Аннотация: Он спас ей жизнь и против ее воли поселил в своем таинственном, мрачном замке. Не сразу смогла прелестная, отважная рабыня, мечтающая о свободе, догадаться, что за маской грубого, властного, дерзко-эротичного рыцаря, ставшего ее тюремщиком, скрывается верное сердце, жаждущее любви.
 Им так трудно понять друг друга… Мрачные тайны и могущественные враги стоят на пути их счастья. Но страстная любовь, над которой они не властны, поможет им победить злую судьбу.


---------------------------------------------


 Айрис Джоансен
 В сладостном бреду



 ПРОЛОГ


  3 декабря, 1188 г . Ворота Константинополя 
 — Я их достала!
 Tea резко обернулась на победный возглас и увидела Селин, мчавшуюся к ней через городские ворота. Рыжие волосы девочки выбились из косы и ярким пламенем плескались по ее худеньким плечам в такт быстрому движению. Должно быть, она неслась во весь опор от дома Николаса.
 — Я же говорила тебе, что они меня не заметят. — Подбежав к Tea, Селин протянула ей большую соломенную корзину и взглянула на тянувшуюся вереницу верблюдов и повозок, медленно спускавшихся по дороге. — Я не могла убежать раньше, мне показалось, что Майя следит за мной.
 — Тебе не следовало так рисковать. — Tea поставила корзину на землю и, опустившись на колени, обняла Селин. — Я бы нашла способ все устроить, и без опасности для тебя.
 — Но ведь теперь тебе будет легче. — Селин обвила своими ручонками шею Tea. — Ты ради меня на такое решилась. Я тоже должна для нас что-то сделать.
 У Теа сдавило горло от нежности и любви к такой родной и хрупкой девчушке.
 — Возвращайся через сад. Стражник совершает обход не каждый час.
 Селин кивнула и отступила на шаг. Ее зеленые глаза влажно блестели, но она никогда не плакала, как другие дети. Впрочем, Селин с рождения не позволяли быть ребенком.
 — Не беспокойся обо мне, — постаралась улыбнуться девочка. — Ты ведь знаешь, я в безопасности.
 Tea согласно кивнула. Если бы она сомневалась в этом, то ни за что не отважилась бы на этот безумный побег. Селин стоила дорого, но ей исполнилось только десять; пройдут годы, прежде чем она столкнется с той же опасностью, что и Tea.
 — Но ты должна поберечь себя, хорошо есть, много гулять, прыгать и бегать в саду, как я учила тебя.
 Селин порывисто сжала руку Tea и чуть хрипло произнесла:
 — Я хочу, чтобы ты знала… это ничего, если тебе не удастся вернуться за мной. Я знаю, ты попытаешься, но если ты не сможешь… я пойму.
 — Ну а вот я не пойму. — Tea старалась сдержать предательское волнение в голосе. — Мы будем вместе, я обещаю, как только это будет возможно. Меня ничто не остановит. — Она улыбнулась дрожащими губами. — Так же как и тебя, когда ты несла для меня эту корзину.
 Селин еще какое-то время пристально смотрела на нее, затем повернулась и побежала к городским воротам.
 Tea почувствовала непреодолимое желание догнать ее, обнять, защитить от опасности. Селин, конечно, может и сама позаботиться о себе, но с детьми столько всего случается. Что, если она заболеет?
 Правда, у нее самой гораздо большая вероятность заболеть в пути. Запасы провизии у Tea весьма скудны, а путешествие в Дамаск — очень опасно. На караваны часто налетали сарацины на своих скакунах, с длинными копьями наперевес, или рыцари-крестоносцы. Они не прочь были послужить вере, но все же святость цели — освобождение Гроба Господня — не могла заставить их забыть о благах земных. Они стремились разбогатеть любыми путями. И все же, когда она доберется до Дамаска, в городе может стать еще опаснее. После многих лет кровавых битв Иерусалиму вновь угрожали крестоносцы. Однако султан Саладин, правитель Египта, Сирии и части Палестины, поклялся изгнать со Священной земли всех назареян. То что Дамаск был опустошен войной, давало возможность Tea легко затеряться в нем, но для Селин безопаснее оставаться здесь, в Константинополе, пока она не сможет найти для нее убежище.
 У городских ворот Селин остановилась, обернувшись, помахала ей рукой, и скрылась.
 Tea подняла руку в знак прощального приветствия.
 — Я вернусь, — прошептала она. — Обещаю тебе. Я вернусь за тобой, родная.
 Да, только одному Богу известно, сколько времени пройдет, пока Tea вновь увидит ее.
 Но она не может рассчитывать на Бога, сидя в ожидании его милостей. Она должна работать и ни за что не сдаваться обстоятельствам. Она обязательно найдет выход для себя и для Селин.
 Tea продела руки в лямки корзины и закинула ее на спину. Она еще постояла в нерешительности, глядя вслед медленно бредущему в неизвестность каравану, теперь похожему на странную живую ленту, хрипящую и скрипящую, рявкающую и патлатую, и только нежный звон колокольчиков на шеях вьючных верблюдов не предвещал ничего угрожающего.
 И еще эта забивающая горло пыль. Она привыкла к окружавшей ее абсолютной чистоте, и сейчас не могла откашляться от пыли.
 Ну что ж, пути назад нет. Придется ко всему привыкать, сказала она себе, и преодолевать любые испытания.
 Tea поправила на плечах лямки от корзины и поспешила вниз по раскаленной пыльной дороге вслед за уходящим караваном.




 1


  21 апреля 1189 г. 
  Сирийская пустыня 
 Залитые лунным светом бескрайние пески создавали причудливый ландшафт, смутно мерцая перед ее глазами. Голая, иссушенная солнцем пустыня, обреченная на вечное бесплодие, сейчас выглядела особенно устрашающей.
 На ее горизонте высились бесконечно далекие горы.
 Tea почувствовала слабость во всем теле, она опустилась на колени, попыталась подняться…
 Она должна идти…
 Ей нельзя потерять эту ночь. Тьма не так опасна, как палящий день.
 Внезапно ее охватила паника. Милосердный Боже, горло совсем пересохло, шершавый язык царапал небо, она не могла глотнуть.
 Она вот-вот задохнется.
 Tea старалась умерить бешеный ритм сердца. Страх — такой же безжалостный враг, как и сжигающая пустыня. Она не позволит панике взять над ней верх и заставить ее выпить последние несколько глотков из фляги.
 Завтра она дойдет до оазиса.
 Или, быть может, до Дамаска.
 Она уже так давно в пути, что, вполне возможно, скоро доберется до города.
 Не для того спасалась она от этих дикарей, чтобы умереть от жажды в пустыне.
 Tea постаралась успокоиться. Ну вот, она уже может подняться. До полного истощения еще далеко. Tea немного постояла и зашагала по утрамбованному ветрами песку.
 Думай о прохладных, шелковистых, сверкающих нитях золотой парчи. Думай о прекрасном. Пустыня — еще не весь мир.
 Нет, весь мир — это пустыня. В ее глазах и памяти только иссушающие душу пески днем и они же — зловещие, подвижные, колеблющиеся тенями ночью. Но сегодня тени еще более живые, почти осязаемые и двигаются с какой-то определенной целью…
 Они подползают к ней, тяжело скачут…
 Это не тени… Всадники… Дюжина всадников. Доспехи мерцают в лунном свете.
 Снова дикари!
 Надо спрятаться…
 Но куда? Кругом безмолвные пески, вокруг ни кустика.
 Бежать…
 Но сил не осталось. Неправда, она не сдастся, надо только собраться…
 И она побежала. Фляга с водой и корзина за спиной тянули ее назад.
 Она не могла их бросить. Вода означала жизнь, а корзина — свободу.
 Топот копыт все ближе. Крик…
 Резкая боль в боку. Неважно. Нельзя останавливаться.
 Ее дыхание перешло в резкие, болезненные всхлипы.
 Вот уже лошади обгоняют ее, окружают…
 — Стой!
 Сарацины. Такие же дикари, как и те…
 Она в отчаянии рванулась вперед, пытаясь проскользнуть сквозь кольцо лошадей, и — ударилась о железную стену.
 Нет, это кольчуга, защищающая широкую грудь. Огромные руки в латных рукавицах схватили ее за плечи.
 Она боролась отчаянно, колотя кулаками по металлу.
 Глупая, надо бить по телу, не по железу. И она изо всех сил ударила по щеке. Он вздрогнул и, пробормотав ругательство, еще крепче сжал ее плечи.
 Tea закричала от пронзившей ее боли.
 — Успокойся. — Его светлые глаза холодно сверкнули сквозь прорезь шлема. — Я не причиню тебе вреда, если ты перестанешь вырываться.
 Ложь.
 У нее перед глазами заплясали картины насилия и убийств…
 Она вновь ударила его по щеке. И еще раз.
 От его железной хватки плечи у нее онемели.
 Тело изогнулось от боли. Она медленно занесла кулак…
 — Спаси Христос! — Он отпустил ее плечо и, размахнувшись, влепил ей увесистую пощечину.
 Tea провалилась во тьму.
 — Прекрасно, Вэр. Ты одним ударом победил беспомощную женщину. — Кадар легким движением направил лошадь к лежащей на земле фигурке. — Возможно, вскоре ты будешь сражаться с детьми.
 — Помолчи и дай мне свою флягу с водой, — прорычал Вэр. — Она не подчинилась мне. Оставалось либо ударить ее, либо сломать ей плечи.
 — Это, безусловно, тяжкий грех, можешь быть уверен. — Кадар спешился и подал Вэру кожаную флягу. — Ты не проявил терпения и не подставил другую щеку?
 — Нет. — Вэр откинул ткань, покрывающую голову женщины. — Оставляю вежливость и галантность тебе. Я верю в целесообразность.
 — Смотри, она очень молода. Не больше пятнадцати. И эти светлые волосы… — Кадар задумался. — Из франков?
 — Возможно. Или гречанка. — Он приподнял голову женщины и влил несколько капель воды ей в рот, подождал, пока она их проглотит, затем наклонил флягу снова. — Кто бы она ни была, она умирает от жажды.
 — Думаешь, она из того каравана, что шел из Константинополя и был захвачен Хассаном ибн Нарифом на прошлой неделе?
 — Вполне возможно. Никто еще не видел, чтобы женщины одни путешествовали по пустыне. — Вэр оглянулся. — Поднеси факел ближе, Абдул.
 Воин моментально исполнил приказ, и Кадар с интересом взглянул на женщину.
 — А она хорошенькая.
 — И что ты тут смог разглядеть? Она обгорела и высохла, как перезрелый финик. — Вэр поморщился. — И она воняет.
 — Я могу распознать красоту, когда вижу ее, в любом виде.
 Вэр вгляделся в лицо женщины: широко посаженные глаза, изящный нос, красивый рот. Хотя линии подбородка и шеи слишком резко очерчены.
 — Если ее отмыть, она будет очень милой, — сказал Кадар. — У меня верный глаз. Да и инстинкт никогда не подводил.
 — У тебя инстинкт на каждый случай, — сухо заметил Вэр. — Это тебе заменяет способность думать.
 — Грубо. — И, продолжая смотреть на лежащую перед ним женщину, он рассеянно добавил: — Но я прощаю тебя, потому что знаю, ты меня любишь.
 Вэр влил еще несколько капель воды в рот женщины.
 — Тогда ты знаешь больше, чем я.
 — О да, — просиял Кадар. — Как любезно с твоей стороны признать это.
 — Я не так сильно шлепнул ее, — нахмурился Вэр. — Она должна бы уже очнуться.
 — Ты недооцениваешь свои силы. У тебя кулак, что молот.
 — Я прекрасно знаю свои возможности. Я нанес очень легкий удар. — И все же она лежала слишком неподвижно. Он наклонился над ней и уловил слабое дыхание. — Она, должно быть, в обмороке.
 — Тебя это беспокоит?
 — Ничуть, — равнодушно сказал Вэр. — Я не чувствую ни вины, ни жалости к этой женщине. С какой стати? Не я напал на караван и вышвырнул ее в пустыню умирать. Так или иначе, она ничего не значит для меня. — Однако, как знал Кадар, Вэр всегда восхищался силой и решительностью, а та, что беспомощно лежала перед ними, по-видимому, не испытывала недостатка ни в том, ни в другом. — Я всего лишь хочу выяснить: хоронить ли ее здесь, или везти до ближайшей деревни, чтобы ее выходили.
 — Это несколько преждевременно, тебе не кажется? — Кадар с сочувствием смотрел на нее. — Она, очевидно, пострадала от жары и жажды, но я не вижу ран. Впрочем, сомневаюсь, чтобы Хассан позволил ей бежать. Он любит белокожих блондинок.
 — Но сейчас она совсем не белокожая. — Странно, как она могла выжить в пустыне целых десять дней, да еще побывав в руках Хассана. Внезапно в нем вспыхнула бешеная ярость, удивившая его самого. Он полагал, что потерял способность чувствовать жалость или гнев при виде поруганной невинности, так кровав его путь воина.
 — Ну раз ты не собираешься ее хоронить, может быть, мы возьмем ее с нами в Дандрагон? Ближайшая деревня отсюда в сорока милях к северу, а она нуждается в уходе.
 Вэр нахмурился.
 — Ты же знаешь, мы никого не пускаем в Дандрагон.
 — Боюсь, придется сделать исключение, если, конечно, ты не собираешься бросить ее здесь умирать. — Кадар покачал головой. — А это нарушение естественного закона. Ты спас ей жизнь. Теперь она принадлежит тебе.
 Вэр презрительно хмыкнул.
 Кадар безнадежно вздохнул.
 — Я устал, объясняя тебе. Ты не хочешь никак понять. Это закон…
 — Природы, — закончил Вэр. — Хотя я думаю, это скорее закон Кадара.
 — Ну, что ж, согласен, я часто оказываюсь гораздо мудрее природы, а также интереснее, хотя и не могу претендовать на всемогущество. — Он кивнул. — Пока. Но мне всего девятнадцать. У меня еще есть время.
 — Мы не возьмем ее в Дандрагон, — спокойно заявил Вэр.
 — Тогда, полагаю, мне придется остаться здесь и защищать ее. — Он сел рядом с женщиной, скрестив ноги. — Поезжай. Прошу только, оставь флягу с водой и немного еды.
 Вэр в бешенстве взглянул на него.
 — Конечно, на нас может наткнуться Хассан и довершить свое гнусное дело. К тому же ты ведь знаешь, я плохо владею оружием. Возможно, также, что Гай де Лусан следует по этому пути в своем святом наступлении на Иерусалим. Ходят слухи, что солдаты в его отряде не более благочестивы хасса-новских. — Кадар простодушно улыбнулся. — Но ты можешь не беспокоиться обо мне. Забудь, что я спас тебе жизнь в этом логовище ассасинов, прославившихся разбоями и тайными убийствами.
 — Я так и сделаю. — Вэр вскочил на лошадь. — Я не взывал к тебе о помощи тогда, так же как и сейчас не прошу составить мне компанию.
 Он резко развернул лошадь, поднял руку и помчался прочь; остальные всадники последовали за ним.
 Кто-то держал ее, нежно покачивая.
 Мама?
 Да, наверное, это мама. Она вернулась из дома Николаса, и если сейчас Tea откроет глаза, то увидит ее печальное, нежное лицо. Ее мать всегда оставалась нежной и мягкой, и ее покорность доводила Tea до отчаяния.
 Не ради меня, твердила ей Tea. Я не позволю им сломать себя. И не только ради тебя. Доверься мне, и вместе мы сможем навсегда уйти отсюда. Ты боишься? Тогда позволь мне быть сильной за нас двоих.
 Но она оказалась слабой; и теперь ее мать, узнав об этом, наверное, еще более несчастна.
 Tea пыталась сдержать обещание, спасти Селин. И не смогла. Но скоро силы вернутся к ней. Прости меня, мама. Вот увидишь, что Селин…
 Но ее мать больше никогда ничего не увидит, вспомнила Tea. Она давно умерла…
 Но если это не мать, кто же тогда обнимает ее так нежно?
 Она медленно открыла глаза.
 Ее держал на руках красивый молодой человек с большими темными глазами и мягкой улыбкой… чалма!
 Дикарь!
 Она попыталась вырваться.
 — Нет, нет. — Он держал ее очень крепко, с удивительной для такого изящного сложения силой. — Я не собираюсь причинить вам вреда. Я Кадар бен Арнауд.
 Ее глаза сверкнули.
 — Сарацин?
 — Армянин, но мой отец из франков. Правда, народ моей матери доказал, что он более цивилизован, чем франки. — Он печально посмотрел на нее. — И я не из банды, что напала на ваш караван. Вы ведь путешествовали с караваном из Константинополя?
 — Отпустите меня.
 Он сразу же отнял руки.
 Она откатилась от него, а затем поползла на коленях.
 — Видите, я не держу вас. Я лишь хочу помочь.
 Она не могла ему доверять, она никому не доверяла.
 И все же в его взгляде и выражении лица не было ничего, кроме доброты и нежности.
 Но здесь находился и другой человек, а его уж никак не назовешь ни добрым, ни милосердным.
 Она оглянулась, но лишь лошадь стояла неподалеку.
 — Они все уехали. — Он поставил перед ней кожаную флягу с водой. — Еще воды? Не думаю, что Вэр дал вам вволю напиться.
 Она взглянула на воду так, словно перед ней скорпион, пытающийся укусить ее.
 — Это не отрава. — Он улыбнулся. — Вы пили за Вэра, теперь выпейте за меня. — Никогда прежде не видела она такой неотразимой, чарующей улыбки, а его голос обволакивал, подобно мягкому бархату. Страх понемногу отпустил ее.
 — Я не знаю никакого… Вэра.
 — Лорд Вэр из Дандрагона. Вы несколько раз ударили его. Думаю, это он запомнит надолго.
 Холодные голубые глаза, блеск доспехов и шлема, обжигающая боль в плече.
 — Он залепил мне пощечину.
 — Он не хотел причинить вам вреда.
 Суровое, жестокое лицо, безжалостные глаза.
 — Нет, именно хотел.
 — Горькая тяжесть гнева обуревает его сердце, хотя он и по натуре далеко не мягкий человек. Допускаю, он часто, идя к цели, выбирает самые прямые пути. К сожалению, зачастую они оказываются и самыми грубыми. Как ваше имя?
 Она медлила с ответом.
 Он улыбнулся и подвинул к ней флягу с водой.
 — Пейте.
 Она сделала полный глоток. Теплая вода, словно бальзам, омыла ее пересохшее горло.
 — Не слишком много, — предупредил Кадар. — Вода может продлить нашу жизнь. Вэр и я не сошлись во мнении, обсуждая ваше местопребывание, а он может быть очень упрямым.
 Она опустила флягу.
 — Я… благодарю вас. — Она порылась в памяти, припоминая его имя. — Кадар.
 — Всегда рад служить вам… — Он вопросительно взглянул на нее.
 — Tea. Мое имя — Tea из Димаса. — Внезапно она обнаружила, что у нее за спиной больше нет корзины, и сердце замерло от ужаса.
 — Вы взяли мою корзину, — с яростью набросилась она на него. — Где она?
 — На земле рядом с вами. Я никогда не краду у женщин, Tea из Димаса.
 Она мгновенно почувствовала облегчение, а вслед за ним — неловкость, когда встретила его укоризненный взгляд. Глупо стыдиться, что не доверяешь незнакомцу. Он передал ей другой кожаный мешок.
 — Финики и немного мяса. Как давно вы не ели?
 — Со вчерашнего дня. — Но она промолчала о том, что жестко ограничивала себя и съедала всего маленький кусочек мяса в день, с тех пор как бежала от напавших на караван бандитов. Tea открыла мешок и постаралась сдержаться, чтобы не схватить большой кусок. Мясо было жестким и сухим, но она с наслаждением принялась жевать его. — Вы не носите оружия. Почему?
 — Потому что я не воин. Я уважаю тех, кто сражается мечом и копьем подобно варвару, но сам предпочитаю кулаки.
 — Вы зовете этого лорда Вэра варваром?
 — Иногда. Но он с ребячьих лет не знает иной жизни, кроме постоянных сражений, поэтому его можно простить.
 Она не собиралась прощать его, тем более что у нее все еще болела скула после его удара. Эти светлые голубые глаза и ощущение мощи, исходившей от него, запечатлелись в ее памяти так же отчетливо, как и синяк от его удара.
 — Он французский рыцарь?
 Кадар покачал головой.
 — Вэр — шотландец.
 — Шотландец? — Она никогда прежде не слыхала такого слова. — Откуда он?
 — Шотландия — это страна еще более варварская, чем эта. Она расположена на севере Англии.
 Об Англии Tea слышала. В Константинополе ее считали тоже варварской страной.
 — Вы ехали сражаться, когда наткнулись на меня?
 — Нет, мы возвращались с битвы, помогали Конраду Монферратскому сдерживать сарацин, осадивших Тир. Мы направлялись в Дандрагон.
 — Значит, война кончилась?
 Он усмехнулся.
 — Сомневаюсь, что эта война вообще когда-нибудь прекратится.
 — Тогда почему вы возвращаетесь домой?
 — У Вэра контракт с Конрадом закончился вместе с осадой Тира, но тот не желает больше расставаться со своим богатством.
 — Лорд Вэр сражается ради золота?
 — И земель. — Он улыбнулся. — Лорд — самый отважный рыцарь в стране и очень богатый человек.
 Tea не удивилась. Хорошо известно, что многие рыцари, принявшие участие в крестовом походе, использовали победы в сражениях на Священной войне для грабежа, наживая себе таким способом огромные состояния.
 — Что касается меня, то я выбрал менее опасный путь к богатству. — Он заговорил о другом. — Tea. Вы гречанка?
 Она кивнула.
 — И вы направлялись вместе с караваном в Дамаск?
 Молчаливый кивок.
 — Вам очень повезло. Мы слышали, что никто не смог спастись после нападения Хассана. Он захватил сто пленных, чтобы продать на невольничьем рынке в Акре, и хвастался, что убил еще столько же.
 У нее от ужаса широко раскрылись глаза.
 — Вы знаете его?
 — Никто не скажет, что знает змею. Вэр и я знакомы с ним. Есть разница.
 Он смочил кусок ткани и протянул ей.
 — Оботрите лицо. У вас вся кожа воспалена.
 Она медлила.
 — Вы же сказали, я не должна расходовать зря воду.
 — Я передумал и решил больше доверять своим инстинктам. Возьмите.
 Влага принесла мгновенное облегчение ее обожженным щекам и лбу.
 — Вы очень добры.
 — Да. — Он одарил ее еще одной своей нежной улыбкой. — Очень. Иногда это слишком осложняет мне жизнь. — Он помолчал. — Среди рабов, которых Хассан отправил в Дамаск, находились ваши родители?
 — Нет.
 — Ваш муж?
 — Нет, я была одна.
 Его брови поползли вверх от удивления.
 — Странно. Вы слишком молоды.
 Она выпалила правду, не раздумывая:
 — Мне семнадцать. Многие выходят замуж и рожают детей в моем возрасте. — Она помолчала, понимая, как странно выглядит ее путешествие без сопровождающих. Для ее безопасности будет лучше, если она придумает, что осиротела во время нападения. — Я хотела сказать… мой отец убит этим человеком… Хассаном.
 — А, так вот что вы имели в виду. — Он улыбнулся. — Как это произошло?
 Он не поверил ей. В его голосе послышался легкий упрек.
 — Мне тяжело говорить об этом.
 — Как это бестактно с моей стороны.
 Она быстро забросала его вопросами:
 — А что вы? Вы сказали, что ваш отец француз? Как долго вы живете здесь?
 — Всю свою жизнь. Я вырос на улицах Дамаска. Пейте еще. Только медленно.
 Она отпила несколько глотков.
 — И теперь вы служите этому шотландцу.
 — Я служу себе. Мы вместе путешествуем. — Он улыбнулся. — А вот он принадлежит мне. Это все равно, что владеть тигром, впрочем, здесь есть интересные моменты.
 — Принадлежит вам… — Она нахмурилась в недоумении.
 — Тсс. — Он поднял голову, прислушиваясь. — Слышите? Он возвращается.
 Она застыла, почувствовав, как дрожит земля.
 — Кто?
 — Вэр. — Он усмехнулся. — Предупреждаю, он очень раздражен. Он не любит, когда ему приходится нарушать свои планы. — Заметив выражение ее лица, он погасил улыбку. — Вы боитесь?
 — Я не боюсь, — солгала она, с содроганием представляя себе этого гиганта, все еще стоящего перед ее внутренним взором. Холодный. Злой. Грубый.
 — Он не причинит вам вреда, — мягко сказал Кадар. — Он животное только на одну половину. А другая его половина очень человечная. Иначе, с какой стати ему за нами возвращаться?
 — Не представляю. — Дрожа, она с трудом поднялась на ноги. Ей бы не хотелось встречаться с Вэром, которого Кадар назвал человеком лишь наполовину. За последнее время ей слишком часто приходилось сталкиваться со скотами. — И я не хочу оставаться здесь. — Tea просунула руки в лямки корзины, забросив ее за спину. — Не дадите ли вы мне воды с собой?
 — Отсюда сорок миль до ближайшей деревни. А вы истощены и очень слабы. Вам не дойти.
 Всадники приближались. В неясном силуэте скачущего впереди огромного человека Tea почудилось что-то зловещее.
 — Дайте мне флягу с водой, и я выживу.
 — Я не могу этого сделать.
 — Значит, обойдусь и без этого. — Она поела и вволю напилась, и у нее с собой еще оставалось несколько глотков воды. Она прошла более сорока миль с тех пор, как караван был захвачен, и сможет пройти еще не меньше. Tea резко развернулась и пошла прочь.
 — Нет, — сказал Кадар ласково. Внезапно он оказался рядом с ней и схватил ее за руку. — Я не могу позволить вам уйти. Я буду беспокоиться за вас.
 Она попыталась освободиться, но не смогла. Тогда в отчаянии она начала разжимать его пальцы.
 — Вы не имеете права…
 Внезапно всадники оказались прямо над ними, она замерла.
 Кадар шлепнул ее по руке, как капризного щенка.
 — Все в порядке. Ни один из нас не сделает вам ничего плохого.
 Но она едва ли слышала его, ее взгляд не отрывался от мужчины, натянувшего поводья прямо перед ними.
 Он только наполовину животное.
 Верхом на огромной лошади он показался ей кентавром, сросшимся с туловищем коня; мрачный, пугающий, он отбрасывал гигантскую тень на землю впереди себя… Она запаниковала. Tea почудилось, что если сейчас ее накроет эта тень, то она навсегда останется у него в плену.
 Он смотрел на Кадара, словно ее здесь не было.
 — Возьми ее, — приказал он. Его голос хлестал, словно удар плетки. — И если ты не хочешь, чтобы я заставил тебя идти пешком, сотри с лица эту наглую улыбку.
 — Это улыбка приветствия. Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть. — Он отпустил Tea и подтолкнул ее к лошади Вэра. — В Дандрагон?
 — Возьми ее, черт тебя побери!
 Вэр был зол. Как сказал бы Кадар, его переполнял гнев, и это было страшно.
 Но Кадара, казалось, ничуть не тронула ярость Вэра. Он вскочил в седло и натянул поводья.
 — Моя лошадь не снесет двоих. Придется тебе ее взять.
 Tea ощутила волну недовольства, исходившую от лорда Вэра.
 — Кадар!
 — Ну, она не совсем расположена ехать. Боюсь, мне не справиться с ней, если она начнет сопротивляться.
 Ледяной взгляд Вэра обратился к ней.
 — Она не проявляет никаких признаков нежелания. Я еще никогда не видел более безжизненной и грязной девицы.
 Безжизненная! Грязная! А что он ожидал после всех испытаний и ужасов, которые ей пришлось пережить? После того как она под палящим солнцем одолела более сорока миль. От этой несправедливости, как от искры, ее гнев запылал с новой силой.
 — Уверена, что вы, как все трусы, предпочитаете безвольных женщин.
 Он впился взглядом в ее лицо.
 — Трус?
 Она не обратила внимания на его тон.
 — А бить женщину, когда она не может защищаться? Разве это смелость?
 — Синяки на моем лице доказывают, что это не правда.
 — Прекрасно. Но вы и не могли ожидать ничего другого. Вы налетели на меня, и я решила, что вы — из тех бандитов, которые убили…
 — Ты ни слова не дала мне сказать, а пустила в ход кулаки.
 Он спешился и подошел к ней.
 — И сейчас ты также хлещешь меня словами. — Без коня он должен был бы выглядеть менее устрашающе, но это оказалось не так. Он возвышался над ней всем своим огромным, массивным телом, и, как и при первой встрече, она почувствовала в нем невероятную мощь и безграничную властность. Он яростно глядел на нее. — Помолчи. Я до смерти устал. Кадар может подтвердить, что мое терпение на исходе.
 Она вернула ему взгляд.
 — Вы вновь собираетесь ударить меня?
 — Заманчиво, — пробормотал он. — Видит Бог, очень заманчиво.
 — Он совсем не это имеет в виду, — поспешно вмешался Кадар. — Едем, Вэр. Мы должны доставить ее в Дандрагон. Она истощена и очень слаба.
 — Слаба? — Он окинул взглядом ее вызывающую позу. — Думаю, она сильнее, чем ты предполагаешь.
 — Я не собираюсь ехать в этот ваш Дандрагон. — Она отступила в сторону, намереваясь обойти их. — Поэтому меня никто не повезет.
 — И куда же ты пойдешь?
 — Кадар сказал, что здесь есть деревня.
 — Слишком далеко.
 Она промолчала, глядя в сторону.
 — Вэр, — окликнул Кадар.
 — Я знаю, знаю, — раздраженно сказал Вэр. Он схватил ее за плечо и развернул лицом к себе. — Ты поедешь в Дандрагон. Я сам этого не хочу, и если бы я мог выбирать, то позволил бы тебе идти в Хэдс, но у меня нет выбора. Ради Бога, не доставляй нам лишних хлопот.
 — Зато у меня он есть. Я никуда не поеду с вами.
 Некоторое время он изучал вызывающее выражение ее лица.
 — Ты очень упряма. — Он вытащил кинжал.
 Она замерла от страха. Уж не собирается ли он перерезать ей глотку?
 Вэр улыбнулся с видом сытого тигра.
 — Ты полагаешь, я сам не хочу избавиться от такой беспокойной девицы? Очень хочу. — Сверкнула сталь. Молниеносным движением Вэр проколол ее кожаную флягу для воды, а затем срезал ремень, на котором он держался. Она стояла, онемев от ужаса, и смотрела, как из упавшей на землю фляги вытекают последние драгоценные капли воды и мгновенно просачиваются в песок.
 — Нет!
 Он вложил кинжал в ножны.
 — Теперь у тебя тоже нет выбора. — Он отвернулся. — Выбрось корзину. Она слишком громоздкая.
 Tea смотрела на него в бессильной ярости. Одним ударом он разбил единственную надежду спастись самой, без его помощи. Ей хотелось закричать, ударить его.
 Он вскочил в седло и спокойно смотрел на нее, ожидая, что она покорно выполнит его приказание.
 — Выбрось корзину, — повторил он.
 — Или вы и ее проколете своим кинжалом? — Она шагнула вперед. — Я поеду, но и моя корзина поедет со мной.
 — Я возьму ее, — поспешно сказал Кадар, соскальзывая с седла. — С удовольствием.
 — Выбрось, — сказал Вэр, встречая ее взгляд. Ему было важно настоять на своем. Что ж, он выиграл достаточно много битв.
 — Я не брошу ее.
 — Что за сокровища там у тебя?
 Ничего такого, что вы могли бы украсть.
 Выражение лица Вэра изменилось, словно от удара. Tea услышала, как рядом Кадар судорожно вздохнул. И все же она не могла отступить.
 — Кадар сказал, что Хассан — ваш старый знакомый. Подобное тянется к подобному.
 — Подобное к подобному. — Он чуть прикрыл глаза, словно пробуя ее слова на вкус. — Да, у нас действительно есть кое-что общее.
 Кадар снял корзину с ее спины.
 — Становится темно. Надо отправляться, или мы не достигнем Дандрагона засветло. — Он схватил ее за руку. — Думаю, моя лошадь все же выдержит ваш вес.
 — Чепуха. — Лорд Вэр махнул рукой. — Мы не можем рисковать таким великолепным животным. Я возьму ее. — Он наклонился и, подняв Tea, посадил впереди себя в седло.
 — Я действительно думаю, что… — начал Кадар.
 Вэр тронул своего коня шпорами, и тот с места помчался в галоп. Остальные всадники поскакали следом; Кадару ничего не оставалось, как последовать их примеру.
 Спина Tea была крепко прижата к твердым доспехам. Она просто задыхалась, стиснутая железом. Девушка поняла, что его что-то глубоко задело, и теперь он хотел наказать ее. Она не доставит ему такого удовольствия, пусть не думает, что он своего добился.
 Она постаралась как можно свободнее откинуться назад.
 Он осторожно застыл.
 Пусть почувствует себя неловко. У нее не осталось сил сражаться с ним иначе, чем с помощью слов.
 — Далеко до этого Дандрагона?
 — Не очень. — Он кивнул на горы.
 Еще совсем недавно эти горы казались ей недосягаемыми.
 — Я не собираюсь там оставаться.
 — А я и не предлагаю тебе этого. Как только Кадар решит, что ты поправилась, ты пойдешь своей дорогой.
 — Я не больна. Я могу и сейчас идти сама. — Странно… но доспехи, на которые она опиралась спиной, больше не казались ей жесткими, а напротив — гладкими и удобными. — И Кадар не может судить о том, что мне нужно.
 — Кадару дано судить обо всем, — сказал он сухо. — Как ты, без сомнения, уже могла заметить.
 — Но только не обо мне. — Она зевнула. — С какой стати? Вы оба чужие мне. Я ничего о вас не знаю.
 — Как и мы о тебе.
 Слава Богу, это было правдой. Кадар мог посчитать ее слова о смерти отца ложью, но он наверняка не будет докапываться до истины. А что до лорда Вэра, то он хочет лишь поскорее избавиться от нее и не станет задавать неудобных вопросов.
 — Я Tea из Димаса.
 Она вновь зевнула. Удивительно, как, притворившись, что тебе удобно и спокойно, вдруг на самом деле начинаешь это чувствовать. Теперь, когда она не видела его, он больше не казался ей таким ужасным. Она лишь осознавала неколебимую силу за своей спиной, которая могла защитить ее от любого зла.
 — Вам достаточно знать это.
 — В самом деле?
 Она сонно кивнула.
 — Конечно. Ведь вы… не хотите… — И, не закончив фразы, она провалилась в глубокий сон.
 — Нет ничего прелестнее спящего ребенка.
 Вэр оглянулся на скачущего за ним Кадара, затем посмотрел на сонную Tea. Ее сейчас не разбудил бы даже гром наступающей армии Саладина.
 — Что касается именно этого ребенка, то она грязная, вонючая и очень настырная, — сказал он.
 Кадар кивнул.
 — Да. Но еще храбрая и упорная. А такие заслуживают того, чтобы жить. — Он улыбнулся. — А еще они достойны доброты.
 — В таком случае, ты можешь дать ей это.
 — Но ты спас ее. Именно ты заметил ее и решил отвезти в безопасное место. И это твоя обязанность…
 — У меня их нет. И я не собираюсь ничего на себя брать. Я — то, что я — есть.
 — Нет, это не так. Но я дождусь той поры, когда ты достигнешь этого состояния. Я-то знаю свои обязанности, даже если тебе невдомек. — Он вновь посмотрел на Tea. — Ей всего семнадцать. Я уже говорил тебе об этом?
 Вэр промолчал.
 — А этот мир жесток по отношению к женщинам. Особенно — прелестным, белокурым.
 Вэр продолжал хранить молчание.
 — А что, если она носит ребенка от одного из людей Хассана? Она сама еще дитя. Этого достаточно, чтобы тронуть любое сердце.
 — Твое сердце.
 — Кажется, я начинаю терять терпение, — вздохнул Кадар.
 — Наконец-то.
 — Но не сдаюсь. — Он направил свою лошадь вслед коню Вэра по узкой горной тропинке.
 Женщина в руках Вэра была хрупкой, теплой и беспомощной, но он не поддастся жалости, которой ждет от него Кадар. Он не позволит себе никаких ощущений, кроме тех, что он сам для себя выбрал. Брать ее в Дандрагон — уже ошибка, и ни к чему усугублять ее, позволив себе сочувствие. Кадар не понимает, как жалость сделает Вэра крайне уязвимым и может погубить их всех. Он тогда станет скорбеть, болеть сердцем, сокрушаться, будет стараться оберегать ее в ущерб себе. Нет, сострадания не для них, живущих в обнимку со смертью.
 Крепость Дандрагон сверкала огнями. Даже на таком расстоянии свет ослепил Tea. Факелы высвечивали каждую трещинку стены мрачной крепости, светом был залит и весь внутренний двор. Любая хозяйка ужаснулась бы такому бессмысленному расточительству глубокой ночью.
 — Слишком много… — сонно пробормотала она.
 Он наклонился над ней.
 — Слишком много огней. Зря горят… расточительно…
 — Я люблю свет. — Он мрачно улыбнулся. — И не считаю это лишним. К тому же, я достаточно богат, чтобы потворствовать своим прихотям. — Он спешился и снял девушку с коня. — Кадар! — окликнул он. — Прими ее.
 — Я могу идти. — Она отступила на шаг, и тут же стала оседать на землю.
 Выругавшись сквозь зубы, он подхватил ее.
 — Кадар!
 — Сейчас, — пробормотала она. — Через минуту я пойду.
 Он крепче обхватил ее.
 — Мы не можем ждать здесь всю ночь. Кадар отнесет вас в ваши покои.
 — Моя корзина, — прошептала она. — Я никуда без нее не пойду.
 — Она у меня, — сказал возникший откуда-то сбоку Кадар. — Но отнести девушку следует тебе, Вэр.
 Вэр, холодно взглянув на него, поднял ее на руки и зашагал через двор к замку.
 Всюду горели факелы. Сновали слуги — впереди, рядом, позади… Шелк. Камень. Огонь. Она почти ничего не воспринимала, с трудом разлепляя веки и удивляясь, как ей еще удавалось это сделать…
 Она почувствовала, что ее опускают на что-то мягкое. Внезапно руки Вэра оставили ее.
 Одиночество… Столь же сильное, сколь необъяснимое…
 Она открыла глаза. Он стоял над ней, и, не отрываясь, смотрел на нее.
 Выражение его лица по-прежнему оставалось жестким и бесстрастным, но вот глаза…
 Она не могла отвести взгляда от них…
 Он отвернулся. Но, вновь резко обернувшись к ней, произнес неожиданно ласково, чуть запинаясь:
 — Нe надо бояться. Здесь вы в безопасности. — Затем, словно сожалея о минутной нежности, резко сказал Кадару: — Ради Бога, побеспокойся о том, чтобы ее вымыли и переодели в чистую одежду.
 — Как только она проснется. Сейчас я не стану ее тревожить. — Кадар улыбнулся ей. — Вы должны простить его. У него очень сильная нелюбовь к запахам. Возможно, из-за этих овечьих подштанников.
 Овечьих подштанников? Она ничего не поняла, но слишком устала, чтобы спрашивать.
 — Поставьте мою корзину возле кровати.
 Кадар опустил на пол свою ношу.
 — Она очень легкая. Не похоже, что в ней сокровища.
 Весь ее мир. Свобода Селин и ее свобода тоже. Она опустила руку на крышку корзины, словно пытаясь защитить.
 — Вам совсем не обязательно спать с ней в обнимку, — резко сказал лорд Вэр уже в дверях. — Можете считать меня вором, но я никогда не граблю своих гостей под собственной крышей.
 Как странно, что ее осуждение так сильно задело его. Она и не думала, что можно чем-то пробить эту толстокожесть. Впрочем, ей нет до этого дела. Он — грубый, жестокий человек, возможно, ничуть не лучше, чем те дикари, что напали на караван.
 — Но любопытство — еще не преступление, — ласково подступил к ней Кадар. — Неужели вы настолько не доверяете нам, чтобы не сказать, какие драгоценности хранятся в вашей корзине.
 Лорд Вэр застыл у двери, наблюдая за ней. Может быть, он и привез ее сюда против ее воли, подумала она, но все-таки сделал это ради ее безопасности. Он, возможно, даже спас ей жизнь. Ей трудно доверять кому бы то ни было, но, может, ей не повредит, если она немного ослабит свою защиту. Она убрала руку от корзины.
 — Черви. — Она повернулась к ним спиной и сонно прикрыла глаза. — Тысячи и тысячи червей…




 2


 На следующий день, после полудня, когда она открыла глаза, корзина стояла на том же месте возле ее кровати.
 — Будете мыться? — Вопрос был задан по-арабски.
 Tea взглянула в угол, откуда раздался этот голос. Темноволосая женщина средних лет, одетая в голубое широкое платье из хлопчатобумажной ткани, поднялась с подушек, разбросанных по полу.
 — Меня зовут Жасмин. Я буду прислуживать вам, пока вы здесь. — Она неторопливо подошла к ней. — Я принесу вам фруктов, и вы утолите голод. А затем, как приказал лорд Вэр, вы обязательно должны вымыться. Он распорядился, чтобы все в доме раз в день делали это.
 Овечьи подштанники, вспомнилось ей ироничное замечание Кадара. Но она сразу забыла об этом, как только Жасмин сдернула с нее легкое покрывало.
 — Вставайте. Вам нужна моя помощь? Принести вам еду?
 — Нет, — ответила она тоже по-арабски. Она была совершенно не готова к такой встрече. Ей собирались прислуживать! Сама эта мысль показалась ей нелепой. Она очень медленно и осторожно села. Святые небеса! Все ее тело затекло и болело, голова кружилась. — Я сама себя обслуживаю.
 Жасмин покачала головой.
 — Лорд Вэр велел, чтобы я служила вам. — Она проплыла скользящей походкой через комнату и встала у стола за спинкой стула. — Фрукты, пожалуйста.
 По крайней мере, эта женщина не пресмыкается перед ней, подумала Tea и попыталась встать. Ночной отдых, казалось, должен был восстановить ее силы, но сейчас они вовсе покинули ее.
 — Если вам нужна моя помощь, скажите, и я помогу вам, — произнесла Жасмин без всякого выражения.
 Определенно, в ее манерах не было ничего заискивающего. Без сомнения, она позволила бы ей упасть и самой доползти до стола, с раздражением подумала Tea. Она не ждала и не хотела, чтобы ей прислуживали, но если бы женщина выказала хоть немного сочувствия и доброты. Tea поднялась и покачнулась, чувствуя, как все закружилось перед ее глазами. Жасмин продолжала все так же невозмутимо наблюдать за ней. Головокружение прошло через несколько минут, и девушка неуверенно сделала несколько шагов по комнате. Каждая мышца ее тела мучительно болела, она с трудом переставляла ноги, шаркая ими по полу. Ей показалось, что путь через комнату длится так же бесконечно, как и ее путешествие через пустыню. Добравшись наконец до стула, она опустилась на него со вздохом облегчения.
 — Ешьте. — Жасмин подтолкнула к ней оловянное блюдо.
 Взглянув на разломанный гранат, апельсины и финики, Tea откинулась на спинку стула.
 — Чуть погодя. Я сейчас не голодна.
 — Скоро принесут вам воду для мытья. Я уже давно приказала ее нагреть.
 Tea встретилась взглядом с Жасмин.
 — Тогда им придется ее снова подогреть.
 Жасмин некоторое время изучала ее, затем пожала плечами.
 — Да придется.
 Эта крошечная победа отняла у Tea последние силы.
 — Думаю, я все же проголодалась. — Она потянулась за половинкой граната. — Вы рабыня лорда Вэра?
 — Я свободная женщина. Здесь нет рабов.
 Tea от изумления широко открыла глаза. Рабство так же естественно здесь, на Востоке, как и в Константинополе. К тому же у нее остались в памяти слуги, снующие вокруг, когда они въехали во двор замка.
 — Нет?
 — Нет. — Жасмин подошла к высокому шкафу и, взяв оттуда гребень, направилась к Tea. — У вас спутаны волосы. Я должна расчесать их перед мытьем.
 — Я сама.
 — Ешьте. — Приказание она отдала резким тоном, но движения, когда она принялась расчесывать Tea волосы, оказались мягкими и нежными. — У вас очень светлые волосы. Мужчины любят блондинок. И возраст у вас подходящий. Лорд Вэр, наверное, привез вас сюда, чтобы взять в свою постель?
 Tea вся сжалась от ужаса и почувствовала, как жар заливает ей щеки.
 — Нет! Я никогда не допущу этого.
 — Допустите, если он пожелает. — Гребень ласково кружил вокруг ее головы. — Он здесь хозяин. Вам следовало бы гордиться, если он выбрал вас для своей постели. Женщины в этом доме счастливы, когда он посылает за ними. — Жасмин тщательно расчесала колтун волос возле шеи. — Он не всегда нежен, но у него непомерный аппетит на наслаждения.
 Он только наполовину животное, сказал о нем Кадар. Какую же из них он демонстрирует им в своей постели? Она даже не подумала об этой опасности. Он был так холоден и зол… Но ей надо обязательно это учитывать. Мужчины всегда охвачены вожделением и считают всех женщин своей добычей. Никто не знает этого лучше, чем она, с горечью подумала девушка.
 — Меня не волнует его аппетит. Сразу, как только достаточно окрепну, я покину Дандрагон.
 — Тогда хорошо. Он не нуждается в другой женщине, — сказала Жасмин. — Однако мужчины всегда полагают, что самый сочный фрукт — это тот, который они еще не пробовали. Хотя, правду сказать, я не вижу, чем бы вы могли ему приглянуться. Кожа у вас обгорела и совсем не красива. Я положу на лицо мазь, когда вы примете ванну. — Она отступила на шаг. — Я слышу, Омар уже здесь. Вы покончили с фруктами?
 — Да, довольно. — Она съела не много, но почувствовала, что сыта. Должно быть, у нее совсем пропал аппетит, пока она скиталась по пустыне. — Я не заставлю вас ждать.
 Жасмин не обратила внимания на иронию в ее голосе.
 — Это не имеет значения. Я всего лишь служанка. — Она направилась к двери. — Мы все здесь только слуги.
 И все они служат лорду Вэру, хозяину этого огромного замка-крепости. Возможно, глупо так расстраиваться от слов Жасмин. Лорд Вэр с большой неохотой привез ее сюда и стремится как можно скорее избавиться от нее. К тому же, по словам Жасмин, у него много прекрасных женщин, готовых ему служить. Да и она сама по какой-то причине недовольна появлением здесь Tea.
 Все это не имеет значения. Ей есть о чем беспокоиться помимо этого. Она должна уйти отсюда и найти для себя место в жизни. Ей придется все делать самой, а это будет достаточно трудно.
 Кадар. Странный какой-то, всегда стремительный, веселый, лукавый и в то же время искренний, добрый. Так ей показалось. Он как-то влияет на лорда Вэра. Может быть, ей удастся убедить его помочь ей, когда она достаточно окрепнет, чтобы покинуть Дандрагон.
 — Я бы хотела видеть Кадара бен Арнауда, — окликнула она Жасмин, когда та уже открывала дверь. — Вы не могли бы ему передать, чтобы он зашел ко мне?
 Жасмин пропустила в комнату невысокого человека в тюрбане, несшего большую лохань с водой. Она улыбнулась Tea.
 — Обязательно. Я ведь уже сказала, что я здесь, чтобы прислуживать вам.
 Кадар замешкался на пороге, его взгляд упал на обнаженную грудь Tea, и глаза его округлились.
 — Боже, я не хотел… Извините меня. Жасмин сказала, я могу войти.
 Tea быстро прикрыла грудь руками и присела, как могла глубоко, в невысокой лохани. Каждый дюйм ее тела вспыхнул от смущения.
 Жасмин прошла вперед и невозмутимо заявила:
 — Вы сказали, что хотите его видеть.
 — Но не сейчас! — сдавленным голосом произнесла Tea. — Вы же поняли, что я не имела в виду… — Она оборвала себя, гнев оказался сильнее стыда. Конечно, Жасмин все поняла, но она сделала это специально, чтобы поставить Tea в неловкое положение. — Кадар, отвернитесь.
 Кадар немедленно повернулся к ней спиной.
 Tea сердито взглянула на Жасмин.
 — А вы дайте мне что-нибудь накинуть на себя.
 — Я еще не наложила вам бальзам на лицо.
 — Дайте мне покрывало, — приказала Tea, делая ударение на каждом слове.
 Жасмин пожала плечами, не спеша сдернула легкое покрывало с кровати и подошла к Tea, которая уже вышла из воды и теперь стояла на полу возле лохани. Молча она обернула покрывало вокруг плеч девушки. Слава небесам, оно оказалось не слишком прозрачным и достаточно большим, чтобы укутать ее от кончиков пальцев на ногах до самых плеч, по которым растеклись мокрые пряди волос.
 — А теперь оставьте нас, — сказала она Жасмин.
 Жасмин покачала головой.
 — Это не полагается. Он мужчина.
 — И не просто какой-то там мужчина, — пробормотал Кадар. — А мудрый, честный и великолепный.
 Жасмин не обратила на него внимания.
 — Лорд Вэр принес вас сюда, значит, вы — его собственность. Я не могу поставить его в неловкое положение, оставив вас наедине с ним.
 — Прошу вас уйти! — Tea не поверила ей ни на мгновение. Жасмин намеренно привела сюда Кадара, чтобы он застал ее голой, а теперь она же приводит такие оскорбительные причины?
 На мгновение Tea показалась, что служанка не оставит их вдвоем. Но Жасмин направилась к двери.
 — Предупреждаю, я должна сообщить лорду Вэру, что вы повели себя оскорбительно по отношению к нему.
 — Это вы ведете себя недопустимо. Убирайтесь!
 Жасмин бросила на Tea еще один ледяной взгляд и вышла.
 — Вы можете обернуться, — обратилась Tea к Кадару, когда дверь за служанкой закрылась.
 Кадар вздохнул, увидев, что она завернулась в покрывало.
 — Сегодня жаркий день. Вы уверены, что не хотите сбросить это громоздкое одеяние? — И затем, увидев, как вспыхнули щеки Tea, ласково добавил: — Это всего лишь шутка. Вы прелестны, но я не опасен для вас. Что вы такое натворили, чтобы так рассердить Жасмин?
 — Ничего. — Рука Tea нервно теребила край покрывала. — Она просто невзлюбила меня.
 — У Жасмин трудная жизнь, и ей мало кто нравится, но она никогда никому не пыталась навредить, как вам сейчас.
 — Я ничего не натворила. — Замешательство и гнев сделали свое дело. У Tea задрожали колени, и она опустилась на стул. — Она просто грубая женщина. Во всем этом нет никакого смысла.
 Кадар некоторое время внимательно смотрел на нее, а затем медленно произнес:
 — Возможно, смысл здесь все-таки есть.
 Tea глубоко вздохнула. Она позвала его сюда вовсе не затем, чтобы говорить о Жасмин.
 — Вы были очень добры ко мне прошлой ночью. Причина, по которой я попросила Жасмин…
 — Это Вэр вас заметил и принял решение помочь вам. — Его взгляд обратился к корзине, которая все еще стояла у ее постели. — Черви? Вы пошутили?
 Она нетерпеливо покачала головой.
 — Я расскажу вам об этом позже. Я бы хотела просить вас еще немного помочь мне. Я должна уйти отсюда и добраться до Дамаска.
 — Пока вы еще очень слабы.
 — Через несколько дней я поправлюсь. Я очень сильная.
 — Когда придет время, мы скажем об этом Вэру. Никто не приезжает сюда и не покидает Дандрагон без его разрешения.
 Она удивленно раскрыла глаза.
 — Даже вы?
 — Это закон Дандрагона. У Вэра есть для этого причины. Он великий воин, а у воинов всегда множество врагов. Дандрагону необходимо обеспечивать безопасность.
 — Но мой уход вряд ли может стать причиной падения этой крепости. Ведь он сам даже не хотел, чтобы я появлялась здесь.
 — Где этот бальзам, о котором говорила Жасмин?
 — Что? — Разговор шел явно не так, как она задумала. Кадар был несколько смущен и вел себя довольно уклончиво. Tea указала на глиняный горшочек на столе. — Я не многого прошу у вас, но я чужая в этой стране и мне… Что вы делаете?
 Он открыл горшочек и, взяв немного бальзама на пальцы, подошел к ней.
 — По моему, это очевидно. — Он осторожно положил светлую мазь на ее нос и щеки. — Вы не так обгорели, как я предполагал. Кожа не слишком шелушится. Через несколько дней все заживет.
 — Я все время закрывала голову, защищаясь от солнца. — Мазь была прохладной и мягкой. — Я получила жестокий урок в первую неделю, после того как караван покинул Константинополь. Я тогда очень сильно обгорела.
 — И вас никто не предупредил о том, как опасно солнце? — Он опять зачерпнул бальзама из горшочка. — Ваш отец, например?
 Она застыла.
 — Я временами бываю очень упряма, вот и тогда я не послушалась его.
 Он чуть приподнял ее подбородок и нанес немного мази на шею.
 — Допускаю, что вы упрямы. Только не могу поверить, что вы не послушались предупреждения. По-моему, вы довольно разумная женщина.
 Она облизала губы.
 — Я очень изменилась после смерти отца. Горе делает нас мудрее.
 — Это правда. — Он немного отвел в сторону покрывало. У вас обгорели плечи. Должно быть, лямки от корзины сбили с них материю. — Он нежно провел мазью по ее плечам. — Как вам удалось бежать из каравана?
 — Я шла в самом конце каравана, когда Хассан неожиданно налетел на нас. Я схватила корзину, воду, немного еды и спряталась под повозку. А когда улучила момент, то ускользнула.
 — Вас не… — Он замялся.
 Она непонимающе взглянула на него. Но, догадавшись, что он имел в виду, покачала головой.
 — Они не видели меня. — Она горько улыбнулась. — Их слишком занимали другие женщины.
 — Вам очень повезло. Жаль только, что вы потеряли отца. Вы сказали, он был торговцем?
 — Нет.
 — Тогда, наверное, пилигримом, направлявшимся в Святую землю? Или, может быть, солдатом, который спешил присоединиться к рыцарям и освободить эту страну от…
 — Ради Бога, Кадар о чем ты?
 Они оба обернулись на голос и увидели хмурого Вэра, высившегося в дверном проеме. Он не спускал взгляда с руки Кадара, покоившейся на обнаженном плече Tea.
 Вэр вошел в комнату и хлопнул за собой дверью.
 — Если тебе нужна эта женщина, забери ее к себе в покои. Я не желаю, чтобы мои слуги бегали ко мне с воплями о…
 — Уверен, что Жасмин не вопила. Это бы нанесло урон ее чувству собственного достоинства. — Кадар не спеша натянул ткань покрывала на плечо Tea. — Я просто лечил ожоги твоей гостьи.
 — Ты закончил?
 Кадар кивнул.
 — Тогда подожди меня в зале. Я должен сказать ей несколько слов.
 Кадар поколебался.
 — Мы продолжим наш разговор, Tea. Позже, — и он вышел.
 Ей стало не по себе от его опасных, каверзных вопросов, и все-таки ее огорчил уход Кадара. В присутствии Вэра она чувствовала себя маленькой и никчемной. Сейчас, одетый в синюю тунику, он все равно выглядел воином, со своими широкими плечами, мускулистыми руками. Его темные, почти черные волосы, зачесанные назад и стянутые узкой лентой, открывали лицо, острые черты которого были подобны граням меча. И его взгляд, когда он смотрел на нее с высоты своего роста, так же повергал ниц, как острие клинка. В этот момент, сидя на стуле, она ощущала свою беспомощность. Когда дверь за Кадаром закрылась, она заставила себя подняться и встать перед ним во весь свой небольшой рост.
 Он заговорил, ни о чем ее не спросив:
 — Я не желаю, чтобы ты применяла свои уловки к Кадару. Ты не должна предлагать ему свое тело, и ты не смеешь использовать его в каких-либо других целях. Поняла?
 Она смотрела на него, не в силах поверить сказанному.
 — Но я не собиралась…
 — Ты послала за ним, а сама в это время оставалась голой.
 — Нет, это ошибка. Я не хотела… Я мылась и…
 — Подобно Батшебе.
 — Нет, совсем не так.
 — Как же это было? — Он придвинулся ближе, ощупывая ее взглядом. — Ты одинокая женщина, и тебе нужна поддержка и защита. И ты решила завлечь Кадара в свою постель, чтобы добиться своего. Женщины всегда действуют путем обольщения.
 Его безжалостные, бьющие наотмашь слова вывели ее из равновесия. Она прямо взглянула на него.
 — Это не мой путь.
 — Тогда почему же ты послала за ним?
 — Это правда, мне была нужна его помощь, но я…
 Он развернулся и направился к двери.
 — Если Кадар хочет тебя, откажи ему. Или будешь иметь дело со мной.
 Он отшвыривает ее, словно она — скулящий щенок у его ног, подумала она в ярости. Она не позволит ему так уйти.
 Tea шагнула вперед и закрыла собой дверь.
 — Уйди с моего пути!
 — Вы не только не добры, но и непоследовательны. Вы сказали Кадару забирать меня в свои покои, а мне приказываете отказать ему. Вы боитесь, что он рассердится на вас.
 — Уйди с дороги!
 — Это правда. Вы боитесь потерять его, потому что он единственный, кто оказался настолько глуп, что готов терпеть такого грубого, примитивного, эгоистичного человека рядом. Я не говорю друга, потому что вы не можете им быть. Вы слишком осторожны и заносчивы, чтобы…
 — Замолчи!
 — И покорно позволить вам оскорблять меня? Вы действуете, как напыщенный мужлан и хвастун, который…
 В ярости он сорвал с нее покрывало.
 Tea уставилась на него, опешив от неожиданности.
 Его грудь высоко поднималась и опускалась в такт быстрому, резкому дыханию, взгляд скользил по ее телу — от вспыхнувшего лица до кончиков ног, задержавшись на колечках волос ее лобка.
 — Ты права, я могу быть требовательным и предпочитаю, чтобы меня слушались. Кадар никогда не выбирает для постели моих женщин. Он считает это невежливым. — Его руки сомкнулись на ее талии. — Не принимай его, или я сделаю так, что он сам от тебя откажется.
 Она не могла произнести ни слова, чувствуя грубую шершавую кожу его ладоней на своем обнаженном теле. Он держал ее не крепко, но ей казалось, что его руки прожигают ее насквозь и, даже если он отпустит ее, следы от его пальцев останутся навсегда.
 Он приподнял ее без всякого усилия, поставил опять на пол и затем отпустил.
 — Вы солгали, — прошептала она. — Вы сказали, что я здесь в безопасности.
 Он горько усмехнулся в ответ.
 — Но я всего лишь грубый мужлан. Ты ведь не станешь доверять словам такого негодяя.
 Когда дверь за ним закрылась, она без сил прислонилась к стене, дрожа всем телом. Она еще не помнила случая, когда бы чувствовала себя столь беспомощной. В ту минуту, когда он коснулся ее, она ощутила себя полностью в его власти. Рабство!
 Ее желудок скрутило от боли, вызванной паникой, она осознала, что Даже в доме Николаса не была в такой неволе. Что же ей делать? Из-за своей неприязни к ней Жасмин может спровоцировать новую ссору и вынудит ее снова выступить против Вэра. А это значит, что в гневе он может превратить ее, Tea, в одну из тех женщин, которых, как сказала Жасмин, он использует для своего удовольствия. Она не вынесет этого. Это неправда. Разумеется, она перенесет и это. В доме Николаса она наблюдала подобное. Единственное, что ее погубит, — это если она потеряет то, чего уже достигла, и предаст Селин. Она не может превратиться в игрушку и остаться в этом замке. Никто не приезжает сюда и никто не покидает Дандрагон без позволения хозяина, сказал Кадар. Да, она должна немедленно убраться из Дандрагона. Ей нечего ждать помощи от Кадара, и она не должна просить его об этом.
 Ей следует захватить с собой в дорогу достаточно продуктов, но она не учитывает возможного нападения Хассана или слишком долгого перехода по пустыне.
 Tea оставила покрывало на полу. Жасмин забрала ее порванное платье и наверняка принесет что-нибудь взамен. Девушка собралась с силами и медленно прошла через комнату к кровати, рядом стояла ее корзина. Она опустилась на постель и осторожно открыла крышку.
 — Нет! — выдохнула она в тревоге.
 Кадар любовался изящным медным кувшином, когда Вэр вошел в зал.
 — Это и вправду милая вещица. Я был прав, когда уговаривал тебя выменять его на базаре. — Он обернулся к Вэру. — Впрочем, я всегда и во всем прав. Тебе, должно быть, это очень приятно… — Он оборвал себя, внимательно разглядывая Вэра сверху вниз. — Но сейчас, как я вижу, тебе совсем не так хорошо.
 Вэр прошел к столу и налил вина в бокал.
 — Я не должен был оставлять тебя наедине с ней. — Кадар помолчал. — Ты не обидел ее?
 — Я не изнасиловал ее, если ты это имеешь в виду.
 — Я и не думал, что ты это сделал. Конечно, у тебя чудовищный аппетит, но даже ты не мог бы снова так быстро возбудиться. — Он поднес бокал к губам. — Я имел в виду обиду, нанесенную ее душе, а не телу.
 На мгновение перед Вэром предстали огромные, испуганные, как у раненой оленихи, янтарные глаза, когда он предостерегал ее не соблазнять Кадара. Он усилием воли прогнал видение. Она не беспомощная олениха. Лишь мгновение спустя она обожгла его резкими словами:
 — Она рассердила меня. Как ты мог попасть в ее ловушку? Разве ты не понял, что она хотела использовать тебя.
 — Я полагаю, что именно она-то и попала в нее. — Кадар покачал головой. — И я думаю, как трудно словами передать весь обман и вероломство.
 — Вероломство безопаснее доброты. Вспомни свою жизнь. Ты должен был бы хорошо это усвоить.
 — Путь, который ты выбрал, — это путь одиночества. Однажды ты от него откажешься.
 — Нет. — Вэр сел в кресло и издевательски улыбнулся. — Зачем же мне выбирать другой путь? У меня все, что пожелаю: огромный замок, и богатства больше, чем у Саладина, и свобода делать все, что мне заблагорассудится. — Он поднял бокал. — И я не претендую на то, чтобы казаться кем-то иным, являясь негодяем. Когда я иду сражаться, то делаю это за золото, а не ради высоких целей. И когда беру женщину, то исключительно для удовлетворения своего вожделения, а не потому, что стрела Купидона пронзила мне сердце.
 — Ты не негодяй, — откликнулся Кадар, подумав, он поправился: — Ну, во всяком случае, не всегда. И даже когда ты пытаешься им быть, то это от боли, которую ты носишь в сердце. Ты подобен льву, воющему каждый раз, когда он наступает на лапу, в которой заноза.
 Сейчас я и чувствую себя, как раненый лев, подумал Вэр. Его утомила проницательность Кадара, он мучился от тяжести в чреслах. Сейчас он ничего так не хотел, как подняться по лестнице в комнату Tea и прижаться к ее телу. Почему он не сделал этого? Проблема решилась бы еще до ее возникновения.
 — Лев — это Конрад Монферратский. — Вэр в два глотка допил вино. — И он требует, чтобы я присоединился к нему снова. Сегодня утром прибыл посланец с приглашением встретиться с Маркграфом. По-видимому, упоение победой несколько поостыло, и теперь ему необходима уверенность, что Тир вновь не окажется в опасности.
 — Ты примешь предложение?
 — Возможно. — Он пожал плечами. — Или, быть может, я предложу свой меч Саладину. Из них двоих он, по крайней мере, более честен.
 — А я полагал, тебя перестали волновать вопросы чести.
 — Меня беспокоят только вопросы оплаты за мою службу. Конрад предпочел забыть о моей доле в добыче на том основании, что я отступник. По крайней мере, у Саладина не появится искушение передать меня Ордену тамплиеров 1 и позволить Великому Магистру изобрести достойное и убедительное убийство твоего верного льва. Выдернув с жизнью и занозу.
 — Ты полагаешь, Конрад предал бы тебя?
 — Я бы не стал доверять даже архангелу Гавриилу, раз Великий Магистр приложил свою руку… — Он оборвал себя. Конечно, Кадар не знает. Никто не в состоянии понять, кто не был одним из членов Ордена. — У меня еще есть время, чтобы принять решение. Возможно, я подожду. Ходят слухи, что Ричард Львиное Сердце предпринимает третий крестовый поход. Значит, моя цена только возрастет, после того как Конрад проиграет несколько сражений.
 — Какое могущество — чувствовать, что ты можешь изменить ход истории по своему усмотрению. — Кадар улыбнулся. — Но в то же время ты не настолько свободен, чтобы выезжать за пределы Дандрагона без отряда солдат.
 Вэр благоразумно сдержался, стараясь не выдать своих чувств. Ему пора бы уже привыкнуть к подобным уколам. Это происходило довольно часто.
 — Мне совсем не обязательно оставаться за этой крепостью. Это мой выбор.
 — Тогда почему бы не покинуть страну? Зачем принуждать себя выбирать между Саладином и Конрадом? Тебе нет дела до них обоих.
 Вэр заглянул в глубь бокала.
 — Видит Бог, я не позволю этому ублюдку заставить меня уехать.
 Кадар покачал головой.
 — Я полагал, что Храм должен был бы излечить тебя от греха непомерной гордыни.
 — Почему? Войны в мире происходят от гордыни, Каждого она поразила. — Он поднялся и поставил бокал на стол. — За исключением, пожалуй, тебя, Кадара бен Арнауда. Держись подальше от гречанки. Вожделение делает мужчин уязвимыми.
 — Я испытываю к ней только жалость. Хотя я мужчина и временами могу позволить себе плотские удовольствия. — Кадар улыбнулся. — У нее прелестная грудь.
 Белая, высокая, увенчанная упругими розовыми сосками.
 Воспоминания вызвали у Вэра резкую боль в чреслах. Но не было причин испытывать такое возбуждение. Только прошлой ночью он брал женщину в свою постель и вволю насладился ею. И все же плоть вновь мучила его, сильнее и настоятельнее, чем когда-либо. Возможно, все дело в вызове, который она бросила ему, в его гневе… Женщины, которых он привозит в Дандрагон, для удовлетворения своих потребностей, охотно выполняют любые его прихоти. Совершенно естественно, что вызов обострил его желание.
 — Вэр, — обеспокоенно произнес Кадар, глядя ему в лицо. — Она все еще очень слаба.
 — Тогда постарайся, чтобы она побыстрее поправилась, и отошли ее отсюда. — Он улыбнулся отчаянной, безрассудной улыбкой. — Кажется, она и есть та самая заноза в моей лапе, которая колет мои чресла каждый раз, когда я оказываюсь подле нее.
 — Отправлю, как только смогу. — Кадар нахмурился. — Тут могут возникнуть трудности. Я не уверен, что ей есть куда идти. Она сказала, что ее отца убили во время нападения на караван. — Он покачал головой. — Но я думаю, она была одна.
 — Зачем ей лгать?
 — Потому что ей есть что скрывать. Она шла в самом конце каравана, там, где обычно отводится место для бедняков. Сомневаюсь, было ли у нее больше имущества перед нападением Хассана, чем тогда, когда мы ее нашли. Женщина без средств, путешествующая одна… — Кадар помолчал. — Это непомерный риск. Только отчаяние могло заставить решиться на такое.
 Он не хочет слушать ни о чьем страдании. Он и сам уже сжился с ним, словно со старым хорошим приятелем. И, конечно, не станет рисковать, сочувствуя этой женщине. Главное, чтобы между ними, не дай Бог, не возникло никаких связей, основанных на общей боли.
 — Она должна уйти. Сотворил проблему, так решай ее.
 Кадар кивнул.
 — Я попытаюсь. Будь терпелив.
 Вэр этим ни в малейшей степени не отличался.
 — Реши эту задачу, иначе я сам найду выход. — Он направился к двери. — Становится темно. Мне надо проверить посты на крепостных стенах. Пойдешь со мной?
 Кадар покачал головой.
 — Пожалуй, я навещу своих соколов, посмотрю, как они пережили мое отсутствие.
 Как и ожидал Вэр, часовые были все на своих постах и не спускали глаз с окрестностей. Эту бдительность воспитали тяжелые уроки в прошлом. Вэр обратил внимание на мальчика, бегущего через двор, освещенный множеством факелов. Он слишком мал, подумал Вэр с досадой, ему не больше двенадцати. Надо сказать Абдулу, чтобы для Дандрагона никого моложе шестнадцати в деревне не набирали. Завтра он отошлет парнишку домой. Вэр медленно двинулся к краю крепостного вала. Солнце уже село, и дальние горы накрыл пурпурный закат.
 Но на одном из склонов третьей горы мерцала маленькая светящаяся точка костра.
 Вэр знал, что она там будет. Она всегда находилась там. Он приходил сюда, к крепостному валу, каждый вечер и смотрел на этот огонек, бросающий ему вызов из темноты, напоминающий, что он никогда не будет в безопасности и за этими толстыми стенами.
 — Добрый вечер, Ваден, — тихо поприветствовал он кого-то у далекого костра.
 Он не сводил с него глаз, пока не спустилась полная тьма. Затем направился к двери, ведущей внутрь.
 — Лорд Вэр. — Жасмин вышла из тени внизу лестницы, ведущей в зал. У нее вошло в привычку поджидать его возвращения оттуда. Мудрая Жасмин. Каким-то образом она чувствовала горечь отчаяния, что скребла его сердце, и всегда была готова смягчить это дикое напряжение.
 — Женщину? — спросила она. — В ваши покои?
 Его покои находились слишком близко к комнате гречанки, а он не расположен быть близко от нее сегодня ночью. Ее язык жалил и раздражал, а тело вызывало слишком сильное вожделение.
 — Пришли ее в зал. — Он спустился по лестнице, опередив ее. — И вина, много вина.
 — Я пришлю Ташу, — сказала Жасмин вслед ему. — Она всегда доставляла вам удовольствие.
 Ему этого не нужно, он хотел лишь освободиться от наваждения, вызванного белокурой Tea из Димаса.
 И забыть о крошечном, неумолимом огоньке, горящем на склоне третьей горы.
 Tea остановилась на нижних ступенях каменной лестницы, нерешительно глядя на арку, ведущую в зал. Всего минуту назад она слышала голоса под аккомпанемент лиры, но сейчас оттуда не долетало ни звука. Близилась полночь, и он, должно быть, уже поднялся в свои покои. Скорее всего ей придется подождать до утра. Она почувствовала облегчение. Скрип кресла… Он все еще здесь.
 Значит, предлога избежать еще одного столкновения нет. Что ж, возможно, это к лучшему, ей не придется ждать. Она и так слишком долго собиралась с духом, чтобы пойти на эту встречу.
 Tea сделала глубокий вдох, прошла через прихожую в зал и… замерла на пороге, широко открыв глаза от изумления.
 Вэр с бокалом в руке лениво растянулся в большом кресле с высокой спинкой возле огромного очага.
 Он был совершенно голый.
 Увидев Tea, он поднял бокал в знак приветствия.
 — Добрый вечер, Tea из Димаса. — Его слова звучали несколько невнятной — Как мило с вашей стороны присоединиться к нам.
 Голый и совершенно пьяный.
 — Прогоните ее прочь.
 Взгляд девушки скользнул к очагу. Кресло стояло на коврике из овечьих шкур, расстеленном на полу перед очагом, но она разглядела пару женских обнаженных ног.
 — Нет, Таша, ты не можешь быть так негостеприимна. Ведь это частично и ее заслуга, что ты оказалась здесь сегодня ночью. — Он махнул рукой. — Иди сюда и возьми бокал с вином. Таша поиграет для тебя на лире. — Он улыбнулся лежащей на полу женщине. — Но это не единственное ее достоинство.
 — Я не стану для нее играть. Пусть уходит.
 Он нахмурился.
 — Ты грубишь. Мне это неприятно.
 — Я не собираюсь ее слушать, — поспешно сказала Tea. Она все еще мялась у двери. Было совершенно ясно, что происходило в этой комнате. В воздухе висел тяжелый запах воскурений, вина и мускуса. И все же она не может уйти, не объяснив причину своего появления.
 — Я пришла поговорить с вами.
 — Не уверен, что сейчас это получится, довольно затруднительно. А ты уверена, что не предпочитаешь другой способ общения.
 — Нет! — Таша вскочила на ноги. Она, конечно, тоже была нагая и очень красивая. На вид лет двадцать пять, кожа золотистая, длинные темные волосы, рассыпавшииеся по соблазнительной груди. — Отправьте ее прочь, мой господин.
 — Ты начинаешь раздражать меня, Таша. — Вэр помахал слегка нетвердой рукой. — Если не можешь быть вежливой, убирайся отсюда к себе.
 — Но, мой господин… — Не договорив, она яростно взглянула на Tea и стремительно вышла из комнаты.
 — Вам не следовало отсылать ее. — Tea облизала пересохшие губы. — Я пришла сюда не ради вашего удовольствия.
 — Нет? Жаль. — Он поднес бокал к губам. — Не важно. Я все равно не уверен, что в состоянии двигаться. Сегодня ночью я достаточно потакал своим желаниям, к тому же немного пьян.
 — Больше, чем немного.
 — Иногда это успокаивает меня. — Он сделал большой глоток. — Иногда нет. А иногда я нуждаюсь, — он взглянул вслед ушедшей Таши, — в других способах.
 Внезапно она почувствовала приступ гнева.
 — Женщины не должны использоваться для таких целей. Это грубо и…
 — Разве она выглядела недовольной?
 — Если она не знает иной жизни, кроме как лежать и расставлять для вас ноги, это еще не значит, что вы должны употреблять ее.
 Он откинул голову и расхохотался.
 — У тебя язык, как осиное жало. Твое счастье, что я пьян. Вино смягчает меня.
 Услышав его последние слова, она поняла, что сделала правильно, придя сюда. Если вино смягчает и сглаживает его жесткий характер, тогда, возможно, она добьется от него обещания, которое он вряд ли дал бы ей, будучи трезв.
 — Вы не слишком пьяны, чтобы выслушать меня и понять?
 Он перевел взгляд на окно.
 — Я никогда не бываю слишком пьян.
 — Тогда я останусь и поговорю с вами.
 Она подошла к стулу возле очага и села.
 — Как вы добры.
 Она старалась отвести взгляд от его обнаженного тела.
 — Не будет ли вам более удобно разговаривать, если вы оденетесь?
 — Нет. — Он отпил еще вина. — Почему ты не спишь? Кадар будет расстроен, ты теряешь силы.
 — Я не могла спать, мне надо было вас увидеть.
 — И в то же время ты утверждаешь, что не хочешь провести со мной ночь.
 Она постаралась подавить раздражение.
 — Женщины существуют не только для этого.
 Он вновь откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее из-под полуопущенных век.
 — Не все, согласен. Но ты как раз очень подходишь. — Нахмурившись, он взглянул на ее косу, перекинутую через плечо. — Мне не нравится, что твои волосы связаны. Я хочу, чтобы ты распустила их, как днем.
 Она вспыхнула, вспомнив всю эту сцену наверху.
 — Я всегда ношу волосы именно так.
 — Распусти их.
 — Они останутся так, как мне нравится.
 — Если ты хочешь, чтобы я выслушал тебя, расплети косу.
 Она стиснула зубы в раздражении. В конце концов, это требование вызвано скорее плохим настроением, чем деспотизмом. Он вел себя, словно маленький мальчик, которому отказано в невинном удовольствии. Она расплела косу и встряхнула головой, волосы свободно расплескались, по плечам.
 Он одобрительно кивнул.
 — Очень хорошо. — Он перевел взгляд на ее белое платье, и она сжалась от тревоги.
 Но он только заметил:
 — Ужасно. Ты в нем утонула.
 Понятно, что именно этого и хотела Жасмин, но платье ее вполне устраивало, и она не возражала.
 — Оно чистое и опрятное.
 — Ты бы выглядела лучше без…
 — Я пришла просить об одолжении, — быстро сказала она, пытаясь увести его с того опасного направления, которое принял их разговор.
 — Я их не оказываю. Попроси Кадара.
 — Я обращаюсь к вам. У меня нет выбора. Это надо сделать немедленно, иначе…
 — У меня кончилось вино. — Он встал и подошел к столу, на котором стоял кувшин. — Продолжай, я слушаю. Я говорил тебе, что у тебя очень приятный голос? Как мед…
 Она не могла отвести от него взгляда. Странно, как такой огромный мужчина мог двигаться так грациозно, подобно большому дикому зверю. Если он и животное, то великолепное. С гривой буйных волос, рассыпанных по плечам, со следами шрамов, он напоминал ей льва. У него были мощные бедра и икры, мускулистый живот и гладкие ягодицы. Треугольник черных волос покрывал широкую мощную грудь.
 Он взглянул на нее, наливая себе вино в бокал.
 — Ну, так говорил или нет?
 Понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, о чем он спрашивает ее. Что-то о голосе.
 — Нет, вы сравнили меня с осой.
 — Что ж, как знать, насколько это больно — быть укушенным осой? Быть может, это — сладость меда и смертельная мука. — Он поставил на место кувшин и повернулся к ней. — Как ты думаешь?
 — Думаю, мне не захочется быть укушенной только для того, чтобы узнать, каково это.
 Он вернулся на свое место и сел.
 — Так же, как и мне. Временами, когда до смерти устаю, я думаю, что неплохо бы отдохнуть в вечном покое. — Внезапно бесшабашная улыбка сверкнула на его лице. — Но так как я сомневаюсь, что возможен отдых в преисподней, то меня туда можно загнать только силой.
 Она уставилась на него в полном изумлении.
 — Разве вы не уверены, что попадете на небеса? Вы солдат, а папа обещал всем крестоносцам отпущение всех грехов и Божью милость.
 — А за это они вырежут всех сарацин и отправят награбленную добычу в Рим. — Он отпил вино из бокала. — Знаете ли, я даже не могу вспомнить, сколько людей я загубил за свою жизнь. Однажды, когда я был пьян, я попытался всех пересчитать, но их оказалось слишком много. Мне почему-то кажется, что Бог не столь всепрощающ, как папа. — Он повел плечами, словно сбрасывая тяжелую ношу, и быстро допил вино. — Поэтому я должен радоваться, пока еще живу на этой земле.
 Почему ей стало грустно за него? Он был грубияном и варваром, который заботился только о своих собственных нуждах. Усталость и печаль, которые она увидела, были, возможно, результатом выпитого им вина. И все же она заговорила с ним мягче:
 — Я уверена, вы ошибаетесь. Бог всех простит.
 Он резко раскрыл глаза.
 — И он простит Хассана за убийство вашего отца?
 Она напряглась и не ответила.
 — Кадар думает, что ты лжешь. Так, Tea из Димаса?
 Она мгновение помедлила, затем сказала:
 — Да.
 Он пожал плечами.
 — Это не имеет значения. Все лгут. Конрад поцелует меня завтра как брата, а на следующий день пронзит мне сердце кинжалом. Поцелуй Иуды.
 — Я никогда не лгу. — Она поправилась: — Только если не остается выбора. А что Кадар?
 — Кадар не лжет. — Он потер виски. — У меня начинает болеть голова. Обычно это бывает лишь на следующий день. Если ты собираешься о чем-то просить, то лучше сделай это сейчас. У меня резко портится характер, когда я страдаю.
 Его характер и так был достаточно скверным.
 — Но какой смысл просить? Ведь вы сказали, что не станете ничего делать.
 — Проклятие! — Он гневно взглянул на нее. — Проси!
 — Моим червям нужны листья, — выпалила она.
 Он уставился на нее в полном изумлении, затем откинул голову и расхохотался.
 — Листья?
 — Совсем не смешно. С собой я взяла еще целый сверток, но мне пришлось бросить его, когда я бежала от бандитов. Я полагала, что у меня еще есть достаточно листьев в корзине, но там осталось всего несколько и… Перестаньте смеяться.
 — Я не могу. — Он потряс головой, его губы все еще растягивал едва сдерживаемый смех. — Отпусти несчастных созданий и позволь им искать свои собственные листья.
 — Я не могу освободить их. Они мне нужны. — Она прошла вперед, сжав руки. — Это шелковичные черви. Когда я приеду в Дамаск, я использую их, чтобы делать шелк для моих вышивок. Возможно, я даже смогу часть продать.
 — Шелк… Так вот что ты делала в Константинополе?
 Она кивнула.
 — Великолепный шелк. Я вышивальщица одного из лучших шелковых домов в городе. И я также помогала выращивать шелк. — Она помолчала. — Я прошу об одолжении, но я в состоянии заплатить. Когда у меня будет свой собственный Дом шелка, я смогу сделать все, что вы захотите. У меня талант, а мои работы всегда охотно раскупались.
 — Что ты хочешь?
 — Завтра мне надо добраться до дальних холмов и поискать деревья шелковицы.
 — Шелковицы? А никакие другие не подходят?
 — Нет. Это то, что они обычно едят. — Раз он слушает, есть надежда убедить его. — Я говорила с торговцем, и он сказал, что они растут на всем протяжении от Китая до этих мест. В Константинополе мы использовали листья черной шелковицы, но здесь должна быть белая, что даже лучше.
 — Само дерево белое?
 — Нет, только плоды, но после того как дерево отцветет.
 — А что если оно не цветет? — спросил он сухо.
 — У него листья зубчатой формы. Я узнаю его. — Она перевела дыхание. — Вы позволите мне?
 Он опустил голову и закрыл глаза.
 — Нет.
 — Но вы должны разрешить, — сказала она с отчаянием. — Мне очень нужны эти листья. Вы сразу же избавитесь от меня, как только у меня будет достаточно корма для червей, чтобы они не сдохли, пока я доберусь до Дамаска.
 — Иди спать.
 — Селин так рисковала, чтобы достать мне эту корзину… Я не допущу, чтобы они погибли, — сказала она неуверенно. — Вам не надо ехать со мной. Дайте мне лошадь, и я съезжу сама.
 — Нет. — Он открыл глаза. — Иди к себе.
 — Я не уйду, пока вы не пообещаете мне, что у меня будут листья.
 Он потряс головой.
 — Я пообещаю, если ты прекратишь стучать по моей бедной голове своими пронзительными словами.
 — Завтра?
 — Завтра. Убирайся.
 Она вскочила и бросилась к арочному выходу из зала. Она сделала все, что могла, но, быть может, он слишком пьян, чтобы завтра вспомнить о своем обещании, или рассудить, что слово, данное женщине, ни к чему его не обязывает.
 — И скажи Таше, чтобы она вернулась ко мне.
 Она остановилась в дверях.
 — Но я не знаю, где она. Вы ведь отослали ее в свою комнату.
 — Сомневаюсь, чтобы она ушла. Таша очень настойчива.
 — Вы выпили слишком много вина. Она не нужна вам. Позвольте бедняжке остаться в своей постели.
 — Я здесь. — Женщина прошла мимо Tea и подбежала к Вэру. — Я знаю, вы ведь больше не сердитесь на меня? — Она опустилась на колени между его бедер. — Простите меня. Я сделаю все, чтобы вы забыли мою провинность. — Она прижалась ртом к его восставшему фаллосу и принялась ласкать его своим языком и руками. И он отреагировал. Нагло. Его руки сжали подлокотники кресла, и он встретил ее взгляд поверх головы женщины. Его лицо покраснело, и капли пота выступили на высоком лбу, полные губы чувственно улыбались.
 — Останься, — прохрипел он. — Посмотри. Я хочу, чтобы ты была здесь.
 Ее щеки вспыхнули огнем. Благовония, и мускус, и запах горящего дерева проникли в ее ноздри. Комната наполнилась трепетом сладострастных вздохов, звуков, запахов. Она едва могла вздохнуть.
 Он поймал ее взгляд.
 — Останься, — тихо повторил он.
 Она повернулась и выбежала из зала. Быстрее — вверх по лестнице. Бешено колотилось сердце, она вся дрожала. Возможно, он прав… он действительно принадлежит Люциферу. Святые небеса! Она никогда себя так прежде не чувствовала. Она и в самом деле хотела остаться с ними, где все пропитано грехом и чувственностью.
 Но она хотела не просто смотреть…
 — Где эта чертова корзина?
 Tea мгновенно открыла глаза и увидела Вэра, стоящего над ее кроватью.
 — Что? — Она судорожно натянула покрывало на грудь и села, сжавшись на постели.
 — Что вы здесь делаете?
 — Корзина.
 — Она моя, — воскликнула она. — Вы не можете взять ее.
 — Мне не нужна эта проклятая корзина. Мне нужен лист. Я должен взять с собой лист, иначе я не смогу найти дерева.
 Она в изумлении глядела на него.
 — Вы собираетесь искать для меня дерево?
 — Кажется, я ясно сказал, разве нет? — Он зевнул.
 — Прямо сейчас?
 — Мне не до твоих вопросов. Голова раскалывается, желудок скрутило, а латы тяжелые, как подъемный мост в этом замке. Скажи мне, где эта чертова корзина.
 — У окна. — Она поспешила подняться, тщательно обмотав вокруг себя покрывало, и прошла по комнате. — Но вам не нужен лист, я поеду тоже.
 — Открывай корзину.
 Tea развязала узлы на крышке и откинула ее.
 — Там осталось не так много листьев.
 Он брезгливо взглянул на копошащуюся серую массу.
 — Боже, они выглядят так же, как чувствует себя мой желудок. — Дай мне лист.
 Она извлекла половинку листа.
 — Вот кусок, правда, не очень большой. — Она углядела червяка, прицепившегося к нему, и, осторожно сняв, стряхнула в корзину. — Но вам это не нужно. Я помогу вам найти дерево.
 Он брезгливо взял лист двумя пальцами и, резко развернувшись, направился к двери.
 — Ты останешься здесь. — Дверь за ним захлопнулась.
 Tea поспешно скинула покрывало и натянула платье, затем подхватила сандалии. Она не стала надевать их, а просто взяла в руку и выбежала из комнаты. Камни лестницы, двора холодили босые ноги. Молодой солдат держал лошадь под уздцы, пока Вэр садился на нее.
 — Я пойду с вами. — Она прыгала на одной ноге, надевая сандалии. — Вы поступаете неразумно. Без меня это может занять у вас много времени.
 Он не отвечал.
 — Что, если вы вернетесь не с теми листьями?
 — Тогда пойду снова и найду те, что нужны.
 — А я помогу ему. — Кадар выехал из конюшни и направлялся к ним через двор. — Но сомневаюсь, есть ли в этом необходимость, хотя мои глаза так же зорки, как и у моих соколов. Я разгляжу самый маленький листик с расстояния в милю.
 — Ты также останешься, — сказал Вэр.
 Кадар покачал головой.
 — Я тебе нужен.
 — Мне никто не нужен. Я еду один.
 Кадар зевнул.
 — Слишком рано, чтобы спорить. Возьми отряд, и я позволю тебе ехать без меня.
 Взгляд Вэра не отрывался от гор.
 — Я не стану рисковать людьми, раз не могу предложить им добычи.
 Риск? Tea растерянно уставилась на обоих мужчин.
 — Тогда я вынужден быть с тобой, — настаивал Кадар. — Я должен защищать то, что мне принадлежит.
 — Я не принадлежу тебе.
 Кадар послал лошадь вперед.
 — Надеюсь, у тебя еда в том пакете? Мы же не можем, как черви, питаться листьями.
 — Ты не едешь.
 Кадар улыбнулся Tea.
 — Доверьтесь нам. Мы побеспокоимся, чтобы ваши черви не умерли с голоду.
 — Это не состязание сильных натур, — холодно сказал Вэр. — Если ты попытаешься проехать через ворота, я выбью тебя из седла без всякого сожаления.
 — Вэр, я… — Кадар замолк, встретив взгляд Вэра. Он вздохнул. — Как это сложно — владеть таким человеком, как ты. Ты будешь осторожен?
 Вэр кивнул и направил лошадь к воротам.
 На нем были доспехи. Tea насторожилась. Зачем кольчуга?
 — Разве это опасно? Ведь он просто едет в горы.
 Кадар хмуро смотрел вслед Вэру, пока тот не миновал ворот замка.
 — Еще очень рано, — пробормотал он. — Возможно, опасность его минует.
 — Там что, бандиты?
 Кадар покачал головой.
 — Нет.
 Когда Вэр скрылся из виду, Кадар повернулся к ней.
 — Не огорчайтесь, это не ваша вина. Вы ведь не знали.
 Она до сих пор ничего не знает, подумала Tea раздраженно. Все это лишено смысла.
 — Я всего лишь попросила его достать мне немного листьев шелковицы, а вы ведете себя так, словно он направился завоевывать город.
 Кадар улыбнулся.
 — Тогда ему пришлось бы собрать армию. Но чтобы завоевать дерево шелковицы, он, как человек чести, не мог никого взять с собой. Он утверждает, что у него нет чести, но вы ведь понимаете, что это неправда.
 — Я ничего об этом не знаю. Ясно одно, что вы поднимаете слишком много шума из-за какой-то ерунды.
 — Возможно, вы правы. — Он взял ее за локоть. — Но как бы то ни было, мы ничем не можем помочь ему теперь. Нам остается только ждать. Не желаете ли взглянуть на моих соколов?
 — Вы занимаетесь соколами? — Она позволила ему увлечь себя к входу в замок? — Для охоты?
 — Частично для охоты. А еще просто потому, что нравится любоваться их полетом. Нет ничего величественнее и прекраснее на земле, чем сокол, парящий в небе. — Он остановился у входа в замок. — Но прежде всего вам следует разговеться, пост вам ни к чему, вы еще очень слабы.
 — Сегодня я чувствую себя намного сильнее, просто я немного устала.
 — Усталость ведет к болезни. Поберегите свои силы. Они понадобятся вам для того, чтобы выращивать своих червей. Вы на самом деле замечательная вышивальщица?
 — Самая лучшая в Константинополе. — Он прыснул со смеху. Она посмотрела на него с удивлением. — Но это действительно так.
 — Я и не сомневаюсь. Меня просто восхищает ваша очаровательная, неподражаемая скромность. Нет, правда, я нахожу самоуверенность достойной восхищения. Это как изысканный блеск драгоценности.
 — Лорд Вэр рассказал вам о нашем разговоре? Я не совсем уверена, помнит ли он что-нибудь из того, что я говорила ему прошлой ночью.
 — Он помнит все. — Его улыбка погасла. — Иногда это очень мучительно.
 — Да. — У нее самой в душе немало такого, что она предпочла бы забыть.
 — Я так и думал, что вы поймете. — Кадар провел ее в большой зал. — А теперь давайте с вами поедим, чтобы вы смогли от всего сердца восхититься моими великолепными птицами.




 3


 — Это Альенора. — Он достал сокола из клетки. — Ну разве она не красавица? Я назвал ее в честь Альеноры Аквитанской.
 Птица и в самом деле была великолепная, стройная, с крепким загнутым клювом.
 — Почему?
 — Потому что она коварная, неистовая. Она любит свободу и яростно сопротивлялась пленению. У меня ушел почти год на то, чтобы приручить и натренировать ее. — Он усмехнулся. — Впрочем, я справился с этим гораздо лучше, чем король Генрих II, который так и не смог покорить и приручить свою Альенору, а потому он на долгие годы заточил ее в темницу.
 — Это ваш отец рассказал вам о королеве?
 — Мой отец оставил моей матери свое семя и больше никогда не возвращался к ней. Мать говорила, что он погиб славной смертью в великой битве с ее народом. — Он улыбнулся, глядя в соколиные глаза-бусинки. — Жаль, что он так никогда и не узнал о своем самом знаменитом деянии — о том, что причастен к моему появлению на свет.
 Tea с удивлением отметила, что в его тоне не слышалось ни возмущения, ни горечи.
 — И вы простили его?
 — Мальчишкой я ненавидел его. Моя мать умерла, когда мне исполнилось пять лет, и мою жизнь на улицах Дамаска не назовешь легкой. Я был воришкой и старался избегать как соплеменников своей матери, так и отца. — Он посадил Альенору в ее клетку и открыл следующую. — Но я сумел подняться над этим.
 — Как?
 — Я учился. Я стал воровать науку, как раньше — фрукты на базаре. Я брал уроки у франков, и я учился у народа моей матери. — Он взял в руку другого сокола. — К своему ужасу, я обнаружил, что и те и другие правы… и одновременно не правы во многом. Как можно ненавидеть, если не существует такой правды, которую нельзя было бы подвергнуть сомнению или оспорить? — Он протянул ей вторую птицу. — Это Генрих. Он не такой неистовый, как Альенора, и у него нет ее целеустремленности. Она никогда не отступится, если преследует добычу. Я вообще обнаружил, что самочка часто бывает более решительной и настойчивой, когда полностью расправляет крылья. — Он встретил ее пристальный взгляд. — Разве вы сами этого не замечали?
 Его последние слова относились уже не к птицам. Она ответила:
 — Но вначале она должна расправить крылья. — И затем добавила: — А кроме того, всегда находится кто-то, кто хотел бы посадить ее в клетку и использовать в своих целях. Даже вы, Кадар.
 Он кивнул.
 — Да, такова природа мужчины. — Он посадил сокола в клетку. — Но когда их задача выполнена, я отпускаю их на свободу.
 — А их задача — это охота?
 — В действительности, перехват. — Он тщательно запер клетки. — Саладин и некоторые французские предводители используют почтовых голубей, передавая через них приказы своим отрядам. И мы решили посылать соколов, чтобы быть уверенными, что голуби никогда не долетят по назначению.
 Кадар говорил очень спокойно и рассудительно, а у девушки прошел мороз по коже. Перед ее глазами вспыхнула яркая картина: неистовая Альенора яростно бьет несчастного голубя в небе.
 — Жизнь — это всегда битва. Тут ничего не поделаешь. Остается лишь выбрать сторону, на которой будешь сражаться, — сказал Кадар, прочитав ее мысли. — Долетит голубь до цели, погибнут одни люди, остановит сокол голубя — погибнут другие.
 Его голос был ровен. И все же она как бы внезапно открыла другую, суровую, темную, половину души Кадара.
 — И вы выбрали сторону лорда Вэра?
 — В настоящее время. — Он усмехнулся. — Мое несчастье в том, что я спас ему жизнь. Теперь я просто не смогу перенести его гибели.
 — Как это случилось?
 — Я нашел его раненного, умирающего. Он бежал к Старцу с гор за помощью.
 — Старцу?
 — Шейх Рашид эд-Дин Синан. Король ассасинов. Это было верное решение Вэра. Никто не отважится вторгнуться во владения Синана без приглашения.
 — А что же, в таком случае, делали там вы?
 — Учился. — Он улыбнулся. — Необходимо знать жизнь во всех ее проявлениях. Но временами встречается такое, о чем лучше не думать. Можно умело ходить по темным тропам, но не следует заходить по ним слишком далеко. Я тогда чуть не потерял себя и уже был готов бросить все и возвращаться в Дамаск, когда нашел Вэра на горной тропинке. Я выходил его и забрал в крепость Синана.
 — От кого же он бежал?
 Кадар помедлил с ответом, затем пожал плечами.
 — Я не открою никакого секрета, которого не знал бы любой в этих краях, если скажу вам, что он бежал от рыцарей-тамплиеров. Вы что-нибудь знаете о них?
 — То же, что и все, что это духовный рыцарский Орден. Его солдаты лучшие в христианском мире и самые богатые, могущественные. Они предлагают свои мечи и купцам, и королям за хорошие деньги. Николас однажды нанимал их для защиты каравана, который он посылал в Каир. — Она замолчала, пытаясь вспомнить что-нибудь еще о них. — Добрая часть их добычи идет папе, но немало золота оседает и в их собственных сокровищницах. И они приняли монашеские обеты.
 — О да, и теперь вы, конечно, понимаете, почему папа так тепло относится к этому Ордену. — Он нежно пригладил перья сокола согнутыми пальцами. — И дает им такую власть, что они наводят больше страха, чем Саладин.
 — За что они преследовали лорда Вэра?
 — К сожалению, они не любят блудных сыновей. Они предпочли бы стереть его с лица земли.
 Она покачала головой.
 — Я ничего не поняла.
 — Вэр был одним из рыцарей-тамплиеров, быть может, самым храбрым воином в Ордене. Когда его изгнали оттуда, то сам Великий Магистр отдал приказ уничтожить его.
 Она уставилась на него в полном изумлении.
 — Он был монахом?
 Кадар прыснул со смеху.
 — Да, я тоже поначалу считал это совершенно невероятным, пока хорошо не узнал его. Его характер так сложен и противоречив, что вы и представить не можете.
 Перед ее внутренним взором немедленно возник облик Вэра в полутемном зале, освещенном только огнем очага, с голой Ташей возле его ног, ласкающей его фаллос своим ртом.
 — Он — монах? — повторила она.
 — Я порой говорю, что битва может так же волновать, как и женщина, а рыцари-тамплиеры — это особое племя.
 — Почему они изгнали его?
 Улыбка Кадара погасла.
 — Вам лучше поинтересоваться у него.
 — Я не собираюсь его ни о чем спрашивать. — В каждой линии тела, в каждой черточке лица воина Вэра из Дандрагона сквозила чувственность. Он не смог бы вынести долгого воздержания. — Он не монах.
 — Сейчас нет. — Кадар чуть наклонил голову. — Я рассказал вам, от какой опасности бежал Вэр. А от чего спасаетесь вы, Tea из Димаса?
 Она внутренне сжалась от этой внезапной атаки. Ее так поглотило разгадывание сложной личности Кадара и попытки постичь невероятную, не укладывающуюся в голове правду, которую он сообщил ей о лорде Вэре, что ее застиг врасплох неожиданный вопрос.
 — Я направляюсь в Дамаск, чтобы открыть собственный Дом шелка и заниматься вышивкой.
 — Похвальные намерения. Но эта страна не место для одинокой женщины. Вам будет очень тяжело.
 — В любой стране одинокой женщине приходится не сладко. Но со мной мое мастерство, которое очень ценится здесь. Я смогу найти для себя место, пока не заработаю достаточно денег, чтобы открыть свое дело. Дамаск давно славится своими вышивальщицами, и их работы действительно великолепны.
 — Но не так хороши, как ваши?
 Она согласилась.
 — У них не хватает фантазии. В настоящем искусстве замысел так же важен, как и исполнение. Вышивальщицы Дамаска выполняют те же рисунки, что век назад.
 — Как давно вы занимаетесь этим ремеслом?
 — С тех пор как себя помню. Меня совсем маленькой девочкой посадили вязать коврики. Но моя мать убедила его, что мне лучше быть вышивальщицей.
 — Его?
 Каждый ее ответ скрывал в себе новую ловушку. Единственный способ избежать этого — совсем не отвечать. Она отвернулась от клеток и подошла к окну. Вдали виднелись горы. Она перевела взгляд на двор замка. Его земли представляли собой не только камни и укрепления, как она вначале думала. На севере простиралась зеленая, покрытая травой и деревьями земля, заканчивающаяся крутым обрывом.
 — Из этой башни далеко видно. — Ее взгляд вернулся к горам. — Что это за дома вдали?
 — Это деревня Джеда. Все слуги и солдаты для Дандрагона оттуда. Ее отдали Вэру в качестве платы за службу французскому дворянину, который нашел, что на его вкус эта земля небезопасна. Возвращаясь во Францию, он увел с собой всех своих людей, и Вэру пришлось набирать офицеров и солдат среди мусульман. — Кадар покачал головой. — У лордов, нанимавших Вэра, лишь одно оправдание: в борьбе с Сатаной все средства хороши. Но многие страшатся раздражать рыцарей-тамплиеров переходом в лагерь отступника. Это очень опасно — присоединяться к врагам Храма и поддерживать их.
 — И все же вы это делаете.
 — Я уже говорил вам, у меня нет выбора. Он принадлежит мне. Кроме того, жизнь с Вэром среди теней научила меня не меньшему, чем наука Старца с гор.
 Тени. Но день стоял ясный и солнечный, странно даже думать о какой-то угрозе.
 — Он должен вернуться до темноты.
 — Да. Если Бог того пожелает. — Кадар присоединился к ней у окна. — Если же нет, я поеду искать его.
 Снова намек на опасность. Она совершенно не понимала этих людей. Кадар, которого она сразу восприняла как доброго и мягкого, обучался у убийц. Лорд Вэр, которого она успела узнать, как грубого и безжалостного, готов рисковать, чтобы найти для нее листья шелковицы. Все казалось непонятным и необъяснимым в этой новой жизни, в которую волей судьбы она вовлечена так неожиданно.
 И все же лучше это непонятное состояние, чем удушающий порядок дома Николаса. Четкость и организованность, которым подчинялась вся жизнь там, были просто необходимы, чтобы производить изумительные вышивки, но это не оправдывало царящих там тюремных порядков. Здесь, в Дандрагоне, она более свободна, и как только она уйдет отсюда, хаос и неопределенность полностью исчезнут из ее жизни. Ей просто надо немного потерпеть.
 — Знайте, вы можете не опасаться нас, — тихо сказал Кадар. — Нам известно, что это такое, когда за тобой охотятся.
 Она не решалась никому доверять. Она не имела на это права, ведь Селин тоже рисковала.
 Не услышав ответа, Кадар отвернулся от окна.
 — Это будет длинный день. Не желаете ли сыграть партию в шахматы?
 — Я не умею.
 — Вы предпочитаете другие игры?
 Она покачала головой.
 — Я ни во что не умею играть.
 — Но игры — это очень важно. Они забирают голову и освобождают сердце.
 — Мне они не нужны. У меня есть моя работа.
 Он взял ее за локоть и подвел к двери.
 — Мне кажется, вам они нужны даже больше, чем другим людям. Идемте, я научу вас играть в шахматы.
 Только после полудня Вэр нашел небольшую рощицу шелковицы. Он изнывал от жары, голова страшно болела, и настроение, конечно, соответствующее.
 Он срубил огромную ветку дерева одним ударом меча и проследил глазами за ее падением. Затем спешился и принялся обдирать листья и набивать ими корзину.
 Матерь Божья, он чувствовал себя девицей, собирающей цветочки в майский день. Разве это работа для рыцаря!
 Когда же их будет достаточно? Каждый раз, когда он наклонялся, его голова в шлеме, казалось, вот-вот оторвется, так тянула она его к земле. Он закончил обдирать листья с ветки и сердито посмотрел на корзину: они едва закрыли дно. Он срубил еще одну ветку, затем еще.
 Ну, теперь, кажется, все. Если и этого количества не хватит, тогда пусть лучше эти проклятые черви подыхают с голоду. Он закрыл глаза и поднял корзину, чтобы привязать ее к седлу.
 За ним кто-то следил.
 Он замер. Каждый его мускул застыл от напряжения.
 Ваден.
 Он всегда узнавал, когда тот был рядом. Связь между ними невозможно разорвать, ее удалось лишь изуродовать. Боже, какая злая ирония судьбы — умереть вот так. Не в битве, а собирая листья для кучки шелковичных червей.
 В ожидании Вэр прислонился спиной к лошади и откинул голову на седло. Господи, как он устал от всего этого! Казалось, он всю свою жизнь только и ждал этого последнего мгновения. Внезапно он почувствовал дикое, неумолимое желание скорейшего конца всего…
 Он резко развернулся, сорвал с головы шлем и устремил взгляд в сторону скалистых гор.
 — Я здесь, Ваден! — крикнул он. — Простой выстрел. Целься в глаз. Это надежнее, чем искать щель в доспехах.
 Он видел однажды, как стрела Вадена угодила в такую щель. У него была твердая, сильная рука и убийственно меткий глаз. Ваден слыл лучшим из всех стрелков, которых Вэр когда-либо встречал.
 Он стоял и ждал, подняв голову.
 В ответ ни звука, ни свиста летящей стрелы.
 Но Ваден был здесь. Почему он не нанес удара?
 Вэр медленно надвинул шлем на голову. Привязал корзину к седлу и вскочил в него.
 Все выглядело так, словно Ваден был сегодня не расположен к убийству. Но он никогда не действовал по настроению, только по холодному расчету.
 Вэр подождал некоторое время, предоставляя Вадену еще один шанс, затем сжал коленями бока своей лошади и направился по тропинке вверх, в сторону Дандрагона.
 Он еще мог послать стрелу.
 Ваден продолжал держать под прицелом точку на спине Вэра, там, где соединялись латы.
 Затем медленно опустил лук.
 Если бы он собирался послать эту стрелу в цель, ему следовало бы сделать это, когда Вэр в отчаянии стоял перед ним.
 Он мог убить его, и тогда все было бы кончено. Он смог бы вернуться в Храм, и тайна была бы сохранена.
 Великий Магистр сказал бы, что, не выстрелив, он предал Орден. Со смертью Вэра Дандрагон не смог бы защищаться, и тогда он получил бы приказ сровнять крепость с землей и убить всех ее обитателей.
 Ваден вернул стрелу в колчан, притороченный к седлу. Он никогда не являлся послушным исполнителем воли Великого Магистра и не собирался стать им сейчас. Его выбрали исполнителем приговора, но решать, кому — жить, а кому — умереть, будет только сам Ваден. Он не знал, открыл ли Вэр кому-нибудь то, что увидел в сокровищнице. Видит Бог, с той ночи утекли уже потоки крови.
 Ваден пришпорил коня и неохотно повернул влево по тропинке, ведущей на юг. Отсюда он мог бы пересечь долину и завтра к вечеру добраться до Акры. Уже второе послание от Великого Магистра призывало его на встречу в лагерь тамплиеров, расположенный под Акрой. Первое он проигнорировал, но, зная вспыльчивый, сумасбродный характер этого человека, решил ублажить его прежде, чем мог быть нанесен непоправимый вред.
 Он оглянулся на ободранные ветви, разбросанные на земле под деревом, и недоуменно нахмурился.
 Что, черт его возьми, делал здесь Вэр?
 — Он вернулся! — Кадар отодвинул кресло, игра была тут же забыта. — Я слышу, как опускается мост. — И он поспешно покинул зал.
 Tea встала и последовала за ним. Она почувствовала, что испытывает такое же облегчение, как и Кадар, только постаралась его не проявлять так живо, как он. Она прекрасно видела, насколько рассеян был молодой человек последние два часа, и его волнение невольно передалось ей.
 Вэр проезжал через ворота, когда она спустилась по ступеням во двор и подошла к Кадару. Солнце садилось в этот момент за спиной Вэра, и, направляя к ним лошадь, он казался лишь огромным темным силуэтом на фоне пылающего неба.
 Кадар прикрыл глаза рукой, глядя на Вэра.
 — Его там не было?
 — Он там был. Но что-то удержало его руку. — Вэр отвязал корзину и бросил ее на землю. — Ваши листья.
 — Почему? — спросил Кадар.
 — Откуда я знаю? — Он спешился и повернулся к Tea. — Зто то?
 Она опустилась на колени прямо на камни и открыла крышку. Вздох облегчения вырвался из ее груди, когда она увидела листья с характерным зубчатым краем.
 — Да, это те, что нужны.
 — Достаточно?
 Она кивнула.
 — Их хватит как раз на месяц. К тому времени я доберусь до Дамаска и смогу найти еще.
 — Это произойдет гораздо раньше. — Он повернулся и двинулся к ступеням. — Я хочу, чтобы она ушла как можно скорее, Кадар. Я хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое.
 — Ты всегда так негостеприимен. — Кадар пошел за ним. — Но я прощаю тебя сегодня. Ты, очевидно, очень утомился, обдирая эти листья с шелковицы.
 Вэр снял шлем и повернулся к Кадару.
 — Я больше не могу позволить тебе оставаться здесь. Настало время тебе уйти.
 Он выглядит очень замученным, подумала Tea. Две глубокие складки прорезали его лицо по обе стороны рта, и странная пустота отражалась в его глазах. Словно смертельная усталость из тела проникла прямо в душу.
 — Вам необходима ванна и ночной отдых, — сказала она, повинуясь внезапному порыву сочувствия. Поспешно встав с колен, она взяла корзину и подошла к нему. — Я попрошу Жасмин нагреть вам воды. — И, обращаясь к Кадару, добавила: — Проводите его в покои и помогите освободиться от этих доспехов.
 — Кадару вовсе не требуется никуда меня провожать.
 — Глупости. Вы готовы вот-вот упасть. — Она посмотрела на его шею и покачала головой. — У вас все мускулы напряжены и сжаты. Я могу помочь вам расслабить их и снять боль.
 — У меня нет боли.
 Она насмешливо фыркнула.
 — Помогите ему снять его латы, Кадар. Я не терплю ложь. — Она проскользнула мимо него в замок и, окликнув Жасмин, спускающуюся вниз по лестнице, приказала:
 — Горячей воды для лорда Вэра.
 Жасмин окинула ее холодным взглядом.
 — Я распорядилась об этом сразу, как только увидела, что он въезжает в замок. Вам нет необходимости напоминать мне о моих обязанностях. Я знаю, как позаботиться о своем хозяине. Я уже послала за Ташей.
 — Я сама буду ухаживать за ним.
 — Я послала за Ташей, — повторила Жасмин упрямо.
 — Нет. — Tea постаралась сдержать себя. — Сегодня он послужил мне, и теперь моя очередь помочь ему. — Заметив каменное выражение лица Жасмин, девушка добавила с внезапно вспыхнувшим раздражением: — Я не собираюсь занимать место Таши в кровати вашего хозяина, я просто хочу, чтобы он отдохнул и успокоился.
 Жасмин несколько мгновений изучала ее, а затем сказала с неприятной улыбкой:
 — Вы что же, так невинны, что не понимаете, в чем состоит самый лучший способ успокоить и доставить удовольствие мужчине? Тогда я вам скажу — это удовлетворить его вожделение! — Затем ее глаза расширились от удивления, когда она прочитала ответ на лице Tea. — В самом деле? Вы держались так самоуверенно, я подумала… — Она нахмурилась. — Почему вы не сказали мне? Я бы нашла чем заняться, вместо того чтобы заботиться о не существующей угрозе. Таше нет нужды беспокоиться по поводу женщины, у которой нет никакого опыта.
 Tea с возмущением взглянула на нее.
 — Я не обязана докладывать каждому встречному, что у меня никогда не было мужчины.
 — Вам следовало бы рассказать об этом мне… если вы хотели, чтобы вам здесь жилось хорошо. — Жасмин проследовала дальше по лестнице. — Вы можете ухаживать за моим хозяином, даже отдаться ему. Как только он лишит вас невинности, он тут же потеряет к вам интерес, и на вашем фоне только ярче засверкают таланты Таши.
 — Сколько раз вам повторять, я не собираюсь в постель вашего хозяина.
 — Из ваших покоев в покои моего господина ведут две двери. Я пошлю Омара принести воды. Вы найдете целебные мази и бальзамы в коридоре.
 Tea шла за служанкой с ощущением беспомощного раздражения и растерянности. Она чувствовала себя так, словно пыталась остановить бешеный горный поток, встав у него на пути. Внезапное преображение Жасмин явилось столь же непонятным и так же сбивало с толку, как и все в Дандрагоне.
 Ну что ж, по крайней мере, Жасмин не будет мешать ей сегодня. Но один Бог знает, не изменит ли она завтра своего к ней отношения. Tea повернулась и взбежала по ступеням, чтобы у себя в комнате поискать лечебные мази.
 Вэр уже сидел в лохани с водой, когда Tea вошла к нему в комнату. Его глаза были прикрыты, откинутая назад голова покоилась на краю бочонка.
 Кадар со скрещенными ногами сидел возле камина. Он приветливо улыбнулся ей.
 — Берегитесь! У него скверное настроение. Если вам не удастся ублажить его, он, возможно, вас утопит.
 — Ну, я никогда не видела его в другом настроении. — Она бесцеремонно прошла вперед, поставила мази на пол и придвинула табурет к лохани. — Поэтому мне не с чем сравнивать. — Она бросила в воду горсть ароматных листьев. — Но по крайней мере, он будет приятно пахнуть.
 — Убирайся, — сказал Вэр, не открывая глаз. — Слуги меня вымоют.
 — Вы можете и сами вымыться. Я здесь не для этого. — Она села на табурет и налила на ладони масла. — Сначала будет больно.
 Кадар мгновенно вскочил на ноги.
 — Думаю, мне лучше пойти распорядиться насчет ужина. Я не выношу стонов и криков.
 — Трус! — сказал Вэр.
 — Мудрец, — поправил его Кадар, направляясь к двери.
 Пальцы Tea впились в твердые мускулы на шее Вэра.
 — Ох! — Он попытался повернуть голову.
 — Сидите спокойно. — Ее пальцы нажали еще сильнее. — Потом будет легче.
 — Потом? — Он вздрогнул от боли. — Ты собираешься мучить меня?
 — Если бы я хотела этого, то просто бросила бы вас с этими вздутыми в шишки мышцами. А теперь помолчите и позвольте мне спокойно делать свое дело.
 — Завтра у меня появятся синяки.
 — Не надолго. У меня вчера они красовались по вашей милости, а сегодня уже почти не видно.
 — Синяки? Где?
 — На плечах. Вы были не слишком приветливы в ту ночь, когда нашли меня в пустыне.
 Он хмуро взглянул на нее.
 — Думаю, ты просто хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым. Я не видел вчера никаких синяков.
 Жар удушливой волной окатил ее при одном только воспоминании об этом дерзком взгляде.
 — Вы не смотрели на мои плечи.
 Он некоторое время молчал, затем произнес:
 — Нет… Я смотрел на твои… Боже! Ты хочешь разорвать мне все мышцы? Ты словно режешь меня ножом!
 — Это хорошо. Сначала боль — потом облегчение.
 — Ты уверена, что не пытаешься мне просто жестоко отомстить?
 — Я бы не стала этого делать. — Но пришлось признаться себе, что ей сейчас было приятно чувствовать его беспомощность и покорность ее сильным рукам. — Я верю, что долг платежом красен. Вы сослужили мне великую службу. Я должна отплатить вам тем же.
 Он резко выдохнул, когда новый приступ боли пронзил его тело.
 — И вы делаете это, пытаясь свести меня с ума этой пыткой?
 — Нет, я совсем о другом, я ведь уже говорила, что хочу преподнести вам подарок. Туника, украшенная вышивкой, будет выглядеть великолепно, так что любой, кто вас в ней увидит, придет в восторг.
 — Приберегите ваш подарок. Я простой человек и никогда бы не надел такую роскошную одежду.
 Она обдумала его слова.
 — Тогда я вышью вам знамя. Воин должен иметь свое знамя. Какой знак вышить вам на нем? Сокола?
 — Это не имеет значения. Не тратьте зря своих усилий. Я сражаюсь за золото, не за славу.
 — Знамя, — повторила она горячо. — И все рыцари христианского мира будут вам завидовать.
 — Тогда они будут полными дураками, — сказал он с неожиданной силой. — Я не тот человек.
 Ее руки замерли на мгновение, затем она опять продолжила массировать его плечи.
 — Вы богаты. У вас чудесный замок. Я уверена, что многие вам завидуют.
 Он промолчал.
 — Ну, во всяком случае, они будут завидовать вашему знамени.
 Напряжение в мышцах чуть ослабло.
 — Вы и в самом деле способны создать нечто удивительное?
 — Конечно.
 Он усмехнулся.
 — Тогда вас нельзя оставлять одну в обществе Кадара. Он тоже верит, что способен творить чудеса.
 — Не чудеса. Я только делаю великолепно свое дело. — Мускулы на его шее почти совсем расслабились, и она продолжала мять их уже с меньшей силой. — Нельзя быть скромным и оставаться в стороне, когда дело касается твоей работы. Тогда подумают, что ты можешь меньше, чем на самом деле.
 — Ужасная доля.
 — Как ваша шея? Уже лучше?
 — Да. У вас сильные руки, — добавил он многозначительно. — Они не похожи на нежные руки девушки, которая все время сидит за пяльцами.
 — Когда я была маленькой, я вязала шелковые ковры. Моя мать убедила Николаса позволить ей обучать меня вышивке, но было уже слишком поздно. Ей пришлось три года растягивать и выправлять мне мышцы на руках и пальцах.
 — Выправлять?
 — Детские руки и кости еще только формируются, и, когда они долго работают над коврами, мышцы затвердевают и искривляются, и тогда руки становятся уродливыми и не годятся ни для какой другой, работы.
 — Милосердный Боже. Тогда почему заставляют детей делать эту работу?
 — Детские руки очень маленькие, а это тонкая работа, — сказала она без всякого выражения. — Все привлекают детей для того, чтобы делать ковры.
 — И вы тоже будете так делать?
 — Нет, у меня вообще не будут работать дети. — И она добавила с удовлетворением: — Мышцы почти разгладились. Теперь вы почувствуете, как им станет легче.
 — Да, действительно легче. — Он помолчал немного. — Что делала ваша мать с вашими руками?
 — Что-то похожее на то, что я сейчас творю с вашей шеей. Каждый вечер она их мяла, растягивала, разминала. Нам давали отдохнуть от работы каждые четыре часа, и она заставляла меня в это время делать упражнения.
 — Какого черта тогда она позволила им дать вам сразу выделывать ковры? — спросил он резко.
 — По-моему, с вами теперь все в порядке. — Она отняла руки от его шеи. — Пойду попрошу Омара принести еще горячей…
 Его рука взметнулась над плечом и схватила ее за запястье, при этом его взгляд все еще был направлен прямо перед собой.
 — Почему?
 — Отпустите меня!
 Он притянул ее руку к себе, пока она не оказалась у него перед глазами.
 — Маленькая, — пробормотал он, — красивой формы. — Его большой палец потер мозоль на ее пальце. — И сильная. Мне нравятся ваши руки, Tea из Димаса. — Он поднес ее кисть ко рту и лениво лизнул ее ладонь. — Я бы очень рассердился, если бы они были изуродованы.
 Она едва могла дышать.
 — Вы бы не узнали об этом. Потому что в этом случае мы бы не встретились. Я никогда бы не решилась идти в Дамаск, если бы умела только то, чему меня обучили в детстве.
 Он снова лизнул ее ладонь.
 — Почему ваша мать столь жестока, что позволила так издеваться над своим ребенком?
 — Она не была жестока. — С каждым разом, когда он касался ее ладони, она чувствовала странное покалывание в руке, которое потом переходило и на все тело. — Не надо… так делать.
 — Масло на ваших руках напоминает по вкусу лимон. Мне оно нравится. Так почему она позволила использовать вас на такой работе?
 — Она… У нее не было выбора. Мама умоляла Николаса… — Она слишком разговорилась. Святые небеса, чувства, эмоции. Она вырвала свою руку и вскочила на ноги. — Почему вы все время спрашиваете? Теперь это все в прошлом. Моя мать умерла.
 — Как именно?
 — От лихорадки. Несколько женщин скончались этой зимой. — Tea поспешно направилась к двери. — Я позову Омара…
 — Tea.
 Она остановилась, уже взявшись за ручку двери.
 — Я не буду больше отвечать на ваши вопросы.
 — Я… благодарю тебя.
 Она вскинула на него взгляд. Его большое тело светилось в воде, словно полированная бронза, но ее задержало не это. Выражение его лица…
 Нежность в этом звере?
 Словно испугавшись проявления своих чувств, он быстро опустил глаза и сказал грубовато:
 — Впрочем, я совершенно не нуждался в ваших услугах. У меня всего лишь немного затекли мышцы. — Он нахмурился. — Ну, может быть, несколько больше, чем слегка.
 Легкая улыбка тронула ее губы. Он напомнил ей обиженного мальчишку.
 — И мне не нужен Омар. — Он потянулся за мылом. — Пришли мне Ташу.
 Tea погасила улыбку. Нет, это не маленький мальчик. Это грубое сластолюбивое животное, для которого женщины — его игрушки.
 — Как пожелаете. — Она резко захлопнула за собой дверь.
 Жасмин ждала ее в холле. Ее острый взгляд мгновенно отметил намокшее платье Tea.
 — Вы намокли. Он хватал вас руками?
 — Нет, — отрезала она. — Я просто прислонилась к бочке. Он не дотронулся до меня. — Почему же она чувствовала на себе жар его прикосновений?
 Ее грудь набухла и стала чувствительной, и все еще покалывало ладонь там, где он лизал ее.
 — Я же сказала вам, это не входит в мои намерения. — Tea повернулась и медленно прошла через холл к своей комнате. — Он спрашивал Ташу.
 — Хорошо. Я позову ее.
 Tea закрыла дверь, затем подошла к окну и распахнула ставни. Ворвавшийся ветерок охладил ее пылающие щеки. С какой стати она так реагирует на этого человека? Он очень груб. и обладает поистине варварской чувственностью дикого животного, словом, он являл собой все то, что так ее пугало. Она всегда думала, что если какой-нибудь мужчина сможет привлечь ее, то это, без сомнения, будет добрый, мягкий человек, спокойный и красивый, как китайский шелк. Вэр из Дандрагона больше похож на крепкую мягкую кожу, утыканную шипами. Ей не следовало помогать ему. Это было ошибкой.
 И все же она не могла поступить иначе. Он сдержал свое обещание и достал для нее то, в чем она так нуждалась, несмотря на очевидный риск для себя. Она должна ему гораздо больше, чем небольшой массаж для облегчения боли.
 — Я принесла вам другое платье.
 Tea обернулась и увидела Жасмин, стоящую в дверях. Служанка прошла в комнату и набросила голубое хлопчатобумажное платье на спинку кресла.
 — Вы не можете все время ходить в одном и том же платье. Вы запачкаете его, да и сейчас оно у вас мокрое и грязное от лохани.
 — Оно почти совсем высохло. — Это прозвучало не очень вежливо, и она постаралась сгладить неловкость. — Очень красивый цвет.
 — Лорд Вэр подарил его Таше, но оно ей совсем не подходит.
 — Таша? — изумленно повторила Tea. — Она предлагает мне свое платье?
 Жасмин пожала плечами.
 — Она его не хватится. У нее их много. Когда лорд Вэр приводит в свой дом женщину из деревни, он дает ей много подарков. В Джеду она возвращается хорошо обеспеченной и может рассчитывать выгодно выйти замуж.
 — Но захочет ли мужчина взять в жены женщину, которая… — Она остановилась, испугавшись, что оскорбила Жасмин. — В Константинополе мужчины предпочитают женщин, которых еще не касался мужчина.
 Жасмин улыбнулась с оттенком горечи.
 — Здесь то же самое, но Джеда — очень бедная деревня. У нас нет плодородной земли, и перед тем, как лорд Вэр прибыл в Дандрагон, мы едва ухитрялись сводить концы с концами на этих бесплодных холмах. Он призвал молодых мужчин, дал им прекрасное оружие и обучил их военному искусству. Он забрал пожилых мужчин и женщин сюда, в замок, и они стали его слугами.
 — А взяв молодых женщин, он сделал их своими наложницами, — сухо докончила Tea.
 — Ну что ж, почему бы и нет? Он никогда не требует замужнюю женщину или невинную девушку. Наши женщины сами рвутся в Дандрагон. Он использует их всего несколько месяцев, а затем отпускает назад с таким количеством зрлота, что у них не бывает недостатка в женихах.
 — И с Ташей будет так же?
 — Нет! — быстро ответила Жасмин. — Таша другая. Она останется здесь. Она знает, как доставить ему удовольствие, и делает это так, как другие никогда не смогут. Он никогда от нее не устанет.
 — Это правда, она очень красива.
 Жасмин гордо вскинула голову.
 — Да. И я научила ее играть на лире. Она не слишком умна, но у нее золотое и очень верное сердце. Он, без сомнения, предпочтет оставить ее при себе и отошлет других прочь.
 — И она не хочет приданого?
 Жасмин резко отвернулась.
 — Снимайте ваше платье и примерьте это. Таша шире в бедрах, и, возможно, его придется подгонять по вашей фигуре.
 Tea покачала головой.
 — Я не могу взять платье без ее согласия.
 — У вас есть мое разрешение. Этого вполне достаточно.
 Tea вновь покачала головой.
 Жасмин с раздражением посмотрела на нее.
 — Вы очень упрямы. Я имею право отдать вам ее платье. Таша никогда бы не попала сюда, если бы я не обратила на нее внимание моего хозяина.
 — И все-таки это ее платье, а не ваше.
 — Таша отдала бы вам его, если бы я попросила. Она хорошая, послушная дочь.
 Tea широко открыла глаза, не в силах скрыть своего изумления.
 — Она ваша дочь?
 Жасмин коротко кивнула.
 — А теперь примерьте платье.
 Tea рассеянно сняла свое белое платье и накинула голубое.
 — И вы сами привели ее в кровать к лорду Вэру?
 — Вы думаете, что сделала из своей дочери шлюху?
 — Я этого не сказала.
 — Я и так все поняла, — горько заметила Жасмин. — Вы ведь не знаете, что это такое — быть нищим без куска хлеба, но я даже не знала, что она продавала себя на улицах Джеды, до тех пор, пока уже не стало слишком поздно. Она пошла на это, чтобы мы обе смогли выжить. — Жасмин помолчала, затем продолжила: — Ей тогда не исполнилось и двенадцати лет.
 Tea почувствовала дурноту.
 — И вы ничего не могли предпринять?
 — Мой муж умер через год после ее рождения, и не было никого, кто мог бы поддержать нас. Здесь, в Джеде, для одинокой женщины, если она хочет прокормить себя, доступно только одно дело. — Она прямо посмотрела в глаза Tea. — Я тоже продавала себя, но я уже была немолода, а мужчины предпочитают молоденьких, с гладким телом. Таша решила, что теперь ее обязанность помогать мне, как я помогала ей.
 — Простите меня, — тихо сказала Tea. — Я не хотела оскорбить вас.
 — Вы не могли обидеть меня. Я горжусь своей Ташей. И мне нет дела до женщин деревни, которые шарахаются от нас, словно от прокаженных.
 Она наметила лишний материал по бокам на талии Tea.
 — Как я и думала, здесь надо ушить. Снимайте платье, я его переделаю.
 Tea послушно сняла и протянула его Жасмин.
 — Лорд Вэр знает, что она ваша дочь?
 Жасмин покачала головой.
 — Сначала я боялась, что ей повредит моя репутация, когда обратила на нее внимание хозяина. Теперь это уже неважно, но ему совсем не обязательно знать об этом.
 — Что вы будете делать, если лорд Вэр отошлет ее обратно в деревню?
 — Такого не случится, не должно быть!
 Tea не утверждала бы это с такой уверенностью, вспомнив ту бесцеремонность и грубость, с которыми он обращался с Ташей.
 — Но вы сказали, что он дает хорошее приданое.
 — Вы что, так глупы? — вспыхнула Жасмин. — Она не такая, как все остальные женщины. Она — шлюха! Мужчины не женятся на них ни за какое приданое. Она может только жить на него до тех пор, пока оно не кончится и ей не придется снова идти на улицу. Она должна остаться здесь, где ей ничего не грозит.
 Ничего не грозит здесь, в Дандрагоне? С Вэром? Эта женщина и в самом деле хваталась за соломинку, но Tea не могла винить ее за это. Сама она не думала о своей собственной доле как о счастливой, но она и не голодала, к тому же она знала иной способ заработать себе на кусок хлеба, не продавая свое тело. Она никогда не задумывалась о том, что дом Николаса в какой-то мере защищал ее.
 — Надеюсь, она будет в безопасности, где бы ни оказалась.
 Жасмин взяла у нее платье и перекинула его через руку.
 — Я пригляжу за тем, чтобы она не оказалась на улице. — Она направилась к двери. — Я переделаю платье к завтрашнему дню.
 — Только спросите Ташу, могу ли я взять его.
 Жасмин нахмурилась с выражением брезгливого осуждения.
 — Очень хорошо. Хотя это лишняя потеря времени. Она всегда поступает так, как я ей велю.
 — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. — Вэр вонзил зубы в крылышко цыпленка. — Ты должен покинуть Дандрагон. Ты пробыл здесь слишком долго.
 Кадар покачал головой.
 — Нет, еще недостаточно. Иначе твои манеры уже стали бы более приятными и ты не пытался бы вышвырнуть меня отсюда столь грубо. Совершенно ясно, что ты еще очень нуждаешься во мне.
 — Я ни в ком не нуждаюсь. — Вэр отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула. — Где женщина?
 — Она отклонила честь разделить с нами трапезу, предпочитая есть у себя в покоях. Ты, должно быть, оказался слишком груб. с нашей гостьей. Она ведь только пыталась помочь тебе.
 — Я не был слишком груб. — Он подумал немного и затем добавил: — Для себя.
 — Это ни о чем не говорит. — Кадар протянул руку за вином. — Она помогла тебе?
 — Да. — К тому времени, как она закончила массаж, мышцы шеи стали такими мягкими, расслабленными, что, казалось, они вот-вот растекутся по плечам. Но это состояние длилось не дольше нескольких ударов сердца. Как только он взял ее за руку, в тот же миг его тело затвердело. — Но Таша помогла мне больше. — Это было неправдой. Таша утолила его вожделение, но осталось странное чувство неудовлетворенности. — Я хочу, чтобы ты увез гречанку в Дамаск послезавтра. Найди для нее место в дорогом хорошем магазине и оставайся там, пока не будешь уверен, что она устроилась и находится в безопасности. — Он отпил глоток из кубка. — А затем иди своей дорогой. Не возвращайся сюда больше.
 — Какое хорошее вино, — сказал Кадар. — Не думаю, что смогу теперь довольствоваться худшим сортом. — Он перешел к камину и сел в своей любимой позе со скрещенными ногами. — Я учил сегодня Tea играть в шахматы. Она очень умна, но у нее удивительные прорехи в образовании. Она знает цифры, читает и пишет. Говорит на греческом, арабском и французском. И в то же время она никогда не играла ни в какие игры, не слушала трубадуров и их баллад, не видела танцев и сама никогда не танцевала. Она знает, что происходит в мире, но так, словно слышала об этом за стенами монастыря.
 Вэр сжал бокал, вспомнив скупые слова девушки о ее работе над коврами в доме Николаса.
 — Не похоже, разве что порядки у добрых сестер жестче, чем я себе воображаю.
 — Я уверен, Tea от чего-то сбежала, — продолжал Кадар. — Если она действительно так искусна, как заявляет, то представляет достаточно большую ценность для преследователя.
 — Как только она окажется в безопасности в Дамаске, я за нее ответственности больше не несу. Я обрубаю все связи.
 — От некоторых связей невозможно отказаться. Ты спас ей жизнь.
 — Я обрубаю все связи, — с нажимом повторил он.
 — Ваден удержал руку, — тихо сказал Кадар. — Это может означать, что угроза миновала.
 Вэр знал, что Кадару трудно все понять. Он пытался предостеречь, уберечь его, не открывая слишком многого, но добился лишь того, что Кадар уверился, что опасность меньше, чем она есть на самом деле. А она никогда не минует, даже если Вэр умрет.
 — Уезжай из Дандрагона в Египет, можешь на север, в Китай. Только от меня подальше.
 Вэр замолчал, а Кадар продолжил, словно ни в чем не бывало:
 — Думаю, мы должны разузнать, чего она боится, прежде чем я отвезу ее в Дамаск. Это займет, по крайней мере, неделю. Последнее время я очень сожалел, что вынудил тебя прийти ей на помощь.
 — Никто меня не… — Он оборвал себя, встретив понимающий взгляд Кадара. Все это сейчас ни к чему, понял он вдруг с безнадежным отчаянием. Кадар может думать и делать все, что ему угодно. — Вы уедете отсюда послезавтра. — Вэр оттолкнул кресло и поднялся. — Я иду на обход.
 — А я остаюсь здесь, возле огня, пить чудесное вино, — он прислонился к камням камина, — и раздумывать о том, как за эту неделю убедить Tea, что мы — залог ее безопасности.
 На склоне третьей горы не горел огонь.
 Вэр медленно сжал пальцы в кулак, вглядываясь в темноту.
 Что-то не так.
 Кадар решил бы, что отсутствие Вадена доказывает, что угроза миновала.
 И он бы ошибся. Опасность не могла исчезнуть.
 Она могла лишь изменить свой лик. Куда мог деться Ваден?
 — Я разочарован в тебе. — Властное лицо Великого Магистра Жерара де Райдфорта не предвещало ничего доброго. — Неужели тебе ни разу не представилась благоприятная возможность?
 Ваден не стал отвечать прямо.
 — Он появляется только в окружении своей охраны. Вы разве ведете себя не так же?
 — Каждый день его жизни увеличивает опасность для нас. Он, должно быть, все уже рассказал этому Кадару.
 — Возможно.
 — А что остальные обитатели замка?
 Ваден пожал плечами.
 — Никакой опасности. Офицеры Вэра боятся его и не любят. При нем женщины в замке, но не дольше нескольких месяцев, затем он их отсылает в деревню с богатым приданым. Он держится обособленно от слуг, да и от всех тоже.
 — Опасность все равно существует, — пробормотал Великий Магистр. — Так, значит, тебе нечего больше сообщить?
 На какое-то мгновение Ваден вспомнил срубленные ветки дерева, валявшиеся на земле перед Вэром.
 — Пока все по-старому.
 Великий Магистр с силой ударил кулаком по столу.
 — Не может все находиться по-прежнему. Ты слышишь меня? Он должен быть убит. Прошло два года. Дольше ждать нельзя. Это необходимо свершить сейчас. Я выбрал тебя, потому что ты его двойник. Я не знал, что ты еще и глупец.
 — Глупец? — мягко переспросил Ваден.
 — Да, и сукин сын, который… — Он замолчал и, встретив взгляд Вадена, отступил на шаг. — Ты осмеливаешься угрожать мне?
 — Разве я угрожаю? Я просто стою перед вами. — Ваден склонил голову с издевательской покорностью, а затем резко повернулся и направился к выходу. — Ну а теперь я должен вернуться к своим обязанностям. Я уверен, Вэр соскучился по мне.
 — Не разочаровывай меня снова, Ваден, — проворчал Жерар де Райдфорт. — Все это слишком затянулось.
 — Тогда пошлите еще кого-нибудь поиграть с ним в кошки-мышки.
 — Ты знаешь, я не могу этого сделать. Задача слишком деликатная, чтобы поручать ее кому-то еще. — Он помолчал. — Твой отец очень гордился бы тобой, если бы ты успешно выполнил свою задачу.
 — Я все сделаю в свое время. — Ваден вышел из палатки.
 Он остановился снаружи и глубоко вдохнул чистого, холодного воздуха. Он всегда задыхался в присутствии Великого Магистра. Да помилуют его святые небеса, де Райдфорт оказался самым настоящим фанатиком и дураком, самовлюбленным и самонадеянным. Неужели он думает, его, Вадена, могут поколебать эти последнее слова? Он не собирается совершать убийство ни во имя Храма, ни во имя отца. Он решится на это, потому что так должно быть. Бог поможет им всем, если смерть Вэра останется только на руках и совести Великого Магистра.
 Великий Магистр рухнул в кресло в самом мрачном настроении. Он внимательно смотрел на дверь, за которой только что скрылся Ваден. Самонадеянный ублюдок! Как смел он говорить с ним без трепетного уважения. С ним, Великим Магистром, обласканным королями и принцами, Жераром де Райдфортом! А этот рыцарь без роду и племени осмелился смотреть на него с презрением!
 После смерти Вэра настанет очередь и Вадена.
 Отец Вадена тогда спросит за гибель сына, но всегда можно сослаться на необходимость, мол, Ваден слишком много знал и стал очень неосторожен…
 Но в эту минуту главной проблемой оставался Вэр из Дандрагона. Великому Магистру не давала покоя мысль, что он сам не может убить предателя. Вэр оставался саднящей раной в мозгу Великого Магистра, и он больше не собирался терпеть его.
 Дандрагон, скорее всего, слишком могуществен, чтобы его легко можно было сокрушить, однако Райдфорт должен что-то предпринять, чтобы показать этому другому ублюдку, что тому никуда не спрятаться от возмездия Храма.




 4


 На склоне третьей горы ярко горел огонь костра.
 Ваден вернулся.
 Пальцы Вэра сжали камни крепостной стены. Он не должен чувствовать облегчения. Ваден — это всегда угроза.
 Но к этой угрозе он успел привыкнуть. Ваден стал частью его жизни, таким он оставался и в прошлом. Вэр почти успокоился, когда по костру понял, что тот здесь, наблюдает, выжидает.
 До тех пор, пока он не решится нанести удар.
 Ну, значит, время еще не пришло. Спустя три дня Ваден вернулся в горы, на свое привычное место.
 Кто-то засмеялся.
 Вэр повернулся и взглянул вниз, во двор. Он заметил Tea и Кадара, вышедших на прогулку по вечерней прохладе. Сейчас они остановились, разговаривая с маленьким мальчиком, чьей задачей было зажигать факелы. Мальчик… Он вспомнил, что хотел отослать парнишку домой, но за делами забыл. Он позвал:
 — Абдул.
 Его офицер оборвал разговор с одним из стражников и поспешил на зов с другого конца крепостной стены.
 Вэр указал на мальчика.
 — Он слишком молод. Отошли его домой.
 — Гарун хороший парнишка. Я думал… Его отец умер. Ему нужны деньги, чтобы прокормить мать.
 Вэр нахмурился.
 — Я не собираюсь кормить всю деревню. Может быть, мне теперь забирать и младенцев у их матерей? Отошли его домой.
 Абдул кивнул и развернулся, чтобы уйти.
 — Скажи ему, что он может вернуться сюда через несколько лет.
 Абдул снова кивнул.
 — И проследи, чтобы его мать не нуждалась, пока он не вырастет.
 Широкая ухмылка осветила лицо Абдула.
 — Да, хозяин.
 — И никогда больше не бери на службу мальчиков моложе шестнадцати.
 — Да, хозяин. — Абдул поспешил к солдату на посту.
 Снова смех.
 Он взглянул вниз, во двор. Она улыбалась Га-руну, а тот смотрел на нее такими глазами, словно она сама горела так же ярко, как факел в его руке.
 Что ж, он, должно быть, прав. Она источала свет и силу, которые он еще не встречал ни у одной женщины. Даже в самые неблагоприятные для себя моменты она проявила отвагу, которую он бы одобрил в любом из своих солдат.
 Она и Кадар прошли вместе с Гаруном, чтобы зажечь факелы у входной двери.
 Даже своей походкой она отличалась от других женщин. Ее шаги были легкими, целеустремленными, с налетом чуть ли не воинственной отваги. Какая жизнь воспитала в ней эту дерзость?
 Он попытался отогнать мысли о Tea. Пусть Кадар интересуется ее жизнью, его это никак не касается. Он будет держать ее на том же расстоянии, что и всех остальных.
 Она откинула голову и снова рассмеялась. В вечернем воздухе звук ее смеха окрасился сочными, теплыми красками. В его присутствии она никогда не смеялась. Она держалась осторожно и напряженно, словно боялась, что он, подобно дикому зверю, бросится на нее. Что ж, возможно, у нее есть причины для недоверия. Он действительно жаждал ее, сгорая от безумного желания распустить эти светлые шелковистые волосы, зарыться в них лицом; накрыть собой ее обнаженное, нежное тело… Он жаждал сжать упругие холмики ее грудей в своих ладонях… очутиться меж ее бедер и вонзиться в эту сладостную глубину…
 Господи, какую муку приносят ему мысли об этом.
 Значит, он постарается больше об этом не думать. Она всего лишь женщина, такая же, как сотни других. Он возьмет любую, чтобы утолить голод плоти, и навсегда из своей головы выбросит мысли о гречанке.
 — Сегодня я только зажигаю факелы, но скоро я стану великим воином, — хвастливо заявил Гарун. — Таким же, как лорд Вэр.
 Tea снисходительно улыбнулась. Мальчик был просто неотразим, со своими сверкающими черными глазами и радостной улыбкой до ушей.
 — Я уверена, ты и сейчас — великий факельщик. Но уже настало время отдыхать.
 Его улыбка погасла.
 — У меня еще много дел и обязанностей.
 — И одна из них — зажигать факелы. Абдул не похвалит тебя, если они не будут гореть сразу же, как опустится темнота.
 Гарун метнул на него быстрый взгляд.
 — Немедленно, лорд Кадар.
 Tea продолжала улыбаться, провожая взглядом мальчика, убегающего вверх по лестнице на крепостную стену. Ей приносили радость те несколько минут, которые она проводила по вечерам, болтая с Гаруном. Он так гордился своей работой в этой мрачной крепости.
 — Нам надо идти. Становится прохладно.
 — Сейчас. — Ее взгляд неотрывно следовал за Гаруном, пока тот переходил от одного факела к другому, оставляя за собой яркий след из горящих огней. Дети вокруг себя всегда освещают все. Она прошептала: — Он так напоминает мне Селин.
 — Кто это — Селин?
 Вопрос мгновенно вернул ее к действительности. Она повернулась и направилась к замку.
 — Вы правы, уже холодно.
 — Вы что же, считаете, что как только вы мне скажете, кто такая Селин, я тут же помчусь ее хватать? — спросил Кадар, идя за ней следом. — Как мне доказать вам, единственное, что я хочу, это помочь вам? Разве я не самый очаровательный и добросердечный из мужчин?
 Он был именно таким, как сказал, но, кроме того, еще и самым настойчивым из всех, кого она до сих пор встречала. В течение этих последних трех дней в каждый разговор он ухитрялся вставить хотя бы один каверзный вопрос о ее прошлом.
 — Если бы вы действительно оставались таким, как заявляете, то не мучили бы меня вопросами, на которые, как вы сами видите, я не желаю отвечать.
 — Но это только доказывает мою доброту. Если бы вы были такой же старой и опытной, как я, вы бы поняли, что можете полностью положиться на мои суждения.
 Она фыркнула.
 — Вы, наверное, всего на два года старше меня.
 — Ах, Tea, я уже был старше, чем вы сейчас, еще когда лежал в колыбели!
 Она открыла рот, чтобы возразить Кадару, но передумала. Несмотря на его легкомысленные слова и улыбающееся лицо, она уловила то мимолетное выражение, которое поразило ее в нем, когда он показывал ей своих соколов.
 Кадар усмехнулся.
 — Если бы я лежал в колыбели, — поправился он. — Мы были слишком бедны для такой роскоши. Я спал, завернувшись в одеяло, на полу нашей хижины. Наверное, именно поэтому я так быстро научился ходить. Я просто боялся, что крысы слопают меня, если я не смогу от них убежать.
 Она вздрогнула.
 — Это совсем не забавно.
 — Нет, но лучше смеяться над такими вещами, чем постоянно думать о них. — Он помолчал. — Вы беспокоились о крысах, когда были ребенком, Tea?
 — Нет. — Николас пришел бы в ярость, если б хоть одна крыса появилась возле его прекрасного шелка. — Внезапно она поняла, что он опять ввернул вопрос, касающийся ее жизни. Она раздраженно спросила:
 — Когда вы отвезете меня в Дамаск? Я уже полностью поправилась.
 — Скоро. Не следует спешить.
 Ему-то куда торопиться, но Селин все еще в Константинополе. Чем дольше Tea будет здесь находиться, тем больше времени Селин придется мучиться в доме Николаса.
 — Я бы хотела уехать завтра.
 — Посмотрим. Не сыграть ли нам партию в шахматы перед тем, как пойти спать?
 — Нет.
 Она бросила взгляд на Гаруна, который к этому времени уже зажег последний факел на крепостной стене. Он улыбнулся и помахал ей. Она в ответ подняла руку, чувствуя новый укол. Как бы ей хотелось, чтобы Селин была с ней здесь, сейчас. Она хотела видеть ее и знать, что она здорова и счастлива.
 Нет, она лгала себе. Она просто эгоистка. Селин единственное существо на свете, которое она любила, а ей так необходимо кого-нибудь любить в этой жестокой стране.
 — Вы очень печальны, — мягко сказал Кадар. — Поведайте мне свои мысли.
 Этот человек никогда не успокоится.
 — Я не собираюсь ни о чем рассказывать вам. — Она решительно направилась к лестнице. — Я иду спать.
 Два вечера спустя факелы зажигал уже не Гарун, а один из солдат.
 — Его отправили домой, — ответил Кадар, когда Tea спросила его об этом. — Он вернулся в деревню прошлым вечером. Вэру не понравилось, он слишком мал.
 — Но он так гордился… — гнев вспыхнул в ее душе. — Сколько же ему должно быть лет, чтобы зажигать факелы и бегать с мелкими поручениями?
 — Он слишком мал, — повторил Кадар. — Это не место для детей.
 Нет, подумала она с горечью, это место для женщин, которых держат для постели и услуг, и для мужчин, которых обучают убивать.
 — Он не должен был отсылать его назад.
 Кадар пожал плечами.
 — Вэр считал, что так будет лучше.
 Ее взгляд скользнул вверх, к темной фигуре на дальнем конце крепостной стены. В это время Вэр всегда стоял там, подолгу вглядываясь в горы.
 Вэр только пальцем шевельнул, и жизнь мальчика полностью изменилась. Вэр испытывал вожделение, и женщина занимала место в его постели. Вэр отказал в своем покровительстве, и ворота крепости закрылись для нее.
 Святые небеса! Пусть она ничего не может сделать с его абсолютной властью над другими, но она больше не позволит ему держать ее здесь.
 Она повернулась и побежала через двор.
 — Куда вы? — крикнул ей вслед Кадар.
 Не отвечая, она промчалась через холл, затем вверх по лестнице и, наконец, по винтовой длинной лестнице, ведущей на крепостную стену. Распахнув дверь, она вышла на воздух. Там она остановилась на мгновение, пытаясь выровнять дыхание и собраться с мыслями, прежде чем подойти к нему.
 Боже милостивый! Он показался ей таким одиноким. Она могла почти дотронуться до той стены отчуждения, которую он воздвиг вокруг себя.
 Ну что ж, он сам сделал свой выбор. Человек не может ожидать ничего другого, если он всех отталкивает от себя. Она не станет тратить на него своего сочувствия. У нее хватает собственных огорчений и забот, и одна из них зависела от него.
 Она прошла вперед и остановилась рядом.
 — Я должна поговорить с вами.
 Вэр, не повернув головы, продолжал глядеть на горы.
 — Уже поздно. Идите спать.
 — Еще рано. Прошло уже пять дней. Почему вы держите меня здесь?
 Он по-прежнему не смотрел на нее.
 — Кадар сказал, что вы еще не совсем здоровы.
 Она фыркнула.
 — Прошли даже мои ожоги. — Подойдя к нему почти вплотную, она вызывающе произнесла: — Я не могу здесь больше бездельничать. Мне надо начинать мою работу.
 Он не отвечал.
 Ей хотелось схватить и потрясти его.
 — Почему вы не позволяете мне уйти? Вы ведь не хотите, чтобы я здесь оставалась. Я почти не видела вас с тех пор, как вы принесли мне мои листья.
 Он наконец взглянул на нее.
 — Уж не хотите ли вы, чтобы я развлекал вас?
 — Нет, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Меня не надо развлекать. Вы не умеете этого делать. Все, что вы знаете, это животная страсть и война.
 — Ну что ж, война, конечно, не слишком веселое развлечение, но вот страсть, может быть… — Он покачал головой. — Нет, пожалуй, это тоже не забавно. Когда во мне разгорается желание, мне не до веселья.
 Он вообще очень редко смеялся, разве что над колкими замечаниями Кадара. И все-таки она видела на его лице улыбку в ту ночь, когда ворвалась в зал, где он проводил время с Ташей. Только ли вино рассеяло тогда его мрачное настроение? Но нет, даже в ту ночь она подсознательно ощущала горечь и ожесточение, которые, словно мрачное темное облако, окутывали его, воздвигая барьер между ним и другими людьми.
 — Если хотите забав, то ступайте к Кадару, — сказал он. — И держитесь подальше от меня.
 — Я буду тревожить вас, пока вы не велите Кадару отвезти меня в Дамаск.
 — Это он хочет, чтобы вы оставались здесь. Он думает, вы не будете в безопасности, пока он не узнает о вас все. Скажите ему, что он хочет узнать, и можете на следующий день ехать в Дамаск. — Он встретил ее яростный взгляд. — А что касается меня, то мне совершенно не важно, откуда вы сами и от какой опасности бежите. Вы не принадлежите Дандрагону. Вы правы. Я знаю только войну и страсть. Вы не можете сражаться за меня, значит, остается другое. — Его взгляд скользнул к ее груди, и он произнес без обиняков: — Я чувствую дикое возбуждение, когда смотрю на вас. Если вы здесь останетесь еще на какое-то время, то вполне возможно, вы окажетесь в моей постели.
 Его грубая прямота шокировала ее, но сильнее оказалась собственная реакция. Ее груди набухли под его взглядом. Она ощутила, как твердеют и становятся чувствительными соски под мягкой тканью платья. Мог ли он увидеть в ярком свете горящих факелов этот предательский отзыв на его вожделение, подумала она со смущением. Наверное, мог. Проницательный взгляд его прищуренных глаз, казалось, проникал ей в душу, а рот кривился и влажнел от тяжелой чувственности, как и тогда, ночью, в зале.
 — Теперь каждый раз, когда я беру женщину, я желаю, чтобы это была ты. Сначала я думал, что мне просто начала надоедать Таша, но с двумя другими оказалось то же самое, — продолжал он хрипло. — Я мечтал лишь об одном — чтобы на их месте оказалась ты. Помню, какими нежными кудряшками покрыто твое лоно. Я хочу целовать его, прижаться к нему телом и двигаться…
 — Прекратите! — воскликнула она, и не узнала своего голоса. — Это… не прилично!
 — Взгляни на себя. Ты сама этого хочешь.
 — Нет, не хочу. — Она попыталась говорить спокойно. — Я не стану одной из ваших женщин. Я не желаю быть собственностью какого бы то ни было мужчины. Я заведу собственный Дом шелка, стану свободна и буду жить так, как мне нравится.
 Он наконец оторвал взгляд от ее груди и взглянул ей в лицо.
 — Тогда держитесь от меня подальше. — Он повернулся спиной к горам. — И скажите Кадару все, что он хочет узнать. Я позволил ему действовать здесь на свое усмотрение, но у меня, видимо, не хватит терпения. Если вы останетесь здесь дольше, то я уже буду действовать по своему усмотрению.
 — Никого из вас не касается, какую жизнь я оставила позади. Если вы не позволите мне уйти, я сама найду способ бежать отсюда. Я не позволю вам… Что это за огонь?
 Его взгляд вернулся к третьей горе.
 — Просто костер на склоне горы.
 Она едва услышала ответ, и перегнувшись над парапетом, вгляделась получше.
 — Нет, не там, на юге.
 Он весь напрягся.
 — Мой Бог! — Резко развернувшись, он бросился к двери ведущей вниз.
 Она поспешила за ним.
 — Что случилось?
 — Джеда. Деревня горит.
 — Деревня…
 Семьи солдат, которые служат в его отряде, все живут в деревне.
 Он отослал Гаруна назад в Джеду.
 Она слетела вниз по ступеням следом за ним.
 — Я поеду с вами.
 — Нет.
 — Я поеду.
 Он повернулся и посмотрел на нее.
 — У меня нет времени спорить с вами. Делайте, что хотите. Лишь Бог знает, может быть, вы будете там в большей безопасности, чем здесь.
 — Я возьму мази и бальзамы.. — Она побежала по коридору к кухне. — Жасмин! — позвала она.
 Двор уже наполнился возбужденными вооруженными людьми на лошадях, когда чуть позже Tea выбежала из дверей замка.
 Ее взгляд метался по двору, пока она не увидела Кадара.
 — Кадар!
 Он направил свою лошадь к ней.
 — Можно я поеду с вами?
 Он оглянулся на Вэра, проезжавшего в этот момент верхом по двору.
 — Думаю, вам лучше остаться здесь. Мы не знаем, что нас ждет в Джеде.
 — Не будьте идиотом. Нас ждут пострадавшие от огня люди. Жасмин последует за нами в повозке с перевязочным материалом, бальзамами и едой. — Она протянула ему руки, чтобы он поднял ее в седло. Кадар даже не пошевелился. Она добавила: — Лорд Вэр сказал, что я могу ехать.
 — В самом деле? — Выражение лица Кадара стало очень задумчивым. — Хотел бы я знать… — Он наклонился и поднял ее на лошадь. — Вы уверены? — Он галопом пересек двор и, подъехав к Вэру, натянул поводья. — Ты думаешь, это разумно?
 — Возможно, что разницы никакой нет. Я оставляю здесь часть воинов, но их может оказаться недостаточно… — Он пожал плечами. — Быть может, за пределами замка она окажется в большей безопасности.
 — Но что, если это ловушка?
 — Не знаю. В любом случае, я должен ехать. Это моя деревня горит.
 Он махнул рукой и галопом поскакал по спущенному мосту, возглавив отряд вооруженных людей, цоканье копыт эхом прокатилось в горах.
 — Что вы имели в виду? — спросила Tea, когда Кадар направил лошадь вслед за отрядом. — Насчет ловушки?
 — На самом деле, я так не думаю, — уверенно сказал Кадар. — Солдаты у Вэра обучены гораздо лучше, а воины сильнее, чем рыцари-тамплиеры. Вот почему они не решались до сих пор атаковать его. Они выжидали удобный момент.
 Он уже упоминал, что рыцари-тамплиеры преследуют Вэра. Казалось совершенно невероятным, что они решились поджечь деревню, чтобы выманить его из замка. В конце концов, они монахи, слуги Господа.
 — Пожары случаются все время. Может быть, кто-то небрежно обращался с огнем… — Похоже, Кадар не слышал ее. — Это далеко отсюда?
 — На следующем холме. Мы скоро будем там.
 Но достаточно ли быстро, чтобы помочь деревне? — с отчаянием подумала она, не отрывая взгляда от полыхающего зарева на фоне ночного неба.
 Вся деревня оказалась объята пламенем, каждый дом превратился в горящий ад.
 Tea в ужасе смотрела на полыхающий повсюду огонь.
 Тела… всюду…
 Мужчины, женщины… Боже милостивый, дети… маленькие дети!
 — Я должна помочь им. Я должна… — Она соскользнула с седла.
 — Tea! — крикнул Кадар.
 Она, не обращая на него внимания, подбежала к маленькой девочке, лежащей возле горящей хижины. Ее темные глаза неподвижно уставились в небо. Мертва.
 — Ты не сможешь здесь ничем помочь, — раздался за ней голос Вэра. — Подождите с Кадаром за пределами деревни. Живых вынесут к тебе.
 Она в горестном изумлении подняла на него глаза, он все еще был верхом, и прошептала растерянно:
 — Она мертвая.
 — Один удар меча, — сказал он тихо. — Она не страдала.
 — Меч… — Она взглянула на другие тела. Только смерть и опустошение. Торчащая стрела из спины мужчины, уткнувшегося в тропу. Женщина, скрючившаяся возле стены, пытавшаяся руками зажать рану в животе. Tea не могла поверить своим глазам. — Они убили их всех…
 — Подожди у деревни.
 Она покачала головой.
 — Может, кто-то еще жив. Я должна…
 — Я отдал солдатам приказ осмотреть все тела, чтобы выяснить это. Это их деревня, это их люди. Они сделают все очень тщательно и не ошибутся.
 Не обращая на него внимания, она поднялась и подошла к мужчине, лежащему в нескольких шагах от нее. Он также был мертв. Она шла от тела к телу, к колодцу, в центр площади — все мертвы.
 Застывшее выражение ужаса.
 Кровь.
 Женщина, прижимающая к себе ребенка со стрелой в спине.
 Из горящей хижины повалил такой густой дым, что у Tea перехватило дыхание, и она присела.
 Кадар опустился на колени возле нее.
 — Вэр велел вам уходить отсюда.
 — Я не могу, — воскликнула она яростно. — Кто-то же должен быть жив! — Какое-то движение? Она вскочила и побежала к упавшей фигурке с другой стороны колодца. — Гарун?
 Мальчик открыл глаза.
 — Мама…
 — Тсс… Все хорошо.
 Он кивнул и вновь закрыл глаза.
 Но он все еще был жив. Она обернулась к Кадару:
 — Заберите его отсюда.
 Она нашла еще одного человека, выжившего в этой кровавой бойне, старика, спрятавшегося под повозкой. Казалось невозможным, чтобы во всей деревне не осталось больше никого в живых. Быть может, солдаты найдут других… Она продолжала идти.
 Вэр резким движением развернул ее к себе.
 — Вы что, хотите сгореть здесь вместе с трупами?
 Он поднял ее на руки и понес по улице.
 — Отпустите меня, — она попыталась бороться. — Я нашла двух живых. Могут быть еще…
 — Там больше никого нет. — Его лицо оставалось непроницаемым. — И если даже там кто-то остался, их все равно уже не спасти. Вся деревня в огне. — Он опустил ее. — Позаботься о ней, Жасмин. — И снова ушел.
 Жасмин. Она не заметила, как подъехала повозка. Она ничего не видела, только смерть, и кровь, и огонь…
 — Вы плачете? — спросила Жасмин. — Вы ранены?
 Tea даже не знала, что плачет. Она подняла руку и коснулась мокрой щеки. Казалось, во всем мире не хватит слез, чтобы оплакать то, что она только что видела.
 — Нет, я не ранена.
 Она повернулась к деревне.
 Но там уже полыхало только море огня.
 — Милостивый Аллах, — голос Жасмин дрожал. — Я мало видела здесь доброты, но то, что случилось, ужасно. Ведь я выросла в этой деревне.
 Tea увидела нескольких солдат, застывших со слезами на глазах. Это был их дом, где они родились и выросли, здесь, в этом огне погибли люди, которых они любили. Стоять и смотреть на это горе было невыносимо, и она вернулась к Жасмин.
 — Вы осмотрели Гаруна?
 — Возможно, он не выживет. Он получил очень сильный удар по голове. У старика, Малика бен Карраха, только несколько ожогов.
 — Нашли они еще кого-нибудь?
 — Еще одного. Амала, сапожника. Он умер прежде, чем я смогла осмотреть его раны.
 Двое живых из целой деревни. Tea с трудом подавила приступ тошноты. Она должна держаться. Если она заболеет, то никому не сможет помочь. Tea забралась в повозку.
 — Тогда давайте вернемся в Дандрагон, там мы сможем лучше позаботиться о мальчике.
 — С вами все в порядке? — спросил откуда-то вынырнувший Кадар.
 Она кивнула.
 — Нам надо доставить Гаруна в замок.
 — Не сейчас. Вэр с несколькими воинами выехал вперед проверить, безопасна ли дорога. Я должен ждать четверть часа и затем проводить вас в замок.
 Она устало кивнула. Сердцем и умом девушка не могла постигнуть происшедшего здесь, но была согласна с тем, что нельзя везти Гаруна туда, где ему угрожает опасность.
 — Мне нужна вода, промыть его раны.
 Они возвращались в мрачный, угрюмый Дандрагон. Серый туман скорбным покрывалом окутывал сам замок и солдат, охранявших его.
 — Отнесите Гаруна в мою комнату, — сказала Tea солдатам, снимавшим его с повозки. Мальчик так и не пришел в себя за все время их пути до замка. Быть может, он вообще больше не очнется.
 Нет, она не должна так думать. Она поднялась по ступеням.
 — Сообщите мне, когда он очнется.
 Этот приказ исходил от Вэра, стоящего чуть поодаль. Он все еще был в доспехах, и никакие чувства не отражала его непроницаемая маска, которую он надел на себя еще в деревне. Неужели его ничто не трогает, подумала Tea с удивлением.
 Его жесткость взбесила ее.
 — Зачем? Чтобы вы отправили его назад, в его деревню, снова умирать?
 Он ничего не ответил, и выражение его лица не изменилось.
 — Дайте мне знать, — повторил он.
 Она резко повернулась и направилась в замок.
 Гарун пришел в себя только вечером следующего дня.
 — Мама…
 Tea крепко обвила его руками. Она не станет ему лгать. Позже ему будет труднее вынести эту боль.
 — В огне уцелели только двое. Ты и один старик… — Она попыталась вспомнить имя, которое называла Жасмин. — Малик бен Каррах.
 — В огне?
 Очевидно, его ранили еще до поджогов.
 — Там случился пожар. — Она приложила к его голове холодный компресс. — Постарайся заснуть.
 Его веки медленно закрылись.
 — Хорошо. — Две слезы покатились по его щекам. — Мама…
 Он снова был ребенком, а не маленьким гордым солдатом, который молнией проносился по двору замка со своим факелом. Ей хотелось покрепче прижать его к себе, как в то утро Селин, когда умирала их мама, но он не принадлежал ей. Теперь он ничей. Она проглотила комок в горле.
 — Обещаю, скоро будет легче.
 Она останется здесь и будет держать его за руку, пока он не заснет.
 — Вам самой следует пойти поспать, — сказала Жасмин, поставив сосуд со свежей водой на стол возле кровати. — Я посижу с мальчиком.
 Tea все еще держала его руку в своей, и у нее было такое чувство, что если она сейчас уйдет, то это будет похоже на предательство.
 — Вы тоже почти не отдыхали.
 Жасмин кивнула.
 — Что ж, хотя бы один из нас должен проявлять разум. — Она направилась к двери. — Я скажу Таше, чтобы она зашла к вам через несколько часов посмотреть, не захотите ли вы отдохнуть. Та-ша умеет обращаться с детьми.
 Но уж, конечно, не так хорошо, как с мужчинами, подумала Tea несколько раздраженно, но устыдилась своих мыслей. Девушка стала проституткой еще ребенком. Кто такая Tea, чтобы осуждать ее за попытку выжить в этом жестоком мире, где за одну кошмарную ночь такие дети, как Гарун, обречены на сиротство.
 — В этом нет необходимости. Быть может, она сможет ухаживать за ним через несколько дней, когда ему станет получше.
 — Сегодня.
 Tea устало покачала головой, когда дверь за Жасмин закрылась. И почему она постоянно спорит? Эта женщина делает все, что ей заблагорассудится. Видимо, надо еще сказать спасибо за то, что Жасмин решила, что ей следует помогать Tea. Видит Бог, она так нуждалась в поддержке в эту ночь.
 — Мальчик выживет?
 Tea сжалась, увидев Вэра, стоящего в дверях. Он был уже без доспехов, но казалось, словно их и не снимал. Его лицо по-прежнему хранило жесткое, непроницаемое выражение.
 — Я так думаю.
 Он вошел в комнату.
 — Жасмин сказала, что он очнулся и говорил с вами. Я просил сообщить мне, когда он проснется.
 — А зачем мне это делать? Ведь Жасмин бегает к вам с любыми, даже самыми мелкими новостями.
 Его внимательный взгляд остановился на лице мальчика.
 — Я хочу поговорить с ним.
 — Нет. — Она, защищая его, придвинулась ближе. — Он сейчас снова заснул. Я не позволю его тревожить.
 — Я не собираюсь трясти его, чтобы разбудить. — Он сел в кресло. — Я подожду.
 Она не хотела, чтобы он здесь сидел. Его холодное безразличие разъедало ее самообладание, как соль рану. Прошлой ночью для стольких людей мир перестал существовать, а его это словно и не касалось.
 — Это может быть долго. Несколько часов.
 — Я подожду.
 Он здесь хозяин, она не имела права выгнать его. Но она постаралась его не замечать.
 Это оказалось не нужным. Он не проявил никакого интереса к ее присутствию в комнате. Он просто сидел, уставившись в одну точку.
 Гарун открыл глаза три часа спустя. Его взгляд немедленно остановился на Вэре.
 — Мой господин? — прошептал он.
 Вэр наклонился вперед.
 — Мне нужно кое-что от тебя, парень. Как ты чувствуешь себя? Сможешь мне помочь?
 Гарун кивнул, затем чуть вздрогнул.
 — Но я не смогу сражаться с ними… пока.
 — Нет, у меня достаточно солдат. Мне необходимо, чтобы ты кое-что рассказал мне, вспомнил о том, как напали на деревню.
 — Нет! — воспротивилась Tea.
 Но он не слушал ее.
 — Ты сможешь сделать это для меня, Гарун?
 Он кивнул и закрыл глаза.
 — Они напали на закате. Я пошел к колодцу, принести воды для ужина. Мама стояла возле двери. — Он замолчал. — Когда они въехали в деревню, она пыталась броситься ко мне. А они… стрелой…
 — Прекратите сейчас же! — Tea яростно взглянула на Вэра. — В этой жестокости нет необходимости.
 — Помолчи. — Его взгляд не отрывался от лица мальчика. — Мне вовсе не нужно, чтобы ты рассказывал о своей матери, Гарун. Кто были эти люди, что напали на деревню? Это бандиты?
 Он покачал головой.
 — Нет… не думаю. Это были франки, но у них не гладкие лица, как у многих франков. Бороды… красные кресты на плащах. — Он открыл мокрые от слез глаза. — Этого достаточно, мой господин?
 — Да. — Вэр поднялся на ноги. — Ты хорошо держался. Ты вел себя как настоящий солдат, парень. А теперь поспи. Мы снова поговорим, когда тебе станет лучше. — Он пошел к двери и, открыв ее, оглянулся на Tea. — Найдите кого-нибудь, кто бы посидел с ним, и приходите в Большой зал. Я должен поговорить с вами.
 Она тоже хотела поговорить с ним, швырнуть ему в лицо грязные слова погонщиков верблюдов. Она хотела бы сбросить его с крепостной стены!
 — Я… хорошо держался, — прошептал Гарун. — Вы слышали, что он сказал?
 — Я слышала. — Она попыталась сдержать свой гнев, чтобы мальчик не заметил, как дрожит ее голос. — А теперь спи. Когда ты проснешься, я принесу тебе поесть.
 — Я… хорошо держался… — шептал он, проваливаясь в сон.
 Когда она решительным шагом вошла в зал, Вэр стоял у окна и глядел на горы.
 — Это жестоко и совершенно ненужно, — выпалила она. — Мальчик только что потерял мать. Неужели вы не могли подождать, пока он немного окрепнет?
 — Нет. Если бы на деревню напали разбойники, мы бы стали их преследовать и отомстили бы им.
 — Чтобы погибли еще люди?
 Он не обернулся, отвечая ей:
 — Да. Это война.
 — И это ничего не значит для вас, не так ли? Все эти мужчины, и женщины, и дети…
 — Все когда-нибудь умирают.
 — Но не так! — Она пересекла зал и подошла к нему. — Эти дети… — Она замолчала, ее голос предательски дрогнул. — Только не дети. Такого не должно было случиться.
 — Нет.
 — Но тогда почему это все же произошло?
 — По моей вине, — сказал он едва слышно.
 — Что?
 — По моей вине. Я думал, что только те, кто живет в Дандрагоне, подвергаются опасности. Вот почему я никому, кроме моих солдат, не разрешал здесь слишком долго задерживаться. Для жителей деревни не было никакого риска. — Внезапно вся сдержанность слетела с него, и он с силой стукнул кулаком по оконной раме. — Проклятие! Они не должны были их трогать!
 Она подошла на несколько шагов ближе.
 — Но я не понимаю… — И тогда она увидела его лицо.
 Искаженное смертельной мукой, с глазами, полными отчаяния и боли. Она никогда раньше не видела ни на чьем лице такого страдания.
 — Они убили их всех ради того, чтобы показать, что им все подвластно и им ничего не стоит добраться и до меня.
 — Рыцари-тамплиеры? Но ведь они служители Господа. Я не могу представить, что они способны на такое!
 — Вы можете думать что угодно. — Он глубоко и резко вздохнул, и она вновь увидела на его лице непроницаемую маску.
 — Но я должен быть уверен, что этого больше не случится. Никогда. Я этого не вынесу… Я должен защитить… — Он повернулся к ней лицом. — И я начну с вас.
 Она невольно отступила на шаг, пораженная неистовой яростью, вспыхнувшей на его лице.
 — С меня?
 — Они знают, кто приходит в Дандрагон. И они скоро узнают, что вы здесь.
 — Но я не имею к вам никакого отношения. И скоро уеду отсюда.
 — Гарун тоже не имел ко мне никакого отношения. Он пробыл здесь всего несколько дней. И вот его мать мертва… вся деревня мертва. — Его руки легли на ее плечи. — Я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как еще кто-нибудь погибнет по моей вине. Я хочу знать, кто вы и кого они могут достать через вас.
 — Я не ничего не собиралась говорить Кадару. — Она облизала губы. — И вам я тоже ничего не скажу.
 — Я не Кадар. — Он с силой сжал ее плечи. — Я не мягкий и не добрый, как он. Я эгоистичен и зол сейчас, и я предпочту скорее бросить вас в подземелье, чем видеть, как вы или кто-то из ваших близких погибает из-за меня. Я должен все узнать о вас. И я узнаю.
 — Вы делаете мне больно.
 — Вам пора было бы уже узнать меня. Я не только приношу боль, я еще и убиваю и… — Он замолчал, на мгновение закрыл глаза, затем продолжил, но уже другим тоном, чуть запинаясь: — У вас доброе сердце, и я уверен, где-то есть люди, которые вам дороги. Скажите мне, кто они, чтобы я смог защитить их.
 Селин. Но Селин не имеет к этому никакого отношения.
 — Она в Константинополе. Она вне опасности.
 — Рыцари-тамплиеры есть везде. Они могут проникнуть в любой дом, любой дворец христианского мира и сделать все, что им захочется.
 — Я не верю…
 — Даже если вы не верите, вы готовы рисковать?
 Она не знала, что ей делать. Она не могла подвергнуть угрозе жизнь Селин. И все же, если она откроет ему все, не станет ли опасность больше для них обеих?
 — Вы уверены, что это рыцари-тамплиеры?
 — Они носят кресты на мантиях, и, когда вступают в Орден, их заставляют отрастить бороды. — Он скривил губы. — Уж не думаете ли вы, что я стремлюсь к тому, чтобы однажды Гарун бросил мне, что я — виновник гибели его деревни?
 — Если я скажу вам…
 — Вы мне непременно скажете.
 Она неожиданно вспыхнула.
 — Вы не вправе говорить мне, что делать. Я сама решу, как мне лучше поступить. — Она помолчала. Кадар сказал, что Вэр держит свое слово. Возможно, ей удастся несколько обезопасить себя в этой неопределенной ситуации. — Вы должны обещать мне, что я буду свободна, что Селин будет в безопасности и тоже свободна.
 — Кто это, Селин?
 — Дайте мне слово.
 — Я обещаю вам, вы будете свободны. Кто такая Селин?
 — Моя сестра.
 — И где она?
 — Осталась в доме Николаса. Я не могла подвергать ее риску и брать с собой, сначала мне следовало найти безопасное место для нас обеих.
 — И больше никого?
 — Никого, о ком бы я заботилась.
 — Значит, я привезу ее сюда.
 Она широко раскрыла глаза.
 — Что?
 — Вы меня слышали. — Он отпустил ее и отступил на шаг. — Я не могу беспокоиться о ком-либо, кто находится так далеко. Ее придется доставить сюда.
 В сердце Tea вспыхнула внезапная надежда.
 Снова увидеть Селин… Он отвернулся.
 — Я скажу Кадару, чтобы он съездил за ней.
 — Подождите. — Она облизала губы. — Николас, может быть, не захочет отпустить ее.
 Вэр обернулся.
 Она поколебалась и затем выпалила:
 — Селин — рабыня.
 Выражение его лица не изменилось.
 — А вы?
 — Да. — Она гордо вздернула подбородок. — Нет. Теперь нет. Я свободная женщина.
 — Но этот Николас, по-видимому, будет с вами не согласен. Вы убежали?
 — Я не могла оставаться дольше. Я работала всю свою жизнь в его доме. Моя мать умерла рабыней. Я заслужила, чтобы стать свободной.
 — Но он, очевидно, хотел бы вернуть вас?
 — Я представляю для него большую ценность. Он был бы глупцом, если бы этого не хотел.
 — А ваша сестра?
 — Она талантлива, но еще мала. Ее цена не очень высока.
 — Сколько ей?
 — Десять лет.
 Он нахмурился в задумчивости.
 — Он продаст ее?
 — Вы собираетесь ее купить?
 — Это самый безопасный путь, чтобы забрать ее оттуда. Это возможно?
 — Если цена будет достаточно высока. — Губы Tea сжались в горькой усмешке. — Николас торговец, и для него все имеет свою стоимость.
 — Цена будет достаточно высока.
 Tea поколебалась, но затем добавила:
 — Есть еще кое-что, что может поднять цену. Вы должны быть готовы к этому. — Она помолчала, собираясь с духом. — Селин — его дочь.
 Он застыл.
 — Да, могу себе представить, что это действительно может повысить цену. Он и ваш отец тоже?
 — Да. Моя мать родила ему троих детей, но брат умер при рождении.
 — И тем не менее он продолжал держать вас в качестве своих рабов?
 — В обычае Николаса использовать своих рабынь для удовольствия… если они привлекательны. По крайней мере, еще две другие женщины рожали ему детей. Но это были мальчики, и Николас сделал их слугами в своем доме.
 — Не думаю, что этот Николас мне симпатичен, — произнес он медленно.
 Она нетерпеливо махнула рукой.
 — Совсем не важно, понравился бы он вам или нет. Вы должны просто знать, что он может учесть ее происхождение, чтобы запросить более высокую цену. Вам не следует проявлять слишком большую заинтересованность, иначе он обманет вас. — Tea даже боялась поверить, что ее мечты вызволить Селин на свободу могут осуществиться не через несколько лет, а в течение ближайших месяцев. — Вы правда сделаете это?
 — Кадар может заключить сделку с кем угодно и купить что угодно. Почему бы не ребенка?
 Как просто. Почему бы не ребенка? Почему не Селин? И тем не менее, эти слова значили для нее все.
 — Когда это может произойти?
 — Я отошлю его сегодня вечером… Если это будет безопасно.
 — Это просто чудо, — сказала она нетвердым голосом. — Я даже не знаю, как благодарить… Я обязательно отплачу вам. Я клянусь.
 — Чудеса не совершаются такими людьми, как я. Я не собираюсь их делать ни для вас, ни для нее. Я это делаю для себя. — Он подошел к столу и налил вина в бокал. — Я не хочу еще одной Джеды.
 — Никто не мог знать, что такое зло обрушится на деревню.
 — Нет? — Он отпил глоток. — Держу пари, что Великий Магистр де Райдфорт вовсе не считает, что он негодяй. Он думает, что все средства хороши для моего уничтожения.
 Она уставилась на него в недоумении.
 — Почему они так ненавидят вас? Что вы такого сделали?
 — Что? — Он долил вина в бокал. — Они сказали, что я украл груду золота из сокровищницы Храма. Думаю, вас это не удивит, ведь вы назвали меня вором в нашу самую первую с вами встречу.
 — Тогда я вас не знала.
 — Ну а теперь вы убедились в моей честности и мягком, деликатном обхождении?
 — В вас совсем нет ни мягкости, ни деликатности, но я верю в вашу честь. Вы слишком нетерпеливы, чтобы позволять себе хитрость и обман.
 Он насмешливо улыбнулся.
 — Итак, даже моя честность опорочена.
 — У вас есть одно достоинство. Вы держите слово. — Она встретила его пристальный взгляд. — Именно это для меня важнее всего. Вы сказали, что привезете сюда Селин, и я верю вам.
 Он помолчал мгновение, глядя прямо ей в глаза, затем резко отвернулся и хрипло произнес:
 — Возвращайтесь назад, к мальчику.
 Она направилась к двери, затем остановилась. Ей не хотелось сейчас оставлять его одного. Под этой суровой, грубой оболочкой она увидела и почувствовала боль и страдание, непостижимые для нее.
 — Что вам… может… Могу ли я как-то помочь вам?
 — Помочь? — Он издевательски улыбнулся. — Уж не предлагаете ли вы мне свое тело в утешение?
 Она покраснела от досады. Ей следовало прежде подумать, а потом предлагать свою помощь. Только дурак протягивает руку, пытаясь погладить раненое животное.
 — Нет. — Она взялась за ручку двери.
 — Подождите. — Он внезапно оказался возле нее. — Все мой неуклюжий язык. Я не имел в виду… Я собирался… — Он пробормотал проклятие и отвернулся. — Ладно, не имеет значения.
 Он, видимо, пытался сказать, что сожалеет о своих неловких словах, поняла она. Возможно, глупо, но она попыталась снова:
 — Может быть, я все же могу помочь вам?
 — Мне не нужна помощь. — Он отошел от нее и тяжело сел в кресло. — Впрочем, да. Пришлите сюда кого-нибудь с бутылкой вина.




 5


 Красные угли на месте пожарища еще кое-где тускло мерцали и вспыхивали в темноте.
 Запах дыма и смерти сопровождал Вадена, пока он проезжал через пепелище, бывшее еще вчера деревней.
 Когда он увидел это зловещее зарево, то сначала даже не поверил, что такое возможно. Он решил сам приехать сюда, чтобы убедиться в содеянном злодеянии.
 — Магистр сошел с ума, — бормотал он. — Неужели месть Вэру стоит того?
 Но, видимо, Великий Магистр полагал, что ради уничтожения Вэра можно разрушить половину мира, И отец Вадена, без сомнения, согласится с ним.
 Ваден взглянул на далекий замок, ярко освещенный в ночи горящими факелами. Дандрагон больше не казался таким неприступным, как еще два года назад.
 Сеть была накинута прочно.
 — Как мальчик? — прошептал Кадар, когда Tea открыла ему дверь в тот же вечер, чуть позже.
 — Лучше. Час назад он поел, теперь опять спит.
 — Я должен поговорить с вами прежде чем уеду. Вы можете оставить его?
 Она кивнула, вышла в холл, тихо прикрыв за собой дверь.
 — Думаю, опасность миновала. Я только хотела бы быть возле него, когда он проснется.
 — Хорошо. Тогда вы сможете проводить меня в дальнюю дорогу с почестями, достойными моей лучезарной особы. Несколько слезинок, грациозный взмах вашей прелестной ручки, когда я буду проезжать через ворота. — Он взял ее за руку и повел вниз, в зал. — В конце концов, мужчина заслуживает этого, отправляясь в долгий путь.
 — Вы достойны гораздо большего. Безопасен ли путь сегодня ночью?
 Он кивнул.
 — Вэр выехал раньше и проверил дорогу. Он не обнаружил никаких примет опасности.
 — Он это сделал? Я не думала, что он будет в состоянии покинуть сегодня замок. Я оставила его в большом зале с новой бутылкой вина.
 — Вино приносит забвение, но Вэр никогда не забывает того, о чем должен помнить. Он никогда бы не позволил мне поехать, не выяснив сам, что путь безопасен.
 — Как вы поедете в Константинополь?
 — Верхом до Акры, а затем сяду на корабль.
 — Когда вы думаете вернуться назад?
 — Через два или три месяца. Могло бы быть и быстрее, но какое-то время у меня, очевидно, уйдет на то, чтобы хитростью выманить ее у вашего любящего папаши. — Он задумчиво нахмурился. — Думаю, я представлюсь богатым торговцем из Каира, пожелавшим начать свое собственное шелковое дело. Но не слишком богатого. Я не смогу купить у него самых опытных вышивальщиц. Выберу одну из молоденьких девочек, которая сейчас подойдет мне, но потом станет более искусной. Я напрошусь посмотреть дом Николаса, приду в восторг от искусства вашей Селин, выберу ее и никакую другую. Ну, разве это не замечательный план?
 Это был действительно очень верный план.
 — Очень умно.
 — Потому что у меня хорошая голова. Но даже самым умным необходимы кое-какие сведения, чтобы привести свой план в исполнение. Я не смогу называть вашу сестру по имени. Как мне ее узнать? Она такая же светлая, как и вы?
 Tea покачала головой.
 — У нее ярко-рыжие волосы и зеленые глаза. — Она нахмурилась. — И ей не понравится, что ее продадут. Она захочет остаться в доме Николаса, чтобы я смогла ее найти.
 — Не беспокойтесь. Я смогу справиться с десятилетней девочкой.
 — Когда вам исполнилось десять, вы оставались ребенком?
 Он покачал головой.
 — То же самое и Селин.
 Он кивнул.
 — Понимаю. Я не слишком самоуверен.
 — Невероятно, — сказал сухо Вэр от двери. — Ты ведь полагаешь, что можешь перевернуть мир.
 — Это неправда, — отозвался Кадар. — Но иногда можно убедить других, чтобы они это сделали за тебя. — Он подошел к Вэру. — Например, тебя, мой друг. Я возлагаю на тебя очень большие надежды.
 — Прибереги их для себя. — Он открыл дверь и первым спустился вниз по лестнице во двор, где стояла оседланная лошадь Кадара. — Ты хорошо спрятал кошелек?
 Кадар кивнул.
 — Никто не узнает, что я богатый торговец, пока я не попаду в Константинополь. До тех пор я — всего лишь простой пилигрим, возвращающийся из Святой земли. — Он вскочил на лошадь и улыбнулся Вэру. — Не волнуйся, мне опасность не грозит.
 — Я не беспокоюсь. — Он смотрел на Кадара несколько мгновений, затем сказал хрипло: — Поезжай с Богом!
 — Конечно. Бог не выберет другого пути. Он прекрасно разберется в том, кто подойдет ему в попутчики, а кто нет. — Кадар взглянул на Tea. — А теперь попрощайтесь со мной должным образом. Не проведете ли мою лошадь до ворот, как если бы я был великим рыцарем, собирающимся на битву с драконом?
 — Если таково ваше желание, — ответила она и, взяв поводья, повела лошадь по двору.
 — Я ведь оказываю вам услугу? — тихо спросил Кадар.
 — Огромную.
 — И я попрошу вас оказать мне услугу взамен.
 Она оглянулась на него через плечо. Выражение его лица оставалось непривычно серьезным.
 — Все что угодно. Какую именно?
 — Я оставляю здесь свою собственность, о которой надо заботиться.
 — Ваши соколы? Если вы мне скажете, как…
 — Я говорю не о них. Слуги знают, как ухаживать за птицами. — Он кивнул на Вэра. — А вот он не позволит им заботиться о себе.
 Она замерла.
 — Я заметила, он прекрасно сам заявляет о своих нуждах. Вам незачем хлопотать о лорде Вэре.
 — Он на моей ответственности. — Кадар покачал головой. — Это не самое удачное время для моей поездки. Он очень горюет, и я нужен ему сейчас.
 Он горюет?
 Она внезапно вспомнила выражение смертельной тоски на лице Вэра. Возможно, он действительно нуждается в Кадаре, но никого другого он не подпустит к себе близко и не позволит себя утешать.
 — Я не смогу помочь ему. Он не разрешит мне.
 — Вы должны позаботиться о моем имуществе. — Кадар говорил мягко, но настойчиво. — Обещайте мне. Чтобы моя голова освободилась от этой заботы и я мог полностью переключиться на выполнение задания.
 Она с раздражением посмотрела на него.
 — Единственная забота, которую он хочет от женщины, — это затащить ее к себе в постель, а в этом у него нет здесь проблем.
 — Но то, что он хочет, не всегда совпадает с тем, что ему действительно нужно. Он самый одинокий человек, которого я когда-либо встречал. И страшно трудно прогнать прочь это одиночество. Он не примет вас охотно, но вы должны сражаться за него, против того, что, как он считает, для него лучше.
 Девушка посмотрела туда, где стоял Вэр. Она — сражаться с этим грозным титаном, который всю свою жизнь не знал ничего, кроме войн и сражений?
 — Я не смогу. У меня ничего не выйдет.
 — Вы ведь любите детей. Представьте, что он ребенок, такой же, как Гарун или Селин, которого вы должны воспитывать и защищать.
 Она в полном изумлении вновь взглянула на Кадара. Тот улыбнулся.
 — Ну и лицо у вас. Но мы ведь все дети, Tea.
 — Только не он, — сказала она спокойно.
 — Вы сами увидите. — Он махнул рукой стражникам, чтобы те опускали мост. — Вы позаботитесь о моей собственности, а я — о вашей. Договорились?
 Он отправлялся в долгий путь, чтобы привезти к ней Селин. Кто знает, какие опасности его подстерегают?
 — Я попытаюсь.
 — Но вы добры и настойчивы, и если вы захотите, то обязательно добьетесь успеха. Теперь я чувствую себя гораздо спокойнее.
 — Я не добрая. Я очень эгоистичная, и у меня совсем нет желания делать это.
 — Вы пытаетесь быть эгоистичной, потому что боитесь привязаться к кому-нибудь слишком сильно. Воздвигать вокруг себя ограду — удел тех, кто инстинктивно стремится заботиться и защищать других. — Он одарил ее своей сверкающей улыбкой и поднял руку в знак прощания. В следующий момент он уже галопом пересекал мост.
 — Безопасного путешествия, — крикнула она вслед.
 Он снова помахал, уже с другой стороны рва. Мост пошел вверх, скрыв от них Кадара.
 Она медленно повернулась и пошла по двору. Вэра уже не было видно. Он скрылся в замке. Даже со своим ближайшим другом он не позволил себе проявить чувства.
 А Кадар ожидает от нее, что она сможет успокоить и утешить этого человека?
 Это совершенно невозможно.
 — Идите ко мне в комнату и поспите там. Таша и я позаботимся о мальчике. — Распоряжение отдала Жасмин, внезапно появившись возле Tea, сидящей напротив постели Гаруна. — Завтра я заберу его к себе, думаю, со мной ему будет лучше. Он не привык к роскоши, и это может его смущать.
 Tea слишком устала, чтобы спорить.
 — Мы поговорим об этом позже. — Она поднялась и потянулась, расправляя затекшую спину. — Я не хочу, чтобы он подумал, будто я бросила его.
 — Такое о вас ему и в голову не придет, — грубовато сказала Жасмин. — Гарун не так глуп.
 Для Жасмин это почти похвала, подумала устало Tea.
 — Разбудите меня, если я ему буду нужна.
 — Вы не понадобитесь. Я позову Ташу. Лорд Вэр не захотел ее сегодня на ночь, — сказала Жасмин почти безразличным тоном.
 — Вы, как я вижу, не расстроены.
 — Лорд Вэр вызвал сегодня вечером всех слуг в Большой зал и объявил нам, что отныне наш дом здесь. Мы можем не бояться, что нас отправят отсюда, и за этими стенами, жить под его защитой, в полной безопасности.
 Очевидно, Вэр спешил: он хотел быть уверенным, что остальные обитатели Дандрагона также укрыты от рыцарей-тамплиеров. Внезапная тревога овладела ее сердцем, но она нетерпеливо отогнала ее. Если Вэр проявляет доброту и стремление уберечь их всех, то это надо приветствовать, а не встречать недоверием.
 — Я рада за вас.
 — У меня возникло какое-то неловкое чувство, — сказала Жасмин. — Всю жизнь Таша и я вели ежедневную борьбу, чтобы выжить. Так странно не беспокоиться о завтрашнем дне. — Она пожала плечами. — Но, думаю, мы привыкнем к этому. Спокойной ночи.
 — Спокойной ночи, — Tea тихо закрыла за собой дверь, прошла через холл и спустилась вниз по лестнице. Все изменилось. Ей показалось ужасным, что из-за трагедии, которая произошла с Джедой, она получала то, чего хотела больше всего в жизни, а Жасмин и Таша наконец обретали долгожданную безопасность. Это выглядело так, словно Бог таким образом пытался уравновесить зло и добро.
 Она не должна испытывать чувство вины. Ведь на самом деле ей нечего стыдиться своего желания. Она хочет видеть Селин счастливой и свободной. И она не позволит, чтобы трагедия в Джеде отравила ей радость от скорой встречи с Селин. Она сделала бы все от нее зависящее, чтобы жители деревни были живы, но это не в ее силах.
 Вэр все еще находился в Большом зале.
 Он сидел в кресле с высокой спинкой, вытянув перед собой ноги и уставившись на огонь.
 Он самый одинокий человек, которого я когда-либо встречал, сказал о нем Кадар.
 Если это так, то она ничем не сможет ему помочь. Она не Кадар, который мог забавлять его и осмеливался делать то, что другие боялись.
 Она направилась было на ту половину, где располагались комнаты для слуг.
 «Вы должны позаботиться о моем имуществе…»
 Но не сегодня ночью, когда она так устала, что едва может что-то соображать. Завтра — пожалуйста, она готова.
 «Он горюет».
 С помощью какого колдовства смог Кадар заронить эти слова ей в душу? — подумала она с раздражением. Она не собирается обращать внимание на…
 — Ради всего святого, — проворчала она, решительно направляясь в Большой зал и останавливаясь перед Вэром. — Идите спать.
 Он медленно поднял на нее глаза.
 — Что?
 — Вы меня слышали. Вы глупо выглядите, сидя здесь сиднем. Ступайте к себе и ложитесь спать.
 — Глупо, — повторил он, пристально глядя на нее.
 — И совершенно бессмысленно.
 — Тогда оставьте меня в покое и уходите, чтобы не видеть мою персону.
 — Вы думаете я сама этого не хочу? Кадар мне не позволил. Он велел мне заботиться о вас.
 — О, мой Бог!
 — Но я сегодня слишком устала, чтобы заниматься этим, поэтому идите спать и позвольте мне подумать завтра о вашем состоянии.
 — Мне жаль, что я причиняю вам беспокойство, — сказал он чуть вкрадчиво, — но я высоко ценю нежность и заботу.
 — Вы не хотите быть обязанным, это может причинить вам беспокойство. Я даже не знаю, как подступиться к этому.
 — Тогда и не надо. Я совершенно не нуждаюсь ни в вашей заботе, ни в вашем внимании.
 — Именно это я и говорила Кадару, но он не захотел слушать.
 — Как обычно. На него просто не надо обращать внимания.
 — Я не могу этого сделать. Он оказывает мне очень большую услугу, и я должна отплатить ему тем же.
 — Тогда придумайте что-нибудь другое. Мне не нужна еще одна наседка. — Он налил вина в свой бокал. — Оставьте меня.
 — Вы пьяны?
 — Нет. — Он поднял бокал. — Но скоро буду.
 — Хорошо, тогда, может быть, когда вы заснете, я скажу слугам отнести вас в постель. — Она села на скамеечку, прислонившись к камням камина. — Я подожду.
 Он нахмурился.
 — Я не хочу, чтобы вы ждали. Оставьте меня.
 — Пейте ваше вино. А то эти камни очень жесткие.
 Он отшвырнул от себя бокал.
 — Я пью, только когда хочу.
 — Я сказала не так. — Она зевнула. — Я должна была бы сообразить, что вы будете все делать наоборот. Хорошо. Не пейте больше вина.
 Он нахмурился.
 — Боже, и что мне теперь делать?
 — Меня это не волнует. Все, что хотите.
 На его лице появилась чувственная улыбка.
 — Тогда снимите платье и идите ко мне.
 Она слишком устала, чтобы воспринимать что-нибудь, кроме нетерпения.
 — Зачем? Вино действует на вас сейчас так же, как и женщина. Кроме того, это не то, что хотел от меня Кадар.
 Он погасил улыбку.
 — Мне уже начинают надоедать разговоры о желании Кадара.
 — Тогда пейте вино и идите спать.
 Он пробормотал какую-то непристойность и замолчал. В нависшей тишине был слышен лишь треск горящих поленьев в камине.
 — Что он хотел от вас? — прорычал наконец Вэр.
 — Я не совсем поняла. Он выражался несколько туманно, — сонно сказала она. — Завтра я подумаю об этом.
 Опять наступила тишина.
 — Идите спать, — сказал он хрипло, — не то вы сейчас заснете и упадете прямо в огонь.
 Она покачала головой.
 — Мне не нужен ни Кадар, ни вы.
 — Тогда оставьте меня.
 Она опять покачала головой. Ей бы очень хотелось, чтобы он замолчал. На разговоры уходит столько сил.
 — Пейте свое вино.
 — Я не хочу его.
 — Хорошо. — Ее веки сами собой закрывались, и требовались усилия, чтобы открыть их вновь. — Тогда вы…
 — О Боже!
 Он подхватил ее на руки и понес.
 Вверх по лестнице…
 Нет, это не правильно…
 — Куда вы идете?
 — Я несу вас на вашу кровать.
 — На моей кровати Гарун. Я сплю в комнате Жасмин.
 Он остановился и после некоторого раздумья двинулся по коридору.
 — Я не потащу вас снова вниз. Хватит с вас хлопот на сегодня. Вы можете поспать на моей постели. Я не собираюсь этим воспользоваться.
 Ее положили на что-то мягкое…
 Он развернулся и направился к двери.
 Это не правильно, слишком… Она не могла позволить ему уйти.
 — Нет. — Она с большим трудом приподнялась и опустила ноги на пол. — Вы не должны возвращаться в зал. Оставайтесь здесь. — Она ухватилась за спинку кровати. — Я пойду к Жасмин.
 Он развернулся и посмотрел на нее.
 — Ради всего святого, почему вы не можете уступить?
 Она слишком устала, чтобы спорить.
 Он сжал руки в кулаки, яростно глядя на нее. Уж не собирается ли он ударить ее? Она почти надеялась, что он это сделает. Тогда она сможет спокойно заснуть, не нарушая обещания, данного Кадару. Вэр в несколько шагов преодолел расстояние между ними и встал над ней со сверкающими глазами, в угрожающей позе. Сейчас он ударит ее.
 Он толкнул ее назад на кровать.
 Она смотрела на него во все глаза, наблюдая с испуганным изумлением, как он бросился в кресло с подушками, стоявшее возле кровати.
 — Спите, — прорычал он. — Я останусь.
 — Вы собираетесь здесь спать?
 — Я сказал, что останусь. Я не говорил, что собираюсь спать.
 Это была своего рода победа. Кадар не мог бы ожидать от нее большего сегодня ночью.
 — Постарайтесь заснуть. Все равно больше нечего делать…
 Больше нечего делать…
 Вэр откинул голову на спинку кресла. Он мог бы придумать множество вещей, которые можно было бы сейчас сделать, и ни одна из них не подразумевала сон. Он даже не подозревал, что хочет женщину, пока не увидел ее в своей постели.
 Сейчас у него уже не оставалось никаких сомнений в своих желаниях.
 Так почему же он до сих пор сидит в этом кресле и наблюдает, как она спит, словно он один из этих глупых галантных кавалеров из какой-нибудь баллады трубадуров? Она рассердила его, заставила подчиниться ее желаниям, а он все никак не может решиться взять то, что хочет.
 Его взгляд медленно скользил вдоль ее тела. Она свернулась на кровати калачиком, словно уставший малыш, но она не ребенок. Она достаточно взрослая, чтобы принять в свое лоно мужчину и носить ребенка. У нее непременно будут славные сыновья; она передаст им свою отвагу и силу и как тигрица бросится на их защиту, как она бросилась спасать Гаруна.
 От этой мысли жаркая волна прокатилась по всему его телу, отозвавшись тяжестью в чреслах. Боже, что с ним случилось? Он не просто жаждет иметь эту женщину, но хочет от нее сыновей, он жаждет, чтобы ее тело приняло его семя, а грудь налилась молоком.
 Он сжал руками подлокотники кресла. Это не для него. Если бы этот ребенок был зачат, он, возможно, не дожил бы до своего рождения.
 И внезапно он с невыразимой всепоглощающей страстью возжаждал сына. Он не позволит им стереть все его следы с лица земли. Что-то должно остаться, кто-то…
 О, да, думал он, питая отвращение к самому себе, возьми эту женщину с его ребенком и позволь Великому Магистру убить их, как он уничтожил деревню. А то еще станет держать их обоих в заложниках, пока не уверится в смерти Вэра.
 Как он смел даже предположить такую возможность? Он уже давно знал об этой опасности и всегда был осторожен с женщинами, которых брал для утоления своего вожделения. То, что это вдруг приобрело для него такое значение, было необъяснимо.
 Трагедия Джеды исключала даже мысли о сыне. Такого не должно случиться и с Tea. Он восхищался ее отвагой и стойкостью, независимостью. Еще ни одна женщина не бросала ему вызова и не пыталась им командовать. И все же, не будь она смелой, разве смогла бы она выжить? Нежность вряд ли спасла бы ее на этом бесконечном пути в Дамаск. Покорность заставила бы ее навсегда остаться в страшной шелковой тюрьме Константинополя.
 Он не может осуждать ее за стремление выжить и стать свободной. Его вели точно такие же стремления, когда он покинул Шотландию много лет тому назад.
 Но он упрекает ее за то, что с первого часа своего появления в Дандрагоне она постоянно сердит и раздражает его.
 Нет, если быть справедливым, то она сторонится его. Это его собственная страсть во всем виновата. Черт побери! Неужели нет возможности избежать вины. Любой его поступок влечет за собой ответственность за новый грех. Он должен вернуться в Большой зал и залить вином это чувство, тогда, может быть, жизнь опять покажется ему терпимой.
 Она что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. Сон ее был беспокойным. Становилось холодно…
 Он потянулся и осторожно накрыл ее теплым шерстяным одеялом, сбившимся у нее в ногах.
 Его охватил озноб. Это заботливое движение было неосознанным, почти инстинктивным.
 Он не допустит, чтобы беда случилась именно с этой женщиной.
 Когда Tea открыла глаза, уже давно рассвело. Проснулась она сразу, словно ее кто-то позвал, мгновенно вырывая из объятий сна.
 Он все еще сидел возле кровати, его голова покоилась на высокой спинке кресла. Спящим он казался… совсем другим, хотя и не выглядел беспомощным, его сила и воинственный дух никуда не делись. Она с любопытством изучала его, это невозможно было сделать, пока он бодрствовал. Tea прежде никогда не замечала, какие у него длинные темные ресницы. Когда он смотрел, к его глазам приковывала только их сверкающая голубизна. У него чувственный, хорошей формы, рот и действительно красивый…
 — Перестаньте глазеть на меня.
 Ее взгляд тут же метнулся вверх и встретился с его пылающими глазами. Голубые, бездонные.
 — Я не собиралась… я только что проснулась. — Почему она оправдывается? Она ведь не сделала ничего плохого. Tea села и спустила ноги на пол. — Уже рассвело. Я должна пойти к Гаруну. А вы ложитесь на свою кровать. Вам вряд ли там удобно.
 Он поморщился.
 — Удобно? Да я почти не могу двигаться, а шея, наверное, так навсегда и останется свернутой набок.
 — Тогда следовало бы лечь спать, как я вам говорила, и все было бы…
 — Оставайтесь на месте! — он щелкнул словами, словно хлыстом.
 Она замерла, а затем не спеша поднялась.
 — Я не могу вам ничем помочь, если вы так напились, что у вас теперь болит голова. Я не собираюсь подчиняться вашим приказам.
 — Потому что вы свободная, — сказал он насмешливо. — Но это все не так. Женщина свободна настолько, насколько ее муж позволяет ей это.
 — Но у меня нет мужа. И никогда не будет, — добавила она резко. — Неужели вы думаете, я бы рискнула соединить свою жизнь с мужчиной? Ни от мужчины, ни от страны, ни даже от церкви — ни от кого женщина не может ждать справедливости. Мы ничего для вас не значим. Моя мать рассказала мне, как верховные служители церкви собрались однажды на церковный совет в Нанте, чтобы решить, к кому отнести женщин — к людям или к животным. Я убеждена, они признали женщину человеком только потому, что хотели избежать обвинения в скотоложестве.
 — Возможно, вы правы. Это, конечно, должно было бы привести меня в замешательство. — Он вернулся к начальной теме разговора. — Вы так ненавидите рабство?
 — Нет смысла говорить с вами об этом. Вы не можете понять.
 — Тогда объясните так, чтобы я смог понять.
 Она нахмурилась в замешательстве.
 — Почему вы сердитесь?
 — Я не сержусь. Я только пытаюсь сказать вам, что свобода не всегда приносит счастье. Некоторые тюрьмы могут оказаться более удобными и приятными, чем мир вокруг них. Не во всяком плену обращаются с пленниками так жестоко, как в доме Николаса. — Он помолчал. — Он бил вас?
 — Только когда я была ребенком. Позже я научилась… — Она оборвала себя. — Что вы хотите сказать? У меня было достаточно еды и чистое место, где я могла спать. Когда у меня обнаружились способности, Николас стал учить меня языкам и цифрам, чтобы я могла разговаривать с торговцами, приходившими покупать шелк. Там даже есть сад, окруженный стенами, где женщинам разрешалось гулять по вечерам после наступления темноты. Моя мать говорила, что нам повезло гораздо больше, чем другим. — Она сложила руки на груди. — Но с годами я стала все больше ненавидеть эту жизнь. Мне не хватало… воздуха. Я смотрела, как Селин с утра до вечера сидит, склонившись над пяльцами, и мне захотелось вырвать ее оттуда, забрать в мир, где солнечный свет и запах цветов, и… — Она судорожно вздохнула. — Несправедливо. Недопустимо, чтобы один человек владел другим, как своим имуществом.
 — Так, значит, вы убежали из-за Селин?
 — Нет, я могла бы подождать более удобного случая, если бы дело было в Селин. — Она храбро встретила его взгляд. — Принц из Флоренции наведался однажды к Николасу за несколькими штуками шелка для своей жены. Он оказался неравнодушен к светловолосым женщинам и решил попутно купить и меня.
 — И Николас продал вас?
 — Почему бы нет. Принц предложил огромную сумму. Правда, мои таланты делали меня очень ценной, но мое тело оказалось дороже… — Она горько улыбнулась. — Но Николас не хотел прогадать, и торговля затянулась на несколько дней. Я не стала ждать, когда они поладят.
 — Негодяй.
 — Николас никогда не считал себя плохим человеком. Мы были его имуществом. Разве нас не содержали в чистоте и не кормили? И наказывали только в случае, когда мы что-то плохо делали. Я уверена, его очень оскорбил мой побег.
 — Каким образом вам удалось пристать к каравану?
 — Балзар, предводитель каравана, часто заходил в дом Николаса. В течение нескольких лет я тайно вышивала шелковую рубаху. Получилась великолепная вещь, достойная самого императора. Я предложила ему эту рубаху в обмен на еду, воду и место в караване.
 Он приподнял брови.
 — Шелковая рубаха за укрытие беглого раба?
 — Рубаха, достойная самого императора! — повторила она. — Балзар очень тщеславен. Он захотел, чтобы она принадлежала именно ему. Кроме того, он ничем не рисковал. Если бы все открылось, он всегда мог сказать, что ни о чем не знал.
 — Вы украли шелк, чтобы вышить эту рубаху?
 — Я ничего не крала, — вспыхнула девушка. — Я сажала деревья, которыми питаются шелковичные черви, сама вышивала и сама придумала рисунок. Разве я не заработала хоть что-то? А вы знаете, какого риска и каких трудов стоила эта рубаха, как трудно было выкроить время, чтобы выполнить эту работу? Каждое утро я пробиралась в сад и в полутьме, когда едва еще рассветало, вышивала, а потом приходилось выпарывать часть стежков, потому что я ошибалась из-за слабого освещения. У меня ушло целых два года, чтобы…
 — Я не осуждаю вас, — прервал он ее. — Я просто спросил. — Он криво улыбнулся. — Что значит мера шелка, если весь христианский мир считает, что я украл целое сокровище.
 — Не будьте идиотом. — Она все еще была раздражена на него. — Зачем вы так говорите? Я уже сказала вам совершенно ясно, что в вас живет человек чести, вы не можете быть замешанным в воровстве.
 — В самом деле? Тогда как вы объясните, откуда все эти богатства в замке?
 — Это меня не интересует. — Она пожала плечами. — Кадар говорил, что вы берете огромную плату за охрану караванов и участие в сражениях. Наверное, это можно рассматривать как грабеж.
 У него дрогнули губы.
 — Возможно, хозяева, нанимавшие меня, тоже считали меня грабителем.
 Он почти улыбался. Она внезапно почувствовала желание вызвать его улыбку еще раз.
 — Нет, я говорила Кадару, что, скорее всего, причина, по которой вас выгнали из ордена, ваше сластолюбие. Вы, наверное, нарушили закон воздержания.
 Он улыбался и сразу стал на несколько лет моложе.
 — Я действительно находил это ограничение весьма обременительным.
 Она кивнула.
 — Я тоже так думаю.
 Его улыбка погасла.
 — Вы-то что знаете о вожделении! Кадар сказал, вы избежали насилия во время нападения на караван?
 — Я видела, как это происходит, в доме Николаса. Когда важные покупатели и торговцы приходили к нему, он иногда приглашал их на женскую половину и позволял выбрать себе женщину для наслаждения.
 — И вашу мать?
 — Однажды.
 — И вы видели это?
 — Нет, я закрыла глаза. Она сказала мне, что ей не будет больно. — Tea не хотелось воспоминать об этой ночи. Она ничего не видела, но слышала тихий смех мужчины, его хрюкающие всхлипы, прерывистое дыхание, ликующий стон, а позже мать, вернувшись к ней, тихо рыдала. — Она солгала, говоря, что ей не будет больно. Может, не телу, но он причинил ей боль. — Ее голос задрожал от едва сдерживаемого гнева. — Вот что значит быть рабом. Не иметь выбора, знать, что твои мозги, и тело, и все твои таланты не принадлежат тебе. Не убеждайте мне, что быть пленником — приятно. Это не так.
 — Хорошо. Мы больше не будем говорить об этом.
 В комнате повисла тишина, и Tea почувствовала себя очень неуютно. Она встала.
 — Я должна пойти к Гаруну.
 На этот раз он позволил ей уйти, провожая ее взглядом, когда она шла через комнату.
 — Вы сказали, что сажали новые деревья шелковицы для Николаса. Как вы это делали?
 Она остановилась, удивленная таким неожиданным поворотом.
 — Как и любые другие деревья. Он привез молодые саженцы из торговой поездки и посадил их в рощице. Я ухаживала за ними, чтобы они лучше укоренились.
 — Это то, что вы хотели сделать в Дамаске?
 — Да, или купить их, заработав.
 — Еще одна рубаха для императора?
 — Вы бы так не язвили, если б ее видели.
 Он встретился с ней взглядом.
 — Я вовсе не насмехаюсь. Я вам верю.
 Она почувствовала неожиданную теплоту в его тоне.
 — Правда?
 — Я верю, что вы можете сделать все, что захотите.
 Он правда так думал, поняла она.
 — Обещаю вам, что она не сравнится с тем знаменем, которое я вышью для вас, — воскликнула она горячо. — Императоры будут вам завидовать. Вы сможете с гордостью передать его вашим сыновьям. Это будет… Она внезапно остановилась, увидев как изменилось его лицо. — Что случилось?
 — Ничего. — Он поднялся с кресла и лег на кровать. — Я устал сильнее, чем думал, и все эти разговоры о сыновьях мне скучны. Я подремлю немного. Бегите к своему Гаруну.
 Ему не было скучно. Она увидела боль в его глазах. Что она могла сказать такого, что так ранило его?
 — Я не хотела… — Но как она может сказать этому чертову гордецу, что сожалеет о том, что невольно причинила ему боль, если он не хочет в ней признаваться? Нечего даже терять время.
 — Приходите во двор замка в полдень, — сказал он, не открывая глаз.
 — Зачем?
 — Потому что я этого хочу. Разве Кадар не велел вам не оставлять меня одного?
 — Велел.
 — Тогда составьте мне компанию во дворе сегодня в полдень.
 — Но я не… — Он лег на другой бок, не обращая на нее внимания. Она открыла дверь. — Если захочу.
 — Я уверен, вы сдержите свое обещание, которое дали Кадару.
 Она вздохнула, с раздражением закрывая дверь. Она не хотела встречаться с ним снова так скоро. Слишком трудное испытание для ее чувств. Когда Кадар просил ее об услуге, она знала, что это будет нелегко, но она даже не подозревала, насколько уязвимо она будет себя чувствовать при этом. Было бы гораздо легче, если бы ей пришлось только противостоять его грубости и неприятию. Она не могла понять его внезапного интереса к ее прошлому, ведь он совсем недавно говорил ей, что ему безразлично ее прошлое. А теперь задает чересчур много вопросов, и копает слишком глубоко. Это очень смущало ее. Инстинкт настоятельно предупреждал избегать его до тех пор, пока не вернется ее обычное хладнокровие.
 Но она обещала Кадару.
 Что же, раз так, то она должна быть уверена, что у Вэра не будет удобного случая продолжать это слишком тесное общение. Он не сможет задавать свои бесконечные вопросы в присутствии других людей. Значит, она просто не должна оставаться с ним наедине.
 Ей не было нужды беспокоиться о том, что она останется вдвоем с Вэром, подумала Tea с изумлением, когда увидела колонну верховых солдат в полном вооружении, заполонивших двор перед замком. Там стояла повозка для перевозки тяжестей.
 — Где вы пропадаете? — хмуро спросил Вэр, направляя свою лошадь к ступеням замка. — Я же сказал вам, в полдень.
 — Но я опоздала совсем чуть-чуть. — Она была слишком поражена, чтобы обижаться на его грубость. — Куда вы собрались?
 — Я принес вам недостаточно этих проклятых шелковичных листьев, — проворчал он. — Вам понадобится еще, раз теперь вы остаетесь.
 Он прав. Пройдет, по крайней мере, два месяца, прежде чем Кадар вернется с Селин, а у нее оставался всего трехнедельный запас.
 — Вы берете с собой всех этих воинов? Но ведь вы говорили, что не станете рисковать…
 — Все изменилось. — Он наклонился и протянул руки. — Идите сюда. Нам следует вернуться до темноты.
 — Я тоже поеду?
 — Зачем бы еще я предложил вам встретится со мной в полдень?
 — Первый раз вы меня не брали.
 — Я же сказал вам, сейчас все изменилось. Вы можете мне понадобиться.
 Тогда, конечно же, она должна ехать. Она подошла ближе, и он поднял ее к себе в седло, посадив впереди себя.
 — Но вы ведь теперь знаете сами, как выглядят шелковичные деревья.
 Он не ответил и подал знак отправляться.
 Сегодняшняя ее поездка с Вэром резко отличалась от той, когда она ехала с ним в ночь ее приезда в Дандрагон. Металл на доспехах, к которому она прижималась спиной, нагрелся от солнца, и ей почему-то стало очень уютно.
 — Вы взяли повозку, чтобы везти листья?
 — Да.
 — Но столько не надо! Нескольких корзин вполне достаточно.
 — У меня нет выбора.
 — Но мы только потеряем…
 — Вы собираетесь болтать весь день?
 — Нет, если вы отказываетесь от здравого смысла. С чего бы мне беспокоиться, если вы будете выглядеть глупо перед вашими людьми? — Она замолчала и теснее приникла спиной к Вэру, отдаваясь блаженному состоянию покоя, радуясь солнцу, ласкающему ее лицо, запахам кипарисов и пальм.
 Когда, часом позже, они достигли склона, ведущего к роще шелковицы, ей показалось, что они доехали слишком быстро.
 Вэр спешился и снял ее с седла. Он вел себя очень напряженно, вглядываясь в скалы, деревья и оглядывая подножия холмов, окружавших их.
 — Что там? — спросила она. — Я ничего не вижу. Там кто-то есть?
 Он не сразу ответил ей, и через минуту, она увидела, что он успокоился.
 — Нет, там пока никого нет.
 Он отдал приказ солдатам, распределив силы таким образом: часть солдат обрывает листья, а другая — стоит в это время на страже. Tea спустилась вниз по склону и попала в рощу шелковичных деревьев. Здесь они вырастали выше, напоенные более щедрым солнцем, чем в Константинополе. Они будут давать тень и кормить своих обитателей еще многие годы…
 Треск ломающихся ветвей заставил ее резко обернуться, тут она увидела, как Абдул, взмахнув мечом, единым ударом отсек от ствола ветку с мясистыми листьями.
 — Нет, — закричала она и рванулась в его сторону. — Прекратите!
 Он недоумевающе уставился на нее.
 — Оставайтесь на месте. — Вэр в несколько шагов достиг ее. — Он всего лишь собирает ваши листья. — И указал на солдат, двинувшихся с мечами к деревьям. — Ради Бога, ведь это то, что вы хотели.
 — Вам следует только обдирать листья, оставляя ветки в покое. Вы не должны уродовать эти прекрасные деревья белой шелковицы.
 — Это займет в два раза больше времени, — сказал Абдул. — И у нас нет лестниц, чтобы забираться на деревья.
 — Так вы именно так собирали для меня листья прошлый раз?
 — А вы думали, я дунул на них и они слетели на землю? — вопросом на вопрос ответил Вэр.
 — Полагаю, это моя вина. Мне надо было предупредить вас быть бережными с деревьями. — Она повернулась к Абдулу. — Но вы не должны обрубать ветки.
 Абдул недоуменно посмотрел на Вэра.
 — Я не собираюсь заставлять своих солдат, сняв доспехи, лезть на деревья, — мрачно сказал он.
 — Тогда я сама буду обдирать листья, — заявила Tea. — Это займет немного больше времени, но я ведь говорила вам, мне не нужна их целая повозка.
 — Я не хочу тратить на это занятие больше времени, чем нужно. — Вэр с удивлением посмотрел на ее упрямо выдвинутый подбородок и с раздражением отвернулся. — Ради Бога, Абдул, прикажи людям забраться на нижние ветки и обдирать листья с них. Только пусть они не снимают доспехов.
 Абдул вздохнул и отошел к солдатам.
 — Это не моя прихоть, хотя у меня есть основания говорить так. Эти деревья очень важны. Если бы вы видели, какая это красота… Белые плоды, листья тонкие, гладкие.
 — Решение принято, — отрезал Вэр. — И теперь уже не имеет значения, обоснованно оно или нет. Я хочу лишь, чтобы все закончилось как можно быстрее… — Он поморщился. — Держу пари, мои люди думают так же. Эти доспехи очень тяжелые и не предназначены для лазанья в них по деревьям. Кроме того, в этой работе очень мало чести. Воину унизительно уподобляться обезьяне и собирать листья.
 — Это достойное занятие, и не важно, кто это делает. Деревья дают нам красоту и условия для…
 Сзади раздался громкий треск.
 Она сердито обернулась, думая, что кто-то ослушался приказа Вэра.
 Абдул растянулся под деревом, прижимая охапку листьев к своей груди, закрытой кольчугой.
 — Я съехал с ветки, — оправдывался он перед Вэром.
 — Я вижу, — серьезно отвечал Вэр.
 — Этого больше не случится, мой господин.
 Еще треск. Другой солдат свалился с дерева на землю. Абдул мрачно поправился:
 — Или, быть может, случится.
 — Надеюсь, что нет, — сказал Вэр.
 — Я помогу им, — обеспокоенно нахмурилась Tea. — He хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
 — Стойте, — проворчал Вэр. — Ветки расположены слишком низко над землей, так что самое большее, что им грозит, это заработать пару синяков.
 Она почувствовала, что под внешним спокойствием Вэра скрывается напряженность и озабоченность. Его острый взгляд пристально следил за солдатами, с трудом взбирающимися на ветки деревьев. Казалось, он чего-то ждал.
 Еще один солдат с треском свалился на землю.
 Она услышала, как Вэр издал очень странный звук.
 Минутой позже четвертый распростерся на земле.
 — Они падают, словно созревшие апельсины, — прохрипел Вэр.
 — Это несправедливо, что они… они не должны… — Она ринулась было к роще. — Я скажу им, пусть спускаются.
 Вэр схватил ее за руку.
 — Не беспокойтесь.
 — Но я не хочу, чтобы…
 Вэр смеялся. Все его тело сотрясалось от смеха. Он ухватился рукой за луку седла, чтобы удержаться на ногах.
 — Вы считаете это забавным? — спросила она с удивлением.
 — Как апельсины. — По его щекам текли слезы. — Как апельсины…
 Смеялся не он один. Раскаты хохота сотрясали рощу. Смеялись все солдаты.
 Пятый воин в полном вооружении слетел с ветки, раскинув руки, словно крылья, в попытке удержать равновесие.
 Она обнаружила, что сама невольно улыбается.
 — Я не должна была… Это моя вина… — Она уже ничего не могла с собой поделать. Как и все остальные, она смеялась и не могла остановиться. Наконец она смогла говорить.
 — В Джеде мне казалось, что на земле уже умер смех, и я не думала, что я когда-нибудь смогу смеяться. А сегодня… Я чувствую, что мне стыдно.
 — Это не правильно. Смеяться обязательно надо. — Он кивнул на солдат. — Они потеряли семьи и друзей. Вы думаете, они забыли о своих утратах только потому, что нашли что-то смешное в сегодняшнем приключении? Смех исцеляет. — И он почти неслышно добавил: — Я даже забыл…
 Она смотрела на него как зачарованная. Это был совсем другой человек, не тот, которого она знала. Горькие складки возле рта разгладились, непроницаемое равнодушие сошло с его лица. Только в светлых, цвета яркого голубого неба, глазах задержались усталость и тоска. Вот нежность лишь мелькнула и пропала, но Tea видела ее, слышала его смех, и она знала, что никогда этого теперь не забудет. Он снова взглянул на нее.
 — Почему вы всегда так удивленно разглядываете меня, словно я четырехгорбый верблюд?
 Она мгновенно перешла в наступление:
 — Я вовсе не смотрела так… — Она остановилась, внезапно поняв, что именно этого всегдашнего сопротивления и спора он и ждал от нее. Зачем она станет потакать его желаниям, если сама расположена сейчас к миру, а не к пикировке. — Если честно, то вы действительно напоминаете мне верблюда. Думаю, все дело в ресницах.
 Он нахмурился.
 — В ресницах?
 — У верблюда тоже очень длинные ресницы. Многие женщины могли бы вам позавидовать.
 Его глаза широко распахнулись от неслыханного оскорбления, но потом выражение его лица стало угрожающим:
 — Вы хотите сказать, что у меня ресницы, как у женщины?
 — У женщины? — Она невинно взглянула на него. — Я думала, мы говорили о верблюдах.
 — Вы же прекрасно знаете… — Он внезапно замолчал, и невольная улыбка тронула его губы. — Я почти начинаю сочувствовать Николасу.
 — И у вас, кстати, такой же плохой характер, как у верблюда. — Она сделала вид, что задумалась. — Хотя, правда, я никогда не видела, чтобы вы в кого-нибудь плевали.
 — Я могу начать прямо сейчас.
 — Тогда я лучше пойду и помогу собирать листья. — Она стала спускаться по склону. — А то ваши солдаты не очень-то хорошо справляются с этим. — Она оглянулась на него через плечо. — Думаю, вам бы стоило потренировать их в… — Tea забыла, о чем хотела сказать, когда увидела, как он смотрел на нее. В его взгляде читались нежность, веселая доброта, уважение… Ей казалось непостижимым и невероятным увидеть такие чувства у Вэра. Она поспешно отвела взгляд и заторопилась вниз.
 Час спустя корзины были наполнены и погружены на повозку, и Tea подошла к Вэру.
 — Мы закончили, хотя и без вашей помощи.
 — Рыцарь не может уронить свое достоинство. Мои люди навсегда перестали бы уважать меня, если бы увидели, как я падаю с дерева.
 Она презрительно фыркнула.
 — Вы мне не верите?
 — Думаю, вы слишком возгордились. Но мы прекрасно справились и без вас. Теперь мы можем ехать.
 — Еще нет.
 — Но листьев больше чем достаточно.
 — Не видели ли вы молодые деревца, годные для того, чтобы их пересадить?
 Она уставилась на него в замешательстве.
 — Кажется, там были три или четыре. Я не обращала внимания.
 — Найдите их. — Он направился к Абдулу, стоявшему возле повозки. — Идите с ней и выполняйте ее инструкции.
 Абдул со страхом взглянул на Tea.
 — Я думал, мы закончили лазать по деревьям, мой господин.
 — Теперь надо копать, а не лазать.
 Лицо Абдула тут же озарилось улыбкой.
 — Тогда хорошо.
 — Но мне не нужны деревья, — запротестовала Tea. — Их надо пересадить немедленно, а использовать можно лишь через несколько лет.
 — Эти деревья нужны мне.
 — Но в замке нет места, где бы их можно было посадить.
 — На лужайке с северной стороны, открывающейся к обрыву.
 Он все уже заранее продумал, поняла она.
 — Но это будет напрасная трата сил. Я уеду отсюда задолго до того, как они укоренятся и начнут расти.
 — Шелк — выгодное дело. Возможно, я поручу Жасмин ухаживать за деревьями и выращивать шелк на продажу. — Он улыбнулся. — Если вы согласитесь поделиться с нами вашими драгоценными червями.
 — Конечно, — сказала она с сомнением. — И я научу Жасмин, как ухаживать за ними и собирать коконы. Вы и в самом деле хотите этого?
 — Быть может, когда-нибудь я слишком устану от треска отрубаемых в битве голов и захочу заняться каким-нибудь более мирным делом. Полагаю, это не совершенно невозможно… — Он резко замолчал и замер, прислушиваясь.
 — Что там?
 Он поднял голову, всматриваясь в скалы на холме.
 Опасность. Угроза вибрировала в каждом мускуле его тела. Это чувствовалось так же ясно, как если бы он сказал об этом.
 — Что случилось?
 Его взгляд ни на минуту не отрывался от валунов на вершине.
 — Идите за деревьями.
 — Вы говорили, что здесь никого нет.
 — Черт возьми, прежде не было.
 — Это те же люди, что подожгли деревню?
 — Нет.
 Повинуясь мгновенному импульсу, она потянулась и взяла его за руку.
 — Тогда почему вы…
 — Не трогайте меня! — Он резко отдернул руку, словно она обожгла его. Его взгляд полыхнул синим огнем, когда он посмотрел на нее. — Там никого нет. Идите за деревьями. И поспешите.
 Она отшатнулась от него и быстро пошла вниз по холму в сопровождении Абдула. Прежде чем она дошла до рощи, еще пять солдат присоединились к ним. Полдюжины вооруженных воинов, чтобы выкопать несколько саженцев? Она взглянула вверх на холм.
 Вэр отошел от лошади и стоял, повернувшись лицом к валунам. Что это? Вызов? Дерзость? Пренебрежение опасностью? Он послал с ней эскорт, а сам стоял открыто, словно насмехаясь над тем, кто прятался на холме.
 Или отвлекал внимание на себя?
 — Мой господин велел спешить, — напомнил ей Абдул.
 Она колебалась. Интуиция подсказывала, что ей надо вернуться к Вэру, но если бы была опасность нападения, разве он бы не приказал своим людям возвращаться в замок? Возможно, у него просто внезапно изменилось настроение. Однако если она вернется к нему без деревьев, то он пошлет ее за ними снова. Самое верное решение — это найти шелковичные деревца и уехать отсюда как можно быстрее.
 — Тогда поспешим, — ответила она. — Идите за мной.
 Ваден наблюдал, как четвертое дерево грузили на повозку.
 Эта женщина распоряжалась их укладкой. Она заставила солдат Вэра лазать на деревья, словно мартышек, смеялась вместе с ним и, протянув руку, дотронулась до него.
 И совсем не важно, что Вэр отстранился. К этому времени он уже почувствовал присутствие Вадена, и это движение было не менее разоблачающим, чем все, что до этого.
 Вэр все еще стоял и смотрел в его сторону, оберегая женщину тем, что предлагал себя в качестве цели. Это был отважный шаг, но Ваден не мог сегодня убивать. Если бы он промахнулся, солдаты Вэра прочесали бы все холмы, а Ваден не жаждал умереть.
 Вэр вскочил на лошадь, наклонился и поднял Tea в седло. Его рука в броне обхватила ее, прикрывая ей грудь и часть живота. Он пытался защитить Tea своими доспехами.
 Но у Вадена еще оставались ее янтарные глаза в качестве цели.
 Вэр пересадил Tea в седле так, чтобы можно было прижать ее голову к своей груди.
 Умный Вэр. Он всегда славился тем, что великолепно умел обезопасить свои фланги. Но в данном случае его стратегия не понадобилась. Если Ваден не мог расправиться сегодня с Вэром, то по этой же причине не послал стрелу и в женщину. Кроме того, подумал он с отвращением, он не Великий Магистр, убивавший невинных без предупреждения.
 Но эта женщина должна умереть. У Вадена нет выбора.
 Вэр позволил ей приблизиться к себе слишком близко.




 6


 — Мне нечем дышать. — Tea изо всех сил пыталась приподнять голову от груди Вэра. — Вы задушите меня.
 — Сидите тихо.
 — Тогда перестаньте обдирать мой нос о свои латы.
 Вэр крепко держал ее своей железной рукавицей, подавляя малейшее движение.
 — Еще немного.
 Шевелясь, она еще сильнее поцарапала себе лицо. Тогда она перестала бороться и затихла.
 Они отъехали несколько миль от рощи, когда Вэр позволил ей сесть удобнее. Она глубоко вдохнула свежий воздух и расправила смятое платье.
 — Удивительно, как вы не заставили меня ехать всю дорогу до Дандрагона в этой позе. Я не могла дышать.
 Он не отвечал.
 Она попыталась повернуться и посмотреть на него через плечо.
 — Сидите спокойно.
 Он говорил нетерпеливо, но в нем больше не чувствовалось напряжения. Опасность миновала.
 — Кто это?
 — Я не говорил, что там кто-то прятался.
 — Но он там был.
 — Если бы мои люди находились в опасности, я бы им об этом сказал. Мне не нужна еще одна Джеда.
 Она знала, что он говорил правду. Она сама видела, как он мучается от чувства вины после той резни. И все-таки опасность была.
 — Там на холмах кто-то следил за вами?
 — Вы видели его?
 Его… Значит, один. Как мог один человек вызвать в Вэре такую тревогу?
 — Нет.
 — Я тоже.
 Значит, он его услышал или почувствовал. Но он знал о его присутствии. Она принялась спорить, но поняла, что он уклоняется от разговора.
 Солнце еще не успело опуститься за горы, а они уже въезжали в ворота Дандрагона.
 Он придержал лошадь и ссадил Tea на землю.
 — Идите к себе и отдохните.
 Она покачала головой.
 — Деревья необходимо посадить прямо сейчас. Они становятся очень ломкими, когда их выкапываешь, и могут погибнуть.
 Он понимающе кивнул.
 — Они будут нас преследовать? — не унималась она.
 Он натянул поводья и взглянул на нее.
 — Я хочу знать, — сказала она запальчиво. — Вы поступаете несправедливо. Это и моя жизнь тоже. Они придут? Это будет похоже на то, что случилось в Джеде?
 — Нет.
 — Почему вы так уверены? Кто это был?
 Сначала она подумала, что ее вопрос останется без ответа.
 — Ваден.
 Он направил лошадь в сторону конюшни.
 Tea смотрела ему вслед, думая с сомнением, сможет ли она когда нибудь добиться от него большего, чем это одно-единственное слово.
 Но имя показалось ей смутно знакомым. Где она могла его слышать?
 На крепостной стене, в ночь перед резней. Одинокий костер на склоне третьей горы.
 Ваден…
 Еще не было посажено последнее дерево, но уже спустилась темнота.
 Tea беспокоилась, приживутся ли они? Лужайка открыта солнцу и всем ветрам, требовались немалое усердие и повседневный уход за ними, чтобы быть уверенными, что корни выдержат. У нее затекла поясница; поднимаясь с земли, она потерла ее.
 — Теперь все? — Абдул повел факелом, оглядывая ряд посаженных деревьев.
 Она кивнула.
 — Спасибо, Абдул.
 — Теперь, когда они примутся, вы ведь больше не будете заставлять нас лазать по деревьям и рвать листья? — спросил он с надеждой в голосе.
 Она постаралась сдержать улыбку. Ей не хотелось огорчать его и говорить, что их еще долгое время нельзя будет использовать.
 — У нас теперь достаточно листьев.
 Он вздохнул с облегчением.
 — Это обдирание — не очень достойное занятие для воина.
 Вэр говорил то же самое.
 — И все же вы не возражали, когда лорд Вэр приказал вам рвать листья?
 — Мой господин всегда знает, что делает. — Они вместе направились в замок, освещая себе путь факелом. — Но я рад, что все позади.
 — Мне жаль, что вы упали с дерева.
 Он неожиданно усмехнулся.
 — Мне тоже. Когда это случилось, мне было не до веселья, но зато это позабавило остальных. Смех — это хорошо. Мы так нуждаемся в нем.
 Она помолчала.
 — Вы потеряли кого-нибудь в Джеде?
 Улыбка сбежала с его лица.
 — Моя семья давно умерла, но в эту страшную ночь там погибли друзья.
 — Вы не вините за это лорда Вэра?
 Он удивленно взглянул на нее.
 — С какой стати? Такое случается на войне. Наша деревня голодала, а наши молодые люди не имели будущего, когда он пришел в Дандрагон. Он накормил бедняков и беспомощных, остальным дал возможность служить с честью.
 — И теперь вы продолжаете служить ему?
 Он кивнул, затем лицо его жалобно скривилось…
 — Но я надеялся, что мне придется только сражаться за него, а не лазать по деревьям.
 Она улыбнулась.
 — Пожалуй, он и сам об этом не думал…
 — Мать послала меня за вами, — сказала Таша, стоя в дверях и холодно глядя на Tea. — Она считает, что глупо оставаться на улице, когда ночные демоны могут наслать на вас лихорадку.
 Абдул улыбнулся девушке.
 — Но ведь здесь я, чтобы защитить ее от ночных демонов, Таша. — Он поклонился Tea. — Я должен идти на ужин. Спокойной ночи.
 — Спокойной ночи. Спасибо, Абдул. — Tea приветливо кивнула. — Больше никаких листьев. Я обещаю.
 Он поклонился и направился вниз по тропинке, огибающей замок.
 — Вы заставили его помогать вам копаться в грязи, — отрывисто сказала Таша. — Вам не следовало этого делать. Он очень уважаемый человек, предводитель.
 Tea улыбнулась.
 — Он только что сказал мне, что я оскорбила его достоинство.
 — Это не смешно. — Она повернулась и направилась во дворец. — Не делайте этого больше.
 Таша так ощетинилась, стремясь защитить друга, поняла Tea.
 — Я не хотела унизить вашего друга, Таша.
 — Шлюхи не могут позволить себе иметь друзей среди мужчин. — Бесконечная боль, что слышалась в ее голосе, смягчила резкость ее тона.
 Tea просто не знала, что сказать. Она не могла ответить Таше, что понимает ее. Она очень мало знала о проститутках, да и о мужчинах, которые употребляли их, а затем сами же осуждали и презирали их.
 — А мне показалось, что Абдул относится к вам, как друг.
 — Потому, что он очень добрый… и он жалеет меня. Я вижу это по его глазам. — Ее тон внезапно изменился, в нем зазвучал гнев с нотками отчаяния. — Мне не нужна его жалость. У меня такие таланты, что я заставлю любого мужчину рыдать от наслаждения. А вы можете сказать о себе то же?
 — Нет.
 — Конечно, нет. Моя мать сказала, что вы девственница. — Она помолчала. — Вы собираетесь заняться любовью с Абдулом?
 Tea от изумления лишилась дара речи.
 — Собираетесь? — настаивала Таша.
 Tea покачала головой.
 Явное облегчение промелькнуло на лице Таши, но тон ее остался по-прежнему вызывающим.
 — Что ж, он достоин лучшего, чем неопытная женщина, не владеющая искусством любви.
 Таше было больно, и поэтому она старалась сама причинить боль, неважно кому и как. Как должна чувствовать себя женщина, зная, что в глазах мужчины имеет ценность только ее тело? Tea бы не смогла такое вынести. Она мягко сказала:
 — Ты права, у меня нет твоего мастерства, и я не знаю этого искусства. — Она помолчала и добавила: — Но и ты не владеешь моим мастерством.
 — Твои вышивки ничего не стоят, когда мужчина сгорает от вожделения.
 — Но они приносят удовольствие и радость на сотни лет, а не только на несколько мгновений. И я могу сама зарабатывать себе на хлеб и не зависеть от мужчины.
 Таша недоверчиво усмехнулась.
 — Женщины всегда зависят от них. Им не позволят ничего иного.
 — Нет, если только мы обладаем мастерством, в котором они нуждаются. — Tea помолчала. — Мужчиной движет жажда золота и власти, поэтому он всегда обратит внимание на требования женщины и станет ее ценить, если она сможет обеспечить ему либо то, либо другое. Шелк может стать золотом. Прекрасная вышивка — символом власти.
 Таша задумалась.
 — У вас странные мысли.
 — Лорд Вэр сказал, что он заинтересован производить шелк для продажи. Он пожелал, чтобы Жасмин обучилась выращивать шелк и ухаживать за шелковичными червями и деревьями. — И добавила, словно невзначай: — Я научу и вас.
 — Меня? Ухаживать за червями? — Таша решительно покачала головой.
 — Я могу научить вас вышивать, но после того, как вы освоите основные приемы. Пройдут годы, прежде чем вы достигнете мастерства.
 — Я не сказала бы, что хочу учиться этому. — Таша помолчала. — Но матери, она уже не молода, это бы ей понравилось… — И добавила после минутного молчания: — Она заслуживает, чтобы ее ценили.
 — А вы нет?
 Таша сердито взглянула на нее.
 — Вы смущаете меня своими вопросами. Я не стану больше отвечать. — Она намерилась уходить. — Моя мать просила передать, что она забрала Гаруна к себе в комнату.
 — Ей не следовало этого делать.
 — Не спорьте с ней. Она нуждается в заботе о мальчике не меньше, чем он в ней. Через несколько недель он достаточно поправится, чтобы переселиться в солдатские казармы. — Она подошла к двери, ведущей на половину слуг. — Абдул уверяет, что это ему не повредит. Если его не сведут с ума копания в грязи, чтобы сажать ваши глупые деревья.
 Tea покачала головой, направляясь через холл в Большой зал. Зачем она предложила этой женщине свою помощь, хотя была уверена, что вызовет только ее возмущение? Tea все больше втягивалась в жизнь и заботы здешних обитателей, и она ничего не могла с этим поделать.
 Но она не видела большого вреда в том, что попыталась предложить этим женщинам то, чем владела сама. Они обе сильные и заслужили нечто лучшее, чем ту долю, которая им досталась. Она не успеет научить их ничему, кроме самых основ, прежде чем покинет замок, но, может быть, и этого будет достаточно. Она почти все постигла самостоятельно, а не из опыта других. Возможно, так же будет с Ташей и Жасмин.
 Вряд ли Таша позволит себя учить. Кажется, она настроена против всего света, кроме своей матери.
 И Абдула.
 Ну, что ж, Tea нечего беспокоиться о них сегодня. Она должна хоть немного поесть, смыть с себя грязь и лечь спать.
 — Будет ли Вэр так же крепко спать сегодня?
 Она отогнала от себя эту непрошеную мысль. Она и так слишком много времени сегодня думала о нем, беспокоясь, все ли с ним в порядке. Да, надо признать, что он как-то незаметно проник в ее жизнь. Нет, не то, «проник» — это не про него. Вэр мог лишь вломиться, подобно катящемуся с горы огромному камню, сметающему все на своем пути.
 Или вроде тех валунов на холмах — валунов, что скрыли опасность, о которой Вэр отказался говорить.
 Пусть скрывает свою тайну. Каждое откровение все теснее привязывает ее к нему, а она не хочет быть к нему ближе, чем это необходимо для выполнения обещания, данного Кадару. Вэр вызывает в ней слишком много эмоций, непонятных, тревожащих. Быть может, свое обещание она выполнит, если поможет Вэру заняться торговлей и производством шелка?
 Нет, подумала она с сожалением, Кадар просил ее коротать с ним время. И как, интересно, он это себе представлял? В ней росло раздражение. Ей что, помогать ему обучать войско или разделять его общество, когда он пьянствует до умопомрачения?
 На следующее утро она увидела Вэра в Большом зале. Он сидел за столом. Перед ним лежала раскрытая огромная книга для записей, в руке он держал перо.
 — Я пришла сыграть с вами партию в шахматы, — воинственным тоном заявила она.
 Вэр нахмурился.
 — Я не хочу.
 — Мне тоже не очень-то интересно; — сказала она сердито. — Я нахожу это занятие глупым — один пытается подставить ножку другому. Но Кадар уверил меня, что вам нравятся шахматы, поэтому я и пришла.
 — Это очень умная игра. — Он помолчал и добавил: — Но она для мужчин-воинов, не для женщин. Они не имеют склонности к стратегии. Кадару не стоило обучать вас.
 — Ах вот как? — В ее голосе прозвучала зловещая вкрадчивость. — Не стоит думать, что я не могу в нее играть только потому, что я назвала ее глупой.
 — У меня нет времени проверить это. — Он вновь уткнулся в записи. Уходите. Я должен подсчитать эти цифры, а от работы с числами у меня всегда портится настроение.
 — В Дандрагоне нет управляющего?
 — Большинство французов охотно пользуются моей временной защитой от сарацинов, — заметил он саркастически, — но они опасаются тамплиеров. Ну разве не странно?
 — А что деревенские?
 — Больше времени уйдет на их обучение. — Он окунул перо в чернильницу. — А я просто ненавижу… — Он оборвал себя и медленно поднял голову. — Вообще-то, обычно это делал Кадар для меня.
 — В самом деле? — осторожно отозвалась она.
 — Но его сейчас нет.
 Она уже знала, что за этим последует.
 — Я тоже ненавижу подсчеты.
 — Но Кадар сказал, что вы научились этому в доме Николаса. — Он помолчал. — Мне кажется, было бы вполне логично, если бы сейчас вы выполнили для него эту работу.
 — Для него?
 — Но ведь именно он просил вас об услуге?
 — Я сыграю с вами в шахматы, но не стану делать эти подсчеты.
 Он откинулся на спинку кресла.
 — Возможно, вы считаете для вас это сложным? Верно, женские мозги не приспособлены…
 — Я не так глупа и на эту удочку не попадусь. Я не собираюсь выполнять за вас вашу работу.
 Он вздохнул.
 — Но попытаться-то стоило. Тогда уходите и оставьте меня заниматься подсчетами.
 Она было пошла, но, сделав несколько шагов, остановилась. Как она может составить ему компанию, если не будет рядом с ним?
 — Давайте, я посмотрю, — сказала она с явной неохотой.
 Он немедленно положил перед ней книгу записей.
 Она взглянула на страницу, перевернула ее.
 — Боже милостивый! Какие каракули! Я даже не смогу прочитать их.
 — Я только что начал работать. У Кадара плохой почерк.
 Она просмотрела предыдущие страницы.
 — У Кадара также плохо и с подсчетами. — Она взглянула на него. — Держу пари, у вас почерк не лучше.
 Он невинно посмотрел на нее.
 — Но как вы сможете в этом убедиться, не занявшись подсчетами? — Он поднялся. — Ну, я пойду, мне надо поговорить с Абдулом.
 Словно мальчишка, который стремится удрать с занятий и поиграть с приятелем. И при этом — оставить ее наедине с этим цифровым кошмаром.
 — Думаю, вы никуда не пойдете. — Она обошла стол и села в его кресло, указывая ему на другое в нескольких шагах от себя. — Сядьте там.
 — У меня есть дела.
 — Вы будете сидеть здесь и разбирать для меня эту жуткую мазню, которую я не в состоянии прочесть. Я попытаюсь выправить расчеты, но вы составите мне компанию. — Она ласково улыбнулась: — Как я обещала Кадару.
 Он нахмурился.
 — Я должен сидеть здесь и ничего не делать?
 — Или самому производить расчеты.
 Он снова неохотно сел.
 — Мне не нравится болтаться без дела.
 — Каждый должен делать то, что должен. Подумайте о чем-нибудь. Я всегда так коротала время, когда была ребенком и мне приходилось с утра до ночи просиживать над пяльцами. — Она открыла первую страницу и сердито нахмурилась. Похоже, что это занятие продлится до приезда Кадара.
 — И о чем вы тогда думали?
 Она с недоумением посмотрела на него, не сразу вспомнив, о чем она только что говорила.
 — О многом. Временами я представляла себе рисунок, который однажды создам. Совсем маленькой я мечтала пойти на базар. Моя мама часто рассказывала о нем. Это звучало как волшебная сказка о месте, где всюду яркие глиняные блюда, чудесные ювелирные украшения, необыкновенные сладости.
 — А еще воры, шлюхи и вонь протухшей рыбы…
 — Ну и пусть. — Она взяла перо со стола. — Это, наверное, захватывающее зрелище. Я скоро и сама это все увижу. Наверное, сразу, как приеду в Дамаск. Хотя я буду очень занята первое время.
 — Вы бы скоро разочаровались. Там не на что смотреть.
 В его низком тоне прозвучала еле уловимая сердитая нотка, и она подняла на него глаза. Его лицо было непроницаемым. Возможно, она ошиблась.
 — Вы говорите так, потому что все не раз видели.
 — Я говорю потому, что это правда.
 И снова у нее осталось впечатление подавленного гнева. Она взглянула на расчеты.
 — Тогда давайте поговорим о чем-нибудь приятном для вас. О вашей родине? — Она попыталась вспомнить ее название. — Шотландия, кажется? Это красивая, богатая страна?
 — Нет, это суровая, дикая горная страна. Там дуют холодные ветры и часто бывают бури. Дикая земля и дикие люди. — И он с горечью добавил: — Ее жители — варвары вроде меня.
 Ожидал ли он, что она будет с ним спорить?
 — Тогда неудивительно, что вы покинули ее.
 — Я бы остался там навсегда, если бы мне предоставился выбор.
 — Почему?
 — Это поймет только другой такой же варвар. — Он смотрел на гобелен, висящий на стене за ее спиной, но она сомневалась, видел ли он его в этот момент. — Сколько себя помню, мы вели войну с Мак-Киллинами. Дуглас Мак-Киллин взял над нами верх и захватил наш замок. Моего отца ранили в бою, и мы бежали в горы. Я хотел вернуться и сражаться, но перед смертью отец взял с меня клятву покинуть Шотландию.
 — Странно, что вы ее дали.
 — Я понимал, почему это было для него важно. Я остался последним в роду. Если бы я погиб, то даже память о нашей семье навсегда исчезла бы с лица земли.
 — И тогда вы приехали сюда?
 Он покачал головой.
 — Мне пришлось бежать в Англию. У меня осталась только лошадь и оружие. Я стал свободным рыцарем. Ездил с турнира на турнир, выигрывая призы и зарабатывая известность. В это время Великий Магистр набирал рыцарей для своего Ордена. Я был очень молод, и меня ослепили его слова. Все знали, что только лучшие воины могли вступить в Орден. Быть рыцарем-тамплиером означало быть самым уважаемым и почитаемым среди всех рыцарей.
 — Но при этом вы становились монахом, лишая себя всех мирских удовольствий.
 Он улыбнулся.
 — Это с лихвой вознаграждалось. Я очень многое получил для себя за те три года, что пробыл членом Ордена.
 — Чем?
 Он пожал плечами.
 — Многим. Прекрасной едой — мы питались очень хорошо, что поддерживало тело в прекрасной форме. Чистым жилищем. Знаниями. Я пришел туда безграмотным парнем, став тамплиером, я получил возможность учиться.
 Ее взгляд задержался на его лице.
 — Но это не все.
 — Нет. — Он помолчал. — Братство. У меня никого не осталось, а там у меня появились братья.
 Она почти пожалела, что спросила его об этом. Ей вдруг представился другой, более ранимый Вэр. Жесткий, молодой, одинокий воин, так нуждающийся в семейных узах и принесший огромную жертву, чтобы получить эту семью. Теперь он еще более одинок, чем прежде. Она вдруг почувствовала, как в ней растет желание защитить его.
 — Братья не убивают братьев.
 Выражение его лица стало еще более замкнутым.
 — Могу поспорить. Вспомните Каина и Авеля. — Он помолчал. — Если вы собираетесь и дальше задавать свои вопросы, то мы просидим над этими цифрами до самой ночи.
 Было ясно, что он спрятался за своей грубоватой, резкой броней и больше не собирается откровенничать. Что ж. Она и так слишком глубоко проникла за эту оболочку, пытаясь разобраться в тайне, которую являл собой Вэр из Дандрагона. Но чем больше она узнавала, тем больше ей хотелось знать.
 — Если бы вы потрудились выучить сложение чисел, когда находились среди своих братьев-монахов, мы бы сейчас не мучились над этой проблемой. Я не слишком склонна вам верить, когда вы говорите, что получили знания в Ордене.
 — О нет, это правда. — Он горько улыбнулся. — Только знания в Храме выходили за пределы простых цифр и выведения каракуль.
 Она слышала о мистических тайнах и обрядах, творимых рыцарями-тамплиерами в своем Храме.
 — Цифры эти не простые, когда речь идет о золоте, стекающемся отовсюду. — Она нахмурилась. — Стоимость факелов и свечей слишком высока. Я не могу разобрать эту строчку. Что это за число на…
 — Простите меня, мой господин. Но там кое-что, на что вам необходимо взглянуть, — произнес появившийся в дверях Абдул.
 — Сейчас. — Вэр почти выпрыгнул из своего кресла и поспешил к двери.
 Он удрал, оставив ее разбираться с цифрами. Она оттолкнула книгу и встала.
 — Я тоже пойду. Мне просто необходимо прогуляться. — Она многозначительно взглянула на Вэра. — Этот день может быть очень длинным… для нас обоих.
 Он нахмурился.
 — Мне бы страшно не хотелось прерывать вас. Вы только что начали.
 — Мой господин, возможно… — Абдул остановился и выпалил: — Мне думается, леди Tea не следует видеть это. Она может расстроиться.
 — Что там такое? — спросила испуганно Tea. — Что случилось?
 — Тебе не надо было говорить ей, что ей незачем на это смотреть, — пробормотал Вэр, выходя из зала.
 Tea, пытаясь не отстать, почти побежала за мужчинами, когда они пересекали двор своими широкими шагами.
 — Что произошло, Абдул?
 — Только что мы увидели рыцаря, подъехавшего к замку. Он остановился почти на расстоянии летящей стрелы.
 Вэр замер.
 — Был ли у него крест на мантии?
 Абдул покачал головой.
 — Нет, но он правил огромной белой лошадью.
 — Боже! — Вэр бегом бросился к воротам. — Он все еще там?
 — Нет, но он кое-что оставил. Я послал Хассана и Имана притащить это в замок.
 — А если это ловушка?
 — Мы сначала удостоверились, что он скрылся. И кроме того, мой господин, с ним никого не было.
 — Я видел, как этот человек убил восьмерых бывалых солдат за время, которое надо затратить, чтобы опустить подъемный мост.
 Вэр ждал, пока Хассан и Иман пересекут ров. Tea обратила внимание, как напряженно и скованно он держится. По той же причине, что и вчера в роще?
 — Ваден? — спросила она.
 Он коротко кивнул, не отрывая взгляда от приближающихся всадников. Они что-то тащили за собой. Тело?
 Она выступила вперед, когда они въехали во двор.
 Это оказалось дерево. Молодое деревце шелковицы около семи футов в высоту.
 По крайней мере, она лишь догадывалась, что это шелковица. Все его ветки выломаны от самого ствола, корни грубо откромсаны. Беспощадное, планомерное уничтожение.
 Мороз пробежал у нее по коже, когда она подошла к Вэру и увидела такое варварство.
 — Он убил дерево, — прошептала она. — Почему он это сделал? И зачем принес его сюда?
 Вэр сделал знак Абдулу.
 — Избавьтесь от него. Я не желаю этого больше видеть. — И развернувшись, зашагал обратно в замок.
 Tea бросила последний взгляд на изуродованное дерево и побежала за Вэром. Она внезапно вспомнила, что лицо у Вэра стало совершенно белым, а выражение более мрачным, чем когда-либо прежде.
 — Почему он это сделал? Такая бессмыслица.
 — Вы не выйдете больше за эти ворота, — сказал он хрипло. — Даже на стены крепости, до того, как стемнеет, ни шагу.
 — Но как я могу покинуть замок? Вы не позволяете никому уйти без вашего согласия.
 — Откуда я знаю, что у вас на уме? Может, вы решите опять отправиться за этими проклятыми листьями.
 — Но я же говорила, что у меня достаточно… — Она остановилась, до нее внезапно дошел смысл происшедшего. — Вы думаете, это предупреждение?
 — Я знаю это.
 Она попыталась прояснить для себя все.
 — Но не против вас.
 — Ваден не сомневается, что я знаю, что он собирается убить меня.
 Не попытается, а собирается. Он говорил так, словно его смерть от руки Вадена стала неизбежностью.
 — Тогда кого… — Ее глаза широко раскрылись от внезапного озарения. — Меня?
 — Он видел, как вы остановили Абдула и других, когда те ломали ветки. Он знает, что я пойму его намек.
 Она недоверчиво покачала головой.
 — Он хочет меня убить?
 — Он считает, что должен. Ваден не убивает невинных.
 Она вполне бы поверила, что человек, который так холодно и методично расправился с деревом, способен на все.
 — Вы оправдываете его?
 — Я только объясняю. Ваден — справедливый человек. Он мог бы убить вас вчера, но он хотел сначала предупредить о своих намерениях.
 — Но почему? Я не сделала ему ничего плохого.
 — Нет. Вы не сделали. Это моя вина. Я оказался тупицей и позволил себе… Боже, сколько же еще! Неужели весь мир должен погибнуть, прежде чем я… — Он повернулся и решительно направился к конюшне. — Идите внутрь и оставайтесь там. Я собираюсь найти его.
 Страх сжал ее сердце. Она вспомнила его слова, когда он объяснял Абдулу, насколько опасен этот Ваден.
 — Вы поедете один?
 Он мрачно кивнул.
 — Я не хочу, чтобы мои люди платили за мою глупость. Сомневаюсь, позволит ли он мне увидеть себя. Он носится по этим горам, словно призрак.
 — Он находился на третьей горе…
 — Вы думаете, я дурак? Я пытался несколько раз выследить его за последние два года. Но он всегда уходил прочь, прежде чем мы добирались до его лагеря.
 Словно призрак, сказал Вэр… Призрак смерти…
 — Все это бессмысленно.
 — Он имел в виду именно это. — Вэр замер в дверях конюшни и посмотрел на нее. — Я оставлю распоряжение Абдулу, что, в случае, если я не вернусь, он должен будет спрятать вас в надежном месте. Тогда с ним не спорьте, просто поезжайте. Вы поняли?
 — Нет не поняла. Я вообще ничего не понимаю.
 — Возвращайтесь в замок. — Он зашел в конюшню. — У меня нет времени на объяснения.
 Она последовала было за ним, но остановилась. Его нельзя переубедить, поняла она с отчаянием. Он поедет и попытается убить этого человека, угрожавшего ей смертью.
 Это все какое-то сумасшествие. Он наверняка ошибается, но определенно собирается рисковать своей жизнью, пытаясь предотвратить гибель ее, Tea.
 Она медленно побрела к замку.
 Почему женщины не ведут свою борьбу сами, вместо того чтобы поручать мужчинам делать это вместо себя. Но это не ее битва. Она ничего не могла поделать с Вэром из Дандрагона. По воле судьбы ворвалась она в его жизнь, столкнувшись лицом к лицу со смертельной опасностью, о которой она даже не подозревала. Это несправедливо.
 Но она тоже к нему несправедлива. Он спас ее, послал за Селин. Если бы он не беспокоился о пополнении ее запасов листьев шелковицы, ему не пришлось бы сейчас уезжать из замка, рискуя своей жизнью, и искать этого сумасшедшего, который собирался убить ее. Вэр такая же жертва злого рока, как и она.
 Уже совсем стемнело, а Вэр все не возвращался.
 Она взобралась на башню, где жили соколы, и стояла там, вглядываясь во тьму.
 На склоне третьей горы не светился огонек костра.
 Значило ли это, что Ваден скрывался от преследователя?
 Холод сковал ее душу. Вэр мог погибнуть в эту ночь. Может быть, он уже был мертв.
 Она закрыла глаза, борясь с приступом дурноты. Это не должно было бы значить для нее так много. Он был почти совсем чужой для нее человек и никогда не искал ее дружбы. Правда и то, что он каждый раз отталкивал ее. Он грубый, надменный, самонадеянный воин, которого интересовали только сражения да золото, которое он получал за участие в них.
 И все же он чем-то тронул ее душу. Ей захотелось стать для него более близким человеком, защитить, помочь. Видит Бог, она не должна была позволить этому случиться. Селин и ее новая жизнь — вот единственное, что для нее важно сейчас. Она сказала Кадару, что она — эгоистка и ей необходимо всеми силами защищать свои интересы.
 Но теперь нет смысла сожалеть о том, чего нельзя изменить, подумала она устало. Он каким-то образом проник сквозь ее защиту, и ей остается перестать бороться с этим и принять. Ей придется найти для него место в своей душе.
 Если уже не слишком поздно.
 Была почти полночь, когда Tea услышала оклик часовых на мосту.
 Она бросилась вниз по лестнице и подождала, пока Вэр проедет через ворота.
 — Что вы здесь делаете? — Он спешился и перекинул поводья подбежавшему мальчику-груму. — Сегодня холодная ночь. Вы что, не нашли ничего лучшего, как шататься по двору в полночь?
 Она была так рада видеть его невредимым, что даже не рассердилась на его грубость. Она сказала легкомысленно:
 — Я собиралась было заняться этими жуткими подсчетами, но без вас не будет и Дандрагона, а у меня недоставало уверенности, что вы вернетесь. Терпеть не могу терять время зря.
 Он стянул с головы шлем и устало провел рукой по волосам.
 — Я не смог найти его.
 — Ну что ж, он ведь тоже вас не нашел. — Она повернулась к лестнице. — Снимайте доспехи и приходите в зал. Я прикажу подать мясо и хлеб.
 Он нахмурился.
 — А что, если я не хочу есть?
 — Тем не менее, вы поедите. — Она бросила на него быстрый взгляд через плечо. — Я знаю, вам доставляет удовольствие возражать мне и вы попытаетесь все сделать наоборот, но вам же будет хуже, если вы откажетесь есть, когда вы наверняка очень голодны. Вы ведь целый день не ели.
 — Я не возражаю. Я только не люблю, когда мной командуют…
 Она не дождалась конца фразы, пересекла холл и поспешила вниз в кухню.
 Когда он вошел в зал, она стояла на коленях у камина и разводила огонь. Она заметила его чисто вымытое лицо и влажные волосы, видимо, он успел освежиться после того, как снял доспехи. Она кивнула.
 — Садитесь и ешьте. Мясо остыло, но голод — самая лучшая приправа. — Она помешала поленья и поднялась на ноги. — А вы ведь голодны, правда?
 — Да. — Он сел и взял кусок мяса. — И я не возражаю, — хмуро добавил он.
 — Конечно, возражаете. — Она села к столу и налила ему вина в бокал. — Потому что вы упрямый, грубый и очень сердитый.
 Он подозрительно посмотрел на нее.
 — Что-то вы очень веселы.
 — Я рада, что вы вернулись. Я кое-что обнаружила в ваше отсутствие. — Она сделала печальное лицо. — Я поняла, что вы мне очень симпатичны.
 Не донеся куска мяса до рта, он с изумлением уставился на нее.
 — Прошу прощения?
 — Знаю, звучит очень странно, ведь вы очень неприятный человек. Меня саму удивляет. Я решила, что у меня, должно быть, те же слабости в характере, что и у Кадара. Или, может быть, плохой вкус. Так или иначе, но симпатия поможет мне легче выдерживать ваше общество. У меня не много опыта, но я слышала, что друзья могут сделать общение друг с другом очень приятным.
 Он замер.
 — Я не ваш друг.
 — Нет, вы мой друг. Или будете им.
 — У меня нет желания быть вашим другом.
 — У вас нет выбора. Вы спасли мне жизнь, и вы отдаете мне Селин. Так поступают только друзья.
 — Так поступают те, кто действует в силу необходимости.
 Он все усложнял. Но он и сам сложный. За эти часы в башне она решила для себя, что не даст себя разубедить.
 — Вы добрее, чем хотите казаться. — Она откинулась на спинку кресла. — Заканчивайте есть. Я помолчу. Все эти разговоры о доброте и дружбе должны расстраивать такого грубого человека, как вы. А я не хочу, чтобы у вас было несварение желудка.
 Он покончил с мясом и потянулся за яблоком.
 — Я вовсе не груб. — Его зубы вонзились в сочный плод. — Вы называете себя моим другом, а затем тут же оскорбляете меня.
 — Я говорю правду. Я решила, что должна принять вашу грубость и попытаюсь найти в вас качества, достойные восхищения. — Она улыбнулась ему. — Вам не удастся сбить меня или отговорить. Я буду вашим другом, Вэр из Дандрагона.
 — Вы не будете… — Он откинул голову на спинку кресла и устало закрыл глаза. — А впрочем, делайте, что хотите. Я полагаю, теперь это уже не имеет значения. Слишком поздно.
 Tea с удивлением уставилась на него. Она не ожидала такой быстрой капитуляции. Пожалуй, его покладистость скорее всего не продлится долго, и она решила воспользоваться ею.
 — Если это не имеет значения, скажите, почему этот Ваден хочет убить меня?
 Его веки приподнялись, и она поразилась, увидев в его глазах бездну одиночества и отчаяния.
 — Вы смеялись вместе со мной. Вы дотронулись до меня.
 — Что?
 — Ваден теперь знает, что вы больше, чем женщина для моей постели. Он боится, что я мог рассказать вам. — Он горько рассмеялся. — Забавно, он вынуждает меня делать именно то, что они должны всячески предотвратить.
 Tea не находила это забавным. Она никогда не видела ни в чьих глазах столько отчаяния.
 — Так вы хотите стать моим другом? — Он поднес бокал к губам. — Я не могу позволить себе эту роскошь. Все мои друзья мертвы. Теперь вы измените свое решение.
 Его признание вызвало у нее шок, но она быстро пришла в себя.
 — Кадар ваш друг. А он жив.
 — Пока. Если он не оставит меня, они уничтожат его.
 — Но почему?
 — Я сказал вам. У них нет выбора. Ваден ждет удобный момент вот уже два года. Он знает, что Кадар — на моей стороне.
 — Но это еще не повод для расправы. Разве он не мог сделать этого раньше?
 — Он может позволить себе подождать, пока Кадар со мной. Он не похож на убийц Филиппа. Ваден прежде покончит со мной, а потом с остальными.
 — Филипп?
 — Мой друг, Филипп Гиродосский. Его родственника Жофрея тамплиеры убили, но Филипп все равно помог мне, когда я бежал из Ордена. Два месяца мы скитались в поисках безопасного места, где могли бы укрыться. Однажды ночью он настоял на том, что пойдет искать еду. Они схватили его. Когда я его нашел, он уже умирал. — Голос Вэра стал хриплым. — Они пытали его, чтобы заставить сказать, где я скрываюсь. Он так страдал от боли, что едва мог говорить. Он смог только прошептать: «Я им ничего не сказал. Они не смогли меня заставить… Боже, почему, Взр? Почему они это делают с нами?» — Вэр долил вина в бокал. — Он погиб, став для меня слишком близким.
 И поэтому никому не будет позволено приблизиться к нему, поняла она. Она вспомнила кое-что из его отрывистых слов, сказанных в ночь резни в Джеде.
 — Никого из деревни вы не приблизили к себе, и, тем не менее, они тоже все мертвы.
 — Уверен, Великого Магистра сокрушило, что я постоянно ускользаю из его рук, и он отдал приказ устроить эту бойню, чтобы продемонстрировать мне свою силу. — Он горько усмехнулся. — Магистр знал, что эти жители ему не опасны. Я стал очень осторожен после смерти Филиппа. Они умерли только потому, что я еще жив.
 — Откуда столько ненависти? — прошептала она. — Зачем?
 Какое-то время он молчал.
 — Все дело в тайнах… Жофрей, любопытствуя, настоял, чтобы мы с ним вместе спустились в пещеры под Храмом. Мы увидели там то, что не предназначалось для наших глаз.
 — Что?
 Он покачал головой.
 — Я сказал вам достаточно. Вы узнали так много только потому, что имеете право знать, почему вам угрожали. Если я не расскажу ничего больше, это может вас уберечь от смерти.
 — Но это не спасло вашего друга Филиппа.
 — Нет, и вы бы не миновали рук Великого Магистра. Но Ваден — другое дело. Если вы сможете убедить его, что вам ничего не известно… — Он устало пожал плечами. — Не знаю. Может, он и позволит вам уйти после того, как я…
 «Умру»… Он не произнес этого, но смысл его слов не мог быть яснее. Та же неизбежность смерти ясно звучала и в его прежних высказываниях.
 — Прекратите, — сказала она резко. — Вы говорите так, словно уже мертвы.
 — Было бы глупо не осознавать этого. Меня пытаются убить самые лучшие воины в христианском мире, — запальчиво произнес он. — Но им не удастся так легко со мной разделаться. Человек должен оставить после себя какой-нибудь след на земле, и я вырежу этот след как можно глубже.
 Она содрогнулась.
 — Мечом? Это шрам.
 — Пусть будет так. — Он улыбнулся с безрассудным отчаянием. — Это единственная память, которую мне позволено о себе оставить. Лучше шрам, чем ничего. — Он встретил ее взгляд и насмешливо спросил: — Ну, как вы настроены теперь? Все еще хотите быть моим другом? Желаете присоединиться к Филиппу и тем бедолагам из Джеды?
 Он думал, она скажет — нет. Да помогут ей небеса, она бы хотела сказать нет и бежать без оглядки из этого Дандрагона и от этого человека, считавшего себя обреченным. Жизнь и свобода только что поманили ее.
 — Я не хочу умирать.
 — Еще бы.
 — Подождите. Выслушайте меня. Мне не нравится все это, но вы заслужили мою дружбу на деле, и у меня нет выбора. — Она сердито взглянула на него. — Но я не собираюсь сдаваться, как вы. Мне еще очень многое надо сделать в жизни. Я не позволю убить себя и Селин. Поэтому вам лучше найти способ, как спасти нас всех. Вы меня слышите?
 Он моргнул, а затем медленная улыбка осветила его лицо.
 — О да, я слышу вас.
 — И вы можете прекратить вести себя как неотесанный мужлан с дурным характером. Мне и так, по-видимому, придется многое перенести, чтобы еще терпеть…
 — Грубость, — закончил он за нее.
 Она кивнула.
 — Именно. И я ожидаю увидеть вас завтра утром в этом зале, чтобы вы разделили мое общество, пока я буду заниматься этими расчетами. — Она поднялась. — А теперь я собираюсь идти спать в свою постель. И советую вам сделать то же.
 — Пойти к вам в вашу постель?
 — Нет, и не говорите мне слов, которые смущают меня. Я могу отвести вам место в моей жизни, но это будут отношения дружбы и уважения, и ничего больше. Вы хорошо знаете сами, что я имею в виду.
 — Да, я понимаю, что вы имеете в виду. — Оглянувшись от двери, она увидела, что на его губах играет странная улыбка.
 Он добавил:
 — Я посижу здесь еще какое-то время и подумаю над вашим предложением о дружбе.
 — Здесь не о чем раздумывать. Мне кажется, я высказалась совершенно ясно.
 Выходя из зала, она услышала, как он пробормотал:
 — Ну нет, Tea, здесь есть о чем поразмыслить.




 7


 Когда на следующее утро Tea спустилась в Большой зал, Вэра там не оказалось. Тем не менее расчетные книги лежали стопкой на длинном столе.
 Она мрачно поджала губы и отправилась на его поиски. Вэра она обнаружила во дворе замка как раз в тот момент, когда он садился на лошадь. Двор заполонили вооруженные всадники.
 — Я же сказала вам, что мне понадобится ваша помощь для подсчетов. Куда вы собрались?
 — Никуда. — Он взглянул на нее довольно равнодушно. — Разве бы я осмелился бросить вас, раз вы приказали составить вам компанию.
 — Я не… Ну, возможно, я приказала, но вы ведь уже проявляли однажды свое горячее стремление оставить меня наедине с этим цифрами. — Она немного успокоилась, когда заметила, что он не надел доспехов. Вэр никогда бы без них не покинул Дандрагон. — Что вы собираетесь делать?
 — Обучать своих людей. Такие занятия я провожу трижды в неделю, с тех пор как обосновался в Дандрагоне. Я присоединюсь к вам в зале, когда закончу.
 Она вспомнила, что видела эти учения в первые дни своего приезда в замок.
 — Мне бы хотелось посмотреть.
 Он пожал плечами.
 — Делайте все, что вам угодно. Но не мешайтесь под ногами.
 Она присела на ступени и обхватила колени руками.
 Лучники упражнялись в стрельбе из лука в специально отведенном для них конце двора. Сам Вэр большую часть времени посвятил всадникам, разъезжающим по двору с копьями наперевес. После он направился к воинам Абдула. А потом ей уже казалось, что он успевал везде, всем распоряжаясь, объясняя, наблюдая, поощряя одних, порицая других.
 — Вы видите, как он великолепен? — Tea оглянулась, Гаруна стоял на верхней ступени. Мальчик спустился и сел рядом с ней, его взгляд с восхищением следил за Вэром. — Он подобен солнцу.
 Tea не нашла, что это определение так уж ему подходит.
 — Мне кажется, он скорее мерцает, чем сияет. — Подобно мечу в лунном свете, поднятому и готовому опуститься на голову в любой момент. — И почему ты не в постели? — Она коснулась повязки на его голове. — Еще болит?
 — Нет, — ответил он, нетерпеливо махнув рукой в сторону солдат. — Я должен быть с ними. Лорд Вэр сказал, что я теперь воин, а они не валяются в кровати.
 Но он еще совсем ребенок, с грустью подумала Tea. И он слишком мал для этого ослепляющего блеска военной доблести.
 — Может, через несколько дней?
 — Я уже сейчас здоров, — сказал он с заминкой. — Я не хочу вас обидеть, вы очень добрая, но так здорово опять заняться настоящим делом.
 Конечно, он прав. И она, и Жасмин совершенно забыли, что лечит не только время, лучший лекарь, а также занятие по душе.
 — Ты, я вижу, в добром здравии. — Вэр направил свою лошадь к Гаруну, пристально глядя на него. — Что ты здесь делаешь, сидя и болтая с женщиной?
 Гарун вспыхнул и вскочил на ноги.
 — Я не хотел… Жасмин сказала, что рана… я сожалею, мой господин.
 — Если ты и вправду сожалеешь, то ступай в конюшню и доложи Абдулу. Он научит тебя тому, что должен знать мой оруженосец.
 — Да, мой господин, я не… — он замолчал, и его глаза стали совсем круглыми, до него дошел смысл слов Вэра. — Ваш оруженосец?
 — Ты слышал меня. Я устал от бесконечной череды солдат, ухаживающих за моим оружием, и поэтому предлагаю это тебе. Ты, может быть, еще молод, но Абдул говорит, что ты быстро все постигаешь. — Его взгляд встретился с глазами мальчика. — Он прав?
 — Я очень быстро научусь, мой господин. Вот увидите… — И он повторил шепотом: — Ваш оруженосец! Неужели это правда… я буду прямо как оруженосец у франков?
 — Ты должен быть лучше их. Как и все мои солдаты. Он соскочил с лошади и бросил поводья мальчику. — Отведи лошадь в конюшню. Абдул покажет, как за ней ухаживать.
 Гарун радостно схватил поводья.
 — Легче, — остановил его Вэр. — Конь хорошо обучен. Тебе незачем тащить его силой.
 Tea наблюдала, как мальчик ведет огромного коня по двору. В каждой линии его худенького, подвижного тела читалась гордость и горячее стремление все сделать как можно лучше; она невольно вспомнила самую первую встречу с Гаруном, тогда он зажигал факелы.
 — По-видимому, вы не одобряете этого, — сказал Вэр, — но вы не можете всегда его нянчить. Ему лучше сейчас заняться делом.
 Она не стала возражать, уточняя, что несколько дней — это еще не «всегда».
 — Я согласна.
 Он поднял брови.
 — В самом деле?
 — Когда умерла моя мать, мне пришлось много работать, и пяльцы не давали мне опустить руки. Почему у вас до сих пор не было оруженосца? — Но еще до его ответа, она поняла причину. Оруженосец всегда рядом с хозяином, а Вэр никому не позволял приблизиться к себе. — Для него это не опасно?
 — От Великого Магистра никто не может быть в безопасности, но, по крайней мере, он будет рядом и я смогу присматривать за ним. — Он поднялся по ступеням. — Идемте, пора заняться расчетами. Сегодня вы целый день проленились!
 — Я? Но я не ваш оруженосец, я просто оказываю вам услугу. И не желаю, чтобы вы так отзывались обо мне… — Она остановилась на середине фразы, поняв, что он улыбается. В этой еле заметной улыбке скользило только веселье.
 — Я пошутил, — сказал он. — У вас есть чувство юмора?
 Ну вот, с больной головы на здоровую, подумала она.
 — Предупреждайте меня в следующий раз, когда соберетесь пошутить. Это так редко, что я вряд я ли смогу догадаться.
 — Вы ведь смеялись со мной в шелковичной роще.
 Но то совсем другое дело. Там они просто посмеялись над забавной ситуацией, а здесь затронуты чувства. В этой улыбке промелькнул молодой Вэр, и она совсем смутилась.
 — Чем невольно приговорила себя к смерти. Это вряд ли может кого-нибудь воодушевить на… — Увидев, как погасла его улыбка, она ощутила, что потеряла что-то очень важное. Повинуясь внезапному порыву, шагнула вперед и, дотронувшись до его руки, повторила его собственные слова:
 — Я пошутила. У вас есть чувство юмора?
 Его лицо вновь осветилось улыбкой, на этот раз более нежной. И от этого ее сердце наполнилось такой радостью и гордостью, словно она за один день вышила необыкновенной красоты гобелен.
 — Мои извинения, — сказал он. — Мне уже напомнили, что это случается так редко.
 Она опустила руку.
 — Это верно. — И прошла впереди него в замок. — Давайте посмотрим, сколько юмора мы сможем извлечь из этих подсчетов.
 — Почему вы трете глаза? — спросил Вэр.
 — Я почти ослепла, пытаясь разобрать эти каракули. — Она подняла голову. — Ваши четверки выглядят как семерки.
 — Вы любуетесь ими уже шесть дней. За такое время вы могли бы научиться их различать. — Он наклонился и взглянул на цифры, которые она ему показывала. — Это семь. Мне это совершенно ясно. — Он нахмурился. — Или, быть может, все-таки четыре?
 Она сердито взглянула на него.
 — Нет, точно семь, — поправился он.
 — Даже вы не различаете свои каракули.
 — Я рыцарь, а не школяр. — Он откинулся на спинку кресла. — Кстати, сегодня я провел достаточно много времени здесь, сидя совершенно без дела.
 Она окунула ручку в чернильницу и аккуратно исправила семерку.
 — Вы не уйдете, пока я не закончу с этими месячными расчетами.
 — Какая вы требовательная женщина! Ваше счастье, что я очень терпеливый мужчина.
 Она не ответила на его колкость, и он усилил нажим:
 — Я даже думаю, что слишком снисходителен к вам.
 Она внезапно встрепенулась, словно сокол, высматривающий добычу.
 — Снисходителен?
 Он постарался сохранить на лице невозмутимое выражение.
 — Где вы еще найдете другого такого мужчину, который бы, сидя в этом кресле в течение всех этих дней, наблюдал вашу борьбу с цифрами и сносил ваши отвратительные оскорбления? В конце концов, вы всего лишь женщина.
 — А вы всего лишь болван, которому не хватает здравого смысла даже на то, чтобы вежливо разговаривать с тем, кто оказывает ему услугу. Не удивительно, что вы в свое время решили стать монахом, избежав участи мужа. Ни одна женщина не смогла бы выдержать ваш отвратительный язык.
 — На самом деле, очень многие женщины находят мой язык чрезвычайно ласковым и приятным. — Он заметил, что она не поняла скрытого смысла в его словах. Из-за ее дерзких манер он часто забывал, насколько она невинна.
 Он решил, что достаточно ее подразнил.
 — Но раз вы этого не находите, я приношу свои извинения. Возможно, в другой раз вы сами в этом убедитесь.
 Она внимательно посмотрела на него.
 — Вы дразните меня.
 — Так вот, оказывается, что я делаю? — Он улыбнулся. — Тогда я должен остановиться и позволить вам вернуться к вашей работе. Чем скорее вы ее закончите, тем с большей радостью я оставлю это кресло.
 — Я могу все бросить… этот кошмар.
 — Нет, не можете. — Он уже успел понять, что Tea никогда и ничего не бросала на полдороге. И не важно, насколько отвратительным она находила какое-нибудь занятие, она привыкла все доводить до конца. — Мы оба знаем, что это вам не свойственно. Поэтому продолжайте, чтобы мы смогли вместе освободиться.
 Она вздохнула и вновь склонила голову над подсчетами. Минуту спустя он понял, что она забыла о его присутствии. Она будет оставаться в этом состоянии, пока что-нибудь вновь не вызовет ее раздражения. Откинувшись в кресле, он наблюдал за игрой ее лица, выражение его непрестанно менялось. Удивительно подвижное, выразительное, умное и очень живое, Вэр не мог оторвать от нее глаз. Все эти последние дни он пытался по ее лицу отгадать, о чем она думает.
 Один Бог знает, что с ним произошло. Уж что-что, а это меньше всего занимало его в женщинах. Они служили ему только для развлечений, и как бы он ни желал их, его никогда не беспокоило, думают ли они вообще о чем-нибудь.
 Но он хотел знать мысли Tea. У нее острый ум, вспыльчивый, горячий характер, и он обнаружил, что специально провоцирует ее на битву. Ему нравилось наблюдать, как сверкают ее глаза, словно она идет в атаку, как прямо, без уверток, говорит она все, что думает. Ему хотелось наблюдать за ее руками, листающими страницы сильными грациозными движениями. Как человека действия, эти дни в комнате должны были бы довести его до сумасшествия, но они прошли неожиданно приятно.
 Возможно, даже слишком приятно.
 Он мгновенно отрешился от таких вольностей, найдя это время приятным потому, что это был оазис покоя в вихре событий, совершающихся вокруг него. Без всякого сомнения, он начал бы скучать, если бы это продолжалось слишком долго. В конце концов, то, что он проводит несколько часов ежедневно в обществе Tea, не может подвергнуть ее опасности. Все, что может случиться, уже произошло в роще шелковиц.
 Он пытается оправдать себя, подумал он с отвращением, что здесь совершенно не уместно. Он просто получает удовольствие от времени, проведенного с девушкой. И какой грех в том, что он наслаждается женским умом вместо тела.
 Впрочем, он был бы счастлив насладиться и ее телом.
 Вэр постарался отвлечься от этой мысли. Вряд ли он сможет спокойно сидеть здесь, если станет думать о том, что бы он хотел сделать с ее нежным телом. Он устал подавлять свои желания еще в годы, проведенные в Ордене. А сейчас ему стало и вовсе тяжело, ведь он привык получать желаемое везде. Поэтому часы, которые он проводил, сидя за столом напротив юной женщины, с прекрасной, как он помнил, полной грудью, подобной…
 Нельзя думать об этом. Думай о ее лице, об уме, о милой улыбке. Все это очаровательно и доставляет ему не меньше удовольствия, даже не запретного.
 Внезапно она подняла на него глаза.
 — У вас очень необычное выражение лица. О чем вы думаете?
 Он притворился, что зевает.
 — Сегодня слишком приятный день, чтобы проводить все свое время в обществе обычной женщины. Не можете ли вы поспешить?
 — Что вы здесь делаете?
 Tea взглянула вверх, на Вэра, возвышающегося над ней. Она откинула прядь волос с лица и налила еще воды в круг у ствола молодого деревца.
 — И на что похоже то, что я делаю? Я пытаюсь поддержать эти деревца, помочь им выжить.
 Он нахмурился.
 — Вы не пришли в зал сегодня утром.
 — Утро я провела на конюшне, собирая лошадиный навоз, затем принесла его сюда, под деревья. — Она скорчила гримаску. — Скорее я предпочла бы работать над расчетами.
 — Я считал, что Жасмин помогает вам ухаживать за деревьями.
 — Она очень много делает, но у нее и другие обязанности.
 — Абдул мог выделить вам человека в помощь.
 — У меня достаточно свободного времени. Я привыкла сама ухаживать за деревьями. — Она понесла ведро с водой к другому дереву. — И мне нравится заниматься делом. Я скучаю по своей работе. — Она вылила воду под ствол. — Кроме того, расчеты почти все проверены. Я закончу через несколько дней.
 — В самом деле? — Он нахмурился.
 — Это тянется почти три недели. Я уверена, что вы будете так же рады, как и я. Наконец-то вам не придется сидеть в этом кресле и отвечать на мои бесконечные вопросы.
 — Меня уже радует. — Он помолчал, наблюдая за ней. — Приживутся они?
 — Думаю, да. Если не будет слишком сильных ветров, которые могут выдернуть их с корнем.
 — Вам нравится так копаться?
 Она кивнула.
 — Когда я занимаюсь с тем, что растет на земле, меня переполняет какое-то странное ощущение… — Она пожала плечами. — Мне доставляет радость думать, что эти деревья будут расти на этой земле спустя многие годы, уже после того как меня здесь не будет. Знаете, говорят, что некоторые деревья живут сотни лет!
 — Я никогда не думал об этом. Я был слишком занят тем, чтобы остаться живым. — Он провел пальцами по грубой коре. — Но я тоже верю, что очень важно, чтобы жизнь продолжалась и после тебя. Возможно, это и есть жизнь после смерти.
 Она вспомнила рассказ Вэра о своем отце, заставившем его покинуть Шотландию, чтобы не прервался их род.
 — Но Бог дает нам это. Или вы сомневаетесь, что мы попадем на небеса, даже если будем праведны?
 — Но что есть праведность? И что есть добро? Папа говорит, что убивать во имя святой церкви — добро. — Он задумчиво погладил ствол дерева. — Если это правда, тогда я один из самых праведных людей в христианском мире, потому что я убил больше людей, чем любой из моих братьев, когда был членом Ордена. — Он повел плечами, словно сбрасывая с себя тяжелую ношу. — Вы только послушайте. Я заговорил, как Кадар. Он всегда задает вопросы, даже если на них не может быть ответов.
 — Это серьезная вина, — пробормотала она насмешливо. — Но, может быть, небеса позволят вам сначала подумать, прежде чем наносить удар.
 — Но я не наносил их вам, — сказал он и быстро поправился: — После той первой встречи.
 Она приподняла брови.
 — Одного раза вполне достаточно.
 — Но виноваты в этом полностью вы. Я не хотел причинять вам боль. Вы не послушали меня. — Он нетерпеливо махнул рукой. — Но так или иначе, это все в прошлом. Почему вы вдруг решили вспомнить об этом?
 — Потому, что удар нанесли мне. Думаю, если бы это сделали с вами, вы бы тоже не забыли.
 — Глупости. Я бы простил и выкинул это из головы.
 Она скептически посмотрела на него.
 Он чуть слышно выругался.
 — Вы мне не верите? Да это… — Он остановился, а затем нехотя улыбнулся. — Ну, хорошо, я бы выкинул это из головы… но после того, как дал бы сдачи.
 Запрокинув голову, она засмеялась, серебряные колькольчики нежно переливались в ее горле.
 — Вам повезло, что я оказалась более кроткой, чем вы.
 Он хмыкнул. Какое-то время он наблюдал за работой, потом заговорил опять:
 — Вы выглядите прелестно, в ваших волосах запутались золотистые солнечные лучи…
 Она мгновенно взглянула на него.
 Он улыбался.
 — …хотя отвратительно пахнете конским навозом. — Он предостерегающе поднял руку, увидев, что она готова вспылить от возмущения. — Мне все равно. Но вымойтесь, прежде чем разделить со мной сегодня вечером ужин.
 — Ужин с вами?
 — Ну, Кадар ведь велел вам заботиться обо мне. Если мы покончили с подсчетами, то я не вижу для вас другого способа выполнить свое обещание, кроме как сыграть со мной в шахматы. А вы видите?
 Она быстро опустила глаза, чтобы скрыть нечаянно вспыхнувшую в них радость от его слов. Ей и в голову не могло прийти до этого момента, как сильно бы она скучала без этих долгих часов, которые они проводили вместе, трудясь над запутанными подсчетами.
 — Я тоже не вижу. И, конечно, я должна сдержать слово, которое я дала Кадару.
 Он серьезно кивнул.
 — Обещания надо выполнять, — и, развернувшись, направился в замок.
  Дом Николаса. 
  Константинополь. 
 — Вы найдете здесь работницу, которую ищете, — надулся от гордости Николас. — Мои женщины — самые искусные мастерицы в мире.
 — Я уже понял по тем вышивкам, что вы показывали мне. — Кадар старался, чтобы его голос звучал бесстрастно, пока он обводил взглядом огромную комнату.
 Ни разговоров, ни смеха. Словно взрослые женщины, эти девочки сидят, склонившись над пяльцами, плечи согнуты, глаза смотрят в одну точку перед собой, руки лихорадочно двигаются, делая стежок за стежком. Здесь дети до четырнадцати, и все же они выглядят усталыми и измученными старушками. В сияющем чистотой и светом огромном помещении со многими окнами, пропускающими море солнечного света, еще острее чувствуется обездоленность девочек, у которых украли детство, подумал Кадар. Воистину жуткое место.
 Но все же не такое страшное, как та комната, где плетут ковры и откуда они только что вышли. Он считал, что достаточно повидал в этой жизни жестокости во всех ее формах, но вид маленьких детей с их изуродованными пальчиками потряс его.
 — Вам очень повезло. Они, видимо, достигли совершенства в своей работе, — сказал Кадар. — Сколько часов в день они так работают?
 — Столько, сколько длится световой день. От восхода до заката. Идемте дальше. — Николас двинулся по проходу к первому ряду. — Я хочу показать вам работу Клариссы. Она обладает прекрасным, уже вполне сформировавшимся мастерством, хотя ей едва исполнилось четырнадцать. — Он бросил хитрый взгляд через плечо. — Она будет приносить вам много радости талантами совсем иного рода. Лишь на прошлой неделе я получил наслаждение меж ее бедер и нахожу, что…
 — И конечно, вы хотите за нее очень хорошую цену, достойную ее талантов. — Кадар покачал головой. — Я же говорил вам, мне надо кого-нибудь помоложе… и подешевле.
 Николас вздохнул и двинулся дальше по ряду.
 — Ивадна может вам подойти. Ей только девять. Конечно, она еще мало что умеет, но она способная, и я могу сбавить за нее цену.
 Кадар незаметно изучал склоненные над вышиванием головки. Рыжие волосы, сказала Tea. Где же она, черт ее возьми?
 — Как давно она у вас?
 — Я купил ее два года назад. Ее пальцы оказались слишком длинными для ковров, и мне пришлось отдать ее обучаться вышиванию. — Он остановился перед маленькой тоненькой девочкой с льняными волосами и глазами загнанного зверька. — Ну как она вам?
 Он думал, что Николас — гнусный ублюдок. Наклонив голову, он сделал вид, что внимательно разглядывает вышивку, лежащую перед девочкой.
 — Не так хорошо, как мне бы хотелось.
 — Если вы не хотите дорого платить, то не можете ожидать и высокого мастерства.
 Она здесь, в следующем ряду. Маленькая, тоненькая, с рыжими волосами, ее взгляд не отрывался от полотна, затянутого в пяльцы.
 — Вот эта, кажется, более искусна.
 — Селин? Это правда, она старше, ей почти одиннадцать. — Николас быстро подошел к девочке. — Но я не могу назначить за нее такую же цену. Через три-четыре года она станет достаточно взрослой, чтобы доставлять вам удовольствие… и рожать детей.
 И ни звука о том, что она его дочь. Возможно, этот сукин сын сыграл бы на этом малозначимом факте, если бы торговец проявил больше интереса.
 — У меня есть для этого рабыни. Мне нужны только ее мастерство и искусство.
 Он остановился перед рыжеволосой девочкой. Ее вышивка отличается утонченным мастерством, подумал он. Это очень плохо. Но цену можно сбить, если он сможет оспорить это. Она даже не взглянула на него. Все ее внимание было приковано к иголке, неустанно двигающейся в ее ловких пальчиках: в ткань, из ткани, снова в ткань…
 Взгляд Кадара остановился на спине ребенка.
 — Что это? — Он сдвинул в сторону свободную тунику, прикрывающую плечи девочки. Багровые рубцы пересекали ее спину. — Видимо, она все же менее ценна, чем вы заявляете.
 Николас пожал плечами.
 — У нее острый язычок, но это не отражается на ее мастерстве.
 Кадар дотронулся до бледного рубца.
 — Вот след от более раннего наказания. — Девочка не смотрела на него, но он чувствовал, как напряглись худенькие плечи под его пальцами.
 — Она наказана за то, что помогла сбежать другой рабыне. Нам надо было узнать, куда та направилась, чтобы разыскать ее.
 Итак, Селин приняла наказание за побег Tea.
 — И она вам сказала?
 Николас покачал головой.
 — Мы не могли продолжать, она могла умереть. Тогда я потерял бы двух рабов вместо одного.
 — Нет, конечно, вам это не выгодно. — И ни слова о том, что сбежавшая рабыня — сестра девочки. Ему бы очень хотелось добраться до глотки этого негодяя до того, как он покинет Константинополь. Нет, подумал он с сожалением, ему придется отказаться от этого удовольствия. Свобода девочки слишком важна, чтобы ею стоило рисковать из-за этого ублюдка. — Но эти следы говорят о слишком горячем характере, с которым трудно управляться. — Он отнял руку от избитой спины девочки. — Я думаю, мне стоит посмотреть кого-нибудь другого.
 Слушая Николаса, расхваливающего другого несчастного ребенка, он оглянулся на Селин.
 Она пристально следила за ним, на ее тонком лице дерзкие зеленые глаза сверкали негодованием.
 Он улыбнулся ей.
 Выражение неприязни нисколько не изменилось. Скорее, возросла враждебность, с какой она смотрела на него.
 Очевидно, ее нельзя купить нежной улыбкой. Его охватил интерес, смешанный с предвкушением удовольствия. Его ждало более чем интересное путешествие обратно в Дандрагон, если это дитя вздумает бросить ему вызов.
 — Опусти свои бесстыжие глазища.
 Толстая приземистая женщина с тонким хлыстом в руке остановилась за спиной Селин.
 Селин не сводила с него взгляда.
 Внимание Николаса мгновенно переключилось на толстуху, он перестал расхваливать таланты темноволосой девочки, около которой они стояли, и обратился к женщине:
 — Не надо неприятностей, Майя. У нас гость.
 — Она не хочет работать. Она должна закончить этот рисунок на тунике до темноты, — возразила Майя. — Вы хотели, чтобы она выполнила задание к завтрашнему дню, к уходу каравана.
 Николас сдвинул брови.
 — Это правда.
 Кадар готов был поспорить, что девочка будет продолжать сверлить его взглядом, пока он не уйдет, даже если хлыст опустится на ее спину. Для нее это вопрос чести.
 Он повернулся и быстро направился к двери.
 — Я устал от этих споров. Решение не простое. Быть может, продолжим завтра?
 Николас последовал за ним.
 — Конечно. Мы можем выпить по бокалу вина и пойти в бани. Это самое божественное из всех наслаждений.
 Если не считать издевательств над бедными детьми.
 — Вы самый любезный из хозяев. — Кадар поклонился. — Я горю нетерпением посидеть с вами.
 В этот вечер незнакомец вышел в сад.
 Селин застыла, когда увидела его в арке дверного проема. Он внимательно разглядывал женщин, собравшихся группами вокруг фонтана.
 Возможно, он выбирал кого-нибудь из них себе на ночь, с горечью подумала Селин. Завтра, удовлетворив свою вожделенную плоть, он завершит переговоры о покупке рабыни.
 Он моложе, чем другие торговцы, что обычно наведывались сюда. Молодой, богато одетый, красивый, подобный факелу, что горел сейчас за его спиной на стене. Но прекрасный или нет, он такой же, как все остальные, — жадный до золота и удовольствий.
 Он не спеша направлялся к скамейке, где она сидела, чуть в стороне от других женщин.
 Она было напряглась, но тут же успокоилась. Торговец вряд ли выберет ее на эту ночь, даже если и из тех, кто предпочитает детей. Она слишком маленькая и худая.
 Он остановился перед скамейкой.
 — Вам одиноко? Почему вы не с другими рабынями?
 Она не ответила.
 Он сел возле нее, и она уловила слабый запах мыла и благоухание бальзама. Именно так пахло от Николаса, когда он возвращался из городских бань.
 — Меня зовут Кадар бен Арнауд. Ты знаешь, зачем я здесь, Селин?
 — Чтобы купить женщину и открыть свой шелковый дом. Мы все это знаем. — И добавила со свободной прямотой, почти грубостью: — Но вы слишком скупы, чтобы взять кого-нибудь подороже начинающей вышивальщицы.
 Он не принял вызова.
 — Это правда. Твоя туника очень хороша. Тебе нравится это занятие?
 — Нет, — дерзко заявила она. — Совсем не обязательно любить что-то, чтобы делать это хорошо. — Она отодвинулась от него на край скамейки. Почему он не оставит ее в покое и не уйдет?
 — Даже если я куплю тебя, то обещаю не причинить тебе вреда, — сказал он мягко. — Не надо бояться меня.
 Ее охватила внезапная паника. Она уже уверилась, что он отказался от мысли выбрать ее.
 — Я не боюсь вас, — сказала она и добавила с отчаянной смелостью: — Но я не стану на вас работать. Я буду просто сидеть за пяльцами и ничего не делать. Поищите кого-нибудь другого.
 — Ты предпочитаешь жить здесь? Николас не кажется мне добрым хозяином.
 — Я должна здесь оставаться.
 Он заговорил о другом.
 — Почему ты так яростно смотрела на меня сегодня днем?
 — Ты касался меня. Я не люблю, когда меня трогают.
 — Почему?
 Она не ответила. Она хотела только одного, чтобы он ушел.
 — К нам подходит эта неуклюжая женщина. Я нахожу, что она очень неприятная.
 Он имел в виду Майю, которая придвинулась ближе, чтобы подслушать их разговор.
 — Тогда вам лучше выбрать себе женщину на ночь и уйти с миром.
 — И кого же?
 Вопрос поставил ее в тупик. Она обернулась и посмотрела на него.
 — Что?
 — Это слишком деликатный вопрос, чтобы задавать его тебе, однако мне бы не хотелось оскорбить Николаса отказом от его предложения, но я предпочитаю женщин, которые готовы сами получать удовольствие, а не только давать его. Есть ли здесь хоть одна такая?
 «Что он за человек? — растерянно подумала Селин. Ведь все знают, что самочувствие женщины ничего не значит».
 Так есть?
 Она оглянулась вокруг, а затем кивнула на маленькую темноволосую женщину, гуляющую по саду.
 — Дейдра. Она не такая хорошенькая, как другие, но она очень своеобразная. Кажется, ей понравилось это, когда Николас брал ее к себе на ночь.
 Он улыбнулся.
 — Я так и думал, что ты должна знать. Ведь ты из тех, кто все видит, за всем любит наблюдать, не так ли?
 — Что вы имеете в виду? — обеспокоенно спросила она.
 — Только то, что ты вроде бы и в сторонке, но всегда наблюдаешь за всеми и учишься всему. Бедняжка Селин. Думаю, ты жаждешь настоящей жизни. Ты сидишь здесь, в этом коконе, делая стежок за стежком, и это наверняка сводит тебя с ума, поэтому ты стараешься узнать как можно больше обо всех.
 Откуда он все это знает?
 Он ответил на ее невысказанный вопрос:
 — В твои годы я тоже был таким наблюдателем. Да я и до сих пор им остаюсь, если представляется возможность. — Он улыбнулся. — А ты даешь мне ее, Селин.
 Нет, он совсем не похож на других. Он гораздо опаснее, потому что все замечает. Она вскочила на ноги.
 — Я не хочу, чтобы вы следили за мной. Уходите.
 — Я и не думал оскорбить тебя. На самом деле, я хочу тебя успокоить. — Он взглянул на Майю. — Но теперь не время. Мы поговорим позже. — И он направился к женщинам у фонтана.
 Сказав несколько слов Дейдре, он взял ее за руку и повел к выходу из сада.
 — Он говорил тебе ласковые слова, но он надеется приручить тебя, пока не заберет с собой, в свою страну, — сказала Майя, подходя сзади к девочке. — И тогда он испробует на тебе свой кнут.
 — Он не выберет меня для работы в своем новом доме. Ты слышала, что он говорил Николасу? Он думает, что я принесу слишком много неприятностей и беспокойства.
 — Но он нашел твою работу подходящей. Завтра он и Николас заключат сделку и тебя заберут. — Майя злобно улыбнулась. — Тебе лучше покориться и ехать с ним. Я знаю, ты ждешь, что она придет за тобой, но она никогда больше не вернется. Tea сейчас, наверное, превратилась в шлюху и скитается по улицам города.
 — Замолчи.
 — Как же она сможет тебя освободить?
 Селин попыталась отгородиться от ее слов, закрыться от той боли, которую они вызвали.
 — Она вообразила себя такой умной. Она считала себя лучше других.
 — Она никогда не была недоброй к тебе. — Селин встретила взгляд ее глаз. — И она лучше тебя. Любая бездомная собака добрее тебя.
 Пятна гнева выступили на толстых щеках Майи.
 Селин знала, что ей лучше бы помолчать. Она заплатит за это завтра в рабочей комнате. Но ей стало все равно. Только так она могла избавиться от Майи.
 Прозвучал гонг, возвещающий, что пришло время ложиться спать.
 По гонгу они вставали, по гонгу — ели, по гонгу — шли на свои рабочие места. Временами она слышала этот гонг в ночных снах, он оглушал ее, душил…
 Она прошла мимо Майи, что-то угрожающе пробормотавшей ей вслед, и спокойно двинулась к дому для женщин.
 «Она никогда не придет за тобой».
 Слова Майи сверлили мозг, когда она улеглась на свой соломенный тюфяк. Она ворочалась и не могла уснуть.
 Tea придет, думала она в отчаянии. Tea любит ее. Она никогда не бросит ее одну.
 Но мама тоже любила их и все же оставила одних. Ее руки держали Селин, а затем… разжались.
 Но Tea другая. Она настолько сильная, насколько мама была слабой. Она не позволит Селин остаться здесь. Она обязательно придет за ней.
 У нее защипало глаза, но она сдержала слезы. Она ни разу не плакала с тех пор, как умерла мама. Слезы ничего не могут изменить. Она слышала, как иногда по ночам рыдала мама, но это не помогало ей. Ее жизнь не становилась от этого легче. Она не смогла выжить. Мама…
 Не надо думать ни о маме, ни о Tea. Иначе она не сможет вынести всю эту жизнь. Tea придет за ней, обязательно придет.
 Но что, если Майя окажется права и молодой торговец выберет ее и теперь увезет с собой далеко от Константинополя?
 Ее охватила паника. Майя не может быть права. Она должна быть здесь, когда Tea вернется за ней. Бог не может быть так жесток. Кадар бен Арнауд выберет кого-нибудь другого.
 — Я же говорила тебе, — тихо сказала Майя, ее глазки упивались отчаянием и болью Селин, словно она вкушала сладчайший мед. — Ты всего лишь ребенок и рабыня. Ты ничего не сможешь поделать с этим. Наш хозяин сказал, что ты должна быть готова уехать отсюда завтра.
 — Ты лжешь, — Селин постаралась, чтобы ее голос звучал ровнее. — Это неправда.
 — Тебя продадут завтра вечером. Но Николас очень недоволен. Молодой петушок оказался более ловким торговцем, чем он надеялся. Они спорили весь день, но Николас не смог ничего из него выжать. — С этими словами Майя, переваливаясь, двинулась к другой группе женщин, чтобы поделиться новостями.
 Селин опустилась на скамейку. Ее всю трясло от гнева и от страха. Она не могла уехать отсюда. Он не имел права лишать ее последней надежды на свободу.
 — Ты ничего не сможешь поделать.
 Возможно, Майя права и она слишком мала, чтобы бороться за себя в этом мире взрослых, которых ничего не волнует, кроме золота.
 Tea, помоги мне!
 Но Tea нет здесь, и она не ребенок. Она перестала им быть в ночь, когда умерла мама.
 Она может сама побеспокоиться о себе.
 — Она убежала? — повторил Кадар.
 — Но я уверен, мы ее найдем, — быстро сказал Николас. — Она всего лишь ребенок. Ну куда она могла пойти? Нет никакого сомнения, что, проголодавшись, она вернется.
 Нет, даже если она будет умирать от голода, подумал мрачно Кадар. Господи, ну почему он не зашел к ней прошлым вечером, когда сделка завершилась? Но, с другой стороны, что хорошего могло бы из этого выйти, если он не мог поговорить с ней, чтобы их не подслушала эта жуткая баба, постоянно вертевшаяся рядом.
 — Когда она сбежала?
 — Этой ночью. — Николас нахмурился. — Видимо, она взобралась по садовой стене. Никто из стражи ее не видел.
 Значит, у нее в запасе оказалось несколько часов, чтобы спрятаться где-то в городе.
 — Она выросла под моей крышей и ничего не знает о том, что творится за стенами дома. Доверьтесь мне, она прибежит назад через несколько дней. — Николас помолчал. — Но вы понимаете, что сделка есть сделка. Она теперь — ваша собственность. Я за нее не отвечаю.
 — Вы хотите сказать, что не вернете мне мое золото?
 Николас постарался ответить уклончиво.
 — Она больше не принадлежит мне.
 Да, негодяй в самом деле заслуживал того, чтобы перерезать ему глотку. Но Кадару придется сдержать себя и оставить ему жизнь, на случай, если Селин все же вернется к нему.
 — Вы отложите ваше отплытие, пока не найдете ее?
 — Мне ничего другого не остается. Вы ведь сами прекрасно знаете, что она слишком ценна, чтобы бросить ее здесь.
 — Не так уж ценна, — сказал Николас. — Возможно, судьба наказала вас за то, что вы лишили меня ее услуг.
 Не отнял у него дочь, а забрал рабыню, которая служила ему. Для Кадара этого оказалось достаточно. Он повернулся и зашагал к двери.
 — Я буду посылать к вам каждый день слугу, чтобы справляться, не появилась ли она у вас.
 Он помедлил, выйдя за ворота дома Николаса. С чего начать? Он не представлял Константинополя. Впрочем, Селин, если верить Николасу, тоже ничего о нем не знала. От этой мысли ему стало очень неуютно. Все города одинаковы, они кишат хищниками, собравшимися со всего мира, готовыми сожрать невинных и неосторожных.
 Ему остается только надеяться, что он сможет обнаружить Селин прежде, чем ее найдут хищники.
 Дандрагон.
 — Я прав. Женские мозги не приспособлены для игры в шахматы, — сказал Вэр, глядя вниз, на лежащую перед ним шахматную доску. — Мне доставляет удовольствие брать над вами верх в этой игре.
 — И поэтому вы настаиваете на том, чтобы я играла с вами после ужина каждый вечер? — спросила Tea.
 — Нет, у меня есть другие причины.
 — Какие?
 — Не хотите ли сыграть еще партию?
 — Какие причины?
 Он откинулся на спинку кресла и улыбнулся ей.
 Он не собирался говорить ей. Эти сводящие с ума мгновения, когда ему приходилось сдерживаться, все еще не оставляли его, но последнее время повторялись реже.
 — Что ж, тогда я больше не стану играть с вами. — Она оттолкнула кресло и уставилась на огонь. — И я могла бы выиграть, если бы шахматы что-то для меня значили.
 — Я знаю, вы можете. — И когда она выразительно взглянула на него, он быстро поправился: — По крайней мере иногда.
 Она усмехнулась.
 — Часто. Ваше внимание порой отключается, и вы становитесь очень рассеянным.
 — В самом деле? Значит, мне необходимо избавиться от этого недостатка. Рассеянность может стоить жизни солдату.
 — Но не здесь.
 — Нет, не здесь.
 В комнате, освещенной огнем камина, повисла тишина, но в этой тишине не было напряженности, только покой и уют. Могла ли предположить она, что ей когда-нибудь будет так хорошо и уютно в присутствии грозного Вэра из Дандрагона, размышляла она.
 — Не пора ли Кадару уже вернуться с Селин?
 — Думаю, уже скоро. Возможно, у него возникли трудности с Николасом, может, он не хотел уступить вашу сестру.
 Искра беспокойства прожгла мир, царивший в ее сердце в эту минуту.
 — Но он сумеет добиться успеха?
 — Кадар может быть более изворотлив и терпелив, чем сам Саладин. Если у него не получится одним способом, он найдет другой и третий. Он привезет ее.
 — А что, если нет?
 — Так или иначе, она будет с вами. Я сам поеду за ней. — Он мрачно улыбнулся. — Но мои способы не столь цивилизованны, как Кадара. Я могу оставить вас сиротой.
 Ее глаза раскрылись от страха.
 — Вы шутите.
 — Мы ведь уже с вами установили, что я очень редко шучу. — Он пожал плечами. — Поэтому будем надеяться, что Кадар добьется успеха.
 — Вам очень опасно предпринимать такое далекое путешествие.
 — Опасность подстерегает меня всюду, как только я выезжаю из Дандрагона. Угроза быть убитым в Константинополе ничуть не больше, чем в Дамаске. Кроме того, я обещал.
 — Но вы не должны умирать из-за этого, — горячо заявила она. — Я сама найду способ вызволить Селин, как я вначале и думала.
 Он впился в ее лицо взглядом.
 — Слово надо держать.
 — Не будьте глупцом. Я прожила долгие годы в доме Николаса и выжила. Селин сумеет дождаться меня. Несколько лет ее жизни не стоят вашей смерти. Я больше не желаю слушать об этом… Почему вы так смотрите на меня?
 — Мне хотелось бы знать, станете ли вы оплакивать меня, если я погибну.
 — Я редко плачу. — Странное выражение на его лице не изменилось, и ей стало от этого неуютно. — Да и с какой стати я бы стала оплакивать человека, который собирается так глупо собой рисковать?
 — Но у вас доброе сердце, и вы настаиваете на том, что я ваш друг. Так вы будете по мне плакать, Tea?
 Она не могла понять выражение его лица, но в его голосе прозвучала странная нотка, заставившая ее более серьезно отнестись к его вопросу. Он постоянно жил под угрозой смерти, которая стала для него верным спутником. Возможно, мысль, что кто-то будет горевать о нем, действительно что-то значила для него. Она встретила его взгляд.
 — Я буду вас оплакивать.
 Он медленно кивнул.
 — Я верю, что будете.
 Она не могла отвести от него взгляда. Внезапно у нее перехватило дыхание, ей стало не хватать воздуха. Он явно пытался ей что-то сказать. Нет, это были не слова и не мысли даже… но что? Она не знала, но не могла перенести остроты этого ощущения. Она попыталась улыбнуться.
 — Но я уверена, что слез не будет, потому что Кадар привезет мне Селин.
 — Она готова, мой господин, — объявил Гарун, появляясь в дверях.
 Tea с облегчением вздохнула, обрадованная тем, что их прервали.
 — Почему ты еще не спишь, Гарун? — спросила она мальчика.
 Гарун возмущенно посмотрел на нее.
 — Я выполняю поручение моего господина. — Он поклонился Вэру. — Вы велели сообщить, когда она будет готова.
 Она? Tea внезапно насторожилась, поняв, что он мог иметь в виду. Правда, Вэр не звал Ташу в свою постель последнее время, но это вовсе не означало, что он не приглашал других женщин, живущих в замке. Конечно, он использовал их; у него чудовищный аппетит по этой части. Почему же она чувствует себя такой оскорбленной и разочарованной? Она вскочила на ноги.
 — Я вас покидаю. У вас, очевидно, есть более интересные дела.
 Он нахмурился.
 — Почему вы… — Внезапно он все понял. — Вы думаете, что меня ждет женщина в постели?
 — Это меня не касается. — Она направилась к двери. — Но я полагаю, вам не следует использовать Гаруна, чтобы улаживать подобные дела.
 — Моя госпожа, — запротестовал Гарун, пораженный тем, что он посчитал дерзостью в ее устах.
 — Это обязанность оруженосца — обеспечить своего хозяина всеми удобствами, которые ему необходимы. — Вэр поднялся с кресла. — И вы правы, это не ваше дело. И тем не менее, мне кажется, меня развлечет, если вы пойдете сейчас со мной.
 — Я хочу, чтобы вы смотрели.
 В ее памяти во всех подробностях всплыла картина в зале в ту ночь. Обнаженный Вэр, сидящий в кресле, и Таша между его ног, прильнувшая к его…
 Ее захлестнула волна жара.
 — Я не хочу идти.
 — Вы пойдете. — Он встал за ее спиной. — Мне это доставит радость. Ведь это одна из обязанностей друзей — доставлять удовольствие другу. Не правда ли?
 Она поколебалась, наблюдая за ним. В чем дело? Он не пошел вверх по лестнице, а направился к выходу из замка.
 Он открыл дверь и отошел в сторону, пропуская ее вперед.
 Гарун взял ее за руку и потянул к двери, шепча при этом:
 — Вы должны слушаться моего хозяина.
 Гарун, очевидно, полагал, что его хозяину должны подчиняться все люди на земле. И все же ее разбирало любопытство, поэтому она позволила ему отвести ее к выходу.
 — Я делаю это для моего друга Гаруна, а вовсе не для вас, — заявила она Вэру, проходя мимо него.
 Он усмехнулся.
 — Я заметил разницу.
 Она стала спускаться по ступеням.
 — Может быть, вы объясните мне, куда… — она остановилась, увидев стоявший во дворе фургон. Четверо вооруженных всадников верхом на лошадях возвышались рядом.
 — Что это?
 Но Вэр уже направлялся к фургону. Гарун мгновенно бросил ее руку и побежал за ним. Tea медленно шла следом.
 Подойдя ближе, она увидела молодую женщину, лежащую на постели, устроенной внутри фургона. Она была смутно знакома Tea, одна из многочисленных служанок этого огромного замка.
 — Я не хочу уезжать, мой господин, — обратилась женщина к Вэру, умоляюще глядя на него. — Позвольте мне остаться.
 Вэр покачал головой.
 — В Дамаске тебя хорошо устроят. Там у тебя будет все, что необходимо. А главное, ребенок будет в безопасности. — Он махнул вознице. — Поезжайте с Богом.
 Ребенок.
 Tea в полном оцепенении наблюдала, как фургон медленно покатил к воротам в сопровождении вооруженной охраны.
 — Она беременна?
 — Четыре месяца. — Вэр смотрел вслед фургону с выражением странного сочетания отчаяния и горечи, которого она никогда прежде не видела на его лице. — Ей лучше было уехать сейчас. Позже путешествие для нее стало бы слишком тяжелым.
 Ее оцепенение прошло, уступив место безудержному гневу, столь же дикому, сколь и необъяснимому.
 — А я думала, вы бы хотели быть рядом в момент, когда родится ваш ребенок.
 — Разумеется. — Он повернулся и взглянул на нее. — Но этот ребенок не мой. Фатима — жена одного из моих солдат.
 И вновь волна эмоций захватила ее, и она поспешно отвела взгляд.
 — Я понимаю.
 — Нет, вы ничего не понимаете, — сказал он грубо. — Я бы не отослал женщину, которая носит моего ребенка без своего сопровождения. Я был бы рядом с ней, охранял ее и ребенка от любых опасностей.
 Она не смотрела на него.
 — Но вы насильно ее отправили.
 — Она носит ребенка Юсуфа, а для человека ребенок — это единственная надежда на бессмертие. Она должна быть в безопасности. Я не могу допустить, чтобы с ребенком что-нибудь случилось.
 Такая страстность прозвучала в его голосе, что она с удивлением посмотрела на него.
 — Но будет ли она в безопасности?
 — Я специально послал с ней всего четверых охранников. Ваден будет знать, что я был бы более осторожен, если бы они сопровождали что-нибудь принадлежащее лично мне.
 — Он не причинит ей вреда?
 Вэр нахмурился.
 — Конечно, нет. Он же не монстр.
 — Извините, — произнесла она с сарказмом в голосе. — Но когда вы сказали, что он собирается убить меня, я предположила, что он…
 — Это совсем другое. — Он повернулся и направился в замок.
 Она не последовала за ним, а осталась во дворе, глядя вслед фургону, выезжающему через ворота. Вэр, наверное, вернулся в Большой зал. Она бы с удовольствием пошла в свою комнату и постаралась бы избежать любого столкновения с ним вечером. На сегодняшний день с нее довольно эмоциональных потрясений. В течение последних нескольких минут возле фургона из человека, которого она уже начала узнавать и к которому привыкла, Вэр мгновенно превратился в недоступного деспота, каким она впервые встретила его в пустыне.
 Внезапно она поняла, он просто страдал от боли. Теперь она уже знала, что он старательно прячет любое свое чувство за изгородью из шипов. Но она попыталась отмахнуться от этого узнавания. Ее пугала сила собственных эмоций, вспыхивающих в ответ на мысли о нем, и сейчас она хотела только одного — спрятаться подальше и никого не видеть.
 Он находился в Большом зале, как она и думала, и сидел, уставившись взглядом на огонь камина.
 Она прошла мимо арочного входа в зал и начала подниматься по ступеням.
 Святые небеса! Она не имеет права этого делать.
 Вздохнув, она вновь спустилась вниз.
 — Когда вы так хмуритесь, у вас неприятное лицо, — заявила она, входя в зал. — Это мне очень не нравится.
 — Тогда ступайте туда, где вам не придется смотреть на меня.
 Она села на скамейку возле очага.
 — Кадар бы это не одобрил.
 — Кадар. — Он повернул голову и взглянул на нее. — Так вы поэтому пришли сюда?
 — А почему еще я стала бы… — Она встретила его взгляд и покачала головой. — Меня очень беспокоит, когда вы такой.
 — В самом деле? — Он поднес к губам бокал вина. — И вы хотите утешить меня?
 — Я была бы рада предложить вам свою помощь.
 — Нет. Во всяком случае, ту помощь, которую я действительно хотел бы от вас получить, вы мне не окажете. — Он осушил бокал. — Но если вы не уйдете, я, возможно, попрошу вас о ней.
 Она с усилием улыбнулась.
 — Это не такая уж страшная угроза. Однажды, кажется, я уже отвергла вас.
 — Нет, еще нет. Пока я еще не пал так низко. — Он посмотрел на нее долгим взглядом и затем резко отвел глаза. — Оставьте меня.
 Она продолжала сидеть, не двигаясь.
 Его рука сжала ножку бокала так, что побелели костяшки его пальцев.
 — Оставьте меня, — процедил он сквозь зубы. — Ради Бога, иначе я позову Абдула и велю ему вынести вас отсюда.
 Он действительно имел в виду то, что говорил. Она еще никогда не видела его таким. Девушка медленно поднялась со скамейки.
 — В этом нет нужды. Мне не доставляет никакого удовольствия находиться с вами, когда вы такой, как сейчас. — Она пошла к выходу. — Спокойной ночи.
 — Подождите!
 Она оглянулась. Лицо Вэра менялось мгновенно, отражая борьбу чувств, бушевавших в его душе.
 — Что вы хотите?
 — Ничего, — он чуть слышно выругался. — Ничего. — Подняв свой бокал, словно в знак приветствия, он насмешливо ей улыбнулся. — Минутная слабость. Можем побиться об заклад, выдержу ли я это и не поддамся ли искушению в следующий раз?
 — Не знаю, о чем вы говорите, и к тому же я слишком устала разгадывать ваши загадки.
 — Но не больше, чем я. Я совершенно не понимаю себя в последнее время. — Он опять повернулся к огню. — Но я не стал бы рассчитывать ни на свое великодушие, ни на силу воли. Это было бы глупо.
 Tea проснулась от толчка, в полной темноте.
 — Тсс. — Вэр огромной тенью возвышался на краю ее кровати. — Я не причиню вам никакого вреда.
 Ее сердце так бешено колотилось, что она едва могла говорить.
 — Вы уже причинили, — сказала она колко. — Напугали меня до смерти. Зажгите лучше свечи.
 — Нет. Достаточно и лунного света. Я хорошо вас вижу.
 — Ну а я вас не вижу. — Но она могла чувствовать его напряжение, которое передалось и ей. Внезапно все ее чувства обострились, из темноты на нее наплывали запахи, и она ощущала их. Запах кожи, всегда окружавший Вэра, — аромат лимона, кедра и шелковицы, проникающий сюда с посадки на лужайке; она остро почувствовала мягкую ткань покрывала на своем нагом теле. Проглотив комок в горле, она прошептала:
 — Зажгите свечи.
 — Я не хочу, чтобы вы меня видели. — Он протянул руку и коснулся ее обнаженного плеча. — Шелк, — пробормотал он. — Можете ли вы создать такую же чудесную ткань, как ваша кожа?
 Ее плечи пылали под его пальцами, и все же она не отодвинулась.
 — Гораздо лучше.
 — Нет, — произнес он хрипло. — Лучше не может быть.
 — Вы слишком выпили?
 — Нет, но, видимо, вполне достаточно. — Он нежно, чувственным движением погладил ее плечо. — Почему же еще я пришел сюда?
 — Я не знаю. Идите спать. Утром вы будете чувствовать себя спокойнее.
 — Возможно, не таким сумасшедшим, как сейчас. Говорят, с восходом дух становится яснее и чище.
 — Что вы здесь делаете?
 — Схожу с ума. Я думал, что объяснил вам.
 Она облизала губы.
 — Вы хотите овладеть мной?
 — О да, я жажду этого с той самой ночи, когда принес вас в Дандрагон. Но вожделение — это не сумасшествие. У меня желание гораздо опаснее. — Он помолчал. — Я хочу от вас ребенка.
 Эта весть поразила ее как гром среди ясного неба.
 — Вот почему я напился, прежде чем прийти к вам. — Он продолжал гладить ее плечо. — Я долго не решался просить женщину родить мне дитя, которое никогда не узнает, кто его отец. Особенно, если учесть, что уже сам факт зачатия пометит вас на смерть. Разве может хоть один мужчина скрыть тайну от женщины, ставшей матерью его ребенка?
 — Вы говорили, что я уже помечена на смерть.
 — Возможно. Но Ваден может… Нет, не может, если узнает, что вы носите мое дитя. — Его голос стал совсем хриплым. — Вы видите, как низко я пал? Я готов рисковать вашей жизнью ради своих собственных целей.
 — Почему?
 — Потому, что я хочу… этого. — Казалось, сам воздух вибрировал от страсти, прозвучавшей в его словах. — Я не хочу умереть, не оставив частички себя на этом свете.
 Матерь божья, она и не знала, что способна чувствовать эту выкручивающую душу боль сострадания.
 — Тогда вы можете получить ребенка от Таши или от кого-нибудь другого. Я не кобыла, чтобы меня пускать на племя.
 — Я хочу вашего ребенка. Хочу, чтобы мой сын унаследовал вашу гордость и вашу силу. Я могу только вам доверить заботиться о нем и учить его. — Он помолчал мгновение, а затем отрывисто продолжил: — Я предлагаю вам не такое уж плохое соглашение. Опасность почти такая же, пустите вы меня в вашу постель или нет, а я сделаю все, чтобы защитить вас. Я постараюсь найти для вас самое безопасное место на свете, сразу, как только станет известно, что у вас будет ребенок. Кадар останется с вами. Вы никогда ни в чем не станете нуждаться. Я очень богатый человек. Было бы слишком опасно для вашей жизни жениться на вас, но я позабочусь, чтобы после моей смерти у вас…
 — Замолчите. — Ее голос задрожал, она скинула его руку со своего плеча и села на кровати. — Я устала от этих постоянных разговоров о вашей смерти. Я не хочу этого.
 — Что ж, хорошо. Я сказал, зачем пришел сюда, и, очевидно, ваш ответ — нет. Я ожидал этого. — Он поднялся, чуть покачиваясь. — Желаю вам спокойной ночи.
 Его внезапное отступление было таким же ошеломляющим, как и все, что ему предшествовало.
 — Вы уходите?
 — Как вы правильно заметили, я более чем слегка пьян. А в этом случае я начинаю потакать своим желаниям и слабостям. Я не могу оставаться здесь, разговаривая с вами, и не дотрагиваться до вас, но и прикасаться к вам я тоже не смею, пока вы не согласитесь иметь от меня ребенка. Я с трудом сдерживаю свое желание, так хочу я обладать вашим телом. Я знал это с самого начала. — Он тяжело пошел к двери. — Но я должен предупредить, что не откажусь от вас. Ваден всегда говорил, что если мне в голову что-то втемяшится, я уже никогда от этого не отступлюсь.
 — Почему бы вам не поискать другую женщину, которая обеспечила бы вам это бессмертие?
 — Я же сказал, мне не надо другой. — Он открыл дверь. В его голосе прозвучала нотка удивления, когда он добавил: — Мне не нужна другая уже очень давно. Разве это не удивительно?
 Дверь за ним закрылась.
 Tea сотрясала дрожь. Это от гнева? Ее просто разозлил этот пьяный олух. Или это страх? Вполне естественно для женщины — испугаться, когда к ней вламывается мужчина и заявляет ей, что хочет использовать ее тело. Или, может быть, это от растерянности? Ее бросало то в жар, то в холод от изумления и смущения, вызванных словами Вэра.
 Ребенок…
 Мысль о нем наполнила ее теплом и нежностью. Она всегда очень любила детей.
 Но, ради всех святых, что с ней такое случилось? Ей не нужен ребенок. У нее уже есть Селин, которую она растила почти с пеленок. Она должна помочь ей выжить в этом жестоком мире, а с ребенком это будет еще сложнее, чем сейчас. Здесь не о чем даже думать. И не даром она рассердилась на этого здоровенного тупого вояку, который полагал, что может вот так ворваться в ее жизнь и распоряжаться ее телом по своему усмотрению.
 Слезы побежали по ее щекам. Боже милостивый, это совсем не от гнева, поняла она наконец. Пусть она отказала ему, но ей так хотелось прижать его к себе, успокоить, сказать, что он будет жить вечно и ему не нужен для этого ребенок. Почему она позволила ему довести себя до этого?
 Она вытерла мокрые от слез щеки тыльной стороной ладони и откинулась на постели. Необходимо изгнать из сердца эту слабость. Жалость еще не причина, чтобы рожать мужчине ребенка.
 То, о чем просил Вэр, просто возмутительно. И если он вновь заговорит об этом, она скажет ему все, что думает о подобной наглости и эгоизме.
 Она запретит себе даже во сне вспоминать об этом.




 8


 — Мой господин желает говорить с вами, — сказала Жасмин. — Он ждет вас в Большом зале.
 Tea подняла глаза на служанку, затем плеснула из ведра под деревце.
 — Когда я отсюда уеду, вы должны быть очень осторожны, ухаживая за ними. Их нельзя поливать слишком обильно. Это даже хуже, чем не долить.
 — А вы не предупредили об этом Аллаха, тогда бы он равномерно проливал свои дожди на землю? — сухо спросила Жасмин.
 — Мы ничего не можем сделать с волей Божьей, но отвечать за свои действия должны.
 — Мой господин не любит ждать.
 Она избегала Вэра целый день, но когда-то ей все равно пришлось бы с ним встретиться.
 — Я сейчас иду.
 Она поднялась на ноги, стряхнула с юбки землю и направилась к замку.
 — Я все равно здесь уже все закончила.
 Жасмин поспешила за ней.
 — Он послал меня искать вас по всему замку. Вы рассердились на него?
 — Нет.
 — Значит, он сердит на вас?
 — Не знаю. Возможно. — Она заговорила о другом: — Вы разучили тот петлевой шов, который я вам показала вчера?
 Жасмин кивнула.
 — Но у меня еще очень неловко получается.
 — Мастерство придет со временем.
 — Я показала Таше. У нее выходит лучше.
 — Вы учите Ташу вышивать? Я думала, ее это не интересует.
 — Это очень хорошее дело. Таша будет заниматься этим, раз я ей велела.
 Tea покачала головой.
 — Нет, Жасмин, нужно, чтобы она сама этого хотела, или вышивка станет для нее настоящим рабством.
 Жасмин нахмурилась.
 — Она подчас сама не знает, что для нее благо, а что нет. Я должна указывать ей на это. — Она помолчала. — Думаю, она испугалась.
 — Чего?
 — Что ее ждет неудача. У каждого есть своя гордость. Таша, может быть, и шлюха, но она очень искусна в этом. Хотя ей приходилось вытерпеть много жестокости и грубости, но она с этим справилась. А тут ей придется начинать заново, и это пугает ее. — Жасмин поджала губы. — Но я не позволю ей бросить это занятие. Я не могла спасти ее, когда она пошла на улицу, но сейчас у меня появился еще шанс. Поэтому не останавливайте меня и не говорите, что я не должна учить ее.
 Что Tea могла возразить Жасмин на это? Обе женщины, мать и дочь, были готовы всем пожертвовать для безопасности друг друга. И она не собиралась вмешиваться в столь тесные и непростые взаимоотношения между ними.
 — Если понадобится моя помощь, дайте знать.
 — Вы сможете помочь нам, если останетесь. Нам необходимо, чтобы вы обучили нас.
 Ей следовало бы знать, что Жасмин станет просить ее об этом.
 — Я не могу. Сразу, как только Селин приедет, мы должны отправиться в Дамаск и попытаться там устроить нашу жизнь. Вы лучше, чем кто-либо другой, поймете, как я хочу видеть Селин счастливой. Ведь вы того же желаете для Таши. Я научу вас всему, чему успею до своего отъезда.
 — Этого недостаточно.
 — Возможно, когда-нибудь вы обе сумеете приехать к нам, чтобы с нами работать. Вы ведь свободные женщины. Сейчас пока вам лучше оставаться с лордом Вэром, так как я не смогу предложить вам жилье. Но как только у нас будет собственный дом, я пришлю за вами.
 Жасмин повернулась и посмотрела прямо ей в глаза.
 — Вы обещаете мне?
 — Я вам обещаю.
 Жасмин медленно кивнула.
 — Тогда все будет хорошо.
 Хотела бы Tea быть так же в этом уверенной. Первые несколько лет им придется очень тяжело.
 — Вам следует запастись терпением.
 — У меня его достаточно. — Она сурово посмотрела на Tea. — Но вам придется работать очень много и тяжело, вы это понимаете?
 Tea спрятала улыбку и согласно кивнула.
 — Каждый день и каждый час.
 — Не просто каждый час, — мрачно сказала Жасмин. — Но много часов в день. И не надо ждать, пока у вас найдется место для нас в вашем доме. Вы скоро поймете, что без нас вы не справитесь.
 Что навлекла она на себя этим своим предложением, с грустью подумала Tea. Ведь обе женщины, и Жасмин и Таша, обладали очень сильной волей и властным характером. Если она не будет осторожна, они начнут командовать ею в ее же собственном доме. Но почему-то эта мысль не очень обеспокоила ее. Будет лучше, если рядом окажутся люди, которых она знает и которым может доверять, когда она отважится вступить на тот нелегкий путь, который для себя выбрала.
 Они дошли до замка, и Жасмин открыла дверь.
 — Вы обучите меня другим швам сегодня?
 Tea кивнула.
 — Сразу, как только вернусь от лорда Вэра. Приходите ко мне в комнату.
 — Я попытаюсь привести Ташу. — Она направилась на половину прислуги. — Ей будет легче обучиться от вас, чем от меня.
 Это как раз то, что ей сегодня не хватает, устало подумала Tea, — сначала труднейший разговор с Вэром, а затем урок вышивания с надутой, непокорной Ташей.
 Скрепя сердце, Tea быстро направилась вдоль длинного коридора к Большому залу. Она специально старалась не думать о Вэре, о словах, которые он говорил ей прошлой ночью. Они вызывали в ней щемящую боль и наполняли смятением и тоской. Ей не следует думать о его предложении. Она должна просто повторить свой отказ и уйти от него.
 Он повернулся от окна, когда услышал ее шаги.
 — Что-то вы слишком долго. Где вы скрываетесь?
 — Я ухаживала за деревьями.
 — Целый день?
 Она оставила его вопрос без ответа.
 — Что вы хотели от меня?
 — Я уже сказал вам об этом. — Он поднял руку, увидев, что она готова возразить. — Не беспокойтесь. Я уже вполне пришел в себя. И не собираюсь ни тащить вас в постель, ни делать вам ребенка. — Он издевательски улыбнулся. — Во всяком случае, сегодня. Не ведаю, что будет завтра. Сегодня утром я проснулся, мучимый раскаянием, но не уверен, что это продлится слишком долго.
 Внезапно она почувствовала себя так, будто из нее выкачали воздух. Она так долго готовилась к отражению его атак. И вот теперь, благодаря его вновь резко изменившемуся настроению, вся ее тщательная оборона оказалась совершенно ненужной.
 — С вашей стороны это было более чем эгоистично.
 — А я и есть эгоист. Вы-то могли бы уже это понять.
 Настоящий эгоист не стал бы чувствовать раскаяние, пытаясь добиться того, чего он желал больше всего на свете. Святые небеса! Она вновь оправдывала его.
 — Вы можете быть очень эгоистичным… в определенных случаях.
 Он не стал обращать внимания на ее слова.
 — Но я не за этим попросил Жасмин найти вас. Я хочу сказать вам, что собираюсь завтра уехать в Акру. Абдул здесь будет охранять вас, но вы не должны покидать крепость. Вы поняли меня?
 — Акра? — повторила она с изумлением. — Но почему?
 — Ждать вестей от Кадара.
 — Вы же сказали, что нет ничего необычного в том, что он так задерживается.
 — Да, это правда.
 — Тогда зачем вам ехать?
 — Для Кадара и вашей сестры будет совсем неплохо, если для безопасности до Дандрагона их будет сопровождать военный эскорт.
 — Вы не считали, что Кадару нужно сопровождение, когда он уезжал отсюда. Так почему же охрана понадобилась сейчас?
 — Перестаньте задавать мне вопросы. Я полагал, вы будете только рады, если я не вернусь как можно дольше.
 Не вернется. Она почувствовала внезапный страх. Каждый раз, когда Вэр покидал крепость, всегда оставался риск, что он больше никогда не вернется.
 — Но только не тогда, когда вы собираетесь подвергать свою жизнь риску по такой глупой причине.
 — Я возьму с собой отряд.
 — И этого будет достаточно, если на вас нападут?
 — Конечно. Неужели вы думаете, я допущу, чтобы что-нибудь случилось с моими людьми.
 — Нет. Скорее всего вы прикажете им бросить вас и позволите себя убить. — Она попыталась унять дрожь в голосе. — Глупо вести себя так, когда в этом нет совершенно никакой необходимости. Ведь вы говорите…
 — Проклятие! Потому что это случится снова. — Его глаза внезапно запылали. — Я должен уехать. Однажды ночью я опять напьюсь и приду к вам. Я слишком хочу вас.
 — Так, значит, вы готовы умереть из-за вожделения? Умереть из-за ребенка, которого еще не существует? — Ей хотелось подойти и крепко встряхнуть его за плечи. — Вы сказали, что пришли в себя, но я что-то не вижу никаких признаков этого.
 — Я уезжаю вовсе не для того, чтобы умереть. Я всего лишь еду в Акру, чтобы сопровождать в Дандрагон Кадара и вашу сестру.
 — И рисковать для этого жизнью. Вы глупый и упрямый тупица.
 — Не просто эгоист, но еще и тупица. — Он направился к двери. — Лучше мне уйти, пока я не превратился в еще более страшного монстра, чем тот, которого вы уже изобразили.
 Он покидал ее. Завтра он оставит Дандрагон.
 — Подождите!
 Он остановился и внимательно посмотрел на нее.
 — Это безумие, — прошептала она. — Останьтесь!
 — Вы ничего не можете с этим поделать, — сказал он запинаясь. — Я слишком многим людям причинил вред. Просто я… не могу допустить, чтобы из-за меня пострадали еще и вы.
 Она смотрела, как он уходит из комнаты, и ее била дрожь, в то время как мертвенный холод сковал ее ноги. Внезапно ее пронзила острая боль в животе словно что-то скручивало и разрывало ее изнутри. Ее обуревало желание наброситься на него с кулаками, завыть, закричать…
 Ей хотелось удержать его, успокоить…
 Те же чувства захватили ее прошлой ночью, только сейчас они стали сильнее, гораздо сильнее. Она отвернулась к окну и стала смотреть на горы, в которых его подстерегала смерть. Возможно, завтра, когда он выедет из замка, мрачная тайна в лице Вадена нанесет свой смертельный удар. Ну почему он ее не слушает?
 Она знала почему. Теперь она понимала его, но ей отчаянно хотелось, чтобы с ней этого не случилось. Она не могла ни с кем позволить себе такой близости, но она также не в праве держать на расстоянии человека, которому предложила свою дружбу. Это оказалось просто невозможно.
 Так же, как и позволить ему уехать завтра из Дандрагона навстречу опасности.
 Подсвечник в ее руке дрожал, пока она шла по темному коридору. В светлом круге свечи ее тень на каменных стенах казалась маленькой и надломленной. Святая Дева, что она здесь делает? Больше всего ей бы сейчас хотелось убежать в свою комнату, прыгнуть на кровать, зарыться с головой под покрывала. Он скорее всего не один. Она специально ждала до полуночи, но вожделение Вэра было огромным, и он, возможно, все еще развлекается с кем-нибудь.
 Ну тут уж она ничего не может поделать. Tea остановилась перед его дверью, глубоко вдохнула воздух и распахнула ее.
 — Проснитесь. Я должна с вами поговорить.
 — Я не сплю. — Вэр сидел на постели и бесстрастно наблюдал, как она вошла в комнату и закрыла за собой дверь. — Но я вовсе не намерен разговаривать. Мы сказали друг другу все, что хотели сказать.
 Никакой женщины, поняла она с облегчением.
 — Вы один?
 — Абсолютно.
 — Она уже ушла?
 — Кто? — Затем он улыбнулся, поняв, что она имеет в виду. — Нет, я не посылал сегодня ночью за женщиной.
 — Почему же?
 — Возможно, я снова решил принять монашеское воздержание.
 Она насмешливо фыркнула.
 — И вас совершенно не касается, какие причины меня к этому побудили.
 — Но меня коснется, если она вдруг вздумает вернуться, пока я здесь. И так плохо, что я вынуждена здесь находиться. Я предлагаю вам разделить со мной постель.
 Он застыл.
 — Разделить?
 Она отвела от него взгляд и поставила свечу на столик возле кровати. Грудь сдавило, она чувствовала, что с трудом может дышать. Пусть, ничего. Потом, когда все закончится, будет легче. Она скинула сандалии, сняла через голову платье и бросила его на пол.
 — И даже более того.
 Он не двигался.
 — Что это значит? — спросил он хрипло.
 — По-моему, это очевидно любому, кроме монаха, а вы-то уж определенно не монах. — Он продолжал неподвижно сидеть на постели, она зашла с другой стороны кровати и скользнула под покрывало. — Я не хочу крови на своих руках. Думаю потратить свою жизнь на что-нибудь более интересное, чем сидеть в тоске и печали и размышлять, могла ли я остановить это безумие. Так я попытаюсь.
 — Убирайтесь из моей постели.
 — Коснитесь меня.
 Все мышцы его тела напряглись и застыли.
 — Я же сказал, что изменил свое намерение.
 — А в следующую же секунду вы готовы уехать, чтобы избежать искушения. Если вы избавились от него, зачем же тогда вам покидать Дандра-гон? — Он молчал, и она подумала, что вряд ли сможет вынести это напряжение еще хоть мгновение. — Коснитесь же меня.
 — Я не могу принять такую жертву — вашу жизнь — ради…
 — Я никому не позволю лишить меня ничего, что ценно для меня. Ни моей жизни, ни моей свободы. Я здесь, потому, что это мой выбор. Вы хотели мое тело? Так берите. Я не похожа на свою мать. Я не изменюсь и после этого.
 — Вы не можете остаться той же. — Он пробормотал проклятие. — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы стали другой.
 — Вы имеете в виду ребенка? — Она пожала плечами. — Все в руках Господа. Я люблю детей, и я найду способ защитить и себя, и моего ребенка.
 — Но только не от тамплиеров.
 — Они всего лишь люди.
 — Нет, вы не правы, они не похожи… — Он резко замолчал, когда она повернулась и прижалась к нему. — Уходите, — произнес он сквозь стиснутые зубы.
 Его тело было горячим, пылало огнем, обжигавшим ее кожу, но его мышцы все еще были твердыми и напряженными. Ему необходимо выйти из этого состояния, она просто не могла этого вынести.
 — Кроме того, вы можете не так уж быстро сделать мне ребенка. Моя мать почти три года спала с Николасом, прежде чем появилась я. А я пробуду здесь всего каких-нибудь несколько недель.
 Он повернул голову и взглянул на нее, а затем хрипло произнес:
 — Если вы дотронетесь до меня, я, возможно, не отпущу вас до тех пор, пока вы не выедете за эти ворота.
 Жар охватил ее, и на мгновение она потеряла дар речи. Затем, облизав губы, произнесла:
 — Не говорите глупостей. Мы оба прекрасно знаем, что это не происходит так долго. Еще до рассвета я вернусь к себе в комнату.
 — В самом деле? — Он взял ее руку и положил себе на грудь. — Думаю, вы ошибаетесь.
 Волосы на его груди щекотали ее ладонь, и новая волна жара прокатилась по ней. Она чувствовала, как сильно и беспорядочно бьется его сердце под ее рукой, как быстро поднимается и опускается его грудная клетка от частого, взволнованного дыхания. Это она возбудила его, заставила реагировать его мощное тело. Осознание этого принесло ей странное чувство своей силы. Впервые она поняла Ташу, гордившуюся своими способностями возбуждать мужчин и доставлять им удовольствие.
 Таша. Память о девушке, о том, что она дарила наслаждение Вэру, вызвала жгучую боль. Ее рука скользнула вниз и принялась гладить его разгоряченное тело.
 Он застонал и закрыл глаза. Его лицо отражало невыразимое чувственное наслаждение. Как все просто. Она никогда не думала, что мужчиной можно управлять всего лишь с помощью обычных прикосновений. В доме Николаса подчиняли своей воле женщин.
 — Я последний раз вас предупреждаю. Я не смогу сдержаться, — произнес он глухим гортанным голосом. — Если вы уйдете прямо сейчас, я еще, может быть, позволю вам уйти, но вы должны… — Он оборвал себя, и низкий крик, похожий на рычание, вырвался из его горла, когда ее руки скользнули по его телу.
 Он прикусил нижнюю губу, пытаясь подавить стон. Она стянула с него покрывало.
 — Что… что вы делаете?
 Она взглянула на его лицо, открыты ли у него глаза.
 — Я всего лишь хочу посмотреть, как это выглядит. Ваша реакция… очень интересна.
 — Для меня тоже. — Он взглянул вниз на ее ладонь. — Но мне кажется, вам следовало бы оставить меня в покое, если вы не хотите получить еще одну, и даже более интересную, реакцию.
 Ей стало жаль отказываться от этой власти, но она послушно опустила руки.
 — И прекратите смотреть на меня. Это производит такой же эффект, как и ваши ласки.
 Он провел пальцем по ее губам.
 — Какой у вас прелестный рот.
 Ее взгляд вновь метнулся к его лицу, и в памяти всплыла картина, когда Таша целовала его ноги, бедра и затем осторожно двигалась вверх… Быть может, он хочет, чтобы и она сделала то же? Он покачал головой, словно прочитав ее мысли.
 — Не сейчас. — Он провел рукой по ее телу и накрыл ладонью мягкие завитки волос, покрывающие ее лоно. — Здесь. Я хочу, чтобы ты приняла меня здесь. — Он принялся медленно поглаживать, нажимать, ласкать. — А позже мы сможем найти другие… — Что случилось? Почему ты дрожишь?
 Только сейчас она поняла, что вздрагивает от каждого его прикосновения.
 — Я не знаю… я чувствую… — Пустоту. Беспомощность. Жар. Покалывание. Неужели он чувствует то же самое? Ей казалось, что она идет по самому краю пропасти и вот-вот свалится вниз. — Мне кажется… вам лучше остановиться.
 Его взгляд впился в ее лицо.
 — Не согласен. Мне приятно наблюдать, как тебе нравится все это. — Его палец при этом продолжал свои исследования.
 Внезапно она вскрикнула, пронзенная чувственным наслаждением, и потянулась ему навстречу.
 — Распусти волосы, — пробормотал он, поглаживая ее бедра. — Я хочу видеть тебя в ореоле твоих волос, когда ты примешь меня в себя.
 Она задохнулась, почувствовав, как его палец скользнул внутрь.
 — Распусти же их.
 Что он говорит, словно в каком-то полусне, удивленно подумала она. При чем тут волосы?
 Еще один палец проник в нее, продолжая движения первого, а большой палец в это время нажимал, поглаживал чувствительный бугорок.
 Она закусила губу, чтобы не закричать, и невольно приподняла навстречу пальцам бедра, охваченная неясным томлением и непонятными желаниями.
 — Распусти волосы.
 Почти ничего не понимая, она подняла руки и расплела косу. Его пальцы…
 — А теперь перекинь их на грудь.
 Она послушалась, едва сознавая, что делает. Очень странный, тихий, хныкающий звук вырвался из ее груди.
 — Все хорошо. — Он освободил руку и начал поглаживать ее живот, бедра, затем передвинулся сам, прижимая ее сверху своим телом. — Я хочу чувствовать тебя всю. — Он ласкал рукой нежные завитки волос вокруг лона. — Я хочу ощущать твое нежное тело, когда я… Нет, не двигайся. Я не хочу причинять тебе лишней боли, когда войду внутрь…
 Он уже был там. Ее словно пригвоздили к кровати. Она так и лежала, распростертая, беспомощно взирая на него снизу вверх.
 — Перестань так смотреть на меня, — грубо сказал он. — Я уже не могу отпустить тебя. Не моя вина, что ты девственница. Ты сама пришла ко мне. Все кончится через минуту.
 — Я не просила отпускать меня.
 — Нет, ты просто вся зажалась, и я знаю, что малейшее движение причиняет тебе боль. — Он сердито взглянул на нее. — Я же говорил тебе оставить меня в покое. А теперь все, что я могу сделать, это покончить побыстрее, а затем… — И он рванулся вперед.
 Боль. Вторжение. Наполненность.
 — Я же говорил тебе. — Он двигался снова и снова. Боль ослабела, и она уже чувствовала этот покалывающий жар, знакомый раньше. — Почему ты никогда меня не слушаешь?
 — Помолчи, — прошептала она. Во всем этом она ощущала что-то еще… больше, чем вожделение… Она чувствовала не только его тело, но что-то более важное… — Что-то происходит сейчас. Ты чувствуешь это?
 Он застыл и взглянул на нее. Калейдоскоп эмоций обрушился на его лицо, прежде чем оно вновь приобрело бесстрастное выражение.
 — Нет.
 Он пропустил ее длинные волосы между ними, чтобы каждую секунду испытывать их прикосновения. Затем он принялся двигаться медленно, проникая все глубже.
 — Я весь в тебе. Сейчас больше ничего не имеет для меня значения. — Он обхватил ее руками и накрыл ладонями ягодицы, приподнимая себе навстречу при каждом движении. — Ведь это так?
 Она резко выдохнула, когда его движения стали быстрее, и, ничего не видя, протянула руки и беспомощно ухватилась за его плечи. Она не могла дышать, она не могла думать.
 Ей хотелось кричать, но не было голоса.
 Он стал ее голосом.
 Он стал весь — движение и страсть и… все на свете.
 — Все скоро кончится, — пробормотал он.
 Он полагал, что утешает ее?
 Она не хочет, чтобы это кончалось. Нет, хочет. Она больше не сможет вынести это напряжение.
 Он двигался все быстрее, глубже.
 Освобождение..
 Она вся устремилась вверх, волны напряжения разбились, осыпав ее мелкими сверкающими брызгами покоя и истомы.
 Он все еще продолжал двигаться, ощутила она сквозь туман. Разве он не понял, что наступил конец мира? Она попыталась сказать ему об этом, но вдруг почувствовала страшную усталость и озноб.
 Он вскрикнул, его руки с силой сомкнулись вокруг нее.
 Ничего не имело теперь значения. Он нашел для себя все, что искал.
 — Ты не должна была приходить ко мне. — Он откинул с ее лица волосы. — Это было глупо.
 Как странно, что каждое его неловкое движение могло быть одновременно и грубым и бесконечно нежным, подумала она сквозь дремоту.
 — Я не могла остановить тебя никаким другим способом. — Она теснее прижалась к нему. — Ты такой огромный. Я чувствую себя совсем крошечной, лежа так близко, как сейчас…
 — И все же тебе не следовало приходить сюда. Возможно, я уже убил тебя.
 — А я чувствую себя сейчас очень живой. — Совершенно непонятно… Еще никогда в своей жизни она не ощущала себя столь восхитительно живой и радостной. Как мог этот простой животный акт принести чувство такой безмятежности. — И если ты убил меня им, то это оказалось очень приятно.
 — Ты не должна была приходить ко мне.
 Его невозможно сбить с этой мысли, поняла Tea. Он будет грызть себя и терзаться, пока не уничтожит чудесное состояние, в котором она сейчас пребывала. Она этого не допустит. Она приподнялась на локте и взглянула на него.
 — И ты будешь страдать по этому поводу и ворчать, пока не сведешь меня с ума. Я пришла, потому что ты мне не безразличен и я не хочу видеть тебя мертвым. Это мое решение, и ты не должен себя винить. — Она поморщилась. — Впрочем, я знаю, ты ведь не послушаешь меня. Ты все равно предпочтешь, чтобы чувство вины сковывало тебя цепями. Что ж, я вовсе не собираюсь стать обузой для тебя. Я не хочу привязанностей подобного рода.
 — Ребенок — это тоже привязанность.
 — Правда, но это именно то чувство, которому я рада, так же как моя любовь к Селин. Я не хочу остаться одной в этом мире. Разница между рабыней и свободной женщиной в том, что у свободной женщины есть выбор. И нет большего дара на этом свете.
 — Сколько страсти!
 — И я не собираюсь выслушивать твои насмешки.
 — Что ты. Я просто завидую тебе. Слишком много времени прошло с тех пор, когда я сам так относился к жизни.
 — Дева Мария, что я слышу! А что ты только что выказывал здесь, если не страсть? Да ты все делаешь одержимо. И вообще, если ты не можешь говорить ни о чем более радостном, может, тебе лучше помолчать? — Она уловила выражение полного изумления на его лице и вновь опустилась на кровать, положив голову ему на плечо.
 — Я чувствую свою вину. И ты ничего не сможешь поделать… Ох, ты укусила меня?!
 — Я же сказала, помолчи.
 На какое-то время он ее послушался, а затем вновь принялся гладить ее волосы и приговаривать:
 — Молчанием не изменить правды. — Он чуть напрягся и с беспокойством взглянул на нее, но, убедившись в ее миролюбии, продолжил: — Человек должен признавать свои грехи и пытаться не повторять их.
 — Что-то я никогда не видела, чтобы ты испытывал вину после отношений с другими женщинами.
 — Я спустил в тебя свое семя. Я пытался остановиться, но не смог… — Он зарылся лицом в ее волосы. Его слова звучали теперь менее внятно. — И я буду делать это снова и снова. Потому что я не смогу отпустить тебя из своей постели.
 — Тогда прими это и смирись. Как я.
 — Ты смирилась с этим потому, что…
 Терпению Tea пришел конец. Ее рука, скользнув вниз, обхватила и сжала его плоть.
 — Смирись, или я…
 — Сдаюсь, — поспешно согласился он. — Ты, женщина, не имеешь ни стыда, ни деликатности. Леди никогда не хватают мужчину за эту часть без приглашения, а тем более так грубо.
 — Ты сам животное, и деликатным обхождением тебя не остановить.
 Он хмыкнул.
 — Это, пожалуй, правда. Во всяком случае, мое внимание ты уж наверняка привлекла. — Он теснее прижал ее к себе.
 — Но не делай этого больше.
 Она не отвечала. Она не намеревалась давать обещания вести себя так, как несвойственно ее природе, но сейчас у нее пропало настроение спорить.
 Он долгое время лежал молча. Затем произнес задумчиво:
 — Мы очень… подходим друг другу, хотя вначале я в этом сомневался. Нет. Я хотел сказать… — он отпустил ее и лег на другой бок, спиной к ней. — Собственно, я не знаю, что я хотел сказать. Ничего, полагаю. Давай спать.
 Ей вдруг очень захотелось, чтобы он вновь ее обнял. Она несколько секунд лежала неподвижно, а затем, повернувшись, обхватила его руками, прижимаясь к его спине грудью. Так стало уже лучше. Правда, не так хорошо, как раньше.
 — Что ты делаешь?
 — Мне так нравится, и раз уж ты понял, что у меня нет ни деликатности, ни стыда… — она потерлась щекой о его плечо. — Но только не шевелись. Иначе ты меня раздавишь.
 — Ничего на свете не сможет тебя раздавить. — Повернувшись снова к ней лицом, он сгреб ее в объятия. — Ну а теперь ты будешь спать?
 — Да. — Она уже почти спала, свернувшись в его руках, точно котенок, и теснее прижавшись к нему. — Мне сейчас так хорошо… Я чувствую себя в полной безопасности. Я ненавижу одиночество.
 Но она не была в безопасности. И теперь уже никогда не будет. И он знал, что это его собственная вина. Он взял то, что ему предлагали, почти не возражая, и теперь ей грозит еще большая опасность, чем когда-либо.
 Но, Боже мой! Что он мог с этим поделать? Он хотел ее с самого первого дня, как только она появилась в Дандрагоне. Но в последние недели он сотни раз укрощал свое вожделение, так почему же он не сделал это еще один раз. Он мог бы поднять ее и отнести в ее комнату, а затем запереть дверь. Она всего лишь женщина, и сил у нее не больше, чем у любой другой. Временами он забывал об этом, когда она спорила с ним, противопоставляя его доводам — свои доводы, его воле — свою волю. И теперь, лежа в его объятиях, она казалась маленькой и слабой, как ребенок.
 Но она женщина, он убедился в этом только что. Да, женщина, полная желания, горящая страстью столь пылкой, какой он прежде никогда не встречал.
 И он хотел обладать ею снова и снова. Возбуждение вновь охватило его при воспоминании о том, как она отзывалась на каждое его движение, каждую ласку, прикосновение, ее крики, когда он…
 Он предусмотрительно постарался укротить воспоминания. Не сейчас. Пусть она отдохнет. Ведь она — девственница и…
 Боже, ведь он обращался с ней, совсем забыв, что он первый мужчина. Она заслуживала лучшего отношения, чем сердитые взгляды и грубые обвиняющие слова. И что он вообще знает о девственницах? Но она сама виновата. Ей надо бы держаться от него подальше.
 И снова он ее обвиняет, потому что слишком больно мучиться угрызениями совести, когда он взял то, чего страстно желал.
 Возможно, еще не слишком поздно. Вполне вероятно, что она еще не зачала ребенка, и он может проявить свою рыцарскую честь и сказать ей, что он останется в Дандрагоне, и ей совсем не надо больше делить с ним постель.
 Но это будет ложью, подумал он тут же с горечью. Кажется, у него совсем нет чести, когда дело касается ее. Жажда обладать ею почти сродни одержимости. Желание быть с ней владела его сердцем. Нет, здесь даже не о чем говорить, он будет обладать ее телом столько, сколько она позволит ему. Но тогда должен быть какой-то способ защитить ее. Сейчас она принадлежит ему. Она должна остаться жить, даже если он умрет. Он должен найти путь, чтобы уберечь ее от смерти.
 Tea потянулась и что-то еле слышно пробормотала во сне. Может, ей что-нибудь приснилось? Он помолился, чтобы ее сны были добрыми, не такими, как его ночные кошмары, истязавшие его каждую ночь. С чувством собственника он теснее прижал ее к себе.
 Она должна остаться в живых.




 9


 Вэр сердился, его брови в ярости сошлись на переносице.
 Что-то его вывело из себя, решила Tea, ничуть не обеспокоившись. В такой изумительный день нужно, чтобы случилось что-нибудь посерьезнее, чем хмурый взгляд Вэра, чтобы нарушить ее чудесное настроение. Сидя на корточках, она наблюдала за тем, как он направляется к ней по лужайке. Ей нравилось наблюдать, как он двигается, как играют его гибкие сильные мышцы, эта грация была рождена великолепным физическим развитием и жизнью, проведенной в постоянных учениях и битвах.
 — Ты ушла, пока я спал, — сказал Вэр. — Я проснулся, а тебя нет рядом.
 — Я и так не покидала твоих покоев почти четыре дня. — Она улыбнулась ему, поливая молодое деревце шелковицы. — Деревья нуждаются в уходе. Правда, сегодня чудесное утро?
 — Видимо.
 — Видимо?! Небо голубое, солнце светит, и деревья растут очень хорошо, несмотря на мое небрежное к ним отношение. Должно быть, Жасмин старательно за ними ухаживает.
 — Я потерял… тебя. Я волновался.
 — Но для этого нет причин. Что может случиться со мной здесь, под защитой стен Дандрагона?
 — Я беспокоился. Я и не говорил, что на это есть причины. Мне они не нужны.
 — Как ты самонадеян.
 — Я также не считал себя другим. И никогда ни в ком не нуждался. — Он некоторое время наблюдал за ней. — Не смей больше уходить, не предупредив меня.
 — Я не могу находиться подле тебя неотлучно весь день. Я что же, должна каждый раз сообщать, когда собираюсь перейти из комнаты в комнату?
 — Да, именно.
 Она засмеялась.
 — Ты ведь шутишь? — Она посерьезнела, заметив выражение его лица. — Ведь правда?
 — Ты меня напугала.
 — Но это же пустяк. Я не могу быть привязанной к тебе из-за твоих глупых фантазий.
 Он помолчал некоторое время, а затем через силу улыбнулся.
 — Конечно, ты права. Не в моем характере беспокоиться о других. Мое волнение в данном случае, несколько… преувеличено.
 Она насмешливо фыркнула.
 — Ты только и делаешь, что тревожишься обо всех в Дандрагоне и за его пределами.
 — Но не так, как сейчас. — Он помог ей подняться. — И это не столько беспокойство, сколько страх, — прошептал он. — Ты знаешь, что происходит со мной, когда он меня охватывает?
 — Ты становишься угрюмым и безрассудным.
 — Нет. — Он притянул ее ближе к себе. — Я становлюсь твердым и упрямым как буйвол.
 Его возбуждение было совершенно очевидно, и, поняв скрытый смысл его слов, она вспыхнула в ответ. Да, действительно, буйвол. У нее перехватило дыхание, но она постаралась, чтобы ее голос звучал легко и непринужденно.
 — Тогда, значит, в эти последние четыре дня ты находился в постоянном ужасе. Хотелось бы знать, что ты делаешь, когда вокруг кипит битва. Ведь, наверное, очень неудобно, чувствовать себя как… — Она ойкнула и замолчала, его рука скользнула меж ее ног и, сдавив ее лоно, принялась ласкать. — Это же… нет! — Волна знакомого жара охватила ее. Она попыталась отстраниться: — Перестань.
 — Почему? — Другой рукой он смял ее платье и в следующую минуту рванул его, обнажая плечи и грудь.
 Теплые солнечные лучи ласкали ее обнаженные груди, легкий ветерок нежно касался затвердевших сосков. Она обостренно чувствовала эти ласкающие прикосновения… Что он спросил у нее?
 — Нас могут увидеть из дворца.
 — Мне все равно, — пробормотал он. Все же он подтолкнул ее на несколько шагов глубже в рощицу. — Так лучше?
 — Нет. — Деревья росли слишком редко, чтобы скрыть их. — Нам лучше вернуться в замок.
 — Слишком поздно. — Он прижал ее спиной к стволу дуба и поднял юбку ее платья. — Я не смогу дойти дальше ступеней.
 Ей казалось, что и она чувствует то же. Ощущение его груди, прижатой к ее обнаженному телу, заставило ее сердце бешено колотиться.
 — Мы можем… попытаться.
 — Прямо сейчас. — Он обхватил руками ее ягодицы и приподнял, прижимаясь к ней.
 А затем вонзился в нее.
 Она вскрикнула и вцепилась в его плечи. Она ощущала шершавую твердую кору дерева, к которому прижималась спиной, и его упругую плоть внутри себя. Ее ноги обвили его бедра, принимая его неистовые движения.
 — Вэр, это… — Она замолчала. Ее поразила его дикая, грубая, неистовая страсть, но неожиданно для себя она вдруг поняла, что ничего другого ей сейчас и не надо. Прежде она не испытывала ничего подобного. Он был сейчас словно дикое безумное животное, но он заставил и ее чувствовать в себе такую же страсть.
 — Иди… ко мне, в меня, — бормотал он. Его бедра двигались с дикой силой. — Я хочу тебя. Я хочу всю тебя.
 Его желание охватило их обоих с такой силой, что она чувствовала его боль.
 — Все хорошо. Тебе не надо ждать…
 — Нет. Надо. — Он просунул руку между ними и ласкал ее, гладил, прижимал… — Иди же…
 Она часто и тяжело дышала, слезы заливали глаза, она так старалась дать ему то, что он хотел. Она пыталась двигать бедрами, но почти не могла пошевелиться, только принимала его, и принимала, и принимала…
 В миг, когда ее наслаждение стало непереносимым, сильнее всего на свете, она почувствовала, что взлетает к небесам. Мгновением позже услышала его низкий утробный стон и почувствовала, что он оставил ее.
 Он прижался головой к ее голове, грудь его часто вздымалась, он пытался успокоить свое судорожное дыхание.
 — Оказывается… гораздо легче, когда думаешь только о своем удовольствии. Это… чуть не убило меня.
 Она также едва могла говорить, лишь ждала, пока к ней вернутся силы.
 Он опустил ее на землю и лег возле. Долгое время он молчал.
 — Ты права, — наконец сказал он. — Утро и правда восхитительное.
 Она усмехнулась.
 — Я счастлива, что ты наконец это заметил.
 Он расплел косу и распустил ее волосы.
 — Я пытался не оставить в тебе своего семени, — прошептал он. — Каждый раз я клянусь, что удержусь, но я не могу… ничего не могу с собой поделать. Прости меня.
 — Немного поздновато для подобного ограничения. Когда я пришла к тебе в первый раз, я сказала, что готова принять Божью волю в этом деле. Я ведь знаю, что ты хотел бы получить от меня.
 — Но я уже не хочу ребенка. Нет, если это будет означать, что… Ты должна помочь мне. Помоги мне оставить тебя, пока еще не слишком поздно.
 Он не изменил своего намерения. Он не заговаривал больше о ребенке, но временами, во сне, протягивал к ней руку и гладил по животу, словно она уже носила в своем чреве его сына, этого он жаждал всегда.
 — Пусть Бог решает.
 Он покачал головой.
 — Бог, как мне кажется, не слишком о нас заботится. Ты должна помочь мне.
 — Быть может, решение уже от нас не зависит. Возможно, я уже ношу ребенка. Мы вернемся к этому разговору снова, когда пройдет время. А теперь, помолчи и позволь мне наслаждаться этим чудесным солнечным днем.
 Она лежала, нежась в теплых лучах солнца, лениво размышляя, что ей стоило бы все-таки прикрыть свое обнаженное тело, но ее охватила такая восхитительная истома, что двигаться не хотелось. День был чудесным, их окружала такая красота и покой, что она не чувствовала стыда от их близости, такой естественной и прекрасной, как безоблачное, синее небо у них над головой.
 Возможно, даже слишком прекрасной. Но нет, она не станет сейчас ни о чем беспокоиться и портить эти восхитительные минуты. Она примет все с благодарностью и полностью насладится этим, сколько бы оно ни продолжалось.
 Сколько бы ни продолжалось, повторила она мысленно. Tea машинально перевела взгляд на горы, туда, где скрывался и выжидал человек, которого обязали положить конец всем этом радостям.
 — Кто такой Ваден?
 В первое мгновение она решила, что он не собирается отвечать ей.
 — Ты знаешь, кто он. Это человек, который хочет убить меня. — Он помолчал. — И тебя.
 — Но он не тронул нас, когда у него была такая возможность.
 — Просто не пришло время. Он не хочет умирать сам.
 — Ваден? Откуда он появился здесь?
 Он повернулся на бок и посмотрел на нее.
 — Почему ты так интересуешься им?
 Она чувствовала какую-то связь между этими двумя мужчинами. Странно, Ваден угрожает ему, и Вэр не осуждает его.
 — Тебе совершенно непонятно, почему я хочу узнать все, что можно о человеке, который, как ты говоришь, собирается убить меня?
 — Только, если не увидит другого выхода, — быстро сказал он.
 Вот, опять. Вэр явно оправдывал его.
 — Он был твоим другом?
 Вэр посмотрел на горы.
 — Больше, чем другом. Он был моим братом по Ордену.
 — Тогда почему же он не помог тебе бежать?
 — Его тогда послали с миссией в Италию.
 — А если бы был, он бы помог тебе?
 — Не уверен. Я никогда не знал, что сделал бы Ваден в том или другом случае. Он то импульсивен, то расчетлив. Ваден сложный человек.
 Она слушала Бэра и не верила своим ушам — в его голосе ни обиды, ни насмешки.
 — Верность и дружба — это очень просто.
 — Ты не понимаешь.
 — Нет. Не понимаю, что это за друзья, которые пытаются тебя убить.
 — Это выше дружбы. Орден — все для Ваде-на. Я как-то пытался пошутить с ним на эту тему.
 — Ваден рассердился?
 Он покачал головой.
 — Но он верит в Орден. Ему он необходим.
 — Почему?
 — Возможно, у него это единственная привязанность в этом мире, у него нет корней. Я думаю, он незаконнорожденный.
 — Ты только предполагаешь?
 — Он никогда не говорил об этом. — Вэр провел губами по ее плечу. — А после того, как его приняли в Орден, Великий Магистр запретил кому-либо расспрашивать его. Он стал просто Ваден из ниоткуда.
 — Странно.
 — Да, особенно, если учесть, что для вступления в Орден необходимы два условия: законное имя и рыцарское достоинство. Не думаю, что у Вадена оказалось хотя бы что-нибудь одно.
 — Тогда почему его приняли?
 Он пожал плечами.
 — Не представляю. Он великий воин. Возможно, им был нужен его меч.
 — И ты не поинтересовался? Только не говори мне, что спрашивать запрещалось. Не думаю, что ты так послушно выполнял приказ и не задавал ему вопросов.
 — У нас у всех имелись свои тайные причины стать тамплиерами, поэтому мы щадили друг друга. Лезть с расспросами считалось бестактностью, вмешательством в личные дела.
 Она не могла принять такого объяснения.
 — Но если он был твоим другом, выяснить, почему он попал туда, значило бы — помочь ему.
 Выражение его лица стало непроницаемым, он вновь замкнулся в себе.
 — Знание некоторых тайн может нанести непоправимый вред.
 Он уже говорил не о Вадене, поняла она, он имел в виду то, что увидел в пещерах под Храмом.
 — Никакие секреты не стоят того, что случилось в Джеде.
 — Тамплиеры думают иначе.
 — А что считаешь ты?
 Он наклонился к ее уху.
 — Только то, что у тебя самая божественная грудь и самые красивые волосы, какие я когда-либо видел. Во время игры в шахматы я любил наблюдать, как они светятся, как вспыхивает в них пламень огня от камина, и представлять, что я обвязываю их вокруг себя, чувствую их на своем теле и проникаю в тебя все глубже…
 Он увиливал от ответа и пытался отвлечь ее.
 — Так что считаешь ты? — настойчиво повторила она свой вопрос.
 — Нет. — Он спрятал лицо в ее волосах, рассыпанных по плечам. — Боже мой, нет. — Его голос звучал приглушенно. — Временами я чувствовал, что схожу с ума от их тайн. Когда я впервые обнаружил, что сокрыто в пещерах, я был раздавлен — сначала чувством вины, а затем — гнева. Они слыли моими братьями, моей семьей. Почему же не могли довериться мне? Я бы никогда не выдал… — Он поднял голову, и она поразилась выражению бесконечной муки на его лице. — Я ведь не полный идиот. Я знаю, что значило бы выдать эту тайну другим. Почему же они опасались меня?
 Он мог бы говорить об этом с гневом, но в его лице читались бесконечная боль и страдание. Он потерял семью и нашел другую среди тамплиеров. Он отдал им всю свою любовь, привязанность и лишь затем, чтобы быть отвергнутым вновь.
 — Потому что они — слепые идиоты. — Она притянула его ближе и крепко, горячо обняла. — И ты не должен больше о них думать.
 Он молчал несколько мгновений, а затем усмехнулся.
 — Я постараюсь сделать все возможное, но в наших обстоятельствах очень сложно не думать о них. — Он сел и поднял ее к себе на колени. — Однако уверяю тебя, что, когда я целую твое тело, я о них даже и не вспоминаю, поэтому давай пойдем ко мне в покои. Мы вымоемся, а затем прогоним ненужные мысли на весь оставшийся день.
 — Теперь-то ты готов идти в покои. — Она продела руки в рукава платья, а затем попыталась привести в порядок волосы. Нет смысла заплетать косу, первое, что делал Вэр, когда они оставались одни, это распускал ее волосы. Даже если она появится растрепанной, это уже не имеет значения. Так или иначе, но все в замке, должно быть, уже знают, что они с Вэром стали любовниками; в эти последние дни они покидали его постель только, чтобы помыться или поесть. Ее не волновало, что подумают или скажут окружающие, за исключением Жасмин. Таше больше не нужно играть роль любовницы Вэра, чтобы пользоваться его покровительством, но Жасмин — яростная защитница интересов Таши и могла воспринять изменение отношений между Tea и Вэром как угрозу для дочери. Ну что ж, у нее потом еще будет время побеспокоиться об отношении к ней Жасмин. Пока же она наслаждается покоем и радостью, что переполняют сейчас ее сердце.
 — Мне не нужно было бы мыться, если бы ты не вывалял меня в этой грязи, — сказала она Вэру. Но он бы наверняка настоял на своем. Она обнаружила, что Вэр становится фанатиком, когда дело касалось вопросов его личной чистоты.
 Это из-за овечьих подштанников. Вдруг всплыли в ее голове слова Кадара. Она почти уже забыла его язвительное замечание в первую ночь, когда она только попала в Дандрагон.
 — Овечьи подштанники.
 — Что?
 — Кадар сказал, что причина, по которой ты так любишь мыться, — овечьи подштанники. Что он имел ввиду?
 Вэр сморщился.
 — В Ордене всем рыцарям-тамплиерам приказали носить две пары штанов из овечьей кожи и никогда не снимать их, для сохранения целомудрия.
 — И даже когда вы мылись?
 — Нам вообще это не разрешалось.
 Она растерянно моргнула.
 — Ну, это уж без всякого сомнения помогало сохранять целомудрие. Неудивительно, что вы стали так близки с братьями-монахами. Не представляю, чтобы кто-нибудь еще захотел подойти к вам ближе, чем на ярд из-за этой вони.
 — Мы привыкли. — Он нахмурился. — Мне надоело разговаривать. Так ты пойдешь?
 — А может, я не хочу опять в постель. У меня есть здесь чем заняться.
 — Я больше нуждаюсь в твоей заботе, чем твои деревья. — Он взял ее за руку и притянул к себе. Почувствовав его возбуждение, она даже задохнулась, поняв, что вскоре вновь окажется в плену его бешеной страсти и вновь будет стонать и вопить от бесконечного наслаждения. Волна жара захватила ее, когда она поняла, что опять готова принять его в свое тело.
 — Ты очень сластолюбивый мужчина, Вэр из Дандрагона. Неужели ты никогда не насытишься?
 — Нет, — произнес он хрипло. — Только не с тобой. Стоит тебе на минуту уйти, как я хочу тебя снова с прежней силой. — Он поднялся и нагнулся к ней, чтобы помочь ей встать. — Так ты идешь со мной?
 Это безумие должно когда-нибудь закончиться. Она даже вообразить себе не могла, что простая близость может вызвать лихорадку, ненасытное желание обладания, которое невозможно удовлетворить. Ей постоянно хотелось дотронуться до него, ласкать его, даже когда он находился в другом конце комнаты. Она не сводила с него глаз, постоянно следя за выражением его лица, ожидая момента, когда он протянет к ней руки и позовет ее. Она назвала его сластолюбивым, но обнаружила, что сама так же сладострастна.
 Он крепко, как свою собственность, держал ее за руку, и большим пальцем поглаживал ей запястье.
 — Так ты идешь?
 Это вновь случится: волны жара, едва переносимое напряжение, захватывающие дух эмоции, его страсть…
 Она решительно тряхнула головой.
 — Я иду, — и пошла за ним через лужайку. — Давай поспешим, — прошептала она ему.
 — Мой господин, я сожалею, что побеспокоил вас, но к замку приближаются всадники. — Абдул старательно пытался смотреть на видимую только ему точку над кроватью.
 Сердце у Tea скатилось вниз. Она в панике откинула покрывало. Всадники? Тамплиеры?
 Вэр уже вскочил с постели и натягивал одежду.
 — Сколько всадников?
 — Двое. — Абдул с облегчением перевел взгляд на Вэра. — Нам показалось, что их только двое, но сейчас темно, на дороге могут быть и другие.
 — Одевайся, — бросил Вэр через плечо Tea. — Быстрее. — И он поспешно вышел из комнаты.
 Уже через несколько минут Tea, полностью одетая, сбежала вниз, во двор.
 Подъемный мост был уже опущен, и она вздохнула с облегчением. Значит, это не враг.
 Это Кадар.
 Ее взгляд метнулся к маленькой фигурке верхом на лошади, следующей за ним.
 Селин. Одетая, как мальчик араб, в штаны, рубаху и плащ, но это, без всякого сомнения, была она.
 — Tea! — Селин соскользнула с седла и побежала к ней. Тюрбан свалился с ее головы, рыжие волосы рассыпались по плечам, напомнив Tea тот момент, когда они прощались у ворот Константинополя. — Я здесь!
 — Я вижу, что ты здесь. — Tea крепко прижала ее к себе. Селин. Свободная, целая и невредимая. Здесь, наконец-то вместе с ней. — Я вижу… что ты здесь.
 — Перестань реветь. — Селин чуть отодвинулась и сердито посмотрела на нее. — Это совсем ни к чему. Ну почему ты такая глупая? Ведь все же теперь хорошо.
 — Да, я знаю. — Tea ладонью вытерла слезы со щек. — Вот видишь, я уже не плачу. — Она снова крепко обняла ее и отпустила. — Как ты?
 — Получше, чем я, — сказал Кадар, спешиваясь. — Ваша сестра необычайно настырная особа.
 — Со мной все хорошо, — сказала Селин, не обращая на Кадара никакого внимания. — Что со мной могло случиться?
 — Они не обнаружили, что ты мне помогала?
 — Конечно, нет. — Она принялась внимательно изучать свой плащ и отряхивать его полы от пыли. — Это очень похоже на тебя, волноваться из-за пустяков. Ведь не я отправилась в опасный путь. Но я тоже беспокоилась о тебе. — Она изучающе посмотрела на Tea. — Но вижу, что напрасно. Ты… выглядишь прекрасно.
 — Почему вы задержались? — Спросил Вэр у Кадара. — Возникли проблемы с Николасом?
 — Не более, чем я и ожидал, — спокойно отвечал Кадар. — Но затем, когда мы с ним сделку уже завершили, Селин не смирилась с тем, что ее продали, и сбежала. И мне пришлось три недели искать ее в этом огромном городе.
 — Это полностью ваша вина, — заявила Селин. — Если бы вы мне сразу сказали о плане Tea, мы бы уже давным-давно приехали сюда.
 — Я намеревался все рассказать тебе, но после того, как забрал бы из дома Николаса. Раньше сообщить тебе было бы не безопасно. — И он едко добавил: — У меня не возникло уверенности, что ты сумеешь сохранить все в секрете.
 — Что я, дура, чтобы болтать, когда от молчания зависела моя свобода?
 — Не дура, просто ребенок. — Кадар поморщился. — По крайней мере, я так тогда думал. Мне следовало бы прислушаться к советам Tea. — Он поднял руку, увидев, что Селин пытается возразить. — Ну хорошо, меня удержала не твоя юность, а тот дракон, что сторожил вас и вслушивался в каждое слово, которое я произносил.
 — Так она скиталась одна по улицам Константинополя целых три недели? — с ужасом переспросила Tea. — С ней же могло что-нибудь случиться.
 — Возможно, вы знаете ее все же не лучше, чем я, — сказал Кадар. — Я нашел ее на базаре вместе с семьей бедуинов, она учила их, как привязывать верблюдам колокольчики. Думаю, не прошло бы месяца, как она уже командовала бы ими, как мной во время этого мучительнейшего путешествия.
 В его шутливом тоне Tea различила странную нотку гордости.
 — Не говорите глупостей, — заявила Селин. — Это заняло бы у меня по меньшей мере полгода. Женщина оказалась вполне разумна, а вот старик невероятно упрям. — Она повернулась опять к Tea. — А когда Кадар наконец сказал мне, что это ты послала его за мной, то я отправила его к Николасу за шелком.
 — За шелком? — переспросил Вэр.
 Селин изучающе оглядела его.
 — Вы, должно быть, лорд Вэр. Кадар рассказывал мне о вас.
 — Не сомневаюсь в этом, — сухо сказал Вэр. — Так что за шелк?
 — Ну, раз стало ясно, что у Кадара достаточно денег, чтобы купить меня, я подумала, что у него должно еще что-нибудь остаться. Он действительно очень умно справлялся с ролью купца.
 Кадар чуть поклонился.
 — Благодарю.
 Селин нетерпеливо махнула рукой.
 — Но он собирался уехать без шелка, Tea. Мы ведь не смогли бы делать одежду еще какое-то время, а у Николаса самый лучший шелк в мире. Думаю, что если ты сможешь вышить этот шелк и мы сумеем продать его, то, в случае удачи, мы сможем сразу открыть свое дело.
 — Ради всего святого, — прошептала Tea, волнуясь с каждой минутой все больше. Она все никак не могла успокиться, думая об освобождении Селин. — Сколько кусков?
 — Двенадцать, — ответил Кадар. — Она просто ограбила меня.
 — Ну, поскольку это все-таки мои деньги, то правильнее бы сказать, что она опустошила мой кошелек, — поправил его Вэр.
 Tea едва слушала их. Двенадцать кусков. Она не могла этому поверить.
 — Я верну все деньги, Кадар. Мои вышивки стоят очень дорого. Гораздо больше, чем сама ткань.
 — Кадар нанял повозку, все куски привезут на следующей неделе, но я захватила с собой кусок белого шелка, — сказала Селин. — Мы не сможем сразу начать?
 — Нет. — Tea поняла, с каким нетерпением ждала она этого момента, насколько соскучилась она по работе. — Завтра. Сразу, как только будет достаточно света.
 Кадар усмехнулся, взглянув на полное решимости лицо Селин.
 — Ну а теперь, поскольку ты устроила все свои дела к полному своему удовольствию, могу ли я предложить тебе пойти отдохнуть. Бьюсь об заклад, ты завтра будешь такой же язвой, что и сегодня утром.
 — Неправда, — возмущенно заявила Селин, но через мгновение добавила: — Ну, если только чуть-чуть. Ты представляешь, он хотел посадить меня на мула, Tea.
 — Это животное для женщин и детей, — сказал Кадар. — И, значит, подходит для тебя вдвойне, поскольку пока ты ребенок, а позже станешь женщиной.
 — Я уверена, что мужчины сажают женщин на мулов, просто для того, чтобы взирать на них сверху вниз со своих высоких жеребцов. — Селин зевнула. — Но я устала. Путь из Акры оказался таким долгим.
 — Идем, — Tea обняла Селин за талию и подтолкнула ее к лестнице. — Ты можешь спать сегодня ночью в моей комнате, а завтра мы переселим тебя в собственную.
 — Собственную комнату? — Селин посмотрела на громадный замок, и на какое-то мгновение вся ее храбрость испарилась. — Здесь все очень не похоже на дом Николаса, правда?
 Кадар, стоящий позади них, ответил:
 — Так же, как и на базар, на котором я нашел тебч. Только обещай не устраивать здесь все по своему вкусу. Вэр может очень огорчиться.
 Растерянность Селин мгновенно улетучилась.
 — Tea и я не собираемся здесь надолго задерживаться, так что не стоит что-либо менять.
 Умница Кадар, подумала Tea. Он незаметно отвлек Селин от внезапно появившегося страха, не задевая ее гордости выражением сочувствия. Должно быть, он неплохо узнал ее за время их путешествия из Константинополя.
 Внезапно Селин остановилась на верхней ступени и повернулась к Вэру.
 — Я благодарю вас за то, что вы заботились о моей сестре, лорд Вэр.
 Tea улыбнулась тому, как серьезно прозвучала из детских уст эта официальная фраза. Словно именно Селин старшая. Сестра очень изменилась с тех пор, как она видела ее в последний раз. Она стала свободнее, смелее. Было ясно, что непростая жизнь на улицах Константинополя, где следовало самой заботиться о том, чтобы выжить, сделали ее более уверенной в себе, дали ей какой-то опыт и знания.
 Вэр даже не улыбнулся. Он кивнул с той же серьезностью.
 — И еще я благодарю вас за то, что вы послали Кадара выкупить меня. Мы обе в долгу перед вами.
 — И я этим без сомнения воспользуюсь, — сказал Вэр. — Но в свое время. А сейчас — добро пожаловать в Дандрагон.
 Селин повернулась и вошла в замок.
 Tea двинулась было следом.
 — Tea, — позвал ее Вэр.
 Она остановилась. Она чувствовала себя настолько счастливой — с ней Селин, — что не сразу осознала, что первый раз, с тех пор как они вместе, она будет спать отдельно от Вэра. Отпустит ли он ее? Она взглянула на него. Его лицо было непроницаемо, но она знала, что он пытается что-то сказать ей.
 Она облизала губы.
 — Теперь все изменилось. — Время их безмятежной близости, когда они могли позволить себе забыть обо всем на свете, кончилось. Наступило время возвращения к обычной жизни. Приезд Селин должен послужить сигналом о их уже недолгом пребывании в Дандрагоне, но она не позволяла себе думать об этом, до тех пор пока это не стало реальностью.
 Он удержал ее взгляд на какое-то время, а затем сказал:
 — Да, конечно. Спи спокойно, Tea.
 — Спокойной ночи, — пробормотала она и поспешила вслед за Селин.
 — Они очень похожи, — сказал Вэр, глядя вслед Tea и ее сестре. С приездом Селин открылась новая дверь в жизни Tea, и она с радостью и надеждой поспешила туда войти. Боже, как он страдал. — Она совсем такая же, как Tea. Кадар покачал головой.
 — Селин ни на кого не похожа, такой, как она, больше нет во всем свете. Она наполовину мудрец, наполовину беспечный бесенок и очень решительна. Я пытался ее контролировать. У нее доброе сердце, но она отчаянно старается сделать все, чтобы этого никто не заметил. Tea гораздо мягче.
 И все же Tea тоже держалась до последнего, чтобы не вручить ему ни своего доверия, ни привязанности, подумал с горечью Вэр. Даже когда она позволила ему близость, она пошла на нее с вызовом. Он вспомнил ту ночь, когда она, придя к нему, заявила, что он ее друг, нравится ему это или нет.
 — Нет, ты не прав. Они очень похожи.
 Кадар повернулся и посмотрел на него.
 — Ты, кажется, очень уверен в этом. Тебе удалось за это время так хорошо узнать Tea?
 — А что ты еще ожидал? — сухо заметил Вэр. — Ведь ты сам отдал меня на ее попечение.
 Кадар улыбнулся.
 — Но никогда ведь не знаешь, насколько твой план увенчается успехом.
 Вэр сменил тему разговора.
 — Что нового в Акре?
 — Ничего важного. Незначительные стычки между Саладином и франками. А как здесь, беспокоил ли вас кто-нибудь?
 — Да, Ваден приходил. — Вэр направился вверх по ступеням. — Не знаю, как долго сможет еще Tea находиться здесь в безопасности. Я думал… но сейчас все изменилось. Мы должны найти для них другое место.
 — Дамаск? Именно туда они собираются отправиться. Город под властью Саладина более безопасен, чем тот, которым командуют христиане.
 Вэр оглянулся через плечо на третью гору, там по-прежнему горел маленький огонек.
 — Нет. Только не Дамаск.
 — Ты голодна? Вы ужинали? — спросила Tea, проводя Селин через зал к лестнице.
 — Да, мне не терпелось скорее ехать, но Кадар настоял, чтобы мы остановились к вечеру и поели. — Она нахмурилась. — Он очень упрямый.
 А сестра разве нет? Tea спрятала улыбку, подумав о том, какие битвы, должно быть, происходили во время долгого пути.
 — Однако он очень добр.
 — Когда захочет, — нехотя согласилась Селин. — Я заметила сейчас в нем сходство с лордом Вэром. В них есть что-то очень темное, мрачное.
 — Ты только что увидела лорда Вэра. И совсем не знаешь, какой он.
 Селин пожала плечами.
 — Надо быть слепым, чтобы не увидеть мрака. У Кадара он не так заметен, но, возможно, он еще глубже, потому, что тот постоянно его прячет. — Она вспомнила другое: — Кадар стал невероятно осторожен, после того как мы покинули Акру. Здесь есть какая-то опасность?
 — А ты не спросила его об этом?
 — Думаю, ты мне сама все расскажешь. Он на тебя сослался. — Она поморщилась. — Думаю, он просто не хотел, чтобы я беспокоилась во время Путешествия. Как будто я меньше волновалась из-за незнания, какая именно опасность нам грозит. Кадар, может быть, умнее, чем многие из людей, но временами он все же думает как мужчина.
 — Ужасный недостаток, — согласилась Tea. — И тем не менее, ты согласна с тем, что он умен?
 — Я очень хорошо спряталась на базаре, а он все же нашел меня. Он незаметно подкрался, заманил в ловушку и потом схватил. — В голосе Селин прозвучала та же нотка гордости, которую Tea раньше услышала у Кадара, когда тот говорил о сестре. — Да, Кадар очень сообразителен. — Она нахмурилась. — Хотя он, как правило, все делает по-своему.
 — Ну, теперь тебе больше не надо о нем думать, раз вы добрались до Дандрагона. — Она пошла вверх по ступеням. — И мы скоро уедем отсюда.
 — Ну, на самом деле с ним путешествовать не так уж плохо, когда он не командовал мной, — признала Селин, поднимаясь по лестнице. — И потом он обещал показать мне своих соколов. Они правда очень красивые?
 — Да, хотя я никогда не видела их в полете.
 — Тогда как же ты можешь судить? Я бы обязательно потребовала у него, чтобы…
 — У меня много проблем и помимо этого, — прервала ее Tea. — И к тому же Кадар скорее откликнется на просьбу, чем на требование.
 Селин неохотно кивнула.
 — Я это тоже поняла. — Она снова вернулась к своему первому вопросу: — Так какая опасность здесь нам грозит?
 — У лорда Вэра есть могущественные враги. Я расскажу тебе об этом завтра утром. Сейчас тебе надо как следует отдохнуть.
 К удивлению Tea, Селин не спорила.
 — Я очень грязная и пропахла лошадиным потом. — Она зевнула. — Я не буду очень приятным соседом по кровати.
 — Ничего, я это вынесу. — Она остановилась на последней ступени лестницы и обняла девочку. — Теперь я все вынесу, раз ты здесь со мной. Я говорила, как сильно я по тебе скучала?
 — Да, — Селин усмехнулась. — Хотя ты оказалась здесь очень-очень занята.
 Tea вспыхнула, подумав о своих занятиях здесь все последнее время, да и всего час назад. Неужели Селин имела в виду…
 — У тебя появились друзья в этой незнакомой стране, и вы даже обнаружили деревья белой шелковицы, чтобы кормить наших червей. Кадар сказал, что лорд Вэр нашел рощу, где она растет.
 Ну, конечно, она имела в виду именно это и ничто иное, поняла с облегчением Tea. У ребенка сверхъестественное чутье и способность все понимать, но она никогда не думала о Tea в связи с этой стороной жизни.
 — Да, мы пересадили пять молодых деревьев на зеленой лужайке позади замка. Лорд Вэр думает заняться продажей шелка. Я обещала показать ему, как используют эти деревья.
 — А как они, прижились?
 — Думаю, да.
 — Тогда мы сможем вскоре уехать. Раз ты у него в долгу, то, я понимаю, ты чувствуешь себя обязанной остаться здесь до тех пор, пока не дашь ему то, что ему нужно.
 Жар вновь вспыхнул на щеках Tea. Она не принесла ему то, в чем он так нуждался. Она отдала ему свое тело, но не зачала от него дитя.
 Селин удовлетворенно кивнула.
 — Когда деревья зацветут, тебе уже больше не надо будет здесь оставаться.
 — Ты права. — Одна мысль о разлуке пронзила ее острой мучительной болью. Она сказала Вэру, что все изменилось, и он принял это. И она должна тоже смириться, забыть его. Селин и она, им вместе предстоит жить дальше, осуществлять свои планы. Они станут свободными, будут делать любимую работу. Именно этого она всегда хотела, ради этого работала всю свою жизнь. И почему она сейчас не летает от счастья? Почему ей грустно?
 — Что-то не так? — Внимательный взгляд Селин следил за выражением ее лица.
 — Ничего. — Она еще раз быстро обняла сестру и пошла по коридору. — Просто всегда прикипаешь к месту, где тебя радушно встречают, а лорд Вэр относился ко мне с очень большой добротой.
 — Он совсем не похож на доброго человека… хотя да, конечно, люди часто оказываются совсем не такими, какими кажутся.
 Вэр выглядел грубым, жестким и мрачным, как определила его Селин. Но он также благороден, великодушен, умен, он готов ее защищать…
 — Он может быть очень добрым.
 — Тебе он нравится.
 — Мы очень привыкли друг к другу. — Нет, она не станет уклоняться от этого вопроса. Вэр заслуживает более честного ответа от нее. — Да, ты права, мне он очень нравится.
 — Быть может, он сможет навещать нас в Дамаске.
 — Нет, это невозможно. — Как только она покинет Дандрагон, ей необходимо обрубить все связи, что возникли между ними. Вэр будет в безопасности в Дандрагоне; она не сможет видеть его, потому что не хочет, чтобы из-за нее он подвергался опасности. Боль в душе с каждым мгновением становилась все глубже. Ей следовало предвидеть, что это случится; она должна была прекратить их связь, возможно, ей не стало бы сейчас так больно. Но теперь слишком поздно. Слишком поздно для всего, кроме прощания.
 — Я открыла окно, чтобы проветрить ваши покои. — К ним по коридору направлялась Жасмин. — Сегодня вы будете спать в своей комнате?
 — Да, — Tea мельком взглянула на Селин. — Это моя сестра Селин. Жасмин помогает мне ухаживать за деревьями.
 Жасмин кивнула.
 — Это хорошо, что она теперь приехала сюда. Когда вы собираетесь покинуть Дандрагон?
 Как и Селин, Жасмин не могла дождаться, когда Tea уедет из замка.
 — Скоро. Но мы не собираемся особенно спешить. Селин только что проделала долгий и нелегкий путь. Мы должны подождать, когда прибудет фургон с шелком из Акры. Нам надо быть здесь, чтобы принять его.
 Жасмин кивнула, чуть успокоившись.
 — Но вам не стоит слишком медлить.
 И она направилась к лестнице.
 Селин долго смотрела ей вслед, потом повернулась к сестре.
 — Она хочет, чтобы ты уехала?
 — Я обещала ей место сразу, как только мы откроем свой собственный дом. Тебе понравится Жасмин.
 Сама Tea ее полюбила. Она очень привязалась ко всем этим странным обитателям Дандрагона: Жасмин, Абдулу, даже Таше. И еще к Гаруну…
 Боль вновь вернулась. С этим придется что-то делать. Ее жизнь здесь закончилась. Она должна перестать думать о чем-нибудь, кроме своих надежд на будущее. Она вошла в свои покои. Запах свежести и еще чего-то знакомого стоял в комнате.
 — Она очень большая, правда? — прошептала Селин, оглядываясь вокруг широко открытыми от изумления глазами. — И это все твое?
 — Здесь нет ничего моего. Здесь, конечно, довольно приятно, но мы чужие в этом замке. — Она порывисто шагнула, чтобы закрыть окно. — У нас будет свое собственное жилище, хотя и гораздо меньше, в Дамаске. — Она помолчала, глядя вниз на зеленую лужайку, где еще только сегодня днем они с Вэром предавались своей безумной страсти. Сколько времени пройдет, прежде чем утихнет боль от горьких сожалений, что не повторятся больше эти чудесные дни и ночи с Вэром.
 — Что ты собираешься делать с тем шелком, который я привезла? — спросила Селин. — Тунику?
 Tea глубоко вздохнула. Ей стала противна ее собственная слабость и глупость. Пора возвращаться к жизни. Она должна связать все эти кровоточащие, болезненные клочья своей души. Она резко захлопнула ставни и замкнула их.
 — Нет, не тунику. Знамя.
 Простыни на постели Вэра все еще сохраняли ее дыхание. Мыло, лимон и женский запах, ее собственный запах. Он глубоко вдохнул, позволяя этому аромату наполнить все его тело. Он будет помнить его, если даже проживет еще сто лет.
 Не то, чтобы на долголетие у него остался шанс. Он и так слишком долго обманывает судьбу. Ему повезет, если он проживет еще хотя бы один год. Каждый день как дар.
 Такой дар, как она — прекрасная и любящая, полная жизни и страсти.
 Дар, который придется возвращать.
 — Нет!
 Он закрыл глаза, пытаясь справиться с чувством протеста, вызванного мыслью, что он должен отпустить ее. Он знал, что этот момент наступит, но не предполагал, что это будет так трудно. Он должен унять свое желание протянуть руки, схватить ее и не отпускать от себя.
 Еще бы один раз. Не будет никакого вреда, если они будут вместе хотя бы недолго, перед тем, как он отошлет ее. Хотя бы еще раз погрузиться в ее желанное тело…
 Боже милосердный, не будет вреда? Да он лежит здесь, вдыхая ее запах, как самое большое сокровище, словно мальчишка, познавший первую женщину в своей жизни. Отпусти ее, болван.
 Позволь ей уйти невредимой.
 Позволь ей жить.
 — Давайте я вам помогу. — Кадар взял ведро с водой из рук Tea и открыл дверь. — Вам следовало бы одному из слуг поручить эту работу. — Его взгляд остановился на группе шелковичных деревьев. — Я очень удивился, когда Селин сказала мне о них.
 — Вы видели ее сегодня утром?
 — Я совершил ошибку, пообещав показать ей своих птиц, и уже на рассвете она колотила в мою дверь, чтобы у меня не осталось шанса нарушить свое слово.
 — Она сказала, что хочет увидеть их. — Tea пошла по тропинке. — Но правда она горит желанием познать все на свете. Я собиралась с сегодняшнего утра начать вышивать и оставить деревья на попечение Жасмин, но я попросила ее показать Селин замок. Я смогу начать свою работу и после обеда. — Она бросила на него беглый взгляд. — Почему вас так удивило, что мы пересадили деревья? Шелковый промысел очень выгоден.
 — Да, в этом я убедился в Константинополе. Но Вэр не купец.
 — Многие лорды занимаютя торговлей как любители.
 — Вэр не любитель.
 Она пожала плечами.
 — Должно быть, вы ошибаетесь. Так или иначе, он захотел, чтобы эти деревья росли здесь.
 — Да, он захотел этого, — пробормотал Кадар. — Любопытно.
 — Я не нахожу здесь ничего странного. — Они дошли до первого дерева, и она взяла у него из рук ведро. — Напротив, мне кажется, его интерес весьма разумен.
 — Потому что вы ослеплены своим шелком. — Он поморщился. — Я видел тысячи червей, пожиравших листья на деревьях шелковицы в саду у Николаса. Не сказал бы, что это приятное зрелище.
 — Если бы вы видели то волшебное превращение, которое…
 — Я предпочитаю любоваться шелком, но не процессом, — он смотрел, как она поливает дерево. — С вами все в порядке?
 — Конечно. А почему вы спрашиваете? Я неважно выгляжу?
 — Нет. Тут я согласен с Селин. Вы определенно расцвели.
 Она поспешно отвернулась.
 — Благодарю, что вы так хорошо заботились о моей сестре. Думаю, вы понимаете, что она для меня значит.
 — Я же сказал, что она будет в полном порядке. — Он улыбнулся. А кроме того, Вэр сообщил мне, что вы выполнили мое поручение.
 — И что он сказал?
 Кадар задержался с ответом, и она, отвернувшись, чувствовала на себе его пристальный взгляд.
 — Только то, что вы оба лучше узнали друг друга. — Он выждал. — А что еще он мог бы сказать?
 Ясно, Кадар не знает об их связи. Впрочем, ему скоро все сообщат слуги, но она решила, с ним не откровенничать.
 — Ничего. — Она перешла к следующему дереву. — Вы возложили на меня очень нелегкую задачу.
 — Доставить вам Селин пришлось тоже не просто. Но мы оба успешно справились со своими заданиями, значит, все хорошо. Не так ли?
 Она кивнула.
 — И будет еще лучше, когда мы доберемся до Дамаска.
 — Ах да, Дамаск. Когда вы собираетесь отправляться?
 — У меня есть дело, которое я должна здесь закончить. Оно займет не больше месяца. После этого мы уедем.
 — И что же вас здесь держит?
 — Я обещала лорду Вэру знамя. Я не смогу уехать, пока не закончу.
 — Месяц, как мне кажется, слишком маленький срок, для того — чтобы вышить знамя.
 — Я справлюсь. Если я чем-то серьезно занимаюсь, то работаю очень сосредоточенно.
 — Это я успел хорошо узнать, — произнес он с задумчивым выражением лица. — Но почему Дамаск? Разве нет другого подходящего места для вашего дела?
 Она покачала головой.
 — Я все обдумала и перебрала много городов, прежде чем остановилась на Дамаске. Это место хорошо известно в купеческом мире, и искусные вышивальщицы высоко там ценятся. Наш шелковый дом не будет иметь такого успеха ни в одном другом городе. Нет, это обязательно должен быть Дамаск.
 — Понимаю. — Он молчал, пока она не направилась к другому дереву. — Возможно, Вэр решит, что Дамаск не безопасен для вас.
 — Я слышала, Дамаск — огромный город. Не думаю, что двум женщинам будет сложно затеряться в таком месте. Я рискну.
 — Но захочет ли рисковать Вэр?
 — Я теперь свободная женщина и останусь ею. И я сама собираюсь принимать решения.
 — Нет смысла спорить об этом в данную минуту. Вам еще предстоит создать знамя. Скажите мне, что вы хотите изобразить на нем? Дракона, изрыгающего пламя? Или, быть может, буйвола как символ упрямства? Оба очень бы подошли для нашего друга Вэра.
 — Он сказал, что ему все равно. Когда я сяду за пяльцы, какой-нибудь образ обязательно придет ко мне. Так всегда бывало.
 — Образ, посланный небесами? — съехидничал он.
 Она не улыбнулась.
 — Я не знаю, откуда это приходит, но это так. Моя мама однажды слышала, что так случается с настоящими художниками. Я сижу с пером в руке и вбираю в себя тихий шепот, подсказывающий мне, что нарисовать, а потом что-то двигает моей иголкой.
 — Шепот?
 — Может, это что-то, возникающее у меня в голове… — Она беспомощно пожала плечами, осознав, что говорит бессмыслицу. — Или в моем сердце. Я не знаю… Это просто появляется, оно несет красоту. Разве не это самое важное?
 — Я не могу представить себе ничего более серьезного, — мягко сказал Кадар. — Мне не терпится увидеть это знамя. — Он поклонился. — Ну а сейчас я должен пойти к Вэру. У нас почти не было возможности поговорить прошлой ночью. Вы присоединитесь к нам за обедом?
 Получив в ответ ее утвердительный кивок, Кадар направился по тропинке к замку.
 Она глядела ему вслед, испытывая чувство неловкости и какой-то тревоги. Его вопросы возбудили в ней сомнения в том, что казалось ей совершенно ясным и определенным. Но, впрочем, это так похоже на Кадара — спрашивать всех и обо всем. Ее же переполняли новые ощущения и эмоции, и она не могла ясно и трезво думать о чем-либо, кроме Вэра.
 Все это уже неважно. Деревья прижились и останутся здесь расти. Теперь это забота лорда, пусть делает с ними все, что захочет. Завтра она передаст их под опеку Жасмин, а сама займется знаменем для Вэра.
 Это будет мужественное, прекрасное знамя, оно будет воодушевлять сердце и сохранит память о…
 Память о ней? Неужели она так тщеславна, что использует свой дар для такой цели? Она сама себе противна от таких мыслей. Память хранится в сердце, а не в куске шелка. Ей не понадобится знамя, чтобы помнить о Вэре. Всю свою жизнь она…
 Боже, отреши ее от этих воспоминаний. Оставь нежность и позволь сожалениям исчезнуть.
 Но Вэр будет страдать. Она бы сразу почувствовала, возникни в ней новая жизнь. Один-единственный дар нужен Вэру, и она не могла ему его дать. Но она преподнесет ему свой талант и свой труд. Она освободит свое сердце для всего, кроме того шепота, о котором говорила Кадару, и кроме Вэра, но она даст ему самое славное и гордое из всех знамен, которые знал мир.
 Вэр стоял возле окна, когда Кадар вошел в Большой зал.
 — Ты брал Tea в свою постель? — спросил Кадар без всяких предисловий.
 Вэр взглянул на него, затем вновь уставился на двор замка.
 — Она тебе это сказала?
 — Она ничего мне не говорила, но ее лицо… Так как?
 Вэр повернулся и вновь взглянул на него.
 — А ты что ожидал? Ты ведь знаешь, что я из себя представляю. Ты попросил ее составить мне компанию, заботиться обо мне, не оставлять одного.
 — Но я не просил ее становиться твоей шлюхой.
 — Она не шлюха! Я не желаю, чтобы ты… — Он оборвал себя и пожал плечами. — Это кончилось. Я не собираюсь просить ее возвращаться ко мне в постель.
 — А что, если она уже носит ребенка?
 — Тогда я найду способ оберечь и ее и ребенка. — Он яростно взглянул на Кадара. — Неужели ты думаешь, что я настолько безответствен, что не учитывал этого?
 — А что, если она не позволит тебе защищать ее?
 — У нее не будет выбора.
 Кадар покачал головой.
 — У человека с сильным характером всегда есть выбор. — Он помолчал. — Ты не говорил еще, что ей нельзя ехать в Дамаск?
 — Скажу, когда придет время.
 — Если ты не отправишь ее туда, она все равно сама доберется. Она верит, что сможет затеряться в большом городе.
 — Только не от Вадена. Ей понадобится четыре стены и целая армия, чтобы защититься от него. — Он тихо выругался. — И даже этого может быть недостаточно.
 — Четыре стены и армия, — повторил Кадар. — Это звучит очень неприятно, слишком похоже на тюрьму. Ей не вынести еще одного заточения. — Его взгляд буравил лицо Вэра, затем он тихо присвистнул. — Так ты и имел это в виду.
 — Они должны выжить.
 — И поэтому ты перенес сюда шелковичные деревья. Ты соорудил для нее клетку. Уютную, безопасную за каменными стенами. Ты попытался обеспечить ее всем, что ей нужно, чтобы соблазнить ее остаться. Вот почему ты послал меня за Селин. Это стал бы ее собственный маленький мир.
 — Почему бы и нет? Ей здесь очень удобно.
 — А что, если бы ее выбор оказался другим — не оставаться?
 Вэр встретил его взгляд и повторил:
 — Ей было бы очень удобно здесь.
 — Ради всего святого, — Кадар удивленно покачал головой. — Я, оказывается, недооценивал тебя, мой друг. И никак не предполагал, что ты способен на подобные хитроумные махинации, — Я больше не хочу невинной крови на своих руках.
 — И поэтому ты пытаешься защитить свой собственный внутренний мир. — Он покачал головой. — А как со мной? Ты и меня тоже хотел заточить в своем замке?
 Вэр не ответил.
 Кадар рассмеялся.
 — А ты ведь собирался это сделать. Я просто не могу в это поверить.
 — Я не дурак. Я надеялся убедить тебя оставить меня, а если бы ты не… — он пожал плечами. — Я сказал Абдулу, что отныне и постоянно четыре человека будут тебя защищать.
 — Таким образом, ты сажаешь меня за стены из стражников вместо камней.
 — Пока я не сумею убедить тебя, что жизнь в далеких странах будет для тебя и безопаснее и удобнее.
 — Но не такой интересной. Я не хочу пропустить такое захватывающее событие, как твою попытку оставить Tea пленницей в Дандрагоне.
 — Мне жаль разочаровывать тебя, но Tea не останется здесь. Ваден знает о ней, и он может сказать Великому Магистру. Если со мной что-нибудь случится, он будет точно знать, где искать ее, а меня уже не будет, чтобы защищать крепость. Я должен найти для нее более безопасное место.
 — Она предпочитает сама найти себе место и сама отвечать за себя. — Он вздохнул, увидев неумолимое выражение на лица Вэра. — Боюсь, я не убедил тебя.
 — Когда прибудет ее шелк?
 — В пятницу на следующей неделе, возможно. — Он кивнул, поняв с чем связан его вопрос. — Ты хочешь знать, сколько времени у тебя осталось, чтобы найти, где ее спрятать? У тебя есть, по крайней мере, месяц. — Он сардонически улыбнулся. — Она хочет отблагодарить тебя за доброту и создать для тебя знамя. Хотя, не уверен, что она в конце концов не обмотает его вокруг твоей шеи и не повесит тебя на нем.
 — Месяц…
 — Хотелось бы мне знать, как и где ты собираешься найти для нее безопасное место в этой стране, если не находишь его для себя самого?
 — Я должен подумать, — ответил Вэр. — Но я обязательно найду его.
 — И после того как ты его найдешь, тебе останется только убедить ее воспользоваться им. — Он повернулся. — Все эти разговоры о тюрьме мне очень не по душе. Я, пожалуй, лучше пойду в башню, к моим соколам. Знаешь, я испытываю большое искушение, выпустить сегодня Альенору на свободу.
 — Ты слишком хорошо ее натренировал. Она полетает и возвратится снова к тебе.
 — Кто знает. По крайней мере я буду испытывать удовлетворение, зная, что сделал такую попытку.
 — Tea не Альенора, — возразил Вэр. — Будет не очень умно с твоей стороны совершить такую ошибку.
 — Ты угрожаешь мне?
 — Я предостерегаю тебя… от Джеды. Если Tea убьют, вина за это ляжет на тебя. Тогда у тебя будет твоя собственная Джеда. И утверждаю, тебе не понравятся те ночные кошмары, которые будут мучить тебя после этого.
 Улыбка Кадара исчезла.
 — Звучит убедительно. Возможно, я пока подожду и посмотрю, что выйдет из этих поисков убежища.
 Вэр невесело улыбнулся.
 — Думаю, ты не станешь торопиться. Очень приятно иметь добрую душу, но ты должен поддерживать равновесие. Мы не можем делать все, что сердце просит. За все приходится платить.
 — И Tea должна платить?
 Вэр снова отвернулся к окну.
 — И не она одна.




 10


 Шелк светился и переливался матовым жемчугом на ее больших пяльцах, стоящих возле окна. Он был немыслимо прекрасен.
 Tea всегда волновал момент предвкушения начала работы. Вскоре яркие цветные стежки, сверкая, разбегутся по этой струящейся ткани. Ее замысел. Она села к столу и взяла в руки перо.
 Но какой замысел?
 Она закрыла глаза и постаралась отбросить от себя все посторонние мысли. Вэр. Думай только о нем.
 Она слышала голоса птиц в ветвях деревьев под своим окном, тихий шелест ветерка среди листвы.
 Или это тот тихий шепот?
 Нет, еще нет. Но скоро…
 Вэр. Знамя для Вэра.
 Она открыла глаза и принялась набрасывать контуры. Сначала дело шло медленно, затем рука сама залетала по бумаге. Ни сомнений, ни колебаний. Каждый штрих ложился абсолютно точно. Картина, возникшая в ее воображении, вырисовывалась так ясно, что она могла различить в ней самую мельчайшую деталь.
 Странно, никогда прежде ее замыслы не возникали перед ней с такой четкостью.
 — Вы должны поесть, — Жасмин появилась в дверях.
 — Позже. — Tea прошила стежок золотой нитью.
 — Нет, сейчас. Вы целый день сегодня не ели. — Жасмин закрыла дверь. — И какие-то крохи за последние три дня. Вы так заболеете.
 — Нет, со мной ничего не случится.
 — И Селин сказала, что вы не ложитесь спать.
 — Конечно же, я сплю. — Она хотела, чтобы женщина поскорее ушла. Золото ослепительно блестело на матовом шелке, наполняя ее удовольствием. Каждый стежок приносил ей это глубокое чувство радости и счастливого беспокойства.
 — Мало. — Жасмин пересекла комнату и встала перед рамой, на которой была натянута вышивка, — Не уверена, что мне захочется овладевать этим искусством, раз оно доводит людей до потери рассудка.
 — Я в своем уме. Просто работаю.
 Жасмин фыркнула.
 — Все дни и ночи напролет.
 — Я должна закончить это знамя, чтобы мы смогли отправиться в Дамаск.
 — Вы можете не закончить его, если ослепнете от работы при тусклом свете свечей.
 Но совершенству ее работы ничто не могло повредить. Каждое утро Tea придирчиво рассматривала вышивку, сделанную накануне ночью, и не могла найти ни одного изъяна, каждый ее стежок был верен. Она наклонилась и проколола иголкой шелк. Еще один стежок, еще один…
 — Вы не слушаете меня, — сказала Жасмин.
 — Оставьте мне поднос. Я потом поем.
 Она тут же погрузилась в работу и не заметила, как Жасмин вышла из комнаты. Еще один шелковый стежок, еще одно мгновение ни с чем не сравнимого наслаждения.
 Ее замысел обретал жизнь под иглой…
 — Tea? — прошептала Селин. — Пожалуйста, иди спать.
 — Еще нет.
 Селин вздохнула и опустилась на пол возле ее стула. — Я буду просто счастлива, когда ты закончишь. Я еще никогда не видела тебя такой неистовой, как сейчас.
 — Я хочу, чтобы оно получилось прекрасным. Оно обязательно будет таким.
 — Если лорд Вэр находился бы здесь, он ни за что не разрешил тебе так мучиться ради него.
 Мучиться? Tea еле удержалась от смеха. Работа над знаменем настолько далека от мучений, насколько это вообще возможно. Эти дни так похожи на жизнь в прекрасном сне, а работа делала этот сон более правдивым и восхитительным.
 — А разве лорда Вэра нет здесь?
 Селин покачала головой.
 — И он, и Кадар уехали четыре дня назад.
 — Куда?
 — Я не знаю. Но Кадар сказал, что они вернутся через две недели.
 О, ну что ж, это не важно. Ничто не имеет значения, кроме сложности узора и красоты ложащихся друг к другу ровных стежков. Нет, это неправда. Оставалось еще кое-что, значащее для нее очень многое. Вэру не должно ничего угрожать.
 — Он взял с собой Абдула?
 — Нет. С ним отправился большой эскорт, но Абдул остался здесь.
 Но Вэр под защитой. Это хорошо. Теперь она снова может все внимание переключить на знамя.
 Селин внимательно изучала вышивку.
 — Похоже, ты уже заканчиваешь.
 Tea кивнула.
 — Это просто великолепно. Мне кажется, ты еще никогда не создавала ничего более великолепного.
 Tea знала, что это так, и с каждым новым узором знамя становилось все более выразительным и прекрасным. В нем ощущалась сила.
 — Но оно заставляет меня чувствовать себя как-то неуютно. Здесь скрыто очень много… воинственного.
 — Это хорошо. Знамя должно выражать мощь и благородство.
 — От него трудно оторваться. Оно зачаровывает.
 Tea не отвечала.
 — На прошлой неделе прибыл фургон с шелком. Я приказала не выгружать его. Нет смысла распаковывать куски ткани, раз мы повезем его в Дамаск. Я правильно сделала?
 Еще несколько стежков, и она сможет начать вышивать алым цветом. Что спросила Селин? Что-то насчет шелка в Дамаск?
 — Ты сделала очень умно, что позаботилась о покупке шелка.
 — Ты не слушаешь меня. — Селин вздохнула, поднимаясь. — Я приду за тобой снова. Это единственный способ заставить тебя хоть немного поспать.
 — Все, что скажешь.
 — А во дворе при замке армия черепах пожирает львов, — пошутила Селин, Tea невпопад ответила:
 — Я уверена, что все будет хорошо.
 Селин покачала головой и пошла к кровати.
 — Только тогда, когда ты закончишь это знамя.
 Свершилось!
 Tea устало распрямила спину и взглянула на знамя. Три недели непрерывного труда, так она еще никогда не работала.
 Великолепно!
 Знамя еще следовало обшить, но рисунок она закончила. Алый и золотой цвета пылали и трепетали на шелковом полотне, захватив ее в плен. Она не могла отвести от него глаз.
 На какое-то время ее охватило странное ощущение неловкости. Селин права. От него исходила воинственность.
 Но разве не всякая красота обладает мощью? Ей не верилось, что это она сотворила такое великолепие.
 Она встала, потянулась, чтобы размять затекшие мышцы. Ею овладело странное опустошение, словно перелила всю себя, свои силы в это знамя.
 Что ж, она отдохнет… Теперь у нее масса свободного времени. Она осторожно сняла шелк с рамы и сложила его. Она обошьет его, когда проснется, а затем отдаст его Вэру.
 Если он здесь. Селин, кажется, не упоминала о его возвращении. Эта комната стала за последние недели ее единственным миром. Замок мог быть захвачен Саладином, а она даже не узнала бы об этом. Ей надо спросить Селин, когда она проснется…
 Она сняла платье и двинулась через комнату. Селин растянулась, заняв всю кровать.
 — Подвинься, — прошептала Tea, чуть подталкивая ее.
 Селин открыла сонные глаза.
 — Ты закончила?
 Tea кивнула, залезая под покрывало.
 — Осталось только подшить.
 — Я сделаю это для тебя.
 — Нет, я должна сама все закончить. — Ее веки, неимоверно тяжелые, уже не открывались. — Но только… завтра.
 Селин протянула руку и заботливо укрыла сестру покрывалом.
 — Я рада, что ты сможешь отдохнуть, — пробормотала она.
 — Ты отвезешь их сразу? — спросил Кадар, наблюдая за подъемным мостом.
 Вэр кивнул.
 — Нет смысла ждать. Чем дольше она проживет здесь, тем большему риску подвергнется. Никто не скажет, когда Великий Магистр пойдет на новое убийство.
 — Мне твоя затея не по душе, — сказал Кадар. — Это не доброе дело.
 Неужели Кадар не понимает, как нелегко ему решиться на это.
 — Тогда подскажи, что делать, чтобы сохранить ей жизнь. Бог свидетель, я не знаю.
 — Она возненавидит тебя.
 Вэр кивнул и сжал бока лошади, направив ее через мост.
 Селин пошла рядом с ними по двору, тоненькая, маленькая, но настроенная весьма воинственно, как солдаты, что ехали следом.
 — Я рада вас видеть. Почему вы не приехали раньше?
 — Где твоя сестра?
 — Спит вот уже четвертый день. Она встает только поесть и снова ложится спать.
 Вэр нахмурился.
 — Она больна?
 Селин покачала головой.
 — Просто до смерти устала. Она хотела закончить для вас знамя до нашего отъезда. — Селин повернулась к Кадару. — Ваши соколы чувствуют себя хорошо. Мне кажется, они любят меня больше, чем вас.
 Кадар усмехнулся.
 — Я бы не удивился. Они, возможно, почувствовали в тебе родственную душу. Ты ведь такая же строптивая и яростная, как Альенора, в то время как я человек кроткий и мягкий.
 Селин насмешливо фыркнула.
 — Такой же кроткий, как нападающая кобра.
 — Кобра может тоже быть тихой, пока кто-нибудь не забудется настолько, что станет тревожить ее. — Он спешился. — И это совсем не вежливо с твоей стороны, сравнивать меня со змеей. Я сам считаю себя львом. Или, возможно, леопардом.
 — Мы завтра выезжаем, — сказал Вэр, обращаясь к Селин. — Разбуди свою сестру и скажи ей, чтобы готовилась к путешествию.
 Лицо Селин засветилось от радости.
 — В Дамаск? Так скоро?
 Вэр уклонился от прямого ответа.
 — Скажи, пусть собирается.
 Селин светло улыбнулась, и, развернувшись, побежала через двор.
 Вэр повернулся к Кадару.
 — Поедешь со мной или останешься здесь?
 — Ты думаешь уберечь меня от стыда? — Кадар пожал плечами. — Мне всегда нравились поездки. Кроме того, стыд все равно будет преследовать меня, даже если я спрячусь от ее гнева. Ты не собираешься говорить ей, куда мы направляемся?
 — Это сделает путь для нее более трудным.
 Кадар хмыкнул.
 — И для нас тоже.
 Вэр не стал этого отрицать.
 — Она станет счастливее, когда привыкнет к…
 — Прибереги для нее свои доводы… и для себя тоже. — Кадар направился прочь. — Я скажу Абдулу, что мы отправляемся завтра. Полагаю, на этот раз мы возьмем его с собой?
 Вэр кивнул.
 — Нам могут понадобиться дополнительные силы для обходных маневров.
 — Думаешь, Ваден следил за нами?
 — Уверен в этом.
 — Тогда он может последовать за нами снова. Как ты надеешься спрятать их втайне от него?
 — Как только она окажется в безопасности, уже не будет иметь значения, узнает Ваден о том, где она или нет. То место более надежное, чем Дандрагон.
 — Ты как-то сказал мне, что Ваден найдет способ проникнуть в любую крепость и что именно поэтому ты постоянно освещаешь Дандрагон факелами.
 — Тогда я, значит, должен убедить его не трогать ее до тех пор, пока он не убьет меня. — Он сардонически улыбнулся. — И я уверен, что ты сразу же полетишь освобождать ее, подобно твоим соколам, если это случится.
 — Если она когда-нибудь мне снова будет доверять.
 — Тебе она сможет поверить.
 А вот он навсегда лишится ее уважения и доверия.
 — Не исключено, что ты проживешь дольше всех нас. Этот Ваден, возможно, вовсе не такой уж грозный, как ты говоришь.
 — Да? Бьюсь об заклад, он может потягаться с твоим Старцем с гор.
 — Надеюсь, что у тебя не будет возможности сравнивать. Старец не отличался радушием, когда ты пересек границы его владений. Я едва успел опередить его, утащив тебя. Он приказал своим ассаси-нам перерезать тебе глотку. — Кадар вздохнул. — Если бы я только мог предвидеть тогда, в какую проблему ты для меня превратишься.
 — Ты всегда можешь вернуться к нему. Нет, правда, я думаю, что это прекрасная идея.
 — Окружить меня стаей ассасинов вместо стены из солдат? — Кадар покачал головой. — Неужели ты никогда не оставишь этой мысли?
 — Нет. — Он никогда не бросит попытки спасти их. Неважно, какой ценой, но они должны выжить. — Скажи Абдулу, пусть готовится к походу на рассвете.
 — Просыпайся! Мы едем в Дамаск, Tea! — Селин бросилась на кровать и принялась подпрыгивать на ней. — Ты уже достаточно выспалась.
 Tea открыла заспанные глаза.
 — Дамаск?
 — Лорд Вэр вернулся. Мы едем туда завтра утром. Нам следует собраться.
 Ее взгляд метнулся к сложенному на столе знамени.
 — Мы не можем ехать, я еще не закончила…
 — Ты можешь доделать все позже и послать ему из Дамаска. — Лицо Селин светилось от радости. — Дамаск, Tea. Все начинается… Начинается наша новая жизнь!
 Tea чувствовала себя так, словно ее окутали ватой. Она потрясла головой, пытаясь разогнать туман в мыслях и перед глазами.
 — Что с тобой? Разве ты не рада?
 — Конечно, я рада. Я просто еще не проснулась окончательно. — Она обняла сестру и села на кровати. Она чувствовала себя ужасно слабой. То ощущение пустоты, возникшее в ней сразу после окочания работы, не покинуло ее и сейчас. — Я сама не пойму, почему я все еще чувствую себя слабой, как после болезни.
 Селин шмыгнула носом.
 — Ты ведь не спала почти три недели. Я боялась, что ты сляжешь. — Она спрыгнула с постели и потянула за собой Tea, заставляя ее подняться. — Но тебе больше нельзя спать. Нам еще очень много надо сделать. С чего начнем?
 — Пойди и скажи Жасмин, чтобы приготовила мне ванну. — Она попыталась думать. — И посмотри, достаточно ли у червей листьев для путешествия.
 Селин кивнула и побежала выполнять распоряжения.
 Возможно, у нее еще будет время закончить знамя сегодня ночью. Но нет, ей надо поговорить с Жасмин и Ташей и убедиться, что они не забыли, как ухаживать за деревьями. Селин права. Она пошлет Вэру знамя сразу, как только они устроятся в Дамаске.
 Но она хотела его передать лично ему, чтобы увидеть выражение лица Вэра, когда он развернет вышитое ею знамя.
 Эта работа для нее значила так же много, как и для него.
 Как знамя овладело ею полностью, так же растворилась она в ласках Вэра. Она вдруг обрадовалась состоянию внутренней пустоты. Это делало разлуку с ним не такой болезненной.
 Она откинула волосы с лица. Она не должна сейчас думать о Вэре. Иначе это благословенное оцепенение покинет ее. Она просто будет готовиться к путешествию, которое навсегда разлучит ее с ним.
 — Боже, что ты с собой сделала? — грубо спросил Вэр, когда она на следующее утро спустилась по ступеням. — У тебя остались только кожа да кости.
 — Я не очень похудела. Я работала.
 — Это платье просто весит на тебе, а запястья… — Он обежал ее взглядом. — Я не желаю больше ничего слышать об этих глупостях.
 — А вы больше ничего и не услышите. В конце концов, я буду в Дамаске, а вы останетесь здесь. И моя жизнь перестанет быть вашей заботой. — Она с усилием улыбнулась. — Так же, как, впрочем, и сейчас.
 — Вы моя боль, постоянная боль. Я бы не захотел никакого знамени, если бы знал, что из-за него вы доведете себя до такого состояния.
 — Это я хотела создать для вас знамя. И я вышила его для вас. — Она не могла отвести от него глаз. Вооруженный, в доспехах, он был прекрасен. Его ярко-голубые глаза сияли в свете свечей. Это тот же воин, которого она встретила в ту ночь в пустыне, когда восприняла его как грубое животное. Как же ошиблась она и как ей больно расставаться с ним.
 — Селин сказала, вы спали достаточно много. — Он стоял, не отрывая от ее лица взгляда. — А вы… все в порядке? Я не…
 — У меня все хорошо, — прервала она его, желая лишь, чтобы эта пытка смотреть друг на друга, испытывать страстное влечение и не сметь прикоснуться, скорее закончилась. — Я не беременна.
 — Это хорошо. — Его лицо ничего не выражало в этот момент, но она слишком хорошо его знала, чтобы увидеть и понять его страдания. — Так безопаснее для вас.
 А он потерял свою единственную надежду, что какая-то его частичка будет продолжать жить в его ребенке. Оцепенение, владевшее ею, таяло, пока она смотрела на него. Как бы ей хотелось в эту минуту протянуть к нему руки, обнять его, успокоить. Боже мой, неужели она всегда будет чувствовать к нему эту мучительную нежность. Как бы она хотела, чтобы между ними осталась только страсть, со своей мимолетностью, она легко отпускает, а вот нежность…
 — О чем вы думаете? — внезапно спросил он.
 Она проглотила комок, застрявший в горле.
 — Я хотела бы пожелать вам всего самого лучшего. Вы были очень добры ко мне.
 — В самом деле? — Он мрачно улыбнулся. — Видит Бог, вас легко ублажить. Я воспользовался вашим телом, исковеркал вашу жизнь, а сейчас еще собираюсь… — Он оборвал себя. — Пойдемте. Ваша сестра ожидает вас во дворе вместе с Кадаром. Если это можно так назвать. Она бегает, отдает приказания и все пытается устроить по своему вкусу. Можно подумать, что она не ребенок, а взрослая женщина.
 Tea пошла следом, благодарная за то, что самый мучительный момент уже позади.
 — Ей никогда не позволяли быть ребенком. — Она обогнала его и сбежала вниз по ступеням. Двор ярко освещали горящие факелы, их держали в руках солдаты Вэра. Лошади беспокойно перебирали ногами, и за колонной Tea увидела фургон.
 Жасмин стояла на ступенях и, заметив Tea, повернулась к ней.
 — Я пришла попрощаться и пожелать вам счастливого пути.
 — Спасибо. — Она боролась с искушением обнять Жасмин, но боялась оскорбить ее чувство собственного достоинства. — Вы помните, чему я научила вас? Вам следует все время практиковаться в этом.
 — Я же сказала, что буду это делать. — Она помолчала. — Вы не забудете о нас?
 Tea покачала головой.
 — Я пошлю за вами сразу, как только смогу. — Она поколебалась. — Последнее время мне не пришлось поговорить с вами. Лорд Вэр… Я думала, вы, должно быть, возмущены, что…
 Жасмин прервала ее резким жестом.
 — Не говорите глупостей. Это не мое дело, что вы захотели разделить ложе с лордом Вэром, раз вы предложили Таше лучший путь в этой жизни. Вы только женщина в этом мире мужчин, и если вы решили стать его наложницей, то я не виню вас за это. Вы соблюдали свои интересы.
 Ей следовало бы знать, что Жасмин рассматривает подобные связи только как способ достичь своей цели, с грустью подумала Tea. Весь ее жизненный опыт не позволял ей иного толкования. Что ж, возможно, она права. Они оба что-то пытались получить друг от друга. Вэр пришел к ней потому, что ему был нужен ребенок. Она легла в его постель потому, что хотела, чтобы он был в безопасности и остался в замке. Почти такой же холодный, трезвый расчет, как и у Жасмин и Таши, когда они заключали свои сделки на улице.
 Трезвый расчет? Нет, в том, как их потянуло друг к другу, преобладала страсть. Их отношения подобны неподвластной человеку стихии, буре, мгновенно сметающей все на своем пути. Неважно, как это начиналось, вскоре изменилось все. Но Жасмин не смогла бы понять, что их на самом деле связывало.
 — Я рада, что вы понимаете.
 — Конечно. Теперь лорд Вэр везет вас в Дамаск и дарит много прекрасного шелка. Это хорошо для всех нас. — Жасмин взмахом руки отбросила эту тему. — И теперь вам надо много работать, но не так, как вы это делали в последние три недели. Это никуда не годится. Вы должны беречь себя, вам болеть нельзя. Мы можем подождать… еще немного. — Она повернулась. — Но не слишком долго.
 Tea печально улыбнулась, глядя вслед Жасмин. Наверное, ей следовало быть благодарной Жасмин за то, что та не потребовала от нее работать день и ночь ради достижения успеха в их общей цели.
 — Я хочу ехать верхом. — Селин подбежала к Tea и, схватив за руку, потянула вниз по ступеням. — Кадар говорит, что я должна сидеть в фургоне, но я сказала ему, что это нам не подходит. Ты согласна со мной?
 Tea покачала головой и улыбнулась.
 — Я не умею ездить верхом, и уже поздно учиться. Я поеду в фургоне.
 — Нет. Вэр вскочил на лошадь, наклонившись, протянул руки. — Вы поедете со мной.
 — Это необходимо?
 — Да. — Затем он покачал головой. — Нет. — И он, запинаясь, добавил: — Но мне бы это было приятно.
 Должно быть, в последний раз он будет держать ее, внезапно поняла она. Она шагнула к нему. Он поднял ее и посадил впереди себя на лошадь.
 Взявшись за поводья, сказал так тихо, что даже она едва его услышала:
 — Благодарю тебя. Ты очень добра, что…
 — Не продолжай. — Волнение перехватило ей горло, она замолчала, чтобы справиться с задрожавшим вдруг голосом. — Какой же ты глупый. Я тоже хочу этого.
 Слезы заливали ей глаза, мешая видеть двор. Они проехали через ворота, по опущенному мосту. Повсюду факелы, огонь, свет. Она вспомнила, как поразил ее впервые Дандрагон и как она сказала Вэру, что расточительно зря жечь факелы.
 — Ты дрожишь. — Руки Вэра сомкнулись вокруг нее. — Тебе холодно?
 — Нет. Нам долго ехать?
 — Два дня, может, чуть дольше. Перестань трястись. Тебе нечего бояться. С тобой ничего плохого не случится. Я уберегу тебя.
 — Я не боюсь. — Она приникла к нему. В эту минуту она совсем не думала об опасности, подстерегающей за воротами замка. Она лишь чувствовала печаль и сожаление, и еще в ней крепла уверенность, что все неправильно. Ей не следовало покидать Дандрагон. И она должна была остаться здесь.
 Но какая же она дура. Для нее нет места в Дандрагоне. Разве она могла здесь стать его хозяйкой, рожать ему детей, дарить ему свою любовь? Она была бы здесь просто рабыней, такой же, как в доме Николаса.
 Она не нужна ему, он не хочет видеть ее рядом. Разве что в его постели. Но там ее могла заменить любая другая. Он никогда не говорил, что испытывает к ней какие-либо чувства, помимо вожделения. Он просто найдет ей замену и будет вполне удовлетворен.
 Боже, она не должна плакать. Она не могла сдержать слез. Она хотела уехать, она его покидает. Он сам организовал это путешествие, сам предложил увезти ее из Дандрагона.
 Она не станет плакать.
 Два дня спустя вдалеке показалась крепость. Ее стены казались такими же высокими и непреступными, как и в Дандрагоне, но замок, который они окружали, походил на причудливый арабский дворец, мимо которого она проходила по пути из Константинополя.
 — Что это за замок? — спросила Tea. — Он очень красивый.
 — Эль Санан. Он принадлежат Кемалу бен Джакара, — сказал Вэр. — Он очень могущественный шейх и охраняет эти земли для Саладина.
 — От франков?
 Он покачал головой.
 — Эти земли лежат в стороне, франки сюда не добираются, но в этих холмах скрываются бандиты, с которыми Кемалу приходится сражаться, и немногочисленные шейхи, с завистью поглядывающие на богатство Кемала.
 — Кажется, вы очень хорошо осведомлены о его делах.
 — Мы несколько раз встречались по случаю.
 — Но ведь вы сражаетесь за франков.
 Вэр задумчиво смотрел вниз, в долину.
 — Весь исламский мир знает, что тамплиеры изгнали меня из своего братства. Изгнанник не может быть по-настоящему верен. Кемал и я понимаем друг друга.
 Она почувствовала себя как-то неуютно.
 — А это не опасно, проезжать так близко от его владений?
 — Мы с Кемалом ладим. Нам ничего не грозит.
 Он сжал бока лошади и послал ее в галоп.
 — Вы направляетесь прямо к крепости. Вы собираетесь остановиться там на ночь?
 Его ответ она едва расслышала:
 — Да, мы проведем там ночь.
 К ее изумлению, ворота распахнулись перед ними без оклика, и они проехали прямо во двор крепости. Дворец оказался еще более красив вблизи, чем ей показалось с холмов. Башни-луковицы венчали широко раскинувшееся экзотическое здание, мраморные балконы сияли белизной в ярком солнечном свете.
 — Добро пожаловать, лорд Вэр. — Араб в струящихся одеждах и тюрбане с огромным голубым сапфиром шел через двор к ним. Его пухлые щеки терялись в складках, когда он улыбался. — Я вижу, вы привезли свое сокровище.
 — Да. — Вэр спешился и снял Tea с лошади. — Это леди Tea, Кемал.
 Tea в замешательстве смотрела на человека, к которому обращался Вэр. Это, должно быть, и есть Кемал бен Джакара, он просто излучал радушие. Это был маленький, пухлый человек лет пятидесяти, с живыми черными глазами и широкой улыбкой.
 Взгляд Кемала обследовал Tea с ног до головы.
 — Я понимаю, почему вы не хотите, чтобы с ней что-нибудь случилось. Светловолосые женщины очень высоко ценятся. А она еще и очень хорошенькая. Мне доставит огромное удовольствие выполнить свою задачу.
 Tea застыла, пораженная его словами.
 — Для тебя не много удовольствия. Помни, она тебе не принадлежит, — сказал Вэр. — Она — моя собственность.
 — Я человек чести. Я держу свое слово. — Кемал поклонился ему. — До тех пор, пока вы выполняете свое.
 — Что это значит? — Tea обернулась к Вэру. — О чем это вы тут толкуете?
 Кемал чуть нахмурился.
 — Она обращается к вам слишком дерзко. Вы плохо ее учили.
 Tea медленно сжала руки.
 — Что это значит?
 — Вы останетесь здесь под защитой Кемала. — Он повернулся к Кадару. — Отведи ее и Селин на женскую половину.
 Кемал щелкнул пальцами — и к нему подбежал молодой человек.
 — Это Домо, — сказал он, обращаясь к Tea, — он главный евнух, и ты будешь слушаться его как своего хозяина. Ступай с ним.
 — На женскую половину? — прошептала Селин, все еще сидя на лошади.
 Tea могла понять ужас сестры. Ее саму охватил тот же леденящий страх при воспоминании о женской половине в доме Николаса.
 — Там будет чудесно, — сказал Кадар, снимая Селин с лошади. — Не бойтесь. Вы будете работать, только когда сами захотите. У вас будет все, что пожелаете. Вы еще растолстеете от лени в гареме Кемала.
 — Гарем, — повторила, словно в оцепенении, Tea. Она все еще не могла поверить в случившееся.
 — Идите с Кадаром, — повторил Вэр. — Я зайду к вам и все объясню после того, как мы с Кема-лом обсудим все детали.
 — Вы продали меня ему, — недоверчиво прошептала она. — Значит, все ваши обещания — ложь? Вы никогда не собирались везти меня в Дамаск.
 — Я не лгал. Я никогда не говорил вам, что мы едем в Дамаск.
 — Вы обманули меня! — Ее руки сжались в кулаки. — Вы заставили меня поверить…
 — Молчи, рабыня. — Кемал с неодобрением потряс головой. — Ты неуважительно относишься к своему хозяину.
 — Рабыня, — повторила Tea.
 — Нет, я не продавал тебя Кемалу. Все делалось только для того, чтобы сохранить тебе жизнь. — Еще мгновение он глядел на ее бледное лицо, затем резко отвернулся. — Ради Бога, Кадар, уведи ее.
 — Ты всегда оставляешь для меня самые легкие задачи, — Кадар был бледен. Он сделал знак евнуху. — Веди, Домо.
 Tea неотрывно глядела вслед Вэру, идущему по двору вместе с. Кемалом.
 Рабство.
 Селин прижалась к ней.
 — Я ничего не понимаю, Tea.
 A Tea слишком хорошо все понимала. Сбылись ее самые худшие ночные кошмары. Он предал ее.
 Она обняла сестру за плечи.
 — Все будет хорошо. Мы выберемся отсюда.
 Селин резко обернулась к Кадару.
 — И вы это сделали.
 Он вздрогнул как от удара.
 — Признаюсь, я помогал. Вэр предложил мне найти другое место, где бы вы могли быть в безопасности, но я не смог.
 — Я была свободной… — Глаза Селин полыхали зеленым пламенем, когда она смотрела на него. — Сначала вы освободили меня, а затем опять посадили в клетку.
 — Прошу вас, мой хозяин велел вам идти со мной, — тихо сказал молодой евнух, направляясь через двор.
 Хозяин. Рабыня. Tea вздрогнула, затем выпрямилась и взяла себя в руки.
 — Мы должны идти с ним, Селин. Во всяком случае, сейчас.
 Кадар пошел рядом с ними.
 — Вы ведь понимаете, это не навсегда.
 Tea окинула его холодным взглядом.
 — Я это очень хорошо понимаю. Но только потому, что сама не допущу, чтобы так продолжалось долго.
 — Вэр не продал вас. Он только заключил сделку с Кемалом. Шейх станет охранять вас, а взамен Вэр не допустит бандитов на его южные границы.
 — Он назвал меня рабыней.
 — Вэру пришлось заверить Кемала, что вы не вольны уйти, поэтому он сказал ему, что вы — его рабыня. — Кадар быстро продолжил: — Жизнь здесь будет очень приятной. У вас есть ваш шелк, и вы можете заняться вышивкой, а когда придет время оставить это место, у вас будет достаточно товара, чтобы начать свое дело.
 — Нам здесь нечего делать.
 Кадар продолжил, словно его и не прерывали:
 — Вэр даже приказал Абдулу привезти несколько шелковичных деревьев, чтобы посадить их в дворцовом саду.
 — Как он добр. — Предатель. Ярость затопила все ее существо. — А почему именно араб в качестве тюремщика?
 Кадар пожал плечами.
 — Ни с одним христианским лордом вы не оставались бы в безопасности. Вэр полностью уверен, что тамплиеры воздействуют на любого из них. Ке-мал же скорее перережет вам горло, чем отдаст в руки тамплиеров.
 — И это должно меня успокоить?
 — Не думаю, что вам что-нибудь сейчас поможет.
 — Вы скорее умны, чем добры.
 — Я пытаюсь быть добрым. — Он помолчал. — Так же, как и Вэр. Как только мы найдем какой-нибудь способ, чтобы освободить вас, мы тут же это сделаем. Но сейчас это невозможно.
 — И поэтому мы должны оставаться в тюрьме, пока Вэр не соизволит что-нибудь придумать.
 — Не в тюрьме, в гостях. — Встретив ее презрительный взгляд, он вздохнул. — Вы правы, в тюрьме.
 — Наконец-то, хоть одно слово правды.
 — Я не останусь здесь, — яростно заявила Селин.
 — У вас нет выбора. Вэр остановился на этой крепости не случайно. Кемал, быть может, и не производит впечатление грозного воина, но он очень умелый вождь. Даже если вам удастся перебраться через эти стены, его люди схватят вас прежде, чем вы сумеете найти путь среди холмов. — И Кадар добавил с ободряющей улыбкой: — Почему бы вам не рассматривать жизнь здесь как короткий отдых? Занимайтесь своей вышивкой, живите спокойно и в безопасности.
 Евнух пропустил их в открытую дверь и провел по длинному сумрачному помещению, бросив на ходу:
 — Вам очень повезло. Мой хозяин сказал, что вы не будете жить вместе с другими обитательницами гарема, у вас будут свои покои. — Он открыл украшенную орнаментом дверь и отступил в сторону: — Входите.
 Едва Tea переступила порог, как в нос ей ударил специфический запах ладана и каких-то воскурений. Ее взгляд обследовал красивый, покрытый мозаикой пол, шелковые подушки, арочные окна, закрытые резными ставнями, застеленные парчевыми покрывалами кровати.
 — В этом крыле много красивых комнат. — Евнух кивнул на дверь в конце комнаты. — Разве здесь не прекрасно?
 Tea медленно прошла к двум окнам. Она могла увидеть небо сквозь красивый узор на ставнях, но когда она потянула за них, то обнаружила, что они такие же крепкие и прочные, как прутья металлической решетки.
 — Ни одна тюрьма не может быть прекрасной.
 — Любая женщина в гареме чувствовала бы себя счастливой, окажись она в этих чудесных покоях, — проворчал Домо.
 Tea холодно посмотрела на него.
 — А вот я не благодарна.
 Кадар встал между ними.
 — Это не его вина.
 — Я знаю, он ни при чем. — Tea невидящим взглядом уставилась в окно. — Убирайтесь. Я больше никогда не желаю ни видеть вас, ни слышать ваш голос.
 — Tea… — начал он и, помолчав, закончил: — Я все еще ваш друг.
 — Вы наш враг, — заявила Селин. — Друг бы нас не предал.
 — Но это не… — Кадар не стал спорить. — Поверьте, я все еще ваш друг. Когда-нибудь вы это поймете. — Он повернулся к двери. — Идем, Домо, будет лучше, если мы оставим их одних. Вэр скоро зайдет к вам, Tea.
 — Зачем? Убедиться, что я не смогу сбежать из этой тюрьмы?
 Кадар вздохнул.
 — Любой воин знает, как охранять пленников. Он хочет постараться убедить вас.
 Tea услышала, как за ним закрылась дверь. Никакого ключа, никаких запоров. Они просто должны чувствовать, что их очень хорошо охраняют, подумала она с горечью.
 — Что мы будем делать, Tea? — спросила Селин.
 Нехарактерная для девочки неуверенность прозвучала в дрожащем голосе. Tea должна отбросить свои собственные переживания и поддержать ее. Она отвернулась от окна.
 — Во-первых, мы убедимся, что Кадар сказал нам правду об охране и укреплениях. Затем разработаем план. — Она попыталась улыбнуться. — Наверняка существует несколько способов, как выбраться отсюда. Это просто отсрочка, а еще не конец.
 Селин посмотрела в зарешеченное окно.
 — Это несправедливо, Tea.
 — Мы снова будем свободны. Пусть нам потребуется какое-то время, но мы больше никогда не будем рабами.
 — Черт возьми, я же твержу вам, вы не рабы. — В дверях стоял Вэр. — Почему, дьявол вас побери, вы не верите мне?
 Tea внутренне сжалась, поворачиваясь к нему лицом.
 — Потому, что вы лжете. Оглянитесь вокруг. Разве вольные женщины живут за решеткой?
 — Если так решают их мужья. — Он рукой остановил поток яростных слов, который, как он видел, готов был хлынуть на него. — Я уже как-то говорил вам, что ни одна женщина не бывает полностью свободна. Я не могу ее дать вам, но вы получите здесь все, что пожелаете, чтобы вам было удобно.
 — Вы не давали мне свободу, я сама ее взяла. И теперь вы пытаетесь отобрать ее у меня, — произнесла Tea сквозь стиснутые зубы. — Я этого не потерплю.
 — Вам придется… — Вэр прервал себя и сказал, обращаясь к кому-то, стоявшему за ним. — Да, внесите их. — Он отступил, пропуская солдат с рулонами шелка. — Куда вы хотите их положить? Сюда?
 Селин вскочила.
 — Нет, я покажу место. — И она направилась к двери, на которую указал им Домо, когда говорил о других покоях. — Идите за мной.
 Минутная растерянность Селин исчезла. Tea молча наблюдала, как сестра командует солдатами, направляя их в смежную комнату, затем только повернулась к Вэру.
 — Она всего лишь ребенок. Найдите ей место в Дамаске и отпустите на свободу.
 Он покачал головой.
 — Это не безопасно. Почему, как вы думаете, я забрал ее из Константинополя?
 — Чтобы сделать мою тюрьму более сносной. — Теперь это было ей ясно. Почему она не поняла этого раньше? — Вы намеревались оставить меня в Дандрагоне, ведь так?
 — Да, пока Ваден не подал мне знак, что убьет вас. Тогда я понял, что должен найти еще какое-нибудь место, чтобы спрятать вас.
 — И надолго?
 — Пока опасность не минует.
 От ярости, охватившей ее, у нее закружилась голова.
 — Я не позволяла вам принимать за меня решения и защищать меня. Вы не имели права поступать так.
 — Я присвоил себе такое право.
 — Я никогда не прощу вам предательство. Я буду проклинать вас каждый день моей жизни.
 — Знаю, что будете. — Его лицо еще больше потемнело, когда он сказал с невеселой улыбкой: — Но, может быть, то, за что вы будете меня ненавидеть, отдалит вашу смерть еще на очень долгое время. — Он повернулся, собираясь уходить. — Я буду посылать к вам Кадара время от времени, чтобы узнавать, все ли у вас в порядке.
 — Я не хочу его видеть здесь.
 — И тем не менее он будет приезжать. Хотя бы затем, чтобы я был уверен, что Кемал честно выполняет условия нашей сделки. Мои услуги наемного воина очень дорого стоят. — Внезапно он опять обернулся и посмотрел на нее, подыскивая слова. Наконец он сказал охрипшим от волнения голосом: — Мне ничего другого не оставалось. Я не могу позволить вам погибнуть. Я бы не вынес этого… — Вэр оборвал себя и безнадежно махнул рукой. — Мне ничего другого не оставалось, — повторил покаянно, и резко развернувшись, быстро вышел из комнаты.
 Он ушел. Она хотела побежать за ним, остановить, закричать, что он не может так поступить с ними.
 Но он мог… он только что сделал это.
 — А теперь уходите, — сказала Селин, выпроваживая солдат. — Нам от вас больше ничего не надо.
 Солдаты поспешно ретировались, словно за ними кто-то гнался. Должно быть, они спасались от ее острого язычка, подумала Tea. Она бы улыбнулась комизму этой ситуации, если бы не гнев и отчаяние, бушевавшие в ее груди.
 — Шелк не пострадал?
 Селин покивала.
 — Мне распаковать наши вещи?
 — Да. — Хорошо, если Селин будет занята делом.
 Tea подошла к окну. Вэр, уже верхом на лошади, разговаривал со стоящим рядом с ним Кемалом. Возможно, они обсуждали, как лучше содержать ее и Селин в плену, с горечью подумала Tea. Затем Кемал отступил на шаг, и Вэр, подняв руку, направил лошадь к открытым воротам.
 Tea сжала пальцами резную ставню. Она смотрела, как он проезжал через ворота.
 Ее охватило чувство одиночества. Она поняла, что все-таки до конца не верила в его отъезд, в то, что он на самом деле бросит их в этом страшном месте.
 — Tea? — Селин стояла возле. — Не беспокойся. Я сначала испугалась, но мы ведь теперь вместе, а это гораздо лучше, чем раньше. Все будет хорошо.
 Это она должна успокаивать Селин. Tea обняла сестру.
 — Мы в этом еще убедимся. Ты права.
 Через мгновение Селин отступила на шаг, вывернувшись из ее рук.
 — Я разложила нашу одежду в сундуки, что стоят у дальней стены. — И она кивнула на сложенный кусок шелка на столе возле двери. — Я нашла знамя в твоих вещах. Что мне с ним делать?
 Знамя. Знамя Вэра.
 — Сожги его.
 Селин изумленно посмотрела на нее.
 — Ну уж нет. Я поняла, почему ты не хочешь отдавать его ему, но ты так долго и вдохновенно трудилась над ним. Я не могу видеть, как пропадает зря твоя работа.
 — Тогда делай с ним что хочешь. Я не желаю больше его видеть. — Она отвернулась от окна. Ворота были уже закрыты. Они остались одни. — Но лучше бы ты его сожгла…
 — Приветствую тебя в моем доме. — Дверь распахнулась, и перед ними предстал сам Кемал бен Джакара. — Я долго думал над твоим поведением и решил, что причина твоей дерзости кроется в удивлении, ты не ожидала, что мой друг лорд Вэр решил оставить тебя моим заботам. — И он напыщенно добавил: — Я прощаю тебя.
 — О, в самом деле? — мягко спросила Tea. Ей так и хотелось отхлестать его по его толстым, с ямочками щекам.
 — Но ты должна понять, что я не буду столь терпимым к подобному непослушанию в своем доме. Лорд Вэр настоял на привилегиях для вас, но я хочу жить в мире и покое. Вам будет позволено свободно ходить по женской половине и в саду, но так, чтобы не причинять мне неудобств. — Он нахмурился. — Хотя эти занятия с червями, которые будут ползать повсюду и пожирать листья, мне не по душе. Я, может, поищу способ, как отступить от этой части нашего договора с лордом Вэром. — Его лицо прояснилось. — Но я не возражаю против вашего шитья. Такое занятие подходит для женщины. Ну, признайся, разве я не великодушен?
 Интересно, что бы он сделал, если бы она натянула его украшенный драгоценностями шелковый тюрбан прямо на глаза и ударила в живот. Tea уже открыла рот, чтобы заговорить, но, подумав, сдержала готовые вырваться слова. Ничего не будет хорошего, если она начнет ссориться со своим тюремщиком. Раз она решила бежать отсюда, ей не помешает некоторая свобода, которую он может ей предложить.
 Улыбка Кемала стала еще шире.
 — Я вижу, ты потеряла дар речи от моей доброты. Ну теперь ты ведешь себя так, как и полагается рабыне. — Он направился было к выходу. — Это очень хорошо, что мы пришли к взаимопониманию. Лорд Вэр будет… А это что такое? — Его взгляд упал на мерцающий шелковый сверток, лежащий на столе возле двери.
 Он протянул руку и встряхнул его за концы.
 — Знамя? Посмотрим, действительно ли твоя работа так уж цен… — Он замолчал на полуслове и уставился на алый с золотом вышитый рисунок расширившимися от восхищения и изумления глазами. — О Аллах, — пробормотал он. Его толстый палец проворно пробежал по линиям рисунка. — Великолепно. Ты сделала это для своего хозяина?
 Хозяина. Ее снова охватил приступ гнева.
 — Да.
 — Возможно, я позволю тебе сделать еще одно для меня. По правде говоря, я еще никогда не видел такого прекрасного знамени.
 — Тогда возьмите его. — Она почувствовала пристальный взгляд Селин на своем лице. — Лорду Вэру оно не нужно. Он не захотел его брать.
 — Любой воин желал бы иметь такое знамя.
 — Разве бы он оставил его, если бы хотел взять себе?
 Кемал с сомнением покачал головой.
 — Ты уверена, что он не станет возражать?
 — Он сам сказал мне перед отъездом из Дандрагона, он не в восторге, чтобы я вышивала его. Оставьте его мне, и я закончу его обшивать.
 — Сегодня? Я хочу, чтобы оно было у меня завтра. — Он с восторгом взглянул на рисунок. — Стяг принесет мне большую удачу. Я это чувствую.
 — Знамя будет у вас завтра утром.
 Со сверкающей белозубой улыбкой он протянул ей полотнище.
 — Теперь я понимаю, почему лорд Вэр стремился сохранить вас в безопасности. Такая исполнительность и мастерство — редкие качества в женщине. Остальному вы можете научиться. — Он направился к двери. — Завтра утром я пришлю слугу за ним.
 — Толстый павлин, — пробормотала Селин, когда за Кемалом закрылась дверь.
 Tea кивнула.
 — Но этот павлин управляет крепостью. Не будет большого вреда, если он решит, что мы можем меньше, чем на самом деле, пока мы не подготовимся к побегу отсюда. — Она села на подушки. — Принеси мне нитки и иглу, Селин. Я хочу поскорее избавиться от этого знамени, чтобы никогда его больше не видеть.




 11


 — Уверен, что сегодня ты нажил себе злейшего врага, ненавидящего тебя сильнее Великого Магистра, — сказал Кадар, оглядываясь через плечо на ворота Эль Санана. — Ты не изменил своего решения?
 — Я не могу этого сделать, — свирепо произнес Вэр, пытаясь сдержать чувство безысходности. — Сколько раз мне повторять тебе это? Тебе не следовало бы помогать мне, раз ты не можешь понять, что у меня безвыходное положение. — Он смотрел прямо перед собой. Только не оглядываться, не думать о ее лице, когда она поняла, что он предал ее. Все уже кончено. — Поскольку ты не можешь предложить ничего другого, то лучше помолчи.
 — Я думал об этом. Ты можешь увезти ее далеко отсюда, из этой страны.
 — Я отсюда не уеду.
 — Не думаешь ли ты, что настало время забыть гордость и вспомнить о здравом рассудке?
 — Гордость? — Вэр устало взглянул на него. — Мой Бог, неужели ты все еще считаешь, что меня волнуют чьи-то разговоры и то, что будто они заставили меня уехать отсюда?
 Кадар внимательно изучал его лицо, затем медленно покачал головой.
 — Нет, но я вижу, что ты изменился. Мне только хотелось бы знать, почему?
 — Джеда. Разве этого не достаточно?
 Кадар, казалось, хотел поспорить, но сдержался.
 — Итак, почему бы тебе не покинуть Святую землю?
 — Потому, что это не приведет ни к чему хорошему. Тамплиеры есть везде.
 — Но не в таком количестве. Мир велик. Ты можешь найти какую-нибудь маленькую страну, где будешь в безопасности.
 — A Tea довольствуется таким местом, чтобы спрятаться от всего мира? Ты сам знаешь, что нет. У нее есть мечта. Она полетит в ближайший город, чтобы основать там свой шелковый дом. И рано или поздно, Ваден обнаружит ее.
 Кадар издал тихий свист.
 — Так, значит, это Tea держит тебя здесь?
 — По моей вине она оказалась в опасности. Теперь Tea моя забота.
 — Это рыцарство может стоить тебе жизни, как тем беднягам из Джеды. Защита границ Кемала — это не самая легкая задача. — Кадар снова оглянулся через плечо на ворота крепости. — Хотелось бы знать, кто из вас двоих больше пленник.
 — Спроси у Tea. Она в этом не сомневается.
 — Боюсь, ее суждениям сейчас не стоит доверять, они слишком затуманены.
 Затуманены гневом, и горечью, и ненавистью, подумал Вэр. Она смотрела на него с таким же ужасом и недоверием, как в ту ночь, когда он нашел ее в пустыне. Нет, не совсем с таким, гораздо хуже.
 — Тогда ты можешь сделать свой собственный вывод. И не похоже, что она изменит свое мнение. — Боже, ему надо отделаться от Кадара. Он будет продолжать разговаривать, а каждое его слово подобно удару железного кулака. Он сжал коленями бока своего коня и, вырвавшись вперед, оставил и Кадара и Эль Санан далеко позади.
 На протяжении всего обратного пути Вэр держался жесткого ритма, и задолго до заката следующего дня они прибыли в Дандрагон.
 Вэр придержал лошадь и позвал, оглянувшись через плечо:
 — Кадар!
 Тот выехал вперед.
 — Ты решил удостоить меня чести и поговорить со мной? Ты поступил весьма грубо, знаешь ли. Я, конечно, мог бы не обратить внимания и…
 — Если я не вернусь в течение трех дней, прикажи всем покинуть Дандрагон и катиться на все четыре стороны. Затем скачи в Эль Санан и забери оттуда Tea и Селин.
 — Вернешься? Куда это ты собираешься?
 Взгляд Вэра остановился на третьей горе.
 Кадар покачал головой.
 — Из твоего рассказа следует, что предлагать себя в качестве жертвы хорошая идея.
 — Я не мученик. Я не собираюсь позволить ему расправиться со мной. Я хочу лишь поговорить с ним.
 — Потому что он узнал, что ты спрятал Tea в Эль Санане. Ты не думаешь, что Кемал в состоянии защитить ее?
 — Нет, если Ваден решит, что она должна умереть. Кемал сможет уберечь ее от кого угодно, но только не от Вадена. — Он повернул лошадь. — Защищай моих людей в Дандрагоне.
 — А кто поможет тебе? — крикнул ему вслед Кадар. — Он столько лет подбирался к тебе, а теперь ты хочешь сам напороться на его меч, чтобы оказать ему услугу.
 Вэр не отвечал.
 — Я нужен тебе. Я не позволю тебе покончить с собой, пока твоя жизнь принадлежит мне.
 — Если я приеду к нему не один, то это будет самый верный способ спровоцировать его на убийство, — ответил Вэр. — Помни: три дня.
 Выезжая на дорогу и держа направление к третьей горе, он слышал, как Кадар отчаянно ругается.
 Ваден наблюдал за ним.
 Вэр уставился в огонь костра.
 Он здесь, в темноте, позади него. Вэр ничего не слышал, но он его чувствовал.
 Справа возле костра чуть светился во тьме белый флаг, он растянул его прямо на земле. Великий Магистр проигнорировал бы любой жест к перемирию и уже давно нанес бы удар. Кто знает? Ваден может сделать то же. Он должен не меньше устать от этой игры в смерть, чем Вэр. Но нет, никто на свете не был так измотан ожиданием смерти, как он.
 — Ты выйдешь к костру или нет? — Его взгляд не отрывался от огня. — Не помню, чтобы ты был когда-нибудь таким застенчивым, Ваден.
 В ответ — тишина. Затем веселый смешок и звук шагов позади него.
 — Ты никогда не отличался искусством вызывать на поединок, Вэр. Уж не думал ли ты, что я убежал от тебя из трусости?
 — Так я и подумал.
 — Я собирался подойти к тебе, просто хотел подождать и убедиться, что ты не решил от отчаяния подстроить мне ловушку.
 — Под белым флагом?
 — Безвыходность меняет людей. Я жестко тебя прижал. — Ваден сел с другой стороны костра, против Вэра. Он снял шлем и провел рукой по рыжеватым волосам. — И к тому же, после Джеды у тебя появились причины усомниться, осталась ли в этом мире хотя бы крупица чести.
 — Ты не имел отношения к Джеде.
 — Откуда ты это знаешь? — Темные глаза Вадена сузились и сверкнули. — Как можешь ты быть в этом уверен? А если я устал от этой игры в кошки-мышки и хотел подстегнуть тебя к действиям?
 — Ты бы не сделал этого. Ты не способен на такое злодейство.
 — Ну, в этом ты ошибаешься. Ты судишь обо мне по своему собственному понятию о чести. Ты не смог бы уничтожить мирную деревню, но я-то способен на любой грех. Для меня это всего лишь вопрос выбора.
 — Ерунда. Грех — это всегда вопрос выбора. Но ты бы никогда не спалил Джеду.
 — Что ж, думай как хочешь. — Ваден протянул руки к огню. — Но, впрочем, у тебя всегда своя дорога. Обычно ты видел лишь один путь. Добро — это добро, зло — это зло. И никаких полутонов и переходов между ними. Временами я завидовал этой твоей слепоте.
 А Вэру не хватало мудрости Вадена, его хладнокровия, способности держаться отстраненно даже в пылу битвы. Странно, что несходные характеры не помешали им стать друзьями. Горячность и страстность Вэра уравновешивались холодным самоконтролем Вадена и его цинизмом. Он никогда не думал, что полностью знает Вадена, но чувствовал, что бы ни скрывалось за этим ледяным красивым фасадом, ему ничего не угрожало. Острая печаль пронзила Вэра при мысли о тех временах, которых уже никогда не вернуть.
 — В том, что произошло в Джеде, видна рука Магистра. — Он помолчал. — Или в том, что сделали с Филиппом. Возможно, были какие-то причины, чтобы убить Жофрея. Он совершил прегрешение. Но не Филипп.
 — Великий Магистр сказал, что он знал слишком много.
 — Это бред. И даже если бы я рассказал ему что-нибудь, он все равно бы не выдал тайны.
 — Они не могли быть в нем уверены. Он был слабым человеком.
 — Объяснение явно неверное. Я другой человек, и тем не менее ты собираешься убить меня по той же причине. — И он добавил с едва скрытой болью: — Но, ради Бога, ведь ты-то знаешь меня. Я всегда держал клятвы.
 — Возможно. Но ты всегда отличался нежным сердцем. Если бы перед тобой стоял выбор — другая Джеда или рассказ о том, что ты видел в Храме, по какому пути ты бы пошел?
 — Этого не могло случиться.
 — Каким был бы твой выбор?
 Он встретил взгляд глаз Вадена поверх пламени костра.
 — Жизнь, черт тебя возьми. Я бы выбрал жизнь.
 — Я тоже так думаю.
 — Но и ты сделал бы то же.
 Ваден покачал головой.
 — Какая-то маленькая деревня или конец нашего мира, такого, каким мы его знаем? Ты ведь понимаешь, какой хаос мог бы начаться. Уверяю, я бы не выбрал твою Джеду.
 — Не важно, что ты сейчас так говоришь. Ты не мог бы этого сделать. Ты не похож на них.
 — Да, но я хуже. Они хотят убить тебя во имя Господа. Я же сделаю это ради того, чтобы защитить себя и свое место в этом мире. — Его улыбка погасла. — Надеюсь, ты поверишь мне, если я скажу, что это не мое желание. Когда я узнал, что именно ты проник в тайны Храма, я готов был своими руками задушить тебя. Ну почему ты не смог сдержать своего любопытства? Будь я там, я бы насадил тебя на меч, лишь бы ты не спускался в эти пещеры.
 — Ты ведь знал Жофрея. Он хотел во что бы то ни стало узнать, что за тайны скрываются там внизу. Если бы я не пошел с ним, он бы пошел один.
 — О Боже, — Ваден покачал головой. — Мне следовало бы догадаться. Неужели ты никогда не поймешь, что не сможешь защитить целый мир? Тебе надо было предоставить Жофрею рисковать одному.
 — Он был моим другом, — просто сказал Вэр. — Моим братом.
 — Так же, как и я. Жизнь слишком дорогая цена для дружбы. Мы оба, каждый по-своему, подготовили твою смерть.
 — Но я пока жив. — Он вновь посмотрел на огонь. — Не будем говорить о Храме. Я пришел не поэтому.
 — Женщина? Ты действительно думаешь, что Кемал может защитить ее от меня?
 — Нет, именно поэтому я здесь. — И он, запинаясь, продолжил: — Я хочу просить тебя оставить ей жизнь. Она не представляет угрозы. Она ничего не знает.
 Ваден промолчал.
 Голос Вэра внезапно стал хриплым от напряжения.
 — Христос свидетель, я не сказал ей ничего. Оставь ей жизнь.
 — Ты очень заботишься о ней.
 Ваден слишком хорошо понимал его, и Вэр не мог отрицать очевидное.
 — Женщина не должна умереть только потому, что какой-то мужчина… привязан к ней. Это не правильно.
 — Но ты слишком дорожишь ею и можешь солгать ради нее. Ты бы сделал это, Вэр?
 — Нет. — Но, ответив так, Вэр вдруг осознал, что это неправда. — Да, я бы солгал. Что значит немного лжи по сравнению с ее жизнью? — Он поднял взгляд на Вадена. — Но ты всегда говорил, что во мне нет хитрости, и ты можешь читать по моему лицу без всякого труда. Как по-твоему, я лгу сейчас?
 Ваден внимательно посмотрел на него, затем медленно покачал головой.
 — Нет, разве что ты изменился больше, чем я могу представить. — Он пожал плечами. — Великий Магистр де Райдфорт сказал бы, что риск слишком велик.
 Вэр напрягся.
 — Ты говорил ему о ней?
 — Пока еще нет, — сказал Ваден. — В этом нет необходимости. Зачем мне тревожить их, когда они заняты попытками вновь захватить Акру? — Он пожал плечами. — Хотя я и не думаю, что в этом есть смысл. Де Райдфорт — тупица, если полагает, что мы сможем победить огромную армию Саладина.
 Вэру было не до Акры.
 — Нет необходимости говорить ему вообще. Она к этому не причастна.
 — Она связана с тобой, а это значит, она непосредственно вовлечена во все это, как и все мы. Тебе следовало быть более осторожным.
 В тоне Вадена звучало неподдельное сожаление, и у Вэра шевельнулась слабая надежда.
 — Значит, это моя вина. Оставь ее в покое.
 Ваден покачал головой.
 — Ты ведь знаешь, это невозможно.
 — Я не знаю этого. — Вэр попытался подавить гнев в голосе. — Очень хорошо, тогда просто обещай мне, что ты не станешь предпринимать ничего, пока все остается как есть. Подумай об этом. Здесь нет никакого риска, пока она в Эль Санане.
 — Это так. — Ваден думал. — Если только она не покинет Эль Санан.
 — Она останется там. Кемал позаботится об этом. Я заключил с ним сделку — защищать его южные границы.
 Ваден насмешливо приподнял брови.
 — Сделка с неверным?
 — Если это служит моим целям. Это не должно бы тебя удивлять. И разве ко мне не относятся так же, как и к неверным?
 — Это меня не удивляет. Это обязательно должно было случиться. Как я говорил, отчаяние меняет человека. Мы оставили для тебя несколько незапертых дверей. — Он помолчал. — Но что интересно, ты не открыл эту дверь до тех пор, пока не появилась женщина.
 — Не стоит придавать ей значения. Это просто еще одна ответственность, которая лежит на мне. — Он увидел, что не убедил его. Тогда он решил вернуться на более твердую почву. — Она останется в Эль Санане. Ты сможешь наблюдать за ней.
 Ваден не отвечал.
 — У тебя нет необходимости что-либо предпринимать.
 По непроницаемому лицу Вадена ничего нельзя было прочитать. О чем, черт его возьми, он сейчас думает?
 Вэр попытался снова.
 — Я ничего ей не говорил. Ты сказал, что поверил мне.
 Ваден наконец кивнул.
 — Я верю тебе. Хорошо, я ничего не стану предпринимать до тех пор, пока буду уверен, что она не опасна. — Он поморщился. — Видит Бог, у меня нет никакого желания убивать женщину.
 Вэр почувствовал, как огромная тяжесть свалилась с его плеч. Tea теперь в безопасности.
 Глаза Вадена впились в его лицо.
 — Она слишком много для тебя значит. Тебе не стоило показывать мне своей слабости. У меня может возникнуть искушение использовать твою соблазнительницу в качестве приманки.
 — Только не у тебя. Ты не решишься на это. Что бы ты там ни говорил о себе, но ты человек чести.
 — А что такое честь? Мы оба хорошо знаем, что большинство людей используют это понятие в своих собственных целях. — Он погасил свою легкомысленную улыбку. — Кроме тебя. Когда я впервые встретил тебя, то подумал, ты ничем не отличаешься от остальных. Такой же грубый, грязный на язык солдат, стремящийся добыть себе богатство. Я почти жалею, что ты не такой. Мне тогда было бы легче.
 — А я и есть грубый, грязный солдат. Правила Ордена всегда были тяжелы для меня, Вэр.
 — И все же ты никогда не нарушал своих клятв. Ты напоминал мне восторженного ребенка, готового всех прижать к своей груди. Мы все были для тебя братьями. — Он иронически усмехнулся. — Я был весьма смущен, когда оказался объектом такой восторженной привязанности. Я пытался образумить тебя, но ты упорно держался своих иллюзий. Тогда я решил, что будет проще стать твоим другом, чем продолжать эту борьбу.
 Внезапно Вэр лукаво улыбнулся.
 — Хочешь знать, что я подумал о тебе, когда мы впервые встретились? Что ты состоял в любовниках какого-нибудь могущественного монаха или священника, возможно, даже кардинала.
 Ваден широко раскрыл глаза.
 — Ты думал, что я содомит?
 — Что не исключалось. Я не мог найти другой причины, по которой тамплиеры нарушили все свои правила, чтобы принять тебя в свой Орден. Могущественный любовник мог без боязни отправить тебя туда, потому что всем известно, что тамплиеры не развращены в этом смысле. — Он наклонил голову, оценивающе глядя на Вадена. — И ты достаточно миловиден, чтобы привлечь чье-нибудь благосклонное внимание.
 — Благодарю тебя. — В голосе Вадена не было и намека на доброжелательность. — Но я, уж во всяком случае, не содомит.
 Губы Вэра дрогнули. Он понял, что задел больное место.
 — Ну, это ведь было только первое впечатление.
 — И очень глупое притом. — И он сухо добавил: — Однако это проливает новый свет на то, почему ты с такой настойчивостью пытался включить меня в круг твоих привязанностей. Возможно, я заблуждался, когда считал, что ты относишься ко мне с чисто братской любовью.
 Как обычно, Ваден все извратил. Он никогда не оставался в долгу. Это одна из черт характера Вадена, которая очень привлекала в нем Вэра.
 — Нет, ты не заблуждался. Я и родного брата не любил бы сильнее. — Он прикусил язык. Боже, еще немного, и он распустит сопли, как младенец. — Но тогда я был всего лишь мальчишка, который почти не разбирался в отношениях. Сейчас я бы уже не стал навязывать свою дружбу тому, кто этого не хочет.
 — Я не сказал, что ты навязывался. — Прежде чем Вэр ответил, Ваден поднялся на ноги. — А теперь я говорю тебе прощай. И больше не приходи ко мне с белым флагом. Я не чту правила.
 — Думаю, это не так, — сказал Вэр, глядя на огонь.
 — Ты все еще пребываешь во власти ложных предположений, что я человек чести. Это может стоить тебе жизни. Я на самом деле намерен убить тебя, Вэр.
 — И, возможно, когда-нибудь убьешь. — Он потянулся и постучал по горящим поленьям палкой. — Но тебе, должно быть, что-то мешает сделать это. За все это время тебе наверняка представлялись благоприятные возможности для выполнения своей задачи. Я знаю по крайней мере одну, которую я сам тебе предоставил.
 — У меня были причины, чтобы удержать руку.
 — Ты терпеливый человек. — Он взглянул в лицо Вадена. — Но только не в таких случаях. Я часто задаю себе вопрос, о чем ты думаешь, сидя здесь ночью у костра.
 Ваден насмешливо улыбнулся.
 — Не следует льстить себе, ты не моя единственная забота. Конечно, ты являешься главной моей целью, но Великий Магистр использует мой меч, когда ему надо. Например, завтра я отправляюсь на битву за Акру.
 — А потом вернешься к своей главной обязанности здесь?
 — Я размышляю, читаю свитки ученых мужей. — Ваден помолчал. — Я жду.
 — Это не та жизнь, которую бы ты выбрал. Я полагал, ты бы предпочел поскорее разделаться со своей задачей. Быть может, у тебя возникли сомнения?
 — Я избавляюсь от всяких сомнений, когда берусь за дело. Ты должен бы это помнить, Вэр. Разве когда-нибудь я колебался?
 — Я не видел. Но это еще не значит, что этого никогда не было.
 Ваден погасил улыбку.
 — В задании убить тебя я не могу колебаться. Не делай ошибки, думая, что я смягчился, только потому что откладываю окончание своей миссии до того момента, когда пойму, что время пришло. Предупреждаю тебя, женщина останется жить лишь до тех пор, пока я не посчитаю, что она стала опасна.
 — А ты не проживешь и дня, если я услышу, что ты расправился с ней.
 — Ах, Вэр, и ты меня уверял, что она всего лишь твоя обязанность? — Ваден покачал головой. — Возможно, я оказался не прав. Может быть, именно эта женщина, а не я, приведет тебя к смерти.
 Он шагнул за круг света и растаял в темноте.
 Тишина повисла в ночном воздухе. Только потрескивали поленья в пламени костра.
 Одиночество.
 Но видит Бог, он и вправду сумасшедший. Однако его не переполняют ненависть и чувство мести. Теперь Ваден его враг, время их дружбы безвозвратно ушло. Когда же он наконец поймет, что Ваден имел в виду именно то, что он говорил, когда же заставит себя забыть все, что было между ними прежде?
 Сегодня ночью. Отныне он будет думать о нем, как об одном из своих врагов. Иначе он подвергнет опасности и Дандрагон и Tea. Он должен отбросить это чувство потери и вести себя более разумно.
 Он ощутил опустошенность в душе. Смирившись с мыслью, что Ваден стал его врагом, он не почувствовал себя менее одиноким.
 Напротив, ноша, лежавшая на его плечах, стала еще тяжелее.
 Кадар наведывался в Эль Санан четыре раза за полгода, проведенные Tea и Селин в заточении. В первые два визита она отказалась принимать его; на третий раз Tea согласилась встретиться с ним только затем, чтобы приказать ему пополнить ее запас шелковых ниток. Во время четвертого визита он решил проявить настойчивость и получил резкий отпор за беспокойство.
 — Как она? — спросил Вэр у Кадара, едва тот вернулся с очередной поездки в Эль Санан.
 — В полном здравии. И в очень плохом настроении.
 — Хорошо ли Кемал обращается с ними?
 — Исключительно хорошо. Кемал балует нашу Tea, словно она принцесса. — Он спешился. — Он не хочет, чтобы что-нибудь случилось с ее волшебными пальчиками.
 Вэр нахмурился.
 — О чем ты говоришь?
 — Tea убедила его, что она колдунья.
 — Ты шутишь.
 Губы Кадара дрогнули, но отвечал он совершенно серьезно.
 — Нет, это правда. Он думает, что она может вплетать заклинания в свои вышивки. И говорит, что у него есть доказательства.
 — Я с нетерпением жду, когда ты расскажешь мне о них, — ехидно сказал Вэр.
 Кадар снял свои рукавицы и направился к замку.
 — Твое знамя. Tea отдала ему знамя, которое вышила для тебя. Кемал сказал, что каждый раз, когда он берет его на битву, он побеждает. У него за это время, как ты оставил у него Tea, было шесть стычек с бандитами. Несмотря на неравные силы, он каждый раз одерживал победу.
 — Суеверный дурак. — Он нахмурился. — Она отдала ему мое знамя?
 — Думаю, ты не ожидал, что она пошлет его тебе с наилучшими пожеланиями?
 — Нет. — Он понимал, что его реакция совершенно не соответствует важности события. Его нисколько не интересовало знамя, да он никогда его и не видел. Но он понимал, что таким образом она попыталась дать ему пощечину. Она не могла сказать ему яснее, что все чувства, которые она испытывала к нему, больше ничего для нее не значат. Черт возьми, он не может этого допустить.
 — Оно принадлежало мне.
 — А теперь Кемалу.
 — Я хочу получить его назад.
 — Назад? Но ты никогда даже в руках его не держал.
 Он не собирался внимать голосу разума.
 — Он вышила его для меня.
 — И теперь ты намерен послать Tea к черту и устроить битву с Кемалом за обладание им? Уверяю тебя, без боя он свой талисман не отдаст.
 — Но я хочу вернуть знамя.
 — Подожди, пока он проиграет несколько битв, чтобы убедиться, что это волшебство поддельно. Тогда я приеду к нему с богатыми подарками и ласковыми словами, и ты получишь свое знамя.
 — Ты его видел?
 Кадар покачал головой.
 — Он достает его, только когда идет на битву. В другое время он держит его в особом сундуке под охраной. — Он предупредил намерение Вэра. — Я не собираюсь красть его. Возможно, я и самый ловкий вор на свете, но я не буду рисковать своей прекрасной головой ради того, чтобы достать тебе то, что ты хочешь. Мы оба знаем, что счастье Кемала недолгое.
 Вэр знал, что Кадар прав. Кемал был очень искусен там, где следовало защищать свою крепость против набегов, но он не обладал стратегическим мышлением и не мог подряд выигрывать сражения. Причина, по которой Вэр сумел так легко заключить сделку с Кемалом, заключалась в том, что Кемал слишком часто терпел поражения и боялся упреков со стороны Саладина.
 Но Вэр хотел иметь это знамя именно сейчас, а не когда-то потом. Оно принадлежит ему так же, как и она…
 Боже, о чем он только думает? Не имея возможности обладать Tea, он собирается забрать это знамя и тем самым опять подвергнуть ее риску? Этот кусок шелка — не Tea, он может навеять лишь горькие раздумья.
 Нет, воспоминания прекрасны: Tea в его объятиях, Tea в пламени камина, Tea с нахмуренными бровями, Tea, поливающая молодые деревца, освещенная солнцем, играющим в ее распущенных волосах.
 — Вэр?
 Он повернулся и встретил насмешливый взгляд Кадара. Хватит распускать слюни. Нежными любовными мечтами не сохранить ей жизнь.
 — Забудь о знамени. Мне оно не нужно.
 — Ты уверен?
 — Да. — Ему в голову пришла одна мысль. — Нет, подожди. Не забывай о нем. Когда Кемал начнет терпеть поражение за поражением, а это обязательно случится, он, как человек слишком самонадеянный и тщеславный, станет обвинять знамя, а значит, и Tea. Придется тебе ездить туда хотя бы раз в месяц и следить, как будут развиваться события.
 — Эти визиты очень тяжелы. Старец с гор и его ассасины приветливее принимали меня, чем Tea и ее сестра. — Кадар вздохнул. — Боюсь, мне придется пустить в ход все свои резервы обаяния и ума, чтобы убедить их встретиться со мной снова. Это требует огромного напряжения сердца.
 Вэр насмешливо улыбнулся.
 — В то время как мне досталось всего лишь совершать объезд границ земель Кемала и охранять их от бандитов.
 — Я рад, что ты отдаешь себе отчет, насколько несопоставимы наши задачи. — Кадар задумчиво нахмурился. И тут же ослепительная улыбка внезапно осветила его лицо.
 — Я знаю! Я привезу им подарок.
 — Я желаю, чтобы ты сделала для меня другое знамя, — заявил Кемал.
 Tea подняла глаза от туники, которую вышивала в этот момент.
 — В самом деле?
 Кемал, нахмурившись, вошел в комнату и закрыл дверь.
 — Почему ты занимаешься этими туниками и рубахами? Ты должна вышивать знамена.
 — Они нужны только воинам.
 — Я и есть воин.
 — Но вы не мой хозяин.
 — Это правда. — Он улыбнулся и продолжал уговаривать ее: — Но лорд Вэр мой очень хороший друг. Он велит тебе вышить для меня другое знамя.
 Она продела золотую нитку сквозь ткань.
 — Я подумаю об этом.
 — Ты слишком горда для рабыни, — недовольно проворчал Кемал.
 — Я дала вам одно. Разве вы им не довольны?
 Она знала ответ. Она слышала перешептывания евнухов и женщин из гарема. Вначале она не могла представить даже, что кто-то может оказаться настолько глуп, чтобы верить в подобную чепуху. Но затем сообразила, что может использовать эту глупость в собственных целях.
 — Это очень хорошее знамя.
 — Чудесное. Но я хочу еще одно.
 — Чтобы создать еще такое же могущественное, придется затратить много времени и сил. — Она улыбнулась. — Я слышала, что это принесло вам удачу. Я не удивлена.
 — Я хочу преподнести его в подарок Саладину.
 — Чтобы он благосклонно относился к вам? Это очень мудрый ход. — Она сделала вид, что обдумывает его предложение. — Но лорду Вэру может не понравиться, если я создам знамя, которое принесет удачу Саладину. Ведь, в конце концов, он христианский рыцарь.
 — Он предатель.
 — Но у него одни корни с франкскими рыцарями. — Она вздохнула. — Нет, я боюсь, это очень большой риск.
 — Он очень ценит тебя. Он не станет тебя наказывать.
 — А что вы делаете с рабами, которые обманывают вас?
 Он поспешно отвел глаза. Он знал, что она, скорее всего, осведомлена о том, как он обращается с женщинами своего гарема. Только вчера он приказал выпороть кнутом юную наложницу, которая чем-то не угодила ему.
 — Мои знамена говорят о бесстрашии. — Она помолчала. — Я, может быть, соглашусь создать для вас этот подарок, если буду чувствовать себя в безопасности.
 Его лицо осветилось горячим энтузиазмом.
 — Обещаю вам это.
 — Возможно, если он к тому же не будет знать, где я… — она сделала еще один стежок. — Если бы вы могли освободить меня, отослать меня отсюда…
 — Я человек чести. Я не могу нарушить свой договор.
 — Даже ради того, чтобы услужить Саладину?
 Он молчал несколько мгновений.
 — Лорд Вэр надежно защищает мои границы последние несколько месяцев.
 — Но нужен ли он вам? Я слышала, вы сами выиграли много сражений.
 — Я человек чести, — повторил он.
 — Вы вассал Саладина. — Она подняла взгляд на его лицо. — Разве не дело чести разделить с ним ваш успех?
 Отлично. Кемал задумчиво нахмурился. Сумеет ли она добиться своего?
 — Саладин одерживает победы без моей помощи. Франки — ничто по сравнению с ним. — Он прикусил губу. — Но, возможно, если он все же будет нуждаться в моей помощи, не станет бесчестным, если я… Но нет, ему моя помощь не нужна. — Он сердито посмотрел на нее. — А ты бесстыдная женщина, что так искушаешь меня.
 Она улыбнулась ему.
 — Я просто искала способ дать вам то, что вы бы хотели получить от меня. Подумайте над этим. — Она перевела взгляд на тунику. — Но не слишком долго. Знамя невозможно создать за одну ночь. Лорд Вэр может вернуться и забрать меня от вас.
 — Мы заключили сделку. Ты останешься. — Она услышала его удаляющиеся шаги. — Мы оба люди чести.
 Дверь за ним закрылась.
 — Ты рассердила его. — Селин вышла из соседней комнаты. — Ты действительно думаешь, что он может отослать нас отсюда?
 — Ты слышала?
 Селин кивнула.
 — Значит, он и вправду этой глупости верит. — Она усмехнулась и плюхнулась на подушки рядом с Tea. — Почему ты никогда не говорила мне, что можешь создавать волшебные знамена?
 — Ты можешь сколько угодно смеяться, но его невежество послужит тем ключом, что откроет перед нами ворота его крепости. — Она нахмурилась. — Он слишком упрямый. Возможно, потребуется много времени, чтобы убедить его.
 — А что, если он начнет проигрывать сражения?
 — Я скажу ему, что могущество знамени рассчитано на определенное число побед и что необходимо новое. — Она поморщилась. — И будем надеяться, что он поверит мне.
 Селин с удивлением посмотрела на нее.
 — Ты уже думала об этом раньше?
 Tea кивнула.
 — С того момента, как услышала разговоры в гареме. — Вскоре после своего насильственного помещения в Эль Санан, она убедилась, что бежать из крепости невозможно. Охрана преданна, стены слишком высокие, да и что бы они стали делать, если бы им все же удалось бежать? Сама она пошла бы на риск, но, пытаясь пробраться через горы, она подвергла бы Селин слишком большой опасности. Нет, без всякого сомнения, лучше, если ей удастся сговориться с Кемалом. Однако сестре она не сказала, что боится за нее, это немедленно вызвало бы возмущение девочки. — Мы должны быть смиренными, ведь если Кемал освободит нас, мы сможем забрать с собой всю нашу работу и шелк.
 Селин взяла в руки шаль, которую вышивала.
 — Тогда мы запасемся терпением. Я не хочу оставлять ни кусочка шелка этому толстому павлину.
 — Улыбнитесь мне, — скомандовал Кадар Tea, появляясь перед ней в их комнате неделю спустя. — Я привез вам великолепные подарки.
 — Мне они не нужны. — Tea остановила его холодным взглядом. — Я хочу, чтобы вы ушли.
 — Спорю на райское блаженство, что вы захотите принять мои дары. — Он отступил в сторону с широким жестом. — Разве я когда-нибудь был не прав?
 — Вы ошиблись, когда привезли нас сюда, в это… Жасмин? — Tea бросилась к ней, но остановилась. Что это еще за очередная хитрость? — Что вы тут делаете?
 — Ну это же очевидно, — сказала Жасмин, снимая с головы покрывало. — Вы не в Дамаске, поэтому я и Таша приехали сюда.
 — Мне не нравится это место, — заявила Таша, входя следом и презрительно оглядывая комнату. — Лучше бы я осталась в Дандрагоне.
 — Тсс, ты не смотришь дальше своего носа, — сказала Жасмин.
 — Я вижу, что это не лучше гарема. По крайней мере, раньше я хотя бы получала плату, отдавая тело.
 — Это не гарем, — возразил Кадар. — Я даю свое слово, что здесь к вам будут относиться со всем уважением.
 Жасмин сердито посмотрела на Ташу.
 — Разве я не говорила тебе?
 — Что это все значит, Кадар? — спросила Tea.
 — Я думал, вам будет приятно, если Жасмин окажется рядом с вами. Разве вы не рады ее видеть?
 Tea очень обрадовалась. Она даже сама не понимала, насколько соскучилась по Жасмин.
 — Не настолько, чтобы приветствовать ее заключение в эту тюрьму ради моего удовольствия.
 — Она не пленница. Она может уйти отсюда в любой момент, как только захочет. Все, что ей надо сделать, эта попросить меня, и я тотчас заберу ее назад в Дандрагон.
 — Но я этого не сделаю, — сказала Жасмин, обращаясь к Tea. — Нам надо еще многое узнать от вас, а мы не можем учиться, раз вы здесь, а мы в Дандрагоне. — Она повернулась к Таше. — А теперь скажи, что ты счастлива, что приехала сюда и что мы будем здесь много трудиться.
 — Я вовсе не рада, — пробормотала она недовольно и добавила: — Но я буду много и старательно работать. Что еще я могу здесь делать?
 — Вот видите, Tea, все складывается просто великолепно, — сказал Кадар с сияющей улыбкой. — У вас теперь будут помощники для вашего вышивания. И вы сможете наконец поблагодарить меня.
 Она взглянула на него в изумлении. Неужели он считает, что она может забыть о его участии в том предательстве?
 — Нет? — Он, должно быть, прочел ее мысли по выражению лица. — Но теперь вы ведь знаете, что я хотел вам только добра. Если вы простите меня, то доставите этим огромное удовольствие. — Он чуть скривился. — Во всяком случае, это сделает мои визиты к вам более приятными.
 — Я не прощу вас.
 — Но вы притворитесь. Это почти так же хорошо, — убеждал он ее. — И может быть, однажды притворство станет правдой.
 Она уставилась на Кадара, чувствуя, что искусно сплетенное им кружево из слов, словно золотыми нитями, оплетает ее, притягивая к нему. Но она не смягчится. Ему следовало бы защитить их от Вэра, а не поддерживать его.
 И все же она понимала, что как бы Кадар ни старался, как бы ни спорил с ним, Вэра ему не переубедить. И Кадар поверил, что Вэр сделал то, что надо, чтобы сохранить им жизнь. Ее обида на него несколько утихла, но она все равно не позволит ему так легко одержать над собой верх.
 — Возможно, я смогу притвориться. — Она мстительно улыбнулась. — Если вы сумеете убедить Селин, что все было сделано исключительно для нашей пользы.
 Он застонал.
 — Вы хотите заставить меня встретиться с этой мегерой без вашей защиты? Я надеялся, вы заступитесь за меня.
 — С какой стати? Просите сами прощение. Вы найдете ее в саду. Я отсылаю ее каждый день после полудня отдыхать и играть, но она ухаживает за деревьями. — Tea не сомневалась, что чары Кадара помогут ему одержать верх над строптивостью ее сестры, но сначала она помучает его. Для этого мошенника это будет только полезно. Она повернулась к Жасмин.
 — Идемте, я покажу вам, где вы будете спать. Здесь есть комната с окнами в сад, там очень приятно. Я говорила вам, как я рада вас видеть?
 Больше чем рада. Теперь в этой тюрьме у нее появилось два надежных союзника, и она перестала чувствовать себя беспомощной. Теперь ей остается только ждать, работать, и она отвоюет свою свободу. А тем временем она будет управлять этим мирком, в который Вэр сослал ее. Уже давно она усвоила, что власть над врагом дает слово. Надо суметь убедить его, что у тебя есть нечто, что он хотел бы иметь. И она могла дать Кемалу знамя, которое он жаждал иметь. Она сможет уговорить его нарушить договор с Вэром всеми возможными для нее способами. Она не позволит Вэру удерживать ее здесь без ее согласия.
 Да, она сумеет добиться власти над хозяином Эль Санана.




 12.


  Девятнадцать месяцев спустя 
  10 июня 1191 
  Эль Санан 
 Кадар посмотрел на ветви шелковичных деревьев и вздохнул.
 — Жаль видеть столь прекрасные листья в мерзких паразитах. Я не в восторге от ваших червей, Tea.
 — Они не паразиты. Все что-нибудь едят. Вы ведь ничего не имеете против той чудесной шелковой туники, что вы получили от меня. — Она усмехнулась. — Насколько я помню, вы без конца придирались и изводили меня, пока не взяли ее у меня.
 — Это же все для нашего общего блага. Я, например, очень люблю красивую одежду.
 — А что хорошего это дало мне?
 — Но ведь вы можете теперь любоваться ею на мне. Я уверен, что не найдется и одного человека из тысячи, который мог бы с таким же блеском продемонстрировать вашу работу. Он помолчал. — Кроме Вэра. Он бы великолепно смотрелся в одной из ваших туник.
 Это была наглая ложь. Кадар знал не хуже, чем она, что никто никогда не замечал одежды на Вэре, настолько сама его личность приковывала к себе внимание. Уже третий раз, с тех пор как он приехал прошлым вечером, Кадар упоминал о Вэре. Ясно, что он пытается подвести разговор к чему-то для него важному, но она не станет ему помогать в этом. Tea сменила тему.
 — Скоро наступит пора собирать коконы.
 — Я очень рад, что деревья в Дандрагоне не используются таким образом. Они очень мило цвели в этом году. Конечно, у Вэра мало возможности полюбоваться их красотой. Вот уже больше месяца, как он не возвращался в Дандрагон. Вся граница кипит от слухов, что король Ричард Львиное Сердце во главе английского войска прибывает на помощь христианам, чтобы принять участие в осаде Акры. Шейхи соперничающих с Эль Сананом племен надеются, что Саладин призовет Кемала на защиту Акры. — Кадар улыбнулся. — Непобедимый в битвах воин может принести неоценимую пользу городу в столь тяжелое время. А слава Кемала достигла даже Иерусалима.
 — Неужели?
 — Вы знаете, что это так. Бьюсь об заклад, вы осведомлены о каждом послании, которое направляется от Кемала Саладину и обратно.
 Она невинно посмотрела на него.
 — Но откуда же мне это знать? Я здесь всего лишь покорная рабыня.
 — Совершенно особенная. Кемал позволяет вам свободно расхаживать по всей крепости. Он даже предоставил вам с Селин лошадей, хотя твердо придерживается правила, что женщины не должны покидать гарема.
 — Нам необходимо двигаться, чтобы оставаться в хорошей форме. Как же может больная женщина успешно справляться с такой трудной работой?
 — И к тому же лошади могут предоставить хороший шанс для побега.
 — Кемал не беспокоится о том, что мы убежим. Он думает, что мы смирились.
 — Тогда он еще больший дурак, чем я о нем думал. Что ж, пожалуй, я бы не удивился, если бы увидел, что он настолько потакает вам, что готов предоставить все, что вы захотите.
 Кроме одного. Кемал оказался очень упрямым, но если ситуация под Акрой столь отчаянная, как она слышала, это может приблизить ее к заветной цели.
 — Но разве, давая мне все, что я хочу, Кемал не выполняет условий их соглашения с Вэром?
 — Но не до такой степени. — Он помолчал некоторое время. — Вы начали очень опасную игру, убедив его, что ваше знамя приносит ему победы. Совершенно невероятно, что ему так долго везет. Одно поражение — и Кемал будет настроен против вас. Ведьм сжигают, знаете ли.
 — Я побеспокоюсь об этой угрозе, когда она возникнет. — Она повернулась н нему лицом. — И это не ваше дело, Кадар.
 — К сожалению, мое. Я помог привезти вас сюда. — Он покачал головой. — Вы оказались слишком умны. Я наблюдал, как вы манипулировали Кемалом, используя эту приманку. С каждым прошедшим месяцем тот становится все более сдержанным и отстраненным в отношении Вэра. Уж не собираетесь ли вы просить у Кемала голову Вэра?
 — Нет.
 — А мою?
 — Не говорите глупостей.
 — Я принимаю это как отрицательный ответ. Мне стало гораздо легче.
 — Мне не нужна кровь. Вам известна моя цель. Я ее никогда не скрывала.
 Он кивнул.
 — И я говорил об этом Вэру. Он уверен, что Кемал сдержит слово.
 — Тогда вам не о чем беспокоиться.
 — Но он с тех пор ни разу не приезжал в Эль Санан и не видел вас вместе с нашим другом шейхом. Вы играете на струнах души Кемала, словно на лютне. Это поразительное зрелище.
 — Неужели Вэр действительно думает, что я вышиваю и покорно жду, когда он соизволит освободить меня?
 — Нет, возможно, он всего лишь хочет вашей безопасности. Только поэтому он привез вас сюда…
 — И держит нас в качестве пленниц вот уже два года, — закончила она за него. — Я не желаю говорить о нем.
 — Вы безжалостная женщина. Но вы же простили меня. Почему вы не можете понять его?
 Потому что она позволила Вэру стать для нее слишком близким человеком, она разрешила себе довериться ему, а он предал ее.
 — Он, не жалея себя, сражается за то, чтобы вы оставались здесь в безопасности, — попытался уговаривать Кадар ее. — Во всем христианском и исламском мире вы не найдете другой женщины, которой бы ее рыцарь служил так преданно.
 — Вот пусть и поищет другую для своей тюрьмы.
 — Смиритесь. У него есть серьезные причины поступать так.
 — Ничего его не может оправдать. И даже если Ваден или Великий Магистр де Райдфорт стучались бы в ворота, он не имел права так поступать со мной.
 — Ну, что касается де Райдфорта, то он сможет стоять только у врат рая. Он убит при первой осаде Акры два года тому назад.
 Она остановилась и, резко развернувшись, уставилась на него в изумлении.
 — Почему вы не сказали мне?
 — Потому что это ничего не меняет. Великий Магистр де Райдфорт был сумасшедшим, и его смерть, может быть, предотвратила бы такие злодеяния, как в Джеде, но нисколько не уменьшила опасности над Вэром… и над вами. Указ о неизбежной смерти лорда просто перешел к другому Великому Магистру. Вэр сказал, что так будет продолжаться вечно.
 Вечно. Вэр навечно осужден к… Ну почему первой ее мыслью стала мысль о нем, ведь она больше не имеет к нему никакого отношения. Она должна подумать о своих собственных проблемах.
 — Вэр может делать все, что ему заблагорассудится, но я здесь навсегда не останусь.
 — Если Вэр найдет способ, он…
 — Я без него справлюсь. — Она попыталась унять дрожь в голосе. — Я же сказала вам, что не намерена говорить о Вэре. Если вы будете продолжать в том же духе, то убирайтесь вон.
 Он вздохнул.
 — Что ж, хорошо, тогда расскажите мне еще об этих прожорливых маленьких чудовищах на деревьях. Сколько еще должно пройти времени, чтобы вы смогли собрать урожай вашего шелка?
 — Недолго. Через одну-две недели после того как коконы сформируются, мы сможем уже мотать шелк. — В ее ласковой улыбке читался явный вызов, когда она добавила, направляясь по тропинке к замку: — При условии, что мы еще задержимся здесь.
 Из Эль Санана Кадар поскакал в лагерь Вэра, расположенный в горах недалеко от южных границ земель Кемала.
 — Ты выглядишь потрепанным, как старая потертая кожа, — сказал Кадар, спешиваясь и перекидывая поводья Гаруну. — Когда ты последний раз спал?
 — Не помню, наверное, ночи две назад. — Вэр повел Кадара к своей палатке. — А ты ел?
 — Да. — Кадар кивнул. — Перед тем, как выехать из Эль Санана. — Он уселся на груду одеял, сложенных возле входа в палатку. — А когда ты последний раз ел? Ты очень похудел.
 — Я ем. — Он сел и протянул Кадару кожаную флягу с водой. — Как Tea?
 — Она вся сияет. Сверкающие глаза, нежный румянец во всю щеку. Ее целеустремленность придает ей силы. — Он сделал большой глоток и прилег, опираясь на руку. — Я возвращаюсь и что же вижу? Ты на глазах превращаешься в тень.
 — Я потерял всего несколько фунтов, потому что не успевал поесть. Нам пришлось тяжело на этой неделе.
 — Кемал ждет не дождется приглашения присоединиться к защитникам Акры. Он так пыжится от гордости, что того и гляди лопнет. — Кадар помолчал. — A Tea полна замыслов и планов. Каждую победу Кемала она использует себе на пользу.
 — Ты говорил мне.
 — Но в этот раз я обнаружил в ней определенное воодушевление. Думаю, она стремительно приближается к своей смерти.
 — И что, ты считаешь, мне следует предпринять?
 — Все, что можешь. Она не верит, что ее положение становится все более угрожающим. — Он выдержал паузу. — Ты должен сам ехать в Эль Санан.
 — Она не захочет со мной говорить.
 — Но зато Кемал станет. Ты сможешь усилить свои позиции в отношении него.
 — Бог мой, ему мало, что я тут сражаюсь до изнеможения, защищая его границы, — сказал он возмущенно. — Что еще ему от меня надо?
 — Твое отсутствие играет на руку Tea и сослужит тебе плохую службу. Ведь проще предать человека, когда его лицо несколько потускнело в памяти.
 Вэр промолчал.
 — Поезжай в Эль Санан, пока еще не поздно. Между Tea и Кемалом происходит нечто странное. Мне кажется, она ему что-то пообещала.
 Вэр мгновенно поднял голову и насторожился.
 — Что?
 Кадар пожал плечами.
 — Я не совсем уверен. — Он посмотрел на Вэра и, увидев выражение его лица, покачал головой. — Только не разделить с ним постель. С гаремом из тридцати двух женщин такое обещание вряд ли может вызвать большое волнение. — И добавил: — Разве что у тебя. Я рад, что еще что-то может тебя расшевелить.
 — Что еще она могла предложить ему? Он уже получил от нее знамя. Мое знамя, черт возьми.
 — Я сказал тебе все, что знаю. Я не провидец. Поезжай сам и постарайся узнать, в чем дело.
 — Я нужен здесь. И не могу гоняться за каждым призраком, которого ты…
 — Мой господин, прибыл посланник из Дандрагона. — Гарун стоял возле входа в палатку, его глаза горели от возбуждения. — Он очень спешил. Привести его сюда?
 Вэр поднялся.
 — Нет, я сам пойду. — И он вышел из палатки.
 Кадар отпил еще глоток. Трудно убедить человека в том, чего он не хочет знать. Ясно, что Вэру легче встретиться в бою с воинами, вооруженными мечами и алебардами, чем с разгневанной Tea. И он не мог винить его за это. Язычок Tea поострей лезвия меча, а Вэр — очень раним в отношении…
 Вэр прервал его размышления, ворвавшись в палатку. Хватая оружие, он обратился к Кадару:
 — Я велю Гаруну седлать мне лошадь и еще одну — для тебя. Здесь останется Абдул. Мы едем в Эль Санан.
 Кадар не двинулся с места.
 — Ехать должен ты. С меня вполне хватит скачек на сегодняшний день.
 — Ты мне нужен.
 — Тогда поехали завтра.
 — Я не могу ждать. — Он надел шлем. — Я только что получил известия о событиях в Акре. Король Ричард высадился и присоединился к осаждающим. Акра вот-вот падет.
 — И Саладин призовет Кемала и других шейхов на поддержку, — пробормотал Кадар, уже не оспаривая необходимость ехать.
 Тем не менее, проезжая в ворота Эль Санана, Вэр и Кадар не увидели никаких военных приготовлений, хотя Кемал оказал им более чем холодный прием.
 — Почему вы здесь? Почему не защищаете меня от бандитов и изменников, стремящихся поживиться за мой счет? — громко спросил он, направляясь к ним. — Мне что же, все делать самому? — Говорил Кемал, как всегда, напыщенно, но сейчас самомнение шейха стало выше всяких допустимых пределов.
 — Не думаю, что вам представится случай пожаловаться на ту службу, что я несу для вас, — встретил его ледяным взглядом Вэр. — Или я не прав?
 Кемал тут же отвел глаза.
 — Нет, вы делаете все, что должны делать по нашему договору. Но только… — Он прервал себя, словно какая-то мысль неожиданно пришла ему в голову. — Вы приехали не для того, чтобы забрать ее?
 — Это приходило мне в голову. Кадар сказал, что Tea ведет себя не так, как подобает покорной рабыне. Я бы не хотел, чтобы она приносила вам слишком много беспокойства.
 — Она совсем не мешает мне. — Кемал ощетинился. — Вы не можете забрать ее. Мы заключили договор.
 — Я получил известие, что Саладин в любую минуту призовет вас на защиту Акры. Кто тогда будет охранять мою собственность?
 — Ложные слухи. Саладин знает, что Акре на этот раз не выстоять против короля Ричарда. Он не станет зря беспокоить меня для такой задачи. — Кемал самодовольно улыбнулся. — Завтра я выезжаю на встречу с ним, мы обсудим вопросы обороны Иерусалима.
 — А я, так или иначе, теряю защиту моей собственности.
 — Я вернусь через две недели. Вашей рабыне ничего не угрожает. Кадар наверняка говорил вам, как заботливо я отношусь к вашим женщинам.
 — Он сказал мне. Теперь я хочу увидеть сам. — Он спешился и направился к дому. — Я скоро вернусь к вам. Надеюсь, вы предложите мне еду под вашей крышей?
 — Разумеется. Вы не враг мне. Но зачем вам ее видеть? Я бы не хотел, чтобы ее беспокоили. Она очень легко расстраивается.
 — Беспокоил? — Вэр в полном изумлении оглянулся через плечо. Лицо Кемала казалось очень напряженным, почти испуганным.
 — Я же говорил тебе, — пробормотал Кадар.
 Боже милостивый, Tea, должно быть, и вправду околдовала шейха, если он трясется от страха при одной только мысли, что ее вдруг что-то расстроит. Он сказал насмешливо:
 — Я постараюсь ее не волновать.
 — А вы и не можете это сделать, — заявила Tea, направляясь к ним через двор.
 Услышав ее голос, Вэр замер, он не мог отвести от нее глаз. На ней было прелестное платье из вышитого шелка цвета предгрозового сумеречного неба. Она выглядела смелее, более уверенной в себе. И прекрасной… мой Бог, такой прекрасной.
 — Она сияет, — сказал Кадар. — Но не мягким светом. — Она напомнила ему меч, раскаленный до белого каления на пламени костра. Ее взгляд был таким же дерзким и вызывающим, как и в их последнюю встречу. Что еще Вэр мог ожидать?
 — Вы не расстроите меня. Я не позволю вам этого. — Она остановилась прямо перед ним. — Но я не желаю видеть вас здесь.
 Мой Бог, он тоже этого не хотел.
 — Я скоро уеду.
 — Я хочу, чтобы вы сделали это прямо сейчас.
 Ее хладнокровие, как ему вначале показалось, было только внешним. Он видел, как быстро пульсирует нежная ямочка на ее горле. Когда-то он касался губами этой ямки, чувствовал биение жизни…
 Она отвела взгляд в сторону от его лица и посмотрела на Кемала.
 — Меня бы очень порадовало, если бы он немедленно уехал.
 Кемал встревоженно нахмурился.
 — Я не могу… Он ваш хозяин. Может быть, вы пройдете в свои покои, чтобы не видеть его? Он уедет утром.
 — Проследите, чтобы так и было. — Она резко повернулась и отошла от них.
 — Я же предупреждал, что вы ее расстроите, — сказал Кемал, укоризненно глядя на Вэра. — Она вас не любит.
 — С каких это пор вас стало волновать, любят или не любят вас рабы?
 — Вы должны знать, она совсем другая. К ней надо относиться с бережным вниманием и уважением. — Он хитро улыбнулся. — Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, почему вы так беспокоились, что ваше сокровище могут у вас украсть. Вы поступили мудро, привезя ее ко мне.
 — Да, мне необходимо быть уверенным, что она в руках честного человека. — Он помолчал, прежде чем многозначительно добавить: — Я сделал правильный выбор, Кемал?
 Кемал вспыхнул.
 — Вы сомневаетесь в моей честности? Я сдержу свое слово, даже если буду уверен, что больше не нуждаюсь в вас. Я могу победить всех своих врагов сам.
 — Но вы не сможете обойтись без меня, хотя я слышал, вам сопутствует большой успех. Но даже Саладин не может победить, не прибегая к помощи других. Иначе зачем ему призывать вас?
 Раздражение Кемала испарилось.
 — Да, он нуждается во мне. Только я могу принести ему победу в эти мрачные времена. — Он резко развернулся. — У меня больше нет времени для вас. Я должен готовиться к своему походу.
 Вэр провожал взглядом Кемала, пока тот шел по двору. Милосердный Боже, этот надутый индюк действительно верит своим словам, и Вэр теперь не сомневался, что именно Tea внушила ему эту уверенность. Гнев и отчаяние жаркой волной захлестнули его душу.
 — Я бы решил, что преданность Кемала явно колеблется, — сказал Кадар. — Что ты собираешься делать?
 — Ждать. Наблюдать. — Он направился через двор к женской половине. — У меня пока нет безопасного места, чтобы спрятать ее.
 — Ты собираешь предостеречь Tea?
 — Я готов задушить ее.
 — О, ты не должен этого делать, — напутствовал его Кадар. — Это может очень «расстроить» нежную даму.
 Пальцы Tea сжимали оконную ставню, пока она наблюдала, как Вэр пересекает двор перед дворцом. Он скоро будет здесь, в этой комнате, рядом с ней. Она знала, что он не обратил внимания на ее нежелание видеть его. Он всегда поступал так, как хотел.
 Он выглядел почти так же и в то же самое время совсем иначе. Он отбрасывал такую же длинную тень на камни, но теперь не казался таким огромным. Он стал тоньше и жестче, чем когда она его видела в последний раз, щеки ввалились, резче обозначились скулы. Но его губы оставались теми же, которые она так хорошо знала и помнила, сочными, чувственными, и его глаза, как два голубых кусочка льда, по-прежнему ярко сверкали под черными вразлет бровями.
 Боже милостивый, она не в силах отвести от него глаз. И вдруг она поняла, потрясенная своим открытием, что смотрит на него так, будто изголодалась по его лицу, по его глазам, по жесткой улыбке. Это не напоминало желание, это чувство, так ее испугавшее, оказалось глубже и сильнее. Но ведь она хотела только одного — чтобы он ушел.
 — Ты вся дрожишь, — сказала Селин, стоя рядом с ней. — Ты его боишься?
 — Нет, конечно, нет. — Она отвела взгляд и через силу улыбнулась. — Мы здесь в безопасности. Но, возможно, предстоит не очень приятная встреча. Почему бы тебе не пойти в сад? Я позову тебя, когда он уйдет.
 — Я останусь, если ты хочешь.
 Tea покачала головой. Вэр, конечно же, сам отправит Селин из комнаты, а еще одного конфликта ей просто не вынести. — Иди, я сама с ним справлюсь.
 — Если перестанешь так дрожать, — сухо сказала Селин. — Ни один мужчина на свете никогда не сможет напугать меня настолько, чтобы меня пробирал озноб только при одном его приближении.
 Хотелось бы ей, чтобы это был страх. Она никак не ожидала, что отреагирует таким сумасшедшим, бессмысленным образом. Горечь не утихающей обиды должна предотвратить подобное предательство ее собственного тела.
 — Это просто от удивления. Сейчас все пройдет.
 Селин с большим сомнением посмотрела на нее и нехотя медленно вышла из комнаты.
 Tea сделала глубокий вдох, затем еще один. Она слышала тяжелые, быстрые шаги Вэра по коридору. Она не должна позволить ему увидеть, что потеряла контроль над собой.
 — Что это за безумие вы тут устроили? — грубо сказал Вэр за ее спиной.
 Она отвернулась от окна и встретилась с ним взглядом. Он казался совершенно чужим в полумраке этой комнаты, как огромный хищный волк. Он прикрыл дверь и направился прямо к ней.
 — Кемал весь раздулся от гордости. Он считает, что может перевернуть мир.
 Она была благодарна ему за то, что он начал разговор с резкого нападения. Это помогло ей не поддаться предательской слабости и придало уверенности в себе.
 — Почему вы обвиняете меня?
 — Вы прекрасно понимаете почему. Он думает, что это чертово знамя обладает волшебной силой.
 — Ну и что с того? Он сам поверил в это.
 — И вы, конечно, никогда его в этом не поощряли.
 — Что же мне повернуться и уйти, когда благоприятная возможность сама постучала в дверь?
 — Да, черт возьми, вам именно так и надлежало сделать. — Он подошел вплотную и схватил ее за плечи. — Если он поверил, что вы принесли ему победу, он так же будет обвинять вас, когда удача отвернется от него. Неужели вы этого не понимали?
 — Отпустите меня.
 — Послушайте. Скажите ему, что колдовство, заключенное в знамени, кончилось.
 Она смотрела на него с открытым вызовом.
 — Он поклоняется Саладину. Если он опозорится перед своим хозяином, то, вернувшись сюда, он перережет вам глотку.
 — Битвы не будет. Он едет, чтобы встретиться с Саладином для беседы.
 — А что, если тот изменит свое решение, и все же возьмет его с собой в Акру?
 — Когда это случится, тогда и подумаю.
 — Но не вы. Сразу, как только я найду другое место, вы покинете Эль Санан.
 — И вы отвезете меня в другую такую же тюрьму? — Она сверкнула на него глазами. — Я уеду отсюда только как свободная женщина. У вас нет здесь власти. Кемал не позволит вам меня увезти.
 — Вы так хотите смерти? — Он потряс ее. — Вы хотите, чтобы умерла Селин?
 — Я хочу только, чтобы вы наконец оставили нас в покое. Я сама позабочусь о Селин. — Она отпрянула от него и упрямо вздернула подбородок. — Убирайтесь. Скажите Кемалу, что вы собираетесь увезти меня. Это только поможет мне получить то, что я хочу.
 На мгновение ей показалось, что он снова схватит ее, но он отвернулся, пробормотав проклятие, и зашагал к двери. Он уходил.
 Облегчение, которое она испытала, длилось не долго. У двери он обернулся к ней.
 — Кадар сказал, что, по его мнению, вы соблазняете Кемала каким-то даром. Что, дьявол вас забери, вы ему обещали?
 Она могла бы не отвечать ему. Но зачем ей попусту тратить усилия, нетерпеливо подумала она. Она хочет, чтобы он ушел отсюда, и он ничего не может сделать, чтобы остановить ее. Она улыбнулась ему.
 — Знамя для Саладина. Но только на моих условиях.
 Он уставился на нее, не веря своим ушам.
 — Боже!
 И в следующий момент дверь захлопнулась за ним.
 Гнев мгновенно оставил ее, и она почувствовала себя совершенно разбитой, словно свалилась с высокой горы. Она не позволит ему делать такое с ней. Она провела последние два года, пытаясь вытеснить его из своих мыслей и памяти, и вот, стоило ей его увидеть, и будто она никогда с ним не расставалась.
 — Он ушел? — Селин вошла в комнату. — Он ничего тебе не сделал?
 — Нет, но он очень сердит. Он попытается забрать нас из Эль Санана.
 — И что нам теперь делать?
 — Я скажу Кемалу, когда он вернется. Шейх, должно быть, раздуется от гордости из-за похвалы Саладина и будет готов к тому, чтобы его ощипали. — Она нахмурилась. — Но не будет вреда, если мы сделаем кое-какие приготовления. Завтра мы начнем собирать и упаковывать наши вышивки, а на следующей неделе я отошлю Жасмин и Ташу обратно в Дандрагон.
 — Они не пойдут.
 — Им придется уйти. Будет несправедливо тащить их вместе с нами, ведь мы точно не знаем, с чем нам придется столкнуться. Мы попытаемся убедить их, что пришлем за ними сразу, как только устроимся.
 Хотя Бог знает, когда они смогут это сделать, подумала она устало. Опять начинать с нуля. Святая дева Мария, как же тяжело все время бороться.
 Она повернулась к окну. Ни Вэра, ни Кадара не было видно. Они, очевидно, ушли ужинать с Кемалом. Завтра они покинут Эль Санан.
 И она должна оставить это место до того, как Вэр приедет снова.
 Вэр и Кадар выехали из ворот на восходе следующего дня.
 — Ты очень мрачен, — сказал Кадар, когда они направили лошадей по дороге, ведущей в горы. — Ты прошлым вечером едва сказал несколько слов после визита к нашей очаровательной Tea.
 — Не о чем и говорить.
 — И Кемал теперь тоже сдержан. Я чувствую, что зря трачу свои силы. Облагораживающее влияние моей светлой личности на вас совершенно незаметно.
 Вэр оглянулся на крепость. Двор заполнили солдаты Кемала, готовящиеся к походу, но ворота были по-прежнему закрыты.
 — Он бредит о славе. Tea обещала ему знамя для Саладина.
 — Мой Бог!
 — Моя реакция оказалась точно такой же.
 — Ей недостаточно тех игр, которые она ведет с Кемалом?
 — Очевидно, нет.
 Кадар засмеялся.
 — Ну что за умная киска.
 — Киска, с которой Кемал в любой момент может содрать шкуру. Необходимо найти для нее другое место.
 — Это будет сложновато. Теперь, когда в борьбу за Святую землю вступил король Ричард, положение неверных осложнилось, сомневаюсь, что ты легко найдешь сарацина, который бы принял у себя христианку. С большей охотой они преподнесут ее голову Саладину на серебряном подносе. Ты же сам решил, что она не может скрываться у франков. Что же остается?
 — Бог знает. — С каждой минутой его охватывало отчаяние. — Ну почему она так упряма. Неужели она не понимает, что для нее лучше оставаться там, где сейчас.
 — Она просто не терпит неволи. — Кадар взглянул на него. — Так же, как и ты.
 — Я мужчина.
 — Она не посчитала бы этот довод достаточно веским.
 — Потому что упряма, своевольна, она послана на эту землю, чтобы мучить…
 Бой барабанов.
 Он оглянулся и увидел две колонны солдат, проходивших маршем через ворота и бьющих в огромные, конической формы, барабаны. Кемал покидал свою крепость с великой помпой.
 Вэр придержал лошадь, достигнув гребня холма.
 — Я еще удивляюсь, почему перед Кемалом не идут рабы с опахалами и не обмахивают его пальмовыми… Боже мой!
 — Что случилось? — Взгляд Кадара проследовал туда же, к пухлой фигуре, облаченной в богато украшенные доспехи.
 — Да, конечно, он выглядит немного нелепо. Как ты полагаешь, сможет он действовать мечом, неся на себе такой вес?
 — Не Кемал, — прошептал Вэр. — Знамя!
 — А, правда, ты ведь еще не видел его. — Кадар наклонил голову, оценивающе разглядывая полотнище, которое нес знаменосец. — Оно великолепно, правда?
 — Нет. — Вэра обуял ужас.
 — Ты несправедлив, ты просто завидуешь Ке-малу. Tea свершила чудо. Я никогда не видел ничего более восхитительного.
 Восхитительное не то слово. Ало-золотой стяг при в свете первых ярких лучей солнца переливался, играл всеми цветами живой жизни. У Вэра от страха сжались мускулы живота, когда он увидел яростные золотистые глаза львов.
 — Птицы по четырем углам — это фениксы, восставшие из пепла, символ возрождения, — объяснял Кадар. — Ты не сможешь отсюда увидеть, но там есть еще маленькие бабочки, порхающие над пламенем. Tea сказала, что бабочки — символ радости.
 — Она рассказывала тебе о знамени? — хриплым голосом спросил Вэр.
 — Я спросил о нем однажды после отъезда Кемала из Эль Санана.
 — Почему ты не говорил мне, черт тебя возьми?
 — А ты заставил бы меня стащить его? Я решил, что лучше не упоминать о нем.
 — Что… — Он сглотнул, пытаясь прочистить вдруг пересохшее горло. — Что она сказала о львах?
 — Ничего. Она и о фениксах поведала очень неохотно. — Кадар взглянул на двух львов, стоящих мордами друг к другу с выгнутыми спинами, каждый с лапой, вытянутой к центру полотнища. — В их позах есть что-то королевское, правда?
 — Да.
 — Очень необычная поза. Ты полагаешь, они собираются маршировать?
 — Нет. — Колонна уже подошла ближе, и теперь барабанная дробь вибрировала в каждой клеточке его тела. Порыв ветра развернул полотнище, и, казалось, львы ожили и вот-вот двинуться. — Они сидят.
 — Не думаю…
 — Они сидят. — Он отвел взгляд в сторону. — Это Трон.
 Господи, в нем все бушевало от ярости и выло от злости, бессилия и скорби. Он был готов мчаться вниз с холмов и вырвать знамя из рук знаменосца, а потом нестись прочь отсюда на самый конец света. Это Трон со львами.
 — Я так не думаю. Я никогда не видел, чтобы Трон был похож… — он замолчал, Вэр резко развернул лошадь и ударом шпор послал ее в галоп. — Вэр!
 Ветер обжигал его щеки, и лошадь мчалась наперегонки с ним.
 Прочь отсюда.
 Только не видеть ЭТО.
 Tea. Мой Бог, Tea.
 Он не натягивал поводья до тех пор, пока не достиг ручья, бегущего по дну небольшой лощины за много миль от Эль Санана. Он почти свалился с лошади и, шатаясь, опустился на землю, он прислонился к стволу толстого дерева и закрыл глаза.
 Все усилия оказались напрасными. Львы так и стояли у него перед глазами.
 — Полагаю, для этого были причины.
 Голос Кадара.
 Он открыл глаза и увидел Кадара, сидящего верхом на лошади чуть поодаль.
 Вэр поднялся и сделал несколько шагов к ручью. Он прополоскал рот, окунул лицо в бегущую воду.
 Кадар спешился.
 — Мой дорогой Вэр, если это зависть, то тебе бы следовало держать низменные чувства под контролем. Подобные крайности не принесут тебе добра.
 Вэр не обратил внимания на насмешку.
 — Мы должны забрать это знамя у Кемала.
 — Ты хочешь, чтобы оно принадлежало тебе?
 — Нет. Я был бы счастлив его никогда не видеть больше. — Он облизал пересохшие губы, пытаясь отогнать от себя вид этих сверкающих золотых глаз, развевающейся гривы. — Но мы не можем допустить, чтобы Кемал владел им.
 — Почему?
 — Это очень опасно. Ваден может увидеть его. Это просто чудо, что оно до сих пор не попало ему на глаза.
 — Кемал брал знамя лишь внутри своих владений, отражая наскоки бандитов. Было бы удивительно, если бы Ваден увидел его.
 Кадар прав. Он от ужаса потерял способность ясно мыслить. Милостивый Боже, странно, что он вообще еще соображает.
 — Он увидит знамя, если Кемал пойдет на битву вместе с Саладином. И тогда его не спрячешь от рыцарей-тамплиеров.
 — И что тогда изменится?
 — Это Трон льва. — Кадар не понимал. Да и как он мог понять? Вэр уверен, что он ничего не знал об этой тайне. Сейчас, когда он должен сказать ему, слова застряли в горле. И все-таки ему нужна помощь Кадара, чтобы добыть это знамя, и вряд ли тот станет действовать вслепую, не зная, зачем оно понадобилось Вэру. Ваден или любой другой рыцарь из Ордена, узнав, кто создал знамя, пошлет человека убить Tea.
 — За вышитое знамя?
 — За знание того, что я видел в пещерах под храмом Соломона.
 Кадар покачал головой.
 — Ты ничего ей не говорил.
 — Но она знает, — прошептал он. — Боже… Как, каким образом она узнала о Троне льва?
 — А что это?
 — Мы с Жофреем слышали легенды о Троне, доставленном из Ханаана. Нам хотелось увидеть его. — Он закрыл глаза. — Это было в маленькой потайной нише в глубине пещеры. Трон льва.
 — И из-за того, что ты увидел его… тамплиеры хотят тебя убить? Но почему?
 Он не мог больше ничего сказать.
 — Потому что это Трон льва.
 — Я уже устаю от твоих секретов, Вэр.
 — Я должен забрать знамя.
 — Думаю, ты просто воображаешь, что львы на нем образуют трон. Мне так не показалось.
 — Любой, кто видел настоящий Трон, увидит его. Ваден знает о нем. Он поверил мне, когда я сказал, что ей ничего не известно. Он теперь будет считать, что она представляет такую же опасность, как и я. Нет, даже большую, потому что перенесла этот Трон на знамя, чтобы все могли его видеть. — И он добавил: — Моли Господа, чтобы нам успеть забрать его до того, как Ваден увидит полотнище.
 — Мы? Ты считаешь, я должен помочь тебе?
 Вэр встретил его взгляд.
 — У меня нет права рассчитывать на твою помощь, я лишь прошу ее.
 Кадар улыбнулся.
 — И ты кормишь меня нелепыми отрывками об этом таинственном Троне. У меня большое искушение подождать со своей помощью до того момента, пока не узнаю все твои тайны. — Он вздохнул. — Но тогда тебя одолеет чувство вины, и ты станешь невыносимо скучен. Так и быть, я достану для тебя это знамя, мой друг.
 У Вэра вырвался вздох облегчения.
 — Не сейчас. Подождем, пока не найдем способ забрать Tea из Эль Санана.
 — Подумай хорошенько. Ты ведь сказал, что знамя необходимо срочно достать.
 — Я останусь здесь, разобью лагерь и буду сторожить подходы к Эль Санану. А ты поезжай в лагерь Саладина и следи за Кемалом. Если он действительно только встретится с ним и затем вернется домой, то у нас еще будет время все как следует подготовить.
 — А если мне станет известно, что он собирается на битву против франков под своим знаменем, то я мчусь к тебе и сообщаю об этом. — Кадар продолжил: — Вот только боюсь, что ты позабудешь все разумные доводы и поддашься эмоциям.
 Он не может позволить страху взять над ним верх. Ему нельзя допустить ни малейшей ошибки. Опасность обступила их со всех сторон, и один непродуманный шаг может стоить Tea жизни.
 — Кемал не должен знать, что ты в лагере Саладина.
 — Я что, безмозглый осел? — Кадар вскочил на лошадь. — Ни одна живая душа не увидит меня, если я этого не захочу. — Он посмотрел сверху на Вэра. — Настоящий Трон льва на знамени Tea?
 Вэр кивнул.
 — Ручаюсь. Хотя Бог знает, откуда она узнала.
 — У меня есть предположение. — Глаза Кадара чуть блеснули. — Может, ты разговариваешь во сне?
 Вэр покачал головой.
 — Или, может быть, ты упомянул его, нашептывая нежные слова любви?
 — Я никогда не говорил ей о любви.
 — Никогда? Тогда неудивительно, что ей слишком тяжело простить тебя. — Он развернул лошадь. — Если ты уверен, что не проболтался, тогда это просто роковая случайность. Судьба не слишком благосклонна к тебе, мой друг. — Он поднял руку в прощальном приветствии. — Что ж, зато у тебя есть такой надежный, блистательный друг, готовый помочь пересилить злую судьбу.
 — Да, это правда, — просто сказал Вэр.
 Кадар внезапно смутился.
 — Я рад, что ты наконец оценил меня.
 — Я всегда понимал это. У меня нет другого такого же верного, надежного и храброго друга на всем свете. Поезжай с Богом, Кадар.
 Кадар в первый момент опешил, он потерял дар к шуткам. Пришпорив лошадь, он помчался через долину по направлению к дороге, казалось, у него за спиной выросли крылья. Но его растерянность длилась недолго. Он остановился и, оглянувшись, крикнул:
 — Ты забыл добавить «блистательный». Верный, надежный, храбрый и блистательный!
 «Блистательный». Влажными от слез глазами смотрел Вэр вслед Кадару, пока тот не скрылся из виду. Все эти годы прилагать столько усилий, чтобы держаться в стороне от всех, и теперь преднамеренно вовлечь Кадара в эту трясину, что засасывала его самого. Как только тамплиеры узнают об этом знамени, никому, имеющему к нему отношение, не будет позволено выжить.
 Алые львы с золотыми глазами.
 Величие и могущество.
 Смерть и возрождение.
 Боже милостивый, как она могла узнать?




 13


  Два месяца спустя 
  20 августа, 1191 
  Акра 
 — Этот безмозглый осел все-таки собирается такое сотворить. — Ваден, не веря своим глазам, смотрел, как солдаты выстраивают мусульманских пленных в длинную линию за городскими воротами. — Ради всего святого, остановите его!
 — Не вежливо так отзываться о его величестве. — Роберт де Сейбл, Великий Магистр Ордена тамплиеров, смотрел прямо перед собой. — Саладин проявил несговорчивость при обсуждении условий капитуляции Акры. Король Ричард уверен, что он должен преподать ему наглядный урок.
 — Саладин пытался добиться справедливого соглашения, чтобы защитить своих людей. Львиному Сердцу стоило лишь проявить немного терпения.
 — Его величество желает скорее двинуться на Иерусалим, чтобы освободить Святой город от этих неверных.
 Этот неверный султан обращался с его пленными с предельным уважением, когда захватил Иерусалим четыре года назад. Он дал христианам сорок дней для того, чтобы покинуть город. Он мог бы последовать примеру крестоносцев, устроивших резню во время второго крестового похода, но не сделал этого.
 Роберт де Сейбл повернулся и взглянул на него.
 — Мне кажется странным, что вы защищаете Саладина, в то время как пленных тамплиеров никогда не обменивают, их убивают сразу же по его приказу.
 — Это высшая оценка. Он не хочет, чтобы его люди встречались с нами во время битвы. — Ваден ухватился руками за камни крепостной стены. — Среди этих пленных женщины и дети. Скажите Ричарду. Он благоволит к вам, иначе никогда не настаивал бы на том, чтобы вас избрали Великим Магистром Ордена.
 — Он хорошо ко мне относится именно потому, что я не настолько глуп, чтобы вмешиваться, когда это ничего не даст. Он желает проучить Саладина.
 — Черта с два. Ему просто не хочется затруднять себя заботой о пленных по дороге в Иерусалим. — Выражение лица де Сейбла оставалось непреклонным, протесты и убеждения Вадена пропали впустую. Нечего больше и пытаться. Зачем только он так старался.
 А затем, что все то, что сейчас произойдет, он считает жестоким и бессмысленным. Люди не должны лишаться жизни по чьей-то прихоти или вообще просто ни за что.
 Но это неизбежно, и это называется славой.
 — Я думаю, вам лучше уйти. Я не хочу рисковать, вы можете оскорбить его величество. — И Роберт де Сейбл добавил: — Я слышал, что вы великий воин, но в вашей манере вести себя есть определенная самонадеянность.
 Ваден кивнул на солдат, стоящих внизу.
 — Вы предпочли бы видеть меня рядом с ними? У меня сильная рука, точный удар, я могу отсечь голову с плеч одним ударом меча.
 — Я не одобряю подобное легкомыслие. — Великий Магистр остановил на нем свой холодный тяжелый взгляд. — Вам поручена другая миссия, которой вы пренебрегаете с тех пор, как умер Великий Магистр де Райдфорт, что совершенно недопустимо. После того как все здесь закончится, вы немедленно вернетесь в Дандрагон. Мы должны положить конец этой угрозе.
 Положить конец Вэру, но не тому ужасу, что происходил внизу.
 — Или, быть может, ваша преданность этой задаче поколеблена?
 — Я знаю, что это должно быть сделано. Я закончу это дело.
 — Тогда предоставьте Акру Ричарду. — Он перевел взгляд от Ведена к высокому холму за Акрой. — А, я вижу Саладин услышал дробь барабанов и послал своих людей выяснить, в чем дело.
 — В ту минуту, когда ему сообщат о случившемся, ни у одного пленника-сарацина не останется надежды на спасение…
 — Султан будет слишком напуган расправой Ричарда и не посмеет обойтись жестоко с пленными крестоносцами.
 Неужели де Сейбл действительно верит в кровавую чушь?
 — Какое величественное знамя, — пробормотал Великий Магистр. — Ричард бы нашел, что эти львы больше подошли бы для него. Ведь его зовут Львиное Сердце. Я должен сказать ему.
 Де Сейбл бормочет про какое-то знамя, а в это время царственный идиот собирается воспламенить весь исламский мир этой кровавой резней.
 — Он может решить, что заберет его для себя, когда вернется во Францию, — говорил между тем де Сейбл. — Это знамя Саладина?
 Ваден бросил нетерпеливый взгляд на группу сарацин, собравшихся на холме. Он узнал только Тарика Джаллала и Кемала бен Джакара.
 — Я никогда не слышал, чтобы у Саладина были львы на…
 Боже Всемогущий, Вэр, неужели ты тоже сошел с ума?
 — Ну, так это знамя султана? — продолжал с нетерпением выспрашивать Великий Магистр.
 — Нет. Но я вижу Кемала бен Джакара, шейха Эль Санана. Полагаю, оно принадлежит ему. — Очевидно, Роберт де Сейбл не разглядел Трона льва с такого расстояния. Когда он пришел к власти, ему только рассказали о нем. Он не сможет увидеть его сам, пока Иерусалим не будет освобожден. Боже, но любой из Великих Маршалов без сомнения поймет всю опасность. И они знают о соглашении между Кемалом и Вэром.
 — Эль Санан. — Роберт де Сейбл хитро улыбнулся. — Я скажу Ричарду. Он, может быть, захочет нанести визит этому шейху по пути в Иерусалим. Сдавшейся крепости не нужно будет знамя.
 — Эль Санан не лежит на пути в Иерусалим. — Он взглянул на стяг с гневом и отчаянием. Здесь без сомнения замешана женщина, которую Кемал бен Джакара держит у себя в качестве пленницы. Мой Бог, почему Вэр позволил ей сообщить о своем знании всему миру?
 Вэр рассказал ей о Троне льва. Он солгал Ваде-ну. Почему это так поразило его? Весь мир лжет.
 И все-таки Ваден был оглушен. Он почувствовал себя преданным.
 Глупость. Вэр ведь сказал ему, что он бы солгал, чтобы сохранить жизнь этой женщине.
 И потом он позволил Кемалу прийти сюда и размахивать знаменем, означавшим для нее верную смерть?
 — Ради такого великолепия стоит проделать лишний крюк — Роберт де Сейбл вновь перевел взгляд на сарацинских пленных, и его голос сразу стал жестким. — Мне кажется, они готовы начать рубить пленных. Я не хочу новых протестов с вашей стороны. Вы останетесь здесь, если будете молчать или проявлять только одобрение. Вы меня поняли?
 Ваден увидел, как солдат обезглавил первого пленника одним ударом меча. Был ли это тот самый, которого Ваден сам доставил Ричарду? Сотни кричащих глоток слились в один вопль одобрения, когда хлынула кровь из обезглавленного тела, что напомнило Вадену вой голодных хищников. Он сказал без всякого выражения:
 — О да, Великий Магистр, я понял все прекрасно.
 Всадник несся галопом.
 Вэр прикрыл глаза ладонью, вглядываясь в него.
 Кадар.
 Предчувствие беды холодной иглой кольнуло сердце. Выйдя из-за деревьев, он ждал, пока Кадар приблизится к нему. Во всем облике молодого человека сквозила тревога, и выражение лица было необычно мрачным.
 Кадар натянул поводья возле него.
 — Надо забирать их из Эль Санана сегодня же. Сейчас.
 У Вэра упало сердце.
 — Что случилось? Насколько все плохо? Кто-то увидел знамя?
 — Саладин послал Кемала в Акру выяснить, что там происходит, и сообщить ему. И похоже, что и его самого, и его знамя видели. — Кадар соскочил с седла и повел лошадь к роще. — Даже если и не так, это уже не имеет значения. Кемал убьет ее в любом случае. Проезжал ли здесь сегодня до меня какой-нибудь всадник?
 — Нет.
 — Тогда, возможно, еще будет. Когда я покидал лагерь Саладина, я видел посланцев, устремившихся в разные концы, во все провинции страны. — Он припал на колени и плеснул в лицо воды из ручья. — Сомневаюсь, останется ли хоть один христианский пленник в живых до конца этой недели. — Он поднял голову. — Король Ричард приказал казнить двадцать девять сотен мусульманских пленников. Их вывели за городские ворота в поле и разрубили на куски, словно скот.
 — Боже.
 — Никаких признаков божественности над Акрой в этот день я не видел. Хотя, могу и ошибиться. В конце концов, Ричард ведь считает себя всего лишь орудием Господа в битве за Святую землю.
 — Почти три тысячи жизней! — Это не укладывалось в голове. — Но зачем?
 — Тебе следовало бы спросить об этом Львиное Сердце. Я не знаю ни одной разумной причины. — Он поднялся. — Но я вижу явную опасность для Tea и Селин.
 Кадар прав, Кемал может, не возвращаясь в Эль Санан, дать указание казнить Tea. Он не станет считаться ни с какими личными интересами, когда речь пойдет о мести за страшное злодеяние, которое только что произошло. Соглашение между ним и Кемалом без сомнения известно Саладину. И сейчас шейх должен разорвать любые нити, связывающие его с христианами. Возможно, сейчас убийца уже направляется в Эль Санан.
 — Как ты думаешь, сколько у нас времени?
 — Несколько часов. Я не останавливался на сон и еду, но мы не можем рассчитывать на медлительность Кемала в этой поездке. О его сделке с христианином хорошо известно, и ему либо придется доказывать, что он правоверный, либо превратиться в отверженного среди своих соплеменников.
 — Нам лучше бежать из Эль Санана под покровом темноты. — Вэр быстро направился к лошади и принялся седлать ее. — Почисти коня и приведи себя в порядок. Нам не нужно, чтобы кто-нибудь в Эль Санане решил, что у тебя веские причины так спешить.
 — У тебя есть идея?
 — Да, мы поедем в Эль Санан и заберем мою собственность.
 — Едва ли это умно.
 — У нас нет времени на составление дельных планов. Нам необходимо убраться из крепости до того, как до них дойдет известие о резне под Акрой. — Он подтянул подпругу. — Солдаты Кемала привыкли к тому, что ты часто сюда приезжаешь, а что касается меня, то о нашем с ним соглашении всем известно. Мы скажем им, что наши пути разошлись, и я освобождаю шейха от его обязанностей охранять мою собственность.
 — И они позволят забрать ее?
 — Да.
 — A Tea и Селин пойдут с нами без сопротивления и споров? — Кадар покачал головой. — Это невозможно.
 — Невозможно оставить их там и ничего не делать. — Вэр надел доспехи. — С Кемалом самые лучшие командиры. Тем, что остались, будет нелегко принять решение. Но два одиноких всадника, направляющихся в Эль Санан, не вызовут подозрений и не заставят их поднимать на ноги всю охрану, как в случае, если бы приближался вооруженный отряд.
 — Я уже чувствую себя лучше при мысли о поездке в крепость. Нам не составит никакого труда вытащить их из Эль Санана.
 — Ты знаешь кого-нибудь из офицеров, которые могут оказаться в Эль Санане?
 — Кемал оставил Халлама бен Лаллака, поручив ему командование гарнизоном. Я несколько раз играл с ним в кости. Мне придется использовать все свои способности к убеждению, в то время как ты заберешь Tea и Селин. — Он прищелкнул пальцами. — А как быть с Жасмин и ее дочкой?
 — Их больше нет в Эль Санане. Я видел, как они проехали в фургоне мимо меня четыре дня назад.
 Кадар принялся чистить своего коня.
 — Похоже, что Tea приступила к выполнению своих собственных планов.
 И, как прекрасно знал Вэр, в них ему не отводилось места. У него почти не будет времени на споры с ней. Неясно, когда прибудет посланец от Кемала, а значит, дорога каждая секунда. Все складывалось из рук вон плохо. Даже если он вовремя увезет Tea и Селин из Эль Санана, то куда ему их везти? Все внутренние земли охватит огонь, разожженный Ричардом под Акрой. А если только кто-то из тамплиеров видел знамя, то не только Кемал, но и рыцари Храма пустятся по их следам.
 Ладно, он обдумает все эти варианты по дороге в Эль Санан. Сейчас самое главное — вытащить Tea вовремя из крепости.
 Алое знамя с золотыми львами вызывающе развевалось на ветру.
 Ваден воспринял его как злую насмешку над страшной тайной тамплиеров. Дав шпоры коню, он пытался не упустить из виду эскорт Кемала, направляющегося в сторону Эль Санана. Приходилось ехать достаточно быстро и при этом соблюдать осторожность, в то время как он хотел только мчаться вперед. Боже, как он измучен постоянной предосторожностью… и ожиданием.
 — Я покончу с этим…
 Если только у него будет возможность. Великие Маршалы видели знамя, и Ваден наблюдал, как они собирали свои силы после резни. Тамплиерам пришлось прибегнуть к искусству лжи, в этом они давно преуспели, чтобы убедить Ричарда, почему лучшие рыцари его армии не пойдут в Иерусалим следом за ним, а отправятся прямо в Дандрагон. Они будут повсюду искать Вэра. Теперь их ничто не остановит.
 Будь проклята эта женщина. Будь проклято это чертово знамя. Вэр его законная добыча. Ему не нужно вмешательство де Сейбла.
 — Я покончу с этим.
 Так же, как покончили с этими несчастными пленными под Акрой.
 Что ж, почему бы и нет? Кровь невинных всегда течет рекой на войне, и когда он беспокоился о ком-нибудь, кроме себя самого? А Вэр не жертва. Он допустил ошибку, значит, должен заплатить за нее своей кровью. Ваден знал, что этот момент наступит, уже с того самого дня, когда ему сказали, что Вэр бежал из Ордена. Больше он не мог ждать.
 Это дело следовало завершить.
 Взгляд Tea метнулся к внезапно распахнувшейся двери.
 Вэр!
 Ошеломленная, она не верила своим глазам. Он ворвался в комнату и захлопнул за собой дверь.
 — Что вы здесь делаете?
 — Собирайтесь. Где Селин?
 Она отложила в сторону вышивку и поднялась, резко выпрямившись.
 — Почему вы пришли сюда?
 — Мы уезжаем отсюда. — Он оглядел комнату. — Черт возьми, где ваша сестра?
 — Я никуда с вами не поеду, — яростно заявила она, сжав кулаки. Она все сразу поняла: Вэр, пользуясь отсутствием Кемала, решил забрать ее отсюда и тем самым разрушить все ее планы. — Никуда я с вами и шага не сделаю.
 — Вы поедете, — сказал он грозно. В несколько шагов он пересек комнату и встал прямо перед ней, глядя на нее сверху вниз сверкающими глазами. — Вы поедете со мной, или я ударю вас и унесу отсюда, когда вы будете без сознания. Выбирайте.
 Он выполнит это, поняла она в бессильной ярости, как сделал в первую их встречу в пустыне.
 — Я вижу, вы неплохо вооружены, чтобы сражаться со слабой женщиной.
 — Вы никогда ею не были. А вооружен я для того, чтобы защищать наши жизни.
 — Уходите отсюда, и вы сохраните свою жизнь.
 — Но вы нет. Где Селин?
 — Мы никуда с вами не поедем. — Она отступила от него на шаг. Может, ей побежать к двери, ведущей в коридор или в сад? Лучше в сад. Скоро стемнеет, а там много мест, где можно спрятаться. — Я позову Домо, и он скажет стражникам, что собственность Кемала нуждается в защите.
 — Но здесь каждому, в том числе и Домо, известно, что вы — моя собственность.
 — А Кемал наказал им, что со мной необходимо обращаться с большим уважением и слушаться любых моих приказаний.
 — За исключением одного — предоставить вам свободу. Перестаньте сражаться со мной. — Он выглянул в окно за ее спиной. — И ради всего святого, не спорьте. Уже становится темно.
 Она попятилась к двери.
 Он не отрывал от нее взгляда, в его хриплом голосе звучало неподдельное отчаяние.
 — Не заставляйте меня делать это. Я не хочу причинять вам боль. Я просто пытаюсь сохранить вам жизнь. Кемал вот-вот вернется, чтобы расправиться с вами.
 Она застыла на месте.
 — Почему я должна вам верить? Вы мне лгали и раньше.
 — Взгляните на меня, послушайте меня. — Он выдержал ее взгляд. — Если мы немедленно не уедем отсюда, вскоре мы все будем мертвы.
 Она облизала губы.
 — Знамя?
 Он покачал головой.
 — Ричард казнил почти три тысячи мусульманских пленников, захваченных в Акре.
 Она уставилась на него, не в силах поверить его словам.
 — О нет! — прошептала она.
 — Вы знаете Кемала. Как вы думаете, что он станет делать?
 Она почувствовала, как ее охватывает волна отчаяния и ярости. Свобода была так близко!
 — Сколько у нас времени?
 Он осторожно посмотрел на нее.
 — Теперь вы верите мне?
 — Вы не умеете лгать. Если бы я полностью не доверяла вам, вы никогда бы не смогли хитростью привезти меня сюда.
 Он вздрогнул.
 — У меня не оставалось другого выхода. Я был вынужден… — Он не договорил и снова вернулся к самому важному. — У нас нет времени на разговоры. Кемал может быть здесь меньше чем через час.
 — Селин! — крикнула Tea, подойдя к двери. — Возьми накидку и вещи, которые мы собрали. Мы уезжаем.
 — Прямо сейчас? — спросила Селин, появляясь в дверях и раскрывая от удивления глаза при виде Вэра. — Что случилось? Зачем нам…
 — Нет времени, — прервала ее Tea. — Поспеши. Нам грозит опасность.
 — Знамя. — Селин вздохнула. — Я так и знала, что оно принесет нам несчастье. Я сейчас вернусь. — И она выбежала из комнаты.
 Tea открыла большой кованый сундук, стоящий возле кровати и достала оттуда свой плащ.
 — Кадар тоже здесь?
 Вэр кивнул.
 — Пытается умаслить несгибаемого начальника стражи.
 — С этим у него не будет проблем. Хорошо, что эту задачу вы возложили на него. Кадар может уговорить кого угодно. Он даже убедил меня простить его. — Она надела плащ. — Раз он занят, вам придется вывести наш фургон из конюшни.
 — Фургон? Мы возьмем лошадей, которых, как сказал Кадар, вам дал Кемал, но никаких фургонов.
 — Но мы уложили туда все наше добро и корзины с червями. — Она быстро свернула свою вышивку. — Мы должны взять все это с собой.
 — Нет, — сказал он спокойно.
 — Но вы не можете сказать, когда приедет Кемал, а понадобится всего лишь несколько минут, чтобы запрячь лошадей.
 — Даже они могут оказаться решающими.
 — На свои угрозы увезти меня отсюда силой вы потратили больше драгоценного времени, чем понадобились бы на то, чтобы запрячь повозку. Вам следовало допустить, что у меня достаточно ума, чтобы осознать реальную опасность. Мы рискнем. Бросить здесь всю нашу работу означает потерять два года жизни. — И она горячо добавила: — А вы уже так много отобрали у меня. А теперь ступайте и готовьте фургон. Встретимся во дворе.
 Она считала, что он не послушается ее. Поэтому, когда он, бормоча проклятия, быстро вышел, она с облегчением вздохнула.
 Из другой комнаты появилась Селин с упакованными ими раньше вещами.
 — Что случилось?
 — Кемал возвращается, чтобы отомстить за резню, устроенную королем Ричардом под Акрой. — Tea направилась к входной двери. — Пока еще никто не знает об этом массовом убийстве. Кадар пытается убедить начальника стражи, что лорд Вэр всего лишь забирает назад свою собственность.
 — Куда мы направляемся?
 — Мы будем об этом беспокоиться, когда выберемся отсюда.
 — Мы ведь возьмем наш фургон?
 — Конечно. — Она затолкала сложенную вышивку к другим вещам. — Мы должны показать всем своим видом огорчение отъездом и покорность воле господина.
 — Покорность? Тогда они уж точно заподозрят неладное.
 Селин, возможно, права. Tea сделала их пребывание здесь весьма ощутимым для здешних обитателей, и любое изменение в ее поведении может вызвать подозрение.
 Домо уже стоял возле лошадей, когда Селин и Tea покинули женские покои дворца.
 — Я не знаю… — неуверено начал он, чувствуя себя крайне неуютно. — Вы отданы под мою ответственность. Лорд Кадар говорит, что лорд Вэр и мой хозяин решили расторгнуть сделку, но, возможно, лорд Вэр смог бы подождать приезда моего хозяина.
 Tea пожала плечами.
 — Ваш хозяин был очень добр ко мне. И мне хотелось бы попрощаться с ним, но мой хозяин велит мне уезжать. У меня нет выбора. Я должна слушаться его. — Сказала ли она эту фразу с излишней покорностью? По удивленному выражению лица Домо Tea поняла, что скорее всего именно так. — Но, быть может, вы могли бы вступиться за меня перед лордом Вэром, попросить его подождать, пока не вернется Кемал? Поговорите с лордом Вэром.
 Глаза Домо расширились от ужаса.
 — Я не могу. Это неуместно.
 Tea вздохнула.
 — Тогда, полагаю, мне придется ехать с ним. Вы правы. Обсуждение тут неуместно.
 — Я не сказал… — Он замолчал, увидев Вэра, тот вел под уздцы лошадь, впряженную в фургон. Сзади были привязаны еще две. — Или, может, говорил.
 Кадар отошел от молодого начальника стражи и направился к ним.
 — Домо, помоги женщинам сесть в фургон. Мы должны отъехать, пока совсем не стемнело.
 Селин нахмурилась.
 — Я не хочу ехать в фур… — Но Tea резко дернула ее за руку. Кадар прав, женщины, выезжающие верхом из ворот крепости, могли не понравиться страже, а любого даже малейшего их недовольства следовало всячески избегать. — Ой, ну хорошо.
 — Тогда, быть может, вам лучше подождать до утра? — спросил Домо.
 — Лорд Вэр нетерпелив.
 После мгновенного колебания Домо помог Tea и Селин подняться в фургон.
 — Да спасет вас Аллах.
 Tea не сомневалась, что Домо очень рад возвращению к спокойной жизни, которую он знал до появления Tea, перевернувшей все с ног на голову. Занудный временами, он всегда оставался к ним добр. Она очень надеялась, что Домо не пострадает из-за ее побега.
 — Да будут небеса милостивы и к тебе, Домо.
 Фургон чуть накренился и загрохотал по направлению к воротам.
 Сколько часов простояла она у окна, с отчаянием и горечью глядя на эти высокие ворота.
 Солдаты двинулись вперед, ворота открылись, и они беспрепятственно проехали через них.
 Дикая, ликующая радость охватила Tea.
 Кадар подъехал к фургону и тихо пояснил:
 — Нам нельзя показывать спешку, поэтому, пока мы не скроемся из виду, мы поедем средним шагом.
 — Я хочу ехать верхом.
 — Позже. — Он пришпорил лошадь и обогнал фургон. — Я поеду немного впереди, надо разведать дорогу, что ведет через холмы.
 Что ждет их за этими холмами? У Tea сжалось сердце, когда она осознала, насколько хрупка эта свобода, которую она только что с такой радостью приветствовала.
 — Фургон слишком перегружен. — Голос Вэра выдавал, насколько он неспокоен. — Нам необходимо ехать быстрее. Неужели это стоит ваших жизней?
 Нет, но это два долгих года ее жизни. Она почувствовала горькое разочарование и досаду.
 — А не могли бы мы спрятать его где-нибудь, а позже за ним вернуться?
 — Есть пещера в нескольких милях вверх по дороге. Мы можем спрятать его там. — Помолчав, Вэр добавил: — Но я не могу обещать, что мы обязательно за ним приедем. Это может оказаться слишком опасно.
 Только не для нее. Она-то уж найдет способ, как вернуть свои драгоценные шелковые вышивки.
 — Тогда спрячем сундуки и фургон в пещере, а лошадей освободим, пусть возвращаются назад в Эль Санан.
 — Не ожидал, что вы окажетесь столь разумны, — медленно проговорил он.
 — Я не тупица и вполне в состоянии понять, что нам необходимо ехать быстрее. Я не хочу рисковать нашими жизнями.
 С вершины холма им махал Кадар.
 Пока никаких всадников не появилось. Путь был свободен.
 Они едва успели спрятать сундуки и фургон глубоко в пещере, скрыть следы их пребывания возле нее, заметая все ветками, как Кадар услышал звон подков.
 Он поднял голову, став похожим на одного из своих соколов, улавливающих ветер.
 — Он приближается.
 Вэр застыл на месте. И в следующую минуту, тоже услышав их, он сказал Кадару:
 — Возьми лошадей и присмотри за женщинами. — А сам бросился к дороге.
 Tea от него не отставала.
 Не менее дюжины факелов двигались сплошным потоком с севера. Ясно, что всадники окажутся здесь через несколько минут.
 — Что нам делать? — спросила шепотом Tea.
 Он втянул ее назад, под защиту листвы кустарников.
 — Молиться, чтобы Кемал не вздумал поить лошадей в этом ручье. Возможно, он и не остановится. Отсюда до Эль Санана совсем недалеко.
 — А вдруг?
 — Тогда спрячемся у южного конца пещеры, надеюсь, они нас не заметят.
 Она с ужасом наблюдала, как огненный поток из горящих факелов тек лавиной на них. Только ее вина, если их схватят, с раскаянием поняла она, ошеломленная этой мыслью. Это она настояла на том, чтобы спрятать фургон, следовало бросить его. Теперь они все поплатятся жизнями за ее желание обеспечить Селин и себе более легкую и спокойную жизнь в ближайшем будущем.
 Огненная река приближалась.
 Звон подков по каменистой дороге раздавался все громче.
 Всадники подъезжали, она могла разглядеть клубы пыли.
 — Знамя!
 В свете факелов золотые глаза львов сверкали загадочным, зловещим блеском. Tea показалось, что их бешеный блеск высветил темную завесу кустарников.
 Чушь. Она становится такой же глупой, как Ке-мал. Это обычное знамя, созданное ею, просто кусок шелка, вышитый шелковыми нитями. Все остальное она вообразила из страха.
 Всадники были всего в нескольких ярдах от них.
 Она задержала дыхание.
 Кемал колебался, глядя на пещеру. Он даже натянул поводья, намереваясь повернуть к ней.
 Нет, пожалуйста. Проезжай!
 Знаменосец поравнялся с деревом, за которым притаились Вэр и Tea.
 Сверкающие золотые глаза пронизывали вечернюю мглу.
 Только не останавливайтесь, молилась она.
 Кемал махнул рукой и дал шпоры коню, посылая его вперед.
 Всадники последовали за ним, поднимая тучи пыли. Грохот копыт постепенно затихал вдали.
 Tea, ослабев от охватившего ее облегчения, прислонилась к стволу дерева.
 Еще один шанс. Им дали еще один шанс.
 — Идем. — Вэр взял ее за руку и потянул от дороги. — Это только передышка. В тот момент, когда Кемал, достигнув Эль Санана, поймет, что вы сбежали, он только поменяет лошадей и пустится в погоню. Мы должны использовать это время.
 — И куда мы помчимся отсюда? — спросил Кадар, появляясь неожиданно перед ними. — В Дандрагон?
 — Где Селин, — обеспокоенно спросила Tea.
 — Я наказал ей оставаться и стеречь лошадей. Мы едем в Дандрагон?
 Вэр покачал головой.
 — Я не поведу ни Кемала, ни тамплиеров в Дандрагон. Они сровняют крепость с землей. После Джеды я обещал своим людям безопасность.
 — Тамплиеры до сих пор проявляли осторожность, зачем им нападать на Дандрагон? — спросила Tea.
 — Это было до того, как Кемал под Акрой продемонстрировал всем свое знамя. Теперь они не станут дожидаться благоприятного момента, чтобы ударить по нему.
 Она с недоумением нахмурилась:
 — Какое отношение имеет знамя к тамплиерам?
 Вэр, чуть прищурившись, внимательно посмотрел ей в лицо.
 — А вы не знаете?
 — Стала бы я тогда спрашивать.
 — Трудно предвидеть, что бы вы стали делать в том или другом случае или как бы вы узнали тайну. Это не… — Вэр резко оборвал себя и устало покачал головой. — Одно я знаю твердо: мы не можем возвращаться в Дандрагон и поведем Кемала в другом направлении, подальше от замка.
 — Куда? — спросил Кадар. — Внутренние районы страны полыхают жаждой крови. И от Кемала, и от тамплиеров одновременно ты не сможешь спрятаться.
 — Есть одно место, где можно скрыться и от тех, и от других. — Вэр встретил его взгляд. — Если ты возьмешься быть нашим проводником. Как это случалось прежде.
 — Прежде? — переспросил Кадар, но, внезапно поняв, тихо свистнул. — Там вы действительно были бы в безопасности и от тех и от других. Но это отнюдь не значит, что вы останетесь в живых. Ты ведь уже был когда-то сам на волосок от того, чтобы навсегда проститься с этой грешной землей. Он не будет рад твоему вторжению снова.
 — У нас нет выбора. Мы должны где-то укрыться, пока я не придумаю другой выход. — Помолчав, он добавил: — Конечно, если ты согласишься отвести нас туда.
 — У меня нет желания быть вновь втянутым в эту трясину. — Он пожал плечами. — Но я никогда не отказываю судьбе, когда она ломится в мою дверь. Полагаю, это слишком невежливо.
 — О чем вы говорите? — нетерпеливо спросила Tea.
 — Кажется, мы собираемся навестить Старца с гор, — ответил ей Кадар.




 14


 Они ехали всю ночь и весь следующий день, останавливаясь только, чтобы дать отдых лошадям и напоить их. На закате Вэр придержал своего коня на лесной вырубке, на склоне холма.
 — Мы разобьем здесь лагерь на ночь.
 — Разумно ли? — спросила Селин. — Вы не должны останавливаться из-за нас с Tea. Мы вполне еще можем ехать.
 — Вы стойкие, могучие женщины и можете ехать, но я слишком устал. — Кадар спешился с лошади и обратился к Вэру: — Я видел ручей в миле отсюда, вниз по холму. Вы можете разбивать лагерь, пока я напою лошадей и стреножу их. — Вэр кивнул, спускаясь на землю, затем снял с седла Tea.
 — Я пойду с вами, — Селин взяла свою лошадь под уздцы и поспешила вниз по склону вслед за Кадаром.
 Откуда у Селин брались силы после этих двух дней без отдыха, устало удивилась Tea.
 Она повернулась к Вэру и повторила вопрос Селин:
 — Разумно ли останавливаться?
 — Это лучше, чем загнать себя и лошадей до смерти. Кемал тоже вынужден отдыхать и есть. Мы тронемся в путь рано утром.
 — Мы не видели никаких примет погони. Вы уверены, что он преследует нас?
 — Конечно. Он должен восстановить поруганную честь, прежде чем вновь осмелится предстать пред ясные очи Саладина. — Он отвернулся. — Сядьте. Я разожгу костер, и скоро будет готова еда.
 Она без сил опустилась на землю. Каждая мышца ее тела болела и ныла, она почти теряла сознание от усталости. Просиживая все дни над вышиванием, она совсем не была готова к такого рода физическим испытаниям.
 Позже, после того как они поели, она почувствовала себя немного лучше, но все еще не могла говорить от усталости.
 Состояние Селин было не намного лучше. Ее энергия или, быть может, стремление казаться бодрой и сильной быстро иссякла. Она первая легла, завернувшись в одеяло, и моментально уснула.
 Кадар улыбнулся.
 — Хорошо, что ее свалил сон. Иначе она бы настаивала, чтобы ее включили в очередь на дежурство. — Он встал и потянулся. — Я пойду первым, — сказал он Вэру. — Сменишь меня в полночь.
 Вэр кивнул.
 Tea смотрела вслед Кадару, тот шел вверх по тропе, к самой верхней точке, откуда хорошо проглядывалась лежащая внизу долина.
 — Он очень тих, что совсем на него не похоже.
 — Да. — Вэр сжал губы. — Будь другой путь, я никогда не попросил бы его вернуться к Старцу. Это для него слишком опасно.
 — Более, чем для нас? Он рассказывал мне, что жил с ассасинами.
 — Но он порвал с Синаном и как-то раз признался, что скорее предпочел бы укус скорпиона, чем возвращение в этот замкнутый круг. — Он кивнул. — Я не могу винить его. Лучше скорпион, чем змея.
 — Синан напоминает вам змею?
 Он пожал плечами.
 — По его смертоносности, пожалуй. Но змею можно убить. Мне всегда было любопытно… — Он опять пожал плечами. — Не обращайте на меня внимания. Я попал в Майсеф, крепость Синана, очень больным. Из-за лихорадки мне привиделись странные вещи.
 — И когда же мы доберемся до этих змеиных гор?
 — Мы подъедем к подножию Нозаири завтра к вечеру. Признаться, я удивлен, что вы не спорите со мной по поводу того, что мы направляемся в Майсеф.
 — Разумеется, я вам не возражаю. Вы бы никогда не потянули нас в змеиное гнездо, если бы представился выбор. Не понимаю, почему вы упорно настаиваете на том, что я не в состоянии рассуждать здраво.
 — Вы женщина. А я не привык, чтобы они вообще рассуждали.
 Tea мгновенно ощетинилась.
 — Вам просто всегда было некогда, да и неинтересно знать их мысли, вас слишком занимали их тела, чтобы обращать внимание на что-либо другое.
 — Может быть, и так. — Он помолчал. — Но моя мать не походила на вас. Она пела нежные песни, смеялась и всегда склоняла голову перед волей отца. Я никогда не замечал, чтобы она о чем-нибудь серьезно думала.
 — Но я не похожа на вашу мать. И не жаждала быть такой же.
 — Я не говорил, что хотел бы видеть вас такой. Я просто сказал вам, что не привык к женщинам, способным рассуждать. — Он подумал немного. — Полагаю, если бы вы оказались не способны думать, мне бы этого в вас не хватало.
 — Поразительно!
 — Но без вашего язвительного язычка я бы обошелся. — И он добавил еле слышно: — Я не враг вам. У вас нет причин отталкивать меня.
 Он не прав! У нее очень веские причины держать его на расстоянии.
 — Я отношусь к вам, как к врагу, потому что вы вели себя так. Вы отняли у меня два года моей жизни.
 — И все эти два года я посвятил тому, чтобы обеспечить вам безопасность.
 — И вы ожидаете моей благодарности?
 — Нет, — вздохнул он устало. — Я знал, когда вез вас в Эль Санан, что вы не простите меня.
 — И вы правы, не прощу. — Она посмотрела на огонь. — И когда минует опасность со стороны Кемала, мы с вами разойдемся. Я не позволю вам заключать меня в новую тюрьму.
 — Кемал — это наименьшая беда, с которой вы можете встретиться. Тамплиеры теперь никогда не перестанут охотиться за вами. — И он выпалил с неожиданной силой: — Великий Боже, не кто иной, как Ваден, теперь убедился, что вы представляете собой опасность! Зачем вообще вы рассказали всем об этом?!
 — Я не пойму, о чем вы говорите. Я ничего никому не говорила. Как я бы смогла?
 — Знамя. Трон льва. Откуда вы узнали?
 Она уставилась на него в полной растерянности.
 — Узнала о чем?
 Он внимательно изучал выражение ее лица.
 — Боже мой, вы действительно даже ни о чем не догадывались, — сказал он изумленно. — Я было подумал, что Кадар мог оказаться прав и я каким-то образом проговорился, сам не сознавая этого. Но вы не знаете о Троне льва.
 — Конечно, знаю. Я сама создавала рисунок и вышивала это знамя.
 — И вы понимали, что это Трон?
 — Не будьте идиотом. Ничего не может быть яснее.
 — Но это совсем не ясно для Кадара. А для Селин?
 Она нахмурилась.
 — Не знаю. Мы никогда не говорили об этом. Полагаю, она знала, что это Трон.
 — Спросите ее. Держу пари, что нет.
 — Но какая разница, так это или нет?
 — Не знаю. — Он вздрогнул. — Но должна быть разница. Вы можете это увидеть, а они нет. Быть может, это моя вина. Быть может, это все сделал я.
 К своему изумлению, она увидела, что его лицо в неровном свете костра внезапно мертвенно побледнело.
 — Вы говорите чепуху. Я сама вышила Трон со львами, а вы заявляете, что это ваша вина?
 — Это тот самый Трон. — Он помолчал. — Такой я увидел в пещерах под Храмом. Это был ее Трон.
 — Ее?
 Он открыл было рот, чтобы продолжить, но затем покачал головой. — Вы и так знаете уже слишком много. Я не могу…
 Ею овладел внезапный приступ гнева.
 — О нет, на этот раз вы так со мной не поступите! Вы говорите, что тамплиеры собираются преследовать меня и убить, независимо от того, что я сделала. Вы держите меня в неведении и обращаетесь со мной так, словно у меня совершенно нет собственных мозгов. Но сейчас вы ответите на все мои вопросы. Я должна знать причину, из-за которой все это со мной случилось.
 — Будет лучше, если я…
 — Это моя жизнь. Вы украли из нее два года. Я не позволю вам снова отнять у меня право распоряжаться собой.
 Он еще некоторое время смотрел на нее, прежде чем перевести взгляд на пламя костра.
 — Задавайте вопросы.
 — Чей трон вы видели там?
 — Ашеры.
 — И кто такая эта Ашера?
 — Богиня, которой поклонялись израильтяне в Ханаане много веков тому назад. Богиня плодородия и всякого произрастания на земле.
 Она кивнула.
 — До того, как они поняли, что существует только один Бог. Это не так.
 Она застыла.
 — Что вы имеете в виду? После того как Моисей спустился с горы Синай с десятью заповедями, все стали поклоняться только одному единому Богу.
 — Нет.
 — Вы хотите сказать, — прошептала она, — что священные книги говорят неправду?
 — Я говорю, что они написаны людьми, которые, вероятно, на хотели допустить никакого упоминания о том, что возможны отступления от истинного пути.
 — Этого не может быть.
 Он горько улыбнулся.
 — Вот видите, как это поразило и ужаснуло вас? Наша религия основывается на священном писании, и вы не можете допустить, что оно не совершенно. Вы испугались, что если там есть хоть одна ложь, то можно подвергнуть сомнению и все остальное, а это значит, что все здание может рухнуть.
 — Это богохульство. Существует только один Бог.
 — А разве я говорю что-нибудь другое? Я говорю только о богине Ашере, которой поклонялись в Ханаане, даже если это запрещено. Бог в древности известен им как Яхве, и богиня Ашера была его женой. Ее именовали Львицей, и она, сидя на Троне со львами, слыла богиней плодородия, как я уже говорил.
 Она покачала головой.
 — Я не верю этому.
 — Так было. Ханааняне не отказались от своей богини. В конце концов, чтобы стереть ее память из душ людей, а всякое упоминание о ней с лица Земли, священники уничтожали каждое изображение и все реликвии, посвященные культу Ашеры. — Он на мгновение замолчал. — Все, за исключением Трона со львами. Они перенесли его в Храм Соломона и спрятали в глубоких пещерах вместе с записями, запретив когда-либо говорить об этом и показывать остальному миру.
 — Почему они не уничтожили его?
 — Из-за религиозных предрассудков. Они веками поклонялись богине и, как считали ханааняне, она была женой единого непроизносимого истинного Бога. Трон со львами оставался символом и свидетельством ее могущества. А что, если в этой легенде все же заключена правда, ведь тогда они бы нанесли оскорбление богине, уничтожив ее Трон?
 — Я не верю, что тамплиеры так суеверны.
 — Нет, конечно. Во времена, когда они обнаружили Трон и записи, тысячи людей сражались и погибали в крестовом походе, чтобы доказать неверным, что существует один истинный Бог. Они отчаянно хотели уничтожить этот Трон. Но не смогли этого сделать.
 — Почему же?
 — Быть может, они тоже испугались. Но по другой причине. В записях оказалось то, что одновременно и смутило и ужаснуло их. Что-то, что могло быть истолковано по-разному.
 — О чем вы говорите? — прошептала она.
 — Там было высказано сомнение в существовании Ашеры как самостоятельной богини.
 Она растерянно смотрела на него.
 — Как? Что это значит?
 — Можно предположить, что Яхве и Ашера не были мужем и женой… но одним целым. Одним единым богом… или богиней.
 Она смотрела на него, не веря своим ушам. Он не мог иметь в виду то, что говорил, а он тем временем продолжал:
 — Таким образом, они могли уничтожить действительно священную реликвию. Поэтому решено хранить Трон в неприкосновенности, но никто не смел даже узнать о его существовании.
 — Всем известно, что Бог — мужчина.
 — Разумеется, известно. Но записи… Возможно, они говорят лишь о том, что Ашера — всего лишь часть Бога, ведающая продолжением рода. Без сомнения, Бог многолик в Его бесконечном могуществе.
 — И один из его ликов женщина?
 — Я не сказал этого.
 — Потому, что побоялись. — Ее голос дрожал. — Я тоже боюсь говорить об этом. — Бог должен сохранять свою божественную сущность, которую она знала с детства. Все в мире может меняться, но Бог должен оставаться всегда неизменным. — Я ни за что в это не поверю.
 — Ваше право, но поймите, что тамплиеры готовы на все, лишь бы быть уверенными, что ни одна душа также никогда не сможет в это поверить. Папа и Церковь правят этим миром. И ничто, из того, что они проповедуют, не может подвергаться сомнению.
 — Разве может кто-то усомниться в истинности нашей веры?
 — Послушайте меня, тамплиеры боятся, что вы теперь можете задавать себе вопросы и сомневаться. Вы создали знамя, что для них означает насмешку и вызов. — Он замолк на мгновение. — К тому же вы отдали его неверному.
 — Чепуха. Мое знамя не имеет никакого отношения ни к богам, ни к богиням. Это ваше знамя.
 — Если оно мое, то почему вы отдали его Кемалу?
 — Вы знаете почему. Я отдала бы его самому сатане, лишь бы с глаз долой.
 — Именно так и думают в Ордене: вы отдали его сатане. Они уверены, что я рассказал вам о Троне, и вы, вышив это знамя, вручили его Кемалу, чтобы укрепить руку неверных. — Он покачал го-лозой. — И отнюдь не легче, что Кемал во всеуслышание объявил, что стяг обладает магической силой и помогает ему в битвах.
 Tea усмехнулась.
 — На самом деле знамя совершенно обыкновенное. Простое совпадение, что он начал выигрывать сражения.
 — Так ли? Скажите об этом Кемалу, Великому Магистру Ордена тамплиеров.
 — Я говорю вам, там нет никакой магии. На мысль вышить… — Внезапно у нее в памяти возникли те дни, когда она без усталости работала над знаменем. Но это не обычное упоение вышивкой, что-то еще заставляло ее забывать о сне и еде. Она сказала с дрожью в голосе: — Я не ведьма. Я не могу вплетать заклинания в стежки. Я просто очень хотела создать знамя именно для вас. Я настроила все свои мысли на вас, и тогда рисунок появился в моем воображении сам по себе… Он словно возник сам.
 Вэр встретился с ней взглядом.
 — Это не магия. — Ее руки непроизвольно сжались в кулаки. — Я никогда не приму того, что здесь есть еще что-то, помимо простой случайности, что мой рисунок в точности соответствует вашему Трону со львами.
 — Я не спорю. У меня нет способа узнать, где правда, а где ложь. Что-то затуманилось в моем сознании с тех пор, как я увидел этот Трон.
 — А для меня ничего не изменилось. Все, что вы наговорили мне здесь, — чепуха, и если тамплиеры верят в нее, они еще и безумцы. — Она забралась под свое одеяло и повернулась к нему спиной. Надо перестать дрожать. Нет никаких причин, по которым стоило так расстраиваться. Ничего не изменилось с того момента, как Вэр рассказал о том, о чем прежде считал невозможным поведать. Бог не покарает ее только за то, что она слушала эту ересь. И все же она чувствовала, что все как-то незаметно изменилось и земля ушла у нее из-под ног.
 — Не надо бояться.
 — Мне не страшно.
 — Тогда, значит, вы храбрее, чем я. — Рука Вэра легла на ее плечо. — Я знаю, что вы сейчас чувствуете. Когда я увидел этот Трон, то мне хотелось только одного: бежать куда-нибудь и спрятаться. Лишь после того как Кадар выходил меня после ранения, я начал думать. Я чувствовал себя ребенком, заблудившимся в темноте.
 — Не дотрагивайтесь до меня.
 — Я просто хочу успокоить вас, чтобы вам стало легче, — сказал он, запинаясь. — Я уверен, вы нуждаетесь в этом.
 — Мне ничего от вас не нужно. — Она бы отодвинулась от его руки, но, видит Бог, ей и в самом деле так нужно было его участие. Больше всего на свете ей бы хотелось сейчас прижаться к нему, позволить ему крепко держать ее в своих объятиях, защищать от этой пустоты и неуверенности, что разъедала сейчас ее душу.
 Он убрал руку.
 — Что ж, пусть будет так.
 И внезапно ей стало холодно и одиноко. Хоть бы он снова дотронулся до нее!
 — Но послушайте меня. Если вы верите в Бога, вы должны осознать, что существует и план его творения. Возможно, он не так точен, как ваши рисунки к вышивкам, но, тем не менее, он существует. Нам следует придерживаться этой правды. — Он вновь замолчал. — И я не верю, что Бог наказывает за то, что ты иначе понимаешь этот план жизни. Бог добр. Все зло в человеке.
 — Для меня все осталось прежним. Я не могу видеть Бога по-другому.
 — Вы уже смотрите по-другому. — Она услышала, как он ложится, заворачиваясь в свои одеяла. — Вы попытаетесь удержаться от этого, но сомнение заползет в ваш мозг, минуя все преграды. Впустите мысль. Бог дал нам способность думать. Наверное, он хотел, чтобы мы ею воспользовались. — Он помолчал, прежде чем продолжить: — Вы не сделали ничего дурного. Если какой-то грех и был совершен, то это мой грех. И я единственный, кто будет наказан.
 — Вряд ли, если ваши враги добьются своей цели.
 — У них ничего не получится, — заявил он. — Спите. Мы должны тронуться в путь на рассвете.
 Спать? Сможет ли она заснуть в эту ночь? В ее голове в ужасающем вихре мелькали троны со львами, знамена и отвергнутые богини. Даже такая невероятная мысль, что у Бога могут быть черты женщины, ее пугала так же, как и все остальное. Как рабыня, она всегда думала о Боге как о полновластном хозяине, имевшем право быть добрым или жестоким; а также о том, что Бог дал мужчине свою любовь и поддержку, а для женщины оставил лишь терпеливое снисхождение. Она сражалась за свободу, за то, чтобы ее ничто не связывало ни с одним хозяином, но ее мать учила ее принимать и почитать Бога из святого писания без сомнений и вопросов. И не имело значения, что Бог и Церковь позволили мужчине сделать это рабство вездесущим. Бог есть Бог. Его законы незыблемы.
 Она должна выбросить подобные мысли из головы. Несмотря на совет Вэра, она не позволит ни одному его слову запасть ей в душу.
 Однако все ее усилия оказались тщетны. Проваливаясь в беспокойное забытье, она видела золотые глаза, сверкающие на шелковом полотнище знамени.
 — Это здесь. — Вэр остановился. — Майсеф лежит в нескольких милях вверх по этой горной тропе.
 Кадар придержал лошадь и посмотрел вверх на гору.
 — Ты уверен, Вэр?
 — Да. У нас нет выбора. — Он оглянулся через плечо. — Я видел клубы пыли на горизонте за нами, когда мы последний раз останавливались, чтобы напоить лошадей.
 Tea со страхом посмотрела на него.
 — Почему вы ничего нам не сказали?
 — Зачем? Чтобы и вы так же стали беспокоиться, как и я? Это ни к чему.
 Да, Вэр никогда не перекладывал на других свою ношу, если мог нести ее один.
 — Я бы предпочла знать.
 Он пожал плечами и взглянул на Кадара.
 — Поезжай первым. Они тебя знают.
 — Будем надеяться, что у Старца остались и старые слуги. — Кадар пришпорил лошадь, объезжая их по тропе. — Что ж, следуйте за мной.
 — Вы думаете, Кемал не двинется дальше этого места? — спросила Tea, глядя через плечо на Вэра. Не клубы ли пыли вдалеке?
 — Это зависит от того, насколько он ценит свою голову выше своей чести, — сказал Вэр. — Я думаю, что он последует за нами… до первой встречи со слугами Старца. Возможно, это отобьет у него охоту дальше преследовать нас.
 Взгляд Tea метнулся к Селин, направившей свою лошадь следом за Кадаром вверх по тропе.
 — Я бы не хотела подвергать ее опасности. Не могли бы мы спрятать ее здесь, у подножия горы.
 — Оставить ее здесь? — Вэр покачал головой. — Ничего не выйдет, если только мы не привяжем ее к дереву. Но тогда она окажется совершенно беспомощной, если Кемал найдет ее. Нет, с нами в горах ей будет безопаснее.
 Гора совсем не казалась Tea местом, обладающим хоть какими-то признаками надежного укрытия. Она вздымалась темной, мрачной глыбой и таила в себе угрозу. Девушка зябко передернула плечами. Это все ее воображение. Гора совершенно такая же, как и все остальные.
 Но в других горах за деревьями и скалами не скрывались ассасины.
 — Мы не могли бы ехать быстрее?
 — Нет, пока в этом не будет необходимости. Лошади устали, а нам, возможно, придется совершить резкий бросок вперед.
 — А разве кони Кемала не устали?
 — Возможно. Если только он не взял свежих для смены.
 Она даже не подумала о такой возможности.
 — А почему этот Синан не станет помогать Кемалу? Разве он не последователь Саладина?
 — Он ненавидит султана.
 — Ну, тогда почему бы ему не приветствовать, тамплиеров, если они последуют за нами?
 — Он ненавидит и франков тоже.
 — Тогда кому же он предан в этом мире?
 — Своей собственной секте, ассасинам. Он совершенно независимый правитель здесь, в горах. И он с большим удовольствием наблюдает, как сарацины и франки уничтожают друг друга. — Он помолчал, затем добавил: — Если они не досаждают ему.
 — А если потревожат?
 — Был момент, когда Саладин решил покончить с ассасинами. Он привел сюда армию и осадил Майсеф. Синана в тот момент не оказалось в его резиденции, и им не составило бы большого труда захватить его, когда он возвращался на защиту своей крепости. Но по какой-то причине они этого не сделали. И с этого момента каждую ночь Саладина стали мучить жуткие ночные кошмары. Он даже боялся спать. Его силы быстро истощались. Изможденный, замученный, он стал бояться собственной тени. Однажды ночью он проснулся и обнаружил возле своей постели несколько горячих лепешек, которые, как известно, пекут только ассасины, кинжал с отравленным лезвием и бумагу с угрожающим посланием в стихах. Султан был убежден, что это сам Старец с гор приходил к нему в шатер. Его нервы окончательно сдали, и он отправил посланника к Синану, умоляя простить его за его грехи и позволить ему убраться восвояси с гор. Он обещал оставить ассасинов на веки вечные в покое. — Вэр ехидно улыбнулся. — Конечно, Синан великодушно простил его.
 Tea нашла в этом повествовании мрачное очарование.
 — Как же мог ассасин пробраться в шатер к такому властелину? Ведь его, должно быть, окружала вся его армия.
 — Спроси у Кадара. Умение всюду проникать — одно из обязательных правил, которым обучают всех воинов Синана.
 Ее взгляд проследовал к Кадару.
 — А ответит ли он мне, если я спрошу об этом?
 — Скорее всего нет. Он предпочитает не рассказывать о том времени, которое он провел с Синаном.
 Она тотчас же вспомнила слова Кадара:
 «Можно научиться ходить по темным тропам, но если зайти по ним слишком далеко, можно себя потерять».
 Она внезапно ясно поняла, что не хочет ничего знать об этих темных тропах. Если она узнает, то неизвестно, сможет ли когда-нибудь относиться к Кадару так же, как и сейчас. И она спросила о другом.
 — Стражу, наверное, подкупили, что она оказалась настолько слепой, чтобы не заметить, как ассасин проскользнул в шатер к Саладину?
 Вэр покачал головой.
 — Синан использует и подкуп и хитрость, когда расставляет фигуры в своей игре, но Саладину сарацины слишком преданы, чтобы можно было на них повлиять. Нет, Синан действовал иными путями.
 Ночные кошмары и ужас. Tea начала бить мелкая дрожь.
 — Но как можно контролировать сны человека? Не простая ли это случайность? — Она вспомнила, что уже ссылалась на стечение обстоятельств, когда рассказывала, как создавала свое знамя. Эти воспоминания тревожили ее, и она постаралась отбросить их прочь. — Вы ведь не верите в магическую силу этого человека, правда?
 Вэр не ответил прямо.
 — Я верю, что это блистательный человек с душой чудовища и непомерным самомнением. Сложите вместе эти качества, и вам станет понятно, какие корни питают эти нездоровые, жуткие цветы. За долгие годы он привык к поклонению, его боялись больше, чем любого человека на этой земле. Смерть в битве обычна, она не вызывает страха, но человек, который просто отбирает жизнь, когда этого меньше всего ожидаешь, обладает безграничной властью, основанной на страхе.
 — Захочет ли он укрыть нас?
 — Если Кадар обнаружит его в хорошем расположении духа. Он находил Кадара интересным и был склонен снисходительно относиться к нему.
 — А если он окажется в дурном настроении?
 — Тогда мы понесемся отсюда так, как будто за нами гонится сам Сатана. — И он мрачно добавил: — Что на самом деле будет соответствовать действительности. — Он оглянулся и весь напрягся. — Они приближаются.
 Tea последовала за его взглядом и… задохнулась от испуга.
 Вооруженные всадники. Они уже недалеко.
 Впереди всех скакал Кемал.
 Над головой развевалось знамя, и львы с золотыми сверкающими глазами казались живыми в гаснущем свете дня. Они тоже мчались к ним.
 — Едем. — Вэр подхватил поводья ее лошади и дал шпоры своему коню, бросив его в галоп вверх по крутому скалистому склону.
 Бешеный стук копыт эхом отзывался в ее сердце.
 Ветер трепал ее волосы и обжигал щеки.
 Лошади, тяжело дыша и раздувая ноздри, скакали вверх по тропе.
 Стук копыт теперь настигал их.
 Ее сердце замирало от страха.
 Как мог Кемал догнать их так быстро? Свежие лошади, сказал тогда Вэр.
 Он сыпал проклятиями, изо всех сил погоняя лошадей.
 Они выбились из сил и уже не могли ехать быстрее, а стук копыт наступал им на пятки.
 Крики.
 Голос Кемала:
 — Акра. Месть Аллаха. Месть за Акру.
 Боже, он вот-вот догонит их.
 Маленькое плато впереди, там они смогут ехать чуть быстрее.
 Но Кемал тоже поскачет быстрее.
 Его всадники разделились и уже окружали их.
 Кемал направлялся прямо на нее. Его глаза дико сверкали.
 — Ведьма! Дочь демонов.
 Вэр развернулся и заслонил ее, выехав навстречу преследователям.
 — Позаботься о ней, Кадар! — крикнул он.
 — Нет! — закричала Tea.
 Но он, не обратив на нее никакого внимания, направил лошадь прямо на Кемала, прокладывая себе путь сквозь строй солдат, сгрудившихся вокруг.
 — Ко мне, Кемал! Где же твоя доблесть и честь? Настоящие воины не воюют с женщинами.
 Булава ударила его в плечо. Пошатнувшись в седле, он не отклонился.
 — И они не прячутся за спины своих солдат. Выходи и сразись со мной.
 — А разве ваш король Ричард встретился в сражении с теми, кого изрубил под Акрой? Ты достоин честной смерти не больше, чем паршивый пес. — И Кемал приказал солдатам: — Убейте его. Я хочу отнести его голову Саладину.
 Люди Кемала окружили Вэра.
 Кадар перехватил поводья лошади Tea, увидев, что она собирается прямо к месту схватки.
 — Стойте. Вы не сможете ничего сделать.
 — Они же убивают его! — Вэр успешно отражал удары, обрушившиеся на него. Но как долго мог он выдержать этот натиск, думала она в панике. — Помоги ему, Кадар! Или позволь мне что-нибудь сделать.
 — Нет еще. — Он к чему-то прислушивался. — Я слышу… Это может быть… — Его лицо загорелось надеждой. — Если только он сможет удержать их еще…
 Меч Вэра рубил нападавших налево и направо, а сам он вертелся волчком и сыпал удары снова и снова.
 Tea яростно дергала поводья из рук Кадара.
 — Позволь, я поеду к нему.
 — Послушай! — настаивал Кадар. — Барабаны.
 Кемал, насторожившись, повернулся в сторону скал, высившихся по краю плато.
 — Что это? — спросила Селин.
 — Их называют барабаны смерти. Они предупреждают, что тот, кто слышит их, не доживет до следующей битвы.
 Барабанный бой эхом раздавался среди скал — призрачный, дробный, несущий с собой угрозу.
 Tea едва слышала его. Вэра уже не было видно среди всадников.
 Его все-таки сбили с лошади. А пеший, в доспехах, он вдвойне уязвим. Они изрубят его на куски!
 Барабанный бой все громче, все ближе!
 У солдат Кемала опустились руки. Они завороженно смотрели на кольцо скал, окружающих плато.
 На выступе одной появилась фигура в белых одеждах. И тут же в нескольких ярдах от нее возникла другая, за ней третья… И вот уже ассасины растеклись по скалам, образуя круг, — белые безмолвные фигуры, стоящие над схваткой, словно вампиры, готовые прибыть на пиршество смерти.
 Барабаны били все громче, все быстрее, все стремительнее.
 — Да, — прошептал Кадар, — пусть они слышат их.
 И воины Кемала в панике помчались с горы.
 Tea не могла в это поверить. Вэр был спасен.
 — Сюда, трусы, — кричал Кемал. — Здесь нечего бояться! У меня есть знамя!
 Благодарение Богу, они его не слушали. Tea развернула лошадь и поскакала к Вэру. Его шлем был разбит и сорван с головы, а сам он стоял на коленях, пытаясь подняться.
 — У меня есть знамя! — надрываясь и покраснев, вопил Кемал. Глаза его вылезли из орбит от ярости. Он угрожал. Скользнув взглядом по скалам, окружавшим плато, он понял, что остался один против этих белых фигур, и страх исказил его лицо. Его отчаяние и гнев нашли выход, когда он повернулся к Вэру. — Подлый пес!
 Его меч с силой обрушился на незащищенную голову Вэра.
 — Вэр, — беззвучно закричала Tea. Ужас был слишком велик, и она потеряла голос.
 Вэр сумел отвести острый конец меча с помощью щита, но удар широкой части пришелся по его виску.
 Кемал уже мчался прочь. Перескочив через Вэ-ра, он спускался с горы следом за своими солдатами.
 Вэр лежал ничком на земле. Его висок кровоточил и казался… вдавленным.
 Tea соскочила с лошади и бросилась к нему.
 — Вэр. — Она упала перед ним на колени и прижала его к груди. — Ты не умрешь. Ты слышишь меня? Я не допущу этого.
 Вэр открыл глаза.
 — Слушай… Кадар, — едва слышно прошептал он. — Увези… ее отсюда… из этой страны. Здесь… слишком опасно.
 — Он никуда меня не отправит. — Она крепче сжала его в горячем объятии. — Если ты хочешь уберечь меня от опасности, увези меня сам.
 Его взгляд перешел на ее лицо.
 — Упрямая… женщина. — Его глаза закрылись, и он обмяк в ее руках.
 Мертв?
 Нет, она могла разглядеть слабое движение грудной клетки под его кольчугой. Он жив, и она найдет способ, как разжечь эту слабую искру жизни до пылающего костра. Она взглянула вверх, на стоящего Кадара и спросила: — Вы что-нибудь понимаете в целительстве?
 — Я думаю, он очень плох, и здесь никто из нас ничего сделать не может. — Он поднял руку, видя, что она собирается возразить. — Это правда. При ранении в голову вы можете только ухаживать за ним и надеяться, что он проснется. При рубящем ударе иногда сон оборачивается смертью.
 — Не говорите мне, что я не могу ничего сделать. Я не позволю ему умереть.
 — Можете ли вы повернуть назад время и предотвратить удар Кемала? Это единственный путь, который мог бы помочь. Остальное не в нашей власти.
 Она закрыла глаза, почувствовав внезапную тошноту. Она не должна позволять этой слабости перерасти в безнадежность и отчаяние. Она не сможет помочь Вэру, если не будет сильной. Она открыла глаза.
 — Мы можем перенести его?
 Кадар покачал головой.
 — Значит, мы должны устроить лагерь здесь.
 — Они ушли. — Удивленный взгляд Селин был обращен к скалам на окраине плато, где только что стояли белые фигуры. — Куда они делись?
 — Назад в крепость. Они завершили то дело, за которым приходили.
 Слишком поздно, подумала Tea.
 — Я буду ухаживать за ним, а вам необходимо проследить за тем, чтобы нас не беспокоили, пока он не поправится.
 — Какая простая задача, — с иронией сказал Кадар. — Я должен всего лишь договориться со Старцем с гор, на чью землю мы вторглись, и с Кемалом, который уверен, что пока у него есть ваше знамя, он непобедим.
 — Тогда заберите у него знамя, — сказала она. — Но прежде всего помогите мне снять с Вэра доспехи.
 — Я помогу тебе, — Селин опустилось на колени рядом с Вэром. — Вместе мы сможем это сделать. — Она остановила Кадара непреклонным взглядом. — Вам лучше побеспокоиться о своих делах и предоставить нам остальное.
 — Да, моя леди. — Он шутливо поклонился. — Могу ли я заслужить вашу благосклонность в битве?
 — Умному нет необходимости участвовать в ней, чтобы добиться того, что он хочет, — отвечала Селин. — Поэтому лучше будьте умным. Этот Синан, должно быть, относится к вам с некоторой симпатией, раз он прислал барабанщиков, чтобы отогнать Кемала. Поэтому поезжайте и узнайте, не поможет ли он нам укрыться от шейха. И смотрите, не вздумайте примчаться назад, истекая кровью и умоляя нас о помощи. Нам вполне достаточно ухаживать за одним раненым.
 — Я со всем рвением постараюсь избавить вас от этих хлопот. — Он направился к лошади. — Тем более, что ваш характер совершенно не подходит для выполнения подобной задачи.
 — Совершенно верно.
 У Tea иссякло терпение, она не могла дольше слушать их пустую перепалку.
 — Помогите же мне, — в сердцах сказала она. — Пока вы тут болтаете, Кадар, он может умереть. Неужели он так мало для вас значит?
 — Он принадлежит мне. А о своей собственности всегда заботятся. — Кадар вскочил на лошадь. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить ему жизнь. Не двигайтесь с этого места, пока я не вернусь, и будьте настороже. Если уж я намереваюсь предпринять столь героические усилия, то я очень бы не хотел, чтобы они пропали впустую. — Он развернул коня и принялся взбираться по тропе, ведущей в гору.
 Эта легкомысленность в Кадаре в такой рискованный момент была абсолютно необъяснима для Tea.
 — Я совершенно не понимаю его, — сказала она.
 — Он боится, — тихо ответила Селин. — Думаю, он видел слишком много смертей. Он заковал себя в латы и вооружился против глубоких чувств к кому бы то ни было, потому что он боится потерять того, к кому привязан. Не беспокойся, он найдет способ помочь нам.
 Все в мире потеряет для нее ценность, если Вэр покинет ее навсегда. Но он не умрет. Она не допустит этого.
 Вэр не приходил в себя всю ночь.
 Tea сидела возле, постоянно смачивая его губы и лоб водой. Они с Селин сняли с него кольчугу, и без этой брони он казался пугающе уязвимым. Он не выглядел больше грозным воином, а стал просто человеком, беззащитным перед любым злом.
 Селин подошла к ней на рассвете и опустилась рядом на колени, внимательно вглядываясь в его бледное лицо.
 — Ему не лучше?
 — Еще осталась надежда. — Tea услышала, как безнадежно прозвучали ее слова. — Может быть, сон лечит его.
 — Может быть, — повторила Селин неуверено.
 — Он обязательно проснется.
 — А что, если нет? — тихо спросила Селин. — Ты должна смириться с тем, что он может умереть.
 — Никогда.
 — Потому что он отдал свою жизнь за тебя?
 — Он не сделал этого. Он не собирается умирать.
 Селин молчала, внимательно изучая лицо сестры.
 — Я была дурой, — сказала она резко. — Все это время я верила тебе, когда ты говорила, что ненавидишь его. А ты на самом деле любишь Вэра.
 — Да. — Как просто оказалось признаться в этом сейчас, в то время как прежде она не могла даже допустить такой мысли.
 — Тогда почему ты лгала мне?
 — Я не знала… Я боялась любить его. — Она устало провела рукой по волосам, откидывая их со лба. — И он был не прав, делая то, что делал. Я обижалась и злилась на него. — Она до сих пор сердилась на него, но сейчас это не имело значения, ведь Вэр мог умереть. И она повторила: — Я сама не знала.
 — Тебе следовало бы выбрать другого человека для любви. — Селин рассерженно сжала кулаки. — Лорд Вэр принесет тебе одни страдания.
 — Я не хотела, чтобы это случилось. Это просто… пришло само собой.
 — А теперь посмотри на себя. Если он умрет, ты будешь убиваться от горя, и я ничем не смогу тебе помочь.
 — Он будет жить, — сказала Tea. — Уходи. Я не хочу, чтобы ты находилась рядом с ним, раз ты думаешь о его смерти.
 — Мысли не убивают. Позволь мне помочь тебе.
 Она не могла не учитывать даже малейшей угрозы для него, так как чувствовала, что жизнь Вэра висит на волоске и любое, самое незначительное воздействие мысли, дыхания, может оказаться достаточным, чтобы этот волосок оборвался.
 — Я сама позабочусь о нем.
 Селин покачала головой, поднимаясь на ноги.
 — Все еще хуже, чем в то время, когда ты вышивала знамя. Тогда ты тоже не позволяла мне помогать себе, но ты, по крайней мере, не думала, что я могу принести смерть, находясь с тобой в одной комнате. — Она пожала плечами и отошла. — Я понаблюдаю за дорогой. Позови меня, если решишь, что я могу что-то сделать.
 Она обидела Селин, устало подумала Tea. Ничего, потом она извинится перед ней. Ее сестра права. Это безрассудное отчаяние и эта одержимость очень напоминали те же чувства, что владели ею, когда она вышивала знамя. Только тогда она не испытывала подобного ужаса, от которого сейчас слабело тело и все словно замерзало внутри нее.
 Знамя.
 Ашера.
 Не наказан ли Вэр Богом за то, что усомнился в истинности Святого писания?
 Она этому никогда не поверит. Если он умрет, то только потому, что отдал свою жизнь за нее. Какой бы проступок он ни совершил, но такой жертвы уж точно нельзя требовать от него.
 Кадар ощутил эту мощную силу сразу же как только въехал в ворота. Ее удар по его сознанию был силен и прицелен, как бой призрачных барабанов.
 Время ничуть не ослабило Старца.
 Синан ожидал его на ступенях лестницы своего дворца, и довольная, свирепая улыбка кривила его губы.
 — Ты вернулся ко мне. Я всегда знал об этом.
 — Я пришел просить убежища. Я не задержусь здесь.
 — Убежища для этих слабых глупцов, что остались там? Их бы разрубили на куски, не пошли я свои барабаны.
 — Но ведь вы сделали это.
 — Ради тебя, не ради них.
 — Тогда, ради меня, пошлите им помощь, чтобы отразить новую атаку Кемала.
 — Но ты уже здесь. Мне не нужно сохранять им жизнь. — Он холодно улыбнулся. — И ты можешь быть уверен, что вскоре забудешь о них. Ты уже сейчас чувствуешь, как все дальше, все больше отдаляешься от них, ведь правда, Кадар?
 Кадар ощутил, как его все глубже затягивает в водоворот чудовищной силы, из которой так трудно выплыть, а Синан продолжал наращивать воздействие своей воли.
 Он уже забыл, как тяжело противостоять ей. В какой-то момент он мог потерять свою свободу.
 — Я ни за что не забуду их. — Он помолчал. — И если они умрут, я буду помнить о них всегда. Воспоминания могут быть гораздо сильнее, чем присутствие живых людей, они разрастаются, пока не овладеют каждым уголком мозга и сердца. — Он увидел, что Синану не понравилась эта мысль, и поспешил продолжить: — Так почему бы вам не послать кого-нибудь присмотреть за этими слабыми людьми, чтобы быть уверенным, что Кемал не превратит их в воспоминания?
 Синан смотрел на него без всякого выражения.
 — Ты всегда доставлял массу беспокойства, Кадар.
 — Но вы никогда не позволяли никому тревожить вас.
 — И впредь не собираюсь. Раньше ты принадлежал почти полностью мне. Я очень хотел, чтобы ты остался. Тебе не было равных. Сильнейшие всегда чувствуют эту притягивающую силу яснее всего и сражаются с ней жестче всех. — Он развернулся и стал подниматься по каменным ступеням. — Но ты вновь вернулся ко мне. Посмотрим, как сильно ты хочешь спасти этих франков.
 Прошло три дня, а Вэр так и не приходил в себя.
 Tea могла лишь поить его водой. Но она приходила в отчание от того, что ей не удавалось заставить его поесть! Он худел и слабел прямо на глазах.
 — Я не стараюсь уговорить тебя поспать, но ты должна хотя бы есть, — уговаривала Селина, ставя еду перед Tea.
 Деревянную чашу с мясным рагу.
 — Ты съешь это, или я собью тебя с ног, свяжу и насильно запихаю тебе это в рот, — с мрачной решимостью заявила Селин. — У меня уже не хватает терпения. Ты упорно хочешь убить себя из-за умирающего мужчины, а этот идиот Кадар, возможно, лежит мертвый где-нибудь среди этих дурацких гор. Я этого просто не вынесу. — Она сунула чашу в руки Tea. — Ешь, и я больше не стану тебя беспокоить.
 Легче было послушаться. Tea быстро покончила с едой и вернула чашу Селин.
 — Хорошо, — сказала Селин и добавила: — Если это и есть любовь женщины к мужчине, то я никогда не позволю себе чувствовать ничего подобного. Ты сейчас стала большей рабыней, чем в доме Николаса.
 Это правда, подумала Tea уныло. Она прикована к Вэру крепкими цепями, о существовании которых никогда не подозревала. Она поняла, как он дорог и близок ей, и каждый его вдох она чувствовала как свой собственный. Думая, что это дыхание в любой момент может остановиться, она чувствовала, что тоже умрет.
 Ужас сковал ее душу. Он не должен умереть. Она сделает все возможное.
 Но все, что она могла сделать, оказалось явно недостаточно. Бог, очевидно, намерился взять его к себе.
 — Нет, — шептала она с закрытыми глазами. — Верни его мне. — Зачем она просила? Бог не слышал ее, когда она молилась за умирающую мать. Она не уверена, слушает ли вообще Бог женские молитвы. Он скорее всего рассматривал женские проблемы, как что-то совсем не важное, впрочем, как и все мужчины. И все-таки, если Ашера — одна из частей Бога, тогда еще есть шанс, что Бог может откликнуться на женские слезы и отчаяние. Она попытается.
 — Послушай меня, Господи, у этого человека доброе, великодушное сердце. Он очень хочет жить. Он достоин жизни. Я бы не стала просить какой-либо иной помощи для нас, чтобы спастись. Только позволь ему жить. А я сделаю сама все остальное.
 Молчание.
 А что, собственно, она ожидала? Удар грома или чудесный знак?
 Ее рука сжала его руку.
 — Только живи!
 Никакого движения, ни намека на то, что он просыпается.
 Она сморгнула слезы, застилавшие ей глаза. Так глупо. Она ведь не верила ни в какие чудеса. И она была права. Бог никогда не слышит женщин.
 Час спустя она уже в который раз сделала попытку покормить его. Зачерпнув ложкой немного тушеного мяса из чаши, что стояла возле нее, она разжала ему зубы, положила в рот.
 И он проглотил его.
 Она замерла, боясь поверить в это чудо.
 Она положила еще немного мяса ему в рот и затаила дыхание.
 Он проглотил и этот кусочек.
 Слезы, так долго сдерживаемые, хлынули из ее глаз и потекли по щекам.
 Не с ударом грома, а с крошечным движением, едва заметным в общем рисунке жизни, к ней пришло самое настоящее чудо.




 15


 Вэр открыл глаза перед самым рассветом.
 — В безопасности? — прошептал он. — Вы… в безопасности?
 — В относительной. — Она попыталась унять дрожь в голосе. Еще чуть-чуть, и она заплачет, он не должен видеть ее слез. Она не допустит такого унижения своего достоинства. — Только не с вашей помощью. Сначала вы бросились на солдат Кемала и попытались сделать все возможное, чтобы вас убили, а затем задержали нас здесь, пролежав без сознания несколько дней.
 — Вам следовало уехать без меня.
 — Да, надо было. — Она отерла его лицо влажной тканью. — Но Кадар слишком привязан к вам, чтобы бросить вас здесь на произвол судьбы.
 — Кадар. — Он попытался повернуть голову и вздрогнул от боли. — Где…
 — Не двигайтесь. Вы хотите еще больше себе навредить? Закройте глаза и постарайтесь уснуть. Все хорошо.
 Он опустил веки.
 — Кажется, я не в состоянии… делать что-либо еще. Боже мой, моя голова… какая боль.
 — Может быть, это научит вас не бросаться без нужды туда, где опаснее всего.
 — Неблагодарная… Я не лез…
 Он спал. Но она знала, что теперь он обязательно проснется.
 Она стояла перед ним на коленях, не отводя любящего взгляда от его лица, словно за все эти дни не смогла наглядеться на него. Слабый румянец чуть подкрасил его щеки, и дыхание теперь стало легким и ровным.
 Она легла возле, не дотрагиваясь, но достаточно близко, чтобы услышать, если он шевельнется.
 Через мгновение она уже крепко спала.
 — Где Кадар? — спросил Вэр.
 Она с трудом вырвалась из паутины сна и, приподнявшись на локте, посмотрела на него.
 Его голос на этот раз звучал сильнее, а глаза были ясными и живыми. От радости она моментально проснулась.
 — Вам лучше. Я пойду и принесу вам что-нибудь поесть.
 — Я уже принесла. — Селин стояла рядом с ними и протягивала чашу с едой. — Я думала, вы оба никогда не проснетесь. — Она внимательно разглядывала Вэра. — Вы, в конце концов, все-таки выживете.
 — Ваш энтузиазм ободряет, — сказал Вэр, чуть усмехнувшись.
 — Вы предали нас. Я не похожа на Tea. Я не прощаю так легко. — Она развернулась и зашагала прочь от них.
 — Значит, тогда она очень на вас похожа. — Вэр скривился.
 — Вы правы. Я никогда не прощу вас за то, что вы привезли меня в Эль Санан. Откройте рот.
 — Я могу и сам поесть.
 — Откройте рот.
 Он неохотно послушался ее.
 — Я чувствую себя каким-то младенцем.
 Она влила еще одну ложку ему в рот.
 — Тогда ешьте и набирайтесь сил. Вы думаете, мне очень нравится ухаживать за вами. — На самом деле она ничуть не была против того, чтобы заботиться о нем, кормить с ложки, теперь, когда он вернулся к ней.
 — Где Кадар?
 Больше она не могла уклоняться от этого вопроса.
 — Он поехал искать помощи у Старца.
 — Давно?
 — Четыре дня назад.
 Он пробормотал проклятие и попытался сесть. Она толкнула его назад.
 — Что вы собираетесь делать? Ехать за ним? Вы едва можете двигаться! Если бы его убили ассасины, они бы уже явились сюда. За все это время, пока вы лежали без сознания, здесь не появлялся ни один человек.
 — А Кемал?
 Она покачала головой.
 — Ни один.
 Он посмотрел на куски тушеного мяса в чаше.
 — Как вы выжили?
 — Селин поставила силки на мелкую дичь и следила за ними. — Она отправила последнюю ложку ему в рот и отстранилась, сев на пятки. — У вас не кружится голова?
 — Моя головная боль — пустяк. Я могу ехать верхом хоть сейчас.
 — Посмотрим через пару дней.
 Он сердито взглянул на нее.
 — Сейчас.
 Она вернула ему взгляд.
 — Кадар сказал, чтобы мы ждали его здесь, и, к тому же, я не хочу, чтобы все мои усилия оказались напрасны, после того как я столько возилась с вами. Только попытайтесь встать, и я свяжу вам ноги и привяжу к дереву, под которым мы сейчас находимся. А теперь постарайтесь поспать.
 — Вы не сможете этого сделать. Я не так слаб, чтобы женщина могла оказаться сильнее меня.
 — Сейчас и котенок сильнее вас. — Она увидела, что не смогла убедить его, и ее снова охватил страх. — Ну хорошо, мы пойдем на компромисс. Завтра, если вам будет получше, мы посмотрим, сможете ли вы сесть на лошадь.
 — Разумеется. Я как-то проехал пятьдесят миль с раной в животе.
 — Значит, тогда вы поступили слишком глупо. Кому-то следовало остановить вас. Завтра.
 Он посмотрел на нее с гневом и отчаянием.
 — Кадару, быть может, нужна моя помощь.
 — Один день ничего не решит для него, а для вас он может оказаться очень важен. Вы собираетесь встретиться с убийцами, хотя у вас почти нет сил, чтобы сражаться с ними. Спите. — Она поднялась на ноги. — Вы должны делать так, как я говорю. Я собираюсь отвести всех лошадей к ручью и почистить их. — Она поморщилась. — И себя заодно. Я не отходила от вас с того момента, как вы были ранены, и очень нуждаюсь в мытье. От меня, должно быть, пахнет, как от вас, когда вы носили овечьи подштанники.
 Весь его гнев мгновенно улетучился.
 — Вы оставались возле меня все четыре дня?
 — Вы были очень плохи. Могли совсем не проснуться. — Она посмотрела в сторону дерева, к которому они привязали лошадей, — но то не ваша вина. А вот если вы допустите сейчас какую-нибудь глупость, то будете сами расхлебывать последствия.
 — Четыре дня?
 Tea не ответила. Но она чувствовала на себе его пристальный взгляд, пока отвязывала лошадей и направлялась с ними вниз по склону. Она старалась идти легко, непринужденно, летящим шагом, не оглядываясь. Сердце ее переполняла такая нежность, от которой все ее существо готово было взлететь. Ей хотелось подбежать к нему, крепко обнять, уверить, что все будет хорошо, что она готова пойти для него на все. Даже в моменты наивысшей близости, когда они оба сгорали от страсти, она не испытывала подобного чувства, и это пугало ее. Гораздо лучше держаться от него на расстоянии резкими словами, чем позволять себе раствориться в нем и таким образом потерять себя.
 — Я помогу тебе, — сказала Селин, оказавшись рядом. — Почему ты не попросила меня?
 — Я и так взвалила на тебя слишком много дел. — И добавила: — И даже не поблагодарила тебя.
 Селин не смотрела на нее.
 — Когда я требовала это от тебя?! К тому же, ты не позволяла мне слишком усердно помогать тебе.
 И, отказываясь от помощи, обижала ее этим, подумала Tea.
 — Это не… Он очень уязвим, и я боялась. Ты не понимала.
 — И до сих пор ломаю голову, — она говорила с запинкой. — Я думала об этом и не вижу никакой причины, по которой ты позволила себе полюбить лорда Вэра. Мы стали бы гораздо счастливее вдвоем.
 — Здесь речь не о том, чтобы позволять или запрещать.
 — Так что это? Судьба? Колдовство? Ты ведь никогда прежде в это не верила. Может, ты потеряла рассудок?
 Возможно, и это. Во всяком случае, она изменилась.
 — У лорда Вэра доброе сердце. И он спас мне жизнь.
 — Ну и что? Совсем необязательно отдавать ему свою. Можно вознаградить его каким-то другим способом.
 Какое простое решение.
 — Это не вознаграждение. Ты еще мала, поэтому для тебя все легко.
 — Ты продолжаешь твердить одно и то же. А я все понимаю. — Tea ощущала, как Селин отдаляется от нее, уходит в себя. — Ну что ж, вперед! Люби его! Иди к нему! Я ведь не нужна тебе. Мы все одиноки, так или иначе. Мы просто притворяемся, что это не так!
 — Я с тобой. — Tea ласково дотронулась до руки Селин и почувствовала, как она напряжена. — Я всегда буду рядом, когда буду нужна тебе.
 — Это совсем другое.
 — Не будь дурочкой, — вспылила Tea, потеряв терпение. — Все меняется, но это вовсе не значит, что это плохо. Ты моя сестра и мой друг, и я никогда не перестану любить тебя. Сейчас именно ты отталкиваешь меня. — Она обхватила плечи Селин и встряхнула ее. — Я этого не потерплю. Мы нужны друг другу, и я не собираюсь отдаляться от тебя.
 Селин несколько мгновений смотрела пристально ей в лицо, а затем сказала грубовато:
 — Возможно, ты еще не совсем потеряла рассудок. Ты, может быть, сумеешь преодолеть это безумие. — Она повела плечами, освобождаясь от рук Tea. — Думаю, я подожду и посмотрю. — Она залезла в карман своего платья и протянула Tea кусок мыла. — Я займусь лошадьми, а ты выкупайся и помой голову.
 — Сначала мы вместе напоим и почистим их, — сказала твердо Tea. — Мы все всегда делали вместе.
 — Только некоторые вещи. — Селин поморщилась. — Я не собираюсь иметь ничего общего с этой странной болезнью, которая вдруг овладела тобой.
 Вэр все еще бодрствовал, когда они вернулись в лагерь два часа спустя.
 — Почему? — спросил он.
 — Вам полагается спать.
 — Похоже, я ничего другого и не делал последние несколько дней. Так почему вы не отходили от меня?
 Она привязала лошадей к дереву.
 — Вам был необходим уход.
 — До такой степени? — Его глаза впились в ее лицо. — Что вы не могли оставить меня ни на минуту?
 — Это один из моих недостатков, но я ничего не могу делать наполовину. — Она пожала плечами. — Однако теперь, когда вы уже на пути к выздоровлению, у меня будет время помогать Селин. — И она добавила: — Конечно, если вы будете достаточно разумны, чтобы не прибавлять мне работы, пытаясь слишком рано взваливать чересчур много на свои плечи.
 — Странно, что вы так старались спасти жизнь человека, которого ненавидите. — Он помолчал. — Вы ведь не простили меня?
 — И это правда. То, что вы сделали, — непростительно. — Она пальцами распушила свои мокрые волосы. — Но вы спасли мне жизнь. Я не могла позволить вам умереть.
 — Почему вы не смотрите на меня?
 — Не так уж приятно взирать на вашу четырехдневную щетину.
 Он невольно провел рукой по заросшему лицу.
 — Это не причина.
 — Это все, что вы можете от меня услышать.
 Какое-то время он наблюдал за ней со странным выражением в глазах. Затем тихо сказал:
 — Вы не могли бы не заплетать косу? Я так долго не видел ваши чудесные волосы распущенными.
 С той самой ночи, когда Селин приехала в Дандрагон. С тех пор, казалось, прошли века. Внезапно в ней вспыхнуло живое воспоминание об этих днях страсти и нежности, о ее протяжных, переливчатых стонах, о его руках — как крепко сжимали они ее, когда он проникал в ее лоно снова и снова, до тех пор пока она уже не могла…
 Она перекинула волосы через плечо и принялась быстро заплетать косу.
 — Мне не следовало упоминать о нас, — сказал он с грустью, устало закрывая глаза. — Я должен был бы сам понять, что вы не доставите мне такого удовольствия. Но я просил о такой малости…
 Для нее это важно и больно. Память вызвала к жизни ту часть ее души и тела, которую она похоронила в последние два долгих года. Теперь она уже не сможет, глядя на него, не вспоминать о тех днях, когда они оба сгорали от страсти и наслаждения.
 И не желать этого снова.
 Только не сейчас. Не раньше, чем она сможет разобраться с этим новым для нее чувством любви. Все случилось слишком быстро. Она уже сейчас ощущала себя слишком слабой и зависимой. Если она вновь отдастся ему, то совсем потеряет себя.
 Он снова погрузился в сон. Боже милостивый, каким беспомощным казался он в этот момент, несмотря на свое большое крепкое тело. Но нет, не совсем. Уже были заметны слабые приметы возвращающейся к нему былой силы. Вскоре он вновь станет самим собой, сильным, упрямым, властным, прокладывающим свою собственную дорогу в жизни, уверенным, что только его путь самый верный. Ей придется быть все время начеку, если она решит держаться от него подальше.
 Но пока этот момент еще не наступил. Она подошла к нему и легла рядом, чуть смущаясь и в то же время радуясь этой близости. Если он проснется, она всегда сможет объяснить свое присутствие его слабостью.
 Ей очень хорошо возле него. Сейчас у нее отпала нужда ломать голову над тем, что делать — поддаться своим чувствам или держаться отчужденно. Она могла просто лежать здесь, возле него, понимая, что сейчас, в эту минуту, она может, ни о чем не беспокоясь и не задумываясь, позволить себе любить его.
 Она проснулась в середине ночи и увидела, что он с удивлением и любопытством рассматривает ее.
 — Tea?
 Она оказалась сейчас слишком незащищенной, слишком переполненной любовью. Ей следовало бы отодвинуться от него. Ей надо бы закрыть глаза, чтобы он не смог ничего в них прочитать.
 Если бы она могла вот так всю жизнь смотреть на него!
 — Чего ты боишься? — прошептал он. — Я почувствовал твой страх сразу, как только пришел в себя.
 Ей страшно, потому что она слишком сильно любит его, она боится раствориться в нем. Дрожащим голосом она возразила:
 — Вы все еще не пришли в себя, если думаете, что я боюсь вас. Я не…
 — Не надо. — Он нежно дотронулся пальцем до ее ресниц. — В твоих глазах светится сейчас что-то… я почти вижу это. Перестань хлестать меня своими словами.
 Она совсем не хотела, чтобы он догадался о ее любви. Не сейчас. Она должна сначала сама разобраться в своих чувствах, прежде чем позволить ему узнать о них.
 Она закрыла глаза.
 — Перестаньте болтать и не мешайте мне спать.
 Его пристальный взгляд еще несколько мгновений блуждал по ее лицу, затем он опустился радом.
 — Почему ты легла со мной, Tea?
 — Чтобы вам было теплее. Сейчас вам ни в коем случае нельзя простудиться. Я уйду, если хотите.
 — Нет, останься. — И затем повторил более низким тоном: — Останься со мной, Tea.
 Вэр выпрямился в седле.
 — Подайте шлем.
 Tea покачала головой.
 — Я не хочу, чтобы на рану давил тяжелый металл.
 — Вы, очевидно, предпочитаете, чтобы один из людей Синана расколол мою голову, как грецкий орех. Подайте мне шлем, — повторил он настойчиво.
 Tea не обратила на него внимание.
 — Седлай лошадей, Селин, — попросила она сестру.
 Вэр покачал головой.
 — Вы останетесь здесь и подождете моего возвращения.
 — Мы едем в Майсеф.
 Селин вернулась, ведя лошадей, и Tea вскочила в седло.
 — Я не изменю своего решения, поэтому лучше бы вам помолчать и поберечь свои силы. Они могут понадобиться, чтобы защищать нас.
 Она выехала впереди него на тропинку, ведущую в гору.
 До нее донеслись его проклятия.
 — Я не всегда останусь таким слабым, — мрачно бубнил он, направляя свою лошадь следом. — Так что радуйтесь этому, пока можете.
 Ее не радовала его слабость, да и не скажешь, глядя на него, что он уж такой беззащитный. В седле он выглядел сильным и воинственным, но она не могла допустить, чтобы он отправился один в эту крепость, где подстерегали неизвестные опасности.
 — Раз вы признаете свою слабость, то у вас должно хватить разума при случае позаботиться о себе. Но поскольку я не вижу даже намека на это, мне придется заняться вами самой. — Она оглянулась, достаточно ли далеко Селин. — Думаю, мы будем не в большей беде в Майсефе, чем здесь, ожидая нападения Кемала. Но я хочу, чтобы вы пообещали мне… — Она замолчала на мгновение, затем продолжила: — Если придется выбирать, то хочу, чтобы вы спасали Селин.
 — Вместо вас? — Он покачал головой. — Я не могу дать вам такого обещания.
 — Вы должны. Мы втянули ее в эти игры со смертью, не считаясь с ее выбором. — Она облизала губы. — Мы должны сделать все, чтобы ей ничего не угрожало. Неужели вы не видите, что это справедливо?
 — Меня это не волнует. Черт возьми, я не могу дать вам такого обещания. — Он встретился с ней взглядом. — Вы сами понимаете, что не могу.
 Мрак и пламя. Горящие факелы, осветившие неизвестность. Близость, объятия, двое вместе.
 Она с усилием отвела от него взгляд.
 — Это несправедливо, — прошептала она.
 — А когда-либо, где-либо есть такое чудо, как справедливость? — Он горько улыбнулся. — Я попытаюсь спасти вас обеих, но не ожидайте от меня, что я позволю вам умереть, а кому-то выжить. — Он пришпорил лошадь, объезжая Tea. — Этого никогда не будет.
 — О, я вижу, вы слушаетесь моих приказов с вашей обычной покорностью.
 Ее взгляд метнулся вверх по тропе.
 — Кадар!
 Тот осуждающе хмыкнул, подъезжая к ним.
 — Разве я не велел вам оставаться на месте, пока я не приеду за вами? И что я вижу? Вы скачете прямо в логово Синана, чтобы схватить его за бороду. — Его взгляд обратился к Вэру. — Я рад, что ты выздоровел. Полагаю, это твоя затея. Ты захотел освободиться от своего долга мне и ринулся вырывать меня из удушающих объятий Синана. Впрочем, тебе пришлось бы не так легко. Так что потерпи еще некоторое время и побудь моей собственностью.
 — Я уверен, что смогу вынести это положение, — сказал Вэр грубовато. — Ты сам в порядке?
 — Я прекрасно накормлен, великолепно одет, но духовно полностью истощен. Синан — это мозг, лишенный души, что совершенно ошеломляет. — Он обратился к Селин. — Я не хотел возвращаться к вам, истекая кровью, и затруднять вас, умоляя о помощи.
 — Очень мудро с вашей стороны, — равнодушно сказала она.
 — Но мне понадобилась вся мощь моих убеждений, чтобы он согласился пригласить вас. Он не думает, что вы окажетесь забавными для него. — Кадар развернул лошадь. — Хотя ему доставил удовольствие ужас солдат Кемала. Возможно, он подумал, что такую же радость он сможет получить, запугивая вас.
 — Кемал? — переспросила Tea, выделив из всей его болтовни самое главное. — Что вы знаете о нем?
 — Он разбил лагерь у подножия, пытаясь заставить солдат следовать за ним в горы, чтобы зарезать вас. Это стало гораздо труднее, с тех пор как каждую ночь одного из этих бедняг находят с перерезанным горлом от уха до уха.
 — Твое предложение? — спросил Вэр.
 — Ну, я рассудил, что яд мало подходит к данной ситуации. — Он взглянул на Tea. — Но испугать Кемала до такой степени, чтобы он убрался отсюда, стало бы намного легче, если бы он не относился с таким суеверием и не обожал свое любимое знамя. С ним он еще убедит своих солдат последовать за ним и захватить нас.
 — Только ли предложение? — внезапно спросила Селин.
 Кадар встретил ее пытливый взгляд с невинным видом.
 — Ни в коем случае никто не должен говорить Синану о вере Кемала в знамя. Встретившись с ним, потупите взгляд и опустите головы, не заговаривайте первыми. Возможно, он не обратит на вас внимания. Он смотрит на женщин почти как на животных, и я бы не хотел, чтобы ваша с Селин гордыня поставила мои переговоры под угрозу срыва.
 — Я не собираюсь склонять перед ним голову, у меня нет желания и говорить с ним, — заявила Селин. — Кстати, многие мужчины рассматривают женщин всего лишь как животных, рожденных только для того, чтобы удовлетворять их нужды.
 — Уверен, вы найдете Синана совершенно непохожим ни на кого, с кем вам приходилось когда-либо сталкиваться в жизни, — пробормотал Кадар.
 Что-то изменилось в нем, внезапно поняла Tea. Внешне он оставался таким же, но там, внутри, затаилась… какая-то пустота. Нет, не пустота… мрак. Что-то, чему не находилось определения.
 Селин тоже что-то почувствовала. Сестра не отрывала от Кадара своего пристального, подозрительного взгляда.
 Подозрительного? Какая чушь. Ведь это Кадар, их друг. Значит, им нечего опасаться.
 Им нечего бояться. Tea повторяла эти слова снова и снова, пока они въезжали в мрачную крепость Майсеф, проезжали мимо стражи Синана. Одетые во все белое, последователи Старца взирали на них без всякого выражения, когда они остановились возле мрачного серого замка, чьи суровые очертания чуть расплывались в лучах заходящего солнца, и от этого или еще по какой-то причине казались зловеще преувеличенными.
 Внутри замок оказался таким же суровым, как и снаружи, его залы пронизал холод, несмотря на жаркий день. Это всего лишь воображение, сказала она себе, когда они вошли в зал с высоким арочным потолком и направились в дальний конец этих огромных покоев к человеку в белом одеянии, сидящему в кресле с высокой спинкой.
 Мощь.
 Tea едва сдержалась, чтобы не отшатнуться, когда они приблизились к Синану.
 Она ожидала встретить зло, но не этот пронизывающий душу лед, не эту непостижимую мощь. Его называли Старцем с гор, но его лицо, хотя и изборожденное морщинами, казалось, не имело возраста, а темные глаза фанатично светились, в них отражалась его сущность. Она почувствовала облегчение, когда он перевел глаза на Вэра.
 — Итак, ты снова здесь. — Синан говорил спокойным, ровным голосом. — Кадар сказал мне, что ты великий воин, но у меня на этот счет серьезные сомнения. Каждый раз, когда ты приходишь в мои горы, ты бываешь ранен. Если бы какой-нибудь из моих людей был столь же неуклюж, его бы вышвырнули отсюда.
 — Быть побежденным превосходящими во много раз силами противника не значит быть неуклюжим.
 — Твоя неповоротливость в том, что ты бросился вперед и допустил, чтобы тебя окружили, как мне рассказали. Тебе следовало позволить женщине умереть.
 — Я говорил тебе, что он позже собирался использовать ее для обмена, — поспешил вмешаться Кадар.
 — Да, ты говорил мне. Но ты искусный лжец. Почти такой же, как и я. В тебе много талантов, Кадар. — Его чуть заметная улыбка так же леденила сердце, как и ощущение бесконечной мощи, исходившей от него.
 Кадар, казалось, не замечал этого.
 — Меня хорошо учили.
 — Но многие люди не имеют ни талантов, ни силы духа. Они боятся тьмы, ты же принимаешь ее. — Равнодушный взгляд Синана скользнул по Вэру. — Вот этот не любит тьмы. Он живет среди теней, но тьма задушила бы его. Не знаю, зачем ты так печешься о нем.
 — Он обладает великой силой. А сила всегда притягивала меня. — Кадар пожал плечами. — Но мы уже обсуждали это с тобой раньше и не пришли к соглашению. Я привел их к тебе, и ты можешь сам понять, что они вовсе не такие слабые, как ты думал. Теперь каким будет твое решение?
 — Я не говорил, что собираюсь принять его немедленно. — Он снова улыбнулся Кадару. Я не хочу, чтобы это так быстро кончилось. Возможно, я смогу убедить тебя остаться здесь, со мной, навсегда. В конце концов, я не могу жить вечно.
 — Я не уверен в этом, — сказал Кадар.
 Синан улыбнулся чуть шире.
 — Ну, говорят, что я должен однажды умереть. Ты можешь остаться и тогда сам увидишь. — Он наклонил голову, задумавшись. — Возможно, я зарежу этих слабосильных, и тогда у тебя не будет причин уезжать.
 Tea сжалась и придвинулась на шаг к Вэру.
 — Это игра, — пробормотал Вэр. — Не бойся.
 Если это и игра, то жестокая и страшная. Она не сомневалась, что Синан, не задумываясь, убил бы их всех, найди на него такой каприз.
 Вэр выступил на шаг вперед.
 — Если ты думаешь, что я слаб, зови своего лучшего бойца, и пусть он сразится со мной.
 — Убивать таким детским способом, как это делают франки? Со всей этой помпой и бравадой? — сказал Синан презрительно. — Мы здесь большие мастера в искусстве убивать. Мы не играем в смерть.
 — Тогда позволь мне сразиться по вашим правилам.
 — Нет, — вмешался Кадар. — Это значит просто потерять время. — Ты ведь не захочешь смотреть на такой неравный бой, Синан?
 — Напротив, это может быть забавно. Последнее время я что-то начал скучать.
 Кадар встретил его взгляд и вкрадчиво сообщил:
 — Я сделаю двух сегодня ночью.
 Внимание Синана мгновенно переключилось.
 — В самом деле?
 Между ними, без сомнения, очень сильная связь, неожиданно для себя поняла Tea. Она с трудом могла в это поверить. Казалось невозможным, чтобы этот человек, олицетворяющий собой совершенное зло, мог быть каким-то образом связан с Кадаром, воплощением юности. В свои двадцать с небольшим лет он излучал красоту и радость жизни. И все же она ощущала эти уродливые, связывающие их вместе путы.
 — Двух? — переспросил Синан. — Ты бросаешь сам себе вызов, как и должно настоящему мужчине. Это будет любопытно. Тогда мы подождем испытывать лорда Вэра. Обеспечь их едой и устрой на ночь. — Он поднялся на ноги. — Всех, кроме рыжеволосой девочки. Я возьму ее себе на сегодняшнюю ночь.
 — Нет. — Tea стремительно шагнула к Синану, но Кадар опередил ее, встав между ними.
 — Она не хотела быть неуважительной. Просто она беспокоится за ее безопасность, если ты из-за нее заболеешь.
 Синан нахмурился.
 — Заболею?
 — Эту девочку изнасиловали Кемал и его солдаты в Эль Санане, и теперь у нее все признаки заболевания проституток.
 Синан оглядел Селин холодным, оценивающим взглядом.
 — Жаль. В таких молоденьких очень много жизни. Я бы мог насладиться ею.
 — Но только без последствий, — сказал Кадар. — Я слышал, это очень затяжная болезнь, заканчивается сумасшествием и смертью.
 — И ничего из этого я бы не выбрал. — Синан многозначительно улыбнулся Кадару. Он направился к двери. — Но я часто думал, что если кто-то захочет убить так, чтобы на него не пало подозрение, а время не имело бы значения, то, отправив к своему врагу такую больную женщину, можно получить огромное удовлетворение. Возможно, мы еще подумаем, как нам использовать этого ребенка.
 Как только дверь за Синаном закрылась, Tea яростно накинулась на Кадара.
 — Он не получит ее! Он не посмеет…
 Он поднял руку, пытаясь остановить гневный поток ее слов.
 — Нет, конечно. Синан всегда размышляет о новых способах убийства. Это всего лишь еще один, пришедший ему в голову. Кроме того, все его ассасины — мужчины. Он не доверяет женщине.
 — Это очень успокаивает, — сказала Селин. — Но зато он, кажется, верит вам!
 — Конечно… он смотрит на меня и видит себя таким, каким был в молодости. Однажды он сказал мне, что хотел бы иметь такого сына, как я, что я как бы отражение его самого. Он не понимает, что почти все зеркала искажают.
 — Он смотрит на тебя как на своего сына? — спросил Вэр в полном изумлении.
 — Он льстит себе. Я гораздо умнее, чем был когда-либо сам Синан. — Он направился к двери. — Идемте, я покажу вам вашу комнату. Селин заберу с собой, в свои покои, на тот случай, если Синан изменит свое решение. И будет лучше, если Tea будет с тобой, Вэр, для своей безопасности.
 — Я и так собиралась остаться с ним, — сказала Tea. — Я ему нужна. Он еще очень плох и еле держался на ногах, бросая свой глупый вызов.
 — Я мужчина и никому не позволю называть себя слабым.
 — Даже когда это правда? — Tea обернулась к Кадару. — Как вы думаете, надолго мы здесь задержимся?
 Он пожал плечами.
 — Пока Синану не надоест и он не решит положить вашему пребыванию здесь конец. Надеюсь убедить его, что самое удачное решение — это сокрушить Кемала.
 — А нельзя ли что-нибудь предпринять, чтобы мы ему быстрее надоели? — спросил Вэр.
 — Без риска — нет. — Кадар улыбнулся. — А у меня очень трусливая душа. Предпочитаю добиваться своей цели безопасным способом. Позвольте мне поработать над этим несколько дней и посмотрим, сумею ли я повернуть события в нашу пользу. — Он остановился перед обитой медью дубовой дверью. — Это ваша комната. Вас не будут охранять. Синан прекрасно понимает, что нам некуда идти, иначе мы попадем в руки Кемала. Вы обнаружите, что жизнь здесь очень простая. Еду вам принесут утром и вечером. Ни в коем случае не позволяй Селин или Tea бродить по крепости. Сомневаюсь, чтобы Синан отдал приказ об их безопасности.
 — Мы всего лишь какие-то животные, — сказала Селин.
 Кадар улыбнулся.
 — Если подумать, то, возможно, вам ничего не угрожает, как больному животному, но я бы не стал на это очень рассчитывать. — Он взял ее за локоть и повел к другой двери дальше по коридору. — Я прикажу вам подать горячую воду и чистую одежду. А теперь пожелаю всем спокойной ночи. Мы теперь встретимся только утром и тогда поговорим.
 — Почему мы не увидимся этим вечером? — спросил Вэр. — Ведь сейчас едва село солнце.
 — Я должен поспать. Мне предстоят кое-какие дела ночью. — Он закрыл за собой и Селин дверь прежде, чем ему успели задать какие-либо вопросы.
 Tea обеспокоенно глядела на закрытую за Кадаром дверь.
 — Мне это не нравится, — сказала она.
 — Кадар не причинит ей вреда.
 Сначала она не поняла, о чем он говорит, но потом с удивлением посмотрела на него.
 — Ты думаешь, я беспокоюсь о ее невинности?
 — Вполне возможно. Она стала старше.
 — Кадар — это еще наш друг. То, что у нее развиваются груди, еще не значит, что мужчины должны сходить с ума. — Она вошла в их комнату. — Нет, я беспокоюсь о Кадаре. Он что-то слишком таинствен.
 — Он не предаст нас.
 — Я так и не думаю. Я только не хотела, чтобы он… — Tea беспомощно замолчала, поняв всю тщетность своей попытки выразить словами то тревожное чувство, которое овладело ею, когда она увидела сейчас Кадара и Синана вместе. Но какой смысл терзаться, раз она ничего не могла с этим поделать. — Вам следовало бы отдохнуть. — Она оглядела комнату. Ее убранство отличалось такой же простотой и суровостью, как и весь замок: простой стол, кровать, два табурета и умывальник. Она обнаружила колокольчик на дальней стене и направилась к нему. — Здесь недостаточно одеял на кровати. Становится очень холодно к ночи. Я позвоню, чтобы принесли еще. — Она зябко повела плечами.
 — Может быть, Синан вообще не чувствует холода, — сказал Вэр. Он подошел к окну и взглянул на горы. — Если это так, то я бы не удивился.
 Ее бы это тоже не поразило, подумала Tea. Она попыталась изгнать Старца из своих мыслей.
 — Ложитесь на кровать. Я устроюсь на одеяле на полу.
 Вэр покачал головой.
 — Я не позволю женщине спать на полу.
 — Но вы же больны. Вы должны хорошо выспаться этой ночью.
 — Я здоров.
 Она вздохнула, поняв с раздражением, что этого упрямца не переспоришь.
 — Ну, хорошо, мы будем спать по очереди. Первую половину ночи я сплю на кровати, а потом вы меня разбудите. Давайте, я помогу вам снять доспехи.




 16


 Кадар осторожно поднялся со своего соломенного тюфяка, бросив быстрый взгляд на Селин, спящую на кровати, и в полной темноте неслышными шагами двинулся к двери.
 — Куда это вы собрались? — спросила Селин совсем не сонным голосом. — Ведь, наверное, уже полночь.
 Кадар печально покачал головой и остановился. Эта девчонка весь вечер пристально наблюдала за ним; ему следовало бы сообразить, что она только притворялась спящей.
 — Спите. Я скоро вернусь.
 Она приподнялась на локте.
 — Если только они вас не схватят.
 Брови Кадара поползли вверх.
 — Прошу прощения? Синан предоставил мне полную свободу передвижения по его замку.
 Она села на кровати, ее рубашка слабо белела в темноте.
 — Я не хочу, чтобы вы уходили.
 — Вам ничего не грозит. Если кто-нибудь потревожит вас, мчитесь в комнату к Вэру и Tea.
 — Неужели вы думаете, я боюсь за себя? — возмущенно спросила она. — Я не такая трусиха!
 — Я должен идти, — он сделал шаг к двери.
 — Только не двоих, — сказала она. — Одного, и то опасно. А двоих — безрассудно.
 Он застыл на месте. Затем медленно повернулся к ней, ожидая продолжения.
 — Это вовсе не ассасины Синана перерезают горло солдатам Кемала ночью. Это вы.
 — Вы так думаете?
 — Это часть игры, в которую вы играете с Синаном. Вы стараетесь поддержать в нем интерес и вызвать его уважение единственным способом, вам доступным. Каждую ночь вы прокрадываетесь в лагерь Кемала и убиваете там одного человека. Но сегодня, чтобы отвлечь Синана от лорда Вэра, вы пообещали ему особенный подарок. Двоих вместо одного. — И она вдруг добавила с отчаянием в голосе: — Вы не сможете этого сделать!
 — Я очень талантливый. Спросите Синана.
 — Он не станет разговаривать со зверушкой. — Она спустила на пол ноги. — Вы же знаете, они поджидают вас. Не ходите.
 — А может быть, я всего лишь хочу прогуляться по двору. У Tea и Вэра, кажется, не возникло никаких подозрений.
 — Tea может думать только о лорде Вэре, а он сейчас еще не очень здоров. — Неожиданно для себя она вдруг оказалась рядом с ним и схватила его за руку.
 — Найдите какой-нибудь другой способ.
 Ее лицо в свете луны казалось бледным и измученным, но в глазах сверкал, как и прежде, неукротимый дух. И он, как всегда, поддался очарованию этих дерзких огромных зеленых глаз.
 — Другого способа нет. — Он мягко попытался освободиться от ее рук. — Нам нужен Синан.
 — Дело не только в Синане. Вы сами хотите этого.
 — Я был бы сумасшедшим, если бы решил добровольно отдаться в руки Кемала.
 — Но это так. — Она изучающе вглядывалась в его лицо. — Я вижу. Вас это… захватывает.
 — В самом деле? — Он улыбнулся. — Тогда бесполезно убеждать меня не ходить. Ведь правда?
 — Ах, ну что ж, идите! Позвольте им убить себя. Мне все равно. — Она развернулась и побежала в постель. Но он знал, она будет лежать и волноваться… и проклинать его за то, что он заставил ее так беспокоиться.
 А затем он перекрыл все мысли о Селин в своем сознании с помощью натренированной сосредоточенности, которой его обучили. Она была права, это захватывало и возбуждало его. В такие минуты он чувствовал, как бешено и весело клокочет его кровь. Он позволял себе это упоение, оно оттачивало его ум и обостряло все ощущения, делая восприятие более ярким. Но никаких других эмоций в этот момент нельзя допускать; он должен полностью сконцентрироваться на предстоящем деле.
 Ничего больше не существовало, когда он шел темной тропой.
 Шаги за дверью многоголосым эхом прокатились среди каменных стен замка.
 Мгновенно проснувшись, Tea приподняла голову от подушки.
 Шаги проследовали мимо и затихли.
 — Возможно, это стража. — Вэр отвернулся от окна — темный силуэт в лунном свете.
 Она села на кровати.
 — Кадар сказал, нас не будут сторожить.
 — Но это не значит, что у Синана нет других сокровищ, которые он считает нужным охранять. Старцу очень хорошо платят за его услуги.
 Ей не хотелось задумываться о кровавых делах. Серебристая луна уже высоко взошла на небе, заглядывая к ним в окно.
 — Почему вы меня не разбудили? Теперь ваша очередь спать.
 — Я не устал. Мне надо было подумать. — Он зажег свечу на столе. — Нам следует обсудить, что будем делать, вырвавшись отсюда.
 — Господи, да нам еще не грозит опасность от рук Кемала.
 — И все же необходимо наметить план. Помимо Кемала, есть еще рыцари-тамплиеры. Мы не можем вечно ото всех бегать.
 — Поэтому постарайтесь немного поспать.
 — Мы должны прийти с вами к соглашению. — Он помолчал, собираясь с духом. — Вы покинете эту страну. Я накажу Кадару забрать вас с Селин и увезти в спокойное место.
 — Куда?
 — В Шотландию.
 Она в изумлении уставилась на него.
 — В эту варварскую страну?
 — Она безопаснее, чем любая другая. Это горная, дикая, пустынная страна, и тамплиеры там не имеют никакого влияния.
 — И что же я буду делать в этой пустынной стране?
 — Жить, — выпалил он яростно.
 — И кто там будет покупать мои вышивки?
 — Это меня не волнует. — Он нахмурился. — Неправда, мне не все равно, но я бы скорее хотел видеть вас живой, нежели занимающейся своим любимым делом.
 — Но почему эта холодная Шотландия? Почему бы не послать меня в Китай? По крайней мере, это цивилизованая страна, и там традиционны шелковые ремесла.
 — Но мне эта страна совершенно незнакома.
 — А какое это может иметь значение?
 Он не сразу ответил. Помолчав, сказал запинаясь:
 — Мне хочется видеть вас живущей в стране, где я родился. Мне это… очень приятно.
 Она почувствовала, как в душе ее что-то дрогнуло, но постаралась, чтобы голос ее прозвучал достаточно резко.
 — Это просто очень эгоистично с вашей стороны.
 — Я знаю. — Его взгляд остановился на пламени свечи. — Но если вы поедете в Шотландию, я смогу рассказать Кадару, где лучше всего укрыть вас и откуда может грозить опасность. Я бы очень хотел, чтобы вы купили земли моего отца, но, боюсь, это может оказаться чересчур опасным. Вас ничего не должно связывать со мной.
 — Значит, вы не собирались ехать с нами? — спросила она, уже зная, каким будет ответ.
 Он покачал головой.
 — Возможно, я поеду в Рим. Ваден жил там какое-то время, и он говорил, что это огромный город. Человек может легко затеряться в нем. — Его губы чуть скривились в невеселой усмешке. — И тамплиеры вряд ли ожидают, что я укроюсь под носом у папы.
 — И вы станете жить в цивилизованной стране, удобно и приятно, в то время как мы будем дрожать от холода в вашей дикой Шотландии. — Она покачала головой. — Думаю, так не пойдет.
 — Вы должны ехать. — Он впился взглядом в ее лицо. — Ради Бога, неужели вы еще не поняли? Что вас заставит осознать, что опасность реально существует?
 — Я знаю о ней. Вот только не согласна с вашим планом.
 — Вы не можете поехать в Дамаск.
 — И в Рим?
 — Нет.
 — Потому что это грозит смертью?
 Он не ответил.
 — Опасно для меня, но не для вас? Вы видите, это неверный план.
 — Не оспаривайте моего решения, вы поедете в Шотландию, даже если мне придется засунуть вас в сундук и отправить туда в качестве груза.
 — О, я бы с удовольствием поехала в вашу Шотландию. — Она выдержала паузу. — Но только вместе с вами.
 Он застыл.
 — Вы знаете, я не могу туда ехать.
 — Я знаю лишь одно, что никуда без вас не поеду. Выбирайте.
 — Они никогда не перестанут меня искать. Я не могу остаться с вами.
 — Понимаю, вы полагаете, они убьют и меня тоже, когда найдут вас? Ну что ж, я уверена, мы умнее их. Думаю, мы сможем затеряться и жить чудесной, полной жизнью.
 — Надеюсь, вы сможете. Кадар сделает все, чтобы у вас были средства и возможности…
 — Только с вами. — Она поднялась и подошла к нему. — Или мы поедем туда вместе или вообще не поедем. — Боже милостивый, какая мука на его лице! Ну почему этот упрямец не хочет понять такой простой вещи. — Неужели вы до сих пор не осознали, что я не хочу жить без вас.
 Он горько улыбнулся.
 — Вы очень добры, особенно после того как уверяли, что никогда меня не простите, я вряд ли мог ожидать этого. Конечно, с вашей стороны это очень благородно…
 — Это не благородство, и я не прощу вас за ваше предательство. — Она помолчала. — Будьте уверены, я заставлю вас сполна заплатить за это всеми возможными способами в ближайшие годы. Каждый раз, когда мне потребуется то, что вы будете считать неразумным, я буду напоминать вам о том, что мы по вашей милости провели два года в темнице. — Подойдя к нему вплотную, она положила голову ему на грудь и услышала торопливый стук его сердца сквозь ткань туники. И все ее страхи мигом испарились. Она прошептала: — А первое, что я хочу, это чтобы вы женились на мне.
 Каждый мускул его тела напрягся.
 — Женился? Вы знаете, я не могу жениться на вас.
 — Я устала от ваших «не могу». — Она потерлась головой о его грудь. Это похоже на то, как если бы она приникла к стволу дерева, подумала она уныло. — Вы сделаете все, что я прошу.
 — Почему? — спросил он хрипло. — Разве ваша жизнь не имеет для вас никакой ценности, раз вы хотите соединить ее с моей?
 — Она имеет для меня огромную ценность. Но что в самом деле удивительно, так то, что вы прикладываете все свои силы, чтобы сделать мою жизнь совершенно невыносимой.
 — Перестаньте дотрагиваться до меня, — прохрипел он.
 — Мне необходимо прикасаться к вам. Ваша голова работает не совсем надлежащим образом, зато тело готово принять правильное решение. — Она провела губами по его ключице. — И я бы хотела носить ребенка к тому времени, как мы вступим на палубу корабля, чтобы плыть в вашу Шотландию.
 — Нет!
 Она откинула голову и посмотрела в его лицо.
 — Я выйду за вас замуж и рожу вам ребенка. Я клянусь в этом. Вы не сможете ничего сделать, как бы ни боролись со мной. Я выбрала свой путь.
 — Я не стану причиной вашей смерти. — Голос его чуть подрагивал.
 — Нет, вы будете причиной моего счастья и моей жизни. — Она взяла его лицо в свои ладони и посмотрела ему прямо в глаза. — Я люблю вас и, думаю, вы тоже любите меня. Не пытайтесь меня убедить, что это всего лишь долг и обязанность; это любовь.
 — Если я скажу, что вы ошибаетесь, вы уедете от меня?
 — Нет, потому что вы солжете. Ведь так?
 — Да. — Его голос оборвался, и он зарылся лицом в ее волосы. — Да поможет нам Бог.
 Он сжал ее в объятиях, она почувствовала, что вот-вот задохнется, но она не возражала.
 — Бог нам обязательно поможет. Я молилась, и Он ответил. Он сохранил тебе жизнь. Я больше ни о чем его не просила.
 Что-то влажное и теплое коснулось ее виска.
 — Я попрошу его сделать то, что не могу я. Я умолю его помочь мне отослать тебя от меня.
 — Он не послушается. Он явно предпочитает меня. Ведь я та, которую он выбрал, чтобы создать для него это знамя.
 Он изумленно взглянул на нее.
 — Ты шутишь. Значит, ты больше не боишься?
 — Я не могу верить в это магическое знамя, но Бог, который ответил на мои молитвы, слушает женщин. Мне даже в голову не могло прийти, что это вообще возможно. Я никогда не думала, что он может обращать внимание на женские нужды. — Ее глаза неожиданно засияли. — Это удивительно. Если Ашера действительно часть Его и она вернула мне тебя, значит, нам некого бояться.
 — Кроме Синана, Кемала, Вадена и еще рыцарей-тамплиеров.
 — Сейчас мы ничего не можем с этим поделать. — Она улыбнулась. — Но зато мы можем решить с нашим ребенком, который у меня обязательно будет.
 Он покачал головой.
 — Я уже рисковал твоей жизнью. И не хочу делать этого снова.
 Она отступила на шаг, стянула через голову рубашку и швырнула ее на пол.
 — Ты продолжаешь повторять ту же самую ошибку, считая, что ты один вправе решать, рисковать мне или нет. Это мое желание. — Обнаженная, она подошла к кровати и легла. — У тебя сейчас есть выбор — простоять здесь всю ночь или подарить друг другу радость и наслаждение.
 — Закройся, — сказал он хрипло.
 Она не шевельнулась.
 — Люби меня.
 Она видела, как пошли буграми его мышцы от чудовищного напряжения. Он двигался медленно, тяжело, словно его что-то притягивала к ней, какая-то неодолимая сила…
 — Я не могу сделать этого. Почему ты вдруг так хочешь этого ребенка?
 — Потому что это жизнь. Ты слишком упрям, и мне приходится делать все возможное, чтобы удержать тебя рядом. Ты хотел ребенка, как продолжение себя, потому что был уверен, что не сможешь долго прожить. А я хочу его, я верю, ты сделаешь все возможное, чтобы остаться в живых и защитить свое дитя. — Он уже был возле кровати, и она потянулась и взяла его за руку. — Не только потому, что риск слишком велик, я уверена, ты просто считаешь, что не заслуживаешь жизни. Слишком много людей погибло из-за того, что ты увидел этот Трон со львами. — Она приложила его ладонь к своей щеке. — Но ты достоин жизни. Бог мог забрать тебя сейчас, но он оставил тебя на земле. Разве это ничего не доказывает?
 Его рука задрожала.
 — Я не могу… Прикройся.
 Она отодвинулась от края кровати.
 — Ложись со мной. Я буду просто держать тебя за руку, если таково твое желание.
 Он горько рассмеялся.
 — Кажется, у меня уже нет никаких желаний.
 Она потянула его за руку.
 — Ложись рядом.
 Он лег на кровать с краю.
 — Я не могу ехать с тобой в Шотландию. Опасность для тебя может вырасти в десятки раз, если я…
 — И у твоего ребенка не будет отца, который мог бы защитить его, если ты оставишь меня. — Она провела его рукой по своим губам и поцеловала в ладонь. — Тсс, не думай о Шотландии. Разве тебе сейчас не приятно?
 — Нет. Да. — Он не смотрел на нее. — Конечно, если мучительнейшая боль может быть сладкой. Я слышал, некоторые находят в этом удовольствие.
 Она снова поцеловала его ладонь.
 — Наверное, это какие-то очень странные люди. Обещаю, тебе не будет больно во мне.
 Его огромное тело сотряс мучительный вздох.
 — Ты грубая, жестокая женщина.
 — Потому что я хочу настоять на своем? Мы очень долго шли друг к другу, и дорога оказалась слишком тяжелой. — Она прошептала: — Я люблю тебя и не смогу быть ни с кем другим. Я не хочу всю жизнь жить одна. Мы должны дать себе надежду. Ты думаешь, это так просто для меня? Мое тело жаждет тебя, не ребенка. Слишком много времени прошло с тех пор, как ты…
 Дикий стон вырвался из его груди, и он внезапно накрыл ее своим телом.
 — Слишком много, — пробормотал он, срывая с себя тунику и отбрасывая ее в сторону. — Я не смогу…
 И он ворвался в нее.
 Она задохнулась, и, потянувшись, вцепилась в его плечи.
 Наполненность.
 Это ощущение сменилось жаром и неистовым желанием, а он проникал все глубже и сильнее.
 — Возьми… — пробормотал он.
 Он приподнял Tea за ягодицы, вжимая ее в себя так, что она чувствовала, как растворяется в нем с каждым его яростным вхождением. Казалось, его мучают ненасытный голод и жажда обладания, как бы глубоко, быстро, мощно он ни двигался в ней. Он обвил ее ногами свои плечи, оставляя в ней ощущение незащищенности.
 — Посмотри… на нас.
 Она послушалась — и темная, мутная волна страсти вновь захлестнула ее. Казалось невозможным, что она в состоянии еще принять его, но она могла. Снова и снова, все глубже и яростнее он проникал в нее.
 Она закусила губу, чтобы подавить стон, когда напряжение стало непереносимым.
 Его руки скользили по ее телу, гладили, ласкали, сжимали.
 Она выгнула спину в момент наивысшего мучительного наслаждения.
 — Вэр, это…
 — Да. — Его улыбка напоминала яростный оскал. — Слишком долго… Это мука. Я не могу… — Он протяжно взвыл и в последний раз ворвался в нее… застыл, и волна облегчения содрогнула его тело. Сердце его колотилось так громко, что заглушало его прерывистое дыхание.
 — Я не хотел… — Он вздохнул. — Теперь ты видишь… что я такое. Я не могу быть нежным. Я почти пронзил тебя насквозь.
 Она помолчала.
 — Мне показалось, что мы с тобой одно целое. — Она провела губами вдоль его щеки. — Такое ощущение не совсем… естественно для меня. Не то, чтобы я возражала, когда мы…
 — Я совсем не желал причинить тебе боль. Я не думал… — Он отодвинулся от нее, продолжая обнимать. — Я хотел забрать всю тебя…
 — Ты не причинил мне боли, да я ничего и не помню, мне не на что жаловаться. — В эти безумные минуты она ни о чем не могла думать. — Ты дал мне именно то, что я хотела.
 — И даже сверх того. — Его ладонь гладила ее живот. — Будет просто невероятно, если сегодня ночью ты не окажешься с ребенком.
 — Напротив, если после сегодняшней ночи у нас будет ребенок, то это станет чудом. Дети всегда чудо. — Она улыбнулась. — Все было волшебно. Однако мне кажется, мы будем любить друг друга снова и очень скоро. Удачно, что у нас есть чем заняться, пока Кадар расчистит нам путь. Все это время мне очень тебя не хватало.
 Он усмехнулся.
 — К моему огромному удовольствию. Меня весьма радует, что тебе нужно не только мое семя.
 — Ребенок не столь уж необходим так скоро, если бы ты не был таким упрямцем. Мне необходимо привязать тебя к себе любым способом, или ты снова будешь испытывать угрызения совести и сомневаться, должен ли ты делать то, что делать просто необходимо.
 — Жениться на тебе и дать тебе ребенка?
 — И жить со мной долгие, долгие годы.
 — Годы… — повторил он тоскливо. — Ты говоришь так уверенно. А я могу только надеяться.
 — Хотя бы это. Я было начала думать, что ты так навсегда и останешься в мрачном расположении духа. И это меня беспокоило. — И добавила горячо: — Я буду верить.
 — Кажется, так и будет. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Ты так заморочила мне голову и ослепила меня, что я не в силах сопоставить вместе даже две мысли.
 — Неужели я все это сделала? — Она теснее прижалась к нему. — Тогда хорошо. Именно этого я и добивалась. Когда ты думаешь, с тобой одно беспокойство.
 Он вновь помрачнел и приподнялся на локте.
 — Мне бы следовало подумать. Я не должен позволять тебе…
 — Молчи. — Она сопроводила свою команду быстрым легким поцелуем. — Мы заслужили немного покоя, и я не позволю тебе все разрушить. — Она снова толкнула его на кровать и села ему на живот. — Хотя после Эль Санана ты должен доказать мне, что ты меня заслуживаешь.
 — Я не могу доказать то, чего нет.
 Она почувствовала, как слезы застилают ей глаза, и с трудом проглотила комок в горле.
 — Я приложу все свои силы, чтобы убедить тебя в обратном. Ты заслуживаешь меня. Ведь ты гордый, самонадеянный, и мне пришлось бы очень долго доказывать тебе твою ценность.
 — Тебе не придется тратить силы. Я всегда знал: ты — это солнечный свет, это сила, это радость. — И он добавил: — Вот почему я буду любить тебя до моего последнего вздоха.
 Боже милосердный, очень опасно так сильно любить мужчину. Случилось именно то, чего она так боялась, — любовь сделала ее совершенно беззащитной. Она не могла воздвигать какие бы то ни было барьеры, когда он был таким, как сейчас.
 Он провел указательным пальцем по ее скуле.
 — Я бы хотел сделать тебе подарок. Женщины любят их, правда?
 — Я полагала, что все любят подарки.
 — Что ты хочешь, чтобы я подарил тебе?
 Ей не следует говорить о ребенке, пока они не будут в безопасности, далеко от этой земли.
 — Только одну вещь, — прошептала она.
 — Какую?
 — Твою улыбку. Ты очень мрачен. — Она улыбнулась бледно и вымученно. — Муж должен выглядеть счастливым, или все подумают, что у него очень сварливая жена.
 Только на рассвете Кадар возвратился в свои покои.
 Селин наблюдала за ним, когда он, подобно тени, направился к соломенному тюфяку. Совсем ни к чему ей испытывать такое облегчение при виде его. Он просто дурак, раз не внял ее мольбам.
 — Выскажись, — попросил Кадар, ложась на свое место. — Или ты сейчас взорвешься.
 — Двое?
 — Двое.
 — Тогда ты не заслуживаешь остаться в живых.
 — Почести не всегда достигают назначения. — Он повернулся на бок и натянул на себя одеяло. — Если у тебя все, то я хотел бы поспать.
 — У меня все. — Но пролежала она молча не более минуты. — Солдаты Кемала изрубили бы нас на куски, будь у них такая возможность. И они почти убили лорда Вэра.
 — Да.
 — Тогда ты не должен чувствовать вину.
 — Я ее и не чувствую.
 — А мне кажется, ты переживаешь.
 — Ты ошибаешься. Дело закончено, я спокоен. Меня хорошо натренировали.
 Внезапно она почувствовала неуловимую ауру жестокости, окружающую его, которая ее так пугала.
 — Этот отвратительный Старец. Но ты не похож на него.
 — Он думает, что похож. — Он помолчал. — Я действительно не хочу спорить с тобой сегодня ночью. Ты сможешь удержаться от разговоров и заснуть?
 В его голосе слышались невыразимая усталость и опустошенность, по какой-то непонятной причине его состояние вызвало гнев.
 — Но ты-то не будешь спать.
 — Конечно, буду.
 От его уверенного тона ей стало еще неуютнее. Она села на постели и зажгла свечу на столе возле кровати.
 Он повернулся к ней.
 — Погаси свечу.
 Пламя отразилось в его темных глазах, но не теплом огня, а холодом и той же леденящей пустотой, которую она видела в глазах страшного Старца с гор.
 Пораженная и ошеломленная, она, не отрываясь, смотрела на него, чувствуя себя пригвожденной к месту мечом. Внезапно ее охватила паника.
 Нет, ради всего святого, она не допустит, чтобы так было.
 Она откинула одеяло, пробежала через комнату и опустилась на колени рядом с ним.
 — Ты не должен больше так делать. Тебе от этого плохо.
 — Уверяю тебя, солдатам Кемала гораздо хуже.
 — Мне нет до этого дела. — Она обхватила его руку своими руками. Как странно, что они оказались теплыми, когда он сам превратился в глыбу льда. — Я не хочу видеть тебя таким, как сейчас. Ты слышишь меня?
 — Тут я едва ли могу чем-нибудь помочь. — Он помолчал. — Разве ты не боишься касаться моих рук? Ведь на них кровь, ты знаешь. Только в переносном смысле. Я очень тщательно вымылся, когда добрался до двора.
 Он старался вызвать в ней отвращение, оттолкнуть, чтобы самому вернуться в эту страшную, жестокую пустоту. Ее руки сжали его руку.
 — Не пытайся пугать меня. Я все равно не дам тебе уйти.
 — Почему?
 — Потому что ты… — Она остановилась. Возможно, оставался только один способ достучаться до него, но он оказался самым трудным для нее. Она сказала запинаясь: — Ты нужен мне такой как ты есть.
 — Нужен? — У него изогнулась бровь. — Тебе?
 — Перестань насмехаться. Tea собирается уйти от меня. Мне нужен кто-то, кто бы остался со мной.
 — И поэтому ты выбрала мою бесценную личность?
 — Я не могу быть одна. Это… очень больно.
 — В самом деле? — Он поднял на нее глаза. — Бедняжка Селин, тебе, наверное, и в самом деле очень плохо, раз тебя привело ко мне.
 — Ты единственный человек на этом свете, к которому я могла прийти. Ты знаешь меня. — Она помолчала немного. — И я тебя.
 Он отрицательно покачал головой.
 — Я всегда знала, кто ты такой, но мне нет до этого дела.
 Он долго пристально смотрел в ее лицо, затем медленно сказал:
 — Я верю тебе, хотя все это просто невероятно.
 — И ты должен вернуться ко мне. Я не хочу оставаться снова одна. — Ее глаза встретились с его, требовательными, горящими, притягивающими, а затем она прижалась к нему и спрятала лицо у него на плече. — Я не хочу, чтобы ты меня бросил и стал таким, как этот страшный Старец.
 Он застыл от изумления.
 — Вставай и иди в постель, детеныш.
 — Так, значит, ты не стал бы насиловать меня, как это сделал бы он?
 — Не будь идиоткой. Я бы никогда… — Он замолчал. — Очень умно. Бьешь по тому месту, где, как тебе известно, нет доспехов.
 Она чувствовала только страх и отчаяние. Но эта темная аура вокруг него стала чуть-чуть светлее. Она сказала:
 — Мне жестко здесь лежать. И я не люблю дотрагиваться до людей.
 — Просто тебе неуютно, что ты пренебрегла своей защитой.
 Не показалось ли ей, что его мышцы немного расслабились? Он казался сейчас уже не таким напряженным и закрытым.
 — Вот видишь, я же сказала тебе, что я тебя знаю. Ты тоже стараешься не прикасаться к людям. — Она подумала немного и поправилась: — Если не считать тех женщин в Дандрагоне, с которыми ты спал, а их можно и не считать вовсе.
 — Ты знала о них?
 Селин не обратила внимания на его вопрос.
 — Все мужчины так делают. Но страсть не то же самое, что любовь. Люди страдают, когда любимый человек уходит. Моя мама ушла, а теперь и Tea тоже собирается оставить меня.
 — Tea никогда тебя не покинет.
 — Но она уже не будет безраздельно со мной, как раньше. Ты, возможно, тоже когда-нибудь уйдешь. Но только я не хочу, чтобы это случилось так, как сейчас. И почему тебе не остаться со мной. У тебя нет причин для отказа. — Она помолчала немного и с надеждой переспросила: — Ведь правда?
 Она задержала дыхание, ожидая ответа.
 Он молчал.
 Она постаралась подавить панику в своем голосе:
 — Ответь же мне.
 Его рука нежно, подобно легкому крылу бабочки, скользнула по ее волосам.
 — Ты не собираешься отказываться от меня, не так ли?
 — Нет.
 — Знаешь, на самом деле, тебе без меня было бы гораздо лучше.
 От схлынувшего напряжения она вдруг сразу обессилела. Он принадлежал ей!
 Кадар сел и сгреб ее в объятия.
 — А мне стало бы гораздо лучше после нескольких часов сна. — Он встал и отнес ее на постель. Уложив, он заботливо укрыл одеялом и постоял несколько мгновений, глядя на нее.
 — А теперь ты будешь спать?
 — Конечно. Ты думаешь, я стала бы лежать тут без сна и заниматься всей этой чепухой, если бы в этом не было нужды?
 Он усмехнулся.
 — Только не ты, Селин. — Его улыбка погасла. — А что бы ты стала делать, если бы я не решил…
 — Ничего, — просто ответила она. — Моей первой мыслью было ударить тебя по голове, перекинуть через седло и увезти тебя отсюда.
 На это он очень серьезно сказал:
 — Как мне повезло, что тебе не пришлось применять такие крайние меры.
 — Я тоже так думаю. — Она закрыла глаза. — И я не хочу больше волноваться о тебе, когда ты уходишь в лагерь Кемала. Придумай что-нибудь другое.
 — Да, моя леди.
 Она зевнула.
 — И еще, мы должны найти способ забрать наши коробки с вышивками из пещеры.
 — Что нибудь еще?
 — Да, — сказала она, запинаясь: — Кажется, было бы неплохо, если бы ты подержал меня за руку, пока я не засну… Если ты не возражаешь. Это, конечно, только сегодня ночью, ты ведь понимаешь.
 — Я не возражаю. — Он сел на край ее кровати. — Я согласен. Совсем неплохая идея.
 Его рука ласково обхватила ее руку. И ей сразу стало хорошо, тепло, уютно, безопасно. Она видела его склонившуюся тень; подобно темным крыльям сокола, она распростерла над ней свою защиту.
 Сокол. Она попыталась еще на мгновение отогнать сон и пробормотала:
 — Альенора и Генрих. Нам надо забрать твоих соколов…
 Первые лучи восходящего солнца проникли сквозь узкие окна, расцветив яркими полосами света серое одеяло на кровати.
 Кадар передвинулся немного в сторону, чтобы спиной закрыть от золотистого луча лицо спящей Селин. Девочка спала так глубоко, так доверчиво, ее рука, держащая его руку, даже во сне отказывалась отпускать его.
 Столько огня и решительности. Он никогда и не мечтал, что кто-нибудь станет о нем настолько беспокоиться, что не побоится войти за ним в эту тьму и вывести его к свету. И сейчас он испытывал смущение и неловкость и — что уж совсем необычно для него — восхищенное изумление.
 А еще странное, незнакомое чувство милосердия.
 — Селин сказала, что мой способ избежать нам всем меча Кемала лишен достоинства, — сообщил Кадар, когда Вэр открыл дверь на его стук. — Похоже, что нам придется придумать новый план действий. — Его взгляд проследовал за спину Вэра к Tea, поспешно натягивающей на себя одеяло. — Доброе утор, Tea. Вы выглядите вполне… отдохнувшей.
 Ее щеки вспыхнули румянцем.
 — Где Селин?
 — Еще спит. Она провела тревожную ночь. — Он вошел в комнату. — Надень на себя что-нибудь, Вэр. Мы должны с тобой поговорить, и ясно, Tea будет неловко от твоей наготы.
 Вэр, подобрав с пола свою одежду, быстро натянул ее на себя.
 — Так какой план?
 Кадар опустился в кресло, вытянув ноги.
 — Я надеялся, что у тебя появились какие-нибудь идеи. В конце концов, ведь ты же у нас воин. Решать следует быстро. Синан скоро потеряет терпение, раз я решил не развлекать его больше. Он совершенно непредсказуем, когда не получает того, что хочет.
 — Сколько у нас времени?
 — Возможно, мне удастся сдерживать его еще несколько дней.
 — Сможешь ли ты продержаться столько времени, сколько понадобится мне, чтобы привести Абдула и мой отряд с границы?
 Кадар склонил голову, раздумывая над словами Вэра:
 — Три дня туда, три дня обратно. Это возможно.
 — Не говори мне о возможностях. Мне нужно знать точно.
 — Я смогу это сделать. — Его губы чуть скривились в печальной улыбке. — Хотя Селин может и не одобрить мои методы. Ты поедешь сразу же?
 — Как стемнеет.
 — Нет, — вмешалась Tea. — Мне это не нравится. Как он сможет пробраться мимо Кемала?
 — Очень осторожно, — ответил Кадар. — Один всадник пронырнет, если провести отвлекающий маневр. — Он пожал плечами. — Это я беру на себя. Думаю, справлюсь. Солдаты Кемала, должно быть, очень нервничают сейчас. — Он прищелкнул пальцами. — Барабаны смерти. Они уже однажды сослужили нам службу, напугав Кемала и его воинов. Я возьму нескольких людей Синана и…
 — Это слишком опасно. — Они ее не слушают, поняла Tea. Она обернула вокруг себя одеяло и встала. — Даже если ты минуешь Кемала, а тамплиеры? Может быть, сейчас вся страна охвачена огнем сражений..
 — Если это так, то тем более мы окажемся совершенно беспомощными без моего отряда. — Вэр подошел к умывальнику и плеснул себе воды в лицо. — Это наша единственная надежда.
 — Но ты слишком слаб. Еще два дня назад ты лежал почти мертвый.
 Он улыбнулся.
 — Разве я не доказал тебе свою силу?
 — Прекрати распускать хвост, как павлин, и послушай меня. Такая скачка погубит тебя.
 — У меня повреждена голова, а не тело. Я по-прежнему вынослив. — Он подошел к ней. — Не спорь и подумай. Я воин. Я могу сделать это. Мои люди слушаются только моих приказов, и только я поведу их на битву, и ты это знаешь.
 Ей нечего было возразить.
 — Я не хочу… — Она замолчала, а затем запальчиво произнесла: — Ты ко мне вернешься. И на этот раз уж, пожалуйста, не с разбитой своей глупой головой и не с мечом в животе. Ты меня слышишь?
 — Конечно. — Он нежно провел по ее щеке согнутыми пальцами. — Ты знал более ласковые слова при прощании, Кадар?
 — Все самые нежные слова я скажу тебе, только когда вернешься живой и невредимый. — Она заговорила спокойнее: — И это в последний раз я остаюсь в стороне. В следующий раз, когда ты пойдешь на битву, я буду рядом.
 — Когда мы доберемся до Шотландии, — пообещал он, едва прикасаясь губами к ее щеке. — Тогда я буду сидеть дома и вышивать, а ты — сражаться на войне. Вот видишь, на этот раз я шучу, а ты даже не улыбнулась.
 — Это не смешно. — Она с возмущением заметила выражение его лица, горевшее нетерпеливым ожиданием. — Тебе это нравится! Ты сам хочешь идти туда!
 — Что я могу сказать? Я то, что я есть. Я устал от своей беспомощности и рад, что могу что-то сделать, что может помочь нам всем. — Он повернулся. — Идем, Кадар, надо позаботиться, чтобы моя лошадь хорошо отдохнула перед таким путешествием.
 — Ты сможешь поменять лошадей, когда доедешь до лагеря. — Кадар бросил на Tea осторожный взгляд и вышел вслед за Вэром.
 Вэр уже забыл про нее. Нет, конечно, не забыл, но отодвинул мысли о ней на второй план. Прошлой ночью ее власть была безграничной, но теперь он стал хозяином положения.
 Но разве ей хотелось, чтобы все было иначе? Ей нужен сильный мужчина, а не такой, который слушался бы ее во всем.
 Ну, может быть, хотя бы иногда подчинялся. Это бы не повредило твердости его духа и его мужеству.
 Она только очень боялась, как бы из-за этой твердости духа он не бросался постоянно в самую гущу опасностей и не оставлял ее одну, такую беспомощную, как сейчас.
 Но она совсем не слабая! И она не допустит, чтобы они так скупо попрощались. Tea сбросила одеяло и направилась к умывальнику. Сейчас она оденется и поспешит в конюшню. Она сумеет воспользоваться каждым из мгновений, которые у них остались, прежде чем он покинет Майсеф.
 — Если я не вернусь, ты возьмешь Tea и Селин в Дамаск, а оттуда устроишь переезд до Шотландии. Я поручаю тебе заботу о ней. — Вэр подтянул подпругу. — И не обращай внимания на ее протесты. Там она будет в безопасности.
 — С ней довольно сложно вести переговоры. — Кадар наблюдал за Вэром. Тот привязь вал к седлу кожаную флягу с водой и мешок с провизией. — Я удивлен ее желанием ехать с тобой. Селин права, Tea, должно быть, действительно стала рабой твоих чар.
 Вэр поморщился.
 — Не упоминай о рабстве. Боюсь, я испортил себе всю оставшуюся жизнь тем, что привез их в Эль Санан. — Он отступил от лошади. — Как ты собираешься отвлекать Кемала?
 — Лагерь еще будет бодрствовать, поэтому я не смогу действовать как обычно. Я сыграю на их страхе. — Он улыбнулся. — Страх может быть страшнее любого оружия. Синан пользуется им так же часто, как и ядом.
 Вэр пытливо взглянул на него.
 — Мы слышали шаги прошлой ночью. Я уверил Tea, что это, возможно, стражник, но твои шаги я хорошо знаю. Ты ходил в лагерь Кемала?
 — Разве?
 — Пообещай не делать этого больше до моего возвращения. Риск слишком велик.
 — С каждым разом его становится все меньше.
 — Ты не сможешь перебить их всех.
 Он пожал плечами.
 — Я не могу тебе дать такого обещания. Мне придется делать все, что необходимо, чтобы защитить всех нас, пока тебя нет. — Он скривился. — Даже если я нарушу клятву, которую дал Селин.
 Он уже второй раз упомянул о Селин.
 — Какое отношение имеет она, ребенок, ко всему этому?
 Кадар усмехнулся.
 — Но этому ребенку я теперь принадлежу. И я знаю свои обязательства гораздо лучше, чем ты в подобной ситуации.
 — Она спасла тебе жизнь?
 — Нет, кое-что более ценное. — Кадар заглянул Вэру через плечо. — А вот и Tea спешит сказать тебе «прощай». Оставлю вас одних. Мне необходимо сделать приготовления к отвлекающему маневру.
 Вэр обернулся, наблюдая за направляющейся к ним Tea, дерзкой, настойчивой, прекрасной.
 — Я бы зашел попрощаться к ней перед отъездом.
 — Она не из тех, кто ждет.
 Да, она не из тех. Она всегда готова ухватить нужное ей мгновение и превратить его в часть своей жизни. Как она превратила и его в часть своей жизни, да благословит ее Бог. Прошедшая ночь все еще казалась ему каким-то чудом. Он с усилием отвлекся от этих воспоминаний и вернулся к странному замечанию Кадара в отношении Селин.
 — Но что еще более ценное, чем жизнь, можно спасти? — спросил он вслед уходящему другу.
 Кадар, оглянувшись, ответил:
 — Что? Да душу, мой друг. Что же еще?




 17


 Только в полночь Кадар въехал во двор крепости.
 Взгляд Tea с беспокойством впился в его лицо, но в темноте она не увидела его выражения.
 — Он прошел?
 Вздох облегчения вырвался из ее груди в ответ на кивок Кадара.
 Он удивленно спросил:
 — А разве вы ожидали другое?
 — Вы уверены, что он благополучно проскочил?
 — Они даже не заметили, как он проскользнул мимо них. Солдаты слишком напуганы барабанами. — Он спрыгнул с лошади. — Было очень смешно наблюдать, как метался Кемал, пытаясь влить в них хоть немного храбрости и твердости духа.
 — У вас очень странные представления о веселье.
 — Это всегда заслуживает внимания. Позвольте, я провожу вас в ваши покои. Вам не следует здесь находиться. Я же говорил, не безопасно свободно бродить по крепости. — Он взял ее за руку и потянул к ступеням. — В самом деле, Кемал больше не угрожает Вэру.
 — Вы ничего не сказали о Вадене.
 — Давно не видно его следов. Возможно, он погиб под Акрой.
 Tea не могла поверить, что угрозы Вадена больше не существует. Он слишком долго оставался тенью Вэра.
 — Я так не думаю.
 — Ну, во всяком случае, не стоит попусту ломать голову над тем, что не в силах изменить. Когда-нибудь Вэр все равно столкнется с Ваденом.
 И ее знамя гарантировало, что это время наступит очень скоро, подумала Tea. И неважно, что вышитый рисунок, изображающий Трон со львами, был создан неумышленно; эффект окажется тот же самый.
 — Это моя вина.
 — Чепуха. Вы знаете, что это случайность. Рыцари-тамплиеры пометили Вэра на смерть задолго до вашего появления.
 — Но знамя послужило напоминанием, насколько необходимо убить его. — И она горько добавила: — Вы не можете отрицать, что это правда.
 — Вы правы, знамя определенно вдохновило их на убийство.
 — И продолжает это делать, пока существует. — Кемал почти убил Вэра, уверенный в силе своего знамени, и сейчас он ни за что бы не устроил лагерь у подножия горы, если бы его храбрость не поддерживалась верой в это знамя. — Стяг необходимо уничтожить.
 Кадар покачал головой.
 — Вы не уничтожите веру в него, пока не сожжете его на глазах Кемала и рыцарей-тамплиеров. Если сделать это втайне, то все решат, что вы просто спрятали его. Оно превратится в легенду и по этой причине станет бессмертным.
 — О такой возможности я даже не подумала, — с отчаянием поняла Tea. — Должен же быть какой-нибудь выход. После того как мы покинем эту страну, нам уже нечего будет бояться Кемала. Может, если мы отошлем это знамя в Орден тамплиеров, они перестанут преследовать Вэра?
 — Прежде чем придумывать способы уничтожения его, надо им владеть.
 — Тогда я должна вернуть его. Я не могу допустить, чтобы Вэр попал в еще большую опасность из-за знамени, которое я сама для него и создала.
 — Допустим, я тоже чувствую ответственность за возвращение этого стяга. — Он покачал головой. — Неужели вы полагаете, что мне не приходила в голову мысль стащить это знамя и пресечь болтовню об отваге Кемала? Я узнал, что оно хранится в сундуке, в шатре Кемала, очень хорошо охраняемом. Вам придется подождать возвращения Вэра со своей армией.
 — Вэр не должен вступать в битву с Кемалом, пока у того есть это знамя. — Эти слова вырвались у нее невольно.
 — О, я понимаю. — Кадар улыбнулся. — Вы уверены, что знамя придает им силы.
 — Я этого не говорила. Конечно, в нем нет никакой магии. Я бы знала, я ведь сама его вышила. Просто… — Она замолчала, голос у нее дрожал. Она постаралась успокоиться и продолжила: — Может быть, Кемал, веря в его силу, будет яростнее сражаться. Нельзя не учитывать такую вероятность.
 — А я не собираюсь потерять голову и оставить вас с Селин одних, без защиты, из-за какого-то куска шелка. Мы дождемся Вэра.
 — Я не прошу вас отправляться за ним. Знамя на моей совести. Мне, возможно, понадобится ваша помощь, но к Кемалу пойду именно я.
 — И тогда глотку мне перережет Вэр, вместо того чтобы предоставить это Кемалу, — пробормотал Кадар. — Что вы намерены делать? Просто прийти к нему и попросить, чтобы он отдал вам его?
 — Ваш сарказм неуместен. — Она собралась с духом и с усилием произнесла: — Если Кемалу суждено умереть, то это сделаю я.
 — Легче сказать, чем сделать. Тот, кто отбирает жизнь, становится ущербнее.
 Она холодно взглянула на него.
 — Вы убивали и, кажется, не стали таким?
 — Потому что я такой необыкновенный! — Он приподнял брови. — Но вы не знаете, каких высот я достиг до того, как начал этим заниматься.
 Она не обратила внимания на его слова.
 — Я бы не думала о возврате знамени, если бы это не стало необходимостью. Но я не могу допустить, чтобы Вэр вновь встретился с Кемалом.
 — Вэр может справиться с ним безо всякого труда. Если бы Вэр не был тогда без своих воинов и не был бы ранен, Кемал ни за что бы не решился подойти к нему и близко. — Кадар внимательно следил за выражением ее лица. — Вас пугает не Кемал, а знамя, не так ли?
 — Я же сказала, что оно не имеет силы. — Они подошли к ее комнате, и она поспешно открыла дверь. — Вы будете знать, когда Вэр подойдет сюда со своей армией?
 Он кивнул.
 — Синан знает, когда в Дамаске чихнет верблюд.
 — Когда вы направитесь в лагерь Кемала на помощь Вэру, я пойду с вами. Перед атакой Вэра появится возможность проникнуть в шатер к Кемалу. Когда часовые объявят тревогу, стража возле шатра отвлечется и будет менее внимательна.
 — А Кемал проснется и схватится за свой меч… и за знамя, — продолжил Кадар. — Это плохой план. Предоставим Вэру победить Кемала, и тогда легко заберем знамя из…
 — Дайте мне знать, когда услышите, что Вэр приближается, — прервала его Tea. — Она уже приняла решение. — Я буду ждать.
 — Не сомневаюсь. — Кадар вздохнул и повернулся к своей двери. — Я только скажу Селин, что все хорошо. Вы поужинаете с нами?
 Tea нетерпеливо кивнула. Она не хотела быть сейчас одна.
 — Я присоединюсь к вам, как только умоюсь. — Она вошла к себе и закрыла дверь.
 На стук комната ответила эхом, какое бывает в пустом помещении. Здесь так и было. Вэр уехал.
 Она привалилась спиной к двери, пытаясь справиться с охватившей ее паникой. Вэр вернется. Обязательно вернется. Бог не стал бы подвергать их стольким испытаниям, если бы захотел оторвать их друг от друга. Бог, спасший Вэра, не позволит ему сейчас погибнуть. Иначе утрачен смысл ее жизни.
 Чем бы занять себя? Она быстро налила воды из кувшина в большой таз и стала мыться. Занять себя, но чем? С ней не было ее вышивания, и она чувствовала себя в еще большей степени пленницей, чем в Эль Санане. Ничего, она что-нибудь придумает. Возможно, ей придется провести большую часть времени, наблюдая за Кадаром, подговорив Селин последить за ним. Она считала, что Кадар не скажет ей, когда Вэр будет близко. Как и все мужчины, выбрав роль защитника, он не заботится о справедливости. Он не понимал, почему она не позволит Вэру вести битву с Кемалом вместо нее.
 Боже милостивый, только от одной мысли, что она должна проникнуть в шатер к Кемалу за знаменем, ее бросало в дрожь.
 Но мысль о Кемале, который продолжал сражаться под злополучным знаменем и будет с ним, вновь встретившись с Вэром, ужасала ее еще больше. Этот страх, возможно, вызванный воображением, парализовал Tea. Ее любовь еще такая новая для нее и такая хрупкая; она не могла рисковать ею.
 Золотые глаза жгли ее своей колдовской силой.
 Она поспешно отогнала от себя видение и, нагнувшись над тазом, погрузила руки в воду. Она просто сумасшедшая, если решилась, рискуя жизнью, вернуть это знамя; но она не станет сейчас забивать себе этим голову.
 Золотые глаза….
 — Кадар ушел. Только что. — Селин стояла в дверях комнаты сестры, бледная тень в темноте. — Думаю, Вэр уже близко. Посланник вошел в замок совсем недавно.
 Всего пять дней прошло с тех пор, как уехал Вэр, но Tea знала, что известие скоро поступит. Она вскочила с кровати.
 — Твоя одежда?
 — Я все принесла. — Селин села на кровать и неодобрительно наблюдала, как Tea поспешно надевает костюм мальчика: штаны, длинный халат. Волосы она спрятала под тюрбан. — Туда надо бы пойти мне. Ты все перепутаешь, и Кемал убьет тебя. Ты совсем не подходишь для таких дел.
 А кто подходит? Кто может проползти в шатер и выкрасть знамя у человека, жаждущего убить тебя? Только Кадар, но он уже сказал ей, что не дождаться Вэра было бы глупо.
 — Я буду осторожна.
 — Позволь мне пойти с тобой?
 — Мы ведь уже говорили об этом. Ты должна остаться. Синан узнает, что я покинула крепость. Но до тех пор, пока кто-нибудь из нас будет здесь, он уверен, что мы все вернемся. Нам не нужно его вмешательство, когда начнется битва. — Она подошла к двери. — Запрись в своей комнате, пока я не вернусь.
 — Подожди. — Селин протянула ей блестящий предмет. — Тебе он может пригодиться.
 Кинжал. Тонкий, светящийся, удивительно красивый в своей смертоносности.
 — Откуда ты его взяла?
 — Кадар. Он оставил его возле кровати. Вот почему я решила, что лорд Вэр уже близко. Он бы не ушел сражаться, не оставив мне способ для защиты на случай, если он не вернется. — И она добавила горячо: — И он знает, что я могла бы им воспользоваться. А ты сможешь?
 Tea с отвращением уставилась на кинжал. Глубоко вздохнув, она схватила оружие и сунула его себе за пояс.
 — Да, смогу.
 Tea вихрем выбежала из комнаты.
 Через несколько минут она уже спускалась по склону горы. Светящиеся огоньки костров в лагере Кемала, расположенного у подножия, зловеще подмигивали ей. Боже, что если Вэр доберется до Кемала раньше нее? Она пустила лошадь в галоп.
 Натянув поводья на приличном расстоянии от лагеря, она соскользнула с седла и привязала лошадь к дереву.
 Наклонив голову, прислушалась. Тишина. Она успела вовремя, отряд Вэра еще не подошел.
 Tea сбежала с холма, ее взгляд выхватил высокий большой шатер с южной стороны лагеря. Он был освещен изнутри, но она не видела там никакого движения. Неужели Кемал спит со светом для большей безопасности? Это бы ее не удивило, его солдат убивали одного за другим чуть ли не у него на глазах. Она остановилась, горло перехватил страх.
 Двое стражников перед шатром. Двое — позади.
 Но сторона, обращенная прямо к ней, не охранялась. Ее рука судорожно сжала рукоять кинжала. Она молила Бога, чтобы ей пришлось воспользоваться им только для того, чтобы прорезать ткань шатра.
 Она опустилась на землю и медленно, осторожно поползла к шатру, прячась за невысоким кустарником.
 Золотые глаза ждали…
 Еще несколько футов.
 Заговорил один из стражников. Она затаила дыхание.
 Нет, все спокойно. Они смеялись, о чем-то болтая.
 Она опять поползла.
 Добравшись до шатра, она перевела дыхание. Сердце билось как сумасшедшее, сотрясая, как ей казалось, все ее существо.
 Нет, вдруг поняла она в панике, ее тело дрожит от других ударов. Звона подков она не слышала, но ощущала их гул. Это приближался отряд Вэра.
 Но он пока далеко. У нее есть еще несколько минут.
 Она полоснула кинжалом по ткани шатра.
 Только бы они не услышали ее.
 Боже, помоги ей!
 Она осторожно потянула, отгибая разорванный конец, и заглянула внутрь. Большая часть шатра оставалась в темноте. Кемал лежал на подушках лицом к ней, всего в нескольких шагах.
 Она потрясенно застыла. Что если он проснулся?
 Он не двинулся и не окликнул ее. Должно быть, он спал.
 Она быстро обежала взглядом шатер. Вот он. Резной сундук, обитый медью.
 Она собралась с духом и осторожно проползла сквозь прорезь в шатре. Теперь она лежала почти рядом с Кемалом.
 Земля задрожала сильнее, сотрясая подушки.
 Он сейчас проснется, подумала она в ужасе.
 Он дернулся, а затем внезапно скатился прямо на нее!
 От неожиданности она выронила кинжал. Она отчаянно извивалась, пытаясь выбраться из-под его массивного тяжелого тела, и в конце концов ей это удалось. Вскочив на ноги, она бросилась за кинжалом, не отрывая взгляда от шейха.
 Кемал был мертв.
 Потрясенная, она замерла, глядя в его безжизненные глаза.
 Из раны в его груди сочилась кровь. Кровь залила подушки.
 Ее руки и лицо покрыла липкая жидкость.
 Tea содрогнулась, не в силах отвести взгляда от этих мертвых глаз.
 Кадар?
 Крик снаружи вывел ее из состояния оцепенения. Отряд Вэра заметили. Сейчас в шатер за Кема-лом ворвется его стража, и ее сразу схватят. Она бросилась к резному сундуку и откинула крышку.
 Знамени не было.
 Она опустилась на колени и принялась с отчаянием рыться среди оружия и доспехов. Знамя исчезло. Должно быть, его взял Кадар. Другого объяснения не находилось.
 Лязг скрестившихся мечей.
 Ей нельзя оставаться здесь. Она рванулась к прорезанной ею дыре в шатре.
 — Ай-й!
 Она оглянулась. Один из стражников Кемала стоял возле входа в шатер.
 Она замерла.
 Сейчас он бросится и разрубит ее своей саблей.
 Но он уставился на нее почти с таким же ужасом, как и она на него.
 Только сейчас она подумала, насколько жутко, наверное, она выглядит, покрытая с ног до головы кровью Кемала.
 — Ассасин, — завопил он и, повернувшись, бросился вон из шатра. — Дьявольский убийца!
 Он решил, что она — один из людей Синана. Было ясно, что Кадар навел на них ужас. Стражник предпочел встретиться с солдатами Вэра, чем с ней.
 Но это совсем не означало, что другой охранник окажется таким же трусом. Она пролезла в дыру и бросилась бежать прочь.
 И сразу же за ней помчался всадник.
 Она увернулась в сторону, едва избежав лошадиных копыт.
 Святые небеса! Если ее не убьют люди Кемала, то удастся ли ей избежать мечей воинов Вэра.
 Лагерь походил на поле битвы. Лунный свет отражался в сверкающих клинках мечей.
 — Ради бога, убери свой кинжал.
 Вэр!
 Он наклонился и сгреб ее в охапку, посадив впереди себя на лошадь.
 — Ты не ранена?
 Вэр. Ее сразу же охватило благословенное ощущение безопасности.
 — Ты вся в крови. Отвечай же мне.
 — Я не ранена.
 Он направил лошадь к краю бранного поля.
 — Я убью Кадара. — Он сорвал тюрбан с ее головы, и ее волосы свободно рассыпались по плечам. — Не надевай его больше. Может, то, что ты женщина, сейчас твоя единственная защита. Спрячься за этой скалой и никому не показывай своего оружия.
 Он развернул лошадь и вернулся в гущу схватки.
 Tea, сцепив руки и затаив дыхание, наблюдала за ходом битвы. Это так ужасно, быть вынужденной оставаться в стороне и чувствовать себя при этом совершенно беспомощной. Женщины обязательно должны учиться военному искусству.
 Однако не похоже, чтобы Вэр нуждался в ее помощи. Воины Кемала были малочисленны, растерянны и почти не способны сражаться. Совсем скоро они сложили оружие.
 Вэр подъехал к ней.
 — Почему ты меня никогда не слушаешься? Разве бы тебе повредило, если бы ты спряталась?
 — Кемал мертв.
 — Ты уверена?
 Она кивнула.
 — Я сама его видела. И знамя исчезло. Думаю, это сделал Кадар. Где он?
 Вэр махнул рукой.
 — Я видел его мельком на краю лагеря, когда въезжал сюда.
 Она посмотрела в направлении, которое он указал.
 — Я должна спросить его…
 — О нет. — Он подхватил ее и посадил перед собой. — Я не хочу, чтобы ты находилась здесь, среди вооруженных людей. Мы позволим ему самому отыскать нас.
 — Но мне надо знать… — Она замолчала и, откинувшись, приникла к нему. На самом деле никакой срочной необходимости в этом не было. Ей так хорошо быть рядом с ним. — Я спрошу его позже.
 — У меня тоже есть вопросы к тебе, — мрачно сказал он. — Что ты здесь делаешь?
 — Я пришла за знаменем.
 — Мой Бог!
 — И я не собираюсь выслушивать от тебя грубости. Ты не спрашивал у меня позволения, когда рисковал своей жизнью. Я делала то, что считала необходимым. Теперь закончи то, что ты собирался здесь делать, и отвези меня в Майсеф. Я не хочу оставлять Селин надолго одну в этом месте. — Она понизила голос. — И где я могу остаться с тобой наедине, чтобы выразить тебе свою привязанность.
 — Привязанность? Не вижу никаких ее примет. — Тем не менее его руки крепче сжались вокруг нее, когда он поскакал в гущу царящей в лагере суматохи. Следующие несколько минут он отдавал распоряжения по поводу безопасности пленных и принимал сообщения о раненых.
 — Вы выглядите так, будто только что сражались бок о бок, Tea, — сказал Кадар, подъезжая к ним. — Можно ли мне заметить, что вы не стали лучше, искупавшись в крови? — И добавил: — Полагаю, я должен был бы догадаться, что вы последуете за мной.
 — Если ты знал это, почему не остановил ее? — мрачно спросил Вэр.
 — Один человек не может сделать все. — Кадар спросил о другом: — Что будем делать с пленными?
 — Заберем у них лошадей и отпустим на все четыре стороны, — ответил Вэр. — Со смертью Кемала они не станут нас беспокоить.
 — Так шейх мертв?
 Неподдельное удивление прозвучало в голосе Кадара. Но он слыл мастером скрывать свои чувства.
 — И знамя тоже исчезло, — сказала она. — Я думала, это вы убили его.
 Кадар покачал головой.
 — Возможно, один из его людей потерял терпение от его тупого упрямства, удерживающего их всех здесь, и решил спасти свою жизнь, забрав жизнь Кемала. — Он улыбнулся. — Или, может быть, ваше знамя, которому надоело принадлежать столь неприятному типу, проявило на нем свою магическую силу.
 Она встретилась с его взглядом.
 — Или, может быть, вы не хотите, чтобы Селин лишила вас своей благосклонности, узнав, что вы нарушили данное ей слово?
 — Да, это тоже возможно. — Он ответил ей невинным взглядом. — Мы ведь теперь никогда этого не узнаем, не так ли? До тех пор, пока не обнаружим знамя в имуществе пленных. — Он повернулся к Вэру. — Я чувствую необходимость очистить свое имя от подозрения в этом преступлении и предлагаю обыскать меня.
 И таким образом убедить всех, что знамя очень вовремя исчезло, подумала Tea.
 — Сейчас не важно, кто убил Кемала, — сказал Вэр нетерпеливо. — Нам надо срочно возвращаться в Майсеф и забрать Селин. Мы должны покинуть крепость завтра на рассвете. Я едва не наткнулся на один из отрядов Саладина по дороге сюда. Каждая потерянная нами минута сделает наше путешествие более опасным.
 — Если только Синан пожелает отпустить нас, — сказал Кадар. — Мы лишаем его развлечения наблюдать, как мы убиваем друг друга.
 Боже милостивый, она уже устала без конца встречаться все с новыми и новыми опасностями.
 — Вы уговорите его?
 Кадар пожал плечами.
 — Быть может, Синана можно будет убедить в том, что оставить нас в живых ему более выгодно, но для этого потребуется заключить сделку, которую Селин бы не одобрила. — Он сменил тему. — Не бери с собой своих солдат в Майсеф. Синан ни за что не позволит им войти, разве что в ворота ада.
 — Я как раз собирался разбить лагерь здесь, — ответил Вэр. — Нам может понадобиться помощь.
 — Молись, чтобы это не случилось. Уверяю, твои солдаты здесь не помогут. — Кадар повернул лошадь. — Я поеду вперед к Синану. Дайте мне несколько часов, тогда я смогу поговорить с ним наедине.
 Когда Кадар въехал во двор замка, Синан уже стоял на ступенях, поджидая его, как и в тот вечер, когда он в первый раз появился здесь после ранения Вэра.
 У лестницы Кадар остановился.
 — Вы знаете, почему я здесь. Мы убрали Кемала со своей дороги. Вы хотите, чтобы мы теперь уехали отсюда?
 — Это не мое желание. Ты знаешь, что бы я хотел от тебя.
 — Я не могу следовать вашим путем.
 — Ты ошибаешься, никто не мог бы им следовать лучше тебя. Ты просто не хочешь. — И Синан сурово продолжил: — Эти чужеземцы подчинили тебя своими сладкими речами. Я этого не потерплю.
 — Разве я когда нибудь подпадал под чью-либо волю? — Он выдержал паузу. — Даже твою, Синан. Не поэтому ли ты хочешь, чтобы я остался?
 — Ты останешься.
 — Только мертвым.
 Едва уловимое, странное выражение мелькнуло на лице Синана.
 — Ты сдашься еще до того, как я решу убить тебя. Ты принимаешь жизнь со слишком большим удовольствием.
 — Но я хорошо помню ваш первый урок — никогда не бояться смерти. Ни своей, ни чужой, в которой повинен. Вы говорили, что я — ваше отражение. Когда вы смотрите в зеркало, видите ли вы там страх смерти?
 Взгляд Синана не отпускал его взгляд.
 — Ты думаешь именно так, — медленно сказал он.
 — Да, я думаю именно так. — Кадар улыбнулся. — Но вы не должны смерть мою растрачивать впустую, если меня вы цените. Так почему бы не заставить меня заплатить дорогую цену за право проезда и не отпустить нас всех восвояси?
 — Цену за проезд? — медленно повторил Синан.
 Кадар держался очень осторожно в эту минуту, один только намек на страх в мыслях или в выражении лица мог погубить их всех. Синан чуял страх, Кадар знал немало примеров его сверхъестественной чувствительности.
 — Спускайся. Мы поговорим об этом. — Синан резко развернулся и пошел вверх по ступеням. Но затем оглянулся, его улыбка дышала злобой. — При ближайшем рассмотрении может оказаться, что эту цену в состоянии заплатить только ты.
 Двор был пуст, не считая неподвижных фигур стражников, одетых в белое.
 — Мне это не нравится, — беспокойно произнесла Tea. Она думала, что Кадар обязательно встретит их у ворот. Он знает, с какой тревогой они ожидают результатов его переговоров с Синаном. Она спрыгнула с лошади и направилась к открытому колодцу во дворе смыть кровь с лица и рук, прежде чем Селин увидит ее. — Где Кадар может быть?
 — В конюшне, — с улыбкой ответил тот, направляясь к ним через двор. — Я помогал Селин седлать ее лошадь. Нам не стоит дожидаться рассвета, чтобы покинуть это гостеприимное место. Всегда так приятно путешествовать по ночной прохладе.
 — Что-то случилось? — спросил Вэр.
 — Все в порядке, иначе нас уже не было бы в живых в эти благословенные минуты. Я просто хочу поскорее уехать отсюда, пока Синан не запросил с меня большего.
 — А что он хочет?
 — Достаточно. — Кадар поспешно заговорил о другом: — Но я выиграл на этой сделке с ним даже больше, чем ожидал. Как вам повезло, что у вас такой великолепный купец в моем лице. Мы не только получили свободу, но еще корабль, чтобы на нем плыть, и команду.
 — Что?
 — Я вижу, вы понимаете всю важность такой удачной сделки. Ни один человек, если он не сумасшедший, не попытается чинить препятствия кораблю, принадлежащему самому Старцу с гор. Синан отправляет посланника в Хафир, к Али Балкиру, капитану «Темной звезды» с приказом поступить в ваше распоряжение. Он отвезет вас в Шотландию и затем вернется с сообщением к Синану.
 — О чем? — спросила Tea.
 — О том, куда он нас доставил. — Кадар жестом остановил Вэра, попытавшегося возражать. — Не беспокойтесь, никакая пытка не заставит последователей Синана выдать то, что он не хочет, чтобы они говорили.
 — Но Синан будет знать об этом.
 — Вы боитесь, он скажет рыцарям-тамплиерам? — Кадар покачал головой. — Зачем бы ему? Он их ненавидит. Он просто хочет знать, где сможет наложить на меня карающую руку, если меня постигнет неудача в выполнении того задания, которое он возложил на меня.
 — И это задание…
 — Чем меньше вы будете знать о нем, тем лучше. — Он заговорил более легкомысленным тоном. — Полагаю, вы-то уж хорошо теперь поняли, насколько опасными могут быть чужие тайны.
 — Ты это делаешь для нас, — сказал Вэр. — И все из-за моих секретов.
 — Бесполезно расспрашивать его, — заявила Селин, выводя из конюшни лошадей Кадара и свою. — Он, наверное, пообещал Синану чью-то душу или какое-то деяние, которое невозможно совершить, но он ни за что не скажет. — И она мрачно добавила: — Сейчас.
 А шансы Селин выведать что-то у Кадара гораздо выше, чем у кого бы то ни было, подумала Tea.
 — Может, мы отправимся в путь прямо сейчас, а мои обязанности обсудим позже? — предложил Кадар, вскакивая в седло. — Нам необходимо убраться отсюда. Твоя армия должна к вечеру исчезнуть от подножия горы, если мы не хотим испытывать терпение Синана.
 — Корабль, — пробормотал Вэр — целый корабль. — Он задумчиво нахмурился, направляя лошадь следом за Кадаром через ворота. — Это может…
 — Что такое? О чем ты думаешь? — спросила Tea.
 — Дандрагон. — Его лицо загорелось надеждой и энергией. Я беспокоился о своих людях. Я намеревался отослать Абдула и своих воинов с приказом использовать деньги и найти место для всех. Но теперь мне не надо этого делать. Я могу забрать их с собой в Шотландию, ведь правда?
 Она должна бы знать это. Tea с трудом справлялась с охватившими ее чувствами. Вэр никогда не отказывался от ноши, которую добровольно взваливал на себя. И он будет защищать свой мир, даже если для этого придется взять его с собой.
 — Да, ты можешь их увезти, — сказала она, проглатывая комок, застрявший в горле, и стараясь говорить без дрожи в голосе. — Предоставь им самим решать, ехать или нет. Ты ведь не можешь их просто загнать на борт корабля. Абдул спросит каждого, каков его выбор.
 Вэр выглядел очень озабоченным.
 — Небезопасно, говорить им, куда мы направляемся.
 — Да, поэтому им придется решать вслепую. Они могут остаться здесь, где все им знакомо. — Она видела, что он собирается ей возразить. — Я знаю, ты хочешь сохранить им жизнь. Но я не встречала никого в этой стране, кто готов был слепо подчиняться. Только рабы вынуждены следовать чужой воле. Они должны сделать выбор. Ты понимаешь?
 Он неохотно кивнул.
 Tea облегченно вздохнула.
 Они почти добрались до лагеря, когда он заговорил:
 — Но я скажу Абдулу, чтобы он всех заверил, что их ждет прекрасная, свободная жизнь, если они поедут со мной.
 — Как ты можешь обещать… — Она покачала головой и оставила этот спор. Он был несносен.
 Совершенно невыносимый, упрямый, восхитительный, великолепный мужчина. Ее мужчина.




 18


 В лагере Вэр сразу же направился к своим воинам. Он отправил один отряд под началом Абдула в Дандрагон, взяв остальных под свое командование. И едва первые слабые лучи восходящего солнца окрасили облака, они свернули лагерь и галопом поскакали прочь от крепости зловещего Старца.
 — Я оставлю вас здесь, — объявил Кадар, когда они уже находились на безопасном расстоянии от горы Нозаири.
 — Что? — изумленно уставился на него Вэр. — Ты не собираешься с нами в Шотландию?
 — Конечно, поеду. Совершенно ясно, что вы ничего не сможете сделать там без меня. — Кадар дал шпоры лошади и, оборачиваясь на скаку, крикнул им: — Я присоединюсь к вам через восемь дней в Хафире. Не уезжайте без меня.
 — Но куда ты? — вдогонку спросила Tea.
 — Я должен выполнить задание.
 — Нет, — бросилась за ним Селин. — Вернись! Я не хочу!
 Кадар помахал в ответ рукой.
 — Через восемь дней, — долетел до них его голос.
 Вэр подхватил поводья ее лошади.
 — Ты не можешь с ним ехать.
 — Но он будет выполнять условия старого дьявола Синана, — отвечала возбужденно Селин. — И он делает это из-за нас. — Я не позволю ему…
 — Ты не остановишь его. Ты думаешь, я бы не попытался? Он просто улизнул бы позже, — успокаивал ее Вэр. — Кадар всегда держит обещание. Он же сказал, что вернется к нам.
 — Он не должен снова ехать к Старцу, — с отчаянием крикнула Селин, глядя вслед быстро удаляющемуся Кадару. — Вы не понимаете. Это же… убивает его.
 — Через восемь дней он будет снова с нами, — сказала Tea, пытаясь вразумить сестру, хотя она пребывала в таком же отчаянии, как и Селин. — Он приедет в Хафир.
 Если только останется в живых.
 — Что случилось? — Tea натянула поводья, подъезжая к Вэру. Вот уже третий раз за последний час он останавливал лошадь и оглядывался. — Что там?
 — Ничего.
 — Не отвечай мне так. Я терпеть этого не могу.
 — Ваден.
 Она судорожно вздохнула.
 — Ты видел его?
 Он покачал головой.
 — Но я его чувствую.
 — Ты же послал человека наблюдать за дорогой.
 — Он бы заметил армию, но не Вадена.
 — Тогда его поблизости нет. Ты ведь не можешь определенно знать.
 — Он наблюдал за мной так долго, что временами я ощущаю его, словно он — часть меня.
 Она облизала губы.
 — И что, если он следует за нами? Он был бы сумасшедшим, если бы решил напасть. Один человек против такой силы. Он никогда раньше так не поступал.
 — Мы никогда прежде не были так близки к тому, чтобы сбежать. Он, должно быть, узнал, что мы направляемся в Хафир. Завтра мы вновь окажемся на территории, подконтрольной Синану, и даже Вадену было бы очень сложно достать нас там. — Он дал шпоры коню. — Я не думаю, что на этот раз он будет ждать. Давайте постараемся проехать этот лес до темноты.
 В сгущающихся сумерках причудливо вырисовывались очертания деревьев по обеим сторонам дороги, подобно призрачным теням парившим над ними в воздухе.
 Такие же тени, как Ваден.
 Tea, пробормотав проклятие, направила лошадь вслед Вэру.
 — Едем, Селин, быстрее.
 — Что случилось? — спросила Селин, подъезжая к ней.
 Что ей сказать? Об угрозе, которую нельзя увидеть, а только ощутить? И все же Tea не могла не считаться с этой опасностью, вспоминая, как Вэр почувствовал Вадена в тот памятный день в роще шелковицы. Она ничего не знает. Быть может, каким-то мистическим образом эти двое связаны друг с другом.
 — Вэру не нравится этот лес.
 — Мне тоже, но ехать здесь легче, чем по этим горным тропам. — Селин привстала на стременах и вытянулась, глядя вперед. — Мне кажется, лес кончается сразу за этой речкой. Трудно сказать из-за этих теней, но там я не вижу деревьев.
 Вэр уже медленно пересекал неглубокий, но широкий водный поток, внимательно вглядываясь в тени на противоположном берегу.
 Он добрался дотуда и помахал им, чтобы они переезжали к нему.
 Они уже почти были у цели, когда с небес в них ударил огонь.
 — Боже!
 Tea едва расслышала возглас Вэра, она не сводила глаз с горящей стрелы, пролетевшей впереди нее.
 Нет, она ошиблась. Горящая стрела вошла в воду позади нее. И в ту же секунду поток превратился в стену огня.
 — Черт возьми, Tea, выбирайся из воды. — Голос Вэра.
 Селин ехала перед ней. Неужели он не может понять, что она не двинется, пока сестра не выберется на берег.
 Она слышала за собой крики солдат, ржание напуганных лошадей. Она обернулась: они отрезаны от остального отряда стеной огня, струящегося вдоль потока. Добравшись до берега, он слизывал кустарник, сухой мох и груды сухих листьев.
 — Tea! — Селин выбралась на противоположный берег. Искры вспыхивали уже на деревьях, и вскоре ее окружил пылающий ад.
 — Не жди меня! — Tea отчаянно пыталась заставить лошадь идти, но та испуганно храпела, вставала на дыбы и шарахалась в стороны от лижущих ее ноги языков пламени. — Вперед! Выбирайся из леса!
 Селин не двигалась с места.
 — Вперед! — Твердая рука Вэра подхватила поводья упирающейся лошади Селин. Он провел ее сквозь охваченные пламенем деревья к свободному от огня пространству и вернулся за Tea.
 — Нет! Ты тоже уезжай. Огонь сейчас…
 — Замолчи, — сказал он резко. — Думаешь, я могу потерять тебя? — Он въехал в воду и, схватив поводья вставшей на дыбы лошади, резко дернул ее голову вниз. Развернув своего коня, он взглянул на берег. — Держись крепче и стукни ее пятками… сильнее.
 Tea вцепилась в луку седла, а Вэр потащил упирающуюся лошадь из воды.
 Огонь полыхал. Трещали деревья, летящие искры с шипением гасли в воде.
 Все вокруг них объяло пламя.
 Огонь взбирался на деревья, струился по кустарникам, с невероятной быстротой пожирая их.
 Клубы черного дыма перед ними и за ними.
 Дым забивал легкие, щипал глаза, стало нечем дышать.
 Ей оставалось лишь молиться, чтобы Селин успела проскочить лес.
 Наконец они достигли берега, и лошади выбрались на твердую почву.
 Сквозь пелену густого дыма она ничего не видела.
 — Сделай глубокий вдох и задержи его. — Рука Вэра продолжала сжимать поводья ее лошади. — Мы сейчас проедем сквозь дым.
 Едкий воздух обжигал легкие, но думать о боли не оставалось времени.
 Дым.
 Черный, подобный самым глубоким пропастям ада.
 Жара.
 Глаза разъедало, по щекам беспрерывно текли слезы. Она не могла больше задерживать дыхание. Воздух вырвался из ее груди, она с силой вдохнула, но тут же отчаянно закашляла.
 Она не может дышать. Ее охватила паника, она задыхалась.
 Где-то рядом Вэр тоже кашлял.
 Боже милосердный, они погибнут в этой удушающей черноте.
 — Tea!
 Селин. Tea открыла глаза, но ничего не смогла разглядеть. Но она слышала ее голос прямо впереди. Ей нельзя попасться в эту ужасную ловушку.
 — Не возвращайся! Не… — Она опять зашлась от кашля.
 — Все… хорошо, — прохрипел Вэр. — Мы…
 прошли.
 Как он может так говорить? Дым…
 Нет, стало светлее. Густой серый туман вместо черной дымной стены.
 Небо, она могла видеть небо! Холодное, темно-фиолетовое небо с дрожащими льдинками звезд.
 Слава Богу!
 Лошади, почувствовав, что спасены, стремительно помчались к краю леса.
 Они сумели сдержать их, только добравшись до опушки, и Вэр соскочил с седла. Он все еще кашлял, снимая Tea с лошади и протягивая ей флягу с водой.
 — Выпей. — Он поддерживал флягу, пока она пыталась пить. — Медленнее.
 Она так кашляла, что не могла глотать. Наконец ей удалось сделать маленький глоток, и он освежающим бальзамом оросил ее сжатое сухое горло. Она протянула флягу ему, и он тоже осторожно высосал глоток воды. Его лицо от дыма совсем почернело, он сейчас походил на нубийца, отметила она устало. Очевидно, что и она сама выглядела не лучше.
 — Но где Селин?
 — Мы найдем ее, — сказал Вэр, вытаскивая меч. — Ему нужна не она.
 Tea уставилась на него с немым вопросом.
 — Это стрела Вадена. Вода сама не могла бы загореться. Он вылил масло в поток.
 Стрела. Она не думала о ней, пытаясь спастись от огня, но теперь угроза Вадена опять вернулась.
 — Он хотел убить нас огнем?
 — Не говори глупостей. Я всего лишь хотел отделить вас от других. Я знал, что Вэр сможет вытянуть тебя из этого пламени.
 Она стремительно обернулась на незнакомый мужской голос.
 Человек в доспехах вышел из леса с обнаженным мечом в руке. Селин шла перед ним со сцепленными пальцами.
 — Ваден, — пробормотал Вэр.
 Лицо Вадена так же покрыла сажа, как и лицо Вэра, и сам он походил на дьявола из преисподней, сквозь которую они только что прошли. Но его меч принадлежал явно этому миру, и его острие было направлено в спину Селин.
 Tea шагнула к нему и яростно выдохнула:
 — Отпусти ее.
 — Он выхватил меня из седла сразу, как только я доехала до опушки. — Селин оглянулась на Вадена. — Я не ожидала нападения.
 — Но даже и так мне не сразу удалось заставить ее подчиниться. В этом дыму я не понял, что это ребенок. Я думал, это твоя леди, Вэр.
 — Отстань от нее, — сказала Tea. — Если тебе нужна заложница, бери меня.
 — К моему огорчению, я буду вынужден взять вас. Вы не оставили мне выбора. — Он с сожалением взглянул на Вэра. — Тебе не следовало рассказывать ей о Троне. Я надеялся, что смогу найти какой-нибудь способ, чтобы пощадить ее.
 — Я не говорил ей об этом, черт возьми. Узор на знамени — это случайное совпадение.
 Ваден недоверчиво приподнял брови.
 — Я не лгал тогда.
 Ваден пожал плечами.
 — Так или иначе, все это уже не имеет значения. Все эта волокита слишком затянулась. С этим надо кончать.
 — Или ты убьешь Селин? — спросила Tea. — Она ведь только ребенок.
 — Он не сделает этого, — сказал Вэр.
 — Нет? Я видел множество детей, убитых под Акрой совсем недавно. Никто не скажет, что я дрогнул или отступил.
 — Ты оказался свидетелем этой резни?
 Его губы скривились.
 — О да, с самого лучшего места для обзора, рядом с Великим Магистром.
 Ужас обуял Tea, когда она подумала, каким бессердечным надо быть, чтобы хладнокровно наблюдать за казнью двадцати семи сотен душ.
 — Это хорошо, — сказал Вэр.
 Tea повернулась к нему и уставилась в полном изумлении. На его лице, когда он смотрел на Ваде-на, отразилась горячая надежда и еще какое-то непонятное ей чувство.
 — Уверяю тебя, в тот день под Акрой случилось мало хорошего. — Ваден жестом указал на меч в руке Вэра. — Я даю тебе шанс. Сражайся.
 Вэр не шелохнулся. Он только медленно произнес:
 — Это как Джеда, правда? Все эти беспомощные и невинные жертвы.
 — Беспомощные и невинные всегда умирают, выживают только сильные. Мы оба хорошо это знаем. Выходи вперед и сразись со мной, — он улыбнулся. — Кто знает? Ведь ты можешь убить меня и остаться в живых.
 Вэр продолжал стоять, его взгляд изучал лицо Вадена. Он медленно покачал головой.
 — Битва — слишком для тебя просто. Горячая кровь бешено бежит по жилам, и уже невозможно рассуждать. Ведь именно этого ты хочешь, не так ли?
 — Время подошло. — Рука Вадена крепче сжала рукоять меча.
 — Да, но понимание только начинается, — и с этими словами Вэр отбросил свой меч.
 — Что ты делаешь? — хрипло спросил Ваден.
 Вэр шагнул к нему, безоружный.
 Ради всего святого, что он творит, в отчаянии подумала Tea.
 — Отойди от него, Селин, — сказал Вэр.
 — И не подумаю. Что это еще за глупость… — Селин запнулась, отброшенная в сторону одним движением руки Вадена.
 Затем он стремительно шагнул вперед.
 — Ты хочешь убить себя? Тогда выходи вперед, Вэр.
 — Нет, я хочу спасти себя. Жизнь еще никогда не была для меня милее.
 — Подними свой меч, черт тебя возьми.
 Вэр снял шлем и бросил его на землю.
 — Ты видишь, я облегчаю твою задачу, Ваден. Как делал это и раньше.
 — Тогда меня останавливали причины, по котором я не хотел забирать твою жизнь. Сейчас их больше нет.
 — А я думаю, существуют. — Он встал на колени перед Ваденом, поднял голову и, оттягивая ворот кольчуги, открыл шею. — Бей же. Один точный удар, и все.
 — Поднимись и возьми меч, — произнес Ваден сквозь стиснутые зубы.
 — Так под Акрой они ставили их всех на колени?
 — Поднимись.
 — Я же сказал тебе, ты этого не сделаешь.
 — Сделаю.
 — Тогда давай, один точный удар.
 Ваден поднял меч.
 — Нет! — Tea бросилась к ним.
 — Стой, Tea! — Взгляд Вэра не отрывался от глаз Вадена. — Это не твоя забота. Ты все равно не успеешь добежать до меня прежде, чем он опустит меч.
 — Ты моя забота. — Но он прав, поняла она в отчаянии, ее вмешательство может спровоцировать удар. — Я тебя убью, Ваден, если ты погубишь его.
 Вэр не обратил на нее внимания.
 — Бей, Ваден.
 Черное лицо Вадена свела судорога. Tea подумала, что никогда не видела более жуткого и безумного зрелища. Его рука продолжала сжимать рукоять меча.
 Клинок со свистом рассек воздух.
 Он прошел у головы Вэра на расстоянии одного дюйма.
 — Черт тебя побери. — Ваден отшвырнул меч в сторону. — Можешь гореть в аду.
 — Если туда и попаду, то уж, во всяком случае, не от твоей руки.
 — Не будь слишком уверен. Это минутная слабость.
 — Это понимание. — Вэр поднялся на ноги. — Оно пришло ко всем нам.
 — Ты думаешь, что после Акры я не выношу крови?
 — Потому что ты понял — я твой друг, и ты любишь меня, — просто сказал он.
 Ваден уставился на него.
 — Боже, какой же ты дурак.
 — Я был им, — сказал Вэр. — Я всегда думал о тебе, как об угрозе, но не понимал, что все это время ты являлся моей защитой.
 — Твоей защитой? — повторил Ваден изумленно. — Ты несешь бред.
 — Нет, ты всегда стоял между мной и остальными. Даже если ты и не понимал этого. Подумай об этом.
 — Это неправда.
 — Тогда подними меч и убей меня.
 Ваден яростно смотрел на него.
 — Эта слабость не продлится долго. Я приду за тобой снова.
 — Я с радостью встречу тебя, — сказал Вэр. — Как друга.
 Из горла Вадена вырвался отчаянный рык взбешенного тигра, у которого отняли его добычу. Он яростно развернулся и зашагал к лесу.
 В первый раз за все время Tea глубоко вздохнула.
 Минуту спустя он уже выехал из леса верхом на белом жеребце.
 — Подай мне мой меч.
 Вэр нагнулся и протянул ему оружие рукояткой вперед. Он стоял, подняв на него глаза, лезвие меча острием было направлено на Вэра.
 Tea напряглась, когда увидела, как медленно раскрылась ладонь Вадена и с какой жадной страстью сжала рукоятку.
 — Такие дураки, как ты, не заслуживают жизни, — сказал он. — Судьба милостива к тебе сегодня, Вэр.
 — Добрый друг всегда милостив.
 Ваден скептически покачал головой. Он пришпорил коня, но, проехав всего несколько шагов, развернул его и поскакал назад. Прежде чем они поняли, что он делает, он подобрал поводья лошадей Вэра и Tea.
 — Куда ты их ведешь? — окликнул его с удивлением Вэр.
 — Судьба и так к вам щедра. Ты слишком рассердил меня. Мне доставит удовольствие думать, как вы двое побредете в Хафир. — Он зловеще улыбнулся. — Я бы поспешил на вашем месте. Отряд рыцарей-тамплиеров движется от вас не далее чем в одном дне пути по этой дороге.
 И он исчез в туче пыли, поднятой копытами.
 Tea в растерянности смотрела вслед.
 — Я оказалась дурой, — сказала Селин с отвращением к себе. — Во всем я виновата. Из-за меня вы лишились лошадей.
 — Могло бы быть хуже. — Tea внезапно принялась смеяться. — О, действительно, могло бы быть гораздо хуже. — Она повернулась к Вэру. — Мы пойдем или подождем, пока огонь погаснет?
 — Что? — переспросил он с отсутствующим видом. — А, конечно, мы подождем. Я не рискую быть схваченными на открытом месте. Пожар на другом берегу совсем небольшой. Он подпалил только эту сторону потока. До восхода все прогорит, и мои люди смогут переправиться сюда.
 Она нахмурилась.
 — Ему не следовало убивать эти деревья.
 — Лучше уж их, чем нас, — отозвалась Селин. — Огонь подходит ближе. Я пойду за своей лошадью, пока пламя еще не отрезало путь. — Она добежала до края леса и остановилась.
 — Нет, это теперь твоя лошадь, Tea. Мне нельзя доверить ее, раз из-за меня вы потеряли лошадей.
 Селин, должно быть, испытывала огромное чувство вины, раз готова была пожертвовать своей любимицей.
 — Уверена, Вэр распорядится, чтобы один из его воинов одолжил мне своего коня, — успокоила ее Tea.
 Лицо Селин сразу просветлело.
 — О, хорошо. — Поколебавшись, Селин сказала, запинаясь. — Буду очень признательна, если вы не расскажете Кадару об этой моей глупости.
 — Тебя застали врасплох. Это не…
 — Это тупость.
 Ясно, что сестра не примет попыток успокоить ее.
 — Ни я, ни Вэр ни словом об этом не обмолвимся.
 Селин кивнула и, направляясь к лесу, пробормотала:
 — Меня, конечно, совсем не волнует, если он решит, что я дура, раз он сам такой идиот, что ввязался в Бог знает какую опасную авантюру.
 Ваден уже совсем скрылся из вида.
 — Ты верил, что он не убьет тебя? — спросила Tea Вэра.
 — Нет.
 Она впилась глазами в его лицо.
 — Тогда почему ты пошел на такой риск?
 — Я не был уверен, что смогу победить его в поединке. Если бы он уничтожил меня, ему не оставалось бы ничего другого, как довершить свое дело и убить тебя тоже.
 — И потому ты подставил свою голову под его меч? — Ее руки сжались в кулаки. — Да я сама бы убила тебя за это. Нет, Ваден прав, ты идиот.
 — Мне казалось, это единственный путь спасти нас всех.
 Она задрожала, вспомнив, как близко от его головы просвистел меч.
 — Действительно ли он защищал тебя все эти годы?
 — Я так думаю, — прошептал он, продолжая смотреть вслед Вадену. — Боже, я надеюсь на это.
 — Ты слишком рисковал ради одной надежды.
 Он наконец повернулся к ней с улыбкой.
 — Как ты можешь так говорить, ведь именно ты вернула мне снова надежду.
 Пять дней спустя, когда Tea, Вэр и Селин добрались до Хафира, туда прибыли и первые фургоны из Дандрагона.
 Фургоны, груженные добром, один за другим, стекались в долину у города, а за ними шли колоннами мужчины, женщины и дети.
 Вэр издал тихий свист.
 — Кажется, нам понадобится еще один корабль.
 — А что ты ожидал? — спросила Tea. — Ты видишь, выбор всегда лучше. Все верят, что ты будешь заботиться о них и защищать даже в чужой для них стране. — Как знала она сама, что он никогда ее не оставит. — Только мне хотелось бы знать… — Tea замолчала, увидев Жасмин, идущую за вторым фургоном. — Tea не совсем была уверена, что она приедет. Жасмин могла и остаться. Она подбежала к женщине.
 — Жасмин! Я так рада, что вы решили поехать с нами. Я боялась, что мне придется посылать за вами позже.
 — Куда бы еще я могла деться? Хотя, конечно, я бы предпочла Дамаск этому кораблю. Я никогда не оставалась на воде и слышала, что это очень страшно.
 — Я тоже никогда не плавала, но Селин проделала на нем весь путь из Константинополя, и она рассказывала, что это даже приятно, особенно при хорошей погоде. — Она заглянула за спину Жасмин, выискивая знакомые лица. — А где Таша? Она разве не с вами?
 — Конечно, со мной. Она болтает с Абдулом. Если он находится от нее на расстоянии не больше мили, то она уже не видит и не слышит никого. — Жасмин взглянула на корабль, стоящий у пристани. — Абдул сказал, он принадлежит Старцу с гор. Некоторые из наших боятся, что он помечен смертью.
 — Для нас этот корабль безопаснее, чем любой другой. — И она мрачно добавила: — Однако я даже не могу сказать вам, куда мы поплывем.
 — Но там мы все еще собираемся основать свой Дом шелка?
 — Не уверена, что там будут условия для выращивания шелка. — Она помолчала. — Но если мы не сумеем делать его, то будем доставать шелк откуда-нибудь еще, и все равно у нас будет свой Дом шелка. Я уговорю Вэра поселиться недалеко от морского берега. Там, где есть корабли, будет и торговля. Совсем не обязательно кому бы то ни было знать, откуда вышивки, если они замечательные. Люди будут просто им радоваться. Мы найдем способы.
 — Это хорошо, — сказала Жасмин. — А теперь я должна оттащить Ташу от Абдула. У него есть более важные дела, чем слушать ее пустую болтовню.
 — Итак, мы заживем возле самого моря, — пробормотал Вэр за спиной Tea. Его руки легли ей на плечи, любящим движением чуть массируя их.
 — Для тебя это тоже лучше. У нас будет куда отступать, если на нас вдруг нападут, — ответила Tea. — Ты везешь меня в эту страну туманов и гор. А место, где жить, я бы хотела сама выбрать.
 Он усмехнулся.
 — И еще подумай, что мы будем делать, когда туда приедем.
 — Я знаю, чем буду заниматься. Ты же можешь делать все, что только пожелаешь, до тех пор, пока опасность не станет слишком велика. — Она приникла к нему. — Ты должен очень заботиться о себе, чтобы всегда защитить наших сына и дочь.
 — Дочь? До сих пор мы говорили только о сыне.
 — Я решила, что нам нужна дочь, я бы могла передать ей свое мастерство. Поэтому тебе придется оставаться дома достаточно долго, чтобы мы смогли зачать ребенка по крайней мере дважды. Наш сын будет, возможно, похож на тебя, он будет бегать по двору и играть в войну.
 — Какая жуткая перспектива.
 Она вдруг почувствовала, как тепло и спокойно стало у нее на сердце от мысли об их сыне с глазами Вэра и его добрым, великодушным сердцем. — Не так уж страшно. — Она чуть поправилась: — Если, конечно, у него не будет твоего упрямства.
 Он провел губами по ее уху.
 — Обещаю тебе быть рядом, когда бы ты ни пожелала. Думаю, ты сама не раз отошлешь меня прочь вопреки моему желанию.
 Ее мечта быть рядом каждую минуту каждого дня. Она хотела этого даже сейчас и потому тянула время, хотя ей следовало бы проследить за разгрузкой фургонов. Она вздохнула и чуть отстранилась от его нежных объятий.
 — Мне надо найти Селин. Ее необходимо чем-нибудь занять. С тех пор как мы прибыли сюда, она не отрывает глаз от дороги в ожидании Кадара.
 — Так же, как и я, — сказал Вэр. — Возможно, она права, может, я совершил ошибку, отпустив его.
 И сейчас его, как всегда, мучило чувство вины.
 — Ты ничего такого не сделал. То, что ты тогда сказал, это правда. Кадар все равно бы нашел способ поступить по-своему. — И она добавила, чтобы успокоить не только его, но и себя: — Ведь прошло всего пять дней. А он сказал, что вернется через восемь.
 Вэр кивнул.
 — Он сдержит слово.
 Кадар не приехал в следующие трое суток.
 Не появился он и на четвертый день.
 Селин перестала спать и есть. Она ничего не могла делать, кроме как смотреть на дорогу в ожидании Кадара и ухаживать за его соколами, которых Абдул привез из Дандрагона. Tea пыталась занять ее чем-нибудь, однако корабль, уже загруженный, был готов к отплытию. Теперь им оставалось только сидеть и ждать.
 К вечеру десятого дня Tea взобралась на холм к Вэру, который сидел там, наблюдая за дорогой. Его лицо оставалось почти таким же напряженным, как и у Селин, подумала Tea с беспокойством. Но и она чувствовала себя не лучше. Она села рядом с ним.
 — Что делать, если он не приедет?
 — Подожду еще два дня, а затем отправлю вас на корабле. Найду его, и мы присоединимся к вам в Шотландии.
 Она не собиралась никуда отплывать без него, но сейчас не время с ним спорить.
 — Но ведь ты даже не знаешь, где его искать.
 — Синан знает.
 Она закрыла глаза. Боже милосердный, он собирался вернуться в эту обитель дьявола.
 — Но разве нет…
 — Это он!
 Tea мгновенно открыла глаза и увидела Селин, сбегавшую по холму к дороге. Она вскочила на ноги.
 На горизонте показался всадник, темный силуэт на фоне заходящего солнца.
 — Селин, вернись. Это может оказаться не он.
 — Это Кадар, — радостно крикнула Селин. — Ты думаешь, я могу его не узнать? — Она добежала до дороги и бросилась к подъезжающему всаднику.
 Ее голос звучал так уверено, что в сердце Tea вспыхнула надежда. Она побежала вслед за Вэром, который уже спустился с холма.
 — Ого, вы все дождались меня! — крикнул им всадник. — Подходящая встреча для того, кто непрестанно трудился ради вашего блага.
 Да, это, без сомнения, Кадар.
 Селин уже стояла рядом с всадником и держалась за поводья.
 — Ты опоздал. Ты нарушил свое обещание. Ты же сказал, что приедешь через восемь дней.
 — У меня возникли кое-какие проблемы при выполнении моей задачи. — Он соскочил с лошади. — И я надеялся, что вы не уедете без меня. Далеко не всем выпадает счастье иметь в своих рядах такую блистательную личность. У вас, конечно, могло истощиться… — Он оборвал себя. — Что это, слезы, Селин?
 Она сердито смахнула их со щек.
 — Я всегда плачу, когда сержусь. Ты обязан был сдержать слово. Тебе не следовало уезжать.
 — Но ведь ты сама велела мне ехать. — Он протянул руку и с невыразимой нежностью коснулся мокрой щеки девочки. — Какими прекрасными сокровищами могут быть слезы. Я благодарю тебя за этот подарок.
 — Ты сошел с ума? Я не велела тебе уезжать, — сказала Селин. — Я ни за что не стала бы разрешать тебе заключать сделки с этим Старцем. Я сейчас тебя ударю!
 — Но не Синан посылал меня на это задание, а ты. — Он обернулся и посмотрел на дорогу, по которой только что приехал. — Ты сказала, что хочешь получить назад свои коробки с вышивками и шелком. Мне пришлось нелегко. Надо было найти лошадей и возницу, чтобы доставить сюда ваш фургон, а затем суметь по дороге сюда избежать как воинов Ричарда, так и Саладина. В одном месте пришлось возвращаться и ехать в обход…
 — Вы ездили за нашими вышивками? — прервала Кадара Tea, ошеломленная его словами. — И вам это удалось?
 — Али будет здесь с минуты на минуту… А вот и он. — Кадар жестом указал на фургон, показавшийся вдали на дороге. — Я не мог вынести той медлительности, с которой он тащится, поэтому поспешил вперед, чтобы…
 — Мы думали, что ты ездил по поручению Синана, — сердито заметил Вэр.
 Кадар совершенно искренне удивился.
 — Почему? Разве я что-то говорил о Синане?
 — Ничего и ни о ком, — сказала Селин. — Ты просто уехал.
 — Опять слезы. Видимо, твой гнев действительно велик. — Он примирительно улыбнулся. — Может, он станет меньше, если я пообещаю тебе сообщить, когда пойду платить Синану его цену?
 — Нет, он никогда не уменьшится. Ты дурак, и у тебя нет ни чуточки доброты и… — Голос у нее задрожал и оборвался, и она, гордо вскинув голову, зашагала прочь.
 Кадар вздохнул.
 — А я думал, что делаю хорошее дело. Кажется, мне будет очень трудно принадлежать такой особе. — И он поспешил вслед за ней. — Подумай о ваших чудесных вышивках, которые я спас от непогоды и муравьев. Разве это не достойно похвалы вместо этих грубых слов?
 Она не ответила.
 — И учти риск, которому я подвергался, чтобы привезти все это тебе. Позволь мне рассказать о тех муках, которые я пережил, о бессонных ночах….
 Tea уже не слышала его слов, но видела его убеждающую улыбку, которую так хорошо знала. Она надеялась, что Селин простит его. Она была так же рассержена, как и ее сестра, но его намерения отличались такой добротой, что его дар было трудно переоценить.
 Очевидно, Селин думала так же. Она замедлила шаги и наклонила голову, внимательно слушая его.
 Но вот она остановилась и повернулась к Кадару. Ее лицо осветилось улыбкой.
 Он откинул голову, и до Tea донесся его смех.
 — Почему ты хмуришься? — спросил Вэр, обнимая Tea. — Кадар теперь с нами, а ты получила назад свои вышивки.
 — Да, но что будет дальше? — прошептала она. — Кадар никогда не будет по-настоящему в безопасности. Синан, как огромный паук, в любой момент может опять сплести паутину и затянуть его туда.
 — Кадар достойный противник Синана. На протяжении последних девятнадцати лет он постоянно борется со Старцем.
 — Но у Синана есть оружие, о котором мы даже не подозреваем.
 Вэр усмехнулся.
 — Любовь моя, никто из нас пока не может быть спокоен. Я пытался убедить тебя, что мы оба всегда будем подвергаться смертельной опасности, а ты беспокоишься о Кадаре.
 — Это совсем другое.
 — Потому что Бог спас меня однажды, и ты решила, что он не допустит, чтобы его труды пропали напрасно?
 — Нет, пока я с тобой и могу напомнить ему об этом.
 Он нежно поцеловал ее в висок.
 — Тогда я, определенно, должен оберегать тебя от всех опасностей, чтобы сохранить свою собственную жизнь. Как это мудро с твоей стороны.
 — Но женщины вообще гораздо умнее мужчин. Разве мы устраиваем шумиху и убиваем друг друга? Нет, мы пытаемся создавать, а не разрушать. Вот почему, чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что Ашера действительно — одна из ипостасей Бога. И она ведает не только рождением, но и мудростью.
 — А затем ты заявишь, что именно она и создала небеса и землю, — заметил он сухо.
 — Я еще не думала об этом. — Ее взгляд вернулся к идущим впереди по дороге Кадару и Селин. — Он взял знамя, как ты думаешь, Вэр?
 — Мы никогда этого не узнаем. Его поездка продолжалась достаточно долго. Если оно у него, то он уже нашел способ переправить его рыцарям-тамплиерам.
 — Надеюсь, он так и сделал. — У нее мелькнула невероятная мысль. — А он не мог воспользоваться знаменем в сделке с Синаном?
 Вэр покачал головой.
 — Помнишь? Он предупреждал нас ни в коем случае не говорить о вере Кемала в знамя.
 Она и сама понимала, что Кадар не мог отдать знамя Синану, Вэр только подтвердил точность ее интуиции.
 — Кадар сказал, что Синан знает все, что происходит на этой земле.
 — Что тебя беспокоит? — Вэр посмотрел в сторону. — Ты же сказала, что знамя не имеет силы.
 Tea пожалела, что заставила его вновь вернуться к болезненному для него разговору. Они должны забыть об этой раздираемой войной земле и обо всех этих тронах со львами и знаменах, которые, казалось, зажили своей собственной жизнью.
 — Возможно, когда-нибудь он нам расскажет об этом. — Она взяла его за руку. — Нам надо найти удобное место в трюме, куда можно погрузить наш шелк и вышивки.
 — И предложить всем грузиться на корабль. — Его шаг сразу стал энергичным и решительным. — Мы отплываем в полночь, с приливом.




 Эпилог


  Два года спустя 
  7 сентября, 1193 
  Монтду, Шотландия 
 Селин стояла на высоком скалистом берегу.
 Кадар увидел ее сразу, как только его корабль вошел в гавань, но она не двинулась с места, даже когда они причалили к берегу.
 Сильные порывы ветра прижимали ее коричневое платье, облегая хрупкое тонкое тело. Она выглядит так, словно готова сразиться со всем миром, подумал Кадар. Он помахал рукой, направляясь к сходням.
 Селин не ответила на приветствие. Она уже бежала вниз по крутой тропе к пристани.
 Он встретил ее на полпути на тропинке. Она показалась ему воплощением восхитительной радости жизни и неукротимой воительницей духа. Ему очень хотелось коснуться блестящих рыжих волос, рассыпанных по плечам. Но он не сделал этого.
 — Тебе следовало бы надеть накидку.
 — И это все, что ты мне скажешь? Тебя не было четыре месяца.
 Он лукаво улыбнулся:
 — Неужели ты все это время стояла на этом утесе? Удивительно, как ты еще не превратилась в статую.
 — Самонадеянный верблюд. Если я и ждала тебя, то только потому, чтобы узнать, какого успеха тебе удалось добиться, продавая наши вышивки.
 — Огромного. Купцы в Испании поражены вашим мастерством. Я вернулся с сундуком, полным золота.
 — Полагаю, тебе следует взять меня с собой в следующий раз.
 — Ты так считаешь?
 — Да. — Она взглянула вверх, туда, где только что стояла. — Кто-нибудь еще должен научиться торговать нашим товаром. Что, если тебя убьют? Что мы тогда станем делать?
 — Биться головой о землю и рыдать всю жизнь?
 — Перестань шутить. — Она внезапно повернулась к нему, ее зеленые глаза засверкали. — Возьми меня с собой.
 С тех пор как он впервые заглянул в эти восхитительные зеленые глаза, он почувствовал, что защита, которую он постоянно воздвигал против нее, ослабевает.
 — Чтобы заключать торговые сделки?
 — Возьми меня. Я нужна тебе.
 — О да, это так. — Он позволил себе коснуться ее щеки. Волна невыразимого удовольствия окатила его с ног до головы. — Но только не для заключения сделок.
 — Нет, — прошептала она.
 Он знал, что этот разговор неизбежен, но еще не был готов к нему.
 — Ты слишком мала.
 — Мне уже пятнадцать. Многие женщины выходят замуж и рожают детей.
 — Я знаю.
 — И у тебя не было бы нужды спать с иностранками. Я бы могла… Чему ты смеешься? Я все равно буду это делать.
 — Я в тебе и не сомневаюсь. — Он почти готов был сдаться на этот раз. Она уже совсем взрослая, и только временами в ней еще вспыхивало детство. — Я высоко ценю твою жертву.
 — Не думаю, что это жертва. — Она облизала губы. — Мне кажется, что… ну, я бы не возражала… чтобы ты трогал меня.
 — Потому что я больше не представляю для тебя угрозы?
 — Даже больше, чем раньше. Ты заставляешь меня чувствовать…
 — Что?
 Она вызывающе ответила:
 — А почему я должна говорить тебе об этом? Ты ведь только смеешься и говоришь, что я слишком маленькая.
 — Это вполне возможно.
 — Тогда я даже не стану тратить на тебя ни одного лишнего вздоха. — Она вновь посмотрела вверх на гору. — И к тому же есть другой, кто не считает меня слишком маленькой, чтобы взять меня в жены.
 — В самом деле?
 — Лорд Кеннет из Крейкхеда оказывает мне внимание. Он приезжает сюда с визитом раз в неделю.
 — И ты находишь его общество приятным?
 — Почему бы и нет? Он молод и хорош собой, и он говорит, что я сладкая как мед.
 — Он, должно быть, плохо разбирается в характерах. Думаю, в следующий раз ты отошлешь его прочь.
 Она бросила на него быстрый проницательный взгляд.
 — А мне кажется, тебе это не нравится.
 Он старался не показать своего недовольства, но она слишком хорошо его знала.
 — Мне это не по душе, — сказал он нежно. — Мне бы понравилось еще меньше, если бы я увидел его рядом с тобой. И тогда я мог бы дать выход своим чувствам способом, который ты мне строго-настрого запретила.
 Она подумала и пошла на попятную.
 — Ну, мне он все равно безразличен. Он говорит только о лошадях и о моих волосах. Можно подумать, что в Шотландии нет других рыжеволосых.
 Он прав, таких, как ты, нет, моя любимая. Во всем свете нет другой такой, как Селин.
 — Будь с ним терпелива. Рыжий цвет действительно очень привлекателен.
 — Но сам ты не собираешься терпеть лорда Кеннета. — Она нахмурилась. — Это несправедливо.
 — Ты ведь уже хорошо знаешь, что неравенство — обычно в отношениях между мужчиной и женщиной.
 Она улыбнулась.
 — О да, я много чего узнала за все это время. Ты когда-то назвал меня остроглазой, и теперь я наблюдаю за тобой, Кадар. И изучаю. — Она осторожно потянулась и взяла его за руку. — Больше ты не поедешь без меня.
 Исцеление, яркий свет в темноте, пламя, которое никогда не погаснет. Селин.
 Позволить ей ехать. Еще нет! Но какое это все-таки великолепное, соблазнительное обещание. Его рука сильнее сжала ее пальцы, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы выпустить их.
 — Но я боюсь брать тебя с собой, возникнет очень серьезная проблема, которую мы не сможем решить.
 — Какая? — спросила она с недоумением.
 Он улыбнулся.
 — Ну как же, моя леди, кто же тогда из нас будет капитаном на нем?
 — Вэр, ты должен дать мне еще один корабль, — заявила Tea, поднявшись к нему на холм. — Мне необходимо постоянное поступление шелка, и только Богу известно, смогу ли я в этом климате сохранить и заставить размножаться своих червей.
 — Похоже, ты сама не испытываешь в этом затруднений.
 Она взглянула на свой большой живот.
 — Но я не шелковичный червь.
 — Я это заметил. — Он улыбнулся и протянул руку, чтобы помочь ей подняться на самый верх, где он стоял. — Ты гораздо более требовательна. Я понял, что эта идея пришла тебе в голову еще вчера, когда прибыл Кадар. Едва поздоровавшись с ним, ты тут же начала забрасывать его вопросами о шелках в Испании. Я ведь уже отдал тебе один корабль для торговых сделок. Разве этого недостаточно?
 — Шелк у меня должен быть именно тогда, когда мне нужен. Мои вышивальщицы порой сидят без дела, пока я жду, когда Кадар вернется. Это неразумно.
 — А я считаю, что, может, не стоит тратить золото еще на один корабль, когда мне нужно платить мастерам. — Уже вовсю кипела работа по возведению крепостных стен. — Сейчас для нас гораздо важнее получить надежные укрепления, которые могут нас защитить, чем твой шелк.
 Tea взглянула на высокие, мощные каменные стены. Началось и строительство замка. Вэр во всем требовал совершенства: каждое окно должно отражать стрелы, а зубчатые стены возводились абсолютно непреступными.
 — Мой шелк приносит много золота, а у тебя уйдут годы на создание прекрасного замка. И потом нам очень удобно в нашем доме. — Она помолчала. — И нужна ли сейчас такая предосторожность? Кажется, здесь совсем другой мир. У меня иногда появляется ощущение, что мы — единственные люди на Земле.
 Вэр притянул ее ближе к себе.
 — Тебе нравится моя горная страна?
 Никогда прежде он не спрашивал ее об этом. Эти два года оказались для них тяжелыми. Они прошли в многочисленных заботах: строительство дома, возделывание земли, уборка урожая, обучение мастерству вышивальщиц из ближней деревни, время бесконечных споров и непростых решений, время рождений и смертей. Так нравится ли ей Шотландия?
 Страна туманов и пурпурных закатов, холодных ураганных ветров и морских просторов, сверкающих зеленовато-серым шелком в лучах не часто балующего их летнего солнца, — суровая земля.
 Земля, бросающая вызов людям, рождающая сильных мужчин, таких, как Вэр.
 — Это не та страна, о которой можно сказать, что она нравится, — медленно произнесла она. — Это слишком слабое слово. Но эта земля незаметно становится частью тебя. И теперь я принадлежу ей. — Она вернулась к их разговору: — Но ведь, кажется, нет никакой угрозы. Надо ли нам жить в крепости?
 — Да. — Его губы сжались в узкую прямую линию. — Я не собираюсь рисковать.
 Она вздохнула и прижалась к нему. Именно такого ответа она ждала. Вэр слишком долго был в роли преследуемой дичи, чтобы чувствовать себя безопасно где бы то ни было.
 — Что ж, может быть, ты не…
 — Всадник, мой господин. — Глаза Гаруна сверкали от возбуждения, когда он подбежал к ним. — Направляется сюда с юга.
 Она почувствовала, как Вэр напрягся, и взяла его за руку.
 — Возможно, это лорд Кеннет из Крейкхеда. Ты ведь знаешь, он часто приезжает сюда из-за Селин.
 Не слушая ее, он быстро поднялся на самую вершину холма, откуда просматривалась вся дорога с юга.
 Она последовала за ним.
 — Говорю же тебе, это не обязательно должна быть опасность.
 Он застыл, вглядываясь в приближающегося всадника.
 Это не лорд Кеннет. Она ясно увидела, как ярко блестят доспехи всадника в лучах солнца, и ехал он на белом коне. Эту лошадь она видела всего раз в жизни, но ей казалось, что она ее никогда не забудет.
 — Боже мой, — пробормотал Вэр.
 — Ваден. — Леденящий ужас сжал ее сердце. — Один?
 — По-видимому, да.
 Страх немного отпустил ее. Даже если Ваден переменил свое намерение и явился за Вэром, это была их земля, их люди. Что мог сделать один человек против всех?
 Но Ваден могучий воин, имеющий странную власть над Вэром. Кто знает, что случится, если Ваден вызовет его на битву один на один? Вэр говорил, что не уверен, сможет ли одолеть его.
 Ваден остановил лошадь недалеко от них и посмотрел на Вэра.
 Он вытащил меч!
 А затем с такой силой швырнул, что его острие воткнулось в землю, чуть вибрируя, словно мечу передалась энергия, исходившая от мощной руки Ва-дена.
 Он пришпорил коня и начал подниматься к ним вверх по холму.
 — Что это значит? — прошептала она.
 — Я не совсем уверен, — ответил Вэр. — Но думаю, это белый флаг.
 Боже милосердный, Вэр светился от радости. У Вадена еще много другого оружия, и тем не менее Вэр полностью доверял ему.
 — Позволь, я позову Абдула.
 — Нет, — ответил он, не отводя взгляда от Вадена.
 Она шагнула к нему ближе, словно защищая его, и тоже наблюдала за подъезжавшим Ваденом.
 Ваден придержал лошадь в нескольких ярдах от них и снял шлем.
 — Неудивительно, что ты отправился когда-то на святую землю. Твоя родина — не слишком приветливое место.
 Tea уставилась на него, совершенно ошеломленная. В тот раз он был весь покрыт черной сажей, она воспринимала только опасность, исходившую от него, и его дьявольскую жестокость. Человек, которого она видела перед собой сейчас, оказался неправдоподобно красив, как Аполлон. Каштановые волосы обрамляли его лицо, черты которого отличались совершенством. Мерцающие теплым светом глубокие синие глаза приковывали к себе взгляд. В его красоте было что-то завораживающее, но Tea подавила в себе это невольное изумление. Что менялось от того, что он так прекрасен? Он все еще представлял собой угрозу.
 — От нас вы тоже не можете ожидать радушия. Что вы здесь делаете?
 Взгляд Вадена перешел на Tea.
 — О, леди Tea. Я предвкушал эту встречу с вами при менее несчастливых обстоятельствах. — Он взглянул на ее живот. — Твой ребенок, Вэр?
 — Да. — Он помолчал. — И моей жены. Тебе не следовало приезжать сюда, Ваден. Я не могу позволить тебе донести остальным, где мы находимся.
 — Откуда ты знаешь, что им это не известно?
 — А они знают?
 — Могу сказать тебе, что да. И таким образом спасти себе жизнь. Тогда у тебя будет уважительная причина не убивать меня.
 Tea охватил приступ отчаяния, когда она поняла, как хорошо Ваден изучил Вэра. Это знание давало ему в руки мощное оружие вместо воткнутого в землю меча.
 — Прекратите играть с нами. Откуда вы узнали, куда мы уехали?
 — От Старца с гор.
 Вэр покачал головой.
 — Он бы никогда не сказал рыцарю-тамплиеру. Он убил бы тебя раньше, чем ты успел хотя бы на шаг приблизиться к его крепости.
 — Он почти так и сделал. И не один раз. О, я прошел очень длительный путь, потребовавший огромного терпения и сил. Я подкрадывался и выслеживал его, как прежде тебя, Вэр. — Он улыбнулся. — В конце концов, это начало его забавлять, и он допустил меня до своей довольно-таки отвратительной персоны. Но мне понадобился еще целый год, чтобы убедить его рассказать мне то, что мне нужно. Он ничуть не беспокоился за вас, но мне пришлось дать ему слово, что я не трону вашего друга Кадара.
 Совершенно невероятная история, но Tea в своем воображении видела Старца и Вадена вместе. Мрак и свет, но при этом оба обладают каменными холодными сердцами.
 — Почему бы вам не оставить нас в покое?
 Он повернулся к ней.
 — Это приходило мне в голову. В действительности, я уже собрался навсегда забыть о вас. Но затем понял, что это невозможно, моя дорогая леди.
 — Почему? — спросил Вэр.
 Ваден насмешливо улыбнулся.
 — Вэр, Вэр, неужели ты никогда не поймешь? Взгляни на себя. Ты ведь хочешь услышать от меня, что я изменился и что теперь мы можем быть навечно друзьями. Я никогда не меняюсь, и ничто не длится вечно.
 — Тогда почему ты пришел к нам?
 Ваден погасил улыбку.
 — Я тот же. Но к своему безграничному отвращению, я обнаружил, что существует некая цена, которую я не желаю платить за сохранение этого мира в том виде, в каком он существует сейчас. Я готов скорее рискнуть жизнью, чем вновь наблюдать за резней, подобной той, свидетелем которой я был под Акрой.
 — Это твоя Джеда? — тихо спросил Вэр.
 — Возможно. Хотя согласиться с тем, что ты прав, для меня как заноза, которую я не могу достать. — Он пожал плечами. — И именно поэтому ты мертвец, Вэр.
 — Нет! — Tea шагнула вперед, сжав руки.
 — Подожди, — сказал Вэр.
 — Она уже готова наброситься на меня. — Ваден беспечно улыбнулся. — Я почти понимаю, почему ты отдал целых два года своей жизни, служа для нее.
 — Я отдам ей все годы своей жизни. — Вэр впился взглядом в лицо Вадена. — Если мне позволят.
 — Какая преданность. Я уверен, что ты бы ни за что не согласился расстаться с ней, поэтому она мертва тоже.
 Вэр напрягся.
 — Как?
 — После всех этих лет я наконец-то обнаружил тебя без охраны и выполнил свой долг перед Храмом. Вы оба убиты у ворот Дандрагона. Ваш друг Кадар также погиб, защищая вас. Ваши тела затащили в крепость для погребения преданные тебе люди.
 Только сейчас до Tea начала доходить непостижимая суть его слов.
 — Вы сказали рыцарям-тамплиерам, что убили нас?
 — Я гнал впереди себя ваших лошадей в подтверждение своих слов. — Он пожал плечами. — Вы очень облегчили мне задачу, скрыв ото всех свой отъезд. Дандрагон стерт с земли, я постарался сжечь его дотла. Его стены все еще полыхали, когда наши братья из Ордена прибыли из Эль Санана.
 — Эль Санан? — повторила удивленно Tea. — Но вы тогда сказали, что рыцари-тамплиеры всего в одном дне пути от нас по дороге.
 — Маленькая месть. — Он улыбнулся с видом лукавого удовлетворения. — Меня взбесил в тот день поступок Вэра, и я решил, что не будет вреда, если он немного поволнуется. Но сам я вовсе не хотел, чтобы они вмешивались в мои отношения с вами, поэтому отправил сообщение Роберту де Сейблу о том, что до меня дошли слухи, будто бы Кемал вернулся в Эль Санан и поклялся сжечь знамя. Де Сейбл решил, что не будет ошибкой отложить атаку на Дандрагон, если при этом он добудет знамя для Ричарда.
 — Тебе пришлось изрядно потрудиться, — сказал Вэр.
 — Не приписывай мне добродетелей, которыми я не обладаю. Все я делал не столько ради твоей безопасности, сколько ради своей. Роберт де Сейбл не такой безумец, как Райдфорт, но он бы ни минуты не колебался, отдавая приказ о моей смерти, если бы знал, что мир может узнать о Троне.
 — Но ты избежал риска.
 — Прекрасно, я избежал его. Ты удовлетворен?
 Широкая улыбка осветила лицо Вэра.
 — Да.
 Ваден печально покачал головой.
 — Ты просто невозможен.
 — Но почему вы здесь? — спросила Tea. — Вы ведь сказали, что больше не собираетесь преследовать нас.
 — Да. — Он мрачно сжал губы. — Но мне нужно было кое-что привезти вам. — Он протянул руку к седельной сумке, достал свернутый кусок шелка и бросил его Tea. — Наконец-то я могу избавиться от этого.
 Она развернула сверток и застыла от изумления.
 — Знамя, — прошептала она. Ее взгляд метнулся к Вадену. — Кадар отправил его тамплиерам, а вы забрали его у них?
 — Кадар? — Он покачал головой. — Не знаю, о чем вы говорите. Я взял его у Кемала в ту ночь, когда Вэр атаковал его лагерь.
 — Так это вы убили его? — спросила Tea.
 Он пожал плечами.
 — Мне было необходимо забрать это знамя. Несколько рыцарей-тамплиеров, увидев его под Акрой, узнали на нем Трон. Я собирался отнести его де Сейблу.
 — Ты следовал за Кемалом от самой Акры? — спросил Вэр.
 Ваден кивнул.
 — У него находилось знамя, а после той резни я знал, что он обязательно приведет меня к тебе.
 — Но вы не отнесли его Великому Магистру, как собирались? — спросила Tea. — Почему вы вернули его мне?
 — Почему? — Ваден покачал головой. — Сначала де Сейбл хотел получить его и преподнести Ричарду, но затем Маршалы сказали ему, что оно означает. Рыцари-тамплиеры захватили Эль Санан и вернулись с рассказами о волшебном знамени, которое приносит победу тому, кто сражается под ним. Глупость, конечно, но я подумал, что лучше не давать Ричарду или тамплиерам повода для новой резни, поэтому я сказал де Сейблу, что знамя исчезло, возможно, его уничтожили. — Он прямо взглянул на Вэра. — Ты знаешь, что Ричард потерпел поражение под Иерусалимом?
 — Нет, сюда почти не доходят новости из большого мира.
 Ваден окинул взглядом пустынные земли, тянущиеся до горизонта, с одной стороны, и бескрайний океан — с другой.
 — Это меня ничуть не удивляет. Ричард подписал договор с Саладином и отказался от крестового похода, но на обратном пути в Англию был захвачен в плен герцогом Леопольдом из Австрии для выкупа. — И он мрачно добавил: — Может, он там и сгниет. — Ваден надел шлем. — А теперь позвольте попрощаться с вами. — И, склонив голову в шутливом поклоне, добавил: — Если, конечно, вы отпустите меня, не сняв мне голову с плеч, моя леди.
 — Подожди. — Вэр шагнул к нему. — Останься, по крайней мере, на ночь.
 Ваден отрицательно покачал головой.
 — Я сделал то, за чем приезжал. Если я останусь, то мне придется наблюдать, как великий воин проводит время у домашнего очага, словно ручная киска.
 — Ты боишься, — сказал тихо Вэр. — Может так случиться, что домашний очаг станет для тебя манящим и желанным.
 — Ты этого никогда не узнаешь. — Ваден развернул лошадь и начал спускаться с холма.
 — Не уезжай, — окликнул его Вэр. — Что там тебя ждет?
 — Ничего. Я не хочу возвращаться в Орден.
 — Тогда оставайся здесь. У меня не очень легкая жизнь. — Шотландия одно из самых суровых мест на земле.
 Ваден улыбнулся.
 — Ты слишком хорошо на меня влияешь. Я нахожу это для себя несколько обременительным.
 — Ваден, — окликнула его Tea. — Если вы не хотите остаться, зачем вы проделали весь этот долгий путь к нам? Почему вы просто не сожгли знамя?
 — Я не мог. — Доехав до места, где из земли торчал его меч, он придержал лошадь и выдернул его. — Я должен был доставить его вам.
 — Почему?
 Он досадливо нахмурился.
 — Какая разница почему?
 Он не хотел говорить об этом, и все же она чувствовала необходимость сделать еще одну попытку выяснить это.
 — Кажется очень странным, что вы предприняли такое далекое путешествие, если это не…
 — Проклятие. — Во взгляде, который он бросил на нее через плечо, ясно читалось безысходное отчаяние и странная робость. — Я привез его потому, что не мог поступить иначе. Оно само хотело быть здесь. — Ваден дал шпоры лошади и галопом съехал с холма.
 Ее руки сжали складки шелковой материи, которую она все еще держала, наблюдая за тем, как он скачет от них, словно сам дьявол преследует его.
 — Что это за фантазия? — тихо спросил Вэр, продолжая смотреть вслед Вадену.
 — Разве этот человек подвластен фантазиям?
 — Нет.
 Она тоже так думала, и все же его слова могли иметь только одно толкование.
 К ее изумлению, понимание этого не вызвало в ней страха. Шелковое полотно так мягко, так знакомо холодило ей руки, вызывая ощущение уюта, а кроме того, в ней разрасталось странное чувство абсолютной правильности всего того, что сейчас произошло.
 Вэр внимательно следил за сменой выражения на ее лице.
 — Ты приняла это?
 — Что знамя само по себе представляет силу? — Она покачала головой. — Как это могло быть, когда я сама создала его, своими руками? Я не святая и не колдунья. Я даже не знаю, каким образом рисунок пришел мне в голову. Мне очень бы хотелось узнать, не случилось ли так, что моя любовь к тебе так велика, а наши души так близки, что я смогла прочитать твои мысли.
 — И к какому же ты выводу пришла?
 — Что я никогда этого не узнаю. — Ее брови сошлись к переносице. — Но, возможно, если оно действительно обладает силой, это своего рода знак, что Бог добр не только к мужчинам, и что он не одобряет рабства женщин. Как ты думаешь, может ли так быть?
 Вэр улыбнулся.
 — Меня не удивляет, что ты так думаешь. — Он посерьезнел. — Что ты будешь с ним делать?
 — Как скажешь. Ведь я вышила его для тебя.
 — Я сказал Вадену правду, это далеко не мирная страна. Хочешь ли ты, чтобы я сражался под этим знаменем?
 — Нет, — прошептала она.
 — Я так и думал. — Он ласково провел по ее щеке ладонью. — Я тоже этого не хочу. Было бы слишком опасно, если бы кто-нибудь его увидел. А кроме того, я слишком самолюбив. Мне не нравится мысль полагаться на знамя в битвах. — Он посмотрел на шелк в ее руках. — Значит, придется тебе решать, что с ним делать. Полагаю, ты могла бы его сжечь.
 — Нет, я не стану уничтожать его. — Она снова сложила полотнище. — Раз ты оставляешь решение за мной, я думаю найти ему безопасное, укромное место и спрятать его там.
 — Укромное место… — задумчиво повторил Вэр. — Они тоже спрятали Трон со львами в пещеру, а я нашел его.
 Беспокойство вползло в душу Tea.
 — Значит, мы найдем лучшее место, чем рыцари-тамплиеры. — Святые небеса, как глупо волноваться о нем. До приезда Вадена они тоже никогда не чувствовали себя в безопасности. Теперь она и Вэр совершенно свободны в этой новой стране. Внезапная радость охватила ее.
 — У нас гораздо более важные задачи, чем тревога о том, куда поместить это знамя. — Она нежно поцеловала Вэра, затем взяла за руку и повернула к себе, отрывая его взгляд от далекой фигуры Вадена. — Это все в прошлом. Может, теперь нам не надо ждать следующей весны. И мы приобретем еще один корабль сейчас?