Аннотация: Роланд де Турне был благородным авантюристом благородным по происхождению и духу, авантюристом же — по призванию. Кем только не пришлось ему побывать — и мошенником, и актером… но в роли спасителя невинной красавицы Роланд выступил впервые. Опасность, угрожающая жизни, всегда была отчаянному искателю приключений нипочем, однако теперь опасности подвергалось его сердце — прелестная Дария, похоже, покорила его, сама о том не подозревая…


---------------------------------------------


 Кэтрин Коултер
 Тайная песня



 Пролог




Недалеко от аббатства Грейнсворс



Март 1275 года

 Дарии хотелось, чтобы тяжелые облака над ее головой раскрылись и высыпали накопившийся снег, чтобы колючие снежинки били ее по лицу, жалили глаза, смешиваясь с обжигающими слезами.
 Во второй половине дня погода ухудшилась, сделалось холоднее, ветер стал еще злее, он свистел и рвался сквозь голые ветки дубов, стоящих вдоль узкой дороги, но снег все не шел.
 Девушка поежилась в своем подбитом горностаем плаще и закрыла глаза. Ее кобыла Генриетта брела вперед, опустив голову, стараясь не отставать от боевого коня. Каждые несколько минут Дрейк, оруженосец лорда Дэймона, оборачивался, чтобы убедиться в том, что она покорно едет за ним, молчаливая, послушная и смиренная. Дрейк не был плохим или жестоким, но, будучи фаворитом ее дяди, всегда без колебаний выполнял приказы своего господина. Ему никогда бы не пришло в голову усомниться в праве хозяина по своему усмотрению располагать племянницей. Она была всего лишь женщиной, и, значит, все решения принимались за нее.
 Выбора не было, и, пожалуй, она никогда его не имела. Просто раньше не понимала этого так ясно. В детстве Дарии приходилось лишь иногда подчиняться приказам дяди, которые были не настолько суровыми, чтобы ей захотелось умереть. В конце концов, что он мог потребовать от ребенка? Но сейчас ей было семнадцать. Вполне достаточно для того, чтобы стать товаром. Она уже не ребенок, и ее дядя играл на этом. Девушка переходила от отца, или в этом случае родственника, к мужу. Собственность одного мужчины передавалась другому. Дария снова почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Она презирала себя за слабость — слезы были бесполезны, ибо означали, что у нее еще есть надежда, а ее не было.
 Дария провела ладонью по глазам, и в ее памяти возник образ дяди Дэймона, которого она увидела столь же отчетливо, как доспехи на спине Дрейка. Девушка увидела его в спальне, услышала его голос — низкий, твердый и равнодушный — и его слова, которые и сейчас, спустя месяц, все еще звучали у нее в ушах. Он с нетерпением ждал этого момента, чтобы унизить ее, а затем сообщить о своем решении. Нет, ее дядя был не просто жесток — он наслаждался своей жестокостью.
 Дэймон лежал на постели под меховым покрывалом, а рядом с ним, совершенно обнаженная, лежала Кора, одна из служанок замка. Когда Дария вошла в спальню, Кора захихикала и потянула к себе мех белого кролика. Дядя как будто не заметил, что покрывало сползло с его тела. Конечно, он сделал это нарочно, решила Дария. Она никак не прореагировала, ожидая, пока он скажет, зачем послал за ней. Дядя тоже несколько минут молчал, небрежно поглаживая плечо Коры.
 Дария прикрыла глаза. Похоже, он решил показать ей в очередной раз, что женщина должна быть такой, какой ее хочет видеть мужчина.
 В ней вскипели привычные чувства ненависти, отвращения и беспомощности. Она презирала своего дядю, и он это знал. Казалось, молчаливая ненависть девушки его забавляла. Чего он хотел? Чтобы она накричала на него, заплакала, съежилась униженно и смущенно? Она стояла абсолютно неподвижно. С ним она научилась терпению.
 Внезапно он словно устал от своей игры. Прикрыв Кору меховым покрывалом, он приказал ей повернуться к нему спиной.
 — Мне надоела твоя рожа, — добавил он, не спуская глаз с племянницы.
 — Вы посылали за мной, — наконец произнесла Дария, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.
 — Да, посылал. Ты уже взрослая, Дария. Два месяца назад тебе исполнилось семнадцать лет. Моей дурочке Коре только пятнадцать, а она уже настоящая женщина. Тебе пора кормить грудью младенца, как делает большинство женщин. Признаться, я слишком долго продержал тебя здесь, но я должен был дождаться выгодного предложения. — При этих словах он ухмыльнулся, обнажив большие белые зубы. — По крайней мере через месяц ты получишь мужа, который будет вспахивать твое маленькое лоно. И с большим рвением, уверяю тебя.
 Она побледнела и отпрянула.
 Он расхохотался.
 — Разве мысль о замужестве не нравится тебе, племянница? Или ты боишься и ненавидишь всех мужчин? Неужели тебе не хочется покинуть меня и сделаться хозяйкой в собственном доме?
 Дария не сводила с него глаз и молчала.
 — Отвечай, глупая девчонка.
 — Хочется.
 — Вот видишь, и я это устрою. Скажи своей матери, что я желаю ее видеть. Кора только разожгла мой аппетит.
 Дария знала, что он насилует ее мать, ее нежную, ласковую мать — жену его покойного сводного брата, обладая ею с момента случайной гибели Джеймса Фортескью на рыцарском турнире в Лондоне четыре года назад. Но ее мать, леди Кэтрин, ничего не говорила об этом Дарии, никогда не жаловалась, не плакала. Когда лорд вызывал ее, она шла молча, безропотно и выходила от него так же безмолвно, с опущенными глазами, иногда с распухшим ртом. Но слуги сплетничали об этом, и Дария подслушала их разговоры. Сегодня же ему захотелось открыть ей правду, догадалась девушка, но она не будет унижаться перед ним, умоляя пощадить мать. Вместо этого Дария спросила:
 — Кто будет моим мужем?
 — А, значит, это тебя все-таки интересует? Ты, безусловно, останешься довольна моим выбором.
 Он замолчал, и она заметила злобный блеск в его бледно-голубых глазах.
 Дэймон насладился произведенным эффектом и ответил, смакуя каждое слово:
 — Это Ральф Колчестер, старший сын графа Колчестера. Они приезжали в Реймерстоун в прошлом году. Разве ты не помнишь? Ральф сказал мне, что ты им очень понравилась.
 — Только не Ральф Колчестер! Нет! Он отвратителен! Он изнасиловал Анну и оставил ее с ребенком…
 Дэймон покатился со смеху. Наконец-то он задел ее за живое!
 — Да, я знаю это, — выдавил он, сотрясаясь от хохота, и большая кровать под ним заходила ходуном. — Видишь ли, я заключил с ним пари. Мы с его отцом хотим, чтобы он немедленно наградил тебя ребенком, и, дабы убедиться, способен ли он на это, я дал ему Анну, которой в любом случае уже пора было забеременеть. Он быстро обрюхатил ее, к нашему огромному облегчению.
 Дария смотрела на него с отвращением. Но слова дяди не удивили ее.
 — На что вы поспорили?
 Дэймон снова захохотал:
 — Кажется, ты не такая уж безропотная? Ну, это теперь не важно. Я поспорил на золотое ожерелье твоей матери. То, что мой сводный брат подарил ей к свадьбе.
 Он внимательно наблюдал за ней, но она оставалась бесстрастной. Что ж, девчонка и так доставила ему немало удовольствия. Пожав плечами, она сказала:
 — Оно ничего не стоит.
 Дария посмотрела на него, и на мгновение ей показалось, что она уловила в нем сходство со своим отцом. Правда, она уже смутно помнила лицо отца, хотя после его смерти прошло только четыре года. Отец уезжал часто и надолго и не замечал ее даже во время короткого пребывания дома, в Фортескью-Холле, ибо Дария была всего лишь девочкой, женщиной, чья единственная ценность заключалась в выгодном для него браке. Но он, конечно, не был таким подлым, как его старший брат, разумеется, нет.
 А теперь Дэймон неплохо поживится за счет ее замужества.
 — Вы предложили Ральфу и его отцу мое наследство?
 — Мне не нравится твой дерзкий язык. Попридержи его, не то я прикажу привести сюда твою мать, и она поведает тебе о том, как важно подчиняться мне. Да, Колчестер получит львиную долю твоего огромного приданого, а я — его земли, которые раздвинут границы моих владений до Северного моря. Пожалуй, я скажу, почему позволил тебе засидеться в девках. Ральф очень болел в прошлом году. Его отец боялся, что, если даже он и выживет, его семя будет пустым. Но я был согласен ждать. И скоро, моя маленькая Дария, получу все, что хочу, сполна.
 — Это мои деньги, мое приданое, оставшееся мне от отца. Вы и так немало забрали, но это не ваше.
 Его лицо потемнело. Он вскочил и встал возле кровати, а затем направился к Дарии. На миг девушке показалось, что он ее ударит, однако Дэймон просто улыбнулся ей, но в его глазах горела ярость.
 — Убирайся, — произнес он наконец. — Ты все-таки ухитрилась меня обидеть. Мать соберет тебя к отъезду в Колчестер. У тебя будут повозки, груженные кухонной утварью, как у каждой невесты. Видишь, как я несказанно щедр. Не хочу прослыть скрягой или заставить кого-нибудь усомниться в моей любви к тебе. Ты уедешь через три дня. Конечно, я приеду на твою свадьбу и, если ты будешь послушной, может быть, привезу с собой твою мать. Ну, что же ты молчишь? Ничего не хочешь сказать? В таком случае оставь меня.
 Дария несколько секунд смотрела на дядю — не на его тело, поскольку восставшая плоть и эти светлые волосы, покрывавшие грудь, пугали ее, но на его искаженное ненавистью лицо. Потом повернулась и вышла из комнаты.
 Ее мужем будет Ральф Колчестер!
 Мать утешала Дарию, пока та плакала, и повторяла ей, что любой брак, даже с Ральфом Колчестером, лучше, чем жизнь здесь с дядей. Ей надо подчиниться и вести себя как подобает леди — с достоинством и спокойствием.
 Но Дария презирала двадцатилетнего Ральфа Колчестера с его безвольным подбородком, кривыми тонкими ногами и злобным выражением лица. Она видела, как он поступил с Анной, четырнадцатилетней хорошенькой, большегрудой глупышкой. В течение целой недели Ральф насиловал девушку дважды в день. А мужчины смеялись, хлопали незадачливого юнца по плечу и хвалили его твердое и верное копье.
 Мысли Дарии наконец вернулись к настоящему, и она подняла лицо к небу. Теперь падал снег, кружась все быстрее, укрывая белым саваном Дрейка, его людей и повозки. Снежинки били ее по лицу, и она чувствовала их пронизывающий холод. Генриетта споткнулась и заржала, и Дария потрепала ее по холке. Позволит ли ей Ральф ездить верхом, когда они поженятся? И будет ли он насиловать ее дважды в день, как Анну?
 Дрейк повернулся, крикнув ей, что они скоро прибудут в цистерцианское аббатство Грейнсворс, где остановятся на ночлег.
 Вскоре им пришлось вытянуться цепочкой, так как обрывистая голая дорога очень сузилась, зажатая по обеим сторонам огромными скалами и упавшими валунами.
 На них напали из засады, и хуже всего было то, что Дрейк и десяток его людей не могли разглядеть врага. Лошади ржали и вставали на дыбы. Воины падали один за другим, сраженные стрелами, выпущенными из-за скал. Даже доспехи не спасали, ибо стрелы летели очень кучно и в конце концов пронзали лицо или шею человека. Тех воинов, которые были в камзолах, подбитых мехом, убивали еще быстрее. Ни у кого из них не оставалось шансов спастись от врага, спрятавшегося в засаде и посылавшего стрелы сквозь густую завесу белого снега.
 Как ни странно, но после первого потрясения, вызванного атакой, Дария больше не испытывала страха. В глубине души она знала, что не умрет. Во всяком случае, не сегодня и не от стрелы, пущенной ей в грудь. Когда в живых остались только Дария и ее служанка Ина, когда стихли крики и воздух очистился от стрел, появились нападавшие — целые и невредимые. Они издавали торжествующие крики и смеялись, радуясь легкой победе. Дария сразу же распознала их главаря — человека огромного роста. Он смеялся громче всех, когда вел своих людей грабить мертвых, забирать лошадей и разворовывать повозки.
 Великан снял свой шлем. Дария никогда не видела таких рыжих волос.




 Глава 1




Замок Реймерстоун, Эссекс, Англия



Близ Северного моря



Начало мая 1275 года

 Роланд де Турне без труда нашел замок графа Реймерстоуна. Он возвышался на окруженном скалами мысе, врезавшемся в реку Тегби, что впадала в Северное море в миле отсюда. Замок, построенный в нормандском стиле прапрадедушкой здравствующего графа, был скорее неприступным и непоколебимым, нежели удобным, и больше напоминал фортификационное сооружение. Однако граф щедро заплатил купцам, стремясь придать уют аскетичному зданию из серого камня: тяжелые вышитые ковры покрывали стены и защищали от сырых ветров с моря; пол устилали ковры в ярко-алых и синих тонах; кресла — вышитые подушки, выполненные с большим мастерством. Тем не менее длинные скамьи в большом зале были все те же, и сучковатые столы на козлах, за которыми ели мужчины и женщины трех поколений, хранили все выбоины, все вырезанные ножом инициалы и всю вековую грязь.
 Роланд дожидался появления графа Реймерстоуна, Дэймона Лемарка в огромном зале. Он перехватил любопытные взгляды служанок и подмигнул им, что вызвало у них смешки и лукавые улыбки. К нему спешила какая-то женщина, возможно, хозяйка Реймерстоуна, лет тридцати с небольшим. У нее были карие глаза, тусклые рыжие волосы и миниатюрная фигура. Ее лицо хранило следы былой красоты; сейчас же она казалась поблекшей и усталой, словно побитой жизнью. Однако когда она увидела Роланда, выражение ее глаз внезапно изменилось, и женщина, украдкой оглядевшись по сторонам, быстрыми шагами приблизилась к нему — ее походка была легкой, как у девушки.
 — Сэр, вы Роланд де Турне? — тихо спросила она бархатным голосом.
 — Да, миледи. Я прибыл по приглашению графа Реймерстоуна.
 — Он скоро будет здесь. Я — леди Кэтрин Фортескью, родственница графа. Его сводный брат был моим мужем.
 — Я слышал, он случайно погиб на турнире, а должен был уехать с королем Эдуардом на святую землю. Примите мои соболезнования.
 Женщина потупилась и кивнула. Роланд нахмурился. Почему она не смотрит ему в глаза? Может быть, боится его?
 — Вы знаете, зачем лорд Реймерстоун попросил меня приехать?
 Она подняла голову, и он увидел в ее глазах страх.
 — Это касается моей дочери, — торопливо произнесла она и схватила его за рукав. — Вы должны найти мое дитя и привезти ее сюда. А, вот и он идет. Прощайте, сэр.
 Прежде чем граф мог увидеть ее, она выплыла из комнаты, смешавшись с толпой слуг.
 У Роланда было время изучить графа Реймерстоуна, когда тот шел ему навстречу. Это был высокий худощавый мужчина лет сорока, с копной белесых волос и бледно-голубыми глазами. Его волевой подбородок был чисто выбрит, а выражение лица свидетельствовало об упрямстве. Он производил впечатление человека, который знает, чего хочет, и делает все по-своему. Роланд потратил немало времени, разгадывая характеры незнакомых ему людей, и за последние пять лет редко ошибался. Исключением стала женщина, леди Иоанна Тенесби — такая юная, красивая… Он отогнал печальные воспоминания.
 Граф отвесил Роланду легкий поклон, и тот понял, что лорд Реймерстоун тоже успел оценивающе разглядеть его за эти несколько минут.
 — Вы прибыли вовремя, де Турне. Проходите и садитесь рядом со мной. Нам надо многое обсудить.
 Роланд пригубил чашу с элем и стал ждать, пока хозяин перейдет к сути дела.
 — Я хорошо заплачу вам. — Дэймон Лемарк поднял свою чашу в тосте.
 Роланд бросил на него настороженный взгляд и спросил без обиняков:
 — Кого я должен убить? Граф рассмеялся.
 — Я не собираюсь нанимать убийцу, ибо могу расправиться с любым врагом. Я нанимаю человека, славящегося своим мастерством, своими способностями к языкам и умением менять внешность в зависимости от обстоятельств. Разве не вас принимали у варваров на святой земле? Разве не вы два года сходили за сарацина? Разве не вы переодевались мусульманином так искусно, что даже самые набожные не поняли, кто вы?
 — Вы хорошо осведомлены.
 Роланд не был тщеславным, но и чрезмерная скромность не входила в число его добродетелей. К тому же лорд Реймерстоун ему нисколько не польстил. Странно было другое. Те качества, которыми Роланд так гордился, граф воспринимал как пороки. Он ждал с еще большим интересом. Очевидно, у графа действительно какая-то необычная просьба. Должно быть, задача ему не по силам, и это его раздражает.
 Дэймон Лемарк выдержал самодовольный и дерзкий взгляд молодого человека, который вдобавок к своей репутации храбреца и хитреца считался красавцем. Его худое лицо было изящно вылепленным, густые черные волосы блестели, в темных глазах светился ум. Но он был смуглым, как коренной ирландец, и не славился ни богатством, ни знатностью. Дэймон Лемарк напомнил себе, что этот человек не обладает ни титулом, ни, что важнее, землей. Он прокладывает себе дорогу игрой и обманом, и все же ему, графу, надо проявить щедрость и предложить Роланду кругленькую сумму. Это бесило его.
 — Я всегда хорошо осведомлен, — отрезал граф. — Мои гонцы сбились с ног, чтобы найти вас.
 — Я получил ваше послание в Руане, где очень приятно проводил зиму.
 — Да, я слышал. — Гонец графа рассказал, что де Турне жил там с очень хорошенькой молодой вдовушкой.
 — Ее зовут Мари, — небрежно заметил Роланд, потягивая теплый и совсем нетерпкий эль. — Признаться, я собирался вернуться домой, как только потеплеет.
 — Чтобы зарабатывать деньги обманом?
 — Да, если понадобится, и обманом, впрочем, это лучше назвать хитростью. Разве вы не согласны?
 Граф понимал, что оскорбляет де Турне, хотя ему не следовало этого делать. Он пожал плечами.
 — Меня интересуют другие вещи, де Турне. Причина, по которой я пригласил вас сюда, крайне важна. Мою любимую племянницу Дарию похитили на пути к Колчестеру, где она должна была выйти замуж за Ральфа Колчестера. Все двенадцать воинов ее обоза были убиты из засады, приданое разграблено. Я хочу, чтобы вы ее спасли, и готов очень хорошо вам заплатить.
 — Они требуют выкуп?
 Граф прищурился и обнажил в улыбке зубы.
 — О да, этот наглый сукин сын требует выкуп. Я бы хотел, чтобы вы убили его, но сейчас главное спасти Дарию.
 — Кто ее похитил?
 — Эдмонд Клэр.
 — Приграничный барон?
 Роланд замолчал. Это было более чем странно. Приграничные бароны обычно покидали свои владения только для того, чтобы захватить побольше земли и расправиться с уэльсскими разбойниками. Состояние и власть были дарованы им самим великим герцогом Вильгельмом почти двести лет назад. Они считали своим долгом удерживать Уэльс и делали это с бесконечной доблестью и постоянством. Эти маленькие князьки обладали огромной властью в своих феодальных княжествах, и король Эдуард собирался уменьшить их колоссальное влияние раз и навсегда постройкой королевских замков по всему северному побережью Уэльса. «Я буду выпихивать мерзких князьков, пока они не приползут ко мне на коленях, умоляя оставить им хоть что-нибудь», — пригрозил он однажды, ударив по столу кулаком и расколов его в щепки.
 Немного помолчав, Роланд продолжал:
 — Поместье Эдмонда Клэра находится между Чепстоу и Трефинви на юго-восточной границе Уэльса. Зачем ему понадобилось пересечь всю Англию, чтобы похитить вашу племянницу?
 Граф упрямо молчал. Наглый мальчишка смеет задавать ему подобные вопросы! Он был взбешен, но сдерживал себя, — чтобы не злить де Турне, поскольку тот не был его вассалом. Де Турне мог обидеться и уйти. И все же он не хотел говорить ему правду.
 Наконец он произнес:
 — Клэр презирает графа Колчестера и, желая отомстить ему, похитил Дарию. А теперь требует почти все ее приданое в качестве выкупа, иначе грозится насиловать ее до тех пор, пока не обрюхатит.
 — Что же не поделили эти двое?
 Дэймон Лемарк побледнел. Ему хотелось ударить де Турне за его дьявольское любопытство. Он улыбнулся, и холод этой улыбки пронизал Роланда до костей. Такой человек не задумываясь вонзит нож тебе в спину.
 Дэймон пожал плечами.
 — Я слышал, что Колчестер случайно убил брата Клэра около пяти лет назад. Ну так как, вы спасете мою племянницу?
 Роланд притворился, что поверил в эту ложь. Возможно, ближе к истине было то, что сам граф Реймерстоун убил брата Эдмонда Клэра.
 — Когда ее похитили?
 — Третьего марта.
 Роланд недоуменно поднял бровь.
 — Однако вы долго ждали, чтобы ответить на притязания графа.
 — Я не сидел сложа руки, до того как мои люди отыскали вас в постели этой глупой француженки.
 — Не правда, — хладнокровно возразил Роланд, — Мари вовсе не глупа. Что же вы предприняли?
 — Две попытки, и обе не удались, вернее, те люди, которых я посылал за ней, оказались дураками и наделали много ошибок. Я узнал о том, что моя вторая попытка не увенчалась успехом, только два дня назад. Клэр прислал обратно одного из моих людей с новым посланием и новыми требованиями.
 Роланд весь обратился в слух.
 — Сукин сын вздумал жениться на моей племяннице. Если я не пришлю к нему своего священника со всем ее приданым до конца мая, он грозится изнасиловать ее, а затем отдать на потеху солдатам. Если же она останется в живых, он будет насиловать ее до тех пор, пока она не понесет. А потом выгонит взашей.
 — Странно, что он хочет жениться на ней, — задумчиво протянул Роланд, поглаживая подбородок.
 — Он жаждет еще больше меня унизить!
 — Скажите, Дария столь же красива, сколь богата? Может быть, ее лицо и стати очаровали его не меньше приданого?
 В этот момент Роланд совершенно ясно понял, что думает граф о своей родственнице. Наверняка жизнь в Реймерстоуне с таким хозяином отнюдь не из приятных. «Интересно, — подумал Роланд, — какую роль во всей этой истории играет мать девушки».
 — Дария весьма недурна, — откликнулся Дэймон немного погодя. — Но всего лишь самка. Она бывает иногда дерзкой, но волевой мужчина вполне может с ней сладить. Просто ей надо постоянно напоминать о том, что женщине пристали покорность и послушание.
 "И ты вообразил, что относишься к таковым», — промелькнуло в голове у Роланда. Вслух же он сказал:
 — Я видел ее мать. Кажется, она была когда-то очень красива. Дочь похожа на нее? Граф пожал плечами.
 — Нет, у Дарии волосы цвета багряной осени и необычные зеленые глаза. Между ними есть сходство, но черты лица у племянницы более тонкие.
 — Почему граф Клэр требует, чтобы вы прислали своего священника?
 — Клэр — религиозный фанатик. Он считает, что священник не обманет его, давая в приданое деньги, и честно обвенчает его с моей племянницей. Как будто не понимает, что священники такие же продажные, как и все остальные. Спасите Дарию, пока этот негодяй не изнасиловал ее. До последнего дня мая.
 — Вы не допускаете, что он уже ее изнасиловал?
 — Нет, — произнес Дэймон нехотя.
 — Откуда такая уверенность? В конце концов, какое отношение имеют религиозные убеждения человека к его плотскому вожделению?
 — Эдмонд Клэр держит слово, по крайней мере такова его репутация. Но, если вы не спасете Дарию до конца мая, он сделает так, как сказал. Я знаю его достаточно хорошо.
 В тот вечер Роланд не дал графу окончательного ответа, хотя уже решил, что поедет в Тибертон. Вознаграждение, которое он получит, даст ему возможность купить маленькое поместье сэра Томаса, Тиспен-Ладок, и окружающие его пастбища в Корнуолле. Когда все окончится и злополучная племянница вернется к своему дяде, Роланд применит всю свою сметку, чтобы добиться успеха и не служить орудием для выполнения чьей бы то ни было воли. Он хотел остаться в Англии, хотел быть хозяином в своем замке и на своих землях, и, когда он вырвет эту девушку из рук Эдмонда Клэра, его желание осуществится. Какая собственно разница, кто именно — Дэймон Лемарк или толстый граф Колчестер убил брата Клэра.
 В ту ночь Роланду привели одну из служанок, чтобы согреть его кровь. Она была чистенькой и свежей, и он овладел ею трижды, поскольку изголодался по женщинам за те несколько недель, в течение которых он был лишен ласк Мари. Девушка тоже получила удовольствие, и Роланд решил запомнить ее имя, чтобы наутро поблагодарить.
 Садясь на своего коня, черного арабского жеребца по кличке Кэнтор, Роланд заверил графа:
 — Я спасу вашу племянницу намного раньше срока, назначенного Клэром. Однако поклянитесь, что не будете больше предпринимать никаких авантюр. Они могут повредить мне и моим планам.
 Граф нахмурился и потянул себя за ухо — давняя привычка, из-за которой одна мочка у него была длиннее другой, но в конце концов согласился. Роланд не доверял слову графа, но тот дал ему половину вознаграждения — изрядную сумму денег. Возможно, это удержит Лемарка от дальнейших шагов.
 — Вы также не станете посылать священника или приданое вашей племянницы. В этом не будет необходимости.
 Бледно-голубые глаза графа вспыхнули. , . — Вы очень самоуверенны, де Турне.
 — Пересчитайте причитающиеся мне монеты, милорд, потому что я непременно вернусь за ними. Роланд натянул поводья, но граф окликнул его:
 — Де Турне! Если Дария будет не девственна, я не приму ее назад. Можете убить ее, если хотите. Мне все равно.
 Роланд спрыгнул с коня и, подойдя к графу, взглянул ему прямо в глаза. Он был взбешен, но не удивлен.
 — Я вас не понимаю. А если девушку и изнасиловали, что с того? Ее приданое ведь от этого не пострадает, верно? Оно не уменьшится, если она потеряет невинность?
 — Все погибнет, если честь Дарии будет опорочена.
 — Но как я узнаю об этом?
 — Я сам осмотрю ее. — Граф помолчал, затем прорычал с плохо скрываемой яростью:
 — Этот чертов дурак Колчестер не возьмет ее в невестки, если она будет нечиста. Его мамаша-шлюха наградила своего мужа сифилисом и свела в могилу мужчин, которых укладывала к себе в постель. Он боится, что если Дарию изнасилуют, она тоже заразит дурной болезнью его драгоценного сына.
 Роланд представил себе, как граф запускает свои пальцы в тело племянницы, чтобы проверить, непорочна ли она, и содрогнулся от омерзения. Беззащитной девушке придется безропотно сносить все унижения.
 — Колчестер — не единственный холостяк в королевстве, — заметил Роланд. — Выдайте ее за другого. Насколько я понимаю, она богатая наследница. Не думаю, что все мужчины столь категоричны в своих требованиях.
 — Она выйдет замуж за Колчестера и ни за кого другого.
 И тогда наконец Роланд прозрел. Граф Реймерстоун договорился с графом Колчестером, и то, что он должен был получить за невесту, значило для него гораздо больше, нежели приданое. Интересно, какую сделку заключили эти двое?
 — Если она окажется девственницей, когда я освобожу ее, то останется таковой, пока не приедет сюда.
 — Отлично. Иначе я убью и ее и вас, де Турне, а приданое оставлю себе в возмещение убытков.
 Роланд поклонился и снова вскочил на коня. Сейчас он направится в Лондон повидать короля; затем поскачет в Корнуолл, чтобы встретиться с Грелем де Мортоном и взглянуть на каменные стены и зеленые холмы Тиспен-Ладока, погулять по внутреннему дворику замка и поговорить с людьми. За две недели он составит план действий и отправится из Корнуолла в Тибертонский замок — владение Клэров. Роланд представил, как отрекомендуется Эдмонду Клэру, и улыбнулся, увидев себя в этой новой роли.


Замок Тибертон на реке Уай



Май 1275 года

 Ина расправила складки шелкового платья Дарии. — Ну вот, теперь вы красивая. И этот мужчина тоже находит вас красивой, видит Бог. Вы будете осторожной, правда, маленькая госпожа?
 — Да, — заверила ее Дария.
 Предупреждения, предостережения и предсказания служанки звучали почти ежедневно, и их действие ослабевало от бесконечного повторения. Эдмонд Клэр, несомненно, был бы не прочь овладеть похищенной девушкой, но дни шли, а он не насиловал ее. Дарии не нравилось, что Ина называет ее «маленькая госпожа», поскольку так называл ее и граф, а она не любила такого обращения. Дария находилась в замке почти два месяца, и ей хотелось кричать от скуки, страха и ужасного напряжения, которое никогда ее не покидало. Она была пленницей и не знала, чего хочет ее похититель. В первое время она разговаривала дерзко, не думая о возможных последствиях своих слов, и как-то спросила его хриплым от страха голосом:
 — Если вы получите за меня выкуп, вы меня отпустите? Вам нужно только мое приданое? Почему вы молчите? Почему ничего не объясняете?
 Эдмонд Клэр ударил ее по лицу, и она покачнулась, чуть не упав на колени. Он видел, как она поморщилась, и небрежно бросил:
 — Мне не нравится твое любопытство. Ты будешь делать то, что я велю. А теперь, маленькая госпожа, хочешь съесть отличного жареного барашка?
 Он ставил ее в тупик. Она боялась его, однако он больше ни разу не поднял на нее руку. Конечно, Дария старалась не раздражать его. Девушка знала, что он злобен и сдерживается в ее присутствии так же, как дядя Дэймон. Однажды она стала свидетельницей того, как он испытывал свою выдержку.
 Это случилось, когда слуга нечаянно пролил густой мясной соус ему на руку. Дария видела, как вздулись вены у него на шее, сжались кулаки, но он лишь слегка пожурил слугу спокойным голосом. «Странно, — подумала она, — почему слуга выглядел так, словно приготовился умереть, и был очень удивлен, что не умер?"
 Девушка терялась в догадках и решила еще раз спросить у графа, что же с ней будет. В конце концов он ударил ее всего лишь раз. Она будет держаться с ним почтительно и робко, так, как ей подобало вести себя со своим дядей. Но ее гордость была уязвлена необходимостью выступать в роли просительницы.
 Ина отступила назад и сложила руки на плоской груди.
 — Вы выросли на целый дюйм, взгляните-ка на свои лодыжки, торчащие из-под платья. Вам нужна новая одежда или материя, чтобы сшить что-нибудь подходящее. Попросите графа дать вам какую-нибудь красивую шерстяную ткань.
 Дария отстранила ее.
 — Прекрати, Ина. Я не буду просить графа, даже если мои голые лодыжки раздражают тебя.
 — Ах, как жаль, что мы не можем уехать отсюда, чтобы вы вышли замуж за Ральфа Колчестера.
 — Я скорее уйду в монастырь.
 Эти нечестивые слова, произнесенные саркастическим тоном, вызвали у Ины громкий стон, и она быстро перекрестилась.
 — Ральф Колчестер не дикий мародер, не безумец, который держит вас в плену и заставляет молиться в своей сырой часовне, пока ваши колени не сведет судорога.
 — Интересно, — произнесла Дария, пропустив мимо ушей слова своей служанки, — захочет ли еще Ральф Колчестер жениться на мне. Я думаю, все дело в размерах моего приданого, а мои добродетели тут ни при чем. Важно, насколько его отец нуждается в деньгах. Надо спросить у графа.
 Ина вновь возмущенно застонала, и Дария слегка потрепала ее по руке.
 — Я шучу.
 Девушка повернулась и направилась к узкому окну, вернее, к щели, над которой висел кусок кожи, опускаемый в плохую погоду. Но последние три дня было тепло и солнечно.
 Тем не менее Дария поежилась. Она взглянула вниз, во внутренний дворик замка Тибертон. Эту огромную крепость населяли сотни жителей, и повсюду были люди, животные и грязь. Тихо здесь бывало только по воскресеньям. Граф устраивал богослужения, и все должны были посещать их и выстаивать долгие часы на коленях. Так происходило до прошлой недели.
 Эдмонд Клэр был чрезвычайно набожен. Он проводил утренние часы коленопреклоненным в холодной тибертонской часовне. Затем его священник служил приватную мессу только для него одного, к немалой радости всех обитателей замка. Последние четыре дня граф пребывал в ярости, так как ночью во время грозы священник неожиданно покинул Тибертон.
 Дария догадывалась о причине его бегства, хотя никогда бы в этом не призналась. Священник не был готов к той жертве, которую требовал от него граф. Он был толст и ленив, и все эти службы вконец уморили его. Святой отец ненавидел холодную темную часовню, ненавидел бесконечное отпущение грехов графу Клэру. Дария слышала, как он ворчал по этому поводу, горько сетуя на то, что умрет от простуды, не дожив до весны.
 Ну что ж, теперь часовня опустела. Больше не надо страдать на службах и слушать неразборчивое бормотание на латыни, дрожа от пронизывающего ветра, проникавшего сквозь толстые серые камни с реки Уай. Больше не надо мучиться из-за вони, поскольку от священника несло, как из выгребной ямы. Все были довольны, кроме графа.
 Дарии казалось странным, что граф, будучи таким фанатиком, не знал латыни. Священник бубнил свои слова, перевирая половину из них, но граф ничего не замечал.
 Дария читала и говорила по-латыни так же, как ее мать, учившая ее. Но она не сказала об этом графу, Девушка повернула голову на стук, раздавшийся в дверь ее маленькой комнаты. Вошел один из людей графа, юноша с худым лицом по имени Клайд, постоянно смотревший на Дарию так, словно она рождественский пирог, который ему хочется съесть.
 — Граф желает вас видеть, — объявил он, и при этом глаза его блуждали по ее телу с головы до ног.
 Дария кивнула, дожидаясь, пока Клайд уйдет, что он наконец и сделал весьма неохотно. Проходя мимо, он коснулся ее рукой.
 — Будьте осторожны, маленькая госпожа, — прошипела Ина ей на ухо. — Держитесь от него подальше. Молитесь, пока у вас не отвалится язык, но держитесь от него подальше.
 — Замолчи, — огрызнулась Дария, стряхивая руку Ины и выходя из комнаты. Она приподняла юбки, осторожно спускаясь по крутой винтовой лестнице в большой зал. В зале находилось трое мужчин, один из них был Эдмонд Клэр. Он о чем-то тихо беседовал со своим оруженосцем-шотландцем по имени Маклауд. Девушка смотрела, как Эдмонд размахивает руками, и вздрогнула, вспомнив его звонкую оплеуху. Он был осанистым мужчиной с ярко-рыжими волосами, унаследованными от матери-шотландки, и темными глазами. Лицо у него было белое, как у мертвеца, весь подбородок зарос курчавой рыжей бородой. Он обычно говорил тихо, что делало его внезапные вспышки гнева еще более странными. По-своему он был красив дикой красотой, но Дария слышала, что его жена, умершая родами около полугода назад, жила в постоянном страхе. Что ж, Дарии нетрудно было в это поверить.
 Девушка замерла, ожидая, пока он заметит ее. Наконец он обратил на нее внимание.
 — Иди сюда, — позвал Эдмонд. — Я нанял нового священника. Его зовут отец Коринтиан, он — бенедиктинец.
 Дария впервые заметила священника в дешевой шерстяной сутане.
 — Святой отец, — прошептала она, подходя к нему.
 — Дитя мое. — Отец Коринтиан откинул капюшон сутаны и взял ее за руку. Дария почувствовала словно укол в сердце и смертельно побледнела. Девушка хотела отнять руку, но не могла пошевелиться. Она взглянула в темные глаза священника и пошатнулась. Дария узнала его.
 Его взгляд пронзил ее до глубины души, и это пугало так же, как и неожиданно обрушившееся на нее ощущение. Дарию захлестнули какие-то темные чувства, и первый раз в жизни она упала в обморок.




 Глава 2


 Дария с трудом открыла глаза и увидела склонившуюся над собой Ину. Лицо у нее было пепельно-серым, а губы дрожали от страха и молитв.
 — Со мной все в порядке, — произнесла девушка и отвернулась. Но она лукавила; произошло нечто, чего она не могла понять. Это пугало ее.
 — Маленькая госпожа, что стряслось? Граф принес вас сюда, но ничего не сказал. Он кричал на вас или ударил перед этим новым священником? Может, вы с ним резко говорили? Он…
 — Пожалуйста, Ина, уйди. Граф тут ни при чем. Я хочу отдохнуть.
 Старая служанка обиженно фыркнула и отошла в дальний угол комнаты. Дария уставилась в узкое окно. Сквозь него проникал луч солнечного света, в котором плясали пылинки. То, что случилось с ней в большом зале, было невероятно. Священник — красивый молодой человек, бенедиктинец, слуга Божий… и тем не менее она как будто уже знала его раньше, чувствовала всем своим существом. Как же так?
 За все семнадцать лет ее жизни подобное произошло с ней только однажды — это предвидение, это предание. Должно быть, такая лавина чувств не что иное, как сбывшееся проклятие ее бабушки — согбенной старухи, которая умерла, проклиная сына и дочерей; безумной старухи с длинными лохмами и с такими же зелеными глазами, как у самой Дарии.
 Когда Дарии исполнилось двенадцать, мать сообщила ей, что отец скоро приедет домой, чтобы навестить их до отъезда на святую землю. Он по большей части жил в Лондоне, сражаясь на рыцарских турнирах. Именно в эту минуту перед мысленным взором Дарии возник отец, красивый и ужасно неприступный в своих блестящих серебряных доспехах. Сидя верхом на лошади, он приготовился атаковать, опустив забрало, держа наготове пику. Она увидела его так же ясно, как видела мать, стоявшую перед ней. И вдруг его забрало скособочилось, он приподнялся на спине жеребца и упал в грязь. Тотчас в страхе отпрянул конь второго рыцаря, и тот нанес сокрушительный удар по голове ее отца. Девочка услышала треск металла, звук раздавленных костей и громко вскрикнула. В сердце ее навсегда поселился леденящий ужас.
 Она рассказала матери о своем ясновидении, но та каким-то образом уже обо всем догадалась и была бледна, как плат, скрывавший ее прекрасные темно-рыжие волосы.
 — Нет, — прошептала мать. Затем она оставила Дарию, в страхе убежав от нее.
 И спустя пять дней известие настигло их. А еще через три дня привезли тело отца. Его похоронили на семейном холмике. Но вдова Джеймса так и не увидела трупа мужа, потому что конь размозжил ему череп копытами.
 Теперь же это произошло снопа. Только на сей раз Дария испытала внезапное потрясение, узнав человека, которого никогда раньше не встречала. Как это понять? Неужели бедный священник должен умереть? Дария не знала. Один взгляд на него поразил девушку в самое сердце, а когда он взял ее за руку — как это принято у священников, — это прикосновение тронуло ей душу, сделав беззащитной.
 И она тотчас лишилась чувств. Упала прямо перед графом и, пока глаза ее не закрылись, все еще продолжала смотреть на молодого бенедиктинца…
 В дверь постучали. Ина поспешила к двери и, слегка приоткрыв, высунулась посмотреть, кто там. Послышался голос Эдмонда Клэра. Он оттолкнул Ину, чуть не свалив старушку на пол, и стремительной походкой вошел в комнату.
 — Ты пришла в себя, — сказал он, взглянув на Дарию. — Что с тобой случилось? Ты чем-нибудь больна?
 Девушка молча покачала головой, боясь, что проговорится. — — Тогда в чем дело?
 Должна ли она сообщить ему, что ее бабушка сошла с ума, умерла проклятой как ведьма и что, может быть, она тоже ведьма? Что священник, исповедовавший ее бабушку, бледнел и заикался в присутствии этой безумной старухи?
 — Извините, что я напугала вас. Просто мне внезапно сделалось дурно. Этот священник-бенедиктинец… он останется здесь, в Тибертоне?
 — Да. Я хотел, чтобы ты познакомилась с ним, но ты свалилась к нашим ногам, и бедняга, естественно, удивился. Признайся, ты поступила так нарочно, чтобы просить его о помощи? Рассчитываешь, что он поможет тебе убежать от меня.
 — Нет.
 — Я так и думал. У тебя не хватит хитрости на обман.
 Дария смотрела на него, размышляя о том, почему он считает ее такой простушкой. Ну ничего, настанет день, когда она обведет его вокруг пальца.
 — Он кажется благочестивым и образованным человеком, — продолжал Эдмонд Клэр после долгого молчания. — Насколько я слышал, бенедиктинцы поспитывают преданных священников. Он останется у меня.
 — Как его зовут?
 — В аббатстве ему дали имя отец Коринтиан. Завтра утром он отслужит для нас с тобой мессу. Моя душа нуждается в очищении. Да и тебе слово Божье не помешает.
 Дария боялась снова увидеть молодого священника, и в то же время ей очень хотелось дотронуться до него хотя бы еще раз, проверить, было ли случившееся лишь кратким помрачением рассудка от страха и отчаяния, вызванного заточением.
 Он был священником, не мужчиной. Являлся человеком Бога, орудием Бога, даром Бога.
 — Я пойду в часовню, — проговорила она послушно, и Эдмонд Клэр, молча окидывая ее долгим, пристальным взглядом, слегка прикоснулся к ее волосам.
 — Ты такая покорная, — пробормотал он. Дария застыла. В его взгляде и прикосновении промелькнула какая-то нежность, и это напугало ее.
 В тот вечер девушка медленно вошла в большой зал, радуясь шуму и многочисленному обществу, так как само присутствие этих людей служило для нее чем-то вроде защиты. Эдмонд уже восседал в своем кресле. По левую руку от него сидел новый священник. Стул справа — ее стул — был пуст. Ноги Дарии заплетались. Она не могла отвести глаз от отца Коринтиана. В ярком свете факелов его темные волосы сверкали, как шелк. Одет он был просто, но от него и от его одежды исходило ощущение чистоты. Хотя священник был в сутане, она заметила, что он худощав и хорошо сложен. Его тело не походило на тело человека, предающегося только духовным упражнениям. Отца Коринтиана легко можно было представить рыцарем или воином. Но особенно поразило Дарию его лицо своими тонкими чертами, от дугообразных черных бровей до ямочки на подбородке. Он был смуглым, как араб, с черными как смоль волосами и темно-карими глазами. Разговаривая, он выразительно жестикулировал изящными руками. В глазах его светился недюжинный ум. Конечно, он был священником, но кроме того, и красивым мужчиной, на которого приятно было смотреть. Неожиданно отец Коринтиан поднял на нее глаза, и Дария испытала то же потрясение. Жаль, что он не заметил того, что должен был заметить, и понять, и взять. Священник смотрел на нее, слегка склонив голову в немом вопросе. Должно быть, он посчитал ее умалишенной.
 Девушка быстро опустила глаза и тихо прошла к своему стулу.
 Эдмонд Клэр кивнул ей, проследив за тем, чтобы наполнили ее кубок, затем снова перевел взгляд на священника. Он как будто не нашел ничего странного в ее поведении.
 Роланд долго жевал кусок тушеной говядины. Ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями.
 Клэр спросил его о чем-то, и он ответил. Чуть ранее, когда девушка упала без сознания к его ногам, он постарался как можно скорее отделаться от общества графа. Роланд заметил, какое потрясение испытала девушка, взглянув на него при первой встрече, в какое смятение повергло ее одно лишь прикосновение его руки. Очень странно! Он склонялся к мысли, что девушка просто глупа. Создавалось впечатление, что она узнала его, но это было невозможно. Он никогда в жизни не видел ее, иначе бы наверняка запомнил.
 Признаться, ему доставляло удовольствие смотреть на нее, но и только. Черты ее лица — правильные и тонкие — удовлетворяли вкусу большинства мужчин, и все же ее нельзя было назвать красивой. В ней угадывалась жизненная сила, которая в заточении поубавилась, и даже волосы казались потускневшими. Ясные зеленые глаза могли загораться или темнеть в зависимости от настроения. Она была стройной и хрупкой, как статуэтка, но высоко поднятый подбородок свидетельствовал о чувстве собственного достоинства и прекрасном воспитании. Он оценил ее силу и мужество, но обратил внимание на впалые щеки — еще один признак тоски.
 Роланд мог понять, почему Эдмонд Клэр хотел взять ее в жены. Наверное, этот человек распознал в ней волю и твердость характера. Но, подумав было так, он покачал головой. Нет, граф видел в ней юную девушку отменного здоровья, которая могла родить ему чудесных сыновей. Если ему повезет, она не умрет родами, как две его предыдущие жены. Роланд снова вспомнил ее необычное поведение. Возможно, это был нервный припадок. Хорошо, если бы так. Может быть, он плохо играл свою роль? Что, если она видела его насквозь? Ни на секунду не поверила, что он — священник?
 Эдмонд Клэр завязал с ним беседу, и Роланд отвечал быстро и непринужденно: он неплохо подготовился за две недели и не мог допустить ошибки. От этого зависела жизнь и его, и Дарии. Ему нравилось имя «отец Коринтиан»; в нем было что-то восточное, отвечавшее его эстетическому чувству. Но эта необычная девушка… что с ней произошло сегодня днем? Скоро он вызволит ее отсюда и доставит домой.
 Он откусил еще кусок пересоленного жаркого. Надо выяснить, девственна ли она. Насколько он мог судить, Эдмонд Клэр как будто имел понятие о чести. Девушка отнюдь не казалась избитой. Она выглядела смущенной и ни разу не взглянула на него во время долгой трапезы. Роланд решил, что выяснит причину ее замешательства при первой же возможности.
 Вечером они обсуждали с Эдмондом Клэром теологические проблемы. Графа волновал вопрос о преданности одного человека другому в сравнении с верностью Богу. Роланд вмиг смекнул, что граф не глуп. Он также быстро узнал, что Эдмонд проводит немало времени, занимая свой ум религиозными догмами, и поэтому разбирается в них лучше, чем Роланд. Если бы у де Турне не был так хорошо подвешен язык, ему пришлось бы туго.
 Граф откинулся на спинку кресла и погладил толстыми пальцами густую рыжую бороду.
 — Вы видели юную леди, Дарию, — обратился он к гостю. — Я намерен жениться на ней в последний день этого месяца.
 Роланд улыбнулся:
 — Вот вам еще один интересный вопрос, не правда ли? Верность мужчины женщине, конкретно своей жене.
 — Абсурд, — фыркнул Эдмонд Клэр, поморщившись. — Женщины всего лишь сосуды для мужского семени, а мои предыдущие жены не годились даже на это. Они обе умерли, унеся в себе младенцев, будь проклят их эгоизм. Но Дария выглядит здоровой. Я уверен, что она сможет родить мне сыновей.
 Роланд был поражен этими словами графа. Он слышал, как мужчины утверждали, что женщина не больше чем движимое имущество, но чтобы упрекать жену за то, что ее дитя умерло в чреве вместе с ней! Это уже переходило всякие границы.
 — Кто она такая? — спросил он, пригубив свой кубок. — Дария держится как госпожа, поскольку явно прекрасно воспитана.
 — Она — племянница человека, которого я уже пять лет собираюсь убить. Но, если Дария станет моей женой, он будет в безопасности, черт бы побрал его подлую душонку! Это компромисс, на который я хочу пойти. Она также принесет мне большое приданое. Я полагаю, что должен забыть о мести Дэймону, коль скоро женюсь на его племяннице. Если, конечно, мне не удастся убрать его так, чтобы никто об этом не знал. — Граф умолк с хмурым видом, словно был не вполне удовлетворен такой сделкой. — Он резко повернулся к священнику. — Святой отец, как вы считаете, раз мужчина твердо намерен жениться на женщине, это все-таки грех уложить ее в постель, до того как они соединятся перед Богом?
 Роланд не удивился этому вопросу, и, как ни странно, он показался ему весьма забавным. Эдмонд Клэр старался бежать плотского желания, но если бы поддался, то хотел, чтобы Бог его простил и не покарал. А вдруг он овладеет Дарией до того, как Роланд успеет увезти ее из Тибертона…
 Роланд заговорил со всей убежденностью, которой обязан обладать священник, и молил Бога, чтобы этого оказалось достаточно.
 — Вожделение мужчины не должно распространяться на его жену или девушку, которая скоро станет его женой. Для удовлетворения же похоти ему следует обратиться к Другим женщинам.
 Эдмонд Клэр пробормотал что-то себе под нос, но ничего не возразил. Бесконечный ужин наконец окончился тем, что граф произнес молитву перед обитателями Тибертона. Он хотел произвести впечатление на бенедиктинского священника и воображал, что большинство слушателей оценили его усилия, направленные на спасение их душ. Только несколько неотесанных деревенщин вертелись и ерзали во время его молитвы. Он позаботится о том, чтобы их наказали.
 Роланд пожелал Дарии спокойной ночи и помолился о том, чтобы ему удалось сберечь ее невинность. Ночью он спал в маленькой нише, довольно теплой в это время года, но мог бы поклясться, что в разгар зимы промерз бы в ней до костей, даже будучи укутанным в десяток одеял.
 Было шесть часов утра, когда Роланд встал, умылся и облачился в сутану. Он ощущал себя бодрым и энергичным. У него на языке вертелись латинские слова. С детства он всегда предпочитал эти ранние утренние часы, ибо его ум был острее, а тело более гибким и сильным. Быстрым шагом прошел он в промозглую и мрачную часовню.
 Тибертонская часовня представляла собой длинное и узкое помещение. Несколько деревянных резных святых украшали неф, соперничая друг с другом в натурализме изображаемых ужасных мучений. Здесь было сыро и холодно — туман с реки Уай просачивался сквозь толстые серые стены. Роланд снова подумал о конечной цели своей миссии: замок и земли, которые он собирался купить в Корнуолле. Замок был небольшим, но красивым, уютным и неприступным, расположенным ближе к южному побережью, чем к дикому и бесплодному северу. Владение будет принадлежать Роланду, если он вернет девушку целой и невредимой ее дяде и заберет вторую половину своей награды. Как бы ему хотелось, чтобы все скорее окончилось и он оказался там, возделывая свои поля, возводя свои стены, заполняя свои амбары.
 Он нетерпеливо ждал, пока придут граф и Дария, и в уме повторял слова мессы. Впрочем, это не имело значения. Эдмонд Клэр не понимал по-латыни, просто повторял, как попугай, ответы; Роланд заранее убедился в этом, когда расспрашивал прежнего священника графа, толстого малого, который был очень рад принять деньги, предложенные Роландом, и покинуть Тибертон и его фанатичного владельца. Что касается остальной паствы, то, насколько Роланд мог слышать, она едва говорила на английском.
 Дария первой вошла в часовню. Она была одета в толстый шерстяной плащ. Судя по всему, девушка уже не раз появлялась здесь. Ее голова была покрыта мягким белым покрывалом, глаза опущены долу. Она была либо очень религиозна, либо избегала смотреть на него. Роланд не сводил с девушки пристального взгляда, пока она не подняла глаз. На ее лице он прочел нескрываемое удивление. В этот момент вошел Эдмонд Клэр и, предложив Дарии руку, подвел ее к первой скамье и поставил лицом к священнику.
 — Святой отец, — тихо и очень почтительно обратился к нему Эдмонд. Роланд кивнул:
 — Садитесь, дети мои, и возблагодарим Господа за его щедроты и восславим его благодеяния в наших молитвах.
 Он перекрестился и окинул доброжелательным взглядом двоих прихожан. Когда они сели, Роланд затянул нараспев низким и проникновенным голосом:



   "Nos autem glorlarl oportet in cruce Domini nostri Jesu Chrlsti: in quo est salus, vita, el resurrectio nostra per quern saluati, et llberati sumus».



 Дария чувствовала, как ее наполняет чистая, торжественная латинская речь. Отец Коринтиан читал замечательно, и было ясно, что он хорошо образован в отличие от многих полуграмотных священников, поскольку понимал, что говорит, и это придавало его словам особый смысл.
 Дария в уме переводила:



   «…Но нам надлежит восславить нашего Господа Иисуса Христа, в ком наша жизнь и воскресение, кем мы спасены и рождены…»


   "Alleluia, alleluia. Deus misereatur nostri, et benedicat nobis: illuminet vultum suum super nos, et misereatur nostri. Gloria Patri».



 Это было изумительно — и слова, и тихий, успокаивающий голос. Дария не могла отвести глаз от его прекрасного лица, которое в эту минуту было ликом самого Бога, глаголящего в темной часовне. Его руки словно обнимали ее, и у нее захватывало дух от трогательной красоты этих слов.



   "Аллилуйя, аллилуйя. Пусть Бог сжалится над нами и благословит нас, пусть свет Его божественного сияния осеняет нас, и Он не оставит нас своей милостью. Слава Отцу Небесному».






   "Hoc enim sentite in uobis, quod et in Christo Jesu:
   Qui cum in forma Dei esset, поп raplnam arbitratus est esse se aequalem Deo: sed semetipsum…»



 Слова лились с его уст и проникали в самую душу…



   «Пусть владеют вами те же мысли, которые владели Иисусом Христом, не считавшим преступлением быть равным Богу, но отдавшим себя…»



 Отец Коринтиан вдруг замолчал и затем продолжил тихой скороговоркой:



   «Neque auribus neque oculie satis consto…»



 Нет, это было невозможно, однако она не ошиблась. Дария впилась в отца Коринтиана взглядом, когда он повторил по-латыни:



     "Я теряю зрение и слух».  






   «Hostis in ceruicibus alicuinus est…»



 Девушка прошептала эти слова по-английски:



   "Враг следует за нами по пятам».






   "Nihil tibi a me poslulanti recusabo. — .Opfate mihi contingunt… Quid de me fiet?.. Naves ex porta solvunt… Nostrl circiter centum ceciderunt… Dulce lignanum, dulces claws, dulcia ferens ponelera: quae sola fuist'i digna sustinere regem caelorum, et Domininum. Alleluia».






   "Я ни в чем не откажу тебе… Мои желания осуществились… Что станет со мной?.. Корабли уходят из гавани… Около сотни наших людей пали… Благословен деревянный крест, благословенны гвозди, держащие благословенное тело; они одни достойны держать царя небесного и Господа нашего. Аллилуйя».



 Дария была потрясена. Она сразу догадалась, что граф, запрокинув голову и закрыв глаза в экзальтации, не понимал, что его новый священник, его образованный и эрудированный бенедиктинец, перемежает мессу бытовой латынью. Однако он делал это не по незнанию, как предыдущий священник. Нет, этот человек умел жонглировать словами и заменять их, но…
 Остаток мессы пролетел быстро, и отец Коринтиан больше не упоминал о врагах или отрезанных головах. Он благословил графа и Дарию, воздев руки и воскликнув: «Dominus vobiscum», и граф отозвался: «Et cum spiritu tuo».
 Отец Коринтиан выжидательно взглянул на Дарию, и она тихо сказала: «Capilli horrent».
 Роланд едва не выронил из рук хлеб и эль, а девушка без всякого выражения повторила снова:
 "Capilli horrent».
 Маленькая плутовка знала латынь! Черт возьми, она смеялась над ним, она могла его выдать! Роланд старался не выказать своего удивления, когда Дария отчетливо произнесла: «Bene id tibi vertat».
 Он склонил голову, а ее слова продолжали звучать у него в ушах: «Я желаю вам успеха в вашей миссии».
 Роланд сделал шаг назад и поднял руки: «Deo gratias».
 Он улыбнулся графу, у которого был такой вид, словно сам Бог только что даровал ему свои милости.
 — Благодарю вас, святой отец, моя душа ликует оттого, что вы здесь, — граф молитвенно сложил свои огромные ладони. — Я переживал, что в моем замке нет Божьего человека, который бы заботился о наших душах. — Он повернулся к Дарии и заметил неодобрительно:
 — Что ты сказала отцу Коринтиану?
 Она даже не изменилась в лице.
 — Я не запомнила ответ и поэтому придумала набор звуков. Извините, милорд, извините, святой отец.
 — Это богохульство. Я попрошу доброго отца Коринтиана научить тебя правильным ответам. Стыдно не знать их, Дария.
 Девушка смиренно потупилась:
 — Да, милорд.
 — Твой дядя пренебрегал своими обязанностями по отношению к тебе. Ты проведешь следующий час с отцом Коринтианом.
 — Да, милорд.
 Граф еще раз поклонился Роланду и ушел. Они остались одни в промозглой часовне.
 — Кто вы?
 — Вы спрашиваете сразу в лоб, — заметил Роланд, не сводя глаз с закрытой двери. — Я должен убедиться в том, что в коридоре никого нет.
 — Даже если там подслушивает дюжина людей, они ничего не услышат. В этом проклятом склепе дверь такая же толстая, как и каменные стены.
 Тем не менее Роланд подошел к двери, распахнул ее и медленно закрыл снова. Затем повернулся к ней.
 — Кто вы? — повторила Дария.
 — Вы говорите по-латыни.
 — Да, я говорю по-латыни. Вы этого не ожидали?
 — Нет. Но вы не выдали меня графу. Могу ли я предположить, что вы хотите убежать от него? Девушка кивнула и в третий раз спросила:
 — Кто вы?
 — Я послан вашим дядей спасти вас. Как вы теперь знаете, я не священник.
 Она улыбнулась ему ослепительной лукавой улыбкой. А он-то думал, что выглядит настоящим священником, черт бы побрал ее проницательность.
 Роланд собрался было нахмуриться, однако она быстро произнесла:
 — Но вы образованный человек, не то что предыдущий священник, который с трудом мог связать несколько слов. Как вы от него отделались?
 — Очень просто. Он был так несчастлив здесь, в Тибертоне, что с радостью принял немного монет, чтобы исчезнуть. Значит, вы догадались, что я не священник, когда вчера упали в обморок? Смекнули, едва взглянув на меня? Потому вы так побледнели и потеряли сознание?
 Дария отрицательно покачала головой.
 — Я не знаю почему, — с запинкой произнесла она. — Вернее, я не знала этого тогда, и все же я знала вас, может быть, даже лучше, чем самое себя.
 "Бессмыслица какая-то», — подумала девушка и взглянула на него. И снова почувствовала, что они связаны с ним невидимыми узами. Она попятилась. Отец Коринтиан подумает, что она просто сумасшедшая.
 — В чем дело? Я пугаю вас?
 — Да, — пробормотала Дария. — Я не понимаю, что со мной.
 Роланд решил не обращать внимания на ее загадочные слова. У него не было ни времени, ни желания, чтобы вникнуть получше.
 — Итак, я здесь, чтобы спасти вас.
 — Я не хочу выходить замуж за Ральфа Колчестера. Он противный и бесхарактерный. Роланд нахмурился:
 — Меня это не касается. Ваш дядя платит мне за то, чтобы я привез вас обратно, и я намерен это сделать. Вашу судьбу будет решать он, ваш опекун. Ни одна женщина не имеет права выбирать, кто будет ее мужем. Это приведет мир к хаосу.
 — Мир, которым вы, мужчины, правите испокон веков, все время пребывает в хаосе. Чем еще может навредить ему женщина?
 — Вы заблуждаетесь в своем неведении. Возможно, ваш дядюшка не слишком умен или сострадателен, но так заведено. Женщине пристало подчиняться.
 Дария вздохнула. Он был всего лишь мужчина, такой же, как те, что входили в ее жизнь. Ей стало обидно, но она быстро справилась с болью. Этого человека также не волновало, что с ней будет. И с какой стати это должно было его тревожить? Все эти обуревавшие ее чувства не имели к нему никакого отношения. Если он освободит ее от Эдмонда Клэра, она сможет убежать и от него. Ведь в конце концов ему все равно, что с ней станет.
 — Вы еще не назвали своего имени.
 — Зовите меня Роландом.
 — Как знаменитого храброго Роланда? Так когда мы покинем это место, сэр?




 Глава 3


 При этих словах Роланд отпрянул.
 — Вот как? Значит, вы верите мне, и вам не требуется больше никаких доказательств?
 Дария покачала головой, улыбаясь ему этой ослепительной, невинной и все же странной улыбкой.
 — Конечно же, я верю вам. Я рада, что вы не священник.
 — Почему?
 Как сказать ему о том, что ее душа ликует, ибо он — мужчина из плоти и крови, человек земли, а не слуга Бога? Тогда он наверняка посчитает ее сумасшедшей.
 — Вы видели мою маму? Она здорова? Вы ездили в Реймерстоунский замок?
 — Да, и ваша матушка в добром здравии. Вы немного на нее похожи выражением лица. Насколько я помню, ваш отец был смуглый, как неаполитанец.
 — Вы знали моего отца?
 — Я встречал его в окружении короля Эдуарда. Сэр Джеймс был храбрым и преданным человеком. Жаль, что он умер так не вовремя. Эдуарду очень не хватало его на святой земле.
 Дверь часовни отворилась, и снова появился граф.
 — Ну что, девочка? Скажи мне правильный ответ. Дария опустила глаза и быстро проговорила:
 — "Et cum spiritu tuo».
 Граф удовлетворенно прикрыл глаза.
 — Прекрасно. Я никогда не соглашался с тем, что женщины не способны учиться. А как считаете вы, отец Коринтиан?
 Роланд снисходительно посмотрел на Дарию, как на собаку, только что хорошо выполнившую трюк, и произнес менторским тоном:
 — Женщины могут научиться произносить слова на любом языке, если им дать достаточно времени на повторение, но сомнительно, чтобы они понимали их истинный смысл. Однако Господь милостиво прощает своих слабых созданий.
 Граф согласно кивнул, а Дария заскрежетала зубами.
 — Пойдем со мной, Дария, — продолжал граф. — Пришел портной, и ты можешь выбрать себе наряд. В конце этого месяца ты станешь моей женой, и я хочу сделать тебе подарок.
 Девушка удивленно уставилась на него, а Роланд застыл в тревожном ожидании, но она ничего не сказала и покорно пошла за графом.
 Когда они остались вдвоем, Дария дотронулась до рукава Эдмонда и спросила, не в силах скрыть своего недоумения:
 — Вы похитили меня, милорд, чтобы жениться на мне?
 Недоверие, звучавшее в ее голосе, было вполне понятно, так же как и сам вопрос, хотя он граничил с дерзостью. Но на сей раз граф решил сдержаться.
 — Нет, малышка, я задумал отомстить твоему дяде, которого ненавижу больше всего на свете. Сначала я требовал в качестве выкупа твое приданое. Но ты заставила мое сердце забиться сильнее, и я передумал. К концу мая Дэймон пришлет мне своего священника и твое приданое, и мы поженимся. Тогда моя месть не настигнет его. — Он нахмурился. — Посмотрим. Может быть, я еще передумаю, потому что Дэймон Лемарк — ядовитая гадина, которую надо раздавить.
 — А что вы сделаете, если он вам не подчинится? Убьете меня?
 Граф замахнулся и отвесил Дарии звонкую оплеуху. Что позволяет себе эта девчонка, которая должна была стать его женой!
 — Держи свой дерзкий язычок за зубами, Дария. Я сам скажу тебе то, что сочту нужным. Твое неповиновение не нравится мне и наверняка не понравится нашему Господу.
 Она почувствовала ярость, но совсем не ту, что испытывала к своему дяде. Дэймон был намеренно жесток, более того, ему доставляло удовольствие истязать других, в то время как Эдмонд Клэр просто видел в ней женщину — существо, которое надо было постоянно поправлять и ругать для ее же блага. Он искренне верил в Бога, по крайней мере в того Бога, который соответствовал его собственным убеждениям и чаяниям, и считал своим долгом учить ее правильному поведению. Ее гнев остыл, и она взяла себя в руки.
 Роланд слышал ее вопрос графу и видел, как тот ударил девушку. Он не вмешивался, хотя для этого ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку.
 Де Турне не мог не восхититься ею в эту минуту. В Дарии угадывалось мужество, которое с годами могло окрепнуть, если у нее будет для этого хотя бы малейшая возможность. Она не плакала, не жаловалась, просто поправила одежду и стояла в гордом молчании, ожидая пока граф уйдет. «Интересно, сколько раз он бил ее во время заточения, чтобы поставить ее на место», — подумал Роланд. Надо как можно скорее увезти ее отсюда. Граф мог не только изнасиловать ее, но и покалечить в приступе гнева.
 Остаток дня Роланд осматривал замок и нашел потайной выход, которым собирался воспользоваться для побега. Он узнал, что у Дарии есть служанка, но понимал, что старушку придется оставить. Если Дария станет протестовать, он… Что он сделает? Ударит ее, как Эдмонд Клэр? При этой мысли Роланд отрицательно покачал головой.
 Вечером граф снова безраздельно завладел вниманием Роланда, так что у последнего не выдалось ни минутки, чтобы побеседовать с Дарией один на один. Она больше не смотрела на него так, словно он какая-то невидаль или человек, которого она уже видела раньше в другом месте или в другое время. Однако девушка избегала его взгляда, и это тревожило его.
 — Меня очень занимает один вопрос, — начал граф, расставляя на доске шахматные фигуры.
 Роланд сделал ход пешкой и стал молча ждать. Он узнал цену терпению и давал графу возможность заговорить первым.
 — Есть ли у женщин душа? Что думают по этому поводу бенедиктинцы?
 — Это спорный вопрос, как вы знаете. Даже среди бенедиктинцев по этому поводу существуют разногласия.
 — Верно, верно, но как вы считаете, следует ли наказывать женщин за непослушание, за лень или отсутствие благочестия?
 — Безусловно, но это обязанность мужа — наказывать.
 Граф откинулся на спинку кресла, сдвинув густые брови.
 — Дария почти что моя жена. Она молода, и ее характер еще окончательно не сформировался, но поскольку она унаследовала упрямство своих родичей и в ее жилах течет кровь человека, чья душа погрязла в грехе, — я говорю о ее дяде, конечно, — она становится с каждым днем все более непокорной. Ей требуется твердая мужская рука. Я хочу только направлять ее на путь истинный.
 — Вы пока не женаты.
 — Какое это имеет значение — жена она, служанка или шлюха, если у нее есть душа?
 Роланд с силой стиснул королевского слона и медленно передвинул фигуру.
 — Я полагаю, женщины — такие же Божьи создания, как и мужчины. У них те же руки, ноги, сердце и печень… Действительно, они слабее нас и телом и, возможно, духом. Но обладают и самостоятельной ценностью. Они рожают детей и защищают их всю свою жизнь, а посему вправе уповать на Божью милость, как и мужчины. В конце концов, милорд, мы же не можем производить потомство, не можем кормить грудью наших детей.
 "Это Господь наградил их своими дарами, и этим дарам мы обязаны своим продолжением и тем самым своим бессмертием».
 — Вы осаждаете меня пустой софистикой, святой отец, и не отвечаете на мой вопрос. Женщины не более чем сосуды для сохранения мужского семени. Я не считаю их способность к деторождению Божьим даром, поскольку они часто умирают родами. Из-за этого мужчины зря теряют время. Две жены, которые у меня были, не обладали ни честью, ни преданностью, ни силой духа. Они были слабы и телом и духом. Я никогда не видел в них ничего, кроме средства продолжения себя самого.
 Роланд вспомнил Иоанну Тенесби и мог бы поклясться, что силой духа она превосходила любого мужчину. То, с какой надменностью и безжалостностью она уничтожала окружающих ее мужчин, потрясало его даже теперь, спустя шесть лет.
 — Однако вы вожделеете юную Дарию, не так ли? Вы купили ей платье, так как хотели доставить ей удовольствие, потешить ее тщеславие. Но на самом деле вы тешили собственное тщеславие.
 — Вы жонглируете словами, святой отец. Этот разговор о тщеславии абсурден. Что же до моего вожделения к этой девушке, стало быть, так угодно Господу. В противном случае мы не продолжали бы свой род. Так что именно наше вожделение является подлинным даром Божьим. Бог дает нам женщин, и наше право пользоваться ими, пока они могут рожать. Конечно, наша обязанность не оставлять их чрево бесплодным.
 Роланд улыбнулся и, переставляя фигуру на доске, небрежно заметил:
 — Вы умелый спорщик, милорд. Из вас получился бы хороший епископ.
 Он вдруг увидел, что своим ходом поставил графа в трудное положение на доске. Но Эдмонду Клэру важнее было высказать собственные взгляды. Он потянул себя за ухо, откашлялся и произнес запинаясь:
 — Есть еще один вопрос, отец Коринтиан. Он уже несколько недель не дает мне покоя. Как я сказал, Дария молода, но я нахожу ее чрезвычайно легкомысленной, своенравной и тщеславной. Я мог бы избавить ее от этих недостатков, однако теперь я стал сомневаться в ее добродетели. Видите ли, я хорошо знаю ее дядюшку, а он известный развратник. И теперь я снова и снова думаю: девственница ли она? Не отдал ли дядя ее Ральфу Колчестеру, когда тот посещал Реймерстоунский замок?
 Роланд отрицательно замотал головой.
 — Нет, дядя бы защитил ее, а не отдал Колчестеру. Не сомневайтесь.
 Граф недоверчиво хмыкнул. Похоже, он не хотел, чтобы его убеждали в невинности девушки.
 — Я не доверяю женщинам. Они соблазняют мужчин своей красотой и скромностью, которая не что иное, как хитрость и практичность. Возможно, именно таким способом она завоевала благосклонность Колчестера. Я должен узнать это, прежде чем женюсь на ней, и я узнаю.
 — Верьте мне, милорд. Девушка невинна. Ее дядюшка никогда бы не позволил Колчестеру овладеть ею. Она бы утратила свою ценность, свою репутацию, более того, опорочила доброе имя семьи. Пусть Дэймон и развратник, но глупцом его не назовешь.
 Граф Клэр пожал плечами, не желая признавать правоту священника. Роланд был мрачен, когда взглянул на своего хозяина.
 — Значит, милорд, вы хотите, чтобы церковь благословила ваше насилие над женщиной, до того как возьмете ее в жены. Право же, я не могу смотреть на это сквозь пальцы. Есть другой способ удовлетворить ваше любопытство. Позвольте мне спросить у нее самой. Я сумею отличить ложь от правды, ибо обладаю этим даром, и скажу вам.
 — Вы поверите словам, которые слетят с ее уст, святой отец, или осмотрите ее и убедитесь сами?
 Роланд чуть было не потерял дар речи от возмущения. Граф оказался таким же мерзавцем, как и Дэймон Лемарк. Неужели Эдмонд Клэр действительно считал, что слуга Божий может осмотреть женщину, чтобы убедиться в том, что она непорочна? Глядя графу прямо в глаза, он сказал как мог твердо:
 — Я пойму, лжет она или нет. Роланд ждал, стиснув ферзя, пока не побелели костяшки пальцев. Наконец граф кивнул.
 — Что ж, поговорите с ней прямо сейчас, святой отец. Я должен знать.
 Клэр не отпустил Роланда, пока они не завершили партию. Сначала Роланд хотел наказать графа, выиграв у него в шахматы, но потом решил, что это ему не поможет. Поэтому он намеренно пожертвовал ферзем, и скоро все было окончено, — Вы хорошо играете, отец Коринтиан, но хуже меня. Я буду учить вас.
 Роланд напустил на себя смиренный вид, который, по его мнению, подобал священнику, и вежливо ответил:
 — Почту за честь, милорд.
 Его покорность понравилась графу, и он добавил:
 — А я подумаю над вашими словами. Роланд снова склонил голову. Спустя несколько минут он легко постучал в дверь спальни Дарии. Ему открыла служанка, Ина.
 — Ваша госпожа у себя? Старушка кивнула.
 — Это он послал вас сюда, святой отец?
 — Да. Я должен поговорить с ней. Наедине. Служанка быстро взглянула на Дарию, стоявшую у нее за спиной, и вышла из спальни. Девушка поспешила ему навстречу.
 — Что случилось? Мы сейчас уходим отсюда? Что…
 — Тише, — шикнул он и стиснул ее руки. — Граф послал меня поговорить с вами. Он хочет убедиться в том, что вы все еще девственница.
 Она непонимающе уставилась на него, и Роланд улыбнулся.
 — Я знаю, не думайте больше об этом. У графа весьма необычные взгляды на то, как Бог относится к его похоти. Нам надо поговорить и как можно скорее, ибо я не сомневаюсь, что он вот-вот придет сюда узнать о результате моего допроса.
 Роланд все еще держал ее руки в своих, и она чувствовала, как его жизненная сила передается ей и заставляет дрожать от предвкушения чего-то неведомого. Казалось, он тоже что-то ощутил, потому что отпустил ее руки. Сделав шаг назад, Роланд торопливо произнес:
 — Я не доверяю графу. Он вожделеет вас, сказал мне, что хочет овладеть вами до свадьбы. Я пытался отговорить его, но не уверен, что слово Божье возьмет верх над его похотью, ибо он считает, что его желания и желания Господа — одно и то же. Мы покидаем Тибертон сегодня вечером. Слушайте меня, поскольку у нас мало времени.
 Роланд заговорил тихо и быстро, но неожиданно дверь в спальню распахнулась, и вошел граф. Он переводил взгляд со священника на Дарию. Они стояли поодаль друг от друга и невинно беседовали, но в голосе графа прозвучало подозрение, когда он спросил:
 — Ну что, святой отец, она все еще девственница?
 — Да.
 — Это она вам сказала?
 — Ни один мужчина не дотрагивался до меня! — вскричала Дария.
 — Ты женщина, а значит, прирожденная лгунья. Я хотел бы поверить вам, отец Коринтиан, но меня одолевают сомнения. Когда вы ушли, я услышал от слуг, что все женщины замка не прочь лечь с вами в постель. Признаться, до этого я видел в вас только священника. Возможно, я склонен не правильно истолковывать то, что вижу, и Бог, несомненно, покарает меня, но теперь я вижу мужчину, который находится наедине с моей невестой.
 Роланд моментально принял свою самую набожную позу.
 — Поверьте, ваша невеста в моих глазах лишь одно из Божьих созданий и ничего больше.
 Сердце Роланда бешено колотилось. Он понял, что граф не в своем уме.
 Эдмонд Клэр тяжело вздохнул. Как жаль, что ревность к бенедиктинцу возобладала над его христианскими чувствами! Он прикажет наказать плетьми человека, посмевшего непочтительно говорить об этом священнике. Но граф не мог оторвать глаз от Дарии. Ее щеки были бледны, глаза расширены. Граф понял: все, что бы она ни сказала отцу Коринтиану, больше не имело значения. Он принял решение и не сомневался, что Бог одобряет его действия.
 — Я осмотрю ее сейчас, — заявил Эдмонд, направляясь к Дарии. — Вы останетесь здесь, чтобы подтвердить, что я не изнасиловал ее, святой отец.
 И если она не девственна, вы также будете свидетельствовать, ибо тогда я сделаю с ней все, что захочу, поскольку желания шлюхи ничего не значат, Роланд откашлялся и строго произнес:
 — Я запрещаю это, сын мой.
 Граф уставился на него не веря своим ушам.
 — Я хозяин здесь, отец Коринтиан, и никто, даже слуга Божий, не имеет права перечить мне, потому что мое слово — закон. Вы меня поняли? Подойдите сюда, вы будете свидетелем.
 Однако Дария не собиралась сдаваться без борьбы. Она подобрала юбки и побежала от графа, но он быстро схватил ее за талию и, подняв, швырнул навзничь на кровать.
 — Черт тебя побери, девчонка, лежи спокойно. — Эдмонд замахнулся, чтобы ударить ее, но, перехватив неодобрительный взгляд священника, медленно опустил руку и склонился над девушкой. — Делай, как я тебе велю, не то я изобью тебя, когда священник уйдет.
 Граф говорил тихо, так, чтобы слышала только она. Девушка почувствовала его слюну на своей шее.
 Он был взбешен и полон решимости исполнить задуманное.
 — Милорд, пожалуйста, — взмолилась она, — не позорьте меня. Я девственница. Почему вы мне не верите? Прошу вас, пощадите.
 Но граф не внял ее мольбам. Он был возбужден, и ему безумно хотелось дотронуться до нее, запустить пальцы в теплую пещерку, коснуться мягкой плоти. На лбу его каплями выступил пот от разгорающегося желания. Дария ощутила на своем животе его огромную руку с распластанными пальцами; другой рукой он стягивал с нее шерстяную юбку, в спешке дергая и распарывая ее. Холодный воздух обжег обнаженные бедра девушки, и она вскрикнула и забилась в его руках, стараясь вырваться. Широкая ладонь сжала ее колено, Дария вскрикнула снова, на сей раз от боли.
 — Не сопротивляйся, и я быстро закончу.
 Но она не могла заставить себя лежать, повинуясь его воле, пока он унижал ее, разглядывал и трогал. Роланд стоял рядом, вне себя от гнева и ярости. Дария подумала, что, если она не прекратит бороться с графом, Роланд нападет на него, и тогда все пропало: Роланд умрет.
 И девушка решила смириться, несмотря на унижение. Закрыв глаза, она постаралась не думать о том, что он собирался с ней сделать. Смирение далось ей дорогой ценой, но она терпела, потому что ничего другого ей не оставалось. Граф взглянул на нее и хмыкнул, довольный тем, что она наконец сдалась.
 Роланд все понял. Он ненавидел графа, ненавидел его руки, касавшиеся Дарии. Его затрясло от желания убить Клэра, но он знал, так же как и Дария, что, если он поддастся порыву, у них не будет шанса убежать. Роланд овладел собой и принялся молча наблюдать за происходящим. Это было для него самым трудным испытанием за всю жизнь. Лицо графа исказилось от страсти, и его шумное дыхание наполнило комнату.
 Дария застонала, когда толстый палец графа проник в нее. Когда он стал продвигаться глубже, она закричала от боли. Эдмонд нахмурился, но не прекратил своего занятия, готовя ее к соитию, поскольку вознамерился овладеть ею как можно скорее, несмотря ни на что. Теперь он знал, что она девственна, и его неудержимо влекла ее нежная плоть.
 Наконец ужасная пытка для девушки закончилась. Граф натянул на нее юбки и посмотрел ей в лицо.
 — Она невинна, — констатировал он и тут же закричал на Дарию:
 — Открой глаза, черт тебя побери! Я женюсь на тебе, и ты будешь верна и послушна мне, своему господину. Ты поняла меня, Дария? Хоть ты плоть от плоти своего распутного дядюшки, это не важно, потому что ты станешь такой, какой я захочу.
 Граф поднялся и еще раз взглянул на девушку.
 — Встань и приведи себя в порядок. Святой отец, вы свидетель, что она невинна. А сейчас давайте оставим ее.
 Роланд кивнул и опустил глаза. Он еле сдерживался, чтобы не броситься на графа, сгоравшего от похоти.
 Он избегал смотреть на Дарию, не в силах выдержать написанного на ее бледном лице страдания, но снова принужденно кивнул графу и дал ему знак выйти первым из спальни. Роланд нисколько не сомневался, что тот вернется и овладеет Дарией. Если бы не присутствие священника, отца Коринтиана, ничто не помешало бы графу изнасиловать девушку несколько минут назад. Но Эдмонд Клэр наверняка придет вечером. Значит, Роланд немедленно должен увезти Дарию из Тибертона.
 Роланд все еще дрожал от гнева и возблагодарил Господа за то, что граф не обернулся к нему с каким-нибудь вопросом, иначе он бы свернул негодяю шею.
 Дария сползла с кровати, подошла к двери и выглянула наружу. Граф и Роланд ушли. Она вернулась в комнату, прикрыв за собой дверь. Дверь не запиралась, и граф мог войти в любой момент. Она не знала, какой у Роланда план побега, но не сомневалась, что он придет за ней. Девушка заходила по комнате, не находя себе места от стыда и унижения. Она не сознавала, что плачет, пока Ина не проскользнула в спальню и не запричитала, увидев ее:
 — Он изнасиловал вас! И этот негодник-бенедиктинец вместе с ним! Я знала, что он никакой не священник, больно уж он красивый, слишком худой и голодный. Ну да, они оба…
 Дария рассвирепела и, повернувшись к служанке, закричала:
 — Закрой свой рот, старая карга! Я не желаю слышать твои мерзости!
 Ина окаменела. Ее хозяйка никогда не разговаривала с ней таким тоном.
 — Я не хочу видеть твою рожу до утра. Убирайся!
 Старушка поспешно удалилась, Оставшись снова одна, Дария взглянула на закрытую дверь. Она ничуть не раскаивалась, так как Ина в последнее время становилась все более несдержанной. Если ей удастся убежать, служанке будет безопаснее здесь: граф не станет терять время на то, чтобы ее убить.
 Девушка мерила шагами комнату, пока у нее не свело ногу. Тогда она села на кровать и начала массировать голень. Что делать? Ждать, пока появится Роланд? Она просто не знала. Похоже, у нее нет выбора. А может быть, ей лучше убежать одной? Дверь была не заперта. Возможно, ей удастся проскользнуть мимо стражи и пробежать незамеченной через двор замка. Возможно… Это было глупо, и она это осознавала.
 За время своего заточения девушка придумывала самые невероятные планы побега, но знала, что для нее нет спасения. Интересно, каким образом похитит ее отсюда Роланд? Дария не питала ни малейшей надежды на успех.
 Она снова заплакала, явственно чувствуя мозолистые пальцы графа, вторгавшиеся в ее плоть, и боль, смешанная с унижением, заставила ее закричать и закрыть лицо руками. А Роланд смотрел…
 Это уж чересчур. В ее душе что-то оборвалось, и она внезапно почувствовала холодную решимость. Девушка поднялась и медленно подошла к окну. Взобравшись на стул, она постаралась просунуть в него голову, но оно было слишком узким даже для головы.
 Она попробовала еще раз, содрав кожу с висков. Боль пронзила все тело. Дария в ужасе уставилась на окно. Ей хотелось выпрыгнуть из него, хотелось убить себя. Она с трудом перевела дыхание. Вся ее решимость пропала. Дария легла на узкую кровать и закрыла глаза. Ей оставалось только ждать.
 Девушке казалось, что время остановилось и она уже несколько часов провела в своем узилище. А может быть, это минуты ползли так медленно, что ей хотелось кричать. Комната погрузилась во тьму; вскоре осталась гореть только одна свеча.
 Молодой месяц мерцал в ночном небе, но его свет не проникал в спальню. Было темно и тихо, как в могиле. Вдруг она услышала, как дверь приоткрылась. Раздались мужские шаги и прерывистое дыхание.
 — Я больше не могу ждать, — сказал граф, останавливаясь возле ее кровати. — Я пришел, чтобы стать твоим мужем. Я долго молился в часовне, и Бог благословил меня.




 Глава 4


 Дария знала, что он придет, но, как ни странно, не испытывала страха. Она слушала его, восхищаясь в глубине души способностью графа призывать Бога на свою сторону, будь то вопрос о благочестии или вожделении. Девушка вся обратилась в слух, но не услышала звука ключа, поворачивающегося в замке. Значит, на сей раз граф не счел нужным запереть дверь. Она слышала, как он наткнулся на единственный стул и выругался, а затем окликнул ее:
 — У тебя есть свеча? Я хочу тебя видеть. Где свеча?
 Дария скатилась с кровати и встала на четвереньки на каменный пол. Только бы он ее не заметил и не услышал, как бьется ее сердце!
 Он звал ее по имени, шаря вокруг руками, и опять наткнулся на стул. Граф отбросил его в сторону и в следующий миг распахнул дверь. Тусклый свет от единственного факела, висевшего в коридоре, отбрасывал в комнату тени. И Эдмонд увидел девушку, стоявшую на четвереньках с прижатыми к груди руками.
 Сначала граф хотел избить ее за непослушание, но потом передумал. Он может причинить ей боль, и тогда она будет холодна с ним в постели. Нет, ему необходимо завладеть всем ее существом; граф предвкушал, как она будет смотреть на него в ту минуту, когда он прорвет тонкий барьер ее девственности. Его сердце громко стучало, а чресла отяжелели и набухли.
 — Поднимайся, — сказал он повелительно. Граф стоял над ней, скрестив на груди руки, расставив ноги, загораживая дверь на случай, если ей вздумается убежать. Дария знала, что ей придется подчиниться, но не могла.
 — Делай, как я говорю, не то узнаешь силу моей руки.
 Она неспешно встала и принялась молча ждать.
 Граф улыбнулся.
 — Иди сюда, Дария. Не бойся меня, милая. Ты будешь моей женой. Я предлагаю тебе эту честь охотно и с Божьего благословения. Сегодня я причиню тебе боль, но ты раскроешься мне по доброй воле и примешь мое семя. Возможно, ты испытаешь удовольствие, но надеюсь, не слишком сильное. Я не хочу, чтобы ты забылась, как некоторые недостойные женщины. Моя первая жена была шлюхой, она кричала от страсти и требовала еще и еще. Но ты… ты будешь такой, какой я пожелаю.
 Она неподвижно стояла, пока Эдмонд говорил, но когда он шагнул к ней и, схватил ее за руку, вырвалась и закричала:
 — Нет! Уходите! Я не хочу этого! От удивления граф отпустил ее руку.
 — Не бойся, Дария. Ты благословенна среди женщин. Так повелел я и Бог. Моим долгом будет брать тебя как можно чаще, и ты будешь отдаваться мне с нежностью и робко просить повторения. Женщины обязаны повиноваться своим мужьям — такова их природа.
 В его голосе была такая уверенность, что на мгновение Дария заколебалась, не ошибается ли она, отвергая то, что должна почитать для себя за честь, и внезапно рассмеялась. Еще недавно она хотела убить себя, но теперь ее настроение изменилось. Девушка откинула голову и плюнула ему прямо в лицо.
 В следующий миг граф швырнул ее на кровать и с силой вдавил в нее. Больше он не станет терять с ней время. Дария его будущая жена, и он не отступится от задуманного. Он и так был с ней чересчур терпелив. Эдмонд высоко задрал ей платье и поглядел на ее круглые ягодицы, тонкую талию, чувствуя, как в нем нарастает желание. Граф стер плевок с лица и принялся гладить ее голые ягодицы, восхищаясь мягкостью и белизной женской плоти.
 Девушка глухо застонала и постаралась откатиться от него. Но граф еще сильнее прижал ее и продолжал изучать чудесный подарок, который сделал самому себе. Увидев темный островок внизу ее живота, он дотронулся до него и почувствовал, как она вздрогнула. Приблизив лицо к ее лону, граф приказал:
 — Раздвинь ноги, Дария, я хочу тебя видеть. Вместо этого она подняла ногу и ударила его в грудь. Он охнул от боли и удивления и схватил ее.
 Девушка знала, что скоро выбьется из сил и тогда граф овладеет ею. Она кричала, визжала и брыкалась, но Эдмонд со смехом взирал на ее отчаянные попытки освободиться. Все еще продолжая смеяться, он развязал штаны. Увидев, что Дария смотрит на его копье, граф самодовольно улыбнулся — оно восстало и затвердело. И большое — все женщины говорили ему об этом. Граф хотел, чтобы Дария испугалась его, хотя бы в первый раз.
 Он лег на нее, раздвигая ей бедра. Она почувствовала его горячую плоть и закрыла глаза в ожидании ужасной боли, которая должна была последовать за его вторжением в нее. Дария колотила кулачками по его спине, била и царапала плечи. Но все было бесполезно. Она замахнулась для очередного удара и вдруг нащупала медный подсвечник, стоявший на маленьком прикроватном столике. Ее захлестнула безумная радость. Схватив подсвечник, девушка подняла его как можно выше и с размаху опустила на голову графа.
 Тот завалился на бок с зажатым в руке фаллосом, который он собирался вонзить в нее, и все еще подминая под себя Дарию. Она услышала, как он застонал, а потом умолк. Девушка ударила его еще раз и увидела, как он дернулся и застыл. Тогда она бросила подсвечник и постаралась скинуть с себя графа, но он лежал на ней мертвым грузом.
 Ее глаза наполнились слезами. Она была так близка к свободе и вот теперь опять оказалась в западне. Это несправедливо, это…
 — Господи, что вы сделали?
 При звуках голоса Роланда ее слезы высохли; впрочем, сейчас ей хотелось плакать уже от радости.
 — Пожалуйста, скорее сбросьте его с меня!
 Роланд скинул графа на пол. Он заметил, что платье у Дарии разорвано, а ноги раздвинуты и обнажены. У него невольно вырвалось:
 — Он не… обидел вас?
 Роланд испугался, что опоздал. Когда девушка отрицательно замотала головой, он почувствовал такое облегчение, что у него засосало под ложечкой.
 Дария была очень бледна и дрожала. Роланду безумно хотелось вонзить кинжал в сердце графа. Сбегая по узкой винтовой лестнице, он молился, чтобы не опоздать, более исступленно, чем пристало бенедиктинскому священнику.
 Молодой человек покачал головой. Он, ее спаситель, ничего не успел сделать: она сама спасла себя.
 — Скорее, Дария, разорви платье. Мы свяжем графа и заткнем ему рот. Быстрее, у нас мало времени.
 Она не колеблясь порвала темно-синее шерстяное платье, краешком глаза поглядывая на Роланда.
 Засунув в рот насильника кляп, Роланд запихнул его под кровать.
 — Ну вот, — сказал он, поднимаясь, — теперь тебе надо переодеться.
 Дария взглянула на мужскую одежду, которую Роланд бросил ей в руки, и улыбнулась.
 — Поторопись. — Он слегка коснулся пальцами ее щеки. — Нас ждет много трудностей, но отныне ты в безопасности. Одевайся, поговорим потом.
 Роланд повернулся к ней спиной и встал на страже у открытой двери: Дарии был нужен свет, чтобы влезть в незнакомую одежду. Он слышал ее дыхание, ее неловкую возню и не сводил глаз с крутой лестницы, ведущей из комнаты в зал. Роланд подсыпал снотворное в бочки с элем, но все же не мог быть уверен в том, что люди графа выпили достаточно, чтобы крепко уснуть. К его большому разочарованию, граф не дотронулся до эля. Ему не терпелось овладеть Дарией, и он хотел, чтобы их брачная ночь прошла как можно лучше.
 Роланд прислушался. Было тихо, как в склепе. В этой тишине ему чудилось что-то зловещее.
 — Оделась?
 — Да, — сказала она, появляясь рядом с ним. Роланд окинул Дарию оценивающим взглядом. Мужская одежда скрывала изгибы ее тела, но все же не оставляла никаких сомнений в том, что под ней прячется женщина. Он быстро заплел ей косу, перевязав полоской ткани от платья, и нахлобучил ей на голову мальчишескую шапочку, надвинув до самых бровей, затем извлек сверток, в котором был ком грязи.
 Размазав грязь по ее лицу, он усмехнулся:
 — Теперь ты мальчишка-замарашка. — Роланд схватил ее за руку и притянул к себе. — Слушай меня внимательно, Дария. Держи язык за зубами и не поднимай глаз. Старайся не отставать от меня и выполняй все, что я скажу, быстро и молча.
 Только теперь она заметила, что он все еще был в сутане.
 — Я сделаю все, что вы прикажете. Он потрепал ее по испачканной грязью щеке. Впервые в жизни Роланд спасал женщину и не знал, как она себя поведет. Возможно, упадет в обморок в неподходящий момент или вдруг закричит. Но Дария как будто владела собой, во всяком случае, пока. Он бросил еще один взгляд на лестницу и знаками предложил девушке следовать за ним.
 Беглецы спустились в большой зал, и Дария огляделась. Десятки людей храпели, наполняя помещение громким гулом. Сидевшие за столами спали, уронив головы в тарелки.
 — Вы отравили их? Они умрут? Роланд отрицательно покачал головой:
 — Нет, я только подсыпал снотворное в эль. Они будут спать, как невинные младенцы, а утром проснутся с головной болью. Тихо!
 Кое-кто очнулся и мутными глазами рассматривал священника и чумазого мальчишку, который был с ним. Какой-то мужчина даже окликнул их заплетающимся языком.
 — Святой отец, благослови меня. Я слишком много выпил, и теперь меня одолевают полчища змей.
 — Благословляю тебя, сын мой, но ты заслуживаешь кары. Правда, ты бодрствуешь, в то время как твои приятели мертвецки пьяны.
 Человек выглядел озадаченным, но потом стукнулся головой об стол с таким грохотом, что Дария подумала, не раскололась ли она на части.
 Однако во дворе было оживленно. Роланд замедлил шаг. Он кивал и разговаривал со слугами, стараясь казаться спокойным и безразличным. Несколько женщин зазывно улыбнулись ему, и он придал своему лицу аскетическое выражение.
 — Куда вы направляетесь, святой отец? Главный конюший подозрительно смотрел на перепачканного грязью мальчишку, поспешавшего за священником.
 Роланд небрежно махнул рукой на своего спутника:
 — Я веду этого маленького негодяя к его отцу, чтобы тот задал ему хорошую трепку. Вздумал, видите ли, стать рыцарем! Он — полуваллиец, незаконнорожденный отпрыск одного из хозяев Чепстоу и говорит так неразборчиво, что сам Бог бы не понял его. Можете себе представить, чтобы граф принял этого юного идиота? Ну ничего, он вернется к отцу и получит по заслугам.
 Конюший рассмеялся.
 — Так ему и надо, дикарю, — произнес он и ушел в конюшню. Роланд быстро последовал за ним, сделав знак Дарии не двигаться с места. Через несколько минут она услышала звук упавшего тела и замерла, готовая броситься на помощь Роланду. Но вскоре он появился сам и сказал, улыбнувшись:
 — Еще один человек отдыхает. Подожди, я сейчас вернусь.
 И действительно вскоре он вышел из конюшни, ведя под уздцы лошадь. Роланд легко вскочил ей на спину и подал руку Дарии.
 — Садись, время не ждет.
 Девушка удивленно уставилась ему в затылок. Как он надеялся выехать за ворота Тибертонского замка? Там стояло с полдюжины стражников, но Роланд обратился к привратнику:
 — Будь благословен, добрый Артур. Я везу этого пострела по приказу графа к его отцу в Чепстоу. Тот всыплет ему по первое число. Не откроешь ли мне ворота?
 И к удивлению Дарии, Артур загоготал, сплюнул на землю и промолвил:
 — Судя по его виду, святой отец, мальчишка не выдержит хорошей порки, уж больно он тощий. Что он такое натворил? Помочился графу в бокал с вином? — Привратник захохотал над своей остротой.
 — Он хотел освободить пленницу графа, Дарию, а потом овладеть ею. У графа сегодня брачная ночь, и я отвожу мальчишку, чтобы наш хозяин его не убил.
 Артур засмеялся и кивнул:
 — Поезжайте, святой отец. Я буду ждать вашего возвращения. Кликните меня погромче, когда подъедете к замку, чтобы кто-нибудь из стражников не пустил вам стрелу в сердце.
 — Спасибо, друг мой. Я поспешу. Смотри, чтобы никто не потревожил графа.
 Привратник снова расхохотался, открывая ворота.
 — Она — лакомый кусочек, — пробасил он, — нежная и миленькая, как цыпленочек. Граф хорошо позабавится сегодня.
 Последнее, что слышала Дария, выезжая со двора Тибертонского замка, был смех Артура.
 Они выехали за тяжелые дубовые ворота, и никто не остановил их и ничего не сказал.
 Дария прижалась щекой к Роланду:
 — Наверное, вы — волшебник. Все прошло так гладко. За эти два месяца я столько передумала и решила, что никогда не смогу убежать от графа.
 — Я очень умен, — усмехнулся Роланд, повернув к ней голову. — Я давно понял, что лучшая ложь — это та, которая больше всего напоминает правду. Может быть, нынче я немного покуражился, но, признаться, нам невероятно повезло. Однако как только графа освободят, а его люди протрезвеют, он бросится в погоню. Нам нельзя мешкать.
 — Я и не собираюсь мешкать, — сказала Дария и обвила руками его торс. — Но эта кляча, Роланд, ползет, как улитка.
 — Терпение. Мой конь ждет неподалеку.
 — Вы отвезете меня к моему дяде?
 — Пока нет. Надо сбить с толку графа. Он пришпорил коня, и животное пошло рысью. Они ехали с полчаса на север, в сторону Уэльса. Наконец Роланд пустил коня на узкую пыльную дорогу, окаймленную живой изгородью из тиса, и остановился перед маленьким домиком-мазанкой, окруженным покосившимися постройками. Из него вышел какой-то человек, по-видимому, фермер, и быстрыми шагами приблизился к ним. Роланд улыбнулся Дарии и сказал:
 — Теперь мы сядем на моего коня. Он помог ей слезть на землю и приказал ждать. Роланд ушел вместе с фермером и вскоре появился, ведя великолепную лошадь, черную, как ночь, сильную и мускулистую.
 Дария видела, как Роланд вручил человеку деньги, и тот с улыбкой произнес по-валлийски:
 — Aye, aye, lie pum buwch, lie pum buwch. Роланд дружески похлопал его по плечу и повернулся, чтобы подсадить Дарию на коня. Животное только слегка покачнулось под ее тяжестью. Роланд сел верхом и обратился к фермеру:
 — Отправляйся на юго-запад и скачи по крайней мере два часа. Брось там мою лошадь и сутану, дабы наш добрый граф обнаружил их.
 Мужчина кивнул, сплюнул и помахал им рукой. Дария не могла отвести глаз от человека, который приехал в Тибертон, чтобы спасти ее. Как она могла принять его за священника? Женщины в замке сразу разглядели в нем мужчину из плоти и крови, а она нет. Сейчас на нем был камзол из грубой шерсти ржаво-коричневого цвета, перехваченный широким кожаным поясом, на котором болтались шпага и кинжал. Он выглядел воинственным и очень бодрым.
 Девушка прижалась к его спине и вдохнула новый для себя запах.
 Когда они отъехали от лачуги, она спросила:
 — Что он сказал, когда ты дал ему деньги?
 — У тебя хороший слух. Он сказал, что теперь сможет купить себе четырех коров.
 К немалому изумлению Роланда, она отчетливо повторила:
 — Lie pum buwch.
 — Ты научилась валлийскому за те два месяца, что провела в Тибертоне?
 Дария отрицательно покачала головой.
 — Нет, граф ненавидит валлийцев и запретил говорить на этом языке. Дерзнувших ослушаться по его приказу пороли. Кроме того, он держал меня взаперти.
 Дождик, моросивший несколько часов подряд, прекратился. Однако черная туча предвещала в скором времени очередной ливень. В Уэльсе всегда дожди. Роланд потуже затянул веревки на двух мешках, навьюченных на лошадь.
 Немного погодя он понял, что Дария уснула. Она обмякла за его спиной и потихоньку сползала с лошади. Роланд схватил ее за руки и подтянул повыше. Не отпуская девушку, он бросил взгляд на обложенное тучами небо и карликовые дубки, которые, казалось, обступали их со всех сторон.
 Воздух был напоен запахом моря и влажного мха. Скоро опять польет дождь. Он вздохнул, надеясь, что они успеют добраться до Трефинви, затем повернут на восток и проедут к Черным горам — острым скалам с голыми склонами, — где их уже никто не найдет.
 — Ты молодчина, — произнес Роланд, хотя знал, что Дария его не слышит.
 Он и в самом деле восхищался ею. Она так ему доверяла, что даже могла спать во время их бегства. Это было удивительно.
 Молодой человек усмехнулся, подставляя лицо прохладному ночному бризу. Его конь Кэнтор фыркнул, и Роланд попридержал его. Им предстоит проехать много миль, прежде чем можно будет остановиться и отдохнуть. Сомнительно, чтобы граф быстро напал на их след, если таковое вообще случится. Роланд умышленно поехал на север через Уэльс, зная, что граф не станет долго искать их в стране, которую так презирал. По мнению англичанина, только сумасшедший побежит в Уэльс по доброй воле. Он рассмеялся, довольный своей стратегией.
 Роланд пребывал в хорошем настроении до тех пор, пока у него над головой не загромыхало. Начиналась гроза. «Уэльс — страна бесконечных дождей», — хмуро подумал он, глядя на нависшие тяжелые тучи. Он рассчитывал к утру достичь Абергавенни, но теперь это было невозможно. Капля дождя упала ему на лоб. Он тихо выругался, покрепче ухватил руки Дарии и понял, что им надо искать укрытие.
 Им повезло. В этой части страны были густые леса, обеспечивавшие защиту не только от все усиливающегося дождя, но и от преследователей. Роланд также знал, что здесь было много пещер. Если он не ошибается, одна из них находится неподалеку, на западе от них. По тому, как Дария дрожала у него за спиной, он догадался, что девушка проснулась. Роланд запустил руку в один из мешков и достал кожаную безрукавку.
 — Вот, давай натянем над нашими головами. Все-таки какая-никакая защита.
 — Я слышала, что Уэльс — самое дождливое место на земле, — сказала Дария.
 — Очень может быть, — откликнулся он, удивляясь ее познаниям. — По крайней мере более дождливое, чем святая земля. Пока мы в Уэльсе, ты будешь моим глухонемым братишкой.
 — А ты говоришь по-валлийски, Роланд? — Она незаметно для себя перешла с ним на ты.
 — Да. Это один из моих талантов — учить языки легко и быстро.
 — В таком случае научи меня, я не люблю все время молчать.
 Роланд чуть не рассмеялся, поскольку валлийский язык был самым сложным из тех, что он учил, даже труднее арабского. Он собирался ей это сказать, но вместо этого спросил:
 — Ты помнишь, что сказал фермер?
 — Lie pum buwch. Теперь у меня будет четыре коровы.
 Роланд еще никогда не встречал человека, чей талант к языкам был бы равен его собственному. Однако он все еще сомневался в ее способностях, пусть даже она и говорила по-латыни свободно и правильно.
 — Научи меня хотя бы нескольким словам. «А почему бы и нет?» — подумал он. В течение следующего часа он научил ее нескольким фразам и должен был признать, что она гораздо лучше него схватывала суть языка. К тому времени как он нашел подходящую пещеру, такую, где не было медведей, они оба промокли до нитки, и Дария уже знала несколько десятков слов и валлийских фраз.
 — Мы переждем здесь дождь, если он когда-нибудь кончится. В этой проклятой стране льет с утра до вечера.
 — Зато какой запах, Роланд! — воскликнула Дария, жадно вдохнув. — Соль моря, мох скал, папоротник, вереск…
 Остановив Кэнтора, он оглянулся на свою подопечную. Она промокла и дрожала от холода. Роланд достал сухой камзол и протянул ей.
 — Надень.
 Дария направилась в глубину пещеры, но он остановил ее.
 — Не отходи от меня. Здесь все-таки могут обитать дикие звери, и к тому же ты можешь потеряться. Эти пещеры извилистые и далеко уходят в горы. Заблудиться в них означает смерть.
 Она быстро вернулась. Камзол свободно болтался на ее худеньком теле.
 — Давай поедим хлеба и сыра, который дал нам фермер, — предложил он.
 Пока они ели, Роланд перечислял ей названия некоторых продуктов и животных. Она заснула, повторяя слово «dafad» — овца.
 Он прислонился к скале и притянул девушку к себе. Тишину нарушали только тихое пофыркивание Кэнтора и стук дятла. До него доносился шум близкого водопада. Дария была права насчет запахов. Даже в темной пещере его ноздри щекотал аромат торфа, вереска, воды и ветра. Это был странный, дикий запах, обострявший все чувства.
 Роланд улыбнулся, засыпая и обнимая девушку, которая могла бы хорошо говорить по-валлийски, будь у нее побольше времени на учебу.
 К рассвету дождь перестал, и небо приобрело те ярко-розовые оттенки, которые бывают в эти короткие волшебные мгновения. Он принялся было будить свою спутницу, когда она вдруг ясно произнесла во сне:
 — Я знаю тебя всем своим существом. Это странно и пугает меня, но мне так хорошо.
 Он потряс ее, не понимая, о чем она говорит, и смутно чувствуя, что боится услышать это откровение.
 Они позавтракали хлебом с сыром и допили теплый эль. Дария как будто не помнила свой сон или просто не хотела о нем говорить. Вскоре, просушив одежду, беглецы покинули пещеру.
 Их путь лежал через лесные чащи, мимо искривленных карликовых дубов, замшелых валунов и голых скал, казавшихся мокрыми даже в лучах солнца.
 Роланд продолжал учить Дарию валлийскому языку. Он почувствовал было ревность к ее таланту, но усмехнулся своему тщеславию. Дар его спутницы мог им пригодиться: ему претила мысль о том, чтобы опекать глухонемого мальчика, который на самом деле был девушкой. Теперь по крайней мере она сможет что-нибудь сказать, когда они повстречают уэльсцев, что неизбежно должно было произойти.
 Уэльсцы встретились им даже раньше, чем хотелось бы Роланду.




 Глава 5


 — Afon, — произнес Роланд, указывая на реку, и добавил:
 — Aber — устье реки.
 Дария старательно повторила и похлопала Роланда по плечу.
 — Allt, — сказала она, кивнув налево. — Холм, покрытый лесом.
 Он повернулся в седле и улыбнулся.
 — Ты очень способная.
 — Мне по-прежнему надо притворяться глухонемой?
 — Пока это самое разумное. Наберись терпения, Дария. — Роланд хотел было добавить, что она скоро вернется домой, но решил пощадить ее чувства и промолчал. Жаль, что он не знал лично Ральфа Колчестера и не мог сказать, хороший ли он человек или бесчестный. Впрочем, будь жених Дарии хоть извергом и чудовищем, Дэймон Лемарк все равно выдал бы ее замуж.
 Роланд подвел Кэнтора к реке и дал ему напиться холодной воды.
 — Хочешь немного пройтись? — обратился он к Дарии.
 Девушка благодарно улыбнулась и соскочила с лошади.
 — Понюхай, как пахнет, Роланд! И посмотри, как играет солнце на этих мраморных листьях. Что за волшебство все эти краски и тени!
 Она обхватила себя руками и побежала к маленькой полянке.
 — Glyn, — произнесла она, а потом — fflur, указывая на растение со сладковатым запахом. — Ты знаешь, это цветок верности, а плющ — знак постоянства. Как бы мне хотелось остаться здесь навсегда!
 — Скоро снова пойдет дождь и, когда ты промокнешь до нитки, быстро передумаешь. Дария отмахнулась от его слов.
 — Нет, вот этот дрок защитит нас от злых демонов, а если мы очень захотим, то и от дождя.
 В данный момент Роланд не хотел ничего, кроме остальных денег. Тогда исполнится его мечта о своей земле и о замке посреди зеленых холмов Корнуолла. Он наблюдал за тем, как девушка перебегала от дерева к дереву, повторяя их названия по-валлийски. Но его это не трогало. Просто она была одаренная, и больше ничего. Его взгляд остановился на ее губах, скользнул по груди и стройным бедрам. «Незачем смотреть на нее», — подумал он и быстро отвернулся, чтобы погладить Кэнтора. Конь повернул голову и мокрыми губами ткнулся в ладонь хозяина. Вытирая руку о штаны, Роланд сказал своему верному другу:
 — Я доверяю тебе мою жизнь — тебе и никому другому, особенно женщине. Даже симпатичной, способной и нежной.
 — Вы разговариваете с лошадью, сэр? Она смеялась над ним, эта чумазая девчонка в мужской одежде и в надвинутой на глаза шерстяной шапочке. Грязь, которой он ее перепачкал, давно сошла, уступив место настоящей черной грязи из Уэльса. Даже ее гладкие белые руки были в грязи. На его взгляд, она совсем не походила на мальчика.
 — Да, он очень умный и говорит мне, что пора обедать.
 Дария с надеждой взглянула на мешки.
 — К сожалению, ничего не осталось. Я должен пойти поохотиться.
 Она посмотрела туда, откуда они приехали, и печально покачала головой.
 — Нет, я не голодна, Роланд, правда. Разве мы не можем скакать до вечера? Тогда и поохотишься. Мы и так потеряли много времени.
 — Не бойся, Дария. Нас никто не мог выдать. Даже если фермер и рассказал о нас графу, он не знал, куда мы направлялись.
 Девушка грустно улыбнулась.
 — Эдмонд узнает — у меня предчувствие. — Но увидев, что ее спутник насупился, быстро добавила:
 — Он очень умный.
 Однако Роланд продолжал хмуриться и неожиданно для себя выпалил:
 — Значит, ты им восхищаешься? В таком случае почему ты не захотела выйти за него замуж? Зачем оставила его?
 Она вздернула подбородок.
 — Ты говоришь как дурак, Роланд. — И вдруг, к его удивлению, расплакалась.
 Роланд с недоумением уставился на нее. Наверное, она просто переутомилась. Но все равно это было странно. До сих Дария проявляла необыкновенную выдержку и стойкость. Расплакаться теперь, когда опасность осталась позади, было непохоже на нее.
 — Почему это я дурак?
 Девушка покачала головой и, отвернувшись от него, провела ладонью по глазам.
 — Я этого не сказала. — Она рассмеялась. — Кэнтор напился?
 Роланд смерил ее долгим взглядом.
 — Да, — ответил он, взяв ее за руку и подсадив на лошадь.
 Они ехали по направлению к реке Уз; по обеим сторонам от них поднимались горы, густо заросшие буком и карликовыми дубами. Высокие ели замерли словно в карауле, и множество тонких ручейков пробивалось сквозь землю. Большинство было мелких, и глинистая вода блестела в лучах яркого солнца. Издалека доносился шум водопада, низвергавшегося на мокрые скалы, и воздух был пропитан влагой и свежестью. Дария еще крепче прижалась к Роланду.
 — Как хорошо! — вздохнула она.
 — Скажи спасибо, что нет дождя, — проворчал он. — Так почему же я дурак, Дария? Или говорю как дурак?
 Роланд почувствовал, как она напряглась, и понял, что не должен настаивать на ответе, но он был очень упрям.
 — Почему? — повторил он.
 — Граф — страшный человек. Я не считаю его сумасшедшим, но он — фанатик, и его настроения меняются с опасной быстротой. Я скорее бы вышла замуж за отца Ральфа Колчестера или за его дедушку, чем за Эдмонда Клэра.
 — А-а…
 Она уткнулась лицом ему в спину.
 — Роланд, пожалуйста, не отвози меня к дяде. Он не любит Бога, даже такого, который бы прощал ему все грехи. Он любит только себя и считает себя всемогущим. Дэймон Лемарк страшнее всех остальных, потому что он жесток от природы и это доставляет ему удовольствие.
 — В таком случае ты должна быть рада возможности выйти замуж и покинуть Реймерстоунский замок.
 Дария вновь словно окаменела, и Роланд пожалел о том, что ему приходится быть беспощадным с ней. Но Дэймон Лемарк даст Роланду деньги, на которые тот сможет купить замок в Корнуолле и жить там припеваючи.
 Девушка больше ничего не сказала, а его так и подмывало услышать еще что-нибудь.
 Был уже полдень, когда она прервала молчание:
 — Остановись на минутку, пожалуйста. Роланд кивнул и придержал Кэнтора. Соскочив с коня, он протянул ей руку, но она сделала вид, что не заметила ее, и сама сползла с лошади.
 — Ради Бога, сойди с дороги, скорее! Кэнтор дернулся вперед, повернув голову, чтобы взглянуть на своего хозяина, и ударил ее копытом. Она споткнулась о камень и упала навзничь в траву. Роланд отвел лошадь к ближайшему дереву и привязал поводьями. Подойдя к Дарии, он несколько мгновений стоял над ней, уперев руки в бока, а затем сказал:
 — Никогда больше не делай такой глупости. Могла бы знать, как надо слезать с лошади.
 Она кивнула и самостоятельно поднялась на ноги.
 — Ты поступила так, потому что злишься. Не забудь, пожалуйста: я должен доставить тебя в Реймерстоун целой и невредимой.
 — Ну да, конечно! Если я умру, ты ведь ничего не получишь от моего дяди, правда?
 Роланд окинул ее долгим взглядом и медленно кивнул.
 — Верно. Так что береги себя.
 — Я сбегаю за деревья, — проговорила Дария, такая сердитая и расстроенная его словами, что ей хотелось плакать, и неспешно, слегка прихрамывая, направилась в густые заросли мокрых кустарников. От запахов сосны и мха кружилась голова. Когда девушка скрылась из вида, Роланд огляделся по сторонам. Вдали над лесом поднимались коричневатые горы, и даже на этой полянке слышался рев водопада, обрушивающегося с голых скал. На склоне горы он увидел маленький табун диких пони с развевающимися нечесаными гривами. Они заметили его и замерли, наблюдая. Он подошел к дубу и прислонился к стволу. Рядом громоздилось несколько замшелых валунов, словно их занесло сюда древними штормами или еще более древними богами. Он стал насвистывать песенку шута графа Фортенбери, Круки, усмехаясь ее глупым словам:



   Миленький боженька, это не грех
   Дай мне изведать любовных утех.
   Я поцелую ее нежный рот,
   Филиппа вздохнет и в объятьях замрет.
   Я опрокину ее на кровать —
   О, как же сладко я буду с ней спать.



 Несомненно, это были нелепые стишки, но он напел их снова, улыбаясь еще шире, когда представил себе Фортенбери и его невесту Филиппу. Исполняя песенку, Круки закатывал глаза и принимал непристойные позы, пока граф пинком не выгнал его из зала.
 Тут Роланд услышал крик Дарии и оборвал пение.


Тибертонский замок

 Граф Клэр прислонился к холодной каменной стене, скрестив на груди массивные руки. Фермер едва дышал, черт бы побрал его предательскую душонку. Вначале он наказал своему человеку стегать его не слишком сильно, но постепенно жажда крови взяла верх, и теперь уэльсец болтался на железных наручниках с закатившимися зрачками и посеревшим лицом. Граф смотрел на него совершенно бесстрастно.
 — Ну что, продолжим пытку или предпочитаешь умереть быстро? Скажи мне правду. Признайся, откуда у тебя эта лошадь, и ты больше не будешь мучиться.
 Фермер поднял глаза на неумолимое лицо графа и подумал: «Все, что я хотел, — иметь достаточно денег на покупку четырех коров». Но его мечте не суждено было сбыться, и теперь он звал смерть. Его тело было так изувечено, что все равно бы не зажило, даже если бы пытка прекратилась прямо сейчас. И боль была сильной, очень сильной. Заплетающимся языком он выдавил из себя несколько неразборчивых слов.
 — Мужчина и мальчик направились в Уэльс. Это все, что я знаю. У него был черный могучий конь. Он заплатил мне, чтобы я поехал на этой лошади в противоположном направлении и оставил ее там, но я его не послушался. — Он с горечью пробормотал себе под нос:
 — Я хотел оставить лошадь себе и теперь умираю из-за своей глупости.
 "Он говорит правду», — подумал граф.
 — Давай, парень, вспоминай. Он наверняка назвал тебе свое имя. Скажи его, и ты умрешь в тот же миг.
 — Роланд, — прошептал фермер после очередного удара хлыстом. — Он сказал — Роланд.
 Эдмонд, граф Клэр, еще мгновение смотрел на страдальца, а потом кивнул своему человеку. Тот вытащил из ножен кинжал и вонзил его в сердце фермеру. Уэльсец дернулся, его голова упала на грудь, наручники зазвенели, и он обмяк.
 Кто такой этот Роланд, размышлял граф, входя в большой зал. Наверняка человек, нанятый Дэймоном для того, чтобы привезти к нему девчонку. Ну нет, у него ничего не выйдет, у этого фальшивого священника, которому он так доверял. Впрочем, в глубине души он подозревал, что этот человек — самозванец. Отец Коринтиан был слишком красив, его тело слишком хорошо натренировано для человека, которого интересовали исключительно духовные запросы. Ему следовало понять это сразу, увидев, как женщины замка открыто вожделели его. И он увез Дарию так легко, этот сукин сын.
 Эдмонд позвал Маклауда, своего оруженосца. Разговаривая с ним, он похлопывал себя по ляжкам толстыми кожаными латными рукавицами.
 — Собери дюжину людей. Мы поскачем в Уэльс на поиски маленькой госпожи и так называемого священника. Он украл Дарию, увел против ее воли. Мы спасем девушку. Возьми провизии на несколько недель: нам предстоит долгий путь.
 Маклауд ничего не ответил. Не его дело спорить с графом или задавать ему лишние вопросы. Его дело выполнять приказ. Пусть даже все знают, что маленькая госпожа покинула замок добровольно. Они найдут ее, убьют притворщика-священника и доставят девушку обратно в постель графа.
 Через час они покинули Тибертон и отправились в погоню во главе с графом Клэром.


Уэльс

 Бросаясь в чащу соснового бора, Роланд на ходу выхватил шпагу и кинжал. Он услышал тихий сдавленный крик и почувствовал, как кровь застыла у него в жилах. Неужели кто-то убил ее?
 Заслышав голоса, он замедлил шаги — разговаривали двое мужчин, схвативших Дарию.
 — ..В Ланрет, быстро!
 — А что делать с мужчиной?
 — Мы успеем уйти, пока он хватится ее. Оставь его. Тихо!
 Роланд спрятался за деревья и стал наблюдать. Один из разбойников, кряжистый исполин, нес Дарию, перекинув через плечо. Другой, маленький и лохматый, как пони, которых видел Роланд, ступал за ним следом, беспрестанно оглядываясь по сторонам.
 Снова пошел дождь, серый, унылый косохлест, которому, казалось, не будет конца. Маленький разбойник выругался.
 Роланд старался идти как можно тише, но его сапоги хлюпали по лужам. Дождь усилился, отгородив сплошной стеной деревья и горы, и его шум сливался с шумом водопада. Воистину проклятая земля — только что светило солнце, а теперь стало почти темно, а ведь был полдень. Роланд стряхнул дождевую воду с ресниц и крадучись пошел дальше.
 Разбойники направлялись к маленькой пещере, уходившей глубоко в гору. Вокруг громоздились огромные валуны. Роланд спрятался за одним из них и видел, как мужчины с Дарией вошли внутрь. Вскоре там забрезжил тусклый огонек. Молодой человек подошел ближе и прислушался.
 — Чертов дождь… glaw, glaw… вечно этот дождь.
 — Ты возьмешь ее сейчас, Мирддин?
 — Нет, девчонка промокла и едва жива. Положи ее в угол и прикрой чем-нибудь.
 Значит, они обнаружили, что она не мальчик. Били ли они ее? Роланд не хотел себе в этом признаться, но его первая мысль была о, ней, а не о деньгах, которые бы он потерял, если бы не привез ее к дяде живой и невредимой.
 "Она — лишь товар, — говорил он себе, — груз, который надо доставить в сохранности».
 Роланд стал размышлять. Было еще рано; мужчины наверняка захотят поохотиться. Гигант — его звали Мирддин, если он правильно расслышал — не захочет пропускать ужин. Роланд был готов ждать под скользкой скалой, укрывавшей его от бесконечного серого дождя.
 Ожидание оказалось недолгим. Мирддин выполз из пещеры, добродушно выругал дождь, как выругал бы старого друга, и побежал трусцой, зажав под мышкой лук и стрелу. Роланд медленно двинулся ко входу в пещеру. Заглянув внутрь, он увидел коротышку, стоявшего на коленях возле Дарии и рассматривавшего ее. Потом, не спуская с нее глаз, тот поднял грязное одеяло.
 Вдруг перед мысленным взором Роланда встал граф Клэр, запустивший руку девушке под юбку. А теперь и этот мужлан пожирал ее глазами, и его рука двигалась к ее груди… Роланд не мог этого стерпеть. Согнувшись в три погибели, он залез в пещеру тихо, как летучая мышь, охотящаяся по ночам. Разбойник не заметил его появления. От костра, разложенного похитителями, шел удушливый дым, и Роланд поперхнулся им и закашлялся.
 Мужчина быстро повернулся, и Роланд набросился на него. По счастью, он был выше и сильнее, и его пальцы сжали горло врага мертвой хваткой. Разбойник издал булькающий звук, его лицо потемнело, а глаза вылезли из орбит. Роланд, одержимый яростью, продолжал душить его, пока не услышал шепот Дарии:
 — Не надо, Роланд, не убивай его. Тяжело дыша, он отпустил горло коротышки.
 — С тобой все в порядке?
 — Вроде бы да. Они схватили меня, когда я собиралась идти назад. Тот громила ударил меня кулаком по голове. — Девушка покачала головой, как бы проверяя, цела ли она. — Да, я буду жить, но нам лучше уйти отсюда, пока он не вернулся.
 Но Роланд хотел убить негодяя. Дария поняла его намерение и быстро сказала:
 — Я боюсь.
 — Со мной ты в безопасности. Я не оставлю этого мерзавца в живых, потому что он погонится за нами и схватит тебя снова.
 Она согласилась с ним, хотя мысль об убийстве была ей ненавистна. Роланд добавил:
 — Подойди к выходу из пещеры и следи за мной. Не оглядывайся на этого негодяя. Поняла?
 Дария молча кивнула. Несколько минут они оба смотрели на огонь, потом Роланд поднялся и вышел.
 Роланд ждал, пока у него не затекли ноги. Тогда он попрыгал, похлопал себя по ляжкам, выругал дождь, но не сдвинулся с места.
 Наконец он услышал шаги великана по мокрой траве. Мирддин что-то бормотал себе под нос и казался очень довольным. Роланд держал наготове кинжал.
 Разбойник остановился, понюхал воздух и издал угрожающий боевой клич, от которого Роланд вздрогнул, выдав тем самым свое присутствие.
 — Ублюдок! Шлюхин сын! — Мирддин бросился на него, размахивая тяжелым луком. Мужчина был гораздо сильнее Роланда, но тот более умело обращался с оружием. Роланд оступился на скользкой земле и упал, но быстро перекатился на бок и вскочил на ноги, услышав, как лук ударился о камень рядом с тем местом, где только что была его голова. Мирддин выпрямился. На сей раз у него в руке блеснул нож.
 Надо было остаться с Дарией, мелькнуло в голове Роланда, когда он вцепился в горло врага.
 Он был слишком самонадеян, слишком уверен в себе, и вот теперь им суждено умереть. Какой же он дурак!
 Великан прижимал его к блестящим от дождя валунам, поигрывая ножом. На его лице блуждала широкая ухмылка.
 Роланд не спускал с него глаз и в тот момент, когда Мирддин приготовился метнуть в него нож, отклонился в сторону. Нож просвистел в воздухе, ударился о скалу и отскочил от нее рикошетом. Мирддин в ярости прыгнул на спину молодого человека.
 Огромные ручищи сомкнулись на горле Роланда, и его на мгновение охватила паника, но он овладел собой и медленно занес кинжал. Но он знал, что уже поздно… слишком поздно. О Господи, он не хотел умирать…
 Вдруг сквозь пелену дождя, застилавшую ему глаза, он увидел Дарию. Девушка размахнулась и ударила Мирддина по голове большим камнем. Великан отпустил Роланда, взглянул на Дарию и с тяжелым вздохом свалился в лужу.
 Девушка опустилась на колени возле Роланда.
 — Роланд, как ты? О, твое горло! Ты можешь говорить?
 — Нормально, — ответил он сиплым голосом, потирая горло и вращая головой. Он оказался на волосок от гибели и своим спасением был обязан женщине. Женщине, к которой относился как к лошади или домашнему скарбу. Роланд взглянул на ее лицо, белое и отмытое дождем от грязи.
 — Спасибо, — прохрипел он. — А теперь давай покинем это место.
 Они ехали в самое сердце Черных гор, в долину Афон-Хондду.
 — Как здесь пустынно, — прошептала Дария, испытывая трепет перед величием природы.
 Роланд просто кивнул: он так устал, что едва мог о чем-нибудь думать.
 — Подожди, пока мы приедем в Лантонское аббатство. Оно было основано сто пятьдесят лет назад лордом Херфордом, но монахи не захотели жить в такой глуши и, как они выражались, «петь с волками», и переселились в Глучестер. Но там остались несколько закаленных монахов, которым нравится эта дикая местность. Они приютят нас, и мы переночуем сегодня в тепле.
 Для Дарии это звучало как сказка.
 Настоятель встретил их возле маленькой церквушки и, услышав, что джентльмену и его младшему брату требуется кров, предложил келью в монастыре. Архитектура его была столь же аскетичной и строгой, как и окружающая природа. Дария дрожала от холода, ступая по пятам вслед за Роландом. Настоятель привел их в холодный зал с голыми стенами, где трапезничали двадцать монахов, не покинувших монастырские стены. Но в этот поздний час зал был пуст — монахи находились на вечерней молитве. Роланд почувствовал облегчение: даже монахи, давно не видевшие людей, могли разглядеть в его спутнике женщину, и это бы вызвало ненужные вопросы.
 Маленький монах подал им жидкий суп с несколькими кусками черного хлеба и удалился. Настоятель тоже ушел, не проявляя к ним больше интереса. Еда показалась голодной девушке пищей богов. Она молча съела все, что ей дали.
 — У нас будет настоящая постель? — спросила она.
 — Скорее всего просто матрац, набитый соломой, но зато сухой.
 Так и оказалось. У них была одна свеча, которую им дал тот же монах. В келье стояла узкая кровать с двумя одеялами.
 — Этот соломенный тюфяк выглядит чертовски неуютно. Но здесь есть одеяла, так что мы не замерзнем.
 — Мы?
 — Да, — сказал он рассеянно, стягивая сапоги. И повторил:
 — Да. Неужели тебя оскорбляет то, что ты должна спать рядом со мной? Я тебя не понимаю: ты ведь спала так последние две ночи.
 Дария промолчала. На самом деле она была в восторге оттого, что будет спать рядом с ним в постели. Это совсем не то, что в лесу или в пещере.
 — Я не против, Роланд, честное слово.
 — Не бойся, Дария. Я так устал, что не посмотрел бы на самую красивую женщину во всем Уэльсе. А тебе бы следовало возражать. Ты — леди и девственница. С твоей стороны было бы проявлением скромности, если бы ты стала протестовать. Но это не важно. Забирайся под одеяло. Мы завтра рано уезжаем.
 Она усмехнулась и легла спать в одной рубашке, по счастью, сухой. Когда он лег рядом и загасил свечу, Дария не пошевельнулась. Но солома впивалась в ее тело, и она заерзала, стараясь найти более удобное положение. Через несколько минут Роланд сказал:
 — Дария, прижмись ко мне, я замерз. Девушка придвинулась ближе, положив голову ему на плечо. Он обнял ее, и она со вздохом прильнула к нему. Ей было так хорошо.
 Роланд нахмурился. Он ценил ее доверие, но ей не стоило так открыто проявлять его. Неужто она и впрямь считает его совершенно бесчувственным?
 — Не забывай, что ты не мой младший брат, — сказал он. — И прекрати елозить. Она улыбнулась.
 — Мне тоже холодно.
 Он проснулся от ее крика. Роланд стряхнул сон и слегка похлопал девушку по щекам.
 — Проснись, Дария.
 Она резко пробудилась и села на кровати, тяжело дыша.
 — О!
 — Все хорошо. Тише.
 — Мне было так страшно. Этот гигант Мирддин касался меня и… — девушка осеклась.
 — Ты теперь в безопасности, — успокоил он снова. — Никто тебя не тронет. — Его правая рука методично гладила ее спину. — Я защищу тебя.
 Наступила полночь, в комнате было темно, и Дария высказала свою обиду.
 — Ты разговариваешь со мной, как с ребенком, Роланд, но я не ребенок. Конечно, ты защитишь меня. Ты должен доставить меня целой и невредимой, иначе мой дядюшка ничего тебе не заплатит.
 — Совершенно верно.
 — Я — богатая наследница. Я дам тебе деньги, чтобы ты не отвозил меня дяде.
 — Не будь дурой, Дария. Ты не имеешь доступа к своему наследству. Все в руках Дэймона Лемарка. Подчинись своему опекуну. Ты должна быть возвращена домой живой и невинной.
 Черт бы побрал его глупый язык! Может быть, ей будет неудобно расспрашивать его? Может быть, она не обратила внимания на его слова? Может быть…
 Она отреагировала мгновенно:
 — Невинной? Какое это имеет значение?
 — Никакого. Я просто оговорился. Спи. Но девушка не унималась:
 — Ты хочешь сказать, что дяде нужна моя девственность? Так же, как графу Клэру?
 — Спи.
 Дария ударила его кулачком в живот, и он вскрикнул. Затем схватил ее за руки и повернул к себе. В темноте Роланд не мог разглядеть ее лица, но ощущал ее теплое дыхание.
 — Я сказал спи, Дария.
 — Но ты должен ответить…
 — Значит, ты мне не подчиняешься, так?
 — Скажи мне, — настаивала она, дотрагиваясь до его носа своим. — Мой дядя не примет меня обратно, если я потеряю невинность?
 — Да. Он хочет, чтобы я вернул ему тебя девственной. Такой, какой ты вышла из утробы матери. Теперь удовлетворена?
 Она раздумывала над его словами и молчала. Не зная Дарию хорошенько, Роланд почувствовал облегчение от ее молчания. Он снова повернулся на спину, прижав девушку к себе.
 — Спи, Дария.
 — Хорошо, Роланд, — проговорила Дария. Что сделает ее дядя Дэймон, если она вернется не девственной?




 Глава 6


 На следующее утро, когда они покидали монастырь, Роланд сунул в ладонь настоятеля золотую монету. Старик с удивлением посмотрел на Роланда, а потом проводил их за ворота с пространным благословением.
 Дождя не было, и Дария дышала полной грудью.
 — Как пахнет зеленью! — восторженно воскликнула она.
 — Bore da, — сказал Роланд.
 Девушка положила подбородок ему на плечо.
 — Что ты сказал?
 — Это хорошее утро. Повтори, Она повторила. Их урок продолжался, пока Роланд не остановил Кэнтора перед журчащим ручейком. Они находились высоко в горах, в долине реки Уай, и воздух там был прохладным, а небо светло-голубым.
 — Скоро мы будем в Райадере. Мне сказали, что там есть рынок, так что мы сможем купить немного еды.
 — Я все еще твой брат? Роланд кивнул.
 — Не поднимай головы. Ты, на мой взгляд, совсем не похожа на маленького оборванца. — Она улыбнулась его словам, которые сочла за комплимент, а он добавил:
 — Мне больше не хочется драться с мужчинами, которые не прочь позабавиться с тобой.
 Райадер оказался сонным городком, по мнению Дарии, больше английским, чем уэльсским. На базаре было много овец и мало людей. Товара осталось немного, так как большая часть уже была распродана утром. Роланд купил хлеба, сыра и несколько яблок. К ним никто не подходил, и никто особенно ими не интересовался.
 — Мы для них чужие, — объяснил Роланд Дарии. — Не важно, что мы — валлийцы, мы не местные, и только это имеет значение.
 Она слушала, как Роланд говорит по-валлийски, поражаясь легкости, с которой он произносил трудные звуки. Он казался очень довольным.
 Они съели свою полуденную трапезу на берегу реки Уай, среди диких трав и вереска. Путники наслаждались красотой и благоуханием природы.
 — Эта земля прекрасна, как редкий самородок, — сказал Роланд, надкусив яблоко. — Когда нет дождя, невозможно оторвать глаз от этих красок… Это необыкновенные краски. Взгляни, Дария, какая зелень в долине Уай — мягкая, как бархат, и такая же яркая.
 — Куда мы едем, Роланд?
 — Сначала в Рексем, затем в крепость лорда Ричарда де Авенеля в Кроуленд. Это на границе Уэльса с Честером.
 Она кивнула.
 — Сколько мы там пробудем?
 — Недолго. — Увидев, что Дария собирается расспрашивать его, Роланд быстро произнес валлийское слово «menyw» и дотронулся кончиками пальцев до подбородка.
 Дария повторила это слово — женщина, — затем спросила:
 — А как будет жена? Роланд пожал плечами и смерил ее долгим взглядом:
 — Gwrang.
 Она произнесла это слово несколько раз. Кто знает, может быть, оно и пригодится ей. Роланд снова погрузился в молчание. Остаток дня он казался каким-то отрешенным.
 Они провели ночь под сводом неглубокой пещеры. Дождя, к счастью, не было.
 — Что тревожит тебя, Роланд? — обратилась Дария к нему на следующее утро.
 — Ничего, — отрезал он. — Завтра мы прибудем в Рексем.
 Они ехали по склону горы, на вершине которой стояла крепость, такая древняя, что Дарии показалось, будто она была построена еще в незапамятные времена. Под ними в лесистых долинах блестела река, и беглецы увидели три водопада. Это было великолепно, и Дария наслаждалась свободой, которой у нее никогда раньше не было.
 Но Роланд выглядел озабоченным.
 — Расскажи мне о своей семье, Роланд.
 — У меня есть брат, граф Блэкхит. Он не любит меня, никогда не одобрял моего поведения. Но тебе не придется с ним встречаться. У нас в семье так много дядюшек, теток и кузенов, что я не могу вспомнить даже их имена. Наши мужчины отважны, а женщины плодовиты.
 Он снова замолчал.
 — Почему я тебе не нравлюсь?
 Роланд резко повернулся в седле и посмотрел на нее.
 — С чего ты взяла?
 — Ты не хочешь разговаривать со мной.
 Он только передернул плечами и пустил Кэнтора рысью.
 — А когда ты снисходишь до разговора со мной, твои слова бывают резкими.
 — Я взвешиваю свои слова, — парировал он, и ей пришлось согласиться с ним.
 Роланд остановился засветло, просто сказав:
 — Кэнтор устал.
 Но больше всех устал, как видно, Роланд, потому что он заснул еще до того, как луна показалась на ясном уэльском небе. Дария лежала рядом с ним, приподнявшись на локте. Его дыхание было ровным и глубоким. Она смотрела на его лицо. Сейчас, когда все треволнения отступили, Роланд выглядел очень молодо. Девушка осторожно дотронулась до его щеки, провела пальцами вдоль челюсти к квадратному подбородку. На нем была черная щетина, и она с улыбкой подумала, такие же ли черные волосы у него на теле. Ей доставляло огромное удовольствие разглядывать его. Его брови были дугообразными и черными, как смертный грех. Дарии захотелось смахнуть прядь смоляных волос с его лба, но она побоялась разбудить его. Ей нравилась даже срорма его ушей.
 Наконец она уснула, свернувшись клубком возле него.
 Дария внезапно пробудилась и села. Она припомнила свои необыкновенные ощущении при первой встрече с Роландом. Теперь же она увидела его сон. Как это было возможно? Дария не фигурировала в его сне, нет, она была просто наблюдателем, однако почему-то знала, что ему снится. Только вот непонятно, почему Роланд представлялся ей таким образом. Она не сомневалась, что знает ответ, но ни за что на свете не сказала бы его Роланду. Он бы счел ее сумасшедшей или просто дурой, а может быть, и той и другой сразу.
 На следующее утро небо было обложено тучами. Ничего не поделаешь, надо терпеть.
 Неожиданно она произнесла, стараясь привлечь его внимание:
 — Я слышала рассказы отца о святой земле. Ему говорили, что там жара, белый песок и ядовитые насекомые, а еще страшная бедность, и у детей от голода пухнут животы. Темные и бородатые мужчины носят белые одежды, а на голове тюрбаны. Женщины будто бы живут отдельно от мужчин с другими женщинами. Ты знаешь что-нибудь об этом, Роланд?
 Ее спутник крепче сжал поводья. Ночью ему снилась святая земля, встреча с варварами и вождями племен. Но Дария не могла об этом знать, это было просто совпадение.
 Он ответил только:
 — То, что рассказывал твой отец, правда. А теперь помолчи, я должен подумать.
 Дария упражнялась в валлийском языке, повторяя фразы, которым Роланд научил ее в последние дни. «Ryclw i wedi blino», — произнесла она трижды, пока он не повернулся к ней.
 — Ты действительно устала?
 — Nag ydw, — усмехнулась девушка и решительно покачала головой.
 Во второй половине дня они приехали в Рексем и вошли в маленькую церквушку, чтобы укрыться от дождя. Даже камни здания, окрашенные в теплые тона, казались холодными и угрюмыми из-за серого дождя. Они прошли под узкими нормандскими аркадами нефа к сводам. Там находилось несколько человек. Было сыро и мрачно; горящие свечи не рассеивали мрака.
 — Здесь темно, как в колодце, — сказала Дария, поеживаясь в своем плаще.
 Роланд промолчал. У него разламывалась голова, болело горло, каждую мышцу сводила судорога. Было трудно дышать и ходить. Даже глаза болели. Недомогание началось около двух дней назад, но он не обращал внимания, зная, что не имеет права болеть теперь, когда несет ответственность за Дарию. Однако он был болен. Ему стоило огромного труда не дрожать, стоя возле нее.
 — Остановись, — выдохнул Роланд, не в силах сделать больше ни шага.
 Он прислонился к каменной арке и закрыл глаза, сознавая, что Дария пристально смотрит на него и вот-вот догадается, в чем дело.
 Но она не успела ничего сказать. У него потемнело в глазах, и он медленно осел на землю.
 Граф Клэр не сомневался, что два его воина пали от руки Роланда. Один лежал в стоячей, загнившей луже, другой — скрючившись в пещере поблизости.
 — Ага, он убил их, наш красавчик священник, — зло усмехнулся он. — Но почему? Неужели они напали на него?
 Граф осекся и побледнел. А вдруг его люди изнасиловали Дарию? И Роланд убил их за это? Нет, он бы этого не допустил, он наверняка убил их раньше, чем им представилась возможность что-нибудь сделать. Эдмонд Клэр сказал, обращаясь к Маклауду:
 — Хотел бы я знать, куда наш священник увез Дарию, после того как разделался с этими остолопами. Зачем он поехал в эту мерзкую страну? У него здесь друзья?
 Маклауду нечего было сказать. Более того, ему становилось все безразлично. Как и другие, он промок, замерз и мечтал только об одном — вернуться в Тибертон, в жарко натопленный большой зал, полный дыма от горящих каминов, выпить теплого ароматного эля и обнять мягкое женское тело.
 — Мы будем хоронить их? — спросил кто-то. Маклауд покачал головой.
 — Они дикари. Пусть гниют с миром.
 Дария уже полтора дня знала, что Роланд болен, просто не хотела этому верить и выдумывала оправдания его упорному молчанию. Утром она спросила его, как он себя чувствует, и он огрызнулся, как бродячий пес. А теперь потерял сознание. Она опустилась возле него на колени. У него была лихорадка. Его тело дрожало, даже когда он лежал в забытьи.
 Девушка огляделась в поисках помощи. Еще никогда в жизни ей не было так страшно.
 — Роланд, — прошептала она, вне себя от ужаса. — Роланд, пожалуйста, ответь мне.
 Молчание.
 Дария безумно боялась, но не за себя, за него. Теперь ей было не важно, что он думал о ней, главное — он нуждался в ее помощи.
 К ним направлялся священник в черной сутане.
 — Святой отец, — прошептала Дария, — помогите нам.
 Старик с любопытством посмотрел на нее, и она быстро добавила:
 — Он — валлиец, а я его жена. Отец мой тоже был валлийцем. Вы понимаете по-английски? Священник кивнул.
 — Да, я много лет жил в Херефорде. Что вы здесь делаете?
 Девушка взглянула прямо в его проницательные, выцветшие глаза.
 — Мой муж вез меня к своей семье в Честер, но по дороге заболел. Все из-за дождя и тяжелого пути.
 В эту минуту Дария поняла, что священник с недоумением смотрит на ее мужское платье, и подосадовала на себя. Она обо всем забыла в стремлении защитить Роланда. Ей казалось, что жена в глазах священника заслуживает большей благосклонности.
 Она быстро добавила:
 — Я одета так в целях безопасности. На нас напали разбойники, и мы едва вырвались. Это мой муж дал мне мужскую одежду.
 — Разумно. Я — отец Мардо, а кто вы и ваш муж?
 — Его зовут Алан, он — фермер, святой отец. Наша ферма находится поблизости от Леоминстера. Пожалуйста, помогите нам.
 Он был слугой Божьим и не мог оставить страждущего умирать в церкви.
 — Подождите здесь, — велел священник. — Я позову пономаря на помощь.
 Дарии, склонившейся над Роландом, показалось, что прошла целая вечность, прежде чем пономарь взвалил на плечо ее «мужа», который все еще был без сознания, и, пронеся его по трем пролетам лестницы, положил на узкую кровать в маленькой чердачной комнатке скромного дома отца Мардо.
 — У тебя есть монеты, дитя?
 — Да, — сказала Дария. — Они у моего мужа. Пономарь присмотрит за нашей лошадью?
 Священник рассеянно кивнул. Он видел эту лошадь. Откуда у простого фермера такой могучий боевой конь? Очень странно. Кто на самом деле был этот человек? Что же до женщины, то он сомневался, есть ли в ней хоть капля валлийской крови. Отец Мардо был рад, что она не назвала своего имени, — он не желал его знать.
 Но сейчас это не имело значения. Надо было помочь молодому человеку. Священник заговорил быстро и деловито:
 — Я принесу пиявок. Они должны помочь, если ему суждено выжить. Я прикажу моей служанке Ромиле доставить одеяла и воду.
 Дария, вне себя от страха за Роланда, слегка кивнула. Оставшись с ним наедине, она увидела, что его одежда влажная, и решила ее высушить и согреть. Ей придется раздеть Роланда, хотя он вряд ли одобрил бы это, Дария развязывала его штаны, когда в комнату вошла старая женщина, высокая, худая, с гордой осанкой и густыми седыми волосами. Она несла одеяла и кувшин с водой. Служанка улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.
 — Вот, возьмите, — произнесла она медленно и невнятно по-валлийски. — Подождите, я вам помогу.
 Женщины вдвоем сняли сырую одежду с Роланда. Когда он остался лежать на спине нагишом, старуха внимательно оглядела его.
 — Красавец, худой, одни мышцы да кости. Ни капли жира. А посмотри-ка на его дротик. Ты, должно быть, счастлива, как горлица.
 — Вы говорите по-английски, — машинально заметила Дария.
 — Ага, меня научил отец. Я родом из Честера, и мой муж — один из этих дикарей-монахов. Но он согревает мои старые кости длинными зимними ночами. Да, он мой, весь мой.
 Дария взглянула на Роланда. Его дротик бессильно лежал в облачке густых черных волос и был очень длинным. Девушка от всего сердца пожелала, чтобы он согревал ее до конца жизни.
 Они прикрыли Роланда одеялом, и старуха ничего не сказала о том, как зарделись щеки у жены незнакомца.
 — Какой горячий, — с тревогой произнесла Дария, проводя ладонью по лицу Роланда. — Скажите, он ведь поправится, правда?
 Ромила взглянула на девушку и утвердительно кивнула.
 — Да, поправится и, как большинство мужчин, станет ворчать и жаловаться, пока тебе не захочется размозжить ему голову от злости.
 — Надеюсь, — обронила Дария, усаживаясь возле Роланда. Она не могла удержаться, чтобы не гладить его лицо, руки, волосы.
 Сморщенный старик с мудрыми глазами принес пиявки, и к Дарии вернулась надежда.
 Она нашла пригоршню монет в одном из мешков Роланда. Когда она заплатила за пиявки, старик посмотрел на нее с нескрываемым удивлением.
 — Кто ты? — спросил он по-валлийски, медленно выговаривая слова.
 — Мой отец был валлийцем, сэр. Старик громко хмыкнул.
 — Скажите, сэр, мой муж будет жить?
 — Ты меня об этом спрашиваешь? Я отвечу тебе завтра. Молись за своего мужа, деточка, и я вернусь утром.
 Дария вдруг поняла, что он начал говорить по-валлийски, но потом перешел на английский. Не очень-то она хорошая актриса, если даже старый священник видел ее насквозь.
 Девушка вернулась к изголовью Роланда. Теперь она знала, что их связывали какие-то таинственные узы. Дария снова вспомнила о чужестранцах в белых одеждах, которых видела во сне. Она даже понимала их странный язык. Смуглолицый мужчина отвел Роланда в сторону и тихо сказал ему: «Я уничтожу тебя, неверный пес!"
 И в этом ее сне Роланд думал: «Проклятие, мне придется перерезать ему горло». Дария не знала, сделал ли он это, но потом перестала сомневаться. Да, Роланд убил чужеземца.
 Девушка прижалась щекой к его груди и задремала. Он не шевельнулся до тех пор, пока она не разбудила его вечером, чтобы покормить бульоном, который принесла Ромила. Роланд отворачивался, но Дария была терпелива, и ему пришлось подчиниться. Затем удовлетворенная девушка обтерла его лицо и грудь влажной прохладной тряпицей.
 Однако лихорадка не проходила, и ее страх усилился. Дария страстно молилась о его здоровье, предлагая в обмен свою жизнь, но понимала, что такая просьба не найдет отклика у Господа. Она была только женщина, как однажды сказал ей дядя Дэймон. Какое дело Господу до того, что хочет глупая женщина?
 Дария намочила еще тряпок и обтирала Роланда снова и снова. От его тела исходил жар, и ее молитвы становились все чаще и исступленнее.
 Ровно в полночь он открыл глаза и взглянул на нее.
 — Роланд! Слава Богу, ты пришел в себя! Мужчина безмолвно смотрел на Дарию. Вдруг его лицо исказилось от гнева, и он заорал:
 — Иоанна, проклятая сука! Убирайся с глаз долой, пока я не свернул тебе шею!
 Роланд схватил ее за руку и стал выворачивать кисть, тяжело дыша и бормоча:
 — Я отдал тебе свое сердце, предлагал все, что у меня было и будет. Но ты предала меня, а теперь вернулась, чтобы насладиться моими мучениями. Сука! Вероломная сука!
 Он отпустил ее руку и ударил по лицу. Девушка отшатнулась и упала на пол.
 — Роланд, — взмолилась она, становясь на колени, — не двигайся. Нет!
 Но он откинул одеяла и вскочил на ноги, качаясь от слабости. Дария наблюдала за ним как завороженная. Затем так же внезапно приступ прошел, и Роланд без сил повалился на кровать. Ей удалось положить его на спину и укрыть одеялом.
 Медленно ползли часы. Наконец он вздохнул, снова открыл глаза и неожиданно вцепился ей в волосы.
 — Иоанна, это ты. Но ты больше не получишь мою душу!
 Девушка склонилась над ним и сжала его плечи.
 — Нет, Роланд, это я!
 Он что-то забормотал на том странном, гортанном языке, на котором говорил во сне. Это был язык мусульман и арабов. Потом сказал ей тихим и ласковым голосом:
 — Прости меня, Лайла. Как я мог перепутать тебя с Иоанной! Подойди ко мне. Я хочу держать твои груди в ладонях и наслаждаться прикосновениями твоих рук. Да, Лайла, дай мне твое нежное тело.
 Дария едва дышала, ошеломленная и зачарованная его словами, но не шевелилась. Роланд стал гладить ее груди.
 — Ты все еще одета. Неужели не хочешь меня? Почему ты не раздеваешься?
 Она вглядывалась в его лицо, на котором было разлито безмятежное блаженство.
 — Ну же, сними свой шелковый халат. Я хочу ощущать твое тело.
 Роланд думал, что она — Лайла, женщина, которую он любил на святой земле. Но сейчас ей было все равно. Дария стала гладить его руки, как он гладил ее груди, и почувствовала, как из недр его тела поднимается желание.
 Она знала, что для нее в жизни нет ничего важнее этого человека. Знала, что будет с ним до конца своих дней. «Или, — думала девушка с горечью, — просто хочу в это верить». Однако она без колебаний распахнула мужской камзол, который был на ней, и сбросила его на пол. К счастью, в комнате было тепло от камина. Дария увидела, как он улыбнулся, глядя на ее груди, когда она улеглась рядом с ним.
 — Подвинься ближе. Ах, этого я и хочу. У тебя такая нежная кожа… Что такое? Ты хочешь меня, Лайла? Так быстро? Твои соски напряглись для меня?
 Девушка склонилась над ним, опустив груди в его ладони, и прошептала:
 — Роланд, я сделаю все, что ты пожелаешь. Только скажи.
 Его пальцы гладили ее, и она застонала, а потом вскрикнула от удивления. Еще ни один мужчина никогда не дотрагивался до нее так. Дария чувствовала, что стоит на пороге чего-то чудесного, что сделает ее счастливой. Она знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, поскольку прожила в доме дяди пять долгих лет. Дэймону Лемарку нравилось щеголять перед ней своими любовницами. Она видела его голым, с восставшей плотью, однако это вызывало у нее только отвращение. Но с Роландом… с Роландом все было иначе.
 — Лайла, я хочу пососать твою грудь. Девушка непонимающе уставилась на него. О таком она ничего не слышала. Дария не представляла себе взрослого мужчину, сосущего женскую грудь. Но ее не остановила эта странная просьба. Девушка отдалась нежной ласке его рук, а затем его рот припал к ее телу, и у нее захватило дух от не испытанных доселе волшебных ощущений. Она закрыла глаза, прислушиваясь к новому для себя ощущению, возникшему внизу живота.
 — Роланд, — прошептала Дария, нащупывая под одеялом его грудь.
 — Ты такая сладостная, — произнес он, обдавая ее горячим прерывистым дыханием. Его руки скользили у нее по спине, вверх и вниз, пальцы перебирали волосы, расплетая косу. — Лайла, ты еще одета, — удивленно и немного недовольно промолвил Роланд. — Разденься и ляг на меня.
 — Я — не Лайла, — сказала она, стягивая мужские штаны и развязывая исподнее.
 Раздевшись, Дария скользнула под одеяло. Она взглянула на его тело — упругое, мускулистое, заросшее черными волосами. Улыбнувшись, девушка накрыла его собой. И сразу же невидимые токи пробежали от него к ней. Они были такими сильными и требовательными, что на мгновение напугали ее. А потом Дария приняла его полностью. Он вздохнул под ее тяжестью и начал ласкать девушку, пока не сжал ее ягодицы.
 Его дыхание стало тяжелым.
 — Возьми меня, Лайла.
 Приподнявшись, Дария посмотрела на его налитой желанием мужской жезл. Роланд громко стонал, и когда она слегка прикоснулась к его горячей плоти, его бедра вздрогнули.
 Она сжала эту пульсирующую плоть и замерла, колеблясь.
 — Быстрее, Лайла, быстрее. Ради Аллаха, не томи.
 Дария склонилась и поцеловала его живот. Роланд хрипло застонал. Она поцеловала снова, на сей раз пониже. Когда ее губы коснулись вздыбленной плоти, его тело выгнулось в судороге сладострастия, и внезапно Дария увидела роскошную обнаженную женщину с черными, как ночь, волосами, вбирающую в себя его трепещущее естество.
 Девушка вскрикнула от необычайной яркости этого видения. У нее кружилась голова от того необратимого шага, который она собиралась сделать. Она опустилась на четвереньки над ним, не спуская с него глаз, и почувствовала, что истекает влагой. Дария хотела взять его жезл в руки, но он опередил ее. Его пальцы блуждали по сокровенному холмику, затем опустились ниже, раздвигая створки ее раковины. Девушка задрожала и выпрямилась, когда он проник в святая святых ее тела.
 — Ах, — простонал он удовлетворенно. — Ты всегда готова принять меня, не так ли. Я тоже хочу доставить тебе удовольствие, прежде чем войду в тебя и ты предашься бешеной скачке.
 — Нет, войди сейчас, — она боялась того, что должно было произойти.
 Роланд начал умело подготавливать ее к соитию.
 — Хорошо, я возьму тебя сейчас.
 Дария больше не видела Лайлы. Этой женщины отныне не было в ее жизни. Лайла осталась в прошлом.
 Ибо главное теперь только настоящее.
 Она на мгновение закрыла глаза. Роланд снова заговорил на этом странном, непонятном языке. Но девушка поняла, чего он хотел, и нисколько не колебалась.




 Глава 7


 Дария знала, что если уступит желанию Роланда, то больше не будет девственницей. Но она не хотела думать о последствиях и, снова встав на четвереньки, взяла в руку его жезл. Медленно, очень медленно прижала его к себе, и он быстро проник внутрь: вход в ее пещерку был мокрым и скользким. Роланд стонал, его пальцы крепче сжали ее бедра, впиваясь в тело. Девушка ощущала, как в них обоих поднимается могучая волна страсти, и знала, что испытает сильную боль.
 Роланд стиснул Дарию в последней судороге и заполнил ее без остатка, и в тот же миг девушке показалось, что ее ударили острым раскаленным кинжалом. Он немного расслабился и начал двигаться неторопливо и осторожно, то выходя из нее, то погружаясь снова. Его грудь бурно вздымалась, на лбу выступил пот, но Роланд беспрерывно бормотал:
 — Не сопротивляйся, Лайла, не надо! Это так хорошо… не двигайся.
 Дария лежала неподвижно, зная, что теперь уже все равно ничего нельзя изменить. Она сама выбрала свое будущее и только себя могла винить за все. Но девушка не представляла себе, что он будет так ласкать ее, войдет в нее так глубоко, всецело завладев ею. Все сильные чувства, которые она испытывала раньше, угасли, уступив место боли, вызванной потерей ее девственности. Но это было не важно — важен был только Роланд. Из его горла вырывались гортанные, хриплые звуки, а потом он приподнял Дарию, не покидая ее тела, с улыбкой посмотрел на нее и опустил быстро и резко.
 — Роланд, — простонала девушка, и он взглянул на нее ясными, горящими, потемневшими от страсти глазами. Затем смежил веки, пряча боль.
 — Что случилось? Ты такая узкая, это бесит меня. Ты ведь не девственница. Как я могу причинять тебе боль? Неужели ты нашла какое-нибудь средство, вернувшее тебе невинность? Или ты кричишь от страсти? Скажи, Лайла?
 — От страсти, Роланд. Конечно, от страсти. На его лице вновь появилась такая нежная улыбка, что сердце девушки сжалось. Роланд улыбался этой неведомой Лайле. Но сейчас он хотел ее, и она сделает для него все. Дария уселась на мужчину, подчиняясь его властным рукам, и он обхватил ее ягодицы и бешено задвигался. С его губ срывались сладострастные стоны. Она снова сказала:
 — Я — Дария. Пожалуйста, узнай меня хотя бы на мгновение. Пойми, что это я.
 Роланд замер, задрожал и оросил ее тайный грот своим семенем. Она продолжала ритмично двигаться, пока мужчина не прошептал:
 — Достаточно, Лайла. Клянусь Аллахом, ты выжала меня до последней капли. Теперь я не смогу овладеть Синой. Да, ей придется подождать, хотя она всегда голодна до меня. Ты превратила меня в пепел, но это было восхитительно.
 Дария взглянула на него. Он находился в ней, но это не мешало ему говорить о других женщинах. Она медленно высвободилась и увидела его семя и свою девичью кровь на своих бедрах и его чреслах. Дария быстро накрыла Роланда одеялом и помылась прохладной водой. Низ живота у нее болел.
 Девушка вернулась к любимому и, юркнув под одеяло, обняла его.
 Ночью она решила ничего не говорить Роланду о том, что произошло между ними. Он не узнал ее, принимая за свою любовницу, которую оставил в чужой стране. Дария встала и откинула с него одеяло. Потом быстро смыла кровь и сперму с его дротика. Она прижала мужчину к себе, восхищаясь его красотой, и сказала:
 — Я люблю тебя, Роланд. Всегда буду любить и принадлежать только тебе. — Как ей хотелось бы произнести эти слова по-валлийски в надежде на то, что Роланд услышит ее, узнает и улыбнется!
 Он не станет ее ни о чем спрашивать, если не вспомнит, что случилось, а если и вспомнит, то сочтет это всего лишь сном. Девушка чувствовала себя, как ни странно, счастливой. Этот человек был предназначен ей судьбой, и она отдала себя ему. Дария не могла ошибиться. Или она такая же безумная, как ее бабушка, и видит то, что хочет увидеть? Или ей суждено быть с Роландом только эту ночь, а затем он покинет ее? Неужели ее предчувствие было ложью, обманом? В девушке все восстало при этой мысли.
 Когда-нибудь, возможно, Роланд поймет, что связан с ней неразрывными узами, и полюбит ее так, как она любит его.
 Дария положила ладонь ему на лоб. Он был прохладным. В болезни наступил перелом.
 И ее пояс целомудрия тоже был сломан.
 Роланд открыл глаза и осмотрел маленькую темную комнату. Он не имел представления о том, где находится. В висках стучало, но спазмы в желудке прекратились, и ужасная ломота, делающая его бессильным, как муравья, утихла. Он обладал отменным здоровьем, и болезнь пугала его. Она означала, что он перестанет распоряжаться собственной жизнью и сделается зависимым от других. А этого он больше всего боялся. Услышав рядом с собой чье-то дыхание, Роланд слегка повернул голову. Около него сидела Дария и зашивала один из его камзолов. Она все еще была одета в мужское платье, но ее волосы были распущены и струились по плечам. Какие чудесные волосы, подумал он машинально. Роланд забыл о том, как прекрасны ее волосы с их богатыми оттенками осеннего леса. Ее темные брови красиво изгибались над зелеными глазами. Он заметил, что она очень бледна.
 — Дария, дай мне воды, — попросил Роланд. Девушка вскинула голову и одарила его ослепительной улыбкой. Как жаль, что у него нет сил улыбнуться ей столь же лучезарно! Дария вскочила так резко, что он вздрогнул.
 Пока он пил воду из чашки, она поддерживала его голову, да так осторожно, словно он был младенцем. Роланд снова почувствовал страх. Женщина помогала ему, удовлетворяла его нужды, кормила его. Это было невыносимо, однако у него не оставалось выбора. Роланд пил воду маленькими глотками. Казалось, Дария была готова отдать ему все свое время. Он вдохнул ее запах и повернул голову так, чтобы его щека очутилась у нее на груди. Она была мягкой, слишком мягкой, и это тоже его пугало. Он постарался отстраниться.
 — Нет, Роланд, — заметила Дария, поглаживая его щеку, — ты еще не готов драться на турнире.
 — Откуда ты знаешь?
 Девушка улыбнулась ему как капризному ребенку.
 — Ромила предупреждала меня, что ты будешь раздражительным. Дескать, все сильные мужчины терпеть не могут болеть и зависеть от других.
 Эта немудреная философия немного развеселила его. Конечно, она права. Но ему претило походить на других и делать то, чего от него ждут.
 Вода потекла у него по подбородку. Он постарался выдавить улыбку, но не смог. Дария молча вытерла его и дала ему еще воды. Она по-прежнему поддерживала его голову, и он чувствовал биение ее сердца. Ему хотелось долго лежать вот так в ее объятиях.
 — Где мы? — спросил он.
 — Мы в Рексеме, в доме священника. Мы здесь уже почти три дня. Когда ты потерял сознание в соборе, отец Мардо помог нам.
 — Стало быть, священник знает, что ты — женщина?
 — Да, я сказала ему, что ты — мой муж и везешь меня к своим родителям в Леоминстер. Ты — фермер, валлиец, а я валлийка только по отцу и потому так плохо знаю язык.
 Роланд застонал.
 — Я объяснила ему, что ты заставил меня переодеться мальчиком для нашей безопасности.
 — Вряд ли слуга Божий поверит этому.
 Дария хохотнула, и его губы тронула легкая улыбка.
 — Отец Мардо ничего не сказал. Он вообще очень понятливый священник. Сейчас принесут пиявки. Они помогли тебе. Ты действительно чувствуешь себя лучше, Роланд?
 — Да, — он повернул голову так, чтобы видеть ее лицо. — Ты бледна. Неужто все время сидела возле меня, взаперти в этой мрачной комнатенке?
 — Если бы не я, то тебе бы пришлось самому готовить себе еду, мыться и чинить свой камзол. Роланд рассеянно улыбнулся ей и произнес:
 — Мы уезжаем завтра на рассвете. Девушка оторопела, но потом решительно возразила:
 — Нет, мы не уедем, пока ты не наберешься сил.
 — Ты осмеливаешься указывать мне, что делать? Она обняла его и слегка прижалась к нему.
 — Ты совсем как ребенок, Роланд. Да, ты будешь поступать разумно и останешься здесь до тех пор, пока мы не убедимся, что ты здоров и сможешь держаться в седле. Я не пущу тебя, даже если мне придется применить силу.
 — По-моему, ты забыла о притязаниях графа Клэра.
 — Я не забыла, — обронила она.
 У него болели глаза, и он раздраженно потребовал:
 — Задуй эти проклятые свечи.
 — Хорошо.
 — Ты слишком послушна. Я не доверяю слишком послушным женщинам — они хитрят с мужчиной. Ты потратила все мои деньги?
 Дария провела ладонью по его лбу и слегка взъерошила волосы, не обращая внимания на резкие слова.
 — Ты мне не мать, черт бы тебя побрал!
 — Это правда, — спокойно согласилась она, укладывая его на спину и расправляя одеяло. Роланд вздохнул.
 — Ты — мое наказание. Признаться, тех монет, что заплатит мне за тебя твой дядя, мало, чтобы терпеть твою тиранию.
 — Не будь занудой, Роланд, это… Он перебил ее:
 — Мне надо облегчиться. Дария быстро кивнула.
 — Я возьму горшок и помогу тебе. Роланд взглянул на нее с нескрываемым изумлением.
 — Оставь меня одного.
 Однако девушка не пошевелилась, и он со злостью уставился на нее, откинул одеяло и сел на кровати. Но подняться не мог: силы его оставили. А он бы так хотел устрашить ее размером своего естества. Но ради всех святых, в настоящий момент Роланд не мог бы напугать им и карлика. Он посмотрел на себя и зарычал от унижения.
 Дария не отступила. Она уже знала его тело так же хорошо, как свое собственное, поскольку ухаживала за ним три последних дня. Девушка стояла и смотрела на него, скрестив руки на груди.
 — Ну что, встанешь? Буду ли я иметь удовольствие видеть, как ты снова потеряешь сознание? Сомневаюсь, что у меня хватит сил поднять тебя, поэтому ты будешь лежать на полу в чем мать родила, пока я не позову Ромилу. Тогда две женщины втащат тебя обратно на кровать и подадут тебе горшок. Ромила, несомненно, получит большое удовольствие от созерцания твоего тела и не удержится от замечаний. Что ты скажешь на это?
 — Скажу, что ты оса и я проклинаю тот день, когда согласился слагать тебя.
 Дария видела, что он дрожит, то ли от слабости, то ли от озноба, и забыла о своей обиде.
 — Роланд, это дурацкая гордыня. Позволь мне помочь тебе. Я бы приняла твою помощь, если бы нуждалась в ней.
 Презирая себя, он кивнул. Это была мука от начала до конца. Затем ее нежные руки уложили его обратно на кровать. Ни один из них не проронил ни слова. Роланд закрыл глаза, размышляя над тем, как ускользнуть отсюда, пока она будет спать. К черту монеты Дэймона, если приходится облегчаться у нее на глазах. Правда, Дария отвернулась, но это не имело значения. Она наверняка подставляла ему горшок, когда он находился без сознания.
 Какое унижение! Но что он мог сделать? При нормальных обстоятельствах он пренебрег бы тем, что она видит его за этим занятием, но сейчас Роланд внушал ей жалость, и это было непереносимо.
 Дария наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, притворяясь, что зашивает его камзол. Ей казалось, что она понимает его чувства, его гнев и горечь.
 Когда принесли пиявки, Дария почувствовала большое облегчение. Роланд говорил с настоятелем по-валлийски и, казалось, остался доволен. В какой-то момент он махнул рукой в ее сторону, но девушка не поняла ни его слов, ни ответа священника. Она сомневалась в том, что ее названый муж делал ей комплимент. Но увидев, что его здоровье поправилось, Дарии захотелось плакать от счастья. Настоятель наконец взглянул на нее, и она улыбнулась, несмотря на плохое настроение Роланда.
 — Вашему мужу лучше, — заметил старик. — Он собирается покинуть мой дом завтра, но я предупредил его, что если он уедет, то умрет по дороге и оставит вас на милость разбойников. Сейчас он обдумывает мои слова. — Священник замолчал, многозначительно взглянув на Дарию, и она быстро ответила:
 — Святой отец, не беспокойтесь. Он не глупец. Священник ласково посмотрел на нее и ушел.
 — Ты дала ему мои деньги?
 — Поскольку я не имею своих, у меня не было выбора.
 — Значит, ты нашла, где я прячу монеты, и теперь будешь распоряжаться ими?
 — Наверное, мне следовало притвориться нищей, и он бы вышвырнул нас прочь. А за то, что отец Мардо справился с твоим диким нравом, он заслуживает всех денег, которые я ему дала. Конечно, поскольку он мужчина, а не глупая женщина вроде меня, ты обращался с ним более вежливо, чем со мной.
 — Ты должна была спросить меня.
 — Ну конечно. Мне надо было привести тебя в чувство и робко попросить разрешения воспользоваться твоими деньгами, К сожалению, я еще плачу за содержание твоего коня. Возможно, Кэнтора лучше было бы отпустить на волю, пока ты не в состоянии ехать верхом.
 — У тебя портится характер, Дария.
 — Ты в плохом расположении духа, ибо не можешь примириться с тем, что ты, мой спаситель, подвержен человеческим слабостям. Ты не бог, Роланд. Ты только человек.
 — Значит, ты заметила это? Девушка загадочно улыбнулась.
 — Да, — сказала она. — Имей терпение. Он хмыкнул.
 — Терпение? А вдруг появится этот проклятый граф? Что я сделаю? Скажу ему, чтобы он набрался терпения и подождал, пока я смогу защитить тебя?
 Она покачала головой и ответила, не задумываясь:
 — Я бы защитила тебя.
 — Ну, это уж слишком! Замолчи и принеси мне еды. Я должен восстановить силы.
 У Дарии мелькнула мысль, не стоит ли поморить его голодом. Роланд — неблагодарный тиран и бесится из-за того, что болен. Как будто это ее вина. Она вздохнула. Мужчины — трудные создания.
 — Очень хорошо, отдыхай. Я скоро вернусь с едой для тебя.
 Девушка была в восторге от своей выдержки. Захлопнув дверь, она зашагала более решительной походкой, чем это было уместно в обители монахов.
 Ромила бросила на нее быстрый взгляд и захихикала.
 — Никак твой красавец муж разозлил тебя, а?
 — Да, я готова задушить его.
 — Он — мужчина, дитя мое, и как только набьет себе брюхо, глядишь, зачирикает снова.
 Если Роланд и не сменил гнев на милость, то по крайней мере обрел некоторое спокойствие после того, как съел тушеное мясо и черный хлеб с маслом.
 — Мы уезжаем завтра, — объявил он, отведя от нее глаза. В его голосе звучала неколебимая уверенность.
 — Нет.
 — Завтра днем.
 — Нет.
 — Дария, ты сделаешь так, как я сказал. Я несу за тебя ответственность, и поэтому ты…
 — Мы уедем отсюда не раньше, чем ты полностью поправишься. Я спрятала твою одежду, Роланд. Если ты будешь вести себя как дурак, тебе придется отправляться голым. Ты не запугаешь меня и не заставишь передумать. Я не отпущу тебя, пока ты не оправишься от болезни.
 Он ругался долго и грязно, но Дария только улыбалась. Он проиграл и знал это. Его брань была естественной реакцией побежденного. Исчерпав запас ругательств, Роланд заснул, а она села возле него и, дотронувшись до его лица кончиками пальцев, прошептала:
 — Ты забыл о тех двух ночах, правда? Не знаю, что бы я сказала тебе, если бы ты помнил. Стала бы отрицать и уверять тебя в том, что это бред или игра воображения? Но мне все равно обидно, Роланд. Я разочарована, что ты не сохранил память о том, как лишил меня невинности.
 Но если ты вернешь меня к дяде и он заставит меня выйти замуж за Ральфа Колчестера, я буду знать, что у меня была в жизни ночь любви. — Ее глаза наполнились слезами. — Будь ты проклят, Роланд! Ты — самый упрямый, самый глупый из всех мужчин. Может быть, мне надо просто сообщить дяде, что я больше не девственница и в этом виноват ты. Но буду ли я тогда свободна от Ральфа Колчестера?
 И какой ценой? А если дядя убьет меня из-за моего наследства? Дэймон ни перед чем не остановится, чтобы убрать нас обоих, но…
 — Что ты там бормочешь, как зимородок? О чем говоришь? Я стараюсь уснуть, а ты бубнишь и бубнишь мне в уши.
 Она медленно убрала пальцы с его лица. Что он расслышал? Кажется, только неразборчивые звуки.
 — Прости, Роланд, что помешала тебе. Спи.
 Мужчина еще поворчал, а потом крепко уснул.
 Он спал до позднего вечера. После того как девушка опять покормила его и подала горшок, что вызвало у него новый поток брани, она легла рядом с ним, стараясь не беспокоить. Но ночью Роланд нащупал ее и притянул к себе. Словно в глубине души знал, что может делать с Дарией все что хочет. Его нетерпеливые руки заскользили по телу девушки в поисках сокровенного местечка, и когда большой палец проник внутрь, Дария уткнулась лицом ему в плечо, постанывая сквозь сжатые зубы, и задрожала.
 Но вдруг его дыхание замедлилось, и он погрузился в глубокий сон, распластавшись на спине и сжав пальцами ее бедро. Дария перевела дух.
 Она провела рукой по его телу и обнаружила, что его плоть напряженная и налитая. Почему же он не стремился овладеть ею? Может быть, у него не было сил, а может быть, он еще не вполне проснулся. Пожалуй, он заигрывал с ней просто потому, что его влекло женское тело. Осознай Роланд, что это Дарию он держит в своих объятиях, он бы, наверное, бежал от нее со всех ног. Но во время этой попытки обладать ею он спал.
 Дария искренне недоумевала: как он мог дотрагиваться до ее сокровенных местечек, а потом неожиданно остановиться, и все это не приходя в сознание?
 На следующее утро она проснулась первой и вылезла из постели. Взглянув на Роланда, девушка чуть было не вскрикнула от пронзившего ее чудесного чувства.
 — Я люблю тебя, Роланд, — прошептала она и повторила по-валлийски:
 — Rwy'n dy garu di.
 Ромила накануне ухмыльнулась, когда Дария попросила научить ее этим словам, но с удовольствием произнесла их.
 Девушка поспешно оделась и вышла из комнаты. Она хотела навестить Кэнтора и посмотреть, хорошо ли за ним ухаживают. С северной стороны собора на узкой улице стояла конюшня — длинное низкое здание с черепичной крышей, построенное из соломы и навоза. Кэнтор находился в третьем стойле, и беззубый мускулистый конюх бормотал что-то насчет того, как много овса ест лошадь и как она укусила его.
 Дария в конце концов дала ему несколько монет, и он радостно улыбнулся, яростно почесывая подмышку.
 — Это прекрасная лошадь, — сказал конюх громко и медленно по-английски. — Вы говорите, ваш муж — фермер?
 Она кивнула, хотя видела, что он ей не верит. Однако девушке было некогда выдумывать новую ложь.
 — Сегодня сюда приходили еще двое мужчин и спрашивали меня об этом красавце. Я сказал им, что это конь вашего мужа, фермера.
 Дария почувствовала, что у нее подкосились ноги. Она могла бы поклясться, что это были люди графа Клэра. Девушка не знала, что ей следует делать. Она почесала подмышку, заметив небрежно:
 — Интересно, вернутся ли эти незнакомцы. Может быть, они хотели купить нашу лошадь?
 Конюх с трудом разобрал, что она сказала по-валлийски, и кивнул:
 — Да, вернутся.
 В эту минуту Дария поняла, что все переменилось. Слава Богу, конюх не знал их имена и где они остановились. Но граф Клэр быстро все выяснит. Она облизала пересохшие губы. О Господи, как быть?
 — А вот и они! — вскричал конюх. Дария повернулась и увидела двух людей графа, стоявших на улице неподалеку от них. Они разговаривали с зеленщиком. Маклауд, оруженосец графа, жестикулировал, что-то объясняя, очевидно, описывал их внешность. Оба мужчины выглядели усталыми и нетерпеливыми.
 — Пожалуй, я прогуляюсь верхом, — сказала Дария.
 — Ond…
 Девушка не стала слушать его возражений и быстро оседлала Кэнтора. Конь, застоявшийся в стойле, громко заржал, вздернув голову, и ей понадобилась вся ее сила, чтобы взнуздать его.
 — Я скоро вернусь, — бросила она конюху и, пришпорив Кэнтора, выехала из конюшни. — Я поеду в Леоминстер, — добавила Дария, моля Бога, чтобы конюх передал ее слова людям графа.
 Пока Кэнтор скакал по узким, забитым людьми улицам Рексема, Дария запихивала волосы под шерстяную шапочку, надеясь, что опять похожа на мальчика. Девушка понятия не имела, куда едет. Знала только, что ей необходимо увести людей графа от Роланда.
 У нее были деньги и сильная лошадь. Она была не глупа и могла немного говорить по-валлийски. Например, сказать всем разбойникам, которые ее поймают, что она их любит. В конце концов Дария решила ехать в замок Кроуленд, к лорду Ричарду де Авенелю. Он поможет ей.
 А что будет с Роландом?
 При мысли о Роланде она закрыла глаза. Если граф Клэр найдет его, то убьет. Дария должна увести погоню как можно дальше и как можно быстрее. Сориентировавшись по солнцу, она поехала на северо-восток, к границе с Англией.
 Что подумает Роланд, когда обнаружится ее бегство?




 Глава 8


 Шел сильный дождь, и вскоре Дария промокла до нитки. Она взглянула па серое, неприветливое небо и горестно покачала головой.
 Девушка скакала уже три часа и за последние два не видела ни единого человека. Везде были овцы, много овец и темные леса из карликовых дубов, которые казались мокрыми даже в сухую погоду. Дорога давно перешла в узкую кривую тропу, заросшую по сторонам кустами тиса. Их острые листья хлестали Кэнтора по спине, отчего он вздрагивал, подбрасывая ее в седле. Дария старалась подбодрить его и заставить идти спокойно.
 Справа она заметила стадо гусей в поле и двух барсуков на дороге, но никаких следов графа или его людей не было. Она молила Бога о том, чтобы они были далеко позади.
 Дождь припустил сильнее, и девушка обреченно съежилась на блестящей спине Кэнтора. По ее подсчетам, до Честера оставалось совсем немного, и Дария очень надеялась, что к тому времени как она достигнет Англии, дождь прекратится. Как там Роланд? Девушка покачала головой. Сейчас ей надо думать только о себе.
 Неожиданно прямо перед Кэнтором на дорогу выскочил заяц. Лошадь отпрянула назад, громко заржав, и Дария не удержалась в седле и упала в лужу. Она почувствовала боль во всех членах и мгновение лежала неподвижно, не в силах пошевелиться.
 Кэнтор стоял возле нее, опустив могучую голову, такой же несчастный, как и она сама. Девушка попыталась улыбнуться, но почувствовала, что губы скривились в гримасе. Ухватившись за ногу Кэнтора, она с трудом поднялась и прижалась к его вздрагивающему боку. Внезапно девушка ощутила, как под ногами задрожала земля от конского топота. Не иначе это граф и его люди.
 Вскочив на коня, она пришпорила его мокрыми носками своих туфель. Он рванулся вперед, но сразу резко остановился. Дария чуть было опять не упала, но сумела устоять, схватившись за гриву. Кэнтор хромал. Она сидела верхом, зная, что все кончено, но отказываясь примириться с неизбежным.
 Конь тяжело дышал, раздувая ноздри. Теперь Дария ясно слышала стук копыт. Он приближался. Вдруг они обнаружили Роланда?
 Что ей делать? Но она не имела права валять дурака — слишком много зависело сейчас от нее.
 Девушка соскочила с Кэнтора и направилась к приближавшимся лошадям. Узнав черного жеребца графа, Дария остановилась. Только сердце бешено стучало в груди при мысли о том, что ее ожидает.
 «Я не выдержу, если он дотронется до меня… Я закричу, ударю его и умру, если он…»
 Дария подставила лицо холодным струям дождя. Она благословляла этот дождь, охлаждавший ее пылающие щеки.
 Граф Клэр уставился на мальчишку, стоявшего возле боевого коня. Его рука в кожаной латной рукавице потянулась к шпаге. Где этот негодяй? Наверное, скрывается в ближайших кустах, бросив Дарию на произвол судьбы.
 Но, присмотревшись, он узнал девушку и дал знак своим людям остановиться. От внимания графа не укрылось, что Дария вздрогнула, увидев его, но потом выражение страха на ее лице сменилось радостью. Она побежала ему навстречу.
 Спрыгнув с коня, Эдмонд встал в нерешительности, наблюдая за ней. Девушка приближалась, пронзительно крича что-то. Затем бросилась к нему на шею.
 Эдмонд сжал кулаки, однако не обнял ее, застыв в недоумении. Дария бормотала что-то насчет того, что он ее спас. Подумать только!
 Граф схватил ее за плечи и оттолкнул.
 — Что ты здесь делаешь?
 Она дрожала от холода, от страха, от облегчения… Он не знал, что и думать, прислушиваясь к словам, слетавшим с ее уст:
 — Я убежала от него, украла его коня, но проклятое животное захромало, и я подумала, что это он мчится следом и сейчас схватит меня, и так испугалась…
 Граф Клэр повернулся к своим людям и увидел, что они смотрят на дрожащую девушку, стоявшую перед ним. Несомненно, они все слышали, но ничем не выказали своего отношения к происходящему.
 Внезапно граф понял, что ему нет никакого дела до их мнения.
 — Значит, ты убежала от Роланда?
 — Роланд? Этого самозванца зовут Роланд? — Вновь ринувшись к нему, она прижалась щекой к влажной шерсти его плаща. — Он не священник, милорд. Пожалуйста, не дайте ему снова похитить меня. Он сказал мне, что его зовут Чарльз, но я так и знала, что он лжет.
 — Ты ударила меня! Ты, Дария, а не этот сукин сын.
 Девушка подняла на него ясные глаза и проговорила взволнованным и высоким, как у ребенка, голосом:
 — Вы хотели овладеть мной, а я вам не жена. Что мне было делать? Меня учили беречь свою девичью честь до свадьбы, иначе я была бы проклята Богом. А затем пришел этот человек — Роланд — и силой заставил уехать с ним. Он ни на минуту не отпускал меня от себя, но потом напился пьяным в Рексеме, и я убежала, взяв его лошадь.
 — Я хотел овладеть тобой лишь немного раньше, чем священник бы обвенчал нас.
 Лицо Дарии приобрело строгое, даже суровое выражение. Теперь это была уже не испуганная девчонка.
 — О характере женщины можно судить только по ее добродетели, — сказала она тихо, но уверенно. — Вы должны понять меня, милорд. Не пристало честному человеку насиловать невинную девушку, иначе у него не будет надежды на прощение ни от нее, ни от Бога. Так меня учили. Я не могла позволить вам опозорить меня и потому вынуждена была защищаться.
 Граф пребывал в нерешительности. А это состояние, признаться, ему очень не нравилось. Он ругал и гнал своих людей, пока они так измучились, что едва не падали с лошадей. И на тебе — эта девчонка, эта пигалица обвиняет его!
 — Где Роланд?
 — Не знаю. Где-нибудь в Рексеме, по крайней мере он был там сегодня утром. Спал мертвецким сном, когда я сбежала, но наверняка уже обнаружил, что я украла его коня. Я узнала, что мой дядя нанял его, чтобы он привез меня обратно, и пообещал много денег. Потом дядя намеревается выдать меня замуж за Ральфа Колчестера. — Дария вздрогнула. — Я боюсь, милорд, что он опять приедет за мной. — Девушка вскинула на него глаза, полные отчаянной надежды. — Как вы считаете, он откажется от своего плана? Быть может, вернется в Англию?
 — Возможно, — протянул граф, и подумал:
 "Но не без своего коня». Он взглянул на обложенное тучами небо, чувствуя, как по спине стекают струйки дождя, и выругался. — Клайд! — крикнул он одному из людей. — Мы находимся неподалеку от пещеры, где были вчера. Проведем в ней ночь или хотя бы укроемся от этого проклятого дождя.
 Его люди медленно тронулись по слякоти. Граф повернулся к дрожащей девушке.
 — Ты промокла. — Он вытащил из дорожного мешка сухой камзол и набросил на нее. — Закутайся в него. Я не хочу, чтобы ты умерла от лихорадки.
 — Мой конь хромает.
 — Его поведет Генри. — Граф не собирался бросать Кэнтора.
 Пещера, куда вел их Клайд, была с высокими сводами и достаточно глубокой для того, чтобы они могли разместить лошадей. Дария села возле огня. У нее зуб на зуб не попадал от холода. Она возблагодарила Бога за то, что удалось обмануть графа. Еще отчаяннее девушка молилась о том, чтобы Роланд поправился, забыл о ней и покинул Уэльс. У него хватит денег, чтобы купить новую лошадь, конечно, не такую, как Кэнтор, и спасти свою жизнь.
 Дария понимала, что, может быть, никогда больше его не увидит. Вот и все ее знание о нем. Все удивительные чувства, которые она испытывала, оказались фальшивыми, ложными, снами, сплетенными из неосуществимых желаний. Девушка закрыла лицо руками и зарыдала. Он даже не знал о том, что лишил ее невинности!
 То, что она рассказала графу Клэру, было не правдой. Роланд, конечно, оставит Уэльс и забудет о ней и о деньгах ее дяди. Он не глуп, он поймет, что она снова в руках графа. Эдмонд Клэр овладеет ею, обнаружит, что она не девственна, и убьет. Граф подумает, что это Роланд переспал с ней, и придет в неистовство, чувствуя себя обманутым, хотя именно он первым похитил ее.
 Нет. Этот фанатик, наверное, решит, что Бог благословил и одобрил его намерения. Когда граф заключал сделку с Богом, было бы безумием стараться разрушить ее.
 Дария пыталась подавить рыдание, но не смогла. Неожиданно ей на плечо легла огромная мужская ладонь.
 — Тише, — сказал кто-то, и она узнала голос Маклауда. — Ты заболеешь.
 — Я очень боюсь.
 — Да, у тебя есть причины бояться, но граф как будто снова проникся к тебе симпатией. Он не убьет тебя, по крайней мере сейчас. Развеселись, милая, мы укрылись от проклятого дождя, а это уже повод благодарить небо, верно?
 — Он вернется в Рексем, чтобы найти этого человека?
 — Откуда ты знаешь, что мы были в Рексеме? «О Господи, моя глупость меня погубит».
 — Догадалась.
 Маклауд вгляделся в ее красные глаза, мокрые волосы, окаймлявшие лицо. Такое горестное маленькое личико. Графу следовало бы относиться к ней как к дочери, а не как к будущей жене. Неужели можно положить с собой в постель такое тщедушное существо? Она была столь несчастной и усталой в мешковатой мужской одежде, что едва ли могла удовлетворить вкус такого мужчины, как граф Клэр.
 — Мы действительно приехали из Рексема, — сказал оруженосец, отворачиваясь от нее и глядя в огонь. — Загнали лошадей, чтобы найти тебя и этого ублюдка, который увез тебя из Тибертона.
 — О, — протянула Дария, обхватывая себя руками и придвигаясь ближе к огню. — А где граф? Маклауд пожал плечами.
 — Разговаривает. На вот, поешь. Мы купили еду на рынке в Рексеме. Тебе надо подкрепиться, пока ты не потеряла свои мужские штаны.
 Оруженосец ничего не имел в виду, говоря это, но Дария словно увидела над собой графа, который навалился на нее всем своим телом, и побледнела.
 — Ты очень худа, малышка, — объяснил он терпеливо.
 Дария улыбнулась и стала жевать хлеб, который он протянул ей.
 — Спасибо. Diolch.
 — Значит, ты научилась этому варварскому языку, — пробурчал граф, садясь возле нее. — Я не желаю больше его слышать. — Эдмонд взял ломоть хлеба и откусил от него. Дария внимательно следила за тем, как он жевал.
 — Хорошо, — покорно согласилась девушка. Граф бесстрастно смотрел на нее, и она знала, что он думает о том, можно ли ей верить. Наконец, отхлебнув эля, он сказал:
 — Этот красавчик… Роланд. Вряд ли он настолько безрассуден, чтобы искать тебя, Дария. Но он придет за своим конем. Только на сей раз я встречу его во всеоружии.
 — Но откуда Роланд узнает, что я нашла вас? Откуда…
 — Он — приспешник сатаны и, кроме того, не дурак. Кто еще может увезти тебя? Роланд догадается, что ты снова в моих руках, однако все-таки вернется в Тибертон за своей лошадью. И тогда я убью негодяя собственными руками с Божьего благословения.
 "За своей лошадью, не за мной». Граф был уверен, что девушка не представляет никакой ценности в глазах Роланда. Возможно, и в его глазах тоже. Ей хотелось рассмеяться. Если она ценится меньше лошади, почему бы ей не предложить графу Кэнтора и не уйти с миром?
 Дария не знала, что сказать, и молчала. Граф кивнул, удовлетворенный принятым решением.
 — Сними мокрую одежду. Я не хочу, чтобы ты заболела.
 Девушка повернулась к нему, потеряв дар речи от негодования. Дарию пугало и злило, что этот человек имел над ней такую власть; впрочем, она также знала, что он хотел видеть ее покорной и слабой. Она решила достичь своей цели с помощью обмана и откашлялась.
 — Умоляю, не насилуйте меня.
 — Твое желание не имеет значения. Я возьму тебя, если захочу.
 — Пожалуйста, милорд, — девушка лихорадочно подыскивала слова, которые могли бы тронуть его, — я сделаю все, как вы прикажете. Но видите ли… у меня начались крови.
 Ее лицо пылало от страха и унижения, но граф решил, что это от девичьей застенчивости.
 Ему понравилась эта скромность, эта почтительность по отношению к нему и его желаниям. И ее откровенное признание. Граф чувствовал себя всемогущим. Подняв руку, он слегка потрепал ее по щеке. Дария призвала на помощь все свое самообладание, чтобы не отстраниться от него.
 — Ты все еще девственна? Роланд не изнасиловал тебя?
 Она покачала головой и открыто взглянула на него. Граф хотел прочесть в ее глазах, не лжет ли она, но Дария не позволит ему этого.
 — В таком случае я женюсь на тебе, как только мы вернемся в Тибертон. Я не стану досаждать тебе, Дария, своими мужскими потребностями. Возможно, ты была права, что не отдалась мне до свадьбы. Видно, сам Бог надоумил тебя сбежать от меня, чтобы позволить мне узнать его мысли по этому поводу. Клянусь, ты останешься девушкой до нашей брачной ночи. Тогда я возьму тебя, и ты будешь покорной и нежной.
 Она думала, что умрет от облегчения при этих словах. Он увидел это и нахмурился.
 — Нехорошо, что ты не хочешь меня в своей постели. Привыкай, Дария, поскольку ты будешь моей. Это так же верно, как и то, что я убью Роланда, а ты родишь мне сына к исходу зимы.
 Граф повернулся и сказал что-то Маклауду. Вскоре Дария держала сухую одежду и одеяло. Эдмонд показал ей на темный угол пещеры. Переодеваясь, она молила Бога, чтобы на сей раз граф сдержал слово и хотя бы на время оставил ее в покое. Просила Бога, чтобы он не отвернулся от нее и вразумил бы графа.
 Дождь лил полтора дня — холодный, обложной дождь. Дарии хотелось умереть. Она сидела на лошади позади графа, как раньше с Роландом. Один из его людей вел Кэнтора; конь больше не хромал. К тому времени как они вернулись в Тибертон, дождь перестал, и выглянуло яркое солнце.
 На следующий день сделалось жарко. Дария благословляла пот, выступивший у нее на лбу. Это было чудесно.
 Она постоянно думала о Роланде. Девушка была уверена в том, что он поправился, — ведь упрямый и настойчивый Роланд никогда не сдавался. Несомненно, он приедет в Тибертон за Кэнтором и, возможно, снова захочет увезти ее с собой.
 Когда Дария узнала, что в Тибертоне все еще не было священника, ей захотелось кричать от радости. Граф не женится на ней до тех пор, пока не найдет нового, и она будет ограждена от его домогательств. В безопасности, да, но надолго ли? Дария со вздохом отвернулась от узкого окна, услышав, как Ина сказала:
 — Ну и разозлился же граф, когда вы убежали. Вопил, ругался и трясся как безумный, а люди за его спиной прыскали со смеху — дескать, такая малышка оставила его в дураках. Да, они здорово смеялись оттого, что его сластолюбие перевесило набожность. Но он быстро погнался за вами. Граф замучил того фермера, что держал у себя лошадь священника, а потом вонзил ему нож между ребер, и оставил гнить в канаве.
 "Этот человек хотел только купить четырех коров», — подумала Дария. Lie pum buwch.
 Девушка почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Раздался стук в дверь, и вошла одна из служанок. Она принесла обед на подносе. Ее, несомненно, держали как пленницу. Женщина внимательно оглядела ее и сделала реверанс.
 — Я не голодна, — выдавила из себя Дария и снова повернулась к окну.
 Наутро граф с небольшим отрядом отправился на поиски шайки разбойников, захватившей маленькую английскую деревушку Ньючерч, пока он разыскивал Дарию в Уэльсе. На некоторое время девушка была свободна от его домогательств, но граф приказал держать ее взаперти. Эдмонд Клэр потрепал ее по щеке, садясь на боевого коня, но она увидела в его глазах голодный блеск и отстранилась.
 — Подожди немного, — пообещал он ей, — и у меня будет священник.
 С этими словами граф ускакал.
 Стояла середина лета, земля растрескалась от жары, небо было безоблачным и ярко-синим.
 Накануне вечером граф сказал Дарии, что священник наконец-то появится в замке. Он нашел его в Бристоле после долгих поисков, и святой отец прибудет в Тибертон через неделю. Тогда граф Клэр женится на ней, а затем изнасилует и убьет, обнаружив, что она не девственна. Дария прижала руки к животу. По крайней мере в последнюю неделю он не относился к ней как к пленнице. Граф вернулся с победой. Он повесил их всех, этих разбойников-валлийцев, которые еще дышали. Вот так.
 Казалось, Эдмонд Клэр забыл думать, что Роланд вернется за своим конем. Она подслушала его разговор с Маклаудом. В голосе графа сквозило неприкрытое презрение:
 — Этот шлюхин сын не может возвратить себе даже коня. Роланд знает, что я убью его, если он сюда сунется. Дария была права — он уехал в Англию.
 Маклауд просто обронил:
 — И тем не менее…
 Дария знала, что граф не доверяет ей, но она больше ничем не могла убедить его. Девушка сама начинала верить в то, что Роланд вернулся в Англию. А может быть, он умер? Был ли он поблизости? Нет, скорее всего нет. Она держалась робко и почтительно в присутствии графа, оставаясь молчаливой и словно окаменевшей наедине со своей служанкой.
 Девушка боялась, что Ина, которой она когда-то так верила, выдаст ее графу.
 По щеке Дарии скатилась слезинка. Она слизнула ее, почувствовав соленый вкус на губах, но не вытерла лица. У нее не было сил. Ей хотелось пить, но в кувшине, стоявшем возле ее узкой кровати, не было воды. Она медленно спустилась по крутым ступенькам в большой зал. Мужчины играли в шашки или рассказывали друг другу байки. Женщины скребли столы, разбрасывая свежую стружку. Никто не обратил на нее внимания. Графа она не видела. Дария вышла во внутренний дворик.
 Был полдень — время, когда большинство обитателей замка укрылись в тени от палящего солнца.
 Она направилась к бочке с водой, чувствуя, как горячие лучи обжигают кожу, но внутри у нее было холодно и пусто.
 — Что ты здесь делаешь? Дария уловила подозрение в голосе графа и, сделав над собой усилие, улыбнулась ему.
 — Я хотела набрать свежей воды. Сегодня жарко и сухо.
 Граф как будто поверил ее словам и пошел к бочке. Зачерпнув воды, он протянул ей чашку и смотрел, как она пьет.
 Затем Эдмонд Клэр сказал с разочарованием и недовольством:
 — Я только что получил весть о том, что в Тибертон скачет король. Он посетил Чепстоу, обрушив свой гнев на графа Херфорда, а теперь намерен приехать ко мне.
 Дария не поняла причину его плохого настроения.
 — Но ведь это большая честь для вас, знак королевской милости.
 Граф хмыкнул:
 — Не такая уж это честь! У него мало власти в наших краях, и это раздражает его, поскольку он хочет подмять все и вся под свою королевскую пяту. Он приходит, чтобы шпионить, унижать и угрожать. Будь я достаточно силен, и стань все приграничные бароны бок о бок, мы бы отослали его обратно в этот Содом, где он живет, в эту выгребную яму под названием Лондон. Пусть размножается со своей шлюхой и не сует сюда носа. Мы сохраняем мир и держим варваров в страхе.
 Да, король приезжает, чтобы проверить мое могущество. Он не задумываясь бы продал свою мелкую душонку дьяволу, если бы мог подчинить себе меня и всех тех, кто спасает Англию от валлийских дикарей. У него нет здесь власти. Ха! Никакой власти на реке Уай — и нечего ему тут делать!
 Пока он разглагольствовал, Дарии пришло в голову, что она сможет обратиться к королю за помощью. Возможно, ей удастся застать его одного и умолить освободить ее. Поверит ли он ей, если она повидается с ним? Ведь если он откажет ей в милости, граф убьет ее. Ну и пусть, какое это имеет значение? Эдмонд Клэр все равно расправится с ней, когда узнает, что она не девственница.
 "Что мне делать?» — в отчаянии думала Дария, заламывая руки.
 — Пей свою воду, — буркнул граф, подавая ей вторую чашку.
 Король Англии откинулся на спинку кресла и посмотрел на своего секретаря Роберта Барнелла. Шатер защищал их от жаркого полуденного солнца, и монарх пребывал в прекрасном расположении духа. Он уже посетил Херфорда, проклятого непокорного мужлана, а теперь собирался в Тибертон, чтобы научить графа Клэра, как следует вести себя со своим повелителем. Барнелл извинился и вышел на несколько минут, чтобы размять мышцы после длительного сидения. Его пальцы тоже устали от бесконечного записывания нравоучений короля. Когда он вернулся, на его лице было странное выражение, но король ничего не заметил.
 Барнелл откашлялся.
 — Сир, там стоит какой-то нищий калека, который просит разрешения поговорить с вами. Он уверяет, что у него чрезвычайно важные сведения.
 Король поерзал на кресле и смерил своего секретаря таким удивленным взглядом, что Барнелл снова смутился.
 — Он кажется безобидным, сир. Эдуард неожиданно рассмеялся. Он только что вкусно поел и выпил два кубка сладкого вина.
 — Говоришь, нищий калека, Робби? Старый попрошайка, что предпочитает подаяние короля простой солдатской монете? Побирушка, который предложил тебе поделиться деньгами, если я ему их дам?
 Отвечай, Робби, или ты проглотил язык и лишился рассудка?
 "Король играет со мной, — подумал Барнелл с облегчением, — по крайней мере не гневается». Эдуард хищно улыбнулся, напоминая в эту минуту волка, загоняющего ягненка. Завидев эту улыбку, подданные начинали униженно пресмыкаться перед повелителем. Секретарь подошел ближе.
 — Это не простой нищий, сир. Я полагаю, он достоин времени и аудиенции вашего величества. Старик не обычный христарадник, подходящий для…
 Эдуард перебил Барнелла:
 — Приведи его сюда, Робби. И моли Бога, чтобы ты не ошибся, иначе я вылью на тебя содержимое твоей чернильницы.
 Барнеллу очень не хотелось возвращаться к королю. Он вышел из шатра, пропустив древнего старца. «Ради всех святых, — подумал Эдуард, — старый дурень воняет, как мокрый баран, и того гляди упадет и испустит дух, настолько он слаб и немощен». Старик издал нечто вроде кудахтанья и отвесил низкий поклон. Но тут же очень бодро выпрямился.
 — Ты хочешь денег, — сказал король, нахмурившись.
 Нищий крякнул.
 — Нет, щедрый сир, я хочу женщину, которая согревала бы мою постель, женщину, удивительно прекрасную, с большой грудью и…
 Король в недоумении уставился на просителя.
 — ..и роскошной задницей. Женщину, чья кожа нежна, как кроличье брюшко, а грот глубок, словно колодец, для моего могучего жезла.
 Повелитель расхохотался.
 — Может быть, сначала предложить тебе женщину, чтобы искупать тебя? Кто ты, нищий? Простым бродягам не пристало так дерзко говорить со своим повелителем! Отвечай, мне надоело твое фиглярство.
 — Как вы нетерпеливы, сир. Я слышал, что даже лучшие актеры Лондона плачут от вашего невнимания. Почему…
 — Кто ты такой, наглый мужлан? — зарычал король, поднимаясь с кресла. К его удивлению, старик не затрясся от страха, даже не отступил назад. Он широко ухмыльнулся и принял еще более вызывающую позу. Затем совершенно неожиданно нищий сорвал с лица накладные усы и бороду. Король с недоумением наблюдал за этим превращением, онемев от удивления.
 Перед ним стоял Роланд, высокий, худой, с гордой осанкой, и проводил по зубам тыльной стороной ладони. Ладонь сделалась черной, а зубы белыми. Король покачал головой.
 — Боже мой, Роланд! Неужто я и впрямь забыл, как легко ты можешь преображаться. Я соскучился по тебе, грубиян ты этакий! — Он обнял молодого человека. — Клянусь святым Эндрю, ты должен помыться.
 — Ага. Я нашел этот бараний помет по дороге сюда. Буду держаться подальше от вас. Сначала я попрошу вас о милости, а потом искупаюсь. У вас есть время, чтобы выслушать мою просьбу, сир?
 — Робби сказал, что ты — нищий, достойный просить короля о милости. Но что, Роланд, если я скажу «нет»?
 — В таком случае мне придется поведать вам о моих приключениях в Париже, где дамы совершали торжественные обряды и церемонии над моим бедным телом с большим энтузиазмом и изобретательностью. Ах, сир, эти откровенные и непристойные рассказы заставят вас облизнуться.
 — Я желаю услышать и твою просьбу, и подробный рассказ о твоих приключениях. Роланд ухмыльнулся.
 — Вот и ответ на мольбы бедного нищего. Я понятия не имел, что делать, а вы, как благородный рыцарь, приходите мне на помощь. По крайней мере я надеюсь на ваше покровительство.
 — Ты говоришь загадками, Роланд. Иди сюда и садись. Робби, прекрати бормотать и возвращайся. Я хочу, чтобы ты защитил меня от этого наглого нищего.
 — Но мой запах, сир…
 — Ерунда. Не приближайся ко мне больше чем на три фута, и я потерплю.




 Глава 9


 Дария стояла около узкого окна, выходившего во внутренний двор, и дрожала от страха. Час назад прибыл священник, и граф, сгорая от нетерпения освятить свои отношения с ней в глазах Бога, объявил ей о том, что брачная церемония состоится этим вечером.
 Дарии было неимоверно трудно оставаться покорной, но она превозмогла отчаяние и спросила ровным голосом:
 — А как насчет визита короля, милорд? Разве вы не ожидаете его в ближайшее время?
 — Я молю Всевышнего, чтобы его королевское величество не спешило. Он может приехать и завтра — я не против.
 Она не поднимала глаз, а в ее голове одна за другой возникали разные идеи, но почти все бесполезные. Немного помолчав, граф продолжал:
 — Я сдержал клятву, Дария. Теперь ты знаешь, что я человек чести, и у тебя нет причины избегать меня.
 Да, он сдержал слово. И сегодня вечером возьмет ее. Девушка молилась о том, чтобы король приехал как можно скорее. Она пристально всматривалась вдаль, но не видела ничего, кроме непроходимых лесов да крутых гор.
 Граф смотрел на нее, нахмурившись.
 — Оденься так, как подобает невесте графа Клэра. Ты меня понимаешь, Дария? Я хочу, чтобы ты улыбалась и показывала всем, что выходишь за меня замуж по доброй воле.
 Девушка кивнула. Он еще мгновение глядел на нее, затем схватил и прижался губами к ее губам. Дария закрыла глаза, заставив себя не сопротивляться. Его влажный язык проник ей в рот, и девушке захотелось плюнуть ему в лицо. Он отпустил ее и сказал:
 — Я женюсь на тебе, несмотря на то что твой презренный дядя не прислал приданое. Ну ничего, я подам петицию королю, и то, что по праву должно принадлежать мне, будет моим. — При этих словах он победоносно потер руки и заключил:
 — Дэймон Лемарк бессилен, поскольку на моей стороне будет король. Он, конечно, станет орать и выть, но это ему не поможет. Наконец-то я победил!
 Граф круто повернулся и вышел, оставив ее одну. Дария смотрела ему вслед, опасаясь, не лишился ли он рассудка.
 Внезапно ее сердце сжалось от воспоминания о чем-то жизненно важном… Она выглянула во двор, и, хотя не увидела там ничего нового, у нее вновь возникло странное чувство, будто она знает то, что произойдет. Может быть, она окончательно свихнулась?
 И тут Дария заметила его. Согбенный старик с густыми спутанными белыми волосами ковылял в своих лохмотьях к колодцу, подволакивая правую ногу. Девушка впилась в него глазами, вне себя от радости, снова и снова повторяя его имя, и он поднял голову. Она увидела морщинистое лицо, обнажившиеся в улыбке гнилые черные зубы.
 Немыслимо! Однако Дария знала, что это Роланд. Она отчаянно замахала ему рукой.
 Но он отвернулся, не подав ей ни малейшего знака, и продолжал идти к колодцу неторопливой, шаркающей походкой.
 "Его не узнала бы родная мать», — подумала девушка и улыбнулась. Он пришел… пришел за ней… или за своим конем, а может быть, за ними обоими, если ей повезло и Роланда интересуют хотя бы деньги ее дяди.
 Как ей заговорить с этим нищим? Почему Артур, привратник, позволил ему войти в замок? Какой план у него на этот раз? Ее голова разламывалась от вопросов, но больше всего ей хотелось убедиться в том, что он совершенно здоров. Она спустилась вниз и пошла к колодцу. Впервые с тех пор как почти два месяца назад граф привез девушку в замок, ее походка была легкой и быстрой.
 Когда она подбежала к колодцу, старика там не было. Он словно сквозь землю провалился. Дария посмотрела по сторонам, чувствуя страшную тяжесть в груди. Наверное, ей это только привиделось. Она тяжело вздохнула и круто развернулась, заметив, что ее туфли вздымают облако пыли. Но что с того, если ее подвенечное платье станет таким же грязным, как лохмотья старика? Ей было все безразлично, и только одна мысль не давала покоя: где он?
 Роланд стоял в тени сарая и наблюдал за тем, как девушка медленно, спотыкаясь, возвращалась в большой зал. Она сразу же узнала его. Невероятно, но Дария распознала его даже на расстоянии! Это смущало и ставило его в тупик. У него упало сердце. Его жизнь зависела от этого маскарада, однако он не смог ни на минуту обмануть девушку.
 Он двинулся в сторону кухни, не теряя Дарию из виду. Один из поваров завернул за угол, и Роланд сильнее сгорбился и начал чесать подмышку и бормотать что-то себе под нос, всем своим видом показывая, как ему больно ступать на ногу.
 Она узнала его. Но как? Повар смерил его взглядом, в котором сквозили одновременно жалость и презрение, пожал плечами и отвернулся, чтобы облегчиться.
 А вдруг она выдаст его? Разумеется, на нее это не похоже. Как сказал ему Отис, конюх, ее насильно выдавали замуж за графа Клэра. Откуда Отис это знал, Роланд не спрашивал; в замке никогда нельзя было ничего утаить. Он подслушивал целый день, и никто не обратил внимания на старика нищего.
 Роланд знал, что граф держал Дарию взаперти, пока на несколько недель уезжал в поход. Услышав это, Роланд выругался. Если бы только он мог вернуть ее раньше, если бы только… Но теперь слишком поздно горевать. В этот вечер она должна была стать женой Клэра. На мгновение Роланд закрыл глаза.
 Король приедет в Тибертон только завтра, но завтра все будет кончено.
 Клэр женится на ней, и тогда сам король не сможет вырвать девушку у человека, лишившего ее невинности. А затем Эдмонд Клэр, конечно, захочет заполучить ее наследство. Роланд не сомневался в том, что граф уже овладел Дарией, ведь у него не было священника, который мог бы остановить его.
 Роланд чертыхнулся. Они были так близки к спасению! Проклятая болезнь… Это причина всех несчастий. Теперь Дария больше не девственница, и в этом его вина. В сложившейся ситуации требовался новый план. Ну что ж, он умел быстро приспосабливаться к обстоятельствам. Это не раз спасало его жизнь. Сейчас, быть может, спасет и Дарию.
 Ина радовалась тому, что ее маленькая госпожа скоро выйдет замуж за могущественного графа Клэра. Дария была слишком худа, но тем не менее казалась очень красивой в бледно-розовом шелковом платье и темно-розовой накидке. Длинные рукава закрывали запястья, а талия была перетянута золотым поясом из мелких звеньев. Да, она, несомненно, была достойна сделаться хозяйкой Тибертона. Ина ликовала.
 Длинные волосы Дарии были распущены, что означало — невеста непорочна. На лице Дарии появилась странная улыбка, когда Ина настояла на этом древнем обычае, однако она ничего не сказала.
 Девушка бы предпочла заплести волосы в косу и уложить вокруг головы. Но что подумает граф?
 — Вы взволнованы, — констатировала служанка, заметив блеск в глазах госпожи. — Да, теперь вы образумитесь и забудете своего красивого молодого священника. Он бросил вас, и если бы не граф, вы сейчас уже были бы мертвы. Но отныне все пойдет так, как и должно быть. Вы — молодая леди и заслуживаете не бедного священника, каким бы красавчиком он ни был. Ральфа Колчестера здесь нет, так что вашим мужем будет граф. Да, все складывается как нельзя лучше.
 Дария потупилась. Старуха многое замечала, хотя все больше дряхлела. Но девушка не хотела, чтобы Ина объявила графу, что ее маленькая госпожа сгорает от нетерпения, иначе Клэр может подумать, что она освобождает его от клятвы, и овладеет ею еще до брачной церемонии. Дария сделала нетерпеливый жест, когда служанка вплетала в ее волосы белую ромашку.
 Где Роланд? Она испытывала привычный страх из-за того, что он вернулся только за Кэнтором. Неужели она для него совсем ничего не значит, и он не станет подвергать себя риску, чтобы спасти ее? Даже деньги не стоили этого риска. Может быть, он понял, что граф прав и у него нет шанса. Но как старому нищему удастся выкрасть коня?
 — Ваша фата, госпожа. Дария уставилась на золотой обруч, с которого ниспадала прозрачная ткань. В ней будет душно, но с другой стороны, это избавит ее от необходимости смотреть на графа и позволит мечтать о том…
 — Дай мне ее.
 Раздался громкий стук. И не успела девушка ответить, как дверь распахнулась и порог переступили две женщины. Старшая была Дарии не знакома, а молодую она узнала. Они вошли крадучись и закрыли за собой дверь.
 — Кто вы? Что вам надо? — Дария вскочила и уставилась на них.
 Старшая женщина сказала, опустив глаза:
 — Я пришла спросить вас, маленькая госпожа, согласны ли вы уйти со мной, до того как священник объявит вас женой графа?
 — Я готова! — вскричала Дария, вне себя от волнения. — Да, ради всех святых! А мы возьмем с собой Ину?
 Роланд, ибо это был не кто иной, как он, покачал головой.
 — Нет, она выдаст нас графу. Мы не можем рисковать.
 Второй женщиной была Тильда, дочь кузнеца, работавшего в замке. В свои четырнадцать лет она была так красива, что мужчины останавливались как вкопанные, увидев ее. Она была немного выше Дарии, с более светлыми волосами, но если обрядить ее в свадебное платье и фату…
 — Она сама этого пожелала, — лаконично объяснил Роланд, словно отвечая на невысказанный вопрос Дарии. — Быстро сними это платье, пока я свяжу старуху.
 Через несколько минут Дария прилаживала покрывало на прелестное лицо Тильды. Девушка дрожала от радости, но Дария была встревожена. Тильда — простолюдинка; что сделает с ней граф, когда обнаружит обман?
 — Дария, надень мужское платье. И заплети свои чертовы волосы в косу.
 — Ах, Роланд, ты такая беспокойная мать. Он ухмыльнулся:
 — Неужели тебя ни на мгновение не обманул мой наряд?
 Девушка покачала головой.
 — Нет, даже когда ты улыбнулся мне в обличье старого нищего с гнилыми зубами.
 Роланд вспомнил, при каких странных обстоятельствах произошло их знакомство, и нахмурился. Она тогда упала в обморок, словно его вид поразил ее каким-то необъяснимым образом. А теперь опять Дария узнавала его даже в маскарадных костюмах. Он связал старую женщину и запихнул под кровать. Затем встал возле двери, пока Дария не сказала:
 — Я готова.
 Роланд обернулся и увидел, что Дария улыбалась, глядя на него с бесконечным доверием и… что-то в ней переменилось…
 — Тильда, не поднимай фату, пока граф не скажет тебе снять ее. Ты поняла?
 Девушка кивнула. Она была счастлива.
 — Спасибо, Тильда, — Дария обняла ее и взяла Роланда за руку.
 — Опусти голову и ничего не говори.
 — Кажется, я уже это когда-то слышала, Роланд.
 — Я — твоя мать, черт возьми.
 Все слуги и вассалы находились за стенами замка, поскольку день был жарким, и граф выставил бочки с элем и столько еды, сколько большинство из них не видывало за целый год. Все кричали и отпускали громкие шутки. Графа там не было.
 — Спасибо, — поблагодарил Роланд стражника, который предложил ему кубок с элем и спросил, что он здесь делает. — Полюбуйся-ка на этого маленького негодяя. Хотел поглядеть на невесту графа. Ну и задам я ему трепку.
 Они шли в толпе, и Роланд заводил с людьми разговор, в то время как сердце Дарии готово было выскочить из груди от страха и радости.
 Когда они достигли ворот, привратник широко улыбнулся им и помахал рукой. Дария потянула Роланда за рукав женского платья.
 — Твоя лошадь! Кэнтор!
 Роланд обернулся и зашипел на нее:
 — Ш-ш-ш-ш.
 Как только путники вышли за ворота замка, Роланд взял девушку за руку и потащил за собой.
 — Спасибо, — сказала она.
 — Мать должна защищать сына. Держи язык за зубами.
 — Роланд, ты оставил Кэнтора.
 — Ненадолго.
 — О-о… Граф говорил, что ты вернешься за своим конем, но не…
 — Но не за тобой?
 — Да, и я тоже так думала, пока вчера не увидела тебя и не помолилась о том, чтобы ты увез и меня.
 — Ты забываешь, Дария, что меня ждет много монет в Реймерстоуне. Если бы я позволил графу жениться на тебе, то не получил бы ни пенни.
 Она почувствовала укол в сердце, такой сильный, что чуть было не задохнулась.
 — Я по-прежнему для тебя только ценный груз, который нужно доставить по назначению и забыть о нем.
 — Ты тоже бросила меня на милость этого пиявочника и назойливой Ромилы. Хорошо еще, что ты не украла всех моих денег, Не то мне пришлось бы расплачиваться с ней своим бедным телом. Она мне в матери годится, а туда же — хотела, чтобы я переспал с ней. Мне пришлось выпрашивать у нее свою одежду.
 — Ложь! Ромила научила меня, как с тобой обращаться, и… я старалась спасти тебя! И спасла!
 — Расскажешь свои сказки позднее, когда мы будем далеко от Тибертона. А сейчас надо поторапливаться. У меня спрятана лошадь в этом леске.
 — Куда мы поедем?
 — Разумеется, повидаться с королем и королевой Англии!
 Эдуард и Элеонора уставились на пожилую женщину с болтающимися, бесформенными грудями, одетую в неряшливое платье. Она опиралась на палку, грязной рукой обнимая за плечи мальчика.
 — Ну вот и он, сир. Малый заорал, как павлин, когда я сказал ему, что король хочет его видеть.
 Эдуард покачал головой и расхохотался. Королева озадаченно пробормотала:
 — Я не понимаю, милорд, это…
 — Да, это наш Роланд со своим сыном.
 — Ваше величество. — Роланд отвесил королеве глубокий поклон. — Это Дария, дочь Джеймса Фортескью и племянница Дэймона Лемарка, графа Реймерстоуна. Я второй раз пытаюсь спасти юную леди и, надеюсь, последний. Граф Клэр вожделеет ее.
 Дария была поражена. Она хотела заговорить, но голос сорвался. Она сделала неловкий реверанс.
 — Твой отец был прекрасным человеком, Дария, — обратился к ней король. — Нам его очень не хватает. Ну а тебя, Роланд, я поздравляю с новым преображением. Ты очень изобретателен. Однако мне не хочется переспать с тобой.
 — Не знаю, — задумчиво произнесла Элеонора, — по-моему, она красивая женщина, умная и опытная обольстительница. Если бы не гнилые зубы, я бы сразу прониклась к ней доверием.
 Роланд улыбнулся королеве, которая была столь же доброй, сколь красивой, и заметил, что ее живот опять округлился.
 — Благодарю вас за то, что не прогнали нас. А теперь мне бы хотелось вернуть себе мужской облик, ваше величество. И не могла бы Дария получить здесь платье и ленты?
 — Конечно, — сказала королева и хлопнула в ладоши. — Пошли, дитя.
 Дария увидела Роланда только во второй половине дня. На нем снова была мужская одежда, и он был так красив, что ей захотелось броситься ему на шею и сказать, как сильно она его любит. Но он разговаривал с солдатами, и девушка сдержалась. Когда один из солдат отошел, она приблизилась к нему и легонько дотронулась до его рукава. Он взглянул на нее и замер. Ее взгляд был нежным и… любящим.
 Роланд отступил на шаг назад.
 — С тобой все в порядке?
 — Да, — со счастливой улыбкой ответила Дария. — Как ты думаешь, граф уже женился на Тильде? Он ведь не причинит ей зла?
 Роланд покачал головой.
 — Скорее всего овладеет ею, а потом сделает своей любовницей. Она очень красива.
 — Как ты себя чувствуешь, Роланд? Я так волновалась за тебя и не знала, что делать, когда конюх сказал мне, что какие-то люди расспрашивали его о Кэнторе.
 — Вот, значит, что случилось. А я не мог понять, почему ты так внезапно исчезла. Я пытался искать тебя, но ухитрился только свалиться с лестницы.
 Девушка сильнее сжала его руку, лаская ее, и он нахмурился.
 — Дария, что с тобой?
 До нее вдруг дошло, что Роланд немало удивлен ее поведением. Должно быть, он не помнит, что произошло с ними в доме отца Мардо. Дария взглянула на него голодными глазами, затем быстро отняла руку и отвернулась.
 — Все хорошо. Что теперь с нами будет? Откуда ты знаешь короля и королеву? Кажется, они твои друзья. Говорят, что мы завтра уезжаем в Тибертон. Как это так? Граф…
 Роланд прижал палец к ее губам.
 — Доверься мне, — сказал он, — и я уведу моего коня. А ты скоро вернешься в Реймерстоун.
 Ее лицо окаменело, но он не обратил на это внимания.
 Вечером королева Элеонора, от которой не укрылись чувства Дарии, просто спросила ее, как она относится к Роланду де Турне, нисколько не сомневаясь, что тот отвечает девушке взаимностью. Да и немудрено, ведь его спутница была богатой, симпатичной и… Потягивая сладкое аквитанское вино, королева с улыбкой обратилась к Роланду:
 — Вы хотите пожениться до того, как приедете в Тибертон, опасаясь, как бы граф не оглушил нас своими криками?
 Роланд уронил на тарелку ребро барашка, которое поднес к губам. Он взглянул на Дарию; бедняжка широко раскрытыми глазами смотрела на королеву. Роланд быстро сказал:
 — Ваше величество, я намерен доставить Дарию к ее дяде. Я взял на себя эту миссию и поклялся, что верну ее непорочной. Мы не собираемся вступать в брак. Боюсь, вы не правильно поняли ситуацию.
 Элеонора склонила голову и повернулась к королю. Эдуард выглядел озабоченным.
 — Роланд, я знаю, что ты согласился спасти Даршо, но теперь все изменилось. Пойми, ты не должен расставаться с Дарией, по крайней мере сейчас. Ты несешь ответственность за нее. Она дама, Роланд, твоя дама.
 Роланд приготовился было возразить, но в этот момент появился слуга, чтобы наполнить бокалы сладким вином. Роланд подождал, пока тот выйдет из шатра, и сказал, глядя на Дарию:
 — Не понимаю, в чем дело? Я не отказываюсь от ответственности за нее, до тех пор пока не верну ее Дэймону Лемарку.
 Дария переводила взгляд с короля на королеву и обратно. Они хотели выдать ее замуж за Роланда, потому, что она призналась королеве в своей любви к нему? Но любовь не имеет отношения к свадьбе, особенно когда у невесты такое огромное приданое, как у нее. Даже она это понимала.
 Но они ожидали, что Роланд все же женится на ней. Почему?
 Дария откашлялась и решительно произнесла:
 — Ваше величество, я не прошу Роланда стать моим мужем. Я люблю его, но умоляю вас, не принуждайте его к браку со мной только из-за того, что я открыла вам свои чувства. Он волен поступать так, как хочет. Я же постараюсь отговорить его возвращать меня дяде, даже если для этого мне придется размозжить ему голову и сбежать, — неудачно пошутила девушка.
 — Но, мое дорогое дитя, — начала королева, однако король перебил ее:
 — Роланд, пойми, честь превыше всего… — Он осекся, когда королева что-то прошептала ему на ухо. Его глаза прищурились, а потом заблестели.
 Элеонора взглянула на Дарию и ласково спросила:
 — Ты сказала ему, моя дорогая? Роланд вскочил на ноги.
 — Это уже переходит границы возможного! Ради всего святого, в чем дело?
 — Успокойся, Роланд, — произнес король. Дария чуть было не вскочила и не закричала так же громко, как Роланд.
 — Ваше величество, если вас интересует, сказала ли я Роланду о своих чувствах, то нет, не сказала. Он бы не захотел услышать от меня такие слова.
 — Проклятие, Дария? О чем ты болтаешь? Король наклонился и потрепал Роланда по плечу.
 — Ты — воин, столь же неутомимый в постели, как и на поле брани, Роланд, и теперь у тебя будет жена. Смирись с судьбой. Мне кажется, уже пора обзаводиться детьми. Мы с королевой будем крестными, и ты…
 — Крестными?.. — Его голос сорвался, и он уставился на Дарию. С ее лица сошли все краски, зрачки были расширены, кулаки сжаты. — Говори, а не то я выволоку тебя отсюда и изобью до полусмерти.
 — Роланд!
 — Она скажет мне, что происходит! — Но он уже обо всем догадался, и от этого ему стало тошно.
 — Дария ждет ребенка, — объявила королева. Роланд не мог до конца постичь смысл этих слов. Ждет ребенка!
 — Ради всех святых, чьего ребенка? Дария только покачала головой, но королева уверенно произнесла:
 — Естественно, твоего, Роланд!
 — Моего? Но это невозможно. Я никогда… — Он снова осекся. Ему все стало ясно. Граф насиловал ее эти два месяца. Господи, она беременна ребенком графа Клэра! Роланд пошатнулся, как от удара. Его захлестнула такая ненависть к этому человеку, что он чуть не задохнулся. Но Дария ничего не сказала, даже не намекнула, черт бы ее побрал! Ему захотелось ударить ее и заорать. Вместо этого он набрал в грудь побольше воздуха и обратился к королю:
 — Если позволите, сир, я бы хотел поговорить с Дарией наедине. Я ни о чем не знал. Дария, давай выйдем.
 Девушка повиновалась ему и вышла с опущенной головой, бледная как смерть. Королева смотрела, как она покидала шатер, словно шла на казнь.
 Король уставился вслед человеку, которого знал без малого шесть лет. Роланд беззаветно трудился с ним на святой земле, постоянно рискуя жизнью, и монарх привык доверять ему.
 Он повернулся к жене:
 — Что-то не так, Элеонора? Королева выглядела такой же сконфуженной, как и ее супруг.
 — Я не сказала Дарии о том, что она беременна, Эдуард, чтобы не смущать ее. Я думала, что она об этом знает. Похоже, она понесла два месяца назад. Странно, что девушка ничего не подозревала. Очевидно, ее не тошнило.
 Король поцеловал жену и положил руку на ее округлившийся живот.
 — Ты помнишь нашего первенца, Элеонора? Какая-то женщина сказала тебе, что ты на сносях. А тебе было невдомек.
 — Ты прав, мой дорогой милорд. Но что теперь будет? Оказывается, никто из них ничего не знал.
 — Они поженятся. Оба молодые и здоровые, аристократы, а девушка в него влюблена.
 — Она его любит.
 Король махнул рукой.
 — Роланд не будет противиться. У него нет выбора, а он честный человек. Кроме того, Дария — наследница большого состояния и принесет ему достаточно денег, чтобы купить замок и земли в Корнуолле. Это хорошее решение. Меня беспокоило его будущее. В скором времени я, возможно, возвышу Роланда до уровня его противного брата, графа Блэкхита.
 Королеву занимала более романтическая сторона ситуации.
 — Девушка любит его больше, чем..', ну, я не могу придумать подходящего сравнения, милорд, пожалуй, она любит Роланда де Турне так же сильно, как я люблю вас, мой супруг.
 — Ну что ж, этим все сказано, — улыбнулся король, опускаясь в кресло.
 Выйдя наружу, Роланд увидел несколько десятков воинов, окружавших шатер, и понял, что должен сдерживать свой гнев. Он потащил Дарию за собой, несмотря на ее сопротивление, затем остановился и обернулся. С его губ готовы были сорваться проклятия и ругательства, но он овладел собой и произнес:
 — Говори, Дария.
 — Я не понимаю, как королева… Возможно, она ошибается, потому что меня не тошнит и не… Это, должно быть, очень сложно…
 — Нет ничего проще, чем забеременеть!
 — Я не знала, поверь! Наверное, ее величество более сведуща в таких вещах, чем я.
 Роланд сжал ее руку, и она поморщилась, но не вскрикнула.
 — Ну ладно, положим, ты не знала, что беременна. Теперь знаешь. У тебя не было месячных кровей? А груди набухли?
 Девушка покачала головой. Роланд станет допытываться до тех пор, пока она не скажет всей правды. Правда… Это единственное, чему он не поверит. Он ведь не помнит ту ночь. Что ей делать?
 — Не лги мне — это не поможет. Граф взял твою девственность, прежде чем я спас тебя, верно? Я не сомневался, что так будет. Ребенок его. Почему ты не сказала мне, что он изнасиловал тебя? Почему? Ты ведь знаешь, что я бы все равно спас тебя.
 — Граф не изнасиловал меня, — произнесла она глухим и ровным голосом.
 Роланд выругался и отшатнулся от нее.
 — Будь ты проклята, Дария! — заорал он. — Женщина рождается и живет с ложью на устах, ожидая только мужчину, которого сможет обвести вокруг пальца. И я тоже одурачен. Клянусь всеми святыми, я отвезу тебя к графу Клэру сегодня же! Если он не изнасиловал тебя, значит, ты сама этого хотела. Неудивительно, что ты бросила меня в Рексеме, воспользовалась тем, что я был слишком слаб и беспомощен. — Он потер лоб ладонью. — Неужели я всегда буду в дураках?
 — Очевидно, нет.
 Роланд повернулся к ней, дрожа от гнева.
 — Тебе не надо было убегать со мной во второй раз. Если только ты не хотела, чтобы я наказал графа. Я не понимаю тебя, черт побери! Скажи, зачем ты убежала со мной. Зачем?




 Глава 10


 — Граф поклялся, что не возьмет меня до свадьбы, и сдержал слово. Полагаю, он очень гордится собой. Это не его ребенок.
 Роланд не сводил с нее глаз. Раньше он считал ее искренней и простодушной, как дитя. Но Дария отнюдь не ребенок. Она сама ждет ребенка. Чей он мог быть? Роланд постоянно был с ней, за исключением того времени, когда лежал больной в Рексеме. Если граф изнасиловал ее, почему она это отрицает? Неужели боится, что он станет винить ее за насилие, какое учинил над ней этот шлюхин сын? Когда Роланд спас ее во второй раз, он гнал от себя такие мысли, хотя сомнения разъедали его душу. Но Дария настаивала на том, что граф не овладел ею.
 Роланд покачал головой:
 — В таком случае кто наградил тебя ребенком?
 Дария посмотрела ему прямо в глаза. Больше нельзя было щадить его и скрывать от него правду.
 — Ты.
 Она вздрогнула, когда Роланд разразился смехом, хотя и ожидала такой реакции. Продолжая смеяться, он сказал:
 — Наглая ложь, Дария. Мужчина знает, когда он берет женщину. Это не проходит незамеченным, вроде отрыжки. Когда должен родиться ребенок?
 — Поскольку я знаю точный день зачатия, я легко могу подсчитать.
 — Когда же это произошло?
 — Два месяца назад, в Рексеме.
 Он был тогда очень болен и не мог ее защитить.
 — Тебя там изнасиловали? Ты вышла одна, и на тебя напал какой-нибудь мужчина? Признайся мне, Дария. Ну, говори.
 — Нет, ты не изнасиловал меня.
 — Видит Бог, если ты сейчас же не прекратишь сочинять сказки, я тебя поколочу.
 — Ты был болен и в бреду видел какую-то женщину, точнее женщин, которых любил на святой земле. Я… ну, я ухаживала за тобой и захотела, чтобы именно ты был моим первым мужчиной.
 Роланд уставился на нее, открыв рот.
 — Ты хочешь сказать, что я овладел тобой — девственницей — и ничего не помню об этом?
 — Ты считал меня Лайлой.
 Он отпрянул назад, потрясенный до глубины души.
 — Лайла, — обронил он тихо. — Она не более чем бредовое видение. Неужели я так живо представил ее себе и взял тебя вместо нее, сам того не ведая? Абсурд. Ты совсем на нее не похожа.
 — Не похожа, — печально вздохнула девушка, отворачиваясь от него. — Ты ее, наверное, сильно любил. И еще там была Сина.
 — Сина, — повторил Роланд, как попугай. Нет, это все выдумки Дарии. — Слушай меня, слушай хорошенько. Я ничего не помню, и это правда. Не верю, чтобы женщина благородного происхождения позволила лишить себя невинности до свадьбы… нет, не верю. Ты говоришь, что даже помогала мне овладеть тобой? И сколько же раз я — мужчина в бреду и очевидно, похотливый, как козел, взял тебя?
 — Только один раз.
 — А, понятно. И в результате вспахивания твоего маленького лона ты теперь с ребенком.
 — Да. — Дария уже сама начала сомневаться в том, что все это было.
 — Ты что, издеваешься надо мной? Чем я заслужил такое обращение? Почему ты лжешь мне? Я не мог представлять себя в другом месте и с другими женщинами. Лайла и Сина остались в моем прошлом.
 Она молча смотрела на него. У девушки не было никаких доказательств, никаких других аргументов. Роланд подумал, что она собирается еще что-то сказать, и отмахнулся от нее.
 — Нет, Дария, хватит. Я устал от твоей лжи. А теперь тебе удалось убедить короля и королеву в своей очаровательной невинности. Господи, как я мог быть таким идиотом? По твоей милости я выгляжу в их глазах бессовестным негодяем.
 Он посмотрел на Дарию с такой ненавистью, что у нее сжалось сердце. Она ожидала, что он ей не поверит, но, признаться, была удивлена столь неприкрытой враждебностью. Девушка бросилась бежать куда глаза глядят, лишь бы скрыться от этого человека, который считает ее лгуньей.
 Внезапно его пальцы сжали ее руку, она вскрикнула и, повернувшись к нему, заколотила кулачками по его груди.
 — Отпусти меня! Не все ли тебе равно, что со мной будет?
 — Мне не все равно, — произнес он уже спокойно. — Ты знаешь, что нужна своему дяде только невинной. И это очень легко определить, если помнишь.
 Она закрыла глаза при воспоминании о том, как граф запустил руку в ее святая святых и щупал, цела ли хрупкая преграда ее девственности.
 — Дэймон Лемарк убьет тебя, если ты к нему вернешься в таком виде. Ты теперь для него обуза, Дария. Но ведь это не секрет, не так ли? Оттого ты и выдумываешь все эти небылицы. Стараешься просто спасти себя.
 — А что я для тебя значу? Она пожалела о своих словах в тот же миг, как они сорвались с ее уст, и побледнела как полотно. Роланд с раздражением посмотрел на нее.
 — Миссия, которую я должен выполнить; собственность, которую должен вернуть законному владельцу. Раньше ты была ценным имуществом, Дария, но теперь совершенно бесполезна.
 — Замолчи! — Она зажала уши руками, чтобы не слышать этих жестоких слов. Он стиснул ее запястья.
 — Скажи мне правду. Я помогу тебе, клянусь, но ты должна сказать правду!
 — Я не лгу. Ты бредил и сначала принял меня за Иоанну, кричал и обвинял в том, что она предала тебя. Потом заговорил на странном языке и назвал меня Лайлой, просил, чтобы я легла на тебя и позволила тебе войти в меня. Ты хотел сосать мои груди и ругал за то, что я была одета.
 — И ты поторопилась раздеться, — произнес он с сарказмом. — Иоанна действительно существовала — и я в самом деле мог вспоминать об этой шлюхе, когда метался в бреду. Но не более того, Дария. Невинная девушка не позволила бы мужчине командовать собой, жертвуя своей чистотой.
 — Еще ты упоминал о Сине.
 Роланд задумался, отказываясь верить. Ну да, он и впрямь мог говорить об этих женщинах. Однако человек, изнуренный лихорадкой, был очень слаб, чтобы заставить девушку отдаться ему.
 — Послушай, Роланд, возможно, я поступила глупо, но я лю… я хотела познать тебя. — «Почувствовать объятия твоих рук, узнать вкус твоих поцелуев, навеки запечатлеть в душе», — подумала она и горестно произнесла:
 — Если уж мне суждено выйти замуж за Ральфа Колчестера, я хотела иметь хотя бы одну ночь для себя, чтобы помнить о ней всю жизнь.
 Теперь он знал все. Дария видела, как гнев исказил его лицо. Он покачал головой. Все это глупость и ложь.
 — С чего бы ты отдалась мне, зная, что я принимаю тебя за другую? Повторяю ее имя, вижу перед собой, чувствую, когда вхожу в тебя, думаю, что целую и ласкаю ее, тогда как на самом деле на мои ласки отвечаешь ты? Нет, это абсурд. Ни одна женщина не согласилась бы на такое. А я знал много женщин, Дария. Женщина скорее бы заколола мужчину кинжалом и прокляла его.
 — Наверное, ты прав. Не знаю. Мне никто не говорил, как надо вести себя с мужчинами, а собственного опыта у меня нет. — Дария взглянула на него, и ее глаза были такими же печальными, как и голос, когда она тихо добавила:
 — Я прислушивалась только к голосу своего сердца. — Она глубоко вздохнула и выпалила:
 — Rydwi'n dy garu di, Roland.
 Он долго смотрел на нее. Наконец сказал ровным голосом:
 — Лживая сука. — Повернулся и ушел, бросив через плечо:
 — Уезжай, если хочешь. Я не стану тебя удерживать. Клянусь всеми святыми, мне наплевать, если я никогда больше не увижу твоей физиономии. Возвращайся к своему дяде или, на худой конец, к графу Клэру. Возможно, он не прочь позабавиться с тобой, если не обрюхатил еще Тильду и не забыл и тебя, и твое приданое.
 Он заставил себя идти дальше, не оглядываясь на нее. Она не могла любить его, черт бы побрал ее лживый язык! Не могла. Это было ему непонятно. Так же, как и ее дар сразу узнавать его в любом обличье.
 Кто научил ее этим валлийским словам? Впрочем, какая разница?
 Роланд, должен вернуться к королевской чете и как-то объяснить им все. Убедить их в своей невиновности и при этом не выставить Дарию шлюхой… Он выругался. Что делать?
 — Граф Реймерстоун убьет меня, но это полбеды. Хуже того, он убьет и Дарию, причем без малейших колебаний и сожалений.
 Эдуард пожал плечами.
 — Ты ведь не какой-нибудь простолюдин, Роланд. Твой род столь же древний, как и его, и… Роланд перебил его:
 — Вы не понимаете, сир. Этот человек хотел, чтобы Дария вышла замуж за Ральфа Колчестера и только за него, потому что взамен он получил бы земли и приумножил свои владения.
 — А граф Клэр похитил ее?
 — Да.
 — Запутанная история, верно? Похожа на одну из твоих сказок, Роланд, со многими переплетениями и неожиданными поворотами. Только на сей раз именно тебе предстоит придумать хороший конец.
 — Вы уверены, что я — отец ребенка? Разве я когда-нибудь лгал вам? Король смутился.
 — Нет, но королева считает, что девушка говорит правду. Послушай, Роланд, ты не мог овладеть ею, приняв за другую?
 — Это невозможно. Вы сами можете в это поверить, сир?
 — Не могу.
 — Она также говорит, что забеременела с одного раза. В это я тоже не верю.
 Король улыбнулся и заерзал в кресле.
 — Отчего же? Такое часто случается, знаю по личному опыту.
 Воцарилось неловкое молчание. Эдуард терпеть не мог подобных конфликтов. Он хотел увидеться с графом Клэром лицом к лицу и лишить его власти, а затем отнять у приграничных баронов все их могущество. Он, король Англии, жаждал властвовать и в Уэльсе — построить замки, чтобы утвердить свое влияние, и поставить проклятых валлийцев на колени… а вместо этого старался разрешить проблему, не имевшую очевидного решения. Впрочем…
 — Из этого положения, кажется, есть выход. Мы можем держать девушку у нас, пока она не родит. Если ребенок будет похож на тебя, ты женишься на ней. Если будет похож на графа Клэра… по-моему, у него ярко-рыжие волосы, тогда его отцовство будет доказано.
 — А что, если ребенок не будет похож ни на одного из нас? Или — вылитая мать? Король тихо выругался.
 — Что ты скажешь, Робби? Роберт Барнелл, до сих пор не принимавший участия в разговоре, был явно не в своей тарелке.
 — Вы хотите узнать, что думает по этому поводу церковь?
 Роланд хмыкнул.
 — Говори, Робби.
 — Церковь бы сочла, что в данном случае порицанию подлежит именно женщина, независимо от ее социального положения или предполагаемой невинности. Это было бы только ее виной. Она бы заслуживала осуждения, и…
 — Прекрати. Достаточно, черт тебя побери! — не выдержал Роланд.
 — ..на нее бы смотрели как на шлюху, обманщицу, запятнавшую честь семьи…
 — Замолчи, я сказал!
 — Но, Роланд, — вмешался король, — ты ведь утверждаешь, что ребенок не твой. Значит, она лжет. Кого ты защищаешь? Робби, что бы порекомендовал Стивен Лангтон?
 — Он бы наверняка решил, что она должна быть лишена приданого и отвергнута семьей и всеми, кто раньше верил в ее добродетель.
 Роланд казался потрясенным.
 — Но тогда она бы умерла вместе с младенцем. Роберт Барнелл пожал плечами.
 — Вероятно.
 — И церковь полагает, что это нормально, когда двое — женщина и ребенок — гибнут, а мужчина, ответственный за то, что произошло, остается на свободе, и репутация его нисколько не страдает?
 — Мужчина слаб плотью, — сказал Барнелл. — А женщина — это то существо, которое использует мужскую слабость во зло.
 — Значит, таков завет Господа и его бесконечной справедливости? Мне от этого тошно.
 Роланд вскочил на ноги и зашагал по просторному королевскому шатру. Он выругался на четырех языках.
 Эдуард наблюдал за Роландом. Он не сомневался, что его друг неравнодушен к девушке. Вслух он произнес:
 — Я вижу два возможных выхода из сложившегося положения. Первый: ее возвращают дяде, второй: ее возвращают графу Клэру. Есть ли другие предложения?
 Роланд вздохнул:
 — Дарии так и так не сносить головы.
 — Я спросил вас обоих, есть ли другие предложения? — терпеливо повторил король.
 Наступила глубокая тишина. Роланд слышал, как где-то вдалеке смеялся солдат, слышал биение собственного сердца.
 Король взглянул на него и понял, что он принял неколебимое решение. Но что, если она все-таки носит чужого ребенка? Он не мог поставить своего друга в безвыходную ситуацию.
 Роланд поднял голову и посмотрел на короля.
 — Я женюсь на ней.
 — Но мне надо сначала повидаться с графом Клэром, — возразил Эдуард, поднимая руку. — Будь благоразумным, Роланд. Я выясню, является ли граф отцом ребенка и что он сделает, если она вернется. Говорят, я неплохо разбираюсь в людях. Позволь мне судить об Эдмонде Клэре. Возможно, он захочет ее принять, и если ребенок, которого она носит, его…
 — Дария презирает графа. Даже вы не захотите отдать ее человеку, которого она ненавидит. Он превратит ее жизнь в ад. А когда вы уедете, кто ее защитит?
 — Но если девушка заслуживает наказания, если она лжет по причине, которая нам не известна, тогда такое обращение…
 — Я женюсь на ней, — повторил Роланд устало. Он выглядел так, словно потерпел поражение.
 Монарх отвернулся, чтобы Роланд не заметил написанного на его лице удовлетворения. Он видел, что девушка была не безразлична Роланду. Кроме того, она принесет ему хорошее приданое: король Англии проследит за этим. Мир полон внебрачными детьми. Даже его любимая дочь Филиппа была внебрачным ребенком.
 Но какое это имеет значение, когда есть деньги, земля и знатный род. Хорошо, если родится девочка. В таком случае Роланду не придется оставлять свое состояние сыну другого человека.
 — Я думаю, — произнес Роланд, словно размышляя вслух, — что граф изнасиловал ее, но ей стыдно в этом признаться. «Но почему она сказала, что это мой ребенок?» — подумал он.
 Король промолчал — он был не глуп — и кивнул Роберту Барнеллу.
 — Пошлите Эрика к ее величеству и сообщите ей, что мы сыграем свадьбу, как только Дария будет готова.
 Роланд мгновение поколебался, точно хотел запротестовать, но сдержался и принялся вновь мерить шагами шатер. Король допил вино.
 — Это вино привозят от отчима Грелема де Мортона, — сообщил он, чтобы прервать неловкое молчание. — Оно превосходно. Скоро вы будете соседями. И ты последишь за моей дорогой дочерью Филиппой и ее негодяем-мужем. Да, Фортенбери — негодяй, но девочка хотела его, не желала слышать ни о ком другом. Выскочила за него замуж, и все.
 Роланд на минуту забыл о собственных неприятностях.
 — Филиппа не знала о том, что она ваша дочь, когда выходила замуж, сир.
 — Тем хуже. Кто-нибудь должен был бы знать. Она очень похожа на меня — с этими прекрасными волосами и глазами.
 — Де Фортенбери не посрамит вас.
 — Все равно я буду держать с ним ухо востро, — пошутил король и стал молча наблюдать за Роландом, расхаживающим по шатру.
 Внезапно он остановился, когда вошла королева. Казалось, она чем-то встревожена.
 Король быстро встал и подошел к ней. Они о чем-то тихо переговаривались, и Эдуард все больше хмурился. Потом он повернулся к Роланду:
 — Дария отказывается выйти за тебя замуж.
 — Что? Элеонора сказала:
 — Потому что вы считаете ее лгуньей и не более чем имуществом, которое надо вернуть ее дяде за деньги. Она говорит, что скорее уйдет в монастырь.
 — Я не думал о такой возможности, — задумчиво протянул король. — Наверное, это наилучший выход, хотя…
 Роланд перебил его:
 — Вовсе нет! Монастырь лишит ее всякого присутствия духа. — И тут он увидел Дарию в маленькой долине Уэльса. Девушка обхватила себя руками и казалась такой счастливой, что он улыбнулся, глядя, как она танцует. — Нет, Дария не создана для заточения в монастыре. Черт бы побрал эту своенравную неблагодарную шлюху!
 — Но, Роланд…
 — Я ей покажу! Пусть приведут священника. Где она — в вашем шатре, ваше величество?
 — Да, Роланд, она у меня, — сказала Элеонора и замолчала, сжав руку королю.
 — Проклятая женщина! — пробормотал Роланд, выходя из шатра без разрешения повелителя. — Она извела меня своей неблагодарностью, ложью и непослушанием. Нет, я побью ее.
 — Теперь все будет хорошо, — произнесла Элеонора, улыбнувшись супругу.
 Дария сидела одна в шатре королевы на толстом персидском ковре, глядя остановившимся взором на его замысловатый орнамент. Ее руки были прижаты к животу. Позволит ли ей король уйти в монастырь? Позволит ли дядя остаться там? Девушка слышала, что для принятия пострига аристократкой вроде нее требуется много денег — может быть, все ее приданое, ибо она будет невестой Бога. А если дядя откажется отдать деньги? Что ей тогда делать? Все что угодно будет лучше, чем выйти замуж за Ральфа Колчестера или графа Клэра. Кроме того, Дария не хотела умирать, а граф, безусловно, убьет ее, когда узнает, что она ждет ребенка. Девушка подумала о Роланде и потупилась. На глаза навернулись слезы, и бедняжка смахнула их тыльной стороной ладони. Ну что ж, отныне она сама несет ответственность за свою жизнь.
 Когда Роланд вошел в шатер, Дария подняла голову и посмотрела ему в глаза. Она ждала, что он придет. Разве не принес он огромную жертву, решив жениться на ней? Но Дария освободит его от необходимости делать то, что ему так ненавистно. Тогда по прошествии лет он будет по крайней мере вспоминать о ней с нежностью. Она не даст Роланду принести себя в жертву собственному благородству. Это было бы с ее стороны бесчестно.
 — Здравствуй, Роланд. Что ты хочешь? Ему не понравился ее равнодушный тон и застывший взгляд, а также то, что она сидела на полу, скрестив ноги, с рассыпавшимися по плечам волосами.
 Он глубоко вздохнул и произнес, стараясь казаться спокойным:
 — Я хочу знать, почему ты сказала королеве такую глупость.
 Она вздернула бровь и смотрела на него до тех пор, пока он не опустился возле нее.
 — Почему, Дария? — Роланд был совсем рядом, но не дотрагивался до нее.
 — Я глубоко религиозна, Роланд. Не веришь? Но это правда. Я не хочу умирать. Ты сам сказал, что мой дядя убьет меня, если я вернусь к нему. А граф Клэр забьет меня и моего неродившегося ребенка до смерти, если король заставит его жениться на мне. Это же понятно. Но я хочу жить — я еще так молода.
 — Я предлагаю тебе другой вариант. Выходи за меня замуж. Прямо сейчас.
 У нее больно сжалось сердце.
 — Этого я тоже не могу, — Ты думаешь, что я лгу? Боишься, что я буду бить тебя?
 — Нет.
 — Я не убью тебя, даже если таким образом мог бы заполучить твое огромное приданое.
 — Знаю.
 — Стало быть… — Он зарычал от ярости. — Это твой благородный жест, не правда ли? Освободить беднягу от обязательств, но прежде поставить его на колени, заставить пресмыкаться и умолять, но в конце концов все равно поступить по-своему. Ты презираешь меня? В таком случае ты развратнее этой проклятой суки Иоанны Тенесби! Но я не потерплю этого, Дария! — Роланд еще ни разу в жизни не был так зол. — Клянусь всеми святыми, я отстегаю тебя!
 Он рывком поднял ее и опустился в кресло королевы. Положив девушку к себе на колени, Роланд занес руку над ее ягодицами. Она замерла, а потом сделала отчаянное усилие вырваться. «Сильная», — подумал он, замахнувшись во второй раз. Дария не издала ни звука.
 — Что, молчишь? Упрямая же ты женщина. Может быть, задрать тебе платье и дать почувствовать мою горячую руку? — И прежде чем она успела ответить, он обнажил нижнюю половину ее тела. Но на сей раз не ударил девушку. Его рука повисла в воздухе. Роланд уставился на ее ягодицы — белые, гладкие и круглые, на длинные стройные ноги. Он судорожно сглотнул, застонал и выругался, чувствуя, как поднимается желание. Потом сбросил ее с колен и поднялся, тяжело дыша, уперев руки в бока.
 — Будь ты проклята, Дария. Я бы запомнил тебя, если бы взял, по крайней мере твою аппетитную задницу трудно забыть. Ну, приготовься, упрямица. Ты выйдешь за меня замуж сегодня вечером, прежде чем я успею передумать. Если будешь по-прежнему упираться, я буду бить тебя до тех пор, пока ты не запросишь пощады, так и знай.
 С этими словами Роланд пошел к выходу. Там он обернулся и погрозил ей пальцем.
 — Я не шучу, Дария. Ты выйдешь за меня замуж и не вздумай перечить.




 Глава 11


 Молодой священник-бенедиктинец Ансель, всей душой преданный Роберту Барнеллу и королю Эдуарду, старался отправить брачный обряд со всем возможным в его двадцать три года достоинством. Лишь когда он произносил звучные латинские фразы, голос его немного дрожал.
 Невеста показалась священнику красивой и скромной, хотя единственный раз она посмотрела на него именно в тот момент, когда Ансель, нервничая, ошибся в латинском произношении. «Совпадение», — подумал он. Что касается жениха, то Ансель чувствовал в нем какое-то внутреннее напряжение. Всем своим видом жених словно подчеркивал, что обряд его совершенно не интересует.
 В конце концов Ансель догадался, что Роланд де Турне просто не хочет жениться.
 Святой отец, разумеется, не мог прямо спросить — это было бы непростительной дерзостью даже со стороны первого королевского священника, а Ансель был вторым и собирался им остаться, чтобы по-прежнему быть рядом с королем.
 Благословляя молодую пару, Ансель посмотрел на невесту более пристально: уж не больна ли она — настолько Дария была бледна.
 Он взглянул на де Турне, любопытствуя, обратил ли тот внимание на состояние своей невесты. Но холодные глаза рыцаря смотрели в пространство, а на лице не отражалось никаких чувств. Как и раньше, он выглядел отсутствующим, а также несчастным.
 Затем прозвучали поздравления, и напыщенные и сальные, поскольку король считал, что свадьба должна проходить именно так, а его слуги и солдаты охотно подчинялись.
 Эдуард хотел, чтобы окружающие не заметили ничего необычного и не болтали потом лишнего о Роланде и Дарии. Даже Роберт Барнелл пару раз что-то с горячностью прокричал.
 Королева обняла невесту и тихо зашептала ей на ухо. Анселю не удалось расслышать ее слов.
 Элеонора была обеспокоена. Нежно взглянув на Дарию, она спросила:
 — Что с тобой, девочка, ты не здорова?
 Дария положила голову ей на плечо. Нет, она не была больна. Она вообще никогда не болела. Огромный раздутый живот королевы не давал Дарии подойти вплотную к ней.
 "Вот и я стану такой же», — подумала Дария и посмотрела на свою тонкую талию.
 Как же может в ней оказаться живое существо? Такое маленькое? Девушка очень хотела, чтобы мать очутилась сейчас здесь, рядом и поддержала ее. Возможно, матери удалось бы придать всему этому хоть какой-то смысл.
 — Так, значит, ты просто боишься новой жизни и даже мужа?
 — Да.
 — Глупости! Мой супруг всегда очень высоко отзывается о Роланде, считает его человеком чести и настоящим преданным рыцарем. Ты богатая наследница и принесешь своему мужу немалое приданое, а это важно. Не бойся, Дария.
 — Я понимаю.
 Королева бросила на мужа хмурый взгляд. Он все еще громко превозносил везение Роланда, хлопал его по плечу и говорил, что тот будет скоро так богат, что сможет даже помогать своему королю.
 Сказав это, Эдуард поднял глаза и заметил выражение лица Элеоноры. Он помолчал, а затем тихо обратился к Роланду:
 — Ну что ж. Вы теперь муж и скоро станете отцом.
 — Замечательно.
 — Ну что ж, — повторил король. — Завтра все мы отправимся в Тибертон. Я желаю, чтобы граф Клэр увидел вас и понял, что не может больше претендовать на Дарию. Пусть знает, что я к вам благоволю.
 Роланд согласно кивнул. Ему было интересно, как воспримет граф его брак с Дарией. Когда он думал о графе и Дарии, его охватывало такое бешенство, что он мог бы, забыв все рыцарские обычаи, запросто разорвать графа на кусочки.
 — Я приказал приготовить вам, мой друг, шатер. Вы с вашей невестой проведете в нем ночь. Вижу, что королева уже отпустила Дарию. Пойдемте поужинаем и выпьем за ваше здоровье и удачу.
 "Какая к черту удача?!» — мысленно воскликнул Роланд. Меньше всего на свете он жаждет провести ночь с этой беременной женщиной, ставшей его женой. Однако ему удалось сдержаться и даже улыбнуться Дарии, помогая ей занять место за столом.
 Столы были установлены под открытым небом, усеянным звездами, свет которых несколько проигрывал в сравнении с полной луной. Границу королевского лагеря отмечали горящие факелы. В трапезе принимали участие около сотни людей, время от времени выкрикивающих поздравления новобрачным. Кушанья были доставлены из кладовых Чепстоу. «Не придется ли графу Херфорду зимой голодать? — мельком подумал Роланд. — Похоже, король отобрал все его запасы. Возможно, в будущем это ожидает и меня, когда Эдуард решит посетить Корнуолл».
 — Съешь что-нибудь, Дария.
 Она хотела ответить ему, что боится, как бы ее не вырвало, но вместо этого молча взяла ломтик мягкого белого хлеба и откусила, но как только Роланд отвернулся, выплюнула его на землю.
 — Ты завтра будешь молчать.
 — О чем ты?
 — Завтра мы отправляемся к графу Клэру. Я запрещаю тебе встревать в разговоры. Мне не нужны ни твои советы, ни твоя помощь.
 — Вроде бы я никогда и не путалась у тебя под ногами, а что касается помощи, так это было только однажды.
 — Наверное, тогда ты молчала. — Он пожал плечами. — Интересно, догадается ли граф, что ты носишь его ребенка? Думаю, это его взбесит. Короче, я запрещаю тебе с ним разговаривать — я сам с ним разберусь.
 — Граф не имеет отношения к ребенку. А в ярость он придет из-за потери моего приданого.
 Роланд посмотрел на ее тонкие губы и сделал большой глоток красного аквитанского вина из своего кубка.
 — Это правда, Роланд. Будь осторожен с графом — мне кажется, что он и так несколько не в себе. Когда он нас увидит, может потерять остатки разума.
 Роланду захотелось прекратить этот разговор, например, повернуться и пойти потолковать с Барнеллом. Он чувствовал, как гнев на Дарию тяжелым комом оседает где-то в желудке. «Матерь Божья! Ведь она уже получила все, что хотела, так зачем же продолжает разыгрывать оскорбленную невинность?!» Это его бесило. Он еще раз приложился к кубку. Но напиться сегодня ему никак не удавалось.
 — Какая же ты способная, если зачала с первого раза!
 — Кто-то из нас уж точно способный! Странная гримаса застыла у него на губах.
 Действительно ли он ждал, что ее настроение сразу переменится?
 — Пожалуй, нам лучше предаваться любовным утехам, пока ты беременна, — тогда, глядишь, к моменту, когда ты будешь готова понести вновь, это дело мне уже порядком надоест, что и хорошо, поскольку я совершенно не жажду, чтобы вокруг меня прыгала дюжина детей.
 Ей хотелось закричать на него, завыть от тоски, но вместо этого Дария опустила голову и стала двигать кусок хлеба по подносу. Он пытается причинить ей боль, но она ничем не выдаст своей обиды.
 — Благодарю, ваше величество, вы были так добры, — сказала позже Дария королеве.
 — Не страдай, девочка. Мы еще увидимся. Вы с Роландом приедете в Лондон, или, возможно, мы с королем приедем в Корнуолл. А сейчас, милочка, позволь моим фрейлинам подготовить тебя для ночи.
 С этими прозаическими словами королева Англии слегка подтолкнула ее к двум поджидавшим придворным дамам. Последние оказались весьма жизнерадостными особами, пребывающими в веселом расположении духа, чему, по-видимому, немало способствовало изрядное количество выпитого вина. Хихикая, они стали давать Дарии явно проверенные на собственном опыте советы о том, как довести мужчину до безумного желания, заставить его дрожать от страсти.
 Роланд задержался у входа в шатер, прислушиваясь к доносившимся изнутри взрывам смеха. Он услышал тихий озадаченный голос Дарии:
 — Правда? А как? Просто попросить его вставить мне в рот? Я не подавлюсь? Зубами его не поцарапаю?
 — Дурочка! Ты просто ласкаешь его руками, а твой язычок и губки следуют за ними, и ты постепенно опускаешься…
 Глаза Роланда округлились. Так-так, оказывается, королевские фрейлины те еще распутницы. Но следующие слова Дарин заставили его нахмуриться.
 — Слушай, Клодиа, а может быть, Роланд и не захочет, чтобы такая неумеха, как я, это делала? Ему, наверное, нравятся более опытные женщины…
 — Помолчи, Дария. Опыт приходит со временем. Спроси своего муженька и увидишь, как он будет облизываться в предвкушении.
 Роланд не расслышал, что ответила Дария. Его жена. Ему совершенно не нужна жена. По крайней мере пока он не приведет все в порядок в Корнуолле или это ему не наскучит. Наскучит… С чего это ему может наскучить? И почему он решил, что жена — лекарство от скуки?!
 Он вошел в шатер и фыркнул в ответ на ухмылки дам. Их многозначительные взгляды пробудили к жизни его мужское естество. Роланд быстро повернулся к Дарии — та не двинулась с места, пристально глядя на него. «Она смотрит на меня как-то иначе», — подумал Роланд.
 — Упражняйся, милочка, упражняйся! — Клодиа подмигнула Дарии.
 — Спокойной ночи, Дария. Наслаждайся дарами Бога и короля. Поверь нам, таких мощных и красивых мужчин мало. Этот парень просто прелесть. — И, пожирая Роланда глазами, женщины выскользнули из шатра, причем Клодиа, проходя мимо, как бы случайно прижалась к Роланду грудью.
 Дария не испытывала к ней особого гнева. Они сильно напились, а Роланд и в самом деле был красивый мужчина. Вот Клодиа и забылась.
 Роланд молча смотрел на Дарию.
 — Ты последуешь их совету? Она густо покраснела.
 — Ты слышал, что они мне сказали?
 — Да. Это прекрасный совет.
 Дария выпрямилась и взглянула ему прямо в глаза.
 — Тогда я последую ему. Но ты должен научить меня, Роланд. Я не хочу обидеть тебя или причинить тебе боль.
 — Это очень странный разговор, — сказал он, расстегивая камзол. Широкий кожаный пояс упал на устланный мехом пол. — Разве фрейлины королевы не научили тебя, что делать?
 — Они, по-видимому, знают мужчин, — ответила Дария, глядя как завороженная на Роланда. На столике сандалового дерева горели три свечи в медном подсвечнике. В углу стояла низкая кушетка, покрытая мехом. Больше ничего не было. Когда Роланд разделся до пояса, Дария уже открыто впилась в него глазами. Он был худым и хорошо сложенным, заросшим черными волосами. В Рексеме он был болен и лежал на спине. Но и тогда он показался ей очень красивым, однако она не могла оценить игру мускулов на его спине и плечах, выступающие над животом ребра. Девушка судорожно сглотнула, увидев, что он снимает штаны. Роланд выжидательно посмотрел на нее.
 — Чего ты стоишь? Снимай все и ложись в постель.
 Она не пошевелилась. В этом приказе любящего жениха не было и намека на нежность.
 Он поднял темную бровь.
 — Поскольку ты носишь ребенка, я полагаю, что ты видела голого мужчину. Я ничем не отличаюсь от других, Дария.
 Роланд стоял перед ней, высокий и нагой, и смотрел на нее с издевкой. Дарии хотелось отвести взгляд, но против воли ее глаза устремились на его пах. Мужской жезл безвольно лежал в облачке густых черных волос.
 Но Дария знала, что он станет большим. Очень большим, и Роланд захочет вонзиться в нее. У нее перехватило дыхание, и она повернулась к нему спиной.
 Он хохотнул.
 — Тебе лучше начать ласкать меня, пока я в таком состоянии. Ну же, раздевайся.
 — Хорошо. — Она задула все три свечи, и шатер погрузился во тьму. Дарии было стыдно. Роланд еще не видел ее обнаженной, не касался ее, не брал ее по-настоящему. Но теперь он был здоров и хотел ее; теперь он был ее мужем и мог смотреть на нее.
 — Что ты делаешь? — спросила она испуганно.
 — Зажигаю свечу. Хочу видеть твой живот и груди, Дария. Я слишком дорого заплатил за эту привилегию. Больше я повторять не буду.
 И с этими словами Роланд лег на узкую кушетку и натянул до пояса меховое покрывало. Заложив руки за голову, он наблюдал за ней. Дария подняла было руки, но тут же бессильно уронила их. Она не могла заставить себя раздеться перед ним, не могла повиноваться его равнодушному приказанию. Он овладеет ею сегодня просто потому, что она была здесь и принадлежала ему. И все же этот человек был ее мужем, и Дария должна угодить ему. Она стала развязывать ленты на платье, но ее пальцы окоченели и были неловкими. Наконец она ослабила ленты достаточно для того, чтобы стянуть наряд через голову. Ее нижняя рубашка была свободной, но у нее опять возникли трудности с тесемками, завязывающимися на груди.
 Муж лежал и смотрел на нее, не делая попытки помочь. Его глаза были прикрыты, и всем своим видом он словно говорил: ты будешь повиноваться мне, своему господину, ибо я зол на тебя и хочу хорошенько наказать.
 Дария посмотрела на свои трясущиеся пальцы, па него и, увидев, что он холоден, как воды Северного моря, прошептала:
 — Нет, я не могу.
 Он вскочил, и она очень медленно опустилась на колени. Горячие слезы жгли ей глаза, отчаяние захлестывало ее. Дария закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала.
 Роланд пошатнулся, словно от удара. Это его жена лежала на полу и плакала! Будь она проклята! Он сказал со злостью:
 — Ты ведь получила то, что хотела, чертова сучка. Прекрати свой скулеж: он приводит меня в ярость. Женские слезы ничего не стоят — они всего лишь притворство. Я не потерплю этого. Немедленно успокойся, Дария!
 Она постаралась взять себя в руки. Мать говорила ей, что девушка никогда не должна плакать в присутствии любимого мужчины, потому что это нечестно. Как будто Роланду было до нее дело. Дария вытерла глаза ладонью.
 — Извини, Роланд.
 Он молча наблюдал за тем, как она пыталась обрести самообладание. Икая, Дария вылезла из платья и стояла в короткой нижней рубашке. При слабом свете свечи Роланд разглядел очертания ее выступающих сосков, темный островок внизу живота. Он хотел видеть ее всю. В конце концов, он имеет на это право.
 — Сними рубашку.
 — Не могу.
 — Почему? Ты ведь не девушка, так зачем эта скромность? Или предпочитаешь, чтобы я сорвал ее?
 — Нет. Я должна беречь ее.
 — Сними ее, Дария, и не беси меня своим непослушанием. Если помнишь, ты поклялась перед Богом повиноваться мне.
 Дария почувствовала себя униженной. Презрев гордость, она отвела от него глаза и быстро стянула рубашку. «Представь, будто ты одна, притворись, что его не существует, что он не лежит здесь, наблюдая за тобой, не видит тебя». Она смотрела невидящим взглядом, чувствуя, как падает к ее ногам мягкая ткань. Дария отмежевалась от этой обнаженной девушки, выставленной на обозрение своего мужа, человека, ненавидевшего ее и считавшего лгуньей и развратницей.
 Роланд глазам своим не верил. Он и представить себе не мог, что она так прекрасно сложена. Высокие, налитые груди были такими же белыми, как и живот, а соски бледно-розовыми. Они казались слишком тяжелыми для такого тонкого стана, но ему это нравилось. Он подумал, что ей будет трудно выносить ребенка в таком плоском животе. Впрочем, скоро он станет выдаваться вперед. Ноги ее были прямыми и стройными. Это ему тоже пришлось по вкусу. Роланд помнил многих женщин, белокожих и пышных, чересчур пышных. Тело же Дарии было упругим и даже при такой худобе казалось сильным и выносливым. Роланд живо вообразил, как ее ноги обвиваются вокруг его бедер, и почувствовал боль в чреслах. Он хотел ее, но отдавал себе отчет, что точно так же вожделел бы любую другую хорошенькую женщину, которая стояла бы перед ним обнаженной.
 — Иди сюда, — позвал он. — Дай мне рассмотреть то, что я купил ценой своего будущего.
 — На мои деньги ты можешь купить себе более приятное будущее.
 — Да, ты, конечно, скрашиваешь мой жребий своим богатым приданым, но я плачу собой, Дария, и буду платить до самой смерти. Я просил, чтобы ты подошла поближе. Я страшно устал от твоей лжи и упрямства и должен овладеть тобой хотя бы раз за ночь. Это мой долг, и я исполню его.
 — Представь себе, что я — Лайла. Он чуть не задохнулся от ярости.
 — Ты совсем на нее не похожа, как это ни печально. Если ты сейчас же не ляжешь, то очень пожалеешь об этом.
 Но она продолжала стоять посреди шатра, застывшая и мертвенно-бледная.
 — Ты ударишь меня, как мой дядя? Или как граф Клэр?
 При этих словах чаша его терпения переполнилась. Он встал и шагнул к ней. Но вдруг увидел в ее глазах страх и что-то еще… Она отшатнулась.
 Роланд схватил ее за руки и притянул к себе. И сразу же мужчину пронзило острое желание, и его вздыбленная плоть уперлась в живот Дарии.
 — Да, — прошипел он, — я попробую поверить в то, что ты — Лайла. Но если это мне и не удастся, я легко смогу взять тебя. У меня так давно не было женщины, что сойдешь даже ты.
 Роланд поцеловал ее в сжатые губы долгим и требовательным поцелуем. Он непревзойденный обольститель и докажет ей это.
 — Я — не Лайла.
 Он отпрянул, чувствуя вкус ее губ, а в ушах у него звучали ее слова, запавшие ему в душу, — такие беспомощные и отчаянные.
 Роланд взглянул ей в глаза и положил руку на ее плоский живот.
 — Там ребенок, но ты еще такая худая. — Он легонько ущипнул Дарию. — Ты для меня загадка, Дария. Я помню девушку, которую спас от графа, девушку, которая путешествовала со мной по Уэльсу, девушку, чей талант к языкам под стать моему собственному, девушку, проявившую мужество и бесстрашие, когда ее схватили разбойники графа.
 А теперь это другая девушка. Она лжет не задумываясь, и на ней, к своему ужасу, я женат. Кто ты, Дария, и почему ты так переменилась ко мне?
 Она закрыла глаза, преодолевая боль в сердце от его слов.
 — Я не хотела, чтобы так вышло, Роланд, поверь. Когда ты болел, я решила отдаться тебе и поклялась себе, что ты никогда об этом не узнаешь. Я даже смыла свою кровь и твое семя, чтобы ты не спросил, откуда это. Но я была глупой и не подумала о том, что могу забеременеть.
 Роланд оттолкнул ее от себя.
 — Ложись спать.
 Он задул свечу и, пока она стояла, голая и дрожащая от холода, юркнул под одеяло на узкую кушетку. Дария сказала:
 — Быстро же ты забыл о своем супружеском долге.
 Он грубо выругался. Затем встал и, схватив ее за плечо, швырнул на кушетку.
 — Ну что ж, женушка, ты, как видно, не прочь порезвиться со мной. Или с другим мужчиной? Но поскольку у меня нет выбора, тебе придется подчиниться. И знаешь, Дария, мужчина может овладеть любой, достаточно ему лишь увидеть раздвинутые женские ноги. Вот чем ты будешь для меня — обузой, обязанностью, всего лишь телом, которое я буду вспахивать, пока не устану и мне не наскучит.
 Потом Роланд взобрался на нее и грубо поцеловал, заставив приоткрыть губы и впустить его язык. Она замерла от неожиданности. Он засмеялся:
 — Кажется, ты жалеешь о своем желании? Но уже слишком поздно. Разведи ноги да побыстрее, потому что я хочу покончить с этим как можно скорее. Я постараюсь сразу забыться сном, и, если повезет, мне приснятся Лайла и Сина, две женщины, которые искренне хотели меня и не вынашивали предательских мыслей.
 — Роланд, пожалуйста, осторожнее, не… — Голос Дарии сорвался, когда он схватил ее за ноги.
 — Я хочу посмотреть, готова ли ты принять меня. Не бойся, я не разорву твою плоть, иначе тебе будет трудно ходить и ездить верхом, а это причинит мне неудобства.
 Его пальцы проникли в ее тесный грот, и она постаралась освободиться. Но он крепко держал Дарию, и она почувствовала, как внизу живота сделалось влажно и липко, — ее тело изнывало от желания.
 — Клянусь всеми святыми, — вскричал он, проникая пальцем еще глубже, — ты вожделеешь меня. Я не причиню тебе боли. Нет, ты никогда не будешь кричать от боли — я в жизни не насиловал женщину. Кроме того, с тобой это невозможно. Ты похотлива, как любая самка, возможно, даже больше, чем те две женщины, которые давали тебе советы.
 Она взмолилась еще раз:
 — Прошу тебя, Роланд, не делай этого в гневе, не…
 Но Роланд уже лежал между ее бедрами, раздвигая их и подготавливая ее к соитию.
 — Ну что, женушка, как видно, тебе это не по вкусу? Мне вообще-то тоже. Это просто мой долг… проклятый супружеский долг!
 И одним мощным толчком ворвался в нее.
 Она вскрикнула, когда ее обожгло, словно раскаленным железом. А потом заплакала, сунув в рот кулачок, когда он погружался в нее, и ждала — обреченно и беззвучно, — пока он насытится, Роланд прав — она не испытывала никакого удовольствия. «Неужели женщинам вообще может это нравиться?» — подумала она.
 Он тяжело дышал, то погружаясь в нее, то выныривая, чтобы вновь и вновь вонзать в Дарию свое могучее копье. Затем он застонал и излил в нее свое семя. Это полное слияние было ей знакомо; в тот, первый раз оно заставило ее забыть о боли и вообразить, что отныне они с Роландом будут неразлучны.
 Дария зарыдала, не в силах сдержать слез. Сама душа ее была уязвлена, ибо даже в эту минуту она оставалась одинокой. И он тоже.
 Роланд лежал на ней, прерывисто дыша от изнеможения. Он еще находился в ней, и она чувствовала его слабое движение.
 — Ну вот, — удовлетворенно проговорил он, — я исполнил свой супружеский долг. — И резко вышел из нее. — Дария, почему я не слышал твоих страстных вздохов? Никакой благодарности за то, что я взял тебя, как ты того желала? Неужели ты не способна испытывать удовольствие? Твое тело жаждало вобрать мое семя. Ты упрямая девчонка, но черт с тобой. Я хочу спать, так что не беспокой меня больше.
 Он скатился с нее и, перевернувшись на спину, натянул меховое покрывало. Медленно-медленно Дария вытянула ноги. Она чувствовала, как его семя вытекает из нее, но была слишком безразлична ко всему.
 Вскоре она услышала его ровное дыхание. Пожалуй, ей не следовало говорить ему правду: она невольно переложила ответственность на его плечи, несмотря на то что поклялась себе не делать этого. Дария сознавала, что все еще любит его, но ее любви мало для того, чтобы он к ней переменился. Роланд ненавидел ее, и нужны были веские основания, чтобы он поверил и перестал ее ненавидеть.
 Хоть бы ребенок был похож на него! Хорошо бы он вспомнил ту ночь в Рексеме! Это было ее единственной надеждой, очень слабой, конечно, потому что она сама не походила ни на мать, ни на отца. Но кроме надежды, у нее больше ничего не оставалось.




 Глава 12


 В большом зале Тибертонского замка царила мертвая тишина. Красный от ярости, граф Клэр стоял, поджав губы.
 Он уставился на мужчину, который украл у него Дарию, дважды обвел вокруг пальца. Тысяча чертей, что этот проклятый мошенник делает у короля?
 Граф сказал:
 — Я вижу, сир, что вы доставили ко мне этого человека. Он вор, и я сегодня же повешу его.
 — Не спешите, — вежливо произнес Эдуард. — Принесите-ка лучше эля. Королева устала, и ее фрейлины тоже. — Он улыбнулся своей знаменитой улыбкой, но она не произвела никакого впечатления на графа Клэра. — Я тоже умираю от жажды.
 И в этот миг граф увидел Дарию. Он направился было к ней, но почему-то остановился. Сейчас здесь слишком многолюдно; он поговорит с ней позднее.
 После того как королева, фрейлины и Дария удобно устроились за столом, Эдмонд Клэр приблизился к королю. К его сожалению, сукин сын Роланд остался сидеть рядом с повелителем, спокойно потягивая вино из своего кубка. Он выглядел молодым, здоровым и сильным — воином, а не смазливым священником в потертой сутане. Как ему удалось во второй раз украсть Дарию? Кем он переоделся?
 — Позвольте поговорить с вами, сир. Это важно и касается присутствующего здесь человека.
 — Ну конечно, — ответил Эдуард с иронией, которой граф не заметил. — Кажется, вы хотите обвинить его в чем-то.
 Значит, король хотел, чтобы этот мерзавец участвовал в разговоре. Что ж, пусть будет так. Граф Клэр взял себя в руки и бросил презрительно:
 — Да, сир, он украл ее. — Граф показал пальцем на Дарию. — Роланд говорил вам, что притворялся священником-бенедиктинцем? Что он, дикарь и самозванец, осмелился даже читать мессу? Сир, он богохульствовал и профанировал церковь.
 Король обернулся к Роланду.
 — Ты действительно притворялся священником?
 — Да.
 — И хорошо справлялся?
 — По большей части. Только Дария знала, что я не правильно произносил некоторые латинские слова. Граф же ничего не понимает. Я мог бы читать латинские склонения, и он внимал бы мне с тем же священным трепетом. А Дария сразу распознала подвох.
 — Дария? — вскипел граф. — Это абсурд. Женщине не дано понимать слово Божье. Ты лжешь мне и своему королю. Я считал, что ты просто волнуешься в моем присутствии, и решил не унижать тебя. Сир, отдайте его мне, и я с ним расправлюсь быстро и по справедливости. — Он замолчал, но через секунду, уже не владея собой, закричал:
 — Я требую, чтобы вы отдали мне этого человека, сир!
 — Милорд, — сказал Эдуард, поерзав в резном кресле графа, отделанном инкрустацией. — Слушайте меня внимательно, ибо мне надоели ваши жалобы и приказы мне, вашему королю. Роланд де Турне был послан мной, чтобы спасти эту девушку, Дарию, из вашего плена. Ее дядя, граф Реймерстоун, обратился ко мне за помощью, и я приказал Роланду любой ценой выполнить свою миссию. Конечно, я не хотел, чтобы пролилась кровь, и он это тоже выполнил.
 Роланд устремил на короля восхищенный взгляд. Он никогда раньше не подозревал, что Эдуард такой находчивый. Было видно, что король наслаждается своей игрой. Граф Клэр уже не мог выдвигать дальнейших требований. Роланд почувствовал легкое раздражение, и в то же время его забавляло вмешательство короля, поскольку графу оставалось только молча злиться.
 Эдуард не позволил бы Роланду драться с графом, ибо не сомневался, что Роланд убьет противника. Он был моложе, сильнее и умнее. Кроме того, королю нужен был Клэр для отражения нападения валлийцев, пока он не построил собственные замки и не взял все в свои руки. Тогда граф Клэр может хоть утонуть в уэльсских болотах. Нет, королю сейчас необходим живой и невредимый Клэр. Роланд же ему теперь ни в чем не откажет. Он даже сможет заполучить его коня.
 Эдуард лучезарно улыбнулся графу. Он не любил открыто выражать свои чувства, если в этом не было надобности. Король-победитель может позволить себе быть великодушным, ибо благородство также было в его характере, конечно, если обстоятельства не вынуждали его вести себя иначе.
 — Итак, милорд, Роланд выполнил свою миссию. Если он оскорбил ваши религиозные чувства, я сделаю ему строгое внушение. Больше того, мне кажется, что Роланд влюблен в Дарию, а она в него. После того как он спас ее во второй раз, он привез ее ко мне. Вчера ночью они поженились, милорд, их обвенчал мой священник — настоящий бенедиктинский священник, могу это засвидетельствовать.
 Несколько секунд Эдмонд Клэр молчал, словно обратив внутренний взор себе в душу и увидев там только мрак и ненависть. Он не мог смириться. Этот человек, Роланд де Турне, женился на Дарии и взял ее невинность.
 — Они оставили меня с деревенской девчонкой, выдав ее за Дарию. Если бы она не хихикала, я бы женился на этой шлюшке!
 — Тильда очень аппетитная, милорд, — заверил короля Роланд. — Я сам выбирал ее.
 Эдуард улыбнулся, затем неодобрительно хмыкнул и спросил серьезно:
 — Что вы сделали с этой девушкой? Надеюсь, не причинили ей зла?
 Граф Клэр густо покраснел, поскольку он, конечно, овладел ею спустя некоторое время. Пока его слуги и солдаты пировали, он отвел Тильду в свою комнату и позабавился вволю. А чего она ожидала, после того как ее господин обнаружит обман? Любой другой на его месте избил бы девчонку до полусмерти. Но это не важно. Его волновало другое. Граф затрясся, как мокрая дворняга, и зарычал:
 — Дария, немедленно подойди сюда! Девушка почувствовала, как рука королевы слегка сжала ее пальцы, успокаивая. Элеонора подняла голову и подмигнула супругу.
 — Да, — вмешался король, — пусть подойдет и скажет графу, что она вышла замуж за Роланда де Турне по доброй воле.
 Дария неспешно встала. Происходящее казалось ей странным сном, наполненным громкими голосами людей, которых на самом деле не было. Она прошла по холодному каменному полу большого зала мимо наблюдавших за ней слуг. Некоторые из них открыто смеялись над графом, другие с ненавистью смотрели на Дарию. Королева заверила ее, что король не позволит мужчинам драться. Кроме того, что бы ни говорил Роланд, она его жена и должна держаться с достоинством. Дария выпрямилась и вздернула подбородок.
 Не глядя на мужа, она направилась прямо к графу Клэру.
 — Слушаю вас, милорд. Вы хотели поговорить со мной?
 Граф смотрел на девушку, испытывая желание ударить ее, а потом прижать к себе. Она была бледна, но лицо оставалось совершенно спокойным. Он вспомнил, какая бархатистая у нее кожа, какой узкой была ее пещерка, когда он проник туда пальцем, чтобы убедиться в ее невинности. Теперь она уже не девственна. Она вышла замуж за Роланда де Турне. Кровь пульсировала у него в висках и в паху. Граф хрипло спросил:
 — Ты действительно вышла за него замуж? По своей воле?
 — Да, я — его жена.
 — Ради всех святых! Значит, ты солгала мне, когда я поймал тебя? Ты не убежала от него в Рексеме? И не пыталась найти меня?
 — Это так, милорд. Он заболел и не смог бы сражаться с вами, если бы вы нашли нас. Я узнала, что вы приехали в Рексем и обнаружили коня Роланда в местной конюшне. Я должна была спасти Роланда, поскольку знала, что вы без колебаний убьете его. Я взяла Кэнтора и увела вас от него.
 Роланд ничем не выдал обуревавших его чувств, но в душе у него что-то дрогнуло. Ему захотелось обнять ее, приласкать, поцеловать. И забыть обо всем остальном. Но он сдержался. На сей раз он не позволит женщине взять верх. Он сумел остаться равнодушным к безмолвной Дарии, лежавшей под ним прошлой ночью, останется тверд и теперь. Однажды она уже предала его, но больше ей это не удастся.
 Даже если Дария и не лгала, утверждая, что спасла его, она солгала в другом. Граф Клэр изнасиловал ее, когда захватил во второй раз. И при этой мысли Роланд почувствовал привычную ярость. Да, она спасла его; он вынужден смириться с этим фактом, хотя никогда раньше не думал, что будет обязан жизнью женщине.
 — Я предлагал тебе все! — заорал граф Клэр. — Черт бы тебя побрал, девчонка, ты могла быть графиней, а не женой простого рыцаря, обреченной на нищету…
 — О, я не буду бедной, милорд! — воскликнула Дария, прерывая его. — Разве вы забыли, что желали моего приданого так же, как моей руки? Ну что ж, теперь приданое принадлежит Роланду.
 Граф не сдержался и ударил ее в челюсть. Дария закачалась и рухнула на каменный пол. Роланд бросился на графа — ударил локтем по горлу, другой удар пришелся в пах. Граф вскрикнул и упал, потеряв равновесие. Роланд вскочил на него, перевернув на спину сильным ударом в грудь. Меч его противника ударился о камень. Роланд встал над ним и прошипел:
 — Я защищу ее от такого негодяя, как ты. Он с силой ударил графа под ребра, затем опустился на колени и отвесил ему две звонкие пощечины.
 — Хватит, Роланд, — остановил его король. — Выпей эля. Это нелегкая работенка.
 Но Роланд отмахнулся от слов короля. Он видел, как фрейлины окружили Дарню, помогли ей подняться, отряхнули платье. Роланд направился к ней, и они расступились. Он смерил ее долгим взглядом.
 — Посмотри на меня, Дария.
 Она повиновалась. Граф, этот проклятый грубиян, сильно избил ее. Роланд потрогал ее челюсть, проверяя, не сломана ли она.
 — Сегодня вечером ты будешь похожа на ведьму, — сказал он. — Но синяка под глазом нет. Тебе очень больно?
 Дария отрицательно покачала головой, но Роланд знал, что ей, должно быть, больно. Ему понравилось ее мужество.
 — Держись.
 Он увидел, что она смотрит мимо него на графа Клэра, все еще лежавшего на полу.
 — Ты убил его?
 — Нет, конечно. Ты что, считаешь меня сумасшедшим?
 — Я никогда не видела, чтобы дрались так, как ты. Роланд усмехнулся и потер костяшки пальцев.
 — Действительно, Роланд, — поддержал король, — как тебе удается победить человека такими странными ударами?
 — Меня научил один мусульманин в Аккре. Он сказал, что представления христиан о честной борьбе вызывают у его соплеменников смех. Английские рыцари с их тяжелыми, неуклюжими лошадьми и доспехами, в которых они поджаривались живьем на солнце, приводили их в недоумение. Но они, конечно, не были в армии варваров. Это были разбойники или уличные карманники.
 Монарх, к облегчению всех присутствующих, рассмеялся.
 — Уличные карманники! — воскликнул он. Тут они услышали стон, и король кивнул вассалам графа, растерянно стоявшим в стороне. Они бросились к своему господину на помощь.
 — Я сломал графу два ребра, лишил на целую неделю мужественности и сильно повредил ему горло, но все это со временем заживет. Возможно, мне следовало лишить его мужской силы навсегда. Но у него нет наследника, и в последнюю минуту мне стало его жалко.
 Дария переводила взгляд с него на короля и обратно. Темные глаза ее мужа светились радостью победы. Она потрогала свою челюсть и на мгновение закрыла глаза от боли. Дария с удивлением почувствовала, как Роланд подхватил ее на руки.
 — Моей жене надо отдохнуть, — объявил Роланд. — Сир, если вы не возражаете, я отнесу ее в ту маленькую спальню, где граф так долго держал ее в плену.
 Роланд понес Дарию по узкой винтовой лестнице. На верхней ступеньке сидела, сгорбившись, какая-то старуха. Это была Ина. Увидев Роланда, несущего ее хозяйку, она всплеснула костлявыми руками и запричитала:
 — Вы убили маленькую госпожу!
 — Нет, старая ведьма, это ваш драгоценный граф ударил ее. Ступай, она будет отдыхать. Дария крепче обхватила шею Роланда.
 — Он столь неожиданно меня ударил, что я не успела отстраниться.
 — Знаю. Меня так поразила его глупость, что я тоже целую минуту стоял в растерянности, прежде чем броситься на него. — Он положил девушку на узкую кровать и, выпрямившись, произнес, запинаясь:
 — Извини, Дария. Я плохой защитник.
 Она лишь безмолвно кивнула. У нее болела голова и ныла челюсть.
 — Скажи, ты действительно увела графа от меня? Она расслышала в голосе Роланда недоверие и отвернулась.
 — Да. Я солгала ему и притворилась, что убежала от тебя. Он поверил.
 — А потом привез тебя сюда и изнасиловал. И наградил тебя ребенком, верно?
 — Нет. Граф не дотрагивался до меня. Я убедила его в том, что мы оба попадем в ад, если он овладеет мной до свадьбы; молилась о том, чтобы он не смог найти священника, и в тот день, когда святой отец появился в замке, ты снова приехал за мной. Мне также повезло, что Эдмонд Клэр надолго оставил меня и уехал искать уэльсских разбойников.
 — Понятно, — равнодушно сказал Роланд. Он пересек маленькую комнатку и остановился у окна, глядя вниз на внутренний двор. Здесь так много дней провела Дария беспомощной пленницей. Роланд повернулся к ней и спросил:
 — Почему тебя не тошнит, если ты беременна? Я слышал, что так всегда бывает. Рвота, слабость. А твои груди не болят?
 — Нет, просто я чувствую себя очень усталой. Вот и все.
 — Значит, твои груди не болят? Разве я не намял их вчера ночью?
 Она сдалась под его настойчивым натиском.
 — Оставь меня, Роланд. Ты не причинил мне боли прошлой ночью, по крайней мере физической. А заставил почувствовать себя оскверненной и беспомощной, полным ничтожеством.
 Он побледнел, но только на мгновение и, прищурив глаза, произнес преувеличенно спокойным тоном:
 — Ты уверена, что носишь ребенка?
 Значит, он сомневался даже в этом. Считал, что это только ловушка, чтобы женить его на себе. Она промолвила как можно беспечнее:
 — Я ведь не была беременна раньше, а королева была. Когда я усомнилась, она рассмеялась и сказала мне, что имеет большой опыт распознавания младенцев в чреве. Хочешь расспросить ее, Роланд?
 — Сарказм не идет тебе, Дария.
 — Меня оскорбляет твое бесконечное недоверие. Его брови сошлись на переносице, а темные глаза, так недавно сиявшие радостью, теперь были холодны, как безлунная ночь.
 — Я должен вернуться к королю. — Он направился к двери, бросив через плечо:
 — Не правда, что ты ничего не стоишь. Неужто забыла о том богатстве, которое принесешь мне? — И ушел, даже не взглянув на нее.
 Дария потеряла всякое представление о времени. Поскольку стояла середина лета, было светло до позднего вечера. Она скучала, но не хотела идти в большой зал. Девушка стояла у открытого окна, где провела столько часов в одиночестве, глядя на двор. Людей было немного. В животе у нее все скрутило, и она обхватила его руками. И в этот момент почувствовала подступившую к горлу тошноту. Она бросилась к горшку и опростала содержимое своего желудка.
 Молодая женщина стояла на коленях, склонившись над горшком, когда дверь в комнату отворилась. У нее не было сил обернуться, но она не сомневалась, что это Роланд. Он судорожно сглотнул, быстрым шагом подошел к ней и положил руку ей на плечо.
 Но Дария все еще не поднимала головы. Новая волна тошноты захлестнула ее, и тело сотряслось от спазмов, хотя желудок был уже пуст. Она была так слаба и безразлична ко всему, что ее нисколько не интересовало, вызовет ли у Роланда отвращение ее рвота. Дария тяжело дышала, и пот градом катился у нее по спине и между грудями.
 — Встань, — сказал он, просовывая руки ей под мышки и поднимая ее. Ноги у нее подкосились, и она зашаталась. Роланд тотчас уложил ее в постель. Дария закрыла глаза. Ей не хотелось, чтобы он видел ее в таком состоянии — бледную, слабую и дрожащую, как древняя старуха.
 Она почувствовала, как на лоб ей легла мокрая тряпица. Затем он сказал:
 — Вот, выпей воды.
 Дарии не хотелось пить, но она позволила ему приподнять ее голову и поднести чашку к губам. После нескольких глотков в желудке все снова скрутило, и она вскочила и бросилась назад к горшку.
 Роланд не сводил с нее глаз. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким бессильным. Чем он мог ей помочь? Мужчина повернулся и вышел.
 Дарии не было ни до чего дела; мучительные спазмы продолжали сотрясать ее тело. Наконец молодая женщина легла на бок, прижавшись щекой к холодному каменному полу. Благословенная прохлада! Больше ей ничего не надо. Через несколько минут она медленно поднесла руку к животу.
 — Мой младенец, — сказала Дария, испытывая удивление и странную радость, — вот ты и заявил о себе. Прошу, делай это не столь энергично.
 В комнату вошла королева, сопровождаемая Роландом.
 — Ах, мое бедное дитя. — В голосе Элеоноры слышалось искреннее сочувствие. — Положи ее в постель, Роланд. Скоро ей будет легче.
 Дария даже не замечала присутствия королевы. Она не взглянула на мужа, когда он поднял ее и тихо выругал.
 — Вот, дай ей выпить это.
 — Пожалуйста, не надо, — прошептала Дария, отстраняя флакон, протянутый ей королевой. Но Элеонора решительно поднесла его к губам страдалицы.
 — Это поможет, дорогая. Доверься мне. Разве не я говорила, что имею большой опыт в подобных делах? Выпей. Медленно, маленькими глотками. Достаточно. Теперь ляг и закрой глаза.
 Королева улыбнулась Роланду. Ей понравилось, что он пришел в такое сильное волнение, узнав о недомогании жены. Он вбежал в большой зал и перебил короля, даже не извинившись, снедаемый тревогой за Дарию.
 — Не бойся, Роланд. Это пройдет. Пусть ест легкую пищу и почаще. — Элеонора подозревала, что Дария уже давно голодала. — Я научу тебя, как приготовить лекарство для твоей жены. Когда ей опять станет плохо, пусть она выпьет его.
 — Неужели ей опять будет так же плохо? — с ужасом спросил Роланд.
 — Дария ждет ребенка, Роланд. Недомогание, к сожалению, обычное явление, но еще месяц-другой, и она будет чувствовать себя гораздо лучше.
 Дария чуть было не застонала. Целый месяц! Ей хотелось закрыть глаза и проспать все это время.
 — А теперь, дорогая, — продолжала королева, — моя придворная дама принесет тебе еду. Я оставляю тебя с твоим мужем. Похоже, он сильно переволновался за тебя.
 Роланд хотел было возразить, но сдержался. Он действительно испугался за Дарию. Молодой человек поблагодарил королеву, принял еду от Дамарис и вернулся к жене. Она казалась маленькой и слабой, лежа на спине, с безвольно вытянутыми руками. Ее густые волосы, заплетенные в косу, были влажны от пота.
 — Дария, — позвал он, — сядь, поешь, как велела королева.
 — Роланд, пожалуйста, уйди. Я не возьму в рот ни крошки, пока жива.
 — Надо. Если не будешь есть, ребенок погибнет от голода.
 — Хорошо. Оставь еду и уходи.
 — Почему? Я видел, как мужчин выворачивало наружу. Тебе незачем смущаться. Ешь. Меня ждет король. Он хочет властвовать умами своих вассалов, На сей раз он меня простит, но только на сей раз.
 Дария повиновалась, зная, как упрям Роланд. Она хотела взять ложку, но была слишком слаба.
 Он сел рядом с ней и стал кормить, кроша хлебный мякиш в мясную подливку, ни на минуту не закрывая рта.
 — Мой конь раздобрел и обленился, но ничего. Когда мы вернемся в Корнуолл, я заставлю его работать, пока он опять не похудеет. — Роланд вытер пальцем ее подбородок и, немного помолчав, произнес:
 — Король снова вмешивается. Он боится, что твой дядя спустит с меня шкуру, если я явлюсь в Реймерстоун объявить о нашей женитьбе и потребовать приданого. Поэтому Эдуард пошлет Барнелла и дюжину своих людей предупредить его об этом.
 Услышав эту новость, молодая женщина испытала такое облегчение, что ей захотелось кричать от радости. Но она знала, что Роланду это не понравится, и просто спросила:
 — Ты собирался увидеться с моим дядей? — Дария была поражена и испугана. — Хотел говорить с ним?
 Неужели кто-то мог по доброй воле находиться в обществе Дэймона Лемарка — насмешливого, жестокого, порочного человека. Она непроизвольно задрожала.
 — Он больше не обидит тебя, не бойся. Да, я хотел бы видеть его лицо, когда он попытается мне перечить. — Роланд вздохнул. — Жаль, что меня лишили такого удовольствия, но что я могу поделать? Эдуарду нравится играть роль великого посредника. В любом случае мы с тобой и еще несколько людей короля поедем в Корнуолл, в то время как бедный Барнелл отправится на восток, в Реймерстоун. Я говорил с ними, и они согласны присоединиться ко мне. У них семьи в Корнуолле, и они хотят вернуться туда, а король, гордый своим миротворчеством, не будет обижен.
 Дария чувствовала себя намного лучше. Пища улеглась у нее в желудке, и силы постепенно возвращались к ней. Она взглянула на Роланда.
 — Корнуолл? У тебя там семья? Брат? Мы едем к ним?
 — Нет, брат и вся семья живут около Йорка, на северо-востоке. — Он замолчал и посмотрел куда-то вдаль, словно увидел нечто, очень приятное и желанное. — Там есть прекрасный старый замок Тиспен-Ладок. Его владелец — сэр Томас Ладок. Крепость небольшая, но у сэра Томаса нет ни сына, ни внука, и он обещал продать ее мне.
 Замок стоит в довольно пустынном месте. Я хочу построить там город и привлечь туда торговцев, крестьян и ремесленников. — Роланд осекся и закрыл рот. «Я говорю слишком страстно», — подумал он и произнес:
 — Мы уезжаем завтра.
 — Как хочешь.
 Роланд поднялся.
 — Я должен вернуться к королю и узнать, какие еще удовольствия он мне запланировал. Как ты себя чувствуешь?
 — Хорошо.
 Он с сомнением посмотрел на нее.
 — Сможешь путешествовать?
 «А какой еще у него выбор? — подумала Дария. — Оставить меня здесь? Выбросить где-нибудь по дороге?»
 — Да, смогу.
 Роланд еще с минуту смотрел на нее, испытывая вину за то, что ей придется ехать верхом в таком состоянии. Он поедет медленно, чтобы ее не очень тошнило. Стоя уже в дверях, Роланд сказал:
 — Спи. Я не буду тревожить тебя ночью. Я еще раз поговорю с королем, но не думаю, что он переменит решение. Эдуард — самый упрямый человек во всей Англии. Вбил себе в голову, что мне перережут горло, если я отправлюсь в Корнуолл, а он не хочет, чтобы это произошло до тех пор, пока я не произведу своего первого… — Он не договорил и тихо выругался. — Мы уезжаем завтра, если не возражаешь.
 Когда Роланд ушел, Дария подумала о том, что бы он сделал, откажись она ехать. Дария уснула, вспоминая о матери, над которой издевался дядя. Как ей помочь?




 Глава 13


 Стоя в утреннем тумане закутанная до подбородка в зимний плащ, Дария терпеливо ждала, пока Роланд закончит разговор с королем.
 Она уже попрощалась с королевой, поцеловав ей руку в глубоком реверансе и поблагодарив ее со всей искренностью за заботу и добрые советы. Королева дала молодой женщине большой флакон с настоем из трав на случай, если ей опять станет плохо.
 — Будь терпелива с Роландом, — сказала Элеонора, обнимая ее и желая ей поменьше мучиться. Дарии оставалось только молиться о том, чтобы ребенок был похож на Роланда. — Он человек гордый, верный и, очевидно, разумный во всем, что не относится к делам сердечным. Я слышала, что несколько лет назад он влюбился в девушку, которая предала его. Больше я ничего не знаю. Мой супруг рассказывал мне, что Роланд был тогда безутешен. Должно быть, это ожесточило его сердце.
 При этих словах она очень возгордилась — ведь ее муж, король Англии, был верен ей и только ей. Дария чуть было не выпалила, что девушку звали Иоанна Тенесби, но прикусила язык. Роланду не понравится, если она выдаст его секрет.
 — Когда вы прибудете в Корнуолл, — добавила Элеонора, — я надеюсь, вы навестите замок Сент-Эрт. Там живут моя дочь и ее муж, Денвольд Фортенбери. Филиппа — милое, но своенравное дитя и добавляет немало седины своему мужу. Конечно, Роланд сам решит, где вы будете жить, пока он не купит этот замок.
 — Только вчера он говорил мне о Тиспен-Ладоке.
 — Не тревожься, если твой муж будет скрытничать. Со временем он многое тебе расскажет. Я рада, что король не настаивал на возвращении твоему дяде одежды и кухонной утвари, которую ты везла Колчестеру. У вас будет все необходимое, когда вы переедете в новый дом.
 Дария оглянулась и увидела, что мулы потонули в густом тумане. Она и в самом деле принесла Роланду солидное приданое: большие деньги, мебель, белье, посуду. Дария вспомнила мрачный взгляд Роланда, когда он увидел весь этот скарб полчаса назад.
 — Я чувствую себя жадным купцом, — сказал он, — путешествующим со всем своим товаром. Возможно, я продам кое-что Грелему.
 — Это мои вещи, — напомнила она, побледнев от гнева. — Как ты посмеешь распоряжаться тем, что принадлежит мне? Кое-что сшито руками моей матери.
 Он взглянул на нее, сидевшую верхом на лошади, и с ухмылкой заметил:
 — Нет, моя дорогая жена, теперь это не твое. Разве ты не поняла? Все, что у тебя есть, — мое доброе имя и защита. Запомни, Дария, я буду делать то, что считаю нужным. — И с этими словами отвернулся от нее.
 По крайней мере сегодня утром у нее не болел живот, потому что она выпила парного козьего молока и съела кусочек белого хлеба. Дария была благодарна и за это. Ведь, что бы ни говорил Роланд, она начинала новую жизнь, о которой еще совсем недавно и мечтать не могла.
 — Ты готова, Дария?
 Молодая женщина слабо улыбнулась.
 — Спасибо, что дал мне Генриетту, — промолвила она, поглаживая шею своей кобылы. Он тоже погладил Генриетту, и их пальцы соприкоснулись.
 — Твоя Генриетта такая же толстая, как Кэнтор. Но ничего, через неделю они оба похудеют. Скажи мне, если тебя будет тошнить.
 — Хорошо.
 Он слегка дотронулся до ее бедра, кивнул и поехал вперед. Дария обернулась и помахала рукой королеве, которая смотрела на нее из окна замка. В последний момент, когда они выезжали из Тибертона, ее глаза встретились с глазами графа Клэра. В них было столько ненависти, что Дария вздрогнула, но подавила панику. Отныне он больше не сможет причинить ей зла. В конце концов, если бы граф не похитил ее и не привез в Тибертон, она бы никогда не встретила Роланда. Пути Господни неисповедимы.
 Часа через три туман рассеялся и потеплело. К удивлению сопровождающих воинов, Роланд приказал остановиться. Он ничего не стал им объяснять, просто подъехал к Дарии и посмотрел на нее.
 — Хочешь немного отдохнуть? Или облегчиться? Она кивнула.
 Он соскочил с лошади и, обхватив Дарию за талию, поставил на землю.
 — Тебе не понадобится твоя старая служанка? А то я могу послать за ней в Тибертон.
 — Нет, она меня сейчас пугает. Ина порой заговаривается.
 — Как хочешь. В Тиспен-Ладоке наверняка найдется другая служанка. Скажи мне, когда будешь готова ехать дальше.
 Он отошел, оставив ее одну.
 Дария вспомнила бормотание старухи накануне вечером, когда та проскользнула в ее спальню. Она все время трясла головой.
 — Он не граф, — бубнила Ина, подбирая юбки. — Он — мошенник, которому нельзя доверять, по крайней мере вам, маленькая госпожа.
 — Я не хочу больше слушать такие глупости! Старуха бросила на нее сердитый взгляд и вышла из комнаты. Дария вздохнула. Но через несколько минут Ина вернулась в спальню и прошипела:
 — Он даже не граф, а вы вышли за него замуж! Стыдно, маленькая госпожа. Польстились на смазливую физиономию. А вот граф Клэр — он действительно хороший жених… грубоват немного, но зато настоящий мужчина, не то что этот красавчик священник…
 Дария попыталась выбросить из головы слова служанки. Она повернулась и пошла к лошадям. Ей хотелось сесть под деревом, прислониться к стволу и закрыть глаза, но она знала, что Роланду не терпится ехать дальше. Дария слегка коснулась своего плоского живота.
 — Я готова, Роланд, — окликнула она мужа. Но посадить ее на лошадь подошел не он, а Салин, тридцатилетний воин с умным, но некрасивым лицом, густыми темно-каштановыми волосами, вьющимися на висках. Он выглядел устрашающе, но голос у него был приятный.
 — Если вы снова захотите остановиться, госпожа, позовите меня.
 — Спасибо, Салин.
 Медленно двигаясь вслед за Роландом, Дария снова вспомнила о том, что рассказала ей Ина о Тильде.
 — Бедняжка, — причитала старуха, — граф ударил ее, но не по лицу, так как даже он не хотел портить такую красоту, он стукнул Тильду кулаком в грудь и сломал ей ребро. А священник — безмозглый червяк — просто стоял и ломал свои грязные руки. Потом граф потащил девочку из большого зала в свою спальню. Он хорошо позабавился с ней. Ее крики разносились по всему дому. — Ина сплюнула — новая привычка, которой Дария раньше за ней не замечала. — Она это заслужила, шлюшка этакая. Вам не следовало убегать, маленькая госпожа. Вас бы граф не ударил.
 Дария почувствовала, как к горлу подступает удушливый ком. Она была очень эгоистична, а теперь по ее вине бедная девушка лежит где-то в замке и корчится от боли.
 — Вот, а потом граф сказал ей — так говорил один из слуг, — что оставит ее при себе, но только если она прекратит ныть. Служанка перевязала ее. Я спряталась, и он забыл обо мне, — прибавила Ина, гордясь собственной хитростью.
 Дария ощутила дуновение прохладного летнего бриза. У нее над головой собирались черные тучи. Скоро опять пойдет дождь, как всегда бывает в Уэльсе. Она не испугалась дождя, настолько привыкла к нему за ту неделю, когда они с Роландом скрывались от графа Клэра. Но ведь от постоянной сырости Роланд заболел. Она нахмурилась, тревожась о нем.
 — Что тебя беспокоит, Дария? Она улыбнулась.
 — Скоро хлынет дождь, и я вспомнила, как ты простудился и заболел в Уэльсе.
 — Дождь тут ни при чем.
 Дария вопросительно склонила голову.
 — Я отдал тебе свой последний камзол и три дня носил мокрый.
 — Тебе не следовало так поступать.
 — Возможно. Как ты себя чувствуешь?
 — Хорошо.
 Роланд поехал рядом с ней. Несмотря на то что он молчал, Дария ощущала зревшее в нем раздражение. Она ждала его нападок.
 Наконец он произнес:
 — Почему тебе вдруг сделалось плохо? Ты говорила, что не чувствуешь никакой тошноты и тому подобного. Я не понимаю, как тебя могло скрутить так неожиданно.
 — Сама удивляюсь. Королева сказала, что раньше я была слишком занята другими заботами, чтобы прислушиваться к себе. Но когда я узнала, что беременна, мой организм повел себя так, как ему и следовало.
 Он тяжело вздохнул. Глупо было бы оспаривать правоту королевы.
 — В трех милях отсюда Цистерцианское аббатство. Мы попросим там пристанища на ночь.
 Аббатство оказалось таким же старым, как и дубы, окружавшие его с четырех сторон. Стены начали понемногу разрушаться, и камни валялись на дороге. Когда у ворот появился монах, Роланд спешился и заговорил с ним. Через несколько минут к ним присоединился другой монах и сделал знак Дарии следовать за ним. Она посмотрела на Роланда, но он только кивнул ей. Монах отвел их в небольшое здание, стоявшее неподалеку от основного. Оно было невысоким, серым и мрачным; его каменные зубчатые стены осыпались. По узкому сырому коридору с земляным полом они прошли в маленькую келью, темную и такую холодную, что Дария сразу стала дрожать. Ужин, принесенный им молчаливым братом-монахом, состоял из пустого супа и куска черствого хлеба.
 Молодая женщина взглянула на суп, подернутый тонкой пленкой жира, и у нее свело внутренности. Она села на краешек кровати. Соломенный матрац оказался сырым и жестким.
 Дария была голодна и очень несчастна. Неужели Бог хотел, чтобы с женщинами обращались так плохо? Зачем запирать их в мрачные кельи вроде этой? Может быть, женщин надо было наказывать за какие-то грехи, о которых она не знала?
 Не переставая дрожать, Дария снова взглянула на жидкий суп и, к своему ужасу, почувствовала сильный позыв на рвоту. Она споткнулась и упала на грязный каменный пол, торопясь дотянуться до горшка, да так и осталась стоять на коленях, обхватив руками живот и стараясь думать о чем-нибудь другом. Перед ее глазами стоял тот фермер, что помог им с Роландом, и она видела, как он мучается под пытками, которым подвергнул его граф Клэр. Но спазмы вновь сотрясли ее тело, и у Дарии вырвался стон.
 — Где флакон, который дала тебе королева?
 Дария не повернула головы. Зачем он пришел? Она хотела умереть и не нуждалась в свидетелях. Она собралась было ответить, но ей помешал очередной приступ рвоты, и несколько минут молодая женщина не могла ни говорить, ни думать.
 Роланд не на шутку испугался, наблюдая за тем, как мучается его, жена.
 Он обратился к Салину, стоявшему возле него:
 — Принеси воды и чистого холста. Да, и какой-нибудь приличной еды, например, горячего бульона. — Роланд поморщился, глядя на миску с супом. — Если бы мне пришлось есть это отвратительное варево, меня бы тоже вырвало. Коли монахи будут возражать, сверни им шеи.
 Дария почувствовала, как его руки легли ей на плечи, и попыталась гордо выпрямиться, но смогла только покачать головой и задрожала, как осенний лист.
 — Успокойся, — сказал он, подхватывая Дарию на руки и сажая к себе на колени. — Это ложе жестче уэльсских скал.
 Роланд ощутил промозглую сырость кельи и нахмурился. Ей нельзя было оставаться здесь, она заболеет. Аббат заверил его, что Дария будет хорошо устроена, сукин сын. Как быть? В аббатстве такие строгие правила по части пребывания в них женщин. Наверное, святые отцы считали, что вид женщины вызовет у всех монахов приступ похоти.
 Дария содрогнулась от нового позыва на рвоту.
 — Я дам тебе снадобье королевы.
 Он положил Дарию на узкую кровать и склонился над ней. Его пугала ее бледность и худоба. Он бы, наверное, тоже был таким худым, если бы регулярно опорожнял содержимое своего желудка. Роланд поил ее настоем из трав, когда вернулся Салин.
 Дария увидела в глазах воина жалость и отвернулась к стене.
 — Полежи немного, Дария, а потом поешь, пока бульон не остыл. Салин, я хочу поговорить с тобой наедине.
 — Один из монахов сказал мне, что эта келья служит карцером, — сообщил Салин как бы между прочим, когда они остались с глазу на глаз. — Сюда сажают тех, кто совершит какой-нибудь проступок. Их сначала порют, а потом бросают в карцер на несколько часов, но никогда на целую ночь, иначе они могут умереть. И как вы теперь знаете, в карцере размещают также женщин, которые имеют несчастье останавливаться в аббатстве на ночь. Ваша жена заболеет, если останется здесь.
 — Карцер, — машинально повторил Роланд. — Но это аббатство, и я не вправе нарушать правила, какими бы жестокими они ни были. Однако если я не могу взять ее в главное здание, мне придется переночевать вместе с ней. Принеси мне все одеяла, которые сумеешь найти, Салин, и ничего не говори нашим хозяевам.
 Тот кивнул и вышел. Роланд повернулся к жене, все еще лежавшей лицом к грубой каменной стене, с поджатыми ногами. Ей стало лучше, и он надеялся, что это добрый знак.
 — Съешь бульон, Дария.
 Она застонала, но Роланд решительно посадил ее к себе на колени и стал очень медленно кормить бульоном.
 Наконец она открыла глаза и с удивлением посмотрела на него.
 — Я чувствую себя прекрасно. Это состояние такое странное — то я хочу умереть, то сражаться и завоевать новую землю.
 — Сегодня вечером никаких сражений. Я останусь здесь с тобой. Если бы не дождь, мы бы спали на воздухе, а не в этих мрачных руинах, но сейчас должны быть благодарны и за этот кров.
 Он продолжал кормить Дарию и с облегчением заметил, что на ее щеки вернулся румянец.
 Увидев Салина, нагруженного одеялами, Дария улыбнулась, и затем рассмеялась — из-за груды одеял выглядывали только его свирепые глаза, и Роланд, отвыкший от звука ее смеха, тоже улыбнулся.
 Салину он сказал:
 — Присмотри за тем, чтобы всех моих людей разместили, и накажи им ничем не раздражать монахов. А если монахи чем-нибудь провинятся, не обращай на это внимание. Мы бы не хотели, чтобы кого-то из них в наказание прислали сюда разделить с нами карцер.
 Вскоре Роланд задул единственную свечу, лег на страшно неудобный матрац и положил Дарию рядом. Он коснулся губами мочки ее уха и, пожелав доброй ночи, привлек к себе.
 — Ты храпишь, Роланд? — спросила Дария. — То есть я хочу уточнить, не фыркаешь ли как простуженная лошадь?
 — Не знаю. Ты мне завтра скажешь.
 — Если бы ты только спал в одной комнате с Иной! Это настоящая пытка. Давным-давно она была замужем, и муж бросил ее из-за храпа. Дескать, нет смысла иметь эту женщину, если ради этого приходится терпеть свинью и лошадь.
 Роланд обнял ее, и она крепче прижалась к нему. Почувствовав его напряженную плоть, Дария замерла. Она не хотела, чтобы он унизил ее так, как в брачную ночь. Воспоминания об этом вернули боль от его ярости, боль от стыда, который Роланд заставил ее испытать. Но Дария постарается забыть об этом. В ту ночь он был зол, расстроен и сорвал на ней свой гнев. С тех пор муж был к ней добр. Дария подумала о том, всегда ли женщины ищут оправдания мужчинам, когда те ведут себя, как дикие звери?
 Роланд разбудил ее на рассвете. Ночью дождь прекратился, но солнце скрывали тяжелые черные тучи.
 Он собирался вскочить с кровати и прихватить с собой Дарию, но, вспомнив о ее состоянии, сказал:
 — Не вставай. Полежи еще немножко. — Приподнявшись на локте, он заглянул ей в лицо, стараясь рассмотреть его в тусклом утреннем свете. — Как ты себя чувствуешь?
 — Еще не знаю.
 — Я должен идти, но ты лежи, пока Салин не принесет тебе теплого молока и хлеба.
 — Спасибо, Роланд.
 Его голос был так же тверд, как и матрац, на котором он провел ночь.
 — Ты моя жена. Я не хочу, чтобы ты испытывала большие неудобства.
 — Даже хотя ты думаешь, что я ношу ребенка другого?
 — Не веди себя как обиженное дитя, Дария. У тебя нет для этого оснований. Отдыхай, скоро увидимся.
 Весь день ее не тошнило. Роланд останавливал обоз каждые несколько часов, словно знал до минуты, когда ей надо облегчиться или расправить спину и походить.
 В тот вечер небо было чистым, и Роланд решил остановиться в другом аббатстве, чей мрачный силуэт заставил даже Салина сделать гримасу.
 — Мы разобьем лагерь в этой кленовой роще, — заявил Роланд, и они так и сделали.
 Он не прижимал ее к себе ночью, потому что было тепло и только легкий бриз шевелил листья кленов. Дария соскучилась по его ласкам, но ничего не сказала.
 Спустя два дня они подъехали к возвышенности, и Дария увидела прекрасный нормандский замок; над толстыми каменными стенами гордо поднимались зубчатые башни.
 — Это замок Грелема де Мортона. Мы будем жить в нем, пока я не подготовлю наш собственный. Его хозяйку зовут Кассия.
 — Королева думала, что ты привезешь меня в Сент-Эрт.
 Он покачал головой.
 — Со временем ты встретишься с Денвольдом и Филиппой.
 Дария огляделась. Ей нравился Корнуолл: он был диким, суровым и заброшенным, но трогал ее душу. Свежий соленый морской ветерок ерошил волосы.
 Она не чувствовала себя здесь одинокой, несмотря на пустынное место и неплодородную землю. Этот край согревал ее сердце.
 — Твой замок далеко отсюда, Роланд?
 — Не очень. — Он смотрел, как она дышала полной грудью. — Ничего, что здесь так безлюдно?
 — Не важно.
 — В таком случае это будет твой дом. Она была довольна. Роланд заметил это и удивился тому, что испытал одновременно и радость, и гнев.
 К сожалению, ей пришлось встретиться с хозяевами замка — лордом и леди Уолфетон — с закрытыми глазами и согнувшись в три погибели, потому что вскоре после того как Роланд помог ей спешиться, ее стало выворачивать наизнанку. Дария слышала бас мужчины и высокий женский голос, в которых звучали тревога и сочувствие. Она уткнулась лицом в плечо мужа и услышала его шепот:
 — Не смущайся. Кассия поможет тебе. Спустя несколько минут Дария осталась одна в большой комнате, залитой ярким светом, льющимся из трех окон. Пол был устлан шерстяным ковром, а постель, на которой она лежала, была такой мягкой, что Дария вздохнула от удовольствия, ненадолго забыв про боль в желудке.
 Неожиданно над ухом у нее раздался нежный голос:
 — Если вас опять будет тошнить, вот горшок. Роланд сказал, что у вас есть лекарство от самой королевы. Он сейчас принесет его.
 Дария открыла глаза и постаралась улыбнуться.
 — Меня зовут Кассия. Я рада, что Роланд женился и вы пробудете некоторое время у нас. Как вы, должно быть, счастливы, что носите ребенка! Моему сыну только один месяц. Его зовут Гарри, и он как две капли воды похож на своего смуглолицего отца-воина. Это несправедливо, но Грелем самодовольно ухмыляется и заявляет, что он — глава семьи и посему ребенок должен во всем походить на него.
 — Хорошо, что мальчик похож на отца, — заметила Дария. — Значит, отец непременно признает его своим.
 Кассия де Мортон нашла это заявление довольно необычным и склонила голову в немом вопросе. Но молодая женщина, лежавшая на спине и белая, как покрывало на голове Кассии, ничего больше не сказала. Она поджала губы, и Кассия испугалась, что гостью опять вырвет.
 Но Дарию не рвало; ее одолевали мрачные мысли, от которых на глаза наворачивались слезы.
 — Хотите теплого эля, Дария? Она выдавила из себя улыбку:
 — Да, спасибо.
 — Пожалуйста, зовите меня Кассией. Спустившись в большой зал, Кассия де Мортон обратилась к мужу:
 — Что вы думаете обо всем этом, милорд?
 — О Роланде и его молодой жене? Ну, я хотел бы взглянуть на нее, когда она немного оправится.
 — Дария беременна.
 — Да, Роланд сообщил мне, но каким-то странным тоном. Не так подобает говорить будущему отцу.
 — По-твоему, он должен был объявить об этом, раздуваясь от гордости, как самодовольный петух?
 Но Грелем пропустим мимо ушей ее шутку и задумчиво проговорил:
 — Что-то здесь не чисто. Ты не возражаешь, если Роланд оставит с нами девушку, пока съездит в свой замок — вернее, в замок, который вскоре станет его?
 — Конечно, нет.
 Смущенная, Дария вышла из комнаты, чувствуя себя так же хорошо, как тогда, когда Роланд стал ее мужем. Она спускалась по винтовой каменной лестнице и встретила Роланда, поднимающегося наверх. Дария остановилась перед ним.
 Несколько секунд он молчал, всматриваясь в ее лицо.
 — Мне гораздо лучше, — быстро произнесла она. — Извини. Эта тошнота раздражает меня.
 Роланд поднялся и встал рядом с ней, притиснув ее к каменной стене. Он чувствовал изгибы ее тела, длинные ноги, мягкий живот, груди, распластанные под его грудью. Затем поднял руку и погладил ее по щеке.
 Дария задрожала, закрыла глаза и прильнула к нему, мечтая о его ласках и страстных признаниях.
 — Роланд, — прошептала она.
 Он по-прежнему безмолвно гладил ее по щеке кончиком пальца и, когда Дария машинально прижалась к его руке, резко отстранился и ушел, крикнув через плечо:
 — Если захочешь есть, ступай в большой зал.
 Обед в Уолфетонском замке подавали поздно. За окном все еще сияло солнце, поскольку был разгар лета. В зале звенел смех, раздавались шутки и радостные возгласы.
 Дария села рядом с мужем, уставившись в тарелку. Она знала, что селедка очень вкусная, но боялась есть, так как не хотела, чтобы ее опять вырвало.
 Молодая женщина подняла голову и услышала, как лорд Грелем беседует с Роландом о короле и его грандиозных планах насчет Уэльса.
 — Значит, он сейчас посещает всех приграничных баронов, опустошая их амбары и оценивая их силы. Да, Эдуард всегда выбирал разумную стратегию.
 Кассия обернулась к своей новой гостье.
 — Съешьте кусочек этого чудесного хлеба.
 — Спасибо, не беспокойтесь, просто не хочу, чтобы Роланд видел меня, когда… вы очень добры, но… — Ее голос сорвался.
 — Ничего, — быстро промолвила Кассия. — Расскажите-ка мне о ваших приключениях. Я кое-что слышала, но хочу знать все.
 Вечер прошел очень приятно. Чудовищное напряжение постепенно покинуло Дарию, и она улыбнулась. Когда Кассия извинилась и ушла покормить ребенка, Роланд обернулся к своей жене и спросил:
 — Ты устала? Хочешь уйти?
 Она кивнула, испытывая сильную слабость.
 Роланд уставился в свою пустую тарелку и сказал:
 — Подготовься принять меня этой ночью. Я хочу исполнить свой супружеский долг.
 Дарии не понравился его холодный тон; она с горечью вспомнила ту ночь, когда он грубо овладел ею.
 — Как я должна подготовиться к нашей встрече? Встать голой посреди комнаты, когда ты войдешь? Или лечь на спину с раздвинутыми ногами? Чего ты хочешь, Роланд?
 Он шумно вздохнул, удивленный ее нападками.
 — Дария, не смей дерзить! Знай, что я намерен взять тебя сегодня ночью, и приготовься к этому.
 — Ты будешь так же груб, как в брачную ночь, или будешь нежным и станешь звать меня именем другой женщины, как в Рексеме?
 — Не было никакой другой ночи, черт побери, и не лги мне больше. Это меня раздражает.
 — Значит, ты возьмешь меня без единого ласкового слова, как шлюху, заслуживающую только презрения.
 Дария повысила голос, и Роланд наклонился над ней.
 — Тише, жена. Не то наш хозяин поинтересуется, чего ты скандалишь.
 Молодая женщина поднялась, не дожидаясь, пока он или кто-то из слуг поможет ей.
 — Я не стану готовиться, Роланд, — прошипела она, — не хочу, чтобы ты обращался со мной, как с гулящей девкой. Спи с кем-нибудь из служанок, мне все равно!
 Она спрыгнула с помоста, оставив мужа смотреть ей вслед. Роланда одолевали противоречивые чувства: ему хотелось ударить ее и в то же время сорвать с нее одежду и ласкать до исступления. Он выругался шепотом:
 — Проклятая упрямая сука.
 — Я, кажется, говорила тебе, Роланд, что женщины — сущие дьяволицы.
 К счастью, Грелем де Мортон не обращал на них внимания. Он разговаривал со своим слугой, скуластым парнем по имени Блаунт.
 Роланд в молчании допил свой эль. Черт возьми! Эта наглая девчонка должна быть благодарна ему по гроб жизни! И он, честное слово, испытывал к ней сострадание, когда ей было плохо.
 Наконец Роланд попрощался с хозяевами и, выйдя из большого зала, направился в покои своей жены.
 Дария перестанет над ним издеваться, когда он овладеет ею.




 Глава 14


 Дария сидела на стуле возле окна. Ночь была ясной, сквозь облака светил молодой месяц. Лицо обдувал легкий ветерок. Во дворе неподвижно стояла собака. Вдруг она подняла голову и залаяла, когда мимо нее прошел воин, направляясь на ночлег. Время тянулось медленно. Дария знала, что рано или поздно Роланд придет, поэтому не вздрогнула, когда дверь комнаты отворилась, а затем тихо закрылась. Не поворачивая головы, она сказала:
 — Роланд, я больше не позволю тебе унижать меня. — Она была рада, что ее голос твердо прозвучал в тишине комнаты. Ей очень хотелось в эту минуту взглянуть на мужа, чтобы узнать, не переменилось ли его настроение. Но она перестала сомневаться, когда услышала его холодный тон:
 — Я буду вести себя так, как мне заблагорассудится, Дария. Ты — моя жена, мое имущество, моя собственность. А сейчас я хочу взять тебя.
 Хорошо, что она не видела выражения его лица. Ночной ветерок играл ее волосами, ласкал щеки.
 — В нашу первую ночь я любила тебя так сильно, что сделала бы для тебя все на свете. Меня ужасала мысль, что ты умрешь, покинешь меня, когда я только-только нашла тебя. Я знала: ты покажешь мне, что значит соединиться с мужчиной, которого любишь. Я была счастлива, когда ты лежал в лихорадке и хотел меня…
 — Я никогда не хотел тебя, — солгал он, радуясь тому, что она не смотрит в его сторону.
 — Ну, положим, хотел эту женщину, Лайлу. Ты был нежен, и моя плоть откликнулась на твои ласки, но после того как ты грубо взял меня, мои чувства исчезли. — Она повернулась к нему, склонив голову. — А были ли те чувства на самом деле, Роланд? Удовольствие, которое, как говорят, испытывает женщина… существует ли оно в действительности?
 — Возможно, узнаешь, когда у тебя будет любовник.
 Дария продолжала, словно не слыша его слов:
 — Но в тот момент, когда ты приготовился оросить меня своим семенем, мне показалось, что ты узнал меня — меня, а не эту Лайлу!
 Дария отвернулась к окну.
 — Наверное, я ошибалась, наверное, хотела слишком многого — чтобы ты шептал мое имя, стонал, чтобы любил меня. Наверное, ты никогда не вспомнишь ночь, когда мы принадлежали друг другу…
 Он издевательски расхохотался.
 — Вспомнить ночь, которая живет только в твоем воображении? Это как ткань, сотканная из несуществующих нитей. Кажется, ты утверждала, моя стыдливая маленькая девственница, будто помыла потом мои чресла.
 — Это правда. Мне не было стыдно. Я ухаживала за тобой, потому что ты был болен, а я любила тебя. Да, я смыла свою кровь и твое семя, ибо не хотела, чтобы ты почувствовал вину и обязательства передо мною. Я сама решила отдаться тебе, а стало быть, и отвечать за это должна сама. Однако затем, Роланд, все пошло кувырком, и этого мне искренне жаль. Но ребенок, наш ребенок…
 — Хватит с меня твоей болтовни, Дария. Ты получила все, что желала, хотя я, признаться, не подарок для женщины. У тебя есть я и мое имя; твой ребенок родится в законном браке. И если это будет мальчик, в день моей смерти мне придется подавиться своей честью.
 — Роланд, неужели ты бы не женился на мне, если бы я не была беременна?
 Он несколько секунд смотрел на нее в замешательстве, потом спокойно сказал:
 — Женился бы, коли король продолжал настаивать на этом.
 — И был бы нежнее, когда брал меня?
 — Довольно! Я не желаю больше слушать всякий вздор. Скажу тебе одно — мне не терпится погрузиться в твою мягкую женскую плоть. Сними одежду и ложись на кровать. У меня давно не было женщины.
 — Ты недавно был со мной.
 — Я просто выполнял свой супружеский долг. Сегодня ночью я буду брать тебя до тех пор, пока мне не надоест твое тощее тело.
 — Нет, не будешь.
 Роланд подошел к ней и сжал ее плечи, затем повернул лицом к себе, обдав теплым дыханием. Его голос оставался таким же холодным, как и глаза, когда он прошипел:
 — Не смей отказывать мне. Никогда.
 — Роланд, я не позволю топтать меня ногами и обращаться с собой как с ничтожеством.
 — Дария, я не потерплю твоего непослушания и заставлю тебя подчиниться силой, если ты будешь упорствовать.
 Она вырвалась и бросилась к двери, опрокинув стул. Роланд перепрыгнул через него и попытался догнать ее. Дария была уже около двери, когда он едва не схватил ее за руку.
 — Куда ты пойдешь? — закричал Роланд ей вслед. — Глупая девчонка!
 Он услышал ее шаги на винтовой лестнице, затем громкий крик и звук упавшего тела. Душа у него ушла в пятки, и он помчался по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. На повороте Роланд увидел Салина, склонившегося над лежащей женщиной. На его безобразном лице был написан испуг.
 — Что случилось?
 — Она столкнулась со мной, — объяснил Салин, — а потом отскочила и ударилась головой о каменную стену. — Он ждал, что Роланд кинется к жене, но тот не подходил, и тогда Салин наклонился над Дарией и поднял ее на руки. Она смотрела на него отсутствующим взглядом.
 — Все хорошо, маленькая госпожа, — сказал воин и, не дожидаясь приказания хозяина, отнес Дарию в ее комнату и осторожно положил на кровать.
 — Принести пиявок? — спросил Салин.
 — Не надо, я побуду с ней. — Роланд подождал, пока Салин выйдет, затем повернулся, чтобы запереть дверь.
 Он вернулся к жене, методично ощупал ее руки и ноги — не сломаны ли они — и начал столь же методично раздевать ее. Теперь она не сопротивлялась.
 — У меня ужасно болит голова.
 — Ничего страшного — просто шишка. Но ты заслужила ее своим упрямством.
 — Ты теперь изнасилуешь меня, Роланд? Он было нахмурился, но тотчас же усмехнулся:
 — Я не хочу тебя. Если бы мне понадобилось переспать с кем-то, я бы подумал о других женщинах.
 Однако Роланд продолжал снимать с нее одежду. Когда она, уже обнаженная, лежала на спине, он стал ее разглядывать, с безразличным видом поглаживая кончиком пальца ее подбородок.
 — Ты очень худая. Трудно поверить, что в твоем плоском животе лежит младенец. Может быть, его отец был карлик?
 Она вскочила, схватила кувшин с прикроватного столика и запустила в него. Он попал ему в грудь, и вода расплескалась по лицу.
 Дария отвернулась, закрыв глаза от боли. Все было очень плохо. Она слышала, как Роланд с шумом перевел дыхание. Через некоторое время он подошел к двери и сказал:
 — Я уезжаю. Ты останешься с лордом Грелемом и леди Кассией. Они присмотрят за тобой.
 Она быстро привстала на кровати. Сердце ее бешено колотилось. Он покидает ее!
 — Роланд, пожалуйста, не оставляй меня, я твоя жена. Ты едешь покупать замок, ведь так? Я не помешаю тебе, клянусь, меня не будет тошнить. Я понадоблюсь тебе, обязательно понадоблюсь…
 — Понадобишься? Мне не нужна женщина, которую все время выворачивает наизнанку, и я должен из-за этого плестись еле-еле. — И, не взглянув на нее, он вышел из комнаты, но уже с порога оглянулся:
 — Прикройся. Меня вид твоих грудей не возбуждает, но кто знает? Возможно, люди лорда Грелема менее разборчивы, чем я.
 Дария медленно натянула на себя одеяло. По крайней мере он не собирался сейчас использовать ее как сосуд, из которого пьют только для того, чтобы утолить жажду.
 Роланд уезжал. Без нее. Вернется ли он когда-нибудь обратно?
 Дария проснулась на рассвете. Этим утром Роланд уезжал. Она стояла у окна в одной ночной рубашке и смотрела, как он садился на Кэнтора, потом разговаривал с лордом Грелемом и наконец взмахнул рукой через поднятую чугунную решетку. Но в последний момент муж все-таки оглянулся и посмотрел на нее. Она отчаянно замахала ему, горя желанием окликнуть его, умолить взять ее с собой… Но он снова отвернулся с тем же безразличным видом, с каким смотрел на нее.
 Дария не отходила от окна. Роланд поехал покупать себе замок на ее приданое. Ну что ж, во всяком случае, богатство отца доставит удовольствие кому-то другому, а не проклятому дяде Дэймону.
 Она стояла так очень долго и все еще смотрела во двор Уолфетонского замка, когда он начал заполняться людьми, спешившими на работу. Везде было много людей, много животных — коров, собак и свиней. Но здесь было совсем не так, как в Тибертоне или в замке ее дяди. Потому что здесь люди шумели и громко переговаривались, кричали, спорили и ругались. А также смеялись. Да, смеялись, беззлобно подтрунивая друг над другом. Дария наблюдала за ними как зачарованная.
 Затем она увидела, как из большого зала появилась леди Кассия де Мортон. На ней были старое платье и белое покрывало на голове, что делало ее похожей на служанку. За ней шел пожилой мужчина с пьяненькой ухмылкой на лице. Он нес два подноса, от которых исходил вкусный запах. Дарии показалось, что там были сдоба, мед и миндаль, и у нее потекли слюнки. К ее удивлению, леди Кассия остановилась, оглядела шумную толпу и громко свистнула. Через несколько минут их с мужчиной окружили обитатели замка и моментально расхватали теплые булочки.
 Дария пожалела, что не умеет так свистеть. Она могла бы свистнуть в ухо Роланду, когда он опять будет раздражать ее. Дария невольно улыбнулась. Ей очень хотелось теплой булочки.
 Увидев Дарию, Кассия помахала ей рукой, а затем сорвала с головы покрывало. В своем платье с развевающимися юбками и ниспадавшими широкими рукавами она была похожа на маленького грациозного дервиша.
 — Иди сюда, Дария, я приберегла для тебя булочку. Садись и ешь. Прекрати поститься, честное слово, это вредно. О дорогая, ты выглядишь очень усталой. Плохо спала? Твой муж уехал сегодня рано утром. Наверное, ты скучаешь по нему. Конечно, Роланд — красивый мужчина. Когда поешь, я покажу тебе моего Гарри — самого красивого ребенка в христианском мире. Он похож на своего большого, неуклюжего папочку, что я по-прежнему считаю несправедливым, но, увы, никто не обращает на меня внимания. Но я уже, кажется, говорила это, верно? Мой муж всегда советует мне болтать поменьше, потому что я повторяюсь.
 Дария не могла ответить на этот поток слов, поскольку Кассия отошла от нее и обратилась к служанкам, со смехом требуя принести еще еды для их гостьи.
 К полудню Дарии хотелось рыдать от одиночества. Она не могла объяснить, почему чувствовала себя такой неприкаянной в замке, полном людей, которые были столь добры к ней. Дария проводила время с Гарри, на все лады расхваливая его светившейся от счастья матери. Он был красивым ребенком, и когда она держала его на руках, у нее в глазах стояли слезы. Ее собственное дитя — дитя Роланда — никогда не узнает отцовской гордости. Его ждет в лучшем случае равнодушие, а в худшем — холодность. Но Роланд никогда не поднимет на него руку. В этом она была неколебимо уверена.
 Молодая женщина отошла от окна и направилась к крепостному валу, окружавшему Уолфетонский замок с восточной стороны. Там перед ней возник сам лорд Грелем де Мортон собственной персоной. Она испугалась его огромного роста. Роланд говорил, что он очень умелый воин, и выражение его лица было суровым. В нем чувствовалась грубая сила и властность. Она вспомнила, что Кассия отзывалась о нем как о нежном муже, и подивилась.
 — Будьте осторожнее, — произнес он, обращаясь к ней. — Простите, что напугал вас, Дария, но вы носите ребенка, а здесь гулять небезопасно.
 Значит, он пришел к крепостному валу, чтобы предостеречь ее? Она вежливо кивнула:
 — Благодарю вас, милорд. Грелем посмотрел в сторону моря.
 — Роланд вернется через неделю и отвезет вас в свой замок.
 "Только если его заставят», — подумала Дария и спросила:
 — Где его замок, милорд? Темные брови лорда Грелема поднялись от удивления, но он спокойно ответил:
 — Милях в пятнадцати к северо-востоку отсюда… Это небольшой замок, не такой громадный и внушительный, как Уолфетон, но он станет вашим домом, где род де Турне продлится в веках. Роланд разочарован тем, что замок находится далеко от моря, потому что ему нравится ощущать на губах вкус соли и чувствовать дыхание бриза. Бывший владелец замка уже стар и устал от жизни, и у него нет наследников по мужской линии. Они с отцом Роланда были большими друзьями, и он хочет, чтобы замок купил Роланд.
 — Я знаю, что он называется Тиспен-Ладок, а его хозяин сэр Томас Ладок.
 — Да, он назван в честь двух главных семей, которые владели им со времен Вильгельма. Его окружают маленькие деревушки, Киллвоз и Эннис, Самая большая деревня там — Перранпорт на северном побережье. Разве Роланд не рассказывал вам о тех краях?
 Она покачала головой, и после короткого размышления Грелем продолжал:
 — Поскольку мы очень редко отражаем набеги, нет необходимости в больших фортификационных сооружениях. Сейчас у нас мир, бесконечный мир, который расслабляет мужчин.
 Дария рассмеялась, услышав сожаление, прозвучавшее в его голосе, и он усмехнулся.
 — Может быть, мне следует перебраться поближе к уэльсской границе. Там всегда будет неспокойно.
 — Но только до тех пор, пока король Эдуард не подрежет крылья уэльсским баронам, а это не за горами. Да, он собирается начать там строительство замков как можно скорее. Боюсь, что нас ждет мирная жизнь.
 — Позвольте с вами не согласиться. Англичане и французы очень любят заварушки и всегда найдут повод подраться. Не забывайте также о шотландцах и ирландцах. Стервятники скоро будут пировать на трупах англичан. А сейчас позвольте мне помочь вам сойти с этого опасного насеста. Моя Кассия послала меня сюда, чтобы я был вашим рыцарем.
 "Моя Кассия». Как странно было слышать эти нежные слова из уст мужчины, который мог одним взмахом меча разрубить пополам и всадника, и лошадь!
 К ужасу Дарии, у нее из глаз брызнули слезы. Она закрыла лицо руками — унижение было слишком сильным для нее, но слезы неудержимо текли по щекам, несмотря на ее усилия сдержаться. Грелем с минуту постоял возле женщины, заслоняя солнце; затем обвил руками ее талию и неловко прижал к себе.
 — Это все из-за вашего состояния, Дария, не смущайтесь. Моя дорогая Кассия страдала приступами очень странных чувств, и иногда мне хотелось рыдать, а порой я покатывался со смеху.
 — Дело не в моем состоянии!
 — Нет?
 — Это из-за Роланда — моего мужа, который не испытывает ко мне ничего, кроме презрения, который женился на мне только потому, что ему приказал король.
 Грелем растерялся. Как жаль, что здесь нет Кассии. Он очень хотел защитить эту женщину, но ничего не мог придумать.
 — Простите меня, — услышал воин свой собственный голос, — все будет хорошо.
 Грелем подумал, что это пустые, глупые слова, и подосадовал на свою беспомощность. Но Дария постаралась взять себя в руки.
 — Нет, это я должна просить прощения, — возразила она, вытирая глаза кулачками, как ребенок.
 — Успокойтесь, — произнес граф, приободрившись, — давайте пойдем в большой зал. Кассия даст вам молока, и вы сразу почувствуете себя лучше.
 Когда Кассия увидела озабоченное лицо мужа, она моментально оставила все дела и отвела его в сторонку. Переговорив с ним, она проводила Дарию в ее комнату.
 — Расскажи, что случилось, — попросила она. — Я постараюсь помочь, если смогу, хотя мой муж всегда советует мне держать язык за зубами. Ну же, я слушаю, Дария.
 Но слова застряли у Дарии в горле. Гордость ее была уязвлена. При воспоминании о своей вспышке отчаяния в присутствии лорда Грелема ей хотелось провалиться сквозь землю. Она покачала головой.
 — Это все из-за ребенка, — пробормотала Дария, — просто нервы разгулялись.
 Кассия поняла, что больше ничего от нее не добьется.
 — Ладно, отдохни, а потом я принесу тебе белого хлеба и эля.
 Оставшись одна, Дария подошла к кровати и легла. Она привыкла к одиночеству; странно, однако, что все эти часы, проведенные в одиночестве, не научили ее терпению и спокойствию. Когда Дария наконец встала, был уже вечер, и Кассия, улыбаясь, зашла за ней. Дария ответила хозяйке замка принужденной улыбкой и последовала за ней в большой зал.
 Дария не спала всю ночь, и утром у нее был готов план. Она подошла к лорду Грелему.
 — Милорд, я прошу вас об одолжении. Дайте мне несколько ваших людей.
 Грелем недоуменно уставился на Дарию, стоявшую перед ним с гордо расправленной спиной и решительно поднятым подбородком. Она была худая и бледная, но выглядела непреклонной.
 — Вы хотите куда-нибудь поехать?
 — Да, в замок моего мужа. Мое место рядом с ним, а не с вами, несмотря на ваше гостеприимство. Вас не затруднит снарядить небольшой отряд?
 Какой мужчина смог бы отказать в такой просьбе? Однако лорд Грелем отрицательно помотал головой. Он обещал Роланду вернуть Дарию в целости и сохранности. Роланд бы не одобрил, если бы граф отправил ее с несколькими воинами, хотя, по мнению последнего, в этих краях было безопасно.
 — К сожалению, я вынужден вам отказать. Вы должны оставаться в Уолфетоне до возвращения Роланда, «Если Роланд вернется», — подумала Дария и отвернулась. Она ожидала отказа. Граф был честный человек, но честь мужчины не распространяется на женщину.
 Все утро она старалась безмятежно улыбаться, а днем подошла к Кассии.
 — Мне хочется покататься на Генриетте. Можно взять с собой конюха?
 Этот вопрос застал Кассию врасплох. Дария боялась, что Кассия увяжется за ней, но как раз в этот момент в большой зал вбежала нянька, держа на руках плачущего Гарри.
 Через час Дария в сопровождении двух конюших выехала из Уолфетона. Она заранее убедилась в том, что лорд Грелем был занят обучением воинов и не видел, как она уезжала.
 День был жарким, солнце стояло над головой, но Дария не обращала на это внимания. Она сказала конюшим, что хочет поехать на север вдоль берега моря. Не зная, что было у нее на уме, те с готовностью согласились.
 Дария смотрела на низкорослые деревца, растущие около моря. Постоянные штормовые ветра согнули их почти вдвое. Один из конюших услужливо рассказал ей о местонахождении замка ее мужа, Тиспен-Ладока. Ей предстояло проехать пятнадцать миль. Она не знала, сколько времени это займет, но была готова ехать столько, сколько понадобится. Теперь ей надо было отделаться от сопровождающих.
 Прошло два часа, прежде чем Дария, готовая кусать локти с досады, наконец попросила остановиться. Перед ними темнел дубовый лес, густой и непроходимый, и Дария решила воспользоваться этой прекрасной возможностью, чтобы скрыться. Она опустила голову, изобразив смущение, и попросила разрешения ненадолго удалиться.
 Мужчины переглянулись, но не возразили. Не могли же они стоять возле нее, пока она будет облегчаться. Дария вежливо поблагодарила их и спешилась. Войдя в лес, она оглянулась на своих спутников. Они прохаживались с лошадьми и переговаривались. Дария улыбнулась — как легко ей удалось провести их!
 Она завела Генриетту на добрых пятьдесят метров в глубь леса, затем тихонько снова села в седло.
 Беглянка слегка пришпорила лошадь, и та пошла рысью по узкой лесной тропке.
 Дария слышала крики, но они раздавались далеко позади нее. Заросли поредели, и Дария поняла, что лес скоро кончится. Наверное, Генриетта, не сделайся она слишком толстой и ленивой, легко бы обогнала лошадей конюших, вздумай те преследовать ее.
 Молодая женщина скакала еще час, пока кобыла не выбилась из сил. Соленый воздух приятно обдувал лицо, и Дария с наслаждением вдыхала запахи мха, деревьев и самого моря, напоминавшие ей Уэльс.
 Слева от себя она увидела надпись на грубой деревянной дощечке: «Перранпорт». И решила быстро проехать рыбачью деревню, ибо хорошо знала, какие неприятности подстерегают одинокую женщину.
 Дария была голодна, но не обращала на это внимания.
 Она ехала на восток от моря, когда солнце начало садиться. Ей не встретилось ни единой живой души, словно она была одна в этом мире. На первых порах это успокаивало ее, внушало чувство безопасности, но по мере того как шло время, Дарии становилось не по себе.
 Когда она заметила вдалеке дымок, то испытала и страх и в то же время облегчение. Она пустила Генриетту шагом, предоставив ей самой выбирать путь между голых, остроконечных скал. Наконец всадница спешилась, привязала кобылу к одиноко стоявшему дереву и подошла поближе. Это был лагерь. Она увидела несколько женщин и с полдюжины мужчин. Женщины готовили ужин; мужчины лежали на земле: некоторые точили ножи, остальные пересмеивались со своими товарищами или болтали с женщинами, отпуская непристойные шутки. «Наверное, это цыгане», — подумала Дария, правда, она никогда их не видела прежде. На поляну вышел толстый, хорошо одетый мужчина; его голая, как коленка, голова блестела даже в сумерках.
 Он что-то сказал одному из мужчин, похлопал какую-то женщину по заднице и сунул руку ей за пазуху. Женщина взвизгнула, захихикала и прижалась к нему бедром.
 Дария отошла. Она не хотела, чтобы ее захватили в плен, и потребовали выкуп.
 Она выпрямилась и направилась к Генриетте; та, завидев хозяйку, подняла голову и громко заржала.
 — Тише! Молчи, Генриетта! — Дария подбежала к кобыле и вскочила в седло. Но было слишком поздно, до нее донеслись крики и звук приближавшихся шагов. Чьи-то руки схватили ее за лодыжки и стащили на землю, поймав за талию, прежде чем она упала.
 Дария вспомнила, как дрался Роланд, и ударила человека локтем по шее, а коленом в пах, не переставая брыкаться и извиваться в попытке освободиться. Незнакомец взвыл от боли и ярости, но тут еще один оборванец приблизился к ней и крепко стиснул ее руки.




 Глава 15


 Дария задыхалась, бешено вырываясь из рук державших ее мужчин, но они были сильнее. Один из них, с налитыми кровью глазами, тот, которого она ударила локтем, замахнулся на нее, но в тот же миг раздался чей-то окрик:
 — Не бей ее, Алан!
 — Она чуть не вырвала мне горло, сука! Где соплячка научилась так драться?
 — Не бей ее, — повторил его приятель, хорошо одетый толстяк, и торопливо приблизился к ним.
 Дария постаралась успокоить сильно бьющееся сердце. К горлу подступала тошнота, но она сумела подавить ее.
 — Ну что ж, это хорошенькая голубка, — пробасил толстяк, останавливаясь перед Дарией. — Хорошенькая и молоденькая, очень молоденькая. Кто ты, голубка?
 Сказать ему? Но не повредит ли это Роланду? Что делать? Мужчина выглядел уже не таким добродушным, каким показался ей вначале.
 — Молчишь? Ты не похожа на немую. Она покачала головой и промолвила:
 — Я боюсь. Ваши люди причиняют мне боль.
 — Конечно. Ведь ты чуть было не убила моего Алана. Мужчина не любит, когда женщина так ведет себя с ним. Это унижает его и приводит в ярость. Отпустите ее, парни, но держите с ней ухо востро.
 Алан выругался и вывернул ей руку, прежде чем оттолкнуть.
 — Кто ты? — снова спросил толстяк, — Меня зовут Дария.
 — Красивое имя, очень красивое, но, клянусь всеми святыми, оно ни о чем мне не говорит. Из какого ты рода?
 — Мой дядя — граф Реймерстоун.
 — Эта сучка лжет!
 — Алан, мой мальчик, пожалуйста, успокойся. Если она лгунья, я верну ее в твои нежные объятия. Где живет твоя семья, девочка? Почему ты путешествуешь здесь совсем одна? Посмотрите только на эту прекрасную кобылу. Держу пари, что в ее толстом брюхе овес и пшеница, а не мокрая трава. Ты ведь не простолюдинка, голубка. Верно?
 — Я — гостья лорда Грелема де Мортона. По крайней мере была ею до сегодняшнего дня.
 — Опять ложь, мастер Ганлз! Я слышал, что де Мортон очень любит свою жену. Он бы не позволил этой шлюхе оставаться в его доме под носом у леди Кассии.
 На сей раз толстяк, мастер Гайлз, не бранил Алана и не приказывал ему замолчать. Он прищурился и медленно поднял руку. Глядя на эту полную и слишком белую руку, Дария почувствовала отвращение. Его пальцы с длинными ногтями коснулись ее шеи. Она вздрогнула и чуть не отпрянула назад, но заставила себя сохранять хотя бы внешнее спокойствие. Неожиданно толстые пальцы с силой вонзились ей в шею, и она огромным усилием воли подавила крик.
 — Говори правду, голубка, не то я вырву твой язык.
 Он стоял возле нее, обдавая ее своим горячим дыхйнием. Дария слышала, как рассмеялся Алан, а какая-то женщина охнула. Тошнота поднималась из глубин тела, и сейчас она не могла ничего с этим поделать.
 — Пожалуйста… — Он сжал пальцы, и Дария запрокинула голову, судорожно хватая ртом воздух.
 Потом резко отшатнулась, тяжело упала на колени, и ее вырвало.
 Толстяк смерил ее презрительным взглядом и обратился к стоявшему поблизости:
 — Когда она кончит блевать, отведи ее в лагерь. Мне хотелось бы с ней потолковать. Возможно, нас ждет хорошее вознаграждение. А ты, Алан, оставь ее в покое. Я не хочу, чтобы пострадало ее красивое тело или были сломаны кости. Чую, мы будем довольны ее внезапным появлением.
 Дария ощутила чьи-то пальцы на своем плече и вздрогнула. Ее по-прежнему мутило.
 — Знай, девочка, что если ты и дальше будешь мне лгать, тебе не поздоровится.
 В данный момент Дарию нисколько не интересовало, что сделает с ней этот человек. Внутри у нее все свело. Она стояла на коленях, опустив голову и ожидая, пока пройдет тошнота.
 — Скорее! — крикнул Алан, толкнув ее в бок.
 — Не трогай меня, грязное животное! Ты слышал, что сказал твой жирный хозяин?
 — Ха! Похоже, у тебя вышла еще не вся желчь? — Он грубо схватил ее за локоть и рывком поднял на ноги. Только гордость заставила Дарию расправить спину.
 Она могла бы пойти рядом, с ним. Но ему хотелось унизить ее, волоча за собой. Женщина спотыкалась, как запойный пьяница, отчаянно стараясь сохранять равновесие.
 Когда они пришли в лагерь, Алан отпустил ее.
 — А, маленькая голубка. Садись. — Дария взглянула на толстого мастера Гайлза. Тот сидел у костра на красивом резном стуле и жевал здоровенный кусок индейки, в окружении оборванных мужчин и женщин.
 — Кто вы?
 — Я? Я мастер Гайлз Фаунтенонт, чего уж там скрывать. В этих краях меня считают царственной особой, купцом, человеком недюжинных талантов — одним словом, большим человеком. А это мои люди, преданные мне до гроба. Не так ли, милашка? — Он схватил за руку проходившую мимо женщину и посадил к себе на колени. Та захихикала и повернулась к нему лицом, чтобы он мог покормить ее мясом. Дария смотрела, как она вгрызалась в индейку своими крепкими белыми зубами. — А теперь слезай и принеси этой сучке что-нибудь поесть. Я не хочу, чтобы она умерла от голода, прежде чем я решу, как с ней поступить. Ее желудок вывернуло наизнанку от страха. Мы должны снова его набить.
 Женщина слезла с его толстых колен и пошла к котелку с едой, стоявшему на углях. Мастер Гайлз сказал:
 — Я еду в Труро, в свой собственный роскошный дом. Все это, — он обвел рукой вокруг себя, — не более чем приятная передышка.
 Один из мужчин поперхнулся и сплюнул косточку. Женщина принесла Дарии толстый ломоть хлеба с медом и кубок с элем, которые та приняла с благодарностью. Когда она утолила жажду, мастер Гайлз потребовал:
 — Ну а теперь говори правду, не то Алан разорвет твое красивое платье и познакомится с твоим несомненно красивым телом.
 Дария решительно вздернула подбородок.
 — Я замужем за Роландом де Турне. Он оставил меня в Уолфетоне, а сам отправился в свой новый замок, Тиспен-Ладок.
 Мастер Гайлз несказанно удивился, услышав эти слова, но не подал вида.
 — Так, значит, это он покупает землю сэра Томаса Ладока? Что ж, симпатичный маленький замок, где больше вонючих овец, чем людей. Говорят, твой муж — храбрый рыцарь, к которому благоволит сам король. Да, ты рассказала интересную сказку, голубка.
 — Это правда.
 Мастер Гайлз ни на минуту не усомнился в этом. Просто он не знал, что ему делать.
 — Почему же ты оставила замок де Мортона, да к тому же совсем одна? Это неосмотрительно с твоей стороны.
 Дария проглотила еще один кусок хлеба, намазанный медом, давая себе время поразмыслить над ответом, но так ничего и не придумала. Мастер Гайлз был не глуп, и его не так-то просто было одурачить. Лучше сказать правду.
 — Мой муж приказал мне оставаться в Уолфетоне, но я очень по нему скучала. Мне пришлось уехать тайком, чтобы лорд Грелем не узнал.
 Толстяк тяжело поднялся со стула. Он хлопнул в ладоши, и одна из женщин бросилась к нему с влажной тряпицей. Мастер Гайлз обтер ею лицо и руки и вернул назад. Он был подобен королю в царстве нищих. Если бы Дария не испытывала такого страха, она бы рассмеялась его спеси.
 — Я подумаю, что с тобой делать, голубка. — Уже отойдя от нее, он бросил через плечо:
 — Роланд де Турне… Да, здесь есть над чем подумать.
 Рослая молодая женщина дала Дарии одеяло и сказала ей сесть поближе к огню. Но ее не оставили в покое. Чуть позже к ней подошел Алан, поигрывая длинной веревкой. Он опустился на землю возле нее и, когда она попыталась отстраниться, крепко вцепился ей в плечо.
 — Перевернись на живот, сука.
 И, не дожидаясь, пока Дария исполнит приказание, он грубо толкнул ее на живот, а затем быстрым движением скрутил ей руки. Веревка обвилась вокруг ее запястий, сначала один, а потом и второй раз. Алан натянул веревку, и Дария громко застонала от боли.
 — Зачем ее мучить, Алан? — раздался женский голос. — Ты злишься, потому что она ударила тебя. А чего бы ты хотел — чтобы она смеялась и шутила, когда ее берут в плен?
 Алан грубо выругался и сильнее натянул веревку, затем поднялся и с ненавистью посмотрел на Дарию. Наконец он ушел, оставив пленницу одну.
 Дария долго лежала неподвижно. В конце концов она перекатилась на бок, лицом к затухающему огню. Становилось прохладно. В лагере наступила мертвая тишина. Время от времени она начинала дремать, но быстро просыпалась от страха, который высасывал из нее все силы. У нее затекли руки. Она уставилась на потрескивающие дрова, прислушиваясь к крику совы и пофыркиванию лошадей. Дай Бог, чтобы Генриетту накормили и чтобы с младенцем в ее чреве ничего не произошло. Слезы жгли ей глаза. Она хотела только соединиться с Роландом, но неожиданно попала в беду и снова оказалась пленницей.
 Она вспомнила об Алане, таком же оборванце, как и другие, только более злом и порочном, и содрогнулась. Потом о мастере Гайлзе, о его белых толстых руках и вкрадчивом голосе и задрожала еще сильнее.
 Ночь была темной. Только молодой месяц светил на небе. Легкий ветерок играл с ветвями дубов, и их шелест заставлял ее вздрагивать от страха.
 Дария проснулась на рассвете, поскольку связанные руки онемели и болели. Ей хотелось рыдать от жалости к себе. Какая же она дура! Пожертвовала безопасностью Уолфетона и ради чего?! Глупая девичья фантазия не имела ничего общего с реальностью. Реальностью же было то, что она находилась в плену отвратительного человека по имени Алан и мерзкого мастера Гайлза. Она дышала глубоко и медленно, стараясь забыть о боли в руках. В следующую минуту огромная ладонь закрыла ей рот, и она ощутила чье-то теплое дыхание над ухом.
 — Тихо. Я пришел спасти тебя. Не шевелись. Поняла?
 Дария кивнула. Мужчина отнял ладонь от ее рта, и она медленно повернулась, чтобы взглянуть на него. Он был ей совершенно незнаком. В руке у него мелькнуло острое серебряное лезвие ножа. Неужели он собирается убить ее? Но тут она почувствовала, как нож перерезал веревки, обвивающие ее запястья. Она свободна! Дария попыталась поднять руки, но не смогла — так они затекли — и беспомощно посмотрела на него.
 Мужчина обхватил ее за талию и перекинул через плечо. Он ступал бесшумно, как призрак. Когда он остановился возле одного из спящих людей мастера Гайлза, тот даже не шелохнулся.
 Наконец незнакомец вошел в глубь леса и опустил ее на землю, прислонив к стволу молодого дуба.
 — Ну вот, — сказал он и потрепал ее по щеке. — Подожди, пока твои руки и ноги не отойдут. Стой спокойно. У меня свидание с мастером Гайлзом, но оно будет коротким.
 Мужчина еще что-то говорил, но его голос доносился словно издалека, а потом она и вовсе перестала его слышать, погрузившись в сон. Сколько прошло времени, Дария не знала. Она боялась открыть глаза. Понимала, что лежит не на голой земле, а на какой-то шкуре под одеялом. В ее сознании медленно всплывали события последних дней. Около нее в землю был воткнут зажженный факел, в котором сейчас уже не было необходимости.
 — Проснулась?
 Голос принадлежал человеку, который спас ее. Она медленно открыла глаза — он сидел возле нее. Мужчина оказался моложе, чем ей померещилось. Его лицо было жестким, глаза холодными, как у Роланда, когда тот решил, что она лжет, мелькнуло в голове у Дарии. Неужто она попала в руки очередного негодяя?
 — Да, — ответила женщина, не в силах скрыть страха. — Вы не причините мне зла?
 Этот наивный вопрос заставил его улыбнуться. Он накрыл ее еще одним одеялом и успокаивающе прогудел:
 — Лежи тихо. Ты прошла тяжелые испытания. Я имел раньше дело с мастером Гайлзом. Он — мошенник и мерзавец, несмотря на свои сладкие речи и изысканные манеры. А теперь, когда ты пришла в себя, расскажи мне, кто ты и как этой толстой старой жабе удалось тебя поймать.
 Мужчина улыбнулся, и его лицо вмиг преобразилось.
 — Вы в самом деле не причините мне зла? Он покачал головой и, увидев, что она все еще напугана, сказал непринужденно:
 — Хорошо, тогда начну я. Меня зовут Денвольд Фортенбери, я тоже порядочный мошенник, но я не причиню тебе зла. Я видел, как этот негодяй Алан ударил тебя, но не мог тогда освободить. Надо было выждать, пока охранники заснут. Не бойся, я не обижу тебя.
 — Я Дария де Турне, жена Роланда де Турне. При этих словах глаза мужчины расширились от удивления, и он молча уставился на нее. Затем расхохотался.
 — Надо же! — воскликнул он наконец. — Роланд — ваш муж?
 — Вы его знаете?
 — Да, он спас мне недавно жизнь. Это было великолепно — он метнул нож, и тот попал точнехонько в сердце моему врагу. Естественно, я называю Роланда своим другом. Итак, он вернулся в Корнуолл… да, очень странно. Почему же вы не с ним?
 Тогда Дария поведала ему свою печальную историю, не утаив ничего, проклиная собственное легкомыслие.
 — ..Таким образом, Грелем не знал, что я уехала, но те двое конюших, наверное, расскажут ему. Представляю, как он рассердится, да и мой муж тоже.
 — А вот и моя жена! — воскликнул Денвольд. — Филиппа, иди познакомься с супругой Роланда.
 Филиппа де Фортенбери оказалась высокой грациозной женщиной примерно одного возраста с Дарией, в шерстяной шапочке и мужском костюме. На ее живом, светящемся умом лице сияли самые синие в мире глаза. Это была дочь короля.
 — Королева очень много рассказывала мне о вас, а король называл своей милой Филиппой. Я очень рада познакомиться с вами. Признаться, лучше бы нам было встретиться в другом месте.
 — Да, — вмешался Денвольд, — это правда. Моя жена — королевская дочь, черт бы ее побрал, но поскольку я ничего не могу с этим поделать, мне приходится превозносить ее бесконечные добродетели, по крайней мере в присутствии ее отца. Вы, наверное, хотите знать, какое отношение ко всему этому имеет ваш муж. Так вот, Роланду король приказал прибыть в Корнуолл и жениться на Филиппе. К несчастью для монарха и к счастью для Роланда, она уже была замужем за мной. Это большая неприятность для нас обоих, но я слишком благороден, чтобы роптать открыто. Конечно, мне следовало оставить свои притязания на ее руку, но Филиппа убедила меня в том, что, если я так сделаю, она умрет от горя.
 Филиппа де Фортенбери рассмеялась, прошептала что-то на ухо своему мужу и ущипнула его за руку.
 — Не обращайте внимания на его болтовню, Дария. Подобно большинству мужчин он настоящий осел, замечательный осел, но тем не менее.;. Я очень рада, что мы встретили вас. Теперь все хорошо.
 — Почему вы здесь и почему в мужском платье? Непонятно.
 — Ничего. Денвольд тоже не понимает. Видите ли, моя дорогая, я очень нужна своему мужу. Я подсказываю ему, какую стратегию избрать, как поступить с теми, кого он спасает, и как осуществлять мщение. Я рада, что он не пренебрегает моими советами. Да, этот негодяй мастер Гайлз получил по заслугам.
 — Что вы с ним сделали? И с остальными? Были две женщины, и по крайней мере шесть мужчин. Да еще этот ужасный Алан.
 — Только один из них умер, а другие… клянусь, Дария, что в данный момент им скорее холодно, чем больно. Вы можете вообразить толстого мастера Гайлза восседающим на роскошном стуле голым, как жаба?
 — Вы их раздели?
 Филиппа и ее муж, согласно кивнув, счастливо рассмеялись.
 — Да, и крепко связали.
 — Это чудесно! О, как бы мне хотелось подойти к мастеру Гайлзу и посмеяться над ним!
 — Как-нибудь в другой раз, — сказал Денвольд. — А сейчас, если вы себя нормально чувствуете, мы лучше поедем к вашему храброму мужу.
 — Знаете, — задумчиво проговорила Филиппа де Фортенбери, прикрывая густыми ресницами свои красивые глаза, — я теперь жалею, что не приняла предложение Роланда. Он такой благородный человек, и символ его мужественности столь…
 Денвольд де Фортенбери вскочил и, обвив руками стан супруги, высоко поднял ее и умчался вместе с ней.
 Дария смотрела им вслед, не веря своим глазам. Какая странная пара! Но все равно она была рада, что познакомилась с дочерью короля, — Филиппа была само очарование, с этими яркими, живыми синими глазами, полными озорства и света.
 Дария слышала их смех, перемежаемый бранью. Спустя несколько минут появился Денвольд. Он вытирал руки о штаны, но настроен теперь был очень решительно.
 — Надо ехать. Разумеется, нам нечего больше бояться мастера Гайлза и его отребья, но зачем искушать капризную судьбу? Я хочу доставить вас Роланду в целости и сохранности. Где он?
 — Я думаю, недалеко. Он поехал покупать землю и замок Тиспен-Ладок.
 — А, это совсем рядом. Вы выдержите путешествие? — Денвольд помог ей подняться. — Интересно, что скажет Грелем? Хотелось бы мне видеть его лицо в этот момент.
 — Вы всех знаете, сэр?
 — Зовите меня Денвольдом. Конечно, моя жена могла бы перечислить вам кучу других моих имен. Что касается Грелема, то до встречи с этим свирепым человеком я был знаком с его женой. А вообще у нас здесь, в этой части Корнуолла, немноголюдно, так что нет ничего странного в том, что мы водим знакомство с соседями. Удивительно, что мы все друзья. — При этих словах он рассмеялся.
 — Позвольте мне помочь вам, — сказала Филиппа, подходя к ним и протягивая Дарии руку. К ее немалому изумлению, Дария вдруг отскочила от нее и, подбежав к дереву, упала возле него на колени…
 — Что ты сказала ей, женщина?
 — Ничего, милорд. О Господи, если она больна…
 — Мы поедем медленно. Сейчас нет необходимости спешить. О мастере Гайлзе позаботятся. — Он потер руки и злорадно улыбнулся.
 Дария приняла от Филиппы кубок с водой и прополоскала рот.
 — Я не Сольна, я беременна, — призналась она. — Меня то и дело тошнит, и это отвратительное ощущение.
 — Роланд не терял времени зря, — заметил Денвольд. — Когда вы поженились?
 — Недавно, — ответила Дария, позволяя Филиппе отереть ей лицо влажным платком. — Спасибо. Мне теперь хорошо, честное слово. Сейчас утро, и ребенок говорит мне, что готов начать новый день. Не пора ли нам отправиться на поиски моего мужа?
 Филиппа обменялась взглядом с Денвольдом, и он повернулся к Дарии.
 — Пора.
 — А как же моя кобыла Генриетта? Ее взял мастер Гайлз.
 — У меня все лошади мастера Гайлза. Думаю, это достаточное возмещение за его воровство.
 — Не забудь прихватить его одежду, — добавила Филиппа, прыснув в ладошку.
 Отряд состоял из дюжины человек, и все были очень веселыми. Дария слышала, как они переговаривались между собой.
 — Ты видел его толстую рожу, когда хозяин приказал ему снять камзол?
 — А ты видел лицо женщины, когда он разделся?
 — Я думал, она упадет в обморок, когда он остался в чем мать родила.
 — Ага, а его маленький стручок сморщился еще сильнее!
 — Мастер Гайлз больше не обманет нашего хозяина, это уж точно…
 Дария взглянула на Денвольда и увидела, что он чрезвычайно доволен собой.
 Филиппа сняла свою шерстяную шапочку, и ее волосы, блестящие и кудрявые; цвета густого меда, упали на спину. Она смеялась, мчась на лошади рядом с мужем, и Дария заметила, что их руки порой соприкасались. Ей было больно смотреть на них. Она вспомнила Уэльс. Как Роланд заботился о ней, смеялся вместе с ней, хвалил, когда она правильно повторяла валлийские слова!
 Денвольд повернулся к ней в седле и сказал:
 — До Тиспен-Ладока еще примерно час. Как вы себя чувствуете, Дария?
 "Плохо», — хотелось ей крикнуть. Что скажет Роланд, когда она приедет? Денвольд на мгновение прикрыл глаза, затем передернул плечами.
 — Спасибо, отлично, — ответила она, но Денвольда ни на минуту не обманул ее ответ.
 — Странно, — заметил он, обратившись к жене. — Роланд соблазнил ее, наградил ребенком, а затем женился. Почему же он оставил ее в Уолфетоне?
 — А почему Дария поехала к нему? — задумчиво протянула Филиппа. — Разве она не понимала, что это опасно?
 — Помнится, ты тоже сбежала из Бошампа.
 Это было одним из самых ярких ее приключений, которое закончилось на редкость хорошо. Филиппа опустила глаза и рассмеялась.
 Денвольд сжал ее пальцы и тяжело вздохнул. — Я сочувствую бедняге мастеру Гайлзу, Страшно подумать, что бы случилось со старым негодяем, остановись ты в его владениях, а не в моих.
 Дария слышала, как они заспорили, подшучивая друг над другом и смеясь. Ей было завидно. Она отвернулась и посмотрела на зеленые холмы и заросли кленов и дубов. Повсюду были овцы и золотые колосья пшеницы, переливающиеся желтой волной до самого горизонта. Здесь не было голых скал, бесплодной земли и искореженных деревьев. С каждой , милей пейзаж становился все более приветливым. Дария устала, но не решалась попросить Денвольда остановиться. Филиппа наверняка бы ехала до тех пор, пока ее муж первым не бросил поводья, даже если бы это убило ее.
 Услышав крик одного из людей, Роланд подошел к фортификационным сооружениям замка.
 — Кавалькада, хозяин. Не знаю, кто такие. Сэр Томас Ладок, старый если не по годам, то сердцем, взглянул на приближавшихся всадников, и его умные глаза засияли.
 — Да это же Денвольд де Фортенбери. Видишь его знамя, Роланд?
 — Денвольд?
 — Да, я встречался с ним несколько лет назад. Стяг у него очень приметный — орел и лев меж скрещенных мечей. Его отец был страстным человеком, всегда готовым сражаться, любить или рассмеяться доброй шутке. Денвольд похож на него?
 Роланд улыбнулся.
 — Да.
 — С ним женщина, нет, две женщины, и дюжина мужчин, — сообщил Салин.
 Роланд присмотрелся и почувствовал странное волнение. Расстояние между ними и кавалькадой стремительно сокращалось, и он увидел свою жену, которая ехала слева от Денвольда и справа от Филиппы, одетой в мужское платье, с развевающимися распущенными волосами.
 Роланд произнес преувеличенно спокойным тоном:
 — Томас, кажется, вы скоро познакомитесь с моей женой.
 — Вашей женой? — переспросил сэр Томас, не спуская глаз с группы всадников. — Что она делает с Денвольдом?
 — Я бы и сам очень хотел это знать. Салин улыбнулся.
 — Она скучала по вас, милорд. И приехала к вам.
 — Не считай ее такой милой и беззащитной. Все женщины — исчадия , сатаны.
 Сэр Томас, разбиравшийся в человеческой природе лучше, чем ему бы того хотелось, повернулся и смерил взглядом молодого человека, которого желал видеть своим сыном.
 — Жизнь очень непредсказуема, — изрек он. — Давайте спустимся вниз, мой мальчик, и поприветствуем наших гостей.




 Глава 16


 Сэр Томас видел, что Роланд злится. К своему удивлению, он понял, что гнев молодого человека направлен на худенькую девушку, которая ехала верхом на прекрасном жеребце. Роланд сказал, что это его жена. Но почему он не рад встрече? Они ведь женаты недавно. Он вспомнил, как много лет назад почти три месяца после свадьбы не выпускал Констанцию из постели. Что-то здесь не так. Он посмотрел на Роланда, погрузившегося в какие-то невеселые мысли, и ничего не сказал.
 Роланд даже не взглянул на свою жену, когда маленькая процессия остановилась во внутреннем дворе. Салин подошел и снял Дарию с лошади. Роланд представил гостей сэру Томасу, пройдя мимо Дарии, словно не замечая ее. Он не обратил на нее внимания и тогда, когда Томас взял Дарию за руку и пригласил в замок Тиспен-Ладок. Людей Денвольда Салин отвел в полуразрушенный сарай, а Томас повел гостей в большой зал.
 — Ты удивляешь меня, Денвольд, — раздраженно сказал Роланд своему приятелю. — Что ты здесь делаешь? Шпионишь за мной?
 — Избави Бог! Роланд, мы с Филиппой охотились за жирным двуногим зверем и случайно нашли в его логове твою жену.
 — Понятно, — протянул Роланд и повернулся к Томасу. Признаться, он ничего не понял и был в такой ярости, что потерял дар речи. Его жена, его нежная, беспомощная жена уговорила Денвольда и Филиппу привезти ее к нему. Принесли эль. Воцарилось гробовое молчание. Филиппа переводила взгляд с Дарии на Роланда и хмурилась. Дария сидела с опущенной головой, сложив руки на коленях. Она была неприятно удивлена видом своего нового дома. И, стараясь не думать о холодном приеме, оказанном ей Роландом, из-под опущенных ресниц рассматривала зал.
 Он был сырым и холодным, и деревянные балки под потолком за долгие годы почернели от копоти. Столы на козлах были изрезаны ножом и заляпаны жиром и остатками высохшей пищи. На каменном полу не было ни ковров, ни благоуханных тростниковых циновок, на стенах никаких гобеленов, впитывающих сырость. Пахло затхлостью и прогорклым жиром. Дария поежилась.
 — Тебе холодно?
 Она подняла голову, услышав ровный голос мужа, и покачала головой. Робко попробовала улыбнуться ему, но он не ответил на улыбку и обратился к Денвольду:
 — Расскажи мне о своей добыче. Филиппа де Фортенбери рассмеялась.
 — Это презабавная история, Роланд.
 — Замолчи, женщина, ты все испортишь, если начнешь рассказывать. Этот мастер Гайлз, Роланд, настоящий жирный мошенник. Вряд ли ты с ним знаком. В один прекрасный день, когда мы с Филиппой ушли гулять, он проник в замок и стал расхваливать товары старой Агнессе и Круки. Короче говоря, спустя два дня мы оказались обладателями нескольких штук ткани по удивительно низкой цене.
 Филиппа снова засмеялась и перебила мужа:
 — Когда мы развернули штуку, то обнаружили, что ткань вся изъедена молью. Если бы ты только слышал Круки, Роланд! Он разразился такой песней, что мне пришлось затыкать уши! Оказалось, что мастер Гайлз показывал старой Агнессе совсем другую материю! А эту ткань он подсовывал покупателям после заключения сделки. Круки заметил также, что из замка исчезли подарок королевы — прекрасная золотая брошь — и несколько ожерелий — подарки короля. Даже Горкель Ужасный поверил елейному мастеру Гайлзу и был потрясен, узнав о краже. Мы приказали ему остаться в Сент-Эрте, опасаясь, что он спустит шкуру с жирного обманщика.
 "Кто такой этот Горкель Ужасный? — подумала Дария. — Должно быть, обладатель такого имени настоящее чудовище». Но Филиппа продолжала смеяться.
 — Значит, вы с Денвольдом поскакали за ним, — сказал сэр Томас, явно забавляясь рассказом. Он наклонился вперед, поставив кубок с элем на колено.
 — Да, — со скорбным видом произнес Денвольд, — но эта женщина требовала через каждые несколько часов делать остановку, так что нам понадобилось много дней, чтобы нагнать мастера Гайлза.
 — Я не женщина, я твоя жена!
 — Почему вы останавливались? — спросила Дария.
 Денвольд хитро улыбнулся.
 — Эта женщина — моя жена — обожает плотские утехи. — Он пожал плечами. — Как прикажете поступать? Отказ привел бы ее в ярость — не сомневайтесь, я старался изо всех сил. Мои люди отлично все понимали. Но когда на третий раз я отказался остановиться, они умолили меня внять ее мольбам, и пришлось сдаться.
 Филиппа ущипнула его.
 — Ты плохо кончишь, Денвольд.
 — Ясно как Божий день. Я уже поставлен на колени великаншей, из которой можно было сотворить две женщины нормальных размеров.
 — Я пожалуюсь своему венценосному батюшке, что ты не выказываешь мне никакого уважения, оскорбляешь и вышучиваешь меня…
 — Король, Филиппа, — перебил ее Роланд, — в данный момент навещает приграничных баронов. Мы оставили его в Тибертоне, крепости графа Клэра. Прибереги свои жалобы на каналью-мужа до осени, пока они с королевой вернутся в Лондон.
 — Неужели я оскорбляю тебя, Филиппа? — воскликнул ее муж, сдвинув брови. — Я думал, что это недоразумение разрешилось уже много месяцев назад, ведь ты такая плодовитая женщина и…
 Филиппа зашикала на него и зажала ему рот рукой.
 — Простите, сэр, — обратилась она к сэру Томасу, — его распущенный язык оскорбляет меня и смущает вас.
 Дария не могла сдержать улыбки, пока не почувствовала на себе взгляд Роланда.
 — Рассказывай, Ден, — вежливо попросил Роланд. — Итак, вы наконец нашли мастера Гайлза.
 — Да, неподалеку отсюда, в лесу. С ним было шесть человек, один из них отъявленный негодяй, и две женщины. Он поймал Дарию и не знал, как получить за нее выкуп. Она ехала, чтобы увидеться с тобой, Роланд. Моя Филиппа поступила бы так же. Женщины! У них нет ни здравого смысла, ни ума. Они действуют так, как диктуют им чувства, и мы должны прийти им на помощь.
 Филиппа хотела вставить какое-нибудь язвительное замечание, но ей мешало страшное напряжение, установившееся между Роландом и Дарией.
 Она не знала, в чем тут дело, но как ни странно, ей хотелось защитить Дарию.
 От Денвольда тоже не укрылись отношения молодых супругов.
 — Этот злодей Алан издевался над твоей женой.
 — Ты хочешь сказать, что он ее изнасиловал? — вскричал Роланд.
 Денвольда порадовало столь бурное проявление чувств со стороны друга. Он протестующе поднял руку.
 — Нет-нет, он просто издевался над ней. Правда, толстяк Гайлз бранил его, но я думаю, что это было частью их игры. Наконец ей дали поспать, хотя Алан очень туго стянул ей руки. На рассвете я проскользнул в их лагерь и вызволил ее.
 — А затем мой дражайший муж всласть позабавился. Он раздел догола мастера Гайлза, а также всю его свиту и оставил их связанными. Мы забрали их лошадей, одежду и ткани, которые купили. Мастер Гайлз восседал на своем троне голым!
 — Поделом ему, — одобрил сэр Томас. — Как вы себя чувствуете, моя дорогая? — спросил он, обратившись к Дарии. — Вы здорово испугались, наверное.
 — Все в порядке, спасибо, сэр.
 — Совсем недавно ей было плохо, — сказал Денвольд. — Ее рвало так сильно, что я думал, она не доедет.
 К его удивлению, лицо Роланда окаменело, и он процедил сквозь зубы:
 — Она носит ребенка.
 — Дария так и сказала. Тебя можно поздравить, Роланд.
 — Я называю это мужской силой, — улыбнулась Филиппа. — Какая мощь!
 — Да, — согласился Роланд, не спуская глаз с жены. — Но, по-моему, ко мне это не имеет никакого отношения.
 Сэр Томас откашлялся. Ему было не по себе.
 — Вы пока что мои гости. Если бы вы приехали через неделю, то были бы гостями Роланда. Как раз перед вашим приездом мы обсуждали вопрос о переименовании Тиспен-Ладока.
 — Я не уверен, сэр…
 — Молчи, Роланд. Ты начнешь собственную династию. Мой род достаточно пожил здесь. Теперь твоя очередь. И ты должен дать замку имя своих предков. — Он повернулся к Дарии. — Сейчас, когда ваша жена здесь, мы можем спросить ее мнение.
 — Я полагаю, Грелем и Кассия не знали, что ты убежала из Уолфетона? Она покачала головой:
 — Не знали.
 Роланд почувствовал, как в нем вскипает ярость, и резко сказал:
 — Извините меня, но я должен поговорить с моей женой. Дария, идем со мной. Филиппа, в доме есть хлеб и сыр. Скажи слугам принести их.
 Дарии больше всего на свете хотелось остаться в этом сыром мрачном зале и попивать теплый эль.
 Она столько перенесла, чтобы встретиться с Роландом, а теперь, когда он в нетерпении стоял перед ней, ей не хотелось двигаться.
 Он взял ее за руку и повел по узкой винтовой лестнице в восточное крыло замка. Ступени были очень крутыми, узкими и самыми неровными из тех, которые она когда-либо видела. Роланд шел впереди. Вдоль темного коридора были расположены три комнаты, и он повел ее во вторую.
 — Я теперь здесь сплю. Когда замок будет моим, а это произойдет через неделю, я перееду в комнату Томаса.
 — А где будет Томас?
 — Он отправится в Дувр. Его дочь живет около замка Корф со своим мужем и кучей детей. У Томаса нет наследников по мужской линии, поэтому он продал мне Тиспен-Ладок. Семья его дочери очень нуждается. Когда люди короля приедут от твоего дяди, я смогу расплатиться с ним.
 — Сколько денег останется, после того как ты заплатишь сэру Томасу за ремонт этого замка? Ведь он в ужасном состоянии.
 Роланд думал то же, только в более грубых выражениях, однако ее неудовольствие только подлило масла в огонь.
 — Отныне это ваш дом, мадам, и вам придется изменить свои представления о том, что считать ужасным. Хочу также заметить, вы не имеете права указывать мне, как распоряжаться деньгами. А теперь объясните, почему вы так глупо покинули Уолфетон, оскорбив Кассию и Грелема своим недоверием. Скажите, почему вы так дерзко переходите границы приличий.
 — Если бы не мастер Гайлз, я бы благополучно доехала сюда, — пробормотала Дария, глядя на узкое окно с прибитой над ним шкурой какого-то животного. — Мне просто не повезло, что я наткнулась на его лагерь.
 — Ха! Тебе чертовски повезло, что тебя спас Денвольд. Мир кишит такими подонками, как мастер Гайлз. Ты представляешь, чт» с тобой могло случиться?
 Она уставилась на свои руки, избегая смотреть в его холодное, злое лицо, которое при первой же встрече показалось ей знакомым.
 — Я много дней была пленницей, Роланд, так что прекрасно все представляю.
 — Однако это тебя не остановило. Почему ты так поступила, Дария? Почему?
 Она сжала руки, но не могла унять дрожь. Медленно подняв голову, девушка тихо сказала:
 — Я хотела быть с тобой и не могла оставаться чьей-то нежеланной гостьей.
 — Черт возьми, — произнес Роланд низким и глубоким голосом, в котором слышалось разочарование. — У меня сейчас нет времени на то, чтобы возвратить тебя в Уолфетон. — Он резко повернулся к ней. — Впрочем, иногда ты можешь быть мне полезна. Клянусь всеми святыми, слуги здесь ни на что не годны.
 Дария промолчала, и его разозлило, что она стоит как каменная.
 — Ты — бессловесная овца. Останешься в этой комнате, пока я не пришлю за тобой. Поняла?
 — Да.
 Он знал, что был груб, но не стал извиняться.
 Пусть она научится повиноваться.
 Ну почему, думала она, глядя ему вслед, почему он хочет оставить ее здесь одну. Неужели он стыдится ее? Роланд ушел, даже не взглянув на нее. Она пыталась вернуть того Роланда, который был ее другом и спасителем. Этот же Роланд только ненавидел ее и считал лгуньей. Дария несколько раз пересекла комнату из угла в угол, потом решительно вскинула голову. Неужто ей опять суждено быть пленницей? Нет! Дария вышла из комнаты и осторожно спустилась по лестнице. Приблизившись к последнему повороту, она услышала голос Роланда. Его тихие слова оглушили ее, словно он прокричал их во всю глотку:
 — Той ночи достаточно, Гвин. Здесь сейчас моя жена.
 — Ты не любишь ее, — услышала Дария бархатный женский голос. — Я видела, как ты избегал ее взглядов, притворялся, будто ее не существует. Я согрею тебя, мой господин, и сделаю счастливым.
 Она не будет возражать…
 — Возможно, но я все решил. Забудь об этом, Гвин. Позаботься лучше об обеде. Я не хочу, чтобы наши гости думали, что здесь свинарник и им не дадут ничего, кроме помоев.
 Девушка сказала что-то еще, но Дария не разобрала слов. Роланд спал с ней, видел ее обнаженной, целовал и входил в нее! Ее пронзила такая острая боль, что она едва не вскрикнула. Держась за живот, Дария медленно опустилась на холодную каменную ступеньку и застонала.
 Роланд услышал этот звук. Он нахмурился, затем взбежал по лестнице и резко остановился. Перед ним, прислонившись к ледяной стене, сидела его жена, обвив себя руками и плотно прикрыв глаза.
 Она подслушала его разговор с Гвин.
 — Значит, моя неверная жена, ты еще и шпионишь за мной?
 Она молчала. Он назвал ее неверной? Она снова застонала и еще крепче обхватила себя руками.
 — Нехорошо, Дария. Ты опять ослушалась и покинула комнату. Ну что ж, теперь ты знаешь, что я воспользовался услугами другой женщины. Ты также слышала, что я прогнал ее, ибо не хочу позорить тебя. Только взгляни на себя! Сидишь здесь, как статуя, и блеешь, как овца…
 Дария накинулась на него так быстро, что он не успел закончить фразы, и ударила его кулачком в челюсть. Роланд потерял равновесие и споткнулся о нижнюю ступеньку. Она ударила его снова и закричала:
 — Подонок! Сукин сын! Я не позволю оскорблять меня!
 На сей раз она ударила его в пах, и он согнулся вдвое, прежде чем упасть на каменный пол большого зала.
 Дария опустилась на колени и принялась колотить кулаками по его груди, крича еще громче:
 — Я ненавижу тебя! Негодяй! Распутник! Господи, как я ненавижу тебя!
 В отличие от Дарии Роланд заметил, что зал полон народа, включая Томаса и Денвольда. Они стали невольными свидетелями супружеской сцены и взирали на происходящее с окаменевшими лицами. Потом он почувствовал, как ее руки сомкнулись у него на горле и она задрожала от напряжения, забыв обо всем на свете.
 Дария продолжала кричать, ударяя его головой по каменному полу:
 — Ты делишь с другой женщиной то, что принадлежит мне, нарушаешь свои клятвы и еще смеешь называть меня неверной! Дразнишь глупой овцой за то, что я молчала. Но хватит! Я убью тебя, клянусь, убью, если ты притронешься к другой женщине!
 Да, она больше не была глупой блеющей овцой. Ее пальцы вонзались ему в горло, но у нее не хватало сил придушить его. Роланд схватил ее запястья и оторвал от своего горла.
 Она дрожала и тряслась, но продолжала кричать как умалишенная:
 — Не смей, Роланд, не смей, не то я убью тебя! Я…
 Он сбросил ее с себя и опрокинул на спину. Через минуту он уже лежал на ней, прижимая ее к полу.
 Дария услышала мужской смех, сопровождаемый грязными шуточками, а потом раздалось женское хихиканье. Только тогда она заметила окружавших их людей и посмотрела в мертвенно-бледное лицо своего мужа.
 — Ты будешь бить меня? — прошептала она.
 — Бить? А что ты делала со мной? Моя голова не спелая дыня, хоть ты и старалась ее расколоть. Нет, я не стану душить тебя, ибо ты уже достаточно унизила нас обоих, чем немало позабавила окружающих. Я уведу тебя отсюда и, если ты опять нападешь на меня, я тебя сильно поколочу. Поняла?
 — Да.
 Он отпустил ее и поставил на ноги. В следующую минуту она ударила его коленом в пах. Роланд схватился за живот и потрясенно уставился на нее. Острая боль пронзила его тело, и он упал на колени, хватая ртом воздух.
 Смех оборвался. И шуточки тоже стихли. Дария подняла голову и увидела, что все молчат, с ужасом глядя на нее. Она подхватила свои длинные юбки и выбежала из зала.
 Филиппа окликнула ее, но она бежала сломя голову, спотыкаясь о неровные ступени, миновала поднятую решетку, затем узкий переход, соединявший внутренний двор с наружным, и выбежала за ворота. Но и там она продолжала бежать, держась за бок от невыносимой боли. Никто не попытался остановить ее или шагнуть навстречу.
 Дария бежала, пока не подкосились ноги, а затем упала на покрытый травой холмик и скатилась по нему вниз, в канаву, и лежала там, не в силах пошевелиться. Она тяжело дышала, опасаясь, что своим паническим бегством из замка и падением навредила будущему ребенку. Она лежала, пока дыхание не стало ровным, чувствуя, как теплые солнечные лучи высушивают одежду и согревают тело. Когда она встанет и вернется в замок, ей придется поплатиться за свое поведение. От этой мысли хотелось умереть.
 Но она не умерла.
 Роланд увидел ее, лежавшую на боку, с прижатой к мягкой зеленой траве щекой, с закрытыми глазами, и не на шутку испугался. Вне себя от страха, он спустился с крутого склона и подбежал к ней.
 Роланд упал на колени рядом с женой, но побоялся до нее дотронуться, опасаясь, что она сильно ушиблась.
 — Дария.
 Она нехотя открыла глаза и медленно поднялась на колени перед ним.
 — С тобой все в порядке?
 Она посмотрела ему в глаза — перепачканное лицо, в волосах, распущенных по плечам, запутались былинки, порванное платье с оторванным рукавом — и злобно выпалила:
 — Надеюсь, ты больше не будешь спать с Гвин или с какой-нибудь другой женщиной? — Ее глаза были расширены, а губы дрожали. — Возвращайся на святую землю и скажи Лайле с Синой, что ты больше не свободен и…
 Он зажал ей рот рукой, прекращая поток слов.
 — Хватит, черт бы тебя побрал. — Он притянул ее к себе. — Нет, мадам, моя жена, я отведу тебя обратно. Сегодня ты доставила мне множество неприятностей. Филиппа уверяет, что всему виней твое состояние, якобы ты плохо соображаешь, что делаешь… Клянусь, она защищала тебя, даже после того как ты попыталась повалить меня на пол.
 — И мне это удалось. Ты упал на колени.
 — Дария, закрой рот. Я побью тебя, так и знай, но сделаю это очень осторожно, чтобы не навредить ребенку. На твоем месте я бы не стал кататься по этому холму как полоумный. Ты совсем взбесилась, женщина. Ну, пойдешь со мной добровольно или я поколочу тебя здесь?
 "Неужели он и впрямь ударит меня?» — подумала Дария. А если ударит, что она станет делать? Плакать и просить о пощаде? Ползать у его ног? Ну нет! Она скорее умрет, чем доставит ему такое удовольствие.
 — Ты будешь бить меня рукой или хлыстом? Роланд подумал, что ослышался. Да, она показала ему свой характер! Что же до его угроз, он пожалел о том, что такие слова сорвались с его губ. Никогда в жизни он не ударил женщину, ибо считал такой поступок достойным презрения. Но вот он неосторожно пригрозил ей, и она поверила, хотя знала, что Роланд предпочитает смех ругани, хорошую драку — пытке и жестокости.
 — Я не наказываю хлыстом даже непокорных животных.
 Дария отряхнула платье и расправила плечи. Поднявшись, она пошла по направлению к замку и поняла, что очень скоро ей будет плохо. Возможно, если он побьет ее…
 Теперь Дария заметила овец; их было так много, что в воздухе стоял их запах. Деревья, покрывавшие склоны холмов, были зелеными и высокими.
 — Далеко ли отсюда море? Роланд с удивлением уставился на нее. Чем вызвана эта резкая перемена разговора?
 — Примерно в двенадцати милях.
 — Я скучаю по его запаху.
 — Я тоже. Иди.
 — Ты станешь унижать меня перед Денвольдом и Филиппой?
 — Ты напала на меня у них на глазах. Почему бы мне не отплатить тем же?
 — Зачем ты делил ложе с этой женщиной? Роланд пожал плечами. Ему удалось сохранить видимость безразличия, хотя это было нелегко.
 — Она хорошенькая, чистенькая и очень меня хотела.
 — Понятно. Значит, жена для тебя — просто еще один сосуд, и любая женщина, которая окажется под рукой, может подойти на эту роль. Жаль, но, как видно, я ничего не могу с этим поделать.
 — Ты ведь слышала, я сказал Гвин, что больше не приду к ней, потому что приехала моя жена.
 — Понятно. Значит, твоя мужская честь не позволяет тебе развлекаться с другими женщинами в присутствии жены. Я очень благодарна, сэр, за это проявление целомудрия. Однако теперь мне нет дела до тебя. Бери хоть всех женщин, которые не прочь лечь с тобой в постель. Мне все равно. Это будет держать тебя на расстоянии, ведь ты только и делал, что причинял мне боль…
 — Только раз, черт побери! В нашу брачную ночь. Это правда, я не был таким нежным, каким мог бы быть, но…
 — Нет, это было дважды. В нашу брачную ночь и в первый раз в Рексеме…
 Он громко и витиевато выругался. Ее слова вывели его из себя, а он был человеком благоразумным. Во всяком случае, до тех пор, пока не оказался рядом с ней, своей женой, своей проклятой лгуньей-женой.
 — Мне следовало бы отправить тебя назад в Уолфетон, но сомневаюсь, чтобы Грелем снова согласился на это. Нет, я не стану просить его об этом. Может быть, граф Клэр примет тебя через несколько недель, когда ты попытаешься убедить его в том, что носишь в своем чреве его ребенка?
 Он поймал ее руки, прежде чем она ударила его, и очень тихо и внятно произнес:
 — Не смей замахиваться на меня, Дария. Предупреждаю в последний раз.




 Глава 17


 К удивлению всех присутствующих гостей, ужин был великолепным. Нежная селедка таяла во рту, мясо было сдобрено какими-то особыми травами, названий которых Дария не знала. Кто бы ни был поваром сэра Томаса, он, несомненно, заслуживал похвалы. Многочисленные факелы, укрепленные на стенах, отбрасывали свет, смягчавший неуютную обстановку большого зала.
 Дария с аппетитом съела печеной репы и улыбнулась сэру Томасу, смотревшему на нее с нежностью.
 — Вам нравится моя еда? — спросил он. — В моем возрасте пища — одно из немногих доступных мне удовольствий. Я очень ценю моего повара. Интересно, что скажет ваш муж, если я заберу его с собой.
 — Похоже, мне придется посулить вашему повару целое состояние, сэр Томас, чтобы убедить его остаться.
 — Где вы нашли такое сокровище, сэр Томас? — вопросил Денвольд, набив рот сладким миндальным хлебом, намазанным янтарным медом. — Можно мне выкрасть его под покровом ночи? Или спрятав под юбками моей большой и красивой жены?
 Дария рассмеялась, и остальные гости тоже. Совсем недавно она не верила, что когда-нибудь ей захочется есть или смеяться, и вот, пожалуйста, — она ела и смеялась до колик.
 Завтра Денвольд с Филиппой вернутся в Сент-Эрт, и она останется наедине со своим мужем. Она улыбнулась сэру Томасу. Возможно, он задержится подольше. По крайней мере до тех пор, пока вернутся люди короля с ее приданым.
 — На самом деле, — объявил сэр Томас, — мой прекрасный повар — старая сгорбленная карга, которая уверяет меня, что ее прапрапрабабка готовила для самого Вильгельма Завоевателя. Не бойтесь, что я увезу ее или что Денвольд украдет ее. Я уверен, что ее магия действует только в Тиспен-Ладоке.
 — Я вам так благодарна! — растроганно воскликнула Дария.
 Роланд с задумчивым видом жевал кусок тушеной баранины.
 — Не понимаю, почему вы такой худой, сэр Томас. При такой еде можно быстро растолстеть.
 — Ты только женился, Роланд? Подожди. Скоро так будешь занят своей молодой женой, что некогда будет наращивать жирок.
 — Да, это правда, — подтвердил Денвольд и стянул свой камзол, обнажив живот и грудь. — Посмотри на меня и пожалей, Роланд. Всего лишь несколько недель назад я гордился своим великолепным телом. Но теперь мои ребра выпирают, как бочарные клепки, а живот прилип к спине, и все из-за непомерных требований моей жены. Она заставляет меня трудиться больше, чем самый беспощадный крестьянин своих быков. Эта великолепная пища, сэр Томас, поможет мне продержаться по крайней мере еще день. А потом мне опять придется опасаться сильного ветра…
 Внезапно Филиппа де Фортенбери вскочила на ноги, схватила мужа за шею и сунула ему в рот горсть зеленого горошка. Он поперхнулся и закашлялся, потом повернулся к своей жене с выпученными глазами и завопил:
 — Теперь мои силы восстановились, моя огромная жена, и ты через минуту будешь молить меня.
 Дария тряслась от смеха. Эти двое постоянно искушали друг друга.
 — Молить о чем, Денвольд? — спросил сэр Томас.
 — Ублажить ее, конечно.
 Филиппа взвизгнула и набрала новую горсть горошка, но муж опередил ее. Он наклонился, обхватил ее за талию и прильнул к губам долгим поцелуем. Когда он отпустил ее, она смеялась и колотила по его груди. Но от внимания Дарии не укрылась та страсть, с которой разрумянившаяся женщина смотрела на своего супруга.
 Дария отвернулась, не в силах вынести столь открытого проявления чувств. Интересно, поняла ли Филиппа с первого взгляда, что Денвольд послан ей Богом? Мужчины смеялись и отпускали шуточки, заигрывая с проходившими мимо молодыми служанками.
 Роланд обратился к Дарии.
 — Между ними не всегда было все так безоблачно, — заметил он. — Помнится, Денвольд был в ярости оттого, что Филиппа оказалась дочерью короля.
 Дария с удивлением уставилась на него.
 — Это же глупо.
 — Когда ты получше узнаешь Денвольда, поймешь. А теперь, Дария, я собираюсь поиграть в шахматы с сэром Томасом, а ты можешь пока отдохнуть. Завтра приступишь к своим обязанностям хозяйки замка.
 Она с усилием поднялась, слегка задетая его пренебрежительным тоном, и попрощалась.
 Сэр Томас смотрел, как молодая женщина медленно и грациозно удаляется из зала. Заметив, что она немного хромает, он нахмурился.
 — Дария упала, — лаконично объяснил Роланд, тоже наблюдая за женой.
 — Да, я слышал от служанки. Роланд поднял черную бровь.
 — Говорят, она бежала, как перепуганная курица от лисы.
 Роланд молчал.
 — Лиса поймала курицу?
 — Нет, курица унизила себя без помощи лисы. Я вижу, сэр Томас, что Денвольд и Филиппа скоро поднимутся в спальню. Ну а нам самое время перейти к шахматной доске.
 Дария притворилась спящей, когда Роланд вошел в комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Ей не хотелось спорить с ним, слышать его холодные, сухие приказания или, того хуже, сносить молчаливое равнодушие мужа. Она ясно видела его лицо в лунном свете, падавшем из окна. Роланд был полуодет, и она не могла оторвать от него глаз. Движения его были гибкими и красивыми; когда он поворачивался или наклонялся, лунные блики играли на его спине, руках, длинных прямых ногах, завораживая женщину.
 Она не пошевелилась. Ей показалось, что Роланд вздохнул. Кровать заскрипела под его тяжестью. Он лег на бок, повернувшись к ней спиной, и через несколько минут послышалось его ровное дыхание.
 Дария проснулась ночью от воя ветра. Наверное, с моря надвигался шторм. Уже похолодало, а будет еще холоднее. Дария лениво свернулась калачиком, прильнула к мужу, ощущая тепло его тела, и положила голову ему на спину, а рукой приобняла его. Дыхание его не изменилось. Она поцеловала его и прижалась сильнее. Какая гладкая и упругая у него кожа, а мускулы твердые! Ночная рубашка Дарии задралась, и она касалась его голыми ногами. В темноте, в молчании ночи она могла вообразить, что он ее любит, что это тот самый Роланд, которого она впервые увидела в облике священника, который спас ее от двух бандитов в Уэльсе, а не тот, другой, который был ее мужем.
 Она снова поцеловала Роланда, наслаждаясь запахом его тела. Ей хотелось сорвать с себя рубашку и лежать рядом с ним обнаженной, но она не решалась. А вдруг он вскочит с постели, ругая ее, вдруг овладеет ею и причинит боль.
 Она закрыла глаза, представляя себе это… Завтра будь что будет, но сейчас этот миг принадлежит ей. Она уснула и не знала, что он сжал ее руку.
 Роланд чувствовал ее мягкое тело и теплое дыхание. Он проснулся и лежал с широко открытыми глазами, мерцавшими в предрассветном полумраке. Дождя еще не было, но ветер усилился. Ощутив прикосновение ее голых ног, он закрыл глаза, вдохнул запах ее тела, потом положил ее руку себе на грудь, и их пальцы переплелись. Возможно, сам того не осознавая, он держал ее за руку всю ночь. Странно, что он не проснулся от ее прикосновения. Ведь он всегда спал очень чутко, ибо по собственному опыту знал, что крепкий сон может стоить человеку жизни. Но она убаюкала его.
 Роланд осторожно повернулся и притянул к себе жену. Ее рубашка задралась еще выше.
 Еще минута — и он взорвется от желания. Он мог запросто опрокинуть ее на спину и глубоко войти в нее. Для этого понадобилось бы всего одно мгновение. Но мысль о том, что он причинит ей боль, как и в брачную ночь, ужаснула его. Нет, надо сдержаться, заставить ее стонать от страсти, прежде чем слиться с ней в любовном экстазе. Он доставит ей наслаждение столь сильное, что она станет кричать и дрожать, забыв все на свете, а потом примет его по доброй воле.
 Легко, словно крылышком мотылька, Роланд прикоснулся к ней кончиками пальцев, задрал рубашку и заскользил к ее лону. Как он ненавидит все, что становится препятствием между ними. Он еще выше поднял рубашку и остановился, только когда она застонала и порывисто прильнула к нему. Казалось, вот-вот брызнет фонтан его семени. До чего же он истосковался по ней, если может возбудиться при одном только прикосновении к ее плоти! Закрыв глаза, Роланд попытался восстановить дыхание. Ему хотелось ласкать ее, целиком погрузиться в нежную плоть и ощутить узкий вход в ее пещерку.
 К его немалому удивлению, Дария крепко сжала бедра и выгнулась, прижавшись к его груди. Проснулась ли она? Понимала ли, что делает? Тут Дария тихо вздохнула, расслабилась, и ее дыхание снова сделалось ровным. Что ей снилось, подумал он с улыбкой, погружая мизинец в ее горячую щель. Он знал многих женщин, знал их так хорошо, насколько можно знать женщину, но никогда не испытывал подобных ощущений, и это пугало его. Роланд глухо застонал.
 — Дария, — прошептал он, целуя ее в висок и запрокидывая ее голову.
 Его палец двигался все глубже и глубже, ощущая раскаленную плоть, и Роланд сгорал от нетерпения проникнуть в нее по-настоящему. Она была уже готова принять его, и ему оставалось лишь положить ее на спину и раздвинуть ей бедра.
 Но он все еще сдерживался, хотя не переставая целовал ее. Дария застонала, напряглась и вздрогнула. Роланд возликовал. Он коснулся ее горячего и набухшего бутона. Больше он ждать не мог. Навалившись на нее, он осыпал ее исступленными поцелуями, а потом приподнялся, приготовившись к решающему штурму.
 — Дария, проснись!
 Он сорвал с нее рубашку и начал целовать ее груди, лаская каждый сосок. Ей хотелось кричать от наслаждения, ибо реальный Роланд, его губы, его поцелуи превосходили самые смелые мечты. Теперь она хотела его во плоти, а не во сне, живого, а не призрачного.
 И он вошел в нее, раздвигая ее бедра, не отрывая от нее рта, пока она кричала тонким, высоким голосом. Он чувствовал, как напряглось ее тело, чувствовал, как она запустила пальцы в его волосы, слышал ее гортанные стоны. Он слегка приподнял голову, обдавая жену горячим дыханием, и попросил:
 — Дария, иди ко мне.
 Ее тело с готовностью раскрылось для него, и радость обладания пересилила страх, ибо она была очень сильной, требовательной и безудержной!
 Казалось, мир сузился до размеров этой комнаты, и Дарии хотелось, чтобы этот миг никогда не кончался. Она снова закричала и приподнялась, чтобы глубже вобрать его в себя, и он приник к ней, заглушая ее стон… И когда раскаленная лава его страсти хлынула в нее, она возблагодарила Господа.
 Она долго не отпускала его, но он пробормотал:
 — Я боюсь навредить твоему ребенку. — Ив тот же миг вместе с ней перевернулся на бок.
 Его слова болью отозвались в ней, но ее тело по-прежнему прижималось к нему, и муж касался ее спины, живота, гладил груди, лаская их снова и снова.
 — Тебе это нравится, — прошептал Роланд, посасывая мочку ее уха. — Очень нравится.
 — Ты во мне, Роланд. Боже, как это чудесно!..
 — Да, и так будет всегда. Каждую ночь я стану брать тебя, и ты будешь умолять меня делать это вновь и вновь, Дария. Отныне ты никогда не сможешь упрекнуть меня в холодности. Сегодня тебе открылось, в чем счастье женщины. Я не позволю тебе забыть об этом. Знай, ни один мужчина не даст тебе того, что я. Мне нравятся твои крики, твои мягкие груди, нежные бедра, твои ощущения…
 Она изнемогала от пережитого наслаждения, и он как будто понимал это.
 — А теперь спи, милая. Спи.
 И Дария заснула, зная, что он не выпустит ее из объятий, зная, что доставила ему удовольствие, однако понимая, что ничто между ними не изменилось. Разве что… да, теперь он будет с ней нежен и забудет о недоверии и гневе.
 Дария проснулась через несколько часов и поняла, что Роланд ушел. Возле нее стояла лохань с водой, и она быстро умылась, оделась и спустилась в большой зал. Было еще довольно рано, и Денвольд с Филиппой завтракали за длинным столом, беседуя с Роландом и сэром Томасом.
 От взгляда Денвольда не укрылось, что Дария пристально смотрит на мужа. Щеки ее пылали, а рот был полуоткрыт. Денвольд хитро подмигнул ей и обратился к Филиппе:
 — Женщина, взгляни-ка на Дарию. Спорим, что она хорошо провела эту ночь. Правда, Роланд? Ты порадовал свою жену?
 — Прости, Дария, я не могу укоротить его длинный язык, — засмеялась Филиппа, — но могу заткнуть ему рот. Вот, муженек, пожуй-ка эту чудесную булочку с медом.
 От запаха сладкой булочки желудок Дарии взбунтовался, и она опрометью выбежала из зала.
 Когда она вернулась, Роланд протянул ей кубок с молоком.
 — Выпей маленькими глотками и заешь этим хлебом. Элис приготовила его специально для тебя, сдобрив травами по рецепту прапрабабушки. Они очень понравятся ребенку.
 Дария смущенно промолчала. От хлеба боль в желудке утихла, и она вслушалась в слова мужа:
 — Я бы, конечно, хотел, чтобы вы погостили еще немного, Денвольд. Для ремонта восточной стены требуется гораздо больше рабочих рук, чем у меня есть в настоящее время.
 — Ты хорошо обо мне думаешь, Роланд. Я лентяй, каких свет не видывал. Трудиться любит моя обожаемая жена. Она изнывает от скуки, когда у нее нет дела. А теперь она требует, чтобы мы возвратились в Сент-Эрт. Увы, Роланд, мы должны вернуться домой. Боюсь, она умрет от тоски по нашему сыну Эдмонду.
 — Такой надоедливый маленький головастик, — с нежностью произнесла Филиппа, оборачиваясь к Дарии. — Когда вы устроитесь здесь и Роланд устанет от семейной жизни, приезжайте в Сент-Эрт взглянуть на наше гнездышко. Оно очень уютное, и Денвольд там почти не ворчит.
 — У моего дяди нет друзей, — заметила позднее Дария Роланду, когда они наблюдали за тем, как Денвольд, Филиппа и их люди уезжали из замка. — Соседи его не навещают. Он всегда дрался, спорил, старался украсть их земли, развращал их дочерей и жен, и я бы не удивилась, если бы в один прекрасный день кто-нибудь из них проник в Реймерстоун и зарубил бы нас спящих.
 — Ты больше не вернешься к нему. Как ты себя чувствуешь?
 — Хорошо. Спасибо за хлеб и молоко.
 — Я думал о прошлой ночи, — проговорил он, отводя от нее глаза. — Я был не слишком груб? Говорят, грудь у беременных женщин очень чувствительная. Я не хотел причинить тебе боль.
 Она быстро покачала головой и зарделась.
 — Я испытала огромное удовольствие. Он снова отвернулся от нее и уставился куда-то вдаль.
 — Ты очень сладостная, — сказал он резко. — Когда я думаю о тебе, то становлюсь твердым и похотливым, как наши козлы.
 — Но ведь сейчас утро! — воскликнула Дария удивленно.
 — Послушай, Дария, видишь холм, там, на юге? У его подножия раскинулся цветочный ковер, мягкий и душистый. Пойдем туда, и я позволю тебе ласкать меня, а сам стану наблюдать за тем, как твое тело постепенно будет покрываться каплями пота, словно росой, и тогда я вкушу тебя снова и уложу на ложе из цветов.
 На ее шее запульсировала жилка, а в глазах зажегся огонь. Роланд довольно улыбнулся. Он слишком долго изводил ее бессмысленными спорами, обижал своей грубостью и холодностью. Довольно. Он женат на ней и постарается извлечь из этого максимум удовольствия. Дария оказалась страстной любовницей, и это явилось для него неожиданным открытием, сулившим много приятных минут. А ребенок? Если родится мальчик, Роланду придется подавиться своей честью…
 Он покачал головой. Стоит ли мучиться из-за того, что ты не в силах изменить? За последнее время на его долю выпало и без того немало страданий.
 — Пойдем, — сказал он, — я представлю тебя слугам. Теперь ты хозяйка замка, и они должны знать это. Здесь давно не было хозяйки. Сэр Томас говорит, что большинство слуг настроены доброжелательно, но они обленились. — Он немного помолчал. — Надеюсь, ты умеешь вести хозяйство?
 — Да, мать следила за тем, чтобы я не пренебрегала своими обязанностями.
 — И при этом научила тебя читать и писать, что весьма необычно.
 Дария погрустнела.
 — Я очень беспокоюсь о матери. Дядя бил и насиловал ее, а из-за меня она была вынуждена все сносить.
 — Не думай об этом, — решительно сказал Роланд.
 Дария прикусила губу, сдерживая гнев.
 Элис, наследница великой Элис, мучилась от ломотной боли. Дария постояла на кухне, наблюдая за тем, как старая женщина мешает жаркое длинной деревянной ложкой. Дария похвалила ее стряпню и стала слушать ее советы.
 Когда Дария собралась уходить, Элис засуетилась.
 — Идите, маленькая хозяйка, и лягте. Я пришлю к вам одну из этих лентяек с чем-нибудь вкусненьким.
 Дария проспала до вечера. Пробудившись, она увидела, что Роланд сидит возле нее на кровати. Он смотрел на нее так серьезно и сосредоточенно, что Дария испугалась. О чем он думал?
 — Привет, — сказала она, потягиваясь. — О Боже, как поздно. Я долго спала?
 — Да. Как ты себя чувствуешь?
 Она прислушалась к себе и улыбнулась.
 — Отлично. Хлеб Элис помогает мне гораздо лучше, чем травы королевы. Я сейчас встану и позабочусь о твоем ужине.
 — Погоди, не спеши. Я ждал, пока ты проснешься. Я хочу овладеть тобой.
 Комнату заливал солнечный свет, вчерашний сильный ветер сменился легким бризом. Он хочет ее здесь, сейчас? Когда Роланд говорил о холме, покрытом цветами, она представляла эту прекрасную картину и ликовала, а сейчас растерялась.
 — Но здесь очень светло, Роланд.
 — Знаю. Я хочу раздвинуть твои белые бедра и разглядеть тебя. Давай я помогу тебе снять платье.
 Ее волосы струились по плечам тяжелой волной. Он намотал их на руку и притянул к себе ее лицо.
 — Взгляни на меня, Дария. Она повиновалась, и он как завороженный уставился на нее.
 — Ты пробуждаешь во мне безумное желание. Я просто смотрю на твой розовый язык и твердею, как камень.
 Он засмеялся и стал развязывать тесемки ее платья.




 Глава 18


 Его движения становились все более порывистыми и неловкими, по мере того как росло его желание. «А как же Гвин? — подумала Дария. — Неужели мне придется забыть, что он нарушил супружескую верность? А если бы я изменила ему с другим, что бы он сказал? Или ему было бы все равно?» Она тряхнула головой от такой несправедливости и, почувствовав на своей обнаженной коже дуновение теплого летнего ветерка, взглянула ему в лицо. Роланд пожирал глазами ее груди.
 — Ну что, я не хуже Гвин? Я доставляю тебе не меньше удовольствия?
 Роланд уже думать забыл о Гвин. Теперь он жалел о том, что поступился своей честью. Признаться, он не скучал по смазливой служанке, ибо жена заполнила все его мысли. Слова Дарии застали его врасплох и заставили снова испытать чувство вины и злость на них обоих. Ему показалось, что она вылила на него ушат холодной воды.
 — Как сказать, — солгал он и отодвинулся от нее. — Груди Гвин намного полнее, соски цвета спелой сливы и мягкие, как бархат. Ее груди трепетали, когда я ласкал их, словно жили самостоятельной жизнью, и полностью заполняли мои ладони.
 Глаза Дарии потемнели от боли. Но она сама виновата. Зачем было спрашивать? Чего она ожидала? Неужели хотела услышать, что она — самая потрясающая женщина, а Гвин ничто? Она попробовала было прикрыться, но он вырвал у нее одеяло.
 — Хватит глупостей. Слушай меня, Дария. Ты моя жена. Я хочу смотреть на тебя. Не говори мне о других женщинах, с этим покончено. И запомни, я не разрешаю тебе накрываться без моего позволения.
 — Будет ли у тебя опять женщина, Роланд? Еще и еще?
 Он молча покачал головой.
 Грудь Дарии бурно вздымалась, и он смотрел на нее, стиснув ее руки. Платье задралось до самой талии. Резким движением он опрокинул ее на спину и лег рядом. Прижавшись щекой к ее груди, он коснулся языком ее соска, и она почувствовала такое возбуждение, что издала долгий, протяжный крик. И сразу же ей стало стыдно.
 Его язык все настойчивее играл с ее плотью, и она задрожала.
 — Пожалуйста, Роланд, ну пожалуйста. Она и сама не знала, чего просила: то ли ласк, то ли роздыху. Роланд принялся ласкать второй сосок, и Дария затрепетала. Он тихо рассмеялся, обдавая горячим дыханием ее пылающее тело, и ей хотелось сказать ему: «Оставь меня, убирайся к своей шлюхе, я тебе не верю», — но из горла вырвался лишь тихий вскрик.
 Нетерпеливые пальцы Роланда проникли под помятое платье и коснулись живота. Он поднял голову и взглянул на жену.
 — Лежи на спине. Твой живот пока еще плоский, словно в нем нет никакого ребенка.
 Дарии показалось, что в его глазах мелькнула боль, но он быстро опустил голову ей на грудь и принялся снова посасывать ее, пока она не задрожала, изнемогая от страсти…
 — Тебе нравится, Дария? Знаешь, что я чувствую?
 Его голос, столь же мягкий и нежный, как его пальцы, проникал, казалось, в каждую частичку ее тела. Дария открыла рот и застонала. Роланд тотчас же припал к ее губам, и в этот миг она испытала несказанное блаженство. Она закричала и начала бешено извиваться. «Сколько в ней страсти», — подумал он изумленно и торжествующе. Роланд отстранился от Дарии, не в силах больше ждать, возлег на нее и овладел ею.
 Он не мог оторваться от ее нежного, манящего рта, от гибкого, дразнящего языка, от мягких губ, ждущих его губы.
 Наконец Роланд поднял голову и сказал:
 — Больше мы никогда не будем вспоминать о Гвин или моих бывших любовницах. Зачем мне искать другую, коли у меня есть ты? Дария, ты такая страстная! Как ты могла так долго оставаться девственной? Хотя на самом деле я не знаю, была ли ты девственницей.
 От обиды, вызванной его словами, у нее закружилась голова, но она взяла себя в руки.
 — Ты ведь присутствовал при той унизительной сцене в Тибертонском замке, когда граф Клэр вздумал проверить, невинна я или нет, но тебе все равно неймется меня оскорбить. Я ненавижу тебя, Роланд.
 — Дария, твое тело принимает меня, изнемогая от наслаждения. Пожалуй, только твоя непомерная гордыня уязвлена.
 — В таком случае я ненавижу твою потребность оскорблять меня, ненавижу твою жестокость. Скажи, зачем ты это делаешь?
 Роланд вышел из нее и встал, расправив одежду неловкими быстрыми движениями.
 Он был зол. Слова сами собой сорвались с его губ. Ее проклятая девственность… Конечно, он стоял там, пока граф Клэр… Роланд покачал головой, отгоняя тягостные воспоминания. Что она чувствует, когда думает об этом? Теперь же он вновь оттолкнул ее от себя. Он и сам как следует не понимал, зачем стал дразнить ее. Но это уже не имело значения. Она обиделась. Ну что ж, по крайней мере он успел получить удовольствие. А как приятно было ее целовать!
 — Благодарю тебя за развлечение. Мы неплохо порезвились. Теперь же, я думаю, тебе надо пойти в большой зал и познакомиться со слугами. Пусть знают, что ты — их хозяйка.
 Дария продолжала лежать, не в силах унять дрожь. Роланд направился к двери, бросив через плечо:
 — Не забывай о своих обязанностях.
 — Ты тоже входишь в их число?
 — Да, и ты хорошо справилась прошлой ночью и сегодня. Очень хорошо. Твоя неопытность не помеха. Женщина вроде тебя быстро научится, а я — талантливый учитель. Да, Дария, я твоя первейшая обязанность, и ты будешь исполнять ее каждый раз, когда я пожелаю.
 Ей показалось, что он насвистывал, закрывая за собой дверь.
 "Какая же я была дура, — посетовала она, нехотя вставая с постели, — поверив, что он изменится после моего приезда». Ей следовало остаться в Уолфетоне. Но что там делать? Сидеть сложа руки, пока Кассия смеялась и заигрывала со своим мужем, думая, что их никто не видит? Нет, если бы она осталась там, то умерла бы.
 Неожиданно на ее лице появилась улыбка. Здесь она поняла, что такое страсть, и это ей очень понравилось, хотя Роланд ухитрился все испортить. Но не только он чувствовал пронизывающую дрожь, забывал обо всем на свете, требуя новых ласк, пока все ощущения не вытесняло невыразимое блаженство. Он использовал ее, но и она теперь использовала его. Они квиты. А когда родится ребенок, она отдаст всю свою любовь сыну или дочке. И научится получать удовольствие от плотских утех со своим мужем и не обращать внимания на его обидные слова.
 "Да, я познала настоящую страсть», — подумала Дария, закрыв глаза и чувствуя, как тело сотрясают волны чувственности. Ничего подобного она до сих пор не испытывала. Дария облизнула губы: они все еще хранили вкус его поцелуев. Ей вспомнилось, с каким пылом он целовал ее, с каким нетерпением раздевал. Ну что ж, ей нравятся его поцелуи, а больше ничего от него не надо.
 На ее бедрах осталось его семя, и она медленно подошла к лохани и смыла его. Но его запах не исчез, и Дарии захотелось рыдать, ибо она не могла ненавидеть Роланда.
 Что же ей делать?
 Впрочем, она знает. Если какие-нибудь ненужные чувства неожиданно займут ее сердце, она избегнет их, предаваясь страсти со своим мужем.
 Дария спустилась в большой зал. Скоро она возьмет в свои руки бразды правления. Но сейчас сэр Томас был еще здесь, и ей не хотелось, чтобы он обиделся или почувствовал себя лишним. Слуги как будто отнеслись к ней хорошо. Очевидно, старая Элис, благослови ее Бог, сказала им, что она хозяйка и ей следует подчиняться. Даже Гвин улыбнулась ей, склонившись в поклоне.
 Все относились к ней хорошо, все, кроме собственного мужа.
 Спустя две недели, в первый понедельник августа, воины короля под предводительством Роберта Барнелла прибыли от графа Реймерстоуна с приданым Дарии.
 Его оказалось даже больше, чем она предполагала. Барнелл очень беспокоился, что король страдает от его отсутствия, и в то же время был несказанно рад, что граф Реймерстоун отпустил его подобру-поздорову. Барнелл не знал, Бог ли помог ему, но верил, что это так. Граф позволил им покинуть замок с двенадцатью мулами, груженными поклажей. Если бы Дария вышла замуж за Ральфа Колчестера, она получила бы от дядюшки гораздо меньше. Барнелл настоял на прочтении брачного контракта, который граф подписал с Колчестером, узнал о существовании остального приданого и потребовал его. Это привело графа в еще большую ярость. Слава Богу, он не попытался убить их на обратном пути в Корнуолл.
 Дария переводила взгляд с усталого лица Роберта Барнелла на мулов. Там были деньги, посуда, драгоценности. Удивительно, какой большой обоз!
 Это громадное наследство теперь принадлежало Роланду.
 Увидев мать, Дария закричала и бросилась, пробираясь между людьми, животными и тюками, к женщине, в изнеможении припавшей к холке лошади.
 — Мама! Ты здесь! О Боже! Роланд резко повернулся к Барнеллу:
 — Что это значит, сэр?
 Салин подошел к леди Фортескью и осторожно, словно ребенка, поставил ее на землю. Роланд видел, как его жена обняла мать и заплакала.
 — Мне пришлось привезти леди Фортескью, Роланд, — объяснил Барнелл, отворачиваясь от матери и дочери. — Граф бил ее, пока я не вмешался, и грозил расправиться с Дарией, когда та попадет в его руки. Он бы убил ее, если бы я не увез бедняжку. Она еще очень слаба — у нее, должно быть, сломано несколько ребер, и руки все в синяках. Она добрая женщина, Роланд, тихая и кроткая.
 Роланд вспомнил, что видел мать Дарии, когда в первый раз приехал к графу Реймерстоуну; в ее глазах были страх и покорность судьбе. Его захлестнуло чувство вины, такое сильное, что он зашатался. Почему же он не наказал Барнеллу привезти мать Дарии! Он был слишком занят собой и горел желанием получить побольше приданого, эгоист и негодяй.
 — Спасибо, что ты спас ее. — Он кивнул Барнеллу и направился к Кэтрин Фортескью.
 — Миледи, — обратился он к ней, наблюдая за тем, как женщина пыталась выпрямиться и сделать ему реверанс. — Не надо! Дария, твоя мать плохо себя чувствует. Отведи ее в свою комнату — она должна отдохнуть.
 Помогая матери лечь в постель, Дария увидела, что все тело у нее в синяках. Она на мгновение закрыла глаза, жалея, что не может в эту секунду убить дядю. Она послала служанку к Элис, и та скоро вернулась со сладким вином и травами. Дария сидела с матерью, пока та не уснула. Она смотрела, как разглаживаются морщины на ее лице, потом отвела прядь рыжих волос, еще не тронутых сединой, и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Ей следовало попросить Роланда привезти мать, но она не подумала о ней, занятая собой, будущим ребенком и упреками Роланда. Она была черствой, непростительно черствой. Прошло много времени, пока она поднялась, расправила платье и позвала Гвин, убиравшую комнату сэра Томаса. Дария попросила ее посидеть с матерью.
 — Какая красивая леди, — прошептала девушка. — Я позабочусь о ней.
 "И почему я ненавидела Гвин?» — подумала Дария, спускаясь по каменным ступеням.
 Дария тихонько стояла в большом зале и смотрела, как слуги вносят сундук за сундуком. Сэр Томас, Роберт Барнелл и Роланд открывали сундуки, обсуждали их содержимое и, улыбаясь, попивали эль. Затем появились кожаные сумки с монетами, и она наблюдала за тем, как Роланд торжественно передал пересчитанные деньги сэру Томасу. Мужчины обнялись. Дария все еще не шелохнулась.
 Роланд приказал своим людям отнести два сундука в его спальню. Собственно, это была их спальня, но в исключительных случаях он считал ее своей — Дария хорошо поняла это за две недели своего пребывания в замке. Время пролетело быстро, поскольку ей в Тиспен-Ладоке надо было посетить так много новых мест, познакомиться со столькими людьми, что она не замечала, как один день сменял другой. И она до сих пор еще не взяла в свои руки бразды правления, подумала Дария, следя за тем, чтобы Барнеллу и людям короля подали достаточное количество эля и сладких булочек.
 Наконец она села, но продолжала хранить молчание. Это были ее вещи, ее деньги, но никто даже не заметил ее присутствия.
 — Чудесные булочки, — облизнулся Барнелл, откидываясь в своем кресле и глубоко вздыхая.
 — Не вздумай сказать это моей кухарке, — произнес Роланд и засмеялся. — Ты не соблазнишь ее покинуть меня, хоть ты и слуга Господень.
 — Но король, Роланд, язык проглотит…
 — Он станет толстым, как бочка, будет рыгать в лицо важным иностранным гостям, разлюбит королеву, потому что будет постоянно занят едой, и в одночасье умрет от обжорства. Англия не может позволить себе такую потерю, сэр. И во всем будешь виноват ты.
 Дария засмеялась: это был тот самый Роланд, которого она знала в Уэльсе.
 — В любом случае, сэр, — вмешалась она, — Элис никуда отсюда не уйдет. Видите ли, ее связывают с замком крепкие узы, ее волшебство действует только на этой земле, и если она покинет ее, то утратит все свои знания и способности.
 — Понимаю, — протянул Барнелл, нахмурившись.
 Роланд бросил на жену удивленный взгляд, и она ответила ему тем же.
 — Наградил же Бог тебя языком, жена! — заметил он позднее, когда сэр Томас разговаривал с Барнеллом. — Бедный Барнелл.
 — Возможно, Роланд, но ты куда остроумнее. Я уже отвыкла от твоих шуток.
 — Сейчас нам не до смеха, не находишь?
 — Наверное, но я скучаю по смеху. Скучаю больше, чем в Уэльсе с его бесконечными дождями.
 Он нежно сжал ее лицо своими ладонями, приподнял подбородок и поцеловал в губы. Приятное тепло разлилось по ее телу. Немного погодя он отпустил ее и спросил:
 — Как твоя матушка?
 — Элис приготовила для нее настой из трав. Сейчас ее сон охраняет Гвин. Она позовет меня, когда мама проснется.
 Роланд пригубил кубок с элем и проговорил, не поднимая глаз:
 — Извини, Дария, что я не догадался пригласить леди Фортескью.
 Она протестующе покачала головой.
 — Это моя вина. Мне следовало знать, что дядя Дэймон способен на…
 — Твоя мать — красивая женщина. Вы с ней похожи, только волосы у тебя не такие рыжие.
 Дария вспомнила синяки на теле матери и громко зарыдала.
 Мужчины повернулись и уставились на Дарию. Разговор прекратился. Роланд махнул им рукой и обратился к жене:
 — Не вини себя. Я тоже мог бы о ней позаботиться. Прошу, не плачь, не то Барнелл скажет королю, что я избил тебя у всех на глазах, и Эдуард признает наш брак недействительным и отберет у меня все твое приданое. Сэр Томас выгонит меня из моего нового дома, и мне опять придется странствовать по свету. А мне так надоели эти скитания!
 Его голос был веселым и дразнящим. Она прыснула со смеху и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
 — Извини. Я стала очень слезливой.
 — Это из-за ребенка, — заметил он, не глядя на нее.
 Дария положила руку на живот. Он уже немного округлился, и ее талия стала шире. Что, если скоро Роланду будет противно смотреть на нее?
 — Я не наслаждался твоим телом с утра и очень по нему скучаю.
 Они находились в спальне. Дария прикрыла глаза, отвечая на его поцелуи со все большим пылом. Входя в нее, Роланд был добрым, нежным и любящим. «Если потом он опять станет холоден, — подумала Дария, — что ж, значит, такова цена за удовольствие быть с ним». Она постаралась притвориться спящей, но когда его поцелуи стали настойчивее, положила руку ему на живот и заскользила все ниже и ниже, пока не сомкнула пальцы на его вздыбленной плоти. Он застонал, вздрогнув всем телом, и задышал глубоко и неровно. Дария вспомнила советы фрейлин и решила им последовать. Интересно, как он к этому отнесется?
 Роланд прошептал ее имя, подхватил на руки и положил на узкий стол, опрокинув при этом кувшин на каменный пол. Он разбился, но Роланд как будто и не заметил этого. Распустив ей волосы, он запустил в них пальцы, перебирая густые, спутанные пряди. Подтянув ее к краю стола, он раздвинул ей ноги.
 — Не шевелись, Дария.
 Платье задралось ей на голову, так что она не могла видеть мужа, но слышала его дыхание — хриплое и прерывистое. Он возлег на нее, и Дария положила ноги ему на плечи, откинув платье с глаз. Сжав руками ее гладкие ягодицы, Роланд вонзился в истекающую любовной влагой плоть и, услышав крик Дарии, замер.
 — Тебе больно?
 Она замотала головой.
 Наконец он вышел из нее и откинулся в изнеможении, обливаясь потом и тяжело дыша. Его пальцы гладили внутреннюю поверхность ее бедер, продвигаясь все ближе и ближе к ее святая святых, и когда он проник туда и стал ласкать заветный холмик, она чуть было не зарыдала от наслаждения.
 Дария так бешено извивалась, что ему пришлось схватить ее на руки и перенести на узкую кровать. Ее тело сотрясали спазмы, и когда он снова проник в нее, она издала почти животный крик и крепко обвила ногами его бедра.
 — Дария! — выдохнул он, орошая ее тайный сад своим семенем.
 Несколько минут оба лежали словно бездыханные.
 — Хорошо, что Барнелл привез мою одежду, — засмеялась она. — Ты так рвешь ее, Роланд. Он хмыкнул, все еще не в силах прийти в себя.
 Когда Роланд вновь обрел способность мыслить здраво, он признался себе в том, что очень изменился, и это испугало его. Он стал нуждаться в своей жене. Его тело распознало в ней свою половину, и потребности плоти становились все сильнее. И дело было не только в том, что она отдалась ему так полно, так безоглядно, — нет, было еще нечто другое. Словно именно Дария предназначалась ему судьбой.
 Он решил держаться от нее подальше. Это оказалось проще простого, ибо Барнелл хотел несколько дней отдохнуть, и обязанностью Роланда было показать ему окрестности и рассказать о том, что он замыслил сделать с Тиспен-Ладоком. Дария тоже была занята и с Барнеллом, и со своей матерью. Но только в последний вечер перед отъездом секретаря его величества леди Фортескью появилась в большом зале. Барнелл увидел, как она красива, с волосами цвета меди и светящимися добрыми глазами. Роланд приветливо с ней поздоровался, а сэр Томас настоял на том, чтобы она села подле.
 Во время трапезы, которая как всегда была великолепна, Роланд поднялся со своего стула с кубком в руке и произнес, обращаясь к сэру Томасу:
 — Вы дали кров мне и моим детям, а также многим поколениям де Турне. Благодарю вас, сэр Томас, я не забуду этого, пока жив. Вы сказали мне, что я должен сделать Тиспен-Аадок полностью своим, а посему следует выбрать для него новое название, которое увековечит мое имя. Я долго думал, пока наконец не осознал, что я странник и люблю многие земли. Я посмотрел мир и привез память о том, что видел, сюда, в Корнуолл, и хочу, чтобы это место называлось Чантри-Холл в память о человеке, которого я знал на святой земле. Он спас мне жизнь и научил превыше всего ценить свободу духа — самый драгоценный дар Господа человеку. Моя благодарность вам, сэр Томас, и тебе, Роберт Барнелл.
 Слушайте! Слушайте!
 Дария уставилась на Роланда в восхищении, не замечая, что взволнованная служанка перелила вино в ее кубок и оно вытекает через край. Речь, которую только что произнес ее муж, была блестящей и трогательной. Она впервые слышала все это.
 Молодая женщина слегка повернулась и увидела, что мать смотрит на нее. Дария быстро опустила глаза, взяла свой кубок и пригубила вино.
 "Я значу для него не больше, чем один из мулов, доставивших ему богатства», — подумала она.
 Медленно поднявшись со стула, Дария вышла из зала. Только один человек проводил ее взглядом.




 Глава 19


 — Скоро пойдет дождь. Ты скучаешь по Уэльсу и бесконечным дождям, которые вымочили тебя до нитки?
 Дария стояла у северного крепостного вала, стараясь увидеть море, но видела только лунный свет на зеленых склонах холмов. Вечер был теплым, в воздухе пахло приближавшейся грозой.
 — Скучаю.
 — Почему ты покинула большой зал? По-моему, я выбрал удачное время для того, чтобы отпраздновать отъезд Барнелла. Я думал, что ему понравится прощальный вечер, если я наполню его смехом, и шутками, и замечательным угощением Элис.
 — Не беспокойся, Роланд, он веселится, как и все остальные.
 — Почему же ты ушла? Дария пожала плечами.
 — Какая разница, там я или нет. Все это, — она обвела вокруг рукой, — твое. Полагаю, ты доволен, Роланд, ведь ты считаешь, что получил это ценой лжи и бесчестия. Надеюсь, каждая овца доставит тебе наслаждение, а каждый сноп пшеницы — бесконечный восторг.
 — Твои слова согревают меня, Дария, но ты недоговорила. Почему ты не пожелала мне радоваться многочисленным стадам, что пасутся на восточных землях?
 Ее глаза вспыхнули от ярости, но она сдержалась и, отвернувшись от него, прислонилась к каменной крепостной стене.
 — Похоже, ты слишком много выпила? Она покачала головой.
 — Значит, плохо себя чувствуешь? Молчание.
 — Тебя не рвало уже целую неделю. Если тебя сейчас тошнит, это ненормально. Скажи.
 Дария подивилась его наблюдательности, но ничего не сказала и с глубоким вздохом повернулась к мужу.
 — Меня не тошнит. Я пойду погуляю. Спокойной ночи, Роланд.
 — Нет, ты вернешься со мной в большой зал и останешься со своими гостями.
 — Они твои гости, Роланд. Я не имею к этому никакого отношения. Я здесь ничто, и они ничего для меня не значат.
 Он коснулся ее рукой и сказал:
 — Без тебя и твоего великолепного приданого я не смогу сделать замок таким, каким я замыслил его. Благодаря тебе я увеличу свои стада, найму больше воинов, привезу новых крестьян и куплю предметы роскоши, чтобы создать уют. Благодаря тебе, Дария, я верну моему дому его былую славу сейчас, а не в туманном будущем.
 Но это был его дом, так же, как и все то, что досталось ему благодаря женитьбе. Ей удалось проскочить мимо него, и она побежала по узкой дорожке, ведущей от крепостной стены к широкой лестнице внутреннего двора.
 Роланд смотрел ей вслед. Дария двигалась осторожно, даже в гневе не забывая о ребенке во чреве. Проходя через двор, она старательно обходила лужи и спящих козлов. Роланд отвернулся и занял место Дарии у крепостной стены, облокотившись на парапет. Ночной ветер усилился. Неожиданно Роланд вспомнил слова отца, когда он рассказал ему о предательстве Иоанны Тенесби.
 "Послушай, мой мальчик, — сказал тогда отец, — ты оказался в дураках, но это не сломило тебя. Твоя гордость задета, а сердце ранено, но не больше того. Эти горькие чувства пройдут, они не вечны. Когда-нибудь ты услышишь о человеке, который женился на Иоанне, и пожалеешь беднягу. Теперь ты станешь мудрее и поймешь, чего следует искать и чего избегать в своей избраннице. Честность, Роланд, честность — это то качество, которое редко встречается как в мужчине, так и в женщине. Когда ты найдешь честность, можешь считать себя победителем».
 "Честность», — повторил Роланд. Это действительно редкое качество, и он не нашел его до сих пор.
 Он отвернулся от крепостной стены. К сожалению, с каждым днем он сам становится все более бесчестным.
 Только сегодня он почувствовал слегка округлившийся живот Дарии и подумал, будет ли ребенок похож на графа Клэра.
 Кэтрин Фортескью чувствовала себя превосходно. Она сидела в маленьком саду позади замка. Стояли жаркие дни, но ветви деревьев надежно защищали ее от солнечных лучей. Женщина сделала еще один стежок в платье, которое шила для дочери, и засмеялась, удивляясь себе самой — ей казалось, что она давно разучилась смеяться. Потом засмеялась громче, очарованная звуком собственного смеха, радуясь вновь обретенной свободе, и запела. Голос у нее был не сильный, но приятный, и она пела до тех пор, пока не услышала за спиной покашливание сэра Томаса. Женщина обернулась и улыбнулась ему.
 — Вам мешает этот шум, сэр Томас?
 — Нет, я пришел взглянуть на вас и согреть свои старые кости.
 — Старые кости! Глупости, сэр. Вы еще молодой человек.
 — Если вам доставляет удовольствие так говорить, я возражать не буду. — Он уселся рядом с ней на каменную скамью, на которой любила когда-то отдыхать его бабушка. Так много воды утекло с тех пор, так много событий произошло, прежде чем он стал тем, что есть…
 — Я рада, что вы еще не уехали, — призналась Кэтрин, глядя ему прямо в глаза.
 — Меня попросил задержаться Роланд. — Сэр Томас пожал плечами и добавил:
 — В любом случае я не могу остаться. Ваша милая дочь… — Его голос сорвался. — Нет, не спрашивайте меня, Кэтрин, потому что я не понимаю, что между ними происходит. Я у них вроде посредника, к которому они обращаются, чтобы поболтать. Хотите, чтобы я ушел?
 Она отрицательно покачала головой и сделала еще один ровный стежок.
 — Вы умная женщина, — сказал он, наматывая на пальцы длинную травинку. — Не вмешиваетесь в их отношения и относитесь к своему зятю с уважением и добротой. Вы не показываете ему своего недовольства, когда видите бледное лицо Дарии, не стараетесь поучать свою дочь, как ей вести хозяйство.
 Кэтрин усмехнулась:
 — Я ленива, сэр. Зачем мне работать, когда Дария хочет быть хозяйкой?
 — Не правда, миледи. Вас заставляет молчать ваша мудрость и любовь к дочери.
 — Ну что ж, сэр Томас, я, как и вы, не буду противиться, если вы хотите сделать мне комплимент. Сэр Томас помолчал, а потом участливо спросил:
 — Ваши синяки прошли? Леди Фортескью сжала кулаки.
 — Я бы убила графа Реймерстоуна, будь он здесь. Когда я уеду отсюда, я нанесу ему визит и выскажу все, что думаю о его подлой душонке. — Она задрожала от ярости. — Дэймон Лемарк — ничтожество, сэр Томас. У него нет ни жалости, ни чести, а его душа погрязла в пороке. Ему доставляют удовольствие страдания других. Я желаю ему смерти и уверена, что он получит по заслугам.
 — Он бы убил вас, если бы Барнелл не привез вас сюда.
 — Не думаю. Раньше он бил меня сильнее. Глаза сэра Томаса расширились от ужаса.
 — Я должен сказать Роланду. Это его долг отомстить.
 — Если вы скажете это Роланду или моей дочери, я назову вас лжецом. Оставьте, сэр Томас, не надо. В Реймерстоуне жила другая женщина. Теперь с вами сидит новая Кэтрин, которая смеется и поет, как ласточка. Эта женщина считает себя самой счастливой на свете. Посидите здесь, сэр Томас, я принесу вам эля. Не возражаете?
 Сэр Томас восхищенно смотрел, как она грациозно направляется к кухонным постройкам. Он считал ее необыкновенной женщиной.
 Дария прекратила разговор с молочницей, услышав цокот копыт. Она вытерла руки о передник и быстро вышла во внутренний двор замка. Это были Грелем де Мортон и трое его людей. В черно-серебристой кольчуге, на огромном боевом коне, он напоминал древнего воина, и Дария задрожала от страха. Но Грелем улыбнулся и крикнул:
 — Роланд! Иди скорее сюда, я хочу передать тебе слова Денвольда и Филиппы.
 Роланд выбежал к нему, добродушно ворча что-то себе под нос, и похлопал друга по плечу. Мужчины обнялись, и лорд Грелем спросил:
 — Где твоя жена, Роланд?
 — Я здесь, милорд. — Дария присела в глубоком реверансе.
 Тот несколько минут молча смотрел на нее.
 — Мы с Кассией ужасно волновались за вас, Дария. Я извелся от страха, когда перепуганные конюшие вернулись без вас.
 — Простите, милорд. Я поступила безрассудно. Грелем подошел к ней и рукой в перчатке нежно поднял ее подбородок. Он всматривался в лицо женщины, не обращая внимания на то, что ее муж стоит рядом, а на дворе полно слуг и гомонящих детей. Роланд раздраженно произнес:
 — Я сразу же послал к тебе гонца, Грелем, с известием, что моя жена в безопасности. Грелем обернулся к другу.
 — Кассия нервничает, Роланд. Она хотела, чтобы я убедился в том, что Дария хорошо чувствует себя в новом доме и младенец тоже. Поэтому я прибыл сюда воспользоваться вашим гостеприимством.
 — О Господи! — воскликнула Дария. — Пожалуйста, милорд, проходите в зал. Моя мама сейчас у нас, и я хочу вас познакомить. Вы знаете сэра Томаса?
 Роланд последовал за своей женой, которая, не переставая болтать, подобрала юбки и слишком быстро, подумал он с внезапной тревогой, пробежала по мощеному двору и взлетела по широким каменным ступеням в большой зал.
 — Ты смутил мою жену, Грелем. По-моему, всему виной необычное сочетание твоего свирепого вида и изящных манер. Как поживают Кассия и ребенок?
 — Они здоровы. Извини, Роланд, но мне ни разу не пришло в голову, что Дария была так несчастна в Уолфетоне.
 Роланд неловко поежился.
 — Пусть Рольф приведет твоих людей в зал. Дария уже, наверное, приготовила достаточно эля, чтобы утолить жажду всех мужчин нашего замка.
 Роланд повернулся и направился в зал. Грелем де Мортон медленно последовал за ним, вспоминая слова Кассии:
 "Я тревожусь, Грелем. У них разлад, но Дария любит Роланда, несмотря ни на что. Пожалуйста, выведай, в чем дело, и постарайся все уладить».
 Грелем покачал головой. Кассия считала, что он может уладить все на свете, будь то война между двумя соседями или ссора между мужем и женой. Ясно, что между Роландом и Дарией пробежала черная кошка. Грелем вздохнул. Он предпочитал улаживать отношения между двумя странами. Пожалуй, он понаблюдает за ними несколько дней, а потом предложит какое-нибудь решение, которое удовлетворило бы его жену.
 Дария сидела одна в верхней жилой комнате замка и разбирала травы, только что собранные в саду. Было жарко, и пот стекал струйками по ее спине. Она обмахнулась рукой и хотела было пододвинуться к открытому окну, но вспомнила, что разложила на столе маленькие кучки различных трав и ветер может смешать их.
 "Мама, должно быть, с сэром Томасом», — подумала она, добавляя розмарин к ароматному укропу. Несколько дней назад сэр Томас взял дюжину людей Роланда и отвез деньги своей дочери. По настоянию Роланда сэр Томас согласился вернуться в Чантри-Холл. Дария вспомнила, как ее прелестная мать улыбалась, глядя в обветренное лицо сэра Томаса. Он был очарован леди Фортескью.
 Дария добавила ровно три щепотки молотой наперстянки к горсточке измельченных цветков мака. Как-то там Роланд договорился с непреклонным старым фермером, владевшим землями на северной границе Чантри-Холл? Он собрал несколько человек и ускакал из замка рано утром. Дария посмотрела в окно. Солнце садилось. Да, он скоро вернется… Только бы увидеть его, только бы услышать его голос, смех. Дура, дура, мысленно ругала она себя, зная, что ничего не может с этим поделать.
 Он не дотрагивался до нее уже целую неделю, с тех пор, как заметил, что ее живот немного округлился. Теперь он был так далек от нее, словно находился в Уэльсе. Она горестно покачала головой и ладонью отерла пот со лба. Хватит думать о нем — есть и другие вещи, которыми можно занять свой ум.
 Дария начала тихонько напевать, добавляя базилик в снадобье, утоляющее боль в желудке. Солнце палило вовсю, и ее пальцы работали медленнее. Вдруг Дария окаменела, уставившись прямо перед собой. Отворилась огромная дверь, и она ступила в круг ослепительной белизны. Плотный туман окружал ее, не касаясь. И тогда она увидала Грелема. Он работал у восточной стены, перекладывая тяжелые плиты, поднимая старые камни и передавая их стоявшим рядом мужчинам. Надо было убрать много камней, чтобы переложить стену. Вдруг раздался грохот, и стена обрушилась. Громадная плита задела плечи и грудь воина, опрокинув его на спину. Посыпавшиеся камни погребли его. Люди вокруг истошно закричали, стараясь избежать опасности. Густая пыль от камнепада повисла в воздухе, а потом наступила мертвая тишина.
 Видение так же неожиданно исчезло, и Дария опять оказалась сидящей в кресле. Она вскочила на ноги, забыв про травы, и выбежала из комнаты. Несомненно, это знак свыше. Подобное она видела много лет назад, до того как погиб ее отец.
 Мать разговаривала с кем-то во дворе, и Дария крикнула, чтобы та шла за ней. Она бросилась к восточной стене и издалека услышала крики.
 Мужчины разбирали завал, стоя на коленях и с неистовством откапывая Грелема. Дария принялась помогать им. Несколько камней, свалившись, больно ударили ее, но она не обратила на это внимания. Она точно знала, где находилась голова, и торопилась освободить Грелема. Кто-то попытался оттащить ее, но она обернулась и посмотрела на мужчину так, что тот отшатнулся. Она упорно работала, хотя ее руки ломило от усталости. Наконец показалась грудь воина. Он лежал на боку, закрыв голову руками, и не шевелился.
 — Нет! — закричала она так же, как в детстве, когда увидела страшную картину гибели отца. — Грелем!
 Она упала на колени рядом с ним. Мужчины молча расступились, образовав круг. Схватив Грелема за руку, Дария перевернула его на спину.
 — Он мертв! — воскликнул один из мужчин. — Мертв, миссис.
 — Не правда! — закричала Дария, изо всех сил хлопая его по щекам. — Ты не умрешь, Грелем, черт бы тебя побрал! Нет! Не умрешь, как мой отец. Я не позволю! — Но он все еще лежал бездыханный, и ее захлестнула ярость. Она снова оказалась бессильна. Нет, она не сдастся! Дария заколотила кулачками по его груди, требуя, чтобы он не умирал, не покидал семью, друзей. Она дрожала от усталости и страха, но ярость придавала ей сил.
 Грелем внезапно вздохнул, а потом застонал, и этот звук показался Дарии самым прекрасным звуком, который она слышала в жизни.
 Она закричала от облегчения. Победа! Он жив! Видение было для нее предупреждением. Дария потрясла его за широкие сильные плечи, затем зажала его лицо ладонями и стала поглаживать лоб, челюсть, голову. Как будто никаких повреждений.
 Грелем поднял веки и посмотрел на нее, морщась от боли.
 — Грелем, — сказала она тихо, наклонившись к нему, — вы живы. Когда умирал мой отец, я ничего не смогла сделать. Но вы выжили. Выжили, милорд!
 Она прижалась щекой к его шее, бормоча какие-то несвязные слова. В конце концов ее голос сорвался, и она заплакала.
 — Какого черта здесь происходит? Люди расступились, давая дорогу Роланду. Увидев свою жену, плачущую, стоя на коленях, он остановился как вкопанный.
 — Дария, что случилось? Грелем, что?.. Она обернулась и посмотрела на него блестящими от слез глазами.
 — Он будет жить, Роланд! Все произошло, как с моим отцом, но Грелем не умер. Это был знак свыше, предупреждение, но не пророчество. — Дария поднялась и сказала очень спокойно:
 — Пожалуйста, отнесите лорда Грелема в замок. У него, очевидно, сломаны ребра. Будь осторожен, Роланд. Элис приготовит для него питье.
 Она отошла от него и, тряхнув головой, быстро направилась к замку.
 Роланд не стал тратить время на расспросы и приказал своим людям унести Грелема. Мужчины кряхтя подняли графа, согнувшись под его тяжестью. Когда Грелема положили на постель и раздели до пояса, Роланд увидел, что все его тело в кровоподтеках. Он ощупал его ребра и сказал:
 — С недельку придется полежать. Что стряслось, Грелем?
 — Я работал у твоей проклятой стены, Роланд. Неожиданно она обрушилась, и я оказался погребен под камнями. Вот и все.
 "Но это только часть правды», — подумал Грелем. Произошло нечто странное На какое-то мгновение он словно перестал существовать, хотя, конечно, это было не так. Он отлично помнил боль от ударов острых камней, а потом она исчезла, и он как бы оказался в слепящей белизне… Ничего, кроме белизны — плотной, но прозрачной. И тут он услышал крик Дарии и возвратился в свою телесную оболочку и даже почувствовал боль от ее кулачков. Белизна стала рассеиваться, медленно отдаляясь от него, и он пришел в сознание. Над ним хлопотала Дария, что-то приговаривая и гладя его лицо руками.
 — А что случилось с отцом Дарии? — неожиданно спросил Грелем. Роланд с удивлением уставился на друга. — Нет, я в своем уме. Что с ним произошло?
 — Он погиб на турнире несколько лет назад.
 — Понятно. — Но на самом деле он ничего не понял. — Твоя жена спасла мне жизнь, Роланд.
 — Она освободила тебя из-под камней, это правда, но большую часть работы сделали мужчины.
 — Нет, ее помощь гораздо существеннее… Я чуть не умер… — Грелем надолго замолчал.
 В комнату вошла Дария с кубком в руке. За ней шла ее мать и несла длинные полоски холста.
 Дария присела возле Грелема, улыбнулась ему и сказала:
 — Выпейте этот напиток, милорд. Он утолит боль и погрузит вас в крепкий сон. Мама перевяжет вам грудь. Где-нибудь еще болит?
 Грелем отрицательно покачал головой, не отрывая глаз от ее лица. Он залпом выпил горько-сладкий напиток и вскоре откинулся на подушки, но перед тем как закрыть глаза, произнес:
 — Спасибо, Дария. Вы спасли мне жизнь.
 — Что он имел в виду, Дария?
 Она подняла голову и посмотрела на мужа:
 — Я не дала ему умереть. Видение не должно было закончиться его смертью. Я наделала много ошибок в жизни, но не могла ошибиться на сей раз.
 Она встала, расправила платье и, не произнеся больше ни слова, покинула комнату.
 Роланд повернулся к Кэтрин:
 — Ваша дочь странно себя ведет. О чем она говорит? Я не понимаю.
 Кэтрин покачала головой, сделав знак Роланду помочь ей. Вдвоем они сумели перевязать Грелема полосками белой материи.
 Пока Роланд снимал с Грелема оставшуюся одежду и накрывал его до пояса одеялом, Кэтрин подошла к маленькому оконцу и выглянула наружу.
 — Задержитесь на минуту, Роланд, — попросила она. — Скажите, Дария рассказывала вам об отце?
 — Я знаю только то, что он погиб на турнире в Лондоне перед самым отъездом Эдуарда на святую землю.
 — Это не все. Она видела смерть отца. Роланд изумленно уставился на свою тещу:
 — Что вы сказали, миледи?
 — Дария видела его смерть за три дня до того, как мы получили эту страшную весть.
 — Вы хотите сказать, ей было видение?
 — Да, я полагаю, это подходящее слово. Роланд вспомнил, как Дария призналась ему, что узнала его в тот миг, когда впервые увидела в Тибертонском замке. Словно уже видела его в своем воображении. Он раздраженно передернул плечами. Мистика! Человек не должен судить о природе этого явления. Ему не нравились подобные глупые разговоры. Все, что было связано с видениями, больше подходило пророкам, живущим в горных пещерах, а не молодым девушкам.
 — Он не умирал! Просто был без сознания… всего лишь несколько минут.
 — Возможно, — согласилась Кэтрин и грустно улыбнулась ему, — не обижайте ее, Роланд.
 Он резко вскинул голову и сказал холодным и равнодушным тоном:
 — Я — не изверг. — После этих слов он вышел, бросив через плечо:
 — Я пришлю Рольфа ухаживать за хозяином. Вам надо отдохнуть, Кэтрин.
 Роланд нашел Дарию в саду. Она сидела на скамье, которая теперь называлась скамьей леди Кэтрин, с опущенной головой, уставившись на свои руки, лежавшие на коленях.
 Он молча сел рядом.
 — Как там лорд Грелем?
 — Будет жить. Сейчас он спит.
 — Ты сообщишь Кассии?
 — Наверное, я это сделаю, прежде чем Грелем придет в себя. Он ненавидит болезнь и слабость. Но его жену надо предупредить, если у него повреждено что-нибудь внутри…
 — У него внутри ничего не повреждено. Роланд, прищурившись, взглянул на нее.
 — Почему ты в этом так уверена, Дария?
 — Просто знаю. — Теперь ее голос звучал так же глухо, как и у «его.
 — Откуда ты знаешь?
 — Не важно. У меня много дел, Роланд, — сказала она, вставая. — Так что, если позволишь, и… Он схватил ее за руку и усадил снова.
 — Я не буду считать тебя ведьмой, хотя люди, возможно, так и думают. Ты не глупа, Дария, и понимаешь, к чему могут привести подобные разговоры. Скажи, что именно ты сделала, чтобы я мог опровергнуть сплетни.
 — Я прогнала людей и сама откопала Грелема. Видишь ли, я знала в точности, какие камни надо было убрать, чтобы освободить его голову и грудь. Когда я увидела, что он не дышит, я пришла в неудержимую ярость. Время от времени такое со мной случается. Я разозлилась и стала колотить по его груди кулаками и кричать, как умалишенная. Об этом твои люди скорее всего и будут сплетничать. Они скажут, что я вела себя как безумная. Но Грелем вздохнул, а потом застонал и открыл глаза.
 — Он просто был без сознания.
 — Да.
 Роланд взглянул на ее профиль и скривил губы.
 — Ты не была там, когда обрушилась стена?
 — Нет, я смешивала травы в жилой комнате наверху.
 — Откуда ты узнала, что случилось?
 — Увидела.
 Несколько минут Роланд молчал. До него доносилось жужжание пчел, ласточки хлопали крыльями в раскаленном воздухе, от резкого запаха трав кружилась голова. Мирная, идиллическая картина! Но в этом райском уголке поселилась тайна, и это пугало его. А также боль, и он был ее причиной. Роланд не знал, что делать. Он встал и взглянул на свою жену.
 — Я должен послать Кассии гонца. Она наверняка приедет навестить Грелема.
 Дария только согласно кивнула.
 Стояла полночь. Бушевала гроза. Когда молния осветила небо, Дария проснулась от страшной боли и закричала.




 Глава 20


 Дария никогда не думала, что бывает такая боль. Она обрушивалась на нее, скручивая и выворачивая наизнанку все внутренности, и Дария чувствовала себя совершенно беспомощной. Крик зарождался, казалось, в самых недрах ее тела и рвался наружу — страшный, отчаянный крик. Дария обхватила себя руками, свернувшись калачиком, но ничто не помогало. Затем так же внезапно боль прекратилась.
 Услышав ее крики, Роланд сел на постели.
 — Дария!
 Он схватил ее за руки и постарался повернуть лицом к себе, но она не могла пошевелиться от боли. Он держал ее в объятиях, пока она не успокоилась.
 — Я потеряла его, — произнесла Дария хрипло. — Это было ужасно.
 — Что у тебя болит?
 — Живот. Схватки, ужасные, мучительные схватки и… — Она скользнула по нему взглядом. — О нет!
 Роланд быстро зажег несколько свечей. Обернувшись, он увидел, что она стоит возле кровати и смотрит себе под ноги. Он перехватил ее взгляд и похолодел. Белая рубашка была перепачкана кровью, кровь стекала по ее ногам; на полу уже образовалась лужа.
 — Дария, в чем дело?
 Началась очередная схватка, и она упала на колени, испуская душераздирающие крики. Да, она теряла ребенка. Роланд поднял жену на руки и почувствовал терзания ее измученного тела. Он положил ее на спину, и она сразу же перевернулась на бок, прижав руки к животу.
 — Держись! — закричал он ей и выбежал из спальни, на ходу схватив ночное одеяние.
 Он столкнулся с Кэтрин в узком коридоре. В тусклом свете свечи было видно, как она бледна.
 — Что случилось, Роланд?
 — Ребенок. Дария скидывает младенца!
 Кэтрин бросилась в спальню, желая разделить боль своей дочери, каким-то чудом вобрать ее в себя. Откидывая со лба Дарии мокрую от пота прядь волос, она тихо приговаривала:
 — Потерпи немного, Дария. Не пугай так своего мужа, дочка. Его лицо бледно, как предрассветный туман, и твоя боль становится его болью. Дай ему руки, Дария, и он поможет тебе.
 Роланд машинально приблизился к жене, последовав совету леди Кэтрин, ибо чувствовал себя совершенно беспомощным. Он сжал пальцы Дарии, потом ослабил хватку, чтобы она сама могла взять его за руку. Наконец она, казалось, увидела его.
 — Роланд, пожалуйста, помоги мне! — выдохнула она, прежде чем ее захлестнула новая волна боли.
 Дария молилась о том, чтобы Бог послал ей забвение, но милосердное забытье не наступало, и она чувствовала все с той же остротой. По ее ногам текла липкая и горячая жидкость. Дария поняла, что это отходят воды, и закричала, словно отпевая своего неродившегося младенца. Чьи-то руки обтирали ее влажной тряпицей. Она видела лицо Роланда, склонившегося над ней, слышала бешеный стук его сердца. Он что-то говорил, но она не понимала ни единого слова. Медленно-медленно безумное напряжение отпустило ее, и в сознание проник его голос — мягкий, настойчивый и убаюкивающий:
 — Тише, Дария, тише. Все будет хорошо. — Роланд стал укачивать ее, нежно целуя в лоб, и вскоре она успокоилась.
 Словно во сне Дария услышала голос матери:
 — Я должна остановить кровотечение, Роланд. Держите ее за руку и успокаивайте. Постарайтесь… утешить ее.
 Видит Бог, он старался! Роланд принялся рассказывать Дарии о фермере и о его четырех дочерях, которые хотели вернуться с ним в Чантри-Холл и служить его красавице жене. Да, они были наслышаны о ее красоте и добром нраве. Он говорил и говорил о чем-то, словно от этого зависела жизнь Дарии. Но вот она успокоилась. Кэтрин омыла дочь и прижала к ее телу белую тряпицу. На полу возле кровати остались тряпки, пропитанные алой кровью. Все было кончено.
 Дария почувствовала, как гладкий край чашки коснулся ее сжатых губ, и, уступая просьбе Роланда, сделала несколько глотков. Потом прислонилась к плечу мужа, сознавая, что он стаскивает с нее измазанную кровью рубашку и обтирает ее тело. Она легла и, открыв глаза, увидела мать и Роланда. Они стояли возле ее постели, глядя друг на друга, и Кэтрин тихо говорила:
 — Ничего страшного, Роланд. Она поправится и родит вам новых детей. Вчерашние волнения привели к тому, что она потеряла дитя, но спасла Греле, ма. Этот выбор Господь бы наверняка одобрил. Здесь нет ничьей вины. Роланд молчал.
 — Все к лучшему, Роланд, — продолжала Кэтрин, не в силах вынести его тягостного молчания. Она чувствовала себя такой бессильной, что готова была сказать что угодно, лишь бы облегчить его боль. Но он упорно хранил молчание, и женщина повторила:
 — Все к лучшему.
 Дария чувствовала, что сознание покидает ее и она погружается в сон, но постаралась побороть его и засмеялась высоким истеричным смехом.
 — О мама, — выговорила молодая женщина сквозь смех, — ты абсолютно права. Для Роланда так действительно лучше. Ребенок погиб, и Роланд выжидает, пока сможет выразить свое облегчение открыто. Он умный и не хочет смущать тебя и других своей радостью.
 Она смеялась до тех пор, пока из глаз у нее не потекли слезы, и в ту же минуту Роланд звонко ударил ее по щеке. Смех и слезы сразу прекратились, и она припала к чашке с маковым соком. Она увидела лицо мужа — бледное и осунувшееся, а потом все исчезло.
 Роланд смотрел на мертвенно-белое лицо жены, блуждающим взором окидывая пропитанные кровью тряпки.
 — Она поправится, Кэтрин?
 — Дария потеряла много крови, но она здоровая и крепкая, Роланд.
 Он продолжал прислушиваться к дыханию жены, но ее язвительные слова не выходили у него из головы.
 — Почему она сказала, что вы почувствуете облегчение?
 Роланд смерил взглядом Кэтрин Фортескью и медленно покачал головой:
 — Не знаю.
 — Она явно имела что-то в виду, — непроизвольно вырвалось у расстроенной и измученной Кэтрин. — Я не слепая, Роланд. Моя дочь ужасно несчастна, и вы… ну, вы так далеки от нее. Черт возьми, что у вас произошло?
 — Только король и королева знают об этом, — признался Роланд. — Ребенок, которого она носила, был не от меня.
 Кэтрин отпрянула назад, словно громом пораженная, и выронила окровавленные тряпки.
 — Не от вас? Вздор! Этого не может быть…
 — Я не знаю, чей это ребенок, скорее всего графа Клэра. Нет, это не ее вина, я уверен. Дария — добродетельная и верная жена. Она бы никогда не предала меня. Ее изнасиловали. — Он взял бессильно вытянутую руку Дарии и прижался к ней губами.
 Кэтрин продолжала тупо смотреть на него. Роланд поежился и задумчиво сказал:
 — Но она, видите ли, настаивала на том, что ребенок мой. Я много раз умолял ее открыть правду, обещая, что не стану думать о ней хуже. Но Дария твердила, что отдала мне свою девственность однажды ночью, когда я метался в лихорадке и не помнил себя. Я не верил ей, но теперь между нами больше не будет недопонимания.
 Кэтрин пожалела о том, что вынудила его на это признание. Пройдет немного времени, и Роланд возненавидит ее за то, что она толкнула его на откровенность. Женщина почувствовала, как усталость овладевает каждой частичкой ее тела. Взглянув на дочь, она поняла, что та проспит еще не один час крепким целительным сном. Леди Фортескью кивнула Роланду и покинула комнату. На пороге она увидела сэра Томаса и нисколько не удивилась. Улыбнувшись, женщина сказала:
 — Я очень хочу отдохнуть, сэр.
 — Я провожу вас в вашу комнату, Кэтрин, — произнес сэр Томас, подавая ей руку.
 Роланд лег рядом с Дарией и приложился ухом к ее груди — сердце билось ровно. «Она будет жить», — подумал Роланд и почувствовал такое облегчение, что задрожал от волнения.
 Но нет, он не станет кричать от радости. Роланд запоздало пожалел о том, что проговорился Кэтрин.
 Грелем де Мортон сел на постели. Жена стояла рядом, уперев руки в бока. Они о чем-то горячо спорили.
 — Если будет заключаться пари, я поставлю на Кассию, — заявил присутствующий при этом Роланд.
 — Убирайся, негодяй! И возьми меня с собой!
 — Нет, Роланд, — вмешалась Кассия, едва сдерживая смех, — останься. Грелем становится все более несговорчивым, но, возможно, тебе удастся убедить его в том, что он лишится мужской силы, если преждевременно встанет с постели. Именно это случается с мужчинами, которые не слушают разумных советов своих жен.
 — Это ее последнее страшное предсказание, — усмехнулся Грелем. — Я не верю. А ты? Лицо Роланда осталось непроницаемым.
 — Я понимаю, что ее тревожит, — ответил он наконец. — Ты сам всегда говорил мне, что твой оплодотворительный член доставляет женщинам несказанное удовольствие. Если с ним что-нибудь случится, что она будет делать?
 Кассия охнула.
 — Роланд, он действительно это говорил?
 — Клевета, — возмутился Грелем.
 — Ну что-то в этом роде. Помнится, ты заявлял, что размер фаллоса является показателем воинской доблести и поэтому ты могуч, как сам Карл Великий.
 Грелем запустил в Роланда кубком с водой, но сразу же откинулся на подушки, когда боль пронзила его. Он витиевато выругался и почувствовал, как теплые руки жены гладят его грудь. Боль, как ни странно, стихла. Грелем открыл глаза и взглянул на нее.
 — Ты можешь исцелять боль? Она наклонилась и поцеловала его.
 — Да.
 — Ему лучше, Кассия?
 — Он поправляется, Роланд, и я больше не намерена проигрывать ему в шашки. Он не дурак и должен догадаться, что я позволяю ему выигрывать.
 Грелем улыбнулся ее словам.
 — Вот почему мне так ужасно скучно, Роланд. Я лежу уже два дня!
 — Леди Кэтрин сказала, что завтра ты сможешь встать с постели.
 — А Дария? Когда она оправится? — Роланд пожал плечами и нагнулся, чтобы поднять с пола кубок. — Это из-за меня она потеряла ребенка. Мне очень жаль, Роланд.
 — Не терзайся, Грелем. Леди Кэтрин видит в этом промысел Господень. Отдыхай и слушайся жену. Дария чувствует себя нормально. Кассия, когда тебе надоест общество этого великана, скажи мне. Да, Рольф ждет за дверью, Грелем. У него к тебе какое-то пустяковое дело, просто он не хочет, чтобы ты чувствовал себя слабым и беспомощным.
 Роланд вышел из спальни Грелема и направился к конюшням. Ему надо в одиночестве все обдумать и забыть о боли и обиде хотя бы на насколько часов.
 Дария проснулась только вечером, чтобы выпить немного бульона, специально приготовленного для нее Элис. Роланд хотел повидать ее, обнять, убедиться, что она жива-здорова, но когда он вошел в комнату, ему показалось, что Дарии там нет. В постели лежала ее бледная копия, но его Дарии не было. Она посмотрела на него и отвернулась. Ночью он спал в большом зале, закутавшись в одеяло, и в ногах у него свернулся один из сторожевых псов.
 В спальне было уже совсем темно, но она даже не попыталась зажечь свечу. После дневной жары наконец похолодало, и Дария натянула на себя легкое одеяло. Она чувствовала себя совершенно разбитой.
 Мать на цыпочках вошла в комнату. Ее походка была легкой и грациозной, хотя она несла поднос, уставленный разнообразной чудесной стряпней Элис. Дария закрыла глаза, притворившись спящей.
 — Нет, дорогая, не притворяйся. Ты должна поесть.
 Дария увидела сквозь полуопущенные ресницы свет зажженной свечи. Она произнесла вслух все еще хриплым голосом:
 — Жаль, что я не умерла, мама. Это бы решило все.
 — Ты думаешь только о себе. Но как же мы?
 "Наконец-то она заговорила», — подумала Кэтрин. И ничего, что от этих слов сжалось ее материнское сердце. Она продолжала увещевать дочь:
 — Ты поборешь свою боль так же, как и все остальные. Но дело ведь в другом, Дария?
 — Мне больше незачем оставаться здесь, в его замке, есть его пищу, спать в его постели.
 — Не лукавь.
 За дверью раздался голое Роланда. Кэтрин резко обернулась. Что он мог расслышать? Дария закрыла глаза. Роланд вошел в комнату, и Кэтрин увидела, что он очень устал. Глядя на жену, Роланд сказал, обращаясь к теще:
 — Я заставлю ее поесть. Ступайте, сэр Томас скучает без вас. Я бы хотел, чтобы вы погостили у нас, пока Дария поправится.
 Кэтрин посмотрела на свою дочь и перевела глаза на Роланда. Ей хотелось попросить его на время уйти, но, встретив непреклонный взгляд зятя, она промолчала.
 Роланд остановился возле постели.
 — Поешь.
 Дария даже не шелохнулась.
 — Ты выжила, Дария. И теперь тебе надо набраться сил и окрепнуть. Нам с тобой многое предстоит сделать. Немедленно приступай к трапезе, не то я засуну еду тебе в горло.
 Он взял ее под мышки и приподнял, затем взбил подушки и расправил одеяло.
 — У тебя что-нибудь болит?
 — Нет.
 — Хорошо. Я поставлю сюда поднос и не уйду до тех пор, пока ты не поешь.
 Она повернулась к нему. Последние два дня он был с ней холоден, но сейчас как будто сменил тактику. Темные глаза, такие красивые и глубокие, смотрели на нее без всякого выражения. Роланд казался уставшим. «Интересно, чем он был занят весь день?» — подумала она.
 Почему он беспокоится о ней? Почему играет роль любящего мужа? Он ведь был бы рад избавиться от нее, поскольку считал ее лгуньей и распутницей. Дария сказала:
 — Чего ты хочешь?
 — Попробуй тушеную морковь и бобы. Дария нехотя поковыряла тушеные овощи. Они оказались такими вкусными, что только теперь она поняла, как голодна. У нее потекли слюнки, и она чуть было не застонала от наслаждения.
 Роланд молча наблюдал за ней. Он чувствовал такое облегчение, что просто не находил слов. Но его пугало, что Дария все еще была ужасно бледна. За прошедшие два дня она помрачнела еще больше и еще больше отдалилась от него. Пожалуй, он не будет ждать, пока она оправится, а возьмет все в свои руки.
 — Держу пари, что есть стряпню Элис лучше, чем умирать с голода, — сказал он наконец.
 Дария продолжала жевать, глядя прямо перед собой.
 — Смерть — это выход для трусов. Она ничего не решает. Все нерешенное уйдет вместе с тобой, но последствия останутся и будут мешать живым.
 Она взглянула на него с тем же отрешенным видом.
 — Мне нет до тебя дела, Роланд. Оставь меня. Тебе, наверное, хочется расторгнуть наш брак.
 — А что ты будешь делать? Неужели опять задумала уйти в монастырь?
 Дария закрыла глаза и откинулась на подушки. Ее бросило в дрожь при мысли о монастыре. Ее желудок был полон, но душа была совершенно опустошенной.
 — Уходи, пожалуйста.
 — Нет. Я уже оставлял тебя одну на двое суток. Теперь я перенесу тебя в спальню Грелема. Он хочет тебя видеть. Бедняга чувствует свою вину, и ты должна успокоить его.
 — Свою вину? Я сама приняла решение спасти его. Во всем виновата только я.
 — Я сказал ему то же самое, но он мне не верит. Ты хочешь облегчиться?
 Она покачала головой.
 — Хорошо. Тогда я уберу поднос. Он замолчал и посмотрел на нее. Кэтрин причесала ей волосы, но они были тусклые и безжизненные. Под глазами залегли тени, но больше всего Роланда пугал ее взгляд: отсутствующий и потерянный. Он сбросил с себя оцепенение: глупости, Дария придет в себя. Он заставит ее прийти в себя. По крайней мере на ее щеках после еды появился румянец.
 — Я не хочу видеть его.
 — Не важно, — оборвал он.
 Она не спорила, просто старалась сидеть прямо, пока у нее хватало сил, затем положила голову ему на плечо и позволила отнести себя в спальню Грелема.
 Роланд ногой распахнул дверь.
 — Я кое-что принес тебе, Грелем. Что ты скажешь, Кассия? Положить мне жену в постель к твоему мужу? Может быть, нам устроить сборище калек? Я позову еще. Что ты думаешь по этому поводу?
 — Они оба слишком слабы, чтобы опозорить нас, Роланд, — ответила Кассия, расправляя простыню под Грелемом. — Положи ее здесь, если хочешь.
 — Нет, — сказал Роланд, — я лучше подержу ее. Она мягкая и теплая. Пододвинь стул. Кассия. Роланд сел на стул, прижимая жену к груди.
 — Как видишь, Грелем, моя жена поправляется. В отличие от тебя она покорна и уступчива. Я приказал ей есть, и она поела. А теперь лежит у меня на руках и ни на что не жалуется.
 — В то время как ты, дорогой, все время ворчишь, — вставила Кассия, сидевшая подле мужа, — так что мне хочется запустить стулом в твою упрямую голову.
 Грелем уставился в бледное лицо Дарии. В присутствии Роланда и Кассии он не мог расспросить ее. «Но ничего, — подумал он, — завтра я ее навещу». Грелем мягко произнес:
 — Хорошо, что вы пообедали.
 Дария кивнула. Она чувствовала тепло Роланда, и ей хотелось плакать. Повернувшись, она уткнулась ему в шею.
 От Роланда не укрылось ее состояние. Взглянув на Грелема и Кассию, он увидел их озабоченные и встревоженные лица.
 — Я зайду позднее, — сказал он и понес Дарию назад в спальню, уложил в постель, все еще не выпуская из своих объятий. — Тебе холодно?
 Она продолжала беззвучно плакать. Эта молчаливая боль терзала его сердце. Роланд снова заговорил тихим, ласковым голосом:
 — Если бы я мог воротить былое, Дария, клянусь, непременно сделал бы это. Я не радуюсь тому, что ты потеряла ребенка, потому что мог потерять и тебя. Я хочу, чтобы ты поправилась, опять улыбалась и вернулась бы ко мне. Пожалуйста, не плачь.
 — В последний раз, когда ты взял меня, ты почувствовал ребенка в моем чреве и возненавидел и его, и меня.
 Ее тихий голос дрожал от обиды. Он закрыл глаза, припоминая то утро, когда ощутил ее слегка округлившийся живот. Тогда он ушел, не говоря ни слова. Что она могла почувствовать?
 — Дария, послушай. Я готов защищать тебя ценой жизни. Мне кажется, я знал это с первых минут нашей встречи. Не знаю, почему ты не хотела назвать имя отца ребенка. Возможно, ты боялась, что он меня убьет, потому что любишь меня. Но теперь это не важно. Для меня самое главное ты и наша совместная жизнь.
 Дария перестала плакать. Ведь она оплакивала потерянного ребенка и свою жизнь, пустоту в своем сердце. Она медленно подняла голову и взглянула на него.
 — Роланд, ребенок, которого я носила, был твой, зачатый в ту ночь в Рексеме. Если ты не можешь поверить мне, давай лучше расторгнем наш брак. Я не хочу здесь оставаться.
 — Дария…
 — Нет, не возражай. Я молилась о том, чтобы ребенок родился в положенный срок и был похож на своего отца — на тебя, Роланд. Чтобы это был мальчик, с глазами темными, как безлунная ночь, и твоей прекрасной улыбкой. Я надеялась, что тогда ты поверишь мне. Но Бог рассудил иначе. Теперь я ничем не смогу этого доказать. — Она замолчала и схватилась за живот.
 — В чем дело?
 — Кровотечение… О Господи!
 Роланд быстро перевернул жену на спину и увидел кровь у нее на бедрах.
 — Лежи спокойно, — приказал он, затем обмыл ее и надел на нее свежую рубашку. — Тебе не холодно? Она кивнула, снова отвернувшись от него.
 — Салин слышал, будто неподалеку отсюда открыто орудует небольшая шайка. Судя по описанию, всем заправляет твой уважаемый дядюшка — высокий бледнолицый блондин на необыкновенно сильном боевом коне. Хотел бы я знать, попытается ли он ворваться в замок и убить меня?
 — Мой дядя коварен и наверняка придумает какой-нибудь трюк. Например, отнимет у тебя то, что тебе особенно дорого, и затем будет шантажировать тебя. Возможно, драгоценности или деньги.
 — Самое дорогое у меня — это ты, и, клянусь, он никогда не дотронется до тебя.
 Он услышал, как она охнула, и улыбнулся.
 — Хочешь поиграть со мной в шашки? Подобно Кассии я мог бы поддаваться тебе, чтобы ты выиграла.




 Глава 21


 Грелем де Мортон терпеливо ждал, пока леди Кэтрин спустится по лестнице, потом двинулся по узкому коридору. Ступая медленно и осторожно, как старик, поскольку его ребра все еще болели, мужчина неслышно прокрался в спальню, притворив за собой дверь.
 Дария лежала на спине, закрыв глаза и натянув легкое покрывало до самого подбородка. Он подошел к кровати и стал смотреть на нее. Темные волосы разметались по подушке. «Прекрасные волосы, — подумал он, — темнее, чем у Кассии, но с теми же оттенками осенней листвы». Она была чересчур бледной и изможденной. Словно почувствовав на себе его взгляд, Дария открыла глаза и вздрогнула.
 — Лорд Грелем! Вы меня напугали. — Она приподнялась на локтях. — Разве вам можно вставать, милорд? Позвать Кассию? Ваши ребра наверняка еще не зажили. Мне…
 Грелем улыбнулся и заботливо уложил ее обратно. Она казалась такой хрупкой в его руках! Он сел у кровати и сжал ее руку.
 — Я хочу поговорить с вами, — сказал он. Она отстранилась, и лицо ее вмиг приняло отчужденное выражение, словно между ними моментально выросла стена.
 — Нет, не уходите от разговора, Дария, я знаю, что вы не трусиха. Трусиха не стала бы раскидывать все эти проклятые камни, чтобы добраться до меня.
 — У меня не было выхода. Он улыбнулся и кивнул.
 — Да, мои люди взахлеб рассказывали мне о вашей храбрости. Им даже показалось, что вы одержимы духами. Но вы спасли меня, и за это они простят вам все. — Он усмехнулся. — Мои люди мне очень преданны.
 — И ваша жена тоже.
 — Да. Она перегрызла бы горло любому врагу, который бы мне угрожал. Физически она не особенно сильна, но ее дух неукротим.
 Дария промолчала, и Грелем отвернулся к окну.
 — Я знаю правду.
 — Нет!
 — Я подслушал разговор Роланда с вашей матерью. Они не знали, что я стоял за дверью. Ваша странная история для меня загадка, но не неразрешимая. Я удивлен, что вы готовы сдаться. Меня разочаровывает ваше малодушие. Неужели вы та женщина, которая спасла мою жалкую жизнь?
 — Роланд не верит мне. Я не могу и дальше настаивать на том, что это был его ребенок, иначе он бросит меня.
 — Значит, все дело в том, что он не помнит той ночи? Надо разбудить его память.
 — Нет, просто он не верит. Я люблю Роланда с той минуты, как увидела его переодетым священником в Тибертоне, куда он приехал, чтобы спасти меня.
 К удивлению Дарии, Грелем рассмеялся.
 — Не смотрите на меня так, словно я бесчувственное чудовище. Признаться, в начале нашего брака с Кассией я тоже не верил в ее невинность. А потом это перестало иметь значение, потому что я полюбил ее. Позднее я убедился в том, что она говорила правду, но все это уже было не важно.
 — У нас все по-другому. Роланд меня не любит и, наверное, никогда не полюбит. Король заставил его жениться на мне, и он не смел ослушаться. Похоже, ему было меня жалко. Роланд также хотел получить мое приданое. А теперь я ничем не могу доказать, что говорила правду. Видите ли, сначала я поклялась, что Роланд никогда не узнает о том, что он лишил меня невинности. Я не хотела возлагать на него ответственность, потому что это была моя идея. Но потом я оказалась беременна и уже ничего не могла изменить. А теперь я не смогу доказать, что ребенок был его, и он никогда мне не поверит и не полюбит меня.
 — Почему вы все время повторяете одно и то же? Неужели вы такая зануда? Скажите мне, Дария, кого Роланд считает отцом ребенка?
 — Скорее всего графа Клэра.
 — Значит, даже если бы я привез сюда графа Клэра и он поклялся бы, что не насиловал вас, Роланд все равно бы не поверил?
 Она покачала головой.
 Грелем медленно поднялся.
 — Вы видели в своем воображении, как обвалилась стена, видели смерть своего отца. А что насчет Роланда?
 — Я сразу узнала его и приняла всем своим существом. Наверное, это кажется странным, даже безумным, но так оно и есть.
 — Я вам верю. Дария, пожалуйста, помните что путь трусов — не ваш путь. Не разочаровывайте меня; не падайте духом. Я у вас в долгу, а я всегда отдаю долги, но надо все хорошенько обдумать.
 Он ушел, оставив ее в одиночестве размышлять над его словами.
 — Ты слышал что-нибудь еще? — спросил Роланд.
 Салин отрицательно покачал головой, — Этот проклятый сукин сын словно сквозь землю провалился! Не нравятся мне все эти истории о графе Реймерстоуне. Я хочу взять несколько человек и поискать его. Графа следует убить.
 — Нет, Салин, еще рано. Когда придет время битвы, я сам встану во главе войска. Но пока я не могу уехать… — Его голос сорвался.
 — Ваша жена поправится, — произнес Салин. — Гвин сказала мне, что сегодня утром она улыбнулась.
 Роланд пожалел, что не видел улыбки жены. Прошло больше недели, с тех пор как она скинула младенчика. Дария немного оправилась, хотя была очень худа и под глазами залегли темные тени.
 По вечерам он или Грелем играли с ней в шахматы, ибо Кассия считала что женщины слишком умны, чтобы играть друг с другом. Роланда удивляло отношение к его жене Грелема. Он высмеивал ее игру и подтрунивал над ней, пока Дария не говорила, что он — зануда и негодяй. Однако Грелем дразнил ее еще сильнее. Два дня назад Роланд снова стал спать в своей постели, но был холоден с Дарией.
 Накануне вечером он перехватил ее взгляд, прежде чем она успела отвернуться. В ее глазах стыла боль. Роланд хотел ей что-нибудь сказать, но она сразу же ушла в себя, а он еще не был готов разрушить возникшую между ними стену непонимания. Его жизнь превратилась в сущий ад, но он ничего не мог изменить.
 Салин и Роланд одновременно посмотрели на Грелема де Мортона, пересекающего внутренний двор. Он прекрасно выглядел и казался слегка устрашающим в своей черно-серебристой кольчуге. Его люди взирали на него едва ли не с трепетом.
 Он похлопывал латными рукавицами по бедру.
 — Я вижу, ты поправился, Грелем. Мне ударить тебя по ребрам или пожать руку? Грелем ухмыльнулся.
 — Теперь ты, возможно, обретешь покой и станешь побеждать в шахматы, мой друг, поскольку я покидаю тебя. Моей жене пора в Уолфетон.
 "Странный способ выражаться», — подумал Роланд.
 — А что ты будешь делать потом, Грелем?
 — Как что, прозябать в своем собственном замке, конечно.
 — Не знаю, не знаю, — нахмурился Роланд.
 Грелем натянул латные рукавицы.
 — Возможно, я буду ездить верхом и красть овец Денвольда. Он очень смешной, когда злится. А Филиппа постоянно злит его. Вот и моя блудная жена. Кассия! Подойди сюда, дорогая, и попрощайся с нашим гостеприимным хозяином. Потом сможешь мучить меня всю дорогу до Уолфетона.
 Дария смотрела, как Грелем с Кассией и их люди выезжали из замка. Она почти не удивилась, когда лорд Грелем обернулся в седле и бросил прощальный взгляд на Чантри-Холл. Словно глазами искал ее. Удивительно: этот отважный воин, наводящий на всех ужас, был очень нежен с ней. Внезапно Дария почувствовала такую сильную слабость, что вынуждена была опуститься в кресло. Кассия предупредила ее о том, чего можно ожидать, потом поцеловала ее в щеку и сказала, сжав ее руки:
 — Вы спасли жизнь моему мужу. Я у вас в неоплатном долгу, а я всегда плачу долги. Не сдавайтесь, Дария. — И, подхватив юбки, убежала.
 Чантри-Холл звенел от голосов. Люди кричали, смеялись и колошматили друг друга, а дети бегали и пронзительно визжали. Однако Дария чувствовала себя совершенно одинокой. Она с трудом сносила бросаемые на нее исподтишка жалостливые взгляды и потому большую часть времени проводила в спальне. Сейчас она встала и накинула новое верхнее платье. Оно было из светло-голубой мягкой шерсти. Она похвастается обновкой перед мужем, и, может быть, он улыбнется.
 Роланд перед отъездом разговаривал с Салином во внутреннем дворике. Дария остановилась у подножия каменной лестницы. Яркое утреннее солнце играло на ее лице, согревая его. Роланд взглянул на нее и застыл на месте, а потом поднял руку в молчаливом приветствии, круто повернулся и направился к конюшням.
 Да, он был добр к ней, когда находился рядом, но не более того. Но ведь она и не ожидала другого. Днем она его почти не видела, поскольку он наблюдал за ремонтом восточной стены замка. Время шло, и силы медленно возвращались к ней. Дария не пренебрегала своими обязанностями — тщательно следила за тем, чтобы отскребли столы на козлах, натерли до блеска кресла хозяина и хозяйки. А однажды утром увидела под потолком большого зала массивные дубовые балки, которые много лет были скрыты от глаз толстым слоем копоти. Слуги, обливаясь потом и ругаясь, несколько часов счищали с них вековую грязь. Дария улыбнулась. Замок становился все более привлекательным. Циновки на полу источали благоухание, цветы перед входом были аккуратно высажены, и только сильный ветер, дувший в западном направлении, приносил неприятные запахи.
 Теперь ей предстояло проследить за тем, чтобы покрасили дворовые постройки, купить кое-какую мебель и украшения для большого зала. Вещи, составлявшие ее приданое, создавали в комнатах уют: начищенные медные подсвечники , блестели, подушки для кресел были высокими и мягкими, а два ковра, вышитых ее бабушкой, висели на задней стене, делая ее не столь мрачной и сырой. Но она не спешила с покупками, поскольку хотела заручиться одобрением Роланда. Дария проводила время, заготавливая травы, вышивая вместе с матерью и давая указания слугам через Гвин, которую искренне полюбила.
 Дария носила накидку с широкими рукавами, которую мать сшила из ее старого платья. Она была очень худа, но еда по-прежнему вызывала у нее отвращение.
 Стоя перед зеркалом, Дария туже затянула плетеный золотой пояс и распустила волосы, которые густой, блестящей волной упали почти до пояса.
 Роланд вошел в спальню и зачарованно уставился на жену. Она замерла под его пристальным взглядом.
 — Ты очень красивая.
 — Спасибо.
 — Я должен купить тебе какие-нибудь украшения, Дария. Что-нибудь изящное, скажем, изумруды под цвет твоих глаз.
 Она недоумевающе посмотрела на него.
 — Я предпочитаю купить что-нибудь для замка, Роланд.
 — Что, например?
 — Еще несколько ковров и подушку для твоего кресла, может быть, даже ковер в нашу спальню, потому что сэр Томас сказал, что стена очень отсыревает зимой.
 Роланд несколько минут обдумывал ее слова, затем неожиданно сказал:
 — Ты знаешь, что Филиппа — управительница Сент-Эрта?
 — Да, ты мне говорил.
 — Может быть, посоветуемся с ней и подсчитаем, сколько монет у нас осталось от твоего приданого и моих запасов? В будущем году мы, наверное, сможем продавать излишки шерсти, что сделает нас более обеспеченными. Мы с Грелемом уже обсуждали, на каких рынках лучше торговать, чтобы купцы нас не облапошили.
 — Ты не шутишь? Никогда бы не подумала, что мужчина одобрит такое занятие для женщины. — Роланд пожал плечами. — Я бы очень хотела заниматься такими вещами, Роланд.
 — Когда придешь в себя, скажи, и мы обсудим с тобой этот вопрос и решим, что надо сделать в первую очередь.
 Она уставилась на него широко открытыми глазами и выпалила:
 — Почему ты себя так ведешь?
 — Как?
 — По-доброму, словно тебе не все равно…
 Роланд резко оборвал ее, потому что просто не мог слышать эти слова.
 — В замке полно работы. Разве тебе не по силам с ней справиться?
 Она решительно вздернула подбородок.
 — По силам, конечно.
 Он одобрительно улыбнулся, и его темные глаза потеплели. Дария бы перегрызла горло всякому, даже лорду Грелему, вздумай он угрожать Роланду.
 Наступил сентябрь. Воздух был прозрачным и бодряще прохладным. Лучи полуденного солнца придавали яркость и насыщенность тускнеющим краскам осеннего пейзажа.
 Услышав крики, Дария вышла из большого зала и встала на цыпочки, чтобы посмотреть, что случилось. Во дворе стоял ее муж, раздетый до пояса, и тяжело дышал. Пот градом лился по его груди. Напротив него, расставив ноги, возвышался огромный детина, такой огромный, что, казалось, мог легко разорвать ее мужа в клочья. Оруженосцы Роланда и второго рыцаря образовали широкий круг и издавали громкие крики. Дария окаменела, когда противник Роланда внезапно сделал выпад. «Почему мужчины стоят и ничего не предпринимают?» — возмущенно подумала она. Онемев от страха, она смотрела, как детина обхватил Роланда за торс и оторвал от земли. На его могучих руках забугрились мускулы, и Дария поняла, что у него хватит сил, чтобы лишить жизни ее мужа. «Почему, — в отчаянии думала Дария, — я видела, как стена обрушилась на Грелема, и не видела, что моему мужу грозит смерть?"
 Ну что ж, тогда она сама будет действовать. Подхватив юбки и задрав их выше колен, она бросилась вниз по каменным ступеням, с криком влетела в толпу людей, стоявших возле дерущихся, и, потрясая кулаками, завопила:
 — Презренные трусы! Проклятые сукины дети! Вы будете стоять и глазеть, пока этот негодяй не убьет Роланда?
 Но люди словно окаменели, услышав ее слова, и уставились на нее, и пальцем не шевельнув. Дария слышала учащенное дыхание и смачные ругательства противников. Роланду удалось освободиться, но когда Дария чуть не вскрикнула от облегчения, верзила бросился на него снова, и она, обезумев от ужаса, прыгнула ему на спину.
 Обхватив толстую шею детины, она начала молотить кулаком по его голове, не переставая истерично кричать:
 — Не смей его трогать! Я убью тебя! Ей удалось обвить ногами его торс и сжать изо всех сил. Но он, словно не чувствуя ее ударов, замер в неподвижности. Дария пришла в такую ярость, что не сразу услышала шепот у себя над ухом:
 — Дария! Ради всего святого, прекрати!
 Наконец она подняла голову и увидела Роланда, стоявшего возле нее. Тут до нее дошло, что человек, которого она оседлала, стоял как вкопанный и терпеливо сносил ее удары.
 — Хватит, остановись! — Роланд схватил ее за руки.
 — Я не позволю ему бить тебя… — Она еще раз ударила своего врага.
 — Прекрати! Ты вышибешь из Ролло последние мозги. Остановись! Довольно!
 Дария отпустила шею верзилы, освободила его торс. Роланд поймал ее и поставил на землю.
 Она все еще была охвачена страхом, хотя Роланд как будто не пострадал. Не веря, что он невредим, Дария ощупывала его лицо, плечи, ребра, живот, бормоча задыхающимся шепотом:
 — Я так испугалась… я думала, что этот здоровяк убьет тебя и…
 Ответом ей была мертвая тишина. Повернув голову, она взглянула на противника Роланда. Тот смотрел на нее с любопытством и изумлением. Все мужчины теперь сгрудились вокруг них с Роландом, глазея на нее и перешептываясь.
 Она взглянула на мужа.
 — Роланд, он не ранил тебя? Я не понимаю. На его выразительном лице отразились десятки эмоций. Дария видела, что его захлестнул гнев, а потом ярость сменилась чем-то другим… Роланд смеялся. Откинув голову, он покатывался со смеху. Вскоре весь внутренний двор наполнился людьми, которые хохотали, держась за животы, и утирали слезы. И громадный мужчина теперь тоже смеялся низким, скрипучим смехом. Они все потешались над ней.
 В этот момент Дария поняла, что ее платье под мышкой порвано. Пот струился по ее лицу… нет, не только пот, но и слезы ярости и страха перед человеком, который атаковал Роланда. Одна из ее кожаных туфель валялась на траве, волосы выбились из пучка и рассыпались по плечам. Смех стал еще громче.
 Дария всхлипнула и снова подобрала юбки, а потом стремительно побежала по узкому проходу, соединявшему внутренний двор с наружным. Решетка была поднята, и никто не загораживал ей путь.
 — Дария! Подожди!
 Смех Роланда оборвался так же быстро, как и возник. Он посмотрел на Ролло.
 — Скажи спасибо за то, что она не убила тебя, — буркнул он. — Все — немедленно за работу!
 Мужчины и женщины наблюдали за тем, как хозяин бросился догонять свою жену.
 Салин подошел к Ролло.
 — Это лучший поединок из тех, что я видел. Возможно, он принесет отличный результат.
 Ролло постучал по своей голове, словно проверяя, цела ли она, и промолвил с искренним удивлением:
 — Она хотела свернуть мне шею своими худыми маленькими ручонками.
 — У тебя будет синяк под глазом, но твоя шея толще дуба. Что сделает с ней хрупкая девушка? Ролло посмотрел вслед Дарии и покачал головой:
 — Надо же, я ведь мог убить ее, но она напала на меня.
 — Да, — подтвердил Салин. — Она защищала своего мужа.
 — Подумать только, на меня набросилась женщина! Я возвращаюсь на ферму. Передай хозяину, что я приеду, когда он пожелает продолжить наш бой. Когда я расскажу жене о маленькой миссис, напавшей на меня, она будет хохотать до упаду.
 Роланд догнал Дарию около крепостной стены, на вершине холма, покрытого зеленой травой. Он схватил ее за руку, но она вырвалась, и он потерял равновесие и упал, увлекая ее за собой. Они покатились по склону и свалились к подножию — Роланд на спину, а Дария на бок.
 Она лежала, тяжело дыша, и хотя не получила никаких телесных повреждений, чувствовала себя такой униженной, что быстро вскочила на ноги и, заметив ухмылку Роланда, вскрикнула и стала карабкаться вверх. Но он схватил ее за лодыжку и мягко, но настойчиво потянул к себе, пока она не упала ему на грудь. Он все еще смеялся. Над ней. Она покраснела и стала с плачем колотить кулаками по его груди.
 — Ублюдок, прекрати смеяться! Роланд схватил ее за руки.
 — Успокойся, ну успокойся же.
 — Я ненавижу тебя!
 — Не правда. Не лги, это тебе не идет. Он наклонился и поцеловал ее в шею. Ее платье задралось почти до талии, и он ощутил такое сильное желание, что теперь ему было не до смеха. Ради всех святых, они так давно не были вместе.
 Роланд спустил платье с ее плеч и обнажил грудь.
 Дария не шевелилась.
 — Ты чертовски хороша!
 Роланд жадно смотрел на ее вздымавшуюся грудь, по-прежнему крепко сжимая ее руки. Наклонившись, он поцеловал Дарию, и она почувствовала огромное облегчение, которое быстро сменилось безумной жаждой близости.
 — Приоткрой рот. Вот так, хорошо. Дотронься до моего языка, Дария. А-а… какая ты нежная. Тебе нравится, как я ласкаю твои груди?
 Он легко поглаживал ее соски, словно изучая, затем его рука скользнула к талии, срывая платье, и наконец опустилась вниз.
 Дария повернулась к нему, изнемогая от желания. Его руки гладили ее спину, лаская ягодицы. Он притиснул ее к себе, и она ощутила восставшее доказательство его страсти. Волны чувственности сотрясли се тело, и она застонала, отдаваясь его поцелуям.
 Она принялась развязывать шнурки на его камзоле, и он стал помогать ей, срывая с себя одежду, и вот уже стоял перед ней нагой. Дария обвила руками его шею, подставляя лицо для поцелуя, и он припал к ней со всем пылом и страстью молодого супруга. Затем приподнял и скомандовал:
 — Дария, скорее, обхвати меня ногами. Я войду в тебя глубоко…
 Его пальцы заскользили между ее бедрами все выше и выше, пока не достигли заветного холмика. Раздвинув створки ее разбухшей раковины, он погрузился в нее. Дария хотела помочь, но не знала как. Оба дышали тяжело и хрипло, но ни один из них не слышал звука дыхания другого. Потом он проник в нее и стал медленно продвигаться вглубь, и она задохнулась, чувствуя его в себе, но ей хотелось еще, еще…
 — Роланд!
 — Дария!
 Он жадно мял ее груди, продвигаясь все дальше и дальше, а она выгнулась в блаженной истоме.
 — Ради всех святых! — воскликнул Роланд, опустив жену на душистую траву.
 — Роланд!
 — Дария!
 Он замер, и лицо его исказила гримаса боли.
 — О нет, — пробормотал он. — Я не могу остановиться.
 Она непонимающе уставилась на него, пока не услышала, как их имена прозвучали в третий раз.
 Он вышел из нее и какое-то мгновение казался смущенным и растерянным, но потом решительно произнес:
 — Быстрее, дорогая. Это сэр Томас, и он уже близко. — Роланд увидел, что она еще не остыла от страсти, и, забыв о собственной наготе, стал помогать ей натягивать изорванную одежду.
 Она растерянно глядела на него.
 — С тобой все в порядке?
 Он увидел, как она отрицательно покачала головой, улыбнулся и дотронулся до ее губ кончиками пальцев.
 — Я знаю, дорогая. Ночью нам никто не помешает. Клянусь, ты прелестна.
 Когда сэр Томас и леди Кэтрин появились на вершине холма, они заметили, что Роланд неуклюже облачался в свою одежду, а Дария не сводила с него глаз.
 — По-моему, — заметил сэр Томас, — наше присутствие более чем некстати.
 — Он не делает ей больно? Сэр Томас улыбнулся.
 — Держу пари, что она только что млела от наслаждения.
 — Не может быть, — с сомнением произнесла Кэтрин.
 — Значит, вы никогда не испытывали наслаждения? Жаль. Если позволите, я докажу вам, что мужчина может быть нежным и страстным. А теперь давайте оставим их одних. Вряд ли Роланд захочет общаться с нами в данный момент. Наверняка он сейчас не сможет и двух слов связать.




 Глава 22


 Роланд думал только о Дарии. Со своим телом он еще как-то мог совладать, но все его мысли занимала она — ее сладкий, пьянящий запах, масса спутанных волос, ниспадающих на спину, разорванное платье, обнажившее островки белого тела. Схватив Дарию за руку, он прижал ее к себе, нимало не заботясь о том, что их могли увидеть из замка. И, взглянув на ее мягкие, полураскрытые губы, застонал.
 — Дария. — Он поцеловал ее, оторвав от земли, и задрожал от вспыхнувшего желания. Подхватив ее на руки, он помчался с ней к дубу, росшему неподалеку.
 Она пылала той же безудержной страстью, что и он. От ее влажных, горячих поцелуев его бросало в жар. Он почувствовал, как ее теплый язык коснулся его уха, горячее дыхание опалило щеку, и застонал.
 Стянув с нее порванную одежду, Роланд навалился на свою молодую жену, и она положила ноги ему на плечи, сгорая от нетерпения принять его в свое лоно…
 Когда его губы проникли в ее святая святых, она вскрикнула и выгнулась, настолько потрясенная своими ощущениями, что не могла произнести ни слова, а только издавала нечленораздельные звуки.
 — Тише, дорогая, — прошептал он, и их горячее дыхание перемешалось. Дария испытывала нечто невообразимое и дрожала от предвкушения грядущих ласк. Эмоции были слишком сильными для нее, и, когда Роланд положил руку ей на живот, стараясь унять дрожь, она замерла, глядя на небо, просвечивающее сквозь листву. Но не красота солнечных бликов, игравших на листьях дуба, переполняла ее, а ощущение, которое дарили его губы и язык, и она жаждала еще, еще, еще…
 Ее грудь бурно вздымалась, а руки гладили его плечи, и вдруг она закричала долгим, протяжным криком. Роланд почувствовал, как растет его желание, и разделил ее восторг и наслаждение, которое сам дарил ей. Он старался сдерживаться, чтобы продлить ее экстаз, ее дикий бесконечный экстаз, заставлявший их обоих терять голову. Он припал к ней губами и, почувствовав, как расслабилось ее тело, возлег между ее ног и пробормотал, задыхаясь:
 — Дария, открой глаза. Посмотри, как я вхожу в тебя.
 Роланд ворвался в нее и, обхватив ее бедра, стал погружаться все глубже и глубже. От бешеного ритма у него помутилось в голове, и казалось, он вот-вот сойдет с ума. Наконец силы оставили его, и он в изнеможении откинулся назад и сбросил ее ноги со своих плеч. Потом повернул жену лицом к себе.
 — Я хочу целовать тебя, — сказал он хрипло и насадил ее на себя.
 В этот драгоценный миг для Дарии не существовало ничего, кроме Роланда, и она разрыдалась от переполнявших ее чувств.
 Он уткнулся лицом ей в шею и излился в нее, не в силах сдержать стоны, рвущиеся из горла, и она еще исступленнее прижалась к нему.
 Роланд покрывал ее лицо и шею легкими поцелуями, пока дыхание его не выровнялось. Тогда он перевернул ее на спину, не вынимая своего дротика, и лег на нее, глядя ей в лицо. Ее глаза были еще ярче, чем раньше, и он поразился их изумрудной зелени. Хотелось бы знать, заполняет ли он ее ум и сердце так, как заполняет ее лоно. Он молил Бога, чтобы это было так, ибо она нераздельно владела его душой и сердцем. В ее волосах запутались травинки, щеки горели, а теплые губы распухли от поцелуев.
 — Ты прекрасна, — выдохнул он. Роланд припал к ней в страстном поцелуе, но в тот миг, когда она ответила, захотел ее снова.
 Медленно-медленно он проник в нее и почти сразу же выскользнул обратно, улыбнувшись, когда она подняла бедра, чтобы вобрать его в себя.
 — Ты хочешь, чтобы я еще раз доставил тебе удовольствие?
 — Не знаю, — прошептала Дария и, запрокинув ему голову, стала целовать. Она влюблена в его рот, гладкую кожу, терпкий запах! Они слились в любовном экстазе, и, когда он ускорил свои толчки, она вонзила ногти ему в спину и громко застонала.
 — Мне нравится этот звук, — произнес он, лаская ее живот, опускаясь все ниже и ниже к лону. Она словно обезумела от наслаждения и принялась бешено извиваться. Роланд подумал, что никогда не видел зрелища чудеснее.
 Дария выкрикнула его имя, и он излил в нее свою раскаленную лаву, предаваясь каждой частичкой своего тела этому непостижимому соединению с ней, своей женой.
 Прошло немало времени, прежде чем он смог приподняться на локтях.
 — Ты убила меня, жена.
 К его удовольствию, она вспыхнула, и Роланд рассмеялся. Опустив голову, он жадно прильнул к ее губам. Как ему нравилось ее целовать! Он долго упивался сладостью ее рта и наконец сказал:
 — Знаешь, Дария, говорят, что жена должна терять голову от своего мужа. Это проявление страсти, как я понимаю, является одним из требований брака. По-моему, ты сегодня дважды потеряла голову, и это наполняет меня гордостью. Я чувствую себя как воин-победитель.
 — А как насчет тебя?
 — Дорогая, я потерял свое семя.
 Она уткнулась лицом ему в грудь и глубоко вздохнула. От него пахло потом, травой и ею, Дарией.
 — Неужто ты смутилась? Ты — самая распущенная из моих женщин?
 — Твоих женщин! Я твоя единственная женщина, Роланд.
 — Да, местные женщины не столь красивы, как ты, так что тебе придется дарить мне свои ласки.
 Роланд снова поцеловал ее, поражаясь тому, что столько месяцев мог отталкивать эту чаровницу, стараясь не думать о ней.
 Она легонько толкнула его, приглашая к продолжению игры. Он вздохнул.
 — Извини, дорогая, но ты лишила меня мужской силы Я должен отдохнуть, и тогда мы вновь насладимся друг другом — Хорошо, — согласилась Дария и свернулась калачиком возле него. Через несколько минут она подняла голову и одарила Роланда взглядом своих русалочьих глаз, таких зеленых, таких плутовских, что он был совершенно пленен ею, своей женой. — Тебе понадобится еще много времени?
 Он громко застонал, а потом поцеловал ее в губы. Они немного помолчали, затем Роланд произнес, словно отвечая самому себе:
 — Ролло — скала, а не человек и сильнее топора. Но он очень медлительный. Так что мы на равных.
 — Я не хочу говорить об этом. Я вела себя, как дурочка.
 Она почувствовала, как он улыбнулся.
 — Это правда, но если бы он был моим врагом, ты бы спасла меня, как настоящая героиня.
 — Увы. Взгляни на мою одежду — она вся в клочьях. Все поймут, что ты со мной сделал.
 — Наверное, решат, что я тебя избил, — Но твоя одежда не в лучшем состоянии. Нет, они догадаются, что произошло.
 — Да, наша одежда здорово пострадала. Я подумаю, что можно сделать.
 Через мгновение он громко захрапел.
 — Роланд! Прекрати! Не притворяйся. Он уткнулся ей в шею, пока она не подняла голову и не подставила ему губы для поцелуя.
 — Как странно. Я всегда считал, что целовать женщину приятно, но ты, Дария, сводишь меня с ума. Да, я буду целовать тебя до тех пор, пока Бог не возьмет меня к себе.
 Она положила руку ему на бедро. Он вздрогнул и сильнее прижался к ее рту.
 — А что, если я потрогаю тебя там, Роланд? — Ее рука скользнула по его мускулистому, плоскому животу, и она почувствовала, как он напрягся. — А здесь? — выдохнула она, сжимая его естество.
 От прикосновения ее теплых пальцев его плоть восстала и налилась.
 — Вот что я сделаю, — сказал он и перевернулся на спину, увлекая ее за собой. — Дария, возьми меня.
 Она улыбнулась ему улыбкой сирены. В ее глазах сверкали озорные искорки и вспыхнувшая с новой силой страсть. Роланд задрожал и раздвинул бедра. И когда Дария оседлала мужа, поднеся его разящий клинок к своим ножнам, он забыл обо всем, целиком отдавшись обрушившимся на него ощущениям.
 — Сейчас я непременно умру, — пробормотал Роланд сквозь зубы. Никогда в жизни он не брал женщину столько раз подряд за такое короткое время! — Моя ненасытная жена выжала меня, как тряпку, но мне это нравится. Однако мы должны привести себя в порядок, прежде чем Салин отправится на наши поиски.
 — Я должна встать?
 — Да, и я тоже.
 — У меня подкашиваются ноги.
 Роланд чувствовал такую же слабость, но только улыбнулся и помог ей подняться. Они стояли лицом к липу, грязные, как трубочисты, и улыбались. Он подержал ее груди в своих ладонях, а она с похотливым смешком сжала его плоть, и тепло, исходившее от него, согрело ее сердце.
 Он вздохнул, глядя на их изорванную одежду.
 — Бесполезно.
 Никто не сказал ни слова, когда хозяин с хозяйкой вошли во внутренний двор, перепачканные в грязи и очень счастливые.
 Роланд безуспешно пытался пригладить ее всклокоченные волосы. Дария хорошо понимала, что десятки глаз с любопытством смотрят на них. Яркий румянец выдавал ее с головой. Роланд же, черт бы его побрал, улыбался, как дурачок.
 Она ускорила шаги и только сейчас сообразила, что ее вторая туфля куда-то исчезла. Роланд наклонился к ней и прошептал на ухо:
 — Я думал, что лишил тебя сил, однако ты бодро бежишь за мной в нашу спальню.
 — Я женщина, Роланд. А женщины очень выносливы.
 — А я мужчина и полон доблести. И он поцеловал ее на виду у всех: детей, собак, кошек, — и Дария вернула его поцелуй, слегка приподнявшись на цыпочки, ибо не было ничего более чудесного, чем целовать его.
 Услышав смешки и подбадривающие крики, она покраснела до корней волос.
 Роланд оторвался от нее и, подняв голову, одарил ее дерзким и жадным взглядом.
 — Ты моя, — сказал он, глядя на ее пылающее лицо. — Помни об этом. И распорядись принести воды для нас обоих. Я очень скоро приду в нашу спальню.
 — Похоже, отношения между вашей дочерью и Роландом улучшились.
 Кэтрин обратила на сэра Томаса смеющийся взгляд.
 — Да. Она выглядит такой… умиротворенной.
 — Дария выглядит счастливой. Ее глаза стали еще зеленее. Это от отца ей достался такой необыкновенный цвет глаз?
 — Нет, у ее отца глаза были цвета увядшей травы. Она совсем не похожа на него.
 — Вы должны ею гордиться. Дария — чудесная девушка. Если они и дальше так поладят, думаю, что в ее чреве скоро будет расти новый ребенок.
 Удивительно, но Роланд подумал об этом почти одновременно с сэром Томасом. Он пристально смотрел на Дарию, которая с аппетитом обгладывала кость. Зубы у нее были белые, язык розовый, и он вновь захотел ее, представив, как она столь же самозабвенно целует и ласкает его мужское естество.
 После свадьбы Роланд старался держаться от нее на расстоянии, не привязываясь к ней душой, и до сегодняшнего дня ему это удавалось. Но в ту минуту, когда она с воплем выскочила из большого зала и набросилась на Ролло, желая спасти его, все необратимо изменилось. Женщина, которая не любит своего мужа, никогда не решилась бы на такое. Сначала он почувствовал гнев, а потом рассмеялся, но в глубине души был горд. Роланд никогда не считал себя рабом плотских наслаждений, как некоторые мужчины. Даже будучи на святой земле и играя роль господина для шести женщин, каждая из которых была готова угождать ему, он не попал в плен вожделению. И вот сейчас, глядя на свою жену, слишком худую, но с кожей шелковистее летнего дождя, со щеками, зардевшимися от выпитого вина, ему захотелось сорвать с нее платье и взять ее здесь, на этом столе. Он беспокойно заерзал на своем кресле.
 Если он будет постоянно сгорать от желания, она, пожалуй, скоро снова понесет. На этот раз от него. Роланд откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к голосам, заполнявшим большой зал тихим рокотом, так что слов нельзя было разобрать. Странно, но этот шум успокаивал его. Он взглянул на леди Кэтрин и сэра Томаса. Томас был влюблен как мальчишка. Интересно, как к нему относилась леди Кэтрин. Возможно, они поженятся. Если это случится, Роланд надеялся, что они останутся в Чантри-Холле. Ему нравилось представлять себя в окружении многочисленных домочадцев. Это пробуждало в нем чувство собственной значимости и гордости за свой род. Наконец-то у него был свой дом, и он мог поселить в нем тех, кого любил и кто любил его.
 Роланд пригубил свой кубок и услышал звонкий смех Дарии. Он согрел его больше, чем сладкое вино. Неожиданно Роланд вспомнил, как вошел вместе с ней в собор в Рексеме, чтобы укрыться от бесконечного уэльсского дождя. Он был тогда слабее новорожденного младенца: горло болело, голова кружилась, и вскоре сознание покинуло его, и он медленно осел на пол. Больше он ничего не помнил, и его это удивляло.
 Два дня изгладились из его памяти. Два дня, до того как он открыл глаза и увидел Дарию, стоявшую над ним. Неужели в одну из этих ночей он лишил свою жену невинности?
 Грелем де Мортон ликовал, ибо с восточной стороны его лагеря находился плененный граф Реймерстоун. Затем он услышал женский голос и поднялся, швырнув на землю кубок с элем, когда узнал голос Кассии. И вот она уже бежит к нему, словно он был завоевателем этого проклятого мира, одетая в мужской камзол, штаны и шляпу с перьями, и смеется.
 Он схватил ее и прижал к себе. Кассия что-то беспрерывно говорила и радовалась, что он поймал графа.
 Грелем отстранил жену и постарался напустить на себя грозный вид, что удалось ему без труда, поскольку он был полуодет, приготовившись смыть пот с грязного лица и тела. При таком огромном росте и атлетическом сложении он мог выглядеть устрашающе, как дьявол.
 — О, — протянула Кассия, оглядывая его с головы до ног, и лучезарно улыбнулась. — Ты почти голый, Грелем.
 Он сжал ладонями ее талию и поднял. Когда ее лицо оказалось на одном уровне с его глазами, он сказал:
 — Что ты делаешь в моем лагере, диком и пустынном месте вдали от Уолфетона? Ты в мужской одежде и смеешься как полоумная. Я слышал твое бессвязное бормотание и ничего не понял. Ну, мадам, теперь объясните мне, чему я обязан счастью видеть вас здесь…
 Она расхохоталась, прильнув к его губам.
 — Я все расскажу тебе, мой милорд, если ты опустишь меня на землю. Я бы выпила эля. Эта охота вызывает ужасную жажду.
 — Кассия!
 Жена, пританцовывая, отошла от него на несколько шагов, и он покачал головой, зная, что со временем она ему все расскажет. Потом начал мыться. Кассия выхватила у него из рук мокрый кусок холста, и он застонал от удовольствия, когда она стала тереть ему спину.
 Теперь Грелем был совершенно нагим. Они остались одни в палатке, и Кассия стояла между его ног, массируя пальцами его голову.
 — Я волновалась за тебя, Грелем.
 — Зря. Граф Реймерстоун, разумеется, не ожидал моего появления, так что я захватил его отряд вместе с ним без всякого кровопролития. Он лежит в палатке, и Рольф с тремя рыцарями охраняют его.
 Граф очень удручен и никак не может понять, почему я, незнакомец, взял его в плен.
 — Пусть негодяй помучается подольше.
 — Расскажешь мне, что ты сделала, Кассия? — спросил он мягко.
 — Да, милорд. Со мной граф Клэр и четверо его людей.
 — Что, что?
 Заметив его неподдельное изумление, она самодовольно улыбнулась.
 — Я должна была отплатить Дарин за спасение твоей жизни. О да, я подслушала, когда Рольф говорил о том, что ты поехал за графом Реймерстоуном. И пока ты отсутствовал, пришло великолепное известие из Уолфетона. Граф Клэр приехал в Корнуолл, чтобы попытаться похитить Дарию снова. Нет, Грелем, не ори на меня, милорд, потому что на моей стороне здравый смысл.
 Лицо Грелема было мрачным и бледным. Неужто это его жена — его маленькая дерзкая насмешница!
 — Продолжай, — сказал он, хотя вовсе не был уверен в том, что хочет слышать остальное.
 Счастливая Кассия, не подозревавшая о сомнениях своего мужа, сказала:
 — Я сочла это знаком свыше, Грелем, пойми. Ты уехал, и я восприняла это как божественный приказ действовать. Никто из моих людей — вернее, твоих людей — не был ранен. Граф Клэр лежит связанный в маленькой рощице позади твоего лагеря.
 У этого человека необычайно рыжие волосы — я никогда не видела таких рыжих волос. Этот идиот намеревался проникнуть в Чантри-Холл, похитить Дарию и скрыться с ней. Теперь он наверняка так же несчастлив, как граф Реймерстоун.
 Грелем уставился на свою жену, на свою хрупкую, белокожую, миниатюрную женушку.
 — Мне следует побить тебя, — буркнул он.
 — Умоляю вас, милорд, не делать этого, поскольку я страшно устала от охоты за графом.
 Он выпрямился во весь свой огромный рост. Капли воды на его обнаженном теле сверкали при свете единственной свечи, как алмазы. Накидывая ночное одеяние, он услышал ее тихий голос:
 — Я бы предпочла видеть тебя голым, муж мой, Грелем громко расхохотался.
 — Тебе не удастся заговорить мне зубы, Кассия! Оставь свои женские уловки. — Он окинул ее пристальным взглядом и добавил:
 — От нашего ужина остались хлеб и мясо. Я скажу кому-нибудь из моих людей принести их тебе. Оставайся в палатке, не то это для тебя плохо кончится.
 И с этими грозными словами, которые, однако, ничуть не напугали Кассию, Грелем удалился. Он быстро нашел Рольфа, своего оруженосца. Рольф усмехнулся, глядя на него. — Милорд, пощадите мой язык. Леди Кассия захватила графа по-честному, и ваши люди хорошо ее защищали. Обоих наших пленников надежно охраняют, можете не сомневаться, милорд.
 Грелем недовольно хмыкнул. Рольф хохотнул.
 — Я не лгу. Рыцари отлично позабавились, беря в плен графа Клэра и слыша победные крики вашей жены. Не хотите ли присесть и выпить немного вина? Это подарок отца леди Кассии. Оно согреет ваши внутренности и заставит улыбнуться.
 Грелему не оставалось ничего другого, как последовать совету Рольфа.
 — А что мы сделаем с этими негодяями, милорд? — спросил Рольф.
 — Да, — задумчиво протянул Грелем, прислоняясь к стволу дуба, — у нас излишек графов, и оба так черны душой, что я даже не знаю, встанет ли завтра солнце… Может быть, взять за них приличный выкуп, если найдется человек, которому не безразлична их дальнейшая судьба?
 — Они оба хотели мстить, — напомнил Рольф.
 — Я отвезу их Роланду. Так я оплачу свой долг Дарии.
 — Не забудьте о своей жене, милорд. Она ходит гордая, как пава, ведь в конце концов это она поймала графа Клэра. Теперь она тоже выполнила свой долг. Вы знаете, что у этого Клэра самые рыжие волосы, которые я когда-либо видел у мужчины? — Поскольку хозяин молчал, Рольф продолжал:
 — И ни один из них не догадывается о том, что другой рядом. Интересно, знакомы ли они?
 — Конечно, знакомы. Они смертельные враги, насколько мне известно из рассказов Роланда.
 — Как же Роланд де Турне поступит с этими графами?
 — Если он мудрый человек, то убьет обоих. Но, зная Роланда, смею предположить, что он придумает такое наказание, что ад им покажется раем. У него очень изощренный ум.
 — Как у вашей жены, милорд? Грелем смерил его мрачным взглядом.
 — Да, как у моей Кассии, черт бы ее побрал. — Он встал и потянулся.
 Ветер доносил с моря запах водорослей, темные тучи обложили небо, закрыв луну, но вот тучи рассеялись, и луна вновь ярко засияла. Грелем глубоко вздохнул, пожелал Рольфу и остальным рыцарям спокойной ночи и зашагал к палатке.
 Жена ждала его, как он ей и приказал. Она лежала на узкой походной кушетке совершенно обнаженной.
 Сбрасывая ночное одеяние, он услышал ее смех.




 Глава 23


 Кассия де Мортон с обидой посмотрела на мужа.
 — Ты не сказал мне, что они старые знакомые, Грелем.
 — Два сапога пара.
 — А что, если нам просто оставить их одних?
 — Тогда графы, возможно, передерутся. Роланд говорил, что они заклятые враги. Кажется, Дэймон Лемарк несколько лет назад убил брата Эдмонда Клэра. Больше я ничего не знаю. Может быть, Роланд потом сам расскажет.
 Графов разделял внутренний двор Чантри-Холла; они стояли в окружении людей Грелема и Роланда. Роланд и Дария переводили взгляд с Грелема на его маленькую жену, стоявшую рядом с ним в мужском костюме, — прямую, гордую и непреклонную. Ее косы были убраны под шапку.
 Дария растерянно произнесла:
 — Значит, каждый из вас поймал одного из этих… чтобы отдать долг мне? — Когда Кассия кивнула, Дария воскликнула:
 — Но никакого долга нет! Если я заставила вас подумать, будто вы мне чем-то обязаны, меня следовало бы повесить за ноги и…
 — Замолчите, Дария, — перебил Грелем. — Что сделано, то сделано. Оба этих негодяя были в Корнуолле и заслуживают того наказания, которое выберет для них Роланд. Мы с женой просто облегчили вашему мужу их поиски, вот и все.
 Леди Кэтрин стояла позади дочери, устремив взгляд на Дэймона Лемарка. От одного его вида у нее пересохло в горле и тело покрылось холодным потом. Дария повернулась к матери и быстро проговорила тихим, успокаивающим голосом:
 — Мама, не бойся. Дэймон больше никогда не сможет причинить нам зло.
 Но Кэтрин словно не слышала слов дочери — настолько она была скована страхом.
 — Он пришел сюда, чтобы убить тебя и твоего мужа.
 — Но он проиграл, — сказал Роланд, прикоснувшись к ее плечу. — Взгляните на него. Разве он не внушает вам жалость? Власть давала ему иллюзию собственной значимости, теперь же он — ничто!
 Дария с удивлением смотрела на мужа. Мать глубоко вздохнула, и на ее щеках выступил румянец. Сэр Томас нежно пожал ей руку. К радости Дарии, Кэтрин обернулась к нему и улыбнулась. Роланд кивнул собравшимся.
 — Входите в замок. Грелем, приведи мальчишку и объясни мне, чем тебя очаровал этот тощий молокосос.
 — Мальчишка только кажется тощим, — улыбнулся Грелем. — Без этой нелепой одежды он выглядит совсем иначе и на многое способен.
 — Довольно! — воскликнула Кассия. — Дария, спаси меня от этого грубияна. Но Роланд взял Дарию за руку.
 — Пойди в зал и посмотри, как там дела.
 — Следует ли мне выпороть мою маленькую женушку? — спросил Грелем, ни к кому в особенности не обращаясь.
 — С женой можно заниматься более приятными вещами, — нравоучительно произнес Роланд и приобнял Дарию. — Конечно, это приводит к физическому истощению и одурманиванию.
 Грелем задумчиво оглядел их. После его отъезда они очень сблизились. Неужели он стоял между ними? Это была неприятная мысль. Кассия, очевидно, тоже с удивлением заметила перемену в их отношениях.
 Как только они уселись за стол и пригубили из кубков вина, принесенного сияющей Гвин, Кассия продолжила:
 — Дария, мой муж охотился за графом Реймерстоуном, а я… ну мне повезло, что граф Клэр тоже оказался в Корнуолле. Они оба хотели похитить тебя и замышляли кровавую месть для Роланда.
 Роланд хохотнул.
 — Пока я лежу на боку в своем замке, вы ловите этих мерзавцев и привозите их ко мне. Чтобы я выбрал им наказание? Над этим стоит подумать.
 Грелем кивнул, но Кассия покачала головой.
 — Нет, Роланд, пусть их судит Дария. — Она с улыбкой повернулась к мужу. — Однако мы надеемся, что у вас больше нет врагов, скрывающихся за этими холмами.
 Роланд пристально посмотрел на друга.
 — Теперь ты можешь уделить свое драгоценное внимание чему-нибудь другому, кроме ловли мерзавцев.
 — Ну что ж, — согласился Грелем, — мне следует немного поскучать в своем замке.
 Кассия сорвала с себя мальчишескую шапку.
 — Расскажи нам об этих людях, Роланд.
 — Дэймон Лемарк несколько лет назад убил брата графа Клэра. Клэр этого не забыл, и ненависть его не угасла. Вот почему он похитил Дарию. Это была его месть. Но потом он решил взять ее в жены и получить приданое.
 — Дэймон знал истинные причины моего похищения, — вмешалась Дария, — но скрыл их от Роланда. Он выдумал какую-то сказочку, которой Роланд не поверил.
 В этот момент все услышали тихий голос Кэтрин:
 — Он в любом случае не сказал бы правду. Не понимаю, почему Дэймон утаил это от меня. Ведь мои мучения доставили бы ему огромное удовольствие.
 Все удивленно повернулись к ней.
 — О чем ты, мама?
 — Дэймону следовало бы сообщить мне, что Клэр собирается жениться на Дарии.
 — Ты знала, что граф Клэр похитил меня, что он намеревался жениться на мне.
 — Нет, я не знала, что он хотел жениться на тебе. — Она была бледна и очень грустна. Затем ее губы тронула горькая улыбка, словно женщина смирилась с чем-то. — Порой трудно сказать правду, Дария. Но теперь ты должна все знать. Дэймон Лемарк действительно убил брата Эдмонда Клэра. Его звали Дэвид, он был молод и невинен, так же, как и я, и мы полюбили друг друга. Это случилось много лет назад. Мои родители решили выдать меня замуж за одного из графов Реймерстоунов — Джеймса Фортескью, но я любила только Дэвида. Конечно, желание девушки ничего не значит, но перед самой свадьбой я пошла к Дэвиду. Твой настоящий отец — Дэвид Клэр, а граф Клэр — твой дядя. Дэймон узнал об этом, наверное, от Джеймса, потому что мой муж никогда не верил, что ты — его семя. Дэймон убил Дэвида около пяти лет назад, не преминув сообщить моему мужу, и тот, смеясь, рассказал мне об этом. Хотя они доводились друг другу только сводными братьями, у них было много общего, за исключением того, что Джеймс хорошо владел оружием и рукопашным боем. Его считали честным и храбрым. Но самом деле все принимали за честность его самонадеянность, и многие были одурачены им, в том числе и ты, моя дочь.
 В зале воцарилась мертвая тишина. Сэр Томас кашлянул. Кэтрин продолжила:
 — Если бы Клэр хорошенько присмотрелся к Дарии, он бы увидел, что ее глаза почти такие же, как у Дэвида. Но очевидно, он не замечал сходства Его брат никогда не рассказывал ему обо мне и дочери. Дэвид защитил нас обеих.
 — Вот почему отец был так равнодушен ко мне, ни разу не поцеловал и не приласкал, ни разу не сказал, что любит меня.
 Кэтрин кивнула.
 — Прости, Дария. Каждый раз, когда он смотрел на тебя, он оборачивался ко мне, и ненависть в его взгляде заставляла меня дрожать. Но он никогда не поднимал на тебя руку. Я пригрозила ему, что если он это сделает, я убью его. Не ножом, но ядом. Он поверил, потому что знал — у меня остались от матери рецепты многих ядов. Но потом он был убит, и мы оказались в руках Дэймона Лемарка.
 Роланд вспомнил, какие печальные глаза были у Кэтрин, когда он впервые посетил Реймерстоун. Значит, Дэймон отомстил за своего сводного брата, уложив его жену в свою постель и убив ее любовника. Очевидно, он считал это достойным наказанием за ее неверность, но это была слишком суровая кара. Он тоже удивился тому, что Дэймон Лемарк не сказал Кэтрин о возможном браке между Дарией и ее дядей, графом Клэром. Но, поразмыслив немного, решил: Дэймон боялся, что о происхождении Дарии узнает Колчестер и тогда брак, которого он хотел больше всего на свете, расстроится.
 Роланд обернулся к жене. Как же она должна была переживать за мать, которая столько лет несла бремя страшной тайны! Стараясь говорить как можно непринужденнее, он обратился к Дарии:
 — Ну что, женушка? Отрезать им уши? Или сделать их евнухами? Выбирай!
 Дария покачала головой. Она была в смятении.
 — Я чуть было не вышла замуж за своего дядю.
 — Бог миловал. Но твой дядя изнасиловал тебя, от этого кровосмесительного союза мог родиться ребенок.
 — Я не представляла, что граф Клэр захочет жениться на Дарии, — пробормотала Кэтрин, — не то я бы сошла с ума. Я виновата перед тобой, дитя мое, но я не хотела, чтобы ты знала правду и, возможно, презирала бы меня за нее и…
 Дария рассмеялась истеричным смехом, напоминавшим рыдание. Он эхом прокатился по большому залу, и сердце Роланда переполнилось болью. Он схватил жену за плечи и закричал:
 — Дария, прекрати!
 Но она не могла остановиться. Смех вперемешку со слезами рвался из горла. Она с трудом вымолвила:
 — Это уж слишком, Роланд! — Ее смех оборвался, но голос был резким и надрывным. — Неужели вы не понимаете, что если бы я не потеряла этого ребенка, он был бы похож на Клэра, потому что был бы его племянником? И тогда ты, Роланд, никогда бы не поверил мне. — Дария повернулась к мужу, который стоял бледный, со сжатыми кулаками.
 — Я проиграла, Роланд. — Она взглянула на мать. — Не казнись больше, мама. Если же мне надо решать, как поступить с этими людьми, я хочу, чтобы они вступили друг с другом в открытый бой. Пусть дерутся. Если бы граф Клэр не был трусом, он бы не похищал меня, а встретился бы с Дэймоном в честном бою, как поступают с врагом. Что же до Даймона Лемарка, он заслуживает презрения. Ему следовало рассказать Роланду правду о моем рождении, но он молчал. Его не интересовало, что было бы со мной, если бы мой дядя женился на мне. Наверное, он хотел всласть посмеяться над моей матерью и над графом Клэром, когда бы это произошло.
 Дария взглянула Роланду прямо в глаза и рассмеялась.
 — Я повторяю тебе еще раз, Роланд, последний. Граф Клэр не спал со мной. Он унизил меня, это правда, но не изнасиловал. Ну что, меня выслушают наконец?
 Голова у Роланда пошла кругом. Значит, граф Клэр не изнасиловал Дарию. Теперь он ей верил — не могла же она соврать, когда узнала, что граф Клэр был ее кровным родственником, ее дядей, будь он проклят. Что же ему делать? Он медленно кивнул.
 — Будет так, как ты скажешь.
 — А что, если один из них убьет другого? — вмешался Грелем. — Как вы поступите с победителем?
 — Его освободят, — ответила Дария ровным голосом.
 Роланд согласно кивнул, но в следующий миг обменялся взглядом с Грелемом, словно заключая с ним молчаливый союз.
 День выдался жарким, дул сухой, горячий ветер.
 Дария знала, что никогда не забудет выражение ярости и лютой ненависти, застывшее на лицах обоих мужчин. Их раздели до набедренных повязок и дали им мечи, булавы и топорики.
 Дария не хотела смотреть, но не могла отвести глаза, зачарованная смертельной схваткой так же, как ее мать. Люди, окружавшие дерущихся, молчали. Теперь все в Чантри-Холле знали о том, что она повелела: оба ее дяди будут сражаться до последнего вздоха.
 Она бросила взгляд на мать, но по окаменевшему лицу Кэтрин ничего нельзя было прочитать.
 Звон мечей возвестил о начале поединка. Дария услышала взаимные проклятия, которые выкрикивали сражавшиеся, нападая и отступая друг от друга. Самый воздух, казалось, был пропитан ядом их взаимной ненависти.
 Схватка продолжалась недолго, но Дарии показалось, что прошла целая вечность. Дэймон Лемарк дрался храбро, но он не мог тягаться с графом Клэром, который ежедневно оттачивал свое мастерство, сражаясь с уэльсскими разбойниками, Клэр обеими руками поднял меч, а потом опустил его на голову Дэймона Лемарка. Дэймон был мертв. В последнюю минуту граф применил меч в качестве копья и насквозь проткнул им своего противника. Тот бездыханный рухнул на землю.
 Все застыли в оцепенении. Граф Клэр стоял над поверженным врагом и улыбался. Дария не могла поверить своим глазам. Но вот Роланд в одной набедренной повязке вышел в круг, держа в руке боевой меч. Он взмахнул им и закричал графу Клэру:
 — Ты знал, вонючий подонок, что Дария — твоя племянница! Твой брат Дэвид был ее отцом! Если бы я не увез ее от тебя, ты бы совершил величайший грех в глазах Господа! Что ты на это скажешь, тупица?
 Граф Клэр взглянул на стоявшего перед ним молодого человека. Унижение, которому Роланд подверг его в Тибертоне, все еще жгло его как свежая рана. Роланд тогда разделался с ним на глазах у короля, у всех его вассалов и слуг. Ну что ж, теперь у него есть меч. Он убил графа Реймерстоуна, а теперь убьет этого наглого выскочку.
 — Ты лжешь! — заорал он. — Я бы узнал ее, если бы она была моей крови. Это не правда! Грелем вышел вперед, дрожа от ярости.
 — Роланд, оставь его мне! — закричал он. — Сейчас моя очередь драться.
 Но Роланд и Эдмонд Клэр уже столкнулись лицом к лицу. Граф с горящими на солнце ярко-рыжими волосами был выше Роланда. Он еще был полон сил после боя с графом Реймерстоуном. Эдмонд взглянул на смуглого молодого человека и улыбнулся: он будет отомщен. Издав боевой клич, граф сделал выпад, но противник успел отскочить. Эдмонд Клэр стоял, рассекая мечом воздух, чувствуя себя круглым дураком.
 Дария взглянула на мужа. Он был более хрупкого сложения, нежели его противник, но мускулистым и сильным, а проворством и быстротой реакции превосходил графа. Он отбросил боевой меч и, схватив в левую руку топорик, принялся размахивать им. Потом стал перекладывать топорик из руки в руку, дразня противника, пока тот, наклонив голову, как разъяренный бык, не ринулся на него. Роланд легко увернулся и с силой опустил свой топорик. Но он с глухим стуком ударился по мечу графа. Роланд казался удивленным; он бросил на графа оценивающий взгляд и молниеносно увернулся.
 Дария дотронулась до рукава Грелема.
 — Все будет хорошо, — уверенно сказала она. — Он убьет графа.
 — Откуда вы знаете… — нерешительно произнес он.
 — Роланд убьет его, — повторила Дария, не сводя глаз с мужа. — Нет, дело не в моих видениях. Я была свидетелем того, как он дрался с графом Клэром в Тибертонском замке в присутствии короля. Он очень искусен и часто удивляет неожиданными приемами.
 — Это правда, — согласился Грелем немного погодя, наблюдая за Роландом. — Только взгляните! Роланд очень умный противник.
 — Он также научился некоторым приемам у бедуинов на святой земле.
 Граф Клэр теперь наступал на Роланда, снова и снова изо всей силы размахивая мечом.
 Вдруг Роланд отбросил топорик, и Салин протянул ему нож с тонким лезвием. Дария услышала, как Грелем с облегчением вздохнул.
 — Теперь все будет кончено, — уверенно сказал он.
 — Почему вы так думаете?
 — Смотрите.
 Роланд увернулся, отступил, затем резким взмахом полоснул ножом по заросшей густыми рыжими волосами груди графа. Тот с недоумением взглянул на кровавую полосу и взвыл от гнева:
 — Я убью тебя, сукин сын! Роланд расхохотался:
 — Попробуй, ублюдок!
 Он замахнулся и ударил так быстро, что нож просвистел в воздухе. Кровавая полоса на груди графа сделалась шире. Разъяренный, граф начал бессмысленно махать мощным мечом.
 — Он больше не думает, что делает, — тихо заметил Грелем. — Граф не понимает, что его физической силы недостаточно для победы. Его удары не достигают цели. Роланд знает, что ум — лучшее оружие.
 Дария смотрела, как Роланд отпрыгнул от графа на добрых пятнадцать футов и, когда Клэр в бешенстве занес меч, готовясь опустить его на голову врага, Роланд метнул нож легким движением кисти. Тот с силой вонзился в грудь графа.
 Эдмонд Клэр тупо уставился на ручку из слоновой кости, все еще вибрировавшую от силы и скорости удара Роланда.
 Он взглянул сначала на Роланда, потом на Дарию.
 — Я хотел твоего приданого, а не тебя, — проговорил граф. — Ты не моя племянница, иначе я бы знал, потому что Дэвид ничего от меня не скрывал. Нет, ты всего лишь… — И он тяжело рухнул на землю.
 Роланд был покрыт потом и грязью, но на лице его блуждала удовлетворенная улыбка.
 — Не сердись, Грелем! — вскричал он триумфально. — Эдмонд Клэр пал от моей руки. — Он повернулся к жене:
 — Завтра с рассветом мы покидаем Чантри-Холл. Собери одежды на целый месяц. Поговори с Элис — пусть она приготовит побольше еды для нас и еще для семи человек. — Не переставая улыбаться, Роланд обратился к сэру Томасу:
 — Томас, вы присмотрите за замком в наше отсутствие. А вы, Кэтрин, не волнуйтесь о дочери.
 — Теперь не буду, — заверила его леди Кэтрин.
 — Куда мы едем, Роланд? Роланд подошел к жене и долго молча смотрел на нее. Наконец он приподнял ее подбородок и сказал:
 — Мы едем в Уэльс.
 — Зачем?
 Он наклонился к ней и сказал очень тихо, так, чтобы слышала только она:
 — Я лишил тебя невинности, но ничего об этом не помню. Я хочу воскресить это событие, Дария. Хочу вспомнить, каким был твой взгляд, когда я впервые вошел в тебя.
 Спустя двенадцать дней маленький отряд достиг Рексема. Как это ни удивительно, но дождь шел всего два раза. И что еще более невероятно — они не встретили разбойников. Роланд насвистывал, когда они вошли в собор.
 Дария исступленно молилась. Она не знала, чего ей ждать, и всем сердцем взывала к Господу.
 На стук Роланда дверь открыла Ромила. Она начала было ворчать о всяких неотесанных грубиянах, которые не дают покоя добрым людям, но наконец узнала его. Тогда она широко улыбнулась, сложив ладони и оглядывая его с головы до ног.
 — Ай-ай-ай, это тот красавчик, в которого влюбились все девушки в Рексеме. Я рассказала им о твоих достоинствах, мои мальчик, описала, как нежна твоя кожа под женскими пальцами, а когда я упомянула о твоем… Это ты, Дария? Зачем ты здесь? Что…
 Она болтала без умолку, а Роланд только добродушно улыбался.
 Спустя некоторое время он попросил женщину проводить его наверх в комнату, где он провел в постели почти две недели.
 — Нет, Дария, я пойду один, — остановил он жену. Она кивнула и стала смотреть, как Роланд и Ромила поднимаются по узким грязным ступеням, и подумала с полуулыбкой, не попытается ли Ромила соблазнить его в спальне.
 — Роланд — честный человек, — проговорил стоявший за ее спиной Салин.
 Дария снова начала читать молитвы. Роланд остановился посреди маленькой душной комнаты. Он взглянул на кровать, где провел столько часов, о которых совсем не помнил и которым потерял счет. Увидев в углу горшок, он покачал головой и, повернувшись к Ромиле, спросил:
 — Когда меня принесли сюда, я был без памяти?
 — Да, мой мальчик.
 Он посмотрел на окно и словно увидел стоявшую там Дарию, перевел взгляд на стул и вспомнил, как Дария сидела на нем, зашивая его камзол.
 — Твоя женушка хорошо заботилась о тебе. Даже когда ты буянил, она только улыбалась и любила тебя. Конечно, время от времени спрашивала моего совета, и я говорила ей, что ты скоро поправишься.
 Ромила разразилась хриплым, вульгарным смехом.
 — Я помню кое-что еще, похотливый козлик. Роланд медленно повернулся к ней.
 — Что ты хочешь этим сказать? Ромила крякнула и окинула его оценивающим взглядом.
 — Ты вожделел ее, даже когда метался в лихорадке и бормотал что-то на непонятном языке. Я знала, что вы недавно женаты, но чтоб так не терпелось наградить ее ребенком… Да, мужчины всегда не прочь выплеснуть свое семя, даже если они стоят на краю могилы.
 Роланд старался унять бешено колотившееся сердце.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Твое ненасытное тело не желало смириться с тем, что ты опасно болен, мой красавчик. — Она засмеялась снова и посмотрела на него так, словно собиралась толкнуть его на кровать и раздеть догола.
 — В самом деле?
 — О да. В ту ночь твоя маленькая женушка так извелась из-за тебя, что я забеспокоилась о ней и пошла к вам. Я остановилась около двери и услышала стоны и вздохи, а потом она закричала.
 Тогда я открыла дверь, думая, что ты умираешь, и что же я увидела? Ты лежал на ней, засунув в нее свое копье, а затем застонал и взял ее. Ну и заставил ты ее попрыгать! — Ромила ласково улыбнулась Роланду. — Мне нравятся такие вкусненькие мальчики, как ты.
 — Спасибо, Ромила, — с облегчением поблагодарил Роланд. Он обнял старуху и высоко поднял, хотя она весила не меньше его самого. Затем, опустив на землю, громко чмокнул в щеку. — Спасибо, — повторил он.
 Спускаясь по ступеням, он думал: «Ради всех святых, я ничего не помню. Может быть, когда-нибудь память ко мне вернется».
 Впрочем, слова Ромилы не имели большого значения. Поразительно было другое — ему безумно хотелось провести ночь с Дарией здесь, в этой постели. Она будет лежать на нем, и он возьмет ее, как в первый раз.
 В полночь разбушевалась гроза, и шкура, прикрывавшая окно, громко хлопала на ветру. На узкой кровати лежал, раскинувшись, Роланд и смотрел на свою жену, обнаженную, с распущенными волосами, горящими от страсти глазами. Она выгнулась, вбирая его в себя так глубоко, что он чуть не умер от наслаждения.
 Когда она достигла сияющих вершин своей страсти, он сказал:
 — Я люблю тебя, Дария, и буду любить всегда. Она закричала от восторга, и он усмехнулся при мысли, что Ромила может стоять за дверью и прислушиваться, старая ведьма. Но скоро он забыл обо всем на свете, утонув в волнах чувственности, ибо в этот миг для него не было ничего важнее Дарии.




 Эпилог




Лондон, Англия

 Весть о схватке не на жизнь, а на смерть, в которой жарким сентябрьским деньком сошлись во дворе Корнуоллского замка два знатных пэра, достигла ушей короля только в октябре. К неудовольствию Эдуарда, этот рассказ был мало приукрашен его зятем, Денвольдом де Фортенбери; бедняга со скорбной миной признался, что ему не довелось лично присутствовать на этом поединке.
 Оба графа были давно мертвы, и никто особенно не интересовался тем, кто их убил и как. Но король опрометчиво захотел услышать подробности. Он знал, что в сражении участвовали Роланд и Грелем де Мортон. Король ценил преданность всех вассалов друг другу, но разве они не должны доверять ему, своему монарху, хромые козлы?
 Он подумал, не расправиться ли ему с Денвольдом, ибо подозревал, что зять скрыл от него самое главное, но, взглянув на свою дочь Филиппу, остыл и приказал принести вина.
 После второго кубка король, однако, подобрел, поскольку теперь в его владениях находилось два очень богатых поместья. К радости Эдуарда, ни у одного из графов не осталось наследников, кроме кузена Дэймона Лемарка — полного ничтожества, который не был достоин ни земли, ни титула. Король предупредил его через одного из своих рыцарей, что в ту минуту, как он возомнит себя приграничным бароном, он, Эдуард, проследит за тем, чтобы в его эль подсыпали яду. Потом король вздумал наградить своего зятя Реймерстоунским поместьем, но решил, что тот еще не выказал достаточной верности своему королю.
 Через год королю захотелось услышать о том, что произошло, из первых уст, и он послал гонца в Чантри-Холл, настаивая на том, чтобы Роланд де Турне с женой посетили Лондон и представили ему полный отчет.
 Роланд послал ответ с гонцом короля.

 "Сир,
 Умоляю о снисхождении и прощении, но мы с Дарией не сможем приехать в Лондон, чтобы насладиться вашим обществом, в течение еще нескольких месяцев, поскольку она ждет ребенка. Мы просим принять нас в конце лета».

 Король неопределенно хмыкнул, когда Роберт Барнелл прочитал короткое послание, и в недоумении воззрился на секретаря.
 — Мне казалось, что Дария уже была беременна, Робби. Разве она еще не родила? Помнится, Роланд женился на ней, потому что она носила ребенка.
 — Она скинула младенчика, сир, в конце прошлого лета, как я слышал.
 Удивительно, откуда Барнелл знает такие незначительные подробности, как выкидыш у жены корнуоллского барона? Король из гордости промолчал.
 — Я так и думал, — сказал он. — Надо сказать королеве, что Дария ждет другого ребенка. Она будет рада.
 — Знаю, сир.
 Король удовлетворенно улыбнулся.
 — Тот ребенок, которого Дария скинула, был ребенком графа Клэра, не так ли? Он изнасиловал ее, и Роланд, несмотря на это, женился на ней.
 — Сир, ваша память поразительна.
 — Ты смеешься надо мной?
 — Я, сир? Как я смею? Король потер руки и поднялся.
 — Ну что ж, хорошо. Я получил земли, в которых остро нуждался, и монеты для моей казны. Мои вассалы как будто уже распределили их между собой. Ты выглядишь усталым, Робби. Почему бы тебе не отдохнуть?
 Роберту Барнеллу пришлось по душе это предложение, и он согласно кивнул.
 Король повернулся было, чтобы выйти из комнаты, но, словно спохватившись, ударил себя по лбу:
 — Чуть не забыл! Принеси-ка письменные принадлежности, Робби. Прибыла делегация каких-то шотландских идиотов, которые просят нашей королевской аудиенции.
 Барнелл вздохнул, потом улыбнулся.
 — Да, сир. Одну минуту, сир.


Чантри-Холл, Корнуолл

 Роланд и Дария застыли у северной стены Чантри-Холла, глядя на холмы, усеянные белыми пятнами сотен пасущихся там овец. Стояло начало января, но воздух был скорее бодрящим, чем морозным, а небо — голубым и чистым.
 — Эта картина согревает сердце. — Роланд махнул рукой в сторону овец.
 — И придает воздуху особый запах, — улыбнулась его жена, плотнее запахиваясь в теплый плащ.
 Роланд притянул ее к себе, поцеловал в висок, затем указал на восток, куда ускакал посланник короля, Флорин, который провел ночь в замке и осушил не один кубок вина.
 — Интересно, что скажет Эдуард, когда получит мое послание.
 Дария рассмеялась.
 — Только бы Флорин привез его в целости и сохранности. Муженек, твой ответ королю написан в дерзком стиле Денвольда.
 — Ха! Денвольду здорово досталось от короля за то, что он не рассказал ему всей правды о наших графах, плел всякую чушь и вообще сделал из себя шута почище Круки.
 — Так сказала Филиппа, а не Денвольд.
 — Насколько я припоминаю, он отстегал ее за это по заднице. Ты думаешь, король написал также и Грелему с Кассией?
 — Мы узнаем, когда они приедут сюда в следующий раз.
 — Как ты себя чувствуешь, милая? Наш ребенок не слишком досаждает тебе? — Он притянул ее к себе и легонько погладил по округлившемуся животу.
 — Все хорошо. Мы оба проголодались. Роланд с сожалением посмотрел на нее.
 — Если бы ты еще несколько месяцев назад сказала мне, что голодна, я бы перекинул тебя через плечо и отнес на наше западное пастбище, где любил бы среди роз и колокольчиков. Но теперь я должен воздерживаться и играть роль страстотерпца. Это трудно, Дария, потому что я молод, горяч и полон…
 Она надрала ему уши и дернула за нос, а потом принялась целовать.
 — Здесь нет роз, Роланд, но в лесу полно еловых шишек. Что ты на это скажешь? Или по-прежнему будешь ныть и жаловаться?
 — А я-то думал, что один страдаю от постоянного желания, — обронил он, поднимая ее над деревянными мостками. — Нет, Дария, ты будешь лежать не в лесу, а в мягкой постели, красиво раскинувшись, а я буду любоваться тобой и плакать от избытка чувств.
 — Ты становишься поэтом, Роланд. Пожалуй, я попрошу Элис приготовить ее чудесное вино для обуздания твоей похоти.
 Он посмотрел на нее с такой любовью, что Дария оставила все попытки шутить над ним и сжала его в объятиях.
 — С тобой жизнь прекрасна, Роланд. Я хочу, чтобы она никогда не кончалась.
 — А как же вонючие овцы, чей запах доносит нам ветер?
 — Даже они мне нравятся. Пойдем, мой господин, и покажи, на что ты способен.
 — Что ж, тогда поспешим. — И он повел ее в большой зал.