумный старик! Зол и поспешен, как… О, черт!
 У входа в сад Кавалли задержался, чтобы собраться с мыслями. Возле пустой беседки, обвитой сухими стеблями плюща, Лаура разговаривала с монахиней в длинной черной одежде. Лицо ее собеседницы скрывал капюшон, на руке висела большая плетеная корзина.
 Откинув голову, Лаура рассмеялась над словами монахини. Серебряный звон ее радостного смеха поднял в душе Сандро новую волну вины. Лаура умоляла его тогда, она желала все объяснить, а он прогнал ее из своего дома, обращаясь с ни в чем не повинной девушкой, как с последней шлюхой.
 Но больше всего Сандро Кавалли ненавидел сейчас себя за то, что не предотвратил нападение. Страж Ночи обязан защищать всех граждан Венеции!
 Проходя под аркой, он пригнул голову и вошел в сад.
 — Мадонна Банделло?
 Лаура бросила на него равнодушный взгляд.
 — Да?
 «Смотрит на меня, как на дурака, разыгрывающего роль униженного ухажера!» — подумал Кавалли.
 Он подошел и поклонился монахине.
 — Сестра Челестина, позвольте представить вам Стража Ночи, — вежливо произнесла девушка.
 Монахиня едва заметно вздрогнула и плечи ее напряглись. Бледная изящная рука откинула капюшон. Взгляду Сандро предстало необыкновенно красивое лицо, он видел его на одном из набросков Лауры. В окаймлении черного капюшона с жесткою белою подкладкой черты лица монахини вырисовывались особенно ярко. Глаза — два блестящих топаза — учтиво смотрели на только что представленного ей мужчину.
 — Благослови вас Бог! Мне нужно идти, — Целестина заглянула в корзину, где лежали запечатанные воском глиняные горшочки, стеклянные баночки и пиалы, а также мешочки, перевязанные кожаными ремнями. — Я должна кое-что отнести маэстро Тициану.
 — Да.
 — Сестра Челестина делает краски для маэстро. А еще она изобретает чудесную косметику для женщин.
 Челестина спокойно улыбнулась.
 — Мой господин, у меня есть чудесная краска из хны. Она вернет вашим волосам их природный каштановый цвет.
 У Сандро запылали уши. Он знал, что его волосы давно уже серебрятся на висках, но никогда не придавал этому значение. Однако подобное упоминание о возрасте заставило его поморщиться. Прежде, чем он успел придумать достойный ответ, Лаура сказала:
 — О, нет, сестра! Седина украшает Стража Ночи и окрашивать столь изысканно-серебристого цвета волосы было бы просто кощунством. Я нахожу их… — Лаура осеклась, вспомнив, что должна сердиться на Сандро, а не рассыпаться в комплиментах.
 — Мне пора, — сказала сестра Челестина.
 — Спасибо вам за прекрасные кремы, сестра!
 Лаура, наклонившись, расцеловала монахиню в обе щеки, и та ушла.
 Многое Сандро хотелось сказать Лауре, но слова путались и, оставшись с ней наедине, он сумел лишь спросить:
 — Кремы?
 — Сестра Челестина сделала мне чудный крем.
 Ни сила воли, ни сдержанность, присущая характеру, не смогли помешать Стражу Ночи дотронуться до щеки девушки и заглянуть ей в глаза.
 — Зачем позолота лилии?
 Лаура отвернулась, коснувшись рукой статуи Венеры.
 — Я не пользуюсь кремом, но держу это втайне от сестры Челестины. Она очень добра ко мне, и было бы жаль ее огорчать. Мой господин, если вы не возражаете, я отправлюсь домой.
 Домой? Назвать своим домом бордель! Это начинало действовать Сандро на нервы.
 — Лаура, я пришел извиниться. Тициан рассказал мне, что на вас напали.
 Девушка играла своим локоном.
 — Я сама хотела рассказать вам об этом, но, видимо, выбрала неподходящий момент: вы были не в настроении слушать.
 Сандро взял ее за руки и усадил на скамью.
 — Теперь я готов выслушать вас, Лаура.
 Она стала рассказывать, и ужасная история болью отозвалась в сердце Сандро. Прием — удар ногой в пах — примененный ею, привел его в восторг, а прыжок в ледяную воду канала переполнил чувством вины.
 Помолчав, Сандро спросил:
 — Как вы думаете, почему эти люди на вас напали?
 Голубые глаза девушки затуманились, она сорвала с ветки засохший лист.
 — Понятия не имею. Марк-Антонио предположил, что убийц нанял какой-нибудь художник, завидующий мне.
 Марк-Антонио. Это он спас девушку от гибели и приютил в собственном доме после страшного испытания. Это он успокаивал ее и размышлял вместе с ней, кто мог бы желать ее смерти.
 Сандро знал, ему еще не раз придется принести свои извинения, чтобы девушка простила его окончательно. Он воспользовался моментом слабости Лауры и поцеловал ее.
 — Может так оно и есть? Кто из художников завидует вашему таланту? — продолжил беседу Страж Ночи.
 Лаура покачала головой, темные локоны рассыпались по плечам.
 — Ни один художник-мужчина, даже самый посредственный, не может считать меня серьезным соперником. Все они имеют передо мной массу преимуществ.
 — Может ли быть какая-либо другая причина тому, что кто-то… — закончить предложение Сандро не сумел.
 Девушка поежилась и смяла лист.
 —…желал меня убить?
 Кавалли немыслимо хотелось обнять девушку, но он сдержался. Лучше, если беседа будет носить деловой характер. Ему нужно держаться с пострадавшей сухо и официально.
 — Нет, — сказала девушка, — я не знаю, по какой причине и кто нанял браво.
 — Я знаю! — в душе Сандро закипела злость. — Вы слишком уж живо интересовались гибелью Моро. Проклятие, как глупо вы себя вели!
 Лаура ответила ему сердитым взглядом.
 — Я вела себя так, как мне подсказывало чувство долга. Вы осуждаете меня за попытку помочь вам раскрыть преступление?
 — Вам следовало предоставить Стражу Ночи раскрывать преступление. Незачем было вмешиваться в дела нашей службы.
 — Не в моих правилах думать о себе, когда я могу помочь восторжествовать справедливости.
 — Этого я и боюсь! Вот что мы сделаем. Я пошлю Джамала к мадонне дель Рубия забрать ваши вещи, и вы немедленно на одном из моих судов покинете Венецию.
 Лаура посмотрела на Сандро так, будто у него на голове вырос цветущий кактус или какое-то другое экзотическое растение.
 — Вы предлагаете мне покинуть Венецию?
 Страж Ночи утвердительно кивнул.
 — На берегу Бренты у меня есть поместье. Слугам я доверяю безоговорочно. Поживете там до тех пор, пока я не схвачу убийцу.
 Девушка прижала руки к груди.
 — Нет!
 — Я не оставляю вам выбора!
 — А я всегда оставляю выбор за собой.
 Кавалли едва подавил желание встряхнуть Лауру как следует.
 — Послушайте, я заплачу! Вы займетесь фресками, распишете мой дом. На вашем месте я бы согласился. Разве не ставите вы творчество превыше всего?
 — Если бы мне хотелось расписывать стены, я бы этим занималась, и незачем мне тогда было покидать монастырь. Но фрески меня больше не интересуют и, кроме того, для написания картины, достойной быть представленной совету Академии, мне требуется руководство маэстро Тициана.
 Сандро недовольно поджал губы.
 — Кажется, у меня от вас начинает болеть голова.
 С непосредственностью, свойственной лишь очень юным, наивным девушкам или же чрезмерно опытным куртизанкам, мгновенно сменив упрямство на полнейший восторг, Лаура воскликнула:
 — О, мой господин, я и не думала, что вы способны испытывать головную боль… особенно из-за меня!
 Спустя час Лаура шла домой, а по пятам за ней топал высокий сутулый охранник с длинным узким лицом и носом ищейки. Они уже подходили к довольно оживленному месту Венеции — мосту Риальто, когда девушка вдруг проговорила:
 — Мессер Ломбарде, вам действительно нет никакой необходимости сопровождать меня. Я сказала господину Кавалли, что в состоянии сама о себе позаботиться, и хотела бы, чтобы вы тоже это знали.
 — Извините, мадонна, но мне дан приказ сопровождать вас повсюду, и этому распоряжению я намерен следовать неуклонно, для меня это дело чести.
 Девушка с любопытством художника рассматривала меланхоличное лицо Гвидо Ломбарде: отечные глаза, у рта залегли глубокие морщины, жесткие седые волосы выбились из-под красной шапчонки и торчат в разные стороны, как сорняки на грядке.
 Засмотревшись на Гвидо, Лаура чуть не столкнулась с двумя дамами, с трудом ковылявшими на высоченных каблуках, но в последний момент успешно разминулась с неуклюжими женщинами.
 — И почему же исполнение обычного приказания Стража Ночи вы считаете для себя делом чести?
 Выражение покорности на лице стражника сменилось улыбкой.
 — Когда-то я и сам был таким, как Сандро Кавалли. Патрицием. Членом Сената.
 — И что же случилось? — поинтересовалась Лаура, тронутая искренностью Гвидо.
 — Огромное несчастье! — Гвидо смешно надул свои впавшие щеки. — Я влюбился!
 Лаура тоже улыбнулась.
 — Действительно, огромное несчастье!
 — В моем случае, уж точно! Серена, моя жена — простая женщина. Когда я познакомился с ней, она в шила Арсенале паруса. Родственники умоляли меня убелить Серену стать моей любовницей, но я не мог обесчестить любимую и настоял на венчании.
 — Как благородно!
 Гвидо потер подбородок.
 — В общем-то ничего хорошего в том не было: меня лишили места в Сенате, благородного звания патриция, жалования. Я потерял все.
 — Но эта женщина стоила потерянного?
 — Да, однако в первый год брака мы просто умирали от голода. Меня избегали и купцы, и родственники, обиженные моим решением жениться на простолюдинке. А будучи патрицием, я не знал никакого другого дела, кроме торгового. Тогда-то Сандро и предложил мне пост в Страже Ночи Венеции. Когда я согласился, все знакомые пришли в ужас, но только службой в Страже Ночи мог я заработать. Теперь мои дети сыты. Я до конца своих дней буду благодарен господину Кавалли.
 Лаура спрятала улыбку. Суровость характера Сандро на поверку прятала под собой доброту. За холодностью поведения скрывалась чувствительная натура, движимая состраданием, хотя, наверное, сам Страж Ночи скорее умрет, чем признается в доброте. Как странно, что за последние двадцать лет, прошедшие со дня гибели его жены, ни одна женщина не сумела внушить ему истинную любовь, вынудив вновь связать себя узами брака, на этот раз по велению души, а не долга.
 — Дорогу! — прокричал кто-то. — Дорогу воинам Христа!
 Гвидо тихонько выругался. Колонна солдат инквизиции заполнила мост по всей его ширине. Длинные пики врезались в толпу, заставляя прохожих прижиматься к парапету. Марширующие воины Христа ритмичными шагами сотрясали каменный мост. Лауру толкали со всех сторон, и она ощущала терпкий запах сыроватой шерсти плащей и несвежее дыхание.
 Девушка вдруг обнаружила, что они с Гвидо оказались по разные стороны колонны. Она хотела пробиться сквозь толчею к своему телохранителю, но потеряла его из виду — шлемы солдат с высокими плюмажами образовали лес, из-за которого ничего не было видно.
 Кто-то схватил ее за руку и потянул за собой.
 Лаура вскрикнула, ожидая, что вот-вот почувствует укол стилета.
 — Тихо! — в голосе слышался смех. — Не стоит кричать!
 Изловчившись, девушка с трудом повернулась и оказалась лицом к лицу с Марком-Антонио. Она облегченно вздохнула. Юноша был весьма экстравагантно одет в короткий жакет с отделанными атласом рукавами, бархатный камзол и разноцветные шелковые рейтузы. Он напоминал собой миловидных ангелов Рафаэля.
 — Как вы меня нашли?
 — Я за вами следил, — пояснил Марк-Антонио и добавил, — я беспокоился о вас. Ладно, давайте выбираться отсюда! Здесь не место для встреч.
 — Но…
 Дородная матрона толкнула Лауру, и нахлынувшая толпа чуть не унесла девушку. Вцепившись в руку Марка-Антонио, она последовала за ним. У выхода с моста людей было меньше и им, наконец, удалось перевести дух.
 — Спасибо, Марк-Антонио, но теперь мне нужно отыскать Гвидо.
 — Ломбарде? — брови юноши взлетели, на лице появилась саркастическая усмешка. — Так за вами присматривает этот старый ишак? Он даже свой титул не смог удержать, связавшись с какой-то шлюхой с Арсенала, а взялся охранять вас!
 В тот же миг Лаура поняла, почему отец нравился ей больше красавца-сына. Марк-Антонио притворялся добрым, будучи на самом деле мелочным и подлым человеком. Сандро же притворялся холодным и равнодушным, а в действительности был мягким и сердечным.
 — Идемте же, — Марк-Антонио стащил ее по ступенькам под мост.
 Лаура заупрямилась:
 — Я должна разыскать Гвидо!
 В глазах ее спутника мелькнуло раздражение:
 — Мой отец, кажется, совершенно подчинил вас своей воле!
 — Я просто не хочу доставлять неприятности Гвидо.
 Марк-Антонио притянул девушку к себе ближе. Мягко взяв под руку, он помог ей ступить в поджидавшую их гондолу. А когда она опустилась на бархатные подушки, юноша обнял Лауру за плечи.
 — На кой черт вам нужен Гвидо, если охранять вас буду я?
 Гондольер, оттолкнувшись шестом, вывел лодку на середину канала. Лаура обернулась, глазами отыскивая Ломбарде, но из-за моста ничего не было видно.
 Она сердито посмотрела на спутника.
 — Нехорошо! Гвидо придется сказать вашему отцу, что он меня потерял!
 Марк-Антонио наклонился. Пристальный взгляд его манящих карих глаз смутил девушку.
 — Какое это имеет значение? Он потерял, но я ведь нашел вас!
 Лаура бросила взгляд на гондольера. Тот бесстрастно работал шестом, спокойно взирая на гладь воды Большого канала.
 — Я хочу, чтобы вы немедленно доставили меня домой! — потребовала она.
 — Только после того, как вы дадите мне одно обещание!
 — Какое обещание?
 Взяв ее руку, Марк-Антонио прижал узкую девичью ладонь к своей груди. Его прекрасное лицо горело, дыхание участилось. У Лауры пробежал мороз по коже.
 — Я хочу, чтобы вы стали моей!
 Прежде, чем девушка успела опомниться, Марк-Антонио сжал ее в объятиях и принялся жадно целовать. Поцелуи были преисполнены страсти. Лаура опешила.
 — С тех пор, как мы встретились, я ни о ком другом и не думаю, только о вас! Вы затмили для меня всех остальных женщин!
 Лаура отстранилась и попыталась обратить все в шутку:
 — Не смешите меня, Марк-Антонио!
 Но хотя его предложение было нелепым, на какой-то миг девушка представила себя женой этого красавца, и то, как она станет ежедневно встречаться с Сандро…
 Краткой полет фантазии не оставил никаких сомнений насчет неприемлемости сделанного предложения.
 — Вы с ума сошли!
 — Вы будете моей!
 — Ни за что!
 Пальцы Марка-Антонио сжали ей плечо.
 — Проклятье! Лаура, я люблю вас!
 Слова юноши, произнесенные в состоянии крайнего возбуждения, прозвучали подобно лепету малыша, лестью выманивающего конфетку.
 — Вы не можете любить меня! Мы совсем не знаем друг друга!
 — Узнаете, дайте мне только такую возможность!
 — Но вряд ли вам понравится та девушка, которую вы столь настойчиво стремитесь узнать поближе!
 — Почему нет? Мне нравится в вас все!
 — Но ваши благородные друзья станут сплетничать и, возможно, даже сторониться вас!
 — Мой отец позаботится о том, чтобы пресечь сплетни.
 — Страж Ночи — важный и уважаемый в республике патриций, но не Бог.
 На лице юноши появилось недовольное выражение.
 — Я был бы рад, если бы иногда кто-нибудь напоминал ему об этом! Он на самом деле не Бог, но я, действительно, люблю вас!
 — А не измените ли вы свое отношение, узнав, что меня в детском возрасте оставила в монастыре женщина, никогда не сочетавшаяся браком с моим отцом?
 — Оттого, что у вас нет родных, я буду жалеть вас и любить еще больше.
 Лаура безжалостно продолжила:
 — А знаете ли вы, что я куртизанка?
 Его пальцы разжались, рука безвольно сползла с плеча девушки.
 — Вы лжете!
 «Не следует удивляться его изумлению!» — сказала себе Лаура. — Венецианские мужчины — лицемеры. Постоянно развлекаясь с проститутками, в то же время они считают их женщинами, недостойными уважения!»
 — Это правда! Я куртизанка.
 Прекрасное лицо Марка-Антонио застыло, в глазах загорелась ярость. Жестом он приказал гондольеру причалить в первом же удобном месте. Через несколько секунд они остановились под Соломенным мостом.
 — Вылезай, — хрипло произнес Марк-Антонио, его лицо походило на алебастровую маску.
 «Как он вспыльчив!» — подумала Лаура, внезапно ощутив себя постаревшей на десяток лет.
 — Вы разочарованы, Марк-Антонио! — мягко сказала она, выходя из лодки. — Но это к лучшему!
 Стоя на берегу, девушка смотрела вслед уплывающей вниз по течению гондоле.
 Марк-Антонио сидел на корме, устремив на нее похолодевший взгляд.
 Лаура повернулась и стала медленно подниматься по ступенькам. Она чувствовала себя очень одинокой, как тогда, в день нападения браво.




 Глава 5


 До монастыря Сайта Мария Челесте было рукой подать. Лаура прошла через главные ворота и направилась к келье Магдалены. Волнение утихло, на душе стало легче. Вот и знакомая дверь. Девушка постучала и, не получила ответа, поднялась к сестре Челестине.
 В воздухе едко пахло жженой серой и спиртом. Все было окутано каким-то желтым туманом. Посреди комнаты стоял узкий стол, загроможденный колбами, пузырьками, стеклянными сифонами и медными трубками. Камин был переделан в кузнечный горн с тяжелыми железными дверцами.
 — Сестра Челестина?
 Лаура прищурилась, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь завесу дыма.
 — Быстро же вы покинули маэстро!
 — Ш-ш-ш! — голос монахини прозвучал с явной досадой. — Не мешай, я считаю!
 Лаура прошла в дальний угол, где над столиком с мраморным верхом сгорбилась сестра Челестина. Она негромко и мерно считала. Капюшон был отброшен на спину, апостольник пожелтел от клубов желтых испарений. По лицу текли капли пота, взгляд не отрывался от длинной витой веревки, один конец которой горел, издавая ровное шипение.
 Как зачарованная, Лаура наблюдала, как догорает веревка.
 Челестина довольно хмыкнула.
 — Шесть секунд, — пробормотала она, сделав подсчет на клочке бумаги.
 Монахиня выпрямилась и вытерла руки о перепачканный фартук.
 — Извини, дитя, мне нужно было закончить опыт.
 — Не хотела вам мешать, — сказала Лаура. — Я искала Магдалену и думала застать ее здесь.
 Она окинула взглядом лицо монахини и большие сильные руки, победно сложенные на груди. Огромные серые глаза Челестины сегодня сверкали ярче обычного.
 — Вам удалось сделать какое-то открытие, сестра?
 — О, да! Я изобрела фитиль для свечи, с помощью которого можно довольно точно отсчитывать время.
 Лаура улыбнулась. Челестина всегда была для нее загадкой: в этой женщине причудливо смешались непостижимый гений, религиозная страсть и одержимость алхимией и проведением разных странных опытов.
 — Не знаете, где может быть Магдалена? У себя в келье ее нет.
 Испачканным сажей пальцем Челестина разгребла кучку пепла, оставшегося от сгоревшей веревки.
 — Полагаю, она пошла отдать рукопись печатнику.
 — Магдалена согласилась выйти в город за монастырские стены? — глаза Лауры залучились радостью. — Как чудесно! Я беспокоилась, замечая, что она слишком уж много времени проводит в своей келье.
 Свет в глазах Челестины померк.
 — Можешь ли ты винить ее за это?
 — Она должна научиться гордо держать голову, сестра. В уродстве тела нет ее вины, а душа Магдалены прекрасна!
 Челестина заправила выбившуюся прядь волос под апостольник.
 — Ты такая наивная, девочка!
 Лаура рассмеялась.
 — Вы говорите совершенно, как мадонна дель Рубия.
 — Не мне судить, дорогая, ту ли дорожку ты выбрала. Может, и мне в свое время лучше было бы надеть красный плащ куртизанки, чем черное платье монахини. Здесь, в обители, мы прячемся от мужчин. Опытная куртизанка властвует над ними.
 Удивленная проницательностью Челестины, Лаура заметила:
 — Я не собираюсь властвовать над мужчинами. У меня другая цель.
 Ей почему-то вспомнился Сандро Кавалли. Если над кем-либо она и хотела бы властвовать, так это над ним.
 — Я пойду, сестра.
 Девушка поцеловала монахиню в лоб и вышла, с радостью вдохнув прохладный воздух, показавшийся ей особенно свежим после задымленной серными испарениями кельи Челестины.
 Нехотя Лаура повернула к публичному дому. В последнее время атмосфера ленивой праздности и растления действовала ей на нервы и вызывала неприятное и тяжелое ощущение в желудке, словно она объелась сладостями.
 Может, лучше поискать Магдалену, нежели возвращаться в заведение мадонны дель Рубия? Оглянувшись, девушка вдруг вспомнила, что в любой момент ее снова может отыскать один из браво. По спине пробежал холодок. Хорошо, что мастерская печатника уже близко! Магдалена умеет слушать. Девушке не терпелось рассказать подруге о своей встрече с Марком-Антонио.
 На улице Лаура издали заприметила лавку с крупной буквой «А» над входом, высеченной из камня. На вывеске рядом были изображены дельфин и якорь — эмблема печатника Альдуса. Узкие окна, выходившие на улицу, покрывал слой черного красящего порошка, используемого печатником.
 Девушка постучала, подождала и вошла, скрипнув дверью.
 Мастерская казалась заброшенной, ее освещал лишь свет, проникавший через окно. Стоящие вдоль стен стеллажи были забиты бумагой. На одном из них Лаура обнаружила коробки из-под литер, а на прилавке готовые к продаже стопки книг, переплетенных яловой кожей с золотым тиснением.
 Середину комнаты занимал огромный печатный станок. Тигель был прижат, словно печатник только что приступил к делу, но отвлекся на минуту. Лаура быстро привыкла к запаху красящего порошка и кальки, но подойдя ближе к массивному прессу, ощутила, что к запаху, обычному для печатной мастерской, примешивается еще какой-то странный сладковатый запах, от которого невыносимо хочется сморщить нос.
 Дурное предчувствие стеснило ей грудь.
 — Эй, кто-нибудь! — позвала Лаура. — Магдалена?
 Девушка обошла пресс и ее взгляд упал на пол. Она закричала.


* * *

 Настроение у него было премерзкое. Сандро нервно расхаживал по залу заседаний во Дворце дожей. Его окружали розовые мраморные стены, украшенные гобеленами, позади сверкала лестница.
 В огромном пурпурном бархатном кресле сидел дож Андреа Гритти. Он недовольно шевельнулся, бросив взгляд на Стража Ночи.
 — Черт побери, Кавалли, можете вы постоять хоть минуту спокойно?
 Сандро остановился и повернулся к дожу. Эхо его шагов по выложенному рисунком полу замерло.
 — Прошу прощения, Ваша светлость!
 Сандро знал Андреа Гритти уже четверть века. Под его началом он сражался в Падуе около двадцати лет назад. После того, как Кавалли отличился в битве, Гритти оказал ему поддержку, и Сандро стал кондотьером.
 — Я только хочу, чтобы вы доверяли мне и не требовали многочисленных доказательств того, что убийство Моро — не простое преступление, а часть заговора против дожа.
 Гритти погладил длинную бороду, разведя ее на две равные части. Красный головной убор дожа отбрасывал тень на высокий лоб и нос с горбинкой.
 — Заговор? Да этот заговор против меня только у тебя в голове и ни у кого больше!
 Сандро в отчаянии взмахнул рукой.
 — Тогда почему убит именно Даниэль Моро, ваш секретарь? И почему он убит с такой жестокостью? Ради сумки с документами? Андреа! — Сандро перешел на «ты». — Моро был в курсе всех твоих дел. Возможно, его убили ради документов, которые он имел при себе.
 Гритти вцепился в резные подлокотники кресла.
 — Тогда его убили напрасно! Те бумаги не имели для меня большого значения. Посуди сам! У Моро были только приглашения на праздник Венчания Венеции с Морем да список сановников, удостоившихся чести оказаться во время праздника на правительственной галере.
 Сандро поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к креслу дожа, и наклонился.
 — Ты уверен? Припомни хорошенько, Андреа. Секреты правительства республики проходят по каналам Венеции, как вода по водостоку!
 — Полагаю, ты приставил своих людей ко всем иностранным послам и их людям?
 — Конечно! — Сандро потер переносицу. — Однако наблюдение не приносит никаких результатов. Даже турки ведут себя на удивление прилично. А могли быть у Моро другие… связи, вроде той, с певцом Флорио?
 — Не знаю. Я и понятия не имел, что в заведении мадонны дель Рубия у него был дружок. Вот и разгадка, Сандро! Ты только понапрасну тратишь время, прикидывая, не заговор ли это! На самом деле преступление было совершено на почве ревности. Убийца — этот парень, Флорио.
 Сандро так не считал, но доказательств невиновности Флорио у него не было. Он не мог опровергнуть предположение дожа, поэтому приходилось молчать.
 — Мы держим Флорио под постоянным наблюдением. Парень пока ничего не натворил такого, что позволило бы нам предъявить обвинения. Он поет с утра до вечера, запершись в своей комнате: готовится к выступлению на правительственной галере во время праздника Венчания Венеции с Морем. Иногда Флорио ходит в церковь поставить свечу, видимо, за упокой души незабвенного Моро.
 Кавалли не стал упоминать о своих подозрениях насчет Ясмин с ее мускатным деревом и ядовитыми травами — она еще меньше Флорио похожа на убийцу.
 Он вспомнил Лауру, и на сердце у него похолодело, но Сандро поспешил себя успокоить: девушка в безопасности, с ней Гвидо Ломбардо. Не к чему принимать близко к сердцу необоснованные опасения, тревожащие разум!
 — Не оставляйте наблюдения за певцом, — приказал Гритти. — Я уверен, преступник рано или поздно выдаст себя каким-нибудь образом.
 — Мой господин! — в Зал Заседаний ворвался стражник и резко остановился, за ним следовал Джамал.
 Человек сорвал с головы шапочку, почтительно поклонился и обратился к Сандро:
 — Снова убийство, мой господин! На этот раз в квартале печатников.


* * *

 Возле мастерской Альдуса, под вывеской с изображением дельфина и якоря, собралась небольшая толпа печатников и подмастерьев. Один из них обнимал за плечи плачущую женщину. Ее голова и плечи были укрыты его коричневым плащом.
 — Разойдитесь! — прокричал один из стражников. — Дорогу Стражу Ночи!
 Обычно в мастерской кипела работа, стоял шум, сновали подмастерья и переплетчики, глухо стучал пресс, теперь же повисла мертвая тишина, только запах, характерный для печатного дела, наполнял огромное помещение.
 Как обычно, сначала Сандро осмотрел жертву и, как всегда, пожалел об этом. Лицо человека показалось ему красивым, черты остались мягкими и после смерти, на бледных щеках явственно проступали веснушки, нежную кожу подбородка и щек оттеняла едва пробивающаяся юношеская бородка. Наемный работник печатника Альдуса был молод.
 На руках убитого Страж Ночи обнаружил чернильные пятна. Сандро не нашел следов борьбы: мебель и вещи, казалось, находились на своих местах. Убийца, скорее всего, был знакомым работнику человеком, которому доверял, или же, может быть, незнакомцем, вызвавшим к себе доверие безупречными документами, предъявленными при встрече жертвы с преступником — страшным грешником, скрывающимся под невинным обличием.
 Сандро присел на корточки, разглядывая раны, оставленные убийцей на трупе. Рядом с ним опустился Карло Марино, следователь Стража Ночи Венеции. Некоторое время они вместе изучающе смотрели на мертвеца. Марино пинцетом извлек из раны на груди осколок янтарного стекла. Сандро мрачно поздравил себя: он не ошибся! Второе убийство доказывало, что и первое преступление было совершенно вовсе не разъяренным ревнивцем. Тем не менее, было трудно обнаружить связь между гибелью секретаря дожа и последней жертвой.
 — Заколот, как и Моро, — заметил Марино, — отравленным стилетом!
 Сандро осмотрел труп вплоть до синевато-багровой раны в области паха.
 Как и у Даниэля Моро, гульфик вместе с частью рейтуз был срезан чем-то острым. Жуткий кошмар. На этот раз убийца сделал свое черное дело даже аккуратнее, — подумал Сандро. — Оттачивает мастерство.
 — По крайней мере, бедняга умер до того, как с ним проделали эту ужасную экзекуцию, — заключил следователь. — Видите, крови почти нет.
 Сандро содрогнулся. «Старею, — подумал он, — старею и уже не могу спокойно смотреть на мертвые тела молодых людей». Кавалли устало поднялся. Джамал с суровым лицом подал ему пачку отпечатанных бумаг.
 Краска еще не совсем высохла и кое-где смазалась. Несколько верхних страниц содержали список сановников, удостоившихся чести сопровождать дожа на правительственной галере во время праздника Венчания Венеции с Морем. Затем шли персональные приглашения, как того требовала традиция.
 — Бумаги дожа, — пробормотал Сандро.
 Джамал поднял тигель. Сандро внимательно осмотрел литеры. Буквы шли в обратном порядке, но ему без труда удалось прочесть слова.
 — Последний отпечатанный документ, — сказал он выбирая несколько листов из стопки. — Проклятье, все-таки преступление совершенно из-за бумаг, похищенных у Моро.
 Джамал кивнул и развел руками, и с этим жестом безнадежности Страж Ночи не мог не согласиться. Кусочков мозаики стало больше, но картина оставалась неясной. Хотел ли убийца встать сам за печатный станок? Но для чего? Вряд ли список приглашенных сопровождать дожа во время праздника можно отнести к государственным секретам, но кто-то ради этих бумаг идет на убийство! Кавалли перевел взгляд на встревоженных людей, толпящихся у входа.
 — Кем был этот юноша? — спросил он.
 Краснолицый мужчина, сжимавший в руках черную шляпу, ступил в мастерскую.
 — Его звали Гаспари, он был наборщиком.
 Сандро внимательно посмотрел на вошедшего: водянистые глаза, дрожащий подбородок. Молод. Одет, как одеваются купцы.
 — А вы кто?
 — Валерио, старший сын Альдуса, владельца мастерской, — мужчина поклонился.
 Печатник Альдус добился известности, убеждая сильных мира сего, что книги должны быть доступны всем. Он так прославился, что стал пользоваться покровительством самого дожа, но его мастерская удостоилась и зловещего внимания убийцы, — Когда вы в последний раз видели юношу живым?
 — Менее трех часов назад. У меня была назначена встреча с одним купцом насчет закупки бумаги и я ушел. Гаспари остался работать в мастерской. Именно ему было поручено печатать бумаги, присылаемые дожем.
 Валерио передал Сандро рукопись. Кавалли увидел печать дожа.
 — Кто передал наборщику эту рукопись?
 — Не знаю. Я нашел ее у печатного станка. Видимо, Гаспари получил эти документы после моего ухода.
 — Он часто оставался в мастерской один?
 — Нет, но по субботам я даю выходной своим людям: большинство моих работников — евреи, они не могут работать по субботам. Я знаю, священник нашего прихода не одобряет этого, но все же я даю им выходной именно в этот день недели.
 «Да, убийца не дурак. Методичен, как паук, плетущий паутину. Он дождался своего часа. Ему были известны порядки, заведенные в мастерской. Это хладнокровно продуманное преступление, — решил Сандро. — Случайности, опрометчивые поступки и совпадения тут совершенно ни при чем».
 — Есть ли свидетели? Где они? — спросил он, подавляя закипевший в душе гнев.
 Эти преступления подобны язвам на чистом лике города, а он беспомощен, как врач, чьи лекарства не помогают страждущему больному.
 — Нет, — ответил Валерио, — свидетелей нет.
 — Я свидетель! — раздался высокий женский голос.
 Плачущая женщина вошла в мастерскую и откинула капюшон.
 Гнев Сандро сменился ужасом. Он шагнул к женщине, схватил за руку и рванул ее к себе.
 — Лаура!
 Лицо девушки опухло от слез, но искаженные горем черты оставались милыми и мягкими, как у ребенка. Пальцы рук были холодными, как лед. Он попытался согреть их в своих ладонях.
 — Какого черта вы здесь делаете? Где Гвидо? — закричал Сандро.
 Девушка глубоко вздохнула и отстранилась. Кавалли удалось справиться с собой и не схватить ее за руки снова.
 — Мы потеряли друг друга на мосту Риальто, когда проходила колонна воинов Христа. А сюда я пришла в поисках своей подруги Магдалены.
 Сандро припомнил монахиню-горбунью из альбома Лауры.
 — Она правит рукописи для печатника Альдуса, если я не ошибаюсь?
 — Да, — Лаура не отрывала глаз от пола.
 Кавалли понял, почему она не поднимает взгляд, и встал так, чтобы труп убитого не был виден.
 — Магдалена сегодня закончила работу над рукописью и должна была отнести ее в мастерскую. Должно быть, мы разминулись… — девушка запнулась, заметив, как изменилось лицо Стража Ночи. — О, нет! Она не виновата в убийстве! Магдалена добра, она чутка и отзывчива! Только чудовище могло… О, Боже! — Лаура закрыла глаза руками и зарыдала.
 Сандро почувствовал, что больше не в состоянии сдерживаться.
 — Ну, а теперь вы довольны? — его захлестнула ярость, острая боль, как от удара хлыста, пронзила душу. — Вам так хотелось помочь мне в раскрытии преступления! Теперь вы видите, какая это грязная работа? Или вы и сейчас еще полагаете, что ради того, чтобы научиться получше разбираться в характерах людей и, как следствие, делать более выразительные их портреты, вам непременно надо знать, чем занимается Страж Ночи?
 — Простите мне мои заблуждения, мой господин!
 Раскаяние, стоявшее в глазах девушки, тронуло Сандро.
 — Ах, Лаура!
 Не обращая внимания на удивление своих помощников, он обнял ее. В отличие от многих других женщин, стремившихся стать повыше за счет обуви, она и без каблуков подходила ему по росту: голова девушки уткнулась в его плечо, дрожащим телом Лаура прильнула к груди Сандро.
 — Успокойся и постарайся об этом не думать, — шепнул он в мягкие, сладко пахнущие волосы у виска.
 То был не самый подходящий случай для объятий — на виду у людей, но Сандро переполняли слишком сильные чувства. Неожиданно для самого себя он возмутился общепринятым идеалом женской красоты: как могут золотистые пряди сравниться с полуночным шелком волос?
 — Простите меня, Луара, — сказал он, заметив немое изумление на лицах всех присутствующих, — простите, что был груб с вами и что вам довелось пережить еще одно тяжкое испытание.
 В этот безумный миг Сандро хотел лишь одного: успокоить девушку, и ему было неважно, что подумают остальные. Ее слезы падали на его плащ.
 Пока люди Стража Ночи обыскивали мастерскую и составляли опись имущества, помощники следователя накрыли мертвое тело. Кавалли вывел девушку на улицу. Он обнял ее за талию, решив, что девушка нуждается в поддержке, но тут же признался себе: дело в другом, это ему сейчас, как никогда, нестерпимо хочется обнять спутницу.
 Толпа разошлась, улица опустела. Сандро повернул Лауру лицом к себе, отвел со лба темную прядь волос и вытер ее слезы краем своего атласного плаща.
 — Вы знаете, — признался он, — как только я вас увидел, то сразу понял, что вы в беде, и оказался прав.
 — А когда я увидела вас, то поняла, что вы очень хороший человек, и тоже не ошиблась, — губы девушки тронула улыбка.
 Сандро насторожился, опустил руки и откашлялся. Почему она так уверена, что он добр?
 — Да, но это же моя обязанность — помогать людям, попавшим в беду.
 Он потер шею, обдумывая подходящий предлог для объяснения своего столь неуместного поведения.
 — Окажись в подобных обстоятельствах моя дочь Адриана, надеюсь, кто-нибудь тоже предложил бы ей свою помощь и попытался бы утешить.
 Девушка улыбнулась, не поверив:
 — Так вы всего лишь разыгрывали роль доброго отца?
 — Именно так, — его самого даже передернуло от такой лжи.
 Лаура собралась было ответить, но как раз в этот момент люди следователя вынесли тело убитого на носилках. Девушка вскрикнула, приложила ко рту руку, и Сандро вновь обнял ее.
 — Кто сообщит о случившимся семье бедняги?
 — Я пошлю священника. Так всегда поступают в подобных случаях.
 Кавалли взял Лауру за подбородок и заставил отвернуться от трупа.
 — Но сами вы не пойдете? — голубые глаза испытующе смотрели на него.
 — Нет. Конечно, нет! — Сандро опустил руку.
 Какая нежная у нее кожа, так и хочется погладить ей щеку, шею, грудь…
 — Понятно, — взгляд Лауры затуманился. — Из-за того, что у вас такое мягкое сердце, вам невыносимо видеть чужую боль. Я и сейчас читаю страдание в вашем взгляде.
 Кавалли поторопился переменить тему:
 — Мне хочется услышать, как же вы потеряли Гвидо. Какого дьявола вы не остались на мосту и не постарались отыскать его?
 — Я бы так и сделала… но встретила одного приятеля.
 — Приятеля?
 Сандро снова захлестнул беспричинный гнев. Приятели девушки не могли внушать ему доверия.
 — Скажите, будете ли вы считать приятелем того, кто оплатит свое удовольствие, насладившись вами?
 — Нет, — резко ответила она, — и кстати… хотела бы уточнить, какого именно приятеля я встретила. Вашего сына!
 Сандро похолодел, а Лаура добавила:
 — Марк-Антонио разыскал меня в толпе и настоял, чтобы я последовала за ним. Мне подумалось, я должна прислушаться его совету. В конце концов, это же ваш сын!
 Перед глазами Кавалли мелькнул образ: Лаура в объятиях Марка-Антонио. И снова в нем забурлила ревность.
 — Наверное, моего сына вы могли бы и не слушаться, по крайней мере, до сих пор вы не очень-то слушались меня!
 Внезапно в голову Стража Ночи пришла нелепая мысль. Он схватил девушку и впился пальцами ей в плечи.
 — Он… Лаура… он… обидел вас?
 Девушка вскинула голову так резко, что черные пряди на миг закрыли ей лицо.
 — Как вы плохо думаете о своем сыне, мой господин!
 «Она права», — мрачно подумал Сандро.
 — Так что же произошло?
 Лаура отступила.
 — Он просил меня стать его любовницей.
 Земля поплыла под ногами несчастного Стража Ночи. Ему оставалось только запрокинуть к небу голову и завыть от злости.
 — А вы… — с трудом выдавил он, — согласились?
 — Из-за чего вы так переживаете, мой господин? — язвительно поинтересовалась девушка. — Я, конечно же, отказалась. Как можно чернить почтенное имя Кавалли! Знаю, вы не переживете, если какая-то незаконнорожденная проститутка займет столь почетное место.
 У Сандро слова застряли в горле. Сама мысль о подобной связи между Марком-Антонио и Лаурой показалась ему сейчас нелепой. Но эта мысль все же была способна свести его с ума.
 — Рад, что у вас хватило здравого смысла отказаться!
 — О, мне не хотелось порочить вашу семейную честь!
 «Честь? — подумал Сандро. — Честь не имеет к этому никакого отношения».


* * *

 — О чем, черт побери, ты думал? — требовательно спрашивал Кавалли-старший.
 Отвернувшись от потного, с надутыми щеками стеклодува, Марк-Антонио лениво улыбнулся.
 — В данный момент я думал о дочери стеклодува. Ну, ты знаешь… та, грустная, которая подает нам завтрак. У меня почему-то возникло подозрение, что она хотела бы предложить нечто большее, чем спагетти и вино.
 Подавив негодование, Сандро перевел взгляд на дымящиеся трубы Мурано и горны стеклодувов, издали похожие на огромные ульи. На горизонте, за лагуной, виднелись шпили Венеции.
 Его люди все еще ходили по острову, расспрашивая ремесленников, не покупал ли кто в последнее время стилеты янтарного цвета, но особых надежд зацепиться за ниточку, которая помогла бы им раскрыть преступление, у Сандро не было. Почти все стеклодувы отвечали утвердительно, ведь стилеты в Венеции столь же популярны, как и цветные бусы.
 Он бы сам сюда не приехал, если бы ему не сообщили, что здесь побывал Марк-Антонио под предлогом встречи с человеком из лавки, торгующей стеклом. Сандро решил, прежде всего, получить ответ на вопрос, мучивший его со вчерашнего вечера.
 — Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю, сын! Почему ты просил Лауру Банделло стать твоей любовницей?
 Краска залила лицо юноши, серо-голубые глаза сузились.
 — Сука! Она рассказала тебе об этом! Сандро с трудом подавил желание дать сыну оплеуху. Но, нет, это его вина! И в том, что Марк-Антонио вырос таким ничтожеством, тоже. Что же он сделал не так?
 — Это я заставил девушку рассказать мне обо всем. Ее должен был сопровождать Гвидо Ломбарде, но они потеряли друг друга в толпе. Что за игру ты затеял?
 — Это не игра, отец!
 — Что ты хочешь сказать? — Сандро замер.
 Марк-Антонио усмехнулся.
 — Ты не понимаешь, да? Ты полагаешь, что я выберу себе жену, как это сделал ты, передоверив выбор почтенной семейке Кавалли?
 Оттолкнув плечом отца, юноша вышел на середину дороги.
 — Мне непременно нужна женщина благородной крови, даже для того, чтобы стать моей любовницей? А если ее семья не упоминается в Золотой Книге хотя бы на протяжении ста лет, то что же, мне на нее и взглянуть нельзя?
 Вопрос требовал честного ответа, и Сандро выдавил с большим трудом:
 — Вы с Лаурой не подходите друг другу.
 Марк-Антонио всплеснул руками, разыгрывая из себя шута.
 — А что ты имеешь против Лауры? Молодая, красивая, здоровая, с хорошими манерами, воспитанная девушка — он рассмеялся. — Или я должен выбрать себе женщину старую, уродливую, больную, грубую и неотесанную, такую, которая согласна раздвинуть ноги и перед самым грязным матросом?
 Сандро не любил словесных баталий, в которые его всегда втягивал Марк-Антонио.
 — Я думаю о тебе, сын. Любому необходимо уважение равных ему по положению людей. Кем ты станешь, утратив его?
 Марк-Антонио провел рукой по своему волевому, прекрасно вылепленному Создателем подбородку.
 — Сильный довод, отец, но тем не менее, я решил заполучить эту девушку и она будет моей!
 Сандро хотелось крикнуть: «Не бывать этому!», но он обуздал порыв и спокойно произнес:
 — Я тебе не советую.
 — Почему? Нет ничего необычного, когда над куртизанкой властвует один мужчина!
 — У тебя четверо любовниц, и для каждой из них ты единственный покровитель!
 «Уже нет ни одной, — подумал Кавалли-старший. — Я отказался от их услуг». Но Марк-Антонио ничего еще не знал об этом.
 — Оставь Лауру в покое! — потребовал отец.
 — Да почему же? Что ты от меня скрываешь? Может, сам на нее глаз положил?
 Сандро снял с головы шапочку и провел рукой по седеющим волосам.
 — Если тебе нужна проститутка, найди другую. В Венеции их одиннадцать тысяч.
 Лицо Марка-Антонио загорелось восторгом.
 — Так, значит… ты сам ее добиваешься? Вот это да! Почтенный Страж Ночи Венеции жаждет заполучить шлюху!
 — Не говори глупостей!
 — Хорошо! Что ж, я тоже постараюсь достичь подобного успеха!
 С кривой ухмылкой Марк-Антонио взбежал на борт маленького судна своего друга, Адольфо Урбинского.
 Несомненно, они собирались провести вечер, играя в карты и пьянствуя.
 Сандро ощутил, что разговор с сыном утомил его чрезмерно. Он всегда чувствовал себя скверно после подобных стычек. Уже долгие годы его преследовала навязчивая мысль: видимо, он чего-то не додал Марку-Антонио в детстве, может быть, недостаточно его любил, а может, наоборот, излишне потакал капризам, балуя ребенка.
 Тело сковала усталость, но мучительную тревогу вызывал вопрос: как поведет себя сын по отношению к Лауре, посмевшей отвергнуть его домогательства?
 Сандро знал: Марк-Антонио не прощает, если ему отказывает женщина.


* * *

 Спустя час Кавалли, мечтая оказаться дома, устроиться на лоджии с бокалом вина и не о чем не думать, уже стоял у ворот монастыря Санта Мария Челесте, спрашивая разрешения повидать послушницу Магдалену.
 Суровая молчаливая монахиня отвела его в сад и велела ждать. Он разглядывал усыпальницу святой Марии Челесте. Скульптура святой и барельеф с изображением любивших святую животных, сильно пострадали от голубей. Со двора донеслись чьи-то тяжелые медленные шаги.
 Магдалена оказалась еще меньше ростом, чем он предполагал, вспоминая рисунок Лауры. Просторная одежда из домотканого полотна скрывала горб на спине. Капюшон был откинут на плечи, оставляя открытым бледное лицо.
 Сандро приветствовал ее поклоном. Монахиня стояла, опустив глаза и спрятав руки в широкие длинные рукава.
 — Простите за беспокойство, — промолвил гость, изучая бесцветное лицо горбуньи.
 «Есть на свете женщины, — подумал он, — для которых монастырь — единственное место, где они могут чувствовать себя защищенно, и Магдалена явно из их числа». Несмотря на необычные и очень выразительные глаза, обрамленные густыми ресницами, она была некрасива.
 Одутловатое лицо с пухлым подбородком напоминало расплывшееся тесто. Лаура уверяла, что они лучшие подруги. Если так, то Магдалена весьма великодушна, потому что большинство девушек умерли бы от зависти к ослепительной красоте подруги.
 — Слушаю вас, мой господин, — голос был необычно мил: глубокий, ясный, чистый, как у мальчика из церковного хора.
 — Извините, что нарушаю покой обители, — проговорил Сандро, окинув взглядом сад и жилые помещения.
 Одно из высоких окон привлекло его внимание: из него тянулась тонкая струйка дыма. Страж Ночи нахмурился.
 — Это келья сестры Челестины. Она занимается алхимией, и весьма успешно, — пояснила Магдалена.
 — Я об этом кое-что слышал!
 Сандро глубоко вздохнул.
 — Мне необходимо задать вам кое-какие вопросы о случившимся сегодня в мастерской Альдуса.
 — Что же там случилось, господин? — Магдалена не шевельнулась.
 — Убийство. Погиб наборщик Гаспари.
 — Гаспари?
 Горбунья перекрестилась.
 — Упокой, Господи, его душу!
 — Вы знали его?
 — Да, мой господин, я ведь правлю рукописи для печатной мастерской Альдуса.
 — И сегодня вы были у него незадолго до случившегося!
 — Да.
 Девушка не поинтересовалась, откуда это стало известно Стражу Ночи.
 — Я… я виделась с Гаспари. Он еще говорил мне, что собирается отправиться вечером со своей возлюбленной в Лидо.
 Она громко сглотнула.
 — Кто был еще в мастерской, кроме Гаспари?
 — Никого.
 Из рукавов монашеского платья вынырнули руки и вцепились в коралловые четки.
 — Мой господин, кто же мог его убить?
 Кавалли посмотрел Магдалене в лицо и ничего, кроме огорчения, не обнаружил в глазах монахини.
 — Именно это я и собираюсь выяснить, — ответил он.


* * *

 — По моему мнению, французы лучше всех, — сказала Порция, держа в зубах дюжину булавок. — Их мастерство в создании костюмов уступает только талантам в постели.
 — Французы? Фи! — не выдержала Фьяметта, отмеряя необходимое количество золотой тесьмы. — Стой спокойно, Лаура! Не шевелись! А то мы никогда не закончим твой наряд!
 Лаура и Ясмин переглянулись. Девушки находились в будуаре мадонны дель Рубия, поражавшем своей роскошью: стены обиты расшитой византийскими узорами золотой парчой; карнизы работы Сансовино украшены золотом и ультрамарином, повсюду вазы из алебастра и порфира; резные инкрустированные шкафы, столы и комоды, заставленные солидными, на латыни, томами в кожаных переплетах.
 В дальнем углу Флорио, облаченный в свою черную мантию, негромко наигрывал что-то на виоле.
 Лаура постаралась замереть. Порция и Фьяметта окутывали ее белым шелком. Наряд, который они шьют, она наденет на карнавальный маскарад.
 — А что ты имеешь против французов, Фьяметта?
 В ответ Фьяметта состроила гримасу.
 — Они такое делают ртом! И просят, чтобы и женщины… гм…
 — Какое это имеет значение? — спросила Порция. — Зато они хорошо платят!
 Сын посла дал мне сверх обычной платы двадцать эскудо! И слава Богу, французы не проделывают с женщинами того, что требует от Ясмин Горвальд!
 Все сочувственно посмотрели в сторону африканки. Горвальд, грубый шведский купец, питал особое пристрастие к темнокожей девушке.
 — А по-моему, — продолжала Порция, — это испанцев следует избегать!
 — Испанцы — чудесные любовники, — возразила ей Фьяметта. — Страстные, искусные…
 — И что у тебя остается, когда их страсть проходит? Они скупы, как и шотландцы, — настаивала Порция. — От испанца если чего и добьешься, так это пустопорожней болтовни о его похождениях в Новом Свете.
 Она приложила платье к плечам Лауры.
 — Голые дикари, золотые реки, водопады, возвращающие молодость… Кому нужны такие сказки?
 — А мне это нравится, — мечтательно промолвила Лаура.
 Ясмин, возившаяся над головным убором карнавального наряда подруги, пристально посмотрела на нее.
 — Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то ты сегодня кажешься мне какой-то бледной.
 Лаура рассмеялась:
 — Все прекрасно! Я с нетерпением жду карнавала. Это для меня просто праздник. В карнавальную ночь я начну отрабатывать свои долги и наконец-то смогу расплатиться с мадонной дель Рубия!
 — Она ожидает, что ты принесешь ей хорошую прибыль, — уверила девушку Порция.
 Лаура кивнула, однако будущее уже не казалось ей столь безоблачным, как прежде. Его омрачало дурное предчувствие.
 — Все же я немного нервничаю, — призналась она подругам.
 — Ерунда! Подними-ка руки, — попросила Фьяметта. — Мадонна дель Рубия хорошо тебя подготовила, и ты знаешь, как себя подать, обучена также поведению за трапезой и искусству обольщения мужчин.
 — Однако манеры еще требуют некоторой шлифовки, — заметила Порция. — Когда ешь, не набрасывайся на салат, как корова на сено.
 — И нельзя наполнять бокал более чем на половину, — добавила Фьяметта. — А то напьешься!
 — А еще, ради Бога, не икай! — вмешался Флорио.
 Лаура хихикнула.
 — Ну, а если вырвется нечаянно?
 Флорио поджал губы:
 — Тогда ты покажешься всем гостям заведения отвратительной, и тебе труднее будет вернуть долг мадонне дель Рубия.
 Девушка надеялась, что дружеские подшучивания избавят ее от мрачного настроения, но дурное предчувствие не покидало.
 — Не беспокойся, — Флорио отложил в сторону виолу. — С учетом той цены, которую запросит за тебя мадонна, достанешься ты только очень богатому и наверняка искушенному мужчине. Он сможет оценить твою невинность.
 — В спальне мужчиной руководит не богатство и искушенность, — заметила Ясмин.
 — Хватит вам! — попросила Порция. — Лаура, в худшем случае, тебе придется провести ночь за разговорами, милыми играми и невинными забавами. У тебя будет хорошее вино, возможно, карты…
 — И все закончится прежде, чем ты успеешь опомниться! — вздохнула Фьяметта.
 — Полагаю, ты права, — сказала Лаура, рассматривая свои изящные золотистые туфельки. — Мне не о чем беспокоиться.
 И все-таки ей было грустно. Давным-давно, много лет тому назад, она мечтала о любви. Но жизнь разочаровала ее, лишила грез и фантазий. Она дочь Венеции, города распутных мужчин и покорных женщин. Только став куртизанкой, можно пользоваться относительной свободой. Не мужчина, кто бы он ни был, а она сама будет распоряжаться собой.
 Неожиданно вспомнился ей Сандро Кавалли, заклинавший отказаться от выбранного пути.
 — Что? — спросила, подходя Ясмин. — Ты чем-то встревожена?
 — Мне… кажется сейчас бесчестным пользоваться своей красотой и молодостью ради выгоды. Ясмин взяла Лауру за руку.
 — Моя милая, в нашем неправедном мире тебе не так повезло, как богатым людям. Они родились в достатке и почестях, а ты всего лишь с красотой и умом. Мужчины пользуются любой возможностью, чтобы пробиться, поэтому делать то же самое женщине вовсе не зазорно.
 — Наемник за деньги идет на куда большие преступления, — вставила Порция. — И еще за свои злодеяния получает похвалу от нанявшего его человека.
 — Я не знаю, смогу ли притворяться, что получаю наслаждение от ласк нелюбимых мною мужчин.
 Флорио снова заиграл что-то на виоле. Порция и Фьяметта сняли, наконец, с Лауры наряд, Ясмин накинула на плечи подруги халат.
 — Сможешь, — в голосе Ясмин прозвучала мудрость многоопытной женщины. — Сможешь, когда будет нужно! Порой, конечно, тебе придется засмеяться, когда захочется заплакать, а временами придется плакать, чтобы скрыть смех. Но это и многое другое ты станешь делать ради собственного же блага. Поверь мне!
 Но не так-то легко было Лауре забыть прекрасные глаза и суровое лицо Сандро, силу его объятий и то, как убеждал он ее не совершать ужаснейшей ошибки.
 — Хотелось бы мне, — произнесла Лаура, — чтобы он пришел на маскарад…
 Ясмин нахмурилась:
 — Кто?
 — Страж Ночи. Мне было бы тогда… спокойнее. Но он не посещает публичных домов.
 Ясмин намотала на палец локон Лауры.
 — Разве ради тебя он не может ничем поступиться?
 Лаура вздохнула и сердце легонько замерло у нее в груди.
 — Он не сделает этого даже ради своей матери.
 Ясмин от удивления открыла рот.
 — Не делай этого, Лаура!
 — Чего?
 — Не позволяй любви проникнуть в твое сердце!
 — Смешно, Ясмин! Конечно, я не позволю!




 Глава 6


 Невероятно, невозможно! По дороге в обитель одна мысль не выходила у Лауры из головы. Она позволила любви проникнуть в свое сердце? И ее избранник Сандро Кавалли? Страж Ночи Венеции? Такой почтенный, добропорядочный, убийственно вежливый человек?
 — Смешно! — пробормотала девушка.
 Ноги сами собой несли ее все быстрей по знакомой мостовой. Уж если и отдавать свое сердце мужчине, чего ей как любой разумной женщине явно не стоит делать, то уж никак не Сандро Кавалли! Разве он сможет смириться со всеми ее прихотями и капризами, обращаться с ней как с богиней и гореть желанием только к ней одной? Лаура представила себя и Сандро Кавалли в саду: его голова покоится у нее на коленях, а она подносит к его рту инжир. Нет, не так! Иначе: он заключает ее в объятия, пылая страстью… Но как ни старалась Лаура представить Стража Ночи сгорающего от любви, воображение отказывало ей.
 Подойдя к келье Магдалены, Лаура уже собиралась постучать, как вдруг услышала сердитые голоса и замерла с поднятой рукою.
 —… двадцать лет назад. Забудь об этом, мама! — говорила Магдалена хриплым голосом, в котором отчетливо слышалось возмущение.
 — Уж лучше я уйду из жизни, чем забуду это, дитя мое! — ответила Челестина.
 Потом она добавила что-то, но что именно, Лаура не разобрала.
 — Я устала быть монахиней, мама, — резко бросила дочь. — Как можно, ведь я…
 Лаура громко постучала. В прошлый раз, когда она подслушивала под дверью, это принесло ей только одни неприятности. Спор матери и дочери ее не касался. Однако, кое-что Лауру удивило: девушка и не подозревала, что Челестина иногда ссорится с дочерью.
 Дверь открыла Магдалена. Бледное лицо выразило недовольство, хотя на губах, как обычно, заиграла улыбка.
 — Входи, Лаура! У меня в келье мама.
 Лаура поцеловала Челестину, от которой, как всегда, пахло серой и травами.
 — Ты устало выглядишь, — заметила она. — Я давала тебе чудные кремы. Ты ими пользуешься?
 — В последние дни у меня так мало свободного времени! — уклончиво ответила Лаура.
 — Тогда тебе непременно нужно начать принимать снотворные и успокоительные настои.
 — Пожалуйста, мама! — взмолилась Магдалена. — Лауре не нужны твои снадобья!
 Челестина нахмурилась.
 — Я хочу, чтобы ей во всем сопутствовала удача. Мои усилия будут тщетным, если ты не прислушаешься к моим советам, девочка.
 Повелительный тон несколько смутил Лауру.
 — Дело не в том, что я неблагодарна, сестра. Вы правы, мадонна дель Рубия тоже сетует, что я слишком мало уделяю внимания своей внешности. Я постараюсь исправиться и сегодня же непременно начну втирать ваши кремы.
 Челестина погладила девушку по щеке.
 — Мы обе: и я, и дочь — желаем тебе добра. Успеха тебе во всех твоих начинаниях! А теперь я должна вас покинуть.
 Едкий запах остался в келье после ее ухода. Лаура повернулась к подруге.
 — Я бы пришла раньше, но никак не могла выбраться. Приближается карнавальный маскарад, а мадонна дель Рубия еще не вполне довольна мною. Ей не совсем нравится, как я ем, да и умением себя держать я тоже пока не в достаточной степени овладела.
 Магдалена взглянула на нее из-под ресниц.
 — Как бы я хотела, чтобы ты передумала и вернулась в обитель! Мне неприятно даже думать, что ты общаешься с куртизанками и распутными мужчинами.
 Лаура вздохнула.
 — Не беспокойся обо мне! Я знаю, что делаю. Хотя «Дом Свиданий» — заведение роскошное, изысканное, я не собралась там долго задерживаться. Вообще-то хочется побыстрее расплатиться с мадонной дель Рубия и поскорее уйти от нее.
 — Ты не боишься?
 Лаура улыбнулась.
 — В подавляющем большинстве женщины рано или поздно теряют невинность и ничего, продолжают жить. Просто в моей жизни произойдет так, что первым мужчиной станет совсем мне чужой человек.
 Девушка взяла подругу за руку.
 — Вот я о тебе беспокоюсь! В мастерской Альдуса совершенно убийство.
 Пухлые ручки Магдалены неожиданно крепко вцепились в крест, висевший на груди.
 — Я знаю. Страж Ночи приходил допросить меня.
 Лауру охватило небывалое возмущение. Как он посмел нарушить покой души Магдалены, как посмел ее заподозрить?
 — Сандро Кавалли был здесь?
 — Да.
 Девушка ударила кулаком по ладони.
 — Будь он проклят! У него нет права огорчать тебя!
 Магдалена опустилась в кресло. На мгновение ее лицо исказилось болью.
 — Это его долг. Жаль, что я не смогла ему ничем помочь.
 Она покачала головой и повторила:
 — Очень жаль…
 — Ты, по крайней мере, трупа не видела! — Лаура поежилась.
 Магдалена прикусила нижнюю губу.
 — Труп был обезображен?
 Лаура тяжело вздохнула и уставилась на оплывшую свечу.
 — Помнишь ту мою картину… «Юдифь убивает Олоферна»?
 Магдалена кивнула.
 — Мне всегда она очень нравилась. Юдифь у тебя на картине смелая, держит за волосы отрубленную голову, призывая горожан-мужчин изгнать захватчиков… Но почему ты сейчас вспомнила о ней?
 — Видишь ли, мне показалось, я передала ужас насильственной смерти, но всякое искусство бледнеет перед правдой жизни, — Лаура замолчала. Ни слова больше!
 Ей не хотелось тревожить Магдалену подробностями убийства. Хорошо, если и Сандро Кавалли тоже проявил сдержанность.
 Магдалена открыла ящик стола, повернулась к подруге и передала ей бархатный футляр.
 — Хочу, чтобы ты взяла себе это.
 — Что это?
 Лаура нащупала какой-то продолговатый предмет и извлекла его из футляра.
 — Ах! — она не сумела скрыть ужас.
 Это был стеклянный стилет янтарного цвета, острый, прохладный и удивительно легкий. Смертельное оружие весило не больше кисти художника. На вид стилет казался очень хрупким. Лаура неуверенно держала его в руках. Внутри переливалась бледная мутная жидкость. «Яд!» — подумала она, ощущая, как в душе зарождается желание бросить страшный подарок и убежать.
 «Нет! — сказала себе девушка. — Я должна принять от подруги этот подарок. Магдалена беспокоится обо мне. Мы с ней почти как родные сестры.»
 — Где ты взяла эту вещь?
 Магдалена наклонилась и прошептала:
 — В одной лавке на мосту Риальто. Знаю, тебе это не понравится, но я хочу, чтобы ты постоянно носила стилет с собой.
 — В лавке на мосту, — уныло повторила гостья.
 — Разве ты не знала? Стилеты так же распространены в Венеции, как стеклянные колокольчики. Хозяин лавки утверждал, что особенно обожают стилеты приезжие из других городов. Это излюбленное оружие папских легатов.
 — Но зачем стилет мне?
 Магдалена вложила стеклянное оружие в ножны и привязала к рукаву подруги.
 — Я подозреваю, что ты в опасности!
 — С чего ты взяла?
 Послушница встала и нервно прошлась по комнате.
 — Не так уж я отгорожена от жизни, бурлящей за монастырскими ставнями, как ты думаешь. Покой обители не помешал мне заприметить человека, поджидавшего тебя у входа. Видимо, он приставлен к тебе Стражем Ночи, и я полагаю, не без оснований. Пожалуйста, послушайся меня и носи с собой всегда и повсюду подаренный мною стилет.
 Прекрасные серые глаза в упор смотрели на Лауру, в них светились любовь и тревога.
 Лаура натянуто улыбнулась.
 — Хорошо, я возьму стилет, но не думаю, что смогу убить человека, кто бы он ни был.


* * *

 — Это второе убийство… ужасно! — Дож Андреа Гритти, сидя в кресле нервно теребил кисти подложенной на сиденье подушки.
 — Но причин для усиления моей охраны я не вижу!
 Сандро почувствовал, что начинает раздражаться, однако постарался сохранить на лице почтительное выражение.
 — Сделайте мне одолжение, Ваша светлость! Чтобы целиком посвятить себя расследованию преступления, мне, прежде всего, необходимо спокойствие духа, а его я не обрету, пока не усилю вашу охрану.
 Дож театрально вздохнул.
 — Но как же может быть связано убийство наборщика с заговором против дожа?
 Сандро жестом подозвал Джамала, и тот положил на стол перед Андреа Гритти стопку бумаг.
 — Вот над чем работал погибший перед самой смертью.
 Гритти взял верхний лист и мельком просмотрел текст.
 — Да это всего лишь приглашения на праздничную церемонию! Я заказал таких приглашений несколько сотен. Ничего подозрительного здесь я не вижу.
 Кавалли потер щеку. Согласно многовековой традиции, символическое Венчание Венеции с Морем было самым пышным празднеством города, пользовавшимся большой любовью в народе. Каждый год в день Венчания люди воздавали почести морю, благодаря которому стало возможным само существование Венеции. На огромной правительственной галере «Буцентавр» дож и высокопоставленные сановники, приглашенные сопровождать Верховного Правителя, отправлялись в море и бросала в его голубые воды золотое кольцо, символ брачного обета.
 — А что это? — Сандро передал Гритти другой лист.
 — Программа церемонии со списком знатных лиц, удостоившихся чести сопровождать меня на борту правительственной галеры.
 Дож пробежал глазами список.
 — В списке и Флорио! — заметил Сандро.
 Дож нахмурился и наклонился к листу поближе.
 — В программе указано, что он должен исполнить баркароллу. Не припомню, чтобы давал подобное распоряжение.
 Кавалли решил: необходимо тщательно обдумать, почему Флорио, этот странный блондин в женской одежде, уверял, будто Моро обеспечил ему место на «Буцентавре», в то время как дож только что заявил, что ничего не знал о приглашении певца.
 Но в момент совершения второго убийства Флорио был в церкви Святого Рокко. Люди Стража Ночи, следившие за трубадуром, видели, как он исповедовался священнику и присутствовал на мессе. Но не мог ли Флорио нанять для убийства браво или с кем-то оказаться в сговоре?
 — Как же имя Флорио попало в список? — спросил Сандро.
 Гритти почесал себе переносицу. Внезапно глаза его расширились, он заморгал.
 — Вспомнил! Даниэле рекомендовал мне его, говорил, это талантливый певец. Я вначале колебался, не хотелось, вопреки традиции, допускать на борт правительственной галеры простолюдина, но потом все же согласился, а может, и нет… совсем запутался.
 — Как насчет других имен? Никто больше не вызывает подозрения?
 — Кажется, нет. Прекрасно напечатано, ты не находишь?
 Сандро едва сумел сдержаться.
 — Мой господин, просмотрите, пожалуйста, внимательно список. В ночь убийства черновики были у Моро, как же рукопись оказалась у наборщика и попала в работу? Моро мертв, наборщик тоже. Нужно проверить, не изменилось ли что в документах.
 Андреа вновь вздохнул, ссутулился в своем кресле и поиграл цепью — знаком верховной власти.
 — Я не мастер интриг и подтасовок, — с гримасой отвращения сказал он. — Вот мой отец был самым настоящим интриганом. Бог ему судья. Вечно он оказывался замешан в самых коварных заговорах.
 — Просмотрите еще раз список, Ваша светлость, — напомнил Кавалли, подавляя раздражение.
 — Хорошо, хорошо.
 Дож вновь взглянул на список и поводил по листу пальцем с огромным перстнем.
 — Никто не пропущен… Отранто, Урбино, Мантуя… испанский посол… Боже, да как они все поместятся на галере? Не попадают ли за борт?
 Гритти нахмурился.
 — А это кто?
 Сандро наклонился к дожу.
 — Кто же?
 — Джорджоне делла Брента! Да, вот имя, которого давненько я не слышал.
 — Вы не включали его в список?
 — Не думаю… но опять же, может, и вписывал. Видишь ли, Сандро, память в последнее время иногда меня подводит.
 — Кто этот человек?
 — Он был главным конюхом моего отца. Лет двадцать назад мой родитель назначил его смотреть за лошадьми, возможно, вознаградив таким образом за выполнение какого-нибудь гнусного поручения.
 «Интересно! — подумал Сандро. — Это уже кое-что!»
 — А у Джорджоне могут быть какие-либо причины устраивать заговор против вас?
 — Насколько я знаю, нет.
 «В любом случае, — решил Кавалли, — Джорджоне следует допросить.»
 — А… вот еще один… — сказал дож. — И еще…
 Всего Гритти обнаружил девять имен, относительно которых сомневался, вносил ли он их в список: У всех девятерых было кое-что общее: Гритти не встречал этих людей, по меньшей мере, два десятка лет. Все они когда-то были связаны с отцом Гритти, грозным и безжалостным тираном.
 В голове Сандро возникли мрачные подозрения. Не выказал ли дож Венеции пренебрежения к людям своего отца? Не собираются ли они воплотить свои тайные замыслы на борту «Буцентавра»?
 — Не думаю, чтобы я мог оскорбить кого-нибудь из них, — сказал дож. — Мы с отцом не ладили, человеком он был жестоким, но с его людьми я не ссорился. Почему Даниэле включил их в список?
 — Возможно, это не Даниэле Моро изменил список!
 — Мой господин! — в комнату ворвался стражник.
 Сандро показалось, что все это он уже однажды видел: несколько дней назад именно в этот зал и именно этот стражник столь же стремительно вбежал с криком «Мой господин!»…
 — Мой господин! Совершенно еще одно нападение с использованием отравленного стилета. Преступник отправлен в Габбию.


* * *

 Золотисто-мраморные стены слились для него в одно яркое пятно — так поспешно Сандро покинул Дворец. Габбия была тюрьмой и для знати, и для простого люда — преступников разного происхождения уравнивали совершенные злодеяния. Сандро не терпелось поскорее взглянуть хотя бы краешком глаза на убийцу и, кто бы ни был этот человек, он с радостью передаст его в руки правосудия.
 Войдя, Страж Ночи ненадолго задержался. Сидевший охранник вскочил и поклонился. Сандро бросил на стол берет и пригладил волосы.
 — Какая камера?
 — Первая справа, мой господин. Но я думаю…
 — Вам платят не за то, чтобы вы думали!
 Сандро рывком распахнул дверь. Перед ним открылся длинный и мрачный коридор, ведущий в глубину Габбии. К затхлому запаху сырости и плесени примешивался дым сосновых факелов.
 — Свет! — бросил через плечо Кавалли.
 Ему подали масляную лампу.
 — Мой господин, я хотел бы кое-что пояснить, прежде чем…
 — Помолчи! — приказал Сандро, отодвигая железный засов и с трудом открывая тяжелую кованую дверь.
 Пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, он шагнул в камеру, высоко подняв лампу.
 На соломенном тюфяке, поджав колени к груди и обхватив их руками, съежившись, сидел человек в плаще с накинутым на голову капюшоном.
 — Ну что, поговорим? — спросил Сандро.
 Человек поднял голову и капюшон упал на плечи. Свет лампы осветил широко раскрытые испуганные глаза на милом и хорошо знакомом ему лице.
 — Лаура… — прошептал Страж Ночи, не веря своим глазам.
 Она вскочила и подбежала. Не успел он опомниться, как девушка бросилась к нему в объятия, переполнив Сандро ощущением счастья, совершенно не вяжущимся с мрачной обстановкой тюремной камеры.
 — Славу Богу, вы пришли, мой господин, — всхлипнула Лаура. — Эти люди считают меня убийцей!
 Сандро отступил. Мысли вихрем проносились в голове, и первыми пришли слова «нет, конечно, нет! Лаура не может быть убийцей!», но в конце концов, поразмыслив более трезво, он вынужден был предположить, что именно это нежное и хрупкое создание совершило жестокое преступление.
 — А это не так? — вопрос прозвучал холодно.
 От изумления девушка открыла рот, в глазах мелькнуло отчаяние.
 — Не могу поверить, что вы спрашиваете меня об этом! — прошептала она.
 Как ни тяжело это было для Сандро, но обстоятельства складывались таким образом, что обвиняющий перст судьбы указывал на Лауру.
 — Вы живете в доме, где в последний раз видели живым Даниэле Моро, — начал он перечисления.
 — Да, — тихонько ответила узница, — но…
 — Именно вы обнаружили мертвое тело наборщика.
 — К великому моему прискорбию.
 — И вы только что напали на мужчину, ранив его отравленным стилетом янтарного цвета!
 — Я защищалась, — заплакала девушка.
 — Это еще нужно доказать! Где вы взяли этот проклятый стилет?
 Лаура отвела взгляд.
 — В… в одной лавке на мосту Риальто. Правда, мой господин…
 Перед мысленным взором Сандро предстала картина, повергшая его в ужас: Лаура убивает отравленным стилетом жертву, а потом уродует труп… Возможно ли, чтобы веселая жизнерадостная и обольстительная внешность девушки скрывала жестокую ненависть к мужчинам?
 Сердце его сжалось. Лаура олицетворяла для Сандро надежду, юность, красоту. Прежде он всегда гордился своим умением отстраняться от гнусной лжи преступников, не веря их оправданиям, сколь бы правдивыми они ему не казались. Но сейчас все было иначе. Сандро безумно хотелось поверить: Лаура невиновна! Однако стражники видели, как она ударила стилетом молодого человека, и то, что она сделала, вдребезги разбило незапятнанный образ, оставшийся в чистоте, даже когда он узнал, какое заведение считает своим домом девушка.
 «У нее было оружие, — размышлял Страж Ночи, — и она им воспользовалась!.. Но почему?… „Флорио! — пронеслось в сознании догадка. — Лаура обожает своего друга!“ Каким преданным взглядом она на него смотрела, когда он допрашивал трубодура! Но ради друга пойти на убийство…? А что он вообще о ней знает?» Кавалли пообещал самому себе непременно выяснить все мельчайшие подробности жизни этой удивительной девушки.
 Постепенно смутные догадки приобретали очертания. «Но не стоит торопиться с выводами», — решил Страж Ночи. Однако, если он задержит юную художницу в Габбии как подозреваемую в убийстве, то Лаура пропустит маскарад, и ее выход в мир куртизанок отложится. Здравая мысль очень понравилась Сандро.
 — Держите девушку под замком! — приказал он.
 Лаура непроизвольно подалась ему навстречу:
 — Как…?
 — Вы потеряли все права на возражения, загубив жизни невинных людей, — воскликнул Кавалли, и холод его гнева обрушился на нее, подобно ураганному ветру.
 Заметив испуг девушки и отчаяние, мелькнувшее в ее глазах, Сандро смягчил приговор, но ненамного:
 — Вам предоставят помещение получше этого, — пообещал он. — У вас будет слуга, и в случае необходимости вам доставят все, что потребуется.
 Каждое слово Стража Ночи отдавалось в голове Лауры болью. Неужели все это происходит с ней наяву?
 — Вы… задерживаете меня? — с трудом произнесла она. — Но почему, мой господин?
 — Я намерен предъявить вам обвинение, — с расстановкой сказал Сандро.
 Девушка вскинула голову.
 — Я вам не верю!
 — Что ж, очень жаль!
 — Но я не совершила никакого преступления! Позвольте хотя бы объяснить, что произошло…
 — У вас будет такая возможность. Позже. Когда вы предстанете пред Советом Правосудия.
 Он повернулся к выходу и чуть не столкнулся с насквозь промокшим и крайне взволнованным Гвидо Ломбарди.
 Лаура смущенно уставилась на стражника. Покидая монастырь, она не нашла Гвидо у ворот. Предположив, что он заглянул в одну из винных лавок на мосту, девушка одна направилась к дому Тициана.
 Лаура не прошла и квартала, как ее схватил браво, один из тех, кто напал на нее в первый раз. Охваченная ужасом, она выхватила стилет и ударила, не целясь. Крик раненого до сих пор стоял у нее в ушах.
 Все последовавшее за этим слилось в какое-то одно неясное воспоминание. Привлеченные криком, на нее набросились два стражника и, увидев разбитый кинжал, потащили в Габбию.
 — Купался, Гвидо? — с кривой усмешкой спросил Сандро.
 Боже, как она сейчас ненавидела это ханжеское чувство превосходства, светившееся в лице Стража Ночи! Это презрение к дрожащему Гвидо с трясущимися руками!
 — Я старался все время быть рядом с Лаурой, мой господин, как вы мне велели, — заикаясь, оправдывался стражник. — Но какой-то человек сзади ударил меня по голове и сбросил в канал. Когда я выбрался, девушки уже нигде не было видно.
 — Прекрасно, — Сандро обернулся к Лауре. — Скажите, вы сами оглушили Ломбарде или у вас есть сообщник?
 — Вы несносны! — воскликнула Лаура. — Как вы смеете обвинять меня в том, что я не совершала?
 Она вдруг заметила, что гнев Кавалли улетучился. Теперь перед ней понуро стоял немолодой уставший человек. «Только не жалей его!» — приказала себе Лаура.
 — Вы удивительная девушка и, думаю, способны на все.
 — Мой господин, позвольте мне сказать вам… — Гвидо сердито посмотрел на своего повелителя, выкручивая подол туники. — Раненый Лаурой человек хорошо всем известен в Венеции. Где он, там всегда одни неприятности. Винченте Ла Бокка!
 Сандро переменился в лице.
 — Этот мерзавец?
 Гвидо посмотрел на лужу у своих ног.
 — По правде говоря, госпожу следовало бы вознаградить, если бы она избавила город от этой нечисти, но Винченте Ла Бокка живуч, как кошка.
 Лаура вздохнула с радостным облегчением.
 — Видите! Я же вам говорила! Я ни в чем не виновата!
 — Вина не снимается с убийцы, даже если его жертвой становится человек не слишком достойный, — оборвал ее Сандро.
 — Но есть свидетель, который видел, как все случилось! — настаивал Ломбарде. — Полагаю, он сможет поручиться за невинность госпожи.
 Страж Ночи усмехнулся.
 — Свидетель? Во сколько он вам обошелся?
 Гвидо указал на дверь: в камеру, опираясь на палку, как раз входил дородный круглолицый священник.
 — Я отец Рицотго из церкви Сан Рокко.
 Сандро прислонился к стене и скрестил на груди руки. Лауре так и хотелось вцепиться и соскрести ногтями с его лица презрительное выражение сомнения и недоверия.
 — Так это вы видели, как все произошло?
 — Да, мой господин. Мне случилось находиться на колокольне, готовясь к полуденной мессе, как вдруг я услышал крики. Какой-то негодяй напал на эту девушку. Наверное, он не ожидал, что встретит сопротивление. Она ударила его чем-то вроде ножа, ранив в руку. Он упал и ударился головой о камень.
 Сандро приподнял бровь.
 — Восхитительно! Но вот интересно, почему столь милосердный человек, как вы, святой отец, не бросились на помощь бедной девушке?
 — Я… пытался.
 Священник покраснел и, приподняв край коричневой сутаны, показал Сандро перевязанную ступню.
 — На колокольню ведет сотня ступенек. Я спустился, когда стражники уже забрали несчастную.
 Он кивнул в сторону Гвидо.
 — Этот добрый человек отчаянно искал девушку и обратился ко мне с вопросом, не видел ли я кого. Разобравшись, что же случилось, мы сразу направились в Габбию.
 Краска смущения залила лицо Сандро, его крепкую шею, даже мочки ушей стали багровыми. Лаура наблюдала столь редкое явление, как смущение Стража Ночи с нескрываемым восторгом. Приняв фарисейски праведный вид, она произнесла:
 — Ну, что на это скажите, мой господин? Как вам понравился рассказ отца Рицотто?
 Кавалли ничего не ответил, но взял ее за руку и вывел из камеры. В темном проходе замерли два стражника.
 Лаура ожидала услышать искренние извинения и кучу невнятных оправданий, но Сандро Кавалли, видимо, не собирался ни извиняться, ни оправдываться.
 — Вы исполнили свой долг, мой господин, — заговорила Лаура, возлагая на себя бремя извинений.
 Ей было крайне необходимо отыскать причину, по которой Страж Ночи обрушил на нее столь ужасные подозрения. Если это не удастся, она, наверное, умрет…
 Сандро подвел девушку к столу и дал знак писарю приготовиться.
 — Я хотел бы услышать от вас подробный рассказ о случившемся.
 Набравшись терпения, Лаура неторопливо поведала о том, что сразу же узнала браво, нападавшего на нее в первый раз. Она лишь взглянула на него и сразу схватилась за оружие — стеклянный стилет, наполненный ядом.
 — Его вы приобрели на мосту Риальто? — уточнил Сандро, вспомнив, как Лаура отвела глаза, отвечая на его вопрос.
 — Да, — не колеблясь ответила девушка.
 Она никогда не выдаст бедняжку Магдалену!
 — Я ранила его в руку, стилет разбился… этот человек будет жить?
 Сандро вопросительно посмотрел на своего помощника.
 — Он без сознания, мой господин, — ответил тот. — В данное время опасения внушают не рана на руке, а сотрясение головы от удара о камень при падении. Доктор боится, что яд усложнит состояние раненого.
 — О!.. — умоляюще простонала Лаура, зажмурившись. — Только бы он не умер!
 Дважды незнакомец пытался убить ее, но она все же не хотела брать грех на душу и нести всю оставшуюся жизнь ответственность за его смерть.
 Кавалли приказал одному из своих людей охранять раненого, помещенного в больницу Сан Викторио.
 — Сообщите мне сразу же, как только он очнется.
 Проклиная себя, Сандро выводил Лауру из Габбии через залы Дворца дожей, переходами соединявшегося с тюрьмой. Девушка отстала и, оглянувшись, он увидел, что она восторженно любуется каррарским мрамором, яркими фресками стен, росписью потолка и витиеватой лепниной, окаймляющей окна и двери.
 Лаура мягко улыбнулась ему. Простила! Он этого не заслужил.
 — Извините, что отстала, мой господин, прежде я никогда не бывала во Дворце дожей.
 Наивные извинения девушки лишь подчеркнули различие в положении между ними. Сандро Дворец был так же хорошо знаком, как и его платяной шкаф. Но для Лауры это был совершенно иной, чуждый ей мир.
 Бездна, разделявшая их, стала шире и глубже. Кавалли, однако, не хотелось признавать, что разница в положении его беспокоит.
 Он помог девушке забраться в гондолу. Причин задергивать штору не было. Страж Ночи все же ее задернул. Когда он опустился на покрытое бархатом сиденье, Лаура уже откинулась на подушки, собираясь насладиться приятной прогулкой.
 Лучи солнца, пробивавшиеся через занавеску янтарного цвета, придавали ее лицу особый оттенок. Она с улыбкой любовалась своим спутником, возлежа на подушках, как бесценное сокровище. Черные локоны рассыпались по плечам, глаза блестели.
 Не в силах противиться соблазну, он прикоснулся к нежной коже ее щеки.
 — Ах, прелесть юности!
 Она задержала его руку. Глаза заискрились озорством.
 — Ах, очарование опыта!
 Сандро не обратил внимания на насмешливый тон.
 — Вы удивительно спокойны для женщины, которая за один день успела пережить столь многое: подвергнуться нападению, ранить напавшего, чуть не убив его, оказаться в Габбии и полдня провести в тюремной камере.
 — Не стоит вспоминать старые обиды!
 Лаура положила подбородок на руку Стража Ночи.
 — Скажите, мой господин, только ли юность прелестна?
 Он отнял руку.
 — Только!
 — Интересно! — она пошевелила ногой, вздохнула и подтянула повыше платье, обнажив бархатную туфельку и лодыжку.
 Сандро вспомнилась их первая встреча, когда в студии Тициана он увидел ее обнаженной и столь соблазнительной, что одно только воспоминание вызывало горячий прилив желания. Мир медленно мерк в его глазах. Сандро тряхнул головой.
 — Кровь! — неожиданно вскричал он, заметив темное пятно на ноге девушки.
 Сандро выхватил платочек, которым Лаура пыталась стереть с ноги пятно.
 — Мой Бог! Вам нужно было сказать мне, что вы ранены.
 — Это не моя кровь!
 — Проклятие!
 Мысли разбегались. Он усадил ее на колени и прижал к груди. Страх, что Лаура окажется виновной, ушел, зато его место занял другой — за ее жизнь. Неожиданно для самого себя Сандро жадно припал к губам девушки. Они были мягкими, податливыми, сладкими, как согретые солнцем спелые сливы. Таким же мягким оказалось и тело — пышная грудь, прижалась к его груди, нежные руки обняли за шею, бедра подались навстречу. Он забыл обо всем, растаял в этом поцелуе, в этой страсти. Его язык скользнул между ее губами и она прикусила его, не сильно, но ощутимо, наполнив рот вкусом, по сравнению с которым самое сладкое вино показалось бы пресным. Время прожитых лет, как шелуху, унес ветер. Сандро снова стал молодым, сильным, полным желания юношей. Спали оковы прошлых лет, душа возжелала любви.
 Аромат волос, вкус губ и податливость юного тела Лауры стерли грязь предательства его жены и напомнили, что когда-то и он умел мечтать. Одним поцелуем Лаура вернула ему все, чего лишила жизнь, и сердце мужчины благодарно потянулось к девушке.
 Его рука, словно наделенная собственной волей, забравшись под юбку, двинулась вверх по мягкой и нежной коже бедра. Он ласкал Лауру с такой страстью, какую никогда в себе не ощущал, даже в молодости. В нем словно проснулся человек, до сих пор живший в полудреме. Безграничные чувства переполнили душу, и захотелось читать стихи, петь романтические баллады и верить, что надежда никогда не покинет любящее сердце.
 Лаура была ошеломлена его неожиданным поцелуем — слишком ошеломлена, чтобы воспротивиться. Она ощущала вкус его жадных губ и сильные, уверенные, ласковые руки, сжимающие ее тело. Должно быть, нечто подобное переживают тонущие люди, когда течение подхватывает их и уносит от берега, не оставляя надежды на спасение.
 В смятении она подчинилась томному, обволакивающему желанию, от которого голова пошла кругом. Когда рот Сандро оторвался от ее губ, Лаура откинула голову на подушки и выгнулась дугой, и тут же его губы коснулись ее шеи, чтобы оставив влажный след, спуститься к ложбинке между грудей.
 Лаура слышала плеск воды за кормой и прерывистое дыхание Сандро, шуршала под руками одежда, шелестели юбки.
 — Ах, если бы у меня был талант художника, то я написал бы тебя такой, как выглядишь ты сейчас чистой и невинной, подобной распускающемуся цветку.
 Слова Сандро привели Лауру в чувство. Предупреждение прозвучало так отчетливо, будто он прокричал его прямо ей в уши.
 Если Кавалли овладеет ею сейчас, то какую ценность будет она представлять для мадонны дель Рубия? Куртизанки в доме Свидания уверяли, что первая ночь с мужчиной принесет ей не меньше ста золотых эскудо, так что сразу, буквально на следующий день, можно будет купить себе свободу.
 Приходилось выбирать, и необходимость сделать правильный выбор разрывала Лауре душу. Или она сейчас насладится близостью с Сандро, или же обеспечит себе будущее и станет признанным художником. Одно с другим совместить невозможно.
 На одной чаше весов — мгновенный восторг любви, на другой — годы душевной муки. Лаура заставила себя выбрать будущее. Творчество останется с ней и поддержит ее, когда эта бурная страсть обратится бередящим душу воспоминанием. Нужно сейчас собрать всю свою волю и…
 Рука Сандро проникла под лиф платья и коснулась соска. Волна жгучего желания обдала девушку. Лаура еще сильнее прижалась к Сандро. Другая его рука уже добралась до шнуровки.
 «Думай!» — приказала она себе. — Сандро Кавалли оставит тебя с ребенком, но не поможет стать художником».
 Эта мысль придала ей сил. Вынырнув из головокружительной пучины страсти, Лаура вырвалась из объятий возлюбленного.
 — Санд… Мой господин! Пожалуйста, не надо!..
 В глазах Кавалли бушевала страсть, и девушка увидела, сколь велико его желание, ей отчаянно захотелось вновь броситься к нему в объятия. Она сдержалась. Взгляд Сандро прояснился, лицо приняло обычное непроницаемое выражение.
 — Почему же?
 «Потому, что если вы овладеете мною, я потеряю все, даже право на мечты», — сказать так Лаура не решилась. Возможно, Сандро стал бы спорить и не исключено, что ему удалось бы переубедить ее. Он умел убеждать, ей уже довелось в этом убедиться.
 — Я не расплачиваюсь своей милостью за прогулку в гондоле, — едва слышно произнесла она.
 Кавалли перевел дух и тихо выругался.
 Лодка стукнулась о ступеньки. Лаура, старалась не смотреть на Сандро, чтобы не замечать выражение острой боли в его лице, которую он не сумел надлежащим образом скрыть. Она поднялась и откинула штору. По-прежнему, не отваживаясь взглянуть спутнику в лицо, девушка заставила себя весело и беззаботно рассмеяться:
 — Мой дорогой господин, если я нужна вам, то на карнавальном маскараде вы должны доказать кошельком свое право обладать мною в первую ночь.




 Глава 7


 — Нет, нет, нет, — проворчала Порция и тут же отвернулась, давясь от смеха. — Лаура, нельзя же так бесцельно слоняться по комнате! Ты должна научиться входить. Ну-ка, попробуй еще разок!
 Грустно улыбнувшись Порции и другим женщинам, Лаура остановилась у дверей салона. Через цветные стекла в комнату струился солнечный свет, вырисовывая радужные узоры на мраморном полу. Ей ничего не нравилось — ни изображать из себя куртизанку, ни ходить, покачивая бедрами… Сейчас бы в мастерскую, к маэстро! Цветные блики на полу так и просятся на холст!
 Но от судьбы не уйдешь. Она вздохнула полной грудью и тут же выдохнула. Подруги утверждали, что это, во-первых, успокаивает нервы, а во-вторых, привлекает взгляды мужчин к груди. И не забывать улыбаться!
 Лаура натянуто растянула губы в неискреннюю улыбку.
 — Помни, это очень важно — как ты войдешь в салон, — настаивала Порция. — Все должны повернуть к тебе головы!
 Фьяметта ободряюще кивнула.
 — Сделай так, чтобы мужчины застыли на месте, чтобы замолкли с открытым ртом и забыли о кубке с вином, чтобы у них глаза из орбит вылезли!
 — Вы слишком многого от меня хотите!
 — Не больше того, на что ты способна!
 Порция притопнула ногой.
 — Сказать по правде, всем нам следовало бы завидовать твоей красоте и юности, но, как ни странно, зависти у меня лично к тебе нет. Полагаю, что и у других тоже.
 — Это потому, что мы друзья, — уверенно ответила Лаура.
 — И потому, что все это игра, — добавила Фьяметта. — Попробуй-ка еще раз войти, Лаура!
 «Всего лишь игра», — сказала себе девушка, подняла подбородок и вплыла в комнату.
 Как не похожи эти женщины на монахинь, воспитавших ее! Интересно, есть ли в этой игре побежденные и победитель? И как определить, кто победил?
 Перед мысленным взором Лауры опять стал образ Сандро Кавалли. Он обнимал ее, целовал с такой страстью и нежностью, словно на самом деле любил всем сердцем. Все ли мужчины умеют притворятся, или это плоды хорошего воспитания? И как отличить мужчину, отвечающего зову сердца, от того, кто охвачен жаром плоти?
 Ее вход в салон был встречен аплодисментами.
 — Великолепно! — воскликнула Порция. — А где же Ясмин? Пусть посмотрит, чему ты научилась за сегодняшнее утро!
 — Ясмин в саду, — сказала Бьянка. Опять прогуливается с этим немым африканцем.
 Женщины многозначительно переглянулись. Сандро прислал Джамала охранять Лауру, ведь один из нападавших все еще был на свободе. Воспользовавшись тем, что девушка находилась под присмотром подруг, молчаливый секретарь Кавалли отправился повидать Ясмин. Прошлым вечером, когда уже стемнело и Лаура легла спать в своей крохотной комнатушке, темнокожие мужчина и женщина встретились на открытой террасе, где днем имели обыкновение загорать куртизанки. Лаура слышала: Ясмин говорила на арабском языке. Молчание Джамала, казалось, только подталкивало к беседе обычно сдержанную Ясмин, и ее голос лился целебным бальзамом на душу Джамала.
 — Лаура, внимательнее! — напомнила об уроке Фьяметта. — У нас не так много времени!
 Они повторили, как вести себя за столом, ловко орудуя недавно появившейся в быту знати вилкой. Лаура осторожно, как на экзамене, подняла кубок за ножку и после изысканного движения воспользовалась чашей для омовения пальцев. Но когда Порция, изображая из себя соблазнителя, принялась угощать девушку вином и осыпать комплиментами, у Лауры опять перестало что-либо получаться.
 — Душевнее, Лаура! Душевнее! Ну, что ты застыла? Улыбнись, моргни глазами. Пусть он подумает, что ты живешь на свете для него одного и ни для кого больше.
 Лаура попробовала… и показала язык подруге.
 — Ни один мужчина в здравом рассудке не поддастся на это, не думай! — рассмеялась Порция.
 — Ты переоцениваешь мужчин, дорогая! Они видят только то, что хотят видеть, во всем следуют лишь зову плоти, — вставила Фьяметта.
 Урок прервал лакей.
 — Пришли к мадонне Банделло, — возвестил он.
 — Она еще не готова принимать посетителей! — возмутилась Порция. — И ты это знаешь, Бенвенуто!
 — Это не посетитель, а господин Сандро Кавалли, — ответил слуга.
 — Страж Ночи?
 Лаура чуть не подпрыгнула от радости и удивления.
 — Чудесно! — воскликнула Порция. — Если ты научишься принимать такое выражение лица в присутствии посетителя заведения, то разбогатеешь в мгновение ока.
 — Попрактикуйся на Страже Ночи, пусть растает у твоих ног, — посоветовала Фьяметта.
 Девушка покачала головой.
 — Лучше практиковаться на камне, — печально вздохнула она.
 Разумеется, слова, обращенные к нему при прощании вчера, разлучили их навсегда. Теперь он, должно быть, ее презирает. Интересно, не принес ли Сандро ей какую-либо новость? Жив ли раненый? С такими мыслями девушка поспешила навстречу гостю.
 Кавалли стоял подобно только что высеченной скульптуре: резец уже поработал над чертами, но мастер еще не отшлифовал их песком. Как и в прошлый раз, от необходимости посетить публичный дом ему было явно не по себе.
 Лаура направилась к нему.
 — Мой господин…
 — Наденьте плащ, — приказал он, — нам нужно идти.
 — Но я занята!
 — Поторопитесь, Лаура.
 Озадаченная девушка взбежала наверх и, захватив плащ, быстро спустилась по ступенькам. На ходу завязывая тесемки, она последовала за гостем.
 Гондольер, а не Сандро помог ей на этот раз забраться в лодку, и когда она опустилась на подушки, Кавалли задернул штору, а сам уселся на корме и все время путешествия разговаривал только с гондольером.
 Лауру смутило его поведение. Она решила, что это к лучшему, по крайней мере, он не помешает ей насладиться прогулкой. «Ну и пусть дуется! Еще вчера этот человек обвинил меня в убийстве!» — думала девушка.
 До знакомства с Сандро Лаура и не мечтала прокатиться в гондоле знатного горожанина. Но все новое быстро приедается. Так что когда лодка ткнулась носом в берег и гондольер бросил швартовочные канаты, ей не пришлось пожалеть, что путешествие подошло к концу. Не дожидаясь позволения, Лаура отдернула штору. Они находились у сложенного из серого камня здания. Больница Сан Джакамо! По ступенькам Кавалли провел девушку наверх.
 Лаура недоумевала, зачем понадобилось Стражу Ночи приводить ее сюда.
 — Это насчет напавшего на меня браво?
 — Нет, у него лихорадка, он бредит. Доктора не могут сказать, когда он достаточно окрепнет, чтобы суметь ответить на мои вопросы. Кроме того, Винченте Ла Бокка — в другой больнице.
 — Тогда зачем мы здесь?
 Сандро втолкнул девушку в темный коридор.
 — Сейчас увидите!
 Как всегда, Лаура прежде всего осмотрелась. Ее окружали толстые каменные стены, непроницаемые для света и тепла, сестры разносили баночки и пузырьки с лекарствами, отовсюду слышались стоны, в воздухе стоял тяжелый терпкий запах. Лаура прикрыла нос самыми кончиками пальцев.
 — Как, должно быть, ужасно здесь находиться, — заметила она.
 — Я предполагал, что вы это осознаете. Надеюсь, после визита в эту больницу, вам удастся избежать… ошибки. Идемте!
 Взяв девушку за руку, Сандро повел ее по темному, похожему на туннель, коридору. Стоны, доносившиеся из комнаты, и острые запахи усиливались.
 Наконец, они оказались в большой палате, уставленной рядами кроватей. Почти все постели были заняты. Кавалли и Лаура прошли вдоль рядов. Некоторые из лежавших женщин невидящим взглядом смотрели в потолок, другие были с головой укрыты одеялом, а две безумные, с пеной на губах женщины, оказались привязанными к спинкам кроватей.
 Сандро остановился у последней кровати, стоявшей возле окна. Больную скрывала грязная занавеска.
 — Империа! — позвал Кавалли. — Я привел… э… знакомую, о которой тебе рассказывал. Думаю, Лауре будет интересно узнать, как сложилась у тебя жизнь!
 — Моя жизнь? — проскрипел из-за занавески сухой голос. — Тут вы ошиблись!
 Через щель в грязной тряпке просунулась тонкая, как тростник, рука.
 — Я давно мертва! И не было у меня жизни!
 — Все решает Бог, — твердо ответил Сандро.
 — Хорошо сказано, мой господин, — тихо пробормотала Лаура. — Ваше сострадание меня поражает.
 — Отодвиньте занавеску, — прохрипела Империа.
 Сандро повиновался. Лаура ахнула. Уцепившись за рукав спутника, она прошептала:
 — Это дом прокаженных?
 — Нет, — рука Стража Ночи напряглась. — Эти женщины не прокаженные.
 — Сифилис! — сказала старуха. — В разных странах его называют по-разному. Но это не имеет значения. Присаживайся, дорогуша.
 Оцепенев от увиденного, Лаура присела на низенький стульчик. Кавалли вышел из палаты. Девушка хотела позвать его, но побоялась показаться невежливой, выказав свой ужас.
 — Трус! — пробормотала она вполголоса.
 — Трус? Нет, Сандро Кавалли не трус. Вовсе нет! Когда-нибудь и ты поймешь это.
 Империа сложила руки на груди.
 — Мадонна дель Рубия никогда не рассказывала тебе об этом местечке, а? — проскрипела она.
 — Нет.
 Костлявые пальцы дрогнули.
 — Ну, конечно! Зачем ей это? Мы с ней хорошо знали друг друга и были в добрых отношениях. Тогда были мы молодыми, как ты сейчас, а то и моложе. Обе прекрасные, как весеннее утро! — она вздохнула. — Обе мы выбрали для своей жизни дорожку куртизанки.
 В ответ на изумленный взгляд гостьи, Империа кивнула и мечтательно продолжила:
 — При рождении мне дали имя Аранчия, но мне оно не нравилось и я называла себя Империей. Была я гордой и для всех желанной. Мне казалось, «Империя» подходит мне больше «Аранчии». В лучшие времена у меня была дюжина пажей и лакеев, и даже зверинец с экзотическими животными, а уж платьев и драгоценностей — не сосчитать. И если я не всегда бывала довольна мужчинами, покупавшими мои милости — а некоторые из них иногда выделывали в спальне такое, о чем и думать невозможно — то мы говорили себе: одно стоит другого. Однажды клиент подарил мне собственную виллу! А мне тогда и двадцати не было.
 В глазах старухи зажглись огоньки. Она схватила Лауру за запястье.
 — Вы, конечно, слышали и раньше подобные истории, не правда ли? В Доме Свиданий их любят рассказывать новеньким опытные куртизанки.
 — Да, мадонна, конечно, я слышала.
 — А, об этом они расскажут, но умолчат обо всем остальном! Я поведаю вам эту жуткую правду, которая кроется за тонкой позолотой фальшивого блеска. Проституция — это образ жизни, который соблазняет молодых и убивает старых. Вы слышали о «трентуно»?
 — Тридцать один?
 Лаура смущенно покачала головой.
 — Мерзкое развлечение мужчин! — зло бросила Империя. — Иногда из мести, порой ради извращенного удовольствия, мужчины, числом тридцать один, похищают и насилуют женщину. На мою долю «трентуно» выпадало не раз.
 — О, Боже! — Лаура закрыла глаза от ужаса. — Меня это не ждет!
 — Тебя об этом никто не спросит, когда мужчины решат развлечься таким образом. Сейчас ты, наверное, принимая посетителей в заведении мадонны дель Рубия, воображаешь себя королевой, устраивающей приемы. Мужчины бросают к твоим ногам золото и бриллианты. Но что ты сделаешь, когда они откажутся платить? Попробуешь положиться на милость прежних любовников? Станешь унижаться и вымаливать хоть одно сольдо, чтобы оплатить счета за дорогостоящую роскошь? А налоги? Ты ведь должна будешь платить налоги! Иначе окажешься в тюрьме! Мужчины дают только то, что потом отнимают. Они приносят тебе в дар привязанность и любовь, но забирают свое расположение, когда устают от твоих ласк. Однако кое-что они все-таки оставляют.
 Империа замолчала, и Лаура произнесла:
 — Не уверена, что понимаю, о чем вы.
 Старуха опустила ее руку.
 — Дети! Они оставляют тебе детей.
 Лаура изумленно уставилась на Империю.
 — У меня их было шестеро, все дочери, и все они умерли. Первые четыре не дожили даже до годовалого возраста. Двоих я продала. Да! Я продала своих дочерей человеку, который намеривался удовлетворить с ними свою похоть. Ты думаешь, что никогда не дойдешь до такой степени отчаяния, никогда не падешь так низко, чтобы продать своих родных детей ради того, чтобы самой выжить? Не зарекайся!
 Лаура верила, что любая женщина может дойти до крайней черты нравственного падения, все зависит лишь от того, насколько жестока будет к ней судьба. Ее собственная мать поступила именно так, и именно по этой причине Лаура решила никогда не рожать детей.
 — Нищета, которая поразит тебя после многих лет роскоши, окажется похожей на безумие, она будет жечь тебя, съедать изнутри. Ты проклянешь себя, жизнь, мир, любовников, ремесло, судьбу… и детей, брошенных их отцами. Но есть еще кое-что, чем наградят тебя любовники, помимо голодных детских ртов. Это болезнь. Иногда это небольшая неприятность, после которой ты уже не способна рожать. В моем случае это было бы просто благом! Но я заразилась сифилисом, и ты видишь, что со мной теперь стало. Я ходячий труп, гниющий изнутри. Иисусе! Помоги же мне умереть, Господи!
 Лаура почувствовала, что из глаз ее катятся слезы.
 — Мадонна, если бы я могла хоть как-то облегчить вашу боль…
 — Зажги мне свечу. Я слепну и жажду света, — голос старухи стал прерывистым, словно она исчерпала запас своих сил. — И хорошенько подумай, ту ли дорожку ты выбрала. А теперь уходи, я устала.
 Лаура поднялась, и как раз в этот миг в палату вошел Сандро, словно подслушивал за дверью. Его плащ развевался, сапоги скрипели. Девушка с ненавистью глянула на него. Как он посмел привести ее в эту больницу и представить несчастной старухе, обреченной на долгое страдание и мучительную смерть? Таким образом он хотел добиться, чтобы она изменила принятое решение и отказалась от мысли стать куртизанкой — равно как и от искусства? Самый жестокий и бессердечный человек во всем подлунном мире!
 — До свидания, Империа! Мы уходим, — попрощался он.
 — Тогда до следующей недели?
 — Да, конечно.
 Лаура от удивления вытаращила глаза, а Кавалли улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать желтую, как пергамент щеку больной.
 — До следующей недели, — повторил он и вышел.
 Гнев Лауры сменился чувством стыда.
 — Вы приходите сюда каждую неделю?
 Кавалли задержался, чтобы положить внушительную пригоршню монет в ящик для подаяний.
 — Да.
 — Но почему?
 Его лицо оставалось бесстрастным.
 — Потому что никто другой не навещает Империю.
 Лаура вышла вслед за ним на улицу и с наслаждением вдохнула холодный свежий воздух, словно хотела утолить страшную жажду. Будь он проклят! Только стоило ей решить, что Кавалли заслуживает добросердечного отношения, как он снова жестоко ее разочаровал.
 Они стояли на ступеньках. Девушка с трудом сдерживала дрожь.
 — Я не знаю, чего вы пытаетесь добиться, но высоко ценю ваше участие. Однако мое решение остается неизменным.
 — Боже, неужели несчастье блистательной в прошлом куртизанки не произвело на вас впечатления?
 — Мне она представляется беззаботной в молодости женщиной, к которой слишком поздно пришла мудрость. Я же такой себя не считаю.
 Жизнь куртизанки для меня продлится недолго. К тому же, мадонна дель Рубия в последнее время очень внимательна и придирчива в выборе клиентов своего заведения. Горький опыт подруг многому ее научил.
 — Полагаете, самая известная в городе сводница непогрешима и не в состоянии ошибиться?
 — О, замолчите!
 Лаура отвернулась. Сандро схватил ее за руку и повернул к себе лицом.
 — Вы упрямее ослицы! Ладно, допустим, вы избежите судьбы Империи. Возможно, ваше тело останется здоровым, но сердце?..
 — А что сердце?
 Девушка чувствовала, как его пальцы все сильнее сжимают ее плечо.
 — По крайней мере, оно у меня есть!
 Она отвернулась.
 — Вдруг какой-нибудь мужчина разобьет ваше сердце, Лаура?
 Сандро пытливо заглянул ей в глаза.
 — Хотелось бы мне посмотреть на этого мужчину! Уж не себя ли вы имеете в виду? — бросила она и тут же пожалела о сказанном.
 Наклонившись так, что горячее дыхание коснулось ее щеки, Кавалли спросил:
 — Может… мне стоит попытаться купить вашу первую ночь?
 Лаура замерла от удивления. Она полагала, что они ведут речь о чем-то более глубоком, нежели плотская страсть.
 — Нет… то есть, да… но… впрочем, как вам будет угодно.
 — Мне это не будет угодно. Дело в том, что я не имею обыкновения посещать публичные дома и не собираюсь что-либо менять в своих привычках, — возразил Сандро, увлекая ее в тень.
 Поцелуй был столь горяч и крепок, что исторгнул из груди девушки бессильный стон.
 Как же легко удается этому мужчине отыскивать ее глубоко запрятанные страхи и играть на них столь безжалостно! Охваченная возмущением, Лаура отпрянула и вырвалась из объятий.
 — Немедленно прекратите!
 Его губы искривились жесткою усмешкой.
 — Разве вы на самом деле хотите, чтобы я прекратил?
 — Вы просто нелепы, — прошептала Лаура.
 Он со смешком приподнял бровь:
 — О? Нелеп? Вы искренне говорите? Однако ваши глаза свидетельствуют о другом!
 Лаура смутилась. Что ж, она тоже сумеет быть такой же жестокой.
 — Я не позволю вам так просто воспользоваться мною! Вы все равно не сможете вернуть себе утраченную молодость и не измените свое прошлое: то, что не дали счастья жене и плохо воспитали сына, которого теперь ненавидите и презираете, — она говорила внятно, подчеркивая каждое слово.
 Сандро застыл, впившись в нее взглядом. Лаура увидела боль в его глазах и поняла, что желанная цель достигнута: она задела его за живое.
 — Вы выиграли, Лаура, — тихо сказал Страж Ночи. — Я давно уже научился понимать, когда стоит бороться, а когда необходимо отступить. Оставим друг друга в покое.


* * *

 Спустя два дня Кавалли стоял на мосту Риальто. Слова Лауры, брошенные ею после свидания с Империей, все еще терзали ему душу. Глядя на беспечно прогуливающихся молодых людей, он сожалел об ушедшей молодости. Их лица сияли жизнерадостностью и чистотой души, а его было изрезано морщинами и не несло на себе отпечатка чего-либо другого, кроме боли, усталости и тревоги. Из-под украшенных перьями шапочек молодых людей ниспадали густыми завитками волосы, а его некогда густая шевелюра, сверкавшая серебром, в последнее время начинала редеть.
 Он ненавидел себя за то, что думает об этом. Никогда Сандро не был тщеславным, но резкие слова девушки об утраченной им молодости чуть не заставили его бежать к сестре Челестине за какими-нибудь настоями, предотвращающими выпадение волос и хной для окраски серебряных прядей.
 Отбросив печальные мысли, Сандро пробился сквозь толпу ярко разодетых людей в масках. Сердито покосившись на их праздничные наряды, он вспомнил, какой сегодня день — последний перед Великим Постом, и потому все торопятся воспользоваться возможностью предаться веселью, прежде чем наступят скорбные сорок дней поста.
 Сегодня вечером мадонна дель Рубия устраивает карнавальный маскарад. Сегодня вечером Лаура вступит в мир куртизанок.
 От этой мысли у Сандро защемило сердце. Не надо думать об этом! Лауре восемнадцать, она уже миновала тот возраст, когда большинство женщин, определяя свою судьбу, выходят замуж или становятся монахинями, или же проститутками. Она вправе принимать решение сама.
 Но эта девушка так прекрасна, хрупка и ранима. Как жаль, что она… «Прекрати, — сказал он себе. — Она считает тебя старым пнем, и это отчетливо прозвучало в ее словах, сказанных два дня назад. Лаура, видимо, родилась проституткой, если так упорно придерживается выбранного ею однажды пути. Даже ее девственность, возможно, всего лишь выдумка мадонны дель Рубия: куртизанки Венеции знают, как обмануть мужчину, изобразив из себя саму добродетель».
 Но Лаура… она такая… Мысль, что ее продадут, как какую-то вещь, сводила Сандро с ума. Нет, нужно подумать о чем-либо другом. И ему есть, о чем подумать! Винченте ла Бокка все еще не пришел в себя, у него лихорадка, бормочет что-то невнятное. Не выяснилось ничего нового относительно списка сановников. А тут еще Марк-Антонио…
 Новая волна боли обожгла сердце Стража Ночи. С каждым днем сын отдалялся все более от отца. Сегодня, когда Сандро вернулся домой и обнаружил Марка-Антонио в компании приятелей, все молодые люди немедленно погрузились в молчание. Одни, смутившись, покраснели, другие отвели глаза.
 Кавалли медленно шел к площади Сан Марко, ссутулившись, словно на его плечи был возложен непомерный груз. На площади царила суматоха. Уличные актеры развлекали толпу фокусами. У причалов, напротив Дворца дожей, теснились баржи и гондолы, украшенные яркими шелковыми флажками. Акробаты в масках кувыркались на аркаде дворца.
 Сандро с удовлетворением отмечал, что повсюду мелькают лица его людей. На эту ночь число стражников, которым предстояло до утра охранять покой Венеции, было увеличено. Им было приказано нести службу с особой бдительностью: ведь предшествующее Великому Посту веселье каждый год порождает уличные беспорядки и грабежи. Особо надежным людям было поручено наблюдать за публичным домом мадонны дель Рубия. Кавалли свернул в узкий переулок и остановился перед окрашенной в голубой цвет дверью. Здесь жила одна из его любовниц, на мгновение ее имя выпало у него из памяти. Он постарался припомнить. Ах, да, Барбара! Прохладные успокаивающие руки, мягкий тихий голос… Она ему будет рада и ничего не потребует, подобно Лауре…
 Что-то отвело его от порога и не позволило войти в дом, чтобы на несколько часов забыться в безумной страсти.
 «Долг!» — сказал он себе. — Нельзя оставлять Венецию в эту самую бурную ночь года без личного участия в охране!
 — Боже, меня просто тошнит от честности этого человека, — раздался голос за спиной Кавалли. — Он даже не может позволить себе в ночь карнавала спрятаться под маскарадным костюмом.
 Сандро резко повернулся: за ним стояли двое мужчин. Чтобы замаскироваться получше, они, видимо, не пожалели ни сил, ни времени. Один, высокий и худой, изображал сатира с торчащими на лбу рогами. Другой, высокий и весьма упитанный, скрывал лицо за ухмыляющейся маской Бахуса.
 — А мы вас искали! — сказал Бахус.
 — И нашли, Пьетро! — улыбнулся Сандро. — Вам с маэстро уже и грешить надоело? Для чего вы меня разыскивали?
 — Нет, грешить нам не надоест, просто мы надеемся, что вы разделите с нами грехи, — сказал Тициан, пощипывая из-под маски бороду.
 — Я на службе, — заявил Сандро.
 Аретино хихикнул, из-под маски звук прозвучал довольно глухо.
 — Похоже, сегодня вы послали всех своих людей охранять город, — проговорил он. — Уж как-нибудь они обеспечат покой Венеции и без вас!
 — Нет, мой долг…
 Тициан нарочито грустно вздохнул и многозначительно посмотрел на Аретино.
 — Ну что ж, сам напросился!
 В мгновение ока они оказались за спиной Кавалли. Он понял, что стал их жертвой и тихо выругался. Согласно карнавальному обычаю, весельчаки, встречая какого-нибудь зануду, имели право ходить за ним по пятам, передразнивая каждое слово и движение, пока несчастный не сдавался и не угощал всех вином.
 Разозлившись, Сандро упер в бока руки и оглянулся через левое плечо.
 Тициан и Аретино в точности повторили все его движения.
 — Жаль, что некоторые люди с возрастом совсем не взрослеют, — бросил Сандро.
 — Именно так. Да. Некоторые люди не взрослеют, — отшутился Тициан.
 — Не дай Бог, мы! — хихикнул Пьетро.
 «Чем быстрее он от них отделается, тем лучше», — подумал Сандро. Страж Ночи решил угостить друзей вином. Чувствуя себя совершеннейшим идиотом, он направился к винной лавке. Веселясь, как школьники, и пародируя его внушительную походку, двое взрослых мужчин потянулись следом. В полумраке харчевни Сандро выбрал столик в углу и заказал кувшин крепкого вина. Тициан и Аретино, забыв на время о своих дурачествах, сняли маски.
 Аретино поднял кубок:
 — За жизнь! — прогремел он. — Для меня это достаточный повод для радости.
 Тициан последовал его примеру, правда, несколько спокойнее повторив тост друга. Что-то печалило художника. Он обожал свою жену, умершую несколько лет назад, и ее преждевременная смерть все еще причиняла ему боль.
 «Каково это, — подумал Сандро, — оплакивать любимую?»
 — Ну! — Аретино толкнул его локтем в бок.
 Кавалли нехотя поднял чашу.
 — За жизнь!
 Вкус вина Сандро не почувствовал, когда его кубок опустел, он обнаружил, что Пьетро уже произносит очередной тост.
 — За Лауру!
 Проницательно безжалостные глаза поэта впились в Стража Ночи.
 — Может, завтра она будет купаться в золотых дукатах? — он снова ткнул локтем Кавалли, — Вы же знаете, что сегодня ее… гм… дебют?
 Кавалли промолчал. Он не поднял кубок, ему не понравился тост.
 — За ее удачу, старина! — настаивал Аретино — Разве вы не желаете ей удачи?
 Сандро не выдержал. Оловянный кубок тяжело грохнулся о стол.
 — Нет, черт побери, не желаю, и вы оба это знаете! Мое единственное и искреннее желание, чтобы она потерпела на выбранном пути неудачу.
 — Но из Лауры выйдет превосходная куртизанка! Она затмит всех этих римских шлюх, Туллию и Веронику Франко!
 Тициан покрутил в руке кубок.
 — Интересно, кто же лишит ее девственности сегодня ночью?
 — А мне интересно, сколько это будет стоить! — сказал Пьетро и скосил глаза на Кавалли. — А вас это не интересует?
 — Нет! — ответил Сандро, раздраженный косым взглядом Аретино. — Нисколько!
 Поэт разразился смехом:
 — Не умеете вы лгать, почтенный господин! У вас же сердце разрывается от боли на кусочки, это очевидно!
 Он хлопнул себя по массивной ляжке и поднялся.
 — Ладно, от любви есть только одно лекарство!
 Тициан натянул на лицо маску сатира.
 — Верно, пошли.
 Сандро метнул на них сердитый взгляд.
 — Куда?
 Друзья захохотали. Тяжело дыша, Аретино стащил Кавалли со скамьи.
 — Ах, милый мой, как будто вы не знаете!




 Глава 8


 Лаура спряталась в полутемном алькове огромного танцевального зала и наблюдала за маскарадом из-за занавеса. Сквозь тонкий шелк салон загадочно блестел сотнями свечей, установленных в канделябрах. Они делали гостиную похожей на ночное небо, усеянное звездами. Посетители заведения, облаченные в маскарадные костюмы, и куртизанки в нарядных платьях танцевали, весело кружась под звуки трехструнной скрипки, флейты и арфы. В перерывах между танцами Флорио пел грустные песни о любви, его необычно красивый голос был исполнен печали.
 Ясмин, ослепительно красивая, как царица Савская, проскользнула к занавесу и стала к нему спиной. Ее шепот предназначался только для ушей Лауры.
 — Ну, как?
 Девушка обхватила себя руками, прикрыв ладонями обнаженные плечи.
 — Мне холодно и мой наряд нелеп…
 — Чем нелепее, тем лучше! Мужчины обожают смешное, правда, они его таковым не считают. А теперь скажи правду, ты как себя чувствуешь?
 Вопрос был не из легких. Впрочем, жизнь никогда Лауру не баловала, и долгие годы аскетичного существования в положении обделенной судьбой обитательницы монастыря, вынужденной давать отпор святым отцам, многому ее научило. И решение стать художником и добиться признания, обменяв свою девственность и право распоряжаться собственным телом на возможность посвятить себя творчеству и обрести независимость, тоже не было простым.
 Подумав, Лаура ответила:
 — Я чувствую себя прекрасно, Ясмин.
 — Что-то ты не очень уверено говоришь это, подружка! Меня не обманешь! Я догадываюсь, как ты себя чувствуешь!
 Лаура вдруг вспомнила свой последний разговор с Сандро, слова все еще звучали у нее в голове: «Возможно, ваше тело останется здоровым, но сердце?..
 — А что сердце? По крайней мере, оно у меня есть.
 — Вдруг какой-нибудь мужчина разобьет ваше сердце, Лаура?
 — Хотелось бы мне посмотреть на этого мужчину! Уж не себя ли имели вы в виду?
 — Может… мне стоит попытаться купить вашу первую ночь?
 — Нет… то есть, да… но… впрочем, как будет угодно.
 — Мне это не будет угодно. Дело в том, что я не имею обыкновения посещать публичные дома и не собираюсь что-либо менять в своих привычках».
 Будь он проклят, этот Сандро Кавалли! Он посеял в ее разуме сомнение, а в душе страх. Будь он проклят! Но сейчас она многое отдала бы за то, чтобы в толпе веселящихся посетителей заведения мадонны дель Рубия оказался Страж Ночи Венеции и швырнул целое состояние ради обладания ею. Как жаль, что он не купит ее первую ночь!
 Чтобы отвлечься, Лаура подумала о живописи, работах признанных художников и своем альбоме с зарисовками… Пройдет совсем немного времени, и она представит все свои художественные произведения на суд известных мастеров. Ее картины, как утверждает маэстро Тициан, хороши, но достаточно ли хороши, чтобы в Академию приняли женщину-художника?
 Ясмин по-королевски обвела взглядом зал.
 — Похоже, сегодня у нас гости из всех знатных домов Венеции!
 — Как только ты это определяешь? Ты же ведь не можешь всех знать!
 — Ошибаешься! Я знакома с большинством из них, но по некоторым приметам могу многое сказать и о незнакомцах.
 — А я так не умею! — вздохнула Лаура.
 Она внимательно оглядела толпу. Узорчатый шелковый занавес размывал резкие линии и цвета, превращая зал в сливающееся многоцветье.
 — Тебе это и не нужно, — ответила Ясмин. — Богатые и знатные господа Венеции старательно оберегают свою репутацию, зачем их путать, узнавая? Однако… — она указала на мужчину в маскарадном костюме Цезаря, — вот это папский нунций. Взгляни на его кольцо!
 — Очаровательно! — пробормотала Лаура. — Но я удивляюсь, что человек духовного сана столь безразличен к своим обетам!
 Ее внимание привлек молодой человек в тунике, причудливо украшенной стеклянными бусами. Он оживленно беседовал о чем-то с похожим на змею господином, чей костюм напоминал ярко-красную чешую какого-то диковинного пресмыкающегося.
 — А это кто?
 Ясмин пожала плечами.
 — Какая-то рыба! Может, селедка?
 Глаза Лауры расширились при виде гостя, одетого Вулканом, богом огня. Могучие обнаженные плечи и уверенная манера держаться напомнили ей Сандро. Взбудораженная воспоминаниями, Лаура перевела взгляд и принялась гадать, кто же скрывается под маской Приапа, бога мужской плодовитости. Хорошо сложенный, весьма ловкий в движениях человек легко скользил по залу в танце. Как и Вулкан, он тоже показался девушке знакомым. По сравнению с яркими нарядами танцующих, одежда стражников, которым было предписано охранять публичный дом в праздничную ночь, выглядела унылой, серой. Единственной уступкой всеобщему веселью стали ленты, привязанные к мечам — люди Кавалли позволили куртизанкам украсить оружие.
 — Джамалу не спрятаться ни под каким маскарадным костюмом, — заметила Лаура.
 Секретарь что-то написал на дощечке и передал ее мадонне дель Рубия.
 — Это так! Но ты не находишь, что все же его наряд великолепен, — спросила подругу Ясмин.
 Лаура согласилась. Джамал был одет джином: розовый тюрбан, расшитые узорами туфли, шаровары из красного шелка и короткий парчовый жилет, оставляющий открытыми мощную грудь и руки. Ясмин вздохнула, и Лаура про себя улыбнулась: подруга явно была влюблена в африканца и даже не пыталась скрыть свои чувства.
 Оставив Ясмин наедине с мыслями о любимом, девушка продолжала изучать толпу танцующих, в ней преобладали древнеримские боги и сказочные персонажи.
 Но в облике всех гостей девушке чудилось что-то тревожное, грозное — ведь как только праздник закончится, она будет принадлежать одному из них.
 Ее внимание привлекло какое-то движение у входной двери в салон. На миг Лаура замерла от ужаса, разглядывая вошедшего, затем сказала с дрожью в голосе:
 — Ясмин, посмотри, кто пришел!
 Африканка повернулась к мраморной арке, обрамлявшей входную дверь… и окаменела.
 — Швед! — прошептала она.
 Лаура сочувственно покачала головой: ее подруга была любимицей гиганта. Горвальд считался в заведении мадонны дель Рубия одним из самых богатых иноземных посетителей, но девушки его избегали. Два раза в год он приезжал в Венецию по торговым делам и каждый раз приводил в смятение весь город.
 Одет Горвальд был в стальную кольчугу и шкуры животных, голову его украшал рогатый шлем, наподобие тех, что носили его пращуры. Он словно явился из того дикого века, когда викинги всесокрушающей волной затопили Европу.
 Короткая юбка из скрепленных между собой металлических пластин прикрывала похожие на колонны ноги, оставляя открытыми для взоров широкие колени. Швед напоминал собой готический храм. Его грубые сандалии держались на длинных кожаных ремнях, переплетавших крепкие, как камень, голени подобно плющу. Все неприкрытые нарядом участки тела покрывала густая рыжеватая растительность. Голова, огромная, как у вола, держалась на крепкой шее, лицо своим цветом напоминало только что разрубленное на куски говяжье мясо. Все это делало его крайне непривлекательным.
 Сопровождавшие его слуги — люди обычного роста — казались рядом с ним детьми. Расталкивая толпу, швед протиснулся на середину зала. Его шаги сотрясали пол, отдаваясь где-то под потолком гулкими отзвуками.
 — Нет, только не он! — молилась Лаура. — Боже, только не он!.. Но кто же купит ее первую ночь?
 Подбоченившись, швед остановился посередине зала. Его локти протыкали пространство подобно пикам. Откинув голову, он заорал:
 — Ясмин!
 Сквозь толпу к новому гостю пробиралась мадонна дель Рубия. Подойдя к Горвальду, она положила руку на поросшее волосами обнаженное плечо.
 — Достопочтенный господин, в своем заведении я не могу допустить скандала. У нас сегодня вечер светских развлечений и все, кажется, в прекрасном расположении духа. Не сомневаюсь, вам тоже понравится. А вскоре перед всеобщем взором я представлю одну из своих воспитанниц, с которой вы еще не знакомы. Она девственна, обворожительна, с хорошими манерами. А на Ясмин, увы, мой дорогой, один господин, — она кивком головы указала на Джамала, — уже заявил свои права на всю ночь Африканка устремила взгляд на своего темнокожего возлюбленного, ее лицо разгладилось, на губах заиграла улыбка — вот, оказывается, что написал для мадонны дель Рубия на дощечке Джамал.
 — Он бросил мне вызов! — хотя голос Горвальда и прогремел подобно барабану, в нем прорезались и хныкающие нотки, напоминавшие нытье ребенка, лишившегося по вине взрослых любимой игрушки. — Мы должны с ним сразиться!
 — Но, господин, вы же не можете…
 — Позвольте им, мадонна! — выкрикнул кто-то из толпы.
 — Завтра начинается Великий Пост, и целых сорок дней нам придется довольствоваться унылым покоем.
 — Пусть сразятся сейчас! — поддержал другой возглас.
 — Бой! Бой! — пронесся по залу ропот.
 Лаура прижала руки к груди. Ее возмущению не было предела. Сандро Кавалли клятвенно уверял, что его обязанность — поддерживать порядок в городе. Так где же он сейчас? Может, у кого-то из стражников хватит ума разыскать Стража Ночи?
 С большим любопытством таращились на двух гигантов облаченные в унылую серую форму стражники с лентами на мечах, вовсе не собираясь принимать какие-либо меры, чтобы не допустить схватки.
 — Хорошо, — уступила мадонна дель Рубия и вздохнула. — Вы сразитесь, но я настаиваю, что-бы это был кулачный бой. Кто окажется сильнее, тот и заполучит на всю ночь Ясмин. Проигравший же потеряет свой взнос, который вы оба сейчас мне уплатите.
 Лауру охватила тревога.
 — Ясмин! Быстрее! Прячься!
 Но африканка от страха замерла, беспомощная, безвольная. Сердце Лауры разрывалось от жалости к подруге. В прошлый приезд Горвальд не обошел своим вниманием Ясмин и был с ней настолько жесток, что после его отъезда она неделю пролежала в постели.
 — Иди сюда, за занавес, пока он тебя не заметил! — снова позвала подругу Лаура.
 Но было уже поздно.
 — А, вот ты где! — проревел швед, обнаружив, наконец, предмет своего вожделения. — Разрази меня гром, если я не скучаю по тебе!
 Великан прогромыхал по залу, намериваясь приблизиться к африканке — само воплощение дьявольской воли.
 Гости ахнули: между Горвальдом и Ясмин встал Джамал. Лаура невольно вздрогнула.
 Секретарь Кавалли не шел ни в какое сравнение со шведом: могучее дерево против каменной стены. Горвальд был в два раза шире и на голову выше Джамала.
 — С дороги, эй ты… джин! Языческая мразь! — заорал швед. — Тебя бы надо кастрировать да скормить рыбам.
 Джамал не шелохнулся. Лица его Лаура не видела, но ясно представляла скованные гневом черты.
 Ясмин что-то прошептала по-арабски. Наверное, умоляла Джамала уступить. Но секретарь Кавалли спокойно и невозмутимо взирал на огромного противника.
 Швед поднял свои подобные говяжьим окорокам руки, откинул назад увенчанную рогами голову и застучал кулаками по своей широкой груди.
 — У!.. А!.. — изрыгал он громоподобные звуки.
 Люди в зале в недоумении стали переглядываться.
 — Бой! А потом я возьму эту женщину! — прорычал Горвальд, наконец, сумев сложить из нечленораздельных звуков слова.
 — Прошу вас сделать свои взносы! — потребовала мадонна дель Рубия.
 Когда мужчины передали ей требуемое количество монет, к неожиданности всех присутствующих она заявила:
 — Я меняю решение. Боюсь, из-за кулачного боя в салоне будет повреждена мебель, возможно, пострадают стекла, не дай Господь, окажется испорчена какая-нибудь картина или ваза… Конечно, вы могли бы уплатить, но тогда все же маскарад пройдет в неподобающей для пышного веселья обстановке, поэтому я объявляю, что ради прекрасной Ясмин вам надлежит помериться за столом силой рук.
 Услышав заявление хозяйки заведения, Горвальд вновь взревел:
 — А-а!
 — Ясмин столь прекрасна, что ради нее вам все же стоит согласиться с моим решением, — добавила мадонна дель Рубия и улыбнулась, с легкой издевкой глядя на бьющего себя кулаками в грудь шведа.
 В мгновение ока слуги внесли круглый стол и два стула. Никто не сомневался: Горвальд просто сломает Джамалу руку, но теперь, по крайней мере, его жизни ничто не будет угрожать, а сломанная рука — не такая уж большая цена за несдержанное и необузданное влечение к темнокожей куртизанке.
 Из своего убежища Лауре прекрасно были видны оба соперника. Они уселись лицом друг к другу и Джамал поставил локоть на стол. Рука шведа оказалась на несколько дюймов длиннее. Зрелище было завораживающее: темнокожий африканец и бледный викинг.
 Роль судьи взял на себя папский нунций.
 — Левую руку за спину, — скомандовал он.
 Джамал подчинился, но Горвальд замешкался.
 Нунций коснулся его руки:
 — Вот эта левая, мессир.
 Судья поднял руку.
 — Начали! — рука разрубила воздух.
 Горвальд улыбнулся, предвкушая легкую победу, но тут же нахмурился, столкнувшись с неожиданным сопротивлением: Джамал не уступал ему в силе.
 Ясмин, прижав руки к груди, шептала молитву.
 Удивление шведа сменилось холодной решимостью. Плотно сжав зубы, он явно взялся за дело всерьез, вознамерившись непременно расправиться с противником.
 Мышцы мужчин напряглись до предела и окаменели, зубы скрипели. Горвальд выругался. Руки дрожали, но ни один из соперников не сдавался. Джамал казался изваянием, и неподвижно устремленные в одну точку глаза усиливали сходство со статуей, только обильно струившийся по лицу пот свидетельствовал, что за столом сидит живой человек.
 В зале стоял оглушительный рев — соперников подбадривали с азартом, усиленным столь необычной ставкой. Звенели и переходили из рук в руки монеты — заключались пари. Но постепенно воцарилась тишина.
 Внезапно бледно-голубые глаза Горвальда вспыхнули, его рука будто налилась свежей силой, а темнокожая рука Джамала начала клониться тыльной стороной ладони к столу.
 На глазах Ясмин появились слезы. Толпа замерла, дожидаясь неизбежного исхода поединка.
 Лаура сожалела, что нельзя дать Джамалу совет, ведь у шведа была одна слабость: не зря напоминал Горвальд гранитную скалу — ума у него было не больше. Глупостью шведа и решила воспользоваться девушка.
 Рука Джамала, влажная от пота, уже находилась в нескольких дюймах от стола, но надежда и уверенность не покидали африканца.
 Лаура набрала побольше воздуха и прошептала сквозь занавес имя шведа:
 — Горвальд!.. Горвальд!..
 Голова великана так резко дернулась, что рогатый шлем скатился на пол с громким лязгом. Взгляд викинга метнулся в сторону в поисках звавшего его человека.
 — Горвальд!.. Я сзади!.. — шепнула Лаура. — Посмотри на меня!..
 Горвальд обернулся. И тут же Джамал резким движением припечатал его руку тыльной стороной ладони к столу. Все свершилось так быстро и внезапно, что швед опешил, его туша наклонилась и…
 Издав звериный рев, он рухнул на пол. Казалось, весь огромный Дом Свиданий содрогнулся, а затем наступила мертвая тишина.
 Собравшиеся для веселья стояли молча и неподвижно возле стола, у которого замер великан.
 Первой опомнилась мадонна дель Рубия. Достав из-за лифа крошечный флакон, она оросила духами кружевной платок и опустила его на лицо Горвальда. Тот чихнул и очнулся.
 Хозяйка заведения наклонилась к нему:
 — Мессир, вы задолжали мне еще тридцать эскудо, кружевные платки и изысканные духи нынче в большой цене, — она опять улыбалась с легкой издевкой.
 Ясмин и Джамал горячо обнялись. Африканец подхватил возлюбленную на руки и понес через приветствующую их толпу к лестнице. Перед глазами Лауры мелькнуло счастливейшее лицо подруги.
 «О, Ясмин! — думала девушка, смахивая слезы радости, — ты сама, влюбившись, нарушила самую главную заповедь куртизанки!»
 Горвальд, придя в себя, выпил залпом целую флягу вина. На весь зал жалуясь на некие призрачные голоса, появившиеся в заведении, проклиная неудачу, он тут же растянулся на полу, явно намериваясь хорошенько выспаться.
 В дверь салона ввалилась еще одна компания разодетых в маскарадные костюмы, и Лаура поняла, что близится время ее выхода.
 И вдруг в зал вошел… маэстро! Она узнала его по маске сатира — ее Тициан показывал ей несколькими днями раньше. А тучный Бахус, шедший следом, был, конечно, никем иным, как Аретино. Чтобы определить это, Лауре не нужно было ждать, когда затрясется от смеха его знаменитое брюхо. С ними вошел в салон и некто третий, одетый в костюм великого бога войны.
 — Да здравствует Марс! — прокричал кто-то.
 Головы всех присутствующих обернулись в сторону незнакомца — человека могучего телосложения, в белой тунике и золотой маске, с крылатым шлемом на голове.
 «Сансовино», — решила Лаура. Скульптор редко появлялся где-либо без сопровождения своих друзей, и союз этой троицы прославился настолько, что люди стали называть их триумвиратом.
 И все же какое-то странное предчувствие охватило Лауру: она ведь изображала Венеру, любовником которой, согласно мифологии, был Марс.


* * *

 — Опоздали! — пробормотал Сандро.
 Из-под маски голос прозвучал глухо, но Страж Ночи сам настоял на таком маскарадном костюме, в котором его уж наверняка никто не узнает. Не хватало еще, чтобы по Венеции поползли слухи, будто он накануне Великого Поста развлекался в борделе!
 — Не глупи! — сказал Аретино. — Гулянье только началось. Мы не опоздали.
 Поэт вошел в зал и похлопал себя по животу.
 — Ах, Венеция! Что может быть лучше, чем вечер в Доме Свидания? Разве что ночь с прекрасной женщиной где-нибудь на берегу залива.
 Бросив на Пьетро сердитый взгляд, Сандро перешагнул через спящего викинга. Вид возлежащего на полу человека ничуть его не удивил. Во время карнавала в Венеции можно было увидеть и не такое! Даже продажу девственницы, например.
 Взяв с подноса проходящего слуги кубок вина, он приподнял маску и выпил.
 — Где же Лаура?
 — Терпение, старина! — сказал Аретино. — Будь терпелив, и ты многого достигнешь, по крайней мере, своего не упустишь.
 Сама мысль о том, что он пришел в бордель покупать женщину, вызывала у Сандро отвращение. Он и так уже запачкался и унизил себя появлением в карнавальную ночь в заведении мадонны дель Рубия. Этот поступок шел вразрез с его тщательно оберегаемыми понятиями о нравственности, устоявшимися за жизнь. Все же ему удалось убелить себя, что он намерен одержать верх на торгах только для того, чтобы сохранить добродетель девушки и, отсрочив момент ее падения, дать ей время осознать ошибочность своего выбора.
 Не обращая внимания на призывный взгляд шлюхи, облаченной в наряд сирены, Сандро, молчаливый и скованный, ждал выхода Лауры. В белой тунике, позаимствованной у Тициана, он чувствовал себя нелепым, даже смешным. Широкий пояс охватывал талию, а длинный римский меч при ходьбе царапал пол. Зато никто, даже стражники, не узнали его. Кавалли настоятельно требовал, чтобы маскарадный костюм позволил ему остаться неузнанным, и Тициан добился этого с присущим ему мастерством художника.
 Проходя мимо посетителей Дома Свиданий, Сандро мельком оглядывал их. Некоторых, ему казалось, он узнавал, однако не был уверен: венецианцы любят карнавальные наряды и маски, меняющие их внешность до неузнаваемости, так что нетрудно было и ошибиться, к тому же у него не было ни времени, ни желания играть в «загадай-отгадай».
 В зал ввалилась толпа молодых людей, наряженных шутами, трубадурами и мифологическими героями.
 Голову Зевса украшал шлем с молниями, он безостановочно пил. Рядом с ним стоял молодой, с неплохой фигурой человек в безвкусном наряде Приапа. Покрытые волчьими шкурами Ромул и Рем преследовали двух куртизанок.
 «Интересно, — подумал Сандро, — а здесь ли его сын?» Вполне возможно, если учесть, что этот маскарад — самый яркий и скандально известный из всех маскарадов Венеции. Мысль обеспокоила его, ведь Лаура отвергла Марка-Антонио и тот мог, пожалуй, заявиться в Дом Свиданий, чтобы какой-нибудь злой насмешкой оскорбить девушку, когда станут продавать ее девственность. Купить же первую ночь Лауры он наверняка бы не смог — слишком уж высоки будут ставки.
 Протрубили горны, танец закончился, и толпа устремилась к помосту с диваном в форме раковины, обитым золотистой парчой.
 Через боковую дверь вошли четыре лакея. Роскошные ливреи явно противоречили их невысокому положению слуг. Однако Сандро едва заметил это, все его внимание было приковано к носилкам, расписанным золотыми листьями и увенчанным серебристым балдахином. Музыканты заиграли гимн, носильщики приблизились к помосту.
 Их встретила мадонна дель Рубия. Заранее подготовленная речь содержала, как обычно, восхваления ее знаменитому Дому Свиданий, упоминалась в ней утонченность куртизанок, а также щедрость посетителей. Она объявила, что главное событие сегодняшнего вечера — представление девушки из монастыря, чьи чары, несомненно, скоро станут темой многих бессмертных сонетов.
 — Дорогие друзья и покровители, — сказала она в заключении и, выдержав паузу, торжественно произнесла:
 — Я представляю вам мадонну Лауру Банделло!
 Один из лакеев откинул балдахин, окутывавший носилки, и по толпе пронеслись восторженные вздохи. Девушка, представшая жадным взглядам собравшихся, заставила мужчин застонать.
 У Сандро тоже глаза чуть не вылезли из орбит. Такой Лауру он еще не видел никогда, даже в студии Тициана: сейчас на ней было прозрачное белое платье, заколотое на одном плече золотой застежкой, другое плечо, молочно-белое, обнаженное, светилось чудным блеском. Волосы цвета воронова крыла были собраны на затылке, их венчала украшенная драгоценностями корона. Бледные изящные руки унизывали браслеты.
 «Так вот она кто! — понял Сандро. — Венера, богиня любви и красоты! Как я не догадался раньше? Это ее истинный облик!» Носилки унесли, а Лаура осталась стоять на помосте и стояла она как ни странно, совершенно неподвижно, хотя еще недавно ни за что бы не смогла вот так замереть. Неподвижность создала иллюзию того, что девушка обратилась в некую живую статую Венеры — чувственную богиню, представшую в мягком свете мерцающих свечей перед сходящими с ума от желания мужчинами.
 Она откинулась на искусно выполненную створку раковины, и это ее движение, как и все последующие, сопровождались стонами охваченных восторгом зрителей. Прозрачные одежды прекрасно очерчивали формы: выпуклости груди, изгибы бедер, стройную линию ног. Из-под платья выглядывала изящная туфелька.
 Оторвав, наконец, взгляд от тела желанной девственницы, Сандро вглядывался в ее лицо и удивлялся: на лице Лауры не было не было никакого выражения, но назвать его пустым или бесстрастным тоже казалось невозможным. Просто… она все принимала. Боже, о чем же она думала! Сандро, конечно, с уверенностью не мог сказать, что думает женщина, собираясь провести свою первую ночь любовных утех с незнакомцем, но Лаура, безусловно, ждала своей участи безропотно.
 На ее лице он не заметил никакой косметики. Наверное, чтобы подчеркнуть чистоту девушки, мадонна дель Рубия запретила ей хотя бы подрумянить щеки. И верно: невинность — часть очарования Лауры, но в то же время в ней ощущалась, скорее, присущая не юности, а зрелости внутренняя сила, так привлекавшая Сандро.
 Как не пытался он сдержать неистовые мысли, фантазии роились в голове. Сандро представлял, как его губы касаются этого молочно-белого обнаженного плеча, нежного, словно кожа ребенка. Он жадно следил за движущимися в ритме дыхания розовыми бутонами сосков, думал о темной, сладкой тайне уголка ее женственности, едва скрываемого прозрачной тканью.
 Страж Ночи Венеции, всегда славившийся своей железной волей, понял вдруг, что не в силах сопротивляться чувству к этой женщине. Он осознал, испытывая горькое разочарование к себе, что так же восприимчив к волшебству Лауры, как и все остальные мужчины.
 Кавалли коснулся кошелька, тяжело свисающего с пояса. Ради такого случая монеты были расписаны яркими красками. Теперь Сандро знал, что примет любое предложение и согласится на любую ставку, лишь бы выиграть торг.
 И тогда уж он ей покажет!
 Оглядывая толпу, Лаура старалась казаться безучастной. Предложения посыпались сразу же. Каждый мужчина называл сумму, с которой готов был расстаться, складывая стопку монет у основания помоста. Мадонна дель Рубия хищным взглядом оценивала растущие ставки.
 В груди Лауры смешались страх и восторг. Неужели ее тело — такой ценный товар, что мужчины готовы выбросить целое состояние ради одной ночи?
 Ее охватила тревога, по спине пробежал холодок. Мысль, что вскоре ее обнаженного тела коснется незнакомец, никак не укладывалась в голове. Однако в любом случае победитель торга будет рассчитывать, что в обмен за уплаченную крупную сумму он получит соответствующее цене удовольствие. Но останется ли он доволен?
 Чтобы подавить растущее беспокойство, Лаура поискала глазами своих друзей. Ее взгляд выхватил из толпы Тициана и Аретино. Дородный поэт поднял вверх большой палец, подбадривая девушку. Порция, изображавшая весну, помахала веером. Фьяметта, преображенная в Медузу хитроумным париком из искусно сделанных змей, послала воздушный поцелуй. Большую же часть гостей Лаура не знала — их лица скрывали маски.
 Звон монет отдавался перезвоном в ушах. Один из столбиков выкладывал стройный мужчина в костюме Приапа. Огромная маска с застывшей ухмылкой скрывала его голову целиком. Отверстия для глаз были слишком малы, чтобы различить хотя бы их цвет. К этому человеку, выбравшему для себя образ похотливого хвастуна, Лаура почему-то не испытывала ничего, кроме неприязни. К ее радости, каждый раз, когда Приап увеличивал ставку, ее перекрывал плотный, могучего сложения мужчина в костюме Марса. Его она тоже не знала или же не могла узнать, но с надеждой цеплялась за предположение, что это Сансовино, ее хороший друг, чья слава любителя женщин не уступала известности скульптора.
 Конечно же, Якопо Сансовино не сделает ей ничего плохого, ну… если не считать, что лишит девственности.
 Однако для человека, выбравшего для маскарада наряд Марса, он вел себя как-то странно — нерешительно, словно торг представлялся ему неприятным. А может, бедняге просто жаль расставаться с деньгами? В любом случае, Лаура испытывала к нему благодарность за его неуступчивость в состязании с гадким Приапом.
 Алчное лицо мадонны дель Рубия подсказывало, что суммы, действительно, неслыханные.
 Этих денег, наверное, хватит ей, чтобы расплатиться с долгами, и тогда после сегодняшней ночи больше не придется продавать себя. И Сандро Кавалли останется доволен: высоконравственный Страж Ночи решит, что это он заставил ее отказаться от проституции.
 А может, Страж Ночи никогда ничего не простит ей? Его понятия о нравственности, должно быть, столь строги, что даже одного прегрешения окажется достаточно, чтобы навеки запятнать себя перед ним.
 «Конечно! — возмущенно думала Лаура. — Сандро Кавалли легко может позволить себе носиться с понятиями о чести. Ему не довелось испытать на собственной шкуре, что это такое — отказаться от самого сокровенного желания из-за отсутствия денег. Ему не приходилось бороться с искушением воспользоваться самым легким способом осуществления своей мечты. Что он знает о мучениях женщины, пытающейся преуспеть в мире мужчин?»
 Время шло. Постепенно почти все гости отказались от торга и забрали свои деньги, унеся с собой выложенные у помоста стопки. Число тех, кто продолжал торг, сократилось до двух: то были Приап и Марс. Мадонна дель Рубия заранее просила Лауру не проявлять большого интереса к торгу — это не ее дело, ведь внимание девушки к деньгам может только принизить впечатление ее непорочности, добродетели и чистоты и потому Лаура следила за состязанием кошельков из-под опущенных ресниц.
 Приап положил еще один дукат, Марс добавил два. Его противник увеличил ставку. И так продолжалось без конца. Столбики монет росли, угрожая развалиться.
 «Как много дукатов» — думала Лаура. — Чтобы купить галеру, должно быть, требуется меньше! И Колумбу, чтобы переплыть океан, тоже наверняка понадобилось меньше!»
 Но вот Марс заколебался, его пальцы шарили по самому дну кожаного мешочка. Из-под маски донеслось приглушенное проклятие.
 — Вы исчерпали свое состояние, мессир? — вежливо осведомилась хозяйка заведения.
 Столбики были равны. Приап добавил еще один дукат и издал восторженный рев:
 — Она моя!
 Лаура едва сдерживала дрожь, когда друзья победителя принялись поздравлять и хлопать приятеля по спине.
 Но шум поздравлений перекрыл хриплый возглас:
 — Подождите!
 Головы всех повернулись к Марсу. Он шагнул вперед, поднял руку и, не снимая перчаток, отстегнул золотую цепь, висевшую на шее. Из-под туники показался висевший на цепочке огромных размеров драгоценный камень. Марс положил его на помост.
 Рубин, гладкий и круглый, смотрел на Лауру, как гигантский немигающий глаз. Обработан он был в византийском стиле, обрамлен ониксом, а кайма из ослепительных бриллиантов окружала его.
 Приап замер, словно громом пораженный. Рука бога мужской плодовитости потянулась было к камню, но приятели вовремя его оттащили.
 Гости сгрудились у помоста, разглядывая украшение.
 — Ему цены нет! — сказал кто-то.
 — Есть, — отозвался другой, — но она вдвое больше, чем все золото, выложенное у помоста.
 Приап с несколькими товарищами устремился прочь из зала. Лаура облегченно вздохнула и сосредоточила внимание на Марсе.
 Сансовино вряд ли может позволить себе такое, если, конечно, он не сошел с ума.
 Она еще размышляла об этом, когда лакеи несли носилки к роскошному будуару, где должна была состояться встреча девственницы с купившим ее первую ночь сластолюбцем.
 Служанки освежили ее духами, еще раз отполировали ногти и развязали волосы, заструившиеся по плечам и груди.
 Все это Лаура перенесла с напускным добродушием, заставляя себя смеяться над непристойными шуточками служанок и делая вид, будто нет ничего удивительного в том, что мифологические любовники Венера и Марс станут таковыми и в жизни.
 В одном из многочисленных зеркал, украшавших комнату, она заметила свое отражение Глядя на себя со стороны, Лаура видела разрумянившуюся девушку с блестящими от возбуждения глазами и влажными алыми губами — она их беспрестанно нервно покусывала. Но на самом деле каждый миг приближал ее смерть, по крайней мере, так ей казалось.
 Лаура не заметила, как удалились служанки, а потому удивилась, оказавшись в одиночестве. В будуаре стоял праздничный стол, в изобилии уставленный яствами: винами, фруктами, орехами… Весело потрескивал камин, но страх хватал девушку железными когтями за сердце.
 Лауре не сиделось, и как тигрица в клетке, она мерила комнату шагами. Щелкнула задвижка. Девушка замерла: в комнату вошел Марс.
 Языки пламени осветили золотую маску и шлем. Огромная тень, отбрасываемая незнакомцем, накрыла купленную девственницу, напугав ее до безумия.
 Но Лаура опомнилась и засуетилась:
 — Добро пожаловать, мессир. Не желаете ли вина? Чудесный букет!
 Марс покачал головой.
 — Может быть, фруктов?..
 Лаура знала, что несет чепуху, но не могла остановиться.
 — Вот финики из Смирны. Посмотрите, какие крупные… и сладкие. А эти апельсины доставили мадонне дель Рубия специально для.
 — Я потратил деньги не ради фруктов и вина, — голос под маской звучал глухо и враждебно.
 — О… тогда что же… — она осеклась и кашлянула раз, затем другой. — Что вам предложить? Может быть сыграем в шахматы или карты? Я сама их разрисовала…
 — Я хочу вас, Лаура. Только вас!
 Марс поднял руку и снял маску и шлем. Взору девушки предстало суровое и мужественное лицо Сандро Кавалли.
 — Мой господин!
 Она изумленно прижала ладони к щекам.
 — Чему вы так удивляетесь? — съязвил он. — Сами же пригласила меня купить ваши ласки.
 — Да, но…
 Лауру бросало то в жар, то в холод, руки безвольно повисли, язык прилип к небу, тело расслабилось, напряжение спало, тревога сменилась успокоением.
 — Что — но?
 — Вы… вы же не посещаете публичные дома! Сами мне это сказали!
 Он улыбнулся одними губами. В ледяных глазах не было и намека на добродушие или какое-либо другое теплое чувство.
 — Я решил ради сегодняшнего случая сделать исключение и поступиться своими понятиями о чести и достойном поведении.
 — Почему же?
 Подбоченившись, Сандро рассматривал купленную им девственницу, словно купец только что приобретенный рулон ткани.
 — Странный вопрос! Когда мужчина покупает проститутку, подобные вопросы излишни, ведь причины очевидны.
 Чувство облегчения, охватившее было Лауру, рассеялись. Произнесенные слова уязвили ее гордость.
 — Но это не так! Мы… мы же знакомы… И не можем…
 Он погладил подбородок.
 — Понимаю. Вы считаете, что девушке более пристало отдавать свою девственность незнакомцу?
 — Я не это хотела сказать!
 — Тогда прекратим болтовню и перейдем к делу!
 Сандро вдруг подался к ней и заключил в объятия. Грубо, жадно он поцеловал ее. Его язык двигался в бешеном ритме желания.
 Лаура смутилась. Она ощущала несказанную радость от того, что Марсом оказался Сандро, но по этой же причине девушка испытывала… стыд.
 Она постаралась высвободиться из объятий, и Кавалли позволил ей отстраниться. Его лицо горело. Он протянул руку к ее плечу и расстегнул золотую застежку. Тонкое белое платье медленно сползло на пол. Сандро вдруг стало трудно дышать, ком застрял в горле. Кто мог бы подумать, что урок, который он вознамерился преподнести девчонке, окажется для него столь трудным? Он рассчитывал разыграть комедию, взяв на себя роль похотливого гуляки и предполагая напугать Лауру так, чтобы девушка сама признала, что допустила ошибку, выбрав для жизни путь куртизанки. Но вместо этого Сандро оказался в другой роли — шута, позабывшего, что ему нужно говорить. Он заблуждался, наивно считая себя достаточно мудрым и хладнокровным, чтобы суметь запугать Лауру Банделло.
 Она стояла, не стыдясь своей наготы и спокойно глядя на него широко раскрытыми синими глазами. То, с каким мужеством и достоинством восприняла Лаура его грубое, нарочито жестокое отношение к ней, привело его в ярость. Лучше бы девушка рассердилась, сопротивлялась, требовала большей почтительности!..
 Она же, казалось, осознала, что проститутке нечего ждать доброты, ласки и внимания от человека, потратившего на нее заработанные честным трудом деньги — и большие деньги!
 «Нечего тебе таращиться на нее! — говорила ему совесть. — Не твое это дело!»
 «Нет! — возражал рассудок. — Ты заплатил за право любоваться ее телом целое состояние. И раз уж не намерен разыгрывать отвратительное представление до конца, то хоть полюбуйся божественной красотой этой удивительной девушки!»
 Сейчас Лаура была еще милее, чем тогда, в мастерской Тициана. При свечах ее кожа отливала жемчужным блеском. Длинные, изящные голени плавной линией переходили в бедра. Такую грацию Сандро видел только в лучших скульптурах самых известных мастеров. Груди, казалось, являли собой само совершенство: матово-бледные, как раз по размеру его ладони, они были увенчаны розовыми кораллами редчайшей красоты. Волосы цвета полуночной тьмы оттеняли лицо и плечи, нежно колеблясь в невидимых волнах тепла, исходящего от камина.
 «Да, — с горечью признал Сандро, — Лаура — идеальная куртизанка. В ней смешались женская притягательная сила и детская невинность. И эта гремучая смесь в состоянии свести с ума кого угодно».
 Молчание затянулось, действуя Стражу Ночи на нервы, ослабляя решимость.
 — Что-нибудь… случилось? — тихо спросила она.
 Он раздраженно сжал губы.
 «Ничего не случилось, кроме того, что роль злодея не по мне. Я слишком хочу овладеть тобою! — ответил себе на вопрос Лауры Сандро, но вслух произнес совсем другое:
 — Я думаю, как сделать так, чтобы ты честно отработала уплаченное за тебя состояние.
 — О… — Лаура изящно повела плечами. — Ну тогда… почему бы нам не лечь в постель?
 Постель!.. у Сандро даже во рту пересохло. Его взгляд метнулся к величественной кровати с высоким балдахином и искусной драпировкой. Сверкающее белизной атласное покрывало напоминало облако.
 — Ах, да, — язвительно промолвил он. — Ведь именно там покоятся ваши таланты, верно?
 Лаура остановилась, полуобернувшись к кровати. Да, ему удалось ее унизить — это читалось во взгляде. Нижняя губа девушки задрожала, и она прикусила губу.
 — Мои таланты — в живописи. Вы, господин, купили девственницу, и о том, талантлива ли я в постели, мне пока неизвестно.
 Сандро сжал зубы, чтобы не рассыпаться в извинениях. Будь она проклята! Цель его прихода в Дом Свиданий — показать ошибочность ее выбора. А что вместо этого? Ему хочется взять ее на руки, шептать на ухо нежности и целовать — лишь бы изгнать боль из этих милых глаз.
 — Иди сюда! — приказал он, словно отдавал распоряжение одному из нерасторопных стражников.
 Его повелительный тон возымел действие — девушка насторожилась. Ее присутствие духа порадовало Сандро. Он принимал любое настроение Лауры, опасаясь лишь боли в глазах и добиваясь возмущения.
 — Повинуюсь, господин, — улыбнулась девушка, правда, очень натянуто и подошла к нему.
 Она честно старалась отработать уплаченные за нее деньги.
 — Ближе!
 Расстояние, разделявшее их, уже не превышало длины руки.
 — Еще ближе!
 Она сделала шаг, потом другой.
 — Ближе!
 Девушка стояла совсем рядом, подойти ближе просто было уже невозможно. Сандро чувствовал нежный аромат жасмина и тепло ее кожи, слышал порывистое нервное дыхание, видел, как на шее бьется тонкая жилка. Но этого было ему недостаточно.
 — Поцелуй меня!
 Она едва слышно сглотнула.
 — Я думала, что… первый шаг к близости будет сделан господином.
 — Этот господин выложил за тебя кучу денег, — напомнил еще раз Сандро, — и вправе требовать от тебя, что угодно. Так поцелуй меня. Докажи, что ты стоишь уплаченного за эту ночь состояния.
 Лицо Лауры залилось краской.
 — Мне полагается сделать так, чтобы вы забыли о деньгах.
 Он натянуто рассмеялся.
 — Ах, да, все эти сказки куртизанок! Но я не забуду, Лаура! Не смогу. Какие бы наставления не давала тебе мадонна дель Рубия!
 — Будь ты проклят, Сандро! — прошептала девушка. Кавалли заморгал от удивления, услышав свое имя — она впервые обратилась к нему на «ты» и по имени. Лаура положила ладони ему на грудь, поводя ими, и от жара этой откровенной, но в то же время какой-то сдержанной ласки у него захватило дыхание. Ее безжалостные, ловкие, нежные руки скользнули к его плечам и обвили шею. Лаура подняла к нему лицо и облизнула губы, затем поднялась на цыпочки и коснулась губами его рта.
 Поцелуй был мягким, неторопливым, но взволновал Сандро до глубины души. Ее язык проник ему в рот, легонько скользнув между губ, и тут же отступил. Чувственный порыв захватил Стража Ночи, заставив позабыть обо всем. Руки, словно освободившись от цепей, обняли девушку, пальцы нежно пронеслись мягкими касаниями по спине.
 Казалось, сама Венера — опасная, грешная, ожила перед ним. А может, Сирена, отвращающая его от намеченной цели? Или злая колдунья? А он-то считал ее чистой и невинной! Однако, ласки девушки показались ему опытными, как у куртизанки, отдававшей свое тело множеству мужчин.
 Открытие потрясло его — жгучие, горькие слезы текли по щекам Лауры.
 Он немедленно отшвырнул ее от себя, как кубок с отравленным напитком, дурман, который успел вкусить, едва прикоснувшись к нему губами.
 — Нет. Ты не смеешь плакать!
 Тыльной стороной ладони девушка вытерла слезы.
 — Я старалась сдержаться, но…
 — Ложь! — сказал Сандро, зная, что это правда. — И если ты надеешься избежать испытания, играя на моих добрых чувствах, то глубоко заблуждаешься!
 — Так вы называете нашу ночь… испытанием, — спросила она?
 — Ты знала, Лаура, что тебе придется отдаться тому, кто выиграет торг, и когда выставляла свое тело на продажу, кажется, не очень-то интересовалась, кто же именно лишит тебя девственности.
 — Но я же не предполагала, что это будете вы! Ему показалось, он понял, что она хотела сказать: Лаура, видимо, плакала оттого, что ей приходилось отдаваться Сандро Кавалли, человеку намного старше нее, потрепанному сражениями воину, уставшему от жизни мужчине. Она явно питала к нему отвращение!
 — В этом и заключается один из недостатков жизни куртизанок — сказал он. — Ты не можешь сама выбирать себе любовников. Если старик захочет лечь в твою постель, тебе остается только подчиниться и надеяться, что…
 — Наверное, вы правы.
 Повернувшись, Лаура направилась к кровати. Более совершенных ягодиц не вылепил бы и сам Донателло! Сандро последовал, за ней. Она прилегла на атласную простыню. «Падший ангел на облаке», — подумалось ему.
 — Другой недостаток, — продолжал он, опускаясь рядом, — это то, что ты не имеешь никаких прав. Все свершается помимо твоей воли.
 Девушка согнула ногу, коснувшись его бедра.
 — Что вы имеете в виду?
 Кавалли припоминалась судьба Империи, умиравшей теперь мучительной смертью в грязной больнице. С самого дна колодца горечи, заполнявшего его душу, он собрал жестокие слова и бросил их Лауре:
 — Я имею в виду, мадонна, что, будучи с проституткой, мужчина свободен удовлетворять любые пороки своей натуры. С честной женщиной он обязан вести себя с подобающим уважением.
 Она вздрогнула и отстранилась.
 Сандро запустил пальцы в ее волосы и сжал их в кулак.
 «Знаешь ли ты, Лаура, как это тяжело? Как тяжело причинять тебе боль?» — пронеслось в его голове.
 Подавив сочувствие, он наклонился и запечатлел на ее губах жадный, до крови, поцелуй, заставивший девушку застонать от боли. «Это пойдет ей на пользу! — убеждал себя Сандро, грубо обнимая Лауру и сгорая при этом от стыда. — После сегодняшней ночи ей не захочется больше продавать свое тело». Но хотя вся его бравада и была лишь частью дешевого фарса, предназначенного для того, чтобы показать Лауре, во что она вляпалась, решив стать куртизанкой, Сандро вдруг ощутил, что его тело воспринимает происходящее всерьез. Оно ожило не постепенно, как это обычно бывало, но внезапным порывом, от которого захватило дух, а кровь застучала в висках и пришпорила сердце, забившееся, как у съедаемого желанием юнца. Шнуровка рейтузов натянулась. Дыхание сделалось прерывистым. Рот устремился к розовому соску, который под его пальцами уже налился и затвердел. Милая и нежная, сладкая и бархатистая… Ему хотелось продлить это наслаждение, смаковать его, заставить и Лауру стонать от удовольствия.
 Но у него была другая цель. Сандро укусил девушку — не сильно, но Лаура все же тихо вскрикнула. Его рука подобралась к бедрам и заставила их разойтись в стороны. Девушка не сопротивлялась.
 «Попроси меня остановиться — молча умолял Сандро. — Пожалуйста, не дай мне причинить тебе боль! Попроси же!»
 Просьба не последовала, Лаура молчала. На свой извращенный манер она придерживалась общепринятого среди куртизанок мнения, согласно которому уплативший за удовольствие крупную сумму мужчина, имеет право на все.
 Именно ее мужество и молчаливым страданием разбуженное в сердце Сандро чувство жалости к ней отвратило его от цели. В конце концов, он просто больше не мог продолжать причинять ей боль.
 В душе Сандро Кавалли — Лаура была права — оставался всегда добрым, чутким и отзывчивым человеком, так что даже его решимость доказать Лауре, как она ошиблась, продав свое тело, не могла поколебать глубинные основы его натуры, обычно успешно скрываемые за внешней суровостью.
 Сандро оторвался от ее груди, приподнялся на локти и заглянул в лицо девушки. Она отчаянно пыталась сдержать слезы, губы опухли, глаза затуманились.
 — Лаура…
 Он хотел нежно коснуться ее губ и рассказать, почему до этого мгновения так необъяснимо жестоко с ней обращался, но забыл обо всем и поцеловал — впервые так, как хотел: провел языком по изгибу губ и коснулся рта, медленно покачивая головой.
 Лаура расслабилась, вздохнула, словно долго ждала именно такого поцелуя. «Вряд ли ей понравится, если однажды ее изнасилуют, — решил Сандро, нежно целуя ее. — У Лауры нет извращенной наклонности получать удовольствие от боли; однако он знал, что некоторые мужчины именно так заставляют куртизанок отрабатывать выложенные за них деньги, Не дай Бог когда-либо столкнуться с одним из них!
 Лаура уже почти достигла своей цели: заставила его забыть о том, какую сумму он за нее заплатил. Почти! У нее просто талант губить самые лучшие намерения! Но как бы там ни было, больше боли он ей не причинит! В этой девушке заложены Создателем талант, хрупкость, ранимость, и эти качества рано или поздно заставят любого отказаться поверить, что она самая обыкновенная проститутка. Узнав ее ближе, всякий поймет, какова в действительности эта женщина.
 — Боже, Лаура, ты прекрасна! Даже слишком… — признание высвободило, наконец, всю его так долго сдерживаемую нежность.
 — Лаура…
 Он ласкал ее мягко, с любовью. Прижимая к себе девушку, Сандро видел странные, несколько наивные картины: они едят апельсины в постели, дремлют после обеда, он уклоняется от всех своих обязанностей и забот Стража Ночи, чтобы проводить с возлюбленной все свое время…
 — Одно прикосновение твоих губ, — пробормотал он, — и моя душа пылает! Боже, Лаура! Мне хочется взлететь с тобой в небо и умчаться туда, где никогда не заходит солнце. Теперь я понял, что никогда в жизни ни одну женщину не желал по настоящему… пока не встретил тебя.
 Она потянулась к нему, и в этот момент что-то как будто взорвалось в нем: это хлынули чувства, томившиеся годами в его сердце. Сандро хотел поднять Лауру на руки и унести подальше от этого борделя, чтобы надежно запереть в таком месте, где бы никто ее не коснулся пальцем.
 От окончательного безумия Стража Ночи спас стук в дверь. Сандро застыл; как ни был он охвачен страстью, ему все же удалось узнать сигнал Джамала: три удара — пауза, два удара.
 Ясмин что-то шептала по-арабски, вероятно, пыталась помешать секретарю потревожить хозяина. Стук повторился.
 «Спасен от грехопадения!» — подумал Сандро, с некоторым облегчением вскакивания с постели и укрывая Лауру одеялом. Но Джамал не мог спасти его от самой страшной напасти, жертвой которой он чуть было стал: от любви. Все же теперь Кавалли имел возможность взять себя в руки. Он распахнул дверь. Ясмин, похоже, была раздражена, а Джамал выглядел таким же расстроенным, каким чувствовал себя и Сандро.
 — В чем дело?
 Джамал жестом подозвал человека, стоявшего в коридоре. Кавалли узнал одного из своих людей, которому было предписано охранять в больнице раненого браво.
 — Мой господин, — человек поклонился, — Винченте Ла Бокка ненадолго пришел в себя.
 — Отлично, — сказал Сандро. — Я допрошу его ут…
 — Прошу прощения, мой господин, но боюсь, утром это будет уже невозможно.
 Ярость железной цепью сковала Кавалли грудь.
 — Почему же?
 — Его вновь ранили, мой господин. Доктор полагает, к утру он умрет.
 Сандро не стал выяснять, как удалось убийце проскользнуть мимо охранника, с этим он разберется позже.
 — Ждите меня внизу, — приказал он и захлопнул дверь. Затем подошел к кровати и отдернул полог.
 Лаура сидела укрывшись простыней и поджав колени к груди. Ее огромные грустные глаза смотрели на него с отчаянием.
 — Я не хотела, чтобы он умирал.
 Сандро страстно желал обнять ее и успокоить.
 — Это не твоя вина! — резко сказал он и коснулся легким поцелуем щеки девушки. — Жди меня, Лаура. Я вернусь.




 Глава 9


 В больничном коридоре горели масляные лампы. Кавалли быстро прошел в палату, в которой умирал Винченте Ла Бокка.
 Вокруг низкой кровати стояли доктора и его помощники, две монахини, священник и охранник.
 Лицо умирающего пожелтело, приобретя цвет пергамента. Лоб блестел от оливкового масла, которым смазал его священник. Глаза смотрели невидящим взглядом.
 Ни жалости, ни сострадания к этому браво Сандро не испытывал, но этот человек мог помочь ему отыскать ключ к загадке зловещих преступлений. Помимо прочих многочисленных прегрешений, Винчетте Ла Бокка дважды пытался убить Лауру, так что ничего, кроме досады, Кавалли сейчас не чувствовал.
 Холодно посмотрев на умирающего, Сандро склонился над ним.
 — Он что-то сказал? Назвал человека, повторно ранившего его? Говорил ли о причинах, побудивших кого-то пытаться его убить?
 — Что-то он бормотал, мой господин, звал свою мать, — доложил охранник.
 Доктор покачал головой:
 — Все умирающие зовут матерей.
 Кавалли дотронулся до плеча Винченте.
 — Ла Бокка, ты слышишь меня?
 Стекленеющие глаза закрылись и открылись снова.
 — Можешь говорить? — Сандро подождал, не ответит ли ему браво.
 В палате стоял сильный, хорошо знакомый Стражу Ночи незабываемый запах смерти — дурной запах впустую растраченной жизни.
 Голова несчастного качнулась в сторону, в горле забулькало.
 Сандро посмотрел на охранника.
 — Где ты был, когда на него напали?
 — Вот это и странно, мой господин! Конти и я неотлучно находились вот здесь, — охранник указал на деревянную скамью. — Как только бедняга очнулся, мы позвали доктора. Прошло какое-то время, не больше часа, и я заметил под его постелью лужу крови.
 Кавалли осмотрел повязку на боку умирающего.
 — Я хочу видеть рану!
 Доктор склонился и снял набухшую от крови повязку. Свежая открытая рана.
 — Нож! — заключил Сандро. — Лезвие ножа было небольшое… Такой нож легко можно спрятать в рукав или же башмак. Но кто мог это сделать?
 Ни охранник, ни монахиня, ни священник, ни доктор с помощником этого не знали.
 — Кто заходил в палату после того, как больной очнулся? — осведомился Кавалли. — Я ведь дал указание никого постороннего к нему не пускать!
 — Все было обычно, — ответил охранник. — В палату заходили лишь доктор и его помощник, монахини и священник, — перечислил человек Кавалли всех присутствующих. — Кое к кому из больных заходили родственники, но никто не спрашивал о Ла Бокка.
 Сандро потер подбородок. Тяжесть прожитых лет внезапно навалилась на плечи. Странно, пока он был с Лаурой, ничего подобного не ощущал, хотя она относилась к его возрасту с отвращением.
 — Подайте мне список всех, кто заходил в больницу, — раздраженно приказал он.
 — У нас нет таких сведений, — заметил доктор. — Составлять список не было необходимостью…
 Пациент шумно задышал, пытаясь что-то сказать. В груди у него как-то зловеще захлюпало. Священник начал читать молитву, а монахини стали вторить ему. В этот момент заговорил Винченте.
 Потеряв самообладание, Сандро заорал:
 — Замолчите!
 Священник ошеломленно уставился на Стража Ночи и повиновался. Сестры тоже затихли и набросили на головы капюшоны. Кавалли наклонился к умирающему.
 — Все из-за дела… но я не… не знал… безумие… другие… — в горле уже клокотала смерть, он вздрогнул и застыл в неподвижности.
 «Все кончено, — думал Сандро, глядя на замершее тело. — Браво умер и все свои секреты унес с собой. Или нет? Можно ли установить, что скрывается за невнятными словами, произнесенными им? Ничего непонятно: „все из-за дела… но я не знал… безумие… другие…“ Бессмыслица какая-то!»
 Страж Ночи еще раз посмотрел на только что умершего человека.
 «Все из-за дела»… Многолетний опыт подсказывал Сандро, что «дело» означало заговор против дожа. Но кто сочтет убедительной уликой невнятное бормотание умирающего преступника? Во всяком случае, Андреа Гритти наверняка станет утверждать, что заговор против него существует лишь в голове Сандро. Страж Ночи отдал короткое указание доктору:
 — Если к Ла Бокка кто-то придет, не зная, что тот умер, пусть меня незамедлительно известят об этом!
 Прозвучал удар колокола.
 — Ночь еще только началась, — сказал доктор, опуская рукава своего одеяния пониже.
 Кавалли очнулся от мрачных мыслей. Ему захотелось поскорее покинуть эту обитель болезней и смерти. Он намеревался закончить начатое в Доме Свиданий занятие, прерванное стуком в дверь. Его сердце стремилось к Лауре.


* * *

 Лаура, не отрываясь, смотрела на последнюю догоревшую свечу. Другие уже оплыли и погасли, а эта, оставшаяся, отмеряла прошедшие после ухода Сандро минуты, казавшиеся ей часами. Девушка не вставала с кровати и за то время, пока его не было, успела обнаружить все складки и бугорки, а также морщинки на простыни ложа; кровать явно не была удобной.
 Лауру никто не тревожил, наверное, все полагали, что Сандро все еще с ней. Снизу, из салона, доносились звуки веселья и смех, только усиливающий ее жалкое одиночество. Девушка уже достаточно наплакалась. Слез больше не было. Все шло не так, как она того ожидала, и уж кого не ожидала она увидеть в эту ночь — так это его, Сандро Кавалли, Стража Ночи Венеции!
 Теперь, по прошествии нескольких часов, Лаура уже осознала, что никогда не сможет стать куртизанкой, не сможет допустить, чтобы какой-то мужчина грубо касался ее, обретя над ней власть. Ей нужно было прислушаться к доводам Сандро и словам заживо гниющей Империи, прислушаться к голосу своего сердца, жаждущего любви и противившемуся всему остальному!
 Она смотрела на оплывшую свечу, пламя которой уже превратилось в крохотный голубой огонек, а затем зашипело и вовсе погасло. На девушку, изнуренную ожиданием, накатила волна усталости. Укрывшись одеялом, она поддалась дремоте и вскоре заснула. Лаура не смогла вспомнить, что же ей снилось, когда ее разбудил какой-то звук. Остались только чудесные, светлые образы, раскрашенные цветами неяркого неба и тусклого золота. Сознание еще цеплялось за них, но дивный сон ускользнул — так песок просыпается сквозь пальцы — и она нехотя вернулась к яви.
 Послышались чьи-то шаги, Лаура прищурилась.
 — Мой господин?
 Полог откинули чьи-то руки, перед ней появилась неясная темная фигура, и внезапно девушка поняла, что ей нужен Сандро, даже если их ждет всего лишь одна-единственная ночь. Она протянула к нему руки, ожидая прикосновения.
 Вместо этого Лауру оглушили ударом по голове, рот заткнули какой-то тряпкой и прижали голову к подушкам. Крик ужаса поглотил кляп. Девушка сопротивлялась, пыталась звать на помощь, но все было безрезультатно, лишь от тщетных усилий разболелось горло. Лаура никак не могла понять, что же происходит. В комнате слышались приглушенные проклятья и тихий злорадный смех. Ее схватили за руки. В запястья впилась веревка. Она замотала головой, и тогда к лицу Лауры прижали подушку. Движения несчастной становились замедленными, слабыми, безнадежными и ужас овладел ее душой. Густая непроницаемая тьма навалилась на сознание.


* * *

 Сандро остановился перед дверью комнаты, где ждала его Лаура. Из зала доносились музыка и возбужденные голоса. Кавалли слышал, как Джамал осторожно направился к комнате Ясмин. По дороге к Дому Свиданий секретарь объяснил с помощью записей на дощечке и жестами, что боролся со шведом за право провести ночь с рабыней. «Удивительно, — подумал Сандро. — После стольких лет одиночества Джамалу случилось влюбиться. Жаль, что в проститутку».
 Пальцы сжали холодную стеклянную ручку двери. Но в своей жизни он не допустит столь роковой ошибки! Сейчас он войдет в комнату и заявит Лауре, что ей следует немедленно покинуть заведение мадонны дель Рубия. Необходимо убедить девушку принять его покровительство, чтобы она могла спокойно заниматься живописью, не нуждаясь в деньгах. Это хорошо взвешенное и тщательно продуманное решение. Оно должно устроить их обоих. Но Сандро чувствовал себя скверно. В отличие от торговых сделок, приносивших деньги и удовольствия, с ними связанные, эта предстоящая договоренность принесет ему, он чувствовал, лишь ощущение пустоты.
 Он повернул ручку, открыл дверь и вошел в комнату. Свечи погасли, гнетущая тишина, наступившая вслед за стуком двери, поглотила звуки веселья, доносившиеся из салона, от ветра колыхались шторы высокого окна.
 «Должно быть, Лаура открыла окно. Зачем? — подумал Сандро. Ночь достаточно прохладная. И, наверное, она пила вино!»
 В воздухе висел кисловатый запах.
 «Сам виноват! — решил Страж Ночи. — Это я довел ее до этого».
 Сандро остановился у кровати, боясь откинуть полог и тем самым разбудить девушку. Но, может быть, после сна она окажется более восприимчива к его доводам?
 Едва протянув руку к занавеске, Кавалли почувствовал, что тело его уже полно желания. Удивившись внезапной страсти и огорченный нежелательным сейчас болезненным напряжением плоти, Сандро твердо пообещал себе не поддаваться этому порыву.
 Он резко отбросил полог и прошептал:
 — Лаура…
 Неясный отблеск угасающего камина осветил пустую кровать.
 Тревожное чувство сжало грудь Стража Ночи. Усилием воли Кавалли заставил себя успокоиться. Выбежав из спальни, он выхватил из канделябра свечу и вернулся в комнату.
 Простыни и покрывала были разбросаны по полу. У стола валялась опрокинутая чаша. Куда подевалась Лаура? Ушла к одной из подруг? На кухню или в уборную?
 Однако все указывало на то, что Лауру насильно увели из спальни. На ее жизнь уже дважды покушались. Стараясь не поддаваться тревоге, Сандро направился к мадонне дель Рубия и спокойно сообщил, что Лаура исчезла, а спустя несколько минут все гости, число которых изрядно поубавилось, уже были им опрошены. Результат оказался именно таким, какого и страшился Сандро: Лаура пропала бесследно.
 Холодея от страха, он подозвал Джамала и тех своих людей, которым было предписано охранять Дом Свиданий. Секретарь не замедлил явиться вместе с Ясмин. Она была озабочена. Люди Сандро не спешили показаться на глаза, явно опасаясь гнева своего повелителя.
 Кавалли тут же дал выход своим чувствам, выбранив их за беспечность, и отправил всех на поиски Лауры.
 Свою помощь предложил Тициан и Аретино, но толку от них было мало — оба друга уже изрядно опьянели.
 — И какой же только негодяй похитил ее? — негодуя, спрашивал Тициан.
 Аретино снял маску Бахуса. Лицо горело, по щекам градом катился пот.
 — Будь это одна из шлюх, я бы порадовался. Но Лаура!.. Скажи мне, Сандро, а кто был твоим соперником во время торга?
 — Приап, — с отвращением ответил Кавалли.
 Незнакомец чуть не разорил его.
 — Это мы знаем, но кто он, черт побери?
 Сандро покачал головой.
 — Не знаю.
 — Вы не знаете? — удивилась Ясмин, выступая вперед. — После того, как вы забрали Лауру, он… увел одну из наших девушек и обошелся с ней весьма неласково! Но маску-то, занимаясь любовью, он снял, и она его узнала. Юноша часто бывал в Доме Свиданий и раньше.
 Кавалли бросился к Ясмин.
 — Черт побери, женщина, не играй со мной! Кто он? Говори!
 Ноздри африканки затрепетали от волнения, дыхание стало частым.
 — Мой господин, это был ваш сын!


* * *

 «Ваш сын… ваш сын… ваш сын…» — слова погребальным звоном отдавались в голове Сандро. Выйдя из борделя, он в ужасе устремился домой в сопровождении нескольких своих людей и Ясмин.
 Проклятие! Ему следовало раньше разгадать замысел Марка-Антонио. Та сумма, которую он недавно взял в казначействе, равнялась предложенной Приапом за Лауру. Да, его сын тщательно все продумал. Но не совсем! Вряд ли он предполагал, что отец все разузнает. Похищение наверняка было совершенно им от отчаяния. Самолюбивый юнец! Не мог смириться с тем, что ему отказали! Как же низко пал Марк-Антонио, вздумав отомстить отвергшей его женщине! Но ничего у него не выйдет!
 Сандро не ждал, что застанет сына дома. Он хотел расспросить слуг. И вот они стоят перед ним, протирая заспанные глаза.
 — Я ищу мессира Марка-Антонио. Кто скажет мне, куда он отправился?
 Вперед выступил повар, покручивая длинные усы.
 — На вашу галеру, мой господин. Он приказал доставить туда побольше кушаний для праздничного стола.
 — Кушаний?
 «Марк-Антонио задумал соблазнить Лауру угощением и прогулкой на роскошной галере?» — удивился Сандро и его замутило от отвращения.
 — Да, мой господин, кушаний на тридцать одного человека.
 Кровь застыла в жилах Кавалли. Ему вспомнилась недавняя встреча Марка-Антонио со своими приятелями-бездельниками. Их было тридцать. Вместе с его сыном — тридцать один. Трентуно.


* * *

 — Трентуно? — дрожащим шепотом спросила Лаура, в ужасе уставившись на Марка-Антонио.
 Приап снял маску, обнажив жестокое прекрасное лицо. Тело девушки напряглось, веревки больно врезались в запястье. Лаура стояла на открытой палубе галеры. Руки были разведены и привязаны к бортику. Холодный ночной бриз цеплялся за подол платья. Вокруг нее стояли ухмыляющиеся юнцы из знатных семей. Некоторые из них жевали холодное мясо и жадно пили вино.
 Темные воды лагуны плескались о борт галеры, поскрипывающей при каждом натяжении швартовых тросов. Свет факелов, укрепленных вдоль борта, отражался от водной глади бухты. Вдали мерцали огни Венеции.
 — Тренуно? — повторила Лаура.
 Марк-Антонио одарил ее очаровательной улыбкой.
 — Полагаю, вы знаете, это такое, прелестница!
 Его друзья рассмеялись, шутливо толкая друг друга локтями. Теперь, когда они сняли маски, она узнала многих — это были сыновья знатнейших семей города. Портреты некоторых из них писал сам Тициан, другие же время от времени посещали заведение мадонны дель Рубия.
 «Знать! — сказала себе Лаура. — Сыны республики!» От этой мысли легче ей не стало. Им нет нужды достойно обращаться с обычной шлюхой! Разве Сандро не предупреждал ее об этом сегодня?
 Марк-Антонио за подбородок повернул к себе ее лицо. Перед девушкой стоял приятной внешности юноша, но за его красотой Лаура видела подлую душу.
 — Отвечайте, дорогая! Вы знаете или нет, в чем заключается трентуно?
 Лаура знала, Империя ей все подробно описала. Однако она решила прикинуться несведущей, чтобы выиграть время. Голова болела от удара, во рту пересохло от кляпа, заглушавшего ее стоны, пока галеру выводили в лагуну и ставили на якорь подальше от других судов. Внизу, на скамейке, сейчас отдыхали гребцы, уставшие от столь поспешного передвижения. Ждать ли ей помощи от них? Нет, бесполезно! Марк-Антонио и его приятели дали им вина, и ни один галлеото и пальцем не шевельнет ради спасения проститутки.
 — Никогда об этом не слышала, — от сухости во рту и страха распухший язык едва шевелился — Трентуно?
 Марк-Антонио негромко рассмеялся.
 — Ну, тогда мы первыми познакомим вас с ним! Для куртизанки главное — доставить удовольствие мужчинам, не так ли?
 — Надеюсь, — с трудом сохраняя самообладание, сказала Лаура, — мне будет оказана честь и вы, столь благородные господа, разъясните мне все.
 Марк-Антонио погладил девушку по руке. Она вздрогнула — прикосновение было холодное и легкое.
 — Ах, как хороша, а? — сын Стража Ночи бросил взгляд через плечо. — Покажи ей, Адоль-фо, какой подарок для этой прелестницы мы приготовили!
 Адольфо был наследником герцога Урбинского. В отличие от Марка-Антонио, скрывавшего злобу под милой улыбкой, лицо Адольфо выражало откровенную жестокость. Быстрые и гибкие пальцы выдавали отличного фехтовальщика. Смуглые черты юнца искривились похотливой ухмылкой. Он развернул свернутый рулоном лист.
 — Мы распространим это завтра утром. Напечатано у Альдуса. Мы же пользуемся услугами только самых достойных!
 Лаура вздрогнула. Она нашла труп в мастерской Альдуса…
 Но времени додумать мысль до конца у нее не было — перед ней заплясали крупно отпечатанные буквы. Не будь девушка привязана, она, наверное, упала бы на колени. Документ гласил: «16 февраля 1551 года Лаура Банделло удовлетворила всех желавших насладиться ее телом».
 Хотя страх и терзал сердце, девушке удалось изобразить недоумение и приподнять брови.
 — Не понимаю!
 — Поймете, прелестница! — ответил Марк-Антонио. — Очень скоро вы все поймете.
 Наклонившись, он шепнул ей на ухо:
 — Пожалеешь, сука, что не приняла мое предложение.
 — Жаль, что Марс уже отведал ее сладость, — в говорившем Лаура узнала Томазо, племянника герцога Мантуи.
 — Оно и лучше, — отозвался другой. — Не придется спорить, кому быть первым.
 — Как ты думаешь, кто скрывался под маскарадным нарядом Марса? — задумчиво поглаживая подбородок спросил Адольфо.
 Марк-Антонио сжал грудь девушки.
 — Понятия не имею. Но как он тебе, Лаура? Видимо, тебе не с кем было сравнить, но, все же, хорош ли?
 Вопрос задел ее и, несмотря на весь ужас положения, девушка отклонилась от юноши, насколько только позволяли веревки, и дерзко ответила:
 — Не сомневаюсь, всем вам до него далеко.
 Ее похитители расхохотались. Снова зазвенели кубки, юноши выпили за дерзкий ответ куртизанки.
 Только Марку-Антонио ее ответ не понравился. Он занес руку, собираясь ударить девушку по лицу. Лара не шелохнулась: уж такой радости — выказать страх — она ему не доставит. Адольфо вмешался, став между ними.
 — Не надо, друг, — произнес он. — Не утомляй бедняжку, у нас еще будет такая возможность: утомить красавицу ласками.
 Марк-Антонио опустил руку.
 — Хорошо. Она свое получит… по-другому.
 Молодые люди набросились на еду. Ее хватало: жареный каплун, болонская колбаса, инжир. Вино лилось рекой, и вскоре некоторые уже сильно опьянели.
 «Набираются смелости», — с презрением думала Лаура.
 — Тебе не предлагаем, — насмешливо заметил Адольф, выбрасывая за борт корку хлеба. — Да и не думаю, что у тебя сейчас есть аппетит.
 Лаура с трудом воспринимала происходящее. Смертельный ужас сковывал ее волю и разум.
 К ней подошел один похититель, переступив через груду объедков. На плече юноши был значок, указывающий на принадлежность его обладателя к дому Отранто. В отличие от своих ухмыляющихся приятелей, этот молодой человек с едва заметной бородкой выглядел довольно трезвым и даже несколько дружелюбнее настроенным по отношению к девушке.
 — Может быть, — он протянул бутыль, — дать ей немного вина с опиумом? Пусть успокоится! Забытье поможет куртизанке пережить трентуно.
 Марк-Антонио задумчиво посмотрел на Лауру. Не отводя глаз, он произнес:
 — Нет, полагаю, не стоит, Джулио. Я хочу, чтобы она пережила… все в полной мере, испив чашу страданий до дна.


* * *

 Дожидаясь, когда подведут гондолу, Сандро не сводил глаз с качающейся ниточки огней, отмечающих местонахождение его галеры. Боже! На его галере!..
 Раздражение кипело в душе Стража Ночи. Он знал: сын ленив и не очень добродетелен, но и в самых мрачных мыслях Сандро не допускал, чтобы Марк-Антонио способен на подобную жестокость.
 Кавалли испытывал горький стыд за сына. Откуда у Марка-Антонио столько жестокости? Как же он, отец, просмотрел злобу, родившуюся в душе юноши, видимо, не за последний год — раньше, возможно, в детстве…
 Подвели гондолу.
 — Пошли, — сказал Сандро, впрыгивая в лодку.
 К нему присоединились Гвидо, Ломбарде и Джамал.
 — Ясмин, останьтесь на берету, — приказал Страж Ночи.
 С кошачьей грацией африканка прыгнула в гондолу.
 — Я отправлюсь с вами и Джамалом.
 — Нет, это опасно!
 — Не сомневаюсь в этом. Но если мы опоздаем и прибудем, когда самое страшное уже случится, Лауре я понадоблюсь. Вряд ли она захочет видеть кого-либо из вас. Я женщина, вы мужчины.
 Слова Ясмин убедили Сандро и вместе с тем ужаснули, еще раз напомнив о возможных последствиях трагического исхода событий.
 Лодка скользнула в темные воды лагуны. Сандро приказал всем молчать: внезапность могла иметь немаловажное значение для успеха задуманного ими.
 Кавалли старался не думать о том, что может произойти на борту галеры. Он старался забыть о подобных преступлениях, но они сами всплывали в памяти: одна женщина умерла от потери крови, некоторые несчастные, чьи жизни были загублены трентуно, нашли себе убежище в монастыре, несколько девушек, как слышал Сандро, сошли с ума, не сумев справиться с потрясением, болью и унижением, обрушившимися на них.
 Что будет с Лаурой, если, не дай Бог, они опоздают? Сандро хотелось поторопить гондольера, но он не смел вымолвить ни слова: слишком уж близко были они от галеры, а голоса на водой разносятся далеко. Веселый смех разгулявшихся юнцов изредка доносился до гондолы, эти звуки приводили Сандро в неописуемую ярость и в то же время пугали его.
 Гондола уже шла вдоль борта галеры. Гвидо мастерски бросил веревку, закрепив лодку за борт галеры, чтобы их не снесло. Голоса слышались настолько отчетливо, что Сандро даже смог разобрать смех сына и добродушную пьяную болтовню его приятелей. Кавалли удивлялся собственному проворству и ловкости, когда он бесшумно перескакивал на палубу галеры.


* * *

 «Не сопротивляться! — подумала Лаура, — будет только хуже». Но все же она не удержалась и, ударила ногой первого приблизившегося к ней пьяного молодого человека, на ходу развязывающего гульфик.
 — Проклятье! — проревел Томазо.
 — Держите ее! — закричал другой, отшвырнув кусок цыпленка.
 Множество рук ухватило ее за ноги и прижало к палубе.
 — Снимите платье, — велел Адольфо.
 Его слова были встречены одобрительными возгласами.
 Сам он ухватил ворот платья девушки и с силой рванул.
 — Черт! Прочное, как парусное полотно, несмотря на тонкость ткани.
 — Да просто задерите его, — закричал кто-то.
 — Господи! Сделайте же что-нибудь, чтобы она не брыкалась! — засуетился Адольфо, получив удар ногой в грудь.
 — Давайте ее свяжем…
 — Хватит! — раздраженно сказал Марк-Антонио. — Довольно!
 — Что? Да мы еще и не начинали! — удивленно воскликнул Адольфо.
 — Ты же помнишь, мы все обсудили. Я хотел только напутать девчонку. И вы все согласились! Ты первый поклялся! Я желал только опозорить ее, ничего больше!
 — Это ты так хотел, дружище. А то, чего хочу я, вовсе не похоже на твои намерения.
 Адольфо взялся за шнурок гульфика.
 — Но я приблизился первым! — возразил Томазо.
 — Ну что же, бросим жребий!
 — О, Боже, — прошептала Лаура.
 Она непременно встала бы на колени и принялась умолять о пощаде, если бы оставалась хоть какая-то надежда. Но девушка хорошо понимала, что никакие мольбы не спасут ее, а только позабавят мучителей.
 Лаура прочла про себя «Отче наш», но легче не стало. Адольфо уже стоял перед ней с расстегнутым гульфиком, за ним выстроились и остальные, дожидаясь своей очереди с пьяным нетерпением. Принесли нож. Лезвие сверкнуло у самого платья.
 Лаура глубоко вздохнула, собираясь закричать.
 — Остановитесь! — голос был столь грозен, что очередь юнцов дрогнула.
 Адольфо выпрямился и схватился за рукоятку кинжала. Девушка приподнялась на локтях и оглянулась на голос.
 — Раны Христовы! — прошептал Марк-Антонио.
 Факелы осветили выступившую из тьмы могучую фигуру Стража Ночи. Сандро стоял, широко расставив ноги. Черный плащ развевался на ветру. В руке у него сверкнуло оружие, которое он направил на насильников.
 Лаура откинулась на бортик.
 — Слава Богу, — прошептала она, не удержав слез радости.
 — Отойдите от нее, — приказал Сандро. — Ну! Живее!
 Сначала никто не шевельнулся. Затем некоторые из юношей нехотя отошли в сторону. За ними потянулись остальные.
 — Трусы! — завопил Адольфо, размахивая ножом. — Обнажите ваше оружие! Кавалли один. Он глазом не успеет моргнуть, как мы отправим его на корм рыбам.
 — Будь оно все проклято, Адольфо, — процедил Марк-Антонио, — но это мой отец!
 — Да, твой отец, и не в первый раз он сует свой нос в дела благородных граждан, — парировал Адольфо.
 Он повернулся к остальным.
 — Вперед! — закричал обезумевший юнец. — Если вы настоящие сыны республики, становитесь со мною рядом.
 Несколько человек обнажили мечи и кинжалы, одни — решительно, другие — нехотя и двинулись навстречу Сандро.
 Лаура думала, что ему придется отступить — ведь у него было тридцать противников! — но Кавалли лишь презрительно взглянул на них и сказал:
 — Да, вы можете напасть на меня и, пользуясь численным превосходством, убить или связать. Однако, — Сандро поднял оружие, — по крайней мере, один из вас умрет вместе со мной. Вот так-то! — Он сухо рассмеялся.
 — Такой уж я злой! Кто из вас уверен, что именно его смерть завтра не будут оплакивать родители?
 Лаура с изумлением взирала на своего спасителя. Она никогда не думала, что Сандро Кавалли оправдает принятое по отношению к нему обращение — «Страж Ночи».
 Слишком уж добрым и славным считала его девушка, но теперь он предстал перед ней в совершенно другой ипостаси, и эта сторона его натуры — мрачная, гневная, страшная — делала Сандро похожим на ангела мести.
 Наступавшие заколебались… и остановились.
 — Вперед! — сердито закричал Адольфо. — Он просто пугает нас, неужели не понимаете? Ничего Кавалли не сможет с нами сделать!
 — Может быть, ты прав, щенок, — сказал Сандро, — а может быть, и нет! Есть только один способ это проверить! — Он поднял оружие.
 — Вот эта штука оставляет в теле человека дыру, величиной с ядро. По крайней мере, германские солдаты, утверждавшие это, видели дыры в мертвых телах своими собственными глазами.
 — Боже! — воскликнул Томазо, вкладывая меч в ножны. — Никакая девка этого не стоит.
 Он отшвырнул оружие.
 Следуя его примеру, остальные тоже побросали шпаги и кинжалы на палубу.
 Только Адольфо, не выпуская из руки кинжал, принял боевую стойку.
 — Ну, мой господин, вы принуждаете меня стрелять, — вежливо обратился к нему Кавалли.
 — Вы не смеете! Если что-либо со мной случится, мой отец устроит так, что вас вздернут на площади.
 — Совершенно верно, молокосос, — согласился Сандро. — Но вы-то моего позора не увидите, не так ли?
 Мгновенно Адольфо оказался за спиной Лауры и схватил ее за волосы. Холодное лезвие прижалось к горлу.
 — Ну, так что, поиграем в «Веришь — не веришь», мой господин? — в голосе Адольфо звучал триумф.
 — И кто кого берет на испуг? — попросил уточнить Кавалли.
 Девушка видела, как изменилось выражение лица Сандро: ярость мстителя уступила место гневу побежденного. Неужели он был готов сдаться только потому, что этот щенок из Урбино угрожал ей?
 — Нет! — закричала девушка.
 Она с силой наступила на ногу Адольфо. Тот взвыл от боли и запрыгал на одной ноге, но не упал и снова рванулся к Лауре.
 — Хватит, Адольфо, — Марк-Антонио удержал приятеля.
 Отпрыск герцога Урбинского бросил на него гневный взгляд, но сын Стража Ночи выбил из его руки кинжал и отшвырнул ногой упавшее на палубу оружие. Кинжал упал за борт. Лаура внезапно почувствовала, что ноги не держат ее, и опустилась на палубу.
 В ту же минуту из тьмы вынырнул Джамал в сопровождении нескольких гребцов.
 Адольфо зло выругался.
 — Отлично! — заключил Сандро, отбрасывая плащ.
 Внимательно взглянув на оружие, он протянул его Гвидо Ломбарде.
 — Знаешь, когда-нибудь тебе нужно будет научить меня обращаться с этой штукой, — сказал он своему помощнику. Обернувшись к пленникам, Кавалли криво улыбнулся:
 — Надеюсь, господа, вы не будете возражать против небольшой физической нагрузки!
 Его холодный взгляд пробуравил Марка-Антонио. И столько ярости было в глазах Сандро, что Лаура даже вздрогнула.
 Сын вызывающе поднял голову.
 — Что вы намерены с нами сделать, мой господин?
 — Пока что — заставить поработать веслами.
 Его слова вызвали протестующий ропот, но все же пленные сошли вниз добровольно, хотя и с явной неохотой. Адольфо шел в сопровождении Джамала. Когда они подходили к лестнице, юноша откинулся, и только лежавшая на палубе Лаура видела, как он вытащил нож, спрятанный в башмаке.
 — Джамал, берегись! — вскрикнула она.
 Но тот не сразу понял, откуда ему грозит опасность. В воздухе мелькнуло лезвие, и в тот же миг гибкая темная фигура метнулась из тени и бросилась на спину Адольфо.
 — Ясмин! — удивленно прошептала Лаура.
 Африканка вцепилась в юношу, как кошка в мышь. Зубы впились в руку молодого человека, покрытые лаком длинные ногти прочертили темные полосы на лице мерзавца. Тот взвыл и выронил стеклянный стилет. От удара о палубу оружие разбилось, смертоносный яд растекся небольшой лужицей. Кулак Джамала, подобно молоту, опустился на голову Адольфо. Тот мешком рухнул на палубу. Ясмин расхохоталась.
 Чья-то тень накрыла Лауру. Она непроизвольно пригнула голову.
 — Не трогайте меня! Пожалуйста…
 — Тише, это я, — рядом с ней опустился на колени Сандро. — Успокойся, дорогая.
 Понимая, что он не желает ей зла, Лаура все же вздрогнула от прикосновения.
 — О, Боже! — прошептала она. — Нет!
 — Успокойся! — голос Сандро неожиданно сорвался, несказанно удивив девушку. Такого проявления чувств Лаура никак не ожидала от Стража Ночи. Кавалли закрыл глаза и стиснул зубы.
 — Слава Богу, — пробормотал он. — Слава Богу, все обошлось!
 Очевидно, справившись с нахлынувшими чувствами, Сандро вновь протянул ей руку, но опять Лаура отпрянула, ужас пережитого никак ее не отпускал.
 — Пожалуйста, Лаура, успокойся, — снова повторил он, — не бойся меня. Я не причиню тебе зла.
 Она пыталась успокоиться, но безуспешно. Дрожь сотрясала все ее тело. Лаура не понимала, что Сандро шепчет, но тихий ровный голос обволакивал ее теплом, постепенно успокаивал.
 Кавалли перерезал веревки и помог ей подняться.
 Девушка, наконец, осознала, что именно он для нее сделал. Все еще всхлипывая, она упала в объятия Стража Ночи.




 Глава 10


 Закутавшись в мягкие шерстяные одеяла, Лаура сидела в доме Кавалли у окна. День только начинался. Над лагуной клубился густой туман и белыми змейками струился вдоль каналов и улиц, подбираясь к серым высоким зданиям. Шпили церквей будто плавали в облаках. Из тумана, подобно призракам, появлялись уборщики улиц со своими метлами на изогнутых ручках. По Большому каналу скользили несколько барж, груженых пресной водой и лесом. Трубы каминов дымились.
 Лаура прижалась щекой к прохладному камню. В этот час Венеция, действительно, оправдывала свое прозвание — Наиспокойнейшая. Город был похож на безмятежную, исполненную достоинства мадонну, кутающуюся в плащ тумана. Лауру тянуло запечатлеть все на бумаге, изобразить плывущие в облаках шпили и трубы каминов, но она сдерживала себя. Стоит карандашу коснуться листа, как вихрь мыслей и чувств вырвется из души и превратит мирный рассвет в ад, где царят жестокость и насилие.
 Она поежилась и бросила взгляд на Ясмин, преспокойно спящую на кровати в комнате для гостей. Сама Лаура так и не сомкнула глаз, опасаясь, что кошмар станет преследовать ее и во сне.
 Из окна, расположенного ниже, донеслись сердитые голоса. «Это голоса Сандро и Марка-Антонио!» — узнала Лаура. Страж Ночи застал сына на месте преступления — отвратительного, мерзкого преступления, поэтому их отношения уже никогда не будут прежними.
 Лаура не питала жалости к юноше: он заслужил гнев отца, да еще и кое-что похуже! Но боль за Сандро терзала сердце девушки. Как, должно быть, ужасно узнать, что родной сын способен на подобную жестокость!
 Лаура облачилась в узорчатое шелковое платье тускло-золотистого цвета, найденное в сундуке возле кровати, и, не обуваясь, поспешила вниз, по холодным мраморным ступенькам в кабинет Сандро. Может быть, ей удастся хоть немного успокоить его, сообщив, что Марк-Антонио намеревался всего лишь припугнуть жертву и что Адольфо явился причиной неожиданного изменения задуманного. Кроме того, Лаура считала необходимым рассказать Стражу Ночи, что юнцы напечатали те отвратительные листовки в мастерских Альдуса.
 Она тихонько постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет. Сандро стоял, опершись руками о стол. Он был в ярости. Оба, отец и сын, выглядели уставшими, оба были небриты и под глазами обоих залегли темные круги.
 И Кавалли-старший, и его отпрыск посмотрели на девушку.
 Лаура не удостоила Марка-Антонио взглядом и обратилась к его отцу:
 — Мой господин, — сказала она, — мне нужно кое-что рассказать вам относительно прошлой ночи.
 Лицо Сандро смягчилось.
 — Вам, наверное, следует оставаться в постели!
 — Мне не спится! Я поспешила прийти, мой господин, полагая, что вам совершенно необходимо знать: Марк-Ант…
 Произнести имя до конца Лаура не смогла.
 — Ваш сын не намеривался причинить мне… э… зла, — закончила она фразу.
 Марк-Антонио облегченно вздохнул.
 — Я же говорил!..
 — Молчи! — оборвал его Сандро. — Он утверждает, что хотел лишь напугать вас. Это правда? — Кавалли перевел взгляд на девушку. Теперь его взгляд был другим — испытывающим, пронизывающим насквозь, зорко отмечающим малейшую фальшь.
 — Это так, — подтвердила Лаура. — Когда… дело приняло… э… неприятный оборот, он, действительно, стал возражать.
 — Видишь, отец?
 Марк-Антонио явно обрадовался неожиданной поддержке.
 — У меня были самые лучшие намерения! Я лишь хотел, как и ты, чтобы Лаура отказалась от принятого решения стать куртизанкой, — поспешно добавил он.
 Удивленный таким оборотом дела, Сандро смотрел на сына широко открытыми глазами. «Интересно, — подумала Лаура — а действительно ли Марк-Антонио руководствовался столь благими побуждениями? Или же…»
 Ей вспомнились его слова: «Я хочу, чтобы она пережила… все в полной мере, испив чашу страданий до дна». Нет, юноша хотел наказать ее, отомстив за то, что она посмела его отвергнуть! Украдкой от приятелей он шепнул ей тогда на ухо: «Пожалеешь, сука, что не приняла мое предложение!» Нет, не спасти ее от публичного дома мечтал прошедшей ночью Марк-Антонио!
 И все же если эта ложь хоть немного смягчит страдания Сандро, пусть именно так он и думает.
 — Довод весьма сомнительный, — сказала девушка, — и ваш сын заслуживает осуждения. Но вот, что касается… э… неприятного оборота дела…
 — Неприятного оборота дела? — взорвался Сандро, и на его скулах заиграли желваки. — Вы едва избежали изнасилования, но все же подверглись зверскому нападению, свидетелем которого я стал. Вы могли умереть, Лаура, это вы понимаете? И каковы бы ни были мотивы недостойного поведения, мой сын несет за него ответственность.
 Лаура опустила глаза.
 — Вы должны выдвинуть против напавших на вас юнцов обвинение, — грозно приказал Страж Ночи. И для моего сына, пожалуйста, не делайте исключения.
 Марк-Антонио насторожился, в глазах его вспыхнула обида.
 — Требовать смертного приговора для отпрысков таких знатных семейств Венеции безнадежно, но изгнания добиться можно, — добавил Кавалли-старший.
 Глаза Сандро сверкнули, когда он обратился к сыну:
 — Независимо от приговора, ты немедленно отправишься в Швабию, чтобы заниматься там торговыми делами.
 — В Швабию? — Марк-Антонио подался назад, словно отец стал угрожать ему ножом. — Да это же на окраине мира!
 — Вот именно! — подтвердил Сандро. — Только там тебе сейчас и следует находиться.
 Сын бросил на отца злобный взгляд.
 — А если я откажусь поехать туда?
 Тень набежала на лицо Сандро, в лице появилось нечто страшное, глаза загорелись. Казалось, от гнева он внезапно стал выше ростом — так безобидное, на первый взгляд, облако превращается в грозовую тучу.
 — Попробуй только, Марк-Антонио! — негромко и зловеще произнес он. — Попробуй меня ослушаться! Я тебя свяжу, суну в рот кляп и брошу на борт судна!
 Из легких юноши словно выкачали воздух. Он съежился и побледнел. Марк-Антонио по-прежнему был красив, но его красоту уже тронул тлен увядания, подобно тому, как холод заставляет увянуть свежий цветок. Жизнеутверждающая сила отца только усиливала это впечатление.
 — Отправишься сегодня с вечерним приливом, — принял решение Кавалли-старший. — Иди к себе и собери вещи!
 Сын сделал над собой усилие. Он уже собирался отказаться, но что-то в выражении лица Сандро остановило его. Резко повернувшись, Марк-Антонио вышел из кабинета. Проходя мимо Лауры, он шепотом выругался, но девушка и бровью не повела, хотя похолодела до мозга костей. Его брань, оскорбление, резкий запах пота, вина и моря вызвали в памяти страшные воспоминания о прошлой ночи. «Держись, — сказала она себе. — Стоит только хоть немного дрогнуть, поддаться чувствам, и ужас пережитого сломит тебя окончательно». Девушка вспомнила, как старинные фрески рассыпались вскоре после появления первой, едва заметной трещинки.
 Лаура смотрела на Сандро и вспоминала, как он выложил целое состояние за ее девственность и как она испугалась его страстных объятий. Бесцеремонностью обращения он пытался ее запугать!
 Девушка вспомнила его необыкновенную нежность, жар его ласк, сладкое вино поцелуев… Вспомнила, как из требовательного развратника он превратился в нежного соблазнителя. Если бы им не помешали, она отдалась бы его ласкам совершенно. От этой мысли у Лауры перехватило дыхание.
 —… необходимые для ареста бумаги, — проговорил Сандро.
 Ничем ни примечательные, хотя и не совсем привычные фразы вернули ее к действительности. Лаура покраснела. — Извините, мой господин. Я не слушала вас, думая о своем.
 — Я говорил, нужно составить необходимые документы, чтобы арестовать ваших похитителей.
 Девушка закрыла лицо руками.
 — Нет!
 — Что?!
 — Я не стану выдвигать против них обвинений.
 — Эти юнцы — злодеи, негодяи… Они же пытались…
 На миг Лаура представила юных аристократов прикованными к веслам галеры. Все они числом тридцать один зло смотрели на нее, кроме того девушка представила, как она пытается добиться справедливого суда над сынами Венеции.
 — Ничего не выйдет! Кто-кто, а уж вы должны это понимать, — уныло произнесла Лаура. — Высокий суд отнесется к показаниям куртизанки с презрением. Моя мечта оказаться принятой в Академию станет невозможной. Но даже если я буду принята, никаких заказов не последует, если я задену интересы знати. Так надо ли променять все свои мечты на сомнительное удовольствие мести? Нет, мой господин! Я не стану выдвигать против них никаких обвинений.
 — Но это просто глупо! Вы, что же, желаете покупать себе успех продажей тела и молчаливым покрытием преступных деяний?
 В кабинете повисло напряжение.
 — Мой господин, давайте больше не будем об этом говорить. Лучше я вам расскажу кое-что об Адольфо.
 Сандро стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
 — Да?
 — Те листовки… их отпечатали в мастерской Альдуса. А что касается Адольфо… это он собирался… э… изменить первоначальный замысел Марка-Антонио, и думаю, этот человек способен совершить и любое другое преступление.
 Лаура содрогнулась.
 Кавалли стоял неподвижно, но девушка поняла, что мысли собеседника потекли уже совсем в ином направлении — ей удалось заставить его сменить тему разговора.
 — Нужно проверить это, — согласился, наконец, он.
 Лаура вздохнула.
 — Но этим займусь я, — поспешно добавил Сандро, — вам же не стоит беспокоиться, вы еще не оправились от потрясения. События прошлой ночи…
 — Да, — сердито перебила его девушка, — давайте поговорим о прошлой ночи. Почему вы ушли? Почему оставили меня?
 Лаура и сама не ожидала от себя такой пылкости речи.
 Кавалли вздрогнул, вся его поза: опущенные плечи, угрюмые морщины, собравшиеся на лбу, свидетельствовали о том, что Страж Ночи вполне сознает свою вину.
 — Лаура…
 Он вышел из-за стола и протянул к ней руки.
 Девушке вдруг показалось, что это… другие руки… жадные, липкие… касаются ее тела. Она отшатнулась.
 Сандро оцепенел, глаза его округлились от изумления.
 — Они заплатят мне за вашу боль!
 В глазах Лауры читалось страдание.
 — Мой господин, я не хотела вас обидеть. Просто… я не могу позволить, чтобы кто-то касался меня сейчас. Может быть, пройдет еще немного времени, я забуду жестокие впечатления случившегося, но пока…
 — Простите меня, Лаура, — на этот раз Страж Ночи перебил девушку, — и поверьте: если бы я знал, что именно случиться, ничто бы не заставило меня…
 Невероятно, он покраснел!
 — Я бы вас не покинул, — закончил Сандро.
 — Почему же вы ушли и так долго не возвращались?
 Лаура вспомнила озабоченное выражение лица Джамала и его настойчивость.
 — Что случилось? — повторила она свой вопрос.
 — Браво, напавший на вас, умер.
 Черты лица Кавалли напряглись, морщины у рта обозначились резче. Небритое лицо делало Сандро мрачным и угрюмым.
 Новость, сообщенная Стражем Ночи, поразила девушку. Пальцы вцепились в ворот платья.
 — Нет, — прошептала она. — Боже, это я его убила!
 — Вы не виноваты, — поспешил успокоить ее Сандро. — Он выздоравливал, даже пришел в сознание и начал говорить.
 Глаза Кавалли потемнели от гнева.
 — Его закололи в больнице.
 Лаура почувствовала, как от лица отхлынула кровь.
 — Но кто? Зачем?
 — Не знаю, но меня не покидают подозрения, что это все тот же негодяй, который совершил и два предшествующих убийства. Браво, видимо, знал о готовящемся против дожа заговоре и убийце нужно было заставить его замолчать, прежде, чем он расскажет обо всем мне.
 Девушка опустилась в стоящее рядом кресло. Она видела: Сандро недоволен и крайне огорчен бесплодностью своих усилий и тщетностью расследования. Невольно она поддалась унынию собеседника.
 — Когда я пришел в больницу, Винченте Ла Бокка находился при смерти, — горько добавил Стаж Ночи.
 Лаура вздрогнула. Как же этот человек мучается! Как корит себя! Она знала, о чем думает сейчас ее спаситель: пока он забавлялся с ней в Доме Свиданий, злодей, успешно ускользающий от него уже несколько недель, нанес еще один смертельный удар.
 — Он что-нибудь успел сказать вам перед смертью?
 Лаура испытывала острую потребность знать обо всем в подробностях.
 — Да, но я ничего не смог понять. Что-то о… — Сандро замолк и покачал головой. — Впрочем, это дело Стража Ночи и я не вправе обсуждать его с посторонним человеком.
 Лаура вскочила, позабыв обо всех своих ужасных испытаниях.
 — Так я для вас, оказывается… посторонний человек! — в ее голосе звучали возмущение и обида. — Я для вас, на самом деле, всего лишь посторонний человек, мой господин?
 Сейчас перед ней вновь стоял тот сдержанный и бесстрастный Сандро Кавалли с непроницаемым выражением лица, которого она знала и прежде и который так ее всегда возмущал.
 — Да, — ответила он, — вы посторонний человек и не должны вмешиваться в ведомое мною расследование.
 — О, понимаю!
 Как всегда, когда ее переполняли чувства, Лаура беспокойно заметалась по комнате — как белка в клетке.
 — Всего лишь посторонний человек! — не унималась она.
 Лаура остановилась перед Сандро и, встав на цыпочки, посмотрела прямо ему в глаза.
 — Это же я дала вам первую ниточку, когда вы не знали, что и думать об убийстве Моро! Это же я настолько близко подобралась к правде, что на меня дважды было совершено покушение! Это же благодаря мне вам удалось схватить браво!
 — Лаура!
 Сандро отступил на шаг, удивленный ее прямотой и, как ни странно, даже обрадованный этим взрывом возмущения. Глаза его сияли, губы расплылись в улыбке.
 — Все это правда, но…
 — Я еще не закончила, не перебивайте меня! — потребовала девушка и… замолчала.
 Чтобы высказать то, о чем подумалось, ей потребовался весь запас решимости и смелости. Но суть заключалась именно в этом.
 — Подлинная причина того, что я заслуживаю право знать все о вас и ведомом вами расследования, согласно моему разумению, обосновывается событиями, случившимися прошлой ночью: мы едва не стали любовниками!
 Второй раз за это утро, а возможно, и за всю свою жизнь, Сандро Кавалли покраснел, как рак.
 — Нет, — ответ последовал слишком быстро. — Подобное не может быть тому причиной.
 — О?!
 А девушке так хотелось добиться от него признания, что прошлой ночью его железная сила воли уступила глубокому порыву чувства! Еще пять минут — и он впустил бы ее в свое сердце! Навечно!
 — Так мне это показалось или приснилось? Вы же касались меня, целовали мои губы, грудь?
 Да, его броня дала вчера трещину! Плечи Сандро слегка дрогнули.
 — Или это были не вы? — безжалостно продолжала Лаура, — не вы стонали, когда я ласкала вас? И это не вы шептали мне на ухо любовные признания?
 — Ничего такого я вам не шептал!
 Праведная ярость Стража Ночи заставила Лауру улыбнуться.
 — Нет, это были вы, мой господин! Вы говорили, что я вас терзаю и что вы хотели бы взлететь со мной в небо и умчаться туда, где никогда не заходит солнце, и что ни одну женщину вы не желали по-настоящему, пока не встретили меня.
 Сандро пребывал в полнейшем смятении. Эти слова вечно будут жечь ему душу и лягут шрамом позора на совесть. Неужели девушка не знает, что в порыве страсти мужчины становятся красноречивы? Такая женщина, как Лаура, никогда не полюбит его искренне. Ее отклик на проявленную им нежность, притворную или неподдельную, неважно — игра мужского воображения, как и ее стоны наслаждения. Как может она желать старика.
 «Нет, — подумал Сандро. — Нужно все отрицать». Та ночь была лишь уроком, так необходимым Лауре. Он не сгорал от желания, нет. Этого просто не могло быть. Ему необходимо остановиться, чтобы не влюбиться в эту женщину до безумия. Ей требуется от него лишь мимолетная страсть, способная окупить уплаченные за ночь любви деньги. Если не удержаться сейчас, можно окончательно сойти с ума и безумие поглотит его, он потеряет остатки разума и с чем останется?
 Лаура позволила себе зайти слишком далеко. Мужская гордость Сандро требовала немедленно поставить девушку на место.
 — Не будьте наивной! — ответил Кавалли. Он повернулся к камину, где догорали последние угольки, потому что не мог лгать ей, глядя прямо в лицо. Слова, которые он собирался произнести, казались ему жестокими, но необходимыми.
 — Вы заблуждаетесь относительно мотивов моих поступков. Дорогая моя девственница, в действительности, дело заключалось лишь в том, что мне хотелось показать вам неприглядную, но неизбежную сторону жизни куртизанок. Так что, признаться, цель у меня была такая же, что и у Марка-Антонио. Своим грубым поведением я хотел вынудить вас покинуть публичный дом, отказавшись от принятого решения.
 — Вы не играли, — тихо произнесла Лаура, словно и не собиралась спорить с ним. — Вы были нежным, ласковым и…
 — Проклятие!
 Даже не глядя на девушку, Сандро чувствовал ее боль и обиду.
 — Лаура! Вы стали жертвой разыгранного мною фарса. Я забавлялся, ваши чувства были для меня в ту ночь игрушкой. Мне хотелось показать вам, что куртизанка всегда зависит от милости того, кто заплатил за ночь с ней. Одни станут вести себя по-скотски, другие проявят нежность, но в любом случае, у вас не будет никаких прав. Как бы не использовали ваше тело, ощущения, чувства, вам останется лишь одно — подчиниться!
 — Не верю, — тихо, с отчаянием вымолвила Лаура. — Прошлой ночью были проявлены не только грубость и нежность. Вы желали меня!
 — Я не желаю сейчас вас, Лаура, — выдавил из себя очередную ложь Кавалли, — и никогда не желал. Прошлой ночью, повторяю, я разыгрывал фарс, вознамерившись преподнести вам урок.
 Несколько бесконечно долгих минут Лаура сидела молча, глядя на угасающее пламя камина. Человек, гасивший на улице фонари, прокричал время. Девушка чувствовала себя так, словно очнулась после тяжелой болезни. Сначала острая боль захватила лишь самый край сознания, но вскоре распространилась и заполнила все ее существо невыносимой мукой.
 — Понимаю, — голос Лауры прозвучал на удивление спокойно.
 Ее самообладания хватило даже на то, чтобы встать перед ним и сделать реверанс. Будь он проклят! Почему же этот мужчина не смотрит на нее?
 — Простите, мой господин, я была столь глупа и легковерна, что не поняла ваших благих намерений.
 Внимание Стража Ночи, казалось, было полностью поглощено созерцанием красновато-золотистого гобелена, висевшего на стене.
 — Мне не нужны ваши извинения, мадонна.
 Лаура заморгала: ее слова были данью вежливости, его же показались грубостью.
 — И все же, прошу вас принять мои извинения.
 — Я бы предпочел услышать, что вы не вернетесь в Дом Свиданий.
 — Я не вернусь.
 Наконец-то Кавалли обернулся, удивленный, довольный.
 — Это хорошо! — в его глазах девушка заметила искры торжества.
 — В сложившихся обстоятельствах это единственное верное решение, — несколько убавила его восторг Лаура.
 Сандро помолчал. Казалось, он пребывал в нерешительности.
 — Значит, вы из-за трентуно приняли такое решение?
 Лаура колебалась. Оставить стезю проституции она решила еще до похищения, подумав, что Сандро прав и ей стоит попробовать найти какую-нибудь другую возможность оплачивать свои занятия живописью. Но если сейчас признать, что это именно он повлиял на ее решение, как же распустит хвост и раздуется от самодовольства этот павлин! Ну уж нет, такой радости она ему не доставит!
 Лаура скромно ответила:
 — У меня, как у постороннего вам человека, нашлись для этого свои причины, вовсе не связанные с вами, мой господин.
 Она обрадовалась, увидев, как померк свет в его глазах.
 — В любом случае, оставайтесь в моем доме, — сказал Сандро. — Я вам дам служанку и пришлю компаньонку. В вашем распоряжении будет весь четвертый этаж, и…
 — Нет, — спокойно отвергла его предложение Лаура.
 Кавалли настороженно уставился на нее.
 — Нет? — переспросил он.
 — Вы не ослышались, мой господин, именно это я и сказала: нет!
 Она направилась к выходу и у самой двери обернулась.
 — Как только Ясмин проснется, мы сразу же отправимся в монастырь. Сейчас для нас это самое безопасное место.
 — Ну что ж, тоже неплохое решение, — согласился Кавалли.
 Казалось, он как-то сразу сник и постарел.
 — Так будет лучше, мой господин, постарайтесь понять меня правильно, — добавила Лаура. — Вы здесь живете так… спокойно, у вас такая размеренная жизнь. Все вещи стоят на своих местах и слуги давно привыкли к заведенному порядку, раз и навсегда установленному хозяином. Я буду только мешать вам и вносить путаницу. Я неаккуратна, не придерживаюсь никакого распорядка, случается, бываю одержима работой над какой-нибудь очередной картиной. Вы просто не вынесете моего присутствия в своем доме, я знаю это. Зачем же вам себя обременять?
 — Ну что ж, тогда я хотя бы прослежу, чтобы вас отвезли в монастырь в моей гондоле. И разумеется, я пошлю с вами охрану.
 — Нет, этого не требуется, мой господин! Монастырь — место уединенное, там безопасно. Пусть уж ваши люди не оскверняют обитель бряцанием оружия.
 Кавалли насупился.
 — Полагаю, вы шутите? Будьте уверены, мои люди последуют за вами в монастырь.
 Он отвернулся.
 Душу Лауры переполнила щемящая грусть. Ей чудилось, что их… знакомство — даже про себя назвать дружбой сложившиеся между ними отношения она не решалась — подходит к концу. Страж Ночи был таким нетерпеливым и легко гневающимся человеком, таким властным и непреклонным… однако — она чувствовала это — ей будет не хватать его глубоко скрытой нежности, его твердого характера, а больше всего — порыва чистого и наивного романтизма.
 — Только позаботьтесь, пожалуйста, чтобы охранник был молчалив и не беспокоил приставаниями сестер, — вынуждена была согласиться Лаура с требованием Сандро.
 Но ее тревожило еще что-то.
 — Ах да, мой господин!.. Что касается Ясмин…
 — Слушаю вас.
 — Вряд ли мадонне дель Рубия понравится, что ее не будет в заведении несколько дней.
 — Она больше не принадлежит мадонне.
 Лаура ахнула.
 — Откуда вы знаете?
 — Ее продали.
 — О, нет!
 «Какой ужас!»— подумала в отчаянии девушка. Ведь ее подруга может попасть к более жестокому владельцу, нежели мадонна дель Рубия!
 — Кому же ее продали? — вопрос дался Лауре с трудом. — О, Боже, только не говорите, что шведу Горвальду!
 Впервые за долгое время Сандро улыбнулся. Его слабая неуверенная улыбка все же согрела девушке сердце.
 — Ясмин продали Джамалу. Я заплатил выкуп мадонне дель Рубия, а потом передал африканку во владение своему секретарю.
 Лаура облегченно вздохнула, прислонясь к двери.
 — Он непременно освободит ее, отпустив из рабства на волю.
 — Думаю, Джамал решит сам, что ему делать.
 — Если он любит Ясмин хоть немного, то, наверняка, ее отпустит.
 Лаура прощально глянула на Сандро.
 — А теперь вы меня извините, мой господин, но мне нужно захватить с собой Ясмин и…
 Из коридора донесся шум. В комнату влетел слуга. За ним тяжелой поступью следовали шесть торжественно-серьезных телохранителей дожа.
 — Мой господин, к вам посетители…
 — С дороги, мадонна! — приказал один из вошедших, толкнув Лауру плечом.
 Алое перо на шапочке охранника означало, что он капитан стражи. Едва войдя в комнату, капитан стал разворачивать свиток.
 — Что происходит? В чем дело? — требовательно обратился к нему хозяин дома.
 Усталость мигом покинула Сандро, он распрямился, подтянувшись как солдат во время смотра. Его взгляд перебегал от начальника к подчиненным.
 Телохранители дожа неловко топтались на месте, стыдливо отводя глаза.
 Капитан прочистил горло и передал свиток Сандро.
 — Предписание, господин! Вы должны предстать перед дожем, чтобы ответить за совершенное прошлой ночью преступление.
 Лаура в изумлении открыла рот, Сандро невнятно пробормотал:
 — Преступление?
 — Адольфо Урбанский и еще двадцать девять знатных господ обвиняют вас в незаконном задержании.
 — Послушайте! — не выдержала Лаура. — Что за нелепость! Эти знатные господа прошлой ночью похитили меня, а господин Кавалли всего лишь исполнил свой долг Стража Ночи Венеции, защищая меня, гражданина республики!
 Капитан посмотрел на девушку, как на пустое место.
 — А это, мадонна, будет решать суд. У меня же в руках предписание доставить господина Кавалли во Дворец дожа.
 «Интересно, — подумала Лаура, — замечает ли этот посланец Андреа Гритти, как Страж Ночи побелел от ярости».
 «Наверное, нет», — решила она, потому что незваный гость уже повернулся к двери, бросив на ходу:
 — Мы сопроводим вас, мой господин, — он указал рукой на дверь. — Если вы не возражаете…
 Как осужденный, которого ведут на виселицу, Сандро последовал за стражей. Уже выходя, он кивком подозвал слугу.
 — Расскажи обо всем Джамалу.
 И уже из-за двери Сандро крикнул.
 — И позаботься о наших гостях.
 Кавалли и телохранителей дожа поглотила ночная тьма.


* * *

 — С твоим ненаглядным, в конце концов, все будет в порядке, не беспокойся! — сказала Ясмин.
 В келье монастыря Сайта Мария Челесте на фоне оштукатуренных и побеленных стен африканка выглядела очень уж экзотично.
 — Он вовсе не мой ненаглядный, — возразила Лаура, рассматривая фреску, изображавшую Святую Агнессу.
 Она расписала одну стену этой кельи, когда ей было еще двенадцать лет.
 Ясмин испытующе посмотрела на подругу.
 — Ну так будет им — твоим ненаглядным любовником!
 Лаура горько усмехнулась.
 — Он ясно дал мне понять, что не намерен становиться моим любовником. И я, в свою очередь, не уверена, что с нетерпением жажду этого.
 — Ничего, когда-нибудь и ты захочешь ласки! — уверенно заявила африканка. — Рано или поздно сотрутся в твоей памяти воспоминания о том, что произошло прошлой ночью. Может быть, именно ласки Кавалли и вылечат тебя от ужасных воспоминаний?
 Лаура оторвала взгляд от фрески. Неплохая работа, хотя и слишком сдержанная, по-ученически старательная.
 — Я не хочу лечиться ласками Стража Ночи. Я хочу, чтобы меня излечила живопись.
 — Тебя на самом деле не волнуют обвинения, выдвинутые против него?
 Девушка вспомнила, как в ее душе все перевернулось, когда Сандро увели из его же собственного дама. Она припомнила свой гнев, пронзивший все ее существо от такой явной несправедливости.
 — Конечно, меня это волнует. Как же иначе? Сандро спас меня от неописуемого кошмара… Я не могу не испытывать к нему благодарности.
 — Для христианина он весьма умен, да и законы знает. Выпутается как-нибудь!
 — Сандро оскорбил самых знатных особ Венеции!
 Лаура подтянула колени к груди, пытаясь унять волнение и тревогу.
 — Может быть, мне все же следовало выдвинуть против похитивших меня юнцов обвинение? — спросила она совета у подруги.
 — Смотри, не делай глупостей! — ответила Ясмин. — Никто бы тебе не поверил!
 Она посмотрела за окно — солнце клонилось к закату. Время для вечерней молитвы! Ясмин была мусульманкой.
 Свернув коврик, африканка сунула его под мышку и вышла из комнаты.
 Лаура прислонилась к стене. Ясмин права. Сандро Кавалли — знатный человек, со всеми правами патриция, но ведь он… такой особенный! Другие заискивают, выпрашивая милости, Сандро же охраняет мир и спокойствие Венеции, ничего ни у кого не просит для себя. И за это он вполне может поплатиться своей жизнью — слишком уж много за долгие годы борьбы со всякой нечистью нажил он себе врагов.
 Солнечные лучи, падавшие на выложенный мозаикой пол, из бронзовых стали пурпурными. Беспокойство Лауры росло.
 В коридоре послышались шаги, дверь распахнулась. Магдалена и Челестина, как ветер, ворвались в спальню, их монашеские одежды развевались подобно темным крыльям, бьющимся за спиной.
 Всхлипывая от волнения, девушка обняла обеих. Трясущимися руками послушница протянула ей скомканную бумагу.
 — Лаура, это правда?
 Девушка посмотрела на протянутую бумагу и вздрогнула. Это была одна из листовок, отпечатанных похитителями в мастерской Альдуса. «16 февраля 1551 года Лаура Банделло удовлетворила всех, желавших насладиться ее телом».
 — Нет, — по спине девушки пробежала дрожь. — Насильников остановил Сандро Кавалли, прежде чем… до того, как…
 Ужас пережитого накатил вновь. Лаура закрыла лицо руками.
 — Боже! Было так страшно. Они…
 — Трентуно, да? — спросила Челестина.
 Ее разъяренный голос встряхнул девушку, придав сил.
 — Д-да, сестра Челестина. Никогда бы не подумала, что вы знаете о таких ужасных вещах! Да-да, трентуно.
 — Знаю, — мрачно и холодно проговорила монахиня. — Скоты!
 Она сжала руку гостьи и с едва прикрытой жестокостью продолжила:
 — Мужчины — зло, Лаура. Господь балует их, но ты обернись к ним спиной. Ко всем! Я-то думала, что у тебя хватит сил противостоять, но ошиблась, — Челестина говорила гневно, так близко наклонившись к девушке, что та ощущала знакомый запах серы.
 Всегда хладнокровная и выдержанная, монахиня впервые проявила перед посторонним человеком яростную страстность своей натуры.
 Напряжение, воцарившееся в келье, сняла Магдалена:
 — Мама, не надо так! Не волнуйся! Все прошло, Лаура с нами, в безопасности. Бог защитит ее от всех напастей!
 «Да, — подумала гостья монастыря, — Бог да еще четыре человека охраны, стоящие денно и нощно у стен обители».
 — Теперь, когда ты снова дома, все будет по-прежнему, как в старые добрые времена, — успокаивала Лауру Магдалена. — Когда тебе плохо, когда люди обидят, лучше всего вернуться домой. Вот увидишь, все уляжется, утрясется и тебе вновь будет здесь хорошо.
 Лауре не хотелось сейчас думать о будущем. Воспользовавшись случаем, она сменила тему разговора.
 — Я-то в безопасности, но вот Страж Ночи — нет!
 В глазах Челестины мелькнули искорки любопытства.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Он спас меня от трентуно, но его самого задержали.
 — Сандро Кавалли из тех, кто всегда сует нос в чужие дела. Не сомневаюсь, он получит по заслугам!
 — Мама, что ты говоришь! — изумленно воскликнула Магдалена. — Этот человек спас Лауру от ужасного насилия. Неужели ты не испытываешь к нему благодарности?
 — Конечно, — с присущей ей безмятежностью ответила монахиня. — Но пути Господни неисповедимы. Они недоступны пониманию простых смертных.
 Возвратилась Ясмин, держа под мышкой свернутый коврик. Как всегда после молитвы, лицо у нее было спокойное. Лаура поднялась и торопливо представила послушницам свою подругу. Магдалена даже открыла рот, восхищаясь красотой африканки.
 — Я узнала вас по рисунку в альбоме, — призналась она.
 Ясмин милостиво кивнула:
 — И я тоже узнала вас обеих по рисункам из альбома Лауры. Хотя… — она недоуменно подняла брови, —… да, в жизни вы обе кажетесь выше.
 — Так это вы та рабыня, которая в заведении мадонны дель Рубия подружилась с Лаурой? — с некоторым сочувствием спросила Челестина. — Я не признаю рабства, даже если оно касается язычников. Нет ничего более отвратительного, чем насильственное подчинение воли одного человека желанием другого. Здесь, в обители, у нас только один хозяин: Бог!
 Ясмин, давно привыкшая к невежеству и подозрительности христиан, ничуть не обиделась.
 — Таков мой удел! — ответила она.
 — О! — Лаура хлопнула себя по лбу. — Как же я могла забыть!
 — Что случилось?
 — Теперь ты принадлежишь Джамалу!
 В глазах Ясмин блеснули грозные огоньки.
 — Он купил меня?
 — Не он, Сандро! А потом Страж Ночи передал все права на владения тобой Джамалу.
 Лаура пристально посмотрела на подругу. Лицо Ясмин напоминало маску из красного дерева.
 — Ты что, недовольна? — удивилась девушка.
 — А чем я могу быть довольна? Тем, что перешла из одних рук в другие, как верблюд на базаре?
 Теперь Лаура все поняла. Африканка страдала не от гнева, от обиды! Ясмин коробило, что Джамал купил ее себе в качестве рабыни. Ей хотелось быть ему равной.
 — Он освободит тебя. Вот увидишь! — попробовала предсказать будущее Лаура.
 — А правда, что это Марк-Антонио Кавалли придумал весь гнусный план твоего похищения? — поинтересовалась Магдалена.
 — Откуда вам это известно? — удивилась Ясмин.
 — Марк-Антонио! — Лаура схватила свой плащ. — Магдалена, как хорошо, что ты о нем спросила!
 — Куда же ты? — попыталась удержать ее Челестина.
 — Разыскать Марка-Антонио, пока он не уехал из Венеции.
 — Но зачем? — Магдалена казалась ошарашенной. — Он же пытался унизить тебя! Такой ужасный человек…
 — Но дело кончилось тем, что сын навлек неприятности на ни в чем неповинного отца!
 Лаура накинула плащ, взятый ею из сундука в доме Кавалли, и захватила с собой листовку.
 — Теперь у него появится возможность загладить вину перед Сандро. Если только, конечно, я успею его разыскать до того, как он на галере отправится в Швабию.




 Глава 11


 — Я не понимаю такого правосудия, Ваша Светлость, — Сандро Кавалли со связанными руками стоял перед дожем в Большой Палате.
 Хотя его гордость и достоинство были глубоко уязвлены, он высоко держал голову, как подобает человеку чести.
 — Разве все эти годы не служил я вам верой и правдой?
 — Мы довольны вашей службой, — Андреа Гритти выглядел усталым.
 Он явно нервничал. Народа в зале собралось много: члены Совета Правосудия и Совета Десяти, служащие и должностные лица, а кроме них — участники похищения Лауры Банделло, окруженные своими знатными и влиятельными родственниками.
 — Тогда почему такое решение, синьор? — возвысил голос Сандро. — Пожизненная ссылка ведь применяется только по отношению к убийцам и изменникам.
 Герцог Урбинский гневно воскликнул:
 — А также к человеку, который бесчестит благородных молодых людей, приковывая их, как рабов, к веслам на галере. Вы преднамеренно жестоко оскорбили их, а потому будете сурово наказаны, мой господин.
 Сандро оставил этот выпад без ответа. Сын герцога, Адольфо, равно как и другие юнцы, похитившие Лауру, заслуживают гораздо большего наказания, нежели оказаться на некоторое время прикованным к веслам галеры. Несчастный Андреа Гритти попал в сложное положение, его взгляд метался по сторонам, пальцы нервно теребили бахрому подушки. Дож просто разрывался на части между Сандро Кавалли и толпой сердитых аристократов. Страж Ночи хорошо понимал, что сам выкопал себе могилу. За долгие годы службы он разоблачил преступления многих знатных семейств Венеции. Каждый в отдельности, патриций подчинялся правосудию, посмеиваясь и потирая руки, когда позор разоблачения падал на другого. Но в данном случае Кавалли допустил серьезный промах, унизив сразу многих. Объединенные общей ненавистью, аристократы сейчас мечтали одолеть своего давнего заклятого противника.
 — Мой господин, соблаговолите приблизиться, — велел Гритти.
 Сандро поднялся на пять ступенек.
 — Да, Ваша Светлость?
 — Ты должен понять мое положение, — прошептал дож так, чтобы никто, кроме Сандро, не услышал его. — Если бы все зависело от меня, никакого наказания тебе не последовало бы. Ничуть не сомневаюсь, что все произошло именно так, как ты описал. Однако, сам видишь, твой рассказ некому подтвердить, а двадцать девять молодых людей утверждают нечто совсем другое.
 Сандро вспомнил, что Лаура отказалась выдвинуть обвинение против своих похитителей, и его охватила новая волна возмущения.
 — Вы правы, в мою защиту некому выступить, разве что… это сделают годы верной службы. Дож сжал подлокотник кресла.
 — Трентуно — мерзкое развлечение знати, которое я всегда осуждал. Такие выходки больше свойственны были моему покойному отцу.
 — Тогда позвольте мне остаться в Венеции! — также шепотом продолжал Сандро. — Прошу об этом не ради себя, а ради вас. Убийца на свободе! Синьор, вам угрожает опасность!
 — Ерунда! Ты окружил меня стражей, как папу Римского. Не один, а три человека пробуют мою пищу. Лакей переворачивает постель в поисках скорпионов и змей. И так каждый день!
 — Эти предосторожности — необходимые меры, но они вовсе не так уж надежно обеспечивают вашу безопасность, — сказал Сандро. — Вы думали о документах, обнаруженных в мастерской Альдуса?
 Гритти затеребил бороду.
 — У меня от этих дум голова разболелась. Почему появились в списках дополнительные имена? Я не могу понять этого!
 Помощники Сандро без ведома дожа проверили каждого, внесенного в список. Большинство из них оказались бывшими кондотьерами, живущими за счет добычи, захваченной в прежних сражениях. Кавалли взвесил, стоит ли сообщать Гритти о листовке, отпечатанной в мастерской Альдуса по заказу Адольфо Урбинского.
 Пожалуй, нет. От дожа в этом вопросе поддержки не получишь.
 — Послушайте, если вы хотя бы разрешили мне остаться в Венеции до поимки убийцы, я не стану возражать против последующей ссылки.
 — Нет, — ответил Гритти, — я не в силах тебе помочь. Будь я королем, чье слово — закон для поданных, тогда, быть может… Но я всего лишь выборное должностное лицо… да эти люди просто проголосуют против меня! Но если бы ты снял свои обвинения против молодых людей… тогда все могло бы обернуться по-другому.
 — Никогда! — воскликнул Сандро. И ни за что! Я буду стоять на своем. Эти подонки издеваются над законом. Да они бы растерзали Лауру, если бы я не вмешался!
 — Лаура, да? — Гритти поднял бровь. Кто она тебе? Почему из-за нее ты обрекаешь себя на ссылку?
 «Она для меня все», — подумал Сандро.
 — Лаура мне никто, — мрачно ответил он. — Юная художница изумительного таланта. Но даже будь она последней шлюхой с Понти ди Тетти, разве эти негодяи имели бы право подвергать ее столь мерзкому унижению?
 — Так ты не возьмешь назад свои обвинения?
 — Нет!
 Гритти покачал головой.
 — И как только столь благородному человеку удалось так долго прожить?
 Он махнул рукой.
 — Ступайте, мой господин! Как мне не жаль, я должен зачитать условия вашей ссылки.
 Держа перед собой связанные руки, Сандро повернулся и сошел с возвышения. Вот она, судьба человека, жившего по чести в соответствии с законом и общепринятыми понятиями о нравственности. Всю жизнь он служил любимому городу, сначала солдатом, потом в качестве кондотьера и, наконец, Стражем Ночи. Всего себя отдал Венеции, словно обожаемой всей душой любовнице. Без Венеции он никто. Ему легче было бы перенести смертный приговор, чем пожизненную ссылку.
 Собрав остатки гордости, Кавалли опустился на одно колено и обратился лицом к дожу. Гитти подал знак писарям. Те подняли перья, пригото-вясь записать для истории слова дожа, сказанные им в день, когда переживал свой позор Сандро Кавалли, Страж Ночи Венеции. Андреа Гритти открыл рот и…
 — Подождите! — в дверях Большой Палаты стояла Лаура Банделло.
 Ее появление было подобно вихрю, потревожившему степенную вековую тишину старого леса. Собравшиеся оторопели. Перешептываясь между собой, они уставились на девушку. Сандро поднялся на ноги.
 Противоречивые чувства — страх и радость боролись в нем. Даже после того, как он оскорбил и унизил ее, Лаура пришла, чтобы встать на его защиту. Глупышка! Разве ее вмешательство может изменить его участь?
 Лаура обвела гневным взглядом молодых людей, издевавшихся над нею так недавно. Они опустили глаза. Смелость девушки тронула Кавалли и одновременно придала сил. Пусть будет, что будет.
 Дож Андреа Гритти, Совет Десяти, судьи и писцы, стража и аристократы — все в немом удивлении уставились на Лауру. Неудивительно, ведь большинство из них видели ее впервые.
 Сандро вспомнил их первую встречу. Только теперь до него дошло, как же она необычна: Лаура не просто красавица, она полная жизни девушка, подобная яркому солнечному лучу.
 Лаура глубоко вздохнула, приняла горделивый вид, нисколько не обращая внимания на некоторый беспорядок в одежде, и приблизилась к возвышению.
 — Я Лаура Банделло, — она развернула листок и протянула его дожу.
 Сандро удалось прочесть отпечатанный крупным шрифтом текст и он едва удержался, чтобы не позволить прорваться гневу.
 — Вы видите, Ваша Светлость, — резко и твердо обратилась девушка к дожу, — что эти молодые господа намеривались со мной сделать.
 По толпе, собравшейся в зале, пронесся приглушенный ропот. Андреа Гритти побледнел и откинулся в кресле с гримасой отвращения.
 — Ложь, все ложь! — воскликнул кто-то в зале.
 Лаура бросила на юношей исполненный презрения взгляд.
 — Я привела человека, задумавшего это преступление.
 В зал вошел Марк-Антонио. Прекрасно одетый, с шапочкой в руке, он высоко держал голову.
 — Это правда, Ваша Светлость, — подтвердил юноша, склоняясь перед дожем. — Всю ответственность за случившееся я принимаю на себя.
 «Значит, Лаура разыскала Марка-Антонио, — думал Сандро, — переборола свое отвращение и поговорила с ним». Боже, с такой матерью, как Лаура, его сын стал бы великим человеком!»
 — Идея похищения принадлежит мне, — сознался юноша, стыдливо опуская глаза. — Я считал задуманное просто карнавальной шуткой и я виноват, что наше веселье вышло за рамки дозволенного законом. Виноват я и в том, что мои друзья оказались прикованными к веслам галеры. Если кто-то и должен быть наказан, то это я.
 Сандро не мог поверить услышанному. Никогда прежде его сын ни перед кем не отчитывался за свое поведение!
 — Данное признание проливает новый свет на рассматриваемое нами дело, — объявил Гритти и облегченно вздохнул, надув щеки.
 Мановением руки он подозвал к себе трех главных советников.
 Сандро встретился взглядом с сыном.
 — Почему ты пришел? — шепнул он.
 — Лаура просила, — также шепотом ответил Марк-Антонио. — Отец, она простила меня! А ты?
 Кавалли-старший не нашелся, что ответить. Его душа переполнилась уважением к отважной девушке и состраданием к юноше. Из противоположного угла зала на него смотрели сияющие глаза Лауры.
 К ней подошел мажордом и что-то шепнул на ухо. Сандро догадался, что именно: ни одна женщина, даже супруга дожа, никогда не входила в Большую Палату во время заседания. Такого просто никогда еще не случалось.
 Девушка собралась было возразить, но передумав, ослепительно улыбнулась Кавалли-старшему и вышла из зала.


* * *

 — Что могло их так задержать? — Лаура мерила шагами келью монастыря Сайта Мария Челесте. — Уже за полночь, а никаких новостей из Дворца Дожей до сих пор нет!
 — Нетерпение минуты обращает в часы, — изрекла Ясмин. — Приляг. От твоих шагов и мертвый встанет!
 — Но ведь все так просто, — шаги участились. — Марк-Антонио в кои веков сказал правду!
 Она потерла покрасневшие от недосыпания глаза. На мгновение девушка пожалела, что рядом нет Магдалены. В былые времена они частенько просиживали всю ночь, беседуя о своих надеждах, мечтах и чаяниях. Но они выросли и их пути разошлись. Теперь с ней будет Ясмин, а Магдалена в часовне простоит на коленях всю ночь, разговаривая с Господом Богом. Припоминая события дня, Лаура поежилась при мысли о том, что она чуть было не упустила Марка-Антонио из-под носа: тот находился уже на борту корабля, когда она его разыскала. Убедить юношу отправиться во Дворец дожей оказалось легче, чем ей представлялось. Где-то в глубине души сына Стража Ночи таилось все же зерно порядочности, посеянное отцом. Услышав, что Сандро предан суду дожа, Марк-Антонио даже обрадовался возможности снять камень с сердца и очистить совесть от греха.
 Когда Лаура увидела старшего Кавалли в Большой Палате со связанными руками и со склоненной головой, у нее запершило в горле и слезы навернулись на глаза. Пусть он играл ее чувствами, в душе Сандро все равно всегда оставался человеком глубоко порядочным, конечно, он не заслуживал страданий, обрушившихся из-за героического поступка.
 — Ясмин, я не могу больше ждать.
 Лаура потянулась к плащу.
 — Попробую уговорить Гвидо отвести меня ко дворцу, — решила она.
 — Нужды в этом нет! — раздался с порога сдержанный голос Челестины. — Страж Ночи уже здесь.
 Монахиня поежилась, поднимая повыше фонарь.
 — Этот монастырь убежище для женщин, но после твоего возращения в обитель здесь постоянно снуют мужчины, — упрекнула она девушку.
 — Извините, сестра!
 Лаура взяла лампу, с трудом подавив охватившее ее волнение.
 — Где же он? — она никого не увидела.
 — У ворот.
 Позабыв обуться, девушка выскочила из комнаты.
 Пробегая мимо часовни, где молилась Магдалена, Лаура мельком глянула в окно, и как ни странно, ей показалось, что в часовне никого нет. Уж не распростерлась ли послушница на полу в усердной молитве? Но задерживаться девушка не стала.
 У ворот ее дожидался Кавалли, его высокую фигуру пересекали тени решетки.
 — Сандро! — усталость и радость помешали Лауре обратиться к нему, как предписывали приличия. — Вас освободили!
 — Не совсем.
 Он откашлялся.
 — По крайней мере, до окончания поста мне предписано находиться в ссылке. А это сорок дней!
 — А что потом?
 — Посмотрим, кто одержит верх: дож или знатные родственники похитивших вас юнцов.
 Кавалли прислонился плечом к стене и посмотрел на ночные огни города.
 — На реке Брента у меня есть загородный дом. Туда я и поеду.
 Девушка догадывалась, как не хочется ему уезжать, оставляя расследование в чужих руках.
 — А что с теми, кто похитил, меня?
 — Марк-Антонио уже отправился в Швабию. Других вскоре вышлют тоже, кого куда: в Далмацию, на Кипр, в Черкессию. Всех как бы по делам республики.
 — Слава Богу! — Лаура прижала руки к груди. — Слава Богу, что они все уедут.
 — Не все, — возразил Сандро. — Адольфо Урбинский содержится в Габбии, там он пока и останется.
 Холодок пробежал по спине девушки.
 — Так вы подозреваете, что те ужаснейшие преступления совершил он?
 Кавалли промолчал, и девушка сама сделала вывод:
 — Должно быть, так оно и есть! У него ведь был в ту ночь стеклянный стилет. Кроме того, именно Адольфо имел дело с печатником. Известны также и его связи с самыми отъявленными браво…
 Сандро поднял бровь.
 — Как ладно у вас все получается, мадонна!..
 —… для человека постороннего по отношению к… расследованию преступлений? Да? — улыбнулась Лаура.
 — У нас достаточно оснований задержать Адольфо, заключив его в тюрьму, но обвинить в заговоре против дожа мы не можем из-за недостаточности улик.
 Сжав пальцы в кулак, Сандро ударил по стене, дав волю своим чувствам, что случалось с ним крайне редко.
 — Проклятие! Я даже не могу его допросить. Это сделают за меня другие.
 Девушке захотелось подбодрить Сандро, Сейчас он выглядел скверно — как побежденный. Редко кто из мужчин умеет с достоинством и без больших душевных мук переносить поражение, женщины в этом отношении менее честолюбивы.
 — В вашем поместье, должно быть, очень красиво…
 — Я хотел бы, чтобы вы сами в этом убедились.
 — Что вы имеете в виду?
 — Вы и Ясмин поедете со мной. Удивление Лауры сменилось негодованием.
 — Нет!
 Сандро медленно провел рукой по небритому подбородку.
 — Послушайте, мы оба устали и давайте не будем сегодня спорить. Просто соберите вещи, а кричать на меня я позволю вам на барже, которая доставит нас в мой загородный дом.
 — Вы прекратите вмешиваться в мою жизнь? — воскликнула девушка, хватаясь за решетку и сердито глядя на Стража Ночи. — Мне это надоело!
 — Не имеет значения, — холодно ответил Сандро. — Вы подвергаетесь опасности, которая, вероятно, после всего случившегося возросла. Высланные из Венеции юнцы могут тайком вернуться в город, чтобы отомстить вам. А так как защитить вас в городе я уже не смогу, то мне ничего другого не остается, как забрать вас с собой, от греха подальше.
 — Никто вас и не просил охранять меня!
 — Нет? — Кавалли рассердился. — Но вы ведь не отвергли мою помощь прошлой ночью!
 Лаура отшатнулась, отпустив решетку, холодная влажная трава под ногами заставила ее вздрогнуть. Он прав. Можно ли заниматься живописью, постоянно оглядываясь через плечо, не подкрадывается ли браво или какой-нибудь юнец, один из тридцати?
 — Хорошо, — с неохотой согласилась она, — я поеду, но возьму с собой краски, кисти, мольберт…
 — Лаура, у нас не так уж много времени. Если после рассвета меня обнаружат в городе… — он умолк. — Соберите лишь самые необходимые вещи, — решительно закончил Сандро.
 — А это и есть самое необходимое и оно хранится в мастерской Тициана. Но что случится, если вы не успеете покинуть Венецию до утра?
 — Успею.
 — Да скажите же мне, что случится, черт побери!
 — Проклятье! Поторопитесь! У нас нет времени препираться.
 — Тогда я немедленно отправляюсь к маэстро!
 Не давая ему возможности возразить, Лаура поспешила обратно в келью.
 Девушку охватило возбуждение. Что ждет ее впереди? Как бы то ни было, она отправляется в загородный дом Стража Ночи.


* * *

 На стенах дома Тициана, стоявшего над самой водой, горели факелы. Выйдя из гондолы, Сандро встал на нижнюю ступеньку лестницы и нахмурился, пристально вглядываясь в открытую дверь.
 Середина ночи, а слуги снуют так, словно сейчас полдень!
 Навстречу им выбежал сам Тициан. Художник выглядел очень взволнованным. Худые бледные ноги виднелись из-под ночного халата.
 — Быстро же вы! Я послал слугу всего пять минут назад.
 — Меня никто не вызывал, — сказал Сандро.
 В комнату ворвался Фортунато, царапая когтями мраморный пол. Злобно зарычав, щенок бросился на Кавалли, но Лаура успела перехватить собачонку.
 Тициан поскреб подбородок.
 — Тогда почему же вы пришли? Кто сообщил вам?
 — Никто, — сказала Лаура. — Я пришла забрать свои вещи.
 Раздосадованно повернувшись к ней, Сандро упрекнул девушку:
 — Я же просил вас подождать меня в гондоле!
 — Но в доме маэстро я человек не посторонний!
 — Лаура!.. — возмущению Сандро не было предела.
 — Я не могла оставаться в гондоле, — тихо добавила девушка. — Джамал и Ясмин даже не глядят друг на друга. Их молчание режет мне сердце. Это просто невыносимо!
 Тициан усмехнулся.
 — Но что вы имели в виду под словами «забрать свои вещи»?
 — Я отправляюсь с Сандро Кавалли в его загородный дом, — ответила Лаура, тактично умолчав о причинах отъезда. — Времени для более подробных объяснений, простите, нет.
 Она виновато склонила голову.
 — Мне очень жаль, маэстро! Знаю, еще многому я могла бы у вас научиться, но придется завершить последние картины без вашего руководства.
 К Тициану подбежал Вито. Он запыхался и тяжело дышал, раздувая щеки.
 — Маэстро, в саду никого не нашли! Где еще прикажите искать?
 — Прекратите поиски, Вито. Вы же видите: прибыл Страж Ночи!
 Забрав непрерывно лающего щенка, ученик художника удалился.
 Сандро с нетерпением обратился к Тициану с вопросом:
 — Так что же случилось?
 Глаза художника загорелись яростью.
 — Кто-то вломился ко мне в дом. Я услышал шум, а когда увидел, что именно украдено, вызвал вас.
 Куда только подевалась усталость! Сандро весь преобразился: вспыхнули глаза, расправились плечи. Охотник почуял зверя.
 — Что украдено?
 Тициан повернулся к лестнице.
 — Пойдемте. Я покажу.
 Кивком головы он пригласил и Лауру следовать за ним.
 — Вам тоже следует посмотреть на это.
 Спустя несколько минут, они уже стояли в той галерее, где еще недавно висели полотна маэстро, для которых позировала Лаура. Только теперь стены были голы. Мифологические красавицы исчезли. Девушка горестно вздохнула и покачала головой. Сандро обнял Лауру за плечи, чувствуя, как она дрожит и как стучит ее сердце.
 Его самого тоже пронзило острое чувство утраты, но к нему приметались еще злость и страх: злость оттого, что он не сумел защитить и спасти от грязных рук преступника созданную художником нетленную красоту, а страх — из опасений, что темная и таинственная сила, угрожающая девушке, в очередной раз опередит его.
 Кавалли вспомнил свое первое впечатление от картин. Они поразили его. И вот их нет! Неизвестный злодей выкрал все полотна галереи.
 — Что еще пропало помимо картин? — поинтересовался Сандро.
 — Больше ничего, — обхватив голову руками, Тициан, как слепой, бродил по пустой галерее.
 — Вор точно знал, что ему нужно, — заметил Кавалли.
 — Но ведь картины были такие… большие! — пробормотала Лаура, — как же вор смог унести их все сразу?
 — Они без рам, — ответил Сандро. — Достаточно сильный мужчина мог бы, пожалуй, унести их без особых хлопот.
 Страх изгнал из него остатки усталости. Кража явно была связана с убийствами! Или нет? Может, чувства к Лауре затуманили ему голову и он потерял способность здраво мыслить, лишившись рассудка? Да это и неудивительно! Ее красота и святого способна свести с ума, натолкнув на грешные мысли.
 Снизу донесся какой-то шум, голоса, и все трое из галереи устремились к лестнице. Оказалось, что прибыли стражники во главе с человеком, назначенным дожем замещать Сандро в течение сорока дней.
 — Ну, а теперь идите, возьмите, что собирались взять, — обратился к Лауре Тициан.
 — Однако учтите, мы не сможем забрать сейчас с собой все ваши полотна, — поспешил уточнить Сандро. — Я пошлю за ними позже, когда мы приедем в мой загородный дом.
 Лаура собралась было возразить, но Кавалли уже повернулся к ней спиной.
 Спустившись вниз, Сандро принялся раздавать своим людям указания. Человек, назначенный дожем вместо него, обиженно уставился на своего бывшего повелителя, стражники смущенно потупились. Кавалли охватило отчаяние. В ближайшие сорок дней он не Страж Ночи! Он никто! Просто… посторонний человек. За последние годы это первое расследование, которое будет проведено без его участия.
 Тициан нежно погладил Лауру по щеке.
 — Думаешь, он позволит тебе писать? Я, конечно, уважаю Сандро Кавалли, но ему трудно понять душу художника, он ведь совсем не такой, как мы.
 Склонив голову на плечо учителя, девушка вздохнула.
 — Вы правы, маэстро! Но пока что у меня нет другого выбора, кроме как довериться ему.


* * *

 — Загородный дом… — с удивлением сказала Лаура, когда баржа, поднявшись по Бренте, причалила к берегу. — Так вот он каков, ваш загородный дом!
 Величественный особняк производил поразительное впечатление: к раскинувшемуся на холме высокому главному зданию были пристроены флигели, выложенные из кирпича и украшенные декоративными поясами аркатуры, а также поребрика.
 Восхищенная и несколько подавленная красотой и величием дома, Лаура сошла с баржи. Позади этого роскошного особняка виднелись заросшие садами и виноградниками холмы. Их окружали стены подстриженных тополей и аккуратные ряды можжевеловых кустарников. Наступил вечер, по дорожке, затененной лаврами, шли работники, по-видимому, к стоящим в отдалении хижинам. От этой безмятежной буколической сцены, ее простоты и ясности у Лауры перехватило дыхание.
 — Вам следовало бы подготовить меня, — в ее голосе прозвучали нотки укора.
 Сандро выглядел смущенным и уставшим. «Изможденный ангел, сброшенный на землю», — подумала о нем Лаура. Во время путешествия, пока гости спали, он, наверное, изводил себя сожалениями по поводу обстоятельств, вынудивших его покинуть любимый город.
 — Подготовить… к чему? — в замешательстве спросил владелец этого великолепия, простиравшегося перед девушкой, насколько хватало глаз.
 — Господи, да вы что, и вправду не понимаете? — она обвела рукой окружающий их пейзаж. — Мне казалось, такая красота существуют только на картинах Беллини.
 Девушке пришлось отступить в сторону: множество слуг наводнило причал, перенося доставленные баржей вещи в дом.
 — Вы на самом деле не понимаете, каким сокровищем владеете? — выдохнула она.
 — Лаура, у всякого аристократа, живущего в Венеции, есть загородный дом, где он может время от времени укрыться от городской суеты и отдохнуть. По мнению некоторых, мой еще довольно скромен.
 У Сандро дрогнул ноздри: он с трудом подавил зевок.
 — Вы этого не знали? — спросил он.
 — Мне никогда прежде не случалось покидать Венецию.
 Сандро еще хватило сил удивиться. По его лицу скользнула тень улыбки:
 — Простите, я не подумал.
 Последние сомнения относительно благоразумности решения принять предложение Кавалли покинули девушку, когда она вошла в особняк. Особняки Венеции, зажатые каналами, строились в высоту. Здесь же, где земли было хоть отбавляй, дом разветвлялся лабиринтами залов, соляриев, гостиных, танцевальных комнат и помещений, которые, казалось, были предназначены единственно для того, чтобы впитывать солнечные лучи, струящиеся через прозрачные стекла многочисленных окон.
 Гостей отвели в смежные комнаты, приготовленные к их приезду. Распахнув двойную дверь, соединявшую обе спальни, Лаура закружилась от радости.
 — Ясмин, не снится ли мне все это? Мы, действительно, будем здесь жить?
 — Ты не спишь! И мы тут как олени в парке.
 — Нет, мы на свободе, — принялась убеждать ее Лаура. — Я закончу свои картины, и…
 — Ты веришь, что Кавалли тебе это позволит? — глаза африканки опасно блеснули. — Да, этот человек лучше многих других, но все же он мужчина. Уверяю тебя, Сандро найдет предлог, чтобы отправить все твои краски и кисти вместе с мольбертом обратно в Венецию. Он, полагаю, не принимает тебя всерьез как художницу.
 Лаура была готова поспорить, но Ясмин все же знала мужчин лучше нее. Сандро, возможно, считает тщетным желание женщины стать художником. Не исключено, что оно кажется ему нелепым, а потому он может воспользоваться какой-нибудь отговоркой, чтобы постараться убедить ее отказаться от попыток добиться признания на этом поприще.
 — Ладно, всего лишь сорок дней — и мы свободны!
 — Поступай, как знаешь!
 Ясмин вошла в комнату подруги и остановилась у высокого окна, за которым открывался чудесный вид с зеленеющими в туманной дали холмами.
 — А мой дом, он там, далеко… Но, как ни странно, я, африканка, принадлежу африканцу!
 — О, Ясмин! — Лаура взяла ее за руку. — Неужели все так плохо? Подумай, ведь теперь тебе не будут докучать мужчины, как это было в заведении мадонны дель Рубия.
 — Но там, по крайней мере, у меня было время заняться собой, отныне же я целиком в распоряжении Джамала! В любое время дня и ночи!
 Раздражение, сквозившее в словах Ясмин, привело ее подругу к определенным подозрениям.
 — Джамал уже приходил к тебе? — с хитринкой в голосе спросила Лаура.
 — Нет, — африканка с кошачьей грацией прошлась по комнате. — Но это вовсе не значит, что в ближайшее время он не объявится здесь. Видимо, разговор на эту тему не доставлял Ясмин удовольствия, и она направилась к двери.
 — Господин Сандро прислал сундук с одеждой. Я посмотрю, может что-нибудь нам подойдет, — Ясмин откинула крышку.


* * *

 Вечер клонился к ночи, на землю опускалась сиреневая тьма. Лаура сидела у окна, обдумывая то, что утром намеривалась обсудить с Сандро.
 Необходимо как-то изменить положение Ясмин, убедив Джамала, что он не должен и дальше оставаться хозяином этой гордой и свободолюбивой женщины. Волновали Лауру также и опасения, что подруга окажется права, а Сандро, действительно, не разрешит ей продолжать работу над живописными полотнами. Может, зря она поступилась независимостью и позволила себе оказаться в его власти?
 Решительной походкой девушка направилась к столу, взяла один листок из стопки прекрасной бумаги и заглянула в наполненной сухим чернильным порошком изогнутый рог.
 Подлив в рог из кувшина немного воды, она обмакнула перо и написала письмо, потом вызвала лакея и приказала доставить его господину Сандро. Все сделанное показалось самой Лауре довольно странным, но неожиданно, на несколько минут, она ощутила себя хозяйкой роскошного поместья и эта роль пришлась ей по вкусу.
 Лаура опустилась на кровать. Пусть все волнения и тревоги уходят побыстрее! Просторное ложе в Доме Свиданий, на котором она, мучимая бессонницей, пыталась, зачастую напрасно, хоть ненадолго уснуть, предназначалось больше для показного великолепия, нежели для удобства, а белое взбитое покрывало лишь прятало свалявшийся матрас. Но здесь, в загородном доме Кавалли, все служило другому — полному комфорту.
 Матрас мягко подался, стоило девушке прилечь, и тотчас же ее окутал аромат лаванды. Простыни не из грубого полотна, а из шелка, настолько дорогой ткани, что Лауре даже стало немного стыдно нежиться в такой постели — немного, совсем немного…
 Опустив голову на огромную подушку, набитую, судя по всему, лебединым пухом, она погрузилась в блаженный сон.


* * *

 В восемь часов утра следующего дня послание оказалось в руках Сандро. Еще до того, как в глаза ему бросилась прекрасно выписанная витиеватая буква «Л» внизу страницы, он знал, что письмо от Лауры. Почерк с причудливыми завитками и росчерками выдавал неукротимый дух девушки. В каждом касании пера ощущался необыкновенный талант миниатюриста.
 Однако Сандро не собирался выполнить просьбу, содержавшуюся в письме. Прислала ему повестку! Даже дож всегда выражал свои приказания в более вежливой форме!
 Сандро прочел письмо еще раз: «Вам надлежит встретиться со мной в вашем кабинете в девять часов утра. Л.» Это просто откровенный, неприкрытый вежливыми словами и милостивыми оборотами приказ! Ни уважительного приветствия, ни заверяющего в дружеском расположении прощания… Но Страж Ночи, даже в ссылке, не станет подчиняться приказам восемнадцатилетней девчонки.
 Пальцы уже комкали оскорбительное послание, когда внутренний голос подсказал Сандро, что это подлинное произведение искусства, и к тому же… первая записка, присланная ему Лаурой! Может, стоит ее сохранить?.. Смущенный такими противоречивыми чувствами, Сандро сунул листок в карман бархатного камзола, покачал головой и поспешил в кабинет.
 Резные двери оказались слегка приоткрыты. Бесшумно ступая по толстому турецкому ковру, захваченному им несколько лет назад на корабле пиратов, Кавалли вошел в кабинет. К его полной досаде и неожиданной радости, Лаура уже была здесь.
 Как и при первой их встрече, она, стоя у окна, не сразу заметила его, но на этот раз — слава Господу, всем святым и апостолам! — девушка была совершенно одета, даже, пожалуй, с излишней скромностью. Сандро узнал на ней старенькое платье своей дочери Адрианы. Та носила его, когда ей было шестнадцать.
 Как обычно, Лаура находилась в движении. Даже стоять у окна спокойно она не умела: девушка сейчас раскачивалась в такт музыки, которую хотел бы услышать и Сандро.
 Что же такое особенное она увидела за окном? Что заставило ее упиваться полнейшим восторгом?
 Кавалли знал: из окна видны сады и виноградники, в это время года фруктовые деревья кажутся облаками из розовато-белых цветов; с мотыгами на плечах к полям, должно быть, уже тянутся работники; женщины в фартуках и платках трудятся в огородах, окаймленных полосками невысоких кривоватых оливковых деревьев…
 Работы в поместье шли уже полным ходом, что внушало хозяину приятное чувство удовлетворения, но никак не восторг.
 С внезапным раздражением Сандро спросил:
 — Что вы здесь делаете?
 Лаура обернулась, на лице засияла теплая, как солнце, улыбка. Девушка выглядела посвежевшей, отдохнувшей и даже аккуратно причесанной, если бы не разметались слегка по плечам длинные шелковистые волосы.
 Такая юная!.. невозможно юная… безумно юная… И она в ту памятную ночь чуть не стала его любовницей…
 — Вы пришли рано, мой господин, — сказала Лаура, оставляя его вопрос без ответа. — Я не ожидала, что вы придете так рано.
 — Рано? Для чего?
 — Для нашей встречи.
 — Я не намеривался встречаться с вами в своем кабинете в девять.
 — Знаю. Ведь я всего лишь… посторонний человек. Потому-то я и решила прийти первой. — Она вытащила из кармана фартука мягкую булочку и протянула ему:
 — Вы уже позавтракали?
 Сандро всегда, где бы он ни находился, завтракал в шесть утра разбавленным вином и твердым сыром, а после уже не ел до самого обеда.
 На безукоризненно чистый ковер упали хлебные крошки.
 — Уберите, — велел он.
 Лаура пожала плечами и откусила.
 Раздражение Сандро нарастало.
 — У меня дела, простите, уделить вам много времени я не смогу.
 Девушка рассмеялась.
 — Вы так просто от меня не отделаетесь, мой господин!
 Сандро уступил. Не слишком ли легко?
 — Хорошо! Итак, зачем вы хотели меня видеть?
 — Может, мы прогуляемся, а заодно и поговорим? Такой чудесный день! Мне хочется осмотреть окрестности.
 Он согласился только потому, что на полу оставались крошки.


* * *

 Они прошли через сад и побрели к пастбищу. Лаура шла слишком медленно и отставала всякий раз, когда Сандро забывался и переходил на свой обычный шаг. Он делал вид, что не замечает ее босых ног, скользящих по свежему клеверу, не замечает развевающихся на ветру волос, не заме…
 Но он все замечал. Замечал, будь она трижды проклята!
 Наконец, устав от беспричинного раздражения, он остановился и облокотился на ограждение пастбища.
 В тени большого дерева паслись несколько коров и бык.
 — Может, перейдем к делу?
 — Почему бы и нет?
 Лаура взобралась на ограждение и уселась поудобнее, подтянув ноги. Она откинула назад голову, предоставив ветерку обвевать ее тонкую нежную шею.
 Сандро сердито уставился на коров. Три из них недавно отелились. Сейчас они терпеливо стояли, ожидая, когда насытятся телята, жадно припавшие к вымени.
 — Ну? — не выдержал он.
 — Дело касается Ясмин и Джамала.
 — Что же случилось?
 — Я беспокоюсь о Ясмин.
 — Но почему? Сама она, вероятно, была рада покинуть Дом Свиданий.
 — Да, но ведь теперь Джамал — хозяин Ясмин!
 — Он человек справедливый и не обидит ее.
 — А владеть ею — разве не обижать?
 Лаура посмотрела на Сандро с отвращением.
 — Я хочу, чтобы вы убедили Джамала отпустить Ясмин на свободу, — непреклонным тоном произнесла девушка.
 — Он этого не сделает.
 — Но почему?
 — Потому что Джамал любит Ясмин.
 Глаза Лауры наполнились слезами.
 — Он любит, но все-таки держит ее в рабстве, причиняя тем самым ей несказанную душевную муку?… Не понимаю я мужчин!
 «Интересно, — подумал Сандро, — а что сказал бы его лучший и единственный друг, если бы узнал, что именно он обсуждает с художницей, обожающей совать нос в чужие дела?»
 — Джамал боится потерять Ясмин.
 — О, Боже! — Лаура взмахнула руками и чуть не свалилась с ограждения.
 Сандро рванулся к ней и опомнился, когда осознал, что крепко обнимает девушку за талию.
 — Спасибо, — поблагодарила Лаура. — Вы были очень любезны, поддержав меня, но сейчас… отпустите же!
 Сандро смутился и опустил руки.
 Лаура пристально посмотрела на него.
 — Есть ли на свете создания более глупые, чем мужчины?
 — Да, — парировал Сандро. — Женщины.
 Девушка мило сморщила носик.
 — Позвольте мне не принимать ваше замечание всерьез.
 — Как хотите, но ваше принять всерьез я тоже не могу.
 — Неужели Джамал, действительно, верит, что будет счастлив, удерживая любимую женщину в рабстве? Ведь отношения между двумя любящими сердцами могут основываться только на равенстве! Как ему это не понятно?
 Рассуждения Лауры показались Кавалли не по возрасту мудрыми и зрелыми.
 — Он полагает, что потерял всякое право мечтать о счастье в тот день, когда его захватили турки и отрезали язык.
 — Так пусть ваш секретарь знает, что Ясмин отчаянно жаждет его любви! Но она не примет Джамала, пока будет рабыней этого африканца.
 — Тогда они оба в безвыходном положении, но это их дело, а не ваше!
 — Ах, перестаньте, мой господин! Подлинное чувство всегда отыщет лазейку в самом безвыходном положении! Или вы не верите в волшебную силу любви?
 К своему стыду, он верил. Вот и сейчас волшебным образом он видел совсем не то, что было у него перед глазами…
 Сандро жадно смотрел на девушку. Он видел ее лежащей на траве, обнаженной, с распущенными по ковру сладкого клевера волосами… губы заалели от его поцелуев, глаза затуманились желанием…
 — Они сами решат, как им быть, — заявил он, ставя ногу на нижнюю перекладину ограждения, чтобы скрыть, как бурно отозвалась плоть на краткую, но столь яркую фантазию.
 Общепринятым считается, что желание мужчины угасает постепенно. Сандро терпеливо ждал, когда же напряжение начнет слабеть, но ничего подобного не происходило. Да и вообще, кто только придумал эти рейтузы! Несмотря на наличие гульфика, эта часть одежды, больше подходящая, пожалуй, женщинам, совсем не дает мужчине возможности помечтать, выдавая самые сокровенные чувства. Но сейчас гульфик Сандро даже самой воспитанной девушке трудно было не заметить.
 — Решение может быть только одно, — сказала Лаура, болтая ногами и не замечая, к счастью Сандро, замешательство собеседника, — Ясмин примет любовь Джамала, как только сравнится с ним в положении.
 — А он-то полагает, что из-за своего физического недостатка будет вынужден смотреть на нее снизу вверх.
 — Ясмин в восторге от этого недостатка! Проведя столько лет в публичном доме, она очень устала от болтовни мужчин!
 — Прекрасно! Но как убедить в этом Джамала?
 — А вы прикажите ему, как это обычно делаете.
 Лаура явно насмехалась над ним.
 — Как чудесно мы все придумали! — воскликнула она.
 — Да… чудесно, — ответил Сандро. — Ладно, он уступит ей в этом, я надеюсь.
 Лаура задумалась.
 — Почему же для нас с вами не находится такого простого решения, мой господин?
 — Не понимаю, о чем вы?
 — О, вы все понимаете! — улыбка вернулась на лицо девушки. — Только не хотите признаться в этом!
 Ее внимание привлекли животные.
 — Послушайте, а этот бык не досаждает коровам?
 — Нет, он слишком старый для этого. Уже и не мечтает о молодых телках! Я подумываю, не отдать ли его не бойню.
 — Не смейте! Он удивительный!
 — Да на что же он годен? — Сандро в недоумении посмотрел на быка.
 Лаура с восторгом разглядывала покрытую шрамами шкуру животного и его рога, один из которых был сломан…
 — У него есть характер! Он такой привлекательный! Разве вы не видите его красоты, мой господин? Правда, не видите?
 «Я вижу, как ты красива!» — кричало сердце Сандро.
 — Нет уж, истинная красота не в этом старом быке, давно пережившем свои лучшие годы. Надо хотя бы из жалости его прикончить.
 — Что?!
 Лаура довольно сильно толкнула собеседника локтем в плечо. Должно быть, что-то в голосе или в выражении лица выдало Сандро, потому что девушка озорно ему подмигнула:
 — Но о быке ли вы говорите, мой господин?
 Разум требовал: «Сандро! Отойди! Отвернись! Не смотри на нее…» Но прекрасные глаза Лауры, согретые глубоким сочувствием, вытянули из глубины его души слова, которые никогда раньше не срывались с обычно сурово и плотно сомкнутых губ.
 — Может, вы и правы… Да, я бык! И это мое стадо! Вон те четыре, не такие уже юные, но все еще молодые коровы — мои любовницы, а вот это пастбище — моя Венеция… И я в самом сердце… Венеции. Я всегда любил свое пастбище и всегда знал, что я призван его охранять, чтобы оно заслуживало название — Наиспокойнейшее. И до сих пор я всегда хорошо понимал, кто я такой: Страж Ночи! Но теперь… теперь я бык.
 Лаура оказалась рядом с Сандро. Он и не заметил, когда девушка соскользнула на землю. Ее руки обвили его шею, она прижалась к нему и подалась вперед, чтобы поцеловать.
 Ошеломленный столь дерзкой выходкой, Сандро отпрянул.
 — Перестаньте! Ничего этого мне не нужно…
 В пристальном взгляде Лауры затаилась обида.
 — А что тогда вам от меня нужно?
 — От вас? Ничего. Мне достаточное удовольствие приносит работа, и только она дает возможность выразить себя.
 — А моя работа — живопись и я тоже люблю ее до безумия. Только вот вы не позволяете… — девушка смутилась.
 — О чем это вы?
 — Вы обещали позволить мне заниматься живописью в вашем загородном доме, но я что-то не вижу нигде ни моих красок, ни кистей, ни мольберта…
 Сандро хотел улыбнуться. Он полагал, что любопытство, которым наградила Лауру природа, приведет ее в обсерваторию, за одну ночь превращенную армией слуг при его личном участии в мастерскую художника.
 — Идемте!
 Кавалли резко повернулся.
 На обратном пути к дому девушку раздражала молчаливость ее спутника, но она испытывала к нему уважение за сдержанность, ведь, наверное, его задело за живое открытое сравнение с быком.
 «Интересно, что он задумал?» — размышляла Лаура. Хотя Сандро и заявлял, что любит во всем порядок и размеренность, ему частенько удавалось удивить ее непредсказуемостью.
 Девушка шла за ним по лестнице в незнакомую часть дома. Ее внимание привлекали мраморные стены и резные двери. Наконец, они остановились у одной из них.
 Сандро открыл дверь и Лаура, переступив порог… застыла на месте с открытым от изумления ртом, не в силах вымолвить ни слова. Ей показалось, что это сон!
 Такой мастерской не было и у самых великих художников: большая комната пятиугольной формы, высокие стены, прозрачные стекла окон, вместо потолка — стеклянный купол, через который в мастерскую, казалось, вливается само небо…
 Три мольберта, и на каждом ее картина! Невысокие столики уставлены красками.
 Но больше всего поразил девушку вид за окном: покрытые виноградником холмы, сады, лужайки, пастбища со знакомым старым быком… Лаура обхватила себя руками за плечи, хотя ей хотелось обнять Сандро.
 — Мой господин, — прошептала она, — да благословит вас Господь! Это самая чудесная, самая… — девушка замолкла, глядя на Сандро.
 Кавалли слегка улыбался, наблюдая за ней. Его глаза искрились радостью. И каким же красивым показался он ей в эту минуту! Сколь приятно ему было видеть ее восторг!
 Неожиданно Лаура бросилась Сандро на шею. Чувства, сдерживаемые так долго, наконец, прорвались.
 — Я люблю тебя!
 Лаура целовала его лицо, не давая ему опомниться и не позволяя ответить.
 — Знаю, ты не желаешь меня как женщину, но я хочу тебя и верю, как бы ты не противился, я останусь в твоей жизни, в твоем сердце, в твоей памяти… навсегда.
 — Боже! Прекратите!
 Кавалли горестно вздохнул и отстранился, его лоб блестел от пота.
 — Не говорите глупостей, Лаура.
 — Но…
 — Я ценю вашу благодарность, однако… — сдержанно произнес Сандро.
 Нет, она никогда не узнает, чего ему стоило ее оттолкнуть!
 — Я всегда стремлюсь позаботиться о своих гостях и рад, что мастерская вам понравилась, — закончил он.
 — Здесь я напишу свои самые замечательные картины! — восторженно пообещала художница.
 Девушка прошла к столу, где лежали карандаши и бумага. Когда она обернулась, в комнате уже никого не было.
 Лаура выбежала в коридор — пусто! Только на лестнице внизу раздавались уверенные шаги Кавалли.
 Девушка вздохнула и прислонилась к стене. Какой странный, удивительный, ужасный, несносный человек! Ну и ладно! Она раздосадованно захлопнула дверь и даже для пущей надежности задвинула металлический засов, затем сорвала с крючка халат для работы и повязала косынку.
 Подойдя к мольберту, художница посмотрела на холст, пока еще чистый — нанесен был лишь фон. На этом холсте Лауре хотелось написать пейзаж. Согласно требованиям Академии, художнику необходимо было среди прочих живописных работ представить на суд и пейзаж.
 — Ну его! — она подошла к столику и принялась смешивать краски.
 Лаура работала упорно и настойчиво, как никогда. Колорит был очень необычен, в картине преобладали черно-коричневые, огненные, красные цвета.
 Выбрав понравившуюся ей беличью кисть, художница повернулась к полотну и посмотрела на холст, будто перед ней стоял ее заклятый враг — Сандро Кавалли!
 Сначала, как ее учил маэстро, нужно было сделать набросок углем. Но художественное чутье подсказывало ей не расходовать впустую драгоценное время, ведь эту работу Академия все равно никогда не примет даже к рассмотрению.
 Однако все доводы разума были несколько минут назад разрушены Стражем Ночи. Художница не слышала голоса рассудка. Она уступала порыву и приготовилась излить на холст всю свою душу.
 Прочь колебания! Девушка подошла к мольберту поближе. Она больше ни о чем не думала, совершенно отдав себя во власть ощущений.
 Кистью она резко наносила мазки на холст. Лаура избегала нежных, мягких тонов, которыми раньше всегда восхищалась. Она погружала кисть в темные, ненавистные ей прежде краски. Полный беспорядок в построении композиции и отказ от всех правил наполнил ее опасным и жгучим желанием власти. Кисть металась по полотну, словно наделенная собственной волей.
 Лаура работала, скорее как скульптор, резцом, нежели как художник, и краски не ложились на холст плоским мазком, а приобретали объемную форму.
 В таком иступленном порыве она проработала несколько часов. Кто-то стучал, но Лаура так резко ответила, что стук больше не возобновился.
 Девушка не ощущала течения времени и не чувствовала усталости. Только когда лучи солнца на полу окрасились в красно-золотистый тон и вытянули в длину все тени, она отбросила кисть.
 Ее остановила не надвигающаяся тьма. С закрытыми глазами Лаура могла бы писать картину, доверившись подсказке ощущений, обострившихся под влиянием половодья охвативших чувств.
 Она остановилась потому, что работа была…
 завершена. Внезапно на нее навалились слабость и опустошенность. Девушка сложила кисти и отступила, рассматривая свое творение.
 Картина получилась мощной, живой, образной, волнующей.
 — О! Боже! — прошептала Лаура, изумленная тем, что излилось из самых глубин ее души. — Что я наделала?




 Глава 12


 Сандро делал вид, что добровольное заточение Лауры ничуть его не беспокоит. Она проводила в мастерской целые дни не ощущая голода и жажды. Один Бог знает, как ей удавалось отправлять другие надобности. Слуги докладывали, что гостья открывает дверь лишь для того, чтобы забрать маленький поднос с кушаньями и напитками, причем оставляемая ею щель настолько мала, что только небольшой поднос и можно в нее подать.
 До сих пор Кавалли мучили слова, произнесенные ею: «Я люблю тебя! Знаю, ты не желаешь меня как женщину и верю, как бы ты не противился этому, я останусь в твоей жизни, в твоем сердце, в твоей памяти… навсегда».
 Однажды, когда уже не было больше сил терпеть, Сандро вышел из дома и приблизился к окну мастерской. Совершенно нелепый поступок, если учесть, что окна располагались на втором этаже, ведь комната раньше служила обсерваторией.
 Ему удалось разглядеть, что по комнате кто-то ходит. Но Сандро не требовалось большее. Перед мысленным взором тотчас же предстала довольно ясная картина: Лаура, с растрепанными волосами и взглядом, устремленными на мольберт, увлечена задуманным образом и не отходит от холста, лишь изредка отбегая за новой кистью или краской к установленному в мастерской столу.
 Прогулка только расстроила Сандро и он поплелся домой. А ведь Лаура, когда он настаивал, чтобы она осталась в его доме, предупреждала о возможных затруднениях, неизбежных, когда они станут жить под одной крышей. В памяти всплыли слова: «Я же буду только мешать Вам и вносить путаницу. Я неаккуратна, не придерживаюсь никакого распорядка, бываю одержима работой над какой-нибудь очередной картиной. Вы просто не вынесете моего присутствия в своем доме, я знаю это. Зачем же вам себя обременять?!»
 Прекрасное предупреждение! Только он вот все не верил, что Лаура способна так серьезно осложнить его жизнь.
 Заметив прибывшую баржу, Сандро поспешил к причалу, радуясь возможности отвлечься от мрачных мыслей. Оказалось, это Джамал вернулся на барже из Венеции.
 — Что нового? — спросил Кавалли. отводя Джамала в сторону.
 Секретарь покачал головой и пожал плечами. Отсутствие новостей раздосадовало, но в то же время и успокоило Сандро. В городе тихо — это хорошо, но ведь и в расследовании заговора против дожа нет никаких изменений.
 — Убийства? Кражи?
 Джамал снова дважды мотнул головой.
 — А как продвигается расследование кражи в доме Тициана?
 Африканец развел руками.
 И все же что-то крайне беспокоило его секретаря. Глаза Джамала бегали из стороны в сторону. Он явно нервничал. «Ясмин!» — догадался Кавалли.
 — Пошли, — сказал Сандро и направился к дому.
 Они расположились в солярии, усевшись на набитую конским волосом тахту.
 Джамал поднял на Сандро темные глаза.
 — Я не совсем верно поступил, отдав тебе Ясмин во владение.
 Африканец подался вперед, черты его лица исказил гнев.
 Кавалли махнул рукой.
 — Нет, нет! Я и не думаю оставлять ее себе! Что ты! Дело в другом. Владеть ею никто не должен. Ясмин несчастна, она ненавидит свое рабство.
 Обычно непроницаемое лицо Джамала дрогнуло, он вопросительно поднял брови.
 — Я хочу, чтобы ты дал ей вольную.
 Немой слуга стал неистово показывать жестами, что лучше он умрет, чем это сделает.
 — Проклятье! Джамал! Ясмин любит тебя, как и ты ее, но не согласится признать это, пока она будет оставаться твоей рабыней. Понятно?
 Некоторое время они сидели молча. Серьга в ухе Джамала отбрасывала на стену солнечный зайчик. Наконец, он достал свою дощечку и написал: «Когда это ты успел стать таким мудрым?»
 У Сандро запершило в горле. Он откашлялся.
 — Я… э… Думал тут долгое время кое о чем.
 Его друг принялся снова что-то писать на дощечке.
 «Если я ее освобожу, она меня покинет», — прочитал Сандро новую запись.
 — Если Ясмин уйдет, то значит, она никогда и не была твоей по-настоящему.
 Джамал покачал головой, резко поднялся и вышел.


* * *

 В дверь Ясмин тихо постучали.
 — Лаура? — африканка встала с дивана, отложила платье, которое подгоняла под себя, и поспешила к двери.
 В последние дни она совсем не видела свою подругу и уже начинала беспокоиться, не случилось ли чего. Лауре и раньше часто случалось работать запоем, но никогда еще живопись так не захватывала ее.
 Ясмин не обратила внимания, что посетитель не ответил ей из-за двери. Она отворила дверь и… отшатнулась.
 — Джамал!
 Суровое, словно высеченное из камня лицо, распахнутый жилет, мускулистая грудь и… нерешительность в глазах — таким предстал перед ней ее… возлюбле… нет, хозяин!
 Войдя в комнату, он протянул ей свернутый рулоном какой-то документ. Ясмин плохо читала по-итальянски, а латынь не знала и вовсе. Но имена Сандро Кавалли и мадонны дель Рубии она смогла разобрать.
 Африканка с отвращением взирала на бумагу, развернув документ.
 — Это касается меня? — вопрос прозвучал холодно.
 Джамал кивнул и забрал документ. Смотреть на Джамала без боли было невозможно. Когда они встретились в первый раз, она сразу же стала хорошо понимать его, ей не мешало, что Джамал не мог говорить. За него это делали глаза, жесты, пожатие плеч — они выражали мысли яснее слов.
 Но теперь перед ней стоял хозяин! Он был чужой. Хозяин не мог быть рабыне родным человеком, родной отпустил бы на свободу.
 Джамал издал громкий горловой звук и подошел к камину. Могучая рука скомкала бумагу, документ упал на угли, задымился и вспыхнул. Джамал наблюдал, как купчая превращается в пепел.
 Ясмин замерла, ей показалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди.
 Джамал повернулся.
 — Означает ли это?..
 Джамал кивнул.
 — Свободна, — прошептала женщина.
 Это слово переворачивало всю ее жизнь… и ничего не меняло.
 «Куда ты пойдешь?» — спрашивали черные глаза Джамала.
 Она озадаченно молчала.
 — Пойду? Я никуда не пойду, я не хочу уходить от тебя, мой возлюбленный. Мое желание — остаться с тобой на всю жизнь.
 Ясмин сотворила чудо: всегда мрачное лицо Джамала вдруг озарилось улыбкой.


* * *

 — Мой господин, — лакей нервно теребил шнурок камзола.
 Сандро раздраженно посмотрел на него.
 — Да? Что там? Я же велел, чтобы мне не мешали!
 Лакей с сомнением оглядел стол хозяина, где царил образцовый порядок.
 Дела поместья обычно не занимали у Сандро много времени. А сейчас заняться ему было просто нечем. Нечем! Даже притвориться, что он занят работой, было невозможно.
 — Э… это касается вашей гостьи, мой господин. Художницы…
 — Лауры? — Сандро даже вскочил. — Что с ней?
 Лакей поправил пальцем воротник.
 — Не знаю, как сказать, мой господин! Она больше… не отвечает на стук. Дверь же заперта изнутри. И пищу ваша гостья не принимает со вчерашнего утра. А еще…
 Кавалли не успел дослушать — не мог, не хотел. Он выбежал из кабинета и промчался через зал к лестнице, ведущей на второй этаж. Во взбудораженном сознании проносились видения: усталая, изможденная, обессилевшая Лаура лежит на полу…
 Какой же он глупец! Уважал ее право на уединение! Идиот! Дурак! Думал, что девушка, если он предоставит ее самой себе, в конце концов поймет: ему ничего от нее не нужно, пусть добивается, если хочет, всеобщего признания как художник. Но вот доводить ее при этом чуть ли не до смерти никакого права у него нет!
 Сандро даже не стал стучать, зная, что Лаура не ответит. Открыть дверь, взявшись за ручку, он даже не попытался, не сомневаясь, что она заперта. Остановившись в двух шагах, он с силой ударил ногой в дубовые доски.
 Ступню и голень пронзила боль. Кавалли застонал и, не удержавшись, упал на пол. Сыпля проклятиями, он поднялся на ноги и огляделся — не видел ли кто?
 Сандро сжал зубы, грозно выставил вперед подбородок и снова принял боевую стойку. «Да, староват ты для таких дел, — мелькнуло у него мысль. — Не тебе уже выбивать двери, добираясь до юных художниц! Впрочем…»
 Мысль эта разозлила и придала силы. Последовал еще один удар и еще… На этот раз что-то щелкнуло в колене. Засов же по-прежнему держался.
 Сандро сбросил камзол, сорвал рукава, пришнурованные к батистовой сорочке, и приготовился ударить с разбегу. Ну, на этот раз дверь ему уже непременно поддастся! Он зажмурился. Удар!
 Дверь распахнулась, но не от удара. Сандро почувствовал, как его нога проваливается в пустоту. Удержаться на одной он не сумел и, ввалившись в мастерскую, упал навзничь. Из легких с шумом вырвался воздух. Перед глазами замелькали звезды. Он захрипел и замотал головой, пытаясь стряхнуть пелену с глаз.
 Перед ним стояла ошеломленная Лаура.
 — Могли бы для начала и постучать! — сказала она слегка сердитым голосом, в котором среди множества разнообразных оттенков прозвучали и обвинительные нотки. — Зачем же сразу выламывать дверь?
 Ей повезло, что он лежал на полу, лишившись дара речи, иначе с его языка уже давно сорвались бы слова, недостойные христианина.
 — Давайте руку, — девушка протянула ему измазанную краской ладонь. — Давайте! Я помогу вам встать на ноги!
 Хотя кости и мышцы отзывались болью при каждом движении, Сандро не обратил внимания на протянутую ладонь и заставил себя подняться без посторонней помощи. Пошатываясь, он оперся локтем о дверной косяк и принял несколько небрежную позу.
 — Вообще-то я постучал бы, но мне сказали, что вы заперлись и не отвечаете на стук.
 Лаура тихо склонила голову набок с лукавой улыбкой.
 — Должно быть, я увлеклась работой и не слышала стука.
 Впервые за последнюю неделю Сандро видел Лауру. Девушка выглядела, надо отдать ей должное, не хуже тех попрошаек, что крутятся возле церкви Святого Рокко. Правда, и не лучше: бледная, почти прозрачная кожа, даже видны вены на висках, на щеках пятна лихорадочного румянца, волосы растрепаны. Она попыталась связать их ленточкой, но локоны выбились, рассыпавшись по шее, плечам, груди… Чужое платье — Адриана носила его давным-давно — висело на ней мешком и было испачкано краской. Бесформенность одеяния подчеркивала угловатость фигуры: торчащие ключицы, острые локти…
 — Боже мой, — пробормотал Сандро, с трудом сдерживая желание взять девушку на руки и, как ребенка, прижать к груди, приласкать, — вы похожи на…
 — Кого же? — кокетливо улыбнулась Лаура, ожидая услышать комплимент.
 —…заморыша, — жалобно произнес Страж Ночи, и у Лауры вытянулось лицо от подобного сравнения.
 — Какой же я хозяин, — негодовал Сандро, — если позволил гостье едва не умереть голодной смертью?
 Лаура дотронулась до своего живота, словно тело принадлежало кому-то другому, но никак не ей.
 — Да? Но я никогда… не знаю… еще не чувствовала себя такой… довольной!
 Лаура потянулась, закинула руки за голову и сладко зевнула. «Грудь, — отметил Сандро, — как ни странно, не пострадала от поста!» И сейчас она оставалась полной и соблазнительной, как прежде.
 Девушка улыбнулась, и в ее глазах Кавалли увидел глубокую умиротворенность и душевное спокойствие, словно ее душа освободилась ото всех волнений и тревог.
 — А теперь, мой господин, если вы не возражаете, я бы с удовольствием воспользовалась вашей любезностью гостеприимного хозяина и приняла ванну.
 Она направилась к лестнице, оставив хозяина с открытым от изумления ртом.
 — Ванну? — раздраженно произнес он.
 Эта девушка, чуть было не довела его до сердечного приступа, из-за нее все тело у него сейчас ныло от боли, а синяков-то, наверное, сколько осталось от этих злосчастных падений! А ей теперь нужно принять ванну.
 Потирая виски и прихрамывая, Сандро вошел в мастерскую. В воздухе висел запах свежей краски. Может, если он увидит, чем она занималась, то сумеет понять, зачем надо было на столько дней запираться?
 Картины стояли у стены, три из них — на мольбертах. Сандро мало доводилось слышать о художниках, но все же и ему стало ясно, что Лаура поработала крайне плодотворно, ведь многие картины пишутся неделями, даже месяцами — это он слышал. С недоверием и страхом Кавалли уставился на творения гостьи. Так выплеснулись, как он понял, ее переживания и чувства последних дней.
 Вот два наемных убийцы, выряженные, как попугаи, с ухмылкой смотрят на вас, держа в руках кинжалы. Обычным портретом эту картину не назовешь, скорее, впечатление. Сандро ощущал весь ужас Лауры, ее беспомощность и отчаяние в момент нападения браво.
 Другое полотно живописало Гаспари, юного печатника, чье тело обнаружила художница. Он лежал с заломленной рукой, в глазах стояло выражение крайнего изумления. И опять Сандро заметил некий отход от детализации: в картине присутствовали и движение, и одиночество, и душевное страдание. Несмотря на бегло изображенные, а не выписанные детали, художница стремилась ухватить главное, забывая обо все остальном.
 Бешеный темп ее работы особенно ярко проявился в картине, представлявшей сцену на борту галеры. Лаура изобразила Марка-Антонио и его дружков, похитивших ее. Себя она тоже изобразила, хотя вряд ли кто-нибудь, кроме Сандро, узнал бы ее в съежившейся на палубе фигуре, напоминавшей, скорее, некое абстрактное существо. Свет факелов, вырвавший из тьмы лица, искривленные похотью, придавал сцене страшную, пугающую убедительность. В картине доминировало зло, и воздействие этого полотна было столь велико, что Кавалли охватил гнев.
 Долго взирал он на ужасную сцену насилия, кипя от ярости. Сандро понимал, что это не доказательство для прелатов и судий, но искренний рассказ, и лишь тот, кто сам испытал подобный ужас, смог бы так правдиво изобразить кошмар происходящего. Никто, обладающий хотя бы каплей сочувствия, не окажется в состоянии счесть картину выдумкой.
 Одно полотно стояло лицом к стене. На обороте он заметил дату — день, когда он показал Лауре мастерскую, день начала ее добровольного заточения.
 Осторожно, даже робко, будто опасался того, что может предстать его взору, Сандро повернул холст и отступил на шаг.
 Итак, первая ее работа, написанная в этой мастерской! Бык на лужайке! Глубина ночного неба передана темно-фиолетовой и черной красками. Сквозь тьму едва пробивается бледный свет луны. Лаура не пощадила старое животное: она изобразила каждый шрам, тщательно выписала обтянутые шкурой ребра, даже сломанный рог…
 И тем не менее, картина не вызывала ни жалости, ни неприязни. Художница сумела придать быку какую-то необычную, странную красоту, благородство, гордость и достоинство, вызывавшие уважение.
 На взгляд Сандро, а он не считал себя знатоком живописи, картина была шедевром. Подобные произведения меняют взгляд на искусство.
 Что побудило ее вознести старое животное до высот эстетики, сделать красивым, придать благородство?
 Внизу Сандро заметил аккуратную надпись. Наклонившись, он прочел: «Сандро Кавалли».
 Страж Ночи был потрясен. Картина мгновенно перестала ему нравиться.


* * *

 Какие молодцы эти древние римляне, думала Лаура, что изобрели баню и возвели посещение бань в обычай! А Сандро Кавалли возобновил традицию, за что девушка сейчас мысленно ему аплодировала. Баня в публичном доме, по сравнению с этой, казалась грязной лужей.
 Какое великолепие! Круглое с куполом здание, арки с колоннами! Ванна же представляла собой глубокий мраморный бассейн, выложенный мозаичной плиткой. Через отверстие в крыше проникали лучи теплого полуденного солнца. Вода подогревалась, но явно не солнечными лучами, они не смогли бы так ее нагреть, — а как именно, девушка не поняла.
 Вздохнув, Лаура потерла себя ароматным мылом и окунулась с головой в воду, чтобы ополоснуть волосы.
 — Нравится?
 Насмешливый вопрос прозвучал так внезапно, что она чуть не выскочила из ванны. Теплая мыльная вода едва прикрывала грудь. Девушка улыбнулась.
 — Да, благодарю вас, мой господин, мне нравится.
 Сандро в замешательстве расхаживал взад и вперед, Лаура видела, как у него на виске пульсирует жилка. Он отвязал рукава и концы шнурков свободно болтались у локтей. Изобразить бы его таким: в расстегнутой у ворота рубашке, с блестящими от пота руками, усталым и мудрым человеком. Написать бы живого и дышащего Сандро Кавалли! Но она ведь не умеет изображать мужские фигуры. Ей не позволено рисовать натурщиков-мужчин.
 Сандро прислонился к мраморной колонне.
 — Не желаете ли объясниться?
 — Я купаюсь. Что же тут объяснять?
 — Вы знаете, что я имею в виду! Не увиливайте! За свою жизнь мне пришлось вынести немало оскорблений, но никогда меня не сравнивали на холстах с быком, годным разве что для живодерни!
 — О, Сандро! Простите! Я не уверена, что сама себя понимаю. Подождите, я сейчас вылезу из ванны и попробую все объяснить.
 Терзаясь угрызениями совести, девушка пообещала себе, что правдами и неправдами постарается загладить невольную обиду, нанесенную Стражу Ночи. Очевидно, его гордость была уязвлена.
 Лаура поставила ногу на нижнюю ступеньку лесенки.
 Кавалли вытаращил глаза, потом прищурился. Что же это она собирается делать? Он не догадывался, каким привлекательным казался ей в этой мятой рубашке, со взъерошенными волосами…
 — Позже! — сказал Сандро и поспешно отвернулся. — Я разыщу вас позже!.. Когда вы будете выглядеть в соответствии с приличиями! И тогда, клянусь Богом, вам уж придется объясниться!




 Глава 13


 В солярии ее тоже нет, мой господин, — доложил лакей. — Повар говорит, она была на кухне, съела несколько ломтей хлеба и выпила чашку сока, после чего… — слуга развел руками.
 Сандро недовольно хмыкнул. «Порядочные люди бесцельно не слоняются по окрестностям целыми днями. Особенно это не стоит делать женщине, на чью жизнь покушались чаще, чем на жизнь наследницы Борджиа», — подумал он.
 — Посмотрите еще раз, нет ли ее в спальне, а потом проверьте…
 — Мой господин, в такой погожий день вы не найдете Лауру в доме, — вмешалась Ясмин. — Для того, чтобы отыскать мою подругу, вам следует посмотреть на мир ее глазами.
 Невозможно! Сандро гордился тем, что он видит мир иначе и не ведет себя так, как Лаура. Отбросить свои убеждения и попытаться принять образ мыслей этой эксцентричной и капризной девушки означало бы снова стать молодым и поверить в никогда не сбывающиеся мечты, а сделать это он уже не может — слишком стар… как тот бык на картине! Никогда и ни при каких обстоятельствах не станет он смотреть на мир глазами Лауры!
 — Я сам решу, что мне следует делать, а чего не следует, — заявил Сандро.
 — Как хотите, мой господин, но Лаура не выходила из мастерской несколько дней, — продолжала африканка, — и должна же бедная девушка хотя бы немного подышать свежим воздухом!
 Здесь, в поместье, Ясмин выглядела прекраснее, чем всегда. Не изменившись во внешности, она, тем не менее, стала мягче и напоминала теперь не дикую пантеру, а домашнюю кошку.
 «Удивительно! — подумал Сандро. — Как преобразилась африканка!» Он догадался, что ее преобразила любовь — именно так и сказала Лаура в беседе с ним. Оказалась, художница права и в другом: для них самих не находилось таких же простых решений, как сожжение купчей в камине.
 Рассердившись, Кавалли рявкнул:
 — Скажи мне прямо, женщина! Где она?
 — Должно быть, гуляет в саду, мой господин. Где именно, я не знаю.
 Ясмин величественно удалилась.
 Сандро обыскал все сады и облазил все виноградники. Маленькие зеленые ягодки только-только появились на лозе. Страж Ночи поразился их красоте, словно впервые увидел зарождение прекрасного.
 Со склона холма он стал осматривать окрестности. Косые лучи солнца падали на хижины работников, возле которых бегали друг за другом босоногие ребятишки. Их беспечный смех остро напомнил ему смех Лауры.
 Внимание Сандро привлек самый отдаленный фруктовый сад. Розовато-золотистые лучи придавали цветущим деревьям сказочный вид. Кавалли шел между яблонями и грушами, любуясь окружающим его волшебством. Ветер шевелил мириады белых лепестков, они осыпались дождем и плыли в воздухе, испуская столь нежный аромат, что Сандро прикрыл глаза и глубоко вдохнул.
 С ним что-то случилось… какая-то перемена… словно снизошла с небес благодать. Так бывает перед грозой, когда все затихает в предчувствии надвигающейся непогоды.
 Немного постояв, Кавалли снова отправился на розыски девушки. Воздух, казалось, сам вливался в легкие. Из низин поднимался туман. Нежный, прохладный, свежий, он обострял все ощущения.
 Увидев Лауру в саду, Сандро ничуть не удивился. Она лежала на траве под яблоней, подложив руку под голову. Одета девушка была как крестьянка: в белую блузку и простую юбку. Волосы рассыпались по траве.
 Ковер из лепестков, мерцающих в неярком вечернем свете, придавал живой картине, представшей перед глазами Сандро, оттенок таинственности. Лаура, казалось, соткана из света и тени: каскад черных волос, нежные веки, густые темные ресницы, розовые лепестки чувственных губ…
 Сандро было страшно сознаться в своих чувствах и позволить красоте этой девушки и цветущего сада проникнуть в самое сердце, ведь это означало бы признать, что он сгорает от желания и его неудержимо влечет к Лауре Банделло. Юности нетрудно отыскать в красоте радость, для человека же немолодого в ней только боль — от сознания тщетности своих устремлений, Девушка шевельнулась и вздохнула во сне. Она просыпалась, и Сандро видел, как под почти прозрачными веками движутся зрачки. Боже мой! Где же Тициан? Пожалуй, только он способен запечатлеть для вечности этот ускользающий в мгновениях дивный образ.
 — Лаура…
 Она открыла глаза, на губах заиграла мечтательная улыбка.
 — Это вы, мой господин?
 Девушка села и повернула голову в сторону заходящего солнца.
 Сандро бегло бросил взгляд на закат… и застыл от восторга, не в силах оторваться от необычного зрелища: наливающееся малиновыми отблесками солнце медлительно погружалось в пышно взбитую розовую пену облаков.
 — О, кажется, я проспала весь день!
 Лаура потянулась.
 Сандро полагал, что сейчас она встанет, однако девушка не торопилась вставать, и он почувствовал легкий укол нетерпения.
 — Пожалуйста, не вставайте! — решил он воззвать к воспитанности гостьи, проявившей невежливость.
 — А я и не думала вставать!
 — Вот как? Что ж, тогда, пожалуй, сяду и я.
 Нехотя Сандро опустился на траву. «Выглядит, наверное, смешно и нелепо! — думал он. — Я, как какой-то самовлюбленный патриций, словно позирую для портрета на буколистическом фоне, впав в старческую сентиментальность! Надо быстрее заговорить, пока Лаура не заметила, что творится со мной».
 — Неудивительно, что вы целый день проспали! Столько дней провести взаперти в мастерской! — заметил Сандро.
 — Вы правы: должно быть, поэтому я и проспала целый день.
 Красавица одним движением откинула волосы на спину, предоставив собеседнику возможность полюбоваться нежным изгибом шеи, затем взяла кувшин, стоящий рядом, и сделала несколько глубоких глотков.
 Сандро зачарованно наблюдал за каждым движением девушки, глядя, как бьется голубая жилка на тонкой шее.
 Напившись, Лаура по-крестьянски вытерла рот рукавом.
 — Сидр, — пояснила она. — Из бочек вашего погреба. Не желаете ли?
 Сандро кивнул и, взяв кувшин из рук девушки, приложился к нему, с восторгом думая о том, что несколько мгновений назад край кувшина касался ее губ. Прохладный сладкий сидр хорошо утолял жажду.
 Он поставил кувшин на траву и поднял глаза на Лауру.
 — Что вы думаете о моих картинах? — спросила девушка.
 Сандро осторожно кашлянул.
 — Я не знаток искусства.
 — Я и не жду от вас мнения знатока, просто мне было бы любопытно знать, что вы думаете и чувствуете, когда смотрите на мои картины.
 — Все они… полны тревоги.
 Между бровями девушки пролегла морщинка.
 — Мне тоже так кажется.
 — Тогда зачем же вы их написали?
 — Ах, мой господин, изображать лесных нимф и вазы с фруктами мне не хотелось.
 — В ваших картинах отсутствуют мелкие детали, обычно тщательно выписанные известными мастерами.
 — Знаю…
 Художница, словно обидевшись, слегка оттопырила нижнюю губу и поднесла к ней палец.
 — Я сама это поняла, когда писала картины. Но мне хотелось передать… не знаю… впечатления, чувства… Тщательно выписанные детали могли бы рассеять внимание зрителя.
 — Тогда вы преуспели.
 — Разве? — она склонила голову набок. — И какие же чувства посетили вас, когда вы увидели мои картины? Что вы ощутили?
 Сандро захотелось ослабить ворот рубашки.
 — Юность… страсть… насилие…
 Лаура заложила за ухо упавшую на лицо прядь волос.
 — Возможно, эти картины не дадут мне поступить в Академию!
 — Или же, наоборот, вас признают великим мастером.
 В глазах девушки полыхал восторг:
 — Вы это серьезно?
 — Да.
 — Так, значит, картины вам все-таки понравились?
 — Я ведь уже не раз говорил вам, — голос Стража Ночи звучал слегка настороженно, — что никогда не лгу.
 Лаура помолчала, опустив голову и бросив на него взгляд исподлобья, затем с грустью в голосе произнесла:
 — Мне очень жаль, что вы рассердились… из-за быка.
 Сандро захлестнула прежняя обида.
 — Правда? — с иронией спросил он.
 Лаура вскинула голову:
 — Я тоже не лгу.
 Как же ей не нравилась эта холодность в его взгляде!
 Девушке искренне было жаль, что господину Кавалли не понравился изображенный ею бык, хотя она подозревала, и не без основания, что бык приглянулся ему, но не понравилась надпись, сделанная под картиной.
 — Мне не хотелось огорчать вас, однако я ни в чем не раскаиваюсь. Эта работа нравится мне особенно.
 Несколько мгновений у Сандро был такой вид, будто он вот-вот влепит ей пощечину, но Лаура ни на миг не допускала такой возможности. Этот человек в состоянии разбить ей сердце, но он никогда не поднимет на женщину руку.
 — Позвольте мне объяснить…
 Молчание Сандро и его осуждающий взгляд — все это было невыносимо!
 — Ну, пожалуйста, не смотрите на меня так! — взмолилась Лаура. — Я все сейчас объясню.
 — Не знаю, тут нечего объяснять! — проворчал Кавалли. — Картина говорит сама за себя. Вы меня видите… старым быком!
 Лаура провела рукой по траве. Ее пленила красота пейзажа. Как можно жить среди всего этого сказочного великолепия и при этом быть таким… таким, как Сандро Кавалли!
 — Да, картина говорит, но что именно она говорит, вы не поняли, простите.
 — О? Тогда я горю желанием узнать, что же она говорит, по вашему мнению?
 Лаура внимательно посмотрела на жестокое и суровое лицо Стража Ночи. Он прикрыл ладонью глаза в ожидании ответа.
 — В картине я выразила свои чувства к вам, хотя вы, разумеется, не бык.
 — В таком случае я от ваших чувств в восторге! Вам удалось представить меня бесполезной старой скотиной!
 — Неужели вы увидели это? — ужаснулась художница.
 Сандро не ответил, и его молчание воодушевило Лауру.
 — А силу, благородство, красоту… не заметили?
 Кавалли откашлялся.
 — Ну ладно, — примирительно сказал он, — я не прав.
 Ведь на самом деле он восхищался изображенным Лаурой быком до того, как прочитал подпись!
 — Видимо, что-то не так понял, — добавил Сандро. — Хорошо! Верю, у вас были самые благие намерения. Просто не каждый день видишь себя в облике животного, согласитесь!
 Немедленно воспользовавшись столь необдуманно предоставленным ей поводом, Лаура поспешила предложить:
 — Я бы хотела написать ваш портрет.
 Она вскочила, подбежала и присела возле Стража Ночи на корточках.
 — Как? Еще один портрет? — деланно удивился Сандро. Художница улыбнулась:
 — Ну так вы позволите?
 — А на этот раз в облике какого животного?
 Лаура рассмеялась:
 — На этот раз портрет будет настоящим, в человеческом облике!
 — Нет, — быстро и решительно ответил Кавалли. — Я не стану вам позировать.
 Лаура опустилась на землю.
 — Я и не надеялась, что вы согласитесь.
 Ее взгляд скользил по настороженно приподнятым плечам Стража Ночи.
 — Вы хорошо умеете скрывать свои чувства, мой господин, — прошептала она.
 В глазах Сандро мелькнуло удивление:
 — Что вы имеете в виду?
 — В вашей душе скрыты страсть, огонь, необузданность характера, но вы их так глубоко похоронили в себе, что лишь немногие догадываются, какой неотъемлемой частью вашей натуры являются эти качества.
 — Да? — Сандро горько улыбнулся. — А вы, при всей вашей мудрости и жизненном опыте, сразу же, конечно, догадались?
 — Да, и еще об этом догадались Аретино, Тициан и Джамал, разумеется.
 — А я и не подозревал, что так много людей проникло в сокровенные тайны моей души!
 — Только потому, что мы очень хотели проникнуть, — сказала Лаура, не обращая внимания на ироничность его слов.
 Она придвинулась к собеседнику поближе.
 Для Стража Ночи наступал самый опасный момент. Сможет ли он устоять?
 У него больше не было сил смотреть, думать, сдерживаться. Он клялся себе, что тогда, в Доме Свиданий, хотел лишь преподать девушке урок, но… Сандро замер, не в силах открыто взглянуть правде в глаза.
 По мельчайшим приметам Лаура догадывалась, о чем думает Сандро. В его голосе ей чудилось какое-то признание, суть которого пока оставалась для него неясна. Девушка ловила каждый взгляд собеседника. «Не скрывается ли под маской вежливости подлинное чувство, прикрытое зовом долга и привычкой следовать устоявшемуся образу жизни?» — думала она.
 Лаура протянула руку и дотронулась до щеки Стража Ночи. Его кожа слегка колола ей пальцы прорастающей щетиной.
 Сандро замер, но глаза тревожно вспыхнули:
 — Что вы делаете?
 Левая рука коснулась другой щеки. Лаура подалась к собеседнику, привлеченная отблеском заходящего солнца, полыхавшим в его глазах.
 — Вы не понимаете моих картин… и меня… но, может быть, вам многое скажет поце…
 Не давая ему времени воспротивиться, она приникла к его груди и поцеловала в губы.
 Сандро застонал, словно обжегся, но не оттолкнул ее, наоборот, крепко сжал в объятиях и ответил на поцелуй.
 Лаура ощущала на губах сладость сидра, который они пили недавно. Ее язык проник вглубь его рта. Страж Ночи не отпускал девушку, прижимая к себе еще крепче — так, что голова Лауры запрокинулась назад, а лицо оказалось приподнято, подобно цветку, устремленному к солнцу.
 Ей вдруг показалось, что какая-то нить соединяет ее губы с низом живота. Она очень удивилась и вдруг ощутила, как увлажнилась плоть между бедер. С губ Лауры сорвался стон.
 Сандро разжал объятия, и девушка заметила, что он уже готов отстраниться.
 — Нет! — сказала она, — не уходи от меня сейчас, пожалуйста…
 — Боже мой! Ты думаешь, что я такой железный?
 Дрожащей рукой Кавалли стал развязывать шнуровки ее блузы.
 — Наверное, я сошел с ума, но сейчас мне все равно, что будет потом, — произнес он.
 — И мне тоже, — услышал Сандро в ответ.
 — Я бы уже не смог остановиться, даже если бы ты попросила об этом.
 — А я и не хочу, чтобы ты остановился.
 — Я тебя сейчас просто проглочу и ничуть не пожалею об этом!
 — Так и сделай! — рассмеялась Лаура.
 Она нервно повела плечами и упала в его объятия.
 Ее руки гладили плечи и спину Сандро, и постепенно из тела Стража Ночи уходило напряжение. Лауре было приятно, что ее прикосновение снимают с возлюбленного тяжелый груз прошлых лет.
 Он взял ее за руки и поднял на ноги, поцеловав пальцы.
 — Но ведь ты совсем ребенок по сравнению со мной, — предпринял Сандро последнюю попытку остановиться.
 — Если вы так считаете, мой господин, то плохо меня знаете!
 В его объятиях Лаура чувствовала себя женщиной, властной, желанной и жаждущей любви.
 — Ты же знаешь, я не смогу на тебе жениться, — предупредил Сандро.
 — По крайней мере, вы честны со мной.
 «Удивительно! Неужели он считает, что я могла бы попросить его об этом?» — Лаура и не мечтала выйти замуж за такого человека, как Сандро Кавалли. Патриции не женятся на простолюдинках, если, конечно, опасаются повторить судьбу Гвидо Ломбарде. Но Страж Ночи слишком горд, чтобы смириться с бедностью. Девушка рассмеялась:
 — Я и не хочу, чтобы вы на мне женились, мой господин! Я хочу, чтобы ты любил меня, Сандро.
 Она услышала шумный вздох облегчения.
 Где-то совсем рядом засвистел соловей. Сверху на них падали лепестки, осыпая им плечи и задерживаясь в складках одежды.
 Сандро кашлянул.
 — Вряд ли сад — подходящее место для… э… подобного. В моем доме множество спален.
 — Вы уверены, что сад не может служить и вам спальней, как сегодня мне? Я чудесно отдохнула.
 Взгляд девушки скользил за бело-розовым лепестком, долго кружившимся, прежде чем упасть на широкую грудь Стража Ночи.
 Он раздраженно смахнул лепесток.
 — Я уверен.
 — А вот я нет!
 Сандро протянул ей руку.
 — Идемте!
 Его жест остался без внимания. Лауре не хотелось уходить из сада. Мало ли что случится, пока они дойдут до дома! Стоит ли терять такой волшебный миг?.. Нет, хоть раз, но она непременно должна увидеть, как Страж Ночи потеряет над собой власть.
 — Я не пойду!
 Брови Сандро удивленно поднялись:
 — Нет?
 — Все же давайте останемся здесь! — попросила Лаура.
 Она опустила глаза на зеленый ковер травы с розовато-белыми вкраплениями лепестков.
 — Здесь? — удивился он.
 Взгляд Сандро встревоженно заметался по сторонам.
 — Но где же твоя скромность, девственница?
 — У меня ее нет! Особенно, когда ты со мной рядом, — улыбнулась девушка.
 Она положила руки Сандро на грудь, где под тканью рубашки так сильно билось сердце.
 — Я хочу, чтобы ты запомнил сегодняшний день, и потому… все должно быть не так, как обычно случалось подобное в твоей жизни.
 Сандро колебался, мучимый сомнениями, и Лаура вынуждена была продолжить:
 — Ты, конечно, опытный мужчина, а я, несмотря на то, что жила некоторое время в борделе…
 Его рука скользнула по ее бедрам.
 — Да, — тихо произнес он, — останемся здесь.
 Их взгляды встретились, и тень боли, уже хорошо знакомая девушке, мелькнула на лице Стража Ночи.
 — Боже, ты такая… чистая, нетронутая… Я же…
 Лаура приложила палец к его губам:
 — Не надо, Сандро… Возраст тут ни при чем.
 — Но я не должен… — каждое его слово звучало настойчиво, требовательно.
 Девушка поднялась на цыпочки и обвила шею Сандро руками. Они страстно поцеловались, и желание снова пронзило Лауру.
 Страж Ночи вытащил полы блузы из-под юбки, в которую та была заправлена. Крепкие мужские ладони ласкали нежные соски.
 — О, еще!.. еще…
 Вдруг тяжесть рук на ее груди исчезла — Сандро принялся стаскивать блузу, юбку, белье. Целая груда одежды собралась у ног, и Лаура переступила через нее, внезапно застыдившись.
 Вечер давно уже наступил, но солнце еще не зашло, по-прежнему окрашивая золотом окрестности. Натурщице, кем и была Лаура в одной из своих ипостасей, и раньше приходилось обнажаться, позируя перед маэстро. Его друзья и ученики сновали во время сеансов по студии, и девушка не стеснялась, потому что художники и натурщики умеют оставаться бесстрастными, когда речь идет о живописи. Но сейчас… Сандро…
 Сейчас все было по-иному. Девушка взглянула возлюбленному в лицо, ее поглотило горячее требовательное желание и возникла настоятельная потребность угодить этому мужчине. Лицо Лауры запылало.
 Страж Ночи смотрел на нее так, словно на него снизошла с небес благодать и он как бы перестал быть Стражем Ночи.
 Лаура улыбнулась ему — робко, неуверенно.
 — Ваша очередь раздеваться, мой господин!
 — Терпение, мадонна!
 Сандро притянул девушку к себе. Поток тепла, идущий от его рук, растекался по ее телу, заполняя каждый изгиб и каждую ложбинку такой нежностью, что сердце таяло у Лауры в груди.
 Ей смутно вспомнился довольно желчный и подробный рассказ Порции о наиболее ловких приемах, с помощью которых женщина может помочь мужчине освободиться от одежды, но все эти приемы унеслись сейчас из памяти девушки. Ее пальцы сами по себе расстегивали камзол. Застежки сопротивлялись, но Сандро помог ей, и за камзолом последовала рубашка, рейтузы, белье… Правда, снять белье оказалось сложнее всего, случилась заминка — мешали туфли. Кавалли с проклятием одним движением стряхнул их с ног.
 Теперь перед Лаурой стоял Страж Ночи обнаженным. Он бросил задумчивый взгляд на одежду, разбросанную по траве.
 — О, нет! — Лаура угадала его мысли.
 Она не в силах была ждать, когда одежда окажется аккуратно сложенной!
 Взяв возлюбленного за руки, девушка отступила на шаг и залюбовалась. Сандро покраснел.
 — Проклятье! Я же говорил, что слишком стар…
 — Молчите, мой господин!
 Лаура окинула его взглядом. Тело Кавалли несло на себе следы тяжелых ранений, кожу высушили соль морской воды и лучи жаркого солнца. Такой загорелый, обветренный…
 Он был прекрасен и услышал это, но в ответ обвинил девушку в пустой лести, а она доказывала, что это не так, целуя его тело. Они упали в траву.
 Сандро лежал на боку, опершись на локоть и лаская свободной рукой Лауру. Она выгнулась, позволяя ему по очереди сжимать груди и скользить по ним языком, взбираясь к соскам и вызывая волны желания.
 Стон блаженства сорвался с ее губ — рука Сандро медленно… так мучительно медленно… поднималась по ее бедру все выше. Кавалли ощутил влажность нежных складок — Лаура была готова его принять — и два пальца скользнули в углубление, в то время как третий продолжил поглаживать бугорок, прячущийся в складках. От наслаждения можно было сойти с ума.
 Лаура опустила руку и наткнулась на горячую отвердевшую плоть. Дрожь желания сотрясла Сандро, он тихо застонал. Его губы вдруг сжали мочку уха девушки и нежно прикусили.
 — Лаура, что ты со мной делаешь? — прошептал он. — Боже… я горю… но не хочу причинить тебе боли…
 — Ты и не сможешь причинить мне боли, — она поцеловала его в щеку, — потому что я слишком хочу стать твоей.
 Ее терпение иссякло, растаяв под жаром его страсти, и Лаура осторожно раздвинула ноги. Тело Сандро было уже сверху, руки крепко держали ее за плечи. Медленно, едва сдерживая себя, он вошел в девушку.
 Лаура ощутила неподатливость своей плоти и согнула ноги в коленях, облегчая проникновение. Боли не было, только легкое давление…
 — Что ты видишь? — спросила она.
 — Рай.
 — Я люблю тебя, — Лаура даже не прошептала это, она выдохнула слова признания, лишь едва пошевелив губами.
 Девушка обняла возлюбленного за шею и приподнялась, чтобы поцеловать. Сандро воспринял это движение как приглашение отдаться страсти, и ритм его толчков, поначалу неспешный и осторожный, вызвал ответную пульсацию в теле Лауры, возникшую вначале где-то в глубине ее естества и постепенно охватившую каждую частичку плоти.
 Такого она не ожидала, догадавшись, однако, что это и есть самое восхитительное ощущение, какое только может испытывать женщина.
 Вот каким оказался ее первый любовник! Возлюбленный! Думала ли она, что будет обожать человека, купившего… нет, которому она сама подарила свою девственность?
 Дыхание Лауры участилось, словно она долго бежала вверх по склону холма. Выше, выше… Чаще… чаще… И вот уже вершина!
 Ритм возрос до безумия, и Лаура унеслась в небеса, оторвавшись от земли. У нее захватило дух, и мир вокруг взорвался светлыми красками.
 Сандро остановился, тело его изогнулось, судороги наслаждения сотрясли его и горячая влага хлынула в пульсирующее лоно Лауры. Экстаз мужчины подстегнул ее, заставив воспарить вместе с ним и закружить в блаженстве, подобно невесомым лепесткам, увлекаемым ветром.
 Напряжение спало, они вместе опустились с небес на землю — умиротворенные, ослабленные безумствами страсти, переполненные счастьем.
 Сандро неподвижно лежал, зарывшись в копну черных волос. Он не мог, не хотел, не желал ни думать, ни шевелиться. Такого с ним никогда прежде не бывало. Никогда. Даже в юности. Все другие женщины блекли, превращались в тени и отступая перед Лаурой — девушкой с сердцем ребенка и телом богини.
 Она сказала, что хочет, чтобы сегодня все было иначе, нежели обычно, когда подобное случалось в его жизни, и видит Бог, ей это удалось! Еще недавно он мечтал овладеть ею быстро, бездумно, лишь бы поскорее погасить пожиравшее его пламя и забыть о ней думать! Но как он мог обманывать себя? Ведь в любом случае забыть о ней он бы не смог!
 Сандро поднял голову и поцеловал мягкие влажные губы. Невероятно! Поцелуй возродил в нем желание! Подчиняясь столь редкому для него в последние годы порыву, Сандро возобновил движение, упираясь коленями в траву и не отрывая взгляда от лица Лауры. Сонная дымка пресыщения рассеялась в ее глазах и они загорелись жадным, горячим, неукротимым желанием. Руки девушки сжали ягодицы мужчины, подталкивая и заставляя двигаться быстрее.
 Краем сознания Сандро отмечал нереальность происходящего: цветущий сад, а не спальня, теплая трава и осыпающиеся лепестки вместо простыней… Но такого наслаждения не дарил ему никто за свою жизнь.
 Страсть Лауры достигла предела, она задохнулась, заметалась, прижалась к возлюбленному всем телом и вскрикнула, не в силах сдержаться, Сандро понимал, что шепчет ее имя и произносит слова, которые лучше было бы оставить невысказанными, но не мог ничего с собой поделать. Впервые в жизни Страж Ночи стал другим человеком, сумев полностью предаться ощущениям и подчиниться чувствам, преодолев здравый смысл, заглушив разум и погребя с почестями печальный опыт прошлых лет.
 Чтобы остановить безудержный поток нежных слов, Сандро поцеловал Лауру и не отрывался от ее сладких губ целую вечность. Его снова потряс взрыв наслаждения, а потом волна покоя окончательно подхватила и унесла с собой. Он соскользнул с тела девушки, опустился на землю рядом с возлюбленной и прижал ее голову к своей груди.
 Лаура глубоко вздохнула и провела ладонями по плечам Сандро. Ах, если бы он вновь мог стать молодым! Если бы мог вступить в соперничество с другими мужчинами за право обладать ею! Она представила себе господина Кавалли галантным кавалером, готовым на все ради прихоти возлюбленной, но образ как-то не вязался со Стражем Ночи. Нет, она любит Сандро таким, каков он есть.
 — Милый! — позвала девушка.
 Сандро ей не ответил, и она некоторое время продолжала лежать с закрытыми глазами.
 — Как божественно! — сказала Лаура, пытаясь добиться хотя бы одного слова от своего возлюбленного.
 Его рука опустилась на ее приподнятое колено.
 — Знаешь, я боюсь, что слова могут разрушить волшебство случившегося, — поняла вдруг Лаура молчание Сандро.
 Повинуясь порыву — хотя еще недавно ему так трудно было представить, чтобы он необдуманно рискнул довериться порыву — Кавалли захватил с травы горсть лепестков, поднял руку… и лепестки белым дождем осыпали груди, живот и бедра Лауры.
 — Я слушаю. Что ты хотела сказать?
 — Никогда не думала, — девушка следила за движением руки Стража Ночи, — никогда даже не предполагала, что так бывает.
 Сандро усмехнулся, наклонил голову и сдул один лепесток с ее живота. По коже девушки пробежали мурашки.
 — Ты жила в борделе шесть месяцев! Разве никто тебе ничего не говорил об этом?
 — Конечно, рассказывали разное, но…
 Сандро смахнул еще несколько лепестков и залюбовался мозаикой оставшихся.
 — Боже! Что ты со мной делаешь! — воскликнула Лаура, вся кожа у нее покрылась пупырышками, по спине пробежали мурашки.
 Она придвинулась в Сандро, ее соски коснулись его груди.
 — Ну раз уж в публичном доме тебя недостаточно хорошо просветили на этот счет, придется мне открывать всю гамму чувственных удовольствий! Но мне интересно знать, чего же ты, Лаура, ожидала?
 — Я ожидала просто каких-то приятных ощущений, но никак не думала, что меня поглотит пожар. Ты заставил позабыть обо всем на свете! Был момент, когда я почувствовала себя призрачным духом, воспаряющим в небеса. Это не богохульство?
 — Возможно, оно самое.
 Сандро порадовался пылкости речи девушки.
 — Мне все равно, даже если это и богохульство! Сандро, я сошла с ума… или ты тоже все именно так чувствуешь?
 Он молчал. Никогда ни одна женщина не говорила с ним столь откровенно о таких интимных переживаниях. Одно дело — заниматься любовью, и совсем другое — об этом говорить.
 Обычно люди после этого отводят глаза в сторону и пристойно одеваются, притворяясь, будто ничего особенного не произошло. Лаура же, похоже, собирается разобраться во всех нюансах и подвергнуть близость мужчины и женщины рассмотрению подобно критику, выносящему суждение о картине.
 Но сказать ей сейчас о своих впечатлениях — значит, пропасть, стать рабом желаний и потерять так тщательно оберегаемую долгие годы независимость.
 Он отвел глаза.
 — Молодые люди, — Сандро потянулся за одеждой, — всегда чувствуют все острее.
 — Смешно! — Лаура смотрела, как он зашнуровывает гульфик.
 Вдруг с хитроватой усмешкой она коснулась его рукой.
 — Прекрати! — он отстранился.
 — Меня всегда интересовала эта часть мужского наряда. Что вы там прячете под гульфиком?
 Сандро накинул ей на голову блузу.
 — Это зависит от мужчины.
 — Что зависит?
 — Что он прячет под гульфиком.
 Лаура просунула руки в рукава блузы.
 — А ты? Что прячешь ты? Конфеты? Серебряные монеты?
 Она бросила в него горсть лепестков и на какой-то миг превратилась в сказочного эльфа из цветочного королевства.
 — Так что же?
 — Ничего, — ответил Сандро, вздохнув. — Одно беспокойство.
 Они молча оделись. Страж Ночи изо всех сил пытался не обращать внимания на бившие фонтаном чувства. Он напоминал себе зверя, выпущенного из клетки после долгого заключения и не знающего, что его ждет и куда ему идти.
 В лавандовом вечернем свете Лаура казалась странным существом, сотканным из воздуха и смеха. Она принадлежала этому волшебному миру, в котором не было места для него. Девушка пригладила волосы.
 — Сандро, я хочу остаться с тобой на всю ночь.
 — Нет.
 — Нет? Почему же?
 — Потому что рано или поздно наши отношения причинят тебе боль. Вернее, нам обоим.
 — С чего ты взял?
 — Я не такой, как ты, Лаура.
 А как бы ему хотелось быть такой, как она! Боже, сколько же он потерял в жизни, сколько было упущено возможностей — безвозвратно!
 — Я до сих пор не могу понять, почему моя жена искала утешения у гребца с галеры. Но ты, видимо, была права, когда утверждала, что мы с ней, скорее всего, просто не подходили друг другу. Помнишь, в первую нашу встречу…
 —… я задумалась, в чем была причина вашего несоответствия, — подхватила Лаура.
 — Да.
 — Сандро, твоя жена просто не сумела понять тебя и оценить! А я тебя понимаю.
 Девушка страстно обняла Стража Ночи.
 — Разве ты не видишь, как мне с тобой чудесно?
 Он молчал.
 — Сандро, — тихо позвала Лаура.
 — Да? — откликнулся он.
 — Знаешь, я просто была рождена, чтобы стать твоей.
 — Мне казалось, ты была рождена, чтобы стать художницей.
 — Значит, от рождения у меня два призвания. О, Сандро, я напишу замечательную картину, а ты…
 — Мы не подходим друг другу, Лаура. Постарайся свыкнуться с этой мыслью.
 — Неужели не подходим? А вспомни, что ты говорил, когда телом был ко мне так близок, что соприкасались даже наши души?
 Кавалли в недоумении пожал плечами.
 «Странно! — решила Лаура. — Кажется, у него совсем нет памяти на собственные слова».
 — Мужчина не отвечает за то, что бормочет в пылу страсти, — произнес Сандро банальную, с его точки зрения, истину.
 — Но ты ведь говорил еще, что никогда не лжешь! Никогда! И говорил ты это не в пылу страсти!
 — Да, верно, говорил.
 — А в пылу страсти ты сказал, что любишь меня! Вот! — поймала его Лаура.
 — О, милая! — рассмеялся Сандро, его душа не могла больше вынести этой муки.
 Он схватил девушку за плечи и заглянул ей в глаза.
 — Да, я говорил, что думал. Ты прекрасна и невероятно отзывчива и телом, и душой. Ты заставила меня снова почувствовать себя молодым. Ради тебя я мог бы, наверное, завоевать мир! Но теперь не вини меня за то, что было сказано в порыве благодарности.
 Лаура насторожилась:
 — Я слышала, мужчины обычно не благодарят своих возлюбленных, если испытывают к ним искренние чувства. Они выражаются иначе, не словами благодарности!
 — Лаура, да ведь обстоятельства вряд ли можно назвать обычными! Нет, нам нужно обо всем забыть! Разница в возрасте, в положении, да и характеры у нас с тобой несхожие… У нас нет будущего, дорогая! — наконец высказал он мучившего его мысль.
 Лаура торжественно посмотрела прямо ему в глаза.
 — Так давайте тогда не будем задумываться о будущем, мой господин! Я с удовольствием немедленно снова сделаю так, чтобы вы почувствовали себя молодым. Разве этого вам не хочется?
 Опасения и мрачные предчувствия пали под натиском страсти. Сандро застонал и сжал Лауру в объятиях. Но когда он отвел возлюбленную в спальню и даже когда раздел, Кавалли знал: они совершают серьезную ошибку. Их отношения углубляются и, вместо того, чтобы оттолкнуть друг друга, они сближаются все теснее.
 Ей будет больно. Вопрос лишь во времени.
 Однако когда под шелковым балдахином раздались стоны и крики Лауры, ему осталось лишь махнуть на все рукой.


* * *

 Страсть захлестнула их обоих и оторвала от всего остального мира, остались только долгие ночи любви и еще более долгие дни ожидания и предвкушения. За обедом они лукаво переглядывались, в винном погребе смеялись, и оба с нетерпением ожидали праздника ночи.
 Сандро все последнее время находился в состоянии какого-то блаженного изнеможения. Любовь отдалила его от бремени забот и даже заставила позабыть, что он в ссылке и отстранен от исполнения обязанностей, с которыми успешно справлялся в течении более двух десятков лет, охраняя Наиспокойнейшую, любимый город, Венецию.
 «И все это совершила Лаура!» — думал он, обнаженным лежа на смятых простынях. Она преобразила его жизнь, заставив совершенно позабыть, что он Страж Ночи Венеции. Сандро взял апельсин и вонзил в кожуру зубы. На ладонь брызнул сок — он сдирал кожуру руками. Этому столь простому и чувственному удовольствию его тоже научила Лаура. Оторвав дольку, Сандро откусил кусочек и положил на язык.
 — Перестань! — Лаура подняла голову, склоненную над альбомом. — Мне тоже хочется!
 Он усмехнулся:
 — А это неплохая мысль! Иди сюда!
 Лаура прижала альбом к груди и погрозила ему пальцем, испачканным углем.
 — Мне потребовалась целая неделя, чтобы уговорить тебя позировать, и я не хочу терять ни одной минуты предоставленной возможности.
 Кавалли окинул себя взглядом.
 — И ты считаешь, что я сейчас позирую?
 «Как замечательно! Лежать обнаженным на смятых простынях и есть апельсин, это значит позировать!» — усмехнулся про себя Сандро.
 — Ну да… позируешь… Только поменьше, пожалуйста, шевелись.
 Лаура нахмурилась и потерла пальцем бумагу.
 — Ох, Сандро, набросок просто прекрасный! Это будет моя лучшая картина.
 — Нисколько в этом не сомневаюсь, но вот только жаль, что ее никто не увидит.
 — Прости, я не поняла. Что ты хочешь этим сказать?
 Разговаривая, Лаура продолжала работать углем и мелом.
 — Не думаешь же ты, что я позволю посторонним людям взирать на себя… в обнаженном виде!
 — Сандро! Но искусство существует не для тебя одного! Оно для всех.
 — Может это и так, но не в данном случае.
 Художница равнодушно пожала плечами, и они некоторое время не разговаривали.
 Сандро никогда раньше не проводил в постели целый день и теперь находил в этом некоторое удовольствие. Глядя, как Лаура работает, он улыбался. Никогда ему не понять, что можно найти интересного в его обнаженном, покрытым шрамами теле!
 Действительно, что необычного в широкой груди с серебристыми волосками, длинных жилистых ногах с буграми вен, мощных плечах, одно из которых отмечено сабельным ударом, а другое ожогом?..
 Однако, несмотря на все недостатки, Лаура находит его привлекательным и восхищается, даже когда не рисует.
 Доев апельсин, Сандро, в свою очередь, залюбовался ею. Необычность натуры девушки его уже больше не пугала. Как упоенно умеет она предаваться любимому делу! Ее глаза впивались в него и затягивались туманной дымкой, когда рука опускалась, чтобы перенести живые линии на лист бумаги. «Рисует она так же, как делает все остальное — радостно, с вдохновением, неукротимо. Такая страсть к жизни просто завораживает,» — отмечал про себя обнаженный Страж Ночи. Кавалли стал вспоминать прошедшую ночь. Другой женщины, умеющей так отдаваться, ему не доводилось встречать. Поцелуи, ласки… Она щедра во всем. Смелая, предприимчивая, удивительная, восхитительная… Никаких моральных запретов… Чувственная, не испорченная условностями и предрассудками… В любви такая же, как в живописи — вдохновленная, одержимая… А сам он прожил свою жизнь по правилам и предписаниям. Никогда до встречи с Лаурой Сандро не знал настоящей радости любви.
 Художница рисовала, а натурщик без тени стеснения открыто восторгался ею. На девушке был один из его халатов, не по росту длинный, не по фигуре широкий, из алого атласа. Халат был распахнут, и виднелась ложбинка между грудей. Волосы красавицы беспорядочно падали на плечи и шею. Босые ноги цеплялись за ножки стула, и не совсем приличная поза позволяла натурщику наслаждаться чудесным видом бедер художницы.
 — Сандро! — глаза Лауры неодобрительно посмотрели на него, в словах прозвучал упрек. — Я же просила тебя не шевелиться!
 — Что? Я не шевелюсь! Я послушно тебе позирую.
 Во взгляде Лауры мелькнула озорная искорка.
 — Ты-то сам вроде бы и не шевелишься, но вот…
 Сандро опустил глаза на свое тело. Боже! До чего доводят грешные мысли! Он же лежит обнаженный и мечтает о возлюбленной, совершенно забыв, что не одет!
 Кавалли рассмеялся.
 — Есть лишь один способ исправить положение.
 Глаза Лауры увлажнились и затуманились. Она подняла свой альбом, как щит.
 — Надо вот так тебя и нарисовать! Пусть все знают, какой ты развратник и о чем думаешь, когда ешь апельсин.
 — Признаться, до встречи с тобой я был крайне примерным.
 — Ну тогда хорошо, что мы с тобой встретились. Тебе ведь, наверное, было очень скучно всегда оставаться примерным?
 Сандро подавил зевок.
 — Что-то я утомился. Нельзя художникам писать живых людей. Им следует ограничиваться фруктами в вазах, собачками и мертвыми фазанами.
 — Пожалуйста, Сандро, еще немного…
 Он распростер руки.
 — Иди сюда!
 — Мне нужно закончить работу.
 — Займемся этим позже. Я стану отменно позировать, обещаю. Не шевелясь!
 — Нет!
 — Нет? — Сандро проворно сполз с кровати. — А я думаю, да!
 — Ты вовсе не отменный на…
 —…турщик? Ты права!
 Два быстрых шага и Сандро оказался рядом с Лаурой, и у художницы мгновенно пропал интерес к наброску.
 — Нет! — Лаура, затевая игру, отскочила. — Я не…
 Но он уже загнал ее в угол. Девушка шутливо закричала. Сандро, смеясь, взвалил ее на плечо и направился к кровати, не обращая ни малейшего внимания на то, что маленькие кулаки не так уж и шутливо колотят его по спине.
 — Ты!.. Варвар! Гунн! Злодей! Бестия!..
 Сандро бросил возлюбленную на постель и прижал ее руки к изголовью. Эпитеты сменились беспомощным смехом, тут же приглушенным поцелуем. Оказывается, можно смеяться, занимаясь любовью!
 Наклонившись над Лаурой и не отпуская рук, Сандро распахнул халат и овладел девушкой. Он крепко поцеловал ее, оставив на губах аромат апельсина.
 С приглушенным стоном Лаура завела свои ноги ему за спину и сжала их, покачивая бедрами. Пальцы Сандро сжали ее соски, заставив набухнуть. Рот терзал эти маленькие творения природы, вбирая вкус женского тела.
 Нет, он не какой-нибудь зеленый юнец! Так же медленно, как вошел, Сандро отступил, не обращая внимания на удивление и недовольство девушки.
 — Полежи-ка спокойно хоть недолгое время, — прошептал он.
 Не убирая рук с ее груди, он стал нежно целовать Лауру, спускаясь все ниже, к самой сокровенной тайне женского естества. Язык проник в нежные солоноватые складки, и Лаура трижды прерывисто вздохнула, замерла, наконец, в экстазе.
 В ее глазах восторг смешался с удивлением, когда он снова вошел в лоно, доведя до полного безумия возлюбленную. Но его терпение оказалось не беспредельным. Тело Сандро содрогнулось, с губ сорвался протяжный стон. Они слились, как ему показалось, неразрывно и навсегда.
 Лаура прижала Сандро к себе и поцеловала. В широко раскрытых глазах застыло удивление.
 Он негромко рассмеялся.
 — Таков вкус любви, дорогая!
 Сандро выпустил Лауру из объятий.
 Она выглядела столь счастливой, что ему захотелось продлить этот миг навеки.
 Еще долго они лежали рядом. Сандро держал возлюбленную за руку. Ах, если бы их страсть оказалась не просто невозможной идиллией! Любовь вырвала их обоих из жизни, из времени, из города. Но Кавалли ведь был прикован чувством долга к своим обязанностям Стража Ночи, а Лаура утонула в желании добиться всеобщего признания как художник.
 В дверь постучали. Недовольно пробормотав проклятие, Сандро запахнул на Лауре халат и, на ходу обматывая себе бедра простыней, поспешил к двери. Ему с трудом удалось сдержать усмешку, встретив озадаченный взгляд лакея. Никто из слуг, кроме разве что личного камердинера, никогда не видел хозяина иначе, как полностью одетым. Сейчас он стоял в одной простыне, босой, с растрепанными волосами.
 — Да? В чем дело?
 — Послание для вас, мой господин!
 Лакей протянул сложенный лист бумаги и вышел, в недоумении почесывая затылок.
 Сандро вернулся к Лауре, сломал знакомую печать и, нахмурившись, прочел послание.
 — Что там? — поинтересовалась девушка.
 Страж Ночи молчал, задумавшись.
 — Сандро!
 — Ах, да! — он кашлянул. — Прости, задумался. Мне прислали приглашение от герцога Мантуи. Завтра в их загородном доме званый вечер.
 Сандро помолчал.
 — Подозреваю, они хотят загладить проступок сына, — добавил он.
 Лаура вздохнула. Да, она тоже почти забыла, что весь остальной мир не переставал существовать.
 — Ты… ты поедешь?
 — Поедем мы оба, — уверенно ответил Кавалли, поддаваясь внезапному порыву и надеясь, что жалеть не придется.
 Глаза Лауры расширились от удивления.
 — Сандро!.. Я не могу! Вряд ли мне подойдет светское общество аристократов Венеции!.. Ой, вернее, я ему.
 — Ерунда! Ты очаровательна!
 — Это ты считаешь, но твои вкусы столь необычны!
 Он рассмеялся.
 — Я не хочу видеть герцога Мантуи, Сандро. Их сын…
 У Стража Ночи внезапно кольнуло сердце.
 — Мой сын тоже замешан в этом деле, но ведь ты меня простила! Те, кто подверг тебя мучениям в ту ночь, высланы из Венеции.
 Он выронил листок, возвратился к кровати и обнял Лауру.
 — Никогда не прячься от людей из-за случившегося. В этом нет твоей вины.
 — Но ведь люди считают иначе! Мою невинность продали в публичном доме, значит, я заслужила трентуно.
 — Так люди станут думать, но лишь когда ты начнешь от них прятаться.
 — А… ты уверен в своем желании взять меня с собой?
 — Любовь моя!
 Сандро снова развел полы халата, нежно погладил девушку и подтолкнул ее к постели.
 — Доверься мне, — прошептал он ей на ухо. — На празднике ты всех просто покоришь, дорогая. У тебя талант очаровывать людей.
 — Неужели? — Лаура поцеловала его в щеку.
 — Да, — пробормотал Сандро, чувствуя, как нарастает желание. — Боже мой, да!




 Глава 14


 Небольшой, но довольно оживленный, несмотря на малочисленность населения, живописный городок Мантуя, лежавший неподалеку от Венеции, раскинулся среди гор и оливковых рощ. С первого взгляда он поражал не только красотой своих холмов, но и постройками. Некоторые из домов были расписаны снаружи фресками, церкви и монастырь изобиловали архитектурными излишествами. Улицы то поднимались в гору, то извилисто спускались по склонам, покрытым виноградниками и садами. По стенам харчевен вились ползучие розы.
 Посреди главной площади высился фонтан. На площадь выходил и грандиозный величественный фасад городского совета — Синьории с длинным рядом узких готических окон, украшенных барельефами и лестницей с мраморными львами у входа.
 Кавалли рассказал Лауре, когда они проезжали город, что в продолжении целого столетия знатные семьи вели в городе борьбу между собой за первенство. Когда вспыхивали уличные схватки, никто из граждан не решался ходить по улицам без оружия. Ночью и среди белого дня происходили драки, слышались крики и мольбы о помощи.
 В конце концов, Содерини, главные соперники семейства Бацци, чьим потомком был герцог Мантуи, в гости к которому направлялись сейчас Сандро и Лаура, были изгнаны из города, а победители ликовали, воздвигая на улицах алтари и с благодарностью преклоняя колени перед изображениями мадонны и святых.
 Летописи, повествующие о событиях города, гласили: «Волки и лисицы расплодились в ужасающем количестве, ибо много было заготовлено для них человеческого мяса».
 Но всего лишь два года царствовал мир в Мантуе.
 Вскоре город наводнился пророками и прорицателями, предсказывающими страшную судьбу знатному и гордому Бацци, восторжествовавшему над врагами.
 Старый Гвидо, глава рода Бацци, не верил, что нависло проклятие над его домом, он ничего не хотел слышать о прорицателях и их предсказаниях, велев в шею гнать из города всех незваных пришельцев.
 Летом третьего года, последовавшего за победой, в Мантуе произошла страшная трагедия, память о которой до сих пор была жива в народе, спустя много лет. Случившееся люди прозвали «Кровавым венчанием».
 Против Гвидо и его сыновей Асторре и Симонетто поднялся племянник главы рода Грифоне. В семействе начались раздоры.
 Однако заговор возглавил другой человек — Барано Содерни, родственник одного из изгнанников. Вместе с Грифоне он собрал отряд отчаянных головорезов.
 Чтобы добиться от племянника Гвидо преданности и укрепить в нем ненависть к близким, Барано подогрел честолюбие Грифоне, обещая в случае истребления врагов, сделать его полновластным правителем Мантуи. Он оклеветал его жену Зиновию, будто бы изменившую ему с одним из двоюродных братьев мужа, сыном Гвидо, Симонетто.
 Мать Грифоне, Атланта, случайно узнала о заговоре, став свидетельницей того, как сын оскорбил свою неповинную жену Зиновию, обвинил ее в измене и клялся отомстить мнимому сопернику. Мать разубеждала Грифоне в измене Зиновии, умоляла не затевать раздора среди родных, но Грифоне ничего не хотел слышать, и тогда Атланта, уведя плачущую из-за нанесенного оскорбления невестку, прокляла сына и скрылась из города, отправившись в свой родовой замок.
 Случилось так, что Симонетто заподозрил Грифоне в заговоре против отца. На коленях он умолял Гвидо позволить ему убить главного зачинщика готовящегося нападения — Барано Содерини. Но отец отказал ему в этом. Старый Гвидо доверял своему племяннику Грифоне, подружившемуся с Барано и замолвившему за него слово.
 Неожиданное нападение должно было осуществиться без всяких препятствий благодаря хорошо обдуманной хитрости Барано и доверчивости Гвидо. Выступление, назначенное на день свадьбы Асторре со знатной римлянкой Лавинией Колонна, заговорщики продумали до мелочей. Они учли все выгоды и удобства нападения во время пышного пиршества, когда гости, опьяневшие и более-менее безоружные, не будут ожидать беды.
 Было принято в расчет и расположение домов всех членов семейства Бацци — дома находились друг от друга в отдалении. Каждый из заговорщиков обязался привести с собой по пятнадцать браво, наемных убийц. Остальные, причастные к нападению, согласились составить стражу. К истреблению были приговорены все прежние враги Со-дерини.
 В ночь на пятнадцатое июля, в разгар свадебного пиршества, заговорщики ворвались в дом Гвидо. Под ударами кинжалов пал жених Астор-ре, за ним — его брат Гвидо. Упал, обливаясь кровью, и старый Гвидо. Но многим удалось бежать.
 Бывший два года тихим, городок Мантуя в ту бурную ночь оказался залит кровью. Безмерно жестокий и честолюбивый Грифоне не только убил своих старших двоюродных братьев, но и заколол кинжалом укрывшегося под сутаной священника младшего брата, Рудольфе, любимца Гвидо. Кровь брызнула в лицо святого отца. Слуге за одно неосторожно сказанное слово в защиту мальчика он отрубил руку и кончик языка, который прикрепил гвоздем к мизинцу отрубленной руки.
 Надежды на то, что Грифоне пощадит женщин и маленьких детей, не оправдались. Несчастным едва удалось спасти свои жизни бегством. Матери прятали детей в шкафах и погребах, под юбками служанок, но дети плачем выдавали себя.
 Избегнувшие смерти люди собрали в ближайших окрестностях Мантуи своих приверженцев и на следующий день ворвались в город, где к ним присоединились друзья, слышавшие, что и их ждет кровавая расправа.
 Грифоне был настигнут Эузебио, вожаком Бацци, троюродным братом. Эузебио догнал подлого убийцу на ступеньках церкви Сан-Эрколане, где тот хотел укрыться, но не стал пачкать руки кровью своего родственника. Он крикнул приверженцам:
 — Эй, кто хочет разделаться с этой дрянью!
 И Грифоне упал, окруженный разъяренными людьми.
 Возглас Эузебио вдохновил жителей города, и все взрослые мужчины, вооружившись, с яростными криками запрудили улицы, чтобы разделаться не только с Грифоне, но и с остальными. Подростки и женщины помогали им, подавая оружие и держа наготове бинты для перевязки.
 Зачинщики бежали.
 Атланте, матери Грифоне, дали знать, что происходит в Мантуе, и вместе с Зиновией Атланта поспешила в город. На ступеньках церкви, где когда-то крестили и венчали с Зиновией ее Грифоне, она увидела лежащего смертельно раненного и обливающегося кровью сына. Он еще дышал. Тускнеющие глаза разглядели мать, несколько дней назад проклявшую его. Да, его настигло возмездие за вероломство и предательство близких. А мать…
 Упав на колени, Атланта склонилась к сыну:
 — Грифоне, ты слышишь меня? Ты уходишь от нас и я, проклявшая тебя, прошу теперь: уходя, прости тем, кто с такой яростью и так ужасно покалечил твое тело. Прости им. Слышишь меня, сын? Прости твоим убийцам и людям, подстрекавшим на убийство… Вот здесь Зиновия, невиновная дочь моя, она прощает тебя, как прощаю я. Прости же и ты…
 Грифоне слышал. Веки его дрогнули, но губы были не в силах пошевелиться, хотя напрягалось горло — умирающий пытался что-то сказать. Тело вытянулось… Все было кончено. Полновластным правителем Мантуи он так и не стал, хотя и погубил почти всех близких.
 Атланта же, уходя от Церкви и оставляя тело сына на ступеньках, прошла среди почтительно расступившейся толпы со взором, полным горя. Люди склонили головы перед величием души этой женщины.
 Картина смерти неизгладимо запечатлелась в душе Лауры. Она была потрясена рассказом Сандро. Смутно мелькали перед ней неясные образы: красивое лицо с тенью смерти и склоненная над ним фигура прекрасной женщины — разве не являла собой Атланта воплощение материнской скорби?
 Все случившееся в Мантуе особенно подействовало на девушку после нескольких недель спокойной жизни в поместье Стража Ночи и она долго не могла привести в порядок мысли. Трагическая сцена снова и снова разыгрывалась перед ее мысленным взором. Она снова и снова видела последние минуты Грифоне, видела страдание его матери… И взгляд Атланты, полный горя, оставлял глубокий след в ее душе.
 Лаура попросила спутника остановить лошадей у церкви, чтобы увидеть собственными глазами место гибели Грифоне. Ступив на нижнюю ступеньку лестницы, художница сразу же представила свою будущую картину: беспомощно распростертое тело сына и строгую величавую фигуру матери с лицом, полным скорби.
 Кавалли, взглянув Лауре в глаза, заметил отблески света, излучаемого образами, неясные очертания которых передались и ему невероятно сильным воображением девушки.
 — Я знал, ты попросишь остановиться у церкви, — сказал он.
 — И не догадался, что я захочу немного побродить по городу и его окрестностям, чтобы сделать несколько зарисовок этого необыкновенного городка?
 — В другой раз — непременно! — пообещал Кавалли. — Но не сейчас.
 Девушка вздохнула.
 — Ты же в праздничном наряде! — напомнил он.
 Лаура еще раз огорченно вздохнула и взобралась в карету.
 — Но если хочешь, мы с тобой можем осмотреть дворец Грифоне, — предложил Сандро. — Со смертью его владельца он стал необитаемым. Вся семья убитого живет теперь довольно уединенно в загородном замке, который расположен неподалеку от дома герцога Мантуи, дальнего родственника погибшего старого Гвидо и его племянника Грифоне.
 — О, да, мне было бы интересно взглянуть! — загорелись глаза Лауры.


* * *

 У великолепного дворца Грифоне с наглухо закрытыми окнами был спущен черный флаг.
 — Чтобы искупить грехи сына перед жителями Мантуи, его мать Атланта сделала общедоступными сокровища бесценной библиотеки дворца Грифоне. Любой человек в любое время может прийти в этот необычный дом и отдохнуть душой, погрузившись в чтение. Но полагаю, что лишь художники, поэты и ученые изредка заглядывают сюда, а их в Мантуе не так уж много, однако, я слышал, даже из Венеции приезжают люди, чтобы ознакомиться с библиотекой.
 Глубокое волнение охватило Лауру, когда она поднялась на первую ступень прекрасной мраморной лестницы. Казалось, она войдет и увидит во дворце тех, кто сражался за право властвовать над городом, а затем отстаивал его или же, наоборот, плел заговор…
 Но залы дворца были пусты. Девушка была потрясена его величием. Комнаты были украшены множеством античных статуй, фресок и картин, среди которых она узнала и кисть Пьеро дел-ла Франческа. Как живые, со стены смотрели на нее портреты предков Грифоне, его самого и Зиновии. Особенно долго задержалась Лаура у портрета Атланты.
 В громадный зал, заставленный шкафами, она вошла как в святыню. Покрытые темно-малиновым бархатом стены и ковер на мозаичном полу делали шаги неслышными. Благословенная, чудесная тишина захватила художницу. «А можно ли тишину передать на картине?» — задумалась она.
 Страж Ночи рассматривал книги. Здесь были собраны рукописные сочинения философов, юристов, богословов и поэтов на разных языках. На итальянском — Данте, Петрарка, Боккаччо. А сколько на греческом и латыни! Труды по геометрии и алхимии…
 Всего же — несколько тысяч томов! Сандро слышал, что Атланта зорко следила за пополнением библиотеки.
 Мягким неслышным движением Страж Ночи отдернул темно-гранатовый занавес, на котором выступали тусклыми контурами причудливые рисунки золотканного шитья, — искусное изделие далекой Фландрии.
 У стола одинокая фигура склонилась над раскрытой рукописной книгой. Читающий поднял голову и в красивом немолодом человеке с вьющимися волосами, чуть-чуть спустившимися прядью на высокий лоб, Сандро узнал знакомые черты. Боже мой, неужели?..
 Кавалли вспомнил. Будучи подростком, однажды он с родителями приезжал в Мантую и видел этого человека. Молодой придворный поэт, о котором ходили слухи, что он без ума от мадонны Атланты. Он и на самом деле боготворил сестру старого Гвидо, отвоевавшего Мантую, Он не мог долго выдержать жизнь вдали от нее и неотступно следовал за госпожой, не отвечавшей ему взаимностью. Как же состарился этот поэт и тонкий ценитель искусств! Впрочем, и он, Сандро, теперь уже не тот подросток.
 — Здравствуйте, мессир Бальдассаре, — память не подвела Стража Ночи, он вспомнил имя поэта. — Давно ли вы стали библиотекарем?
 Раздался мягкий голос:
 — Вот уже десять лет я радуюсь мудрости мадонны Атланты, осчастливившей меня возможностью в любую минуту завести беседу с хранителями мудрости, великими умами прошлого, и не столь древними. Я с удовольствием в который раз перечитываю Петрарку и Бокаччо.
 Лаура указала на лежащее возле раскрытой рукописной книги гусиное перо:
 — И делаете выписки?
 Бальдассаре поклонился:
 — Рад приветствовать вас в одной из лучших библиотек республики.
 Кавалли поторопился представить друг другу состарившегося поэта и свою спутницу.
 — Так я угадала? — напомнила о своем вопросе Лаура.
 — Нет, — ответил Бальдассаре, — я не делаю выписки. Я пишу сам. У меня много задуманного. Но когда все это закончу, еще не знаю, а сделать хочу много. Вот начал свои «Эпилоги» и буду писать их медленно, чтобы отделать, отчеканить так, как куют хорошую сталь для клинка. Это тоже должен быть, согласно моему замыслу, меч, только меч сатиры! А пока что я читаю наших славных поэтов. Вот посмотрите, что наметил прочесть сегодня на вечере герцога Мантуи. Два сонета!
 Бальдассаре прочитал стихотворение Петрарки:
 — «Душа, что делаешь, что мыслишь? Придет ли к нам покой и мир иль вечной жить борьбою?»
 Лаура подхватила строчку сонета:
 — «Что ждет — темно, сужу сама с собою; Взор дивный скорбен общею бедою…»
 Бальдассаре улыбнулся:
 — А помните Бокаччо: «Сокрылась доблесть, честь угасала, стала Италия всеобщею женой…»?
 На этот раз подхватил Сандро:
 — «Кастальских муз не слышно ни одной, о них не мыслят, их не чтут нимало».
 — Браво! — Лаура захлопала в ладоши.
 Еще недавно она и представить себе не могла Стража Ночи, который читает стихи, но вот, пожалуйста — он знает наизусть Бокаччо!
 — Вы чувствуете, синьора, как это сейчас звучит в унисон с нашими сердцами? — голос Бальдассаре дрожал от волнения.
 Но ни библиотекарь, ни Лаура, ни даже Страж Ночи, увлеченные разговором, не услышали шороха женского платья и не увидели, как из-за незаметно откинутого полога показалась стройная женщина высокого роста с тонкими чертами лица, в пышной одежде тусклых голубоватых тонов. На светлой парче живописно лежали блестящие каштановые волосы. Никаких лишних украшений, кроме тонкой фероньеры с крупной жемчужиной на лбу в наряде женщины не было. Темные глаза смотрели мягко.
 Тихим воркующим голосом она продекламировала конец сонета:
 — «Плачь же со мной — жребий наш таков! При благосклонности Фортуны лишь не хватало творчеству оков».
 — Здравствуйте, синьоры! Надеюсь, я не помешала вашей беседе? Я люблю этот сонет и помню его наизусть.
 На несколько мгновений в библиотеке повисла тишина, которую нарушил стук застежек переплета рукописной книги — это Бальдассаре решил поставить лежавшую на столе книгу на место.
 Лицо женщины показалось Лауре знакомым, и, позабыв о приличиях, она спросила, не дожидаясь, когда же их представят друг другу:
 — Адриана?
 Дочь Сандро протянула бледную изящную руку.
 — Большинство людей узнает меня благодаря сходству с отцом.
 — Извините, — Лаура пожала прохладные пальцы. — Я не хотела…
 — Пустяки!
 Поклонившись библиотекарю и отцу, Адриана отвела девушку к одному из шкафов, заполненному книгами. В глазах дочери Сандро мелькали веселые искорки.
 — Даже не будь на вас моего платья, я все равно мгновенно догадалась бы, что вы Лаура.
 Девушка покраснела и опустила глаза. Ее платье было из голубого бархата, рукава украшены рубинами, в их прорезях виднелся тончайший белый шелк. Такого роскошного одеяния Лауре даже видеть никогда раньше не приходилось.
 — Мадонна, я бы не осмелилась…
 — Ах, перестаньте! — Адриана рассмеялась. В любом случае, голубое вам больше к лицу, нежели мне. Бог дал каждому лишь одно тело, и все наряды, сшитые для меня, мне не переносить за всю жизнь. Платьев у меня столько, что, наверное, можно было бы одеть в них всех нищих в Венеции. Иногда мне даже становится стыдно иметь столь роскошный гардероб, особенно когда я думаю о тех, кому не повезло в этой жизни так, как мне.
 Лаура вспомнила, с какой нежностью Сандро несколько раз упоминал о дочери. Теперь его чувства стали ей понятны. У Адрианы было то, чего не хватало Марку-Антонио: очарование, ум, щедрость, откровенность и простота в общении.
 — Благодарю вас, мадонна. Рада, что вы не рассердились из-за того, что на мне оказалось ваше платье и не стали возражать.
 — Лаура! — дочь Кавалли взяла ее за руку. — А я, вообще, не только против этого не возражаю, но и против всего остального тоже, — Адриана лукаво подмигнула.
 Они были сверстницами.
 Страж Ночи, прервав беседу с библиотекарем, обернулся.
 — Кажется, отец несколько встревожен. Пожалуй, нам пора вернуться к мужчинам, — рассмеялась Адриана.
 — Ты иногда заезжаешь сюда? — удивился Сандро, когда к нему подошла дочь.
 — Нет, но по пути к загородному дому герцога Мантуи, куда мы с мужем приглашены сегодня на званый вечер, я увидела у дворца Грифоне твою карету и догадалась, что ты в библиотеке. Вот как я оказалась здесь. Муж ждет меня, мы все должны поторопиться, если хотим попасть на званый вечер.


* * *

 Герцог Мантуи превыше всего ценил утехи и наслаждения, был знатоком изящной словесности и искусства, покровительствовал ученым, способствовал изданию древних греческих авторов и собирал рукописи. Образованностью и утонченностью вкусов он превосходил всех своих родственников, но, увлекаясь внешней эффектностью, уступал многим в оценке истинно значительного и талантливого. В собрании картин герцога наряду со множеством серьезных работ можно было увидеть и портреты его любимых обезьянок, и четырехметрового удава, причем портрет удава по требованию заказчика был выполнен художником в натуральную величину.
 Баловень жизни, герцог Мантуи имел вкрадчивые манеры, умел проявлять любезность, а изящная осанка и окружающая роскошь порою позволяла забыть о его некрасивой наружности. Он старался не упустить ни одного из удовольствий, принятых в высшем кругу Венеции.
 Герцог страстно любил охоту; своры собак и соколы в раззолоченных колпачках наводняли его поместье. Жил он весело и на широкую ногу. Вечные пиры и праздники следовали непрерывной чередой, один за другим. Вино в его доме лилось рекой, на золотых блюдах, сделанных художниками-ювелирами, появлялись самые редкие яства: рыба, привезенная живой из далеких краев, соус из языков попугаев…
 Во время пира приближенные, среди которых были и поэты, услаждали слух герцога и его гостей музыкой и пышными стихотворными восхвалениями хозяина поместья. Сумасбродство герцога дошло до того, что после одного подобного пира всю драгоценную посуду побросали ради развлечения в Бренту.
 Герцог Мантуи чуть ли не ежедневно устраивал званые вечера, пиры, маскарады, театральные представления, охоты, кавалькады…
 Танцевальный зал в доме герцога Мантуи вызвал у Лауры благоговейный трепет и одновременно крайне неприятное чувство. Стоя рядом с Сандро у величественного входа, она изумленно взирала на высокий сводчатый потолок с фресками Беллини, мраморные арки с позолотой и пугающий вихрь веселящейся знати. Но убранство дворца казалось ей кричаще ярким, в отличие от классической простоты дома Кавалли.
 Первым приветствовал их знаменитый триумвират: Тициан, Аретино и Сансовино.
 — Божественный! — загудел Аретино, поднимаясь по ступенькам навстречу вошедшим, — как хорошо, что вы пришли!
 Поэт сделал жест рукой в сторону переполненного зала:
 — Видите, вас нет в Венеции, но она сама явилась к вам!
 И действительно, Лаура заметила в зале многих известных патрициев. Запахи дорогих духов и какофония голосов смешивалась со звоном бокалов, лязгом кухонной утвари и звуками музыки.
 Аретино по-медвежьи обнял Лауру.
 — Как вы, моя прелестница? Страж Ночи не обижает вас?
 Щеки девушки вспыхнули. Поэт перевел взгляд с Лауры на Сандро, а затем посмотрел на своих друзей.
 — Боже! Не верю! — заорал он. — Да они любовники!
 — Господин Пьетро, — сказал ему Кавалли, — какой у тебя большой рот!
 Гости герцога стали поворачивать головы в их сторону. За раскрытыми веерами прокатилась волна шепота. Герцог Урбинский, оказавшись поблизости, презрительно посмотрел на Лауру.
 — Ну теперь-то мы знаем, почему эта куртизанка осмелилась прийти во Дворец дожей во время Совета Правосудия! Она солгала, чтобы защитить своего любовника!
 Не успела Лаура опомниться, как Сандро уже схватил герцога за камзол и притянул к себе.
 — Еще одно слово, Франческо, и ты поплывешь по Бренте лицом вниз!
 — Этого еще не хватало! — фыркнул герцог Урбинский, его лицо побледнело от гнева. — Из-за этой куртизанки мой сын в тюрьме!
 — Нет, — отделившись от толпы гостей, к мужчинам подошла женщина. — Наш сын в Габбии из-за своего недостойного поведения, но вовсе не из-за этой девушки.
 Лаура удивленно смотрела на герцогиню Урбинскую.
 — Пороки молодости опасны. Что ж! Пусть Адольфо поймет, что ему крайне необходимо научиться обуздывать страсти!
 Взяв мужа под руку, она отвела его в сторону, как непослушного ребенка, но предложила, как взрослому, стакан вина.
 — Весьма разумная женщина, — заметил Сансовино, похлопав Сандро по плечу. — Чем скорее мы прекратим этот разговор, тем лучше. Давай-ка для забавы и в отместку пустим какой-нибудь слушок о Пьетро!
 Тициан обнял Лауру за плечи и подтолкнул к тихому уголку.
 — Наверное, нам лучше поговорить с тобой наедине.
 — Да, маэстро. Зачем только столь безрассудно мессир Пьетро всполошил гостей?
 — Ты счастлива, Лаура?
 — Да, — ответила девушка.
 Ей нужен Сандро и телом, и сердцем, и душой — безраздельно и навсегда, что, к сожалению, невозможно.
 — Я слышал, Кавалли щедр с любовницами.
 Лаура застыла.
 — Любовницами?
 Тициан взял с подноса проходившего мимо слуги бокал вина и передал его девушке. Ножка бокала показалась ей холоднее льда.
 Художник удивленно заморгал.
 — Ты же знаешь, я полагаю, что обычно всякий мужчина заводит себе любовницу. Одну или две.
 Девушка вздохнула.
 — Или четыре, — тихо добавил Тициан.
 Лаура сделала глоток прохладного вина, но пламя, вспыхнувшее в душе, не затихло. С притворным безразличием она вскинула голову.
 — Я и не подозревала, что у Стража Ночи так много любовниц.
 — Сандро Кавалли уже долгое время остается холостяком. Не думаешь же ты, что такой мужчина, как он, до встречи с тобой вел монашескую жизнь?
 Ей вспомнились их ночи, яростная страстность Сандро и его неутомимая жажда близости. Тициан прав. Ревность сжала Лауре сердце. Однако Кавалли не давал никаких обещаний, а нежность и ласку она сама выпросила у него и было бы глупо желать большего.
 — Что-нибудь прояснилось насчет украденных полотен, для которых я вам позировала, маэстро? — переменила тему беседы Лаура.
 Тициан вздохнул:
 — Нет! Ни единой ниточки, чтобы зацепиться!
 Лаура поежилась. Мысль, что картины, на которых она изображена обнаженной, находятся в чьих-то грязных руках, действовала на нее угнетающе.
 — За последнее время я много сделала, маэстро.
 Девушке захотелось поделиться успехом с учителем. Он искренне порадуется за свою ученицу, она в этом не сомневалась.
 — У меня прекрасная мастерская благодаря заботам Стража Ночи.
 — И Кавалли позволяет тебе заниматься живописью?
 — Конечно! Вы ошиблись в своем предсказании, маэстро! Он даже поддерживает меня… и вдохновляет. У меня уже пять картин.
 Тициан изумленно посмотрел на юную художницу.
 — Пять? Я вряд ли напишу столько за целый год!
 — Знаю. Эти мои картины… они другие. В них вся моя душа. Ничего лучшего я еще не писала.
 Маэстро кивнул. Лаура знала: он верит ей и понимает, что она говори без всякого хвастовства, от чистого сердца.
 — Если ты считаешь, что они хороши, должно быть, так оно и есть. Но тебе срочно нужно передать в Академию свои новые картины.
 Сердце Лауры сжалось от мрачного предчувствия.
 — Почему же? У вас для меня припрятана какая-то новость?
 — Да.
 Тициан взял свою ученицу за руку и провел через стеклянную дверь в открытую галерею. Холодный воздух окутал девушку. Тревога не покидала ее сердце.
 — Значит… меня не приняли? — спросила Лаура, готовясь к худшему.
 — Нет, — ответил Тициан, — не приняли, несмотря на мою поддержку.
 — Почему же? Плохи картины? — новость ранила сердце юной художницы, лицо омрачила глубокая печаль. — Или все дело в том, что я женщина?
 — Никто не посмел оспаривать высокое мастерство твоих работ, — ответил Тициан.
 — Проклятие! — Лаура ударила ладонью о каменный парапет и сердито уставилась на черную блестящую ленту реки, окаймлявшую лужайку.
 — Если бы дело было только в моих картинах, я могла бы что-то изменить… подработать полотна… Но что можно сделать с тем, что я женщина? Как они посмели отвергнуть меня только из-за этого?
 — Я не сказал, что тебя отвергли, — борода маэстро дрогнула: он улыбнулся. — Я сказал, что тебя не приняли… на прошлой неделе. Но вот на следующей я потребую, чтобы повторно состоялось обсуждение твоих картин.
 Вскрикнув от радости, Лаура закружилась на месте.
 — Так скажите… скажите, что мне следует делать дальше!
 — Я ведь уже сказал: необходимо представить на суд твои новые картины.
 — Пять! Пять новых картин! — хлопнула в ладоши Лаура.
 Никогда еще она не чувствовала такой уверенности в своем таланте. Надежда умирает последней. Даже мысль о любовницах Сандро не омрачала сейчас восторженного состояния. Когда ее примут в Академию, появятся заказы, а вместе с ними она обретет свободу и независимость. И Сандро Кавалли станет ей тогда не нужен!
 При этой мысли Лаура несколько приуныла.
 — Я возьму твои новые картины с собой в Венецию, — пообещал маэстро.
 — Хорошо, — согласилась Лаура.
 — Отправляюсь я домой завтра утром, — в голосе художника прозвучала некоторая доля неуверенности.
 Он бросил взгляд на фигуру Нептуна, установленного в центре фонтана, и шаркнул ногой.
 — В чем дело? — встревожилась его ученица.
 — Среди твоих работ есть картины, изображавшие обнаженных натурщиков?
 Лаура про себя тихо ахнула. Ну, конечно! Ей необходимо доказать свое мастерство в изображении человеческого тела. Без этого ее не примут в Академию. У юной художницы была целая стопка этюдов, запечатлевших Сандро. Она рисовала его в разных позах: лежащего в постели, стоящим у окна спиной к ней, поднимающим стакан вина. Два дня назад Лаура начала одну новую картину. Перенося на холст особенно понравившийся ей набросок, девушка сама поражалась тому, каким мощным получается создаваемый образ. Фигура мужчины на полотне казалась вырубленной из камня. И эта ее работа, несомненно, сумеет доказать, что она не только может правдиво изображать формы и пропорции человеческого тела, но и в состоянии придать изображению жизнь, силу, мощь.
 Тициан с тревогой ждал ее ответа.
 — Да, — сказала Лаура. Как раз сейчас я работаю над такой картиной.
 Однако Сандро возражал, чтобы его портрет, на котором он обнажен, увидели бы другие. Страж Ночи опасался осуждения и насмешек. Лаура не могла не уважать его мнение, но ведь и он мог бы подумать о ее будущем! От его согласия представить этот портрет в Академию теперь так много зависит!
 Тициан направился в танцевальный зал.
 — Пришли мне картину с обнаженным натурщиком.
 Маэстро задержался у входа, повернулся к своей ученице и добавил:
 — Я уверен, ты добьешься успеха, Лаура.
 — О чем это вы? — Сандро вышел из зала, едва художник скрылся за дверью.
 — У меня новость! — Лаура бросилась к Стражу Ночи. — Академия высоко оценила мои картины. Маэстро считает, что как только я представлю новые, меня примут!
 — Ничуть не сомневаюсь, что именно так и случится, — голос Кавалли прозвучал сдержанно.
 Лауре хотелось, чтобы он порадовался за нее, но Сандро, вероятно, как и она сама, понимал: успех отнимет у него возлюбленную.
 — У меня в Венеции будет своя мастерская, — принялась мечтать художница. — Я… я обрету независимость.
 Девушка прижалась щекой к мужской груди.
 — Сандро, ты… будешь по мне скучать?
 Он коснулся ее волос.
 — А ты как думаешь?
 Не дожидаясь ответа, Кавалли крепко поцеловал Лауру, жадно куснув губы. Девушка попыталась высвободиться из объятий, но Сандро удержал ее. Он сжал ей руками ягодицы, прижавшись бедрами, и приподнял возлюбленную. Лаура обхватила его ногами и постаралась забыть обо всем и не думать о будущем.
 — Этому я его научила! — раздался женский голос.
 Обескураженная, Лаура оттолкнула Сандро. Отступив от него, она обернулась и увидела, что на них смотрят четыре красивые женщины. Говорившая была невысока и рыжеволоса, с красивой фигурой.
 Стоявшая рядом с ней брюнетка ритмично похлопывала по ладони сложенным веером.
 — Может быть, это и так, Джойя, но, видимо, научила ты Сандро подобной позе лишь после того, как я рассказала тебе, что ему нравится, когда женщина позволяет себя приподнять и сама закидывает ноги за спину.
 — О, Барбара, помолчи! Не думай, что ты оригинальна, — сказала высокая блондинка, чьи острые глаза внимательно оглядывали Лауру, изучая девушку. — Разве не видишь, новая игрушка Сандро вполне собой недурна!
 — Ты права, Арнетта, — заметила русоволосая женщина. — Совсем молоденькая! Только что из пеленок!
 — Интересно! — сказал Сандро, потирая скулу. — Насколько я помню, вы всегда отличалась утонченными манерами, но сегодня я убедился, что память — штука ненадежная.
 Он говорил подчеркнуто невозмутимо, даже равнодушно, но Лаура чувствовала его скрытый за спокойствием гнев.
 — Мадонна Лаура, — продолжил Кавалли, решив все-таки соблюсти хотя бы видимость приличий, — мне доставит удовольствие познакомить вас с этими почтенными синьорами: Барбарой, Джойей, Ариеттой и Алиссией.
 — Это… мои бывшие знакомые, — шепнул он возлюбленной.
 Его любовницы! У Лауры похолодело в груди. Может быть, когда-нибудь он также скажет и о ней? Бывшая знакомая!
 — Как приятно, — Арнетта приторно улыбнулась и, взяв девушку за руку, оттащила ее от Сандро.
 — У нас так много общего, — язвительно заметила Джойя. — Идемте! Надо же за это выпить!
 Кавалли шагнул следом, но Лаура предупреждающе покачала головой. С этими хищницами, вообразившими ее своей жертвой, она чувствовала себя на равных. И кроме того, ее сжигало любопытство и даже хотелось получше узнать женщин, удостоившихся чести быть любовницами Стража Ночи.
 — Пожалуйста, мой господин, оставьте нас одних, — сказала она, подражая манерно-изысканной речи дам. — Я просто жажду познакомиться поближе с вашими бывшими… знакомыми.
 Едва они отошли от Сандро, как Джойя резко спросила:
 — Кем, черт побери, ты себя возомнила?
 Лаура удивленно моргнула, никак не ожидая подобной грубости.
 — Нас ведь только что представили друг другу и мне трудно судить, что мните о себе все вы, — она с притворной жалостью оглядела любовниц Сандро, — но мне говорили, что с возрастом женщины становятся склонны проявлять забывчивость.
 — Кое-что мы никогда не забудем, — вмешалась Алиссия. — Например, что из-за тебя нас покинул Страж Ночи.
 Ужасная мысль пришла Лауре в голову. Может быть, с самого начала эти женщины знали о ней? Возможно, именно они наняли браво, чтобы разделаться с соперницей! Девушка непроизвольно сделала шаг назад.
 — Ты, наверное, думаешь, что вознеслась на вершину мира? Так Сандро скоро тебя вернет на землю, — предупредила Джойя.
 — Видишь того человека? — Арнетта указала на пожилого человека в клетчатой юбке, мужчину, сидевшего в угловом кресле с пустым бокалом в руке.
 В другой руке он держал клюшку для гольфа, опираясь на нее, как на трость.
 — Граф. Сказочно богат.
 — Впечатляет! — ответила Лаура. — Какое отношение имеет он к вам?
 — Мы обручены!
 Арнетта и Лаура одновременно вздрогнули.
 — Это устроил Сандро! Сейчас он ищет подходящие партии и для остальных своих прежних любовниц.
 — О, правда? — девушка поиграла жемчужным ожерельем. — Жаль, что вы сами не можете найти себе мужей!
 Как же приятно было Лауре услышать в ответ разъяренные голоса.
 — Послушай, ты, маленькая шлюшка, — зашипела Джойя, — мы знаем, кто ты такая и откуда явилась!
 — И куда собираешься! — добавила Арнетта.
 — Страж Ночи сейчас не у дел, — прошептала Алиссия, — вот и опустился настолько, что таскает к себе в постель из борделя фальшивых девственниц!
 Арнетта сердито указала на престарелого шотландца.
 — Останешься с Кавалли, и тебя постигнет та же участь!
 Учитывая предрассудки Стража Ночи и свои собственные притязания, перспектива быть выданной Сандро за старика показалась сейчас Лауре весьма сомнительной. Но этим гарпиям она, конечно, говорить этого не собиралась.
 — В отличие от вас, — Лаура присела в реверансе, — я увлечена искусством гораздо больше, нежели господином Кавалли и не нуждаюсь в том, чтобы какой-либо мужчина заботился обо мне.
 — О? Но ты любишь мужчин! Я слышала, что однажды ты удовлетворила всех, желавших насладиться твоим телом!
 Лауре оставалось только надеяться, что в приглушенном свете ее внезапная бледность останется незамеченной. Дерзко смерив всех четырех женщин презрительным взглядом, она ответила:
 — А я слышала, что вы все вместе не в состоянии удовлетворить даже одного мужчину!
 — А, вот вы где, — хлопнув в ладоши, на них налетел Аретино. — Итак, вы встретились! Я с нетерпением этого дожидался. Ну и каковы же ваши впечатления?
 — Бестия! — проворчала Алисия.
 — Ах, Лаура, я знаю, Сандро представил вас этим добрым синьорам с самыми лучшими намерениями, но сомневаюсь, что он отдал должное их добродетели!
 В глубоком возмущении, шурша муаровыми шелками, оскорбленные и разъяренные, дамы удалились прочь.
 Лаура прикрыла глаза и прильнула к груди Пьетро.
 — Благодарю вас, синьор Аретино, — она облегченно вздохнула. — Вы просто спасли меня!
 — Вас и не нужно было спасать, — услышали они женский голос. — Вы были великолепны!
 — Да, Адриана, вы правы, спасать Лауру не было необходимости, но вот спасти меня от нежных объятий этой девушки вам придется! — Аретино отпустил Лауру, оставив ее в обществе Адрианы.
 Сверстницы направились к танцевальному залу. Адриана раскланивалась с гостями герцога, то и дело останавливаясь, чтобы представить свою новую знакомую, причем расписывала ее столь красочно, наделяя такими достоинствами, словно речь шла о святой. И только Лаура чувствовала, как содрогается Адриана от смеха, глядя на изумленные лица знакомых.
 Являясь дочерью Стража Ночи и женой члена Совета Десяти, Адриана занимала особое положение в высшем свете Венеции. Открыто выражая свое уважение к Лауре, она как бы требовала такого же отношения к ней и от других.
 — Я ценю то, что вы пытаетесь для меня сделать, — пробормотала девушка, натянуто улыбаясь, — но вряд ли ваши усилия увенчаются успехом. Дело в том, что я незнатного происхождения, незаконнорожденная, жила в публичном доме, сыновья этих людей похищали меня, надеясь развлечься трентуно, и не все знают, что у них ничего не вышло. Да и мне, в свою очередь, не очень-то хочется добиваться их расположения.
 — А я хочу, чтобы ваше положение изменилось к лучшему, и вы увидите, в конце концов, у этих людей не останется другого выхода, кроме как отнестись к вам с уважением.
 Они отошли в сторону.
 — Но почему вы это делаете для меня?
 — Я это делаю из благодарности за то, что вы сделали для меня. Так что знайте, я всего лишь плачу добром за добро, ничего более.
 Слова Адрианы прозвучали для Лауры эхом слов, уже слышанных ею однажды от Сандро.
 — Чем же я смогла быть вам так полезна?
 Адриана рассмеялась.
 — Вы сделали моего отца таким, каким я всегда мечтала его видеть.
 — Не понимаю.
 — Вы его изменили! Всю жизнь, сколько я его помню, он был строгим и требовательным. Никогда не видела, чтобы отец улыбался, и уж точно не слышала его смеха! А теперь… только посмотрите на него! — Андриана кивнула.
 В дальнем углу между Тицианом и Аретино стоял Сандро. Все трое, обнявшись, распевали песню, вкладывая в исполнение всю мощь своих голосов. Кавалли раскраснелся, глаза его блестели, поза была раскованной — никакой прежней вечной настороженности в слегка приподнятых плечах!
 — Я считала его уже стариком, — продолжала Адриана, — даже когда он был молодым. Вы подарили ему юность, которой у него не было, — слезы навернулись дочери на глаза. — Только что, когда вы дышали свежем воздухом на открытой галерее, мы танцевали с ним. В первый раз за всю жизнь! И он сказал мне, что любит меня!
 — Конечно, он вас любит и всегда любил.
 — Но никогда не говорил об этом! Ни разу! До сегодняшнего вечера.
 — Может быть, пребывание вдали от Венеции пошло ему на пользу?
 — Не ищите других причин, — Адриана говорила с полной убежденностью. — Он изменился оттого, что полюбил вас.
 — Он не любит меня! — быстро, с отчаянием проговорила Лаура. — Сам сказал мне об этом и правильно сделал! Чувства всегда мешают делам. Если бы ваш отец полюбил меня, — она замялась, подыскивая нужные слова, — все остальное стало бы невозможным.
 — Теперь уже слишком поздно. Он любит вас. Это все замечают.
 — Значит, его чувства скоро переменятся.
 — Подлинная любовь не проходит, только усиливается со временем.
 — На этот раз будет иначе!
 Чувствуя, что поступает неразумно, но будучи не в силах сдерживать гложущие ее сомнения, Лаура пояснила:
 — Если я хочу, чтобы меня приняли в Академию, то должна представить картину обнаженной натуры. Однако у меня всего лишь портрет Сандро, а он запретил его кому-нибудь показывать!
 — Для вас это так важно? — спросила Адриана. — И вы рискнете? Представите картину, рискуя утратить любовь?
 — Я всего лишь его любовница! — Лаура отвернулась. — Разве у меня не могут быть свои собственные мечты?
 Адриана не дала ей уйти, схватив за руку.
 — Я вас хорошо понимаю и считаю, что все это восхитительно. Пришлите картину мне, Лаура. Придется моему отцу поставить любовь выше гордости. Это ему ничуть не повредит.
 Лаура покачала головой.
 — Ваш отец никогда этого не сделает, не сможет, ведь гордость — это самое дорогое, что у него есть.


* * *

 С бьющимся от волнения сердцем Лаура закрыла руками глаза Сандро и ввела в студию.
 — Еще несколько шагов…
 Мастерская казалась пустой после того, как Тициан забрал для Академии пять полотен. Он признал, что все они удивительно хороши. Художница радовалась, что этих картин в мастерской больше нет. Работая над ними, Лаура избавилась от преследовавших ее кошмаров. Теперь же все было в прошлом, и холодные пальцы ужаса не могли уже до нее дотянуться.
 Вот по быку она скучала, вернее, скучала до тех пор, пока не закончила портрет Сандро.
 — Как тебе угодно, — добродушно отозвался он.
 Лаура остановилась и развернула его лицом к мольберту.
 — Пообещай мне кое-что, — прошептала она, прижавшись щекой к его плечу и ощутив ровное биение сердца в широкой и мощной груди. — Пообещай, что не сразу скажешь мне свое мнение о картине, а прежде как следует разглядишь ее и лишь потом вынесешь суждение, сообщив, нравится она тебе или нет.
 — Что, так уж плох мой портрет?
 — Нет! — воскликнула Лаура и с полной уверенностью добавила. — Наоборот, хорош! Но, ради Бога, не спеши, подумай, прежде чем оценить мою работу.
 Пытаясь унять дрожь в пальцах, она отняла руки от глаз Сандро и отошла, с замиранием сердца ожидая, какое впечатление произведет на него портрет.
 «Только бы он понял!» — молила девушка.
 Кавалли открыл глаза и… картина предстала перед ним, завораживая, лишая мыслей и наполняя чувствами. Она оглушала его и привела в ярость, но при этом Сандро отчетливо осознавал, что лучшей вещи Лаура еще не создавала.
 Боже, он возненавидел свой портрет!
 Художница изобразила его стоящим у окна и прислонившимся плечом к стене. За окном была ночь, и единственным источником света служил неясный туманный блеск луны, мягко вползающий в комнату молочно-бледным облаком.
 Обстановка терялась в тени, взгляд зрителя притягивался к человеку, изображенному у окна. Он был обнажен, но не отсутствие одежды смущало больше всего Сандро. Лаура добилась невозможного: нарушив общепринятые нормы, она изобразила его таким, каким он был на самом деле, а не каким хотел казаться. Длинные взлохмаченные волосы пронизывались серебряными прядями. Свет и тени не оставляли сомнения относительно возраста. Каждая морщинка, каждый шрам, подмеченные безжалостным глазом художника, были выписаны со всей тщательностью. От портрета веяло осенью.
 Повернутое в профиль лицо с резкой линией выступающего подбородка, слегка смягченной неожиданным поворотом шеи, придавало ему странный, противоречивый вид, в котором смешивались жестокость и мечтательность. Зритель невольно задумывался над тем, что привело изображенного человека в такое состояние? Кто он? Любовник ли, только что насладившийся ласками возлюбленной? Или же солдат, проводящий ночь в предвкушении битвы? О чем он думает? О плотских утехах или тяготах жизни? Человек ли он или античный бог?
 У Сандро перехватило дыхание. В горле застыл комок. Лаура похитила его душу и перенесла на этот холст, выставив на всеобщее обозрение! А чтобы и сомнений не оставалось, приписала внизу: «Страж Ночи Венеции».
 — Ну? — резко, будто выдохнув, спросила художница.
 — Это… — Сандро откашлялся, вздохнул, —… как тот бык.
 — Он тебе не понравился?
 — Да, — Сандро внезапно почувствовал себя уставшим, обессиленным, побежденным. — Он мне не понравился. Я возненавидел того быка.
 — Ничуть не удивляюсь! — Лаура начала говорить нервно, отрывисто. — Мало кому нравятся их собственные портреты. Сказать по правде, мне стало даже как-то легче, когда пропали мои портреты, которые написал Тициан. Конечно, шедевры, но я их не любила.
 Сандро даже вздрогнул от удивления.
 — Как это они тебе не понравились? Да ведь картины были великолепны! Они передавали твой подлинный характер.
 — А эта, — сказала Лаура, кивнув, — передает твой.
 Кавалли был слишком опытен, чтобы поддаться лести, но все-таки испытывал священный трепет перед поразительной искренностью портрета.
 — Вспомни, что ты обещал! — попросила девушка. — Не суди поспешно!
 — И когда мне можно будет вынести суждение?
 Лаура медленным жестом подняла руку.
 — Ну, после того, как мне удастся вернуть твое расположение.
 — Да? И как же ты собираешься это сделать?
 — Да точно так же, — ответила девушка, принимаясь расстегивать его камзол, — как я писала твой портрет! Она просунула руку под рубашку. Прикосновение заставило Сандро замереть. Камзол и рубашка упали на пол.
 — И… как же ты писала мой портрет?
 — Боже! У тебя суровое и непреклонные черты! Ни у кого не видела ничего подобного! Чтобы передать их, мне понадобилась кисть из медвежьего волоса. Я не столько писала твое лицо, сколько высекала его… как скульптуру, — ее проворные пальцы уже занялись рейтузами.
 Как во сне, Сандро сбросил туфли, чулки, белье.
 — И все же, — шептала Лаура и тепло ее дыхания согревало ему грудь, — в тебе есть нежность, передать которую я смогла лишь пользуясь другой кистью. Вот этой!
 Кисть в ее руке описала круг у его пупка.
 — Она сделана, — пояснила Лаура, — из волосков соболя.
 — Боже, — прохрипел Сандро, стиснув зубы.
 Кисть выписывала на его теле невидимую, но волнующую картину, обойдя низ живота, коснувшись напрягшейся, отвердевшей плоти, проложив дорожку между бедер и обогнув ягодицы.
 — Лаура…
 Что он хотел сказать? Все вылетело из головы.
 Ни одна женщина еще не соблазняла мужчину таким вот образом. В обширном и детально разработанном своде правил поведения, выработанном им за жизнь, отсутствовало предписание, предусматривающее, как себя вести человеку, по телу которого женщина водит соболиной кистью.
 — О чем ты задумался? — поинтересовалась Лаура. — Когда ты глубоко задумываешься, я сразу замечаю, потому что у тебя между бровей появляется морщинка.
 Она дотронулась кистью до лба.
 — Вот здесь.
 Девушка вздохнула.
 — Не раздумывай, пожалуйста, что делать дальше, пусть сердце подскажет, а ты послушай его.
 Сандро непроизвольно содрогнулся.
 — Еще немного и меня поведет не сердце, а… — он не договорил и прижал Лауру к себе.
 Как восхитительно — легко поддаться соблазну, уступив желанию, а ведь еще совсем недавно он и представить себе не мог, что способен давать волю своим порывам.
 Кавалли принялся стаскивать с Лауры одежду.
 В мгновение ока он раздел ее, отнял кисть и довел до смеха и слез, мучая нежными легкими ласками, пока оба не упали на гору одежды. Жадно, страстно, не испытывая ни малейших угрызений совести, Сандро любил Лауру. К черту гордость и честь, и достоинство…
 Они закружились в любовном танце, подхватившем их подобно вихрю, и погрузились в музыку душ, подчиняясь лишь ритму своих сердец, пока мир не взорвался, подобно праздничному фейерверку, оставив их лежать на одежде, потными, измученными и счастливыми.
 — Итак! — Лаура первой пришла в себя. — Что ты теперь скажешь о картине?
 Сандро уставился на мольберт, еще раз взглянув на встревоженного обнаженного мужчину с мечтательным взором, стоящего в полумраке. Картина казалась ему слишком откровенной. Художница, написавшая портрет, чрезмерно хорошо его знала и это пугало Сандро, так как подтверждало власть Лауры над ним.
 — Полагаю, ты придала мне некоторое величие, — признал он.
 Лицо Лауры озарилось улыбкою.
 — Да? Правда? Сандро, это лучшее из всего, что я написала! Другие картины были тоже очень важны, но эта доказывает… что у меня есть…
 — Что есть?
 — Дар, волшебство! Талант!
 — Согласен.
 — Этой картины будет достаточно!
 — Для чего?
 — Чтобы меня приняли в Академию.
 Что-то злое шевельнулось в душе Сандро. Он отодвинул от себя Лауру и поднялся, поспешно одеваясь. Она последовала его примеру, искоса поглядывая на Стража Ночи.
 — В чем дело, Сандро?
 — Так вот для чего тебе все это понадобилось! — вырвалось у него из самой глубины души. — Рассчитывала, что я стану податливым? Полагала, что соглашусь, чтобы ты выставила мой портрет для всеобщего обозрения? Поэтому ты крутила кисть вокруг моего пупка?
 Отчаяние исказило черты девушки.
 — Нет! Но мне позарез нужно представить в Академию картину! Без нее меня не примут.
 — Напиши другую!
 — Но у меня нет другой с обнаженной натурой!
 — Тогда измени изображенному мужчине лицо и придумай какую-нибудь другую надпись под картиной!
 — Не могу! Это единственно возможное лицо для этого тела. Оно твое!
 Лаура смотрела на свою картину. В ее глазах светилась любовь.
 Сандро вздохнул. Любит ли она именно его? А может — лишь свою фантазию, которую вообразила и запечатлела на холсте.
 — Не позволю! — он сердито кивнул в сторону полотна. — Как, ты думаешь, я буду себя чувствовать, когда вся Венеция станет пялиться на меня?
 — Это достойный портрет. Честный. На тебя будут смотреть с уважением.
 — Ах, с уважением! — ярость разгоралась в сердце Сандро, подобно лесному пожару.
 Вот как! Она соблазнила его, чтобы сделать все по-своему! Ну уж он ее теперь накажет. За все! За то, что заставила поверить в любовь, за то, что изменила его жизнь, за то, что заставила забыть самого себя.
 — Именно это мне сейчас и нужно, не так ли! Я ведь потерял уважение! Изгнан из города, живу в ссылке со шлюхой…
 Выражение ужаса на лице девушки остановило его. И тут же Кавалли понял, что зашел слишком далеко, ударил слишком больно. Как загнанное в угол животное, он лягнул в ответ… и разбил нежное сердце возлюбленной.
 — Лаура, — голос прозвучал хрипло. — Я не хотел… прости…
 Она побледнела, как снег, огромные глаза превратились в озера боли. Отступив на несколько шагов, девушка наткнулась на столик. А когда она обернулась, Сандро увидел в ее руке… нож.
 «Боже, — мелькнула у него мысль, — да она убьет меня, лишь бы смести все препятствия на избранном пути!»
 Подняв руки и приготовившись отразить удар, Сандро шагнул ей навстречу. Лаура, казалось, не заметила его движения. С яростным и мучительным криком, похожим на стон, она метнулась к картине, метясь ножом в грудь изображенного на портрете мужчины.
 — Нет! — возглас Стража Ночи прорезал воздух.
 Сандро рванулся к ней и схватил ее за руку.
 — Какого черта ты это делаешь?
 — Лучше бы я никогда не писала твой портрет, — пробормотала Лаура, прерывисто дыша.
 Сандро прижал девушку к себе, чтобы принять в себя ее боль и унять дрожь в теле. Тонкие пальцы все еще судорожно сжимали рукоятку ножа.
 — Перестань, — прошептал он. — Мы оба погорячились.
 Нож выпал из рук Лауры и откатился.
 — Все в порядке, — устало сказала девушка. — Спокойной ночи, Сандро. Приятных сновидений!
 Кавалли отпустил ее и, глядя, как она уходит, сгорбившись, едва волоча ноги, сжал зубы, чтобы не завыть от горя. Сердце подсказывало: «Иди за ней!» Но разум решил иначе: «Слишком поздно, сказанного не воротишь, слово не воробей».
 Сандро взглянул на портрет. С его губ слетело негромкое проклятие. Конечно, перед ним шедевр! Портрет открыл бы перед художником заветные двери Академии, если бы он позволил Лауре представить картину для всеобщего обсуждения, если бы смирился, стерпев унижение и выставив себя обнаженным на обозрение всей Венеции. Но почему это так важно для нее? Ведь они были счастливы, занимались любовью, смеялись, разговаривали за обедом в приятной компании Ясмин и Джамала… Разве беззаботной жизни в поместье ей было мало для счастья?
 «Да, — мрачно признал Сандро. — Ей хотелось большего». И ему тоже. Счастье возлюбленной походило на счастье птицы, запертой в клетке, а его возражения представить портрет в Академию удерживали Лауру в клетке, потому что другого способа удержать ее он не знал.
 Такова была правда. Признав ее, Сандро окаменел. Да, причина всего — его страх! Позволить Лауре отослать картину — значит, потерять возлюбленную. Там, среди знаменитых художников, она станет ему недоступна. У нее появятся заказы, они посыплются, как из рога изобилия, и художница забудет обо всем остальном.
 А если по-прежнему Лаура останется ученицей без средств к существованию? Тогда она будет зависеть от него и принадлежать ему!
 Сандро вспомнил слова, сказанные им же самим Джамалу: «Если Ясмин уйдет, когда ты освободишь ее, значит, она никогда и не была твоей по-настоящему».
 Каким мудрым он сам себе в тот день казался! Как был доволен собой! Но теперь-то ему стала по-настоящему понятна тревога друга при мысли о том, чтобы дать свободу любимой женщине.
 Кавалли смотрел на портрет и был полон сомнений. Освободить Лауру… и потерять ее. Отказаться от любви… и сохранить любовь.


* * *

 Лаура проснулась среди ночи. Покинув мастерскую, она легла спать, но еще долго смотрела в потолок. Отчаяние лишило ее сил. Наконец, пришел долгожданный сон, но он не принес облегчения. Злые, полные презрения слова не забывались. Они снова и снова ранили сердце, заставляли страдать. «…изгнан из города, живу в ссылке со шлюхой…»
 Она давно не спала в этой комнате, и теперь отведенная ей спальня в загородном доме Кавалли казалась ей чужой.
 Прежде Сандро каждую ночь уводил ее к себе. До чего же глупо было думать, что он впустил новую любовницу и в свою жизнь, не только в постель!
 Натянув желтый шелковый халат, Лаура босиком направилась в мастерскую. В открытое окно залетел ветер, и по комнате ходили тени, отбрасываемые колеблющимися шторами. Приглушенный лунный свет озарял огромную мастерскую.
 Девушка подошла к мольберту, чтобы еще раз взглянуть на портрет и отыскать причину возникшей в сердце Сандро ненависти. Вся ее душа излилась на этот холст, а в результате… Сандро оскорблен!
 Боже! Мольберт был пуст. Картина исчезла! Лауру охватил ужас. Не может быть! Нет! Исчезла? Как он мог? Ведь портрет был очевиднейшим доказательством ее таланта и умения изображать обнаженную натуру. Сандро украл ее будущее, лишил всего! Похитил право на свободу!
 Но почему? Чтобы спрятать картину? Или чтобы уничтожить?
 Лаура обошла весь дом, обыскала каждую комнату и через несколько минут сделала ужасное открытие: Сандро Кавалли исчез вместе с картиной.


* * *

 «Я знаю, куда он направился», — прочитала девушка на дощечке Джамала и вопросительно подняла на него глаза.
 Лицо секретаря было серьезным. Лаура недоверчиво обернулась к Ясмин, стоявшей рядом. Оба спали, когда внезапно их разбудило неожиданное вторжение гостьи.
 — Он, наверняка, знает, — сказала африканка, — они ведь как братья!
 Она вытерла слезы на лице Лауры своими мягкими пальцами.
 Девушка схватила Джамала за отворот халата:
 — Куда? Куда Сандро отправился? Уничтожить мою картину?
 «Нет, не уничтожить», — знаком показал секретарь.
 — Откуда ты это знаешь?
 — Не сомневайся! — вмешалась Ясмин. — Они с Сандро старые друзья и хорошо понимают друг друга.
 Джамал снова протянул дощечку: «Уехал в Венецию. Влюбленный идиот».
 На Лауру обрушились смущение, усталость и раскаяние.
 — Зачем?
 «Передать картину в Академию».
 Девушка опустилась в кресло.
 — Не может быть!
 Джамал утвердительно кивнул, настаивая.
 Лауру охватил страх.
 — Но ему же нельзя… нельзя появляться в городе! — закричала она.
 И снова прочла на дощечке: «Аллах поможет ему, если его схватят».


* * *

 «Только бы не попасться!» — молил Сандро. Достаточно унизительно для него было относить в Академию портрет. А уж если еще его и поймают… Страшно подумать, каким позором станет для Стража Ночи порка — обычное наказание за самовольное возвращение из ссылки.
 Он поплотнее закутался в плащ, решив, что так вряд ли кто его узнает. Утренний туман был ему на руку. Подобно вору, Сандро прошел в Академию через черный ход и в полумраке отыскал галерею, где висели другие картины Лауры. Даже в неясном утреннем свете они поражали своей мощью, явно свидетельствуя о редком таланте творца. Дрожащими руками Кавалли рядом повесил свой портрет — словно выставлял душу на всеобщее обозрение. Пройдет немного времени, и здесь соберутся мастера…
 Сандро пересек площадь Пескариа, где начинали свой день рыбаки, и направился к барже, которая его ждала. Людям было приказано в любой момент быть готовыми к отплытию.
 По площади прошла группа стражников, шатающихся после ночного веселья. Кавалли поднял воротник промокшего плаща и прошмыгнул мимо. Один из стражников с любопытством взглянул на него.
 На колокольне церкви святого Рокко ударил колокол. Закутанные в черные одеяния женщины спешили к утренней мессе. Одна из них чуть не столкнулась с Сандро, и ему показалось, она что-то пробормотала. Но женщина не остановилась, и он решил, что ошибся: они с этой монахиней незнакомы.
 Из тумана, повисшего над причалом, показались очертания баржи. С площади поднялась стайка голубей, шум их крыльев слился с колокольным звоном в знакомую мелодию утра.
 Итак, чтобы доставить картину в Академию, он добровольно вернулся в Венецию из ссылки и, тем самым, преступил закон, вдобавок ко всему, выставив себя в обнаженном виде на всеобщее обозрение.
 Сандро знал, что именно он совершил — величайшую глупость! Но эта глупость была первой жертвой, принесенной им на алтарь любви. Хорошо бы и последней!
 И когда стража дожа схватила его, уже собиравшегося подняться на борт своей баржи, Сандро решил: «Что ж! Пусть так оно и будет! Слава Богу за все».




 Глава 15


 — Джамал считает, что нам следует начать поиски с площади Сан Марко, — заявила Ясмин.
 Лаура нетерпеливо покачивала ногой, ожидая, когда они пришвартуются прямо у величественного здания Прокураций. Устремленная к небу колокольня и крылатые львы собора Святого Марка гордо высились над бурлящей шумной толпой. По площади двигалась процессия, и в глаза Лауре бросился красный зонтик с кисточками, всегда прикрывавший дожа, когда он появлялся на людях.
 — Почему он так считает? — спросила девушка, выпрыгивая из лодки.
 Она тут же поймала на себе сердитый взгляд матроса, еще не закрепившего швартовочный канат.
 Спустя несколько мгновений ужасный ответ на ее вопрос пришел сам собой. Проталкиваясь через толпу, Лаура устремилась к плывущему поверх голов зонтику. По обе стороны от Верховного правителя республики шествовала стража дожа. Его носилки окружали инквизиторы. За ними следовали девять членов Совета Десяти. Десятый шагал позади со связанными руками.
 — Сандро! — прошептала Лаура.
 Жалость захлестнула ее любящее сердце при виде его изможденного лица, потускневших глаз и кровавых ссадин на спине, видневшихся в просвете разорванной белой рубашки.
 — Боже мой, что происходит?
 Стоявший рядом толстяк в фартуке мясника нахмурился.
 — Только пришли, да?
 — Да, — Лаура попыталась прорваться между стражниками, сдерживающими толпу.
 Здоровенный солдат оттолкнул ее.
 — Опоздали, — лицо мясника побагровело от возмущения. — Самое интересное уже закончилось!
 — Самое интересное? — девушку охватил страх.
 — Порка! — толстяк вытер руки о фартук. — Страж Ночи не издал не звука. Стоял, как статуя, глядя прямо перед собой и на что он там глядел, Бог его знает, — мясник покачал головой. — Город в ужасе. Что такое совершил господин Кавалли? Такой справедливый! Иногда только он и стоял за простых людей перед знатью.
 — Если все в ужасе, то почему люди ничего не сделают, не защитят, не заступятся за него?
 — А вот это? — мясник кивнул в сторону потных озлобленных стражников с пиками и мечами. — Нет, ему никто не поможет!
 Проклиная себя за все случившееся, Лаура снова рванулась было через шеренгу солдат, но собеседник удержал ее.
 — Не стоит навлекать на себя беду! Теперь доблестного Стража Ночи Наиспокойнейшей упекут в Габбию.
 — В тюрьму? — у Лауры засосало под ложечкой.
 Ей вспомнилось краткое пребывание в сыром и темном подземелье. А теперь там окажется Сандро?
 — Нет! — крикнула Лаура.
 С отчаянием, придавшим силы, она прорвала цепь стражников. Сознавая, что помочь пленнику невозможно, Лаура в то же время не могла просто стоять и смотреть на его унижение в глазах всего города, города, который он так любил и спокойствие которого оберегал на протяжении более двух десятков лет. Ловко увернувшись от солдата, девушка бросилась прямо к дожу.
 — Ваша светлость!
 Андреа в недоумении уставился на нее. Сандро выругался. Двое мужчин подскочили к Лауре и схватили за руки, намериваясь оттащить.
 — Отпустите меня! — яростно закричала девушка, вырываясь. — Вы разве не помните меня, Ваша светлость?
 Дож озадачено посмотрел на своих советников. По его лицу было видно, что он ничего не помнит.
 — Вы видели меня во Дворце дожей во время Совета Правосудия над господином Сандро Кавалли. Этот человек посвятил всю свою жизнь Венеции, а вы подвергаете его такому унижению!
 — Женщина права, — воскликнул кто-то, и девушка узнала голос своего нового знакомого, мясника.
 Еще несколько человек одобрительно закричали.
 — Она права!
 Через минуту толпа забурлила, заволновалась, как штормящее море.
 На Лауру смотрели пустые глаза Сандро. Девушка в миг забыла все ужасные, оскорбительные слова, сказанные им прошлым вечером. Она бы вынесла любые оскорбления и пытки, лишь бы сейчас его глаза ожили, лишь бы в них растаяла эта горечь позора.
 — Лаура, — прохрипел Страж Ночи, — держись подальше! Все это тебя не касается.
 — Мадонна, ваша дерзость вам дорого обойдется, — произнес дож. — Господин Сандро Кавалли нарушил закон, а вы смеете защищать его!
 — Ваша светлость! — прогремел откуда-то голос Пьетро Аретино.
 Поэт пробивался сквозь толпу в сопровождении Тициана и Сансовино. За ним следовал один из членов Академии.
 Позади толпы людей Лаура увидела красные носилки жены Андреа Гритти, Бенедетты Вендрамин. Рядом с ними шагала Адриана с заплаканными глазами.
 — Милостивый государь, — обратился к дожу Тициан тем смиренным тоном, который так нравится власть имущим, — вы, конечно, не бросите в тюрьму нового члена Академии!
 У Лауры задрожали колени.
 — Вы хотите сказать… я?..
 Тициан торжествующе улыбнулся.
 — Да, маэстро! Ваша последняя картина переубедила всех, кто прежде сомневался в таланте женщины-художника. Портрет Стража Ночи произвел неизгладимое впечатление на членов Академии.
 Краска смущения залила щеки девушки, голова закружилась от восторга.
 — Но ведь… эту работу еще никто не видел!
 — Портрет посмотрела уже половина жителей Венеции, — подтвердил Якопо Сансовино. — А другая половина отчаянно желает это сделать!
 — Он великолепен, — сказала жена дожа, спускаясь с носилок.
 Обращаясь к своему мужу, Бенедетта Вендрамин окинула Лауру благосклонным взглядом.
 — Не поднимешь же ты руку, Андреа, на женщину! Я предлагаю немедленно заказать Лауре Банделло мой портрет, — улыбнулась она.
 «Может, мне это снится? — подумала Лаура. — Джамал все же оказался прав». Сандро пожертвовал своей гордостью и свободой ради того, чтобы ее избрали в Академию.
 Его самопожертвование болью отдалось в сердце.
 — С вашего позволения, мой господин, — пробасил Аретино, испрашивая разрешение приблизиться.
 Гритти подозвал его кивком головы. Поэт наклонился к дожу и что-то прошептал. Дож побледнел и открыл рот, но прошло еще несколько мгновений, прежде чем он распорядился:
 — Немедленно освободите господина Кавалли.


* * *

 Стоя у дверей аккуратного, скромного домика на Марсерии, Кавалли чувствовал себя неуклюжим и застенчивым, как влюбленный юнец. После событий на площади Сан Марко прошло восемь дней. Восемь мучительных, полных событиями дней.
 Дож принял его во дворце, осыпая похвалами и дарами, умоляя снова вернуться к обязанностям Стража Ночи.
 Кавалли прекрасно понимал, что Гритти руководствуется не дружбой и не сочувствием. Страх и ни что иное заставило его отменить наказание и отозвать Сандро из ссылки. Дож был испуган. За время отсутствия Кавалли он убедил себя, что в убийствах виновен сын герцога Урбинского Адольфо. И оказался неправ: прошлой ночью было совершено еще одно убийство. Жертвой стал судовой поставщик из Арсенала.
 «Понадобилась еще одна человеческая жизнь, — размышлял Сандро, — чтобы дож вернул меня в Венецию».
 За всю неделю Кавалли ни разу не видел Лауру. Ее письма грудой лежали на его столе. Девушка приходила и сама, но он приказал слугам отослать посетительницу. Не нужно ему ее благодарности!
 Страсти улеглись. Лаура достигла желанной цели: она принята в Академию. А он снова приступил к своим привычным обязанностям. Но было одно существенное отличие: Сандро изменился, он не остался тем прежним человеком, который изо дня в день охранял спокойствие Венеции, занимался торговыми сделками и жил подобно отлично смазанному и отрегулированному часовому механизму. Теперь он хорошо осознал, что такое боль и страсть, радость и горе. Лаура как бы пробудила его чувства, и Страж Ночи не в силах был забыть об этом, хотя и вернулся к прежней, хорошо упорядоченной и однообразной жизни.
 Восемь дней он убеждал себя, что может обойтись без Лауры, но… ранним утром Сандро увидел из окна, как над лагуной вспорхнула стайка птиц.
 Их крылья золотились на солнце, первые лучи которого только-только прорезали туман над водой. Кавалли взглянул на свой обычный скудный завтрак: черствый хлеб, кусок твердого сыра, разбавленное красное вино — и вспомнил, что они с Лаурой обычно, лежа обнаженными в постели, завтракали финиками из Смирны и медом.
 В это мгновение он понял: жить без нее невозможно. Чтобы придать себе уверенность, Сандро подумал о ее письмах и визите.


* * *

 Маленький букетик жег пальцы. Неужели это он, Страж Ночи, пришел с цветами? Да, с тех пор, как Лаура вошла в его жизнь, с ним творится что-то невероятное.
 Резко постучав, Кавалли опустил руку с букетиком и затаил дыхание.
 Спустя несколько секунд, служанка пригласила его войти.
 — Госпожа у себя в мастерской, — сказала женщина. — Она никого не желает принимать.
 — Меня примет! — ответил Сандро и прошел мимо оторопевшей служанки.
 В конце коридора виднелся вход в залитую солнечным светом комнату.
 Лаура стояла за мольбертом посреди тесно заставленной мастерской. На столике лежала стопка этюдов. Сандро узнал в одном из набросков жену дожа Бенедетту Вендрамин. Самой художницы он не видел — лишь босые ноги, переступавшие у мольберта с места на место, да заляпанный краской край фартука. Лаура не услышала шагов гостя, потому что напевала, безбожно фальшивя.
 Волна нежности поднялась в груди Стража Ночи, но за ней тут же последовал страх: по всей видимости, ей хорошо и без него, она всем довольна! А он-то за прошедшие восемь дней сходил с ума от желания обладать ею.
 Сандро покашлял. В тот же миг в раскрытую дверь из сада ворвалась черно-рыжая собачонка. С яростным лаем щенок бросился на гостя. Его по-прежнему привлекал палец правой ноги Стража Ночи, только теперь пришлось прокусывать не сапог, а туфлю.
 — Фортунато! — Лаура перехватила не отличавшегося гостеприимством щенка и прижала его к груди. — Мой господин, не следует вам дразнить любимца хозяйки!
 «Мерзкая тварь!» — подумал Сандро, бросая на собаку сердитый взгляд.
 — Я пришел сообщить, что получил ваши письма, — сказал он, в душе проклиная себя за косноязычие.
 Хозяйка выпустила щенка в сад, прикрыла дверь, невзирая на протестующее поскуливание, и бросилась к Сандро. Живая, непосредственная, с горящими глазами, — ну просто ребенок! Волосы небрежно перехвачены шнурком, лицо и руки испачканы краской. Никогда еще Лаура не была столь красивой, столь юной — по крайней мере, так ему показалось. Он же никогда еще не чувствовал себя таким усталым, да и спина еще горела после порки.
 Девушка обняла Сандро и повисла на шее, покрывая поцелуями подбородок, щеки, глаза — все, что могли достать губы. Несколько недель назад Кавалли в ужасе отшатнулся бы, испугавшись запачкаться краской, но теперь эта мысль вызвала лишь тень улыбки. Одежды у него хватало, а вот Лаура в его жизни была только одна!
 Мягко, пытаясь не выдать радости, он отстранил девушку и протянул букет.
 — Это тебе. Боюсь, мы сломали несколько гвоздик, но…
 — Ты шутишь, да? — взяв цветы, Лаура зарылась в них лицом.
 — Шучу? Я совершенно серьезен!
 Девушка рассмеялась.
 — А по какому поводу цветы?
 «Боже, помоги мне!» — взмолился Сандро.
 — Прими мои поздравления, — сказал он.
 — А я поздравляю себя уже целую неделю!
 Лаура раскинула руки и закружилась.
 — Посмотри, Сандро, какое место! Жена дожа сняла для меня этот дом, наняла трех служанок и дала денег, чтобы купить все необходимое. Она хочет, чтобы я ни в чем не нуждалась, пока работаю над ее портретом.
 — Очень мило с ее стороны.
 — Я всем обязана тебе. Когда мы поссорились и я обнаружила, что картины нет, в голову полезли самые страшные мысли. Думала, что ты ее испортил, но даже предположить не могла, что Сандро Кавалли способен на такую жертву!
 «Для тебя я сделал бы много больше — все, что угодно», — произнес он про себя.
 Страж Ночи улыбнулся с напускной беспечностью.
 — Висеть обнаженным на стене в галерее оказывается не так уж плохо! Зря я боялся. Было несколько шутников, но их остроты меня не задели, — Сандро решил не упоминать о потоке приглашений, хлынувших от нескольких десятков знатных дам Венеции.
 Он огляделся. Мастерская была хорошо обставлена.
 — Что ж, ты получила, что хотела.
 — Да, — Лаура согласилась, но как-то уныло. — Почему ты не пришел сразу? Чего ждал?
 — Был занят.
 Лаура присела на столик и в упор посмотрела на него.
 — Произошло еще одно убийство, верно?
 Кровь застыла у Сандро в жилах. Жаль, что ей это стало известно. Он хотел бы уберечь ее от страха — ведь причины, по которым нападали на девушку, еще не выяснены.
 — Откуда ты все знаешь?
 — Да я чихнуть не могу без того, чтобы Гвидо не поинтересовался, что случилось. Опять ты его ко мне приставил!
 Девушка потерла ладонями плечо.
 — Это он мне все рассказал. Последнее убийство похоже на другие, да?
 Сандро кивнул, вспомнив окровавленное мертвое тело. Он сам сообщил обо всем семье погибшего, чем несказанно удивил своих людей. Он слышал плач молодой вдовы и всхлипы осиротевших детей. До встречи с Лаурой ему не хватило бы мужества подвергнуть себя такому испытанию.
 — И кто погиб на этот раз? «Если не сказать, она будет расспрашивать других и все равно узнает», — подумал Сандро.
 — Его звали Солонни. Он был поставщиком в Арсенале. В момент убийства Солонни занимался тем, что готовил факелы для правительственной галеры. Ведь на следующей неделе праздник, если помнишь.
 Кавалли не сомневался: новое преступление лишь доказывает, что затеян заговор против Андреа Гритти. Каждая жертва так или иначе связана с дожем! Как раз сейчас люди Сандро с носа до кормы обыскивали правительственную галеру самым тщательным образом.
 — Значит, Адольфо не убивал ни Моро, ни печатника, — сделала вывод Лаура.
 — Скорее всего, нет. По крайней мере, в момент последнего убийства он находился под стражей.
 — И ты по-прежнему не имеешь понятия, кто же убийца?
 — Нет, будь он проклят! Держись подальше от этого дела, Лаура! Не прошу и не приказываю. Умоляю!
 — Вижу ты перешел от приказаний к увещеванию! Мне это нравится.
 Кавалли вздохнул.
 — Хочу предложить тебе кое-что, помимо увещеваний.
 Девушка удивленно вскинула голову.
 — Лаура, — быстро сказал Страж Ночи, опасаясь, что смелость может покинуть его. — Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей.
 — Да?
 Сандро взял ее за руку и поцеловал пальцы.
 — Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей.
 — Твоей любов… — Лаура запнулась.
 — Я куплю тебе дом, любой, какой ты сама пожелаешь, с мастерской, слугами…
 — Нет, — девушка ответила тихо, отведя глаза в сторону. — Не хочу от тебя ни дома, ни драгоценностей, ни слуг, — она отняла руку. — Мне нужно больше.
 — Не понимаю.
 — Мне нужен ты весь, Сандро.
 — Ты не можешь мне отказать, Лаура! Черт побери, мы же были счастливы в моем загородном доме! — Тебе нравилось заниматься со мной любовью, вместе завтракать, гулять в саду…
 — Верно, — грустно ответила художница. — Но я не представляла, что расставание будет таким тяжелым.
 Он схватил ее за плечи.
 — Нам больше нет нужды расставаться!
 — Но я не могу принять твое предложение!
 — Почему? То, что я предлагаю, не так уж плохо!
 — С твоей точки зрения!
 Лаура отстранилась.
 — А у меня работы хватает! Когда люди услышали о заказе жены дожа, все вдруг бросились ко мне. Так что, если захочу, могу набрать заказы на несколько лет вперед.
 — Но ты же не будешь с утра до вечера только писать! Живопись — это еще не все! Есть и другие стороны жизни.
 — А ты предлагаешь мне еще и тебя обслуживать?
 Эти слова больно задели Сандро.
 Лаура откинула голову и вызывающе посмотрела ему в глаза.
 — А когда надоем, ты выдашь меня замуж за какого-нибудь старика? Все так просто и прилично!.. Но это не для меня!
 — Почему ты обижаешься? Разве ты не собиралась стать куртизанкой?
 — Да, я собиралась стать куртизанкой, — выкрикнула Лаура. — Но стала признанным художником, и еще никому не удавалось так унизить меня, как тебе. Неужели это не понятно?
 Она отвернулась и отошла от Сандро.
 — А теперь, мой господин, вам лучше уйти. У меня много дел, простите.


* * *

 — Мудрое решение, — одобрительно сказала Магдалена. Ты правильно сделала, что отказала ему. Горжусь тобой!
 Лаура вздохнула, прикрыла на мгновение глаза и чуть не ударилась в стену: по маленькой келье было трудно расхаживать из угла в угол, тревога не покидала ее.
 — И я тоже горжусь собой, — грустно ответила она. — Как он со мной обращался… До сих пор больно вспоминать.
 — Знаю!
 Магдалена встала из-за стола и взяла Лауру за руку.
 — Всегда больно терять того, кого любишь. Когда ты ушла, я была так несчастна, — она поцеловала подругу в щеку и прижалась к ней. — Но я знала, что ты вернешься.
 — Как хорошо! Быть дома, заниматься любимым делом. Все эти дни только работа спасала меня. Иначе можно было бы сойти с ума!
 — Тебя ведь приняли в Академию? — глаза Магдалены радостно вспыхнули. — Над чем ты сейчас работаешь?
 — Очень ответственный заказ. Поэтому я и пришла сегодня. Мне нужна особая краска. Хочу попросить у твоей матери. Не поверишь, но жена дожа хочет, чтобы я написала ее портрет!
 Магдалена ахнула и всплеснула руками.
 — Ты говоришь о супруге Андреа Гритти?
 — Да! Правда, чудесно?
 — Нет! Держись подальше от дожа и его семьи. Это слишком опасно для тебя.
 — Не понимаю, — Лаура нахмурилась. — Что здесь опасного?
 — Я знаю кое-что об убийствах, — сказала Магдалена.
 Теперь она расхаживала по келье, нервно перебирая четки, а Лаура от удивления замерла.
 — Все жертвы так или иначе связаны с дожем! Подожди, пока опасность минует.
 — О чем это вы беседуете? — распространяя знакомый запах серы, в келью вплыла Челестина.
 — Мама, — в голосе Магдалены прозвучала настойчивость, не совсем ей свойственная. — Лаура пишет портрет жены Андреа Гритти!
 Монахиня поджала губы. В ее взгляде, брошенном на дочь, было столько ярости, что у гостьи сжалось сердце.
 — А тебе-то какое до этого дело?
 Магдалена съежилась.
 — Я… я просто подумала, что это… не… не совсем хорошо.
 — Лаура получила то, чего хотела. Разве ты за нее не рада?
 — Нет, — резко ответила послушница, очень удивив Лауру своим явным несогласием с мнением матери: такого раньше не было. — Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Если это произойдет, я умру.
 Звук пощечины расколол напряженную тишину, повисшую в келье, подобно удару грома.
 — Хватит, — закричала Челестина. — Твой долг — служение Господу! Не вмешивайся в жизнь Лауры!
 Еще не вполне веря тому, что случилось, девушка бросилась к Магдалене и обняла подругу.
 — Она не заслуживает вашего гнева, — осуждающе произнесла Лаура. — Вы правы, мне ничего не угрожает, но зачем… обижать Магдалену?
 Челестина глубоко вздохнула, лицо ее смягчилось, обретя обычное величественно-спокойное выражение.
 — Ты права!
 Монахиня погладила дочь по щеке и поцеловала в лоб.
 — Прости меня, дорогая. Я погорячилась.
 Челестина ушла. Вскоре ее примеру последовала и Лаура.
 Придется обойтись без краски!


* * *

 Накануне праздника Венчания Венеции с Морем Лаура летела домой как на крыльях. Гвидо Ломбарде следовал за ней на почтительном расстоянии. Девушка знала: он сгорает от желания узнать, как прошел ее визит во Дворец дожей, но ей было не до него.
 Снова и снова перед глазами вставала сцена приема: дрожащей рукой она откинула занавес и Андреа Гритти с супругой уставились на портрет Бенетты Вендрамин. Ожидая, что они скажут, Лаура затаила дыхание и закрыла глаза. Понравится ли им ее смелость и новизна решения?
 Обычно художники выписывали каждый волосок, каждую складку платья. Но юная художница, вдохновленная одобрением своего учителя Тициана, попыталась передать в портрете прежде всего характер и внутренний мир женщины.
 Делая наброски, она разговаривала с мадонной Бенедеттой, красивой и пышущей жизнерадостностью женщиной. Лаура не стремилась изобразить великолепие наряда, богатство украшений, роскошь драгоценных камней. Душа женщины — вот что ее заинтересовала. И портрет… Портрет получился крайне необычным, казалось, он светился душевным теплом.
 Но ожидая, что скажут дож и его супруга, Лаура сомневалась в себе.
 — Великолепно, — промолвила мадонна Бенедетта.
 Ее муж согласно закивал.
 Охваченная восторгом, жена дожа тут же предложила, чтобы официальное представление портрета состоялось в наиболее подходящей для такого случая обстановке — на борту «Буцентавра», во время праздничной церемонии.
 — Завтра! — произнесла Лаура, возвращаясь из воспоминаний в настоящее.
 Она спешила. Чувства переполняли ее.
 Нужно рассказать кому-то, поделиться успехами. Гвидо не тот человек. Он никогда не понимал ее увлеченности живописью. Может, пойти к Тициану? Маэстро единственный, кто верил в нее, и это он ввел свою ученицу в дивный мир красок и света.
 Но Лаура знала: его мнение будет мнением художника, учителя, а ей сейчас требовалось другое — восторг! И только один-единственный человек мог разделить с ней это неповторимое чувство — упоение успехом.


* * *

 Однако подойдя к дому Сандро, Лаура в нерешительности остановилась у дверей. Ее одолевали сомнения. Во время последней встречи они поссорились, взаимно обидев друг друга, но с тех пор прошло уже две недели!
 «Сегодня все будет иначе», — решила она. Ведь Сандро всегда желал ей успеха, несмотря ни на что.
 Приободренная этой мыслью, Лаура постучала, а потом и толкнула дверь. Зрелище, представшее перед ее взором, сильно огорчило девушку: Сандро сидел за столом, волосы тщательно причесаны, ни малейшей небрежности в одежде… Таким он был в день их первой встречи. На лице Сандро сердитое выражение — словно его раздражает весь мир! Она успела забыть, что Кавалли может быть и таким человеком с ледяной душой. Их смех, близость, радость встречи — все это, вероятно, осталось для него в прошлом.
 Сандро поднял голову. В глазах мелькнула тень надежды.
 В этот миг Лаура поняла, что совершила ошибку, рискнув прийти в его дом.
 — Мой господин, — торопливо проговорила она, — я пришла вовсе не потому, что решила принять ваше предложение.
 Глаза Стража Ночи померкли, от взгляда потянуло холодом.
 — Так что вы теперь от меня хотите, Лаура?
 Что она хочет? Ей захотелось выпалить все свои новости, хотелось, чтобы его сильные руки подняли ее и закружили по комнате… Слишком поздно! На Лауру накатила волна горького разочарования — между ними давно уже пролегла пропасть. Смогут ли они ее преодолеть?
 — У меня… новость, мой господин. Я показала портрет дожу и его госпоже… Они одобрили.
 Лаура нахмурилась. Ее слова прозвучали так, словно она нехотя отвечала на заданный вопрос.
 — Прекрасно, — бодро заметил Сандро, поправляя стопку аккуратно сложенных бумаг, — нисколько не удивлен. Никогда не оспаривал вашего таланта.
 — Нет, вы оспаривали мое право добиваться признания! — бросила Лаура, взбешенная его безразличием.
 Ведет себя так, будто и не было тех сказочных недель их любви и счастья!
 — Вы ошибаетесь, — ровным и бесстрастным голосом ответил Кавалли. — Мое предложение вовсе не означало, что вам придется оставить живопись.
 — Наверное, — сказала девушка, — мне полагалось проявить благодарность? Большинство женщин моего положения сочли бы за честь принять ваше предложение.
 «Но я хочу большего, хочу быть неотъемлемой частью твоей жизни, а не просто любовницей, чей дом ты станешь посещать, когда тебе этого захочется!» — произнести такие слова Лауре не позволяла гордость.
 Страж Ночи покрутил в руке перо. Какими ласковыми были эти чудесные руки, когда прикасались к ней в темноте! Их волшебное прикосновение пронзало ее душу.
 — А где Ясмин и Джамал? — внезапно спросила Лаура, прогоняя теплое чувство, возникшее внезапно в сердце и грозившее затопить остатки сдержанности.
 Кавалли слегка улыбнулся:
 — Последнее время я их редко вижу. Они взяли одну из моих барж и живут на ней.
 — Почему? Зачем им баржа?
 — Собираются совершить путешествие. Сначала поплывут в Алжир, а потом на родину Джамала.
 — Я считала, что ваш секретарь больше никогда не вернется на родину!
 — Ясмин заставила его изменить решение. Видите, Лаура, какие чудеса может сотворить женщина!
 А она? Смогла ли она изменить возлюбленного? Нет. Жизнь Сандро Кавалли вернулась в привычную, накатанную колею, словно ничего не случилось, как будто и не было их романтической и такой прекрасной любви, с одной лишь разницей: из-за нее Сандро, должно быть, чувствует себя разбитым, подавленным и униженным, ведь это из-за нее он потерял сына!
 — Я скучаю по Ясмин, — призналась Лаура. — У меня так мало друзей.
 — Ничего, когда люди познакомятся с вашими работами, друзей станет предостаточно.
 Девушка задумчиво провела рукой по щеке.
 — Это не то! Теперь я вряд ли смогу понять, нравлюсь ли я людям потому, что я такая, как есть, или потому, что пишу их портреты.
 — Помните, Лаура, когда-то я спросил вас, сможете ли вы вынести одиночество, борьбу и разочарования, выпадающие на долю художника?
 — Мой ответ остался неизменным, — девушка вызывающе посмотрела на Сандро. — Разочарование мне принесла не живопись, а ваша любовь!
 Кавалли резко поднялся из-за стола и прошелся по комнате. Вид его крепкого тела наполнил Лауру желанием, а когда он схватил ее и стиснул в объятиях, сил для сопротивления не осталось.
 — Боже, Лаура, не говори так! — умоляюще прошептал Сандро, прижимая ее к затянутой гобеленом стене. — Никогда я не желал причинить тебе боли.
 Она уже позабыла сладость его поцелуев и волнующую ласку рук. Через секунду ее юбки уже были подняты, ноги сомкнулись за спиной возлюбленного, а в висках застучала кровь. Все произошло быстро, яростно, отчаянно: миг наслаждения — и внезапный покой.
 — Прости, — шептали его губы.
 — Не извиняйся, — Лаура прижалась к нему лбом, поцеловала и поправила платье. — Я хотела, чтобы это произошло.
 — Проклятие, тогда почему ты отвергаешь мое предложение?
 — Потому что мне этого недостаточно, Сандро!
 — Иди сюда, — он принялся зашнуровывать рейтузы. — Хочу показать тебе кое-что.
 Заинтригованная девушка пошла за ним в длинную галерею со сводчатыми окнами. Какой все же чудесный дом — с мраморными залами, светлыми комнатами, садиками, на крыше открытая терраса, цветы в клумбах…
 Ей никогда не стать частью этого дома! Любовнице положено жить отдельно, быть лишь тенью в жизни покровителя.
 Он остановился у небольшой картины, висевшей на стене между двумя пилястрами.
 — Я привез это из Вероны.
 Картина была выполнена превосходно — нежные тона, тонкие мазки. Сюжет — семья, на лужайке шестеро ребятишек, жесты и позы совершенно естественны, черты лиц мужчины и женщины неясны, но все, и дети, и родители, объединены любовью.
 — Чудесно! — восхищенно сказала Лаура. — Очень проникновенная картина! Кажется, еще никому не удавалось столь правдиво изобразить детей. По сравнению с ними херувимчики Рафаэля кажутся безжизненными.
 — Тебе нравится?
 — Необычайно!
 — Мне тоже. О художнике рассказал мне Аретино, а картину я купил без раздумий, из прихоти, полагаясь только на его мнение, — Сандро говорил так, словно и сам еще до конца не поверил, что совершил это, поддавшись порыву.
 — И кто художник?
 — Каталина Болла.
 — Я о ней раньше ничего не слышала. О, нет! Кажется, маэстро упоминал как-то раз ее имя.
 — В основном, у нее декоративные работы. От больших полотен она воздерживается.
 — Интересно, почему? Она талантлива!
 — Все эти мальчики и девочки, изображенные на картине — ее собственные дети.
 — У нее шестеро детей?!
 — Да. И, как видишь, материнство не иссушило ее талант и душу. Дети у нее прекрасно получались не только на картине, должно быть, и в жизни.
 — Мой господин, что вы говорите? К чему?
 — К тому, что занятия живописью не отняли всего остального у этой женщины. Она живет полнокровно.
 — Вы забываете кое-что! — язвительно ответила Лаура, направляясь к выходу.
 Она была слишком задета, чтобы сообщить ему о том, что завтра окажется во время праздничной церемонии на борту правительственной галеры.


* * *

 Потрясенная и разбитая, Лаура опустилась на кровать и закрыла лицо руками.
 Будь он проклят! Как посмел Сандро хвастаться перед ней этой картиной? Что хотел сказать? Работы, созданные Каталиной Болла, написаны превосходно! Она живет с семьей и всем, наверное, довольна! У нее же, Лауры, ничего, кроме искусства, нет! А приняв предложение Сандро, она станет, конечно, любовницей… по случаю!
 Но ей хотелось большего.
 Смахнув слезы, девушка подошла к столу Магдалены, чтобы написать записку подруге. Сломанный карандаш! А где же бумага?..
 Лаура решила поискать какой-нибудь листок в шкафу. Дверца легко распахнулась. Среди одежды мелькнуло что-то яркое. Не обратив на это внимание, Лаура взяла листок и села за стол. Как обрадуется Магдалена, узнав, что ее подруга будет находиться на борту «Буцентавра» во время праздничной церемонии!
 Вернувшись, чтобы закрыть шкаф, Лаура снова заметила что-то яркое. Любопытство одержало верх. Девушка отодвинула одежду послушницы… Увиденное заставило ее нахмуриться. Полный комплект одежды для мальчика: фланелевый камзол, рейтузы, чулки, рубашка! Зачем это все Магдалене? Может, собирает одежду, чтобы раздать нищим? Лаура отодвинула все в сторону.
 За висевшей одеждой виднелся краешек картины! Лаура изумленно вскрикнула. Почерк художника не оставлял сомнений. Кисть Тициана! В шкафу — его похищенные картины!
 Мрачное предчувствие камнем легло на душу. Лаура вытащила одно полотно и… С ее губ сорвался крик ужаса. Даная! Лицо, грудь, бедра жестоко искромсаны ножом…
 Дрожащими руками Лаура развернула остальные полотна. Все они были безнадежно испорчены, покалечены, изрезаны, разорваны. В ярости вандала чувствовалась такая ненависть, что Лауру затошнило, по спине пробежали мурашки.
 Какое-то время она стояла, прижав руки к груди и стараясь удержать подступающую к горлу рвоту. Все это сделала Магдалена! Она украла картины из дома Тициана! Она изуродовала их! Но почему?
 Шедевры Маэстро воспевали с откровенным восхищением женскую красоту. А Магдалена была обделена всем этим! Может, ревность, отчаяние и горе никому не нужной девушки, обреченной на одиночество своей ущербностью, довели ее до столь безумного поступка? Или негодование из-за сделанного Лаурой выбора? Ведь подруга предпочла стать куртизанкой, а не монахиней!
 Правильнее всего было бы позвать Гвидо, ожидающего ее на улице. Магдалену возьмут под стражу и предъявят обвинение. Судьи могут проявить снисходительность и позволить горбунье отбыть наказание в монастыре.
 Или… Магдалена, ее лучшая, самая преданная подруга… пойдет в тюрьму?
 Внезапно Лаура успокоилась. Ею овладела холодная решимость. Осторожно свернув полотна, она поставила их в шкаф и закрыла дверцу. Оставив записку, девушка тихо вышла. Никому нельзя предавать друзей.




 Глава 16


 В день, когда вся Венеция отмечала свой самый большой и пышный праздник, Сандро сидел во Дворце дожей у барельефа, изображавшего голову льва. В его пасти он обнаружил несколько посланий, но ни одно не имело отношения к заговору против дожа: кража пороха, возможно, предназначалась для праздничного фейерверка; драка в одной семье; стеклодув из Мурано вздумал продать секрет мастерства немцам…
 Борясь с одолевающей его дремотой, Сандро стал пощипывать переносицу. Тайна заговора оставалась нераскрытой. Никаких ниточек! Его люди обыскали всю галеру и вновь допросили приглашенных на церемонию. Однако даже друзья покойного отца Гритти, чьи имена появились в списке, не смогли сказать ничего определенного.
 Стражники — целая армия! — были сегодня на каждом судне церемониальной процессии. Скоро и сам Страж Ночи должен будет присоединиться к ним. События надвигались, и беспокойство начинало овладевать Сандро. Вся цепь ужасных убийств вела к этому дню. Что же произойдет сегодня?
 Во время великолепного спектакля лодки знати, богатых купцов и священников выйдут за «Буцентавром» в лагуну. Музыка, песни, фейерверки, залпы орудий — под этот аккомпанемент Венеция в очередной раз принесет клятву верности морю, подарившему ей процветание.
 Предстоящий праздник ничуть не радовал Сандро. Венчание Венеции с Морем… Венчание… Венчание…
 Он потерял ее.
 Если только?..
 Мысль, всплывшая из глубин его существа, рожденная тоской, желанием и отчаянием, постепенно приобретала очертания, росла, расцветала и рвалась к жизни.
 Единственное оставшееся решение!
 Нужно жениться на Лауре!
 Страж Ночи содрогнулся от столь неожиданной мысли. Жениться на Лауре — значит оставить службу, потерять честь, положение, то, ради чего он жил все последние годы.
 Но жениться на ней, значит добиться другой чести: искренне любить и быть любимым. Любовь и чувство долга. Эта девушка необходима ему. Все прежние убеждения и правила, по которым он жил, не стоят этой страсти — последнего дара судьбы.
 Согласится ли Лаура на новое его предложение?
 Сомнения, сомнения… Как это она сказала тогда? «Я и не хочу, чтобы ты женился на мне, мой господин! Я хочу, чтобы ты любил меня, Сандро».
 Серьезно ли говорила тогда Лаура? Еще раньше она сказала, что не хочет иметь детей. Молода, здорова, да и его самого еще списывать со счетов рано, учитывая, как часто и с каким пылом он предавался любви!
 Правда, Лаура может отказаться выйти за него замуж еще и по другой причине. Перед ней — вся жизнь. Девушка достаточно умна, чтобы понимать: несмотря на все ее увлечение Стражем Ночи, она может встретить другого человека. Моложе! Эта мысль жгла Сандро, как расплавленный свинец. Даже армия турок не пугала его так.
 Лаура его любит. Сомнений нет. Но свяжет ли она с ним свое будущее?
 Нужно выяснить все наверняка. Подавить свою гордость, смириться, умолять, если придется…
 Приняв решение, Сандро успокоился. Всю жизнь ему указывали, что надо делать. Он никогда ничего не делал только потому, что так хотелось ему! Решения принимали за него другие, распоряжаясь его судьбой: родственники, нелюбимая женщина, изменившая с галлеото, дож, назначивший его Стражем Ночи…
 Никто никогда не спросил, чего хочет сам Сандро Кавалли. Никогда и он сам не потрудился спросить себя об этом.
 Теперь все будет иначе! Он спросил себя и получил ответ в своем сердце. Он хочет жениться на Лауре, даже если для этого придется пожертвовать всем на свете.
 Положение, богатство, поклоны и любезность подчиненных ничего теперь не значит для Сандро, если из-за них должна исчезнуть из его жизни эта девушка.
 Решено, он повидает ее после церемонии. Слава Богу, Лаура дома, в безопасности…
 Пора идти. Рука коснулась кинжала на бедре. Еле различимый шорох остановил его. Мгновенно обернувшись, Сандро насторожился. Ни звука. Неужели?
 Он подошел к пасти льва, просунул руку и нащупал сложенный листок.
 Прочитав послание, Страж оцепенел. Листок выпал из дрожащих рук, но слова уже впечатались в память. «Лаура будет на борту „Буцентавра“. Остановите ее или она умрет вместе с остальными.»
 Кавалли словно обдали ледяной водой. Он выбежал через боковую дверь, промчался по узким ступенькам и выбежал на улицу. Что-то тяжелое и острое, возможно, металлическое, обрушилось на его голову. Из горла Сандро вырвался крик, нет, рев ярости и боли.
 Страж Ночи схватился было за кинжал, но удар повторился. Потом другой. Его сбили с ног. Сандро упал на ступеньки.
 — Нет! — мрак застилал глаза. — Нет, не сейчас…


* * *

 Лаура любовалась береговой линией Венеции. Сегодня город являл собой блистательное зрелище: балконы заставлены цветами, на шестах вьются яркие шелковые флаги, повсюду гирлянды, ленты… А вот и разукрашенная арка в Лидо. С борта огромной галеры открывался прекрасный вид на кружевные дворцы, казавшиеся сахарными домиками.
 Вокруг «Буцентавра» кружилась целая флотилия баркасов, галер, лодок, гондол и бесчисленное множество яликов. Солнце, клонившееся к закату, бросало на море последние лучи. Чудесный вечер!
 Почти чудесный.
 Лаура облокотилась на позолоченные перила. Пусто, пусто в душе без Сандро! Его нет — и нет радости в сердце, несмотря на праздник.
 — Смелее, малышка! — прозвучал за спиной приятный мелодичный голос.
 Она обернулась и невольно улыбнулась, увидев Флорио в роскошном одеянии из синего бархата с золотой тесьмой. У плеча трубадура была приколота траурная брошь. Длинные волосы выбились из-под берета, украшенного павлиньими перьями.
 — Что случилось, Лаура? — спросил он, — Мне показалось, ты готова броситься в лагуну, вот я и подбодрил: «смелее»!
 Девушка рассмеялась.
 — Не беспокойся, друг мой! Такой опасности нет. Я набрала столько заказов, что вряд ли выполню их все до глубокой старости.
 Рядом с ней горел факел, на Лауру пахнуло запахом смолы и парафина.
 — Тогда отчего же у тебя такое уныние на лице?
 Флорио — настоящий друг, к тому же он достаточно умен. Ему можно поведать о своих бедах. Флорио все поймет.
 — Я влюблена в Сандро Кавалли.
 Флорио даже присвистнул:
 — В Стража Ночи?
 — Да.
 Трубадур от изумления долго качал головой, прежде чем сказать:
 — Да он же сухарь! И слишком стар для тебя!
 Лаура горько рассмеялась. Никто, кроме нее, не знает, каким страстным, чувственным, горячим и молодым может быть Сандро Кавалли.
 — Для меня он совершенство, но Страж Ночи не хочет моей любви.
 — Так заставь его!
 — Я не знаю, как это сделать.
 Флорио усмехнулся.
 — Ты же шесть месяцев провела в борделе. Неужели не знаешь?
 Лаура подумала, что именно Сандро обучил ее искусству любви. При воспоминании об их близости девушку пронзила сладкая боль, и сразу за ней возникло ощущение холода и пустоты.
 — Дело не в этом. Мы неравны в положении: он патриций, я простолюдинка.
 Мимо прошли двое мужчин, одетых в форму стражников. Флорио пришлось откинуться на перила, пропуская их.
 — Боже, — пробормотал он, — галера полна стражников!
 Коснувшись руки Лауры, Флорио добавил:
 — Полагаю, Сандро Кавалли умеет оберегать то, что ему принадлежит?
 — Я тут ни при чем, — ответила девушка.
 С высокого носа галеры донеслись звуки горнов и тотчас же зажглись сотни факелов, расположенных вдоль планшира громадного судна. Глаза Флорио возбужденно вспыхнули.
 — Мне пора! Скоро мое выступление, а потом очередь дойдет и до твоей картины!
 Он наклонился и поцеловал девушку в щеку.
 — Возможно, когда-нибудь ты и мой портрет напишешь!
 Девушка улыбнулась ему вслед, но хорошее настроение покинуло ев, когда, направляясь на корму, ей пришлось пройти мимо знати, священников и монахинь.
 Андреа Гритти и его жена сидели в похожих на трон креслах под красным балдахином. По обе стороны от них в золоченых урнах горели огромные, толщиной в руку, свечи. Мольберт, накрытый покрывалом, стоял неподалеку.
 Гости теснились рядом, надеясь услышать похвалы дожа новому артистическому дарованию Венеции. Лаура чувствовала себя неловко и немного робела. Сейчас придет время ее торжества. Но грусть не уходила, царапая сердце: завтра она пойдет своей дорогой, одна, навсегда оставив Сандро. Сколько было попыток завоевать его любовь и стать частью его жизни! Все тщетно.
 Помощник дожа приготовился откинуть покрывало. С носа галеры послышался высокий голос Флорио. Лаура затаила дыхание. Резкий взмах — и портрет предстал глазам публики.
 В толпе послышались восклицания, ропот.
 Лаура в ужасе смотрела на свое творение. Не слыша гневных криков, она прижала руки к животу и отступила к бортику. Портрет Бенедетты Вендрамин был безжалостно изрезан и разорван в клочья.
 Жена Анреа Гритти неторопливо подозвала художницу к себе.
 — Вы что-нибудь об этом знали?
 — Нет, — еле слышно выдавила девушка. Губы, язык, плечи словно онемели. — Клянусь, я ничего не знала.
 — Обещаю, люди моего мужа доберутся до преступника, — сказала Бенедатта Вендрамин.
 Помощник дожа уже уносил изувеченное полотно.
 — Мне очень жаль. Отныне все ваши картины будут постоянно охраняться, — произнес Андреа Гритти.
 Лаура поблагодарила, сделала глубокий реверанс и отошла. О происшедшем вскоре забыли, праздник продолжался. Но Лаура все никак не могла прийти в себя.
 Стоя в стороне от веселящихся вельмож, девушка напряженно размышляла. Несмотря на теплый весенний вечер, ее знобило.
 Да, Магдалена уничтожила портрет жены дожа, как и картины Тициана. Но что подтолкнуло юную послушницу к столь жестокому поступку? Откуда такая ненависть? Магдалена…
 С самого детства они дружили. Потом их пути разошлись. И все же из уважения к прошлой дружбе Лаура не намеривалась делать свой секрет достоянием посторонних. Нет, она сама поговорит с Магдаленой и попытается выяснить, что привело бедняжку к подобному безрассудству. Может быть, подруга позавидовала ее успеху или не смогла вынести, что у нее появился любовник? Какова бы ни была причина, нужно постараться понять Магдалену.
 Внезапно Лауре стало жарко. Она подставила лицо прохладному ветерку. В тяжелом нарядном платье из узорчатого бархата девушка чувствовала себя неуютно. Сейчас бы очутиться в загородном доме Кавалли, где можно одеться просто, по-крестьянски, и бегать по садам и виноградникам так, что только ветер станет свистеть в ушах, а вечером тебя будут ждать ласковые руки Сандро…
 На борту правительственной галеры Лаура чувствовала себя лишней. Но куда денешься? С галеры не сбежишь! И никуда не скроешься, нигде не спрячешься от невыносимой боли, живущей в сердце.
 Он отверг ее любовь.
 С носа судна донесся голос Флорио, запевшего баркароллу. Его пение было встречено одобрительным гулом голосов. Люди говорили, что так, должно быть, поют ангелы.
 — Будь здесь не так тесно, — обратился к ней незнакомый мужчина, — я бы пригласил вас на танец, мадонна.
 Лаура попыталась улыбнуться, но все, что ей удалось — это сдержанный кивок. Незнакомец был по-своему приятен, хотя черты лица, пожалуй, казались слишком жесткими. Желтые зубы, маленькие, пронзительные глаза. Край бархатного плаща изрядно потерт.
 Сняв головной убор, мужчина поклонился.
 — Пусть безобразная выходка не портит вам вечер.
 — Я даже и не думала о картине, — тихо призналась Лаура.
 — Вот и хорошо. А я так определенно намерен повеселиться. Лет двадцать назад мне довелось служить у отца нынешнего дожа. Каким же сюрпризом оказалось его приглашение! Уже здесь, на борту, я встретил многих давних товарищей.
 Лаура отвернулась и посмотрела вниз Подростки на яликах, окружавших галеру, выпрашивали у знатных гостей дожа монетки. Над морем разносился голос Флорио. Вот уж кто, действительно, заслужил успех! В воздухе пахло горячей смолой от факелов. Скоро вспыхнут фейерверки, станут палить орудия. Праздник продолжается. Впереди ночь — время Сандро Кавалли, Стража Ночи Венеции. Лаура страдала. Ей хотелось услышать его слова и обещание заботиться о ней всю жизнь… Но нет, сегодня единственным обещанием станет клятва Венеции Морю.


* * *

 Боже, только бы успеть! Голова болела, словно раскалывалась на куски.
 Очнувшись на темной улице, Сандро не терял времени на обдумывание случившегося или составления плана действий. Он прыгнул в лодку и взялся за весла. От непомерных усилий уже ныли плечи.
 На горизонте ярко, подобно огромному драгоценному камню, сиял «Буцентавр», переливаясь золотым и алым убранством. Там сейчас вся знать республики!
 И никто не подозревает, что судно обречено. Корабль смерти.
 На ладонях появились и уже лопнули мозоли. Не обращая внимания на боль, Сандро продолжал грести. Заходящее солнце припекало затылок и шею.
 К черту жару! Кавалли налег на весла. До огромной галеры оставалось не более ста ярдов. Дым факелов вдоль борта уже доносился до него. Лодку тряхнуло — Сандро столкнулся с чьей-то гондолой. Не отвлекаясь, чтобы ответить изрыгающему проклятия гондольеру, он продолжил путь, его подгонял страх.
 «Почему? — вертелся в голове вопрос. — Почему он оказался столь несообразителен, почему не понял все сразу?»
 Весла резали воду. Страж Ночи перебирал в уме улики. Изменения, внесенные в список — имена людей, которых дож не приглашал на церемонию. Они вызваны, чтобы умереть! Последние слова заколотого в больнице браво. Ла Бокка пытался сказать ему о заговоре, взрыве правительственной галеры. И, наконец, главное — пришедшее лишь несколько часов назад известие из Арсенала о том, что похищено значительное количество пороха.
 Но только после полученного через пасть льва предупреждения все окончательно стало на свои места.
 Ему следовало разгадать план заговорщиков раньше! Но все его мысли слишком были заняты Лаурой. Любовная страсть затуманила ему голову. Наверное, удар неизвестного хорошо прочистил ему мозги.
 Между Сандро и галерой оставалось уже пятьдесят ярдов. Кавалли никак не мог успокоиться. Да и какой тут покой: кто-то намерен погубить столько людей!
 Потом можно будет поразмышлять, кто же разработал этот хитроумный план, кто напал на него при выходе из Дворца дожей… но это потом. Сейчас же важно лишь одно — успеть вовремя!
 Повсюду слышались глухие хлопки: разрывались фейерверки и петарды. При каждом хлопке Сандро закрывал глаза и втягивал голову в плечи. С галеры послышался чудесный голос, исполняющий баркароллу.
 Наконец, лодчонка подплыла к «Буцентавру». Кавалли ухватился за огромное весло, не обращая внимания на проклятие гребцов. С трудом перебирая окровавленными руками, он пополз наверх. Весло опустилось и Страж Ночи свалился в воду.
 Соленая вода хлынула в рот, нос, уши, в глазах защипало, огнем полыхнула рана на голове.
 Сандро вынырнул на поверхность, хватая ртом воздух. К изумлению всех, кто находился поблизости в гондолах и яликах, он снова ухватился за весла. На этот раз ему повезло больше, и вскоре Кавалли уже поднялся на палубу.
 Никто не обрадовался его появлению, наоборот, среди гостей дожа послышались гневные выкрики. Вид пришельца — мокрый, со спутанными волосами человек в разорванной рубашке — вряд ли соответствовал торжественной обстановке праздника. Сандро не стал объясняться, извиняться или оправдываться.
 — Всем покинуть палубу! Галера будет взорвана!
 Никто не пошевелился. Дож обменялся взглядом с женой. Та покачала головой.
 — Вы что, совсем рехнулись, мой господин? — сурово спросил Гритти.
 Кавалли искал глазами Лауру. Над лагуной опускались сумерки. На палубе толпились десятки, а может, и не одна сотня людей. Девушки нигде не было видно.
 — Галера начинена взрывчаткой! — крикнул Сандро. — Уходите, пока еще не поздно!
 — Вы имеете в виду порох, мой господин? — дож слегка нахмурился.
 — И где же он? — поинтересовалась жена дожа.
 Стиснув зубы, Сандро сделал несколько шагов по палубе. Башмаки хлюпали и оставляли лужицы.
 — Я не знаю, где… — махнув рукой, он умолк.
 Времени на разговоры не оставалось. Вряд ли все эти разодетые вельможи послушаются его и бросятся за борт, да и чему они должны верить? Его словам?
 Как убедить этих раздутых индюков, что опасность реальна? Единственный выход — найти порох и выбросить его в море.
 Дым смоченного в парафине факела заставил его чихнуть. «Корабельный поставщик, — вспомнилось ему, — отвечал за иллюминацию судна». Преступникам потребовалось внедрить своего человека на судно и они убили поставщика! Как же он не додумался раньше!
 — Факелы! — крикнул Сандро и бросился к ближайшему.
 Потушив его, Кавалли обломил верхнюю часть. Под ней медленно тлела веревка. Основание, казавшееся деревянным, оказалось гипсовым и слегка треснуло под пальцами Стража Ночи. Бросив его на палубу, Сандро изо всех сил ударил по факелу ногой. Из трещины на палубу просочился ручеек черного пороха.
 Над толпой пронесся возглас ужаса.
 — Отлично, мой господин! — одобрительно сказал дож. — Ну, а теперь, когда все позади…
 — Еще не все позади, — бросил Кавалли и метнулся к другому факелу, потушил его и разбил основание.
 Там тоже был порох.
 — Ну же, помогите мне! Проклятие, пошевеливайтесь!
 Лаура уже сбрасывала праздничное одеяние. Некоторые из гостей, спасая свои жизни, спрыгнули за борт. Другая же их часть стала обезвреживать корабль. Охранники, получив указание Стража Ночи, отправились на поиски в нижние помещения галеры. Заметив на корме Лауру, Сандро бросился к ней.
 Пышное платье, головной убор из золотой синели, темный водопад волос… Он влюбился снова.
 — Я хочу, чтобы ты немедленно покинула судно, — потребовал Кавалли.
 — Нет, — девушка уже вытряхивала из факела смертоносную начинку, руки ее почернели от пороха.
 Поблизости Флорио делал то же самое.
 Сандро выпятил подбородок.
 — Уходи, Лаура.
 — Я не уйду и ты не сможешь заставить меня покинуть корабль: мы в море!
 На галере творилось что-то невообразимое.
 С подошедшего баркаса на палубу поднялся Джамал.
 Сотни факелов! Но и множество людей! Кто же успеет раньше: факелы догореть или люди высыпать порох?
 Кавалли, стражники, гости — все работали неутомимо. Наконец, погас последний факел и галера погрузилась во тьму.
 Сандро позволил себе немного отдохнуть, впитывая тепло ночи. Тело его расслабилось, раны на руках заныли.
 Кто-то схватил его за плечо.
 — Сандро, дож! — Лаура указала на корму.
 Гритти и его жена сидели под красным церемониальным зонтиком. Огромные свечи, стоявшие в позолоченных урнах, догорели почти до основания.
 — Боже! — с замирающим сердцем Сандро рванулся туда, с трудом пробиваясь сквозь толпу.
 Он расталкивал всех патрициев, священников, чиновников, не обращая внимания на протестующие крики, проклятия и вопли. Какая-то герцогиня, не успевшая уступить дорогу, оказалась сбитой с ног.
 Никто не слушал его предупреждений, а между тем до взрыва оставались считанные секунды.
 За Стражем Ночи следом кинулись Джамал и Флорио.
 Пламя свечи слабо колебалось, танцуя у самого основания. Выхватив из чьих-то рук бокал с вином, Сандро выплеснул его содержимое на пламя. Послышалось протестующее шипение, но… свеча продолжала гореть.
 Выругавшись, Сандро ухватил огромную урну, служившую основанием свечи, и поднял ее. Мысленно он представил: взрыв, пламя… и себя, ставшего добычей птиц и рыб. Урна оказалась слишком тяжела: у него не хватало сил справиться с ней. Перед глазами трещал, разбрасывая искры, догорающий фитиль. Кавалли слышал возгласы ужаса, видел, как Джамал вместе с другими отшатнулся к борту.
 — Ради Бога, помогите же мне кто-нибудь!
 Дож оцепенел. Вытаращив глаза, он смотрел на Стража Ночи, не двигаясь с места.
 Нечеловеческими усилиями Кавалли приподнял урну и поставил ее на борт. Еще секунда… Урна зашаталась и тяжело рухнула за борт. Но за мгновение до того, как она упала в воду, фитиль догорел. Раздался взрыв.
 Над лагуной вырос огромный фонтан, подобный гигантскому грибу, который обрушился на палубу. Поток холодной морской воды сбил Сандро с ног. Галера вздрогнула, словно ее качнула рука самого Господа и затихла.
 Крики и шум уступили место мертвой тишине. Где-то прокричала чайка, жалобно и пронзительно, словно вознося мольбу к небу.
 Сандро уцепился за перила руками и, шатаясь, поднялся на ноги. Он увидел бегущую к нему Лауру. Девушка споткнулась обо все еще лежащую на палубе герцогиню, перепрыгнула через перевернутую скамейку и чуть не запуталась в невесть откуда взявшейся веревке.
 Все по-прежнему молчали. Лаура повисла на шее Сандро. Головной убор упал и по плечам рассыпались черные волосы.
 Страж Ночи обнял ее.
 — Лаура, я чуть было не потерял тебя.
 — Меня? О, любимый, это я могла потерять тебя.
 — И огорчилась бы? — спросил Кавалли. Она погладила его по щеке.
 — Ответ ты и сам знаешь.
 — Я пришел, чтобы спросить тебя кое о чем.
 Оглядев толпу, с любопытством наблюдавшую за ними, Лаура улыбнулась:
 — Здесь? Сейчас?
 — Пусть себе таращатся!
 Сандро гладил теплый шелк ее волос грязными, окровавленными, черными от пороха пальцами.
 — Ты выйдешь за меня замуж? — слова вырывались, будто их долго-долго держали под замком.
 Сотни зрителей затаили дыхание, но Сандро было все равно: на картине, выставленной в Академии, было обнажено его тело, почему бы теперь не обнажить перед людьми и душу?
 — Будь моей, женой! Знаю, мои лучшие годы позади, но клянусь…
 — Да?..
 — Я буду уважать твою одержимость живописью.
 — Ах, да помолчи ты, — попросила Лаура точно капризного ребенка.
 Сандро замер, но Лаура поспешила добавить, почувствовав неловкость сказанных ею слов.
 — Вечно ты говоришь все, что угодно, кроме того, что требуется сказать.
 — Боже мой, если ты мне откажешь…
 — Ведь ты меня любишь, правда? — подсказала девушка. И, увидев его изумление, рассмеялась. — Мне следовало догадаться раньше! Когда ты это понял? Почему раньше не сказал мне о своей любви?
 Сандро прервал ее вопросы долгим благодарным поцелуем. Лаура почувствовала на губах соленый вкус морской воды и ощутила отчаяние, которое привело его сюда.
 Стоявшие поблизости дамы печально вздохнули.
 Кавалли поднял глаза:
 — Может быть, я только потому и не признался в своей любви к тебе раньше, что ты не давала мне такой возможности, дорогая.
 Отступив на шаг, Сандро опустился перед возлюбленной на одно колено.
 В толпе послышался ропот, но для Стража Ночи сейчас ничего и никого не существовало — только Лаура.
 Она стояла в сыром платье, чуть мерцающем в полутьме, темный нимб волос делал еще более бледным ее усталое, на счастливое лицо. Страж Ночи торжественно взял ее за руку и поднес пальцы возлюбленной к губам. Женщина, ради которой он с легкостью отдаст жизнь!
 — Да, Лаура, это правда. Я люблю тебя, — заявление вызвало в толпе приветственный гул.
 Сандро ждал ответа. Внезапно девушка залилась слезами.
 Сандро поднялся и нежно обнял ее, прошептав:
 — Такое уж несчастье, а?
 — Нет… то есть, да… О, Сандро, я не знаю, — Лаура обняла его и посмотрела ему прямо в глаза. — Я так пыталась удержаться, не желать от тебя большего, но ничего не могла с собой поделать. Ты нужен мне. Весь, целиком. Мне хотелось, чтобы нас ничто не разделяло.
 Кавалли поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
 — И ты нужна мне, поверь.
 На лице Лауры застыло такое недоверчивое выражение, что Сандро улыбнулся.
 — У нас будут дети, если того пожелает Господь. Может, шестеро? Ты будешь летом лежать в тенистом саду, а в долгие зимние вечера мы вместе будем сидеть у камина. Поверь мне, мы будем счастливы. Только пожелай, и я вплету в твои волосы маргаритки или стану танцевать на чане с виноградом.
 Лаура неуверенно улыбнулась.
 — Ты дорого за все заплатишь, Сандро. Положение, титул…
 Он прижал палец к ее губам.
 — За тебя я отдал бы и душу.
 — Дело не в этом. Боюсь, что нарисованное тобой будущее не для тебя, — мягко сказала Лаура.
 — Любовь моя, — Сандро наклонился, чтобы поцеловать девушку. — Мы станем мужем и женой раньше, чем зайдет луна.
 Их губы слились в поцелуе, и Сандро перестал сомневаться в том, что принял правильное решение. Мягкие теплые губы Лауры обещали такое… все остальное не имело значения.
 Откуда-то издалека донеслись музыка и чудесный высокий голос Флорио. Трубодур воспевал любовь столь великую, что даже Страж Ночи Венеции признал ее.
 Девушка, наконец, отстранилась от возлюбленного и застенчиво на него взглянула.
 — Ах, Сандро, как бы хотелось, если бы это было возможно, запереть в сундуке твое признание, чтобы иногда доставать его оттуда и любоваться им.
 Кавалли улыбнулся — широко, весело, беззаботно, как улыбаются только очень молодые люди.
 В толпе все вдруг заговорили, послышались смех и пение, кто-то притопнул ногой и попытался танцевать.
 — Да, этот праздник никогда не забудется! — раздался возглас.
 Лаура чувствовала себя такой счастливой, что, казалось, стоит взмахнуть руками, и она поднимется в небо, чтобы улететь вместе с Сандро в те края, куда он хотел забрать ее с собой однажды.
 Девушка рассмеялась — звонко, весело, легко. Краешком глаза она заметила, что на них смотрит дож.
 Сандро приблизился. Андреа Гритти и его жена поднялись, оказывая Стражу Ночи редкую честь.
 — Мой господин, — обратился к нему дож, — у меня нет слов, чтобы выразить всю нашу признательность и благодарность.
 — Опасность миновала, — невозмутимо ответил Кавалли. — Но преступников еще предстоит найти.
 — И вы найдете их, — сказала Бенедетта Вендрами. — Мы полностью доверяем Стражу Ночи Венеции.
 Дож подозвал Джамала и Флорио. Первый получил необычно ценный рубин, обрамленный жемчугом — Гритти снял цепь с этим дорогим камнем со своей шеи. С глубоким поклоном африканец принял дар. Второму жена дожа вручила сапфировую брошь. Она приколола ее к бархатному наряду певца и поцеловала в щеку.
 — Даниэле гордился сегодня бы вами.
 Флорио помрачнел.
 — Жаль, что мне не удалось спасти его.
 Гритти погладил бороду и посмотрел на Сандро.
 — Твоя награда?..
 — Ваше сиятельство, мне ничего не нужно, ведь я всего лишь исполнил свой долг.
 Наклонившись, Сандро поцеловал Лауру в щеку и спустился на нижнюю палубу: следовало проверить, нет ли там спрятанной взрывчатки.
 Лаура смущенно стояла перед дожем и его супругой. Она присела в глубоком реверансе и была отпущена. Вокруг звучала музыка, смех, рвались фейерверки.
 Повернувшись, Лаура столкнулась лицом к лицу с Магдаленой. Она открыла было рот, чтобы поприветствовать подругу, но слова застряли у нее в горле — в каждой руке у послушницы был зажат стеклянный стилет.
 Магдалена приготовилась к нападению. Она стояла пригнувшись, отчего горб вырисовывался четче обычного. Глаза ее сверкали ярче стилетов. Казалось, сейчас ей было не до Лауры: взгляд горбуньи не отрывался от дожа.
 — Магдалена! — воскликнула Лаура, но это ей лишь показалось: с ее губ слетел лишь слабый шепот.
 Буйное веселье, возобновившееся на галере, поглотило этот звук. Никто его не услышал, как никто не заметил странную, закутанную в черное фигуру, крадущуюся к Андреа Гритти.
 Времени на размышление не оставалось, и Лаура бросилась к Магдалене. Сверкнуло стеклянное лезвие, и девушка ощутила его ядовитый укус на ладони. Звук разбившегося стилета привлек внимание Джамала. Африканец заслонил собой дожа.
 — Стража! — закричал кто-то.
 Тяжелые шаги спешащих охранников прогромыхали по палубе. Ошеломленная случившимся, Лаура в отчаянии смотрела, как плотное кольцо смыкается вокруг Магдалены. Послушница все еще держала в руке стилет, заставляя стражу двигаться осторожно, с опаской. Бледное лицо монахини застыло. Она подняла руку с зажатым стилетом и направила его в свою грудь.
 — Нет! — крикнула Лаура.
 Оттолкнув Джамала, она рванулась к подруге.
 Слишком поздно! Страшное острие пронзило тело незваной гостьи «Буцентавра». Глаза ее закатились, колени подогнулись, горбунья рухнула на палубу.
 Опустившись на колени, Лаура обняла Магдалену и прижала ее голову к себе. Из раны на груди сочилась кровь, а вместе с ней уходила жизнь. Капюшон упал с головы послушницы, открыв взглядам десятков людей бледное полное лицо, на которое смерть уже наложила свою печать.
 — Боже мой, Магдалена, — прошептала Лаура сквозь слезы, — что же ты наделала?
 — Все кончено, — умирающая едва могла говорить… — не хотела… чтобы ты… пострадала… всегда тебя любила.
 — Но почему? — тело подруги становилось все тяжелее с каждым мгновением.
 — Я должна была его убить…
 — Дожа?
 Магдалена едва заметно кивнула.
 — Моего… отца.
 — Невероятно, — пробормотал кто-то.
 Потрясенные услышанным, многие отвернулись, другие устремили взгляды на Андреа Гритти. Лаура чувствовала, что позади нее, приблизившись, стоит Сандро, но она не обернулась.
 В горле Магдалены забулькало, изо рта показалась кровь. Бедняжка попыталась вздохнуть и… тело ее обмякло. «Сердце остановилось», — почувствовала обнимавшая подругу девушка.
 Лаура онемела, окоченела от горя. Чувствуя, что сейчас потеряет сознание, она взглянула на Андреа Гритти.
 — Это правда? Вы отец дочери Челестины?
 — Челестины? — по лицу дожа скатилась слеза и исчезла в густой, черной бороде. — Должно быть, так.
 Бенедетта закрыла лицо руками.
 — Мы были… любовниками давным-давно, до того, как Челестина постриглась в монахини. Клянусь Господом, я ничего не знал о ребенке!
 Сандро осторожно положил безжизненное тело на палубу, поднял Лауру на ноги и прижал ее лицо к своей груди.
 — Как же вышло, что ты не знал, Андреа?
 С болью и отчаянием смотрел Гритти на уродливое тело дочери.
 — Я был тогда кондотьером. Сандро, ведь мы воевали вместе, ты помнишь?
 Несколько месяцев нас не было в Венеции. Ты не забыл? Корфу, Кипр, Ровенна… Но почему она решила отомстить только сейчас, через столько лет?
 — Я узнаю это, — сказал Страж Ночи.
 Над мертвым телом склонился священник и закрыл глаза Магдалены.
 — Кончено, — прошептал стоящий рядом Фло-рио.
 Жалость к бедной послушнице, свидетелем гибели которой он стал, боролась в его душе с гневом, вызванным тем, что она сделала с Даниэле Моро.
 — Да, — откликнулась Лаура, устремляя на Флорио полные глаза слез, — кончено.
 Девушка поежилась и добавила шепотом:
 — Но… кто-то должен сообщить все Челестине.




 Глава 17


 В эту же ночь они обвенчались. Скромная церемония проходила в церкви Святого Рокко.
 После принесения необходимых в таком случае клятв, он надел возлюбленной на палец украшенное сапфиром фамильное кольцо Кавалли, чувствуя, как нисходит на него спокойная радость. Лаура нежно поцеловала мужа, а тот еще раз удивился тому, какая у него красивая и до неприличия юная жена.
 На бракосочетании присутствовали Тициан, Аретино, Джамал и Ясмин. Их улыбки и пожелания счастья несколько рассеяли тень, брошенную на венчание трагедией «Буцентавра», омрачившей торжество.
 Уже на ступеньках церкви Аретино похлопал себя по необъятному животу.
 — Со времен разграбления Рима не приходилось мне участвовать в столь дивном представлении.
 — И, слава Богу, вряд ли еще когда-нибудь доведется! — заметил Тициан.
 Пьетро задумчиво оглядел новобрачных.
 — Вы уверены, что не хотите позволить мне описать все случившееся? Какая драма! Могущественный Страж Ночи обнажает душу на палубе корабля в присутствии всех аристократов Венеции…
 — Нет, — Сандро едва сдержался, чтобы не улыбнуться, — мы не хотим, и в том уверены.
 Ясмин обняла подругу.
 — Сегодня вечером мы отплываем в Алжир.
 Лаура смахнула слезы.
 — Я знала, что вы покидаете нас, но не думала, что так скоро.
 — Настало время вернуться домой!
 Ясмин подошла к Джамалу.
 — Правда?
 Тот кивнул. В глазах африканца мелькнула неуверенность, но он ничем не выдал своих сомнений. Сильный и гордый Джамал тоже освободился из плена добровольно наложенных на себя ограничений.
 Сандро пожал руку старому другу.
 — Думаю взять на твое место Гвидо Ломбарде.
 Джамал кивнул, одобрив решение Стража Ночи. Друзья обнялись. Настало время прощаться.
 Четыре свидетеля удалились: Тициан, Аретино, Джамал и Ясмин. Лаура долго смотрела им вслед. Сандро обнял ее. Сегодня не будет свадебного пира. Не нужна им и неделя веселья, чтобы отпраздновать бракосочетание. К чему приветствия, речи, бесконечные тосты, прославляющие их любовь? Сейчас им достаточно одного спокойного и нежного объятия.
 — Ну и день сегодня! — пробормотал Сандро. — И печаль, и радость, все смешалось.
 — Да, — обернулась Лаура и положила руки ему на грудь. — Но прежде, чем отправиться домой, мне нужно кое-что сделать.
 — Челестина?
 — Да. Я должна ее увидеть. Что бы не совершила Магдалена, Челестина — ее мать, и для любой женщины это очень тяжело — потерять дочь.
 — Я пойду с тобой.
 — Нет. Она ненавидит мужчин и теперь мы знаем, почему. Поэтому мне лучше пойти одной.
 — Хорошо. У меня есть дела, которые нужно закончить.
 Лаура вздрогнула: что за дела? Неужели необходимость описать при составлении доклада ужасную смерть молодой женщины можно назвать делом?
 — Ступай, — сказала она. — Я скоро приду и надеюсь по возвращении застать тебя дома.
 Кавалли направился ко Дворцу дожей. Но сделав несколько шагов, обернулся и улыбнулся.
 — Чем это вы так довольны, мой господин? — поинтересовалась Лаура.
 — Да вот, подумал, что теперь всю оставшуюся жизнь нам придется делить на двоих одну кровать. Что-то не припомню, чтобы когда-либо прежде радовался, когда целое вдруг делилось на половины, несмотря на то, что давно веду торговые дела.


* * *

 В келье Челестины было темно. Густой неприятный запах химикатов висел в воздухе. Лаура задержалась у дверей — пришлось уговаривать двух монахинь, настаивавших, что сестра Челестина не хочет никого видеть.
 У единственного в келье окна застыла дрожащая фигура:
 — Сестра Челестина? — осторожно, чтобы случайно не задеть заставленные колбами и пузырьками столики, Лаура прошла через помещение и опустилась на колени рядом с монахиней.
 — Лаура, — Челестина схватила ее за руку и сжала так, что девушке стало больно. — Я ждала, что ты придешь.
 — Как не прийти, ведь Магдалена была моей подругой!
 — И моей дочерью.
 — Теперь она на небе. Ее забрал к себе Господь.
 — Знаю.
 Лаура прикусила губу.
 — Что с ней стряслось, сестра? Безумие?
 — Нет, не безумие, — Челестина говорила резко и уверенно. — Просто… не хватило терпения.
 — Не понимаю, сестра.
 — Магдалена не могла ждать, когда свершится правосудие, хотела все ускорить. А когда план провалился, взяла дело в свои руки.
 — План? — озадаченно спросила Лаура. — Сестра, а вы знали о нем?
 Челестина встала, подняла за плечи гостью и толкнула в грудь так, что та невольно опустилась на деревянную скамью.
 — Мне сказали, она тебя ранила.
 — Пустяки. Стилет не разбился, так что яд не попал в кровь. Повезло.
 — Дай-ка я перевяжу царапину…
 Девушка промолчала, а Челестина достала с полки кремень и принялась копаться в поисках чего-то еще. Наконец, она зажгла небольшую стеклянную лампу.
 «Ладно, — думала Лаура, — если уже ей так хочется перевязать мне рану, пусть перевяжет.
 Может быть, Челестине сейчас необходимо проявить о ком-го заботу».
 Вспыхнул фитиль и к острому запаху каких-то химикатов добавился запах горящего жира.
 Челестина подняла лампу повыше, и в это время взгляд гостьи упал на что-то, лежавшее под столом. Кожаная сумка. С печатью дожа! Та самая, что была у Даниэле Моро в ночь убийства?»
 Лаура похолодела и подняла голову.
 — Так вот, что касается царапины… — Челестина повернулась.
 В руке она держала остро заточенный нож.


* * *

 Сандро работал при свете свечи. Кроме него, во Дворце дожей никого не было. Он не испытывал обычного удовлетворения от завершения дела. Что-то смущало его, не позволяло облегченно вздохнуть и отослать доклад, а все бумаги положить на дальнюю полку.
 Убиты трое мужчин, а тронувшаяся рассудком молодая послушница покончила с собой. Опасность угрожала самому дожу Венеции. Андреа Гритти пришлось подвергнуться унижению на глазах всей знати.
 Только мысль, что впереди его ожидает ночь блаженства, не позволяла Сандро отчаяться.
 Он еще раз перебрал все факты, пытаясь докопаться до сути. Для чего Магдалена убивала? Чтобы заложить взрывчатку на судно. Но для чего уничтожать столько людей, если она хотела смерти лишь своему отцу?
 Теперь Сандро знал наверняка, что именно Магдалена предупреждала его через львиную пасть. И оба раза речь шла о Лауре! Но зачем тогда нанимать браво, если послушница не желала ей зла? Зачем сообщать о «Буцентавре» и тут же бить его по голове? Нет, что-то не сходилось. В этой цепи не хватало нескольких звеньев.
 Все оставалось полнейшей загадкой, ключ от которой Магдалена унесла с собой в другой мир.
 Из раздумий Сандро вывел звук шагов. Он поднял голову и увидел направляющуюся к нему высокую фигуру.
 — Доктор Марино, — Сандро встал, приветствуя вошедшего.
 Карло Марино поклонился. Он был явно взволнован, но в то же время не решался заговорить.
 — Мой господин… что касается жертвы…
 — Вы имеете в виду покончившую с собой молодую женщину?
 — Дело в том, что она… не женщина. Я решил, мне нужно сообщить вам об этом.
 Сандро пристально посмотрел на него.
 — Простите, я не совсем понял…
 — Магдалена была рождена мальчиком. Осмотрев тело, я пришел к выводу, что имела место кастрация.
 Холодный ужас коснулся сердца Сандро.
 — Вы говорите… — на голове Стража Ночи зашевелились волосы.
 — Магдалену воспитывали как девочку. А… э… операция дала ей гладкость кожи, вялость мускулов…
 — Кастрация была осуществлена при рождении, так вы утверждаете?
 — Или вскоре после него.
 Сандро почувствовал, как немеют пальцы. Значит, Магдалена действовала не в одиночку, а заодно с матерью.
 И Лаура сейчас у Челестины.


* * *

 В наступившей тишине замок двери щелкнул, будто зубы скелета. Челестина положила ключ в карман, потом медленно повернулась к Лауре.
 — Чтобы никто не мешал, — объяснила она совершенно спокойным голосом. — Знаю, у тебя много вопросов.
 От охватившего страха Лаура не сразу обрела дар речи.
 — Так это вы все придумали? Но зачем же возлагать всю ответственность на дожа? Ведь он ничего не знал о том, что у него был ребенок?
 — Его пренебрежение родительскими обязанностями еще можно было бы простить, но я не могла простить кое-что другого.
 — Мне показалось, он с горечью говорил о вашей любви, — Лаура пыталась выиграть время. Может, Сандро надоест ждать и он придет за ней?
 — Когда я поняла, что ношу ребенка Андреа Гритти, — проговорила Челестина, — он уже отправился воевать. Что-то связанное с соляными копями, если мне не изменяет память. Я решила обратиться к его отцу. Мне было известно, что он могущественный человек, но насколько жестокий, конечно, я не знала.
 — Жестокий? Он отказал вам в помощи?
 Лицо монахини искривилось в жуткой гримасе.
 — Он сказал, что встретится со мной на борту галеры. Я поверила и пришла. Самого дожа не было. Но его лакеи ждали меня. Тридцать один человек.
 Лаура едва удержалась от стона.
 — Нет, о Боже!
 — Да. Трентуно. Такое наказание старший Гритти определил для меня только за то, что я посмела любить его сына. Они все были там, мужчины, изнасиловавшие меня в ту ночь.
 — Где? Где они были? — ошеломленно спросила девушка.
 — На «Буцентавре». Я так устроила.
 Только теперь Лаура стала понимать. Это Челестина внесла изменения в список приглашенных. Каждый из ее мучителей получил вызов, в чем монахиня убедилась лично.
 — Я бы убила их всех по одному, но это было слишком рискованно. Меня могли схватить прежде, чем все будет закончено.
 — Понимаю. Но ведь и других, ни в чем не повинных людей, тоже убили вы?
 — Да.
 — И… изуродовали их?
 — Так и должно поступать с мужчинами. Со всеми. Даже с этим Гаспари, юнцом-наборщиком. Его не было среди моих обидчиков, но моя ярость настигла и его. Ты только подумай! Их было тридцать один, а я ждала ребенка. Несомненно, именно испытания той ночи и послужили причиной того, что ребенок родился уродом.
 Лауре было жалко Челестину, ведь она сама в подобных же обстоятельствах пережила ужас, беспомощность, унижение и гнев.
 — Челестина, но зачем вы наняли браво? Я же ни в чем перед вами не виновата.
 — Ты не желала пользоваться моими кремами и снадобьями.
 Лауру затошнило.
 — Так… они были отравлены?
 — Да.
 — Но почему? Челестина, вы же были мне как мать!
 — Ты не хотела понять, что не должна была совать нос в это дело, ты все время мешала. Я готовилась к мщению долгие годы и не могла допустить, чтобы кто-то встал у меня на пути. И потом… — глаза монахини затуманились, — была еще Магдалена…
 — А она-то…
 — Она влюбилась в тебя.
 — Это была дружба, послушайте… — Девушка замолчала, увидев, что монахиня думает о своем.
 — Такой чудесный ребенок, — сказала Челестина, проводя пальцем по лезвию ножа. — При рождении не было никаких признаков уродства. Ах, просто ангел, данный мне небом для облегчения страданий. Он…
 — Он?
 Челестина кивнула.
 — Мой сын. Только я не хотела сына, мне нужна была дочь. И это я устроила.
 Не отрывая взгляда от ножа, Лаура подумала о других жертвах и все поняла. Открытие ужаснуло ее. Так вот что! И как же жила Магдалена? Ведь мать сломала ей… ему жизнь… лишила…
 — Да, он любил тебя, — снова заговорила Челестина. — Я лишила его мужественности, но не смогла лишить чувств, — задумчиво произнесла несчастная женщина. — Он полюбил тебя.
 Лаура вспомнила исполосованные картины. То было не зависть подруги, а отчаяние влюбленного юноши!
 — Челестина, — тихо сказала девушка. — Мне надо идти.
 Глаза монахини блеснули. Мечтательная дымка растворилась, уступая место холодной безумной ненависти.
 — Я не достигла цели, очень жаль. Но остановить меня ты не сможешь. Я не позволю.
 Подняв нож, она двинулась на Лауру.


* * *

 Сандро мчался так, словно его преследовали все исчадия ада. Эхом отдавались его шаги в переулках Венеции. Всю свою жизнь он любил этот город, такой величественный, такой прекрасный. Сегодня Наиспокойнейшая показала свое второе лицо. Его зловещий оскал наполнял Стража Ночи ужасом и заставлял спешить изо всех сил. Ради нее, ради Лауры.
 Этот город породил сумасшедшую женщину, вознамерившуюся убить его жену. Может быть, Лаура уже мертва… Мысль подстегнула Сандро. «Нет, только не это!» — молил он.
 Добежав до монастыря, Сандро распахнул ворота и ворвался во двор, напугав двух монахинь, шедших к часовне. Послышались протестующие женские голоса, но ему было не до них.
 Перепрыгивая через ступеньки, Кавалли взбежал наверх. Он пронесся по мрачным коридорам к келье Челестины и толкнул дверь, заранее зная, что она заперта. Изнутри доносились звуки борьбы, упало что-то тяжелое, зазвенело разбитое стекло.
 — Лаура! — закричал он.
 — Я здесь! Помоги мне!
 Собравшись, Сандро с разбегу ударил плечом массивную дубовую дверь. Она не поддалась. Проклиная все на свете, он сбежал вниз и взобрался по стене на крышу, ломая ногти и едирая с пальцев кожу. Оказавшись наверху, Кавалли наклонился. Окно кельи находилось довольно близко, но достать его Сандро не мог.
 Закрыв глаза, он ухватился за балку над окном, прижал подбородок к груди и бросился головой в оконный проем.
 Сандро упал на спину. На плечах застряли осколки разбитого стекла. Вскочив на ноги, Кавалли увидел, что Челестина прижала Лауру к стене. В грудь девушки грозил вонзиться огромный нож.
 — Нет! — закричал он и прыгнул через стол.
 Лампа упала. Пламя метнулось по каменному полу и лизнула ножку стула. Пальцы Сандро сомкнулись на запястье Челестины. Нож выпал. Огонь нашел пищу для себя — в воздухе запахло серой, посыпались искры.
 Монахиня вырвала руку и отшатнулась. Страж Ночи обнял Лауру.
 — Со мной все в порядке, — пробормотала девушка. О, Челестина, нет!
 Кавалли повернулся и увидел, что женщина поднесла к губам флакон янтарного цвета. Пламя уже лизало подол ее одеяния. Челестина залпом выпила содержимое пузырька.
 — А теперь оставьте меня, — сказала она спокойно, хотя ее одежда была охвачена огнем.
 Флакон выпал из коченеющих пальцев и откатился к ногам Сандро.
 — Я обо всем позаботилась, — улыбнулась Челестина.
 Страж Ночи поднял пузырек. От него исходил запах аконита. Таким количеством яда можно было бы убить и вола.


* * *

 Прошла неделя.
 Лаура нервно улыбнулась мужу и прошептала:
 — Я люблю тебя.
 Сандро сжал ее руку, не отводя глаз от возвышения, где восседали девять членов Совета Десяти. Все были на местах, а в зале толпились сановники, послы и друзья.
 Лаура шла, держа мужа под руку, и думала об их брачной ночи. Неужели только вчера он впервые овладел ею, как женой? Только вчера обнимал ее, плакал вместе с ней и любил так нежно, что у нее снова и снова на глаза набегали слезы?
 Казалось, что они давно вместе — со дня основания мира. И все же, несмотря на мужество и силу супруга, на искреннюю нежность и обожание, светившиеся в его глазах, она страшилась нынешнего визита к дожу.
 Само это приглашение звучало достаточно зловеще. Лаура не сомневалась, что сегодня ее муж потеряет все. Даже ее любовь, какой бы неистовой она не была, не защитит его от осуждения дожа. За нарушение закона — женитьбу на простолюдинке — Сандро будет лишен благородного звания и всех почестей. Все, что у него останется, это жена.
 Адриана, встретившись с Лаурой глазами, ободряюще улыбнулась. «Чему она радуется?» — удивилась Лаура. Ее не покидала мысль, что придет время, когда Сандро возненавидит этот день и свою супругу за все, что сейчас произойдет. Путь к пьедесталу казался бесконечным. Они прошли мимо куртизанок мадонны дель Рубия. Порция и Фьяметта вытирали заплаканные глаза. Их лица казались счастливыми. Флорио подмигнул ей. Гви-до Ломбарде и стражники почтительно склонили головы. Послы и принцы рассматривали их с откровенным любопытством.
 Приблизившись к Совету, Сандро и Лаура торжественно поклонились.
 — Я прочел доклад, мой господин, — сказал дож. — Невероятно трагическая история! Клянусь вам, я ничего не знал о том, что мой отец сделал с этой бедной женщиной, — голос Гритти дрожал. — Когда мы вернулись в Венецию, мне сообщили, что Челестина постриглась в монахини и не желает меня видеть… Каждый месяц я посылал изрядную сумму в монастырь, но увидеть женщину мне так и не позволили.
 Дож прочистил горло и его голос набрал силу.
 — Хочу, чтобы все знали: за преступление против безвинной женщины все тридцать один человек подвергнуты ссылке. Кроме того, их имущество арестовано в пользу фонда защиты куртизанок Венеции, сегодня основанного по моему велению. Знаю, этого всего недостаточно, да и решение запоздало на двадцать лет. Но это все, что я могу сделать.
 — Понимаю, ваша светлость, — Сандро сдержанно поклонился, и Лаура ощутила, как напряглись мускулы его руки.
 — Теперь, что касается вас, мой господин, — продолжал дож, — и вашего весьма необычного брака. Да, мы знаем, что вас настигла настоящая любовь, ведь вы открыто заявили об этом перед всеми.
 Из толпы послышались смешки. Сандро покраснел.
 — Я, очевидно, забыл о приличиях, но будьте уверены, я бы и сейчас повторил те же самые слова еще сотню раз, а то и больше, — заявил он, и Лаура крепко стиснула руку мужа. — Я люблю жену.
 — По закону вас нужно лишить благородного звания, мой господин. Патриции на простолюдинках не женятся.
 Лаура собралась с духом. Что чувствует Сандро сейчас, теряя все? «Только бы он не возненавидел меня!» — молилась она.
 Будто угадав ее мысли, Кавалли сказал:
 — В битве между любовью и честью любовь всегда победитель.
 — Действительно, это так. И более того, мой господин. Лаура не простолюдинка. Смелость и деяния возвысили и облагородили ее, поэтому сейчас я провозглашаю Лауру Банделло Дочерью Республики!
 Со всех сторон послышались удивленные голоса, крики радости и аплодисменты. В приветственном порыве объединились все — художники, патриции, куртизанки и стражники.
 Сияя от счастья, Сандро склонился к онемевшей супруге и поцеловал ее. Шум усилился.
 К помосту пробился Аретино.
 — Ну, ладно, это ваш последний шанс увековечить себя! Эпическая поэма под названием «Страж Ночи»! Последний раз предлагаю.
 Сандро рассмеялся.
 — Не беспокойся, старина. Тебе никто не поверит!
 Улыбнувшись Лауре, он повел ее из зала и пока они шли, шум, движение и крики в толпе стихали. Они уходили к себе, в свой собственный мир, где царили согласие и любовь.
 — Легко смеяться над жизнью, когда ты рядом, любимая, — сказал Страж Ночи.
 От избытка чувств Лаура не могла говорить. Она думала о том, что впереди их ждут долгие годы, летний отдых на Бренто и бесконечное веселье в Венеции. Они вместе совершили путешествие в темные подземелья опасности и теперь, когда мрак отступил, наступает рассвет и она в надежных руках Стража Ночи.