Аннотация: Милдред Роббинс, влюбленная в своего преподавателя композиции, наконец добивается от него взаимности, но выясняется, что он женат. Когда девушка обвиняет его в безнравственности, он заявляет ей, что она бездарна.
 Милли кажется, что для нее все кончено и в личной жизни, и в творческой, однако тут на ее пути возникает звезда Голливуда Рональд Бредли…


---------------------------------------------


 Кэтрин Батлер
 Танец любви



 Глава 1


 Этот вечер Милдред Роббинс вспоминала со смешанным чувством раздражения, недовольства собой и какой-то подспудной, тщательно скрываемой от себя радости.
 Поначалу ничто не предвещало ни особых волнений, ни каких-либо неожиданностей. Правда, уже на пороге квартиры Джуди Риз Милли поняла, что совершила очередную ошибку. Она полагала, что в своем концертном платье — изящной черной юбке и белой блузке с длинными рукавами — будет выглядеть даже слишком официально, на самом же деле среди декольтированных и усыпанных драгоценностями дам, скорее, походила на прислугу.
 — Черт побери, — чуть слышно пробормотала Милли.
 Главное, ведь она и не собиралась приходить сюда. Она вообще последнее время избегала вечеринок. И все это Пит, его дурацкий звонок из Мельбурна!
 — Заскочи ко мне на квартиру и возьми клавир симфонии Стравинского. Заодно упакуешь еще пару вещичек. А потом можешь зайти к Джуди на вечеринку — тебе это пойдет на пользу. Музыкантов, кстати, там вообще не будет. — Милли с горечью подумала, что иногда отчим проявлял большую проницательность, чем можно было бы от него ожидать. — Переночевать можешь у меня.
 Подобное предложение было не слишком заманчивым. После того, как три года назад Милдред съехала с этой квартиры. Пит превратил ее спальню в еще одну музыкальную комнату. Единственным пригодным для сна местом была его собственная, обрамленная четырьмя колоннами кровать под балдахином…
 — Да-да, спасибо, — сказала Милли.
 Пит удовлетворенно рассмеялся. Несмотря на кажущуюся рассеянность, ему каким-то образом всегда удавалось добиваться своего.
 На упаковку того, что Пит с такой легкостью назвал «парой вещичек», у Милли ушло почти полдня. Так что ей не удалось улизнуть до начала вечеринки у Джуди Риз.
 У Милли еще побаливало перетруженное за фортепьяно — так она это всем объясняла — запястье, и, стоя в дверях, она тихонько покручивала кистью руки. Но вот Джуди Риз наконец оторвалась от своих собеседников и протиснулась к ней.
 — Милли, дорогая! Я так рада, что ты пришла. Я только что совершила одну из своих самых удачных сделок. Это надо отметить. — Она взяла Милли за руку. — Ну, с кем ты хочешь познакомиться?
 Милдред огляделась. Как и обещал Пит, ни одного музыканта здесь не было, и она не увидела ни одного знакомого лица, кроме… Ее глаза остановились на вошедшем. Он стоял в дверях, с заносчивым видом оглядывая собравшихся. Казалось, этот человек даже не замечает устремленных на него взглядов. Или он просто безразличен к всеобщему вниманию?
 На секунду их глаза встретились. Милли ощутила нечто похожее на шок. Этот человек как будто был знаком ей. Высокий, широкоплечий, узкобедрый, с красивым, хотя и жестким лицом, он тем не менее привлекал всеобщее внимание не столько своей внешностью, сколько ощущением спокойной силы, казалось, исходившей от него. Нет, если бы они действительно раньше встречались, такого человека она бы запомнила. Так что они, конечно, не знакомы.
 Напряжение спало, и только теперь Милли заметила, что все это время стояла затаив дыхание. Джуди проследила за ее взглядом.
 — Ты тоже его поклонница? — с насмешливым удивлением спросила она.
 Милли не ответила — она следила за тем, как небрежно этот человек передвигается среди гостей. Так он — знаменитость! Она, сколько себя помнила, жила бок о бок со знаменитостями — с матерью, буквально упивавшейся славой, и с Питом, который, казалось, просто не замечал своей известности. Милли поежилась. Да, слава творит с людьми странные вещи. И этот человек не производил впечатления добряка. И тут она вспомнила. Ну, конечно же, это Звездный любовник! Боже, куда я попала! — пронеслось у нее в голове.
 У Милдред Роббинс не было ничего общего с кинозвездами, особенно с теми, кто обладал определенной репутацией, как Рональд Бредли. Он вполне может повредить мне и второе запястье, с горечью подумала она.
 Словно прочитав ее мысли, Джуди рассмеялась.
 — Сегодня увечий не будет, — заверила она. — Ронни пообещал мне, что будет вести себя хорошо. — Казалось, ее что-то забавляет. — В настоящий момент он оч-чень хорошо относится ко мне.
 Милли почувствовала себя неловко. Когда ее мать переключилась с Пита на очень молодых мужчин, Милли не смогла спокойно относиться к этому. А Рональд Бредли был, должно быть, на добрых двадцать лет моложе хозяйки дома. Джуди, догадавшись о ее мыслях, хохотнула.
 — Это не то, о чем ты думаешь, дорогая. Рональд Бредли встречается только с неотразимыми женщинами. Такой строгий отбор я не прошла бы даже в лучшие годы своей молодости. — На мгновение она умолкла, а затем, понизив голос, доверительно продолжила:
 — Я подписала с ним контракт. Или, по крайней мере, я считаю, что подписала. Если, конечно, юристы все не испортят. — Она суеверно скрестила пальцы, давая понять, что опасается сглазить удачу. — На всякий случай я пока никому ничего не говорю, потому что его бывший агент, конечно, недоволен потерей такого клиента и способен на любую выходку.
 — Извините, — сказала Милли, испытывая неловкость за свои подозрения, — но я вовсе не имела в виду…
 Джуди сжала ее запястье.
 — Я польщена, дорогая. Он ведь великолепен, не правда ли?
 Она снова с обожанием поглядела на Бредли, который величественно передвигался по комнате. Милли подумала, что происходящее напоминает один из фильмов с его участием. Толпа послушно расступалась перед ним.
 Пару раз сверкнули вспышки: кто-то фотографировал его. Глаза Рональда Бредли сузились. Теперь он выглядел не просто высокомерным, но жестким и даже опасным, и, содрогнувшись, Милли порадовалась тому, что она не фотограф. Хотя, вероятнее всего, он не станет устраивать скандал в присутствии сотни человек гостей.
 Размышляя об этом, Милли увидела, как Бредли, выделив провинившегося фотографа из толпы, вдруг улыбнулся. Ослепительно белые зубы мгновенно сверкнули на фоне загорелого лица. В этой улыбке не было ни веселья, ни доброты, и все же, когда Бредли выхватил камеру из рук фотографа, Милли, как и все остальные, ахнула от изумления.
 Фотограф отчаянно вцепился в аппарат, но сильная, смуглая рука тут же отбросила его на прежнее место. Бредли, рывком открыв фотокамеру, вытащил оттуда пленку, спрятал ее в карман и презрительным движением бросил дорогой аппарат в сторону. В тишине было хорошо слышно, как разбилось стекло вспышки.
 — Ну вот! — всплеснула руками Джуди. — Где же его обещания? Пойдем, надо его отвлечь.
 Протесты Милли не возымели действия. Джуди просто взяла ее за руку и потащила сквозь толпу. В правой руке Милли все еще держала свой бокал. Сама того не зная, Джуди схватила ее именно за больную руку. Милли сморщилась от боли, но Джуди даже не заметила этого.
 — Рональд, — сказала она чуть игриво, — это одна из твоих поклонниц. Она мечтает с тобой познакомиться.
 Бредли обернулся и, видимо, сразу оценил сквозившее в облике Милли нежелание поддерживать беседу. Взгляд его остался спокойным и холодным, как лунный свет в полночь.
 Джуди, словно не замечая этого, оживленно продолжила:
 — Милдред Роббинс, моя соседка сверху. Ее отчим Питер Крейтер — известный дирижер.
 Бредли растянул свои четко вылепленные губы в некую пародию на улыбку. Совершенно очевидно, подумала Милли, Питер Крейтер не принадлежит к числу тех, кого эта суперзвезда считает знаменитостями.
 — Питер Крейтер очень знаменит, — продолжала между тем Джуди, — сегодня он тоже должен был быть у меня, но ему неожиданно пришлось уехать. Сейчас он в Мельбурне, а потом собирается в Японию.
 На какое-то мгновение Милли показалось, что услышанное слегка заинтересовало Бредли.
 — А вы когда-нибудь бывали в Токио? — спросил он, обращаясь к ней.
 Это напоминало попытку найти хоть какую-то тему для разговора. И все же Рональду Бредли было явно скучно, и он даже не считал нужным скрывать это.
 Искра неприязни в душе Милли мгновенно переросла в ровный огонь гнева.
 — Нет, — отрезала она.
 Джуди с удивлением взглянула на нее. Вероятно, поклонницы не должны разговаривать со своим идолом подобным образом, подумала Милли. И тем не менее я дам ему понять, что вовсе не собираюсь пасть к его ногам.
 — Ты ведь был в Токио, Ронни, верно? Разве следующий фильм с участием Бредли и Кинсайд будет сниматься не в Японии? — спросила Джуди.
 Стоящий рядом с ними мужчина засмеялся.
 — Рональд, а ведь Мэлани Кинсайд уже, наверное, представляет, как она будет выглядеть в кимоно!
 Бредли лишь пожал плечами:
 — Просто ей понравился сценарий, где главная героиня — азиатка.
 Мужчина был явно разочарован. Он понял, что ему ничего больше не удастся узнать от Рональда Бредли, и уныло отошел в сторону.
 Милли подумала, что Мэлани Кинсайд, высокой блондинке из Калифорнии, регулярно снимавшейся вместе с Бредли, вряд ли удастся роль миниатюрной японки. Она взглянула на Бредли, и ей показалось, что он разделяет такую точку зрения.
 — Это будет явным вызовом мастерству гримера, — согласился он.
 — Дорогая, никогда не расспрашивай актера о его следующей работе, — заметила Джуди. — Актеры тоже суеверные люди.
 Рональд Бредли удивленно повел бровями.
 — Вы действительно суеверны, Милдред? — спросил он своим знаменитым хрипловатым, тягучим голосом, и вдруг по всему ее телу неожиданно прокатилась волна влечения к этому человеку.
 Это было странно. Ведь Милли совсем не знала его, ей не нравились его манеры. Да и он явно не пытался произвести на нее впечатление. Нет, такой человек не может возбуждать меня, подумала она и ответила более резко, чем хотела:
 — Вовсе нет. Это Джуди суеверна. — И с притворно сладкой улыбкой добавила:
 — Особенно в отношении всего, что касается вас. Видимо, боится, что вы вдруг возьмете да испаритесь, как облачко.
 — Что вы имеете в виду? — Глаза Рональда Бредли сузились, в его голосе послышалась скрытая угроза.
 — Вам лучше знать. Я не занимаюсь кино, поэтому все эти разговоры меня совершенно не интересуют.
 — Милли!
 Джуди, казалось, была потрясена, но Бредли явно не обиделся — происходящее скорее лишь слегка позабавило его, и внешне он был по-прежнему невозмутим.
 — Ну а чем занимаетесь вы, Милдред? Или быть падчерицей знаменитости — это ваша профессия? Милли в течение нескольких последних недель действительно ощущала себя тунеядкой на шее Пита. Но услышать такое от постороннего человека?! Ей с трудом удалось сдержаться.
 — Только иногда, — с натянутой улыбкой ответила она.
 — А все остальное время?
 Разговор уже даже отдаленно не напоминал обмен любезностями за коктейлем.
 — Я музыкант.
 — Вот как? А точнее?
 Это было уже похоже на допрос. Милли гордо вскинула голову:
 — Который ведет нелегкую борьбу за выживание.
 Его слегка приподнятая бровь свидетельствовала о том, что он оценил такой ответ.
 — Вы играете? Или поете? Или просто торгуете искусством, сочиняя музыкальные заставки для фильмов?
 Стиснув зубы, Милли отрицательно мотнула головой.
 — Нет, я скорее из тех, кто живет впроголодь на чердаках.
 Бредли улыбнулся своей ленивой, сексуальной улыбкой. Она была неотразима, но доброй ее, подумала Милли, назвать никак нельзя.
 — Да, именно о таких музыкантах обычно снимают фильмы, — сухо заметил он. — Но только когда они становятся знамениты.
 Замечание было обидным, и Милли с трудом удалось скрыть, что ее передернуло от слов, ударивших в самое больное место. Конечно, ей давно пора кое-что выбросить из головы. Да и с Шоном разобраться. Он не мог понять, почему, несмотря на очевидную любовь к нему, Милли не хочет близости, и упорно не хотел порекомендовать ее другому педагогу.
 Помня ту доброту, с которой к ней относились в доме родителей Шона, Милли никак не могла набраться смелости и попросить в середине семестра сменить ей преподавателя. А атмосфера на занятиях тем временем становилась все более и более напряженной.
 Милли вспомнила, как она, хотя и без особого желания, все же показала Шону партитуру своего произведения. Он перелистал ноты и бросил их на стол.
 — Милли! Стань же наконец взрослой. Это не партитура, а какой-то набор уличных песен!
 Должно быть, на ее лице отразилось потрясение. Но это лишь еще больше рассердило Шона.
 — Послушай, я, конечно, понимаю, что с такими предками, как у тебя, это трудно признать, но тебе следует смириться с мыслью, что ты не Шопен! Ты сможешь обеспечить себе вполне сносное существование, давая уроки музыки, не более того…
 Милли попыталась отогнать тяжелые воспоминания и еще больше рассердилась на Бредли. Конечно, он не виноват в том, что с ней случилось, но тем не менее именно он напомнил тот неприятный разговор!
 — Вы правы! — с ненавистью произнесла она. — Фильмы действительно делают только о знаменитостях. Большинство же из нас едва сводит концы с концами.
 — К таким музыкантам, как падчерица Питера Крейтера, это явно не относится, — вкрадчиво заметил он.
 Их глаза встретились, и Милли поразилась чувству взаимной неприязни, явственно возникшей между ними. Это даже подбодрило ее. Ведь Рональду Бредли наплевать на всех, а она всего лишь за пять минут разговора умудрилась вызвать его ненависть.
 — Надеюсь, что так, — парировала она.
 — Но Питер говорил, что ты… — изумленно произнесла Джуди.
 Она, похоже, собиралась объяснить, что Милли просто никогда не играет доброму и горячо привязанному к ней, и, следовательно, не способному объективно оценить ее профессионализм отчиму. Но Милли не считала, что Рональду Бредли нужны такие подробности, и сделала вид, что уронила бокал.
 Кругом раздались возгласы сочувствия. Джуди подозвала официанта. Тот ловко и быстро собрал осколки. Как Милли и предполагала, только Бредли никак не отреагировал на происшествие. Когда суматоха улеглась, он немигающим взглядом посмотрел Милли прямо в глаза.
 — Если я предложу вам свой бокал, вы тоже запустите им в меня? — по-американски тягуче произнес он, подчеркнув слово «тоже».
 — Не будьте смешным. Я сделала это не нарочно.
 — Да?
 — Да, — с вызовом выпалила Милли. — Просто я невезучая, из тех, кого называют растяпами.
 — И частенько такое с вами случается? — Казалось, он продолжает забавляться.
 — Иногда, — натянуто призналась она. — У меня плохая координация движений.
 — Я бы сказал, что на этот раз ваши движения были прекрасно скоординированы, да и сам момент выбран очень удачно. О чем же таком секретном собиралась рассказать Джуди, что вам даже пришлось выронить свой бокал?
 Милли свирепо посмотрела на него и огрызнулась:
 — Не имею ни малейшего представления. Я музыкант, а не экстрасенс, читающий чужие мысли.
 — В таком случае, вы поистине находчивая леди, — сказал он. — Мне кажется, что мои мысли вы читаете довольно верно, а ведь мы с вами едва знакомы.
 Милли даже вздрогнула от неожиданности. Именно об этом она только что подумала.
 — Или все дело только в том, что вы действительно моя большая поклонница? — с мягкой издевкой поинтересовался он, заметив ее волнение.
 Она посмотрела ему прямо в глаза.
 — Вы, мистер Бредли, надеюсь, уже поняли, что я не являюсь вашей поклонницей?
 По его лицу можно было понять, что удар засчитан.
 — Но почему же тогда вы захотели побеседовать со мной?
 Милли вспомнила, как по-дурацки фальшиво Джуди представила их друг другу, и покраснела от злости.
 — Это была не моя идея.
 — Чья же? Уж не подрабатываете ли вы, выполняя заказы бульварной прессы?
 У него на скулах заходили желваки, но при этом он не выглядел агрессивно. Холодный и умный взгляд скорее характеризовал его как человека, способного справиться с любыми неприятностями. Именно такой неприятностью и была сейчас Милли.
 — Вряд ли бы мне удалось описать такого человека, как вы, мистер Бредли, — сказала она ядовито-сладким голосом, хотя готова была кричать от злости.
 Он улыбнулся ленивой улыбкой, заставляющей миллионы женщин еще и еще раз смотреть фильмы с его участием.
 — И чего же вам недостает? Словарного запаса или жизненного опыта?
 В этот момент Милли искренне пожалела о том, что у нее в руках нет бокала. Она с наслаждением опрокинула бы его сейчас на эту высокомерную башку!
 — Позвольте мне помочь вам, — усмехнулся Бредли. — Пользуйтесь любой возможностью, пока она есть, завтра может быть поздно. Это мой девиз.
 Эта насмешка уязвила Милли. Она просто опешила.
 — Вы это серьезно? Любой возможностью? — Она с трудом представляла себе людей, живущих по такому принципу. — В таком случае, у вас не слишком спокойная жизнь.
 — А кому нужен покой? Мне тридцать пять лет, я пришел в кино из ниоткуда и стремлюсь наверстать упущенное. Газетчикам это известно. — Он взял ее за запястье, к счастью, за здоровое. — Так что лучше расскажите мне о себе, Милдред Роббинс. Каков ваш жизненный девиз?
 Милли охватило странное чувство, словно она проваливается куда-то. Она резко выдернула руку и отступила назад.
 — Ни за что! — У нее не было никакого желания сообщать этому непредсказуемому мужчине что-либо о себе. Еще неизвестно, как он распорядится такой информацией. — Могу сказать только одно: за всю свою жизнь я не написала для прессы ни строчки. Я не журналист и почти не читаю газет. К тому же почти ничего не знаю о ваших фильмах, и еще меньше — о вас, но того, что мне известно, вполне достаточно, мистер Бредли! Желаю вам спокойной ночи!
 Она надеялась, что после таких слов Рональд уступит ей дорогу, но он продолжал нагло рассматривать ее, улыбаясь при этом все шире. Милли вдруг показалось, что она его пленница и он это прекрасно осознает.
 — Позвольте мне пройти, — твердо сказала она. Рональда Бредли это лишь позабавило.
 — Попробуйте, — предложил он.
 Милли уже подумывала о том, не закричать ли ей во весь голос. Это наверняка вывело бы Бредли из состояния издевательского благодушия, в котором он сейчас пребывал. И всех присутствующих на вечеринке тоже. Ему пришлось бы объяснять, что же заставило его собеседницу прибегнуть к таким крайним мерам. Она прикинула разделявшее их расстояние и уже открыла рот…
 — Дорогая, — вдруг раздался сзади голос Джучи. — Извини, меня задержал Сол Шумейкер.
 Струна напряжения лопнула, и Милли с облегчением закрыла рот. Она отчетливо видела, как блестят глаза Рональда Бредли. Он, конечно же, понял, что она собиралась сделать, и происходящее, казалось, перестало забавлять его. Это хоть как-то компенсировало чувство неловкости, которое Милли испытывала от того, что чуть было не совершила самую большую глупость в своей жизни. Преисполненная благодарности к Джуди, появившейся на редкость вовремя, она поправила волосы и притворно-сладким голосом произнесла:
 — А я пока развлекала вашего знаменитого гостя.
 — Дорогая, принеси себе что-нибудь выпить, — взяв ее за руку, отрешенно посоветовала Джуди. — Бар в углу. Ну а теперь, Рональд, тебе нужно…
 До бара Милли так и не добралась, потому что подошедший официант предложил ей бокал, а стоящая рядом женщина буквально набросилась на нее:
 — Вы разговаривали с Рональдом Бредли? — с благоговением спросила она.
 — Да, — коротко ответила Милли.
 — Ну и как он вам?
 — Без рогов и хвоста. Но в остальном, похоже, именно таков, как о нем пишут.
 — Вот как? — Казалось, та была разочарована и обижена.
 Рядом раздался невеселый смех. Это был тот самый оскорбленный и униженный фотограф. Милли сочувственно посмотрела на него.
 — Этот Бредли — настоящий громила, — уныло заметил он.
 Милли вполне разделяла такую точку зрения.
 — Он не нанес вам увечья? — спросила она. Тот только пожал плечами.
 — Моему фотоаппарату досталось больше, чем мне, но, к счастью, он застрахован. Если так пойдет и дальше, то страховым компаниям придется вводить особую страховку — от убытков, наносимых Рональдом Бредли. Говорят, это уже третий фотоаппарат только за последнюю неделю.
 — Прямо ребячество какое-то, — сказала Милли.
 Гнев ее постепенно утихал, и без его согревающего душу пламени она снова превратилась в высокую, неуклюжую девушку, для которой даже обычная комната была полна всевозможных опасностей.
 Она огляделась. В этом зале опасность таилась не только в людях, которые постоянно передвигались, но и в бокалах, столах и высоких вазах цветами на хрупких антикварных подставках. Даже если бы он был пуст, в нем с трудом можно было пройти, не опасаясь что-нибудь задеть.
 Милли задумчиво закусила губу. Терраса, вот, что мне нужно, подумала она. Снаружи, в темноте прохладной апрельской ночи, наверняка нет никого из гостей, и она сможет незаметно проскользнуть наверх, в квартиру Пита, по пожарной лестнице.
 Она начала осторожно прокладывать себе дорогу. До террасы ей удалось добраться без происшествий. То ли оттого, что она сконцентрировала все свое внимание на процессе передвижения, или просто потому, что наконец начала справляться со своей неуклюжестью, но по пути Милли никому не наступила на ноги и ничего не разбила. Неприятность поджидала ее сразу за дверью на террасу, где она вдруг врезалась в кого-то.
 От неожиданности Милли вскрикнула и во второй раз за этот вечер уронила свой бокал. Брызнувшие во все стороны осколки усыпали ее открытые туфли. Она невольно попятилась.
 — Не двигайтесь.
 Этот голос звучал резко, как свист хлыста, и Милли знала, чей он.
 — Что вы здесь делаете? — свирепо прошептала она.
 — Слежу за вами. Держитесь! — с шутливой угрозой произнес Рональд.
 Прежде чем Милли успела сообразить, что он собирается сделать, его сильные руки обхватили ее талию и высоко приподняли над усыпанным осколками полом.
 — Потрясите ногами, — приказал он. — У вас осколки на туфлях.
 Не дожидаясь, пока это приказание будет выполнено, он перенес ее в противоположный конец террасы и там опустил на пол. Сердце Милли учащенно забилось — ей показалось, что на какое-то мгновение его руки задержались на ее талии. Стараясь скрыть смущение, она рывком освободилась из его объятий и сказала с излишней резкостью:
 — Отпустите меня!
 — Потише, — осадил ее Рональд Бредли хрипловатым голосом с отчетливым заокеанским акцентом и засмеялся недобрым смехом. — Что вы здесь, в темноте, делаете?
 — Я собиралась уйти.
 — До танцев? — Он недоуменно вскинул голову. — Неужели вы и в самом деле хотите пропустить их? Или вы из тех девушек, которые вечно стоят у стены, тщетно ожидая получить приглашение?
 — Это мое дело, — с трудом сохраняя достоинство, ответила Милли, которая на танцплощадке была такой же неловкой, как и в быту, но не собиралась признавать это в присутствии насмешливого и бессердечного Рональда Бредли. — Я иду домой.
 — Через перила? У вас что, парашют под юбкой?
 — Нет. Здесь есть пожарная лестница.
 — А, теперь понятно. — На мгновение Бредли замер, а затем так вкрадчиво добавил:
 — В таком случае нам пора попрощаться.
 И он заключил ее в такие объятия, которые даже Милли, абсолютно неопытная в подобных вопросах, смогла бы определить как высокопрофессиональные.
 Преисполненная ярости, она попыталась оттолкнуть его, но безуспешно. Поцелуй, последовавший за этим, был холодным и никак не оправдывал учащение ее пульса. Милли в гневе топнула ногой. И явно переусердствовала: тонкий каблук туфли с треском отвалился.
 — Черт побери, — с досадой пробормотала она.
 Бредли, удерживая ее от падения, взглянул на ее туфли.
 — Вы действительно предрасположены к несчастным случаям, — заметил он с насмешкой в голосе.
 Милли фыркнула.
 — Это вовсе не несчастный случай, а намеренное нанесение ущерба. И не кем иным, как вами. Так что прочь с дороги!
 Освободившись из его объятий, она направилась было к пожарной лестнице.
 — Не спешите, — останавливая ее, произнес Рональд Бредли. Его рука опять задержалась на ее талии, и сквозь тонкую ткань жгла ее тело. Она остановилась как вкопанная. Бредли круто развернул ее лицом к себе. — Для проверки любой теории одного эксперимента недостаточно, — продолжил он. Судя по всему, происходящее забавляло его, но в то же время настроен он был на удивление решительно.
 У Милли перехватило дыхание. Он вовсе не пытался сразить ее своим высокомерием, как она ожидала.
 Рональд слегка прижался ртом к ее губам, как бы пробуя их на вкус. В его прикосновениях не было ни следа настойчивости, и у нее захватило дух. Вот это мастерство, с невольным уважением подумала Милли. Рональд Бредли, несомненно, был игроком высшей, по сравнению с ней, лиге.




 Глава 2


 Милли вошла в квартиру через кухню. Она сбросила свои блестящие черные туфли и поспешно включила свет. Да, сомнений нет, починить их невозможно. Уныло вздохнув, Милли выбросила туфли в мусорное ведро.
 Это послужит мне хорошим уроком, подумала Милли. Нечего терять самообладание в присутствии незнакомцев! Хотя после опустошающего безразличия последних нескольких месяцев одно то, что у меня все еще могут возникать хоть какие-то чувства, уже неплохо.
 Милли села, вытащила из прически шпильки, и волосы теплым водопадом упали на ее озябшие плечи.
 С Шоном она никогда не теряла самообладания… Уронив голову на руки, Милли предалась безрадостным воспоминаниям. Она была так безгранично предана ему, так слепо принимала все на веру! Почему ей не пришло в голову, что такой мужчина, как Шон О'Флаэрти, — красивый, талантливый, удачливый — просто не мог оставаться холостым?
 Впрочем, она прекрасно знала ответ на свой вопрос.
 Шон, конечно, намеренно скрыл все от нее, а она ничего не знала, потому что после смерти крестной Милли в течение нескольких лет не виделась ни с кем из его семьи.
 Но все это нисколько не оправдывает моей наивности, с горечью подумала она. Ведь его женитьба не была тайной! Если бы я спросила Шона об этом или хотя бы с кем-нибудь поговорила о нем, то без особого труда выяснила бы все. Черт возьми, тот же Пит мог сказать мне об этом, если бы вовремя понял, что происходит.
 Милли была просто ошеломлена, когда Шон вдруг объяснился ей в любви! Это было похоже на сбывшуюся мечту, ведь, скрывая свои чувства и даже немного стесняясь их, Милли любила его уже очень давно, с того самого долгого, дождливого лета, когда он готовил ее к поступлению в колледж. И когда Шон вдруг поцеловал ее, она ни на секунду не задалась вопросом, что происходило с ним в течение этих восьми лет.
 — Черт побери, — вслух сказала Милли. — Черт побери!
 Он был так зол, когда она, выяснив правду, бросила ему в лицо свои обвинения.
 — Конечно же, я женат, — нетерпеливо сказал он. — И никогда и не делал из этого секрета. Просто Агата предпочитает жить в Корнуолле. Она считает, что так лучше для детей.
 — Для детей? — побелев, чуть слышно вздохнула она.
 Именно в тот момент Шон и потерял самообладание, а Милли вдруг выяснила, что поцелуй тоже может быть похож на пощечину. Хотя, конечно, на самом деле он ее не ударил. Тогда не ударил.
 Запястье снова напомнило о себе. Милли посмотрела на него и пошевелила пальцами. Любое, самое небольшое движение причиняло боль, но ей еще повезло, ведь пальцы все-таки двигались, — так сказали врачи. По их мнению, рука после травмы могла вообще остаться деформированной. Однако сама Милли отнюдь не считала, что ей повезло. Она отлично помнила выражение лица Шона в то мгновение, когда он ударил ее. Упала она тогда скорее от потрясения, чем от самого удара, и до сих пор пребывала в состоянии душевного потрясения, так что даже перестала встречаться со знакомыми. Не в состоянии играть, она не посещала репетиции, и, тупо глядя в ноты, сидела в квартире.
 Сегодня, обмениваясь колкостями с Рональдом Бредли, она, пожалуй, впервые вышла из полузабытья, в котором пребывала с того самого дня.
 Милли попыталась засмеяться, но вместо этого лишь всхлипнула. Если бы Бредли знал о том, что с ней произошло, какой великолепный повод он получил бы!
 — Пошевеливайся, — вслух приказала себе она. — Нет смысла сидеть здесь и стонать. Завтра же ты отправишься в Страну басков и сделаешь все, чтобы забыть Шона. И да поможет тебе в этом Господь.
 Там, неподалеку от французской границы, у ее отчима было поместье в горах. Его красота и уединение вызвали у Милли смешанные чувства. Избегая встреч со знаменитыми музыкантами, которые Пит регулярно устраивал в замке, она обычно приезжала позднее, чтобы в одиночестве провести там какое-то время. Но сейчас надежная служанка Пита уехала навестить свою дочь, у которой вот-вот должен был родиться ребенок, и Питу нужен был человек, на которого он мог бы полностью положиться и который бы в его отсутствие проследил за тем, чтобы все в доме было готово к приезду гостей. А главное, за тем, чтобы были настроены все музыкальные инструменты. Именно поэтому, хотя и без особого желания, Милли согласилась забрать клавир Стравинского из квартиры Пита, а попутно захватить и кое-что еще — целый список! — жизненно необходимое для приема. И отвезти все это в замок.
 Милли варила кофе и думала о том, почему позволила отчиму так манипулировать собой. Впрочем, ответ был прост. Когда, сломав запястье, Милли не смогла работать. Пит сделал остановку по пути из Монреаля в Париж и снизошел до посещения ее маленькой квартиры. Когда она отвлекалась на то, чтобы приготовить ему что-нибудь выпить, он забрал все ее счета.
 — Послушай… — запротестовала было Милли.
 — Вернешь деньги, когда получишь контракт, сухо сказал он. — Ты все еще берешь уроки композиции?
 Речь шла о занятиях с Шоном.
 — Нет, — тихо ответила Милли.
 — Сломанное запястье не означает конец карьеры. — Пит возмущенно посмотрел на нее. — Ты должна продолжать работать, даже если сейчас не можешь играть.
 — Я занимаюсь дома, — неуверенно пробормотала Милли.
 Пит пристально посмотрел на нее.
 — Жизнь продолжается, — только и сказал он.
 Сейчас Милли подумала, что, вероятно, на самом деле отчим отлично понимал, что творится у нее на душе, но промолчал об этом. Многие считали Пита рассеянным, полностью погруженным в творчество человеком, но уж Милли-то знала, что иногда он проявлял поразительную проницательность. И сейчас у нее были определенные основания подозревать, что поездку в Испанию он организовал именно для того, чтобы помочь ей выйти из транса.
 Милли маленькими глотками допивала кофе, прикидывая, что и как погрузить в машину.
 Пит любил всякие новейшие изобретения, поэтому одна из его машин — выполненный на заказ «лендровер» — была специально приспособлена для того, чтобы в случае необходимости вместить все, что ему понадобится. Этот автомобиль был куда больше, чем те, к которым привыкла Милли.
 Войдя в гостиную за ключами, она не включила свет, так как точно знала, где именно они лежат. Она уже было потянулась за ними, когда уголком глаза неожиданно заметила какое-то движение и буквально застыла на месте. Какая-то темная фигура пробиралась меж керамических горшков, небрежно расставленных Питом по всей террасе.
 Не отрывая от нее взгляда, Милли осторожно отодвинулась в сторону, так, чтобы ее не было заметно снаружи.
 Что делать? — лихорадочно думала она. Позвать привратника? Или Джуди? Джуди ближе. И у нее в квартире сейчас полно людей, которые могут помочь поймать вора. Нужно только вспомнить номер ее телефона. А какой у консьержа? Главное — не включать свет, в противном случае ее заметят.
 Мысли хаотично метались у нее в голове, и тут человек на террасе неожиданно подошел вплотную к окну, взялся за латунную ручку и с силой дернул ее. Милли узнала его, и ее охватила ярость.
 Дрожащими руками она открыла дверь.
 — Что, черт побери, вы себе позволяете? — сказала она дрожащим от гнева и еще не отпустившего ее страха голосом.
 Откинув назад голову, Рональд Бредли засмеялся.
 — Я проследил за вами, когда вы поднимались по пожарной лестнице, — признался он.
 — Проследили?! — От переполнявшей ее ярости Милли едва могла говорить.
 — На вечеринке было скучно, — спокойно сказал Бредли, словно это в достаточной степени объясняло его поведение. — Подвиньтесь, дорогая.
 Сильные руки, прикосновение которых Милли все еще хорошо помнила, бережно отодвинули ее, и он вошел в комнату.
 Бредли нащупал выключатель, и через мгновение гостиная Пита наполнилась мягким светом.
 Рональд лукаво ухмыльнулся.
 — Будьте как дома, — пробормотал он. Милли не сдвинулась с места.
 — Это один из ваших глупых трюков?
 — Трюков? — невинно переспросил он. Она презрительно фыркнула.
 — Да-да, именно трюков! Из тех, что время от времени попадают на страницы газет.
 — А я думал… — Бредли слегка пожал плечами, — что вы не из моих поклонниц, мисс Роббинс.
 — Я просто читаю газеты, — сухо ответила она.
 — Просто у меня порой бывает хорошее настроение, вот и все. Но я всегда возмещаю убытки.
 Милли вдруг вспомнила о фотографе на вечеринке у Джуди.
 — В том числе и разбитые фотоаппараты? Его губы плотно сжались.
 — Никогда.
 — Вы нарочно разбили камеру, я видела, — повысив голос, произнесла она. — Это тоже последствия вашего хорошего настроения?
 — Нет, — ровным тоном ответил он.
 — Вы абсолютно безответственный человек, — с отвращением заявила Милли.
 — Возможно, вы правы, — согласился Бредли. — Но почему бы вам не войти и не запереть дверь?
 Она действительно начала мерзнуть в тонкой блузке, поэтому неохотно покинула террасу, потирая озябшие плечи, и вгляделась в его лицо.
 Его нельзя было назвать красивым — сильное, с широкими скулами, глубокими складками у рта и небольшим шрамом на правой щеке оно свидетельствовало о том, что его обладатель прожил нелегкую жизнь и немало повидал на своем веку… Глаза же…
 Именно в них, бесспорно, и заключалась неотразимая сила его обаяния. Холодные, полные блеска, они, казалось, были исполнены высокомерия ко всему.
 Рональд Бредли небрежно оперся о край бесконечно дорогого для Пита столика из итальянского мрамора и ухмыльнулся.
 — Я еще никогда не встречался с рыжеволосой девушкой, — нагло заявил он.
 Милли ахнула от изумления, но затем с возмущением посмотрела на него.
 — Со мной вы еще не начали встречаться, — парировала она. — Вам удалось проникнуть сюда, но еще одна столь же «остроумная» шутка, и вы снова окажетесь снаружи.
 — Хорошо-хорошо. — Он поднял руки вверх, признавая свое поражение. — Не сердитесь, Золушка. Я буду паинькой.
 Милли ядовито улыбнулась.
 — Отлично. А теперь извольте объяснить, что вы здесь делаете. — Прежде, чем он успел раскрыть рот, она добавила:
 — И не смейте называть меня Золушкой. Я на балу не была, да и вас вряд ли можно назвать прекрасным принцем. Итак, я вас слушаю.
 К ее изумлению, он искренне рассмеялся.
 — С этим нельзя не согласиться. Что я здесь делаю? — Бредли заговорщически понизил голос. — Я скрываюсь.
 Милли пристально посмотрела на него.
 — От полиции или от бандитов?
 — Хуже, — покачав головой, сказал он. — От прессы.
 Ее опыт общения с прессой ограничивался всего несколькими беседами с вежливыми иностранными корреспондентами, друзьями Пита, и музыкальными критиками. Но, подумала Милли, у кинозвезды, представляющей интерес для колонки светских новостей, дела действительно могут обстоять иначе.
 — Почему? — с недоумением спросила она. Бредли бросил на нее пронзительный взгляд, но, поразмыслив, очевидно, решил, что ее неосведомленность объяснима, и пожал плечами.
 — Вы имеете в виду вообще или в данном случае?
 — И то и другое, — ответила она.
 — Во-первых, я весьма подходящий материал для первых страниц газет — эдакий уличный мальчишка, который никак не может забыть о своем плебейском происхождении. Люди проявляют интерес к подобным публикациям, — сказал он с жестокой иронией. — Особенно, когда у меня выходит новый фильм.
 — А это так?
 Он покачал головой.
 — Нет. Если я правильно понимаю, в данном случае мы наблюдаем за сражением агентов. Милли внимательно посмотрела на него.
 — Ничего не понимаю. Кстати, этот столик обошелся Питу в кругленькую сумму, и он им очень дорожит. Пойдемте лучше на кухню. Я приготовлю вам кофе, а вы тем временем попытаетесь мне все объяснить.
 Когда Бредли закончил свой рассказ, Милли задумчиво спросила:
 — Вы хотите сказать, что совсем не знали эту девушку?
 — Я никогда не видел ее, даже в кино, — серьезно ответил он.
 — И она вошла, когда вы принимали душ? — уточнила Милли. — Зная, что вы там? Не может быть! Вероятно, произошла какая-то ошибка.
 — Но она привела с собой фотографа, — мрачно добавил он.
 — И все же…
 — Поверьте, Золушка, я знаю, о чем говорю, — не дав ей закончить фразу, сказал Бредли. — Они готовили замечательный рассказик о том, что я — грязный тип, соблазняющий невинных девушек. Прекрасные были бы заголовки! Так что без агента мне не обойтись.
 — Не называйте меня Золушкой, — сердито бросила Милли. — То, что вы рассказываете, — просто глупости. Им нет смысла поступать подобным образом.
 Бредли отрицательно покачал головой.
 — К сожалению, есть. Студии «делают» агентов, а те, в свою очередь, «делают» из актеров звезд. Мой бывший агент — надеюсь, скоро я действительно смогу назвать его бывшим, — мог убедить руководство студии в том, что оно рискует, давая мне работу… — Он пожал плечами. — И, если бы я отказался от него, то оказался бы не у дел. А другие студии тоже не стали бы спешить заключать со мной контракт.
 — Но это же чудовищно несправедливо!
 — Вы абсолютно правы, Золушка.
 — Не…
 — Хорошо, хорошо. Извините. Вы слишком легко заводитесь — наверное, оттого, что у вас рыжие волосы.
 — Ничего подобного, — четко выговаривая слова, произнесла Милли. — Я, например, прекрасно нахожу общий язык с «трудными» детьми.
 Его брови удивленно взлетели вверх.
 — В самом деле?
 Милли опять захотелось влепить ему пощечину.
 — Значит, журналисты все еще преследуют вас? Вероятно, им от вас крепко досталось.
 — Единственное, что мне оставалось, — цинично произнес Рональд Бредли, — это убежать от них. Добро побеждает только в сказках, в реальности же умный человек вынужден скрываться.
 — А вы, конечно же, считаете себя таковым?
 — Жизнь меня кое-чему научила, — сказал он. Милли рассмеялась.
 — Значит, именно так вы и поступили? Смотались?!
 — Да, но только после того, как свел с ними счеты.
 Что ж, видимо, его репутация громилы вполне заслуженна, с мрачной иронией подумала она.
 — Каким образом?
 Бредли приглушенно засмеялся.
 — Я засунул их под душ, а сам ушел, прихватив с собой фотоаппарат, — с удовлетворением произнес он.
 Милли с трудом подавила смех.
 — Их обоих? Как?
 — Связал полотенцем и включил воду, — спокойно пояснил он.
 — Но ведь это преднамеренное нанесение ущерба, — с притворным неодобрением заметила она.
 Бредли ухмыльнулся.
 — Фотоаппарат не пострадал, и я отошлю его им обратно. Конечно, без пленки.
 Милли медленно покачала головой. Неужели это тот самый холодный мужчина с жесткими глазами, с которым она скрестила мечи на вечеринке у Джуди? Похоже, она уже начала поддаваться его легендарному обаянию…
 Рассудок тут же послал Милли сигнал опасности. Вспомни, куда это тебя однажды уже завело! — сказала себе она. Восемь впустую потраченных лет, и в итоге ничего, кроме болезненного раскаяния. Она отвела взгляд.
 — И вы убеждены, что эти люди преследовали вас и на вечеринке у Джуди? А полотенце они с собой, случайно, не прихватили?
 Не успела Милли закончить фразу, как улыбка слетела с губ Бредли, и снова превратился в того жестокого и злого человека, каким показался ей при знакомстве.
 — Насколько мне известно, их пригласила сама Джуди. Возможно, она просто не в курсе той истории, но вполне вероятно и другое — именно она помогла им подстроить все это.
 Милли была поражена, и это отразилось у нее на лице, но потом ей удалось изобразить беспристрастное сомнение. Между тем Бредли продолжал:
 — Джуди, как всякий профессионал, играет без правил, и ничего другого я от нее и не жду.
 — В таком случае…
 — Я, в свою очередь, поступаю точно так же. С меня хватит грязных сплетен в газетах. Если Джуди хочет подписать контракт…
 — С громилой… — прошептала Милли.
 — Что вы сказали?
 — С громилой, — с готовностью повторила она. — Это выражение кажется мне удачным по отношению к вам.
 Его взгляд снова стал жестким.
 — Вы действительно не журналист?
 — Так вас назвал сегодня фотограф, которому вы разбили камеру, — пояснила она. — А я композитор. Вернее, учусь композиции, а пока даю уроки игры на фортепиано, и так зарабатываю на жизнь. Все, что я смогла бы написать — это отчет об успеваемости моих учеников.
 — Так вы — учитель музыки, — протянул Рональд. — Странно. Вы не похожи ни на одного из моих преподавателей.
 Милли не успевала за молниеносными скачками его мыслей.
 — Что вы имеете в виду?
 Бредли скользнул взглядом по ее фигуре, и его лукавая улыбка стала еще шире.
 — Ваши роскошные рыжие волосы. — Он неожиданно наклонился вперед и пропустил прядь ее волос между пальцами. — Их хочется потрогать. Думаю, они приснятся мне во сне. — Его чуть хрипловатый голос стал совсем тихим.
 Он снова издевается, подумала Милли, стараясь не реагировать на этот вкрадчивый голос.
 — Дело не только в волосах, — продолжал Бредли. — Эти огромные карие глаза, белоснежная кожа, мягкая, словно лепестки магнолии…
 Его пальцы погладили ее по внутренней стороне руки. Милли вздрогнула. Он просто издевается, напомнила она себе. Не позволяй ему увлечь тебя. Нельзя…
 — Мне нравится этот ваш сценарий, — хрипло произнесла она.
 Он ухмыльнулся и склонился над ней, не сводя взгляда с ее губ.
 — Кроме того, мне нравится ваша одухотворенность, — мягко выдохнул Бредли, уже почти касаясь их.
 На этот раз поцелуй был более продолжительным и значительно более изощренным. Когда Рональд наконец оторвался от ее губ, сердце Милли бешено колотилось. Казалось, его удары гулким эхом отдавались во всем теле. Пытаясь восстановить дыхание, она приложила руку к горлу.
 Бредли чуть откинулся назад и, глядя ей прямо в глаза, улыбнулся. Он очень доволен собой, сердито подумала Милли, стараясь совладать с хаосом охвативших ее чувств.
 — Вы же обещали хорошо вести себя, — осевшим голосом напомнила она и кашлянула, надеясь, что он воспримет это как проявление нервозности. На самом деле она и не думала нервничать… — Но не сдержали своего обещания. Уходите!
 Его густые брови удивленно поползли вверх.
 — Вы выгоняете меня всего лишь за один короткий поцелуй?
 — Вовсе не короткий… — начала было Милли.
 — Ну что вы, это был совсем коротенький поцелуй, — поправил ее Рональд Бредли. — Знаете, я все больше убеждаюсь, что вы не искушены в искусстве любви, Золушка.
 Он нарочно снова назвал ее этим прозвищем!
 — Это уже слишком. Вон отсюда, — спокойно сказала она.
 Но Бредли невозмутимо уселся на стул и вытянул перед собой ноги. Всем своим видом он явно хотел показать, что собирается провести здесь всю ночь.
 — А как же наш договор? — спросил он.
 — Никаких договоров. Я сказала — вон! И она направилась к кухонной двери.
 — Значит, вы бросите меня на съедение журналистам?
 — Думаю, они уже давно разошлись по домам, — взглянув на часы, заметила Милли.
 — Эти люди вообще никогда не спят, — заверил Бредли, наблюдая за ней из-под ресниц.
 — Все равно вам рано или поздно придется продемонстрировать им свое мужество. Так почему бы не сделать это сейчас?
 — Сейчас? О нет! Я надеюсь, они уйдут к утру, чтобы отнести свои статьи в редакцию.
 — К утру? — От возмущения у Милли перехватило дыхание. — А обо мне вы подумали?!
 — Не беспокойтесь. Я скажу, что мы с вами никогда раньше не встречались.
 — Вы так говорите, словно…
 — Словно мы любовники, — с готовностью подсказал Бредли. — Увы, публика превратно истолковывает любые, даже самые невинные поступки. Вы так не думаете?
 Он посмотрел Милли прямо в глаза. Сейчас они показались ей дружелюбными, полными тепла и какого-то умиротворения, но она хорошо помнила, как высокомерно он держался на вечеринке у Джуди. Этот человек — актер, твердила себе Милли, и верить ему нельзя.
 — Вам вряд ли понравится то, что я в действительности думаю, — сказала она. Бредли негромко рассмеялся.
 — Возможно, вы правы. — Потягиваясь, он поднялся со стула. — Но, так или иначе, сегодня мне с большим трудом удалось избежать атак представителей прессы. Надеюсь, вы не станете портить мне остаток вечера?
 — Ошибаетесь, — с подчеркнутой вежливостью ответила она и взялась за телефонную трубку. — Пока не поздно, убирайтесь тем же путем, что пришли, — по пожарной лестнице. Или я вызову полицию. — Как вам понравится заголовок: «Рональд Бредли провел ночь в полицейском участке?».
 — Мне это не впервой, — безразлично заметил он. — Но если вы так настаиваете…
 Он неторопливо встал, потягиваясь, а Милли удивленно уставилась на него, все еще не веря в возможность столь легкой победы. Воспользовавшись этим, Бредли ловко выхватил трубку из ее руки. Это была больная рука. Под манжетой блузки он, конечно же, просто не мог рассмотреть временно наложенную шину, и все же… Едва сдержав крик боли, Милли свирепо сказала:
 — Ищете неприятностей? Так вы их получите. Сначала — нарушение неприкосновенности жилища, а теперь еще и нападение.
 — Нападение? — хохотнул он. — Вы опять о том поцелуе?
 — Нет, — резко ответила она, но ее лицо зарделось.
 Из телефонной трубки донесся голос консьержа:
 — Мисс Роббинс! Вы слышите меня, мисс Роббинс?
 — Фред! — закричала она, но Рональд зажала ей рот рукой.
 — Мисс Роббинс! — продолжал взывать консьерж.
 — Скажите ему, что у вас все в порядке. Иначе вместе со мной попадете в газеты. Вы поняли?
 Милли кивнула. Теперь она поняла, как ему удалось одержать победу над двумя журналистами:
 Бредли всегда играл до конца, и его мало интересовало, какой ценой доставалась ему победа.
 Он убрал руку от ее лица и протянул ей телефонную трубку.
 Холодея от бешенства, она отчетливо произнесла:
 — Фред, немедленно поднимитесь ко мне. Мистер Рональд Бредли творит здесь черт знает что.
 Бредли нажал на рычаг, прерывая разговор, но было уже поздно.
 — Вы, маленькая…
 — Кто?
 Милли была довольна собой. Она не позволила ему одержать над собой победу.
 — Вы хоть отдаете себе отчет в том, что натворили?
 — Просто позвала на помощь. — Милли пожала плечами. — Я же предупреждала вас.
 — Что ж, вы получите помощь. От бульварной прессы. Какая глупость!
 — Что вы болтаете?! — нетерпеливо сказала она. — Я всего лишь позвала местного консьержа.
 — Вы сообщили ему, что я здесь, — уточнил Рональд.
 — Ну и что из того?
 — А холл буквально кишит газетчиками. — Он окинул ее злобным взглядом. — Пошевелите мозгами, мисс Роббинс. Что вы скажете им всем, открыв дверь?
 — Но согласитесь, я ведь действительно нуждалась в помощи, — возразила Милли. — Возможно, ваши поклонницы и в самом деле мечтают оказаться с вами наедине в пустой квартире, но у меня, откровенно говоря, от одной этой мысли просто мурашки по телу бегают.
 И вдруг она с удивлением заметила, что удар попал в цель, разглядеть краску смущения на его загорелом лице. С легким жестом протеста Бредли отвернулся.




 Глава 3


 В дверь несколько раз позвонили. Нервно и настойчиво.
 — Что же мне теперь делать? — с жалким видом спросила Милли. — Я вовсе не намеревалась впутываться в такую отвратительную историю.
 — Открывайте, — резко ответил Бредли. — Вы же звали на помощь.
 — Но что мне сказать им? Он только пожал плечами.
 Прерывающимся от волнения голосом она взмолилась:
 — Пожалуйста, помогите! Я никогда не попадала в подобную ситуацию и не знаю, что делать.
 Рональд сердито взглянул на нее.
 — Для начала вам следует надеть туфли. — В его голосе еще слышалась обида. — Что, по-вашему, подумают эти люди, увидев вас босой и с распущенными волосами?!
 Милли вспыхнула. Что ж, если это месть с его стороны, то справедливая. Она позвала на помощь вовсе не потому, что действительно боялась Рональда Бредли, а исключительно от злости. И ему это было известно так же хорошо, как и ей самой.
 Она тихо сказала:
 — Вы же знаете, у меня отвалился каблук. Правда, где-то здесь осталась моя балетная обувь.
 — Так найдите ее!
 Звонок прозвенел снова.
 Милли обнаружила балетные туфли в самом дальнем углу шкафа. Она быстро натянула их и, приглаживая руками волосы, направилась к двери. В конце концов, на вечеринке у Джуди было полно женщин с такими прическами…
 — Ваши волосы выглядят так, словно из них только что вынули шпильки. Все решат, что это сделал я. — Рональд вздохнул. — Знаете, сколько времени нужно потратить женщине на то, чтобы ее волосы выглядели подобно вашим — словно чуть-чуть взлохмаченные легким порывом ветра.
 — Это вам известно по опыту? — не удержалась от колкости Милли.
 Он с иронией посмотрел на нее и сухо сказал:
 — Что вы имеете в виду? Сам я, конечно, никогда не укладывал их так, а вот наблюдал за этим процессом не раз.
 — Мне жаль этих женщин.
 Бредли продемонстрировал свою знаменитую улыбку.
 — Почему? Они казались очень даже довольными.
 Звонки в дверь возобновились, и теперь к ним присоединились громкие голоса. Так значит, Бредли был прав, предупреждая, что Фред придет не один? Милли побледнела.
 Он смотрел на нее без тени сочувствия.
 — Если вы не откроете дверь, они ее просто вышибут, — заметил он.
 — Что же мне сказать им?
 — Что хотите.
 Бредли равнодушно пожал плечами, но потом, увидев ее побледневшее лицо, все же сжалился.
 — Скажите, что я сразу же ушел, как только понял, что ошибся квартирой.
 Подобная отговорка была, конечно, малоубедительной, но единственной. Милли нервно сглотнула и, снова поправив волосы, направилась к двери. Рональд спрятался в прихожей.
 Оберегая больное запястье, она не сразу справилась с замками, но в конце концов ей все-таки удалось открыть дверь. Там стояло трое мужчин:
 Фред, еще один консьерж и тот самый фотограф, что присутствовал на вечеринке у Джуди.
 Милли слабо улыбнулась. Фотограф навел на нее объектив, и она вдруг поняла, что разделяет отношение Рональда Бредли к репортерам. К счастью, тот опустил его.
 — Мисс Роббинс, с вами все в порядке? — спросил Фред.
 Он знал Милли еще с тех пор, как она жила у Пита, и сейчас явно был искренне обеспокоен за нее.
 — Бредли натворил здесь что-нибудь? — с любопытством спросил фотограф.
 В нем нет ни капли человечности, подумала Милли. Даже не потрудился поинтересоваться, что с ней случилось, не напугана ли она. Да, он пришел сюда исключительно для того, чтобы получить скандальный сюжет для газеты.
 — Он что-нибудь разбил? — продолжал интересоваться репортер. — На этой неделе Бредли уже побуянил. В редакции есть снимки.
 Милли с негодованием посмотрела на него.
 — Спасибо за заботу! Нет, он ничего не разбил.
 — Как же он вошел к вам? — поинтересовался Фред. — Сломал замки?
 Она отрицательно покачала головой.
 — Нет, через террасу. Я сама впустила его. Мне показалось, что это мой знакомый.
 — Вот как? — Фотограф попытался заглянуть через ее плечо. — Что ж, теперь он вам действительно знаком. Где же он?
 — Ушел. — Краем глаза Милли видела, что Рональд уже стоит в дверях комнаты Пита.
 — Значит, вы выгнали его, — удовлетворенно заметил Фред.
 Ночной консьерж сказал:
 — Сегодня вечером он был в гостях у миссис Риз. Надо узнать, не вернулся ли он туда.
 — Должно быть, он просто пьян, — со злой иронией отметил фотограф. — Решил, что играет в одном из своих фильмов. Забрался по стене дома, как супермен.
 — Там есть пожарная лестница, — холодно пояснила Милли. — Она абсолютно безопасна. Я сама ею иногда пользуюсь.
 — Да?.. — Фоторепортера это явно заинтересовало. — Сегодня вы тоже воспользовались ею, не так ли? А Ронни увидел это и последовал за вами? — Он достал из внутреннего кармана потрепанную записную книжку. — Сколько вам лет, мисс Роббинс? Чем вы занимаетесь? Вы живете здесь? Одна?
 Услышав за спиной легкое движение, Милли торопливо сказала:
 — Послушайте, спасибо за то, что пришли мне на помощь. К счастью, все обошлось. Но я очень устала. Может быть…
 — Вы встречались с Бредли раньше? Работаете в кино? — продолжал расспрашивать тот. — Почему вы позвали на помощь? Бредли приставал к вам?! Вы сопротивлялись!? Закричали и он убежал?!
 — Это просто недоразумение, — тщательно подбирая слова, сказала Милли. — Мистер Бредли ошибся квартирой. Мы все выяснили, и он сразу же ушел.
 Репортер хитро улыбнулся.
 — Ушел? Или убежал?
 — Что ж, если у вас все в порядке, мисс Роббинс, то мы, пожалуй, пойдем, — вмешался в разговор консьерж. — Из-за вечеринки у миссис Риз в доме сегодня много народу, и я не хочу надолго отлучаться. — Он внимательно посмотрел на нее. — Вы действительно в порядке?
 — Все нормально, Фред, спасибо. Я просто устала и собираюсь лечь спать.
 — Когда… — снова начал было репортер, но Фред остановил его, положив на плечо свою тяжелую руку.
 — В таком случае нам пора, — твердо произнес он. — Спокойной ночи, мисс.
 — Спокойной ночи.
 Закрыв дверь, Милли с облегчением прислонилась к ней спиной.
 — Ну что ж, мы все-таки остаемся здесь на ночь? — спросил Рональд, появляясь из темноты.
 От неожиданности Милли едва не подпрыгнула.
 — Что?!
 Он неторопливо двинулся в ее сторону.
 — Вы же сами сказали, что собираетесь лечь спать. Это хорошая идея. Я буду просто счастлив остаться здесь на ночь.
 — Нет, не останетесь, — твердо возразила Милли. — Вы вернетесь на вечеринку к Джуди Риз. Он отрицательно покачал головой.
 — Ну уж нет. Вы сказали этому репортеришке, что я ушел. Теперь он обязательно вернется на вечеринку.
 Милли недоуменно уставилась на него.
 — Чтобы выяснить мою версию случившегося, — терпеливо пояснил он. — Меня, конечно, сфотографируют. Вы представляете, какой это будет удар по моей репутации?
 — А если вы останетесь у меня ночевать, это ее улучшит?
 Бредли театрально вздрогнул.
 — Как вы жестоки! Впрочем, если вы и дальше будете хранить молчание, я им тоже ничего не расскажу.
 И он, дружески положив руку на плечо Милли, повел ее в гостиную.
 — К утру репортер поймет, что упустил меня, — мягко сказал Рональд, — и потеряет к вам всякий интерес. Мы выйдем отсюда по одному. Или даже вместе. Это уже будет неважно.
 Но Милли вовсе не хотелось, чтобы он оставался ночевать в квартире Пита.
 — Как все это глупо! Не понимаю, как вы могли поставить меня в такое дурацкое положение. Я позвоню Джуди.
 Рональд пожал плечами.
 — Она скажет вам то же самое, что и я. Подождите до утра, пока все успокоится.
 — И все же я посоветуюсь с Джуди, — упрямо повторила Милли, — и поступлю так, как она скажет.
 Когда Милли рассказала Джуди, что произошло, та развеселилась.
 — Спасибо, что сообщила мне, дорогая. Но ведь я не нянька Ронни Бредли. По крайней мере, пока. Желаю вам хорошо провести время…
 — Джуди! — вскричала Милли, поняв, что та собирается положить трубку. — Я хочу, чтобы он ушел отсюда!
 — Он обязательно уйдет, — успокоила ее Джуди. — Завтра утром у него назначено интервью с корреспондентом какого-то женского журнала, так что он непременно вернется к себе в гостиницу.
 — Но…
 — Послушай, дорогая. Он ничего не разбил?
 — Именно об этом меня спросил фотограф, — медленно произнесла Милли.
 — Естественно. Видишь ли, когда Ронни бесится, он крушит все вокруг. Но тебе не о чем беспокоиться. Завтра рано утром, после того, как уйдут эти щелкоперы, отправишь его домой. — И, словно вспомнив о чем-то, Джуди добавила:
 — Да, заставь его расписаться в книге гостей. По-моему, у Пита есть такая.
 Довольно хихикая, она повесила трубку. Милли с отвращением посмотрела на издававший короткие гудки телефон и направилась обратно в гостиную, чтобы сообщить Бредли, что он был прав.
 Однако там никого не было. Милли вышла на террасу. Там его тоже не было, как, впрочем, и в коридоре, и в кабинете Пита. Дверь в ванную была открыта настежь, но свет там не горел.
 — Рональд, где вы? Похоже, вам действительно придется остаться. Я постелю вам…
 И тут Милли осенила догадка. Она подошла к двери спальни и толкнула ее. Посередине широченной кровати Пита, небрежно раскинувшись, глубоким сном спал полностью одетый Рональд Бредли.
 Теперь, когда противник больше не наблюдал за ней, к Милли неожиданно вернулось чувство юмора. Она весело засмеялась. Незваный гость спал на единственной кровати в квартире.
 Милли почувствовала, что страшно устала. У нее не было сил будить его и снова сражаться с ним. И она решилась. Тихо подойдя к кровати, она прилегла на самом краешке и тут же провалилась в забытье.
 Милли проснулась в обычное для себя время. Солнце светило в комнату сквозь занавески. Но это были не ее занавески. Тут она все вспомнила и слегка приподнялась на локте.
 Справа от нее кто-то зашевелился, слегка посапывая. Она взглянула в ту сторону. В это трудно поверить, но она провела всю ночь — или, по крайней мере, ее большую часть, — доверительно прижавшись к Рональду Бредли. Его рука и сейчас небрежно лежала на ее бедре.
 Милли взглянула на эту большую и сильную руку, беззаботно расслабленную во сне, и у нее встал ком в горле. Она нервно сглотнула и, стараясь не дышать, начала осторожно отодвигаться. Рука чуть дернулась и по-хозяйски обняла ее бедро. Милли замерла. Рука стала поглаживать ее, но она видела, что Бредли так и не открыл глаз.
 Сжав зубы, Милли решила переждать эти вызывающие у нее чувство неловкости ласки и дождаться, когда он снова уснет. Но тут его глаза открылись.
 Какое-то мгновение Бредли казался удивленным. Потом сознание полностью вернулось к нему, и его губы раздвинулись в уже знакомой ей улыбке, которую никак нельзя было назвать доброй. Его рука скользнула вниз и мягко сжала ее колено. Милли не смела даже шевельнуться.
 — Прекратите, — хрипло произнесла она. Его улыбка стала еще шире. Он не сводил глаз с ее лица. Как паук, опутывающий свою жертву, он сознательно парализует мою волю, подумала она, и эта мысль помогла ей сбросить его колдовские чары.
 Она отодвинулась и собралась уже соскользнуть с постели, но не тут-то было. Схватив ее за руку, Бредли пресек ее попытку подняться.
 — О нет! — простонала Милли.
 Рональд притянул ее к себе. Он казался равнодушным, почти скучающим, но его поцелуй был совсем другим.
 Я не могу пошевелиться, подумала Милли, и, что еще хуже, не хочу.
 Он мягко рассмеялся.
 — Это не совсем то, чего вы ожидали? Она подняла затуманенные глаза.
 — Что?
 — Вы забрались в мою постель, — пояснил он нарочито суровым тоном, — уже после того, как я уснул. Не припомню, чтобы я приглашал вас.
 Милли снова попыталась высвободиться, но Рональд Бредли, казалось, не замечал этих попыток. Его объятия напоминали железные тиски. Никогда в жизни Милли еще не чувствовала себя такой беспомощной.
 У нее сложилось отчетливое впечатление, что он ужасно сердит, а его деликатность — скорее результат разностороннего опыта. Он словно наказывал ее за что-то.
 Задыхаясь, Милли попыталась оторваться от его губ, но тут же смолкла.
 Рональд плавным движением перевернулся, и мгновение спустя Милли уже лежала на спине, а он оказался сверху. Она в ужасе закрыла глаза.
 — Очень хорошо, — целуя ее веки, насмешливо произнес он.
 Шон никогда не целовал ее так… А это было так приятно! Она почувствовала, как его пальцы расстегнули верхнюю пуговицу ее блузки. Затем Рональд склонился над ней, и острое чувство наслаждения пронзило ее, когда его губы коснулись нежной кожи груди. Она потянулась к нему, и тут резкая боль пронзила ее запястье. Милли непроизвольно вскрикнула.
 Он на мгновение замер.
 — Отпустите! — взмолилась она.
 Бредли отодвинулся, и она села на кровати, вытянув больную руку перед собой, а потом склонилась над ней, словно убаюкивая.
 — Что случилось? — резко спросил он. Милли закусила губу. Боль начала стихать, но ее последствия — чувство слабости и какой-то беззащитности — снова в полной мере возвратились к ней.
 — Мое запястье, — наконец прошептала она. — Оно сломано.
 — Но ведь вы без гипса. — В его голосе прозвучало что-то похожее на обвинение.
 — Да, — сказала она. — Его сняли пару недель назад, и осталась только шина, благодаря которой запястье остается зафиксированным. Вчера вечером я сняла ее.
 — Зачем? Чтобы приласкать меня? Милли густо покраснела, не смея взглянуть на него.
 — Нет. Я надеваю ее, только когда хожу за покупками или веду машину.
 — Или когда ходите на вечеринки, — сухо добавил он.
 — В общем, да. Но я на них почти не хожу.
 — Черт! — помолчав, сказал он. — Это серьезный перелом?
 Пальцами правой руки Милли осторожно ощупала больное запястье. Сможет ли она когда-нибудь играть, как прежде? Никто не мог дать ей никаких гарантий на этот счет.
 — Не знаю, — тихо произнесла она. — Врачи сказали, что не очень.
 — Ну и?.. — продолжил он расспросы. Почему его это заинтересовало? — удивилась Милли. Никто не расспрашивал ее о руке, ни отчим, ни даже Шон, хотя номинально он все еще был ее учителем.
 Не глядя на Рональда, она покачала головой.
 — Они сказали, что еще какое-то время она будет болеть. Постепенно пройдет.
 — Но ведь вы заорали так, будто вам действительно было страшно больно. Я что, придавил вам руку?
 — Нет. — Милли судорожно втянула воздух. — Я сама виновата. Я хотела вытащить ее из-под себя.
 — Так значит, вы сами улеглись на нее? — Он протянул руку и взъерошил ей волосы. — Бедная Золушка. Вам не очень-то везет сегодня утром, ведь верно?
 Милли вздрогнула, но приказала себе оставаться спокойной.
 — Да, утро действительно могло бы быть более удачным, — призналась она. — Особенно если бы вы не называли меня Золушкой и не делали неверных выводов.
 В ответ Рональд Бредли лишь скрестил на груди руки. Она заметила, что пуговицы на его рубашке также расстегнуты, и отвела взгляд: вид загорелой кожи будоражил ее, не давая возможности сосредоточиться.
 — Какие именно выводы? — поинтересовался он.
 — Вы, кажется, считаете, — четко выговаривая слова, произнесла Милли. — что я сама легла к вам в постель, радуясь представившейся возможности переспать с восхитительным Рональдом Бредли.
 — Ах, это… — Он явно ни в чем не раскаивался.
 — Так вот, вы заблуждаетесь. Если бы в квартире была еще одна кровать или хотя бы диван, то вы наверняка спали бы в одиночестве, а я не бы рисковала второй раз сломать себе запястье.
 Бредли нарочито поморщился.
 — Это удар ниже пояса. Вы не предупредили меня о своей больной руке.
 — Как и о том, что вы заняли единственную в квартире кровать, — добавила она. — Дело в том, что меня просто не было возможности сделать это — вы набросились на меня прежде, чем я успела открыть рот.
 Смысл сказанного наконец-то дошел до него.
 — Единственную кровать? В такой огромной квартире? Вы, наверное, шутите?!
 — Мой отчим Пит, — холодно пояснила Милли, — не часто принимает гостей. У него в квартире есть два рояля, арфа и студия звукозаписи. Здесь есть, где поесть, выпить, поработать и послушать музыку, но гости, как правило, не остаются ночевать, поэтому нет и лишних кроватей.
 — Боже мой, — растерянно произнес Бредли. Он внимательно оглядел комнату. — Так это спальня самого маэстро! — В его голосе прозвучали веселые нотки. — Думаю, мне следует принести вам свои извинения.
 — Согласна.
 Его глаза снова остановились на ее лице, и в этом испытующем взгляде было нечто такое, от чего Милли стало неуютно.
 — Считайте, что я извинился перед вами, — наконец выдавил Рональд.
 Она резко выпрямилась.
 — А теперь, если я снова попытаюсь встать с постели, вы отпустите меня?
 Рональда Бредли было невозможно смутить. Он ухмыльнулся.
 — Конечно. Особенно, если за это я получу завтрак.
 Милли возмущенно фыркнула и, не удостоив его ответа, вскочила с постели. Выходя из комнаты, она отказалась признаться себе в том, что услышала тихий смешок, раздавшийся ей вслед.
 Телефон зазвонил, когда она, бормоча себе под нос проклятия, готовила кофе. Это был Фред, консьерж.
 — Доброе утро, мисс Роббинс. — Казалось, он чувствует себя неловко. — Здесь повсюду фотографы. Они ждут даже на улице.
 — Да? — Милли была смущена и одновременно взбешена этим сообщением, но старалась говорить безразличным тоном. — А в мусорном ящике их случайно нет?
 — Кажется, двое действительно сидят на них, невозмутимо сообщил Фред, — нацелив свои объективы на входную дверь. Я подумал, что вам будет небезынтересно узнать об этом. Ведь у вас так много вещей, которые нужно будет сложить в машину, — неуклюже добавил он.
 — Да, конечно, — согласилась Милли и, поблагодарив консьержа, поспешила в спальню.
 Рональд все еще лежал в постели и, опершись на подушки, небрежно листал одну из книг Пита. Очевидно, какой-нибудь широко разрекламированный в прессе детектив из тех, что обычно валялись на прикроватной тумбочке.
 — Завтрак готов? — подняв глаза, поинтересовался он.
 — Нет.
 Милли была слишком взволнована, чтобы обидеться на тон, которым был задан этот вопрос. Рональд словно обращался к прислуге.
 Он заметил ее нервозность и нахмурился.
 — В чем дело?
 — Только что позвонил консьерж. Журналисты ждут нас внизу. Они прячутся даже в гараже, держа наготове свои объективы. Что будем делать?
 Его брови поползли вверх.
 — Должно быть, им заказан репортаж.
 — Это вовсе не смешно, — свирепо произнесла она.
 Рональд откинул покрывало, сел и, спустив ноги на пол, стал нащупывать туфли.
 — Они под столом, — машинально подсказала Милли.
 — Спасибо. — Он надел туфли. — Думаю, в данной ситуации нам придется проявить изобретательность.
 В его голосе звучали покровительственные нотки, и Милли разозлилась.
 — Что вы собираетесь сделать? Бросить на них мокрые полотенца и убежать? — саркастически поинтересовалась она.
 — Думаю, мне лучше просто «испариться». — Он взмахнул рукой, подражая фокуснику. — Как призрак, — заговорщически добавил он.
 — Но как? Через мусоропровод? — едко поинтересовалась Милли.
 Ее словно загипнотизировали плавные движения его артистичных рук, и, хотя Рональд даже не взглянул в ее сторону, она, казалось, физически ощутила его прикосновение.
 — Нет.
 Он начал застегивать рубашку. Слишком хорошо помня, при каких обстоятельствах она была расстегнута, Милли поспешно отвернулась и уставилась в окно.
 — Видно что-нибудь? — спросил он, вставляя в манжеты небольшие серебряные запонки и подходя к ней.
 — Н-нет. — Она отодвинулась. — Отсюда видно только дорогу к дому. Что вы собираетесь делать?
 Рональд улыбнулся, но его глаза были по-прежнему серьезны.
 — Вы тайком выведете меня отсюда. Переодетым.
 — Я? Да вы с ума сошли! Каким образом? У меня здесь нет никакой одежды. Да и она была бы вам мала. — Она взглянула на его небритые щеки и по-мужски широкие плечи. — К тому же вы совсем не похожи на женщину.
 — Мне и не нужна ваша одежда, — вкрадчиво сказал он. — Мне нужны вы.
 — Я? — еле выговорила она. Его глаза смеялись.
 — Вернее, чтобы вы сопровождали меня.
 — Что вы имеете в виду?
 Рональд небрежно оперся о край старинного секретера палисандрового дерева. Заскрипев, тот покачнулся, но Милли сейчас было не до протестов.
 — Все знают, что вы сегодня уезжаете — консьерж, ваши соседи, возможно, даже эти парни с фотоаппаратами. — Он пожал плечами. — Вы просто возьмете меня с собой.
 — И вы всерьез считаете, что вас не заметят? Но вас не назовешь невидимкой, а эти люди явно знают, кого именно они ждут.
 — Я переоденусь, — спокойно повторил он. — У вашего консьержа наверняка найдется лишняя форма. Никто не обратит внимания на человека в форме консьержа, особенно когда он несет чемоданы хорошенькой женщины.
 — Почему он должен одалживать вам брюки?
 — Как все шотландцы, в душе этот парень-романтик. А вы расскажете ему, что это была любовь с первого взгляда и нам нужно было какое-то время побыть наедине, — подсказал Бредли.
 — Я не сделаю этого! — возмутилась Милли.
 — Сделаете, — твердо произнес он. — Это вы виноваты в том, что все узнали, где я, а значит, вы в долгу передо мной. Впрочем, поговорить с консьержем я могу и сам.
 Фред Макдугал был действительно тронут романтической историей, которую поведал ему Рональд. В тихой ярости Милли слушала, как он излагал консьержу свои объяснения, но не могла не отметить, что это было сделано весьма деликатно: Рональд не сказал ничего, против чего она могла бы возразить по существу. Правда, в его тоне сквозил намек на неожиданно возникшее между ними чувство.
 В результате они получили от Фреда не только щегольскую форму шофера, но и искренние пожелания удачи.
 — Как вы могли?! — свирепо прошептала Милли, когда они по служебной лестнице поднимались обратно в квартиру.
 — А что я такого сказал? — невинно спросил Рональд.
 — Я имею в виду не то, что вы сказали. А то, как вы это сделали. Он засмеялся.
 — Я же актер. Романтические сказки — моя профессия. — Он с загадочным видом посмотрел на нее. — Не волнуйтесь. Золушка, вы уже почти избавились от меня.
 — Надеюсь, что это так, — сухо ответила Милли. Вернувшись в квартиру, он быстро переоделся, а она занялась своим запястьем. Бредли с любопытством смотрел, как она надевает эластичную повязку.
 — Вы уверены, что действительно можете вести машину с этой штукой на руке?
 — Значительно лучше, чем без нее. А сейчас рука действительно побаливает.
 Он нахмурился, но это ускользнуло от внимания Милли, занятой последней проверкой списка вещей Пита.
 — Пожалуйста, вызовите лифт, — попросила она и взялась за одну из сумок.
 — Ну, уж нет. — Бредли отобрал у нее сумку. — Лифт вызываете вы, а я беру на себя роль носильщика.
 Рональд сдержал слово, так что Милли не пришлось нести ничего, кроме набора аудиокассет. В слабо освещенном помещении подземной стоянки, когда они грузили в машину вещи, дежурившие при входе репортеры даже не взглянули на ее спутника.
 Рональд взял у Милли ключи, уселся за руль и открыл противоположную дверь.
 — Садитесь, мисс Роббинс.
 — Но… — заупрямилась она. — Это машина моего отчима. Он доверяет ее только мне.
 — Дорогая, не волнуйтесь, я опытный водитель.
 Милли едва сдержалась, чтобы не топнуть ногой.
 — Ну и что! — громко произнесла она, и тут один из фотографов оглянулся.
 — Вылезайте немедленно! — прошипела она. — Или я сделаю так, что вы попадете в газеты как угонщик машин.
 Но тот вообще не смотрел в ее сторону. Казалось, его внимание полностью сосредоточено на лобовом стекле, поэтому Милли была застигнута врасплох, когда он схватил ее за плечо и силой втащил в машину.
 А репортеры уже бежали в их сторону, держа фотоаппараты наготове.
 — Похоже, из-за вас я действительно попаду в газеты, — холодно заметил Бредли, заводя мотор. — Немедленно закройте дверь.
 Милли захлопнула дверцу машины и, снова неловко повернув руку, вскрикнула от боли. Рональд Бредли посмотрел на нее непроницаемым взглядом.
 — Либо нагнитесь, либо улыбайтесь, — посоветовал он. — Сейчас вас будут снимать. — Под обстрелом слепящих фотовспышек автомобиль быстро выехал из гаража. — Не расстраивайтесь, — спустя некоторое время с усмешкой добавил Рональд. — Даже если фотография будет нечеткой, эти люди обязательно уточнят ваше имя у консьержа. Так что ваши друзья непременно узнают обо всем.




 Глава 4


 Милли онемела от возмущения.
 Нет, его самомнение просто невыносимо. Неужели он полагает, что она действительно хотела, чтобы кто-то узнал о ее отъезде с ним этим ранним воскресным утром?!
 — Узнают о чем? О том, что меня похитили? — поинтересовалась она сквозь зубы. Бредли пожал плечами.
 — Если вам хочется представить все именно так…
 — А как еще это можно представить? — огрызнулась Милли.
 Тяжелая машина, визжа тормозами, вписалась в крутой поворот. Рональд посмотрел в боковое зеркало.
 — За нами никого нет. По крайней мере, пока. Милли сжала кулачки.
 — Послушайте, вы, хулиган! Это что — похищение?
 Он метнул взгляд в ее сторону.
 — Скорее, хорошо подстроенная ловушка.
 — Что?
 — Более тщательно подготовленная, чем в первый раз, — пояснил он.
 — Вы хотите сказать, что это я подстроила вам ловушку?!
 — А разве нет? — Его голос звучал жестко. — Ведь вы вызвали консьержа вчера вечером, к именно вы заорали, как ребенок в фильме ужасов, там, в гараже.
 — Но вы пытались украсть машину моего отчима!
 Милли едва не задохнулась от несправедливости подобных обвинений.
 Бредли нетерпеливо фыркнул.
 — Вы всерьез утверждаете, что можете вести эту машину?
 — Да, — с достоинством ответила Милли, хотя это не совсем соответствовало действительности.
 — Хорошо. Тогда поверните руль и держите его, — решительно скомандовал он и резко свернул к обочине.
 — Что? — Она явно смутилась. — Не глупите, я ведь сижу с другой стороны.
 — Не так уж это и неудобно. Вы ведь хотите сама вести эту чертову машину! Так покажите, что действительно можете удержать ее на дороге. Давайте!
 Бормоча проклятия, Милли попыталась вести машину с пассажирского сиденья. Это было нелегко, и у нее снова разболелась рука. В итоге она отпустила руль.
 — Ну, что? — В голосе Бредли не было ни капли сострадания.
 Милли поджала губы.
 — Чего вы, собственно, добиваетесь?
 — Хотел продемонстрировать, что вы не в состоянии удержать руль, — бесстрастно ответил он. — Он вообще слишком тяжел для вас. А тут еще ваша рука. Если бы не я, вы вообще не смогли бы скрыться от репортеров.
 Милли решительно тряхнула головой.
 — Глупости, — холодно заметила она. — Сегодня я отправляюсь на этой машине в Испанию. Пит, мой отчим, никогда не попросил бы меня об этом, если бы не доверял мне.
 — В Испанию? — не веря своим ушам, переспросил Рональд.
 — Почему это вас так удивило?
 — Это безумие. — У него побелели губы. — Сейчас вы не смогли бы управлять даже тележкой из бакалейной лавки.
 — Перестаньте опекать меня! — возмущенно воскликнула Милли.
 — Не понимаю, что это за отчим, который поручает вам со сломанной рукой вести такую тяжелую машине! Или вы намеревались ехать туда не одна? — медленно, чеканя слова, поинтересовался Бредли.
 Милли хотелось ударить его, но вместо этого она притворно сладким голосом сказала:
 — Да, одна. Если, конечно, вы не захотите поехать туда вместе со мной. А мой отчим — самый лучший из всех. После того, как моя мать вышла за него замуж, он…
 — Неплохая идея, — пробормотал Рональд.
 — Он стал мне ближе, чем родной отец, — закончила фразу Милли и вдруг осознала его слова, — Что вы сказали?
 — Я сказал, что мне нравится идея поехать с вами в Испанию.
 — Вы сумасшедший, — устало заметила Милли. Ей пришлось еще не раз, хотя и без видимого эффекта, повторять эти слова — на протяжении всего пути до ее дома и потом, когда Рональд расхаживал по ее квартире. Но он уже даже не притворялся, что слушает ее.
 Милли жила в модернизированном доме викторианской эпохи. Эту квартиру она купила, когда поступила в колледж. Деньги ей дал Пит, который заявил: «Чтобы делать ошибки, человеку необходимо уединиться».
 Вспомнив эти слова, Милли подумала, что сделала только одну ошибку — влюбилась в Шона. Сейчас, наблюдая за своим незваным гостем, она размышляла о том, какой ошибкой в итоге обернется он. Впрочем, влюбляться в Рональда Бредли она не собиралась. Ей казалось, что после истории с Шоном она больше неспособна любить.
 Бредли неторопливо подошел к окну и выглянул наружу. Квартира Милли была на первом этаже и выходила в сад, полный буйно цветущих гиацинтов и поздних нарциссов. Сквозь заросли розмарина осторожно пробирался рыжий кот.
 — Это Марс, — пояснила Милли, когда кот требовательно замяукал. — Бедняга, он, должно быть, умирает с голоду, — добавила она. — Днем его должны были покормить соседи, а я рассчитывала седлать это вечером, когда вернусь с вечеринки.
 — Понятно. — Бредли неодобрительно взглянул на кота. — Он всегда издает такие звуки?
 — Только когда голоден.
 Милли достала кошачьи консервы, выложила их в миску и налила в блюдце свежей воды. Рональд насмешливо наблюдал за ней.
 — Кажется, вы очень преданы друг другу. Вы ведь вдвоем живете здесь, не так ли?
 Он явно намекал на то, что в этой маленькой квартире не было никаких признаков присутствия мужчины. Милли вспыхнула, но сдержалась и спокойно ответила:
 — Думаю, вы сами это поняли. Он слегка приподнял брови.
 — Считаете, что с котами жить легче, чем с людьми?
 — Так уж получилось. Марс сам выбрал меня, когда был еще котенком. Пару недель он просто болтался неподалеку и стрелой влетал в квартиру, прежде чем я успевала закрыть дверь. В итоге мне пришлось сдаться. — Она погладила кота по голове, и тот громко замурлыкал. Рональд внимательно наблюдал за ними. — Но, если уж вас это так интересует, я действительно считаю котов более надежными, чем мужчин, — воинственно добавила она.
 — А вам нужен надежный мужчина? Но ведь с такими скучно жить… А кота мы берем с собой? — перебил он сам себя.
 — Мы вообще ничего больше вместе не делаем, — возразила Милли. — Вы возвращаетесь к себе в гостиницу. Я еду в Испанию. А Марс остается здесь под присмотром соседей.
 — А он не возражает?
 — Нет. — Она легонько почесала кота за ухом, — Он знает, что я всегда возвращаюсь к нему.
 — Должно быть, это приятное ощущение, — заметил Рональд.
 Милли уловила в его голосе насмешку, возмущенно посмотрела в его сторону, выпрямилась и одернула юбку.
 — Несомненно. Ну что же, мне пора переодеваться и складывать вещи. Не забыть бы зубную щетку…
 — А у вас нет лишней?
 Милли резко повернулась к нему.
 — Послушайте, Рональд, вы не сможете поехать со мной. Для этого нужен паспорт, деньги… Неужели вы не понимаете, что подобные поездки планируются заранее?
 — Вы хотите сказать, что тогда вы бы не возражали против моей компании? — вкрадчиво перебил ее он.
 — Что, наконец, скажут люди — мои и ваши знакомые? — раздраженно закончила она.
 — Я не собирался рассказывать им об этом, — парировал он.
 Милли бросила не него взгляд, полный отвращения.
 — Правда? А как вы объясните им, куда пропали?
 — Дорогая, — ласково произнес Рональд, — у такого человека, как я, друзей нет, а есть только партнеры и агенты-работодатели. Да еще, пожалуй, собутыльники.
 — Похоже, вам тоже не помешало бы завести кота, — не без злорадства заметила Милли. Он весело рассмеялся, оценив этот укол по достоинству.
 Когда он смеется, то становится таким обаятельным… — невольно подумала она. Можно не доверять ему, не желать подчиняться, но стоит ему вот так расхохотаться, и любая женщина падет к его ногам, навсегда очарованная и готовая на все.
 Любая, но только не я, твердо сказала себе Милли.
 — Да, меня никто не ждал дома, — сухо, но с легким оттенком грусти подтвердил Бредли.
 — А как насчет вашей работы? — спросила Милли.
 Он опустился на диван и ухмыльнулся.
 — Работа завершена, поэтому я и беснуюсь, — откровенно признался он. — Но пресса заметила это только благодаря вам. А я вовсе не хочу постоянно бегать от репортеров. Так что вы в долгу у меня, Милдред Роббинс.
 — Ничего подобного! — горячо возразила Милли. — Вы сами во всем виноваты.
 — Не нужно так нервничать, — спокойно заметил он. — я еще не встречал такой эмоциональной особы…
 — А я — такого тщеславного, самодовольного, безответственного…
 — Портрет почти точен, — кивнул он и опять рассмеялся.
 — Вы испортили мне вечер, разрушили мои планы, а теперь еще и навязываетесь мне в спутники? — обвиняющим тоном произнесла она.
 Его брови взлетели наверх.
 — Какие планы?
 — Как это какие? Я должна была вернуться сюда еще вчера вечером… Он ухмыльнулся.
 — Чтобы накормить своего кота? — Он взглянул на Марса, который терся о его ноги. — Извини, дружище.
 — Из-за вас я сегодня выбилась из графика. Мне уже давно пора было выехать.
 — В Испанию? Но если вы опаздываете, вам нужен второй водитель, чтобы нагнать упущенное время.
 — Нет, — сквозь зубы процедила Милли.
 — Вы поступаете неразумно. — Он печально покачал головой.
 — Я?..
 — Именно вы. Попытайтесь вникнуть в ситуацию, — предложил он, улыбаясь. — Вы уезжаете в Испанию, оставив меня здесь. Я вызываю такси, еду к себе домой и по дороге рассказываю водителю, как попал сюда, возможно упомянув, кто ваш отчим. — Он лукаво посмотрел на Милли и добавил:
 — А у таксистов хорошие связи с прессой.
 — Вы не сделаете этого, — сказала она, но не слишком убежденно.
 — Вам будет неприятно, если станет известно, что мы вместе провели ночь? Но почему? — удивился он. — Ведь вы не ребенок и, кажется, ни с кем не помолвлены…
 Милли вспомнила о том, как в свое время задела Пита неразборчивость ее матери. Мысль о том, что дочь встала на тот же путь, наверняка больно ранит его. А Шон… Она побледнела, страшась даже подумать о том, что может сделать Шон, и инстинктивно прижала к груди больную руку.
 — Все так, — резко сказала она. — Но мне это не понравится хотя бы потому, что это не правда. На губах Рональда заиграла смутная улыбка.
 — Тем не менее теперь у вас есть шофер, хотите вы этого или нет.
 Милли взглянула на его самоуверенное лицо и… сдалась.
 Бредли действительно не нуждался в том, чтобы специально готовиться к отъезду. В его бумажнике было полно кредитных карточек, а потрепанный паспорт лежал в заднем кармане брюк.
 — Сообщите о своем отъезде хотя бы в гостиницу, — сказала Милли. — Иначе вас объявят в розыск, и нас будет преследовать полиция.
 — Как вы предусмотрительны! — засмеялся он. — Хорошо, я так и поступлю. Думаю, мой новый агент сможет разрешить все проблемы.
 Милли не хотела слышать, о чем именно Бредли говорил по телефону с Джуди. Она быстро переоделась, приласкала Марса и взялась за небольшой чемоданчик, но Рональд неторопливо подошел к ней и взял его из ее рук.
 — Джуди еще не совсем проснулась, поэтому не задавала лишних вопросов, — с удовлетворением отметил он. — А теперь вот что. Вы умеете читать карту?..
 Увы, Бредли недолго пребывал в прекрасном расположении духа. Он просто возненавидел паром… особенно после того, как им пришлось воспользоваться этим видом транспорта во второй раз. Ведь сначала они перебрались из Ирландии в Англию, а затем через Ла-Манш во Францию.
 Чтобы сохранить инкогнито, Рональду пришлось постоянно прятать глаза за массивными темными очками. Его раздражали и встречные машины на автостраде, и не знающие английского официанты французских ресторанчиков… Однако в целом, если не считать разногласий по поводу маршрута, они с Милли прекрасно поладили друг с другом.
 Он отлично водил машину: быстро, но аккуратно — не рисковал зря, не нервничал и не сердился, когда солнце слепило его глаза или движение на автостраде настолько замедлялось, что, казалось, машина едва ползет. В конце пути Милли даже захотелось сделать ему комплимент.
 — Вы очень хороший водитель, — сказала она, наблюдая за тем, как его сильные руки держат руль.
 Бредли насмешливо покосился в ее сторону.
 — Я с девяти лет за рулем.
 — С девяти? — опешила Милли. — Но это, должно быть, запрещено законом! Его глаза хитро заблестели.
 — А вы никогда не преступаете закон?
 — Разумеется, нет, — ответила она и, тут же пожалев об этом, скрывая смущение, торопливо спросила:
 — Каким образом, черт возьми, вам это удавалось?
 — В детстве это было не самым серьезным моим проступком. Существовали еще наркотики и тлетворное влияние улицы…
 Потрясенная до глубины души, Милли искоса посмотрела на его жесткий, сильный профиль. Да, у него вид человека, способного решить любую проблему.
 — Как же вам… — начала было, но не договорила она. Не очень-то тактично спрашивать, как ему удалось изменить свою жизнь.
 Но Рональд прекрасно понял, что она собиралась сказать.
 — Как я сделал карьеру? — Его голос стал резким, а красивое лицо еще более жестким. — Наверное, от злости. Я знал, что талантлив, и не понимал, почему богачи должны оставлять меня за бортом.
 Милли понимала его. Ведь вот и Шон тоже делал все, что мог, чтобы ее сочинения никто не слышал. А она всегда была уверена, что талантлива. До тех пор, пока…
 — И у вас никогда не было сомнений на свои счет?
 — Я просто не мог позволить себе этого. Но хватит обо мне. — Лицо Рональда немного смягчилось. — А как насчет вас? Должно быть, музыкальные агенты просто дерутся за вас…
 Милли была поражена.
 — Что? Вы ошибаетесь. В классической музыке родственные связи не имеют значения. То, что мои отчим знаменит, вовсе не способствует мое» карьере.
 — Не может быть, — протянул Бредли. — Вероятно, вы просто еще не научились правильно пользоваться этими возможностями.
 Чувство симпатии, которое Милли ненадолго почувствовала к этому человеку, моментально испарилось.
 — В моей семье это не принято, — ледяным тоном сказала она.
 Бредли покачал головой.
 — Тогда у вас странная семья.
 Милли посмотрела в окно. Шел дождь. Дорога, по которой они ехали, была довольно тихой. Щемящее чувство неуверенности охватило ее. Неужели их семья действительно была ненормальной? Прежде она никогда не думала об этом.
 — Теперь нас осталось только двое: Пит и я. Он женился на моей матери, когда мне было двенадцать лет. Через пять лет она умерла.
 Это были пять бурных лет, полных ссор, неожиданных отъездов и внезапных возвращений. Милли не осмеливалась даже сама открывать входную дверь, опасаясь, что это будет не ее мать.
 — Вы были близки с матерью? — спросил Рональд.
 Она осторожно посмотрела на него, подозревая новый подвох, но, оказалось, что он всего лишь поддерживает разговор.
 — Не слишком, — вздохнула она, удивляясь своей откровенности. — Я не признавалась в этом даже самой себе, но мою мать интересовала только ее публика, ее аудитория. Она любила своих поклонников, а те, в свою очередь, просто боготворили ее. Что же касается отдельных людей… — Милли сокрушенно покачала головой. — Она вероятно, просто не могла достаточно ясно разглядеть их. Конечно же, нас она любила, но частенько не замечала нашего присутствия. Вы понимаете, что я имею в виду?
 — Отлично понимаю. Не забывайте, у меня тоже есть преданная мне аудитория. А что же случилось с вашим отцом?
 — Они с мамой развелись, причем это расставание нельзя было назвать дружеским. Ведь она была известна всему миру, а он — нет. Теперь он присылает мне подарки, в день рождения и на Рождество.
 — Значит, по-настоящему вас опекает только отчим, — проговорил Рональд.
 — Ерунда! — вспыхнула Милли. — Я уже очень давно живу своей жизнью.
 — Своей жизнью? — Он мельком взглянул на нее. — Не похоже. Думаю, девушка, подобная вам, достойна лучшего.
 Губы Милли плотно сжались. Похоже, он снова поддразнивает ее. Но нет, она не будет реагировать на его слова.
 Бредли мягко рассмеялся.
 — Комментариев не будет?
 Притворно сладким голосом Милли попросила:
 — Может быть, вы что-нибудь расскажете о своей жизни?
 — Моя жизнь… — Он снова рассмеялся, но уже не так добродушно. — Если вы читаете журналы, то, должно быть, знаете и кое-какие события, и конкретные имена.
 — Я их не читаю.
 — Что-то не верится, — пробормотал он. — Впрочем, что именно вы хотите узнать? Милли подумала мгновение и съязвила:
 — Разумеется, не пошлые подробности ваших любовных интрижек. — Он промолчал, умело выполняя двойной поворот на горной дороге. Милли отвела глаза от крутого обрыва и поспешно сказала:
 — И все же, кем занято ваше сердце в данный момент?
 — Я знал, что вы спросите об этом. — Рональд был явно удовлетворен. — В данный момент никем. В колонках светской хроники попадаются весьма прозрачные намеки на мой роман с Мэлани Кинсайд, но это всего лишь плод фантазии журналистов.
 Что-то в его голосе заставило Милли задать следующий вопрос:
 — Но вам нравится эта женщина?
 — Вы хотите спросить, мечтаю ли я, чтобы между нами действительно было то, о чем болтает пресса? — Он пожал плечами. — На это нет абсолютно никаких шансов. Подобно вашей матери, Мэлани не интересует ничего, кроме карьеры. До сих пор наши отношения вполне устраивали ее.
 Милли была заинтригована.
 — До сих пор? Вы имеете в виду, что теперь все изменилось и вы не будете сниматься вместе? Его лицо стало совсем непроницаемым.
 — Кто знает…
 Милли неожиданно для себя почувствовала досаду и разочарование. Закусив губу, она откинулась на спинку сиденья.
 Неожиданно из-за поворота навстречу им выехала машина. Рональд мгновенно среагировал и легко разъехался с ней. Милли не отрывала глаз от его худощавых, сильных рук, лежащих на руле.
 — Вы действительно отличный водитель! — непроизвольно вырвалось у нее.
 Он улыбнулся одними губами, но его глаза по-прежнему остались непроницаемыми.
 — А вы знаете, что хорошие водители оказываются обычно отличными любовниками? — Рональд явно забавлялся. — Вы с этим согласны?
 Милли хотелось ответить колкостью, но она понимала, что это даст ему новую возможность поиздеваться над ней. Поэтому, она прибегла к спасительному высокомерному молчанию и прервала его, только когда ей пришлось показывать съезд с шоссе.
 — Связь восстановлена, — пробормотал он. — А я уж думал, что нам придется разводить сигнальные костры, чтобы заметить друг друга.
 — Связь? Я знаю вас всего лишь два дня, — презрительно напомнила Милли.
 — И две ночи, — добавил он.
 — Вы что, нарочно стараетесь поставить меня в неловкое положение?
 — А вам не кажется, что вы преувеличиваете? Сколько вам лет, мисс Роббинс?
 — Двадцать пять, — сдавленно произнесла она.
 — А ведете себя так, словно вам девяносто, — дружелюбно заметил он.
 — Вовсе нет! — Милли понимала, что в ее голосе звучит обида, но ничего не могла с собой поделать, и это еще больше разозлило ее. Он, не отрывая глаз от каменистой дороги, лишь пожал плечами. Этот жест и равнодушно-ироничное выражение его лица вызвали у нее желание ударить его. Сдерживаясь, она крепко стиснула кулачки, но все же сказала:
 — Знаете, я никогда и ни к кому не испытывала таких чувств, как к вам.
 — О! Я просто счастлив слышать это!
 — Я вовсе не то имела в виду! — крикнула она. Рональд засмеялся.
 — Ваши слова невозможно понять иначе. — Вы слишком болезненно реагируете на шутки из-за своей консервативности, — добавил он.
 — Я вовсе не считаю себя консервативной, — сквозь зубы процедила Милли.
 — Со стороны виднее…
 Машина, задевая о ветки густого кустарника, плавно вписалась в два следовавших один за другим поворота. Милли здесь просто сначала остановилась бы, а затем начала продвигаться вперед короткими рывками. Рональд же вел машину медленно, но вполне уверенно. Он внимательно следил за дорогой, но это не мешало ему беседовать с попутчицей.
 — Признаюсь вам. Золушка, за два дня я узнал о вас лишь то, что вы уж точно не делаете в своей жизни. А так невозможно по-настоящему узнать человека.
 Дорога вновь избавила Милли от необходимости отвечать. Вынырнув из зарослей, машина оказалась на завершающем отрезке пути. Вперед вела лишь вьющаяся среди скал широкая тропа. Величие взметнувшихся в небо горных пиков возмещало глазу отсутствие бурной растительности.
 С красотой горных вершин соперничали изящные, будто резные башни Лас-Рокаса.
 Бредли, которого, казалось, ничто не может ни удивить, ни взволновать, неожиданно резко нажал на тормоза.
 — Что это? — спросил он.
 — Лас-Рокас. Пит купил его за год до женитьбы на моей матери. Это средневековый замок.
 — Это я и сам вижу. — Рональд покачал головой. — Если бы я не видел всего этого своими собственными глазами, то никогда бы не поверил в возможность подобного. А котлов с кипящим маслом и ведьм здесь нет?
 — Это памятник истории, — чопорно сказала Милли. — Министерство культуры предъявляет весьма строгие требования…
 — К кипящему маслу?
 — Замок небольшой. — Милли старательно не поддавалась на его насмешки. — Когда Пит купил его, он был почти полностью разрушен, так что многое из того, что выглядит подлинным, на самом деле результат реставрации. Но ученые все равно иногда приезжают сюда.
 — Ученые? Маги и колдуны лучше вписались бы в такую обстановку. — Рональд снова засмеялся. — Должно быть, у вашего отчима действительно куча денег. Думаю, вы воспринимаете все это как нечто само собой разумеющееся? Просто привыкли к подобным вещам?
 Не дожидаясь ответа, он въехал во внутренний двор замка. Здесь цвела буйная растительность, стояли вазоны и кадушки с лимонными и апельсиновыми деревьями, розовыми кустами, геранью; древнюю стену оплетали стебли винограда.
 Бредли заглушил мотор и осмотрелся вокруг.
 — Фантастика… — наконец проговорил он. — Просто не верится.
 Милли выбралась из машины и слегка потянулась, с наслаждением вдыхая прохладный свежий воздух. Чувствовалось, что здесь недавно прошел дождь, но сейчас выглянуло солнце, и повсюду блистали алмазные капли. Рональд подошел к ней. У него было странное выражение лица.
 — Здесь вы дома?
 — Нет. — Она отрицательно покачала головой. — Когда была жива моя мать, мы редко приезжали сюда. Она считала, что этот замок — слишком уединенное место. Но однажды я провела здесь целое лето…
 Воспоминания о том лете отчетливо всплыли в ее памяти.
 Шон тогда еще не был женат. Держась за руки, они вдвоем бродили среди оливковых рощ и горных пастбищ, но их отношения оставались абсолютно невинными. Следующие восемь лет своей жизни она провела в ожидании того, что он полюбит ее. А когда он наконец полюбил…
 Вздрогнув, Милли постаралась отогнать неприятные воспоминания.
 — Здесь прекрасная, почти дикая природа. Если хотите, я вам все покажу, — застенчиво предложила она. — Перед тем как вы уедете…
 — Спасибо. — Бредли пристально посмотрел на нее. — В то лето вы были здесь одна?
 Черт бы его побрал, подумала Милли. Как ему удается разгадывать мои самые сокровенные мысли?
 — Нет, со мной был мой учитель музыки, — холодно ответила она.
 — И все? Должно быть, вам было довольно скучно, — лениво заметил Бредли.
 Милли судорожно глотнула, стараясь подавить стоявший у нее в горле ком.
 — Да нет, здесь недалеко есть деревня. Туда можно добраться за двадцать минут. Впрочем, мы тогда много занимались…
 Его брови поползли вверх от удивления.
 — Сколько же вам было лет? Она покраснела.
 — Семнадцать.
 — А вашему наставнику?
 — Двадцать восемь. А откуда вам известно, что это был мужчина? — вдруг спохватилась Милли.
 — Я этого не знал.
 Она рассердилась на себя. Ей хотелось сказать ему что-нибудь неприятное, но не нашлось подходящих слов. Перехватив ее взгляд, Рональд слегка похлопал ее по руке.
 — Не сдерживайтесь! Просто дайте мне по физиономии, — лениво посоветовал он.
 С трудом, но ей удалось сохранить самообладание.
 — После такой утомительной поездки вы, должно быть, устали и голодны. Я могу покормить вас.
 И она медленно вошла в замок, делая вид, что не слышит тихого смеха, раздавшегося ей вслед.
 Отделанная камнем кухня в основном сохранила свой первоначальный, средневековый вид. В противоположной входу стене виднелась массивная дверь. Рональд прошел туда и вскоре вернулся, весьма довольный увиденным.
 — Что там? Похоже на лабораторию какого-то сумасшедшего ученого.
 Милли, исследовавшая содержимое холодильника, взглянула на него.
 — Система энергоснабжения.
 — А баллоны с кислородом зачем?
 Милли была поражена. Обычно, зайдя в комнату, которую Пит называл машинным отделением, никто не замечал таких деталей.
 — Это оборудование для горноспасательных работ. Иногда в горах люди попадают в трудные ситуации. В поселке есть добровольная команда спасателей. Часть их экипировки хранится здесь, ведь замок находится значительно выше деревни. Кроме того, сюда удобно приносить раненых. А еще здесь есть радиостанция — на случай, если не работает телефон, — и вертолетная площадка.
 — Настоящий форпост прогресса. — Бредли явно был под впечатлением от услышанного, но не смог не пошутить:
 — А продукты сюда доставляют на ослах? Или сбрасывают с вертолета?
 — Многое можно выращивать прямо здесь, на огороде. Остальное на грузовике привозят из деревни. Кстати, похоже, мы пропустили очередную поставку, — огорченно заметила она, завершив обследование запасов.
 — В шкафу пусто?
 — Нет, конечно, но продуктов меньше обычного.
 Обследовав винный погреб, Рональд вернулся очень довольный, с почерневшей от времени, покрытой пылью бутылкой вина.
 — Это уж слишком торжественно, — с сомнением заметила Милли.
 — Вы заслуживаете поощрения, — возразил он, с привычной легкостью извлекая пробку. — И, клянусь Богом, я тоже. К тому же я не заметил надписи «Не трогать!». Подайте, пожалуйста, бокалы…
 Они сидели за широким дубовым столом посредине кухни, жадно поглощая приготовленные Милли блюда. На десерт она подала фрукты и сыр.
 Ей очень хотелось спать, но она не стала возражать, когда Рональд спустился в погреб за второй бутылкой вина.
 Оно было мягкое, ароматное и приятно согревало.
 — Этот запах цветущего апельсина мне что-то напоминает, — задумчиво произнесла она. — Будто сидишь в сумерках у камина. В нем дрожат языки пламени, потрескивают угли…
 — Так вот как на вас действует алкоголь? — Бредли покачал головой. — Именно это, должно быть, имел в виду один мой приятель, когда сказал, что у меня нет воображения. Я ничего не чувствую, кроме вкуса алкоголя и фруктов.
 — Может быть, вы просто не любитель вин? — предположила Милли.
 — Я же из Калифорнии! — оскорбился Рональд. — По крайней мере, был усыновлен там. Просто я слишком поздно впервые попробовал настоящее вино, чтобы уметь профессионально оценивать его.
 Милли подперла голову руками. На мгновение у нее возникло странное ощущение, что Рональд собирается наклониться к ней, но он резко откинулся на спинку стула и засунул руки в карманы. Его лицо вновь стало непроницаемым.
 — Пожалуй, вам хватит пить, — заметил он. — Это старое вино только кажется таким легким. Почему бы вам не прилечь, пока я разгружу машину?
 — Это моя обязанность, — возразила Милли.
 Язык у нее немного заплетался, и это удивило ее. Она добавила, стараясь тщательно выговаривать каждое слово:
 — Почему я должна ложиться? Я не устала и вообще в полном порядке.
 — Пока да.
 Ее глаза обиженно сузились.
 — Вы хотите сказать, что я пьяна? Алкоголь не оказывает на меня никакого действия.
 Тут она заметила, что ее бокал пуст, и нетерпеливым жестом подвинула его Рональду. Он вопросительно поднял брови, пожал плечами и снова налил ей вина, но все же спросил:
 — Вы уверены, что это вам не повредит?
 — Конечно, уверена. Я пью вино всю жизнь.
 — Расслабление наступает значительно раньше, чем пропадает способность держаться на ногах, — осторожно заметил Бредли.
 — А я вовсе не напряжена, просто контролирую свое поведение, — возразила Милли.
 — Тогда почему вас так легко смутить? — Пораженная, она опустила глаза. Откуда он это знает? — Я постоянно загоняю вас в тупик, ведь верно? Я чем-то пугаю вас. Впрочем, возможно, у вас действительно есть основания бояться меня. — Неожиданно он подался вперед и, взяв за подбородок, поднял ее лицо так, что их глаза встретились. — Хотите, я скажу вам, что вижу, глядя на вас? — В его тихом голосе зазвучало что-то опасное. — Ох уж эти глаза!
 — Что? — переспросила Милли. У нее не было уверенности в том, что она правильно расслышала его последние слова.
 — Вы очень красивая женщина, Милдред Роббинс. — Она смутилась, а он добавил чуть сердито:
 — Но не хотите замечать этого. Что ж, это ваше дело, однако не думайте, что все остальные так же слепы, как вы.
 Милли вздрогнула, и странная, гипнотическая атмосфера тут же растаяла.
 — Вы сумасшедший, — сказала она, отталкивая его руку. — Зачем-то выдумали, что увлечены мною…
 Его лицо стало таким же холодным и высокомерным, как во время вечеринки у Джуди.
 — А что в этом странного? Не в моих ли объятиях вы проснулись вчера утром?
 Милли похолодела. Она едва могла дышать.
 — Это была случайность. Я очутилась там не потому, что вы хотели меня. К тому же вы были рассержены, когда проснулись, — я прекрасно помню выражение вашего лица!
 — Да, я действительно был рассержен. Но от этого я не перестал желать вас.
 Милли недоуменно уставилась на него. Ее мысли метались, как птицы в клетке. Даже Шон никогда не говорил, что хочет ее, и никогда не смотрел на нее такими пожирающими глазами. Она неожиданно осознала, что они одни в доме, и ее дыхание участилось. Молчание затянулось. Рональд нетерпеливым жестом провел рукой по волосам. Милли поймала себя на мысли, что ей тоже хочется прикоснуться к ним, и поспешно спрятала руки за спину.
 — Черт, — пробормотал он, явно поддаваясь неожиданной вспышке гнева. — Думаю, мне надо следить за своими словами. Я вовсе не намеревался сообщать вам об этом.
 Милли встала и, обогнув стол, остановилась перед ним.
 — Вы это серьезно?!
 — Да! Хотите, чтобы я доказал, насколько серьезно это было сказано?
 От его слов Милли даже чуть пошатнулась.
 Шон твердил, что она холодна как лед, и она верила в справедливость его слов, но сейчас ей пришло в голову, что, возможно, они оба ошибались.
 — Да, хочу, — ответила она.
 На какое-то мгновение Рональд замер, а потом, приглушенно вскрикнув, притянул ее к себе.
 От прикосновения его рук Милли почувствовала необыкновенную легкость во всем теле.
 — Черт побери! Мне следовало знать, что этим кончится…
 Какое-то странное чувство охватило Милли. Ее сердце колотилось так, что, казалось, от этих толчков она вот-вот разлетится на мелкие кусочки.
 Я больше никогда не стану прежней, подумала она.




 Глава 5


 Его рот оторвался от ее губ и с медлительной нежностью двинулся к основанию шеи. Милли запрокинула голову. Все вокруг закружилось и поплыло. Ее пальцы впились в его плечи, ощущая шелковистую кожу и игравшие под ней мышцы. Он что-то нежно прошептал, не дождавшись ответа, потом тихо рассмеялся и легко поднял ее на руки. Она прильнула к его груди и сомкнула веки.
 — Открой глаза и смотри на меня. Милли осторожно приоткрыла один глаз. Все колыхалось вокруг, и, хотя его руки были тверды, как скала, у нее вдруг возникло ощущение, что они в воде и вот-вот утонут.
 — Я увлеку тебя за собой, — едва слышно произнесла она.
 — Попробуй. — Его голос звучал на удивление смиренно. — Куда тебя отнести?
 — В мою комнату.
 — Хорошо. Координаты, пожалуйста.
 — Прямо на север. Потом наверх по винтовой лестнице. Четвертая дверь.
 — Твои способности штурмана явно улучшаются под действием алкоголя, — заметил Рональд, входя в комнату ногой закрывая за собой дверь. Он огляделся по сторонам и тихо присвистнул:
 — А где же прялка?
 Не поняв его слов, Милли озадаченно посмотрела вокруг.
 Большая старинная кровать, щедро отделанная резьбой. Каменные стены завешены коврами и гобеленами, в основном подобранными самой Милли. У створчатого окна стоит пюпитр для нот. Покрывала на кровати откинуты, открывая взору свежее белье…
 Эта наполненная ароматом лаванды комната, казалось, была давно готова к приему хозяйки.
 Рональд осторожно опустил Милли на кровать. Я никогда никого не приводила сюда, подумала она. Судя по выражению его лица; он понял это. За все то долгое, жаркое, такое далекое теперь лето Шон ни разу не был здесь. Этот же незнакомец не только вошел сюда по ее приглашению, но и мгновенно вписался в окружающую обстановку. Впрочем, какой же он незнакомец?.. Это известный всему миру покоритель женских сердец!
 — Должно быть, я сошла с ума, — пробормотала Милли, пока Рональд развязывал шнурки на ее спортивных туфлях.
 — Что ж, тогда у нас есть хоть что-то общее. — Он продолжал раздевать ее с ловкостью, которая явно свидетельствовала о большом опыте.
 — Это совращение по-голливудски?.. Не слишком-то романтично, — нетвердым голосом заметила Милли.
 Он слегка коснулся губами ее щеки.
 — Если бы это было действительно по-голливудски, то вот там сейчас стоял бы звукооператор с микрофоном на палке, здесь — оператор с основной камерой, а второй снимал бы нас сверху. Вокруг толпились бы гримеры, реквизиторы, режиссер и сценарист, — сухо проинформировал ее он. — Так что ты права, в этом нет ни капли романтики. Романтика — здесь.
 — Ты просто смеешься надо мной, — преодолевая головокружение, произнесла Милли.
 — Скорее, мне пора посмеяться над самим собой. — Его голос, казалось, доносился откуда-то издалека. — Ты могущественная волшебница. Золушка, и меня не покидает предчувствие, что наша встреча окажется пагубной.
 Она не поняла, о чем он говорит, но на нее вдруг накатила волна безотчетного страха.
 — Не оставляй меня одну, — жалобно попросила она.
 Он колебался не больше секунды.
 — Хорошо, я не уйду.
 Она почувствовала, как прогнулась под ним кровать, когда он присел радом с ней, и крепко схватила его за руку.
 — Обещаешь?
 — Должно быть, я тоже сошел с ума. Обещаю. А теперь постарайся уснуть.
 Милли удовлетворенно вздохнула и слегка разжала пальцы.
 — Ты же всегда держишь слово. Ты сам говорил мне об этом, — пробормотала она уже сквозь сон.
 — Какой ужас, — произнесла Милли утром, рывком садясь в кровати и прижимая ладони к горящим от стыда щекам.
 На ней был шелковый халат, который Рональд, должно быть, отыскал в платяном шкафу.
 Никаких других признаков того, что он провел с ней ночь, она не обнаружила.
 Милли поднялась. Ее шатало, во рту пересохло. Она вспомнила волнующее чувство головокружения, которое испытала накануне вечером.
 Сейчас думать о нем было неприятно.
 В доме не было слышно ни звука, но доносящийся из кухни запах кофе свидетельствовал о том, что кто-то уже встал и скоро будет готов завтрак. Запахнув халат, Милли начала осторожно спускаться вниз по крутой винтовой каменной лестнице в надежде обнаружить на кухне домоправительницу. Пита Мерседес или кого-то из ее родственниц.
 Ее ждало разочарование: там был только Рональд Бредли, с преувеличенным вниманием следивший за вскипавшим кофейником. Да, он явно покопался в платяном шкафу, подумала Милли, потому что на нем теперь была клетчатая рубашка, скорее всего принадлежавшая Питу. Во всяком случае, у ее владельца не было таких широких, как у Рональда, плеч.
 Он поднял оценивающий взгляд на вошедшую Милли и вежливо сказал:
 — Доброе утро.
 — А оно действительно доброе? — потупилась Милли.
 Он слегка приподнял бровь.
 — Станет добрым, когда ты выпьешь кофе и примешь душ.
 Она опустилась на стул.
 — Я чувствую себя так, будто умираю.
 — Это похмелье, — без тени сочувствия заметил он, но потом, смягчившись, добавил:
 — Все нормально. Жить будешь. Нужно просто восстановить водный баланс организма, и тогда тебе сразу станет легче. Выпей воды. — И он через стол протянул ей бутылку минеральной воды.
 Милли откупорила бутылку, выпила стакан воды и, к своему немалому удивлению, убедилась, что он прав. Головокружение и легкая тошнота вскоре исчезли.
 — Спасибо тебе, — искренне поблагодарила она.
 — Яичница с ветчиной и чашка черного кофе — вот что тебе сейчас нужно, — заявил Рональд.
 Он явно успел побриться и принять душ, и теперь выглядел свежим, бодрым и полным сил.
 — Единственное, что мне нужно, — с горечью произнесла она, — так это забыть обо всем, что происходило в последние три дня. Или, по крайней мере, в последние двенадцать часов.
 Сняв с плиты кофейник, он налил кофе в две керамические кружки. Милли мрачно отхлебнула обжигающего напитка.
 — А ведь я вчера пытался остановить тебя, сказал Рональд. — Ты явно переусердствовала с вином, причем после двух беспокойных ночей и почти на голодный желудок;
 — Откуда ты знаешь, что это были две беспокойные ночи?
 — Потому что провел их с тобой, — напомнил он с вызывающей улыбкой. — Если бы это был кто-то другой, я бы просто не открыл вторую бутылку. Но ты заявила, что привыкла пить много вина, так что…
 — Я вела себя как настоящая дура! — простонала Милли.
 — Не стоит так переживать. — Он слегка пожал плечами. — Ты просто устала. А ответственность за то, что произошло, лежит на мне. — При этих словах Милли испуганно потупила взор, и он поспешно добавил:
 — Надо признать, мы оба легко отделались.
 Милли поняла, что он имеет в виду вовсе не вино. С трудом подбирая слова, она виновато произнесла:
 — Я знаю, что плохо вела себя вчера вечером. Рональд возмущенно посмотрел на нее — Да за кого ты меня принимаешь? Я хотел тебя. А ты, охмелев, поняла, что тоже желаешь близости со мной. — Она вспыхнула, а он лукаво поинтересовался. — Кстати, с чего это вдруг тебя проняло? Ты ведь ясно дала понять, что не принадлежишь к числу моих поклонниц. Неужели тебе захотелось все-таки заполучить мой скальп? Скальп кинозвезды?
 Милли непроизвольно вздрогнула.
 — Не знаю. Я никогда не делала ничего подобного. Я имею в виду, что никогда… — Она смущенно смолкла, вдруг сообразив, что Рональд Бредли явно не в том настроении, чтобы выслушивать ее откровения. — Я не очень-то часто меняю любовников, — запинаясь, закончила она.
 — Значит, ты решила провести на мне эксперимент?
 — Нет! — ужаснулась Милли. — У меня и мыслей подобных не было.
 — Думаю, вчера их у тебя вообще не было.
 — Я очень сожалею о случившемся, — опустив глаза, пробормотала она.
 — И правильно делаешь. Вчера тебе просто повезло, — сказал он тихо, — но если ты еще хоть раз предоставишь мне такую возможность, я ею непременно воспользуюсь. Поэтому впредь советую тебе следить за собой, Золушка.
 Милли вдруг вспомнила, как прикасалась к его теплой шелковистой коже и потеряла ощущение реальности. Когда она пришла в себя, Бредли говорил о багаже:
 — Я не знаю, куда все это отнести.
 Она нервно допила свой остывший кофе.
 — Большую часть — в музыкальную комнату. Это наверху, между башнями. Я сейчас оденусь и покажу тебе дорогу.
 Поспешно вернувшись в свою комнату, Милли надела самые потрепанные джинсы и самую выцветшую рубашку — пусть не думает, что она пытается понравиться ему! Когда они понесли книги и ноты наверх, в музыкальную комнату, она старалась держаться на расстоянии от Рональда. Он промолчал, но по его чуть насмешливому взгляду Милли поняла, что ее ухищрения не остались незамеченными.
 Музыкальная комната была просторным залом с до блеска натертым деревянным полом и темно-красными портьерами, обрамлявшими огромные, от пола до потолка, окна.
 — Такое впечатление, что находишься внутри мыльного пузыря. Со всех сторон свет, — осмотревшись, сказал Бредли. — И голос звучит здесь как-то странно.
 — Это сделано специально, — пояснила Милли, радуясь нейтральной теме для разговора. — Для акустики. При разговоре голоса звучат здесь странно, но вот пение…
 Бредли вдруг приятным баритоном спел несколько строчек из какого-то негритянского блюза. Его голос наполнил всю комнату.
 — Ты права. — Казалось, он был совершенно очарован. — Но как достигается такой потрясающий эффект?
 — Думаю, здесь играет роль и то, чем отделано помещение, и его размеры.
 — А чем занимается здесь твой отчим? Поет?
 — Нет. Зал предназначен в основном для концертов — вокальных или, например, струнных квартетов.
 Рональд несколько раз подпрыгнул.
 — Идеальное место для танцев. А вечеринкой твой отчим устраивает?
 — А тебе нравятся вечеринки? — спросила она.
 — Да. Знаешь, организация вечеринок может быть профессией. — Он присел на стоявший у пианино стул. — Я был беден, Милли. У меня не было ни фамильных замков, ни родителей, о которых пишут в справочниках. Я очень хотел работать в кино и ради этого был готов на все — поэтому одно время устраивал вечеринки для нужных людей. Это интересное занятие, и я его вовсе не стыжусь.
 Милли молчала. Он говорил отрешенно, словно забыв о ее существовании:
 — Я выполнял опасные трюки, работал шофером, осветителем… одним словом, брался за все. — Он резко засмеялся. — И мои труды окупились сполна. Многие делают то же самое, но ничего не добиваются — мне же судьба предоставила шанс пробиться наверх. Сейчас мое положение таково, что я сам определяю свою жизнь.
 Его слова звучали жестко и уверенно. Но Милли показалось, что за этой холодной определенностью слышались еще какие-то незнакомые ей нотки.
 — Но?.. — осторожно спросила она. Бредли нетерпеливо взглянул на нее.
 — Ты хочешь знать обо мне абсолютно все? Тебе это может не понравиться, Золушка.
 Он поднялся, подошел к окну и, раздвинув занавески, посмотрел на открывшийся пейзаж.
 — Известность странная вещь, — медленно произнес он. — Сначала ее воспринимаешь как шутку, которая тебе очень нравится. Ведь в том, что о тебе говорят и пишут, нет ничего общего с тем, что ты на самом деле собой представляешь. Это хорошо известно не только тебе, но и твоим друзьям. Однако постепенно все меняется. Ты уже не можешь сходить в ресторан с девушкой или приятелем, чтобы поблизости тут же не появился какой-нибудь наглец с фотоаппаратом. Друзья начинают тяготиться твоим присутствием, и постепенно круг твоего общения замыкается на людях, принадлежащих к категории «звезд». Вот тут-то ты и начинаешь путать того, за кого тебя выдают, с тем, кто ты на самом деле есть, или, по крайней мере, был. — Он резко обернулся. — Ты спрашиваешь, действительно ли у меня был роман с Мэлани Кинсайд. Нет! Просто газеты столько твердили о нем, что я перестал это отрицать.
 Его признание было неожиданным и долгожданным одновременно. Милли так обрадовалась, что ей пришлось напомнить себе о том, что Бредли — лишь случайный знакомый, да и вообще она не способна больше любить — благодаря Шону.
 Видимо, это лучшее из всего, чему он меня научил, мрачно подумала она и довольно резко спросила:
 — А как все-таки случилось, что ты продолжаешь оставаться ее партнером?
 — Дорогая, это то самое везение, о котором я тебе только что говорил. — Рональд усмехнулся. — Все на студии были просто в отчаянии. Работа стояла уже три дня, потому что Мэлани подралась с Джеком Фитцсимонсом, ну, с тем парнем, которого я потом заменил.
 — Подралась?
 — Самым натуральным образом, — холодно подтвердил он. — В течение всей следующей недели ей гримировали синяки.
 — Он ударил ее? — Милли невольно прижала к себе больное запястье.
 — Это ерунда по сравнению с тем, что она сделала с Джеком. Ему даже пришлось накладывать швы, а его агент грозился подать на нее в суд. Естественно, после этого о совместных съемках больше не могло быть и речи.
 — А почему они поссорились? — спросила Милли.
 — Из-за афиш — не смогли договориться, чья фамилия будет напечатана более крупным шрифтом. — Заметив ее изумление, он пояснил:
 — Для честолюбивого человека это действительно важно. Я одно время тоже очень серьезно относился к афишам. Но тогда, как никому не известный артист, я вообще не мог конкурировать с Мэлани Кинсайд.
 — И поэтому?..
 Милли осеклась, но было уже поздно. Однако Рональд не обиделся. В карих глазах светилась ирония.
 — Ты все правильно поняла, — сказал он. — Да, именно поэтому Мэлани и выбрала меня.
 Милли вспомнила серию прекрасных романтических фильмов с Кинсайд и Бредли в главных ролях. Тогда Рональд привлек не меньшее внимание средств массовой информации, чем его известная партнерша. Конечно, Мэлани была талантлива и превосходно сыграла свою роль, но все же главная заслуга в популярности этих фильмов принадлежала Рональду Бредли. Зрители хотели вновь увидеть его великолепную игру.
 — А Мэлани Кинсайд не жалеет о том, что выбрала в партнеры именно тебя? — поинтересовалась Милли.
 — А ты умнее, чем порой хочешь казаться. — Его глаза сузились. — Конечно, жалеет, но нам хорошо работать вместе. Иногда даже слишком хорошо…
 Милли почувствовала, что ей совершенно не хочется слушать о том, какие у Бредли отношения с этой блондинкой. К ней это не имеет абсолютно никакого отношения. Рональд появился в ее жизни случайно и ненадолго. Чем скорее он исчезнет, тем будет лучше.
 — В это время года отсюда довольно легко улететь, — сказала она холодно. — Мы можем вызвать такси, и тебя отвезут в аэропорт.
 Он резко ответил:
 — Если ты думаешь, что я хочу вернуться к Мэлани Кинсайд, то ошибаешься.
 Милли сделала вид, что занята каталогом аудиокассет.
 — Меня это не волнует, — бросила она. Рональд в то же мгновение очутился за ее спиной.
 — Те, кого это не волнует, — насмешливо сказал он, — не задают подобных вопросов.
 — А я и не спрашивала, — зарделась она. — Я…
 — И не отказываются от помощи, когда нуждаются в ней, — безжалостно продолжал он.
 — Я не нуждаюсь в твоей помощи!
 Милли с ужасом заметила, что уже почти кричит, а ведь она никогда не теряла самообладания — даже когда Шон положил ей на плечо руку и… Она постаралась отогнать эти воспоминания. Как же часто за последние восемь недель ей приходилось пытаться стереть их из своей памяти! Даже теперь, когда она не одна! Она почувствовала, как кровь медленно отхлынула от ее лица, и инстинктивно сжала больное запястье.
 Это движение не осталось незамеченным. Взгляд Рональда вдруг стал пристальным, и он небрежно спросил:
 — Как же все-таки случилось, что ты сломала запястье?
 — Я упала.
 — Каким образом?
 — Поскользнулась в классе, в колледже. Там паркетный пол…
 — С кем ты была в тот момент?
 — Что?..
 — Кто был с тобой? — тихо повторил он. Неужели она выдала себя? Никто никогда не спрашивал ее об этом. Ни медсестра в колледже, когда выяснилось, что ей нужна медицинская помощь, ни декан, когда она сообщила ему о случившемся, ни Пит… Так почему же Рональд Бредли чуть ли не с первого взгляда понял, что это не просто несчастный случай?..
 — Кто?!
 Рональд подошел еще ближе, и, как будто признание могло хоть как-то отгородить ее от него, она быстро сказала:
 — Мой наставник.
 — А именно?
 Милли облизала пересохшие губы и возмущенно посмотрела на него. Она чувствовала себя так, словно давала показания в суде или сама сидела на скамье подсудимых.
 — Шон О'Флаэрти, — потупившись, прошептала она. — Это имя ничего тебе не скажет, он еще только начинает преподавательскую деятельность.
 — И чему же он учит тебя? — Голос Бредли был полон скептицизма. — Возможно, я не очень-то хорошо разбираюсь в музыке, но в человеческих отношениях… Твой отчим — известный человек в этой области, а у тебя такой наставник? Странно!
 Милли вздрогнула. Рональд говорил то же, что и Пит.
 — Шон очень талантливый человек. Я сама выбрала его. Мне крупно повезло, что он меня учит.
 Карие глаза Рональда смотрели на нее так проницательно, что Милли стало неприятно — словно она рассказала ему значительно больше, чем намеревалась.
 — И что же ты делаешь на этих занятиях? — небрежно спросил Рональд. — Сидишь за партой? Отвечаешь на вопросы? Выходишь к доске?
 На мгновение Милли расслабилась.
 — Нет. Иногда мы, конечно, сидим за столом, но обычно — у фортепьяно.
 — У фортепьяно? — В его голосе сквозила ирония. — Думаю, сидя за пианино, трудно упасть. Где же это все-таки произошло, Милли? И где был маэстро О'Флаэрти в момент твоего падения?
 Милли молчала. Она видела свое отражение в огромном зеркале на другом конце зала — худенькая, в потертых джинсах, с побелевшим лицом. Она сжала губы и еще крепче сдавила больное запястье. Безрезультатно. Мучительное чувство, что ее предали, вновь охватило ее…
 Ей тогда ужасно не хотелось показывать Шону свою работу. Партитура концерта была готова уже давно, несколько месяцев тому назад, но она все не решалась отдать ее ему. Милли убеждала себя, что у нее, как у всякого новичка, просто сдают нервы. И в тот день она наконец заставила себя взять с собой на занятие эти ноты…
 Его реакция превзошла все ее самые худшие опасения.
 — Ты честолюбивая дура! — обрушился на нее Шон. Его просто колотило от ярости. — Избалованная принцесса! Если бы не слава твоей покойной матери и связи отчима, никто вообще не воспринял бы тебя всерьез. С твоими мизерными способностями тебе лучше вообще забыть о сочинительстве!
 Затем, будто решив, что и этих слов недостаточно, Шон изо всех сил наотмашь ударил ее по лицу.
 Никто еще не поднимал на Милли руку, и она поначалу даже не поняла, что происходит. Если бы стоящий рядом пюпитр неожиданно превратился в змею, то и это, вероятно, не поразило бы ее столь сильно. От неожиданности она упала, неловко подвернув под себя руку.
 Мучительная боль при воспоминании о той безобразной сцене вновь отразилась в глазах Милли, но вдруг она увидела ее и на лице Рональда, который тихо сказал:
 — Он ударил тебя, ведь верно? Она отпрянула, прижавшись к ярко-красной портьере. Рональд криво усмехнулся.
 — Когда я рассказывал о Джеке и Мэлани, у тебя был такой вид, будто ты переживаешь из-за их драки. Кроме того, ты почему-то все время пытаешься игнорировать тот факт, что у тебя сломана рука, словно стараешься забыть об этом. Мне это показалось странным — ведь перелом надо лечить, а не стараться забыть о нем, но вот если с ним связаны какие-то особые обстоятельства… А сейчас, когда ты произнесла имя «Шон», у тебя в глазах появились страх и отвращение! Ты ведь никому не рассказывала об этом?
 Ответ на свой вопрос он прочитал в ее лице. И крепко выругался. Милли расплакалась.
 Рональд сделал движение в ее сторону, но его руки упали вдоль тела, и он отвернулся. Милли изо всех сил старалась преодолеть жалость к себе.
 — Вот что получается, когда сдерживаешь свои чувства, — мрачно заметил Рональд и свирепо добавил:
 — Да перестань же плакать, ради Бога!
 — Я ничего не могу с собой поделать, — всхлипывая, ответила она. — Извини. Я плачу очень редко.
 — А я обычно не довожу женщин до слез. Я… — Он вдруг оборвал себя и сообщил. — Гости. Ты ждешь кого-нибудь?




 Глава 6


 Милли подошла к окну. На мощенной камнем площадке внутреннего двора стоял грузовик.
 — Это Хуан-Антонио, — бесцветным голосом произнесла она и пояснила:
 — Брат экономки Пита, Мерседес. Он довольно приятный человек, и в деревне его все уважают. Это большая честь, что он сам приехал сюда, тогда как обычно присылает мальчишку с продуктами. Вот только… — Милли рассмеялась сквозь слезы. — Я никогда не знаю, о чем с ним говорить, потому что совсем не разбираюсь в футболе, а он ничего не знает о музыке. Я чувствую себя ужасной дурой.
 — Хорошо, я сам буду разговаривать с ним, — улыбнулся Рональд.
 — Мне надо встретить его, а я, должно быть, выгляжу просто ужасно, — заметила Милли. — Придется сбегать наверх за носовым платком. Я быстро.
 Умываясь, она услышала, как снова, уже нетерпеливо, зазвучал клаксон, и легко побежала вниз, однако, войдя в кухню, остановилась как вкопанная.
 Хуан-Антонио разбирал картонные коробки с продуктами, а Рональд Бредли, известная кинозвезда, идол миллионов поклонниц, помогал ему. Он закатал рукава рубашки, и его загорелые, мускулистые руки легко переносили доверху наполненные продуктами коробки. При этом он болтал с Хуаном-Антонио по-испански почти без акцента. При виде озадаченного лица Милли в его глазах засветилось удовлетворение.
 Хуан-Антонио тоже увидел ее и тотчас же с жаром поприветствовал, а потом что-то спросил, но она ничего не поняла.
 — Потише, приятель, она тебя не понимает, — сказал ему Рональд на понятном даже ей испанском.
 Хуан-Антонио ухмыльнулся ему так добродушно, словно они были знакомы сто лет, и уже гораздо медленнее объяснил, что именно находится в различных пакетах, коробках и ящиках. Очевидно, Мерседес, уезжая к дочери погостить, дала ему подробные распоряжения. Привезенных им продуктов вполне хватило бы, чтобы пережить многомесячную осаду.
 Закончив пояснения, Хуан-Антонио благосклонно принял благодарность Милли, а из рук уже даже не скрывавшего свой смех Рональда — чашку кофе. Покончив с ним, он настоял на том, чтобы показать своему новому другу, где хранятся дрова и как обращаться с аварийной системой освещения, а потом уехал, на прощание весело погудев клаксоном.
 — Что мы будем делать со всем этим? — спросила Милли, медленно опускаясь на стул. Рональд весело посмотрел на нее.
 — Можно устроить вечеринку, — пошутил он, но, заметив ее негодующий взгляд, примирительно поднял вверх руки. — Хорошо, хорошо. Скоропортящиеся продукты уберем в морозильник. Остальное, надеюсь, будет использовано на следующей неделе. Ведь скоро приедет твой отчим и привезет с собой гостей, верно?
 — Да, — кивнула Милли. — Но Мерседес это тоже должно быть известно. Почему, черт возьми, Хуан-Антонио привез все это именно сейчас?
 — Насколько я понимаю, нас просто не хотят оставлять здесь наедине, — сказал Рональд.
 Милли озадаченно уставилась на него и тут же залилась краской смущения, а он, как ни в чем не бывало, продолжил:
 — Они считают тебя милой и старомодной девушкой. Хуан-Антонио даже поздравил меня с такой удачей.
 — Что?! — разозлилась Милли. — Что ты ему наговорил?
 Рональд громко и весело рассмеялся.
 — Тебе бы не понравилось, если бы ты узнала об этом, — отрицательно мотая головой, ответил он, но тут же добавил, увидев, что Милли даже привстала:
 — Шучу, шучу. Я просто сказал, что мы приехали поздно вечером и ты очень устала с дороги.
 — Это верно, — вынуждена была признать Милли и бросила на него негодующий взгляд. — Почему тебе всегда удается поставить меня в неловкое положение?
 Он лишь добродушно засмеялся в ответ и после недолгого молчания деловито добавил:
 — Ты собиралась показать мне замок и сказать, что нам следует подготовить к приезду гостей.
 Милли при этих словах так и замерла в недоумении.
 — Сказать тебе?
 — Я, конечно, могу и сам этим заняться, делая вид, что не понимает причин ее недоумения, заметил он.
 — Мне казалось, ты сегодня уедешь, — пробормотала она.
 — Да, ты дала понять, что думаешь именно так. Но ты ошиблась.
 Его тон был успокаивающе доброжелательным, и Милли, к своему удивлению, почувствовала облегчение.
 — Почему? — только и спросила она. Рональд уклонился от прямого ответа.
 — Ты хочешь сказать, что тебе не нужна помощь? Здесь только один автомобиль, тяжелый «лендровер», а тебе предстоит наполнить дровами все камины, разложить по местам продукты, приготовить постели… Как ты собираешься сделать все это одной рукой?
 — А ты собираешься помочь мне во всем этом?
 — Почему бы и нет?
 — Но… разве тебя не будут искать?
 — Я частенько исчезаю, не сказав куда, — беспечно ответил он.
 Милли взглянула на него. Его взгляд был вполне невинным, но ей почему-то показалось, что он что-то скрывает.
 Несмотря на огромные размеры и довольно мрачный вид замка, она нисколько не боялась остаться здесь одна, чтобы спокойно подготовиться к приезду гостей. Но из-за больного запястья действительно стала довольно-таки беспомощной. И все же…
 — Если бы я знала…
 — Что именно? — Лицо Рональда снова обрело привычную жесткость.
 — Почему ты так стремишься остаться здесь, — медленно произнесла она.
 Выражение его лица не изменилось.
 — Это ни к чему.
 Милли снова пожалела, что ничего не знает о том мире, из которого пришел Рональд. Он что-то скрывает, она была просто убеждена в этом. Была ли это женщина, встречи с которой ему хотелось избежать? Или, наоборот, он пытался заинтересовать собой какую-то из них? Или…
 — Ты что-то скрываешь от меня, — убежденно произнесла она.
 Рональд лишь пожал плечами.
 — Почему ты не хочешь поверить, что я просто испытываю удовольствие от твоего общества? — спросил он.
 Милли сдалась.
 — Хорошо. Раз ты не хочешь рассказать мне об этом, не стану настаивать. Но я действительно буду очень признательна тебе за помощь.
 Он снова сделал какое-то неуловимое движение, будто хотел дотронуться до нее. И снова остановился. И опять ее это почему-то взволновало. Хотя я и обладаю иммунитетом к любви, все же нет смысла играть с огнем, подумала Милли. Тем более что Рональд Бредли способен воспламенить воображение любой женщины.
 Она чуть отодвинулась и тут же порозовела от смущения, поняв, что ее движение не осталось незамеченным. Должно быть, он считает ее полной идиоткой. Уж она-то знала, что, если бы в тот первый вечер сама не повесилась ему на шею, он бы и пальцем не дотронулся до нее. Впрочем, он сам достаточно ясно заявил ей об этом. Джуди говорила, что он встречается только с неотразимыми женщинами… Да, тощие рыжеволосые девицы вряд ли подходят для такой роли. Так что ей пора прекратить ходить вокруг него с таким видом, словно он вот-вот набросится на нее.
 — В таком случае я проведу для тебя экскурсию по замку, — сказала Милли небрежно.
 Они поднялись во все четыре башни, где располагались роскошные спальни с туалетами и ванными, предназначенные, как сказал Рональд, не иначе как для арабских шейхов. Побывали в библиотеке, кабинете и большой комнате для репетиций, спустились в погреба, сходили на конюшни, прогулялись по саду…
 Это заняло все утро. Солнце стояло уже высоко, когда Рональд наконец объявил, что пора сделать перерыв.
 — Не слишком темной ночью с компасом в руках я, пожалуй, найду здесь дорогу. — Он еще раз окинул взглядом замок и в насмешливом восхищении покачал головой. — Да, это уж точно, не самый уютный дом на побережье. У твоего отчима своеобразные представления об отдыхе.
 Милли засмеялась.
 — А это вовсе не место для отдыха. Пит приезжает сюда работать, да и других присылает с той же целью.
 Рональд уселся на траве, среди покачивающихся на ветру маков. Обхватив согнутые колени, он подозрительно взглянул на нее.
 — Как это?
 Милли опустилась рядом, стараясь держаться от него на некотором расстоянии.
 — Например, если кому-то нужно поработать в уединении. Или обрести покой после… несчастного случая, — задумчиво сказала она.
 Рональд внимательно посмотрел на нее.
 — Как в этой истории с тобой? Мне уже пора бы привыкнуть, что он все понимает с полуслова, подумала Милли.
 — Возможно, — согласилась она.
 — Так, значит, он нарочно прислал тебя сюда? — задумчиво произнес Рональд. — А не для того, чтобы подготовить замок к приезду гостей? Чтобы ты могла поиграть? На чем? На пианино?
 Милли отрицательно покачала головой.
 — Скорее всего, чтобы я написала что-нибудь новое, — непроизвольно вырвалось у нее.
 Рональд рывком повернулся в ее сторону:
 — Ты пишешь? — Выражение его лица стало угрожающим.
 — Музыку, — поспешно уточнила она. — Я не журналист, так что тебе не стоит так беспокоиться.
 Он облегченно рассмеялся.
 — Да, если бы ты оказалась журналисткой, туго бы мне пришлось сейчас, не так ли?
 — Кажется, ты очень обеспокоен этим. Милли почему-то была несколько раздосадована, что он больше не воспринимает ее как угрозу.
 — Ты забываешь про свои глаза, — мягко произнес он, будто угадав ее мысли.
 Милли решила промолчать. Она уже окончательно убедилась, что в разговоре с Рональдом Бредли надо избегать некоторых тем, если она не хочет снова начать откровенничать с ним.
 — Так твой отчим считает, что тебе здесь следует писать музыку? — прервал ее мысли он. Милли закусила губу.
 — Пожалуй, он единственный, кто так действительно считает, — наконец пробормотала она.
 — Расскажи мне об этом поподробнее, — потребовал он, но в ответ она лишь помотала головой, так что ее длинные рыжие волосы разлетелись во все стороны.
 — Знаешь, ты очень противоречивая натура.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Ты скорее сделаешь то, чего не хочешь, но никогда — то, чего в действительности желаешь.
 Милли потребовалась целая минута, чтобы переварить эти слова.
 — А ты с твоей проницательностью уже определил, чего именно я хочу? — наконец поинтересовалась она.
 Он бросил на нее полный иронии взгляд.
 — Я мог бы в достаточной степени точно предположить это.
 Осознав, что он дразнит ее, она с вызовом поинтересовалась:
 — И что же именно?
 Его красивые губы раздвинулись в усмешке.
 — Ты была готова сама сесть за руль этого неповоротливого чудовища, долго сопротивлялась и только потом, презирая себя, сделала то, что действительно было необходимо — позволила мне ехать с тобой. — Он одарил ее улыбкой, от которой трепетали тысячи женских сердец. — Ты никогда не осмеливаешься рискнуть и откровенно признаться в том, что в действительности хочешь. — Протянув руку, он коснулся ее лица. — Разве не так?
 Смущенная, она отрицательно покачала головой.
 — Именно так, — мягко настаивал он. — Ты пытаешься убежать от себя, но это невозможно. Ты можешь убежать от всех, включая твоего учителя музыки, но от себя — никогда.
 Рональд с осторожностью провел большим пальцем по ее щеке и так пристально взглянул в ее глаза, будто мог увидеть там душу. Но Милли это больше не пугало.
 — Ты просто не знаешь меня!
 Она еще протестовала, но в ее протесте уже не хватало убежденности, и она это отчетливо осознавала.
 — Не знаю?
 Рональд улыбнулся, и под его лучистым взглядом Милли почувствовала себя так, будто твердый склон горы начал превращаться в облако. Она с силой прижала ладони к каменистой земле, словно стремясь вновь обрести чувство реальности, и невольно подумала, что было бы очень легко, глядя в бездонную глубину этих глаз, отправиться в какое-нибудь фантастическое путешествие. Ее дыхание участилось.
 — Три ночи мы провели вместе, — задумчиво сказал он, — не говоря уже о последствиях вчерашнего застолья, имевших место сегодня утром…
 — Прекрати! — вздрогнув, сказала Милли. — Это вовсе не были ночи, проведенные вместе.
 — Готов спорить, что я подобрался к тебе гораздо ближе, чем любой другой мужчина, — продолжил Рональд, игнорируя ее попытки прервать его. — И готов спорить, что ты просто все время стараешься заслониться от чего-то…
 Неожиданно он резко сел.
 — Тот несчастный случай с твоим запястьем… Означает ли это, что ты никогда не сможешь снова играть? — требовательно спросил он.
 — Нет, — сказала она. — Врачи говорят, что смогу.
 — Значит, такая опасность все-таки была?
 — Какое-то время да. Они не могли сказать ничего определенного, пока не сняли гипс, но теперь уверяют, что все будет нормально. Просто пока еще неизвестно, когда все станет на свои места. Конечно, я делаю упражнения и каждый день играю чуть больше, чем накануне. Правда, сегодня утром у меня…
 — У тебя раскалывалась голова, — подсказал он.
 — Да, — стыдливо признала Милли. — Но вечером я обязательно немного поиграю. Рональд рассмеялся.
 — Я не твоя ходячая совесть. Делай что хочешь. А на каком инструменте ты играешь?
 — На флейте. И, конечно, на фортепиано. А ты? Ведь ты тоже играл музыканта в одном из фильмов, верно? — припомнила она.
 — Я умею играть на барабане, — сказал он. — И немного на гитаре. Но мне бы не хотелось демонстрировать это в присутствии профессионалов.
 Милли фыркнула.
 — Безработные музыканты не в счет.
 — Да? — Его глаза вдруг стали холодными и оценивающими. — А в чем проблемы? Почему ты осталась без работы?
 — Ну, это не совсем так, — смутилась Милли. — Я учу детей.
 — Разве ты не можешь зарабатывать как композитор? — обманчиво мягко спросил Рональд, и Милли замерла, словно от удара. — Или ты даже не пыталась?
 Милли шепотом произнесла:
 — Ты просто ничего не понимаешь. Представь: ты сочиняешь музыку. Твой отчим считает, что ты можешь это делать, а кто-то, кому ты всецело доверяешь, говорит, что ты бездарна. Ты не знаешь, кому верить, но не можешь справиться с непреодолимым желанием сочинять… — Ее голос звучал почти печально.
 — Дорогая, я сам был в таком же состоянии, с горькой усмешкой произнес он. — Вот почему твои глаза для меня — словно зеркало. Я пережил то же самое пять лет назад, но никогда больше не вернусь к тому состоянию. А ты… — Он умолк.
 Судорожно глотнув воздух, Милли приготовилась к обороне.
 — Что я? — эхом отозвалась она. — По-твоему, я непременно должна поступать точно так же, как и ты?!
 — О нет. Конечно же, нет. — Он невесело засмеялся. — Ты никогда так не поступишь.
 — Но ты, конечно же, уверен в том, что знаешь, как именно мне нужно поступить, верно? — с вызовом сказала она.
 Наступила неловкая пауза. Рональд неожиданно улыбнулся, хотя и не очень весело. Казалось, он понял, что к его ногам брошен вызов, и принял его.
 — Да, — произнес он и, не дожидаясь того момента, когда ее негодование выплеснется наружу, добавил:
 — Думаю, тебе надо научиться танцевать.
 Милли в бешенстве вскочила, от возмущения потеряв дар речи.
 — О, не обязательно делать это прямо сейчас. — Его глаза светились лукавством. — Позднее. Может быть, после ужина.
 — Ты просто невыносим!
 Опершись на локоть, он рассмеялся ей прямо в лицо.
 — Ты — тоже тот еще подарочек. Ты всегда так быстро вскипаешь? — спросил он. — Или только когда ты со мной?
 — Никто, — сквозь зубы процедила она, — еще не пытался заводить меня, как ты.
 Рональд с легкостью поднялся на ноги.
 — В таком случае они много потеряли. У Милли возникло непреодолимое желание залепить ему пощечину. Это настораживало: она не помнила, чтобы ей когда-либо хотелось сделать нечто подобное. И все же присущее ей чувство юмора взяло вверх, и она с улыбкой заметила:
 — Ты пытаешься спровоцировать меня? Напрасно. Последний раз я действительно дошла до ручки в детском саду, потому что Фетти Макмиллан нравилось макать концы моих косичек в краску.
 Плечи Рональда чуть дрогнули.
 — Косичек… — задумчиво повторил он, глядя на ее рыжие с золотистым отливом волосы, словно шелк ниспадавшие на плечи.
 Милли, будто защищаясь, нетерпеливо дернула рукой.
 — Не надо. Что бы ты ни собирался сказать, не говори сейчас ничего. На сегодня с меня достаточно твоих насмешек. Я просто не вынесу их больше.
 Он улыбнулся.
 — Хорошо, ни слова больше, — пообещал он. — А ты меня за это покормишь?
 Милли взглянула на стоящее в зените солнце. На голубом небе не было ни облачка, а воздух, казалось, даже дрожал от жары.
 — О Боже мой, конечно, — сказала она. И, на секунду задумавшись, предложила:
 — Как насчет пикника?
 — Здесь?! — Глаза Рональда озорно заблестели.
 — Если хочешь, — согласилась Милли. — Однако чуть повыше в горах есть более приятное местечко. Туда ведет не очень крутая тропинка. Я часто загружаю рюкзак провизией, беру книгу и провожу там весь день. Обычно я беру с собой сыр, салат, хлеб… Тебя это устроит? — Она вопросительно посмотрела на него.
 Откинув назад голову, Рональд расхохотался от души. Милли показалось, что его смех отражался от лежавших в отдалении горных вершин и эхом возвращался обратно к ним.
 — Дорогая, я привык к пикникам у бассейнов, когда гостей обслуживают официанты, — объяснил он, когда вновь обрел способность говорить. — Рюкзак — это что-то новенькое для меня. — Он взял ее за руку. — Но я, конечно же, не против.
 От его дружеского, почти небрежного прикосновения Милли охватила легкая дрожь. Во рту у нее пересохло. Она сделала глубокий вдох и предприняла поистине героическую попытку поддержать разговор.
 — Не могу предложить тебе бассейн, но здесь есть своего рода речушка. Мы могли бы даже искупаться, — предложила она.
 Его указательный палец начал кругами двигаться по внутренней стороне ее ладони. Милли сглотнула, пытаясь подавить вставший у нее в горле ком, но Рональд, казалось, не заметил этого. Он оценивающим взглядом оглядывал пики гор, до сих пор, словно белыми колпачками, покрытые снегом.
 — А вода там, наверное, ледяная?
 — Бодряще холодная, — мечтательно сказала она. — Просто оживляющая.
 — Ледяная, — настаивал он. — Ну, хорошо. Если ты покормишь меня, то я, пожалуй, рискну. Но за последствия будешь отвечать ты.
 Милли засмеялась.
 — Договорились.
 Выбрав из запасов, привезенных Хуаном-Антонио, необходимые для пикника продукты, она повела его на свое самое любимое место. Их путь лежал через сад и оливковую рощу, а потом — вверх по каменистой тропе, обрамленной колючим кустарником и выступающими на поверхность причудливыми пластами горных пород.
 С уверенностью человека, хорошо знавшего дорогу, Милли быстро и ловко поднималась вверх, хватаясь за стволы деревьев или за острые камни. Вскоре стал слышен шум журчащей воды. Солнце светило прямо над головой. Было жарко, пыль клубами вырывалась из-под ног. От запаха розмарина и дикого тимьяна кружилась голова.
 Милли обернулась к своему спутнику. Откинув с лица волнистые волосы, Рональд улыбнулся ей своей блистательной улыбкой. Она почувствовала, что ее сердце забилось учащенно, и, стремясь скрыть волнение, оживленно сказала:
 — Еще один подъем. Как у тебя дела? Он ухмыльнулся.
 — Выживу.
 При ярком солнечном свете его глаза, казалось, были цвета осенней листвы с золотистыми искорками. От взгляда этих глаз ее сердце замерло, и она остановилась как вкопанная. Его улыбка стала еще шире.
 — Как здесь хорошо, — произнесла она, пытаясь скрыть смущение, и вновь заторопилась вверх по тропинке.
 Не понимаю, что со мной происходит, думала Милли, пытаясь усмирить учащенные удары своего сердца. Рональд — жесткий, умный и очень проницательный человек. Да, он пугающе привлекателен. Он волновал и волнует тысячи женщин. Но ведь я-то не идиотка. Откуда же это непреодолимое влечение? Я ему интересна, ему хочется меня узнать, но он видит во мне не личность, а всего лишь предмет для изучения. А я…
 Мы знакомы всего три дня, напомнила она себе, и эта мысль немного охладила ее пыл. Три ночи и три дня, как сказал бы Рональд. Первая ночь случилась по ошибке, вторая прошла в мелких ссорах насчет дороги, третья… На третью ночь я сама повела его в свою обитель и говорила такие вещи, которые никогда и никому не должна была говорить.
 Охваченная странным ощущением, что сожгла за собой все мосты, Милли оперлась здоровой рукой о плоскую каменную глыбу, которой заканчивалась тропинка, и перепрыгнула через нее. Рональд последовал за ней. Не глядя на него, она отвела в сторону свисающие стебли вьюнка и, пригнувшись, чтобы протиснуться сквозь заросли кустов, снова осторожно двинулась вперед. Было бы ужасно, если бы обычная неуклюжесть подвела ее именно сейчас!..
 Все вокруг заросло — верный признак того, что с прошлого года здесь никого не было, и Милли почувствовала удовлетворение при мысли о том, что это все еще только ее место.
 Она выпрямилась во весь рост, стараясь держаться на безопасном расстоянии от догнавшего ее Рональда. Он молча осмотрелся и тихим голосом произнес:
 — Фантастика!
 Они стояли на затерявшейся среди гор, поросшей травой площадке. Окружающие ее скалы были покрыты мхом, вереском и ползучими стеблями вьюнка, и этот небольшой пятачок земли был словно отгорожен от остального мира. Ниже текла маленькая, быстрая речка, начало которой давал водопад, каскадом низвергавшийся со скал, расположенных высоко над их головами. Вода пенилась и кружилась вокруг попадающихся на ее пути скал, но оставалась спокойной, чистой и прозрачной у берега.
 Рональд неспешно разглядывал все вокруг. Милли вдруг с ужасом подумала о том, что он, возможно, представляет окружающую их природу как возможную площадку для киносъемок. Пальцы ее сжались в кулаки. Только бы он этого не сказал, взмолилась она.
 Она испытала огромное облегчение и была приятно удивлена его словами.
 — А ты когда-нибудь берешь сюда флейту?
 — Иногда. А что? — Милли совсем расслабилась.
 — Представляю, как ты играешь здесь — для диких животных и горных вершин.
 — Здесь не так уж много диких животных — разве что какая-нибудь белка. А горы слишком далеко, чтобы слышать меня.
 Он тихо засмеялся, укоризненно качая головой.
 — Любому, кто услышал бы эти слова, показалось бы, что ты не романтик.
 Это, сразу же отметила про себя Милли, была опасная тема. Встав на колени, она принялась деловито распаковывать припасенные для пикника продукты.
 — И был бы прав, — сказала она, не поднимая головы.
 — Это несправедливо, — заметил Рональд, опускаясь на траву рядом с ней. Его голос звучал, словно растопленный мед, и в нем слышался намек на смех, который она никогда, теперь уже никогда, не сможет забыть. — Одинокая леди, играющая на флейте, с внешностью, о какой можно только мечтать, и при этом не верит в романтику. Такое сочетание должно быть просто запрещено законом!
 Милли так и застыла с ножом в руках. Рональд, приподняв бровь, вопросительно посмотрел на нее. Через мгновение она справилась с собой и снова принялась нарезать сыр. Только когда он принялся за еду, она сказала, тщательно подбирая слова:
 — Просто я рано столкнулась с обратной стороной романтики.
 — Каким образом?
 — Моя мать была очень романтична и потому не слишком счастлива. Как и мой отец. И отчим.
 — Да-да. — Он подождал, пока она устроится поудобнее и возьмет в руки бутерброд. — Что-то вроде этого я и предполагал, — продолжил он с легким оттенком превосходства. — Но что же все-таки случилось с твоей матерью? Одна большая и пагубная страсть? Или множество мелких связей?
 — Много больших и пагубных связей, — ответила Милли. — У нее был действительно необыкновенный голос, такой, что люди сразу влюблялись в него, даже не зная ее саму. Внешне она тоже выглядела великолепно: пышная красавица с тяжелыми каштановыми волосами и огромными прекрасными глазами.
 Склонив голову набок, Рональд разглядывал ее мальчишескую фигурку.
 — Да, она была совсем другой, — согласилась Милли с его не высказанным вслух комментарием. — Я больше похожа на отца, еще одного тощего воробышка.
 Он фыркнул от смеха.
 — Так кем же был твой худощавый отец? Одним из поклонников матери, и только?
 — Вовсе нет. Он органист, и в своей области знаменит не меньше, чем она. Но моя мать именно блистала, — пояснила Милли, не сознавая, что в ее словах звучит легкий оттенок грусти. — Ты бы понравился ей.
 — Спасибо, — с иронией ответил Рональд. — Пожалуйста, передай мне оливки. — Он взял из ее рук баночку и продолжил расспросы:
 — А потом появился столь же блистательный отчим? У него определенно живое воображение. По крайней мере, если судить по отделке комнаты.
 Милли вспомнила, как Рональд разглядывал херувимов на фоне бледно-голубого райского неба, изображенных на потолке спальни Пита, и рассмеялась. От этого она вдруг почувствовала себя лучше.
 — Он был значительно старше мамы и тоже знаменит. Она была просто ослеплена… на какое-то время.
 — А затем? — подсказал Рональд.
 — А затем ей захотелось развлечься — ходить на танцевальные вечера, видеть молодых мужчин у своих ног, забыть, что у нее есть дочь-подросток…
 — Мне это знакомо, — сказал Рональд. — Так что же все-таки случилось с ней? Она сбежала от Пита?
 Милли криво улыбнулась.
 — В конце концов — да.
 — Ты переживала?
 — Не совсем так. Ведь это было облегчением, потому что мы все наконец-то определились. Я никогда не держала на нее зла. Она умерла от какой-то разновидности гриппа, даже не позволив своему другу вызвать врача.
 Рональд сделал движение, как будто хотел накрыть ее руку своей, но затем остановился. Его густые, хорошо очерченные брови сдвинулись. Он посмотрел себе на руку, словно она была ему чужой, и что-то пробормотал себе под нос. Милли не разобрала, что именно, но ей показалось, что он сердится.
 — Расскажи мне что-нибудь еще про своего отца, — попросил Рональд после минутного молчания. — Ему тоже хотелось танцевать ночи напролет, забыв о том, что у него есть дочь?
 — Боже мой, конечно же нет! Он никогда не позволяет своим подругам вставать между ним и его музыкой, а порой вообще не замечает их присутствия. По крайней мере, до тех пор, пока они не уходят, а он не остается без чистых рубашек.
 Рональд покачал головой.
 — А я-то считал тебя избалованной принцессой. Как же можно так ошибаться! Похоже, тебя окружает сборище каких-то чудовищ.
 Милли повела плечами.
 — Нет, они не чудовища, а просто очень талантливы, поэтому нужно даже потакать их слабостям. Такие люди очень много отдают окружающим, и от этого порой опустошаются сами.
 — Ты, должно быть, шутишь… — Их глаза встретились, и Рональд с облегчением вздохнул. — Тебе почти удалось обмануть меня — я подумал, что ты действительно так считаешь.
 — Таковы принципы, руководствуясь которыми меня воспитали, — просто сказала Милли.
 Он пристально смотрел на нее, и его глаза сузились.
 — Ты ведь не веришь в это, — тихим голосом поставил он свой диагноз.
 — Во всяком случае, не хочу верить. Я не желаю быть рабыней какого-нибудь эгоиста только потому, что он божественно поет, и никогда не стала бы сама терроризировать других.
 Хотя ее голос звучал вполне спокойно, Рональд явно понял всю глубину ее переживаний.
 — Понятно, — прищурив глаза, произнес он. — Еще одна разгаданная загадка.
 — Какая загадка? — резко спросила она. Он ответил лениво, но с едва слышными стальными нотками в голосе:
 — Ты боишься даже подумать о том, что, возможно, у тебя тоже есть талант.
 Милли была потрясена до глубины души.
 — Никто никогда не говорил мне ничего подобного, — наконец проговорила она.
 Рональд, казалось, не заметил ее потрясения.
 — И даже твой гуру?




 Глава 7


 Милли вспомнила последние замечания Шона в ее адрес, на ее лице появилась мрачная усмешка.
 — Конечно же, нет. — И она добавила, старательно подбирая слова:
 — Он абсолютно уверен в том, что если у меня и были какие-то способности, то все это уже в прошлом. По его мнению, я деградирую.
 — Да? — Рональд взял ломтик хлеба и аккуратно положил на него кружок приправленной чесноком колбасы. Его карие глаза проницательно смотрели на нее. — А ты сама как считаешь?
 Милли закусила губу.
 — Довольно трудно объективно оценить собственные способности. Всегда надеешься, что…
 Она замолчала, поняв, что ее слова звучат так, словно она оправдывается.
 — Значит, ты считаешь себя талантливее, чем он думает, — как бы размышляя вслух, сказал Рональд.
 — Я этого не говорила!
 — Тебе и не надо было. — Он улыбнулся. — Думаю, ты еще не призналась в этом даже самой себе. Но если бы ты была согласна с мнением маэстро О'Флаэрти, то не стала бы говорить, что человеку трудно объективно оценить свою работу. Не так ли?
 Милли задумчиво провела рукой по волосам. Она видела, каким взглядом Рональд проследил этот ее жест. В выражении его лица было что-то напряженное. Ей стало неловко, и ее руки тяжело упали на колени. Она ждала, что и как он скажет, но, когда он заговорил, голос его звучал достаточно обыденно.
 — А что говорят другие?
 — А что они могут сказать? — Она вздохнула. — Все они друзья семьи. Мой отчим состоит в правлении директоров колледжа, преподаватель жил вместе с ним в Кембридже, ведущий музыкальный критик — один из приятелей моей покойной матери… Так что сторонних наблюдателей просто нет. Кроме… — Она сглотнула. — Кроме Шона О'Флаэрти.
 Они надолго замолчали, а затем Рональд сказал:
 — Ты слишком боишься пристрастных оценок.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Любой, кто находит у тебя способности, сразу сбрасывается со счетов, а мнение того, кто считает тебя бездарной, ты считаешь правильным.
 — Это не так!.. — начала было протестовать Милли, но Рональд перебил ее.
 — Именно так. Ты только что сама сказала об этом.
 — Ты исказил мои слова! Ты ничего не понимаешь! — взволнованно сказала Милли. — У меня были самые лучшие учителя и огромные возможности… как у тебя в твоем первом фильме. Только ты воспользовался ими, а я просто сидела и наблюдала за тем, как они проплывают мимо меня.
 — Это твоя собственная версия событий? — поинтересовался Рональд, — или доктора О'Флаэрти?
 — Моя. — Милли снова вздохнула и рассмеялась. От ее злости не осталось и следа, но смех прозвучал слегка печально. — Моя мать обычно говорила, что я слишком равнодушна, чтобы всерьез заниматься чем-либо.
 — Ты не производишь впечатления девушки, которой все безразлично, — сухо заметил Рональд.
 — Ты ведь не слышал, как я играю. Карие глаза цепко поймали ее взгляд.
 — Можешь сыграть для меня сегодня вечером, — заметил Рональд.
 Это был облеченный в мягкую форму вызов. Милли чуть было не выронила банку оливок, которую собиралась предложить ему. По необъяснимой причине сердце бешено запрыгало в ее груди. Устыдившись охвативших ее чувств, она попыталась воспротивиться:
 — Тебе не понравится такая музыка.
 — Я не говорил ничего подобного.
 — Да, но ты сказал, что ничего не знаешь о музыке…
 — Поэтому и буду объективен, — спокойно заметил он. — Ведь так? Передай-ка мне сыр…
 Милли обреченно вздохнула. Мысль о том, что она сама во всем виновата, вовсе не утешала ее. Ей приходилось играть перед сотнями людей, которые могли более профессионально, чем Рональд Бредли, судить о ее исполнительском искусстве, но тем не менее она боялась играть именно при нем. Ее пугала мысль, что он согласится с точкой зрения Шона о ее заурядности, если ее музыка не затронет его душу.
 — О Боже, — едва слышно пробормотала она. Рональд не подал виду, что слышал это восклицание и, как ни в чем не бывало, спросил:
 — А в этой реке можно купаться? Милли приложила все усилия, чтобы подавить напряжение и спокойно ответить:
 — Да, здесь достаточно глубоко. Он жалобно простонал:
 — А ты сама купаешься здесь? — с подозрением спросил Рональд.
 — Всякий раз, когда прихожу сюда. Милли не уточнила, что обычно это бывает в конце лета.
 — Хорошо. Вижу, моя репутация отчаянного человека здесь явно к месту.
 — Не следует лезть в воду сразу после еды, — сжалилась Милли. — Подожди хоть часок.
 — А ты сама разве не будешь купаться? Она отрицательно покачала головой и пояснила:
 — Мне нельзя переохлаждать руку.
 — Я согрею ее, — тут же предложил Рональд.
 — Да, но… — попыталась вставить она, но он не слушал ее возражений.
 — Рука об руку в водопад, — прикрыв глаза, пробормотал он. — Как во сне!
 Он слегка дотронулся до ее запястья, и Милли снова почувствовала в этом прикосновении скрытую ласку. Она отдавала себе отчет в том, что он действует профессионально, и тем не менее не могла совладать с охватившей ее дрожью.
 — Мне такие сны не снятся, — как можно тверже произнесла она. До сих пор это было правдой.
 — Ты не только не романтик, но еще и мастерица врать, — с подчеркнутой задушевностью парировал Рональд, не открывая глаз. — Хочешь, чтобы я ради твоего удовольствия один барахтался в ледяной воде?
 Милли фыркнула.
 — Я же не сообщу об этом в газеты. — Последовав его примеру, она откинула назад голову, подставляя лицо солнцу, и закрыла глаза. — Тебе понравится, — уже сонным голосом добавила она. — Честно.
 Последнее, что Милли услышала, погружаясь в сон, был его добродушный смешок.
 Ей снилось, что она на сцене. Огромной сцене. Свет рампы слепил ей глаза, и публику в зале разглядеть было невозможно. Позади нее за роялем сидел Шон. Ей ужасно хотелось уйти со сцены, но она никак не могла найти выход. Она повернулась к Шону, моля его о помощи, но он смотрел сквозь нее, словно она была невидимкой. В ее руки вложили флейту…
 Неожиданно из темноты зала вышел кто-то, поднял ее на руки и унес прочь — от цветов, от рояля, на котором Шон продолжал играть с каменным лицом.
 Потом она почему-то оказалась перед аудиторией, которая не была скрыта за слепящим светом юпитеров и состояла из множества добрых лиц. Милли поднесла флейту к губам. Ее спаситель стоял сзади, положив руку ей на плечи, и она начала играть, уверенная, что может абсолютно все. Аккомпанемент Шона становился все громче, все злее. Затем он стих. Аплодисменты были бурными, как морской прибой… или землетрясение.
 Милли пыталась оглянуться, чтобы разглядеть своего спасителя, но он не давал ей возможности сделать это. Затем он исчез. Она бегала по огромной сцене, пытаясь найти его, а публика уже свистела и топала. Спасителя нигде не было видно, а ей было просто необходимо найти его. Она снова стала неуклюжей, натыкалась на корзины цветов, чувствуя, как холодная влага с их лепестков и листьев брызжет на нее…
 — Проснись, — вдруг сказал жизнерадостный голос.
 Милли очнулась не сразу. Открыв глаза, она удивленно рассматривала стоящую над ней высокую фигуру мужчины с широкими, сильными плечами, мускулистой, коричневой от загара грудью, которая вздымалась в глубоком, атлетическом дыхании, и волнистыми влажными волосами. Внутри у нее что-то дрогнуло, и память вернулась к ней.
 — Рональд… — Милли была потрясена, хотя не понимала, что ее так волнует.
 Она села, а он опустился возле нее на одно колено. Его голая нога прикоснулась к ней, но она даже не вздрогнула. Он, должно быть, плавал, потому что был в одних плавках, а на его ногах и груди поблескивали бриллиантовые капельки.
 Милли почувствовала, как у нее пересохло во рту. Она незаметно отодвинулась, чтобы их ноги больше не соприкасались, но от этого мало что изменилось — электрический ток короткими волнами все еще пробегал по всему ее телу. Его ухмылка дала ей понять, что отодвинулась она недостаточно небрежно.
 — Ты права, — сказал Рональд, — после такой ванны чувствуешь себя замечательно. Но если тебе действительно нельзя переохлаждать запястье, то лучше не заходи в воду.
 — Очень холодная?
 — Как будто ныряешь в коктейль Рональда Бредли, — серьезно заявил он и, отбросив полотенце, потянулся за рубашкой. Милли зачарованно смотрела, как, натянув ее и даже не потрудившись застегнуть пуговицы, он со вздохом откинулся на спину.
 — А что это за коктейль? — спросила она.
 — Я смешиваю для него виски, ликер, свежий апельсиновый сок и добавляю очень много льда. — Он засмеялся, протянул было к ней руку, но снова остановился на полпути, будто припомнив что-то. — Так и быть. Я тебя прощаю. Не стану бросать в воду.
 Милли почувствовала одновременно и облегчение и разочарование. Действительно ли он намеревался прикоснуться к ней? А если так, то почему остановился? Потому что она не была неотразимой Мэлани Кинсайд и могла возомнить о себе Бог весть что? Вероятно, это действительно было так.
 Что ж, оно и к лучшему. Я не хочу, чтобы он дотрагивался до меня, заверила она себя.
 Неожиданно Рональд перевернулся на живот и ухмыльнулся.
 — Не хмурься.
 Его карие глаза смотрели на нее так, что теплая волна тут же прокатилась по всему ее телу.
 Рональд тут же заметил это. Он вообще замечал слишком много. Она вскочила.
 — Пожалуй, купание все же пойдет мне на пользу, — заявила она.
 Протянув руку, Рональд остановил ее.
 — С больной рукой? Брось! — И потянув ее вниз, он решительно приказал:
 — Сядь, Милли.
 Встретив его взгляд, она покорно опустилась на траву. Ее охватило оцепенение, которому она старательно, но не слишком успешно сопротивлялась.
 — Да кто ты такой, чтобы командовать мною?
 — Я не командую, а, наоборот, умоляю, — лукаво возразил он. — Подумай о моих поклонницах… репутации…
 Милли наконец удалось справиться со своим дыханием, хотя близость его тела все еще слишком волновала ее. Склонив голову набок, она притворилась, будто не замечает, что он находится слишком близко от нее.
 — Ну, если это грозит твоей репутации… — Она мастерски изобразила разочарование. — Хорошо. Я, пожалуй, воздержусь от купания.
 Облокотившись на руку, он взглянул на нее. Странно, подумала Милли, почему мне все время кажется, будто он знает все твои самые сокровенные тайны. Она сомкнула веки.
 Никто еще не улыбался ей так. Даже Шон. Тут она почувствовала, как пальцы Рональда прикоснулись к ее бровям, скользнули по лбу, щеке.
 — Не хмурься, — раздался его хрипловатый, дразнящий голос. — А то будут ранние морщины.
 Он провел пальцем по ее губам, и Милли почувствовала, как сладостная дрожь охватывает все ее тело. Ей, конечно, следовало воспротивиться, но ощущение было слишком приятным. Чуть вздохнув, она откинулась на поросшую мхом теплую землю. Ее глаза медленно приоткрылись; в их глубине светился немой вопрос.
 Рональд с улыбкой склонился над ней и стал перебирать ее волосы. Он казался полностью поглощенным этим занятием и выглядел счастливым. Сердитые складки в уголках его рта разгладились, в глазах светилась мягкая улыбка и что-то еще, чему Милли не могла найти определение.
 Он склонил голову и сомкнутыми губами потерся о ее рот. Должно быть, это один из дежурных трюков этого покорителя сердец, напомнила себе Милли, ее дыхание участилось, а когда Рональд легким поцелуем коснулся ее щеки, осторожно отводя прядь волос, она, уже не осознавая, что делает, обвила руками его плечи.
 Словно получив наконец долгожданный сигнал, Рональд притянул ее к себе. Его рот жадно и властно накрыл ее губы… и Милли окончательно потеряла контроль над собой.
 Как вчера вечером, подумала она, почти испугавшись собственной дерзости. Нет, не совсем так. Вчера она не понимала, что делает, сейчас же каждой дрожащей, вибрирующей клеточкой своего тела ясно осознавала, что происходит.
 Его объятия были крепкими, но целовал он ее очень нежно. Потом его рука двинулась по ее спине, и у Милли все поплыло перед глазами. Она никогда не думала, что одно-единственное прикосновение может так воспламенить ее.
 Его руки возобновили движение, отыскивая полоску нежной кожи между футболкой и джинсами. Она чуть не ахнула вслух от охватившего ее страстного волнения, когда он нагнулся и губами прижался к ее тонкой талии, и еще теснее прижала к себе его голову.
 Рональд продолжал целовать ее медленными, дразнящими поцелуями, словно пробуя на вкус, и она впервые робко ответила ему, даже не заметив, как он ловко освобождает ее от одежды. Выгибаясь от охватившего ее возбуждения, она стремилась все теснее прижаться к нему и, когда он на мгновение отстранился, протестующе застонала.
 — Не торопись, — произнес Рональд шепотом, хотя их никто не мог услышать. — У нас достаточно времени…
 Своими поцелуями он заставил ее закрыть глаза. Затем его рот очень медленно отправился вниз по щеке и выгнутой от желания шее к ключицам. Она почувствовала, как его пальцы ловко расстегнули застежку лифчика от бикини, но протест замер у нее на губах.
 Когда он накрыл ртом затвердевший от наслаждения сосок, Милли глухо вскрикнула. Ее тело содрогнулось, пальцы впились в его плечи, дыхание участилось. Неожиданно он требовательно прижался к ней бедрами, и у нее не осталось никаких сомнений относительно переполняющего его желания. Мягкие, изобретательные ласки исчезли. Теперь с ней был мужчина, который испытывал не менее острое, чем она сама, желание.
 Милли прильнула к нему еще теснее. Он больше не играл с ней. Его пальцы, которые только что легкими прикосновениями вызывали острые всплески чувств в ее не привыкшей к чужим прикосновениям груди, неожиданно стали требовательно властными. Милли вздрогнула, но затем еще крепче прижалась к нему. Теперь уже ее руки, скользнув под его расстегнутую рубашку, чувственным движением двинулись вниз вдоль позвоночника. Он застонал от наслаждения и прервал поцелуй.
 Склонив голову, Рональд прижался лбом к ее лбу, и она чувствовала, что он пытается обрести контроль над собой. Его дыхание несколько успокоилось.
 — Этого не должно было случиться, — сказал он глухо.
 Она отдернула руки так, словно по ним ударили кнутом.
 — Нет. Не надо. — Он поднял голову и, мрачно глядя на нее, взял ее руку и поднес к губам. — Не отстраняйся от меня. Я не хотел… — Он не договорил.
 Милли отвернулась. Она смотрела на струю падающей воды и думала, что если она постарается держать свои глаза широко открытыми, то он, возможно, не заметит в них подступающих слез.
 — Не хотел заняться со мной любовью? — тихо и холодно спросила она.
 — Черт! — вырвалось у него, и она вздрогнула. — Не смотри так на меня, — сказал он уже более мягким тоном. — Я никогда не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе боль. Разве ты сама не знаешь этого?
 Но уже сделал больно! Она ничего не сказала, но эта не высказанная вслух мысль стеной встала между ними. Рональд вспыхнул, кожа на его загорелых щеках яркими пятнами зарделась под загаром. Он рывком отодвинулся от нее, сел, скрестив ноги, и уставился на противоположный берег реки.
 — Милли, послушай. Ты такая… — Он поколебался, но все же закончил:
 — Такая неопытная.
 Неопытная, незатейливая, неинтересная… Значит, я была права, подумала Милли. Он отвернулся потому, что я далеко не Мэлани Кинсайд.
 Она собрала свою разбросанную одежду и скомкала ее, радуясь тому, что он не наблюдает за ней. Этого она сейчас просто не вынесла бы.
 Рональд сказал:
 — Милли, ты совсем не знаешь меня.
 — Не понимаю, что ты имеешь в виду, — холодно спросила она, натягивая футболку.
 Рональд беспомощно взмахнул рукой. — Дорогая, ты была готова любить… но меня ли? Это совсем не я, разве ты не понимаешь? Это все та же старая рекламная машина. Звездный Любовник, мечта любой женщины на одну ночь… или на один час у горного водопада, как в данном случае. — Его голос звучал жестко и горько.
 Милли вздрогнула. Ей хотелось с жаром опровергнуть его слова, сказать, что она почти ничего не слышала прежде о Рональде Бредли и, конечно же, не мечтала провести ночь ни с ним, ни с кем-либо еще. Но неожиданно до нее дошло, что именно это и будет инкриминировано ей. Потому что, если она не была потрясена его имиджем кинозвезды, то что, черт возьми, всего несколько минут тому назад привело ее — как он правильно догадался! — на грань… И даже за эту грань! Она поежилась.
 С Шоном она никогда не заходила так далеко, хотя считала, что любит его. А ведь он был так же настойчив в своих желаниях, как Рональд, и в каком-то смысле даже более убедителен, но тем не менее она не теряла разума и, сдерживая свои эмоции, всегда напоминала ему о жене и детях. Милли закрыла лицо руками.
 — Это просто безумие, — пробормотала она.
 — Не говори так, — быстро произнес Рональд. — Это моя вина. Я знал, что делал, но позволил себе увлечься. Извини. К счастью, ничего не произошло, и с тобой все в порядке.
 Ничего не произошло?! Милли отвернулась и поднялась на ноги. Она и не знала, что ее можно так больно задеть.
 — Да уж, все хорошо, что хорошо кончается, — сказала она тихо. — Кажется, скоро пойдет дождь.
 Рональд ловко встал и протянул ей руку, но Милли отошла в сторону, делая вид, что не заметила этого его жеста. Он огорченно вздохнул и посмотрел на небо. Солнце было по-прежнему высоко, но, гонимые сильным ветром, с запада быстро надвигались черные тучи.
 — Думаю, ты права. Нам лучше вернуться в замок, — сказал он и стал одеваться.
 Милли тем временем собирала оставшиеся от пикника продукты. Он взял у нее сумку, и ей удалось сделать так, чтобы их пальцы при этом не соприкоснулись. Рональд печально улыбнулся, но промолчал.
 Она быстро, не оглядываясь, побежала вниз по тропе.
 Они уже почти добрались до замка, когда увидели другую пару, взбиравшуюся по тропе им навстречу.
 — А ты говорила, что водопад — твое сокровенное место, — тихо заметил Рональд. — Я и не знал, что нас могут… прервать.
 Он повеселел, и это рассердило Милли. Она резко пояснила:
 — Это действительно только мое место. Просто тропой нередко пользуются альпинисты.
 — Альпинисты?
 — Считается, что здесь хорошее место для тренировок, — сказала Милли, стараясь защитить свои горы.
 — Да, понимаю. Но не в такую же погоду! Они поравнялись с солидным мужчиной средних лет и девушкой значительно моложе его. За плечами оба несли рюкзаки с полным комплектом горного снаряжения. Милли повела плечами.
 — Только опытные альпинисты знают об этой тропе. Должно быть, они отдают себе отчет в том, что делают…
 Рональд посмотрел через плечо на удаляющуюся по тропе пару.
 — Надеюсь, — мрачно ответил он. — На мой взгляд, ей не больше шестнадцати.
 Милли остановилась как вкопанная. На какое-то мгновение она отчетливо почувствовала болезненный укол ревности. О Боже! Как она может ревновать к кому-то Рональда Бредли, который только что самым недвусмысленным образом дал ей понять, что не испытывает к ней никаких чувств.
 — В чем дело? — мгновенно почувствовав перемену в ее настроении, обеспокоенно спросил Рональд.
 Она попыталась беспечно улыбнуться.
 — Ничего. Должно быть, я немного устала. Вот приду домой и отправлюсь отдохнуть.
 Это был превосходный предлог оставить его одного в кухне, когда они вернулись в замок. Он пристально посмотрел на нее, но не стал уговаривать остаться с ним внизу.
 — Тебе принести что-нибудь? Может быть, кофе или что-нибудь еще?
 — Нет.
 Милли еле сдержала крик, потому что единственное, что бы ей хотелось сейчас, так это заполучить Рональда в свою спальню.
 — Хорошо, — бесцветным голосом ответил он. — Поскольку ты занималась пикником, я приготовлю ужин. Но запомни, если к семи часам ты не спустишься вниз, я сам приду за тобой.
 Ее передернуло.
 — Я спущусь вовремя, — пообещала она.




 Глава 8


 Войдя к себе, Милли беспокойно заметалась по комнате. Она чувствовала себя неуютно и боялась смотреть в зеркало.
 Что же со мной все-таки происходит, думала она. Я ведь могу неделями избегать необходимости лишний раз выйти на улицу, встретиться с друзьями… а сейчас охотно сходила бы на репетицию оркестра — хотя бы для того, чтобы просто заварить для всех чай, пообщаться с людьми.
 Она больше не чувствовала себя прежней, и все из-за Рональда Бредли! В его присутствии ее не покидало ощущение, что вот-вот что-то должно произойти и нет никакой возможности избежать этого. Тем не менее, несмотря на смущение и трепет, она вовсе не стремилась противиться происходящему.
 — Просто безумие какое-то. Чего ты ждешь? пробормотала она, но единственно верный, сам собой напрашивающийся ответ на этот вопрос ей не понравился. — Он ведь уже касался тебя, даже целовал… Неужели тебе недостаточно того, что случилось у водопада? Ты хочешь большего?
 Нет, подсказывал ей здравый смысл и природный инстинкт самосохранения. Да, возражали чувства.
 — Я просто не вынесу всего этого, — вслух произнесла Милли.
 Вернуться на кухню и откровенно поговорить с Рональдом у нее не хватило мужества и, забравшись под одеяло, она погрузилась в беспокойное забытье сна.
 К счастью, Милли проснулась как раз вовремя, чтобы он не успел осуществить свою угрозу подняться за ней. Она быстро приняла душ и надела самый скромный наряд из всех, что имелись в ее распоряжении: темную юбку до пола и хлопковую блузку с высоким воротником с пуговицами-жемчужинами и рюшами на воротнике и манжетах. Она тщательно причесалась и, облаченная в строгую закрытую одежду, словно в доспехи, спустилась вниз.
 Рональд тоже переоделся. На нем были черные брюки и светло-бежевая рубашка с закатанными рукавами, обнажающими загорелые мускулистые руки. Взглянув на них, Милли невольно вспомнила о его силе и, почувствовав, как в ней что-то дрогнуло, разозлилась на себя.
 Должно быть, она издала какой-то звук, потому что Рональд обернулся, и его брови удивленно поднялись.
 — Очень торжественно, — произнес он.
 — Ты ведь сказал, что хочешь, чтобы я сыграла для тебя? — быстро отреагировала она.
 Его взгляд изучающе скользнул по ее фигуре.
 — Ты что, лучше играешь в таком виде? — В его голосе сквозила ирония.
 Ее подбородок слегка дернулся.
 — Я всегда все делаю лучше, если тщательно подготовлюсь.
 Он тихо засмеялся, и она еще сильнее напряглась. К счастью, Рональд не заметил охватившего ее волнения. Пожав плечами, он протянул ей бокал.
 — Снова старого доброго вина? Или ты хочешь шерри?
 — Нет, спасибо, — отказалась она.
 — Вовсе не обязательно повторять эксцессы вчерашнего вечера. Просто составь мне компанию. Она отрицательно покачала головой.
 — Не стоит, ведь мне играть, — сказала она. — Может быть, позднее. Если ты действительно намерен послушать мою музыку.
 — Да, — ответил Рональд, помрачнев. Он налил себе вина и сделал большой глоток.
 — Я сыграю тебе после ужина.
 — А почему не сейчас? Она растерялась.
 — Я… Мне бы хотелось поесть.
 — Ужин еще не готов, и я бы хотел, чтобы ты сыграла прямо сейчас. — И, заметив ее растерянность, Рональд сухо добавил:
 — Взгляни на проблему с другой точки зрения: ведь если ты сыграешь прямо сейчас, то быстрее покончишь с этим делом.
 Она кивнула в знак согласия.
 — Где твоя флейта? — мягко, но с оттенком неумолимости спросил он.
 — В зале…
 — Тогда пошли.
 Прихватив с собой бутылку вина и свой бокал, он открыл ей дверь. Милли старалась успокоиться. Она никак не могла взять в толк, почему паникует, собираясь играть для какого-то любителя, ведь всю свою жизнь играла для настоящих профессионалов! Но кончики пальцев у нее вдруг похолодели.
 Их шаги гулко отдавались в просторном, с высокими потолками зале. Рональд щелкнул выключателем и начал задергивать портьеры.
 Милли тем временем установила пюпитр и вынула из футляра флейту. Затем она подошла к шкафчику с кассетами и через плечо спросила:
 — Ты хочешь послушать только меня? Или что-нибудь более значительное?
 Рональд подошел ближе и посмотрел на тщательно пронумерованные кассеты.
 — Вот это коллекция! — восхищенно присвистнул он. — Аккомпанемент на любой случай.
 — Эти записи не продаются в магазинах, — пояснила Милли. — Пит готовил их для различных семинаров и тому подобных встреч, которые проводит уже в течение многих лет. А часть из них я записала сама в то лето, когда мы с доктором О'Флаэрти работали здесь.
 Казалось, Рональд не слушает ее объяснения. Он просмотрел отпечатанный на машинке каталог и заметил:
 — У твоего отчима неплохой вкус. Ничего не ответив на эту реплику, Милли нашла нужную кассету и включила магнитофон.
 — Тебе не нужна моя помощь?
 — Я умею обращаться с техникой, это часть моей профессиональной подготовки.
 Она тщательно отрегулировала уровень звука. Рональд хмыкнул.
 — Вижу. — Он огляделся. — Хорошо. Готовь аппаратуру, а я займусь освещением.
 Он взял три стоявших за роялем высоких канделябра, в которые уже были вставлены длинные белые свечи, и расставил их полукругом вокруг пюпитра, затем достал из кармана брюк зажигалку, и через мгновение языки пламени заплясали, словно живые.
 Милли вновь ощутила улегшееся было волнение и отвернулась, пытаясь сконцентрировать внимание на аппаратуре. Рональд прошел к дверям зала, выключил свет и вернулся обратно, гулко стуча каблуками по деревянному полу. Взяв один из покрытых позолотой стульев, он поставил его в центре и сел на него верхом, положив руки на спинку, вырезанную в форме лиры.
 — Готова?
 Была ли в этом вопросе насмешка? У Милли не было полной уверенности на этот счет. Она почувствовала себя еще более беззащитной и, хотя ноты были абсолютно не нужны ей, преувеличенно долго возилась с ними, надеясь, что привычные движения помогут унять дрожь в руках. Наконец она поднесла флейту к губам и взяла несколько пробных нот.
 — Готова, — тихо проговорила она, нажала кнопку воспроизведения и замерла в ожидании аккордов.
 Насыщенные звуки фортепьяно наполнили всю комнату. Шону нравилось аккомпанировать ей. Милли хорошо помнила тот день, когда они сделали эту запись. Ей было всего семнадцать, и она уже начала влюбляться в него.
 Но Шон никогда ничего не говорил ей о своих чувствах. Затем он уехал в Штаты, а она в течение восьми лет усердно поддерживала разгоревшееся в ней тем летом пламя любви.
 Восемь лет, думала Милли, вслушиваясь в прекрасные звуки, мягко струившиеся по залу. Целых восемь лет! Когда, вернувшись, Шон стал ее преподавателем в колледже, она решила, что это знак судьбы. Он учил ее музыке, водил в концерты, после чего они сидели в небольших ресторанчиках, где он не отпускал ее руку даже во время еды. Он говорил, что любит ее, и явно добивался близости с ней. Лишь по чистой случайности они не стали любовниками, прежде чем Милли узнала о его жене и детях.
 Вступление закончилось. Она подняла флейту к губам… и тут же забыла и о таинственности этого пустого зала с единственным слушателем, и о событиях последних дней. Ее охватило грустное ощущение утраченной надежды — и повествующая об этом музыка. Никогда раньше Милли не испытывала подобного чувства. Она знала, что играет сейчас прекрасно, может быть, лучше, чем когда-либо в своей жизни.
 Музыка стихла. В затемненном зале воцарилась тишина. Легкий сквозняк чуть колыхал пламя свечей, но был слишком слаб, чтобы пошевелить тяжелые занавески. Мужчина, сидевший верхом на стуле, не двигался. Его глаза смотрели напряженно, странно блестя в колеблющемся свете. Тени на стенах и полу тоже чуть колебались, принимая причудливые формы, словно пытающийся материализоваться дух.
 Милли опустила флейту и встретилась с взглядом Рональда. У нее возникло фатальное чувство неизбежности перед лицом своего властелина и судьи. Он глубоко втянул в себя воздух, будто до сих пор сдерживал дыхание.
 С едва слышным щелчком, прозвучавшим в полной тишине, как выстрел, кассета остановилась. Рональд встал и произнес:
 — Я бы сказал, что тот парень, который считает, что ты достигла вершины мастерства, абсолютно прав.
 Милли была озадачена, но потом вспомнила, что рассказала ему об оценке ее игры Питом и Шоном. Преодолевая горечь, она улыбнулась. Со своей привычной проницательностью Рональд тут же заметил ее реакцию.
 — Послушай, — мягко сказал он. — Это было сказано как комплимент.
 Милли отвернулась и с подчеркнутой деловитостью стала перематывать пленку.
 — Никогда не говори музыканту, что он достиг вершины мастерства, Рональд, — небрежно заметила она. — Потому что это означает для него конец карьеры. — Она вынула кассету и поставила ее на место. — Теперь ты готов поесть? — с деланным спокойствием осведомилась она и, вопросительно подняв брови, повернулась в его сторону.
 Рональд явно размышлял о чем-то. Его глаза пытливо смотрели на нее.
 — Чего бы мне действительно хотелось, — сказал он, не отрывая взгляда от ее глаз, — так узнать, что же ты на самом деле думаешь. Милли поежилась.
 — Зачем?
 Он подошел к ней. Падающая от него тень бешено запрыгала и исчезла в круге света. Он уверенно взял ее за подбородок, повернув лицом к себе.
 — Ты такая спокойная… Безукоризненные манеры. Холодна, как лед. Вот только твои глаза свидетельствуют об обратном, моя дорогая. — И он, едва касаясь, провел пальцем по ее щеке. — Так же, как, впрочем, и твоя игра.
 Милли с горечью подумала, что действительно выдала себя, когда он заключал ее в свои объятия, но у нее хватило ума не сказать об этом вслух. Она рывком отодвинулась и отступила на шаг. Так ей было легче.
 — Ты выдумываешь. Рональд покачал головой.
 — Нет, не выдумываю. Теперь ты снова стала холодна и сдержанна, но периодически сбрасываешь свои доспехи и тогда горишь ярким пламенем, как вот эта свеча.
 В полном изумлении Милли отпрянула еще дальше, кашлянула и неестественно громким голосом сказала:
 — Это просто смешно!
 — Неужели?
 — Да, смешно, — с жаром повторила она. — И похоже на сцену из плохого фильма. В жизни не слышала подобных глупостей. Ты вообще не разбираешься в классической музыке. О ней нельзя судить так же, как о рок-н-ролле или даже джазе. Она не бывает спонтанной и эмоциональной. Классические произведения создают, как памятники архитектуры. Я не придумываю музыку во время исполнения.
 — Ерунда, — заметил Рональд.
 — Что?!
 Он с готовностью повторил еще раз:
 — Ерунда. Или ты хочешь сказать, что манера исполнения никогда не меняется?
 — Ну, в определенной степени, конечно, меняется.
 Несмотря на эту незначительную уступку, он продолжал настаивать:
 — Значит, я только что слушал именно тебя, а другой человек исполнил бы это иначе.
 — Конечно, — согласилась Милли. — Но это не означает, что те чувства, которые ты уловил, вернее, подумал, что уловил, — поправилась она, — были моими.
 На какое-то мгновение их глаза встретились, и Рональд раздраженно втянул воздух и запустил руку в свои волнистые волосы.
 — Ты, — наконец произнес он, — абсолютно не разбираешься в человеческих эмоциях, но играешь, как ангел. Ладно, черт побери, пойдем поедим, пока я окончательно не забыл о своих добрых намерениях.
 За ужином он пребывал в странном, тяжелом настроении. Уловив это, Милли почувствовала, как напряглись и ее нервы. А в результате вернулась присущая ей неуклюжесть. К ее полному смущению, она разбила тарелку, уронила два столовых прибора и рассыпала мандарины, горкой лежащие на деревянном блюде. С пунцовым от стыда лицом она нагнулась, чтобы подобрать их.
 — Оставь их, — резко сказал Рональд и испытующе посмотрел на нее. — У тебя снова болит запястье?
 От удивления Милли замерла. Она почти не ощущала, как болит рука.
 — Немного.
 — Да не сиди ты с таким трагическим видом.
 Подумаешь, тарелку разбила, — сухо заметил Рональд. Облокотившись о стол, он смотрел ей прямо в лицо. — Почему ты так напряжена?
 — Вовсе я не напряжена, — пробормотала Милли, нервно комкая салфетку, чтобы не смотреть ему в глаза.
 — Тогда положи салфетку на место. Он взял отставленный ею бокал и, налив в него вина, подвинул через стол к ней.
 — Тебе нужно немного выпить. Давай, вино не отравлено, а я уж не допущу, чтобы ты снова напилась, потому что не уверен, — добавил он тихо, — что смогу держать себя в руках.
 Вспыхнув от смущения, Милли взяла бокал. У нее так дрожали руки, что немного вина тут же пролилось на рукав белой блузки. Она чуть было не заплакала от досады.
 Рональд протянул руку к серебряной солонке и, не спрашивая разрешения, щедро посыпал солью малиновое пятно. Милли с деланным вниманием смотрела, как белые крупинки постепенно темнеют, впитывая вино.
 — Подожди, пока соль все впитает. Затем опустишь блузку в холодную воду. Для этого тебе, конечно, придется ее снять, — добавил он сухо. Ее глаза взметнулись к его лицу. — И тогда я уж точно не смогу справиться с собой…
 Милли резко вскочила, опрокинув стул, и зажала уши.
 — Перестань! — закричала она. Он встал. Милли попятилась. — Не приближайся ко мне, — напряженным шепотом проговорила она.
 Брови Рональда поползли вверх.
 — Насколько я понимаю, тебе больше не хочется играть для меня. В таком случае я сделаю то, что обещал.
 Милли непонимающе взглянула на него. Он улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой.
 — Иди переоденься и замочи в холодной воде блузку. А потом я научу тебя танцевать, — сказал он и, отвернувшись, бросил через плечо:
 — Даю тебе пять минут.
 Милли ринулась в свою комнату и, сорвав с себя блузку, опустила ее под струю холодной воды в раковине. Потом она лихорадочно натянула старую хлопковую юбку с резинкой на талии и футболку.
 Рональд ждал ее в зале. Канделябры с зажженными свечами были теперь расставлены по всей комнате. Милли замешкалась в дверях.
 — Сейчас здесь все выглядит иначе, — неловко заметила она.
 Он легко вскочил на ноги.
 — Конечно. Ведь это уже не концертный зал, а танцплощадка, не так ли? Подойди сюда.
 Осторожно, словно канатоходец по туго натянутому канату, Милли пересекла зал. Она надела свои любимые балетные тапочки с тряпичными подошвами. Рональд взглянул ей на ноги.
 — Сейчас же сними их, — сказал он. Милли была поражена.
 — Почему?!
 Он ухмыльнулся.
 — Они скользкие. А ты сейчас в таком состоянии, что вполне способна сломать ногу. Если не свою, то мою.
 Это предположение было недалеко от истины, и Милли без возражений сняла свои тапочки, но все же одарила его не очень-то любезным взглядом. Хмыкнув, он нажал кнопку магнитофона. Мощная мелодия в ритме рока заполнила всю комнату. Милли вздрогнула от неожиданности.
 — Ты привез это с собой?
 — Нет, — с иронией сказал Рональд. — Да нет же. Эта кассета была здесь. Я еще раньше заметил ее. Добрый старый Пит, очевидно, не так консервативен, как ты.
 Милли поняла, что задела его за живое.
 — Извини. Просто я никогда не слышала ничего подобного, — сказала она.
 В ответ он лишь пожал плечами и подошел к ней вплотную.
 — Ну, а теперь вот что. Скажи мне, пожалуйста, когда ты танцевала в последний раз? Милли напрягла память.
 — Это было в школе, на уроке танцев. Его лицо было по-прежнему непроницаемым, но Милли почувствовала, что он снова рассердился.
 — Живя в такой семье, как твоя, ты наверняка должна была все же посещать какие-то танцевальные вечера, благотворительные балы и тому подобное. Что, ты вообще не танцуешь?
 — Я уже говорила тебе — нет! — Ее подбородок слегка дернулся. Она вспомнила свою мать, мечтательно плывущую по залу в объятиях молодого итальянского тенора. Его руки лежали на ее талии, а их губы едва не соприкасались. Милли не хотелось, чтобы кто-то, даже Шон, вот так держал ее в своих объятиях… до сих пор.
 Это открытие настолько поразило ее, что она не сдержалась и заявила:
 — Для меня тогда существовал только один мужчина. На балах, которые я посещала, его никогда не было рядом, а мне не хотелось вступать в какие-то, пусть даже мимолетные, отношения с кем-то другим, кого, как я знала, никогда не смогу полюбить. Поэтому я вообще избегала подобных мероприятий.
 Она старалась говорить как можно менее эмоционально, но в ее голосе все же прозвучала боль.
 Рональд задумчиво посмотрел на нее.
 — Так значит, ты — однолюбка? И не унаследовала от матери склонность к приключениям?..
 Милли вздрогнула. В его словах было нечто большее, чем просто крупица истины, и это не понравилось ей. Какое он имеет право лезть ей в душу?!
 — Ну, если тебе хочется представить это именно так… — Она постаралась, чтобы ее голос звучал холодно и равнодушно.
 — Дорогая, — мягко сказал он, — пойми меня правильно. Большинство женщин к двадцати пяти годам уже кое-что испытали в жизни, но ты, похоже, не из их числа. Мне необходимо понять почему.
 — Почему? — со злостью переспросила она. — А какое это имеет к тебе отношение?! Его взгляд был полон иронии.
 — Ты и в самом деле не понимаешь?
 — Иначе не спрашивала бы.
 Рональд положил руки ей на плечи, как показалось Милли — ласково, но на лице его невозможно было прочитать ничего, кроме спокойного беспристрастия.
 — Если ты помнишь, сегодня днем мы… были на грани близости. Вот почему твое прошлое интересует меня.
 Милли зарделась и опустила глаза.
 — Но мы вовремя остановились.
 — Не мы, а я! — с неожиданной резкостью сказал Бредли. — Это я остановился, а ты в тот момент была слишком увлечена… экспериментом.
 — Да? — Милли вырвалась из его рук. — А ты не слишком-то галантен. Насколько я понимаю, ты хочешь сказать, что вообще в этом эксперименте не участвовал? — с явным укором спросила она.
 — Участвовал. И мог заметить, что ты целовала меня вовсе не как женщина, которая любит другого мужчину. Думаю, настало время пересмотреть твою позу однолюбки.
 — Это вовсе не поза, — сквозь зубы процедила Милли.
 — В таком случае почему ты не с ним? — вкрадчиво поинтересовался он. — Или Шон не хочет тебя?
 Милли вспомнила побагровевшее от страсти лицо Шона и невольно поежилась.
 — Хочет.
 Глаза Рональда сузились.
 — Тогда, вероятно, ты сама не очень-то желаешь его.
 — Это не совсем так. Просто он женат. Это вынужденное признание далось Милли с большим трудом, но совершенно не убедило Рональда.
 — Ну и что из того?
 — Ты не понимаешь. — От ее воинственности не осталось и следа. — У них есть дети. Шон сказал, что я совершаю глупость, что его жена снисходительно относится к его увлечениям, но…
 — Но ты не разделяла такую точку зрения, — мягко подсказал Рональд.
 Он, должно быть, считает меня чопорной дурой, подумала Милли. С жалким видом она все же выдавила:
 — Таковы мои принципы. Я ничего не могу с собой поделать. Это бы причинило боль другим людям.
 — Точно, — к ее удивлению, согласился Рональд и лукаво улыбнулся. — Ведь женщины-однолюбки, как правило, предпочитают таких же мужчин. Я сужу по собственному опыту.
 Он намекает на разницу между нами, подумала Милли, и у нее вырвалось:
 — Полагаю, ты считаешь меня просто трусливой дурой?!
 — Нет, я думаю, что ты очень мудрая девушка. Действительно, нет смысла играть с огнем, если не хочешь обжечься. — Пожав плечами, Рональд сменил тему. — Так значит, ты вообще не танцуешь? В таком случае придется начинать с азов. — Он раскрыл ей объятия. — Иди ко мне.
 Милли не двигалась. Рональд заметил ее нерешительность и, усмехнувшись, вызывающе бросил:
 — Ты что, боишься?
 Она поежилась. Почему всякий раз, когда она не готова к тому, на что он толкает ее, он объясняет это трусостью?
 Гордо вскинув голову, Милли притворно сладким голосом заметила:
 — Конечно. Вдруг я действительно сломаю тебе лодыжку. Сколько это будет мне стоить? Рональд громко расхохотался.
 — Целое достояние. Ты задержишь съемки следующего фильма, а главное — погубишь мою карьеру. — Он неторопливой походкой подошел к ней, деланно безразличным жестом положил ей на плечи руки. — Поднимите голову вверх, но следите за тем, куда ставите ноги, мисс Роббинс!
 Милли изо всех сил постаралась подавить сладостную дрожь, охватившую ее, когда она ощутила тепло его ладоней на своей спине. Стараясь отвлечься, она придирчиво заметила:
 — Вряд ли это возможно. Рональд слегка встряхнул ее:
 — У тебя все получится. Просто старайся быть внимательной. И слушай музыку.
 Мелодия была смутно знакома Милли. Для человека, который совсем не умеет танцевать, быстрый ритм — настоящая ловушка, подумала она.
 — А теперь, — деловито продолжил Рональд, — постарайся уловить ритм. Начинай движение не ногами, а плечами.
 Милли закачалась в его руках, как марионетка.
 — Когда поймаешь ритм, начинай двигаться сама. — Он слегка потормошил ее. — Ты что, не слушаешь меня?!
 Какое-то незнакомое томление начало постепенно охватывать ее, оно совершенно не вязалось с быстрой, ритмичной мелодией.
 — Сосредоточься, — потребовал Рональд, — я скажу, когда начинать. Держи плечи параллельно моим, повторяй мои движения и, пожалуйста, постарайся не умничать. Готова?
 Милли едва сдержала усмешку. Он командует, как Пит на репетиции, подумала она, и при этом такой же серьезный, решительный и готовый мгновенно взорваться. Однако она решила не говорить Рональду об этом, и лишь утвердительно кивнула.
 — Подождем начала следующей мелодии, — сказал он. — Слушай ритм, это главное.
 Следующая пьеса звучала иначе, хотя тоже была неуловимо знакома Милли. Она прислушалась и уловила ритм даже раньше, чем руки Рональда начали выстукивать его на ее спине. Двигаться в такт оказалось совсем нетрудно.
 Когда он начал танцевать, отодвигая и вновь притягивая ее к себе, Милли вдруг ощутила себя ловкой, уверенной в своих движениях. Мелодия закончилась, началась другая, и он без предупреждения закружил ее по залу. К своему изумлению, Милли не споткнулась и не остановилась как вкопанная. Ее движения становились все более естественными.
 — Просто превосходно, — запыхавшись сказала она, когда кассета закончилась. В ответ Рональд добродушно рассмеялся:
 — Ну вот, теперь ты умеешь танцевать.
 — Да, — серьезно согласилась Милли. Она секунду поколебалась, а потом лукаво добавила:
 — Но, вероятно, не со всеми.
 Неожиданно для нее лицо Рональда изменилось. Он стоял очень тихо, словно солдат, прислушивающийся к возможному приближению врага. Потом он разжал объятия, с непроницаемым лицом подошел к магнитофону и поставил другую кассету.
 На этот раз мелодия была не знакома Милли. Мягкий, приглушенный ритм ударных звучал возбуждающе, как, впрочем, и хрипловатый голос певца. Милли вновь начало охватывать полное оцепенение.
 — Слушай, — прошептал Рональд, обнимая ее. Она стояла в его объятиях неподвижно, чувствуя себя участницей любовной пантомимы. Словно какое-то ледяное покрывало не пропускало к ее телу тепла его рук.
 — Почему в подобных песенках всегда такой примитивный текст? — поинтересовалась она небрежным тоном.
 Рональд ничего не ответил. Он положил руку ей на бедро и заставил качаться в такт мелодии. Их тела почти не соприкасались, но Милли почувствовала, что во рту у нее пересохло.
 — «Любовь с первого взгляда», — с издевкой подхватила она слова певца.
 — А ты в нее не веришь? — вкрадчиво спросил он.
 Она вскинула голову, и волосы снова разметались по ее щекам.
 — Любовь — это вовсе не какое-то мгновенное помешательство. Если, конечно, она вообще существует, — поучительно заметила Милли.
 — Существует.
 Рональд неожиданно рывком оторвал ее от пола и притянул к себе, покачиваясь в такт музыке. Когда он снова опустил ее на пол, тела их словно слились в одно. Милли пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить насмешки над словами певца.
 — В любом случае это уж точно не напоминает удар молнии, — заявила она и невольно облизала пересохшие губы, потому что их близость стала для нее просто мучительной.
 — Ты совсем не понимаешь, о чем говоришь, — тихо заметил Рональд.
 Его руки начали передвигаться по ее телу с такой нежностью, о какой она не мечтала даже в самом смелом из своих снов. Танец продолжался, она была вся во власти Рональда, двигаясь по мановению его пальцев, рук, мускулистых плеч, бедра, вклинившегося между ее собственными… И тут Милли почувствовала иной, доселе неведомый ей страх — она боялась теперь не этого уверенного в себе, опытного в любви мужчины, а себя.
 И Милли резко отпрянула.
 Когда Рональд снова притянул ее к себе, их губы встретились. Потаенные, давно похороненные в самой глубине души чувства охватили Милли. И она ответила на его поцелуй. Это не было ни робким экспериментом, ни случайным полетом фантазии. Это был равный по силе и требовательности поцелуй.
 Рональд взял ее на руки и, ни о чем не спрашивая, понес по винтовой лестнице наверх. Мелодия песни раздавалась им вслед. Он внес ее в комнату, которую сам выбрал для себя. Милли невольно отметила гобелены на стенах, резную дубовую мебель… В следующее мгновение она уже лежала на кровати.
 — На этот раз, — почти мрачно сказал он, — ты наконец поймешь, что вытворяешь со мной.
 Милли охватило странное чувство: никогда прежде она не переживала ничего подобного, но все его желания были ей так понятны! Он приник губами к ее губам, языком властно раздвинув их. Она отвечала ему так же неистово. Одежда их полетела на пол…
 Рональд задохнулся от охватившей его страсти, и, ощутив это, Милли торжествующе зарделась и прижала ладони к его теплой вздымающейся груди. Уткнувшись лицом ей в шею, Рональд нежно произнес ее имя. Его руки неистово ласкали ее плечи…
 Милли казалось, что они погружаются в неизвестные ей до сих пор глубины океана любви.
 — Рональд!..
 Услышав ее едва различимый шепот, он на мгновение замер, прерывисто и глубоко втягивая в себя воздух, и приподнял голову.
 — Что, дорогая?
 — Я боюсь, — призналась Милли. Она была уже слишком далеко от берега, чтобы скрывать от него свои чувства.
 Он отбросил прядь волос с ее лица.
 — Не бойся. Я сделаю тебя счастливой. Обещаю. Милли хорошо осознавала свои желания — ее тело не оставляло никаких сомнений на этот счет, но…
 — А я? — болезненно спросила она. — Я смогу сделать счастливым тебя?
 Он ласково провел рукой по ее волосам и, помолчав, ответил уверенно:
 — Да.
 Милли притянула его к себе.




 Глава 9


 Милли проснулась не сразу. Нежась в постели, она чувствовала, как теплые лучи солнца ласкают ее лицо. Сегодня я снова буду писать музыку, подумала она.
 Где-то вдалеке слышался свист. Не желая просыпаться, она снова уткнулась в подушки, но посвистывание, хотя и мелодичное, было просто невозможно проигнорировать. Она села в кровати и обнаружила, что абсолютно нагая.
 — Ой, — только и произнесла она.
 Милли окинула взором комнату. Это была одна из расположенных в башне и предназначенных для гостей спален, полукруглая стена которой образовывала своеобразный альков. Ее одежда была аккуратно сложена в стопку на стоящем под окном шезлонге.
 Милли усмехнулась. Кто бы мог предположить в этом необузданном Рональде Бредли такой педантизм? Она откинулась на подушки, задумчиво сцепив за головой руки.
 Теперь она знала, что он терпелив. И нежен. И настойчив. Когда ночью в порыве страсти она вдруг закричала, он прижал ее к себе, благодаря и защищая.
 Возможно ли, чтобы наши чувства были взаимны, задумалась Милли. Это казалось невероятным. В конце концов, то, что так удивляло и восхищало ее, для Рональда было давно уже привычным.
 Посвистывание звучало все ближе и ближе, и вскоре к нему добавился аромат свежего кофе.
 Милли увидела, как открылась дверь и в дверной проем осторожно просунулась нога. После этого показался и сам Рональд с подносом, на котором стояли две дымящиеся кружки.
 При виде ее он улыбнулся. Да, наши чувства действительно взаимны, подумала Милли и улыбнулась в ответ. Он подошел к кровати, и, аккуратно поставил чашки на тумбочку и чмокнул ее в щеку.
 — Доброе утро.
 — Доброе утро, — отозвалась она. — Сегодня утром я собираюсь снова писать музыку. Ко мне пришло вдохновение.
 — Превосходно.
 На нем ничего не было, кроме брюк, в которых он был на вечеринке у Джуди. Они низко сидели у него на бедрах, обнажая прекрасные, словно вылепленные скульптором, линии торса. Милли потянулась и с нежностью поцеловала его в ключицу.
 Рональд погладил ее по голове и протянул кружку.
 — Надеюсь, ты пьешь черный. Молока я не нашел.
 Милли ненавидела черный кофе, который к тому же оказался сладким.
 — Изумительно, — произнесла она. Рональд присел на край кровати.
 — Твой друг Хуан-Антонио уже был здесь. Привез почту, — сообщил он.
 — Вот как?
 Должно быть, это Пит прислал мне очередные инструкции, подумала Милли.
 — В чем дело? — мягко спросил Рональд. — Тебе не нужны послания из внешнего мира? Милли рассмеялась.
 — Нет. Просто единственный человек, который знает, что я здесь, — это мой отчим. Чтобы письмо пришло из Мельбурна сюда сегодня, он должен был отправить его еще до того, как я дала согласие приехать сюда, а значит, был уверен, что я соглашусь. А ведь я была настроена решительно против поездки. Наверное, я бесхребетная.
 Рональд задумчиво заправил прядь волос ей за ухо.
 — Ты не бесхребетная. Ты смелая, умная, забавная… и иногда отдаешь другим значительно больше, чем нужно.
 Милли недоверчиво уставилась на него.
 — Смелая? Я?
 — Я бы сказал, что да.
 Она отрицательно покачала головой.
 — Ты не прав. Я труслива до безобразия. Мне иногда снятся кошмарные сны о концертах, в которых я собираюсь принимать участие, — добавила она.
 — Но ты же все выходишь на сцену, верно?
 — Да. Приходится. Такова моя профессия.
 — Мало у кого, — мягко подчеркнул Рональд, — такая профессия, которая снится им в кошмарных снах.
 И он поцеловал Милли в губы с такой неторопливой чувственностью, от которой у нее закружилась голова.
 — Ты очень храбрая, — твердо повторил он. Милли потянулась к нему, но он встал, собираясь уходить.
 — Пора завтракать, — сообщил он. — Кроме почты нам привезли замечательные фрукты. А после завтрака нам необходимо составить планы.
 Милли вопросительно подняла брови.
 — Чего это ты вдруг раскомандовался? Какие еще планы?
 — Подожди, увидишь — ухмыльнувшись, загадочно заметил он.
 Милли поспешно вскочила с постели, но он, насвистывая, уже бежал вниз по лестнице.
 Когда Милли спустилась в кухню, выяснилось, что Хуан-Антонио привез целую гору лимонов и апельсинов, а также небольших блестящих яблок и огромный ананас.
 Они с аппетитом позавтракали.
 — Так что там пишут? — поинтересовался Рональд.
 Милли всмотрелась в конверты. Один из них был с австралийским штемпелем, другой — из Австрии, третий — из Лондона. И одно письмо вообще без штемпеля.
 — Это последние наставления Пита, — уверенно ответила она. — И…
 Ей был слишком хорошо знаком этот почерк. Медленно она взяла в руки длинный голубой конверт без марки. Как, черт возьми, Шон узнал, что она здесь? И каким образом он послал это странное письмо?
 Рональд медленно проговорил:
 — У тебя такой вид, словно тебе известно, что в этом письме.
 Милли подняла на него взгляд.
 — Надеюсь, что нет, — тихо произнесла она. — Но очень боюсь, что…
 — Ну, так вскрой его. — Его голос звучал резко. — В любом случае всегда лучше знать правду. Она вздрогнула и распечатала конверт. В письме было всего несколько коротких строк, но они подтвердили ее самые наихудшие опасения. Бумага выпала из ее неожиданно омертвевших пальцев.
 — Что там?
 Милли закусила губу.
 — Это от Шона. Ему известно, что я здесь, — едва слышно пробормотала она. — И он едет сюда. Лицо Бредли стало суровым. Он встал.
 — Насколько я понимаю, это тот самый негодяй, который ударил тебя?! Разве ты его приглашала сюда?
 Милли поежилась.
 — Нет, но…
 — В таком случае напиши, что не можешь принять его.
 Милли рассеянно провела рукой по волосам.
 — Мне неизвестно, где он находится сейчас. И здесь нет обратного адреса. На конверте даже нет штемпеля. Я просто не знаю, как с ним связаться.
 Рональд себе под нос пробормотал что-то едкое в адрес Шона, а она вымученно улыбнулась.
 — Да. Возможно, ты прав, но он думает, что я буду рада его видеть…
 Глаза Бредли сузились. Неожиданно он снова стал тем же жестким, опасным мужчиной, которого она встретила на вечеринке у Джуди Риз. Милли нервно сглотнула. Подобная трансформация была почти пугающей.
 — А как же твое нежелание вступать в любовную связь с женатыми мужчинами? — жестко уточнил он.
 — Шон не принимает мои принципы всерьез. Не глядя в ее сторону, Бредли резко пожал плечами. Он был настроен решительно и на удивление сумрачно.
 — Тогда я сам объясню ему твои убеждения, — вкрадчиво сказал он.
 Милли с удивлением уставилась на него. До нее вдруг дошло, что Рональд Бредли может буквально ворваться в ее повседневную жизнь, встретиться с Шоном или с кем-либо из ее друзей, даже с отчимом…
 Впрочем, она с легкостью могла представить себе все это. Работа Пита наверняка произведет на него впечатление, но он вряд ли будет обращать внимание на то, что тот знаменит и своенравен. Они, вероятно, понравятся друг другу, ведь оба большие оригиналы, и оба нетерпимы к общепринятым нормам.
 А это означает, осознала Милли, что я фактически уже позволила Рональду Бредли войти в свою жизнь и занять там определенное место. Он стал ей даже ближе, чем кто-либо другой, если вспомнить страсть и нежность, обуревавшую их прошлой ночью.
 — О Боже мой! — вырвалось у нее.
 Карие глаза Рональда снова остановились на ней.
 — Я ведь предупреждал тебя, что у меня есть кое-какие планы, — спокойно заявил он. — Твой наставник в них не входит. Я поприветствую его, объясню, что мы с тобой оказались здесь наедине по собственному желанию, и тактично попрошу его убраться. Как ты на это смотришь?
 Милли попыталась представить себе реакцию Шона на появление соперника, добившегося успеха там, где он сам потерпел поражение. А ведь он привык считать, что она всегда будет в его распоряжении. К тому же всегда с легкостью пускал в ход кулаки…
 — Предоставь это мне, — повторил Рональд. У Милли вдруг началась истерика — она стала хохотать, но на глазах у нее выступили слезы. Он взял ее за руки и мягко сказал, вновь превратившись в того внимательного и нежного любовника, каким был прошлой ночью:
 — Прекрати сейчас же.
 Рональд погладил ее по щеке и слегка встряхнул.
 — Мы все решим, когда он приедет. Не стоит так переживать. Вспомни, ты ведь собиралась сегодня сочинять музыку. Так давай же, приступай. — Милли заколебалась. — Иди, дорогая, — повторил он. — Или ты передумала?
 Она закусила губы.
 — Хорошо. А чем займешься ты? Он снова передернул плечами.
 — Нужно нарубить дров и вынести мусор. Кроме того, здесь есть неплохие книги. Возможно, я пешком пройдусь до деревни и выпью рюмку коньяка с Хуаном-Антонио.
 Он потрепал ее по голове.
 Словно мальчишку, печально подумала Милли, мальчишку, а не любовницу.
 — Возможно, я даже приготовлю обед, — добавил Рональд и пытливо посмотрел на нее.
 — Договорились, — ответила она, усилием воли стараясь выглядеть беспечной и веселой.
 Рональд, казалось, был удовлетворен тем, что увидел.
 Неожиданно для Милли утро пролетело как одно мгновение. Она открыла рояль в репетиционной комнате, разложила чистую нотную бумагу, приготовила самые острые карандаши и… мгновенно позабыла обо всем на свете.
 Ее отвлек Рональд, вихрем ворвавшийся в комнату. Он запыхался, волосы его были растрепаны. Она с сожалением отметила, что он надел рубашку.
 — Милли, нам срочно необходима твоя помощь.
 Она уже пересекла комнату, двигаясь ему навстречу, но эти слова заставили ее остановиться. Милли испуганно подумала о журналистах и ревнивых агентах.
 — Что?
 — Та пара, которую мы вчера встретили. Помнишь? — Милли нахмурилась, отрицательно качая головой. — Мужчина в годах и молоденькая женщина, — нетерпеливо уточнил Рональд. Альпинисты, с которыми мы столкнулись, возвращаясь с водопада.
 — А, — наконец сообразила Милли. — Да, конечно.
 — Кажется, они попали в беду. Вчера вечером они должны были вернуться обратно в поселок, но не вернулись.
 — Там наверху есть избушка для альпинистов, — сухо заметила она.
 — Да, поначалу в деревне подумали, что они заночевали там, но сегодня утром один из парней поднялся туда, чтобы проверить это. Он говорит, что, судя по всему, там никого не было в течение многих недель.
 Милли поежилась, представив себе, каково ночевать в горах в апреле.
 — Парень сказал, что в горах был обвал. Возможно, эти двое попали в ловушку. Спасательная команда отправляется на поиски, я пойду с ними. Ты говорила, что знаешь, как пользоваться коротковолновой рацией. Сможешь включить ее?
 Милли подошла и в страхе прильнула к нему.
 — Нет, — хрипло произнесла она. — Я не пущу тебя туда. Это очень опасно. В поселке есть хорошо подготовленные спасатели, они прекрасно ориентируются на местности, а ты только покалечишься.
 Нетерпеливым жестом он освободился от ее рук.
 — Мне приходилось заниматься альпинизмом, а им не хватает людей. Не беспокойся, я буду делать только то, что мне скажут. — На мгновение в его голосе послышалась горечь. — Ведь я герой только на экране.
 — Пожалуйста, останься, — умоляюще прошептала Милли.
 — Пошли, — скомандовал он. — Я хочу проверить рацию.
 Милли имела довольно приблизительное представление о том, как работает рация, а пришедший из поселка испанец, который все время торопил ее, был так же нетерпелив, как Рональд, так что она не успела ничего настроить. У нее даже не было времени на прощание поцеловать Рональда и попросить его быть осторожным.
 Милли развернула инструкцию, приложенную к рации. Та была написана по-испански, и она запаниковала, но потом вспомнила о Рональде. У него ведь не было абсолютно никаких сомнений в том, что она справится, а значит, так и будет.
 Милли попыталась сосредоточиться и не думать о Рональде, но это ей плохо удавалось.
 Что за наваждение! Они знакомы меньше недели. Да, вчера вечером он довел ее до безумия, но, возможно, все это — чистая физиология. Судя по сегодняшнему утру, для него самого эта ночь вовсе не стала чем-то особенным…
 И все-таки она чувствовала себя, словно жена, чей муж ушел из дома навстречу опасности. Осознав это, Милли пришла в ужас.
 — Я вовсе не влюблена в него, — вслух сказала она, но тем не менее ей нестерпимо хотелось услышать в наушниках его голос.
 Сначала она получала только короткие сообщения о его местонахождении и тщательно отмечала путь группы на карте, оставленной спасателями вместе с номерами телефонов аварийных служб. Временами слышимость становилась настолько плохой, что Милли готова была заплакать от злости. Но она понимала, что ее слезы не помогут Рональду, а если бы он узнал, в какой панике она находится, то мог расстроиться и действительно попасть в беду. Поэтому она принимала сообщения, отвечая ему спокойным, без эмоций голосом.
 А вот когда альпинисты наконец нашлись, оставаться спокойной стало значительно труднее.
 — Они на уступе, — сказал Рональд. — Девушка в сознании, но, кажется, у нее шок. Она шевелится, но не откликается. Поэтому сейчас меня опустят к ней на тросе.
 — Почему именно тебя? — непроизвольно вырвалось у Милли.
 Казалось, он не расслышал звучавшего в ее голосе беспокойства, и она даже обрадовалась, что в этот момент начались радиопомехи.
 — Потому что я говорю по-английски. Если девушка действительно в состоянии шока, то лучше, если с ней буду говорить именно я. Пожелай мне удачи.
 Милли до боли закусила губу.
 — Желаю удачи, — тихо сказала она.
 Следующие полчаса были просто невыносимы. Рация оставались включенной, поэтому ей было слышно абсолютно все: звук соскользнувшей ноги и падающего камня, каждый окрик предупреждения и каждое проклятие. Это всего лишь обычная горноспасательная экспедиция, постоянно напоминала она себе, а я преувеличиваю опасность, потому что никогда не принимала участие в подобной операции. Но эти здравые мысли не слишком помогали ей.
 Господи, только бы он остался цел! — молилась она.
 Наконец Рональд снова вышел на связь.
 — С девушкой все в порядке. Она выбилась из сил и в шоке, но может двигаться. А вот у мужчины серьезные травмы. Думаю, даже внутреннее кровотечение, хотя, конечно, я не врач. Мы собираемся поднять его на носилках наверх. Вызови вертолет.
 — Хорошо. Что ты собираешься сейчас делать?
 — Я пристегнул его к носилкам. Буду передвигаться вверх, стараясь поддерживать их ровно, и следить за тем, чтобы они не ударились о скалу, — бодро пояснил он. — Не беспокойся. Ребята говорят, что это рядовая спасательная работа.
 Раздался треск. Радио словно взбесилось от помех. Милли сняла наушники назад и принялась набирать номер больницы.
 — Я люблю тебя. Вернись ко мне, — повторяла она шепотом.
 Это был напряженный час. Когда она говорила с Рональдом, то сама удивилась, как спокойно и деловито звучал ее голос. Руки ее стали липкими от пота, а все тело охватила нервная дрожь.
 Вернись домой целым и невредимым, хотелось крикнуть ей. Пожалуйста, пожалуйста, вернись живым. Но, конечно, она не сказала ему этого. Когда пострадавшую пару погрузили в спасательный вертолет, в голосе Рональда появились торжествующие нотки.
 — Я скоро буду дома, — сказал он. — Хорошая работа, партнер.
 Милли, дрожа всем телом, откинулась в кресле.
 Партнер. Это слово очень точно характеризовало их отношения. Во время сеанса связи у нее вырвались слова о том, что она любит его, хотя он, вероятно, и не слышал их. Она действительно его любит.
 До чего же ты все-таки глупа, сказала себе Милли. Если ты слишком наивна и холодна даже для Шона, то как может относиться к тебе такой человек, как Рональд?.. Правда, ночью тебя нельзя было назвать холодной, зардевшись от смущения, подумала она, но то, что ты наивна, безусловно.
 Сегодня вечером ты не должна бросаться ему на шею и рыдать от радости, что он жив. Не следует ставить его в неудобное положение. Впрочем, Рональд Бредли, вероятно, привык к обожанию со стороны женщин…
 Стараясь даже не думать об этом, она решила приготовить праздничный ужин. Хорошо бы, он стал и прощальным, подумала Милли. Пышно накрытый и обильно сервированный стол должен максимально разъединять их. Тогда Рональд не сможет взять ее за руку, а она не будет умолять его остаться с ней.
 Милли прошла на кухню, но только она начала чистить овощи, как дверь неожиданно открылась. Она подняла удивленный взгляд. Так рано спасатели не могли вернуться.
 Перед ней стоял высокий, красивый, хмурый мужчина с волосами цвета спелой пшеницы. Никогда прежде Милли не видела выражения такого явного неудовольствия на этом холеном лице.
 Нож выпал у нее из рук.
 — Шон? Я не слышала, как подъехала машина, — проговорила она.
 — Я шел пешком. Кажется, все ушли в горы. — Он буквально выплюнул эти слова.
 Милли ухватилась за эту нейтральную тему.
 — Да. Двое альпинистов попали в беду. За ними отправилась спасательная команда. Теперь с ними уже все в порядке, хотя пришлось вызывать вертолет…
 Шон нетерпеливо перебил ее:
 — Оставь это. Что, черт возьми, затеваешь ты? Милли вздрогнула как от удара плетью. От молодого человека, увлеченно учившего ее музыке тем далеким летом, не осталось и следа, так же как, впрочем, и от обаятельного мальчика, знакомого ей с детства. Теперь лицо Шона казалось ей на удивление неприятным. Неужели она действительно потратила восемь лет жизни на любовь к этому человеку?
 — Я готовлю обед.
 Он торопливо шагнул ей навстречу.
 — Перестань притворяться! Старая Роза из бара сказала мне, что ты здесь с мужчиной. С другом! — Его голос был полон отвращения. — Это правда?
 Милли засомневалась, стоит ли ей отвечать на этот вопрос. Она нервничала и старалась убедить себя в том, что слышит шаги за дверью.
 — Я очень занята сейчас. Спасатели вот-вот вернутся с гор…
 Шон быстро пересек комнату и схватил ее за запястье. От прикосновения к больной руке она поморщилась, но он не заметил этого.
 — Чем, черт побери, ты опять играешь со мной в кошки-мышки? — яростно перебил ее он. — Говорят, он какая-то знаменитость. — В его словах звучало отвращение.
 Собрав остатки мужества, Милли встала. Рональд ведь говорил, что она храбрая, не так ли?
 — Пусти меня, Шон, — с достоинством ответила она. — Рональд — мой хороший друг и был очень добр ко мне. Он помог мне вести машину, так как я сама не могла толком управлять ею. Из-за больной руки, — многозначительно напомнила она.
 Он пропустил это замечание мимо ушей.
 — Кто он?
 — Киноактер.
 — Актер? Боже мой, ты, должно быть, сошла с ума. То строишь из себя недотрогу, то бросаешься в кровать с каким-то целлулоидным красавчиком!
 Милли вздрогнула, и Шон заметил это. Кровь отхлынула от его лица.
 — Боже мой, — прошептал он. — Так, значит, ты действительно спала с ним? Не верю!
 — Однако это действительно так, — раздался за его спиной спокойный мужской голос.
 Милли резко обернулась. Грязный, взлохмаченный, со связкой веревок на плече, в дверях стоял Рональд. Она впервые заметила, что его щеки потемнели от щетины. Конечно, ведь сегодня утром у него не было времени побриться, сообразила она, а в горах он провел больше семи часов. Сейчас он выглядел очень мужественным.
 Шон, окинув Рональда взглядом, презрительно скривил рот.
 — Потянуло на мужланов, а, Милли? — не отрывая от соперника взгляда, поинтересовался он.
 Она поспешила встать между ними, как будто они и в самом деле собирались подраться. Это было бы просто смешно, про себя отметила она. Они оба — цивилизованные люди, да и делить им нечего.
 — Рональд Бредли. Шон О'Флаэрти, — представила их друг другу она. Глаза Рональда сузились.
 — Я так и подумал. Так вы и есть легендарный наставник Милли?
 — Друг, — быстро поправил его Шон и многозначительно взглянул на нее. — Старый друг. Рональд резко втянул в себя воздух.
 — Насколько мне известно, вы довольно странным образом проявляете свои дружеские чувства. Так, значит, решили навестить свою давнишнюю подругу?
 — Ее отчим предложил мне заехать сюда, — холодно ответил тот. — Милли ахнула от изумления, Рональд бросил на нее быстрый взгляд, а Шон вкрадчиво продолжил:
 — Питу показалось, что у Милли депрессия. Это случилось с ней после болезни. Он подумал, что сейчас ей лучше не оставаться одной. А у вас есть какие-нибудь возражения на этот счет?
 Их взгляды скрестились, как шпаги. Рональд пожал плечами.
 — Она не в депрессии, — ровным голосом сказал он. — И не одна. Думаю, вы понимаете, что именно я имею в виду.
 Шон стиснул кулаки, но предпочел проигнорировать эти слова. Он обратился к Милли.
 — Я знаю, почему ты здесь оказалась, — проговорил он покровительственно мягким, так хорошо знакомым ей тоном. Неожиданно Милли поняла, что за последние несколько месяцев стала просто бояться Шона. — Ты решила, что если уедешь, то сможешь переработать вещь, которую показывала мне? — Он грустно покачал головой. — Моя дорогая Милли! Как бы мне хотелось доказать тебе, что ты гоняешься за призраками. Это только причинит тебе боль. Премия будет вручена тому, кто действительно силен в классике.
 Осипшим от волнения голосом Милли возразила:
 — Ты ошибаешься. Я приехала сюда потому, что этого очень хотел Пит…
 — Силен вроде вас? — вдруг перебил ее Рональд, обращаясь к Шону, и, хотя вопрос был задан в спокойном тоне, Милли почувствовала сквозящий в нем гнев.
 — Да, я также участвую в этом конкурсе. В числе прочих претендентов, — вынужденно согласился Шон.
 — Вы меня просто поражаете.
 — Да? Почему? — с неподдельным удивлением спросил Шон.
 — Разве это этично, когда ученица является одновременно и вашей соперницей?
 Шон понял, что это обвинение в его адрес, только когда Милли, дрожа всем телом, громко втянула в себя воздух. Он широко раскрыл рот от изумления.
 — Как это называется? — Рональд пощелкал пальцами, стараясь вспомнить подходящую фразу. — Противостояние интересов. Да. Вот как это называется. Вам это не приходило в голову?
 Лицо Шона помрачнело, а Милли чувствовала себя так, словно ее ударили. Она окончательно поняла, что ее любовь к этому человеку была лишь плодом воображения. Абсолютно ничего не зная ни о классической музыке, ни о Шоне О'Флаэрти, Бредни легко вник в суть дела.
 — Так, значит, ты тоже собираешься принять участие в конкурсе? — тихо уточнила она. — Почему же ты ничего не сказал мне об этом?
 — Потому что это не имеет абсолютно никакого значения, — огрызнулся Шон. Он взглянул на Рональда с острой неприязнью и, обращаясь к Милли, сказал:
 — Если тебе это не нравится, попробуй найти кого-нибудь другого, кто бы согласился поддержать твое выдвижение на конкурс. Впрочем, жюри вряд ли понравится, если это будет не твой постоянный наставник, — со злорадством закончил он.
 Милли все еще отказывалась поверить услышанному. Она поморщилась:
 — Шон, но ведь это шантаж, — сказала она почти умоляюще.
 — Нет, это не шантаж, — неожиданно заметил Бредли. — Это нечто гораздо худшее. — И, повернувшись к ней, он недоверчиво поинтересовался:
 — Милли, тебе действительно нравится этот тип?
 Шон рывком развернулся в его сторону. В его глазах горела нескрываемая злоба. Рональд с нескрываемым интересом разглядывал его.
 — Она моя, — приглушенно произнес Шон. Все это настолько напоминало сцену из мелодрамы, что Бредли рассмеялся. Этот полный цинизма смех окончательно взбесил Шона. Оттолкнув Милли, он встал перед Рональдом. Тот лишь слегка покачал головой:
 — Вам вовсе не хочется ударить меня, — мягко заметил он.
 Шон оскалился, обнажив зубы.
 — Почему бы мне не сделать это?
 — Потому что я гораздо крупнее вас, с малолетства дрался с мальчишками, и не притворяюсь, в отличие от вас, джентльменом.
 Шон бросился на него с кулаками. Милли вскрикнула, но Рональд, молниеносно отступив в сторону, дважды ударил Шона — сначала в живот, потом по спине. Тот согнулся пополам и, задыхаясь, упал на пол.
 — Убирайтесь, — спокойным голосом произнес Бредли. — И больше никогда не являйтесь сюда без приглашения.
 И он вышел из кухни.
 Милли подошла к Шону и склонилась над ним. Он рывком поднялся на ноги. Она неприязненно оглядела его.
 — Ты не научился даже врать.
 Его глаза расширились от удивления:
 — Ты ведь сама не веришь в то, что говоришь.
 — Верю. — Она почувствовала, как в душе у нее, подобно лесному пожару, вспыхнули злость и обида. — Я считала, что ты разбил мне сердце, Шон. Но это не так! Ты самая настоящая фальшивка, бессовестный хвастун. И мне просто жаль твою жену.
 Красивое лицо Шона обезобразил гнев. Сделав шаг вперед, он, пошатнувшись, оперся рукой о стол. Милли инстинктивно протянула руки, чтобы поддержать его, но он отмахнулся от нее.
 — Не прикасайся ко мне! — крикнул он. — Я ухожу. Но учти, Питу будет известно об этом.
 Эта угроза прозвучала настолько по-детски, что Милли не смогла удержаться от смеха. Бросив в ее сторону полный жгучей ненависти взгляд, бывший наставник выбежал прочь.
 Милли сразу перестала смеяться. От пережитого потрясения ей стало не по себе.
 Неужели Шон всегда был таким эгоистичным и расчетливым? Неудивительно, что он всегда называл меня наивной, с горечью подумала Милли. Она была настолько ослеплена своей полудетской влюбленностью, что не видела ничего у себя под носом. Впрочем, наверное, я подсознательно чувствовала его лживость, потому что не согласилось стать его любовницей. Но как я могла подумать, что больше не смогу полюбить?
 Рональд… Он никогда не лгал ей.
 Теперь все зависело от нее самой. Распрямив плечи, она направилась к нему.
 Рональд переодевался у себя в комнате. Он уже снял рубашку, и Милли увидела проступившие на его мускулистых плечах синяки. Ее сердце сжалось. А Шон еще пытался ударить его!
 Прерывистым от волнения голосом она спросила:
 — У тебя все в порядке?
 Он поднял на нее взгляд. Карие глаза смотрели холодно, как лед.
 — Да.
 — Извини, пожалуйста. За Шона…
 — За Шона?! — бесцветным голосом заметил он. — Оказывается, я недостаточно внимательно слушал твой рассказ о нем?
 — Что ты имеешь в виду?
 — Он сказал, что ты строишь из себя недотрогу, — сказал он. — Но если он так и не дотронулся до тебя, а ты любила только его, то… — Явно стараясь умерить свой гнев, Рональд судорожно провел руками по волосам. — Я, конечно, знал про твое своеобразное отношение к любви. — Его голос прозвучал резко, как удар хлыста. — Но я не знал, что ты… — Он недоговорил, взяв ее за плечи и буквально сверля взглядом, — Скажи мне правду, Милли. Вчерашняя ночь была первой для тебя?
 Она была готова провалиться сквозь землю, но вместо этого гордо подняла голову.
 — Разве это имеет какое-то значение? Его глаза неожиданно потемнели.
 — Да, если у тебя будет ребенок, — ровным голосом ответил Рональд. — А ты так не считаешь? — спросил он, снова схватив ее за плечи, и она почувствовала себя невероятно хрупкой и беззащитной. — Ты действительно была без ума от этого выдуманного тобой человека целых восемь лет? А потом реальность вдруг не понравилась тебе?
 — Нет! — запротестовала Милли, но Рональд не слушал ее.
 — И тогда ты решила попробовать расправить свои крылышки со мной?! — Он встряхнул ее. — Да проснись же, Милли! Нельзя относиться к людям, словно они — игрушки.
 Ее губы совсем побелели.
 — Я не играю с ними!
 — Ты ничего не видишь дальше собственного носа, — резко сказал он. — Как ты думаешь, что делал Шон все то время, пока ты сохла по нему? — В это мгновение он, казалось, просто ненавидел ее. — Да он желает тебя так страстно, что просто вообще ничего не соображает!
 Милли вздрогнула от этих слов.
 — Я говорила ему…
 — О Боже! — произнес Рональд. — Ты и впрямь считаешь, что люди могут говорить «пожалуйста», «спасибо»и уходить, как настоящие джентльмены, когда их об этом попросят?! В жизни все иначе. Люди иные.
 — Знаю.
 — Нет, не знаешь. — Он пытливо и мрачно смотрел ей в лицо. — У меня такое впечатление, что, если даже мужчина сгорит от любви к тебе, ты не почуешь запаха углей.
 — Ты — сумасшедший! — в смятении заметила Милли.
 — Неужели? — Он сдержанно рассмеялся. — Возможно, ты и права.
 Рональд притянул ее к себе и склонил голову так, что губами касался ее прикрытых век. Когда он заговорил, Милли почувствовала, что ее дыхание стало прерывистым.
 — Ты когда-нибудь вообще задавалась вопросом о том, что я чувствую, когда касаюсь тебя?
 — Нет, — честно ответила она.
 Из его губ вырвалось нечто похожее на смех.
 — Тогда я тебе сейчас продемонстрирую это. Милли опешила — произошедшие в Рональде изменения были слишком значительны и неожиданны, особенно после проведенной вместе, полной любовной страсти ночи. Прямо на ее глазах он каким-то образом снова превратился в того хищника, с которым она столкнулась на вечеринке у Джуди Риз.
 — Пусти меня, — попросила Милли. Она попыталась вырваться из его объятий, но было уже слишком поздно. Рональду не составило особого труда повалить ее на кровать, несмотря на слабые попытки сопротивления с ее стороны.
 В этот раз в его движениях не было мягкости и нежности. Глаза Рональда потемнели от страсти, и Милли откликнулась именно на эту вспышку.
 Когда пик наслаждения был пройден, Милли почувствовала стыд и такое ощущение, будто ее предали. Неужели еще только сегодня она внимательно вслушивалась в исходившие из рации звуки, моля Бога о том, чтобы он остался цел?!
 Повернув голову, Милли увидела, что Рональд так же сильно потрясен, как и она сама, но это наблюдение было малоутешительным.
 Сегодня, поддерживая по рации во время спасательной операции, она почувствовала себя с ним одним целым, и это ощущение напугало ее, потому что она понимала, что эта ее любовь — вовсе не фантазия, как было с Шоном.
 Рональд сказал, что она играет с людьми. Возможно, он действительно привык именно к такому отношению или даже хотел, чтобы так было. Ведь могло быть удобным предлогом для того, чтобы уйти и больше не связываться с ней.
 Что, в конце концов, мне известно о звездах Голливуда? — с грустью подумала Милли. Только то, что я влюбилась одну из них, Она приподнялась на локте и сказала:
 — Думаю, тебе лучше уйти.
 Рональд пристально посмотрел ей в лицо. Она видела, как его глаза пытливо заскользили по ее длинным, взлохмаченным волосам, слегка вздрагивающему рту, глазам… Протянув руку, он дотронулся до ее шеи.
 — Я пометил тебя, — сказал он. Милли закрыла глаза. Да. Ты оставил отметины не только на моем теле, подумала она.
 — Уйди. Пожалуйста.
 Но Рональд все еще колебался:
 — Я не могу вот так оставить тебя. Ее глаза широко распахнулись. Боже, неужели он еще желает меня? — вдруг осознала Милли, и ее охватило бешенство.
 — Убирайся отсюда! — повысив голос, сказала она и забарабанила кулаками по кровати. — Не приближайся ко мне! Я не хочу тебя больше видеть, слышишь? — Неожиданно слова Шона всплыли в ее памяти. — Ты — целлулоидный красавец.
 Бредли молча встал и вышел. Он с такой силой захлопнул за собой дверь, что этот звук гулким эхом прокатился по всему замку.




 Глава 10


 Вытягивая голову, Милли внимательно огляделась. В зале было полно знаменитостей.
 Всего шесть месяцев назад, у Джуди, ей хотелось сбежать с вечеринки. Теперь она была настроена иначе.
 Милли слабо улыбнулась. За это она должна быть благодарна Рональду Бредли. За это и за многое другое: за уверенность в себе, вновь обретенное самоуважение, за музыку…
 Больше всего за музыку. В концерт, подготовленный к конкурсу, она вложила всю свою любовь к нему. Хорошо, что он никогда не узнает об этом. Она назвала этот концерт «Серенада для игрушки», и название было единственным, что не понравилось членам жюри.
 И вот теперь она, спокойная, уверенная в себе, свободно передвигалась среди гостей на большом приеме, как будто никогда и не разбивала два бокала за вечер при виде звезды Голливуда.
 Милли вздрогнула — как всегда, когда неожиданно вспоминала о Рональде. Правда, сидя за фортепьяно, она умышленно вызывала в своей памяти его образ, чувствуя, как возникавшая от этого боль отражалась в музыке.
 Ты должна забыть его, подумала она, по крайней мере, на сегодняшний вечер. Ты просто обязана это сделать — ради Пита и Джуди.
 Отчим подошел к ней.
 — Кажется, у тебя получился действительно хороший вечер, — с неподдельным восторгом произнес он. — Джуди очень довольна. Ты знаешь, за каким столом мы сидим?
 Номер их стола значился на приглашении.
 — Считай по часовой стрелке от центрального стола, — сказала она, взглянув на таблички с черными цифрами, стоявшие рядом с цветочными вазами на каждом столе.
 Пит хмыкнул.
 — Ты такая деловая. Без тебя я бы просто потерялся здесь.
 — Без меня ты бы просто без боя сдался на милость самой блистательной женщины в этом зале, — заметила Милли. У нее были определенные подозрения в отношении интереса, проявляемого Питом к Джуди Риз, но до сих пор сам он ничего не говорил на этот счет. Она задумчиво посмотрела на него.
 Пит засмеялся.
 — Сегодня ты сама вполне подходишь на эту роль. Мне нравится твое платье.
 Ее черное платье на первый взгляд было очень простым. Его юбка казалась прямой, но при быстрых движениях разворачивалась как цветок, состоящий из небольших, легких лепестков, а вырез под горло, декольте сзади и длинные, напоминающие своей формой колокольчик рукава делали его необычным. Платье нравилось Милли, хотя и было самым смелым из всего, что она когда-либо покупала себе.
 — Ты становишься более смелой в одежде, дорогая. И тебе идет это, — сказал Пит.
 — Не только в одежде, — сухо добавила Милли. Он кивнул в знак согласия.
 — И в музыке тоже. Я рад за тебя. — Он заколебался. — О'Флаэрти был не слишком подходящим учителем для тебя. Я знаю, что тебе он нравился… — Пит деликатно смолк, ожидая ответа, но Милли промолчала. — Если говорить откровенно, то я не очень много внимания уделял тебе. Твоя крестная заботилась о тебе, когда ты была маленькая, но когда ты подросла, я решил, что ты сама должна решать, кого возьмешь в учителя. Я и не стал вмешиваться… за исключением единственного случая, — грустно признался он. — Это я сообщил Шону, что ты находишься в замке.
 Милли передернуло.
 — Он мне так и сказал, но я не поверила. Зачем ты это сделал. Пит?
 — Я решил, что если ты увидишь его… — Он заколебался. — Понимаешь, я считал, что как мужчина он не подходит тебе, но…
 — И в этом ты был абсолютно прав, — согласилась Милли.
 Глаза Пита широко раскрылись от изумления.
 — Так, значит, ты посвятила эту полную трагизма музыку вовсе не Шону О'Флаэрти? Милли была ошеломлена.
 — Полную трагизма? Пит повеселел.
 — А ты думала, что твой отчим не в состоянии услышать того, что звучит в твоей музыке, Милли? Знаешь, я ведь все-таки профессионал в своем деле.
 — Я знаю, но ведь ты так привязан ко мне.
 — Но это вовсе не означает, что у меня в ушах вата. — Он с любопытством взглянул на нее. — Наверное, именно поэтому ты никогда не интересовалась моим мнением в отношении твоей работы? Считала, что я не могу быть объективным?
 — А ты можешь?
 — Мое дорогое дитя, у меня есть определенная репутация в музыкальном мире, — сухо напомнил ей Пит, — и я не собираюсь рисковать ею, продвигая посредственность, даже если это очень близкий мне человек. Конечно, я был бы беспристрастным в оценке того, что ты делаешь. — Он искоса взглянул на нее. — Насколько я понимаю, гораздо более беспристрастным, чем О'Флаэрти.
 Милли закусила губу.
 — Похоже, что хотя ты и бываешь в Дублине всего один месяц из четырех, остаешься в курсе событий.
 — Так, значит, это все-таки правда? Что ж, тогда тебе повезло, что ты вовремя выяснила это.
 Милли судорожно сглотнула, потому что у нее неожиданно пересохло во рту. — Мне на это указали другие, — резко ответила она.
 Это замечание заинтересовало Пита.
 — Кто именно? Я знаком с этим человеком?
 — Нет. Это мой друг.
 — Понятно. — Он поджал губы. — Было бы интересно познакомиться с ним. Возможно, премией на конкурсе ты тоже обязана именно ему, — вкрадчиво добавил он.
 Милли вздрогнула от неожиданности и с подозрением уставилась на него, но он только улыбнулся в ответ и слегка сжал ей руку.
 — Думаю, в дальнейшем мне не придется узнавать обо всем со стороны, а? Милли рассмеялась.
 — Думаю, нет, — заверила она.
 — Хорошо, хорошо. Итак, когда же ты все-таки расскажешь мне о своей новой работе?! — с усмешкой спросил Пит.
 Она изумленно уставилась на него.
 — Ax ты хитрый, старый Макиавелли! Как ты узнал об этом? Ведь это пока еще секрет!
 Мохнатые брови Пита с удивлением поднялись вверх.
 — Ты считала, что я буду против того, что ты пишешь музыку для фильмов?
 — Нет, дело не в этом. Я просто не хотела, чтобы кто-либо узнал об этом до тех пор, пока я сама не пойму, что справляюсь с работой.
 — Так значит, это своеобразная страховка, — неодобрительно покачал головой Пит. — А я считал, что ты стала более смелой. Возможно, тебе стоит снова посоветоваться со своим другом, который так вдохновляет тебя?
 — Пит… — обеспокоенно начала Милли, но он уже отвернулся.
 — А вон и Джуди. Должно быть, это наш стол. Пошли.
 Слегка нахмурившись, она последовала за отчимом. Предложение написать музыку для фильма было для нее неожиданным, и поначалу даже напугало ее. У Милли были веские основания избегать мира кино, но это оказался английский фильм с весьма скромным бюджетом, а значит, вероятность того, что в ходе реализации проекта она столкнется с Бредли, была ничтожно мала. К тому же ей действительно понравился сценарий.
 — Итак, как идет работа над музыкой для фильма?.. — уже на ходу спросил Пит.
 — Я написала всего четыре темы. Это все, что им пока нужно.
 Он понимающе кивнул головой.
 — Звучит интригующе. Какие темы?
 — Одна будет фоном для сцены уличного боя, — загибая пальцы, объяснила Милли. — Вторая — романтическая, а третья будет звучать в сцене вечеринки.
 Ей нравилось писать эту третью тему. Для нее она решила подобрать и танцевальную мелодию в ритме рок-н-ролла. В уединении своей студии она даже сама танцевала под нее, позволяя себе вспоминать объятия Рональда. И это движение в такт человеческому пульсу прозвучало и в написанной ею музыке. Милли слегка вздрогнула от нахлынувших воспоминаний.
 — А четвертая? — поинтересовался Пит.
 — Тема любви.
 Он внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
 Джуди Риз встретила их с восторгом, хотя, казалось, была слегка озабочена чем-то. Возможно, один из ее клиентов должен был получить награду, которые вручались в этот вечер.
 С момента своего возвращения Милли неоднократно встречала Джуди в компании Пита. Она знала о том, что Джуди все-таки стала агентом Рональда Бредли, из газет, но ни та, ни другая ни разу не вспомнили о нем. У Милли были на то веские основания, а Джуди, очевидно, не имела ни малейшего представления о том, что произошло с ними после той памятной вечеринки, и потому не видела причин обсуждать своего нового престижного клиента с человеком, которого, по ее мнению, вообще мало интересовало кино.
 Однако все же именно Джуди предложила Милли написать музыкальные заставки для фильма. Та заволновалась, предположив, что Джуди каким-то образом оказалась в курсе событий, но потом поняла, что той просто был нужен композитор-классик, который привнес бы в фильм что-то новое. Она сама сказала Милли, что незнание мира кино будет для нее даже своеобразным преимуществом.
 Заняв свое место за столом, Милли открыла отпечатанную на глянцевой бумаге программу вечера и тут же невольно вздрогнула от неожиданности.
 Сосед заглянул ей через плечо.
 — Это новая премия, — пояснил он, увидев, какую она читает страницу. — Она будет вручена представителю наиболее популярного теперь вида искусства. Рональд Бредли ведь никогда не занимается ерундой, а его фильмы всегда дают максимальный кассовый сбор.
 — В самом деле? — деревянным голосом пробормотала Милли.
 Она бросила обвиняющий взгляд на сидящего напротив отчима, но Пит казался очень увлеченным беседой со своим соседом.
 Сегодня Пит впервые проявил какую-то заинтересованность в ее личной жизни. Неужели он знает о Рональде Бредли и понимает, что значит для нее это имя в программе вечера? Милли неотрывно наблюдала за ним, но он избегал ее взгляда.
 Не намеренно ли он привел меня сюда сегодня? — задумалась она. И если так, то почему?
 Милли не хотела встречаться с Рональдом Бредли. Ведь он решил, что она играет с ним, словно кошка с мышкой, и оказался слишком слепым или слишком бессердечным, чтобы заметить, что она всем сердцем полюбила его. Единственное, что его волновало, — это физиология. И ее последствия.
 Что ж, по крайней мере, он был откровенен на этот счет, напомнила себе Милли, и, в отличие от Шона, никогда не притворялся, что любит меня. Она уже свыклась с этой мыслью и сделала для себя определенные выводы, поэтому ей не хотелось бы снова встречаться с Рональдом.
 Она внимательно осматривала зал в поисках человека, которого не хотела бы увидеть, и поэтому не следила за беседой своих соседей по столу и не слышала радостный возглас Джуди:
 — Рональд! Ты, как всегда, опаздываешь. Я уж решила, что мне придется принимать статуэтку вместо тебя. Думаю, ты знаком со всеми присутствующими? Кроме, может быть, Милли…
 Та обернулась и уже открыла рот, чтобы вежливо поздороваться, как вдруг встретилась взглядом с Рональдом Бредли. Она замерла.
 — Милли, ты давно хотела познакомиться с продюсером фильма, к которому пишешь музыку. Вот он, — самодовольно пояснила Джуди. — Ему очень нравится все, что ты делаешь для нас.
 Милли была словно парализована. В присланном Джуди киносценарии имя Бредли даже не упоминалось. Она пыталась сообразить, что сказать, но тут же поняла, что вообще потеряла дар речи.
 Глаза Рональда блестели так лукаво, словно он понимал ее состояние. Это вполне вероятно, подумала она, вспоминая его сверхъестественную наблюдательность, и заставила себя спокойно улыбнуться. Он вежливо кивнул ей.
 — Мы с мисс Роббинс уже встречались, — коротко пояснил он Джуди. — Я прослушал твои темы, Милли. Может быть, мы как-нибудь встретимся и все обсудим? — предложил он.
 Сегодня он, подумала она, еще больше похож на кинозвезду. Белый вечерний пиджак выгодно подчеркивает загар, каштановые волосы мягкими волнами набегают на воротник рубашки. Милли почувствовала, как у нее пересохло во рту. От ее спокойствия не осталось и следа.
 — Нет, — ответила она.
 Все, кроме Бредли, были явно удивлены. А Джуди — просто шокирована. Глаза Рональда сузились, став похожими на кусочки гранита. Смех замер на его губах.
 — Я не могу разговаривать о музыке, — неуклюже пояснила Милли. — Если вам не нравятся мои темы, мистер Бредли, то можете просто выбросить их в мусорное ведро.
 Теперь и Пит, похоже, тоже был шокирован.
 — Что ж, очень жаль, мисс Роббинс, — подчеркнуто вежливо отозвался Рональд.
 Джуди встревоженно посматривала на них, как хозяйка, вдруг обнаружившая, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Потом на ее лице появилось задумчивое выражение, и она взяла Бредли за руку.
 Милли видела, что Пит с нескрываемым весельем разглядывает их обоих. У нее внутри все заклокотало от злости. Она резко повернулась к своей соседке и увлеченно заговорила с ней.
 Она почти не прикоснулась к еде и не уловила ни единого слова из речей, которые гости один за другим произносили.
 Бредли получил специальный приз за особые заслуги перед европейской киноиндустрией. Пока он выступал со своей короткой, остроумной ответной речью, Милли сидела, уставившись на свои руки и молясь о том, чтобы этот вечер поскорее закончился. Она ощущала на себе его взгляд даже через этот огромный, полный людей зал.
 Как только снова зазвучала музыка, она умоляюще взглянула на Пита.
 — У меня ужасно болит голова. Мне бы хотелось уйти прямо сейчас.
 — Головные боли следует лечить физическими упражнениями, — раздался сзади спокойный голос Рональда. — Потанцуй со мной. Отчим улыбнулся им обоим.
 — Мистер Бредли, я с большим нетерпением ждал встречи с вами. Думаю, вы самым благоприятным образом повлияли на творчество моей падчерицы.
 Милли зарделась и возмущенно уставилась на него. Но Пит, казалось, был сама вежливость.
 — Потанцуй с молодым человеком, дорогая. И обязательно пригласи его к нам на ланч завтра.
 Да. Помощи от отчима ждать не приходится, поняла Милли. Явно сквозившее во всем его облике веселье раздражало ее.
 Она растерялась, зная, что, если не примет приглашение, Рональда, тот просто силком стащит ее со стула. Это был тот самый мужчина, с которым она бранилась по пустякам, для которого играла на флейте… и в которого без памяти влюбилась.
 А может, приняв его приглашение на танец, я таким образом вылечусь от любви к нему, подумала она и молча поднялась с места. Бредли вежливо отодвинул ее стул. В его чрезмерной галантности явно сквозила понятная им обоим издевка. Милли бросила на него быстрый, полный тоски взгляд, и, перехватив его, Рональд уже не спускал с нее своих глаз. Он с видом собственника взял ее под руку.
 Площадка для танцев оказалась просторнее, чем можно было предположить, но по сравнению с залом в замке выглядела просто крошечной. Тем не менее Рональд повел себя так, словно они все еще были в замке. Встав перед Милли и положив ей на талию руки, он старался держать ее на расстоянии, при этом абсолютно игнорируя остальных танцующих. Милли почувствовала на себе пронзительные, как свет юпитеров, взгляды. Казалось, весь зал внимательно наблюдает за ними.
 Бредли же словно не замечал ничего вокруг.
 — Помнишь? — мягко спросил он.
 — Помню, — стиснув зубы, мрачно произнесла она. — Я помню абсолютно все!
 Он засмеялся чуть хрипловатым, до сих пор преследовавшим ее во сне и звучавшим в музыке смехом. Его рука скользнула по ее спине.
 — Смотри на меня и держи плечи параллельно моим, — прошептал он. — Я буду вести тебя.
 Звучавшая в этот момент мелодия имела довольно простой ритм, так что Милли было легко двигаться под нее.
 — Ты делаешь успехи, — одобрительным тоном заметил Рональд и, ловко развернув ее, одним быстрым движением прижал к своей груди.
 Она стрельнула на него недовольным взглядом.
 — Хочешь сказать, что за это я должна благодарить тебя?
 — Не думаю. Это не только моя заслуга, — притворяясь, что не понял ее намек, ответил он. — Ты очень восприимчива ко всему новому. Написанная тобой танцевальная музыка произвела на меня сильное впечатление. Чувствуется, что ты писала ее, вкладывая в это всю душу.
 — Не думаю, что ты способен заметить в ком-то душу, — прошипела Милли.
 Грустно покачав головой, Рональд закружил ее вокруг себя, а потом снова прижал к груди. Поперхнувшись от неожиданности, она в течение следующих нескольких мгновений старалась восстановить дыхание.
 Улыбнувшись ей в лицо, Рональд сказал:
 — Ты не правильно поняла меня.
 — Почему же? — едва обретя способность говорить, ответила Милли. — Ты идешь своей дорогой, не замечая никого вокруг, и видишь только то, что тебе хочется видеть.
 Казалось, это замечание позабавило его.
 — И что же я, по-твоему, упустил? Милли хотелось рассказать ему, что он не оценил настоящее чувство, но, осознав, к чему это приведет, промолчала.
 — Если уж речь идет о сказках, Золушка, то именно ты позволила своей фантазии разыграться.
 — Не называй меня Золушкой! — Милли свирепо уставилась на него.
 Она осознавала, что он прав, но ей было неприятно услышать это от человека, которого она тайно любила всем сердцем.
 — Что ты себе вообразила? — просто, словно о чем-то обыденном спросил ее Рональд. — Пыталась сыграть романтическую роль, чтобы узнать, подходит ли она тебе? Или просто хотела доказать, что при желании можешь найти себе другого мужчину? — Казалось, происходящее по-прежнему забавляло его, но в его хрипловатом голосе зазвучали угрюмые нотки.
 Окончательно рассвирепев, Милли едва не влепила ему пощечину. Она хотела прекратить танец, но его сильные руки заставляли ее продолжать двигаться.
 — А о чем, черт возьми, думал ты? Хотел доказать, что в жизни так же неотразим, как и в фильмах? Говорят, вы с Мэлани Кинсайд очень органично смотритесь вместе на экране. Тебе захотелось сравнить ее со мной?
 Неожиданно остановившись, он как-то странно уставился на Милли, но явно не обиделся, что уже само по себе было для нее разочарованием. Ведь она только что сказала самое неприятное из того, что могла придумать.
 — Ты хочешь сказать, что никогда не доверяла мне?
 Она отбросила назад волосы.
 — Конечно нет.
 Рональд мягко рассмеялся, и его руки еще сильнее сжали ее, закружив в танце. Казалось, он не замечает любопытных взглядов окружающих.
 — Ты просто лгунья, — дружелюбно заметил он.
 — Да как ты смеешь?!
 Он покачал головой, и свет люстр блеснул в его волнистых каштановых волосах. У Милли возникло настолько непреодолимое желание дотронуться до них, что она даже закрыла глаза, пытаясь справиться с собой.
 — Вспомни, — посоветовал он, — ведь я уже однажды говорил тебе об этом. У тебя отличная интуиция. Ты прислушалась к ней, когда разрешила мне войти в квартиру отчима, потом, когда позволила отвезти тебя на континент. Тогда ты доверяла мне. А сейчас просто запуталась, потому что все эти чувства были новыми для тебя.
 — Если бы это было действительно так, — не обращая внимания на его последнее замечание, сказала Милли, — то мне следовало бы раз и навсегда прекратить следовать интуиции.
 Ироническое выражение его лица не могло скрыть пытливого взгляда.
 — Это было бы очень глупо, — пробормотал Рональд, и его рука осторожно двинулась вдоль ее позвоночника, самым явным и бессовестным образом иллюстрируя эти слова.
 Милли показалось, что у нее остановилось сердце. Она глубоко вздохнула и сказала, четко выговаривая слова:
 — Если ты сейчас же не отведешь меня обратно за стол, я устрою скандал.
 Улыбка на лице Рональда стала еще шире.
 — Очень хорошо. Перед выходом нового фильма мне он мне не помешает.
 — Тебе и в самом деле наплевать на всех?
 — Нет. — Он лукаво улыбнулся, но голос его звучал абсолютно спокойно. — На кое-кого мне вовсе не наплевать.
 Музыка сменилась прежде, чем Милли успела потребовать у него объяснений. Новая мелодия была медленной и протяжной. Карие глаза Рональда заблестели.
 Милли уже решила, что он собирается отпустить ее, но тут его руки снова сомкнулись вокруг ее талии.
 На этот разу Милли не было никаких сомнений в его намерениях. Да и все, кто наблюдает за нами, вдруг поняла она, тоже все поймут. Его руки скользили по ее телу так, словно они опять были одни в замке, в комнате с занавешенными окнами и тенями от горящих свечей.
 Милли забыла и о своем негодовании, и о своих подозрениях на его счет, и даже о своем разбитом сердце. Она уже не соображала, где находится, и не видела никого из танцующих на площадке.
 Рональд склонился, чтобы поцеловать ее в шею, и вдруг что-то ослепительно сверкнуло. Милли снова обрела разум. Выпрямившись, она взглянула через плечо Рональда и столкнулась взглядом с ухмыляющимся мужчиной, который нацелил на нее фотокамеру. Последовала еще одна вспышка.
 Бредли пробормотал что-то резкое себе под нос. Но репортер уже повернулся, фотографируя другие пары.
 Милли освободилась из его на мгновение ослабевших объятий, и у нее все похолодело внутри.
 Так вот зачем Рональд расставил ей эту ловушку! Вот почему устроил так, чтобы она выставила себя полной идиоткой на танцплощадке. Ему нужно привлечь к себе внимание публики, чтобы создать рекламу для нового фильма! Милли вспомнила, как он рассказывал ей о том, как делаются дела в мире кино.
 Бешенство охватило ее с новой силой.
 — Думаю, на сегодня тебе уже достаточно скандальной известности, — спокойно заметила она. — Материал для светской хроники готов. Прими мои поздравления, Рональд. До свидания.
 Он резко схватил ее за руку, но она отшатнулась.
 — Если ты еще раз хоть пальцем дотронешься до меня, то я залеплю тебе такую пощечину, что ты останешься без головы, — в ярости прошептала она.
 Не дожидаясь его реакции и не глядя, идет ли он следом за ней, она двинулась прочь.
 Пит ждал ее у стола.
 — Я еду домой, — не терпящим возражений тоном заявила Милли. — Возьму такси.
 Она даже не спустилась в гардероб за своей накидкой, а последовала через вестибюль на улицу. Портье, едва взглянув на нее, тут же вызвал такси.
 Когда Милли вошла в квартиру, Марс потерся своей пушистой мордочкой о ее лодыжки.
 — Привет, — потрепав его за ушами, сказала она. — Нам с тобой вовсе нет смысла оставаться голодными.
 Она отправилась на кухню и, понимая, что сегодня ей вряд ли удастся уснуть, поставила вариться кофе и стала открывать банку кошачьих консервов.
 Когда кофе был готов, а Марс накормлен, Милли направилась в гостиную и села за пианино. Пробежав пальцами по клавишам, она наиграла тему любви и пододвинула к себе нотную бумагу.
 Вскоре она уже забыла обо всем, кроме музыки. Милли работала до первых сероватых проблесков рассвета. Стали слышны звуки первых автомобилей, затем пришел мальчишка-почтальон.
 Потом зазвонил телефон. С неудовольствием взглянув на него, Милли не подняла трубку. Взяв газеты, она вернулась в гостиную и небрежно принялась листать их и вдруг увидела свое лицо, смотревшее со страницы.
 Сначала она даже не поверила своим глазам. Как, черт возьми, они умудрились проявить и отпечатать фотографии к утреннему выпуску? Но потом Милли сообразила, что снимки помещены не в колонке светских сплетен, а в разделе официальных новостей. Под ними было напечатано: «Звезда Голливуда Рональд Бредли с Милдред Роббинс, своим последним увлечением».
 Милли присмотрелась к фотографиям, и у нее по телу побежали мурашки. Прижавшись губами к ее шее, Бредли склонился над ней. Его лица не было видно, а на ее явственно отражалась слепая любовная страсть.
 Она принялась читать заметку.
 «Рональд Бредли, известный голливудский актер, герой наиболее популярных любовных фильмов последних десяти лет, создал свою собственную кинокомпанию в Европе. Сейчас там снимаются два фильма, финансирование которых осуществляется из личных средств Бредли и другого неизвестного источника кредитования. Похоже, из него получается неплохой бизнесмен.
 Теперь этот кумир миллионов женщин явно находится под впечатлением от двадцатипятилетней Милдред Роббинс, которая пишет музыку к одному из новых фильмов Бредли».
 Снова зазвонил телефон. Милли подняла трубку. Незнакомый голос поинтересовался, действительно ли она мисс Роббинс и попросил дать интервью о мистере Бредли. Она молча нажала на рычаг.
 В последующие полчаса было три подобных звонка, после чего Милли отключила телефон и снова погрузилась в работу — она исписывала нотную бумагу страницу за страницей.
 Услышав настойчивый стук в окно, она решила, что это папарацци, и вскочила, уже готовая вызвать полицию, но выяснилось, что пожаловал не кто иной, как Рональд Бредли собственной персоной.
 — Уходи, — бросила Милли, хотя прекрасно понимала, что он ее не послушается.
 Он выглядел так, что, казалось, был способен даже разбить оконное стекло. Она с негодованием посмотрела на него, но первой отвела взгляд и открыла балконную дверь.
 Рональд вошел и резко повернул в замке ключ. Милли почувствовала, что он просто взбешен, и попятилась.
 — Только не начинай снова запугивать меня, — резко бросил он ей в лицо. — Господь свидетель, я и так уже достаточно натерпелся от тебя.
 — Тогда веди себя соответственно, — парировала Милли. — По-моему, мне досталось больше всех. «Неотразимая двадцатипятилетняя Милдред Роббинс», — с издевкой процитировала она.
 — Так тебе и надо! Не будешь читать бульварные газеты, — сказал Рональд.
 Милли поискала глазами, чем бы запустить в него, но единственное, что попалось ей под руку, были ноты, а она не могла пожертвовать ими.
 — Зачем ты пришел? Чтобы снова поиздеваться надо мной?
 Рональд улыбнулся.
 — Нет. Чтобы предложить тебе руку и сердце. И тут Милли забыла даже о том, что ноты слишком дороги для нее. Несколько страниц разлетелись по комнате, но остальные полетели в Рональда. Он подхватил падающие листы и поднял голову. Увидев, что он смеется, Милли чуть не расплакалась от злости.
 — Благодаря мне ты бесплатно получил нужную рекламу, — резко сказала она. — А теперь поищи какую-нибудь другую дуру.
 Он мягко ответил:
 — Милли, дорогая! Я не хочу никого искать.
 Мы просто созданы друг для друга.
 Не веря своим ушам, она взглянула ему в глаза. Как он может быть таким жестоким?!
 — Уходи, — тихо повторила она. Рональд заключил ее в объятия.
 — Ты, — раздраженно заметил он, — самая противоречивая, самая упрямая женщина из всех, кого я только когда-нибудь встречал в своей жизни. Я тебя просто боготворю.
 На этот раз его поцелуй был продолжительным и весьма красноречивым. Руки Милли растерянно коснулись пылающих щек.
 — Чего ты хочешь? — жалобно поинтересовалась она.
 — Тебя. — Его руки держали ее по-прежнему крепко, и Милли поняла, что он настроен весьма решительно. — Выходи за меня замуж.
 Милли внимательно посмотрела на его лицо, неожиданно поняв, что он вовсе не шутит.
 — Так, значит, ты всерьез?
 Он расхохотался.
 — Не говори «нет», прошу тебя.
 — Но… — растерянно начала она. Взяв ее руки, он прижал их к своей груди и, неотрывно глядя ей в лицо, сказал:
 — Послушай, Милли. К тому времени, когда я тебя встретил, у меня было за плечами уже очень много романов. Но всем женщинам было что-то нужно от меня. Ни одна из них по-настоящему не любила меня. А потом появилась ты…
 Милли внимательно посмотрела на него.
 — Но ведь ты сказал, что я провожу эксперимент, играю людьми, как игрушками, а потом бросил меня.
 Его руки сжали ее еще крепче.
 — Ты сама потребовала, чтобы я ушел. Она смущенно покачала головой.
 — На самом деле я вовсе не хотела этого.
 — Ты говорила очень убедительно, — с горечью сказал Рональд. — А я стал свидетелем сцены, которая произошла между тобой и человеком, которого ты, как говорила мне, любила.
 — Но я ведь попросила Шона уйти. Ты слышал, как я сказала ему, что никогда не любила его по-настоящему.
 Рональд даже застонал от досады.
 — Да, но ты при этом выглядела такой несчастной, и я решил, что ты все еще любишь его. Милли решительно тряхнула головой.
 — Я была несчастна не из-за него! В тот момент я вдруг поняла, что люблю… — Она смущенно остановилась.
 Рональд не стал притворяться, что не понял ее слов.
 — Однако ты ничем не показала, что влюблена в меня, — сухо заметил он, — и вела себя так, словно скорее ненавидишь, чем любишь.
 Лицо Милли порозовело.
 — Я просто боялась, — объяснила она, не смея поднять глаз к его лицу. — Я никогда еще не ощущала по отношению к мужчине ничего подобного, а ты всем своим видом говорил: «хочешь — бери, а не хочешь — не надо», — поспешно закончила она.
 Он недоверчиво уставился на нее.
 — «Хочешь бери, а не хочешь — не надо»? — все еще не веря своим ушам, словно эхо отозвался он. — Дорогая, да я хотел тебя, хотел безумно. Ты была для меня неизмеримо важнее, чем даже тот первый шанс на удачу, — помнишь, я рассказывал тебе о нем? Я ничего не желал так за всю свою жизнь, как тебя. Но ты жила в каком-то вымышленном мире и ничего не замечала вокруг себя. Ты все время твердила о моем отъезде, избегала возможности поговорить откровенно… Я понимал, что должен что-то предпринять, не отпугнув тебя, но не представлял, как это сделать, так что в результате чуть было не сошел с ума. — Он криво усмехнулся. — Такое случилось со мной впервые — никогда до этого я не беспокоился о том, чтобы не отпугнуть от себя женщину.
 Милли вспомнила, каким высокомерным Рональд показался ей на вечеринке у Джуди. У него не было ничего общего с тем нежным мужчиной, которого она полюбила в испанском замке.
 — Ты забыла о том, что я актер, и видела во мне обычного человека, а я уже забыл, когда меня воспринимали так. А твои глаза! — Он осторожно коснулся ее темных ресниц. — Каждый раз, глядя на тебя, я видел, что именно ты думаешь в этот момент. И что чувствуешь. — Он поднес ее руки к своим губам и коснулся их нежным поцелуем. — Прежде чем я что-либо понял, я уже влюбился, как мальчишка.
 — В самом деле? — Милли знала, что ей следует отдернуть руки, если она действительно намеревается дать ему отпор, но она не сделала этого. — Я не верю тебе, — тихо произнесла она.
 Рональд рассмеялся.
 — Что ж, я не могу винить тебя за это. Ведь я же помню, как там, в замке, сходил с ума от желания, а ты даже не замечала этого, как будто ты вообще не знала, что такое секс.
 — Ах, вот как? — обиделась Милли и убрала руки. Рональд отпустил ее и отвернулся, рассматривая осенний сад.
 — Я ничего не мог понять, Милли. Иногда мне казалось, что ты тоже желаешь меня, но это ничем не кончалось. Только потом я понял, что ты просто не понимаешь, какие сигналы подаешь. Помнишь ту первую ночь в замке? Ты уснула у меня на руках, умоляя остаться с тобой. Сам не понимаю, как я вынес это! Если бы ты не выглядела так невинно, я бы ни за что не сдержался.
 — О Боже, я даже не подумала об этом. — Милли с сожалением взглянула на него. — Прости.
 Он снова обернулся к ней. На губах его было слабое подобие улыбки.
 — Не извиняйся. Это были полезные упражнения для развития самоконтроля. Кроме того, такое поведение очень многое говорило о тебе самой. Твое представление о самой себе явно было полно сумасбродных идей, и я понял, что нужно время, чтобы приручить тебя. Наверное, тебе требовались какие-то ухаживания… но я никогда ни за кем не ухаживал и не знал, как вести себя с таким человеком, как ты, а у нас почти не оставалось времени. Ведь гости Пита должны были вот-вот приехать. Поэтому я просто сбежал.
 Милли присела на диван. Ее охватили странные чувства.
 — Зачем ты мне все это говоришь? — спросила она, тщательно подбирая слова.
 — Дорогая! В тот последний день ты ведь боялась меня. Когда сказала, чтобы я убирался. И не отрицай этого.
 Голос Рональда звучал бесцветно. Он снова отвернулся к окну, засунув руки в карманы. Милли поняла, что должна сказать ему правду.
 — Да, но у меня были причины для этого. Мне показалось, ты рассердился, как будто бы даже возненавидел меня…
 — Я рассердился потому, что нам помешал мужчина, которого ты любила, — с горечью сказал он.
 — Нет! — вскрикнула она. — Рональд, пожалуйста, посмотри на меня. Я не могу изливать душу твоей спине. — Медленно повернувшись, он подошел к ней, и на этот раз она сама взяла его за руки, усаживая рядом с собой. — Послушай, — сказала Милли. — Мы провели вместе ночь, и это была самая замечательная ночь в моей жизни, а ты вел себя так, словно это было для тебя нечто абсолютно ординарное. — Рональд хотел что-то сказать, но она остановила его, мягко прижав пальцы к губам. — Нет, позволь мне договорить. Понимаешь, я не могла не задуматься, действительно ли ты испытывал что-то ко мне, или это было чисто физиологическое стремление. А, может, ты просто жалел меня?.. Рональд уставился на нее.
 — Ты — сумасшедшая!
 — Все это было в новинку для меня, а в то утро ты был так небрежен… И я подумала: возможно, для него все это не так важно, как для меня. Я должна быть осторожна, чтобы не поставить его в неловкое положение. Понимаешь? Обхватив ее лицо ладонями, он нежно поцеловал ее.
 — Я не знаю ни одной женщины, которая бы беспокоилась о том, чтобы не поставить меня в неловкое положение, — сказал он. — Поэтому просто не понял этого. Извини.
 — А потом ты ушел на эту ужасную гору, — уже чуть не всхлипнула Милли, полностью погрузившись в воспоминания. — А я осталась в полном смятении у неясно бормочущей рации. Я так волновалась за тебя…
 — Любимая! — Он притянул ее к себе. Она все еще не смела поднять на него глаз.
 — И я сказала тебе по рации все, что чувствую. Ты просто не слышал. Он тихо сказал:
 — Я слышал. Ты сказала: «Вернись ко мне», и я спешил, но, когда пришел, у тебя был Шон. Я обиделся, потому что ты ничего не сказала ему о нас. Мне показалось, что ты просто прячешься за меня, а на самом деле все еще любишь его. Мне было неизвестно, что ты в действительности чувствуешь ко мне и чувствуешь ли вообще что-нибудь.
 — Именно поэтому ты с такой ненавистью закричал на меня? — медленно спросила Милли.
 — Это было просто отчаяние, — честно признался Рональд. — Я знал, что в эмоциональном плане ты живешь в мечтах, но мне не приходило в голову, что ты девственница. А когда я догадался, что ты никогда не спала с Шоном и у нашей ночи любви могут быть последствия… в общем, я почувствовал, что меня использовали. А единственное, в чем я хотел быть уверен, так это в том, что уж ты-то никогда не используешь меня в своих целях. Поэтому я был буквально взбешен.
 — Я помню.
 Милли поежилась. Рональд отпустил ее. Его лицо стало мрачным.
 — Так значит, ты считаешь, что я тогда сбежал? И именно поэтому отказываешься выйти за меня замуж?
 — Почему тебе потребовалось так много времени, чтобы вернуться ко мне? — задала встречный вопрос она.
 — Я хотел прийти раньше. — Его голос стал очень тихим. — И приблизительно через три недели после того, как мы расстались, твердо решил сделать это. — Он провел рукой по глазам. — Но не смог. Я вспомнил, что на то самое воскресенье, когда мы с тобой уехали в Испанию, у меня было назначено интервью с одним журналом. Поскольку я пропал, репортеры пытались узнать, где и с кем я, и, появившись у тебя, я мог подвести тебя. Помнишь, нас снимали в тот момент, когда мы выезжали из гаража? Фотографии были нечеткими, но тебя вполне могли бы узнать. — Он на мгновение остановился. — А самое главное, я считал, что ты больше не желаешь встречаться со мной. Тем не менее я постоянно наводил о тебе справки через Джуди.
 — Справки? — словно эхо повторила Милли.
 — Мне нужно было знать, не беременна ли ты, — резко ответил он.
 Она залилась краской смущения.
 — Выяснилось, что ты поменяла наставника и снова стала играть. У тебя все складывалось хорошо, в то время как я… — Он мрачно засмеялся. — Я даже не был до конца уверен, смогу ли сниматься. Что в этом случае я мог бы тебе предложить? Кроме того, ты ведь сама сказала, что не желаешь меня больше видеть.
 Рональд выглядел холодным и неприступным, но Милли уже знала его очень хорошо. Я ведь смелая, напомнила она себе, так он мне сам сказал. И она подошла к нему.
 — Так что же изменилось теперь? — спросила она, покрывая его щеки поцелуями.
 — Ты изменилась. — Его голос потеплел, хотя в нем все еще чувствовались мрачные тона. — Я услышал это в твоей музыке. Я попросил Джуди предложить тебе эту работу, но не надеялся, что ты за нее возьмешься, а тем более вложишь свою душу.
 Милли поцеловала его бровь.
 — А я думала, что ты считаешь меня скучной. Так же, как Шон. Он называл это моими дурацкими принципами.
 — Ты никогда не бываешь скучной, — с жаром воскликнул он. — И я просто обожаю эти твои принципы. Они означают, что я могу доверять тебе. — Развернув ее лицом к себе, он неожиданно стал очень серьезным. — Послушай, любимая, мне всегда было нелегко доверять людям. Не знаю, смогу ли я стать хорошим мужем. Ты рискнешь выйти за меня замуж?
 Милли пристально посмотрела ему в лицо.
 — Ты любишь меня. Рональд? — наконец выговорила она. — Ты действительно желаешь меня?
 Его руки так крепко стиснули ее в объятиях, что она едва могла дышать.
 — Люблю. И хочу. Ты никогда больше не будешь сомневаться в этом, — сказал Рональд, и его слова прозвучали, словно клятва.
 — Да, — прошептала она у самых его губ и еще тише добавила:
 — Знаешь, это платье сшито так, что его можно очень легко снять.
 В этот момент снова раздался звонок. Взяв Милли на руки, Рональд подошел к телефону и отключил его. Смеясь, Милли еще крепче прильнула к нему.
 — Смотри не урони меня, — сказала она.
 Рональд засмеялся. В его лице было столько любви, что она едва узнала его.
 — Ни за что. — Он понес ее в спальню, но чуть не наткнулся на Марса. — Брысь! Скоро в этом доме все изменится.
 Милли укоризненно заметила:
 — Надеюсь, ты не собираешься выгнать моего кота на улицу?!
 Бережно опустив ее на постель, Рональд вернулся к двери в спальню, закрыл ее перед носом у Марса и улыбнулся.
 — Нет. Просто теперь не он один будет знать, что ты обязательно вернешься, — мягко сказал он.
 Милли почувствовала, что ее сердце тает, и широко распахнула объятия.