Аннотация: Молодая вдова Шеннон Коннер уже отчаялась обрести счастье, смирилась с одиночеством. Но однажды судьба послала ей встречу с отважным путешественником Бичем Мораном. Шеннон понимает, что перед нею тот, о ком она мечтала так долго. Бич, однако, привык к одиночеству и считает любовь ненужной обузой. Сумеет ли неискушенная Шеннон найти верный путь к его суровому сердцу?..


---------------------------------------------


 Элизабет ЛОУЭЛЛ
 ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ



 Глава 1




Лето 1868 года



Долина Эго, Территория Колорадо

 "Она чем-то напугана.
 У нее поступь феи".
 Эти две мысли пришли одновременно в голову Рафаэля Морана, который здесь был известен как Бич. Он затруднился бы определить, что именно привлекло его в девушке, – написанный на лице страх или ее удивительная грация.
 Он хотел надеяться, что страх.
 Однако забурлившая кровь говорила о другом. Под потертой шерстяной курткой и поношенными брюками угадывались весьма соблазнительные формы. А гордоподнятый подбородок и отчаянная решимость в позе и выражении лица девушки не могли скрыть владевшего ею страха.
 Бич не знал, что было причиной этого страха и почему это так привлекло его внимание. Он знал лишь, что намерен это выяснить.
 Он помешкал перед витриной единственной в округе лавки, стоя в грязи под пронизывающим, дующим с гор ветром, от которого не спасала даже куртка из плотной шерстяной материи. Должно быть, девушке также было зябко и неуютно.
 Она явно дрожала, когда открывала забрызганную грязью дверь лавки.
 Демонстрируя спокойствие и непринужденность, Бич проследовал за девушкой внутрь. Порыв ветра с грохотом захлопнул за ним дверь. Впрочем, он едва заметил это, ибо его внимание было приковано к молодой особе, обладающей столь пленительной, чуть танцующей походкой.
 Она остановилась в снопе света, падающего из окна. Некоторое время ее глаза с любопытством скользили по выставленным образцам материи и одежде. Тонкие пальцы одной руки были крепко сжаты – очевидно, она что-то в них держала.
 Словно почувствовав пристальный интерес Бича, девушка внезапно обернулась. На него глянули глаза, удивительно голубые, чистые и глубокие, словно вода в спокойном осеннем озере. Из-под шляпки выбивались волосы, которые также рождали ассоциации с осенью, – блестящие, каштанового цвета, с золотистым и багряным отливом.
 «Я видел ее раньше, – подумал Бич. – Но где?»
 И вдруг как вспышка молнии пришло осознание.
 "В мечте. Она та девушка, что всегда ждет у входа в хижину…
 Ждет меня".
 Бич молча и недвижимо смотрел на «мечту». Из-под поношенной шляпки выбился еще один локон. Волосы казались шелковистыми на фоне бледной щеки.
 Не отдавая отчета в своих действиях, Бич подошел к девушке и поднял руку с намерением поправить выбившуюся прядь. Когда наваждение спало и Бич сообразил, что он собирается сделать, он отдернул руку, отступил на шаг и прикоснулся ею к своей шляпе.
 – Доброе утро, мадам, – с поклоном произнес он.
 Девушка заморгала глазами и уставилась на его массивную руку. Бич понимал причину этого. Он отдернул ее так быстро, что, несмотря на свои подозрения, девушка не была уверена в том, что он собирался коснуться ее.
 Она перевела взгляд с его кисти на длинный пастуший кнут, висевший у него на правом плече. В глазах ее отразилось удивление.
 Погонщики с пастушьими кнутами не были такой уж редкостью на территории Колорадо, во всяком случае, их появление здесь не могло слишком удивить людей. Непроизвольная реакция незнакомки подсказала Бичу, что она, по всей видимости, что-то знала о нем.
 Девушка ответила на приветствие скупым кивком головы, а затем решительно повернулась к прилавку.
 – Мистер Мэрфи! – позвала она.
 Трепет пробежал по телу Бича. Ее голос, как и ее походка, действовал на него магнетически.
 «Я слишком долго обходился без женщины».
 Но едва эта мысль пришла, как он тут же счел ее неверной. Бич не относился к числу тех мужчин, чьими поступками руководит чувственность. Он провел много
 Лет в странах, где женщинам запрещалось иметь дело с иностранцами – даже с такими вежливыми и уравновешенными, обладателями широких плеч, дымчато-серых глаз и шевелюры цвета солнца.
 – Мистер Мэрфи!
 Послышался скрип, чье-то ворчание, шлепанье ног, и из задней комнаты вышел мужчина. Судя по всему, владельцу лавки чертовски не хотелось покидать насиженное теплое место у печки и тащиться в холодное, напоминающее амбар помещение, где был кучами свален товар. Во всем большом золотоносном краю это была единственная лавка, что основательно развратило Мэрфи. Он всякий раз давал покупателю понять, что оказывает ему величайшую любезность, продавая товары по баснословно высоким ценам.
 Дверь лавки за спиной Бича распахнулась. Он сделал шаг в сторону, давая вошедшим дорогу, и в то же время его рука непроизвольно коснулась рукоятки кнута, висевшего на правом плече. В этом движении не было ничего угрожающего. Это была обычная реакция того, кто не раз оказывался один на один с самым страшным зверем – человеком.
 Четверо ввалившихся в лавку мужчин являли собой объяснение того, почему Бич, путешествуя в здешних краях, придерживался правила ни к кому не поворачиваться спиной.
 Братья Калпепперы, громогласные, нахальные, немытые и нечесаные, страшно ленивые, мягко говоря, ни у кого не вызывали симпатии. В том числе, если верить слухам, и у своей матери из Арканзаса.
 Люди не различали, кто из них был Бо, кто Клим, Дарси или Флойд. Да это и не имело никакого значения, потому что они все были на одну колодку: у всех темно-каштановые волосы и голубые глаза, все поджарые и несдержанные в гневе. Они напоминали стадо животных. Вместе искали золото, охотились, дрались и развратничали.
 Поговаривали, что Калпепперы также грабили золотоискателей, которые пытались переправить золото из долины Эго в Канзас-Сити, но с поличным их никто не поймал и никто не предъявил им в том обвинения. Того, кто вольно или невольно переходил Калпепперам дорогу, как правило, находили до полусмерти избитым, и он вынужден был уходить искать счастья в другой район Скалистых гор.
 Калпепперы были ленивы, когда нужно было добывать золото в твердых породах, но когда дело доходило до драк, тут уж они не знали никакого удержу и пускали в ход кулаки, ножи, револьверы и все, что попадалось под руку.
 Бич незаметно отошел подальше к стене. Он не считал, что непременно должно случиться нечто неприятное, но осмотрительный человек должен быть готов ко всему.
 А Бич, безусловно, был человеком осмотрительным. С того места, где он находился, ему отлично было видно справа девушку, а слева – Калпепперов.
 Если кто-то из братьев и заметил маневр Бича, то виду не показал. Четыре пары голубых глаз впились в девушку, словно взгляд хищника в новорожденного ягненка.
 – Что тебе, Шеннон? – спросил Мэрфи. – Говори быстро. А то я совсем простужусь.
 – Мне нужна мука и соль, – быстро проговорила Шеннон. – Еще кусочек сала и немного питьевой соды.
 – Чем будешь платить? – пробубнил Мэрфи.
 Шеннон разжала кулак. На ладони блеснуло кольцо.
 – Обручальным кольцом.
 Чувство глубокого разочарования овладело Бичом, когда он понял, что девушка замужем.
 «А ты чего ожидал, – ядовито спросил он самого себя. – Девушка с такой поступью не может жить одна в этом диком месте. А вот муж ее – настоящий идиот, если позволяет ей ходить сюда одной».
 – Золотое? – уточнил Мэрфи, глядя на кольцо.
 – Да.
 Одно-единственное слово и легкое дрожание протянутой руки многое могли сказать внимательному наблюдателю о том, что она чувствовала.
 Веки Бича сочувственно дрогнули. Вероятно, минувшая зима оказалась тяжелой для Шеннон и ее мужа, если она вынуждена была отдавать обручальное кольцо за продукты первой необходимости. Кстати, их было совсем немного.
 Мэрфи потянулся за кольцом. Он явно не торопился убирать свои грязные пальцы с ладони Шеннон. Когда он это все-таки сделал, движения его стали более суетливыми.
 Мэрфи стал пробовать обручальное кольцо на зуб, а Шеннон опустила руку и нервно вытерла ладонь о свои
 Мешковато сидящие, но безупречно чистые брюки – должно быть, ее все еще жгло прикосновение пальцев Мэрфи.
 Калпепперы заметили это и загоготали.
 – Видишь, старый хрен, она не хочет, чтобы ты касался ее своими грязными лапами, – сказал один из братьев. – А как тебе мои? Я их мыл на прошлой неделе.
 – Твои руки не чище моих, Бо, – подал реплику второй Калпеппер.
 – Заткнись, Клим, – оборвал его Бо. – Иди ищи себе фифочку, а я себе уже нашел. Правда ведь, дорогуша?
 Шеннон никак не прореагировала, словно Калпепперов здесь и не было.
 Но Бич готов был поклясться, что девушка слышала каждое слово, произнесенное ими. Она еще больше выпрямилась, складки вокруг рта обозначились еще сильнее – то ли от страха, то ли от брезгливости.
 «Хотелось бы, чтобы эти ребята имели манеры получше, – мрачно подумал Бич. – Перспектива не из приятных – схлестнуться сразу с четырьмя, когда вооружен только кнутом и молитвой».
 Мэрфи еще раз попробовал кольцо на зуб, хмыкнул и сунул его в карман засаленной фланелевой рубашки.
 – Похоже, твой муж полностью опустошил свой
 Участок, если у вас осталось только золотое кольцо, – подытожил Мэрфи.
 – Спроси его, – ответила Шеннон. – Если ты найдешь его раньше, чем он тебя.
 Мэрфи крякнул, а Калпепперы загудели.
 – Этих продуктов хватит всего на пару недель.
 – Мой муж отличный стрелок, он может подстрелить любую дичь.
 Сказав это, Шеннон замолчала. Калпепперы переглянулись. Недоверчиво улыбаясь, Бо сказал:
 – Да, я слышал, что твой муж отличный стрелок. Но я никогда не видел, как он стреляет. Да и вообще не видел Молчаливого Джона, а ведь за два года мы исходили здесь все вдоль и поперек.
 Связав слова «отличный стрелок» и «Молчаливый Джон», Бич понял, почему Шеннон решается появляться одна в городе. Молчаливый Джон имел репутацию первоклассного охотника, мужчины весьма уважительно произносили его имя и не трогали его жену, какой бы обольстительной ни была ее походка.
 – Молчаливый Джон – человек малообщительный, – сказала Шеннон. – Большинство людей его никогда не видели, но все знают о нем.
 Говорила она тоненьким голоском, ни разу не оглянувшись на Калпепперов. Похоже, она отлично знала, кто они и что собой представляют.
 – Муки и соли, – повторила она, обращаясь к Мэрфи. – Я хотела бы получить это сразу. Мне далеко ехать.
 – Еще бы, на таком старом муле, – равнодушно заметил Мэрфи. – Как только обслужу этого незнакомца и Калпепперов, займусь и твоим заказом.
 – Мне не к спеху, – отозвался Бич. – Обслужи леди. Она была первой.
 Мэрфи крякнул, пропуская мимо ушей слова Бича. Он посмотрел на правую ладонь Шеннон – ту самую, которую она до этого брезгливо вытирала о свои брюки, и ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие от курения зубы.
 – Ты хочешь сразу слишком много, – ворчливо произнес Мэрфи. – Я займусь тобой до наступления сумерек.
 – Вы сильно разочаруете моего мужа.
 – И меня тоже, – сказал Бич.
 На сей раз Мэрфи не пропустил мимо ушей сказанное. Он нагнулся, вынул откуда-то снизу дробовик и небрежно положил его на поцарапанный деревянный прилавок. Дуло не было нацелено ни на кого из присутствующих, но рука Мэрфи находилась рядом со спусковым крючком.
 Бич мрачно улыбнулся. Мэрфи был не первым, кто ошибочно принимал Бича за бродячего погонщика и считал, что дробовик эффективнее кнута. Такое заблуждение было на руку Бичу. Внезапность поможет ему уравнять силы.
 Но в глубине души Бич все-таки надеялся, что до столкновения дело не дойдет, ведь четверо против одного – это многовато, с точки зрения осмотрительного человека.
 – Все же выполни заказ леди, – спокойно сказал Бич. – Если эти ребята слишком торопятся, я пропущу их вперед.
 Глаза Шеннон сверкнули, словно два сапфира, когда она взглянула на Бича.
 – Благодарю вас, – сказала она.
 – Не за что, мадам, – ответил Бич, галантно коснувшись края шляпы.
 Однако несмотря на его галантность, Шеннон тут же отвернулась, и Бичу не удалось продолжить разговор.
 Он испытал острое разочарование. Слышать голос Шеннон доставляло не меньшее удовольствие, чем любоваться ее походкой или заглядывать в глубину ее голубых глаз.
 – Эй, дорогуша! – окликнул девушку Бо.
 Стоявшая спиной к Калпепперам Шеннон не изменила позы.
 – Очень мило, что ты показываешь мне свою аппетитную попку, – проговорил Бо. – Она, может, не слишком пышная, но, в общем, есть за что схватиться, чтобы ты не выскользнула в самый горячий момент.
 Парни громко заржали, словно Во сказал Бог весть какую остроумную вещь. Шеннон не шевельнулась.
 – А Молчаливый Джон тебя таким макаром ублажает, дорогуша? – продолжал Бо. – Или этот старый козел ставит тебя лицом к стулу, сдирает эти дурацкие штаны и имеет тебя сзади?
 Шеннон побледнела, но не пошевелилась и не произнесла ни звука.
 Не нарушил молчания и Бич. Он лишь мысленно прикинул расстояние между Шеннон и Бо, а также между остальными Калпепперами. Двое стояли, привалившись друг к другу и слегка покачиваясь. От них несло потом и дешевым виски.
 «Эти двое, пожалуй, сойдут за одного в драке, – с надеждой подумал Бич. – В любом случае я начну с других, а этих приберегу на закуску».
 Мэрфи настолько медленно передвигался, подбирая заказанные Шеннон продукты, что казалось, будто он идет по грудь в воде.
 – Если б зависело от меня, – разглагольствовал Бо, – я бы стянул штаны с этой кругленькой попки…
 – Мэрфи! – зычным голосом перекрыл Бич слова Бо. – Ни к чему отмерять соль по зернышку. Я хочу выбраться отсюда до захода солнца.
 Бо сурово посмотрел на Бича.
 Бич улыбнулся. Его улыбка под пшеничного цвета усами была скорее недобрая, чем одобрительная. Но Мэрфи находился далеко, чтобы это заметить, а Калпепперы смотрели лишь на Шеннон.
 – Не надо так нервничать, – сказал из угла комнаты Мэрфи. – Я двигаюсь так, как могу.
 – А ты пошевеливайся. Леди торопится.
 Металл в голосе Бича заставил Калпепперов повернуться и посмотреть на белокурого незнакомца.
 Все оставалось по-прежнему. Чуть поодаль стоял крупный, но не грузный незнакомец с кнутом, перекинутым через правое плечо. Он чуть заметно улыбался. Ни ружья, ни револьвера у него не было. У каждого из Калпепперов был револьвер, и каждый из них мог в любой момент пустить его в ход.
 – Ты бы последовал совету Мэрфи, приятель, – растягивая слова и глядя на Бича, проговорил Бо, – не горячись и не нервничай.
 При этом Бо выразительно положил руку на пояс, рядом с поцарапанной деревянной рукояткой револьвера.
 – Конечно, ростом ты сойдешь за двоих, – сказал Клим, – но нас четверо. Мы не такие уж маленькие, да и пушки у нас имеются.
 – Это я вижу, – согласился Бич.
 И больше ничего не добавил.
 Калпепперы снова заговорили между собой. Очевидно, они решили, что незнакомец изрядно напуган, и принялись опять дразнить Шеннон.
 – Почему бы тебе не повернуться к нам? – возобновил заигрывания Бо. – Титечки у тебя такие же красивые, как и попка?
 – – Ага, – подхватил Клим. – Мы тут всю зиму думали, как ты выглядишь голенькая, если с тебя содрать все эти мужские шмотки. Интересно, сосочки у тебя темные, как у старушки Бетси, или красненькие, словно вишенки, как у Клементины?
 – Клементина красит свои, – проговорил один из Калпепперов. – Да она и кое-что пониже красит.
 – Ну ты даешь, Дарси! – сказал Клим. – Я никогда не кусал ей сосочки и не знаю, натуральные они или крашеные.
 Плечи у Шеннон содрогнулись.
 Но заметил это один лишь Бич, ибо только он наблюдал за реакцией хранившей молчание девушки.
 «Бо получит первым. Это определенно. Его манеры явно нуждаются в шлифовке».
 Бич сделал шаг вперед.
 – Не надо, – тихо сказала Шеннон, повернув к нему голову. – Не обращайте на них внимания. Их слова для меня ровным счетом ничего не значат.
 Калпепперы не слышали слов Шеннон. Они были слишком заняты обсуждением того, что и как красит Клементина.
 Бич бросил на Калпепперов короткий ледяной взгляд и подумал о том, насколько часто Шеннон вынуждена была выслушивать подобные скабрезности. Вероятно, это было всякий раз, когда она приходила в город за продуктами.
 "Разрази гром ее мужа за то, что он допускает это, – рассерженно подумал Бич. – Даже если его репутация наполовину соответствует действительности, он должен вырвать им их поганые языки и использовать их для чистки своего ружья.
 Но раз он этого не делает, это должен сделать я".
 Бич обратил внимание на Мэрфи, который поднимал крышку.бочки с мукой так, словно она весила полкоровы. А смотрел он не столько на содержимое бочки, сколько на Шеннон.
 – Как ты думаешь, Флойд, – спросил Бо, перекрывая шумные препирательства других Калпепперов, – у этой маленькой девчонки титечки достаточно большие? Если их потискать, они станут красно-белыми с голубым, как флаг янки?
 Не дать гневу выплеснуться наружу стоило Бичу нечеловеческих усилий. Он представил, какие чувства пережил бы, если бы его женщина отправилась за покупками, а мужчины стали бы при ней рассуждать во всеуслышание о том, как она выглядит голой и какого размера у нее грудь.
 «Будь Шеннон моей женой, я, возвратившись из странствий, застрелил бы их, как койотов, от которых они, собственно, ничем и не отличаются».
 Однако эта мысль не принесла Бичу удовлетворения. Иногда из странствий не возвращаются. А если даже и вернется… Разве забудешь это тоскливое выражение женских глаз из-за испытанного унижения?
 «Черт бы побрал этого Молчаливого Джона! Если он не в состоянии защитить такую женщину, как Шеннон, ему не надо было жениться на ней и привозить в это дикое место».
 – Ты все-таки скажи, Флойд, – допытывался Бо, – что ты думаешь о ее титечках?
 Флойд рыгнул, задумчиво почесал себе низ живота и сказал:
 – Я думаю, что Молчаливый Джон чертовски хороший стрелок.
 – Ну и что? – возразил Бо. – Мы ведь ее не трогаем. Он предупреждал только о том, чтобы не трогали.
 – И не преследовали, – уточнил Клим.
 – А мы не делаем ни то, ни другое, – заявил Бо.
 – После того первого раза, – подтвердил Флойд.
 Он стянул с головы шляпу и сунул пальцы в две дырки на ее полях.
 – Чертовски хороший стрелок, – еще раз сказал Флойд. – А ведь был почти в тысяче ярдов…
 – Так мы ведь просто ведем дружеский разговор с его женой, – заметил Клим. – Мы присмотрим за тем, чтобы она благополучно добралась домой.


* * *

 – Ну да. Он ведь тоже вел себя с нами по-джентльменски, – ухмыльнулся Бо, показав ряд острых, неровных зубов. – Мы просто рассуждаем о девочках и о всяких штучках, которые у них есть.
 – Очень симпатичных штучках, – подтвердил Дарси.
 – Чванливая сучка! – пробормотал Клим.
 – Мэрфи! – громко сказал Бич. – Начинай взвешивать муку, хватит тебе тупо смотреть на нее! Я уже усталвыслушивать всякую чушь.
 – А? – встрепенулся Клим.
 На некоторое время в лавке воцарилась тишина – Калпепперы пытались понять, нужно ли расценивать последние слова Бича как оскорбление.
 Мэрфи захлопнул бочку с мукой и не торопясь направился в сторону склада. На плече он нес небольшой мешок муки, а в руке маленький мешочек соли.
 – Как ты думаешь, она вопит? – спросил Дарси, не обращаясь ни к кому конкретно.
 – Ты о ней? – спросил Бо.
 – О ком же еще? – нетерпеливо проговорил Дарси. – Когда этот старпер ставит ее лицом к стулу, чтобы трахнуть, как она ведет себя? Сопротивляется, рыдает и просит пощады? Или охотно подставляет свою круглую попку и повизгивает, как сучка во время течки?
 «Дарси будет вторым», – решил Бич.
 Бич сжал рукоятку кнута и легонько двинул плечом. При этом витки кнута соскользнули ему на правую руку и упали к ногам.
 Кнут внезапно ожил.
 Повинуясь легким движениям руки длинный кнут извивался и скользил по полу, издавая еле слышное шипение, похожее на звук, который издает змея, ползущая по сухой траве.
 Бич стал чуть слышно насвистывать сквозь зубы, не останавливая взгляда ни на чем конкретно, но в то же время контролируя малейшее движение всех четверых Калпепперов. Никто из них пока ничего не заподозрил. Они определенно пришли к выводу, что Бич для них не представляет никакой угрозы.
 «Последний шанс для вас, ребята. Перестаньте говорить гадости, или мне придется остановить этот грязный поток слов».
 Мэрфи прошел мимо Шеннон, косо взглянул на нее и шмякнул мешки с мукой и солью на прилавок.
 – Сейчас принесу сало, – сказал Мэрфи. – Позаботьтесь тут о ней, ребята.
 Калпепперы заржали и придвинулись поближе к Шеннон. Глядя на Шеннон водянистыми глазами, Бо мысленно раздевал ее. Эти глаза не пропускали ни одного девичьего изгиба, ни одной самой деликатной детали.
 Шеннон стояла, словно дикое животное, оцепеневшее в момент встречи с охотником: казалось, что в следующий момент она в панике бросится бежать. Лицо ее покрылось белыми и красными пятнами. Видимо, она из последних сил пыталась сохранить самообладание.
 – Не знаю, понравится ей, как я это сделаю, Дарси, и нравится ли ей это вообще… – растягивая слова, проговорил Бо.
 Шеннон вздрогнула, несмотря на отчаянные усилия не показать того, что она слышит слова Бо.
 – …но я знаю, как бы я действовал, – продолжал Бо. – Я бы ножом распорол ей штаны, задрал бы голенькие ножки к голове… ой-ей!
 Вопль, который издал Бо, был заглушен звонким хлопком кнута, но ничто не могло скрыть кровь, которая хлынула из его рта.
 С молниеносной быстротой рука Бича вновь мелькнула в воздухе. Длиннющий кнут извивался, щелкал и хлестал с такой скоростью, что трудно было уследить за ним глазом. Дарси согнулся, прикрывая пах, и завыл от боли.
 Бич действовал без колебаний и без остановки. Он понимал, что его главным союзником была внезапность.
 Щелк!
 Клим схватился за рубашку, которая вдруг оказалась распоротой от воротника до талии.
 Щелк!
 Шляпа Флойда разлетелась на две половинки.
 Щелк! Щелк! Щелк!
 Бо схватился за брюки. Стальные пуговицы, некогда удерживающие этот предмет одежды на его теле, прыгали и катились по неровному полу лавки.
 Калпепперы крутились и озирались вокруг, словно пытаясь рассмотреть осиное гнездо, которое они вдруг ненароком разворошили.
 – Очень интересно, а как вы, ребятки, будете выглядеть, когда с вас содрать всю одежду? – саркастически спросил Бич.
 Щелк! Щелк!
 – Бьюсь об заклад, что погаными и грязными, – продолжал он, – а все ваши мужские достоинства будут меньше, чем у крысы!
 Щелк! Щелк! Щелк!
 В такт словам Бича кнут со свистом рассекал воздух и опускался на извивающиеся тела, отрывая пуговицы и срывая остатки одежды. А Бич не мог отказать себе в удовольствии повторить слова Калпепперов, которые пару минут назад они адресовали Шеннон.
 – Так вы собираетесь рыдать и просить пощады? Или, может, вам нравится порка и вы будете повизгивать и просить добавки? Как, ребятки? Не стесняйтесь, говорите откровенно… Вообще я терпеливый человек, но вы меня не на шутку рассердили.
 Калпепперы, согнувшись в три погибели, пытались прикрыться руками и остатками брюк.
 Четвертый полез за револьвером.
 С умопомрачительной скоростью конец кнута обвился вокруг запястья Флойда. Резким рывком Бич освободил кнут и ударил Флойда снова. Тот завопил и повалился на колени. Из длинной раны на лбу брызнула кровь.
 – Я убью каждого, кто полезет за пушкой. – Это касается и тебя, Мэрфи.
 – А я ничего не делаю, – спокойно сказал Мэрфи.
 – Вот и продолжай в том же духе.
 Воцарилась тяжелая, как перед грозой, тишина.
 Кровь виднелась на лицах Бо и Флойда, у двух других были лишь ссадины и синяки. Однако всем было ясно, что Бич способен сделать из них отбивную с такой же легкостью, с какой он разоружил Флойда. Атака была столь неожиданной и молниеносной, что Калпепперы не имели возможности собраться с мыслями и что-либо предпринять.
 – Ребятки, отхожие места почище, чем ваши поганые рты, – сказал Бич. – Меня просто тошнит от дерьма, которое вы изрыгаете. Если хотите, чтобы ваши языки остались при вас, молчите как рыбы, когда окажетесь рядом с женщиной… Вы меня поняли?
 Калпепперы один за другим кивком головы подтвердили, что им все ясно.
 – Отлично! Быстро бросайте ваши железки!
 Четыре револьвера полетели на пол.
 – Отныне и навсегда оставьте эту девушку в покое, – сурово сказал Бич. – Вы меня слышите?
 И снова все по очереди хмуро кивнули.
 – Я вас предупредил, – продолжал Бич. – Заслуживаете вы гораздо худшего. А теперь – чтобы мои глаза вас не видели!
 Потрясенный, пошатывающийся Бо позволил Дарси поднять себя с пола. Флойду помог встать на ноги Клим.
 Входная дверь распахнулась, и четверка Калпепперов вывалилась на улицу. Никто из них не оглянулся – они уже вполне насмотрелись на незнакомца.
 Дверь с шумом захлопнулась. В лавке не осталось никого, кроме Бича и хозяина. Бич взглянул на прилавок – мука и соль исчезли. Он повернулся к Мэрфи, взглянул на его изрядно грязные руки.
 – Ты, наверное, тот, кого зовут Бич, – сказал Мэрфи.
 Бич не ответил. Он бросил взгляд в окно, которое не мыли, казалось, целую вечность. Калпепперы, помогая друг другу, садились на мулов.
 Шеннон нигде не было.
 – Тебя прозвали так после случая в Каньон-Сити, когда ты проучил ребят за то, что они хамили белой жене полукровки Вулфа Лоунтри.
 Бич повернулся и сурово посмотрел на Мэрфи.
 – Где Шеннон? – спросил он.
 – Она убежала сразу, как ты врезал Бо по морде.
 Кнут Бича зашевелился и задвигался по полу.
 Мэрфи настороженно следил за ним, словно перед ним была гремучая змея.
 – Куда?
 – Вон туда. – Мэрфи ткнул грязным пальцем на север. – Молчаливый Джон работает на участке по ручью Аваланш-Крик.
 – Она часто приходит сюда?
 Мэрфи отрицательно затряс головой.
 Кнут зашуршал по полу, зазмеился, затем слегка подпрыгнул.
 Мэрфи проглотил ком в горле. В этот момент Бич очень напоминал ангела мщения. Или самого Люцифера.
 – Так все-таки как часто она появляется здесь?
 Спокойный тон не ввел Мэрфи в заблуждение: глаза
 Бича предвещали грозу.
 – Раз в год, – поспешил ответить Мэрфи.
 – Летом?
 – Нет. Как раз осенью… Последние четыре года она брала продукты на зиму для Молчаливого Джона.
 Бич прищурился.
 – Сейчас, похоже, ее нужда прижала… Этот старик только и удерживает Калпепперов, иначе бы ей несдобровать… Но говорят, что он погиб.
 В груди Бича шевельнулась надежда. «Может, Шеннон свободна? Молодая вдова… Черт побери, совсем даже неплохо для такого бродяги, как я!»
 Когда Бич впервые появился в Скалистых горах, увидел их изумрудные склоны и гранитные пики вершин, у него родилось предчувствие, что где-то здесь он обнаружит хижину, которую никогда раньше не видел, и в ней женщину, которую никогда до того не встречал. От хижины будет веять теплом и уютом. Он настолько уверовал в это, что даже видел во сне открытую дверь, струящийся изнутри свет, а вокруг – иззубренные снежные вершины.
 Однако в течение последних нескольких лет, исходив эти живописные горы вдоль и поперек, он имел возможность отвести душу разве что с собственной тенью, которая двигалась перед ним, направляемая восходящим за спиной солнцем.
 – Так ты считаешь, что Молчаливый Джон умер? – спросил Бич.
 Мэрфи пожал плечами, искоса взглянул на Бича и счел благоразумным дать некоторые пояснения.
 – Его не видели с того момента, как открылся перевал, – сказал лавочник. – Через несколько дней после этого повалил снег и началась страшная пурга. Перевал закрыт уже несколько недель.
 – Где в последний раз видели Молчаливого Джона?
 – Он направлялся к участку на Аваланш-Крике на своем любимом муле.
 – Стало быть, Молчаливого Джона не видели шесть недель?
 – Примерно так, мистер.
 – Это необычно?
 Мэрфи хмыкнул:
 – От этого старого змея не знаешь чего ожидать. Очень рисковый и отчаянный… Может появиться там, где его меньше всего ждешь. Крутой человек, этот Молчаливый Джон… Отчаянный человек…
 – Как и все охотники, истребляющие вредных животных, – сухо сказал Бич. – А раньше он пропадал на шесть недель или дольше?
 Покосившись на Бича, Мэрфи почесал лохматую бороду, украшавшую его подбородок.
 – Точно не скажу. Может, один раз… В шестьдесят шестом году, – добавил Мэрфи. – И еще в шестьдесят первом, когда он привез девчонку с Востока.
 – Семь лет назад, – задумчиво проговорил Бич. – Когда шла война…
 – Да… Тогда много людей приходило на Запад.
 «Очевидно, Шеннон стала женой этого сурового „старого змея“ семь лет назад», – подумал Бич. Он был в Австралии во время войны между штатами, но знал, каково приходилось людям, метавшимся между Севером и Югом. Его сестра Виллоу выжила только чудом.
 «Могло случиться так, что и Вилли была бы вынуждена продаться какому-нибудь старику, чтобы выжить, – сказал себе Бич. – Но Вилли повезло. Она выжила и осталась незамужней до того момента, пока не встретила человека, которого полюбила. Калеб – человек что надо и чертовски порядочный».
 – Я так думаю, что девчонка стала вдовушкой… Очень много лавин было в эту весну. Молчаливый Джон скорее всего замерз где-то выше развилки. Калпепперы тоже так считают, иначе они не болтали бы так нахально с Шеннон.
 Бич ничего не сказал. Он стоял, прислушиваясь к тишине. Кнут извивался и шуршал у его ног, словно длинная, чем-то обеспокоенная змея.
 – Девчонка к осени тоже замерзнет, – не без чувства удовлетворения прибавил Мэрфи. – Тех продуктов, которые она купила, хватит разве для птички… Если бы она была посговорчивей…
 – Я видел тут неподалеку черную клячу, – перебил его Бич. – Нельзя ее купить, чтобы использовать как вьючную лошадь?
 – Если есть золото, нет ничего такого, чего нельзя здесь купить.
 Бич вынул несколько золотых монет из кармана брюк. Они тяжело звякнули, ударившись о прилавок.
 – Начинай готовить продукты, – сказал Бич.
 Рука Мэрфи с впечатляющим проворством сгребла монеты с прилавка.
 – Только когда будешь взвешивать, – спокойным голосом добавил Бич, не придерживай своим грязным пальцем весы.
 Мэрфи неожианно улыбнулся:
 – Мало кто из покупателей ловит меня на этом.
 – Я поймаю.
 Мэрфи засмеялся и начал доставать продукты.
 Когда Бич вернулся в лавку, ведя за собой тощую черную кобылу, его уже ожидали взвешенные и отмеренные продукты. Спустя час кобыла была запряжена и загружена и все было готово к отъезду.
 Бич взобрался на высокую дымчатой масти лошадь, взял в руки конец повода, на котором была вьючная лошадь, и невзирая на надвигающуюся грозу двинулся по следу девушки с испуганными глазами и опьяняющей походкой.
 Солнце садилось, когда Бич миновал лесистую лощину и выехал на поляну с хижиной на противоположном конце точно такой, какую он неоднократно видел во сне.
 А у хижины стояла девушка из его снов.
 Правда, рядом с ней восседал огромный пес, в руках у девушки был дробовик, а по выражению ее лица можно было понять, что она не желает иметь никакого дела с мужчиной, которого звали Рафаэль Моран и который носил прозвище Бич.




 Глава 2


 Шеннон стояла в дверях хижины и смотрела на необычный для высокогорья закат, который скорее всего предвещал сильную грозу и ненастье. Слышались раскаты грома, которые отдавались эхом в горах и напоминали грохот сходящих вдали лавин. Чувствовалось, что с гор движется гроза. Шеннон ощущала ее приближение. Об этом свидетельствовали и налегающие порывы свежего ветра.
 Но Шеннон беспокоило приближение не столько грозы, сколько одинокого мужчины, появившегося на фоне заходящего солнца.
 «Господи, гроза, кажется, гонит ко мне этого ражего молодца».
 Всадник ехал на лошади серебристо-серой масти, и этот цвет походил на запомнившийся ей цвет глаз незнакомца. Когда всадник оглянулся на вьючную лошадь, на правом плече его в сумеречном освещении блеснул кожаный кнут.
 "Бич. Неужто это и в самом деле он? Чероки говорила, что никто из людей не может владеть кнутом так, как человек, которого зовут Бич.
 Но что привело его сюда?"
 На Шеннон, случалось, с интересом смотрели мужчины, иногда преследовали ее, но никто не смотрел на нее так, как Бич. В его глазах читались не только присущее каждому мужчине желание, но и глубокая человеческая тоска, словно он всю жизнь провел во тьме, а теперь вдруг увидел проблеск солнца.
 Бич медленно приближался. Внезапно Шеннон ощутила, что у нее бешено заколотилось сердце. Она сжала в руках заряженный двуствольный дробовик. Ударники обоих стволов были оттянуты, ее палец покоился на спусковых крючках.
 Сидевший рядом огромный пятнистый пес ощерился и тихонько зарычал, почувствовав беспокойство хозяйки. Он был крупнее мастиффа, с длинными, как у лесного волка, ногами, массивной грудью и весил явно больше самой Шеннон. Ощерившись, он продемонстрировал внушительные белые клыки величиной с большой палец Шеннон.
 – Спокойно, Красавчик, – тихо скомандовала Шеннон.
 Красавчик затих, однако шерсть на его мощной шее продолжала стоять дыбом. Уши остались тоже в прежнем положении – прижатыми к массивному черепу и словно предупреждали о его темпераменте.
 Бич подъехал настолько, что Шеннон смогла различить блеск ясных, отливающих серебром глаз. В них и сейчас можно было прочесть томление и страстное желание – то, что осталось в памяти Шеннон, не давало ей покоя на протяжении всего обратного пути из лавки.
 Это продолжало волновать ее и сейчас.
 – Остановитесь, мистер, – бесстрастно-холодным тоном проговорила Шеннон. – Что вам надо?
 Бич остановил лошадь и галантно дотронулся до шляпы.
 – Добрый вечер, мадам, – ответил он. – Вы покинули лавку Мэрфи столь быстро, что забыли большую часть своих продуктов.
 Шеннон снова вгляделась в глаза Бича. Она не ошибалась. Ей это не приснилось. Незнакомец по прозвищу Бич находился здесь, перед ее хижиной.
 И он хотел ее.
 – Значит, это все-таки вы, – голос ее прозвучал неожиданно хрипло. – Бич… Кажется, вас именно так зовут?
 – Да, в этих краях – именно так.
 Шеннон была достаточно разумной, чтобы не спрашивать Бича об имени, данном ему при рождении, о том, как его звали в семье. К западу от Миссисипи человека принято называть «сэр», «мистер» или тем именем, на которое он откликается. Если он пожелает, чтобы его называли как-то иначе, он сам скажет об этом.
 Шеннон с любопытством окинула Бича взглядом. Ритм его фраз и манера говорить свидетельствовали о том, что рос и воспитывался он не в восточных трущобах или возле западных золотых приисков. Он был южанин, но не с крайнего юга. Скорее всего даже не из Конфедерации.
 – Вы не… Вас не… – Шеннон набрала побольше воздуха и решительно произнесла:
 – Вас Калпепперы не ранили?
 Губы Бича медленно расплылись в улыбке.
 Воздух застрял в горле Шеннон, отчего она испытала некоторую боль. У Бича была улыбка падшего ангела, мягкая и грустная, и к тому же настолько опьяняюще-красивая, что ей вдруг захотелось опуститься на колени.
 – Нет, Шеннон, – ответил Бич. – Они ничего мне не сделали.
 – Правда?
 – Да.
 Шеннон наконец с облегчением выдохнула.
 Молнии то и дело освещали вершины окрестных гор. Ветер пригибал книзу осины с голыми пока ветвями. Вдали рокотал гром. В воздухе пахло дождем.
 – Вам не следовало вмешиваться, – убежденно сказала Шеннон. – Когда в последний раз один мужчина заступился за меня перед Калпепперами, его так избили, что он умер.
 Серые глаза сощурились.
 – Да, повадки у этих ребят, как у росомахи.
 – Я пыталась предупредить вас…
 – А я пытался предупредить их. Но они не вняли предупреждению. Поэтому пришлось, как говорит Калеб, напомнить им заповедь из Книги книг. Может быть, в будущем они будут повнимательней.
 Шеннон стрельнула глазами в сторону кожаного кнута, столь мирно и уютно лежащего на могучем плече Бича. Она не видела, как этот кнут опустился на Бо, но поняла, что это случилось. Увидев кровь на губах Кал-пеппера, она схватила приготовленные для нее муку и соль и бросилась к выходу.
 – Калеб? – переспросила Шеннон.
 Она спросила о первом, что пришло ей в голову, ибо увидела, что улыбка исчезла с лица Бича. Теперь он смотрел на нее взглядом, каким изголодавшийся человек смотрит на лакомый кусок.
 Шеннон не так напугал этот взгляд, как осознание того, что она готова утолить его голод.
 «Я еще не приду в себя после того, что произошло в городе, – сказала себе Шеннон. – Завтра надо повидаться с Чероки. После этого я не буду чувствовать себя настолько одинокой, чтобы улыбка незнакомого мужчины переворачивала мне сердце и вызывала дрожь в коленях».
 – Да, Калеб Блэк, – спокойно пояснил Бич. – Это муж моей сестры Виллоу. Их ранчо к западу отсюда. Там же живут мой брат Рено и его жена Ева.
 – Вот как…
 Шеннон усилием воли удалось успокоить дыхание. Руки ее устали сжимать тяжелый дробовик, но расставаться с ним она не спешила. Она уже была свидетелем того, с какой невообразимой быстротой способен был прийти в движение этот кнут.
 – Я Шеннон Коннер… гм… Смит, – сказала она и поспешно добавила:
 – Смит – это моя фамилия по мужу.
 Бич нахмурился, как будто бы ему не понравилось упоминание о том, что Шеннон была замужем.
 – Вы позволите мне спешиться и отдать вам продукты, которые вы не взяли?
 – Спешиться? – озадаченно спросила Шеннон.
 – Ваш дробовик, – спокойно пояснил Бич.
 – Ах, это…
 Бич даже не пытался скрыть изумления реакцией Шеннон Коннер Смит.
 – Да, – грудным голосом сказал он. – Это…
 Шеннон вспыхнула.
 Она не убрала дробовик, а лишь перевела ствол в сторону верховой лошади.
 – Давайте, – разрешила Шеннон. – Выкладывайте, что из моих продуктов осталось у Мэрфи.
 Бич соскочил с лошади, продемонстрировав мужскую грацию и приведя Шеннон в еще большее смятение.
 «Боже мой, да это очень опасный человек! И красивый!»
 Вторая мысль показалась Шеннон настолько удивительной, что она едва не рассмеялась.
 Молния осветила индиговое основание облаков, верхушки которых еще купались в алых отсветах зари. Казалось, горы встречают грозу с такой же непринужденностью и легкостью, с какой этот мужчина несет свернутый кнут на своем плече.
 "Горы красивы. Как и этот грозовой фронт. И эти молнии.
 Бич похож на все сразу. В нем и молния, и гроза, и могучая сила гор".
 Глухое рычание Красавчика вернуло Шеннон к действительности.
 Бич направлялся к ней. Но вместо ожидаемых пакетов питьевой соды и сала он нес целую охапку продуктов.
 – Остановитесь, мистер Бич!
 Ствол дробовика целился теперь отнюдь не в лошадь. Бич остановился.
 – Меня зовут Рафаэль Моран, – спокойно представился он. – Но вы можете звать меня также Бичом, если вам угодно.
 – Я так и думала, – сказала Шеннон.
 – Разве?
 – Что?
 – Вы думали обо мне?
 Шеннон вспыхнула, сообразив, что сказала лишнее. Бич улыбнулся и снова двинулся к ней.
 – Я сказала – стойте! – скомандовала она.
 – Хорошо, я постою, хотя с этими мешками, согласитесь, стоять очень неудобно.
 Шеннон закусила губу, чтобы не улыбнуться или даже не рассмеяться. Ей вдруг захотелось отбросить дробовик и довериться этому великану, который почему-то казался ей давним знакомым.
 «Почему Чероки никогда меня не предупреждала, что я буду реагировать на мужчину таким образом? Боже милостивый, неудивительно, что женщины совершают глупости, когда имеют дело с мужчинами! По крайней мере с такими, как Бич».
 – Не подходите ближе, – строго сказала она. – Красавчик не любит незнакомцев.
 Бич заморгал глазами:
 – Красавчик?
 – Мой пес.
 Бич посмотрел на огромного рычащего пса, голова которого доходила до груди Шеннон.
 – Это Красавчик?
 – Конечно. Или вы считаете, что его следует считать безобразным?
 После секундной паузы Бич запрокинул голову и расхохотался.
 Звуки смеха как-то необычно взволновали Шеннон. Смеялся он даже красивей, чем улыбался.
 – Да Красавчик просто изумителен! И никакое другое имя ему не подойдет!
 На сей раз улыбнулась и Шеннон.
 – Куда вам положить продукты? – спросил Бич.
 – Это не мои продукты, – твердо сказала Шеннон.
 – Мэрфи говорит иначе.
 – Да он удавится за мешочек соли!
 Бич снова улыбнулся:
 – Не спорю. Считайте, что Мэрфи приносит извинения за все те случаи, когда своим грязным пальцем помогал весам.
 Шеннон смотрела на продукты с нескрываемой жадностью. Здесь были мешки с бобами и мукой, беконом и сушеными яблоками, солью и специями и другие вкусные вещи, которые она давно не пробовала.
 Спохватившись, Шеннон резко отвернулась от подношения. При этом она сделала глотательное движение, потому что при мысли о еде у нее потекли слюнки.
 – Я возьму питьевую соду и сало, это то, за что я заплатила… И еще большое спасибо за хлопоты, – твердо сказала Шеннон. – Остальное отвезите обратно.
 Бич не успел ответить, ибо в этот момент сверкнула яркая молния. Прогремел гром – теперь уже гораздо ближе. На полянку, где стояла хижина Шеннон, надвигалась гроза, собираясь излить на землю студеные потоки дождя.
 – Если вы думаете, что я поеду обратно в Холлер-Крик в такую погоду, то вы сошли с ума, – заявил Бич.
 – Куда вам ехать – это ваше дело. А вот что брать с собой – это решу я.
 В течение затянувшейся паузы слышны были порывы ветра, шелест пригибающихся к земле деревьев, сдержанный рокот грома и отдаленный шум дождя в горах.
 – Вам нужно есть, вы слишком худенькая, – без обиняков сказал Бич.
 Шеннон не сочла нужным возражать. Она так похудела за минувшую зиму, что оставшаяся от Молчаливого Джона одежда едва не сваливалась с нее. Если бы не впечатляющая округлость бедер, брюки просто бы падали с нее.
 «Но Бич не имеет права замечать подобные деликатные вещи, а тем более брать на себя обязанность подкармливать меня».
 И Чероки, и Молчаливый Джон неоднократно предупреждали Шеннон о проблемах, которые могут возникнуть у нее при встрече с мужчиной во время частых отлучек Молчаливого Джона. Шеннон не должна оказаться в зависимости от мужчины. Даже если у мужчины улыбка падшего ангела.
 А возможно, тем более от такого мужчины.
 Когда Бич увидел появившиеся упрямые складки у рта Шеннон, то еще до того, как она заговорила, он понял, что продукты она взять откажется. Это рассердило его, но больше всего он разозлился из-за того, что не может заставить Шеннон сделать это.
 Он не имел права проявлять заботу о Шеннон. Это привилегия мужа, но, похоже, он был чертовски беспомощен в этом отношении.
 – Считайте, что берете взаймы, – сквозь стиснутые зубы произнес Бич.
 – Нет.
 – Черт побери, – рявкнул Бич, – вы так слабы, что едва держите в руках дробовик!
 – У меня хватит сил нажать на спусковой крючок.
 Словно вторя угрозам Шеннон, Красавчик глухо зарычал.
 Бич взял себя в руки. Меньше всего ему хотелось воевать с собакой Шеннон. Если он намерен завоевать расположение девушки, то конфликт с ее псом заранее обрекает его на неудачу.
 К тому же этот чертов пес был громадным, как лошадь.
 Тем не менее, даже понимая все это, Бич с трудом преодолел в себе желание вырвать из рук Шеннон дробовик, всыпать собаке и заставить Шеннон нормально питаться.
 Поняв, что может в любой момент взорваться, Бич испытал своего рода шок. Он всегда считался самым добродушным и покладистым из Моранов и был полной противоположностью младшему брату Рено, отличавшемуся изрядным упрямством. Но, очевидно, несговорчивость Шеннон вывела его из себя.
 – Нет ничего страшного в том, что вы один раз согласитесь принять помощь, – проговорил Бич как можно более спокойным тоном.
 – Чероки, шаман, рассказывал, что люди приручают мустангов, предлагая им еду, когда те голодны, и воду, когда животные страдают от жажды. А перед этим люди загоняют мустангов почти до смерти, и животные мучаются от голода и жажды. И тогда-то люди предлагают им руку помощи, держа в другой лассо.
 Улыбка смягчила суровое выражение лица Бича.
 – Это один из способов, – согласился он.
 "Но Вулф Лоунтри учил меня другому способу, – вспомнил Бич. – Ты постоянно находишься на виду у мустанга, не дергаешься и не суетишься, и постепенно мустанг привыкает к твоему присутствию. Затем ты приближаешься к нему. Мустанг нервничает, и ты останавливаешься, чтобы он научился принимать тебя на этом расстоянии.
 Постепенно ты подходишь еще ближе и выжидаешь, затем еще ближе и снова выжидаешь, пока в конце концов этот красавец не начнет принимать пищу из твоих рук.
 Конечно, таких, на которых стоит тратить столько времени, чертовски мало".
 Налетел порыв ветра, и одежда облепила фигуру Шеннон.
 Бич затаил дыхание. Может быть, на первый взгляд Шеннон выглядела худой, но под одеждой скрывались такие формы, которые способны бросить мужчину в дрожь и породить в нем страстное желание.
 "Черт побери! Если бы она была моей, я ни за что на свете не оставил бы ее одну ради охоты за золотом или зверем. Я постоянно был бы рядом, и мы могли бы доставить массу удовольствия друг другу. Я бы не от-
 Пустил ее до тех пор, пока мы не устали так, что не могли бы даже облизать губы".
 – Шеннон… – В этот момент яркая молния раскроила небо пополам. По горам прокатился гром такой
 Силы, что задрожала земля. В воцарившейся после этого тишине послышался нарастающий шум дождя, серебряная стена которого приближалась к хижине.
 Бич был очарован красотой надвигающейся стихии, хотя не был этой красотой обманут. Он хорошо знал коварство высокогорья. Хотя уже начиналось лето, после захода солнца наверняка резко похолодает, и с восходом луны жди мороза. К утру глубина снежного покрова может быть по грудь лошади. А сойдет снег на следующий день.
 Впрочем, он может лежать и целый месяц, поскольку весна в этом году поздняя.
 Тех продуктов, которыми располагала Шеннон, едва ли хватит ей на пару недель.
 – Где носит вашего мужа? – в сердцах воскликнул Бич. – Ему бы следовало быть здесь!
 Шеннон надеялась, что уже достаточно стемнело и Бич не сможет прочитать тревогу в ее глазах. Чероки была права. Что бы ни случилось с Молчаливым Джоном, люди должны верить, что он жив, может в любой момент появиться без предупреждения, поразить оленя или человека с трех тысяч ярдов.
 – Молчаливый Джон там, где он находится, – сурово ответила она.
 – В Холлер-Крике ходят слухи, что вы вдова, – возразил Бич. – Говорят, что Молчаливый Джон погиб и что вы голодаете в своей забытой Богом хижине.
 Красавчик зарычал.
 Бичу захотелось также зарычать.
 Шеннон не ответила. Она продолжала стоять, расставив для устойчивости ноги и сжимая дробовик в занемевших руках.
 Внезапно начавшийся ливень обрушился на поляну, погасив последние краски заката. Время от времени потоки воды стекали с широкополой шляпы Бича на плотную шерстяную куртку.
 От дождя Шеннон защищал козырек крыши, но от пронизывающего ветра защиты не было. Временами ее окатывало брызгами, и видно было, что она дрожит мелкой дрожью.
 – Будьте же наконец благоразумной, – как можно более спокойно проговорил Бич.
 – Я веду себя вполне благоразумно…
 – Мэрфи обманывал вас много лет, – продолжал Бич, не обращая внимания на реплику Шеннон. – Когда я указал ему на это, он решил выдать разницу, вот и все. И никаких обязательств с вашей стороны не требуется.
 Шеннон открыла рот, собираясь что-то сказать, но Бич не дал ей такой возможности:
 – И не думайте, что вы обязаны мне чем-то за доставленные продукты. Я ехал в сторону золотых залежей выше Аваланш-Крика, так что никак не мог объехать вашу хижину.
 – Очень милая сказочка, – перебила Бича Шеннон, хотя в душе ей очень хотелось бы в это поверить. –Я ее уже слышала и раньше. Я не принимаю помощи от изголодавшихся по женщине мужчин.
 Холодная струя хлестнула Бича по одной щеке, высказанная правда – по другой, словно испытывая его терпение.
 – Я не такой, как другие, – процедил он сквозь зубы.
 – Ну да, рассказывайте, – не согласилась Шеннон. – Вы намерены сказать, что не хотите меня?
 Бич открыл было рот, но тут же закрыл его. Ложь была не в его характере.
 – Я хочу вас, – признался он.
 Невольная дрожь прошла по телу Шеннон, когда она услышала столь откровенные слова Бича.
 – Но я никогда не стану принуждать вас, Шеннон, – тихо добавил он. – Обещаю.
 – Чтобы вам было легче сдержать свое обещание, садитесь на лошадь и уезжайте.
 – Послушайте, – начал Бич.
 – Нет, это вы послушайте, – решительно перебила его Шеннон. – Вы точно такой же, как и все другие. Вы хотите моего тела и больше ничего. Вы не собираетесь жениться, не мечтаете о детях и о том, чтобы делить горести и радости всю жизнь. Все, что вам хочется, сводится к тому, чтобы провести несколько минут во тьме с «симпатичной малышкой», которая может быть вдовой, а может и не быть ею.
 – Все обстоит совсем не так, – сердито возразил Бич.
 – Разве? Вы хотите сказать, что предлагаете не только постель, но и руку и сердце?
 Выражение лица Бича сказало Шеннон больше, чем ей хотелось узнать. Ее короткий смешок был холоднее свирепствующего в этот момент дождя.
 – Я так и думала, – подытожила она. – Спасибо, но мне ничего не надо. У меня имеется все необходимое до возвращения Молчаливого Джона.
 – А если он не вернется? Проклятие, если он погиб?! Что тогда?
 Лежащий на спусковом крючке палец Шеннон напрягся. Слова Бича, его горячность усилили ее собственные страхи.
 «Не спорь с ним, – приказала себе Шеннон. – Ты проиграешь. И уподобишься тем двум несчастным шлюхам… и тогда все мужчины на территории Колорадо будут знать цвет твоих сосков».
 – Вы заслужили свое прозвище, – хрипло сказала Шеннон, – но даже вы не сможете упредить выстрел из дробовика. Так что забирайте свои продукты и увозите с собой свой голодный взгляд.
 Шеннон показалось, что прошла целая вечность до того момента, когда Бич после ее слов повернулся и стал снова грузить мешки на тощую черную вьючную лошадь.
 Молния на мгновение расколола сумеречную мглу. Удар грома последовал почти без задержки, поглотив все другие шумы и звуки. Дождь превратился в ливень, который, казалось, был способен погасить само адское пекло.
 Хотя Бич находился всего в двенадцати футах от нее, Шеннон с огромным напряжением различала контуры его фигуры. Она отчаянно моргала глазами, понимая, что должна держать его под наблюдением, как бы ей ни мешали слезы и дождь.
 Когда опять сверкнула молния, Шеннон увидела, что поляна безлюдна.
 Бич исчез.
 Шеннон закусила губу, чтобы не выкрикнуть его имя, не позвать его обратно и не предложить все, что он хочет, в обмен на пищу и безопасность.
 А чего он хочет, она знала совершенно точно.
 Калпепперы ей недвусмысленно объяснили, чего постоянно хотят мужчины. Они хотят поставить ее лицом к стулу, нагнуть и…
 При мысли об этом она ощутила спазм в желудке, ей стало не по себе.
 «Но может быть, Бич не станет просить меня об этом. Может быть, он просто хочет помочь мне, его удовлетворят моя благодарность и приготовленная мной домашняя пища».
 Но затем Шеннон вспомнила его признание, горячий взгляд его серых глаз и решила, что не стоит себя обманывать.
 «Бич хочет меня, это ясно. Точно так же, как Калпепперы».
 Шеннон зябко поежилась, чувствуя, что насквозь продрогла. Ее личного опыта пока не хватало, чтобы прийти к выводу, что женщина терпит домогательства и грубые ласки мужчин в обмен на кров, пищу и безопасность.
 И еще за детей. Этих милых малышей, которых можно пеленать, ласкать и любить, петь им колыбельные.
 Красавчик заскулил и мягко обхватил руку Шеннон зубами, напоминая о своем присутствии. Это напомнило ей также о том, что она стоит под ледяным вечерним
 Дождем и душа ее столь же пуста, как и поляна после ухода Бича.
 "Перестань предаваться мечтам, – сердито приказала себе Шеннон. – Мать тоже мечтала – и что в результате? Явился никчемный заезжий мужчина, а затем навсегда бросил ее.
 У нее появилась я. Я любила ее, а она любила только опий.
 Чероки права. Любовь – это сказка, придуманная для, того, чтобы женщины не оставались одинокими и о них заботились мужчины".
 Шеннон медленно повернулась и вошла в хижину, в которой было не намного теплее, чем под дождем.




 Глава 3


 Шеннон проснулась, когда еще не занялась заря. Гроза к тому времени утихла. Небо постепенно светлело и приобретало серебристый оттенок.
 Как глаза Бича…
 Красавчик тихонько заскулил и ткнулся носом в щеку Шеннон.
 – Б-р-р, у тебя нос холодный как лед, – поежилась Шеннон.
 Все же она погладила пса. Он был единственным живым существом, который отвечал ей любовью на любовь. Шеннон не представляла, что бы она делала без Красавчика, когда Молчаливый Джон надолго исчез зимой шестьдесят пятого года.
 Вряд ли можно было назвать ее двоюродного деда интересным собеседником. Он вполне заслуженно носил прозвище Молчаливый Джон. Но тем не менее Шеннон была благодарна ему. Какой бы тоскливой и трудной ни была жизнь в долине Эго, Шеннон отдавала ей предпочтение, когда сравнивала с той, оставшейся в прошлом, жизни в Виргинии.
 На территории Колорадо Шеннон была свободна. В Виргинии ей жилось хуже, чем рабыне.
 – Доброе утро, мой славный зверь, – потягиваясь, проговорила Шеннон. – Как ты думаешь, лето и впрямь уже пришло? Иногда мне бывает так холодно, что даже в горячем источнике не могу согреться.
 Услышав слова «горячий источник», Красавчик навострил уши. Он поднял голову и заскулил, повернувшись в ту сторону комнаты, где виднелась буфетная дверца, открыв которую, можно попасть в узкий тоннель. Тоннель приводил к пещере, где находился горячий источник. Нужно сказать, что вода в нем была не сернистой, как обычно, а почти пресной.
 Молчаливый Джон лечился целебной водой из источника, когда у него разыгрывался артрит. Шеннон просто доставляло удовольствие лежать в дымящейся теплой воде. Горячий источник экономил им дрова при стирке и купании. Поношенная одежда, в которой постоянно ходила Шеннон, благодаря источнику была неизменно чистой. В этом диком месте, где отсутствовали практически любые блага цивилизации, горячий источник являл собой величайшую роскошь.
 В первые зимы своего одиночества, когда у Шеннон не хватало ни сил, ни умения рубить большие деревья, чтобы отапливать хижину, горячий источник буквально спасал ей жизнь. Сейчас она гораздо лучше управлялась с топором, молотком и пилой, хотя и не так хорошо, как следовало бы. Возле хижины находился запас дров, которого хватит всего лишь на несколько дней.
 «Хвала Господу за горячий источник! А то я стала бы грязнулей не хуже Мэрфи или Калпепперов».
 Увидев, куда смотрит хозяйка, Красавчик радостно взвизгнул. Псу очень нравилось охотиться за тенями в ручье, который вытекал из озерка вокруг горячего источника. Ручей этот был коротким и исчезал в трещине скалы.
 – Не сейчас, – сказала, обращаясь к Красавчику, Шеннон. – Прежде нам надо вернуть соль, которую мы брали взаймы у Чероки. Она – тьфу! – он нуждается в ней. – Шеннон нахмурилась и снова обратилась к Красавчику:
 – Хорошо, что никого поблизости нет… Я уже привыкла, что меня называют женой Молчаливого Джона, но мне потребуется время, чтобы я стала говорить о Чероки, что это «он», хотя точно знаю, что это «она».
 Шеннон вспомнила скабрезные реплики Калпепперов и горестно поджала губы.
 – Конечно, я не осуждаю Чероки за этот маскарад… Чем дольше будет отсутствовать Молчаливый
 Джон, тем больше у меня шансов узнать, почему она решила переодеться мужчиной, назвала себя шаманом и стала жить в долине Аваланш-Крик.
 Решительным движением руки Шеннон отбросила теплое одеяло из медвежьей шкуры, которое спасало ее ночью от холода.
 Особых дел по дому в это утро не предвиделось. Поскольку Шеннон не собиралась оставаться в хижине, не было смысла разводить огонь. Было ни к чему и зажигать фонарь и тратить драгоценное масло, тем
 Более что до восхода солнца оставалось не так уж много времени.
 Из серебряного кувшина, некогда принадлежавшего матери, Шеннон налила в чашку воды. Вода была настолько холодной, что ломило зубы, тем не менее с ней легче было прожевать вяленую оленину.
 Не переставая жевать, она надела одну из самых лучших курток Молчаливого Джона и направилась к входной двери. На ходу сунула еще несколько кусочков оленины в карман.
 «Это последняя оленина, – с тревогой подумала Шеннон. – Слава Богу, что олени начинают возвращаться на высокогорье».
 Прежде чем отпереть дверь хижины, она сняла висевший недалеко от входа дробовик. Привычным движением она разрядила его, взяла фланелевую тряпку и стала протирать.
 Шеннон едва исполнилось пятнадцать лет, когда Молчаливый Джон потребовал, чтобы она научилась пользоваться его оружием и ухаживать за ним. В этом отношении он был с ней строг. Правда, владеть должным образом ружьем пятидесятого калибра, которое предпочитал Молчаливый Джон, она так и не научилась, но с более легкими видами оружия обращалась вполне уверенно и способна была защитить себя.
 Однако нужно было также обеспечивать себя едой. Денег на покупку дополнительных патронов, чтобы совершенствоваться в стрельбе, не было, поэтому Шеннон старалась подойти к добыче как можно ближе, чтобы не истратить заряд попусту. В результате животное обнаруживало ее присутствие и уходило.
 – Но я стреляю все лучше, – утешала себя Шеннон. – Зимой Чероки не придется охотиться за двоих.
 Быстрыми, уверенными движениями Шеннон протерла дробовик, удостоверилась, что внутрь не попала влага. Удовлетворенная осмотром, она снова зарядила дробовик и положила несколько патронов в карманы, оставив в коробке лишь три заряда.
 Запасы патронов, как и вяленой оленины, были на исходе.
 – Когда я снова отправлюсь в Холлер-Крик, нужно купить патронов… А ты будешь сопровождать меня, Красавчик. Я знаю, ты не любишь толпу незнакомых людей, но мне нужно, чтобы ты прикрыл меня.
 Красавчик едва сдерживал нетерпение, бросая взгляды то на дверь, то на хозяйку.
 – Но для того чтобы я могла что-то купить в лавке, мне нужно добыть хоть чуть-чуть золота на каком-нибудь участке Молчаливого Джона, – продолжала размышлять вслух Шеннон, что уже давно сделалось у нее привычкой. – Обручальное кольцо матери было моей последней ценностью, если не считать маленького мешочка золота. Но я берегу его на зиму, на самый крайний случай.
 В душе Шеннон надеялась, что дело не дойдет до этого мешочка. Это было последнее, что отделяло ее от той степени нужды, которая толкала женщин на продажу своего тела.
 – Если бы ты мог научить меня, как выслеживать зверя, – обратилась Шеннон к Красавчику. – Тогда я могла бы подойти поближе к оленю и превратить его в оленину.
 Красавчик с обожанием смотрел на хозяйку темными, внимательными глазами. Охотясь вместе с ней, он, учуяв зверя, преследовал его с такой прытью, что Шеннон далеко отставала от него. Иногда удавалось подстрелить оленя, иногда менее вкусную дичь.
 Молчаливый Джон учил Шеннон, как следует убивать и разделывать добычу, но она не успела обучиться тому, как заготавливать дичь впрок. Молчаливый Джон, когда охота была удачной, охотился в одиночку.
 Все остальное время он занимался тем, что рыл золото в горах. Этому искусству он также не успел обучить свою внучатую племянницу, которую привез из Виргинии.
 – Но я учусь, – твердо сказала Шеннон. – Прошлой осенью я убила одного оленя и нескольких куропаток и тетеревов. Если продержится хорошая погода, я буду охотиться подальше, чтобы запастись едой. А потом отправлюсь рыть золото, после этого снова стану охотиться, запасусь мясом, возьму золото и отправлюсь в город, чтобы купить продукты на зиму…
 Внезапно она замолчала. Лето здесь было слишком коротким, чтобы успеть сделать так много. На высоте восемь тысяч футов оно длилось немногим дольше жизни мухи-поденки.
 – А дрова! – спохватилась Шеннон. – Господи, как я забыла о них? Их надо пилить, и колоть, и складывать в штабеля, и сушить! Нужно много дров, даже несмотря на горячий источник, их нужно заготовить до того, как занесет снегом перевалы и поваленные деревья, а дичь уйдет вниз.
 Шеннон шумно втянула воздух, чтобы погасить внезапно возникшее чувство тревоги, которое то и дело посещало ее после того, как Молчаливый Джон ушел и столько времени не возвращался.
 «Мне страшно, Красавчик. Честное слово, мне страшно».
 Но такие слова Шеннон никогда не произносила вслух. Она с тринадцати лет усвоила, что страх лишь усугубляет ситуацию. Люди догадаются, что она созрела для того, чтобы перестать противиться судьбе.
 – Надо жить сегодняшними заботами, – строго выговорила себе Шеннон. – У меня достаточно времени, чтобы успеть все, если я буду заниматься делом, а не заламывать в панике руки!
 Быстрым легким шагом она подошла к ларю с крышкой, прикрепленной коваными панелями, в котором хранились продукты. Кроме муки и соли, купленных вчера, там ничего больше не было. Накануне вечером она разделила соль на две неравные части. Меньшая была ее, большую она должна отдать Чероки, которая одалживала ей соль на Рождество.
 – Надо было сказать Бичу, чтобы он оставил продукты, за которые я уплатила, – пробормотала Шеннон.
 Вспомнив о Калпепперах, она передернула плечами от страха и отвращения.
 Зато при воспоминании о высокорослом мужчине, который ехал к ней невзирая на грозу, она вдруг испытала непривычное волнение.
 – Пошли, Красавчик. Нам пора навестить Чероки. Она наверняка подскажет мне что-нибудь дельное.
 Красавчик бросился к двери, опережая Шеннон. Она внимательно наблюдала за ним, понимая, что, если кто-то бродит вокруг хижины, Красавчик обнаружит злоумышленника гораздо раньше ее.
 Красавчик поднял морду, держа нос по ветру и принюхиваясь к долетающим запахам. Затем он двинулся вперед, дав понять хозяйке, что никакой опасности нет.
 Тем не менее Шеннон, в свою очередь, проявила осторожность. Она выглянула из дверей и осмотрелась. Никаких подозрительных следов на примороженной траве не было видно. Она с облегчением вздохнула, но для верности еще раз посмотрела по сторонам.
 Пальцы Шеннон покоились рядом со спусковым крючком дробовика. Ветер рванул ее шляпу, но она надежно прикрепила ее вылинялым шелковым шарфом – одним из немногих предметов роскоши, оставшихся со времени ее детства, когда она жила в Виргинии.
 Закрыв за собой дверь, Шеннон направилась в сторону хижины Чероки. Можно было, конечно, оседлать Разорбека, но он еще не успел отдохнуть после поездки в Холлер-Крик. Старый мул остался на привязи пощипывать молодую траву.
 До жилья Чероки было менее двух миль. Занимающаяся заря уже выкрасила все вокруг в розовые, золотистые и перламутровые тона. Красота раннего утра приободрила Шеннон. Наслаждаясь утренней свежестью, красками неба и гор и мурлыкая себе поднос песенку без слов, Шеннон легкой походкой двинулась по знакомой тропе через лес.
 Дойдя до поляны, на которой стояла хижина Чероки, Шеннон остановилась на опушке и крикнула. С появлением Калпепперов в долине Эго люди стали относиться к незваным гостям более настороженно. Если о визите не договаривались заранее, гость мог нарваться и на выстрел. Даже репутация шамана, которую имела Чероки, вряд ли могла остановить таких, как Калпепперы.
 Шеннон подождала, пока из приоткрытой двери хижины не донесся голос Чероки:
 – Проходи, девочка! А то, стоя на месте, и замерзнуть можно!
 – Вперед, Красавчик! – скомандовала Шеннон.
 Пес подался вперед. Когда он подбежал к хижине, дверь распахнулась настежь, и в проеме появилась высокая, поджарая фигура.
 Едва бросив взгляд на Чероки, Шеннон поняла, что у старухи что-то неладно с правой ногой.
 – Здравствуй, девочка, – приветствовала ее Чероки. – Замечательный день, а?
 – Верно, замечательный, – согласилась Шеннон. – Красавчик, дай пройти! Если ты голоден, раздобудь себе что-нибудь на завтрак.
 Дверь хижины закрылась. Красавчик остался снаружи. Если в крохотной комнатке еще как-то могли поместиться двое людей, то уж для огромного пса там решительно не было места.
 – Я слышала, что ты ходила в Холлер-Крик за продуктами, – сказала Чероки.
 – Откуда тебе известно?
 – Рассказали… Племянник Раненого Медведя менял в лавке золото на виски. Там он слышал, как Калпепперы получили наконец по заслугам.
 – Разве?
 – Клянусь в этом твоей радостной улыбкой! Где ты была, когда вся пыль осела? Ведь сцепились как-никак из-за тебя.
 – Когда я услышала щелканье кнута, то схватила муку и соль и вылетела оттуда как ужаленная, – созналась Шеннон.
 Чероки хрипло рассмеялась. Седые волосы ее были на индейский манер заплетены в две косы, хотя она была полукровка, которая предпочла жить в полном одиночестве, чтобы не слышать оскорбительных реплик с той и другой стороны по поводу того, что она не белая и не индианка. Амулет в виде мешочка, висевший на шее Чероки, намекал на мудрость его обладательницы, которую, кстати, можно было прочитать в спокойном взгляде ее черных глаз.
 Если кто-то, кроме Шеннон, и знал о том, что Чероки – старая женщина, а не старый мужчина, то не поднимал из-за этого шум. Она знала лечебные свойства всех трав и умела исцелять раны. Как индейцы, так и белые почитали ее за шамана.
 – Садись, – предложила Чероки.
 Шеннон опустилась на стул, который стоял впритык к старинной деревянной плитке. Чероки присела на койку. Хижина была настолько маленькой, что Шеннон и Чероки едва не касались друг друга коленями.
 – Что у тебя с ногой? – спросила Шеннон.
 Чероки отвернулась и стала набивать в каменную
 Трубку табак, смешанный с травой, после чего чиркнула спичкой и затянулась.
 – Очень трудная зима была, – проговорила она, – но в племени Раненого Медведя умерла только одна женщина, да один ребенок родился мертвым. Остальные все бодрые и здоровые, как твоя собака.
 Шеннон очень хотелось выяснить, что все-таки случилось с ногой Чероки, но она не стала возвращаться к этой теме. Чероки всегда говорила о том, что интересовало ее, все остальное попросту игнорировала.
 – Если с ними что-то и случится, твои снадобья поставят их на ноги, – проговорила, морщась от запаха, Шеннон.
 Вкус приготавливаемых Чероки снадобий и смесей был, как правило, ужасным, но старая женщина утверждала, что именно в этом их сила.
 Шеннон украдкой оглядела комнатку. Обычно возле плиты стояло ведро с водой, на полу был изрядный запас дров, а на плите что-то жарилось или варилось. Нередко можно было увидеть свежеиспеченные лепешки.
 Сегодня ведро было пусто, дров едва ли хватит даже на растопку, а съестным даже не пахло.
 – Пока я шла сюда, мне захотелось пить, – сказала Шеннон, потянувшись к ведру. – Не возражаешь, если я принесу воды?
 Поколебавшись, Чероки пожала плечами.
 – Ручей страшно холодный, у меня ломит зубы, если я пью такую ледяную воду, – пробормотала старая женщина.
 – Тогда я сейчас принесу воды, и ее можно будет немного подогреть.
 Опять поколебавшись, Чероки вздохнула:
 – Я очень благодарна тебе, Шеннон. Я сегодня неважно себя чувствую.
 Шеннон сбегала за водой и принесла в комнату дров. Укладывая их между койкой и плитой, она искоса посмотрела на Чероки и с огорчением отметила, что та выглядит бледной и изможденной.
 – Пока я здесь, – бодрым голосом проговорила Шеннон, я вычищу этот горшок и приготовлю суп. Ничто не подкрепляет лучше супа.
 На сей раз Чероки даже не пыталась возражать. Она просто откинулась на кровати и тихонько ругнулась.
 – Я поскользнулась, когда несла воду. Это было дней шесть назад, – призналась Чероки. – Подвернула лодыжку. После припарок стало получше, но пока еще проклятая нога побаливает.
 – Побереги ее, – посоветовала Шеннон, отскабливая горшок. – Со временем заживет.
 Чероки еле заметно улыбнулась:
 – Я точно такой же совет давала Молчаливому Джону, когда Разорбек наступил ему на ногу.
 – Надеюсь, что ты не в пример ему последуешь хорошему совету.
 – А самого Молчаливого Джона нет…
 Это было не похоже на вопрос. Это скорее прозвучало как утверждение. Однако Шеннон сделала вид, что Чероки спрашивает, а ей следует отвечать.
 – Да, пока никаких вестей…
 – Ты должна смотреть правде в глаза… Ты стала вдовой.
 Шеннон ничего не ответила.
 – Даже до Калпепперов это дошло, – продолжала Чероки, – а ведь их не заподозришь в большом уме.
 – Я оденусь в одежду Молчаливого Джона и снова проеду на Разорбеке через перевал.
 Чероки хмыкнула:
 – Не рассчитывай, что тебе и на этот раз удастся их одурачить.
 Шеннон пожала плечами:
 – А что же делать?
 – Что ты можешь сказать о мужчине по прозвищу Бич? – спросила Чероки. – Маленький Медведь сказал, что он ехал по твоим следам от самой лавки.
 – Маленький Медведь такой же сплетник, как и его дядя – Раненый Медведь.
 Однако Чероки ждала, когда Шеннон расскажет ей о Биче.
 Вместо этого Шеннон сосредоточила все свое внимание на приготовлении супа, словно для нее это был вопрос жизни и смерти.


* * *

 – Так что же? – Чероки отнюдь не собиралась отступать.
 – Ты о чем?
 – О Биче, как ты сама понимаешь. Он нашел тебя?
 – Да.
 – Несносная девочка! Ты слишком долго общалась с Молчаливым Джоном!.. Что произошло между вами?
 – Я заставила его уехать.
 – Каким образом?
 – С помощью Красавчика и дробовика.
 – Гм! – хмыкнула Чероки. – Если этот парень уехал, то сделал только потому, что так сам решил, а не потому, что ты его запугала… А что он хотел?
 – Того же, чего хотят и Калпепперы, – заносчиво сказала Шеннон.
 – Сомневаюсь. Он не из числа тех, кто бегает за каждой юбкой.
 Шеннон подняла голову, удивившись тому, что Чероки, оказывается, способна сказать доброе слово о ком-либо из мужчин.
 – Ты знаешь Бича? – спросила Шеннон.
 – Не напрямую. Раненый Медведь и Вулф Лоунтри поддерживают отношения друг с другом, а Лоунтри на короткой ноге с Рено – братом Бича.
 – Рено? Этакий громила с ружьем? – удивилась Шеннон.
 – Да, но он пускает его в ход лишь тогда, когда его вынуждают. Вообще-то он заядлый охотник за золотом. Можно подумать, что он общается с духами, когда узнаешь, как ему со своей женой Евой удается найти золото. Об этом Вулф Лоунтри рассказал Раненому Медведю, а…
 – А Маленький Медведь рассказал тебе, – закончила фразу Шеннон. – До тебя новости доходят с быстротой молнии.
 Чероки хмыкнула:
 – Что еще остается делать в моем возрасте? Вообще мужчины любят посплетничать даже больше, чем женщины, это уж точно. За исключением Молчаливого Джона, конечно. Разговаривать с ним – все равно что с могильной плитой. Уж не знаю, как ты это переносишь. Я из-за него чуть было не начала пить.
 – Я и не знала, что ты так давно знаешь Молчаливого Джона.
 Чероки наклонилась и стала ощупывать вывихнутую лодыжку. В комнате повисла тишина.
 – Ну вот, я тоже замолчала, – пробормотала Чероки через некоторое время.
 – Я не против тишины. Джон сам любил читать и приучил меня. Только я Платону предпочитаю стихи.
 Чероки фыркнула:
 – Я видела, что твои чемоданы забиты книгами. Пустая трата времени, если, конечно, там не пишут о травах.
 – Зимой много свободного времени.
 – Это неестественно – не разговаривать с людьми!
 – Почему же, я разговариваю с собой и с Красавчиком.
 – Очень трогательно! И наверное, одна твоя половина дает умные ответы другой половине. Вот только неизвестно, которая из них.
 Улыбнувшись, Шеннон проверила воду, которую поставила подогревать на плиту.
 – Как насчет чая с ивовой корой? – предложила Шеннон.
 Чероки скривилась.
 – Отвратительное пойло! Хуже помоев!
 – Твоей лодыжке станет лучше.
 – Пойло!
 Не обращая внимания на возражения Чероки, Шеннон подошла к обшарпанному деревянному сундучку и подняла крышку. В нос ударили запахи трав. Ивовую кору найти оказалось нетрудно, а поскольку в отличие от других она была мягкой, то и раскрошить ее было делом одной минуты.
 Когда Шеннон заварила чай, Чероки залезла под кровать и достала холщовый мешочек. Из него она извлекла замотанный в папиросную бумагу пакет. Не говоря ни слова, она снова уселась на койке, поглаживая пакет шишковатыми в царапинах пальцами, словно он содержал нечто очень дорогое.
 Когда Шеннон поднесла Чероки лекарственный чай в металлической кружке, старая женщина словно бы не заметила этого и посмотрела в глаза Шеннон.
 – Нам нужно поговорить, – без обиняков начала она. – Ты должна отдать себе отчет в том, что ты вдова.
 – Ты не можешь быть уверена в этом.
 – Как бы не так!.. Я молилась на его могиле…
 Глаза Шеннон стали круглыми.
 – Что?!
 – Была осень… Ночное небо, словно Господь Бог, наблюдало за мной… Бедный старый мул был весь в крови и совсем выбился из сил… Он прошел длинный путь…
 Шеннон оцепенела. Чероки никогда не рассказывала ей, как и где она отыскала в тот день Разорбека. Она просто привела мула к хижине Молчаливого Джона и сказала Шеннон что-то вроде того, что Молчаливый Джон в этом году вернется со своего участка нескоро и что ей нужно самой позаботиться о заготовке запасов на зиму.
 После этого Чероки сказала, что ее подлинное имя – Тереза и что Шеннон не следует стесняться обращаться к ней за помощью, если возникнет такая необходимость.
 – Ты раньше не говорила мне об этом, – прошептала Шеннон.
 – Я кое-как залатала раны мула и на заре отправилась по его следам к тому месту, откуда он пришел. Дорогу мне преградил огромный оползень. Думаю, это и была могила Молчаливого Джона.
 – Почему же ты мне не сказала об этом тогда?
 – Какой смысл? Если я ошиблась, Молчаливый Джон должен будет вернуться осенью. Если я права и об этом расползутся слухи, мужики из всей долины станут околачиваться возле твоей хижины, и добра от этого не жди. Мужику, у которого зуд промеж ног, доверять можно не больше, чем взбесившемуся скунсу.
 Шеннон попыталась что-то сказать, но почувствовала, что у нее пропал голос.
 – И что толку было говорить тебе, если перевалы уже закрылись и уехать ты никуда не могла, – продолжала Чероки. – Провизия у тебя была, и здесь ты в большей безопасности, чем где-нибудь еще, поскольку никто не знал о гибели Молчаливого Джона. Поэтому я решила закрыть свой рот и не открывать его до поры до времени.
 Из груди Шеннон вырвался сдавленный стон. Обветренные щеки Чероки внезапно порозовели.
 – Надо было сказать тебе чуть пораньше, – пробормотала старая женщина, – но мне было бы… одиноко. Конечно, если бы у тебя была семья, которая могла тебя принять… А город сурово обращается с хорошенькими девчонками вроде тебя… Я боялась, что если ты узнаешь о смерти Молчаливого Джона, то поднимешься и уедешь.
 – Мой дом здесь… Я не уеду отсюда…
 – Я не должна удерживать тебя здесь, – продолжала Чероки, пропуская мимо ушей слова Шеннон. – Очень плохо с моей стороны. Меня мучит совесть, когда я думаю об этом… Я собиралась сказать тебе и дать денег…
 – Нет, – перебила ее Шеннон.
 Чероки что-то пробормотала себе под нос, затем распрямила плечи:
 – Сейчас положение изменилось. Тебе надо уезжать.
 – Почему? Лишь потому, что я узнала наверное то, о чем давно подозревала?
 – Тебе нужно уезжать из долины Эго. А что касается Бича…
 – Почему я должна уезжать? Это мой единственный дом! – снова перебила Шеннон старую женщину.
 – Потому что ты не выживешь в своей хижине.
 – Но пока что я жила.
 Чероки хмыкнула:
 – Молчаливый Джон мог прокормить троих, да при этом еще немало оставалось. Ты питалась остатками запасов вторую зиму да кое-что прикупала, но этого недостаточно. Посмотри на себя – кожа, кости да волосы.
 – Я похудела за зиму, а летом поправлюсь, как и все божьи твари.
 – А если не поправишься?
 – Обязательно поправлюсь!
 – До чего же ты упрямая девчонка!
 – Вот поэтому я и выживу, – отреагировала Шеннон. – Из упрямства… А ты пей свой чай.
 Чероки отвела рукой протянутую ей чашку:
 – Я помогала тебе две последние зимы, но…
 – Я знаю, – поспешила сказать Шеннон, – и благодарна тебе. Я принесла тебе соль, а как только подвернется олень, я возмещу тебе…
 – Да не в этом дело! – рассердилась Чероки. – Ты послушай меня, девочка!
 Было очень непривычно видеть Чероки в таком гневе. Шеннон замолчала и приготовилась слушать.
 – Некоторые мужчины лучше остальных, – продолжила Чероки. – Гораздо лучше… Во всяком случае, так говорят Бетси и Клементина, когда приходят ко мне за снадобьем, чтобы у них не было детей…
 Шеннон закрыла глаза. Она знала, что эти проститутки иногда приходят к «шаману-полукровке» за лекарствами, но до настоящего времени она не догадывалась, для какой цели нужны были им эти снадобья.
 – Я понимаю, – слабым голосом произнесла Шеннон.
 – Очень сомневаюсь! – отрезала Чероки. – Но дело не в этом. Нам сейчас надо найти достойного мужчину. На эту роль вполне подходит Бич.
 Шеннон открыла было рот, чтобы возразить.
 – Помолчи, девочка, – упредила ее Чероки и протянула пакет. – Вот эту безделку подарил моей матери один дурачок. Она передала это мне, а я тебе…
 Прежде чем Шеннон успела что-то сказать, Чероки стала осторожно, даже с каким-то благоговением разворачивать пакет. В некоторых местах тонкая папиросная бумага истончилась от времени и порвалась.
 Но то, что открылось взгляду Шеннон, показалось еще более тонким и нежным, чем эта бумага. Шеннон ахнула от удивления и восторга, увидев белоснежную шелковую ночную рубашку, отделанную тончайшими кружевами.
 Чероки мягко улыбнулась.
 – Красиво, правда? – спросила она. – Когда я увидела тебя в первый раз, я сразу подумала об этой рубашке.
 – Я не могу ее взять!
 – А ты ее не берешь. Я даю ее тебе.
 – Но…
 – Да пойми ты, она мне не подходит! – нетерпеливо перебила собеседницу Чероки. – И никогда не
 Подходила! Я слишком крупная… И моей матери не подходила… Ее никто никогда не носил.
 Все еще мучаясь сомнениями, Шеннон дотронулась до рубашки. Можно было подумать, что она дотронулась до облака – настолько нежной показалась ткань. Да и кружева, которыми была отделана рубашка, были мягкими и шелковистыми на ощупь.
 – А теперь забирай, – сказала Чероки.
 – Я не могу…
 – Уверена, что можешь.
 Чероки опять завернула рубашку в папиросную бумагу и протянула ее Шеннон.
 – Положи ее в глубокий передний карман куртки Молчаливого Джона, – посоветовала Чероки.
 – Но…
 – Девочка, я не выпью ни капли этого чая, если ты не возьмешь подарок!
 Шеннон неуверенно протянула руку и взяла пакет.
 – Ну вот и хорошо, – одобрила Чероки и взялась за кружку с чаем. – Убери пакет.
 Чероки подождала, пока Шеннон засунула рубашку в карман куртки, и сделала первый глоток чая.
 – Я даже не знаю, чем могу отблагодарить тебя, – смущенно проговорила Шеннон.
 – В этом нет необходимости. Я рада, что она будет у тебя. Ей давно надо было найти применение.
 Лицо Шеннон залилось румянцем.
 – Конечно, не как украшение проститутки, – засмеялась Чероки. – А как шелковый силок для мужчины… Например, для Бича. Это стоящий мужчина…
 – Нет!
 – Стоящий, – не отступала Чероки. – Он лишь увидит тебя в этом шелке и кружевах – и забудет о том, что куда-то должен ехать. И ты выйдешь замуж раньше, чем успеешь сказать «да»…
 – Нет! – упрямо повторила Шеннон.
 – Чероки вздохнула:
 – Девочка, ты не должна…
 – Нет! – гнула свое Шеннон, не желая больше слушать Чероки. – Теперь твоя очередь выслушать меня… Мою маму и меня приютил мой дядя. Когда мне было тринадцать лет, от воспаления легких мать умерла, а вскоре умер и дядя. И его жена стала обращаться со мной как с рабыней.
 Чероки кивнула, не выказав особого удивления.
 – Меня определили к портному, – продолжала рассказ Шеннон. – Я не имела права покидать мастерскую. Я там работала, питалась и спала. Когда портной напивался, а это случалось два раза в неделю, он начинал приставать ко мне. Я отбивалась ножницами, которые держала под подушкой.
 Чероки снова кивнула, как и прежде не выказав удивления.
 – Однажды в город приехал мамин дядя, – ровным голосом рассказывала Шеннон. – Он получил наконец письмо, которое я написала ему, когда мама умирала. Он приехал забрать меня. Он взял у тети мамин шарф, а ее золотое обручальное кольцо надел мне на палец. После этого я стала миссис Смит.
 – Я так примерно и думала, – спокойно заметила Чероки. – Такая девочка, как ты, не выбрала бы такого человека, как Молчаливый Джон.
 Шеннон грустно улыбнулась:
 – По сравнению с тем местом, откуда я приехала, Молчаливый Джон и долина Эго показались мне раем.
 – Я и сама испытывала такое же чувство. Правда, я пришла сюда, когда была постарше, пришла одна и под видом мужчины. Мой отец был мексиканец, а мать – костлявая шлюха из Теннесси, выносливая и глупая, как мул. С десяти лет меня брали выполнять мужскую работу, платили как девчонке, а обращались как со скотиной. Когда мать умерла, я уехала оттуда и возвращаться не
 – пожелала.
 – Вот и я не желаю выходить замуж, – вставила Шеннон.
 Чероки пожала плечами:
 – Я уже сказала, что мне страшно надоело быть рабом мужчины.
 – А меня ты хочешь отдать мужчине.
 – Это совсем другое дело.
 – Ну да, – кисло произнесла Шеннон, – это будет мое рабство, а не твое.
 Чероки чертыхнулась и одновременно улыбнулась.
 – Ты это зря… Помни, я старею. Эта проклятая лодыжка все не заживает. Уж не знаю, смогу ли я охотиться этим летом, чтобы прокормить хотя бы себя.
 – Так я буду охотиться за двоих.
 – Девочка, у тебя мужества хватит на трех мужчин, но охотник из тебя не ахти какой.
 – Я научусь к концу лета.
 Некоторое время черные глаза Чероки изучали выражение лица Шеннон. Наконец Чероки вздохнула и прекратила разговор о мужчинах, женщинах, замужестве и выживании. Она лишь покачала головой. Слишком мало времени было для того, чтобы Шеннон превратилась в хорошего охотника, способного прокормить двоих.
 Но девушке придется убедиться в этом самой, раз она не желала внимать советам пожилой женщины.
 Чероки остается лишь молиться, чтобы прозрение Шеннон наступило не слишком поздно, когда перевалы занесет снегом. Тогда все живое в долине Эго окажется отрезанным от остального мира до открытия перевала или же умрет от голода. Неизвестно только, что произойдет раньше.




 Глава 4


 Солнце уже садилось, когда уставшая Шеннон поднялась на крутой скалистый холм, с которого открывался вид на ее хижину. Правда, сама хижина закрыта высокими елями и не очень бросалась в глаза из-за того, что была наполовину встроена в склон горы.
 Шеннон нечасто так радовалась при виде собственного жилья. Расставшись с Чероки, она несколько часов выслеживала дичь. Результат оказался малоутешительным: она зверски устала, а в животе у нее урчало так громко, что Красавчик стал бросать на нее подозрительные взгляды.
 – Успокойся, – пробормотала Шеннон. – Я не собираюсь делать из тебя жаркое.
 Красавчик помахал хвостом и облизнулся.
 – Не смотри так на меня, – устало проговорила Шеннон, поглаживая пса по голове. – Если ты голоден, поищи какую-нибудь живность да постарайся, чтобы ее хватило на двоих… Хорошо?
 Наедине с самой собой Шеннон не нужно было маскировать свой голод и страшную усталость. Ее тон и поза красноречиво свидетельствовали, насколько она чувствовала себя выжатой и измотанной.
 Ничего, кроме двух или трех кусочков вяленой оленины, в ее желудке за целый день не побывало. А та оленина, которую она сунула утром в карман, пошла в суп Чероки вместе с несколькими молодыми зелеными побегами, сорванными Шеннон недалеко от хижины старой женщины. Обед для Чероки получился такой, о котором Шеннон могла лишь мечтать.
 По дороге домой Шеннон решила поохотиться. Но как бы осторожно она ни подкрадывалась к оленям, те замечали ее присутствие и убегали раньше, чем она оказывалась настолько близко, чтобы можно было рискнуть потратить заряд.
 С невеселыми мыслями Шеннон спускалась к хижине, задняя стена которой представляла собой крутой склон горы. Где-то под ногами девушки находилась пещера, и там бил горячий источник, хотя на поверхности не было видно никаких его следов. Правее громоздились скалы, и там начинался выкопанный Молчаливым Джоном тайный проход, ведущий в хижину. Его тоже не было видно.
 Красавчик трусил перед Шеннон, принюхиваясь к ветру, долетавшему с поляны. Внезапно пес резко остановился. Он прижал уши к голове и беззвучно оскалился.
 Шеннон тут же прислонилась спиной к дереву, подняла дробовик и, мгновенно позабыв про усталость, стала зорко всматриваться вперед.
 Подобным образом Красавчик реагировал только на человека.
 Кто-то находился недалеко от хижины. А возможно, даже прятался в ней, поджидая Шеннон и собираясь захватить ее врасплох.
 Стараясь не шуметь, Шеннон продолжала зигзагами спускаться со скалистого, поросшего кустами холма. Достигнув его подножия, она, не выходя из зарослей, стала описывать круги около своего жилища.
 Красавчик не проявлял никакого интереса к запахам, а все свое внимание сосредоточил на хижине.
 Когда Шеннон наконец приблизилась к опушке, она поняла причину такого поведения собаки. Возле хижины на скрещенных жердях висела туша только что убитого и разделанного оленя.
 Молчаливый Джон тоже пользовался этими жердями, когда свежевал и разделывал убитую на охоте дичь.
 – Неужели Молчаливый Джон? – прошептала Шеннон.
 Внезапно Красавчик резко развернулся и уставился в сторону холма, откуда они только что спустились. Шерсть у него встала дыбом.
 Шеннон также повернулась в сторону холма. На фоне неба, окрашенного в пунцовые и оранжевые тона заходящим солнцем, она увидела силуэт сидящего на лошади мужчины. По ширине плеч и кнуту, лежащему на правом плече, она мгновенно узнала в нем Бича.
 Он прикоснулся к шляпе, приветствуя Шеннон, тронул поводья огромной серой лошади и через несколько мгновений скрылся за холмом.
 Затаив дыхание, Шеннон некоторое время ждала, не появится ли Бич снова. Больше он не появился.
 В конце концов Красавчик зевнул, ткнулся носом в ноги Шеннон и выразительно посмотрел на хижину.
 – Ладно, мой мальчик. Думаю, Бич вряд ли придет сейчас, когда понял, что мы его заметили.
 И Шеннон стала мысленно убеждать себя в том, что нисколько не разочарована исчезновением Бича. Хотя прекрасно понимала, что лжет.
 Она также сказала себе, что оставит подношение Бича висеть на своем месте, пока оно не сгниет.
 И понимала, что и это тоже ложь. Она была голодна, а та мука, которую она принесла из лавки, кончится очень скоро.
 Исполненная противоречивых чувств и благодарности и недовольства, Шеннон подошла к хижине. Она вынула подарок Чероки из кармана куртки. Сквозь дырку в папиросной бумаге проглянула блестящая ткань.
 «Он только увидит тебя в этом шелке и кружевах – и забудет о том, что куда-то должен ехать. И ты выйдешь замуж раньше, чем успеешь сказать „да“…»
 Какое-то удивительное волнение испытала Шеннон при мысли о том, как наденет рубашку и ее груди ощутят прохладу тонкой ткани.
 – Окажусь ли я достаточно привлекательной, чтобы удержать его? – прошептала Шеннон. – И будет ли он нежным со мной?
 Ответом ей была звенящая тишина пустой комнаты. Шеннон быстро отложила подарок и вышла из хижины, чтобы заняться другим подарком – тушей убитого Бичом оленя.
 Через некоторое время перед Шеннон дымилось аппетитное жаркое – первая по-настоящему вкусная еда за много месяцев. Несмотря на острое чувство голода, Шеннон ела не спеша, смакуя каждый кусок.
 Олень оказался первым в серии подарков Бича.
 Проснувшись на следующее утро, Шеннон обнаружила два джутовых мешка, висящих на суке дерева возле хижины. В одном были сушеные яблоки, сахар, корица, сало. В другом оказались продукты, которые Шеннон оставила в лавке, и еще много других.
 Несколько часов Шеннон боролась с искушением. В конце концов она решила, что продуктам можно найти более достойное применение, чем отдать их на разграбление всякому зверью и птицам.
 Приняв такое решение, Шеннон тут же испекла яблочный пирог. И бисквиты… И хлеб…
 Когда Шеннон шла к Чероки, чтобы поделиться с ней подношениями Бича, у нее было ощущение, что за ней кто-то идет. Она затылком, каким-то животным чутьем ощущала, что на тропе не одна.
 Однако сколько Шеннон ни оглядывалась, надеясь застать Бича врасплох, она не видела ничего, кроме скал, деревьев да высокого неба над вершинами гор.
 Никаких настораживающих запахов не улавливал и Красавчик.
 – Входи, девочка, – приветствовала девушку Чероки, отпирая дверь.
 – Спасибо.
 Шеннон сняла с себя рюкзак, который сшила из старой седельной сумки.
 – Как твоя лодыжка?
 – Лучше не бывает.
 Шеннон бросила взгляд на Чероки и поняла, что лодыжка все еще беспокоит старую женщину. Вслух же она сказала:
 – Что ж, хорошо, я принесла кое-какой еды, чтобы немного расплатиться с долгами.
 – Ты посмотри на нее! Я тебе в долг ничего не давала, и никакой расплаты не требуется.
 – Я положу оленину в угол, – будничным тоном произнесла Шеннон, не обращая внимания на протесты. – А остальное в буфет, где ты хранишь продукты.
 Чероки ошеломленно наблюдала за тем, как Шеннон раскладывала продукты.
 – Это свежая оленина, – обрела наконец дар речи Чероки.
 – Ну да.
 – Разрази меня гром! Ты что, сама убила оленя?
 Шеннон не ответила.
 – Вот что, забирай эти мешки с мукой и сахаром, – решительно проговорила Чероки. – У меня этого добра пока хватит, а потом я или еще накопаю золота, или съезжу в Холлер-Крик и продам травы.
 Шеннон проигнорировала ее слова.
 – Яблоки! – вдруг с благоговением прошептала Чероки. – Неужели я слышу запах яблок?
 – Совершенно верно. Я поставлю подогреть на плите половину яблочного пирога.
 – Хлеб… Пирог. С ума сойти! Ты опять ходила в город за продуктами!.. – Это было очень глупо с твоей стороны, – продолжала Чероки. – Двое из Калпеп-перов сильно пострадали в стычке с Бичом, самолюбие их задето. Они могли поймать тебя.
 – Не поймали.
 – Но они могли…
 – Я не ходила в Холлер-Крик, – перебила Шеннон старую женщину.
 Чероки некоторое время молчала. Внезапно ее морщинистое лицо расплылось в широкой беззубой улыбке.
 – Господи, это Бич! – радостно воскликнула она. – Он ухаживает за тобой!
 Шеннон хотела было возразить, но промолчала. Чероки не откажется принять подношение Бича, ухаживающего, как она сказала, за Шеннон.
 Правда, она может отказаться, если усмотрит попытку совратить ее.
 – Может быть – да, – сказала Шеннон. – А может быть – нет.
 – Ну конечно же, ухаживает! Где твои мозги, девочка? Он положил на тебя глаз… Или ты уже надевала для него ту рубашку?
 – Я замужем, ты это помнишь? И все должны так считать. И не надо забывать об этом.
 – Да-да… Только надеть кольцо – еще не значит быть замужем. – Так или иначе ты вдова.
 – Щади лодыжку, – сказала Шеннон. – Я принесу тебе побольше воды и дров на несколько дней, потому что я не смогу навестить тебя раньше.
 – Куда-то уезжаешь?
 – На охоту, – коротко бросила Шеннон.
 Чероки выглядела озадаченной. Затем она негромко, хрипло засмеялась:
 – Ты хочешь, чтобы он как следует побегал за тобой, девочка?
 Сверкнувшая улыбка Шеннон была холодной, как блеск охотничьего ножа, висевшего у нее на поясе.
 – Я хочу, чтобы этот парень скрылся в нору, – подражая акценту Чероки, проговорила Шеннон.
 Чероки прямо-таки зашлась от смеха.
 – Это ты так считаешь, – успокоившись, сказала Чероки. – Давай, действуй так до того момента, пока Бич не сцапает тебя и не поведет к священнику.
 Улыбка сошла с лица Шеннон. Бич не собирался жениться, и она прекрасно это знала.
 Но Чероки знать об этом не следовало. Она считала, что судьба Шеннон уже решена, и выглядела прямо-таки счастливой.
 – Так ты побереги лодыжку, – наставительно сказала Шеннон. – А я принесу воды и дров.
 Все еще продолжая хихикать, Чероки добралась до неубранной постели и легла.
 Когда Шеннон вышла из хижины, она уже не сомневалась, что Бич находится где-то поблизости и наблюдает за ней. Однако Красавчик не проявлял ни малейших признаков беспокойства. Он лежал на солнцепеке у входа, и легкий ветерок шевелил его серую шерсть.
 Пока Шеннон носила воду и дрова, она то и дело поглядывала в ту сторону, куда дул ветер, – именно там должен скрываться Бич, чтобы его не мог учуять Красавчик.
 Однако ей так и не удалось обнаружить его присутствие.
 Иногда до нее доносилось нечто такое, что можно было принять за посвист ветра, а можно – и за тоненький голосок тоскующей флейты.
 В этот день Шеннон долго и безрезультатно выслеживала дичь, не оставляя при этом надежды обнаружить Бича. Она затылком чувствовала, что он рядом. За ней явно наблюдали. Об этом свидетельствовали и долетающие порой звуки флейты, точнее эхо этих звуков. Улавливал их и Красавчик – он поднимал голову и прислушивался, хотя не рычал и не оскаливался. Лишенная плоти музыка не была опасной.
 Тем не менее, несмотря на бдительность Шеннон и остроту нюха Красавчика, обнаружить следы Бича не удавалось, хотя у Шеннон не было сомнений в том, что он находится где-то совсем неподалеку.
 На следующий день, снова отправившись на охоту, внезапно между двух валунов она наткнулась на трех уже разделанных куропаток, подвешенных к суку дерева.
 Шеннон в панике завертела головой, но ничего, кроме тихо шелестящих поодаль деревьев, бурых скал, солнечного сияния да белых барашков облаков в голубом небе, она не увидела. Шеннон бросила взгляд на тропу – никаких следов, ветки и камешки не потревожены и находятся на своих местах.
 Не слышала она и звуков выстрелов. Тем не менее три птицы были убиты, по всей видимости, совсем недавно.
 «Да ведь он сделал это своим кнутом! – сообразила Шеннон. – Господи, до чего же быстр и ловок этот человек!»
 Красавчик кружил по земле под висящими куропатками, издавая еле слышное рычание.
 – Я рада, что ты наконец учуял Бича, – пробормотала Шеннон. – А то я уж начала было думать, что он вовсе не человек, а дух.
 После некоторого колебания она сняла куропаток и затолкала их в самодельный рюкзак.
 – Глупо оставлять вкусную пищу для всяких хищников, – объяснила она Красавчику.
 Пес несколько раз повел носом и окончательно успокоился. Шерсть его улеглась: он внимательно смотрел на хозяйку, ожидая ее команды.
 Шеннон взглянула на свои руки и увидела, что они дрожат. Ей стало не по себе при мысли о том, что Бич может находиться где-то совсем рядом в то время как Красавчик не способен его учуять.
 «Хорошо хоть, что он держится на расстоянии. И пока со мной рядом Красавчик, а в руках – дробовик, он не подойдет ближе».
 Расправив плечи, Шеннон двинулась дальше. Продолжая искать дичь, она одновременно набрала свежей зелени и также затолкала ее в рюкзак.
 Вернувшись домой, Шеннон обнаружила оковалок бекона, подвешенный к жердям, на которых раньше висел освежеванный олень.
 Она еще раз огляделась по сторонам.
 Естественно, она никого не увидела. Однако спустя несколько часов, когда землю осветила призрачным серебряным светом луна, в ночной тишине до Шеннон донеслись едва слышные звуки флейты.
 Шеннон села в кровати, чувствуя, как у нее заколотилось сердце. Тихонько зарычал Красавчик. Впрочем, очень скоро он успокоился.
 Флейта Бича продолжала тихонько плакать в ночной тишине. Шеннон подошла к окну, приоткрыла ставни и выглянула наружу. Ничего, кроме серебряного лунного света и темных теней, отбрасываемых деревьями на погруженные в сон горные склоны.
 Красавчик снова тихонько заворчал, но тут же замолк в своем углу. Его реакция лишний раз подтвердила то, что Шеннон уже знала: эти печальные звуки не несли ей никакой опасности.
 Она снова легла, продолжая прислушиваться к грустной мелодии, которую играл на простенькой дудочке мужчина-невидимка.
 Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Шеннон опять ощущала присутствие невидимого человека, ее преследовали звуки флейты, а дичь все так же уходила от нее. Лишь подношение Бича на сей раз отличалось от предыдущих: Шеннон обнаружила три великолепные форели, еще сохранившие прохладу горного ручья.
 Ночью Шеннон снова разбудили звуки флейты, хотя на сей раз сердце ее уже так не стучало. Красавчик негромко порычал, несколько раз прошелся по комнате, затем свернулся в углу и снова заснул.
 Шеннон лежала, прислушиваясь к тихим жалобам инструмента, и ее душа рвалась к чему-то такому, что не имело названия.
 На третий день Бич принес лук и картофель – деликатесы, которые Шеннон не пробовала по меньшей мере полгода.
 Ночью она лежала в полудреме, ожидая, когда польются звуки флейты. По ее телу пробежала дрожь, когда флейта наконец заиграла.
 Проснулся Красавчик, сделал несколько шагов по комнате и снова лег спать. Наконец заснула и Шеннон.
 На четвертый день Бич преподнес горшочек с джемом. Шеннон смаковала джем, который, казалось, вобрал в себя ароматы свежего летнего утра, и облизывала кончики пальцев.
 В ту ночь флейта заиграла пораньше. Пронзительная мелодия летела к звездам, словно они были еще одним подарком для Шеннон. Красавчик приподнял голову и некоторое время вслушивался, но вставать счел излишним. Огромный пес более не связывал звуки флейты с чем-то неведомым и, стало быть, несущим опасность.
 Вернувшись на пятый день с охоты, Шеннон обнаружила несколько бревен, подтянутых к изрядно оскудевшей поленнице. Колун, которым пользовался Молчаливый Джон и который Шеннон недавно сломала, был починен, топор и пила наточены.
 Красавчик с подозрением обнюхал каждый из предметов. Шерсть у него встала дыбом, послышалось негромкое рычание. Впрочем, этим все и ограничилось. Видимо, для него немало значило и спокойствие хозяйки.
 Шерсть у Красавчика улеглась. Медленно, но верно он признавал исходящие от Бича запахи как что-то нормальное, не требующее настороженности.
 В ту ночь Красавчик лишь слегка приподнял уши, когда в сумерках до него донеслись тихие жалобы флейты. В этот момент Шеннон развешивала над плитой выстиранное белье. Заслышав флейту, она откинула голову назад и прикрыла глаза, наслаждаясь гармонией печальной, проникающей в душу мелодии.
 Когда на шестой день Шеннон снова возвратилась с охоты с пустыми руками, она обнаружила поленницу свеженарубленных дров, при этом длина каждого полена точно соответствовала размерам ее печки. Поленница удобно располагалась рядом с хижиной, в двух шагах от двери.
 Шеннон смотрела на поленницу, когда из леса до нее донесся голос флейты. Он прозвучал как крик, как мольба – всего три пронзительные нотки. Шеннон повернула голову в сторону леса, но опять ничего не увидела.
 В тот вечер флейта больше не звучала.
 На седьмой день Шеннон ожидал букет полевых цветов.
 Увидев цветы, она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Испустив прерывистый вздох, Шеннон стала вглядываться в окружающий поляну лес. Ей вдруг страшно захотелось увидеть самого Бича, а не только доказательства его внимания к ней и заботы. За последние шесть дней она перестала тревожиться из-за того,
 Что где-то неподалеку бродит Бич и может застать ее врасплох. Она больше не верила в то, что он может наброситься на нее, словно зверь, и изнасиловать.
 Если бы он хотел от Шеннон лишь этого, он мог бы взять ее с большей легкостью, чем куропатку или форель. Она понимала, насколько была уязвима, когда покидала хижину, и не сомневалась, что он тоже это понимал.
 Как, впрочем, и Калпепперы.
 Интересно, натыкался ли Бич на следы четырех верховых мулов в двух милях от ее хижины? Увидев эти следы, Шеннон подумала о Биче, который находится где-то неподалеку в лесу, наблюдает за ней.
 И оберегает ее.
 Она с облегчением улыбнулась, хотя улыбка получилась грустной. Шеннон знала, что оберегать ее Бич будет не слишком долго. Как только он убедится, что она не станет его, он уедет отсюда, чтобы найти женщину более покладистую.
 Но до того момента Шеннон чувствовала себя в безопасности, зная, что не одинока.
 Шеннон медленно нагнулась и подняла цветы, которые ей оставил Бич. Они чем-то напоминали разноцветных красивых бабочек. Шеннон коснулась губами нежных лепестков и попыталась вспомнить, дарил ли ей кто-нибудь нечто такое, что не преследовало сугубо практичную цель – помочь ей выжить.
 В голову ничего не приходило. Даже подарок Чероки предназначался для того, чтобы Шеннон выжила, и мало чем отличался от подношения в виде коробки патронов или оленьей ляжки.
 Шеннон уткнула лицо в благоухающий букет и заплакала. Подняв через минуту глаза, она увидела на фоне лазурного неба силуэт Бича. Шеннон быстро смахнула слезы, чтобы получше разглядеть его.
 Но Бича не было.
 Бич спустился с холма к тому месту, где была привязана его лошадь. Вид плачущей Шеннон страшно разволновал его.
 «Почему она плакала над букетом цветов?»
 Он не знал ответа на этот вопрос.
 Выругавшись себе под нос, он прыгнул в седло, снова чертыхнулся, поднялся на стременах и посмотрел в сторону хижины. Шеннон медленно шла к двери. Ее поступь, казалось, способна была воспламенить даже камень, а ведь Бич был вовсе не из камня.
 Он даже рассердился на себя за то, что испытал подобное возбуждение. Уже давно ни одна женщина не приводила его в такое состояние. Последний раз он переживал нечто подобное в Западной Виргинии, когда Саванна Мари пустила в ход все свои чары, чтобы женить на себе одного из братьев Моранов. Бич прекрасно понимал ее намерения, знал о ее уловках, но и до сих пор, вспоминая ее выразительные взгляды и вздохи, шелест шелковых юбок, скульптурные груди с едва прикрытыми твердыми сосками, приходил в дьявольское возбуждение.
 Что же касается Шеннон, то она не носила шелковых юбок, ее грудь была надежно скрыта просторными одеждами, и лишь когда налетал сильный порыв ветра, можно было заметить, сколь привлекательны ее формы. Бич никогда не подходил близко к Шеннон и не знал, было ли ее дыхание таким же свежим и ароматным, как у Саванны Мари, но он обнаружил посадки мяты у ручья и видел, как Шеннон рвала ее и несла в хижину.
 Интересно, если погрузить язык в ее рот, что он ощутит на вкус? Может быть, вкус сливок или мяты?
 Он снова задался вопросом, почему Шеннон плакала над букетом цветов.
 «Может быть, она одинока».
 Он высказал это предположение, зная, что вдовы часто страдают от одиночества, особенно если у них нет детей, а семья и близкие друзья где-то далеко.
 "Черт возьми, при таких обстоятельствах любая женщина будет чувствовать себя одинокой.
 Правда, к северу от того места, где Аваланш-Крик разделяется на рукава, живет старый шаман. Шеннон частенько навещает его. Какая-никакая, а компания".
 Когда Бич следовал за Шеннон в первый раз, он удивился тому, что она идет к шаману, жившему в крохотной ветхой хижине. Но когда он увидел скрюченную фигуру старика, понял, что Шеннон помогает ему.
 "Возможно, она приучена заботиться о стариках. По слухам, Молчаливого Джона к юнцам никак не отнесешь.
 Или нельзя было отнести.
 Действительно ли он умер, как считают Калпепперы? Или, может быть, он взял на мушку не того человека,
 Сам попал в засаду и теперь залег, ожидая, когда его противник, устав ждать, сдастся?
 А может, Молчаливый Джон, как этот полукровка-шаман, получил увечье и где-то залечивает раны, чтобы затем вернуться. Ведь говорят же, что видели, как он переезжал через Аваланш-Крик во время первой оттепели".
 При этой мысли Бич нахмурился. Как бы ни влекло его к себе тело Шеннон, он не хотел совращать замужнюю женщину, равно как и девственницу. Это недостойно порядочного человека.
 Поэтому Бич большую часть недели потратил на поиски в районе Аваланш-Крика признаков того, что Молчаливый Джон либо работает на своем участке, либо где-то отсиживается и залечивает раны.
 Однако эти поиски результатов не принесли. Правда, Бич обнаружил выдолбленные отверстия в горных склонах – свидетельства того, что кто-то брал образцы пород и исследовал на предмет наличия золота. Однако Бич не мог определить, когда были выдолблены эти отверстия. Зато он наткнулся на кострища, которые еще не были смыты дождем: последний дождь прошел три дня назад.
 "Три дня.
 Три недели.
 Три года. Нет возможности определить.
 Когда-то Калеб рассказывал мне о том, что можно встретить древесный уголь, используемый в кострах, которые разводили высоко в горах. С того времени, когда его отец находил остатки древесного угля тридцать лет назад, мало что изменилось.
 Костры разводили индейцы триста лет назад, еще до того, как они украли у испанцев лошадей и научились на них ездить.
 В моем распоряжении нет трехсот лет, чтобы найти Молчаливого Джона".
 Бич не знал, как долго он пробудет в Скалистых горах. Он и без того уже пробыл здесь дольше, чем в любом другом месте, после того как покинул Западную Виргинию; тогда он был уже ростом с мужчину, но еще глуп, как мальчишка.
 Он задержался в Скалистых горах отчасти потому, что здесь обретались его брат Рено, сестра Виллоу и друзья, Калеб и Вулф. Правда, привлекала его дикой, первозданной красотой и сама страна. Нигде на свете нет такого вкуса у ветра и таких красок у земли. Громады иззубренных, сверкающих ледяных вершин и длинные изумрудно-зеленые водоразделы между ними очаровали Бича.
 Однако как бы Бич ни любил здешние пейзажи, он никогда не собирался оседать в этих местах. Рано или поздно жажда странствий снова коснется его души и он отправится по свету, чтобы, как он сам говорил, увидеть такой восход солнца, какого еще никогда не видел.
 «Но пока во мне этот бродяжий дух не взыграл, ничто мне не мешает наслаждаться восходом солнца в здешних краях».
 Такие мысли бродили у Бича в голове, пока он ехал под полуденным солнцем, сопровождаемый неугомонным ветром. Ему попадались следы лося, оленя и пумы. Он слышал клекот орла, призывающего подругу. Но следов человека нигде не было видно.
 В том месте, где прозрачные струи безымянного ручья впадали в Аваланш-Крик, свежих следов не было, однако просматривались следы четырех мулов, хотя легкий дождь их изрядно размыл.


* * *

 …Калпепперы проехали по тропе, ведущей к хижине Шеннон. Трое из них остались неподалеку от места впадения ручья в Аваланш-Крик, а четвертый отправился на разведку.
 Бич находился на холме позади хижины Шеннон, когда увидел Дарси Калпеппера, пробирающегося сквозь лесные заросли. Бич вынул из седельного чехла карабин, прицелился – и каменные осколки скалы отрикошетили в сторону Дарси. В мгновение ока Дарси взлетел в седло, пришпорил мула и поскакал прочь.
 Бич сопровождал Дарси до того места, где его поджидали братья. Калпепперы не стали выяснять, кто стрелял в Дарси. Они швырнули две пустые бутылки из-под виски и умчались восвояси.
 Когда Бич подъехал к месту их стоянки, он обнаружил там месиво следов и множество бутылочных осколков, которые поблескивали на солнце…
 "Это случилось несколько дней назад, – размышлял Бич, оглядываясь по сторонам. – После того Калпепперы сюда не наведывались.
 Но они снова вернутся, когда соберутся с духом".
 Сидя в седле, Бич продолжал думать о Калпеппе-рах и Молчаливом Джоне, а также об испуганной девушке с поступью феи. Не было никаких признаков того, что Молчаливый Джон жив, а тем более разрабатывает свой участок.
 «Разве что он охотится за кем-то из врагов по другую сторону Большого Водораздела. Но если бы мне пришлось биться об заклад, я поставил бы на то, что Молчаливый Джон мертв. Ни один благоразумный человек не оставит Шеннон больше чем на месяц, когда вокруг шныряют такие койоты, как Калпепперы».
 Если Молчаливый Джон мертв, стало быть, Шеннон осталась без поддержки и должна будет сама добывать себе пропитание и защищать себя. Но она очень молода и живет в стране, где женщин не хватает. Этакая шелковистая овечка среди хищных рычащих койотов. Каким бы большим и злым ни был Красавчик, как бы осторожна ни была Шеннон, рано или поздно Калпепперам удастся застать ее врасплох.
 И скорее всего это случится в недалеком будущем. Бичу было неприятно думать о том, что произойдет, если Калпепперы,доберутся до Шеннон.
 «И очевидно, мне пора начинать сближение с моим красивым и почти прирученным мустангом».




 Глава 5


 На следующее утро Шеннон проснулась вовсе не отзвуков флейты Бича, приветствующей восход солнца, а от стука топора: неподалеку кто-то колол дрова. Она не слыхала подобных звуков уже несколько лет.
 Шеннон тотчас же посмотрела на Красавчика. Пес лежал, положив голову на массивные лапы, уши его были направлены в сторону, откуда слышались удары топора. Пасть его был слегка оскалена, но издаваемый звук походил скорее на ворчание, чем на рычание.
 Шеннон быстро вскочила с постели и подбежала к окну. Оба окна ее хижины не были застеклены. Они были закрыты ставнями, в которых имелись отверстия для ружья, заткнутые каменными затычками. Но несмотря на затычки, через отверстия в комнату проникал холодный воздух.
 Шеннон приоткрыла ставни и выглянула.
 Бич находился метрах в пятнадцати. Несмотря на холодное пасмурное утро, он снял с себя теплую куртку, оставшись в ярко-красной рубашке, которая плотно облегала его могучий торс.
 Он стоял, расставив ноги. Подняв тяжелый колун, он резко опустил его на круглое еловое полено, которое тут же раскололось надвое. Бич нагнулся, поставил одну из половинок на попа, снова занес колун – и полено с треском разлетелось от его удара.
 Грация и сила движений Бича породили у Шеннон чувство, близкое к восхищению. Она довольно долго наблюдала за тем, как Бич играючи действовал колуном, демонстрируя силу, расчет и точность.
 Несколько шальных мокрых снежинок, опустившись на лицо Шеннон, вывели ее из оцепенения. Сдерживая дрожь, она отступила в глубь комнаты и осторожно прикрыла ставни.
 Но и закрыв ставни, она словно видела Бича, вспоминала легкость и грацию его движений и, казалось, ощущала тепло, которое исходило от его тела.
 Как пьяная, Шеннон приступила к выполнению обычных утренних обязанностей. Поскольку теперь ей не надо было тратить массу времени на поиски сушняка и валежника в лесу, Шеннон решила приготовить горячий завтрак.
 Тихонько напевая одну из мелодий, которые Бич играл на флейте, хотя и не отдавая себе в этом отчета, Шеннон помешала в печке угли и развела огонь. Подбросив дров, она принесла ведро воды из горячего источника, радостно предвкушая аппетитный завтрак.
 Среди подарков Бича был кофе в зернах. Уже два года Шеннон не молола кофе, однако она не забыла, как это делается.
 Вскоре хижину наполнили запахи бисквитов, бекона, кофе, треск сухих ароматных дров. Шеннон налила кофе из видавшего виды чайника в поцарапанную алюминиевую кружку, вышла из хижины и направилась к мужчине, присутствие которого ее больше не пугало.
 Когда Бич наклонился, чтобы поставить на попа очередное полено, он увидел в нескольких футах Шеннон. На ее блестящие каштановые волосы падали мокрые снежинки. В руке она держала кружку с дымящимся кофе.
 Она протягивала кружку ему.
 Бич взял кофе, стараясь не коснуться руки Шеннон, хотя и был в кожаной рукавице. Он не хотел сразу же спугнуть этого робкого мустанга.
 Не сейчас.
 Не в тот момент, когда она уже близка к тому, чтобы взять еду с его руки.
 – Благодарю вас, – грудным голосом сказал Бич.
 – Шеннон задержала дыхание:
 – Добро пожаловать, Бич.
 Голос у нее был такой же мелодичный и бархатный, каким и запомнился Бичу. Этакая смесь дымки и меда. Услышать, как ее губы произносили его имя, было равносильно тому, как если бы его лизнуло нежное пламя.
 А смотреть на Шеннон было все равно что вдыхать огонь.
 На фоне бесцветного мглистого неба ее глаза сияли, словно два сапфира. Шелковистые каштановые волосы выбивались из кос, обрамляя щеки и рассыпаясь по нежной шее.
 До Бича долетело легкое дыхание Шеннон, и он жадно, глубоко вдохнул воздух, чтобы хоть таким образом соприкоснуться с ней.
 На щеках Шеннон появился румянец, который вряд ли можно было приписать прохладному воздуху. Не сразу Бич понял, что она не спускает с него глаз. Он поднес кружку к губам, в душе кляня себя за то, что ведет себя как мальчишка, который никогда не видел хорошенькой девчонки.
 – Осторожно! – воскликнула Шеннон, боясь, что он может обжечься.
 Бич замер, но не потому, что среагировал на предупреждение. Пальцы Шеннон соскользнули с рукавицы и коснулись его обнаженного запястья. Они были удивительно теплыми и нежными и пахли мятой. Как и ее дыхание.
 Бич подумал, что Шеннон ради него пожевала мяты, чтобы приятно пахнуть, и ему вдруг захотелось притянуть ее к себе и продемонстрировать, насколько нравится ему вкус мяты.
 Но он не сделал этого. Он уже многого добился и не резон было отпугивать этого боязливого очаровательного мустанга.
 – Кофе страшно горячий, – пояснила Шеннон.
 Бич улыбнулся, обнажив такие же чистые и белые
 Зубы, как и у Шеннон.
 – Ничего не может быть лучше, – медленно произнес он. – Горячий… дымящийся… сладкий.
 Улыбка Шеннон была естественной и немного растерянной. Сердце гулко колотилось в ее груди. Казалось,
 Бич излучал жар, словно большая печка, только этот жар был приятный, и она не боялась в нем сгореть.
 – Сожалею, – проговорила Шеннон, – но я не догадалась положить сахар в кофе.
 – И нет необходимости. Я люблю без сахара.
 – Но ведь вы только что сказали, что нет ничего лучше, чем горячий, дымящийся и сладкий кофе.
 – Разве?
 Шеннон кивнула.
 Бич еле заметно улыбнулся:
 – Должно быть, я думал о чем-то другом.
 Он сделал глоток из металлической кружки и закрыл глаза, смакуя вкус душистого горячего напитка.
 – Это просто замечательно! Честное слово, замечательно! – восхищенно произнес Бич. – И никакой кофе не будет слаще того, который принесли мне вы.
 Щеки Шеннон вспыхнули, но прежде чем смущенно отвернуться, она улыбнулась.
 – Скоро будет готов завтрак, – сказала она, глядя в сторону хижины. – Я оставлю у двери теплую воду, чтобы вы смогли умыться.
 – Я поем здесь.
 Шеннон резко повернулась к нему, в ее глазах отразилось удивление. Она отвела прядь выбившихся волос назад и серьезно сказала:
 – Зачем же есть на холоде? Возможно, я бедна как церковная мышь, но двумя стульями и столом располагаю.
 – Дело не в этом… Я не хочу, чтобы вы нервничали из-за того, что я войду в ваш дом.
 Взгляд Шеннон упал на кнут, который лежал в свернутом виде на бревне в пределах досягаемости его руки.
 – Моя хижина не такая большая, как лавка Мэрфи. Если вы будете внутри, от вашего кнута будет мало проку… Красавчик гораздо проворней.
 Бич опустил глаза на кружку с кофе, не желая, чтобы Шеннон заметила веселые искорки в его глазах. Драться можно не только с помощью кнута. Во время своих странствий по восточным странам он этому научился. Что касается Красавчика, то пес был достаточно быстрым и крупным, чтобы расправиться с неосторожным человеком.
 Но было бы глупо все это объяснять Шеннон. Бич не хотел волновать ее. Он предпочитал видеть улыбку на ее лице, а не суровые складки, которые появлялись, когда Шеннон пыталась выполнить работу, требующую мужской силы.
 – В таком случае сочту за честь позавтракать вместе с вами, – сказал Бич. – Кликните меня, когда завтрак будет готов.
 Он сделал большой глоток кофе, отставил кружку и взялся за колун.
 – Непременно, – ответила Шеннон.
 Она немного помешкала, надеясь снова встретиться со взглядом необыкновенно живых глаз Бича. Интересно, каково себя чувствовать таким умелым, уверенным и сильным?
 Внезапно Шеннон поймала себя на том, что откровенно разглядывает Бича, словно никогда раньше не видела мужчины. Щеки ее снова вспыхнули, и, резко повернувшись, она заторопилась к хижине.
 Бич расколол еще четыре полена, прежде чем позволил себе оглянуться через плечо.
 Шеннон не было видно.
 Бич сделал долгий, со свистом, выдох. Он почувствовал ломоту во всем теле, от головы до ног, осознав, что ей было приятно смотреть на него.
 Но ему нужно проявить выдержку. Чем ближе Бич подходил к Шеннон, тем лучше понимал, что она не была похожа на тех вдовушек, с которыми ему доводилось иногда общаться и проводить вместе несколько дней или недель. Глядя на него, она краснела. Взглянув, она тут же отводила глаза. И это не было флиртом. Флиртовать она умела не лучше, чем выслеживать оленя.
 "Молчаливый Джон не слишком стремился к тому, чтобы она почувствовала в себе женщину, – размышлял Бич, всаживая колун в крупное полено. – Шеннон похожа скорее на взволнованную, только что от венца невесту, чем на вдовушку, которая уже тысячу раз имела дело с мужчиной.
 Черт возьми! Насколько наивной может быть она, когда ей придется оказаться наедине с мужчиной?"
 Эта мысль очень разволновала Бича.
 Перехватив ручку колуна, он опустил его на полено с такой силой, что половинки разлетелись далеко в разные стороны.
 Негромко чертыхнувшись, Бич поставил одну из половинок на колоду.
 – Завтрак готов и ждет вас! – крикнула Шеннон в окно.
 Колун не попал по полену.
 – Дьявольщина! – пробормотал он. – Так не пойдет.
 Он поднял колун над головой и затем опустил его, на сей раз не вкладывая такой силы, как раньше. Полено легко раскололось, при этом обе половинки легли рядом с колодой.
 «Это должно стать мне уроком, – не без сарказма подумал Бич. – Что бы ни было – полено или женщина, – точный расчет всегда возьмет верх над грубой силой».
 Он расколол еще полено, затем отложил колун, снял кожаные рукавицы и затолкал в задний карман брюк. По давней привычке поднял кнут и положил его на плечо.
 Мокрый снег кружил в воздухе, падал ему на лицо и одежду, пока он шел к хижине, а затем, когда Бич снял шляпу, чтобы умыться, и на волосы. Он наклонился над тазом и понюхал пар, идущий от воды. Хотя пахло не лавандой, как у Виллоу, а мятой, тем не менее запах пробудил в нем воспоминания.
 Баня у Виллоу. Теплая, благодаря воде из горячего источника, которая подавалась по водопроводу, сооруженному Вулфом и Рено. Серы в воде почти не было, но было полно других полезных веществ.
 Бич нагнулся и плеснул себе на лицо несколько пригоршней теплой воды, от которой шел парок. Фыркая от удовольствия, он смыл с себя пот и грязь.
 «Эту воду бы мне утром, когда я брился. Все же мучительно бриться с холодной водой, какой бы острой бритва ни была».
 Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила его выпрямиться и осмотреться. Кроме обычных лесных зарослей вокруг поляны, он ничего не увидел. Никаких кустов белых роз, которые могли бы указывать на наличие теплого источника.
 «Я нигде не видел и намека на горячий источник на несколько миль вокруг. Должно быть, он где-то в пещере».
 – Заходите и садитесь, пока я покормлю Красавчика, – сказала, выглядывая в окно, Шеннон.
 Бич еще раз плеснул воду себе в лицо, намылил руки кусочком мыла, который лежал на широком фланце таза. Затем снова ополоснулся и поднял голову. Дверь хижины была закрыта, а рядом с ним стояла Шеннон.
 – Вот, пожалуйста, – негромко произнесла она, протягивая Бичу клочок материи. Материя была выцветшей и ветхой, но все же на ней можно было рассмотреть узоры в виде цветов и птиц. Узор показался Бичу очень трогательным, как трогательным было и то, что женщина протягивает ему полотенце для вытирания.
 Глядя на узор, Бич предположил, что Шеннон держит в руках остатки своего любимого платья. А возможно, ее единственного платья. Ведь она не носила ничего другого, кроме видавшей виды мужской одежды, кое-как переделанной для ее изящной фигуры.
 – Спасибо, – хрипло проговорил Бич.
 Когда он брал полотенце из рук Шеннон, ему показалось, что шелковистые девичьи пальцы коснулись его руки. Впрочем, он не был в этом уверен…
 А вот Шеннон не усомнилась в том, что дотронулась до его пальцев. Бич мог заметить, как при этом расширились у нее зрачки, к щекам прилила краска, а из груди вырвался прерывистый вдох.
 – Я… п-подожду у дверей, – сказала, заикаясь, Шеннон.
 – Вам нечего опасаться. – Бич приложил к лицу материю, которая когда-то облегала тело Шеннон. – Я не укушу вас.
 – Красавчик может укусить вас. Поэтому я и держу его сейчас в хижине. Он не выносит мужчин.
 – Сколько ему лет?
 – Я думаю, чуть больше двух.
 Бич поднял голову:
 – А как же Молчаливый Джон? Ведь он мужчина, не так ли?
 Шеннон заморгала глазами, прикусила губу, щеки ее порозовели.
 – Молчаливый Джон – исключение, – пробормотала она, глядя на свои руки.
 Неизвестно почему, у Бича возникло подозрение, что Шеннон говорит не правду.
 «Может быть, она не хочет, чтобы люди знали, как часто уходит Молчаливый Джон… И на какой срок».
 И вдруг Бича осенила мысль: муж Шеннон отсутствовал дольше, чем пес живет на свете. У Красавчика просто не было возможности увидеть мужчину.


* * *

 Боже милостивый!
 Шеннон пока удавалось уберечься от золотоискателей и всевозможных авантюристов. Но ей не следует рассчитывать на то, что Калпепперы навсегда оставят ее в покое.
 «Прежде чем я снова отправлюсь бродить по свету, мне нужно еще как следует поговорить с этими ребятами… Раскрыть им глаза на то, что им не хватает христианской добродетели и хороших манер».
 Рассеянно вытерев руки, Бич направился к двери.
 – Подождите, – предостерегающим жестом остановила его Шеннон. Бич посмотрел на нее сквозь полуприкрытые веки.
 – Передумали? – спросил он.
 – О чем вы?
 Говоря это, она взяла из рук влажную тряпку, служившую полотенцем, и промокнула ему усы.
 – Вот так, – проговорила она, глядя на его губы. – Теперь вам не покажется, что бисквиты пахнут мылом.
 После этого Шеннон глянула Бичу в глаза – и замерла. Серые и ясные возле зрачков, они темнели по краям. А зрачки излучали голубые и зеленые искорки… Затем вдруг подернулись прозрачной дымкой.
 Бич смотрел на рот Шеннон так долго и пристально, что она вдруг почувствовала слабость в ногах.
 – У вас осталась мыльная пена, – неверным голосом объяснила она.
 – Только в одном месте?
 Шеннон кивнула.
 – Вы уверены, что больше нигде пены не осталось? – продолжал допытываться Бич.
 Его низкий, с хрипотцой голос породил в ее теле странное, не поддающееся описанию ощущение, сходное с тем, которое она испытала, когда тайком смотрела на него из окна.
 – Пены? Не осталось? – шепотом переспросила она.
 – Ну да… Пены, которую нужно вытереть…
 Шеннон словно обрадовалась возможности внимательно рассмотреть лицо Бича.
 – Нет, пены больше нет, – не в силах скрыть разочарования, проговорила она. – Нигде.
 – Ну, может, в следующий раз будет.
 Улыбка, которую при этом Бич подарил Шеннон, была не менее магнетической, чем его голос. Она породила в Шеннон целую гамму странных ощущений. У нее сбилось дыхание.
 – Лучше мне войти первой, – сказала Шеннон. – Иначе Красавчик может подумать что-нибудь не то.
 Говорила она несколько торопливо, причиной чему мог быть ее явно учащенный пульс.
 "Факт остается фактом, – подумал Бич, – каким бы мужем Молчаливый Джон ни был, он не испортил ее. В этой очаровательной леди чувствуется настоящая страсть.
 И желание".
 Наблюдая, как Шеннон открывала дверь хижины, Бич прилагал немалые усилия к тому, чтобы как-то скрыть собственное желание, которое рождала в нем эта женщина.
 Внезапно в проеме двери блеснули белые клыки. Шеннон встала между свирепо оскаленной пастью и Бичом. Огромный пес стоял в дверях и грозно рычал.
 – Нельзя! – строго сказала Шеннон. – Перестань! Бич – друг. Да, друг, Красавчик! Друг!
 Постепенно губы Красавчика опустились, закрыв клыки, тем не менее рычать он не перестал.
 – Все в порядке, Красавчик, – уговаривала пса Шеннон. – Это друг! Друг!
 Глаза Красавчика метали искры, и было ясно, что в нем бурлит сейчас волчья кровь и что вряд ли он способен увидеть друга в каком бы то ни было мужчине.
 – Неудивительно, что вы не берете Красавчика в город, – заметил Бич. – Этакий настырный и хитрющий сукин сын! Он от кого происходит?
 – Я думаю, что это помесь мастиффа и волка… Сожалею, что он такой раздражительный.
 – Не извиняйтесь. Я хорошо знаю подобных упрямцев, – спокойно сказал Бич. – У меня такой братец… И зять.
 Шеннон с недоумением посмотрела на Бича.
 – И при этом, – добавил Бич, слегка улыбнувшись, – обвиняют меня в том, что я слишком неуступчивый.
 Шеннон с явным интересом взглянула на Бича. Очевидно, мысль о том, что Бич упрямый и настырный, ей не приходила в голову. Она негромко хихикнула.
 Красавчик посмотрел на хозяйку так, словно заподозрил ее в том, что она сошла с ума.
 Бич улыбнулся. Он открыл для себя, какое это удовольствие – зажечь веселые огоньки в сапфировых глазах Шеннон.
 – Пойди ляг, Красавчик! – скомандовала Шеннон, показывая на излюбленное Красавчиком место в углу. – Пойди ляг!
 Красавчик пошел. Медленно. После каждого шага он оборачивался и смотрел на Бича. И продолжал еле слышно рычать.
 Несмотря на непринужденную улыбку, Бич не спускал глаз с животного, которое соединяло в себе самые агрессивные черты мастиффа и волка. Красавчик был сильным и свирепым.
 Бич назвал бы Красавчика злобным, если бы на прошлой неделе ему не довелось увидеть, как пес покорно лежал на боку, пока Шеннон выдирала колючки из нежных лап и чувствительных ушей.
 Пес не был злобным, просто в нем был силен собст-веннический.инстинкт.
 – А когда вы общаетесь с шаманом, пес так же волнуется?
 – С Чероки?
 – Да.
 – Конечно, нет, – рассеянно сказала Шеннон, накладывая на тарелку бисквиты. – Он ненавидит лишь мужчин.
 – А шаман что – евнух?
 Лишь теперь Шеннон поняла свою оплошность и пробормотала:
 – Должно быть, Чероки по причине старости по-другому пахнет. Так или иначе, он не внушает Красавчику неприязни.
 – Может быть, мне попросить у него трав, чтобы изменить свой запах?
 – Попросить у него трав?
 – Да. У Чероки.
 – Ах да, конечно. У Чероки… У него… Что ж, это мысль.
 Шеннон поспешила отвернуться к печке, чтобы Бич не заметил, насколько ее позабавили слова о том, что горсть трав может якобы изменить его мужское естество и тем самым вернуть покой Красавчику.
 Она поставила тарелку с бисквитами и беконом на исцарапанный, грубо сколоченный стол и жестом показала на стул.
 – Садитесь.
 Однако вместо того чтобы сесть самому, Бич выдвинул стул для Шеннон и замер, ожидая, когда она сядет. Она смущено посмотрела на Бича и лишь тогда вспомнила о существовании правил хорошего тона. Боже мой, все это было настолько давно, что казалось сном…
 – О, благодарю вас, – пробормотала Шеннон.
 Но едва она села на предложенный Бичом стул, как Красавчик поднялся на ноги и зарычал.
 – Нельзя! – резко сказала Шеннон. – Лежать!
 Однако Красавчик продолжал продвигаться вперед, угрожающе оскалив зубы. Бич потянулся за кнутом.
 – Отойдите от моего стула! – выкрикнула Шеннон. – Быстро! Красавчику не нравится, что вы оказались между ним и мной.
 В течение нескольких секунд Бич решал вопрос, не преподать ли псу урок, но пришел к выводу, что этого делать не стоит. Не исключено, что, если Красавчик дольше пообщается с Бичом, он успокоится. И тогда Бичу не надо будет учить пса, кто здесь отдает приказы и кому следует подчиняться.
 «Может быть, все разрешится мирно, – подумал Бич. – Чертовски хотелось бы надеяться на это. Придется умасливать пса едой». Но Бич не поставил бы и обесценившегося доллара Конфедерации за то, что Красавчик без боя признает его превосходство. Этого не допустит живущий в нем дух волка. Глядя Красавчику в глаза, Бич спокойно и неторопливо отошел от стула Шеннон.
 – Теперь ляг! – скомандовала Шеннон.
 – Я или собака?
 Шеннон насторожил тон Бича, и ей вспомнились его слова, сказанные несколькими минутами раньше:
 «И при этом обвиняют меня в том, что я слишком неуступчивый».
 Тем не менее Бич ушел в сторону, когда она попросила его об этом.
 – Я очень сожалею, – огорченно сказала Шеннон. – Просто Красавчик…
 – Ревнует?
 – Оберегает.
 – Не думаю…
 Бич посмотрел в глаза Шеннон так же пристально, как только что смотрел в глаза Красавчику.
 – Оберегающая собака слушает команду хозяина, – пояснил Бич. – Ревнивая собака ведет себя именно так, как Красавчик, – приходит в ярость, когда кто-то к вам приближается, не обращая внимания даже на ваши слова.
 – У него было слишком мало времени, чтобы привыкнуть к незнакомцу.
 – Вам надо подумать, как научить Красавчика принимать ваших друзей, – мягко сказал Бич. – Иначе вашим друзьям придется сделать это за вас… Вам налить кофе?
 Перемена темы разговора отвлекла Шеннон. Бич налил ей кофе и протянул тарелку с бисквитами и беконом.
 Красавчик оскалился и зарычал, едва рука Шеннон коснулась тарелки. Шеннон обернулась и строго посмотрела на пса.
 – Нет, Красавчик, – твердо проговорила она, – все в порядке! Веди себя как следует!
 Тихонько взвизгнув, пес отодвинулся назад, продолжая немигающими глазами смотреть на незнакомца, который дерзнул прийти в хижину.
 Вначале Шеннон и Бич ели молча. Нельзя было сказать, что это молчание было тягостным, просто оба основательно проголодались. Когда Шеннон выпила чашку кофе, она снова наполнила чашку себе и Бичу и откинулась назад, наслаждаясь неповторимым запахом и вкусом напитка.
 Бич потянулся за новой порцией бекона и бисквитов и задумался, могли бы в долине Эго жить куры. Несколько яиц отнюдь не помешали бы.
 «Несчастный мечтатель, – с сарказмом подумал Бич. – Яйца для людей оседлых, способных держать кур, как, например, Виллоу, или для богатых, у которых денег полным-полно».
 Бич впился зубами в бисквит и застонал от удовольствия. Бисквит был теплый, дымящийся, ароматный, воздушный.
 – Я всегда считал, что никто не сравнится с моей сестрой по части бисквитов, – проговорил Бич, протягивая руку, чтобы взять еще один. – Кажется, я ошибался. Божественные бисквиты!
 Шеннон обратила внимание, как проворно и легко двигались руки Бича. Вообще координация движений у него была удивительной. Но больше всего ее поразило, как бережно и уважительно он обращался с едой.
 Ей доставляло огромное удовольствие наблюдать, с каким аппетитом Бич ест то, что она приготовила. Как если бы каждый кусок был частью ее самой, которая затем становилась частью его. Она незаметно поглядывала на него, при этом губы ее слегка подрагивали, глаза лучились.
 – Вы так смотрите на меня, – нарушил молчание Бич. – Под вашим взглядом я боюсь сделать что-нибудь такое, что заставит Красавчика вступить на тропу войны.
 Лишь сейчас Шеннон поняла, что смотрит на Бича слишком уж восхищенно.
 – Простите, – смутилась она. – Я не привыкла к обществу.
 Бич мягко улыбнулся:
 – Милая девушка, я просто поддразниваю вас. Можете смотреть на меня сколько вам хочется. А если моя голова распухнет от этого и я не смогу надеть шляпу – так и быть, я обойдусь без нее. Это стоит того, чтобы увидеть, как ваши очаровательные глаза наблюдают за мной.
 Румянец проступил на щеках Шеннон, но взгляд от Бича она отвела всего лишь на мгновение. Когда он поворачивался, его волосы отливали мягким блеском, и Шеннон подмывало запустить пальцы в эту густую, соломенного цвета копну, чтобы ощутить их тонкую шелковистость.
 Бич поднял глаза, пытаясь определить, что привлекло пристальное внимание Шеннон, которая, казалось, боялась пошевельнуться. Когда он понял, что источником ее оцепенения был он сам, он прищурил глаза и почувствовал, как учащенно забился пульс. В глазах Шеннон читались восхищение и чувственное любопытство, и это возбудило Бича не меньше, чем иной страстный поцелуй.
 "Проклятие! Пожалуй, мне не следовало говорить, что она может смотреть на меня сколько ей хочется!
 Кое-что очень быстро увеличивается в размерах, и это явно не шляпа".
 Усилием воли Бич заставил себя смотреть куда угодно, только не в сапфировые глаза, которые с явным удовольствием следили за ним.
 – Как вы попали в эти края? – поинтересовался Бич.
 Вначале вопрос, по всей видимости, не дошел до нее, затем она заморгала и опустила глаза.
 – Молчаливый Джон привез меня сюда семь лет назад.
 – Вы тогда, должно быть, были совсем ребенком…
 – Я была достаточно взрослой, и у меня не было родственников, которым я была бы нужна… Даже перед войной. – Шеннон пожала плечами. – Многие дети стали сиротами.
 – Это похоже на судьбу Евы, жены моего брата. Она приехала на Запад на поезде с сиротами, и ее купила семейная пара старых картежников, чтобы она ухаживала за ними. – Бич поднял глаза на Шеннон. – Долина Эго, должно быть, суровое место для вас.
 На лице Шеннон отразилось удивление. Она энергично замотала головой, и ее роскошные, цвета красного дерева волосы разметались по плечам.
 – Здесь гораздо лучше, чем там, откуда я пришла. – Здесь меня никто не попрекает куском хлеба.
 Бич подождал некоторое время, но Шеннон больше ничего не добавила к своим словам.
 – А вы, Бич? Как вы здесь оказались?
 Его губы тронула еле заметная улыбка. Подобный вопрос редко задают незнакомцу на Западе.
 С другой стороны, он сам только что спросил о том же.
 – Вполне справедливый вопрос.
 – Если вы не возражаете…
 – Если спрашиваете вы… Я пришел в долину Эго потому, что никогда не бывал здесь раньше.
 Лицо Шеннон стало вдруг серьезным.
 – Из ваших слов можно сделать вывод, что осталось не так много мест, где вы еще не бывали?
 – Именно так. Я бродяга по натуре. Объездил весь свет.
 – Правда?
 Бич улыбнулся:
 – Истинная правда.
 – Может быть, вы видели пирамиды Египта?
 – Я их видел, – лаконично ответил Бич.
 – И какие они?
 – Огромные! Они поднимаются в пустыне, изъеденные солнцем, ветром и временем. Недалеко от них город, где женщины ходят, закрывшись с головы до пят, и видны только их глаза.
 – Только глаза? – недоверчиво переспросила Шеннон.
 Бич кивнул:
 – Вас бы наверняка подарили султану… У вас глаза лазурные, как ясное небо.
 «И походка зажигательней, чем у гурии», – подумал он про себя. Но вслух сказать этого не решился. Если бы Шеннон знала, как страстно он ее желает, Бич был уверен, она сейчас бы не сидела в столь непринужденной позе напротив него.
 – А Париж… Вы видели его? – спросила Шеннон.
 – Париж, Лондон, Мадрид, Рим, Шанхай… Я видел их и многое другое… Вам нравятся города?
 – Не знаю… Я уже много лет не была ни в одном.
 Шеннон посмотрела на ставни, сквозь которые пробивались полоски света.
 – Но я думаю, что такое большое скопление людей будет давить на меня.
 – Вам хочется это выяснить?
 – Нет… Я спросила о городах лишь потому, что в исторических книжках пишут о Париже, Лондоне и Риме. Поэтому я о них и думаю иногда. И еще о Китае, конечно.
 Взгляд Бича стал задумчивым.
 – Китай – страна своеобразная, – негромко произнес он. – В Китае существовали империи, искусство и философия задолго до рождения Христа. Китайцы совершенно иначе смотрят на все – на жизнь, на музыку и искусство, на еду, на войну.
 – Вам это нравится?
 – Нравится?.. – Он пожал плечами. – Об этом не думаешь, когда оказываешься в Китае.
 – Не понимаю.
 Бич поднял кружку с кофе, отпил, пытаясь найти слова для того, чтобы объяснить Шеннон то, что никогда не пытался объяснить себе.
 – Однажды, – медленно начал он, – я стоял на берегу реки и наблюдал, как люди ловили рыбу с помощью фонарей и черных дроздов, вместо того чтобы пользоваться крючками и сетями.
 Шеннон ахнула от удивления:
 – И рыба ловится?
 – Ну да! Они ловят таким образом уже тысячи лет… Представьте себе: свет от золотых фонарей кружится в водовороте, посвистывают флейты рыбаков, зазывающих птиц… Полночь, течет темная река… Кажется, ощущаешь дыхание самого времени… Китай – страна древняя… Древнее, чем это можно себе представить.
 Трепет пробежал по телу Шеннон, когда она заглянула в глаза Бича. Они были подернуты дымкой и, казалось, видели в этот момент золотистые фонари и черную, как ночь, реку…
 «Кажется, ощущаешь дыхание самого времени…»
 – А есть еще где-нибудь места, похожие на здешние? – спросила Шеннон, которой стало не по себе от затянувшегося молчания и задумчивой отрешенности Бича.
 – На долину Эго?
 – На территорию Колорадо.
 Пригладив ладонью густую шевелюру, Бич наконец серьезным тоном сказал:
 – Я не видел ничего другого, способного сравниться с этим.
 – В целом мире?
 – Да… Вот, например, Ирландия – очень зеленая страна, но в ней не встретишь таких удивительных гор и пиков. В Бирме и Швейцарии есть высокие горные хребты, но они все из камня и льда, и там мало места для человека…
 Подавшись вперед, Шеннон зачарованно, с блестящими глазами, слушала Бича.
 – В Южной Америке есть длинные горные хребты и зеленые равнины между кряжами и пиками, – продолжал Бич. – Но эти равнины находятся на такой высоте, что человеку там трудно пройти хотя бы милю…
 В Австралии есть зеленые горы с несколькими снежными вершинами. Они симпатичны на вид, но все же недостаточно высоки. И потом… Где еще найдешь такие эвкалиптовые рощи с таким удивительным смолистым запахом, кроме Скалистых гор?
 – Получается, что самое лучшее место на земле – здесь, – заметила Шеннон.
 Бич засмеялся и тряхнул головой, однако, когда он взглянул на Шеннон, выражение лица его стало серьезным. Он чувствовал, что в ее словах таился вопрос: не собираешься ли ты осесть в горах, равных которым нет в целом мире?
 – Скалистые горы удерживают меня дольше, чем какое-нибудь другое место, – осторожно проговорил Бич. – Но в один прекрасный день солнечный восход позовет меня вдаль, к чему-то такому, что меня всегда влечет… И я снова отправлюсь в дорогу, потому что нет ничего более впечатляющего, чем восход солнца, которого еще не видел.
 В груди у Шеннон защемило, и ей внезапно стало грустно, хотя особых причин для грусти вроде бы и не было. Бич оставался для нее незнакомцем. И не все ли ей равно, останется он здесь или через час навсегда покинет эти места.
 Тем не менее совершенно ясно, что ей не все равно, и это точило и мучило ее. Она закрыла глаза, чтобы справиться с внезапной болью.
 – Я ведь говорил вам, голубушка, – мягко произнес Бич, – что я бродяга по натуре.
 Шеннон открыла глаза и посмотрела на мужчину, о котором знала лишь то, что его зовут Бич. Затем взглянула в его удивительно ясные глаза – глаза, которые так много видели, но которых привлекают все новые и новые места, новые восходы солнца, потому что всегда найдется нечто такое, чего он еще не видел.
 Всегда.
 "Я услышала твое предупреждение, человек-непоседа. Не пытаюсь тебя удержать. Не мечтаю о тебе.
 И не люблю тебя".
 Однако у Шеннон появилось чувство, что предупреждение слишком запоздало. Родилось это ощущение на каком-то подсознательном уровне.
 А может быть, Шеннон просто желала, чтобы это было так.




 Глава 6


 Неделю спустя Шеннон проснулась на заре от стука топора. Она испытала чувство облегчения.
 «Пока я спала, ничего не изменилось. Он еще здесь».
 Если сюда вдруг нагрянут Калпепперы, они столкнутся с Шеннон, у которой в руках дробовик, с рычащей собакой, сидящей у ее ног… и с мужчиной по прозвищу Бич.
 – Вот видишь? – шепотом обратилась к самой себе Шеннон. – Я ведь говорила, что утром он еще будет здесь.
 «Пока что».
 Прошлой ночью она не слышала звуков флейты и задавала себе вопрос: не оседлал ли Бич лошадь и не покинул ли долину Эго, чтобы никогда больше сюда не вернуться? Нет, не покинул. Он пока оставался здесь, выполняя работу, с которой Шеннон было бы не под силу справиться одной.
 Бич отремонтировал пристройку, где старый мул укрывался в разгар зимы, и подковал его. Он перевесил входную дверь хижины, и теперь она стала хорошо закрываться. После этого он законопатил щели между бревнами, из которых была срублена хижина, чтобы ветер не выдувал драгоценное тепло. Он свалил восемь больших деревьев, разрубил их на дрова и сейчас валил девятое.
 Но дело было даже не только в том, что у Шеннон появился теперь запас дров на зиму. После того как Бич вырубил деревья с южной стороны хижины, в окно заглянуло солнце и стало возможно развести на кухне маленький огород. Шеннон всегда мечтала об этом, но вынуждена была отказаться от этой идеи еще четыре года назад. Мало того что ей потребовалось целых шесть дней, чтобы топором подрубить дерево, оно к тому же и упало не туда, куда надо, и едва не придавило ее.
 Молчаливый Джон посмеялся, когда она рассказала ему об этом, а вот Бич, услышав несколько дней назад ее рассказ, отнесся к этому очень серьезно. Он что-то пробормотал себе под нос, а затем прямо сказал ей, что если бы он застал ее за таким занятием, то задал бы ей взбучку.
 После этого деревья с южной стороны хижины исчезли одно за другим – Бич набрасывался на них, словно на своих врагов.
 Тихонько что-то напевая, Шеннон поднялась, оделась и стала готовить завтрак. Она предвкушала, как позовет Бича, вынесет ему кувшин теплой воды, поставит на лавку возле хижины и станет наблюдать за тем, как он будет умываться и бриться.
 Возможно, что ей повезет, Бич не заметит пены на усах или на ямочке подбородка. И тогда она подойдет и заглянет в серебристую глубину его глаз, которые будут смотреть на нее, и увидит, как шевельнутся его ноздри, вдыхая запах мяты, идущий от ее рук…
 – До чего же ты глупа, Шеннон Коннер Смит! – сердито сказала себе она. – Не следует этому вечному страннику позволять приближаться слишком близко…
 Хотя, если честно, она только об этом и мечтала.
 Шеннон чиркнула спичкой и наклонилась к открытой дверце печки. Вспыхнуло пламя и заполыхало с легкостью, которая неожиданно напомнила ей легкость и мужскую грацию Бича. Тепло наполнило комнату.
 «Наверное, так будет и у нас с Бичом. Мы будем полыхать, пока не прогорим, после чего останется только память о жаре».
 Горячая волна пробежала по телу Шеннон и, достигнув женской плоти, воспламенила ее; так пламя спички касается трута, воспламеняя его и заставляя полыхать.
 «Интересно, дерево испытывает то же самое? Ему больно, оно дрожит – и все же хочет превратиться в пепел… такой легкий, чтобы долететь до солнца?»
 – Похоть, и ничего больше, – пробормотала Шеннон. – Всего лишь похоть.
 Красавчик царапнул лапой по двери и отвлек Шеннон от созерцания огня.
 – Ладно, ладно. Но если ты будешь бросаться и рычать на Бича, когда он придет умываться, клянусь – возьму палку и поколочу тебя.
 Пес оскалился и помахал длинным хвостом.
 – Конечно, я так не поступлю, – призналась она. – Но что-то надо с тобой делать, Красавчик. Ты смотришь на Бича так, словно ждешь повода наброситься на него… Он скоро уйдет… Даже слишком скоро. И ты не должен гнать его отсюда.
 Шеннон открыла дверь и выпустила пса. Тот выскочил наружу и стал обнюхивать следы. Хотя Бич подстрелил еще двух оленей, Красавчик продолжал охотиться самостоятельно. Бич запасал для Шеннон вяленую оленину и форель на зиму. Он был преисполнен решимости сполна обеспечить ее продуктами.
 Закрыв дверь, Шеннон подошла к шкафчику, где хранились продукты, и увидела свежий букет полевых цветов, который стоял на маленьком, обшарпанном столике. Шеннон пробежала пальцами по нежным душистым лепесткам. На губах ее блуждала улыбка, когда она доставала из шкафа муку и отсыпала ее в поцарапанную оловянную миску.
 Бич всегда приносил в хижину какие-нибудь мелочи, способные украсить и оживить мрачноватый интерьер ее жилища. Обычно это были цветы. Иногда он приносил разноцветные гладкие и обкатанные голыши, собранные им на берегу ручья. Однажды он принес бабочку, только что вышедшую из своего кокона. Крылья ее переливались всеми цветами радуги, когда она сидела на ладони Шеннон.
 Она никогда не забудет выражения лица Бича, когда он наблюдал за бабочкой, взлетевшей с ладони и устремившейся в ясно-голубое небо. В улыбке Бича отразились радость, зависть, понимание, удовлетворение, тоска по еще неувиденному.
 "Я знаю, что когда-то он уйдет. Но сделай так, Господи, чтобы это случилось не сегодня.
 Только не сегодня".
 Рука Шеннон дернулась, и мука рассыпалась. Она осторожно сгребла ее ребром ладони и ссыпала в миску.
 "Не надо думать об уходе Бича, – приказала она себе. – Главное, что я могу наблюдать за тем, как он ест, вытирать остатки мыльной пены с его лица да радоваться его улыбке, которая так согревает мне душу.
 Надо не мучить себя страхами о том, что будет завтра, а благодарить Бога за то, что он послал мне в помощь благородного, щедрого, порядочного человека. У меня сейчас есть свежее мясо и вяленая оленина в кладовке, снаружи проветривается копченая рыба, и вон какие штабеля дров сложены возле хижины.
 Этого хватит надолго… Это не то что у меня было, когда я продала обручальное кольцо матери".
 Нагнувшись, Шеннон сунула руку в печку и решила, что жара недостаточно. Она подбросила дров, отрезала несколько кусков от окорока, висевшего в углу, положила их на сковородку и занялась бисквитами.
 Вскоре завтрак был готов. Шеннон подошла к окну и распахнула ставни. В хижину ворвались солнце, звуки и запахи занимающегося дня.
 – Бисквиты на подходе! – крикнула Шеннон Бичу. – Я сейчас принесу теплой воды!
 Ритмичные удары топора смолкли. Бич отошел от дерева. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что бисквиты поспеют раньше, чем он повалит дерево. Легким и точным движением он глубоко вонзил топор в ствол.
 Бросив взгляд через плечо, он увидел в окне улыбающуюся Шеннон. В руке у нее была гребенка; быстрыми движениями она расчесывала волосы, словно торопясь поскорее завершить это скучное занятие.
 Утреннее солнце выкрасило волосы Шеннон в сочный густой цвет осенних листьев с золотистым и багряным отливом.
 "В один прекрасный день я сам расчешу эти роскошные волосы, – мысленно поклялся Бич. – Это будет скоро, очень скоро.
 Твои волосы будут нежными и горячими, как огонь, пробегающий в моих пальцах… Но нет ничего нежней и горячей, чем желанный женский цветок, скрытый между твоими бедрами.
 Он расцветет для меня, сладкая девочка. Я уверен в этом так, как никогда ни в чем не был уверен.
 Но прежде мне нужно обуздать твоего дьявольского пса и при этом не напугать тебя до смерти".
 – Я иду! – откликнулся Бич, не переставая думать о Красавчике. Пес был камнем преткновения для Бича. Будучи волком лишь наполовину, по темпераменту Красавчик был настоящий хищник. Несмотря на все усилия Бича, зверь не желал относиться к нему иначе как к незваному гостю. Несколько раз Бич был на грани того, чтобы преподать суровый урок злобно рычащему псу, поскольку, по всей видимости, Красавчик был способен воспринять от мужчины только такой урок.
 Зверь должен был почувствовать страх.
 Бич знал, что это заложено в волчьей натуре – уступать только силе. После того как он убедится в превосходстве Бича, придет уважение, а затем можно будет показать Красавчику, что не все мужчины плохо обращаются с псом-полукровкой с глазами дикого волка.
 Со временем Красавчик не просто признает Бича, но и станет так же доверять и служить ему, как доверяет и служит девушке, которая нашла его на дороге избитым до полусмерти.
 Бичу требовалось лишь время.
 «Сколько же у меня времени до того момента, когда солнечный восход снова позовет меня в путь?»
 На этот безмолвный вопрос у Бича не было ответа, потому что, когда им внезапно овладевала жажда странствий, он складывал пожитки и отправлялся в путь. И никогда не возвращался на одно и то же место.
 Солнечный восход звал его в новую страну только один раз.
 Прежде чем Бич покинет долину Эго, он хотел быть уверен, что хижина Шеннон в полном порядке, кладовка полна продуктов, а штабеля дров доходят до верха крыши! Он всегда так делал, когда на его пути встречались благожелательные вдовушки, даже если женщины всего лишь готовили ему еду, штопали рубашки да делились с ним теплом своих кухонь.
 Здешний мир был суровым местом для одинокой женщины, и Бич понимал это как никто другой. Именно по этой причине в его воображении постоянно возникала сцена: Шеннон лежит, придавленная деревом, она получила ушибы, она одна на много миль вокруг – и никто ей не поможет и даже не знает, что ей нужна помощь.
 "Она вдова, независимо от того, признает ли она это или нет. От этого не уйдешь. Черт побери, да она даже и не пытается изображать из себя замужнюю! Она пялит на меня глаза, словно никогда раньше не видела мужчину.
 Да, кажется, и я сам смотрю на нее так, будто это первая женщина, которую я встретил".
 Нахмурившись, Бич стянул кожаные рукавицы, сунул их в задний карман и поднял кнут, как всегда лежавший в пределах его досягаемости. Пока он шел к хижине, из ближнего леска выскочил Красавчик и злобно зарычал.
 – Доброе утро, злющий ты сукин сын, – дружелюбно сказал Бич.
 – Красавчик, прекрати! – крикнула из хижины Шеннон.
 Однако пес зарычал даже громче.
 Шеннон выбежала из двери. Присобранные в косы волосы вырвались из ее рук и рассыпались по вылинялой, некогда голубой фланелевой рубашке. Контраст между тусклой поношенной материей и ярким шелком ее волос потряс Бича.
 – Прекрати! – скомандовала Шеннон, глядя в желтые глаза пса.
 Бросив напоследок хищный взгляд на Бича, пес с явной неохотой повиновался хозяйке.
 Продолжая держать Красавчика в поле зрения, Бич взглянул на миску с горячей водой, которую приготовила
 Для него Шеннон. Складная бритва лежала рядом с миской, там же находились мыло и чистая цветастая тряпка, служащая полотенцем. Наклонившись к воде, он ощутил ставший уже знакомым запах мяты.
 Бич испытал прилив желания, все мышцы его напряглись. Он сделал глубокий, медленный вдох, затем другой. Напряжение отпустило его, но сила испытанного возбуждения стала своего рода предупреждением. Ни одну женщину он не хотел так, как Шеннон Коннер Смит.
 Разумом Бич понимал, что его возрастающее влечение к Шеннон чревато серьезными последствиями и сейчас самый лучший для него выход – собрать вещи и двинуться дальше. Ничем, кроме жестокого разочарования, не может кончиться роман между одержимым духом странствий мужчиной и молодой девушкой, которая смотрит на него мечтательным взглядом.
 Однако с некоторых пор Бич перестал внимать голосу разума и совести. Его звало и манило тело Шеннон. И пока он не допьет до последней капли это хмельное вино страсти, он не уйдет.
 У него нет сил.
 "Я хочу ее.
 И никто меня в этом не остановит – я буду обладать ею".
 Пришедшая мысль ужаснула Бича. За последние десять дней в нем произошла эволюция – обычное мужское желание переросло в нечто более глубокое, в какое-то наваждение, в страсть, которую можно утолить, лишь погрузившись в тело Шеннон.
 Подобные мысли неизбежно вызывали определенную реакцию в его теле. Чертыхнувшись про себя, Бич взбил из мыла пену и намазал лицо. Он начал бриться, время от времени заглядывая в специальное крохотное зеркальце.
 Шеннон зачарованно наблюдала за ним.
 – Такое впечатление, что вы никогда не видели, как бреется мужчина, – нарушил молчание Бич, с одной стороны, польщенный вниманием, с другой – чувствуя некоторое раздражение. Восхищение, которое читалось в неотрывно глядящих на него синих глазах, снова подействовало возбуждающе.
 – Молчаливый Джон носил бороду, – объяснила Шеннон.
 Бич хмыкнул, снял пену с лезвия бритвы:
 – Вы всегда говорите о нем в прошедшем времени.
 – О ком?
 – О вашем муже.
 Шеннон открыла было рот, затем закрыла его и поежилась, словно ей было холодно.
 – Буду впредь осторожней, – пообещала она. – Эти Калпепперы страшно наглые.
 – Вы считаете, что Молчаливый Джон умер.
 Хотя это и не было вопросом в полном смысле слова,
 Шеннон поняла, что ответ очень интересует Бича.
 – Скорее всего я не увижу больше Молчаливого Джона, – призналась она негромко. Затем, словно встрепенувшись, добавила погромче:
 – Только, пожалуйста, не говорите никому об этом в Холлер-Крике. Мэрфи не более любезен ко мне, чем Калпепперы. Если бы они не опасались, что Молчаливый Джон вернется…
 Она не договорила и умолкла.
 Но Бич и без того знал, что она имела в виду.
 – Может, вам стоит подумать о том, чтобы уехать отсюда? – без обиняков сказал Бич.
 На мгновение у нее родилась надежда, что Бич хочет пригласить ее с собой, когда соберется уходить.
 – Куда мне уезжать? – тихо спросила она.
 – Не знаю… Но мне точно известно, что по крайней мере один из Калпепперов часто останавливается в двух милях от дороги.
 – Зачем?
 – Ждет, когда я уеду. А тогда…
 – Но ведь… – перебила Шеннон.
 Бич продолжил мысль:
 – Когда я уйду, они снова полезут к вам.
 Шеннон быстро отвернулась, не желая, чтобы Бич прочитал боль и тоску в ее глазах.
 "Когда я уйду…
 Не если, а когда.
 Когда…"
 До этого мгновения Шеннон даже не догадывалась, что где-то в глубине ее души жила надежда на то, что Бич останется. С каждым днем он смотрел на нее все внимательнее, все откровеннее. Однако, несмотря на явное желание, он деликатно не говорил об этом, не пытался прижать ее к стене и сделать с ней то, что сделал однажды с Клементиной один мужчина, чему Шеннон была свидетелем.
 – Как-нибудь постою за себя, – глухо сказала Шеннон. – Мне не привыкать.
 – Тогда был Молчаливый Джон.
 – Теперь меня защищает Красавчик.
 – Этого недостаточно, и вы прекрасно это понимаете.
 – Это не ваша забота, – сдержанно возразила Шеннон. – Завтрак готов.
 Что-то пробормотав, Бич наклонился к тазу и, плеснув воды на лицо, чтобы ополоснуться, протянул руку за полотенцем. Его рука повисла в воздухе.
 Бич выпрямился. Вода по щекам и подбородку стекала ему на одежду. Открыв глаза, он увидел, что Шеннон ушла в хижину.
 Ее руки не подадут ему пахнущее мятой нехитрое полотенце. Нежные ароматные пальцы не коснутся его лица, промокая несуществующую пену. А хуже всего то, что эти сапфировые глаза не скользнут восхищенным, любовным взглядом по его лицу и он не увидит, как вспыхнут розами девичьи щеки, когда их взгляды встретятся.
 Мысленно чертыхнувшись, Бич ощупью отыскал полотенце и не без раздражения вытерся. Он даже не представлял, насколько приятен был ему установившийся ритуал утреннего бритья.
 "Ну и дурак, что споришь с этой девчонкой, вместо того чтобы обращаться с ней, как с рождественской куклой, – мысленно обругал себя Бич.
 Конечно же, я веду себя как дурак. Хотя и не такой дурак, чтобы не понимать, что оставаться здесь Шеннон небезопасно… Когда я уйду.
 Когда я уйду, это будет не моя забота, сказала она".
 Эта фраза не очень понравилась Бичу, но он не мог решить, какие другие слова хотел бы он услышать вместо сказанных.
 «Может быть, мне следует подкатиться к этим Калпепперам и прочитать им кое-что из Библии – главу, стих или строку, чтобы они осознали ошибочность выбранного пути».
 Эта мысль пришлась Бичу по душе. И даже очень.
 Улыбаясь, Бич положил кнут на плечо и направился к хижине. Он мечтал о горячем завтраке за одним столиком с Шеннон, которая будет сидеть так близко от него, что при малейшем движении ее колено будет касаться его ноги.
 Красавчик, находящийся в своем излюбленном и самом холодном углу (шерсть грела его пуще всякой печки), встретил Бича глухим рычанием. Открывшиеся при этом зубы пса белели, словно льдинки.
 – Что побудило вас спасти этого беспородного злюку? – спросил Бич, не в силах сдержать раздражения.
 – А вы могли бы пройти мимо, не попытавшись облегчить его страданий? – вопросом на вопрос ответила Шеннон.
 Прищурившись, Бич посмотрел на Красавчика. Шрамы, которые когда-то были на теле животного, заросли, правда, шерсть в этих местах казалась светлее. Таких латок было немало.
 – Вряд ли я оказал бы ему помощь, – признался Бич.
 – Вы перекати-поле. Я живу оседло. В моей жизни есть место для кого-то еще.
 – Большинство женщин предпочитают завести ребенка, а не злющего беспородного пса с глазами волка.
 Дверь духовки с грохотом закрылась.
 – Осторожно, сковорода очень горячая, – предупредила Шеннон, ставя ее перед Бичом.
 – А вы?
 – Что я?
 – Вы не хотели ребенка?
 – Молчаливому Джону было нелегко содержать двоих, – уклончиво сказала Шеннон, снова садясь к столу. – Для ребенка не было условий.
 Бич взял со сковороды несколько бисквитов:
 – Дети имеют привычку появляться независимо от того, хотят, чтобы они появились, или нет.
 – Ну это как сказать. У вас их много?
 Бич поперхнулся бисквитом. Он схватил кружку с кофе, сделал пару глотков и взглянул на Шеннон, словно не веря в то, что это спросила она.
 – Вот так вопрос! – произнес он наконец.
 – Вы сами его спровоцировали.
 – Разве?
 – Конечно… Так сколько же?
 – Ни одного.
 – О котором бы вы знали, – мягко добавила она, но глаза у нее были печальными.
 – Что вы имеете в виду?
 – Требуются минуты, чтобы зачать ребенка, но выясняется это лишь через несколько месяцев. Находились ли вы на одном месте так долго?
 – Нет.
 – Значит, вы не знаете наверняка.
 – Я знаю, – отрезал Бич.
 – Откуда?
 – Молчаливый Джон ведь тоже знал, как не сделать вас беременной… Так вы собираетесь подать джем?
 Бич переменил тему разговора, когда Шеннон уже открыла было рот для новой реплики. Она недоверчиво смотрела на Бича. Неужто такой мужчина, как Бич, не был женат? Но именно это следовало из его слов.
 «Молчаливый Джон ведь тоже знал, как не сделать вас беременной».
 Неудивительно, что Бич перевел разговор на другое. Тема была щекотливой, ибо Шеннон знала наверняка, что Бич способен иметь физическую связь с женщиной. Молчаливый Джон был слишком стар. Их женитьба служила для того, чтобы сдерживать таких мужчин, как Калпепперы; жену уважают больше, чем внучатую племянницу.
 – Ах, джем… – Шеннон с трудом удалось собраться с мыслями. – Да, конечно… Вот он…
 – Благодарю вас, – галантно произнес Бич.
 Он стал намазывать джемом бисквит. Хотя внешне Бич никогда не суетился, пища исчезала у него во рту с удивительной скоростью.
 Уже после первого завтрака Шеннон поняла, что Бич способен съесть неимоверно много, продолжая после этого оглядываться по сторонам в поисках еды. Сейчас она приготовила бисквитов вдвое больше в расчете и на ленч.
 – Пожалуй, нужно достать из духовки еще бисквитов, – пробормотала она.
 – Я достану, – откликнулся Бич.
 – Спасибо, мне это нетрудно сделать самой.
 – В таком случае не хлопайте сильно дверцей. Петля еле держится. Я попробую выковать новую, когда покончу с дровами.
 Шеннон вдруг почувствовала, как после этих слов у нее отлегло от сердца. Правда, она становилась заложницей своих новых надежд. Шеннон больше не сомневалась, что рано или поздно Бич отправится в путь, оставив ее одну. Но пока что он рядом, опекает ее и деликатен с ней как никто другой.
 А если она по своей жадности хотела большего, то это вина ее, а не его. Он ясно сказал, что по натуре бродяга и у него нет намерений так или иначе менять привычки.
 – Спасибо, – сказала Шеннон. – Я пыталась сделать петлю из старой подковы, но сколько ни стучала по ней молотком…
 Она пожала плечами и замолчала.
 – Вы когда-нибудь видели плечи и руки кузнеца? – спросил Бич.
 Глаза Шеннон сделались круглыми.
 Глядя на ее удивленное лицо, Бич улыбнулся. Он привык к своему необычно высокому росту и физической силе, а Шеннон – нет. Поначалу контраст между ними приводил Шеннон в шок. Постепенно на смену ее невольному страху перед физической мощью Бича пришло уважение, и она с интересом и восхищением наблюдала за тем, как он работал.
 Когда Шеннон встала из-за стола, чтобы достать из духовки бисквиты, Красавчик проводил ее взглядом. Шеннон вынула сковороду и повернулась, чтобы идти к столу. Внезапно ее ботинок зацепился за неровность в полу.
 Охнув, Шеннон попыталась выпрямиться, но в это время сильная рука Бича подхватила ее и поставила на ноги.
 – Вы не… – начал Бич.
 Дальнейшие его слова потонули в зверином рыке. Красавчик в молниеносном прыжке бросился на Бича, намереваясь перекусить горло ненавистному пришельцу.




 Глава 7


 Бич оттолкнул Шеннон, тем самым уводя ее от опасности, и повернулся лицом к осатаневшему зверю. Оцепеневшая от ужаса Шеннон увидела, как Бич сорвал с плеча кнут. Одновременно он с силой выбросил левую руку, нанося удар находящемуся в прыжке Красавчику.
 Человек и собака рухнули на пол, сплетясь в один рычащий и изрыгающий проклятия клубок. Красавчик оказался наверху. Его зубы вонзились в левую руку Бича и в кожаные кольца кнута.
 – Нельзя, Красавчик! Нельзя!!!
 Шеннон, продолжая подавать отчаянные команды, попыталась оттащить Красавчика от Бича, но не тут-то было.
 – Убирайтесь отсюда немедленно! – выкрикнул Бич.
 – Но ведь…
 Шеннон не удалось закончить фразу.
 Мощно тряхнув всем телом, Бич перевернулся, подмял Красавчика под себя и с силой оттолкнул Шеннон.
 Плюхнувшись на старый чемодан, набитый книгами, Шеннон отчаянно озиралась вокруг, ища, чем бы утихомирить Красавчика. Но под рукой не было ничего такого, что помогло бы высвободить Бича, прежде чем Красавчик снова вскочит и вонзит ему зубы в горло.
 – Нельзя! Красавчик, нельзя!!!
 Но это был глас вопиющего в пустыне.
 Борясь друг с другом и извиваясь, мужчина и зверь столкнулись с ножками стола, который юзом двинулся к кровати, содрал с нее покрывало и с грохотом врезался во входную дверь.
 Теперь Шеннон была видна лишь напряженная спина да задние ноги Красавчика, которыми он молотил по ногам Бича.
 – Перестань, Красавчик!
 Впрочем, Шеннон понимала, что ее призывы бесполезны. Красавчик не собирался отступать.
 Взгляд Шеннон упал на стоявшее на плите ведро с горячей водой. Она потянулась к нему, но, прикоснувшись, поняла, что вода слишком горяча: Бича она ошпарит, а что касается Красавчика, то его наверняка защитит густая шерсть.
 Внезапно звуки борьбы затихли. Шеннон посмотрела на борющихся.
 Красавчик был сверху. Бич, находящийся под ним, не шевелился.
 – О Боже! – в отчаянии закричала Шеннон. – Бич!
 Ответа не последовало.
 Шеннон бросилась к противоположной стене, оттолкнула оказавшийся у двери стол и сорвала висевший над дверной притолокой дробовик. Слезы текли по ее
 Щекам. Она взвела курок и повернулась, чтобы пристрелить пса, который, согласно своему собачьему разумению, столь самоотверженно ее защищал. На самом деле он убивал Бича.
 – Уберите этот дурацкий дробовик! – строго сказал Бич. – Я не собираюсь убивать вашего ублюдочного волка! Но я намерен научить его хорошим манерам.
 Шеннон была настолько потрясена, услышав голос Бича, что не смогла объяснить, что ее мишенью должен быть Красавчик. Она быстро вытерла рукавом глаза и снова посмотрела на дерущихся, полагая, что слезы не давали ей видеть всей картины.
 Однако она увидела то же, что и раньше. Бич неподвижно лежал внизу, а морда Красавчика была прижата к его шее.
 И вдруг Шеннон поняла, что зубы пса стиснули не шею, а витки кнута.
 Однако облегчение, которое испытала Шеннон, быстро сменилось тревогой. Левая рука Бича находилась в пасти пса вместе с кнутом. На смену тревоге пришел страх, когда она поняла, что другая рука Бича стиснула Красавчику горло.
 Бич все сильнее перекрывал Красавчику доступ воздуха, и жизнь постепенно покидала животное.
 – Вы убиваете его! – крикнула Шеннон.
 – Черта с два! Этот сукин сын все еще брыкается, как норовистый бык!
 – Отпустите его! Он уже еле шевелится!
 – Ничего ему не сделается.
 Возле его рта появилась жесткая глубокая складка. Он продолжал сжимать Красавчику горло.
 – Бич!
 Бич проигнорировал не только восклицание Шеннон, но и ее попытку оторвать его руку от горла пса. Когда Шекнон встала на ноги и обеими руками схватилась за его большой палец, Бич свирепо сверкнул на нее прищуренными глазами.
 – Отойдите отсюда, пока не пострадали, – процедил он сквозь зубы.
 Однако Шеннон продолжала тянуть его за руку. Красавчик в последний раз слабо дернул ногами и замер.
 Внезапно Бич отпустил горло пса. Красавчик медленно соскользнул с груди Бича на пол и остался неподвижно лежать.
 – Вы убили его! – в отчаянии закричала Шеннон. – Черт бы вас побрал, Бич, вы убили его!
 – Ничего подобного! – возмущенно проговорил Бич. – Если бы я хотел его убить, я бы сломал ему шею, когда он прыгнул на меня.
 Шеннон молча покачала головой. Тихонько плача, она сделала попытку подойти к Красавчику, но путь ей, преградила вытянутая рука Бича.
 – Он жив, – раздался его резкий голос. – Взгляните на его бока. Он нормально дышит, после того как я перестал сжимать ему горло.
 Шеннон поспешила вытереть рукавом слезы и внимательно посмотрела на Красавчика. Бока его действительно медленно поднимались и опадали, было очевидно, что воздух поступал в легкие.
 – Слава Богу! – прошептала она.
 Шеннон вновь попыталась сделать шаг вперед – и снова путь ей преградил Бич.
 – Отойдите к печке, – приказал он.
 – Но я хочу…
 – То, чего вы хотите, не имеет сейчас ни малейшего значения, – резко перебил ее Бич. – У вас была возможность держать зверя под контролем, но вы не смогли. Теперь моя очередь.
 – Но…
 Бич поднял глаза на Шеннон.
 – Отойдите, – тихо сказал он.
 – Но больше не делайте ему больно, – попросила Шеннон, тем не менее подчиняясь его приказу. Как и голос, взгляд у Бича был спокойный, ясный и холодный, словно стальной нож.
 Красавчик заскулил и попытался поднять голову. Бич тотчас же прижал его голову к полу, не давая возможности Красавчику подняться на ноги.
 – Спокойно, – негромко сказал он. – Пока ты не встал и не начал снова беситься, посмотри своими волчьими глазами на меня, чтобы ты знал, кто здесь главный волк.
 Красавчик снова тихонько заскулил. Он вращал желтыми глазами, пытаясь понять, кто его держит.
 Наконец его глаза встретились со взглядом Бича, узнали его, после чего Красавчик отвел взгляд, признавая Бича хозяином.
 Пес больше не сделал попытки подняться на ноги.
 – Вот так-то, Красавчик, – проговорил Бич, легонько погладив псу голову. – Я знал, что ты умнее, чем кажешься. Просто тебе нужны были доказательства того, кто здесь хозяин положения.
 Красавчик заскулил и нерешительно ткнулся мордой Бичу в ладонь.
 – Все нормально, мальчик, – пробормотал Бич, поглаживая псу голову. – Отныне мы с тобой поладим, верно?
 Длинный шершавый язык лизнул окровавленную руку Бича.
 – Ах даже так? – засмеялся Бич. – Ты отличный боец, Красавчик. Теперь тебе надо научиться быть партнером.
 Когда пальцы Бича прошлись по всему телу Красавчика, пес напрягся, но не более того. Даже когда Бич потрогал чувствительные подушечки лап, Красавчик не выразил протеста.
 Шеннон была потрясена.
 – Ладно, Красавчик, – заключил Бич, любовно потрепав псу уши. – Я думаю, ты все понял. Здесь ты будешь получать приказы, а не командовать.
 С кошачьей легкостью и грацией, которую трудно ожидать от столь крупного мужчины, Бич поднялся с пола. Сложенный кнут все еще находился в его руке.
 – Теперь вставай, мой мальчик, – скомандовал Бич.
 Красавчик встал, отряхнулся и выжидательно посмотрел на Бича.
 Бич открыл дверь.
 – Выходи и поищи что-нибудь себе на завтрак, вместо того чтобы есть меня, – предложил Бич.
 Красавчик взглянул на Шеннон и потрусил к выходу. Бич закрыл за ним дверь.
 – – Вы выбили из него дух, – хрипло сказала Шеннон.
 – Нет, я только…
 – Вы такой же, как Калпепперы, – голос ее звучал глухо и отрешенно, а тело сотрясалось от гнева и страха.
 – Да совсем я не…
 – Вы жестокий и безжалостный! Вы заставляете более слабых лизать вам ноги!
 Бич сделал шаг к Шеннон, затем еще один. Взгляд его серых глаз был холоден и суров. Левая рука его была в крови.
 Вид у него был весьма грозным.
 Сердце учащенно колотилось в груди Шеннон, но она не отступила. Она просто не могла – она боялась, что ноги не удержат ее.
 – Красавчик – испорченный, дикий ублюдок, который весит больше, чем многие мужчины, – негромко, чеканя слова, проговорил Бич. – В нем больше волчьего, и он признает только силу. Я победил его тем же оружием – силой. И теперь он примет меня.
 Шеннон дерзко подняла подбородок, но у нее хватило ума промолчать. Бич был прав, и оба это понимали. Просто ей не нравилась прямота, с которой все было сказано.
 – Что касается второй части вашей тирады… Когда вы отдадитесь мне – а вы непременно отдадитесь – это произойдет не потому, что я вас принудил. Если бы я хотел лишь этого, я бы убил Красавчика сразу же, как только вошел в хижину. А после этого я бросил бы вас на пол и изнасиловал…
 Из горла Шеннон вырвался звук, похожий на тихий стон, когда до нее дошла справедливость слов Бича. Она в глубине души всегда полагала, что лишь присутствие Красавчика удерживает Бича от подобных действий.
 Шеннон вдруг поняла, насколько плохо она оценивала ситуацию. Бич оказался не просто сильным, но и умным и проворным. Можно даже сказать, он был невероятно сильным.
 – Но это совсем не то, чего я хочу от вас, – убийственно холодным тоном закончил Бич.
 – А ч-ч-ч… – Голос Шеннон дрогнул.
 Она облизала пересохшие губы, сделала глубокий вдох и предприняла новую попытку.
 – А ч-чего вы хотите от меня?
 Поначалу Шеннон не думала, что Бич ответит. Он сделал еще один шаг к ней и оказался настолько близко, что, когда она делала вдох, ее груди касались Бича.
 Медленно, как бы давая Шеннон шанс ускользнуть, Бич поднял руки к ее лицу.
 Она не пошевелилась. Она лишь наблюдала за ним взглядом, в котором сквозили настороженность и вызов.
 Кнут, который Бич все еще держал в руке, коснулся ее щеки столь легко, что это походило скорее на дуновение воздуха, чем на прикосновение. Гибкие кожаные
 Витки дотронулись до ее бровей, прямой линии носа, высоких скул.
 Меньше всего Шеннон ожидала этого от Бича. Прикосновения были такими нежными, что она едва ощущала их. Они как бы говорили Шеннон о самообладании и выдержке Бича.
 Они одновременно дразнили и успокаивали ее.
 Шеннон закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на неуловимых, мерцающих ощущениях, возникших в ее теле. Она сделала вдох и уловила исходящий от Бича запах дыма и хвои. И еще бередящий душу запах крови.
 – Бич! – прошептала она дрожащими губами.
 Хрустнуло запястье, и кожаные кольца кнута исчезли. Глухой стук говорил о том, что кнут опустился на пол.
 Бич взял из ее рук дробовик и точными, легкими движениями вернул курок в нормальное положение. Когда он вешал дробовик над дверью, Шеннон заметила, что в крови были обе его руки!
 Повернувшись к ней, Бич сказал:
 – Все в порядке, сладкая девочка. Ружье тебе не потребуется, я тебя не обижу. Я бы ответил на твой вопрос, но у меня нет слов, чтобы объяснить это…
 Мозолистые пальцы легко пробежали по волосам Шеннон. Густые, цвета красного дерева ресницы задрожали, чуть дернулись кончики напряженных губ, отчаянно забилась жилка на шее Шеннон.
 – Ты действительно боишься меня? – хриплым шепотом спросил Бич.
 Шеннон покачала головой:
 – Н-нет.
 – А следовало бы.
 – Почему?
 – Я хочу того, что с первого раза увидел в твоей походке, – просто ответил он.
 – Я н-не понимаю.
 – Я и сам не понимаю. Я никогда не хотел женщину так, как хочу тебя – сразу, безоглядно, по праву или нет. Это желание грызет меня все дни и все ночи. Боже мой! Эти ночи – сущий ад!
 Шеннон попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле.
 Пальцы Бича касались ее рта, и эти прикосновения были ласковыми, как поцелуй. Ее покорность распаляла его. Он услышал из ее уст свое имя, которое она не произнесла, а выдохнула.
 – У тебя поступь феи, – хрипло сказал Бич, на клонясь к ее лицу. – Поцелуй меня, Шеннон. Я хочу узнать, твой рот – он так же возбуждает, как и твоя походка?
 Шеннон тихонько ахнула от удивления, когда Бич куснул ее губы и дотронулся языком до уголков рта. Она затрепетала, почувствовала легкое головокружение, у нее перехватило дыхание. Ее руки легли на плечи Бича, и она словно окунулась в какой-то особый, нереальный мир.
 – Бич, – прошептала она.
 – Ты умница! – Его слова еле слышно прозвучали у самого ее рта. – Открой свои теплые губы чуть пошире. Я хочу попробовать тебя на вкус…
 – На вкус?
 – Да. Прямо сейчас.
 Язык Бича скользнул в рот Шеннон, лаская и волнуя ее, вызывая в ней трепетную дрожь. В свою очередь, волна пробежала по телу Бича.
 Шеннон с любопытством посмотрела ему в лицо. Глаза его были закрыты. Пораненные, кровоточащие руки осторожно касались ее лица, словно оно было таким же уязвимым, как крылья бабочки. Несмотря на желание, державшее в напряжении каждую мышцу его тела, прикосновения губ Бича были деликатными и нежными.
 Ладони Шеннон ощущали стальные мышцы рук Бича. Они были напряжены, дыхание его было неровным. Он мог бы взять от нее то, чего хотел, даже с меньшими усилиями, чем те, которые понадобились ему для усмирения Красавчика. Шеннон понимала это.
 Это было ясно и Бичу.
 Тем не менее он ничего от нее не требовал. Он просто просил ее, уговаривая, умолял без слов позволить его языку погрузиться в глубину ее рта.
 Шеннон вздохнула – и позволила. Его язык проник в глубину, предлагая ее языку встретиться с ним. Ласка была дразнящей, неотразимой – и одновременно теплой и деликатной.
 Из груди Шеннон вырвался еле слышный стон, когда она поняла смысл этой ласки. Бич говорил ей без слов, как страстно он ее желает и как нежен он будет, если она отдастся.
 При этой мысли ноги у Шеннон подкосились, и она вцепилась руками в плечи Бича.
 – Бич?..
 Приглушенный шепот Шеннон можно было даже не расслышать. У Бича был соблазн проигнорировать вопрос, за которым могли скрываться нерешительность и сомнения. Несмотря на то, что Шеннон до этого пошла навстречу его просьбе, он боялся, что сейчас страх взял верх над ее страстью, поэтому-то она и вцепилась так сильно ему в руки.
 Бич заставил себя поднять голову и заглянул в чуть подернутые дымкой голубые глаза. Затем коснулся усами уголка ее рта.
 Шеннон едва заметно улыбнулась и поцеловала шелковистый ласкающий ус. Бич дотронулся кончиком языка до уголка ее улыбающегося рта. Затем несколько раз ткнулся им между губ, нежно и легко дразня ее и пробуя на вкус.
 Из груди Шеннон снова вырвался тихий невнятный звук.
 – Что это? – полушепотом спросил Бич. – Ты
 Все-таки боишься меня?
 Она покачала головой, не спуская глаз с его рта и не переставая удивляться, как этот суровый на вид рот может быть таким нежным.
 – Я… – Шеннон замолчала, дотронулась кончиком языка уголка собственного рта и закончила шепотом:
 – У меня кружится голова.
 На лице Бича мелькнула улыбка – притягательная, влекущая. Эти сапфировые глаза манили, бередили душу, рождали в нем новые и новые волны желания.
 – Кружится голова? – хрипло повторил Бич.
 Она кивнула и неуверенно коснулась кончиком
 Языка его губ.
 – Обними меня за шею покрепче, – посоветовал Бич. – Я постараюсь не дать тебе упасть.
 Говоря это, он помог Шеннон обвить его шею, для чего она вынуждена была стать на цыпочки, и притянул ее к себе. Он ощутил ее дыхание, услышал легкий стон, и это подействовало на него сильнее, чем порция виски.
 – Теперь мы можем делать это как положено, – сказал Бич.
 – Что делать?
 – Оближи свои губы, сладкая девочка, и я покажу тебе.
 Поколебавшись, Шеннон выполнила просьбу Бича.
 Но едва лишь язык Шеннон коснулся ее губ, как Бич наклонился и поймал ее рот своим. Язык его погрузился во влажную глубину. Бич на мгновение почувствовал напряженность в ее теле, прерывистый вздох и наконец ответную ласку ее языка.
 Бич издал тихий стон и еще плотнее прижал к себе девичье тело. Его язык ритмично двигался во рту Шеннон, чередуя наступление с отступлением. Внезапно руки ее крепко обвились вокруг шеи Бича. Сама того не сознавая, она приоткрыла губы. Ей хотелось как можно полнее узнать рот Бича, атласную поверхность его губ и бархат его языка.
 Мир закружился вокруг Бича, когда Шеннон ответила на его глубокий, продолжительный поцелуй. Его руки гладили плечи и спину Шеннон, медленно скользили вниз. Широко разведя пальцы, Бич словно измерял изящную тонкость ее талии и крутой овал женственных бедер, чувствуя при этом, как к нему прижимается, бросая в жар, упругое девичье тело.
 Когда Бич больше не мог себя сдерживать, он скользнул руками к девичьим грудям и накрыл их ладонями.
 Бич протяжно застонал, обнаружив, что Шеннон была гораздо более женственной, чем можно было предположить, глядя на ее мешковатую мужскую одежду. Бич ощущал, как трепетали и пружинили под его ладонями нежные, упругие и подвижные округлости. Он трогал пальцами чувствительные соски. Они мгновенно напряглись и стали твердыми. Бич легонько сжал плотные горошины.
 Шеннон удивленно ахнула. Пламя желания сжигало ее тело, которое выгибалось и жаждало новых, еще более безжалостных ласк. Прикосновения Бича превратили ее соски в твердые пирамидки, которые дерзко упирались в старую фланелевую рубашку и молили Бича о новых прикосновениях и поцелуях.
 – Сладкая девочка, – простонал Бич. – Ты можешь зажечь даже камень, а ведь я не камень.
 Шеннон не успела ответить. Бич снова прижался губами к ее губам. Его язык скользнул между зубами, а руки переместились к бедрам, приподняли Шеннон, прижали нежную женскую плоть к твердой мужской плоти. Их соприкасающиеся тела ритмично раскачивались, и в такт их движениям язык Бича двигался во рту Шеннон.
 Несказанная сладость пронизала тело Шеннон. Ей не хватало воздуха, потому что она слишком крепко прижалась к Бичу. Впрочем, и он сжимал ее не менее крепко. Однако ей этого казалось мало. У нее кружилась голова и перехватывало дыхание, но в то же время она жаждала какого-то еще более горячего и страстного поцелуя, сама не понимая, какого именно.
 И тогда напрягшаяся плоть Бича вторглась между девичьих бедер.
 Из горла Шеннон вырвался долгий стон. Был ли это стон ужаса или страсти, или же в нем отразилось все вместе?
 Внезапно Бич понял, что он слишком безжалостно терзает рот и округлые ягодицы Шеннон, словно собирается взять ее немедленно, стоя, как какую-нибудь случайную шлюху.
 Содрогнувшись от этой мысли, он резко отнял рот от губ Шеннон и ослабил объятия.
 Шеннон недоуменно взглянула на него и прижала к губам слегка дрожавшие пальцы. Лицо ее казалось бледным, на нем выделялись пятна крови, которые оставили руки Бича. Глаза были широко раскрыты, алые губы слегка дрожали. Она покачнулась и прислонилась к стене.
 – Как ты себя чувствуешь? – спросил Бич.
 Он хотел произнести эту фразу негромко, но вопрос прозвучал хрипло и резко. Слишком велико было напряжение; кровь в его жилах пульсировала с такой силой, словно ее качал мощный насос.
 – Я чувствую… – Голос ее прервался. – Я как будто пьяная… Или сумасшедшая… Я задыхаюсь и дрожу как от холода… хотя у меня все горит… да, горит… И я хочу… Господи! Я не знаю, чего я хочу!.. Что ты сделал со мной, Бич?
 Бич долго смотрел на Шеннон, отказываясь верить собственным ушам.
 – Сколько времени ты замужем? – спросил он
 Наконец.
 – Какое это… имеет отношение… к тому, что я чувствую?
 Затрудненная, прерывистая речь Шеннон подействовала на Бича столь возбуждающе, что он вынужден был сжать зубы, чтобы не застонать.
 – Это имеет прямое отношение, – низким голосом проговорил он. – То, что ты испытываешь, – это страсть, сладкая девочка… Необузданная и горячая страсть…
 – Я н-не понимаю…
 Бич издал восклицание, которое с равным успехом можно было счесть и за проклятие, и за молитву.
 – Твой муж, видно, нечасто баловал тебя, не пытался согреть тебя своим телом в холодную ночь, – пояснил Бич.
 – Молчаливый Джон не был… как бы это сказать… слишком теплым мужчиной.
 – Ты хочешь сказать, что ты никогда не испытывала такого чувственного желания, как сейчас?
 – Как сейчас? – Шеннон нервно втянула в легкие воздух. – Это – чувственное желание?
 – Черт знает что! – потрясение прошептал себе под нос Бич. – Ведь ты сама говоришь, что задыхаешься, дрожишь, и в то же время у тебя все горит и ты чего-то хочешь!
 Шеннон кивнула.
 – Быть наивной до такой степени! – пробормотал Бич едва слышно и уже громче сказал:
 – Господи, от Молчаливого Джона, судя по всему, было не больше тепла в кровати, чем от гремучей змеи. Неудивительно, что ты не переживаешь, что осталась вдовой. От него толку не больше, чем от покойника.
 Шеннон уловила нотки презрения в его голосе. Ее колотила дрожь, и она обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.
 «Быть наивной до такой степени!»
 Внезапно желание Шеннон обратилось в гнев.
 «Бич не имеет права говорить обо мне с таким высокомерием только из-за того, что я не знаю о мужчинах столько, сколько знают Клементина или Бетси».
 Однако говорить на эту тему Шеннон отнюдь не собиралась.
 – Не называй меня вдовой, – процедила она сквозь зубы.
 – Почему? Ведь это правда, и ты знаешь это сама.
 – Если эта правда выйдет за пределы хижины, кто защитит меня от Калпепперов, когда ты уйдешь? А ведь ты уйдешь, неприкаянный странник!
 – Да, конечно, – согласился Бич, несколько задетый холодным и явно раздраженным тоном Шеннон. – Когда-то я уйду. Но не раньше того, как отыщу для тебя безопасное место.
 – Пока я жена Молчаливого Джона, я здесь в безопасности.
 – Чушь, Шеннон. Ты его вдова, а не жена, и это место небезопасно для одинокой девчонки… Особенно для такой наивной, как ты.
 – Я живу здесь уже семь лет.
 – Только благодаря тому, что с тобой был Молчаливый Джон, – возразил Бич. – Без него ты не продержалась бы и двух месяцев.
 Шеннон едва сдержалась, чтобы не высказать вслух то, что было у нее на языке. Однако вряд ли будет польза, если Бич узнает всю правду. А вот вреда это может принести много.
 – Я буду жить там, где мне хочется, – отрезала она.
 – Одна?
 – Да.
 – Ты не сможешь.
 – Смогу! – огрызнулась Шеннон. – И вообще тебе что за дело, бродяга и странник, где я буду жить? Приказать ты мне не можешь, я тебе ровным счетом никто.
 Бич ужаснулся при мысли о том, что Шеннон останется здесь, в этой студеной глуши, на зиму, без всякой защиты и опоры. Он покачал головой, чертыхнулся про себя и нервно провел рукой по волосам.
 На пальцах его алела кровь от укусов Красавчика, защищавшего свою наивную и упрямую хозяйку.
 Взглянув на пальцы Бича, Шеннон испытала приступ необъяснимого гнева, оттого что он уедет, а ей останется лишь беспокоиться о полученных им ранах.
 – Пошли! – вдруг решительно произнесла Шеннон. – В конце концов не имеет никакого значения, что тебе станет известен этот секрет.
 – Какой? – недоумевающе спросил Бич.
 Не говоря больше ни слова, Шеннон подошла к буфету, отодвинула доску в середине и шагнула вперед.
 Через мгновение она исчезла во тьме.
 Бич почувствовал, как пахнуло сыростью и теплом, затем из темноты донесся голос Шеннон.
 – Молчаливый Джон говорил, чтобы я никому не рассказывала о горячем источнике, но так уж и быть…
 Голос Шеннон смолк. Чиркнула спичка, и через мгновение загорелся фитиль фонаря. Шеннон надела на фонарь стеклянный колпак, и желтый свет осветил внутренность лаза.
 – Ну что же ты, иди сюда, – нетерпеливо позвала Шеннон. – Молчаливый Джон божился… божится, что источник имеет целебную силу, а твои руки изрядно покусаны.
 – Черт возьми! – удивленно проговорил Бич, делая шаг в лаз. – Так вот почему он встроил хижину прямо в склон горы!
 Шеннон пожала плечами:
 – Я знаю только то, что в этом горячем источнике можно варить мясо, стирать одежду, чисто мыть посуду. А еще в нем хорошо купаться. Он помогает согреться, когда у меня нет дров.
 Шеннон поставила фонарь на деревянный ящик из-под патронов. При свете пар источника струился и напоминал какие-то движущиеся золотистые призраки.
 Входя через буфет в пещеру, Бич вынужден был низко наклониться. Однако в самой пещере потолок был достаточно высоким, и он мог стоять в полный рост. Свет
 От фонаря плясал на каменных стенах и неровном полу, многочисленные трещины казались черными. В пещере было тихо, слышалось лишь потрескивание фитиля да тихое журчание воды.
 Нарушая тишину, Шеннон зачерпнула металлической кастрюлей горячей воды, поставила ее на ящик рядом с фонарем, достала из небольшой деревянной мыльницы кусок мыла и отступила назад, давая дорогу Бичу,
 Бич перевел взгляд на Шеннон, однако остался на месте.
 – Ты что, боишься зайти в пещеру поглубже? – довольно сердито спросила она.
 – Нет. А вот ты должна бояться.
 – Почему? Я была здесь тысячи раз.
 – Но не со мной… Не тогда, когда в этом неверном свете виден силуэт твоей груди, а соски все еще возбуждены… Должно быть, они у тебя ноют, сладкая девочка?
 Лицо Шеннон вспыхнуло до корней волос. У нее ныло все, не только груди. Но она не собиралась обсуждать это. Он уже и без того хорошо с ней позабавился.
 – Катился бы ты ко всем чертям, вечный странник! Не твое дело, что я чувствую!
 Досада и разочарование слышались в голосе Шеннон. Бич знал, чем это было вызвано, и знал, чем это излечить, и – хуже всего – понимал, что эта маленькая вдовушка была бы самой горячей из женщин, с которыми он когда-либо делил ложе.
 Бич вдруг зажмурился, поскольку больше не мог смотреть на Шеннон и не дотрагиваться до нее.
 А если дотронется, непременно возьмет ее.
 Он не хотел, чтобы такое произошло. По крайней мере сейчас, когда он узнал, насколько она наивна. Соблазнить ее – это все равно что поймать рыбу в бочке.
 Бич хотел, чтобы Шеннон отдалась, полностью осознавая, что делает, а не просто потому, что впервые вкусила удовольствие и потеряла рассудок.
 – Я считаю до трех, – сказал Бич. – Когда я открою глаза, тебе лучше находиться…
 – Но…
 – …находиться в хижине. Иначе я стяну с тебя все эти тряпки и обучу всем штукам, которым должен был обучить тебя твой муженек.
 Шеннон возмущенно открыла рот, потрясенная подобной откровенностью Бича. Если бы не его покусанные и окровавленные руки, она схватила бы фонарь и оставила его стоять в кромешной тьме.
 – Тебе нужно полечить руки, – сквозь зубы проговорила она.
 – Они не ноют так, как ноет у меня другое место, в низу живота. Ты и его хочешь полечить?
 – Ты грубый, противный…
 – Уноси свою круглую попку отсюда! – свирепо перебил ее Бич. – А то я сделаю с тобой что-нибудь такое, о чем мы потом будем оба жалеть! Раз…
 Шеннон испытала страшное искушение выплеснуть содержимое кастрюли Бичу в лицо. Ее руки потянулись к горячим металлическим ручкам, пальцы сжались, готовясь поднять кастрюлю.
 Но внезапно возобладал здравый смысл. Какой бы рассерженной она ни была, но дразнить такого опасного человека, как Бич, значило совершить ужасную глупость.
 Приглушенно ругнувшись, Шеннон отступила на шаг.
 – Два! – произнес Бич.
 Он некоторое время колебался, не решаясь сказать «три» и напрягая слух, чтобы услышать шаги Шеннон. Было тихо, лишь потрескивал фитиль и журчала йода.
 – Три!
 Бич открыл глаза и обнаружил, что Шеннон нет. Она исчезла так же бесшумно, как исчезает пар над горячим источником.
 "Проклятие!
 Я так надеялся, что она не выдержит и выплеснет на меня воду. Было бы забавно содрать с нее одежду, чтобы вытереться.
 А еще более забавно было бы в ответ облить и ее".
 Бич сделал глубокий вдох, затем медленный выдох, чтобы успокоить ноющую боль во всем теле.
 «Так будет лучше. Она слишком наивна».
 Он продолжал повторять привязавшуюся фразу, хотя это нисколько не прибавило ему спокойствия и уверенности в том, что он поступил правильно. Он и сейчас страшно хотел Шеннон.
 Бич окунул руки в горячую воду, надеясь, что боль поможет ему отрешиться от грешных мыслей и болезненных ощущений.
 Но это не помогло.
 Бич стал намыливать руки. При этом ему вспомнились слова Джесси, жены Вулфа: чистые раны быстро заживают.
 Интересно, а не способно ли мыло унести вместе с кровью и грязью и желание?
 «Сомневаюсь», – кисло подумал Бич.
 И в этом он был прав.




 Глава 8


 Оставшуюся часть дня Бич и Шеннон были подчеркнуто вежливы и любезны друг с другом, словно два хорошо воспитанных незнакомца. Она готовила ему обед; он колол дрова и заменил подгнившее бревно в стене хижины. Она постирала ему одежду; он перевел мула на новый луг и поймал с полдюжины форелей. Она починила ему одежду; он начал дубить оленью кожу для ее мокасин.
 Вопрос о страсти и наивности больше не поднимался. Не касались они также вопроса о судьбе Молчаливого Джона, ее вдовстве и безопасности.
 Если разговор и возникал, то он не выходил за рамки обсуждения погоды.
 Вполне непринужденно в хижине чувствовал себя лишь Красавчик. Он выпрашивал куски мяса как у Бича, так и у Шеннон, клал голову на колени того и другого в ожидании ласки и с надеждой смотрел то на мужчину, то на женщину, давая понять, что ждет, когда они откроют дверь и позволят ему погулять.
 Шеннон следовало бы радоваться тому, что Красавчик принял Бича. В общем-то она и радовалась, хотя не без опаски думала: не уйдет ли от нее пес после ухода Бича?
 На следующее утро она проснулась позже обычного. Ночью ее мучили тревожные сны и тоска, причину которой она затруднилась бы выразить словами. Разбудили ее уже ставшие привычными звуки топора. Бич колол дрова.
 – Очень хорошо, – проговорила она вполголоса. – Пусть уж лучше выместит свою злость на дровах, а не на мне… Что я ему сделала, кроме…
 Ее обожгли какие-то беспокойные воспоминания. Она почувствовала, как заныли соски. «О Господи! Почему это не проходит?» Шеннон резко отбросила одеяло и буквально выпрыгнула из кровати, словно в доме случился пожар.
 Пожар таки был. Только не в доме, а в ней самой.
 «Неудивительно, что Бич с таким пылом рубит дрова».
 Шеннон с остервенением принялась за уборку и приготовление завтрака. Закончив дела, она подошла к окну и открыла ставни. В комнату ворвался свежий воздух.
 Бросив взгляд в сторону Бича, Шеннон убедилась, что за утро он успел наколоть весьма впечатляющее количество дров. С необъяснимым волнением она стала наблюдать за тем, как играли мускулы Бича, когда под его топором толстые бревна превращались в аккуратные, ровные поленья. Он ни разу не повернулся и не взглянул в ее сторону. Он колол дрова словно заведенный, словно запас сил у него был неисчерпаем.
 – При такой производительности я могу оказаться погребенной под дровами, – пробормотала Шеннон.
 Поняв, что чем дольше она смотрит на Бича, тем большее беспокойство ее охватывает, Шеннон повернулась к окну спиной.
 «Если он будет так работать, у него никогда не заживут руки».
 Она нахмурилась. Это был еще один вопрос, который Бич не желал обсуждать. Когда накануне она спросила, как заживают его раны, он прищурил глаза и заговорил о другом.
 Конечно же – о погоде.
 При этом оба соглашались с тем, что погода изумительна, что слякоти больше нет, что небо безоблачно, а солнце ласково.
 Шеннон вздохнула. Никогда она еще не чувствовала себя столь одинокой с того времени, когда умерла ее мать и она оказалась на попечении суровой и безжалостной тетки. Как ни странно, но Шеннон, живя здесь столько лет, не испытывала чувства одиночества. Сейчас на нее вдруг накатила тоска.
 Внезапно Шеннон отчетливо и осязаемо вспомнились ласки Бича и вкус его поцелуев. И тут же ее обдало жаром. С надеждой она вдруг подумала о том, что, когда гнев у Бича поутихнет, он, возможно, снова поцелует и приласкает ее.
 – Как ты считаешь, Красавчик? Утихнет у Бича злость раньше, чем изведет все бревна на дрова?
 Красавчик зевнул.
 – Ты прав… У него хватит злости, чтобы вырубить весь несчастный лес…
 – Это точно.
 Шеннон подпрыгнула, услышав рядом голос Бича, Она обернулась, вспыхнув оттого, что были подслушаны ее слова.
 Бич стоял, уперевшись руками в подоконник, и улыбался. Ответная улыбка Шеннон была красива, словно солнечный восход в неведомой стране.
 «Сладкая девочка, не улыбайся мне так! Иначе все мои благие намерения пойдут прахом!»
 – Означает ли это, что ты простила меня? – тихо спросил Бич, зная, что этого не следует делать, но не в силах совладать с собой.
 – Простила тебя? За что?
 – За то, что обучал Красавчика хорошим манерам и забыл о своих.
 – Я не сержусь из-за Красавчика.
 – Ты меня не проведешь. Я видел, как ты наставила на меня заряженный дробовик со взведенным курком.
 Вначале Шеннон решила, что Бич просто дразнит ее. Но его серебристые глаза смотрели вполне серьезно. Она вдруг рассердилась.
 – Я собиралась пристрелить Красавчика, – резко сказала она.
 – Что? – потрясение спросил Бич.
 – Я думала, что он загрызет тебя. Ты не двигался, был в крови, и мне показалось, что он вонзил зубы тебе в горло.
 Перед ее глазами вновь возникла та ужасная сцена. Шеннон отвернулась от Бича.
 – Поэтому я схватила дробовик, – четко произнесла она.
 – Чтобы спасти мне жизнь?
 – Не стоит так удивляться, – сказала Шеннон сквозь зубы.
 Но Бич все еще не мог оправиться от потрясения. Он знал, как любила Шеннон своего грозного пса. Он понимал также и то, что безопасность Шеннон в значительной мере зависит от Красавчика.
 И тем не менее она готова была пристрелить собаку, чтобы спасти жизнь человеку, который ровным счетом ничего ей не обещал.
 – Понимаю, – протянул Бич.
 – Неужто? Это будет, пожалуй, с тобой впервые.
 – Шеннон вдруг поймала себя на том, что говорит с раздражением.
 – Прости, – пробормотала она. – Не знаю почему, но я стала страшно раздражительной в последнее время.
 – А я знаю. Это оттого, что ты мечтаешь о ком-то, а спать тебе приходится одной.
 – Тогда не понять, как любовные пары могут вы нести период ухаживания.
 Бичу не удалось сдержать улыбки. Он не удержался также и еще от одного искушения. Не спеша пролез через открытое окно и провел руками по пышным волосам.
 Шеннон вздрогнула.
 – Мы все вынесем, сладкая девочка.
 – По той причине, что неприкаянные странники не ухаживают за сверхнаивными вдовушками, – строптиво сказала Шеннон, освобождаясь от его рук. – Заходи, если готов. Бисквиты сейчас поспеют.
 Пока Бич мыл руки, Шеннон заглянула в кладовку. Продукты, которых должно хватить на месяцы, таяли с поразительной быстротой.
 «Господи, этот человек ест за троих. Правда, он и работает за шестерых».
 Она закусила губу. Бич снабжал ее мясом и рыбой, она рвала в лесу зелень, но муку не добудешь в лесу. Как и на лугу. То же самое можно сказать о бобах, яблоках, рисе, соли и других не менее необходимых продуктах. Не говоря уж о такой роскоши, как кофе и корица.
 – Нужно сходить в Холлер-Крик и купить еще, – пробормотала она, закрывая шкафчик.
 «Конечно. Только чем я буду платить?»
 Шеннон подумала о жалкой сумме в старом кошельке, спрятанном в пещере. Это был последний запас золота, оставшийся от Молчаливого Джона. Когда он кончится, Шеннон окажется в таком же положении, как оказалась в тринадцать лет, – без денег, совершенно одинокой, никому ненужной.
 «Нет! Я не трону это золото. Уж не в таком я отчаянном положении сейчас».
 Но Шеннон опасалась, что все-таки скоро окажется в безвыходном положении.
 Когда она израсходует то, что осталось от Молчаливого Джона, ей придется рассчитывать лишь на собственные силы и научиться самой добывать золото. Хотя пока что ее успехи в этом деле были даже меньше, чем в охоте на дичь и оленя.
 Решительно закрыв дверцы шкафчика, Шеннон повернулась спиной к пустым полкам. Она встретилась со взглядом Бича, стоявшего в нескольких футах от нее.
 – Я завтра отправлюсь в Холлер-Крик, чтобы подкупить продуктов.
 – Спасибо, но не стоит этого делать. Ты и без того много привез.
 – Я почти все съел сам.
 – А для кого ты колешь дрова? – спросила Шеннон. – Кому утеплил хижину? Чьего мула подковал? Мне в пору платить тебе за работу.
 – Я пока не заработал.
 – Ты заработал пищу, деньги. Ты работаешь без роздыха.
 – Я люблю работать.
 – Я найду способ заплатить тебе.
 – Я не возьму от тебя денег.
 – Но ты их заработал! – настаивала Шеннон.
 – Нет.
 Это слово было произнесено так, что Шеннон показалось, будто она натолкнулась на гранитную стену.
 – Ты упрям как мул, которого подковал.
 – Спасибо. То же самое я могу сказать и о тебе. Но я все же переупрямлю тебя, вдовушка! Можешь не сомневаться в этом!
 Шеннон почувствовала раздражение:
 – Нет, вечный странник. Я могу не сомневаться лишь в одном: однажды утром я проснусь, а ты будешь уже далеко отсюда. Разве что ты переупрямишь меня чуть раньше, но в этом я сомневаюсь.
 Шеннон обошла Бича и начала накрывать на стол. Он молча наблюдал за ней серыми со стальным отливом глазами.
 Они хранили молчание, пока не завершили завтрак.
 – И где же ты работал, с тех пор как стал странником? – нарушила затянувшуюся паузу Шеннон, допив кофе.
 При слове «странник» рот у Бича вытянулся. Он не мог понять, почему в устах Шеннон это слово приобретало какой-то обидный оттенок.
 – Работал как погонщик, моряк, топограф, джакару, учитель, наездник, – сдержанно ответил Бич. – Ты можешь назвать и другие профессии – скорее всего я их тоже примерил к себе.
 – Что такое «джакару»?
 – Австралийский ковбой.
 – Вот оно что. – Шеннон нахмурилась, затем спросила:
 – А ты когда-нибудь искал золото?
 – Было и такое.
 – И находил?
 – Бич пожал плечами:
 – Случалось.
 – Но не так много, чтобы застолбить участок?
 – Участки как жены. Они привязывают тебя к месту.
 – Ты хочешь сказать, что ты уходил и от золота, чтобы оно не удерживало тебя на одном месте?
 – Да, – лаконично признал Бич.
 Шеннон проглотила комок в горле:
 – Понятно.
 – Неужто? – Бич в точности повторил ироническую интонацию, с которой Шеннон произнесла это слово несколькими минутами раньше.
 – Без сомнения! Ты бросаешь дом, семью, друзей, золото; страну и все прочее. И ради чего же, странник? Что может быть дороже того, что ты бросаешь?
 – Восход солнца, который еще не видел, – не задумываясь, ответил Бич. – Для меня нет ничего более притягательного.
 Как бы ни хотелось Шеннон поколебать Бича в его убеждениях, она понимала, что из этого ничего не получится. Бич неотступно верил в то, во что верил.
 – Любовь гораздо более притягательна, – прошептала она. – Любовь, как солнце, она освещает тьму… освещает всегда… и всегда красива…
 Бич сделал было попытку возразить, но заметил улыбку Шеннон и замолчал. Это была самая печальная улыбка, которую он когда-либо видел. Печаль читалась в ее глазах, звучала в голосе, в самом ее
 Дыхании.
 – Как и солнце, – продолжала Шеннон, – любовь недостижима. Ее не поймать, как не поймать солнечный свет… Любовь прикасается к тебе. Ты же не можешь к ней прикоснуться…
 Бич почувствовал себя как-то неуютно и потянулся
 За бисквитом.
 – Для тебя, возможно, это так, – сухо сказал он, скрывая раздражение, причины которого он не понимал сам. – Для меня же любовь – это клетка.
 – Еще никто не строил клетки из света.
 Бич сделал глоток горячего кофе, подавляя желание резко возразить.
 – Так чего же ты хочешь? – спросил он после паузы. – Любви?
 – Я не знаю.
 – Ты хочешь сказать, что у тебя нет заветной мечты?
 – Заветной мечты?
 Легкая усмешка Шеннон была, как и прежде, печальной. У Бича на мгновение появилось желание оказаться в шкуре Шеннон, ощутить ее боль как собственную.
 – Когда-то я мечтала о доме, – призналась Шеннон. – Еще о саде, о детях… А больше всего – о мужчине, который любил бы меня и был бы как солнце…
 Голос ее угас.
 Во время возникшей паузы Бич потянулся за новым бисквитом. Ему не очень хотелось продолжать разговор на эту тему, но все же он не удержался от вопроса:
 – Ты мечтала об этих вещах лишь когда-то давно? Или мечтаешь и сейчас?
 – Нет, сейчас не мечтаю.
 – А почему? Зачем Тебе отказываться от своей мечты, Шеннон? Каждый настоящий, стоящий мужчина будет счастлив жениться на такой симпатичной молоденькой вдовушке, как ты.
 – Жениться на мне?
 Шеннон засмеялась, хотя нельзя было сказать, что слова Бича сильно развеселили ее. Впрочем, в ее глазах не видно было и грусти. Была всего лишь трезвая оценка положения вещей.
 – Все эти настоящие, стоящие мужчины, – саркастически сказала Шеннон, – хотят того же, что и некий неприкаянный странник…
 – Поскольку я не буду привязан к…
 – … а дом, сад и любовь не имеют отношения к тому, чего хотят эти мужчины, – продолжала Шеннон, игнорируя попытку Бича объясниться. – Что касается детей, то мужчины их также не хотят, хотя не прочь посеять хорошенькой вдовушке свое семя, которое она затем будет взращивать.
 Смуглые скулы Бича стали пунцовыми.
 – Я уже говорил тебе, что не оставлял после себя детей, – возмутился он.
 – Какое это имеет отношение к разговору? – удивленно выгнула черные брови Шеннон. – Ведь мы говорим о настоящих, стоящих мужчинах, которые были бы счастливы жениться на такой вдовушке, как я. Мы уже знаем, что к их числу ты, странник, не относишься.
 – Из, меня получился бы совершенно никудышный муж!
 – А разве я спорю с этим? – охотно согласилась
 Шеннон.
 Бич открыл было рот, затем закрыл его так резко, что у него клацнули зубы.
 – Нет! – вынужден был признать он.
 – Тогда почему ты рычишь на меня?
 – Слава Богу!.. А то мне становится не по себе, когда на меня рычат.
 Бич метнул на Шеннон испепеляющий взгляд, но, кажется, она была в этот момент всецело поглощена едой.
 – Так на чем мы остановились? – спросила она, пережевывая бекон. – Ах, да! Ты не рычишь на меня из-за того, что мы пришли к выводу, что никто из нас не спешит вступить в брак.
 – Одно дело если одиноким буду я, – сурово заметил Бич. – С тобой же все обстоит иначе.
 – Неужели? Почему же?
 – Потому что ты не сможешь одна выстоять, и ты это прекрасно понимаешь!
 – Ну хорошо. Не будем рычать друг на друга и по этому поводу… Передай мне, пожалуйста, джем… А правда – погода изумительна?
 Бич пробормотал нечто неразборчивое и не вполне благочестивое.
 Шеннон сделала вид, что она не слышит его ворчания. Она взяла банку с джемом и стала намазывать им бисквит.
 – Тебе больше нравятся крупка или снег? – спросила она.
 – Шеннон…
 – Понимаю… Очень трудный выбор… А как ты относишься к граду? Надеюсь, из-за этого мы не раз ругаемся?
 – Надеюсь. Я не стану ругаться, если ты предложишь мне еще одну чашку кофе.
 Скрывая улыбку, Шеннон повернулась на стуле, чтобы взять с плиты кофейник. Когда Шеннон не без грации вернулась в прежнее положение, она увидела, что Бич откровенно смотрит на ее грудь. Поймав ее взгляд, он тут же отвел глаза.
 Бич молча подставил кружку. Так же молча Шеннон налила ему кофе и поставила кофейник на плиту.
 – Как ты относишься к тому, если тебе предложат половину дохода от участков Молчаливого Джона? – вдруг спросила Шеннон. – Ты не станешь опять рычать?
 Оловянная кружка остановилась в дюйме от усов Бича.
 – Не понял.
 – Молчаливый Джон имел – имеет – несколько участков вдоль ручья Аваланш-Крик.
 Бич пожал плечами.
 – Он разрабатывал эти участки, чтобы платить за продукты, которые нельзя ни добыть охотой, ни вырастить, – сказала Шеннон.
 – Поясни, – коротко бросил Бич.
 – Стараюсь, вечный странник, стараюсь.
 – Меня зовут Бич, – раздражаясь, заметил он.
 – Почему ты так раздражаешься, когда я тебя называю странником? Разве это не так? – спросила Шеннон. – Я ведь не сержусь, когда ты называешь меня вдовушкой, хотя ты и сам в этом не вполне уверен.
 Бич хотел было возразить, но решил, что это бесполезно. Он лишь глубоко вздохнул и сосредоточил все внимание на кофе и беконе.
 Шеннон подмывало продолжить спор и вынудить Бича признать, что у него нет причин раздражаться. Но, поразмыслив, она заставила себя поставить точку на этом
 Вопросе.
 Хотя это было нелегко. Уж очень ей хотелось подразнить Бича.
 – Моя младшая сестренка Виллоу тоже делает отменные бисквиты, – нарушил затянувшееся молчание Бич. – Мои братья и я решили, что матери должны обучать девочек этому искусству.
 Шеннон не сдержала улыбки. Бич также улыбнулся.
 – Расскажи мне о своих золотоносных участках, сладкая девочка.
 – А что о них можно рассказать?
 – Для начала скажи, где они находятся.
 – Вверх по ручью Аваланш-Крик.
 – После впадения в него притока в какую сторону?
 – На восток. Идти до тех пор, пока не упрешься в разрушенные скалы.
 Бич хмыкнул:
 – Страшно пересеченная местность…
 – Это верно. У меня начинает кружиться голова, пока я туда доберусь. И задыхаюсь так, что чуть не падаю.
 – Тебе не следует ходить в такое опасное место!
 Шеннон проигнорировала реплику Бича.
 – Во второе лето после моего прихода в долину Эго гризли задрал одного мула. После этого Молчаливый Джон привел Разорбека домой и пешком отправился на участок.
 – Ты ходила с ним?
 – Иногда. А иногда оставалась в хижине. Я никогда не знала, что буду делать завтра и где буду находиться. Так требовал Молчаливый Джон. Он говорил, что охотнику не подстрелить дичь, которая ведет себя непредсказуемо.
 – Осторожный человек…
 Шеннон пожала плечами:
 – Он во всем был таким.
 – А он занимался каким-нибудь другим делом, кроме поиска золота?
 – Нет.
 – Он много золота находил за время своих отлучек?
 – Мы не голодали.
 – А он помогал другим людям искать золото? – поинтересовался Бич.
 – Молчаливый Джон? Вряд ли. Он не любил людей. Да и потом, кто бы его нанял? Он был выносливым, но его не назовешь сильным человеком. И он был стар.
 – Есть такие виды работы, которые не требуют большой силы, – заметил Бич.
 Шеннон поморщила лоб:
 – Молчаливый Джон не смог бы держать бар или лавку. Он не ладил с людьми.
 Бич посмотрел в ясные, невинные глаза Шеннон и понял, что она даже не подозревает о том, что она вдова одного из самых грозных охотников за людьми на всей территории Колорадо.
 – Ты говорила, что у Молчаливого Джона было несколько участков, – сменил тему разговора Бич. – Какой из них самый лучший?
 – Райфл-Сайт.
 – Это который?
 – Самый верхний… Нужно идти вдоль скалы вверх и пересечь ущелье.
 – Там очень твердая порода?
 Шеннон кивнула.
 – Паршиво… Штольни?
 – Всего одна.
 – Одна – это чертовски много. – На его лице появилась гримаса отвращения. – После того, как Рено попал под обвал в штреке, я не питаю особых симпатий к шахтам и штольням.
 – Мы можем для начала попытать счастья на Шуте.
 – Это что такое?
 – Шут – еще один золотоносный участок. Это на крутом склоне ручья.
 Бич выглянул в окно. На вершинах гор снега пока еще было много.
 – Пожалуй, я туда и отправлюсь, – проговорил он.
 – Молчаливый Джон работал там обычно попозже, когда снег уже сходил, – сказала Шеннон.
 – А еще какие есть участки?
 – Я знаю только еще об одном.
 – И что он собой представляет?
 – Холодный. Сырой… Это большая трещина в скале, куда стекает дождевая вода.
 – Молчаливый Джон, похоже, не очень заботился о комфорте.
 – Он никогда об этом не говорил.
 Бич крякнул, отставил кружку и задумался.
 – Ни один из этих участков не выглядит слишком привлекательным, – подвел он итог своим размышлениям. – Если бы я любил искать золото, я бы предпочел остаться на Западе вместе с Рено… На участке Райфл-Сайт есть пища для лошадей?
 – Немного. В четверти мили от разработок есть луг.
 Бич хмыкнул:
 – Говоришь, гризли?
 – Да, там, где погиб другой мул.
 – Я думаю, у моего Шугарфуга не будет с этим проблем.
 – Шугарфут?
 – Это мой мерин, – рассеянно сказал Бич. – Его кастрировали поздно, поэтому он все еще считает себя королем гор.
 Бич обхватил руками пустую кружку, задумчиво глядя вдаль. Шеннон невольно залюбовалась дугой его светлых бровей, кошачьим разрезом глаз, гладко выбритым подбородком и соломенно-желтыми усами. На губах Бича виднелись следы кофе…
 – О чем задумалась? – вдруг негромко спросил Бич.
 – О том, что надо слизнуть кофе с твоих усов…
 Услышав то, что она сама сказала, Шеннон тут же вспыхнула.
 – Опасные слова, сладкая девочка! – напряженным, хриплым голосом произнес Бич.
 – Я… п-прошу п-прощения. Я с-сама н-не знаю, что сказала.
 – Дай мне руку, – тихо попросил Бич.
 Шеннон нерешительно протянула руку. Он повернул
 Ее ладонью вверх, наклонился и понюхал.
 – Мята, – хрипло сказал он. – Господи, я даже перед смертью буду помнить этот запах.
 – Бич, – шепотом сказала Шеннон.
 Бич поднес маленькую ладонь к лицу и пощекотал усами нежную кожу.
 – Я поцелую тебя, – сказал он, прикасаясь языком к ладони, – если ты сейчас же откроешь рот.
 Бич продолжал осыпать поцелуями ладонь Шеннон.
 – А если я почувствую твои губы, – бархатным, низким голосом пророкотал он, я начну расстегивать твою одежду.
 Он легонько укусил ее ладонь:
 – А если я начну расстегивать твою одежду, я возьму тебя прямо здесь, прямо сейчас, и ты опустишься на мои бедра, и мы отдадимся любви.
 Бич поймал взгляд Шеннон.
 – Ты… хочешь этого, сладкая девочка?
 – Я… я…
 – Ты не знаешь?
 – Я не могу ни о чем думать, когда ты дотрагиваешься до меня, – хриплым шепотом сказала Шеннон. – А когда не делаешь этого, я жду вновь твоих прикосновений.
 Бич еще сильнее сжал ладонь Шеннон. Его язык скользнул между тонкими пальцами.
 – Твоя откровенность восхитительна, – потрясенно сказал Бич. – Если ты пылаешь так же, как я, приходи ко мне. Я буду ждать столько, сколько нужно.
 – А потом ты уедешь? – с горечью спросила она.
 – Нет, сладкая девочка. Потом я приду к тебе…




 Глава 9


 – Я продолжаю считать, что все найденное золото мы должны будем поделить поровну, – оглянувшись через плечо, упрямо сказала Шеннон.
 Разорбек, на котором восседала Шеннон, на удивление бодро двигался вверх по тропе, которая вела к месту впадения ручья в Аваланш-Крик. Следом за ней ехал на огромном сером мерине Бич. Путь их лежал к золотоносным участкам Молчаливого Джона.
 – Бич!
 Проигнорировав обращение Шеннон, он через плечо посмотрел на вьючную лошадь. Шаг ее становился все более медленным и тяжелым по мере набора высоты. Подъем был крутым. Аваланш-Крик зигзагами прорезал склоны горы.
 – Ты что, проглотил язык? – не унималась Шеннон.
 – Я возьму деньгами, как все носильщики, – возразил Бич.
 – Тебя бы взнуздать, подковать и использовать как мула, – вполголоса сказала Шеннон, полагая, что Бич ее не слышит.
 – Если у тебя возникнет желание покататься на мне верхом, ты только намекни, – низким бархатным голосом проговорил Бич.
 – У тебя и слух, как у мула, – заметила Шеннон.
 Бич увидел, как на щеках Шеннон вспыхнул румянец, и от души рассмеялся.
 – Тебя так приятно дразнить! Честное слово, от тебя можно опьянеть.
 – Это от высоты.
 – Нет, сладкая девочка, от тебя.
 Шеннон энергично затрясла головой, однако в глазах ее зажглись лукавые искорки. Ласковое, игривое подтрунивание Бича было для нее неожиданным.
 – Я не знаю, когда к тебе относиться всерьез, – со вздохом сказала Шеннон. – Ты первый мужчина из тех, кого я знала, кто не помешан на золоте, или на драках, или на…
 Было слишком поздно. Бич услужливо подсказал:
 – На плотской любви?
 Шеннон молча кивнула.
 – О, я как раз помешан на ней, – заверил ее Бич.
 – Тогда ты демонстрируешь это очень странным способом, – пробормотала Шеннон.
 На загорелом лице его появилась широкая улыбка.
 – Ага, ты заметила.
 – Что?
 – А то, что я не тронул тебя после того завтрака два дня назад.
 – Почему я должна замечать такие вещи? – холодно спросила Шеннон.
 Смех Бича подействовал на нее так же возбуждающе, как и его улыбка.
 – Ты все продолжаешь пылать, сладкая девочка?
 – Я не знаю, о чем ты говоришь.
 – А я знаю… Вот поэтому я и не трогаю тебя.
 Шеннон закусила губу:
 – А каким же образом я перестану быть такой наивной, если ты не трогаешь меня?
 – Очень хороший вопрос… Когда придумаешь ответ, дай мне знать. Я сделаю то же самое.
 Она ошеломленно посмотрела на Бича и тут же отвернулась, чтобы не видеть его улыбки.
 Красавчик поджидал их вверху у развилки тропы. Еле заметная дорожка вела к участку Шут, который еще не освободился от снега. Другая тропа шла к участку Райфл-Сайт и проходила через луг, который Молчаливый Джон назвал Лугом гризли.
 – Направо, Красавчик, – крикнула Шеннон, махнув рукой в правую сторону.
 Огромный пес потрусил в указанном направлении.
 Шеннон оглянулась посмотреть, какое впечатление произвело на Бича послушание Красавчика. Однако Бич не смотрел в ее сторону. Он смотрел назад, в просвет между деревьями, глаза его были прищурены и напряжены.
 – Бич, что там?
 Он предостерегающе поднял руку, призывая Шеннон к молчанию.
 Она замерла, пытаясь отыскать глазами то, что насторожило Бича, но не различала ничего, кроме деревьев, чуть покачивающихся от ветра, да тени от облаков на серо-зеленых склонах.
 Спустя минуту Бич повернулся в седле и взглянул на Шеннон.
 – Ничего, – подытожил он. – Должно быть, олень вспугнул птицу. Индейцам нет никакого резона забираться так высоко, а бандиты – народ чертовски ленивый.
 – Может, гризли?
 – Это меня не удивило бы. Мы едем по звериной тропе. По ней ходят и медведи. Вот когда созревает ягода, тогда они готовы пробираться хоть сквозь пекло, лишь бы добраться до нее.
 Шеннон снова оглядела склоны. Ели, пихты и осины росли густо, и за ними ничего не было видно. Впереди лес редел, что говорило о близости к Лугу гризли. Окруженный по краям невысокими кустами и ивами, луг был последним щедрым пастбищем для оленей. После него растительность становилась все более скудной, затем исчезала совсем, и ветер обдувал лишь рыжие голые скалы, возвышающиеся на фоне безоблачного неба.
 – Ты заметил какие-нибудь следы присутствия гризли? – поежившись, спросила Шеннон.
 – Взгляни направо вон на то дерево.
 Шеннон посмотрела туда, куда указал Бич. Кора на дереве была содрана, и ствол в этом месте казался более светлым.
 – Ты имеешь в виду это ободранное дерево?
 Бич кивнул.
 – Но это на высоте не меньше восьми футов от земли, – возразила Шеннон.
 – Скорее десяти.
 – Тогда какое отношение это имеет к гризли?
 – Похоже, Молчаливый Джон не слишком тебя просвещал.
 – Это так. Я училась по книгам, которые он привозил… привозит мне время от времени, так что я не докучаю ему вопросами.
 – Когда медведь-самец метит свою территорию, – пояснил Бич, – он становится на задние лапы и делает отметку как можно выше.
 – Почему?
 – Один старый охотник объяснил мне, что он таким образом предупреждает других самцов: если какой-нибудь случайно забредший медведь не дотягивается до этих отметок, то ему лучше всего уйти от сюда восвояси.
 Шеннон еще раз взглянула на содранную кору и решила, что лучше не думать о том, каким ростом и какой силой может обладать гризли, оставивший следы клыков на такой высоте.
 – Судя по отметинам, – заключил Бич, – на этом участке хозяйничает крупный гризли.
 Пальцы Шеннон невольно потянулись к дробовику Потрогав прохладный ствол, она почувствовала себя несколько увереннее. Дробовик был заряжен, и требовалось лишь взвести курок.
 – Не бойся, – проговорил, не оборачиваясь, Бич. – Так рано медведи высоко в горы не забредают.
 – Возможно… Когда гризли задрал мула, Молчаливый Джон говорил, что медведи – своенравные создания. Как индейцы. У них свои причуды… А самки с детенышами – это сущий кошмар! Если ее только увидишь – беги прочь без оглядки.
 Шеннон отвела взгляд от леса и как-то загадочно улыбнулась.
 – Наверное, это было самое многословное обращение ко мне Молчаливого Джона… Он как бы дал понять, насколько важна эта информация.
 Бича внезапно обожгла мысль о том, насколько одинока была Шеннон все эти семь лет, и он вдруг почувствовал себя негодяем. Собирается не разделить удовольствие с искушенной вдовушкой, для которой нет секретов в любви, а словно выкрасть конфетку у невинного младенца.
 – Не бойся, – повторил Бич. – Эти следы далеко не свежие. И потом, медведи обычно избегают человека… Разве что попытаются стащить еду, если кто-то неосторожно оставит ее на виду на ночь.
 Тем не менее Бич продолжал держать в поле зрения не только тропу сзади, но и слабо различимую тропку, которая вела к верхнему золотоносному участку.
 Как правильно говорил Молчаливый Джон, медведи могут вести себя непредсказуемо.
 Просто надо все время быть настороже, ведь именно в девственной первозданности и заключалась красота этой страны. Это было место, где иззубренные каменные короны вздымались вверх, обдуваемые чистыми ветрами, где изумрудно зеленели высокогорья, где трепетно
 Перешептывались дрожащие осины, а над всем этим великолепием рокотали громогласные грозы и гигантские молнии раскраивали пополам небо.
 – Ты не можешь выжать из мула большей скорости? – после долгой паузы спросил Бич.
 – Попробую.
 – А то скоро опять посыплется с неба какая-нибудь мокрядь.
 – Будет град, должно быть, – согласилась Шеннон. – Ветер гонит к нам очень подозрительные облака.
 Она заставила Разорбека прибавить шаг, и мул не стал этому противиться – очевидно, он и сам чуял приближение ненастья.
 Добравшись до луга, Бич и Шеннон стали быстро разбивать лагерь. Пока Шеннон привязывала своего мула и лошадь Бича, он отвел вьючную лошадь, которой дал кличку Краубейт, к южной границе луга. Там среди деревьев находилась площадка со следами костра, где время от времени устраивал лагерь Молчаливый Джон.
 Устраивал – но давно.
 – Откуда ты знаешь, что здесь самое надежное место для лагеря? – спросила Шеннон, подходя сзади.
 – Я был здесь раньше.
 – Когда?
 – Когда искал подтверждение тому, что Молчаливый Джон все еще в этих краях.
 – И что же? – напряженно спросила Шеннон, опасаясь, что Бич обнаружил доказательства гибели Молчаливого Джона.
 – Никакого подтверждения… Никаких следов… Ни тогда, ни сейчас. Могу лишь сказать, что здесь никто не был, кроме меня… А я оставил очень мало следов.
 – Ты поднимался выше?
 – Да.
 – А там были следы Молчаливого Джона? – Широко открытые глаза Шеннон встретились с глазами Бича.
 – Свежих не было… Сломанная киркомотыга… Консервная банка с парафином, тряпка для фитиля… Тряпка не обгорела. Древесный уголь разметал ветер… Были видны следы лавины и оползня. Оползень давний, на нем уже в щелях успели вырасти цветы.
 Шеннон проглотила комок в горле, приказывая себе не думать о погребенном под обломками скал Молчаливом Джоне.
 – А как насчет участка Шут? – спросила через некоторое время Шеннон.
 – Если он за тем кряжем, после которого надо повернуть чуть на север… – начал Бич, показывая на правление рукой.
 – Да, это там.
 – …то там пока что все под снегом. Есть и еще несколько мест, где кто-то пытался рыть золото, но это еще севернее, и следы очень давние…
 – Почему ты не говорил мне об этом? – перебила его Шеннон.
 – О том, что ищу Молчаливого Джона?
 Шеннон молча кивнула.
 – В то время ты не желала со мной разговаривать, – сухо сказал Бич.
 – Но с какой целью ты искал?
 – Потому что заводить романы с замужними – это не по мне.
 Шеннон не ожидала столь откровенных слов. Она никогда не смотрела на себя и Молчаливого Джона как на супругов, потому что их брак не был таковым в полном смысле слова.
 Бич повернулся и в упор посмотрел на нее. Широкоплечий, в теплом шерстяном пальто с поднятым воротником, защищавшем от ветра, он казался по сравнению с Шеннон огромным. Но внимание ее привлекли его глаза. Они казались такими же неспокойными, как небо.
 – В первые дни я не раз порывался уехать, – проговорил Бич. – Но мне так хотелось ощутить прикосновение твоих рук к моей плоти.
 – Ты много сделал, чтобы преодолеть это в себе, – с иронией сказала Шеннон. – Я восхищена тобой.
 – Ах, ты восхищена. – Бич как-то странно улыбнулся. – В тебе так мило совмещаются и строптивость и мягкость.
 Шеннон отвернулась, лихорадочно ища, чем бы заняться. Она боялась, что, если еще несколько мгновений посмотрит в глаза Бичу, она обовьет руками его шею и попросит о поцелуе, который никогда не кончится.
 Пока не был оборудован лагерь и не съеден холодный ужин, Шеннон и Бич больше не перемолвились ни словом. Она вообще не собиралась разговаривать. Но внезапно сверкнула молния, громыхнул гром, и по земле замолотил град. В мгновение ока Бич втянул Шеннон под брезент, который он натянул, когда понял, что гроза будет нешуточной. Он усадил ее спиной к себе между приподнятыми коленями.
 – Подтяни под себя ноги, пока тебе не отбило их градом! – скомандовал он.
 Впрочем, Шеннон подогнула ноги, не дожидаясь указаний Бича. Под брезентом было сумеречно и уютно. Правда, иногда порывы ветра поднимали его, норовя вырвать из пальцев Бича. Вспышки молнии были настолько яркими, что на несколько мгновений мир становился ослепительно белым.
 – Держи это, – сказал Бич.
 Правой рукой Шеннон ухватила край холодного жесткого брезента, который протянул ей Бич.
 – И еще это.
 Левой рукой она сжала второй конец, прижав его к земле.
 – Ухватила? – спросил Бич.
 – Да.
 – Смотри не отпускай, держи изо всех сил, иначе нам не миновать ледяной купели.
 Шеннон кивнула.
 От кивка ее шляпа сдвинулась набок. Инстинктивно Шеннон дернула рукой, чтобы ее поправить. Под брезент ворвался поток ледяного ветра. Шеннон тотчас же вернула руку – а с ней и брезент – в прежнее положение.
 – Прости, – пробормотала она. – Это из-за шляпы.
 – Подвинься поближе ко мне.
 Шеннон заерзала, придвигаясь ближе, пока не ощутила тепло бедер Бича с обеих сторон.
 – Еще, – потребовал Бич.
 Она придвинулась еще на полдюйма или дюйм.
 – Так?
 – Этого недостаточно. Я не могу дотянуться до твоей шляпы, не впустив к нам дождь и ветер.
 Упершись в землю пятками, Шеннон снова заерзала и плотно прижалась к излучавшим жар мужским бедрам.
 – Теперь нормально?
 Бич перевел дыхание. Прикосновение и покачивание бедер Шеннон между его бедрами едва ли не вызвало у него остановку сердца.
 – Еще ближе, – хрипло проговорил он.
 – Я не могу. Больше нет места.
 – Еще много места. Ты удивишься, как близко могут тела приникать друг к другу, если… захотят.
 Шеннон что-то пробормотала, снова уперлась пятками в землю и подтянулась еще на полдюйма. Она почувствовала, как прервалось дыхание у Бича, услышала его тихий стон и ощутила, как завибрировало его тело.
 – Бич! – окликнула она. – У тебя все в порядке?
 – Немного поддувает с боков, – пробормотал он. – А у тебя?
 – Сейчас поудобнее… Ты греешь лучше, чем костер.
 Она поняла, что Бич остался доволен ее словами.
 – Однако моя шляпа все еще набекрень, – добавила Шеннон. – Она щекочет мне нос.
 – Сиди спокойно. Я попробую высвободить руку.
 Вслед за этим Шеннон почувствовала, как огромное тело Бича навалилось на нее. Его грудь и бедра прижимались к ней, излучая не просто тепло, а настоящий жар.
 – Что ты делаешь? – настороженно спросила Шеннон.
 – Пытаюсь сесть на край проклятого брезента, чтобы освободить руку и поправить тебе шляпу. А что?
 – Да нет, ничего…
 У Шеннон зачесался нос – из-под шляпы выбился локон и щекотал ей лицо. Град барабанил по брезенту, накапливался в складках. Все время сверкали молнии и грохотал гром. Из тела Бича, который возился рядом, пытаясь сесть на кончик брезента, казалось, тоже вырывались молнии.
 – Ну вот, кажется, все в порядке, – проговорил Бич.
 Шеннон издала вздох облегчения, и постаралась расслабиться.
 – Откинься назад ко мне, – попросил Бич.
 – Зачем?
 – Ты хочешь, чтобы я поправил тебе шляпу, или нет?
 Шеннон откинулась назад, ощутив спиной тугие витки кнута на плече Бича. Она почувствовала, как его рука приподняла, сдвинула и водрузила шляпу ей на макушку.
 – Так? – спросил Бич.
 – Получше. Только теперь волосы щекочут мне лицо.
 – Не человек, а прямо тридцать три несчастья.
 – Однако, несмотря на ворчливый тон, чувствовалось,
 Что Бич улыбался. Его рука дотянулась до лица и отвела локон за ухо.
 – Теперь все в порядке? – поинтересовался Бич.
 – Да, спасибо.
 – Больше ничего не беспокоит?
 – Нет.
 – Хорошо. Я хочу, чтобы ты теперь сосредоточилась на том, что ты чувствуешь.
 – В эту минуту я чувствую… Бич!
 – Держи брезент, сладкая девочка! Чертовски холодный град!
 Шеннон едва слышала то, что говорил Бич. Его огромная ладонь скользнула внутрь жакета и легла на правую грудь. Рука медленно и деликатно стала гладить нежную округлость. Затем пальцы сжали воспрянувший сосок и легонько ущипнули его.
 Шеннон издала прерывистый вздох. Родившееся в груди пламя распространялось по всему телу, по мере того как Бич массировал нежную плоть и играл с соском, упершимся в поношенную материю рубашки.
 – Иногда кожаные перчатки здорово мешают, – прошептал Бич. – Помоги мне, сладкая девочка. Стяни их зубами.
 – Но…
 – Я лишь даю тебе ответ на твой вопрос: каким образом ты перестанешь быть такой наивной, если я тебя не трогаю? Конечно же, не перестанешь. Поэтому я и трогаю тебя. Если тебе не нравится, как я это делаю, скажи мне, что именно я делаю не так, и я поправлюсь.
 Шеннон закусила губы, чтобы не вскрикнуть, ибо пальцы Бича щекотали ей грудь, в то же время рождая в ней удивительно сладостные ощущения.
 – Шеннон! – прозвучал низкий голос у ее затылка. – Ты хочешь, чтобы я прекратил это?
 – Д-да… Нет!.. Н-не знаю.
 Она перевела дыхание. Сосок уперся в ладонь Бича. Ее пронизала сладостная молния.
 – Продолжай, – прошептала Шеннон. – Трогай… Научи меня.
 Тело Бича соответственным образом отреагировало на эти слова. Он пытался успокоить себя, но это было невозможно.
 «Слава Богу, гроза еще в разгаре, – подумал Бич. – У меня пока что достаточно времени».
 – Помоги мне снять перчатку, – тихо сказал он. – Так будет гораздо лучше… для нас обоих.
 Рука Бича оторвалась от груди Шеннон и оказалась у ее подбородка. Шеннон зубами нащупала кончик одного из пальцев перчатки и потянула. То же самое она проделала со всеми пальцами, после чего стянула перчатку.
 Рука Бича тотчас же снова легла на грудь Шеннон. Кончики пальцев стали описывать круги вокруг гордо возвышающегося соска, не касаясь его.
 – Теперь тебе приятнее? – хрипло спросил Бич. – Уж мне-то во всяком случае… Я словно касаюсь горячего атласа…
 Шеннон едва сдержала вскрик. Она выгнула спину, пытаясь прижаться соском к руке Бича.
 Улыбнувшись, чего Шеннон не могла видеть, Бич наклонил голову, сдвинул шляпу и легонько куснул ее затылок.
 Тихий стон вырвался из груди Шеннон. Она наклонила голову, давая большую свободу Бичу и тут же была вознаграждена новым ласковым укусом.
 Она почувствовала, что пламя достигло ее живота. Шеннон не знала, что пуговица за пуговицей на ее рубашке расстегивается и ладонь Бича опускается все ниже. Она знала лишь то, что кожа ее полыхает под ласками твердых, прохладных и сладостных пальцев.
 Бич почувствовал, как по телу Шеннон пробежала волна, и, прислушиваясь к шуршанию града о брезент, подумал, как было бы здорово, если бы они оба лежали сейчас нагие в теплой постели.
 Рука Бича дотянулась до левой груди Шеннон. Она оказалась уже готовой к ласке, и бархатный сосок упруго выстрелил в мужскую ладонь.
 – У тебя удивительно чувствительные груди, – прошептал Бич. – Чуть прикоснешься – и они напружинились, затвердели…
 – Н-не знаю… они обычно не… то есть, если их не трогать… возможно… хотя… больше, я не знаю, – залепетала Шеннон.
 Бич улыбнулся, понимая, что своими ласками он лишил возможности эту разумную, с живым умом женщину думать и соображать и ее хватает сейчас лишь на то, чтобы шептать бессвязные слова. Он платил за это ноющей болью в чреслах, но это стоило того – чувствовать, как трепещет под его рукой женское тело, как жар постепенно сосредоточивается у нее между ног.
 – Страсть, – хрипло сказал Бич.
 – Что?
 Это был не столько вопрос, сколько вздох. С атласного полушария мужская рука переместилась на бархатный сосок.
 – Это страсть делает твои соски такими твердыми, – пояснил Бич.
 – Это твои пальцы делают их такими…
 Волна тепла, набежавшая на Бича, сосредоточивалась в возбужденной плоти, которая была прижата к бедру Шеннон. Он несколько раз куснул затылок сильнее, чем намеревался, но со стороны Шеннон протеста не последовало. Более того, она старалась сильнее прижаться к нему.
 – Нравится? – спросил Бич.
 Она издала неопределенный звук, но медленное покачивание ее бедер, лежащих между бедер Бича, рассказало ему все, что он хотел знать. Его рука поползла вниз, к скрещению девичьих ног.
 Шеннон судорожно вздохнула, тело ее внезапно напряглось, словно в него ударила молния.
 – Спокойно, – пробормотал Бич.
 Совет этот Бич в равной степени адресовал и Шеннон, и себе. Даже сквозь поношенные брюки Шеннон рука Бича ощутила тепло между ее ног.
 Град с новой силой застучал по брезенту. Но ни Шеннон, ни Бич этого не заметили. Внимание их было приковано к пышущей жаром женской плоти, трепетавшей под мужской рукой.
 – Я не сделаю тебе больно, – я лишь хочу почувствовать огонь, который в тебе вызвал… Я хочу, чтобы ты это тоже почувствовала… Разведи свои очаровательные ножки, сладкая девочка.
 Сдерживая дрожь, Шеннон легла спиной на Бича и выполнила его просьбу. Его длинные пальцы скользнули
 Вниз, расположились на теплой выпуклости, сжали ее. Бич стал двигать ладонью взад и вперед, рождая у Шеннон ошеломляющее сладостное ощущение и побуждая ее еще сильнее развести ноги.
 Шеннон застонала.
 Рука Бича замерла между ног.
 Но это не устраивало Шеннон. Она нетерпеливо пошевелила бедрами, ожидая снова испытать наслаждение, которое только что дарила ей рука Бича.
 Он расстегнул брюки Шеннон, улыбнувшись тому, что не сразу догадался это сделать, и его рука достигла интимнейшего женского уголка.
 – Бич… твоя рука…
 – Да… Моя рука… В твоем теплом гнездышке… Здесь так уютно… Какие шелковистые волосы… И под ними лепестки – такие горячие, что мне хочется…
 Он оборвал себя. Он вел себя слишком рискованно. Если он станет думать о том, как сладко погрузиться в знойную пещерку, он может не выдержать: подтянет поближе к себе теплую круглую попку, расстегнет свои брюки и…
 "Пока еще рано. Она остается все такой же наивной. Она должна знать, о чем просит, когда не сводит с меня глаз, улыбается и подходит совсем близко ко мне.
 Когда она будет знать, чего хочет, я ей не откажу. Она получит сполна все, чего ей хочется".
 Шеннон тихонько застонала, чувствуя, как ласкающая ладонь Бича с каждым разом все глубже погружается между ног, и сладостные ощущения становятся все пронзительнее, все невыносимее.
 – Я н-не хотела… прости… Я н-не могу… н-ничего поделать, – горячо шептала Шеннон.
 – С чем не можешь ничего поделать?
 Рука Бича продолжала ласкать ее, высекая сладостные искры, которые превращались в пламя.
 – С этим, – хватая воздух ртом, сказала Шеннон.
 Бич улыбнулся, хотя его самого сжигало пламя желания. Его пальцы натолкнулись на атласный узелок, который возвышался над упругими складками. Трепет пробежал по телу Шеннон, ее бросило в жар.
 – Какое чудо, – прохрипел Бич.
 Шеннон открыла глаза и увидела руку Бича, которая двигалась в ее брюках между разведенных ног и касалась интимнейших мест, которых никто раньше не видел и не касался.
 – Я не должна была этого позволять…
 – Да ведь мы просто играемся, сладкая девочка… Мужчины и женщины часто играются таким образом. Это способ выяснить, захочешь ли ты поиграться по-настоящему.
 Кончиками пальцев он раздвинул сомкнутые лепестки, освободил из влажного заточения атласный узелок и нежно дотронулся до него. Шеннон вздрогнула и вскрикнула от удивления.
 – Я сделал больно? – спросил Бич.
 – Нет, – прерывающимся шепотом сказала Шеннон. – Просто это… так странно…
 – Странно хорошо или странно плохо?
 И в этот момент он почувствовал, как нечто горячее и влажное изверглось в его ладонь.
 – Твое тело говорит, что ему очень хорошо, – проговорил Бич. – Чертовски хорошо…
 Шеннон лишь тихонько застонала в ответ. Ее бедра заходили в одном ритме с движением мужской руки. Сладостные ощущения все нарастали, и этому, кажется, не было видно конца.
 – Бич! Я больше не могу! Перестань!.. Я боюсь…
 – Все в порядке, сладкая девочка!.. Ты почти у цели! Обопрись получше об меня и предоставь мне довести тебя до конца пути…
 Шеннон хотела что-то сказать, но у нее не нашлось слов. Рука Бича ласкала сдобную женскую плоть, и Шеннон, постанывая, покачивала и водила бедрами, словно о чем-то прося.
 Бич понимал, чего хотела Шеннон. Влажными пальцами он деликатно дотронулся до пульсирующего узелка. Шеннон застонала, судорожно втянула ртом воздух. Бич стал описывать круги возле узелка, затем несколько раз сжал его. У Шеннон зашлось дыхание, тело конвульсивно задергалось – она достигла финала. Она заметалась, повторяя в экстазе имя Бича.
 Бичу потребовалось собрать всю свою волю, чтобы прекратить ласку. Ему так хотелось войти в это бьющееся в экстазе тело, ощутить животом атлас девичьего живота.
 Шеннон застонала и потянулась за ускользающей рукой. Воздух под брезентом казался горячим и возбуждающим.
 – Ты и в самом деле, как я и предполагал, вся из меда и пламени, – низким голосом сказал Бич.
 Бичу стоило неимоверных усилий преодолеть искушение, в которое вводил вид обольстительно раскинувшейся девушки с оголенным животом, все еще жаждущим ласки. Медленно, испытывая такое чувство, словно он сдирает с себя кожу, Бич убрал руку с нежного тела.
 А вот из-под брезента Бич выбрался быстро. Энергичными движениями он подоткнул брезент вокруг Шеннон, чтобы надежно защитить ее от дождя, града и ветра.
 – Оставайся здесь, пока не кончится гроза, – сказал он.
 – А ты? – каким-то глухим голосом спросила Шеннон.
 – Мне сейчас жарко до такой степени, что я могу растопить лед.
 Не обращая внимания на сильнейший град, Бич направился к лошадям. Он лелеял надежду, что таким образом сумеет погасить бушующее в нем пламя.
 Он ошибался.




 Глава 10


 – Сегодня больше повезло? – спросила Шеннон, поднимая взгляд от костра.
 – Все как вчера. – Бич наклонился к Красавчику, чтобы почесать за ухом.
 Скрывая тревогу, Шеннон посмотрела в сторону Луга гризли, где лениво отмахиваясь хвостом от мух, паслись две лошади и мул. Земля купалась в золотистых косых лучах солнца. Кажется, сюда пришла настоящая летняя жара.
 «Шесть дней».
 Вот уже шесть дней Бич с утра уходил на участок Райфл-Сайт, оставляя Шеннон в лагере. Шесть дней, вооружившись киркой и решимостью, он отбивал образцы горных пород.
 Шесть дней Бич работал в поте лица своего, не покладая рук.
 – Значит, завтра повезет больше. Наверняка повезет… Завтра или послезавтра.
 Бич ничего не сказал. Он просто положил широкую ладонь Красавчику на морду и стал гладить, пока у пса от удовольствия глаза не заволоклись дымкой.
 Повернувшись к Бичу, Шеннон обратила внимание на темные круги у него под глазами, следы пота и въевшейся в кожу и одежду пыли. Она ежедневно в отсутствие Бича стирала в тазу и полоскала в ручье свою одежду. Затем грела воду, чтобы Бич мог помыться. Вечером она стирала его одежду, а на следующий день он снова приходил потный, пыльный и усталый.
 Бич пытался протестовать, говоря, что может работать и в грязной одежде, но Шеннон лишь качала головой и продолжала стирать. Чем еще она могла облегчить Бичу его тяжкий труд? А ей так хотелось это сделать.
 – Тебе нужно отдохнуть, – мягко сказала Шеннон. – Ты выглядишь усталым. Ты слишком много работаешь – каждый день с утра до вечера. У тебя нет времени даже поесть.
 – Зато я крепко сплю ночью.
 Это действительно было так. Но случалось и такое, что он просыпался среди ночи в поту, испытывая ноющую боль в теле и неукротимое желание.
 Он задавал себе вопрос: не испытывает ли того же Шеннон?
 Но ее он об этом не спрашивал. Шесть дней назад он продемонстрировал ей, что представляет собой страсть. И если Шеннон не хочет испытать ее вновь, он не намерен навязываться с предложением.
 Сейчас был ее черед спрашивать и дать ясный ответ. Румянец смущения и томные взгляды – это для девственниц, которые не знают, чего они хотят, и еще меньше знают, как об этом попросить. Вдовушки, вкусившие
 Плод наслаждения, знают все о мужчинах, плотской любви и о силе мужского желания.
 – Садись на это бревно, – предложила Шеннон. – Я нагрела много воды, чтобы ты мог помыться.
 – Ты хочешь сказать, что от меня воняет, как от старины Разорбека?
 Шеннон покачала головой и глянула на Бича из-под опущенных ресниц, пытаясь определить, серьезно ли он спрашивает или подтрунивает над ней. После той грозы их отношения как-то непонятно изменились. Он больше не поддразнивал ее.
 И больше не целовал, не обнимал и не ласкал ее так, как тогда, когда мир закружился вокруг нее, а она стала кричать от испытываемого удовольствия.
 – Твой запах мне всегда приятен, – поколебавшись, сказала Шеннон. – Просто это несносная пыль набивается во все поры.
 – Об этом тоже тебе говорил Молчаливый Джон?
 Шеннон покачала головой:
 – Я знаю это по своему опыту, что значит работать киркой.
 Бич раскрыл было рот, но не нашелся, что сказать. Он молча смотрел на Шеннон, отказываясь поверить в то, что эти тонкие слабые руки могли не просто держать кирку, а еще и работать ею.
 – Ты, похоже, здорово удивлен, – заметила Шеннон. – Как видишь, я не такая уж беспомощная, как ты считаешь.
 Бич хмыкнул:
 – Не такая уж ты умелица, как думаешь.
 – Конечно, я не смогу размахивать топором или киркой, как ты, – строптиво сказала она, – но если надо что-то делать, я делаю.
 Шеннон повернулась спиной к огню. Она испытывала непонятное раздражение, причем продолжалось это уже несколько дней. Она ловила себя на том, что способна в любой момент взорваться… хотя и не понимала причины.
 – И ты находила золото? – спросил Бич.
 – Нет, но я работала на оползне на участке Шут. А Райфл-Сайт богаче.
 – Это по мнению Молчаливого Джона.
 – Я видела руду, которую он приносил, – пояснила Шеннон. – В кварце было много золота. Он называл ее золотой породой.
 – Должно быть, он полностью выбрал ту жилу. Судя по тому, что я видел, можно целое лето вкалывать на этом участке и не набрать золота даже на оплату продуктов.
 Шеннон почувствовала холодок страха. Золотоносные участки были залогом ее свободы. Без них она попадала в полную зависимость от неведомых ей людей.
 – Там есть золото, – упрямо сказала она.
 Бич крякнул.
 Уголком глаза Шеннон видела, как он вытянул руки и расправил плечи, чтобы стряхнуть усталость и размять напряженные мышцы. Потемневшая от пота рубашка прилипла к нему, обрисовывая его тело.
 «Боже, как красив этот человек! – подумала Шеннон. – От одного взгляда на него у меня захватывает дыхание. А когда я думаю о том, что он снова дотронется до меня…»
 На Шеннон вдруг обрушились воспоминания о том, что происходило во время грозы под брезентом. Она никогда раньше не подозревала, что можно испытывать подобное наслаждение.
 После этого к ней пришла стыдливость. Тот факт, что он никогда не напоминал ей о том, что произошло, и даже мимоходом не дотрагивался до нее, лишь усиливал это чувство. И еще раздражительность.
 Она не понимала, что с ней происходило, когда Бич дотрагивался до ее самых интимных мест. Она знала лишь то, что ей хочется, чтобы это повторилось. И поскорее.
 Но, очевидно, Бич чувствовал иное. Он не касался ее.
 «Может, мне самой попытаться потрогать его».
 – Ты хочешь, чтобы я помыла тебе голову? – спросила она. – Я знаю, как неудобно мыть голову в тазу.
 При мысли о том, что нежные пальцы Шеннон станут касаться его волос, у Бича сладостно заныло тело, словно забыв об усталости и долгих часах изнуряющей работы. Однако он не хотел допустить того, чтобы чувственное желание стало диктовать ему свою волю.
 – Нет, – решительно сказал Бич. – Всю свою сознательную жизнь я обходился без горничной. Не стоит и сейчас опускаться до такого баловства.
 Бич схватил таз с горячей водой и направился к ближайшему осиннику, по которому протекал ручей. За ним последовал Красавчик, подпрыгивая и повизгивая, словно щенок. Он любил играть, когда Бич брызгал на него водой.
 – И ты, Красавчик! – крикнула вслед Шеннон. – Ты бросаешь меня! Уходишь с каким-то неприкаянным бродягой, у которого улыбка ангела, зато норов почище, чем у самого дьявола!
 Однако и Бич, и Красавчик проигнорировали Шеннон. Она вернулась на стоянку, ища, на чем бы ей сорвать злость. На глаза попалась прислоненная к дереву кирка.
 – Но я еще не до такой степени сошла с ума, чтобы крушить камень… пока что, – пробормотала Шеннон.
 Она проверила воду в ведре, которая висела над огнем на треножнике. Вода была чуть теплая.
 – Давай, грей весь день воду, – продолжала бушевать Шеннон. – Мне только и остается, что стоять над ведром да совать палец в холодную воду.
 Она потопталась у костра, подбросила дров, снова проверила температуру воды и задалась вопросом: уж не холоднее ли костер в горах? Право же, в хижине вода нагревалась гораздо скорее.
 – Но тогда я брала воду из горячего источника, – напомнила себе Шеннон.
 Вздохнув, Шеннон снова проверила – наверное, в пятнадцатый раз – температуру воды и в конце концов нашла ее сносной.
 – Наконец-то! Теперь я могу заняться стиркой! Черт возьми, я начинаю понимать, почему люди ходят в такой грязной одежде, в какой постыдились бы ходить даже команчи! Можно одуреть, пока здесь согреешь воду!
 Едва Шеннон нагнулась, чтобы снять с треножника ведро, как Красавчик разразился лаем. Лай был отчаянным, бешеным, гневным.
 Раздался звук выстрела.
 Часть воды выплеснулась из ведра, когда Шеннон снова опустила его на треножник и бросилась за дробовиком. Раздался второй выстрел, на который наложился еще более яростный лай Красавчика.
 Когда Шеннон бежала с дробовиком к осиннику, она услышала крики Бича. Внезапно до нее дошло, что похожие на выстрелы щелчки были хлопками кнута.
 Кнут щелкнул в третий, четвертый, пятый раз, раскалывая тишину, словно удары грома.
 Бич что-то кричал Шеннон, но она не могла понять, что именно.
 Затем раздался страшный, леденящий душу рев, словно горы вдруг решили прочистить свое горло. Ничего подобного Шеннон раньше не слыхала, хотя Молчаливый Джон не один раз об этом рассказывал.
 «Гризли!»
 – Бич! – закричала Шеннон, припустив с такой скоростью, с какой, пожалуй, никогда в жизни не бегала. – У тебя ведь нет ружья!
 Она перепрыгнула через поваленное дерево, едва не упала, но выпрямилась и побежала опять, на ходу взводя курок.
 Первым она увидела гризли. Он поднялся на задние лапы: ростом выше Бича, огромный и мощный. Разъяренный зверь щелкал челюстями, изо рта его текла белая слюна. Массивными лапами он пытался отбить кнут, который хлестал его по голове.
 Обнаженный до пояса Бич стоял спиной к зарослям осин. Деревца росли столь густо, что пробраться сквозь них и уйти от гризли он не мог. Впрочем, скорее всего это и не помогло бы – гризли сокрушил бы эти осинки, бросившись вслед за ним.
 Бич не смог бы убежать от гризли, будь даже место совсем открытым. На равнине гризли не уступают в скорости лошадям, на пересеченной местности они их превосходят.
 Красавчик прыгал и рычал за спиной медведя, щелкал клыками, выискивая уязвимые сухожилия под густой шерстью. С невероятным проворством медведь обернулся в сторону собаки и лязгнул длиннющими клыками.
 Его снова достал кнут, и гризли выпрямился во весь рост. Он отвернулся от Красавчика, свирепо рыча и работая челюстями, словно перемалывая кости. Над правым глазом его появилось красное пятно – свидетельство того, что удары кнута достигли цели, несмотря на толстый слой шерсти.
 Но это не только не напугало, а еще больше распалило гризли.
 Было ясно, что рано или поздно массивная лапа медведя захватит кнут и вырвет его. Кроме того, гризли может пойти в атаку на человека наподобие разъяренного быка, и тогда неравный бой завершится трагично и быстро.
 Шеннон бежала, понимая, что наверняка убить зверя можно лишь с очень близкого расстояния. Молчаливый Джон предупреждал, что раненый гризли – это самое опасное животное на земле.
 Рука Бича дернулась, нанося сильнейший удар в глаз гризли, и в этот момент в поле его зрения оказалась Шеннон, подбегающая сбоку к разъяренному зверю.
 – Назад! – что есть силы закричал Бич.
 Если Шеннон и слыхала этот крик, она его проигнорировала.
 Бич действовал кнутом с фантастической скоростью, пытаясь отвлечь на себя внимание медведя, в то время как Красавчик атаковал гризли сзади, норовя схватить его за пятки.
 Шеннон бежала до тех пор, пока дробовик едва не уперся в бок гризли. Она выстрелила одновременно из двух стволов прямо из-под левой лапы зверя.
 У Шеннон не было времени и возможности занять нужное для выстрела положение. Сильная отдача сбила ее с ног. Гризли издал отчаянный вопль и махнул огромной лапой. Еще мгновение назад в этом месте находилась голова Шеннон.
 Кнут со страшным свистом опустился на зверя и обмотался вокруг шеи. Уперевшись ногами, Бич изо всех сил потянул к себе задыхающегося, смертельно раненного гризли, пытаясь повалить и подальше оттащить от неподвижно лежащей Шеннон. Зверь упал на землю, перевернулся и заревел, выставив клыки в сторону врага, которого он уже не мог видеть.
 Судорожно дернувшись, гризли затих.
 В осиннике установилась тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием Бича да негромким рычанием Красавчика, который подкрадывался к неподвижно лежащему медведю.
 – Назад! – скомандовал Бич.
 Красавчик застыл на месте.
 Еле заметно шевельнув кистью руки, Бич провел концом кнута по открытым глазам гризли. Зверь не двинулся и не сделал попытки закрыть глаза. Он был мертв.
 Бич бросился к Шеннон и опустился перед ней на колени. Вздох облегчения вырвался из его груди, когда он увидел, что глаза ее открыты и она дышит.
 – Ты ранена? – спросил он.
 Шеннон молча покачала головой.
 – Черта с два не ранена, – пробубнил Бич. – Я сам видел, как тебя ударил медведь.
 Во время схватки руки Бича не дрожали, сейчас же он не мог сдержать дрожи в пальцах, когда дотронулся до головы Шеннон, пытаясь обнаружить рану, в наличии которой он не сомневался.
 – У меня… все в полном порядке, – проговорила Шеннон, еще не успевшая отдышаться после своего сумасшедшего бега.
 – Спокойно, сладкая девочка. Полежи, пока я определю, где ты ранена.
 – Все… нормально… Просто дробовик… отбросил меня.
 Рука Бича замерла. Он заглянул в глубину сапфировых глаз Шеннон.
 – Отдача?
 Она кивнула, пытаясь успокоить дыхание.
 Бич молча ощупал голову длинными и удивительно нежными пальцами. Убедившись в отсутствии ран, он стал ощупывать тело, и рука его натолкнулась на теплую женственную округлость, от чего его бросило в жар, и ему показалось, что он ласкает пламя.
 Бич резко вскочил на ноги. Он довольно долго смотрел на тяжело дышащую, но в общем целую и невредимую Шеннон.
 Затем протянул ей руку.
 – Ты можешь встать? – тихо спросил он.
 Даже слишком тихо.
 Шеннон настороженно посмотрела Бичу в глаза. Еще мгновение назад в них светились нежность и тревога, сейчас они излучали лед и холод. Они стали почти матовыми.
 Таким она видела Бича лишь однажды – в тот день, когда над ней стали изгаляться Калпепперы. Тогда Бич пришел в ярость.
 Он пребывал в ярости и сейчас.
 Шеннон встала на ноги, не прибегая к помощи его протянутой руки.
 – Я чувствую себя отлично, – сказала она. – Тебе ясно?
 – Мне ясно, что ты – балда, Шеннон Коннер Смит!
 Шеннон, заморгала глазами:
 – Почему ты на меня вопишь?
 – Тебя мог задрать гризли!
 – Но ведь ты…
 – Я крикнул, чтобы ты отошла назад, – не дослушал ее оправданий Бич. – Ты что, не слышала?! Черта с два! Ты бежала, как полоумная, и ткнула этим допотопным пугачом зверю в самую задницу.
 – Это было плечо, а не…
 – Спасибо отдаче, иначе тебя бы уже не было! Ты понимаешь это, маленькая идиотка? Ты бы погибла, и я ничем бы не смог тебе помочь!
 Выделившийся в кровь адреналин и гнев сделали свое дело. Упершись кулаками в бедра, Шеннон бросила свирепый взгляд на Бича.
 – А что я, по-твоему, должна была делать? – крикнула она. – Продолжать штопать тебе носки и наблюдать, как гризли будет разносить тебя в клочья?
 – Да!
 – Ха! И у тебя хватает нахальства называть меня идиоткой! Я скажу тебе, бродяга и странник, что ты по дурости переплюнешь не только любого из дураков, но и сразу нескольких, вместе взятых!..
 Бич не дал Шеннон завершить эту гневную тираду. Одним резким движением он приподнял ее, притянул к себе и погрузил язык в ее рот. Шеннон сопротивлялась лишь мгновение, после чего столь же свирепо ответила на поцелуй.
 Красавчик, который все это время рычал и описывал круги вокруг поверженного медведя, внезапно решился и вонзил зубы в мохнатое бедро. Тряся головой, он принялся терзать добычу.
 Но ни Бич, ни Шеннон этого не видели.
 Нескоро Бич ослабил объятия. Тело Шеннон скользнуло вниз, ее ноги коснулись земли. При этом животом она ощутила возбужденную мужскую плоть.
 Бич желал ее. Желал страстно и откровенно.
 – Я надеялась, что ты будешь вот так целовать меня каждый день после той грозы с градом, – проговорила Шеннон, цепляясь за плечи Бича, поскольку почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.
 Бич испустил долгий прерывистый вздох. Он поднял лицо Шеннон вверх и заглянул ей в глаза. И Шеннон увидела, что в его глазах нет больше ни суровости, ни холода.
 – Почему же ты ничего не сказала? Я думал, что ты не желаешь, чтобы я снова прикасался к тебе.
 – А что я должна была делать? Подойти к тебе и сказать, что я хочу, чтобы ты…
 – Да, – просто ответил Бич.
 Шеннон покраснела и закусила губу, продолжая смотреть ему в лицо широко открытыми ясными голубыми глазами.
 – Что, дикая кошка проглотила твой язык? – поддразнил Бич.
 Сложив ладонь в кулачок, она ткнула Бича в плечо.
 Тихо засмеявшись, Бич еще плотнее прижал Шеннон и, положив подбородок на ее макушку, стал вместе с ней тихонько раскачиваться.
 – Удивительно, как это можно быть одновременно и такой свирепой, и такой застенчивой, – проговорил Бич.
 – Я не свирепая. И никакая не застенчивая…
 – Ну да. Ты просто маленькая пугливая мышка, которая приходит в ужас, почуяв опасность. И в то же время ты отчаянная девица, которая может наброситься на гризли, – серьезно сказал Бич.
 – Ты дразнишь меня…
 – Пока еще нет… Но подумываю об этом. – Бич улыбнулся, напомнив собой кота, который облизывается, отведав сметаны.
 Шеннон не могла видеть улыбки Бича, но догадалась о ней по его голосу. Она, в свою очередь, улыбнулась и уткнулась лицом ему в грудь.
 Шеннон почувствовала, что нос ее щекочут волосы.
 Она удивленно ахнула, лишь сейчас поняв, что на Биче не было рубашки.
 – Что такое? – спросил Бич, легонько отстраняя Шеннон, чтобы снова заглянуть ей в лицо. – Ты все-таки ушиблась?
 Она покачала головой.
 – Тогда в чем дело?
 – В тебе.
 – Не понимаю.
 – На тебе нет рубашки.
 – Я как раз собирался одеться, когда появился медведь… Но если тебе будет от этого легче, сними и ты свою.
 Шеннон удивленно вскинула сапфировые глаза, затем рассмеялась.
 – Теперь ты точно дразнишь меня, – сказала она.
 При этом она улыбнулась, но голову на грудь Бичу все же не положила.
 – Тебя как-то беспокоит мой нынешний вид?
 – Нет, – негромко созналась Шеннон. – Просто когда я гляжу на эти шелковистые волосы, мне хочется погладить тебя, как Красавчика.
 – От головы до пят и потом обратно? – В голосе Бича прозвучали бархатные нотки.
 Неожиданно для себя Шеннон оценивающе окинула Бича взглядом с головы до пят и обратно. Представив,
 Что гладит это могучее тело, она почувствовала головокружение.
 – У тебя такое удивительное выражение лица! – засмеялся Бич. – Пошли, сладкая девочка… Пусть Красавчик разберется с медведем без нас.
 Он подхватил Шеннон, словно ребенка, на руки и понес ее к лагерю – к его собственному лагерю на опушке леса, где он в одиночестве коротал ночь.
 – Я все время хотела тебя спросить, но ты выглядел слишком сердитым, – сказала Шеннон, глядя на постель Бича.
 Бич вопросительно посмотрел на нее.
 – Почему ты разбил себе отдельный лагерь?
 – Это достаточно близко, чтобы услышать, если ты позовешь, и достаточно далеко, чтобы не слышать, как ты дышишь, или переворачиваешься, или поправляешь одеяло…
 Взгляд, которым Бич смотрел на нее, когда произносил эти слова, лишил Шеннон дара речи.
 – Ты… тоже не можешь заснуть? – наконец шепотом спросила она.
 – Страсть – улица с двусторонним движением. Разве ты этого не знаешь?
 Шеннон молча покачала головой.
 Бич открыл было рот, чтобы высказать свое мнение о Молчаливом Джоне как о весьма неважном любовнике, но затем передумал. В этот момент ему совсем не хотелось думать о Молчаливом Джоне.
 А тем более он не хотел, чтобы о нем думала Шеннон.
 – Скажи мне снова, – растягивая слова, с хрипотцой произнес Бич, – скажи, что ты хочешь меня.
 – Хочу, – прошептала Шеннон. – Я раньше и не знала, что можно так хотеть.
 Слова Шеннон привели Бича в страшное возбуждение и одновременно придали уверенность. Он почувствовал, что в состоянии совладать со своими эмоциями – такой уверенности ему явно не хватало с того момента, когда он впервые увидел, как в Холлер-Крике Шеннон прошла мимо, плавно покачивая бедрами.
 Пора томления завершилась.
 Теперь она будет его любовницей. И уже ничто не способно его удержать.
 – Все будет хорошо, сладкая девочка, – пробормотал Бич, опуская Шеннон на свою постель. – Будет чертовски хорошо.
 – Так же хорошо, как и раньше?
 – Гораздо лучше.
 – Я боюсь, что в таком случае умру.
 Улыбка Бича была такой же чувственной, как и его губы, которые коснулись девичьего рта.
 – Полежи спокойно, – прошептал он над ее ухом. – Я столько времени мечтал о том, как буду раз
 Девать тебя… смотреть на тебя нагую… касаться тайных мест… Я больше не намерен жить только в мечтах.
 Дрожь возбуждения и предвкушения сладостных ощущений пробежала по телу Шеннон. Сквозь смеженные ресницы она наблюдала за тем, как Бич, опустившись перед ней на колени, снимал с нее башмаки. Он
 Стянул с ее ног многократно штопанные носки и сжал ладонями маленькие ступни.
 – Ты всегда чистая, как солнечный свет, – сказал Бич.
 – Это благодаря горячему источнику…
 – Калпепперы ездят мимо горячих источников каждый день, но по грязи перещеголяют любого команчи.
 Бич посмотрел на длинные глянцевитые косы и белоснежную кожу Шеннон.
 – Вначале я думал, что ты так часто купаешься потому, чтобы приятно выглядеть в моих глазах. Но потом я понял, что в этом – твоя сущность… Мята и свежая вода, мед и сливки…
 Рука Бича медленно двигалась, лаская чувствительные места ступни. Шеннон тихонько застонала и выгнула ступню,
 – Щекотно? – спросил Бич.
 – Н-нет… Не очень.
 – А если так?
 Бич нагнулся и провел ртом по своду стопы. Дойдя до прежнего места, он легонько куснул зубами ее кожу.
 Шеннон ахнула, поняв, насколько чувствительным было это место.
 – Я делаю тебе щекотно? – спросил Бич.
 – Нет, – прошептала она, глядя на него широко открытыми, блестящими глазами. – Просто я никогда не знала, что мужчина может целовать женщину в этом месте.
 – Но тебе нравится это?
 – Да…
 Трепет пробежал по телу Шеннон. Она снова вскрикнула, когда Бич стал ласкать вторую ступню. Эта ее реакция вызвала ответный импульс в могучем теле Бича.
 – Видишь, как много ты не знала о любви, – сказал Бич, глядя на Шеннон жадным взором. – О ее сладостном вкусе и потаенных точках, в которых рождается страсть. Я намерен изучить все такие точки у тебя, сладкая девочка. А когда мы устанем настолько, что будет трудно дышать, я засну, находясь в твоем теле, и проснусь, ощущая вкус твоего языка… И мы все начнем сначала – трогать и ласкать друг друга…
 Многого из того, что говорил Бич, Шеннон не понимала, но это было и не важно. Чувственный блеск его глаз и ласковые прикосновения его широких ладоней говорили о том, что было самым главным в этот момент. Не важно, что Бич был таким огромным и сильным, не важно, что его сотрясало неукротимое желание, – ей было покойно и безопасно с ним.
 С любопытством глядя на Бича, она позволила ему расстегнуть ее рубашку и выпустить из заточения упругие груди. Соски превратились в твердые пирамидки еще до того, как Бич их коснулся. Это объяснялось, видимо, тем, что она прочла восхищение в подернутых дымкой глазах Бича. Его голова опустилась к грудям, он приоткрыл рот, и Шеннон в смущении ощутила, что он втянул сосок в рот. – Бич…
 Он издал нечленораздельный звук, выражающий, очевидно, вопрос, но маковку груди не выпустил изо рта. Его язык энергично двигался вокруг затвердевшего соска.
 Ритмичные движения ртом посылали сладостные токи во все уголки девичьего тела. Пальцы ее зарылись в копну волос Бича и, казалось, хотели плотнее прижать его голову к груди. Она не могла ни дышать, ни думать, лишь ощущала движения его рта и твердость своих сосков, которые становились все тверже при каждом новом прикосновении языка.
 Когда Бич оторвал от груди голову, Шеннон медленно извивалась под ним и тихонько постанывала. Он посмотрел на ее груди, упругие и влажно поблескивающие, и сделал протяжный, прерывистый вздох.
 – Я трижды обошел весь свет, – хриплым шепотом проговорил Бич, – и не видел ничего более красивого и обольстительного, чем эти блестящие и гордые груди.
 – Я… н-не знала, что так бывает, – пробормотала она.
 – Тебя никто так не целовал?
 Глядя удивленными, полными смятения глазами на Бича, Шеннон покачала головой.
 – Это плохо, что я такая наивная? – шепотом спросила она.
 – Нет, – решительно сказал Бич. – Учить тебя, видеть, как ты отвечаешь на ласки – это такое удовольствие, которого я никогда не испытывал.
 Бич снова наклонился к Шеннон и снова преподал ей урок того, как можно получить удовольствие. Она поняла, что оно может расти и расти, пока не охватит все тело обжигающим пламенем страсти.
 Бич негромко засмеялся и слегка отстранился от Шеннон.
 – Еще не время, сладкая девочка. У нас в запасе еще много ласк и поцелуев.
 Шеннон недоверчиво посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
 Улыбнувшись, Бич легонько прикоснулся зубами сначала к одной груди, затем ко второй. После чего губами сжал бархатный твердый сосок.
 Неизъяснимое удовольствие охватило Шеннон, вызвав у нее стон.
 – Бич.
 Хриплый голос Шеннон подействовал на него так,
 Словно его лизнул язык пламени.
 – Что?
 – Я… н-не могу…
 – Если могу я, можешь и ты.
 – Но я не могу поцеловать тебя…
 – Не сейчас. Я тоже хочу этого, но не сейчас. Потом я научу тебя, как заставить меня покрываться потом и содрогаться от желания.
 Руки Бича двигались с проворством, которое, как и улыбка падшего ангела, было его неотъемлемой чертой. Шеннон почувствовала, как нижняя часть ее одежды соскальзывает по ее ногам вниз. На какой-то момент в ней пробудилось чувство стыдливости, но воспоминание об удовольствии, которое когда-то подарили ей эти большие и теплые руки, оказалось сильней.
 – А сейчас все это испытаешь ты – будешь покрываться потом и содрогаться от желания.
 Он стал медленно водить ладонями по внутренней поверхности ног, двигаясь от щиколотки вверх, до того места, где курчавился темно-каштановый треугольник. Руки его двигались, гладили округлые бедра, понуждая их с каждым разом все сильнее раздвигаться. Внезапно Бич замер, в тишине слышно было лишь его учащенное дыхание.
 – Я думал, что нет ничего более прекрасного, чем твои груди, – сказал после паузы Бич, – Я ошибался.
 Шеннон проследила за его взглядом и в смятении ахнула. Она лежала перед мужчиной совершенно нагая, с широко разведенными ногами, и ее самые интимные места были открыты его взору и прикосновениям. Она невольно дернулась, чтобы прикрыть себя, но обнаружила, что это было невозможно. Бич стоял на коленях между ее ног, удерживая обе ее руки одной своей.
 – Теперь слишком поздно, сладкая девочка, – прохрипел он. – Ты пробудила во мне нечто такое, что не сумела ни одна другая женщина. Я не знаю, что это, но я твердо намерен это выяснить.
 Бич погладил кончиками пальцев обольстительный цветок, который был открыт его взору. Шеннон задрожала и издала тихий стон.
 – Скажи мне еще раз, что ты хочешь меня, – хрипло попросил Бич.
 Говоря это, он стал раздвигать двумя пальцами набухшие, возбужденные лепестки, пытаясь отыскать внутри нектар.
 – Да, – хриплым шепотом подтвердила Шеннон, приподнимаясь навстречу его руке. – Да!
 – Сладкая девочка!.. Мне так приятно видеть, что ты испытываешь наслаждение.
 Она хотела что-то сказать, но у нее стеснилось дыхание, поскольку она ощутила, что ласки Бича стали еще интенсивней. Его пальцы погрузились в глубину. Ощутить его в себе, хотя бы в такой незначительной степени – это было ни с чем не сравнимое чувство. Бисеринки пота выступили на ее теле, кожа покраснела и стала еще более чувствительной.
 Но не было ничего чувствительнее горячей плоти, которую все разнообразнее ласкала мужская рука. Сладостные ощущения распространялись вширь и вглубь, проникали во все уголки тела, усиливались, росли, и неукротимое желание заставляло ее выгибаться и трепетать.
 Шеннон стонала, приподнимала бедра, словно умоляя Бича еще глубже погрузиться в ее лоно.
 Но ласки Бича, наоборот, стали потихоньку слабеть.
 – Еще не время, – хрипло сказал он. – Ты еще не готова. Ты еще напряжена, сладкая девочка. А я не такой неумеха, как твой бывший муж. Мы подойдем к цели не спеша. Вот таким образом…
 Шеннон застонала снова, ощутив давление на пылающую плоть и испытав сладостные ощущения, которые все возрастали и обещали достигнуть такой же кульминации, какую однажды уже подарили ей руки Бича. Она уже была близка к достижению сладостного пика, когда почувствовала, что рука покидает ее лоно, оставляя разочарованной и недоумевающей. Впрочем, через несколько минут рука снова вернулась к ноющей плоти, возобновив горячую ласку, обещая блаженство и даря муки ожидания.
 Шеннон горячечно металась, умоляя его положить конец мукам. Бич закрыл глаза, спасаясь от пота, который выступил по всему телу. Казалось, это было выше его сил – видеть женскую наготу, касаться возбужденной плоти, слышать мольбы Шеннон – и не овладеть ею.
 – Держись, сладкая девочка, – прохрипел он. – Еще немного. Еще чуть-чуть поглубже – и…
 Бич оборвал фразу на полуслове, словно его ударили топором. Он уставился на Шеннон, в нем боролись гнев и изумление.
 – Ты девственница.
 Шеннон молча смотрела на Бича, явно не понимая, что явилось причиной его гнева.
 Бич вскочил на ноги и встал перед Шеннон.
 – Наивная, говоришь? Как бы не так! – выкрикнул он. – Ха! Ты такая наивная, как лиса, маленькая вдовушка! Ты решила, что я подарю тебе обручальное кольцо, если ты завлечешь меня и вынудишь лишить тебя девственности!..
 Ошеломленная, дрожащая Шеннон поняла лишь одно: кульминации, которая была ей так необходима, не бывать. Ей хотелось зарыдать, застонать и броситься на Бича, но не хватало воздуха.
 А Бич… Никогда еще за всю свою бродячую жизнь он не приходил в такое бешенство.
 – Что за странный брак у тебя с этим старым охотником за людьми? – свирепо спросил Бич.
 – Не понимаю, – дрожащим голосом сказала Шеннон.
 – Черта с два ты не понимаешь! Молчаливый Джон был никудышным золотоискателем, но никто лучше него не мог выследить человека и убить его.
 В широко раскрытых глазах Шеннон читалось смятение.
 – Он никогда не говорил…
 – Черт побери! – перебил ее Бич. – Он ничего не говорил! Молчаливый Джон. Молчащий, как могильная плита. Некоторые так и называли его: Джон Могильная Плита. Это прозвище он тоже заслужил.
 Бич скользнул взглядом по лежавшей Шеннон. Она внезапно осознала, что лежит нагая перед рассерженным мужчиной, и почувствовала прилив стыда. Она нащупала рубашку, натянула ее и дрожащими пальцами застегнула пуговицы.
 – В жилах этого человека, должно быть, текла ледяная вода вместо крови, – сквозь зубы процедил Бич, наблюдая за тем, как дивной красоты груди исчезают под льняной, выношенной материей. – Он владел тобой целых семь лет и почти не тронул тебя!
 – Он вообще не трогал меня!
 – Вообще не трогал? – Бич принужденно рассмеялся, не веря сказанному. – Даже такой старый киллер, как он, не может не испытать удовольствия, когда начнет тебя раздевать и…
 – Молчаливый Джон – мой двоюродный дедушка! – перебила его Шеннон. – Он никогда меня не трогал! Не прикасался вообще! Он даже не пожал мне руки, когда я принесла своего первого оленя… Не дернул ни разу за косу, когда проходил мимо меня!.. Не погладил по голове, когда я научилась печь бисквиты так, как это нравилось ему!.. Никто не ласкал меня с тех пор, как умерла моя мама!
 Говоря это, Шеннон потянула к себе одно из одеял Бича и прикрыла наготу бедер.
 – А потом появился ты со своими горящими, голодными глазами, с улыбкой падшего ангела и ласковыми руками, – шепотом закончила Шеннон.
 Она закрыла глаза, чтобы не видеть лица Бича, на котором ясно читались гнев и презрение.
 – Почему ты не сказала, что ты девушка? – более спокойным тоном спросил Бич.
 – Я говорила.
 – Чушь!
 – Пошел бы ты к черту, перекати-поле! И побыстрее!
 Бич посмотрел на девушку, которая лежала перед ним в кое-как застегнутой рубашке, наспех прикрыв концом одеяла бедра. В эту минуту она никак не была похожа на пылкую искусительницу. Она не просила его губ, его рук, его объятий.
 Бич со свистом втянул в легкие воздух и призвал на помощь все свое самообладание. Похоже, Шеннон не понимала, что она теряет.
 Но он-то это понимал!
 – Когда ты мне говорила, что ты девушка? – спросил Бич.
 – Когда мы рассуждали о том, что у меня не может быть ребенка.
 Он на некоторое время задумался, затем, нахмурившись, покачал головой.
 – Разговора о твоей девственности не было, – заявил он.
 Сапфировые глаза у Шеннон выразительно и холодно сверкнули.
 – Я спросила, откуда у тебя уверенность, что после тебя не осталось детей, – отчеканила она. – Ты сказал, что ведь Молчаливый Джон знает, как не сделать меня беременной. А Молчаливый Джон…
 – …никогда не дотрагивался до тебя, – закончил фразу Бич, внезапно все поняв и до конца поверив Шеннон. – Господи, тебя ведь и в самом деле никто не трогал.
 – Аллилуйя! – в голосе Шеннон прозвучали саркастические нотки. – Если что-то повторять достаточно часто, то даже сероглазый бродяга и странник это поймет.
 Бич открыл было рот, но тут же закрыл его и уставился на девственную вдову.
 – Господи! – пробормотал он наконец. – Я… – он тряхнул головой, словно только что вынырнул из воды. – Мне и в голову не приходило, что Молчаливый Джон и ты никогда не были мужем и женой.
 – А ты думаешь, мне могло прийти в голову, что ты не поймешь, почему я не забеременела? – парировала Шеннон.
 – Господи, такое целомудрие!..
 Гнев Шеннон мало-помалу улетучился, когда она увидела, в каком шоке был Бич. На смену гневу пришла усталость, причем такая, что ей вдруг захотелось положить голову на колени и заплакать. Слишком много было всего сразу в этот день: появление гризли, страх за Бича, его гнев из-за того, что она прибежала на помощь, вызывающие головокружение ласки Бича – и новый приступ его гнева.
 – Шеннон…
 – Что?
 – Как ты думаешь, что случится после того, если я по-настоящему трону тебя?
 – Что я думаю? Ты спрашиваешь, что я думаю?! Вечный бродяга и странник! Когда ты касаешься меня, я теряю способность думать.
 – Ты не собиралась заманить меня в сети женитьбы?
 Шеннон подняла голову. После схватки с гризли и за время любовных ласк косы ее расплелись, и сейчас длинные, темно-каштановые волосы рассыпались у нее на груди. Потемневшими глазами она посмотрела на Бича.
 – С какой стати? – горячо спросила она. – Какой прок от мужчины, который делает тебе ребенка и уходит бродить по свету, а возвращается лишь для того, чтобы сделать еще одного младенца!
 – Я не собирался делать тебя беременной и затем бросать тебя, – возразил Бич. – Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы согласиться с этим.
 Шеннон неохотно кивнула:
 – Ты не похож на человека, который бежит от ответственности.
 – Ты на это и рассчитываешь? Хочешь забеременеть, чтобы я не уехал?
 Шеннон почувствовала, что от этих слов Бича гнев вновь охватывает ее, но она была слишком усталой, чтобы дать ему выход.
 – Я наивна в том, что касается любовных ласк, но я все же не круглая дурочка, – сдержанно сказала она.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Забеременею я или нет, но я никогда не выйду замуж за мужчину, для которого я значу меньше, чем солнечный восход, которого он еще не видел.
 Бич почувствовал упрямство в голосе Шеннон, в ее глазах, в том, как она удерживала руками одеяло, прикрывая обнаженные бедра.
 – Но ты бы отдалась мне, – возразил Бич, раздражаясь безо всякого повода.
 Мгновенно в мозгу Шеннон пронеслись воспоминания, и она снова испытала прилив желания. – Да, – согласилась она.
 – Но почему?
 – Какая тебе разница?
 – Боюсь, что ты так наивна, что веришь, будто бы любишь меня, – напрямик сказал Бич.
 Шеннон бросила на Бича быстрый взгляд:
 – В любом случае это не твоя забота… Это мое дело.
 – Я не хочу, чтобы ты любила меня, – сказал Бич, чеканя каждое слово.
 – Я знаю.
 – Любовь – это клетка.
 – Да. Я и это знаю… Теперь… В один прекрасный день я поблагодарю тебя за то, что ты научил меня, как сделать клетку из солнечных лучей… Но не сейчас.
 Она уткнулась лбом в колени, чтобы не видеть Бича.
 – Шеннон!
 – Поди прочь, неприкаянный странник! Тебе не нужно мое тело, тебе не нужна моя любовь, тебе не нужно ничего, кроме солнечного восхода, которого ты еще не видел!.. Иди за ним – и оставь меня в покое.




 Глава 11


 Бич с силой вонзил кирку в камень и почувствовал, как удар отдался во всем теле. Камень раскололся, и Бича осыпал дождь мелких осколков.
 Пласт, идущий от начала короткого туннеля, практически ничего стоящего не содержал. Едва различимые следы золота, за которыми он гонялся последние два дня, исчезли вовсе. И Бич не мог угадать, в каком направлении ушла золотоносная жила. Не было видно разломов, сбросов или расслоения пород – ничего, чтобы решить, в каком направлении врубаться в породу дальше – вверх, вниз, влево, вправо, вперед, и стоит, ли продолжать поиски вообще.
 "Может, Рено и сумел бы что-то извлечь из этого несчастного участка… Но не я.
 Неудивительно, что Молчаливый Джон предпочел выслеживать людей. Это куда как интереснее, чем долбить камень".
 Однако несмотря на столь грустные мысли, Бич продолжал без передышки орудовать киркой, надеясь, что это поможет ему освободиться от воспоминания о том, как стонала и тянулась к нему Шеннон, сладостно содрогаясь от его прикосновений.
 «Согретый солнцем мед в моих руках».
 Стальной инструмент вонзился в основание камня.
 «Девственница».
 Еще удар – и камень откололся.
 «Таких горячих, безудержных и сладких мне не приходилось встречать».
 Столкнувшись с камнем, сталь зазвенела, словно колокол.
 «Черт бы побрал эту девственницу!»
 Бич пытался отогнать назойливые мысли, сосредоточиться на работе, но это оказалось невозможным. Уже два дня он то и дело возвращался в мыслях к эпизоду, когда стоял на коленях между девичьих ног и по-настоящему понял, что такое страсть. А первый раз он познал женщину в четырнадцать лет, когда был ростом с взрослого мужчину и одна вдовушка наняла его отремонтировать сеновал…
 Звенела кирка, дробился и откалывался камень, обнажались новые поверхности и породы, не принося ничего, кроме разочарования.
 Чувствуя, что основательно устал, Бич ругнулся, выпрямился, стер со лба пот и пыль, однако через минуту снова взялся за кирку. Он не хотел опять возвращаться к Шеннон с дурными вестями о бесперспективности участка Молчаливого Джона. Он не хотел видеть, как она будет изо всех сил пытаться скрыть страх в преддверии своего одиночества. Он не хотел бороться с искушением прижать ее к себе, успокоить и целовать до тех пор, пока не развеется ее страх.
 Отлетевший осколок породы поцарапал Бичу кожу на руке. Он едва обратил на это внимание. Он был слишком занят борьбой с самим собой, со своей совестью, со своим телом, рвавшемся к девственной вдове, которая способна отдать ему все, что желает мужчина, и взять от него все, что он может отдать женщине.
 И не попросит ни о чем большем. Это-то как раз и задевало его гордость, заставляло мучиться угрызениями совести. Если бы Шеннон вела старую, как мир, женскую игру, цель которой – заманить с помощью своего обольстительного тела мужчину в ловушку и женить на себе, Бич затеял бы древнюю мужскую игру и попытался бы отведать лакомства, не угодив при этом в расставленную сеть.
 Кирка просвистела в воздухе и ударилась о камень, от которого не отлетело ни единого осколка. Удар был настолько сильным, что больно отдался в руке.
 Но даже на это Бич едва обратил внимание. Кара, которой ему грозили годы, не шла ни в какое сравнение с муками желания и угрызениями совести, не отпускавшими его ни на минуту.
 Он знал, что Шеннон не ведет извечную женскую игру. Она не надеялась на брак с Бичом Мораном, а с некоторых пор и не желала этого.
 "Какой прок от мужчины, который делает тебе ребенка и уходит бродить по свету, а возвращается лишь для того, чтобы сделать еще одного ребенка.
 Я никогда не выйду замуж за мужчину, для которого я значу меньше, чем солнечный восход, которого он еще не видел".
 Бич верил словам Шеннон. Он видел боль и неподдельную тоску в ее глазах, когда она это говорила.
 Шеннон не кокетка. Честность была ее неотъемлемым качеством.
 «В один прекрасный день я поблагодарю тебя за то, что ты научил меня, как сделать клетку из солнечных лучей… Но не сейчас».
 Шеннон могла не понимать, почему Бич уйдет от нее, но она знала об этом наверняка. Об этом свидетельствовали ее глаза, ее слова и чуть дрожавшие руки в тот момент, когда она говорила об этом.
 Бич не хотел, чтобы Шеннон любила его, но она его все же полюбила.
 А вот сейчас и она не хотела его любить. «Поди прочь, неприкаянный странник! Тебе не нужно мое тело, тебе не нужна моя любовь, тебе не нужно ничего, кроме солнечного восхода, которого ты еще не видел!.. Иди за ним – и оставь меня в покое».
 Именно так и намеревался поступить Бич. Но прежде он должен позаботиться о том, чтобы после его ухода Шеннон была в безопасности.
 Кирка набрасывалась на камень, крушила его, отступала, чтобы обрушиться с новой силой и яростью. Но с каждой новой атакой Бичу становилось все ясней, что с таким же успехом, как на участке Райфл-Сайт, можно искать золото и у дверей хижины.
 Чертыхнувшись, Бич перестал долбить, оперся на ручку кирки и подобно тому, как погонщик обращается к животным, обратился к непокорной скале, выразительно и образно поведав ей, насколько он разочарован жизнью вообще и непокорностью пласта в частности.
 Затем он смахнул пот со лба, сменил кирку на ружье и направился к лагерю, хотя солнце в небе стояло еще высоко. Ему осточертело тратить силы на участке, от которого – это видно было и слепому – проку было не больше, чем от сосков борова.
 С ружьем на одном плече и кнутом на другом Бич стал выбираться из мрачного, холодного ущелья, где собиралась талая вода и затем устремлялась к Лугу гризли. Ему не виден был сам луг, но Бич знал, что луг находится именно там.
 Он знал и то, что там же находится Шеннон и что она ждет его. Она согреет для него воду, и он помоется и наденет чистую рубашку, которую она выстирала вчера. Материя, пахнущая свежестью, будет теплой от солнца. Но самое главное – в глазах Шеннон будет читаться обожание, восхищение и желание, когда она станет молча наблюдать за ним.
 Когда Бич быстрым шагом спустился по каменному склону к устью ущелья, перед ним открылся необыкновенной красоты пейзаж. Ивы, низкорослые осины и ели всех цветов и оттенков нежились на косогорах, празднуя наступление тепла. Ручей со студеной водой, выбегавший из оврага, сливался с другими потоками талой воды, образуя небольшую речку, протекавшую по Лугу гризли.
 Склоны были украшены горными цветами всех оттенков – алыми, розовыми, желтыми, белыми.
 Не в силах сдержать улыбки, Бич из тени вышел на залитый солнечным светом луг, ожидая услышать приветствие Шеннон. Однако никаких радостных восклицаний не последовало. Нахмурившись, он прибавил шагу.
 "Я возвращаюсь рано, но Шеннон должна быть здесь. Черт возьми, где же ей еще быть?
 Если ничего не случилось… Если не появился еще какой-нибудь гризли или…"
 Несмотря на жару, по спине Бича пробежал холодок. Зорким взглядом он стал осматривать луг.
 Сам того не сознавая, он левой рукой нащупал рукоятку кнута. Пальцы правой руки оказались на спусковом крючке. Глаза его продолжали обшаривать окрестности, выискивая цель. Он давно научился стрелять любой рукой.
 «Вон… На противоположном краю луга… Там движение».
 Он медленно повернул лицо, чтобы получше рассмотреть нечто движущееся в его направлении.
 Тишину живописного луга нарушил звонкий женский смех, напоминавший журчание ручья. Из осинника выскочила Шеннон, за которой гнался Красавчик. В несколько прыжков огромный пес обогнал хозяйку и преградил ей путь, вынуждая остановиться. С быстротой лани Шеннон повернулась и снова побежала в сторону осинника. Красавчик догнал Шеннон и опять преградил ей путь раньше, чем она успела добежать до деревьев, а затем бросился вслед за ней, лишь только Шеннон изменила направление.
 Игра закончилась, когда Шеннон больше была не в силах бегать, задохнувшись от смеха и усталости. Она наклонилась к Красавчику и стала гладить и хвалить его, любовно прижимая к себе. Когда дыхание у нее восстановилось, Шеннон приказала псу оставаться на месте, а сама на цыпочках направилась к осиннику. Красавчик остался сидеть, вывалив язык и по-волчьи внимательно наблюдая за тем, как Шеннон пряталась в зарослях.
 Следя за этой игрой, Бич испытывал чувства, определить которые он затруднялся.
 Из осинника вылетел камень и упал недалеко от Красавчика. По-видимому, это был сигнал к возобновлению игры, ибо собака тотчас же бросилась вперед, обнюхивая землю и ища след хозяйки. Через несколько секунд Красавчик также скрылся среди осин.
 Бич с улыбкой ждал, догадываясь, что будет дальше: Красавчик отыщет хозяйку, и округу огласит веселый смех.
 Действительно, через пару минут он услышал смех и заметил движение в осиннике. Шеннон появилась на лугу и побежала так быстро, что трудно было уследить за движением ее длинных ног.
 «Неудивительно, что она так быстро примчалась ко мне, когда напал этот злосчастный гризли. Она и ее дьявольский пес помогают друг другу поддерживать форму».
 Однако как бы быстро Шеннон ни бегала, тягаться с Красавчиком ей было не под силу. Пес в десять прыжков настиг ее и преградил путь, а затем снова бросился за ней, когда она попыталась побежать в другую сторону.
 Бич негромко засмеялся, поставил затвор на предохранитель, свернул кнут, уложил его на плечо и, выйдя из-за укрытия, направился к девушке и собаке.
 "Бьюсь об заклад, что Шеннон и Вилли придутся по душе друг другу. У них обеих есть выдержка и чувство юмора, как бы печально ни складывались дела. Шеннон могла бы помогать ухаживать за детьми и на кухне, а Кэл был бы надежной защитой для обеих. Даже Калпепперы не посмеют пойти против такого человека, как Калеб Блэк.
 К тому же в любой момент на помощь могут прийти Рено или Вулф, либо даже оба, если Кэлу придется туго одному. Шеннон будет чувствовать себя там в безопасности. Она будет общаться с Вилли, Джесси и Евой… Она не будет зависеть от незнакомых людей. Она будет… в семье.
 Я мог бы и дальше бродить по свету и не тревожиться за Шеннон, не думать о том, есть ли у нее еда и не обидел ли ее кто-нибудь".
 Бич почувствовал огромное облегчение, найдя решение проблемы, которая преследовала его все время с тех пор, как он обнаружил, насколько невинна была вдова Шеннон Коннер Смит. Довольный, он зашагал еще быстрее.
 Шеннон бросила один лишь взгляд на идущего человека – и сердце ее радостно заколотилось. И хотя она понимала, что радость эта продлится недолго и неизбежно сменится разочарованием, она ничего не могла с собой поделать – это все равно что пытаться задержать поутру восход солнца.
 Она мало видела Бича за эти последние два дня. Когда Шеннон вставала на заре, он уже работал на участке Райфл-Сайт. Возвращался затемно страшно усталым, и у него едва хватало сил на то, чтобы помыться, поужинать и добраться до постели.
 – Я рада, что ты пришел сегодня пораньше, – вместо приветствия сказала Шеннон.
 Бич улыбнулся:
 – В самом деле?
 Шеннон как-то застенчиво кивнула.
 – Несмотря на то, что не я составляю тебе такой интересной компании, как этот зверь? – с грустной улыбкой спросил Бич.
 Шеннон снова кивнула и шепотом ответила:
 – Да.
 Бич посмотрел на раскрасневшиеся щеки Шеннон, на аппетитные губы, на мгновение заглянул в голубизну глаз. Он снова порадовался найденному решению относительно дальнейшей судьбы Шеннон. Не прибегая при этом к браку.
 – Бич…
 – М-да?..
 – Ты выглядишь важным, как петух в окружении двух десятков кур.
 Бич засмеялся. Ему вдруг страшно захотелось обнять Шеннон. Но он понимал, что этого делать нельзя, ибо конец будет один: она лишится девственности, и когда им придется в конце концов расстаться, это будет равносильно сдиранию собственной шкуры.
 А расставание так или иначе неизбежно, ибо солнечный восход в неведомой стране когда-нибудь снова позовет его.
 – Я не хочу причинить тебе боль, – уже без улыбки сказал Бич.
 Улыбка Шеннон мгновенно погасла.
 «Ты уже уходишь? Ты поэтому пришел так рано? Этот проклятый солнечный восход снова позвал тебя?»
 Но она не произнесла вслух бередящие душу вопросы. Какой смысл говорить об этом? Бич уйдет тогда, когда пожелает. И от того, что она будет знать время его ухода, ей будет не легче.
 Будет даже хуже. Знание лишь опустошит ее сердце, и ей не удастся скрыть этого, как бы она ни старалась.
 – Я знаю, что ты не хочешь причинить мне боль, – ответила Шеннон, стараясь говорить как можно более спокойным тоном. – Нет нужды беспокоиться об этом, вечный странник.
 – Черт возьми…
 – Я вполне совершеннолетняя, – перебила его Шеннон, – и ты уже неоднократно предупреждал, что не останешься. И если мне будет больно, то это мое личное дело.
 – Но ведь…
 – Иди в лагерь и помойся, – снова перебила его Шеннон, твердо вознамерившись не касаться щекотливой темы. – Должно быть, тебе в этой рубашке так же уютно, как если бы тебя приласкали пучком крапивы… Ты хочешь поужинать пораньше?
 – Меня не столько рубашка беспокоит, сколько ты, – возразил Бич. – Моя совесть не позволяет мне оставлять тебя на милость таких типов, как Калпепперы.
 «Ну так не уходи!»
 Но у Шеннон хватило ума, чтобы не сказать этого вслух. Она не хотела, чтобы он остался вопреки зову собственного сердца и души.
 Он любил солнечные восходы в неведомых краях больше, чем женщин.
 – Передай своей совести, что я прекрасно жила и до встречи с тобой, – сказала Шеннон.
 – Это вовсе не так!
 – Откуда тебе знать! Тебя здесь не было, – резонно заметила Шеннон.
 – Но, черт побери!..
 – Именно! Черт побери.
 Повернувшись, она направилась к лагерю. Красавчик и Бич пристроились к ней с боков.
 – Как шла работа сегодня? – будничным тоном спросила Шеннон.
 Бич крякнул:
 – Хуже, чем вчера, лучше чем завтра.
 Шеннон попыталась найти какие-то ободряющие
 Слова, но так и не смогла. Ее слишком страшило будущее. Но если бы она заговорила об этом, Бич решил бы, что она пытается соорудить для него клетку, в то время как его устремления и мечты полностью отличаются от ее.
 – У меня нет никакой надежды найти золото на этом участке, – без обиняков сказал Бич. – Ни завтра, ни послезавтра, ни когда-либо позже.
 Шеннон споткнулась, но восстановила равновесие, прежде чем Бич успел поддержать ее.
 – Есть и другие участки, – еле слышно проговорила она. Губы ее побледнели.
 – Ты говорила, что Райфл-Сайт – лучший из них.
 – Может быть, я ошибалась.
 – Возможно… Но у меня есть идея получше.
 – Какая же? Забраться на чужой участок? – грустно предположила Шеннон.
 – Этот вариант я оставлю Калпепперам, так же как ограбление поездов и банков – братьям Джемсам.
 Шеннон улыбнулась, как ни горька была для нее новость об отсутствии золота на участках Молчаливого Джона.
 – Так какая у тебя идея? – спросила она.
 – Единственное надежное место для девушки вроде тебя – это маленький домик, окруженный штакетником, в симпатичном городке, где по воскресеньям в церковь зовет колокол, а в доме ждет надежный, оседлый муж. Но…
 – Я не собираюсь выходить замуж, – перебила Бича Шеннон.
 – …такого места на территории Колорадо нет, – продолжал Бич.
 – И слава Богу, – пробормотала Шеннон.
 Бич проигнорировал ее реплику. По мере того как он говорил, его энтузиазм, связанный с идеей отправить Шеннон жить к Калебу и Виллоу, все возрастал.
 – Другим надежным местом для тебя будет ранчо Кэла, – твердо сказал Бич.
 Шеннон искоса взглянула на него и не произнесла ни слова.
 – Ранчо находится вон за теми горами, – пояснил Бич, показывая на запад, – в одном дне езды от твоей хижины на хорошей лошади в хорошую погоду… В двух днях, если поедешь на Разорбеке… Если идти пешком, дорога займет дня четыре.
 – А если я останусь дома, так и вообще нисколько не займет, – радостно подытожила Шеннон.
 Бич продолжал развивать свою мысль, словно не слышал ее слов.
 – Кэл и Вилли… Моя сестра, если ты помнишь.
 – Кэл – твоя сестра? Я думала, что Кэл – мужчина.
 Бич выразительно посмотрел на Шеннон.
 Она ответила не менее выразительным взглядом.
 – Моя сестра – Виллоу. Калеб – ее муж. – Бич произнес каждое слово медленно и четко, словно втолковывал пьяному. – У них маленький сын, и сейчас они ожидают еще ребенка. Ей помогает только жена Чугунного, которая говорит только на ютском наречии.
 – Им нужно обратиться в Каньон-Сити… Или в Денвер… А может быть, одна из знавших тебя вдовушек ищет работу. Я не ищу.
 Бич крякнул от досады и провел пальцами по волосам. При этом он сбил шляпу, но легко поймал ее и снова водрузил на место. Он понимал, что главное сейчас не выйти из себя.
 – Но я не предлагаю тебе работу в качестве прислуги, – тщательно подбирая слова, выразил Бич. – Ты будешь как… член семьи.
 – После того, как я пожила у мачехи, я предпочла бы, чтобы ко мне относились как к наемной прислуге.
 – Проклятие! Я хочу сказать лишь то, что у тебя будет безопасное место, рядом с тобой будут хорошие люди и милые дети и…
 – Это их дом, их дети, – поджав губы, сказала Шеннон. – Спасибо, не надо. Я предпочитаю иметь собственный дом и собственных детей.
 При мысли о том, что у Шеннон будут дети от какого-то неизвестного ему мужчины, Бич почувствовал прилив ярости. Эта реакция шокировала его самого. Слова возражения застряли в горле.
 «Какое мне дело, от кого у нее будут дети, – зло спросил самого себя Бич, – коль они не мои?»
 Однако этот вполне логичный и обоснованный вопрос нисколько не остудил Бича. Сцепив зубы, он отвернулся от девушки, которая, как никто другой, способна была вывести его из равновесия и зажечь желание в его теле.
 "Это конец, – сказал себе Бич. – Пора делать новые ставки и отправляться на поиски нового солнечного восхода, пока она не связала меня по рукам и ногам до такой степени, что я не смогу шевельнуться.
 Но вначале я обязан позаботиться, чтобы эта упрямая маленькая ведьма была в безопасности, желает она того или нет".
 Не сказав больше ни слова, Бич резко повернулся и зашагал к своему лагерю.
 Шеннон издала долгий вздох, затем второй, посмотрела на свои руки. Они слегка дрожали. Она понимала, что чем-то здорово рассердила Бича. Однако не знала, чем именно.
 – Если бы ты мог говорить, Красавчик!.. Ведь ты мужчина. Может, ты объяснил бы мне, что я такого сделала…
 Огромный пес лизнул Шеннон руку. Он не знал, чем была расстроена его хозяйка, но чувствовал, что она нуждается в утешении.
 – Я ведь поблагодарила его за предложение обосноваться в доме его сестры, – пояснила Шеннон.
 Красавчик взвизгнул и высунул язык, хватая ртом воздух.
 – Ну, может быть, не очень вежливо, – признала она, – но, во всяком случае, грубой я не была… Даже наполовину такой грубой, как он.
 Пес наклонил голову, навострил уши, и казалось, вот-вот заговорит с Шеннон.
 – Если бы ты умел говорить! – Шеннон тяжело вздохнула. – Но ты не умеешь… Видно, мне придется самой спросить Бича, почему он так рассвирепел, когда я сказала, что хочу иметь собственных детей, дом… Я ведь не прошу его обеспечить меня всем этим.
 Испытывая поочередно то гнев, то боль, полная сомнений, Шеннон направилась к Бичу.
 Но когда она подошла к его лагерю, все ее вопросы отпали сами собой. Бич энергично упаковывал свои вещи в мешки.
 «Нет! Не покидай меня прямо сейчас, Бич!»
 Шеннон вонзила ногти в ладони, чтобы не разрыдаться.
 «Я не заплачу. Я ведь знала, что так и будет, только не думала, что это произойдет таким образом… В гневе».
 Шеннон открыла было рот, чтобы что-то сказать, Но потом решила, что голос выдаст ее смятение. Она молча повернулась и направилась к своему лагерю.
 К тому моменту, когда Шеннон услышала цокот копыт, она почувствовала в себе силы и способность говорить. Бич осадил лошадь и молча спешился.
 – Уезжаешь? – будничным тоном спросила она.
 – Я ведь говорил тебе, что уеду.
 – Да, говорил…
 Шеннон бросила взгляд на свои руки, незаметно сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и улыбнулась Бичу.
 – Спасибо тебе за все то, что ты сделал, Бич. Если когда-либо вернешься сюда… хотя что я? Ты ведь не любишь смотреть один и тот же солнечный восход дважды. – Она сделала неопределенный жест рукой. – Словом, спасибо. Не следует ли тебе заплатить за это? Ты сделал очень много, а у меня остается немного золота.
 Бич посмотрел на ее бледное лицо и дрожащие руки, и ему захотелось успокоить ее и одновременно встряхнуть. Но он молча прошел мимо нее и стал собирать ее вещи.
 – Что ты делаешь? – спустя минуту спросила Шеннон.
 – А как тебе кажется?
 Это было сказано таким тоном, что Шеннон вздрогнула.
 – Кажется, что ты собираешь мои вещи.
 – Неужели?
 Бич сунул небольшой запас сухих продуктов в джутовый мешок и стал осматриваться в поисках остальных продуктов.
 Но их больше не было.
 Это вызвало в нем раздражение и напомнило, в каких стесненных обстоятельствах была Шеннон до его появления. В столь же стесненных обстоятельствах она окажется и после его ухода. Если не согласится жить и работать у Виллоу.
 – Зачем ты собираешь мои вещи? – чеканя каждое слово, спросила Шеннон.
 – Потому что ты едешь со мной.
 Шеннон закрыла глаза.
 «Я не стану злиться на этого перекати-поле, который не способен заметить, что женщина его любит».
 Она открыла глаза, ее взгляд был полон гнева, но слова звучали холодно, и произносила их она негромко и четко.
 – Ты невнимательно слушал меня. Я не собираюсь никогда уезжать отсюда и отправлюсь лишь на Райфл-Сайт искать золото.
 – Вот как! А ты что, собираешься питаться травой, когда будешь долбить породу?
 Шеннон заморгала глазами:
 – Нет.
 – В таком случае тебе нужно вместе со мной доехать до хижины. А теми продуктами, что остались, не прокормится даже такая упрямая дурочка, как ты.
 – Не беспокойся! Дело не в упрямой дурочке, а в громадном твердолобом и тупом мужчине, у которого аппетит и привычки как у проголодавшегося гризли, который…
 Внезапно Шеннон вспомнила, что дала себе слово не злиться на этого упрямого, как мул, не желающего ничего видеть и замечать человека.
 – На один день запасов хватит, – с наигранным спокойствием сказала она.
 Бич посмотрел на небо, которое все больше затягивалось облаками, и перевел взгляд на Шеннон.
 – Завтра в это время будет гроза и прибудет столько воды, что может утонуть сам Ной, – сказал Бич. – Умненькая девочка должна во все лопатки бежать отсюда в убежище.
 – Умненькая девочка не будет находиться здесь…
 – Аминь!
 – … с упрямым и не желающим ничего видеть мужчиной!
 – Пакуй вещи! – лаконично отреагировал Бич.
 Шеннон не двинулась с места.
 – Когда ты называешь меня упрямым, – холодно заметил Бич, – то напоминаешь мне горшок, который обвинял чайник в том, что тот черный от копоти.
 – В таком случае ты расписываешься в своем упрямстве.
 – Сейчас мы с тобой не придем к согласию даже в том, что вода мокрая, но это не меняет дела. Золота на участке Райфл-Сайт нет. Сюда идет гроза. Продуктов не хватит, чтобы переждать ненастье.
 Шеннон подмывало возразить Бичу, но в душе она понимала, что он прав. Она так увлеклась играми с Красавчиком, что не удосужилась взглянуть на небо.
 – Хорошо, – нехотя сказала Шеннон. – Я доеду с тобой до хижины.
 – Не делай мне одолжений.
 – Не беспокойся, странник.
 Хотя Бич и Шеннон испытывали раздражение друг к другу, они молча стали паковать вещи, действуя слаженно и быстро.
 Когда Краубейт была навьючена и Разерфорд оседлан, гнев Шеннон растворился в завладевшей ею грусти. Вряд ли подобные чувства, по ее наблюдениям, испытывал Бич. Когда он садился на Шугарфута, лицо его было непроницаемым, глаза прищурены.
 Красавчик бежал то позади, то впереди кавалькады, которая по еле заметной тропе стала спускаться вниз. Путешествие проходило в молчании, и от этого сердце Шеннон сжималось и ныло. Бич нарушил молчание лишь тогда, когда они добрались до хижины.
 – Приготовь продукты, пока я осмотрю Краубейт. Она прихрамывает на переднюю левую ногу.
 Шеннон спешилась и вошла в хижину. Продуктов оставалось немного, но для Бича она ничего не пожалеет. В конце концов именно он их купил, именно он ходил на охоту. Она лишь готовила и ела.
 Шеннон оставила себе дневной запас продуктов, остальное упаковала в джутовый мешок и вынесла Бичу. Он приторочил его к седлу Краубейт.
 – Все собрала? – спросил он.
 Шеннон молча кивнула.
 Бич сел в седло и посмотрел сверху на Шеннон. Боль, которую она испытывала, казалось, была осязаемой.
 – Ну-ну, сладкая девочка, – мягко проговорил Бич, приподняв левой рукой ее подбородок. – Улыбнись, прошу тебя. Такие упрямые вспыльчивые люди вроде нас с тобой бывает, сердятся. Но в этом нет ничего страшного.
 Улыбка у Шеннон получилась беззащитной и грустной. Дрожащими руками она прикоснулась к мягкой поверхности его перчатки.
 – Спасибо, – тихо сказала она.
 – За что?
 – За то, что уезжаешь не во гневе. Я… Я бы этого не смогла вынести… не зная, куда ты уезжаешь… зная только то, что ты сердишься…
 Лишь на мгновение внимание Бича сосредоточилось на мысли, как бы здорово было, если бы эти изумительной формы губы коснулись его кожи. Но уже в следующее мгновение до него дошел подтекст произнесенных девушкой слов.
 – Но ведь ты знаешь, где я, – ответил он. – Ведь ты едешь со мной.
 В душе Шеннон словно молния блеснула надежда.
 – Я?
 – Кто же еще? На ранчо Кала, как я уже говорил тебе.
 Шеннон закрыла глаза, борясь с искушением принять предложение Бича – лишь бы все время ехать, ехать и ехать с ним…
 – Нет, спасибо, – не громко, но твердо проговорила Шеннон. – Мне надо искать на участке золото, ухаживать за Чероки, охотиться и…
 «Господи Боже мой, ты, оказывается, умеешь давить на человека!»
 – Красавчик не поладит с незнакомыми людьми, – заключила Шеннон тем же будничным голосом. – Так что я остаюсь.
 Бич посмотрел сверху на измученную и столь непреклонную девушку. Ее упорство не только раздражало, но и восхищало Бича.
 – Я вот думаю: что удерживает меня от того, чтобы схватить тебя, привязать к этому старине-мулу и повезти туда, куда я хочу? – спросил Бич.
 – Здравый смысл.
 Бич после некоторой паузы со свистом выдохнул воздух.
 – Ты собираешься сопротивляться на каждом шагу и по каждому поводу?
 – Поскольку я не собираюсь с тобой ехать, то, стало быть, не смогу оказывать тебе сопротивление на каждом шагу. Кажется, это понятно?
 Шеннон не заметила движение руки Бича. Внезапно эта рука обвилась вокруг ее талии и оторвала от земли. Бич подтянул Шеннон к себе с необычайной легкостью.
 Шеннон рассердилась, но тут же почувствовала, как ее бросило в жар.
 Как, впрочем, и его. Она поняла это по тому, как внезапно у него расширились зрачки, как напряглось его тело и каким горячим оказался его поцелуй. Шеннон прижалась к Бичу и зашептала о своей любви к неприкаянному страннику.
 – Так не пойдет, – грубовато сказал Бич, испытывая внезапный прилив ненависти и к себе, и к девушке, которая любовно смотрела в его глаза. – Я не останусь здесь… Я не полюблю тебя.
 – Я никогда и не просила об этом…
 – Черта с два ты не просила! – свирепо перебил он ее.
 Бич поставил Шеннон на землю так резко, что она покачнулась. Он сдернул с луки седла Шугарфута повод, освободив Краубейт.
 – Ты заставляешь меня полыхать, но я не отдам тебе свою душу. В том-то и заключается смысл любви, сладкая девочка! Человек отдает другому свою душу.
 Он отвел на шаг Шугарфута от Шеннон, пришпорил его и послал галопом вперед.
 – Бич! – крикнула вслед Шеннон. – Честное слово, я не просила твоей любви!
 Ответом ей был лишь удаляющийся цокот копыт.
 И лишь когда Бич скрылся из виду, Шеннон поняла, что он оставил ей вьючную лошадь вместе со всеми припасами. Шеннон смотрела в печальные глаза Краубейт, стараясь не разрыдаться от чувства одиночества.
 Как бы ни был сердит на нее Бич, но он и на сей раз проявил о ней заботу, не взяв себе ничего из еды.
 – Бич! – крикнула Шеннон. – Возвращайся! Я не могу не любить тебя, как ты не можешь меня полюбить!..
 Никакого ответа. Ничего кроме тишины.
 «Ты заставляешь меня полыхать, но я не отдам тебе свою душу. В том-то и заключается смысл любви, сладкая девочка! Человек отдает другому свою душу».




 Глава 12


 Красавчик ткнулся носом в руку Шеннон и жалобно заскулил. Это вернуло ее к действительности и напомнило, что она стоит с заплаканными глазами у дверей хижины. Глубоко вздохнув, Шеннон приказала себе думать о том, что ей предстоит сделать в течение лета, чтобы подготовиться к грядущей зиме.
 Объем дел был весьма внушителен. И уж, конечно, рыдания и слезы тут никак не помогут.
 Шеннон протянула руку к Красавчику и стала гладить пса по голове. Судя по его глазам, Красавчик прямо-таки млел от удовольствия. Шеннон грустно улыбнулась и прижалась щекой к огромной голове своего друга.
 – Все будет хорошо, Красавчик, – сказала она, выпрямилась и добавила:
 – Иди поищи себе чего-нибудь на обед, пока я развьючу Краубейт и Разорбека и привяжу их на лугу.
 Красавчик остался на месте, продолжая внимательно смотреть на хозяйку.
 – Иди, мой мальчик. Я знаю, что ты голоден. На Лугу гризли твой улов бывал не слишком щедрым. Иди!
 Шеннон махнула рукой в сторону луга и леса и снова повторила команду.
 Выждав несколько мгновений, Красавчик потрусил к лесной опушке. Он опустил нос к земле и начал поиски дичи.
 Шеннон повернулась к Краубейт и Разорбеку. Она расседлала мула, заменила уздечку недоуздком и повернулась к вьючной лошади. Развязывая узлы на сумках с провизией, она почувствовала, что на ее глаза снова набегают слезы. Ведь эти узлы собственноручно завязывал Бич. Его руки приторочили эти сумки, свернули скатку с одеялом…
 – Не думай об этом, – прошептала Шеннон. – Предстоит множество дел. Что толку рыдать об упрямом бродяге… Дела от этого не продвинутся…
 Но как Шеннон ни пыталась себя уговорить, руки вопреки ее воле дотрагивались до каждой вещи, до которой дотрагивался Бич. Развьючив лошадей, она отвела и привязала их на лугу, где они могли полакомиться сочной травой.
 Вдруг Шеннон услыхала отчаянный заливистый лай Красавчика. Сердце у нее сжалось, затем бешено заколотилось.
 Так отчаянно лаять Красавчик мог только в случае появления чужака.
 Кляня себя за то, что, расстроенная отъездом Бича, она забыла прихватить дробовик, Шеннон обшарила глазами луг, пытаясь обнаружить признаки появления людей.
 Внезапно из леса появились два длинноногих мула и рысью направились к Шеннон. Она вскочила и бросилась к хижине, но обнаружила, что дорогу к дробовику ей преграждают двое Калпепперов.
 Шеннон не стала тратить силы на крики о помощи, ибо поблизости не было никого, кто мог бы ей помочь, кроме Красавчика. Но он ее уже предупредил. Развернувшись, она бросилась в лес, моля Бога о том, чтобы успеть добежать до опушки раньше, чем ее настигнут мулы.
 Однако Шеннон не преодолела и половины расстояния, когда поняла, что топот копыт у нее за спиной становится все громче. И хотя она припустилась еще быстрее, стало ясно, что она проигрывает гонку и что ей не удается добежать до леса раньше Калпепперов.
 Длинная жилистая рука схватила Шеннон за пояс куртки. Дарси был недостаточно силен, чтобы поднять на седло сопротивляющуюся добычу, тем не менее из рук он ее не выпускал, хотя Шеннон отчаянно кусалась и царапалась.
 – Клим был прав, – прокричал Дарси, переводя мула на шаг. – Из нее энергия так и прет!
 Бо хмыкнул.
 – Успокойся, дорогуша, – сказал Дарси. – Я готов к делу так же, как и ты, но первым будет Бо, как самый старший. Я буду третий, так что побереги силы… А-а-а!
 Душераздирающий вопль Дарси был реакцией на действия Красавчика, который подскочил сзади и. бросился на Калпеппера.
 Дарси, обороняясь от Красавчика, отпустил Шеннон. Огромный пес со всего маху ударил Дарси в плечо и вышиб его из седла.
 Рыча и щелкая зубами, Красавчик набросился на упавшего бандита.
 Приземлившись на четвереньки по другую сторону от схватки, Шеннон мгновенно поднялась и бросилась бежать. Уже на ходу она крикнула Красавчику, чтобы он оставил Дарси и бежал за ней, ибо понимала, что Калпепперы не пощадят верного пса.
 Добежав до леса, Шеннон оглянулась. По земле катались Дарси и Красавчик, слышались отчаянная ругань и бешеное рычание. Бо, сидя верхом, направлял свой револьвер на дерущийся клубок в ожидании удобного момента.
 Выстрел был неминуем. Слезы градом катились по щекам Шеннон. Надсадно дыша, она углубилась в лес, пытаясь воспользоваться шансом, который предоставил ей Красавчик. Во что бы то ни стало ей надо добежать до горного склона, проникнуть через пещеру в хижину, схватить дробовик и затем помочь Красавчику.
 Но Шеннон не успела добежать до склона, когда услышала звуки выстрелов из револьвера.
 Бич резко остановил Шугарфута на одной из троп у ручья. Мерин с неудовольствием пожевал мундштук, но подчинился.
 Бич замер и внимательно прислушался, зорко вглядываясь в окружающие тени. Однако он не видел и не слышал ничего такого, что могло бы объяснить вдруг возникшее чувство тревоги.
 – Ты просто выдумываешь какие-то страхи, – сказал он себе вполголоса.
 До сих пор в каждом вздохе ветра, в каждом шорохе ему слышался голос Шеннон.
 «Бич, честное слово, я не просила твоей любви!»
 Он сжал ладони в кулаки.
 «Я люблю тебя, неприкаянный странник!»
 Бич закрыл глаза. Он с такой силой сжал поводья, что они больно врезались в ладонь даже сквозь перчатки.
 – Я не хочу тебя любить, – произнес он сквозь зубы. – Я не хочу чувствовать себя связанным… Я не могу всегда оставаться на одном месте, сладкая девочка!
 Внезапно Шугарфут навострил уши и повернул изящную серую голову назад.
 Его всадник тоже услышал подозрительные звуки.
 Где-то рядом с хижиной Шеннон кто-то открыл стрельбу из шестизарядного револьвера. У Шеннон такого оружия не было.
 А вот у Калпепперов оно имелось.
 Бич развернул Шугарфута и пришпорил его. Мерин рванулся вперед, а Бич тут же на ходу достал из чехла и проверил автоматическое ружье. Бывали моменты, когда одного кнута недостаточно. Бич был уверен, что такой момент наступил.
 Пригнувшись к шее Шугарфута, Бич пустил коня во весь опор. Мелькали скалы и деревья, но Бичу казалось, что он движется со скоростью улитки.
 Он готов был продать свою душу дьяволу, лишь бы доскакать до Шеннон раньше, чем Калпепперы успеют надругаться над ней.
 Шугарфут несся как ветер вдоль ручья, не сбавляя скорости перепрыгивал через валуны и пни. Когда лес стал снова слишком густым, Шугарфут лишь самую малость замедлил бег, чтобы иметь возможность уклоняться от возникающих на каждом шагу препятствий.
 На пути то и дело попадались канавы и выемки; огромные валуны, только что упавшие и полусгнившие деревья, которые Шугарфут преодолевал одним махом.
 Бич приник к лошади словно большая кошка, чувствуя каждое движение Шугарфута, готовый в любой момент натянуть повод и помочь ему собраться после особо трудного прыжка.
 Когда мерин преодолел огромный завал из деревьев, впереди послышались новые выстрелы. И звучали они теперь уже гораздо ближе. Не осталось никаких сомнений в том, что стреляли из шестизарядного револьвера. Точнее из нескольких.
 Ответных выстрелов из дробовика не последовало.
 – Гони, моя серая громадина! Выложись до конца! – пробормотал Бич. – Вперед!
 Словесную команду Бич подкрепил шпорами. Шугарфут распластался в стремительном полете над землей, выжимая из себя все, на что был способен. Нос его ввинчивался в упругий воздух, хвост вытянулся во всю
 Длину параллельно земле. Скорость была умопомрачительной и откровенно опасной. Один неловкий шаг, одна ошибка – и всадник и лошадь могли оба оказаться на земле с переломанными костями.
 Бич это отлично понимал, но даже не подумал сбавить скорость. Перед его глазами стояли Калпепперы, похотливо ощупывающие маслеными глазками фигуру Шеннон.
 Сейчас она находилась в их власти.
 Лес стал редеть, и это подсказало Бичу, что луг совсем близко. Поскольку он хотел добраться сразу до хижины, он понимал, что выезжать на луг глупо. Он мало чем сможет помочь Шеннон, если попадет под перекрестный огонь Калпепперов.
 А в том, что за Шеннон сейчас охотились именно они, у него не оставалось никаких сомнений.
 Бич резко натянул поводья. Шугарфут взвился на дыбы и остановился. Из-под его копыт полетели комья земли и прошлогодней перегнившей листвы. До луга оставалось от силы тридцать футов. С ружьем в руке и кнутом на плече Бич освободил ноги от стремян, спрыгнул на землю и побежал.
 Он не успел добежать до опушки, когда в кустах что-то зашуршало, перед Бичом промелькнул канат и опутал ему ноги. Бич упал и покатился по земле, пытаясь освободиться от удавки.
 Но было слишком поздно.
 Когда Бич встал, он увидел перед собой дуло шестизарядного револьвера, который направил на него Флойд Калпеппер. Бич понял, что это Флойд по той простой причине, что револьвер бандит держал левой рукой. Правая рука его была перевязана тряпкой, которая некогда, возможно, и была чистой, но это было невообразимо давно.
 В белесо-голубых глазах, в упор смотрящих на Бича, читались и бешеная злоба, и ликование.
 – Посмотри сюда, Клим. Дарси правильно рассчитал, что этот малый прискачет сюда сломя голову, когда услышит стрельбу.
 Клим сплюнул коричневую табачную жвачку.
 – А ты думал, что Дарси хотел лишить меня законного права попользоваться маленькой вдовушкой, – добавил Клим.
 Сказать, что Бичом овладела ярость, – это значит не сказать ничего. Он испытал такое ощущение, как если бы из него вырвали все внутренности.
 – Тот, кто тронет Шеннон, может считать себя трупом, – прохрипел Бич.
 Улыбка Флойда обнажила острые неровные зубы.
 – Какие трогательные чувства, – с издевкой сказал Флойд. – Только полегче на поворотах, приятель, в твоем положении я бы не стал выступать. Бросай, парень, свою пушку. И свой кнут.
 Бич повиновался, однако его серые глаза точно измерили расстояние, отделявшее его от направленного на него револьвера Флойда и зачехленного шести-зарядника Клима.
 – Ты не видишь у него ножа, Клим?
 – Не-а. Да и потом в Западной Виргинии ни один верзила и в подметки мне не годится в ножевой драке.
 – Топай, – приказал Флойд Бичу, махнув перевязанной рукой в сторону луга. – А попытаешься удрать – пристрелю как кролика.
 В этом Бич не сомневался.
 – Подай сигнал, – скомандовал Флойд Климу.
 Клим три раза коротко и пронзительно свистнул. Через несколько мгновений на свист ответили.
 – Пошевеливайся, парень, – обратился Флойд к Бичу. – Нас ждут, а Бо не любит долго ждать.
 Бич двинулся вперед. Он пружинил на ногах, готовый прыгнуть или отскочить в сторону в случае потери бдительности идущих в паре шагов от него бандитов. Руки его не касались боков, он непринужденно ими помахивал, пальцы были расслаблены.
 – Я ведь говорил тебе… – сказал Флойд Климу, когда они прошли несколько шагов.
 – Что ты мне говорил?
 – А то, что этот парень немного стоит без своего кнута и пушки… Ведет себя, как хорошо воспитанная собака.
 Клим довольно хрюкнул:
 – Ага… Как здоровенная собака… Даже побольше той, которую Бо пристрелил. Мы бы уже по разу трахнули девчонку, если бы этот щенок не напал на Дарси.
 Надежда вспыхнула в сердце Бича. Похоже, Шеннон удалось вырваться и скрыться.
 – Да ты не отчаивайся, еще увидишь, какого цвета у нее титечки и все прочее, – успокоил Флойд Клима. – Бо в последнее время не очень большой мастер говорить, но след он берет хорошо. Он отыщет эту вдовушку, далеко она не уйдет. Да и куда, к черту, ей идти?
 Клим внимательно посмотрел на идущего впереди громадного пленника. Хотя Бич и сдался, непринужденный легкий шаг Бича почему-то нервировал Клима.
 – Почему бы его не пристрелить прямо сейчас – и делу конец? – спросил Клим.
 – Бо, – лаконично объяснил Флойд. – У него свои счеты с этим парнем. – Ты хочешь потом объясняться с Бо, если пристрелишь этого парня и тем самым лишишь такого удовольствия Бо?
 Ответ Клима Бич не расслышал.
 Бич вышел из тени деревьев на залитый ярким солнечным светом луг.
 Для девушки, которая через потайную пещеру проникла в хижину и сейчас тяжело ловила ртом воздух, появление на лугу Бича явилось каким-то сном и кошмаром одновременно.
 «Это не может быть Бич! Ведь он уехал!»
 При виде плененного Бича направление мыслей у Шеннон сразу же изменилось. Она отбросила свои страхи за Красавчика и сконцентрировала мысли на том, что ей необходимо спасать себя – ведь в противном случае никто другой не сможет освободить Бича.
 Все еще не до конца веря в возвращение Бича, Шеннон снова внимательно вгляделась сквозь щели в плохо пригнанных ставнях.
 Но никакой ошибки не было. Солнце явственно высветило пшеничного цвета волосы и этот знакомый крупный силуэт, широкие могучие плечи. Было ясно видно,
 Что в руках Бича не было никакого оружия. Как и кнута на плечах.
 Шеннон закусила губу, чтобы не закричать Бичу, что он не один и что она поможет ему. Кричать в такой ситуации – это такая же глупость, как становиться босыми ногами в костер.
 Шеннон быстро отошла от ставней, подбежала к входной двери и сняла с петель висевший над притолокой дробовик. Когда Шеннон хотела открыть дверь, она услышала голос человека, находившегося за хижиной.
 – Я говорил тебе, что поймаем его!
 – Ага… Сняли прямо как наседку с гнезда, – крикнул кто-то со стороны луга.
 С колотящимся сердцем Шеннон направила дробовик в сторону двери, затем на цыпочках снова подошла к ставням и посмотрела в щелку. Бич шел через луг к хижине. За ним на мулах ехали два всадника.
 Еще один человек стоял в десяти футах от двери хижины, наблюдая за приближением двух всадников и Бича. По кровавым царапинам на лице и руках Шеннон узнала в нем Калпеппера, который несколько минут назад схватил ее, но вынужден был отпустить после нападения Красавчика.
 При мысли о верном псе она крепко сжала пальцами дробовик. Однако тут же приказала себе думать о том, что происходит в эту минуту, и об опасности, которая угрожает и Бичу, и ей самой.
 У нее не было времени для того, чтобы через пещеру выйти возле горного склона и застать Калпепперов врас-
 Плох. Все, что она может и должна сделать, должно быть сделано здесь. И сейчас.
 «Я могу открыть дверь, прицелиться в ближайшего Калпеппера и выстрелить из двух стволов крупной дробью».
 Шеннон нахмурилась. Конечно, она тем самым вывела бы из игры одного, но Бич останется под присмотром двоих, которые наверняка выстрелят в него раньше, чем она успеет перезарядить дробовик.
 К тому же нельзя сбрасывать со счетов и четвертого из братьев, который наверняка находится где-то поблизости.
 «Может, мне лучше выстрелить из одного ствола в ближайшего Калпеппера. Тогда из второго я смогу стрелять по двум другим».
 После секундного раздумья Шеннон решила, что это наилучший вариант. Она выждет, пока Калпепперы подойдут поближе, и прикажет им освободить Бича. Если дело дойдет до стрельбы, у Бича наверняка хватит здравого смысла броситься на землю. А если вспомнить о его проворстве и габаритах, то не исключено, что он может стащить на землю и одного из Калпепперов.
 Сжимая дробовик с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев, Шеннон стояла у окна и наблюдала за происходящим с упорством кошки, сидящей у мышиной норы, отсчитывая каждый шаг, сделанный Бичом и его преследователями. Если бы ей повезло и Бич сумел как-то отделиться от бандитов! В этом случае она не боялась бы его поранить при выстреле, когда дробь рассыпается веером. Шеннон
 Приоткрыла ставни настолько, чтобы положить дробовик на подоконник. Она взвела курок одного из стволов, легонько положила палец на один из спусковых крючков и стала ждать, не отводя взгляда от человека, который держал под прицелом Бича.
 – Есть какие-нибудь следы девчонки? – спросил, соскакивая с мула, Клим.
 Дарси покачал головой:
 – Она сбежала в лес.
 Бич испытал чувство громадного облегчения при этих словах, оставаясь в то же время предельно собранным и готовым к действию.
 – Но мы поймаем ее, как поймали ее мерзопакостную собаку, – добавил Дарси. – Бо идет по ее следу.
 – Больше похоже на то, что не ты поймал, а тебя поймала собака… Здорово пожевала и выплюнула… Ни какой собаке не понравится вонючий скунс.
 Дарси перевел табачную жвачку с одной стороны рта в другую и смерил Бича взглядом с ног до головы.
 – Это последнее, что собака сделала. Бо пристрелил ее.
 – Надо было мне тогда пристрелить Бо, – сказал Бич. – Век живи – век учись. А в вашем случае – век живи и болванами сдохнете, ребятки.
 Дарси выплюнул жвачку на ботинок Бичу.
 Бич лишь мельком взглянул на него, решая задачу, какое оскорбление способно настолько отвлечь Флойда, чтобы он сумел выхватить у него шестизарядный револьвер. Затем он мог бы разобраться и с Дарси.
 – Что мы сейчас делаем? – спросил Флойд.
 – Ждем Бо.
 – Мне нужно виски. Запястье болит зверски, – пробормотал Флойд, с отвращением глядя на свою правую руку. – При каждом шаге мула как будто кто-то молотком бьет мне по руке.
 Бич усмехнулся:
 – Да, паршивые у тебя дела, Флойд. Эта красные пятна, и этот запах… Боже мой, я удивляюсь, как ты все это терпишь.
 Дарси и Флойд проигнорировали слова Бича.
 – Придется тебе потерпеть, – сказал Дарси Флойду. У Бо есть виски.
 За спиной Бича мул дернулся, отгоняя докучливую муху.
 – Черт побери! – простонал Флойд. – Зверски больно!
 – Тогда лучше слезь… Надоел твой скулеж, – сказал Дарси. – Я вон весь в крови из-за этой проклятущей собаки, а не хнычу.
 Под Флойдом, который собирался спешиться, заскрипело седло.
 Адреналин бросился в кровь Бича. Этого момента он ожидал давно. Боковым зрением он увидел тень Флойда, передвигающуюся по земле.
 Флойд держал шестизарядник в левой руке, дулом в сторону Бича. Но Флойд был правша. Когда он слезал с лошади, дуло на мгновение отклонилось от цели. Всего лишь на одно мгновение, но именно этого мгновения Бич ждал всю дорогу.
 Молниеносно повернувшись, Бич ударил ботинком по поврежденному запястью Флойда. Флойд взвыл от боли и забыл про револьвер. Он тут же потерял сознание.
 Выхватив револьвер из его ослабевших пальцев, Бич крутанулся и ребром левой руки ударил Дарси по шее.
 Звук от удара потонул в реве Клима, который выхватил нож и бросился на спину Бичу.
 Но Бича уже не было на том месте. Он внезапно отпрыгнул в сторону, и Клим пролетел мимо, нелепо махая ножом в воздухе. Резким движением руки Бич придал полету Клима еще большую скорость.
 Перекувырнувшись через голову, Клим приземлился на спину. Однако он тут же вскочил на ноги и снова бросился на Бича. Как и в первый раз, Бич уклонился от ножа, одновременно оттолкнув бандита. Тот головой врезался в угловое бревно хижины с такой силой, что бревно содрогнулось, а Клим соскользнул на землю и затих.
 Когда Бич наклонился, чтобы выяснить, что с Климом, из хижины донесся вскрик Шеннон. За ним последовал грохот выстрела из дробовика.
 Окно находилось гораздо ближе к Бичу, чем дверь. Ударом ноги он распахнул приоткрытые ставни и кубарем вкатился внутрь, полагая, что внезапность – сильнейшее оружие против любой опасности.
 Шеннон резко повернулась к нему; лицо ее было мертвенно-бледным, сжимавшие дробовик руки дрожали.
 – Спокойно, сладкая девочка! Это я.
 Шеннон издала какой-то нечленораздельный звук. В широко открытых глазах ее застыл ужас.
 – Я… – голос Шеннон прервался. – Калпеппер… из пещеры… он…
 Бич взглянул на открытую дверцу буфета за спиной Шеннон. На полу лежали мужские ботинки, под ними виднелась кровь. Шеннон медленно, с опаской повернулась к буфету. Но еще раньше Бич взял дробовик из ее рук и шагнул вперед, встав между ней и лежащим на полу мужчиной.
 – Ты сделала то, что должна была сделать, – мягко сказал Бич. – Об остальном я позабочусь сам. А ты выйди наружу и позаботься о Флойде.
 – Ф-Флойде?
 – Ну да, – о мужчине с перевязанным запястьем.
 – А д-двое других?
 – Я думаю, они не доставят больших хлопот, – неопределенно сказал Бич и передал дробовик Шеннон. – Давай, действуй, сладкая девочка… Я скоро вернусь и заберу у них оружие.
 Бич отпер входную дверь. Когда Шеннон приблизилась к нему, Бич внимательно посмотрел ей в глаза. Они казались темными на фоне бледного как мел лица. Однако руки ее крепко сжимали дробовик. Она сделала несколько шагов и остановилась, увидев трех поверженных Калпепперов.
 – У тебя есть характер и мужество, Шеннон Коннер Смит, – вполголоса сказал Бич.
 Бич повернулся и пошел к буфету. Он зажег фонарь и поднес его лежащему Бо Калпепперу. Погасив фонарь, он направился к Шеннон.
 – Он мертв? – каким-то чужим голосом спросила она.
 – Да…
 Шеннон на мгновение закрыла глаза. Тело ее содрогнулось, но дробовик из рук она не выпустила.
 – В одной руке у него был нож, в другой – револьвер… Не переживай из-за него. Он давно уже заслуживал такой конец. Плохо лишь то, что это выпало на твою долю.
 Шеннон судорожно всхлипнула:
 – Красавчик…
 – Я поищу его, – пообещал Бич. – Но сперва надо проверить, что с этими ребятами.
 К великому удивлению Бича, Клим был жив, хотя и без сознания. А вот Дарси не повезло. Флойд постепенно приходил в себя – слышались стоны и ругань.
 Что-то тихонько приговаривая, Бич подошел к одному из мулов. Животное смотрело на него настороженно, однако убегать не стало. Очевидно, Калпепперы приучили своих лошадей не паниковать при звуках стрельбы и виде крови. С помощью нескольких энергичных движений Бич развязал скатку с одеялом позади седла.
 – Я никогда не видела, чтобы мужчины дрались так, как ты, – проговорила Шеннон, наблюдая за Бичом и вспоминая его резкие неожиданные действия
 Во время схватки. – Ты научился этому в Западной Виргинии?
 – В Китае.
 Одной рукой он забрал у Дарси оружие, второй развернул одеяло и накрыл покойника. Затем Бич повернулся к другим Калпепперам.
 – Китайцы способны на такие трюки, что мои приемы покажутся детской забавой, – добавил Бич.
 Шеннон недоверчиво покачала головой.
 – Да-да, – подтвердил Бич. – Человек, который обучал меня, ростом был мне по грудь и весил не больше тебя. Но он мог разделаться со мной, как с черепахой, за какие-нибудь пять секунд. Умопомрачительные трюки!
 Говоря это, Бич снял оружие с распростертых на земле бандитов, взял свой кнут и положил на плечо. Затем связал запястья и колени Климу ремнем из сыромятной кожи. То же самое, не обращая внимания на стоны, он проделал и с Флойдом.
 – Где они застали тебя? – спросил, поднимаясь, Бич.
 – На полпути отсюда до большого пня, что возле дальнего конца луга.
 Бич подошел к Шеннон, приподнял ладонью подбородок, легко поцеловал в губы и отпустил.
 – Последи здесь за всем, – сказал он. – А я приведу Красавчика.
 Некоторое время Шеннон молча смотрела на Бича невидящими глазами, затем кивнула и повернулась, чтобы держать в поле зрения Калпепперов.
 Бич вскочил на мула и направился к лугу. Приблизившись к месту, которое ему указала Шеннон, он осмотрел траву. Ему не составило большого труда быстро отыскать крупного пса.
 Красавчик лежал на траве, все еще продолжая сжимать в пасти окровавленный кусок одежды. На черепе алел неглубокий разрез – прямо над подернутыми пеленой полуоткрытыми глазами. На груди виднелось кровавое пятно – след второй раны. Третья пуля поразила пса в бедро.
 Из ран медленно сочилась кровь.
 Чертыхнувшись от жалости, Бич одним махом соскочил с мула и опустился перед Красавчиком на колени. Бока пса тихонько и равномерно поднимались и опадали, свидетельствуя о том, что он жив, несмотря на раны.
 – Ты ведь крепкий парень, правда же? – тихо сказал Бич.
 Он внимательно и осторожно исследовал тело пса. Лишь однажды Красавчик вздрогнул и тихонько заскулил.
 – Потерпи, малыш, – ласково сказал Бич. – Похоже, тебя здорово побили ногами, кровь идет из трех или четырех ран, но ведь ты молодой и сильный. Ты непременно будешь опять играть среди цветов на лугу сосвоей хозяйкой.
 Не теряя даром времени, Бич поднял огромного пса на руки, встал и взял повод мула. Красавчик жалобно заскулил, но больше ничем протеста не выразил, пока Бич нес его через луг, ведя на поводу мула.
 Когда Бич приблизился к хижине, он неожиданно увидел у двери рослого незнакомца, который молча следил за ним темно-серыми глазами.
 «Черт возьми, – мрачно подумал Бич. – У меня нет никакого сомнения, что это не Калпеппер».
 – Шеннон! – крикнул он.
 – Если вы имеете в виду девушку с дробовиком, то она в хижине и намерена почесать мне дробью спину, если я совершу какую-нибудь глупость.
 Бич посмотрел на окно за спиной незнакомца. Дуло дробовика было явно направлено в сторону мужчины.
 Бич предусмотрительно сделал шаг в сторону.
 Черноволосый незнакомец понимающе кивнул. Теперь при выстреле из дробовика шальная дробь не должна будет задеть Бича.
 – Позаботьтесь о собаке, – сказал мужчина, сочувственно глядя на Красавчика. – Я подожду.
 И тут же его взгляд изменился: он стал жестким и суровым, как только он посмотрел на трех лежащих на земле Калпепперов.
 Бич опустился на колени и осторожно положил Красавчика на траву. Когда он выпрямился, витки кнута соскользнули с его плеча на землю. В одно мгновение рукоятка кнута, как по волшебству, оказалась в левой ладони. Кожаные кольца зазмеились у его ног.
 – Выходи, Шеннон, – громко сказал Бич. – Красавчик несколько пострадал, но он выживет.
 Дробовик в окне исчез. Дверь с шумом отворилась, и Шеннон выскочила из хижины. На ее лице можно было прочесть и надежду, и страх.
 – Где Красавчик? – хриплым шепотом спросила она.
 – Позади меня. И будь теперь поосторожнее с дробовиком.
 Шеннон молча поставила курок на предохранитель и, что-то тихонько приговаривая, опустилась на колени перед любимым псом.
 Бич не спускал глаз с высокого сухопарого незнакомца. Судя по его плащу, брюкам и ботинкам, он имел прямое отношение к армии Конфедерации.
 – Вы знаете этих ребят? – спросил Бич.
 – Похоже, что это Калпепперы. Я охочусь за ними со времени Аппоматокса… За всеми одиннадцатью.
 – Для этого есть какие-то причины? – спокойно спросил Бич.
 – Их хотят видеть живыми или мертвыми в Техасе. Во время войны между штатами они убили трех молодых женщин и продали их детей индейцам из племени команчи. Когда отцы вернулись с войны и узнали об этом, они отправились на поиски детей. Но было поздно – все дети погибли.
 Бич не стал больше задавать вопросов. В этом не было нужды. По всей видимости, мужчина был в прошлом офицером армии конфедератов. Бич подозревал, что одна из трех убитых Калпепперами молодых женщин была его женой.
 А по суровому блеску глаз незнакомца можно было предположить, что среди погибших детей были и его дети.
 – Стало быть, охотитесь за Калпепперами, – мягко проговорил Бич. – Что же, дружище, вам сегодня повезло. Перед вами Клим, Дарси и Флойд.
 – Мертвые?
 – Дарси мертв. Клим и Флойд пока живы. Но я не поставлю и конфедератского доллара за то, что они выживут: у Клима сломан позвоночник, а от запястья Флойда идет страшная вонь!
 – Гангрена?
 Бич кивнул.
 – Это после драки в Холлер-Крике? – предположил незнакомец.
 – Особой драки там не было. Я просто напомнил им, как нужно себя вести…
 Один уголок рта у незнакомца поднялся, что должно было означать улыбку.
 – Значит, это были вы, – сказал незнакомец, задержав взгляд на кнуте. – Вас зовут Бич, я полагаю.
 – Да, именно так меня здесь зовут.
 – А меня после войны зовут Охотником.
 – Понятно. Охотник, – кивнул Бич.
 – Я слышал, что с ними был еще и Бо. – Охотник указал рукой на Калпепперов.
 – Верно, был.
 – Значит, сбежал, скотина! – мрачно процедил Охотник. – Черт бы побрал этого мерзавца! Простите, мадам!..
 – Не стоит извиняться, – не отрывая взгляда от Красавчика, проговорила Шеннон. – Я не какая-нибудь там утонченная леди… Я убила человека.
 Бровь Охотника поползла вверх.
 – Калпеппера?
 Шеннон молча кивнула.
 – Знаете, мадам, многие очень сильно сомневаются в том, что Калпепперов можно причислить к людям, – сказал Охотник. – В особенности те, кому пришлось похоронить жен, загубленных этими подонками.
 Охотник повернулся к Бичу:
 – Куда ушел Бо?
 – Думаю, прямиком в ад.
 – Так он тоже мертв? – спросил Охотник, оглядываясь по сторонам.
 Бич кивнул:
 – Да. Он в хижине.
 Охотник кивком головы молча показал на Шеннон, как бы спрашивая.
 Бич так же молча кивнул.
 Охотник позволил себе немного расслабиться. Все это время он находился в напряжении и был явно нацелен на борьбу.
 – Я ваш должник, – просто сказал мужчина. – За голову Бо была объявлена награда в пятьсот долларов, по две сотни за Флойда и Дарси, сотня – за Клима. Вы заслужили эти деньги.
 – Нет! – решительно произнесла Шеннон. – Нам не нужны кровавые деньги. Мы не убивали бы их, если бы у нас был выбор.
 Охотник посмотрел на Бича. Левый уголок его рта снова едва заметно приподнялся, но так, что при этом даже не шевельнулся черный ус.
 Хотя больше ничего не было сказано, Бич понял, что мужчине стала ясна подоплека случившегося: Калпеппе-ры тронули Шеннон и тем самым подписали себе смертный приговор, который вынужден был привести в исполнение Бич.
 – Если вы поможете погрузить Калпепперов на мулов, – сказал мужчина, – я отвезу их к первому же охотнику, который истребляет вредных животных за вознаграждение. – Он сделал паузу. – Абнер, Хорас, Гейлорд, Эразм и Джереми пока что живы. Эразм и Джереми, по слухам, направились в Виргинию. Я продолжу розыски троицы, которая осталась здесь.
 – А как с остальными?
 – Мой брат Кейс преследует Эразма и Джереми. Когда Калпепперы разделяются на группы, мы тоже разделяемся. Кейс вытащил короткую соломинку, поэтому ему придется гоняться за двумя сукиными детьми.
 – Говорите одиннадцать, – задумчиво произнес Бич. – Это все?
 – По крайней мере так считается, – ответил Охотник. – Правда, папаша Калпеппер был весьма похотливый старый козел. Я не удивлюсь, если выяснится, что он отложил несколько яиц в какие-нибудь неизвестные гнезда, пока его не пристрелил мой отец.
 – Одиннадцать… Проклятие! А где остальные? Я их не встречу в ближайшее время?
 – Нет. Они похоронены на пути к Техасу.
 Бич не стал спрашивать, кто устроил им похороны. Взгляд Охотника чем-то напомнил Бичу Калеба Блэка: отличный парень и твердый как кремень.
 – Надеюсь, вы достанете их всех, – сказал Бич.
 – Достанем. Можете не сомневаться в этом.
 Бич еле заметно улыбнулся, радуясь тому, что не он носит фамилию Калпеппер.
 – Садись на мула и привези сюда шамана, – сказал Бич, обращаясь к Шеннон. – Он присмотрит за Красавчиком в наше отсутствие.
 Шеннон вскинула голову:
 – А куда ты уходишь?
 – Не ты, а мы, – поправил ее Бич. – Мы едем на ранчо моей сестры.
 Шеннон открыла рот, чтобы что-то возразить.
 – Помолчи, – повышая голос, сказал Бич, пресекая все возможные возражения. – Мне наплевать на то, что ты хочешь сказать. Ты поедешь со мной, даже если для этого мне придется привязать тебя к седлу.




 Глава 13


 Шеннон вздрогнула и открыла глаза. Сердце колотилось, словно молот. Она осмотрелась вокруг. Брезжил рассвет. Звезды на востоке бледнели и гасли. Она находилась в небольшой спаленке. Где-то неподалеку раздался мужской голос. Ему ответил другой.
 Крикнул Бич. Ответил Калеб Блэк. Именно это и разбудило Шеннон – мужские голоса. Даже спустя три дня после разыгравшихся в ее хижине событий она не могла успокоиться, то и дело вздрагивала и оглядывалась – уж не гонится ли кто-либо за ней?
 Шеннон втянула носом воздух, ощутив ароматный запах кофе, бисквитов и бекона. В животе послышалось голодное урчание. Накануне вечером она и Бич приехали на ранчо поздно и после приветствий сразу отправились спать. Их путешествие несколько затянулось, поскольку Шеннон отказалась ехать на мулах, которых ей оставил Охотник.
 Шеннон быстро вскочила с кровати и оделась. Она не собиралась валяться в постели, когда другие занимались делом. Как рассказал ей Бич, у Виллоу
 Хлопот был полон рот: она занималась маленьким сыном, приготовлением еды для всех, кто работал на ранчо, и к тому же была беременна. А кроме того, на ней лежали шитье, починка одежды, вязание, уборка, стирка, глаженье, уход за огородом, кормление цыплят, сбор яиц и сотня других мелочей – одним словом дел у нее невпроворот.
 Не легче приходилось и Калебу, который ухаживал за коровами и лошадьми, заготавливал дрова, строил заборы и различные подсобные постройки, следил за тем, чтобы в порядке были колодцы и кормушки для животных, чистил конюшни, занимался клеймением скота, изготавливал мебель – перечень его обязанностей можно продолжать до бесконечности.
 Шеннон бодро спустилась по деревянной лестнице с сеновала, где она спала, и направилась на кухню.
 Виллоу возилась у плиты, на которой жарился бекон и готовились бисквиты. Не замечая Шеннон, она помешивала компот в кастрюле. Бросились в глаза пышные волосы золотистого оттенка. Впрочем, не только цвет волос, но и кошачий разрез огромных карих глаз не позволял усомниться в том, что Виллоу – сестра Бича.
 – Доброе утро, миссис Блэк, – поздоровалась Шеннон.
 Повернувшись, Виллоу приветливо улыбнулась:
 – Называйте меня Виллоу.
 – Виллоу, – повторила Шеннон и тоже улыбнулась. – В таком случае называйте меня Шеннон.
 – Очень симпатичное имя. Запад еще не присвоил вам никакого прозвища?
 Шеннон полагала, что вряд ли слова «сладкая девочка» можно рассматривать как прозвище. Впрочем, даже если это и прозвище, она не собиралась говорить об этом сестре Бича.
 – Нет пока, – ответила Шеннон.
 Она снова еле заметно улыбнулась, взглянув на обозначившийся у Виллоу под платьем живот.
 – Бич в разговорах со мной называет вас Вилли.
 – Бич? – озадаченно спросила Виллоу, затем улыбнулась. – Ах да, вы имеете в виду Рейфа.
 – Да. Высокий, широкоплечий, с волосами пшеничного цвета, красивый, как падший ангел, и упрямый, как мул.
 Виллоу засмеялась:
 – Да, Рейф такой… А меня он называет Вилли, потому что я одна отправилась на поиски братьев… Была этаким сорванцом.
 – Сколько у вас братьев?
 – Пятеро. Мэт живет в одном дне езды вместе со своей женой Евой.
 – Мэт? – переспросила Шеннон.
 – Вы, наверное, слышали о нем как о Рено. На Западе он получил такое прозвище. Иногда я тоже называю его этим именем. Может быть, привыкну и к тому, что Рейф – это Бич.
 – Молчаливый Джон упоминал Рено, – сказала Шеннон. И, не желая распространяться о человеке, который в общем-то не был ее мужем и которого не было в живых, перевела разговор:
 – А где другие братья?
 – Разбросаны по всему свету от Шотландии до Бирмы. Доходили слухи, что один из них находится в джунглях Амазонки. Но это было год назад. Сейчас они могут быть где угодно.
 – Дух бродяжничества пустил глубокие корни в вашей семье.
 Тон, которым были сказаны эти слова, заставил Виллоу повернуться и посмотреть через плечо на Шеннон. Первое впечатление о Шеннон оказалось верным. Это была стройная, миловидная девушка с удивительными сапфировыми глазами.
 – Да, верно, – согласилась Виллоу, снова поворачиваясь к плите. – Правда, даже если бы мы были
 – домоседами, война все равно разметала бы нас. У нас не стало дома, куда можно было бы вернуться.
 – Да, – просто ответила Шеннон.
 – Иногда у вас чувствуется легкий южный акцент, – сказала Виллоу, просеивая муку.
 – Это из Виргинии. И было это так давно.
 – Почему вы приехали на Запад? Наверно, война выгнала вас из дома?
 В устах другого человека этот вопрос мог бы показаться неуместным. Но в голосе и спокойном взгляде карих глаз Виллоу ощущалось неподдельное сочувствие, а не праздное любопытство.
 Шеннон прикрыла на момент глаза, соображая, как рассказать этой приятной южной леди о том кошмаре, который пережила она до встречи с Молчаливым Джоном и до переезда на территорию Колорадо.
 – Впрочем, не стоит об этом, – поспешила сказать Виллоу. – Я спросила без всякой задней мысли… Вы предпочитаете кофе или чай?
 – Неужели у вас есть чай?
 Этот вопрос сказал Виллоу о многом.
 – У нас всегда есть чай. Джесси – это жена Вулфа Лоунтри – выросла в Шотландии и Англии. Некоторое время там же воспитывался и Вулф.
 – Вулф, – наморщила лоб Шеннон. – Кажется, Бич упоминал о нем.
 – Неудивительно. Рейф приобрел прозвище Бич в тот день, когда в Каньон-Сити бандиты стали непристойно выражаться по адресу Джесси за то, что она вышла замуж за полукровку.
 Внезапно Шеннон не просто вспомнила, а словно увидела, как с умопомрачительной скоростью движется рука Бича, услышала хлесткий щелчок кнута – и на изрыгающих грязные слова губах Бо Калпеппера выступила кровь.
 – Вот так и я познакомилась с Бичом, – сказала Шеннон.
 Виллоу одобрительно кивнула, снимая со сковородки бисквиты. Хотя она и не стала задавать вопросов, но ей было очень интересно, каким образом ее брат свел знакомство с женой, или, по словам Бича, вдовой, охотника, имевшего на Западе славу человека грозного и зловещего.
 – Я пришла в лавку в Холлер-Крике, чтобы купить кое-какие продукты. И тут откуда ни возьмись появились Калпепперы. С этими известными в округе головорезами люди старались не связываться… Словом, они стали говорить обо мне… Конечно, всякие гадости, но… – Шеннон пожала плечами.
 – Вы были одна? – спросила Виллоу, перекладывая бисквиты в миску.
 – Да… Я пыталась урезонить Бича и убедить его не вмешиваться… Боялась, что ему не поздоровится. Как-никак четверо вооруженных мужчин против одного, а у Бича не было даже ружья. Калпепперы пользовались очень дурной репутацией в долине Эго.
 Сердце у Виллоу сжалось, когда она представила, что ее любимый брат вынужден был противостоять четверым бандитам.
 – Калпепперы продолжали говорить гнусности, – продолжала рассказ Шеннон. – А потом вдруг раздался хлопок как при выстреле и на губах Бо появилась кровь… После этого еще один из Калпепперов подпрыгнул и заорал, словно на него набросился рой ос… Когда я поняла, что по бандитам гуляет кнут, все было почти уже кончено.
 Виллоу вытерла руки о фартук и издала продолжительный вздох.
 – Я видела некоторые трюки, которые брат проделывал с кнутом, но четверо вооруженных громил… – Виллоу покачала головой.
 – Они не ожидали такого, – раздался в дверях голос Бича. – Это весьма облегчило мою задачу.
 Шеннон обернулась на голос. За Бичом стоял Калеб Блэк.
 – Впредь не поступай так глупо и опрометчиво, – посоветовал Калеб.
 – Я ведь и не планировал поступать так, как поступил, – возразил Бич.
 Калеб засмеялся, вошел в кухню и прикоснулся к волосам Виллоу с нежностью, которая поразила Шеннон.
 – Как поживает моя любимая девочка? – негромко спросил он.
 – Толстеет так, что скоро по весу будет равна двум.
 Улыбнувшись, Калеб сказал Виллоу на ухо что-то такое, что другим не было слышно. Появившийся румянец на ее щеках и улыбка свидетельствовали, что мужем своим она не менее довольна, чем он своей женой.
 – Это бисквиты так пахнут? – спросил Бич.
 – Нет! – быстро отреагировал Калеб. – Это все в твоем воображении.
 – Как бы не так!
 Калеб схватил миску с бисквитами и сделал вид, что хочет спрятать ее под полой куртки.
 Шеннон удивленно ахнула. Она даже не заметила, чтобы Бич тянулся к бисквитам, тем не менее он уже держал несколько в руке.
 – Я ожидал, что ты так поступишь, поэтому стянул бисквиты, когда ты что-то шептал на ухо моей сестричке, – объяснил Бич.
 Виллоу закатила глаза и покачала головой.
 – Оба хороши! – с притворным негодованием проговорила она. – Можно подумать, что я испекла только по одному бисквиту на человека.
 – Я как раз хотел поговорить с тобой об этом, – сказал, наклоняясь к Виллоу, Калеб. – Наряду с другими делами.
 Шеннон заморгала глазами, стараясь не смотреть. Она была почти уверена, что Калеб прикоснулся губами к уху Виллоу.
 – Фу! – воскликнула Виллоу и шлепнула мужа по широкой спине. – Если ты будешь отвлекать меня, у меня сгорит бекон или я пересолю тесто.
 – Ты все слышал, – вмешался Бич, схватив Калеба за руки. – Пошли отсюда, старина. Ты не должен касаться бисквитов Вилли.
 Смеясь и делая вид, что упирается, Калеб позволил Бичу вывести себя из кухни.
 – Вы так удивленно смотрите, – сказала, сдерживая улыбку, Виллоу.
 – Да, наверное, – согласилась Шеннон. – Бич здесь какой-то совсем другой. То есть, я хочу сказать, он улыбался, шутил и в долине Эго, но не так. Не так… весело.
 – Бич знает, что здесь ему не надо быть настороже, не надо слишком тщательно подбирать слова… Мы его семья.
 Шеннон не хотелось бы, чтобы Виллоу почувствовала печальные нотки в ее голосе, но, по всей видимости, скрыть их ей не удалось.
 – Дом для вечного странника, – полушепотом сказала она.
 – Да, мой брат такой, – признала Виллоу, отмеряя ложкой соль. – Бродяга и странник. Он был такой уже тогда, когда я была еще малявкой.
 До кухни донесся отчаянный плач ребенка. Виллоу взглянула на муку и на плиту. Вздохнув, она ополоснула в тазу руки и вытерла их о фартук.
 – Извините, – сказала она. – У Этана нет отцовского терпения. Если я не заберу его из колыбели и не понянчу, он станет кричать на весь дом.
 – Идите, конечно. Я допеку бисквиты. Рабочие поели?
 – Для них готовит жена Чугунного.
 – Значит, нам потребуется еще четыре сковороды бисквитов, так ведь?
 Янтарная бровь Виллоу удивленно поднялась.
 – Откуда вы знаете?
 – Бич один съедает две сковороды.
 – Калеб тоже.
 Шеннон еле заметно улыбнулась:
 – Я так и подумала, учитывая его габариты. И одна сковорода остается для нас.
 – Если только успеем, – усомнилась Виллоу.
 – Я стану над ними с заряженным дробовиком.
 – Над мужчинами?
 – Над бисквитами.
 Смеясь, Виллоу направилась к сыну, чьи крики становились все громче и настойчивее.
 Еще до того, как все сели завтракать, Этан был накормлен, умыт и одет в сшитую Виллоу одежду. Он сидел рядом с матерью на высоком стуле, который Калеб соорудил из старой ели. Шеннон сидела по другую сторону от ребенка.
 Опыт по уходу за кузинами пригодился Шеннон. Как только Этан начинал требовать слишком большого внимания к себе, Шеннон давала ему кусочек бисквита либо предлагала сделать глоток теплого молока из стоявшей перед ним кружки. Иногда она угощала его сладким соком из компота.
 В кухне было тепло, она вся была пропитана вкусными запахами. Розетки с джемом на деревянном столе напоминали рубины. Бич принес букет желтых полевых цветов, и сейчас кувшин с цветами стоял в центре стола. Бело-голубые салфетки покрывали миски с бисквитами и лежали на коленях всех присутствующих, кроме Этана. Белые керамические кружки с толстыми стенками способны были долго удерживать тепло. Тарелки также были керамические, глазурованные; ножи, ложки и вилки металлические, блестящие, без малейших следов налета или ржавчины.
 – Шеннон, ты не наелась? – спросил Бич.
 Она вздрогнула и посмотрела на свою пустую тарелку. Бич услужливо поднес ей миску с бисквитами.
 – Я пыталась вспомнить, когда я в последний раз видела посудный сервиз и всевозможные салфетки, – сказала Шеннон. – Все выглядит так красиво, что я даже о еде забыла.
 – Тем не менее ешь. Ты слишком худенькая.
 – Я только и делаю, что ем, с того времени, как ты появился, – пробормотала она.
 – Очень хорошо. Когда я тебя увидел первый раз, ты была еще более тощая.
 – Откуда ты знаешь? – строптиво сказала Шеннон. – Я ходила в мужской куртке и брюках.
 – Знаю.
 Бич бросил искоса такой взгляд на Шеннон, что ей расхотелось спорить и возражать. Судя по блеску в его глазах, желание, которое он испытывал к ней, не стало ни на йоту слабее.
 Калеб опустил глаза на тарелку, скрывая удивление. Было очевидно, что Бича Шеннон интересует как женщина. Ясно было и то, что Бич не делил ложа с этой изящной девушкой, которая могла быть, а могла и не быть вдовой. В их отношениях не чувствовалось непринужденности, свойственной любовникам.
 Но их, безусловно, влекло друг к другу. Казалось, в воздухе проскакивала искра, когда Бич бросал взгляды на Шеннон; как, впрочем, и тогда, когда Шеннон смотрела на Бича.
 Бич говорил Калебу, что, по всей видимости, Молчаливый Джон погиб. Шеннон вообще ничего не говорила о своем исчезнувшем муже.
 Калеб полагал, что именно отсутствие доказательств гибели Молчаливого Джона удерживало Бича и Шеннон от того, чего оба хотели. На Западе многие люди умирали, и об их смерти не знал никто, кроме Господа Бога, тем более если человек был совершенно одинок или был таким охотником за людьми, как Молчаливый Джон.
 – Бич рассказывал, что у вас есть хижина в долине Эго, – нарушил молчание Калеб.
 – Да, к северу от развилки в районе ручья Аваланш, – подтвердила Шеннон.
 – Помню, я гонялся там за Рено несколько лет назад, – сказал Калеб. – Отличные места, если только привыкнуть к высоте.
 Шеннон улыбнулась:
 – Первое время, как я сейчас вспоминаю, я задыхалась и чувствовала себя так, словно таскала на себе мешок с мукой.
 – Там трудно выращивать что-то себе на пропитание, – заметил Калеб.
 – Трудно – не то слово, – подхватила Шеннон. – Иногда последние весенние заморозки от первых зимних отделяет промежуток не более шести недель.
 – Вам, должно быть, так одиноко, ведь, кроме вас, там нет женщин, – вступила в разговор Виллоу.
 Намазывая джем на бисквит, после некоторых колебаний Шеннон медленно сказала:
 – Одиночество будешь испытывать тогда, когда о ком-то тоскуешь. Я не оставила никого, кто мне был бы дорог, когда уезжала на Запад.
 – Но вам так много времени приходится быть одной, – не отступала Виллоу.
 – У меня есть Красавчик.
 – Красавчик?
 – Это огромный, злой и страшный полукровка, помесь пса с волком, – вмешался Бич. У него сейчас несварение желудка, и мы оставили его на попечение шамана.
 Калеб усмехнулся. Бич успел рассказать ему о Калпепперах.
 – Говоришь, несварение желудка? – переспросил Калеб. – Ты это так называешь?
 – Да! – отрезал Бич. – От Калпеппера, которого он пытался съесть, вырвало бы и скунса.
 – Честное слово, Рейф! – воскликнула Виллоу. – Как ты можешь этим шутить! Ведь ты был у них на мушке.
 – Ну, не тогда, когда прыгнул на них. Китайские приемы оказались для них такими же неожиданными, как и мой кнут.
 Шеннон кашлянула:
 – Если бы вы видели, какие чудеса он вытворял, вы бы перестали за него опасаться. Он расправился с ними раньше, чем я успела глазом моргнуть.
 – Все равно, мой большой брат, – пробормотала Виллоу, – когда-нибудь ты вздумаешь откусить больше, чем способен прожевать.
 – Это уже однажды случилось, – сказала Шеннон, – на Лугу гризли.
 Калеб резко повернулся к Шеннон. Она уже успела заметить, что Калебу присуще удивительное проворство. До этого она полагала, что самым быстрым человеком был Бич, но теперь не сомневалась, что Калеб превосходил его в этом отношении.
 – А что произошло? – спросил Калеб у Шеннон.
 – Бич, вооруженный одним лишь кнутом, решил сразиться с гризли.
 Калеб озадаченно посмотрел на Бича:
 – Боже милосердный! Я думал, ты поумнее.
 – Собственно говоря, это была не моя идея, – возразил Бич. – Я спокойно мылся и вдруг услышал, что Красавчик вступил на тропу войны. Я обернулся и увидел стоявшего на задних лапах огромного медведя. Со мной был только кнут, поэтому я и пустил его в ход.
 – И ты справился с гризли с помощью одного кнута? – недоверчиво спросил Калеб.
 – Нет. Подбежала Шеннон и ткнула в бок гризли своим старым ржавым дробовиком…
 – Мой дробовик гораздо чище твоего кнута, – перебила его Шеннон.
 – …и выстрелила из двух стволов сразу, – закончил Бич, игнорируя реплику Шеннон. – И убила зверя наповал.
 Калеб с интересом посмотрел на Шеннон.
 – Это требует немалого мужества, – произнес он, глядя на девушку янтарными глазами.
 – Мужества? – переспросила Шеннон и засмеялась. – Мне было очень страшно, но я знала, какой я плохой стрелок, поэтому нужно было подобраться как можно ближе. Если бы гризли был просто ранен, это означало бы верную смерть для нас обоих.
 – Стало быть, вы подбежали вплотную и выстрелили в гризли? – продолжая в упор смотреть на Шеннон, переспросил Калеб.
 – А вы что, тоже начнете кричать на меня? – насторожилась Шеннон. Калеб засмеялся, отчего усы его задвигались и показались блестящими и пышными.
 Внезапно Шеннон осенило, что Калеб столь же привлекателен, как и Бич.
 – Стало быть, Бич кричал на вас? – спросил Калеб.
 – Да.
 – Нет, – одновременно с Шеннон сказал Бич. – Я просто указал ей, что она непроходимая балда и лезет туда, куда не надо и где ее могут убить. Мы с Красавчиком почти обратили гризли в бегство.
 Калеб хмыкнул:
 – А гризли знал об этом?
 Бич метнул на зятя энергичный взгляд и сосредоточил внимание на бисквитах, лежащих горкой на его тарелке. Больше всего его смущало то, что Шеннон рисковала ради него жизнью, но ни разу даже не намекнула, что он чем-то ей обязан. Хотя бы словом или поцелуем благодарности.
 А вместо того чтобы поблагодарить ее, он орал на нее. И это его тоже смущало.
 «Ну и что такого, – саркастически сказал себе Бич. – Все, что имеет отношение к этой девушке, приводит меня в волнение и смущение».
 – Если у моего брата недостает хороших манер, чтобы поблагодарить вас, я делаю это за него, – проговорила Виллоу. – Добро пожаловать на наше ранчо в любое время. И вы можете оставаться у нас столько, сколько пожелаете.
 – Аминь, – сказал Калеб. – Должен признаться, я соскучился по мелодиям флейты, которые звучат здесь, когда приезжает Бич.
 – А кто обвинял меня, что от моей флейты разбегается в панике скот? – мгновенно отреагировал Бич, весьма довольный переменой темы разговора.
 – Должно быть, Вулф, – парировал Калеб.
 – Гм… гм… – это все, что сумел ответить Бич.
 Шеннон не без труда подавила улыбку. Хотелось бы
 Ей скрыть и нежность во взгляде, которым она одарила Бича, но скорее всего ей это не удалось.
 Она очень скоро поняла, что от проницательных светло-карих глаз Калеба вряд ли вообще что-то можно скрыть.
 После завтрака Калеб и Бич отправились осматривать скот. Виллоу занялась работой по дому, а Шеннон очень энергично взялась помогать ей.
 Первый день заложил основы распорядка всех последующих. Шеннон выполняла ту же работу, что и Виллоу, касалось ли это приготовления пищи, шитья или уборки. Когда Виллоу протестовала и говорила, что Шеннон работает слишком много, она лишь улыбалась и отвечала, что работа здесь гораздо легче той, которую ей приходилось выполнять в долине Эго.
 На четвертый день пребывания Шеннон и Бича на ранчо, после ужина, Виллоу уговорила Калеба достать губную гармошку и сыграть несколько ее любимых песен.
 Вскоре дом наполнился зажигательными звуками вальса. Ярко горели лампы в большой комнате, освещая неприхотливую, но добротную мебель ручной работы, ковры и небольшие коврики.
 Бич подошел к Виллоу, галантно поклонился и подал ей руку.
 – Мадам, – серьезно сказал он, – первый танец ваш, поскольку вы хозяйка дома.
 – Я сейчас не такая грациозная, как тогда, когда мы танцевали с тобой в последний раз, – предупредила она.
 Бич улыбнулся мягкой, почти мечтательной улыбкой.
 – Ты красивая женщина, Виллоу, тем более когда носишь ребенка – плод вашей любви с Калебом.
 Виллоу вспыхнула, улыбнулась и позволила старшему брату помочь ей подняться. Она сделала реверанс с непринужденностью, свидетельствующей о хорошем воспитании и присущей ей грации.
 Когда Виллоу вошла в кольцо протянутых Бичом рук, он обнял ее настолько деликатно, словно она была из хрупкого хрусталя.
 Волосы ее цветом напоминали пламя свечи, глаза счастливо и радостно блестели, скольжение ее было уверенным и плавным. Свободно и грациозно Виллоу и Бич плыли по комнате под звуки гармоники Калеба.
 Шеннон смотрела, как танцуют брат и сестра, с чувством, похожим на зависть. Однажды и ей довелось побывать на балу, правда, наблюдала его она с балкона второго этажа, любуясь развевающимися шелковыми и сатиновыми платьями. Слишком юная для того, чтобы танцевать, и слишком взрослая, чтобы в это время спать, она провела несколько часов среди танцующих, мечтая о том, как вырастет и окажется среди смеющихся и танцующих пар.
 Но времена изменились, изменился мир. Шелка и бальные платья исчезли из жизни Шеннон еще до того, как она смогла к ним приобщиться.
 – Никогда не думала, что на этой губной гармошке можно так прекрасно играть, – хриплым от волнения голосом сказала Шеннон.
 На лице Калеба мелькнула беглая улыбка.
 – Вы слишком долго жили в долине Эго. Мою музыку можно сравнить разве что с воем волков.
 – Может быть, вас это удивит, но мне нравится волчья музыка, если я нахожусь в безопасности, в хижине.
 – Меня ничто не удивит в девушке, которая поразила гризли допотопным дробовиком.
 Одобрение, которое Шеннон прочитала в глазах Калеба, заставило ее покраснеть и застенчиво улыбнуться.
 – Если ты перестанешь отвлекать моего зятя своим флиртом, – раздался голос Бича, – мы могли бы дать отдохнуть Виллоу и станцевать с тобой.
 – Я не умею танцевать… и потом, я не занималась флир…
 Она оборвала себя, увидев гнев в глазах Бича.
 – Рафаэль! – возмущенно воскликнула Виллоу. – Где твои манеры?!
 – В карманчике для часов, – высказал предположение Калеб, – вместе с его мозгами.
 Бич бросил на Калеба взгляд, который иначе как свирепым не назовешь. Калеб еле заметно улыбнулся.
 – Оставим это для Рено, – предложил Калеб. Он ждет не дождется, когда ему выпадет шанс поквитаться с тобой. С того момента, когда ты с помощью китайских трюков швырнул его задницей на землю и дал выволочку за то, что он непутево обращался с Евой.
 – Он заслуживает того, – ответил Бич. – Он вел себя как последний болван! Это было всем ясно.
 – Кроме самого болвана, которого это касалось больше, чем кого бы то ни было, – многозначительно проговорил Калеб. – Так что подумай об этом. И подумай как следует. А потом ты можешь заслужить прощение Шеннон, научив ее танцевать вальс.
 Подмигнув Виллоу, Калеб снова взялся за гармошку. И в комнате снова зазвучала музыка.
 Шеннон смотрела на кого угодно, только не на Бича. Щеки ее продолжали пылать от высказанного в ее адрес обвинения. И еще от собственного гнева. Она не давала ни малейшего повода к тому, чтобы Бич обвинил ее во флирте.
 Перед глазами Шеннон возникла широкая ладонь Бича. Пальцы у него были длинные, загорелые и удивительно изящные для руки такого размера и подобной силы. Ногти были чистые и аккуратно подстрижены.
 От руки пахло мятой.
 Вначале Бич прочитал в голубых глазах Шеннон неодобрительное выражение, затем она повела ноздрями, и на лице ее выразилось удивление.
 – Мята, – произнесла она.
 – Виллоу давно посадила ее. Я сорвал несколько растений и принес в твою комнату. Когда ты и Виллоу убирали со стола.
 – Я… благодарна за это, – заикаясь, сказала Шеннон. – Очень любезно с твоей стороны.
 Протянув вторую руку, Бич тихо сказал:
 – Потанцуй со мной.
 «Сладкая девочка».
 Хотя вслух Бич и не произнес этих слов, взгляд его серебристых глаз был весьма красноречив.
 – Н-но… Я н-не могу…
 – Я научу тебя, если ты позволишь… Ты ведь позволишь, Шеннон?
 Трепет пробежал по ее телу.
 – Да, – шепотом ответила она.
 – Тогда подойди ко мне, – тоже шепотом сказал Бич.
 Шеннон встала, Бич взял ее за левую руку и повел в центр комнаты. Там он повернул Шеннон лицом к себе и поднял ее руку. Если бы они были одни, он поцеловал бы ей ладошку. Сейчас же он лишь пощекотал ее большим пальцем, после чего легонько сжал.
 У Шеннон возникло-таки ощущение, что ее поцеловали в ладонь. Дыхание у нее прервалось, а глаза превратились в большие голубые озера.
 – Положи левую руку мне на плечо, – бархатным голосом пророкотал Бич.
 – Вот так?
 – Да. А правую руку положи мне на ладонь.
 Шеннон ощутила предательскую дрожь, когда ее ладонь коснулась ладони Бича. Он слегка пошевелил ею и чуть сжал пальцами.
 – Ты слышишь? – спросил Бич.
 Шеннон повернула голову, прислушиваясь к музыке, хотя это было непросто: тело Бича почти соприкоснулось с ее телом, дыхание их смешалось, и она видела, как энергично бьется жилка на его шее. Шеннон услышала, как Бич отсчитывает ритм. Она стала тихонько вторить ему: раз-два-три, раз-два-три…
 – Молодец, правильно, – сказал Бич. – А теперь начинай с правой ноги и следуй за мной.
 Бич обнял Шеннон покрепче, понадежнее, ведя и поддерживая. Начал он с простейших шагов, но вскоре перешел к более сложным, когда понял, что партнерша способна на большее, нежели выполнять школьные экзерсисы.
 – Ты уверена, что ты не умеешь танцевать? – спросил Бич, ускоряя вращение и увлекая за собой Шеннон.
 Она засмеялась и прильнула к Бичу, полностью доверяясь ему. Сила и уверенность партнера объясняли ту легкость, с которой она освоила танец.
 – Я частенько мечтала о том, чтобы вот так танцевать, – шепнула Шеннон, – но никогда не танцевала. – Лишь однажды с балкона из-за цветочных горшков наблюдала за тем, как красиво кружатся пары в танце.
 – Сколько тебе тогда было?
 – Лет шесть или семь… Это было так давно, – рассеянно сказала она, продолжая мысленно отсчитывать ритм, – когда отец еще нас не бросил, а мать еще не пристрастилась к опию.
 Слова Шеннон потрясли Бича, но он предпочел не продолжать тему. Красивые глаза ее и так подернулись грустью, а скорбные воспоминания способны были лишь усугубить печаль девушки.
 – Я думаю, что она созрела для польки, – сказал Бич, взглянув через плечо Шеннон на Калеба.
 И тотчас же плавная мелодия сменилась задорной и ритмичной, вызвав приступ веселья у Виллоу, которая стала отбивать такт ногой.
 – Почувствовала ритм? – спросил Бич у Шеннон.
 – Тут разве что мертвый не почувствует!
 – Или мертвецки пьяный, – кивнул головой Бич. – Я подозреваю, что немцы изобрели этот танец для того, чтобы почувствовать страшную жажду, а затем утолять ее всю ночь пивом.
 Бич взял руки Шеннон и положил их себе на плечи. Ноги Шеннон невольно стали отбивать такт одновременно с Виллоу.
 – Готова? – спросил Бич.
 – К чему?
 – Порезвиться со мной, как если бы я был Красавчиком и мы находились бы на высокогорном лугу, где нет ничего, кроме диких цветов и солнца.
 Порезвиться с Бичом – эта мысль пришлась Шеннон явно по душе. В глазах ее заискрились смешинки, губы расплылись в открытой ослепительной улыбке.
 Шеннон бросило в жар, когда Бич положил ладони ей на бедра. Мужские пальцы деликатно и трепетно обвились вокруг округлых форм, излучавших тепло даже сквозь поношенные брюки. Улыбка, которую подарил Бич, была такой же чувственной, как и его взгляд.
 Без каких-либо дальнейших пояснений Бич начал танцевать, отсчитывая такт. Но на сей раз он делал это не полушепотом, а очень громко. Шеннон сориентировалась быстро, ибо полька была куда проще вальса. Недостаток умения и опыта с ее стороны компенсировался силой Бича. Если она ошибалась, он просто приподнимал ее над полом.
 Щеки у нее раскраснелись, глаза горели. Смеясь, она всецело отдалась музыке, полностью доверившись мужчине, который смеялся и танцевал вместе с ней. Наконец, когда они сделали более десятка заходов из гостиной в кухню и затем обратно, Шеннон почувствовала, что изнемогает от смеха и от польки. Она прильнула к Бичу и запросила пощады. В последний раз крутанув Шеннон, Бич оторвал ее от пола и прижал к себе, ибо в этот момент они находились в кухне и их никто не мог видеть.
 – Я знаю, что ты не флиртовала с Калебом, – тихонько сказал Бич. – Но если бы ты мне улыбнулась тогда, мне бы захотелось сделать… вот это!
 Озорные искорки в глазах Бича исчезли, уступив место страсти, которую он был не в силах скрыть. Наклонившись к Шеннон, он крепко, горячо, жадно поцеловал ее.
 – А затем мне захотелось бы еще большего… гораздо большего, чем это, – задыхаясь, хриплым шепотом говорил Бич, не выпуская Шеннон из объятий. – Я хочу тебя, сладкая девочка, девственница ли ты, вдова
 Или жена, послана ли адом или раем – это не имеет значения.
 Тихонько застонав, Бич позволил ей медленно сползти на пол. Он не сделал ни малейшей попытки скрыть свою возбужденную плоть, которую Шеннон ощутила животом. Дрожащим голосом Шеннон прошептала его имя.
 – Скажи Кэлу и Вилли, что я пошел взглянуть на Шугарфута, – хрипло проговорил Бич.
 Дверь за ним захлопнулась, и Шеннон осталась в кухне одна с бешено бьющимся сердцем и пьянящим, как вино, вкусом поцелуя на губах.




 Глава 14


 На следующее утро с гор подул ветер, нагоняя грозу в зеленую долину, в которой Калеб и Виллоу построили свой дом. Входя, Бич придержал ручку, чтобы дверь не вырвалась и не захлопнулась с шумом и грохотом.
 Шеннон сидела в гостиной у окна на стуле, который собственноручно смастерил Калеб. На коленях ее лежала льняная блуза Виллоу, и Шеннон штопала разошедшийся по шву рукав, делая аккуратные маленькие стежки.
 – А где Вилли? – спросил Бич.
 – Она пошла вздремнуть вместе с Этаном.
 – Бич улыбнулся почти застенчивой улыбкой:
 – Кэл говорил, что мы разбудили Этана своими танцами.
 Румянец заиграл на щеках Шеннон. Она вспомнила жадные, страстные объятия Бича в кухне, жгучий опьяняющий поцелуй…
 – Этан недолго не спал, – сказала после заминки Шеннон. – Он заснул, как только Виллоу спела ему колыбельную… У нее очень красивый голос.
 – Ты бы слышала, как она поет с Рено и Евой, – улыбнулся Бич. – Это такая гармония, что даже ангелы могут заплакать от зависти. В прошлое Рождество мы все собрались здесь и вместе пели рождественские гимны.
 – Представляю, как это было здорово, – мечтательно проговорила Шеннон.
 Бич внимательно посмотрел на девушку. Лицо ее заметно посвежело за эту неделю. Да и вообще она выглядела окрепшей. Сейчас, когда Шеннон сидела с шитьем у окна, казалось, что она чувствует себя расслабленно и непринужденно, словно кошка у камина.
 – Похоже, тебе здесь нравится? – спросил Бич.
 – Иначе и быть не может. Калеб и Виллоу щедры, открыты и доброжелательны. Глядя на них, я стала понимать, как многое мои родители недобрали в своей совместной жизни.
 – Рено и Ева очень похожи на них… Как, впрочем, Вулф и Джесси… Наверное, есть что-то благотворное в западном климате.
 Шеннон отвела от Бича взгляд, не желая, чтобы он прочитал тоску в ее глазах, когда она подумала о доме, о замужестве, о совместной жизни и взаимной любви – и еще о детях.
 Но этому не суждено случиться. Шеннон знала это так же точно, как и то, что Бич – неисправимый закоренелый бродяга и странник. Тем не менее перестать его любить было выше ее сил.
 Это и заставило ее отвести взгляд от Бича.
 Следует, однако, сказать, что с этим она несколько замешкалась. Бич успел многое прочитать в сапфировых
 Девичьих глазах. Он увидел в них и надежду, с которой она все еще не могла расстаться, и любовь, и печаль от сознания того, что он рано или поздно покинет ее. Оттого, что Шеннон не выговаривала ему за это и не требовала от него любви, Бич чувствовал себя еще более неуютно, и в то же время его еще сильнее влекло к ней, и каждый мускул в его теле страдал и ныл от постоянно укрощаемого желания.
 Бич бросил взгляд по сторонам. Двери в детскую и в спальню Виллоу и Калеба были закрыты.
 Отдавая себе отчет в том, что этого делать не следует, Бич, будучи не в силах совладать с искушением, быстрым шагом пересек гостиную, взял из рук Шеннон шитье и без предупреждения поднял ее на руки. Действия его оказались более грубыми, чем он того хотел, и это позволило ему понять силу сжигающего его желания.
 – Бич, это ты? – жалобно спросила Шеннон.
 – Не сопротивляйся, прошу тебя… Поцелуй меня и позволь мне сделать то же самое. Позволь мне обладать тобой хотя бы таким образом.
 Губы Шеннон были приоткрыты, когда Бич приник к ним своим ртом. Его язык в мгновение ока оказался между ее зубами, и она издала тихий стон, когда Бич прикоснулся к пахнущему мятой языку, и подалась к нему навстречу. Подобная готовность словно ударила Бича по нервам.
 Он все глубже и глубже погружался языком в ароматный, сладостный рот Шеннон, страстно желая ее, желая ее здесь и в эту минуту. Тихие стоны страсти, ответные движения языка, ее тело, горячо прижимающееся к возбужденной плоти Бича – все говорило о том, что она желала его не меньше, желала страстно и горячо, прямо здесь и в эту минуту, без всяких условий и сомнений, желала, чтобы их тела слились и чтобы огонь разлился по членам.
 Бич оторвал рот от Шеннон, понимая, что продолжать поцелуй – это все равно что добавлять спирта в бушующее пламя. Но слишком поздно пытался он остановить пожар. Он был уже опален огнем желания. Сердце его бешено колотилось, его трясло.
 – Боже мой, женщина, – грубо сказал Бич, уткнувшись ртом в шею Шеннон. – Ты лишаешь меня
 – разума.
 – Я не хотела…
 – Я знаю, – перебил он. Голос у него был низкий и хриплый. – Это моя вина. Я должен был знать, что поцелуи только усугубляют дело… Но и не целовать тебя нет сил…
 Шеннон почувствовала, как по телу Бича волной пробежала дрожь. Она заключила в ладони его лицо и несколько раз легко и нежно поцеловала, пытаясь снять боль и печаль с измученного сомнениями души любимого человека.
 Бич тряхнул плечами, пытаясь вернуть самообладание.
 – Всякий раз, когда я ловлю твой взгляд из другого конца комнаты, я понимаю, о чем ты думаешь, что ты вспоминаешь, что чувствуешь… Твои глаза говорят, что ты готова лечь, протянуть ко мне руки и дать мне все, чего я хочу. А я хочу тебя, Шеннон… Я так хочу тебя, что просыпаюсь в поту, а все тело с головы до ног болит и ноет. Но я не могу взять тебя… Но и не могу перестать хотеть тебя и пылать от желания.
 – Замолчи, – пробормотала Шеннон, нежно целуя его. – Все просто, вечный бродяга и странник… Все очень просто… Ты можешь взять меня, и боли твои утихнут, и тебе не надо расставаться с солнечными восходами, которых ты еще не видел.
 Легкие, нежные поцелуи Шеннон, как и ее слова, были приятны и милы Бичу, они звучали как признание в любви. Он понимал, что нужно остановить поток этих слов, как и эти нежные поцелуи – ведь того, о чем Шеннон говорит, не должно и не может быть.
 Однако он был уже не в силах вот так запросто отвернуться от нежной, безумно возбуждающей и приятной ласки Шеннон, как и от солнечных восходов, зовущих его в невиданные страны.
 – Шеннон, – прошептал Бич. – Сладкая девочка. Не надо… Ты рвешь мне душу на части.
 – Тогда скажи мне, что же делать. Я хочу, чтобы тебе стало легче, а не хуже. Прошу тебя, Бич. Скажи мне… Научи меня…
 Бич едва не опустился на колени при этих словах. Острый приступ желания скрутил его тело с такой силой, что он застонал. Бич закрыл глаза, пытаясь справиться с этим безумием.
 – Бич, – шепотом повторила Шеннон. – Пожалуйста… Научи меня…
 У Бича хватило остатков здравого смысла напомнить себе, что он находится в гостиной дома сестры. Была середина дня. Виллоу могла в любой момент проснуться и появиться в комнате.
 – Нет! – грубовато сказал Бич, отстраняя от себя Шеннон. – Не проси меня… Не искушай… И…
 – Но это ты…
 – И не говори мне, пожалуйста, что ты позволяешь расстегнуть на тебе эти мужские брюки и дотронуться шелковистых завитков между ног. – Бич закрыл глаза, вспоминая Шеннон, лежащую с обнаженным животом во время грозы. – Не говори мне, что я могу утолить и свою боль… Не говори, что ты позволяешь мне забрать твою девственность.
 У Шеннон не было сил что-либо сказать. При мысли о том, что Бич мог бы стать частью ее самой, девушку бросило в жар. Ей показалось, что она ощущает прикосновения ладони к своей пылающей, ноющей плоти.,
 И Бич это видел.
 – Проклятие! Да ведь ты, пожалуй, станешь меня просить об этом, – проговорил он. – Ведь ты знаешь, что я могу довести тебя до такого состояния, в каком сейчас я сам. Огонь будет сжигать тебя и…
 Послышался звук открывающейся в гостиную двери, и Бич оборвал фразу на полуслове. При этом он вздрогнул так, словно его ударили кнутом по плечам.
 – Калеб? – донесся из другой комнаты голос Виллоу.
 – Это я, Вилли, – хрипловатым голосом отозвался Бич.
 Он сделал несколько быстрых шагов по направлению к двери, из которой должна была появиться сестра.
 – Я как раз говорил Шеннон о твоем предложении, – сказал он.
 На пороге показалась Виллоу. Волосы ее были растрепаны после сна. Она терла глаза и изо всех сил пыталась сдержать зевоту.
 – А-а, хорошо, – ответила Виллоу, – глядя на Бича. – Тебе что-нибудь нужно?
 – Нет, – ответил Бич, принужденно улыбаясь.
 Прикрывшись ладонью, Виллоу сладко зевнула.
 – Чудесно, – пробормотала она. – Я хочу сейчас шмыгнуть в баню, а уж потом приниматься за обед. Шеннон, ты присмотришь за Этаном, пока меня не будет?
 – Ну конечно, – с готовностью согласилась Шеннон.
 – Спасибо. – Виллоу прикрыла ладонью еще один зевок. – Я быстренько.
 – Нет никакой нужды так торопиться, – ответила Шеннон. – Я уже поставила тушить мясо, пока ты спала. Если Этан проснется, я развлеку его тем, что предложу ему молока.
 – Ты просто ангел!
 Эти слова Виллоу заставили Шеннон вспомнить то, что ей лишь минуту назад говорил Бич. И ведь она не просто слушала, но прямо-таки пламенела от его слов. Она никогда раньше не испытывала желания
 Почувствовать плоть мужчины в своем теле, пока не встретилась с Бичом.
 И сейчас это было ее самым страстным желанием.
 – Ангел, говоришь? – бросив жаркий взгляд на Бича, еле заметно усмехнулась Шеннон. – Вряд ли.
 Но Виллоу уже скрылась в спальне. Она вошла через минуту, держа в руке чистую смену одежды.
 – Я не надолго, – повторила Виллоу.
 – Не спеши. Нет никакой причины для спешки.
 Бич дождался ухода Виллоу, довольный тем, что
 Сестра была слишком сонной и спешила в баню и, следовательно, не могла заметить, насколько он возбужден.
 "Слава Богу, что я решил проблему безопасности Шеннон, – сердито сказал себе Бич. – Ведь я не могу не думать об этом.
 А вообще-то пора, даже давным-давно пора, найти такой восход солнца, который красивей, чем глаза Шеннон, когда она смотрит на меня".
 – Не беспокойся о своих вещах, – внезапно обратился он к Шеннон. – Кэл или кто-нибудь из его людей помогут забрать их, когда ты отправишься за Красавчиком. Если ты потерпишь недельку-другую, этот упрямый сукин сын сможет идти уже своим ходом, а не болтаться в твоем седле.
 Шеннон замигала глазами и тряхнула головой, словно пытаясь отогнать какой-то непонятный сон.
 – Господи, о чем ты говоришь, Бич? Даже если я отправлюсь в свою хижину через пару недель, мне не понадобится другая одежда.
 Шеннон не стала говорить, что другой одежды в хижине просто-напросто не было.
 – Кстати, а зачем мне приводить сюда Красавчика? – добавила она, недоумевающе глядя на Бича.
 – Я считал, что ты не собираешься бросать его, – сказал Бич. – Кэл и Вилли одобрительно относятся к этому. Они даже хотели бы завести большую, серьезную собаку, которой не страшны ни волки, ни зимняя стужа.
 – Конечно, я не собираюсь бросать Красавчика! Боже мой, о чем ты толкуешь?
 – Я говорю о том, что ты переберешься сюда и станешь помогать Вилли. Она в этом нуждается, а поладить друг с другом вы уже сумели. А…
 – Нет!
 – Это просто небезопасно! – повысил голос Бич. – Тебе непременно надо…
 – Нет!
 – …уехать оттуда!
 – Нет!
 В одну секунду Бич оказался рядом с Шеннон. Раньше чем она успела что-либо понять, он приподнял девушку так, что ее лицо оказалось на уровне его глаз.
 На Шеннон смотрели сверкающие, с расширенными от гнева зрачками глаза – глаза попавшего в ловушку зверя.
 – Да! – рявкнул Бич.
 Шеннон вздрогнула, но не отступила.
 – Нет.
 Слово это было сказано тихо и решительно. Последующие за этим слова звучали так же тихо и произносились человеком, который принял окончательное решение.
 – Я имею право жить так, как я хочу, – сказала Шеннон.
 – Или умереть!
 – Или умереть, – согласилась она.
 Руки Бича крепко сжимали предплечья Шеннон, но она не протестовала. Боль, которую она испытывала, не шла ни в какое сравнение с теми муками, которые испытывал Бич.
 – Ты хочешь связать меня по рукам, – процедил он сквозь зубы. – Ты знаешь, что я не уеду, если не буду уверен в твоей безопасности.
 – Нет, – все так же тихо возразила Шеннон. – Это ты хочешь связать по рукам меня и заставить меня жить так, как хочется тебе.
 – Черт побери, что за удивительная способность переворачивать мои слова!
 – Неужто? Я знаю, что ты меня покинешь, Бич. Я знала это с самого начала, как только ты стал распространяться о солнечных восходах, которых ты еще не видел. «Нет ничего более красивого! Более привлекательного!..»
 – Шеннон, сладкая девочка, я…
 – Нет, – прошептала она, прерывая его легким прикосновением своих губ к его губам. – Я верила тебе тогда. Я верю тебе сейчас… Ты уедешь… А я останусь в своей хижине.
 – Я не позволю тебе этого.
 – Неисправимый странник, ты не сможешь мне это запретить.
 Бич закрыл глаза и поджал губы с такой силой, что они побелели.
 – Боже мой, ты просто тянешь из меня душу, – мученическим шепотом произнес он.
 – Я только…
 Но Бич не стал слушать возражений Шеннон, пытаясь убедить ее.
 – Я хочу тебя. Я хочу тебя так, как не хотел ничего другого… Кроме солнечных восходов, которых еще не видел. Я могу иметь либо то, либо другое… Ты понимаешь, что это такое, когда душа разрывается надвое? – в отчаянии спросил Бич. – Я бы вынул душу из собственного тела, если бы это могло положить конец боли!
 Слезы набежали на глаза Шеннон, на мгновение задержались на ресницах и затем скатились вниз, обжигая щеки.
 – Я сделала бы то же самое, – так же шепотом сказала она. – Но ты волен иметь то, что хочешь, Бич… Полная свобода. Я не устраиваю ловушек и не сооружаю для тебя клетки.
 – Черта с два не устраиваешь! – вдруг рассердился Бич. – Я должен знать, что ты в безопасности!
 – А я должна знать, что я свободна! Как и ты, вечный бродяга и странник! Свободна, как солнечный восход!
 – Это невозможно! С женщинами дело обстоит иначе.
 – Конечно, у замужней женщины все по-другому. Но я-то не замужем.
 Бич увидел слезы в глазах Шеннон.
 – Сладкая девочка, умоляю тебя, не плачь… Я не хотел причинить тебе боль…
 – А я не хотела тянуть из тебя душу, – тихо сказала Шеннон. – Все, о чем я тебя просила, это поискать для меня золото. Поскольку это обременительно для тебя, что ж, поезжай и ищи солнечный восход, по которому ты тоскуешь. Поезжай и дай мне жить так, как мне хочется.
 – Я не могу, – просто сказал Бич. – Пока не буду знать, что ты в безопасности.
 – Ты должен.
 – Шеннон…
 – Если ты останешься, ты возненавидишь меня, – перебила она его. – Уж лучше мне умереть, Бич.
 – И это тебя ожидает, если ты вернешься в свою несчастную лачугу!
 – Это мне выбирать, Бич. Не тебе.
 Бич медленно опустил Шеннон на пол. Оторвав ладони от ее рук, он повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
 Шеннон оглядела обеденный стол, проверяя, все ли на месте. Будь все как всегда, она бы так не волновалась; обычно она не чувствовала себя такой усталой и выжатой как лимон. Она уже успела уронить
 Ложку, разлить кофе и обжечь пальцы, когда подбрасывала в плиту дрова.
 – Гром и молния! – пробормотала она, употребив одно из любимых ругательств Чероки. – Я забыла про тарелки!
 Если Виллоу и заметила эту оплошность Шеннон, она не подала виду. Все ее внимание было приковано к Этану. Его только что подняли с постели, и он был страшно недоволен тем, что мать не давала ему развернуться и усовершенствовать свои навыки в ходьбе по кухне, где он по-утиному перемещался от раковины к столу, сменяя ходьбу на отчаянный бег, заставляя тем самым сердце матери замирать и сжиматься от испуга.
 – Ну и прыткий пострел! – проговорила Виллоу, возвращаясь в кухню.
 – Быстрый, как Калеб, – кивнула Шеннон. – И глаза такого же янтарного цвета… А ямочка на щеке, когда улыбается, как у Бича.
 Виллоу улыбнулась:
 – Если Этан хоть наполовину сравнится по красоте с отцом или дядей, можно ожидать, что девчонки со всей территории Колорадо сбегутся к нашим дверям… Как жаркое?
 – Готово.
 – Прекрасно. Когда я клала в колыбель Этана, я у конюшни видела Калеба. Он уже возвращается домой.
 – А Бич с ним?
 – Нет, но он тоже не заставит себя ждать. Если ты еще не заметила, то скажу, что мой брат любит домашнюю еду.
 Шеннон поспешила отвернуться, чтобы Виллоу не заметила внезапно навернувшихся на глаза слез.
 «Что со мной происходит? – сердито спросила себя Шеннон. – Я только и делаю, что реву. Вот уж пустая трата соли и сил!»
 – Я заметила, – приглушив голос сказала Шеннон. – Правда, это не его дом… Хлеб уже достаточно остыл, чтобы его резать?
 – Должно быть… Попомни мои слова: Бич будет жаловаться, что бисквитов маловато.
 – Не будет, – сказал, закрывая за собой дверь кухни, Калеб. – Он уехал несколько часов назад.
 Шеннон оцепенела.
 – Уехал? – поворачиваясь к Калебу, спросила Виллоу. – Куда?
 – Навестить Рено.
 – Вот как! – Виллоу нахмурилась, снова повернулась к плите и стала класть жаркое в большую деревянную миску. – Странно, что он ничего не сказал мне… Это на него не похоже.
 Янтарные глаза Калеба сфокусировались на изящной девушке, чьи волосы цветом напоминали осенние листья.
 – А тебе он сказал что-нибудь? – без обиняков спросил он Шеннон.
 – Нет… Но ведь он вечный странник.
 – Это не оправдывает его дурных манер, – заметила Виллоу. – После того как он познакомился с обычаями разных народов и стран, ему следовало бы вести себя получше.
 Калеб продолжал изучать выражение лица Шеннон. Рот ее был напряжен, глаза печальны. Как и у Бича. Калеб уже несколько часов думал о Биче и о том, надо ли касаться этой щекотливой темы.
 Все же он решил, что надо.
 – Я понял так, что Бич искал золото на твоих участках, – начал Калеб.
 Шеннон молча кивнула.
 – Ну и как, что-нибудь нашел?
 Виллоу бросила на мужа удивленный взгляд.
 – Калеб, но это не наше дело.
 Он повернулся к жене:
 – Да, вообще это так. Но здесь случай особый.
 – Виллоу внимательно посмотрела на мужа, что-то
 Буркнула себе под нос и вернулась к жаркому.
 – Так как, удалось найти золото? – повернувшись к Шеннон, повторил свой вопрос Калеб.
 – Нет. Бич сказал, что потерял пласт или как там оно называется.
 Калеб хмыкнул:
 – Направление золотоносной жилы. Когда ее теряешь, то начинаешь просто впустую долбить камень.
 – Бичу пришлось очень много поработать киркой. Он приходил каждый день весь в пыли и взмыленный, как мул.
 – Неужели? Он ненавидит золотоносные рудники почти так же, как я, а пуще того – работу на них даже за деньги.
 – Бич беспокоится обо мне, – объяснила Шеннон. – Зимы в долине Эго долгие, а продукты в Холлер-Крике ужасно дорогие. Бич опасался, что мне нечем будет расплачиваться за продукты, если участок не будет приносить доход.
 – Может выручить охота, – проговорил Калеб.
 – Затем, вспомнив историю с гризли, улыбнулся. – Но ты, говоришь, не ахти какой стрелок?
 – Патроны слишком дорогие, чтобы тратить их на упражнения в стрельбе, – сказала Шеннон. – Поэтому мне приходилось подкрадываться как можно ближе к дичи.
 – Удивляюсь, что Молчаливый Джон сам не отливал пули. Это делают многие.
 – Он отливал. Но он никогда мне особенно не доверял и не учил этому. Он очень внимательно относился к весу пуль. И учитывал каждую крупицу пороха.
 – Охотно верю, – согласился Калеб, вспоминая про репутацию Молчаливого Джона – обладателя ружья пятидесятого калибра. – А ты думаешь, что он жив?
 – Нет. Но только никому об этом не говорите.
 – Почему?
 – Я не хочу, чтобы двуногие волки рыскали возле моей хижины, после того как налижутся всякой дряни, – прямо сказала Шеннон. – Молчаливый Джон внушал уважение и страх всем мужчинам долины Эго. Я хочу, чтобы все так и осталось.
 Калеб, похоже, нисколько не удивился и кивнул.
 – А как в отношении Бича?
 – Бича? – Шеннон невесело улыбнулась. – Он может появляться возле моей хижины, когда ему заблагорассудится.
 Калеб тихонько засмеялся, хотя он и уловил горечь в улыбке девушки.
 – А Бич тоже полагает, что Молчаливый Джон мертв? – спросил после паузы Калеб.
 – Да.
 – В таком случае в чем же проблема?
 – Прошу прощения? – не поняла Шеннон.
 – Почему в таком случае Бич задал такого стрекача, словно ему пятки наскипидарили.
 – Он хочет, чтобы я осталась у вас.
 – Мы тоже этого хотим, – отозвалась от плиты Виллоу.
 – Я… благодарна вам. Но я не могу.
 – Не можешь или не хочешь? – будничным тоном спросил Калеб.
 – Калеб, – снова вмешалась Виллоу. – Мы не имеем права.
 – Ты видела своего братца в тот момент, когда он уезжал? – отреагировал Калеб.
 – Нет.
 – А я видел… Если человек, который тебе небезразличен, выглядит так, как выглядел Бич, тут начинаешь задавать вопросы… Чтобы получить на них ответы.
 Взглянув на лицо Калеба, Шеннон вспомнила, что Бич однажды назвал его мрачным ангелом мести, который несколько лет гонялся за человеком, чтобы отомстить за совершенное предательство и смерть сестры. Тут же ей вспомнился Охотник – еще один мрачный ангел, рыщущий по стране, где не действуют право и закон.
 Прикрыв глаза, Шеннон сплела пальцы рук и крепко, до боли сжала их. Когда она наконец снова открыла глаза, она увидела, что Калеб смотрит на нее с сочувствием – и одновременно с непреклонной решимостью.
 Калеб полагал, что его вопросы бередят раны девушки. Тем не менее он был намерен получить на них ответы, ибо было очевидно, что и Бич не в меньшей степени страдал в этой ситуации.
 – Если бы я считал, что Бич тебе безразличен, – спокойным тоном начал Калеб, – я бы не стал затевать этого разговора с тобой. Но я вижу, как ты смотришь на него… Так Ева смотрит на Рено, Джесси на Вулфа…
 – …А Виллоу – на тебя, – подсказала Шеннон. – Я прошу прощения. Я еще не набралась опыта, как скрывать свои чувства.
 – В этом нет необходимости, – сказала Виллоу, выставляя миску с жарким на стол. – Ты здесь среди друзей… Надеюсь, ты это понимаешь?
 Шеннон кивнула, чувствуя, что слезы готовы прорвать заслон из длинных ресниц и хлынуть бурным потоком по щекам.
 Виллоу обняла Шеннон и словно ребенка прижала ее к себе.
 – Тогда почему ты не хочешь остаться у нас? – мягко спросила она.
 Шеннон также обняла Виллоу, судорожно вздохнула и решила, что сестре Бича следует дать все необходимые объяснения.
 – Как чувствовала бы себя ты, если бы любила Калеба, а ему дороже тебя были бы восходы солнца и ради них он бы тебя покинул?
 Виллоу часто задышала, отступила на шаг назад, сделав попытку заглянуть Шеннон в глаза. Но лучше бы ей было не делать этого.
 – Как ты себя будешь чувствовать, – продолжала Шеннон, сдерживая дрожь в голосе, – если после того, когда Калеб уедет, ты останешься в доме его сестры и будешь постоянно видеть ее волосы и глаза, которые так похожи на волосы и глаза Калеба… Будешь видеть ее сына, у которого улыбка и ямочки на щеках, как у Калеба… А ты должна жить, понимая, что у тебя никогда не будет ребенка… своего дома… человека, с кем можно пойти по жизни?
 – Я не смогла бы этого вынести, – призналась Виллоу. – Любить Калеба и знать, что он не любит меня… Ежедневно сталкиваться с тем, что постоянно напоминает о нем… Нет, я не смогла бы… Это меня убило бы.
 – Да, именно так, – прошептала Шеннон, не спуская с нее тревожных глаз, одновременно ласково поглаживая Виллоу по волосам.
 – Это ты и сказала Бичу? – спросил Калеб. – Именно поэтому он был не в себе?
 Шеннон медленно покачала головой, и копна волос упала ей на плечи.
 – Нет, – хрипло сказала она. – Этого я ему не говорила.
 – А почему? – не успокоился Калеб.
 – Это было бы равносильно тому, что я прошу его остаться… Умоляю его об этом… Нет, этого я не стану делать…
 – Слишком гордая? – Голос Калеба был тихим и мягким, но янтарные глаза его смотрели не мигая – так смотрит хищная птица.
 Он пока что не получил ответа на все свои вопросы.
 – Слишком практичная, – поправила его Шеннон с горестной улыбкой. – Из наблюдений за отношения ми матери и отца я поняла, что не жди добра, если мужчина хочет одного, а женщина другого… Отец ушел от матери, а она прибегла к опию, чтобы побороть душевную боль. Я только сейчас понимаю, почему она пошла на это… Надеюсь, это ей помогло.
 – Ты хочешь сказать, что я должен запирать опий? – мгновенно среагировал Калеб.
 – Нет.
 – Я тоже так думаю. Ты гораздо сильнее своей матери, разве не так?
 – Обстоятельства вынудили… Мне в конце концов пришлось ухаживать за ней.
 – Так что ты сказала Бичу? – продолжал гнуть свое Калеб.
 – Другую часть правды… Сказала, что я не хочу быть кому-либо обязанной за хлеб-соль, как бы добры ко мне люди ни были… Я хочу быть свободной.
 – Но ведь ты…
 – Женщина, – закончила фразу Шеннон. – Да! Я это заметила.
 – Это заметит и всякий, взглянувший на тебя, – возразил Калеб.
 – Калеб, честное слово! – предостерегающе воскликнула Виллоу.
 – Душа моя, но это правда, и разговоры о свободе и прочем не изменят женской поступи Шеннон.
 – Я хожу так не специально, – сказала Шеннон.
 – Черт возьми, разве я не понимаю этого! – проговорил Калеб. – А склонности к флирту у тебя не больше, чем у Виллоу. Дело не в этом… Дело просто в том, что мужчины неизбежно заметят, что ты женщина. Наиболее порядочные из них постараются затеять беседу с нанесут визит, принесут конфеты в одной руке и цветы в другой. Если они тебе покажутся неинтересными, они навсегда уедут. Но не все мужчины такие.
 – Я знаю об этом лучше, чем многие другие женщины.
 – И тем не менее ты настаиваешь на своем возвращении?
 – Да. Я отправлюсь завтра.
 – Ты не хочешь дождаться Бича, чтобы он проводил тебя? – удивленно спросила Виллоу.
 – Почему ты думаешь, что он вернется? – в свою очередь, удивилась Шеннон.
 – Он попрощался с тобой? – парировала Виллоу.
 – Нет.
 – Значит, он вернется.
 Шеннон лишь покачала головой, вспоминая в каком гневе и возбуждении пребывал Бич, когда собирался уезжать.
 – Рафаэль не такой человек, чтобы уехать, не простившись, какая бы жажда к путешествиям его ни мучила, – убежденно сказала Виллоу. – Он вернется.
 – Ты так считаешь? – усомнилась Шеннон. – Некоторые любят золото, другие – море, третьи – страны, в которых еще не побывали. Бича зовет солнечный восход.
 – Он обмолвился мне, – сказал Калеб, – что пытается добыть золото из шахты. В твердой породе. Он, похоже, зациклился на этом и наверняка поехал к Рено за советом.
 – Для путешествий требуются деньги, – заметила Шеннон. – Вероятно, они нужны ему сейчас. Он отказался принять от меня плату.
 – У Бича золота столько, что он не знает, что с ним делать, – снова вклинилась в разговор Виллоу. – У него есть слитки испанского золота. Настолько чистого, что его можно поцарапать ногтем.
 Похоже, Шеннон была искренне удивлена.
 – Право, я не знала об этом… Но зачем тогда ему ехать к Рено и узнавать, как добыть еще золота?
 – Если бы Бич предложил свое золото, чтобы купить продукты, или свой дом, более надежный, чем твой в долине Эго, ты приняла бы его предложение? – спросил Калеб.
 – Ни за что, – тихо ответила Шеннон. – Я вдова, а не шлюха, которую может купить каждый, если у него есть золото и он испытывает зуд в одном месте.
 Калеб еле заметно улыбнулся и согласно кивнул. Очевидно, другого ответа он и не ожидал.
 – Но почему бы тебе не побыть здесь, пока не вернется Бич? Ты не можешь ехать туда одна.
 – Спасибо, но я все же поеду. Мой верный пес был ранен, защищая меня от Калпепперов. Мне следовало вернуться еще раньше.
 – Останься, – вдруг горячо сказала Виллоу. – Бич испытывает… нежность к тебе. Он мог бы… Он мог бы…
 – Перейти к оседлой жизни? – высказала предположение Шеннон. Она покачала головой и грустно улыбнулась. – Изменить натуру Бича могла бы только любовь. Но Бич любит лишь восходы солнца, которые еще не видел.
 Г лава 15
 Бич подъехал к небольшому дому, отделка которого еще не была завершена. Когда он остановил своего изрядно уставшего мерина, из кухни появилась молодая женщина, цвет волос и глаз которой напоминал цвет золота. Она грациозно соскочила с невысокого крыльца и радостно заулыбалась.
 – Это ты! Какой приятный сюрприз! Рено думал, что твоя неискоренимая страсть к путешествиям снова загнала тебя куда-нибудь на край света!
 – Пока нет, Ева. Прежде мне нужно нарыть золота.
 – Тебе? Золота?!
 При виде вытянувшегося от изумления лица Евы Бич невольно улыбнулся, хотя на душе у него все еще скребли кошки. Долгой поездки от ранчо сестры оказалось недостаточно, чтобы утихли его боли.
 – Я-то считала, что ты, как и Калеб, терпеть не
 – можешь заниматься этим делом.
 – Так оно и есть.
 – Тогда зачем…
 Слова замерли на ее губах, ибо в этот момент Бич спешился, повернулся к ней и Ева увидела его лицо вблизи.
 – Что с тобой? – с тревогой спросила она. – Что-нибудь с Виллоу? Или с малышом? Или же…
 – На ранчо у Блэков все в полном порядке, – прервал ее Бич.
 – Тогда почему ты смотришь сентябрем?
 – Ничего такого, чего не сможет поправить золото… А где Рено?
 – Он здесь, – раздался голос Рено.
 – Ну да, я так и думал, – сказал, поворачиваясь, Бич. – Кто-то наблюдал за мной, как только я перешел вброд реку.
 Рено улыбнулся:
 – Из нашего дома великолепный обзор. Мы давно заметили, что ты едешь.
 – Очень мило, что хоть не стрелял.
 – Когда я увидел этот кнут, у меня было такое искушение, – с серьезной миной подыграл ему Рено. – Но потом подумал и решил: а вдруг ты приехал поделиться бисквитами от Вилли?
 – Я привез тебе только пустой желудок да намерение попросить его наполнить, – напрямик сказал Бич.
 – Тогда понятно, почему ты такой мрачный. Голодный ты всегда был таким же дружелюбным, как раненый гризли.
 Говоря это, Рено прищуренными зелеными глазами окинул взглядом Шугарфута. Судя по нескольким слоям выступившей соли на шкуре, мерин неоднократно потел и обсыхал после того, как его последний раз поскребли
 И почистили. А если учесть, что он упорно натягивал повод, пытаясь дотянуться до травы, можно было сделать вывод, что Шугарфут был так же голоден, как и его хозяин. И так же вымотан.
 – И ты, и Шугарфут выглядите так, словно вы удирали от самого дьявола.
 – Я выехал с ранчо Кэла перед самым ужином.
 Черные брови Рено приподнялись.
 – Выходит, ты ехал почти всю ночь.
 – Бич пожал плечами.
 – Я помогу тебе привести в порядок Шугарфута, – предложил Рено, – пока Ева приготовит тебе что-нибудь поесть.
 Когда братья подошли к конюшне, Рено повернулся к Бичу.
 – А теперь давай выкладывай, – без обиняков сказал он. – Что стряслось?
 – Я уже сказал Еве: ничего такого, чему не поможет золото.
 – Один из тех испанских слитков закопан прямо у тебя под ногами. Если я его вырою, это вернет блеск твоим глазам?
 Бич что-то невразумительно буркнул, приподнял шляпу, на манер граблей провел пальцами по волосам и энергично водрузил шляпу на место.
 Не говоря ни слова и не глядя на брата, Бич повернулся к Шугарфуту и стал отпускать подпругу. Одной рукой он поднял тяжеленное седло и зашвырнул его на самую верхнюю полку; другой рукой снял со спины мерина чепрак, перевернул и бросил на седло сушиться.
 Нагнувшись, Бич стреножил Шугарфута и отпустил пастись. Мерин радостно рванулся вперед – близ реки, что протекала в ста футах от дома Рено и Евы, трава была буйная и аппетитная.
 Рено внимательно следил за братом, не упуская ни малейшей детали. Легкость и энергичность движений Бича несколько успокоили Рено – стало быть, со здоровьем у брата было все в полном порядке.
 – Кэл, Вилли и Этан живы и здоровы, – нарушил паузу Рено.
 Это не было вопросом в полном смысле слова, тем не менее Бич кивнул.
 – Ты мечешься прямо как пантера, хотя дорога, похоже, выжала все силы даже из твоего мерина, – заметил Рено.
 Бич пожал плечами.
 – Может, у тебя плохие вести о ком-либо из братьев? – не унимался Рено.
 – Нет.
 Рено выдержал паузу.
 Бич больше ничего не добавил.
 – Тогда ясно, – усмехнулся Рено. – Все дело в женщине.
 – О чем ты толкуешь, черт возьми? – раздражен но спросил Бич.
 – Твой мрачный взгляд говорит о том, что сейчас ты способен даже кого-нибудь прихлопнуть.
 Бич пошевелил пальцами, словно собирался сжать их в кулак. Он приехал сюда, чтобы поговорить о золоте, а не о женщине, на которой не может жениться и которую не может оставить одну.
 – Ты намерен поговорить, – мягко спросил Рено, – или сперва ты хочешь подраться?
 – Черт возьми! – возмущенно произнес Бич. – Я приехал сюда просить об услуге, а не для того, чтобы драться!
 – Иногда драка и может быть такой услугой.
 Вырвавшийся из груди Бича звук напоминал нечто
 Среднее между руганью и смехом. Он выпрямился, посмотрел вверх. Небо было чистым и голубым, как глаза Шеннон.
 – Ты когда-нибудь хотел иметь сразу две вещи, – медленно произнес Бич. – Но при этом если ты получаешь одну, то теряешь другую. А ты никак не желаешь ее терять. Поэтому ты крутишься-вертишься, словно собака, которая гоняется за собственным хвостом.
 Для столь сурового человека, как Рено, его улыбка могла показаться удивительно деликатной.
 – Ну конечно, у меня было такое, – мягко проговорил он. – Это и означает быть человеком. Глупым, но человеком.
 – И как же ты поступил? – с любопытством спросил Бич.
 – Когда ты кончил истязать меня, я задумался о том, что все-таки важнее. И… женился на ней.
 Уголки рта у Бича опустились вниз.
 – Из меня получится никудышный муж!.. Я всегда, как мустанг, смотрю на забор, чтобы перемахнуть через него и вырваться на волю.
 – Все гоняешься за солнечными восходами?
 – Я не могу переделать себя, так же, как ты не можешь из левши стать правшой, – прямо ответил Бич.
 – Возможно… Но с другой стороны, кто знает?
 – Что ты хочешь сказать?
 – Когда ты начинал странствовать, – медленно заговорил Рено, тщательно взвешивая слова, – ты был почти ребенком. Как и я, ты ушел из дома по примеру наших неугомонных старших братьев. И еще потому, что у отца была тяжелая рука, наших задниц он не жалел.
 – Ну и что из того? – пожал плечами Бич. – Прошло столько времени с тех пор, я столько повидал и сделал, что сейчас и не вспомнить, с чего началось мое бродяжничество.
 – Ты и сейчас не хочешь порвать с этим.
 – Разве можно отдать собственную душу? – проговорил он.
 Рено лишь коротко и крепко обнял брата.
 – Пошли, – сказал Рено после паузы. – Ева уже наверняка волнуется и гадает, что тут происходит между нами. Конечно, тут ей вкус изменил, но что поделаешь: она беспокоится о тебе почти так же, как и обо мне.
 Губы Бича тронула еле заметная улыбка.
 – Вряд ли… А вот я питаю к ней очень теплые чувства. Она веселая и мужественная. Эти качества я ценю в каждом, а особенно в женщине… Ева – настоящий клад. Вот не знаю только, что она нашла в тебе.
 Рено рассмеялся и хлопнул Бича по плечу. Широким шагом, бок о бок братья зашагали к дому. Подойдя к
 Задней двери, Бич с сомнением посмотрел сначала на свои ботинки, затем на ботинки Рено.
 – Что смущает? – поинтересовался Рено.
 – В некоторых странах ты оскорбишь хозяина и хозяйку, если в своей обуви переступишь порог их дома, – объяснил Бич. – Особенно если эта обувь грязная, а дом чистый.
 – Видно, Ева бывала в подобных странах, – усмехнулся Рено. – Она держит для меня возле двери пару мокасин на смену.
 В улыбке Рено можно было одновременно заметить иронию и удивление. Он испытывал явное удовлетворение от сознания того, что Ева с удовольствием ведет хозяйство.
 – А как же быть с моими ботинками? – спросил Бич.
 – Ева что-нибудь придумает. Она охраняет этот дом, как тигрица единственного детеныша.
 – Ее можно понять… Сирота, она всегда мечтала о собственном доме.
 Рено и Бич вымыли руки в умывальнике, который Рено соорудил за домом. Приготовленная для них вода была теплой и пахла сиренью.
 Бич тут же вспомнил запах мяты, который у него ассоциировался с Шеннон, и установившийся ритуал, когда она протягивала ему полотенце и внимательно осматривала лицо, ища остатки пены.
 «Перестань думать о бесподобных голубых глазах и неподражаемой улыбке этой женщины, – приказал себе Бич. – Делай то, что ты должен делать. Потолкуй с Рено. Добудь золото. И побыстрее убирайся вон».
 Впрочем, Бич туг же усомнился в правильности этих мыслей.
 – Вы что-то замешкались! – В дверях появилась улыбающаяся Ева. – Дайте же мне наконец обнять вас, да я поспешу к бисквитам, пока они не успели сгореть.
 Улыбаясь, Рено вытер руки о чистое полотенце и раскрыл объятия. Ева шагнула в кольцо его рук и прижалась к мужу.
 – Все в порядке? – шепнула она ему в самое ухо.
 – Нам, во всяком случае, беспокоиться не о чем.
 – Он почувствовал, что Ева с облегчением вздохнула.
 – Я уже чую, что бисквиты горят, – вкрадчивым голосом произнес Бич.
 Рено отпустил Еву, которая тут же повернулась к Бичу и протянула к нему руки.
 – С бисквитами все в порядке, я горю желанием обнять самого любимого после мужа мужчину.
 Бич нагнулся, сгреб ее огромными ручищами и притянул к себе.
 Рено смотрел на них со снисходительной улыбкой. Он знал, что между его женой и братом сложились своеобразные и доверительные отношения, когда они оба рисковали жизнью, чтобы вызволить его, Рено, из завала в старинном испанском руднике.
 Дружески похлопав Еву по спине, Бич опустил ее на пол.
 – Проходите и садитесь за стол, – широко улыбаясь, распорядилась Ева. – Я слышу, как урчит у вас в желудках. Я накрою на стол, пока вы смените обувь. Если хочешь, можешь повесить свой кнут на одну из этих вешалок… А можешь с ним и обедать. Шляпы можно оставить здесь же.
 Рено и Бич обменялись выразительными веселыми взглядами, увидев пару сандалий рядом с мокасинами Рено. Но ни у кого из них не было и в мыслях подшучивать над Евой за стремление внести элементы цивилизации в этот крохотный уголок Запада. Скорее всего мужчин даже радовал этот необременительный и трогательный ритуал, грело душу исходящее от этой золотоволосой женщины тепло. Это было именно то, что отличает родной дом от казенного.
 Во время обеда Бич рассказал Рено и Еве, чем он занимался все то время, когда несколько месяцев назад они виделись в последний раз. Когда разговор зашел о долине Эго и Холлер-Крике, он упомянул о Калпепперах.
 Даже не зная подробностей, Ева из скупого рассказа Бича поняла, что произошло в лавке Мэрфи. Еще до встречи с Рено она бывала в подобных местечках и знала тамошние нравы. Она могла представить, что за типы были эти Калпепперы.
 Ева не могла понять лишь одного: почему вдова Молчаливого Джона осталась на ранчо Блэков, а не приехала с Бичом.
 – А почему ты не взял с собой миссис Смит? – простодушно спросила она.
 – Миссис Смит?
 Ева встретилась с непонимающим взглядом Бича и пояснила:
 – Женщину, которую ты привез из долины Эго на ранчо Блэков, – пояснила Ева, как это делают, когда что-то втолковывают отставшему в развитии ребенку. – Женщину, которую оскорбили Калпепперы… Женщину, которую ты защитил своим беспощадным кнутом.
 – Ах, вот что… Ты имеешь в виду Шеннон.
 – Господи, ну конечно же! – засмеялась Ева. – Или ты опять весь в мыслях о дальних странах?
 К удивлению Евы, на скулах Бича выступили пунцовые пятна.
 – Просто я не воспринимаю Шеннон как миссис Смит, – коротко ответил Бич.
 Ева смежила веки, прикрыв глаза, в которых блеснула неожиданная догадка. У нее родилось желание взглянуть на Рено, узнать, что думает муж о Биче и женщине, которая то ли была, то ли не была вдовой и которую Бич не был намерен воспринимать как чью-то жену.
 – Ясно, – пробормотала Ева. – Видимо, Шеннон очень устала от путешествия из долины Эго и не
 – смогла приехать сюда?
 – Я оставил ее у Вилли и Кэла. Я надеялся, что Шеннон понравится жить у них и помогать Вилли.
 – Это было бы просто здорово! – восхитилась Ева. – Виллоу как раз собиралась нанять девушку для…
 – Не в качестве наемной прислуги, – грубовато перебил ее Бич, – а чтобы она была ей чем-то вроде сестры или незамужней тетки.
 Ева предпочла прокашляться, чтобы не объяснять Бичу ту очевидную истину, что вдова не может быть ничьей незамужней теткой. Она слишком хорошо знала Моранов, и холодный блеск в глазах Бича явился для нее вполне достаточным предостережением. Ясно, что Бич оказался между молотом и наковальней, и не может уже как прежде в любой момент сорваться с места и двинуться в путь.
 А без этого он себя не мыслит.
 Неугомонный вечный странник.
 Половину сердца Ева тут же отдала Бичу с его страданиями, вторую половину – Шеннон, ибо у Евы возникли подозрения, что Шеннон полюбила человека, который не готов ее полюбить. До боли знакомая ситуация, в такой же была сама Ева. Но в конце концов Рено полюбил ее.
 Будет ли финал столь благополучным и для Шеннон?
 Она еще раз посмотрела на крупного, светловолосого мужчину с ясными, по-осеннему холодными глазами. Бич способен быть нежным и любящим, но помогай Бог тому, кто попытается его удержать, когда его позовет в дорогу дальний солнечный восход.
 – Семейное окружение, комната, пансион и деньги на мелкие расходы, – пояснил Бич. – И главное – безопасность… В этом вся соль.
 Искоса взглянув на Рено, Ева сделала вывод, что ее муж удивлен, чтобы не сказать озадачен, словами и поведением брата. Впрочем, на его лице можно было прочесть также искреннее желание помочь Бичу.
 Бич поджал губы. В толковании Евы перспективы, нарисованные Бичом, выглядели малопривлекательными для кого угодно, тем более для молодой женщины, как Шеннон.
 Возникла неловкая пауза.
 – Если Шеннон хотя бы наполовину столь привлекательна, как ты ее обрисовал, – тщательно подбирая слова, прервала паузу Ева, – то тебе не придется слишком долго проявлять о ней заботу. Найдется добрый человек, который предоставит ей не только комнату, пансион и деньги на мелкие расходы.
 Бич резко поднял голову. Он прищурил глаза, которые превратились в узенькие серые щелки.
 – Он даст ей свое имя, подарит ей детей и построит для нее дом, – спокойно сказала Ева. – Ей не придется жить лишь на то, что дается из милости. У нее появится собственный дом, любимый муж и дети, которых она будет растить, от и найдет она себе безопасность и приют.
 «Нет!»
 Бич и не заметил, что это энергичное «нет» он произнес вслух, когда представил, что у Шеннон будет ребенок от другого мужчины. Он сжал угол стола с такой силой, что у него побелели суставы пальцев. Казалось бы, что ему за дело до Шеннон и другого мужчины?
 И все же он не мог с этим смириться.
 Ева вопросительно подняла брови.
 – Ей не придется выходить за кого-то замуж и заводить детей, чтобы быть в безопасности, – упрямо сказал Бич. – Ей нужно лишь…
 Он замолк.
 – Я так понимаю, что она не намерена выходить замуж за тебя? – нейтральным тоном спросила Ева.
 – Дело не в Шеннон, – выдавил Бич. – Дело во мне.
 – Душа моя, – мягко сказал Рено. – Для Шеннон не в радость выйти замуж за Бича. С таким же успехом она могла бы обвенчаться с ветром.
 – Она знает об этом? – спросила Ева.
 – Знает, – однозначно ответил Бич. – Она сказала, что никогда не выйдет замуж за человека, который больше, чем ее, любит солнечные восходы в неведомых странах.
 – Разумная женщина, – заметила Ева.
 – Упрямая женщина! – огрызнулся Бич. – Она не желает покинуть высокогорье, а там жить одинокой женщине небезопасно.
 – А почему она не хочет уйти оттуда?
 – Потому что не желает есть чужой хлеб.
 – Очень разумная женщина, – повторила Ева.
 – Чертовски упрямая женщина! – рявкнул Бич. – Я не могу оставить ее на растерзание золотоискателям и прочим мерзавцам! И не могу оставаться при ней и ждать, когда она поумнеет!
 – Понятно, – протянула Ева, и в этом слове прозвучали и сочувствие, и сомнение, и легкая ирония.
 – Единственный выход – найти золото на этих злосчастных участках, купить ей дом в Денвере или где-нибудь еще, чтобы я знал, что она будет в безопасности.
 – И, конечно, не замужем? – саркастически предположила Ева.
 Ответом ей, как она и ожидала, был гневный блеск его глаз.
 – Бич, ради Бога, объясни! Если ты не хочешь жениться на Шеннон, то почему тебя так волнует предположение, что какой-нибудь другой мужчина…
 Она почувствовала, что Рено наступил ей под столом на ногу, и оборвала фразу.
 – Бич понимает, что ведет себя неразумно, – вступил в разговор Рено. – Поэтому он так и раздражается. Если он хочет подраться, я к его услугам.
 – О мужчины! – пробормотала себе под нос Ева.
 Вздохнув, решила попробовать зайти с другой стороны.
 – Почему бы тебе не поделиться с ней золотом из испанского рудника? – спросила Ева. – Ведь ты едва прикоснулся к нему.
 – А ты бы на ее месте приняла его? – опережая Бича, обратился к Еве Рено.
 – Нет. Но я любила человека, который был без ума от золота.
 – Она вовсе меня не любит! – запальчиво перебил его Бич.
 – Это она сама говорит? – поинтересовалась Ева. – Или ты надеешься, что это так?
 – Она не видела в жизни никого, кроме престарелого охотника со зловещей репутацией, неотесанной отшельницы по имени Чероки, да еще нескольких хамоватых золотоискателей, поведение которых мало чем отличается от поведения самцов-оленей во время течки, – аргументировал свою мысль Бич. – Конечно, при таком окружении первый же мужчина, который обращается с ней как обыкновенный порядочный человек, кажется ей каким-то особенным.
 – Другими словами, она любит тебя, – подытожила Ева. – Ты же не любишь Шеннон, ты просто печешься о ее безопасности. Она не желает быть наемной прислугой у кого бы то ни было. Ты не хочешь, чтобы она жила одна в долине Эго и не хочешь, чтобы кто-либо женился на ней, в том числе и ты сам. По этой причине ты решил нарыть достаточное количество золота на ее золотоносных участках, чтобы избавиться от угрызений совести, когда снова отправишься бродить по свету. Я правильно все изложила?
 Веки Бича еле заметно дрогнули. Рено попробовал урезонить жену:
 – Ева…
 – Если бы ты была мужчиной, – начал Бич, стараясь говорить как можно более будничным тоном.
 – Если бы я была мужчиной, ты бы ответил мне с помощью кулаков, – сказала Ева. – Вот для этого Господь Бог и создал женщин: чтобы мужчины думали так же хорошо, как они умеют драться.
 По выражению лица Бича можно было понять, что он предпочел бы второе.
 Ева встала, подошла к сидевшему с постной физиономией Бичу и провела рукой по густым светло-русым волосам, которые были совсем непохожи на волосы мужа.
 – Я люблю тебя, Бич, – тихо проговорила Ева. – Тебя, Калеба и Виллоу, Вулфа. и Джесси. Ты член моей семьи, которой у меня не было в детстве и о которой я всегда мечтала… Позлись на меня, если это тебе поможет. Но пойми, что я очень хочу помочь тебе. У меня сердце кровью обливается сейчас, когда я вижу, какой ты несчастный.
 Бич зажмурился, чувствуя, как задрожали у него руки. Он с силой сжал края стола, затем постепенно ослабил пальцы, открыл глаза и посмотрел на Еву. На лице его появилась улыбка, но она показалась Еве такой печальной, что к ее глазам подступили слезы.
 – Ты совсем как Вилли, – тихо сказал Бич. – Как лучик солнечного света. Я не могу долго на тебя злиться.
 Ева дотронулась рукой до щеки Бича и тоже улыбнулась.
 – Что влечет тебя в столь любимые тобой далекие страны?
 – Это трудно выразить словами…
 – А ты попробуй.
 Бич провел пальцами по шевелюре, затем дотронулся до витков кнута на своем плече. Этот жест, а также прищуренные глаза и появившаяся складка у рта выдали его волнение.
 – Это потрясает, – сказал он наконец.
 – Что именно? – не унималась Ева. – Новая страна? Новые языки? Новые города? Или новые женщины?
 Насупившись, Бич стал рассеянно перебирать витки кнута.
 – Дело не в женщинах, – заговорил после паузы Бич. – Да, есть очень даже симпатичные, это верно. Иногда очень экзотичные и чертовски пикантные. Но Шеннон мне милее любой из девчонок, которых я видел за морями. Такая красота, как у нее, не приедается. Чем больше я смотрю на нее, тем красивее она кажется.
 Черные брови у Рено поползли вверх, тем не менее он не проронил ни слова. Если бы он сейчас сказал, что то же самое он испытывает к Еве, это лишь еще больше разволновало бы Бича.
 – Языки – это действительно страшно интересно, – помолчав, добавил Бич. – Конечно, в китайском языке сам черт ногу сломит. А вот португальский – совсем другое дело. Потомки португальцев осели во многих отдаленных портах, и с английским и португальским языком можно вполне хорошо себя чувствовать во многих странах Азии, особенно если не удаляться от портов и моря. – Португальский и испанский хоть и отличаются, но имеют немало сходства. Просто нужно понять как по-разному произносить похожие друг на друга слова. С испанским можно объездить Южную Америку и Мексику.
 Рено спокойно слушал, как брат пытается разобраться в причинах своей страсти к странствиям.
 Ева стояла рядом с Бичом, время от времени касаясь его плеча, побуждая его выговориться и тем самым облегчить душу.
 – А города… – начал было Бич и внезапно замолк. Некоторое время он рассеянно перебирал витки хлыста.
 – А города… – повторила Ева слова Бича, подталкивая его к продолжению разговора.
 Бич еле заметно шевельнул запястьем. Хлыст упал на пол и по-змеиному зашевелился.
 – Вначале меня манили в первую очередь города, – возобновил рассказ Бич. – Я прямо-таки не мог на них насмотреться. В каждом городе – оригинальные дома и кварталы, экзотические лица, новые запахи, незнакомые звуки, непривычная пища… Что-то из виденного было хорошим, что-то, наоборот, ужасным, но всегда отличалось от того, что мне было знакомо раньше.
 Рено кивнул, демонстрируя всем своим видом, что ему очень интересно.
 Ева выжидательно молчала.
 – Правда, – продолжал Бич, – с течением времени все эти различия поражали меня все меньше… Но об этом я как-то не задумывался вплоть до этой минуты.
 Хлыст его замер, но через минуту снова зазмеился и зашелестел, словно помогая Бичу размышлять.
 – А что касается этой страны, – продолжал Бич, – какое разнообразие! Эти равнины, реки… И горы, – совсем разные, совсем непохожие.
 – Да, – подхватил Рено. – Я пришел сюда, потому что территория Колорадо – самая живописная и ни с чем не сравнимая страна. Не говоря уже о том, что здесь золота пруд пруди, надо лишь руку приложить.
 – А у тебя есть любимое место, – поинтересовалась Ева, – куда бы ты хотел вернуться?
 – Я никогда не возвращался на одно и то же место.
 – Получается, что ты пока не нашел того, что ищешь? – просто спросила Ева.
 Бич собрался было ответить, но промолчал.
 Он поднялся и вышел из дома. Вслед за ним по полу, а затем по траве с шелестом змеились витки кнута.
 – Что он собирается делать, как ты думаешь? – обратилась Ева к Рено.
 – То же самое, что делал всегда, – ответил Рено.
 – Странствовать?
 – Да.
 – Бедная Шеннон!
 – Бедный Бич! Во всяком случае, счастливым его не назовешь.
 – Это его выбор. Шеннон не вынуждала его к этому.
 – Похоже, ты готова все время вдалбливать эту мысль в его упрямую голову.
 – Мне хватает одного твердолобого.
 – Ты имеешь в виду меня?
 Ева бегло улыбнулась, подошла к Рено и взъерошила пальцами его черные как смоль волосы.
 – Кого же еще!
 Рено притянул к себе Еву и усадил на колени. Некоторое время на кухне слышались звуки поцелуев, высказанные шепотом мольбы и данные шепотом обещания удовлетворить все просьбы, когда оба окажутся одни на просторной кровати.
 Когда Бич наконец вернулся в дом, кнут аккуратно лежал у него на плече. В возобновившемся разговоре никто не поминал ни о Шеннон, ни о страсти Бича к путешествиям. Бич позволил говорить только о золоте – где найдено, как найдено, как его добывать. Рено внимательно слушал, пока Бич рассказывал об участке, на котором работал. Разговор затянулся за полночь.
 На рассвете тишину нарушил стук копыт. Кто-то на полном скаку приближался к дому.
 Буквально через несколько секунд Бич выскочил из задней двери, держа в руке ружье. Он едва успел застегнуть брюки, зато кнут, как и положено, находился у него на плече. У распахнутого окна, прищурив глаза, вглядывался вдаль Рено. Рядом с ним с дробовиком в руках стояла Ева.
 Лошадей было две. Лишь на одной из них восседал всадник. Рено без затруднений узнал возмутителей тишины. Подобного гнедого красавца арабской породы с ослепительно белыми чулками и поднятым, словно красное знамя, хвостом, ни у кого, кроме как у Виллоу, быть не могло.
 – Это Измаил! – воскликнул Рено. – А на нем Вулф.
 Рено подал сигнал свистом, которому научился еще в детстве. Бич появился из-за угла и бросился приветствовать Вулфа. Он тут же отметил про себя, что лошади основательно взмылены, и понял, что Вулф без остановки скакал поочередно то на одном, то на другом жеребце. Второй рысак был высок, длинноног и поджар и соединял в себе красоту скаковой лошади с выносливостью мустанга.
 – Что-нибудь случилось? – спросили Бич и Рено, когда Вулф спешился.
 – Кэл прискакал ко мне, привел с собой Измаила, передал повод и сказал, чтобы я немедленно разы-
 Скал Бича. После этого во весь опор помчался назад к Виллоу.
 Бич впился глазами в смуглое лицо Вулфа, встретившись с пронзительным взглядом индиговых глаз.
 – Ты разыскал меня, – сказал Бич. – Теперь выкладывай.
 – У тебя есть женщина по имени Шеннон? – спросил Вулф.
 Бич ошеломленно молчал.
 – Хорошо, скажу по-другому, – не без сарказма проговорил Вулф. – Если тебе известна женщина по имени Шеннон, то знай, что она больше не у Виллоу и Кэла.
 – Что? Где она?!
 Вулф сорвал с головы шляпу, пригладил ладонью прямые черные волосы и снова надел ее. Бич напряженно ждал. Вулф, казалось, физически ощутил напряженность друга.
 – Калеб сказал только то, что путь ее лег на север и что он не может сейчас бросить Виллоу и сопровождать Шеннон, – пояснил Вулф. – И еще он добавил, что Шеннон не заблудилась, она знает, куда едет.
 Хотя ругательства, которыми облегчил свою душу Бич, были все сплошь на языках незнакомых, все понимали, что в эту минуту он произносил слова отнюдь не благонравные.
 Он бросился к конюшне, продолжая на чем свет стоит ругаться.
 – Сделай остановку у нас! – крикнул ему вслед Вулф. – Джесси даст тебе еще одну лошадь в дополнение к твоей.
 Бич сунул ружье в футляр, сдернул уздечку и седло с полки и понесся к стреноженным лошадям, которые паслись в сотне футов от конюшни на берегу реки.
 Рено посмотрел на Вулфа:
 – Ты едешь с нами?
 – Вам нужно дополнительное ружье? – напрямик спросил Вулф.
 – Вряд ли.
 – В таком случае я останусь с Джесси, – широко улыбнулся Вулф, и суровость тут же сошла с его лица. – Вот уже неделю как она стала отказываться от завтраков.
 На лице Рено затеплилась ответная улыбка.
 – Поздравляю! А вообще как она переносит это и чувствует себя?
 – Отлично. После того как она увидела рождение Этана, страхов у нее сильно поубавилось. У меня теперь задача – не позволять ей слишком много танцевать от радости.
 Бич вскочил на Шугарфута, и кентером направился к дому.
 – Где я найду тебя? – спросил Рено.
 – У ручья Аваланш.
 – У какой развилки?
 – Восточной.
 Бич сдавил пятками бока мерина и галопом помчался вперед.




 Глава 16


 Шеннон остановилась у порога крохотной лачуги Чероки. Красавчик был здесь и выглядел почти таким же здоровым, как и до роковой схватки. Колорадское небо над головой Шеннон клубилось облаками всех оттенков – от жемчужных до свинцовых и черных.
 Порывистый ветер, дующий с гор, надрывно завывал в узких каменных ущельях, пригибал осины чуть ли не до земли.
 – Симпатичный мул, – сказала, появляясь в дверях, Чероки.
 Шеннон перевела взгляд на старую женщину. Чероки опиралась на палку, которую вырезала в отсутствие Шеннон – щиколотка еще болела. Шеннон подумала, что палка может стать постоянной и неотъемлемой принадлежностью Чероки на всю оставшуюся жизнь. Сердце у Шеннон сжалось. Ведь только благодаря умению
 Чероки выследить добычу они обе продержались долгую зиму, которая началась раньше обычного и завершилась позже, чем всегда.
 – Прошлый раз я видела такого мула почти два года назад, – проговорила Чероки. – Я в тот раз продырявила в двух местах шляпу Калпеппера с расстояния в тысячу с лишним ярдов.
 – Они решили тогда, что стрелял Молчаливый Джон.
 – Была причина так думать – ведь я стреляла из его длинного ружья. Очень точно стреляет, спасибо ему… А какой смысл ездить на хорошем муле, если плохо стреляешь?
 Шеннон посмотрела на длинноногого мула, которого она привязала к дереву.
 – После долгой дороги от ранчо Блэка Разорбек страшно устал и нуждается в отдыхе, – пояснила Шеннон. – Мне не по душе садиться на мула покойника, но выбора не было. А Краубейт не объезжена.
 – Гром и молния! Девочка, ты ездишь на муле покойника уже не первый год! Пора это признать и смириться с этим.
 Шеннон поморщилась:
 – Теперь Калпепперов нет, и я думаю, что ничего страшного, если люди узнают правду. Конечно, есть Мэрфи, но я могу с ним управиться.
 – Натрави Красавчика на этого парня. Бьюсь об заклад, у него манеры от этого улучшатся.
 Улыбаясь и почесывая пса за ушами, Шеннон снова бросила взгляд на неприветливое небо. Ветер, овевавший ее лицо, был студеным и колючим.
 – Мне надо возвращаться к себе, – сказала Шеннон. – Кажется, скоро пойдет снег.
 – Уже не первый раз снег идет в июле, – кивнула Чероки.
 – По чистому снегу удобно дичь выслеживать.
 Чероки выпрямилась, перенесла тяжесть тела с больной ноги на здоровую. Хотя она перевязывала щиколотку и регулярно лечила припарками и мазями, нога упорно не заживала.
 – Собираешься на охоту?
 – Конечно! – как можно более бодрым голосом ответила Шеннон.
 Старая женщина хмыкнула, повернулась и, прихрамывая, вошла в хижину. Когда она снова появилась в дверях, в ее руках была коробка с патронами для дробовика. Чероки протянула коробку девушке.
 – Вот, бери, – нетерпеливо проговорила она. Я пока что не могу охотиться, а упускать такой снежок грешно. Тебе не надо будет подбираться ко всякой живности так близко, что ее в пору и ножом прикончить.
 – Я уже и без того твоя должница – ведь ты вылечила Красавчика.
 – А, чушь собачья! – отмахнулась Чероки. – Мы с тобой всем делимся уже третий год, а до этого так же было с Молчаливым Джоном целых десять лет. Так что забирай патроны и расходуй столько, сколько нужно, чтобы добыть нам оленины.
 – Но ведь…
 – И не зли меня, девочка. А с Красавчиком вовсе никаких хлопот не было. У него череп как гранит, да и тело под стать. Скажи, разве не так, норовистый бандит?
 Красавчик посмотрел на Чероки, замахал хвостом и снова повернулся к Шеннон. Пулевые ранения на его теле затянулись и были почти незаметны. Первоначально они казались страшными из-за сильного кровотечения.
 А что касается черепа, то тут Чероки была совершенно права. Он был у Красавчика словно из камня. Осталась лишь еле различимая бороздка от пули, которая убила бы менее выносливого и не столь твердолобого животного, которому к тому же повезло, ибо он попал в руки к женщине, хорошо знакомой с травами и снадобьями.
 – Спасибо тебе, что выходила Красавчика, – сказала Шеннон, гладя псу морду. – Он да еще ты – это вся моя семья.
 Скользнув проницательными карими глазами по лицу Шеннон, Чероки прочитала то, о чем девушка умолчала: несбывшуюся мечту о любви и семейном счастье.
 – Ну, я думаю, скоро ты перестанешь жаловаться на одиночество.
 Говоря это, Чероки достала пузырек из кармана своей куртки. К горлышку ремешком из сыромятной кожи был прикреплен мешочек.
 – Что это? – заинтересовалась Шеннон.
 – Можжевеловое масло с мятой. А в мешочке – сухая губка.
 – Пахнет прямо-таки замечательно! А зачем ты мне это даешь?
 – А затем, что Бич – безмозглый осел, вот зачем! Или он уже стал твоим мужчиной, а потом бросил тебя?
 Лицо Шеннон вначале порозовело, затем побледнело.
 – Бич всегда был сам по себе, – процедила сквозь зубы Шеннон. – Да, сейчас он ушел.
 – Ты не понесла? – без обиняков спросила Чероки.
 – Нет, – сдерживая дыхание, коротко ответила Шеннон.
 – Ты уверена?
 – Да.
 Старая женщина вздохнула и переступила с ноги на ногу, давая отдых больной щиколотке.
 – Ну что ж, тогда тебе пока не нужен этот пузырек, – заявила Чероки. – Храни его до тех пор, пока тебе не понадобится избавиться от ребеночка, у которого не будет папы.
 – Так ты такое снадобье давала Клементине и…
 – Нет, – не дослушала Чероки. – Такое масло нужно применять понемногу и умело. А эти девицы постоянно вдрызг пьяные: какое уж тут умение… Шеннон подумала о Калпепперах и подобных им мужчинах и невольно содрогнулась.
 – Не представляю, как это можно вынести, – пробормотала она.
 – Большинство это и не выносят… Во всяком случае, долго.
 Яростно завыл ветер, накликая грозу.
 – Мне надо идти, – сказала Шеннон.
 Она повернулась – и увидела появившегося из мглы рослого всадника.
 – Бич! – вырвался у нее тихий вскрик.
 Чероки также обернулась, увидела приближающегося мужчину – и громко, торжествующе засмеялась. Затем, спохватившись, стала поспешно совать патроны в один, а бутылочку с маслом – в другой карман куртки Шеннон.
 Но та едва ли заметила это. Внезапно вспыхнувшая радость сменилась тревогой и смятением. Если на лице Бича невозможно было прочесть ни малейших следов радости от встречи, то вот злости и раздражения было сколько угодно.
 – Что ты здесь делаешь? – спросила Шеннон.
 – А ты как думаешь, какого черта я здесь оказался? – рявкнул Бич, останавливая Шугарфута буквально в шаге от Шеннон. – Гоняюсь за безмозглой девчонкой, которая уезжает из прекрасного дома и возвращается в жалкую развалюху, где она зимой умрет от голода, если, конечно, раньше не замерзнет.
 – Ты еще не сказал, что ее может слопать гризли, – встряла в разговор Чероки. – Правда, если она раньше замерзнет, то о гризли чего уж там вспоминать.
 – Это не правда! – возразила Бичу Шеннон. – Я живу здесь одна уже…
 – Привет, Бич! – перекрывая слова Шеннон, бодрым голосом произнесла Чероки. – У тебя славная лошадь! Очень резвый скакун!
 Но Бич продолжал смотреть на Шеннон. Правда, одновременно он почесывал за ухом пса, который радостно положил лапы ему на бедро и норовил дотянуться до лица.
 – Я оставил Шугарфута возле хибары, которую Шеннон называет домом, – объяснил Бич. – А это лошадь Вулфа Лоунтри.
 – Я так и думала. Слезай и отдохни немного.
 – Спасибо, некогда, – ответил Бич, все так же не отрывая взгляда от Шеннон. – Скоро повалит снег, и надо успеть добраться до драной лачуги Молчаливого Джона.
 – Она не драная! – возмутилась Шеннон.
 – Это потому, что я на днях законопатил щели.
 Чероки хмыкнула.
 – Ладно, детишки, я вас оставляю. Мне ни к чему студить старые кости.
 Чероки скрылась в хижине, и захлопнула за собой дверь.
 – Красавчик может своим ходом добраться до хижины? – спросил Бич.
 – У тебя ведь есть ответы на все. Как ты думаешь? – съехидничала Шеннон.
 – Я думаю, что ты безмозглая дурочка.
 – Чудеса да и только! Чероки теми же словами тебя обозвала! И я к ней от души присоединяюсь! Ты зря проделал такой долгий путь, Бич Моран. – Подняв голову, Шеннон выдержала его взгляд. – Я не вернусь на ранчо Блэков!
 Бич вполголоса произнес какое-то иностранное слово. Только сейчас, увидев гнев в глазах Шеннон, он почувствовал, как ему хотелось бы прочесть в ее глазах радость по поводу его возвращения.
 «Чероки права. Я безмозглый дурак».
 – Садись на мула, – коротко бросил он.
 Шеннон повернулась и направилась к мулу, которого
 Называла Галли. Она легко взобралась на него, не осознавая, насколько грациозно это проделала.
 Зато Бич все заметил. Если к тому же учесть, что и походка Шеннон сводила Бича с ума, то можно представить, какой ураган чувств пронесся в его душе.
 – Если Красавчик начнет хромать – крикни, – отводя от Шеннон взгляд, сказал Бич. – Он может ехать на моем седле.
 Шеннон пристроилась за лошадью Бича. Этот поджарый, длинноногий гнедой мерин, судя по всем признакам, проделал нелегкий путь.
 Впрочем, наездник выглядел не менее измученным.
 Когда они добрались до хижины, Шеннон показалось, что она окоченела от студеного ветра. Соскочив с мула, она споткнулась и едва не упала.
 Бич подхватил ее. Хотя он был в перчатках, а на Шеннон была плотная одежда, он мог поклясться, что тело ее излучало жар, который передался и ему. Опущенные веки подрагивали, затем глаза открылись, и в них Бич прочитал желание, не уступающее по силе его собственному. Она готова, он должен лишь взять ее.
 Бич поставил Шеннон на ноги и отодвинулся, хотя она потянулась было к нему.
 – Нет, – сдержанно сказал он. – Не трогай меня.
 Она ошеломленно застыла на месте, протянув к Бичу
 Руки, словно моля о любви. У него не было сил смотреть на это, как, впрочем, не было сил и оторвать от нее взгляд.
 – Бич! – прошептала Шеннон.
 – Я говорю – не трогай меня! – злясь на себя, сказал Бич. – Я приехал сюда, чтобы рыть золото, а не лишать тебя девственности. Когда мы с Рено накопаем достаточно золота, чтобы обеспечить тебя на зиму, я уйду… Ты слышишь меня, Шеннон? Я уйду! Ты не сможешь удержать меня своим телом! Даже не пытайся!
 От боли и унижения щеки у Шеннон вначале побледнели, затем стали пунцовыми.
 – Да, – дрожащими губами прошептала Шеннон. – Я слышу тебя, Бич… Тебе не придется больше повторять это… Никогда… Я слышу, как ты навсегда отталкиваешь меня.
 Бич зажмурился, чтобы не видеть боли и унижения в глазах и лице девушки. Он не хотел ее обидеть. Он просто почувствовал, что дверца клетки вот-вот закроется, и рванулся из нее, не задумываясь о том, какова цена этой свободы.
 «Шеннон, – прошептал он. – Шеннон!»
 Ответа не последовало.
 Бич открыл глаза. Он стоял один на холодном ветру.
 Он сказал себе, что для них обоих это самый лучший выход; лучше пережить боль сейчас, чем потом всю жизнь корить себя за ошибочный выбор, ибо кровь у него сейчас кипит, а у Шеннон также не хватит здравого смысла сказать ему «нет».
 Лучше пусть будет так.
 Так должно быть.


* * *

 Шеннон проснулась от звуков флейты. Она никогда раньше не слыхала этой мелодии, но сразу же поняла, что это жалоба. Флейта рассказывала о неизбывной безутешной печали и душевной боли музыканта.
 Комок подкатил к горлу Шеннон, глаза наполнились слезами. Казалось, флейта оплакивала все недостижимое и безвозвратно ушедшее.
 – Проклятие, Бич Моран! – прошептала Шеннон глядя во тьму. – Какое право ты имеешь оплакивать это? Ведь ты, а не я, сделал выбор.
 Надрывающие душу звуки на некоторое время затихли, но вскоре флейта возобновила свое печальную песню.
 Прошло немало времени, прежде чем Шеннон удалось снова заснуть, но даже во сне она несколько раз принималась плакать.
 Когда Шеннон проснулась снова, было еще темно. В полной тишине улавливался лишь еле различимый мягкий шум снегопада. Трясясь от холода, Шеннон подошла к плохо пригнанным ставням и посмотрела в щели.
 В небе плыла побледневшая луна, вся земля была покрыта свежевыпавшим снегом. Слой его был слишком тонок, чтобы пережить грядущий день, он, наверное, растает под лучами солнца.
 Зато сейчас каждая ветка, каждый лист, каждый предмет, соприкоснувшийся со снегом, неизбежно оставит на нем свой след.
 И, конечно, на снегу будут отчетливо видны следы оленя.
 Шеннон стала торопливо одеваться, заставляя себя думать только о предстоящей охоте и запрещая вспоминать о вчерашнем. От воспоминаний у нее скорей всего станут дрожать руки и появятся спазмы в желудке. А если она хочет подстрелить оленя, рука у нее должна быть твердой, а нервы спокойными.
 "Не думать о Биче. Его не существует, и не имеет значения, находится ли он поблизости или на другом конце света.
 Он не хочет меня. Он сказал об этом яснее ясного. Более убедительно все объяснить невозможно даже с помощью его знаменитого кнута".
 Куртка показалась Шеннон необычно тяжелой, и, сунув руки в карманы, она извлекла патроны для дробовика и склянку с привязанным к ней мешочком.
 Вспомнив о пережитом унижении, Шеннон сунула бутылочку на полку буфета. Патроны же она оставила в кармане, они должны ей пригодиться. Снова и снова уговаривая себя ни о чем не вспоминать и не думать, Шеннон зябко поежилась. Ей казалось, что у нее и тело и душа промерзли насквозь.
 Трясясь от нервного озноба, она сняла с петли дробовик, осмотрела и нашла его чистым, сухим и готовым к применению. Она прихватила с собой кусок вяленой оленины, зачерпнула из ведра и выпила чашку холодной воды и вышла из хижины в предрассветную темень.
 Некоторое время Шеннон постояла снаружи у двери, ожидая реакции Красавчика. Станет ли он возражать против того, что его оставляют одного? Конечно, ей было гораздо веселее и спокойнее с ним, но он еще не вполне оправился от ран. Он быстро уставал и тянул раненую заднюю лапу. Скорее всего через недельку пес полностью оправится, но ждать столько времени Шеннон не могла. Нельзя было упускать возможность выследить оленя на свежем снегу.
 Красавчик подал из хижины голос, тихонько заскулил и царапнул по двери.
 – Нет, Красавчик, – вполголоса сказала Шеннон.
 Красавчик стал скулить громче, скрести по двери еще энергичнее.
 Шеннон хорошо знала своего пса и могла предсказать, что последует за этим. Он начнет выть,Это разбудит Бича, где бы ни находился его лагерь, и он отправится по ее следу.
 При мысли о том, что она может снова встретить Бича, по коже у нее пробежал холодок.
 Если она повстречает его, он наверняка станет убеждать ее не рхотиться в одиночку. Но она вынуждена, должна охотиться, чтобы не зависеть от Чероки. Если ей не повезет, ее ожидает либо голодная смерть зимой, либо жизнь у чужих людей, где ей придется заботиться об их детях, оставив надежду иметь свой дом и свою семью.
 Шеннон не была уверена, который из двух вари-
 Антов лучше.
 – Спокойно!
 Произнесенная вполголоса команда на некоторое время успокоила Красавчика. Однако вскоре он стал снова скулить, при этом скулеж грозил перейти в откровенный вой.
 – Проклятие, – пробормотала Шеннон.
 Она открыла дверь, обеими руками сжала ему морду.
 – Так и быть, ты пойдешь со мной, но веди себя тихо!
 Красавчик затрепетал от счастья. При этом он не
 Издал ни малейшего звука, ибо хорошо был знаком с охотничьим ритуалом.
 Шеннон и громадный пес зашагали вперед. Она понимала, что Бич выследит ее на снегу так же легко, как она надеялась выследить оленя, но у нее в запасе было несколько часов до восхода солнца.
 Вообще говоря, Бич должен дожидаться брата, а не искать Шеннон – ведь он дал ясно понять, что больше не нуждается в ее обществе.
 Если повезет, Бич может даже не появиться возле хижины. И тогда он не заметит ее отсутствия.
 Бича разбудил выстрел из дробовика. Лежа под брезентом, запорошенным слоем пушистого снега, он прислушался. Раздался второй точно такой же выстрел.
 "Один человек. Один дробовик.
 Нет ответного выстрела.
 Вероятно, какой-то охотник решил воспользоваться выпавшим снегом".
 Бич лежал, не в силах сбросить остатки сна, чувствуя себя вымотанным и измочаленным, словно он всю ночь провел в аду, а не в удобном спальном мешке, на который тихо ложился мягкий снежок, укрывая его вторым одеялом. Сквозь смеженные ресницы он увидел, что на востоке небо приобрело персиковый оттенок. До настоящего рассвета, когда солнце достигнет верхней кромки высоких пиков и его лучи осветят долину Эго, еще не менее двух часов.
 В студеном воздухе прозвучал третий выстрел и почти сразу же – четвертый.
 «Не иначе, какой-нибудь золотоискатель. Какой уважающий себя охотник станет тратить четыре заряда, чтобы подстрелить оленя. Похоже, стреляли из обоих стволов».
 И вдруг от осенившей его мысли Бич вскочил, разметав во все стороны снег.
 «Не может быть!»
 Но в глубине души он понимал, что это может быть. Он никогда не встречал более упрямой девчонки.
 Бич сунул ноги в ботинки, приладил к плечу кнут, схватил ружье и бросился к скале в противоположной части поляны.
 Над хижиной дыма не было.
 «Она может еще спать».
 Но тут же он увидел следы Шеннон, ведущие к лесу. Бич вполголоса чертыхнулся.
 В считанные минуты взнуздав и оседлав Шугарфута, Бич тронулся в путь, не обращая внимания на негодование мерина по поводу того, что чепрак и седло оказались
 Слишком холодными. Бич весь был в мыслях о том, что Шеннон бродит одна в этой серой, холодной предрассветной мгле, добывая себе пропитание, словно у нее не было никакого выбора.
 «Неужто она принимает меня за такого прохвоста, который не заготовит ей впрок дичи до отъезда? И по этой причине она месит снег в ботинках, которые того и гляди развалятся? А ее ветхая, выношенная одежда!..»
 С гор подул пронизывающий ветер, предшествующий восходу солнца. Бич почувствовал озноб, ругнулся и поднял воротник куртки, чтобы защититься от колючего ветра.
 «Должно быть, ей очень холодно».
 Эта мысль еще больше разозлила Бича.
 «Почему она не подождала, когда я подстрелю оленей? Уж не такой я подлец, чтобы не помочь ей! Она имела возможность убедиться в этом».
 Она предлагала ему себя. Только ему.
 Он напрочь отверг ее.
 Вспомнив боль и унижение в глазах Шеннон, Бич внезапно понял, почему она в это морозное утро вышла на охоту. Она не примет пищи из его рук, даже если будет умирать от голода.
 В мрачном настроении Бич ехал по следу настолько быстро, насколько позволяли местность и снег. Конечно же, продвигался он гораздо быстрее Шеннон, ибо она шла пешком.
 «Могла бы отправиться по крайней мере на одном из этих злосчастных мулов. Ведь они теперь принадлежат ей. Ясно как божий день, что Калпепперам они больше не понадобятся, и Разорбеку было бы легче пережить зиму».
 Бич понимал, что не только старому мулу придется переживать суровую зиму. Как заноза сидела в голове мысль о борьбе, которую предстоит вести Шеннон с голодом и холодом, как бы ни пытался он облегчить ей жизнь.
 «Она ведь слишком бедна, чтобы быть такой гордой. Ну что стыдного в том, если она согласится жить у Кэла и Вилли? Она будет честно трудиться. И они полюбили ее».
 Но Бич не тешил себя иллюзиями о том, что ему удастся уговорить Шеннон и что дозволит уговорить себя работать и жить у Калеба и Виллоу. После того, что он наговорил ей вчера, она не поедет ни к каким его родственникам.
 "Но это же для ее собственного блага. Она должна это понимать. Если бы я высказался вчера поделикатнее…
 Интересно, сколько существует деликатных способов сказать девушке, чтобы она тебя не трогала, особенно если она тебя волнует до чертовой матери?"
 Он представил, что теплые и любящие руки Шеннон ласкают его – и поежился в седле. Мгновенно отреагировала его плоть, и он разозлился на себя, на нее, на все на свете. Никогда раньше он не испытывал подобной зависимости от женщины.
 И это ему чертовски не нравилось.
 «Поторопись, Рено. Найди золото, которое поможет вызволить Шеннон из этого дикого места. И освободит меня».
 Следы, по которым ехал Бич, резко изменили направление. Осмотревшись, он понял причину. С правой стороны виднелась небольшая поляна. За деревьями можно было различить следы оленей. Животные, по всей видимости, чего-то испугались и убежали.
 Бич направил Шугарфута к лесной опушке и убедился в правильности своих предположений. Какое-то время тому назад несколько оленей паслись на лугу возле самого леса. Ветер дул, должно быть, в сторону Шеннон, потому что они заметили ее лишь тогда, когда их разделяло не более сотни футов.
 В том месте, где стояла Шеннон, снег был вытоптан. Здесь же остались лежать и гильзы от патронов.
 Более внимательно осмотрев оленьи следы, Бич наглядно представил себе животных, которые мирно щиплют листья кустарников, а затем вдруг в панике пускаются в бегство. Следов крови он не обнаружил.
 «Должно быть, промахнулась», – подумал Бич.
 Следы говорили о том, что Шеннон и Красавчик бросились преследовать оленей. Судя по глубоким отпечаткам ботинок, девушка бегом пересекла луг и углубилась в лес, перепрыгивая через мелкие препятствия и карабкаясь по косогору. Рядом со следами Шеннон видны были следы пса. Неровный шаг Красавчика подтверждал то, что он щадил свою раненую лапу.
 Внезапно Бич вскинул голову и посмотрел в сторону пика, который неясно вырисовывался во мгле. Что-то заставило его прислушаться.
 Ни звука. Тишина.
 Им овладело беспокойство. Возникло ощущение, что Шеннон произнесла его имя.
 Он снова напряг слух. Однако ничего, кроме вздоха ветра, не услыхал.
 Бич заставил себя снова сосредоточить внимание на следах.
 "Шеннон не следовало брать с собой Красавчика. О чем только она думала?
 Черт побери, если бы она была способна думать, она бы не стала выходить из хижины".
 Но теперь уже ничего не поделаешь. Она отправилась в это холодное утро добывать себе пищу, которую он мог бы – и собирался – добыть для нее.
 «Этот снежок может выглядеть приятным, но от него, как от дьявола, можно ожидать любого подвоха». Следы привели к ручью, в русле которого громоздилось множество валунов. Снег прикрыл опавшие ветви и пеньки. Идти по ним было скользко, и Шугарфут ступал с большой осторожностью.
 Внезапно Бич увидел пятна крови на снегу. Они сопровождали следы одного из оленей.
 «Все-таки Шеннон не промахнулась. Во всяком случае, не совсем промахнулась».
 Когда Бич обнаружил свидетельство того, что Шеннон поскользнулась и упала, он не на шутку разволновался. Им овладела тревога, которая все время нарастала.
 Ему постоянно чудилось, что он слышит голос Шеннон, окликающий его, и Бич подумал, уж не сходит ли он сума.
 Ибо ничего, кроме завывания студеного ветра, различить было нельзя.
 «Несчастная дурочка! Ведь так можно подвернуть ногу! У раненого оленя хватит сил, чтобы покрыть много миль, все зависит от раны. Если она будет бежать за ним, она пропотеет, а когда остановится – промерзнет».
 Бичу не хотелось думать, что может случиться потом. Он знал не один случай, когда человек замерзал потому, что не смог правильно распределить силы.
 След несколько раз пересекал ручей. Пятна крови на снегу становились все более обильными. Один из оленей явно отставал, не поспевая за своими сотоварищами.
 Овраг стал более глубоким, склоны его более крутыми. Даже здоровым оленям было нелегко их преодолевать. И хотя природа наделила их не двумя, а четырьмя ногами, было видно, что они скользили по снегу не реже Шеннон и Красавчика.
 В одном месте, как свидетельствовали следы, Шеннон внезапно остановилась. Здесь можно было увидеть гильзы от патронов.
 Бич поднялся в стременах, осмотрелся и сразу же обнаружил останки оленя. Шеннон разделала его с ловкостью, которая доказывала, что это было для нее не внове. То, что не могла унести, она подвесила на ветвях, чтобы мясо не растащили хищники.
 «Что ж, Молчаливый Джон хоть чему-то ее научил. Конечно, шкура вряд ли на что сгодится из-за дыр от дроби, а во время еды нужно быть осторожным, чтобы не сломать зуб о дробину, но желудок, вне всякого сомнения, можно этим мясом насытить».
 Дальнейшие следы Шеннон вели к ущелью, которое петляло среди горных отрогов. Благодаря недавним изысканиям Бич знал, что оно выведет к поросшему лесом склону в полумиле от хижины. Это был, пожалуй, самый короткий путь к дому Шеннон и самый удобный для пешехода, но не для лошади, потому что там придется несколько раз пересекать ручей.
 Бич был на лошади.
 На какое-то время у него возникло искушение поехать ущельем – к этому подталкивала тревога, которую он не мог в себе побороть.
 «Не будь большим глупцом, чем ты есть, – сказал себе Бич. – Ни к чему заставлять Шугарфута мочить ноги в ледяной воде и подвергать его риску сломать ногу».
 И тем не менее сердце подсказывало ему отправиться вслед за Шеннон. А здравый смысл говорил, что с Шеннон все будет в порядке.
 Инстинкт шептал, что именно ее голос окликал его в тишине.
 Бич развернул мерина и пустил в обход. Как ни беспокойно было на душе, он не торопил Шугарфута, повторяя про себя, что, когда он доберется до хижины, найдет Шеннон дома целой и невредимой. Теплая хижина будет наполнена знакомыми запахами бисквита и мяты.
 Правда, все это будет не для Бича…
 За этими мыслями он незаметно преодолел две мили.
 Он увидел хижину. Но из трубы не шел дым. Не пахло бисквитами, а главное – не было видно следов от ущелья.
 Беспокойство, которое владело Бичом, перешло в смятение, затем в ужас. Он развернул Шугарфута и осмотрелся вокруг.
 Не было заметно никакого движения. Бич торопливо расстегнул седельную сумку и извлек из нее подзорную трубу. Выдвинув на полную длину, он приставил ее к глазу, но не увидел ничего, кроме снега, ослепительно поблескивающего в просветах между деревьев.
 И никаких следов…




 Глава 17


 Бич прошел почти все ущелье, пока нашел Шеннон. Стоя по колено в воде, она пыталась палкой раздвинуть два валуна в русле реки.
 Внезапно раздался треск, палка сломалась, и Шеннон полетела в воду.
 Лишь теперь Бич понял, что же произошло. Перебегая ручей по камням, Красавчик поскользнулся, и его задняя лапа попала между двумя валунами, сдвинуть которые Шеннон было явно не под силу.
 Судя по тому, что возле валунов валялась уже не одна искореженная палка, Шеннон уже долгое время безуспешно пыталась с помощью такого рычага сдвинуть валуны и вызволить Красавчика.
 Когда Шугарфут остановился на заснеженном берегу ручья, Шеннон медленно выпрямилась, не без труда разгибая спину. Движения ее казались неловкими – по всей видимости, у нее занемели от холода руки.
 Бич соскочил с лошади.
 – Выходи из ручья, пока не закоченела совсем! – скомандовал он.
 Возможно, из-за шума бурливого ручья она не услышала слов Бича. Так или иначе, она сунула еще одну длинную палку между валунами и всем телом навалилась на нее.
 Палка сломалась.
 Лишь благодаря проворству Бича Шеннон снова не оказалась в ледяной купели. Бич сгреб ее в охапку, поднял и опустил в седло на Шугарфута. Сняв с себя куртку, он закутал девушку.
 – Оставайся здесь! – крикнул Бич. – Ты слышишь меня, маленькая дурочка? Сиди здесь!
 – К-красавчик…
 – Я вызволю его, но если ты станешь дергаться, я перво-наперво отвезу тебя в хижину. Поняла?
 На сей раз, похоже, слова Бича дошли до Шеннон. Она нервно кивнула. Он взял ее закоченевшие руки и положил их на луку седла. Несколько мгновений он испытующе смотрел на нее, затем повернулся к Красавчику, который тремя ногами стоял в воде бурлящего ручья.
 – Стало быть, Красавчик, – обратился к нему Бич, ступая в ледяную воду, – ты попал в переплет, бедняга.
 Огромный пес приветственно махал хвостом и поедал Бича ясными волчьими глазами. Тело его было сухим. Если он и замерз, то по нему это было незаметно. Он даже не дрожал.
 Бич нагнулся и осторожно ощупал пса. Ран и вывихов Бич нигде не обнаружил.
 – Кажется, ты чувствуешь себя получше, чем твоя хозяйка, – пробормотал Бич. – Надо как-то вытащить твою лапу и при этом не повредить ее.
 Говоря это, он ласково гладил пса и одновременно рассматривал валуны, прикидывая, каким образом решить проблему. Он уперся сперва в один, затем во второй валун, прикидывая, насколько основательно они сидят.
 «Тяжелые камешки, что и говорить… Но сдюжить можно», – подумал Бич.
 Красавчик тихонько заскулил, когда Бич снова стал пробовать по очереди валуны, пытаясь определить, который из них может поддаться.
 – Потерпи, малыш. Я слышу тебя и не прищемлю тебе лапу.
 Он подобрал несколько поломанных палок и сунул их в расселину недалеко от лапы пса. Пользуясь камнем, как молотком, до отказа забил палки между валунами.
 – Это чтобы они не прищемили тебе лапу, – объяснил Бич. – А теперь терпи и держись, малыш. Придется попотеть… Не обойдется и без ругани.
 Присев на корточки, Бич сунул руки в ледяную воду и стал отгребать гравий из-под основания облюбованного им валуна. Это нужно было сделать для того, чтобы удобнее схватиться за камень. Работал Бич быстро, понимая, что руки в ледяной воде вскоре перестанут его слушаться.
 – Нам повезло, – проговорил Бич, подводя обе руки под низ валуна. – Здесь есть небольшой выступ… за который… можно… ухватиться…
 Последние слова Бич произносил сквозь зубы, изо всех сил нажимая на камень. Камень против камня. Ноги Бича слегка соскользнули, но Бич не отступал.
 Несмотря на то что вода была ледяной, на лице Бича выступил пот. Сердце стучало, как колокол, глаза его превратились в щелки, зубы были плотно сжаты. Надо всего лишь чуть-чуть сдвинуть валун, чтобы освободить пса.
 Внезапно Красавчик дернулся и с радостным визгом выскочил из ручья.
 Бич отпустил валун и выпрямился, тяжело дыша и широко улыбаясь. Красавчик, видимо, щадил ногу, попавшую в расселину, но во всех других отношениях выглядел бодрым.
 – А теперь домой, малыш, – показал рукой Бич.
 Пес посмотрел на Шеннон, которая сидела в седле.
 – Домой! – повторил Бич, выходя из ледяного ручья.
 Красавчик повернулся и потрусил по косогору вниз в направлении хижины.
 Бич подошел к Шеннон. Бросив один лишь взгляд на подернутые пеленой глаза и посиневшие губы девушки, он понял, что ее поддерживает лишь сила воли.
 Тем не менее Шеннон сделала попытку слезть.
 – Куда это ты? – крикнул Бич. – Я сказал тебе, чтобы ты сидела в седле!
 Шеннон хотела что-то объяснить, но губы не слушались. Тогда она трясущейся от холода рукой показала в сторону.
 Лишь теперь Бич заметил рюкзак с оковалком оленины, который она оставила в стороне, когда бросилась на выручку Красавчику.
 У Бича было большое искушение сесть в седло позади Шеннон, бросить к черту оленину и гнать что есть духу домой. Тем не менее он подошел и поднял рюкзак. Непреклонная решимость Шеннон, которую она продемонстрировала тем, что отправилась на охоту, произвела впечатление на Бича. Для нее оленина означала возможность выжить в самом прямом смысле слова. И хотя Бич был зол на Шеннон за то, что она отправилась охотиться, он не мог не признать, что охота оказалась удачной.
 – Вот он, – коротко бросил Бич, положил рюкзак ей на колени и сел позади нее.
 Когда Бич протянул руку, чтобы взять поводья, он понял, что Шеннон озябла гораздо сильнее, чем он полагал.
 Можно сказать, она промерзла насквозь. Бич почувствовал, что ее бьет озноб.
 – Проклятие! – ругнулся он.
 Держа в одной руке поводья, Бич обнял девушку другой и пришпорил мерина. Шугарфут двинулся в путь. С точки зрения Бича, Шугарфут шел слишком медленно, но с точки зрения здравого смысла иначе было нельзя.
 В течение нескольких минут, пока они ехали до хижины, дрожь Шеннон еще больше усилилась. Пожалуй, если бы ее не обнимали сильные руки Бича, она вряд ли бы удержалась в седле.
 У хижины их уже поджидал Красавчик.
 Бич спешился, снял с седла Шеннон и понес в хижину. Девушка не забыла про оленину и вцепилась в нее так, словно это было самое дорогое в ее жизни.
 – Если бы у тебя еще и ума было столько, сколько воли и характера, – проговорил Бич, открывая ногой дверь хижины.
 Первым внутрь проскочил Красавчик. Сотрясаемая дрожью Шеннон молчала.
 В комнате было холодно. В плите лежали приготовленные дрова. Красавчика, похоже, холод не слишком беспокоил. Он прошел в свой угол и, взвизгнув от удовольствия, растянулся на чепраке.
 Бич положил Шеннон на кровать, накрыл ее медвежьей полостью и стал растапливать плиту. Руки у него настолько замерзли, что зажечь спичку ему удалось лишь после нескольких попыток. Наконец в плите заполыхал огонь. Впрочем, плита разгоралась не столь быстро, как Бичу хотелось бы.
 Бич чувствовал, что продрог насквозь, а ведь он стоял в воде не так долго, как Шеннон, да был крупнее ее, крепче ее.
 Не без труда после пяти попыток ему удалось зажечь лампу. Когда он повернулся к кровати, его взгляд упал на буфетную дверцу, которая скрывала проход к горячему источнику.
 Бич без колебаний подошел к кровати, поднял Шеннон, взял фонарь и направился к буфету. Он открыл дверцу, и из пещеры пахнуло благотворным теплом
 Неяркий золотистый свет озарил внутренность пещеры. Бич снял с Шеннон промокшие насквозь ботинки
 Сбросил одеяло и стащил куртку, в которую сам ее и закутал. Затем стал торопливо снимать с девушки заледенелую мокрую одежду.
 Шеннон ничего не говорила и не открывала глаз, пока Бич раздевал ее. Ее бил озноб.
 – Шеннон, ты слышишь меня? Шеннон!
 Девушка медленно открыла глаза. Вздох облегчения
 Вырвался из груди Бича.
 – Ты сейчас примешь великолепную теплую ванну, – проговорил Бич. – И перестанешь дрожать, и все будет чудесно… Ты поняла меня?
 Шеннон еле заметно кивнула. Было слышно, как стучат ее зубы.
 – Ну и молодец, сладкая девочка. Надо выгнать простуду, чтобы она не забралась внутрь.
 Говоря это, Бич стащил с себя промокшие ботинки и одежду. А через несколько секунд он внес Шеннон в бассейн. Широкий каменный помост, который соорудил Молчаливый Джон, находился на такой глубине, что вода доходила Бичу до груди, а Шеннон, которую он придерживал обеими руками, – до подбородка. Живительная теплая влага бурлила вокруг Шеннон, возвращая ее к жизни.
 При первом прикосновении вода показалась Бичу обжигающей, хотя он знал, что в этой части бассейна она горячей быть не должна: слишком велик был контраст между температурой воды и переохлажденной кожей.
 – Ты как себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Бич. – Тебе не больно?
 Шеннон отрицательно покачала головой.
 Некоторое время было слышно лишь потрескивание фитиля в лампе да серебряное бульканье воды, омывающей иззябнувшие тела Бича и Шеннон. Бич обеими руками прижимал к себе Шеннон, чувствуя, как она дрожит.
 Бич мог точно сказать, когда включился мозг Шеннон. Она все еще продолжала дрожать, но внезапно напряглась и попыталась отстраниться от Бича. Однако он не разжал объятий.
 – К-крас-савчик, – пробормотала она.
 – С Красавчиком все в полном порядке. Он чувствует себя гораздо лучше, чем ты. Нет необходимости выскакивать и бежать к нему. Ты все еще как сосулька. Оставайся в воде, пока окончательно не согреешься.
 Шеннон не стала спорить. Говорить ей было трудно, и она лишь кивнула.
 Но больше она не прижималась к Бичу. Она хорошо помнила, как он в прошлый раз оттолкнул ее, и не хотела снова оказаться в таком же положении. Это было бы слишком горько и больно.
 А Бичу было приятно своим телом ощущать тело девушки, чувствовать легкое прикосновение шелковистых волос к своему плечу, когда Шеннон слегка покачивалась в воде.
 Но стоило ему только обнять ее покрепче, как она напряглась и сделала попытку отодвинуться.
 В конце концов тепло сделало благое дело, и Шеннон оттаяла. Тело ее обмякло и расслабилось.
 Наступил момент, когда девушка вдруг поняла то, что Бич осознавал еще тогда, когда спускался с ней в бассейн: они оба были нагими.
 – Отпусти меня, – отчужденным голосом сказала она.
 – Ты ведь еще дрожишь.
 И действительно, трепет прошел по ее телу, хотя он уже не имел никакого отношения к ознобу.
 – Я чувствую с-себя х-хорошо, – прошептала Шеннон.
 – Превосходно, – холодным тоном произнес Бич. – В таком случае ты можешь мне объяснить, какого дьявола тебя понесло на холод, когда следовало спокойно спать в тепле и в безопасности?
 – Я пошла охотиться.
 – Это я и сам вижу. Но зачем?
 Шеннон подняла голову и в первый раз взглянула Бичу в глаза. Несмотря на внешнее спокойствие, чувствовалось, что он взбешен.
 «Ничего нового, – подумала Шеннон. – Он бешеный с того момента, когда я сказала, что люблю его».
 – А зачем люди вообще охотятся? – вопросом на вопрос ответила Шеннон.
 – Неужто ты думаешь, что я такая скотина, что не обеспечу тебя олениной?
 В сапфировых глазах Шеннон отразилось неподдельное изумление.
 – Я так не думаю.
 – Если бы я стал охотиться ради тебя, ты бы приняла от меня дичь?
 – Да.
 – В таком случае объясни, для чего ты отправилась на охоту? – допытывался Бич.
 – Ты же не будешь все время за меня охотиться, поэтому я должна научиться обеспечивать себя.
 – Ты гораздо лучше обеспечивала бы себя, если бы жила у Кэла и Вилли.
 – Это ты так считаешь.
 – А ты, конечно, так не считаешь.
 – Не считаю, – подтвердила она. – И кроме того, я не могу оставить Чероки и Красавчика.
 – Красавчика можно взять на ранчо.
 – Чероки не пойдет.
 – Откуда тебе знать?
 – Это первое, о чем я спросила, когда вернулась.
 Теперь пришла очередь Бича удивиться.
 – Неужто ты спрашивала?
 Шеннон молча кивнула.
 – У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять о том, почему ты уехал таким расстроенным и сердитым, – сказала Шеннон. – Я решила, что надо вернуться, чтобы… затем попытаться жить не своей, а чужой жизнью.
 Веки Бича дрогнули – он увидел боль в глазах Шеннон.
 – Но я не смогла бы уйти отсюда, не позаботившись о Чероки.
 Бич почувствовал внезапное облегчение. Он ослабил объятия, его губы коснулись волос Шеннон, но сделал это он легонько, и она скорее всего не заметила.
 – Такой старик может сам себя обеспечивать еще много-много лет, – сказал Бич. – Он может выжить один, а ты не сможешь.
 – Чушь, – отреагировала Шеннон. – Она долгое время сама о себе заботилась. Ей это по душе. И поэтому она намерена остаться.
 – Она?
 – Да, она. Чероки – женщина.
 – Всемилостивый Боже! А ты уверена в этом?
 Шеннон кивнула.
 – Так что перестань обо мне беспокоиться, вечный странник, – вполголоса сказала Шеннон. – Женщина может прожить в одиночку даже здесь, в долине Эго.
 – Нет! Ты не переживешь зиму одна, – бесстрастно проговорил Бич, словно речь шла о банальной и бесспорной истине.
 – Я пережила прошлую зиму, пережила позапрошлую и позапозапрошлую, – возразила Шеннон.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – Молчаливый Джон пропал три зимы назад.
 Некоторое время Бич ошеломленно молчал. Затем тряхнул головой, словно его стукнули и он хотел прийти в себя.
 – Ты три зимы жила одна?
 – Да.
 Бичу хотелось, чтобы все сказанное было не правдой, но душой он чувствовал, что Шеннон не лгала.
 – Значит, Молчаливый Джон погиб, – пробормотал Бич.
 Шеннон кивнула и закрыла глаза.
 – Он погребен под оползнем в верховьях ручья.
 – Откуда ты знаешь? – раздраженно спросил Бич.
 – Уже на вторую зиму я предполагала, что он погиб.
 – Но окончательно узнала не так давно… Чероки рассказала мне, что она прошла по следу пришедшего без хозяина Разорбека до свежего оползня, когда Молчаливый Джон не вернулся со своего участка.
 – Стало быть, здесь тебя удерживает только твое упрямство, – сказал Бич.
 – В жизни только и можно держаться на упрямстве, – устало проговорила Шеннон.
 – И ты собираешься оставаться здесь.
 Шеннон кивнула.
 – Проклятие! – выругался Бич. – Ты хочешь связать меня по рукам и ногам!
 – Нет! Я просто говорю…
 – Как я могу оставить тебя, беспомощную и беззащитную, одну? – сурово спросил он, сверля Шеннон стальными глазами. – Я не могу, и ты прекрасно это знаешь! Ты рассчитываешь, что я…
 – Я не беспомощная! – перебила его Шеннон. – И я ни в чем не рассчитываю на тебя! Я не нуждаюсь в тебе!
 Буря эмоций охватила Бича, вызвав спазмы в горле, породив в нем глухой гнев. Холод и мучения, которые он недавно пережил, не шли ни в какое сравнение с леденящей пустотой, овладевшей им, когда он подумал о возможной гибели здесь Шеннон, могила которой будет никем не отмечена, как и могила Молчаливого Джона.
 – Черта с два не нуждаешься! – прохрипел, сдерживая гнев, Бич. –Ты и сегодня едва не погибла.
 Несколько секунд Шеннон смотрела на человека, который находился так близко от нее и в то же время был так бесконечно далек. Отсветы лампы золотили его волосы и придавали некую таинственность его холодным серым глазам. Она готова была многое отдать, чтобы увидеть свое отражение в его глазах, в его сердце и душе.
 Она готова была продать душу, чтобы стать тем солнечным восходом, который позовет его… и услышит отклик.
 – Да, – согласилась Шеннон. – Ну и что из этого? Звезды снова появятся вечером на небе, солнце, как всегда, завтра утром взойдет… Только и того, что я этого не увижу. – На лице ее появилась странная, чуть печальная улыбка. – Мало что изменится. Так же, как сейчас. Смотри.
 Шеннон подняла над водой руку. Вода булькнула и сомкнулась, словно и не было руки в том месте, словно руку никогда не омывала теплая влага источника.
 Глядя на темную воду, Бич испытал боль, словно в его сердце вонзили нож и разрезали надвое.
 – Видишь? – вполголоса спросила Шеннон. – Ничего не изменилось… а теперь, Бич, сделай то, что сделала вода, – отпусти меня.
 – Ты все еще дрожишь.
 – Я перестану дрожать как только оденусь.
 – Вода греет получше, чем твои тряпки.
 То, что руки Бича старались как бы защитить Шеннон, было гораздо красноречивее слов. Он не любил ее, но он заботился о ее безопасности.
 Какое пьянящее чувство – сознавать, что о тебе заботятся, что тебя жалеют, что ты не одинока – даже если это не навсегда, если это всего лишь на время!
 Искушение положить голову на грудь Бичу уравновесило стремление вырваться из его объятий. Как хорошо было бы прижаться к могучему, горячему телу, накрыться им, словно живым одеялом, почувствовать его жар и трепет.
 Но внезапно ей вспомнились слова, брошенные Бичом, когда она потянулась к нему.
 «Не трогай меня!»
 И в Шеннон снова поднялось чувство стыда и унижения. Она резко оттолкнула руки Бича, пытаясь освободиться от объятий.
 – Какого дьявола! – удивился Бич. – Почему ты меня отталкиваешь? Ты ведешь себя так, словно я собираюсь насиловать тебя!
 Из груди Шеннон вырвался звук, похожий одновременно и на смех, и на рыдание.
 – Ты ни за что не стал бы меня насиловать, и ты знаешь это сам. – В голосе Шеннон звучала горечь.
 – Опасные слова, сладкая девочка, – хрипло сказал Бич.
 – Почему же? Ты даже не хочешь, чтобы я касалась тебя… Мои прикосновения тебе неприятны…
 Боль и горечь в голосе Шеннон пробили броню сдержанности Бича. Внезапно он дернулся и, разбрызгивая
 Воду, поймал руку Шеннон. Он потянул ее под воду и прижал к возбужденному доказательству своего неукротимого желания. При этом он со свистом выдохнул воздух и тихонько застонал.
 – Вот, – процедил он сквозь зубы, – теперь попробуй мне сказать, что я не хочу, чтобы ты касалась меня… Да я до смерти хочу тебя, и ты это отлично знаешь!
 В сапфировых глазах, которые смотрели на Бича, читалось смятение.
 – В таком случае зачем ты меня отталкиваешь? – задыхаясь, проговорила Шеннон. – Ведь я не призываю тебя любить меня… Я не прошу тебя оставаться со мной… Я лишь хочу почувствовать себя живой, прежде чем умру. Я вдова, которая никогда не была невестой, и если ты не возьмешь меня, я уйду в могилу и никогда не узнаю, что значит отдаться мужчине, которого ты любишь…
 Неожиданно Бич взял девичью руку и оторвал от ноющей возбужденной плоти.
 – Я не могу, – резко сказал он.
 Шеннон нервно засмеялась и снова сжала его плоть.
 – Чепуха, я-то вижу, что ты можешь…
 Бич прерывисто, возбужденно задышал, когда Шеннон затеяла игру с тем, что служило доказательством его мощи.
 – Ты девственница, – произнес Бич сквозь зубы.
 – Я вдова.
 – Но ты можешь забеременеть!
 – Я хотела бы иметь от тебя ребенка.
 – Я не могу тебя оставить, если ты забеременеешь… Ты этого добиваешься? Хочешь вынудить меня остаться?
 – Ни в коем случае. Ты бы тогда меня возненавидел.
 – Я бы возненавидел себя… О Господи, прекрати!..
 Мягко, но решительно Бич остановил нескромную девичью руку, которая все более дерзко ласкала его, поднес к губам и поцеловал в ладонь. Поцеловал просто, слегка куснув зубами, подняв в Шеннон волну желания.
 – А что ты делал с другими вдовушками? – хрипло спросила Шеннон.
 На скулах Бича выступил легкий румянец.
 – Сладкая девочка, ты задаешь… чересчур каверзные вопросы.
 – Или они были настолько старые, что не могли забеременеть? – не унималась Шеннон.
 Лишь задним числом Бич сообразил, что Шеннон не спрашивает о подробностях его любовных утех с женщинами. Он облегченно вздохнул, слегка развеселившись и в то же время несколько досадуя по поводу удивительной наивности Шеннон и одновременно ее обезоруживающей откровенности.
 – Нет, они не были настолько старые, – сказал Бич. – Но они были достаточно взрослые, чтобы знать, как избежать беременности.
 – Давали обет безбрачия…
 В голосе Шеннон прозвучало откровенное разочарование. Бич от души рассмеялся и почувствовал к ней еще большую симпатию.
 – Существуют и другие способы, – проговорил он наконец.
 – Правда? И какие же?
 – Не заниматься любовью.
 – Для меня это не отличается от обета безбрачия.
 – Бич улыбнулся медленной, по-настоящему мужской улыбкой.
 – Это не совсем одно и то же, сладкая девочка. Это уже по крайней мере полхлеба… Помнишь, как было там, под брезентом, когда по нему молотил град?
 Словно молния в ту грозу, сверкнуло воспоминание, и внезапная сладость пронизала Шеннон.
 – Ты… хочешь этого? – понизив голос, спросила она.
 – Во всяком случае, это гораздо лучше, чем ничего.
 – Н-но…
 – Да? – Бич еще плотнее прижал к себе девушку.
 – Я тоже хочу прикасаться к тебе. Я хочу, чтобы мир вокруг тебя заполыхал и засверкал, – прошептала Шеннон, вспоминая собственные ощущения. – Я хочу видеть, как ты сам пылаешь… Хочу доставить тебе такую же радость, чтобы ты кричал от счастья, а мир переливался для тебя всеми цветами радуги.
 Бич почувствовал, как у него подпрыгнуло сердце и кровь гулко застучала в жилах. Спазмы сжали горло, и он с огромным трудом смог произнести:
 – Ты все это почувствовала, когда я ласкал тебя, сладкая девочка?
 – Да, – тихо ответила она. – Только еще лучше. У меня не хватает слов, чтобы все передать… Только…
 Бич ткнулся ртом в волосы Шеннон, ожидая продолжения.
 – Да?
 – Только я хотела еще большего, – призналась Шеннон. – Я хотела чувствовать всем телом твое горячее и сильное тело. Я хотела… Я не знаю, чего я хотела… Я знала лишь, что мне чего-то недостает.
 Каждый мускул в теле Бича буквально содрогнулся. Он с трудом выдохнул из груди воздух.
 Он-то знал, чего ей недоставало.
 – Это плохо? – спросила Шеннон, видя, что Бич молчит.
 – Ничего плохого, – хрипло возразил Бич. – Наоборот, это просто замечательно. Некоторым женщинам достаточно и такой ласки, которую они получают время от времени, но мужчины хотят большего.
 – Всего такой ласки? И женщины хотят только этого?
 – Н… да!
 Шеннон нахмурилась:
 – Все время такой ласки?
 Бич осторожно сжал ухо девушки и почувствовал, что ей это очень понравилось.
 – Конечно, это лучше, чем ничего, – сказала после паузы Шеннон. – Но если… гм… в руках весь хлеб, почему же довольствоваться только половиной?
 Бич мысленно усмехнулся и подумал: может ли мужчина умереть от желания, находясь обнаженным в теплом бассейне и сжимая в объятиях нагую девственницу и вдову, которая любопытна, словно маленький котенок?
 И в придачу страшно неосмотрительна.
 – У женщин вероятность забеременеть приходится на определенные дни месяца, – проговорил Бич. – Вот тогда-то появляется возможность… гм… не довольствоваться лишь половиной хлеба.
 – Ты смеешься надо мной.
 – Нет, сладкая девочка, не над тобой. Я просто вообще смеюсь!
 – Почему?
 – Ты приводишь меня в восторг, – шепнул Бич на ухо. – Мне хочется целовать тебя с головы до пят, а затем в обратном порядке, но я не доверяю себе.
 Шеннон, трепеща, посмотрела в сверкающие серебряным блеском глаза и почувствовала, что ее сердце может вот-вот остановиться.
 – Мне тоже хочется целовать тебя… всего, с головы до пят… У тебя очень красивое тело… здоровое и крепкое, и…
 Теплые мокрые пальцы Бича легли на губы Шеннон, прервав поток ее слов.
 – Не надо больше, сладкая девочка… Ты заживо сжигаешь меня.
 Ласково коснувшись подбородка, он не спеша убрал руку.
 – Я не намерена тебя сжигать, – все так же шепотом ответила девушка. – Я даже не знаю, как это делать. Ты научишь меня, Бич? Как сделать мир радужным и сверкающим всеми красками?
 – Нет, – решительно сказал Бич. – Разве ты не понимаешь? Я не могу.




 Глава 18


 Бич закрыл глаза, чтобы справиться с желанием, которое жгло и корежило его тело. Того, что он хотел больше всего на свете, он не должен был, не имел права брать.
 Открыв глаза, он увидел боль и смятение во взгляде Шеннон.
 – Я слишком тебя хочу, чтобы доверять себе, – хриплым голосом сказал Бич. – Это впервые. Раньше у меня не было проблем с тем, чтобы уберечь женщину от беременности.
 Шеннон нервно вздохнула:
 – Я не совсем понимаю…
 – Я могу взять женщину и при этом не сделать ее беременной, – деловым тоном объяснил Бич. – Я должен лишь задержать приход наивысшего удовольствия до того момента, когда я покину ее лоно.
 – Ах, вот оно что, – похоже, Шеннон напряженно пыталась осознать услышанное. – Кажется, я начинаю понимать.
 Глядя на сосредоточенное, невинное выражение лица молодой вдовы, Бич не знал, смеяться ему или ругаться.
 – Но есть некоторая тонкость… Если у женщины наступают дни, когда она способна зачать, я не иду на такой риск.
 – Это что за дни?
 Бич слегка смежил веки. В свете лампы его густые ресницы казались золотистыми.
 – Тебе хоть что-нибудь твоя мама рассказывала? – произнес наконец Бич, когда к нему вернулся дар речи.
 – Например?
 – Например, о том, что у женщины самая большая вероятность забеременеть в середине их месячного цикла.
 На щеках девушки вспыхнул румянец, и дело тут было не в горячей воде.
 – Ах, вот как… Гм… Нет, она ничего мне об этом не говорила, – смущенно пробормотала Шеннон,
 Бич выдержал паузу. Но Шеннон ничего больше не добавила.
 – Когда у тебя в последний раз были месячные? – напрямик спросил Бич.
 Шеннон поперхнулась и зажмурила глаза.
 – У меня раньше был Молчаливый Джон, а сейчас – Болтливый Бич, – проговорила Шеннон.
 – Все-таки когда у тебя в последний раз были месячные? – повторил вопрос Бич. Тон его был весьма решительный.
 – Они… прекратились вчера вечером, – выпалила после паузы Шеннон.
 Бич испытал новый прилив необоримого желания.
 – Говоришь, вчера вечером? – хрипло сказал он.
 Бич улыбнулся и лизнул языком ухо Шеннон.
 – Я и не подозревал, что женщина может краснеть от груди до лба, – сказал Бич.
 – Это от горячей воды, – предположила Шеннон.
 В ответ Бич тихонько засмеялся. Когда Шеннон
 Смущенно пошевелилась в воде, она соприкоснулась животом с возбужденной мужской плотью. Услышав, что Бич застонал, она замерла.
 – Прости! – извинилась она. – Я не хотела сделать тебе больно.
 – Ты и не сделала.
 – Но ты застонал.
 – Ты тоже стонала, когда мы находились во время дождя под брезентом… Разве тебе было тогда больно?
 Это воспоминание обожгло девушку.
 – Нет, – прошептала она. – Я и не подозревала, что может быть так… сладко. А неужели тебе может быть так же приятно?
 – Да, – просто сказал Бич.
 – Каким образом?
 Зажмурившись, Бич сделал глубокий вдох, чтобы хотя бы отчасти обуздать свою страсть.
 – Давай начнем с поцелуя, – предложил он. – Тебе нравятся поцелуи?
 – Очень! Давай!
 – Начали, – коротко, сказал Бич и нагнулся к лицу девушки.
 Шеннон почувствовала, как к ее губам прижались губы Бича, а между ними проник упругий бархатный язык. Голова у нее закружилась.
 Шеннон приподняла лицо вверх и еще сильнее приоткрыла рот. Она обвила руки вокруг шеи Бича, запустила пальцы в густую копну волос на затылке и крепко притянула к себе его голову.
 Бич ответил на это еще более крепким объятием и долгим поцелуем. Шеннон ощутила, как вздрогнуло его тело, после чего Бич ослабил объятия.
 – Бич, что случилось? – заволновалась девушка.
 – Ты бросила меня в жар.
 Шеннон посмотрела вокруг, увидела пар, поднимающийся над бассейном.
 – Может, нам лучше выбраться из воды?
 Бич нашел в себе силы засмеяться.
 – Дело не в воде, – пояснил он. – Дело в тебе… Кажется, я всегда тебя хотел. Ты всегда сжигала меня живым даже в моих снах.
 Во взгляде Бича было нечто такое, что не позволяло Шеннон даже сделать вдох.
 – Значит ли это, что ты позволишь ласкать тебя? – шепотом спросила она. – В любое время… Где угодно… Как тебе захочется.
 «А в общем, я дурак, что позволяю это», – подумал Бич.
 Но вслух этих слов не произнес. Ему отчаянно хотелось снова ощутить прикосновение нежной девичьей ладони к своей плоти.
 Не спуская глаз с лица Бича, Шеннон прошлась ладонями по его плечам и груди, задержалась на плоских мужских сосках.
 Опустив веки, Бич наблюдал за Шеннон, чувствуя, как сладостные волны удовольствия пробегают по его телу.
 Со счастливой улыбкой Шеннон гладила и ласкала мужское тело, начиная со лба и кончая могучими бедрами, любовалась его смуглой кожей и серебристым отливом глаз. Затем, повернув голову, лизнула языком нижнюю часть шеи, как это сделал бы любопытный и шаловливый котенок.
 Тело Бича вздрогнуло. Что-то пробормотав, Шеннон скользнула языком дальше. А затем полностью отдалась ей самой непонятному желанию и стала языком и губами прикасаться ко всем чувствительным точкам шеи.
 – Ты солоноватый, – сказала она. – Мне это нравится. От этого мне еще больше хочется прикасаться к тебе губами.
 Воздух с хрипом вырвался из груди Бича. Он положил ладони на затылок Шеннон, побуждая ее продолжить свои исследования.
 – Бич! – позвала она.
 – Твои зубки! – произнес он хрипло. – Хочу почувствовать твои острые зубки.
 Еще несколькими минутами раньше Шеннон бы заколебалась. Но не сейчас. Она была готова подарить Бичу столько ласки, сколько он способен взять. Она пригнула подбородок к самой поверхности парящей воды, приоткрыла губы – и осторожно сжала зубами упругую подушечку вокруг соска, исторгнув из груди Бича тихий стон.
 – Бич! – снова позвала она.
 – Сделай еще так, сладкая девочка. И посильнее.
 – Ты уверен?
 Бич засмеялся и внезапно приподнял ее. Не говоря ни слова, он прижался ртом к ее шее и легонько куснул.
 Огонь пробежал по телу Шеннон. Она зажмурила глаза и потянулась ртом к губам Бича. Бич засмеялся горловым смехом и дал ей то, чего она просила. Он прижимал ее к себе до тех пор, пока Шеннон не вскрикнула.
 Бич мгновенно отпустил ее.
 – Прости, – проговорил он. – Тебе больно?
 Шеннон открыла глаза и, засмеявшись, покачала
 Головой.
 – Мне больно? О нет, только не это.
 Она снова потянулась к груди Бича и возобновила яростную атаку, целуя и покусывая его с такой страстью, что он застонал, затем приподнял ее голову.
 – Тебе неприятно? – спросила Шеннон.
 Однако ее глаза красноречиво говорили, что она наперед знает ответ.
 – Да нет, ты просто убиваешь меня, – прохрипел Бич. – А какая-то часть меня ноет так, словно уже собралась умирать.
 – Это какая же часть?
 – Угадай.
 – А, это там.
 – Да, это там.
 Рука Шеннон скользнула под воду, встретилась с его торсом и стала двигаться вниз, пока не соприкоснулась с плотной порослью волос и упругой мужской плотью.
 – Здесь? – спросила она.
 Бич тихонько застонал.
 – От моего прикосновения тебе становится хуже? – участливо спросила Шеннон.
 – Это зависит…
 – От чего?
 – От того, где ты меня трогаешь… И как…
 Шеннон прикусила губу и насупилась.
 – Я не знаю, как надо.
 – А ты исследуй, сладкая девочка. Я потерплю.
 – Но ведь…
 – Если, конечно, тебе это не противно.
 Шеннон удивленно вскинула голову:
 – Почему это должно быть мне противно? Наоборот, интересно.
 Бич пожал плечами:
 – Некоторые женщины не любят вообще трогать мужчину, а тем более то место, где он больше всего отличается от женщины.
 – Правда? А я давно мечтала о том, чтобы потрогать тебя… и даже там…
 – Твоя мечта сбылась…
 Шеннон улыбнулась, при этом щеки ее слегка порозовели,
 – Но ты скажи, если я нечаянно сделаю больно… Хотя я и не представляю, как можно сделать больно такой твердой штуке, – шепотом призналась она.
 Ответом ей был звук, напоминающий одновременно смех и стон. Сладость, которую разливали тонкие девичьи пальцы, исследующие незнакомую ей мужскую плоть, граничила с болью. Когда нежная ладошка совершила несколько путешествий от окончания упругой плоти до ее основания, кровь застучала в голове Бича с такой силой, что, казалось, он сейчас взорвется.
 – Шеннон…
 Девичья рука замерла.
 – Я сжимаю слишком крепко?
 – Недостаточно крепко…
 – Я же говорила тебе, что не умею, – огорченно сказала Шеннон,
 Бич со свистом выпустил воздух сквозь зубы. Когда Шеннон собиралась увести прочь свою руку, его пальцы обвились вокруг пальцев девушки.
 – Надо вот так, – прошептал он.
 Побуждаемая Бичом ладонь девушки медленно заскользила вдоль тугой, шелковистой на ощупь плоти, чувствуя под рукой могучий пульс жизни, наслаждаясь изумительным сочетанием атласа и стали.
 От сознания того, что Шеннон по-настоящему радуется, лаская его, Бич полностью расслабился. Девичьи пальцы уже без его помощи сжимали и нежили плоть, вызывая новые и новые волны нарастающих сладостных ощущений. Когда,он попытался призвать на помощь волю, чтобы остановить эту лавину ощущений, было уже поздно: наступила – может быть, впервые в жизни так быстро – разрядка.
 Но раньше перед ним никогда не было девственной вдовы, которая сейчас смотрела ему в глаза и радовалась возможности приласкать его плоть так, как радуется кошка, впервые отыскав хмелящую, возбуждающую кровь кошачью травку.
 – Ты дрожишь, – спустя некоторое время проговорила Шеннон. – Ты хорошо себя чувствуешь?
 – Гораздо лучше.
 Она улыбнулась и медленно, легонько погладила Бича, ибо почувствовала, что в значительной степени напряжение в нем спало. При этом она смотрела на рябоватую поверхность бассейна, в которой отражался и плясал свет лампы.
 – Мне хочется не только потрогать, но и увидеть тебя, – сказала Шеннон, там и тут касаясь кончика ми пальцев его тела. – Мне хочется увидеть, какие изменения происходят в тебе, когда у тебя просыпается желание.
 – Сладкая девочка, ты сведешь меня с ума.
 Бич поймал шаловливую руку Шеннон и положил себе на шею. Нагнувшись, он прижался ртом к губам Шеннон. Поцелуй был крепким и продолжительным. Пальцы Бича скользнули вниз, отыскали бархатные соски. Он сжал один из сосков – и Шеннон, выгнувшись вперед, вскрикнула.
 Но звука этого не было слышно, он потонул во рту Бича. Приятное тепло разлилось по всему телу Шеннон.
 Ладонь Бича пробежала по трепетному девичьему животу, нащупала нежноволосый холмик и, нежно приласкав его, погрузилась между ног.
 Внезапно Шеннон вздрогнула и напряглась, словно от удара кнута.
 – Что случилось? – пробормотал Бич. – Ведь мы это делали раньше.
 – А потом ты на меня разозлился и покинул меня.
 – Это было тогда… Сейчас все будет иначе. Теперь я знаю, что ты девушка. И я собираюсь ласкать тебя всеми способами, кроме одного.
 Рука Бича была дерзкой и одновременно деликатной, ее ласки воспламеняли Шеннон, лишая дара речи.
 – Я… я… – это все, что Шеннон смогла произнести.
 Кончики пальцев Бича отыскали среди складок набухший узелок и стали ласкать его. Изнемогая от нарастающих сладостных ощущений, девушка обвила руки вокруг шеи Бича. Вместо слов из ее груди вырывались лишь приглушенные стоны.
 Обеспокоившись, Бич отвел руку, хотя и не слишком далеко. Он продолжал нежно гладить и сжимать полные, покрытые легким пушком складки.
 – Ты что-то хотела сказать? – шепотом спросил он.
 – Это… так необычно, – сумела выговорить Шеннон.
 – Но тебе это нравится?
 Его палец снова медленно погрузился между упругих лепестков.
 – Да! – выдохнула она, шевеля бедрами. – Очень… Оч-чень…
 Красноречивее слов была реакция ее тела на ласку Бича. Он почувствовал, как нечто горячее изверглось ему в ладонь. Он медленно отвел руку, более не сомневаясь в том, что Шеннон способна принять его в свое лоно, пережив лишь кратковременную боль, когда будет нарушена ее девственность. Она была готова и жаждала принять его.
 "Нет! – сердито сказал про себя Бич. – Я не могу рисковать!
 Но какой риск? – тут же возразил он себе, – Более благоприятного дня в этом месяце не будет. К тому же после того как она уже один раз привела меня к сладострастному финалу, я способен себя контролировать".
 Хотя в голове Бича рождались и другие доводы против того, чтобы взять Шеннон, ему не хотелось заострять на них внимания. Зато настоящей музыкой звучали для него прерывистые вздохи и стоны Шеннон, когда он возобновил ласки.
 – Ты сказала, что хотела меня видеть? – спросил Бич, лаская упругий трепещущий узелок.
 – Что? – ошалело спросила Шеннон.
 Бич повторил вопрос.
 – Да.
 – Хорошо. Я ведь тоже до чертиков хочу увидеть тебя. Я мечтаю увидеть тебя нагую, увидеть все твои милые тайны… И мечтаю кое о чем еще…
 – О чем же?
 – Если я тебе скажу, ты покраснеешь с головы до пят, – он тихонько засмеялся. – Но тебе понравится это.
 Бич поднялся из бассейна, держа на руках Шеннон. Он подошел к медвежьей полости и остановился, нежно прижимая девушку, которая доверчиво покоилась в его объятиях.
 От тела Шеннон шел белесый пар. Вода поблескивала на ее плечах и между полушариями грудей. На упругих сосках сверкали алмазы влаги. У Бича возникло желание слизать с тела девушки все эти капельки.
 – В хижине будет холодно, – глухим голосом сказал Бич. – К тому же далековато идти.
 – Всего несколько шагов.
 – Я говорю – далеко…
 Шеннон улыбнулась, наблюдая за тем, как от широких плеч Бича поднимается пар. Серебристые капли воды запутались в густых волосах на его груди. Эти капли, казалось, подмигивали ей, потому что знали, что она хочет выпить их.
 – Шеннон!
 – Все, что ты хочешь, – хриплым шепотом сказала девушка, – и так, как ты хочешь.
 Взгляд Бича скользнул по лицу Шеннон, по тугим грудям и задержался на темноволосом холмике между ног.
 – Ты искушаешь меня, сладкая девочка. Я хочу ласкать тебя так, что ты можешь засмущаться и покраснеть с головы до пят.
 Оторвав взгляд от груди Бича, она медленно, чуть лениво посмотрела в глаза Бичу:
 – Правда? Интересно, это как же?
 Бич открыл было рот, но произнести ничего не сумел. Он просто опустил девушку на медвежью полость. Затем присел рядом на корточки и стал неотрывно смотреть на нее до тех пор, пока она не задрожала.
 Шеннон также смотрела на него.
 Плоть, которую она несколько минут назад ласкала рукой, выглядела довольно внушительно.
 Бич дотронулся пальцами до подбородка девушки и приподнял ей лицо.
 – Не стоит бояться, – просто сказал Бич. – Я не возьму тебя.
 – А я… Но… – Шеннон, проглотив в горле комок, едва сумела выговорить:
 – А что, все в порядке… Просто я…
 Бич ждал.
 – Проклятие! – пробормотала она. – На ощупь это не кажется таким… грозным.
 – В таком случае закрой глаза.
 Шеннон подчинилась.
 – Дай мне руку, – попросил Бич.
 Девушка протянула дрожащие пальцы Бичу. Он нежно поцеловал их и прижал к плоти, которая ныла так, словно он и не испытал разрядки всего несколько минут назад.
 Шеннон нервно вздохнула один раз, второй. Затем тонкая девичья ладонь медленно скользнула вдоль плоти вниз – и снова вверх.
 – Ну вот, видишь? – глухо спросил Бич. – Нет никаких зубов.
 Шеннон невольно засмеялась. Продолжая ласку, она открыла глаза. Бич улыбался ей, и в его глазах светились нежность и неукротимая страсть.
 – Я не стану тебя брать таким способом, – повторил Бич. – Во всяком случае, до тех пор, пока ты сама откровенно не попросишь об этом.
 – А это больно?
 – Немножко… Именно немножко и только в самом начале… Ты создана для меня, сладкая девочка. Мы идеально подходим друг для друга.
 – Ты уверен?
 Бич прикрыл веки. Продолжая наблюдать сквозь ресницы за выражением лица Шеннон, он стал перебирать шелковистые завитки между ног, затем слегка раздвинул складки и погрузил пальцы вглубь. Девушка задохнулась, чувствуя, как огонь и сладострастие разлились по ее телу.
 – Я уверен, – хриплым басом сказал Бич. – Как и твое тело… Оно трепещет и целует меня.
 Он встал между ногами девушки на колени, слегка раздвинул ей бедра.
 – Бич?
 – Нет причин беспокоиться. Я лишь хочу на ласку ответить лаской.
 – Как это?
 – Я буду целовать тебя… все твое тело…
 Вначале Шеннон не поняла. Бич наклонился, приложился ртом к внутренней стороне округлых бедер. Он ласкал губами и языком нежную кожу девичьих ног, постепенно поднимаясь все выше.
 Шеннон стыдливо ахнула, догадываясь о его намерениях.
 – Бич?!
 – Ты сказала, что я могу делать все, что хочу и как хочу, – проговорил Бич, касаясь ртом пышноволосой рощицы. – А сейчас я хочу этого. – Тебе больно?
 – Н-нет.
 – Тебе нравится это?
 Шеннон продолжительно вздохнула, когда рот Бича отыскал упругие складки. Он улыбнулся и по-
 Вторил ласку. Излившаяся теплая роса сказала Бичу то, что он уже знал: девственная вдова была у его ног и согласна на все. А он и хотел всего.
 – Я научился многим вещам, когда бродил по свету, – сказал Бич, деликатно куснув Шеннон.
 Из груди Шеннон вырвался хриплый стон. Она приподняла спину, прижимаясь ко рту Бича. Горячими и нежными руками он развел и приподнял бедра девушки, открывая ее для новых неведомых удивительно сладостных ласк.
 – Способов любви не меньше, чем способов борьбы, – проговорил Бич, обжигая горячим дыханием женскую плоть.
 У Шеннон мелькнула мысль, что сейчас она лежит в весьма уязвимой позе, которую к тому же не назовешь стыдливой. Но у нее не было ни желания, ни сил противодействовать, ибо одна сладостная волна сменялась другой.
 – У меня не было проблем найти партнера для шлифовки приемов борьбы, – сказал Бич в промежутке между поцелуями. – Но я никогда не встречал партнера для такой любовной игры. Так что будь терпеливой, пока я сам дойду до сути.
 Кончик языка Бича отыскал напряженный тугой узелок и несколько раз прикоснулся к нему.
 Шеннон вздрогнула и задохнулась, чувствуя, как сладостные волны поднимаются все выше и выше.
 – Нравится? – пробормотал Бич. – Мне, во всяком случае, очень нравится… Я знаю, что ты здесь
 Особенно чувствительна, поэтому лишь чуть-чуть сожму губами.
 Ответом ему были вскрик и стон Шеннон, потому что ей показалось, что мир взорвался и расцвел тысячью радуг.
 Бич понял, что Шеннон сотрясает экстаз и что ему следовало отпустить на свободу нежную плоть, но не мог заставить себя этого сделать. Он продолжал ласкать, трогать языком, нежно покусывать, прислушиваясь к резким вскрикам и хриплым стонам девушки.
 Наконец Бич нашел в себе силы оторваться от Шеннон. Он лег рядом с ней, гладя ее по волосам и слизывая слезы страсти с ее щек.
 Шеннон потянулась к нему, словно боясь его потерять. Он обнял девушку и притянул к себе, прижавшись твердой плотью к нежной девичьей плоти.
 Реагируя на интимность их позиции, сердце у Бича на мгновение замерло, затем забилось с удвоенной силой. Его бедра непроизвольно шевельнулись, и упругая мужская плоть вжалась в теплое нежное гнездышко, которое словно приглашало его к еще более глубоким исследованиям. Боясь, что он будет не в силах остановиться, Бич ласкал девичью плоть медленными, осторожными движениями.
 Инстинктивно бедра Шеннон ответили на эти движения, и теперь их тела в полной мере соприкасались друг с другом. Даже при малейшем погружении мужской плоти между складок Шеннон испытывала невыразимо сладостные ощущения, которые волнами распространялись по всему телу. Она снова шевельнула бедрами и
 Была вознаграждена появлением волны новых, еще более сладостных ощущений.
 Бич застонал, когда Шеннон, как и несколько минут назад, обильно извергла теплую росу. Она горячо прильнула к нему, бедра ее лихорадочно задвигались, и горячий нежный грот приоткрылся, приглашая Бича войти в него.
 – Сладкая девочка, – грубовато сказал Бич. – Ты хоть отдаешь себе отчет, чего ты просишь?
 Шеннон медленно открыла глаза. Страсть неузнаваемо изменила их – остались лишь узкие сапфировые ободки вокруг огромных расширенных зрачков.
 – Что? – хрипло спросила она.
 – Посмотри вниз.
 Она взглянула туда, где соприкасались их тела. Глаза ее расширились. Она вдруг лукаво улыбнулась.
 – Я думала, что ты скажешь, что будет больно, – проговорила Шеннон.
 – Если ты будешь так неосторожно двигать бедрами, то будет больно.
 – Ты хочешь сказать…
 – Я хочу сказать, что до сего момента ты все еще девственница, – пояснил Бич. – Если ты будешь и дальше вот так сладко целовать меня, я постепенно войду в тебя так глубоко, что трудно будет понять, где кончаюсь я и где начинаешься ты.
 Взгляд Шеннон скользнул по могучему телу Бича и задержался там, где прижимались друг к другу пышноволосые подушечки.
 – Я так не думаю, – заявила она. – Мы уже слились в одно целое. – Сейчас я снова толкнусь, и мне снова будет очень приятно, но… сильнее сблизиться невозможно.
 – Скажи, а ты вообще хотела бы сблизиться со мной по-настоящему? – тихо спросил Бич.
 Шеннон заглянула Бичу в глаза – и сердце у нее всколыхнулось от любви к этому человеку.
 – Да, – горячо ответила она. – Да, я хочу этого. Я хочу тебя.
 Бич расположился между ног Шеннон, и теперь она ощущала его всем телом. Это было восхитительное, ни с чем не сравнимое ощущение!
 Бич улыбнулся, сдерживая собственное нетерпение. Он не ожидал, что Шеннон захочет его после того, как он уже помог ей пережить сладостный финал.
 Тем не менее она хотела его.
 – Обними ногами мои бедра, – шепотом попросил Бич.
 Шеннон выполнила просьбу и часто задышала от нахлынувших ощущений и мыслей. Это было удивительно – чувствовать тело Бича между ног. Это потрясало, возбуждало и предвещало какие-то новые радости.
 – Тебе хорошо? – спросил Бич.
 – Очень, – прошептала она.
 Бич слегка шевельнул бедрами, входя в тесное девичье лоно, но не настолько глубоко, чтобы Шеннон обрела новое качество. Он отступил, затем снова медленно вошел и вновь отступил.
 – Пока все хорошо? – нерешительным голосом спросил он.
 Шеннон не заметила его хрипоты, как и появления пота на его теле. Она была всецело поглощена сладостными ощущениями, которые нарастали подобно лавине. Она нетерпеливо извивалась под мужским телом, стремясь к еще более тесному соединению и еще более сладостным ощущениям.
 Внезапно Бич замер, затем отстранился от девушки.
 – Я не слишком сильно?.. – спросил он.
 – Я хочу большего, а не меньшего, – нетерпеливо проговорила Шеннон. – Я хочу всего, что ты способен мне дать.
 Бич посмотрел в подернутые пеленой глаза девушки и стал медленно и осторожно раскачиваться. Девичьи бедра упруго поднимались ему навстречу, словно умоляя о большем.
 – Еще не время, сладкая девочка, – улыбнулся Бич, уходя от настойчивых девичьих бедер.
 – А когда же? – выдохнула она.
 – Когда все твое тело будет трепетать, а ты вся будешь, как горячий, дикий мед… Тогда я возьму тебя, девочка. И мы оба станем кричать от радости.
 Ладонь Бича скользила по горячему телу девушки, ласкала груди, живот, бедра. Он вновь отыскал дерзкий атласный узелок и стал ласкать его, пока Шеннон не закричала. Тело ее ходило ходуном под Бичом, и ему стало ясно, что она близка к финалу.
 Бич подвел руки под бедра Шеннон, еще сильнее поднял и развел ноги девушки.
 «Нравится ли ей это?» – подумал он.
 Ей это нравилось. Он понял это, чувствуя, как трепетно пульсирует девичья плоть. Сдерживать желание более не было сил.
 – Шеннон! – прошептал он. – Посмотри на меня.
 Сотрясаемая дрожью, Шеннон открыла глаза. Бич
 Находился над нею, лицо его искажала страсть, глаза светились, словно горящие уголья.
 – Сейчас, сладкая девочка… Сейчас.
 Он вошел в девичье лоно мощным рывком и, не останавливаясь, прошел весь путь до конца.
 Шеннон напряглась и тоненько вскрикнула. В тот же миг Бич замер, надеясь, что если он не будет двигаться, ее тело приспособится к его присутствию в ней.
 Затем он ощутил пульсацию в глубине девичьего лона и понял, что боль вытеснена сладостными ощущениями. И тогда он начал ритмичное движение, более не пытаясь ограничивать и сдерживать себя. Он скользил в тугих атласных глубинах, ощущая трепет женской плоти.
 «Надеюсь, Шеннон понимала, на что идет, когда говорила, что хочет взять от меня все».
 Это было последнее, о чем он смог подумать. Через несколько мгновений его накрыла горячая волна сладострастия, и он излился в содрогающееся девичье лоно.




 Глава 19


 Когда Рено подъехал к хижине Шеннон, стояла по-настоящему летняя жара, и трудно было представить, что всего лишь три дня назад здесь бушевала снежная пурга. Возле самых высоких пиков блуждали редкие перламутровые облака, остальная часть неба была безоблачной и синей, как глаза у Шеннон. В воздухе пахло хвоей и настоянными на солнце луговыми травами.
 Пение птиц, резвящихся в лесу и над лугом, заглушил отчаянный лай Красавчика.
 – Хватит, Красавчик! – скомандовал Бич, выходя из хижины. – Рено – друг. Друг! Ты слышишь?
 Красавчик так не считал, тем не менее лай его постепенно перешел в ворчание, а через некоторое время пес и вовсе затих.
 Зеленые глаза Рено смотрели на Красавчика внешне апатично. Левая рука его, казалось, находилась на значительном расстоянии от револьвера, но так могли считать лишь непосвященные.
 – Весьма общительный тип, – заметил Рено.
 – Он привыкнет к тебе.
 – Хочу надеяться.
 – Только не приходи сюда в мое отсутствие.
 – Когда это будет? – будничным тоном спросил Рено.
 Бич не ответил.
 Рено перевел взгляд с Красавчика на брата, прикидывая, не приблизился ли Бич к разрешению проблемы, причина которой лежала в желании совместить несовместимое: солнечные восходы в неведомых странах и молодую вдовушку.
 В этот момент дверь снова открылась, и из нее не вышла, а выплыла миловидная женщина.
 «Вот оно что! – ахнул про себя Рено, слезая с лошади. – Теперь понятно, почему ты не можешь сделать выбор».
 Он увидел, каким завороженным взглядом смотрел Бич на Шеннон. Он протянул ей руку, мягко улыбнулся, а когда их пальцы переплелись, притянул к себе.
 От Рено не укрылись также ни ответный нежный взгляд, ни нежная улыбка Шеннон. Но красноречивее всего была непринужденность, с которой они прикасались друг к другу.
 Шеннон и Бич стали любовниками. У Рено на этот счет не было сомнений. Об этом свидетельствовали не только сияющие глаза Шеннон, но и тени под глазами Бича.
 Приветствуя Шеннон, Рено прикоснулся к краю шляпы.
 – Шеннон, – сказал Бич, – это мой брат Мэт Моран, хотя мы зовем его Рено. Рено, это Шеннон Коннер Смит.
 «Моя женщина».
 Хотя эти слова не были произнесены вслух, Рено их услышал.
 Как, впрочем, и Шеннон. На скулах ее появился легкий румянец. Она протянула руку и с некоторым беспокойством посмотрела в зеленые глаза Рено, как бы ожидая увидеть в них осуждение.
 Крепкие пальцы Рено приподняли руку Шеннон до уровня губ. Он поклонился настолько элегантно, словно находился на балу в Париже, а не на лугу, затерянном среди заоблачных диких гор.
 В свою очередь, Шеннон поразила обоих мужчин грациозным реверансом, словно на ней были шелка и кринолины, а не поношенная мужская одежда. После этого она с облегчением и веселой улыбкой подняла взгляд на смуглого, черноволосого, на удивление интересного брата Бича.
 – Рада познакомиться, мистер Моран, – пробормотала она.
 – Рено, миссис Смит, – мягко поправил брат, продолжая держать ее руку между своими ладонями. – Мистер Моран остался где-то в далеком прошлом.
 – В таком случае вы должны называть меня Шеннон. Строго говоря, я никогда не была миссис Смит. Молчаливый Джон – мой двоюродный дед.
 Черные ресницы Рено дрогнули после слов Шеннон.
 «Тогда совсем неудивительно, что Бич так мучается угрызениями совести, – подумал Рено. – Шеннон – девственница. Или была ею».
 – В любом случае Молчаливый Джон умер, – прямо сказала Шеннон.
 – Полагаю, многие узнают об этом с облегчением, – вполголоса произнес Бич, отпуская руку Шеннон.
 – Прошу прощения? – не поняла она.
 – Молчаливый Джон… гм… был хорошо известен на территории Колорадо, – пояснил Рено.
 – Его репутация помогала мне чувствовать себя в безопасности, когда его не было рядом. И еще, конечно, меня оберегал Красавчик.
 – Красавчик… – Рено бросил взгляд на огромного пса. – Это же надо так назвать такого… гм…
 Рено тактично не закончил фразы.
 – Может, ты вздумаешь назвать его чудовищем, – предложил Бич с улыбкой, припоминая, что Шеннон однажды уже говорила ему нечто подобное.
 Шеннон усмехнулась.
 – Нет, спасибо, – мгновенно отреагировал Рено. – У моей мамы среди детей не было дураков.
 Бич громко рассмеялся.
 – Заходи в дом, – пригласил Бич. – Мы как раз собирались завтракать.
 – Только в том случае, если вы позволите мне кое-что выставить на стол. Ева заготовила еды на двоих.
 – Почему?
 – Она хотела тоже приехать сюда, но когда мы добрались до Кэла, оказалось, что приболел Этан, да и Виллоу чувствует себя неважно.
 – С ними все в порядке? – в один голос спросили Бич и Шеннон.
 – Все нормально. Небольшая простуда. Я сказал Еве, что могу осмотреть участок один. Когда понадобится, я съезжу и привезу ее сюда. Если здесь есть золото, мы вдвоем отыщем его.
 Правда, Рено не стал говорить, что у него большие сомнения в отношении того, что здесь есть золото, а тем более в таком количестве, чтобы стоило разрабатывать жилу: он занимался раньше его поисками на всем протяжении ручья Аваланш-Крик, но ничего, кроме ушибов и ссадин, эти поиски не принесли.
 – Ты прихватил испанские магнитные стрелки? – спросил Бич.
 – Да, они в багажной сумке, – ответил Рено. – Но нечего и думать, что они заработают без Евы.
 – Что это за испанские магнитные стрелки? – заинтересовалась Шеннон.
 – Волшебная лоза, только из металла, – объяснил Рено. – Они реагируют не столько на воду, сколько на золото и серебро. Иезуитские священники завезли их в Новый Свет сотни лет назад.
 – И они действительно указывают на золото? – недоверчиво спросила Шеннон.
 – Да, на них можно вполне положиться.
 – Но только в руках Рено и Евы, – уточнил Бич. – Удивительнейшее дело! Если эти стрелки берут в руки другие люди, то они превращаются в бесполезный хлам.
 – Правда? – удивилась Шеннон.
 – Истинная правда! Волосы становятся дыбом, когда видишь Рено и Еву с этими стержнями!
 – И вы нашли с их помощью золото? – обратилась Шеннон к Рено.
 – Да. В горах Абахоса, в полуразрушенной шахте, которую вырыли рабы-индейцы для иезуитских священников. В ней оказались слитки чистого золота, причем такие тяжеленные, что Ева с трудом могла поднять один.
 – Ну и ну! – восхитилась Шеннон. – Похоже, эти стрелки отличная вещь!
 – Благодаря им вполне можно попасть в преисподнюю, – сказал Бич.
 Шеннон посмотрела на него с недоумением.
 – Порода в шахте обвалилась и придавила меня, – пояснил Рено. – Ева и Бич чуть не погибли, когда меня откапывали.
 Шеннон побледнела. Дрожащими пальцами она коснулась волос Бича.
 – Мне не нужно столько золота, – решительно сказала она.
 – Не стоит беспокоиться, сладкая девочка, – проговорил Бич, поднося ее руку к губам.
 – Здесь обвалов не должно быть, – успокоил Рено. – Здесь прочные твердые породы. А в старой испанской шахте породы были рыхлые.
 – А откуда вам известно, какие породы здесь?
 – Молчаливый Джон не единственный человек, который обнаружил золотой песок в ручье и отправился вверх по течению на поиски золота.
 – А вы нашли золото? – оживилась Шеннон.
 Рено сделал неопределенный жест рукой:
 – Так, кое-что.
 – Сколько же все-таки? – проявила напористость Шеннон.
 – Не слишком много, – вмешался Бич. – Иначе он не рисковал бы собственной шкурой в старой испанской шахте.
 – Вот как, – разочарованно протянула Шеннон.
 – Правда, я не очень основательно искал, – поспешил утешить девушку Рено.
 – На сей раз все будет по-другому, – проговорил Бич.
 Рено удивленно поднял брови, услышав, с какой уверенностью брат произнес эти слова. Но по взгляду Бича он понял, что вопросы с его стороны окажутся сейчас по меньшей мере неуместными.
 Золото было главной темой общего разговора за завтраком, о золоте говорили, когда ехали на участок Райфл-Сайт. Бич задал такой высокий темп, что лошади были в мыле.
 Солнце жгло немилосердно на всем пути. Луг гризли встретил их разноцветьем трав и пением невидимых птиц. Мужчины внимательно осмотрели местность, но признаков пребывания гризли не обнаружили. После этого они быстро разбили лагерь.
 – Здесь множество оленьих следов, – заметил Рено. – Почему ты не охотишься? Ведь зимы здесь очень долгие.
 Бич услышал то, о чем Рено не сказал прямо: Шеннон понадобится мясо, чтобы пережить суровую, вьюжную зиму.
 Шеннон стала готовить ужин, а братья отправились на участок. В преддверии солнечного заката небо было уже не столь ослепительно голубым.
 Рено не потребовалось много времени, чтобы осмотреть участок. Да и смотреть-то особенно было не на что.
 – Есть еще какие-нибудь туннели? – спросил Рено, выходя из неглубокой расщелины в горе с фонарем в руке.
 – Во всяком случае, я их не нашел. А смотрел я достаточно внимательно.
 – Охотно верю. Человек, который рвется на свободу, волей-неволей будет внимательным.
 Бич поджал губы, но не стал возражать брату.
 – Это золото нужно Шеннон.
 – Угу… Безвозмездно ищешь золото…
 – Черт побери, Рено…
 – Давай откроем карты, – не повышая голоса, перебил его брат. – Мы оба понимаем, что это золото требуется как для твоей свободы, так и для безопасности Шеннон. Если ты не хочешь выслушать правду, то, может быть, тебе следует повнимательнее оценить собственные поступки.
 Бич одарил брата холодным, упорным взглядом.
 – Я знаю сам, что делаю.
 Рено пожал плечами:
 – Я тоже думал, что знаю. Это было прошлой осенью. Ты тогда швырнул к моим ногам мешок с золотыми слитками и назвал меня безмозглым ослом.
 – А теперь ты считаешь меня ослом?
 – Я вижу только, что есть славная женщина, сердце которой ты собираешься разбить. И очень плохо, что она оказалась девственницей. И будет еще тяжелее, когда ты…
 – Это не твое дело, – перебил брата Бич. В голосе его прозвучали грозные нотки.
 – Нет, мое! Я ищу золото, чтобы ты очистил свою совесть и отправился за новыми солнечными восходами.
 Поза, которую принял Бич, была явно угрожающей. Рено прищурил глаза, рот его скривился в насмешливой улыбке.
 – Ну, давай, давай! – подначил он. – Набрасывайся на меня. Может, мне удастся вколотить здравые мысли в твою пустую голову. Ведь кто-то должен это сделать.
 – Вколачивай лучше в скалу. Она помягче.
 – И поумнее.
 Рено резко отвернулся, давая понять, что не желает больше выслушивать Бича.
 – Всего три дня назад я бы предоставил тебе возможность подраться со мной, – после паузы сказал, не поворачиваясь, Рено. – Но сейчас я не намерен это делать. Возвращаюсь в лагерь, чтобы ненароком не раскроить твою безмозглую голову. Шеннон совершенно не нужен тупоголовый болван и бродяга, который свихнулся на солнечных восходах. Ей нужно позаботиться совсем о другом.
 Когда Шеннон проснулась, звезды в небе заметно побледнели. Поодаль слышались мужские голоса. Зато не слышно было треска костра, не доносился запах кофе.
 – Бич! Рено! – окликнула мужчин Шеннон. – Вы завтракать хотите?
 – Иди досыпай, – отозвался Бич. – Мы с Рено толкуем о золотоносном участке. Я разбужу тебя, когда нужно будет ехать домой.
 Зевнув, Шеннон повернулась на другой бок и натянула одеяло. Ночи на высокогорье всегда отличались прохладой. Не один раз она среди ночи вспоминала о том, как Бич прижимал ее к себе, согревая во сне теплым телом. Как легко она привыкла к подобной роскоши – быть рядом с ним!
 Бич постелил себе по другую сторону рядом с братом. Красавчик некоторое время делил компанию с Шеннон, но это продолжалось недолго. В конечном итоге пес предпочел спать подальше от костра – видно, яркое пламя и едкий дым притупляли собачий нюх и зрение. Он устроился подальше от костра и людей, которых верно охранял.
 Когда, возвращаясь в лагерь, Бич проходил мимо Красавчика, тот приподнял массивную голову и в знак приветствия несколько раз стукнул хвостом по земле.
 – Твоя хозяйка, похоже, еще спит? – вполголоса спросил Бич. – Ладно. Я тоже немного вздремну. Совсем не удалось поспать прошлой ночью… А ты оставайся здесь и сторожи нас.
 Бич бесшумно подошел к тому месту, где спала Шеннон. Он снял теплую куртку, залез под одеяла и растянулся рядом с девушкой, которая что-то сонно пробормотала и потянулась к нему, чтобы занять у него тепла. Ткнувшись носом в его грудь, она замерла.
 Поначалу Бич решил, что Шеннон проснулась. Но тело ее было абсолютно расслаблено, и Бич понял, что девушка крепко спит. То, что Шеннон тянется к нему даже во сне, пронзило Бича, вызвав в нем приступы тоски и радости одновременно.
 «Шеннон, не надо любить меня. Мне так не хочется причинять тебе боль, сладкая девочка».
 На него пахнуло запахом мяты и женственности.
 Сердце встрепенулось в груди у Бича, мышцы напряглись. Он понимал, что не может долго оставаться с Шеннон… но в состоянии сделать каждый миг пребывания с ней памятным на всю жизнь.
 Бич осторожно прижался к посапывающей, теплой девушке.
 «Мне очень хочется поцеловать эти нежные грудки, но я не должен будить ее».
 Но одновременно с этими словами его руки потянулись к ветхой, но всегда безупречно чистой и свежей рубашке Шеннон.
 Но что это? Под мужской рубашкой рука Бича ощутила шелк и кружева.
 «Что за черт? Откуда это у нее?»
 Длинные пальцы Бича один за другим развязали шелковые тесемки. Но уже не руки, а его рот отодвинул
 Шелк нижней рубашки, чтобы прикоснуться к еще более нежному шелку девичьей кожи.
 Шеннон забормотала во сне, тихонько вздохнула и пошевелилась, приподнимаясь навстречу поцелуям.
 Поколебавшись, Бич еле слышно позвал:
 – Шеннон!
 Девушка лишь вздохнула спросонья. Если не считать того, что от прикосновений губ Бича напряглись ее соски, в остальном ее тело оставалось расслабленным, поза – непринужденно-доверчивой.
 «Сладкая девочка, ну как я буду жить без тебя?»
 Его язык несколько раз коснулся каждого из сосков. Их бархатная жесткость дразнила губы, и Бичу хотелось продолжить ласки. И он их продолжил. Он ласкал нежно, деликатно, согревая маковки грудей теплым дыханием.
 Шеннон тихонько пошевелилась. Тело ее ощущало нежные ласки, а сама она пребывала в теплых грезах сна.
 «Не просыпайся пока еще, сладкая девочка. Я хочу узнать вкус твоих снов».
 Длинные пальцы отыскали и расстегнули панталоны девушки, тихонько спустили их вниз. Шеннон забеспокоилась и затихла.
 – Это я, сладкая девочка, – шепнул он ей на ухо.
 Шеннон сонно причмокнула губами и положила голову на грудь Бича.
 Бич замер и некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь к гулким ударам сердца, которое бешено забилось, когда его пальцы нащупали шелковую рубашку. Ему страшно захотелось увидеть Шеннон в шелковом кружевном белье. Желание это было настолько сильным, что у него вспотела поясница.
 Но еще больше ему хотелось прикоснуться к снам Шеннон.
 Бич понимал, что, если он отбросит одеяло, чтобы посмотреть на Шеннон при слабом свете зажигающейся зари, девушка проснется. Поэтому некоторое время он лежал не шевелясь, пока не почувствовал, что тело Шеннон окончательно расслабилось. Затем его рука поползла вниз, к девичьим бедрам, а рот отыскал вырез в рубашке и стал целовать атласную кожу.
 Шеннон шевельнулась, чувствуя прилив тепла от медленных, осторожных ласк Бича. Она вздохнула, и ее бедра задвигались в том же ритме, что и ласкающая рука Бича.
 Эта чувственная отзывчивость потрясла и еще более возбудила Бича. Казалось, весь мир наполнился пламенем и ароматом женского желания.
 «Сладкая девочка, – мысленно застонал Бич. – Да ведь я умру, если решусь уйти от тебя»!
 Губы Шеннон зашевелились, пытаясь что-то сказать. Бич расслышал свое имя, которое она еле слышно произнесла во сне.
 В ответ он скользнул ртом по ее телу, шепча при этом ее имя.
 В течение некоторого времени Шеннон не могла понять, где сон и где явь. Сладостные ощущения в ее теле теснили ей дыхание. Когда волна этих ощущений схлынула, она тихонько застонала, словно умоляя о новых ласках.
 Бич почувствовал появление напряженности в теле Шеннон и понял, что подвел ее к состоянию, близкому к экстазу. Он снова возобновил ласки и вскоре ощутил ритмичные содрогания ее тела.
 Пот выступил на лбу и спине Бича. Ему до боли хотелось находиться в ней в этот сладостный миг.
 Он не заметил, что произнес ее имя, лишь почувствовал, как девичьи пальцы зарылись в его волосах и притянули голову к себе. Он подался вперед, и руки Шеннон скользнули к его рубашке и брюкам, расстегивая их.
 Бич поймал торопливые девичьи руки, поднял к губам.
 – Бич, ну что же ты? – недоумевая зашептала она, прижимаясь к нему бедрами.
 – Нет, сладкая девочка. Только не так…
 – Но почему? – пробормотала она, не отрывая глаз.
 – Я не доверяю себе и боюсь, что теперь ты можешь забеременеть.
 Кажется, Шеннон сбросила с себя последние остатки сна. Но явь была не менее жаркой. Она чувствовала, как бьется пульс на руке у Бича – той самой, которая удерживала обе руки Шеннон.
 – Вчера и позавчера… – начала она.
 – И еще позапозавчера, – перебил ее Бич. – Каждый новый день все больше приближает тебя к тому моменту, когда ты можешь зачать.
 – Но ведь ты же сам говорил, что первые пять дней, а может и больше, безопасны.
 Бич с трудом выдохнул воздух.
 – Здесь нет полной уверенности, – строго сказал он. – Ты такая соблазнительная, сладкая девочка. Я хочу тебя все сильнее… Хочу проникнуть все глубже… Обнять тебя крепче и жарче. Я боюсь, что не успею вовремя уйти из тебя. Я теряю контроль над собой, когда мы сливаемся…
 Шеннон посмотрела в серые с матовым отливом глаза Бича. Они светились, как у кошки, при свете занимающейся зари. Девушка прижалась ртом к губам Бича и глубоко вздохнула.
 – Мне нравится чувствовать, что тебе хорошо, когда ты находишься во мне, – сказала Шеннон, слегка покачивая бедрами. – Мне приятно ощущать твою тяжесть на себе, чувствовать твою силу… Мне нравится трогать твою плоть, когда она хочет меня…
 – Шеннон, – мученически прошептал Бич. – Пойми, что я…
 Но больше он не успел ничего сказать. Шеннон внезапно высвободила руки, и Бич ощутил, что его разгоряченная возбужденная плоть раздвигает упругие девичьи складки.
 Бич застонал и не нашел в себе сил оттолкнуть дерзкие руки Шеннон и воспрепятствовать их действиям.
 Когда Шеннон проснулась второй раз, она поймала на себе изучающий взгляд Бича. Он был одет, в руках он держал ружье. Красавчик в нетерпении вытанцовывал возле костра, горя желанием поскорее отправиться на охоту.
 – Хочу посмотреть, как там Рено, – лаконично сказал Бич. – А потом двину с тобой к хижине.
 – А потом? – поинтересовалась Шеннон, уловив беспокойный блеск в глазах Бича.
 – А потом вернусь и помогу Рено.
 – Не похоже, чтобы ему требовалась помощь.
 – Чем скорее он найдет золото, тем спокойнее для тебя.
 – Спокойнее?
 – Чем быстрее я уйду, тем меньше шансов у тебя забеременеть, – сердито сказал Бич.
 – Понимаю…
 – Я не должен был брать тебя!
 – Ты и не брал, – возразила Шеннон. – Это я тебя взяла.
 Бич сурово поджал губы:
 – В любом случае, сладкая девочка, из нас двоих забеременеет лишь один.
 – Да неужто?
 – Я пытаюсь тебе втолковать, но ты все пропускаешь мимо ушей. Я не могу жить, держась за твою юбку и чувствуя себя на привязи, поэтому…
 – Ты волен отправиться в путь в любой момент, – сурово перебила его Шеннон. И хотя в глазах ее стояли слезы, голос ее не дрогнул. – К чему повторять, Бич! Мы уже говорили об этом десятки раз! Другое дело, если бы ты сказал мне что-то новенькое…
 – Будь готова выехать еще до полудня, – сказал Бич, повернулся и зашагал прочь. За ним увязался было Красавчик, но Бич коротко приказал псу оставаться с хозяйкой.
 Бич шел к золотоносному участку энергичными, широкими шагами, надеясь, что это поможет ему вытравить неутолимое желание к девушке с волосами цвета осенних листьев и сапфировыми, как полуденное небо в горах, глазами.
 Хотя в глубине души он отдавал себе отчет в тщетности подобных усилий.
 Никто и ничто не сравнится с Шеннон, кроме солнечных восходов, которых он еще не видел. Дальние страны звали его, сулили свободу и обещали поведать и открыть ему великие, сокровенные тайны.
 Все же к тому времени, когда Бич добрался до участка, ему в какой-то степени удалось восстановить душевное равновесие. Тем не менее когда Рено увидел брата у входа в туннель, он отметил про себя, что у Бича взгляд затравленного волка;
 – Что-то потерял? – доброжелательно спросил Рено. В зеленых глазах его отразился немой вопрос.
 – Золото, – коротко пояснил Бич.
 – Где?
 – В твоем загоне для скота.
 – Нельзя ли поподробнее и потолковее? – попросил Рено.
 – Сколько, по твоему разумению, шансов на то, чтобы найти золото на участке Молчаливого Джона?
 – Настоящего золота? Чтобы можно было купить на него бекон, бобы и свободу тупоголовому бродяге?
 – Да! – рявкнул Бич.
 – Столько же, сколько в преисподней.
 – Так много? – хмыкнул Бич. – Я лично оцениваю шансы гораздо ниже.
 Несмотря на раздражение, которое он испытывал все это время к брату, Рено широко улыбнулся:
 – Я просто хотел тебя подготовить… А если по правде, то в конском навозе золота будет побольше, чем на этом участке.
 Бич разразился каким-то скрипучим надсадным смехом.
 – Да, я пришел к такому же выводу, – сказал, оборвав смех, Бич. – Но Шеннон рассказывала о том, что Молчаливый Джон приносил куски руды с большими вкраплениями золота.
 – Может, Молчаливый Джон брал это на участке, который принадлежит самому Господу Богу? Но он лежит не по течению ручья Аваланш-Крик, – уверенно заявил Рено.
 – Шеннон может не знать об этом.
 – Она узнает, когда я ей скажу.
 – Не надо, – решительно сказал Бич.
 Рено молчал, ожидая объяснений.
 – У тебя сохранились самородки и золотой песок, собранные на твоих старых участках? – спросил Бич.
 Рено кивнул.
 – Выкопай один из испанских слитков, которые Ева мне подарила, – сказал Бич. – Возьми его в обмен на самородки и золотой песок.
 – Бери пожалуйста. Но у меня этого добра не так много.
 – Сделай что-нибудь с моим золотом. Дроби его, переплавляй или взрывай динамитом. Делай с ним что хочешь, только преврати его в куски.
 Черные брови Рено удивленно приподнялись.
 – Привези сюда Еву, – продолжал Бич. – Подложи на этот дурацкий участок золото. Устрой представление с испанскими стержнями. Делай что тебе заблагорассудится, но только заставь Шеннон поверить, что это золото – из участка Молчаливого Джона.
 – Если я выполню то, о чем ты просишь, то здесь окажутся по крайней мере три вида золота, – возразил Рено. – И они будут сильно отличаться по цвету. В моем золоте в одном случае больше примесей меди, в другом – серебра.
 – Ну и что из этого?
 – Золотоискателя, который хорошо знает прииски в долине Эго, трудно одурачить таким образом, – не терпеливо пояснил Рено.
 – Это не проблема. Шеннон не отличит золото от гранита.
 Рено снял шляпу и хлопнул ею по ноге. От его брюк пошла пыль.
 Бич напряженно ожидал ответа.
 Рено еще несколько раз хлопнул шляпой, затем резко натянул ее на голову.
 – Ладно, – сказал Рено. – Я вернусь через шесть дней с Евой и запасом золота, которого хватит для того, чтобы Шеннон ушла из долины Эго, а ты – освободился от нее.
 Веки Бича дрогнули, словно от боли, но он промолчал. Взглянув на солнце, он после паузы сказал:
 – Постарайся управиться за четыре дня.
 – Господи Боже мой! Если тебе так не терпится, дуй к своим солнечным восходам хоть сейчас. Я сам позабочусь, чтобы представление прошло нормально.
 Бич медленно покачал головой:
 – Дело не в этом… Чем дольше я с ней пробуду…
 Внезапно повернувшись, он зашагал прочь, так и не
 Закончив фразы. Он не знал, как объяснить то, что с каждым днем ему будет все труднее заставить себя расстаться с Шеннон. И боль расставания с каждым днем будет все острее.
 «Ведь у меня никогда не было в мыслях причинять тебе боль, сладкая девочка».
 Но он знал, что причинит.




 Глава 20


 То вдохновляясь надеждой, что поиски золота будут удачными, то приходя в уныние оттого, что найденное золото будет означать расставание с Бичом, Шеннон наблюдала, как Рено работал в паре с изящной молодой женщиной, цвет волос которой напоминал цвет золотого песка. Движения обоих были плавными, красивыми и удивительно слаженными.
 Когда Рено и Ева повернулись, Шеннон увидела, что каждый из них между большим пальцем и ладонью держал конец испанской стрелки. Разветвленные концы стержней, переплетаясь, касались друг друга.
 Ни Рено, ни Ева на стрелки не давили. И вообще казалось, что нет никакой видимой причины, чтобы стержни оставались переплетенными, пока Рено и Ева шли по буграм и выемкам.
 Тем не менее стержни сохраняли это положение.
 – Невероятно!
 Шеннон почему-то произнесла это шепотом.
 – Ты о стрелках? – спросил Бич.
 – О том, как Рено и Ева вместе двигаются. Такое впечатление, что испанские стержни связывают их в единое целое.
 – Рено однажды сказал, что, если бы лунный свет стекал как вода, он бы чувствовал его токи так же, как он ощущает стрелки, когда они в его руках и руках Евы. Может, отдает мистикой, но так оно и есть.
 – Это похоже на то, что я испытывала, когда мы… – Голос Шеннон пресекся, а на щеках вспыхнул румянец.
 Быстрый взгляд серых глаз Бича сказал ей, что он понял, о чем она подумала.
 – Да, вот так, сладкая девочка… Переплетаются, движутся, покачиваются… Только наши токи идут скорее от солнца, а не от луны.
 Шеннон улыбнулась и, изо всех сил пытаясь скрыть дрожь в голосе, подтвердила:
 – Да.
 Тыльной стороной пальцев Бич легонько коснулся пылающих щек Шеннон. Затем кончики пальцев дотронулись до губ и наконец до пульсирующей жилки на шее.
 – Время идти, – сказал необычно взволнованным голосом Бич. – Краубейт навьючена.
 Шеннон резко повернулась к Бичу.
 – Но я думала, что ты не уедешь до того, как они найдут золото, – побелевшими губами произнесла она. На ее лице появилась гримаса боли.
 Бич обнял девушку и прижал к груди. Ее боль он чувствовал, как свою.
 – Шеннон, – зашептал он ей в волосы. – Я не говорил тебе, что уезжаю. Я говорил, что надо ехать к хижине и заняться охотой.
 Некоторое время Шеннон крепко обнимала Бича. Затем она отодвинулась и выдавила из себя некоторое подобие улыбки.
 – Да, конечно, – проговорила она, уклоняясь от проницательного взгляда Бича. – Очень глупо с моей стороны… Не знаю, о чем это я вдруг подумала…
 Но Бич совершенно точно знал, о чем подумала Шеннон. Его самого мучила мысль о его скором отъезде.
 "Я не хочу сделать ей больно.
 Я не могу остаться.
 Господи, и зачем я вообще появился в долине Эго? Раньше я и предположить не мог, какую боль может причинить один человек другому.
 Не знал я и о том, как женщина может кричать, не издавая ни звука… Сердце разрывается при виде этих скорбных глаз".
 Вслух же Бич сказал:
 – За последние дни ты уже хорошо научилась выслеживать оленя. К тому времени, когда олени и лоси начнут покидать высокогорье, ты станешь заправским охотником.
 Но это было совсем не то, что хотела услышать Шеннон и в чем она сейчас больше всего нуждалась. Бич подстрелил много дичи и для Шеннон, и для Чероки, и голодная смерть зимой ей не грозила. Сейчас большая часть оленины находилась у Чероки и коптилась на медленном огне.
 – Заправским охотником… Да, конечно, – с рассеянной улыбкой согласилась Шеннон. – Надо вместе попробовать… Попрощаемся с Рено и Евой сейчас или они придут ко мне, прежде чем вы трое навсегда уйдете?
 – Шеннон, – голос у Бича внезапно дрогнул. Он проглотил комок, пытаясь справиться с внезапно
 Нахлынувшими эмоциями.
 – Рено и Ева очень любят тебя, – произнес он наконец. – Они будут счастливы, если ты навестишь их.
 – Да, конечно, – в третий раз прозвучали из уст Шеннон одни и те же слова. И в третий раз эти слова ровным счетом ничего не значили.
 – Так ты навестишь?
 – Навестишь? Кого?
 – Рено и Еву.
 – Не беспокойся, – нейтральным тоном проговорила Шеннон. – Ты не споткнешься через меня, если вздумаешь после странствий повидать близких.
 – Да я совсем не это имел в виду!
 – Разве? Ну а я имею в виду именно это.
 – А как в отношении Калеба и Виллоу? – не сдавался Бич. – Ты и от них хочешь убежать?
 Шеннон посмотрела на Бича прищуренными глазами:
 – Это твоя родня, а не моя. И я не убегаю, а возвращаюсь к себе домой.
 – Черт возьми, называть эту хибару домом, – процедил сквозь зубы Бич.
 – Для меня это дом. И что бы ты ни говорил, я не изменю своего решения… Так что принимай все как есть.
 Как, скажем, я приняла то, что ты уйдешь в любой момент, когда тебе подскажет совесть.
 Шеннон отвернулась от Бича. Она молча наблюдала за двумя людьми, которые двигались, как единое целое, по крутому неровному склону. Позади Рено и Евы чернел вход в туннель. Именно отсюда они начали тщательно прочесывать местность.
 Бич тоже наблюдал за ними. На скулах его играли желваки, он все не мог успокоиться из-за того, что Шеннон упрямо не желала покинуть место, где жить, по его разумению, ей одной было небезопасно.
 Тем не менее Бич ничего с этим не мог поделать, как и не мог сделать так, чтобы глаза Шеннон не глядели печально.
 – Уже поздно, – прервал наконец молчание Бич.
 Шеннон кивнула, не отводя взгляда от замысловатого танца испанских стрелок, от мужчины и женщины, которых соединяли в единое целое не только хитроумные стержни, но и любовь.
 Шеннон чувствовала, как любят друг друга Рено и Ева, и это отзывалось болью в ее сердце. У нее никогда не будет ничего подобного. Бич уйдет и унесет с собой ее любовь… И никогда не вернется назад.
 «Я никогда не возвращаюсь на одно и то же место».
 – Потребуется некоторое время, чтобы найти золото, – сказал как можно более ровным голосом Бич. – У нас есть много более полезных дел, чем наблюдать, как работают Рено и Ева.
 – А сколько времени это займет?
 Бич ответил не сразу. Его поразил глухой безжизненный голос девушки. Если раньше в нем слышались озорство, надежда, то сейчас он был совершенно лишен эмоций.
 – Возможно, несколько дней, – ответил Бич. – Не так-то просто и довольно утомительно иметь дело с подобными стержнями.
 – Дней…
 Это слово Шеннон не произнесла, а выдохнула, и Бич понял, что она надеялась на несколько недель, возможно, месяцев…
 Может быть, на то, что это продлится до первого снега, когда закроются все проходы к ручью Аваланш-Крик.
 – В таком случае ты прав, – сказала Шеннон. – Мы не должны тратить время на то, чтобы любоваться ясным небом, или собирать цветы, или играть с Красавчиком, или держаться за руки, или лежать рядом ночью и притворяться, что завтра никогда не придет…
 – Шеннон…
 – Нет-нет, – не позволила Бичу прервать себя Шеннон, – помолчи… Ты прав. Нам пора отправляться…
 – Проклятие! Ты все таким образом поворачиваешь, словно я прямо сейчас хочу проститься с тобой! Это не так!
 – Может, так будет даже лучше.
 – Ты хочешь этого? Хочешь, чтобы я ушел прямо сейчас?
 – Чего я хочу? – Шеннон принужденно засмеялась. – Какое это может иметь значение, чего я хочу?
 Внезапно из ее глаз брызнули слезы.
 – Шеннон, – шепотом проговорил Бич. – Он дотронулся до ее щеки. – Сладкая девочка, не плачь…
 Шеннон отшатнулась от Бича так резко, что едва не упала.
 – Не трогай меня! – крикнула она.
 – Ноя…
 – Если ты станешь меня трогать, – перебила его Шеннон, – я и в самом деле заплачу, и от этого нам обоим станет тяжелее.
 Он наклонился и поцеловал ресницы, сквозь которые уже поблескивали слезинки.
 – Давай, поплачь, сладкая девочка… Поплачь как следует, от всей души… Ради нас обоих.
 Трепет пробежал по телу Шеннон. Она находилась в объятиях мужчины, который жалел ее, защищал ее, хотел ее. Но… любил только солнечные восходы, которых еще не видел.
 Взглянув в глаза Бича, Шеннон увидела отраженную в них свою собственную боль и страдание.
 «Поплачь как следует, от всей души… Ради нас обоих».
 Напряжение, сковывающее тело Шеннон, внезапно спало. Она уткнулась в шею Бича и горько, не сдерживая себя, разрыдалась.
 Закрыв глаза и сцепив зубы, Бич прижимал к сердцу Шеннон и тихонько баюкал ее, чтобы хоть капельку облегчить те муки и страдания, которые он, сам того не желая, причинил девушке.
 «Странник и бродяга».
 Несколькими минутами позже он отнес Шеннон к лошади, потому что боялся выпустить ее из объятий. Они
 Ехали вдвоем в одном седле, сопровождаемые длинноногим мулом, вьючной лошадью и бегущим рядом Красавчиком.
 Где-то на полпути слезы у Шеннон мало-помалу высохли. Но и после этого Бич не выпустил ее из объятий. Он продолжал прижимать Шеннон к груди, словно боясь, что кто-то ее отнимет.
 Когда они добрались до хижины, Бич внес ее внутрь и положил на кровать. Несмотря на жаркий день, в хижине было прохладно, потому что несколько суток не топилась печь. Он накрыл девушку теплым одеялом и натянул его до подбородка.
 – Я вернусь, как только расседлаю лошадей, – пообещал он.
 Шеннон не стала возражать, она лишь кивнула. Кажется, она еще никогда не чувствовала себя такой усталой и озябшей. Даже тогда, когда пыталась освободить Красавчика из ловушки в ледяной воде.
 Когда через несколько минут Бич вернулся, он обнаружил, что Шеннон задумчиво смотрит на полыхающее закатными красками небо, видневшееся сквозь щели в плохо подогнанных ставнях. На глаза ее падал узкий золотистый сноп света, меняя их цвет на какой-то совершенно экзотический, светло-лиловый. Таких глаз Бичу не доводилось видеть за многие годы своих странствий.
 Шеннон обернулась и посмотрела на Бича. В ее необыкновенных глазах светилась такая печаль, что у Бича сжалось сердце.
 – Сладкая девочка, – проговорил он, опускаясь на колени перед ее кроватью. – Боже, как бы я хотел быть совсем другим человеком.
 – А я не хочу. – Шеннон тронула дрогнувшими пальцами пшеничного цвета волосы. – Другого человека я бы не полюбила.
 – Я останусь…
 На мгновение радость блеснула в глазах Шеннон. Но когда Бич поднял веки, она увидела металлический блеск в его глазах. Это был взгляд затравленного охотниками волка.
 – Из этого ничего не выйдет. – Шеннон улыбнулась побледневшими губами. – Но за предложение спасибо.
 – Я постараюсь, чтобы вышло.
 – Как? – усомнилась она. – Перестанешь играть на флейте и петь о солнечных рассветах, которых не видел? Не станешь смотреть на закатные облака, которые плывут в дальние страны, где другие языки, другая жизнь? Или, может, запретишь себе тосковать по тому, что не имеет даже названия?
 Бич затаил дыхание. Он никогда не предполагал, что Шеннон так хорошо понимала его душу. Пожалуй, лучше, чем он сам свою.
 – Я хочу тебя, – заявил Бич.
 – Я знаю, – кивнула Шеннон. – Тем не менее рано или поздно ты уедешь. Простое желание не может пересилить твою тоску по новым солнечным восходам. Это может сделать только любовь.
 Бич закрыл глаза:
 – Я вернусь к тебе, сладкая девочка.
 – Не надо, – шепотом сказала Шеннон, разглаживая суровые складки на лице Бича. – Твоя боль
 После возвращения станет еще нестерпимее… Будет плохо нам обоим…
 – Шеннон, прости меня…
 Его голос пресекся, серые глаза влажно заблестели.
 – Все нормально, вечный странник, – успокоила его она. – Все нормально…
 И стала целовать его веки, щеки, уголки рта.
 – Я не должен был касаться тебя, – прошептал Бич, чувствуя, что дрожит.
 – Ты никогда мне не врал, – целуя его, возразила Шеннон, – и предупреждал, что ты бродяга и странник. Вначале я этого не понимала… Затем не верила. А сейчас и понимаю, и верю.
 – Я так корю себя за то, что я лишил тебя невинности. Порядочный человек не должен так поступать! – сокрушенно проговорил Бич.
 – Я хотела тебя. Ты был добр и деликатен тогда, когда другие мужчины становятся агрессивными и грубыми. Не могу представить себе более порядочного мужчину, который научил бы меня страсти.
 – Я не хочу, чтобы ты любила меня, – проглотив комок в горле, заявил Бич. – Я не хочу причинять тебе боль.
 Шеннон невесело улыбнулась:
 – Наверное, я не первая такая вдовушка… Должно быть, были и другие вдовушки, которые с грустью и любовью смотрели тебе вслед.
 – Ты первая, чья боль стала моей болью. Поверь, что мое сердце обливается кровью, когда я смотрю на тебя.
 – Ты не можешь заставить меня разлюбить тебя, как я не могу заставить тебя полюбить меня. Тут ничего не поделаешь. Это такая же истина, как и то, что речка впадает в море, дым поднимается к небу, а земля вращается и уносит тебя от меня к солнечным восходам, которых ты еще не видел.
 – Шеннон! – не сказал, а выдохнул Бич.
 – Бич, – снова перешла на шепот она. – Давай больше не тратить усилий и времени на то, что невозможно изменить… Пока ты здесь, люби меня той любовью, на которую ты способен. Соедини свое тело с моим, вознеси меня к солнцу… У нас остается так мало времени.
 У Бича зашлось дыхание, когда рука Шеннон скользнула вниз и коснулась его возбужденной плоти.
 – Нет! – хрипло возразил Бич. – Слишком опасно… Прошло слишком много дней.
 – В таком случае позволь мне облегчить по крайней мере твои муки.
 Со стоном Бич оттащил настойчивую руку Шеннон и положил ее себе на плечо.
 – Нет, – решительно сказал он. – Неужели ты не понимаешь? Я не доверяю себе. Я сперва говорю, что мы просто будем ласкать друг друга, не более того. Оба почувствуем облегчение и насладимся приятными ощущениями… Но затем ты начинаешь прерывисто дышать и дрожать, я чувствую пламя у тебя между ног, и мне хочется зарыться в тебе.
 Шеннон затаила дыхание.
 – И я это всякий раз делаю, – с горечью признался Бич. – Я вхожу в тебя, ощущаю мед и пламя – и все остальное перестает для меня существовать. Нет печали, нет боли, нет мыслей – ничего, кроме тебя ц меня и всепоглощающей страсти.
 – То же самое со мной, – прошептала у самого рта Шеннон. – Стань частью меня. Бич… Мне так нравится ощущать тебя в себе.
 – Разве ты не слышишь, что я говорю? Это опасно! Я не доверяю себе! Ты можешь забеременеть.
 Шеннон внезапно вздрогнула.
 "Младенец.
 Боже, я хочу ребенка от Бича! Но он не захочет оставить ребенка без отца".
 Внезапно Шеннон вспомнила о необычном подарке Чероки.
 – Чероки дала мне снадобье, чтобы не забеременеть, – хрипло сказала Шеннон.
 – Что? – встрепенулся Бич.
 – Оно вон там, – показала Шеннон. – На полке. Видишь пузырек с мешочком?
 Бич искоса взглянул на девушку. Затем поднялся и подошел к полке. Осторожно развязав мешочек, он сунул пальцы внутрь, и на его ладони высыпались крохотные кусочки губки. Вынув из флакона пробку, Бич поднес его к носу и понюхал. Он широко открыл от удивления глаза, когда уловил запах можжевельника и мяты, какой-то еще травы, названия которой он не знал.
 – Черт побери! – пробормотал он.
 – Но я не знаю, что с этим делать, – призналась Шеннон. – А ты знаешь?
 Он кивнул.
 – Вот здорово! – обрадовалась она. – Что мне нужно сделать?
 Бич взял кусочек губки, смочил жидкостью и повернулся к Шеннон. На лице его светилась ленивая, чисто мужская улыбка.
 – Я покажу тебе, – сказал он.
 Она замигала глазами, удивляясь произошедшей в Биче перемене.
 – Не надо нервничать, сладкая девочка. Ты научишься пользоваться этим. А я буду счастлив тебе помочь.
 – Бич! – позвала Шеннон, – выглянув из дверей хижины. – Завтрак готов. Ты разделал тушу?
 На зов откликнулся Красавчик, прибежавший с луга, где он устроил себе пир, лакомясь потрохами убитого оленя. Перед этим Шеннон слышала нетерпеливый лай Красавчика и строгий приказ Бича не шуметь.
 – Я не тебя зову, а Бича, – махнула рукой Шеннон. Красавчик с готовностью скрылся в густом и высоком разнотравье.
 – Бич! Где ты?
 Ответом ей была тишина. На лугу мирно паслись три стреноженных мула. Под навесом на медленном огне коптились оленина и рыба. Чуть поодаль покачивались от ветра высокие деревья, тянущие зеленые руки к небу.
 Внезапно Шеннон поняла, что произошло.
 Резко повернув голову, она увидела, что лошадей Бича не месте нет.
 – Он не мог уйти, – пролепетала Шеннон. – Всего четыре дня прошло, как мы расстались на участке с Рено и Евой. Они пока не принесли вестей о золоте.
 "Бич еще не уехал.
 Нет, он пока что не уехал! Не уехал!"
 Шеннон прислонилась к дверному косяку, чувствуя, что у нее становятся ватными ноги и холодеют руки. Она рванула воротник рубашки и выношенная материя с треском разорвалась на груди.
 – Бич, где ты?
 Тоненькие, едва слышные звуки флейты донеслись до Шеннон. Казалось, они нашептывали о чем-то далеком и таинственном, о солнечных восходах в запредельных неведомых странах и о томлении беспокойной души мятущегося странника.
 И эти пьянящие звуки неслись из-за спины Шеннон. Из хижины.
 Но за ее спиной никого не было.
 – Бич, где ты?
 Протяжная чарующая мелодия продолжала звучать и звать, и Шеннон посмотрела на дверцу буфета, которая скрывала вход в пещеру.
 «Ну конечно, – с облегчением подумала Шеннон. – Бич проник в пещеру через наружный вход. Должно быть, он сейчас моется в горячем источнике».
 Шеннон быстро заперла дверь хижины на засов. Открыв дверцу буфета, она увидела в глубине горящую свечу. Пламя трепетно колыхалось от движения воздуха. Девушка прикрыла за собой дверцу и вошла внутрь.
 Звуки флейты стали постепенно слабеть и замирать, и в пещере воцарилась тишина.
 Шеннон вгляделась в туманную мглу над бассейном, но Бича не увидела. В нетерпении она сбросила ботинки, носки и кожаный поясок, который удерживал на ней поношенные мужские брюки.
 – Бич, ты в бассейне?
 Она услыхала шипение, и из темноты возник длинный хлыст. Шеннон почувствовала, будто кто-то стягивает с нее рубашку. Прежде чем она успела это осознать, ее старенькая фланелевая рубашка полетела на пол.
 Шеннон удивленно ахнула, а тем временем хлыст скользнул ниже. Единственная пуговица, удерживающая брюки, со звоном отлетела на каменный пол.
 Шеннон снова осмотрелась вокруг, но не увидела ничего, кроме клубов пара да хлыста, который снова возвращался к ней. Она снова успела лишь ахнуть, когда хлыст весьма деликатно, не коснувшись кожи, рванул брюки вниз.
 Шеннон задрожала, брюки соскользнули, и она осталась в одних панталонах.
 – Б-бич!..
 – Я хотел сделать это уже тогда, когда впервые увидел тебя в рванине, которая унижает твою красоту. Но тогда мой кнут напугал бы тебя… Надеюсь, сейчас ты не испугалась?
 В сладостном предвкушении некоего таинства Шеннон закрыла глаза.
 – Нет, – шепотом сказала она. – Все, что исходит от тебя, меня не напугает.
 Хлыст стал снова извиваться и скользить по телу. Завязка, удерживающая панталоны, развязалась, и последний предмет одежды медленно соскользнул по ногам вниз. Она стояла обнаженная среди зыбких клубов пара, освещенная призрачным мерцающим светом свечи.
 – Ты словно солнце, сладкая девочка… Ты прекрасна… Ты совершенна…
 Голос Бича был низким и бархатным.
 – Я смотрелась в твое зеркало для бритья, – сказала Шеннон. – Я никакая не прекрасная и далеко не совершенная.
 – Для меня ты и прекрасна, и совершенна.
 Искренность, с которой прозвучали слова Бича, стала для Шеннон еще одной лаской наряду с теми, которые дарил ей невероятно деликатный кнут. Мягкие кожаные кольца целовали ей плечи, полушария грудей, живот, бедра, чувствительную кожу под коленками. Эти прикосновения были нежны, неожиданны, удивительно возбуждали и, казалось, обещали новые чувственные радости.
 Шеннон почувствовала, что у ее ног оказалась медвежья полость. Вода забурлила, и из бассейна вылез Бич. От его нагого тела шел легкий пар.
 Он был красив, словно языческий бог, хотя тени под глазами свидетельствовали о том, что он был всего лишь человек.
 "Я хотел бы быть другим человеком.
 Не надо любить меня, Шеннон. Прошу тебя, не надо. Это так больно".
 Воцарилась какая-то холодящая тишина, и Шеннон показалось, что сердце у нее вот-вот остановится. Внезапно она как никогда ясно поняла, что Бич скоро ее покинет.
 Очень скоро.
 Затем сердце у Шеннон встрепенулось и бешено заколотилось. Она подавила в себе желание закричать, потому что никогда не будет того, о чем так мечталось: ни общих радостей, ни страстных ласк, ни общего дома и детей, у которых были бы его глаза и ее улыбка.
 Этому не суждено быть.
 Она имеет возможность в последний раз насладиться его теплом, почувствовать слияние двух душ.
 Нагая и прекрасная, Шеннон подошла к Бичу. Ее руки гладили и ласкали его тело, изучая и запоминая каждый мускул, каждый изгиб, каждую впадинку.
 – Сладкая девочка. – Это были первые слова, прозвучавшие в тишине. – Моя богиня…
 Ответом опустившейся на колени Шеннон было легкое прикосновение языка к возбужденной плоти.
 – Перестань, – хрипло сказал он.
 – Но я еще не запомнила, – возразила она и повторила ласку. – Позволь мне… запомнить тебя.
 Бич не знал, что ответить, да ему и не хватило воздуха, чтобы что-то сказать. Шеннон была живым теплом, обволакивающим его, воплощением нежности, жарким пламенем, которое опаляло его тело. Нежно и в то же время неистово она ласкала его, познавая его такими способами, каких он не мог ожидать от нее.
 Содрогаясь от сладостных ощущений и пытаясь контролировать себя, Бич вдруг осознал, что Шеннон ласкает его так, словно делает это в последний раз.
 «Она понимает, – подумал он. – Откуда-то ей все известно».
 С его губ слетело ее имя, но произнесено оно было невнятно, ибо Бича сотрясали волны страсти. Он до последнего момента пытался сохранить над собой контроль, однако, поняв тщетность своих усилий, повалил Шеннон на медвежью полость и вошел в нее, желая хотя бы отчасти утолить ее клокочущую яростную страсть к нему. Но даже излившись в глубине ее горячего лона, Бич не освободился от угрызений совести. В глазах Шеннон он увидел тоску женщины, которая знает, что обречена на одиночество. А когда он целовал ее, ему казалось, что ни одна женщина не понимала его так, как Шеннон.
 Бич был не в состоянии что-либо сказать – спазмы сжимали ему горло. Он стал покрывать поцелуями волосы девушки, ее лоб, брови, щеки, уши, дрожащие жадные губы. При этом он продолжал легонько покачиваться на ней, подводя ее к сладостному финалу.
 Прерывистые, судорожные стоны и вскрики Шеннон дали ему понять, что она достигла экстаза, к которому он ее подводил. Он счастливо улыбнулся, чувствуя ритмичные содрогания женской плоти, сжимающей его плоть, и продолжал покачиваться, чтобы продлить и увеличить сладострастные ощущения.
 Шеннон широко раскрыла глаза, переживая новое, дотоле неведомое наслаждение. Тело Бича продолжало ритмично двигаться, и Шеннон отвечала ему все более горячо, все более неистово. Она стонала, ногти ее впились в мускулистую спину Бича. Она судорожно выгнулась навстречу Бичу, содрогаясь в экстазе.
 Бич засмеялся, но усилий своих не ослабил. Движения его были размеренные, и в то же время яростные. Девушка снова выгнулась ему навстречу – тело ее пронзила сладостная боль, и она, вскрикнув, порывисто прижалась к Бичу.
 Крепко обняв Шеннон, Бич запечатал ее рот столь же яростным поцелуем. Содрогания тела Шеннон постепенно слабели, а когда они стихли, Бич снова возобновил движения внутри нее.
 Новая молния опалила Шеннон.
 – Бич? – ошеломленно, почти испуганно спросила она.
 – Все в порядке, сладкая девочка, просто я хочу знать.
 – Ч-что?
 – Как ты способна меня завести. С каждым разом ты это делаешь все сильнее.
 – Я? – прерывисто выдохнула Шеннон. – Это не я, а ты…
 Она не закончила фразу, тоненько вскрикнув от удовольствия, когда Бич приподнял ей бедра и крепко прижался к ним всем телом и вошел в нее энергично, мощно, глубоко.
 Задыхаясь, Шеннон при каждом толчке повторяла имя Бича, чувствуя, как накатывают волны наслаждения, лишая воли и сжигая ее. Мощная разрядка Бича сплавила любовников в единое целое, дотоле нечто неведомое ни одному из них.
 Наконец Бич медленно, осторожно опустил Шеннон и отодвинулся в сторону. Не говоря ни слова, он чиркнул спичкой и зажег фонарь, который стоял неподалеку на деревянном ящике.
 И при свете фонаря стали видны два тяжелых седельных вьюка. Поверх одного из них лежало золото.
 Едва бросив на вьюки взгляд, Шеннон поняла, что она потеряла Бича. Она проиграла – Бича позвали солнечные восходы, которые он еще не видел.
 – Шеннон, сладкая девочка, я…
 Она покачала головой, прикрыла пальцами рот Бича и посмотрела на него сухими, без слез глазами. Слезы приходят, когда появляется надежда, а у Шеннон ее не было.
 – Я всегда буду тебя любить, – прошептала Шеннон. – А теперь поезжай, мой дорогой, мой непутевый бродяга и странник. Поезжай – и все…




 Глава 21


 Шеннон вошла в лавку Мэрфи в сопровождении Красавчика. Взятый у Чероки шестизарядный револьвер висел у пояса. Она не могла сказать, сколько времени прошло после отъезда Бича. Она знала лишь, что при нем листья осины были сочными и зелеными, а сейчас приобрели какую-то безжизненную декоративную позолоту.
 Ей казалось, что она чем-то похожа на эти безжизненные листья. Было время яркого солнечного света, буйной зелени и бурлящей радости; а затем мир изменился, и все в нем тоже изменилось.
 "Как жаль, что меня не может сорвать ветер и унести прочь, как уносит он позолоченные осиновые листья. Но конечно же, я не лист, я женщина, и Чероки нуждается во мне. Нога у нее скорее всего никогда окончательно не заживет.
 Может быть, когда-нибудь я смирюсь с потерей Бича, привыкну к этому, как Чероки привыкла к больной щиколотке… Может, боль у меня притупится, и мне не будет казаться, что потеря произошла лишь вчера".
 Пока Шеннон молча рассматривала продукты и товары, неизвестный ей золотоискатель вступил в препирательство с Мэрфи по поводу веса лежащего на весах куска бекона.
 – Что? Пять фунтов? – возмущался золотоискатель. – Черта лысого, жулик бесстыжий! Да у меня дома сука принесла щенков, так каждый из них больше, чем этот несчастный кусок бекона!
 – Может тебе, приятель, есть смысл топать домой, да прикоптить одного из щенков, да и съесть вместе с бобами, а не отнимать у меня время, и не заниматься пустой болтовней, и не…
 Мэрфи поперхнулся и замолчал, увидев, что из-за штабеля товаров появился Красавчик. Хозяин лавки юркнул за прилавок с такой поспешностью, что весы закачались, заскрипели и показали другой вес.
 – Ага, три с небольшим фунта, – с удовольствием констатировал золотоискатель. – Это уже больше похоже на правду… Мне в Каньон-Сити говорили, что ты настоящий сукин сын и ворюга, но я думал, что они говорят о каком-то другом Мэрфи.
 Расстроенный лавочник что-то пробурчал себе под нос, взял деньги у золотоискателя и без лишних слов стал взвешивать остальные продукты. Когда покупатель, забрав продукты, повернулся к выходу, он увидел Шеннон.
 – Боже мой, вы только посмотрите на эту милую красотку, – восхитился он, делая шаг навстречу Шеннон. – Ты Клементина или Бетси?
 – Ни та, ни другая, – сдержанно ответила Шеннон. – Я… вдова Молчаливого Джона.
 Брови у Мэрфи поднялись, но он ничего не сказал.
 Мужчина, похоже, был озадачен ответом, однако желания поговорить с Шеннон у него отнюдь не поубавилось.
 – Простите, мэм, – после некоторой заминки сказал он. – Не хотел вас оскорбить. Мне никто не говорил, что в долине Эго свободных женщин больше, чем две… Я могу с вами поужинать?
 – Благодарю вас, нет.
 – А могу я зайти к вам? – спросил золотоискатель, делая еще один шаг к Шеннон.
 Верхняя губа Красавчика приподнялась, послышалось громкое рычание.
 Мужчина замер на месте.
 – Нет никакого смысла заходить ко мне, – сдержанным тоном объяснила Шеннон. – Я никогда не оказываю тех услуг, которые вас интересуют.
 – И если ты не хочешь нарваться на крупные неприятности, – послышался из-за прилавка голос Мэрфи, – то тебе, приятель, стоит запомнить, что эта женщина человека по имени Бич Моран. Он лично сказал мне об этом, перед тем как отправился искать золото… Он ушел месяц или два назад, а вернуться может со дня на день. Бич рассвирепеет, как тысяча чертей, если узнает, что кто-то приставал к его женщине.
 Шеннон хотела было возразить, что она больше не женщина Бича, что Бич ушел вовсе не на поиски золота и что он вообще никогда сюда больше не вернется. Но затем она решила не спешить с подобными заявлениями.
 По крайней мере в течение некоторого времени репутация Бича будет служить ей такой же защитой, как раньше служила репутация Молчаливого Джона.
 – Бич? – несколько растерянно спросил золотоискатель. – Это тот самый, кто отправил в преисподнюю всех четырех Калпепперов?
 – Ага, – со злорадным удовольствием подтвердил Мэрфи. – А если тебе этого недостаточно, то добавлю, что брат Бича – известный на всей территории Колорадо самый быстрый стрелок Рено.
 Физиономия золотоискателя стала еще более кислой.
 – А еще Бич мне сообщил, – не унимался Мэрфи, – что Калеб Блэк и Вулф Лоунтри считают девчонку членом своей семьи. И всякий, кто привяжется к ней, будет иметь дело с ними… Опять же, приятель, сам видишь, какой пес. Прямо скажем, не подарок.
 Шеннон искоса взглянула на Мэрфи, удивляясь про себя, когда и каким образом Бич успел потолковать с хозяином лавки и вложить ему в голову все то, что он теперь говорил. Как бы то ни было, стало ясно, что Мэрфи отнесется к Шеннон с полным уважением.
 Мысль о том, что и на расстоянии Бич проявляет о ней заботу, кольнула Шеннон, словно острый нож. До своего отъезда Бич забил все отсеки ее кладовки продуктами, коптильню Чероки олениной, рыбой и птицей, а поленницы заготовленных им дров возле каждой хижины доходили до крыши. Рено нашел достаточное количество золота, чтобы Шеннон могла уехать из долины Эго и с комфортом жить в любом месте, где она пожелает.
 Не вызывало сомнений, что Бич искренне заботился о ней.
 Однако не до такой степени, чтобы остаться с ней.
 «Да хранит тебя Бог, вечный странник, – молча помолилась Шеннон, как делала уже много-много раз с момента отъезда Бича. – Да поможет тебе Господь найти то, чего ты хочешь».
 – Простите, мэм, – вежливо сказал золотоискатель. – Я, пожалуй, пойду.
 Мысли Шеннон вернулись в лавку, где перед ней стоял нагруженный покупками мужчина и настороженно смотрел на Красавчика.
 – Собака преграждает мне путь к двери, – объяснил он свою нерешительность.
 – Красавчик! – Шеннон сделала шаг в сторону. – Иди ко мне и сиди спокойно.
 Пес негромко зарычал и затих. Когда Шеннон подошла к прилавку, он не спускал своих волчьих глаз с золотоискателя.
 Дверь лавки захлопнулась. На мгновение в помещение ворвался поток холодного сентябрьского воздуха.
 Почувствовав прохладу, Шеннон поплотнее запахнула поношенную куртку. Сентябрь принес грозы и пронизывающие студеные ветры. Лоси и олени уже покинули высокогорье в предчувствии приближающихся обильных снегопадов.
 Это и заставило Шеннон выбраться в город. Ей нужно было купить теплую одежду для себя и кое-какие продукты для Чероки. Сама Чероки была не в состоянии совершить подобное путешествие… Хотя Шеннон и подозревала, что Чероки сейчас лежит где-нибудь на тропе в засаде, как это делал Молчаливый Джон, чтобы собственными глазами убедиться в том, что за Шеннон никто не увязался.
 – Добрый день, мистер Мэрфи, – поздоровалась, подойдя к прилавку, Шеннон. – Выполните, пожалуйста, вот этот заказ, пока я подберу себе теплые вещи.
 Мэрфи крякнул.
 – И вот еще что, мистер Мэрфи…
 Мэрфи снова крякнул.
 – Не придерживайте весы пальцами, – твердым тоном сказала Шеннон.
 Лавочник усмехнулся:
 – Это Бич тебе наговорил.
 – Ему не надо было говорить мне об этом. Я сама знаю, что вы уже не один год обвешиваете меня. Молчаливый Джон считал это компенсацией за близость к дому. Но я так не намерена считать. Если понадобится, я отправлюсь за продуктами и в Каньон-Сити.
 – Ну зачем так горячиться, миссис. Я не собираюсь попадать в черный список к Бичу.
 – А в мой?
 – И в твой, – согласился Мэрфи. – Умные люди всегда находят со мной общий язык.
 – Чудесно. Мой вьючный мул у крыльца. Пожалуйста, погрузите продукты, когда все будет готово.
 – Это будет стоить три доллара сверху.
 – Один.
 – Два.
 – Доллар с четвертью.
 – Вы очень мало набавляете, миссис.
 – Вовсе нет. Бетси и Клементине вы грузите бесплатно.
 – Ну, они находят способ расплатиться за мои услуги. – На лице Мэрфи расплылась плотоядная улыбка.
 – Полтора доллара, – холодно сказала Шеннон. – Договорились?
 Мэрфи со вздохом кивнул.
 Шеннон вручила лавочнику список необходимых продуктов и подошла к разложенной на полу одежде. К тому времени, когда она отыскала себе две теплые куртки, четыре шерстяные рубашки, две пары шерстяных брюк и кое-что еще из числа тех мелочей, которые защищают от пронизывающих зимних метелей, Мэрфи упаковал в мешок и погрузил продукты на вьючного мула.
 – Добавьте это к счету, – сказала Шеннон, положив одежду на прилавок.
 – Угу… Я так думаю, что мне скоро придется заказывать всякие женские тряпки… Мужику, должно быть, противно смотреть на девчонку, если она одета, как он сам.
 Губы Шеннон побледнели, но она не произнесла ни слова за то время, пока Мэрфи делал подсчеты. Услышав названную сумму, Шеннон удивленно раскрыла глаза.
 – Могу я взглянуть на счет? – протягивая руку, сказала она.
 – Зачем?
 – Проверить правильность суммы.
 Мэрфи передал ей счет. Нервно поглядывая на Шеннон, он ожидал, пока она проверяла его расчеты.
 – Вы прибавили тридцать один доллар двенадцать центов, – сказала наконец Шеннон.
 Что-то бормоча себе под нос, Мэрфи вычел тридцать один доллар из названной суммы. Шеннон протянула ему увесистый мешочек с золотом.
 – У меня дома остались весы Молчаливого Джона. Я точно знаю, сколько золота в мешочке. Когда я вернусь домой, я взвешу оставшееся.
 Мэрфи стрельнул в Шеннон взглядом, в котором кроме раздражения можно было прочитать и восхищение.
 – Похоже, Бич научил тебя быть несгибаемой.
 Шеннон еле заметно улыбнулась.
 Мэрфи взял мешочек, развязал его и высыпал содержимое на весы. Золотой песок, чешуйчатое золото, самородки заполнили чашу весов.
 Глаза Мэрфи округлились от удивления.
 – Разрази меня гром! Не иначе, Бич нашел новую жилу!
 – Что вы имеете в виду?
 – Такого золота на участке Молчаливого Джона отродясь не бывало.
 – Не поняла, – озадаченно сказала Шеннон.
 – И цвет, и форма – все не такое, – нетерпеливо пояснил Мэрфи. – На участке Молчаливого Джона золото с медным отливом. И нет песка с таким бледным оттенком. А это вообще…
 Мэрфи быстро отсортировал крупные, с рваными краями самородки с удивительно чистым золотым блеском. Он провел ногтем большого пальца по одному из них. На золотой поверхности отпечатался глубокий след.
 – У этих штучек слишком неровные края для речных самородков… И в них совсем нет примесей, как у золота, выкопанного в твердой породе, – уверенно за явил Мэрфи. – Я не видел такого золота с тех времен, когда один шустрый парень хотел продать мне участок и подбросил туда чистые слитки из Дакоты. Зато такое золото, помнится, я видел на покерном столе в Лас-Круизе. Это золото пришло из Абахоса… Испанское золото, чистое, как сон младенца…
 Холодок пробежал по спине Шеннон. Она вспомнила, как Рено и Бич говорили о слитках чистого испанского золота.
 «Нет! – тут же отвергла Шеннон свою догадку. – Бич не сделал бы этого! Просто Мэрфи ошибается».
 Хозяин лавки оторвал взгляд от золота и посмотрел на расстроенное лицо Шеннон.
 – Ты, конечно, мне не скажешь, где Бич отыскал такое золото.
 Шеннон проглотила комок в горле и твердо сказала:
 – На участке Молчаливого Джона.
 Мэрфи рассмеялся:
 – Я тебя не осуждаю за твои сказочки. Если бы у меня был такой богатый участок, я бы тоже молчал как рыба.
 – Бич сказал мне, что это золото с участка Молчаливого Джона, – бесстрастным тоном проговорила Шеннон
 – Хитрющий этот Бич. Коли ты этого не знаешь, то, стало быть, никому и не проболтаешься… Но меня на мякине не проведешь, миссис, потому что нет такого вида золота в долине Эго, которого бы я не видел… Я и перед Господом могу сказать, что это золото не отсюда.
 В ушах зазвучали слова Рено:
 «В горах Абахоса, в полуразрушенной шахте… В ней оказались слитки чистого золота, причем такие тяжеленные, что Ева с трудом могла поднять один».
 Шеннон хотелось закричать, что Бич не может быть столь несправедливым к ней, но она не издала ни звука. Ей слишком много предстоит сделать, и она не станет сейчас тратить энергию на человека, который бродит по свету и не желает даже выслушать ее.
 Она быстро составила в уме план действий. Прежде всего необходимо доставить продукты Чероки. Затем Шеннон поедет к Клементине и Бетси. А после этого отправится на ранчо Блэков и оттуда к себе домой. И все нужно успеть сделать до снегопада и до закрытия перевалов.
 Впервые за все время Шеннон порадовалась тому, что у нее два верховых мула, которые достались ей от Калпепперов. Им придется изрядно потрудиться в ближайшие дни.
 Через день, восседая верхом на одном из мулов и ведя на поводу другого, Шеннон подъехала к дому Калеба и Виллоу. Калеб в это время возвращался с северного пастбища. На крыльце появилась Виллоу.
 – Шеннон? – воскликнула Виллоу, прикрывая рукой глаза от солнца и пытаясь рассмотреть всадницу. – Неужели и в самом деле ты?
 – Да, это я, – ответила, спешиваясь, Шеннон.
 – Какой приятный сюрприз! Входи, я через минуту приготовлю чай.
 – Нет, благодарю… Красавчик, если ты еще зарычишь, я отдам тебя на растерзание воронам.
 Рычание прекратилось. Красавчик послушно стоял у ноги хозяйки, глядя на приближающегося Калеба.
 – Какие-то неприятности? – спросил Калеб.
 – Ничего такого, чего нельзя исправить, – сухо ответила Шеннон. – Вы не снимете с мула вьюки?
 Калеб внимательно посмотрел на девушку. Спешившись, он подошел к мулам и восхищенно произнес:
 – Великолепные мулы! Судя по всему, виргинской породы.
 – Калпепперы отдавали предпочтение виргинским мулам, – глухим голосом сказала Шеннон.
 – Удивительно выносливые, – заметил Калеб.
 – Очень выносливые, – бесстрастно согласилась Шеннон.
 Калеб хотел что-то еще сказать, но вместо этого удивленно крякнул, снимая вьюки.
 – Боже милосердный, – пробормотал он. – Что в них? Свинец, что ли?
 – Золото Бича, – свирепо сказала Шеннон, высвобождая подпругу мула.
 Виллоу и Калеб переглянулись.
 – Я так понимаю, – проговорил, осторожно подбирая слова, Калеб, – что Бич работал на паях за зарплату.
 – Я тоже так понимала. – Одной рукой она сняла седло, второй чепрак и быстро оседлала второго мула. – Но тут вкралась ошибка, – проговорила Шеннон, взбираясь на мула. – Мэрфи это подтвердил.
 – Ты хочешь, чтобы я помог тебе рассеять твои сомнения? – озадаченно спросил Калеб.
 Шеннон повернулась и посмотрела на Калеба, нисколько не пытаясь скрыть холодную ярость, которая распирала ее с того момента, как она поняла, сколь мало думал о ней Бич.
 – Это золото добыто не в долине Эго, – выпалила Шеннон. – Бич заплатил мне собственным испанским золотом и удрал за тридевять земель. Но он немного просчитался.
 – Разве? – осторожно спросил Калеб.
 – Когда я это сообразила, я заподозрила, что Бич переплатил мне. Но я не знала таксы, поэтому ездила к Клементине и Бетси и выяснила что почем.
 Оценив степень гнева в глазах Шеннон, Калеб счел за благо не спрашивать, кто такие Клементина и Бетси и какое они имеют отношение к делу.
 – Я оказалась права, – продолжала Шеннон. – Бич заплатил слишком много за то, что получил от меня. Я возвращаю ему сдачу. Всю до цента!
 – Погоди! – всполошилась Виллоу, видя, что Шеннон собирается уезжать. – Ты проделала такой долгий путь! Отдохни хоть немного, прежде чем снова ехать.
 – Спасибо, нет времени… Перевалы могут в любой момент закрыться.
 – Но ведь… – начала было Виллоу.
 – И потом, – ледяным тоном произнесла Шеннон, – я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы вынудить тебя принимать в своем доме шлюху брата.
 Шеннон развернула мула, ударила его пятками и пустила рысью. Второй мул и Красавчик двинулись вслед за Шеннон.
 Некоторое время Виллоу и Калеб молчали. Затем Виллоу тяжело вздохнула.
 – Хотела бы я знать, где сейчас находится мой дорогой братец, – прервала она молчание. – Очень хотела бы сейчас увидеть его.
 – Шеннон тоже хотела бы, – мрачно сказал Калеб, – Освежеванным и прибитым гвоздями к стене собственного дома.
 Бич подъехал к дому Виллоу и Калеба в сумерки. Дул пронизывающий ледяной ветер, и Бич вынужден был поднять воротник. В воздухе кружились и тускло поблескивали хлопья снега.
 – Привет, странник, – приветствовал его Калеб, спускаясь с крыльца. – Мы думали, что ты укатил в сторону Сан-Франциско, а потом за море. Я не рассчитывал тебя видеть в этом году, а то и в ближайшие два года.
 В словах Калеба явно скрывался вопрос, но Бич не мог на него ответить. Он и сам удивлялся тому, что сейчас, где-нибудь за тридевять земель, не меряет шагами страну в поисках невиданного солнечного восхода.
 – Я тоже не рассчитывал, – проговорил Бич. – Но вот оказался здесь.
 – А теперь придется здесь и остаться. Все перевалы, кроме южных, закрылись.
 – Я знаю. Я через них и добирался… Чертовски студеная погода…
 Бич спешился и пожал Калебу руку.
 – А где ты был эти три месяца? – спросил Калеб.
 – То там, то сям, – неопределенно пожал плечами Бич. – На западе дошел до Большого каньона, по которому вьется, будто серебряная змея, Колорадо.
 – Вулф говорил, что это дьявольские места.
 – Пожалуй, – согласился Бич. – А потом шел за солнечными восходами, пока не дошел до места, откуда начал путь. Дикая, пустынная страна…
 – Проходи, – сказал Калеб. – Виллоу, должно быть, уже уложила Этана спать. Бич явно колебался.
 – Если ты подумываешь о том, чтобы двинуться на высокогорье, взвесь все как следует. Перевалы уже несколько месяцев как закрылись и не откроются еще долго.
 – Я знаю… Вот потому-то… – Бич не стал продолжать и замолчал.
 – Потому-то ты и вернулся? Из-за того, что не можешь ее увидеть?
 На лице Бича появилась гримаса. – Да.
 – Понятно… Когда мы в последний раз видели Шеннон, она…
 – Вы ее видели? – перебил Калеба Бич. – А когда?
 – Перед самым закрытием перевала.
 – Она что – поумнела и хотела остаться у вас?
 – Ничего подобного. Она не задержалась даже для того, чтобы выпить чашку кофе.
 Тень легла на лицо Бича. – Она искала меня?
 – В каком-то смысле, – не без сарказма произнес Калеб.
 – Как это понимать?
 – Я ему сейчас объясню, – раздался в дверях голос Виллоу. – Входи, Бич. Тут Шеннон оставила тебе весточку.
 – Она… – голос у Бича пресекся. Проглотив ком в горле, он сумел проговорить:
 – С ней все в порядке?
 – Все в порядке надо понимать как не беременна? – медоточивым тоном спросила Виллоу.
 Щеки у Бича стали внезапно пунцовыми, и причиной этого был отнюдь не холод.
 Калеб взял повод из рук Бича и направился к конюшне.
 – Ты уж не превращай его шкуру в сплошные лохмотья, – бросил жене через плечо Калеб.
 – А почему, бы и нет?
 – Шеннон захочет видеть его прибитым гвоздями к стене ее дома.
 – Не беспокойся, – с желчной улыбкой ответила Виллоу. – Бич уже большой мальчик. И шкуры у него много, хватит на всех… Входи в дом, любезный братец.
 Бич посмотрел на удаляющегося Калеба, затем перевел взгляд на Виллоу. Быстрыми, решительными шагами он двинулся за сестрой. Когда оба вошли в дом, он прикрыл дверь и схватил Виллоу за руку.
 – Ты скажи мне, Вилли, прямо: Шеннон беременна? – на одном дыхании спросил Бич.
 – Если это и так, она ничего нам не сказала.
 Бич выдохнул из груди воздух.
 – Я не думаю, что Шеннон пришла бы, если бы не была беременна, – признался он.
 – По этой причине ты сейчас здесь, а не на полпути к Китаю? Ты боялся, что Шеннон понесет твоего ребенка?
 – Я не знаю, почему я не на полпути к Китаю, – проговорил Бич. – Взгляд его показался Виллоу каким-то затравленным. Я знаю лишь то, что я здесь.
 Сочувствие смягчило гнев Виллоу. Горе любимого брата она переживала как свое собственное. Она со вздохом прикоснулась к его руке.
 – Пошли на кухню. Я сделаю тебе кофе и приготовлю тесто для бисквитов. Похоже, тебе надо как следует поесть.
 – Меня устроит и простой хлеб, если он у тебя есть. Я как-то потерял вкус к бисквитам. Они мне слишком напоминают…
 Бич не закончил фразы. Чертыхнувшись, он приподнял шляпу, провел пальцами по густым волосам и бросил шляпу на кухонный стол. Он автоматически снял с плеча
 Кнут, повесил куртку на двери, снова расположил кнут на плече и сел на стул.
 Глазами, затуманенными воспоминаниями, он смотрел на сестру, которая привычно разожгла печь, налила кофе и нарезала хлеб. Если чуть смежить веки, можно представить, что это Шеннон собственноручно готовит ему ужин.
 Но Бич понимал, что на кухне хлопотала не Шеннон, и это болью отзывалось в его душе.
 Послышался шум за задней дверью, словно кто-то принес дрова и свалил их у порога. Затем дверь отворилась, и появился Калеб с парой вьючных мешков через плечо.
 Бич уткнулся в чашку с кофе и даже не поднял головы.
 Калеб прикрыл за собой дверь и вопросительно взглянул на жену. Та отрицательно покачала головой. Калеб еле заметно улыбнулся. Он не сомневался, что Виллоу по своей мягкости не станет спускать с Бича шкуру.
 Калеб, однако, был настроен более решительно.
 – Ты сказала, что Шеннон оставила мне весточку, – проговорил Бич. – Где она?
 Виллоу посмотрела на Калеба.
 – Ты забыл взять сдачу, – саркастическим тоном сказал Калеб.
 На кухонный стол тяжело опустились два вьючных мешка.
 Первоначально Бич взглянул на них без всякого интереса. Затем внезапно прищурил глаза и протянул к ним руку. Мышцы его напряглись, когда он приподнял их.
 Из его уст вырвалось проклятие, Виллоу невольно вздрогнула.
 – Это уж слишком! – рявкнул он, опуская мешки. – Из всех глупостей…
 – Это золото с участка Шеннон? – перебил его Калеб.
 – Да какая к черту разница?
 – Для меня никакой, – согласился Калеб. – А вот для Шеннон разница огромная. Такая же огромная, как разница между вдовой и шлюхой.
 Бич со скоростью пришедшей в действие пружины вскочил со стула и прижал Калеба к стене.
 – Черт тебя побери, она не шлюха!
 – Бич, остановись! – Виллоу схватила брата за руку. Глядя в полыхающие гневом серые глаза, Калеб улыбнулся и произнес почти ласково:
 – Ей-богу, я это знаю. Но если тебе хотелось выколотить из меня эти слова, нам лучше было бы выйти на задний двор.
 Бич некоторое время продолжал смотреть в глаза Калеба, в которых не мог прочитать ничего, кроме сочувствия, затем сделал глубокий вздох и отступил на шаг назад.
 – Прости, – пробормотал он, глядя на свои руки так, словно видел их впервые. – Я едва не наделал глупостей.
 – Тебе лучше сесть на свои руки и так посидеть несколько минут, – предложил Калеб.
 Бич медленно опустился на стул.
 – Если в двух словах, – сказал Калеб, – то в один прекрасный день Шеннон появилась здесь верхом на великолепном муле, ведя на поводу зверского вида собаку ростом с пони.
 – Красавчик, – механически пояснил Бич.
 – Это, может быть, на твой взгляд, – пробурчал Калеб. – Мне он показался скорее чудовищем… Ну да ладно… Шеннон спрыгнула на землю и попросила меня снять вьючные мешки. Как только я это сделал, она сняла седло с одного мула и переложила на другого.
 Бич нахмурился:
 – Похоже, она куда-то страшно торопилась… Что-то было не в порядке.
 – Я хочу спросить тебя вот о чем. – Калеб помолчал, испытывая, по-видимому, некоторые сомнения. – Ты знаешь женщин, которых зовут Бетси и Клементина?
 Бич стрельнул глазами в сторону Виллоу, которая была занята тем, что разогревала для него жаркое.
 – Я не могу сказать, что знаю их, – понизивголос настолько, чтобы его слова мог расслышать только Калеб, ответил Бич. – Я даже никогда не видел их. Они живут, кажется, в Холлер-Крике. Это.., гм… одним словом, девочки из салуна… если ты меня понимаешь…
 – Да, я так и думал.
 – А откуда тебе стали известны их имена?
 – Их назвала Шеннон.
 – Что?!
 Калеб сделал глубокий вздох, моля Бога о том, чтобы у Бича хватило выдержки. Если они схватятся сейчас на кухне, то после этого утром готовить завтрак будет негде.
 – Получается так, что некто по имени Мэрфи сказал Шеннон, что ее золото не с участка Молчаливого Джона.
 – Мэрфи! Этот мерзкий ворюга и кровосос! Я-то думал, что он возьмет золото и заткнется, гнида несчастная!
 – Судя по словам Шеннон, ты просчитался не только в этом, – сказал Калеб, заходя за спинку стула, на котором сидел Бич.
 – В чем же еще?
 – Ты… гм… слишком много ей заплатил.
 – О чем ты толкуешь, черт тебя подери?!
 Калеб украдкой вздохнул, морально готовя себя к драке, которой явно не избежать.
 – Когда Шеннон узнала, что золото не с ее участка, – продолжал Калеб, – она отправилась к Бетси и Клементине, чтобы выяснить, какая существует такса за услуги, которые они оказывают.
 – Что?!
 Бич вскочил бы снова, но огромные ручищи Калеба навалились на плечи и прижали его к стулу.
 – Успокойся и дослушай, – сурово сказал Калеб. – После этого Шеннон вычла из общего количества золота стоимость оказанных тебе услуг, и нагрянула сюда как гром среди ясного неба, чтобы вернуть тебе переплату.
 Когда до Бича окончательно дошел смысл всех слов, у него напрочь исчез воинственный пыл.
 «Боже мой, сладкая моя девочка! Да разве я когда-нибудь воспринимал тебя таким образом? Ты для меня чище, чем солнечный восход…»
 – Она действительно так сказала? – смог наконец произнести Бич.
 Калеб кивнул.
 – Она считает, что я платил ей так, словно купил ее на ночь? – шепотом спросил Бич.
 Калеб, внимательно наблюдая за Бичом, кивнул.
 – Не верю! – вдруг решительно проговорил Бич.
 Виллоу постучала ложкой, которой мешала жаркое, по сковороде, чтобы сбить прилипшие кусочки мяса.
 – А ты верь, – сказала она. – Шеннон не пожелала даже на минуту войти в дом, даже выпить чашку чая.
 – Но почему?
 – Она сказала, что слишком уважает меня, чтобы шлюха моего брата переступила порог моего дома.
 Бич застонал и с такой силой стукнул кулаком по столу, что чашка с кофе подпрыгнула, опрокинулась набок и горячая жидкость залила ему колени. Но он едва обратил на это внимание. Боль, которая рвала его душу на части, не оставляла места для боли телесной.
 Резко повернувшись на стуле, Бич встал, сбросив с плеч руки Калеба.
 – Я передумал относительно бисквитов, Вилли, – напряженным голосом проговорил Бич. – Сделай бисквитов побольше, чтобы мне хватило их для перехода через горы.
 – Но перевал закрыт, – запротестовала Виллоу.
 – Бич повернулся к Калебу:
 – У тебя все еще лежат снегоступы в амбаре?
 – Нет. Они здесь, за задней дверью… Я отправлюсь с тобой до того места, куда смогут дойти монтановские лошади… а уж потом добирайся сам.
 – Спасибо.
 – Но тебе надо быть чертовски осторожным, когда ты туда доберешься.
 – Это еще почему?
 – Она была настолько не в ceбe, что как бы не выпустила на тебя эту дьявольскую собаку.
 Бич взглянул на шрамы на своих руках и слабо улыбнулся.
 – Ну, нам не впервой схватываться друг с другом.
 Он схватил куртку и шляпу и двинулся к выходу.
 – Как там с запасами еды? – спросил Калеб, когда Бич открывал дверь. – На двоих хватит до конца зимы?
 – Я обеспечил Шеннон мясом и продуктами, которых вполне хватит двоим до прихода тепла.
 – Вот только ты очень долго воображал, кто окажется этим вторым, – заметила Виллоу.
 Дверь с грохотом захлопнулась, а Калеб рассмеялся.
 – А что если он не доберется до ее хижины? – вдруг забеспокоилась Виллоу.
 – Добраться-то он доберется… А вот вернуть расположение Шеннон будет потруднее. Она выглядела совершенно разъяренной, когда уезжала от нас.
 – У него в запасе целая зима.
 – За меньший срок ему это вряд ли удастся.
 – Сомневаюсь… У него есть один козырь.
 – Какой же?
 – Она любит его, – просто сказала Виллоу.


* * *

 Заря стала гасить звезды и золотить на востоке небо, когда Бич, направив лямки рюкзака, двинулся через заснеженный луг к хижине Шеннон. Из темноты поднимались горы, иззубренные вершины которых виднелись на фоне светлеющего неба.
 Воздух был морозный, ядреный и колючий. При каждом выдохе возле лица Бича появлялось облачко пара. Сухой рассыпчатый снег отчаянно скрипел у него под ногами.
 Но Бич ничего этого не замечал. У него было такое ощущение, что он движется во сне.
 «Я был здесь раньше, был зимой, и видел здесь восход солнца».
 Но ведь он… никогда здесь не был. Разве что во сне видел хижину и ожидающую его у порога женщину.
 Когда Бич пересек луг, лучи зари коснулись верхушек елей. Хижина смотрелась, как темное пятно. Но вот между ставнями появились проблески желтоватого света. До хижины оставалось лишь несколько шагов, когда дверь внезапно открылась.
 На Бича пахнуло теплом, внутри хижины струился золотистый свет, а в дверях стояла Шеннон, ожидая,
 Когда Бич подойдет поближе. Она знала, что никто более в целом мире не заставит Красавчика танцевать в немой радости.
 – Если ты несешь назад свое золото, – ледяным тоном проговорила Шеннон, – ты можешь забирать его и…
 Бич не дал ей договорить, он сгреб девушку могучими руками и вложил в поцелуй все то, что накопилось у него за месяцы его отъезда.
 – Я остаюсь с тобой, – сказал Бич. – Ты можешь ругаться на меня и спустить с меня шкуру за мою дурость, только я никогда больше тебя не оставлю, я…
 Тонкие пальцы коснулись рта Бича, принуждая его замолчать.
 – Я гонялся не за солнечными восходами, – мягко сказал Бич. – Я искал что-то такое, чему не знал имени. Что-то невыразимо прекрасное, несказанно совершенное…
 Бич наклонился и поцеловал Шеннон с такой нежностью, что ей на глаза навернулись слезы.
 – И я нашел, – просто сказал он. – Я люблю тебя, сладкая девочка. Ты единственный солнечный восход, который мне нужен.
 – Не давай обещаний, которые тебе не под силу выполнить, – прерывающимся голосом сказала Шеннон. – Я не хочу этого. И никогда не хотела, как только лишь узнала о солнечных восходах в неведомых странах, которые зовут тебя…
 Бич увидел отражение зари в глазах Шеннон и как-то загадочно улыбнулся.
 – Как раз об этом я и хотел тебе сказать. Солнечный восход, за которым я гонялся по всему миру, – это то, что может дать мне только любовь, а ее можешь подарить только ты. Просто мне понадобилось какое-то время, чтобы осознать это.
 Шеннон молчала; она боялась поверить, а затем снова разочароваться.
 – Я гонялся не за солнечными восходами, – мягко сказал Бич. – Я искал что-то такое, чему не знал имени. Что-то невыразимо прекрасное, Несказанно совершенное…
 Бич наклонился и поцеловал Шеннон с такой нежностью, что ей на глаза навернулись слезы.
 – И я нашел, – просто сказал он. – Я люблю тебя, сладкая девочка. Ты единственный солнечный восход, который мне нужен.