Аннотация: Перебравшись из Луизианы в далекую Аризону и поселившись возле самой границы с Мексикой, Трилби сильно тоскует по родному дому, друзьям, оставшейся на родине любви. В ее жизнь неожиданно вторгаются бурные события мексиканской революции и смутившая ее покой любовь к богатому красавцу Торну Вэнсу.


---------------------------------------------


 Диана Палмер
 Трилби



 Глава 1


 На горизонте показалось большое желтое облако. Трилби с тревогой смотрела на него, хотя жила в бескрайней пустынной Аризоне уже несколько месяцев — такое облако могло принести любую неожиданность. Она все еще не привыкла к жизни на ранчо и с тоской вспоминала свою веселую шумную Луизиану, Новый Орлеан и Батон Руж, где они шли до этого. В Луизиане у них был большой особняк, автомобиль с шофером и достаточно денег, чтобы хорошо одеваться и весело проводить время. Она получила безупречное воспитание и общалась с людьми только своего круга — женщины были благовоспитанными, а мужчины джентльменами. Мягкий теплый климат, прекрасные озера, все утопает в зелени — милая Луизиана.
 Теперь ее окружала знойная голая пустыня. Уже конец октября, а жара не спадает, и это так мучительно. Деревянный дом, в котором они теперь живут, не очень большой, никакой роскоши, вокруг густо. Мужчины очень грубы, невоспитанны и мало чем отличаются от краснокожих индейцев, которых можно встретить повсюду. Индейцы очень молчаливы и только пристально рассматривают ее при встрече. Так же ведут себя и запыленные немытые ковбои.
 Их ранчо находится недалеко от города Дугласа, но ездить туда часто некогда, и она ведет очень замкнутый образ жизни. Большую часть времени Трилби проводит дома. Только раз в неделю, в день большой стирки, они с матерью во дворе кипятят в большом котле белье и рубашки отца, а в жестяном корыте на стиральной доске стирают остальную одежду, полоскают ее и сушат.
 — Это дождевое или пыльное облако? — спросил Тедди, младший брат, как будто угадывая ее тревогу.
 Она взглянула на него и ласково улыбнулась.
 — Думаю, что пыльное. Как они говорят, сезон дождей уже закончился, и теперь снова будет сухо. — Что же еще это может быть?
 — Ну, это может быть полковник Бланко или insurrectos — мексиканские мятежники, которые сражаются с правительством Диаса, — предположил он. — Ты помнишь, как к нам на ранчо приезжал конный патруль, чтобы напиться воды, и я подал им ведро?
 Тедди было только двенадцать, и он очень восторженно воспринимал события. Их ранчо находилось недалеко от мексиканской границы. Девятого октября президентом Мексики снова избрали Порфирио Диаса. Но его соперник на президентскую должность — Франциско Мадеро — не смирился со своим поражением. И теперь Мексика находилась в состоянии гражданской войны. Иногда мятежники, принадлежащие и не принадлежащие к отрядам insurrectos, делали набеги на местные ранчо, поэтому кавалерийские отряды патрулировали границу с Мексикой. После выборов ситуация в Мексике стала еще более опасной, чем раньше.
 Этот год вообще был богат на события. В мае весь мир напугала комета Хейли, которая прошла очень близко от Земли, вслед за этим последовали печальные события, связанные со смертью короля Эдуарда. Затем извержение вулкана на Аляске и разрушительное землетрясение в Коста-Рике. А теперь эти события на границе, которые внесли в жизнь Трилби некоторое разнообразие, но глубоко опечалили владельцев приграничных ранчо и остальных жителей Аризоны. Некоторые из них владели землей по ту сторону границы, многие работали на шахтах Соноры в Мексике. Офисы шести горнодобывающих компаний Соноры находились в Дугласе. То, что иностранцы владеют землей и горнодобывающими шахтами, было одной из причин недовольства мексиканцев в пограничных районах.
 Пыльное облако оказалось отрядом солдат американской кавалерии из лагеря, расположенного в форте Хуачука. Офицеры ехали в щегольском автомобиле, солдаты следовали за ними верхом, наблюдая за обстановкой вокруг. Подтянутые, в форме цвета хаки, они выглядели так привлекательно, что Трилби с трудом подавила несвойственное ей желание улыбнуться и помахать рукой. Тедди же не сдерживал себя. Он чуть не свалился с крыльца, усердно махая им рукой, когда они проезжали мимо. Колонна не остановилась, чтобы попросить воды, что очень его разочаровало.
 Тедди был совсем не похож на сестру. Трилби — блондинка с серыми глазами, а он рыжий и голубоглазый. Она улыбнулась, вспомнив дедушку, точной копией которого был мальчик.
 — Два наших ковбоя-мексиканца очень восхищаются мистером Мадеро. Они говорят, что Диас — диктатор и что он должен быть свергнут, — сказал Тедди сестре.
 — Я очень надеюсь, что все уладится, и дело не дойдет до войны, — в ее голосе была слышна тревога. — И что мы не окажемся в центре боев. Это очень беспокоит маму, поэтому не надо много говорить об этом, хорошо?
 — Хорошо, — пообещал он неохотно.
 Аэропланы, бейсбол, события в Мексике, рассказы старшего друга Мосби Торренса — все это интересовало его больше всего, но он не хотел волновать Трилби разговорами о том, что война в Мексике все расширялась. Сестра представления не имела, о чем рассказывали ковбои. Тедди тоже не положено было это знать, но он частенько подслушивал разговоры старших. Эти рассказы пугали его, а для сестры это было бы еще страшнее.
 Раньше Трилби всегда была ограждена и от грубых разговоров, и от грубых людей. Но жизнь в Аризоне, среди жителей Запада, которым приходилось постоянно иметь дело со скотом и бороться с жарой и пустыней, изменила ее. Она уже не улыбалась так часто, как раньше в Луизиане. Тедди с грустью вспоминал, как шутила и даже проказничала прежняя Трилби. Его теперешняя старшая сестра стала такой сдержанной и тихой, что иногда он даже не был уверен, дома ли она. Вот и сейчас она смотрела вдаль на безжизненный ландшафт отсутствующим взглядом.
 — Я думаю, что Ричард уже вернулся из Европы, — пробормотала она. — Как бы мне хотелось, чтобы он приехал к нам в гости. Может быть, хотя бы через месяц, когда устроится дома, он сможет приехать к нам. Как было бы приятно побыть снова в обществе джентльмена.
 Ричард Бейтс был давней привязанностью Трилби, но Тедди он никогда не нравился. Может быть, он и джентльмен, но по сравнению с мужчинами Аризоны он казался скучным и глупым.
 Однако Тедди ничего не сказал. Несмотря на свой возраст, он вел себя тактично. Зачем портить настроение бедной Трилби, когда она и так с трудом привыкает к Аризоне.
 — Я люблю пустыню, — сказал Тедди. Разве она тебе не нравится, ну хоть немножко?
 — Кажется, я начинаю к ней привыкать, — сдержанно ответила девушка. — Но только никак не могу привыкнуть к этой ужасной желтой пыли. Она проникает всюду — и в нашу одежду, и в пищу.
 — Лучше заниматься женской работой, чем пасти скот, скажу я тебе, — ответил он, подражая отцу. — Там и кровь, и пыль, и шум. К тому же, ковбои ругаются.
 Трилби улыбнулась.
 — Конечно, ругаются. Папа тоже. Но при нас — никогда. Только если случайно.
 — Когда занимаешься скотом, таких случаев очень много, Трилби, — медленно произнес мальчик, подражая своему кумиру Мосби Торренсу. Бывший рейнджер из Техаса, он уже давно работал на этом ранчо. Нахмурившись, Тедди взглянул на сестру.
 — Трилби, когда ты выйдешь замуж? Ты ведь не старая.
 — Мне только двадцать четыре, — ответила она смущенно.
 Конечно, большинство подруг из родной Луизианы были замужем и уже имели детей. А Трилби почти пять лет терпеливо ждала предложения от Ричарда. Для нее он был больше, чем друг, и от этого на сердце было тяжело.
 Возможно, она не ждала бы так Ричарда, если бы другие молодые люди ухаживали за ней. У нее было доброе и нежное сердце и мягкий характер, но она не была настолько красива, чтобы заставить трепетать сердца мужчин даже на родине. А здесь, на скотоводческом ранчо, мужчин, за которых можно выйти замуж, не было. Она считала, что ковбои ленивы, многие из них пьют, курят табак и никогда не моются.
 Ее сердце заныло, когда она подумала, каким утонченным был Ричард. Как жаль, что они уехали из Луизианы. Ее отец унаследовал это ранчо от умершего брата и вложил в него все до последнего пенса. Все члены семьи были заняты работой, кроме того, они наняли нескольких работников. Этот год был очень неудачным — наводнение, засуха, а теперь еще и набеги отрядов из Мексики. Аризона еще только становилась полноправным штатом и была совсем нецивилизованной.
 Им, привыкшим к болотам, озерам и влажному климату Луизианы, жить в пустыне было очень тяжело. Раньше у них были деньги, и они могли содержать ранчо в порядке. Но последние месяцы они терпели одни убытки, и сейчас их дела были не очень-то хороши. Но, к их удивлению, они уже привыкли к новому месту, даже Трилби, хотя она внешне проявляла недовольство и клялась, что никогда не будет счастлива на ранчо, среди пустыни, где было только два дерева, под которыми можно было найти тень.
 — Посмотри, это не мистер Вэнс? — Тед приложил ладонь к глазам, заметив одинокого всадника на большой черной лошади.
 Трилби стиснула зубы. Да, это был Торнтон Вэнс собственной персоной. Никто на ранчо Блэквотер Спрингс так ловко не держался на лошади, никто не управлял своим скакуном с таким превосходством и высокомерием, как он.
 — Как бы мне хотелось, чтобы он свалился с седла, — пробормотала она со злостью.
 — Не знаю, почему ты его так не любишь, Трилби, — грустно сказал Тед. — Он очень хорошо ко мне относится.
 — Я не сомневаюсь, Тед.
 Мистер Вэнс и Трилби были врагами. Трилби не понравилась ему с первого взгляда.
 Лэнги прожили на ранчо Блэквотер Спрингс почти три недели, когда они познакомились с Торнтоном Вэнсом в церкви. Трилби хорошо помнила, как он стоял перед ними со своей женой, высокомерной изящной женщиной, небрежно опирающейся на его руку. Торнтон Вэнс неожиданно холодно и враждебно взглянул на Трилби и отвернулся. Его жена едва кивнула в ответ, когда их представили друг другу.
 Блондинка с голубыми глазами, миссис Вэнс была хороша собой и знала это. На ней было дорогое платье из магазина готовой одежды, дорогие туфли с золотой отделкой и изящная сумочка с нескрываемым презрением она окинула взглядом скромные наряды Трилби и ее матери, и это ужасно разозлило Трилби. Она не могла понять этой враждебности и выглядела подавленно. И неудивительно.
 Когда Трилби жила в Луизиане, она тоже носила дорогие платья. Но сейчас у них не было денег и ей приходилось довольствоваться скромной одеждой. Оскорбительный взгляд холодных глаз миссис Вэнс поразил ее в самое сердце. И, возможно враждебное отношение этой женщины распространилось и на самого Торнтона Вэнса.
 Торнтон Вэнс напугал Трилби с самого начала. Это был высокий, суровый и несдержанный человек, который говорил все, что он думает, и часто даже не соблюдал приличий. Он жил в стране беззакония, был богат и привык делать, что хотел. Трилби так и не смогла привыкнуть к нему. Он отличался от Ричарда, как день от ночи. Хотя она должна была признать, что не могла называть Ричарда «ее Ричардом». Но если бы у нее была возможность подольше побыть в Луизиане, если бы она была немного старше… Она застонала про себя, пытаясь понять, почему судьба столкнула ее именно с Торнтоном Вэнсом.
 Курт, кузен Вэнса, был абсолютно не похож на Торнтона и сразу понравился Трилби. Он был воспитан, вел себя как джентльмен и немного напоминал ей Ричарда. Она не часто виделась с ним, но он ей очень нравился.
 Курт также очень нравился и жене мистера Вэнса. Каждый раз, когда Трилби разговаривала с мистером Куртом, Сэлли Вэнс вмешивалась в их разговор, брала его за руку с видом собственницы и старалась увести. Ее враждебность к Трилби росла с каждой встречей, поэтому Трилби старалась не посещать те места, где могла столкнуться с этой женщиной.
 Сэлли Вэнс умерла в результате несчастного случая через два месяца после того, как семья Лэнгов прибыла на ранчо Блэквотер Спрингс. Мистер Вэнс выслушал слова сочувствия отца и матери Трилби, но когда она сама выразила ему соболезнование, он просто повернулся на каблуках, позвал свою дочь и удалился, показав явное пренебрежение.
 У Трилби не хватило смелости спросить, чем она могла оскорбить человека, с которым недавно познакомилась. Она даже никогда на него толком не смотрела. Он избегал ее, как чумы, даже когда они встречались в людном месте, и с ним всегда была его маленькая дочь. Девочке, казалось, нравилась Трилби, но она не могла приблизиться к ней из-за холодности мистера Вэнса. Ей, видимо, было неуютно в компании отца, и Трилби прекрасно это понимала. Он пугал людей.
 Однако за последний месяц Торнтон Вэнс несколько смягчился. Он стал часто приезжать на ранчо к отцу Трилби, чтобы обсудить права пользования водой. Мистер Вэнс владел огромными стадами и тысячами акров земли, часть из которых была в Мексике в приграничном штате Сонора. На его мексиканских землях вода была, но здесь, в Аризоне, на ранчо Блэквотер Спрингс был фактически единственный в округе доступный источник поды, и мистер Вэнс хотел владеть им. Но отец Трилби не желал обсуждать возможность продажи ранчо, что несколько удивляло ее. Не хотел он уступать и свои права на владение водой.
 Трилби занимали этим мысли, когда Торнтон Вэнс натянул поводья, остановился перед крыльцом и соскочил с седла.
 Он был богатым человеком, но одевался, как любой из ковбоев. На нем были грубы хлопчатобумажные джинсы, отделанные по бокам кожей, старая клетчатая рубашка, манжеты которой также были из кожи. Вокруг его сильной шеи был повязан большой красный платок, грязный, пропыленный и измятый. Его жесткая шляпа была помята и изношена, дожди деформировали ее. Его сапоги выглядели так же, как у Тедди после того, как он занимался скотом, носки загибались кверху от сырости, а каблуки были сбиты. Мистер Вэнс не выглядит элегантным, решила Трилби, и на лице ее отразилась неприязнь.
 — Доброе утро, мистер Вэнс, — сдержанно поздоровалась Трилби, заставив себя вспомнить о хороших манерах.
 Он мрачно посмотрел на нее.
 — Ваш отец дома?
 Она отрицательно покачала головой. Его голос был мягким и глубоким, как ночь, но мог быть и жестким, как кнут, если он этого хотел. А сейчас он хотел этого.
 — А ваша мать?
 — Они уехали в магазин с мистером Торренсом, — с готовностью объяснил Тедди. — Он повез их на машине. Папа говорит, что мистер Торренс уже слаб, но это неправда, мистер Вэнс. Он совсем не слабый. Он когда-то был рейнджером в Техасе, вы знаете об этом?
 — Да, знаю, Тед, — мистер Вэнс перевел взгляд своих темных глаз на Трилби. Резкие черты лица, темная от загара кожа, черные густые брови и черные прямые волосы под шляпой — таков был Торнтон Вэнс. Трилби под его взглядом почувствовала, что она не так одета, хотя ее скромное ситцевое платье было очень аккуратным. Она без всякой необходимости вытерла руки фартуком.
 — Мне нужно вернуться на кухню, иначе мой пирог сгорит, — начала она, надеясь, что он поймет намек и уйдет.
 — А мне не предложат кусочек пирога? — тон его был ворчливым.
 Она была почти в панике. Тедди ответил за нее, в его звонком мальчишеском голосе было возбуждение.
 — Конечно. Трилби печет самые вкусные пироги, мистер Вэнс. Я люблю пирог со сливками, но наша корова сейчас не доится, и придется обойтись без них.
 — Ваш отец не сказал про корову, — Вэнс привязал поводья к столбу и быстро взбежал по ступенькам крыльца. Его высокая гибкая фигура была такой же грациозной, как и в седле. Он возвышался над Тедди и Трилби, слишком высокий и сильный.
 Трилби быстро повернулась и вошла в дом. Хорошо, что ее светлые волосы были заплетены в аккуратную косу, а не распущены свободно, как обычно дома. Она выглядела гораздо более холодной и сдержанной, чем была на самом деле. Она с удовольствием насыпала бы ему в пирог красного жгучего перца. Хотя, возможно, он любит красный перец и чеснок — злость так и кипела в ней.
 — Вчера мы купили другую корову у мистера Барнса, — с готовностью объяснил Тедди. — Но сестра была занята приготовлением пирога и не подоила ее. Я пойду подою вместо тебя, Трилби, пока ты печешь пирог. Это не займет много времени.
 Она попыталась возразить, но Тедди схватил молочное жестяное ведро и умчался через заднюю дверь, прежде чем она смогла остановить его. Она осталась одна, испуганная, наедине с этим мистером Вэнсом.
 Он даже не скрывал своей враждебности. Достал из кармана табак и папиросную бумагу и быстрыми уверенными движениями скрутил сигарету.
 Трилби проверила в печи пирог. В Луизиане у них была газовая печь. Она втайне боялась ее, но теперь грустила по ней, когда приходилось готовить в печи, которая топилась дровами. Это лучшее, что они могли себе позволить. Содержать ранчо было дорого, поддерживать порядок становилось все труднее. Тедди не стоило упоминать, что корова перестала доиться.
 Она увидела, что пирог уже подрумянился. Слышен был смешанный запах корицы, сахара, масла и запеченных яблок. Как раз готов. Она быстро вынула его из печи, поставив на длинный кухонный стол, который был почти от стены до стены. Ее руки дрожали, но, слава Богу, она не уронила пирог.
 — Я заставляю вас нервничать, мисс Лэнг, — улыбаясь, Вэнс подвинул стул и сел на него верхом, обхватив своими сильными ногами, как змея, и положив руки на спинку стула.
 Он выглядел очень сильным, джинсы плотно обтягивали его длинные мускулистые ноги.
 Трилби почувствовала странное смущение. Она никогда не замечала, какие ноги были у Ричарда. Внезапный интерес к ногам Торна смутил ее и заставил защищаться.
 — О нет, мистер Вэнс, — ответила она с безразличной улыбкой. — Я нахожу, что враждебность очень бодрит.
 Его брови удивленно приподнялись, и ему пришлось подавить улыбку.
 — Разве? Но ваши руки дрожат.
 — У меня мало опыта общения с мужчинами… за исключением отца и брата. Возможно, я чувствую себя неловко.
 Он наблюдал, как она поправила прядь светлых волос, его глаза не выражали ничего, кроме презрения.
 — Я думал, что вы нашли неотразимым моего кузена на последней встрече в прошлом месяце.
 — Курт? — она кивнула, не заметив выражения, которое промелькнуло в его темных глазах. — Мне он очень нравится. У него хорошие манеры и приятная улыбка. Он угостил Тедди мятной жевательной резинкой, — она улыбнулась. — Мой брат никогда не забывает проявленной к нему доброты, — она осторожно взглянула на него. — Ваш кузен напоминает мне кое-кого в моем прежнем доме. Он добрый человек и джентльмен, — особо подчеркнула она.
 Ее взгляд выражал ее мнение и о его одежде, и о нем самом настолько ясно, что не требовалось никаких слов.
 Ему хотелось громко расхохотаться. Однажды в церкви он услышал, как одна леди — известная сплетница — сообщила своим приятельницам, что видела на вечеринке, как Курт обнимал какую-то блондинку. Торн рассказал об этом Сэлли, и она объяснила ему, что эта блондинка — Трилби. Сэлли подтвердила, что видела их вместе. Торн хорошо помнил, что, рассказывая это, Сэлли очень побледнела и говорила неохотно. Это открытие заставило его особенно презирать Трилби. Его кузен Курт был женат, но, оказывается, это не имело значения для мисс Лэнг. Даже смешно, что женщина, считающая себя леди, может так вести себя. Но он очень хорошо знал, какими обманщицами могут быть женщины. Сэлли притворялась, что любит его, хотя сама стремилась только к богатству и комфорту.
 — Жена Курта обожает его, — сказал он со значением.
 Трилби не прореагировала, и он шумно вздохнул, глубоко затянувшись сигаретой. Его глаза неотступно следили за девушкой…
 — Плохая женщина может погубить как хорошего мужчину, так и его жизнь.
 — Я встретила здесь очень мало хороших мужчин, — ответила она бесстрастно. Она начала резать пирог. Ее руки дрожали, ее злило, что он наблюдает за ней с недоброй улыбкой.
 — Кажется, вы не считаете, что у нас в пустыне очень жарко, мисс Лэнг. Большинство жителей Восточного Побережья ненавидят пустыню.
 — Я южанка, мистер Вэнс, — напомнила она. — В Луизиане тоже жарко.
 — В Аризоне жара круглый год. Но зато у нас нет комаров, потому что здесь нет болот.
 Она взглянула на него.
 — Их заменяет желтая пыль.
 — В самом деле? — в его голосе звучала явная насмешка. Ее южный акцент напоминал ему о танцах, маскарадных балах и особняках.
 Она вытерла руки и отложила нож в сторону. Она не станет запускать в него нож, нет, не станет.
 — Думаю, что да, — она достала из шкафа с китайским фарфором тарелки для пирога и молила Бога, чтобы не разбить посуду.
 — Не хотите ли чаю со льдом, мистер Вэнс? — «Лучше, если бы это был яд», — подумала она про себя.
 — Благодарю, охотно.
 Она открыла небольшой ящик со льдом и достала щипцами несколько кусочков, чтобы положить их в стаканы, накрыла салфеткой и закрыла крышку ящика.
 — Как прекрасно, что в такую жару есть лед. Мне хотелось бы, чтобы у меня был целый дом изо льда.
 Он ничего не ответил. Трилби взяла керамический кувшин с чаем, который приготовила к обеду, и налила сладкую янтарную жидкость в стаканы. Она приготовила три стакана, так как была уверена, что Тедди скоро вернется. Она накажет его, если он не придет. Ее нервы были как натянутая струна.
 Она положила большой кусок пирога на тарелку и поставила перед ним, пододвинув старую серебряную вилку, одну из тех, что подарила бабушка перед их отъездом из Батон Ружа. Постелила льняную салфетку и поставила на нее стакан с чаем. Кусочки льда звенели в стакане, как маленькие колокольчики.
 Когда она протянула руку, Торнтон внезапно схватил ее за запястье сильной горячей рукой. У нее перехватило дыхание, она испуганно смотрела на него широко открытыми глазами.
 Ее реакция немного рассердила его. Он перевел взгляд на ее руку, повернул к себе ее ладонь и большим мозолистым пальцем нежно погладил кожу.
 — Красная и натруженная, но все равно это рука леди. Зачем вы приехали сюда со своей семьей Трилби?
 Ей было непривычно слышать свое имя из его уст, голос его бы глубоким и мягким. Она испуганно смотрела на его натруженную руку, которая казалась почти черной по сравнению с ее белыми пальцами, его прикосновение взбудоражило ее.
 — Мне больше было некуда ехать. Кроме того, я нужна маме. Она не совсем здорова.
 — Ваша мать хрупкая женщина. Настоящая южная леди, как и вы, — добавил он презрительно.
 Она подняла на него глаза.
 — Что вы имеете в виду?
 — Разве вы не понимаете? — он смотрел на нее темными глазами, полными неприязни — Здесь, на Западе, вы едва ли встретите вежливое обращение, моя девочка. Здесь суровая жизнь, и мы суровые люди. Когда живешь на краю пустыни, приходится быть жестким, иначе погибнешь. Такая пушинка, как вы, долго здесь не протянет. Если политическая обстановка ухудшится, вы пожалеете, что уехали из Луизианы.
 — Я совсем не пушинка, — сердито возразила Трилби, подумав, что это определение больше подходит его покойной жене, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы сказать это вслух — Почему вы меня так не любите?
 Он помрачнел еще больше. Ему хотелось бросить ей в лицо все свое презрение, но он не мог говорить.
 Минутой позже Тедди вошел через заднюю дверь, неся полведра молока, и Торнтон Вэнс медленно отпустил руку Трилби. Она инстинктивно потерла ее, уверенная, что завтра на руке будет синяк. Кожа у нее была такой нежной, что его жесткие пальцы обязательно оставят свой след на ней.
 — Вот и молоко. Ты мне отрезала кусочек пирога, Трилби?
 — Да, Тедди. Садись, я тебе сейчас подам.
 Тедди притворился, что не заметил смущения Трилби.
 — Ну как, вкусно? — спросил Тедди гостя, когда они заканчивали есть пирог. Торн съел свой кусок с большим удовольствием.
 — Да, весьма неплохо, — согласился Торн. Он прищурил свои темные глаза и взглянул на Трилби.
 — Я думаю, что твоя сестра считает меня грубым человеком, Тед.
 — Вовсе нет, — возразила Трилби. — У каждого свои трудности в жизни, — она резко встала, собрала тарелки и быстро положила их в раковину, снабженную железным насосом. Накачала воды в ведро, затем налила в чайник и поставила его на огонь.
 — Правда, это очень неудобно: топить печь летом, не так ли, мистер Вэнс? — спросил Тедди.
 Торн немного смягчился при последнем замечании Трилби.
 — Приходится привыкать ко всему, если это необходимо, Тед, — ответил он.
 Трилби неожиданно почувствовала к нему симпатию. Он потерял жену и, наверное, очень тоскует по ней. И поэтому так груб и невежлив. У него не было возможности научиться хорошим манерам, как у мужчин Восточного побережья.
 — Пирог был вкусный, — сказал Торн, несколько удивленный.
 — Спасибо, — ответила она. — Бабушка научила меня готовить, когда я была еще маленькой девочкой.
 — А сейчас вы уже не маленькая девочка, не так ли? — насмешливо спросил Вэнс.
 — Правильно, — согласился Тедди, не поняв, что это была скорее шутка, чем вопрос. — Трилби уже старая. Ей двадцать четыре.
 Трилби была готова провалиться сквозь землю.
 — Тед!
 Торн долго смотрел на нее изучающе.
 — Я думал, вы значительно моложе.
 Она покраснела.
 — Вы хотите этим что-то сказать, мистер Вэнс? — натянуто спросила она. — Говоря это…
 Вэнс улыбнулся. Лицо его изменилось, сделалось менее суровым и даже привлекательным. Черные глаза сверкнули.
 — Да? И что? — уколол он ее.
 — А сколько вам лет, мистер Вэнс? — вмешался Тедди.
 — Мне тридцать два. Я думаю, меня можно отнести к твоим дедушкам и бабушкам.
 Тедди засмеялся.
 — Да, и прямо в кресло-качалку.
 Вэнс тоже рассмеялся. Он поднялся из-за стола, вытащил карманные часы, открыл их и нахмурился.
 — Сегодня после обеда приезжает поездом мой друг с Восточного побережья. Мне надо ехать.
 — Приезжайте еще, — попросил Тедди.
 — Я приеду, когда ваш отец будет дома, — он задумчиво посмотрел на Трилби. — В пятницу я устраиваю вечер для моего друга. Он родственник моей покойной жены и очень известен в академических кругах. Он антрополог. Мне хотелось бы, чтобы вы приехали.
 — И я тоже? — возбужденно спросил Тедди.
 Вэнс кивнул.
 — Там будут еще мальчики. И Курт будет со своей женой, — добавил он, многозначительно посмотрев на Трилби.
 Трилби не знала, что ответить.
 Она не была в гостях с тех пор, как они приехали в Аризону, хотя их семью приглашали несколько раз. Ее матери не хотелось ходить в гости. Но она, наверное, примет это приглашение, потому что нельзя обидеть такого богатого и могущественного человека, как Торнтон Вэнс, даже если он выглядит, как отчаянный сорвиголова.
 — Я передам родителям, — ответила она.
 — Обязательно, — он взял шляпу и легко большими шагами направился к двери. Трилби и Тедди пошли за ним.
 Он ловко вскочил в седло.
 — Спасибо за пирог.
 Трилби вежливо наклонила голову и холодно улыбнулась ему.
 — Не стоит благодарности. Жаль, что я не предложила вам сливок.
 — Вы что, покрыли свою корову? — продолжал он мучить ее.
 Она взглянула на него.
 — Нет, я думаю, вы ее сглазили.
 Он усмехнулся, приподнял шляпу, натянул поводья и не спеша тронул лошадь, затем пустил ее рысью.
 Трилби и Тедди смотрели вслед, пока он не скрылся из виду.
 — Ты нравишься ему, — поддразнил сестру Тедди.
 Она приподняла брови.
 — Он не интересуется такими женщинами, как я.
 — Почему?
 Она смотрела вслед Торну со смешанным чувством возбуждения и негодования.
 — Мне кажется, ему нравится, когда женщина находится у него под каблуком.
 — Ой, Трилби, какая же ты глупая! Тебе нравится мистер Вэнс? — настаивал он.
 — Нет, совсем не нравится, — твердо ответила она, повернулась и пошла в дом. — У меня много дел, Тедди.
 — Если это намек, сестра, то я тоже могу что-нибудь сделать. Но все равно ты нравишься мистеру Вэнсу, — он сбежал вниз по ступенькам.
 Трилби остановилась в дверях, встревоженная словами брата. Она не считала, что нравится мистеру Вэнсу. Она чувствовала, что ему что-то нужно, но не могла понять, что. И была этим очень обеспокоена.
 Когда мать и отец вернулись, Тедди рассказал им о визите мистера Вэнса, и они также понимающе улыбнулись. Трилби покраснела как рак.
 — Да он совсем не интересуется мной. Он хотел видеть вас.
 — Зачем? — спросил отец.
 — В пятницу вечером он собирает гостей, — возбужденно заговорил Тедди. — Он сказал, что приглашает нас всех и меня тоже. Мы поедем? Мы так давно не были в гостях, — он сердито посмотрел на них. — Вы не разрешили мне поехать на представление мистера Коуди в четверг после обеда. Говорят, что это будет самое последнее представление. Там будут выступать пони и настоящие слоны.
 — Извини, Тедди, — отец был непреклонен. — Боюсь, что у нас совсем нет свободного времени. На этой неделе мы отправляем морем скот в Калифорнию, мы и так отстали от других скотоводческих компаний, отправляющих скот по этому маршруту.
 — Я пропущу и программу с буйволами, это тоже последнее представление, — захныкал Тедди.
 — Может быть, они еще не уезжают. Кроме того, — нежно сказала Мери Лэнг, — в Дугласе скоро собираются отряды бойскаутов, и все приедут посмотреть на них. Ты тоже можешь стать бойскаутом.
 — Надеюсь, что могу. Мы поедем в гости? Это будет вечером. Мы же не работаем вечером, — добавил он.
 — Я согласна, — сказала миссис Лэнг. — И, кроме того, дорогой, мы не можем обидеть мистера Вэнса, мы же соседи.
 — Я предполагаю, — ее муж лукаво посмотрел на дочь, — если Трилби не приедет, Торну не с кем будет танцевать.
 Трилби представила себе, как этот невоспитанный мистер Вэнс танцует сам с собой. Это немного развеселило ее.
 — Трилби называет его «мистер Вэнс», — подчеркнул Тедди.
 — Трилби просто хорошо воспитана, как и следует, — ответил мистер Лэнг. — Но Торн и я скотоводы. Мы называем друг друга по имени.
 — Имя Торн [1] ему очень подходит, — подумала Трилби. — Он такой же колючий и может уколоть очень больно. Но вслух она ничего не сказала. Отец не одобрил бы этого.
 — Значит, мы поедем? — спросила Трилби.
 — Да, — улыбнулась миссис Лэнг.
 Это была симпатичная женщина почти сорока лет, но выглядела она лет на десять моложе.
 — У тебя есть хорошенькое платье, которое ты ни разу не надевала, — напомнила она.
 — Как бы мне хотелось надеть тот шелковый ансамбль, — улыбнулась в ответ Трилби, — который потерялся по приезде сюда.
 — Почему это так глупо называется? — пробормотал Тедди.
 — Нет, только послушайте! — засмеялась Трилби. — А разве не глупо называть толстого медведя Тедди Рузвельтом?
 — Конечно, нет! Да здравствует Тедди! — воскликнул мальчик. — У него день рождения в четверг, в тот же день, когда будет представление с буйволами. Я прочитал в газете. Ему исполняется пятьдесят два года. Меня назвали в его честь, правда, папа?
 — Да, конечно. Для меня он герой. Он был слабым и болезненным ребенком, но создал себя сам и стал храбрым солдатом, ковбоем и политиком… Я считаю, что полковнику Тедди Рузвельту все удавалось прекрасно, включая президентство.
 — Мне жаль, что его не переизбрали, — ответила миссис Лэнг. — Я бы голосовала за него, — добавила она, многозначительно посмотрев на мужа, — если бы женщинам разрешили голосовать.
 — Это ошибка, которая будет исправлена, попомни мои слова, — мистер Лэнг влюбленно обнял жену за плечи. — Президент Тафт в июне, слава Богу, подписал билль о статусе штата Аризона, а когда они ратифицируют конституцию, многое изменится. Но что бы ни случилось, ты всегда останешься моей любимой девушкой.
 Она засмеялась и потерлась щекой о его плечо.
 — А ты — моим любимым мужчиной.
 Трилби улыбнулась, и они с Тедди вышли, оставив родителей одних. Прошли многие годы их супружества, а они все еще были, как молодожены.
 Трилби мечтала, что когда-нибудь тоже будет счастлива в своем замужестве.




 Глава 2


 Торн был на полпути к своему ранчо, когда его внезапно настигло облако пыли. Он повернул голову и увидел Наки, одного из двух апачей, работающих на его ранчо. Он натянул поводья и придержал коня. Апачи был высокого роста, длинные черные волосы свисали ниже плеч. На нем были бриджи и высокие кожаные мокасины, красная клетчатая рубашка, на лбу плотная с красивым узором лента, благодаря которой волосы не падали на глаза.
 — Охотишься? — спросил его Торн. Мужчина кивнул.
 — Нашел что-нибудь?
 Апачи даже не взглянул на него. Он показал толстую переплетенную книгу.
 — Я искал ее везде.
 — Я имел в виду, подстрелил ли ты что-нибудь на ужин? — спросил Торн, глаза его заискрились смехом.
 Наки удивленно поднял брови.
 — Я? Подстрелил? — в голосе его звучал ужас. — Убить беззащитное животное?
 — Ты же апачи, — напомнил ему Торн. — Ты охотник. Мастер лука и стрелы.
 — Только не я. Я предпочитаю магазинную винтовку «Ремингтон», — ответил он на прекрасном английском.
 — Я думал, что ты принесешь нам что-нибудь в своей кожаной сумке.
 — Я принес, — он снова протянул книгу. — Рассказы об индейце Кожаный Чулок Джеймса Фенимора Купера.
 — О Боже, — простонал Торн. — Какой же ты апачи?
 — Образованный апачи, конечно, — вежливо ответил Наки. — Вам надо что-то делать с кузеном Джорджа, — добавил он уже более серьезным тоном, улыбка исчезла с его лица, он остановился и посмотрел на Торна. — Вы потеряли пять голов скота сегодня утром, и совсем не из-за засухи. Рикардо конфисковал их.
 — Черт возьми, — выругался Торн. — Снова?
 — Да, снова. Ему нужно кормить нескольких революционеров, спрятавшихся в горах. Я не виню его за равнодушие к своей семье, но он добьется того, что к ней применят экстремальные меры за украденное мясо.
 — Да, я поговорю с ним, — Торн посмотрел на горизонт. — Эта чертова война отражается на нас все больше.
 — Я согласен, — Наки засунул книгу в сумку у седла, а затем протянул Торну двух связанных кроликов. — Это ужин, — сказал он.
 — А ты не собираешься разделить его с нами?
 — Разделить ужин? — с ужасом спросил Наки. — Есть кролика? Лучше я умру с голоду.
 — Что у тебя на уме, позволь узнать?
 Белозубая улыбка осветила бронзовое лицо Наки.
 — Поджаренная змея, — сказал он, и глаза его заискрились от смеха.
 — Сноб, — оборвал его Торн.
 Наки пожал плечами.
 — Трудно ждать от человека европейского происхождения понимания такой древней и утонченной культуры, как моя, — сказал он с усмешкой. — Я пока поищу кузена Джорджа и приведу его к тебе.
 — Пожалуйста, только не сделай ему ничего плохого.
 — Я?..
 — Не делай только такое невинное лицо, пожалуйста. Разве не ты посадил лекаря на муравьиную кучу, когда он продал тебе лекарство из яда змеи, которое не помогло?
 — Доктор должен отвечать за свои лекарства.
 — Он не знал, что ты такой ученый и знаешь латынь, — сказал Торн.
 — Он знает гораздо меньше, чем я, о лекарствах.
 — Его этому не учили.
 — Зато он будет помнить об этом.
 — Да, уверен, он не забудет, — согласился Торн. — Я думаю, что это он привел толпу, чтобы линчевать тебя.
 — И ты был настолько добр, что спас меня от них, — напомнил Наки.
 С этого времени началась их дружба, которая продолжается уже достаточно долго. Наки с тех пор изменился, но не очень.
 — Привози свою змею, и я попрошу Тиза приготовить ее для нас.
 — Он готовит так же, как ездит верхом.
 — Ну, тогда я сам приготовлю ее.
 — Я привезу к тебе Рикардо.
 Индеец повернул лошадь и не спеша поехал прочь.
 Конец недели прошел очень быстро. Трилби исколола все пальцы, готовя платье для вечера у Торнтона Вэнса. Ей совсем не хотелось ехать к Торну. Она боялась этого вечера, как не боялась еще никогда.
 Ее единственное дорогое платье, которое она привезла из Луизианы, было бежевого цвета, кружевное. Пыльная буря испортила почти всю их одежду, когда они добирались на ранчо Блэквотер Спрингс. Даже сейчас Трилби чувствовала удушливый колючий желтый песок, накрывший их, как одеялом, и чуть не похоронивший на пути из Дугласа. Один из новых знакомых только улыбнулся, когда они рассказали об этом тяжелом испытании, заметив, что им придется привыкать к пыльным бурям.
 И они как-то уже привыкли. Но иногда Трилби тосковала по прохладным зеленым озерам и местному южному говору, который она слышала на улицах, отправляясь в булочную за сладостями или в магазин за новыми платьями.
 Было приятно ездить в город с полным кошельком на своей машине, которой управлял их шофер Рене Маркус. Все кузены и кузины были ее друзьями, они часто устраивали вечеринки, или послеобеденный чай, или пикники… а потом вдруг появился Ричард. Но еще до того, как он смог бы позволить большее, чем подержать ее за руку, умер ее дядя, и отец заявил, что семья переезжает в Аризону.
 Трилби плакала целыми днями, но это не поколебало решения родителей. Ричард с семьей уехал в Европу, тоже сопротивляясь, что льстило ей, и обещал писать. Но Трилби написала уже дюжину писем, а получила в ответ только одну открытку из Англии, которая даже отдаленно не напоминала любовное письмо. Просто дружеское послание.
 Иногда она отчаивалась, сомневаясь, что может завоевать его любовь.
 Она заставляла себя не думать об этом. И действительно, какая польза жить прошлым. Ее дом был теперь здесь. Она должна стать настоящей жительницей Аризоны и привыкнуть к совершенно другой жизни. Ричард, может быть, приедет к ним в гости, и, возможно, при встрече у него возникнут к ней нежные чувства. Она мечтательно вздохнула.
 Трилби надела платье, грустя о тех днях, когда у нее было много красивой одежды. Теперь у них не было денег на наряды. Ей хотелось распустить волосы по плечам, но мистер Вэнс — это мистер Вэнс, и будет лучше, подумала она, выглядеть скромнее, чтобы не дать ему лишнего повода насмехаться над ней. Иногда он смотрел на нее так, будто считал женщиной легкого поведения. Это обескураживало ее и причиняло боль, хотя она старалась этого не показывать.
 Она заплела мягкие светлые волосы в косу, вплела голубую ленту и уложила косу вокруг головы, хмуро глядя на свое исхудавшее суровое лицо. Жара измучила ее, у нее не было аппетита, и она стала еще более изящной.
 Одевшись, она пощипала немного щеки и губы, чтобы они не были такими бледными, и накинула черную кружевную шаль, которую мексиканки называют «мантилья». Отец привез ей эту шаль из Мексики, когда ездил туда в прошлый раз, чтобы закупить скот.
 — Ты очень хорошо выглядишь, Трилби, — тепло сказала ей мать.
 — Ты тоже, — она обняла мать, с удовольствием глядя на ее элегантное черное платье.
 Отец был в черном костюме. Тедди в коротких штанах и куртке. Они чувствовали себя неловко в парадной одежде. Вся семья села в автомобиль, один из работников завел его. Трилби потом молилась до самого ранчо мистера Вэнса, чтобы автомобиль не сломался, не заглох, не прокололась шина на дороге с глубокой колеей. Моросил дождь, и не хватало еще промокнуть, если автомобиль сломается.
 К счастью, они добрались без задержки, выехав на пыльный тракт, который вел на ранчо Лос Сантос. Это был новый двухэтажный дом из необожженного кирпича, с балконами вдоль всего второго этажа, внутренними двориками и палисадниками, примыкающими к первому этажу. Казалось, что все растения вокруг цвели, цвели даже высокие тонкие деревья окотилло, образуя естественную ограду у входа в дом. Трилби впервые увидела это дерево в цветении и была просто очарована. Большинство домов, которые ей пришлось видеть в Аризоне, были сделаны из необожженного кирпича, но обычно это были небольшие дома. А дом Вэнса — как с обложки журнала, дорогой и роскошный.
 Торнтон Вэнс ждал их на длинной веранде. Здесь было прохладно, с одной стороны веранды стояли складные стулья, с другой — удобные кресла. Дул легкий ветерок, но вечер был теплым, несмотря на небольшой туман после дождя. Дом выглядел уютным и приветливым. «Невероятно, как неприветливо по сравнению с домом выглядит его хозяин» — подумала Трилби, когда он взглянул на нее. В темном костюме и белой рубашке он выглядел элегантно, как джентльмен из Нового Орлеана, хотя и несколько напыщенно. Его черные волосы были аккуратно причесаны. Трилби удивилась, как он красив, когда хорошо одет.
 — Как мило с твоей стороны, Торн, пригласить нас, — вежливо сказал отец, помогая выйти из машины сначала жене, потом Трилби.
 — Для меня это удовольствие. Осторожно выходи, Трилби, ты можешь ступить в грязь, — вдруг сказал он. — Тед, подержи это.
 Он передал свой стакан Тедди и быстро подхватил Трилби на руки — для нее это было полной неожиданностью, а ее родители постарались скрыть свою радость. Он повернулся и так легко понес ее на веранду, как будто она была невесомой. Казалось, его не волнует, что она так близко. Но ее это определенно волновало. От него исходил еле уловимый запах одеколона. Его сильные и теплые руки обнимали ее, она чувствовала силу его мускулов сквозь рубашку и пиджак. Дыхание его было ровным, будто он совсем не замечал ее веса.
 — Крепче держись, — пробормотал он с легкой улыбкой. Она была так напряжена, как будто боялась, что ее уронят, и он чувствовал, что она едва дышит. Его очень удивило, что такая женщина, как она, так нервничает в мужских руках. Он не мог себе представить, чтобы она нервничала в объятиях Курта!
 — Здесь крутые ступеньки, — предупредил он.
 Его голос стал тихим, она ощущала на лице его легкое дыхание. Никогда раньше мужчина не был так близко, а сила мистера Вэнса действовала на нее даже на расстоянии. Вряд ли это было прилично, и она хотела протестовать, но родители были недовольны, что она так испугана.
 — Не бойся, девочка, — отец усмехнулся. — Торн тебя не уронит.
 Ей пришлось смириться, и она перестала упираться, положив руки ему на плечи.
 Он повернулся к ней. Его глаза встретились с ее глазами при слабом свете, льющемся из окон. Звуки музыки, смех и разговоры внезапно смолкли. Он шел уверенно, не спотыкаясь, хотя и не смотрел под ноги, медленно поднялся с ней на веранду. И перед тем как остановиться и опустить ее, вдруг сильно прижал ее к своей груди.
 Она задрожала от этого неожиданно возбуждающего объятия, на нее это так подействовало, что она не в силах была скрыть свое волнение. Он молчал. Чуть наклонившись, медленно поставил ее на пол. Его губы оказались совсем рядом с ее губами. Он смотрел ей прямо в глаза, и она почувствовала, как ее обдало жаром, когда она увидела выражение его лица. Лицо было бесстрастным, но в глазах были тоска и желание. Он выпрямился, отпуская ее, а она продолжала беспомощно стоять, не в силах двигаться, говорить.
 Торн с любопытством наблюдал за ней. Для такой женщины она была на удивление чувствительной к его прикосновениям. Он не думал, что такая воспитанная и скромная на вид мисс Лэнг польщена вниманием грубого скотовода. Совершенно очевидно, что она просто притворяется, так как хорошо знает, что он богат.
 — Не хотите ли немного пунша, Трилби? — спросил он, глядя на ее губы. Казалось, он сейчас поцелует ее.
 Трилби с трудом перевела дыхание. Она была так потрясена, что чуть не уронила сумочку.
 — Да, — заикаясь, ответила она. — Я бы выпила.
 Хоть бы он перестал смотреть на ее губы! Он заставил ее трепетать, таких эмоций она еще не испытывала. Она едва держалась на ногах. Ей было трудно дышать. Ее сердце стучало, как крылья колибри о железные прутья клетки. И все потому, что Торнтон Вэнс смотрел на ее губы!
 Он взял ее за руку, заметив, что ее родители обменялись улыбками. Итак, они думали о том же. Он улыбнулся про себя. Он был рад, что так действовал на Трилби. Он находил ее очень привлекательной, а у него уже давно не было женщины. Он не пытался развлечься, где бы то ни было, с тех пор, как умерла жена. Становилось трудно от такого воздержания. Он знал, что представляла собой Трилби. Ему не нужно было заботиться о ее репутации. А если она немного влюбится в него, это делу не повредит. Он может с ней развлечься и порвать, если она захочет чего-то серьезного. Трилби разрушала брак его кузена. Сплетня стала известна не только ему. Жена Курта Лу не один раз плакала на его плече. Лу не знала имени тайной любовницы Курта, но ей было известно, что та блондинка. Вэнс был совершенно уверен, что это Трилби. В конце концов, Сэлли сама видела ее с Куртом.
 Как плохо, что Джек Лэнг унаследовал это ранчо. Если бы семья Лэнгов не приехала сюда и не предъявила свои права на ранчо Блэквотер Спрингс, Торн мог бы купить его. И тогда бы он не терял скот направо и налево из-за засухи. На его землях в Мексике была вода, но сейчас слишком опасно перегонять туда скот. Он уже делал это несколько раз с тех пор, как началась война, но с каждым днем это становилось все более рискованным. А здесь была вода. Торну нужно было найти какой-то выход, чтобы спасти ранчо Лос Сантос.
 Земля была на первом месте. Его отец и дед внушили ему чувство огромной ответственности за землю, за наследство, которое он получил, необходимо было сохранить ее любой ценой. На мгновение у него мелькнула мысль, что он сможет решить все проблемы, женившись на Трилби. Но он тут же отогнал эту мысль. Ему не нужна была в доме такая женщина. Он не был уверен, хочет ли он вообще жениться. Сэлли клялась ему в вечной любви, пока он не женился на ней и не переспал. Но впоследствии он получал от нее только бесконечные отказы. Она наслаждалась обеспеченной жизнью, а не своим горячим мужем. Через несколько недель ее откровенной холодности, у него пропали почти все чувства, беременность была последней каплей. Она совсем не хотела ребенка и впоследствии так и не смогла привыкнуть к материнству. За несколько месяцев до гибели она стала совсем другой. В ее глазах появился блеск, лицо светилось радостью, но только не в присутствии мужа. Она ненавидела его и использовала любую возможность, чтобы показать это. Даже Саманта страдала от ее враждебности.
 Несчастный случай, в результате которого она погибла, произошел дождливой ночью, когда она ехала в открытой двухместной коляске. Она ездила навестить больную соседку. Утром она не вернулась, Торн поехал искать ее и нашел ее тело в коляске, упавшей в ручей. Это была заброшенная дорога, поблизости не было никакой соседки. Он решил, что она заблудилась ночью, и совесть мучила его за то, что он отпустил ее одну. В их браке не осталось любви, но он любил ее до тех пор, пока она не стала откровенно эгоистичной и корыстной. Это окончательно убило его чувства.
 Он взглянул на дочь Саманту, которая стояла у стены. Вид у нее был затравленный. Какая она хрупкая, подумал он. Странно, она стала менее напряженной с тех пор как умерла ее мать, но постоянно грустила. И, что еще более странно, она нервничала, когда гостила у Курта и Лу. Он заботился о своем ребенке, но в нем осталось мало любви. Что такое любовь, думал он, как не иллюзия. У брака по расчету гораздо больше шансов на успех. А что касается постели, то нет недостатка в женщинах, желающих удовлетворить его голод. Для этой цели нет необходимости жениться. Он посмотрел на Трилби. Потемневшим взглядом по-мужски оценил ее стройность и грацию.
 Саманта робко приблизилась к взрослым, смущенно улыбнувшись Трилби.
 — Здравствуйте.
 — Здравствуй. Ты Саманта, не так ли? Ты очень хорошенькая, — ласково сказала Трилби.
 — Спасибо, — с достоинством ответила она. — Можно мне пойти спать, папа? — спросила она с болезненной робостью.
 — Конечно, — голос его был строгим и неприветливым. Совсем не как у любящего отца Трилби.
 — Мария проводит тебя.
 Он кивнул экономке, которая тут же подошла, чтобы отвести девочку наверх.
 — Разве не вы укладываете ее спать? — машинально спросила Трилби.
 — Я? Нет, — он не хотел больше говорить об этом. — Вы хотите лимонад или фруктовый пунш?
 — Лимонад, пожалуйста.
 Он наполнил чашку и поставил ее на блюдце. Ее руки дрожали, и он должен был помочь ей, чтобы лимонад не разлился. Их глаза снова встретились, он оценивающе сощурился.
 — Ваши руки, как лед. Не может быть, чтобы вы замерзли.
 — Почему бы и нет? — защищаясь, ответила она. — Я более чувствительна к холоду, чем другие.
 — В самом деле, Трилби? — он понизил голос, его глаза смотрели прямо в ее глаза. Он накрыл своими руками ее руки. — Или это другое?
 Он повернул к себе ее влажную ладонь и провел по ней большим пальцем. Это был чувственный жест, его взгляд вызывал в ней страх. Лимонад разлился, к счастью, не испортив ни ее платья, ни его брюк.
 — О… Я… Извините меня, — заикаясь, сказала она и покраснела.
 — Ничего страшного, — он кивнул одному из официантов и увел ее в другое место, в то время как слуга все убрал. Ее родители и Тед уже смешались с многочисленными гостями, и, казалось, никто не заметил инцидента.
 — Я никогда не была такой неловкой, — Трилби сильно нервничала.
 Он потянул ее под небольшой навес, который выходил в освещенный двор, украшенный бумажными фонариками. Они сверкали в темноте, как искусственные лунные диски. Он обхватил ее лицо и повернул к себе.
 — Я не думаю, что это была неловкость.
 Затем он наклонился, и она впервые в жизни почувствовала тепло мужских губ на своих губах. Даже Ричард никогда не пытался поцеловать ее. Она только мечтала об этом… Она беспомощно напряглась от такой близости и чуть не задохнулась от изумления.
 Торн поднял голову. Выражение ее лица и глаз было таким, что она вряд ли притворялась. Это было изумление, смешанное со страхом. У него было достаточно опыта, чтобы понять то, что она чувствует, и что это было у нее впервые. Невероятно, подумал он, чтобы женщина с ее опытом была так ошеломлена. И если это не притворство…
 Он снова наклонился к ней, но она резко отпрянула, закрыв рукой губы. Ее серые глаза были похожи на блюдца, нежно очерченное лицо побледнело от страха.
 Торн разозлился на нее за такой трагический вид. Его лицо омрачилось. Он молча смотрел на Трилби, его поза выражала презрение, когда он окинул взглядом ее стройное тело.
 — Не говорите мне, что вы обычно так реагируете на мужскую ласку, — сказал он, насмешливо улыбаясь. — Нет необходимости притворяться, Трилби. Мы оба знаем, что мужчины целовали ваши губы и даже ваше тело.
 От такого бесстыдного замечания ее руку свело судорогой. Глаза сверкнули, и она выпрямилась.
 — Если бы у меня было ружье, я бы застрелила вас. Клянусь, я бы это сделала! Как вы осмелились сказать мне такое?
 Он удивленно приподнял брови.
 — А какого обращения вы ожидали, мисс Лэнг? Вы думаете, что ваше чопорное поведение обмануло меня?
 Она непонимающе уставилась на него.
 — Чопорное поведение?
 Он уже не шутил.
 — Такой женщине, как вы, это не поможет, — медленно произнес он. — Мы оба понимаем, что вам нужно гораздо больше, чем просто поцелуи.
 Задыхаясь от негодования, она резко повернулась и бросилась прочь почти бегом.
 Торн налил себе чашечку пунша и пошел к гостям, не переставая думать о Трилби. Ему не следовало так доводить ее: даже, если у нее действительно роман с Куртом, это еще не значит, что она женщина легкого поведения. Может быть, она в самом деле его любит.
 Он не понимал, зачем высказал ей все это, но мысль о ней и кузене злила его. Он опять отыскал ее глазами. Ну, конечно, она танцует с Куртом. Курт был примерно его роста, но значительно полнее и мягче характером. Курт всегда улыбался и любил женщин. Женщины его тоже любили. У него были городские манеры, и он вел себя как джентльмен.
 Торн обожал Курта до тех пор, пока жена не стала ставить его в пример как «цивилизованного человека». Ему надоело считать себя человеком второго сорта по сравнению с таким денди. Увидев, как Курт танцует с Трилби, он резко повернулся и тут же заметил, что Лу, жена Курта, с негодованием наблюдает за танцующей парой.
 — Что вы думаете о мексиканской проблеме? — спросил Джек Лэнг, остановившись рядом. Он давно пытался завладеть вниманием хозяина.
 — Проблема усугубляется, я считаю, — ответил
 Торн. Он снова посмотрел в сторону Трилби и отвел взгляд. Он бы с удовольствием запустил в Курта стаканом, который держал в руке.
 — Не отпускайте женщин далеко от дома. У нас уже украли много скота. Один из моих людей преследовал их до самой Мексики. Мы не поймали воров.
 — Нельзя винить полицейских за то, что они становятся на сторону мятежников, — сказал Джек. — Условия при режиме Диаса невыносимы для мексиканского народа. Я сужу по рассказам мексиканцев, работающих у нас.
 — Условия были невыносимы и всегда будут такими, — ответил Торн нетерпеливо. — За плечами среднего мексиканского крестьянина столетия угнетения, начиная от ацтеков и до Кортеса, испанцев, французов, а теперь еще и Диас. Этот народ угнетали веками. Их заставляли кланяться буквально все, а особенно испанцы. Потребуются поколения, чтобы избавиться от чувства угнетения. У них не было времени, чтобы изменить стереотипы.
 — Кажется, Мадеро это удастся.
 — Мадеро — это молодой петушок, — сказал Торн насмешливо. — Его сердце принадлежит народу. Я думаю, он еще удивит федералов. Они его просто недооценивают, но еще пожалеют об этом.
 — В его армии всякий сброд, — не согласился Джек.
 — Вам следует изучать историю, — последовал сухой ответ. — Во всех армиях полно сброда.
 Джек сжал губы.
 — Вы очень проницательны.
 — А вы думаете, если я живу на ранчо, то трачу время только на скот и глотаю пыль? Я начитан, у меня есть друг, который о прошлом знает больше, чем о настоящем. Вы еще не познакомились с моим другом с Восточного побережья? МакКолум — антрополог, хотя он преподает археологию. Каждую весну он приезжает сюда со своими студентами.
 Они беседуют с индейцами из местных племен и изучают древнюю культуру.
 — Что вы говорите! Он ничего мне не сказал об этом, — Джек рассматривал высокого, грубоватого, уверенного в себе светловолосого человека, который в это время беседовал с местным бизнесменом.
 — МакКолум обычно не говорит о своей работе. У него есть свое мнение обо всем, — Торн улыбнулся.
 МакКолум взглянул на Торна и тоже заулыбался. Минутой позже, извинившись перед своим собеседником, он присоединился к хозяину.
 — Вы говорили обо мне, не так ли? — прямо спросил он. — И, к тому же, за моей спиной.
 — Я говорил моему соседу, как много ты знаешь о прошлом, — Торн улыбнулся. — Это Джек Лэнг, он владелец ранчо Блэквотер Спрингс. Джек, это доктор Крейг МакКолум.
 — Рад познакомиться с вами, — приветливо сказал Джек. — Вы приехали, чтобы заняться здесь раскопками?
 — Нет, к сожалению, я приехал по делу и решил повидаться с Торном. Что вы думаете о мексиканской ситуации?
 Джек высказал свое мнение.
 МакКолум язвительно поджал губы, прищурив темные глаза.
 — Вы считаете, что у полицейских есть шанс?
 — Да, а вы думаете по-другому? — спросил Джек.
 МакКолум пожал плечами.
 — Не знаю. Возможно, Торн говорил вам, что у него работают несколько мексиканских ковбоев. Их отцы работали на его отца. Подчиняться иностранцам вошло у них в привычку. Перемены требуют времени.
 — Мадеро победит?
 — Думаю, что да, — ответил Торн, подумав. — Он, действительно, любит свой народ и хочет для него лучшей жизни. Ему удалось завоевать поддержку большинства, и они будут бороться. Да, мне кажется, что он победит. Но прежде чем это произойдет, прольется много крови. И не только их крови, а возможно, и нашей. Мы здесь на границе в сложном положении.
 — Мы не должны вмешиваться, — упрямо отстаивал Джек свое мнение.
 Торн снисходительно улыбнулся.
 — Мы уже втянуты. Разве вы не замечаете, что некоторые из работников-мексиканцев время от времени исчезают на день или два?
 Джек вскинул голову и пожал плечами.
 — Да, они ездят повидать своих родственников.
 Торн усмехнулся и выпил свой пунш.
 — Они вместе со сторонниками Мадеро участвуют в набегах на соседние ранчо. Будьте осторожны, они могут приехать и к вам. Вы же потеряли недавно некоторое количество скота?
 — Несколько голов. Ничего серьезного.
 — Возможно, эти несколько голов они забрали, чтобы проверить, будете вы их преследовать или нет, — предупредил Торн. — Внимательно следите за стадом.
 — Да, обязательно, — Джек тяжело вздохнул. Он перевел взгляд на жену, которая оживленно беседовала с соседями. — Я привез сюда свою семью, но не понимал серьезности ситуации, не имел представления, что мексиканцы могут восстать. Я вложил все до последнего пенса в это предприятие, но дела идут не так, как хотелось бы. Я теряю последнее, Вэнс.
 — Время покажет, — сказал Торн, мысленно взвешивая шансы завладеть ранчо, если Джек считает, что может потерять его. — Дела часто налаживаются сами по себе.
 — Да, если, к тому времени у меня что-нибудь останется.
 — Не надо быть таким пессимистом, — сказал Торн. — Если ситуация обострится, у Соединенных Штатов хватит сил, чтобы отразить любую угрозу. Кроме того, есть местная милиция и поддержка из Форта Хуачука, если в этом будет необходимость. Не унывайте. Лучше я представлю вас своим банкирам. Вам когда-нибудь могут понадобиться друзья в коммерческих кругах. Крейг, ты можешь составить нам компанию.
 Стоя рядом с Куртом, Трилби разговаривала с двумя молодыми девушками о предстоящем замужестве одной из них. Она наблюдала, как Торн Вэнс и Крейг МакКолум беседуют с ее отцом. Доктор МакКолум выглядел совсем неплохо, но именно Торн привлек ее внимание. Он по-настоящему красив, когда хочет этого, подумала она. Ему очень шел черный костюм, он был очень сильным и казался даже выше ростом.
 Когда она смотрела на него, он внезапно повернул голову и перехватил ее взгляд. Холодный гнев заставил его сдвинуть брови, она покраснела и отвела глаза. Ее сердце забилось сильнее, у нее перехватило дыхание. Рядом с Ричардом она такого никогда не испытывала. Она обожала его, но у нее никогда так не слабели колени. Ради всего святого, она не могла заставить себя не думать о том, как бы она себя чувствовала, если бы Торн поцеловал ее с настоящей страстью, не то, что та слабая попытка, которая вывела ее из себя. Она почти желала уступить ему, но это было невероятно, недостойно леди и совершенно невозможно. Она не могла дать ему никакого повода.
 Торн Вэнс вдовец, и он, конечно, пожелал бы большего, чем она смогла бы ему дать, а он едва ли собирается сделать ей предложение. Он любил женщин, к такому мнению она пришла после бесед с ним. И было похоже, что он считает ее женщиной легкого поведения. Она не понимала, что послужило поводом для этого и как изменить его мнение. Поэтому она чувствовала себя совершенно беспомощной и ничего не могла поделать с теми чувствами, которые он возбуждал в ней. Она просто решила впредь соблюдать Дистанцию.
 — Посмотри на нее, — сердито говорила Лу несколькими минутами позже, когда Торн пригласил ее на танец. Она смотрела на Трилби, которая все еще стояла рядом с Куртом. — Разве у нее совсем нет стыда?
 — Я займусь этим, — пообещал он — Не беспокойся.
 — Так явно, — возмущалась она. — У него двое детей, а он и не волнуется, сколько сплетен вызывает своим поведением. У него не только она. Есть еще какая-то женщина в Дель Рио. — Лу смахнула слезы. — Я жалею, что встретила его.
 — Что ты имеешь в виду, какая женщина в Дель Рио?
 — Хорошенькая мексиканская крестьянка, отец которой владеет таверной, — сказала она охрипшим голосом. — Он проводит с ней свое время.
 Это показалось Торну странным. Если Курт увлечен Трилби, как он может одновременно встречаться с другой женщиной? Да еще с бедной мексиканкой?
 — Он хочет унизить меня, — прошептала Лу, глядя на мужа. — Ему нравится делать мне больно.
 — Почему ты так считаешь? — мягко спросил Торн.
 Лу покраснела.
 — Я была… уже в положении, когда мы поженились, — сказала она, смутившись. — Он все время напоминает мне об этом. Он не хотел на мне жениться.
 Торну стало все ясно.
 — А ты уверена, что он встречается с Трилби?
 Лу пожала плечами.
 — Он исчезает почти каждую ночь. Может быть, он встречается с обеими. Откуда я знаю. Я ненавижу его.
 — Нет, это неправда.
 Она презрительно фыркнула.
 — Да, неправда. Мне хотелось бы его ненавидеть. Почему я не полюбила тебя, Торн? Ты бы никогда не обманул свою жену.
 — Да, это не в моем характере, — согласился он.
 — Посмотри на нее, — пробормотала она, зло глядя на Трилби. — Такая воспитанная, городская и элегантная. Хотя внешне не на что смотреть. Одни кости, а лицо ни один мужчина не назовет хорошеньким. Я гораздо симпатичнее ее.
 У Лу были темные волосы, и она была значительно старше Трилби.
 — Успокойся, Лу, — мягко произнес Торн.
 Она споткнулась и чуть не упала.
 — Я говорю это со зла, я знаю. Но почему ее родители не смотрят за ней? Если бы она была хорошо воспитана, она бы не шлялась с моим мужем.
 Это заставило Торна задуматься. Мери и Джек были людьми высокоморальными. Они не могли воспитать Трилби безнравственной. Разумеется, если бы они знали, что Трилби встречается с Куртом, они остановили бы ее. Конечно, они не знают об этом, — решил Торн.
 Он подошел туда, где стояли Трилби с Куртом, и взял Трилби за руку.
 — Ты нас извинишь, не так ли? — обратился он к Курту без улыбки. Его кузен удивленно поднял брови. Торн отвел Трилби в зал, где несколько человек танцевали медленный вальс под оркестр, который он нанял для вечера.
 — Думаю, что Курт Должен уделить немного внимания своей жене, — тон его был ледяным.
 Трилби покраснела от возмущения и холодно улыбнулась.
 — Как мило с вашей стороны пожертвовать собой ради нее.
 Он посмотрел в сторону Лу. Она уговаривала Курта потанцевать с ней. Это разозлило его. Его руки сжали Трилби, она напряглась.
 — Мне кажется, что я танцую с деревяшкой, — заметил он во время второго тура вальса. Он крепко обхватил ее талию и слегка встряхнул. — Расслабьтесь.
 Ее разозлили эти замечания, она была напугана своими ощущениями и не могла успокоиться. Ее рука в его руке была холодной и дрожала, она стала нервничать еще больше, когда он продел свои пальцы между ее пальцами и повторил это движение несколько раз. Колени у нее подкосились. Он был настроен так враждебно, а сейчас вел себя так, будто хотел соблазнить ее!
 — Пожалуйста, прекратите это делать, — она вырвала руку.
 — Что делать, мисс Лэнг? — невинно спросил он.
 Она посмотрела в его смеющиеся глаза и снова отвела взгляд.
 — Вы знаете, что.
 — Расслабьтесь, и я перестану делать… это.
 Она сжала губы.
 — Вы имеете хоть малейшее представление о приличиях? — спросила она надменно.
 Его глаза сверкнули.
 — Я мужчина, — спокойно сказал он. — Может быть, вы не привыкли общаться с мужчинами?
 Она гневно посмотрела на него.
 — Разумеется, я знаю нескольких мужчин.
 — Красивых городских юношей, — добавил он. — С хорошими манерами, наманикюренными ногтями и прилизанными прическами.
 — Нет ничего плохого в хороших манерах, мистер Вэнс. В самом деле, я о них очень высокого мнения.
 — Я вижу, вы очень возмущены. Наседка меньше волнуется, чем вы сейчас, — ответил он насмешливо. — И весь этот гнев потому, что я нелестно отозвался о вашем обществе, — улыбка исчезла с его лица, когда он взглянул на нее. — Я похоронил своих родителей вот этими руками.
 Пораженная, она посмотрела ему в глаза.
 — Их убили мексиканские бандиты во время набегов на Аризону. Я не испытываю любви к преступникам, но еще меньше — к благовоспитанным юношам с Восточного Побережья, которые судят о человеке по тому, как он одет, и умению говорить. А здесь, мисс Лэнг, мужчина оценивается по его способности сохранить то, что он имеет, по его способности защитить тех, кого он любит, и обеспечить их безопасность. Приятные беседы не остановят пуль и не создадут государство.
 — Вы слишком критически относитесь к горожанам.
 — Да, я отношусь к ним критически. Когда убили моих родителей, сюда приехали два чиновника из Вашингтона. Мы попытались объяснить им ситуацию в Мексике и необходимость защитить жителей пограничных районов, но ничего, кроме обещаний «рассмотреть ситуацию», не получили.
 — Вашингтон довольно далеко отсюда, — напомнила она.
 — Для меня пусть бы он был еще дальше. Я не смог получить никакой помощи и понимания ни от Вашингтона, ни от армии, поэтому я решил эту проблему сам.
 — Проблему?
 — Я выследил убийц моих родителей через границу, — объяснил он.
 — Вы нашли их?
 — Да, — он взглянул на оркестр и подал им знак продолжать. Мелодия полилась снова.
 Трилби не стала расспрашивать дальше. Выражение его темных глаз было совершенно понятным. Она представила, как он застрелил этих людей. Ее охватила дрожь, он понимающе кивнул.
 — Если хочешь выжить в этой стране, надо быть жестким.
 — Я никогда не говорила, что хочу здесь жить, мистер Вэнс, — заметила она немного высокомерно. — Я приехала сюда потому, что у меня не было другого выбора.
 — Но кое-что, кажется, вам здесь все-таки нравится, продолжал он с легким сарказмом.
 — Совершенно верно. Я очень люблю желтую пыль. Я уже подумываю, не начать ли мне бизнес по вывозу ее за границу, — она не нашла другого объекта для насмешки. — Может, перестанем танцевать?
 — Почему? — ее слова заставили его гордо выпрямиться. Для нее пустыня была враждебной и не желанной землей. Он чувствовал себя рядом с ней дикарем. Ну что ж, возможно, он им и был, но ему не нравилось ее чувство превосходства. Не ей судить его, имея в виду ее отношения с его женатым двоюродным братом.
 Его рука напряглась, и он так крепко прижал ее к себе, что она почувствовала грудью теплоту его груди даже через несколько слоев одежды.
 — Разве тебе не нравится, когда я прижимаю тебя к себе, Трилби? — он явно насмехался, глядя в ее изумленные глаза.
 — Это самое худшее, что может быть.
 Она перестала танцевать. Ни один мужчина никогда с ней так не разговаривал. Она смотрела на него так, будто не была уверена, правильно ли она расслышала его слова.
 — Вы так хорошо умеете себя вести, — заметил он цинично, — что почти убедили меня в том, что я шокировал вас.
 От гнева у нее перехватило дыхание. Он заставлял ее чувствовать то, чего она совсем не хотела.
 — Вряд ли слово «шок» здесь подходит. Пожалуйста, отпустите меня, — потребовала она.
 — Очень хорошо, — он отпустил ее руку. — Но не думайте, что вам удастся уйти от меня Я никогда не отказываюсь от того, что меня интересует.
 Это прозвучало угрожающе.
 — Я предпочту быть предметом интереса какого-нибудь бродяги, — возразила она.
 Эти слова рассмешили его.
 Трилби повернулась и направилась к родителям и Теду, проклиная его.
 Был только один выход — смело встретить обвинение и ответить на него. Но Торн Вэнс делал только смутные намеки, и она не знала, как отвечать на них. Она не могла даже себе представить, почему он так плохо к ней относится.
 Если бы это было важно для нее, она могла бы настоять на его ответе. Но единственным мужчиной для нее был Ричард. А если это так, то какое значение имеет мнение мистера Вэнса?




 Глава 3


 На следующее утро после того ужасного вечера Трилби с изумлением и некоторым страхом увидела Горна, приехавшего пригласить ее на прогулку. Он, видимо, предвидел ее отказ, поэтому улыбался.
 — Не верхом, Трилби, — медленно сказал он. — Приехал, как видишь, на прогулочной машине.
 Трилби с сомнением посмотрела на большой отрытый автомобиль.
 — Я не люблю автомобили. У нас был автомобиль в Луизиане, и у нашего шофера все время что-то случалось с мотором, шинами или мы застревали в грязи на дороге. А наш новый автомобиль ездит слишком быстро, — добавила она, укоризненно посмотрев на усмехающегося отца.
 — Уверяю вас, открытая коляска менее удобна, чем эта машина.
 — Поезжай, Трилби, — мягко сказала мать. — Тебе это будет на пользу.
 — В самом деле, — согласился отец.
 Трилби не осмелилась рассказать им, что он говорил ей вчера вечером, и не могла при всех обвинить его в том, что он обращался с ней, как с падшей женщиной. Гордость не позволяла ей рассказать, какого мнения он был о ней.
 — А почему нет доктора МакКолума? Вы не пригласили его? — спросила она, хватаясь за соломинку.
 — Крейг уехал поездом в Эль Пасо, — просто объяснил он и посмотрел на нее, улыбаясь, явно ожидая следующей отговорки.
 Но она не была трусихой.
 — Хорошо, — сказала она решительно. — Я поеду с вами, мистер Вэнс.
 Она надела длинное голубое платье, ажурные туфельки, кружевную шляпу. На плечи накинула шаль на случай, если погода изменится, и вышла к Торну.
 Он производил приятное впечатление на родителей Трилби настойчивым вниманием к их дочери. Элегантный серый костюм только подчеркивал его положение в обществе. Джек и Мери приветливо улыбались ему, их одобрение было таким явным, что Трилби стало неловко. Только ей были известны намерения Торнтона Вэнса, а они были совсем не такими благопристойными, как его внешность.
 — Я привезу ее до наступления темноты, — заверил он. — Не беспокойтесь, я позабочусь о ней.
 — Конечно, конечно, дружище, — ответил Джек Лэнг, как будто это было само собой разумеющимся и не требовало никаких заверений.
 Трилби спокойно села в машину. Торн захлопнул дверцу и сел рядом с ней. Естественно, горько подумала она, ему не нужно тратить полчаса, чтобы завести эту машину, как это обычно бывало с Ричардом, когда он брал Трилби на прогулку. Компетентность Торна во всех вопросах раздражала ее. Это была еще одна черта, которая выделяла его среди других мужчин.
 Трилби помахала родителям рукой, когда машина тронулась по широкой пыльной дороге в направлении гор. Она придерживала шляпу и была рада, что смотровое стекло защищает ее лицо от густой пыли. В их машине стекла не было. Тедди нечаянно разбил его бейсбольным мячом.
 — Не слишком быстро? — спросил Торн, взглянув на Трилби. — Я немного сбавлю скорость.
 Он сбавил скорость, отпустив педаль акселератора. Машина так затарахтела, что разговаривать стало невозможно, даже если ему и хотелось что-то сказать. Он смотрел на пейзаж вокруг. Была осень, травы пожухли, и только кое-где виднелись живописные деревья паловерда. Он свернул с главной дороги на небольшую пыльную дорогу, ведущую в отдаленный закрытый каньон. Трилби заметила, что деревья стали встречаться все чаще, а горы казались более высокими и призрачными.
 — О! — воскликнула она, восхищенная каньоном, поросшим лесом.
 Торн съехал на обочину и остановил машину.
 — Вам нравится?
 — Да, здесь просто замечательно! — ее глаза от восторга были широко открыты. — Я представления не имела, что в Аризоне есть подобные места. Я думала, что здесь только кактусы и пыль.
 — Вы бы узнали еще больше, если бы согласились выезжать с отцом и братом, — упрекнул он.
 — Спасибо, я и дома глотаю достаточно пыли, чтобы ездить куда-то, — ответила она.
 — Ничего с тобой не случится, неженка, — саркастически ответил он.
 — Думаю, что не случится, и, пожалуйста, не называйте меня ласкательными именами.
 Он повернулся на сиденье, чтобы посмотреть на нее, лениво посасывая незажженную сигарету. Они были вдвоем в этом диком прекрасном месте. Трилби постоянно ощущала его присутствие, и ей нужно было перебороть себя, чтобы не поддаться ему. Ей не удавалось забыть свои ощущения, когда он поцеловал ее прошлым вечером.
 Она чувствовала себя слишком уязвимой, а у него о ней и так было плохое мнение. Ей нужно было помнить об этом. Она выпрямилась, стараясь не поддаться пульсирующему возбуждению, которое вызывало его присутствие.
 Он чувствовал ее неловкость.
 — Ты очень напряжена и сдержанна со мной, Трилби. Почему?
 Она храбро встретила его изучающий взгляд.
 — Вы интересуетесь совсем не мной, мистер Вэнс, — коротко ответила она. — Я не настолько глупа.
 Это очень удивило его. Женщины редко его удивляли. Сэлли была хорошенькая, но совсем не интеллектуалка. А Трилби очень умна.
 — Если я не интересуюсь тобой, тогда чем же?
 — Вас интересует вода на землях моего отца, — ответила она прямо.
 Он улыбнулся, довольный.
 — Ну почему ты так думаешь?
 — Вам нужна вода. У вас ее мало. А у нас вода есть, и мой отец не собирается ни продавать ее, ни сдавать вам в аренду. Вот почему, — ответила она.
 — Мой отец даже не подозревает, что вы ухаживаете за мной из корыстных побуждений. Он вас обожает и думает, что солнце всходит и заходит вместе с вами. Так же думают и остальные члены моей семьи, — она пристально посмотрела на него. — А что касается меня, мистер Вэнс, то я считаю вас пиратом без корабля.
 Он мягко усмехнулся.
 — Ну что ж, по крайней мере, это честно. — Он достал спичку, чтобы прикурить. Едкий дым повис в воздухе.
 — Я не виню вас, — сказала она после паузы, нервно теребя в руках плетеную сумочку. — Я думаю, что здесь вода — это значит, жизнь.
 — В самом деле, так, — он затянулся еще раз. — Вы не против немного прогуляться?
 — Конечно, — ответила она, довольная, что можно избежать слишком близкого соседства.
 Он вышел, открыл дверцу машины, осторожно помогая ей выйти. От его прикосновения ее сердце вздрогнуло.
 Она быстро пошла по дороге. Кругом было очень тихо, ветра не было, в воздухе ощущался свежий запах земли. Она увидела нагромождение скал наверху. Великолепные клены с красно-желтыми листьями и незнакомые деревья показались ей золотыми.
 — Что это за деревья? — спросила она с любопытством.
 — Золотые? Это дерево паловерд. Весной на них огромные гроздья золотых цветов, а осенью они все золотые. Мне они нравятся больше, чем клены.
 — А те деревья — дубы, не так ли?
 — Да, некоторые из них. Вот то, — он указал на огромное дерево с изогнутым стволом, — это хлопковое дерево. Несколько десятилетий назад люди срезали полосками кору этого дерева, долбили и ковыряли ствол, чтобы получить сок. Он сладкий, как конфета.
 — О! — воскликнула она. Как хорошо!
 — А вот там ивы, — добавил он, указывая на ряд молодых деревьев вдоль ручья.
 Она внезапно оглянулась.
 — А здесь не опасно? — быстро спросила она. — Я имею в виду, здесь нет поблизости индейцев?
 Он улыбнулся.
 — Их здесь много. В основном, это апачи из племен мескалеро и мимбренос. Можно встретить апачей из племени чирикахуа, но когда был схвачен Джеронимо, по приказу правительства все племя погрузили на корабли и отправили на Восток, во Флориду. Там их держали долгое время в форте на берегу залива в Сант-Августине. Затем, наконец, они вернулись в штат Нью-Мексико. Джеронимо убил много белых, но белые тоже истребили много апачей. Генералу Джорджу Круку, наконец, удалось его окружить. Настоящий парень, старина Натан Луран.
 — Кто?
 — Это значит Серый Волк. Так апачи называли Крука. Он был хозяином своего слова. Это не характерно для белых. После ареста Джеронимо он делал все, чтобы помочь апачи. Джеронимо умер в феврале прошлого года.
 — Я не знала этого.
 Он взглянул на нее.
 — Вы, жители Восточного побережья, мало знаете об индейцах. Апачи очень интересные люди. Старого вождя племени чирикахуа звали Кочайз, но на языке апачи его имя было Чейз, что означало «дуб». Один Бог знает, как слово «Чейз» превратилось в «Кочайз». Он был коварен, как дьявол, и хитер, как лиса. Он обводил вокруг пальца кавалерию Соединенных Штатов до самого заключения мира. Джеронимо отказался сдаться на милость белых людей в резервации. Были времена, когда слово «апачи» заставляло дрожать взрослого мужчину.
 Трилби молчала, ожидая продолжения рассказа. Она была восхищена тем, как он много знает об индейцах. Он улыбнулся, почувствовав ее заинтересованность. Ему это нравилось.
 — Индейцы вовсе не невежды. У меня работают двое апачей. Один из племени чирикахуа. И он, — добавил Торн сухо, — едва ли соответствует представлению жителей Восточного побережья об индейцах. Вы поймете, что я имею в виду, когда познакомитесь с ним. Его зовут Наки.
 — Что это означает? — спросила она с любопытством.
 — Его в действительности зовут Два Кулака, но в языке апачей существуют гортанные, носовые и высокие звуки… Я не могу произнести его второе имя. «Наки» — означает «два».
 — А в вас… не течет кровь индейцев?
 Он отрицательно покачал головой.
 — Моя бабушка была миниатюрной испанской леди. У нее была маленькая дочка. Мой дед устал от ответственности и бросил жену. Он сбежал, не сказав никому ни слова.
 — Разве он не любил ее?
 — Конечно, нет, — он помрачнел. — Моя бабушка чуть не умерла с голоду. Если бы не мой двоюродный дед, которому принадлежало ранчо Лос Сантос, моей матери тоже пришлось бы голодать. Она вместе с моим отцом унаследовала Лос Сантос, когда мой двоюродный дед умер. Мне было восемнадцать, когда мексиканцы во время набега убили их.
 — У вас были братья и сестры?
 — В нашей семье было трое детей — я и две сестры, — ответил он. — Они обе умерли от холеры.
 — Очень жаль.
 — Я был тогда ребенком. Я их плохо помню, — он опять закурил сигарету, его голова была высоко поднята. Он шел, не сутулясь, его осанка была превосходной, впрочем, как и одежда. Для ковбоя он был одет просто прекрасно.
 — Вы сказали, ваша бабушка была испанкой…
 — И вы удивляетесь, что мексиканцы напали на ее дочь и зятя? — догадался он.
 — Да.
 — Вы еще не знаете, что большинство мексиканцев просто ненавидит испанцев. Это одна из причин, по которой сейчас идет война. Испанцы угнетали их со времен Кортеса, они больше не хотят терпеть. Но убийцы моих родителей не были революционерами. Они были просто бандитами.
 — Мне очень жаль ваших родителей.
 — Мне тоже.
 В его словах была боль, и она вспомнила выражение его лица, когда он рассказывал, как обошелся с убийцами. Она посмотрела на песчаную землю.
 — Здесь что-нибудь растет?
 — Еще до рождения Христа эту землю населяли индейцы племени хохокам, которые занимались сельским хозяйством. Они научились выращивать зерно и орошать землю. У них была совершенная система управления и религия, которые намного опередили свое время. Их культура насчитывает тысячи лет.
 Трилби посмотрела на него с интересом.
 — Откуда вы все это знаете?
 Он усмехнулся.
 — МакКолум, — просто ответил он. — Хорошо иметь друга профессора антропологии. Он хороший специалист, и часто останавливается у меня, когда проводит раскопки в нашем районе.
 — Мне он нравится. Я не думала, что он преподаватель.
 — Да. Он преподает антропологию и археологию в одном из крупных колледжей на Севере.
 — Это, должно быть, интересно. Вы бывали с ним на раскопках?
 — Когда позволяло время, — он засунул руку в карман брюк и бросил на нее быстрый взгляд из-под широких полей шляпы.
 — Вам нравится археология?
 — Я очень мало знаю о ней, — призналась она.
 — Но это так интересно, не правда ли?
 — Очень, — внезапно он схватил ее за руку и остановился. — Тише. Не разговаривайте. Посмотрите, — он указал на кусты, и ее сердце тревожно забилось. А что если там гремучая змея? Ей хотелось убежать, но прежде чем она успела это сделать, из кустов выскочила и быстро перебежала дорогу смешная длинная птица коричневого цвета.
 Она засмеялась.
 — Что это?
 — Роудраннер. Они охотятся и убивают змей.
 — Какие молодцы, — усмехнулась она.
 — Змеи тоже полезны, глупая девочка, — проворчал Торн. — Многие змеи не причиняют человеку никакого вреда. Они питаются крысами и мышами. А королевская змея убивает и съедает гремучую змею.
 — Все равно, мне не хотелось бы увидеть змею, опасна она или нет.
 Он покачал головой.
 — Пошли.
 Торн свернул с дороги, и они попали в тенистое место в лесу, где протекал ручей. Огромные валуны лежали на его берегах до самых гор.
 — Здесь был старый лагерь апачей, — пояснил он. — Он, конечно, не сохранился, но они иногда сюда приезжают. Наки любит здесь останавливаться, когда ищет заблудившихся животных. Он прекрасно ездит верхом.
 — У него боевая раскраска и головной убор из перьев? — спросила Трилби.
 Торн удивленно посмотрел на девушку.
 — Он из племени апачей, которые никогда не носили головных уборов из перьев, как индейцы, живущие в долинах. Они носят яркую одежду, ленту на лбу и волосы до плеч. И живут не в вигвамах, как обычно индейцы, а в круглых или продолговатых строениях наподобие хижин.
 — Здесь ненавидят индейцев? — спросила Трилби.
 — Некоторые, да. Были времена, когда мы были союзниками с ними и даже с мексиканцами, когда сражались с команчи, которые пытались захватить юг страны и покорить нас.
 — О, Боже!
 — И во время Гражданской войны флаг конфедератов развевался однажды над Туксоном, — он усмехнулся ее неведению. — И тогда многие южане осели здесь в Аризоне. Ты должна чувствовать себя здесь, как дома.
 — Мне хотелось бы этого, — она действительно этого хотела.
 Она снова посмотрела на землю.
 — Здесь не растут кактусы?
 — Их много в пустыне, в основном, сагуаро и органическая сосна. Сагуаро — это огромные и громоздкие кактусы. Внутри они одеревенели. Если такой кактус упадет на голову человека, то может запросто убить его.
 — А как называются эти высокие тонкие деревья?
 — Окотилло. Мексиканцы обычно сооружают из них колючие заборы.
 — У нас в Луизиане тоже растут кактусы.
 — Да?
 — Не в Батон Руж, конечно, — с улыбкой ответила она.
 Он остановился и посмотрел на нее.
 — Ты говоришь по-французски?
 — Немного. Мама говорит свободно, — она посмотрела ему в глаза. — А вы?
 — Я бегло говорю по-испански. И немного знаю немецкий.
 Он не отвел взгляда и она тоже. На мгновение его охватило сладкое напряжение, когда он смотрел на нее. Ее губы приоткрылись, сердце учащенно забилось. Он подавляет меня, — подумала она. Его взгляд скользнул ниже, к ее груди, чего джентльмен никогда бы себе не позволил. У нее перехватило дыхание.
 — Ограничения, — пробормотал Торн, заметив это. — Вы, женщины Восточного побережья, не можете жить без них. А здесь если мужчина чего-то хочет, он просто берет это.
 — Включая женщин? — ее голос прозвучал хрипло.
 — Все зависит от женщины, — ответил он. — Моя жена была такая же, как ты, Трилби, тепличная орхидея, пересаженная в горячую песчаную землю. Она ненавидела мой дом, ненавидела меня. Ей не надо было выходить за меня замуж… Но она любила мои деньги, — добавил он цинично.
 Эта мысль разозлила его. Он не любил вспоминать о Сэлли, а Трилби заставила вспомнить о ней.
 — Вы… любили ее?
 — Да, — хрипло ответил Торн, — я любил ее. Но ей нужна была только поэзия, чтобы каждое утро ей приносили розы, а слуги выполняли все ее желания. Она ненавидела мою работу, ненавидела одиночество и хотела, чтобы муж ее везде сопровождал. В конце концов, она возненавидела и меня. Все, что касалось меня, — добавил он, отводя глаза. — Мне не нужно повторять, что я дикарь. Сэлли говорила мне об этом дважды в день.
 Невероятно, но ей стало жаль его. Она видела, что суровые черты его лица стали еще жестче. Как ужасно любить того, кто тебя ненавидит…
 Он взглянул на нее и увидел сочувствие в ее глазах. Ее жалость разозлила его. Он разозлился еще и потому, что Трилби начинала нравиться ему, ему хотелось с ней разговаривать, смотреть на нее. Она была западней, а он попал в нее. Какой же он дурак!
 Торн бросил сигарету и подошел к ней.
 — Я не нуждаюсь в вашей жалости, — спокойно произнес он, глядя на ее губы, — и в вашем сочувствии.
 Он впился в ее губы, крепко сжимая ее, причиняя боль. Она задохнулась от негодования, пытаясь высвободиться из его объятий, но он был очень силен. Его руки были, как тиски, от его губ по-мужски пахло табаком. Он использовал свое тело, как средство, чтобы унизить ее. Его сильные руки обхватили ее бедра, он приподнял ее и прижал к себе.
 Этот интимный жест был просто ошеломляющим, особенно для девушки, которую раньше никто не целовал. Казалось, все ее тело запылало от нового неизведанного ощущения. Она закричала, ужасно смущенная и разгневанная неслыханной вольностью, которую он себе позволил. Она била его в грудь кулаками, стараясь причинить боль.
 Торн отпустил ее, удивленный таким взрывом негодования. Трилби стояла, возмущенно глядя на него, лицо ее раскраснелось, волосы рассыпались по плечам. Она с силой ударила его по губам.
 — Вы дикарь! — ее всю трясло. — Я знала… вы не… джентльмен, — задыхаясь, выкрикивала она.
 — А вы не леди, вы, приезжая из Луизианы, — сказал он, даже не пытаясь увернуться от ее ударов. Его глаза опасно горели, — если бы я был менее цивилизованным, я бы бросил вас на пыльную дорогу и тут же изнасиловал.
 От такой откровенности лицо ее покраснело еще больше, губы задрожали, глаза наполнились слезами. Подумать только, Ричард никогда себе ничего подобного не позволял, он только держал ее за руку, а этот дикарь, он… он…
 — Если бы вы прикоснулись ко мне, я бы убила вас! Как… вы смеете? — выкрикивала она, рыдая от гнева и возмущения. — Я… я расскажу обо всем отцу!
 — Пожалуйста, сделайте одолжение, — сказал он спокойно. — А я расскажу ему о вашей связи с моим двоюродным братом.
 Она посмотрела на него, как на сумасшедшего.
 — О чем вы говорите?
 — Слишком поздно лгать, — его голос дрожал от презрения. — Сэлли видела, как вы с Куртом целовались. Она рассказала мне это за несколько недель до смерти.
 Ее лицо из красного стало мертвенно бледным. Она споткнулась и чуть не упала. Он протянул руку, чтобы поддержать ее, но она с ненавистью оттолкнула его.
 — Это ложь, — задохнулась она, дрожа. — Это отвратительная, безосновательная ложь!
 — Зачем моей жене было лгать, — медленно произнес он. — А сейчас ее нет в живых, и она не может вам возразить, не так ли?
 Она несколько раз глотнула воздух. Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание. По его лицу она видела, что ничто не сможет убедить его. Он считал, что его жена сказала правду. Что бы она ни сказала, она не сможет убедить его в обратном, что у них с Куртом ничего не было.
 Она приподняла подол юбки дрожащими холодными пальцами и нетвердой походкой пошла к машине.
 Он последовал за ней, открыв дверцу с преувеличенной вежливостью.
 Она села в машину, даже не взглянув в его сторону. Это было невыносимо. Она сидела неподвижно, как статуя. Торн завел машину и поехал к дому.
 — Нет необходимости разыгрывать мученицу, — произнес он равнодушно. — Я прекрасно знаю, что вы собой представляете.
 — Если бы я была мужчиной, я застрелила бы вас, — она задыхалась, ее трясло от гнева и возмущения.
 — Когда я расскажу отцу, в чем вы меня обвиняете, он убьет вас! Я надеюсь, что он это сделает!
 Торн приподнял брови.
 — Не думаю, что вы признаетесь ему, — сказал он дерзко. — Это разрушит его иллюзии.
 У нее появилось сильное желание снова залепить ему пощечину, но она сдержалась.
 — Мистер Вэнс, — в ее голосе было холодное достоинство, — чтобы тайно встречаться с вашим братом, мне нужно было уходить из дома с наступлением темноты.
 — Ну, это нетрудно. У вас есть автомобиль.
 — Я не умею водить машину, а также ездить верхом, — она старалась сдерживаться. Он заколебался.
 — Кто-нибудь вас отвозил.
 — Да, конечно. Но тогда мои родители знали бы, что я уезжаю из дома по вечерам одна. А я не делала этого никогда в жизни.
 Она разрушала его теорию. Торн нахмурился. Ему не нравилось, что она предъявляла ему голые факты.
 — Случай, о котором мне рассказала Сэлли, произошел на вечере, где были ваши родители, — он отвел глаза, его беспокойство росло.
 — Я понимаю. Я была осуждена, не имея возможности защитить себя, — она смотрела вперед. Вдруг она задрожала, ужасная мысль поразила ее, и она судорожно сжала сумочку.
 — Я предполагаю… Ваша жена не только вам сделала это признание?
 — Она рассказала Лу, жене Курта, — ответил Торн.
 Трилби закрыла глаза. Теперь понятно, почему жена Курта так зло смотрела на нее. Возможно, отвратительная сплетня уже обошла всех соседей. И все потому, что ей нравится Курт, ей нравится разговаривать с ним. Но ведь это совершенно невинно.
 — А почему бы вам не спросить Курта о наших отношениях?
 — И вынудить его лгать, чтобы спасти вашу репутацию? — засмеялся Торн. — Это будет благородно, не так ли?
 — Мистер Вэнс, я даже подумать не могу, что вы можете поступать благородно, — резко сказала она.
 — А ваше отвратительное обвинение безосновательно и совершенно несправедливо. Я обо всем рас скажу родителям, — она повернулась к нему. — Я знаю, что правда — лучшее оружие. А вы, сэр, еще пожалеете, что поверили клевете, если даже она исходила от вашей покойной супруги.
 Трилби замолчала и больше не сказала ни слова. Она вышла из машины без его помощи и направилась к дому. Он последовал за ней.
 Родителей и Тедди не было, поэтому не было необходимости объяснять причину враждебности Трилби.
 Она вошла в свою спальню, хлопнула дверью и повернула ключ, не сказав Торну ни слова.
 Он стоял перед закрытой дверью. Его беспокойство росло. Почему она вела себя, будто он сделал что-то немыслимое, а ведь он говорил только правду?
 — Черт бы побрал этих женщин, — зло выругался он и направился к выходу.
 Когда Джек и Мери вернулись, Трилби успела вымыть лицо и руки холодной водой, но глаза и нос были красны.
 — Что с тобой? — воскликнула Мери. — Что случилось, дорогая?
 — Ваш герой предстал в истинном обличье, — Трилби дрожала от возмущения. — Его жена сказала ему, что видела, как я целуюсь с его кузеном Куртом. Он уверен, что мы любовники.
 Мери была поражена. Лицо Джека потемнело от гнева.
 — Как он посмел! — воскликнул он. — Как он мог обвинить тебя в этом?
 — Я больше не хочу видеть мистера Вэнса, — Трилби сжимала руки. — Я говорила вам с самого начала, что считаю его дикарем. Может быть, теперь вы поймете, почему.
 — Просто не верится, — Мери была сильно расстроена. Она обняла Трилби, отвела в сторону и усадила на диван.
 — Слава Богу, что здесь нет Тедди. Он чинит сбрую с мистером Торренсом. Было бы ужасно, если бы он услышал это.
 — Да, — сказал Джек с болью, — Торн его кумир.
 — Мистер Вэнс — преуспевающий бизнесмен. — Трилби почти задыхалась. — Он богат, и мы не можем себе позволить ссориться с ним. Но теперь, пожалуйста, не нужно поощрять наши встречи! Он считает меня… женщиной легкого поведения и когда мы были одни, он вел себя… не по-джентльменски, — она сжала руки на груди. Ей было больно говорить об этом родителям. — Мне ненавистно его общество, я не хочу его больше видеть.
 — Это само собой разумеется, — коротко ответила Мери, взглядом оборвав любые возражения мужа.
 — Конечно, — пробормотал Джек. Он тяжело вздохнул и провел рукой по седеющим волосам. — Трилби, я ошибся в этом человеке, очень жаль.
 — Мне тоже жаль, папа, ведь ты обожал его.
 — Как он мог поверить этой лжи? — простонала Мери. — Почему его жена говорила такие страшные вещи? В этом нет никакого смысла.
 — В этом есть огромный смысл, если эта ложь должна была отвести подозрения от нее, — Джек нахмурился. — Но об этом мы никому не должны говорить, — предупредил он женщин. — Я боюсь нападок в наш адрес, тем более что наши финансовые дела не так хороши.
 — Я не прошу, чтобы вы ссорились с мистером Вэнсом, — сказала Трилби с достоинством. — Я только хочу держаться от него подальше.
 — Не беспокойся, — заверил Джек. — Если его присутствие здесь будет необходимо, ты будешь предупреждена заранее, моя дорогая. Мне очень жаль, что ты оказалась в таком неловком положении.
 — Вы не представляете, как я ему неприятна, — горько сказала она отцу. — Зачем мы уехали из Луизианы! Ричард скоро вернется домой…
 — Ты хочешь увидеться с ним? — Мери улыбнулась и ласково посмотрела на дочь. — Он может приехать к нам в гости. Ты хочешь этого? Он может гостить у нас, сколько захочет.
 — Правда, вы согласны? — обрадовалась Трилби.
 — В самом деле?
 — Конечно, — Мери засмеялась и обняла ее. — Нам будет веселее, когда появится молодой человек.
 — А можно пригласить Сисси и Бена? — спросила Трилби о сестре и брате Ричарда. — И, может быть, его кузину Джулию?
 — Конечно.
 — Минуточку, — рассмеялся Джек. — Как я прокормлю такую ораву?
 — Мы можем забить молодого бычка, — ответила Мери. — А овощей у нас много.
 — Я сдаюсь. Приглашай его.
 — Папа, какой ты хороший! — Трилби даже забыла свои неприятности, радуясь предстоящей встрече. Она снова увидит Ричарда. Это будет наградой за боль, которую она испытала сегодня.




 Глава 4


 Трилби послала письмо сестре Ричарда Сисси Бейтс и пригласила всех четверых на ранчо. Проходили дни, она занималась домашними делами, с нетерпением ожидая ответа.
 Воспоминания о Торне Вэнсе отошли на задний план. Ее больше не волновало его мнение…
 Отец нанес визит Курту и Лу Вэнсам на следующий день после неудачной поездки. Он вернулся домой злой. Они с Лу успели обменяться колкостями, когда вошел Курт и спросил, в чем дело. Когда Джек рассказал ему все, Курт был в ужасе.
 Джеку, однако, показалось, что Курт чувствует себя неловко, хотя тот решительно отверг какую-либо связь с Трилби. Курт извинился за своего кузена и нанесенную Трилби обиду. Он отругал свою жену и пообещал поговорить с братом и с любым, до кого могла дойти сплетня, чтобы снять с Трилби незаслуженное оскорбление. Джек ушел, удовлетворенный, но обида и злость не проходили. Он не понимал, как Торн мог легко поверить в такую чудовищную ложь.
 У большинства мужчин, включая его самого, есть инстинкт по отношению к женщинам. Трилби домоседка, невинная девушка, она никогда не носила откровенных нарядов, вела себя достойно. Его доброе имя и доброе имя семьи было тем, чем он гордился и дорожил больше всего. Он надеялся, что репутация его дочери не пострадает. В Батон Руже все, кто знал семью Лэнгов, никогда бы не усомнились в добропорядочности его дочери или жены. Но здесь, в Аризоне, все было по-другому.
 Трилби очень дорожила своей репутацией. Она не была трусливой, но Блэквотер Спрингс слишком небольшое местечко. Перед ними закроются все двери, если злобная сплетня распространится. Она переживала не столько из-за себя, сколько из-за матери. Мэри не могла себе представить, как они будут смотреть в глаза соседям.
 Однако им пришлось это сделать. Джек Лэнг настоял на том, чтобы семья посетила церковь в ближайшее воскресенье. Он усадил их на переднюю скамью, оглядываясь по сторонам, как будто хотел сразиться за честь своей дочери. Если бы они остались дома, объяснил он своим женщинам, это было бы равносильно признанию вины. Трилби ни в чем не виновата, поэтому она может появляться в обществе с высоко поднятой головой.
 Сразу после службы две женщины, занимающие высокое положение в обществе, подошли к Лэнгам, чтобы побеседовать и тем самым показать, что не верят грязным слухам. Одна из них упомянула, что отвратительная сплетня была опровергнута самим Куртом Вэнсом. Они были уверены, что это его жена распространяет такие слухи.
 Трилби немного успокоилась. Она заметила, что Торна Вэнса не было среди прихожан. Одна из женщин сообщила, что мистер Вэнс не был в церкви с тех пор, как умерла его жена.
 — Жаль, — добавила она, — его маленькой дочери проповедь пошла бы на пользу.
 Трилби пробормотала в ответ что-то невразумительное.
 Но ей стало легче, когда она узнала, что Курт действительно попытался положить конец отвратительной сплетне. Она надеялась, что все прекратится, и была уверена, что никогда не простит Торна Вэнса.
 Проходили дни, Торн не появлялся, и Трилби постепенно начала успокаиваться и забывать об инциденте. К счастью, пришла телеграмма из Луизианы. Ричард, его брат, сестра и кузина выезжают на следующей неделе в Блэквотер Спрингс. Трилби была так счастлива, что ее радостный возглас можно было услышать за полмили, и даже станцевала джигу, увидев отца.
 — У тебя хорошие новости? — улыбнулся Джек.
 — Да, папа, он приезжает! Он действительно приезжает!
 — Приятно видеть тебя улыбающейся, дочка, — мягко сказал отец и нежно сжал ее руку. — Ты сегодня так счастлива.
 — Не могу их дождаться.
 — Я знаю.
 Этот вечер был для них настоящим праздником, все радовались за Трилби. Когда они начали готовиться ко сну, со стороны пустыни послышались ружейные выстрелы, топот и мычание скота.
 Джек и Тедди быстро оделись и выскочили на крыльцо. Мосби Торренс уже был там, высокий, с крепкой шеей, его выцветшие глаза сверкали.
 — Их десять человек, — сказал он, тяжело дыша, так как бежал из дальней части дома. — Васкуэц и Морено видели их. Они считают, что мексиканцы хотят захватить скот.
 — Мы отправимся в погоню, — твердо сказал Джек. — Мери приготовит еду. Поднимите людей, а я найду дополнительное снаряжение для ружей.
 — О'кей, босс. Я возьму винчестер…
 — Нет, Торренс, — резко возразил Джек. — Ты присмотришь за женщинами. Ты тоже. Тедди, — обернулся он к сыну, который был совершенно расстроен.
 — Это работа не для вас. Я пойду за ружьями.
 У Торренса был оскорбленный вид. Тедди подошел к нему.
 — Все хорошо, мистер Торренс, — его голос звучал грустно. — Нам не придется в этом участвовать.
 Старик тяжело вздохнул.
 — Чертовски отвратительно быть стариком, мой мальчик, — он говорил хрипло. — Самое ужасное, все начинают думать, что ты ни на что не годен.
 — Я считаю вас еще очень сильным человеком, сэр!
 Мальчик обожал Торренса, в его глазах он был героем, и обида на Джека вскоре растаяла. Где-то у него был собственный сын. Его жена умерла от воспаления легких в одну из зим, когда он ловил преступников. Он не знал, куда отправили мальчика. Когда он вернулся домой, все было кончено, и его единственный ребенок исчез куда-то бесследно. Он искал его, но безрезультатно. Торренс смотрел на Тедди и надеялся, что его мальчик такой же крепкий и смелый, как этот.
 — Ты можешь стрелять? — спросил он Тедди.
 — Конечно, могу, — Тедди сделал гримасу. — Хотя отец не знает об этом. Черт возьми, мистер Торренс, все считают, что мы с вами не годны для такого опасного дела!
 — Это не так, даю слово. Ну, я пойду за своим ружьем, вдруг они явятся сюда. Ты сможешь помочь мне вести наблюдение снаружи, — он посмотрел в сторону, куда ушел Джек. — Я не думаю, что он будет против.
 — Нет, не будет, если мы не скажем ему об этом.
 Тедди заговорщицки подмигнул.
 Торренс усмехнулся. Тедди настоящий чертенок. Он вернулся в дальнюю часть дома в свою комнату и взял никелированный блестящий кольт 44-го калибра. Этот револьвер в течение многих лет был с ним во всех боях. Это было отличное оружие, несмотря на то, что почти все сейчас пользовались кольтом 45-го калибра. Как и ему самому, его оружию не было места в век восхитительных машин, которые мчатся быстрее лошади. Он был похож на доисторического человека, как иногда думал сам. Он потерял мир, к которому принадлежал, и не нашел себя в новом мире.
 У него была своя история. Сразу же после Гражданской войны он стал рейнджером в Техасе, вместе с такими людьми, как Бигфут Воллэс. Они были легендой среди солдат. Он ловил преступников и грабителей, а однажды остановил толпу, которая хотела линчевать заключенного. Здесь об этом никто не знал, всем было безразлично, кем он был пятьдесят лет назад.
 В общем, он должен быть благодарен, что у него есть работа. И совсем не Джеку Лэнгу. Он был десятником до приезда Лэнга. А сейчас он был старшим, отвечающим за скот. Он отчитывался только перед Лэнгом, своим боссом.
 Торренс засунул револьвер за пояс, взял ружье «Ремингтон» и проверил его, прежде чем выйти из дома. Он все еще был высоким и гибким. Если бы не седые волосы, он выглядел бы почти так же, как и в тридцать-сорок лет. Походка его была уверенной и твердой, когда он сошел с крыльца, а осанка прямой и гордой.
 Какой позор, подумал он невесело, что мужчина становится старым. Были времена, когда он думал, что всегда будет молодым.
 Из дома вышел Джек Лэнг, застегивая пояс для оружия непослушными пальцами. Он был одет в западном стиле — кожаные штаны и куртка, новые сапоги с тяжелыми шпорами, за поясом пара револьверов с перламутровыми рукоятками. Все это выглядело, как в дешевом романе. Выходцы с Восточного побережья всегда так одевались, когда преследовали похитителей скота. Они никогда никого не находили, потому что не доверяли индейцам, которые показывали дорогу. Они никогда не верили, что можно найти преступников, после того как они пересекли границу.
 Торренс укоризненно покачал головой. Кто-то должен сказать этому пижону, что кожаные меховые штаны носят ковбои на Севере в штатах Монтана и Вайоминг, а не в Аризоне. Тяжелые шпоры используют только мексиканцы, ни один уважающий себя цивилизованный человек не станет увечить такими шпорами коня. Пистолеты были красивые, но из них никогда не стреляли. А кожаные рукава куртки нужны тому, кто пользуется лассо, а мистер Лэнг никогда им не пользовался.
 Но Торренс промолчал и только кивнул, когда босс сказал ему, что нужно охранять женщин. Он мог бы идти по следу не хуже мексиканца Васкуэца, которому полностью доверился Лэнг. И даже лучше. А что касается стрельбы, то он стреляет лучше всех ковбоев, работающих у Лэнга.
 Он хорошо знал мексиканцев, ему приходилось их выслеживать, когда он был рейнджером. Но Лэнг никогда не узнает об этом, потому что считает, что человек в возрасте Торренса не подходит для такого дела.
 Торренс тяжело вздохнул, ведь ковбои уезжали без него. К нему подбежал Тедди.
 — Все нормально, мистер Торренс. Я знаю, что вы бы справились с этой работой лучше, чем любой из папиных ковбоев. Хотя он этого и не понимает.
 Торренс восхищенно посмотрел на мальчика.
 — Ты меня просто удивляешь, Тедди.
 — И вы меня, мистер Торренс.
 Трилби из окна наблюдала, как отъезжали мужчины, и волновалась за них. Один из помощников отца предложил заехать и взять с собой мистера Торна Вэнса. Отец заспорил с ним, и Трилби поняла, что он не хочет связываться с Вэнсом. Затем она услышала, как отец звонит по телефону и ворчит, так как оператор на телефонной станции долго не отвечал, а затем слишком долго соединял его с Вэнсом.
 Наконец, оператор дозвонился до ранчо Лос Сантос, отец, по-видимому, разговаривал с Торном, и очень вежливо. Затем была пауза, после которой он согласился остановиться по дороге на ранчо Лос Сантос.
 Она надеялась, что Торн не позволит ее отцу, неопытному в таких делах, ввязаться в перестрелку. Джек Лэнг держался хорошо, но он ничего не знал о бандитах.
 Когда отряд прибыл на ранчо Лос Сантос, Торн уже ждал их. Его ружье было зачехлено, на боку висел кольт 45-го калибра с черной рукояткой, принадлежавший еще его двоюродному деду.
 Он был вынужден по телефону предупредить Джека Лэнга об опасности и необходимости присоединиться к отряду. Бывший житель Восточного побережья рвался в бой один с несколькими помощниками, и Торн ясно представил себе, как Лэнг лежит убитый в аризонской пыли.
 Его ужасно мучила совесть. Он нанес оскорбление Трилби и понимал, что не имеет права появляться на ранчо Лэнгов. Он знал, что Джек и вся семья презирают его за те обвинения, которые он предъявил Трилби, хотя она, видимо, никому не рассказала, что в действительности случилось во время их прогулки. Он заслуживал худшего и признавал это. А теперь, по крайней мере, он сможет защитить ее отца. Может, это немного загладит его вину.
 Саманта уже спала, и он не стал будить ее. Девочка была и так издергана. В последнее время она была такой тихой, что он забеспокоился. Девочка была слишком худенькой и бледной и выглядела нездоровой. Если бы он мог не сдерживать своих чувств к ней, чтобы как-то найти подход к ребенку. Но после того как умерла Сэлли, Саманта замкнулась в себе. Торн не знал, как к ней подступиться.
 Он увидел, что приближается отряд Джека Лэнга, и это отвлекло его от мыслей о дочери.
 Джек, в свою очередь, изучающе оглядел Торна и внезапно почувствовал, что сам он вырядился не к месту. Торн был мрачен. Несмотря на случившееся, Джек оценил, как воинственно он выглядит в джинсах, клетчатой голубой рубашке и красном шейном платке. У него были кожаные обшлага, как у Джека, но старые и поношенные. На его сапогах были небольшие шпоры, отделанные кожей штаны залоснились. Шляпа тоже была старая, а не новая, как у Джека. Она была испорчена дождями, покороблена, но все равно очень шла ему. На простом седле, каким пользовались все ковбои, висело лассо. Цветное мексиканское пончо было перекинуто через плечо, он крутил сигарету в руке и как будто не волновался. Для человека, готовящегося к погоне, он выглядел совершенно спокойным.
 Джеку пришлось сдержать гнев, горькие слова готовы были сорваться с языка. Он не разговаривал с Торном с тех пор, как тот заезжал за Трилби. Трудно иметь дело с человеком, который нанес оскорбление твоей дочери.
 — Вы готовы? — негромко спросил Торн, когда Джек подъехал к нему. — Я могу привести в отряд еще десять человек.
 — У меня достаточно людей, — ответил Джек сдержанно. — Со мной шесть человек.
 Шесть человек, Джэк и Вэнс, и это против отряда бандитов? Торн мог бы посмеяться над его наивностью. Отряд мексиканцев, возможно, насчитывает до пятидесяти человек.
 Конфликты на границе стали более ожесточенными с усилением власти Диаса. Небольшие банды мятежников делали набеги на местные стада из Мексики, из провинции Сонора. Они захватывали скот для продажи за границей и для того, чтобы накормить голодных. Он доставался им совершенно бесплатно.
 Обстановка в Мексике накалялась и переходила в настоящую войну. Торн был сильно обеспокоен, что дело может закончиться американской интервенцией, если война перекинется через границу. Интервенция будет означать войну с Мексикой, а этого не хотел никто.
 — Я буду чувствовать себя лучше, если мои люди будут со мной, — Торн, не мигая, смотрел Джеку в лицо. Они обменялись жесткими взглядами.
 — Как хотите, — сурово ответил Джек. Он ничего не сказал о Трилби, как и Торн. Обоим мужчинам было трудно вести себя естественно.
 Торн знал о визите Джека к его кузену. Впервые в жизни он поссорился с Куртом. Но Курт все-таки убедил Торна, что его тайной любовью была не Трилби. Торн испытывал ужасный стыд. Он вел себя непозволительно с порядочной девушкой. Но почему Сэлли солгала? Этого он не мог понять.
 Однако сейчас не время было думать об этом. Торн пронзительно свистнул. Тотчас же выехали десять всадников и присоединились к небольшому отряду.
 Они выглядели так же, как их босс, подумал Джек. У большинства изношенная одежда, но вооружены они были до зубов. Один или двое из них выглядели настоящими бандитами. В группе было двое апачей: один маленького роста, в возрасте, а другой высокий, хорошего сложения, в глазах его светился ум. Он также выглядел мрачно.
 — Вы возьмете индейцев? — спросил Джек сквозь зубы.
 Торн про себя пересчитал свою группу.
 — Наки и Тиза — мои следопыты, — пояснил он Лэнгу. — Они лучшие в моем отряде. Они находят следы, которые даже я не могу найти.
 — Послушайте, я не доверяю индейцам, — возразил Джек. — То, что я о них слышал…
 — Я думаю, вы знаете, что раньше некоторые белые держали у себя апачей, как рабов? — спокойно спросил Торн. — Или что солдаты часто нападали на индейские деревни и убивали женщин и детей?
 Лэнг прочистил горло.
 — Ну…
 — Я ручаюсь за моих людей. За всех, — спокойно сказал Торн. — Поехали.
 — Да, конечно, — Джек поднял руку и дал знак своим людям следовать за ним. Он пытался держаться рядом с Вэнсом, но тот, легко коснувшись шпорами лошади, помчался вперед, как ветер. Джек Лэнг точно знал, что не смог бы даже усидеть на такой скорости, с какой мчался Вэнс. Он отстал и скакал со своей группой далеко позади, в то время как Вэнс со своими людьми вырвались вперед.
 Джек не рассуждал, кто же руководит отрядом. Разумеется, руководил Вэнс.
 Слабый свет, поднимавшийся над горами, не мог рассеять темноту. Апачи время от времени спешивались и изучали окрестности, осматривая валуны и каменистую почву. Лэнг был уверен, что никто не сможет найти следов на камнях, но апачи могли. Они провели отряд через широкую реку, которая была границей между землями Джека и Вэнса и текла дальше на запад к городу Дугласу.
 — Вэнс, мы уже рядом с границей. Совсем рядом, — сказал Джек озабоченно. — Нам нельзя вторгаться в Мексику без разрешения.
 Торн перегнулся через седло и посмотрел на Джека.
 — Послушайте, грабители пересекли границу. Это точно. Нам только надо найти, в каком месте. Они будут около Агва Приеты, и мы сможем их догнать, если поспешим. Если мы будем ждать разрешения, вы потеряете половину стада. Кроме того, мы не должны допустить, чтобы армия последовала за нами.
 — Но послушайте, если нас схватят…
 — Нас не схватят, — он сделал знак своим людям и быстро помчался вперед.
 Джек колебался только мгновение, а затем последовал за Торном. Они преследовали мексиканцев до долины, находящейся ниже, чем Сан Бернадино Вели, стараясь держаться подальше от войск Соединенных Штатов, которые дислоцировались вдоль границы. Бандиты были так уверены в успехе, что расположились отдохнуть и поесть, разделав одного из молодых бычков Джека.
 Их было только шестеро. Торн понял, что это были просто бандиты, а не отряд Мадеро. Эти люди были сами по себе, он был уверен в этом, но они не могли обойтись без чьей-либо помощи. Он хотел узнать, на кого они работали.
 Он подал сигнал своим людям, забыв, что это был отряд Джека, и быстро въехал в лагерь, одновременно приготовив лассо. Он набросил петлю на человека, похожего на главаря, и повалил его на землю, другие бандиты быстро схватились за оружие, но увидев, что их значительно меньше, подняли руки вверх, крича что-то на неправильном испанском языке.
 Торн быстро заговорил по-испански с главарем, которого держал своим лассо, грациозно выпрямившись в седле. Когда он начал допрашивать мексиканца, один из апачей, тот, который был высокого роста, подъехал к нему и, холодно взглянув на Джека, что-то сказал Вэнсу на своем языке.
 — Мы здесь не одни, говори по-английски, — перебил его Торн.
 — Только не при нем, — ответил Наки, кивнув на Джека Лэнга. — Я слышал, что он говорил. Если он оскорбит меня еще раз, я привяжу его голыми ногами к кактусу. Скажи ему об этом, — добавил он, окинув Джека холодным и сердитым взглядом, отчего тот почувствовал себя неуютно.
 — Что ты собирался сообщить?
 — Когда ты передашь этому разряженному ковбою, что я приготовлю из него бифштекс на костре или какое-нибудь другое блюдо, тогда скажу.
 Торн взглянул на него.
 — Это ирокезы на северо-востоке, а не апачи жарили людей на костре.
 Наки сердито нахмурился.
 — Ты уверен?
 — Иди к черту!
 — Очень хорошо. А как насчет сотни федералов, направляющихся сюда?
 — Почему ты не сказал сразу?! — Торн повернулся в седле. — Федералы, — резко крикнул он. — Нам нужно уходить. Гоните скот, — приказал он людям.
 Они стали стрелять в воздух, чтобы поднять скот, а Торн быстро перекинул пленника через седло, прежде чем тот успел подняться на ноги.
 — Не отставайте от нас, — крикнул он Джеку Лэнгу. — Нельзя, чтобы нас схватили на этой стороне границы.
 — Как я и думал, нас захватят здесь, — пробормотал Джек тихо, чтобы Торн не услышал его.
 Они пересекли границу, опередив мексиканских солдат всего на несколько минут.
 Но в результате этой стремительной скачки всем мексиканцам удалось бежать, из пленных был только тот, кого захватил Вэнс, так как весь отряд был занят тем, чтобы спасти скот. Было потеряно несколько голов, но это не большой убыток для Джека Вэнса.
 Во главе с Торном они во весь опор мчались к ранчо Блэквотер Спрингс.
 Трилби услышала, как они подъехали, и подбежала к окну. Джек и Торн были около дома. Трилби так обрадовалась, увидев отца, что сразу же выбежала на крыльцо.
 Торн увидел ее, когда сбросил связанного мексиканца на землю. Затем он ослабил веревку и оставил пленного лежать на земле. Торн выглядел довольно жестким, когда повернулся к ней.
 — Идите в дом и оставайтесь там, — холодно приказал он.
 Трилби сначала не хотела подчиняться, но мексиканец, взглянув на нее, засмеялся и сказал Торну что-то по-испански. Это было что-то оскорбительное, потому что Торн сразу же набросился на него.
 Мексиканец вскочил и выхватил нож, который Торн, сильно разозлившись, не заметил. Когда мексиканец занес нож, Наки молниеносно выхватил большой охотничий нож и метнул его в мексиканца. Тот закричал и выронил нож, схватившись за руку.
 — Постойте! — воскликнул Джек Лэнг, стоявший рядом с Наки.
 Апачи грациозно поднял свой нож. Торн и мексиканец схватились в жестокой драке, нанося сильные удары друг другу, не обращая внимания на стоявших вокруг.
 — Грубые варвары, — заметил Наки.
 Джек Лэнг изумленно посмотрел на него, забыв о драке.
 — Ну вот, — подчеркнул Наки, указав на Торна.
 — Боже мой, мужчины, разве вы не видите, что они сейчас выбьют друг другу мозги? Я считал вас, белых людей, более цивилизованными, — индеец произнес это с презрением и превосходством.
 — Вы говорите по-английски? — поразился Джек.
 — Да, но это оставляет неприятный вкус во рту. Все эти перемешанные метафоры, двойные отрицания, аллитерация [2] …
 Он повернул лошадь и поехал прочь, продолжая что-то ворчать себе под нос и улыбаясь, а Лэнг стоял с открытым ртом, изумленно глядя вслед.
 Торн и мексиканец были мокрыми от пота, все в пыли и крови.
 Торн был выше, но мексиканец шире в плечах, гордость его была уязвлена тем, что его захватили в плен. Торн избил его так, что тот перестал сопротивляться. Вэнс поднял мексиканца и начал допрашивать по-испански. Человек отвечал неохотно, но вынужден был дать ответы на все вопросы. Торн оттолкнул его.
 — Дайте ему какую-нибудь лошадь, — сказал он Джеку Лэнгу. — Я вам возмещу убыток.
 — Вы отпустите его? — возмущенно спросил Джек. — Его нужно арестовать и судить за совершение преступления.
 — Я сказал, отпустите его, — настаивал Торн тоном, не терпящим возражений.
 Джек распорядился найти подходящую лошадь.
 Трилби вернулась в дом в начале неприятной сцены, но наблюдала драку из окна. То, что она увидела, заставило ее выбежать на заднее крыльцо, ее стошнило.
 Когда она пила горячий чай, чтобы успокоить нервы, вошли отец и Торн. Торн был без шляпы, лицо разбито, весь в крови. Кулаки его также были разбиты в кровь.
 — Ты не можешь помочь Вэнсу, Трилби? — обратился к ней отец. — Твоя мать в спальне, она не может выйти.
 Трилби не винила ее.
 — Конечно, — ответила она, поднимаясь. Она с трудом сдерживала тошноту. Запах крови сильно подействовал на нее. Она наполнила ведро водой, взяла чистую салфетку и намочила ее, затем села рядом с Торном и начала осторожно промывать его раны, стараясь не смотреть ему в глаза. Торн, в свою очередь, тоже не поднимал глаз. Он был подавлен. Трилби подумала, что ему очень больно. Но она не ушла и не оставила его, ее доброе сердце пересилило гнев.
 — Я не понимаю, почему вы позволили мексиканцу уйти? — гневно сказал Джек.
 — Если бы мы оставили его здесь, пришли бы его люди, — объяснил Торн, поморщившись, когда Трилби промывала рану на щеке.
 — Некоторые мексиканцы похожи на апачей, когда хотят отомстить.
 Джек оценил ситуацию.
 — Теперь я понял вас.
 — Я в этом сомневаюсь, но вам нужно поверить мне на слово. Они обычно совершают набеги на север от границы, захватывают скот и продают какому-нибудь крупному землевладельцу на юге провинции Сонора. Я сказал им, что если еще раз поймаю их по эту сторону границы, то немного поговорю с их благодетелем. Не думаю, что они опять здесь появятся. Не они одни совершают набеги, и они не последние.
 — Я ожидал это услышать, — Джек поморщился, глядя на избитое лицо Торна. Этот человек помог ему в трудный час, несмотря на вред, который причинил их семье. — Вы выглядите ужасно.
 — Драка — неприятное зрелище. Правда, Трилби? — он неожиданно открыто взглянул на нее, в его темных глазах светилась слабая надежда.
 Трилби отвела взгляд.
 — Да, — выдавила она. — Я не понимаю, за что вы набросились на него?
 — Я не могу вам этого сказать, — ответил он серьезно. — Он сделал это специально, чтобы спровоцировать меня, надеясь воспользоваться этим, чтобы всадить нож мне в спину.
 — Ваш друг индеец, — нерешительно произнес Джек, — совсем не такой, как я ожидал.
 — Да, он совсем не такой, как все думают. Слава Богу, что он так искусно владеет ножом. Если бы не он, мне был бы конец.
 — Вам повезло, что вас не убили, — Трилби посмотрела ему в глаза. — Вы, видимо, защищали меня? — спросила она довольно холодно.
 Гнев опять охватил Торна, но он сдержался, и когда заговорил, голос его звучал мягко.
 — Нельзя позволить какому-то грабителю и убийце так говорить о приличной женщине.
 Она опустила промокшую от крови салфетку в воду, заметив, что вода уже стала красной, затем снова поднесла ее к лицу Торна.
 — Но вы же не считаете меня приличной женщиной, — горько ответила она.
 Он схватил ее за запястье. Его глаза смотрели на девушку умоляюще.
 — Курт все мне рассказал. Мне очень жаль. Я сожалею о случившемся больше, чем вы думаете.
 — Не разрушайте своего образа, мистер Вэнс, — она выдернула руку и продолжила промывать его лицо. — Я не привыкла видеть вас кающимся.
 Отец Трилби не отходил от них. Торн хотел, чтобы тот был где-нибудь далеко, например, в Монтесуме. Ему хотелось побыть с Трилби наедине и устранить конфликт между ними. Девушка презирала его, у нее было достаточно причин для этого. Слепому должно было быть ясно, что она ни в чем не виновата.
 — Ваш человек, этот апачи, — настаивал Джек, — говорит по-английски.
 — В самом деле?
 Джек откашлялся и вышел из кухни. Они остались одни.
 — Посмотри на меня, — тихо попросил Торн. — Трилби, посмотри на меня.
 Она заставила себя посмотреть ему в глаза.
 — Мне очень жаль, — сказал он мягко. — Я напугал тебя в тот день?
 Она покраснела и отвернулась. Он встал. Его сильные руки мягко обхватили ее плечи.
 — Ты расстроена, тебе неприятно. Тебя никогда не целовали, не так ли?
 — Нет, — процедила она сквозь зубы. — А то, что сделали вы…
 У него вырвался тяжелый вздох.
 — Да. То, что я сделал, позволительно только между супругами или любовниками. Ты узнала обо мне такое, чего не узнала бы никогда, если бы наши отношения развивались так, как принято в приличном обществе.
 Она покраснела и была рада, что он не видит ее лица.
 — Мне нужно промыть ваши раны, мистер Вэнс, — сказала она натянуто.
 Он повернул ее к себе, стараясь посмотреть ей в глаза.
 — Пожалуйста, не надо меня так ненавидеть, — его голос звучал удивительно мягко. — Я был не прав. Я хотел бы все исправить.
 — В самом деле? Тогда, пожалуйста, не стойте на моем пути, — она натянуто засмеялась. — Я не хочу иметь с вами ничего общего.
 Его лицо напряглось. Он испугал ее. Эта девушка вызывала у него необычные чувства. Он убрал руки с ее плеч и опустился на стул.
 Она вдруг почувствовала себя виноватой.
 — Я вас прощаю, если вам так нужно мое прощение, мистер Вэнс. Несмотря ни на что, я благодарю вас, что вы защитили меня. Мне жаль, что вы так пострадали.
 — Это небольшие раны, — сказал он. — Они болят, но не так сильно. У меня были пулевые ранения, это гораздо серьезнее. Пули разрывают плоть, когда проникают в тело.
 Ее рука застыла в воздухе.
 — Пулевые ранения? — ноги у нее подкосились. Он подхватил ее и прижал к себе.
 — Трилби, ради Бога…
 Она глубоко вздохнула, головокружение стало понемногу проходить.
 — Извините… Просто… Вокруг так много жестокости.
 Она чувствовала себя очень слабой. Торн внезапно наклонился, поднял ее на руки и понес в гостиную, где был Джек.
 — Трилби, что с тобой? — спросил отец.
 — Она потеряла сознание. Я упомянул о пулевых ранениях, — сказал Торн с сожалением. — Ей нужно полежать.
 — Да, конечно. Вот сюда.
 Отец показал дорогу в ее спальню, отступил в сторону и дал Торну пройти.
 Торн осторожно положил ее на белое вышитое покрывало.
 — Джек? — внезапно позвала Мери, она была близка к истерике. — Джек, где Тедди?
 — Я думаю, он с Торренсом, — ответил Торн через плечо.
 — О, Боже, — пробормотал Джек. — Трилби, дорогая, с тобой все в порядке?
 — Да, папа, — прошептала она. — Мне стало нехорошо. Я рада, что с тобой ничего не случилось.
 Он кивнул.
 — Я сейчас вернусь.
 Оставшись с Торном, Трилби постаралась не встречаться с ним взглядом. Его лицо было сильно изранено, и Трилби подумала, не останется ли у него на лице шрамов.
 — Я очень сожалею обо всем, — сказал Торн напряженно. — Я вижу, ты никогда раньше не видела кулачной драки.
 — Я слышала, что это довольно жестокое занятие, — она отвела от него взгляд. — Сегодня вечером вам нужно опять промыть раны на лице.
 — Хорошо. У Наки есть разные травы, которыми он лечит раны. Он вылечит меня.
 — Вы уверены, что он не отравит вас? — слабо пошутила Трилби.
 — Он мой друг, — просто ответил Торн, — друзьям можно доверять. Если ты уверена, что с тобой все в порядке, я пойду.
 — Спасибо, что вы позаботились о моем отце, — сказала она довольно холодно.
 — О нем нужно заботиться, — коротко сказал он.
 — Боже мой, если он не станет более жестким, он потеряет все.
 — Здесь все так жестоко, — внезапно сказала она, ее глаза широко раскрылись.
 — Да, конечно, здесь не место для нежных лилий.
 Внезапно она осознала, что они вдвоем, а она еще лежит на кровати. Ей стало очень неловко, присутствие мужчины в маленькой спальне смущало ее. Он так странно на нее смотрит.
 Взгляд Торна скользнул от ее лица вдоль стройного тела и обратно. Она так хорошо сложена. Он с болью вспомнил, как целовал ее губы.
 Но она смотрела на него так, будто боялась его. Возможно, так и есть, горько подумал он. Он относился к ней враждебно с самой первой встречи, оскорблял ее, даже был груб. с ней. Разве он может теперь ждать от нее доверия?
 Как жаль, что только сейчас он стал относиться к ней по-другому. Она до смерти испугалась, когда он дрался с мексиканцем, но в то же время не растерялась. Дрожащая, бледная, она набралась храбрости и промыла его раны. Он восхищался ею. Он восхищался ею, когда она спорила с ним, а она спорила с ним с самой первой встречи. Он не мог вспомнить, чтобы восхищался покойной женой, разве что в самом начале их отношений.
 — Я сделаю все, чтобы ничего не случилось с твоим отцом, Трилби. И со всеми вами.
 Она глотнула воздух, чтобы подавить чувство тошноты, и закрыла глаза.
 — Это ужасная страна, — прошептала она. — Как бы я хотела уехать отсюда.
 Ему не очень понравился тон, каким это было сказано.
 — Послушай, Трилби, здесь не так плохо, как ты думаешь. Я хотел бы показать тебе пустыню…
 Она внезапно открыла глаза, в которых сверкнул гнев.
 — Так, как вы показывали ее в прошлый раз? — воскликнула она.
 Он пробормотал что-то сквозь зубы и рукавом рубашки вытер пот со лба.
 — Ты не хочешь понять, почему я вел себя так, — сказал он тихо. — Я ведь был уверен, что все, о чем мне сказали, — правда.
 — Разве вы Бог, чтобы судить? То, что вы думаете обо мне, причиняет мне большую боль, чем вам ваши раны, мистер Вэнс, — ее глаза были широко открыты, лицо побелело, она, не мигая, смотрела на него. — Я не могу уважать человека, который так необдуманно принимает решения и отказывается воспринимать какие-либо аргументы, если доказательства противоречат его мнению.
 — Сэлли лгала мне.
 — Да.
 — Я не знал вас, — настаивал он. — Я и представления не имел, какая вы на самом деле.
 — Вы могли бы подвергнуть сомнению эти слухи, — холодно отрезала она. — Так случилось, что отец смог защитить мою репутацию. Это к счастью, потому что скоро к нам в гости приезжает мой друг. Было бы ужасно, если бы до него дошли эти слухи.
 Торн замер.
 — Друг?!
 Она холодно улыбнулась.
 — Очевидно, вы считаете, что я не очень хороша, и у меня не может быть друзей-мужчин. Возможно, вам интересно будет знать, что не все мужчины ценят женщину за ее лицо и сложение. Ричард любит меня за мой интеллект.
 — Кто этот Ричард? — резко спросил Торн.
 — Ричард Бейтс. Мы выросли вместе в Батон Руже. Наши семьи всегда хотели, чтобы мы поженились, — добавила она с отчаяньем. — Я тоже этого хотела бы. Я люблю Ричарда.
 Он напрягся, как натянутая струна. Ее неприязнь и презрение к нему были такими же сильными, как подобные чувства, которые он испытывал к ней.
 Он почувствовал себя раздавленным, понимая свою вину, и вдруг взорвался.
 — Он, видимо, горожанин? Один из тех денди без мозгов в голове?
 — Ричард — джентльмен, мистер Вэнс, — высокомерно сказала она. — Это как раз то, в чем вас не сможет обвинить ни одна женщина. Это совершенно точно, если только ей повезло не остаться с вами наедине.
 Его израненное лицо стало багровым.
 — Вы решили уничтожить меня?
 — Мне хотелось бы сделать это, мистер Вэнс. Мне хотелось бы, чтобы я стала мужчиной хоть на пять минут. И тогда я избила бы вас сильнее, чем этот мексиканец.
 Он выпрямился.
 — Я же извинился.
 — И вы думаете, что я сразу же забуду грубое обращение, оскорбления и ваше презрение?
 Да, она действительно права. Торн изучающе посмотрел на девушку и начал, наконец, понимать, как сильно заставил ее ненавидеть. Одновременно он терял и ее, и воду на землях ее отца, а этот денди с Восточного побережья, которого она любит, будет танцевать с ней вальс и она уйдет из его жизни. Никогда еще ему не было так плохо.
 Не сказав больше ни слова, он резко повернулся и вышел из комнаты.
 Трилби закрыла глаза. Пусть уходит, сердито думала она. Трилби, действительно, не хотела его видеть. И раньше никогда не хотела! Вместо этого она стала думать о Ричарде, и суровость и напряжение сразу же покинули ее. Ричард приезжает, наконец! Кажется, теперь ее мечты сбудутся.
 Если приедет Ричард, мистер Вэнс останется для нее только дурным воспоминанием.
 События сегодняшнего дня были тревожными, однако Трилби не хотелось думать об опасности, в которой оказалась ее семья. Ей не хотелось омрачать свою радость.




 Глава 5


 Через несколько минут Трилби встала с постели, а Мери Лэнг чувствовала себя еще плохо, после того, что она увидела. Этот неприятный эпизод высветил все самое худшее в их новом месте жительства.
 — Я даже представления не имела, что мужчины могут так драться, — сказала она своей дочери, когда все успокоились и позавтракали. — Я никогда раньше не видела, как дерутся мужчины.
 — Я тоже. Мексиканец сказал в мой адрес что-то обидное. Мистер Вэнс не захотел сказать, что именно. Из-за этого он избил бандита.
 — Спасибо, что ты позаботилась о нем, Трилби. Я бы не смогла обработать его раны.
 Впервые Трилби почувствовала себя сильнее матери.
 Мысль о том, что Торн дрался из-за нее, казалась ей странной. Конечно, он поклялся, что изменил свое мнение о ней, но она не могла забыть того, что он говорил ей раньше.
 К концу недели, вечером, когда Джек Лэнг уже закончил работу, их навестил Торн. Был очень красивый закат, и Трилби вышла на крыльцо полюбоваться яркими красками неба. Родители и Тедди на кухне обсуждали текущие дела.
 Ее сердце вдруг часто забилось, когда Торн легко спрыгнул с седла и привязал лошадь к столбу. Должно быть, это от страха, подумала она. А, может быть, от злости. Она заметила, что на нем опять рабочая одежда.
 Ее воспитание не позволило ей быть грубой с гостем, несмотря на враждебность, которую он вызывал в ней.
 — Вы прискакали на лошади, мистер Вэнс? — в ее голосе слышалась насмешка. — Я думала, вы предпочитаете автомобиль.
 — Нет, не особенно, — он сел рядом с ней, в руке у него была сигарета, свою широкополую шляпу он не снял. От него пахло кожей, табаком, пылью и потом, но Трилби почему-то не усмотрела в этом ничего оскорбительного. Это удивило ее. Так как ей не нравился он сам, ей не должен нравиться и его внешний вид.
 — Папа на кухне с мамой и Тедди, — начала она.
 — Я хочу поговорить с тобой, Трилби. Послушай меня.
 — О чем? — запинаясь, спросила она.
 — Мы с дочерью не находим общего языка по поводу школы. Я пытался помочь ей готовить уроки, но она отказывается заниматься со мной. Она замкнулась в себе, и я не могу найти к ней подход.
 Разговор о девочке заинтересовал Трилби, несмотря на ее враждебное отношение к Торну.
 — Она не ходит в школу?
 — Раньше ходила. Но школа закрылась, учительница вышла замуж и уехала на Восточное побережье. Потом с ней занималась Сэлли. А теперь некому заниматься, кроме меня. Единственный выход снять дом в Дугласе и отдать ее учиться, как делают в других семьях.
 — Ей легко дается учеба?
 — Достаточно легко, когда она этого хочет. Но она сильно изменилась с тех пор, как умерла ее мать. Может быть, она захочет учиться, если я буду уделять ей больше внимания? До сих пор я мало ею занимался, у меня были другие дела.
 — Да, пожалуй. Мексиканцы к вам ближе, чем к нам. Я думаю, вас очень волнует революция в Мексике.
 — Она волнует всех, кто живет здесь, на границе, — сказал он сдержанно. — Каждая сторона думает, что мы поддерживаем их противников, в то время как мы стараемся сохранить нейтралитет. Из-за этого все наши проблемы.
 — В газетах было сообщение об антиамериканских волнениях в Мехико. Ходят слухи, что Мадеро и его сторонники готовят повсеместное наступление.
 — Да, многое говорит об этом, — он с удовольствием смотрел на ее милое клетчатое голубое платье из льна с белой оборкой вокруг шеи. Ее длинные волосы свободно спадали на плечи, и это возбудило Торна. Неожиданно и сильно.
 Он протянул руку и нежно дотронулся до ее волос. Она откинула назад голову, ее поза была очень соблазнительной.
 — Пожалуйста, не надо, — громко сказала она, оттолкнув его руку.
 — У меня слух, как у лисы, — сказал он. — Мы здесь одни, — он близко наклонился к ней, от него пахло табаком, она ощутила его дыхание. Внезапная слабость охватила ее, ей снова захотелось почувствовать его губы на своих губах. Она разозлилась на себя и с силой оттолкнула его.
 — Нет необходимости драться со мной, — рассердился он. — Я не сделаю вам ничего плохого.
 — Конечно, нет, — согласилась она. Глаза ее гневно сверкнули. — Вы уделяете мне слишком много внимания, а потом говорите, что я вывела вас из себя.
 Он сразу же отпустил ее.
 — О, Боже. Ты никогда не забудешь, да?
 Она поправила юбку и волосы дрожащими пальцами, отводя взгляд от его помрачневшего лица.
 — Мне не нужно ваше внимание, мистер Вэнс. Я думала, что вы поняли это.
 — Я богат… — начал он.
 — И вы думаете, что для меня это имеет какое-то значение? — с возмущением спросила она. — Я не продам себя даже самому богатому человеку на земле, если только не полюблю. Я полюбила бы Ричарда, даже если бы он был бедным поэтом. Меня не волнует его положение в обществе.
 — Я думал, вы взрослая женщина, — сказал он холодно. — А вы рассуждаете, как неопытная школьница.
 Она вздернула подбородок, ее серые глаза загорелись от негодования.
 — Вы не имеете права обсуждать мои чувства. Вы ничего не знаете обо мне.
 Он внимательно изучал ее бледное лицо.
 — Да, это действительно так, — его голос стал глубоким. — Я уже многое понял, но никогда не пытался узнать вас.
 Она повернула лицо, горизонт был окрашен в разноцветные тона. «Цвета фиесты», — неожиданно пришло ей в голову. Закат был похож на мексиканский букет.
 — Я вам не нравлюсь, Трилби? — спросил Торн спокойно, прислонившись к деревянному столбу крыльца и скручивая еще одну сигарету. — Я нецивилизованный и опасный, не то, что денди с Восточного побережья?
 — Джентльмен обращается с женщиной, как с леди.
 — Ты похожа на благовоспитанную испанскую девушку, — сказал он, внезапно развеселившись. — Очень правильная и воспитанная, беспомощная без своей дуэньи.
 — Ни одна дуэнья не позволила бы вам и на милю приблизиться к своей воспитаннице, — она вспомнила, каким грубым был его поцелуй, когда он пригласил ее на прогулку.
 — Я причинил тебе боль? — тихо спросил он. Он смотрел на кончик сигареты. — И ты не простишь меня за то, что случилось?
 — Я простила вас, мистер Вэнс. Дружеские отношения — это все, что я могу вам предложить.
 Торн внимательно посмотрел на нее.
 — Что тебе может дать красавчик с Восточного побережья, чего не смог бы мужчина с Запада?
 — Цивилизованное поведение, — ответила она. — Приличное обращение. Нежность. Вы об этом и представления не имеете.
 Он рассмеялся, но смех его был невеселым.
 — Я вижу, ты в этом уверена. Ты смелая девушка, Трилби. Ты нашла в себе силы и оказала мне необходимую помощь. Я этого никогда не забуду. У тебя есть характер.
 — Я не могу представить, как можно с вами общаться, не имея характера, — пробормотала Трилби.
 — Я приму это как комплимент.
 В это время дверь открылась, и на крыльцо вышел ее отец.
 Джек Лэнг протянул руку, приветствуя Торна. Торн медленно поднялся ему навстречу. Враждебность Джека прошла после того, как тот спас его скот. К тому же Трилби и Торн разговаривали друг с другом, что радовало всех в семье.
 — Рад вас видеть. Не хотите ли кофе?
 — Спасибо. Я заехал пригласить вас завтра вечером на праздник фиесты.
 — Фиеста?
 — Да, в Маладоре. Это праздник святых. Музыка, танцы, вкусная еда. Вам должно понравиться. Это в часе езды отсюда, я могу заехать за вами на машине.
 — Это было бы неплохо, — ответил Джек. — Я уверен, Мери, Трилби и Тедди понравится.
 Трилби не интересовали ни фиеста, ни компания Торна Вэнса. Но ее отец очень обрадовался, и было бы невежливо отказаться.
 — Мне нравится музыка, — сказала она.
 — Саманте тоже. Она, конечно, поедет со мной. К тому же, у нее день рождения.
 Торн улыбнулся Трилби, и она почувствовала, что с ней происходит что-то невероятное. Ей стало легко и радостно, как не было уже давно. Нет, она не должна поддаваться этому, ведь Ричард приезжает всего через несколько дней, чтобы повидаться с ней.
 Торн Вэнс был непредсказуем. С ним небезопасно флиртовать.
 Конечно, он не тот мужчина, за которого она хотела бы выйти замуж, хотя присутствие его волновало Трилби. Поэтому-то и надо быть осторожной с ним.
 — Спасибо, — улыбнулся Джек. — Нам бы очень хотелось.
 — Прекрасно. Завтра примерно в четыре я заеду за вами. Спокойной ночи, — он приветливо улыбнулся Трилби. — Я буду с нетерпением ждать.
 Нахмурившись, Трилби смотрела, как он отъезжает. Почему он решил пригласить их на фиесту? Скорее всего, он просто пытается восстановить хорошие отношения, решила она, и снова стала мечтать о Ричарде.
 В Форте Хуачука полковник Дэвид Моррис только что поговорил по телефону и нахмурился. На границе опять неспокойно, и он решил подтянуть к границе еще один отряд солдат, чтобы они наблюдали за ситуацией.
 С тех пор как начались вторжения мятежников из Мексики, отряды стрелков ежедневно патрулировали границу. Ему нужно поехать с капитаном Беллом, командиром пограничного отряда, подумал он, и поговорить с владельцем ранчо, которому удалось вернуть свой скот. У него не было разрешения на пересечение границы, и этот инцидент не приведет к добру. Если его солдаты, не дай Бог, пересекут границу, это может привести даже к войне. Но, если владелец ранчо и имел разрешение… Мексика большая страна. Никто не знает, кто украл скот. Едва ли он имел право захватить гражданина суверенного государства и обыскивать его.
 Эта мысль развеселила Дэвида, улыбка сделала его скуластое лицо менее суровым. Он встал из-за стола и провел рукой по густым волосам. Когда его прислали сюда командовать войсками, его волосы были каштанового цвета, а теперь под солнцем Аризоны они стали совсем светлыми. Он посмотрел на себя в старое зеркало на стене и скривил губы. Для мужчины тридцати шести лет он выглядит совсем неплохо, подумал он слегка саркастически. Селина, кажется, считает, что фигура у него, как у греческого бога. Особенно без одежды.
 Его жена Лайза никогда на него не смотрит. Их отношения складывались непросто с самого начала. Он никогда не любил ее, но женился из-за ее отца, очень влиятельного генерала. Она была симпатичной, но никогда не возбуждала его, даже в самом начале их женитьбы. Она считала, что он любит ее, но потом поняла, что он женился по расчету, и тотчас охладела. Тогда он стал искать утешения в объятиях других женщин.
 В начале этого года умер их ребенок, это совершенно подкосило Лайзу. Она стала молчаливой и очень тихой. О ласках в постели не было и речи. Нужно поговорить с ней, подумал он, но пока это подождет. На первом месте у него всегда были служебные дела. Он позвонил адъютанту, чтобы подготовили машину.
 Пока Дэвид шел к машине, его приветствовали офицеры девятого кавалерийского полка. Девятый и десятый полки были знаменитыми «солдатами Буффало» [3] , Гордость за славную историю полков скрашивала им тяготы пограничной службы.
 Всю дорогу в Дуглас Дэвид думал о встрече с Селиной. Она была хозяйкой отеля на пресловутой Шестой улице. Такая улица была в каждом небольшом городке. Это, скорее, бордель, чем отель, но у Селины такое сладострастное тело и дар, позволяющий мужчине чувствовать себя победителем.
 Лайза, напротив, спокойная, скромная и внешность у нее обыкновенная. Но Селина… она разбудила в нем чувства, дремавшие где-то глубоко внутри. Ее совершенное тело возбуждало его. Он делал ей дорогие подарки, посылал цветы, любил ее до безумия. Слава Богу, что Дуглас был далеко от Форта Хуачука, маловероятно, что Лайза может узнать обо всем. В эти дни Селина была его единственной радостью.
 Его машина проезжала мимо небольшого гарнизона, расположенного рядом с Дугласом, и Дэвид приветствовал офицеров, встречавшихся по пути. Этот гарнизон вряд ли был большой угрозой сторонникам Мадеро, но среди офицеров было несколько настоящих храбрецов, которые могли отразить возможное нападение. В случае настоящей опасности войска из Форта Хуачука и других гарнизонов могут быстро передислоцироваться в нужную точку. Как раз недавно было несколько инцидентов, и это беспокоило Дэвида. Вряд ли стоит ждать какого-то улучшения обстановки, скорее всего, станет еще хуже.
 В Дугласе они подъехали к отелю «Гадеден», который, как считал Дэвид, был идеальным местом, где можно узнать местные новости о ситуации на границе. Это был великолепный отель с шикарными номерами, в нем встречались богатые и влиятельные люди. Дэвид получил нужную информацию от доброжелательного гостиничного клерка и сразу же направился за город.
 Это был один из самых пыльных дней. Мужчины натягивали шейные платки на рот и нос, чтобы не задохнуться от желтой пыли. В Дугласе иногда поливали улицы водой, чтобы прибить пыль, но от этого было только хуже. На каждом крыльце была метелка из перьев, которой пользовались гости, чтобы смахнуть с себя пыль, прежде чем войти в дом. Но это тоже мало помогало.
 Было достаточно прохладно, и жара была не такой мучительной. Отряд ехал по дороге на ранчо. Моррис смотрел вокруг, отыскивая признаки вторжения мятежников. Неизбежно, думал он, эти мексиканцы восстанут, перейдут границу и начнутся беспорядки. Он надеялся, что военные справятся с этим.
 Ранчо Блэквотер Спрингс вряд ли можно назвать богатым, подумал Дэвид, когда они приблизились к деревянному дому. Заборы поломаны и нуждаются в починке. Стадам не хватает корма. Видно было, что дела здесь шли плохо.
 Приезжие с Восточного побережья всегда так уверены в себе, пока не убедятся, как трудно содержать ранчо в пустыне. Здесь нет места церемониям, и люди поневоле ожесточаются.
 Он приказал шоферу остановиться у дома и поднялся на крыльцо, ожидая, что кто-нибудь выйдет ему навстречу. Джек Лэнг был польщен и в то же время удивлен, увидев полковника у дверей дома. Он представился и пригласил гостя в дом.
 — Благодарю, но у меня нет времени, — сухо сказал Моррис. — Я хочу узнать, что у вас случилось.
 Джек немного смутился от резкости тона полковника, но рассказал об угоне скота и о преследовании грабителей. Он не признался, что они пересекли границу, а упомянул лишь о том, что одного из преступников пришлось допросить.
 — Он сказал, что они не из отрядов Мадеро?
 — Совершенно верно.
 Моррис задумался.
 — Около армии всегда околачиваются те, кто совершает преступления по собственной инициативе, но за этим тоже надо следить, мистер Лэнг. Мы не можем позволить мексиканским патриотам добиваться своей цели за счет Соединенных Штатов.
 — Я согласен. Трудность в том, как помешать этому. У меня ограниченное число работников.
 — Да, согласен, это обычная проблема в отдаленных районах. Мы обязательно увеличим охрану, принимая во внимание, что у вас нет людей. Я также подниму отряды в Дугласе и Сан Бернадино Вэли, недалеко от ранчо Слотер.
 — Но у меня есть люди, — слабо запротестовал Джек. — По крайней мере, у моего соседа Вэнса.
 — Вэнс, — в голосе полковника послышалось уважение. — Да, я знаю его. Ну, тогда хорошо. Мы выставим патруль, и, надеюсь, больше подобного не допустим. Я сожалею о происшествии.
 — Мы вернули себе большую часть скота.
 — А что с пленным?
 — Мы его отпустили.
 — Вы поступили разумно, — согласился Моррис. — Мексиканцы очень мстительны. Они могли бы опять свалиться на вашу голову, чтобы освободить своего человека.
 — Вэнс тоже так сказал.
 — Он прожил здесь всю жизнь. Неплохо, что вы прислушиваетесь к его советам. Это благоразумно — Моррис поднес руку к фуражке. — Я с вами прощаюсь.
 — До свидания, полковник.
 Джек наблюдал отъезд полковника и удивлялся, зачем он приезжал. Военные мало чем могли ему помочь. Страна большая, грабители могут спрятаться где угодно и спрятать скот.
 Он вздохнул и вернулся в дом.
 Назад Дэвид возвращался снова через Дуглас. Он приказал своим людям возвращаться в Форт, а сам сослался на личные дела. Никаких комментариев не последовало, но некоторые из его людей с насмешкой переглянулись. Ни для кого не было секретом, что у полковника в городе есть женщина.
 Дав шоферу для вида несколько поручений, Дэвид направился в отель к Селине.
 Она сидела за столом в холле, эффектно одетая, черные волосы убраны в узел на затылке. На ней было закрытое платье розового цвета. Радостная улыбка осветило ее лицо, когда она увидела Морриса. Он снял фуражку и подошел к Селине.
 — Дэвид, как я рада тебя видеть, — она говорила с легким испанским акцентом, глаза ее горели.
 Селина встала из-за стола и протянула ему руку, скромно опустив глаза — вдруг кто-нибудь наблюдает за ними. В это время в доме почти никого не было, но все же.
 — Пойдем в библиотеку, мы там поставили новый диван.
 Дэвид пошел за ней, его сердце бешено колотилось.
 Селина провела его в небольшую комнату и закрыла дверь, прислонившись к ней спиной. Слышно было, как щелкнул замок.
 — Ты весь в пыли, — упрекнула она, когда он обнял ее.
 — Не обращай внимания на пыль. Поцелуй меня.
 Он отыскал ее губы и жадно поцеловал. Дэвид застонал, когда почувствовал, как она приподнялась на цыпочки, и ощутил ее бедра.
 — Тебя не было целых две недели.
 Дрожащими руками он стал приподнимать юбку, пока не коснулся бедер. Он ласкал их руками, жадно целовал ее губы, наслаждаясь ее страстным шепотом, пока она, торопясь, расстегивала его накидку.
 Он снял мешающую одежду и прижал женщину к двери, покрывая ее лицо поцелуями. Затем обхватил руками ее бедра и прижал к своему возбужденному телу. У нее перехватило дыхание.
 — Дэ… вид! Здесь нельзя!
 Он, смеясь, заглушил поцелуем ее слова и крепко держал ее, пока его тело ритмично двигалось. Дверь слабо скрипела и щелкала, и по мере давления на нее начала громко хлопать, когда движения его бедер достигли завершения в безумном забвении.
 Селина улыбнулась, когда почувствовала его конвульсивные движения, никого она еще так сильно не желала, но, как и большинство мужчин, он ставил свое удовольствие на первое место.
 Дэвид, едва дыша, прислонился лбом к двери, пока его сотрясало от наслаждения. Затем наступило расслабление. Его тело стало тяжелым, пульсирующим.
 — Я рад, что в доме никого нет, — прошептал он.
 — Да. Отпусти меня, Дэвид, — спокойно сказала она.
 Он поднял голову и посмотрел на нее с удовлетворением.
 — Ты всегда выглядишь так, будто мы и не занимались любовью, — сказал он задумчиво. — Или ты делаешь это только ради меня? Ты любишь меня, но секс тебе безразличен?
 Она пожала плечами.
 — Это не имеет значения.
 Он сжал губы.
 — Возможно, мне следует больше думать о том, чтобы ты получала наслаждение, моя маленькая.
 Он отошел от нее и начал полностью раздеваться.
 Было совсем светло. Она еще никогда не видела мужчину полностью обнаженным. Когда он встал перед ней, она была потрясена, что он был возбужден и полностью способен на продолжение. У него было красивое тело, очень сильное и одновременно стройное.
 — Это же библиотека, — начала она.
 — Именно. Мы с тобой еще никогда не занимались любовью на полу, не так ли?
 Она покраснела. Его сильные руки начали умело раздевать ее.
 Селина не протестовала, даже когда стояла обнаженная, а он целовал ее полную грудь и длинную красивую шею.
 — Какое у тебя выражение лица, — нежно засмеялся он и начал ласкать языком ее грудь. Потом поднял ее на руки и отнес на огромный персидский ковер, который лежал между стульями и бархатным диваном. Он опустил на него Селину и встал на колени между ее ног. Несколько минут, которые, казалось, тянулись, как часы, он просто смотрел на нее, лишь слегка дотрагиваясь до ее вздрагивающего тела. Затем опустил голову к ее животу и начал ласкать, ее губами, как не ласкал еще ни один мужчина. Она чуть не задохнулась, когда он, сжав руками ее бедра, жадно склонил голову к ее самому сокровенному месту. Она пыталась воспротивиться, но его губы давали ей такое неизведанное наслаждение, что она не могла противостоять ему. Ее наслаждение все возрастало, напряжение возросло до боли.
 Она хватала ртом воздух, прижималась к нему, умоляя его. Он встал на колени и пронзил ее нежное тело своей возбужденной плотью. Ее тело трепетало при каждом сильном толчке. Дрожь продолжалась и продолжалась, она смеялась и плакала, и прижималась к нему, когда, наконец, он привел ее в рай наслаждения и сам задрожал, достигнув предела ощущений.
 Много позже она сидела в кресле, голова у нее кружилась, она была полностью одета, но все еще находилась во власти чувственного наслаждения.
 — Это было, как будто я овладел девственницей, — сказал он удовлетворенно, стоя перед ней уже в форме. — Это было у нас, как в первый раз, когда ты нервничала, стеснялась и боялась.
 Она смотрела на свои руки.
 — Ты делаешь… это со своей женой?
 — Я никогда ни с кем этого не делал, — ответил он спокойно. — И никогда не буду делать. Только с тобой. Я люблю тебя. Тебе это не приходило в голову?
 Она подняла бледное и напряженное лицо, ее темные глаза встретились с его глазами.
 — Любишь… меня?
 — Люблю тебя, — подтвердил он.
 — Но я… я не леди.
 — Для меня ты всегда леди.
 — Как ты можешь любить меня? Женщину неблагородного происхождения, — она заплакала.
 Он взял ее лицо в свои ладони, улыбнулся ободряющей улыбкой, ее ранимость была неожиданной:
 — Ты настоящая женщина, Селина.
 Он поцеловал ее, она прильнула к нему, ее щека прижалась к его груди.
 — Пожалуйста, скажи, что я у тебя единственная, даже если это неправда, — прошептала она.
 — Ты для меня единственная женщина, — честно сказал он ей. — И ты будешь моей последней женщиной, — он нагнулся и нежно поцеловал ее.
 — Я скоро вернусь.
 Она смотрела, как он уходит, и думала о чувствах, которые испытала. Теперь дни будут тянуться очень долго, пока она снова не увидит его.
 Она вспомнила о жене Дэвида, и кровь ее закипела. Нужно срочно что-то решать. Она не хотела делить его с другой женщиной. Если он действительно любит ее, а она поверила, что любит, Дэвид не должен разрываться между ними. Он не должен любить жену, решила она.
 Напевая, она вернулась к своим делам.




 Глава 6


 С приятной отрешенностью Трилби наблюдала, как мексиканцы в красочных национальных костюмах танцевали под ритмичную волнующую мелодию. За долгие месяцы, что они провели в Аризоне, она впервые присутствовала на таком празднике. Несмотря на природную сдержанность, она увлеклась яркой атмосферой праздника.
 Рядом с ней, прислонившись к кирпичной стене, стоял Торн. Он был одет буднично, Джек тоже. Трилби с матерью выделялись в толпе своими европейскими платьями. На мексиканских женщинах в основном были белые блузки и цветные юбки. У мужчин — белые юбки и яркие пончо. Трилби недовольно поморщилась. Она была одета в светло-голубое платье, отделанное белой оборкой, на ногах высокие туфли на застежках. Она в который раз поправила высокий воротник.
 — Не надо нервничать, — мягко сказал Торн. — Ты выглядишь прекрасно.
 — Я представления не имела, как нужно одеться. Это получилось непреднамеренно.
 — Эти люди не считают нужным тратить деньги на красивые тряпки. Но они все равно счастливы.
 — Да, они кажутся действительно счастливыми, — согласилась Трилби, завидуя их раскованному веселью.
 Что касается людей ее круга, они всегда были сдержанны в проявлении чувств.
 — А не опасно здесь находиться в связи с мексиканскими событиями?
 — Совершенно не опасно, хотя некоторые из этих людей сочувствуют мятежникам, — успокоил он девушку. — Я знаком с большинством жителей этой деревни. Некоторые их родственники работают у меня.
 Но это ее не успокоило. Даже сейчас ее пальцы были крепко сжаты. Торн заметил это и, слегка улыбаясь, взял ее маленькие ручки в свои.
 — Расслабься, — его глаза смотрели спокойно и твердо.
 — Ты всегда так напряжена, малышка, так уязвима.
 — Мне… мне трудно, — запинаясь, произнесла она.
 Вокруг звучала громкая музыка, заглушаемая громким смехом и разговорами развеселившихся людей. Странное ощущение охватило ее, он смотрел на нее дольше, чем этого требовали правила приличия. Ей казалось, он видит, что происходит в ее душе.
 — Что с тобой? Тебе нравится здесь?
 — Думаю, что да. Дома мы более сдержанны.
 — Правда? Я думал, что каюны очень темпераментный народ.
 — Но я не из каюнов, — ответила Трилби. — Мои родители — выходцы из Вирджинии. Они переехали в Батон Руж после Гражданской войны. С тех пор моя семья жила там.
 Пожатие его руки стало более нежным и ласковым.
 — Ты никогда не распускаешь волосы?
 — Я… ну, я не знаю, — пробормотала она. — Вы всегда считали меня легкомысленной. И поэтому мне казалось, что если я распущу волосы, вам это не понравится…
 Он поморщился.
 — Я не знаю, почему Сэлли оговорила тебя, — в его глазах было сожаление. — Если бы я знал тебя немного лучше, я бы никогда не поверил ей.
 — Ваш кузен относится ко мне чисто по-дружески, — ответила она. — Он был добр ко мне. И только.
 Торн поднес ее ладонь к своим губам и медленно поцеловал, дрожь прошла по ее телу.
 — Я буду добр к тебе, Трилби, если ты мне это позволишь. — Он ласково посмотрел на девушку. — Я искренне сожалею, что вел себя так грубо. Ни о чем в жизни я не сожалел так сильно.
 Она изо всех сил сопротивлялась сладкому наслаждению, которое вызывал его взгляд. Ее тянуло к нему, несмотря на сопротивление, и ей это не нравилось. Он негодяй, он совсем не похож на Ричарда…
 — Я не держу на вас зла, — медленно сказала она. — Вы меня не знали.
 — Я хочу тебя узнать, — хрипло ответил он. Его глаза потемнели. В них была мудрость и спокойствие, отчего она почувствовала себя еще более неловко.
 Оркестр заиграл медленную страстную мелодию. Торн потянул Трилби за руку в круг танцующих и обнял за талию.
 — Потанцуй со мной, Трилби.
 Они двигались в такт музыке. Он не делал ничего, что могло бы оскорбить ее, но у нее подкашивались ноги от ощущения тепла, которое излучала его сильная рука на ее талии, рука, которой он сжимал ее ладонь. Она взглянула в его глаза и не смогла отвести взгляда.
 — Я уже не кажусь тебе таким дикарем, Трилби? — тихо спросил он. — Или ты не можешь забыть мексиканца, которого я привез к вам на ранчо?
 Она слегка покраснела.
 — Я думаю, что, в сущности, к таким вещам можно привыкнуть.
 — Нужно привыкнуть, — сказала он с легкой усмешкой. — У тебя есть сила воли. Тебе только надо ее развить.
 — Я думала о возвращении на родину, — вдруг сказала она.
 Тело Торна напряглось.
 — Почему?
 — Я… Я скучаю по родине. Скучаю по Ричарду, — выпалила она, стараясь словами защитить себя от его прикосновений.
 — Ты забудешь его со временем, — возразил он.
 Внезапно его рука плотно обвила ее талию, он притянул ее к себе и прижался щекой к ее волосам.
 — Не надо, — умоляюще прошептала Трилби, задыхаясь. Он сильно прижал ее к своей широкой груди.
 Интимность этого объятия, обволакивающая теплота его сильного тела заставили ее сердце бешено забиться.
 — Торн!
 Звук его имени в ее устах бросил его в дрожь. Его рука осторожно ласкала ее спину.
 — Я не отпущу тебя и не позволю уехать.
 — Я не подхожу… для жизни здесь, — сказала она едва слышно. Ее глаза беспомощно закрылись. Запах его тела проникал в нее, несмотря на все усилия успокоиться, и делал ее безвольной. — Я городская девушка.
 — Ты можешь научиться жить на ранчо.
 — Это не вам решать.
 — Не зарекайся, — мрачно ответил он.
 Она хотела возразить и уже придумала, что ответить, как Саманта потянула отца за рукав.
 — Папа, можно мне съесть кусочек жареного пирога? — спросила девочка. — Он называется тамал.
 — Ты сожжешь себе язык, — усмехнулся Торн, отпустив Трилби, и присел на корточки перед дочерью. — Это чисто мексиканский пирог, дочка, совсем не такой, какие печет дома Мария, — он посмотрел на Саманту с непривычной для него ласковой улыбкой, и это успокоило Трилби.
 — Ты уверен?
 Он кивнул.
 — Ну, хорошо, — сказала недовольно Саманта. Она смущенно посмотрела на Трилби. — Вы очень хорошо выглядите, мисс Лэнг, — добавила она.
 — Вы тоже, мисс Вэнс, — ответила Трилби, улыбаясь.
 Саманта улыбнулась в ответ и быстро убежала.
 — Она все равно купит этот пирог, и потом у нее всю ночь будет болеть живот, — сказал Торн с досадой.
 — Она очень похожа на вас, не так ли?
 Он посмотрел ей в глаза.
 — В некотором отношении, да, — кончиком пальца он нежно дотронулся до ее мягких губ. Она вздрогнула и отступила назад. Торн улыбнулся, потому что хорошо понимал, что с ней происходит. — Ты очень смущена. Когда мы танцуем, твое сердце стучит, как барабан. Я это слышу, когда прижимаю тебя к своей груди.
 Она покраснела.
 — Джентльмен не стал бы этого говорить.
 — Я не джентльмен, — напомнил Торн. Он пристально, не отрываясь, смотрел на ее губы. — Мне хотелось бы затащить тебя за дом и целовать до тех пор, пока ты не станешь звать на помощь. Я хотел бы, чтобы твои губы стали красными, как шейные платки мексиканцев.
 — Мистер Вэнс, как вам не стыдно?!
 Он оглянулся, отыскивая глазами ее родителей. Они беседовали с кем-то из знакомых. Усмехнувшись, он вдруг взял Трилби за руку и потащил за собой, в темную узкую аллею.
 — Что вы делаете? — в ее голосе было отчаяние.
 — Что подумают люди?
 Он прервал ее поцелуем, поднял и прижал к себе. Он целовал ее долго, с необычной для него нежностью. От нее пахло кофе, его голова закружилась. Он прижал ее к себе сильнее, ее губы раскрылись под его нежным, но требовательным, поцелуем.
 Трилби сопротивлялась недолго. Она ощущала его страстную силу, чувственность его губ расслабила ее. Она сдалась сразу и полностью, ее руки обвили его шею, невозможно было устоять против наслаждения, которое он давал. Она отбросила все доводы, которые держала в уме, и просто отдалась его горячему чувству.
 Поцелуй продолжался. Ее тело пульсировало и горело, она все крепче прижималась к нему, к его сильной груди, так крепко, что его грудь, казалось, слилась с ее грудью. Она была увлечена страстью, не в силах сопротивляться, и могла только еще сильнее прижаться к нему, чтобы продлить наслаждение, ее чувственность росла тем быстрее, чем больше она ей отдавалась.
 Внезапно он понял, что она отвечает ему. У него не было женщины со времени смерти жены, а Трилби доставляла поистине волшебное наслаждение его изголодавшемуся телу. Он застонал, и она почувствовала, как его рука коснулась ее груди, его пальцы поглаживали через платье ее сосок, пока тот не стал твердым. Это неприлично, думала она в отчаянии. Его нужно остановить!
 Но она испытывала необычные ощущения. Он давал ей темное, запрещенное наслаждение, и оно было восхитительным. Она почувствовала, как он слегка повернул ее, чтобы его руке было удобнее ласкать ее грудь.
 — Милая… — прошептал он прямо в губы, теряя голову. — Ты самая сладкая женщина в моей жизни, Трилби, — он застонал от страсти. — Позволь мне дотронуться до тебя.
 Он начал расстегивать ее платье. И он еще говорил, что не думает о ней плохо. Полная интимность и непозволительность того, что он делал, вдруг огнем обожгла ее мозг и тело. Она вдруг толкнула его в грудь в ужасе от того, что он делает. Отшатнулась от него, ее лицо покраснело, она задыхалась.
 — Что с тобой? — у него слегка кружилась голова.
 — Ты сказал, что не веришь тому, что сказала твоя жена, но ты веришь этому — иначе ты не стал бы так вести себя со мной. Ты оскорбляешь меня, — шептала она, ее трясло от гнева и возмущения. — Отпусти меня! — крикнула она, толкая его в грудь, когда он попытался удержать ее.
 Лицо Торна исказилось.
 — Это не было оскорблением, Трилби. Успокойся и выслушай меня, — он крепко держал ее за руку.
 Но она с силой вырвалась и бросилась бежать в сторону танцующих. Глаза ее наполнились слезами. Он все еще считал ее падшей женщиной. Он прикасался к ней таким неприличным образом! А она позволила ему это делать! Она… поощряла его!
 Он схватил ее за руку, когда она добежала до кружащихся в танце пар, и заставил ее танцевать, повернув и прижав к себе.
 — Это не было оскорблением, — повторил он, глядя в ее гневные глаза. — Черт возьми, ты же женщина, не так ли? Разве твоя мать не рассказывала тебе о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной?
 — Приличные мужчины не дотрагиваются до приличных женщин так, как вы, — прошептала она со слезами в голосе.
 Он глубоко вздохнул, его взгляд остановился на ее мягких светлых волосах. А он еще считал ее опытной женщиной! Он даже не знал, как справиться с этим стрессом.
 — Пожалуйста, выслушай меня, по крайней мере, позволь попытаться объяснить тебе…
 — Я хочу домой, — ответила она задыхающимся шепотом. Ее глаза гневно смотрели на него. — Я ненавижу вас.
 Сэлли много раз говорила ему то же самое. После того как она обнаружила, что беременна, она говорила это почти ежедневно. Глаза Трилби выражали такое же презрение, как и глаза его жены. Ему было не по себе. Гнев пересилил вину и сочувствие.
 Он сразу же отпустил ее.
 — Как угодно, мисс Лэнг. Мы поедем сразу же, как только ваши родители будут готовы. Возможно, для меня вы недостаточно женщина!
 Он сказал это с презрением и пошел прочь. Она смотрела, как он уходит, гордость ее была уязвлена. Ей не хотелось портить праздник остальным, но было невыносимо оставаться здесь после того, что случилось. Она не знала, почему позволила ему увезти себя с танцев и почему позволила прикасаться к себе таким неприличным образом.
 Ее лицо горело, когда она спрашивала себя, действительно ли она женщина без морали и не ясно ли это сразу же опытному мужчине.
 Возможно, только теперь Торн увидел, кем она, в действительности, была. Она еле сдерживала слезы и бросилась к своим родителям.
 — Какая ты красная, Трилби! — воскликнула Мери, смеясь. — С тобой все в порядке?
 — Я плохо себя чувствую, — сказала Трилби без всякого объяснения, прижимая тонкую руку к животу. — Мне очень жаль, но не можем ли мы уехать отсюда?
 — Конечно, дорогая, — Мери обняла ее за плечи, и они пошли искать Джека. Через несколько минут они уже ехали по пыльной дороге на ранчо Блэквотер Спрингс.
 Трилби сидела на заднем сиденье с Мери и Тедди. Ее брат без остановки возбужденно обсуждал увиденное, а Джек Лэнг громко делился впечатлениями о фиесте с Торном, стараясь перекричать шум мотора.
 Она была рада, что все закончилось. Она приедет домой и попытается успокоиться до приезда Ричарда. Она должна помнить, что любит его. Может быть, она и не может устоять перед этим дикарем, но ее сердце принадлежит только Ричарду. Она откинула голову и закрыла глаза. А что, если Ричард догадается, что она легкомысленная женщина? А что, если это видно по ней? Позволить Торну ласкать ее таким образом могла только падшая женщина.
 Она мучила себя этими вопросами еще долго после того, как молчаливый Торн проводил их до двери и отправился домой со своей маленькой дочкой.
 Лайза Моррис услышала, как хлопнула дверь.
 Она молча смотрела, как Дэвид снял фуражку и китель, бросив их на стул. Машинально она начала их чистить, но слой пыли был таким плотным, что ей никогда не удавалось вычистить одежду полностью. Ее внимание привлек длинный черный волос и запах духов. Дешевые духи. Она нахмурилась. Она была блондинкой и никогда не пользовалась духами.
 Не взглянув на мужа, Лайза со скрытым отвращением повесила китель обратно.
 — Ты не был на службе?
 — Да. Делал объезд в поисках мексиканцев, — зевнув, сказал он. — Я устал.
 — Ты ездил на границу?
 — Около Дугласа, — он с любопытством взглянул на нее. — А что?
 — Мне интересно, видел ли ты каких-нибудь мятежников? — уклонилась она от ответа.
 Он засмеялся. А он подумал, что Лайза его подозревает! Да как она может узнать о Селине?
 — Я их никогда не видел. Они, как призраки. Как лисы, как дым на ветру. Спроси любого.
 — Да, я понимаю, — у нее все болело.
 Она знала о том, что в Дугласе у него есть женщина. Жена одного из офицеров, хитрая неприятная женщина, рассказала ей о Селине. Она не знала, что Лайзе давно было безразлично, чью постель согревает ее муж. Лайза устала от него, устала от жизни. Ее отбившийся от дома муж даже не подозревал, что она тайно готовила документы для развода. Бумаги вскоре должны быть готовы, а она представления не имела, как он будет реагировать на это. Она боялась его гнева, но больше не могла терпеть это унижение. И просто хотела быть свободной.
 — Дэвид, — спокойно начала Лайза, — я хочу вернуться на Восточное Побережье.
 Он резко повернулся, пораженный.
 — Что?
 Она сжала руки, бледная, но решительная. Ее лицо не выдавало внутреннего волнения, которое она испытывала, в больших глазах были боль и укор.
 — Я сказала, что хотела бы вернуться в Балтимор. У меня там есть кузина, которая позволит мне жить у нее.
 — Кузина Хэтти, — сказал он презрительно. — Которая сделает из тебя рабыню.
 Она гордо подняла голову.
 — А разве здесь я не рабыня? — ее голос сорвался. — Содержу дом в порядке, пока ты навещаешь свою любовницу и возвращаешься ко мне, благоухая дешевыми духами?
 Если бы она разозлилась, кричала или делала что-то еще, он мог бы тоже высказать ей свои претензии и обвинения, но она говорила спокойно и почти безразлично, ее лицо не выражало никаких эмоций.
 Он покраснел от стыда, когда посмотрел на нее.
 — Вы изгнали меня из своей постели, когда потеряли ребенка, мадам, — напомнил он ей. — Мужчина не может долго жить без этого.
 — Но ты никогда не хотел меня, Дэвид. Никогда, — она опустила глаза.
 Это была правда, и это было очень больно.
 — Возможно, я устал заниматься любовью с манекеном.
 Она не реагировала. У нее просто не осталось для этого сил. Она растеряла их в этой жестокой стране много лет назад. Она потеряла здесь молодость и своего ребенка. Ей не нужен был Дэвид, но ей нужен был ребенок.
 — Ты женился на мне, потому что твоим командиром был мой отец, — сказала она. — Мы это оба хорошо знаем. Ты не любил меня, но притворялся, что любишь, пока не добился продвижения по службе. Ты продолжал притворяться, пока не получил звание, после того как мой отец умер, у тебя уже не было необходимости притворяться. Но офицер не должен разводиться со своей женой, не так ли, Дэвид? Не должен, если он хочет получить следующее звание. Ты понимаешь… — она усмехнулась, увидев, как он покраснел. — Я знаю тебя очень хорошо. Как и мой отец, но, к сожалению, тогда я не хотела слушать его.
 Он не мог отрицать того, что она сказала. Это была правда. Он никогда не любил ее. Она была холодной и неласковой в постели. Даже ее беременность не пробудила в нем нежных чувств. Он не любил ее. Он был виноват в том, что притворялся. Ее отец был богатым и влиятельным, а он был бедным и тщеславным. Женившись на Лайзе, он мог быстро продвинуться по служебной лестнице. Но позже женитьба на нелюбимой женщине омрачила триумф его военной карьеры.
 — Ты не должна была выходить за меня замуж.
 — Я понимаю, — она изучала его красивое лицо, в его лице была печаль, которую она раньше не замечала. — Я знала, что не всякий мужчина женится на мне ради меня самой, — сказала она. — Звание моего отца было единственным моим преимуществом. Это правда. Я не всегда была несчастливой. Честно говоря, были времена, когда я думала, что люблю тебя. Но нам лучше всего расстаться. Я не могу жить с тобой, Дэвид, зная о… о ней.
 Он медленно и тяжело вздохнул.
 — Ты никуда не поедешь, — возразил он холодно. — Пусть я буду проклят, если ты уедешь! Ты принадлежишь мне.
 — Я не собственность.
 — Нет, ты собственность, если я говорю так, — ответил он. — У тебя нет собственных денег, а я их тебе не дам. Как ты собираешься добраться до Мерилэнда?
 — Почему ты не разрешаешь мне уехать? — заплакала она. — Я тебе не нужна.
 — Ты моя жена, — жестко возразил он. — А я здесь командир. И не хочу, чтобы обо мне сплетничали.
 — Ну что ж. Ты не против, если я убегу, чтобы это на тебе не отразилось?
 Он скрипнул зубами.
 — Тебе не на что жаловаться. У тебя есть дом, прекрасная репутация и много красивых платьев.
 — Я вижу, ты считаешь, что все это скрашивает мою жизнь, в то время как ты веселишься с этой проституткой?
 Страдальческое выражение ее лица разозлило Дэвида.
 — Если ты захочешь еще ребенка, он у тебя будет.
 — Ах, как благородно с твоей стороны, — ее тон был насмешливым и высокомерным. — И какое это будет испытание для тебя, я уверена!
 Ее враждебность удивила его. Он взглянул на нее и внезапно понял, что даже не удосужился узнать ее получше, понять за годы, что они были женаты. Она была как тень, служанка, которая следила за домом, готовила еду, стирала белье. Они никогда не разговаривали по душам. Он занимался с ней любовью, когда ему это было нужно, она забеременела, а потом потеряла ребенка. После этого у него появилась Селина.
 Он никогда не проявлял к жене никаких чувств, никогда не делал попытки возбудить Лайзу. Сейчас он и сам удивлялся, почему не делал этого. У нее была небольшая грудь, но она была хорошо сложена, ее тело имело красивые очертания. Он целовал ее несколько раз, и это было совсем не неприятно, но и только. Селина же разожгла его страсть. Он любил ее.
 — Я не хочу оставаться здесь, Дэвид, — настаивала Лайза.
 Он подошел к ней, приподнял ее подбородок.
 — Я хочу кофе.
 Она покраснела от гнева и возмущения, когда его пальцы начали ласкать ее. Он подумал, что она смущена, и, понимающе улыбнувшись, наклонился и стал целовать ее. Но при первом же прикосновении его губ она отшатнулась от него, ее глаза горели гневом.
 — Не дотрагивайся до меня! — закричала она. — Как ты осмеливаешься овладеть мной, еще не остыв после той женщины!
 Она брезгливо вытерла губы, как будто от его прикосновения ей стало плохо, как будто он вызывал у нее отвращение.
 — Ты обманываешься, — сказал он натянуто, глубоко оскорбленный. — Селина дважды женщина по сравнению с тобой.
 — Тогда побереги свои ласки для нее, — гордо ответила Лайза. — Вы можете вынудить меня остаться здесь, сэр, но никогда не заставите довольствоваться этим.
 Она ушла на кухню, Дэвид смотрел ей вслед со смешанным чувством удивления и гнева.
 Торнтон Вэнс заглянул в колодец, в это время мексиканец, работающий у него, подъехал на лошади. Рядом на солнцепеке лежали две дохлые коровы.
 — Колодец отравлен? — спросил Джордж.
 Торн выругался.
 — Да, отравлен, черт возьми! — он поднялся на ноги. — Видимо, это месть за то, что мне принадлежит земля в Мексике.
 — Всем известно, что вы разрешаете сторонникам Мадеро поить своих лошадей здесь, сеньор, что вы сочувствуете их делу, — сказал маленький мексиканец серьезно и улыбнулся. — Ни один истинный революционер не станет вредить вам. Кажется, это не они.
 — Они не стали бы. Это был мой последний колодец, — Торн был вне себя от бешенства. Он со злостью смотрел на воду.
 — Если скот не напоить водой, животные станут падать целыми стадами. В Сан Бернардино Вэли при бурении нашли подземную реку, — вспомнил он. — Возможно, мне придется сделать то же самое.
 — Вода есть в реке.
 — Конечно, но она на ранчо Блэквотер Спрингс, а Лэнг мне ее не продает, он даже не хочет сдать ее в аренду.
 — В старые времена, сеньор, ваш отец пользовался водой без разрешения, — мрачно напомнил ему Джордж.
 — Я не сделаю этого, — Торн ловко вскочил в седло.
 Он не хотел, чтобы ковбой догадался, — если бы не Трилби, он поступил бы, как его отец. Она и так считает его дикарем, он не мог позволить, чтобы она стала думать о нем еще хуже.
 Он с отчаянием вспомнил, как она убежала от него в тот вечер на фиесте. Он хотел рассказать ей о своей страсти и вовсе не хотел оскорбить. Он желал ее и потерял контроль над собой. Но он совсем не хотел ее обидеть.
 Это была его вина, и он прекрасно это понимал. Если бы он не вел себя с ней так грубо раньше, то никогда не дал бы ей повода сомневаться в своих намерениях. Он потерял землю под ногами, а теперь еще и этот Ричард приезжает.
 Мысль о нем привела Торна в ярость. Он знал, что этот выходец с Восточного Побережья был полной его противоположностью, а Трилби воображала, что любит этого нарядного пижона.
 Джек Лэнг упомянул поклонника Трилби несколько раз, но очень уважительно. Ричард приезжал из какого-то другого мира, там была другая жизнь, там были люди с хорошими манерами. Он никогда не нюхал дыма костра и не знал запаха скота, он не носил старой одежды, покрытой пылью, он не отличит один конец ружья от другого. Но Трилби считает это достоинством. Для Торна он был лишь соперником.
 — Мы поищем воду, — Торн тронул коня.
 — Апачи может найти воду, сеньор, — сказал мексиканец. — Вы сами знаете это. Наки обладает этим даром.
 — Я хочу попросить его об этом. Я очень уважаю талант выросших в пустыне апачей, Джордж. У них есть знания, которых никогда не было у белых.
 — Ох, сеньор, вы совсем не такой, как эти приехавшие гринго [4] , которые свысока смотрят на темнокожих, — сказал Джордж грустно. — Вы похожи на патрона, вашего отца. Вы все понимаете, сеньор.
 — Я уважаю людей, которые много знают, — Торн усмехнулся. — Что заставляет некоторых выходцев с Восточного Побережья считать меня дикарем?
 Джордж знал, о ком он говорит, но не следовало показывать это.
 — Многие говорят то же самое о Мадеро. Но каким бы он ни был, он освободитель угнетенных.
 — Ты говоришь, как агитатор.
 — Сеньор!
 — Я знаю, как вы относитесь к Мадеро, и почему, — сказал Торн.
 — Да, сеньор, — согласился Джордж, смягчившись. — Он святой для моего народа — он и все остальные, кто борется за нашу свободу.
 — Я поддерживаю его, но не буду за него сражаться, — сказал Торн мексиканцу, его глаза блеснули. — Внутренние дела Мексики меня не касаются, если только Мадеро или его сторонники сами не вмешаются в мои дела. В таком случае он пожалеет об этом.
 Мексиканец почувствовал гнев босса.
 — Разве порабощение одних людей другими не должно волновать каждого свободного человека?
 Торн взглянул на него.
 — Черт возьми, может, это и так, — сердито ответил он. — Но у меня достаточно своих проблем, чтобы решать еще и ваши. Поехали, Джордж. Нам нужна вода, а не гражданская война. По крайней мере, не сегодня. Джордж усмехнулся.
 — Как скажете, патрон. Конечно, мятежники не хотят вам вреда. Они борются с Диасом. Эти иностранцы, которые добывают полезные ископаемые на нашей земле, имеют так много, — заметил Джордж. — В Мексике не очень много голодных детей, но все-таки так не должно быть, патрон.
 — Не становишься ли ты социалистом? — спросил Торн маленького мексиканца.
 Джордж засмеялся, его белые зубы сверкнули на темном лице цвета полированной бронзы.
 Торн сорвал с головы шляпу и помахал ею перед носом мексиканца, как бы отгоняя муху. Джордж рассмеялся и пришпорил коня.
 Позже на ранчо Торн обдумал то, что сказал Джордж о таланте апачей. Возможно, это был последний шанс, и об этом стоило поговорить.
 Он нашел Наки. Его имя состояло из двух слов на языке апачей, но большинство могло выговорить только первое слово из двух, поэтому в округе апачи был известен как Наки. Будучи вежливым, он откликался на это имя, как будто оно было дано ему при рождении.
 Наки был довольно высоким для своей нации, молчаливым и спокойным. У него не было ни жены, ни семьи. Он был довольно молодым, но в глазах его светилась мудрость. Он всегда держал свои мысли при себе. К Торну он относился тепло, и то потому, что тот выучил его язык. Торн был единственным белым на его памяти, который знал язык индейцев, за исключением археолога МакКолума. Наки говорил на нескольких языках, но когда он был в мрачном настроении, отвечал только на языке апачей. Сейчас был такой случай.
 Безуспешно попытавшись начать разговор по-английски, Торн перешел на язык апачей.
 — Где Тиза? — спросил он, имея в виду второго индейца, который обычно всегда был рядом с Наки.
 — Оуаа, Naghaa, — медленно ответил Наки глубоким голосом, добавил еще несколько слов. Он протягивал долгие гласные звуки, выделял слоги гортанными паузами, делал носовыми согласные, используя повышенные интонации, чтобы смысл сказанного был более понятен.
 — Он ушел. Он ходит поблизости.
 Торн посмотрел вдаль и усмехнулся.
 — Nakwii, — поправил он, сердито посмотрев на Наки. — Его тошнит.
 Апачи пожал плечами.
 — Ликер белого человека. Я ему не давал.
 Торн опустился на одно колено и посмотрел в спокойные глаза индейца. Наки было около тридцати, но выглядел он гораздо старше Торна, которому было тридцать два.
 — Я тебя уже насмешил. Теперь давай говорить по-английски.
 — Если хочешь. Но после английского у меня остается неприятный вкус во рту, — сухо ответил Наки почти без акцента и на отличном английском. Он изучил его, скрываясь у священников, когда вместе с другими индейцами из племени чирикахуа его отправили во Флориду после захвата Джеронимо. — У тебя небольшая практика, ты мало говоришь на языке апачей.
 — У меня нет времени заниматься этим. Мне надо найти воду. Много воды.
 — И все? — Наки махнул рукой. — В нескольких милях есть река, — подсказал он. Торн взглянул на индейца.
 — Мне нужна вода именно здесь для моего скота, — сказал он. — Я не могу передвинуть реку.
 Наки пожал плечами.
 — Перегони скот.
 — Не своди меня с ума, — раздраженно сказал Торн, — а то я тебя застрелю.
 — А кто тогда будет читать тебе Геродота на греческом языке? — последовал саркастический ответ.
 — Не говоря уже о том, кто будет проводником для твоего друга археолога, когда он ищет место для раскопок. Без меня МакКолум провалился бы в какую-нибудь шахту, и мы никогда бы его не увидели.
 Торн воздел руки к небу.
 — Ну, хорошо, я признаю, что ты чудо образования. Как насчет того, чтобы найти воду?
 Наки заговорщицки наклонился к Торну, его длинные волосы упали на красивое бронзовое лицо.
 — Ранчо Блэквотер Спрингс.
 Апачи вскочил на ноги и пошел прочь. Торн был в бешенстве. Когда его друг становился таким по-восточному загадочным, Торн был уверен, что китайцы не имели к этому никакого отношения.




 Глава 7


 Наки вскочил в седло с неподражаемой грацией и подъехал к Торну, который продолжал стоять, пристально глядя на индейца.
 Не надо смотреть на меня так сердито, — Наки был невозмутим.
 — Мы, апачи, написали книгу о том, как важно сохранять спокойствие. Когда я найду воду, я вернусь. Если я не найду ее, то пришлю тебе письмо, а сам сброшусь с утеса.
 — У апачей нет чувства юмора, — напомнил Торн. — Об этом говорят все книги, которые я читал о них.
 — Ты читал не те книги. Спроси своего друга археолога МакКолума. Он прожил среди нас целый месяц. Мы дали ему очень интересную информацию о нашем народе, — Наки усмехнулся.
 — Крейг МакКолум не археолог, он антрополог который преподает археологию. И будущие историки проклянут тебя, если ты ввел его в заблуждение, касающееся вашей культуры.
 — По крайней мере, он был настолько учтив, что выучил наш язык, как и ты. Большинство белых слишком высокомерны, чтобы у них возникло такое желание.
 — Это чертовски трудный язык.
 — Итак, антрополог, — Наки произнес это слово подчеркнуто, — считает, что у нас есть чувство юмора. Он вел записи на языке апачей и даже составил историю жизни стариков, которых интервьюировал. Однако, белый человек, наш язык все-таки проще, чем ваш, — возразил Наки. — До встречи через несколько дней, — он развернул лошадь и рысью поехал прочь.
 Тиза замахал ему рукой. Наки остановился, сообщил старику, куда он едет, но отказался от его компании. Иногда ему хотелось побыть в одиночестве — сейчас был именно такой момент.
 Была суббота, и на железнодорожной станции, расположенной на Рейлроуд Авеню в Дугласе, было полно народу.
 Трилби слегка пританцовывала на платформе, ее голубое льняное платье кружилось вокруг ее ног. Она светилась от радости и выглядела юной и привлекательной. Мери Лэнг улыбалась, глядя на ее нетерпение.
 — Боже мой, можешь ты постоять спокойно? — пробормотал Тедди раздраженно. — Ты протрешь на платформе дырку.
 — Я не могу дождаться. А что, если он не приедет? — ныла Трилби. — Я не вынесу, если поезд придет без него.
 — Он телеграфировал, что приезжает, Джулия, Бен и Сисси тоже должны быть с ним. Мы великолепно проведем время, дочка, — усмехнулся Джек.
 — Приятно будет увидеть знакомые лица.
 — Для Трилби особенно важно одно лицо, — Мери ласково улыбнулась.
 — О, Ричард, забери меня отсюда, — пропел Тедди тоненьким голоском, прикладывая театрально руку ко лбу.
 — Прекрати, — Трилби стукнула его по спине зонтиком.
 Брат показал ей язык.
 — Ричард и Трилби! Ричард и Трилби! О! О!
 — Прекратите, молодой человек, — сделал замечание Джек. — Довольно шалостей на сегодня.
 Тедди потер шишку, которую получил накануне, и посмотрел на отца.
 — Ты ужасно ко мне относишься, папа.
 — Напомни мне об этом снова, когда будешь покупать в магазине мятные палочки.
 Глаза у Тедди загорелись.
 — А как насчет мороженого?
 — Не сегодня. Наши гости устанут с дороги и захотят поехать прямо на ранчо. Но в следующий раз, когда мы приедем в город, я обещаю тебе мороженое. Договорились?
 — Да, сэр.
 Трилби едва слышала их шутливую перепалку. Ее взгляд был обращен вдаль, где, отчаянно пыхтя, к станции приближался поезд, густой дым поднимался за ним и развевался по ветру.
 — Разносит огонь по всей дороге, чертова машина, — проворчал рядом с ними местный старожил.
 — Ненавижу поезда, ненавижу цивилизацию. Когда я приехал сюда в пятьдесят втором году, здесь не было даже дороги. Не говоря уже о городе. Здесь жили только апачи и мексиканцы. Тогда здесь было лучше, хотя не было всех этих чайных комнат, гостиных, где продают мороженое.
 — На прошлой неделе в городе закрыли единственный салон из двадцати, где ему давали спиртное в кредит, — прошептал Джек на ухо Мери и усмехнулся. — С тех пор он не может выпить.
 Мери чуть не засмеялась. Она посмотрела на их небольшую машину, где больше трех человек чувствовали себя, как сардины в банке. Вместе с Ричардом приезжали Бен, Сисси и Джулия, да их самих было четверо. Никакая машина не смогла бы их вместить, поэтому они наняли в местном гараже автомобиль с шофером. Это была идея Трилби, и она заплатила собственные деньги, которые заработала на продаже яиц и масла. Мери было грустно, что теперь даже небольшие расходы были им не по карману. Она никак не могла забыть, насколько более обеспеченными они были до приезда сюда.
 Прибывший поезд отвлек Мери от грустных мыслей. Он, пыхтя, остановился возле платформы, встречающие бросились к нему. Густые клубы дыма окутали их. Некоторые даже закашлялись. Пассажиры начали спускаться по ступенькам на платформу.
 — Посмотрите! — воскликнула Трилби, когда высокий светловолосый мужчина с саквояжем осторожно сошел с поезда. — Это Ричард!
 Ричард Бейтс услышал ее слова и посмотрел на нее. Это был высокий блондин с небольшими усиками и бледным лицом, одетый в элегантный серый костюм и подходящего цвета котелок. Как только он увидел Трилби, на его красивом лице появилась улыбка.
 — Трилби!
 Ей хотелось броситься в его объятия, но его сдержанность остановила ее. Он не спеша пошел ей навстречу, взял ее руку и тепло поцеловал, сдержанно выражая свою радость и симпатию. Он смотрел и на других членов семьи еще до того, как они подошли.
 — Как мило с вашей стороны было пригласить нас, — сказал Ричард. — Мы мечтали об этом визите. Сисси, ну давай же, — раздраженно позвал он через плечо. — Она сведет меня с ума. Она и двух шагов не может сделать, чтобы не споткнуться и не упасть. Вот что значит провести всю жизнь, уткнувшись носом в книгу!
 Сисси, его сестра, была лучшей подругой Трилби.
 — Ты не должен злиться, Ричард, — упрекнула она. — Сисси очень умная.
 — Это настоящее горе. Ты еще не знаешь! — он оглянулся и улыбнулся совсем по-другому яркой блондинке, выходящей из вагона.
 — А вот мой лучший друг. Иди сюда, Джулия, познакомься с семьей Лэнгов. Это моя кузина Джулия Морекс из Нового Орлеана. Конечно, вы помните мою сестру Сисси, она как раз сходит со ступенек. И мой брат Бен. Бен, где же ты?
 Худой темноволосый юноша помогал Сисси сойти с поезда.
 Они составляли забавную пару — девушка с темно-каштановыми волосами в очках, а рядом неуклюжий долговязый юноша. Они относились друг к другу с большей любовью, чем к своему старшему брату.
 — Они так увлеклись рассказами о диких индейцах, что мешали мне всю дорогу — все время не отходили от окна, высматривая индейцев, — недовольно сказал Ричард. — Они были уверены, что как только мы пересечем границу Аризоны, на нас тут же нападут и снимут скальпы. Я бы никогда не взял их с собой, если бы знал, что они будут так себя вести во время путешествия, — он снова повернулся к своей кузине, в то время как Сисси и Бен с любопытством осматривались вокруг.
 — Джулия, — с улыбкой продолжал он, нежно держа кузину за руку, — ты помнишь Трилби?
 — Прошло несколько лет с тех пор, как мы виделись последний раз, но я, конечно, помню, — вежливо ответила Джулия, ее голубые глаза сияли. С дружеской улыбкой она протянула Трилби руку.
 — Как мило с вашей стороны пригласить нас. Я надеюсь, мы не будем обузой для вас.
 — Глупости, конечно, нет, — ответила Мери Лэнг, приветствуя их.
 Все это время Трилби не могла найти слов, сердце ее упало, когда она увидела, как Ричард и Джулия смотрят друг на друга.
 — На нашем ранчо вы должны чувствовать себя, как дома. Оставайтесь столько, сколько вам захочется, — продолжала Мери.
 Ричард взглянул на пустынный ландшафт и песок вокруг и недовольно поморщился.
 — Думаю, что мы здесь долго не пробудем, миссис Лэнг. Как можно жить в таком ужасном месте?
 — Здесь нелегко, это верно, — сказала, наконец, Трилби. Ей не хотелось, чтобы Ричард плохо отзывался об их новой родине. Конечно, здесь ужасно. Разве она не говорила это тысячу раз? Но…
 — Ну что ты, здесь совсем не ужасно, мой мальчик, — с достоинством сказал Джек Лэнг. — Ты увидишь много интересного.
 Ричард только пожал плечами и улыбнулся Джулии. Сисси и Бен подошли ближе, и Трилби горячо обняла их.
 — Как я рада снова видеть вас! Сисси, у меня здесь нет ни одной подруги. За исключением мамы, нет ни одной женщины, с которой можно было бы поговорить.
 — Едва ли Сисси можно назвать женщиной, — сказал Ричард с братской прямотой. — Она прямолинейна, как палка, и учится в колледже, — добавил он, как будто интерес его сестры к высшему образованию был чем-то ненормальным. — Ей двадцать три, и у нее никогда не было поклонников.
 — Заткнись, Ричард, — пробормотала Сисси, сердито поправив очки на носу и яростно сверкнув на него глазами. — Ты слишком много обо мне знаешь!
 — Ты злой, Дик, — сказал Бен и покраснел от собственной смелости. — Ты всегда придираешься к Сисси.
 — Прекратите оба, — приказала Джулия. — Помните, мы здесь гости, а вы ведете себя, как дети.
 Сисси и Бен выразительно посмотрели на нее — она была моложе их, ей было только девятнадцать, и они не любили ее. Казалось, она почувствовала, что перешла границу, и натянуто улыбнулась, а потом нервно засмеялась.
 — Давайте поедем. Здесь так жарко, — она обмахивалась платком.
 — Да, действительно, — вздохнул Ричард, взяв Джулию под руку. — Мне здесь уже не нравится, — сказал он, недовольно оглядываясь.
 Трилби стало грустно. Она сжала руку Сисси. Сисси смотрела на нее с симпатией, но поговорить сейчас не было возможности.
 Бен помогал Сисси и Джулии сесть в нанятый автомобиль, в это время Джек Лэнг был занят багажом. Никто из приехавших молодых людей даже не подумал помочь ему. Когда Трилби увидела это, она представила себе, что Торн не помог ее отцу носить эти тяжести. Это ее разозлило, потому что представить это было невозможно.
 Последней каплей было то, что Ричард сел в машину не с Трилби, а со своей кузиной, сестрой и братом. Сердце у Трилби было разбито, но она старалась не показывать этого. Мери все поняла. Она ободряюще улыбнулась, но Трилби все равно хотелось плакать. Все ее надежды были связаны с приездом Ричарда. Совсем ничего не изменилось. Перед ее взором предстал Ричард. Он вежливо улыбался и смотрел сквозь нее.
 Поездка на ранчо была длинной и утомительной. Трилби сидела, сжавшись, на переднем сиденье. Ричард обнял Джулию за плечи, как только они сели в автомобиль, и все еще не убрал руки. Трилби видела это сквозь пыль, когда оглядывалась.
 А она так долго мечтала об этом визите…. но теперь боялась, что это может превратиться в сплошной кошмар. Ричард был вежлив, и ничего более. Он вел себя, будто и не соскучился по ней за долгое время разлуки.
 Они достигли перекрестка недалеко от их ранчо, когда их догнала группа всадников. Трилби залюбовалась стройными всадниками, но разозлилась, когда поняла, что это были люди с ранчо Лос Сантос во главе со своим насмешливым красивым хозяином.
 — Торн, как я рад видеть тебя, — приветствовал его Джек Лэнг.
 — Что привело вас сюда?
 — Мы сопровождаем вас, — уклончиво ответил Торн. Он перевел взгляд с Трилби, напряженно сидящей на переднем сиденье, на красивого молодого человека и остальных пассажиров во втором автомобиле, и его глаза сверкнули. Он сразу все понял. Все его страхи моментально рассеялись, хотя Трилби выглядела так, будто умерла ее любимая собака.
 — Совсем недавно на границе был инцидент, — добавил Торн, — многим в округе известно, что у вас гости с Восточного Побережья. И я подумал, что вам будет спокойнее, если мы будем поблизости.
 — Да, конечно. Большое спасибо, — улыбнулась ему Мери. — Торн, позвольте представить вас нашим гостям.
 Автомобили остановились, и они с Трилби вышли из машины. Торн спешился, и все трое подошли ко второму автомобилю.
 Трилби с интересом наблюдала за их реакцией. Глаза Сисси были широко раскрыты от удивления, когда она осматривала эту группу мужчин. Среди них были апачи, и глаза ее загорелись еще большим любопытством.
 Сисси училась в колледже на севере страны. Она жила у своей двоюродной бабушки. Сейчас были каникулы, и это позволило ей принять предложение Трилби погостить у них. Она увлекалась антропологией, изучала культуру индейцев. Но особенно ее интересовали апачи. Ее преподаватель, профессор, много знал о них и снабжал ее книгами и статьями об апачах. Она не пропускала информации о них, читала все, что попадалось в библиотеке колледжа, но здесь перед ней был живой представитель этого народа. И не только живой, но и по-мужски такой красивый, что сердце девушки екнуло.
 Он был очень высок, это было видно, даже когда он сидел верхом на лошади. У него были длинные густые волосы до плеч, прямые, черные и блестящие, как вороново крыло. Ветер слегка растрепал их, цветная лента вокруг лба не давала им падать на глаза. Он был хорошо сложен, и выглядел очень сильным. Широкую грудь прикрывала голубая клетчатая рубашка, сильные ноги обуты в мокасины. Он носил леггинсы, которые обтягивали его мускулистые бедра. Руки, лежащие на луке седла, были прекрасны. Она залюбовалась длинными смуглыми пальцами.
 Его лицо было поистине произведением искусства. Высокие скулы и прямой, как стрела, нос, большие темные глаза. Губы, тонкие, не как обычно у индейцев, высокий лоб, квадратный подбородок. Сисси подумала, что могла бы смотреть на него всю жизнь.
 Наки сразу почувствовал пристальное внимание к нему белой женщины, но притворился, что не замечает этого. У апачей считается дурным тоном обращать внимание на женщину на людях. Их строгие моральные правила включают множество табу. Несмотря на образование и многие годы, проведенные в обществе белых, он оставался апачи.
 Но, конечно, он заметил белую женщину. Она была высокой и стройной. Носила очки. Ему было интересно, является ли это признаком ума. Иногда у него возникала потребность поговорить с образованной женщиной. Он любил свою умершую жену-мексиканку, но ее словарный запас был ограничен, она могла говорить только о них самих и о том, что их окружает. У нее не было никакого образования. Интересно, как бы он чувствовал себя, если бы смог поговорить с женщиной о поэзии По и Торея. Он засмеялся про себя. Эта женщина, наверное, одновременно и напугана, и заинтересована им. Она, возможно, думает о нем; как большинство белых людей: бедный, жалкий, безграмотный дикарь. Ему нравилось играть эту роль по единственной причине — ему нравилось смотреть на лица своих обидчиков, когда он цитировал Тацита или Геродота или декламировал стихи английских поэтов девятнадцатого века.
 — Извините меня, мистер Вэнс, — голос Сисси звучал очень мягко, ее зеленые глаза казались огромными за стеклами очков в небольшой металлической оправе. — Но… он апачи? — она кивнула в сторону Наки.
 — Да, он апачи. Не волнуйтесь, апачи сейчас совсем не враждебны, несмотря на ужасные истории, которые вам рассказали в поезде, — заверил ее Торн. Он подал знак Наки, и тот подъехал к ним.
 Апачи выглядел величественно, его красивое лицо было, как бронзовая маска, но темные глаза, которые смотрели мимо Торна, искрились весельем и озорством.
 — Это Наки, — представил его Торн стройной девушке с Востока страны. — Наки, это мисс Сиси Бейтс. Она из Луизианы.
 Наки стало не по себе от взгляда этих зеленых глаз. Его чувства к женщинам умерли с тех пор, как не стало Кончиты, и он не хотел ничего менять в своей жизни, не хотел показать свой интерес. Как плохой актер, он дотронулся рукой до груди и поклонился.
 — Уф, — произнес он на плохом английском. — Мне счастлив хороший отдых!
 У Торна брови поползли вверх, а один из ковбоев прикрыл рот рукой. Джек Лэнг тоже с трудом сдерживался, чтобы не испортить представление. Он же слышал раньше, как прекрасно Наки говорит по-английски, но если индеец хочет держать это в секрете, это, его личное дело.
 Сисси, восхищавшаяся его прекрасной внешностью, была полностью разочарована. Она ожидала большего от такого элегантного мужчины. Ну что ж, она тоже сыграет роль обычной белой женщины. Это может задеть его самолюбие, но она хотела, чтобы он ее запомнил, хотя не могла сказать, почему.
 Бесполезно сближаться с таким мужчиной, как он. Такие отношения ни к чему не приведут. Даже если бы она и заинтересовалась им.
 — Ох… Он… Мистер Наки не снимает скальпы с людей, не так ли? — спросила она Торна громким шепотом. Глаза индейца странно сверкнули, как будто он сдерживал смех. Какие все же у него умные глаза.
 Однако Торн нахмурился.
 — Ну, я не думаю, чтобы в этом месяце он снял с кого-нибудь скальп, — он повернулся и спросил Наки на языке апачей, как ему это нравится.
 Наки кивнул.
 — Эта женщина ненормальная?
 — Тебя это удивляет? Должно быть, им рассказывали об индейцах в поезде.
 — Скажи ей, что у меня в кармане лежит скальп, — предложил Наки. — Я тебе разрешаю.
 — Заткнись, — проворчал Торн.
 — Что он вам сказал? — спросил Бен с любопытством.
 — Он говорит, что эта бедная женщина выглядит сильной и у нее хорошие зубы, — ответил Торн, еле сдерживая смех. — Он спрашивает, сколько лошадей вы хотите за нее.
 Сисси и Бен раскрыли рты от удивления, Ричард возмущенно засопел, а Лэнги колебались, не зная, как ответить на этот оскорбительный выпад.
 — Ты лжец, — оскорбленно обратился Наки к Торну. — Я не взял бы ее, даже если бы они предложили мне сотню лошадей! У нее же совсем нет мяса на костях.
 Это было неправдой, но он совсем не хотел признаваться боссу, что женщина ему понравилась.
 — Они смотрят на тебя подозрительно, — сказал Торн. — Ты можешь улыбнуться?
 Наки растянул губы, обнажая все зубы, и угрожающе посмотрел прямо в лицо Сисси. Она подняла голову и встретилась с его взглядом. Ну, хорошо, если он хочет, чтобы она участвовала в этой комедии, она может это сделать. Она поднесла руку к груди, шумно задышала и чуть не упала на руки Бена.
 — А теперь уезжай, — отрывисто приказал Торн на английском.
 — Я бы тебе тоже мог сказать, куда ты должен пойти, — последовал язвительный ответ на языке апачей.
 Наки повернул лошадь и поскакал, не оглядываясь.
 — Разве он не великолепен? — возбужденно сказала Джулия. — Сисси, перестань притворяться испуганной. Он такой красивый.
 — Дикари, — Ричард чувствовал себя неуютно. — Как вы можете жить рядом с ними?
 Взгляд Торна был недобрым.
 — Нам удается выжить, несмотря на разных шалопаев, — ответил он Ричарду с нескрываемым презрением. — Мы даже уживаемся с неопытными новичками с Восточного Побережья.
 Джек Лэнг посчитал это шуткой и засмеялся. Рассмеялся и Ричард, да так громко, что оскорбление было не замечено. Однако Трилби все поняла. Она гневно взглянула на Торна, но тот улыбался.
 — Мы поедем, — сказал он Джеку, и легко вскочил в седло. — Приятно было с вами познакомиться.
 Торн прикоснулся к шляпе, но не снял ее.
 — Благодарю за эскорт, Торн, — тепло ответил Джек Лэнг.
 Ричард выступил вперед.
 — Послушайте, есть у вас возможность поехать на охоту, пока мы будем в этих местах? — спросил он Торна. — Я немного спортсмен, старина. Совсем недавно я охотился на кабанов в Африке.
 — У нас здесь тоже есть дикие кабаны, — сказал Джек Лэнг. — А также белохвостые лани. Я думаю, Торн организует поездку с ночевкой, если ты не испугаешься.
 — Конечно, нет! — с энтузиазмом воскликнул Ричард. — Я привез с собой палатку.
 — У нас и так много палаток, — медленно ответил Торн. Его мысль усиленно работала, как можно обернуть это в свою пользу. — Сколько вы здесь пробудете?
 — Я думаю, что они останутся надолго… — сердито начала Трилби.
 — Нет, только неделю или около того, дорогая, — возразил Ричард. — Извини, но меня пригласил кузен — герцог Ланкастерский в свое поместье в Шотландии.
 — О, Ричард! Какой же ты сноб! — упрекнула его Джулия. — Не по-джентльменски говорить о таких вещах, когда ты только что сошел с поезда.
 — Извините, — Ричард неловко улыбнулся.
 Трилби заметила, как искрятся глаза Джулии, когда она смотрит на Ричарда. Торн тоже заметил это. Высокий и стройный, он выпрямился в седле. Он хорошо выглядел даже в рабочей одежде. Его кожаные штаны совсем не портили очертания красивых мускулистых ног. Джулия украдкой рассматривала его ноги. Трилби заметила это и почувствовала страшный приступ гнева.
 — Я буду поблизости. Держитесь основной дороги, Джек, — предупредил Торн. — Мы будем рядом, пока вы не доедете до дома. Подайте нам сигнал в случае опасности.
 — У меня в машине лежит ружье, — ответил Джек.
 Торн кивнул. У него на бедре был револьвер в старой черной кобуре.
 — Какая необходимость так открыто носить револьвер, мистер Вэнс? — с любопытством спросила Джулия.
 Торн приложил сильную красивую руку к старой изношенной шляпе. У него были длинные пальцы с аккуратными плоскими ногтями.
 — Да, мэм, необходимость есть. С тех пор, как началась мексиканская революция, у нас стало очень неспокойно. В Дугласе стоит армейская часть, но мы находимся довольно далеко от города. Иногда приходится рассчитывать только на самого себя.
 — Вы же не имеете в виду, что мексиканцы стреляют в вас? — с волнением спросила Джулия.
 Торн поднял брови.
 — Именно это я и имею в виду. Джек расскажет вам, что у нас небезопасно выходить без сопровождения, и если вы захотите отойти от дома, с вами обязательно должен быть мужчина. Некоторые предосторожности не повредят.
 — Мы будем следить, чтобы девушки не уходили далеко. Спасибо, Торн, — сказал ему Джек.
 — Для меня это удовольствие, — он опять дотронулся до широкополой шляпы. Поля шляпы прикрывали глаза. — До свидания. Приятно было познакомиться.
 Он коротко кивнул своим людям, пришпорил коня и помчался впереди по тропе, параллельной дороге. Как легко и грациозно он скакал на лошади, так же легко он делал и все остальное. Глаза Трилби невольно следили за его высокой фигурой.
 — Бог мой, как он красиво сидит на лошади! — воскликнула Джулия с восхищением. — Он очень красив, ваш сосед.
 — Он вдовец, — сказал ей Джек.
 — Да, и он ухаживает за нашей Трилби, — усмехнулся Тедди.
 Трилби покраснела.
 — Успокойся, Тедди, прошу тебя! — закричала она.
 — Он выглядит довольно грубым, — холодно заметил Ричард. — А эти мужчины… некоторые из них мексиканцы, и меня просто в дрожь бросает, когда я представлю себе, как по ночам бродят вокруг эти апачи. Он ведь живет с этими дикарями, не так ли?
 — Да… но, — натянуто сказал Джек, чувствуя потребность защитить Торна, — эта страна вначале принадлежала им.
 — Ну, ничего хорошего они с ней не сделали, о чем можно было бы говорить, — высокомерно заметил Ричард. — Такой отсталый народ! Как ты выносишь это, Трилби?
 Это был первый вопрос, с которым он обратился к ней, и лицо ее засветилось радостью.
 — Здесь все не так, как у нас дома, — согласилась она. — Я скучаю ужасно.
 — И не удивительно, — ответил Ричард.
 Сисси и Бен стояли немного в стороне.
 — Почему ты так дрожала? — тихо спросил брат.
 — Мы ведь знаем, что тебе очень понравился этот благородный краснокожий мужчина.
 — Этот краснокожий — просто загадка, — ответила девушка спокойно. — Ты видел, как смеялись его глаза, когда она разговаривал с мистером Вэнсом? Держу пари, что он разыграл нас. Я не думаю, что он так глуп. Да, я считаю, что он разыграл нас.
 — Сисси, большинство индейцев не такие умные, как профессора в колледжах, — мягко возразил ее брат.
 — Большинство — да. Но не этот. — Она прикусила нижнюю губу. — Бен, разве он не великолепен? Я никогда не видела никого, похожего на него.
 — Будь осторожна. Существуют определенные расовые предрассудки. Не нарушай их. Ты знаешь, как к этому относится Ричард.
 — Ричард пусть заткнется, — ответила Сисси. — Я хочу знать больше об этом помощнике мистера Вэнса.
 — Будь осторожна, хорошо?
 — А вы слышали, что сказал этот краснокожий парень о Сисси? — вдруг проворчал Ричард. Он взглянул на сестру. — Это оскорбительно.
 — О да, — она поправила соломенную шляпку и улыбнулась в ответ. — Я уверена, он измерял мой скальп.
 — Ты провела полжизни в музеях, рассматривая старые фотографии и рисунки индейцев, — Ричард явно сердился. — Но я рад, что, в конце концов, ты начинаешь все понимать. Индейцы совсем не романтичны, они грязные, необразованные и наглые.
 — А ты сноб, — возразила Сисси высокомерно. — Я студентка антропологии. Меня интересует культура древних народов.
 — Вот как? Тебе нужно поговорить с Торном, — сказал Джек Лэнг. — У него друг антрополог.
 — В самом деле? — обрадовалась Сисси.
 — Да. Его фамилия МакКолум. Каждое лето он приезжает сюда на раскопки. Торн хорошо со всем этим знаком.
 — Не могу поверить, — поразилась Сисси. — Это же мой профессор антропологии! Доктор МакКолум!
 Трилби засмеялась.
 — А ты никогда не писала об этом в своих письмах.
 — Я приберегала это до нашей встречи, — Сисси лукаво улыбнулась. — Как хорошо, что я здесь.
 — Да, как хорошо, что ты приехала, — добавила Трилби. Она взглянула на Ричарда, но тот был занят разговором с Джулией.
 — Мистер Вэнс очень хорошо выглядит, правда? — спросила Сисси у Трилби.
 — Будь осторожна, Трилби, а то Сисси уведет твоего местного поклонника, — Джулия весело засмеялась, бросив кокетливый взгляд в сторону нахмурившегося Ричарда. — Он похож на дикаря, не так ли? Когда живешь с индейцами и мексиканцами, невольно грубеешь.
 Трилби посмотрела на нее, и ей стало нехорошо. Джулия была уверена в себе. Ричард принадлежал ей, и она не собиралась позволить Трилби приблизиться к нему. Если Ричард и заметил ее собственнические замашки, то, казалось, был совсем не против. Он только снисходительно улыбался.
 Ни слова не говоря, Трилби направилась к машине. Но, собственно, она и не знала, что ответить. Ричард смотрел ей вслед, и его внезапно осенила догадка. Он хотел что-то сказать, но Джек Лэнг помешал ему. Он поторопил Тедди и Мери, все сели в машину, и шум мотора заглушил все слова.
 В нескольких милях от ранчо Лос Сантос семья мексиканских крестьян принимала офицеров Мадеро.
 Небольшая покрытая соломой хижина из необожженного кирпича была очень бедна. По грязному полу бегали цыплята. Унылое жилище освещал маленький очаг, на котором жена крестьянина готовила черепах с небольшим количеством муки, привезенной мадеристами.
 — Mychas gracias, — пробормотал высокий молодой офицер, когда ему подали блюдо из черепахи с ложкой бобов. Ему не хотелось обидеть хозяев отказом. Они были бедными, но гордыми людьми. Отказ принять эту бесценную пищу означал обиду до конца жизни.
 — Для нас честь угостить вас, — крестьянин был искренен. — Ради таких, как мы, вы сражаетесь с Federales.
 — Когда-нибудь мы победим, amigo, — горячо сказал мадерист. — Наша цель благородна. Мы отвоюем назад землю, которую захватили у нашего народа эти мерзкие испанцы. Мы заставим этих собак заплатить за то, что они сделали с Мексикой.
 — Si, — последовал жаркий ответ.
 — А теперь расскажи, какие у вас новости.
 — Группа гринго приехала на ранчо Блэквотер Спрингс. Богатые люди с богатого востока страны. Офицер кивнул и задумчиво нахмурился.
 — Они не похожи на гринго, который приезжал к patron Лос Сантос? Ученый человек, но небогатый.
 — Нет, сеньор, — громко запротестовал крестьянин. — У этих гринго много денег. Mucho dinero. Мой друг Жуан работает на ранчо Блэквотер Спрингс. Он говорит, что собственными глазами видел много банкнот и золотых монет.
 — Это интересно, — молодой офицер нахмурился. — Я сообщу об этом в Мексику. В следующий раз мы еще привезем муки, — добавил он, вставая, и улыбнулся. — Может быть, даже кофе.
 — Senor, — заплакала жена крестьянина, — мы благодарим вас именем Святой Девы за вашу доброту. В своих молитвах я буду каждую ночь просить Святую Деву защитить и сохранить вас.
 — И весь наш народ, — сказал торжественно человек. — Это несправедливо, что у нас почти ничего нет, в то время как хозяева богаты и хотят получить еще больше. Мы вернем себе нашу землю. Мы накормим голодных и вернем народу то, что украли у нас поработители. Мы заставим их заплатить за преступления против нашего народа. Я клянусь вам.
 Воспоминания о жестоких сценах заставили его помрачнеть, он видел зверства Federates, которые осуществляли военные операции от имени правительства Диаса. Среди крестьян репутация федералов была ужасной. Они издевались над невинными, убивали женщин и детей, и все от имени правительства Мексики. Правительство, — он обвел сочувствующим взглядом бедное убранство жилища. Разве это правительство, которое заставляет голодать народ и забирает у него все, до последней нитки. Нужно что-то делать. Мадеро именно тот человек, который нужен народу.
 — Vayan con Dios, mis amigos, — сказал он, снимая шляпу. — Я передам новости, которые вы сообщили, нашему другу Фанциско Мадеро. Adios!
 Ричард сердито бродил по дому, стараясь размять онемевшие ноги. Сисси и Джулия отдыхали, непривычная для этого времени года жара утомила их. Бен ушел с Тедди в амбар к старому техасскому рейнджеру Торренсу послушать его рассказы о диком Западе, от которых волосы вставали дыбом.
 Такие вещи Ричарда не интересовали. Он любил охотиться, но у него не было времени слушать сказки старого бесполезного человека.
 Трилби с матерью на кухне пекли печенье. Он остановился в дверях, опершись плечом о косяк, и наблюдал за ними. Его голубые глаза с любопытством следили за Трилби. Она изменилась с тех пор, как он видел ее в последний раз. Конечно, она выглядела так же просто, как и раньше, но он забыл, что она все же очень хорошенькая. Джулия была остра на язык и нередко обижала его, характер ее был непредсказуем. Трилби же была ее полной противоположностью. С ней мужчина чувствовал себя выше. Ему нравилось ее молчаливое обожание — как теперь этого не хватало.
 — Ох, как же мы заняты! — поддразнил он.
 Трилби покраснела, руки ее задрожали, когда вошел Ричард. Она нервно засмеялась.
 — Ты напугал меня. Я думала, ты отдыхаешь.
 — Отдых — это для леди. Я уже почти отдохнул от поездки и от разговоров в поезде. Некоторые пассажиры думали, что мексиканцы могут ограбить поезд, ты можешь себе это представить?
 — Это не настолько невероятно, как ты думаешь, — вмешалась Мери и начала рассказывать о недавнем инциденте в Мексике, когда был обстрелян поезд Мексиканской Северо-западной железной дороги, и несколько пассажиров погибли.
 — Убиты?! — поразился Ричард.
 — Да, именно, — ответила Мери. — По всей Мексике сейчас вспыхивают мятежи со стрельбой, особенно в Чихуахуа. В Техас были посланы американские войска охранять границу. Говорят, что вблизи Чихуахуа собрались тысячи мятежников, готовых вступить в бой.
 — На ранчо Мадеро около Ларедо было совершено нападение. Ему самому удалось бежать, но было захвачено много лошадей.
 — Везде только и говорят о возможной войне, — сказала Мери с беспокойством. — Я очень надеюсь, что у нас не дойдет до войны с Мексикой, — она покачала головой, накладывая бобы в горшок и заливая их водой, осторожно поставила горшок на печь, накрыла его крышкой и, закончив, вытерла лицо фартуком.
 — Честно говоря, жара здесь на кухне просто невыносимая. Трилби, почему бы тебе не отвести Ричарда в гостиную или показать ему наш двор? Жара здесь не прекращается даже поздней осенью.
 — На улице слишком пыльно, — сказал Ричард.
 — Я бы предпочел побыть в гостиной. Вы не собираетесь пить чай? День сегодня такой длинный.
 — Конечно. — Мери устало улыбнулась.
 Трилби заметила, что в глазах матери промелькнуло неодобрение. Ричарду явно здесь не нравилось, он даже не пытался это скрывать.
 Они вышли в гостиную. Ричард поморщился, посмотрев на покрытый пылью диван.
 — Здесь совершенно невозможно поддерживать чистоту, — вынуждена была оправдываться Трилби.
 — Мне очень жаль…
 — Эта проклятая пустыня, — он покачал головой. — Как ты будешь здесь жить, Трилби? Ты состаришься раньше времени. И окружение у тебя здесь такое… Этот Вэнс и его неотесанные спутники. О Боже!
 Трилби не могла защищать Торна Вэнса, хотя с трудом сдерживалась. Странно, но ее очень задели слова Ричарда о Торне, несмотря на то, что из-за него ее репутация так пострадала. Хотя потом он был совсем другим. Почти… нежным.
 Ричард с недовольной гримасой плюхнулся на диван и положил ногу в обуви прямо на край, не беспокоясь о том, что может испачкать обивку дивана. Она устроилась рядом. Трилби была в клетчатом коричневом с белым платье, в которое она переоделась после возвращения с вокзала. Ее длинные светлые волосы были свободно рассыпаны по плечам, она пощипала щеки и губы, чтобы они покраснели. Но, по мнению Ричарда, она была слишком неразговорчивой и, к сожалению, имела очень простую внешность. Она очень проигрывала рядом с Джулией.
 — Джулии здесь очень не нравится, — сказал Ричард, подавляя зевок. — И я не думаю, что Сисси тоже захочет пробыть здесь долго. Ты видела ее лицо, когда индеец улыбнулся ей?
 — Я думаю, что ты недооцениваешь Сисси, — ответила Трилби, почувствовав внезапное раздражение. — Она не трусиха. И если она изучает индейцев, занимаясь антропологией…
 — Она просто глупая безмозглая курица.
 Глаза Трилби гневно сверкнули.
 — Она получила хорошее образование, она очень целеустремленная девушка. Не каждому может понравиться Дикий Запад.
 — Бедняжка, конечно, Запад не для тебя. Ты выглядишь скучной, Трилби, — сказал Ричард задумчиво. — Усталой и худой. От тебя остались одни кости. Тебе надо вернуться с нами на Восток страны.
 Трилби обрадовалась.
 — Ты так думаешь?
 — Конечно. У тебя есть кто-нибудь, у кого ты могла бы жить?
 Он говорил так, как будто ему было совершенно безразлично, поедет она или нет. Ее лицо погасло. А она на многое надеялась… И получила так мало.
 Она улыбнулась, будто ничего не случилось, и вернулась на кухню помочь Мери. Ее мечта превращалась в кошмар, а ведь Ричард был их гостем всего один день.
 Она думала, что хуже не будет, но с каждым днем становилось все хуже.
 Ричарда все раздражало, начиная с его спальни, отсутствия в доме удобств и кончая водой из колодца, которую надо было греть на печи для ванны. Ему было просто необходимо принимать ванну каждый день, и когда Джек упомянул, что воду они берегут и что вода здесь на вес золота, Ричард только рассмеялся.
 Бен был менее привередлив. Большую часть времени он проводил с Тедди, Мосби Торренсом и ковбоями, с удовольствием обучаясь ковбойскому искусству.
 К всеобщему удовольствию, он за два дня научился ездить верхом, как будто родился здесь. Он даже носил ковбойскую одежду со всеми ее регалиями и делал это очень естественно. Один из мексиканцев даже заметил, что Бен теперь может жить на ранчо. Если Бен не ездил верхом, то сидел с Тедди и слушал истории Торренса о старых временах с таким интересом, что это чрезвычайно льстило Торренсу. Торренс сразу же полюбил юношу, и, казалось, это было взаимно.
 — Сисси буквально не отходила от Трилби, что не давало ей возможности поговорить с Ричардом. Но это не имело значения, потому что Джулия, если она не спала, все время висела у него на руке.
 — Индейцы не собираются на нас нападать. Это действительно так, — заверила Трилби Сисси. — Так что не бойся каких-либо военных действий. Сисси вздохнула и поморщилась.
 — Разве похоже, что я боюсь этого? Я не боюсь никаких военных действий, — сказала она, хотя не могла не признать, что в самом деле ждала одного апачи, который ей очень понравился. Конечно, глупо с ее стороны ждать, что он, возможно, навестит ее.
 Ее каштановые волосы были стянуты в узел, на ней была блузка цвета морской волны, длинная юбка и туфли на высоком каблуке. В этом наряде Сисси похожа на настоящую леди.
 Очки совсем не портили ее, у нее было симпатичное личико и большие зеленые глаза. А когда она улыбалась, то была совершенно очаровательна. Но с тех пор, как они приехали сюда, она стала странно молчаливой и совершенно не напоминала постоянно болтающую шумную подругу, какой Трилби помнила ее раньше. Она казалась чем-то озабоченной.
 — Кажется, Джулии здесь весело, — решилась сказать Трилби, наблюдая за тем, как Ричард и Джулия играли в гостиной в шашки.
 — Она с ума сходит по Ричарду, — ответила грустно Сисси. — Мне очень жаль. Я знаю, он тебе нравился. Но они очень похожи, ты не находишь?
 — Возможно, — вопреки своему желанию Трилби почувствовала себя несчастной.
 Сисси обняла ее.
 — Не надо так переживать, а то на лице появятся морщины. Все будет так, как и должно быть, — добавила она.
 Трилби тоже обняла Сисси.
 — Я такая несчастная. Это видно? Я думала, что он соскучился по мне, но, оказалось, это совсем не так. Ничего не изменилось, а я так мечтала об этой встрече. Он слишком увлечен Джулией.
 — Да. Я хотела написать тебе об этом, но не смогла. Возможно, это даже хорошо, что мы приехали. Я люблю брата, но он не заслуживает такой замечательной девушки, как ты, моя дорогая подружка, — торжественно провозгласила Сисси. — Да Бен дважды мужчина по сравнению с ним.
 Трилби тихонько засмеялась.
 — Умом я понимаю это, но сердце мое не слушается. Я полюбила его навсегда.
 — Я не очень разбираюсь в любовных делах, — побормотала Сисси, ее взгляд был устремлен вдаль.
 — Я не думаю, что какой-то мужчина когда-нибудь полюбит меня. Это совершенно точно, — быстро сказала она, когда Трилби запротестовала. — Я не думаю, что из меня вышла бы хорошая хозяйка и мать. Я такая странная. Трилби, как ты думаешь, мы могли бы съездить в горы? — вдруг спросила она. — Мне ужасно хочется посмотреть развалины старых поселений. В этой местности жили индейцы племени Хохокам, нам рассказывал доктор МакКолум.
 — Представь, доктор МакКолум — друг мистера Вэнса. Я думаю, что он много знает об этой местности.
 — Да, конечно, но он мало нам рассказывает о племени апачей, — добавила Сисси, неожиданно нахмурившись. — Я помню, что студенты рассказывали об особенном апачи, о котором упоминал МакКолум в одной из своих лекций, но в тот день я болела, а в конспектах студентов я не нашла записей о нем. В этой местности должны быть остатки древних поселений, ведь история этого края так богата.
 — Да, я думаю, что мы можем съездить. Я попрошу папу.
 — Спасибо. Это было бы просто замечательно. А мы действительно поедем на охоту? Я не хочу ни в кого стрелять…
 — А мы и не будем стрелять. Пусть это делают мужчины. Но ночевка в лесу — это так романтично, правда? Я сама уже давно об этом думала, но у меня не было такой возможности. Но раз вы приехали, и нас так много, я не думаю, что это будет опасно.
 — Конечно, нет! — с уверенностью воскликнула Сисси. — Какая грандиозная идея, Трилби! Как я рада, что у меня сейчас нет занятий, и я смогла приехать!
 — Я тоже этому рада, — печальные глаза Трилби все время следили за Ричардом и Джулией. — У тебя следующий семестр начинается только в январе?
 Ричард услышал мягкий голос Трилби и почувствовал ее внимательный взгляд. Ему нравилось находиться в центре внимания соперничающих девушек — скромной миниатюрной Трилби и утонченной светской Джулии. Он поднял глаза и поймал взгляд Трилби. Ричард медленно улыбнулся, а Трилби покраснела. Он рассмеялся.
 — Над чем ты смеешься? — с любопытством спросила Джулия.
 — Игра очень занимательная, — ответил он, имея в виду совсем не шашки.




 Глава 8


 Лайза Моррис очень нервничала из-за понимающих и сочувствующих взглядов офицерских жен. Она привыкла к армейской жизни. Ее детство прошло в военных бараках. Она даже привыкла к изменам мужа. Но еще никогда у него не было такой серьезной связи, о которой все знали.
 Единственным приемлемым оправданием было то, что на этот раз он действительно влюбился. А если это так, то он не должен противиться разводу. Нужно сказать ему об этом как можно скорее.
 Она была так поглощена своими мыслями, что столкнулась с высоким мужчиной, одетым в военную форму цвета хаки.
 — Смотрите, не упадите, миссис Моррис, — резкий отрывистый голос прозвучал у нее над головой. Сильные твердые руки схватили ее за плечи… и так же быстро отпустили.
 Она взглянула в невероятно голубые глаза военного врача Тодда Пауэла. Он был в чине капитана. По характеру он был полной противоположностью ее мужу. Он был настолько строг и суров, что солдаты этой воинской части никогда не притворялись больными, чтобы не иметь неприятностей. У него был тяжелый характер, он был очень несдержан и изредка сильно напивался.
 Но к Лайзе он всегда был добр. Когда она потеряла ребенка, а муж ее был в это время на маневрах, именно Тодд Пауэл всю ночь просидел у ее постели, когда она плакала, а затем уснула. Именно Тодд похоронил крохотного малютку, именно Тодд разговаривал с ней, выслушивал и, наконец, заставил ее снова вернуться к жизни. Он мог напугать любого, но Лайза испытывала к нему странную и удивительную симпатию и привязанность.
 Это отразилось в ее глазах, когда она улыбнулась ему.
 — Спасибо, капитан Пауэл, — приветливо сказала она. — У меня мысли заняты другим. Извините.
 Он шумно втянул воздух.
 — Другие мысли, как я понимаю, это последнее увлечение вашего мужа? — прямо спросил он.
 Лайза покраснела.
 — Вы не должны говорить мне об этом.
 — Кому-то надо вразумить вас, мадам. Сколько еще вы собираетесь терпеть безобразное поведение Дэвида? Вы не могли не слышать сплетен.
 — Конечно, я слышала, — она заколебалась, оглянувшись, боясь, что кто-нибудь может их подслушать. — Я начала готовить документы на развод, но представления не имею, куда мне уехать…
 Выражение его лица смягчилось. И глаза тоже.
 — Я знаю, — он взял ее за руку и повел в противоположном направлении, к своей машине. — Поехали со мной.
 — Капитан Пауэл! — запротестовала она.
 — Мы просто встретимся кое с кем, — он посадил ее в машину и сел рядом. Машина долго не заводилась, он недовольно ворчал, пока, наконец-то, завел ее.
 Ветер охладил разгоряченное лицо Лайзы. Сплетни больше не волновали ее. Доктор Пауэл вел себя так, будто брал на себя ответственность за нее, и она сразу же почувствовала облегчение. Лайза улыбнулась непривычному ощущению, что о ней кто-то заботится. Большую часть своей жизни ей приходилось самой заботиться о ком-то — сначала об отце, затем о Дэвиде. Было очень приятно, что теперь кто-то другой выражает заботу о ней.
 Им не пришлось долго ехать. Это было небольшое поселение недалеко от воинской части, рядом с небольшим городком Кортленд.
 — Вот мы и приехали, — он повел ее в небольшой дом белого цвета. Несколько домов окружали небольшую почту. Тодд постучал в дверь и улыбнулся, когда пожилая худая женщина открыла дверь.
 — Здравствуй, Тодд, — ответила она на приветствие. — Кто это?
 — Молодая женщина, которой очень скоро понадобится жилье, — ответил капитан. — Вы все еще сдаете свободную комнату?
 — Конечно, сдаю, — приветливо ответила женщина. — Я миссис Мойс. Вы можете нанять прислугу, если хотите.
 — Вы еще не знаете меня, — начала Лайза.
 — Я знаю Тодда, для меня этого достаточно.
 — Я еще не совсем готова…
 — Когда бы вы ни захотели переехать, комната будет вашей, — ответила миссис Мойс. — Вы не зайдете попить чаю?
 — С удовольствием, если бы у нас было время, — Тодд вежливо отклонил предложение. — Может быть, в следующий раз.
 — Вы нас не представили друг другу, — заметила Лайза, когда Тодд открывал для нее дверцу автомобиля.
 — Это было бы неблагоразумно, — его глаза не отрывались от ее лица. — Вы слишком худы, — коротко сказал он, — но все равно очень красивы.
 У нее закружилась голова. Еще ни один мужчина не смотрел на нее так, как капитан Пауэл. От его взгляда она испытала необычные ощущения внизу живота. Она задрожала. Даже в самые интимные моменты Дэвид не вызывал у нее таких чувственных ощущений.
 Тодд откашлялся.
 — Я думаю, нам нужно быстрее вернуться в воинскую часть.
 — Да, да, конечно.
 Она села в машину. Он дотронулся до ее запястья, чтобы помочь ей сесть, и на мгновение задержал руку, но этого было достаточно, чтобы ее всю охватило огнем. Он был высоким крупным мужчиной, но не полным. Черты лица угловаты и грубы, прямые черные волосы, довольно жесткие, спадают на лоб, густые брови и крупный нос. Он не был красив, но ей захотелось поцеловать его и она, испугавшись, быстро отвела глаза.
 — Осторожно, ваша юбка, — отрывисто сказал он, захлопнув дверцу, и обошел машину.
 Лайза следила за ним с тоской и неуверенностью, ведь она не могла позволить себе полюбить его. Он был просто добр к ней.
 Он знал, что такое боль. Много лет назад были убиты его жена и сын. Иногда Тодд напивался, когда воспоминания были особенно болезненны. Он рассказал ей об этом, когда она лежала, обессиленная и страдающая после потери ребенка. Он знал, что такое лишиться всего. И рассказал ей о восстании апачей, повлекшем за собой гибель его семьи, и о своих собственных переживаниях. Он никогда никому этого не рассказывал, кроме Лайзы.
 Этот момент, когда она потеряла ребенка, а он был с ней как врач, несколько смущал обоих. Они никогда об этом не вспоминали, но с тех пор между ними существовала неуловимая связь, какая-то близость и даже родственность, которые все время росли. Он следил за ней, когда она выходила из дому, она также наблюдала за ним, когда знала, что он на нее не смотрит. Но Лайза старалась не делать этого. Она была благородной женщиной, а капитан Пауэл — благородным мужчиной. Но если бы она не была замужем… О, если бы только!
 Они вернулись в часть. Кажется, никто их не видел.
 — Благодарю вас, — сказала Лайза неуверенно. — Очень хорошо, что у меня теперь будет крыша над головой на случай, если это понадобится.
 — Знаете, ведь их отношения не прекратятся, — спокойно сказал Тодд. — Их связь может только стать глубже. Он безрассуден и пренебрегает правилами, а она очень любит его. Она неплохая женщина, — добавил он грубовато, — и довольно приятная, не из тех, кто гоняется за женатыми мужчинами. Это была его инициатива, а не ее.
 — Я понимаю, — ответила Лайза и посмотрела ему в глаза. — Вы знаете ее?
 Он смутился.
 — Я знаю о ней. Она из бедной, но честной и благородной семьи. Они не одобряют ее, но она так молода.
 Лайза изменилась в лице.
 — Может быть, он тоже ее любит, — как можно спокойнее сказала она. — Тогда это объясняет его поведение в последнее время, — она подняла глаза.
 — Спасибо вам за помощь.
 Тодд стиснул зубы.
 — Я всегда готов помочь человеку, который нуждается в этом. До свидания, миссис Моррис.
 Она смотрела, как он уходит, сжав руки за спиной. Это была его привычная поза. Тодд казался грустным и одиноким, и ей было жаль его, хотя фактически она была тоже совершенно одинока. Сегодня необходимо обязательно поговорить с Дэвидом о разводе, решила она. Бесполезно откладывать этот разговор…
 Она только накрыла стол к ужину, когда входная дверь хлопнула, и Дэвид тяжелыми шагами вошел в кухню. Лайза снимала кофейник с печи.
 — Капитан Артур сказал мне, что ты уехала на машине с капитаном Пауэлом, — лицо Дэвида покраснело от гнева.
 Очень спокойно она обернулась к нему.
 — Да, ну и что? Ужин на столе.
 Мгновение он молчал. Она почти ощущала, как работает его мозг, как он решает, каким образом реагировать на ее странное и необычное поведение.
 — Почему ты ездишь на машине с военным врачом?
 — Потому что он показал мне, где сдается комната, — она смотрела на него твердым, немигающим взглядом, как змея, готовящаяся выпустить яд.
 Перемена в ее поведении была просто ошеломляющей. Из робкой и тихой она внезапно превратилась в упрямую независимую женщину. У нее даже осанка изменилась.
 — Это неприлично для тебя — быть в компании с другим мужчиной…. — начал он.
 — А разве прилично, когда тебя видят в компании другой женщины? — спокойно спросила она.
 — Что касается Селины, то это не твое дело, — упрямо возразил он.
 — Может быть, и не мое, но это волнует всю воинскую часть, или ты не знаешь, что жены офицеров находят удовольствие в том, чтобы лишний раз уколоть меня? — спросила она.
 Он зло провел рукой по светлым волосам. Ему было явно не по себе.
 — Я не знал этого.
 — Дело не в этом, Дэвид. Меня это уже не волнует. Я встречалась с адвокатом, — Лайза глубоко вздохнула. — Я развожусь с тобой.
 Дэвид был совершенно ошарашен и удивленно уставился на нее.
 — Ты… что?! — взорвался он. — Как ты посмела!
 Она сжала руки перед собой.
 — Так будет лучше. Надеюсь, ты понимаешь это? Если ты действительно любишь эту девушку, и она тебя любит…
 Он был так оглушен, что не мог говорить. Первой его мыслью был страх, что это повредит его карьере. Кроме того, развод был унизителен для него как для мужчины, особенно потому, что жена уходит от него, а не наоборот.
 — Ты должна это прекратить, — его голос был ледяным, глаза опасно сверкнули.
 — Ни за что! Дэвид, мы оба знаем, что ты женился на мне из-за карьеры. В течение этих лет ты постоянно изменял мне с любой понравившейся женщиной. Но твоя последняя связь стала для меня просто невыносимой. Ты превратил меня в посмешище. Я развожусь с тобой, и ты не остановишь меня, что бы ты ни сказал, чтобы ни сделал.
 Он потерял голову. Жена унизила его. Дэвид размахнулся и изо всей силы ударил ее по щеке. Удар оказался таким сильным, что она упала. Рядом топилась печь. Лайза вскрикнула и отскочила от печи, но пламя обожгло ей бедро и платье загорелось. Она сбивала пламя руками, страх и боль исказили ее лицо, когда она отчаянно пыталась погасить огонь.
 Какое-то мгновение Дэвид был неподвижен. Но затем он опомнился, схватил ведро с водой возле кухонного стола и вылил его на ее платье. Огонь погас, но ожоги были сильные. Через обгоревшую ткань он видел покрытую волдырями кожу на ее бедре.
 — Лайза, прости меня, я совсем не хотел…. — начал он хрипло.
 Она оттолкнула его, плача от боли, и отгородилась от него стулом. Боль была невыносимой. Внезапно у нее потемнело в глазах, и она упала. Все погрузилось в темноту.
 Когда сознание вернулось, она увидела склонившегося над ней Тодда Пауэла — она была в военном лазарете. Взгляд Тодда обычно был холодным и циничным, манера говорить слишком прямой, она могла оскорбить любого. Мужчины в части боялись его, как индейцев, и это забавляло его.
 Тодд прищурился, когда рассматривал растрепанные волосы и распухшую щеку Лайзы, лежащей на кушетке. Позади стоял Дэвид Моррис, он выглядел усталым и больным.
 — Я дал вам немного морфия, чтобы снять боль, миссис Моррис, — отрывисто сказал Пауэл. — У вас сильный ожог, останется шрам, но жить вы будете.
 — Спасибо, — ответила она сонным голосом.
 — Можно мне забрать ее домой? — спросил Дэвид.
 Пауэл повернулся к нему.
 — Нет.
 — Я ваш командир, — подчеркнул Дэвид.
 — Я не слепой и не дурак, — смело возразил ему врач. — Один взгляд на нее объясняет все… Мне все совершенно ясно, полковник Моррис. Ваше непозволительное поведение известно всем в части. А я знаю, что ваша жена начала оформлять документы на развод. Она уже не вернется к вам. И если вы не хотите, чтобы вас судил военно-полевой суд за поведение, недостойное офицера и джентльмена, то я вам советую не осложнять события.
 — Вы слишком много на себя берете, — сердито сказал Дэвид, но настаивать не решился.
 — Я уже очень давно здесь служу, полковник, — просто сказал Пауэл, оценивающе глядя на Дэвида Морриса. — Когда вы еще служили на Востоке страны и вращались в вашингтонском обществе, я уже был здесь, в пустыне, удалял наконечники стрел из тел наших солдат, когда нам пришлось идти по следу Джеронимо по этой бескрайней пустыне.
 Дэвид покраснел.
 — Доктор Пауэл…
 — Поезжайте домой, полковник, — мрачно сказал Пауэл. — Ваше присутствие здесь нежелательно.
 Дэвид колебался. Он долго с сожалением смотрел на отвернувшуюся Лайзу, затем вышел, хлопнув дверью.
 — Спасибо, — сонно сказала она.
 Большая мозолистая рука дотронулась до ее лба.
 — Поспите, миссис Моррис. Нет необходимости благодарить меня.
 Она стала засыпать и впервые за последнее время почувствовала себя в безопасности, несмотря на боль и страх. Когда она уснула, мрачный мужчина с крупным носом и усталыми голубыми глазами продолжал сидеть рядом, держа ее за руку. Он просидел так до самого утра.
 День Благодарения прошел легко и без особых событий.
 Утром женщины готовили еду, а потом занимались уборкой. В честь праздника все собрались вместе, но это совсем не радовало Трилби. Ричард все внимание уделял отчаянно флиртующей Джулии.
 Праздник для Трилби был испорчен.
 Сисси уговорила расстроенную Трилби поехать с ней в пустыню, но не далеко, чтобы посмотреть там древние развалины.
 — Это бывшее поселение племени Хохокам? — спросила Трилби, когда девушки вышли из двухместной коляски и начали осматривать остатки старинного поселения на небольшой равнине у подножия горной цепи.
 — Я не знаю, — Сисси опустилась на колени и подняла кусочек глиняной посуды. — Это просто невероятно, — сказала она с благоговением. — Трилби, ты можешь себе представить, что этот кусочек глиняной посуды, возможно, был изготовлен человеком тысячу лет назад!
 Трилби обмахивалась широкополой шляпой. На ней были длинная юбка и блузка цвета морской волны, Сисси была одета так же. В пустыне было очень жарко, а сухой ветер не приносил облегчения.
 — Надо было поехать на машине, — пробормотала Сисси.
 — Поверь мне, что в коляске здесь ездить гораздо удобнее, и я рада, что ты сама управляешь лошадью.
 — Я думаю, что ты будешь хорошей ученицей.
 Трилби улыбнулась.
 Она сама удивлялась, как это она решилась поехать с Сисси в коляске, но лошадь оказалась такой спокойной и послушной, что почти не пришлось погонять ее. И все же. Она осмотрелась и нахмурилась.
 — Сисси, на горизонте появились облака. Помнишь, я тебе рассказывала, как опасен сухой дождь, когда он идет в нескольких милях отсюда, а потоки воды сильный ветер может отнести на многие мили. Это очень опасно.
 — Да, я помню, — ответила Сисси, но ее мысли были заняты совсем другим.
 — Нам лучше вернуться домой.
 — Но мы только приехали.
 — Сисси!
 — Успокойся, Трилби. Я только хочу здесь немного походить. И потом, сухого дождя еще нет. Почему бы тебе не заехать сейчас за Ричардом, — добавила она с лукавой усмешкой. — Мне очень не хочется уезжать отсюда так сразу, — она театрально вздохнула. — Тебе придется поехать за ним одной, — Сисси внимательно посмотрела на подругу и засмеялась. — Я уверена, тебе не очень захочется заезжать за мной на обратном пути.
 Сердце Трилби встрепенулось.
 Сисси давала ей прекрасную возможность побыть наедине с Ричардом, который доехал с ними до загона и остался там, чтобы посмотреть, как ковбои клеймят скот. Девушки обещали заехать за ним на обратном пути.
 Сисси решила помочь Трилби в ее сердечных делах, и та была очень благодарна ей. Единственное, чего она боялась, — самой управлять лошадью. Трилби посмотрела на лошадь — та была послушной, и хотя поводья лежали на земле, лошадь не двигалась с места.
 — Я все-таки боюсь, что не смогу управлять ею, — сказала с беспокойством Трилби.
 — Ты ей нравишься. Ослабь поводья, и она сама пойдет по дороге, и натяни, если захочешь остановиться. Ты доберешься до загона, а там Ричард сам будет управлять лошадью.
 — Ну… хорошо. Но я не должна оставлять тебя здесь одну…
 — Не будь глупой. Здесь совершенно безопасно. А, кроме того, у меня есть этот ужасный револьвер, который заставил взять твой отец, — она осторожно взяла револьвер за ручку, как будто это была ядовитая змея.
 — Я скоро вернусь, — пообещала Трилби, ее глаза светились радостью при мысли, что она будет наедине с Ричардом. — Ты замечательный человек.
 — Я знаю, — усмехнулась Сисси. — Поезжай. Пусть Джулия поревнует.
 — Она могла бы поехать с нами, — возразила Трилби.
 — И испортила бы на солнце свой цвет лица. Это ужасно!
 Трилби засмеялась и взобралась на сиденье коляски.
 — Я скоро буду.
 — Хорошо, — пробормотала Сисси, поглощенная поисками черепков.
 Трилби быстро без осложнений доехала до загона, но с радостью передала вожжи Ричарду на обратном пути.
 Они молча ехали по дороге. Ему было плохо и совсем не до смеха из-за жары и запаха скота. В загоне ему стало в действительности плохо, и ковбои смеялись над ним. Его гордость была задета.
 — Мне ужасно здесь не нравится, — раздраженно сказал он. — Я жалею, что приехал.
 Трилби расстроилась.
 — Я надеялась, что тебе здесь понравится, Ричард. Здесь не так уж плохо, когда привыкнешь.
 — Я не согласен, — его глаза смотрели вдаль. — Здесь, как в аду, прости за такие слова. Это действительно, ни на что не годная земля.
 Трилби опустила глаза. Ричард слегка ударил лошадь вожжами, чтобы та бежала быстрее.
 — Ты собираешься жениться на Джулии, Ричард?
 — Да. Она хорошенькая и нежная, а у ее родителей есть деньги. Она, конечно, не смогла бы жить в этой проклятой пустыне.
 Глаза Трилби наполнились слезами.
 — О черт! Трилби, я совсем не хотел обидеть тебя.
 Ричард остановил лошадь и дотронулся рукой до ее расстроенного лица.
 — Извини, маленькая. Мне очень и очень жаль, Трилби.
 Он приподнял ее подбородок и посмотрел на ее мягкие дрожащие губы. Он никогда еще не целовал ее, и сейчас ему вдруг захотелось этого. Виновато улыбаясь, он медленно наклонился и поцеловал ее, осторожно прижав к своей груди.
 Трилби ожидала, что звезды упадут с неба, если Ричард ее так поцелует, но, к ее удивлению, это совершенно не походило на то наслаждение, которое вызвал у нее поцелуй Торна. Ей стало обидно, и она поцеловала его сама, пытаясь вызвать в себе ответное чувство. Она же любила его! Конечно, любила!
 Мужчина верхом на лошади был тоже уверен в этом, когда увидел целующуюся пару. Он закипел от гнева, почувствовав, что его предали, и готов был убить соперника.
 — Стой! — спокойно сказал Наки, схватив его за рукав твердой сильной рукой. — Так не поступают.
 — Ты всегда за сдержанность, — Торн грубо вырвал руку.
 — О, но сдержанность и вежливость очень хорошо сочетаются в характере моего народа. Когда-нибудь мы добьемся, что вы, белые, будете уважать нас и считаться с нами. Мексиканцы начали эту революцию, чтобы покончить с испанскими хозяевами. Мы же добьемся своего мирным путем, мы побьем вас вашим же оружием.
 — Желаю счастья.
 — Женщины переменчивы, — добавил Наки, наблюдая, как женщина отстранилась от мужчины. — Эта женщина чувствует себя здесь плохо.
 — Если бы она попыталась привыкнуть, она не чувствовала бы себя здесь плохо, — процедил Торн сквозь зубы. В широкополой шляпе, низко надвинутой на глаза, он выглядел угрожающе.
 — Проклятый денди! Зачем он сюда приехал? Он не мужчина! О Боже, ему стало дурно, когда он увидел, как клеймят скот.
 Наки слегка усмехнулся.
 — Я заметил.
 — Все это заметили. Что она в нем нашла?
 — Это ее прошлое, — мудро сказал Наки. — В нем живут ее воспоминания, — он взглянул на своего друга. — Если ты ее хочешь, то возьми ее.
 — Это твоя философия, да?
 Наки пожал плечами.
 — Женщины моего народа сильны, независимы и горячи, очень похожи на мексиканок. Над слабостью мужчины они смеются. Эта женщина, кажется, такая же. Ты должен показать ей слабость этого светловолосого мужчины и свою силу.
 — Иногда я поражаюсь, как хорошо ты все понимаешь, — задумчиво сказал Торн. — Поехали к ним, прервем эту трогательную сцену.
 Наки посмотрел на небо.
 — Собирается дождь. А разве худая женщина в очках не была вместе с этой, когда они выезжали?
 Торн нахмурился, удивляясь, откуда Наки это известно. Торн видел их вместе, когда они ехали в коляске, но Наки тогда не было с ним.
 — Да, она была с ними. Они поехали искать черепки, как сказал ее младший брат.
 — Мне надо ее найти. Скоро будет сухой дождь.
 — Когда мы познакомились, она сильно испугалась тебя. Лучше поехать мне.
 — Нет, поеду я, — ответил Наки, лукаво улыбаясь. — Я привезу ее на ранчо.
 — Ты чересчур не увлекайся.
 Наки поднял брови.
 — Разве меня развлекает ужас наивной молодой женщины?
 — Да, именно так, черт бы тебя побрал. Помни, что они гости Джека Лэнга, а я хочу получить воду.
 — Ты также хочешь его дочь, если я правильно понял.
 — Убирайся отсюда, — проворчал Торн.
 Наки усмехнулся. Он развернул лошадь и направился к развалинам.
 Трилби отстранилась от Ричарда, как только заметила всадников вдали. Она сразу же поняла, кто это.
 — Что такое? — спросил Ричард улыбаясь. Он подумал, что ее смутили его поцелуи, и это его тронуло. Хотя Джулия привлекала его сильнее, ему понравилось целовать мягкие нежные губы Трилби. Ему очень льстило, что девушка к нему так неравнодушна.
 — Там Торн Вэнс с одним из своих апачей, — нервно сказала Трилби.
 Ричард посмотрел в их сторону. Он увидел, что индеец повернул лошадь и поехал прочь. Вэнс же чувствовал себя в седле, как дома, — настоящий ковбой. Ричарда раздражал его вид, такой высокомерный и уверенный в себе. Торн подъехал к коляске.
 — Добрый день, — он дотронулся кончиками пальцев до полей шляпы. — Что-нибудь случилось с лошадью или просто заблудились?
 Трилби покраснела.
 — Ни то, ни другое. Мы просто остановились поговорить, — с трудом произнесла она. Трилби чувствовала себя неловко от изучающего взгляда Торна. Его взгляд воскресил в ее памяти фиесту, ощущение его сильного тела и волшебное чувство от прикосновения его губ. От поцелуя Торна ее будто обожгло огнем, в то время как ласки Ричарда оставили ее совершенно равнодушной.
 — У вас, наверное, есть более важные дела, чем беспокоиться о нас, — сердито вторил ей Ричард, бросив гневный взгляд на Торна.
 Торн натянул шляпу поглубже.
 — Да, конечно, — согласился он весело. — Но надвигается дождевой поток. Думаю, вам стоит поторопиться, пока не поздно.
 Трилби внезапно вспомнила о подруге.
 — Сисси! Я оставила ее на развалинах!
 — Наки позаботится о ней, — сказал Торн. — С ней будет все в порядке.
 — Апачи? — в ужасе воскликнула Трилби. — Да она с ума сойдет от страха.
 — Ей надо привыкнуть к нему. Он собирается с нами на ночевку в горы. Вы все еще хотите поехать на охоту? — спросил он Ричарда.
 Молодой человек заулыбался.
 — Конечно, хочу. Мне уже надоело сидеть в доме.
 — Вы уверены, что вам хочется на охоту? — спросила Торн, намекая на то, как Ричарду стало плохо, когда клеймили скот. Ричард покраснел.
 — Есть большая разница между охотой и тем, когда мучают животных.
 — Воровство скота для нас сущее бедствие, сынок, — снисходительно сказал Торн. — Если мы не будем клеймить скот, мы быстро его потеряем.
 — Я уверена, что Ричарду это известно, мистер Вэнс, — подчеркнула Трилби.
 Наклонясь через седло, он посмотрел ей прямо в лицо. Его темные глаза искрились смехом и нескрываемым желанием. Он остановил взгляд на ее губах и смотрел так долго, что сердце девушки часто забилось. Она нервно схватила вожжи, боясь, что Ричард заметит его интерес к ней. Тот и в самом деле заметил. Его развеселило, что Трилби нравится этому мужчине, в то время как она не разделяет его чувств. Он уверенно обнял ее за талию и притянул к себе, она не возражала.
 — А когда мы поедем на охоту?
 Торн выпрямился в седле, его страстный взгляд сменился открытой неприязнью к этому денди, сидящему рядом с ней.
 — Через два или три дня. Мы с Джеком Лэнгом все приготовим, сделаем запас продуктов. У вас собственное ружье?
 — Да, конечно. Я никогда не отправляюсь в поездку без своего охотничьего снаряжения.
 — О, естественно.
 — Жаль, что вы так спешите, мистер Вэнс, — многозначительно сказала Трилби. — Из-за дождя.
 — Разве я спешу? Ну, хорошо, пусть будет так. Хотя, думаю, я действительно должен спешить. Будьте осторожны и не задерживайтесь на дороге, могут быть неприятности. Я провожу вас, если вы хотите.
 — Мы сами доберемся домой, — решительно возразила Трилби. — Вы уверены, что индеец позаботится о Сисси?
 — Да, уверен, — сказал Торн.
 Ричард нахмурился.
 — Я надеюсь, что вы сами позаботитесь о Сисси. Мне не нравится, что моя сестра может оказаться наедине с индейцем.
 — Ваша сестра будет в полной безопасности, уверяю вас.
 Ричард понял его слова так, что Торн сам поедет за ней, и успокоился.
 — Тогда очень хорошо. Всего доброго.
 Ричард дернул вожжи и пустил лошадь рысью, оставив позади самодовольно ухмыляющегося Торна.
 — Вообще-то он действует раздражающе, не так ли? — Ричард убрал руку с талии Трилби и лениво потянулся. — И все же будет приятно поехать на охоту. А теперь возьми вожжи. Поправь немного. Я просто замучился. Постарайся, чтобы не очень сильно трясло, хорошо, дорогая?
 Он откинулся назад, скрестил руки и закрыл глаза, а Трилби ничего не смогла ответить. Она поняла, что Ричард проявлял к ней внимание назло Торну. Он просто притворялся, что она ему небезразлична. Ей хотелось плакать.
 Они направились по дороге к ранчо. Облака надвигались. Трилби надеялась, что Сисси простит ее.




 Глава 9


 Вдалеке гремел гром, а Трилби все не возвращалась, Сисси уже начала волноваться. Она вспомнила ужасные истории, рассказанные ей Трилби о дождевых потоках, в которых не так давно погибли люди. Обхватив себя руками и прижимая к груди бесценные черепки, завернутые в носовой платок, она надеялась, что ее страсть к истории не станет причиной несчастья.
 Топот лошадиных копыт привлек ее внимание. Странно, подумала она. Это не лошади мистера Лэнга. Ее сердце забилось. На неподкованных лошадях обычно ездят апачи. Не успела она подумать об этом, как увидела высокого апачи, которого мистер Вэнс называл Наки. Она не верила своим глазам! Она очень удивилась, сердце начало биться сильнее. Он выглядел завораживающе на фоне облаков, но она постаралась скрыть свой интерес.
 Индеец подъехал к ней и натянул поводья, останавливаясь. Когда он взглянул на нее, его вид выражал высокомерие и достоинство. На этот раз он не улыбался с издевкой, а пристально смотрел на нее. Его темные глаза не выражали никаких эмоций, пока он разглядывал ее фигуру. Сисси тоже вела себя не так, как в первый раз. Она действительно худая, подумал Наки, и слишком бледная. И даже если она боялась его, то не подавала вида. По крайней мере, не убегала. Это заинтересовало его.
 — Дождь, — он указал на горизонт, на дождевые потоки, которые уже приближались. — Белая женщина может утонуть в потоке, когда дождь придет сюда, — сказал он бесстрастно.
 Она молча смотрела на него, глаза ее озорно поблескивали — в этом человеке скрывается много такого, чего он не хочет показать. Он очень красив, подумала она, мужчина такого типа, который никогда бы не обратил внимания на такую простушку, как она. Она вздохнула, сознавая, что ее недостаточно привлекательная внешность была такой же помехой здесь, как и дома. Ничего не меняется от перемены места.
 — Вам совсем не нужно притворяться, что перспектива сопровождать меня домой доставляет вам удовольствие, — сказала она с веселой улыбкой.
 Он удивленно поднял брови.
 — Возможно, вы пойдете камнем ко дну в этой одежде, — он показал на ее длинную юбку.
 Его сарказм немного разозлил девушку.
 — Возможно, вы свалитесь со своей высокой лошади и разобьете свой заносчивый нос, — передразнила она его акцент.
 Он усмехнулся и, взявшись за луку седла, наклонился, внимательно изучая ее. Девушка нравилась ему. Он не помнил, чтобы какая-нибудь женщина вызвала в нем подобное чувство после смерти Кончиты. Но Кончита была очень красива, а эта женщина нет. И все же в ней было что-то такое, что волновало его.
 — Здесь очень много гремучих змей.
 — Извините, что не оправдываю ваших надежд, но я не боюсь гремучих змей. У нас на Востоке их тоже достаточно, даже побольше, чем здесь, в Аризоне, — она посмотрела на него. — Мне очень нравится стоять и разговаривать с вами, уважаемый, но мне совсем не хочется здесь утонуть. Моя подруга должна скоро приехать за мной.
 — Она скоро не приедет, — индеец покачал головой. — Она слишком занята поцелуями с белым человеком в коляске.
 — О, Боже мой! — забеспокоилась Сисси. — она забыла обо мне, и я утону здесь!
 — Апачи спасет белую женщину. Я увезу вас отсюда.
 Она с сомнением посмотрела на него. Это было невероятно. Конечно, большинство апачи живут сейчас, как современные люди, но ей было известно, что некоторые из них по-прежнему живут свободно в Сьерра Мадре и совершают набеги на мексиканские деревни. И если он смеется над ней, подумала она, сейчас самое время поставить его на место.
 — Как бы не так, — быстро нашлась она. — Я вовсе не собираюсь отправляться в ваш вигвам. Я не забыла, как вы спрашивали мистера Вэнса, сколько лошадей мой брат хочет за меня. Я ни за что не поеду с вами.
 Он прищурился.
 — Чилийский перец, — проворчал он.
 — Красный жгучий чилийский перец, — согласилась Сисси. — Осторожно, как бы я вас не сожгла, краснокожий мистер.
 Не следует препираться далее, он совсем не против уступить этой остроумной женщине.
 — Вы очень интересный человек, мисс Бейтс, — ответил он на прекрасном английском. — Но мы сможем позже обсудить ваши яркие метафоры. Мне совсем не нравится вид этих облаков. Садитесь на лошадь, иначе мы оба здесь утонем.
 Она удивленно подняла брови, так как поняла, что ее предположения в отношении этого человека оказались верными. Сисси засмеялась.
 — Солнце уже садится. Я довольно долго здесь пробыла. Вы большой шутник, не так ли?
 — Я говорю на английском довольно хорошо, когда это необходимо. Но то, что мы можем утонуть, вовсе не шутка, — он подъехал к ней ближе и протянул ей свою большую сильную руку. — Давайте. У нас мало времени. Расстояния здесь обманчивы, и потоки воды могут застигнуть вас, прежде чем вы поймете это. Двое из знакомых Вэнса утонули здесь прошлым летом в водяных потоках, а они неплохо знали местность.
 — Вы действительно говорите по-английски очень хорошо, — смущенно сказала девушка.
 — Я говорю на английском, испанском и знаю латынь. И даже немного греческий. Но английский больше подходит для данной ситуации.
 Шум приближающегося дождя заставил ее поторопиться. Она протянула руку и мгновенно оказалась в седле впереди него. Его сила восхитила Сисси. Она привыкла к ученым людям, а не к людям физического труда. Индеец управлял неспокойной лошадью, только сжимая ее бока коленями. Держа Сисси перед собой, он повернул лошадь на дорогу, ведущую на ранчо Лэнга. От него пахло ветром, сосной и пустыней, и он совсем не был грязен, хотя его одежду покрыла желтая пыль пустыни. Пыль покрывала и ее одежду.
 — Почему же вы так себя ведете? — спросила девушка, разглядывая его красивое бронзовое лицо, которое было слишком близко к ней, чтобы она чувствовала себя удобно.
 — Почему этот обман? — улыбнулся он слегка надменно. — Мне нравится представляться несчастным безграмотным дикарем, какими нас считают большинство белых.
 Она покраснела.
 — О-о!
 — Я думаю, никому из вас не приходит в голову, что в этой стране существовали великие цивилизации еще в те времена, когда ваши предки колотили друг друга по голове палками.
 — Племена хохокам были очень цивилизованными, — согласилась она. — Их общество строилось на принципах мирного сосуществования, а их ритуалы очищения из-за убитого врага длились так долго, что фактически не давали им вести войны.
 — Вы хорошо образованы, — индеец улыбнулся, удивленный, и, взглянул на нее, когда лошадь легко пошла по пыльной дороге.
 — Да. Племена хохокам жили здесь, возможно, тысячи лет назад. Они орошали землю, культивировали ее, выращивали зерновые, строили города. Они были образованы и трудолюбивы. Но это не ваши предки?
 Он рассмеялся.
 — О нет! — воскликнула Сисси, думая, что оскорбила его. — Я не имела в виду ничего плохого. Я хотела сказать, что они не были предшественниками апачей, не так ли?
 — Никто этого не знает. Археологи считают, что они были предками племен пима и папаго. А вы знаете, что означает слово «апачи»?
 — Нет.
 — Это слово племени зуни, оно означает «враг».
 — А как апачи сами себя называют?
 — Народом.
 — Еще дома я была немного знакома с девушкой из племени чероки. Она говорила, что слово «чероки» означает «главный народ».
 — Сиукс тоже означает «народ». Большинство индейцев так себя называют. Как вам удалось так много узнать о нас? Вы же нас боитесь?
 — Это вовсе не страх. Я просто вела себя так, как вы себе представляете поведение белой женщины, — поддразнила она. — Апачи захватывают в плен белых женщин…
 Наки взглянул на нее и улыбнулся.
 — Да, захватывают, — ответил он весело. Его глаза остановились на ее блузке. — И только представьте себе, что мы с ними делаем. О, Боже!
 Она немного покраснела и взглянула на него.
 — Мистер Наки…
 — На моем родном языке меня называют Два Кулака, — сказал он, исправляя ее. — Это звучит чисто по-индейски, не так ли?
 — Не могли бы вы не смотреть на меня так?
 Его темные глаза встретились с взглядом ее зеленых глаз.
 — Вы так замечательно краснеете, — заметил он. — Я не насилую белых женщин, мисс Бейтс. Фактически, я предпочитаю более темную кожу, и в гораздо большем количестве. Не будем забывать — то, о чем вы подумали, невозможно верхом на лошади.
 Сисси покраснела еще сильнее.
 — Я вовсе об этом не думала.
 — Считаю, что мне следует извиниться за такое неприличное замечание, но знаете, мы же дикари.
 — Наглые и жестокие, неистовые…
 — Да, так нас описывают в книгах, — сказал он, игнорируя ее слова. — Как благородных дикарей. Как будто у нас совсем нет мозгов.
 Она рассмеялась, наконец. Он действительно был неистов.
 — Как вам удалось изучить языки, о которых вы говорили? — она решила переменить тему.
 — Священники спрятали меня, когда правительство Соединенных Штатов переселило племя апачей, к которому принадлежал Джеронимо, во Флориду после окружения. В действительности, они находились в Форте Силл, штат Оклахома, но я хотел во что бы то ни стало остаться здесь, в моих горах. Священники обнаружили, что мне легко дается учеба, поэтому и стали учить меня.
 — А ваши родители?
 — Моя мать умерла при моем рождении, отец был убит, спасаясь от конницы, когда нас окружили, — горько ответил он.
 — Извините…
 — Ваш народ всегда так поступал с нами, не так ли? — воспоминания о прошлом нахлынули на него, он смотрел на нее и не видел. — Они забрали все, что у нас было, одних убили, других превратили в рабов. Они фактически полностью уничтожили племена апачей — чирикахуа. У меня больше общего с мексиканскими крестьянами, чем с белыми, мисс Бейтс. Я знаю, что такое быть угнетенной расой, не имея возможности восстать против этого.
 — Но ваш народ боролся, — не согласилась она. — Так же, как сейчас борются мексиканцы.
 — Может быть, мексиканцы и победят. Их достаточно много, Бог знает, что цель их справедлива, — горячо сказал он. — А нас мало, и мы разобщены. А знаете, что разделяет нас с белыми людьми? Вы знаете, мисс Бейтс, что отличает мой народ от вашего? Жадность. Белый человек должен владеть и властвовать над всем, что его окружает. А апачи только хотят жить в мире со всем окружающим и между собой. Жадность так же противоестественна для нас, как чувство чести для белых.
 Она была поражена. Это утро было для нее богатым на открытия, но это последнее оказалось для нее особенно неожиданным.
 Он оказался образованнее ее и, возможно, умнее. Как ужасно иметь такой утонченный ум и чувствовать, что с тобой обращаются как с грязной обезьяной.
 — Должно быть, это очень больно, когда люди не понимают тебя и плохо с тобой обращаются, — произнесла она после паузы. Наки посмотрел в глаза девушки.
 — Торн сказал, что я напугал вас тогда. Он даже не хотел, чтобы я ехал за вами.
 — Я совсем не боюсь вас, — грустно ответила она. — Не один вы обладаете актерскими способностями. Я не думаю, что вы бы захотели познакомить меня с вашей культурой?
 Наки сдержанно усмехнулся. Они уже приближались к ранчо Лэнга.
 — Меня можно убедить.
 — Почему вас назвали Два Кулака? — поинтересовалась она.
 Он натянул поводья, слегка повернул ее к себе и посмотрел ей прямо в глаза долгим взглядом.
 — Когда кавалерия пришла за нами, я вышел навстречу одному из офицеров со сжатыми кулаками.
 — О-о!
 — Мне было тогда пять лет, — он улыбнулся. — Священники выпросили меня у офицера, на которого я бросился, и он позволил мне уйти с ними. Я этого никогда не забуду. Он оказался врачом. Он и сейчас находится в Форте Хуачука, мы встречаемся время от времени.
 — Должно быть, он добрый человек.
 — Что касается его, то это сверхдоброта. За месяц до этого апачи убили его жену и сына.
 — Он, наверное, совершенно особенный человек.
 — Да. Убивали много и с той, и с другой стороны, прежде чем наши народы узнали друг друга.
 — Думаю, что это так, — она подняла руку и дотронулась до его длинных чудных волос. Он оттолкнул ее руку, его глаза сразу стали холодными и неприступными.
 — Извините… извините меня, — запинаясь, сказала она, отводя глаза.
 Он почувствовал себя виноватым за свой грубый жест, но в его жизни для нее не было места. Белые и краснокожие никогда не смешивались. Они должны чувствовать друг перед другом ответственность.
 — Лучше избегать безнадежных ситуаций, — холодно произнес он.
 Когда Сисси поняла, что он имеет в виду, сердце ее бешено забилось. Медленно, очень медленно она подняла на него глаза и увидела в них что-то такое, что искала всю жизнь.
 — Нет, — протестуя, прошептала она, чувствуя, что попала в ловушку.
 — Нет, — согласился Наки. Но рука его потянулась к ее волосам, собранным на затылке. Он наклонился к ней так, что ее тело коснулось его тела, ее лицо оказалось в опасной близости от его лица, его глаза заполнили весь мир. Пальцы его сильно сжались, что-то чисто мужское и властное появилось в его лице и глазах, когда он почувствовал ее покорность.
 — Постарайтесь заниматься поисками древних реликвий только рядом со своим домом, пока вы здесь, — хрипло сказал он. — Потому что это, — он энергичным жестом подчеркнул свою силу и власть, — сильный жаркий ветер, от которого нет укрытия. Вы меня понимаете?
 — Думаю, что да, — ее охватила дрожь от нахлынувшего чувства наслаждения. Такого ощущения она не испытывала еще ни разу.
 Он кивнул, ослабил руку и посмотрел ей в глаза.
 — У меня была женщина. Молодая мексиканка, очень красивая. Она жила на той стороне мексиканской границы. Ее брат ненавидел правительство, он дружил с человеком по имени Бланко, который сейчас всем известен как революционер. Однажды мексиканский отряд во главе с офицером правительственной армии приехали в наш двор. Брат Кончиты Луис был у нас. Они охотились за ним. Они застрелили Луиса, а нас обвинили в том, что мы тоже революционеры, — его глаза потемнели от боли. — Офицер захватил Кончиту с собой, я бросился за ним. Но два солдата сбили меня с ног. Я не стану рассказывать вам, что сделали с Кончитой. К счастью, вскоре она умерла, — его лицо стало жестоким. — Я больше не хочу никого любить. Я работаю у Торна Вэнса и живу один. Я буду жить один до конца моей жизни.
 По ее лицу потекли горячие слезы, затуманив стекла очков. Она плакала о нем и о женщине, которую он любил. Она плакала о себе, что случилось такое несчастье — она внезапно почувствовала что-то новое к человеку, которому не нужен никто. Она плакала о жизни вообще и о любви.
 — Я ненавижу слезы, — процедил он сквозь зубы.
 Она сняла очки и вытерла глаза тыльной стороной руки.
 — О, я тоже, — прошептала она в отчаянии. — Поэтому, пожалуйста, никогда не плачьте в моем присутствии. У меня сердце разобьется на части, если вы заплачете.
 Наки почувствовал, что невольно улыбается. Улыбается, хотя несколько секунд назад его боль была непереносимой. Он посмотрел в ее влажные от слез глаза с глубоким пониманием. Она поразила его. Обычно Сисси не плакала. Он почему-то знал это. Он знал, что обычно она не показывает слабости, боли и печали в присутствии других.
 — Вы сказали, что притворялись испуганной, когда мы встретились впервые? — спросил он вдруг.
 — Почему?
 Сисси скорчила гримасу.
 — Мужчины обычно не замечают меня. У меня скромная, ничем не выделяющаяся внешность, я худа и чересчур образованна… Я хотела, чтобы вы заметили меня, — запинаясь, сказала она, опустив глаза.
 И он действительно заметил ее. Заметил, запомнил и все время думал о ней.
 Он смотрел вдаль, где находился дом, на крыльце которого стояли люди. Он и Сисси были вне их поля зрения, среди скал. Но скоро они начнут волноваться и искать ее. Нужно быстрее отвезти ее туда.
 — Мне очень жаль, — она снова надела очки. — Мне не надо было притворяться.
 — Я делал тоже самое, — ответил он серьезно. — Мне нравится реакция белых, когда они понимают, что я совсем не дурак.
 — Женщины тоже глупы, разве это не известно всем? Мы созданы для мытья полов и воспитания детей. Бог дал нам ум, но мы храним его в кладовой, чтобы он не испортился.
 Наки рассмеялся. Сердце его оттаяло.
 — Я вижу, с вами тоже не очень хорошо обращались.
 — Это просто констатация факта, сэр. Я уже говорила вам, что учусь в университете. Так вот, когда я решила продолжить учебу, моя семья чуть с ума не сошла. Приличным девушкам не нужно образование, им надо выходить замуж, — она откинула прядь волос, которая выбилась из ее аккуратной прически.
 Наки направил лошадь по дороге к дому.
 — Я хочу больше знать о людях, которые жили здесь в прежние времена, — продолжила Сисси. — Я хочу знать, чем они занимались, какова была их культура. Вам это интересно?
 — Да, мне самому хотелось бы знать больше.
 — Вы бы тоже могли пойти учиться.
 — Индеец в университете? — он сказал это с наигранным ужасом.
 — Да, ваша семья тоже пришла бы от этого в ужас.
 — У меня не осталось семьи.
 — Мне очень жаль, извините. Хорошо, когда есть семья, даже если она время от времени действует на нервы.
 — Да, так говорят. Я должен отвезти вас домой, — он посмотрел на небо. — Дожди здесь очень опасны.
 — Вы мне уже говорили об этом.
 Наки усмехнулся.
 — Да, говорил, — он усадил ее поудобнее. Лошадь поскакала быстрее. — Как вас зовут?
 — Александра. Дома меня называют Сисси. Меня так назвал мой брат Бен, когда был маленьким, и ему было трудно полностью произнести мое имя.
 — Александра, — он слегка улыбнулся. — Это имя вам подходит.
 — А как ваше имя?
 — Священники называли меня Хиерро. По-испански это означает «железо». Они говорили, что голова у меня была железной.
 — Я готова в это поверить.
 — Дело женщины — соглашаться, — проворчал Наки.
 — Все индейцы дикари, — пошутила она в ответ.
 Они улыбнулись друг другу. Лошадь начала спускаться с гористого склона к дому. Начинали падать первые капли дождя.
 — Я не могу поверить! Как ты могла позволить везти тебя на лошади таким образом? — Ричард смотрел на Сисси с ледяным презрением. — Индеец обнимает мою сестру!
 — А было бы лучше, если бы он оставил меня в пустыне, чтобы меня смыло потоком дождя? — разозлилась на него Сисси. Она была поражена реакцией семьи. Мери и Трилби были на крыльце, когда Наки привез ее домой. Они ничего не сказали, но Мери буквально потеряла дар речи. Мужчин в этот момент не было, они были заняты скотом и узнали о приезде Наки только вечером за столом.
 Ссора разгорелась сразу же.
 — Отсутствие всяких приличий… — начал гневно Ричард.
 — Я вынужден согласиться, — вмешался Джек Лэнг, лицо которого было недовольным. — Я поговорю с Торном об этом человеке.
 — Почему бы вам не поговорить об этом с ним самим? — потребовала Сисси. — Он не безмозглый дикарь.
 Ричард презрительно хмыкнул.
 — Он даже не понимает английского.
 — Он говорит на трех языках, — резко оборвала его Сисси. — Английский — один из них. Он гораздо образованнее тебя, дорогой братец. Но он не такой сноб, как ты.
 Она вышла из-за стола, прекратив спор, Джек Лэнг и Ричард все еще продолжали возмущаться поведением Наки. К ним присоединился высокий голос Джулии, которая тоже осуждала неприличное поведение Сисси. Естественно, подумала Сисси, Джулия сразу приняла сторону Ричарда!
 Если Сисси надеялась, что ночь пройдет, и все разговоры об этом приключении прекратятся, то утром с грустью убедилась в обратном.
 Ричард и Джек продолжали обсуждать инцидент за завтраком, они попеременно ругали Сисси, не оставляя эту тему.
 — Ох уж эти мужчины! — возмущенно сказала она, когда возбужденная Трилби присоединилась к ней в гостиной, после того как они убрали посуду.
 — Ты вчера сказала, что Наки говорит на нескольких языках, это правда? — с любопытством спросила Трилби.
 — Да. Он учился у священников. Он очень интересный человек, — Сисси покраснела.
 Трилби не знала, что сказать. Все были шокированы — и Ричард, и семья Трилби. Да и сама Трилби, если и не была шокирована, то понимала, что Ричард прав в отношении безнадежности каких-либо взаимоотношений между белой женщиной и человеком другой расы.
 — Сисси, он же индеец, несмотря на его образование, он человек другой расы.
 — И ты тоже, — печально сказала Сисси. Она устало опустилась на диван. — Бен — единственный, человек, который не считает мое поведение неприличным. Он молод, конечно. Кажется, мне придется бороться со всем миром и даже с моей лучшей подругой за право дружить с Наки.
 — Да нет, конечно же, нет, — сразу возразила Трилби, стараясь преодолеть свое неодобрение. — Извини меня.
 — Он сказал, что ты целовалась с Ричардом, — сухо сказала Сисси.
 Трилби заколебалась и кивнула головой.
 — Да, кажется, да. Но это оказалось совсем не то, чего я ожидала, — сказала она неохотно.
 — Ты же влюблена в него. Для тебя это, должно быть, счастье.
 — Но это было совсем не то, — Трилби села рядом с ней и сжала руки. — Я ничего не понимаю.
 — Я тоже, если только Джулия не права, многозначительно намекая на твоего соседа. Торн Вэнс — очень привлекательный мужчина, Трилби. И он смотрит на тебя так, как не смотрят просто на соседку.
 Трилби вспыхнула.
 — Ну, наше знакомство началось очень неудачно. Он принял меня не за ту и отнесся ко мне несколько не по-джентльменски.
 — О-о?
 Трилби опустила глаза.
 — Он… очень опытный мужчина. Я узнала его с такой стороны, с какой лучше бы мне не знать. Сейчас он сожалеет об этом, но я ему больше не доверяю, — она поморщилась. — Сисси, я любила Ричарда столько лет. Но когда он поцеловал меня… я ничего не почувствовала.
 Сисси схватила ее за руку и сильно сжала.
 — А когда этот красавец мистер Вэнс поцеловал тебя, ты почувствовала что-нибудь?
 — Да, — она закрыла лицо руками. — Мне так стыдно. Чувствовать такое… почти что к негодяю.
 — А как ты думаешь, что чувствую я? Я увлечена краснокожим дикарем.
 Трилби скорчила гримасу и с удивлением уставилась на Сисси.
 — И я ничего не могла с собой поделать, я…
 — Но ведь ты же была в ужасе от него!
 — Я всегда мечтала о сцене, — озорно улыбнулась Сисси. — Он был так красив, и я хотела, чтобы он заметил меня. Сейчас я уже не уверена, правильно ли я поступила. Он оказался совсем не таким, как я ожидала.
 — Кажется, у вас это обоюдно.
 — Трилби! — в комнату вошел отец.
 Она вскочила.
 — Надень шляпу и жакет, — холодно сказал Джек. — Сейчас поедем с визитом к Торну Вэнсу. Я должен убедиться, что он решил эту проблему. Сисси, я вынужден просить тебя сопровождать нас.
 — Но…. — начала Сисси.
 — Пожалуйста, сделай, как я прошу, — резко прервал он ее. — Я буду говорить от имени твоего брата, поскольку я знаю мистера Вэнса лучше.
 Это означало, как поняла Трилби, что Ричард не решился вступить в спор с мистером Вэнсом, опасаясь, что тот может пересчитать ему зубы за своего работника.
 — Этого никак нельзя пропустить, — Трилби улыбнулась Сисси.
 Торн удивленно уставился на гостей.
 — Чем обязан?
 — Вы, конечно, уволите этого негодяя апачи? — сердито сказал Джек Лэнг. — Я не могу позволить, чтобы так обращались с женщиной, к тому же моей гостьей, даже если у него словарный запас, как у ученого из Оксфорда.
 — Он никак со мной не обращался, мистер Лэнг! — воскликнула Сисси. — Почему вы не хотите меня слушать? Он спас меня от наводнения! — она повернулась к Торну. — Мистер Вэнс, объясните ему, пожалуйста, я совсем не была оскорблена!
 — Нет, моя дорогая, тебя оскорбили, — возразил Джек. — Чтобы дикарь прикасался к тебе…
 — Так как я, кажется, являюсь причиной этой бури, возможно, мне следует принять участие в дебатах?
 Предмет спора стоял в дверях, высокий и красивый. Торн предупредил его о визите, после того как Джек Лэнг позвонил по телефону и сообщил о своем приезде.
 Наки был очень сдержан и выглядел настоящим апачи в своей характерной одежде и с волосами до плеч.
 Он улыбнулся Сисси, и та улыбнулась в ответ.
 — Послушайте, — начал Джек нерешительно. Наки был так высок и силен, что Джек в его присутствии почувствовал себя физически неполноценным. Индеец подошел ближе и остановился, возвышаясь над Джеком.
 — Вы находите мое поведение предосудительным, мистер Лэнг? Можно узнать, почему?
 Лицо Джека стало пунцовым.
 — Вы слишком прямолинейны.
 — Я считаю, что так мы быстрее решим спор, — возразил Наки. Он не опустил глаз и не отступил ни на шаг. Как бы там ни было, он выглядел куда более воинственно, чем Джек. — Я хочу знать, почему вы считаете предосудительным то, что я проводил мисс Бейтс домой?
 — Это… это было совсем не так, — Джек не знал, что сказать. — Мы, конечно, благодарны вам за помощь…
 — Вы бы предпочли, чтобы белый человек спас ее. Но, к несчастью, никого там в это время не оказалось.
 Джек опустил глаза.
 Этот апачи был действительно прекрасно образован, как и говорила Сисси. Сам Джек почувствовал себя невоспитанным человеком.
 — Я не удивляюсь таким предрассудкам у аризонцев, мистер Лэнг, — продолжал Наки. — Но, к сожалению, я не ожидал встретить их у жителей Востока, которые считаются более утонченными и образованными, чем жители отдаленных безлюдных районов.
 Джек поморщился, встретившись взглядом с апачи.
 — К сожалению, должен признать, что предрассудки присущи многим, сэр.
 — На самом дальнем Востоке презирают людей с черной, а не с красной кожей, не так ли? — холодно спросил Наки. — Наш народ был вынужден сражаться на своей родной земле.
 — Вы говорите очень необычно.
 — До того, как пришли испанцы, в Мексике жили индейские племена ацтеков и майя, — продолжал Наки. — Это был гордый и образованный народ со своей собственной системой правления, своей религией и экономической структурой. Кортес и испанцы, конечно, разрушили эту культуру. Ацтеки и майя были для них «дикарями». Испанские завоеватели, считающие себя образованными людьми, отобрали землю у крестьян и отдали ее богатым иностранным землевладельцам, они превратили местный народ в рабов, заставляя их работать до полусмерти и платить непомерные налоги. И это, по-вашему, цивилизованное поведение?
 Джек откашлялся.
 — Сэр, у вас странное восприятие реальных вещей.
 — Мой взгляд на мир честный и непредвзятый, — ответил Наки. — Свое мнение я составляю по характеру людей, а не по цвету их кожи.
 — Наки каждое лето сопровождает Крейга МакКолума в пустыню. Он очень образованный человек, как видите, — темные глаза Торна искрились смехом. — И здесь у нас мы не считаем оскорблением спасти человека.
 — Но это было не так, — заспорил Джек.
 — Я считаю, что это мне решать, было ли это оскорблением или нет, — вмешалась Сисси. — И я заверяю вас, что это не было никаким оскорблением. Этот джентльмен спас мне жизнь. Как вы можете осуждать его за это? — спросила она Джека.
 — А что, если бы это случилось с Трилби, и надо было выбирать — или погибнуть во время наводнения, или принять помощь от человека, чей цвет кожи отличается от вашего?
 Джек смутился. Он полностью сдался.
 — Я вынужден признать, что предпочел бы видеть мою дочь живой. Но ваш брат…
 — Мой брат — напичканный предрассудками пустой сноб, — холодно сказала Сисси, не обращая внимания на реакцию Трилби. — Как у многих его сверстников, у него очень узкий и примитивный взгляд на вещи.
 Джек прочистил горло. Трилби вспыхнула. Глаза Торна светились смехом.
 — Простите меня, — сказал Джек Торну, вынужденно извиняясь и перед Наки.
 — Я благодарен вам за то, что вы сделали, — добавил он.
 — De nada, — машинально произнес Наки по-испански. — Осмелюсь сказать, что жизнь человека стоит того, чтобы выдержать осуждение своих соплеменников.
 — Сэр? — не понял Джек.
 — Мы считаем белых пресными, мистер Лэнг, — с удовольствием подчеркнул Наки. — Меня тоже осудят за контакт с белой женщиной вне зависимости от причины.
 — Ну, это просто наглость.
 Наки мягко усмехнулся. Через мгновение Лэнг понял аналогию, и улыбка тронула его губы.
 — Да, я вас понимаю.
 — Позвольте мне вас проводить, — предложил Торн. Он взял руку Трилби. Она смутилась от его прикосновения, его рука будто огнем обожгла его пальцы. Просто невероятно, что Ричард, которого она любила, не вызывал у нее такой реакции. А человек, которого она терпеть не могла… А действительно ли она его терпеть не может?
 — Такой быстрый визит, такие злые глаза, — пробормотал Наки сквозь зубы, обращаясь к Сисси.
 — Это была не моя идея приехать сюда.
 — Я знаю.
 Она жадно изучала его, пытаясь заглянуть в его глаза.
 — Мы оба согласились, что будет трудно стать друзьями при таких обстоятельствах.
 — Да, очень трудно.
 — Слишком большое сопротивление.
 Он кивнул. Сисси грустно улыбнулась.
 — Я ненавижу, когда мне указывают, с кем мне дружить.
 Наки улыбнулся в ответ.
 — Я тоже.
 Как будто солнце вышло из облаков. Ее сердце встрепенулось, зеленые глаза засветились радостью.
 Ему хотелось от нее большего, чем дружба, но дружба — это все, что они могли себе позволить. Он понимал это, даже если она не понимала.
 — Тебе будет трудно с ними, — сказал Наки, кивая на остальных. Сисси посмотрела ему в лицо.
 — Мне все равно, — она не поняла сразу, что сказала, а потом было уже поздно.
 В его глазах вспыхнуло желание. Он стиснул зубы, когда понял, какое чувство его охватило, и крепко сжал кулаки.
 — Сисси! — позвала Трилби угрожающим шепотом.
 Сисси быстро вышла на крыльцо, опередив Наки. Ей было не по себе. Трилби стояла впереди, когда они прощались. Она не знала, заметил ли что-нибудь Торн. Торн заметил — он бросил быстрый взгляд на Наки, затем на Сисси и наклонился к Трилби.
 — Не волнуйся, — тихо сказал он ей. — Я все устрою.
 — Ты не понимаешь, — быстро произнесла Трилби, боясь, что ее услышат. Джек помогал в это время Сисси сесть в машину.
 — Я все понимаю, и все будет в порядке.
 Странно, но его слова успокоили ее. Торн поднес ее руку к губам и жадно поцеловал ее теплую влажную ладонь. Трилби покраснела. Торн смотрел ей в глаза долгим напряженным взглядом.
 — Я очень хорошо понимаю, что он чувствует, — прошептал он горячо, его глаза горели так же бешено, как раньше у Наки. Он резко отпустил ее руку, затем проводил и помог сесть в машину с каменным лицом, не проронив больше ни слова. Всю дорогу домой Трилби ничего не слышала. Ее ладонь все еще горела.




 Глава 10


 Лайза Моррис то приходила в себя, то снова теряла сознание. Она улыбалась, вспоминая качели на заднем дворе их дома, когда она была маленькой девочкой. Ее отец был на маневрах, а они с матерью жили у бабушки по материнской линии в штате Мериленд. У них был большой дом в викторианском стиле, большой двор и качели, привязанные к ветвям деревьев.
 — Как мне нравится качаться на качелях, — шептала она как в тумане.
 — Как можно, черт возьми, мечтать об этом, — услышала она резкий насмешливый голос.
 Она через силу открыла глаза. Перед ней стоял высокий человек в пропыленной офицерской форме с открытым воротником. Он был небрит, его густые черные взлохмаченные волосы прядями спадали на лоб. Он совсем не был красив, выражение его лица было суровым, губы кривились в иронической усмешке. В большой руке он держал толстый стакан, видимо, он только что пил из него.
 — Капитан Пауэл? — спросила она шепотом.
 — Он самый, — мужчина кивнул и поставил стакан на стол. Воспаленными глазами он внимательно смотрел на женщину.
 — Как вы себя чувствуете?
 — Больно, — поморщилась она, пошевелившись, и покраснела, поняв, что на ней нет никакой одежды. Ее укрывала только простыня. Она пришла от этого в ужас.
 — О, Боже мой, я же врач, — холодно сказал он, угадывая причину ее смущения. — Что вы думаете, в моем возрасте тело женщины представляет для меня какую-то тайну?
 Она глотнула воздух и натянула простыню повыше. У нее еще кружилась голова от лекарств, ее бедро и бок горели и дергали от боли, но скромность была сильнее.
 — Вы же мужчина, — начала она, пытаясь объяснить свое смущение.
 — А вы замужняя женщина, — возразил он. — Более того, вы замужняя женщина, потерявшая ребенка.
 Лицо Лайзы омрачилось. Да, у него были причины знать ее. В ту ночь, когда она потеряла ребенка, он оставался у ее постели всю ночь, держал ее за руку и говорил с ней мягким ласковым голосом, что было совершенно не похоже на обычные манеры этого циничного человека. Дэвид, вспоминала она, был на маневрах.
 — Вы все время находились со мной, — сказала она слабым голосом и улыбнулась. — Смогу ли я отблагодарить вас когда-нибудь?
 — Я врач, — напомнил он. — Это моя работа.
 Никто даже не подозревает у него таких нежных чувств и сочувствия, внезапно подумала она. Под внешней суровостью скрывается очень чувствительный и добрый человек. Неудивительно, что он старается изо всех сил, чтобы держать в страхе окружающих.
 Лайза откинулась на подушку и судорожно вздохнула. Ее волосы были распущены и свободно рассыпались по белым плечам. Она выглядела измученной и грустной, но смотревший на нее мужчина считал, что она настоящая красавица.
 — Не осталось никаких следов удара, за исключением синяка на щеке, — неожиданно сказал Пауэл.
 Она дотронулась до лица.
 — Он никогда не бил меня раньше.
 — Я не это имею в виду, хотя все равно презираю его. Я имею в виду, — добавил он медленно, ища ее взгляда, — вы кажетесь совершенно невинной.
 Она взглянула на его ворот, сквозь который там, где были расстегнуты пуговицы, виднелись черные волосы на груди, и быстро отвела взгляд. Очень неприлично смотреть на него как на мужчину в этой комнате, учитывая его профессию.
 — Я вас смутил, — засмеялся он и сел рядом с ее постелью, повернул ее лицо к себе и взглянул на нее своими насмешливыми ярко-голубыми глазами. Казалось, он видит ее насквозь. — Вам не нравится смотреть на меня, не так ли? Я некрасив и волосат, что-то вроде бандита, на которых женщины почти не смотрят, даже если бы вы не были замужем и не были приличной женщиной.
 У нее перехватило дыхание от таких откровенных слов.
 — Капитан Пауэл, пожалуйста!
 — Он ударил вас, — хрипло сказал Тодд. — Я мог бы убить его за это. Боже мой, он не стоит вас!
 Лайза начала понимать, что его очень беспокоит ее затруднительное положение. Она взглянула на него со смущением и любопытством.
 — Вы слишком прямо высказываете свое мнение, сэр.
 — Да, это так. Прямо и резко. Я немного пьян. Я пью, чтобы забыть, что апачи сделали с моей женой и сыном, миссис Моррис. Они привязали меня к столбу и заставили смотреть на это.
 Она подняла руку и дотронулась до его лица с лаской и сочувствием.
 — Мне очень жаль, — прошептала она. — О, мне так жаль!
 Его голос прервался. Он положил свою небритую щеку поверх простыни ей на грудь и заплакал.
 Сквозь ткань простыни она почувствовала его горячие слезы. Почти не колеблясь, она прижала его лицо к себе.
 Deja vu, подумала она. Он пил, чтобы заглушить свою боль, но это не помогало. Как часто эта боль мучила его, и не с кем было разделить ее, некому было утешить. Это мучение, а не жизнь, с жалостью думала она. Есть ли кто-нибудь в этом мире, кому не приходилось страдать? Она крепко прижала его голову к себе, шепча на ухо ласковые успокаивающие слова.
 Прошло довольно много времени, прежде чем он поднял голову и отстранился, его лицо было спокойным и немного смущенным.
 — Мне так жаль вас, — сказала Лайза тихо. — Вы заставили меня устыдиться. По сравнению с вашими, мои горести так ничтожны.
 Пауэл выпрямился.
 — Я слишком много пью, — резко сказал он. — Вам нужно что-нибудь, чтобы уснуть?
 — Нет, спасибо, мне не слишком больно.
 Он кивнул и направился к выходу.
 — Капитан… Пауэл?
 Он повернулся, все еще чувствуя себя не совсем уверенно после такого проявления слабости.
 — Да, мадам?
 — Пожалуйста, у вас есть… рубашка или что-то в этом роде, что я могла бы надеть на себя? — она покраснела и опустила глаза.
 — Простите меня, я уже так давно не общался с приличной женщиной.
 Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с белой ночной рубашкой, довольно длинной, положил ее рядом с ней на кушетку.
 — Вы не сможете одеться сами.
 Она стала пунцовой.
 — Сэр…
 — Нет, я доктор.
 Поколебавшись, Лайза согласилась принять его помощь. Он был врачом, а она была слишком слаба, и ей было больно шевелиться. Тодд просунул руку ей под спину и помог приподняться. Она застонала. Он положил на раны мазь и перебинтовал их, но все же каждое движение причиняло ей мучительную боль.
 — Сидите спокойно, я сам надену ее.
 Он отвернул простыню и посмотрел при неярком свете лампы на ее небольшую высокую грудь. Выражение его лица изменилось. Она почувствовала, как его профессиональный интерес сменился чисто человеческим, и ее тело прореагировало на это совершенно непривычным образом. Дэвид никогда не смотрел на нее. Он овладевал ею грубо, не любя. Он никогда не хотел смотреть на ее обнаженное тело. А этот мужчина не только смотрел на нее, но он говорил ей своим взглядом, что считает ее желанной и красивой.
 Мне не должно это нравиться, думала она. Только падшая женщина позволяет мужчине смотреть на свою наготу открыто, не протестуя.
 — Капитан Пауэл…. — она смущенно подняла руки, прикрывая грудь.
 Его ярко-голубые глаза заглянули в ее глаза.
 — Простите меня, — прошептал он, — простите меня. — Я…. — волнуясь, он стал надевать на нее рубашку, стараясь делать это как можно осторожнее, чтобы не причинить ей боль. Он по очереди продел в рукава ее руки, а затем трясущимися пальцами застегнул пуговицы, очень осторожно помог ей лечь и натянул на нее простыню.
 — Будет болеть еще несколько дней. Если вы захотите вернуться домой, то муж должен будет помогать вам одеваться.
 — У меня вообще нет намерения возвращаться домой. Но даже если бы я и вернулась туда, сэр, мой муж не выносит моего вида, — она подняла глаза к потолку. — Я скорее дождусь помощи от случайного прохожего, чем от него.
 Пауэл долго смотрел на ее измученное лицо.
 — Я не представляю себе, мадам, чтобы мужчина мог быть таким слепым, чтобы мог устоять перед вашим обнаженным телом. И если то, что я говорю, неприлично, тогда я действительно грешник, нуждающийся в спасении.
 Он повернулся и слегка неуверенной походкой вышел из комнаты. Лайза смотрела ему вслед с немым изумлением. Ее тело вздрагивало от необычных ощущений, хотя муж никогда не возбуждал в ней подобных чувств. Она закрыла глаза и долго молилась, признаваясь в том, что испытывает наслаждение, когда доктор Пауэл смотрит на нее, и просила Бога простить ей этот грех. Она замужняя женщина, неверность для нее немыслима. Пусть муж ее состоит в греховной связи с другой женщиной, она совсем не такая и не может позволить себе даже невинное увлечение другим мужчиной. По крайней мере, пока не разведется. И, тем не менее, глаза доктора вызывали в ней такое чувство, которого она до этого не испытывала ни разу в жизни. Она надеялась, что к утру он забудет обо всем, и будет считать это сном. Возможно, со временем она сама сможет убедить себя в этом.
 Полковник Дэвид Моррис не был в воинской части, хотя не имел права этого делать. Он проводил ночь в объятиях Селины. Это было в первый, но не в последний раз, думал он. Он, действительно, любил эту женщину.
 Сон не шел к нему. Его лицо, освещенное светом луны из окна, было напряжено. Все его мысли были заняты случившимся с женой. Он не хотел ударить Лайзу. Только Бог знает, почему так случилось. Ее можно было понять, его отношение к ней вынудило ее вести себя так. Он женился на ней из-за карьеры, притащил с собой в эту проклятую пустыню, хотя она не была приспособлена к такой жизни. Она забеременела, он бросил ее одну, когда она потеряла ребенка, и, в конце концов, страстно увлекся другой женщиной. А когда Лайза объявила, что уходит от него, он ударил ее. Дэвид громко застонал. Он не хотел бить жену, видит Бог, в самом деле не хотел, не хотел толкать ее в огонь и очень сожалел о случившемся.
 — Что произошло? — сонно побормотала Селина.
 — Моя жена разводится со мной.
 Селина села на постели, сон сразу пропал.
 — Разводится с тобой? — ее лицо засияло от радости.
 — Да, — он грубовато засмеялся. — Ты можешь выйти за меня замуж, если хочешь, когда дело о разводе закончится.
 Селина заплакала, не в силах сдержать своих чувств. Ей не нужно будет больше переживать из-за связи с женатым мужчиной, это было больше, чем она могла мечтать.
 — О, Дэвид, я буду так любить тебя, — горячо прошептала она, — так любить.
 Она притянула его к себе и начала доказывать это самым лучшим из известных ей способов. Хотя мысли его не сразу отвлеклись от печальных событий, но тело сразу ответило на ее ласку. Надо обязательно дать Лайзе развод, подумал он, постепенно возбуждаясь. Конечно, надо дать ей развод.
 В этот же день, позже, когда он возвращался в часть, какие-то звуки насторожили его. Дэвид осторожно въехал в тень деревьев так, чтобы замаскировать машину, и заглушил мотор. Обычно он ездил на лошади, он не любил автомобиля. Но вчера он торопился попасть к Селине.
 Дэвид прислушался. Лошади. Много лошадей. Наблюдая из своего укрытия, он увидел отряд мужчин, судя по большим сомбреро, мексиканцев. Они осторожно двигались по направлению к Дугласу.
 Никого из знакомых он среди них не увидел. Они были не местными. Что-то было в их внешности, что выдавало в них революционеров. За ними нужно проследить.
 Когда они проехали, он помчался в Форт Хуачука, позвонил в гарнизон в Дугласе и доложил о продвижении отряда. Если мексиканцы уже начали действовать на американской территории, то это скоро может привести к войне с Мексикой. Возможно, это имеет отношение к контрабанде на границе, а, возможно, подтвердится слух о заговоре местных мексиканцев.
 Торн Вэнс ехал на ранчо Лэнга. Разные мысли одолевали его. Впервые за последнее время ему не удалось поговорить с Наки. Тот открыто избегал разговора. Торн был уверен, что апачи увлечен девушкой в очках, гостьей Лэнгов, и не знал, что предпринять. Если затронуты чувства мужчины, может сложиться неприятная ситуация, особенно из-за отношения ее брата к индейцам. Он знал, что их взаимоотношения не могут закончиться благополучно, но не мог запретить Наки видеться с Сисси Бейтс.
 С другой стороны, можно попытаться поговорить с девушкой, если ему представится такая возможность. Может быть, это удастся во время поездки на охоту, поэтому он сделал все, чтобы подготовить эту поездку для гостей Лэнга.
 Джек Лэнг не проявлял большого энтузиазма, но Ричард ждал этой охоты с нетерпением.
 — Непременно! — воскликнул он, подражая своему идеалу Теодору Рузвельту. — Когда мы сможем выехать?
 — На рассвете. Учитывая мексиканскую ситуацию, нам нужно добраться до места и успеть разбить лагерь до наступления темноты.
 — Конечно. Мы не будем слишком близко от границы? — продолжал уточнять Ричард.
 — Нет, — заверил его Торн. — Достаточно далеко.
 — В таком случае, я согласен. А как ты, милая? — шутя обратился он к Джулии, которая кокетливо прильнула к его плечу.
 — Не могу дождаться.
 Трилби, казалось, должна была ревновать, но она встретилась глазами с любопытным взглядом Торна, и у нее все внутри будто обожгло пламенем. Она посмотрела на его губы, и ей с такой неожиданной силой захотелось поцеловать их, что она вонзила ногти себе в ладони. Трилби быстро отвернулась и стала поправлять салфетку на столе, затылком ощущая взгляд Торна.
 — Вы берете с собой Саманту? — спросила Мери.
 — В эту поездку — нет, — голос Торна был до странности глубоким. — Она побудет с моим кузеном Куртом и его женой в городе.
 Он не стал рассказывать, как Саманта умоляла взять ее с собой. Кажется, ей совсем не нравится оставаться с Куртом и Лу. Почему же этого не было раньше, до гибели Сэлли? Нужно будет поговорить с девочкой об этом.
 — Это хорошо. Конечно, она будет скучать без вас, — сказала Мери.
 Торн так не думал, но был слишком вежлив, чтобы спорить дальше.
 — Как только начнет светать, я заеду за вами.
 — Торн, можешь взять мою машину, если хочешь, — предложил Джек.
 — Мы поедем верхом. Боюсь, что только так можно добраться туда. Если кто-нибудь из вас не может ездить верхом…
 — Что за глупости, — перебил, усмехнувшись, Ричард. — Бен, Сисси и я выросли среди лошадей, а Джулия ездит, как настоящая амазонка.
 — Но Трилби не ездит верхом.
 — Я могу научиться, — резко возразила Трилби.
 — Конечно, можешь, — он не сводил с нее взгляда. — Я научу тебя.
 Она представила себе, как Торн держит ее руки, касается ее тела, сидя позади нее на лошади. Ее бросило в жар, рука машинально потянулась к вееру, и девушка начала быстро обмахиваться.
 — Я когда-то пытался ее научить, — Ричарда явно задевало, какое внимание Торн уделяет Трилби. — Она слишком медлительна.
 — Это несправедливо, Ричард, — вмешалась Сисси. — Это ты слишком нетерпелив, ты кричал на нее. Я думаю, у Торна получится гораздо лучше.
 — Я буду настолько терпелив, насколько это будет нужно, — сказал тот, подтвердив глазами сказанное и заставив Трилби смутиться еще больше.
 Она сильно покраснела, когда Торн посмотрел на нее. Ричард ревниво наблюдал за ними и готов был швырнуть палку в этого наглого мистера Вэнса. Ему не хотелось, чтобы Трилби увлеклась этим неотесанным владельцем ранчо. Он хотел выяснить, что стоит за словами этого человека.
 — Ричард, ты выглядишь очень печальным, — перебила его мысли Джулия.
 — Разве? Интересно, почему? — он взглянул на нее и улыбнулся. Джулия почти замурлыкала. Когда-нибудь нужно ответить на ее откровенный флирт, пообещал он себе. И посмотрим, сможет ли она выполнить все, что обещают ее глаза.
 На следующее утро они выехали рано, небольшой караван растянулся по пыльной дороге. Трилби чувствовала себя в седле неудобно, она так нервничала, что ее лошадь почти остановилась и сильно отстала от других.
 — Нет, так дело не пойдет, малышка, — Торн спешился и подошел к ней, снял ее с седла и понес к своей лошади. Она прильнула к нему, не замечая любопытных взглядов проезжающих мимо мужчин.
 — Что… что ты делаешь?
 — Я хочу посадить тебя перед собой. Не ерзай и не суетись. Ты беспокоишь Рэнди.
 — Рэнди?
 — Мою лошадь, — он легко поднял ее в седло и быстро сел позади.
 Его сильные руки обвились вокруг нее и взяли поводья.
 Трилби почувствовала необыкновенную силу его напряженного тела. Торн крепко взял ее за талию, удобно усадил в седле и пустил коня по дороге в горы.
 — Так хорошо? — шепнул он ей на ухо.
 Она чувствовала, как бьется ее сердце, и боялась, что он тоже услышит это.
 — Да, — прошептала она.
 Трилби ощущала его дыхание у себя над ухом, на своей шее.
 — Ты пахнешь цветами, Трилби. Сладкими и нежными.
 Ее тело дрожало в его объятиях, девушка старалась побороть невероятно сильное желание.
 — Торн… — все, что она смогла произнести.
 Одной рукой он обхватил ее бедра и прижал к себе. Это был такой интимный жест, против которого ей нужно было протестовать, но она только слабо застонала и задрожала еще сильнее.
 — О, Боже, — у него перехватило дыхание, он почти терял выдержку, чувствуя, что она уступает ему. — Какой удобный момент, чтобы сдаться мне, Трилби!
 — Я не… сдаюсь, — хрипло выдавила она. Но глаза ее были закрыты, и она вся дрожала.
 Он пришпорил лошадь, чтобы догнать остальных. Торн был охвачен желанием, которое не мог ни удовлетворить, ни сдержать.
 Джулия и Ричард скакали бок о бок, все время болтая, Сисси ехала очень спокойно рядом с Беном.
 — Наки не поехал с тобой? — спросила Трилби, овладев собой и немного успокоившись от скачки.
 — Он уже на месте, готовит лагерь. Ты знаешь, что он увлечен Сисси?
 — А она им, — сказала Трилби. — Но все будет хорошо. Сисси хорошая девушка.
 — Конечно, хорошая. Но Наки мужчина. Настоящий мужчина. И он тоже человек. Он хочет ее. Постарайся держать ее рядом с собой. Я не знаю, понимают ли они оба, что воздух здесь очень возбуждающий. Одни в лесу, их ничто не остановит.
 — Они уже взрослые, — медленно сказала она.
 — И мы тоже, — прошептал Торн, опять притянув ее к себе. — Ты не можешь отрицать, что тебя бросает то в жар, то в холод, когда мое тело так близко к твоему.
 Она глотнула воздух и закрыла глаза, Торн притянул ее к себе еще сильнее.
 — Ты… не должен, — она почти задыхалась.
 — Должен, — сквозь зубы процедил он. — Боже мой, Трилби, я сейчас просто умру, разве ты не чувствуешь?
 — Это… не из-за меня, — возразила она грустно. — Ты принимаешь меня не за ту. Ты все равно считаешь меня падшей женщиной.
 — Это неправда. Трилби, я знаю, что ты совсем не такая, как я думал о тебе вначале. Я тебе говорил об этом уже десятки раз.
 — Но ты обращаешься со мной, как именно с такой женщиной.
 — Я обращаюсь с тобой так, потому что хочу тебя, — дыхание его было горячим и прерывистым. — Я хочу тебя, но это совсем не значит, что я считаю тебя падшей женщиной. Я хочу тебя каждой клеточкой своего тела. Я мечтаю быть с тобой, полностью с тобой. Ты в моей крови, Трилби.
 Его рука, которой он держал ее, слегка дрожала. Трилби была напугана силой его чувства. Ей до боли хотелось поцеловать его, но она не могла, не осмеливалась сделать это. Это был грех, желать таких вещей, не будучи замужем.
 — Нехорошо испытывать такие чувства, Торн, — грустно возразила она. — Это очень плохо.
 — Нет, не плохо, — его голос был таким же напряженным, как и у нее. — Я пытался объяснить тебе это еще на той фиесте, что это совсем не плохо. То, что мы испытываем друг к другу, — редкое чувство. Почему ты не хочешь это понять?
 — Я люблю Ричарда, — прошептала она.
 — Ричард — это просто привычка, — холодно возразил он, — от которой ты скоро отвыкнешь, особенно, когда убедишься, что он принадлежит своей кузине.
 — Это неправда!
 — Раскрой глаза и посмотри. Они неразлучны. Он умрет, если она попросит его об этом. Возможно, он сам еще этого не понимает, но она цепко держит его своими изящными маленькими ручками.
 Торн был прав. И Трилби знала, что он прав. Но Ричард был единственной защитой против ее чувств к Торну.
 — Но они двоюродные брат и сестра!
 — Тебе прекрасно известно, что такие браки вовсе не редкость.
 — Я не желаю обсуждать это.
 — Хорошо, Трилби. Продолжай прятать голову в песок. Но то, что возникло между нами, больше нельзя отрицать. Я знаю это. И ты тоже.
 Трилби знала, но не хотела признавать. Она старалась сдержать чувственные порывы своего тела и не уступила ни на йоту до самого лагеря в горах.
 Они расположились лагерем у ручья, где было прохладно в тени деревьев. Лагерь находился достаточно высоко, здесь было легко заметить опасность и защитить себя в случае необходимости. Трилби ничего не знала об этом. Она подслушала, как Торн говорил об этом с Мосби Торренсом, который также приехал сюда, несмотря на возражения Джека Лэнга, что тот слишком стар.
 Палатки женщин были установлены рядом с костром, в то время как палатки мужчин расположились по внешнему кругу. Так женщины будут лучше защищены в случае опасности.
 — Вы не хотели брать нас с собой, — заметила Трилби Торну после того, как ковбои приготовили на костре очень вкусную говядину и лепешки.
 Торн растянулся на одеяле, которым накрыл седло и одежду для верховой езды. Но револьвер он оставил за поясом.
 — Да, черт возьми. Я не очень-то хотел ехать сюда, так как мексиканцы рыщут по дорогам, — согласился он, слушая в пол-уха мексиканца, исполняющего серенады на гитаре.
 Наки совсем не появлялся в лагере. Сисси заметила это, и ей было очень обидно. Он не только полностью игнорировал ее при других, но, когда она обратилась к нему, повел себя так, будто его оскорбили. Индеец держался холодно и неприступно, а потом и вовсе исчез.
 — И все же, почему вы решили взять нас? — настаивала Трилби.
 Торн повернул к ней голову.
 — Потому что мне не нравится, как ты смотришь на Бейтса, — сказал он прямо. — Он горожанин. Хлыщ. Тебе кажется, что ты любишь его, потому что он единственный мужчина, которого ты знала. Но теперь здесь я, и я хочу тебя.
 Трилби покраснела.
 — Но я не хочу вас, мистер Вэнс.
 Его темные глаза сверкнули открытой насмешкой.
 — Как бы не так.
 Трилби отвела глаза, у нее перехватило дыхание. Отвернувшись и больше не глядя на него, она пошла к остальным, ноги у нее подкашивались.
 Она села рядом с печальной Сисси, в то время как мексиканец пел о разбитых сердцах и утраченных надеждах.




 Глава 11


 Сисси пошла к ручью, чтобы набрать воды для кофе, но мысли ее были заняты совсем другим. Вечер был прохладный, был поздний ноябрь, по небу плыли густые облака. Похоже, что скоро пойдет дождь. Это очень соответствовало ее настроению — на душе у нее тоже был дождь.
 Когда она наклонилась, чтобы сполоснуть в ручье темно-синий металлический кофейник и затем наполнить его, она услышала что-то. Это были музыкальные звуки — красивая, приятная и спокойная мелодия. Мексиканец в лагере продолжал играть на гитаре, но эта мелодия звучала близко. Очень близко.
 Сисси поднялась на ноги и прислушались. Звуки приближались.
 Налив воды в кофейник, она направилась по лесной тропе к лагерю. Подойдя к большому раскидистому дереву, она заметила высокого мужчину, прислонившегося к стволу.
 На плечи Наки было накинуто цветное пончо и он играл — ни много ни мало — на флейте. И играл довольно хорошо. Девушка была обижена на него, на его поведение, и решила пройти мимо, но индеец встал на ее пути.
 — Наверное, я должна быть польщена тем, что, игнорируя меня весь день, вы вдруг решили вечером сыграть мне на флейте, — натянуто сказала она.
 Наки слегка улыбнулся.
 — Мы всегда себя так ведем. Мы не замечаем женщину в присутствии других. Разве вы не знали об этом?
 Сисси крепко держала кофейник, прижимая его к себе.
 — Такой обычай?
 — Правильно. Мужчина и женщина не смотрят друг на друга, когда есть кто-то еще. Проявление любви или привязанности к противоположному полу на людях считаются невоспитанностью.
 — О-о!
 — Ты не знала об этом, — кивнул он. — Ты еще многого не знаешь, — Наки направился к ней, его поступь была слегка угрожающей. Он выглядел очень воинственно в наступающей темноте, высокий, сильный и волнующий. — Мужчины-апачи даже не моются вместе, когда становятся взрослыми. Даже когда они плавают в реке, они не снимают штаны. Скромность, застенчивость — это все апачи.
 — А… флейта? — взглянула она на него.
 — Любовь, — тихо ответил он.
 Сисси покраснела, ее кожа запылала. Руки, державшие кофейник, занемели. Он подал ей флейту, забрал кофейник и поставил его на землю. Затем откинул одну сторону пончо.
 — Это… тоже многозначительно? — с сомнением спросила она. — Этот жест?
 — Очень.
 Не колеблясь, она встала к нему под пончо, и он накрыл ее, обняв за плечи рукой.
 — А что теперь? — прошептала она, дрожа от близости его теплого сильного тела. Сисси чувствовала себя совершенно в безопасности — ее обожали.
 — А теперь мы можем разговаривать до тех пор, пока нас не обнаружат. Или поиграть для тебя на флейте?
 Она протянула ему флейту и улыбнулась.
 Музыка была нежной и протяжной, и девушка знала, что запомнит ее на всю жизнь. Когда звучит такая музыка, должны сиять звезды или, по крайней мере, полная луна, но ночь была облачной и слегка туманной от начинающегося дождя. Было так хорошо, что Сисси готова была умереть. Казалось, что вокруг другой мир, другое время. Она закрыла глаза и положила голову ему на плечо.
 — Александра.
 — Да, — прошептала она.
 — Распусти свои волосы.
 Сисси вытащила шпильки, и волосы тяжелой волной упали ей на плечи и дальше, до пояса.
 — Да, хорошо, — Наки дотронулся до ее волос рукой, в которой была флейта. — Очень красиво. Ты никогда так не носишь волосы?
 — Это… это было бы не очень прилично, — неуверенно сказала она.
 — Табу?
 — Возможно.
 Он погладил ее о голове. Расхрабрившись, Сисси подняла руку и дотронулась до его густых волос, очарованная их прохладной чистотой. Он наклонился и потерся щекой об ее щеку.
 — Апачи… никогда не целуются, да? — прошептала она.
 — Никогда после женитьбы. Редко до женитьбы, — его губы потянулись к ее губам. — Но я был женат на мексиканке, ей нравилось целовать меня. Она научила меня целоваться, — последние слова он произнес уже прямо ей в губы.
 Он поцеловал ее своими твердыми губами и прижал к себе. Она напряглась, у нее перехватило дыхание.
 Наки слегка отодвинулся.
 — Ты никогда не целовалась раньше?
 — Ну… вообще-то нет, — призналась она. Ее большие глаза встретились с его глазами. — Видишь ли, я не такая хорошенькая, а кроме того, слишком образованная.
 Он нежно улыбнулся.
 — Для тебя не оскорбительно, когда я касаюсь губами твоих губ?
 Она вся задрожала.
 — О, нет, нет!
 Он поднял ее подбородок.
 — Если я нежно поцелую тебя, ты станешь меньше бояться меня?
 — Я не боюсь, — возразила она неуверенно. — Действительно, не боюсь.
 — Женщины-апачи целомудренны, — прошептал он, — как ты…
 На этот раз она не была напряжена. Его губы были твердыми, теплыми и влажными, и ей было приятно, когда он сильнее прижался к ее губам. Она судорожно вцепилась руками в его рубашку и застонала.
 Его руки погрузились в ее волосы, в то время как она перебирала пряди его волос, гладила его сильный затылок. Ее тело начало пульсировать от незнакомого раньше наслаждения. Ей хотелось еще сильнее прижаться к нему, но он уже так сильно прижал ее к себе, что ей даже стало трудно дышать.
 Неожиданно он отпустил ее. Близость ее тела расслабила его. Ноги у него дрожали, он страстно хотел ее. Но этого нельзя было допустить. Как невозможно летать, так же невозможно обесчестить ее.
 Наки целомудренно отодвинул девушку от себя, поставил рядом и укрыл ее и себя пончо. Прерывисто дыша, он снова стал играть на флейте, и через некоторое время дыхание его стало ровным. Сисси дрожала, прильнув к нему. И прошло гораздо больше времени, прежде чем сердце ее успокоилось.
 — Как это называется? — наконец спросила она, имея в виду то, как они стояли, укрывшись одним пончо.
 Наки издал звук апачи.
 — Ухаживание, как это называют белые, — перевел он. — Обычно, это делается очень осторожно и осмотрительно.
 — Я тебе уже говорила, что раньше я ни с кем не целовалась.
 — Да, я заметил, — сдержанно ответил он.
 — Было бы лучше, если бы я умела целоваться, — с грустью сказала она.
 — У тебя это получается уже хорошо, но в интересах сохранения твоей чистоты нам нужно прекратить это сейчас.
 — О-о!
 Он взглянул на нее.
 — Я тебя оскорбил? Об этом обычно не говорят. Ты понимаешь, что может случиться между мужчиной и женщиной, которые нравятся друг другу и которые проводят слишком долго времени наедине?
 — Я не настолько глупа, — она почти задыхалась. Он тяжело вздохнул.
 — Мы с тобой оказались в безнадежной ситуации. Я не хочу все осложнять, совершив что-то подлое, — он приподнял ее подбородок, — Александра, что бы ни случилось, нам нельзя иметь ребенка… Его никогда не должно быть.
 Сисси зажмурилась. Эта мысль причинила ей боль, но она согласно кивнула.
 — Это не мое желание, — добавил он, — но ребенок, принадлежащий к двум разным культурам, не принадлежит ни к одной. Такое смешение рас ни к чему хорошему не может привести.
 — Тогда зачем ты укрыл меня своим пончо?
 — Под смешением я имею в виду то, от чего рождаются дети, — пояснил он. Он попытался заглянуть ей в глаза и рассмотреть в темноте их выражение. — Я нахожу тебя очень привлекательной.
 — Я чувствую то же самое, — прошептала она.
 Он застонал и прижался щекой к ее волосам.
 — Это безнадежно.
 — Я знаю, — но она не двигалась, и он тоже.
 Сисси прильнула к нему, чувствуя, себя надежно в его руках. Туман охладил ее кожу.
 Сильный дождь пошел позже, когда Сисси очень неохотно покинула Наки и пошла спать. Трилби почти засыпала, когда ее палатка, в которой она спала одна, внезапно стала протекать с той стороны, где она лежала. Предполагалось, что она и Сисси будут спать в одной палатке, но в последний момент Джулия заупрямилась и настояла, чтобы Сисси спала с ней. Трилби оставалась одна, и ей казалось, что Джулия это сделала специально, чтобы позлить ее.
 Вся одежда промокла. Трилби спала в широкой юбке и блузке, и невозможно было оставаться в мокром до конца ночи. Она достала из сумки сухую одежду, но в палатке кругом текла вода.
 Решив, что нужно пойти в палатку Сисси и Джулии, чтобы переодеться, она выбралась наружу. Высокая тень внезапно возникла перед ней, и девушка вскрикнула от страха.
 — Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — это был Торн. — Почему ты не спишь?
 — Я совершенно промокла, вот почему. Я оказалась в той стороне, где протекает палатка.
 — Вряд ли это случайно, — сказал он напряженно. — Пошли со мной. Кажется, я неумышленно стал частью плана. Ну, что ж, я помогу этому плану осуществиться.
 — Я не понимаю, — она упиралась, а он тянул ее за собой под дождем.
 — Сейчас поймешь.
 Она думала, что Торн остановится у палатки Сисси, но он пошел дальше, ко второму ряду палаток, туда, где стояла палатка Ричарда, и остановился.
 Внутри палатки горела лампа, две тени стояли, обнявшись, и о чем-то тихо говорили.
 Это была палатка Ричарда. В лагере было только три женщины. Сисси была его сестрой, она сама была здесь, и это означало, что рядом с ним могла быть только Джулия. Трилби почувствовала себя обманутой и не сразу сообразила, что Торн привел ее в свою палатку.
 Она стояла, прижав к себе сухую одежду, слегка оглушенная, ее большие серые глаза были широко раскрыты, она поняла, что всем ее мечтам пришел конец.
 Торн снял шляпу и накидку и отшвырнул их в сторону. Он зажег спичку, чтобы посмотреть в лицо Трилби.
 — Трагическая королева, — насмешливо сказал он. — Теперь ты знаешь правду, не так ли? Я уверен, что это было спланировано, чтобы ты все узнала. Я слышал, что кто-то здесь бродит, поэтому и встал. Очевидно, твоя подруга Джулия специально сделала так, чтобы твоя палатка протекла, ты вышла наружу и убедилась, что она с Ричардом. А сейчас, конечно, — добавил он безразлично, — я уверен, она вернулась в свою палатку и смеется своей удачной проделке.
 Трилби почувствовала, как ее лицо загорелось от гнева.
 — О-о!
 Спичка погасла.
 — Тебя шокирует, что она борется изо всех сил, чтобы завоевать его? А ты понимаешь, как это больно, хотеть кого-то так, как она хочет твоего хилого поклонника?
 — Я не знаю, что вы имеете в виду…
 Он закрыл ей рот поцелуем, не дав произнести дальше ни слова.
 Трилби задохнулась, но Торн не обращал внимания на ее сопротивление, которое быстро ослабло, когда его сильные руки обняли ее и прижали к своему телу. Он был одновременно нежным и сильным. Его губы жадно целовали ее, и она застонала.
 — Ты хочешь меня так же, как я тебя. Стой тихо, Трилби. Не надо шуметь, — прошептал он, жадно целуя ее. — Не надо шуметь, а то кто-нибудь может услышать нас даже при шуме дождя.
 Торн прижал ее к себе сильнее и снова стал нежно целовать. Наслаждение, которое она испытывала с ним, настолько пронизывало ее, что ни о каком возражении не могло быть и речи. В его руках она становилась мягкой, как воск, и постепенно начала отвечать на его поцелуи. Во время бесконечных поцелуев она почувствовала, что он опустил ее на землю. Трилби не протестовала. То, что он делал с ней, было слишком прекрасно. Ей нравилось, как он целует ее. Он не спешил, был очень нежен и искусен, и ей хотелось большего.
 И даже когда он лег на нее, она не протестовала. Он был тяжелым, но странным образом тяжесть его тела смягчила пульсирующую боль в ее теле. Она чуть изменила положение, чтобы он прижался к ней сильнее в том месте, где боль была сильнее всего, и задохнулась от незнакомого чувства возбужденного мужского тела. Она не знала раньше, что мужчины меняются, и не знала, как это происходит. Она чувствовала твердость его тела, не понимая, что это значит. Но это немного испугало ее, и Трилби вся напряглась.
 В ответ на это он начал целовать ее опять и очень осторожно положил свою ногу, одетую в джинсы, между ее ног, покрытых длинной свободной юбкой. Едва заметные ритмичные движения заставили ее почувствовать странное, непривычное напряжение, но это было приятное, сладкое, увлекающее напряжение, которое ей очень нравилось. У нее кружилась голова, она обхватила его руками, без слов говоря, что она не хочет, чтобы он останавливался.
 Он снова и снова целовал ее, нежно, без всякого усилия. Это была такая невероятная нежность, от которой у нее все горело внутри. Его тело начало дрожать, руки нежно гладили ее тело, не проявляя никакой агрессивности. Но то, как он касался ее, заставляло ее желать, чтобы он был более агрессивным, она изгибалась навстречу его прикосновениям. Ей хотелось, чтобы он ласкал ее грудь, снял с нее одежду, дотронулся до ее горячей кожи, чтобы та охладилась. Ей хотелось, чтобы он прикоснулся губами к ее соскам…
 Лишь только она подумала об этом, как почувствовала его губы там, где ей хотелось. Она задрожала и прильнула к нему. Дождь стучал по палатке, заглушая ее страстные стоны.
 Он что-то шептал ей, его голос был горячим и страстным. Она чувствовала его руки на своем теле, и боль постепенно угасла. Его сильная грудь прижалась к ее горячей груди. Его тело было покрыто волосами. Они щекотали ее, но она была совсем не против этого. Он целовал ее уже по-другому, глубоко и жарко, так, что она дрожала от наслаждения.
 Его тело прижималось к ее телу, но что-то изменилось…
 Через несколько секунд она поняла, что это. Но было уже слишком поздно. Его руки крепко держали ее, в то время как его голые ноги раздвинули ее ноги, и он прижался к ней. Он вошел в ее тело, внутрь ее. Вошел сильно и даже агрессивно. Она даже не могла представить, что такое могло быть! Все книги, которые она читала, не подготовили ее к такой интимности обнаженного мужского тела над женским, к реальности сексуального обладания.
 Она в шоке вскрикнула от удивления, а затем от боли, когда его ритмичные движения заставили его тоже застонать, он горячо шептал ей что-то на ухо, в то время как его тело разрывало защитный барьер ее девственности, и вот он полностью овладел ею.




 Глава 12


 — Торн, ты не можешь…. — задохнулась она, когда поняла, что произошло.
 Но он мог, и он это сделал. Он достиг удовлетворения, потеряв контроль над собой, ослепший от желания, которое невозможно было выразить словами. Он крепко держал ее и двигался над ней сильными энергичными толчками, пока, наконец, не достиг высшей точки наслаждения.
 — О… мой Бог! — тело его дрожало, он на секунду остановился, а затем произошло его опустошение в нее.
 Он затих в изнеможении, тело его расслабилось, в голове была лишь пустота. Он почувствовал такое удовлетворение, которого уже давно не испытывал.
 Трилби заплакала. Она понимала, что он счастлив, но, что касается ее, она чувствовала себя обманутой. Ей было больно, нестерпимое желание, которое она испытала, когда он ласкал и целовал ее, было не удовлетворено. Он все еще лежал на ней, тяжело прижимая ее к земле. Ей стало холодно от пота на его груди, от ночного воздуха, который она вдруг ощутила. Ей казалось, что внутри нее все разорвано, ей было мокро и очень неприятно… там.
 Слезы текли по ее щекам, она чувствовала себя жалкой.
 — Пожалуйста, позволь мне уйти…
 — Нет, малышка, не сейчас, — нежно прошептал он.
 Удовлетворив свою бешеную страсть, Торн начал понемногу приходить в себя, начал понимать, каково сейчас Трилби.
 — Я знаю, тебе больно, и ты разочарована, — он целовал ее лицо, осушая слезы и возбуждая опять. — Я дам тебе такое же наслаждение, которое сам испытал сейчас.
 Продолжая нежно целовать ее лицо, шею, грудь, он опустил руку между ее бедер и начал поглаживать ее. У нее перехватило дыхание, она попыталась оттолкнуть Торна, но его прикосновения были так нежны, что ее тело снова полностью подчинилось ему. Сладкая истома охватила ее, пальцы впились ему в плечи, она перестала отталкивать его. Его руки ритмично двигались по ее телу, губы скользнули к ее груди, он целовал ее соски, лаская их языком. Ее наслаждение возрастало, и она кусала его губы, тихо постанывала и извивалась под его руками и губами, она хотела большего и стала умолять его закончить эту муку, прекратить это напряжение.
 — Пожалуйста… пожалуйста… сделай это полностью…
 — Скоро, — выдохнул он прямо ей в губы, — мы не должны торопиться. Это нужно делать медленно, чтобы твое тело было полностью готово принять мое, тогда я возьму тебя…
 Он продолжал ласкать ее, ее тело задрожало, из горла вырвался короткий глубокий стон, в этот момент он вошел в нее, и она ощутила себя в раю. Не было ни боли, ни прошлого, ни будущего, только наслаждение от мужского тела в ее теле, только дрожь страсти. Она была полностью в его власти, ее бедра двигались навстречу его движениям. Еще… еще… немного еще… Она вскрикнула и потеряла сознание.
 Потом он долго держал ее в своих объятиях, нежно гладя волосы, ее податливое мягкое тело, в то время как дождь продолжал увлажнять землю вокруг палатки. Он не пытался одеться, она тоже. Они оба были поражены происшедшим.
 — Я… должна вернуться в свою палатку, Торн, — жалобно сказала она. Слезы текли по ее щекам, и он поцелуями осушал их.
 — Ты не должна плакать, любимая. Ты отдала мне свою девственность, — его голос, шептавший ей на ухо, был глубок. — Когда ты отдала ее мне, я почувствовал это.
 Его губы прижались к ее губам, и она захотела его снова. Это было непостижимо. У нее все болело, но она все равно хотела его. Она задрожала и прижалась к нему, начала гладить руками его стройное тело.
 — Нет, — прошептал он, — нет, Трилби. Больше нельзя. Теперь тебе будет больно.
 Она зарыдала, но он прижал ее к себе, качая в своих руках как ребенка, пока она не успокоилась.
 — Ты должна выйти за меня замуж, — наконец сказал он. — Ты понимаешь это, не так ли?
 — Торн…
 — У тебя может быть ребенок, Трилби, — прошептал он ей на ухо.
 Она замерла. Это не приходило ей в голову. Она пыталась представить себе, как она будет носить его ребенка.
 Трилби лежала в темноте в его объятиях, ее голова лежала на его груди, и она только сейчас поняла, что безвозвратно сожгла все мосты. Да, может быть ребенок. А они не женаты.
 — О… о, Боже, — начала она неуверенно.
 — Доверься мне, — голос его стал твердым. — Перестань сопротивляться. Я хочу тебя больше жизни. Я смогу дать тебе все, что ты хочешь. Замужество еще не конец света, а сейчас у нас нет выбора, — он говорил очень серьезно.
 — Нет выбора, — повторила она, и на сердце у нее стало тяжело. Теперь уже не оставалось надежды на брак с Ричардом, даже если она еще пыталась обманывать себя тем, что Ричард еще может полюбить ее, когда рядом была Джулия. Теперь счастье с Ричардом стало невозможным. Торн заставил ее вести себя недостойно леди. Он открыл ей ее темную сторону, которая потрясла ее. Слезы опять потекли у нее из глаз.
 У Торна мысли были совсем другие. Он получил Трилби и доступ к воде на земле ее отца. А, кроме того, он испытал самое сильное сексуальное блаженство в своей жизни. Он даже представить не мог, что такое возможно с девственницей! Все его планы осуществились без всяких усилий с его стороны. Но он лишил Трилби выбора, и она теперь плакала. Он почувствовал себя виноватым.
 — Саманта станет твоей подружкой. И если Сисси согласится остаться, она станет подружкой на твоей свадьбе. Ты хочешь этого?
 Трилби закусила губу от страха. Саманта. Замужество. Дети. Но Торн даже ни разу не говорил о любви. Он только сказал, что хочет ее. А она, как идиотка, позволила чувствам захватить ее. Она… с ним…
 — Это будет скоро, — добавил он спокойно. — Очень скоро.
 Трилби покраснела.
 — О, Боже…
 — Перестань строить из себя падшую женщину, Трилби. Мы поженимся. Мы занимались с тобой любовью, но это еще не конец света. Хорошо?
 — Хорошо, — отозвалась она безучастно. Ему хотелось успокоить ее, но не удалось. Она действительно чувствовала себя падшей женщиной. То, что он говорил… и что она говорила ему в ответ! Она покраснела и освободилась из его объятий, чтобы одеться.
 Через минуту он оделся тоже. Когда они были готовы, ей стало еще более стыдно. Он зажег фонарь и, крепко держа ее за руку, проводил к свободной палатке, которая была предназначена для снаряжения. Они остановились у входа.
 — По крайней мере, здесь будет сухо.
 Она взглянула на него в первый раз после того, как они были вместе. Торн выглядел совсем другим. Моложе. Более человечным, без жесткости и сурового выражения лица, к которым она привыкла. Она чувствовала себя неловко и поморщилась. Возможно, ему вовсе не хотелось жениться на ней. Но он был честным человеком, а она позволила своим чувствам дойти до такого предела, что возврата назад уже не было. Он заставил ее пообещать выйти за него замуж, несмотря на то, что она считала, что испытывает любовь к Ричарду.
 Сейчас Торн сожалел, что не сделал ей предложение так, как должен благородный человек. Трилби всегда будет чувствовать, что попалась в ловушку. А что, если она действительно любит Ричарда? Он лишил ее возможности быть счастливой. Как все шло хорошо. Ну а теперь, кажется, все уже не так хорошо. Он проклинал свою несдержанность и эгоизм.
 — Трилби, постарайся не волноваться. Мы будем жить с тобой хорошо. Я буду заботиться о тебе и твоей семье. У тебя не будет причин для сожаления.
 Но она сожалеет о случившемся, думала печально Трилби. Потому что между ними было только физическое желание, он не любил ее. Кроме того, существовал Ричард. Даже если он предал ее с Джулией, он был для нее всем в течение долгого времени. Трилби с болью чувствовала свою вину и одновременно испытывала стыд.
 Торн видел беспокойство на ее лице.
 — Постарайся не возненавидеть меня, — сказал он тихо.
 — Я тоже виновата, Торн, — ее голос звучал неуверенно. Ей было непонятно то, что она чувствовала к нему. Трилби была воспитана в уверенности, что женщины позволяют проявлять мужчинам эти низкие чувства только для того, чтобы иметь детей. А теперь она понимала, что это был всего лишь миф, что женщины тоже испытывают наслаждение. Это потрясло ее. Торн крепко обнял Трилби и посмотрел ей в глаза.
 — Пути назад нет. Мы не можем заставлять страдать наших родных за нашу ошибку в том случае, если будут последствия.
 — У тебя уже есть Саманта, — начала она, понимая, какие трудности ждут ее в этом браке.
 — Я совсем не против иметь еще одного ребенка. Думаю, ты тоже не против. Сразу же после этой поездки надо объявить о помолвке и найти священника.
 — Я могу не понравиться Саманте, — настаивала Трилби.
 — Саманта обожает тебя, — возразил он твердо. — Не создавай лишних проблем, — он отвел глаза.
 Ему было трудно смотреть на нее после того, как прошел взрыв страсти. У него никогда так не было с Сэлли, он никогда так сильно не хотел ее, чтобы не суметь сдержать себя. Но Трилби почти сама требовала этого. Он все еще вздрагивал от удовлетворения, которое получил с ней.
 — Я пойду, — смущенно сказала она. Тело ее болело, стыд все больше сжигал сердце. Трилби взглянула ему в лицо и посмотрела на его рубашку. Он не застегнул ее на все пуговицы, и в открытом вороте была видна широкая грудь, покрытая волосами. Она быстро отвела взгляд, вспомнив, какое воздействие он на нее оказывает. Ее тревожило, что она не может устоять перед ним физически. Она всегда считала себя довольно холодной женщиной, а теперь открыла в своем теле скрытую раньше сексуальность и была напугана и расстроена этим.
 — Мне нужно идти, — нервно повторила она.
 — В этой палатке сухо, и тебе будет удобно здесь. Хорошего тебе сна, Трилби. Если тебя это как-то успокоит, мне жаль, что я зашел так далеко.
 Он был также обеспокоен, как и она, и выглядел суровым.
 — Мне тоже, — сухо ответила она. — Спокойной ночи.
 Он кивнул и ушел, даже не взглянув на нее. Трилби вошла в палатку, измученная страстью и печалью, и закрыла вход.
 Отойдя немного, Торн долго стоял, размышляя. Он должен был позволить этому случиться, но выражение ее лица смущало его. С самого первого дня их встречи он все время приносил ей только боль. Ему было непонятно, почему он сам так реагировал на нее. Его поведение с Трилби было необъяснимо, как будто он любил ее. Торн усмехнулся при этой мысли. К старости я становлюсь фантазером, подумал он, возвращаясь в свою палатку.
 Трилби почти не спала, когда наступило утро. Она чувствовала себя полностью разбитой, ее мучили угрызения совести. Джулия почему-то выглядела обиженной, а Ричард — холодным и неприступным. Когда Джулия подошла к нему, он отвернулся от нее и ушел, оставив свою хорошенькую кузину в слезах.
 Джулия не поняла, что за одну ночь он потерял к ней и уважение, и любовь. Ее приход к нему в палатку шокировал его. Предложив себя ему, она, по его мнению, могла также предложить себя любому другому мужчине. А благородный мужчина, мужчина его класса, конечно, не женится на доступной женщине, опытной в таких делах.
 Ричард взглянул на Трилби, и ему стало жаль, что он так игнорировал ее из-за Джулии с тех пор, как они приехали. Трилби как раз такая девушка, на которой мужчина хочет и мечтает жениться. Невозможно представить, чтобы она бродила ночью, предлагая себя. Да, да, Трилби именно такая девушка, которая ему нужна, и еще не поздно наладить с ней отношения. Джулия может возмущаться сколько угодно, он не обратит на это внимания. Он ее больше не хочет. И ему безразлично, что она думает об этом.
 Когда они уселись вокруг костра завтракать, Ричард сел рядом с Трилби и был очень предупредителен с ней.
 — Я плохо к тебе относился? — тихо сказал он. — Мне жаль, Трилби. Я был увлечен Джулией, но сейчас мои глаза открылись, — добавил он, презрительно глянув в сторону Джулии.
 Джулия вспыхнула и отвела взгляд. Она представить себе не могла, что Ричард так прореагирует на ее чувство. Ведь она хотела только, чтобы Трилби узнала, что они были вместе. И было так приятно с ним целоваться. Но он фактически выгнал ее из своей палатки, после того как Трилби прошла мимо.
 Ричард расценил поведение Джулии как неприличное. Он презирал ее и не хотел иметь ничего общего с девушкой с такими представлениями о морали.
 Она вернулась в палатку к Сисси и долго плакала, пока не уснула. Сисси ничего об этом не знала, так как давно крепко спала. Ее раздражало чувство жалости в глазах Трилби и то, что Ричард внезапно стал проявлять к ней внимание.
 Трилби догадывалась, что послужило причиной охлаждения Ричарда к Джулии, но о таком невозможно говорить между мужчиной и женщиной. Она не поднимала глаз от тарелки с яичницей. Все, что она столько лет чувствовала к Ричарду, умерло в эту ночь.
 Торн уже готовил к охоте лошадей. Когда он вернулся, рядом с Трилби сидел Ричард и мило с ней беседовал. Торн чуть не выругался.
 Страшно разозлившись, он ушел довольно далеко от всех и долго чистил и заряжал ружье. Трилби заметила его отсутствие, и ей стало казаться, что, добившись ее близости, он потерял к ней интерес.
 Может быть, он уже решил, что не хочет на ней жениться, и это было самое ужасное. А вдруг у нее будет ребенок, что ей делать? Это настоящая катастрофа. Инцидент между Джулией и Ричардом подогревал ее страх.
 День шел своим чередом. Торн продолжал ее игнорировать, лишь изредка бросая на нее косые взгляды.
 До Трилби не доходило, что поведение Торна объясняется ревностью к Ричарду. Она решила, что он испытывает к ней презрение за ее поведение этой ночью.
 Чувствуя, что отчасти сама виновата в случившемся, она стала также избегать его, что, конечно, еще больше осложнило ситуацию.
 После обеда мужчины отправились на охоту. Сисси и Трилби остались одни. Униженная и оскорбленная, Джулия ни с кем не разговаривала и не выходила из палатки.
 Трилби с сожалением объяснила Сисси, что произошло между Ричардом и Джулией.
 — Они были всю ночь вместе? — спросила Сисси.
 — Честно говоря, я не знаю. Я почти уверена, что Джулия специально что-то сделала с моей палаткой, чтобы та протекла. Торн пришел посмотреть, как я устроилась, и мы оба видели их вместе в палатке Ричарда. Я не знаю, что случилось, но Ричард очень зол на нее.
 — Теперь ты сама убедилась, что собой представляет мой братец, не так ли?
 Трилби кивнула в ответ.
 — Боюсь, что да.
 — Наконец-то.
 — Я собираюсь замуж за Торна. По крайней мере, я… Он сделал мне предложение.
 — Поздравляю! Торн будет очень любить тебя.
 Трилби пожала плечами.
 — Он не любит меня. Я имею в виду Торна. Меня еще никто из известных мне мужчин не любил. Но Торн богат, и мы будем жить обеспеченно. Я думаю, что все устроится.
 — А ты любишь его? — мягко спросила Сисси.
 Трилби безучастно посмотрела на нее.
 — Это не имеет значения.
 — Конечно, имеет.
 Трилби изучающе посмотрела на подругу.
 — А куда ты исчезла после ужина?
 — Мне пели серенады. Разве ты не слышала звуки флейты? — с наигранным весельем спросила Сисси.
 — Флейты?
 Та кивнула.
 — Это традиция апачей, — ее лицо погрустнело, и вся ее притворная веселость полностью исчезла. — Я не знаю, что мы будем делать. Он чувствует ко мне то же, что и я к нему, но мы живем в мире, который не поощряет людей различных рас влюбляться друг в друга.
 — Бедняжка.
 Сисси вздохнула.
 — Мне еще больше не повезло, не так ли?
 — Но вчера он игнорировал тебя весь день.
 Сисси улыбнулась ей.
 — Это еще одна традиция. Они просто замечательные люди. Я рассказывала ему, что доктор МакКолум — один из моих профессоров. Он был очень удивлен. Весной я собираюсь пройти еще один курс археологии, и если все будет так, как я рассчитываю, то я смогу приехать сюда еще раз с моим курсом. Мы уже заручились согласием родителей на это поездку и приедем на целых две недели. И я снова смогу увидеть его — в ее голосе была боль от предчувствия скорого расставания.
 — Понимаю, — мягко сказала Трилби. — У тебя есть, о чем мечтать.
 — О, да, за исключением того, что сначала нужно проститься, — Сисси была очень грустна. — Не знаю, как мне это удастся. Я люблю его, — горячо прошептала она. — Трилби, я так сильно его люблю.
 Трилби не знала, что сказать. Она тепло обняла подругу за плечи, успокаивая ее, но тревога за Сисси отразилась в ее глазах.
 — Ну, успокойся, — через минуту сказала Трилби, отвлеченная от своих тревог переживаниями Сисси. — Давай уберем и помоем посуду, я принесу воды из ручья.
 Сисси вытерла глаза и заставила себя улыбнуться.
 — О'кей.
 Ричард с ружьем в руках оказался настолько опасным человеком, каких Торн еще не видел. Даже Бен нервничал из-за своего брата, когда тот наугад выстрелил в кустарник. Торн вовремя успел схватить ствол его ружья и поднял его вверх, иначе один из людей Торна был бы тяжело ранен — выстрел был направлен именно на него.
 — Осторожнее — резко сказал Торн. — Если вы и дальше будете так небрежны, я отберу у вас ружье.
 Ричард возмутился.
 — Черта с два вы заберете его, сэр.
 Торн, не мигая, смотрел на него.
 — Я не позволю убивать моих людей. Если вы не будете осторожны с ружьем, мне просто придется вас обезоружить, — его рука угрожающе легла на рукоятку пистолета. Он больше не сказал ни слова. В этом не было необходимости. Жест и так был очень красноречив.
 Ричард нервно засмеялся.
 — Вы, конечно, шутите.
 — Нет. — Боже мой, я не собираюсь никого убивать.
 — Рад это слышать. Мы можем двигаться дальше?
 Торн отъехал на лошади, в свободной руке он держал ружье. Наки, который был рядом, бросил на Ричарда холодный взгляд, прежде чем последовать за Торном.
 — Он, конечно, не застрелил бы меня, — прошептал Ричард Бену.
 Бен не был в этом уверен.
 — В следующий раз, когда надумаешь выстрелить, сначала подумай, — тихо ответил он. — Мистер Торренс рассказывал мне о Торне Вэнсе. Мне кажется, он может застрелить человека, если его разозлить. Ему уже приходилось убивать. Лицо старшего брата побледнело.
 — Такого дикаря нельзя держать на свободе.
 — Это богатый дикарь, — ответил Бен. — И лучше не враждовать с ним. Если ты случайно кого-нибудь застрелишь, невозможно предугадать, что он может сделать.
 До Ричарда, наконец, дошло. Торн Вэнс пугал его. У него жестокий характер, и Ричарду не хотелось испытывать его. На охоте он вел себя очень примерно и даже не выказывал презрения к другу Вэнса, индейцу. Но и поворачиваться к этому апачи спиной тоже опасно, сердито думал он. Может быть, он прекрасно знает язык, но взгляд у него такой же дикий, как эта пустыня.
 В этот день только Бену удалось подстрелить белохвостого оленя. Он перебросил его через свое седло и гордо въехал с этим трофеем в лагерь. Остальные мужчины восхищались красотой оленя и тем, какое у него необыкновенно вкусное мясо. Ричард без особого энтузиазма сказал, что голова оленя будет прекрасным украшением над камином у них дома. Трилби не стала смотреть на трофей — ее тошнило, она очень любила животных.
 Сисси тепло обняла брата и похвалила его мастерство. Джулия все еще оставалась в палатке. Во время ужина Сисси отнесла ей тарелку с едой в палатку, но девушка не стала есть.
 Ричард понимал, что с ней. Ну и пусть сидит там, как курица на насесте. Она уже взрослая женщина, и не он, а она пришла к нему ночью. И если она решила строить из себя распутницу, пусть сама и отвечает за последствия. Ричард не чувствовал за собой абсолютно никакой вины. Он сел рядом с Трилби и начал оживленно с ней разговаривать, не вспоминая о конфликте с Торном. Он хвастался, как раньше ездил на охоту, какую богатую добычу привозил, надеясь произвести впечатление на окружающих.
 Однако он не произвел никакого впечатления на Торна, который сидел немного поодаль с чашкой кофе в руке. Торн был с ним очень холоден, так же, как и с Трилби. Он не разговаривал с ней и даже не смотрел на нее. Сразу после ужина он пошел спать, только раз обойдя лагерь вокруг. Он не пожелал Трилби спокойной ночи, что было замечено всеми. Она осталась сидеть с Ричардом, который облегчал ей боль и обиду своим живым интересом к ней. Странно, подумала она, еще только несколько дней назад Ричард был для нее всем. А сейчас он стал для нее ничем. Разве что служил в данный момент камуфляжем, чтобы не показать Торну, какой униженной она себя чувствует из-за его холодного безразличия.
 Когда все в лагере легли спать, что-то нарушило тишину. Дождь давно перестал. Трилби почти засыпала в своей палатке, когда какой-то шум встревожил ее.
 Высокая фигура появилась в палатке и склонилась над ней. Она вскрикнула, но чья-то рука нежно зажала ей рот.
 — Тише, — приказал Торн, — он был очень встревожен. — Быстрее одевайся. Ты умеешь стрелять из ружья?
 Она задрожала.
 — Н-нет, — его встревоженный голос напугал ее.
 Около палатки кто-то стоял с фонарем, и Трилби узнала Мосби Торренса.
 — Быстрее поднимай остальных, — бросил Торн через плечо.
 — Да, сэр.
 Торренс ушел.
 Трилби заметила, что в руках Торна сверкнул ствол револьвера.
 — Что случилось?
 — Мексиканцы, — отрывисто сказал он. — Наки объезжал окрестности нашего лагеря и наткнулся на их отряд. Они незаметно подкрались к нам. Мы можем успеть скрыться от них. Трилби, надеюсь, что у твоих друзей хватит выдержки. Все зависит именно от этого.
 — С Беном и Сисси, думаю, все будет в порядке, — ответила Трилби. — Я… не знаю об остальных.
 — Ты не знаешь, хватит ли выдержки у твоего любимого, ты это имеешь в виду? — холодно спросил он. — Я уверен, что он упадет на колени, и будет просить о пощаде, если что-то случится, но, должен заметить, я постараюсь, чтобы ничего подобного не произошло.
 — А как насчет Сисси?
 — Наки не пожалеет жизни, чтобы защитить ее. Я думаю, ты это уже знаешь, — добавил он.
 — Ричарду это не понравится.
 — К черту Ричарда. Вставай.
 Она спала почти одетая. Вскочив и надев туфли и жакет, дрожа от холода и страха, она вышла с Торном из палатки. Он проводил ее в тень деревьев, где Мосби Торренс и молчаливый Наки собрали остальных.
 — Послушайте, здесь чертовски неуютно, — заворчал Ричард. — Я не слышу ничего подозрительного.
 — И не услышишь, пока вам не перережут горло, — заверил его Торн. — Это революционеры, и они очень отчаянные люди. У них нет ничего и им нечего терять. Если им удастся захватить одного из вас в плен и получить за это выкуп, поверьте мне, они сделают это.
 — А не может армия с ними справиться? — спросил Бен.
 — Армейских частей слишком мало, чтобы контролировать их многочисленные отряды, — объяснил Торн. — Протяженность границы слишком велика. Нужно уходить побыстрее и настолько тихо, насколько это возможно. Мы спустимся по заднему склону горы, и я надеюсь, что сможем уйти от них. Если нам не удастся уйти, значит, будет перестрелка.
 — Я позабочусь о женщинах, — сказал Мосби Торренс. Джулия, Сисси и Трилби стояли рядом с ним. — Не беспокойся, — обратился он к Торну, держа ружье крепкой рукой. — Я ничего не упущу.
 — Я уверен в этом, сэр, — Бен улыбнулся.
 — Слава Богу, что мы оставили Тедди дома, — тихо сказала Трилби. — Было бы ужасно, если бы еще и он был здесь.
 — Он будет в отчаянии, что не оказался здесь, — усмехнулся Торренс. — Пошли, леди.
 Сисси бросила обеспокоенный, отчаянный взгляд на Наки, но она знала, что тот не ответит на ее взгляд. Традиции слишком глубоко владели им. Молясь о его безопасности, она последовала за другими.
 У Наки на поясе висел большой нож, в руке он держал ружье. Нетрудно представить, подумал Торн, глядя на него, почему первые поселенцы боялись одного упоминания слова «апачи». В своих высоких мокасинах и кожаных штанах Наки выглядел настоящим дикарем. На нем была еще рубашка, но она едва ли смягчала его устрашающий вид. Когда стало известно, что возможна перестрелка с мексиканцами, он опустил палец в небольшую сумку, висевшую у него на поясе, в которой находилась липкая жидкость красного цвета, и нанес себе воинственные знаки на лицо. Цвет этих знаков соответствовал красному цвету повязки вокруг лба. Он был таким же угрожающим, как и создавшаяся ситуация.
 — Сколько их? — спросил Торн.
 — По меньшей мере, десять, — тихо ответил Наки. — Все верхом.
 — Вы один вернулись в лагерь, не так ли? Может быть, вы привели их за собой, — сердито обвинил Ричард.
 Наки гневно повернулся к нему.
 — Мистер Бейтс, даже безграмотный дикарь никогда не сделает ничего подобного в отношении своего хозяина.
 Ричард покраснел. Было невероятно слышать из уст индейца такую литературную речь. У него даже не было акцента!
 — Сможем ли мы удрать от них? — спросил Бен.
 — Сомневаюсь, что это можно сделать на этих неповоротливых вьючных лошадях, — ответил Наки.
 Торн свирепо глянул на него.
 — Давай, давай. Оскорбляй моих лошадей.
 — Я вынужден это делать, — ответил тот. — Несмотря на… неопытность наших гостей, было бы благоразумнее ехать на хороших лошадях.
 — Разве я виноват в том, что с хороших лошадей некоторые из них свалились бы через пять минут? — проворчал Торн. Он положил руку на кобуру револьвера. — Давайте отправляться. Бен и вы, Ричард, не отставайте от Торренса, пожалуйста, прикрывайте их отход.
 — А где будете вы? — саркастически спросил Ричард.
 Торн улыбнулся. Но улыбка его была далеко не приветливой.
 — Наки и я встретим гостей в лагере.
 Ричард насмешливо выслушал эти слова, но последовал за другими. Когда они поравнялись с Торренсом, он подошел к Трилби и взял ее за руку с видом ее единственного защитника. Торн резко взглянул на него, но сейчас было не до ревности. Он дал знак Наки, и они скрылись среди деревьев.
 — Они действительно собираются встретить мексиканцев, мистер Торренс? — спросила Сисси, когда они спускались вниз, где в загоне находились лошади.
 Торренс посмотрел на нее. Она была ближе всех к нему, остальные переговаривались между собой. Эта девушка рассуждает, как мужчина, весело подумал он, она не проявляет никакого страха. Ей можно сказать правду, она поймет и не испугается.
 — Нет, мэм, они постараются их как можно больше убить, а остальных заставить отступить вниз, чтобы дать нам возможность уйти отсюда.
 У Сисси перехватило дыхание. Она с беспокойством обернулась на гору. Она знала, что Наки сможет позаботиться о себе, но представить его убитым было выше ее сил.
 — Апачи очень осторожные люди, мисс Бейтс, — понимающе сказал Торренс.
 Сисси обернулась и покраснела.
 — Я волнуюсь за обоих.
 — Да, мэм. Конечно.
 Сисси последовала за ним, на нее успокаивающе действовали его уверенные движения. Некоторые на ранчо, кажется, считали, что мистер Торренс слишком стар для серьезных дел, но она бы не стала списывать его со счетов. У него было гораздо больше сил, чем казалось.
 Трилби не стала оглядываться. Она боялась, что ее лицо выдаст ее. Торн пришел сначала к ней, чтобы позаботиться о ней, это кое-что значило. Но сейчас она волновалась лишь о том, чтобы с ним ничего не случилось.
 — Не волнуйся, все будет в порядке, — сказал, улыбаясь, Ричард. — Я позабочусь о тебе.
 — Какой же ты непостоянный, Ричард, — упрекнула его Джулия. Она плохо выглядела, была измученной и грустной.
 Ричард повернулся и взглянул в ее покрасневшее лицо.
 — Большинство мужчин воспринимают женщину так, как она сама себя оценивает, — коротко сказал он. — Женщины, которые ведут себя неприлично, сами себя унижают.
 У Джулии перехватило дыхание, она вспыхнула.
 — Как ты можешь? Как ты можешь так говорить? Я люблю тебя. Я только хотела, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Ничего ведь не случилось.
 — Твое поведение просто неприлично, — бесстрастно сказал он, даже не повернувшись. — Ты унизила себя, какой бы ни был у тебя мотив.
 Джулия закрыла лицо руками и разрыдалась.
 — Это жестоко, — обратилась Сисси к брату. — Ты ведешь себя не по-джентльменски.
 — Кто ты такая, чтобы говорить со мной о манерах, когда ты позволила краснокожему индейцу дотронуться до тебя своими отвратительными руками! — воскликнул Ричард.
 Глаза Сисси гневно сверкнули.
 — Ты паршивый грубиян!
 — Пожалуйста, — вмешалась Трилби. — Нам грозит большая опасность. Сейчас не время ссориться.
 — Трилби права, — Ричард улыбнулся ей, стараясь скрыть огорчение, которое доставил ему неожиданный взрыв гнева сестры.
 — Давайте быстрее вернемся на ранчо, пока это еще возможно.
 — Надеюсь, что с Торном и Наки все будет в порядке, — сказала Сисси подавленно.
 — Я тоже надеюсь, — согласилась Трилби.
 Вместе с несчастной Джулией они продолжали путь к лошадям. Трилби неудачно села на лошадь так, что смирное животное чуть не сбросило ее на землю. Через несколько минут они уже ехали по пыльной дороге, спускаясь с гор. Внезапно вдали разразилась стрельба, выстрелы следовали один за другим. Было ясно, что начался бой.
 Трилби начала молиться. Она представила Торна раненым, вокруг него враги, и некому о нем позаботиться.
 — С ним ничего не должно случиться, — молилась она, ее глаза были обращены туда, где шел бой.
 Пожалуйста, Боже милостивый, пусть с ним все будет хорошо!




 Глава 13


 Первый выстрел раздался из-за дерева. Торн резко повернулся и выстрелил на звук, попав в спрятавшегося там человека в старой поношенной одежде.
 — Осторожно! — крикнул Наки.
 В узкий проход между скалами и деревьями выскочили еще три мексиканца, беспорядочно стреляя.
 Ружье Наки выстрелило в ответ, и один из них упал. Торн убил второго. Третий мексиканец замахал кому-то револьвером.
 Раздались многозначительные выстрелы из испанского оружия и топот ног нескольких человек.
 — Проклятие! — пробормотал Торн, взглянув на Наки. — Посмотри, что ты наделал?
 — Я? — спросил апачи.
 — Именно, не притворяйся невиновным, — он быстро перезарядил ружье.
 — Я всегда виноват, когда ты отправляешься в горы.
 — Обычно так и есть.
 Пуля просвистела совсем рядом, отколов кусочек валуна, за которым они пряталась.
 — Проклятые гризеры [5] ! — разозлился Торн.
 — Как не стыдно прибегать к расистским оскорблениям.
 Тори взглянул на Наки.
 — Кровожадный дикарь.
 Наки посмотрел на небо.
 — А я мечтал, что смогу перевоспитать тебя. Берегись! — вскинув ружье, он выстрелил поверх плеча Торна, и как раз вовремя, иначе его друг был бы убит темной фигурой в домотканом пончо. Послышался стон и звук падения тяжелого тела.
 — Спасибо, — хрипло сказал Торн. Он тяжело дышал, так же как и Наки. Тревога за судьбу Трилби и остальных охватила его. Сейчас ему некогда было думать о своих чувствах, его ум сосредоточился на том, как их защитить.
 Наки понимал его без слов.
 — Нас сбросят вниз, если мы что-нибудь не предпримем. И они станут преследовать остальных. Где этот самоуверенный белый павлин с Восточного Побережья?
 — А теперь кто употребляет расовые оскорбления?
 — Но все равно, он нахальный и самоуверенный, — сказал Наки, оправдываясь. — Сейчас я попробую зайти к ним в тыл.
 — Только двигайся тихо.
 — Я апачи, — напомнил Наки. — А кто, как ты думаешь, изобрел бесшумное передвижение?
 Через секунду он исчез, как призрак в ночи, и так тихо, что не было слышно ни единого звука. Наки двигался, прижимаясь к земле, прячась за деревьями и валунами…
 Три мексиканца спрятались за большими валунами, вглядываясь в темноту, они разговаривали между собой, а затем начали спорить, что делать дальше, это было на руку Наки. Пока они кричали друг на друга, они не могли его слышать.
 Наки вытащил нож из чехла и терпеливо ждал. Все его чувства были обострены, тело напряглось. Он был готов сделать все, что необходимо, чтобы спасти жизнь друзей и женщину, которая стала для него всем.
 Один из компании мексиканцев, разозлившись, резко махнул рукой на остальных и сказал, что пойдет один, а они пусть убираются к черту.
 Но это были его последние слова в жизни. Как только он приблизился к деревьям, где ждал Наки, тот одним движением отправил его к предкам.
 Наки вытер нож о штаны мексиканца, быстро снял с него сомбреро и пончо, надел их и, не таясь, вышел из укрытия. Он подошел к оставшимся за валунами двум мексиканцам. Они обсуждали, какой выкуп можно потребовать за грингос, которых надеялись захватить. Наки молча слушал их, ему стало ясно, что они совсем не беспокоились о судьбе своих товарищей, а лишь о том, чтобы набить карманы американскими долларами.
 Они заметили Наки и уже хотели стрелять.
 — Chihuahua! Это всего лишь Жуан, — проворчал один из них, и они отвернулись от Наки.
 — Losiento, compadres, — сказал Наки, сбрасывая сомбреро, — pero, no me llamo Juan.
 По голосу они поняли, что это не Жуан, но было уже слишком поздно.
 Наки вскинул ружье и выстрелил от бедра, убив сразу обоих. Он не любил убивать, но это были жестокие и отчаянные люди, они пришли убить его и его друзей. Индеец мог понять их бедность и отчаяние, но не мог позволить принести им вред Сисси. Его кровь закипела, когда он вспомнил о мексиканцах, которые убили Кончиту и ее брата. Тогда это были федералы. Эти мужчины всего лишь бедные крестьяне, он сочувствовал им. Но именно они могли лишить жизни Сисси. Как ему было известно, некоторые революционеры были не слишком-то благородны и готовы извлечь личную выгоду из дела свободы. От такой мысли ему стало немного противно.
 Внезапно появившийся Торн окликнул его.
 Наки взглянул на него снова как спокойный и воспитанный давний друг, а не апачи со своими обычаями.
 — К счастью, я нашел их вовремя, — индеец встал и вложил нож в ножны, — там были еще двое, но они спаслись бегством. Я дал им уйти.
 Мужчины обменялись понимающими взглядами.
 — Твоих родителей убили мексиканцы.
 — Да. Но я, как и ты, не хладнокровный убийца. Я стреляю только в целях самозащиты.
 Прежде чем Наки успел ответить, снова раздался шум, они оба быстро повернулись и направили туда ружья. Из-за деревьев показался Ричард, а за ним все остальные.
 — Ради Бога, уберите женщин! — взмолился Торн.
 — А что, апачи с кого-нибудь снял скальп? — спросила одна из них, конечно, это была Джулия.
 — Нет, апачи никого не скальпировал, — сердито ответил Наки. — Апачи уже давно не снимают скальпы и не грабят поезда. Сейчас 1910 год, спаси нас, Боже.
 Трилби посмотрела на убитых, и ужин забурлил у нее в желудке. Она бросилась в кусты, и ее стошнило. Вид убитых людей, даже в темноте, был настолько впечатляющ и жесток, что она не смогла вынести этого зрелища.
 Сисси быстро обогнала Ричарда, ее глаза широко раскрылись от удивления.
 — Нет, — сказал Наки. Его голос был также тверд, как и взгляд темных глаз. — Отойдите.
 — Кто вы такой, чтобы приказывать моей сестре? — возмутился Ричард. — Иди сюда, Сисси, — добавил он многозначительно.
 — Он не может мне приказывать, а ты можешь? — высокомерно возразила Сисси, глядя на брата. — Меня не тошнит. Если они живы, я могу оказать первую помощь.
 — Они, без сомнения, мертвы, — холодно произнес Наки.
 Сисси знала из его рассказов, что у него были причины ненавидеть мексиканцев. Но он совсем не выглядел победителем, наоборот, был подавлен. Ей хотелось подойти к нему, но не позволяла обстановка, да и его неприступный вид тоже.
 Сисси в последний раз осмотрелась вокруг, затем повернулась и пошла к остальным. Смерть не пугала ее, она верила в жизнь после смерти. Но все равно, ей было жаль убитых мексиканцев, хотя сейчас, решила она, не время говорить об этом.
 — Как ты можешь смотреть на это? — возмутилась Джулия, когда Сисси вернулась к ним. — Это же дикость.
 — Я должен согласиться. — Ричард был чрезвычайно высокомерен. — Так уж было необходимо убивать их?
 — У них была равная возможность прирезать нас, — сказал Наки без обиняков, выпрямившись во весь рост и пристально глядя на белого. — Имеете ли вы представление, что бы они сделали с женщинами? — добавил он с холодной улыбкой.
 Сисси понимала, о чем он говорит.
 — Ричард, прекрати, — сказала она, видя, что Ричард намерен продолжать спор.
 — Ты не забыла свое место?
 — Мое место там, где я пожелаю. У тебя нет на меня никаких ни прав, ни власти. Не забывай об этом.
 — Я обязательно расскажу маме о твоем поведении, — пообещал Ричард.
 — Думаешь, меня это волнует?
 — Ты должна волноваться, учитывая, с кем ты водишься.
 Сисси размахнулась и дала ему звонкую пощечину. Ричард схватился за щеку и уставился на нее с изумлением.
 — Ты ударила меня! — он задохнулся от гнева.
 — Да, действительно ударила, и мне это доставило большое удовольствие. А сейчас пошли, дорогой братец.
 Он не сказал ни слова в ответ. Сисси, не взглянув на Наки, прошла мимо брата и пошла назад по дороге, по которой они пришли. Она следовала традициям апачи, и Наки это понял. Он действительно понял. Он улыбнулся про себя и присоединился к Торну, чтобы похоронить мексиканцев.
 Их похоронили в неглубоких ямах и засыпали каменистой землей. Это была очень тяжелая работа, — выкопать могилы в каменистой почве, хотя это было необходимо сделать, чтобы их никто не смог найти.
 — Мы должны известить о случившемся военных, — сказал Торн после этого. — Этот инцидент может иметь неприятные последствия Мне не нравится, что мексиканские революционеры так легко переходят нашу границу, хотя я сочувствую их целям. Я ставлю десять долларов против этого жестяного ведра, что они хотели взять заложников.
 — Именно это они и собирались сделать, но эти мексиканцы не принадлежат к революционной армии. Я подслушал, о чем они говорили — Наки пересказал Торну разговор мексиканцев. Торн взглянул на Трилби, которая вернулась к остальной группе, и вдруг подумал, что его жизнь закончилась бы, если бы бандитам удалось захватить девушку.
 Они собрали всех вместе, сняли палатки и уложили вещи. Охота определенно закончилась. К счастью, она не закончилась трагедией для них.
 Трилби оказалась рядом с Торном, когда они спустились с гор и поехали по пыльной дороге ведущей на ранчо. Она все так же плохо управляла лошадью, как и в начале поездки, но не вынесла бы, если бы Торн предложил ей снова ехать с ним на лошади. Казалось, он все понимал и не настаивал на этом.
 — У тебя все хорошо? — тихо спросил он.
 Она все еще была бледна, но, как уже один раз он сказал ей, выдержки ей не занимать.
 — Да.
 Торн посмотрел на нее с любопытством. Девушка выглядела моложе своих лет, казалась такой хрупкой и ранимой. Ему хотелось подхватить ее на руки, нести ее всю дорогу и больше никогда не отпускать.
 — Я имел в виду замужество.
 — Я знаю. Но… ты не должен считать, что обязан…
 — Не будь смешной. Я хочу жениться на тебе, — он переложил поводья в другую руку, его тело грациозно покачивалось в такт движениям лошади. Он казался единым целым со своей лошадью.
 Трилби, наоборот, все время съезжала с седла, с трудом удерживаясь на нем. — Меньше чем через три недели Рождество. Мы можем пожениться до этого, если хочешь.
 — Это… будет хорошо, — наконец, согласилась она. — Мы будем жить в Лос Сантосе?
 У Торна поднялось настроение.
 — А где же еще? — тон его стал уверенным. — Это мой дом, мой и Саманты.
 Она почувствовала, что двери за ней наглухо закрываются. Действительно, другого выхода не было. Но даже сейчас она не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. Она смущалась и нервничала в его присутствии, так же, как это было в самом начале их столь неудачного знакомства.
 — Я бы могла уехать на Восточное Побережье… — начала она.
 Взгляд его темных глаз пронзил ее.
 — И что дальше? Притворяться, что у тебя приемный ребенок, если я действительно дал тебе ребенка? И где ты будешь жить, Трилби?
 Трилби поморщилась.
 — Трудно сказать.
 Лицо Торна посуровело, когда он заметил, как она искоса бросила взгляд на Ричарда, который снова ехал рядом с Джулией. Они едва разговаривали, лишь иногда он бросал на нее взгляды. Джулия выглядела совершенно другим человеком по сравнению с той, какой она прибыла сюда. Ричард ясно показал, что он собой представляет. И Трилби было очень больно из-за того, что она так долго заблуждалась, думая, что любит его. Даже у Джулии появились сомнения на его счет. Возможно, Ричард был красив, но он был мелочен, эгоистичен и ненадежен.
 — Из-за него? — резко спросил Торн. — Ты не успеешь и глазом моргнуть, как он передумает.
 — Я это теперь знаю, — ответила она сухо.
 — Мы с тобой спали вместе, ты была девственницей. В моем окружении в таком случае мужчина обязан жениться. Мы должны исправить нашу ошибку, ты выйдешь за меня замуж, — мягко добавил он. — Ты согласна с этим хоть частично?
 Она подняла на него свои большие серые глаза.
 — Ты решил поступить так давно, Торн. Я не знаю, планировал ли ты то, что случилось, может быть, даже бессознательно. Но до меня тоже доходят слухи.
 — Какие слухи? — медленно спросил он.
 — Что на ранчо Лос Сантос и в твоих мексиканских владениях все источники воды отравлены, и тебе срочно нужен доступ к воде на наших землях, — храбро сказала она. — Ведь женитьба на мне решает эту проблему?
 Торн кивнул.
 — Да, решает, — честно ответил он. — Но ты должна понять, что мне нужна ты. Даже невежде было бы ясно, что мои интересы не корыстны.
 — Я тоже это понимаю, — согласилась она. — Но это означает, что я больше никогда не попаду к себе на родину, — она сказала это почти самой себе. — Я должна буду остаться с тобой, — Трилби закрыла лицо руками. Было так тяжело сразу привыкнуть к этой мысли.
 — Перестань, Трилби, — сердито сказал Торн, сильно задетый тем, что девушка совершенно не проявляет никакого энтузиазма по поводу замужества. Он же не предлагает каждой встречной женщине стать его женой. Сэлли была единственной, которой он до этого делал предложение. — Это не конец света, если ты выйдешь за меня замуж, Трилби.
 — Разве нет?
 На его лице прорезались незнакомые суровые складки. Он явно был оскорблен. Торн хотел напомнить ей, что она вела себя с ним, как и другие женщины, побывавшие в его постели, но это было бы несправедливо. Ее руки были связаны. Она выйдет за него замуж, но ее сердце принадлежит этому мужчине с Восточного Побережья. Что он может против этого сделать? А еще более важный вопрос — почему он хочет это сделать. Эта мысль мучила его всю дорогу.
 Двумя днями позже Лайза Моррис все еще находилась в военном лазарете. Ей уже было лучше, но не настолько, чтобы уйти отсюда. Она поедет к миссис Мойс, но для этого она была еще недостаточно здорова.
 Тем временем ей было приятно лежать и слушать, как сердитый Тодд Пауэл занимается вечером приготовлением ужина. Он постоянно ворчал, готовя в горшочке тушеное мясо. В результате оно оказалось полусырое, а овощи переварены, но блюдо соответствовало сезону. Он принес Лайзе целую тарелку и не успокоился до тех пор, пока она не съела все, до последней капли.
 Она была слишком худа. Во фланелевом платье, которое было на ней надето, было видно, что она еще больше похудела.
 — Ваш муж передал вам, что он не будет возражать против развода. Похоже, он собирается жениться на этой женщине из Дугласа.
 Лайза кивнула.
 — Я не удивлена, — она со вздохом откинулась на подушки. — Это к лучшему. Еще задолго до потери ребенка мы уже были почти врагами.
 Врач отложил в сторону тарелку и ложку и взял ее руку проверить пульс. Он был немного учащенным, и Тодд улыбнулся этому, явному доказательству, какое действие он оказывает на нее.
 Он повесил стетоскоп себе на шею, приладил его к ушам.
 — Покашляйте, — приказал он, скользя стетоскопом под ее платьем по мягкой теплой коже.
 Она сделал, как он просил, но его рука заставляла женщину чувствовать себя неловко. Она поняла, что ее сердце начало бешено биться, и он, конечно, слышит это. Ее тело сжалось от легких прикосновений его пальцев.
 Тодд поднял голову, заметив вдруг ее волнение. Он внимательно посмотрел на нее, однако руку не убрал. Очень медленно, испытывая ее, он опустил стетоскоп и дотронулся пальцами до обнаженной женской груди. У Лайзы перехватило дыхание, но она не пошевелилась. И не оттолкнула его руку. И не протестовала. Ее глаза лишь широко раскрылись от удивления.
 Он внимательно смотрел ей в глаза и одновременно медленно продолжал ласкать ее грудь, задерживаясь на сосках, ставших твердыми и упругими. Большим и указательным пальцем он продолжал медленно и нежно ласкать ее сосок.
 — О, Боже, — пробормотал он глухо.
 Лайза вся дрожала. Он не мог не заметить этого, снял стетоскоп и отбросил его в сторону. Дрожащими руками начал судорожно расстегивать пуговицы ее платья.
 Она накрыла своими руками его руки и нежно прижала их к своей груди. Ему потребовалось время, чтобы расстегнуть пуговицы, он был так неловок в своем нестерпимом желании увидеть ее тело, дотронуться до него. Тодд помог ей сесть и опустил до талии ее платье, стараясь не причинять боль в тех местах, где были ожоги.
 Лайза полулежала, охваченная желанием, и, не отрываясь, смотрела, как он ласкает ее грудь кончиками пальцев.
 Хрупкая, даже худенькая, она была прекрасно сложена.
 — Я никогда… не знала… этого раньше…
 Он заглянул ей в глаза.
 — Ты прекрасна. Ты так прекрасна.
 В ее глазах появился страх боли.
 — Я буду очень осторожен, — прошептал он, обняв ее одной рукой. Потом наклонился к ее груди, к твердым соскам, и начал медленно и нежно целовать их, постоянно поглаживая своей большой рукой. Лайза гладила и перебирала пальцами его густые волосы, все крепче прижимая его к своей груди. Дыхание ее стало глубоким и частым, тело слегка вздрагивало. Он положил снова ее на подушки, любуясь ее белой нежной грудью, продолжая целовать и ласкать ее.
 Лайза стонала и вздыхала под его жаркими поцелуями, полностью отдавшись наслаждению.
 С каждой минутой он все меньше контролировал себя, а когда дотронулся до ее мягких бедер, то совсем потерял голову.
 Она приподнялась на подушке навстречу ему, чтобы подтолкнуть к более смелым действиям. Он лишь на мгновение заглянул ей в глаза. Его жесткие изголодавшиеся губы впились в ее рот, он застонал и прильнул к ней всем телом. Лайза напряглась, ощутив на себе его обнаженное тело, у нее перехватило дыхание.
 Тодд оторвался от ее губ.
 — Позволь мне доставить тебе удовольствие, — прошептал он нежно. — Я так тебя люблю. Позволь мне показать, как это может быть, и как это должно быть.
 Лайза смущенно смотрела ему в глаза, непроизвольно останавливая ласковые поглаживания его рук, ее лицо стало немного напряженным от непривычных ощущений.
 — Не сопротивляйся, дорогая, — прошептал Тодд ласково. — О, Лайза, не сопротивляйся мне, — он осторожно лег на нее, стараясь не причинить боли ее обожженному телу. Он задыхался от приступа счастья — это были его первые близкие отношения после гибели жены.
 Поток движений застал Лайзу врасплох, но протестовать было уже поздно. Волна наслаждения нарастала. Она схватила его за плечи, ее глаза застыли, губы раскрылись от напряжения, растущего в теле. Она как будто была охвачена пламенем. Лайза никогда не испытывала такой невероятной полноты обладания, не думала, что ее тело может принести такое наслаждение. Напряжение было таким сильным, что она даже испугалась.
 — Тодд! — в волнении вскрикнула она.
 — О, да! — страстно шептал он. — Да, да, милая, да!
 Она выгнула спину, стараясь еще сильнее слиться с ним, короткие вскрики вырывались у нее из горла, она как будто плыла по волнам штормового моря, ощущая что-то могущественное и далекое, о чем и представления раньше не имела.
 Он шептал ей на ухо тайные, бесстыдные слова, они были такими эротическими, как и прикосновения. Когда женщина снова начала изгибаться под ним, ее последний мыслью было, что она до сих пор понятия не имела, что такое жизнь…
 Потом он успокаивал ее нежными словами и ласками, держал, прижимал к себе, как маленького ребенка, пока она не заснула. Когда Лайза проснулась, то сказала себе, что все это было только сном. Она ни словом не обмолвилась о случившемся, он тоже молчал. Но когда Лайза покинула госпиталь и поехала к миссис Мойс, то была уверена, что после развода никогда не будет одна. И Тодд тоже знал это.




 Глава 14


 Трилби не могла рассказать матери о том, что случилось во время поездки. Она не могла рассказать об этом даже Сисси. Совесть мучила ее в течение нескольких следующих дней. Гости продолжали жить у них, доставляя много хлопот им с матерью.
 Только Сисси и Бен иногда помогали им. Ричард, казалось, считал, что о нем обязаны заботиться, а Джулия постоянно была в плохом настроении и почти не выходила из своей комнаты.
 Родители Трилби были счастливы, услышав об их помолвке с Торном. Они не обратили внимания на то, что ни Торн, ни Трилби совсем не выглядят счастливыми. Известие же о нападении на лагерь мексиканского отряда привело их в ужас.
 — Какое дикое место, — жаловался Джек Мери. — Лучше бы я никогда сюда не приезжал. А теперь мы не можем позволить себе переезд на родину. А что, если бы Трилби и остальных убили?
 — Но этого не случилось благодаря Торну и этому замечательному апачи, — возразила Мери. — Перестань волноваться, — добавила она, поглаживая руку мужа. — Уже все хорошо.
 — К сожалению, нет. Ты же знаешь, сколько разговоров о всяких жестокостях, происходящих на границе. Мне это напоминает бочонок с порохом, который достаточно только поджечь.
 — Мы живем не очень близко к Дугласу, и я уверена, что у нас все будет спокойно.
 — Хорошо, чтобы это было так, — Джек прекратил эту тему. Разговор перешел к помолвке Трилби и Торна. Мери и Джек были чрезвычайно возбуждены и не скрывали своего удовольствия.
 — Должен признаться, я думал, что этого никогда не произойдет, — Джек усмехнулся. — Эта их внешняя вражда… Но, осмелюсь сказать, они прекрасно вышли из этого положения. Я горжусь, что Трилби так прекрасно распорядилась своей судьбой.
 — Думаю, что Торну тоже очень повезло, — Мери рассмеялась, Джек покраснел и робко извинился за то, что недооценивал собственную дочь.
 Ричард, Бен и Джулия упаковывали вещи, собираясь уезжать следующим утром.
 — Я больше не вынесу здесь ни одного дня, — извиняясь, сказал Ричард. — Запад не для меня. Я соскучился по цивилизованному обществу.
 — Ты сноб, Ричард, — вздохнула Сисси, — ну что ж, уезжай, если тебе хочется, но я ни за что не пропущу свадьбу Трилби.
 — Это было довольно скоропалительное решение, ты не считаешь? — поинтересовался Ричард.
 — Торн сказал, что они давно обирались это сделать, а во время поездки договорились конкретно, — пояснил Бен.
 Ричард никак не мог успокоиться.
 — Он просто принуждает ее. Ей нужно вернуться с нами на родину, уехать от него, пока это еще возможно. Она вовсе не подходит для жизни в пустыне.
 — С таким мужчиной, как Торн, любая женщина согласится жить в любом месте, дорогой братец, — усмехнулась Сисси. — Он позаботится о ней, не волнуйся.
 — Сначала она была моей девушкой, — У Ричарда явно было испорчено настроение.
 — Глупо сейчас говорить об этом, тем более что ты только и делал, что флиртовал с Джулией с первого дня приезда сюда, — тихо возразила Сисси, чтобы Джулия, упаковывающая вещи в своей комнате, не могла их услышать. — Ты сам подтолкнул Трилби к Торну, и я рада этому. Он по сравнению с тобой дважды мужчина.
 Лицо Ричарда загорелось от гнева.
 — Тебе лучше прекратить всякие встречи с этим несчастным индейцем, которым ты так восхищаешься.
 — Этот «несчастный индеец» спас нам жизнь, — напомнила она. — А что касается моих личных дел, у тебя нет никаких прав диктовать мне свои условия. Я перед тобой не отвечаю.
 — Боже!
 — Не забудь написать. Скажи маме, что я приеду сразу же после свадьбы, — добавила она, лукаво подмигнув улыбающемуся Бену.
 — Мама очень рассердится.
 — Нет, не рассердится. Она поощряла мое поступление в университет, в то время как ты и папа насмехались надо мной. Я стану когда-нибудь археологом. Подожди, еще увидишь.
 — Место женщины — ее дом, — сказал Ричард суровым тоном, копируя своего отца.
 — Возможно, раньше так и было. Но сейчас другие времена. И когда у женщины будет образование, ее уже никто не заставит весь день стоять у печи.
 — О, как же мне это надоело. Давай упаковывать вещи, Бен. С женщинами спорить невозможно, — Ричард был раздражен.
 Бен только пожал плечами, но своей сестре он улыбнулся тепло и искренне.
 Джулия почти ни с кем не разговаривала. Она очень изменилась, домой возвращалась совсем другая девушка, напоминающая прежнюю Джулию лишь внешне. Теперь она смотрела на Ричарда холодным взглядом, так же разочарованная, как Трилби и Сисси. Но он был настолько толстокож, что ничего не замечал. Проводить уезжающих приехал и Торн. Когда Трилби прощалась со своим бывшим возлюбленным, Торн стоял рядом с ней, обняв ее за талию. Она вежливо пожала руку грустному Ричарду.
 — Надеюсь, ты будешь счастлива, Трилби, — сказал Ричард сухо, бросив на Торна холодный взгляд. — Пожалуйста, пиши, хорошо?
 — О, ты должен приехать на следующий год, повидать нас, когда мы как следует устроимся, — сдержанно ответил Торн. — Я организую еще одну охоту.
 — Да, это было бы здорово, — Ричард задержал руку Трилби немного дольше, чем того требовала простая вежливость, и сжал ее.
 Она была теперь вне досягаемости. Он жалел, что предпочел ей Джулию. Та ослепила его и затмила Трилби. А теперь Трилби принадлежит этому здоровенному негодяю, и один Бог знает, что с ней будет.
 — До свидания, Трилби, — нежно сказал Ричард. — Знаешь, я буду скучать по тебе.
 Она улыбнулась, едва сдерживая слезы. Но это была печаль вовсе не от того, что она потеряла. Это было прощание с прошлым. Он был частью ее детства, ее юности. В ее сердце много лет жил Ричард, ее золотоволосый мальчик. Это были смешные мечты глупой девочки, а сейчас все ее иллюзии полностью развеялись. Ричард оказался совсем не таким, каким она его себе вообразила. Она прощалась со всем, что любила, теперь мечты ей заменит замужество с человеком, который не любит ее, который только озабочен тем, чтобы получить доступ к воде ее отца.
 — О, Боже, — прошептала она со слезами в голосе.
 Ричард самодовольно думал, что она откровенно переживает из-за его отъезда. У него перехватило дыхание, он хотел что-то сказать, но резкое движение Торна и взгляд его черных глаз заставили его сдержаться.
 — Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, я всегда готов, Трилби, — сказал он с достоинством и отпустил ее руку.
 В другой момент Трилби посмеялась бы над этой бравадой, но сейчас она была слишком печальна, сердце ее разрывалось, ей было все равно, заметит это Торн или нет. Она попалась в его ловушку.
 Торн все видел. Но он не мог найти нужных слов, чтобы выразить свои чувства. Ему хотелось извиниться и поцеловать ее где-нибудь в укромном месте, еще больше ему хотелось сбросить Ричарда с поезда на большой колючий кактус. Но ни то, ни другое не было принято. Для него стало очевидно, что Трилби любила Ричарда и ненавидела его самого за то, что он сделал их любовь невозможной. Он резко отошел от нее, скручивая сигарету непослушными пальцами, в то время как Трилби тепло прощалась с Беном и очень сдержанно с Джулией. Затем поезд, пыхтя, отошел от станции и через несколько минут от него остался лишь дымок на горизонте.
 Дул пронизывающий декабрьский ветер, было холодно даже для южной Аризоны.
 Свадьба состоялась через три недели в такой же холодный пасмурный день. Мери и Джек попытались уговорить Трилби и Торна подождать со свадьбой до следующей весны, но никто из них не уступил. Особенно на этом настаивал Торн. Как будто, подумала про себя Мери, у него были причины торопиться. Конечно, в горах ничего не могло случиться. Там было слишком много народу, чтобы он мог позволить себе неблаговидный поступок.
 Возможно, он спешил потому, что боялся потерять ее из-за Ричарда. Да, именно поэтому. Но… Ричард уехал вместе с печальной Джулией и Беном назад в Луизиану. Почему же Торн продолжает настаивать?
 Вопрос остался без ответа.
 Трилби стояла в длинном белом атласном платье с таким выражением лица, которое не должно быть у невесты в день свадьбы, — напряженным и грустным. Она выполняла необходимую процедуру, как во сне. Не было радости ни в ее позе, ни на лице, и когда такой же напряженный Торн наклонился, чтобы поцеловать ее, она подставила ему щеку вместо губ.
 Напряжение между ними росло. Свадьба не уменьшила его, особенно когда подошел поцеловать невесту Курт, кузен Торна. Торн был вынужден ему это позволить.
 — Спасибо, Курт, — тихо сказала Трилби и улыбнулась.
 — Мне очень жаль, что у вас так неудачно сложились отношения в начале вашего приезда, — сказал тот сочувственно. — Я надеюсь, что вы с Торном будете счастливы. Я действительно, от всей души этого желаю.
 — Я тоже, — с трудом произнесла она.
 Сисси с любопытством уставилась на Курта.
 — Он красив, — заметила она.
 — Да.
 Трилби заметила, что маленькая Саманта выглядела смущенной, когда Курт обратился к ней, девочка быстро отошла от него и встала рядом с отцом. Но Сисси отвлекла Трилби, и она больше не думала об этом. Она улыбнулась, любуясь нарядным платьем Сисси из розовых кружев и оборок.
 — Ты прекрасно выглядишь, — сказала она, отметив, что Сисси впервые распустила волосы.
 — Одному высокому джентльмену нравится, когда мои волосы причесаны именно так, — вздохнула Сисси и оглянулась вокруг. — Его здесь нет. Он ведет себя так вежливо и избегает меня. Если я услышу флейту, звучащую в ночи, я неслышно выйду из дома, чтобы постоять с ним под его пончо, мы будем говорить о древних народах и декламировать сонеты Шекспира.
 — Ты шутишь! — воскликнула Трилби испуганно.
 — Нет, не шучу. Все так безнадежно, Трилби, — веселость ее полностью исчезла. — Для нас нет будущего, но я не могу отказаться от него. Каждая секунда моего пребывания здесь бесценна. Я должна завтра уехать домой.
 — Ты бы могла остаться у меня, — сказала Трилби, хватаясь за соломинку.
 Сисси безжалостно рассмеялась.
 — Во время твоего медового месяца? Конечно, я могла бы, — Сисси поморщилась. — Как тебе не стыдно? Что скажет Торн?
 — Мне все равно.
 Сисси сжала ей руку.
 — Ты не боишься его, правда? — сказала она серьезно. — Я знаю не больше тебя об этом, но я много читаю. Это не будет очень больно, а потом, если любишь мужчину, то тебе должно быть очень приятно, не смотря на то, что говорят взрослые, — шепнула она ей на ухо.
 Трилби вспыхнула, потому что ей об этом было уже хорошо известно, но она не могла признаться в этом Сисси.
 — Я не боюсь его, — сказала она, бросив взгляд на своего высокого красивого мужа в темном костюме в кругу оживленных гостей.
 — Но Саманта боится, — заметила Сисси, указав на ребенка.
 Саманта стояла совсем одна около стола с напитками, стараясь держаться как можно незаметней.
 — Мне жаль ее. Она очень похожа на меня в таком же возрасте. На тебя тоже, — добавила Сисси с грустной улыбкой, — Мы обе были довольно робкими.
 — Я позабочусь о ней, — у Трилби потеплело на сердце, когда она взглянула на ребенка. — Ее слишком мало любили. Ее отец не слишком-то щедр на нежности.
 — Он может еще удивить тебя. Мне он кажется очень серьезным и умным человеком, который скрывает свои чувства, чтобы не причинить боль. Он не был счастлив в браке, не так ли?
 — Нет, думаю, что нет.
 Сисси согласно кивнула.
 — Это, может быть, к лучшему для вас обоих. Трилби, я уверена, что с Торном тебе будет гораздо лучше, чем с моим братом. Я думаю, ты тоже это понимаешь.
 — Да, знаю. Ричард играл такую важную роль в моей жизни, — медленно сказала она. — Думаю, я просто очень сильно жалела о прошлой жизни, поэтому моя тоска была связана с ним.
 — Конечно, тебе будет лучше с Торном. Если бы Ричард женился на тебе, он оставлял бы тебя одну дома, а сам увивался за другими женщинами. Он не сохранял верность даже своей девушке. Как можно жить с таким человеком в браке?
 — Это было бы ужасно, — призналась Трилби. — Но знаешь, когда-то я считала, что люблю его, — печально сказала она, — а в этот раз я поняла, что никогда не любила его. Действительно, это так.
 — Ты сможешь полюбить Торна. Знаешь, он настоящий мужчина, — восхищенно сказала Сисси. — Я даже представить себе не могу, что ты можешь о чем-то сожалеть.
 — Будет видно, — Трилби взяла подругу под руку и потянула ее к столу, где стояли освежающие напитки, стараясь не думать о предстоящей ночи. Давай выпьем что-нибудь.
 Когда позже к ним подошла Саманта, Трилби присела перед ней на колени.
 — Я только хотела поздравить тебя, — тихо сказала девочка. — Я рада, что ты вышла замуж за моего отца. Я надеюсь, что ты будешь очень счастлива.
 — Я надеюсь, что и ты будешь очень счастлива. Я хочу, чтобы мы с тобой были друзьями.
 — У тебя будет много детей, как ты думаешь? — серьезно спросила девочка.
 Трилби покраснела.
 — Мы не будем сейчас говорить об этом, хорошо?
 Саманта слегка улыбнулась.
 — Хорошо.
 — У нас будет много времени, чтобы узнать друг друга получше. Я постараюсь стать твоей подругой, Саманта. В самом деле, я очень постараюсь.
 — Вы любите моего отца, миссис Лэнг? — спросила Саманта очень серьезно. — Я хотела сказать… мама, — поправилась она смущенно.
 — Может быть, ты будешь называть меня просто Трилби, — незаметно избегая ответа на вопрос девочки, предложила она.
 — Мой отец сказал, что я должна называть вас мамой.
 — Ну, тогда в его присутствии ты будешь называть меня так, — Трилби улыбнулась. — А когда мы будем с тобой вдвоем, можешь называть меня просто Трилби.
 Глаза девочки засияли от удовольствия.
 — Хорошо, согласна.
 Трилби засмеялась.
 — Это будет наш с тобой секрет.
 — Да, хорошо. Трилби, а не могла бы ты помочь мне с учебой? Я не хочу жить у дяди Курта и ходить в школу в городе, — сказала она обеспокоено.
 — Я уверена, что мы с тобой что-нибудь придумаем, — ответила Трилби. — Я совсем не хочу, что бы ты сейчас жила в Дугласе, на границе так неспокойно. Я поговорю с твоим отцом об этом.
 — Я рада, — Саманта с беспокойством взглянула на Трилби. — Я должна сегодня на ночь уехать к дяде Курту? Это обязательно?
 — Боюсь, что да. А разве тебе не нравятся твои дядя и тетя?
 Саманта снова нахмурилась.
 — Нет, с ними все в порядке. Говорят, что завтра я уже смогу вернуться домой.
 Трилби отвлеклась и расслабилась, но разговор с Самантой напомнил ей, что сегодня ее первая брачная ночь. Только она и Торн знали, что они уже были вместе, но едва ли они могли демонстрировать свой неблаговидный поступок.
 — Тогда увидимся завтра, хорошо? — спросила Трилби с принужденной улыбкой.
 Торн и Трилби допоздна провожали гостей, но, в конце концов, остались одни при уютном свете ламп в гостиной у камина, допивая бокал шампанского.
 Когда последние гости ушли, Трилби переоделась в простое серое платье. Она могла бы сразу переодеться ко сну, но слишком боялась, что Торн расценит это, как приглашение к их близости. Этого она хотела сейчас меньше всего. Он не переодевался совсем. На нем все еще были черные брюки, белоснежная рубашка и черный узкий галстук. Пиджак он снял, теперь развязывал галстук и расстегивал ворот рубашки.
 — Я устал, а ты? — спросил он, явно приглашая ее к разговору. — Я уже забыл, как утомительно жениться.
 Это напомнило Трилби о том, что он не в первый раз шел к алтарю. Она внимательно рассматривала пузырьки в бокале с шампанским.
 Торн остановил взгляд на красивом бокале в ее руке.
 — А ты знаешь, почему у бокалов для шампанского такая форма? — внезапно спросил он.
 Она взглянула на него, а потом на высокий бокал.
 — Нет, а почему?
 Он слегка улыбнулся.
 — Ты уверена, что хочешь знать?
 — Да, конечно, — ответила Трилби заинтересованно.
 Торн слегка наклонился вперед, чувственно поглаживая бокал руками.
 — Они были отлиты по форме груди Марии Антуанетты.
 Трилби уронила свой бокал. Ее не настолько удивил его ответ, сколько то, как он ласково поглаживал свой бокал, не сводя глаз с груди Трилби. Торн тихо рассмеялся над ее явным смущением, поставил свой бокал и встал. Когда он приблизился к ней, она увидела, что глаза его потемнели и полны желания. Она уже видела его таким.
 Трилби быстро встала.
 — Мне надо все здесь убрать…. — начала она взволнованно.
 Но он легко поднял ее на руки, как будто она ничего не весила.
 — Только после того, как мы займемся любовью, — хрипло ответил он, наклонился и начал осторожно целовать ее, его губы пахли шампанским и мятой, его теплое дыхание смешалось с ее дыханием.
 Трилби хотела протестовать и сопротивляться, но его прикосновения обессилили ее. Через секунду она расслабилась, и ее рука скользнула вокруг его шеи. Ее тело задрожало от чувственного ожидания. Трилби вспомнила, как это было в тот раз, как восхитительно это было даже в холодной, сырой палатке, на твердой земле.
 А на этот раз это будет в теплой мягкой постели, никто не мог помешать им, у них была впереди вся ночь.
 — Я так давно хочу тебя, Трилби, — нетвердо сказал он, осторожно положив ее на белоснежное покрывало кровати. — Я только о тебе и мечтаю.
 Она лежала на постели в неярком свете керосиновой лампы, ее грудь возбужденно вздымалась. Она хотела попросить его погасить лампу, когда он снял и отшвырнул рубашку. То, что она только чувствовала раньше, теперь видела глазами. Его грудь, покрытая волосами, была мускулистой и по-мужски очень красивой. Трилби была так заворожена его видом, что не сразу заметила, что он снимает брюки. Когда он расстегнул их и снял, и она увидела ту часть его тела, которая была чисто мужской, угрожающе мужской, она замерла, у нее перехватило дыхание.
 — Теперь ты видишь, — сказал он слегка агрессивно.
 Она отвела глаза, думая, что он рассмеется, но смеха не последовало.
 Шум снимаемой одежды и стук ботинок, упавших на пол, донесся до нее, затем Торн сел рядом.
 — Лампа, Торн, — прошептала она взволнованно, когда его руки начали расстегивать ее платье.
 — Я хочу, чтобы свет горел, Трилби, — ответил он очень спокойно. — Я хочу, чтобы ты видела меня во время нашей великолепной близости.
 — Но… — она сильно покраснела, когда он опустил платье до талии, затем приподнял ее и очень ловко стащил с нее платье вместе с бельем.
 Она пыталась как-то прикрыть себя, но он не позволил. В течение нескольких напряженных секунд она лежала неподвижно, а его глаза завершали свое восхищенное обладание ее наготой.
 — Торн, пожалуйста, — начала она смущенно.
 — Всю мою жизнь это происходило в темноте, — он не сводил глаз с ее обнаженной груди. — На этот раз я хочу полностью все видеть, каждое мгновение, каждое движение. Я никого никогда не хотел так, как хочу тебя, — он наклонился и дотронулся губами до самого кончика ее груди. Он поцеловал его, нежно лаская языком, и очень быстро сосок стал твердым и упругим. У нее перехватило дыхание от предчувствия уже знакомого наслаждения.
 Ее руки взволнованно перебирали его густые темные волосы, она была полностью в его власти, ее глаза следили за изменяющимся выражением его лица, когда он ласкал ее.
 Его вторая рука медленно скользнула вниз, к ее обнаженным бедрам, к ее плоскому животу. Секунды перешли в длинные, растянувшиеся минуты, его губы и руки становились все более настойчивыми, более смелыми, как и вскрики, срывающиеся с пересохших губ Трилби.
 Когда она стала отзываться на его ласки, он взял ее руки и положил на свое тело, заставляя изучать его, он показывал, где и как нужно дотрагиваться, чтобы и его собственное наслаждение возрастало.
 — Это же… неприлично! — она почти задыхалась, когда, наконец, его ноги оказались между ее ног, он обхватил ее бедра и резко притянул ее к себе до полной близости. Она смотрела прямо в его глаза, когда он делал это. Они стали совершенно темными.
 — Да, — задыхаясь, сказал он. Его глаза медленно скользили вдоль ее тела, к тому месту, где их тела соединялись. — Посмотри, Трилби, — прошептал он.
 Она машинально посмотрела, и у нее перехватило дыхание, он замер, давая ей возможность увидеть полноту их близости. Он поднял глаза, встретившись с ее потрясенным взглядом. Не отрывая взгляда от ее лица, он медленно, как движение летнего ветерка в листве деревьев, начал осторожно входить в ее ждущее тело.
 — Как это прекрасно, — прошептал он, глядя в ее лицо, наслаждение пронзало его тело. — С тобой это что-то очень глубокое, гораздо глубже, чем простое похотливое соединение тел.
 Его неожиданная нежность тронула ее. Трилби расслабилась, а он продолжил обладать ею. Она подняла руки, чтобы погладить его лицо, лаская его твердые губы, когда у него перехватило дыхание, и он начал содрогаться.
 Ее тело, как и его, приближалось к экстазу. Она дрожала от каждого медленного глубокого движения. Она не прятала глаза и позволяла смотреть на себя. Казалось, это усиливало наслаждение, потому что он стонал при каждом нежном движении.
 — Прими меня, — нетвердо выдохнул он и начал резкими сильными движениями пронзать ее, достигая высшего наслаждения, ее тело оторвалось от постели в потрясающем экстазе.
 Далее она уже ничего не понимала, за исключением нежного взрыва цвета, жара и забвения, она кричала от того наслаждения, которое он дал ей. Он завершил это. Это было так же просто, как и глубоко.
 Наконец он откинулся на спину, глядя в потолок. Ему внезапно пришла в голову мысль, что он любит ее. Только любовью можно объяснить то волнение, которое она возбуждала не только в его теле, но и в его мыслях, в его сердце и даже в душе. То, как он обладал ею, не имело ничего общего с обычной потребностью. Сейчас это было еще более невероятно, чем в первый раз. Он едва мог поверить, что наслаждение может быть таким полным.
 Трилби лежала рядом, обнаженная, медленно приходя в себя. Она чувствовала некоторую усталость и расслабленность, ей казалось, что она все еще его часть. Он взглянул на нее, но на этот раз она не сделала никакой попытки прикрыть себя — она принадлежала ему.
 Он медленно разглядывал ее всю, замечая покрасневшие следы страсти, которые оставили на ее теле жадные, изголодавшиеся губы и руки.
 — У тебя будут синяки, — тихо сказал он. — Извини, я не хотел быть грубым с тобой.
 — В конце едва ли возможно быть нежным, — она покраснела и отвела глаза.
 — Я доставил тебе наслаждение, да? — тихо спросил он, читая ответ на ее лице и в тихом стоне, вырвавшемся у нее. — Тебя ведь учили, что женщина не должна испытывать наслаждение во время интимных отношений с мужчиной?
 — Да, — призналась Трилби. — Говорили, что только плохие женщины испытывают наслаждение с мужчинами.
 — Ты едва ли плохая женщина, — Торн взял ее руку и нежно поцеловал ладонь. — Спасибо тебе за наслаждение, которое ты мне дала.
 — Торн…
 Он наклонился и поцеловал ее в закрытые веки.
 — Я хочу тебя снова, — прошептал он, приближаясь к ее губам.
 — Но это неправильно! — воскликнула она неистово.
 — Почему нет?
 Его губы медленно прижались к ее губам, и пока она соображала, что значат его слова, он снова проник в ее тело и овладел ею с искусным умением. И когда ее ум снова начал работать, она уже лежала рядом с ним, удовлетворенная во второй раз.
 — Я даже мечтать не мог, что это может быть так хорошо, — он чувствовал себя, как в тумане.
 Торн положил ее рядом с собой, прижал к себе, укрыл.
 — А теперь поспи, маленькая моя.
 — А моя одежда, — запротестовала она.
 Перед тем как погасить лампу, он повернул ее лицо к себе и заглянул ей в глаза.
 — Утром мы захотим друг друга снова, даже сильнее, чем сейчас. Без одежды это будет сделать легче.
 Она покраснела и слегка задрожала от ожидания.
 — Это совсем не грех, хотеть заниматься со мной любовью, — прошептал он, улыбаясь. — Бог дал нам наслаждение, чтобы увеличить радость брака, и это приносит нам детей. Наслаждайся мной, Трилби, и позволь мне насладиться тобой. Никакого стыда в этом нет.
 Она чувствовала слабость от того, что желала его так сильно. Это было не очень-то благоразумно. Конечно, где-то внутри она возражала против того, как Торн привел ее к замужеству. Но, когда он держал ее в своих объятиях, Трилби чувствовала удовлетворение всех своих чувств, своего тела. Он был для нее всем, чего она желала, как только он приближался к ней.
 Со слабым вздохом она прижалась к нему, уткнувшись в его широкое теплое плечо, и закрыла глаза.
 — Да, так хорошо, — прошептал он. — Засыпай. Я тебя измучил, да?
 Она подумала, что это было самым замечательным мучением, которое она когда-либо испытывала.
 Она прошептала это ему на ухо, когда он погасил лампу, и, наконец, уснула.
 Далеко от ранчо Вэнса два человека, укрывшись одним пончо, наблюдали, как поднимается луна. Один человек был очень высокого роста, он играл на флейте. Другой была женщина, тонкая и женственная. Ее голова лежала у него на груди. Она наслаждалась последним вечером с человеком, которого любила.
 — О чем была последняя песня? — спросила она, когда он закончил.
 — Это одна из многих песен о любви, — сухо ответил Наки. — У нас их бесчисленное множество. Мужчины всегда стараются уговорить женщин в своих вигвамах развести огонь, приготовить еду и родить детей.
 Дети. У нее никогда их не будет, потому что дети двух разных рас нежелательны в этом мире. Эта мысль опечалила ее.
 — Если бы я была женщиной-апачи, я могла бы жить с тобой.
 — Мне нужно было бы заплатить за тебя несколько лошадей, — напомнил он ей, — а твой брат никогда бы не согласился.
 — Мой брат ужасный человек.
 — А твой отец похож на него?
 Она вздохнула.
 — Боюсь, что да. Но моя мама похожа на меня. Она противница старых взглядов. Она считает, что у женщин есть ум и что женщинам должны разрешить голосовать, — добавила Сисси.
 — Апачи тоже не голосуют, — он коротко рассмеялся — Это наша земля, наша страна, а нам отказали в праве голоса.
 — Многие несправедливости следует исправить.
 — Да, действительно так.
 Сисси спокойно стояла в его объятиях, между ними царил мир и спокойствие.
 — Я должна уехать завтра.
 — Мудрое решение. Мне становится все труднее уходить от тебя, когда мы расстаемся.
 — Для меня это так же трудно.
 Он приподнял ее подбородок, чтобы видеть ее глаза при свете луны.
 — Ты бы хотела спать со мной, да? — прошептал он.
 — Да, — честно ответила она.
 — И я тоже, — Наки вздохнул. — Как было бы хорошо, если бы ты была апачи.
 — Или если бы ты был белым, — она потянулась к нему и поцеловала в уголок губ. — Наки, не мог бы ты поехать в Луизиану со мной?
 Он приложил палец к ее губам.
 — Никогда не произноси мое имя. Это табу у нас. Имя имеет власть.
 Сисси улыбнулась.
 — Ты слишком суеверен.
 — Это досталось мне по наследству, — он погладил ее длинные волосы. — Я не могу уехать отсюда. Я не смогу жить на Востоке. Это невозможно. Я принадлежу этой земле.
 — Тогда бы могла остаться я, — храбро сказала она.
 — И жить в примитивной лачуге в резервации? — грустно спросил он. — Где к тебе относились бы, как к заразной больной? У нас ненавидят белых.
 Сисси застонала.
 — Почему все так получается?
 Он пожал плечами.
 — Кто может ответить? — голос его был печальным. — Мы с тобой похожи, ты и я. Как мы нашли дорогу друг к другу, не знаю. Но моя жизнь будет пустой без тебя.
 — Как и моя без тебя.
 Наки наклонился к ее губам, нежно целуя ее.
 — О, не так, — умоляла она, — потянув его за густые длинные волосы.
 Он разжал ее пальцы.
 — Только так, чтобы мы смогли расстаться, не рискуя переступить черту договора.
 — Я готова рискнуть всем…
 — Платить придется ребенку, который появится потом, — напомнил он ей. — Это будет слишком высокая цена.
 Она уступила.
 — Ты, конечно, прав. Почему ты всегда прав?
 — Потому что я очень умный, умнее всех.
 Сисси засмеялась и шутя ударила его кулаком в грудь.
 — Ты слишком самонадеян.
 — Это неизбежный результат того, что прекрасная и умная женщина бросается на меня, — прошептал он в ответ.
 Сисси приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его.
 — Так и есть.
 Сиси прижалась к нему, стараясь сдержать слезы. Ей казалось, что сердце разрывается у нее в груди. Наки, очень чувствительный к ее эмоциям, ощутил такую же боль. Отказ от нее — это единственный благоразумный выход. Но от этого не легче. Он никогда не знал раньше, что такое одиночество. Он никогда не ощущал его так сильно. Даже после смерти Кончиты. Но теперь он понял, что это такое. Жизнь без этой женщины будет сплошной болью.
 Через минуту он поднес флейту к губам. На этот раз песня, которую он играл, была не о любви. Теперь он играл песню, которую его соплеменники исполняли после смерти любимого человека.




 Глава 15


 На следующий день Сисси уезжала. Ей хотелось плакать, но она сдерживала себя. Торн и Трилби отвезли ее на вокзал на своей машине. Наки нигде не было видно, но Трилби была готова поклясться, что он где-то рядом.
 И действительно, едва поезд отошел от станции, как на холме недалеко от железной дороги возникла фигура всадника. Он неподвижно сидел на лошади, говоря последнее «прощай» женщине, которую любил всем сердцем.
 — Посмотрите, это не индеец? — воскликнула одна из женщин в вагоне, указывая на всадника.
 — Да, — мужчина, едущий с ней, не проявил никакого интереса. — Здесь их полно. Отвратительные, безграмотные дикари! Когда их отсюда уберут, станет гораздо лучше.
 Сисси судорожно сжимала в руках сумочку, стараясь сдержать гнев. Она терпеть не могла слепое невежество, но такие взгляды были слишком распространены. Этот мужчина, произнесший оскорбительные слова, представления не имел о том, что за человек этот всадник, ни о культуре, которая существовала задолго до того, как первый человек появился на американской земле. Когда-нибудь, обещала она себе, это отношение изменится. Когда люди узнают больше о коренных американцах, они научатся уважать их.
 Ее глаза провожали удаляющуюся одинокую фигуру всадника, и она посылала ему молчаливое «прощай». Фигура становилась все меньше и меньше, пока не превратилась в едва видимый силуэт в ее наполненных слезами глазах. И, наконец, он остался видимым только в сердце Сисси, яркое воспоминание о любви, которое будет с ней всю жизнь.
 Торн отвез Трилби на ранчо и, оставив ее с Самантой, снова переоделся в рабочую одежду. Они все еще чувствовали себя неловко днем, несмотря на то, что предыдущей ночью испытали вместе волшебное блаженство.
 — Мне нужно все же приниматься за работу, — сказал он, вскакивая на своего гнедого и взглянув на Трилби слегка нетерпеливым взглядом. — Я постараюсь вернуться побыстрее.
 — Это было бы очень хорошо.
 Трилби не смотрела на него. Он нежно приподнял ее лицо.
 — Почему ты продолжаешь относиться ко мне, как к чужому? — спросил Торн, это был полувопрос, полумольба. — Ведь ты же не можешь отрицать, что испытала блаженство в моих объятиях прошлой ночью.
 Выражение ее лица изменилось, она покраснела.
 — Это едва ли подходящая тема для обсуждения, — запинаясь, сказала она.
 — Нет, наоборот, — тихо возразил он. — Мы женаты.
 — Все равно…
 — Маленькая пуританка, — он вздохнул. — Ну, хорошо. Храни в себе свои секреты. Когда-нибудь они будут мне известны, — его темные глаза сузились. — Ты скучаешь по своей подруге, не так ли?
 — Сисси и я были близки много лет. Я всегда считала, что она станет моей золовкой.
 Последние слова вырвались у нее непроизвольно, ей хотелось бы взять их обратно. Она поднесла руку к губам, ей стало почти плохо, когда она увидела, как изменилось лицо Торна.
 — Итак, ты грустишь по нему, а не по его сестре. Мне надо было бы знать это, — горько заметил Торн. Он отвернулся, стараясь скрыть, как уязвлена его гордость и как ему больно. Через минуту, когда он заговорил снова, голос его звучал сдержанно.
 — Кажется, похоть совсем не заменяет любовь, даже если я старался убедить себя, что это возможно, — он взглянул на Трилби, легкая усмешка тронула его губы. — Что ж, мечтай о своей потерянной любви, если тебе это так нужно. Но только не шепчи его имя в моей постели.
 — Это отвратительно, Торн.
 — И я отплачу тебе тем же, — продолжал он, обезумев от гнева и желая причинить ей боль. — Я постараюсь не шептать имя Сэлли, когда буду лежать в твоих объятиях. Бог свидетель, хотя ты тоже хороша, но все же не сможешь заменить мне Сэлли.
 Он развернулся и поскакал прочь, ранив ее до глубины души. Это просто невероятно, думала она, как в тумане. Хотя он вел себя так, будто влюблен в нее, он по-прежнему любил свою первую жену, а Трилби заменила ее в постели. Она тяжело опустилась в кресло и зарыдала.
 Торн владел землями в Мексике и очень волновался за них. Кавалерии из Форта Хуачука еще в ноябре было приказано контролировать границу, а 8-й кавалерийский полк расположился в загонах для скота в Дугласе. Источники воды пересохли, реки обмелели, их течение замедлилось. Торн был благодарен Джеку Лэнгу за то, что тот сразу после его помолвки с Трилби разрешил пользоваться своей водой. Он размышлял о том, что доходы, конечно, уменьшатся, и нужно бы продать свои мексиканские земли.
 Мексиканские революционеры пытались избавиться от иностранцев, которые владели большей частью их земель, их не интересовало, были ли инвесторы, или как они их называли hacendados, хорошими или плохими, они хотели, чтобы Мексика снова принадлежала их народу. Возможно, революционеры предполагают, что нападение на ранчо Торна заставит его все бросить. В Мексике у него было большое поголовье скота и лошади. Два работника были убиты. Торн не рассказывал об этом Трилби, рассказал мексиканец Джордж. Переехав на ранчо Лос Сантос, она узнавала все больше и больше о делах Торна, а Джордж был ходячей энциклопедией всех его дел.
 — Он очень хорошо относится к нашему народу, сеньора, — с чувством говорил он ей. — Он для нас el jefe, patron. Он кормит голодных и следит за тем, чтобы у наших семей было хоть немного земли, чтобы вести хозяйство. Когда правительство забрало у нас землю, мы не могли накормить даже наших маленьких детей. Многие ушли жить в города, но и там нет работы, и они вынуждены просить милостыню, — его лицо потемнело. — Я вам скажу точно, сеньора, ветер дует из Мексики, он разрушит власть Диаса. Мадеро залечит все раны, когда придет к власти. Я знаю это точно!
 — Ради блага вашего народа я тоже надеюсь на это, Джордж, — спокойно сказала Трилби. — Но если Торн добр к людям, работающим на его землях в Мексике, почему тогда мексиканцы нападают на него?
 — Это были Federates u rurales, сеньора, — холодно заметил Джордж. — Это крестьяне, которые работают на Диаса и его приближенных. Это наши враги. Убийцы! Matadores!
 Она удивилась.
 — Я думала, что матадор — это человек, который сражается с быками.
 — У испанцев не было слова для борца с быками, senora, — терпеливо объяснил он. Matador означает «убийца».
 Трилби вздохнула.
 — Понимаю.
 — У нас многие ненавидят испанцев и американцев. Все они белые люди, все они имеют власть над нами. Но Мадеро, пусть благословит его Святая Дева, сказал, что мы их прогоним из Мексики и вернем себе нашу страну, которую у нас украли. Богатые гринго, владельцы наших ископаемых богатств и богатые промышленники превратили нас в рабов.
 — В Луизиане, — неуверенно сказала Трилби, тоже есть фермеры, которые работают у богатых людей. Их называют издольщиками. Но почти всегда получается так, что издольщик еще больше влезает в долг, потому что оплата за его труд оказывается слишком незначительной.
 — Да, — кивнул Джордж, — повсюду так получается, что бедные становятся рабами богатых. Богатые вынуждают нас голодать и делают еще больше зависимыми от них. Эти… издольщики. Почему они не восстанут, как мы, и не перестреляют богатых землевладельцев?
 Трилби попыталась представить подобные военные действия в своем родном штате и слабо улыбнулась.
 — Я не думаю, что это может прийти им в голову, — честно ответила она. — Я надеюсь, что ваши соотечественники завоюют независимость, Джордж.
 — Я тоже, senora. Так много погибло людей. А сколько еще погибнет! — плечи его опустились. — Это неправильно, что люди должны убивать и погибать сами за небольшое количество муки и бобов.
 В течение дня она размышляла над тем, что сказал Джордж. Газеты сообщали о том, что борьба в Мексике разгоралась. Паскуаль Ороцо, лидер восставших мятежников в западном Чихуахуа, призвал всех патриотически настроенных мексиканцев подняться с оружием против Диаса.
 Служащие Мексиканской Северо-западной железной дороги не могли найти машинистов, чтобы водить поезда в своем округе. Тысячи людей, как федералы, так и мятежники, постоянно нападали друг на друга. Граница постоянно нарушалась, ее охраняли кавалерия и пехота. Все находились в напряжении.
 Трилби так глубоко погрузилась в свои мысли, что Саманта уже дважды спрашивала ее о подготовке к Рождеству.
 — У нас будет, конечно, nacimiento, — Саманта говорила о мексиканской традиции помещать в доме во время Рождества разные фигурки, вырезанные из дерева. — Но мне так хочется рождественскую елку. Мама всегда ставила большую елку, но мне никогда не разрешали украшать ее. Можно, я буду тебе помогать?
 — Конечно, — Трилби улыбнулась ребенку.
 В первый раз девочка чему-то радовалась и проявляла энтузиазм. Они возбужденно занялись приготовлениями к Рождеству, не обращая внимания на раздраженное ворчание Торна из-за беспорядка, который они устроили в доме, приготавливая поп-корн и елочные игрушки из цветной бумаги.
 — Я думаю, что пока не повесили украшения на твое седло и упряжь, тебе не на что жаловаться, — Трилби посмотрела ему в глаза.
 Она пыталась шутить, но Торн пережил слишком много эмоциональных потрясений, чтобы веселиться. Он отвергал все попытки Трилби к сближению, и она понимала это.
 — К нам кто-нибудь приедет на Рождество? — Трилби еще раз попыталась завязать разговор.
 — У большинства моих работников свои семьи, и они возьмут выходной, чтобы навестить их. У Наки нет семьи, он христианин, поэтому обычно я приглашаю его на ужин.
 — Я буду рада, добро пожаловать.
 — Он ушел в горы сразу же после нашей свадьбы, и никто не знает, где он.
 Трилби была почти уверена, что исчезновение апачи связано с Сисси. Если бы отношения с Торном были более теплыми, она бы сказала ему об этом.
 — Но если он вернется, ты будешь не против, что за столом будут два дикаря? — сухо спросил он.
 Трилби вспыхнула и опустила глаза.
 — Я испекла сегодня порог к вечеру, — сказала она мирно, не обращая внимания на его сарказм. — Лимонный.
 — Я не буду к ужину.
 Когда они с Самантой снова остались одни, она позволила выразить сожаление, что все эти дни Торн мало времени проводит дома. Трилби надеялась, что они быстро привыкнут друг к другу и им будет так же хорошо днем, как и в ту волшебную ночь, которую они провели вместе после свадьбы. Но время проходило, и все меньше и меньше оставалось шансов на улучшение отношений. Торн считал, что она скучает по Ричарду. Ну и пусть так думает, раз он издевается над ней, напомнив о Сэлли. Иногда ей приходила в голову мысль, не скрывают ли они оба свои истинные чувства, чтобы избежать боли, которую могут причинить друг другу. Она пыталась приблизиться к нему, но он не допускал этого. Ни о чем личном он не заговаривал. Она тоже отказалась от этого. Не потому, что ей было все равно, а потому, что было так очевидно, что он больше ничего не желал от нее. Он даже не хотел ее, он так ясно показывал это.
 Как раз неделю назад один мужчина с очень симпатичной женой заблудились и остановились на ранчо Лос Сантос, чтобы узнать дорогу. Обращение Торна с женщиной было рыцарским и нежным, и Трилби не находила себе места весь день, вспоминая об этом. Когда-то он так же относился к ней, пока не явился Ричард и не разрушил все ее надежды на счастье.
 Сисси прислала письмо. Она упомянула о возможном приезде с археологической группой профессора МакКолума в конце весны. Она не писала о Наки, но Трилби ясно читала о нем между строк. Та ночь, когда Трилби и Торн провели вместе в палатке, была так давно. Ее глаза погрустнели, когда она подумала, как далеки они стали друг от друга.
 Торн увидел, как погрустнело лицо Трилби, и, заглянув через плечо, увидел письмо, написанное прекрасным почерком Сисси.
 В конце письма было упоминание о Ричарде, о его новом увлечении. Торн подумал, что Трилби грустит именно из-за этого сообщения о ее бывшем поклоннике.
 — Итак, он нашел себе другую, не правда ли? Как печально для тебя, Трилби, — холодно произнес он.
 Сначала она смотрела на него в изумлении. Затем поняла, что он о ней думает. Она гневно взглянула на него.
 — Тебе больше нечего делать, как только насмехаться надо мной?
 Торн приподнял брови.
 — Прости меня, я уверен, что ты все дни проводишь, сравнивая меня с этим парнем с Восточного Побережья, желая, чтобы я походил на него. Не так уж это комфортно, моя дорогая, зависеть от благотворительности родственников, чтобы как-то прожить, не так ли?
 Она удивленно заморгала глазами.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Он постоянно путешествует из одного поместья в другое. Я думаю, Сисси написала, что ее обучение в колледже будет трудным для ее родителей, потому что их финансовое положение не слишком хорошее.
 Это никогда не приходило ей в голову. Да, действительно, Ричард очень много путешествует и всегда гостит у кого-нибудь из богатых родственников. Она никогда не думала о нем, как об иждивенце, а Торн, оказывается, считает его таковым.
 Гордость ее была уязвлена.
 — Это дело Ричарда, как ему жить.
 — К счастью, тебе не надо делить с ним его образ жизни. Как бы тебе понравилось быть обузой у своих родственников и пытаться сохранить достоинство.
 — Это было бы ужасно, — хрипло прошептала она.
 Он согласно кивнул.
 — Да, для тебя это было бы ужасно. В этом мы с тобой похожи, у нас слишком много гордости, — внезапно он наклонился и, одной рукой схватив за волосы, отклонил назад ее голову, чтобы видеть лицо. Бессознательно он заметил, что она не протестовала. Казалось, она была полностью в его власти. Его глаза остановились на ее полураскрывшихся чувственных губах.
 — Какая потеря, — прошептал он, наклонился и жадно впился ей в губы.
 Трилби застонала от неожиданного наслаждения. Как давно… он не целовал ее так! Но когда она хотела прижаться к нему, он оттолкнул ее, его глаза насмешливо смотрели ей в лицо.
 — Неужели ты так сильно скучаешь по нему? Так сильно, что даже я не могу его заменить? Какая жалость, что ты не уехала с ним!
 Трилби задохнулась от гнева, она вся дрожала.
 — Как жаль, что ты соблазнил меня!
 С этим он не мог согласиться. Он медленно покачал головой.
 — Нет. Это было прекрасно. Единственное, о чем я сожалею, что не получилось ребенка.
 Она вспыхнула и опустила глаза, перебирая складки юбки.
 — Я… не против иметь ребенка.
 Он заколебался. Трилби уже не казалась такой отчужденной, как раньше. На какое-то мгновение он поверил, что она стала ближе к нему.
 — Я мог бы дать тебе ребенка, если ты хочешь, — он задержал дыхание, ожидая, что она ответит.
 Трилби закусила нижнюю губу, Искушение было слишком велико. Она хотела этого, ей хотелось собственного ребенка, которого она могла бы любить. Но будет ли это правильно, когда она и Торн едва разговаривают, когда он даже избегает ее присутствия.
 — Ты… ты все еще любишь Сэлли, — грустно сказала она. — Я… я не хочу ребенка, рожденного только потому, что ты используешь меня, как ее замену.
 У него перехватило дыхание. И она могла поверить этому! Но она действительно верила, он видел это по ее лицу. Он слишком хорошо сыграл свою роль.
 — И только поэтому? А не потому, что я не тот хлыщ с Востока?
 Она открыла рот, чтобы ответить, чтобы сказать ему правду. Ее глаза потеплели. Но прежде чем она успела произнести хоть одно слово, в комнату, пританцовывая, вошла Саманта с цветной бумагой в руках. Она все еще стеснялась своего отца и начала болтать об украшениях на елку. Торн тяжело вздохнул и оставил их вдвоем. В течение дня он думал, что же могла сказать ему Трилби.
 — Мне нравится красный цвет, а тебе, Трилби? — спросила Саманта, возвращая взволнованные мысли Трилби к девочке. Саманта склеивала цепочки из колец, а Трилби вырезала для нее полоски из бумаги.
 — Мне очень нравится, как у тебя получается. Такие яркие. Настоящее Рождество, правда?
 — О да, — Саманта прикусила нижнюю губу и взглянула на Трилби встревоженно. — Трилби, как ты думаешь, кузен Курт приедет к нам на Рождество?
 — Я уверена, что он и твоя тетя приедут, если ты этого хочешь.
 — Нет, я совсем не хочу! — закричала девочка истерически. — Я вообще не хочу, чтобы он был здесь!
 Сердце у Трилби замерло в груди. Она отложила ножницы.
 — Но почему, дорогая?
 Глаза ребенка были полны слез.
 — Потому что она заперла меня в кладовой из-за него.
 — Я не понимаю.
 — Я видела, как они целовались. Моя мама и кузен Курт. Они были в постели и совершенно без одежды. Я открыла дверь, а моя мама закричала и ударила меня, а затем заперла в кладовой. Она продержала меня там целый час, Трилби, а в кладовой была крыса! — девочка вся дрожала. — Она укусила меня, я кричала, но она не выпустила меня! Посмотри! — Саманта сняла чулок и показала шрам на лодыжке.
 Судя по шраму, укус был очень сильным.
 — О, моя дорогая, — Трилби нежно обняла девочку. — Моя милая, мне так жаль!
 Саманта выплакалась у Трилби на плече. Как хорошо, что взрослый может поддержать и утешить тебя. У нее в жизни было так мало любви со стороны взрослых.
 — И ты не рассказала об этом отцу? — спросила Трилби, когда истерические рыдания девочки иссякли, и она вытерла глаза.
 — Мама приказала мне не рассказывать. Она сказала, что если я расскажу, она накажет меня хуже, чем тогда, в кладовке, а кузен Курт смотрел на меня, как будто я ему очень не нравлюсь. Он и сейчас так на меня смотрит. Он все время спрашивает меня, не рассказала ли я папе. Он пугает меня, — слезы снова полились у нее из глаз. — Как я ненавижу бывать у кузена Курта. Он мне не нравится, и я тоже не нравлюсь ему. Он все время повторяет, чтобы я не смела рассказывать отцу то, что видела.
 — Тебе больше никогда не придется оставаться с ним, — пообещала Трилби. — Никогда!
 — Папа сказал…
 — Неважно, что тебе сказал твой папа. Я поговорю с ним.
 — Но ему нельзя рассказывать! — умоляла Саманта. — Нельзя! Он любил мою маму, Трилби.
 А меня он не любит, подумала Трилби, но вслух ничего не сказала. Она приподняла лицо девочки.
 — Саманта…
 — Ты не должны, — настаивала девочка. — Это секрет.
 Трилби снова взглянула на шрам на ноге ребенка и подумала, сколько еще других ужасных наказаний придумывала Сэлли, пока услаждала себя с кузеном мужа. Испытав наслаждение в постели с Торном, Трилби казалось невероятным, что Сэлли могла предпочесть другого мужчину.
 — Не будем больше говорить об этом, — пообещала она и улыбнулась. Саманта была слишком обрадована, чтобы заметить, что Трилби не пообещала ничего не говорить Торну.
 Трилби обо всем рассказал ему в тот же вечер после ужина, когда они проводили редкие минуты наедине в гостиной. У них были разные спальные комнаты и разные жизни. Они так редко встречались, что, несмотря на брак, они были, как чужие.
 — Ты не должен заставлять ее бывать у них снова, — тихо сказала Трилби. — Ты понимаешь это теперь? Она действительно боится его, Торн.
 — Не могу поверить, — мрачно ответил Торн. — Не могу представить, чтобы Курт и Сэлли могли так предать меня… Нет!
 — Мне жаль, что тебе пришлось узнать это таким образом, — в голосе Трилби была боль. — Но Саманта не хочет, чтобы ты приглашал Курта на Рождество, она боится его. У нее ужасный шрам от укуса крысы, которая была в кладовой.
 — Укус крысы! — с ужасом воскликнул он.
 — Она кричала, но твоя жена не выпускала ее. И ты никогда не видел уксуса?
 — Она показала мне рану. Сэлли объяснила, что дочь упала на какую-то железку. Я представления не имел.
 Трилби чувствовала себя виноватой. Торну было очень больно, он любил своего ребенка, хотя не очень-то это показывал. Сэлли он тоже любил. Трилби ревновала его к первой жене, но она не стала бы рассказывать ему об этом случае, если бы не Саманта. Она сделала это только ради девочки. А с другой стороны, это освобождало Трилби от последней тени подозрения, если она еще оставалась у Торна, в отношении ее связи с Куртом. Не удивительно, что Сэлли лгала Торну и обвинила Трилби в тайной связи с Куртом.
 — Я не знаю, наказывала ли она еще как-то Саманту, — неохотно добавила Трилби. — Прости меня, но если твоя жена была настолько жестокой, что могла запереть ее в кладовой с крысами…
 — Тогда она могла наказывать ее по-другому, — закончил Торн за нее. Он уставился в потолок. — Я был слепым.
 — Ты же любил свою жену. Я бы никогда тебе не сказала, если бы твоя дочь так не боялась Курта.
 — А я так часто оставлял ее там в последнее время, — Торн встал и начал бесцельно бродить по комнате. Он взял в руки маленький портрет Сэлли и уставился на него. — Она была очень красивой женщиной. Саманта не похожа на нее, и поэтому не нравилась Сэлли. Она ненавидела и меня, и ребенка. Я знал, она не была счастлива со мной. Но вымещать это на собственной дочке… Это бессердечно!
 — Мне жаль, что тебе пришлось узнать это.
 — Саманта никогда и словом не обмолвилась.
 — Она боялась, что ты не поверишь ей.
 Торн поморщился.
 — А меня она тоже боится?
 Трилби подошла ближе к нему, пытаясь не проявлять своих чувств. У нее было сильное желание обнять его, поцеловать, чтобы хоть немного уменьшить его боль.
 — Торн, ты так мало времени проводишь с ней.
 — Она сама так хочет, — ответил он мрачно. — Она ведет себя так, будто я ей чужой.
 — Но так и есть.
 — Маленькой девочке нужна мать, — возразил он твердо. — Нам с ней не о чем говорить, у нас нет общих тем.
 Трилби не знала, что на это сказать. Он не станет слушать никаких доводов. — Курт не знает, что Саманта все рассказала.
 — Не думай, Трилби, что я стану держать это в секрете, — гневно возразил он. — Будь он проклят! Из-за него я подозревал и презирал тебя. Он мог бы сказать мне правду, Сэлли уже была мертва, ей невозможно было навредить!
 — Ты любил ее? — перевела она тему разговора.
 — По-своему, да. Любил, — наконец сказал он, отказываясь обсуждать эту тему дальше. Всем своим видом он запрещал любой разговор на эту тему. — Я поговорю с Куртом. Скажи Саманте, что он никогда сюда больше не приедет.
 — Он тебе очень нравился.
 — Это не мужчина, который уводит чужих жен, — его голос был холоден, как лед. — И если для тебя это важно, — добавил он, поколебавшись, — я прошу прощения за то, что так относился к тебе. Сэлли сказала мне… Впрочем, ты прекрасно знаешь, что она мне сказала. Очевидно, она просто старалась скрыть свои отношения с ним.
 — Я тоже это так поняла, — она смотрела в его суровое лицо, всем сердцем сочувствуя ему. — Иногда женщины совершают невероятные поступки. Это еще не значит, что Сэлли не любила тебя. Может быть, она искала развлечений.
 — Рискуя потерять ребенка, мужа и репутацию, — зло рассмеялся он. — Кажется, я был полностью слепым. Всегда ли люди не такие, какими кажутся?
 — Я думаю, не всегда, — ответила она печально, подумав при этом о Ричарде, как безумно любила она его, а потом убедилась, что он совершенно не стоит этого. Она взглянула на мужа.
 — Ты мне принесешь елку?
 Какое-то мгновение он молчал. От взгляда ее больших серых глаз у него слабели колени. Ему нравились необыкновенная нежность ее взгляда, ее глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Он невольно улыбнулся.
 — Какую елку ты хочешь?
 Она вся задрожала от его взгляда.
 — Не очень большую, — ее голос упал до шепота.
 — Хорошо, — он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Не беспокойся, я позабочусь о Курте, — и быстро вышел из комнаты.
 Торн вернулся с сосной. Это было небольшое, аккуратное деревце. Саманта и Трилби украсили его игрушками, и дерево выглядело очень нарядно и празднично.
 Трилби пекла, а Саманта украшала булочки и печенье. К Рождеству они приготовили множество всякой выпечки не только для себя, но и для работников, чтобы угостить их семьи.
 К столу они празднично оделись, и Торн разрезал нежно зажаренную индейку, приготовленную Трилби.
 — Правда вкусно, папа? — смущенно спросила Саманта. — Я помогала.
 — Конечно, помогала, — Трилби улыбнулась ей. — Без тебя я бы не справилась.
 Торн взглянул на дочь. Девочка открыто обожала Трилби, которая была с ней нежна, добра и сердечна. То, чего она практически не проявляла к нему. Она избегала его с тех пор, как рассказала о Сэлли. Неужели те две ночи, когда они были вместе, ему приснились, думал он.
 Не стоит все время возвращаться к прошлому.
 Она скучает по Ричарду, а он пытается сдержать себя, чтобы не войти к ней в спальню ночью. Ему было очень тяжело сдерживать себя.
 Но он совсем не сдерживал себя с Куртом. Торн нашел его дома и одним ударом кулака сбил с ног, к удивлению Лу. Он не стал ничего объяснять, вообще не сказал ни слова. Но Курт все и так понял, это было видно по его глазам. Торн оставил его лежащим на полу. Курту ничего не надо было объяснять, почему его любимый родственник больше не желает видеть его на ранчо Лос Сантос.
 Но самым трудным для Торна было признать, каким дураком он был. Он никогда не подозревал Сэлли в неверности, а она, оказывается, выталкивала его из постели, чтобы затащить туда Курта. Его репутация страдала, а он был так самоуверен. В самом начале их брака Сэлли любила его так же, как он ее. Теперь он сомневался, может ли доверять своему мнению о людях. Саманта заплатила слишком высокую цену за его слепоту. Может быть, когда-нибудь она упрекнет его за ту боль, которую перенесла от собственной матери. Ему хотелось поговорить с ней.
 — Папа, почему ты не ешь? — застенчиво спросила Саманта.
 — Что? Разве? Кажется, да, — он попробовал индейку и улыбнулся Саманте. — Очень вкусно.
 — Спасибо, — смущенно прошептала Трилби.
 Торн ничего не ответил. После того как они закончили ужинать, он откинулся на спинку стула и прикурил сигарету.
 — Может быть, МакКолум приедет раньше, чем он предполагал.
 — Твой друг археолог? — осторожно уточнила Трилби.
 — Да. Он приезжает с группой студентов. Они могут расположиться в доме, где живут рабочие.
 — А Сисси не приедет с ними? — спросила Трилби. — Она ничего не писала об этом и фактически до января не будет заниматься в его группе. Разрешит ли он ей тоже приехать?
 — Я не знаю. Подождем и увидим, — он внимательно посмотрел на нее. — Он понравился тебе, не так ли? — добавил он с холодным смехом. — Он цивилизованный человек.
 Торн поднялся и вышел, улыбнувшись Саманте. Трилби посмотрела ему вслед, но он даже не обернулся. Один раз его уже одурачили. Он больше не будет рисковать и привязываться к кому-то снова, тем более что она сидит и мечтает об этом чертовом блондинчике с Востока.
 После ужина они открыли свои подарки. Трилби сшила для Саманты кружевное платье с оборками, которое той очень понравилось. Для Торна был приготовлен шелковый галстук бледно-голубого цвета, который Трилби сделала своими руками.
 Торн купил в магазине для дочери новую куклу с белыми волосами, китайский чайный сервиз и игру в блошки. Трилби он вручил музыкальную шкатулку. В этот вечер они сидели в гостиной, на рождественской елке были зажжены свечи, и несколько мексиканских ковбоев исполняли на гитарах серенады.
 Идиллия была полной, за исключением того, что Трилби скучала по своей семье, где Рождество было шумным и счастливым праздником, когда собирались родственники со всего Нового Орлеана. По сравнению с тем праздником здесь было слишком грустно и тихо. В этот вечер она позвонила родителям, и лицо ее осветилось улыбкой, когда они сказали, что завтра приедут их повидать. По крайней мере, ей будет не так одиноко.
 Трилби пожелала им спокойной ночи и взяла музыкальную шкатулку в свою комнату. Круглая шкатулка была сделана из дерева с прекрасным и зеленым узором на крышке. Внутри было небольшое пустое место для пудры.
 Она закрыла дверь на ключ и с большим удовольствием слушала венский вальс, который звучал из шкатулки.
 Громкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Торн вошел в комнату, остановившись у двери.
 — Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты устроила такое хорошее Рождество для Саманты. Ей давно уже не уделяли столько внимания. Ей все очень понравилось сегодня.
 — Мне тоже, — спокойно ответила она.
 Ему тоже понравилось, но он не мог признаться в этом, не раскрыв своих чувств. А этого он не хотел делать.
 — Я уеду на несколько дней, — резко сообщил он, — мне нужно ехать в Мексику и отдать некоторые распоряжения, касающиеся моей собственности там. Становится слишком опасно держать скот на фазенде.
 — Завтра приезжают мои родители и Тедди, — медленно сказала она. — Может быть… ты подождешь пока?
 — В этом нет необходимости, — коротко ответил Торн, думая о том, что ему трудно будет видеть, как Трилби смеется и улыбается своим родным, в то время как с ним она чувствует себя, как в тюрьме.
 Глаза Трилби погрустнели, она избегала смотреть на него.
 — Я понимаю, — тихо сказала она. — Я передам…
 Ее спокойная манера говорить разозлила его.
 — Ты такая чертовски правильная, Трилби, — процедил он сквозь зубы. — Как бы я хотел увидеть тебя ругающейся или ворчащей.
 — Меня учили вести себя прилично, — сказала она, оправдываясь.
 — Да, как и того бледного городского мальчика, которого ты любишь, — ответил он холодно. — Бог знает, что вы нашли друг в друге. Вы оба настолько правильные, что, наверное, даже не смогли бы заняться любовью. Вы бы старались погасить свет и раздеться в темноте, чтобы не смущать друг друга.
 — По крайней мере, он не дикарь! — выкрикнула она в гневе.
 Его лицо потемнело.
 — Иногда тебе это очень нравится, — грубо сказал он. — Иногда ты очень любишь это!
 Она схватила музыкальную шкатулку и запустила в него, придя в бешенство от подобного унижения. Шкатулка ударилась о стену и разбилась, с грохотом упав на пол.
 Ее широко раскрытые трагические глаза сверкали на бледном лице.
 — Как ты смеешь обращаться так со мной? — она задыхалась от гнева. — Как с женщиной легкого поведения!
 — Боже, как бы мне хотелось, чтобы ты была ею, — выпалил он. — Женщина легкого поведения, по крайней мере, честна. Она не скрывает, что чувствует, думает и делает. Ты такая чопорная, что ни один мужчина не может приблизиться к тебе. Ричард Бейтс как раз в твоем стиле, Трилби. Я чертовски сожалею, что потерял голову и принудил тебя к замужеству. Я сожалею об этом больше, чем ты думаешь.
 Торн взглянул на разбитую шкатулку, лежащую на полу. Он сам искал ей подарок, долго пытаясь найти что-то такое, что обязательно понравилось бы Трилби, напомнило бы ей о прежней жизни. И вот как она отнеслась к его подарку! Для нее это оказалось просто барахло, никому не нужная безделушка.
 Сильным ударом ноги он отшвырнул шкатулку к стене, окончательно разбив, гневно взглянул на Трилби и вышел, громко хлопнув дверью. Холодными трясущимися руками Трилби подняла музыкальную шкатулку и заплакала. Это был такой изящный красивый подарок, какого она никак не ожидала от такого грубоватого мужчины, как Торн. Только увидев шкатулку разбитой, она поняла, с какой заботой Торн выбирал этот подарок. А теперь шкатулка разбита! Трилби горько сожалела, но эта ссора еще больше увеличивала пропасть между ними. Все зашло так далеко, что поправить что-либо было уже невозможно.
 На следующий день приехали родители и Тедди, и она была очень рада их приезду. Но Торн уехал еще до рассвета, не сказав ей ни слова. Несмотря на радость от встречи с родителями, Трилби скучала без него, и это было очень заметно.
 — Он скоро вернется, дорогая, — сказала Мери, улыбаясь и не подозревая об истинной причине печали дочери. — Ты счастлива?
 — Конечно, — Трилби улыбнулась в ответ, — давайте пить кофе и я прочитаю вам письмо Сисси.




 Глава 16


 Торн вернулся еще более молчаливый и мрачный, чем до отъезда. Трилби извинилась за музыкальную шкатулку, но он, казалось, почти не слышал ее и открыто избегал.
 Трилби переживала, что из этого могло получиться. Она неоднократно пыталась подойти к нему и объясниться, но у нее не хватало смелости. Наступил Новый год, и неожиданно пришла зима с сильным ветром, морозом и снегом.
 Борьба в Мексике становилась все ожесточеннее, все больше военных отрядов охраняли границу. За два дня до Рождества мятежники захватили поезд недалеко от Жуарес, высадив пассажиров у дороги. Дороги минировались, мосты взрывались, а мятежники не давали их ремонтировать. В Гузмане украли паровоз и автомобиль. Главарь мятежников Паскуаль Ороцо недавно захватил поезд в Чихуахуа в отместку за гибель ста пятидесяти мятежников.
 Распространялись слухи, что Ороцо собирается напасть на Жуарес. В начале февраля в Сан Бернардино был послан небольшой отряд солдат, чтобы охранять границу. У мятежников теперь было три лидера, которые стали широко известны в местности, прилегающей к Дугласу. Это были Бракаменто, Кабрал а также наиболее популярный Артуро «Красный Лопес», который говорил на прекрасном английском и часто выступал в роли переводчика. Полковник Жозе Бланко возглавлял революционные силы в Чихуахуа. У него произошел раскол с Ороцо, и теперь он был тоже одним из самых популярных лидеров в повстанческих лагерях. Ходили слухи, что под командованием Лопеса на стороне повстанцев сражаются несколько американцев, и Торн был уверен, что один из них — Наки, который исчез сразу же после отъезда Сисси. Трилби надеялась, что Торн ошибается. Если с Наки что-нибудь случится, это убьет Сисси.
 На ранчо старались не отходить от дома, потому что вблизи границы все время происходили столкновения, и теперь двадцать тысяч американских войск контролировали границу с Мексикой от Техаса до Аризоны и океанское побережье. Это было самое значительное передвижение войск и морских судов в истории Соединенных Штатов в мирное время. Слухи о возможной войне с Мексикой витали в воздухе, хотя президент Тафт заверил президента Диаса, что это необоснованные слухи. И, тем не менее, несмотря на публичные заявления, что войска США только совершают «маневры» вдоль границы, владельцы ранчо и городские жители держали наготове заряженные ружья и молились, чтобы ничего не случилось. Число прихожан в церквях значительно возросло. С наступлением марта количество конфликтов сразу же увеличилось.
 Трилби и Саманта были заняты домашними делами — уборкой, стиркой, в то время как Торн совершал объезды загонов для скота, занимался счетами и бухгалтерскими книгами, помогал своим людям ремонтировать постройки в преддверие весеннего сева и отела скота.
 Он уже продал свои мексиканские владения. Но ситуация в Агва Приете внезапно осложнилась — прибыли отряды мятежников под руководством «Красного Лопеса», Агва Приета находилась рядом с Дугласом по ту сторону границы. Однако повстанцы тут же отступили от города, и почти одновременно последовало сообщение, что Мадеро ранен в бою в Чихуахуа. Диас издал закон о смертной казни всем, кто незаконно пересек границу Мексики, предпринимая последнюю попытку подавить мятеж.
 В Касаз Грандес были схвачены пятнадцать американцев, как сообщали газеты, и им грозил расстрел согласно последнему закону Диаса. Торн выругался, прочитав это сообщение, и сразу же начал звонить в Вашингтон высокопоставленным чиновникам, чтобы выяснить подробности. Президент Тафт обратился к Мадеро с просьбой прояснить судьбу захваченных, но до сих пор о них ничего не было известно.
 МакКолум позвонил Торну как раз в то время, когда мятежники подступили к Агва Приете, и Торн убедил его не приезжать до апреля, когда приезд, возможно, будет более безопасным. Трилби была сильно разочарована, потому что надеялась, что Сисси тоже приедет, ее приезд мог немного облегчить ей жизнь. Торн был с Трилби или враждебен, или саркастичен. Они едва разговаривали и ни разу не коснулись друг друга.
 У Трилби было постоянно грустное настроение, счастливый блеск исчез из ее глаз. Она уже давно убедилась, что не беременна, и была разочарована этим, хотя и понимала, что это к лучшему. Из-за плохих отношений с Торном ребенок был нежелательным. Торн не произнес ни слова, когда она сказала ему об этом. На его лице абсолютно ничего не отразилось, хотя Трилби надеялась хоть на какую-то реакцию. Трилби была огорчена. После этого он почти не разговаривал с ней, только в случае крайней необходимости.
 Тем временем Трилби очень сблизилась с Самантой. У девочки был живой, острый ум, и ей нравилось заниматься с Трилби. И теперь, когда стало теплее, они сидели в креслах-качалках на веранде и занимались. Занятия и общение с Самантой были единственным радостным моментом в ее теперешней жизни. Иногда ее преследовали воспоминания о том, как она лежала в страстных объятиях Торна и дрожала от его поцелуев и прикосновений. В последние дни он даже ни разу не взглянул на нее. В особенно напряженные дни, когда надо было загонять скот в загоны, клеймить его и охранять от воров, он ел и спал в доме для работников.
 В зимнее время скот перегоняли редко, но с наступлением весны, когда дни стали длиннее, и зазеленела трава, перегоны увеличились.
 Конечно, войска, расположенные в Дугласе, осуществляли патрулирование границы, но число инцидентов все не уменьшалось. Полковник Дэвид Моррис внимательно следил за ситуацией и был готов в любой момент поднять гарнизон в Дугласе в случае необходимости.
 Лайза Моррис получила развод, и теперь доктор Пауэл регулярно навещал ее. Но в их отношениях не было намека на продолжение близости. Они ни разу не были наедине. Тем не менее, Лайза понимала, как доктор относился к ней, да и для миссис Мойс была совершенно понятна радость Лайзы при встрече с Пауэлом.
 — Знаете, дело о разводе уже решено, — сказала однажды Лайза доктору Пауэлу.
 Она была странно напряжена эти дни. Ее по-прежнему удивляло, что с ним она испытала такое наслаждение, какого никогда не получала с бывшим мужем.
 — Да, я знаю, — он откинулся на спинку стула и прямо посмотрел на нее. — Кажется, ваш муж собирается жениться на той женщине из Дугласа. По крайней мере, об этом поговаривают в гарнизоне.
 — Надеюсь, он будет счастлив с ней, — спокойно сказала Лайза.
 — Он встречался с вами?
 — Лично — нет, только через адвоката, — ответила она. — Для того, чтобы договориться о судебных издержках. Дэвид выразил желание оплатить их. Я думаю, это будет правильно.
 — Учитывая боль, которую он причинил вам, это его долг.
 Лайза почувствовала гнев в его голосе, ей стало теплее на душе. Тодд ни разу не упомянул о своих намерениях. Интересно, что он думает об этом, он был так же сдержан, когда она, отчаявшись и преодолев стыд, намекнула, что теперь свободна.
 — Вы знаете, я был женат. Моя жена и ребенок были убиты индейцами.
 — Да.
 Он отвел глаза и мял шляпу в своих больших руках.
 — В течение какого-то времени я был почти как мертвый. Я не хотел… никаких увлечений.
 Лайза судорожно сжала руки. Внутри у нее все оборвалось. Должно быть, она совершенно не поняла его намерений.
 — Конечно, — согласилась она, в ее голосе слышались грусть и боль.
 Пауэл поднял свою взлохмаченную голову, его голубые глаза, встретившись с ее взглядом, сверкнули.
 — Но теперь я хочу этого. Я ужасно этого хочу, мадам!
 Она вся вспыхнула от силы чувства, звучащего в его голосе. Они молча смотрели друг другу в глаза после такого откровенного заявления. Он немного неуклюже поднялся на ноги.
 — Возможно, можно было бы сказать лучше, но у меня нет изысканных манер. Извините меня.
 Она тоже встала.
 — В этом нет необходимости, — Лайза подняла на него сияющие счастливые глаза. — Я рада, что вы… что вы…
 Он подошел к ней немного ближе, чувствуя себя скованно из-за того, что дверь была открыта, ведь где-то рядом находилась миссис Мойс. А в этом доме всегда соблюдались приличия.
 — О, Лайза, — хрипло произнес Тодд, его горящие глаза смотрели на нее с обожанием. — Я хочу гораздо большего, чем слов, гораздо большего…
 У нее перехватило дыхание, глаза и лицо просто светилось волнением и счастьем, ноги дрожали.
 Он мял руками свою шляпу, бормоча что-то невнятное, боролся с сильным желанием схватить ее в объятия и целовать ее губы, пока они не покраснеют от поцелуев.
 — Я должен идти, — сердито сказал он. — Мне нужно присоединиться к полку в Дугласе. Вы же знаете, там все время происходят тревожные события. Нам нужно усилить охрану границы.
 Лайза чувствовала, как он страстно желает ее, он просто не мог скрыть этого. Она отвела взгляд в сторону.
 — Да, я знаю. О, Тодд, постарайтесь быть осторожным, — прошептала она обеспокоенно, глядя на него встревоженными глазами.
 Ее тревога о нем доставила ему настоящее наслаждение. Его лицо напряглось, голубые глаза остановились на ее тонкой фигурке. Он смотрел так долго, что она почувствовала, как твердеют соски ее груди. Он увидел это, и глаза его загорелись.
 Лайза быстро подняла руки к груди. Тодд жадно схватил ее ладонь и поднес к губам.
 — Да, я буду осторожен. Как приятно, что вы… проявляете обо мне заботу. До свидания… Лайза, — его голос был неестественным, прерывающимся.
 Он совсем не это хотел сказать. Чертовы приличия!
 Она подумала то же самое. Полуоткрытая дверь смущала ее тоже. Лайза поморщилась.
 — Всего хорошего, капитан Пауэл, — прошептала она в отчаянии. Он взглянул на нее последний раз долгим взглядом и заставил себя уйти. Вдова Мойс не сказала ни слова, но ее улыбка, с которой она взглянула на потрясенную Лайзу, была очень выразительной.
 Пришел апрель. Был издан приказ в отношении «Красного Лопеса», подозреваемого в ряде убийств на границе. Мексиканский консул в Дугласе предъявил ему претензии в скандальном поведении. Но местная военная прокуратура отказалась его арестовать, отрицая, что он был пьян и буйно вел себя. Тедди прочитал это и усмехнулся. Для него Лопес был настоящим героем, и он жадно читал каждое сообщение о мятежном капитане, а потом пересказывал Трилби при каждой встрече. Тедди сообщил ей, что Лопеса назвали «El Capiun», он стал местной легендой. Торн встречался с этим человеком, но почти никогда не говорил о революции. Трилби было не по себе от того, что он ничего ей не рассказывал. Если бы только они могли поговорить друг с другом!
 Группа студентов-археологов приехала в первую неделю апреля. Это была веселая счастливая компания молодых людей.
 — Я хотел, чтобы мисс Бейтс тоже поехала с нами, — МакКолум говорил в своей веселой манере, — но нужно было решить проблему компаньонки. Ее мать считает, что молодой девушке неприлично путешествовать в компании молодых людей. Мисс Бейтс не стала возражать, — добавил он на случай, если Трилби не поняла ситуацию.
 Итак, Сисси сама не захотела приехать. Она понимала, что Наки будет тверд в своем решении, и считала, что так будет лучше для них обоих. Но все равно Трилби загрустила. Как было бы замечательно поболтать с ней, тем более что с Торном они сейчас так далеки! Сисси не знала, что Наки нет, и что они предполагали о причинах его отсутствия. Не было никакого подтверждения, что он находится в Мексике, но они были уверены в этом.
 — У меня для вас письма от мисс Бейтс и ее брата. Они передают вам привет.
 — Как они поживают? — спросила Трилби неопределенно. Она видела, как напрягся и разозлился Торн, стоявший рядом с Крейгом МакКолумом.
 — Кажется, юный Бен только и мечтает вернуться сюда и стать ковбоем, — засмеялся МакКолум.
 — А Ричард… — он заколебался, взглянув на Торна.
 — Давай, расскажи ей, — мрачно разрешил он.
 — Он… э… прислал Трилби письмо.
 — Я взгляну на него, если ты не против.
 — Я против, — вмешалась Трилби. — Это письмо адресовано мне.
 — Ты моя жена, — черные глаза Торна засверкали. — И я буду читать любовные письма моей жене от других мужчин.
 МакКолум почувствовал себя неловко. Бейтс заставил его взять письмо, а он не хотел вмешиваться, так как подозревал, что Торн очень ревнует свою молодую жену.
 — Мне нужно его найти, — сказал он Торну. — Оно в сумке.
 — Тогда я почитаю, когда мы приедем домой, — Торн с трудом сохранял спокойствие. Черт бы побрал этого Ричарда!
 Трилби не понимала, почему Ричард пишет ей письма, он же знает, что она замужем. Это ее тревожило, так же как и безосновательный гнев Торна. Ей совсем не нужно это письмо!
 МакКолум виновато улыбнулся Трилби.
 — Я археолог, а не дипломат. Надеюсь, я не обидел вас, — у него были темные глаза с очень длинными ресницами, худощавое суровое лицо. Он был так же высок, как Торн, но более плотного сложения.
 — Нет, конечно, нет, — ответила Трилби, стараясь отогнать тревожные мысли.
 — Вы изучаете всякие древности, не так ли? — Трилби сменила тему. — Разные скелеты динозавров?
 МакКолум застонал.
 — Это палеонтология, а не археология.
 — Если вы будете говорить ему такие вещи, то можете остаться без головы, — вмешался один из студентов, смеясь. — Для образованного человека у него слишком взрывной характер, не так ли, доктор МакКолум?
 — Если ты хочешь закончить мой куре, Хаскинс, ты должен относиться ко мне с должным уважением, — шутя, ответил МакКолум. — На колени, и проси прощения.
 Трилби оглядывалась вокруг, приложив руку к губам.
 — Что вы ищете? — спросил МакКолум.
 — Людей с веревками, чтобы связать его.
 МакКолум засмеялся. У него был глубокий красивый голос и раскатистый смех.
 — Touche. У вас есть чувство юмора, миссис Вэнс. Несомненно, оно вам просто необходимо, чтобы жить с таким человеком, как Торн. Торн взглянул на него.
 — У меня спокойный характер.
 МакКолум кивнул.
 — Ну да, как у гремучей змеи, которая замерла на дереве перед смертельным укусом.
 Трилби смеялась так, что не могла остановиться. Торн пробормотал что-то о необходимости позаботиться о багаже, повернулся и вышел.
 — Я тебе помогу, — МакКолум последовал за ним.
 — Он не такой суровый, каким кажется, — сказал с усмешкой Хаскинс.
 — Я видела его только один раз и очень недолго, — вежливо ответила Трилби. — Он женат?
 — Вдовец. У него есть двенадцатилетний сын, который, в основном, живет с его сестрой. Они не очень-то ладят друг с другом.
 — Вам он нравится? Я имею в виду МакКолума.
 — Он нравится нам всем. Он очень знающий человек. И, несмотря на его грубоватые манеры, он очень добрый, — Хаскинс указал на нескольких хорошо одетых молодых людей. — А вот и остальная группа. Херри, Сид, Марти и Дэррен. Все они очень симпатичные люди. Мы все выпускники, а не новички. Этот археологический курс для нас, как развлечение. В этой поездке мы будем уделять внимание антропологии местных апачей, а также раскопкам на развалинах старого Хохокама. Доктор МакКолум говорит, что мы будем хорошо подготовлены по антропологии и археологии по окончании курса.
 — Мистер Хаскинс, я нисколько в этом не сомневаюсь, — сказала Трилби с улыбкой.




 Глава 17


 Трилби надеялась, что ей удастся взглянуть на письмо Ричарда до того, как они приедут в Лос Сантос.
 Но в дороге это оказалось невозможно. В машине МакКолума сидели студенты, остальные ехали в нанятой машине. Когда же они прибыли на ранчо, Торн, еще до того как проводил гостей в их комнаты, потребовал показать ему письмо.
 МакКолум извинился перед Трилби, достал письмо из сумки, неохотно вручил его Торну и, пробормотав что-то о необходимости поговорить с Хаскинсом, оставил их вдвоем.
 — Это мое письмо, — запротестовала Трилби.
 Торн хмуро взглянул на нее и вскрыл письмо.
 — А ты моя, — бесстрастно ответил он. — Я не позволю другим мужчинам писать тебе, пока мы женаты.
 Письмо было вполне определенного содержания, в нем выражалось сожаление и сочувствие. Ричард писал, что выражение лица Трилби при расставании поразило его. Он хотел, чтобы она написала ему, все ли у нее в порядке? Выйдя замуж за дикаря — он подчеркнул это слово — ей, возможно, нужен кто-то, кому можно пожаловаться и получить поддержку. Он готов был подставить свое мужественное плечо. Он очень сожалеет, что так плохо относился к ней во время своего визита. Фактически, добавлял Ричард, он пересмотрел свои взгляды на жизнь и был уверен, что совершил ужасную ошибку, отвернувшись от Трилби.
 Торну стало плохо. Он протянул письмо Трилби твердой рукой, глаза его были холодны и безжизненны.
 — Он шлет свои соболезнования твоему трудному положению, — коротко сказал он. — У него не выходит из головы, что ты вышла замуж за дикаря.
 Он повернулся и вышел из комнаты, оставив Трилби одну, чтобы устроить приехавших студентов. Выражение глаз Торна поразило Трилби, ей хотелось плакать. Она уже давно не считала его дикарем, но, к сожалению, он не знал этого и не хотел знать, а у нее не хватило решимости сказать ему об этом.
 Позже МакКолум уехал со студентами на автомобиле на раскопки недалеко от ранчо. Там раньше находили осколки керамической посуды, а также деревянные предметы, относящиеся к периоду палео-индейцев. Охотники доледникового периода молились на деревянные фигурки мамонтов и мастодонтов, которые населяли Северную Америку почти двенадцать тысяч лет назад. На обратном пути группа должна была остановиться в резервации апачей, чтобы изучить их традиции.
 Трилби волновалась о Торне.
 Он не знал ее чувств, но она надеялась, что он любит ее. Всегда должна быть надежда, но иногда она нуждается хотя бы в небольшой поддержке. Трилби допустила, что отношения между ними стали невыносимыми, не пытаясь объяснить что-либо. Ей казалось, что она поступала правильно, давая Торну прийти в себя после того, как он узнал о предательстве Сэлли и Курта. Возможно, она была не права.
 Ее родители всегда вместе с Тедди ездили по субботам в город. Пока Торна не было дома, Трилби позвонила им и убедила взять с собой Саманту, чтобы она купила себе новые платья.
 — Выбери что-нибудь хорошенькое, Саманта, — сказала ей Трилби. — Помни, обязательно яркое и с цветами.
 — Непременно, Трилби, — девочка улыбнулась.
 Последнее время она часто улыбалась. Даже с отцом, который старался в конце дня найти время и почитать ей немного, она держалась свободно. Это была маленькая хитрость Трилби, она пыталась сблизить отца с дочерью, чтобы Саманта чувствовала, что у нее есть семья.
 — А тебе не будет скучно?
 — Твой папа скоро придет на обед. Я хочу приготовить ему пирог.
 — Ему особенно нравится шоколадный, — улыбнулась девочка.
 — А также одной маленькой девочке.
 Саманта засмеялась и помахала Трилби на прощание рукой из машины Лэнгов.
 Трилби пекла пирог. Затем она переоделась в милое светло-голубое платье с оборками и кружевами, расчесала волосы, нанеся капельку своих лучших духов.
 Торн вернулся очень усталый. Он встречался с другими землевладельцами пограничной зоны и провел с ними целое утро. В городском костюме он выглядел совершенно иначе, необычайно элегантно.
 — Ты куда-нибудь собираешься? — спросил он Трилби, увидев ее в гостиной.
 — Нет, почему? — улыбнулась она. — Ты не хочешь попить чего-нибудь?
 — Хорошо бы холодного чаю со льдом.
 Она отложила шитье и вышла, а он устало опустился на диван. Его одежда немного запылилась в дороге, и когда она вернулась, он чистил ее щеткой.
 — Спасибо, — официально поблагодарил Торн, взял стакан с холодным чаем и сразу же одним махом выпил полстакана. — О, Боже, как хорошо!
 Трилби взяла у него из рук щетку, наклонилась и стала чистить его ботинки, пока черная кожа не заблестела. Она помедлила, задержав руку на его колене.
 Торн замер от этого прикосновения. Она никогда раньше не дотрагивалась до него. Обычно, всегда он раньше касался ее, как правило, преодолевая ее сопротивление. Он уже давно не решался дотронуться до Трилби, боясь отказа.
 — Мне хотелось бы попросить тебя кое о чем, — она спокойно смотрела на него.
 — Что ты хочешь? Развода? — спросил он с насмешливой улыбкой, чтобы скрыть внезапную тревогу.
 Трилби посмотрела в сторону.
 — Нет, не развода.
 У него отлегло от сердца.
 — Что же тогда?
 Она заколебалась.
 — Ты… можешь не захотеть.
 Торн поставил стакан, притянул ее ближе к себе между коленями, приподнял руками ее лицо и заглянул в глаза.
 — Что ты хочешь, Трилби?
 Она нервно вздохнула, губы ее раскрылись. Она с надеждой посмотрела ему в глаза.
 — Торн, я хочу от тебя ребенка.
 Он молчал. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
 — Что ты сказала? — спросил он глубоким значительным голосом, странная нотка прозвучала в нем.
 — Я хочу от тебя ребенка, — она теряла последнее мужество, сильно покраснела, но все же прямо смотрела ему в лицо.
 Он перевел дыхание, которое долго сдерживал, и крепко сжал ее руки.
 — Я… я знаю только один способ дать тебе ребенка, — нерешительно произнес он.
 Трилби кивнула.
 — Твое внезапное решение имеет какое-то отношение к письму Бейтса? — в его голосе звучала холодная угроза.
 — Нет, хотя, я предполагала, что ты так подумаешь, — уверенно ответила она. — Ричард это уже далекое прошлое. Я замужем за тобой, и я не верю в разводы.
 — И ты считаешь, что рождение ребенка улучшит наши отношения?
 — А разве нет? — ее ласковый взгляд остановился на его суровом лице. — О, Торн, неужели ты не хочешь еще одного ребенка? А вдруг, на этот раз это будет сын?
 Он с трудом дышал. Трилби предлагала ему блаженство, но он не доверял ей. Прошло еще так мало времени после этого чертового письма.
 — Ребенок… это важный шаг.
 — Да, — она подняла голову и обвила руками его шею, остановив взгляд на его крепко сжатых губах и не сводя с них пристального взора до тех пор, пока он не уступил ее давлению и не склонил свое лицо к ней.
 — Разве тебе так не нравится целовать меня? — прошептала она и открытыми губами прижалась к его губам.
 Он издал горлом глубокий стон. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы сломить его сопротивление и возбудить в нем бешеное желание. Торн прижал ее к себе и целовал до тех пор, пока страсть не охватила его так, что одних поцелуев уже было недостаточно. Он так давно желал ее, что сейчас, целуя, едва мог дышать.
 Громко застонав, он встал и, подняв ее на руки, понес через гостиную и поднялся в свою спальню, закрыв за собой дверь на ключ.
 Комната находилась в задней половине дома и была слегка затемнена, но все-таки было достаточно светло. Но Трилби ничего не замечала. Она, как и Торн, давно страстно хотела его, мечтала прижаться к его телу, почувствовать его своей кожей. К тому времени, как он сбросил одежду, страсть ее была почти невыносимой.
 Они упали на покрывало, оба в страстном огне, желая слиться ближе, чем прикосновение тел могло позволить. Торн накрыл ее своим телом почти сразу же, его желание было таким сильным, что он едва мог сдерживаться.
 Он не отрывал своих губ от ее рта, пока толчками проникал в нее, его голос был хриплым, когда его стоны вырывались прямо ей в губы, руками он держал ее бедра, пока вторгался в ее белое, мягкое, зовущее тело.
 Она не испытывала никакого стыда, никакой скованности и сразу же начала отвечать на его страсть так же горячо и смело, как и он, так же стремясь к полноте наслаждения.
 И когда это наступило, она закричала, ее голос дрожал на высокой ноте, а затем она зарыдала в экстазе. Трилби чувствовала и слышала Торна над собой, испытывая те же конвульсии страсти.
 Наконец, его мышцы расслабились, и она почувствовала всю тяжесть его тела. Он дрожал, ослабев, как и она, но руки его продолжали страстно сжимать ее в объятиях.
 Никогда она еще не испытывала такого сильного желания. Ее руки обняли его за шею, ее тело начало двигаться снова, настойчиво, беспомощно желая его.
 — Пожалуйста, — прошептала она хрипло, горячо целуя его, ее тело дрожало. — Пожалуйста, Торн, пожалуйста, еще!
 — Трилби, я не могу!
 — Ты должен, — простонала она, найдя его губы.
 Она решительно двигалась под ним, ее тело было живым, как ртуть, бедра двигались навстречу толчкам его тела в чувственном соприкосновении, это было чудесно.
 Он застонал от внезапного сильного возбуждения в ответ на ее движения.
 — Да, — прошептала она, выгибаясь, чтобы достичь полноты обладания.
 Она застонала, почувствовав его резкое проникновение, смотрела ему в глаза и находилась в каком-то страстном тумане. Она провела руками по его плоскому животу, касаясь его, и видела, как вспыхнуло жаром его лицо, как он задрожал.
 — Сделай меня беременной! Торн! — она задыхалась.
 Он громко застонал, смысл ее слов дошел до него, проник в тело и душу.
 Он покатился вместе с ней по постели, жадно впившись губами в ее рот, его тело двигалось вместе с ее телом. Они касались друг друга, как никогда не делали раньше, шепча друг другу слова страсти, смело и настойчиво лаская друг друга.
 Прошло много времени, прежде чем они достигли полного удовлетворения. Громкий стон Торна вторил хриплому стону Трилби и завершился триумфальным криком победы над самим сознанием.
 — Ты так и не ответила мне, — сказал он спустя долгое время, когда его страсть, наконец, остыла. — Это письмо Бейтса заставило тебя так себя вести?
 — Нет, это потому, что я хочу от тебя ребенка, — прошептала она.
 Трилби повернулась и склонилась над ним. Она поцеловала его припухшими губами. — Никогда раньше мне не было так хорошо с тобой. Даже во время нашей брачной ночи, — но на лице ее отразилась сдержанная тревога.
 — Торн, ты не думал о Сэлли в это время?
 Он мог бы солгать, но не осмелился. Не сейчас.
 — Нет, я ни о чем не думал, кроме тебя и того наслаждения, которое ты мне доставляешь.
 Она почувствовала облегчение. Трилби лежала рядом с ним, рядом с его прохладным мускулистым телом, не стесняясь того, что он смотрит на ее напухшие груди, тонкую талию, выступающие бедра.
 Она так же разглядывала его, видя его мужскую силу, крепость и стройность ног.
 — При дневном свете, — с сожалением сказал он.
 — Ты смотришь на меня, — добавила она.
 Лицо Торна напряглось.
 — Я люблю смотреть на тебя. Твои глаза становятся совсем черными, когда ты достигаешь предела, черными, как агат.
 Она вспыхнула при воспоминании, как интимно все было. Еще никогда в своей жизни она не чувствовала себя настолько женщиной.
 — Не хочешь ли теперь спать в моей постели, как примерная жена? Или произведение потомства было твоей единственной целью?
 Она взглянула ему в глаза.
 — Нет, не единственной. Мне очень хочется спать вместе с тобой, Торн.
 Он поблагодарил Бога за счастье, но внешне ничем не показал радости, которую она ему доставила. Его гордость не раз страдала из-за нее в прошлом, на этот раз он не будет полностью открывать свои чувства.
 — Мне этого так же хочется.
 Он отстранился от нее и встал. Стоя к ней спиной, он собрал свою разбросанную в беспорядке одежду и оделся.
 Трилби, напротив, не стала торопиться одеваться. Она лежала, усталая и удовлетворенная, наблюдая, как он одевается, ее волосы разметались по подушке.
 Он заметил, что она не одевается только тогда, когда сам полностью был готов. Торн обернулся и взглянул на ее порозовевшее тело, небрежно-соблазнительно лежащее на постели. Он изучающе смотрел на линии ее тела.
 — Хотя мне доставляет огромное удовольствие смотреть на вас, миссис Вэнс, возможно, будет благоразумнее, если вы оденетесь. Я слышу звук машин. Это означает, что наши гости возвращаются.
 — Уже! — вскочила она. — Но они только недавно уехали…
 — Несколько часов назад.
 Она вспыхнула, поняв, как долго пробыла в объятиях мужа.
 — О-о!
 — Я встречу их, — он подал ей платье и не сводил глаз с ее лица и тела. — Я хочу, чтобы у нас был ребенок, Трилби. Ничто не доставит мне большей радости.
 Торн наклонился и нежно поцеловал ее, неохотно оторвавшись от ее губ, глаза его были серьезны, лицо мрачно.
 — Мне хотелось бы быть более джентльменом и менее дикарем, — тихо сказал он. — Возможно, тогда бы ты чувствовала себя счастливой.
 — Торн, я не… — запротестовала она.
 Но в доме раздались голоса, и Торн направился к двери, не дослушав слов Трилби.
 — Одевайся быстрее, — бросил он через плечо.
 — Я встречу их.
 Трилби быстро оделась, привела в порядок постель. Закончив, она спустилась в холл, в это время вошел МакКолум, чем-то сильно расстроенный.
 — Что случилось? — Трилби почувствовала, что произошло какое-то несчастье.
 — У меня плохие новости. Мы остановились в резервации. Кажется, слухи подтверждаются. Друг Торна Наки находится в Мексике и сражается на стороне мятежников.
 Трилби заволновалась. За последние месяцы до них несколько раз доходили слухи, что Наки сражается в отряде Лопеса, но это были только слухи, ничего определенного они не знали. Трилби не написала об этом Сисси, она не могла позволить ей огорчаться еще больше.
 — Мы слышали раньше, что он был в Мексике, — медленно сказала Трилби.
 — Мне жаль, что я сообщил вам такие новости. Сейчас там очень опасно.
 Действительно, там было опасно. По слухам, среди убитых мятежников были американцы. Трилби не могла себе представить, что среди них был Наки. Она сменила эту печальную тему.
 — И, тем не менее, как прошли ваши раскопки?
 Этот вопрос вернул МакКолуму хорошее расположение духа. Больше всего на свете он любил говорить о своей работе. Он рассказал о поездке с мельчайшими подробностями. Торн присоединился к ним немного позже. На его лице не было и намека на ревность, когда он нашел Трилби, беседующую с МакКолумом. Он выглядел очень задумчивым и расстроенным.
 Последующие дни были очень интересными для студентов МакКолума. Они обследовали ранние индейские поселения и наблюдали за повседневной жизнью апачей в резервации. Торн предупредил, чтобы они были осторожнее, официально сообщалось о серьезных боях в Мексике, небольшие городки переходили из рук в руки, то к мятежникам, то к федералам. Все чаще минировались железные дороги и мосты, в добавление ко всему, Военный Департамент в Мексике заказал во Франции двадцать миллионов патронов для маузеров с условием немедленной доставки.
 МакКолум воспринимал ситуацию очень серьезно, поэтому согласился с предложением Торна, чтобы его группу сопровождали несколько ковбоев.
 — Они все же интересный народ, — заметил Хаскинс, негромко обращаясь к доктору МакКолуму. Разговор велся во время еды, состоящей из черепах, мяса и бобов. Их хозяин был помощником вождя племени.
 — В самом деле, — согласился МакКолум, глядя на других студентов-выпускников. — Совсем не то, что вы ожидали, не правда ли, Гринсборо? — обратился он к высокому темноволосому студенту.
 — Да, сэр, — ответил тот. — Я думал, что этот народ принадлежит к каменному веку. Они совсем не безграмотные дикари, как я считал. Несмотря на веру в сверхъестественные силы и различные суеверия, они умны и горды.
 — Да, это так, и большинство племен такие же. Хотя они живут не по таким правилам, как мы, но они могли бы научить нас, как выжить в одном из самых жестоких мест на земле.
 — Так почему же миф об их безграмотности продолжает существовать? Легко заметить, что этот предрассудок все еще имеет место здесь, на Западе.
 — Да, действительно, — МакКолум встал и поклонился хозяину, показывая, что ему все здесь понравилось, пристально глядя на остальных студентов, пока те не сообразили и тоже не последовали обычаю. Затем, попросив разрешения, он закурил трубку, которая передавалась по кругу, пока ее не выкурили. — Трудно себе представить, чтобы тысячелетние предрассудки исчезли, потому что начался новый век, Хаскинс. Боюсь, что нам придется жить с этим еще многие годы, пока белые не станут достаточно образованными, чтобы понять и оценить другие культуры.
 — Мы достаточно образованны, — заметил Гринсборо.
 — Конечно, — усмехнулся МакКолум. — И поэтому должны быть умны. Поклонитесь, мистер Гринсборо. Вы беспокоите нашего хозяина. Он думает, что вам не понравилась еда.
 — О, извините, — Гринсборо вежливо поклонился.
 — В отдельных лесах Восточного Побережья так же существовал обычай кланяться после еды, — подчеркнул МакКолум, заметив недоумение на лицах студентов. — Я хочу напомнить вам, что, не смотря на утонченные манеры в гостиных на Востоке страны, среди элитных семей существует традиция одевать маленьких мальчиков, как девочек.
 — Но у некоторых индейских племен есть мужчины, которые одеваются, как женщины, — возразил Гринсборо. — Они их называют berdache.
 — Очень хорошо, мистер Гринсборо! Иногда вы слушаете то, что я читаю на лекциях?
 Гринсборо покраснел.
 — Конечно, сэр.
 — Что такое «лекция»? — вежливо спросил помощник вождя племени, который молча слушал разговор.
 — Таким образом, мы обучаем студентов в колледже, — МакКолум подробнее объяснил это новое слово индейцу. — Я обучаю антропологии, а также археологии, — далее он объяснил, что означают эти названия.
 — Понимаю, — ответил пожилой человек, когда МакКолум закончил объяснение. Он оглянулся на студентов. — А эти молодые люди живут в вигвамах, как мы? — он указал на хижину, в которой они находились, — и учатся, как мы учим наших молодых людей?
 — Вы имеете в виду учиться, как можно обойтись без воды в пустыне, если сосать булыжники, как можно предсказать события или вызвать духов? — спросил МакКолум. — Нет, не совсем так. Эти мужчины учатся оценивать другие культуры, чужой образ жизни, а также как жили древние люди. Они, в свою очередь, будут учить других.
 Помощник вождя кивнул.
 — Это хорошо. Если мы будем изучать друг друга, тогда будем менее…. — он сделал паузу, — враждебны.
 — Мы надеемся на это, — ответил МакКолум.
 Помощник вождя вынул трубку мира, набил ее и посмотрел на МакКолума.
 — Вы объяснили им эту традицию?
 МакКолум чувствовал себя неловко. Они знали об этом обычае, они были здесь гостями, этика и традиции требовали не отказываться от гостеприимства. Но он был не уверен, последуют ли этому его студенты.
 — Да, рассказывал, — МакКолум посмотрел на студентов взглядом, не допускающим никаких пренебрежительных замечаний.
 — Не беспокойтесь, сэр, — Хаскинс блеснул очками. — Мы рядовые.
 Тем временем помощник вождя закончил раскуривать трубку. С молитвенной торжественностью он взмахнул несколько раз рукой с трубкой на четыре стороны света. Сделав первую затяжку, он пустил трубку по кругу, и каждый сделал одну затяжку. Затем последовала церемония принятия напитка из общей чаши. Это была отвратительная жидкость, которая пахла еще хуже, чем была на вид, но ритуал требовал обязательного участия. Почти мгновенно гости стали выскакивать из вигвама, как студенты, так и их профессор, они едва успели добежать до ближайших кустов.
 — Это хорошее лекарство, — усмехнулся помощник вождя, который также освободил свой желудок.
 — Очищает оно прекрасно.
 МакКолум давно изучал жизнь восточных индейцев. Он знал, что эта «отрава», известная как «черный напиток», всегда подавалась, если в трапезе участвовали белые люди. Голова у него раскалывалась, а в желудке все горело.
 — Хорошее лекарство, — весело согласился он.
 Хаскинс думал, что сейчас умрет. Ему предложили воды, и он с жадностью выпил ее, его лицо было бледным, но веселым.
 — Мои поздравления, — процедил МакКолум сквозь зубы. — Теперь вы мужчина.
 — Спасибо боль… — он не успел договорить, как его снова стошнило.
 Помощнику вождя понравилось мужество его гостей. После этого он стал с ними более откровенен и рассказал о таких подробностях жизни апачей, с которыми даже МакКолум был не знаком.
 Он рассказал о разных болезнях — о медвежьей болезни, о болезни койота — и как их лечить. Что они боятся совы, потому что в момент смерти в них вселяются злые духи.
 Он рассказал, как лечить болезни и как распознать ведьму. Это были очень секретные вещи, и только обещание держать все в тайне убедило его рассказывать о них. МакКолум уважал традиции и достоинство хозяина и настаивал, чтобы студенты относились к ним так же.
 — Мистицизм очень интересное явление, — прошептал Гринсборо, когда вождь показывал им индейскую деревню.
 — Никогда не совершайте ошибок и не критикуйте веру других народов, — посоветовал МакКолум. — В самых древних культурах болезнь и смерть считаются противоестественным явлением, которые вызываются злыми силами.
 — Да, я знаю, — понимающе откликнулся Хаскинс. — Я читал о настоящих трагедиях, связанных с нарушением табу пришельцами, — он упомянул о трагедии в одной южноамериканской стране, когда погибло много людей.
 — Да, такое случается, — согласился МакКолум.
 — Это очень опасно — быть вовлеченным в мистицизм.
 — Алачи, конечно, не настолько враждебны…
 — Они очень верят в сверхъестественные силы, — ответил МакКолум. — Возможно, они не убьют вас, но вы можете разрушить всю мою трудную работу здесь. Постарайтесь не рисковать моей исследовательской работой, не делайте необдуманных замечаний. Не обязательно соглашаться с их традициями и обычаями, но уважать их надо.
 — Конечно, сэр, я никогда не оскорблю их взглядов.
 — И очень хорошо сделаете, Гринсборо, — добавил МакКолум спокойно. — Очень хорошо. Я думаю, из вас получится очень хороший археолог.
 Молодой человек покраснел от удовольствия.
 — Ну что вы, спасибо, сэр.
 — Мне вы такого никогда не говорили, сэр, — обиделся Хаскинс.
 МакКолум нахмурил светлые брови.
 — Я не настолько глуп, Хаскинс. Ты получаешь прекрасные оценки на всех моих экзаменах, и декан говорит мне, что я могу потерять свое место в твою пользу еще до того, как ты закончишь учебу! Бог мой, разве я могу после этого тебя поощрять!
 Все рассмеялись, включая Хаскинса.




 Глава 18


 За ужином Торн и МакКолум были подавлены, и Трилби понимала, что причиной этого было известие о Наки. Торн просил Джорджа узнать у мексиканцев об исчезнувшем апачи. Когда МакКолум надавил на него, мексиканец неохотно признался, что эти сведения узнал от своих двоюродных братьев в Мексике и что, возможно, Наки уже убит. Но точно ничего не мог сказать.
 Трилби не знала, как об этом написать Сисси. В своем последнем письме та умоляла сообщить ей все, что они знают о Наки. Трилби медлила с ответом, надеясь узнать что-нибудь обнадеживающее. Но, кажется, все было напрасно.
 Трилби представила себе, как бы она себя чувствовала, если бы Торн сражался в Мексике, и не было никаких известий в течение нескольких месяцев. Ей стало нехорошо, и она вынуждена была сесть.
 — Что с вами? — спросил МакКолум.
 — Ничего, — ответила Трилби, но ее сильно мутило.
 Ее чувства к Торну слишком волновали ее. Она всегда понимала, что неравнодушна к Торну, но не подозревала, что ее чувства так сильны. Он стал для нее всем. Если бы она потеряла его, стала бы она так же переживать, как Сисси?
 — Может быть, вам чем-нибудь помочь?
 Вошел Торн, и увидев озабоченного МакКолума, склонившегося над сидящей Трилби, нахмурился.
 — Что случилось? — быстро спросил он.
 — У Трилби закружилась голова. Я оставляю ее с тобой.
 Торн наклонился над Трилби и посмотрел ей в лицо.
 — С тобой все в порядке, любимая? — нежно спросил он.
 Трилби посмотрела ему в глаза, и страх начал исчезать. Она медленно дотронулась до его лица, ласково проведя рукой от щеки к губам. Импульсивно она наклонилась к нему и прижалась губами к его рту.
 Торн резко отпрянул назад.
 — О, извини, — она смутилась и отвернулась. Ее рука опустилась. — Я не хотела…
 Но он схватил ее руку и прижал к своему лицу. Другую руку он погрузил в ее волосы, повернув ее лицо к себе. Его темные глаза сверкнули, он поцеловал ее с такой страстью, что колени у нее задрожали.
 Торн гладил руками ее спину.
 — Трилби, я просто не ожидал этого, — он смущенно засмеялся. — Ты обычно не дотрагивалась до меня.
 — Я хотела бы, если тебе это нравится.
 Лицо Торна напряглось.
 — Мне очень это нравится, не сомневайся.
 Трилби встала и погладила его лицо медленно и нежно.
 — Ты очень красив, — прошептала она. — И мне нравится, как мы целуем друг друга.
 Его дыхание стало шумным.
 — И мне тоже, — его глаза остановились на ее губах. — Я готов сейчас положить тебя на этот кухонный стол и…
 — О, Торн…
 Звук приближающихся шагов заставил их опомниться. Он быстро отстранил ее от себя и неуверенно засмеялся.
 — Я едва дышу из-за тебя.
 — Как хорошо, — прошептала она кокетливо.
 — Ты хочешь, чтобы я сошел с ума?
 Ее веки задрожали. Она чувствовала себя настоящей женщиной, сознающей свою власть над мужчиной.
 — Если по секрету, — прошептала она ему на ухо, — я едва сдерживаю себя.
 — Ты будешь спать сегодня со мной?
 — Конечно.
 Его скулы покраснели, и когда МакКолум появился в дверях, в глазах Торна было что-то неистовое.
 — У вас все в порядке? — спросил тот, чувствуя в комнате какое-то напряжение.
 — Со мной все хорошо. В самом деле. Просто немного закружилась голова. У меня это бывает время от времени. Серьезно.
 — Ты уверена? — обеспокоенно спросил Торн.
 Она улыбнулась, глядя ему в глаза.
 — О да, я уверена.
 Трилби не хотела, чтобы МакКолум по возвращении рассказал Сисси о Наки. Тот обещал хранить тайну.
 — Мне очень жаль Наки, — грустно сказал МакКолум.
 — Мне тоже, — с сожалением согласился Торн.
 — Он может еще объявиться, вы же знаете, — добавил МакКолум улыбнувшись. — От него всего можно ожидать.
 — Да, он такой, — Торн поигрывал вилкой, не сводя глаз с Трилби. Его глаза горели желанием.
 Прошлой ночью он целовал ее до тех пор, пока его губы не стали болеть, но не решился позволить себе большее, после того как они так страстно занимались любовью накануне днем. Поэтому он просто прижал ее к своему сердцу, и так, обнявшись, они провели ночь. Этим утром между ними были совсем другие взаимоотношения. Она открыто смотрела на него теплым, только им двоим понятным взором, он отвечал ей взглядом, полным страсти. Когда он обнимал ее за плечи, она больше не отстранялась.
 Наоборот, теснее прижималась, положив голову ему на грудь. Он был счастлив и впервые не задумывался о мотивах или причинах ее нежности. Он постарался отодвинуть мысль о Ричарде на задний план и жить сегодняшним днем.
 Тремя днями позже МакКолум и его студенты уехали. Они планировали провести здесь две недели, но вынуждены были уехать раньше. Торн объяснил Трилби, что МакКолума отозвали из-за обострившейся ситуации в Агва Приете, там снова возникла угроза атаки со стороны мятежников. Поезд на Накозари, который отправился из горнодобывающих поселков в Соноре, был остановлен и задержан отрядом «El Capitdn» — Лопесом в районе мексиканской границы. Они намеревались доставить поезд в Агва Приету, но в поезде оказались женщины и американцы, поэтому Лопес не стал рисковать их жизнью. После этого в глазах Торна акции Лопеса сильно повысились.
 Не успели Трилби, Саманта и Торн вернуться с вокзала в Дугласе, как на горизонте они увидели одинокого всадника, направляющегося к их ранчо.
 Трилби завела Саманту в дом. Торн поджидал всадника на крыльце, острым зрением он уже определил, кто это.
 — Наки! — закричал он, когда всадник сошел с лошади. — Неужели это ты?!
 Он вынужден был задать этот вопрос, потому что всадник ничем не напоминал ему апачи и был одет, как ковбой, в сапогах, поясе для оружия и в большой мексиканской шляпе. Даже волосы были коротко подстрижены. Когда он снял шляпу, его можно было принять за прирожденного испанского гранда с высокомерным взглядом и орлиным носом.
 — Да, это я, — он взволнованно дышал. — Где она? Мне сказали, что у тебя гостят МакКолум и несколько студентов. Я надеялся, что она здесь. Я гнал коня всю ночь, чтобы добраться сюда… Она в доме?
 Торн молча смотрел на него.
 — Ее здесь нет.
 Наки удивленно глянул на него.
 — Но они же говорили…
 — Она не приехала. Приезжали только сам МакКолум и несколько юношей-студентов. МакКолуму рассказали, что ты сражаешься на стороне мадеристов, и достоверно о тебе ничего не известно. Джордж сказал, что ты пропал без вести и, возможно, мертв.
 Лицо Наки помрачнело.
 — Александре это известно? Кто-нибудь сказал ей, что я погиб?
 — Нет. Еще нет. Трилби умоляла МакКолума хранить это в секрете.
 Наки провел рукой по лбу, вытирая пот.
 — Да, у меня были кое-какие неприятности во время боев. Мне представилась возможность помочь освобождению угнетенного народа. Я сражался на стороне повстанцев полковника Хосе Бланко, в основном, в отряде Красного Лопеса. Было чертовски тяжело, меня ранили в плечо, и мне понадобилось несколько недель, чтобы встать на ноги, но я не умер.
 — Слава Богу.
 — Возможно, даже к лучшему, что Александра не приехала, — сказал Наки тусклым голосом. — Бланко пообещал, что после победы революции я, возможно, получу ранчо одного из фазендейро или даже смогу купить собственный дом. В Мексике меньше предрассудков, за исключением того, что там очень настроены против белых и богатых испанцев. Если я не признаюсь, что я апачи, то меня даже не принимают за него.
 Торн изучающе смотрел на Наки.
 — И как долго ты собираешься отказываться от своего прошлого и своих предков?
 Наки посмотрел вдаль.
 — Я не могу от этого отказаться. Я горжусь своим народом и тем, что я апачи. Я не пытаюсь это скрыть даже в Мексике, но среди мятежников почти нет предрассудков. Все мы там чувствуем себя не в своей тарелке. После революции, если мы победим, там не будет иметь значения, какой я расы, — он повернулся к Торну. — Я люблю ее.
 Боль, прозвучавшая в его голосе, потрясла Торна до глубины души.
 — Я знаю, — с трудом произнес он. — Но она не захочет, чтобы ты отказался от своего народа. Она принимает тебя таким, какой ты есть.
 Наки посмотрел на него.
 — Торн, я никогда не смогу жить на Востоке страны, а жизнь в резервации погубит ее, несмотря на ее решимость. Мексика — единственная страна, где мы могли бы жить вместе.
 — Мексика сейчас в огне революции.
 — Я это знаю, — сухо ответил Наки.
 — Заходи и побудь у нас хоть немного. Ты мог бы хоть рассказать нам, что там происходит. Джордж у нас — единственный источник, от которого мы узнаем о революции.
 Трилби очень обрадовалась, увидев Наки живым и невредимым, поставила дополнительный прибор на стол, и Наки за обедом рассказал им о последних событиях.
 — Здесь, на севере Мексики, у нас очень хороший командир, полковник Бланко, есть и другие способные командиры. Есть очень смелый парень по имени Артуро Лопес, который руководит боями. Его называют «Красным». А сейчас в его отряде… — он покачал головой, — Вы не поверите, там можно встретить людей очень многих национальностей. Я встречал там французских легионеров, немцев, датчан, очень много ковбоев из Техаса, Аризоны и Нью-Мексико. Даже есть пижоны с Восточного побережья, один из них — выпускник Гарварда, — Наки усмехнулся, на его темном лице зубы ослепительно сверкнули. — Ходит слух, — он конспиративно наклонился к ним, — что среди мятежников есть один индеец апачи!
 — Не может быть! — воскликнул Торн.
 — Никто не поверит этому, — вторила Трилби.
 — Мадеро победит?
 — Конечно, — ответил Наки. — Но даже если он победит, я сомневаюсь, что долго продержится у власти. У него доброе сердце, но для того, чтобы руководить страной, нужно что-то большее. Здесь нужна безжалостность.
 После обеда Торн проводил своего друга в загон, где его лошадь накормили, напоили водой и подготовили к обратной дороге.
 — Ты уверен, что не можешь провести у нас ночь?
 — Я дал слово, что вернусь к утру, — последовал ответ. Наки заколебался. — Я помогаю в качестве переводчика, когда Лопеса нет на месте. Я полагаюсь на вас, что вы будете держать это в секрете. Обстановка очень серьезная. Благоразумнее сейчас остаться на ранчо и не ездить в Дуглас. Я не могу сказать большего, и вы не должны никому рассказывать о моих словах.
 — Разумеется. Спасибо тебе, — хотя Торну хотелось узнать больше, он не настаивал. — Что нам ответить Сисси, когда она напишет?
 Наки заколебался. Он уже оседлал лошадь и молча теребил в руках поводья.
 — Ничего не говорите ей, — наконец, сказал он, лицо его было твердым и решительным. — Пока революция не закончилась победой или поражением, лучше, чтобы она ничего не знала.
 Торн засомневался. Трилби говорила ему, что Сисси в отчаянии и ждет любых вестей о Наки. Если она решит, что Наки мертв, она способна на безрассудный поступок.
 — Я надеюсь, МакКолум будет держать язык за зубами, если Сисси будет расспрашивать его. Он все понимает, но не может противостоять просьбам женщины, в особенности несчастной женщины. Что, если он расскажет о твоей смерти?
 — Я почти понимаю, что ты имеешь в виду, — проницательно заметил Наки. — Но ты недооцениваешь Александру, Я знаю, что она чувствует, но она достаточно сильная, решительная и целеустремленная, чтобы не лишать себе жизни. Если кто-нибудь ей скажет, что меня нет в живых, она переживет несчастье и станет сильнее. Я знаю ее.
 — А что, если ты ошибаешься? — спросил Торн. — Сможешь ли ты с этим жить?
 — Конечно, нет, — последовал спокойный ответ.
 — Но я не ошибаюсь. Если я смогу обосноваться в Мексике, я сам ей сообщу об этом, и у нее не будет выбора. Если я не смогу, тогда пусть она думает, что я мертв. Так будет лучше для нее.
 — На твоем месте я не был бы таким благородным. Ради Трилби я готов и убить, и умереть.
 — Я знаю. Ты сказал ей об этом?
 Торн холодно рассмеялся.
 — Она все еще влюблена в того парня с Восточного побережья. Она привыкла ко мне, но ее сердце мне не принадлежит.
 — Не теряй надежды. Этого парня здесь нет, а ты здесь.
 — Я знаю. Это очко в мою пользу, — он пожал другу руку. — Не теряй головы, будь осторожен.
 — Не спи слишком крепко ночью. Хотя ты продал свою мексиканскую землю, твой скот привлекает голодных людей, которые отчаянно дерутся за победу революции. Держи ухо востро. И помни, что я сказал о Дугласе.
 — Буду помнить. Удачи.
 — De nada.
 — Постарайся поддерживать с нами связь, хотя бы через родственников Джорджа. Не мог бы ты сделать это?
 Наки выпрямился в седле, он выглядел очень элегантно и прекрасно держался верхом.
 — Я постараюсь.
 — Adios.
 — Vaya, con Dios, — последовал ответ. Наки повернул лошадь и поскакал прочь. Его одинокий силуэт еще долго виднелся на горизонте.
 — Но почему он не хотел, чтобы мы рассказывали все Сисси? — жалобно спросила Трилби. — Разве он не понимает, что известие о его смерти может убить ее?
 — Он все понимает. Ради нее самой он не хочет подавать ей надежды, чтобы потом не лишить ее.
 Он пытается сделать невероятное, Трилби. Он отказался от своей страны ради любви к женщине.
 — Трудно предположить, чтобы мужчина сделал это просто ради женщины, — она взглянула на него из-под ресниц.
 Торн улыбнулся. Саманта уже ушла спать. В доме было тихо и безлюдно, лишь тиканье старинных дедушкиных часов громко раздавалось в холле.
 — Я хочу тебя, — нежно сказал Торн.
 Такие откровенные слова очень сильно действовали на Трилби, и она покраснела, как невеста.
 — Торн!
 — Я понимаю. Я опять не совсем цивилизован, не так ли? — спросил он, приближаясь к ней почти вплотную, так близко, что она почувствовала жар, идущий от его тела, слышала запах табака и кожи от его одежды.
 — Я слишком груб и слишком принадлежу моему Западу, чтобы подходить такой воспитанной женщине, как ты.
 — Нет, совсем нет! — прошептала она, дрожа. — Я тоже тебя хочу!
 Он тяжело задышал. Взглянув в его глаза взором, полным разгорающейся страсти, она подняла руки к вороту платья и, не отводя глаз от лица Торна, начала сама расстегивать его. Он молча смотрел, пока она полностью не обнажила грудь, дыша так тяжело, как будто бежала.
 — О, Трилби, — прошептал он благоговейно.
 Она взяла его лицо своими прохладными ладонями и нежно притянула к себе.
 — Моя любимая, — с трудом произнес он, обнимая ее, — моя любимая.
 В его глубоком голосе звучала не только страсть! Он поцеловал ее грудь, и она сразу же ответила на прикосновение его губ — соски стали твердыми и чувственными. Торн поднял ее на руки и, не отрывая губ от ее мягкой груди, быстро понес через холл в спальню, остановившись только для того, чтобы запереть дверь.
 Он положил ее на постель и в темноте начал снимать с нее одежду, но Трилби остановила его.
 — Разве ты не хочешь меня? — неуверенно спросил он.
 — Зажги лампу, я хочу видеть, как ты будешь обладать мною!
 Торн дрожащими пальцами достал спички и чуть не опрокинул лампу, торопясь зажечь, повернулся к ней, дрожа от страсти, пожирая жадным взглядом ее тело.
 — Я тебя шокировала? — спросила она тихо, приподнявшись на локтях. — Я слишком тороплюсь и веду себя неприлично?
 — Нет, совсем нет, — его голос охрип от страсти, жаркие губы впились в ее рот.
 — Соблазни меня, — выдохнул он ей на ухо, в то время как его рука расстегивала последние застежки ее платья. — Я никогда не упрекну тебя за это. Будь настолько смелой, как тебе хочется. Мне это очень нравится.
 Она дала волю своим самым сокровенным желаниям, погрузившись в мужскую силу и в свою женственность.
 Она дотрагивалась до него, шептала ему самые нежные слова, обожала его так, как только возможно было в мечтах. Он позволял ей ласкать себя, поощрял, его голос прерывался, когда он подсказывал ей, что делать.
 Когда он накрыл ее своим телом, она так непереносимо желала его, что из горла ее вырывались рыдания во время каждого глубокого движения его тела. Она прильнула к нему, выгибая бедра ему навстречу.
 Но он не хотел торопиться. Каждое его движение было рассчитанным, страстным, поцелуи нежными, мягкими и обожающими. Это было совсем не так, как раньше. Хотя его обладание ею было полным и глубоким, ему хотелось бы еще больше раствориться в ней…
 Трилби рыдала под поцелуями его теплых твердых губ, и ей казалось, что она не сможет пережить такое острое наслаждение. Фактически, она на несколько потрясающих секунд потеряла сознание.
 Когда Трилби открыла глаза, Торн напряженно всматривался в ее лицо, постигая глубину ее наслаждения.
 — Ты видел… это? — прошептала она, едва дыша.
 — Да. А теперь ты смотри, Трилби, — сжав зубы, он начал двигаться. — Смотри… Я дам тебе посмотреть. Смотри, Трилби! Смотри… смотри на меня!
 Мышцы его шеи напряглись, голова откинулась назад. Его тело сотрясалось так сильно, что у нее перехватило дыхание. Затем наступило расслабление, он тяжело опустился на нее, дрожа от завершения.
 — О, Боже! — она ласкала и успокаивала его.
 — При ярком свете, — пробормотал он в изнеможении. — И твои глаза, наблюдающие за мной, а мои за тобой. Я даже мечтать не мог о таком.
 — Я тоже, — она крепко обнимала его, не позволяя оторваться от своего тела.
 — О, пожалуйста, не уходи! — жарко шептала она. Он поднял голову и посмотрел в ее затуманенные глаза.
 — Но это невозможно…
 — Я знаю, — она смотрела ему в лицо. — Я просто хочу почувствовать тебя… Вот так.
 Он улыбнулся так нежно, что ее сердце заболело, погладил ее лицо рукой и начал нежно целовать.
 — Ты хотел именно меня, правда? — медленно спросила она.
 — Я мог бы спросить тебя о том же, — Торн серьезно посмотрел на нее. — Когда ты лежишь в моих объятиях, ты не думаешь о мужчине, которого потеряла?
 — Это было бы просто невозможно, — ответила она, помедлив. — Разве это реально, когда мы лежим вот так, вместе?
 Он почувствовал, как напряжение покидает его. Ее тело было теплым и мягким, как шелк, под его телом. Он легко прикоснулся твердой рукой к ее опухшим губам.
 — И мое семя глубоко в тебе, — выдохнул он благоговейно, видя, как она покраснела.
 Он начал целовать ее полуоткрытые губы, они оба почувствовали, что он снова возбуждается.
 — О…. — вырвалось у нее.
 — Я снова способен, — прошептал он прямо ей в губы. — А ты?
 — Да… да! Торн, пожалуйста!
 Он приподнялся над ней и начал двигаться, не отрывая взгляда от глаз. Ему показалось, когда страсть снова охватила его, что он видит в ее глазах вечность…
 В течение нескольких последующих дней их жизнь была замечательной. Торн почти все время, был рядом с Трилби. Она светилась от радости и счастья, и все это заметили.
 Единственное, что омрачало их счастье, это письмо от Сисси, которая умоляла сообщить любые новости о Наки. Возможно, она все же выведала у МакКолума об его исчезновении и возможной смерти. Сисси чувствовала себя несчастной и находилась в глубокой депрессии. Трилби собралась сообщить ей правду, но Торн убедил ее, что сам Наки не хотел этого. Поэтому Трилби написала своей подруге ласковое письмо и умоляла не терять надежды. Она понимала, какое отчаяние и боль охватывает Сисси, и это была единственная тень на ее безоблачном счастье. Но в одно утро радость обернулась болью.
 — Я никогда не видел такой счастливой мою дочь, — заметил Джек Лэнг во время одного из своих визитов на ранчо Лос Сантос. Он и Торн объезжали загоны, чтобы убедиться, что скот, принадлежащий ранчо Блэквотер Спрингс, не попал в загоны ранчо Лос Сантос. Эта проверка всегда заканчивалась недовольством, особенно со стороны Торна. Но этим утром он был особенно напряжен и раздражен, больше, чем обычно. Он едва разговаривал, глаза и лицо были напряжены.
 — Разве? — пробормотал он в ответ на замечание Джека, и внутри у него похолодело. Трилби действительно выглядела счастливой, но только ему одному была известна возможная причина этого.
 — Должна быть какая-то причина для того счастья и радости, которые сияли на ее лице утром, когда мы покидали ранчо? — спросил Джек, пытаясь наладить разговор и преодолеть дурное настроение Торна.
 Торн сжал зубы.
 — Если ты думаешь, что она беременна, — ответил он коротко, — то она улыбается не поэтому.
 — Я же не слепой, — упрямо ответил Джек. — Я надеюсь, что она действительно довольна своей жизнью. У вас с самого начала были сложные отношения, Трилби должна была привыкнуть к тебе. Она выросла в очень изысканной обстановке. Ей было так трудно здесь.
 — Я думаю, что у нее все в порядке, — Торн не упомянул, что этим утром случилось нечто такое, что привело его в ужас.
 Их близость была полной. Торн никогда раньше не испытывал такого счастья. Но, даже наслаждаясь своей женой и радостью, которую она приносила ему, он не мог не вспоминать прошлое, как он соблазнил ее и принудил к замужеству. Торн никогда не понимал ее истинных чувств, почему Трилби согласилась выйти за него замуж, за исключением того, что он был богат.
 Трилби была страстной в его объятиях, безудержной и естественной, но никогда не говорила о любви. Он тоже не говорил ей о любви. Это стоило ему больших усилий. Он не осмеливался сказать ей, как сильно он любит ее, боясь дать ей в руки оружие против него, если отношения у них вдруг испортятся.
 А теперь, кажется, действительно появилась причина для недоверия. Бейтс писал ей. Торн увидел письмо только сегодня утром на столе, где она, должно быть, просто забыла его.
 Ричард Бейтс писал о больших изменениях в его образе жизни. Он больше не путешествует по Европе, а работает в местном банке. Торн заскрежетал зубами, когда вспомнил слова из письма, которые грозили разбить ему сердце.
 — Ты какой-то тихий сегодня, — заметил Джек.
 — Он написал ей. Я имею в виду Бейтса. Он получил работу в банке.
 — Дик? Боже мой, как замечательно!
 Торн оценивающе взглянул на него.
 — Трилби любила его когда-то. Как ты думаешь, она все еще любит его?
 Лицо Джека покраснело.
 — Какой странный вопрос.
 — Я должен знать! — грубо сказал Торн.
 — Почему ты ее не спросишь?
 — Потому что она не станет об этом говорить. Да, она не станет говорить о нем.
 — Трилби была увлечена им, — ответил Джек, помолчав. — Но я не уверен, что там было что-то большее. Детская любовь, разве ты не понимаешь?
 — Думаю, что Бейтс сам не понимал своих чувств к ней, пока она не вышла замуж. Если он действительно понял, что любит ее по-настоящему, то, возможно, изменил свой образ жизни, чтобы Трилби увидела, что он стал другим человеком.
 — Но Трилби счастлива с тобой.
 — Возможно, она просто делает вид, — упрямо возразил Торн. В глубине души у него всегда было подозрение, что ее страсть к нему объясняется тем, что она хочет иметь ребенка. Должно быть, она думает, что ребенок принесет ей утешение и поможет забыть человека, которого она действительно любит.
 — Она должна любить тебя.
 — Почему должна? Почему? — спросил Торн, глядя на Джека.
 — Я решил предложить ей развод, — Торн совершенно шокировал своего тестя.
 — Развод?! Почему?!
 — Если она была бы счастлива с Бейтсом, как я могу заставить ее остаться со мной? — горько спросил он, снова с отчаянием вспоминая о письме, которое прочел.
 Трилби оставила письмо на столе в холле, а он увидел его и прочитал. После этого положил письмо на прежнее место и уехал из дому, не сказав ни слова.
 — Что было в письме? — обеспокоенно спросил Джек.
 Торн потер руки о луку седла и с болью посмотрел вдаль.
 — Он сообщил, что у него хорошая работа и прекрасные перспективы. Что он слишком поздно понял, что любит ее. Он хочет, чтобы она оставила меня и вышла за него замуж. Он считает, что она будет гораздо счастливее в привычном для нее окружении, где ей не придется страдать от лишений с… таким дикарем, как я.




 Глава 19


 — Я уверен, что ты ошибаешься… — начал Джек.
 — Нет, не ошибаюсь. Я дважды прочел письмо. Она не сказала мне о нем, — добавил он. Это причинило ему самую сильную боль. — Она даже ни словом не обмолвилась.
 — Но она едва ли оставила бы его на видном месте, если бы хотела скрыть от тебя, — запротестовал Джек.
 — Разве? Возможно, она считает, что так лучше сообщить мне, что она хочет оставить меня.
 Такое, действительно, было возможно. Джек не находил слов. Торн явно был унижен, хотя пытался сохранить спокойствие. Джеку было жаль его впервые за все время их знакомства.
 — Я могу поговорить с ней, — предложил он.
 — С какой целью? Сказать, что развод немыслим? Я не хочу женщину, которая только терпит меня и мечтает о другом мужчине. Я должен отпустить ее.
 — Я не знаю, что сказать, — Джек был совершенно растерян.
 — Тогда не говори ничего, а тем более Трилби. Мы должны сами в этом разобраться, — тихо сказал Торн. — Я выполню все, что она захочет. Я хочу, чтобы она была счастлива.
 Джек посмотрел на него.
 — Я думал, ты не любишь ее.
 Торн горько рассмеялся.
 — Я готов умереть за нее, — хрипло сказал он.
 Джек тихо вздохнул.
 — Извини. Мне очень жаль.
 — Да, мне тоже.
 Торн поехал быстрее.
 — У нас немного времени, — добавил он, глядя на потемневшее небо. — Надо поторопить парней.
 Эти мысли мучили Торна целый день. В тот вечер, когда он вернулся домой, уже стемнело, и в доме было тихо. Он на цыпочках прошел к Саманте, чтобы пожелать ей спокойной ночи, но девочка уже крепко спала. Он стоял, глядя на нее. Его ребенок. Кажется, это было так давно, когда у Сэлли родилось маленькое кричащее существо. Он обожал ребенка, но отношения с Сэлли не давали ему возможности сблизиться с дочкой. Расстояние разделяло их, пока в их дом не вошла Трилби. Сейчас Саманта уже не была замкнутой и стеснительной, она смеялась и играла, как обычный счастливый ребенок, с удовольствием проводя время в компании отца.
 — Она спит, — Трилби появилась в дверях.
 Торн напрягся.
 — Да, вижу.
 — Я только что подогрела суп и испекла хлеб.
 — Да, я проголодался. Спасибо, — ответил он, не глядя на жену.
 Он снял шляпу и зашвырнул ее на вешалку около двери, шпоры его сапог слегка позванивали, когда он пошел через холл в столовую.
 Трилби почувствовала его напряжение и холодность. Это удивило ее. Затем внезапно она вспомнила о письме, лежавшем на столе в холле. Саманта взяла письмо с ее столика в спальне, попросив марку для коллекции, а затем забыла его в холле, когда увидела, что Трилби вынимает из печи печенье.
 Потом Саманта вспомнила о письме, и Трилби забрала его. К тому времени Торн уже ушел из дома, и она забеспокоилась о том, что он случайно мог увидеть письмо. Теперь она была уверена, что ее самые худшие опасения подтвердились.
 Она посмотрела на него через стол, сжав руками спинку стула.
 — Торн, ты видел письмо, не так ли? — нерешительно начала она.
 Он приподнял брови, ни один мускул не дрогнул на его лице.
 — Ты, конечно, хотела, чтобы я увидел его? Можешь ему ответить, если хочешь, — он выдвинул стул и опустился на него. — Мне все равно…. поскольку в постели твое тело жадно желает моего, — Торн посмотрел прямо в ее шокированное лицо, его глаза насмешливо сверкали, хотя гнев и боль заполнили все его мысли. — Я очень хочу твое тело, Трилби, и, возможно, сына, — добавил он. — В то время, когда я обладаю твоим телом, твое сердце принадлежит Бейтсу.
 Она сильно побледнела. Если бы она не держалась за спинку стула, то могла бы упасть.
 — Что? — спросила она тонким от волнения голосом.
 — Ты слышала, — Торн развернул салфетку, положил ее на колени и стал есть суп, который Трилби подала ему в фарфоровой супнице. — Есть масло к хлебу? — спросил он небрежно.
 Трилби достала масло из ящика со льдом, ее руки дрожали, когда она положила его на стол и сняла салфетку, которой оно было накрыто. Она чуть не уронила на пол нож, подавая его.
 — Спасибо. Ты сама ела?
 — Я поужинала с Самантой. Ты не против положить посуду в раковину, когда закончишь? Я вымою ее утром.
 Он взглянул на нее со сдержанным гневом.
 — Ты пока не против, если я приду к тебе, Трилби? Или твоя голова по-прежнему забита мечтами о Бейтсе? Я обещаю, если ты уснешь, я не войду к тебе. Я не стану будить тебя. Возможно, теперь он захочет жениться на тебе, но ты моя жена до тех пор, пока я сам тебя не отпущу.
 Она смотрела на него, словно не узнавая.
 — Ты открыл письмо! — воскликнула она, приложив руки к горлу. — Ты прочитал мое письмо!
 — Да, я прочитал его, — гневно ответил Торн. — Не потому ли ты была так щедра в моих объятиях, Трилби, чтобы смягчить меня и спокойно получить развод? — он почувствовал, как гнев охватывает его, но сдерживаться был уже не в силах. — Черт возьми, сколько писем до этого ты получила?
 — Ни одного, — быстро ответила она, — ни одного, Торн, клянусь тебе!
 Торн вскочил, опрокинув стул, и схватил ее, его глаза сверкали, он весь дрожал.
 — Боже мой, Трилби, сегодня ночью ты не сможешь думать о нем! Клянусь, не сможешь!
 Его губы жадно впились в ее рот. Он грубо схватил ее на руки и понес через холл, не отрывая жадных, настойчивых губ от ее рта.
 Трилби пыталась сопротивляться, но его сила была пугающей. Он отнес ее в свою спальню, бросил на постель и запер дверь.
 — Бейтс считает меня дикарем, — он стоял над ней, лицо его было каменным. — Ты всегда тоже считала меня дикарем. Возможно, наступило время подтвердить твое представление обо мне.
 Закончив говорить, он опустился на колени, его руки были требовательны, глаза светились страстью. Последней мыслью Трилби было, что он ведет себя скорее, как уязвленный и ревнивый любовник, чем как человек, вступивший во второй брак.
 Первый луч солнца проник через кружевные занавески, когда Трилби, поморщившись, открыла глаза. Не было ни одного места на ее теле, где она не ощущала бы губы или руки Торна. Их страсть всегда была нежной и удовлетворяющей, но в это утро она чувствовала себя так, будто ее изнасиловали и избили. Она покраснела, вспомнив, что он делал с ней ночью.
 Возможно, он хотел быть жестоким, но это было совсем не так. Он был совершенно бесстыден, когда его сильное тело овладело ею. Но самое стыдное было то, что она испытала от этого еще более острое удовлетворение, чем до сих пор.
 Его боль и ее желание уменьшить ее создали такое напряжение, близкое к потере рассудка, пока его властное тело не привело их обоих к экстазу. Она вспомнила, как зарыдала, когда достигла удовлетворения, и она не помнила себя от сладостной боли.
 Торн испытывал то же самое. Она чувствовала это. Один раз не удовлетворил его. Он овладевал ею снова и снова, его страсть не утихала, не прерывалась на протяжении всей длинной ночи. Только когда уже полное изнеможение сделало продолжение невозможным, он оторвался от нее и, наконец, уснул. Трилби заснула мгновенно, ее обнаженное тело лежало поверх простыней.
 Проснувшись, она огляделась, но Торна в комнате не было. Один из шкафов был слегка приоткрыт, на туалетном столике лежала записка. Она с недоумением смотрела на нее, размышляя, что там может быть.
 Она не могла знать, что Торн проклинал себя с самой первой минуты, как только проснулся в то утро, задолго до ее пробуждения. Он продолжал ругать себя, одеваясь, смотря на обнаженное тело Трилби и видя следы своих пальцев и губ на ее белоснежной коже. Вина и ревность, безнадежность и боль терзали его. Он проклинал и стыдил себя за бесстыдство, за свою уязвимость и несдержанность. Началось с того, что он рассердился, а кончилось тем, что он полностью потерял контроль над собой, испытывая то, что не испытывал никогда в жизни. Он понимал, что женщина такого воспитания никогда не сможет простить то, что он сделал с ней этой ночью. Даже если она и любила кого-то еще, то не могла противостоять ему.
 Это случилось потому, что он хотел ее любви, думал он, чувствуя себя совсем несчастным. Он любит ее бесконечно, до боли в сердце. А она любит Бейтса. Трилби никогда не будет счастлива с ним, потому что Бейтс, наконец, понял, что любит ее и нуждается в ней. Это разрушило их брак.
 Единственный благородный поступок, который он может совершить сейчас, чтобы хоть как-то загладить свое немыслимое поведение, — это позволить ей уехать к человеку, которого она действительно любит. Да, решил он, наконец, с горьким сожалением, больше ему ничего не остается.
 Он взял бумагу с письменного стола, сел к окну и написал несколько слов, перечитал написанное, подписался и, посмотрев на Трилби долгим взглядом, положил письмо на туалетный столик и вышел из комнаты.
 Он уходил, как трус, но ничего не мог с собой поделать. Он знал, что увидит только презрение и недовольство на ее лице, и это лишало его мужества. Он просто не смог бы посмотреть ей в глаза после того, что сделал с ней ночью…
 — Доброе утро, senor, — приветствовал его Джордж. — Вы немного раньше, чем обычно, — он нахмурился, увидев в руках Торна дорожную сумку.
 Торн направился к машине.
 — Senor, вы собираетесь уезжать?
 — Да. В Тускон. Хочу взглянуть на скот, который я договаривался купить в прошлом месяце.
 — А-а, тот скот. Да. Но я так понял тогда, что вы решили не покупать его?
 Торн посмотрел на него покрасневшими, воспаленными глазами.
 — А теперь решил купить, — коротко сказал он.
 — Поехали, отвези меня на вокзал, а затем вернешься на машине домой.
 — Да, senor, — Джордж согласно улыбнулся. Он хорошо знал характер патрона и не осмелился возражать.
 — Присматривай за миссис Вэнс, пока она будет здесь. Я уже сказал ей, что она может оставить Саманту у своих родителей, если это ей понадобится по какой-то причине.
 Джордж озадаченно нахмурился.
 — Да, senor.
 — Я вернусь через несколько дней, — Торн открыл дверцу машины, забросил сумку на заднее сиденье и сел впереди, ожидая, пока Джордж сядет и заведет машину. Он не оглядывался на дом, так как был уверен, то если оглянется, у него не хватит сил уехать.
 Трилби дрожащими руками взяла записку и прочитала. Сердце ее замерло от боли.
  «Я прошу у тебя прощения за прошлую ночь, — писал Торн, — то, что я сделал, совершенно непростительно. Единственное, что может исправить положение, — это дать тебе полную свободу. Можешь оставить Саманту у своих родителей. Я положил некоторую сумму денег на туалетный столик, чтобы ты могла взять билет домой, на свою родину. Так тебе будет легче развестись со мной. Скажу своему адвокату, что он может прислать мне чек на развод. Я глубоко сожалею о боли, причиненной тебе. Я знаю, что с Бейтсом ты будешь счастливее, чем со мной». 
 Письмо было написано черными чернилами и специально оставлено на видном месте. Трилби тяжело опустилась на стул, на котором, должно быть, он сидел, пока писал письмо. Он думал, что она любит Ричарда и хочет уехать!
 Трилби закрыла лицо руками и горько, безудержно расплакалась. Почему она не сказала ему правду? Она любит его всем сердцем. Она совсем не притворялась. Она осталась с ним, потому что он был для нее всем на свете. Когда по ночам она лежала в его объятиях, то чувствовала себя, как в раю. А вчера, когда пришло письмо от Ричарда, она как раз была за домом. Уже третье утро подряд ее тошнило после завтрака. Она была почти уверена, что беременна. Несмотря на плохое самочувствие, головокружение и слабость, она была счастлива и хотела рассказать о своих предположениях Торну, но в это время подъехал ее отец.
 Они сразу же уехали вдвоем. Трилби решила, что обрадует Торна, когда он вернется. Она была уверена, что тот будет счастлив. Эти дни Торн меньше вспоминал о Сэлли, проявлял нежность не только в постели, но и все время в обращении с ней. Она начала уже надеяться…
 Но почему? Почему Ричард полюбил ее именно тогда, когда она поняла, что любит своего мужа и уже носит его ребенка? Как это несправедливо!
 Разбитая морально и физически, она с трудом оделась, выпила кофе, но ее почти сразу же стошнило.
 Мысль о дальней поездке в Луизиану заставила ее сердце болезненно сжаться. Она совершенно не хотела уезжать.
 Но в записке Торна было ясно сказано, что он хочет, чтобы она уехала. Он даже уехал сам, чтобы не видеть ее, и дал распоряжение в отношении дочери.
 Трилби понимала, что могла бы остаться, несмотря на записку. Она могла бы просто отказаться уехать. Ну, и что бы из этого вышло? Прошлой ночью он не один раз подчеркнул, что чувствует к ней лишь желание, но только не любовь. Даже если он, возможно, сожалеет о своей бесстыдной страсти прошлой ночью, он все равно хочет развестись с ней, чтобы она могла уехать к Ричарду. Если бы он любил ее, то, конечно же, боролся бы за то, чтобы удержать ее. Это было так непохоже на Торна — отказываться от чего-то без борьбы. Да, если бы он любил ее, то боролся бы за нее.
 Эта мысль заставила ее решиться на отъезд.
 Трилби была теперь убеждена, что Торн сам хотел ее отъезда. Он отказался от нее, как от надоевшей безделушки.
 Она разрыдалась. Но у нее останется его ребенок, думала Трилби, немного успокоившись. Для нее это было утешением. Он никогда не узнает о нем. Трилби поморщилась. Она уедет далеко, у нее будет его ребенок, а он никогда не узнает об этом. Да нет, конечно, узнает, думала она, потому что ее родители расскажут ему. Она едва ли сможет выйти замуж за Ричарда — она совсем не любит его.
 Решившись, Трилби отправилась упаковывать вещи, отложив свои переживания до Луизианы. Саманту можно отвезти родителям под предлогом, что ей нужно совершить покупки, подумала она, составляя план. Затем с железнодорожного вокзала она позвонит им и сообщит об отъезде в последнюю минуту, чтобы они не смогли ничему помешать. Она не могла остаться с Торном, зная, что он не испытывает к ней никаких чувств, кроме животного желания и, возможно, жалости. Но Трилби не могла представить себе, как она сможет жить без него. Он уже стал смыслом ее жизни.
 Был четверг, тринадцатое апреля, но все складывалось так, будто это была пятница, тринадцатое, думала Трилби.
 Джордж совсем растерялся, когда senora сообщила, что уезжает, и следом за senor Вэнсом попросила отвезти ее в город. Она не сообщила ему, что ей нужно на вокзал, а только сказала, что поедет за покупками, и что Саманта останется с ее родителями, пока ее не будет.
 — Мне нравится Тедди, — весело сказала Саманта, когда они подъехали к ранчо Лэнгов. — Он очень хорошо относится ко мне.
 — Тед хороший мальчик, — подтвердила Трилби, поцеловав Саманту в щечку, и посмотрела на нее долгим печальным взглядом. — И ты тоже хорошая девочка. Я очень люблю тебя, Саманта.
 — Я тоже люблю тебя, Трилби, — ответила девочка, нахмурившись. — Ты очень бледна. С тобой все в порядке?
 — Конечно, — Трилби заставила себя улыбнуться. — Слушайся бабушку и дедушку, хорошо? Я ненадолго.
 Саманта вышла из машины, вместе с Трилби они вошли в дом.
 — Спасибо, что присмотрите за ней, мама, — Трилби старалась говорить как можно спокойнее.
 — Это совсем не трудно. И Тедди обожает ее. Посмотри.
 Тедди учил Саманту играть в шарики. Голос его был возбужденным и доброжелательным. Саманта смеялась над тем, как он высовывал и прикусывал язык, когда ему нужно было попасть в один шар из кучки.
 — Я рада, что они подружились.
 Мери нахмурилась.
 — Ты плохо выглядишь. Не хочешь поесть немного?
 — Со мной все в порядке. Я только хочу купить ткань для летних платьев. Тебе нужно что-нибудь? — быстро говорила Трилби, стараясь скрыть свои истинные намерения.
 — Нет, дорогая, я сама потом съезжу и посмотрю все, что хочу купить. Тебе нужно надеть шляпу.
 — Она в машине. Я не буду долго. Я вернусь до наступления темноты.
 — Хорошо, хорошо, будь осторожнее, Джордж.
 — Да, senora, — он засмеялся, прижимая шляпу к груди и открывая дверцу машины для Трилби.
 Слава Богу, подумала та, что сумки лежат внизу, и Мери не видит их. Но Джордж, конечно видел, и поэтому всю дорогу до Дугласа сидел, нахмурившись. Происходило что-то серьезное. Он ясно чувствовал это.
 Трилби не хотелось, чтобы он вез ее на вокзал, но на улицах Дугласа машину до вокзала найти было невозможно. У нее не было выбора. Идти по такой жаре пешком, учитывая ее самочувствие, было неблагоразумно.
 Странно, как много народу в городе, думала она, и как много вокруг солдат. Если бы Трилби не была так расстроена, то обратила бы внимание на возбужденное беспокойство окружающих. Когда Трилби сообщила Джорджу, что ей нужно на вокзал, тот сильно опечалился, но ничего не сказал, пока она не оказалась с вещами на платформе в ожидании носильщика.
 — Senora, вы не должны уезжать, — умолял Джордж. — Senor Вэнс будет очень несчастен.
 — Не думаю. Совсем не будет, — сухо ответила Трилби. — Он сам хочет, чтобы я уехала, — добавила она, чуть не плача.
 — Но он обожает вас, — возразил мексиканец. — Senora, он говорит о вас так, будто вы луна на ночном небе, с такой нежностью и любовью. Если он приказал вам уехать, должно быть, у него плохое настроение, и он об этом скоро пожалеет. Вы ни в коем случае не должны уезжать.
 — Я должна, Джордж, видишь ли…
 Они не заметили, что вдруг вокруг них появилось много людей в военной форме, послышались крики, стрельба из ружей.
 — Уходите в укрытие! — закричал один из солдат. — Началось!
 Трилби пыталась понять, что началось. Джордж быстро проводил ее в здание вокзала и закрыл дверь. Вдруг рядом разбилось стекло, Джордж схватился за грудь и упал. Он лежал на спине с открытыми глазами, в которых был ужас, из плеча текла кровь.
 — Джордж! — воскликнула Трилби и бросилась к нему, но не успела сделать и шагу, как группа плохо одетых вооруженных мексиканцев ворвалась через дверь в здание вокзала и окружила изумленных пассажиров.
 Беглый огонь испанских ружей раздавался повсюду. Один из мужчин схватил Трилби за руку.
 — Вы поедете с нами. Вам не причинят вреда, — он говорил на очень плохом английском, с сильным акцентом. — Быстрее!
 Перепуганную Трилби и еще двоих мужчин вывели и посадили в машину, которая была наполнена оружием и военной амуницией. Машина помчалась к мексиканской границе.
 Чуть позже Трилби поняла, что мужчины, возможно, мадеристы, с захваченным оружием старались скрыться от преследования американских войск. Несколько офицеров в большой машине, а также одетые в военную форму всадники бросились за ними в погоню: Трилби не слышала ни сильной ружейной пальбы, ни суматохи, когда их машина пересекла границу, — она потеряла сознание.
 Когда она пришла в себя, они уже были в Мексике.
 Серьезное сражение произошло в Агва Приете. Федералы и правительственные войска в щеголеватой новой форме противостояли небольшим отрядам полковника Бланко, которые передвигались по улицам на машинах и лошадях, а также висели на подножках поезда, на котором прибыла первая волна мятежников из Накозари.
 Стрельба велась повсюду, выстрелила пушка, и Трилби увидела клубы дыма, кровь и крики.
 Ей стало плохо. Она боролась с тошнотой с тех пор, как ее посадили в вагон поезда. Не в состоянии даже сидеть прямо, она положила голову на руку и судорожно хватала ртом воздух, стараясь перебороть тошноту.
 — Senora, мне очень жаль, — встревоженно сказал высокий мексиканец, остановившись рядом с ней. — Эти люди, которые захватили вас, не из моего отряда, это просто сочувствующие. Они захватили вас в плен, чтобы солдаты вашего правительства не стреляли в них, когда они везли оружие. Но это недостойно мужчин — прятаться за спину женщины. Я приношу извинения за причиненное вам неудобство. Как вас зовут?
 Трилби не знала, должна ли она называть свое имя, но была слишком слаба, чтобы думать.
 — Трилби Вэнс. Миссис Торн Вэнс. Я плохо себя чувствую, — тошнота снова подкатила к горлу.
 — Dios! — офицер процедил что-то сквозь зубы. Он с удивлением уставился на нее. — Senora Вэнс, вам плохо?
 — Я… у меня будет ребенок, — прошептала она в ужасе.
 Он изменился в лице, затем снял шляпу.
 — Ay demi! — воскликнул он. — Жуан, aqui, pronto!
 Подбежал человек небольшого роста.
 — Si, mi general?
 Офицер говорил по-испански. Трилби не могла следить за его речью из-за тошноты и страха, но солдат сразу же посмотрел на нее с уважением.
 — Я сказал этому солдату, что он отвечает за вас жизнью, senora, — сказал офицер. — Не бойтесь. Вам не причинят никакого вреда. На этом поезде вы в безопасности. Даю вам слово.
 Трилби даже не в силах была поднять головы, чтобы рассмотреть его лицо.
 — Спасибо вам, senor, — еле удалось ей выдавить из себя.
 — Оставайся с ней!
 — Si, mi general.
 Жуан держал шляпу в руках.
 — Senora, чем я могу вам помочь? Может, принести воды?
 — Это было бы очень хорошо.
 Сказано, сделано. Он бросился прочь и принес фляжку с водой. Трилби было все равно, сколько человек до нее пили из этой фляжки, она только чувствовала, что вода прохладная и освежающая, она жадно пила, не думая о том, лучше ей станет или хуже. Она смочила свой кружевной носовой платок и приложила его к губам, прежде чем вернула флягу. Живя в пустыне, она научилась беречь воду.
 — Что случилось? Что сейчас происходит? — спросила Трилби, услышав, что стрельба усилилась.
 Она выглянула в окно. Сквозь дым и пыль трудно было что-либо понять, кругом сновали люди, одетые в различную форму, ездили автомобили.
 — Мы сейчас атакуем Агва Приету, — гордо сказал Жуан. — Мы освободим его от федералов и провозгласим нашим городом. Красный Лопес — бывший крестьянин, он сочувствует нашим целям и сейчас руководит военными действиями.
 — Федералов очень много…
 — А нас еще больше, senora. Наконец мы добились такого положения, что сможем потребовать вернуть нам то, что принадлежало нам испокон веков. Эти свиньи больше не будут владеть нашей землей и нашими домами. Мы перестанем быть рабами в своей собственной стране. Теперь они будут вынуждены бежать отсюда, но мы все равно схватим их, как бы далеко они ни убежали.
 Трилби внимательно посмотрела на стоящего рядом с ней человека. Она никогда раньше их не видела, но поняла, за что борются эти люди. Они фермеры и пастухи, а не солдаты. Но они взялись за оружие, потому что устали от иностранцев, строящих свое богатство на эксплуатации их земли и их самих. У них были семьи, которые голодали. Их дома были непригодны даже для скота, но и они не принадлежали им. Как рабов в старой Англии, их приобретали вместе с землей, которую они возделывали, они работали, чтобы положить деньги в карманы людей, которые приехали в Мексику из других стран.
 — Я думаю, вы должны выиграть эту борьбу, — Трилби посмотрела на Жуана.
 — Мы это сделаем, senora, я уверен.
 — Трилби!
 Голос был знакомый. Трилби повернула голову и увидела Наки. Он был поражен, увидев ее в поезде, который захватили его люди.
 — Ну, разве не странно? Как ты здесь оказался? — спросила она слабым голосом.
 Он присел рядом с ней, как и на всех вокруг, на нем была мексиканская солдатская форма.
 — С тобой все в порядке? Ты не пострадала?
 — Слава Богу, нет, — она постаралась улыбнуться. — Один очень приятный офицер приказал Жуану умереть, защищая меня. Нет, мне не причинили вреда. Они захватили меня в Дугласе, когда я ожидала поезда. Кажется, они захватили и этот поезд, но он не двигается.
 — А где Торн? — спросил Наки, оглядываясь.
 Ее лицо напряглось.
 — Он в Тусконе. Покупает скот.
 — А почему ты здесь?
 — Он сказал, чтобы я уезжала, — коротко сказала она. — Я еду в Луизиану, чтобы развестись с ним.
 — Но вы не можете сделать этого, senora, — Жуан покачал головой. Он взглянул на Наки. — Senora embuazada, — сказал он по-испански.
 — Что?! — вскричал Наки, его глаза стали круглыми.
 — Теперь ты расскажешь об этом всему миру? — Трилби укоризненно посмотрела на Жуана. Она сильно покраснела.
 — Lo siento, senora. Вы не должны покидать senor Вэнса, — продолжал Жуан, нисколько не смущенный. — Мужчина должен иметь сына, разве я не прав?
 Наки с трудом приходил в себя. Он изучающе смотрел на Трилби.
 — Жуан прав.
 — Вы оба с Жуаном можете отправляться воевать, — резко ответила она, вставая. — Вы не имеете права вмешиваться в мои дела. Торн сказал мне уезжать, и я уехала.
 — Послушай, а почему он это сказал?
 Наки толкнул ее на сиденье, в это время пуля влетела в открытое окно и со свистом врезалась в противоположную стену.
 — Знаешь, это совсем не идеальное место для дискуссий, — запротестовала Трилби.
 — Вынужден согласиться, — Наки вынул пистолет из кобуры. — Жуан, cuidado, si?
 — Si.
 — Оставайся здесь. Я вернусь, как смогу.
 — Кто побеждает?
 — Кто может это сказать? — усмехнулся Наки. — Похоже, что мы.
 Шум за окном снова усилился, было понятно по крикам, что отряды и снаряжение передислоцируются. А вообще, Трилби совершенно не могла понять, что там происходит, но заметила, что в отряде Бланке много иностранцев. Революция привлекла к себе много людей со стороны, симпатизирующих Мадеро и его сторонникам. За то короткое время, которое Трилби провела здесь, она видела немца, французского легионера, бывшего техасского рейнджера. Все они сражались на стороне мятежников. Возбуждение, здесь царившее, было чрезвычайно заразительным. Утонченная мисс Лэнг, которая когда-то с трудом переносила окружение грубых людей, попала в самый центр сражения, в этот бурлящий котел.
 Когда Трилби увидела, что в вагон вносят раненых, она вдруг вспомнила, что бедный Джордж ранен во время перестрелки в Дугласе. Она ничего не понимала в ранах и могла только молиться за его безопасность и выздоровление. В данный момент ее собственное благополучие и безопасность ее будущего ребенка волновали ее больше всего, но, кажется, она была в безопасности под охраной Жуана. И поезд защищал от пуль, по крайней мере, частично.
 Стрельба была очень интенсивной и была где-то совсем рядом. Трилби положила руку на свой живот. Здесь она была совсем одна, хотя Жуан и Наки старались ей помочь. Торн был в Тусконе. Когда стрельба усилилась, Трилби заволновалась. Если ее вдруг убьют — к ее ужасу, одна пуля попала в вагон и ранила солдата, — то Торн так ничего и не узнает. Затем она поняла, что, может быть, никогда его больше не увидит, и слезы покатились по ее щекам. Почему она не послала его к черту с его ультиматумом. Она могла бы сейчас находиться на кухне и печь для Саманты булочки и печенье. Затем она вспомнила, что Саманта сейчас в доме ее родителей. И никто ничего не знает о Трилби!




 Глава 20


 Наступил вечер, но Трилби не вернулась на ранчо. Джек и Мери были очень встревожены. Саманта тоже волновалась и все время спрашивала, где ее приемная мама.
 — Я позвоню, — Джек позвонил на ранчо Лос Сантос, но жена управляющего ответила, что ничего не знает ни о Трилби, ни о Торне. Немного поколебавшись, Джек позвонил своему другу в Дуглас.
 Когда Джек вернулся, на нем лица не было. Не сказав ни слова, он прикрепил револьвер к поясу и надел шляпу.
 — Что случилось? — бросилась к нему Мери.
 — Сегодня после обеда два мексиканских офицера и Красный Лопес во главе двух сотен мятежников атаковали Агва Приету, — сквозь зубы процедил Джек. — В Дугласе тоже была перестрелка несколько человек ранены… и еще несколько убиты.
 Мери побледнела.
 — Джек! Трилби собиралась посетить магазины!
 — Разве? А тебе не показалось странным, что она оставила у нас Саманту, когда собиралась покупать ткань на платья для нее?
 — Да, но….
 — Джордж должен знать, где Торн, но он уехал с Трилби и тоже не вернулся. Я узнал, что мистер Вэнс уехал в Тускон. Это большой город, связаться там с ним невозможно.
 — О, Боже!
 — Постарайся не волноваться.
 — Папа, — позвал Тедди. — Трилби еще не вернулась?
 — Еще нет, — Джек заставил себя улыбнуться и вести себя спокойно. Он похлопал сына по плечу.
 — Не надо волноваться. Я сейчас поеду в Дуглас. Может быть, у Трилби и Джорджа что-то случилось с автомобилем.
 Никто из взрослых не верил этому, но Тедди поверил. Он улыбнулся и вернулся на кухню к Саманте.
 Все оказалось еще хуже, чем ожидал Джек. Приехав в Дуглас, он увидел, что половина его жителей сидит на крышах и смотрит в бинокли через границу. Кругом были солдаты, репортеры и работники скорой помощи. Раненых отвозили на лошадях и в машинах в госпитали и временно сооруженные медицинские пункты. Мексиканские и американские женщины ухаживали за ранеными с обеих сторон сражения. Бои длились, как сказали Джеку, уже несколько часов и ожидалось, что продлятся и дольше.
 — Что происходит? — спросил он у прохожего.
 — В Агва Приете сегодня страшная заваруха, и сражение все продолжается. Говорят, что у границы сконцентрировались мадеристы и что они одерживают верх над федералами.
 Сочувствующие мятежникам в Дугласе захватили много оружия и переправили его через границу, а чтобы правительственные войска не преследовали их, она захватили в качестве заложников несколько пассажиров поезда из Накозари. Среди них американская женщина. Все это так захватывающе, не так ли?
 Джеку это совсем не показалось захватывающим.
 — А что за американка? — быстро спросил он. — Никто не знает, кто она такая?
 — Она, кажется, находилась на вокзале. Молодая женщина. Мистер Херд только сказал, что она купила билет на Восток.
 — О, Боже! — простонал Джек, прислонившись к столбу.
 Затем он взял себя в руки и отправился искать армейского командира. Он был уверен, что эта женщина — Трилби.
 — Мою дочь захватили мятежники, — сообщил он первому офицеру, которого встретил. — Вы должны что-то сделать!
 — Мы пытаемся вести переговоры, уверяю вас. Но связь сейчас прервана, а стрельба еще не прекратилась, — сообщил лейтенант Джеку. — Небольшой контингент федералов был захвачен врасплох. Два капитана и двадцать солдат заминировали подходы к гарнизону и отступают через границу. Но несколько человек осталось там, и мы пытаемся их вызволить. У мятежников есть пулемет, и они все время стреляют из него. Там черт знает что творится, сэр.
 Во время этого разговора к ним подошел капитан и отправил лейтенанта найти материи для белого флага, чтобы начать мирные переговоры. Он выглядел таким озабоченным, что Джек не смог обратиться к нему за помощью. Через минуту этот капитан был уже верхом на лошади, рядом с ним мужчина в гражданском, они поехали к границе.
 — Капитану уже пришлось применить оружие против гражданских лиц, которые хотели присоединиться к мятежникам, — сказал лейтенант. — Я настоятельно советую вам укрыться и не показываться на улицах. Они часто стреляют через границу.
 — Но моя дочь…
 — Если ее захватили мадеристы, то вам нечего беспокоиться, — негромко, чтобы никто не слышал, сказал ему офицер. — Эти люди относятся с большим уважением к женщинам. Они не причинят ей никакого вреда. Когда нам удастся вызволить федералов, тогда, возможно, мы сможем начать переговоры об освобождении заложников.
 Джек знал, с каким почтением мексиканцы относятся к женщинам, но Трилби была американкой, а у них было предостаточно причин ненавидеть иностранцев. Кроме того, если отобьют федералов, то неизвестно, что может из этого получиться. Он ни в чем не был уверен. Он проклинал себя за то, что приехал в Аризону со своей семьей и тем самым, черт подери, подверг смертельной опасности свою дочь. А что скажет Торн, когда узнает? Кстати, почему Трилби приехала сюда, почему хотела сесть в поезд на Восток? Конечно, это имеет какое-то отношение к этому проклятому письму от Бейтса, о котором говорил ему Торн. Джек поклялся себе, что если только Трилби вернется домой живой и невредимой, он сам купит билет в Луизиану, чтобы пристрелить Ричарда Бейтса!
 Джек пошел по улице, ужасаясь происходящим событиям.
 Торн провел страшную ночь в Тусконе, он сидел в отеле один и пил, обвиняя себя в том, что сделал с Трилби. На следующий день у него абсолютно пропало желание заниматься бизнесом. Из головы не выходили мысли о том, как прореагировала Трилби на его записку, уехала она или осталась. Возможно, Саманта будет у Лэнгов до его возвращения. Ему пришла в голову мысль, что девочка будет очень переживать, и он решил прервать свою поездку и вернуться домой.
 Никто не ждал его на вокзале, когда он сошел с поезда на небольшой станции Блэквотер Спрингс, он доехал до своего ранчо на попутной машине. Новости о сражении, услышанные им от мужчины, который подвозил его, заставили его ни минуты не медля пересесть в свой автомобиль, как только он добрался до ранчо. На бешеной скорости он помчался на ранчо Лэнгов, так как всегда говорил, что Трилби должна уехать к родителям в случае каких-либо тревожных событий. Он не позволит ей сейчас ехать в Дуглас. Может быть, вообще не поздно помешать ей уехать, думал Торн. Если он признается ей в своих чувствах, может быть, у него появится шанс завоевать ее.
 Но когда он приехал на ранчо Лэнгов, то увидел Мери, сидящую на крыльце с красными от слез глазами. Его сердце чуть не остановилось. Торн понял, что случилось что-то ужасное.
 Он заглушил мотор, выскочил из машины и взлетел на крыльцо, перескакивая сразу через три ступеньки.
 — Торн! — воскликнула Мери, поднимаясь со стула. — О, Торн, какие ужасные новости!
 — Трилби… Она уехала?
 — Джек позвонил из Дугласа, он предполагает, что ее захватили мятежники и перевезли через границу в Агва Приету. — Мери расплакалась, увидев ужас в его потемневших глазах. — Мы не можем вернуть ее, и даже невозможно узнать, все ли с ней в порядке. Джордж ранен, и неизвестно, будет ли он жить. Сейчас он в госпитале Калумет.
 — О, Боже, — сердце Торна бешено колотилось.
 Трилби в руках мятежников. Только один Бог знает, что с ней может произойти!
 — Джек сейчас в Дугласе, пытается получить какую-нибудь информацию у военных. Торн, обождите, Саманта у нас…
 — Позаботьтесь о ней, пожалуйста, — процедил тот сквозь зубы и, не останавливаясь, быстро направился к машине, лицо его было искажено гримасой. — Я вернусь, когда смогу.
 — Конечно, я позабочусь о ней, Торн, — печально ответила Мери. — Будь осторожен. И если что-нибудь узнаешь… что бы ты ни узнал…
 — Я буду поддерживать с вами связь.
 Он уехал, мысли путались, страх переполнял его. Он еще не знал, что собирается предпринять в Дугласе и как будет выручать Трилби. Он только понимал, что должен это сделать. Его глаза, смотрящие вдаль, были черными, как и страх, наполнявший его сердце.
 Лайза Моррис, стоя на крыльце, наблюдала, как полк, где служил капитан Пауэл, быстро двигался из Форта Хуачука в направлении Дугласа. Моторизованная колонна производила угрожающее впечатление, проезжая через маленький городок, где Лайза жила у миссис Мойс. Капитан Пауэл остановился, чтобы попрощаться с Лайзой.
 Он взошел на крыльцо, где она стояла в тени широкого карниза, одетая в льняное платье с оборками.
 — Вам нужно уезжать? — невольно спросила она, глядя на него нежным взором, немного покраснев.
 — Конечно. В Агва Приете идет бой, нам приказано прибыть в Дуглас для подкрепления. Там тоже может возникнуть опасная ситуация. А на войне, к сожалению, врачу работы хватает.
 — Я боюсь за вас, Тодд!
 Напряжение охватило его. Он хотел ее до безумия, но обстоятельства не позволяли пока думать об этом. Скоро, очень скоро ее развод будет окончательным, и они смогут быть вместе. А сейчас отдаться страсти — значит, только повредить ее репутации.
 — Я буду осторожен, — он испытующе смотрел ей в глаза, видя в них отражение своей страсти. Своей большой рукой он погладил ее по щеке. — Я стреляный воробей. Я не дам себя убить, потому что мне есть, ради кого жить.
 Губы ее задрожали. Ее мучили кошмары, она так боялась потерять его. Ее тело до боли желало близости с ним. У Пауэла перехватило дыхание от ее взгляда. Приличия, ограничения, репутация — он забыл обо всем и крепко обнял ее.
 — Бог мой, Лайза, когда ты так на меня смотришь…. — он сжимал ее в объятиях.
 Тодд целовал ее со страстным желанием, совершенно отчаянно. Она отвечала на его поцелуи, давая волю желанию, которое мучило ее со дня их близости. Она вся дрожала и горела от его поцелуев, желая чувствовать его всей кожей. Это какое-то сумасшествие, думала Лайза как в тумане, но ей было все равно. Ее волновал только вкус губ Тодда Пауэла, ей хотелось целовать его как можно дольше, прежде чем он уйдет от нее.
 Когда Тодд поднял голову, его лицо пылало, он весь дрожал.
 — Ну вот, — он говорил хрипло, нежно удерживая ее в объятиях, — вы так же нетвердо стоите на ногах, как я.
 Лайза не могла улыбаться. Ее глаза обожающе смотрели на него, губы напухли, но она все еще ждала его поцелуев.
 — У меня кружится голова, — сказала она, одновременно испытывая радость и боль.
 — У меня тоже. Нет смысла объяснять, что я не должен сейчас этого делать. Но, как бы там ни было, я ужасно тебя хочу.
 В его глазах Лайза читала признание, которое он не решался высказать вслух. Она видела в них страстное желание и одиночество, уважение и любовь. Такую любовь, что он был готов пожертвовать собственным счастьем ради нее.
 — Я тоже сильно хочу тебя, — честно сказала она. — Я так сильно люблю тебя, Тодд, всем сердцем!
 Его глаза вспыхнули, ему стало трудно дышать, он весь напрягся, как натянутая струна.
 — Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Но я… намного старше тебя, вдовец, и в прошлом был известен тем, что частенько напивался.
 — Это неважно.
 Он тяжело вздохнул, взял ее руку и нежно сжал ее.
 — Я никогда больше не буду пить. Я сделаю все, что ты захочешь.
 Лайза ласково улыбнулась ему.
 — Я знаю.
 Тодд выпрямился.
 — Я не богат, и думаю, что больше не продвинусь по службе.
 — Это также не имеет значения.
 Он поднес ее ладонь к губам и поцеловал.
 — Я люблю тебя. Больше жизни. Больше самой чести.
 Она нежно погладила его по щеке, ее тронуло его признание. Лайза не ожидала от него такого взрыва эмоций, несмотря на его страсть и чувства, которые он испытывал, он обычно владел собой.
 — Когда ты выйдешь за меня замуж?
 — Когда хочешь. Я думаю, что май — хороший месяц для свадьбы.
 — Да, май, — он неохотно отпустил ее и робко улыбнулся. — Решено, май.
 — Ты не будешь рисковать, Тодд?
 — Нет, — его глаза еще раз ласково остановились на ее лице. Он повернулся и сбежал со ступенек с неожиданной энергией и легкостью внезапно помолодевшего человека. Он засмеялся, садясь в машину, и помахал ей рукой, отъезжая. Она смотрела ему вслед, пока вся колонна не скрылась из виду, и только вдали виднелось облако пыли.
 Торн ехал по Дугласу в поисках Джека Лэнга. Когда он, наконец, нашел своего тестя, Джек умолял какого-то офицера разрешить ему проехать в Агва Приету.
 — Я не могу вам этого разрешить, — нервничал отвечающий за границу офицер. — Мистер Лэнг, вы просите невозможного! Какое бы разрешение я вам ни выписал, это не удовлетворит мятежников. Они расположились вдоль всей железной дороги до самой американской таможни. Они сейчас так настроены, что стреляют во все, что двигается. Они задержали нескольких заложников-американцев, которые ехали поездом, и нам неизвестно, где они сейчас. Но федералы уже сдались, город в руках революционеров, и я совершенно уверен, что они освободят заложников. Ваша дочь, возможно, среди них, и скорее всего, в полной безопасности.
 — Пошли, Джек, — коротко сказал Торн. Он вообще не стал разговаривать с офицером, потащив Джека на улицу. — Это бесполезно, надо действовать по-другому.
 Вместе с Джеком он направился в мексиканскую часть города, пробираясь через скопления машин, военных и зевак.
 — Что ты собираешься делать, Торн?
 — Попрошу помощи у мексиканцев. Это единственный способ попасть в Агва Приету сейчас. Американские войска стоят на границе, и мы не сможем сами ее перейти.
 — Я понимаю, — ответил Джек. — Они уже застрелили одного человека, который пытался перейти границу. А что, если мятежники потребуют за нее выкуп? У меня нет с собой денег.
 Торн коснулся револьвера на боку. Вид у него был мрачный, он шел, не замедляя шага.
 — Я заплачу им свинцом.
 — Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но ты не должен подвергать Трилби опасности.
 — Я не буду подвергать ее опасности, — пообещал Торн. — Но я ее освобожу. Клянусь, я это сделаю. Неважно как, но сделаю.
 Они молча пробирались сквозь толпу.
 — Она собиралась уехать от тебя, не так ли? — спросил Джек. — Из-за этого проклятого Бейтса?
 — Да, — голос Торна звучал глухо и с болью. — Она может уехать и сейчас. Но сначала я освобожу ее.
 — Я уверен, что она его не любит.
 — А я уверен, что любит. Это не имеет значения. Главное, надо спасти ей жизнь, — тяжело ответил Торн. — Будем молиться, чтобы не было поздно.
 Пока Торн и Джек искали возможности пересечь границу и пройти через заслоны мятежников, отдохнувшая и посвежевшая Трилби училась оказывать первую помощь при пулевых ранениях. Обвязав себя простыней вместо фартука, она наблюдала, как мексиканский врач сшивает рану при свете керосиновой лампы. Она повторяла его технику на втором раненом, следуя инструкциям врача, который доверил ей это дело. Она не понимала испанского, поэтому Наки переводил слова невысокого, дружески настроенного врача.
 — Это смешно, — протестовал Наки. — Ты совсем не в том состоянии, чтобы заниматься этим.
 — Успокойся, — Трилби кивнула доктору, демонстрирующему технику сшивания ран. Врач наблюдал, как она повторяет его действия на очень пьяном пациенте. — Мне кажется, у меня получается очень хорошо.
 — Будь благоразумна. Ты подвергаешь риску свое здоровье.
 — Ты говоришь, как мой муж, — ответила Трилби, не принимая во внимание его слова. — Со мной все в порядке. Я попила воды, съела хлеб с сыром и чувствую меня гораздо лучше. Наки, я просто уверена, что у меня получится очень хорошо, — она с энтузиазмом начала зашивать вторую рану.
 — Торн меня убьет.
 — Торну до меня нет дела, — возразила Трилби.
 — Я уезжаю от него. Ты можешь успокоиться? Это очень увлекательно. Спроси у доктора, здесь нужно делать два стежка…
 Наки бессильно поднял руки.
 Хотя ожидание было нестерпимым, Торну и Джеку пришлось послать за кузеном Джорджа, а чтобы найти его, потребовалось немалое время. Идти в темноте через границу без всякой помощи было равносильно самоубийству и, конечно, не могло бы помочь Трилби. С помощью кузена Джорджа и еще одного его родственника Торн и Джек раздобыли мексиканскую одежду и на следующее утро, когда было почти светло, перебрались через границу с небольшой группой мятежников.
 Накануне они провели очень беспокойную ночь, трудную для них обоих, особенно для Торна. Единственное, что их обрадовало, это то, что Джордж поправляется и скоро должен встать на ноги. Американцы, захваченные в поезде, были освобождены, и Торн бросился посмотреть, нет ли среди них Трилби. Но, как он и опасался, ее среди них не было. Единственным выходом было ждать рассвета.
 — Мы даже не знаем, где ее искать, — протестовал Джек, когда они взбирались на берег реки в окрестностях Агва Приеты.
 — Нет, знаем, — терпеливо отвечал Торн. — Она все еще на этом проклятом поезде. Они никуда не могли ее отвезти, потому что все время шла стрельба.
 — Ты прав, наверное, — с облегчением сказал Джек. — О, Боже, надеюсь, они не причинили ей вреда.
 — Если причинили, то им не придется сожалеть об этом на этом свете, — мрачно ответил аризонец.
 Тон его был очень угрожающим, но Джек надеялся, что Торн сдержит свой гнев, пока мятежники не выпустят Трилби. Только после этого, сердито подумал Джек, он тоже сможет свести с ними счеты.
 Когда они вошли в город, была слышна музыка, перемежающаяся случайными выстрелами. Агва Приета не была маленьким приграничным городом. Здесь расположился большой гарнизон правительственных войск, но сейчас было совершенно ясно, что мадеристы полностью контролируют ситуацию в городе.
 Поезд неподвижно стоял на путях. Некоторые окна светились. Торн внимательно осматривал каждое, сощурив глаза. Затем, улыбнувшись, достал свой револьвер, проверил его и снова спрятал в кобуру.
 — Ты готов, Джек?
 — Готов, как никогда, — последовал спокойный ответ.
 Торн вышел на свет. Его сразу же остановили двое и спросили пароль, он ответил дневной пароль. Мексиканцы сразу же опустили ружья. Джек облегченно вздохнул, потому что мексиканцы нервничали и готовы были спустить курок при малейшей необходимости.
 — Не отходи от меня, — сказал Торн Джеку. — Нас принимают за сочувствующих. Разве я рискнул бы переходить границу, не зная пароля.
 — Я думал, что нам уже конец. Как ты думаешь, она в этом поезде?
 — Они сказали, что она помогает раненым. Пошли.
 Торн вошел в вагон и внезапно остановился в дверях. Джек — рядом с ним. Оба изумленно вскрикнули.
 Трилби стояла, наклонившись над тяжело раненным человеком с иголкой и ниткой в руках. Человек небольшого роста, по-видимому, врач, направлял ее действия, рана казалась смертельной. Пациент, однако, был весел, и, видимо, пьян. Он пел, пока ему зашивали рану.
 — Трилби! — воскликнул Торн.
 Она оглянулась на звук его голоса, ее лицо вспыхнуло, она смотрела на них с удивлением.
 — Здравствуй, Торн! Здравствуй папа! — сдержанно сказала она. — Как вы здесь оказались?
 — Что ты здесь делаешь? — Торн был ошеломлен.
 — Я помогаю этому бедному измученному доктору. Он не в состоянии справиться один, — она повернулась к Наки. Тот смутился, встретив гневный взгляд Торна. — Скажи доктору, что мне нужно поговорить с моим отцом. Я отлучусь на минутку, — она вручила ему иглу и нить, сняла выпачканную кровью простыню и подошла к мужчинам.
 — Трилби, девочка, с тобой все в порядке? — Джек с жаром бросился обнимать ее. — О, слава Богу, слава Богу! Когда я узнал, что они захватили заложников, я так испугался! Твоя мать не находит себе места.
 — У меня, действительно, все прекрасно, папа, — заверила она. Трилби выглядела бледной и усталой, волосы немного растрепались, но она была довольна. Она не смотрела на Торна, не в силах встретиться с ним взглядом, помня, как они расстались.
 — Мне нужно с тобой поговорить, — бесстрастно сказал Торн, взял ее руку и прежде чем она успела возразить, повел на платформу позади вагона. Кругом были мексиканцы, они охраняли поезд, однако никто не обратил на них внимания, поэтому они могли поговорить спокойно.
 — Да? Что ты хочешь? Я очень занята, — высокомерно сказала Трилби, избегая его взгляда.
 — Трилби, ради всего святого, ты пленница во враждебном лагере, а не врач, пришедший домой по вызову.
 — Я не пленница. Я помогаю и ассистирую доктору там, где могу. Когда мы закончим, мне пообещали, что я могу ехать, куда захочу. Я поеду в Луизиану. Ты ведь хотел этого, не так ли?
 Торн был не в состоянии говорить. Он пробормотал что-то невнятное сквозь зубы и схватился руками за железную балку. Холодный и твердый металл охладил его руки. Где-то вдалеке играла гитара, горел костер, на котором готовили бобы и кофе. Кругом звучали голоса.
 — Я очень сожалею о той последней ночи, которую мы провели вместе, — бесстрастно сказал Торн, — я не имел права.
 — Это верно.
 Он выпрямился.
 — Но, по крайней мере, они не причинили тебе вреда?
 — Это не пришло им в голову. Они джентльмены, — добавила она, подчеркивая это слово.
 Торн вспыхнул, повернулся и посмотрел ей в глаза.
 — А я не джентльмен. Я дикарь, — тихо сказал он. — Я даже постарался доказать тебе это, Трилби, — добавил он с холодным самоуничижением. — Если тебе необходимо утонченное общество, со мной ты его не найдешь. Бейтс больше тебе подходит. И, может быть, вы созданы друг для друга.
 Трилби была ни в чем не виновата, однако она почувствовала свою вину. Видно было, что Торн страдает. Она слегка нахмурилась. Теперь ей было понятно, что заставило его так вести себя. Раньше она думала, что он просто ревнует к другому мужчине, но это была не только ревность. На его лице отражалось столько чувств и переживаний, которые она еще ни разу не видела. Он очень устал, глубокие морщины прорезали его лоб, глаза были красные от бессонницы, в них затаилась боль, решительность и что-то еще. Что-то более глубокое, намного глубже, чем она себе представляла. Он проехал весь этот путь, рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее. Даже сейчас, находясь с ней, он рисковал жизнью. Все это она представила и внезапно поняла, что двигало им.
 Она подошла к нему ближе и сразу заметила, как подействовала на него ее близость. Торн весь напрягся. Желваки играли на его скулах. Он сжал зубы, как будто ему требовалось огромное усилие не показать, как она действует на него.
 — Что такое, Торн? — тихо спросила Трилби. — Я мешаю тебе?
 Она сделала еще шаг к нему, Торн отпрянул назад, лицо его было угрожающим.
 — Тебе нужен Бэйтс, или ты забыла? — Холодно спросил он. — Я рад видеть тебя невредимой, я поговорю с Лопесом и вывезу тебя отсюда, — он повернулся, чтобы войти в вагон.
 — Торн!
 Он повернулся и посмотрел на нее.
 — Что?
 — Ты никогда не спрашивал меня, как я отношусь к Ричарду, — сказала Трилби с достоинством. — И хочу ли я уехать к нему. Ты не спрашивал, хочу ли я развода.
 — Как ты можешь не хотеть развода, после того, что я сделал с тобой?
 В его глазах была невыносимая боль. Трилби опять подошла к нему.
 — Ты занимался со мной любовью, — мягко сказала она. — Ты был очень страстным, но не жестоким, — она опустила глаза на его грудь. — Ты никогда не был жесток со мной… в любви.
 — Ты вся была в синяках, — голос его прерывался от волнения. — У меня не хватило мужества посмотреть тебе в лицо на следующее утро, разве ты не понимаешь? Я боялся встречи с тобой, потому и уехал.
 У нее перехватило дыхание. Выражение его лица, обычно сдержанное, было таким, что колени у нее дрожали. Почему раньше такое выражение не появлялось на его лице? Это не было выражение ревнивого, желающего отомстить мужчины. Он был похож на человека, который любит так сильно, что эта любовь убивает его, ведь он терял ее.
 — Ты же… любишь меня! — прошептала Трилби, внезапно осознав это.




 Глава 21


 Торн вздрогнул от такого обвинения. Он отвернулся, остановив взгляд на группе мексиканцев, готовивших ужин у костра, не желая, чтобы Трилби видела, как ему тяжело. Он не хотел, чтобы она знала о его любви, не хотел быть уязвимым.
 Но он страдал, и теперь она знала это. Трилби вплотную подошла к нему, взяла его за руку и прижала к своей груди. Это заставило его взглянуть ей в лицо.
 — Неужели так трудно это признать?
 Его лицо стало еще жестче.
 — Ты не хочешь меня, — сурово обвинил он. — И никогда не хотела! Я не так культурен и воспитан, как тот парень с Востока, в которого ты влюблена.
 — Да, ты не мягок, — согласилась она, нежно и радостно улыбаясь. — Ты похож на свою пустыню, Торн. Жестокий, иногда суровый. Но по сравнению с Ричардом ты дважды мужчина.
 Он не смотрел на нее, но последние слова заставили его взглянуть ей в лицо. Он немного смягчился.
 — Я не хотела это признавать, но поняла это еще тогда, когда Ричард впервые поцеловал меня, когда мы с Сисси ездили в заброшенную индейскую деревню, — сказала она многозначительно. — Потому, что ничего не чувствовала при этом. Абсолютно ничего. Он обнимал меня, а я вспоминала, как ты целовал меня, и что я чувствовала в твоих объятиях.
 Его тонкие губы разжались. Казалось, он едва дышал.
 — Как ты мог не понять этого? — шепотом спросила она, страстно глядя на него. — Я доказывала тебе это десятки раз, особенно во время близости, когда я обожала тебя так сильно, хотела, чтобы мы были близки при свете, я хотела видеть, как ты любишь меня.
 Торн слегка покраснел.
 — Разве?
 — О да, — прошептала она. — Даже в последний раз, — добавила Трилби, тоже покраснев. — В последний раз особенно, когда ты желал меня так отчаянно, что не мог сдерживать себя. Я думала, что умру, наслаждение было просто ошеломляющим.
 Торн весь дрожал. Его рука нерешительно дотронулась до ее нежной щеки.
 — Я никогда не хотел сделать тебе больно. Я ревновал и ужасно боялся потерять тебя. Я просто перестал владеть собой.
 — Да, — она прижалась к нему, обхватила его руками и почувствовала дрожь его тела.
 — Не надо, — Торн попытался отстранить ее.
 — Все хорошо, — прошептала Трилби. — Я тоже дрожу, неужели ты не чувствуешь?
 Торн чувствовал. Его желание становилось от этого еще нестерпимее, просто невыносимым. Он схватил ее за плечи и прижал к себе.
 — Трилби, я не могу заставить тебя остаться со мной, если ты несчастна. Бейтс любит тебя…
 — Нет, не любит. Он любит только себя. А я люблю тебя, — она говорила с полной уверенностью, глядя в его побледневшее лицо.
 Торн тихо застонал и поцеловал ее закрытые веки.
 — О, Боже!
 — Ты, в самом деле, не знал этого, правда? — она еще теснее прижалась к нему.
 — Нет. Откуда я мог знать? Казалось, что ты желала меня, но я думал, ты просто делаешь хорошую мину при плохой игре. А когда ты захотела ребенка, я решил, что ты надеешься отвлечься этим от неудачного замужества.
 — Я хочу родить этого ребенка, потому что люблю тебя, — она положила голову ему на грудь. — Торн, — Трилби нежно погладила его по груди, — я ношу твоего ребенка.
 Он замер. Его тело напряглось.
 — Ты… что?
 — У меня будет ребенок, — повторила она.
 Нет, просто невозможно, чтобы она притворялась, думал Торн. Это невозможно, ее лицо излучает такую радость.
 Затем Торн внезапно снова вспомнил ночь, после которой он уехал в Тускон.
 — Ты носишь моего ребенка… а я овладел тобой так… как тогда? — он был в ужасе. — О, Боже, Трилби! О, Боже, я мог повредить тебе! И ребенку… — в его голосе было отчаяние.
 Она успокаивающе приложила палец к его губам.
 — Торн, все в порядке. Ты не причинил нам обоим вреда. Пожалуйста, поверь мне, все в порядке.
 Он покачал головой, глаза его были полны слез.
 — Трилби, прости меня.
 Она сильно прижалась к нему.
 — Я люблю тебя. А ты любишь меня. Мне нечего тебе прощать. Я причинила тебе боль, не желая этого. Ты только пытался показать мне, что ты чувствуешь, а я не поняла. А теперь понимаю. Торн, ты моя жизнь.
 Он дрожал. Его руки обняли ее и прижали к себе. Он все еще с ужасом представлял себе, чего могла стоить им обоим его страсть.
 — О, мой любимый, — нежно сказала Трилби. — Пожалуйста, не надо так переживать. Уверяю тебя, никакого вреда не было ни для меня, ни для нашего ребенка.
 — Я никогда больше не позволю себе такого. Я никогда не дотронусь до тебя таким образом.
 — Нет, ты дотронешься, когда я снова буду в порядке, потому что страсть наша друг к другу великолепна и неудержима, — она встала на цыпочки и жадно поцеловала его в губы. — Я обожаю тебя, — выдохнула она. — Обожаю, боготворю тебя…
 Ее нежные поцелуи уменьшили его боль. Он обнял ее и долго целовал до тех пор, пока одних поцелуев стало недостаточно. Он застонал от жара, охватившего его.
 — Хм.
 Строгий голос привел их в чувство. Они взглянули на вход в вагон, где стоял Наки.
 — Извините меня, но вы оба не оглохли?
 Торн нахмурился. Опомнившись, он услышал сильную стрельбу, совсем рядом свистели пули, где-то стреляла пушка.
 — Вы слышите, что происходит? Ружья? Стреляющие ружья? Пули, летящие рикошетом? Стреляют и из револьверов, и из ружей, и из этой проклятой пушки, которую они захватили. Если вы не хотите попасть под случайную пулю, было бы неплохо покинуть линию огня.
 — Почему ты сразу не сказал нам, черт возьми? — гневно спросил Торн, помогая Трилби сесть в вагон. — Она ждет ребенка.
 — Да, знаю, — усмехнулся Наки. — Все об этом знают. Тебе надо стать в очередь, чтобы поздравить ее. Вон там Жуан, он просто влюблен в нее.
 Торн взглянул на улыбающегося невысокого мужчину.
 — Пусть поцелует свою лошадь. Трилби моя.
 — Я скажу ему об этом. Садитесь на пол.
 Он заставил их сесть на пол, стекла окон разлетелись вокруг от попадающих в них пуль.
 — Кажется, предстоит очень долгий день, — пробормотал Наки, прижавшись к полу.
 Так и случилось. Во второй половине дня все уже были совершенно измотаны от напряжения и бессонницы. Но стрельба, наконец, прекратилась. Пришло сообщение, что новый отряд федералов был на пути к Агва Приете. Значит, скоро опять начнется бой. Напряжение вокруг росло.
 Трилби не знала «Красного Лопеса» в лицо, но Жуан показал ей его издали. Она думала, что герой революции будет высоким, красивым и энергичным, как обычно описывалось в дешевых романах. Но он выглядел, как обычный человек, очень улыбчивый, довольно мягкий в обращении со своими людьми, неторопливый. Он был очень вежлив, когда его представили Трилби. Лопес меньше всего походил на военного. Но, как и у большинства лидеров повстанцев, у него был острый ум и талант тактика и стратега. Он был похож на комара — укусит и улетит. Его неуловимость была главным преимуществом перед врагом.
 Генерал, который раньше разговаривал с Трилби, вскоре пришел поговорить снова.
 — Мы должны переправить вас через границу. Но это потребует большой осторожности, потому что ваш капитан на границе поклялся арестовать всех, кого схватят на американской земле. Это очень опасная ситуация.
 Трилби улыбнулась.
 — Кажется, я уже привыкла к опасности, сэр.
 Торн был так горд за нее, что едва мог сдерживаться. Его нежная, беззащитная Трилби изменилась полностью и превратилась в женщину-бойца. Он очень боялся за нее.
 — Моя жена ждет ребенка, — обеспокоенно сказал Торн генералу.
 — Мне сообщил об этом Жуан, — ответил генерал, галантно поклонившись Трилби. — Felicidades, senora [6] , — добавил он с улыбкой. — Я с удовольствием провожу вас до границы.
 — Вы джентльмен, senor, — она улыбнулась в ответ.
 — Знаете, я буду сожалеть о вашем отсутствии. Вы стали одним из лучших моих медиков. Кто теперь позаботится о моих бедных бойцах?
 — Госпитали через границу, — сказал Джек Лэнг. — Уже повсюду сооружены временные медицинские пункты, и очень много людей заботится о раненых и умирающих. Они примут как повстанцев, так и федералов, любого.
 Генерал кивнул.
 — Да, так и сделаем, — он дал знак Жуану, и после того, как Трилби нежно попрощалась с доктором, они направились к американской таможне.
 Генерал сопровождал их через линии повстанцев до самой границы под белым флагом перемирия. Мексиканский генерал повстанцев отдал честь американскому армейскому капитану, салютовавшему ему с должным уважением, и вернулся к своим солдатам. Джек Лэнг облегченно вздохнул.
 — Слава Богу. Мы на американской земле.
 — Да, — Торн крепко прижимал к себе Трилби.
 — Действительно, слава Богу. Наки, ты не поедешь с нами? — спросил он, когда Наки остановился у границы, ожидая, пока приблизится американский капитан.
 Апачи покачал головой, улыбнувшись.
 — Я теперь принадлежу революции, мой друг. Мой народ перестал бороться за свободу, а у этого народа еще есть шанс. Среди нас много немексиканцев, борющихся за свободу Мексики. Я не могу оставить их сейчас, когда мы так близки к победе.
 — А как насчет Сисси? — печально спросила Трилби.
 Лицо Наки стало жестким.
 — Ничего ей не говорите. Совсем ничего.
 — МакКолум сказал ей, что ты здесь, — с болью произнесла Трилби. — Она думает, что ты погиб.
 Наки закрыл глаза, дрожь пронзила его.
 — Пусть так и будет, — жестко ответил он. — Это к лучшему.
 — Сисси любит тебя.
 Наки открыл газа, адская боль светилась в них.
 — Я знаю, — сказал он горячо. — Как я это знаю!
 — Она готова от всего отказаться.
 — Как и я. Я уже отказался, — Наки мрачно улыбнулся. — Когда все закончится, возможно, появится надежда быть вместе.
 Трилби не спорила. Она не имела права диктовать ему, как жить. Ей просто было больно и за него, и за Сисси.
 — Будь осторожен, — сказал ему Торн. — Не позволяй убить себя.
 — Обещаю постараться. Vaya con Dios.
 — Да. И ты тоже.
 Наки помахал им рукой и вернулся через границу к своим, больше похожий на солдата революции, чем на апачи.
 Торн, Джек и Трилби продолжили свой путь. Они достигли американской линии, и их сразу же окружили репортеры и разгневанный американский офицер.
 Торн знал, что нужно делать. Он поднял руку.
 — Позже, пожалуйста. Моя жена в деликатном положении, у нее кружится голова, и мне нужно побыстрее доставить ее домой.
 Это сразу остановило мужчин. Она были джентльменами, и Трилби заботливо проводили через толпу к машине Джека Лэнга.
 — Эти чертовы «гризеры» не причинили вам вреда? — выкрикнул один из мужчин, когда они садились в машину.
 Трилби резко остановилась и посмотрела на него.
 — Они мексиканские повстанцы, а не «гризеры», и к чертям тоже отношения не имеют. По крайней мере, со мной там обращались гораздо более по-джентльменски, чем, я уверена, со мной обращались бы американцы в подобной ситуации.
 Мужчина закашлялся и запоздало снял шляпу.
 — Идиот, — достаточно громко произнесла Трилби. Она взяла за руку Торна, и тот закрыл дверцу машины. — Это вы гризеры, а не они.
 Торн взглянул на Джека Лэнга и одобрительно усмехнулся. Пообещав американскому офицеру все детально рассказать после того, как они доставят Трилби домой, они выехали из города по пыльной дороге.
 Агва Приета принадлежала мадеристам всего несколько дней. Трое из лидеров повстанцев сдались войскам США, и когда колонна из двадцати тысяч федералов под командованием полковника Ренальдо Диаза строем вошла в Агва Приету, траншеи были покинуты, и город обезлюдел. К счастью для обеих сторон, они избежали войны и интервенции со стороны американцев.
 Вскоре после того, как федералы взяли Агва Приету, два мадеристских лидера, Франциско «Панчо» Вилла и Паскуаль Ороцо, повели свои войска на Жуарес. Жуарес пал, а Мадеро стал президентом Мексики. Все, кто боролся за свободу Мексики, праздновали победу. «Красный Лопес», к сожалению, не смог насладиться победой, для которой он сделал так много — вскоре после битвы за Агва Приету он заболел и скоропостижно умер. Возможно, многие нелестные слухи о нем были верны, но Трилби видела его сама, слышала рассказы о нем от близких людей и считала, что он был очень предан делу революции и своим единомышленникам.
 Лопес умер, но Ороцо, Обрегон, Вилла, Запата и другие лидеры мятежников были живы и праздновали победу. Фиеста длилась многие дни даже на американской стороне границы. Первая фаза мексиканской революции закончилась 26 мая 1911 года вместе с отставкой и депортацией президента Порфирио Диаса. Очередные выборы состоялись в ноябре того же года, и президентом стал Франциско Мадеро.
 Трилби отдыхала в кругу своей семьи, шила платья для Саманты, наслаждаясь возобновленной семейной жизнью. Они с Торном становились день ото дня ближе друг другу. Не было больше никаких подозрений, никаких огорчений. Они любили друг друга и их ребенок рос в теле Трилби с каждым днем. Между ними не было никаких тайн, никаких неопределенностей. Когда Торн смотрел на жену, любовь в ее глазах просто ослепляла его. Он чувствовал себя скорее королем, чем дикарем. Однажды он сказал ей об этом.
 Трилби засмеялась и приподнялась на цыпочки, чтобы нежно его поцеловать.
 — Единственное, что в тебе осталось от дикаря, мой милый, это то, как ты любишь меня, — прошептала она. — И я надеюсь, что это никогда не пройдет.
 Торн улыбнулся ее зовущим губам. Когда он поцеловал ее, то прошептал ей, что этого никогда не будет.
 Джордж выздоровел и вернулся к своим обязанностям на ранчо Лос Сантос. Сисси регулярно писала Трилби, но ее письма были короткими и печальными, она никогда больше не упоминала о Наки. Трилби тоже. Ходили слухи, а слухи ходили всегда, что Наки был арестован, как американец, сочувствующий повстанцам и казнен в Мексике. Они не получали от него никаких вестей в Лос Сантос, и даже Торн начал верить, что Наки действительно мертв.
 Осень пришла в Луизиану, так же, как в Аризону. Александра вместе с матерью не спеша пила чай в гостиной, когда горничная объявила, что пришел какой-то джентльмен.
 — Боюсь, что это опять тот молодой человек, Хорроу, — уверенно сказала миссис Бейтс и задумчиво посмотрела на Сисси. — Нам придется его пристрелить, иначе он никогда не уйдет. Ну что ж, проводите его сюда, — велела она горничной, которая вежливо поклонилась и вышла. — Почему отец всегда уезжает на охоту и оставляет меня одну следить за твоим настойчивым поклонником?
 Сисси улыбнулась, но в ее улыбке не было никакой радости. Она по-прежнему тосковала по Наки, у нее было подавленное настроение, ее ничто не интересовало. Она забросила учебу и практически отказалась от самой жизни. Ричард изменился к лучшему, возмужал и был помолвлен с доброй, милой и симпатичной девушкой. Бен уехал в Техас, чтобы стать техасским рейнджером. Сисси, единственная из детей, осталась дома. Она не знала, появятся ли у нее когда-нибудь чувства к другому мужчине. Мистер Хорроу, о котором упомянула ее мать, был вдовцом и против ее желания усиленно ухаживал за Сисси. Ей уже надоело изобретать уловки, чтобы избегать его. Она хотела только одного мужчину, но тот был мертв. Казалось, она всегда будет тосковать по нему.
 Миссис Бейтс вышла поздороваться с гостем еще до того, как Сисси увидела его. Это, определенно, был не мистер Хорроу. Этот мужчина был высок и элегантно одет. У него был европейский вид, он напоминал француза, черные волосы аккуратно подстрижены, глаза, как черный влажный жемчуг. Он был невероятно красив и утончен, элегантный костюм на нем сидел безукоризненно, так же, как и начищенные черные элегантные ботинки.
 — Миссис Бейтс? — спросил он, улыбаясь. — Мне сказали, что я могу найти здесь Александру. Вот и она, — добавил он, глядя туда, где Сисси сидела на диване.
 Александра Бейтс молча смотрела на него, лицо ее становилось все бледнее и бледнее, пока в нем не осталось ни кровинки.
 — Посмотрите, она сейчас упадет в обморок, — воскликнула пораженная миссис Бейтс.
 Наки быстро подскочил к Сисси, чтобы поддержать, его сильные руки легко подхватили девушку. Ее худоба больно резанула его по сердцу. Он осторожно положил ее на диван, а миссис Бейтс, хлопоча, позвала горничную и послала ту за нюхательной солью.
 — О-о, ради всего святого, что с ней? — обеспокоенно простонала миссис Бейтс.
 — У нее часто бывают такие обмороки? — спросил Наки, жадно рассматривая любимое лицо.
 — Нет. Правда, она очень изменилась с тех пор, как вернулась домой из Аризоны несколько месяцев тому назад. Она так грустила по тому человеку, — миссис Бейтс вспомнила, что перед ней гость, незнакомец, и замолчала. — Впрочем, это не так важно. Вы еще не представились, молодой человек.
 — Разве? — пробормотал тот рассеянно, потому что Сисси уже приходила в себя. Его прекрасные черные глаза жадно изучали ее лицо. — Сисси, — нежно позвал он.
 Девушка открыла глаза, они расширились от удивления. Она вся дрожала.
 — Ты умер! — прошептала она в недоумении. — Наки, ты умер, ты же умер!
 — Нет, — он нежно улыбался. — Как я мог умереть и оставить тебя одну?
 — Наки! — голос Сисси окреп. Она протянула к нему руки, он поднял ее и прижал к сердцу. Его глаза закрылись, он сильно сжал ее в объятиях, он обнимал ее даже немного грубо — прошло столько месяцев одиночества. Его чувства были понятны и слепому, каковой миссис Бейтс совершенно не была.
 — Ну, так, — она уже все поняла и улыбалась. — Должна вам сказать, молодой человек, вы совсем не такой, каким я вас себе представляла.
 Наки взглянул на нее поверх темноволосой головки Сисси.
 — Осмелюсь спросить, вы ожидали увидеть перья и воинственные знаки на лице?
 Миссис Бейтс усмехнулась.
 — Именно так. Не хотите ли чаю?
 — Со льдом, если можно. В Мексике мне так этого не хватает.
 Пока миссис Бейтс ходила за чаем, Наки помог Сисси сесть. Он, не отрываясь, смотрел в ее счастливое лицо.
 — Александра, сейчас у меня пока не много друзей, но все дела в порядке. Я заработал деньги и купил немного собственной земли. Земля недалеко от Канкуна, — сообщил он без всякого вступления. — Боюсь, мы там будем иностранцами, но сможем жить спокойно, без всяких предрассудков. Я всегда останусь апачи и не собираюсь скрывать этого и отказываться от своих предков. Наследие не зависит от географии. Я смогу быть апачи в Мексике точно так же, как в Аризоне.
 — Но ты уже от всего отказался, — слабо запротестовала девушка.
 — Не совсем. У нас была альтернатива: или забрать тебя в резервацию, где бы ты страдала от предрассудков, или мне попытаться жить среди белых, где я также страдал бы от тех же предрассудков. Я думаю, что Мексика — единственный выход для нас, — он вопросительно посмотрел ей в глаза. — Ты должна решить, стоит ли тебе ради жизни со мной отказываться от своей родины и своего образа жизни.
 Ее глаза смотрели на него, в них светилось огромное счастье, о котором он ей говорил. Она улыбнулась и прижалась к нему.
 — Какой малостью мне надо пожертвовать, когда я с радостью отдала бы жизнь, чтобы быть с тобой, — просто сказала она.
 Наки закрыл глаза. Его чувство было глубоким. Более глубоким, чем он когда-либо испытывал. В мечтах он уже представлял себе Александру в своих объятиях во время тропических ночей, и сверкала молния и гремел гром, когда он овладевал ее девственным телом. Он дрожал при мысли об экстазе, который они испытают. Наки смотрел на девушку и думал, что ради такой мечты можно пожертвовать многим, даже, как она сказала, самой жизнью.
 — Да. Мое чувство такое же глубокое, как твое. Рискнем?
 Сисси улыбнулась и покачала головой.
 — Нет никакого риска, — она приподнялась на цыпочки и жадно прижалась губами к его губам.
 — Даже любя друг друга, как мы, нам придется нелегко, — попытался сказать он сквозь ее поцелуй.
 Она улыбнулась и еще сильнее поцеловала его.
 — Я хочу детей после того, как мы поженимся, — торжественно провозгласила она и приложила палец к его губам, заглушая протесты.
 — Я хочу много, очень много детей, — снова повторила она, каждое слово ее было взвешено и твердо.
 Наки вздохнул.
 — Александра, мы уже говорили о смешении рас…
 — Что пройдет незамеченным в Мексике, — закончила она, улыбаясь. — Наши дети будут особенно красивы, — прошептала она, мысленно представляя их себе.
 С ней было трудно спорить. Он ласково взял в ладони ее личико и улыбнулся ей.
 — Красивые дети?
 — Очень красивые, — она была полна энтузиазма. — Мы расскажем им о наследии апачей, и они будут гордиться этим. Мы их будем сильно любить, — она прижалась к нему. — Почти так же, как мы любим друг друга.
 На это у него не нашлось аргументов. В конце концов, он тоже начал жадно целовать ее, мечтая о радости, которая ждет их в будущем.
 Поздней осенью у Трилби и Торна родился сын, красивый мальчик с темными, как у отца, глазами и светлыми волосами. Его назвали Калеб в честь деда со стороны отца.
 У Наки и Сиси родилось пятеро детей, все они обожали своего красивого отца, дела которого шли хорошо.
 Ричард Бейтс женился на симпатичной девушке, которая любила его всю жизнь, хотя он был склонен к увлечениям на стороне.
 Тедди Лэнг стал шерифом в графстве Кочайз, штат Аризона.
 Маленькая Саманта выросла и вышла замуж за доктора из Дугласа.
 Бен Бейтс стал капитаном техасских рейнджеров.
 Калеб Вэнс женился на испанской девушке, выдвинул свою кандидатуру в Сенат Соединенных Штатов и прошел.
 Что касается Лайзы Моррис, то она вышла замуж за капитана Пауэла и всех удивила, родив через год ребенка.
 История мексиканской революции в последние годы была очень бурной.
 Франциско «Панчо» Вилла, который стал очень известен в революционных кругах после битвы за Жуарес, через некоторое время был отстранен Мадеро, арестован и посажен в тюрьму, откуда позже бежал.
 В конце ноября 1911 года Запата выступил против Мадеро. Ороцо сформировал армию для защиты Мадеро, но потерпел поражение от Хуэрго, который сместил Мадеро и приговорил его к смерти.
 6 марта 1913 года ночью «Панчо» Вилла покинул Эль Пасо и перешел границу Мексики. С ним было восемь человек, девять ружей, военная амуниция для пятисот человек, два фунта кофе, два фунта сахара и один фунт соли. К 1914 году он уже создал армию — «Девятую дивизию», и выбил федералов из столицы штата Сонора Чихуахуа. Снова было решительное сражение за Агва Приету, возглавляемое «Панчо» Виллой 1 ноября 1915 года, — первое сражение, которое Вилла проиграл федералам в штате Сонора.
 В дальнейшем Вилла одерживал одну победу за другой вместе со своими людьми. Американский журналист Джон Рид, который сопровождал его, обессмертил его имя в книге «El Nino». Среди иностранцев, которые делили с Виллой радости и горести, был американец, который в дальнейшем стал великим артистом кино, исполнявшим роли ковбоев, — его звали Том Микс.
 В конце концов, в 1920 году, через три года после того, как была принята конституция, которая провозгласила земельную реформу и национализацию, Вилла сдался, Запата был убит в 1919 году, а Вилла — в 1923. Революция закончилась победой. В 1921 году Альваро Обрегон стал президентом Мексики.
 Несмотря на победу революции, в стране мало что реально изменилось. Были приняты реформы, но влиятельные иностранные инвесторы продолжали контролировать большую часть богатства Мексики. Мексиканский народ продолжал влачить нищенское существование на мизерную заработную плату. Единственной переменой была смена человека в президентском кресле.
 Несколько лет спустя после первого сражения за Агва Приету Торн и Трилби сидели на веранде, наблюдая за полетом местного авиатора на биплане, который грациозно парил в воздухе. Это было начало Первой мировой войны в Европе.
 — Говорят, что они будут использовать эти аэропланы во время военных действий в Европе, — глаза Торна поблескивали. — Если бы я был немного моложе, я тоже попробовал бы заняться авиацией. Эти самолеты, кажется, сослужили Вилле хорошую службу в конце революции.
 — Самолеты и «El Nino», — насмешливо сказала Трилби.
 Торн откинулся в кресле-качалке, положив ей руку на плечо. Саманта уехала учиться на Восточное Побережье, юный Калеб был занят с Тедди, который учил его чинить упряжь. Жизнь была прекрасна.
 — Ты не скучаешь по прежнему образу жизни? — вдруг спросил Торн, взглянув на жену. — Я имею в виду Луизиану, котильоны, утонченное общество?
 Трилби положила руку ему на грудь и прижалась щекой к его плечу, с обожанием глядя на мужа.
 — Нет — просто ответила она.
 — И даже по жизни без пыли? — настаивал он.
 — Мне нравится пыль. Она так мила. Она просто замечательно подходит моей коже, — она провела пальцем по его носу. — Я люблю тебя, — прошептала она.
 Торн удовлетворенно вздохнул и прижался щекой к ее волосам.
 — Ты изменилась.
 — О да. Я могу стрелять из ружья, седлать лошадь и рубить топором, — ответила она с юмором.
 — Не говоря уже о зашивании ран и участии в революциях.
 Он усмехнулся.
 — А я, кажется, осваиваю что-то вроде хороших манер, чтобы не смущать Саманту, когда она привезет нам молодого человека.
 — Ты никого из нас не смущаешь, а меньше всего меня, дорогой, — она скользнула к нему на колени и удобно устроилась в его объятиях. — Но если хочешь, можно освежить твою память в отношении манер, — прошептала она, наклоняя к себе его голову и целуя его в губы своими мягкими губами. — Настоящий джентльмен всегда помогает леди, если та в чем-то нуждается.
 В ее объятиях дыхание его участилось, так же как и сердцебиение. Ее способность возбуждать его никогда не ослабевала.
 — А ты в чем-то нуждаешься?
 — О да, — страстно прошептала она. — Не можешь ли ты проводить меня в спальню и уложить в постель?
 Он хитро усмехнулся.
 — Думаю, что могу, — Торн встал, держа ее на руках, и вошел в безлюдный дом. — Надеюсь, наш сын очень занят, ремонтируя упряжь.
 — В двери есть замок, — прошептала Трилби, смеясь.
 Он наклонил голову и поцеловал ее в ответ, улыбаясь ее зовущим губам.
 В небе над головой яркий биплан сделал последний неторопливый круг и возвращался в Дуглас, приветливо покачивая крыльями двум мальчикам, которые стояли в поле, задрав головы. Он плыл по небу, как ангел с огромными крыльями, как гигантская бабочка на солнце. А далеко внизу ветер гнал по дороге желтую пыль…