Аннотация: Судьба ожесточила сердце гордого викинга Хока Вэлбренда, заставила его поверить в то, что в жизни есть место лишь для войны и мести. Однако все изменила встреча Хока с прекрасной чужестранкой Авриль де Варенн, женщиной, которую суровый воин был вынужден защищать от грозившей опасности. Авриль, хрупкая и прелестная, сумела подарить Вэлбренду свет нежности и пламя неистовой страсти, пробудила душу любимого для нового счастья бессмертной любви… --------------------------------------------- Шелли Такер Вечная любовь Марку, Кристине Зика, Лауре Цифелли и Робу Кохэну. Благодарю вас за веру в меня. А также моим сестрам по «Клорк энд Тэч» Бет, Ла Верн и Линде. Спасибо вам за то, что делились со мной шоколадом, лазили по деревьям и поддерживали меня даже в самых невыносимых ситуациях. Вы в самом деле заменили мне сестер, которых у меня никогда не было. Давным-давно, когда короли и принцы правили миром, когда уголки земли, куда не ступала нога человека, и моря, не нанесенные еще на географические карты, манили людей с храбрыми сердцами, горстка отважных норманнов отправилась в путь на запад в поисках сказочной благодатной земли. Но суровое северное море подобно злому дракону отнесло их корабль к неведомому острову, веками скрывавшемуся от остального мира под покровом тумана и тайны и не тронутому временем. Там они нашли плодородные нивы, густые, прохладные леса, необозримые луга, каскады водопадов и вечное лето. Очарованные увиденным, двадцать норманнов решили обосноваться на острове и назвали свой новообретснный рай Асгардом — по имени мифического царства их богов, которое, по преданию, парило над землей, невидимое людскому глазу. Следуя обычаям своего дерзкого времени, воины-викинги стали совершать набеги на разные земли, чтобы добывать себе жен, которым предстояло поселиться вместе с мужьями на острове, ставшем их новым домом. Вскоре они обнаружили, что Асгард не просто сказочно красив. Остров таил в себе неведомую магическую силу. И этот дивный дар осенял многие поколения сынов и дочерей тех первых викингов. Веками жители Асгарда хранили тайну своего острова. предотвращая любые попытки завоевать его. Но за всякий дар рано или поздно приходится платить… Глава 1 Остров Асгард, 1303 год Опасное дело — красть женщин. Нужно быть коварным, сильным, ловким и храбрым, чтобы найти целомудренную девушку, оторвать ее от родной семьи — словно спелый плод сорвать с дерева, — увезти и при этом выжить, чтобы иметь возможность насладиться своей добычей. Хок Вэлбренд, хмурясь, сидел на корме ладьи, скользившей сквозь пелену тумана по зеркальной, черной в ночи поверхности воды, и наблюдал за дюжиной налегавших на весла воинов. Отблески пламени подвешенной к носу корабля масляной лампы плясали на потных угловатых лицах. Хок думал о том, что лишь семь или восемь из них обладали качествами, необходимыми для выживания. Этим молодым безумцам следовало бы послушаться его, когда он отговаривал их пускаться в столь рискованное предприятие. Прежде чем окончится это путешествие, некоторые из его спутников расстанутся с жизнью, им не помогут ни боевые топорики, висящие за спиной, ни мечи на поясе. Стиснув зубы, он повернул голову и через плечо вгляделся в берег, оставшийся далеко позади и представлявшийся теперь, в лунном свете, серебристой ленточкой на горизонте. Соленый ночной ветерок колыхал туман, заставляя его плясать. Только ритмичный звук погружающихся в воду весел нарушал тишину. Шумные возгласы и прощальные взмахи рук остались позади. Как только молодые искатели приключений в домотканых одеждах на своем корабле с прямоугольным парусом вонзились в туман, окутывающий их родной остров, они, похоже, действительно осознали всю серьезность подстерегавшей впереди опасности. Но ни убедительные речи Хока, ни гнев разъяренных отцов, братьев и прочей родни не могли остановить их. Зов древнего инстинкта был слишком могуч, искушение слишком велико. Разве у него самого тогда, в первый раз, не полыхал тот же огонь в крови? И разве потом он жил не для того лишь, чтобы наслаждаться своей восхитительной добычей? Да, и для того, чтобы испытывать боль всякий раз, когда взор его падал на нее. — Ну что, все еще сомневаешься, дружище? — Хок взглянул на человека, стоявшего рядом положив руку на румпель. — Ней. Нет, — твердо ответил он. — Просто думаю, кто из нас не вернется, Кел. — Уверен, что мы все вернемся домой. — Келдан откинул с головы капюшон, обнажив густую темную шевелюру. На лице его играла добродушная улыбка, которая всегда повергала к его стопам бесчисленное количество женщин. — Ты хорошо натаскал нас, Хок. Нилc теперь управляется с клинком лучше всех на Асгарде — кроме тебя, разумеется. А Бьорна никто не превзойдет в стрельбе из этого странного оружия, которое стреляет короткими стрелами… — Арбалета. — Арбалета, — согласился Келдан, небрежно поведя плечом, словно давая понять, что название не имеет значения. — И мы потратили полгода на то, чтобы обдумать каждую мелочь в нашем плане… — Но большинство этих молодцов никогда еще не покидали остров. Даже лучшие из вас все еще лишь чуть-чуть превосходят зеленых юнцов. Келдан обиженно насупился: — Мы, быть может, неопытны — это правда, но похищение невест — почтенная традиция, а даже ты, Хок, не можешь восставать против традиции. — Украденный плод слаще. — Еще один из тех, кому предстояло стать воином, напомнил древнюю поговорку жителей острова Асгард. Хок бросил на нетерпеливого юнца уничтожающий взгляд: — Если хотим выжить, мы должны изменить кое-какие старые традиции. — В последнее время Хок не уставал повторять это. Он вздохнул, потер глаза и устало провел рукой по растрепавшимся светлым волосам. — Похищение невест когда-то было условием выживания, теперь в этом нет необходимости. В наши дни это становится опасным не только для нас, но и для всех, кого мы оставляем дома. На острове семьсот жизней, и я отвечаю за то, чтобы с ними ничего не случилось… — Может, тебе следовало бы остаться с ними, Вэлбренд? — с откровенной враждебностью заметил еще один гребец. — Мы не нуждаемся в том, чтобы ты хлопотал над нами, как престарелая нянька. Хок полоснул взглядом своего давнего недоброжелателя: — Я здесь по воле старейшин, Торолф. Кто-то должен следить за тем, чтобы вы, горячие головы, помнили о наших законах и не навлекли на нас все несчастья мира. — Он облокотился о румпель и положил руку на борт; при этом пола его плаща откинулась, сверкнул пристегнутый к поясу длинный меч. Этот меч, завоеванный в сражении его дедом, носил имя Форсвар, что означало «защитник». — А за тобой я буду следить особенно тщательно. Не сводя глаз с тускло поблескивающего в серебристом свете луны клинка, на котором были вырезаны таинственные руны, Торолф замолчал. Лишь его широкие плечи мерно вздымались при каждом взмахе весел. Хок так и не понял, зачем этот наглый верзила настоял, чтобы его взяли в плавание. Торолф был старше других, даже старше Хока, душа у него была черная, как океанская пучина в полночь, и он имел обыкновение устраивать неприятности просто ради забавы. Торолф не из тех, кто готов рисковать ради женщины или семьи. Между тем именно такова была цель нынешнего плавания: подобно своим предкам, эти асгардцы жаждали иметь семьи и были вынуждены с опасностью для жизни предпринимать вылазки во внешний мир в поисках невест, ибо женщины Асгарда не могли рожать детей. Толстые губы Торолфа искривила насмешливая улыбка. — Я имею такое же право быть здесь, как любой другой. Древний закон… — На время плавания закон — это я, — нарочито спокойно прервал его Хок. — Либо ты будешь исполнять все мои приказы, либо поплатишься, — добавил он голосом, который, как говорили ему некоторые женщины, был еще более ледяным, чем взгляд его голубых глаз. — Ты по опыту знаешь, что я слов на ветер не бросаю. Торолф долго выдерживал взгляд Хока — в его глазах застыла всепоглощающая ненависть, — потом все же отвернулся. — Все будет хорошо, — мягко сказал Келдан, как всегда, спеша водворить мир. — Мы, как обещали, станем беспрекословно слушаться твоих приказов. Но даже если кого-то из нас действительно захватят в плен или убьют, наша тайна ни в коем случае не выйдет наружу. Хок уперся указательным пальцем в грубую ткань его плаща, словно говоря: «Надеюсь, что так оно и будет». Они сделали все, чтобы казаться незаметными, неинтересными, не заслуживающими внимания: спороли все золотые украшения с рукавов, сняли драгоценные браслеты, сбрили бороды, облачились в туники и узкие, облегающие штаны, какие продавали самые обычные торговцы с континента. Хок оставил дома все знаки отличия и звания, кроме меча. Даже свой старинный корабль они тщательно замаскировали — стерли название и убрали с носа резную голову дракона. Лишенный пышного убранства, видавший виды корабль выглядел как реликт далекого прошлого, битый временем и стихиями, но непобедимый. При этой мысли горестная усмешка тронула губы Хока: ведь то же самое можно сказать и о нем самом. Он тряхнул головой, отгоняя печальные размышления, и вперил взор в туман. — Всякий раз, когда мы вступаем в их мир, — тихо произнес он, — мы рискуем раскрыть свой секрет. — Но мы приняли все меры предосторожности. Глядя на нас, никто не заподозрит, что мы чем-то отличаемся от обычных людей… — Келдан, мы — не обычные люди. Его молодой друг помолчал, потом упрямо повторил: — Во всем, что имеет значение, мы обычные. Мы чувствуем боль и радость, мы едим, спим, смеемся, из наших ран течет кровь. Мы хотим того же, чего хочет любой человек, — иметь жену, семью… — И все же мы не обычные люди, — мрачно уставившись на него, возразил Хок. — Мы другие, Кел. Придет день, и ты поймешь это. В карих глазах Келдана мелькнула печаль. Но он тут же махнул рукой, отметая прочь неприятную тему, и широко улыбнулся: — Что до меня, то я собираюсь получить от этого путешествия всевозможные удовольствия. И если что-то пойдет не так… — Улыбка его стала еще шире. — Что ж, никто ведь и не думает, что будет жить вечно! Хок поднял бровь: — Через два дня после того, как мы высадимся в Антверпене, тебе это не покажется столь забавным. — Думаю, в Антверпене у меня будет гораздо, больше приятных поводов для размышлений. На этой ярмарке такой выбор женщин со всего континента! — Келдан напоминал возбужденного ребенка, у которого глаза разбегаются при виде кучи новых блестящих игрушек. — Я хочу экзотическую красотку — мавританку или черноглазую турчанку, или милашку ирландку с рыжими волосами и веснушками, как у жены Ролфа. — Словно вспомнив что-то, он вдруг притушил улыбку и, склонившись к уху Хока, прошептал: — Ты тоже сможешь найти себе новую жену, друг… Ты об этом не думал? Хок тяжело сглотнул комок в горле и отвел взгляд. Нет, об этом он не думал. Ему это и в голову не приходило. Его первая жена умерла в родах, а вторая… Он пережил и вторую жену. — Больше никогда, Кел, — с горечью произнес он. — Никогда! Я здесь лишь для того, чтобы присматривать за тобой и остальными, это все. — И как бы самому себе добавил: — Мужчина может привыкнуть жить один. Не успел он прошептать последние слова, как туман перед корабельным, носом начал рассеиваться, западный ветер наполнил парус, и корабль вырвался в открытое море. Глава 2 Окрестности Артуа, Франция Авриль разомкнула губы навстречу поцелую мужа, увлекая его к супружескому ложу. Жерар, сердце мое, слава Богу, ты наконец вернулся… Всей тяжестью своего тела он придавил ее к постели, обнимая упруго и требовательно, и она обвила руками его шею, теснее прижимая мужа к себе, наполняясь удивлением и радостью. Он вдыхал аромат се кожи, волос, шептал слова, которых она так давно не слыхала, — слова любви. Ты здесь, вздохнула она, изливая тоску долгих месяцев ожидания и одиночества. Я уж думала, что ты никогда не вернешься, любовь моя, но ты здесь. Никогда больше не покидай меня. Пожалуйста, никогда не покидай меня снова. Я так скучала по тебе. Он нежным поцелуем осушил ее слезы. Она прижалась к нему, ощущая пальцами и губами его теплую, гладкую кожу. Их губы слились в долгом, страстном поцелуе. Он нежно и возбуждающе ласкал ее сильными руками. Тихо постанывая, она обхватила его ногами, призывая войти в нее. Пожалуйста, любовь моя, мы так давно не были вместе. Я хочу… хочу… Он развел ее бедра, коснулся нежной, шелковистой плоти, приподнял голову, и она увидела, как страсть бушует в глазах… О Боже, это был не ее муж! Леди Авриль де Варенн с испуганным криком дернулась, глаза ее широко открылись, сердце бешено застучало. Некоторое время она не могла понять, где находится. Сон. Это был всего лишь сон. Тот самый, который мучил ее уже несколько месяцев… с каждым разом становясь все отчетливее. Она откинула одеяло и выбралась из постели, путаясь в подоле шелковой ночной рубашки. Солома зашуршала под ее босыми ногами. Отсвет последних тлеющих в очаге угольков помог ей освоиться в темноте. С каждым судорожным вздохом она вбирала в себя аромат лавандового масла, которое жгла перед сном, чтобы успокоиться. Разумеется, она была в замке Гастона и Селины, в одной из гостевых комнат. Она приехала сюда накануне вечером. Здесь она в полной безопасности. И одна. Как и все эти три года, четыре месяца и несколько дней. И все же тело ее трепетало в самых чувствительных местах, и от легкой испарины рубашка прилипала к бедрам, груди. Она провела дрожащей рукой по губам — можно было поклясться, что они хранили вкус жаркого лобзания. А на щеках ощущался влажный след, словно… Словно кто-то только что поцелуем осушил ее слезы. Она закрыла лицо руками и почувствовала, как прохладное обручальное кольцо коснулось пылающей щеки. Ощущения были такими реальными, такими явными, такими… Убийственными. Как она посмела даже во сне предаваться любви с кем-то, кроме мужа! — Нет! — яростно прошептала она, откидывая с лица длинные волосы и вздернув подбородок. — Это был всего лишь сон. Она расстраивается из-за пустяков. Авриль пересекла комнату и открыла дверь в соседнюю спальню. Там, купаясь в лунном свете, лившемся через высокое застекленное арочное окно, спала Жизель, засунув в рот большой пальчик и обняв пухлой ручонкой деревянную лошадку, которую подарил ей дядя Гастон. Авриль опустилась на колени рядом с детской кроваткой, прижалась щекой к простыне и, протянув руку, погладила черные, как вороново крыло, кудри своей трехлетней дочурки. Сколько раз за последние месяцы она проводила так бессонные ночи! Ее беспокоил не только этот тревожный сон, но и решение, которое она приняла. — У нас все будет хорошо, моя крошка, — пробормотала она. — Ты полюбишь свой новый дом в Бретани, обещаю тебе. А твой дядя Гастон не прав. Нам не нужен мужчина, который стал бы о нас заботиться. Она закрыла глаза, заставляя себя поверить в это и молясь о том, чтобы не сделать ошибки и впрямь не уподобиться «маленькой упрямой головешке», как с улыбкой, мило поддразнивая, называл ее Гастон. Почувствовав, что спазм сводит пересохшее горло, Авриль встала, подошла к окну и посмотрела на лес, окружавший замок. Она хотела разглядеть часовню, которую построил там Гастон. Обычно ее было хорошо видно отсюда, но сегодня, даже при полной луне, Авриль различала лишь верхушки деревьев. Все остальное тонуло в тумане — серебристом тумане, который крался сквозь лес, подбираясь к замку. «Странно, — подумала она, озадаченно сдвинув брови, — странно видеть туман на таком возвышенном месте!» Особенно в это время года. Последние дни лета только-только начали окрашиваться первыми осенними тонами. Тем не менее белое покрывало тумана было таким густым, что Авриль различала лишь шпиль маленькой часовенки из изысканного мрамора и тончайшего цветного стекла, построенной самыми искусными мастерами, выписанными с Востока, ибо только так подобает чтить память рыцаря-крестоносца. Жерар любил мавританскую архитектуру так же, как любил эти леса, где мальчишкой провел много счастливых дней. Они похоронили его здесь. Три года четыре месяца и несколько дней назад. — Прости меня, любовь моя. — Авриль прислонилась лбом к стеклу и печально опустила веки. — Прости меня. Но даже произнося эти слова, она не знала, просит ли прощения за смелый шаг, который готова предпринять… Или за сон о страстном незнакомце. — Авриль, мне не важно, сколь искусно ты владеешь арбалетом, и, умоляю тебя, не напоминай мне о том, что в прошлом месяце ты с оружием в руках плечом к плечу со своими вассалами защищала свои владения от фламандцев. Ты аристократка, тебе всего двадцать два года, и когда ты едешь в такую даль… — Мне не нужно полдюжины стражей. — Авриль оставила попытки уклониться от разговора с деверем — герцогом Гастоном де Варенном и, повернувшись к нему, смотрела теперь прямо ему в лицо. Солнце слепило глаза. Слуги суетились вокруг, таская корзины с едой и фляги с водой — все, что потребуется ей в долгом путешествии на север. Авриль стояла, скрестив руки на груди, ветер трепал ее дорожный плащ медового цвета и бархатные юбки. — Я собираюсь на свадьбу к друзьям, а не на битву. Не понимаю, почему ты так настаиваешь, чтобы я проявляла осторожность. — Я настаиваю на том, чтобы твоя безопасность была обеспечена. — Гастон сердито смотрел на нее сверху вниз. Сейчас его облик точно соответствовал прозвищу, заслуженному в боях, — Черный Лев. Выражение лица не смягчало даже то, что на его широких плечах сидел двухлетний сын Сорен. — Северные дороги — раздолье для разного сброда. Шестеро мужчин под моим флагом заставят любого негодяя дважды подумать, прежде чем напасть на тебя. Ты все еще под моей опекой, и я намерен защищать тебя, а равно и твою дочь, пока ты будешь в отъезде. Ну все, никаких пререканий я больше не потерплю! — Я и не собиралась пререкаться, — тихо ответила Авриль, отводя взгляд в сторону. Эти черные волосы и карие глаза… Гастон так похож на своего старшего брата, что порой ей больно смотреть на него. — Я собиралась лишь поблагодарить тебя за то, что ты так трогательно обо мне заботишься. Во внешнем дворе замка царила суета — слуги продолжали грузить поклажу в экипаж, который должен был везти ее на север, а также подарки новобрачным и друзьям, которых Авриль не видела уже несколько лет. Пока запрягали лошадей, ее задушевная подруга детства, леди Жозетт де ла Валентэн, болтала в стороне с женой Гастона — Селиной. Жозетт приехала из Бретани накануне, чтобы сопровождать Авриль. А после свадьбы их общей подруги Авриль предстояло сопроводить Жозетт домой, в Бретань. — Я все еще надеюсь, что ты изменишь свое решение, — сказал Гастон, немного смягчаясь. — Что касается меня, то я снова и снова заявляю: замок Жерара и все его имущество принадлежат тебе до конца твоих дней. Ты знаешь, что мы будем очень рады, если вы с Жизель поселитесь в нем. Ведь мой брат построил тот замок для тебя. — Да, это правда. И в каждой комнате все напоминает о нем. Я не могу всегда жить прошлым, Гастон. Я больше не могу там оставаться. — Она снова встретилась с ним взглядом. — Думала, ты обрадуешься, братец: ведь в конце концов я признала, что ты прав. Недавнее нападение фламандцев доказало справедливость твоих слов: замок расположен слишком близко к границе и представляет собой весьма лакомый кусочек для разбойников, если в нем нет мужчины — хозяина и защитника. А твои здешние владения все-таки расположены слишком далеко, чтобы ты мог вовремя прийти нам на помощь. — Я никогда не считал, что тебе следует уехать из этих мест и вернуться в свое родовое имение в Бретани. — Гастон опустил на землю сынишку-непоседу. Малыш быстро побежал к абрикосовым деревьям, под которыми Жизель играла с выводком черно-белых котят. — Мы с Селиной счастливы, что имеем возможность заботиться о тебе и Жизели. — И я бесконечно благодарна вам за вашу доброту, — со вздохом ответила Авриль, поправляя выбившуюся на ветру из-за уха прядь волос. — Однако замок и земли Жерара принадлежат тебе по праву наследования, Гастон, и пора мне вернуть их тебе… — Но ты можешь остаться здесь… — Нет, не могу. — Авриль кивнула в сторону шпиля, верхушка которого виднелась над стеной замка, и, стараясь, чтобы голос не дрожал, добавила: — Здесь все так напоминает о нем!.. Она бросилась бежать, но Гастон догнал ее и схватил за руку: — Но почему ты не считаешь возможным позволить кому-нибудь позаботиться о тебе? Авриль задумалась, перед тем как ответить, и в этот момент к ним подошли Жозетт и Селина. — Кажется, все готово, можем ехать. — Голубые глаза Жозетт сверкали от возбуждения, она отчаянно пыталась водворить на голову сорванный ветром капюшон дорожного плаща, сшитого из восхитительной — однако не слишком практичной — фиолетовой парчи и отделанного белым шелком. — Хотя, боюсь, эта непогода доставит нам больше неприятностей, чем любые лесные разбойники, которых мы можем встретить. — Отчаявшись справиться с капюшоном, она сдалась и позволила ветру беспорядочно трепать блестящую, словно соболиный мех, густую массу вьющихся волос. Авриль улыбнулась. Им с Жозетт обеим был присущ дух приключений, поэтому они и дружили с раннего детства, хотя Жозетт слыла более любезной и очаровательной, в то время как Авриль отличалась прямотой и своеволием. — Ты объяснила Жизели, как долго будешь отсутствовать? — На холодном утреннем ветру щеки Селины пылали почти так же, как огненно-рыжие локоны. Гастон обнял жену за плечи и поцеловал, уткнувшись носом в эту полыхающую копну. — Я пыталась, — Авриль бросила взгляд туда, где играли дети, — но не уверена, поняла ли она, что значит десять дней. Поэтому я испекла для нее десять пирожков с изюмом и велела съедать по одному каждый день. «Когда съешь последний, мама вернется», — сказала я. — Как мило ты это придумала! — Спасибо, Селина. Надеюсь, это поможет. Она очень любит бывать у вас и, вероятно, сочтет, что просто в очередной раз приехала в гости. Я думала о том, чтобы взять ее с собой, но… — Ты совершенно правильно решила, Авриль. Здесь ей будет хорошо: им с Сореном всегда так весело вместе. А мы о ней позаботимся. — Я знаю. — Авриль улыбнулась своей невестке. — Она вас обоих очень любит. Но даже с теми, кого любит, Жизель порой бывает довольно упряма. — Интересно, от кого она унаследовала эту черту характера? — сухо-иронично заметил Гастон. Еще раз обняв жену, он отпустил ее. — Если позволите, дамы, я сделаю последние наставления караулу, прежде чем ваш веселый караван двинется в путь. Наблюдая, как он идет к своим солдатам, Селина одной рукой взяла под локоть Авриль, другой — Жозетт: — А я, если не возражаете, хотела бы присесть. Я не хотела тревожить Гастона — а то он остаток дня будет виться надо мной, словно большая бабочка, — но что-то у меня сегодня все утро кружится голова. — О, Селина, прости! Мне следовало бы подумать об этом, назначая отъезд на столь ранний час. — Авриль увлекла невестку в тень абрикосовых деревьев, в глубине души снова ощущая укол зависти, впервые испытанный накануне вечером, когда Селина поделилась с ней радостной новостью: она ждет второго ребенка. — Как ты себя чувствуешь? Они уселись на траву в нескольких шагах от детей. — Гораздо лучше, в самом деле лучше, чем тогда, когда носила Сорена. В общем-то я чувствую себя превосходно. — Наблюдая за тем, как ее сын гоняется среди деревьев за своей кузиной, она выглядела совершенно счастливой. — Чуть подташнивает по утрам, но зато я могу под этим предлогом подольше поваляться в постели. Лежу, смотрю на новую колыбельку, которую мастерит Гастон, и испытываю блаженство… Встретившись взглядом с Авриль, Селина осеклась: — О, Авриль, прости меня! Я не хотела… — Нет-нет, все в порядке, — поспешила успокоить ее Авриль, удивляясь тому, как сильно она, оказывается, могла завидовать. — Просто иногда мне не хочется… — Она перевела взгляд на Жизель, на маленькое чудо, которое создали они с Жераром, чудо, излучающее любовь, веселье и своенравие. — Тебе не хочется, чтобы Жизель росла единственным ребенком в семье, как это случилось с тобой? — тихо закончила за нее Жозетт. Авриль кивнула и опустила глаза. Какое-то время был слышен лишь шум ветра в кронах деревьев. — Но это совсем не обязательно, — прошептала Селина. — Ты еще так молода. — Она склонилась к ней поближе и взяла за руку. — Ты однажды сказала мне, что, если бы встретила любовь, вцепилась бы в нее обеими руками и ни за что не выпустила бы. — Она посмотрела в ту сторону двора, где стоял ее муж, и в глазах ее засветилась нежность… — И это очень правильная мысль. — Я помню, — после недолгой паузы ответила Авриль. пожимая руку Селины. — Но я… я не могу себе представить, чтобы кто-то сумел занять место Жерара в моем сердце. Долгое время я думала, что буду счастлива уже тем, что останусь в нашем замке и сохраню там все, как было. Что я… смогу каким-то образом сохранить Жерара. Я всегда верила; что для каждой женщины существует только один мужчина… и Бог уже ниспослал мне моего. Недолгий, но восхитительный период времени у меня была любовь, какую не всем дано познать. Я не настолько алчна и эгоистична, чтобы ждать, что Он ниспошлет мне здесь, на земле, еще одну. — Я единственная незамужняя среди вас, — вступила в разговор Жозетт, — и не смею претендовать на то, что понимаю больше, но не думаю, что Бог настолько скуп на любовь. Свободной рукой Авриль благодарно погладила руку милой Жозетт и улыбнулась ей: — Вы обе так добры ко мне! Мне действительно очень повезло, что у меня есть такие подруги. В самом деле я счастлива. У меня есть все вы и Жизель, а вернувшись в Бретань, я снова окажусь среди двоюродных братьев, сестер и остальных родственников. Чего еще может желать женщина? Какой еще любви мне нужно? Я… Внезапно перед ее мысленным взором мелькнул образ незнакомца из последнего сна. Она никому не рассказывала о страстных видениях, которые тревожили ее по ночам, даже Селине и Жозетт. — Я… думаю, нам пора ехать, — завершила она неловко. — Посмотрите, как высоко уже взошло солнце. Гастон, похоже, закончил наставлять своих людей и направлялся к ним через двор. Дети побежали к нему навстречу, Жизель опередила маленького Сорена. Гастон подхватил ее на руки и подбросил высоко над головой, отчего она в восторге завизжала. — Ну-ка скажи, кто твой любимый дядя, малышка? — Он прижал ее к груди. Девчушка сомкнула пухлые ручонки у него на шее. — Дядюшка. Гастон! — закричала она. — А теперь Сорена! — потребовал ее черноволосый кузен, поднимая ручки над головой. Личико двухгодовалого малыша выражало откровенную обиду оттого, что такое внимание уделялось его кузине. — Надеюсь, это у него пройдет, — вздохнула Селина. — Сейчас он настоящий маленький тиран. — Интересно, от кого он унаследовал эту черту? — улыбнулась Авриль и встала, намереваясь избавить деверя от необходимости делать выбор между детьми. — А теперь Сорена! — повторил малыш, топая маленькой ножкой. Гастон наклонился и поднял его, а Авриль взяла на руки дочь. Жизель, хохоча, стала играть с локоном матери: — Мамочка, ты привезешь мне хорошенького волчика? — Да, любовь моя. — Авриль крепко прижала девочку к груди. — О, как я буду по тебе скучать! — А волчик? — переспросила Жизель, озадаченно глядя на мать. Авриль улыбнулась: — Это Жизель так называет волчок. — Она потерлась носом о носик дочурки. — Конечно, мама привезет тебе хорошенький волчок, Жизель. Ты помнишь, куда мама едет? — К подруге. — Правильно. Я еду навестить подругу, которая выходит замуж в большом городе возле моря. Помнишь? Жизель энергично кивнула. — А через десять дней — когда ты съешь последний пирожок с изюмом — я вернусь. И мы отправимся в наш новый дом в Бретани. — Где мамочка жила, когда была маленькой девочкой? — Правильно. Где мама жила, когда была маленькой девочкой. Но пока я буду в отъезде, ты можешь выполнить мою просьбу? Пообещай мне во всем, во всем слушаться тетю Селину и дядю Гастона. — Обещаю! — Жизель стала чмокать мать в щеки и нос. Наконец все направились к экипажу, но Авриль не знала еще, какую боль ей предстоит испытать через несколько мгновений, когда она будет целовать дочь в последний раз и передавать ее на руки Селине. — Я скоро вернусь, моя крошка. Я тебя люблю!.. — И я тебя люблю, мамочка. — Пока Гастон помогал Авриль и Жозетт взобраться в экипаж, девчушка, растопырив пальчики, махала ручкой. Хлестнув вожжами, кучер тронул лошадей. Заскрипели колеса, зацокали копыта, и карета, миновав ворота замка, выехала на подвесной мост, перекинутый через ров. Машущие руками и выкрикивающие пожелания доброго пути родственники остались позади. — Вот мы и отбыли, — прошептала Жозетт. — Ты кажется, встревожена? Тебя беспокоит, что нас сопровождает столько стражников, Жозетт? — Нет, я… Это, наверное, просто потому, что я неважно спала. Ты… — Она запнулась. — Ты заметила, какой странный туман был сегодня ночью вокруг замка? Авриль почувствовала легкое покалывание в затылке и отвела взгляд. Он упал на часовню в глубине леса, сиявшую в ореоле восходящего солнца. — Да. — Заметила? А остальные даже не поняли, о чем я говорю, когда утром им об этом рассказала. Я подумала, может, здесь, в Артуа, такое не редкость? Этот туман просочился сквозь ставни прямо в мою комнату и… — она закашлялась, — разбудил меня. Я потом так и не смогла больше уснуть. — Наверняка это просто причуды погоды. — Авриль снова повернулась к подруге. — Беспокоиться совершенно не о чем, Жозетт. Нам ничто не грозит. Мы же едем не в Барселону, не в Марсель или какое-нибудь другое дикое место. — Она ободряюще улыбнулась. — Мы едем в Антверпен. Глава 3 — Морван, — беззаботно сказала Авриль, подозвав командира стражи, сопровождавшей их с Жозетт в Антверпен, — думаю, пора отправить кого-нибудь со всем этим добром в замок барона Понтье. Не таскать же покупки за собой! — Да, миледи. — Темноволосый воин подошел и принял из рук Авриль миниатюрный Ноев ковчег, стараясь не уронить фигурок, лент, ожерелий из нежно-голубых бусинок и пушистого игрушечного ягненка, которыми и без того уже были заняты его руки. С мучительным вздохом он передал это последнее приобретение одному из своих людей. Авриль подавила улыбку, опасаясь, как бы их с Жозетт не разобрало от смеха при виде выражения его лица. Сегодня у шести закаленных в боях гвардейцев, которых Гастон отрядил сопровождать женщин в путешествии на север, были весьма необычные заботы. Караул прекрасно справился со своей задачей — доставить подопечных в Антверпен целыми и невредимыми. Они прибыли к месту назначения раньше всех других гостей. И когда Жозетт услышала, что в городе как раз проходит ярмарка, она уговорила Авриль побродить по ярмарочным рядам и полюбоваться товарами. Они шли по улицам, запруженным людьми, послеполуденный воздух оглашали голоса купцов, говоривших на французском и итальянском, арабском и русском, местном фламандском и еще полудюжине языков, даже названия которых были Авриль неизвестны. Дворцовые слуги отчаянно торговались с негоциантами из-за цен на посуду, лимоны, персидские шелка. Слуги чертыхались, отгоняя бродячих собак, вертевшихся под ногами. Богато одетые члены гильдий и капитаны кораблей толковали о дрессированных медведях, борцовских состязаниях, предсказателях судьбы и мелькавших повсюду карманных воришках. Жозетт приходилось почти кричать, чтобы быть услышанной в этом гаме. — Тебе полезно поразвлечься! — радостно воскликнула она, подхватив Авриль под локоть. — О да! Да, мне это полезно. — Авриль так же радостно улыбнулась подруге. Она уже и не помнила, когда проводила день вот так, беззаботно разглядывая головные уборы и душистое мыло, пробуя пироги с разными начинками, которые разносили коробейники, нюхая экзотические духи. Они с Жозетт решились даже испытать на себе мастерство цирюльника, орудовавшего раскаленными чугунными щипцами для завивки волос и втиравшего в волосы какие-то редкие благовония с пряными ароматами. Вдыхая их, Авриль невольно улыбалась. Взглянув на розовые полоски, прочертившие небо на горизонте, она даже пожалела о том, что примерно через час зайдет солнце. Когда они остановились возле очередного торговца, предлагавшего обувь, она услышала тяжелый вздох Морвана у себя за спиной и поняла, что тот не разделяет ее восторгов. Авриль улыбнулась и бросила взгляд через плечо. Она не могла удержаться от того, чтобы не поддразнить капитана гвардейцев, потому что, казалось, ему были доступны лишь два состояния: угрюмое или непреклонное. — Да, миледи? — устало спросил он, подергивая усами и с ужасом ожидая, какое еще унижение обрушится на его широкие мужские плечи. — Мы в вашем распоряжении. — Тогда, после того как отнесете все эти свертки в замок барона Понтье… может быть, вы со своими людьми отдохнете и повеселитесь на ярмарке? Вы достаточно помогли нам сегодня и заслужили награду. Ей удалось вызвать улыбку на его каменном лице: — Ребята будут очень благодарны вам, миледи. Авриль открыла бархатный мешочек, прикрепленный к поясу, и начала отсчитывать серебряные монеты: — Тогда дайте каждому по десять ливров, и желаю вам приятного вечера. Морван раздал деньги солдатам и велел одному из них неотступно сопровождать дам, пока те не захотят вернуться в замок. Когда пятеро стражников удалились, внимание Авриль привлек проходивший мимо торговец. — О, Жозетт, посмотри сюда! — Она указала на мужчину, который нес шест с перекладиной, унизанной маленькими деревянными игрушками, и на ходу дудел в дудочку. — Интересно, есть у него волчки? Я обещала Жизели привезти волчок. — Беги спроси у него, Авриль. — Ты не возражаешь, если я тебя на минутку оставлю? — Жозетт кивнула в сторону прилавка с блестящими шелковыми туфельками: — По-моему, я нашла себе занятие по меньшей мере на час, а то и на два. Иди же. — Мне сопровождать вас, миледи? — спросил стражник. — Нет, зачем? Оставайтесь с госпожой Жозетт, пока я не вернусь. — И, стараясь разглядеть, куда направился торговец игрушками, она углубилась в толпу. — Кел, если ты умудрился забыть, зачем сюда пришел, постарайся хотя бы не дать себя убить, — сказал Хок, выдергивая друга из-под копыт бешено мчавшегося навстречу коня. — Да, постараюсь, — рассеянно ответил Келдан. Рот у него был набит маринованными фазаньими яйцами — одиннадцатым или двенадцатым кушаньем, отведанным им за день. Хок уже и счет потерял. Проталкиваясь через толпу, заполонившую антверпенские улицы, Келдан с трудом тащил на себе три мешка, набитых подарками. Вертя головой направо и налево, удивленно таращился но сторонам широко открытыми карими глазами, стараясь рассмотреть сразу все: необычные для него уличные сценки, запахи н звуки. Он остановился, чтобы поглазеть на группу мужчин в развевающихся черных балахонах и странных прямоугольны шляпах: — Это кто такие? — Профессора здешнего университета. А эти, — предупредил Хок следующий вопрос Келдана, — христиане-пилигримы. Вон те, в домотканых коричневых рубищах с большим крестами на шее. Они идут от города к городу, заходят в храм и поклоняются могилам местных святых. — А кто такие святые? И что такое университет? — Это слишком долго объяснять. — Хок подтолкнул его вперед. — Кел, ты ведь должен… — Как ты думаешь, сколько это стоит? — спросил Келдан и через несколько шагов остановился возле продавца, торгующего экзотическими деревянными фигурками. Отправив в рот по следнее фазанье яйцо, он облизал пальцы. — Не важно, сколько это стоит. Если ты еще что-нибудь съешь или купишь, наш корабль потонет, не доплыв до дома. У тебя уже и так обуви, книг, фляг и всякой еды больше, чем ты можешь донести. А вот чего у тебя до сих пор нет, так это женщины. И если позволишь заметить, — сухо добавил Хок, — тебе будет трудно унести ее, поскольку у тебя заняты руки. — Я ничего не могу с собой поделать. Я ведь никогда не видел такого… такого… — Келдан замолчал, так как в этот момент заметил проносившихся мимо бродячих акробатов. — За два дня, проведенных здесь, ты видел лишь лучшее, что есть в этом городе, Кел. Большинство этих людей живут в мерзости, буквально на головах друг у друга. Борются друг с другом, чтобы выжить. Убивают друг друга из алчности. — Он не раз обращал внимание Келдана как на крестьян, так и на людей благородного происхождения, на безруких или безногих, с почерневшими зубами и сифилитическими язвами на коже. — Насилие и болезни — неотъемлемая часть здешней жизни, которой ты так восторгаешься. Келдан остановился и, неожиданно посерьезнев, посмотрел Хока. Толпа обтекала их шумной, плотной рекой. — А мы можем им помочь? Горестная улыбка искривила губы Хока. Келдан спросил так серьезно, словно ему первому из обитателей Асгарда пришла в голову такая мысль: — Нет, мой юный друг, не можем, — покачал головой Хок. Келдан был еще так наивен и мягкосердечен. — Не можем же мы всех их взять с собой. Только в этом городе — тысячи людей. И это лишь один город. А таких по свету разбросаны сотни. Келдан затряс головой, словно не мог даже представить себе кого неисчислимого количества людей. — Но… — И у нас сейчас более насущная задача, если помнишь. — Хок похлопал Келдана по плечу, снова подталкивая вперед. — До темноты все вы должны добыть себе женщин. Мы встречайся на корабле меньше чем через час. — Он указал на небо: солнце висело над самым горизонтом. — Все, кроме тебя, уже справились. Если не сделаешь выбор быстро, вернешься домой лишь с туфлями да книгами — вот пусть они и согревают тогда тебе постель. Келдан вздохнул, переводя взгляд с хорошенькой молочницы на блондинку — дочь серебряных дел мастера. — В том-то и проблема: выбрать нужно одну. Не представляю, как это другие так легко делают выбор. Если бы только можно было остаться здесь еще на денек. Или два. Или три. — Нет, мы здесь и так уже два дня. Сегодня вечером необходимо отчалить под покровом темноты, чтобы никто нами не увязался. Таков закон. — Но, Хок, разве ты сам не повторяешь постоянно, что некоторые наши законы следует изменить?! — с надеждой взмолился Келдан, обмениваясь улыбками с проходящей мимо девушкой-цыганкой. — Этот закон никому из нас изменить не дано, — горькой усмешкой ответил Хок. Находиться вне пределов острова можно было не больше шести дней. — Ладно, хватит! Выбирай, да поскорее. Как насчет крестьяночки, торгующей яблокам с которой ты разговаривал возле пристани? Кажется, ей ты уделил больше внимания, чем остальным. — Да, она очень аппетитная, но такая скучная, ни искорки жизни в глазах, и Хок отступил, пропуская выводок надутых гогочущих гусей. — Тогда почему не взять ту, что прислуживала нам днем в таверне? Ты глаз от нее отвести не мог, и она была достаточно мила. — На вид мила, — задумчиво сказал Келдан, — но ума — что у овцы. — Какие-то искры в глазах, обаяние, ум… — раздраженно вспылил Хок. — Какое все это имеет значение? В постели все женщины более или менее одинаковы. Выбери же одну! — Для меня это имеет значение, — обиженно возразил Келдан. — Я хочу женщину, которая волновала бы мое сердце, а не только чресла. Может быть, если бы я был больше похож на тебя, если бы меня не трогало ничто, кроме… — Он осекся, неловко закашлявшись. — Прости, Хок! Я не то имел в виду. — Да нет, ты прав, — хрипло ответил Хок и пожал плечами. — Мне жаль, но должен тебе сказать, что и ты в конце концов усвоишь этот урок. Когда станешь старше. Мы все к тому приходим, — добавил он, заворачивая за угол на прилегающую улицу. — Чем меньше мужчина чувствует, тем ему спокойнее и… безопаснее! От внезапного удара у Хока перехватило дыхание: кто-то, заворачивая за тот же угол, но с другой стороны, налетел прямо нa него. От этого столкновения Хок отскочил назад, а женщина — ибо этот стремительный вихрь развевающихся юбок и мягких округлостей оказался женщиной — села прямо в грязь. Хок наклонился, чтобы помочь ей встать, взволнованный каким-то странным, вызвавшим смятение чувством, словно земля накренилась у него под ногами. Женщина отвергла его протянутую руку и сама вскочила на ноги. Испытывая необъяснимое смущение, Хок поднял небольшой предмет, который она обронила. — Примите мои извинения, — пробормотала она, отряхивая грязь с юбки. — Это я виновата. Мне следовало бы смотреть, куда лечу, но я так долго искала продавца игрушек, что… — Оглянув на Хока, она тотчас забыла, что хотела сказать. У Хока тоже перехватило дыхание, и он не знал, является ли незнакомое ощущение, поднявшее бурю в его голове и теле, бедствием внезапного столкновения или дело в том, что перед ним стояла та самая привлекательная, хотя и ужасно растрепанная женщина, которую он видел в… В своих сокровенных снах. Вихрь шелковистых рыжеватых волос цвета имбиря и мускатного ореха почти скрывал безупречные черты лица, овалом напоминавшего форму сердца. И, хотя это казалось невероятным, от нее даже пахло этими пряностями — Хок явно ощущал запах имбиря. Щеки разрумянились от волнения, глаза напоминали блестящие живые изумруды. Глядя на нее, можно было подумать, что она только что была в постели с мужчиной. Его сердце замерло на миг, потом бешено заколотилось. Прямой взгляд, каким она смотрела ему в глаза, не подобал настоящей даме, однако платье из тонкого бархата ясно указывал на то, что перед ним именно благородная дама. Хок никак не мог прийти в себя, напротив, смятение усиливалось под ее пристальным взглядом. Казалось, даже воздух вокруг него — нет, между ними — накалился и засверкал, словно солнце вдруг вспыхнуло жарче в том месте, где они стояли так близко друг против друга. Наконец женщина протянула изящную тонкую руку и отвела взгляд. — Я… я хотела бы забрать это. — Голос точно соответствовал лицу и фигуре — бесконечно мягкий и женственный и то же время сильный. У Хока словно язык прилип к нёбу, он не мог вымолвить ни слова. Келдан — черт бы его побрал — хоть бы помог! Дама опустила руку. «Пряный» локон вновь упал на лицо, закрыв один глаз. — Sprechen Sie Deutsch? — спросила она по-немецки. — Paria Fitaliano? Spreekt u flamande?.. — Я действительно говорю на всех этих языках, милая девушка, — наконец произнес Хок на чистом французском, — но знаю также и ваш. Почему-то, услышав звук его голоса, Авриль онемела. Губы ее разомкнулись, и она протянула руку вправо, словно ища опоры. Хок поддержал ее, удивляясь собственной галантности, а еще больше — огненной волне, которая внезапно окатила его: то было чувство, сходное с желанием, только гораздо более сильное. Всепожирающее. Оно поразило его, как стрела, пущенная с небес. Женщина быстро отдернула руку, губы от изумления сложились буквой «О», словно и она услышала сигнал тревоги. Дама отступила на шаг, взгляд ее скользил по лицу Хока, его глазам, как будто она… узнавала его. . — Вы — один из гостей, приехавших на свадьбу в замок барона Понтье, мессир? — Свадьбу? — Только одно это слово и задержалось в голове Хока. — У меня такое чувство, что мы где-то встречались, — заикаясь, проговорила она. — Нет, это… — он старался унять бешеное биение сердца, — невозможно. Я бы… запомнил вас… — Я бы запомнила вас… Последнюю фразу они произнесли в один голос. Дама решительно тряхнула головой, словно отгоняя наваждение. — Глядя себе под ноги, она снова протянула ладонь: — Пожалуйста, я… я бы хотела забрать это. Поскольку Хок не шелохнулся, она чуть шевельнула другой рукой, покоившейся на бедре, возле пристегнутых к поясу пожен. Хок посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. Сумбур чувств, теснившихся в его груди, пронзило ошеломляюще неожиданное: неужели она действительно собирается угрожать ему ножом? Сама мысль о том, что это хрупкое создание не старше двадцати двух лет, едва достающее ему до подбородка, считает, что может угрожать мужчине его габаритов, показалась ему забавной… Отчаянная девчонка! Разжав пальцы, Хок взглянул на то, что держал в руке: маленькая игрушка. Ярко раскрашенный волчок. Его брови озадаченно поползли вверх, он протянул ей игрушку. Она схватила ее, на сей раз чуть коснувшись кончиками пальцев его ладони. — С-с-спасибо, — с явной неловкостью вымолвила она, отступая еще на шаг и пытаясь снова поймать его взгляд. — «Простите, что доставила вам беспокойство. — Пряча игрушку в мешочек, висевший у нее на поясе, она торопливо прошла мимо Хока и скрылась в толпе. Келдан, на протяжении всей этой сцены не проронивший ни слова, начал хихикать: — Полагаю, у нас на корабле найдется и для нее местечко, Хок. Уж для этой-то мы обязаны найти место… — Нет, — произнес Хок, к собственному удивлению, хриплым шепотом. — Нет, — повторил он тверже, — мне не нужно… Я не хочу… Проходя мимо, кто-то бросил мелкую монетку ему на ладонь. Только тут он сообразил, что так и стоит с протянутой рукой. Злясь на самого себя, он отшвырнул монету в сторону и сжал кулак. — Я уже говорил тебе: я здесь лишь для того, чтобы присматривать за тобой и за остальными… — Да, ты это действительно говорил. Но не каждый день встречаешь такую женщину. Искры в глазах, обаяние, ум… Думаю, стоит взглянуть на нее еще разок. Скорее, пока она не ушла? И прежде чем Хок успел собраться с мыслями, Келдан уже бежал в том направлении, куда удалилась зеленоглазая девушка. Изрыгая проклятия, Хок бросился за ним и догнал у самой базарной площади, в конце широкой аллеи, по обе стороны которой сплошь тянулись торговые павильоны. Толпа редела по мере того, как продавцы закрывали их до следующего утра, складывая товары и запирая ставни. Солнце начало гаснуть, уже из-за горизонта отбрасывая последние блики. Друг Хока стоял, неотрывно глядя на противоположную сторону площади с благоговейной улыбкой на устах. — Посмотри на нее, Хок. Ты только посмотри на нее! — Я уже видел ее достаточно близко. В доказательство могу показать синяки. Ты… — Нет, не на ту. На эту! Хок обернулся, чтобы посмотреть, что так потрясло его друга. Возле лавки стояла маленькая брюнетка. Разговаривая с хозяйкой и другими покупателями, она оживленно жестикулировала. Уличный шум не мог заглушить ее рассыпавшийся колокольчиками смех. — Голос — как музыка, фигурка — что твоя богиня, — тихо прошептал Келдан, словно боясь спугнуть видение. — А какой смех!.. И такое милое лицо. Она — прелесть! Само совершенство. — И ее хорошо защищают. Разве ты не заметил рядом с ней вооруженного стража? Попытаешься похитить эту девушку — схлопочешь в награду лишь нож в живот. Прищурившись, Келдан посмотрел на стража, как будто и впрямь раньше не заметил его, потом нахмурился и опустил на землю мешки с покупками. — Должен быть способ… Постой. Что это? — Он ткнул Хока локтем под ребра, так как увидел, что рядом с брюнеткой появилась давешняя зеленоглазая красавица. — Посмотри! Выходит, что твоя и моя — подруги. — Келдан снова улыбался. — Ну, ты и теперь не считаешь, что мы должны их умыкнуть? Это же знамение от самого Одина. — Он взглянул на темнеющее небо. — Мы просто обязаны взять обеих и… — Мне не нужна эта девушка. Ни эта, ни какая-либо другая. Ты разве не слышал, что я тебе сказал? Ты еще не видел, что меч делает с человеком, а я видел. Это слишком опасно, Кел. Забудь о ней. — Нет, ты велел мне выбрать — и я выбрал. Вот женщина. которую я хочу. Хок схватил его за плечо и попробовал повернуть к себе лицом: — Найдешь другую. — Нет, Хок… Клянусь молотом Тора!.. Тревога, вдруг зазвучавшая в его голосе, заставила Хока оглянуться, и он увидел знакомую медвежью фигуру, направляющуюся прямо к девушке, так понравившейся Келдану. — Торолф! — в сердцах выкрикнул Келдан. Жозетт почувствовала, как на нее упала тень, поглотив остатки дневного света. В этот момент она внимательно слушала Авриль, расстроенную происшествием, случившимся с ней на улице. Обернувшись в испуге, обе дамы увидели огромного, словно башня, мужчину с черными волосами, неожиданно появившегося у них за спиной. По простой одежде Жозетт приняла его за торговца. Но его глаза, самые непроглядно-черные, какие ей когда-либо приходилось видеть, вперились в нее так, что кровь застыла в жилах от страха. — Мессер? — нервно воскликнула она. попытавшись отступить в сторону, но уперлась в твердый деревянный прилавок. — Что вам угодно? — резко спросила Авриль. Охранявший их страж выступил вперед и грозно выкрикнул: — Прочь с дороги!.. Но незнакомец, отбросил его в сторону и сгреб Жозетт в охапку. Та закричала. От потрясения, от грубого прикосновения незнакомца, от того, как бесцеремонно он перекинул ее через плечо, у Жозетт перехватило дыхание. Ее обуяла паника. Она слышала, как Авриль зовет на помощь, видела, как страж выпрыгнул вперед, чтобы защитить ее, но незнакомец выхватил меч и одним ударом поразил его. Люди в толпе кричали от ужаса и старались спрятаться кто куда. Пронзительный вопль ужаса вырывался из горла Жозетт вcякий раз, когда мужчина угрожающе взмахивал мечом, отгоняя каждого, кто осмеливался приблизиться к нему. Отступая, он уносил Жозетт прочь. Мерзавец, напавший первым, что-то ревел на своем странном языке, явно озверев оттого, что добыча уплыла из рук. Потом, обернувшись к Авриль, с бешеным блеском в глазах поднял свой меч, с клинка которого стекали алые капли… Потрясенная и разъяренная, Авриль выхватила нож из ножен и, едва ли отдавая себе отчет в том, что делает, бросилась на помощь подруге. — Отпустите ее! — закричала она, кидаясь на черноволосого негодяя и увертываясь от удара, который тот норовил нанести ей в голову. И тут же, сделав выпад, ранила его в руку, которой он держал меч. Грубо выругавшись от боли и удивления, незнакомец выронил меч. Тот, звякнув, упал на землю. Чтобы защититься oт Авриль, негодяю пришлось отпустить Жозетт, он не переставая сердито бормотал что-то на неизвестном языке. — Беги, Жозетт! Беги! — Авриль отступала назад, стараясь по-прежнему приковывать к себе внимание громилы, но оставаться вне пределов его досягаемости. Нож она держала перед собой наготове. И тут вдруг появился еще один темноволосый мужчина — товарищ блондина, в которого она врезалась на бегу несколько минут назад. Сердце ее гулко бухнуло в груди: этот добрый самаритянин поможет им! Но именно в этот момент, воспользовавшись тем, что она отвлеклась, огромный незнакомец нанес ей кулаком удар в лицо. Боль пронзила челюсть, Авриль повело в сторону, и, неловко повернувшись, она упала на землю, выронив нож. В ушах у нее звенело, рот наполнился кровью… Скрючившись и оцепенев от боли, она лежала в дорожной грязи, не в силах поверить в то, что видела. «Добрый самаритянин» вовсе не бросился им на помощь. Он взвалил Жозетт себе на плечо! Онемев от ужаса, Авриль хотела отползти назад, но тело не слушалось ее. Перед глазами стоял туман. Звон в ушах стал таким громким, что заглушал все остальные звуки. Лишившись ножа, Авриль осталась беззащитной. Негодяй внес над ней меч, чтобы разрубить ее надвое. Она закрыла лаза. В мозгу и в сердце билось только одно слово: Жизель. Но прежде чем меч обрушился ей на голову, кто-то подхватил ее сзади и поставил на ноги. Сильная рука обвилась вокруг талии. Авриль почувствовала, что прижата спиной к твердой мужской груди. Спаситель дважды прокричал что-то на своем гортанном языке — интонация была явно угрожающей, он размахивал мечом, отгоняя нападавшего на нее негодяя. Потом новый удар в челюсть — и она провалилась в туман, сознание помутилось, тело обмякло. В полной тишине корабль покидал Антверпен, оставляя позади свершившееся там насилие. Даже топкая темная полоска берега теперь была почти невидна. Сильный ветер стремительно уносил путников в открытое море — все дальше от тех, кто пытался их остановить. Единственным раздававшимся над водой звуком был плеск волн, бьющихся о борта… И последние судорожные вздохи умирающего, лежавшего на палубе. — Могло быть и хуже, — прорычал Торолф, сидевший на передней скамье. — Хуже? — Хок полоснул его ледяным взором. — Хуже чем попытка затеять бунт? Хуже, чем то что за нами гналась до самого причала дюжина здоровых мужчин? Хуже, чем то, что один наш товарищ убит, а другой смертельно ранен? Торолф угрюмо замолчал. Хок перевел полный отчаяния взгляд на Бьорна — жизнь стремительно покидала того, и Xoк ничем не мог ему помочь. Утешал как мог, но понимал, что словами не облегчить страданий умирающего, равно как и горе юношей, участвовавших в набеге и стоявших теперь на носу корабля вокруг своих павших товарищей. Их лица были печальны они не могли поверить в то, что произошло. — Мы сможем вовремя вернуться на Асгард? — в отчаянии спросил Келдан, переводя взгляд с Бьорна на застывшее под покрывалом бездыханное тело. — Он поправится? — Нет, Кел, — тихо и безнадежно ответил Хок. Лицо Келдана окаменело. Закашлявшись, Бьорн открыл глаза и поймал взгляд Хока. — Она… она красивая, да? — Да, она очень красивая, — ответил Хок, догадавшись что юноша спрашивает о рыжеволосой англичанке, которую oн себе выбрал. Даже будучи ранен, Бьорн сумел, благополучно донести ее до корабля. — Из нее получится… отличная… жена. — Губы Бьорна сложились в благостную улыбку, и, устремив глаза к звездам, он испустил последний вздох. — Нет, — прошептал Келдан. — Нет, не может быть! Стиснув зубы, Хок мягким движением закрыл Бьорну глаза и натянул покрывало ему на лицо. — Что толку смотреть? — угрюмо сказал он, обращаясь к Келдану и остальным, продолжавшим стоять вокруг двух своих павших товарищей. — Они все равно не воскреснут. Смотрите лучше на своих женщин. Некоторое время ни один из них, казалось, не мог пошевелиться. Кто-то шепотом молился Тиру, богу войны. Кто-то изрыгал проклятия. Потом, один за другим, убитые горем, все тихо разбрелись — кто на корму, кто на правый, кто на левый борт — к невестам, доставшимся им такой дорогой ценой. Женщины, рыдавшие и проклинавшие похитителей, пока те несли их на корабль, успокоились сразу же, как только им на лица осторожно накинули платки, пропитанные соком солнечного корня. Теперь они будут спать в течение всего плавания: это была необходимая предосторожность — чтобы похищенные никогда не смогли определить местонахождение острова. Они пробудятся к новой жизни в новом мире. — Я начинаю понимать то, что ты говорил раньше, — сдавленно произнес Келдан, когда они с Хоком заняли привычное место у руля. — После того, что случилось, мне перестал нравиться внешний мир. Хок кивнул, ничего не ответив: спазм перехватил пересохшее горло. Он не хотел, чтобы Келу и остальным пришлось усваивать урок утрат и горя — урок, который сам он так хорошо усвоил. Келдан притих — куда девалась его прежняя веселость! Угрюмое выражение не могла прогнать с лица даже брюнетка, во сне покоившаяся в его расслабленных руках. Торолф, судя по всему, нисколько не раскаивался в содеянном. — Если бы вы двое не вмешались, ничего бы не произошло. Никто бы ничего не заметил… — Едва ли можно было не заметить, как ты рубанул мечом стражника посреди заполненной народом улицы! — резко возразил ему Хок. — Ты нарушил наш закон. — Я защищался. Это Келдан нарушил закон. Женщина должна была достаться мне. — Он неотрывно глядел на маленькую брюнетку. — Я первый ее заметил. Но раз у меня ее украли, я возьму женщину Бьорна… — После того, что ты сделал, ты не заслуживаешь ни одной из них. — Келдан, словно стараясь защитить, крепче прижал к себе девушку. — Это решит совет старейшин, — самодовольно парировал Торолф. — На твоем месте я бы не спешил оповещать совет о том, что ты натворил прошлой ночью, — предупредил его Хок. Торолф замолчал, потирая перевязанную рану на руке, из которой сочилась кровь, и окидывая неприязненным взглядом Хока, Келдана и… женщину, лежавшую в забытьи рядом с Хоком. Келдан сочувственно посмотрел на спящую девушку, клубочком свернувшуюся на расстеленном плаще Хока: — Как она? Хок взглянул на свою добычу и нежно провел рукой по ее рыжеватым волосам, прикрывавшим разбитую щеку. — Думаю, Торолф сломал ей челюсть, но она поправится. — Я рад, друг. Она именно то, что тебе надо. Не только красивая, но и отважная. Подумать только: имея лишь нож в руках, рискнула дать отпор мужчине, вдвое превосходившему ее по размерам. Хок поднял на Келдана глаза, полные муки: — За это я должен благодарить тебя. Мне не нужна была новая невеста. Особенно такая безумная валькирия, которая управляется с ножом не хуже мужчины. — Но нравится тебе это или нет — она твоя. Хок выругался себе под нос, приглядываясь к своей непрошеной добыче. После стычки в Антверпене у нее на щеке красовался черный развод, формой напоминавший огромную слезу. Хок смочил ладонь питьевой водой из фляги и стер грязь, оставив на щеке мокрый след. — Да, — согласился он наконец. Правоту Келдана отрицать было невозможно. В присутствии земляка он дважды произнес заветные слова, дважды прокричал их в пылу безумия, царившего на той злосчастной улице: «Я заявляю свое право на нее! Я беру ее!» Тогда это было единственным способом спасти ее от Торолфа. Но с того самого момента эта яростная зеленоглазая девушка стала принадлежать ему. Отныне и до конца своей жизни она будет его женщиной. Глава 4 Сквозь пробуждающееся сознание Авриль услышала тихое потрескивание дров в камине — приятный, привычный звук. успокаивающий. Она попыталась открыть глаза, но у нее не хватило сил. Все тело казалось тяжелым, оцепеневшим… Такое странное ощущение. Она чувствовала прикосновение гладких прохладных простыней к телу и мягкую пуховую подушку под щекой. Ноздри щекотал запах древесного дыма. С огромным усилием она лишь на мгновение приподняла веки. успев увидеть в нескольких шагах от себя каменный очаг и веселые всполохи пляшущего в нем огня. Сознание ее было таким же сонным и одурманенным, как и все тело. Она застонала и снова закрыла глаза. Где она? Вспомнить никак не удавалось. Однако странно, что Жизель до сих пор не растормошила и не заставила встать с постели свою мамочку… Ах да, ведь ее дорогой дочурки нет здесь! Девочка с Гастоном и Селиной. Авриль оставила ее у них, отправившись в… В Антверпен. Сердце громко бухнуло в груди. Глаза мгновенно открылись — воспоминания обрушились на нее: ярмарка, базарная площадь, верзила, который напал на них с Жозетт… Жозетт! Где Жозетт? Со сдавленным криком Авриль приподнялась, опершись на локоть. От этого усилия дрожь пробежала по телу, которое почти не слушалось ее. Моргая, Авриль огляделась. Она находилась в незнакомой комнате, не похожей ни на что виденное прежде. Свет от очага очерчивал круг возле постели, на которой она лежала, и позволял рассмотреть стены из блестящего темного дерева, квадратные балки высоко над головой, потолок, сделанный как будто из древесной коры. Столбики по четырем углам кровати венчали резные фигурки, напоминавшие голову дракона с мерцающими в отблесках пламени глазами из драгоценных камней. С бешено бьющимся сердцем Авриль вгляделась в темноту за изножьсм кровати. — Здесь… здесь кто-нибудь есть? — Ее голос походил на треск сухого дерева: горло казалось обожженным. — Где я? Ответом ей было лишь эхо собственного голоса, и по тому, как оно отражалось от стен. можно было догадаться, что размети комната была с большой удлиненный зал. Дальнего конца ее она даже не могла различить. Откинув одеяло, Авриль с трудом спустила ноги па пол и встала. Страх и гнев, которые колотящееся сердце гнало вместе с кровью по жилам, придали ей сил. Что же случилось? Кто се сюда привез? И почему ее оставили одну? Она сделала несколько неуверенных шагов, ощущая под ногами холодный каменный пол. — Есть здесь кто-нибудь? — повторила она. стараясь, чтобы голос звучал храбро, даже вызывающе и чтобы никто не мог догадаться, какой безумный страх обуял ее. Ответа по-прежнему не было. Силясь унять дрожь в руках, она потерла глаза и попыталась заставить себя думать. Вспомнила, как па них напал негодяй, который сначала захватил Жозетт. Вспомнила, что ранила его. А потом он сбил се с ног. Все остальное тонуло в тумане. Пронзительная боль. Какие-то крики на незнакомом языке. Потом мрак. Притронувшись к щеке и поняв, что челюсть больше не болит. Авриль тем не менее вовсе не испытала облегчения. Сколько же она проспала? Возможно, кто-то любезно отнес ее в безопасное место и позаботился о ней? Однако надежда тут же испарилась, как только она увидела на полу одежду, в которую она была одета в тот вечер. Кем бы ни был тот, кто принес ее сюда, он раздел ее и облачил в блестящую белую шелковую рубашку, имея при этом возможность и видеть каждый изгиб ее тела. Вырез рубашки оказался нескромно глубоким, низко обнажавшим грудь, а подол, хотя и доставал до самых щиколоток, имел разрезы по бокам, столь длинные, что при каждом шаге открывались бедра. На мгновение Авриль застыла — у нее свело живот. Сомневаться не приходилось: тот, кто принес ее сюда, имел отнюдь не рыцарские намерения. Бормоча проклятия, она в страхе бросилась к стене в поисках канделябра или факела — чего-нибудь, чем можно посветить себе, чтобы найти дверь. Ничего похожего нигде не оказалось, но, проклиная все на свете, она продолжала на ощупь вдоль стены углубляться в темную часть комнаты — в надежде отыскать выход. Под подушечками пальцев проступали витиеватый орнамент, вырезанный в стенных панелях, и странные предметы, развешанные на стене, — каменные фигурки, прохладные кусочки слоновой кости, огромный металлический шлем с зазубринами. И еще лохматая голова какого-то животного с рогом. Вскрикнув от испуга, она отскочила на шаг назад и, тяжело дыша, отвернулась от стены — мало ли на что еще могли наткнуться её пальцы? Авриль начала овладевать паника. Боже праведный, должен же здесь быть какой-нибудь выход! Теперь она стояла в нескольких ярдах от освещенного очагом круга, но глаза уже привыкли к темноте, и та не казалась больше непроглядной. Авриль различила на противоположной стене, почти у пола, несколько плоских, вытянутых в длину сдвоенных деревянных прямоугольников. Ее замутненному сознанию понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, что это. Ставни. Окна! Она бросилась к ближайшему из них и начала шарить в темноте в поисках запора. Нашла! Рванула ставень, распахнув его настежь. В лицо ей пахнул и зашевелил волосы теплый соленый ветерок. Она увидела ярко светящуюся полную луну, далекие звезды и услышала шум прибоя. Когда глаза снова привыкли к свету, ее взору далеко внизу открылся океан в густой пелене тумана, серебрившегося в лунном мерцании. Получалось, что башня, где она находилась, стояла на утесе, возвышавшемся над морем. Быть может, она где-то неподалеку от Антверпена! Но в следующий момент Авриль осознала, что в поле зрения нет ни одного торгового судна. И не слышно обычного для пристани гомона. Не видно торговцев, спешащих в город на ярмарку. Берег был совершенно пустынным. И ветерок, ласкавший ей лицо, наводил скорее на мысль о дневной жаре в разгар лета, чем о первых осенних заморозках. Почувствовав внезапный приступ головокружения. Авриль вцепилась пальцами в нижний край оконного проема. Очень ли далеко ее увезли? Она вспомнила, что Жерар рассказывал ей о дальних краях на востоке и на юге, где царит вечное лето. Взглянув на небо, Авриль поняла, что и расположение звезд здесь не совсем такое, какое было знакомо им с Жизель, любившим рассматривать созвездия, по-своему называть их и придумывать фантастические истории о звездах. Ради всех святых, где же она?! Авриль перевела взгляд вниз и попыталась понять, нельзя ли спастись, выпрыгнув из окна, но не увидела ничего, кроме узкой полоски травы под окном. Земля резко уходила вниз под очень, острым углом, и склон был таким длинным, что берег лишь слабо различался вдали — тонкое кружево пены обрамляло волны, бившиеся об острые скалы. Вдруг ей показалось, что неподалеку от берега на один короткий миг что-то блеснуло. Огонь? Корабельный фонарь? — На помощь! — закричала она в отчаянии, как можно дальше перегибаясь через край окна. — Кто-нибудь, помогите! Меня похитили! Пожалуйста, помогите мне! Она снова и снова выкрикивала свою мольбу о помощи на фламандском, немецком и еще полудюжине языков. Но огонек исчез, как будто море поглотило его, а ритмичный шум прибоя скрадывал голос Авриль. Никто не откликнулся. Она была здесь совершенно одна. Одна в заточении. Страх холодной змейкой пополз у нее по спине. Она отпрянула от окна. Должен быть какой-нибудь выход! Она обязана вырваться отсюда. Вернуться домой, к своему ребенку. И помочь Жозетт, если та где-то поблизости. И если Жозетт еще жива. Стараясь отогнать эту страшную мысль, Авриль медленно прошла на середину комнаты. Теперь, когда лунный свет падал через открытое окно, она видела лучше. Ее внимание привлек блеск стали на стене. Вместе с охотничьими трофеями, странными скульптурами и предметами какой-то древней культуры хозяин или хозяева жилища выставили напоказ множество оружия. «Как глупо было с их стороны оставить все это в пределах моей досягаемости», — с мрачным удовлетворением подумала Авриль. Подойдя поближе, она выбрала обоюдоострый клинок, достаточно длинный, чтобы им можно было пользоваться как мечом, и в то же время достаточно легкий, чтобы при необходимости метнуть. Когда ее похитители вернутся, их будут ждать гораздо большие неприятности, чем они рассчитывают. Вооружившись, Авриль готова была продолжить поиски выхода, но в этот момент ее насторожил звук, донесшийся из дальнего угла комнаты, — кто-то поворачивал ключ в замке. С бешено бьющимся сердцем она отступила на несколько шагов от очага и открытого окна, чтобы спрятаться в тени. Напряженно вглядываясь в темноту, занесла меч над головой. Скрипнула открывающаяся дверь — судя по звуку, массивная, двустворчатая. В следующее мгновение она закрылась, и лязгнул железный засов. Кто-то сделал шаг, еще один. Потом все стихло. Теперь Авриль слышала лишь стук собственного сердца. — Миледи? — секунду спустя тихо окликнул ее по-французски мужчина. — Вам незачем прятаться от меня. Я не собираюсь причинять вам вреда. Авриль не ответила, она беззвучно кралась вдоль стены. Теперь, когда стало известно, где находится дверь… Если бы удалось тихо, на цыпочках обойти его… — Вы не сможете прятаться до бесконечности. — Мужчина сделал еще несколько шагов в глубину комнаты, в голосе зазвучало нетерпение: — И отсюда некуда бежать. Ха! — подумала Авриль, двигаясь быстрее. Это он так думает. Только бы добраться до двери, тогда он узнает, почему она еще девочкой выигрывала все соревнования по бегу… Но, сделав еще шаг, она налетела на маленький столик и вместе со всем, что на нем стояло, рухнула на пол, вскрикнув от боли, так как ушибла бедро о каменный пол и порезала руку. Вдребезги разлетевшиеся чаши, блюда и кубки усеяли пол осколками. Бормоча что-то — судя по интонации, проклятия, — похититель наклонился над ней: в темноте угадывалась его массивная фигура. — Не приближайтесь! — закричала Авриль, снова хватая меч, который выронила при падении. — Я вооружена. И умею обращаться с оружием. Угроза подействовала, во всяком случае на какое-то мгновение, — Меч поможет вам не больше, чем то, что вы сорвали голос, взывая в окно о помощи. — Похоже он был скорее раздражен, чем озабочен своей безопасностью. — Вы не можете причинить мне вреда, миледи. Какая самонадеянность! Тряхнув головой и стараясь не наступить на битое стекло, Авриль поднялась на ноги. — Попробуйте сделать шаг — и убедитесь, насколько вы не правы. — Она попыталась определить расстояние до двери и сделала осторожный шажок. К ее великому удивлению, мужчина двинулся в противоположную сторону — к окну. — Я не сомневаюсь в вашем искусстве владения оружием: видел, как вы продемонстрировали его там, на базарной площади, — сухо заметил он и вступил в полосу лунного света, лившегося через открытое окно. Изумленно уставившись на него, Авриль судорожно вздохнула и воскликнула: — Вы! Вы тот самый торговец, который налетел на меня там, на углу! Сердце подскочило у нее чуть ли не к горлу. Она не могла ошибиться: это был тот самый рослый, мощный негодяй, с которым она столкнулась на улице. То же резкое, обветренное лицо, бронзовая от загара кожа и солнечного цвета волосы, достойно выдерживавшие сравнение с мерцающим лунным сиянием. — Если мне не изменяет память, — заметил он, приподнимая уголок рта в насмешливой улыбке, — это вы на меня налетели. У Авриль снова, как тогда в Антверпене, слегка закружилась голова — может быть, оттого, что мужчина неким необъяснимым образом опять показался ей знакомым. Что-то напоминал ей этот глубокий, спокойный голос. Этот взгляд. У него были светло-голубые, словно прозрачное холодное озеро, отражающее летнее солнце, глаза. Под их неотступным пристальным взглядом она снова ощутила нервозность, как и тогда, при первой встрече. Авриль захлестнул ослепляющий жар, будто солнце свалилось с неба и наполнило собой каждую клеточку ее существа. Это ощущение возникло так внезапно и властно, что она на какой-то миг лишилась дара речи, способности дышать и понимать что бы то ни было. Силясь определить природу этого чувства, она подсознательно понимала, что и он захвачен им. Это еще больше озадачивало и тревожило ее. Потрясенная, Авриль с трудом оторвалась от его взгляда и только тут осознала, что теперь он одет вовсе не в домотканую тунику и плащ обычного торговца. На нем были плотно облегающие коричневые штаны и кожаные сапоги. На руке чуть выше локтя красовался широкий золотой браслет. С пояса свешивались меч в дорогих ножнах и кинжал. Плечи, грудь и мощные руки оставались неприкрытыми. Все от горделивой осанки до кончиков пальцев — свидетельствовало о том, что человек этот тверд и непреклонен, как скалы, рассекавшие волны там, внизу. Он отошел от окна, и спустя мгновение центральная часть комнаты озарилась светом: с помощью кремня он высек огонь и зажег свечи в железных канделябрах. Золотистые блики заиграли на каждом мускуле его мощной спины и рук, оттеняя их мужественные очертания. — Опустите оружие, — сказал он, не глядя на Авриль. Авриль задрожала. Это было не предложение — команда. Говорил он так же, как двигался, — повелительно, словно ему принадлежало не только само это место, но и все, кто в нем находился. Авриль почувствовала, как страх снова охватывает ее. Но она не сдавалась — лишь крепче сжала рукоять меча, не обращая внимания на боль в порезанной ладони. Двигаясь со свечой в руке, чтобы зажечь второй канделябру он подошел еще ближе. Авриль защищала свою территорию, которая, как она с удивлением обнаружила теперь, при свете, отнюдь не была спальней. У очага виднелись горшки для приготовления пищи, медная посуда и котел. В одном углу стоял обеденный стол. Возле бочки с дождевой водой — полки, на которых сложено чистое белье и мыло. Это странное жилище напоминало длинный дом, состоящий из одной комнаты. Закончив зажигать свечи, похититель повернулся к Авриль и открыл было рот — видимо, чтобы отдать еще какое-нибудь приказание, — но взгляд его упал на открытую шелковую рубашку и заскользил по угадывающемуся под ней телу, по каждому дюйму неприкрытой кожи. В отсвете пламени очага его светло-голубые глаза потемнели. Авриль судорожно втянула ртом воздух, женским чутьем угадав направление его мыслей. Инстинкт подсказывал что нужно бежать, но она не могла двинуться с места. И не понять, отчего легкая дрожь пробежала по бедрам и охватила все тело. — Я оставил для вас одежду. — Голос его стал еще глубже мускулы вокруг рта напряглись. — Разве вы не видели ее? — Он кивком головы показал на сундук рядом с кроватью, на котором лежала черная бархатная туника. — Меня… меня больше интересовал выход. — Стараясь, чтобы голос не дрожал, Авриль смотрела на дверь в дальнем конце комнаты и размышляла, хватит ли ей смелости попробовать пробежать мимо него. — Где я? — спросила она, решив, что храбрость — единственное, что у нее в настоящий момент осталось. — Кто вы, черт возьми, такой и что вы… — Положите меч, — сдержанно повторил он, — тогда и обсудим… — он поискал подходящее слово, — ситуацию спокойно. — Спокойно? — вспылила она. — На меня напали разбойники, похитили, увезли Бог знает куда, заперли в комнате, а теперь… — Миледи!.. — В голосе мужчины послышалась тихая угроза: видимо, терпению его приходил конец. Без дальнейших рассуждений он подошел ближе. Она отступила лишь на шаг. Потом еще на три. По мере его приближения Авриль все тверже убеждалась, что осторожность сейчас, пожалуй, уместнее, чем безумная отвага, ринулась к кровати, схватила черную бархатную тунику, прикрылась ею и швырнула меч на скомканные простыни. — Ну вот? Теперь вы довольны? — Она продолжала маневрировать, пока широкая кровать не оказалась между ними. Меч по-прежнему оставался в пределах досягаемости, если бы она захотела им воспользоваться. Но ее похититель, похоже, пока удовлетворился и больше не делал попыток приблизиться. Вытянув руку, он ухватился пальцем за один из драконоголовых столбиков кровати. — Если бы я хотел причинить вам вред, — раздраженно заявил он, отчеканивая каждое слово, будто разговаривал со слабоумным ребенком, — если бы намеревался убить вас или сделать еще что-либо ужасное, — он снова окинул взглядом все ее тело, — у меня была для этого масса возможностей. Так что здравый смысл должен подсказать вам, что мне можно доверять Доверять ему? Доверять ему! Авриль презрительно фыркнула в ответ на его заявление и быстро через голову натянула тунику. Она явно была с его плеча — рукава неимоверно длинные, подол доставал до самых щиколоток. Однако в ней Авриль по крайней мере не чувствовала себя такой раздетой, какой была в этом смехотворном шелковом лоскуте. — Где я? — теперь уже спокойнее повторила она свой вопрос, стараясь больше не провоцировать хозяина. — Далеко ли от Антверпена мы находимся? Сколько я проспала? — Вы проспали… — он запнулся, тщательно подбирая слова, — …недолго. Я принес вас сюда сегодня рано утром. Тогда мне удалось найти лишь эту тунику. Теперь я принес кое-что еще, а также некоторые предметы дамского туалета, которые могут вам понадобиться. — Он указал на два мешка, оставленные в дальнем конце комнаты. — Что касается того, где вы находитесь, то вы на острове Асгард. И я… — он снова сделал паузу и устало вздохнул, — я приветствую вас на нем. Несмотря на слова приветствия, его поведение едва ли можно назвать гостеприимным. То, что он говорил, не имело значения. Этот человек похитил ее, хотя, похоже, она была ему здесь вовсе не нужна. Более того, глядя, как он сжимал пальцами кроватный столбик можно было с определенностью сказать, что ему в данный момент очень хотелось что-нибудь сломать. Или придушить кого-нибудь. — Остров Асгард? — эхом отозвалась Авриль, перебирая в памяти все известные ей места, о которых она читала или о которых, бывало, рассказывал Жерар, описывая свои странствия. — Никогда не слышала о таком. Прозрачно-голубые глаза снова встретились с ней взглядом. — Я знаю. По какой-то причине этот простой ответ прозвучал зловеще. — Кто вы? — прошептала Авриль. — И что вы от меня хотите? — Меня зовут Хок Вэлбренд. — Он вежливо склонил голову. — И вы мне совсем не нужны. Прежде чем она успела попросить его объяснить столь обескураживающий ответ, он продолжил: — Единственным моим намерением там, на базарной площади, было удержать Торолфа…» — Кого? — Того человека, который вас чуть не убил. Торолфа. Вы разозлили его, а он такого не прощает. Если бы я не вступился, он бы вас растерзал. Вступились? — Она прицепилась к этому слову, в сердце зародилась надежда. — Раз вашим единственным намерением было спасти меня, значит ли это, что вы меня теперь отпустите? Он отошел от кровати, повернулся к ней спиной, уставившись на очаг, и с сожалением ответил: — Нет. Я не могу этого сделать. Его ответ еще больше озадачил Авриль. — Я не… Значит, вы хотите получить выкуп? — предположила она. Брать заложников и требовать за них выкуп было в порядке вещей среди определенного круга лиц. Таким образом, наживаясь за счет благородных семейств, они добивались богатства или власти. Мужчина невесело рассмеялся: — Неужели вам кажется, что я недостаточно богат, миледи? Она быстро окинула взглядом комнату. Теперь, в колышущемся пламени свечей, она была хорошо видна. Комната не просто напоминала размерами огромный зал — она была уставлена изящными вещицами, дорогими старинными предметами роскоши, всевозможной мебелью, повсюду лежали и висели ковры, Стоявший поблизости сундук с откинутой крышкой был набит серебряными и золотыми монетами разного достоинства, в том числе и явно древними. Авриль почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Совершенно очевидно, что ее похититель не нуждался в приумножении богатства. — Тогда зачем же вы меня похитили? — Потому что, раз я заявил на вас свои права, у меня не оставалось иного выбора, — с горечью бросил он. — У нас обоих больше нет выбора, миледи. Авриль тряхнула головой, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. — Все, что вы говорите, не имеет никакого смысла! Чего вы от меня хотите? Что с моей подругой… — Ваша подруга цела и невредима, — заверил он. — Ни вам ни ей не причиняли и впредь не собираются причинить никакого вреда. Даю слово. — Чего стоит честное слово негодяя и разбойника, который похищает беззащитных женщин? — Вас едва ли можно назвать беззащитной, — сухо заметил он и, обернувшись, еще раз взглянул на нее. — И хоть вы вольны считать меня разбойником, отныне я связан словом чести защищать вас и заботиться о вас. Я понимаю, что вам трудно смириться с этим, миледи. — Он провел пальцами по своим растрепавшимся светлым волосам, вид у него был растерянный. — Когда-нибудь вы все поймете. Но теперь нет времени для дальнейших объяснений. Все равно уже поздно… — Что — поздно? — Все. Сегодня вечером состоится собрание нашего совета старейшин. Вам нужно присутствовать на нем. — Он снова указал на мешки, которые принес с собой. — Переоденьтесь и пойдемте. Авриль изумленно смотрела на него широко открытыми глазами. Вот так просто? Неужели он думает, что она вот так просто ему покорится? — Послушайте, вы… вы… великовозрастный олух, я не знаю, кто вы, но… Я сообщил вам свое имя, — нахмурился Хок. — И полагаю имею право узнать ваше. — Леди Авриль де Варенн, — высокомерно представилась Авриль. — Из семьи герцога Гастона де Варенна из Артуа. — Она сделала ударение на слове герцог. — Быть может, вы слышали о нем. И быть может, теперь понимаете, какую совершили ошибку. Варенны пользуются расположением самого короля Филиппа. Они будут меня искать… — Они вас не найдут. От спокойной уверенности, с какой он это произнес, у Авриль перехватило дыхание. Она задрожала, все смешалось у нее в голове — казалось, это кошмарный сон, от которого ей никак не очнуться. — А теперь, миледи, мы должны идти навстречу неизбежному. Можете оставить оружие. — Похититель показал рукой на меч, валявшийся посреди постели, и уголок его рта снова приподнялся в невеселой усмешке. — Оно вам не понадобится. Авриль стояла как вкопанная и часто моргала. Она не знала, что делать с этим таинственным, сильным мужчиной, сводящим ее с ума. Пока он не сделал ни малейшей попытки причинить ей вред или оскорбить, это правда. А его заявление о том, что отныне он связан словом чести защищать ее и заботиться о ней, прозвучало почти по-рыцарски. В устах разбойника. И все же она не решалась верить ни единому его слову. Опустив глаза, Авриль медленно двинулась вокруг кровати, стараясь выглядеть смирившейся и покорной. Затаив дыхание она прошла мимо него и, соблюдая дистанцию, направилась к мешкам у противоположного конца комнаты. Но, оказавшись в нескольких шагах от выхода, рванулась вперед, распахнула дверь и очертя голову бросилась бежать прямо в ночь. Испуганный крик вырвался у нее, когда она услышала, что он, чертыхаясь на каждом шагу, бежит за ней. Подхватив подол шелковой рубашки и туники, она, не останавливаясь, мчалась в темноту. Но как бы быстро она ни бегала, убежать не смогла. Всего через несколько ярдов он схватил ее за руку, повернул и крепко прижал к себе. Авриль в панике беспорядочно размахивала кулаками. — Отпустите меня! — визжала она. — Отпустите… Он сжимал ее все крепче, пока у нее не осталось возможности даже пошевелиться. — Бежать здесь некуда, миледи, — угрожающе сказал он, схватив ее за волосы и запрокидывая голову так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. — Разве вы не поняли? Вы на острове. Попытаетесь снова — сорветесь в темноте со скалы и разобьетесь насмерть! Не в силах сопротивляться, Авриль каждой клеточкой своего существа ощущала, как его упругое тело прижимается к ней, как сильны его руки, сомкнувшиеся у нее на талии, чувствовала, как распластались груди, прижатые к его мощному торсу. Загнанная в западню, от беспомощности и страха она плюнула ему в лицо. Он ослабил хватку, но одной рукой, словно обручем, продолжал держать ее за талию. — Слушайте меня внимательно, миледи! — рявкнул он, утирая плевок тыльной стороной ладони. — Кем бы и чем бы вы были прежде, теперь это не имеет никакого значения. — В лунном свете его глаза блестели неестественно ярко. — А теперь пойдемте обратно, и вы оденетесь. Мы уже опаздываем. члены совета старейшин ждут нас. Глава 5 Три урока, касающихся грозного негодяя, назвавшегося Хоком Вэлбрендом, Авриль успела усвоить: на все ее вопросы он отвечал загадками; не терпел ни малейшего неповиновения и, наконец, был именно настолько могуществен и непреклонен, насколько — казался таковым. Бежать от него к скалам было глупо. Еще глупее — вырываться, когда он вел ее обратно в дом переодеваться. У него под глазом виднелись свежие царапины — знак почести, оказанной ее ногтями. У нее руки были связаны спереди — знак почести, оказанной его физическим превосходством. Теперь на ней было простое льняное платье бледно-лилового цвета с пурпурной вышивкой на груди и подоле. — Миледи, я дал слово, что вам не причинят здесь никакого вреда. Если вы сами не станете создавать неприятностей, для нас обоих эта злополучная ситуация окажется много легче. Авриль ничего не ответила. Она дышала часто и неглубоко, и с каждым вдохом в нее проникал, будоража все чувства, крепкий мужской запах ее похитителя. Никакие благие заверения нисколько не умерили ее страха — тем более теперь, когда oн вез ее куда-то в темноту верхом на быстром гнедом жеребце крепко обхватив загорелой рукой талию. Они скакали в лунном свете по тропинке, ведущей от его дома вниз по крутому склону. Она больше не совершала ошибки, пытаясь спорить и сопротивляться. Приведя ее домой, он повернулся к ней спиной и дал ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы сосчитать до двадцати. За этот короткий срок она должна была одеться в одно из платьев, которые он ей принес. Этот приказ она выполнила быстро, бормоча себе под нос самые нелестные выражения в его адрес и отказавшись от его помощи, чтобы зашнуровать платье на спине. Об этом она теперь сожалела… так как голой спиной чувствовала прикосновение его обнаженной груди, гладкой и теплой. Он прижимал ее так крепко, что она опасалась, как бы незатянутые шнурки не впечатались намертво ей в спину под этим тяжелым прессом мускулов. Было очевидно, что он больше не намерен не только отпускать ее от себя ни па шаг, по даже выпускать из виду. Подавляя дрожь, Авриль заставила себя не обращать внимания на чувство неловкости и на неприятный жар. отчетливо ощутимый там, где их тела соприкасались, и становившийся с каждой минутой все сильнее. Быть может, это странное ощущение возникло из-за влажности, свойственной островному климату, и насыщенного парами соли воздуха? Вероятно, лишь душная погода виной тому, что у нее слегка кружилась голова и кожу покрывала испарина, от которой платье липло к телу. Или дело в том, что похититель так тесно прижимает ее к себе, что каждый изгиб ее тела «укладывается» в изгибы его фигуры? Она с негодованием отвергла последнюю мысль. От волнения у нее все свело внутри. Она сосредоточила внимание на окружающей местности, вспоминая то, что он сказал ей чуть раньше: кем бы и чем бы вы ни были прежде, теперь это не имеет никакого значения. Самонадеянный болван! Будь он проклят со своими угрозами! Каковы бы ни были намерения Вэлбренда она не собирается оставаться здесь так долго, чтобы он успел привести их в исполнение. Гастон со своими людьми скоро найдет ее; или она сама отыщет способ убежать. Способ вернуться домой, к своей малышке Жизели. Вглядываясь в темноту, она едва различала дорогу, по которой они ехали, но и похититель, и его боевой конь, похоже, знали ее так хорошо, что могли бы скакать с закрытыми глазами. Они долго неслись галопом вдоль утесов, нависавших над морем на головокружительной высоте, пока тропа не стала шире, перейдя наконец в дорогу, ведущую в глубь острова. Вдали на севере, на берегу океана, Авриль заметила мерцающие огоньки. Город, подумала она, и искорка надежды затеплилась в ней. Если удастся сбежать от Вэлбренда, вероятно, там она сможет найти помощь. Однако вскоре надежда угасла, так как на развилке они свернули в сторону, берег остался далеко за спиной. Теперь они неслись по направлению к горам, возвышавшимся впереди на горизонте подобно безмолвным темным фигурам гигантских стражников. Чуть позже, когда они въехали в лес, Вэлбренд перевел коня на легкий галоп. Здесь воздух был прохладнее и благоухал густым хвойным ароматом. Кусты, усыпанные спелыми ягодами, протягивали ветви через дорогу; лопающиеся под конскими копытами плоды испускали острый пикантный запах. Авриль слышала уханье филинов и шорохи в кустах, где, видимо, шныряли какие-то зверьки. Она старалась думать только о побеге и о доме. О милом, улыбчивом личике Жизели. О том, чтобы найти Жозетт целой и невредимой. Но оттого, что густые ветви вечнозеленых деревьев почти полностью скрадывали лунный свет, страх снова навалился на. нее, схватил за горло, не давая свободно дышать. — К-к-уда мы едем? — выдавила она. — В альтинг-веллир, — коротко ответил он. — Место, где заседает наш совет старейшин — альтинг. Вскоре лес стал редеть, и впереди показался открытый луг, ротором их ожидала большая группа мужчин — по крайней мере человек двадцать собрались у подножия выступающих посреди луга скал, таких высоких, что вершины их терялись во тьме. По склону одной скалы — казалось, прямо с небес — сверкающим каскадом низвергался водопад, образующий у подножия чистое озеро, над которым клубился серебрящийся в лунном сиянии туман. При виде загорелых воинов, на большинстве из которых, как и на Вэлбренде, были лишь облегающие штаны, у Авриль от потрясения и страха пересохло в горле — целое море загорелых мускулов. В стороне от них, у основания скальной стены, стояла цепочка мужчин, каждый из которых держал при себе истерично рыдающую женщину. До этой минуты Авриль не догадывалась, что на острове были и другие похитители. — Ради всего святого, что это? — Ледяной ужас охватил ее, она попыталась освободиться от стальной хватки похитителя. — Что вы собираетесь… — Не бойтесь, — низким голосом сказал Вэлбренд. — никто не причинит вам вреда. Он, несомненно, полагал, что эти слова должны ее успокоить. Но низкий рокот его голоса передался ей через прижатую к его широкой груди спину и усугубил поднявшуюся панику. — Нет, я вам не верю! Я… — Авриль, успокойтесь, — скомандовал он, еще крепче прижимая ее и одновременно останавливая коня у кромки луга где уже была привязана дюжина других лошадей. — Вы получите ответы на все свои вопросы, все будет хорошо. Я постою рядом с вами и… — Это меня нисколько не утешает! — Выругавшись, Хок перекинул ногу через круп коня и одним легким движением спрыгнул на землю. — Мы опоздали, миледи. Поторопитесь! — Он протянул вверх руки, чтобы помочь ей сойти, но как раз в этот момент Авриль заметила знакомую фигурку в группе мужчин и женщин. — Жозетт! — Игнорируя его помощь, она, несмотря на связанные руки, сама соскочила с коня, однако не успела сделать и шага, как Вэлбренд схватил ее за плечо и рванул назад. Авриль попыталась вывернуться, не зная, услышала ли ее Жозетт сквозь шум водопада и гомон толпы. — Пожалуйста, позвольте мне подойти к ней… — Вы не можете предстать перед мужчинами Асгарда в платье, которое вот-вот спадет с вас, — нетерпеливо сказал он и, быстро перебирая пальцами, не обращая больше внимания ни на какие протесты, затянул шнуровку у нее на спине. От легких, словно перышко, прикосновений его пальцев к ее голой спине внутри у нее что-то сжалось и как-то странно защекотало внутри живота — ощущение, почти такое же… Нет! Потрясенная, она оборвала себя, не додумав мысль до конца, и смущенно повторила про себя: «Нет! Напряжение, которым заряжен воздух между мной и Вэлбрендом, — следствие страха. Нервозности. Гнева. Жаркой погоды. Это ощущение не имеет ничего общего с… с…» Подобное чувство не посещало ее с момента гибели Жерара. Более чем за три минувших года она лишь изредка мимоходом обращала внимание на какого-нибудь мужчину. Неужели возможно, чтобы она ощутила его теперь по отношению к мужчине, который держал ее в заложницах? — Вы закончили? — спросила она. От напряжения голос прозвучал резко. — Да, — ответил Вэлбренд с таким же напряжением в голосе. Он благополучно добрался до последней тесемки. Похоже, негодяю было не в новинку зашнуровывать дамское платье. — Пошли! — Он подтолкнул ее вперед, и они двинулись сквозь толпу, при этом он крепко держал ее за плечо. Мужчины расступились, давая им проход, их восклицания, судя по интонации, были приветственными. Вэлбренд отвечал на приветствия короткими кивками: похоже, он был не в лучшем расположении духа. — Наше место там, в конце шеренги, — угрюмо показал он, ведя ее мимо выстроившихся пар. — Вы будете говорить только тогда, когда вас спросят… — Жозетт! — закричала Авриль, увидев, что подруга заметила ее, и попыталась вырваться от Вэлбренда. Жозетт ответила ей взглядом, в котором читалось облегчение. — Авриль! — Лицо Жозетт было бледным, глаза заплаканными, в остальном с ней, кажется, ничего дурного не произошло. Темноволосый молодой мужчина — тот самый, что похитил девушку в Антверпене, — сдержал ее порыв. Вэлбренд, в свою очередь, крепко держал Авриль подле себя. — Миледи, мы и так достаточно долго заставили себя ждать. — Он продолжал тащить ее к концу шеренги. — Старейшины вот-вот выйдут. Однако Авриль вырывалась до тех пор, пока Вэлбренд не сжал ее руку повыше локтя так, что приток крови прекратился и рука онемела. Авриль решила, что благоразумнее повиноваться, до поры. Ее утешало то, что Жозетт ведет себя явно лучше остальных пленниц. Маленькая мавританка безудержно рыдала, не в силах взять себя в руки. Пышная итальянка со светлыми вьющимися волосами на чем свет стоит проклинала своего похитителя, которому стоило немалых трудов удерживать ее подле себя. Следующей стояла высокая рыжеволосая девушка, рядом с которой по какой-то причине не было мужчины. Зажмурившись, она молилась по-английски. Пять остальных женщин либо бормотали что-то бессмысленное, либо завывали, либо пребывали в шоке, тараща глаза на происходящее. Авриль заметила, что не только у нее связаны руки. Бросив взгляд на загорелых мужчин, полукругом обступивших похитителей с их жертвами, она отметила, что у всех — великолепные ровные ослепительно белые зубы. Когда мужчины улыбались, зубы сверкали в лунном свете. Авриль показалось, что из нее выкачали весь воздух. А вдруг похитители должны поделиться своей добычей с этой ордой? Быть может, женщин изнасилуют прямо здесь, в лесу, под покровом ночи — вдали от города? Или принесут в жертву, следуя какому-нибудь языческому полуночному ритуалу? У Авриль кровь отхлынула от лица. Какое-то мгновение она держалась на ногах лишь благодаря тому, что Вэлбренд крепко сжал ее под руку. В голове у нее стало мешаться, в полубреду вспыхивало лишь обещание, которое он ей дал. Никто не причинит вам вреда, сказал он. Никто не собирается причинять вам вреда. Когда торжественная, впечатляющая процессия старейшин появилась у подножия скалы, замолчала даже итальянка. Их было четырнадцать. На каждом — богато расшитая мантия на шелковой подкладке, застегнутая на груди огромной золотой брошью. Ни один из старейшин, как ни странно, не выглядел стариком. В сущности, все они были немногим старше Вэлбренда, а ему, по ее разумению, не больше тридцати. Когда последний из старейшин занял свое место, все мужчины, как один, поклонились им. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь всплесками водопада, находившегося в нескольких десятках шагов от места действия. Потом один из старейшин вышел вперед и обратился к собравшимся. Судя по тону, речь его была торжественна и серьезна. Сердце у Авриль стало биться чуть медленнее. Ей даже удалось сделать глубокий вдох. Церемония казалась излишне пышной — не говоря уж о том, что в ней не было бы никакой надобности, если бы их действительно собирались изнасиловать. И ни у кого из старейшин не было никакого оружия для исполнения обряда жертвоприношения. Авриль силилась вникнуть в смысл слов, однако, к великому разочарованию, не могла понять, о чем говорит старейшина и какое его речь имеет отношение к ней и остальным пленницам. Язык звучал так странно для ее уха, что она даже не могла определить, к какой группе он может принадлежать. Грубый, гортанный, однако не лишенный стройности и даже некоторой музыкальности интонаций. Германский? Славянский? Первый оратор закончил свою речь и отступил назад. Вперед вышел другой — с блестящей серебряной чашей в руке. Подняв ее над головой, он начал бесстрастно что-то декламировать, голос возносился в ночное небо. Потом старейшина осенил чашей водопад, луну и каждую из женщин, после чего извлек свободной рукой откуда-то из-под мантии пригоршню зерен и рассеял их по земле. Сердце Авриль билось неровно, то замирая, то бешено колотясь. — Что это оз… — Тише!.. — хрипло прошептал Вэлбренд. Старейшина с чашей вернулся на место, вперед выступил третий, сидевший в самом центре. Это был блондин с коротко остриженными волосами и окладистой бородой. Он держался с уверенным достоинством лендлорда, а может, и короля. На шее у него висела золотая цепь с огромным темно-синим драгоценным камнем. Не произнеся ни слова, он направился к дальнему концу шеренги похитителей и их пленниц и со строгим видом начал поочередно рассматривать каждую пару. На поляне стало так тихо, что Авриль слышала, как хлопают крылья птицы, взлетевшей в лесу. Задержавшись на мгновение возле девушки-англичанки, старейшина двинулся дальше, пока не дошел до них с Вэлбрендом. Когда взгляд его чистых светло-голубых глаз на секунду остановился на Авриль, у нее дух захватило: тонкими чертами лица, золотистыми волосами и этими небесно-голубыми глазами он был так похож на ее похитителя! Авриль не отвела глаз, не моргнула, она ответила ему таким же испытующим взглядом. Ей было безразлично, кто он: oна не собиралась кланяться ни ему, ни кому бы то ни было из здешних мужчин. Высоко вздернув подбородок, она приказала себе смотреть прямо в глаза своему будущему, каково бы оно ни было. Но, к ее удивлению, старейшина приподнял уголок рта — чуть-чуть, так, что не стой он всего в шаге от нее, она бы этого и не увидела, — и взгляд его едва заметно смягчился. На какое-то мгновение выражение лица стало, можно сказать… одобрительным. Чуть ли не добрым. Это впечатление длилось всего лишь миг, потому что, когда он перевел взгляд па Хока, лицо его снова стало бесстрастным, между ним и Хоком словно повисла ледяная завеса. Спустя секунду Хок опустил глаза и склонил голову. Мышцы его загорелого лица напряглись. Все тело казалось скованным. Авриль не могла понять отчего. Если эти мужчины действительно родственники, подумала она, то едва ли родственники любящие. Повернувшись на каблуках, голубоглазый старейшина сделал знак одному из своих тринадцати собратьев подойти. Второй из выступавших приблизился, неся в руке маленькую, старинную на вид шкатулку, и оба вернулись к дальнему концу шеренги мужчин с их пленницами. Установившись напротив молодого воина с льняными волосами и испуганной, не перестававшей рыдать мавританки, верховный старейшина обратился к ним с очередной серьезной и торжественной речью. Из толпы выступил человек, встал за спиной у девушки и, склонившись к ее уху, стал что-то тихо говорить, Не прошло и минуты, как она перестала плакать. Авриль наморщила лоб. Что это значит: этот человек переводит ей слова старейшины? Что же такого тот сказал, что у девушки моментально высохли слезы? Жозетт, стоявшая в середине шеренги, наклонилась вперед и, повернув голову, озадаченно взглянула на Авриль. Та лишь пожала плечами и недоуменно покачала головой. По мере того как старейшина продолжал говорить, лицо мавританки прояснялось все больше, а недоумение Авриль росло. Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание привлечено к этой паре, Авриль чуть повернулась к стоявшим полукругом мужчинам, впервые получив возможность пристально рассмотреть обитателей острова, и постаралась понять, кто они, что собой представляют, а главное — где все это происходит. По их скромным, простым одеждам мало что можно было узнать. Некоторые мужчины были блондинами, зато другие — с черными как смоль волосами — походили на испанцев. У большинства волосы свободно падали на плечи — они не стригли и не завязывали их. У нескольких были бороды, причем кое у кого такие густые, что они либо разделяли их надвое, либо заплетали в косички. Похоже, все они любили украшения, хотя украшения, как и одежда, были простыми. Браслеты на предплечьях. Броши. Нагрудные цепи. Подвески. Эти последние привлекли ее особое внимание, так как у многих мужчин оказались одинаковыми: медальон в форме перевернутого топора или молота. У Авриль екнуло сердце. Святые угодники, это выглядит почти как… Но нет, не может быть. Это не может быть молотом Тора. Этого символа вот уже несколько столетий никто не видел. Все еще не веря собственной догадке, Авриль обернулась к своему похитителю и стала изучать его профиль. И вдруг все встало на свои места. Она вспомнила страшные сказки, бытующие еще со времен ее прапрапрабабушки. Сказки о набегах жестоких мужчин, приплывающих по морю. Светловолосые бородатые воины дерзко и молниеносно нападали на города — большие и маленькие. Грабили церкви. Жгли дома. Их многотысячные орды прокатывались по всему континенту. Как-то они захватили даже Париж, поднявшись по Сене с моря. На своих ладьях, увенчанных головами дракона! В памяти Авриль всплыли драконьи головки, украшавшие столбики на кровати Хока. Лес и ночное небо закружились перед глазами. Слова старейшины, продолжавшего произносить речь, втыкались в нее ледяными гвоздями. Неудивительно, что она не узнала их странный язык. Они говорили на норманнском, древненорманнском. Эта кучка людей, должно быть, прячется здесь многие века. С тех пор, как их выгнали с континента. Не нанесенный ни на какие карты остров — прекрасное убежище для ненавидимых и преследуемых. Здесь они по старинке построили свои длинные комнаты-дома. Носят одежду, какую носили их предки. Поклоняются Древним богам. И ведут образ жизни морских пиратов, совершая набеги на побережье. Они крадут женщин, чтобы те согревали им постели. — Святая Дева Мария! Так вы викинги, — сдавленным голосом произнесла она, стараясь вырвать руку, которую крепко держал Вэлбренд. — Вы — викинги! — Вы разгадали нашу тайну, — хрипло прошептал Хок. Он старался придать своему голосу спокойную уверенность. — А вы надеялись, что не разгадаю? — На удивление храбрая маленькая женщина безуспешно пыталась освободить руку. — Я не стану чем-то вроде рабыни в оковах, предназначенной для того, чтобы согревать твою постель, норманн… — Действительно, не станете, — охотно согласился он. — Мы вовсе не к этому стремимся. — Он снова подумал, не стоило ли, несмотря на опоздание, потратить время там, дома, чтобы все ей объяснить. Но она была так убеждена, что ее пребывание на острове продлится недолго! Она бы не пережила, если бы он сразу заявил, что ей предстоит провести здесь остаток жизни в качестве его жены. Однако в настоящий момент единственное, чего он хотел, — это чтобы она молчала. Они стояли в ряду последними. Как только церемония закончится, он сможет подхватить ее и быстро ретироваться, пока она не наделала слишком много глупостей. Авриль продолжала вырываться и сыпать проклятиями. Дядя Хока — Эрик Вэлбренд, верховный старейшина, — обращавшийся в эту минуту к юному Свейну и его пленнице-мавританке, бросил на него неодобрительный взгляд. Хок поближе притянул к себе Авриль и, прижав губы прямо к ее уху, прошептал: — Наверное, мне следовало бы не только связать вам руки, но и заткнуть рот и завязать глаза. Если хотите, я немедленно исправлю свою промашку. Мадемуазель с буйным правом все-таки вывела его из терпения. Он больше не мог выносить ее выходки, тем более после тяжелого дня. Однако угроза, подкрепленная тем, что хватка его стала еще крепче, на какое-то время подействовала, хотя вид у Авриль по-прежнему был такой, словно она готова убить его и остальных мужчин, даже не имея оружия, даже со связанными руками. «О великий Top, — подумал он, печально возводя глаза к небу, — за что ты послал мне такую жену?» Он никогда не встречал такой упрямой, буйной, дерзкой… и такой восхитительной женщины. Кто бы ни придумал ей имя, он был прав: Авриль. По-французски значит — апрель. Весенний месяц. Она точно так же подобна буре и прекрасна, как это непредсказуемое время года. К несчастью для него, она была еще и умна. Обычно вновь прибывшим пленницам требовалось несколько дней, а то и недель, чтобы догадаться, что их похитители — норманны. Авриль раскрыла секрет менее чем за два часа. Да поможет ему Один, если она так же быстро сообразит, в чем истинная природа острова Асгард и его народа. Если с ней сейчас трудно справиться, можно себе вообразить, что будет… Рокочущий голос дяди вывел его из задумчивости. Старейшины закончили через переводчика давать объяснения юной мавританке. Свейн взял свою девушку за руку, а Эрик произнес заключительные ритуальные фразы: — Свейн, ты рискнул всем, чтобы привезти эту девушку на Асгард, и мы признаем ее твоей. Даешь ли ты слово чести, что будешь свято оберегать ее жизнь и безопасность? Обещаешь ли заботиться о ее нуждах, сделать ее счастливой, любить и защищать до конца жизни? — Йа, — торжественно ответил молодой муж. — Йег гьор. Клянусь! Второй старейшина, Сторр, открыл старинную шкатулку, которую бережно держал в руках, достал оттуда серебряную брошь, инкрустированную перламутром, протянул ее к ночному небу, потом к водопаду. При виде того, как она засияла в лунном свете, некоторые женщины — те, что не продолжали рыдать или непрерывно ругаться, как обезумевшая итальянская фурия, — не сдержали восхищенных возгласов. Приняв брошь из рук старейшины, Свейн приколол ее на платье своей невесты. Движения его были осторожными, почти робкими, словно он боялся, что нежная красавица с очами лани может сломаться. — Да знает отныне каждый, что это Фадила, жена Свейна, — провозгласил он, улыбаясь девушке. Хор приветственных голосов огласил поляну, Эрик и Сторр перешли к следующему жениху, который с готовностью выступил вперед, чтобы принести клятву. — Что происходит? — нетерпеливым шепотом спросила Авриль, наблюдая за тем, как повторялся тот же ритуал, и не понимая ни слова из того, что говорилось. — Что это за церемония? Я не… — Тихо! Тон, каким это было сказано, заставил ее прикусить язык и проглотить возмущенное замечание, как бы ей ни хотелось его произнести. Нахмурившись, она стала следить за ритуальным действом. Как желал бы Хок, чтобы это он не понимал, что происходит. Вперив взор в темноту, он мечтал не слышать голоса своего дяди. Мечтал оказаться где угодно, только не здесь. Не в этой священной роще, которую так ненавидел. Его нервы были обнажены до предела. И он знал, что лишь отчасти виной тому странный жар, который вспыхнул, словно разряд молнии, между ним и стоящей рядом женщиной. Он готов был поклясться всеми земными богинями, что она опалила его до самых кончиков пальцев. Он ощущал жар. который она излучала даже сквозь ткань платья. Если бы ему удалось поспать хоть несколько часов, быть может, это место, и эта женщина, и эта церемония не подействовали бы на него так сильно. Но на обратном пути ему удавалось отдыхать лишь урывками, а с тех пор как он водворил Авриль в постель сегодня утром, Хок и вовсе не сомкнул глаз. Пока она мирно дремала в его ванингсхусе, а остальные участники похода отсыпались после долгого отсутствия на острове он ездил на встречу с дядей, чтобы доложить ему о том, что случилось во время путешествия. И о том, что они потеряли двух человек. Двух человек, состоявших под его командой. Под его защитой. Да, юноши, страстно желавшие стать мужчинами, покидая Асгард, знали, на какой риск идут, но ответственность за их безопасность лежала на нем. О чем не преминул напомнить дядя. Эрик Вэлбренд приказал Хоку организовать похороны убитых, поскольку на Асгарде осталось не так уж много мужчин, знакомых со старинными обрядами. Хок с помощью родственников покойных целый день готовил их в последний путь. а потом, с вечерним приливом, отвез в открытое море на той самой ладье, которая несла их навстречу судьбе, и там поджег. У него не было времени, чтобы оплакивать их, — оставалось меньше часа, чтобы подготовить вещи, необходимые для невесты, которой он не желал, вернуться в свой ванингсхус собрать ее, не дав ей при этом перерезать ему горло, и привезти в альтинг. Хок неотрывно глядел на возвышающуюся перед ним стену скал. Уже несколько лет он не бывал в альтинге, его нога не ступала в эту часть леса. Все объясняли такое поведение его хорошо известным мнением, что этот обычай, так же, как и некоторые другие, следует изменить. Он считал пустой тратой времени полуночные сборища по возвращении из походов, тосты в честь богов и нескончаемые речи старейшин о былых временах и традициях предков. Никто не знал истинной причины того, почему он обходил это место стороной. Хок не желал, чтобы от тоски у него снова перехватывало горло и боль распирала грудь. Но сейчас, слушая, как юноши один за другим произносят клятву, он почувствовал, как что-то прорвалось внутри. Воспоминания обожгли его, они рвались наружу из укромного, темного уголка сознания, куда он загнал их, казалось, раз и навсегда. Этой ночью, здесь, он больше не мог сдерживать их. Воспоминания. сладкие, как мед, и горькие, как последний осадок прокисшего вина, обрушились на него. Каролина. Он тяжело сглотнул комок, вставший в горле. Прекрасная, нежная Каролина. Как он волновался, стоя здесь рядом с ней! Как был горд и доволен собой — такой же молодой, как Свейн и остальные сегодня. Улыбающийся, словно безмятежный несмышленыш, обуянный желанием, как олень-самец в период гона. Ему и в голову тогда не могло прийти, что все так быстро кончится. До сих пор он слышит ее предсмертные крики. Слышит, как она с последним вздохом произносит его имя. И уносит с собой его нерожденного сына. С трудом переводя дыхание, Хок закрыл глаза и постарался прогнать тяжелые мысли. Спустя несколько секунд, взяв себя в руки, он взглянул на водопад. И тут вторая волна воспоминаний нахлынула на него — воспоминаний о том, как он стоял на этом же месте несколько лет спустя. Рядом с Мив. Мив, чей смех озарял его жизнь, словно солнце. Сверкающий в лунном сиянии водопад поверг ее тогда в состояние транса — во время всей церемонии она не могла вымолвить ни слова. Его веселая кельтская возлюбленная была счастлива оставить позади нищенское существование, которое вела в Ирландии. Она так быстро влюбилась в красоту Асгарда и… в него самого. Какое-то время Хок жил надеждой, позволил себе поверить, что на этот раз все будет по-другому. Что Мив удастся излечить его от пустоты, которую он ощущал внутри с тех пор как помнил себя еще мальчиком. Как сейчас он видел перед собой ее лицо, когда она нашла первый седой волосок в своих эбеновых кудрях, слышал, как она шутила по этому поводу… А когда он потерял и ее, пустота внутри стала еще глубже и страшнее, а жизнь еще беспросветное, ибо теперь ему была ведома недолгая радость прикосновения ласкового солнечного луча. Хок перевел взгляд на вытоптанную траву под ногами и снова попытался стряхнуть с себя воспоминания, точно так же Авриль несколько мгновений назад пыталась стряхнуть его руку. Все это уже не имело никакого значения. Хок усвоил свой жизненный урок: лучше не питать надежд, не мечтать об иной жизни, кроме той, что послали боги. Теперь ему даже почти не приходилось бороться с собой. Разве что здесь, на этом месте. — Йа, — счастливо произнес очередной жених. — Йег гьор. Клянусь! Нет, хотелось закричать Хоку. Нет, не клянусь! Он дал себе обет больше никогда не допускать женщину из того, внешнего мира в свою жизнь, в свой дом. В свое сердце. Эти девушки слишком хрупки. Слишком нежны, как редкие, драгоценные цветы, которыми можно наслаждаться лишь мгновение. Теперь он предпочитал случайные связи с асгардскими женщинами, длившиеся ровно столько, сколько были приятны ему и даме. Ему нравились такие женщины, как его последняя любовница Нина, которая с удовольствием составляла ему компанию, проводила с ним ночи и не требовала больше ничего. Когда они расставались несколько месяцев назад, она не проронила ни слезинки. Быть может, потому, что понимала: ничто не вечно в этом мире. Понимала, что Хок принадлежит тому, что важнее всего: долгу. Долгу защищать свой остров и свой народ. И их тайну. Старейшины тем временем, благословив пять пар, подошли к рыжеволосой англичанке, стоявшей в одиночестве. Хок поднял голову и напрягся. Из толпы выступил Торолф. Хок услышал, как Авриль тихо ахнула от испуга, узнав его. Прежде чем обратиться к старейшинам, Торолф стрельнул в сторону Хока ледяным взглядом. — Майн элдре, — сказал он важным и решительным тоном, обращаясь к совету. — Я хочу заявить свои права на эту женщину, похищенную Бьорном. Она заменит ту, которая должна была достаться мне. — Он указал на даму Келдана. — Я захватил эту женщину первым, но Келдан вмешался и украл ее у меня. По толпе прокатилась волна изумленных возгласов. Даже притронуться к женщине, которую другой мужчина объявил своей добычей, было серьезным нарушением закона. Хок выругался себе под нос. Впрочем, он этого ожидал. — Ней, майн элдре, — сказал он громко. — Торолф говорит не всю правду. Хок заговорил без позволения, прежде чем старейшины успели что-либо ответить Торолфу, и такой дерзостью заслужил раздраженный взгляд дяди. Но Хок не испугался. Даже этот хорошо памятный ему с детства взгляд человека, воспитавшего его, не мог заставить его замолчать. — Это Торолф первым нарушил наши законы, — продолжал он, обращаясь ко всему совету. — Он не стал ждать, пока брюнетка останется одна, напал на охранявшего ее стражника и убил его посреди улицы. На виду у множества людей. Новая волна еще более громких удивленных возгласов прокатилась по толпе. — Стилле! Тихо! Да будет мир среди нас, — спокойно сказал один из старейшин, урезонивая толпу. — Это правда, Торолф? Ты действительно совершил бессмысленное насилие? Негодяй тряхнул головой, изображая оскорбленную невинность: — Стражник сам подошел ко мне с обнаженным мечом. Я просто защищался… — Ней! Нет, Торолф напал первым, без предупреждения, — перебил его Келдан, выдвигаясь вперед. — И эту даму выбрал только из вредности. Он увидел, как мы с Хоком восхищались ею и ее подругой. Хок хотел было возразить, что вовсе не восхищался Авриль, но счел за благо не оспаривать ничего в объяснениях Келдана. По толпе у него за спиной пробежал шепот понимания: всем была известна давняя вражда между ним и Торолфом. Он вдруг вспомнил, что в самом деле смотрел на маленькую брюнетку в тот момент, когда Торолф направился к ней и схватил ее. Ну конечно же, негодяй выбрал ее только поэтому. — Ложь, — не унимался Торолф. — Я законы соблюдаю. Я первый на девчонку глаз положил, еще днем, задолго до того, как Вэлбренд или Келдан ее вообще заметили. И ждал до захода солнца, как мы все условились, а потом заявил на нее свои нрава. А к насилию прибег, только чтобы защитить себя от тех. кто хотел меня остановить… — Ты прибег к насилию, потому что вообще имеешь к нему склонность, — с отвращением сказал Хок. — Оно нравится тебе, как иным мужчинам нравится выпивка. Ты проявил насилие даже по отношению к женщине… Это замечание породило такую бурю вздохов и восклицаний, что окончание фразы потонуло во всеобщем шуме. — Тихо! — крикнул один из старейшин. — Успокойтесь! — Так оно и было, — продолжал Хок, показывая на Авриль. — Когда она попыталась защитить подругу, Торолф ударил ее так, что сломал ей челюсть. Толпа снова взорвалась. Авриль, тревожно переводившая взгляд с одного говорившего на другого, поняла, что разговор каким-то образом коснулся ее. — Что вы сказали? — спросила она, испуганно глядя на Хока широко открытыми глазами. — Что происходит… — Мое слово против их, — перебил ее Торолф. — Келдан признал, что в тот момент, когда он вмешался, брюнетка была в моих руках. Меня хотят оклеветать. Я требую, чтобы моя претензия на эту женщину была признана справедливой, — он указал на англичанку, которая, дрожа всем телом, продолжала безостановочно шептать молитвы, — или чтобы Келдан вернул мне женщину, которую украл у меня. Келдан застыл как громом пораженный — то, что у него могут отнять его прелестную маленькую брюнетку, неприятно удивило его. Хок немедленно бросился на помощь другу: — Майн элдре, у вас есть больше, чем два наших честных слова против слова Торолфа: у вас есть два свидетеля. — Он поочередно указал на Авриль и ее подругу. — Спросите самих женщин. Они не поняли, о чем здесь говорилось, и у них нет причин лгать насчет поведения Торолфа. Старейшины, собравшись в кружок, обсудили это предложение. Один из них, говоривший по-французски, подошел к девушке Келдана. Келдан тут же вернулся на место и по-хозяйски встал рядом с ней. — Нам нужна ваша помощь, мадемуазель, — ласково, с поклоном, сохраняя приветливое выражение лица, обратился к ней старейшина. — Скажите мне, будьте столь любезны, как ваше имя? Девушка была немало удивлена тем, что к ней обращаются на ее родном языке. Она вопросительно взглянула на Авриль. Авриль решительно мотнула головой, она не считала возможным помогать им в чем-либо. Хок бросил на нее сердитый взгляд. Но брюнетка, судя по всему, не видела никакого вреда для себя в том, чтобы сообщить свое имя. — Ж-жозетт, — слегка запнувшись, ответила она. — Благодарю вас, Жозетт. А можете ли вы мне сказать, когда впервые увидели в Антверпене этого человека? — Он указал на Торолфа. Жозетт съежилась, невольно отшатнулась от уставившегося на нее черноволосого гиганта и тут же наткнулась на Келдана, который покровительственно обнял ее за плечи, против чего она, впрочем, не возражала. — Когда… когда он схватил меня. — Она заметно вздрогнула. — На ярмарке. — А до того вы его не видели? Она тряхнула головой: — Нет. — Мы бы заметили мужчину такого роста, — вставила Авриль. — Ему не так просто затеряться в толпе. — Не прерывайте, — сделал ей замечание Хок, но тут же сообразил, что сам поступил точно так же, вступив в разговор без приглашения, чтобы защитить друга. — Ничего, Вэлбренд, я и ее охотно выслушаю, — остановил его старейшина. — Скажите мне, мадемуазель, Торолф вас ударил? — Да, он… — Авриль запнулась, поднеся руку к щеке и глядя на массивные кулаки Торолфа. — Он ударил меня так сильно, что я упала. Боль была такая, что я думала, у меня челюсть… — К счастью, все обошлось, — закончил за нее Хок. — Благодарю вас, милые дамы. — Поклонившись каждой, старейшина вернулся к остальным старейшинам, чтобы перевести им ответы девушек. Торолф нетерпеливо ждал. Авриль неподвижно стояла, не отнимая пальцев от щеки. — Но у меня была сломана челюсть, — прошептала она. — Я уверена. Он ударил меня после того, как я его ранила. — Быстро моргая, она посмотрела на правую руку Торолфа. — Ножом. Хок замялся, стараясь придумать, как бы ей все это объяснить. Торолф стоял достаточно близко, чтобы она могла видеть, что у него на руке нет никакой раны. Кожа была абсолютно гладкой — никакого шрама, даже следа. — Вероятно, рана была не так серьезна, как вам показалось, — небрежно заметил Хок. — Но она 6ыла! — настаивала Авриль. — У меня все платье пропиталось его кровью… — Были сумерки. — Утром Хок сжег ее платье, надеясь, что она забудет об этой детали происшествия. — В это время суток тени порой играют с нами удивительные шутки. — Но… — Тише! Старейшины приняли решение. Авриль затихла — скорее от удивления, как догадался Хок, чем от желания выказать послушание. Эта маленькая вспыльчивая мадемуазель была весьма наблюдательна и очень быстро соображала, что к чему. Пока старейшины снова занимали свои места, она даже догадалась взглянуть на свою ладонь, порезанную осколком стекла час назад в его доме. Ладонь полностью зажила. От пореза не осталось и следа. Ни крови, ни шрама, ни даже царапины. Не веря своим глазам, она беззвучно произнесла: «Ой». Если бы ей пришло в голову проверить, она бы увидела. что и следы от ее ногтей у него под глазом исчезли, подумал Хок. К этому ей придется привыкнуть в се новой жизни на Асгарде. Как и ко многому другому. — Мы приняли решение, — объявил Эрик. — Стилле. Да будет мир среди нас. Настороженная тишина воцарилась в толпе. На сей раз дядя Хока не стал предаваться многословным рассуждениям, а лишь кратко сообщил о решении совета: — Келдан действительно совершил ошибку, взяв женщину, которую Торолф уже держал в руках. — У Келдана из горла вырвался странный булькающий звук, у Хока — проклятие. — Однако Торолф допустил более серьезное нарушение правил, — продолжал Эрик. — Он убил стражника, вместо того чтобы дождаться, пока девушка останется одна. Он безответственно спровоцировал насилие, подверг опасности жизни своих спутников и рискованно привлек нежелательное, опасное внимание к мирному народу Асгарда. Торолф метнул бешеный взгляд на Хока и Авриль — казалось, ослепленный яростью, он готов немедленно убить обоих за то, что его снова переиграли. Без единого слова, повинуясь инстинкту защитника, Хок заслонил Авриль собой. — Женщина по имени Жозетт остается с Келданом. — объявил Эрик, — а Торолфу отказано в праве на женщину которую взял для себя Бьорн. — Нет! — завопил Торолф, не веря своим ушам. — Я рисковал в этом путешествии так же, как и все. Что же, в результате мне оставаться ни с чем? — Будь благодарен, что понес столь легкое наказание, — ледяным голосом ответил один из старейшин и холодно взглянул в его обескураженное лицо. — И избави тебя боги впредь навлечь на себя наш гнев. То, что ты позволил себе насилие по отношению к женщине, доказывает, что ты недостоин быть мужем. — Женщина Бьорна вольна сама выбрать себе пару среди неженатых асгардцев. Но тебе, Торолф, она не достанется. Обведя всех мрачным взглядом, Торолф хотел было что-то сказать, но, очевидно, придумал кое-что получше. Грубо выругавшись, он повернулся и зашагал прочь, прокладывая себе дорогу сквозь толпу. Келдан облегченно расслабился. Англичанка открыла глаза и с изумлением наблюдала за тем, как Торолф решительно удаляется. Она перестала шептать молитвы. А вот у Хока, глядевшего вслед Торолфу, уходящему в ночь, тоскливо засосало под ложечкой, его не покидало предчувствие, что этот человек, причиняющий хлопот больше, чем кто 6ы то ни было, только что стал еще опаснее. Старейшины вернулись к прерванной церемонии: Сторр со шкатулкой и Эрик остановились напротив следующего мужчины, а один из старейшин увел с поляны девушку-англичанку, тихо беседуя с ней на ее родном языке. Седьмая невеста, огнедышащая итальянка, приняла новое положение далеко не так спокойно, как предыдущие. Когда ей сообщили на се языке, что происходит, она еще больше разъярилась, начала брыкаться и визжать. Ее бедный жених был вынужден быстренько произнести клятву, после чего взвалил девушку на плечо и понес прочь, при этом новобрачная безостановочно колотила его по спине. Хок устало вздохнул и подумал, что таким обещает быть и его собственное ближайшее будущее. И вот наступила очередь Келдана. Весь светясь от радости, он взял руку Жозетт, поднес к губам и поцеловал. Бедный дурачок! Он уже почти влюбился. Старейшина, говоривший по-французски, снова подошел к Жозетт, чтобы объяснить ей, что происходит, — и хоть говорил он тихо, Авриль расслышала достаточно, чтобы наконец все понять. Вытаращив от ужаса глаза, она повернулась к Хоку: — Так это нечто вроде свадебной церемонии? Похоже, это было последнее, что могло прийти ей в голову. — Да, миледи. Удивлен, что вы не додумались до этого раньше. — Хок приподнял бровь. — А вы, надо полагать, полагали, что мы, дикие норманны, собираемся совершить над вами некий варварский обряд жертвоприношения в полнолуние? Слегка зардевшись, Авриль быстро взглянула на него, онемев от изумления. В этот момент ее подруга, узнав, что ей предстоит остаток жизни провести с Келданом, и отнюдь не придя в восторг от такой перспективы, заплакала. Но ничто не могло омрачить восторга Кела, когда он исполнял свою часть ритуала. — Йа, — с воодушевлением ответил он на традиционный вопрос. — Йег гьор. Клянусь! Счастливо улыбаясь, он приколол брошь на грудь Жозетт, обращая внимания на то, что она, всхлипывая, пыталась отстранить его руку. — Да знает отныне каждый, что это Жозетт, жена Келдана — ласково произнес он ритуальную фразу. Когда Эрик со Сторром приблизились к Хоку, безмолвный шок сменился у Авриль паникой. Хоку пришлось держать ее обеими руками, чтобы она не вырвалась. — Нет! Отпустите меня! — Авриль истерически трясла головой, не слушая объяснений, которые ей переводили на французский. — Мадемуазель, вас привезли сюда, чтобы вы стали женой этого человека и жили с ним до конца ваших дней… — Не-е-т! — Авриль продолжала извиваться, пытаясь вырваться. — Я не могу. Я не буду! Неужели вы действительно собираетесь оставить меня здесь навсегда? Вы не можете… — Авриль, вам не причинят вреда, — как можно ласковее старался успокоить ее Хок, хотя крики ужаса, срывавшиеся с ее губ, ранили его, словно стрелы. — У вас будет здесь новая жизнь… — «И хотя вы никогда больше не увидите своей родины, зато не будете знать ни голода, ни болезней, ни желаний…» — закончил он про себя. — Нет! — кричала Авриль, сжимая кулаки. — Вы не имеете права! Вы… — Вдруг, словно осененная догадкой, она подняла над головой связанные руки, показывая всем золотое кольцо, сверкнувшее на пальце. — Я… я уже замужем! Хок заметил кольцо еще утром, когда раздевал ее, но тот факт, что она замужем, ничего не менял. Взяв Авриль за плечи, он повернул ее к себе: — Это не имеет значения, миледи. Теперь вы — моя. Вызов, сверкнувший в ее глазах, словно огнем прожег Хока насквозь. — Никогда! — гневно бросила она ему в лицо. — Никогда я не буду вашей! Я здесь не останусь! Эрик. дядя Хока, приступил к традиционным вопросам: — Хок, ты рискнул всем, чтобы привезти эту женщину на Асгард, и отныне мы признаем ее твоей… Хок отогнал пронзившее его воспоминание. — Даешь ли ты слово чести, что принимаешь на себя ответственность за ее жизнь и безопасность? Авриль оскалила зубы, словно готова была вцепиться ему в глотку. — Клянешься ли ты заботиться о ней, сделать ее счастливой, защищать и любить до конца ее дней? — На, — нехотя произнес Хок. — Иег гьор. Клянусь! — Дядя вручил ему инкрустированную перламутром серебряную брошь, прибавив фразу, которую никому до этого не говорил: — Пусть она родит тебе много красивых сыновей и дочерей и принесет счастье. Хок ничем не выдал удивления, которое вызвали у него добрые пожелания дяди. И, разумеется, не стал возражать. Он не желал, чтобы эта дерзкая женщина осчастливила его или вызвала какие-либо иные чувства. И она не родит ему ни сыновей, ни дочерей, поскольку он не собирается к ней прикасаться. — Да знает отныне каждый, что это Авриль, жена Хока, — заученно произнес он, прикалывая брошь к ее платью и чувствуя на себе полный ярости взгляд зеленых глаз. Глава 6 Авриль стояла на пороге темного жилища Вэлбренда. Кровь кипела у нее в жилах, и в полной тишине неестественно громко раздавалось учащенное дыхание. Один за другим мерцающие язычки пламени начали освещать длинную комнату. Ее похититель зажигал свечи, переходя от канделябра к канделябру, и стук его каблуков по каменному полу эхом отдавался от стен. Повязка, закрывавшая ей рот, не позволяла теперь выкрикивать все те отборные проклятия, коими она осыпала его на обратном пути из альтинга. Если этот неотесанный норманн думает, что теперь он действительно ей муж, если тешит себя иллюзией провести с ней чудесную брачную ночь, — черта с два!.. Она покрутила запястьями, пытаясь ослабить кожаный ремешок, стягивавший ей руки. Хок зажег лишь часть свечей и вернулся к Авриль. В его руке сверкнул кинжал. Тугая повязка на губах заглушила крик, но Авриль, твердо решив стоять на своем, собрала все мужество, открыто посмотрела ему прямо в глаза и, сжав кулаки, приготовилась защищать свою честь до последнего вздоха. В непроницаемых светло-голубых глазах Хока ничего нельзя было прочесть. Стиснув зубы, он нависал над ней, словно здешние утесы над океанской бездной. Однако, взмахнув кинжалом, он всего лишь разрезал ремешок и освободил ей руки. Авриль облегченно вздохнула. Когда он снова занес кинжал, она опять отважно посмотрела ему прямо в глаза, но и на этот раз он лишь прикоснулся к повязке, закрывавшей ей рот, и замешкался, словно о чем-то раздумывая. — Миледи, — наконец сказал он низким, хриплым голосом, — давайте заключим сделку. Я чертовски устал и предпочел бы сегодня ночью не возвращаться к спорам. Я хочу лишь одного — лечь в постель… — У Авриль от страха вырвался какой-то сдавленный писк, и она ударила его в челюсть. Хок выронил кинжал и, отступив на шаг, устало закончил фразу сопроводив ее сердитым взглядом и успев поднять клинок прежде, чем до него дотянулась Авриль: — Один. Я имею в виду, что хочу только спать. Вы, разумеется, можете воспользоваться кроватью, я лягу на полу. Авриль не верила своим ушам. Когда он снова протянул к ней руку и прижал к ее щеке холодное лезвие кинжала, она испуганно отпрянула и судорожно втянула ртом воздух. Однако он опять удивил ее, всего лишь разрезав закрывавшую рот повязку, и, прежде чем она успела вздохнуть, вложил кинжал в ножны и отошел. — Единственное, о чем я прошу, — это перемирие, — сказал он хриплым голосом. — Хотя бы на эту ночь. Часто моргая, Авриль поднесла к лицу руку и сняла с губ обрывки ткани. Потом выплюнула забившиеся в рот ворсинки, по-прежнему не сводя глаз с широкой мускулистой спины Хока, направлявшегося к кровати. Взяв подушку и одеяло, он вернулся в дальний угол комнаты и бросил все это на пол. Авриль от смущения не могла произнести ни слова, будто язык у нее прилип к нёбу. Галантность — последнее, чего она ожидала от этого мужчины. — Утром, — продолжил он, открывая стоявший рядом ларь и доставая оттуда другую подушку, — я подробнее расскажу вам о нашем острове и наших порядках. Вам здесь будет хорошо, Авриль. Теперь, когда вас объявили моей женой, все будет хорошо. — Норманн, — собравшись наконец с силами, чтобы прервать его, выдавила она, — позволь мне кое-что сказать, чтобы тебе стало ясно. Я не твоя жена, и я здесь не останусь. Хок вздохнул и отпустил крышку ларя, она с грохотом захлопнулась. — Увы, к великому моему несчастью, вы моя жена, — ответил он. — Есть и будете ею. Авриль смотрела на него сквозь темноту, озаряемую всполохами огня. Она могла бы задушить этого человека. Без угрызений совести. Бог, конечно же, простил бы ее за это. Глубоко вздохнув, она попыталась вразумить его. — Послушайте, Хок Вэлбренд, — сказала она как можно вежливее. — Совершенно очевидно, что я вам здесь не нужна. И мы оба знаем, что я не хочу здесь находиться. Нашу проблему легко решить. Отпустите меня домой. Он с силой сжал подушку, которую держал в руках, тихо выругавшись, отшвырнул ее в угол и, отвернувшись, опустил голову. Потом провел пальцами по волосам, золотившимся на фоне загорелых плеч в неверных отблесках пляшущих язычков пламени. На мгновение, несмотря на рост и мощную мускулатуру, он показался… Измученным. Усталым. Изнуренным. — Я не могу, — ответил он. — Почему? — в отчаянии воскликнула она. — Это же так просто — отправить меня обратно в Антверпен тем же путем, каким… Он покачал головой: — Это от меня не зависит. — Вы боитесь, что я разглашу вашу тайну? Вы поэтому отказываетесь меня отпустить? — Она сделала шаг навстречу. — Я клянусь вам, что никому ничего не скажу. Хок взглянул на нее через плечо: — Нашу тайну? — Ну, что вы викинги. И что вы все эти века прячетесь здесь от мира, который вас ненавидит. Я никому не скажу о вашем острове. Даю слово. Он повернулся к ней лицом: — И я должен поверить вашему слову? Поверить в то, что оказавшись на свободе, вы не передумаете? И не вернетесь сюда с вооруженными людьми отомстить и сделать так, чтобы — мы никогда больше не смогли совершать набеги? Она беспомощно подняла руки: — Единственная гарантия, какую я могу вам предоставить, это мое честное слово. Он покачал головой: — Вот почему у нас существует закон: женщина, попавшая на Асгард, никогда не сможет его покинуть. Независимо от того, сколь убедительно она обещает хранить нашу тайну. — И у женщины нет права выбора? — Авриль снова начинала закипать: — Это варварство! Это неслыханная жестокость. — Это может показаться жестоким, по это единственный способ обеспечить безопасность и мир нашего острова и его народа. С этим никто ничего не может поделать, Авриль. А я — меньше всех. Я здесь воктер, хранитель мира, человек, на которого возложена обязанность заставлять всех соблюдать наши законы… — Так знайте, что меня вы не заставите их соблюдать! Она подходила все ближе и ближе, пока не подошла к нему почти вплотную. — Вы не имели права привозить меня сюда и не имеете права держать меня здесь против моей воли! К черту вас и ваши законы! Я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как вы губите мою жизнь… Хок легонько коснулся ее щеки — и у Авриль перехватило дыхание. Прикосновение его теплой сильной руки было таким нежным, но таким ошеломительным, почти обжигающим, что заставило ее замолчать гораздо надежнее, чем любая грозная сила. Он так ласково провел пальцами по ее щеке, словно никогда не встречал более хрупкой и эфемерной женщины. — Я пытался спасти вашу жизнь, — с тихим упреком произнес он, глаза у него потемнели, в негромком голосе ощущалась скрытая мощь. — Если бы я не остановил Торолфа… Он не закончил фразу. Чувствовалось, что терпение его на пределе, и в то же время в голосе звучала искренняя забота о ее безопасности. О ней. Это смутило Авриль еще больше. Она вдруг осознала, что они дышат в унисон: громко и прерывисто. Как темно было в комнате. Как скользил по ее лицу взгляд его ставших темно-синими глаз. Когда он задержался на ее губах, сердце Авриль затрепетало, потом глухо бухнуло о ребра. Мышцы на загорелых, поросших щетиной щеках Хока расслабились. Он резко отдернул руку и отвернулся. — Дальнейшие обсуждения бессмысленны! — резко сказал он, направляясь к остывшему очагу на противоположной стороне комнаты. — Вы не покинете Асгард. Не мучайте себя напрасными надеждами на спасение — вам не убежать. С этого острова не выбраться. — Я… я найду выход, — не сдавалась Авриль, стараясь унять дрожь в коленях. — Ты не понимаешь, жена. Никто не может покинут остров Асгард. Хватая ртом воздух, задыхаясь, она бросилась к нему: — Это ложь! Вы же покидаете его! Вы и те, другие, что приплыли с вами в Антверпен… — Такие вылазки предпринимаются крайне редко. У нас даже нет кораблей. Ладья, на которой мы плавали в Антверпен уже сожжена. Если вы не сильны в кораблестроении, вам не уплыть отсюда. — По-прежнему стоя спиной к Авриль, он оперся рукой о резную доску над очагом. — Как бы неприятно это ни было и вам, и мне, здесь теперь ваш дом. И мы — муж и жена… — Мы не муж и жена! Не было никакого священника, мы не венчаны. Я не давала никакой клятвы… — Вы привыкнете. Все женщины привыкают. Это лишь вопрос времени. — Он перевел взгляд на стену, где были развешаны предметы старины и оружие. — А времени у нас здесь в избытке. Последние его слова — или скорее мрачный тон, каким он их произнес, — заставили ее похолодеть. — Даже если бы я провела здесь сто лет, я не перестала бы искать путь к свободе! — с горячностью ответила она. — Вы не понимаете. Дома, во Франции, у меня есть дочь. Трехлетняя девочка. Я нужна ей. Я должна к ней вернуться! С минуту он стоял неподвижно и молчал. Потом повернул голову и вызывающе бросил через плечо: — К ней и к вашему мужу. Разве ему вы не нужны? — Да, — быстро подхватила она. — Я должна вернуться к своей дочери и своему мужу. Она мысленно упрекнула себя за то, что забыла сказать о муже; он больше в жизни не поверит ей, если хоть раз уличит во лжи. Теперь Хок обернулся, прислонился спиной к стене у очага и прищурился. — А почему вы сами о нем не упомянули? — Потому, что… — Потому, что я понятия не имела, что вы собираетесь держать меня здесь вечно. Потому, что его вот уже три года нет в живых. Потому, что… — А почему, собственно, я должна обсуждать это с разбойником, похитившим меня? Я ведь сообщила вам, что принадлежу к могущественному и влиятельному семейству. И у меня на руке обручальное кольцо. Вы, должно быть, заметили? — О да, заметил, — он скользнул взглядом по ее руке, и голос его стал глубоким, рокочущим, — когда раздевал вас сегодня утром. Она задохнулась — отчасти от его откровенности, отчасти от обжигающего жара, разлившегося у нее по животу, когда она представила себе эту картину. Загорелые, мозолистые руки Вэлбренда на ее теле… стаскивают с нее одежду, под которой обнажается голая плоть… осторожно укладывают на простыни… Авриль сжала левую руку, словно кольцо Жерара было талисманом, который способен вернуть ее мысли в нужное русло и отвести чары этого дерзкого норманна. Но кольцо было холодным. Бессильным. В то же время она могла поклясться, что странным образом чувствует, как тепло, исходящее от серебряной броши, приколотой Хоком к ее платью, проникает ей прямо в сердце. Он медленно поднял глаза, встретился взглядом с глазами Авриль и, поскольку та хранила молчание, заметил: — Удивительно, что в Антверпене я не видел рядом с вами никакого мужа. Какой бы муж позволил своей жене в одиночку бегать по улицам? — Он… — Она лихорадочно пыталась собраться с мыслями, чтобы дать достойный ответ. Сосредоточившись на Жераре, она наконец нашла слова: — Он великодушный, добрый, любящий — лучший мужчина на свете. — Ее голос звучал напряженно. Для верности она, помолчав, добавила: — И я — его жена, я принадлежу ему телом, душой и сердцем. Хок не шелохнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице. Но взгляд воспламенился. Стал чувственным. Вызывающим. — Меня не интересуют ни ваша душа, ни ваше сердце, — И тем же глубоким голосом сказал он, потом выдержал паузу и добавил: — Так же, как и ваше тело. Авриль задрожала, охваченная обрушившимся на нее ураганом противоречивых, смятенных чувств. Серебряная брошь, казалось, прожигала ей кожу насквозь. Она попыталась отстегнуть ее, но не могла справиться с замком. В порыве отчаяния она рванула ее и отшвырнула в сторону. — Тогда у вас нет причин держать меня здесь! Его взгляд вдруг упал на лиф ее платья. Авриль проследила за направлением этого взгляда и ахнули: сдирая с себя символ его притязаний, она разорвала корсаж. Сквозь дыру в лиловой ткани проглядывал бледный изгиб груди. Авриль стянула края разорванного лифа и, прикрываясь руками, стрельнула глазами в Хока. Он смотрел на нее хищным мужским взглядом, лицо было напряжено. Потом он выпрямился, сделал шаг вперед и стал медленно приближаться. Авриль невольно почувствовала, как непрошеный лихорадочный жар разливается по ее телу. Она неуверенно отступила назад и с трудом произнесла: — Нет!.. Причем она и сама не могла бы сказать, против чего протестует: против его намерений или против смятения собственных чувств. Но Хок уже остановился. С минуту он стоял неподвижно, сжимая и разжимая кулаки. Потом резко повернулся и быстро пошел к ларю, стоявшему под одним из закрытых окон. — Все, что вам потребуется, вы найдете в городе. — Он открыл ларь, вынул из него кожаный мешок и стал набивать его вещами. — Еда. Питье. Новая одежда, если вам не нравится та, что я для вас выбрал. Требуйте все, что пожелаете, — и все будет вам дано. Мы здесь больше привыкли к обмену, чем к денежным расчетам. Авриль не могла двинуться с места, она стояла и смотрела на него во все глаза. Мысли переплелись в голове, словно дюжина спутавшихся нитей. Хок опустил крышку ларя и перешел к следующему. — В городе есть несколько человек, говорящих по-французски. Если не сможете объясниться сами, вам поможет кто-нибудь из них. Я оставлю вам Илдфаста, своего коня. Иногда он бывает неуправляем… — Хок бросил на нее быстрый взгляд, — но, думаю, вы с ним справитесь. Не веря своим ушам, Авриль в изумлении повела головой: — Вы… вы уезжаете? — В мои обязанности входит проверять береговую линию и обеспечивать безопасность наших берегов. Я часто уезжаю. — Достав из следующего ларя пару перчаток и длинный моток веревки, он тоже сунул их в мешок. — Пока меня не будет, вы можете ходить куда хотите… — Норманн… — Навестите свою подругу. Съездите в город. Изучите остров. — Закинув мешок за спину, он подошел к стене, на которой над очагом было развешано оружие. — Но держитесь подальше от утесов. Люди часто падают с них. А также постарайтесь не забираться в западную часть леса. Там водятся волки. — Почему вы думаете, что я все еще буду здесь, когда вы вернётесь? Выбирая боевой топорик и заталкивая его в мешок, Хок глядя на нее, спокойно ответил: — Не думайте, что в мое отсутствие вам будет легче бежать с Асгарда. Не будет. Он перекинул мешок через плечо и направился к двери. Дрожа от отчаяния, в полном изумлении, Авриль последовала за ним: — Неужели вы в самом деле хотите держать меня здесь? Вы должны дать мне возможность вернуться к моему ребенку! Он обернулся на полпути: — Авриль… — Вы же не варвар! Если бы вы были варваром, вы бы позволили мне умереть там, в Антверпене. Похоже, у вас есть свой кодекс чести или рыцарский кодекс, которому вы следуете в жизни. Он ничего не ответил. Авриль потупилась, стараясь выглядеть смиренной. Она была готова на все, лишь бы вернуться к своей малышке. — Хок, — тихо произнесла она, — вы хотите, чтобы я умоляла вас? Тогда я умоляю: пожалуйста, во имя всех богов, которым вы поклоняетесь, будьте милосердны! Моей маленькой Жизели всего три года. Когда я уезжала в Антверпен, то сказала, что вернусь не позже, чем через десять дней. — Слезы навернулись ей на глаза. — Малышка не понимала, что значит десять дней. Тогда я дала ей десять пирожков с изюмом и велела съедать по одному в день, и когда она съест последний, мама вернется… Голос у Авриль сорвался. Съела ли уже Жизель последний пирожок? Наверное, смотрит на Селину и Гастона глазами, полными слез, и спрашивает, почему мамочка не возвращается, почему мамочка нарушила свое обещание. — Она… она всего лишь маленький ребенок. Она любит красные цветы, любит шлепать по лужам, запускать волчки. — Подняв голову, Авриль увидела; что Вэлбренд напряженно смотрит на нее, и не смогла сдержаться: слеза скатилась у нее по щеке. — Игрушка, которая была у меня в руке тогда, в Антверпене, ну та, которую я выронила, когда мы с вами столкнулись… Я купила ее для дочурки. Я обещала ей привезти волчок с ярмарки. Она называет их «хорошенькие волчики». — Еще одна слеза выкатилась у Авриль из-под ресниц. — Неужели вам не жаль невинное дитя? Неужели вы способны отнять у него мать? С минуту Хок молчал, словно окаменев. Потом посмотрел куда-то в сторону, в темноту, и ровным, ничего не выражающим голосом ответил: — Я уже сделал это. — Будьте вы прокляты! — Размахнувшись, она с силой ударила его по щеке, оставив на ней красный отпечаток всех пяти пальцев. — Будь ты проклят, норманн! Если ты попытаешься удержать меня здесь, клянусь, я… — Убьете меня? — Странное выражение появилось у него я на лице, словно он насмехался над самим собой. — Сомневаюсь. — Повернувшись, он зашагал прочь. — Помните, о чем я вас предупреждал, и не осложняйте своего положения еще больше, Авриль. Я вернусь через два или три дня. А пока — желаю всего наилучшего. С этими словами он вышел и захлопнул за собой дверь. Авриль, открыв рот, не веря своим глазам, продолжала смотреть на то место, где он только что стоял. Лишившись объекта своего гнева, она какое-то время не могла тронуться с места. Когда способность двигаться все же вернулась к ней, она обвела взглядом огромную пустую комнату с оплывшими свечами и безмолвно пляшущими по стенам тенями. Потом бросилась к двери и проверила задвижку. Та была открыта. Он не потрудился запереть Авриль в доме. Это свидетельствовало о том, что он был абсолютно уверен в сказанном: с этого острова нельзя убежать. Авриль беспомощно прислонилась к двери. Черное, всепоглощающее отчаяние навалилось на нее. Изо всех сил она ударила кулаком по стене — бесполезный жест, только руку ушибла. Спазм сжимал ей горло, она почти не могла дышать. Авриль закрыла глаза и как наяву увидела свою дочку, ее румяные щечки, иссиня-черные кудряшки, блестящие на солнце, растопыренные пальчики, когда она махала маме на прощание. — Жизель! — с рыданием вырвалось у Авриль заветное имя. — Сладкая моя Жизель! Решительно тряхнув головой и отказываясь верить в то, что говорил Хок, Авриль заставила себя оторваться от двери. Если нет надежды на то, что ее спасут, она должна спастись сама. Сейчас слишком темно, чтобы предпринимать рискованную вылазку, но как только рассветет, она начнет искать пути для побега. — Я вернусь к тебе, мое дитя, — поклялась она. — Даже если для этого мне придется своими руками построить корабль! Хок брел по освещенной луной тропе. Кровь стучала у него в висках так же громко, как волны прибоя там, внизу, в темноте. Вцепившись пальцами в кожаный ремень мешка, он почти не ощущал на плече его привычной тяжести, не замечал ни камней. отскакивающих из-под ног, ни холодного ночного ветра, освежившего его разгоряченное тело. Он вообще ничего не видел и даже не мог ни о чем думать, ощущая лишь невыносимую усталость, острое желание и безысходность, затуманивавшие мозг. Во имя черных воронов Одина, единственное, чего он хотел от этой проклятой ночи, так это чтобы она наконец закончилась, не принеся новых страданий. Вы же не варвар, сказала она. Дьявол, он еще никогда не чувствовал себя настолько варваром. Останься он с ней еще чуть-чуть, и повалил бы свою прелестную молодую жену навзничь, и доказал бы, как она ошибается, изнасиловав ее как какой-нибудь необузданный разбойник. Как ей удалось так быстро завладеть его сердцем? Разве всего час назад, в альтинге, он не поклялся себе никогда не прикасаться к ней, не допускать се в свою душу? Кажется, его не хватило и на одну ночь. Он с трудом удерживался, чтобы не прикоснуться к ней. Ему начинало нравиться даже то, как безрассудно-отважно она противится ему, как проклинает его. И уж совсем добили его ее слезы. Хок на ходу перекинул мешок на другое плечо. Он старался прогнать воспоминание об этих двух блестящих слезинках, катившихся у нее по щекам. На один ужасный миг ему показалось, что он тонет в них. В тот миг он увидел совсем другую Авриль — не дерзкую и буйную, а нежную, добросердечную, безоглядно преданную тем, кого она любит… и совершенно беззащитную. Он не мог избавиться от неприятного ощущения — будто проглотил целую миску шипов. Чувство вины. У меня есть дочь. Трехлетняя девочка. Его щека все еще хранила след пощечины Авриль, но ощущение было такое, словно каждым своим словом она наносила ему ножевой удар в живот. О боги, ему и в голову не приходило, что у нее может быть маленькая дочка, которая ждет ее во Франции, как и муж! Но она к ним не вернется. Ни теперь, ни когда бы то ни было. Хок поднял глаза к черному, усеянному звездами небу и послал ему проклятие за то, что оно поставило ее на его пути там, в Антверпене. Если бы она оказалась на том углу несколькими мгновениями раньше или он несколькими мгновениями позже, если бы Келдан не настоял, чтобы они догнали ее, если бы она не подняла руку на Торолфа… Нет, теперь поздно сожалеть. Что сделано — то сделано. Он не может рисковать благополучием Асгарда ради одной женщины. И даже ради ребенка. Хок сосредоточил внимание на дороге. По крайней мере у девочки есть отец, стало быть, она не останется круглой сиротой. Все же это больше, чем было у него. Стараясь загнать невеселые мысли подальше в глубь сознания, Хок сконцентрировался на знакомом изгибе дороги, на соленом морском ветре, дувшем в лицо, на том, что ему предстояло. После злосчастного путешествия в Антверпен вся его жизнь выбилась из привычной колеи, и Хок ощущал острую необходимость срочно ввести ее в прежнее русло. Что ему необходимо, так это рутина. Привычный ход событий. Хороший сон ночью и побольше тяжелой физической работы днем. Просто необходимо держаться подальше от этой завораживающей красотки, которая только что стала его женой, — на расстоянии, достаточном, чтобы не думать о ее пахнущих пряностями волосах, о мягко прильнувшем к нему теле и бесстыдно-соблазнительных рубиновых губах, умолявших его… В крайнем раздражении Хок отогнал от себя заманчивую картину. Он больше не желает проходить через все это. Тяжелый труд в поте лица поможет ему не думать о ней. Следует помнить лишь о том, что действительно важно, — о долге перед своим народом. По возвращении он будет в состоянии холодно и рационально отнестись к ее присутствию в его жизни. Хоку понадобилось полчаса, чтобы добраться до ванингсхуса Келдана. Молодой жених чуть ли не весь предыдущий год строил его на поляне к западу от города — в надежде на счастливую уединенную жизнь в нем с молодой женой. Хок стукнул в дверь кулаком — всего лишь раз. Поскольку все его неприятности случились из-за Келдана, не мешало бы Келдану теперь оказать ему услугу. Полированная сосновая дверь немедленно отворилась, и вышеупомянутый молодой жених на удивление радостно приветствовал его: — Хок! Почему ты пришел без своей хозяйки? А, ладно, не важно. Слава богам, что ты здесь! — Кел схватил его за руку и потащил в дом, выражение лица было у него таким же взволнованным, как голос. — Ты должен научить меня говорить по-французски. Чертовски трудно ухаживать за женщиной, если она не понимает, что ты ей говоришь. Он жестом указал в дальний конец комнаты, где стояла очаровательная Жозетт, с лицом, мокрым от слез ярости. У ее ног, словно обломки кораблекрушения, валялись перевернутые шкатулки для драгоценностей, изодранные одежды, распоротые бархатные подушки, усеявшие все вокруг гусиными перьями, которыми они когда-то были набиты, а также останки того, что некогда было изящным резным стулом. — Подарки не помогают, — объяснил Келдан, уворачиваясь от флакона духов, которым она в него запустила. Пролетев мимо, флакон разбился, ударившись о стену. Хок понял, что Жозетт бушует уже давно, швыряя в голову мужа чем попало, так как стена за спиной Келдана была изукрашена отвратительными свежими разводами вина и драгоценных масел; кое-где к клейким потекам прилипли гусиные перья. — Кел, клянусь мечом Тора, здесь пахнет, как в спальне у блудницы, — сказал Хок, разгоняя ладонью воздух перед носом. — А более интересных соображений у тебя не найдется. — Так ведь именно я предупреждал тебя, что незнание языка может создать множество проблем. — Я рассчитывал вовсе не на такую помощь. Пожав плечом, Хок отвесил поклон в том направлении, где стояла Жозетт, и попробовал обратиться к ней по-французски: — Добрый вечер, миледи. Как поживаете? В ответ послышались лишь угрозы и ругательства. Жозетт потянулась за обломком стула. Хок отступил в сторону, благодаря богов, что снаряд предназначен не для него — обломок полетел прямо в Келдана. — Боюсь, ничем не смогу тебе помочь, Кел. Твои ухаживания могут растянуться на месяцы. А может быть, и на годы. Клянусь молотом Тора, я и подумать не мог, что твоя молодая жена так виртуозно владеет матросским лексиконом. — В этот момент шелковая туфелька угодила Келдану точь-в-точь между глаз. — И что она такой меткий стрелок, — добавил Хок. — Я не понимаю, — с отчаянием сказал Келдан, потирая лоб и укоризненно глядя на Жозетт. — Я точно следовал всем наставлениям, содержащимся в «Хавамале». — Что лишний раз доказывает, сколь «полезен» этот древний текст, — печально подхватил Хок. Каждый юноша на Асгарде, прежде чем вступить в брак, внимательно изучал «Хавамал», чтобы узнать, как стать хорошим мужем и как угодить жене. — Так называемая мудрость предков большей частью лишь поэтические бредни. — Ты это уже говорил. — Может, побеседуем снаружи, там воздух не так перенасыщен… — Хок вовремя увильнул от второй шелковой туфельки — …метательными снарядами, — закончил он. Келдан поспешно вышел и, как только они оказались в относительной безопасности, плотно прикрыл за собой дверь. — Ты, кажется, насмехаешься над всем этим? — печально упрекнул он друга. — Вовсе нет, — солгал Хок, едва сдерживая улыбку. — Я потрясен тем, что твоя жена не пала немедленно к твоим ногам, как это всегда случается с асгардскими женщинами. — Да-да, понимаю, — проворчал Келдан. Скрестив руки на груди, он кивком показал на мешок за спиной Хока: — А как твои дела? Похоже, ты признал поражение и уже покинул свою новую жену? Ты пришел проситься на ночлег? — Ней, я ее вовсе не покинул. — Хок посмотрел на юг, туда, где вдали угадывался его ванингсхус. Ему странно было видеть огни в собственном доме, где нет его самого. Знать, что там находится в этот момент некто, кто ждет его. Ждет, чтобы всадить нож ему в сердце, поправил он себя. — Просто я решил, что лучше подождать, пока кровь у нас обоих поостынет, — объяснил он. — Иду патрулировать берег. — Но, Хок, ты ведь дал клятву… — Да, и я сдержу ее. В настоящий момент мы — словно огонь и трут. Если я останусь с ней, произойдет взрыв, и одному из нас не поздоровится. Я поклялся защищать ее, а в настоящий момент лучший способ защиты — это держаться от нее подальше. — Но кто же будет заботиться о ней, обеспечивать ее всем необходимым? — Поверь мне, Келдан, мир не знал еще женщины, которая меньше, чем она, нуждалась бы в заботах. Непрошеное видение всплыло в его памяти: две слезинки, медленно катящиеся по ее щекам, и такое беззащитное лицо, такое… Хок отогнал воспоминание. — Авриль в состоянии прекрасно позаботиться о себе сама. Я пришел лишь попросить, чтобы ты время от времени заглядывал к ней, пока меня не будет. Проследи, чтобы она не натворила бед. — Ты хочешь, чтобы я присматривал за обеими?! — Келдан остолбенел от такой просьбы. — При том, что я даже не могу говорить с ними на их языке? — Если помнишь, именно ты утверждал, что эти, а не какие-то другие женщины подходят нам лучше всего. Это ты настоял, чтобы мы их взяли. Ну вот, теперь они у нас есть. — Хок приподнял бровь. — Точнее, — у тебя. Он повернулся, собравшись уходить. Келдан поймал его за плечо: — Но, Хок, ты ведь делаешь обход острова только раз в месяц. Нет никакой спешки. Чтобы обойти остров, тебе понадобится не меньше недели. Неужели ты хочешь оставить ее… — Поверь, это лучше, что я сейчас ухожу. К тому же я не собираюсь делать полный обход. Я буду отсутствовать всего два или три дня. — Встретив недоверчивый взгляд своего молодого друга, Хок вперил в него суровый взгляд: — Перестань так смотреть на меня! Я не нарушаю клятв. Я забочусь о ней. Она в полной безопасности, и у нее все есть. Она достаточно умна, чтобы держаться подальше от утесов и не ходить в западную часть леса, об этом я ее предупредил. У нее есть крыша над головой, еда, одежда… — Но это не все, что нужно женщине, — с самоуверенностью все знающего новобрачного в первую ночь после свадьбы заявил Келдан. — В «Хавамале» написано, что… — Не надо цитировать мне эту чертову книгу! — огрызнулся Хок, стряхивая с плеча руку Келдана. — В ней написано лишь, с чего начинается брак, но ничего не сказано о том, чем он кончается. А я знаю, чем он кончается — черной бездной мучений и горя. И я больше не верю ни в то, что написано в «Хавамале», ни в традиции, ни в справедливость богов. Я верю только в одно — в то, что нужно любой ценой уберечься от мучений и горя. — Он кивнул в сторону дома Келдана. — Сейчас твой домик на поляне у моря — идиллия, но так будет не всегда, Кел. Она изменится. Все и вся вокруг нас меняется… — Может быть, когда-нибудь, когда я доживу до твоего возраста, — перебил его Келдан, — я буду испытывать те же чувства. Но надеюсь, что этого никогда не случится. И думаю, что ты делаешь ошибку, оставляя свою молодую жену в первую брачную ночь. — Ну, это уж мое дело. — Хок снова повернулся, чтобы уйти. И тут увидел, что Жозетт подсматривает за ними через приоткрытую дверь. — Милорд? — робко обратилась она к нему, пошире отворяя дверь. — Простите, что… что вы сделали с Авриль? Она в порядке? Вы не… — Нет, миледи, с ней не случилось ничего дурного, — мотнул головой Хок. Маленькая брюнетка Келдана, кажется, испугалась, что мужчины обсуждают печальную судьбу ее подруги. — Если хотите, утром можете повидаться с ней. Увидев, что он уходит, Жозетт вышла за дверь: — Милорд, умоляю вас, вы не можете держать нас здесь!.. — Она быстро взглянула на Келдана, словно надеясь, что тот тоже поймет, о чем она говорит. — Вы должны освободить Авриль. Хок вздохнул: казалось, весь этот нескончаемый день враз придавил его своей немыслимой тяжестью. — Я не могу этого сделать, миледи. Вы просите невозможного. — Нет, вы, наверное, не понимаете. У нее дома, во Франции, есть маленькая дочка… — Я знаю. Она мне сказала. Но сделать ничего нельзя. — Второй раз за эту ночь взглянув в полные слез женские глаза, Хок почувствовал, как сострадание рвет ему душу острыми когтями. — Мне очень жаль. Жозетт потупила взор, черные ресницы прикрыли се голубые глаза: — Но я… — Она закусила губу, в ней явно происходила какая-то внутренняя борьба. — Я не уверена, что она сказала вам всю правду. — О чем? — О своем муже. — Продолжая кусать губы, Жозетт подняла глаза. Хок чуть было не выпалил, что ему это совершенно безразлично. Это не имело никакого значения. Он знать ничего не желал о каком-то французе, претендовавшем па сердце Авриль, её тело и душу. Какое Хоку до него дело? — Что с ним? — однако спросил он. — Я скажу вам это только потому, что тогда вы поймете, почему Авриль нужно отпустить. — Жозетт набрала воздуха и легкие и быстро заговорила: — Жерара, мужа Авриль, убили три года назад. Она вдова. Хок почувствовал себя так, словно на него обрушился целый град острых гвоздей. Он не мог произнести ни звука. Она вдова. Она не принадлежит никакому другому мужчине! Не принадлежит никакому мужчине, но… Он мысленно оборвал себя на полуслове, сдержав моментально вспыхнувшее острое, горячее мужское желание обладать. — Это не имеет значения. — Но разве вы не понимаете? — печально спросила Жозетт. — Маленькая Жизель потеряла отца, еще не родившись. Вы не можете лишить ее и матери. Вы должны позволить Авриль вернуться к своему ребенку. Должны. Если вы этого не сделаете, бедное дитя останется круглой сиротой. Хок отвернулся, чувствуя, как острые шипы снова стали терзать его. На миг ему даже показалось, что он заболевает. А ведь он думал, что ничего более ужасного в этот день уже не случится. — Это не имеет значения. — В оцепенении он словно со стороны услышал собственный голос, повторяющий эти слова, как заклинание, будто оттого, что повторишь их много раз, они станут истиной. — Как вы можете так говорить? — задохнулась от негодования Жозетт. — Как вы можете быть столь бессердечны? — Келдан, уведи ее в дом! — рявкнул Хок. С него было достаточно на сегодня упреков во всех мыслимых и немыслимых грехах. Не проронив больше ни слова, он зашагал в ночь, едва ли отдавая себе отчет в том, куда идет. Ом сделал ребенка сиротой. Глава 7 Жозетт проснулась, почувствовав на щеке ласковое прикосновение солнечного луча. Она сонно зевнула и прислушалась к веселому щебетанию птиц где-то там, за окном. О Боже, это же никуда не годится! Братья всегда называли ее легкомысленной ленивицей, вот она и подтверждает их правоту. Открыв глаза, Жозетт недоуменно заморгала, ноздри защекотал аромат сдобы с корицей. Кто это принес ей завтрак в постель? Внезапно она вспомнила, что находится вовсе не в Бретани и чуть не вскрикнула от испуга. «Интересно, как это я оказалась в постели?» — подумала она, садясь. Яркий солнечный свет лился в комнату через открытые ставни вместе со свежим утренним ароматом летнего луга и птичьим гомоном. Откинув с лица спутанные волосы, Жозетт увидела его — Келдана, своего черноволосого похитителя. Сидя за столом, опирающимся на ножки в виде козел, в противоположном конце этого странного длинного жилища, он мирно завтракал. — Добрый утро, — сказал он на ломаном французском языке, глядя на нее с неуверенной, робкой улыбкой. — Хорошо спать? Поджав ноги, Жозетт отпрянула назад и, упершись в спинку кровати, натянула одеяло до самого подбородка. Но Келдан не сделал ни малейшего движения, не выказал даже намека па то, что намеревается наброситься на нее. Пока. Она быстро окинула взглядом комнату. Он убрал все то безобразие, которое она натворила здесь прошлым вечером, даже смыл масляные и винные потеки со стен. Жозетт наморщила лоб, стараясь вспомнить, что случилось после того, как его большой и сильный светловолосый друг покинул их. Она забилась тогда в угол и сидела там, держа над головой сломанную ножку стула, словно занесенный меч, и намереваясь отважно защищать свою честь. Но в конце концов, видно, уснула. Жозетт поняла, что это он, должно быть, отнес ее в постель, уложил и укрыл одеялом. Она покраснела и бросила на него подозрительный взгляд. Но она была все еще полностью одета, если не считать туфель, стоявших на полу рядом с кроватью. Судя по постельным принадлежностям, скомканным на полу неподалеку от стола, сам он провел ночь в другом конце комнаты. Келдан протянул ей корзинку с булочками — словно оливковую ветвь мира: — Голодать? — Нет. — От соблазнительного запаха корицы в животе предательски заурчало. — Нет, я не хочу есть, и я не останусь здесь с вами до конца дней своих. Он лишь покачал головой и пожал плечами, явно не понимая, о чем она говорит. — О Господи, я сойду с ума! — Жозетт откинула одеяло. — Вы что, не понимаете ни одного моего слова? Он склонил голову набок, продолжая приветливо ей улыбаться. Жозетт скрестила руки на груди: — В таком случае я могу говорить все, что мне заблагорассудится. Могу даже обозвать вас… — она так же приветливо улыбнулась ему и спокойно, ласково закончила: — …уродливым, самодовольным, полоумным тупицей с мерзкими манерами, воняющим, как пропотевшие чулки. Улыбка Келдана стала еще шире, и в темных глазах затеплилась надежда. От такой реакции на ее оскорбления Жозетт чуть было не засмеялась. Но, сдержавшись, лишь вздохнула: — Однако все это неправда, — нехотя призналась она. — Правда состоит в том, что вы пока вели себя в высшей степени по-рыцарски. Несколько секунд она разглядывала похитившего ее воина, озадаченная его великодушием. Превосходной формы широкие, мускулистые плечи и грудь не оставляли сомнений в том, что физически это очень сильный человек, который может любого принудить делать то, что ему нужно. Между тем пока он не попытался даже поцеловать ее. А приятное, улыбчивое лицо с крупными чертами и густая блестящая копна черных волос абсолютно исключали возможность назвать его уродливым. Напротив, это был один из самых красивых мужчин, каких ей доводилось видеть. Представив себе, как он прошлой ночью взял ее на руки и отнес в постель, Жозетт испытала незнакомое пульсирующее ощущение в животе. — Я хочу домой, — просто сказала она. — Неужели вы и этого не можете понять? Я хочу домой. — Жозетт, — ласковым голосом произнес он, указывая рукой на пол, — дом здесь. Она поняла, что он имел в виду, — теперь ее дом здесь. — Это вы так считаете, тупица. — Келдан, — поправил он, вероятно, поняв, что она называет его каким-то другим не слишком любезным именем, и снова протянул ей корзинку с булочками: — Хотеть есть? Жозетт прикусила нижнюю губу, до сих пор она отказывалась принимать какие бы то ни было его предложения. Но если она уморит себя голодом, у нее не останется сил бороться с ним, если… когда он все же решит взять ее силой. — Ну разве что кусочек, — медленно произнесла она, подходя к столу и пугливо хватая булочку. Хлеб был мягким, теплым, начиненным изюмом и таким же божественно вкусным, каким приятным был источаемый им аромат. — М-м-м-м!.. — невольно вырвалось у Жозетт, и она закрыла глаза от удовольствия. Келдан воскликнул что-то в ответ — всего одно слово, — но она была слишком занята созерцанием изобилия разнообразной еды на столе, чтобы обращать на него внимание. Набивая рот нежнейшим хлебом, она таращила глаза на вазы, полные прозрачного винограда и блестящих слив, блюда с тонко нарезанным ростбифом, кувшин с молоком, покрытым нежной пенкой… И апельсины… — Святые угодники, последний раз я видела такое пиршество… — Жозетт схватила пригоршню засахаренных орехов и сливу — только лишь для того, чтобы поддержать угасающие силы. — Полагаю, там, откуда я прибыла, лишь короли могут позволить себе такие изыски на завтрак. Мгновение спустя руки у нее были заняты настолько, что она едва ли смогла бы унести все это в свой угол, ничего не уронив. — Жозетт. — Келдан крякнул от удовольствия. Она коротко взглянула на него и заметила искорки удовольствия в его глазах. Он сделал приглашающий жест в сторону свободной скамейки у противоположного конца стола. Жозетт колебалась: — Не думаю, что мне стоит садиться за стол. Если я разделю с вами трапезу, это будет означать, что я едва ли не принимаю ваше гостеприимство. Келдан спокойно взял апельсин, ловко очистил его, разделил пополам и протянул ей половинку. Сок аппетитно стекал по его длинным загорелым пальцам. Созерцая редкий сладкий плод, Жозетт невольно сглотнула: соблазн боролся в ней с осмотрительностью. Медленно, осторожно, не сводя глаз с Келдана, она села на свободную лавку. — Не думайте, будто это означает, что я сдалась, — сообщила она ему и неуверенно взяла протянутый ей апельсин. — Мы с Авриль уедем при первой же возможности. Я… — Она замолчала и, не в силах больше терпеть, впилась в спелый плод. Божественный вкус заставил ее забыть обо всем. — Не сомневаюсь, что она уже планирует наш побег, — закончила Жозетт. Побег между тем представлялся все более проблематичным. Натянув поводья, Авриль остановила жеребца на вершине холма, к западу от жилища Хока, убеждая себя, что глаза у нее слезятся просто от соленого ветра и от того, что пряди распущенных волос то и дело хлещут ее по лицу. Ветви деревьев, за которые она цеплялась головой, и морской ветер давно сорвали ленту и растрепали волосы. Проблуждав несколько часов, она оказалась там же, где на рассвете начала свои скитания, полная надежд, ошибочно считавшая, что сможет объехать весь остров всего за несколько часов. Все утро она скакала вдоль берега на восток, потом обратно, на запад, пораженная огромными размерами острова. Когда солнце окончательно взошло, ее надежды рухнули. В бухте она не увидела ни единого корабля. И даже ни одной гребной лодки. Хок не солгал. Похоже, действительно никто не покидал остров Асгард. Она могла догадаться почему: сказать, что берег выглядел неприветливо, значило не сказать ничего. Повсюду возвышались утесы, лишь узкие проливы-ущелья прорезали береговую линию. Даже там, где она могла видеть берег, это была лишь узенькая ленточка песка. Везде, сколько хватало .глаз, в небо уходили острые, массивные скалы, поднимавшиеся прямо из воды, словно клыки неких великанов, мифических чудовищ, готовых схоронить в своей пасти любое проплывающее мимо судно. Или любого, кто рискнул бы попытаться покинуть остров. Она приставила руку к глазам козырьком, глядя на сверкающее море. Даже если бы утесы не выглядели столь устрашающе, серебристо-белый туман, окутывавший остров и клубящийся над волнами на несколько миль от берега, не оставлял никакой надежды. Поначалу Авриль думала, что он рассеется, когда взойдет солнце, но чертов туман продолжал стоять над водой. Видимо, он оставался неизменным, независимо от времени суток. Если он был постоянной особенностью здешнего климата, неудивительно, что этим викингам удавалось так долго жить, никем не замеченными. Корабль мог пройти совсем рядом с островом, и никто бы не догадался о его существовании. И даже если бы какой-нибудь особо зоркий капитан заметил Асгард, сомнительно, чтобы он, сколь бывалым моряком он ни был бы, рискнул приблизиться к этим коварным скалам. Тем более в таком тумане. Авриль вытерла глаза и тронула жеребца. Полуденное солнце нещадно палило, отчего она все больше сникала. Несмотря на духоту, при мысли о непроглядном тумане ее бросало в дрожь. Странно, но он напомнил ей о том тумане, который она видела вокруг замка Гастона в ночь перед отъездом в Антверпен!.. Решительно тряхнув головой, Авриль приказала себе не быть дурой. Это всего лишь туман. Безобидный. Просто причуда погоды. Она повернула в глубь острова, прочь от моря, одетого серебристым плащом. Нужно найти Жозетт. Авриль не собиралась бесцельно блуждать все утро, она надеялась принести Жозетт хорошие новости и готовый план побега, но теперь чувствовала, что оказалась не только никудышной разведчицей, но и плохим другом. Сердце у нее билось тревожно, она молила Бога, чтобы с Жозетт ничего не случилось. Пришпорив коня, Авриль помчалась галопом по заросшему травой склону холма, направляясь в город. Вероятно, там кто-нибудь поможет ей найти подругу. Хок сказал, что она может навестить ее, но не потрудился сообщить — где. При воспоминании о своем похитителе Авриль снова ощутила волнение. Все утро она старалась не думать о крепко сбитом, загадочном воине-викинге, привезшем ее сюда. Она все еще находилась под впечатлением его вчерашних интригующих слов и поступков. Что же это за человек, который мог умыкнуть ее, жениться на ней против ее воли, лишить возможности вернуться к ребенку — и в то же время оказался способен вести себя достойно, имеющий понятие о чести, сострадающий и великодушный? И почему, Боже милосердный, каждый его взгляд, мимолетное прикосновение лишают ее способности трезво мыслить и невольно бросают в жар? Покраснев, она выкинула Хока Вэлбренда из головы. Нужно думать о побеге, а не о похитителе. Во всяком случае, пока его здесь нет, за что она благодарна небесам. По крайней мере его боевой конь оказался сговорчивее хозяина. Илдфаст, повинуясь поводьям, быстро нес Авриль в долину через луга, чередующиеся с холмами. Ветер, напитанный запахами листвы и распустившихся цветов, трепал ей волосы и юбки. Море высоких трав колыхалось вокруг под его порывами. Селение, показавшееся впереди, стояло в плодородной зеленой долине, зажатой между океаном и цепочкой гор; вдали Авриль различала зубчатый ряд скалистых вершин. «Это место могло бы показаться красивым, — неохотно признала Авриль, — если бы я попала сюда по своей воле». На подступах к городу, который был гораздо больше, чем представлялось издали прошлой ночью, она пустила коня рысью. Показались крыши больших и маленьких домов — деревянные или крытые соломой. Авриль озадачила одна странность: нигде не было видно ни ворот, ни стен, ни башен, ни иных заградительных укреплений. Лишь один часовой нес службу. У Авриль упало сердце: эти люди не оставили бы свои дома беззащитными, если бы безоговорочно не доверяли утесам, скалистым берегам и туману — те делали остров действительно неприступным и исключали возможность вторжения. И побега. Конь застучал копытами по гладким камням мощеной мостовой на широкой улице, по которой Авриль въезжала в предместье города. В воздухе стоял гул голосов людей, говоривших на непонятном норманнском наречии. Все они — мужчины, женщины, дети — были заняты своими обычными делами. Два мальчика лет пятнадцати шли вдоль дороги с удочками на плечах. Кузнец бил молотом по наковальне. Домохозяйки, свесившись из окон, болтали с подругами. Собака отчаянно лаяла на стайку гогочущих гусей. Оглядевшись, Авриль изумилась. После вчерашнего пребывания в окружении исключительно мускулистых, загорелых викингов, она не ожидала увидеть такой мирный, такой… обычный город. Один за другим горожане поворачивали к Авриль головы и, опуская свои корзины, тюки, орудия труда, провожали ее взглядами. Авриль казалось, что сердце вот-вот выскочит у нее из груди. На какое-то мгновение она пожалела, что не надела брошь, которую Хок приколол ей к платью накануне вечером, — она ведь отказалась носить символ своей принадлежности ему. Но как без него воспримут эти люди появление странной незнакомки, особенно такой — Авриль прекрасно представляла себе, как выглядит, — с всклокоченными волосами, в пропотевшем и забрызганном грязью после долгого путешествия платье? Может, проявят недоброжелательность и даже враждебность? Несколько человек в толпе, указывая на нее руками, начали быстро о чем-то переговариваться. Все смотрели с удивлением и живым любопытством. Потом некоторые начали улыбаться, выкрикивать что-то похожее на приветствия. Наконец, бросив свои занятия, все собрались вокруг нее, кланяясь и кивая. Авриль натянула поводья и остановила коня, встревоженная оказанным вниманием. Илдфаст вскинул голову, и Авриль вспомнила, что сидит на лошади Хока. Сколь мало ни рассказал он ей о себе, можно было понять, что среди этих людей он занимает довольно видное положение. Очевидно, его жена — или, точнее, женщина, которую они считали его женой, — должна была заслуживать определенного уважения. — Добрый… добрый вам день, — неуверенно произнесла Авриль, как никогда сожалея, что не знает хоть нескольких слов на их языке. Всю жизнь она обожала изучать языки: чужие слова, яркие и необычные, завораживали ее так же, как других женщин завораживает обилие приправ на кухне. Но сейчас, когда искусство владения чужим языком было нужно больше всего, она оказалась беспомощна. — Не говорит ли кто-нибудь из вас по-французски? Едва ли в этом гомоне кто-то расслышал вопрос — ее появление вызвало страшную суету. Десятки людей выходили из домов и присоединялись к толпе, желая взглянуть на нее. Прежде чем она успела понять, что происходит, кто-то вложил ей в руки букет цветов, потом корзинку с фруктами. — Постойте… нет… мне не нужны никакие подарки?.. Мне нужно найти подругу. Я… Илдфаст норовисто фыркнул и сердито попятился. Какой-то мужчина взял его под уздцы и успокоил. Другой вплел цветок в его гриву. И прежде чем Авриль или ее конь успели выразить несогласие, праздничная процессия уже вела их в город. Кто-то затянул песню. — Подождите, подождите!.. — кричала Авриль, ошеломленная тем, как радовались эти люди знакомству с ней. — У меня нет времени. Мне надо найти мою подругу Жозетт… — Авриль! Обернувшись, Авриль увидела Жозетт, протискивающуюся сквозь толпу. — О, слава Богу! — Авриль соскользнула с седла, передала кучу подарков стоявшему рядом горожанину и бросилась к подруге. Жозетт горячо стиснула ее в объятиях: — Авриль… — Жозетт, Боже милосердный, с тобой все в порядке? — Она отступила на расстояние вытянутой руки и вздохнула с облегчением: Жозетт, судя по всему, пребывала в добром здравии. — Хок сказал мне, что никто не причинит тебе вреда, но я не знала, можно ли верить… — Не беспокойся обо мне, Авриль. Со мной все прекрасно. Это я о тебе тревожилась. Мы с Келданом после завтрака остановились возле твоего ванингсхуса… — Кто? У моего — чего? — Ванингсхуса. Так они называют свои странные жилища. — Жозетт махнула рукой в сторону протянувшихся вдоль улицы домов, большинство из которых были выстроены так же, как дом Хока: длинные каменные сооружения, крытые соломой или квадратными деревянными балками. — А кто такой Келдан? — Так его зовут. — Жозетт указала на высокого темноволосого мужчину, расталкивавшего толпу. Пробившись наконец к Жозетт, он встал рядом с ней — тот самый человек, который «женился» на ней накануне во время ночной церемонии. — Он знает всего несколько слов по-французски, — продолжала Жозетт, беря Авриль под руку и увлекая ее вперед. Часть праздничной толпы последовала за ними, кто-то вел Илдфаста под уздцы. — Я не понимаю почти ничего из того, что он говорит, но он был весьма добр со мной. — Жозетт, он похитил тебя! — Авриль, сдвинув брови, грозно посмотрела на улыбающегося во весь рот похитителя подруги. — Это едва ли можно назвать добрым отношением. — Да, ты, конечно, права, — поправилась Жозетт, чуть покраснев. — Но… он вел себя так по-рыцарски. А сейчас показывает мне город. — Келдан показывает тебе город? — эхом отозвалась Авриль, удивленная и немного рассерженная из-за того, что подруга, казалось, была очарована своим красивым спутником. — Да, и когда мы остановились у твоего ванингсхуса — он научил меня нескольким словам на своем языке, — тебя там не было. — Я решила прокатиться верхом. Жозетт кивнула. — Я так и думала, что ты осматриваешься… — Она бросила взгляд на стоявшего рядом мужчину и понизила голос до шепота: — Ты придумала, как отсюда убежать? Авриль колебалась. Она боялась напугать подругу своей новостью. Но Жозетт вовсе не казалась испуганной. И в конце концов, должна же она отдавать себе отчет в сложившейся ситуации. — Жозетт, судя по тому, что мне удалось увидеть, Гастон со своими людьми не сможет нам помочь. Думаю… думаю, нам следует полагаться только на собственные силы. — Ну, ты что-нибудь придумаешь. Не сомневаюсь. Прежде чем Авриль успела поведать ей, что на Асгарде нет кораблей, к ним обратился Келдан: — Идти смотреть. — Он говорил по-французски с сильным акцентом, трогая Жозетт за плечо и показывая на боковую улочку. — Хорошее место. Идти смотреть. — Он хочет нам что-то показать, — недоверчиво глядя на него, предположила Авриль. — Да… — Жозетт обменялась взглядом с Авриль, потом пожала плечом. — Не думаю, что от этого будет какой-нибудь вред, а ты? Это и впрямь самый прелестный город, какой мне доводилось видеть. Он напоминает некоторые деревушки в Бретани. — Да, действительно, — неохотно согласилась Авриль, вспоминая рваную береговую линию и тучные зеленые луга Бретани с разбросанными тут и там деревушками. — Если не считать, что в Бретани не так тепло. — Это правда. — Жозетт подняла лицо к солнцу, закрыла глаза и вздохнула так, что Авриль определенно почувствовала тревогу. — И не так изобильно. Пока Келдан вел их вдоль боковой улочки, Авриль крепко держала подругу под руку. Она тоже заметила, что это было весьма процветающее селение: мощеные, чисто выметенные улицы, на людях одежда из тонких, украшенных дорогим шитьем тканей с золотыми и серебряными застежками. В некоторых домах открыли ставни, чтобы впустить свежий морской ветерок, и Авриль могла видеть играющих внутри детей и взрослых за работой среди до блеска отполированной мебели и ярких ковров. Их веселые провожатые привлекали шумное внимание, и на каждом углу все новые люди выходили из домов поприветствовать их, судя по всему, с самой искренней теплотой. Все с любопытством смотрели на них и осыпали подарками. Особенно много подношений получала Авриль. В конце концов она сдалась и перестала отказываться. То, что начиналось букетом цветов и корзинкой фруктов, превратилось в поток деликатесов, ожерелий из блестящих бусинок, предметов одежды, духов, кружев, драгоценностей. Когда бедному Илдфасту стало тяжело все это тащить, кто-то подогнал телегу. В какой-то момент Авриль пришло в голову, что голод здесь неведом. Они проходили мимо множества загонов со стайками цыплят и уток, стадами густошерстных коричневых животных, похожих на овец, но с большими винтовыми рогами… Когда они проходили мимо этого загона, Авриль изумленно заморгала при виде диковинных существ с безмятежными мордами и ветвистыми, покрытыми шерстью рогами. — Жозетт, что это, обман зрения или… — Олени, — кивком подтвердила Жозетт. — Вероятно, они их разводят, чтобы получать мясо и молоко. Я пила за завтраком молоко, оно было очень вкусным… — Но олени обычно водятся только на севере. — .Сердце Авриль громко стучало в груди. — Судя по погоде, я полагала, что этот остров находится на юге или на востоке. — Может быть, ты ошиблась? — О Жозетт, — печально призналась Авриль, — я понятия не имею, где мы. — Не отчаивайся. Во время сегодняшней прогулки я догадалась кое о чем, что может оказаться полезным. — Жозетт снова понизила голос: — Я думаю, эти люди — викинги. — Ну да, конечно. — Авриль постаралась скрыть разочарование. — Об этом я догадалась еще вчера вечером, и Хок это подтвердил. Они живут здесь несколько веков, прячась от всех, и свято хранят это место в тайне. Вот почему они никогда не отпустят нас отсюда. — О!.. Обе женщины молча следовали за Келданом в другую часть города — ту, что была населена множеством процветающих ремесленников. Проходя мимо выстроившихся в ряд мастерских, Авриль по вывешенным в застекленных окнах орудиям труда или изделиям догадывалась о назначении некоторых из них: лавка ювелира, златокузнеца, кондитера, лудильщика, резчика по дереву. Келдан открыл дверь в одну из мастерских, и они вошли, оставив стайку веселых спутников снаружи. Какой-то горожанин привязал Илдфаста к высокому столбу, вырезанному в форме некоего мифического духа дерева. — Нравится здесь? — на ломаном французском спросил Келдан, подталкивая их внутрь и закрывая за собой дверь. — Люди здесь хорошо, — с воодушевлением добавил он, улыбаясь и глядя с надеждой. — Да, хорошие, — подтвердила Авриль, вынимая из волос запутавшийся в них цветок и чихая от древесной пыли. Келдан устроил их в укромном уголке этой плотницкой мастерской. Воздух был наполнен запахами масел, лаков и свежевыпиленных сосновых досок, уложенных вдоль стен. Детали предметов мебели на разных стадиях изготовления лежали на верстаках и столах, а с потолка, поблескивая в проникавших сквозь оконные стекла солнечных лучах, свисали инструменты для обработки дерева. — Да, люди здесь в самом деле, кажется, очень милые, — вежливо согласилась Жозетт. — Но вы должны позволить нам вернуться домой. Мы не можем здесь оставаться. Вы понимаете? Мы должны вернуться во Францию. — Франция, Франция, Франция!.. — Келдан вздохнул, словно устал уже слышать это слово, кивнул, показывая, что понял ее, и добавил: — Почему? Жозетт нахмурилась: — Что за странный вопрос? Потому что там — наш дом, разумеется… — Потому что нельзя вот так просто украсть человека и ожидать, что он будет от этого счастлив, — буркнула Авриль. — И потому, что у Авриль там, дома, есть дочка, — продолжала Жозетт, — и, как я сказала уже вчера вашему другу, бедное дитя останется круглой сиротой, если… — Что?! — выпалила Авриль. — Что ты сказала Хоку? — Я… — Жозетт нервно закашлялась и отвела взгляд. — Я собиралась сказать тебе об этом, но не знала, как ты… — Что ты ему сказала? — О, Авриль, ты должна простить меня. Я ведь только пыталась помочь! Я сказала ему правду о Жераре. Думала, если он узнает, что у Жизели нет отца, это смягчит его сердце и заставит отпустить тебя… — Жозетт, как ты могла? — заплакала Авриль. — Теперь он знает, что я ему солгала. Я уже пыталась смягчить его сердце — ничего не вышло. — Прости. — Жозетт стряхнула стружки со стула и рухнула на него. — Ради всех святых, Жозетт, мы должны помогать друг другу, а не… — Авриль подняла руки, потом бессильно уронила их, чувствуя себя еще более безнадежно и беспомощно, чем прежде. Отвернувшись, она уставилась в окно. — Впрочем, теперь это едва ли имеет значение. Я надеялась, что он проникнется ко мне доверием настолько, что решится отпустить, но теперь он никогда не поверит мне. — Она закрыла глаза. — Эти мужчины не намерены нас отпускать. Повисла неловкая тишина. Келдан исчез в задней комнате и вскоре вернулся. Оглянувшись, Авриль увидела, как он с явной гордостью ставит перед Жозетт изящный, украшенный резьбой стул. Жозетт ахнула. — Что такое? — смущенно пробормотала Авриль. — Что это? . — Вы сделали это сами? — спросила Жозетт. — Вы плотник? Келдан обвел рукой мастерскую, потом ткнул пальцем себе в грудь, показал на стул и кивнул. — О, — Жозетт взглянула на Авриль, — клянусь, это точно такой же стул, как тот, что он дал мне вчера. Я… я… разбила его о стену. — Ты разбила стул о стену? — Я была ужасно сердита. И понятия не имела, что он сделал его специально для меня. О, мне страшно неловко! — У тебя нет причин чувствовать себя неловко, — строго сказала Авриль, . — Этот человек похитил тебя. Насильно привез сюда. Он похититель! Он… Подруга не слушала ее, с робкой улыбкой глядя на Кёлдана, — Спасибо, — сказала она. — Жозетт! — в отчаянии воскликнула Авриль. — Ты хоть слышишь, что говоришь? Ты не можешь принять его дар. Нам от этих людей ничего не нужно — ни пищи, ни подарков. Нам нужна лишь свобода! Мы хотим убежать. Жозетт переводила взгляд с Кёлдана на Авриль и обратно: — Прости. Ты права. Просто… мне трудно помнить, что я должна сердиться на людей, которые так добры ко мне. — Она опустила глаза к покрытому древесной стружкой полу. — И здесь так чудесно. Прекрасная погода, потрясающая еда. И так мирно. Ты заметила? — Да. — Авриль снова отвернулась к окну, разглядывая собравшихся на улице людей. — Все кажутся счастливыми, здоровыми… — ее внимание привлекла еще одна особенность, видимо, свойственная всем этим людям, — и молодыми. Жозетт, я не заметила здесь никого, кому было бы… ну хотя бы сорок. Даже старейшины, которых мы вчера видели, не выглядели стариками. — Она обернулась и пристально посмотрела на Келдана. Он наблюдал за ними, особенно за Жозетт, все с тем же теплым, исполненным надежды выражением. Авриль решила, что ему около тридцати. Столько же было и Хоку. — Здесь что-то не так, — тревожно сказала она и снова посмотрела на улицу. Там стояли люди ее возраста и моложе, было, правда, несколько женщин средних лет с морщинками, которыми время избороздило их лица, и сединой в волосах. Но большинство жителей Асгарда выглядели на удивление молодо. — Куда они девают своих стариков? И если все здесь, на острове, такие здоровые и счастливые, зачем они крадут нас? Для чего они нас сюда привезли? Жозетт пожала плечами: — Может быть, они просто хотят и другим дать пожить на этом чудесном острове? Авриль с болью посмотрела на нее: — Жозетт, это очень благородная идея, по если бы дело обстояло именно так, незачем было бы красть людей. Достаточно было бы их просто пригласить. И сколь «милым» ни оказалось бы это место, я никогда не смирюсь с тем. чтобы меня держали здесь в плену. — Все еще глядя в окно, она скрестила руки на груди. — У меня есть дочь, к которой я должна вернуться, и я никому и ничему не позволю нас с ней разлучить. — Прости меня, Авриль. Ты, конечно же, права. — Жозетт подошла и встала рядом с подругой. — Но как мы убежим? Мы находимся где-то посреди океана и даже не знаем, в какой стороне наш дом… — Это не должно нас останавливать. В конце концов, мы выросли в Бретани, на берегу моря. И я могу отличить корму от носа, а рыбацкую лодку от клинкера. Я могла бы даже… — Авриль запнулась, взглянув через плечо на Келдана, по тот явно не понимал, о чем они говорят, — я бы даже могла построить где-нибудь в потайной бухте лодку, в которой можно плавать по морю. — Она взглянула на потолок. — Если бы имела подходящие инструменты. — Может быть, кто-нибудь из похищенных вместе с нами захочет нам помочь? — неуверенно предположила Жозетт. — Вот-вот. Прекрасная мысль! Если мы будем работать вместе, у нас может получиться. — Авриль тронула Жозетт за локоть. — Мне понадобится твоя помощь, Жозетт. Одна я не справлюсь. Жозетт взглянула на Келдана, потом снова на Авриль и мягко ответила: — Ну конечно же я помогу тебе. — Спасибо. — Авриль обняла подругу. — У меня есть для тебя очень подходящее поручение. Нам нужно узнать, где находится этот остров. Насколько он удален от материка и в каком направлении нужно плыть, чтобы добраться домой. Поскольку вы с ним… — она послала Келдану милую улыбку, — в достаточно сердечных отношениях, у тебя больше всего шансов выведать то, что нужно. — Я постараюсь. — Отлично. Я знаю, ты можешь это сделать, Жозетт. — Авриль почувствовала, что у нее впервые за этот день улучшается настроение. — Ну а теперь я попробую разыскать кого-нибудь из остальных пленниц. Ты же оставайся здесь со своим плотником и вытягивай из него нужные сведения. Но будь осторожна, не выдай себя. — Это было бы мудрено, поскольку мы понимаем не больше, чем несколько слов из того, что каждый из нас говорит. — И все же будь осторожна, Жозетт. — Авриль махнула Келдану рукой на прощание и направилась к двери, оставляя подругу в обществе врага. «Надеюсь, Жозетт не забудет, что, в сущности, он — враг», — подумала она, выходя. Глава 8 Дождь стучал по ставням жилища Хока… Монотонный звук ливня, начавшегося еще до рассвета, с каждым часом лишь усиливался. Стоя у открытого окна, Авриль смотрела на серые тучи, которые заволокли все небо, и тяжело вздыхала от безысходности. Прямо у нее над головой прогремел гром. Новая вспышка молнии тут же вонзилась в бушующее море. Грозе не видно было конца. Авриль барабанила пальцами по деревянному подоконнику. После вчерашних тайных свиданий с другими пленницами, оказавшихся успешными, она жаждала немедленно приступить к осуществлению плана побега, но скитаясь под проливным дождем, могла лишь промокнуть до нитки и заболеть. А если она собирается во главе полудюжины женщин пуститься в опасное морское плавание, ей понадобятся крепкое здоровье и много сил. Лишь мавританка оказалась слишком робкой, чтобы даже допустить мысль о возможности побега. И еще Авриль не удалось пока поговорить с англичанкой, так как верховный старейшина — тот, что походил на Хока, — не спускал с нее глаз. Беспокоила ее и итальянка. Закрыв глаза, Авриль снова вознесла молитву небесам, чтобы с несдержанной на язык синьориной ничего не случилось. Безусловно, итальянка была бы самой решительной и непреклонной «сестрой по оружию»… Но с тех пор как похититель уволок ее, брыкающуюся и визжащую, с церемонии в альтинге, их никто не видел. Они оба бесследно исчезли. Холодные дождевые капли брызнули в лицо Авриль, она поежилась и ощутила, как все похолодело внутри, — ей было страшно представить, что может в этот самый момент испытывать бедная женщина. Ветер усиливался, и Авриль, закрыв ставни, отошла от окна. Придется ждать до завтра, чтобы выйти из дома и поискать подходящее потайное местечко, где можно было бы начать строительство лодки. Возможно, к тому времени синьорина объявится живой и невредимой. Лелея эту надежду, Авриль стала обходить груды подарков, навязанных ей горожанами, потом уселась на пол возле стопки пыльных книг. Чтобы рассеять мрак в комнате, она зажгла еще одну свечу и снова склонилась над текстом, который изучала с полудня. Среди содержимого ларей и сундуков, коими было забито жилище Хока, она, к своему удивлению, обнаружила десятки старинных фолиантов. Скандинавские руны были для нее не более чем сложным, запутанным орнаментом, но некоторые пожелтевшие и потрескавшиеся страницы содержали рисунки — звездного неба, деревьев, скалистого берега Асгарда. Если ей удастся найти смысл в этих книгах и прочесть описания здешних мест или что-то похожее на карту, устроить побег станет легче. Под монотонный звук дождя, колотящего по деревянным балкам крыши, она все листала и листала страницы, стараясь убедить себя, что не должна испытывать угрызений совести оттого, что самовольно рылась в вещах Хока. В явно личных вещах. И порой совершенно неожиданных. Те, что были выставлены на всеобщее обозрение в его доме — или ванингсхусс, или как там они еще называли свое жилье, — вполне соответствовали образу воина-викинга: от разного рода оружия и охотничьих трофеев, развешанных по стенам, до испещренных рунами темных панелей, которыми были обшиты стены, и массивной кровати со столбиками по углам, увенчанными устрашающими драконьими головками. Но в ларях Авриль обнаружила предметы, которые могли многое рассказать о другой, отнюдь не воинственной стороне характера этого человека: лоскут тончайшего дамасского шелка, в который был бережно завернут гребень из слоновой кости; пара костяных коньков; настольные игры; деревянная статуэтка, вероятно, какого-то христианского святого — краски на ней от времени потускнели и стерлись; небольшой бархатный мешочек с морскими раковинами. Но самое неожиданное — огромное количество книг. Тексты греческих философов — современников Аристотеля, кропотливо переписанные и прокомментированные, видимо, каким-нибудь давно умершим монахом. Книги об охоте и астрономии на латинском языке. Занимательное переложение «Артуровских легенд» на французском. Если судить по содержимому ларей, Хок имел склонность к мирным, даже научным занятиям. Почему-то от этой мысли комок подступил к горлу. Она тяжело сглотнула и постаралась прогнать чувство тревоги. Переворачивая страницу за страницей, Авриль думала лишь о том, как поскорее вернуться к Жизели. Вдруг что-то большое и мягкое ткнулось ей в спину, прервав ее размышления, — она чуть не упала лицом вниз. — О Боже, опять! — жалобно сказала она. оглядываясь. — Ты что, хочешь, чтобы я выгнала тебя под дождь? Олененок издал какой-то звук в ответ — нечто среднее между криком дикого гуся и блеянием овцы. — О, ради всех святых!.. — Сраженная отчаянным взглядом огромных влажных карих глаз, Авриль нехотя сдалась и почесала животное за ухом. — Знаешь ли ты, что тебе вообще не полагается здесь быть? Нескладный новорожденный олененок счастливо засопел. Пушистое серенькое существо о четырех ножках было слишком маленьким, чтобы обходиться без матери, поэтому-то оно и оказалось на попечении Авриль. После ее вчерашнего появления в селении нескончаемый поток горожан тянулся к дому с приветствиями и подношениями. Все столы и лари в ванингсхусе Хока ломились под тяжестью всевозможных яств и мехов, одеял и корзин, одежды, посуды и всевозможных прочих даров. А утром, несмотря на дождь появилась девочка лет десяти. Она несла на руках детеныша оленя с поникшим от воды красным бантом на шее. Девочку сопровождал старший брат, мальчик лет шестнадцати, говоривший по-французски достаточно, чтобы объяснить смысл подарка. Как поняла Авриль, олененок родился болезненно-маленьким, мать отказалась от него, и отец девочки собирался избавиться от несчастного животного. Но если Авриль примет малыша в качестве дара, девочка обещает постоянно навещать его и заботиться о нем. Она даже дала ему имя: Флойел, что означает «бархатный», доложил мальчик. При виде полных надежды заплаканных глаз девчушки Авриль не нашла в себе сил отказать. А когда ребенок прильнул к ней в порыве благодарности и счастья, она почувствовала, как сердце ее раскрылось навстречу этому порыву. Святая Дева Мария, как бы она хотела вот так же заключить в объятия Жизель! Сморгнув навернувшуюся слезу, Авриль протянула руку и погладила бархатистый носик Флойела. — Не привыкай к тому, что я буду о тебе заботиться, — посоветовала она ему дрожащим голосом. — Я здесь ненадолго. Я нужна моей маленькой дочке, и никакой океан, никакой воин-викинг и никакой беспомощный олененок не удержат меня здесь. Прежде чем проковылять обратно в свой угол, Флойел захватил губами и пожевал широкий рукав темно-красного платья Авриль — еще один прелестный дар. С помощью соломы, принесенной из стойла Илдфаста, и нескольких подаренных одеял Авриль устроила малышу лежбище возле очага. — Хоку, разумеется, не понравится твое присутствие в доме, — сказала она, возвращаясь к книге. — Именно поэтому я и позволила тебе здесь остаться, — добавила она со злорадной усмешкой. — Представляю себе, какой бедлам ты здесь устроишь. когда подрастешь и обзаведешься рогами. Интересно, скоро ли это произойдет? Следующий час она провела, корпя над норманнской книгой, но в конце концов вынуждена была признать, что это совершенно бесполезно, хотя рисунки в ней были прелестные. Похоже, иные викинги не столь воинственны, сколь поэтичны в душе. Кто бы ни сотворил давным-давно эти фолианты, этот человек был наделен художественным чутьем и искусно владел пером. Кроме пейзажей острова, здесь имелись зарисовки европейских городов, замков и соборов, развалин римских акведуков, парусных кораблей, заснеженных горных склонов. Один рисунок особенно поразил ее: смеющаяся молодая красавица с развевающимися на ветру черными волосами. Авриль закрыла книгу очень осторожно, так как отдельные страницы были такими хрупкими от старости, что крошились при малейшем прикосновении. Поднявшись на ноги, она сложила книги обратно в лари, где они лежали прежде. Оставалось надеяться, что Жозетт и остальным больше повезло в изысканиях, касающихся местоположения острова. Они договорились обменяться добытыми знаниями на следующий день вечером: горожане намеревались устроить грандиозное празднество в честь прибытия на Асгард новобрачных. В дверь постучали. Авриль встревоженно обернулась. Кто еще, кроме ребенка с бездомным олененком, решился нанести ей визит в такой проливной дождь? Кто бы это ни был, он постучал снова. Нетерпеливо. Требовательно. — Святые угодники. — прошептала Авриль, направляясь к двери. — Разве еще не весь город познакомился со мной? — Она взглянула на мирно спящего в углу Флойела. Быть может, это малышке Марте не терпится снова поглядеть на своего крестника? Авриль отодвинула щеколду, открыла дверь и, отступив назад, впустила в дом серый, пасмурный свет и холодный ветер с дождем. А вместе с ними высокую, закутанную в плащ фигуру, определенно не принадлежавшую Марте. Посетитель поспешно вошел внутрь. Тонкие руки высунулись из-под плаща и скинули с головы капюшон. Перед Авриль предстала женщина с благородным лицом, обрамленным золотисто-каштановыми кудрями. Женщина двигалась так грациозно и так царственно, что Авриль впору было пасть ниц перед ней. Может быть, это жена одного из старейшин или богатого купца, явившаяся, чтобы преподнести Авриль очередной дар? — Пожалуйста, больше никаких подарков! — взмолилась Авриль, указывая на заваленные подношениями столы. — Их и так уже слишком много. Больше ничего не нужно. — Ах, какая милая манера встречать гостей! — ответила женщина на беглом французском языке, встряхивая мокрыми волосами и приглаживая их мокрыми же пальцами. Голос ее был так же холоден, как быстрый оценивающий взгляд серых глаз, которым она окинула Авриль с ног до головы. — А вы даже очаровательней, чем все говорят. Однако, боюсь, я пришла не с подарком. — Женщина улыбнулась. Это была вовсе не теплая, приветливая улыбка, к каким Авриль уже привыкла. Женщина неодобрительно цокнула языком: — Ну, не стойте же так и не глазейте на меня, как овца! — Она скинула промокший плащ и небрежно бросила его Авриль, разбрызгивая воду. — Проявите хоть каплю гостеприимства. Авриль не смогла поймать плащ. Пытаясь справиться со смущением, она лихорадочно искала, что сказать. — Представьте себе, как я была удивлена, узнав, что Хок Вэлбренд привез себе новую жену. — Женщина прошла мимо Авриль, на ходу оглядывая комнату. — Я просто не могла не прийти и не посмотреть на вас собственными глазами. О боги, неужели это олененок? — с брезгливой гримасой спросила она. Флойел издал какой-то звук и поглубже зарылся головой в одеяла. — Да, именно, — наконец ответила Авриль, бросая плащ на стул и стряхивая дождевые капли с лица и одежды. — Если вы ищете Хока, то его здесь нет. И у меня… — О, я знаю, что его здесь нет, дорогая, — с холодным любопытством окидывая взглядом сложенные повсюду дары, ответила гостья. Задержавшись на секунду, она погладила рукой белый пушистый мех. На ее длинных тонких пальцах сверкнули рубиновые и сапфировые кольца. — Я слышала, он отправился в сторожевой рейд. А вы, бедное, бедное дитя, сразу же оказались брошенной. Сразу же после свадьбы. Этот мужчина так чертовски предан своему долгу. — Неужели? — нахмурившись, Авриль наблюдала, как женщина переходит от одной груды подарков к другой, но никак не могла понять, что ей нужно. Не проделала же она долгий путь под проливным дождем исключительно в надежде завладеть частицей этих непрошеных свадебных даров? — Прошу меня извинить, но я приняла довольно много посетителей с тех пор, как… — Знаете, вас это не должно огорчать. Ну, то, что Хок принес вас в жертву долгу. Он не только к вам так относится. — Дама бросила на Авриль взгляд через плечо — в пляшущем свете свечей сверкнули ослепительно белые зубы — и, понизив голос, добавила: — Я никогда не огорчаюсь из-за этого. Авриль шумно вздохнула, кляня себя за то, что сразу не догадалась: конечно же, эта холодная, царственная, бесцеремонная особа была его… его… — Как интересно, — зардевшись, ответила она голосом, лишенным всякого выражения. — Но мне в высшей степени безразлично, что он… — О нет, дорогая, мне-то вы не рассказывайте, будто вам безразлично, что он пренебрег вами. И так скоро, сразу после свадьбы! — повторила женщина с широкой улыбкой, не оставлявшей сомнений, что этот факт ее несказанно радует. — Однажды познав Хока Вэлбренда, женщина уже не бывает прежней. Из всех мужчин Асгарда он самый… — она помолчала, поглаживая подаренную кем-то подушку с кисточками, и мечтательно вздохнула, — искусный. Авриль ощутила странный холод внутри, словно упавшая с крыши сосулька пронзила ее насквозь. — Как мило, что вы пришли навестить меня, — выдавила она. — Но мне действительно все это совершенно неинтересно. А теперь, если позволите… — Нина. — Смахнув кучу подарков с большого резного дубового стула, дама удобно уселась на него и, тряхнув головой, откинула назад каштановые локоны. — Вы можете называть меня Ниной. И я пришла сюда вовсе не за тем, чтобы навестить вас или нанести визит вежливости, как остальные. Я пришла забрать то, что мне принадлежит. Она пронзила Авриль ледяным взглядом. С минуту в доме было слышно лишь, как дождь барабанит по крыше. — Мою белую шелковую рубашку, — небрежно продолжила после паузы Нина, насмешливо приподняв уголок рта. — Я оставила ее здесь некоторое время назад, но, полагаю, теперь ее нужно забрать. Вы ее не видели? Она с таким глубоким вырезом вот здесь. — Нина провела пальцем по ложбинке между грудей. — И с разрезами досюда. — Она показала на бедра. Авриль стиснула зубы, не сразу сообразив, кто из них больше раздражает ее: Хок, надевший на нее рубашку, принадлежавшую любовнице, или ведьма, сидевшая и спокойно ожидавшая, когда Авриль взорвется или заплачет. — Если я на нее наткнусь, — ровным тоном ответила Авриль, — то непременно верну ее вам. — Вы так добры, — проворковала Нина. — Не могу понять, почему Хок так быстро вас оставил. Мне казалось, что такая молодая и очаровательная женщина, как вы, способна удержать его внимание. — Она приподняла тонкую золотисто-каштановую бровь. — Сколько вам лет, моя дорогая? Восемнадцать? Девятнадцать? Авриль скрестила руки на груди: — Двадцать два. — Двадцать два! — Нина рассмеялась низким, гортанным смехом, словно давно не слышала такой забавной шутки. От ее смеха бедный Флойел еще глубже зарылся в одеяла. — О, как вы это сказали! Будто хотели дать понять, что вы слишком искушенная и зрелая женщина, чтобы можно было принять вас за восемнадцатилетнюю девушку. — Ее плечи вздрагивали от смеха. — Моя дорогая, да вы только что из пеленок. — Но и вы старше меня всего лет на… пять-шесть, — ответила Авриль, не понимая, что так забавляет эту женщину. Нина продолжала всхлипывать от смеха: — Вы мне льстите, глупое дитя. Но, с другой стороны, я обожаю лесть. И я действительно хорошо сохранилась, не правда ли? Вздохнув, Авриль указала на дверь: — А также исчерпали запасы моей вежливости. Было приятно познакомиться с вами, мадам, но теперь вы должны позволить мне пожелать вам всего… — О, ради святой матери Фригги! — Нина отмахнулась и не сделала ни малейшей попытки встать. — Женщины вашего типа так чувствительны, так нежны и ранимы. — В ее голосе звучало презрение, в глазах вдруг вспыхнула ненависть. — Но мужчинам это почему-то нравится. Когда мы с Хоком расстались, я была уверена, что он снова вернется ко мне. Мне и в голову не приходило, что он мечтает о такой, как вы. — О такой, как я? — переспросила Авриль. — Что вы имеете в виду? О пленнице? О женщине, которую привезли сюда против ее воли? — О чужеземке, — выпалила Нина. — Вы чужеземка — утлендинг. Чужая. А я иннфодт — своя, — высокомерно сообщила она, грациозно вставая и подходя к зеркалу, висевшему над умывальником. — Я урожденная асгардка. — Она всматривалась в свое изображение, поглаживая кончиками пальцев гладкую, цвета слоновой кости кожу лица. — Понимаю. Что ж, возможно, мне удастся исправить неверное впечатление, которое у вас создалось: это была не моя идея — приехать сюда. И я ничего не желаю больше, чем убраться отсюда и оставить вам вашего Хока с его жилищем на вершине утеса и всей его искусностью, о которой вы тут толковали. Нина обернулась и уставилась на нее широко открытыми от удивления глазами: — Так он еще не спал с вами, нет? — Обескураженная подобным вопросом, Авриль открыла рот, но не смогла ничего сказать. — Нет, конечно же, нет. — Нина просветлела, теперь она казалась еще более довольной, чем прежде. — Если бы это было не так, вы бы не стремились покинуть остров. — Хок Вэлбренд… он… разбойник. Негодяй. Он держит меня здесь насильно. И я никогда не позволю ему пальцем ко мне притронуться! Нина рассмеялась, на этот раз тихо, потупившись, уткнувшись взглядом в кончики своих богато украшенных туфель. — Ах, боюсь, все будет не так! Но если вы действительно несчастливы здесь, если вы на самом деле хотите покинуть Асгард… — Я должна его покинуть. У меня трехлетняя дочка, она ждет меня дома. Нина подняла голову: — Дочка? — Она помешкала, что-то мелькнуло в ее холодных серых глазах. — Вы — мать? Авриль, пораженная переменой, произошедшей в голосе и выражении лица Нины, ничего не ответила. Теперь эта женщина вовсе не насмехалась над ней. — Да, я мать, — сказала наконец Авриль сдавленным голосом, — и я единственное, что осталось у моей бедной маленькой Жизели. Три года назад я овдовела. — Тогда вам, конечно, нужно возвращаться домой. — Нина опустила глаза — длинные ресницы скрыли ее взгляд — и отвернулась. Но спустя несколько мгновений, оглянувшись на Авриль через плечо, сказала тем же холодным царственным топом: — Я охотно помогу вам. Авриль пристально смотрела на нее, все еще не понимая, что же промелькнуло в ее взгляде на один короткий миг. Но что бы это ни было, оно тут же исчезло и уступило место уже привычному отстраненному и надменному виду, который не располагал к доверию. Эта женщина — каким бы ложным ни было такое представление, — воспринимала Авриль как самозванку, похитившую у нее любовь Хока. И Авриль прекрасно представляла себе, какого рода помощь она может ей оказать. Например, помочь благополучно сорваться с утеса. — А разве это не будет нарушением ваших законов? — Это потребует некоторого риска, — признала Нина. — Но разве следует думать о риске, когда на кону наше счастье — и ваше, и мое? — Хок говорил мне, что никто никогда не покидает Асгард. — Да? — Нина тряхнула головой и печально улыбнулась. — Это не совсем так. Сам Хок время от времени покидает его. В этом состоит часть его обязанностей воктера. Авриль отвернулась, шепча себе под нос проклятия: он обманул ее, этот проклятый… — У него есть кнорр — маленький парусный корабль, спрятанный в бухте на западном побережье острова. Туда можно добраться всего за несколько часов, если ехать через западный лес. — Понимаю! — сердито воскликнула Авриль. Неудивительно, что он предупреждал ее держаться подальше от этой части леса. Если только не… Она снова повернулась к Нине и испытующе, пристально посмотрела ей в глаза: — Я думала, что по западной части леса опасно ездить. Кто-то сказал мне, что там водятся волки. — Да, водятся. Но есть и безопасный способ добраться до бухты. Как, по-вашему, Хок ездит туда и обратно? — Нина уперлась руками в стройные бедра. — Я с удовольствием покажу вам дорогу, маленькая чужеземка. И сама провожу вас. Нина казалась искренней. Или старалась казаться? Авриль прикусила язык и, прислушиваясь к дождю, пыталась решить, что делать и кому верить. Кто из них лгал ей? Действительно ли в потайной бухте стоит корабль или Нина сочиняет для нее сказочку, желая заманить в опасную ловушку? Найти корабль, разумеется, было бы легче и быстрее, чем строить его собственными руками. Авриль повернулась к очагу и увидела сверкнувший над ним отблеск стали. У нее родилась идея. — Благодарю вас за предложение, — небрежно сказала она, поднимая со стула мокрый плащ Нины, — но, боюсь, я вынуждена отказаться. — Пройдя к выходу, она открыла дверь и придерживала ее, ожидая, когда гостья покинет дом. — Как хотите, — вздохнула Нина; подойдя, она выхватила плащ из рук Авриль. — Но если передумаете, можете найти меня в городе. И будет лучше, если вы ничего не скажете Хоку о нашей встрече, — иначе он заподозрит, что вам теперь известно о существовании его корабля. — Нина накинула плащ, подняла капюшон и, пройдя мимо Авриль, ступила за порог. Но потом остановилась и вернулась обратно. Авриль не удалось разглядеть выражение ее лица под опущенным капюшоном: — Я действительно хочу вам помочь, маленькая чужеземка, всем, чем могу. Прежде чем Авриль успела ответить, Нина повернулась и ушла в грозу. Глядя ей вслед, Авриль снова подумала: можно ли доверять этой женщине? Но решила, что не имеет права рисковать, когда на карту поставлено так много. Да и необходимости нет: у нее есть заслуживающие большего доверия союзницы — подруги-пленницы. И в ее распоряжении стена, увешанная оружием. Утром она сама вместе со своими подругами по несчастью должна отправиться на поиски корабля. Глава 9 Он нежным поцелуем осушил ее слезы и прошептал слова, которых она так давно не слыхала. Слова любви. Нежно и возбуждающе он ласкал ее сильными руками. Тихо постанывая, она обхватила его ногами, страстно желая, чтобы он вошел в нее. Пожалуйста, любовь моя, мы так давно не были вместе. Я хочу… хочу… Он развел ее бедра, коснувшись нежной, шелковистой плоти, потом приподнял голову, и в пляшущем пламени свечей она увидела, как страсть бушует в его глазах — светло-голубых, словно ясное небо, озаренное раскаленным солнцем в знойный день, — увидела, как сквозь пальцы, словно золотые нити, струятся пряди его волос… Авриль вздрогнула, резко вскрикнула, и вмиг проснулась, широко распахнув глаза. Сердце .готово было выскочить из груди. Прямо над собой она увидела ночное небо, которое, казалось, стремительно падало на нес. Она вытянула руку, чтобы опереться, и нащупала песок, теплый морской ветер трепал ее волосы. Всего в нескольких шагах волны ритмично набегали на берег. Рядом колебалось пламя факела, воткнутого в песок. Она спала. Это был всего лишь сон. Когда кончилась гроза, Авриль спустилась к морю, чтобы поспать на берегу. Хока здесь не было. Он… Слава Богу, значит, она видела его только во сне. — Нет! — Авриль с трудом поднялась на ноги. Морской бриз развевал ее изумрудного цвета плащ, проникал сквозь тонкое белье, высушивая испарину, покрывшую все тело. Она все еще трепетала от возбуждения. Хок Вэлбренд не мог быть мужчиной из того чувственного сна, который мучил ее вот уже несколько месяцев. Или мог? Ведь она встретилась с ним всего несколько дней назад… Шум прибоя вдруг показался оглушительным, когда она вспомнила об их первой встрече в Антверпене. На один пронзительный миг ей показалось тогда, что она узнала его. Его лицо. Глаза. Голос. Такой навязчиво знакомый. Только теперь она поняла, почему он показался ей знакомым. Потому что это был тот самый мужчина, с которым она во сне предавалась любви. Потрясенная, задыхающаяся от волнения, Авриль притронулась к губам — они все еще хранили жар его поцелуев. Нет, это невозможно! Авриль была в смятении. Просто она устала. Ее измотали визит Нины и разговоры о невероятной «искусности» Хока. Именно поэтому она выскочила из его ванингсхуса. Но, оказывается, было недостаточно отказаться спать в его кровати. Недостаточно для того, чтобы избавиться от его присутствия в мыслях. В ее снах. Нечленораздельный возглас смущения сорвался с ее губ. Подхватив факел, она, ничего не видя перед собой, побежала вдоль моря, хватая ртом воздух, все еще насыщенный запахом дождя. Босые ноги мягко тонули во влажном песке. Гроза закончилась несколько часов назад, но небо все еще было затянуто облаками, сквозь которые едва проглядывала луна. Волны обрушивались на берег и, отбегая, вспенивались бурунчиками вокруг ее щиколоток, пропитывали водой подол рубашки и отделанного тесьмой плаща, тоже полученного в дар от щедрых асгардцев. Постепенно она замедляла шаг, но была слишком взволнованна, чтобы остановиться. Странно, вода оказалась холодной. Ледяной — по сравнению с по-летнему теплой погодой на острове, изобильно покрытом густой зеленой растительностью, и воздухом, который даже здесь, у самого моря, был теплым и напитанным ароматами экзотических цветов. Авриль мысленно отметила эту странность — еще одну в ряду множества тревожных, противоречивых сведений об острове, которые уже накопились у нее в голове. И о мужчине, который ее сюда привез. Даже сейчас она не могла прогнать его из своих мыслей, не могла не думать о том, где он. Сумел ли укрыться от грозы? Сколько же прошло времени с тех пор, как он уехал, — два дня? Больше? Авриль мысленно упрекнула себя: это же смешно — тревожиться о своем похитителе. И вот еще что: раз ей трудно сообразить, сколько дней он отсутствует, не означает ли это, что жизнь на Асгарде протекает в каком-то ином временном измерении? Казалось, время здесь течет медленнее. Нахмурившись, она продолжала идти вдоль берега, размышляя над тем, не намеренно ли Бог создал этот остров, чтобы смущать души и испытывать смертных, оказывающихся на нем Его неисповедимой волей? Завтра она постарается все это осмыслить. Завтра, когда у нее будет возможность встретиться с подругами по несчастью и обсудить все то, что им удалось разузнать. Сегодня у нее не осталось сил думать о чем бы то ни было. Впереди, в темноте среди скал у подножия утеса, она различила груду поваленных деревьев. Плавник, прибитый к берегу во время какого-то давнего шторма. Обломки стволов образовали уютную пещеру, недоступную ветрам и волнам. Авриль подошла поближе, воткнула факел в песок, сняла плащ и, расстелив его на земле шелковой подкладкой кверху, бросилась на мягкую ткань. Лежа на спине в своем случайно найденном укрытии, она смотрела на серые облака, проплывавшие в небесной вышине. Облака скрывали звезды и луну, но один мерцающий яркий светлячок, пробившись сквозь мглу всего на одно мгновение, подмигнул ей. У Авриль замерло сердце. Когда бы Жизель ни увидела на небе мерцающую звездочку, она всегда говорила, что это папа улыбается ей с небес, наблюдает за ней и подмигивает. Хотя Жизель никогда не видела отца, она со всей серьезностью трехлетнего ребенка утверждала, что иногда чувствует его совсем рядом, особенно если ей бывало страшно. И что она может дотянуться до звезды, и папа возьмет се за ручку. Глаза Авриль наполнились горячими слезами, она прикрыла веки. «Будь рядом с ней, Жерар, — прошептала она, — заботься о ней, пока я не вернусь. — Она открыла глаза и обвела взглядом небо в поисках еще хотя бы одной звездочки. — Держи ее за ручку». Как только она это произнесла, еще одна звезда сверкнула сквозь облака. И как это ни смешно — смешно и бессмысленно, — Авриль ощутила покой в душе. Она почувствовала, что здесь, в этом благословенном убежище среди бурелома и песка, она чуть ближе к своей любимой дочурке. Авриль перекатилась на бок, укуталась плащом и положила щеку на согнутый локоть. Веки отяжелели, но она изо всех сил старалась не заснуть, потому что не хотела снова соскользнуть в забытье, в этот сон… Ее разбудил крик — высоким голосом кричала женщина. Встревоженная, Авриль приподнялась на локте. Она не могла сказать, сколько проспала. Факел догорал, в его тусклом отблеске почти ничего нельзя было разглядеть. Крик повторился. Это был пронзительный вопль, за считанные доли секунды взметнувшийся на октаву или две и так же резко упавший, перейдя в смех. Авриль села и вскоре различила источник смеха: два темных силуэта у кромки воды. Мужчина и женщина прогуливались вдоль берега и, играя, обрызгивали друг друга. Женщина толкнула своего спутника прямо в воду и, смеясь. побежала. Он погнался за ней, схватил за край плаща, и они слились в тесном объятии, оглашая ночной воздух вздохами и томными стонами. С пылающими щеками Авриль схватила факел и заползла поглубже в свое убежище, смущенная тем, что присутствует при столь интимной сцене. Но беспокоилась она напрасно: эта пара не видела ничего вокруг. Оторвавшись наконец друг от друга, они, рука в руке, быстро прошли мимо се укрытия, не обратив на нее никакого внимания. Авриль узнала их, и у нее даже рот раскрылся от изумления. Это была итальянка! А ее спутник — тот самый мужчина, который на плече уволок бедную синьорину, брыкающуюся и визжащую, из альтинга две ночи назад. Но бедная синьорина, со всей очевидностью, провела минувшие два дня вовсе не в муках, как представляла себе Авриль. Выглянув в щель между стволами, Авриль увидела, что они снова целуются, и услышала, как, вновь обретя дыхание, женщина прошептала по-итальянски что-то ласковое. Глядя им вслед, Авриль заметила, как нежно она склонила голову ему на плечо, а он трогательно обнял ее за талию. Авриль стиснула пальцами сук, оказавшийся под рукой, едва сдерживая желание побежать за ними и дать пощечину женщине, чтобы привести ее в чувство. — Он же твой похититель! — прошептала она, хотя хотелось выкрикнуть это на весь свет. — Ты что, совсем спятила? Когда они удалились на несколько десятков шагов, Авриль встала, схватила факел и долго в недоумении смотрела им вслед: они выглядели совершенно счастливой парой молодоженов. Авриль покачала головой. Как такое могло случиться? Как этому мужчине удалось настолько расположить к себе итальянку, совсем недавно выказывавшую совершенно иные чувства? Чем он ее приворожил? Каким зельем опоил? Что… В ее голове вдруг зазвучал голос Нины, сладко певший о том, что асгардские мужчины исключительно искусны в любви. А Хок — самый искусный из всех. — Не может быть, — вслух произнесла Авриль. Ни один мужчина не может быть настолько искусен в любви. — Не может быть. — Чего не может быть? — тут же услышала она. Вскрикнув от неожиданности, Авриль обернулась на этот тихо заданный кем-то вопрос и разглядела слабо высветившийся во мраке силуэт мужчины. На какое-то мгновение ей даже показалось, что она все еще спит. И видит сон. Это был Хок. Сердце подпрыгнуло до самого горла — Хок возник среди ночных теней так беззвучно, словно был соткан из тумана и соленого ветра. У него не было никакого огня, и только когда он подошел совсем близко, она смогла разглядеть его в лихорадочно пляшущих на ветру язычках своего догорающего факела. Хок выглядел усталым, изнуренным путешествием, на его щеках золотилась густая щетина, еще недостаточно длинная, чтобы скрыть резкие очертания подбородка. В руках он держал все тот же мешок и был одет все в тот же дорожный плащ. Ветер срывал его, обнажая широкие загорелые плечи, но плащ прижимала толстая цепь, свисавшая с мускулистой шеи. От пристального, испытующего взгляда Хока у Авриль перехватило дыхание. Она опустила ресницы, стараясь не замечать, как замирает ее сердце. — Вы… вы вернулись? — А вы нормально себя чувствуете? Неожиданный вопрос и напряженный голос Хока удивили ее, она подняла глаза: — Да, достаточно нормально, чтобы… — Что вы здесь делаете? — Вы сказали, что я могу ходить куда хочу! — с вызовом напомнила она. — Но я также предупреждал, чтобы вы держались подальше от утесов. Тем не менее, вернувшись около полуночи, я обнаружил, что ванингсхус пуст и постель не тронута. Пока не заметил вашего факела, я думал, что вы… — Он осекся и отвел взгляд. — Не важно. Это не имеет значения. — Он сбросил на землю тяжелый мешок и провел рукой по лоснящемуся лицу. — Почему в моем доме олененок? — Это подарок. — Этот подарок отметился на всех прочих подарках. При этой новости Авриль едва сдержала довольную улыбку: — Я не виновата. Это целиком ваша вина. — Не припоминаю, чтобы просил кого-нибудь подарить мне олененка. — Послышался звук, который можно было принять за глубокий вздох. — Равно как не припоминаю и того, чтобы просил богов послать мне жену. — Я вам не жена, — беззаботно возразила она. — И если бы в Антверпене вы оставили меня в покос, у вас теперь не было бы головной боли ни из-за меня, ни из-за олененка. Он угрюмо посмотрел на нее, вроде бы желая что-то возразить, но, очевидно, передумал. Какое-то время тишину нарушал лишь шум обрушивающихся на берег волн да потрескивание факела в руке Авриль. И в этот самый момент она вдруг вспомнила, что на ней надето. А точнее, чего на ней не надето. Она стояла перед ним в одной тоненькой рубашке, к тому же с факелом в руке, отбрасывавшим, безусловно, достаточно света, чтобы он мог видеть все, что просвечивало сквозь полупрозрачную ткань. Словно прочитав ее мысли, Хок медленно опустил светло-голубые глаза. Авриль почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Пульс участился, все тело затрепетало, и грудь стала набухать в ответ на алчный, собственнический взгляд, которым он только что окинул ее. Когда взгляд этот уткнулся в ее босые ступни, она услышала, что Хок дышит тяжело и прерывисто — так же, как она сама. Уже знакомый, вызывающий головокружение жар, который, похоже, неизменно вспыхивал, когда они оказывались близко друг к другу, стал подниматься в ней, проникая в самую сердцевину ее существа. Потрясенная реакцией собственного тела, она застыла на месте, не в силах разгадать, что за беспокойная связь возникает между ними, постичь, как, даже не прикасаясь к ней, этот спокойный, загадочный норманн способен настолько возбуждать ее. Приложив неимоверные усилия, она наклонилась со всей возможной для нее в тот момент грацией — хотя на самом деле ей хотелось провалиться сквозь землю — и подняла с земли плащ. Но держать факел и одновременно надевать плащ оказалось невозможно. — Позвольте мне, миледи, — хриплым, низким голосом сказал Хок. Прежде чем она успела отклонить его помощь, он одной рукой взял факел, а другой — помог накинуть на плечи тяжелый плащ; она почувствовала сильное, теплое прикосновение, и легкий тревожный озноб пробежал у нее по спине. Но прикосновение было на удивление деликатным, и, как только плащ оказался на ней, Хок снова отдал ей факел и отступил на несколько шагов. Авриль наглухо закуталась в плотную ткань и еще раз с удивлением отметила про себя его галантность. — Благодарю вас. — Авриль, вы уверены, что с вами все в порядке? — снова спросил он. — Вы кажетесь бледной. — Он пытливо вгляделся в ее лицо. — И усталой. Искренняя забота, ощущавшаяся в его взгляде и голосе, смутила ее. — Не все женщины расцветают в плену, — тихо произнесла она. — Вам незачем беспокоиться о моем самочувствии. — Я связан словом чести и вынужден о вас заботиться. Авриль отвела взгляд: — Я устала потому, что уже очень поздно и мне приснился дурной… — Она прикусила язык и небрежно закончила: — И я плохо спала. Он не ответил. Авриль чувствовала, что щеки у нее пылают. — Меня разбудил шторм, — быстро прибавила она. — Я весь день провела в доме, и мне показалось, что там стало слишком душно, а вчера во время прогулки верхом я заметила тропинку, ведущую к морю. Поэтому, когда дождь закончился, решила провести ночь на берегу. В детстве я летом часто это делала дома, в Бретани. Она не говорила, а быстро лепетала. О Господи, ну почему она так лепечет? И почему этот мужчина ничего не говорит? Без сомнения, он ждет, что она теперь вместе с ним вернется в его ванингсхус. Внезапно, словно вспышки молний, перед ее глазами замелькали возбуждающие картины: она с Хоком в постели, его губы прижимаются к ее рту, его тяжелое тело придавливает ее к простыням, она ласкает пальцами его спину, их голоса сливаются в шепоте и вздохах. Ошеломленная видением, Авриль постаралась взять себя в руки, но сердце продолжало бешено колотиться. Она села на землю, решив, что остаток ночи проведет здесь, как и планировала, и снова воткнула факел в песок. А его ванингсхус она оставляет ему в безраздельное владение. Спустя минуту его плащ шлепнулся на землю рядом. Авриль встревоженно посмотрела вверх: — Что это вы делаете? — Если вы предпочитаете спать здесь, что ж, останемся здесь — вместе. Вместе. Пока Хок ходил за своим мешком, Авриль заставила себя успокоиться. Он просто в очередной раз проявляет галантность, идя навстречу ее желанию. Или это не так? При мысли, что, быть может, у него в голове свидание под луной, Авриль чуть было не вскочила и не бросилась бежать. Но вовремя опомнилась: он не должен догадываться, какую бурю чувств вызывает в ней. Женское чутье подсказывало, что это было бы самой серьезной ошибкой с ее стороны. В конце концов лучше уж вместе провести ночь под открытым небом, размышляла она, чем в интимном уединении его дома. — Ну что ж, — беспечно сказала она, когда Хок вернулся, — милости просим, выбирайте себе клочок песка и устраивайтесь. — Она пожала плечами, давая понять, что ей совершенно безразлично, что он там делает, и демонстративно устремила взор на море, всем своим видом показывая, что оно интересует ее гораздо больше, чем он. Хок сел на расстеленный плащ, запустил руку в мешок и долго шарил в нем, пока не извлек плоскую деревянную дощечку. Бросив ее на песок, он начал развязывать ремешки, перехватывающие голенища сапог. — Что это вы делаете? — Авриль постаралась, чтобы голос ее звучал небрежно и беззаботно. Ровно. — Я еще не ужинал. У меня здесь, среди скал, расставлено несколько ловушек и сетей. — Он кивнул на воду и, перехватив ее любопытный взгляд, добавил: — Я частенько прихожу сюда, чтобы подышать ночным воздухом и полакомиться свежими моллюсками. Или мне следует изменить свои привычки теперь, когда у меня есть жена? Авриль с безразличным видом пожала плечами, стараясь скрыть разочарование оттого, что благодатное укрытие, которое она нашла таким привлекательным, оказалось и его любимым местом. — У вас нет жены, — напомнила она ему, — и ни в коем случае не меняйте из-за меня никаких своих привычек. Если желаете окунуться в эту ледяную воду — ради Бога, окунайтесь. — Она мило улыбнулась ему. — Может быть, вас сведет судорога и вы утонете. — Всегда есть надежда. — В ответ на ее улыбку он медленно растянул губы в холодной усмешке, обнажившей белоснежные зубы и обозначившей ямочки на заросших щетиной щеках. — Но, к несчастью для вас, я хороший пловец. Авриль не нашлась, как остроумно ответить, и не смогла отвести взгляд от его лица. Она еще не видела его улыбки, во всяком случае, до сих пор не замечала ее, и теперь смотрела на него с живым любопытством. Улыбка смягчила его обычно суровое лицо, придала ему теплое выражение и привлекательность, что произвело странный эффект па ритм ее сердцебиения. — Миледи? — Скинув сапоги, он взялся за ремень. — Я не оскорбляю вашей скромности? — Нет, почему вы так думаете? — Вы так смотрите на меня… Авриль отвела взгляд и заставила себя засмеяться: — Не бойтесь. Я отнюдь не трепетная девушка, которая падает в обморок при виде раздевающегося мужчины. — В самом деле? — Хок встал. Она надеялась, в темноте он не увидит, что она действительно отчаянно зарделась, словно невинная девушка. На песок полетело его оружие — нож в ножнах и меч. Затем ремень. Авриль не отрывала глаз от темнеющей вдали скалы. Интересно, он собирается снять все? Напрягшись, Авриль приготовилась убежать, если он примется за штаны. — Вы не поможете мне, миледи? — Что?! — выдавила Авриль. Она слышала, как он шарит рукой в мешке. Через несколько мгновений что-то тяжелое шмякнулось рядом с ней па песок. Плоская сковорода. — Разожгите огонь и раскалите ее к моему возвращению, — попросил он и пошел к воде. Авриль подняла сковороду, испытывая искушение швырнуть ее ему вслед за его глупый розыгрыш. А он все же остался в штанах, отметила она. Слава всем святым! Глядя на его высокую широкоплечую фигуру, удаляющуюся в неверном свете луны, Авриль подумала, что разводить костер нет необходимости. Сковорода раскалилась от прикосновения ее пылающей ладони. Глава 10 Даже плавание в холодной ночной воде не смогло остудить его кровь. Хок наблюдал за тем, как отблески костра ласкают кожу его жены и еще глубже обозначают ложбинку между грудями. Сидя рядом с Авриль у потрескивающего костра, он почти не прикасался к моллюскам, лежавшим на деревянной дощечке. Хотя ледяная морская вода все еще стекала с его волос и отросшей щетины на щеках, Хок ощущал болезненный жар внизу живота, где облегающие тело штаны вздулись от непроизвольно восстающей плоти. Именно так и представлял он эту женщину в своих мечтах. Неся сторожевую службу, он почти не спал, мучимый лихорадочными видениями. Авриль представала в них такой, какой была сейчас, — с томным, полусонным взглядом, спутавшимися со сна волосами, одетая лишь в тонкую полупрозрачную рубашку, достаточно открытую, чтобы соблазнительно приковывать взгляд к тайнам женского тела. Ткань была столь невесома, что он мог сорвать ее с плеч Авриль одним легким движением пальцев. Ему стало трудно дышать. Ток крови по венам казался горячим и вязким. В его видениях она не сидела на морском берегу, поедая моллюсков, полуприкрытая плотным плащом. Нет, она лежала в постели, чуть разомкнув губы в ожидании его поцелуя, крепко обняв его руками, призывно шепча слова любви и желания. А он прижимал ее всей тяжестью своего тела, готовый слиться с ней, глубоко войти внутрь ее и чувствовать ее бедра, ее жар, ее влагу… Внезапный треск прогоревшей головешки вернул его к действительности. Сердце глухо бухнуло в груди. Он оторвал взгляд от Авриль. Его нервировало то, что эти видения с такой силой туманили ему голову. О всемогущий Один, уезжая два дня назад, Хок надеялся восстановить душевное равновесие и по возвращении спокойно и рационально воспринимать ее присутствие в его жизни. Вместо этого новая жена вызывала в нем полное смятение чувств и все сильнее завладевала его мыслями. И, словно этого было недостаточно, она, похоже, была совершенно глуха к его страданиям. Вот сейчас, например, не обращая на пего никакого внимания, сидит, уставившись па плоский камень, который служит ей тарелкой, и его ножом вскрывает панцирь лобстера. — Как бы там ни было, — в его голосе сквозило нетерпение от голода совсем иного рода, — милости прошу, угощайтесь моим ужином. — Вы совсем мало едите. — Она переломила пополам клешню и высосала дымящееся мясо. Дар речи покинул его, когда он увидел, как она, запрокинув голову, подносит к губам лакомый кусочек, как сок стекает по ее пальцам па мягкий розовый язык, как она всасывает нежную мякоть лобстера. Вырвавшийся у неё вздох удовольствия и благодарности поднял пульсирующую волну желания во всем его теле. Как печально, подумал он, что она не может вонзить нож ему в сердце и избавить от мучений. Авриль между тем продолжала есть и, судя по ее безмятежному виду, не догадывалась о его плачевном состоянии. — Не вижу причины отказываться от всего этого. Я уже сто лет не… — …похищали еды из-под носа у мужчины? Довольная улыбка тронула ее губы. — …не наслаждалась свежими дарами моря. На материке их почти невозможно найти. — Голос ее звучал теперь почти мечтательно. — Когда девочкой я жила в Бретани, мои родители обожали вот так, на берегу, лакомиться ими. До того, как моя мать заболела. Улыбка погасла на ее лице, она продолжала есть молча. Хок возил но дощечке клешню краба, отгоняя любопытство, словно докучливую муху. Он не станет спрашивать, что случилось с ее матерью, — незачем ему знать о ее прошлом, ее семье, доме, о той жизни, от которой он навсегда оторвал ее. Он и так уже знает больше, чем хотел бы. Вглядываясь в ее бледные щеки, в тени, залегшие под глазами, обрамленными пушистыми ресницами, он понимал, что в ней что-то изменилось, но не мог понять что. Она мало говорила, избегала его взгляда… хотя оставалась рядом. Словно любопытный воробышек, рискующий подскакать достаточно близко, чтобы украсть несколько крошек. Интересно, если он сделает движение навстречу, «воробышек» улетит? Размышляя так, Хок поднес клешню краба ко рту и впился в нее зубами. Быть может, сегодня она выглядит иначе просто потому, что, в сущности, он впервые видит ее сидящей спокойно? Та Авриль, к которой он уже начал привыкать, представляла собой постоянно находящийся в движении сгусток противоречивых чувств, непрерывно меняющихся и провоцирующих его. А вот такой он еще ее не видел — тихой, спокойной, почти… Нет, не робкой. Это слово к ней никак не подходило. Но была какая-то особая прелесть в том, как она сидела, с удовольствием поедая лобстера. Волосы в полном беспорядке, сонно полуопущенные ресницы прикрывают изумрудные глаза, из-под подола смявшейся ночной сорочки выглядывают пальцы босых ног. Ее хотелось взять на руки и отнести в постель. Хок отвернулся, чтобы не дать снова смутить себя нежданным и незваным чувствам, более теплым и нежным, чем желание, воспламеняющее его чресла. Боги милостивые, она так молода! Настолько моложе его. И она ни о чем еще не догадывается. Раздавив в ладони панцирь краба, Хок в раздражении отбросил его в сторону. Вид этой женщины, милой и беззащитной, лишний раз напомнил ему, сколь слабое существо его возлюбленная жена-чужеземка… Сколь не похожа она на него. Сколь хрупка. Ее вид живо напомнил ему о страхе, который он испытал накануне и который заставил его вернуться домой раньше срока. Когда он обнаружил, что Торолфа нет в его убежище на восточном берегу. Место казалось безлюдным. Покинутым. Обиженный Торолф мог, конечно, просто спрятаться где-нибудь и дуться там на весь белый свет, но он был слишком мстителен, чтобы не попытаться отыграться на тех, кого считал виновными в понесенном им наказании, назначенном старейшинами. В том числе и на Авриль. В какой-то миг там, на пороге опустевшего жилища Торолфа, Хока пронзил ледяной ужас — он испугался не за свой народ, не за своего друга Келдана, а за жену, которую оставил одну, без защиты. Хок бежал весь день, не обращая внимания на дождь, не останавливаясь даже поесть, задержался ненадолго лишь у дома Келдана, чтобы предупредить его об опасности. А когда наконец добрался до собственного дома, Авриль там не оказалось. Хок запустил пальцы в густую шевелюру и постарался прогнать воспоминание, не желая еще раз переживать ужас, поразивший его в тот момент. А равно и благодарное облегчение, которое почувствовал, обнаружив ее живой и невредимой. Он не должен допускать, чтобы из-за нее его сердце испытывало такое волнение. Муки и отчаяние, напомнил он себе. Она в конце концов принесет тебе лишь муки и отчаяние. Закончив трапезу, Авриль довольно вздохнула, и Хок отметил, что невольно выполнил один из непреложных заветов «Хавамала»: новобрачный должен узнать, какую пищу предпочитает его молодая жена, и кормить ее именно этими кушаньями. Точно так же ему следовало выяснить, что доставляет ей самое большое, заветное удовольствие. — Вы ничего не ели, пока меня здесь не было? — с досадой спросил он. — Что? — Вы ели так, словно умираете с голоду, и вы… — он обнаружил, что помимо собственной воли снова не может отвести от нее взгляда, — и вы необычно тихи. Разделенные только костром, в котором потрескивали поленья, выстреливая в воздух стайки искр, они посмотрели друг на друга. И как прежде, едва встретившись с ним взглядом, Авриль почувствовала, как кровь приливает к щекам. Она тут же отвела глаза. — Если я кажусь вам тихой, так это просто потому, что устала. Как я уже говорила, шторм не дал мне заснуть. Она покраснела еще гуще. Хок недоуменно наморщил лоб, не понимая, почему тот факт, что шторм не дал ей заснуть, заставил ее так покраснеть. Если только в действительности дело вовсе не в погоде… а в чем-то другом. Он чуть не вскрикнул, вдруг припомнив то оставшееся незаконченным объяснение, которое едва не вырвалось у нее, прежде чем она начала в смущении быстро лепетать о шторме. Мне приснился дурной… Сон? Так это при воспоминании о своих снах она так краснеет и начинает тяжело дышать? Неужели она не может спать по той же причине, что и он? Сердце Хока подскочило, а потом быстро заколотилось. Он слышал легенды об асгардских мужчинах, которых связывала с их любимыми такая тесная сердечная близость, что они понимали друг друга без слов, даже находясь на расстоянии, такая близость, что они видели одни и те же сны. Он всегда отмахивался от этих сказок как от романтической чепухи. Но отмахнуться от того, как Авриль вела себя с ним сегодня, было невозможно. Слишком уж не похожа она была на себя. Вопросы теснились у него в голове. Неужели она видела его во сне? Неужели она покраснела оттого, что испытала желание? Неужели именно поэтому осталась с ним — быть может, ее тянет к нему так же сильно и неотвратимо, как его — к ней? Интересно, что она сделает, если он сейчас приблизится, притянет ее к себе и поцелует? Влепит пощечину? Или всадит нож в горло? Или он получит то, о чем мечтает? По-прежнему не поднимая глаз, Авриль вытерла нож о песок и отбросила в сторону. Он упал рядом с отстегнутым мечом Хока. — Меч, нож, боевой топорик, — задумчиво сказала она. — Вы хорошо вооружились для своего путешествия, Хок. Оно было опасным? — Ты волновалась за меня, жена? — Хок сам услышал, как хрипло и взволнованно прозвучал его голос. — Не смейте меня так называть! — вспылила Авриль. Но Хок отметил, что на вопрос она не ответила. Заметил он также, что с определенного момента она стала называть его по имени, а не норманном или Вэлбрендом. Каковы на вкус ее губы? Будут ли они горячими и жадными или сладкими и мягкими? — Не волнуйтесь, — с трудом вымолвил он. — Я невредим. Получил лишь небольшую рану. — Подняв правую руку, он продемонстрировал устрашающего вида красный рубец, тянувшийся от запястья до плеча. Это был след острого осколка скалы, на который он, поскользнувшись, напоролся, когда под проливным дождем бежал домой. Авриль ахнула от ужаса: — О святая Дева Мария!.. — Ее губы разомкнулись, чтобы сказать что-то еще, но она осеклась, и в ее взоре застыло… Можно было поклясться всеми богами, что он увидел в ее взоре сострадание. Сочувствие его боли. Ему. Она и впрямь тревожилась за него. Так же, как и он тревожился за нее. Хок резко отвернулся, не в силах больше ни единого мгновения видеть изумрудные глаза своей жены, и попытался освободиться от нахлынувших на него чувств. Он больше никогда не допустит этого? То, что он позволил ей так глубоко проникнуть в его сны и думы, уже само по себе очень плохо. Плохо, что она заставила его испытать желание, да такое, какого он не испытывал уже полжизни. Он вынужден смириться с ее присутствием в его жизни, вынужден защищать ее и заботиться о ней, но он не должен позволять ей ворошить золу на пепелище тех чувств, о которых приказал себе забыть. Ради собственного душевного здоровья он не должен тревожить того, что погребено. Погребено так же, как фолианты с записями и рисунками в его ларях. Ему невыносимо смотреть на них, но рука не поднимается уничтожить. Хок лег на песок спиной к Авриль. Потом достал плащ, свернул его, как подушку, и засунул под голову. Авриль — всего лишь женщина, как любая другая. Он может справиться с желанием, которое она в нем возбуждает, а равно и со всеми прочими чувствами. Просто из-за усталости ему кажется, что это необычайно трудно. — Вы собираетесь спать? — с любопытством спросила Авриль. — Именно это я обычно делаю, когда возвращаюсь домой усталый после долгого путешествия, — буркнул Хок. — О! — Авриль с минуту молчала. — А я думала, что мы могли бы… Стиснув зубы, стараясь не поддаться соблазну, он перебирал в уме вероятные продолжения: Поцеловаться? Медленно раздеть друг друга. Открыть для себя ощущение желанного тела? Предаться горячей, страстной любви под луной?.. — Поговорить, — закончила Авриль. Хок тяжело, хрипло выдохнул: — Мы сможем поговорить завтра. О священный рог Одина, если ему придется еще раз взглянуть на нее, он за себя не ручается, он может не сдержаться, схватить ее, бросить на песок у костра, сорвать с нее рубашку так, что ее обнаженные ягодицы прижмутся к теплому песку, а его горячие пальцы найдут мягкую, влажную шелковистую плоть. Хок осадил свою буйную фантазию, взбил «подушку» и сказал: — Ложитесь спать, Авриль. — Спустя мгновение он услышал, как она отошла на несколько шагов и легла на песок. Возблагодарив небеса, Хок закрыл глаза и стал молиться, чтобы боги ниспослали ему сон. Сон без сновидений. Но, похоже, у богов в эту ночь были иные заботы. — Я уверена, что ваша раненая рука заживет, — тихо сказала Авриль. — Не сомневаюсь, что это произойдет в течение часа, не более. — Рана больше не болит, — пробормотал он. Морской бриз холодил ему грудь, в то время как спине было жарко от костра. Ровный, привычный шум ветра и рокот волн в конце концов должны его убаюкать. Если бы только не болтливая женушка. — Как это получается? — снова закинула удочку Авриль. — Почему это раны здесь, на острове, так быстро заживают? Мне ведь действительно сломали челюсть в Антверпене, я это точно знаю. А той ночью, когда я порезала руку, она зажила почти моментально. И все жители здешнего города производят впечатление исключительно здоровых людей. — Хок не отвечал. — Хок? Он лежал, уставившись в темноту, и сердился на себя за то, что только сейчас предавался полубезумным мечтам, как какой-нибудь наивный, впервые женившийся юноша. Он ошибался, разумеется. Их с Авриль не связывают ни общие сны, ни желание, ни какие-либо иные нежные чувства. Вот почему она осталась с ним: она надеялась выудить у него сведения об Асгарде, воспользовавшись тем, что он, усталый, ослабит бдительность. Сведения, которые помогут ей попытаться осуществить план побега, который она, несомненно, лелеет. — Хок? Вы не спите? Он мог притвориться спящим, но с самого начала знал, что рано или поздно ему придется ответить на вопросы об острове. Если он приоткроет перед ней часть — малую часть — правды, быть может, это ее удовлетворит на время. И она перестанет задавать вопросы, на которые ему действительно не хотелось отвечать. — Климат Асгарда обладает некими целебными свойствами, — просто сказал он, все так же лежа к ней спиной. — У нас быстро заживают раны, а болезни нам неведомы. Он услышал, что она встала: — Но как это возможно? Это что, свойство здешнего воздуха? Или воды и пищи? Или… каких-то особенных трав, корней, которые растут только здесь? — Мы не знаем. Она насмешливо фыркнула: — Я вам не верю. Вы знаете, но не хотите мне сказать. — Я говорю правду. Многие искали ответ на этот вопрос, — Хок запнулся на мгновение, перед его мысленным взором ясно и отчетливо возник образ отца, — но точно никто ничего так и не выяснил. Возможно, дело в сочетании нескольких исключительных свойств местной природы. Мы не знаем. Авриль молчала, словно обдумывала то, что он сообщил, и пыталась решить, стоит ли ему верить… — Какая жалость, что это остается тайной! — вымолвила она наконец. — Да, — согласился Хок с горечью, которой, он надеялся, она не уловила. — Но даже если вам неизвестно, как действуют эти целебные свойства природы, почему вы не поделитесь своим чудом с остальным миром? Зачем вы так оберегаете неприкосновенность своего острова? Представьте, сколько добра вы могли бы сделать. Представьте, скольким людям могли бы помочь… — Представьте, как скоро Асгард был бы захвачен и уничтожен, — подхватил он. — Мы должны оберегать его от вторжений. Это единственный способ защитить наши дома и тех, кто в них живет. Нотка понимания послышалась в ее голосе: — И поэтому вы никому из пленников не позволяете покидать его? — Да. Не только поэтому, но больше он ничего открывать ей не собирался. Вряд ли можно было угадать, что способна сделать такая непредсказуемая женщина, как Авриль, — тем более если она все еще мечтает о побеге. — Но зачем вам вообще привозить сюда пленниц? — спросила она озадаченно. — Вы страшно рискуете только ради того. чтобы… — она запнулась, — …чтобы — что? Ради всех святых, что вам от нас нужно? Хок перевернулся на спину, устало вздохнул и вперил взор в затянутое облаками беззвездное небо. Похоже, сегодня сна не будет, как и в две предыдущие ночи. — Я вам уже говорил, что мне вы не нужны… — Да, знаю. Я вам совершенно не нужна. Досталась случайно, — сухо перебила она. — Но остальные? Почему мужчины рискуют головой, чтобы добыть себе жену? — Некоторые молодые горячие головы находят, что риск возбуждает. И они хотят того, чего хочет большинство мужчин. Теплых отношений. Добропорядочную девчонку, которая будет согревать им постель. — Он покосился на Авриль. Авриль зарделась и опустила ресницы. — Но почему тогда не жениться на местной женщине? — не отступала она. — Почему не жениться на своей, иннфодт. Хок сощурил глаза: откуда она знает это слово? И что ей успели рассказать о различии между чужеземками и островитянками? Предполагалось, что это должен сообщать женщине только муж. Когда сочтет необходимым. — Некоторые так и поступают, — медленно произнес он. — Но другие хотят… — Он замялся, горькие воспоминания нахлынули на него — осколки надежд и мечтаний, разбившихся давным-давно. Он поежился, ощутив спиной шершавость песка. Нет необходимости касаться этого болезненного вопроса. Пока. Не сейчас. — Привозить себе жен из других стран — здешняя традиция. — Но это глупая традиция! — Да, я говорил то же самое. Много раз. Но молодые зачастую глухи к доводам разума. Если она и поняла, что он имел в виду и ее, то не подала виду. Глядя вниз, она чертила пальцем на песке. — Ну тогда, раз вы признаете, что это глупая традиция, и если я поклянусь жизнью своего ребенка, что никому не открою вашей тайны… — Я все равно не смогу отпустить вас. Ради всемогущего Тора, Авриль, не тратьте сил попусту и перестаньте задавать вопросы! — Он откинул голову и прикрыл глаза рукой — как бы он хотел, чтобы так можно было навсегда изгнать ее образ. — С моей стороны было бы глупостью положиться на ваше честное слово, поскольку вы уже однажды солгали. Ваша подруга рассказала мне правду о вашем муже. О том, что вы вдова. — За эту ложь вы не можете меня винить. — Голос Авриль зазвучал резче. — Жозетт не должна была… она не имела в виду… — Авриль чертыхнулась. — Она заблуждалась, считая, что таким образом помогает мне. Ветерок раздул тлеющие угли, отчего они зашипели и затрещали. — Я могу привезти ее сюда, чтобы она жила с вами. — Жозетт? — удивленно спросила Авриль. Рука Хока бессильно упала на песок — только уже произнеся эти слова, он понял, что вслух высказал то, что полуосознанно бродило у него в голове последние два дня. — Вашу дочь, — тихо ответил он. — Я мог бы постараться привезти вашу дочь сюда, к вам. Авриль онемела от изумления. Потом все же выдавила из себя: — Что?! Хок приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза. В них отражались пляшущие блики догорающего костра. — Несмотря на то, что вы считаете норманнов полудикими варварами, я не хочу оставлять ребенка сиротой. Авриль ошарашенно смотрела на него, часто моргая, словно луна только что, упав с небес, приземлилась рядом. — Вы поедете за Жизелью? — Ее лицо озарилось. — Да это превосходная мысль! И я поеду с вами. Я сама покажу вам дорогу… — Нет, миледи, вы не поедете, — не колеблясь ни секунды, сурово прервал ее Хок; она, конечно же, имела в виду, что убежит, как только представится возможность ступить на родную землю. — Вы останетесь здесь. Я поеду один. Авриль потупила взор: — Но без меня вы ее не найдете. И Гастон с Селиной не отдадут девочку какому-то незнакомцу. Ее дядя ни за что не позволит вам… — Так этот дядя, герцог, живет в окрестностях Артуа? — Хок надеялся, что ребенок находится в Бретани или где-нибудь еще… …Поближе. — Да, герцог Гастон де Варенн! — Авриль гордо вздернула голову. — Хок, с этим человеком шутки плохи. Вам даже думать нечего о том, чтобы отправиться туда без меня. Он убьет всякого, кто посмеет приблизиться к Жизели, и… — Артуа — это слишком далеко, — покачал головой Хок, не представляя, что больше беспокоит его — сам факт, что он серьезно размышляет над подобной идеей, или искреннее сожаление, что идея оказалась неосуществимой. — Это невозможно. Авриль с минуту молчала. Когда она заговорила вновь, голос ее дрожал: — Я и сама не хочу видеть, как моя дочь вместе со мной превратится в пленницу, — призналась она. — Ее жизнь и ее свобода значат для меня гораздо больше, чем мои собственные. — Она закрыла глаза, на бледные щеки легли темные полукружья густых ресниц. — Но вы… но с вашей стороны очень благородно, что вы думаете о ее судьбе, Хок. — Она медленно подняла глаза и посмотрела прямо ему в лицо. — Вы не варвар. Я совсем у иного мнения о вас. Прежде мне бы и в голову не пришло, что воин-викинг может быть столь великодушен. И столь заботлив. Хок не смог ничего ответить: теплота, прозвучавшая в ее голосе, подняла бурю в его сердце. Он не хотел быть ни великодушным, ни заботливым. Он не желал, чтобы его темпераментная супруга с глазами цвета изумруда затрагивала нежные струны его сердца, заставляя вспоминать, каково это — испытывать сострадание. Чувствовать себя защитником, ответственным за другое существо. Не только за нее, но и за ребенка, которого он даже никогда не видел. — Я не так добродетелен! — резко, ответил он, то ли возражая, то ли предупреждая. — Просто я хочу, чтобы здешняя жизнь стала для вас приемлемой. Авриль встала, задумчиво качая головой: — Этого не будет никогда. Он смотрел, как ветер играет се длинными волосами, треплет плащ, облепляя им стройную фигурку. — Значит, вы лгали мне, — с мягким упреком произнесла Авриль, оглянувшись на Хока. — Если вы можете покидать остров, значит… — Я единственный, кто может это делать, — железным голосом перебил Хок, — да и я делаю это крайне редко. — В молодости он гораздо чаще позволял себе подобные вылазки, по теперь воспоминания о волнующем внешнем мире со всем его многообразием и переменчивостью стали слишком болезненны. Хоку приходилось заставлять себя возвращаться на Асгард. И оставаться на нем. Здесь даже чудесная погода мало чем отличалась день ото дня, сезон от сезона, год от года. Авриль повернулась к нему: — В таком случае, что вы имели в виду, сказав «Артуа — это слишком далеко»? — Никто не может покинуть остров более чем на шесть дней. Это невозможно — таков закон. — Авриль удивленно подняла бровь: — Раз так, значит, Антверпен находится не более чем в шести сутках плавания отсюда. Нет… — В ее голосе послышалось явное удовлетворение, она, оживившись, посмотрела на океан. — Всего в трех! Хок буркнул себе под нос какое-то ругательство, раздраженный тем, что невольно выдал сведения, которые Авриль могла использовать, готовя побег. Он вскочил на ноги и подошел к ней поближе: — Авриль, забудьте то, о чем вы сейчас думаете. Вы не сможете сбежать с Асгарда. Авриль гордо вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на Хока: — Это вы так считаете. — Дьявол!.. женщина, не веди себя как безрассудная дурочка! — Он схватил ее за руку, ощутив пальцами мягкую ткань плаща. — Если вы утонете или разобьетесь о скалы, ваш ребенок на самом деле останется сиротой! — Вас это так заботит? — В ее глазах вдруг блеснули слезы. — Я так много значу для вас? При виде слез Хока словно огнем опалило, а от ее слов — окатило ледяным холодом. — Я пытаюсь заставить вас прислушаться к доводам разума, — хрипло настаивал он. — Логики и разума. Она стряхнула его руку. — Разум для меня — ничто. Ваши законы для меня — ничто! Вы не… в-в-вы не… Она не смогла закончить фразу, охваченная смятением. В это невозможно было поверить! Едва слышным шепотом Авриль взмолилась: — Хок! Боль, застывшая в ее глазах, заставила его сердце рвануться из груди. Он невольно протянул руку, чтобы вытереть ей слезы. И все доводы логики и разума покинули его самого. Пальцы зарылись в ее густые волосы, сжались, и он запрокинул ей голову. Другая рука, повинуясь лишь чувственному порыву, обвилась вокруг талии, и их губы слились в еще робком, но горячем и жадном поцелуе. Его поцелуй был полон желания. Желания, которое должно было бы остановить его. Заставить отпустить ее. Но губы ее были такими мягкими и сладостными, такими полными и соблазнительными, какими он их и представлял с того самого момента, как увидел ее. Как увидел ее во сне. Пальцы Авриль сжались на его обнаженных плечах, но она не оттолкнула его. Наоборот, обмякла в его руках, и из ее горла вырвался возглас, исполненный такого же страстного желания. Она прижалась к нему, словно потеряв вдруг опору под ногами. Хок обнял ее еще крепче, сердце его затрепетало, и град внезапно ошеломивших чувств исторг у него из груди сдавленный хрип. Плащ Авриль был распахнут, и Хок ощущал прикосновение мягкого, податливого, теплого тела, тяжесть палившихся грудей с затвердевшими сосками под тонкой тканью рубашки — единственным, что их теперь разделяло. Даже раздвигая языком ее губы, он отчаянно боролся с собой, чтобы не потерять рассудка. Сохранить контроль над своими поступками. Но когда губы Авриль разомкнулись, уступив его натиску, — Хок пропал. Проникая все глубже в эту знойную бездну, он с жадностью коснулся языком ее языка. Он жаждал ее дыхания, ее тела. ее близости. Он жаждал ее. Авриль. Дикую и неуправляемую. нежную и послушную. Жаждал ее губ, мучительно жарких под его ласкающими губами. Ее ногти оставляли на его коже следы вырвавшейся наружу страсти. Жесткая щетина царапала ей кожу. Мысли смешались в голове Хока. Отнюдь не добродетельные мысли. Существовал способ уговорить жену смириться с жизнью на острове. Принять ее. Способ, который им обоим доставит наслаждение. Медленно опускаясь на колени, Хок потянул Авриль за собой. Лишь по дрожи, сотрясавшей ее, да слабому невнятному звуку, вырвавшемуся из груди, можно было догадаться о все еще смущавших ее сомнениях. — Ш-ш-ш-ш, — тихо прошептал Хок, легко, словно перышком, проводя губами по ее подбородку. — Есть многое, что тебе здесь, на Асгарде, понравится. Авриль. — Его хрипловатый голос звучал глубоко и страстно, как мольба. — Вот увидишь. — Он слегка надавил на какую-то чувствительную точку под ухом. — Вот увидишь… — Хок… — Если ты этого не хочешь, скажи лишь слово — я остановлюсь. — Его рука скользнула ей под плащ. — Я н-н-не… — Она задохнулась, ощутив, как его пальцы ласкают ее сквозь тонкую ткань рубашки. — Я н-н-не… — Выражайтесь поточнее, миледи, — пробормотал Хок. — Чего вы «н-н-не»? Вы не хотите вот этого? — Он ласково лизнул языком ту самую чувствительную точку под ухом и слегка прихватил кожу зубами — Авриль задрожала. — Или вот этого? — Он пробежал пальцами по изящному изгибу ее позвоночника… Авриль закусила нижнюю губу, зажмурилась и впилась ногтями ему в плечи. Он сам весь дрожал от нетерпения, сжимая ее все крепче и крепче. — На женском теле есть множество необычайно чувствительных мест, — шептал он. — Мудрый муж постепенно открывает их одну за другой. Одну… — поцеловал он ее в губы, — за… — прижался он губами к ложбинке на шее, — другой… Хок ослабил объятие, и Авриль опустилась спиной па песок, а он потянулся к подолу ее рубашки. Когда она пошевелилась под ним и ее мягкие бедра коснулись его восставшей плоти, Хок судорожно, со всхлипом втянул воздух ртом. Авриль вскрикнула и окаменела в его руках, часто моргая, словно только что проснулась: — Нет… — Авриль, — прошептал он, сжимая ее и прижимаясь губами к ее губам. Она бешено сопротивлялась: — Нет! Отпустите меня! — Эти холодные, пугающие слова пронзили его, словно сталь клинка, и хоть глаза ее все еще были темны от страсти, а губы источали аромат их лобзаний, Хок не стал возражать. Он отпустил ее. Что еще оставалось делать? Он не хотел брать ее силой. Авриль вскочила на ноги и попятилась, кутаясь в плащ. Было видно, как ее бьет дрожь. — Я не могу… — Она тяжело, прерывисто дышала и отчаянно трясла головой. — Я не могу остаться здесь! — Слова звучали, как сдавленные рыдания. Потом она повернулась и побежала. Хок тоже проворно вскочил и чуть было не бросился за ней, но одернул себя. Морской бриз быстро высушил испарину, покрывшую его тело, и рассеял туман, заволакивавший мозги. О темная дочь Локи, что я делаю! Как это получилось, что одного поцелуя ему оказалось достаточно, чтобы потерять голову? Нет, он не желает знать ответ на этот вопрос. Он лишь удовлетворял физическое влечение, ставшее болезненно острым. И старался показать Авриль некоторые удовольствия, которые предлагает Асгард. Он должен был уговорить ее предаться этим удовольствиям добровольно, доставить ей наслаждение и сделать счастливой. Вместо этого он напугал ее, зашел слишком далеко и сделал это слишком быстро. Он совершил ошибку и больше ее не повторит. Хок забросал тлеющие угли песком, поддевая его пальцами ноги, подхватил меч, мешок и последовал за Авриль, отнюдь не предвкушая удовольствия от обязанностей, которыми был обременен. Поскольку Торолф исчез, придется не спускать глаз с непоседливой женушки, не отпускать ее от себя ни на шаг. Придется также бороться с искушением, предоставив ей возможность постепенно привыкнуть к новой жизни, новому дому, к нему самому. Ему остается лишь сохранять твердость духа. Йа, подумал он, быстро шагая вдоль берега, твердость, необходимую умирающему от голода, чтобы отказаться от пищи. Или страдающему от жажды, чтобы удержаться и не отпить из наполненной до краев, манящей, восхитительной чаши, до которой так легко дотянуться. Торолф прятался в тени на безопасном расстоянии от ванингсхуса Вэлбренда. Он ждал. Терпеливо. Поглаживая большим пальцем поверхность изящного флакона, который держал в руке, он повторял про себя то, что задумал много лет назад и с тех пор лелеял как самое заветное желание. Какое значение в сравнении со столькими годами имел еще час-другой! Особенно если по прошествии их сладость мщения сольется, со сладостью свободы. После унижения, пережитого в альтинге, он мечтал о мести едва ли не больше, чем о свободе. Это было в последний раз, когда воктеру удалось его обыграть. На сей раз партия останется за ним. Наконец появилась женщина, закутанная в плащ с капюшоном, но Вэлбренд следовал за ней всего в нескольких шагах. Торолф оскалился и застонал от досады. Как этот Вэлбренд любит разрушать его планы! Вот опять! Стоило Торолфу узнать, что воктер неожиданно оставил свою молодую жену в одиночестве, как тот так же неожиданно вернулся к ней. Словно нарочно заманивал и сбивал Торолфа с толку. Но ведь этого быть не может! Он не мог знать. Никто не знал. Торолф беспокойно переступил с ноги на ногу, не выпуская флакона из рук. «Клянусь кровью Квасира, если придется провести еще хоть день на этих проклятых скалах, я сойду с ума! — подумал он. — Я не овца, как другие, довольные своими мирными, безмятежными, унылыми жизнями. Я создан для большего». Там, за пределами Асгарда, его ждал целый мир новых мест и удовольствий. И он намерен насладиться ими сполна. А старейшины, воктер и все их законы пусть горят в адском пламени. Он и так слишком долго жил под их пятой. Больше он терпеть не намерен. Свобода так соблазнительно близка. Он буквально держал ее в руке. Торолф оглянулся и посмотрел на уютный дом Хока на самой вершине утеса. Его гнев стал остывать. Вэлбренд всегда говорил, что хочет перемен. Его желание скоро исполнится. Единственное, что требовалось Торолфу, — одна чужеземка. Таким образом из-за этого он и присоединился к экспедиции на материк. Он больше не собирается сам испытывать судьбу. Хватит с того, что случилось в прошлый раз. У Торолфа были все основания полагать, что он держит в руках ответ, который веками искали асгардские мужчины. Этот эликсир принесет ему богатство и славу во всем мире, сделает королем. Богом! И все же оставалась еще вероятность, как бы мала она ни была, что эта жидкость — смертельный яд. Он должен это выяснить — с помощью хорошенькой женушки Вэлбренда. От этой мысли Торолф заулыбался. Нужно лишь держать себя в руках — и успех придет. Терпение — ключ к успеху. Терпение. Он может подождать еще денек. Торолф повернулся и пошел вниз но заросшему густой травой склону. Надо получше спрятать лодку, пока темно. А потом он вернется. Воктер не сможет каждую секунду держать жену в поле зрения. Рано или поздно она останется одна. И Торолф не упустит этого момента. Он улыбнулся еще шире. На следующий день Хок Вэлбренд лишится новой жены. Глава 11 После вчерашнего дождя солнце победно сияло на небе. Жозетт не сдержала восторженного вздоха. Расслабившись и греясь в лучах сверкающего солнца, она сидела на земле, прислонившись к дереву, с корзинкой только что собранных ягод на коленях. Пара лошадей щипала траву в нескольких ярдах от нес, Келдан, растянувшись на земле, лежал рядом, закрыв глаза и заложив руку за голову. На лице и на груди темнели следы ягодного сока. Их утренняя верховая прогулка закончилась завтраком из свежих ягод, которые они собирали, устроив шутливое «ягодное соревнование». С улыбкой на губах Жозетт смаковала освежающий сладкий плод и наслаждалась открывавшимся с вершины горы видом, от которого дух захватывало. Отсюда она могла видеть весь остров, простиравшийся в бесконечном своем многоцветье: луга в крапинках ярких полевых цветов; лес на западе — словно смятое покрывало из густой зеленой листвы; возвышающиеся вдали склоны гор, покрытые зарослями лаванды и прочерченные там и сям сверкающими серебряными нитями речушек; темная гладь тучных пастбищ. Ласковый ветерок овевал ее лицо, шелестел ветвями деревьев над головой. Как здесь прекрасно! Как покойно. И как трудно все время держать в голове поставленную перед ней задачу. Предполагалось, что она должна собирать сведения о местонахождении острова; сегодня вечером, на городском празднестве, Авриль будет ждать ее отчета. Но пока Жозетт не разузнала ничего полезного для составления плана побега. Чувствуя себя виноватой, она съела еще одну ягоду и посмотрела на Келдана. Из-за вчерашнего дождя они просидели весь день взаперти в ею ванинсхусе — так что она не виновата, что ничего не могла сделать для исполнения поручения. В конце концов, они ведь с трудом понимают друг друга. Это, впрочем, не помешало им весьма приятно провести день. Они играли в шашки, шахматы и в игру, которая, как он объяснил, называлась хнефтафт и в которую играли цветными камешками на инкрустированной доске. После обильного ужина Келдан занялся резьбой по дереву, а она уснула под шелест дождя и норманнский напев, который мурлыкал Келдан. Проснувшись сегодня утром, Жозетт обнаружила, что он снова отнес ее в постель, а сам провел ночь на полу в противоположном конце комнаты. Кусая губу, она подумала, что крепнущая между ними дружба должна была бы внушать ей чувство неловкости. Этот мужчина с мощной гибкой фигурой, как у всех здешних воинов, все еще оставался для нее чужим. . Тем не менее, несмотря на незнание языка, Жозетт почему-то казалось, что она уже хорошо знает его. Было нечто бесконечно привлекательное в его шаловливости, подкупающей улыбке, постоянно игравшей на губах, в его неизменной веселости. Похоже, ему доставляло огромное удовольствие смешить окружающих, например, тех людей, которых они встречали в городе, а также и… ее. Наблюдая за тем, как ветер ерошит его черные волосы, как солнце ласкает загорелую кожу, Жозетт испытала непривычное ощущение — словно горячие змейки, трепеща, сплетались в клубок в животе и щекотали ее. Может быть, это оттого, что он ей нравится; ей никогда еще не было так приятно в обществе мужчины.Словно почувствовав на себе ее взгляд, Келдан открыл глаза и расплылся в лукавой улыбке. Застигнутая в момент, когда восхищенно рассматривала его, Жозетт смутилась и ощутила, как кровь приливает к щекам. Она перевела взгляд на корзинку с ягодами, стоявшую у нее на коленях. Почти не пошевелившись, Келдан сорвал длинный стебелек травы и пощекотал ей подбородок. — Гресс, — сказал он. Жозетт не подняла головы, она продолжала сидеть, уставившись в корзину, но улыбнулась. У них была такая игра: они обучали друг друга каждый своему языку. — Гресс, — повторила она, а потом перевела норманнское слово на французский, — грасс, трава. — Грасс, — повторил он с сильным акцентом. — Жозетт… — Он сел, голос зазвучал серьезно: — Ты счастлива здесь? Она быстро взглянула на него — сидящего рядом мужчину с исполненными надежды глазами и тонким стебельком травы в руке, на этого доброго викинга, который любит мастерить мебель, собирать ягоды на завтрак и смеяться вместе с ней под залитым солнцем небом. — На, — тихо призналась Жозетт. Это было одно из первых слов, которым он ее обучил. — И а, Келдан. Знаю, что не должна была бы чувствовать себя счастливой, но я действительно счастлива здесь с тобой. Никто никогда… Келдан серьезно смотрел ей в глаза. Жозетт и сама не, знала, почему продолжает говорить, отдавая себе отчет в том, что он не понимает ее. А быть может, именно потому, что он не мог ее понять, она и договорила фразу до конца: — Никто никогда еще не умел так, как ты, дать мне понять, что я для него — единственная. — Она моргнула, чтобы прогнать крошеную слезу. — По правде говоря, мне вообще никогда не уделял особого внимания. — Она снова потупилась и покачала головой. — Но я должна помогать Авриль. Она нужна Жизели. — У Жозетт перехватило дыхание. — Я должна разузнать у тебя, в каком направлении нам следует плыть, чтобы добраться до… до… — она почувствовала, как Келдан нежно взял ее за подбородок, — …до дома, — закончила она, и сердце у нее забилось быстро-быстро, когда он чуть запрокинул ей голову. В его темных глазах таилось столько же нежности, сколько в прикосновении. — Жозетт, — тихо проговорил он, — дом здесь теперь. Оставаться. — И, к огромному ее удивлению, добавил слово, которому она его еще не учила: — Пожалуйста. У Жозетт задрожали губы. Ей не хватало воздуха, чтобы говорить. Палец Келдана медленно обвел се подбородок, потом скользнул ниже, на шею… и остановился на том месте, где колотилось ее сердце. — Хьерте, — прошептал он, кладя ее ладонь себе на грудь. Жозетт услышала, что его сердце бьется так же быстро, как и ее. Их глаза встретились. — Х-хьерте, — повторила она, заикаясь, и, когда он склонился к ней, добавила по-французски: — Сердце. Он поцеловал ее — нежно коснулся губами ее губ. Это был его первый поцелуй. Это был первый поцелуй мужчины в ее жизни. И он оказался таким теплым, таким сладостным и нежным, как блики солнечного света, игравшие на луговой траве. На его губах ощущался вкус ягод, они были мягкими, являя неожиданный контраст с твердостью мускулов под ее пальцами — такими крепкими, мужскими. Трепещущий клубок змеек у нее внутри зашевелился снова, и когда Келдан слишком быстро оторвал свои губы от ее рта, у Жозетт вырвался вздох, полный желания. Ощущение было ново и смутило ее. Но в то же время оказалось таким искушающим. Его вздох прозвучал как эхо ее собственного, только более глубокое; Жозетт не только услышала, но и почувствовала его прижатой к нему грудью — дыхание у Келдана было частое и гулкое. Он покрывал поцелуями ее подбородок, нос, лоб… — Жозетт, дом здесь, — шептал он. — Дом — хьем. — От его ласк, от истомы, звучавшей в его голосе, и отвечавшей ее собственному состоянию, все трепетало внутри у Жозетт, как согретая солнцем листва на ветру над ее головой. И единственное, о чем она могла думать, — это то, что слово «дом» по-норманнски похоже на слово «сердце». — И а, Келдан, — не столько прошептала, сколько выдохнула она, падая вместе с ним в траву, — хьем. Авриль расхаживала перед очагом, изучая коллекцию оружия и размышляя о том, какие увечья можно нанести с его помощью. Флойел не отставал от нее ни на шаг, постукивая маленькими копытцами по каменному полу. — Ну, долго ты будешь ходить за мной? — спросила она, оборачиваясь и сердито глядя на олененка. Олененок громко заблеял и посмотрел на Авриль огромными темными, такими невинными глазами. Авриль вздохнула: — Прости. — Наклонившись, она почесала его пушистую шею. — Бедный маленький Флойел, я не должна ругать тебя. Ты не виноват, что меня весь день держат здесь, как в клетке. Не в силах стоять на месте, она подошла к открытому окну. Здесь дышалось легче — послеполуденное солнце лило свет внутрь комнаты, а ветерок приносил свежесть. Погода для следопыта была идеальной, и Авриль планировала сегодня заняться именно разведкой — побродить в поисках корабля Хока. Но он не позволил ей отправиться на верховую прогулку — во всяком случае, в одиночестве. Он предложил сопровождать ее в любое место, куда ей заблагорассудится, но она отказалась. Какой смысл брать его с собой, если она собирается искать его корабль? К тому же она вообще считала, что им нужно держаться друг от друга как можно дальше. Авриль отвернулась от окна, и внезапно на нее нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере. Его неожиданная забота. Чуткость. Его губы, жадные и горячие, на ее губах. Его пальцы, перебирающие ее волосы. То, как она, дрожа от желания, разомкнула губы, на одно безрассудное мгновение, словно в омуте, утонув в его объятии. Она закрыла глаза, пораженная тем, как отозвалось тогда на ласку ее тело, и тем, что даже сейчас при воспоминании об этом она не могла сдержать дрожь. После свидания под луной они натянуто обменялись всего лишь несколькими словами, и Авриль решила, что так должно быть и впредь. Она не имеет права смотреть на Хока Вэлбренда иначе, ведь он ее похитил. Именно он мешает ей перенестись домой, к Жизели. И не важно, насколько добрым, великодушным или сострадательным он может быть. Или как она тает от его прикосновения. — Святые угодники, — горестно прошептала Авриль, — как же мне не замечать мужчину, если я не в силах перестать думать о нем? Флойел, продолжавший ходить за ней следом, прежде чем отправиться в свой угол и устроиться там в уютном гнездышке, ткнулся носом ей в руку — словно сочувствуя. — Спасибо, — вымучивая из себя улыбку и вытирая мокрую ладонь о юбку, сказала Авриль. — По крайней мере от поцелуя олененка я головы не теряю. — И тихо, себе под нос, добавила: — Как от поцелуев Хока. Вздохнув, она вернулась к креслу, в котором провела последний час, и снова взялась за книгу. Она опять и опять вгрызалась в норманнские тексты в надежде разобрать что-нибудь полезное, что, вероятно, пропустила прежде. Листая страницу за страницей, Авриль размышляла, как бы ей улизнуть из дому так, чтобы Хок не заметил. Это было очень трудно, так как Хок весь день работал во дворе, кажется, чинил стойло Илдфаста. Безусловно, он подозревает, что она строит планы побега. Возможно, он не позволит ей даже присутствовать на городском торжестве сегодня вечером. И как ей тогда устроить встречу со своими подругами? Бормоча проклятия, Авриль закрыла книгу. От всего этого можно сойти с ума. Она привыкла делать все что пожелает и ходить туда, куда ей заблагорассудится. То, что какой-то мужчина ограничивал теперь возможности ее передвижения и контролировал каждый шаг, было невыносимо. От этого кровь вскипала в жилах и возникало желание предпринять нечто из ряда вон выходящее, вызывающее… Открылась дверь, и в дом вошел Хок — его лицо и .грудь были покрыты потом, грязью и опилками. Авриль опустила глаза — отчасти потому, чтобы скрыть свое мятежное настроение, а отчасти потому, что чувство совсем иного рода взволновало ее кровь и заставило сжаться мышцы живота. Черт бы побрал этого мужчину! Как же это получается, что одно лишь его появление так бередит ее? — Где вы это взяли? — угрожающе прохрипел он. Авриль подняла глаза. Сурово нахмурившись, Хок смотрел на стопку книг, сложенных рядом с креслом. — Я не имела в виду ничего дурного, — попыталась оправдаться Авриль. — Поскольку вы не позволяете мне прогуляться, нужно же было чем-то занять себя, а я обожаю читать… — Я вовсе не говорил, что не позволяю вам гулять. — Я имею в виду, в одиночестве. — Она положила книгу, которую читала, наверх стопки. — Прошу меня извинить, мне не следовало рыться в ваших вещах без разрешения. — Щеки ее зарделись. У него были все основания сердиться. — Я все положу на место. — Нет, это не важно, — более спокойно возразил Хок. Стряхивая стружки с золотистых волос, он прошел к большой бочке с дождевой водой, стоявшей у ближней стены. — Все, что принадлежит мне, принадлежит и вам. Вы моя жена. Авриль прикусила язык. Бессмысленно бесконечно оспаривать это его утверждение. Хок потянулся к деревянной трубке над бочкой, отодвинул заслонку, и свежая дождевая вода, скопившаяся в желобе под карнизом крыши, хлынула в бочку. — Если вам скучно, миледи, — громко сказал он, перекрикивая плеск воды, мощной струёй бившей в полупустую бочку, — я с удовольствием развлеку вас. Представив себе, какого рода развлечение он может ей предложить, Авриль покраснела. — Благодарю вас, я предпочитаю одиночество, — холодно ответила она. Он бросил на нее быстрый взгляд: — Я имел в виду лишь то, что мы могли бы пойти погулять. Или поиграть в какую-нибудь игру. В шахматы, шашки, настольный… — Может быть, в дротики? — с невинным видом предложила Авриль. — Я обожаю метать дротики. Хок удивленно поднял бровь: — Не думаю, что было бы разумно с моей стороны, оставаясь рядом, вооружить вас маленькими острыми метательными предметами. — Я способна промахнуться, — кивнула она, едва заметно приподняв в усмешке уголок рта, — но не более чем один-два раза. Хок улыбнулся, на его небритых щеках обозначились ямочки: — Или три раза, или четыре. — Он вернул заслонку на место, поток воды прекратился. — А почему вы так любите метать дротики? Обычно в эту игру играют только мужчины. И лучники. — Да, но это один из немногих видов соревнований в ловкости, в которых могут участвовать и женщины. И побеждать. Даже мужчин. — Большинство женщин не стремятся соревноваться с мужчинами. — Хок окатил холодной водой грудь, плеснул в лицо, вымыл шею. — Это только потому, что мужчины совершенно не переносят, когда их обыгрывает женщина. — Авриль почувствовала, как у нее пересыхает во рту при виде того, как играют мускулы на его спине и плечах и как вода стекает по загорелой коже. — Но я не похожа на большинство женщин. — Это точно, — вздохнул Хок, и Авриль не поняла, чего больше было в его вздохе, восхищения или сожаления. — Вы не похожи на других. — Он быстро окунул голову в воду, потом выпрямился и провел пальцами по мокрой шевелюре. — О боги, какая сегодня холодная вода! Авриль не могла произнести ни слова, она не могла оторвать взгляд от блестящих ручейков, стекавших по его уже обросшему бородой лицу, груди, стальным бугоркам мускулов живота. Ее словно огнем опалило при этом слишком живом напоминании о том, как он выглядел прошлой ночью, когда широким шагом ступал по берегу, словно златоглавый бог, восставший из моря. Авриль отвела взгляд, раздосадованная тем, что снова краснеет, как невинная девушка. Может быть, он сочтет постоянный румянец на ее щеках следствием жаркого асгардского солнца? Стараясь не глядеть на Хока, она быстро перевела разговор на безопасную тему. — У вас очень много книг, — беззаботно сказала она, пробегая пальцами по кожаным корешкам. — Мне случалось бывать в замках баронов — у них нет таких библиотек. Эти книги, должно быть, стоят кучу денег. — Они не стоят ни гроша. — Вы их украли? — Авриль изумленно уставилась на Хока. Тот недовольно нахмурился: — Я их написал. — Повернувшись к ней спиной, он достал с полки, висевшей рядом с бочкой, большой кусок льняной ткани. — Вы шутите! — Авриль недоверчиво покачала головой. — Вы написали все эти книги? Вот эти, с зарисовками европейских городов, замков, соборов, парусных судов… — Да. Но как это возможно? Вы сказали, что никто не может покинуть Асгард более чем на шесть дней. — Это правда. — Но если все это написали вы, — с сомнением в голосе предположила Авриль, — значит, вы всего лишь мельком видели нарисованные здесь места?.. Он ответил не сразу, сначала вытер полотном лицо и волосы. — Большинство из этих рисунков сделано во время путешествий, которые я совершил в молодости. — Он помолчал и уточнил: — Коротких путешествий. Голос звучал спокойно, Хок казался совершенно серьезным. Авриль была огорошена. Она припомнила, что ей подумалось, когда она впервые обнаружила эти книги: кто бы ни написал их это был человек с художественным чутьем и поэтической душой. Ей бы и в голову не пришло, что сильный воин-викинг с железными мускулами, который похитил ее, мог оказаться этим человеком. Глядя на переплетенные в кожу, фолианты с пожелтевшими страницами, она нахмурилась. — Но вы не могли все это написать, — тихо произнесла она. — Это ведь очень старые книги. Хок отбросил в сторону мокрую ткань: — Соленый воздух и морские ветры безжалостны к книгам. Это Авриль не приходило в голову. — А остальные книги? — с любопытством поинтересовалась она. — Тексты по астрономии, об охоте, диалоги философов аристотелевой эпохи на греческом языке, переложение легенд о короле Артуре по-французски… — Тоже мои. Авриль в изумлении, часто моргая, смотрела на него. Оказывается, он обладал не только даром художника и душой поэта, но еще и умом ученого. — Но как… когда… вы успели изучить столько разных наук? Мне казалось, вы говорили, что обязанности воктера поглощают все ваше время. Пожав плечами, он прислонился стройным бедром к столу возле бочки: — Как я вам уже говорил, времени у нас здесь, на Асгарде, в избытке. Болезней мы не знаем, пищи у нас в изобилии, бедность нам неведома. Поэтому нет нужды тратить время на борьбу за то, чтобы сделать жизнь продолжительнее, или на войны с соседями. — Он взял со стола маленькую каменную фигурку и стал вертеть ее в руках. — У каждого из нас — масса времени, чтобы удовлетворять самые разные интересы и многому учиться. И каждый мужчина или женщина вольны выбирать себе занятие, соответствующее их талантам и склонностям: кто-то ремесленничает, кто-то пишет книги, кто-то становится купцом или землепашцем…. — Или воином и художником. Он ответил с нежностью, сквозившей во взгляде и в голосе: — Авриль, вы еще не поняли, что Асгард обладает множеством преимуществ? Вам по-прежнему кажется, что ваша родина намного лучше? Авриль опустила голову и тут только увидела, как крепко сцеплены ее руки, покоящиеся на коленях. Вот опять он добр к ней. Так старается, чтобы она почувствовала себя здесь как дома. Он просто не в состоянии понять, что она никогда не может быть здесь как дома. — Мой дом там, где Жизель, — мягко ответила она. С минуту Хок стоял молча. Потом поставил на место каменную фигурку и сменил тему: — Пора готовиться к вечернему торжеству, миледи. Давайте на этот раз не будем опаздывать. Авриль с трудом сдержала возглас облегчения. Она ведь уже приготовилась к тому, что придется спорить или умасливать его, а может быть, и тайно сбежать на встречу со своими подругами-пленницами. Хок порылся в грудах свадебных даров, сваленных на столах и стульях, и выудил платье бледно-золотистого цвета с блестящей отделкой. Подойдя, он протянул его Авриль: — Наденьте это. Она готова была вспылить, заявить, что не позволит ему выбирать для нее наряд. Это слишком лично. Слишком интимно… Но пальцы его коснулись ее пальцев, когда он передавал ей платье, и Авриль лишилась дара речи. — Этот цвет вам очень пойдет, — прибавил он. Глубокий, с хрипотцой голос Хока в который уже раз заставил ее сердце встрепенуться. Ей составило немалого труда побороть невольное желание протянуть руку и коснуться ямочек на щеках, погладить заметно отросшие усы, обрамлявшие резкую, угловатую линию губ. Мускулы на его щеке внезапно напряглись, словно он ощутил ее прикосновение, хотя она даже не пошевелилась. Авриль почувствовала, как напряглось и все его тело. Его небесно-голубой взор остановился на ее губах, и у Авриль захватило дух. Хок чуть склонился вперед, приблизив к ней лицо. Неожиданно кто-то по-норманнски позвал их из-за двери, и они оба замерли. Потом Хок, подняв голову, взглянул на дверь, а Авриль, воспользовавшись моментом, стрелой отлетела от него на безопасное расстояние, зажав в дрожащих руках платье. Посетительницей оказалась Марта. Судя по тону, она проявляла крайнее нетерпение. Хок разговаривал с девочкой спокойно и, отослав ее, повернулся к Авриль. — Марта напомнила, что давно ждет меня. Я должен был вынести ей ее беспокойного питомца. С гулко бьющимся сердцем Авриль кивнула, не рискуя произнести ни слова, чтобы не выдать своего волнения. Хок прошел в угол и взял Флойела на руки. Тот громко заблеял, испугавшись высоты. — Я оставлю вас, чтобы вы могли переодеться, миледи, — сказал он, направляясь к выходу. Глядя, как осторожно он держит в своих крупных, мускулистых руках маленький пушистый серый комочек, Авриль снова почувствовала, как невольно что-то сжалось у нее в животе. Желая узнать, куда это он несет олененка, и немного опасаясь, что он собирается вернуть его маленькой милой Марте, Авриль последовала за ним. Она выглянула наружу и от удивления, чтобы не вскрикнуть, зажала рот рукой. Оказывается, Хок вовсе не чинил стойло Илдфаста, он пристроил к нему маленький загончик для Флойела. От теплого чувства у Авриль защемило сердце. Несмотря на то что накануне вечером Хок ругался и негодовал по поводу присутствия животного в доме, особенно пока они выгребали кучки, оставленные олененком там и сям, теперь он с заботой и нежностью нес малыша в его новый дом. Он опустил Флойела на подстилку, и Марта с благодарным восторгом обняла своего любимца. А потом повернулась и с таким же восторгом и благодарностью обняла Хока. Авриль видела лишь его спину, но заметила, как он вздрогнул… Потом наклонился и крепко обнял девочку. Слезы заволокли глаза Авриль, сердце забилось неровно. Оказывается, он вовсе не такой, каким показался поначалу. Он не суровый грубый воин-викинг, а великодушный человек с добрым сердцем. Интересно, почему он старается скрыть эту сторону своей натуры, так же как держит взаперти книги, найденные ею в ларях? Повернувшись, Авриль закрыла дверь и постаралась выкинуть из головы вопрос, приводивший ее в недоумение. Нужно подготовиться к празднеству, где состоится встреча с остальными пленницами. Хок все равно навсегда останется для нее тайной. Потому что они с Жозетт и все остальные при первой же возможности покинут этот остров. Глава 12 — Не могу поверить, что еще трое из наших подруг-пленниц отказываются от побега, — печально говорила Авриль, идя рядом с Жозетт. Она старалась, чтобы голос ее звучал как можно тише, несмотря на царивший вокруг шум — оглашавшие ночь звуки труб, арф и барабанов, детские крики, неумолчный гомон разговаривающих, поющих и смеющихся мужчин и женщин. Поляна на городской окраине, где происходило торжество, была ярко освещена пылающими факелами. — Еще трое, Жозетт! Значит, остается лишь… О Боже милосердный, мы с тобой можем остаться вдвоем! Жозетт казалась такой же озабоченной, как и Авриль, и ничего не отвечала, сосредоточившись на апельсине, который ела на десерт. Три женщины, только что упомянутые Авриль, вместе со своими похитителями вышли на середину круга, который по окончании праздничной трапезы освободили от столов, и присоединились к тем, кто собрался потанцевать. — Ты только посмотри на них, — горько сетовала Авриль. — Когда я говорила с ними всего два дня назад, они мечтали побеге — а сегодня заявляют, что не желают покидать остров. Они только и делают, что с дурацкими блаженными улыбками на лицах глазеют на своих мужей и ведут себя, как… как… — Счастливые новобрачные, — смиренно подсказала Жозетт. — Как легкомысленные, сбитые с толку пустышки! — возмущенно закончила Авриль. — О святые великомученики, в жизни не поверила бы, что все они позволят так быстро себя оболванить. В этот момент у них за спиной раздался бодрый мужской голос который сердечно приветствовал их. Авриль оглянулась. Помимо танцев и музыки, горожане устроили много других развлечений: на празднестве присутствовали жонглеры, исполнители баллад, сказители, а в сторонке собралась группа мужчин, задумавших помериться силой. Они соревновались в поднятии и метании тяжеленных валунов, подначивая друг друга, пыхтя и отдуваясь от натуги. Хок тоже стоял среди них, наблюдая за состязаниями и беседуя со своим другом Келданом и другими, подходившими к нему, чтобы поклониться, пожать руку или похлопать по спине. При этом все радостно улыбались. Всю ночь люди искренне поздравляли Хока. По тому, как они вели себя, можно было предположить, что многие уже давно его не видели. Авриль была счастлива, что наконец представился случай побыть вдали от него. За ужином, сидя рядом с Хоком, она с трудом выдавила из себя лишь несколько слов и почти ничего не ела — слишком уж будоражил ее его низкий хрипловатый голос, дурманящий сосновый запах мыла, которым он пользовался при бритье, и ее собственный желудок, который судорожно сжимался всякий раз, когда Хок склонялся к ней, чтобы наполнить ее чашу. И каждый раз, когда он смотрел на нее… Не успела она подумать об этом, как Хок, словно бы невзначай, взглянул в ее сторону. С тех пор как они встали из-за стола и Авриль уже не было рядом, он не спускал с нее внимательного взгляда. Их глаза встретились поверх толпы, и Авриль показалось, что воздух вокруг нее мгновенно накалился и поплыл, как это бывало, когда они оказывались в непосредственной близости друг от друга. С замиранием сердца она опустила голову и уставилась на свою синюю, цвета сапфира юбку. Авриль не захотела надеть платье, которое выбрал для нее Хок. В отличие от Жозетт и остальных новобрачных отказалась она надеть и серебряную свадебную брошь, которую он приколол ей на грудь в ту ночь в альтинге, опасаясь, что если она, дабы доставить ему удовольствие, уступит в такой малости, то позднее не сможет противиться и в куда более серьезных вещах. Авриль изо всех сил сцепила руки, пока не почувствовала, что обручальное кольцо впечаталось в ладонь. Она должна вернуться домой, к Жизели. Даже если это путешествие им с Жозетт придется проделать всего лишь вдвоем. — А как насчет итальянки? — с надеждой спросила Жозетт, когда они остановились посмотреть на трюки, которые проделывал жонглер со своей собакой. — Если бы ты смогла ее найти, я уверена, она помогла бы… — Я нашла ее, — проворчала Авриль. — Но боюсь, она к нам не присоединится. Мне также удалось поговорить перед ужином с английской дамой. Ты не поверишь, что она мне сказала! Оказывается, она ехала через Антверпен в монастырь, куда была намерена удалиться. А теперь уверена, что ее похищение — Божья воля, поэтому она намерена остаться и обратить здешних жителей в христианство. — О?! — Жозетт отправила в рот последнюю дольку апельсина. — Это… достойный выбор. Но… но есть ведь еще две пленницы, не так ли? Ну те, что готовы были бежать… — Те, которых нет даже на сегодняшнем торжестве? Их не видели целый день. — Авриль вздохнула. — И, к несчастью, кажется, я знаю почему. Боюсь, и на них мы больше не можем рассчитывать. — Она помрачнела еще больше. — Не надо устраивать празднование в честь новобрачных при том, что треть самих новобрачных даже не присутствует на нем. — Один из местных жителей сказал мне, что обычно такой праздник устраивается в ту же ночь, что и церемония в альтинге, — сообщила Жозетт, — но на сей раз был отложен из уважения к памяти двух погибших во время путешествия в Антверпен. Авриль недоуменно покачала головой. — Значит, они рискуют даже жизнью, чтобы добыть себе жену, — пробормотала она себе под нос. — Никак не могу этого понять. Авриль оглянулась туда, где стоял Хок, наблюдая за веселыми соревнованиями силачей, и вспомнила, каким напряженным и неразговорчивым он был в ту первую ночь. Наверное, это потеря двух товарищей так огорчила его тогда… Кто-то тронул ее за руку, и, оглянувшись, она увидела мальчика лет одиннадцати, который, произнеся что-то по-норманнски, протянул ей сложенный кусочек пергамента. — Что это? — спросила Жозетт. — Не знаю, — ответила Авриль, удивленно подняв брови. Развернув послание, она прочла две строчки, написанные по-французски: «Я хочу с вами поговорить. Мальчик покажет вам, куда идти. Нина». Авриль задумалась: что нужно от нее этой женщине? Оглядывая толпу, она не видела Нины, зато заметила, что Хок снова смотрит в ее сторону. Авриль повернулась к нему спиной и, сложив записку, сунула в рукав. Она никуда не сможет отлучиться без того, чтобы он тут же не последовал за ней. — Спасибо, — сказала она мальчику, — но Нине придется подождать. — Кому? — с любопытством переспросила Жозетт. — Не важно, — отмахнулась Авриль. Отослав мальчика, она взяла Жозетт под руку и повела ее сквозь водоворот танцующих и веселящихся горожан. Она остановилась возле группы людей, слушавших музыканта, игравшего на дудке: достаточно весело и громко, чтобы их с Жозетт никто не услышал, и ободряюще сжала руку подруги — та весь вечер была необычно тиха и совершенно на себя не похожа. — Жозетт, все будет хорошо, обещаю. Не бойся. Нам никто больше не нужен. Мы с тобой сами справимся, — улыбнулась Авриль. — Представь себе, что это приключение — такое, о каких мы с тобой мечтали, когда были детьми: два пирата из Морле снова выходят в открытое море. — Два пирата из Морле, — с тоской повторила Жозетт. — Нам с тобой было так весело тогда, Авриль. Ты всегда была моей самой близкой подругой… — И навсегда ею останусь. Уверена, мы благополучно доберемся до дома. На лодке Хока наше путешествие будет гораздо более легким и менее опасным. — Но… — Жозетт отвела глаза и закусила губу, — ты сказала, что даже не знаешь, где она стоит. — Это правда. — Авриль бросила раздраженный взгляд в сторону Хока. — Он не пустил меня сегодня на верховую прогулку, но, возможно, завтра, когда все устанут после этого празднества, мы сможем улизнуть и поискать лодку. Мне удалось узнать от Хока, что Антверпен находится не более чем в трех пнях плавания отсюда, — прошептала она. — А ты узнала что-нибудь полезное? Келдан не проговорился тебе, в каком направлении надо плыть? — Ну, я… — Жозетт откашлялась. — Авриль, я все время думала, как мне сказать тебе об этом. Сегодня я… — Что, Жозетт? Что такое ты узнала сегодня? Жозетт вспыхнула до самых корней волос. И Авриль услышала, как сердце глухо ударилось о ребра. Она догадалась наконец, что подруга ее была тиха и смущена вовсе не потому, что боялась предстоящего путешествия. Ужас охватил Авриль. — Жозетт, — глухо произнесла она. — Что вы с Келданом делали с тех пор, как мы виделись в последний раз? — Ягоды! — выпалила подруга. — Сегодня мы собирали ягоды. — Весь день? Жозетт сама стала малиновой, как спелая ягода. — Боже милостивый, Жозетт, скажи мне, вы не… — Нет! Я… о-он только поцеловал меня. И… и… — Жозетт не отрывала глаз от носков своих туфель, словно в них было нечто необыкновенное. — Ну, он плотник, ты же знаешь, и… Авриль смотрела на нее, ничего не понимая. — У него… — Тень улыбки скользнула по губам Жозетт — той самой блаженной улыбки, которая играла на лицах остальных пленниц. — У него очень чувствительные руки. Авриль показалось, что один из валунов, которые кидали мужчины. обрушился прямо ей на голову. — Жозетт, даже думать не смей! Нет, мы должны вернуться во Францию! Я обязана вернуться домой, к Жизели, а тебя… — Что? — подняла голову Жизель. — Что ждет меня дома, во Франции? Авриль лихорадочно искала убедительные доводы: — Твои братья! Как же твои братья? Я уверена, они с ума сходят, не зная, куда ты подевалась. — Да, не сомневаюсь, что они сходят с ума. — Жозетт опустила ресницы и часто заморгала. — Сходят с ума из-за того, что я причинила им столько хлопот. Сходят с ума оттого, что боятся, как бы с них не потребовали за меня выкуп. — Жозетт тряхнула головой. — Моя семья совсем не такая, как твоя, Авриль. И никогда не была такой. — Я знаю. О моя бедная подруга, я знаю! — Авриль взяла Жозетт за обе руки и крепко сжала их. — Но ты же не можешь мечтать о… о… — О том, чтобы добрый, любящий, великодушный человек стал моим мужем? — Он привез тебя сюда против твоей воли! — А так ли уж это отличается от того, как девушек выдают замуж во Франции? Останься я дома, братья выбрали бы для меня пару. С самого рождения судьбой женщины во Франции распоряжаются отец или братья, или сюзерен Это они решают, что нам делать, где жить и за кого выходить замуж. Какой женщине удалось прожить жизнь согласно ее собственной воле. — Мне удалось!.. — с горячностью заявила Авриль. Жозетт отдернула руки: — Твой брак с Жераром тоже был заранее обусловлен. — Но у меня все было не так. — А почему? Потому что ты влюбилась в него? Потому что он сделал тебя счастливой? Авриль, я помню письма, которые ты писала в первые недели после свадьбы — как ты проводила все время, сопротивляясь ему, плакала, мечтала вернуться домой, в Бретань, поскольку считала, что совершила ошибку. Авриль сложила руки на груди и отвернулась, смущенная напоминанием о том почти забытом эпизоде своей жизни, когда она так не любила Жерара. То время казалось теперь таким же далеким, как звезды, что сверкали в небе над их головами. — А потом ты полюбила его, — тихо продолжала Жозетт. — Признаюсь, я никогда не могла понять, как твои чувства к нему могли измениться столь решительно. — С этими словами она взглянула туда, где стоял Келдан. — Не могла до последнего времени, — добавила она. Авриль не знала, что еще сказать. Она чувствовала себя несчастной, потрясенной. Потерянной. — Здесь я была счастлива, — мягко продолжала Жозетт. — Счастливее, чем когда бы то ни было дома. Асгард — такое покойное место. Ты заметила, что здесь никто не носит оружия? — Нет. — До сих пор Авриль этого не замечала. Она обвела взглядом людей, толпившихся вокруг, и тех, что стояли на противоположном конце поляны. Ни у одного не было ни меча, ни даже ножа. Кроме Хока — тот был вооружен и тем, и другим. — Как странно… — нахмурилась Авриль. — Эти викинги вовсе не соответствуют той репутации диких варваров, какая сохраняется за ними вот уже несколько веков. — Да. Похоже, здесь людям не разрешается даже ссориться друг с другом, — подхватила Жозетт. — У них нет войн, нет сражений. Они очень строго соблюдают свои законы. — Но, Жозетт, я все равно считаю, что ты совершаешь ошибку. Мы слишком многого не понимаем в здешней жизни и в здешних людях. Например, куда девались все их старики? — Авриль снова обвела взглядом толпу и еще раз убедилась, что лишь несколько женщин казались перевалившими рубеж средних лет. — Быть может, у них срок жизни короче? Или мужчины умирают молодыми? — добавила она, наблюдая за несколькими супружескими парами, в которых жены казались гораздо старше мужей. И тут еще один факт, которого она прежде не замечала поразил ее: — Ты видишь здесь маленьких детей? Я не вижу ни одного младше ну… ну, скажем, восьми-девяти лет. — Малыши, должно быть, уже спят в столь поздний час как же иначе? — Может быть, — согласилась Авриль. — Но, Жозетт разве ты не видишь, что тебе нельзя… — Авриль, прошу тебя. Не пытайся меня убеждать. Я всегда позволяла другим делать выбор за меня. На сей раз я… Голос ее дрогнул, но тут же вновь обрел уверенность. — На сей раз я сама сделаю свой выбор. Я хочу остаться здесь. С Келданом. Спазм сжал горло Авриль. Голос стал сиплым: — Жозетт, ты была моей ближайшей подругой с тех пор… с тех самых пор, как я начала понимать, что значит дружба. Как же я могу оставить тебя здесь? — Я тоже не хочу терять тебя, мой дорогой «пират из Морле». — Жозетт обняла ее. — Но я не могу плыть с тобой. — А я не могу остаться. — Авриль сжимала подругу в и объятиях. — Знаю. Мне очень жаль, что тебе придется справляться одной. — Жозетт отступила на шаг и вытерла слезы. — Но все, что смогу, чтобы помочь тебе, Авриль. Обещаю: я узнаю все, что тебе требуется, и сообщу как можно скорее. Авриль стояла и молча смотрела, как ее задушевная подруга поспешно уходила от нее — уходила к своему мужу. Здесь, в тихом, почти опустевшем городе, через несколько улиц от места, где происходили торжества, звуки празднества отдавались лишь приглушенным гулом. Авриль все время оглядывалась, опасаясь погони, но она тщательно выбрала момент, когда внимание Хока оказалось надежно отвлечено от нее. Он вел какой-то долгий разговор со старейшиной, которого она считала его родственником, и Авриль не упустила удобного случая. Вслед за мальчиком, показывавшим дорогу, она протиснулась в узкий проход между двумя жилищами. — Нина? — тихо позвала она. — Мое дорогое дитя, как приятно снова видеть вас! — проворковала Нина, выступая из тени. Драгоценные камни на перстнях, которыми были унизаны ее пальцы, сверкнули в лунном свете — это она жестом отослала мальчика. — Вы явно не спешили. У меня, знаете ли, есть более увлекательные занятия, чем всю ночь ждать вас здесь. К тому же становится прохладно… — Прошу прощения, что заставила себя ждать. — Авриль нервно оглянулась. — Бьюсь об заклад, вы колебались, не зная, следует ли мне доверять. — Возможно, — уклончиво ответила Авриль, она не собиралась открывать ей истинную правду. Мне не к кому больше обратиться. У Авриль подозрительно запершило в горле. Она молила Бога, чтобы эта женщина не обманула ее, чтобы она действительно больше хотела помочь ей, чем навредить. — Не бойтесь, глупая чужестранка, — театрально вздохнула Нина. — Если бы я хотела причинить вам вред, я бы не стала подвергать себя опасности и не пришла бы сюда. Сегодня вечером мы с друзьями устроили свой, отдельный праздник в моем ванингсхусе… — Отдельный праздник? Вы не были на торжествах? — Нина рассмеялась, словно сама мысль о присутствии на городском празднестве показалась ей смешной. — Нет, я принимаю у себя кое-кого из моих здешних приятельниц, которые не желают участвовать в общем ликовании. Она скрестила руки на груди. — Потому что мы не видим причин радоваться. — Понимаю, — рассеянно откликнулась Авриль. — И оставили их лишь для того, чтобы поговорить со мной? — Когда мы с вами расставались в прошлый раз, я сказав что охотно помогу вам чем только смогу. — Нина замолчала, скрыв взгляд своих серых глаз за опущенными ресницами. Когда она заговорила вновь, Авриль показалось, что голос ее потеплел. — Может быть, мне и незнакомо чувство материнства, но я могу представить себе, что испытываете вы, будучи разлучены со своим ребенком. Наконец Авриль поняла то, чего никак не могла понять раньше, — что за чувство сквозило в голосе Нины. Зависть. — У вас нет собственных детей? — мягко спросила она. Ее сердце переполнилось сочувствием к этой женщине, которая была старше ее. Не надо мне сочувствовать, чужеземка! — Нина сердито вскинула ресницы, взгляд ее снова стал холодным. — Я вполне довольна своей жизнью. У меня есть племянницы и племянники, которые меня обожают, я отличный ювелир и когда-нибудь, вероятно, даже выйду замуж — если лучшие мужчины Асгарда оставят наконец эту идиотскую традицию привозить себе жен со стороны. — Вы хотите сказать, что можете выбрать мужа только среди асгардских мужчин? — смущенно поинтересовалась Авриль. — Здешние женщины не вольны совершать такие же вылазки, чтобы привозить себе мужей? — Едва ли женщина может похитить мужчину, — с глумливой усмешкой заметила Нина. — Такой красавице, как вы, вряд ли есть необходимость прибегать к похищению, чтобы заполучить мужа. — Красные губы Нины искривились в усмешке. — Я действительно обожаю лесть. Но, к сожалению, существуют законы и традиции, запрещающие такой… — Законы, обязательные для женщин, но необязательные для мужчин? — Авриль решительно тряхнула головой. — Это несправедливо. Быть может, вам и вашим здешним приятельницам стоило бы положить начало новой традиции? Нина приподняла золотисто-каштановую бровь: — Какие смелые мысли бродят у вас в голове, маленькая чужеземка! — Она отвела взгляд и, словно размышляя вслух, медленно проговорила: — Женская вылазка за мужьями… Может быть… — Однако тут же нетерпеливо взмахнула унизанной перстнями рукой: — Все это очень интересно, но у нас с вами действительно мало времени… — Да, — согласилась Авриль, снова пугливо озираясь. — Как только Хок обнаружит, что я удрала от него, он начнет меня искать. — Она взглянула на Нину. — Нужно составить план. Я хочу, чтобы вы завтра отвезли меня к лодке Хока и… — В этом, возможно, больше нет необходимости. Я начала объяснять вам перед тем, как вы засыпали меня столькими вопросами, что сегодня вечером обсуждала ваше положение с моими приятельницами. И одна из них поведала мне нечто, что может вас заинтересовать. — Нина улыбнулась, очень довольная собой. — Уверена, что мне удастся раздобыть для вас другую лодку, моя дорогая. Ту, что находится гораздо ближе, чем лодка Хока. Авриль ахнула от изумления. И вспыхнувшей надежды. — Ладно, хватит стоять и ахать! — Нина прошла мимо Авриль и двинулась вдоль по улице, приглашая ее следовать за собой. — Скорее всего, в нашем распоряжении совсем мало времени. Давайте же не будем терять его. — Вы хотите сказать, что поведете меня туда прямо сейчас! — Да, если, конечно, вы не предпочитаете попытать счастья в западном лесу. — Обернувшись, Нина уперлась руками бока. — Я, во всяком случае, вовсе не жажду окончить свои дни в качестве волчьего лакомства. Авриль сделала шаг, остановилась и оглянулась назад. Отсюда были видны озаряющие ночное небо всполохи факелов на праздничной поляне, слышались звуки музыки и голоса смеющихся людей. Нина раздраженно-нетерпеливо воскликнула: — Так вы хотите бежать или нет? — Да, — отозвалась Авриль дрогнувшим голосом и подтвердила уже твердо, повторила: — Да! — Тогда пошли скорее, моя дорогая. — Нина снова зашагала впереди, показывая дорогу. — Если все пройдет хорошо, вы уже сегодня покинете Асгард. — Не помню, чтобы когда-либо видел тебя гладко выбритым, Вэлбренд. Йа, вот почему ты кажешься каким-то другим. — Неужели мужчина не может что-то изменить в своей внешности без того, чтобы пол-Асгарда не обсуждало это событие? — проворчал Хок. Пора бы им всем уже перестать замечать, что он побрился, подумал он про себя. Хэмар, пивовар, добродушно рассмеялся и наполнил кубок Хока элем собственного изготовления. — Конечно, не может, если он носил бороду так долго, как ты. — Он подкрутил собственные густые рыжие усы и подмигнул: — Но, конечно, женатый человек должен думать о жене, не так ли? Дамы чертовски не любят целоваться с усачами. Хок ругнулся, уткнувшись в кубок, а Хэмар пошел дальше с бочонком эля, потчуя присутствующих. Дядя Хока, Эрик, стоявший рядом, хмыкнул. Хок залпом выпил большую часть эля и бросил на него сердитый взгляд: — Очень рад, что так забавляю тебя, дядя. — Я тоже рад, — ответил Эрик, находившийся в этот вечер в необычайно приподнятом настроении. — Я уж и забыл, какой приятной может быть такая ночь, как сегодня. Хок насупился — хотел бы он вот так же радоваться этой ночи. Для него было мукой сидеть рядом с Авриль во время ужина и страстно желать ее, в то время как она оставалась отстраненной, молчаливой и отвергала все его попытки заговорить с ней. Если прежде он и думал о том, что со временем убедит ее смириться со здешней жизнью, то сегодня она лишила его последних иллюзий. Она никогда не примирится с пребыванием на Асгарде. И с ним. Он увез ее от ребенка, от невинной малютки, которая из-за него теперь вырастет сиротой, — этого Авриль никогда ему не простит. И нельзя ее винить за это. — Что же ты ворчишь на всех? Ведь люди радуются за тебя, — упрекнул его Эрик. — Они довольны, что ты привез на Асгард новую жену. Хок не ответил, не видя смысла обсуждать с дядей истинную причину своего нынешнего мрачного настроения. Обычно Эрик Вэлбренд, отшельник и стоик, не посещал подобных увеселений. Но сегодня он, по его собственным словам, обязан был представить английскую девушку Блис неженатым жителям острова, чтобы она могла выбрать себе мужа. В настоящий момент Блис стояла рядом с женой Келдана, которая подбадривала мужа: Келдан участвовал в борцовских состязаниях, начавшихся вслед за метанием валунов. Хок снова отпил из кубка: — Мои мысли и сегодня заняты моими обязанностями, дядя. Я думал, тебя это порадует. — Весь вечер он искал в толпе Торолфа, опасаясь, что негодяй может явиться сюда. Как бы не случилось тогда беды. Но пока Торолфа нигде не было видно. — Что же касается моей жены, то она не желает иметь со мной ничего общего. Дядя посмотрел на Хока внимательно и серьезно: — Но за ужином вы казались вполне благополучной парой. — Мы стараемся соблюдать приличия, — коротко ответил Хок. — На самом деле мы живем, как чужие. — Вот как? И когда ты собираешься исправить положение? Хок с трудом удержался, чтобы не нагрубить. Его спасло то, что в этот момент Келдан поверг на землю очередного противника, и все радостно закричали, восславляя его победу. Хок поморщился, глядя, как его покрытый синяками, измочаленный друг вскочил и тут же бросился к новому сопернику. Кел, видимо, хотел изнурить себя до бесчувствия, что, как печально отметил Хок, вовсе не помогает. Он-то это точно знал, потому что весь день пытался делать то же самое. Только Жозетт способна облегчить страдания бедного Келдана. — Ты должен дать своей жене время, — посоветовал Эрик. — Окружи ее заботой, нежностью. И любовью. Хок смерил дядю свирепым взглядом: — Странно слышать такой совет от тебя. Эрик Вэлбренд был невероятно скуп на заботу, нежность и любовь, когда Хок рос в его доме; он был непоколебимо уверен, что мальчик должен стать достаточно сильным и суровым, чтобы не повторить ошибок отца. Не лелеять те же мечты, что лелеял отец. — Люди меняются, — ответил Эрик, не уклоняясь от укоризненного взгляда племянника. — Ты тоже можешь измениться. Когда-нибудь у тебя должен родиться сын. Нужно, чтобы было кому продолжить род Вэлбрендов и традицию… — Ради всех святых, — взмолился Хок, — опять это слово! — Йа, традицию. Однажды ты захочешь заняться чем-нибудь другим, и нужно, чтобы был наготове человек, который сможет занять твое место воктера. — Ты так недоволен тем, как я исполнял свой долг, дядя. — Нет, я вовсе не это имел в виду. — Я не собираюсь оставлять свой пост, — безразлично заметил Хок. — Я ведь не отец. А что касается моей жены. Он оглянулся в ту сторону, где Авриль стояла с Мартой и ее семьей, когда он смотрел на нее в последний раз. Но там он ее больше не видел. Озираясь по сторонам, Хок со все возраставшей тревогой искал ее. Авриль нигде не было. Глава 13 — Откуда же мне знать, что собирался делать Торолф с лодкой! — раздраженно сказала Нина. — Мы что, будем постоянно останавливаться и задавать вопросы? Авриль стояла в лунном свете на изрезанном скалистом берегу, не в силах поверить в то, что увидела. Онемев, она глядела во все глаза, и сердце ее парило в предвкушении удачи. Раздвинув низкие прибрежные заросли и разметав груду наломанных и наваленных кучей веток, Нина показала ей маленькое парусное судно: плоскодонное, с одной мачтой, с загнутыми кверху носом и кормой, не более двадцати шагов в длину — в лучшем случае рыбацкая лодка или лодка для прогулок по реке или озеру. Лодка, похоже, была совсем новая. — Может быть, Торолф собирался ловить рыбу? Он вечно ищет, чем бы новеньким заняться. — Нина нашла тяжелый валун, служивший якорем, который должен был удерживать лодку, чтобы ее не унесло во время прилива. — Моя подруга частенько приходит в это укромное местечко со своим… — Нина метнула лукавый взгляд, — любимым другом. Она-то и сказала, что они видели здесь Торолфа вчера поздно вечером. Авриль подошла ближе. Нина между тем принялась отвязывать якорный камень. — Моя подруга сказала, что он нервно озирался, словно боялся, что его кто-нибудь увидит. Она не могла взять в толк, зачем Торолф прячется на берегу в такой час. Разве что собирается нарушить один из наших запретов. — Например, запрет покидать Асгард. — Авриль откинула полотно, которым была прикрыта корма. Под ним оказалась куча всяческих припасов. — Взгляните, чего тут только нет: фляги, тюки, корзины с едой… — Она подняла крышку одного из ларей — сверкнули драгоценные камни и монеты, которыми он оказался набит. Похоже, Торолф сорвал приличный куш. — А питьевая вода там есть? — Авриль вытащила пробку из фляги: — Да. Но что он собирался… — Отлично! Здесь есть все, что вам понадобится в пути. — Нина отбросила в сторону веревку, на которой держался якорь, и оперлась обеими руками о корму. — Вы должны пообещать мне, что никому не расскажете об Асгарде, маленькая чужеземка и никогда не попытаетесь вернуться сюда. Вы должны сохранить нашу тайну. — Да. конечно, даю вам слово. Но я не могу отплыть сегодня. — Страх парализовал Авриль, когда она увидела черную бездну воды, стелившийся вдали густой туман и скалы, возвышавшиеся впереди, словно часовые, готовые преградить ей дорогу. — Я покину остров при свете дня, завтра… — Завтра этой лодки здесь уже может и не быть. Кто знает, когда Торолф уберет ее отсюда? Что бы он ни задумал, он не станет рисковать, оставляя ее здесь надолго… — Но я сойду с ума, если придется плыть среди этих скал в темноте! — Луна и звезды сегодня достаточно яркие, чтобы осветить вам путь. К тому же там есть довольно прямая протока — вон в том месте. — Нина указала на пару возвышающихся скал-близнецов, едва различимых в тумане. — Правьте прямо на них — и вмиг очутитесь на воле. Кровь стучала в висках у Авриль громче, чем прибой. На воле! С той самой минуты, как впервые проснулась в постели Хока, она мечтала об этом мгновении, планировала его, но сейчас океан и торчащие устрашающими клыками утесы казались такими огромными, а лодчонка такой утлой!.. Она подняла голову и посмотрела на пустынные скалы, нависающие над ними в вышине. Они с Ниной очень осторожно выбирались из города задними улочками, и все равно дорога заняла не более получаса. Безусловно, Хок уже хватился и ищет ее. Если он пойдет в этом направлении… — Чужеземка, не осталось ни секунды на размышления! — решительно сказала Нина. — Этот шанс может оказаться последним. Сделав глубокий вдох, Авриль повернулась и тоже положила обе руки на корму, слева от Нины. — Ну наконец-то! — вздохнула та. — Теперь толкайте, маленькая чужеземка, толкайте! — Слушаюсь, мой капитан, — пробормотала Авриль себе под нос. Всей тяжестью тела навалившись на корму, она ощутила боль в каждой мышце спины, рук и плеч. Лодка медленно, дюйм дюймом, заскользила по песку. Напрягаясь изо всех сил, они Ниной сумели столкнуть маленькое суденышко с мели. Оно скользнуло по воде, и волны заплескались о его борта. Перебирая руками по борту, Авриль прошлепала по мелководью, подтянулась, перевалилась в лодку и с мокрым шлепком плюхнулась на деревянную доску, служившую сиденьем. — Нина, — Авриль обернулась к берегу, — куда мне плыть? В какой стороне находится континент? — На юго-востоке, разумеется. — Нина помахала на прощание рукой. — Вы должны добраться до дома дня через три. Авриль ничего не оставалось, как поверить, что Нина говорит правду относительно направления, поскольку она сказала правду насчет продолжительности пути. — Спасибо. — Выпрямившись, Авриль взялась за руль, и сердце ее забилось от тревоги, волнения, благодарности и надежды — первой реальной надежды за все последние дни. — Я знаю, что, помогая мне, вы идете против своих законов. — Не беспокойтесь за меня, чужеземка. — Нине пришлось почти кричать, чтобы Авриль услышала ее сквозь грохот прибоя. — Никто не узнает, что я имею к этому хоть какое-то отношение. Мои друзья не выдадут меня совету старейшин. — В лунном сиянии сверкнули обнажившиеся в улыбке белоснежные зубы. — А через несколько дней, когда Хок поймет, что вы действительно сбежали, я приду и утешу его. Ну, вперед, быстрее! — И, чуть помедлив, добавила: — Да хранят вас боги, пока вы благополучно не доберетесь до своей дочки. Нина с царственной грацией подобрала мокрый, изодранными подол шелковой юбки и заспешила прочь от берега. Авриль внимательно вглядывалась вперед, дрожа от ледяной воды, пропитавшей ее платье. В такт сильной морской качке что-то словно поднималось и опускалось у нее внутри. В юности она нередко совершала прогулки в лодке одна, но плавать дня подряд в открытом море ей никогда не доводилось. Она ведь рассчитывала, что их будет несколько. Она рассчитывала на Жозетт. Тяжело вздохнув, Авриль подняла со дна веревку и привязала руль так, чтобы лодка сохраняла взятый курс. Ей не нужна ничья помощь. Она все сделает сама. Быстро, всего лишь один последний раз, она оглянулась на берег, и сердце сжалось у нее при мысли, что она не смогла даже попрощаться с подругой. — Прощай, Жозетт, — прошептала она. — Будь счастлива! Закрыв глаза, Авриль прочла короткую молитву за Жозетт. И добавила в конце просьбу, чтобы Бог дал ей самой силы благополучно добраться до дома, к Жизели. Потом встала и, переступая через сиденья, прошла вперед, туда, где лежали весла. Сев на среднее сиденье, она вставила весла в уключины и взялась за гладкие круглые ручки. Но прилив был так силен, что Авриль казалось, будто она одна тянет огромный военный корабль. Уже после нескольких гребков голые ладони оказались содранными и начало ломить руки и спину. Стиснув зубы, задыхаясь, Авриль продолжала грести. Но несмотря на все ее усилия, лодка продвинулась вперед всего на несколько ярдов. В отчаянии, проклиная все на свете, Авриль бросила весла до дыша, понурила голову. Лодка слишком тяжела, чтобы одна женщина могла справиться с ней. Преодолеть прилив и двигаться вперед ей не под силу. Авриль закрыла глаза, ей не хотелось верить в то, что все было напрасно, что препятствием а пути домой оказалась та самая лодка, которая должна была бы донести ее до дома. До Жизели. До ее маленькой, ясноглазой девочки, которая, должно быть, молится, чтобы мамочка вернулась к ней, и плачет навзрыд, пока не обессилит от слез и не заснет. Авриль снова подняла голову, полная решимости. Никакие обстоятельства не помешают ей добраться до своей малышки. Подняв весла, она положила их в лодку и поспешно пробралась на корму, к запасам, заготовленным Торолфом. Все было надежно закреплено. Авриль начала развязывать веревки и выбрасывать за борт тюки, корзины и фляги; Один за другим грузы ударялись о поверхность воды и тонули. Она оставила лишь еду и питьевую воду, а все несметные сокровища Торолфа без сожалений отправила на дно. К тому времени, как она покончила с ними, осадка, лодки стала мельче, и, снова взявшись за весла, Авриль, к своему великому облегчению, обнаружила, что лодка пошла быстрее. От гребли у нее по-прежнему невыносимо болели все мышцы, но расстояние от берега стало увеличиваться. С каждым всплеском весел Асгард все больше растворялся в ночной тьме у нее за спиной, становясь всего лишь призрачной тенью. Он оставался позади. Авриль больше никогда не увидит Хока Вэлбренда. Вместо того чтобы почувствовать облегчение и прилив счастья при этой мысли, она ощутила странную пустоту внутри. Сознание того, что она никогда больше не увидит неохотной ленивой улыбки Хока, не услышит его хрипловатого голоса, что он никогда больше не удивит ее своим великодушием, не поцелует, породило в ней бурю смятения. Ей будет не хватать его. Как это ни бессмысленно, но она станет скучать по человеку, который привез ее сюда насильно и держал у себя пленницей. Авриль прогнала тревожную мысль. Теперь она была на полпути между островом и окутанными густым туманом скалами. Пора поднимать парус. Подняв весла в лодку, Авриль вскочила .на ноги, ухватилась за шкаторины и отвязала их. Прямой парус, хлопнув, развернулся и поймал ветер. Авриль успела поднырнуть под ним в тот момент, когда парус резко развернулся. Лодка сильно накренилась влево, чуть не зачерпнув воду бортом. С трудом удерживаясь на ногах и хватаясь за фалы, Авриль пробралась на корму. Там она отвязала руль и села, одной рукой натягивая фал, привязанный к парусу, другой — управляя рулем. Соленый ночной воздух и холодные морские брызги студили лицо и руки. Здесь, вдали от острова, ветер был намного холоднее и порывистее. Авриль даже пожалела, что выбросила все вещи Торолфа за борт, нужно было поискать среди них плащ и перчатки. Глупо убегать с острова, чтобы умереть в море от холода. Но в вечном лете Асгарда нетрудно было и забыть, что в других местах сейчас осень. Впрочем, грешно сожалеть о том, что помогло лодке набрать скорость. Облегченное судно на всех парах скользило по волнам словно конькобежец по льду. Авриль с удивлением обнаружила, то одновременно управлять рулем и парусом не так сложно, как она предполагала. Она направляла лодку к скалам-близнецам, указанным Ниной. Теперь, когда остров остался далеко позади и ветер вольно трепал ей волосы, Авриль почувствовала прилив уверенности. В этот-то момент первые клубы тумана стали наползать на лодку. И гряда темных гигантских скал вдруг замаячила прямо перед ней — гораздо быстрее, чем ожидала Авриль. В охватившей ее тревоге Авриль поняла, что совершила ошибку. Избавившись от груза Торолфа, она помогла себе преодолеть силу прилива, но без дополнительного балласта плоскодонное суденышко двигалось теперь так быстро, что у Авриль не оставалось времени проложить в тумане безопасный курс между скал. Она рванулась к шкаторине, чтобы закрепить парус, но прежде чем успела дотянуться до нее, ветер резко изменился, и лодка моментально накренилась на противоположный борт. Падая, Авриль закричала, канат вырвался у нее из рук. Туман сомкнулся над лодкой, густой и клубящийся, словно январская метель. Он скрыл луну и звезды, все погрузилось во тьму. Новый порыв ветра, вырвавшийся из ущелья между скал, оком понес лодку по гребням волн, словно камешек, пущенный озорным ребенком. Авриль обеими руками ухватилась за руль. Но тот, словно живой, норовил вырваться. Резкий холодный порыв ветра подул с подветренной стороны и Авриль услыхала, как рвется парус. Подняв голову, она увидела срисовывающуюся в тумане каменную стену, нависшую над ней по правому борту, и крик ужаса вырвался из ее груди. Она всей тяжестью навалилась на руль. Но быстро изменить курс не успела. — Боже милосердный, нет! Борт лодки, обдирая, проволокло по скале. Авриль ощутила как судно содрогнулось от страшного удара, услышала треск ломающегося дерева. Расщепляющегося. Тем не менее коварный ветер толкал побитое судно вперед. Окутанная плотной пеленой тумана, Авриль почти ничего не видела, но почувствовала, как вода поднимается к щиколоткам. Булькая, она хлестала сквозь бортовую пробоину, Ужас пронизал Авриль. Оторвавшись от руля, она побежала вперед, отодрала хлопающий на ветру оторвавшийся лоскут паруса от запутавшихся канатов, скомкала его и отчаянно попыталась заткнуть пробоину, через которую морская вода мощной струёй била в лодку. Ей хотелось позвать на помощь, но она знала, что остров слишком далеко. Знала, что здешний берег необитаем. Никто ее не услышит. Но нет, она не сдастся! Не сдастся, пока есть хоть малейшая возможность спастись. Она сумеет! Ради Жизели, она сумеет… Прежде чем Авриль успела додумать эту мысль, гигантская волна подхватила лодку, словно игрушечный кораблик, высоко взметнула и тут же обрушила вниз. Летя в бездну вместе с лодкой, Авриль услышала собственный дикий вопль, наполнивший тьму вокруг. Корпус лодки, врезавшись в скалу, словно скорлупка, раскололся надвое, и Авриль ощутила взрыв боли во всем теле. Она ударилась о поверхность воды и начала погружаться в пучину вместе с останками своего корабля. Оглушенная ударом, она безвольно и стремительно шла ко дну. Но охватившая ее в следующий момент паника заставила бешено сопротивляться ледяной пучине. Спустя несколько секунд Авриль вынырнула на поверхность волн, судорожно глотнула соленый воздух вперемешку с туманом и водой, а потом безжалостный океан снова увлек ее в пучину. «Боже милосердный, помоги мне!» Авриль ухватилась за обломок дерева, снова вынырнула на поверхность, как поплавок, но ее мышцы были слишком вялы. Тело сотрясали конвульсии. Она не могла даже держаться за спасительный обломок. Мокрое платье стало слишком тяжелым, оно тянуло вниз, вода была слишком холодной, а руки слишком ослабели от гребли. Откуда-то из глубины ее существа, охваченного паникой, поднялась и заполнила мозг, сердце, душу отчаянная мольба: «Хок, помоги мне!» Хок так резко осадил Илдфаста, что испуганный жеребец встал на дыбы и прянул в сторону. О священный молот Тора, что это было? Он слышал голос Авриль. Слышал так же ясно, как если бы она скакала верхом рядом с ним. Тяжело дыша, Хок огляделся. В темноте виднелись лишь молчаливые утесы да море далеко внизу. Он слышал шум ветра и отдаленный гомон празднества — больше ничего. Но он мог поклясться, что слышал, как Авриль звала его. Звала на помощь. Ярость и досада, владевшие им с того момента, как он обнаружил, что ее нигде нет, внезапно испарились, уступив место гораздо более тревожному и непривычному чувству. Страху. Хок пришпорил коня и галопом помчался вдоль обрыва обратно в город. Он уже проверил свой ванингсхус, подумав, что Авриль могла просто уйти домой одна. И Жозетт, когда он спросил ее, сказала, что это вероятнее всего. Но Хок не нашел дома своей беспокойной жены. Не было ее и на берегу. А теперь другая мысль тревожно билась в его голове: Торолф. Хок не видел негодяя на празднике. Да и трудно было представить себе, чтобы он пришел туда и выкрал Авриль прямо из толпы. Она бы закричала, и кто-нибудь это заметил бы. Да все бы заметили. Он бы сам заметил. Пока дядя не втянул его в тот бессмысленный спор, он зорко наблюдал за женой. Авриль никогда не пошла бы с Торолфом добровольно. Но что, если сукин сын где-то подкараулил ее, если он обидел ее… «Хок, помоги мне!» Изрыгнув проклятие, Хок снова осадил Илдфаста. Его сердце бешено колотилось, кровь молотом стучала в висках. Нет, это не шутка, которую играет с его слухом ветер! Он ясно слышал Авриль. Не только слышал, но и… чувствовал. Чувствовал сокрушительную волну боли, ледяного ужаса и беспомощности, который внезапно окатила его — и так же внезапно отступила. Потрясенный, дрожащий от пережитого страха, Хок не мог позволить себе остановиться и подумать, откуда пришло это нервирующее ощущение. И как это вообще возможно. Потому что он уже чувствовал — знал, — где находится Авриль в этот момент. Его взгляд был прикован к окутанному туманом морю, к удаленной от берега гряде скал к югу от острова. Авриль не у Торолфа. Она — там. Одна. Беспомощная. Изнемогающая!.. Свирепо выругавшись, он вонзил каблуки в бока Илдфаста, и тот понесся вперед огромными, мощными скачками. Теперь Хок мчался уже не обратно в город — игнорируя опасность сорваться с утеса, он прямиком летел к берегу, не сводя глаз со скал вдали. Но больше не слышал голоса Авриль. Все онемело у него внутри, и он не мог бы сказать, кому принадлежало это ощущение — ему самому или ей. Несясь вдоль утесов со смертельной скоростью, он отыскал знакомую лишь ему одному древнюю тропу и бросился по ней вниз. Очутившись у подножия, он резко натянул поводья, соскочил с седла и в темноте побежал по скалистым уступам к кромке воды. В лунном свете он различил свежие следы — следы двух пар ног. Они привели его в укрытие среди прибрежных кустов. Тут Хок увидел валявшийся якорный камень. Здесь тащили какую-то лодку. Какую лодку? Откуда она могла… Нет, сейчас это не имело значения. Авриль там, она в беде! Возможно, уже мертва. Скинув сапоги, Хок всмотрелся вдаль, в окутанные туманом — Слишком далеко! Слишком далеко, чтобы пытаться добраться туда вплавь в ледяной воде. Тем более ночью. Если усталость не прикончит его, это сделает холод. И то при условии, что раньше он не собьется с пути в темноте и не утонет. Хок отстегнул ремень и бросил его на песок вместе с оружием, потом подбежал к воде и нырнул. Он плыл изо всех сил, рассекая волны, стараясь держать направление от места, где заметил след лодки, прямо на скалы. Не обращая внимания на холод, пронизывавший до костей, на мощный прилив, он несся вперед как стрела. На полпути к облаку тумана, в нескольких ярдах от берега, ему стали попадаться обломки. Щепы, оторванные от расколовшейся дубовой обшивки корабля. Сломанное весло. Резная фигурка с лодочного носа. — Авриль! — закричал Хок. Острые когти страха впивались в него. — Авриль, где ты? Из темноты не доносилось никакого ответа. Невозможно было понять, где потерпела крушение лодка. И жива ли еще Авриль. Хок заставил себя отринуть эту мысль. Он продолжал плыть, рассекая руками холодную бездну. Быстрее. Сильнее. Дальше — туда, где ветер вздымал смертельно опасные буруны. Но волны тянули его назад, он почти совсем обессилел в борьбе с ними, а ледяной воздух не давал дышать. К тому времени, когда он достиг полосы тумана, его легкие, казалось, горели и сил почти не осталось. — Авриль! Хок не слышал — и не чувствовал — никакого ответа. н не видел ее нигде. Он вообще ничего не видел, лишь продолжал двигаться вперед, углубляясь в гущу тумана, поглотившего остатки света, излучаемого луной и звездами. Свирепый ветер было так же трудно преодолевать, как и мощное течение. В тот момент, когда он остановился, чтобы снова выкрикнуть се имя, черная волна накатила на него из тьмы, подхватила словно листок, и, протащив назад, ударила о скалу. Резкая боль взорвалась в боку. Оглушенный этой болью, Хок погрузился под воду. Но даже когда ледяные волны сомкнулись над его головой, он продолжал бешено бороться за жизнь, стараясь ухватиться за ту самую скалу, о которую поранился, чтобы вынырнуть на поверхность. Как только голова его снова оказалась над водой, Хок стал судорожно хватать ртом воздух. Каждый вдох причинял нестерпимые мучения. Хок вспомнил боль, пронзившую его перед тем, как он погрузился под воду, и понял: у него сломаны ребра. Но оттого, что теперь он знал, откуда эта боль, легче не стало. Он усилием воли загнал боль в дальний угол сознания, но не мог даже вздохнуть достаточно глубоко, чтобы снова позвать Авриль. Отчаяние и страх окатили его еще более резким холодом, чем ветер и волны. Авриль! Хок не знал, возможно ли это, и если возможно, то как, но старался мысленно передать ей те чувства, что бушевали у него в душе. Во имя того Бога, в какого ты веришь, где ты? Хок!.. На этот раз голос Авриль прозвучал в нем слабым, едва слышным шепотом — словно его всего лишь обдало волной. Но он немедленно рванулся в ту сторону, откуда шел стон, плыл как мог, насколько позволяли обессилевшие мышцы сломанные ребра, отвечавшие пронзительной болью на каждый взмах руки, на каждый толчок ногой. Наконец он увидел ее — крохотный темный силуэт, прильнувший к скале, едва выступавшей над поверхностью волн. Он ощутил невероятное облегчение. Облегчение и какое-то другое чувство, определить которое у него не оставалось времени. Авриль была почти без сознания, платье изодрано в клочья, все тело в синяках и кровоточащих ранах. Она нашла торчащую из-под воды вершину небольшой скалы и одной рукой вцепилась в нее мертвой хваткой. Другой рукой она продолжала бессознательно держаться за обломок корабельной мачты. Когда Хок прикоснулся к ней и попытался оторвать от скалы, ему это не удалось — Авриль лишь застонала от боли. — Отпусти руки, Авриль, — сдавленно проговорил Хок. — Я с тобой. Отпусти руки. Отчаянное, беспомощное рыдание сотрясло ее тело, но рев ветра и словно ватой окутывающий все и вся туман поглотили даже этот резкий, надрывный звук. Перебирая руками, Хок подтянулся и схватился за обломок мачты, радуясь даже такой ненадежной опоре. Авриль, так же, как и он, дрожала от холода. То, что удалось доплыть сюда, было уже почти чудом. Хок не знал, смогут ли они преодолеть обратный путь. Он не был уверен, что у него хватит сил бороться со стихией за двоих. Струя воды вырвалась изо рта Авриль. Она вздохнула, закашлялась и вдруг поняла, что у нее под щекой — песок. Наконец она открыла глаза. Вокруг действительно был песок. Крупный, шершавый. Авриль лежала на земле. На сухой, твердой, благословенной земле! Несколько секунд, пребывая в полусознательном, ирреальном состоянии, она понимала только одно — она жива. И ей холодно. Было по-прежнему темно. Авриль попыталась подняться, о боль полоснула ее. Болел каждый мускул, ноги свела мучительная судорога. Авриль застонала. Холод пробирал до костей, промокшего насквозь платья и волос стекали водяные струи. И почему-то она была привязана канатом к большому обломку корабельного корпуса. Как это ей… Она не помнила, как нашла это подобие плота и как привязывалась к нему. Медленно, преодолевая головокружение, она заставив себя приподняться и отвязать веревки. Потом, обернувшись и увидев за спиной освещенные лунным светом волны, ласково набегающие на берег, вмиг осознала, что попытка побега не удалась. Но прежде чем успела ощутить что-либо, кроме больно кольнувшей горечи поражения, она увидела Хока — он лежал тут же, на песчаном берегу, в нескольких шагах от нее. Лежал на спине, откинув руку в сторону. Господь милосердный! Так это он спас ее? С трудом поднявшись на ноги, Авриль доковыляла до него. Неужели он вплавь проделал весь этот путь в ледяной воде? Неужели рисковал жизнью, чтобы спасти ее? — Хок? Хок не пошевелился, не ответил. Упав на колени рядом с ним, Авриль прикоснулась к его лицу. B в этот момент поняла, что он не дышит. — Пресвятая Дева Мария!.. — задохнувшись, вскрикнула Авриль и пощупала пульс на его шее. — Хок? Хок! Пульс не прощупывался. Сердце у Авриль колотилось что готово было вот-вот выскочить наружу. Она прижалась ухом к груди Хока, сквозь шум прибоя пытаясь различить биение сердца. Ей показалось, что она уловила одиночный слабый толчок. Но больше, как ни старалась, не услышала ничего. Хок был мертв. Вскрикнув от ужаса, Авриль рывком выпрямилась и схватила его за плечи. — Хок, очнись! — Кожа его была холодной. Авриль стала трясти его: — Черт тебя побери, норманн, очнись же! Очнись! Она хлестала его по щекам — все тщетно. Он оставался недвижим. Хок не рискнул жизнью — он пожертвовал ею, чтобы спасти Авриль. — Господь милосердный! — закричала Авриль, вскакивая на ноги и дико тряся головой. — Помогите! Кто-нибудь… Бесполезно. Слишком поздно. Из самой глубины груди у Авриль вырвалось рыдание, исполненное такой боли, с какой не могла сравниться жестокая физическая боль, терзавшая ее тело. Ошеломленная, обезумевшая, смятенная, не желающая верить в случившееся, она подняла голову и на вершине утеса увидела коня Хока. Задыхаясь, спотыкаясь и падая, Авриль побежала к тропинке, ведущей наверх, непрошеные слезы туманили ей взор. Она должна привести подмогу. Это не должно случиться! Хок не должен умереть. Если ей удастся привести кого-нибудь на помощь… — Авриль! Она вздрогнула и остановилась, пораженная звуком знакомого голоса. Ей показалось, что чьи-то холодные пальцы пробежали по ее позвоночнику и подняли тонкие волосы на затылке. Нe в силах произнести ни слова, затаив дыхание, она медленно повернулась. Хок сидел. Потом очень медленно, с огромным трудом встал на ноги. Авриль открыла рот, но ни звука не сорвалось с ее губ. В тот момент она не чувствовала своего тела — ничего, кроме слез, бежавших у нее по щекам. Слез, которыми она оплакивала Хока. Потому что он был мертв. Лицо Хока исказила гримаса боли. Он подошел к Авриль. — Авриль? С тобой все в порядке? — Хок двигался очень медленно, прижимая руку к боку, но был определенно жив. — Я-а-а-а… — У Авриль кружилась голова. Она боялась потерять сознание. — Я сплю! — Когда она сделала движение, чтобы повернуться к нему спиной и снова карабкаться по — тропинке, Хок взял ее за плечо. Рука была сильной, как всегда. Прикосновение теплым. А глаза — такими же небесно-голубыми. Голос звучал глубоко и ровно: — Ты не спишь. Ты прошла сквозь суровое испытание… — Но т-ты был… — Авриль… — Нет! — Потрясенная тем, что видела, слышала и ощущала, она попыталась оттолкнуть его. — Ты не дышал! Я не слышала твоего сердцебиения. Ты был… — Успокойся… — Ты был мертв! — Слишком много невероятного обрушилось на Авриль, мир закружился у нее перед глазами. Вдруг она поняла, что больше не чувствует ни боли руках, ни слабости в мышцах — не осталось ничего, кроме ощущения, что она проваливается в темноту. Сильные руки Хока подхватили ее. Глава 14 Неся Авриль на руках, Хок вошел в свой темный ванингсхус и ногой закрыл за собой дверь. Боль в боку была такой сильной, что казалось, будто при каждом шаге в него всаживают нож. От этого перед глазами плавали темные круги. При каждом вздохе легкие словно обжигало пламенем, а голова трещала так, словно рассвирепевший Один без конца пронзал его виски молниями. Но Хоку удалось добраться до кровати и осторожно положить на нее Авриль, прежде чем сам он бессильно опустился на матрас рядом с ней, вовремя ухватившись за один из кроватных столбиков, чтобы не упасть. Корчась от боли, он потрогал ребра, недоумевая, почему и как случилось, что он вышел из транса — из лангвариг совы — прежде, чем его раны полностью затянулись. Но сейчас не время размышлять. Чувствуя, как тяжело стучит сердце, Хок все же неуверенно встал и побрел к очагу разжечь огонь. Прежде чем заняться собственными ранами, нужно полечить раны Авриль. Он-то сам исцелится. А вот она — может, и нет. Когда огонь разгорелся достаточно ярко и в комнате стало светло, он снова подошел к Авриль. Хок не знал пока, насколько серьезны ее травмы и от чего она потеряла сознание — от ран или от шока. Ухватившись за разодранные кружева, Хок быстро стянул с ее плеч мокрое пропитанное кровью платье. По правде говоря, он был рад, Авриль в этот момент была в обмороке. И не только потому, она непременно стала бы сопротивляться раздеванию. Но и потому, что он не надеялся убедить ее, будто она не видела того, что видела. Опустошающий гнев кипел в нем. Гнев на нее — и на себя. Там в ледяной воде, у него не было выбора — он не имел достаточно сил, чтобы спасти ее и себя. Но шок, который она испытала, став свидетельницей его чудесного воскресения, конечно же, был ей не по силам. Все случилось так быстро. Слишком быстро, чтобы открыть ей истину об Асгарде и его народе. Авриль прожила на острове всего несколько дней и не успела приспособиться. Она все еще была решительно настроена совершить побег. Побег от него. Причем настолько решительно, что предприняла безумную попытку и чуть не погибла. «За это мне следует винить только себя, — мрачно подумал Хок, стягивая с нее изодранное платье и отшвыривая его в сторону. — Я не должен был отпускать ее от себя ни на шаг. Ни на секунду». Глядя на ее безжизненную, бледную кожу в отблесках пламени очага, он ощутил острую боль в груди, гораздо более сильную, чем та, что терзала его бок и голову. Лишнее напоминание о том, сколь эфемерна и хрупка жизнь Авриль, ударило его, словно таран. Рано или поздно он потеряет ее — это неизбежно. Хок отвернулся, у него першило в горле. Не только оттого, что он наглотался соленой воды, но и от непрошеных чувств, киснувших грудь. Будь она проклята за то, что подвергла свою жизнь опасности! И за то, что заставляет его испытывать подобные чувства. Хок подошел к ближнему ларю, достал из него толстое льняное полотенце и снова сел рядом с Авриль. Осторожно, чтобы не разбудить, он обтер ее холодную кожу, стараясь определить есть ли переломы. К счастью, не обнаружилось ни одного. Некоторые царапины и порезы были глубокими, а также имелись огромные, устрашающие кровоподтеки, но все это было не смертельно. Ей повезло На этот раз. Холодный пот выступил у него на лбу при мысли, что могло случиться, когда лодка затонула. Гоня от себя эту душераздирающую картину, он укрыл Авриль одеялом, чтобы согреть, и встал — слишком быстро. От нового приступа боли перехватило дыхание. Ухватившись за ближайший кроватный столбик, Хок покачнулся. Прижимая руку к груди, пересек комнату и подошел к сундуку, стоявшему в дальнем углу. Сбросил на пол свадебные дары, сваленные на его крышке, открыл сундук и долго рылся в нем, пока не нашел мешочек с сушеными травами и мазь, заживляющую порезы. Возвращаясь к кровати, он услышал, как Авриль пошевелилась и застонала от боли. Его полоснуло, словно лезвием. Забыв о собственных ранах, Хок быстро подошел к ней. — Лежи спокойно, — хриплым от сострадания голосом приказал он, садясь на край постели. — Ты ранена. Лежи спокойно, я помогу тебе. Авриль во сне беспокойно замотала головой, разметавшиеся по подушке мокрые волосы казались почти черными. Потом у нее дрогнули ресницы, и она открыла глаза. Когда Авриль увидела Хока, зрачки ее мгновенно сузились превратившись в черные точки. Она попыталась встать, по только вскрикнула от боли. Потом вдруг осознала, что там, под одеялом, на ней ничего нет. Хок преодолел желание силой удержать ее, зная, что его прикосновение может вызвать еще более бурную реакцию: — Авриль, успокойся. С тобой все в порядке… — Ч-ч-что случилось? — Она снова упала на спину, продолжая неотрывно смотреть на него. — Ты был… — Что? — невинным голосом спросил Хок. — Пожалуйста, перестань смотреть на меня так, словно я привидение. — Я-я-я думала, что ты умер. — У Хока вырвался сдавленный смешок, но в то же время он почувствовал явное облегчение. Голос Авриль звучал ровно и отчетливо — это подтверждало, что раны ее не слишком тяжелы. К тому же казалось, что она скорее беспокоится о нем, чем боится его. — Как видишь, не умер, — сухо ответил Хок, раскладывая бинты и травы на столике рядом с кроватью и открывая глиняную банку с мазью, — иначе как бы я сидел тут рядом с тобой? — Глубокая морщина залегла между ее бровей. На сей раз он был благодарен судьбе за то, что Авриль оказалась женщиной здравомыслящей — спорить против логики она не стала. Ему бы только хотелось знать, что она думает и как, благодарение Локи, случилось, что между ними установилась незримая связь, которую он почувствовал, когда Авриль оказалась в опасности: ведь он испытал тогда чувства, которые обуревали ее, узнал ее мысли. Сейчас Хок не мог сказать, что чувствует Авриль. — Я не могла нащупать у тебя пульс, — не очень уверенно сказала Авриль. — И когда попыталась прослушать сердцебиение… — Ты была не в себе после того, что пришлось пережить. Тебе было очень больно. Может быть, уши заложило от морской воды. — Хок небрежно пожал плечами, словно все это было полной ерундой, потом взял руку Авриль и начал осторожно смазывать мазью порезы и царапины. — Море так шумело что я удивляюсь, как ты вообще могла что-то расслышать. Авриль, теперь тебе нужно поспать. Он посмотрел ей в глаза, желая лишь одного: чтобы она перестала задавать вопросы и обрела покой, в котором так сейчас нуждалась. Глядя на него изумрудными глазами, часто моргая от смущения, Авриль выглядела в тот момент очень жалкой. Но по-прежнему упрямой. Она не оставляла попыток разобраться в противоречивых фактах, свидетельницей которых ей довелось быть. — Я трясла тебя, — медленно произнесла она. — Я даже хлестала тебя по щекам. Хок отвел взгляд. Так вот почему он очнулся слишком быстро. — Мы оба потеряли сознание. Ты очнулась быстрее. — Он взял ее другую руку и продолжил осторожно, нежно смазывать раны на ее ладони, предплечье, плече. — И твои манипуляции благополучно привели меня в чувство. — Втирая мазь, он просунул свои пальцы между ее пальцев, их руки сплелись. — Разве мертвый мог бы вот так касаться тебя? — спросил он низким, тихим голосом. На бледных щеках Авриль расцвели ярко-алые пятна, и замешательство в ее глазах сменилось более привычной настороженностью. Она выдернула руку и отвернулась лицом к закрытым ставням. — Я… я благодарю Бога, что с тобой все оказалось в порядке, — запинаясь, произнесла она. — И спасибо тебе за то, что ты спас меня, Хок. — Она натянула одеяло до самого подбородка. — А как ты меня нашел? Откуда узнал, что я там, в тумане? — Я услышал, как ты звала на помощь. — При воспоминании об этом у Хока замерло сердце, но он поспешил сменить тему, чтобы не задерживаться на этом странном моменте в их опасном приключении. — Теперь это уже не важно. Скажи, здесь очень болит? — Он приподнял одеяло и ласково коснулся особенно устрашающего на вид синяка у нее на животе. Авриль отпрянула и зажмурилась. Она испытала боль даже при таком осторожном прикосновении, и у Хока от волнения замерло сердце. — Прости, Авриль. Обещаю, все пройдет. Единственное, что от тебя требуется, — это спать и позволить мне лечить тебя. — Он снова взялся за банку с мазью. — Я позабочусь о тебе. Авриль открыла глаза, но головы не повернула. Нижняя губа у нее дрожала: — Я не хочу, чтобы ты заботился обо мне. Я могу… — Сама о себе позаботиться? — сердито перебил он. — Ты уже это говорила. Но боюсь, твой сегодняшний опрометчивый поступок свидетельствует об обратном. — В нем снова запылал гнев. — О чем ты думала, женщина? Что заставило тебя думать, будто ты в одиночку можешь проплыть через лабиринт скал в непроглядном тумане? Ты могла… — Убежать, — прерывающимся шепотом произнесла Авриль. Хок проглотил окончание своего гневного выговора, равно взбешенный и восхищенный ее смелостью. И решительностью. Ее непоколебимым стремлением во что бы то ни стало покинуть его. — Ты не все можешь сделать одна! — резко сказал он. Но поглядев на свою упрямую жену, жалко свернувшуюся калачиком в его постели, ощутил прилив желания защитить ее. Нужен кто-то, кто позаботится об этой буйной, отважной, неукротимой женщине. Он нужен ей. Не важно, желает или не желает она это признать. Осторожно, стараясь не оскорбить ее скромности, Хок отодвинул одеяло еще чуть-чуть, продолжая врачевать ее раны. Авриль дернулась, но потом застыла неподвижно. И молча. Он тоже прикасался к ней без единого слова, стараясь не думать о ее красоте и притягательности. Быстро смазав все раны, он уже через несколько минут закончил лечение и почувствовал, что каждая клеточка ее прекрасного тела будто оставила отпечаток на его ладонях. Снова натянув на Авриль одеяло, Хок поставил банку на столик — быть может, чуть-чуть резче, чем требовалось, — и встал, превозмогая приступ головокружения. Прикусив губу, чтобы не застонать от боли, он отошел к очагу и взялся за маленький медный котелок. Наполнив котелок свежей дождевой водой из бочки. Хок подвесил его на крюк над огнем. — Скажи мне, Авриль, — произнес он, когда способность говорить спокойно вернулась к нему, — как тебе удалось раздобыть лодку? Хок не слишком надеялся, что она ответит, но Авриль уклончиво сказала: — Я ее нашла. Хок взял пучок сухой травы и достал с полки чашу. — И как же ты ее нашла? Авриль молчала. — Авриль, я видел следы двух пар ног. Кто тебе помог? — Он обернулся и поглядел ей в глаза. Знакомые искорки вызывающей непокорности сверкнули в них. — Этого я тебе не скажу. Человек, который мне помог, не заслуживает наказания. — Речь о другом, — недовольно проворчал Хок. — Кто бы ни был тот человек, который помог жене воктера покинуть Асгард, он нуждается в том, чтобы ему напомнили и разъяснили кое-какие из законов Асгарда. Воктер сам должен это сделать. — Взгляд Авриль скользнул по оружию, развешанному на стене позади Хока. — Нет, я определенно не собираюсь тебе этого говорить. Хок выругался про себя, но решил не давить на нее, пока она не поправилась. Вернувшись к очагу, он с помощью железного ухвата снял с огня котелок с кипятком и наполнил чашу. Затем насыпал в нее полную ложку растолченных сушеных трав и снова присел на край кровати. Просунув руку под подушку, Хок приподнял голову Авриль и поднес чашу к ее губам: — Выпей это. — Авриль скорчила гримасу — запах был не из приятных, она не спешила пить. — Едва ли я захотел бы отравить тебя, — сухо заметил Хок, — после того, как провел полночи в ледяной воде, пытаясь спасти тебе жизнь, и заработал несколько сломанных ребер за свои труды. Пей. Авриль выслушала выговор, недовольно прищурившись, но сделала глоток. Ощутив неприятный вкус, она сморщила нос, но выпила все до конца без возражений. Хок осторожно опустил ее голову и, вернувшись к очагу сделал такое же питье для себя. — Авриль, ты моя жена и… — Он тяжело вздохнул. — Твоя пленница, — спокойно уточнила Авриль. — Если поразмыслить, в том, чтобы отравить тебя, есть свой смысл. — Хок сделал большой глоток и почувствовал, как напиток обжигает горло. — Ты самая упрямая, самая беспокойная женщина, какая у меня когда-либо… — Если ты считаешь меня такой несносной, — с готовностью подхватила Авриль, — почему бы тебе не отпустить меня? — Ней. Этого я никогда не смогу сделать. — Он бросил на нее сердитый взгляд. — Ты знаешь, что значит это слово — никогда. — Хок со стуком, эхом отозвавшимся в темной комнате, поставил чашу на стол. Отойдя в дальний угол, он стащил с себя все еще непросохшие штаны, насухо вытерся куском льняной ткани и переоделся в сухое. Потом вернулся к кровати. И лег на другом ее конце. По тому, что Авриль не возразила, можно было судить, насколько она устала и как ей было больно. Да даже если бы она и возражала, раздраженно подумал Хок, он не собирается всю ночь спать на полу со сломанными ребрами. В конце концов, он лежит поверх одеяла. И кровать достаточно широкая. Между ними оставалась уйма места. — Я был слишком снисходителен к тебе, — сказал Хок, обращаясь скорее к самому себе. — Пора кончать с этими глупостями насчет побега раз и навсегда. Ты моя жена, ты никуда сюда не денешься, и пора тебе с этим смириться. — Я никогда не оставлю попыток вернуться домой, — горестно прошептала Авриль. — Я не могу здесь остаться. И я не хочу быть твоей женой. — В самом деле, миледи? — насмешливо переспросил Хок, поворачивая к ней голову и пристально глядя ей в глаза. — Разве не было слез в ваших глазах сегодня там, на берегу, когда вы подумали, что я умер? Авриль отвернулась к очагу: — Ней. Глядя в потолок, Хок состроил гримасу: — Я знал, что это будет первым словом, которое ты выучишь по-норманнски. — То, что ты принял за слезы, — напряженно сказала Авриль, — было, вероятно, морской водой. Должно быть, она подействовала на мои глаза так же, как на уши. В ответ Хок лишь раздраженно хмыкнул, он слишком устал, чтобы продолжать спор. Он слишком устал даже для того, чтобы почувствовать волнение от мысли, что впервые лежит в постели с женой, так близко от ее соблазнительного обнаженного тела, которое отделяет от него лишь одеяло. «Это свидетельствует о том, как мне необходимо выспаться», — мрачно подумал Хок и, закрыв глаза, стал медленно погружаться в убаюкивающую темноту. Но тут он услышал тихое сопение с противоположной стороны кровати. Он открыл глаза и посмотрел на Авриль. Она дрожала всем телом. — Авриль? — Тревога пронзила его. — Что случилось? Она лежала, отвернувшись от него, закрыв глаза рукой. И он понял, что это был не приступ боли. Она плакала, стараясь глотать слезы. — Ты… ты… прав, — хрипло произнесла она. Каждое слово вырывалось с мучительным вздохом. — Я, наверное… никогда не смогу уехать отсюда. Никогда не увижу больше своего дома… и своей доченьки. Глубокое, душераздирающее рыдание вырвалось из ее груди. Хок не мог пошевелиться, все чувства словно замерли в нем. Впервые он слышал, как она говорила о самой возможности своего поражения. Но никакого облегчения от того, что она наконец взглянула правде в глаза, Хок не испытал. Вид этой несчастной женщины, отчаявшейся, страдающей и старающейся держать свою боль в себе, рвал ему душу. Заставлял ненавидеть самого себя — наверное, так же, как она ненавидела его за то, что он оторвал ее от малышки. И вдруг слезы хлынули из глаз Авриль. Она закрыла лицо руками, но не могла больше сдерживать судорожных рыдании. Хок чувствовал, как напряглось все его тело, ноги словно стянуло железными скобами. Он не знал, что делать, как успокоить Авриль. Но и лежать молча, видя, как она страдает, он тоже не мог. Протянув руку, он коснулся ее плеча. И вместо того чтобы отпрянуть или начать проклинать его, как он ожидал, Авриль позволила ему притянуть ее к себе, как там, в воде, когда они плыли обратно. Он сгреб ее вместе с одеялом и прижал к груди, надеясь, что сила его рук и его молчание будут ей утешением и что она примет утешение от того самого мужчины, который был причиной ее мучений. Авриль рыдала, уткнувшись ему в грудь, содрогаясь всем телом от невыразимого горя, и каждая ее слезинка прожигала Хока насквозь. Он закрыл глаза. «О великий Один, я не должен допустить, чтобы она вот так страдала и дальше! Я обязан сделать что-нибудь, чтобы убедить ее смириться с тем, что невозможно изменить. Даже если при этом придется чем-то поступиться. Если я хочу, чтобы она приняла свою новую жизнь, я должен исполнить клятву, которую дал. «Ради нее самой, ради ее благополучия я сделаю то, что остальные новобрачные асгардцы делают вот уже три дня. Завтра я начну ухаживать за своей женой… со всей нежностью, заботой и любовью. И буду делать это от всего сердца». Боль прошла. Это первое, что осознала Авриль, медленно возвращаясь от сна к реальности. Последним ее ощущением перед тем, как провалиться в забытье, была раздирающая боль, но теперь Авриль чувствовала себя отдохнувшей и здоровой. И в полной безопасности. Может быть, потому, что по-прежнему лежала в объятиях Хока. Эта мысль встревожила ее. Она открыла глаза. Первые рассветные лучи проникали в комнату сквозь щели в закрытых ставнях, освещая полумрак ванингсхуса неверными бликами. Увидев что Хок спит, Авриль боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его. Он лежал, просунув одну руку под ее подушку, другая тяжело, расслабленно покоилась на ее талии. Щекой Авриль ощущала, как ритмично вздымается и опускается его грудь, ее волосы слегка шевелились от его дыхания. Несмотря на толстое одеяло, в которое была укутана, Авриль чувствовала тепло и мощь его прижатого к ней тела. На короткий миг она позволила себе продлить это уютное ощущение. Всего на миг. Как приятно было покоиться в его сильном, теплом, надежном объятии! Сколько же времени минуло с тех пор, как она в последний раз позволяла вот так себя — обнимать? Позволяла мужчине утешать и защищать ее? Заботиться о ней. Нежный рассветный луч упал ей на лицо, Авриль заморгала и вспомнила, как Хок, рискуя жизнью, спас ее. Сердце забилось неровно. Она приподняла голову и вгляделась в его загорелое, с решительными чертами лицо, такое мирное во сне. Авриль ощутила покалывание во всем теле, память живо воспроизвела то, что произошло прошлой ночью: как ее обуял ужас, когда она ошибочно решила, что он умер. Как оплакивала его. И как потом, позже, от нахлынувшего чувства однночества и отчаяния прильнула к нему и нашла утешение. Он дал ей это утешение. Ласково, молча. Знает ли он каким нежным может быть? Авриль вдруг поняла, что ей в не хочется выбираться из его объятий и снова вступать, в нескончаемую войну характеров. Боже милосердный, да что же это с ней происходит? Она ведет себя, как женщина, потерявшая рассудок, как женщина… Авриль напряглась, вспомнив замечание Жозетт о ранних днях ее брака с Жераром, о том, что она лишь постепенно полюбила его, почти не заметив, как это произошло. Вздрогнув, Авриль резко отодвинулась от Хока, пытаясь одновременно освободиться и от его рук, и от одеяла. Хок что-то пробормотал во сне и еще крепче прижал ее к себе. У Авриль вырвался страдальческий всхлип, и Хок открыл глаза. Авриль затаила дыхание, к ужасу своему осознав, что попытка освободиться из объятий Хока привела лишь к тому, что теперь она лежала обнаженной по пояс. Ее груди распластались. прижатые к его груди, — мягкое против стального, бледность слоновой кости против бронзы загара. Моргнув, Хок быстро пришел в себя, в неверном сероватом утреннем свете его глаза казались неправдоподобно голубыми. — Все хорошо? — Голос его звучал спокойно, низко. Чуть сипловато со сна. — Да, у меня уже ничего не болит. Она ясно давала ему понять, что имеет в виду лишь физическую боль и не хочет вспоминать о другой, гораздо более глубокой, от которой рыдала у него на груди прошлой ночью. Наоборот, она старалась говорить предельно спокойно, будто случившееся не произвело на нее никакого впечатления: — Теперь ты можешь, отпустить меня. Он ничего не ответил, лишь обвел своим небесно-голубым взором ее волосы и лицо. Сердце у Авриль бешено заколотилось. Она уже видела этот взгляд. — Хок… — Ней, — медленно и спокойно произнес он. — Я не могу. — Его рука скользнула вверх по ее спине, и он теснее прижал к себе Авриль. — Я не отпущу тебя. — Его губы нежно коснулись ее виска. Авриль задохнулась: — Хок, прошу тебя… — Вместо того чтобы сказать это холодно и решительно, как намеревалась, она залепетала прерывающимся голосом. Горячо. — Ней, милая моя жена. — Его голос, напротив, звучал твердо. Свободной рукой он зарылся в ее густые волосы и стал медленно запрокидывать ей голову, пока его губы не встретились с ее губами. — Я не отпущу тебя. Во всяком случае, до тех пор, пока не покажу, как истинному асгардскому мужу подобает желать своей жене доброго утра. — Но ты не… Он прервал ее протест горячим поцелуем — сначала слились их губы, потом его язык жадно проник ей в рот. Она вдохнула острый, крепкий мужской запах. Даже пытаясь освободиться, отталкивая от себя Хока, дрожа всем телом, Авриль понимала, что дрожь эта не имеет ничего общего со страхом или нежеланием. И он тоже, кажется, понимал это. Когда он наконец оторвал свои губы от ее рта, почувствовала, как напряглось и затвердело его прижавшееся к ней тело. — Ты… — она смогла произнести лишь одно это короткое слово — он снова поцеловал ее, на этот раз легко, нежно, дразняще, — не… — град искушающих поцелуев снова не дал договорить, у Авриль закружилась голова, — мой м-м-м… — Муж. Авриль не смогла возразить, ибо то, что она увидела в его взгляде, лишило ее дара речи. И дыхания. В его глазах были та же нежность и то же желание, какие испытывала она сама, та же любовь и жажда. И страсть, о которой его светло-голубые глаза потемнели и стали похожи на небо, опаленное самыми жаркими солнечными лучами. Это был тот самый взгляд, который она видела в своих снах. Авриль разомкнула губы, не в силах произнести ни звука. — Авриль… — Все еще лежа на боку и обнимая ее одной рукой, Хок пальцами другой нежно провел по щеке жены. — Нет ничего позорного в том, что ты желаешь того же, чего… желаю я. И нет никакой необходимости страдать от одиночества, если мы можем… — он потянулся к ней губами, однако не поцеловал, лишь приблизил губы к ее лицу так, что она ощутила кожей его дыхание, и закончил: — …быть вместе. Он ждал ответа. Авриль содрогнулась и закрыла глаза, в его интонации было что-то новое, чего она не слышала прежде. Просьба. Страстная мольба. Он не требовал, он умолял ее быть с ним. — Вместе, — прошептала она, вложив в это слово все свое томление. Она услышала хриплый стон, который мог принадлежать и ей, и ему, и им обоим. Хок поцеловал ее, перевернулся на спину, поднял и положил, все еще укутанную в одеяло, на себя — их обоих накрыла лавина ее длинных густых волос. Хок взял лицо Авриль в и широкие ладони и, держа неподвижно, касался губами каждой точки. Он делал это так нежно, так медленно, так возбуждаю, словно собирался пробовать ее на вкус все утро. Кожей ощущая прикосновение поросшего щетиной подбородка, Авриль трепетала. Она таяла от этих ласк, сердце ее выскакивало из груди, от каждого прикосновения его губ внутри вспыхивал костер пьянящих чувств. Господь милосердный, ей следовало бы испугаться нестерпимого жара его тела, который она ощущала обнаженной грудью, мощи его восставшей плоти, которую не могло скрыть одеяло, все еще обернутое вокруг ее бедер. Одеяло и его штаны являли собой лишь слабую преграду между ними, устранить ее уже не составляло труда. Но Авриль не чувствовала страха. Она разомкнула губы навстречу поцелую и со страстной готовностью приняла его бархатистый, искушающий, дразнящий язык. Она не оттолкнула Хока, когда он стал гладить ее по спине, скользя руками вверх и вниз, сжимая все крепче и крепче, хотя знала, что не должна была допускать этого. По многим причинам. Но ею овладело такое горячее ощущение жизни, какого она не испытывала уже много лет. Этот сводящий с ума суровый и нежный норманн разбередил ей душу. Он снова вдохнул в нее жизнь. Авриль сама не поняла, что означал вырвавшийся из ее груди негромкий, стесненный звук, но точно знала, что не хочет, чтобы испытываемое ею ощущение кончалось. Прикосновение его рук, блуждавших по ее телу, становилось все сильнее и энергичнее, все эротичнее, и огненные стрелы пронизывали Авриль насквозь. Хок провел тыльной стороной пальцев по ее груди, cбoку едва касаясь, и у Авриль перехватило дыхание. Потом его сильные руки приподняли ее, она без тени смущения прогнула спину грудью нависая над ним так, чтобы он мог прильнуть губами к соскам. Сначала он лишь нежно пригубил их, потом обвел языком затвердевшие бутоны. А вслед за этим внезапно обхватил открытым ртом мягкую полноту груди, утопив ее во влажной бездне. Авриль вскрикнула от изысканного наслаждения, словно эту чувствительную, интимную часть тела накрыли горячим шелком. Хок омывал тяжелую жемчужину языком, слегка прикусывал, прижимая к зубам, смаковал, и Авриль, задыхаясь, невольно вцепилась пальцами в матрас. Хок все сильнее разжигал пламя, уже и так полыхавшее в ней. Авриль дрожала от невыразимого возбуждения. Его мощное, упругое тело тоже вздрагивало под ней. Дыхание стало прерывистым. Но он не искал наслаждения для себя — только для нее. Губы, ласкавшие ее соски, пальцы, скользившие по ее телу, колючий подбородок, тершийся о ее щеку, исторгали из ее груди страстные стоны. Когда она попыталась отодвинуться, он обнял ее рукой, крепко прижал к себе и продолжал свою искушающую игру до тех пор, пока ее напрягшиеся влажные соски не начали пульсировать так же трепетно-возбужденно, как и сокровенная плоть между бедер. И тогда Хок прикоснулся к ней — просунул руку между ее и своим телом и нащупал набухшую сердцевину ее женского естества. Белые языки пламени полыхали перед глазами Авриль при каждом нежном прикосновении его пальцев, кончика его языка. Она содрогалась и корчилась в его объятиях, вцепившись побелевшими пальцами в простыни, все ее тело сводила судорога томительно сладкой истомы. Хок прихватил губами сосок и, втянув в рот, стал быстро и мощно сосать. Ошеломляющий, пронзительный восторг охватил Авриль. Хок медленно расслабил и языком прижал сосок к зубам. Авриль задыхалась, ее тело неистово льнуло к нему в жажде новых восхитительных ощущений. Желания. Страсти. Хок повторял этот непередаваемо эротичный ритуал снова и снова — внезапный порыв, замедление, расслабление, а пальцы его тем временем не переставая ласкали влажную припухлость между ее бедер. В расширившихся от изумления глазах Авриль вспыхивали язычки пламени, отражавшие огонь, все ярче и ярче полыхавший внутри. — Задержи дыхание, — хрипло скомандовал Хок. Авриль повиновалась его повелительному голосу и, набрав полную грудь воздуха, замерла, а он продолжал эту сладкую муку, движения его становились все быстрее. Все повелительнее. Пока ощущение не стало невыносимым. Авриль не дышала, она чувствовала, как ее тело словно бы воспаряет. Растворяется. Из самой глубины живота поднималась и всю ее охватывала лихорадочная дрожь. Хок осторожно взял ее сосок зубами. И внутри у Авриль с ошеломляющей силой взорвалось ослепительное пламя. От этого взрыва сотрясся и разлетелся на куски весь мир. Сверкающие его осколки посыпались на нее, сквозь нее. И когда обжигающая волна экстаза накрыла ее, лишив возможности дышать, чувствовать свое тело, понимать, спалив ее дотла, из горла Авриль вырвался безумный крик. Придя в себя, она увидела, что, безвольно обмякнув, лежит на Хоке, покрывая его своим телом словно одеялом. Ее покрытая испариной кожа блестела. А в нежных, измятых грудях и во всех потаенных уголках ее женского существа продолжали вспыхивать чувственные искорки. Еще никогда она не испытывала такого опустошающего восторга. Боже милостивый, никогда! Хок носом прижался к ее уху. — Доброе утро, — шаловливо прошептал он. В ответ она могла издать лишь слабый стон, у нее было такое впечатление, что все ее кости растворились. Хок согнул ноги в коленях и крякнул с видом довольного жизнью мужчины. Авриль судорожно вздохнула, сквозь разделявшее их одеяло угадав, как мощно восстала его мужская плоть. — А теперь, — прошептала она, — позволь показать тебе… Резкий стук в дверь не дал ей договорить. Хок яростно выругался. Авриль соскользнула с него и натянула одеяло до самого подбородка. Кровь бросилась ей в лицо — в призрачный мир страсти, который Хок соткал вокруг нее, ворвался мир реальный. — Это, наверное. Марта пришла навестить Флойела. — прошептала она. Стук повторился, на этот раз громче. Хок сел и глубоко вздохнул: — Если только она со вчерашнего дня не сделалась намного больше и сильней. Он встал и подошел к двери, казалось, готовый вышибить мозги тому, кто посмел потревожить их в такой момент. Авриль даже представить себе не могла, кто бы это мог быть, она вообще ничего не соображала от нахлынувшего смущения. Что она наделала? Еще вчера она с презрением смотрела на женщин, позволивших своим похитителям уложить себя в постель. А теперь сама поступила точно так же. Забыла обо всем. Вела себя, как распутница, как потерявшая голову от любви женщина — точно так же, как все они. Она сама себя не узнавала. Авриль услышала за дверью мужской голос, бормотавший что-то по-норманнски. Потом Келдан стремительно вошел в их дом. Он был взъерошен, глаза выпучены от испуга. Хок едва поспевал за ним. Окинув быстрым взглядом комнату, Келдан встревожился еще больше. Завернувшись в одеяло, Авриль соскочила с постели: — Что?! Что случилось?! Хоку удалось ненадолго утихомирить Келдана. Посмотрев на Авриль полными сочувствия глазами, он объяснил ей: — Жозетт пропала. Глава 15 — Cтилле! Тихо! — Хок поднял обе руки, призывая их к тишине, он не мог думать, пока Келдан и Авриль одновременно оглашали комнату паническими воплями. У него самого так сильно колотилось сердце, что биение его, казалось, заглушало мысли. — Расскажи мне, что случилось, — обратился он к Келдану по-норманнски. — Только спокойно. — Я проснулся, а ее нет! — Молодой человек запустил пальцы в волосы и стал дергать. Взгляд казался безумным, речь бессвязной. — В городе ее нет. Я думал, она там. Я надеялся… — Кел, я ведь говорил тебе, чтобы ты не спускал с нее глаз. Я предупреждал, что Торолф жаждет мести за то наказание, которому подвергли его старейшины… — Йа, я и не спускал с нее глаз! — возразил Келдан. — весь вчерашний день я ни на миг не оставлял ее одну. И был уверен, что она в безопасности. — Когда ты видел ее в последний раз? — Хок мысленно молился, чтобы она оказалась не у Торолфа. — Когда мы ушли с праздника, вскоре после тебя. Она казалась расстроенной после разговора с тобой, а я очень устал от борцовских состязаний, поэтому повел ее домой. И я… — Он попятился и посмотрел, словно затравленный зверь. — О священный меч Тира, мне не следовало участвовать в стольких поединках! Но ты понятия не имеешь, что это такое: находиться рядом с ней целый день и не быть с ней… — Йа, Келдан, никакого понятия не имею. — Хок метнул взгляд на Авриль, от прерванного любовного экстаза у него все еще пылало все тело. Авриль по-прежнему была завернута лишь в одеяло, волосы волнами рассыпались по обнаженным плечам, прилипли к покрытой испариной коже. Зеленые глаза потемнели от тревоги. Она переводила взгляд с одного мужчины на другого. — Что он говорит? — спросила она по-французски. Хок жестом велел ей помолчать. В этот момент Келдан наконец обратил внимание на то, что Авриль закутана в одеяло, что платье ее валяется на полу, а постель измята. — О бородатые козлы великого Тора! — воскликнул он, доверчиво, с любопытством глядя на Хока. — Я, наверное… — Испортил нам самое приятное утро. И а, но теперь это не имеет значения. Что случилось после того, как вы с Жозетт вернулись в свой ванингсхус? — Я заснул, — простонал Келдан. — Я так чертовски устал, что заснул… — Что он говорит? — повторила Авриль. — Наверное, она ушла от меня. — Келдан рухнул на стул и обхватил голову руками. — Наверное, я напугал ее вчера там на лугу. Может быть, для нее это было слишком быстро? Может, она прячется от меня? Может, я… — Что случилось с Жозетт?! — Авриль почти кричала. Повернувшись к ней, Хок перевел то, что рассказал ему Келдан. Авриль озабоченно покачала головой: — Она не ушла от него. Во всяком случае, не по своей воле. — Откуда тебе это известно? — Потому что она… мы… я… — Авриль осеклась, выругалась про себя, а потом, не отрывая глаз от пола, выпалила: — Мы обдумывали план побега. Я собиралась взять твой корабль и увезти всех пленниц, но все они решили, что не хотят покидать остров… — Мой корабль? — Пораженный, Хок сердито уставился на нее. — А кто тебе сказал, где стоит мой корабль? Тот же, кто помог бежать сегодня ночью? — Теперь это не важно! Я упомянула об этом только для того, чтобы ты понял: Жозетт не хотела уезжать. Как я ни старалась урезонить ее, она со мной не пошла. Она… — Авриль быстро взглянула на Келдана. — Она отказалась покинуть мужа. Я думаю, она его полюбила. Прежде чем перевести это Келдану, Хок сделал глубокий вдох. Келдан, вскочив со стула, слушал его встревоженно, казалось, то, что он узнал, еще больше испугало и взволновало его — Если все это правда, значит, это точно: Жозетт похитил Торолф. — Но ты сказал, что благополучно привел ее домой прошлой ночью и все было в порядке перед тем, как ты заснул. С чего бы она стала выходить из дома? — Не знаю. Не могу объяснить. Разве что… она очень встревожилась после разговора с тобой на празднике. После того как ты спросил ее, где может быть Авриль. — Йа, и она сказала мне, что Авриль скорее всего пошла домой одна. — Хок обернулся к Авриль и перешел на французский: — Это Жозетт помогала тебе подготовиться к побегу? — Ней, она даже не знала, что я собиралась бежать вчера вечером. — Авриль тяжело опустилась на край кровати, в глазах ее застыл испуг. — Но она пообещала, что поможет мне, — неуверенно продолжала Авриль. — И она чувствовала себя виноватой, что бросает меня. Жозетт могла отправиться меня искать… — И напоролась на Торолфа, — предположил Хок. Авриль была потрясена: — Это моя вина! Господи, Боже мой, неужели он надругался над ней? Неужели… — Я не знаю. — Хок стоял, повернувшись к Келдану спиной он не хотел переводить ему то, о чем они говорили. — Хок, мы должны найти ее! — Авриль решительно встала, пальцы, которыми она придерживала на плечах одеяло, побелели. — Куда мы… — Она вскрикнула. — Его лодка! Это была лодка Торолфа — ну, та, что я взяла вчера вечером! — Что?! — не веря своим ушам, закричал Хок. — Что Торолф собирался делать с… — Что такое? — нетерпеливо перебил Келдан. Опираться дальше было глупо. — Лодка принадлежала Торолфу, она была нагружена всяческими припасами. Я выбросила их за борт. — Авриль прижала ко лбу дрожащую руку. — Боже милосердный, если бы я все рассказала тебе вчера вечером… — Теперь это не имеет значения. — Хок стиснул зубы обеспокоенно взглянул на Келдана и попытался сообразить что — будь проклято черное сердце Локи! — задумал Торолф. — Если Торолф решил захватить Жозетт и покинуть Асгард… — И нашел обломки своей лодки на берегу, — с остекленевшим взглядом подхватила Авриль, — то где он возьмет другую? — Мою! Он возьмет мою! — Хок сорвался с места, он уже снимал со стены оружие и вскидывал на плечо мешок. — Это единственный корабль, имеющийся сейчас на Асгарде. Если, конечно, у Торолфа нет еще одной лодки, о существовании которой я не знаю. — Хок, мы должны остановить его! Мы должны… — Вы никуда не пойдете, миледи! — Он сурово посмотрел на Авриль. Потом быстро, неохотно перевел Келдану их разговор. Тот моментально подскочил к оружию, развешанному на стене, и схватил меч. — Кел, постой… — Я убью его, если он хоть пальцем к ней притронется! — Келдан отдернул меч, который Хок хотел было отобрать у него. — Ней, ты никого не убьешь. Авриль откашлялась: — Простите, не могли бы вы оставить меня на минутку, чтобы дать мне что-нибудь надеть на себя? Хок взглянул на нее, удивленный тем, что она не оспаривает его приказа. — Разумеется, — ответил он и, кивнув, схватил Келдана за плечо и потащил к выходу. Яркий солнечный свет ударил в глаза, как только они вышли за дверь. Слышались мерный звук прибоя и крики чаек — казалось, наступавший день ничем не будет отличаться от обычной асгардской идиллии. Келдан стряхнул с плеча руку Хока. — Пожалуйста, Хок, если хочешь, можешь отобрать у меня меч. Я разорву Торолфа и голыми руками… — И нарушишь самый священный из наших законов! — Мне наплевать! — Келдан уже направлялся к своему коню. Хок снова поймал его за плечо: — Кел, ты плотник, а не воин. Я поеду за Торолфом. А ты вернешься в город, поднимешь всех на ноги и скажешь, чтобы прочесали остров. Не исключено, что Торолф отвез Жозетт в какое-то другое место… — Но самое вероятное, что он направляется в бухту, где стоит твой кнорр. Может быть, он уже там. Он даже мог уже… — Келдан закрыл глаза, проглотив окончание фразы, и с его искаженных болью губ сорвалось проклятие. У Хока все внутри, сжалось. Он крепче впился в плечо Друга. — Торолф не причинит ей вреда, Кел, — сказал он и спокойно добавил: — Во всяком случае, здесь, на Асгарде. Страх перед старейшинами слишком велик. И пробираться через лес ночью, когда волки выходят на охоту, он тоже не решится. Торолф, конечно, негодяй, и душа у него черная, но он не дурак. Чтобы войти в лес, он наверняка дождался утра. — И это значит, что он уже больше часа едет по лесу. Келдан посмотрел на солнце. — А нам нужен по меньшей мере час, чтобы только добраться до леса. — Йа, но я поеду более коротким путем, не той тропой которая всем известна. Я могу доскакать до бухты раньше чем Торолф даже… — Мы можем. Если не будем терять времени. — Келдан подошел к своему коню и молча вскочил в седло, — Я еду г тобой! Не успел Хок возразить, как услышал за спиной какой-то шум, оглянулся и увидел, что Авриль в свободной тунике и его штанах, подхваченных на талии его же ремнем, решительным шагом выходит из дома. Вызывающий наряд завершали кожаные сапоги и пара перчаток. С пояса свисал нож в ножнах, в руке Авриль держала арбалет. С минуту Хок не мог произнести ни слова. Когда дар вернулся к нему, он спросил: — Что это ты, будь я проклят, надумала, женщина? — Я сделала именно то, что сказала, — надела на себя кое-что. — Положив арбалет на траву, она подняла руки и ремешком стянула на затылке свободно заплетенную косу. — Сапоги и перчатки я нашла среди свадебных подарков, добавила к ним кое-что из твоей одежды, и вот я готова в путь… — Ни в какой путь ты не отправишься, — с трудом удалось произнести Хоку, потому что сердце его колотилось где-то в горле. — Ты сейчас же повернешься, войдешь в дом, снимешь с себя этот диковинный наряд и будешь ждать моего возвращения. — Хок пожалуйста. — Она перекинула косу за спину и посмотрела ему прямо в глаза. — Я не привыкла сидеть и ждать, когда люди вокруг меня рискуют. И я не могу остаться здесь, пока жизнь моей лучшей подруги в опасности, тем более что это я скорее всего виновата, что она попала в такую беду… — Ну так мы едем? — перебил ее Келдан. Хок повернулся к нему: — Я еду. Я — воктер. И я ответствен… — А за Жозетт ответствен я, — возразил Келдан. — Это я поклялся защищать ее. Если бы я проявил большую осмотрительность… — Ты не мог знать, что ей вздумается выйти из дома ночью. — Пока мы стоим здесь и спорим, — перебила их Авриль. — Жозетт грозит опасность. Хок выругался. У него не было времени на уговоры. Он принял решение: — Келдан, поезжай в город и подними всех на поиски… — Ней. — А попутно собери четверых или пятерых мужчин из тех, кто плавал с нами в Антверпен н кого я учил обращаться с оружием. У них еще должны быть мечи, которые они брали с собой. Одного пошли сюда присматривать за Авриль, а сам вместе с остальными поезжай за мной через лес по всем известной тропе. Торолф поедет именно по ней. Если вы его поймаете… — но взглянув на друга, чьи руки привыкли больше строгать и пилить, чем управляться с оружием, Хок не сразу нашелся, что советовать. — Будьте осторожны. Не теряйте головы. Схватите его и предоставьте совету старейшин решать его участь, если сможете… Но сделай все, что будет в твоих силах, чтобы спасти свою жену. Я же поскачу немедленно, чтобы опередить Торолфа и не дать ему захватить корабль. Встречаемся в бухте в полдень. Стиснув зубы, Келдан пришпорил копя и галопом помчался по направлению к городу. — Куда он? — спросила Авриль. — Что… — Он поехал за подмогой. Я поскачу ближней дорогой через лес и постараюсь опередить Торолфа, — Хок схватил Авриль за руку. — А что касается вас, миледи… — Один? — Авриль вырвала руку, ее взгляд и голос выдавали крайнюю тревогу. — Ты поедешь один?! У Хока запершило в горле — она боялась за него. — Да. — Не пытаясь снова взять ее за руку, он направился к стойлу Илдфаста. — Здесь, на Асгарде, самые страшные животные, с которыми приходится сталкиваться людям, это цыплята в кастрюле да оленихи, которых они доят по утрам. И большинство асгардцев никогда не держали в руках оружия. Если бы я взял кого-нибудь с собой, они бы только мешали мне ехать достаточно быстро, к тому же, чего доброго, перестреляли бы друг друга или угодили на обед волкам. — Я поеду с тобой! — не отставая от пего ни на шаг, настаивала Авриль. Хок снял поводья с железного крюка. — Авриль, ты меня совсем не слушаешь? — нетерпеливо спросил он. — Любой, у кого есть хоть капля ума, обходит западный лес стороной… — Я опытная охотница. И умею обращаться с этим. Она положила арбалет на плечо. — Я уже охотилась на волков и успешно. И на диких кабанов, и на взрослых оленей. Тебе нет нужды беспокоиться обо мне. Хок яростно сжал конец поводьев и засунул мундштук в зубы Илдфасту. Как бы ни восхищала его храбрость Авриль и преданность подруге, он знал, сколь хрупка и уязвима эта женщина, скрывающаяся за щитом отваги. И он беспокоился о ней. Ее жизнь стала дорога ему совершенно независимо от клятвы и чувства долга. — Авриль, — строго сказал Хок. открывая дверь стойла и выводя Илдфаста, — не признался ли мне кто-то прошлой ночью, что не может все делать сам? Он усмехнулся, окинув ее взглядом: мужской наряд, арбалет, бесстрашное выражение лица… Но вместо того чтобы проникнуться восхищением ее непреклонностью и стойкостью духа, как рассчитывала Авриль, Хок с болью в сердце осознал, как она нежна и женственна. Необычная одежда лишь подчеркивала ее хрупкую стройность и соблазнительность форм… Грудь под свободно ниспадающей туникой, тугие соски, над которыми топорщилась ткань, все еще твердые после прикосновения его рук и губ, — трудно поверить, что это было всего лишь несколько безумных, сладких минут назад. Хока обдало жаром. — Я собирался весь день предаваться с тобой любви, — с сожалением сказал он. Авриль зарделась и опустила глаза: — Я… то, что случилось между нами сегодня угрюм, было… — она скрыла глаза, не закончив фразы. — Хок, нам нужно ехать. Обуреваемый противоречивыми чувствами, он взял ее за подбородок и приподнял его. Он не хотел подвергать ее опасности. Пока Торолф не схвачен и не предстал перед советом, чтобы ответить за нарушение законов, Хок должен сосредоточиться только на своих обязанностях. Под воздействием нахлынувших чувств Хок притянул Авриль к себе и быстро, крепко поцеловал. — Здесь ты будешь в безопасности. Келдан пришлет кого-нибудь, кто будет тебя охранять. — Он перекинул поводья через голову Илдфаста и вскочил на широкую спину жеребца. Авриль ухватилась за гриву коня: — Хок, если ты оставишь меня здесь, я просто сама пешком пойду в лес и попытаюсь помочь Жозетт! — Я могу привязать тебя! — пригрозил он сердито. — Внесу в дом и привяжу к кровати… — А я буду драться с тобой, и мы потеряем драгоценное время. — Упрямая, безрассудная, своевольная… — выругался Хок. — Это правда. Все правда, — согласилась она, протягивая к нему руку. — Поэтому ты лучше сам присмотри за мной, йа? Он глядел на нее сверху вниз, рассерженный и в то же время пораженный ее смелостью, и не знал, чего ему хочется больше: перекинуть ее через колено и отшлепать или схватить в объятия и зацеловать до бесчувствия. Пробормотав проклятие, он схватил ее за руку и помог взобраться на коня. Она села сзади и робко обхватила его за талию. — Когда-нибудь, очень скоро, миледи… — К тебе вернется способность трезво мыслить. Ты поймешь, что со мной слишком много хлопот, и отпустишь меня. А пока нам нужно добраться до бухты как можно быстрее. Поздние утренние лучи солнца, ввинчиваясь в кроны деревьев, пронизывали лес, отбрасывая яркие блики на опавшие листья, траву, переплетенные узловатые корни. Солнечные зайчики рой за роем проносились мимо. Илдфаст стремительным галопом несся мимо возвышавшихся с обеих сторон, словно башни, дубов и каких-то вечнозеленых растений, чьи массивные стволы имели не менее четырех-пяти шагов в поперечнике, а кроны казались почти черными. Авриль крепко держалась за Хока. Более часа назад они миновали равнину и въехали в тенистую лесную чащу. Почти смыкавшиеся высоко над головой кроны деревьев защищали от прямых солнечных лучей, отчего воздух здесь был прохладен и более влажен. Авриль не различала впереди никакой тропы, но Хок безошибочно знал, куда ехать, он определял путь по деревьям, словно видел на них некие тайные отметки, понятные одному ему. Авриль лишь в самых общих чертах догадывалась о направлении движения, бессознательно отмечая острый запах хвои и мерный цокот копыт жеребца. С замиранием сердца она смотрела по сторонам: не затаился ли где-нибудь в кустах волчий силуэт. Особенно тревожно ей стало после того, как она впервые услышала вой: жуткий, леденящий кровь, отдаленный, но, несомненно, волчий вой — и ответ другого невидимого хищника. Большая лисица стрелой промчалась мимо них, напугав Авриль. Но вообще-то пол-утра проскакав по лесу; они пока не встретили никого более опасного, чем несколько куропаток, пара любопытных кроликов да стайка маленьких рыжих оленей. И все же нервы у Авриль были напряжены до предела, она готовилась в любой момент вскинуть арбалет. — Не понимаю, — нервно произнесла она, — если здешние волки представляют собой такую опасность, почему вы их не уничтожите? Ее рот находился так близко от его уха, что не приходило даже перекрикивать ветер. — Потому что, если уничтожить волков, мелкая живность сильно расплодится, и это станет настоящим бедствием, — оглядываясь, ответил Хок. — Деревья будут обглоданы, вся трава съедена, и неизвестно, что еще может случиться. Мы стараемся не нарушать природное равновесие ни в ту, ни в другую сторону. — Потому что боитесь уничтожить целебные свойства здешней природы? — Да. — Он бросил быстрый взгляд через плечо. — Мы заботимся об острове, а остров заботится о нас. Некоторое время Авриль размышляла над тем, что услышала, потом спросила: — А почему люди здесь не носят оружия? Разве никто никогда не охотится? С минуту Хок ничего не отвечал, затем просто сказал: — Мы очень высоко ценим мир между собой, а сохранить его, если у каждого мужчины будет оружие, невозможно, поэтому оружие и насилие у нас вне закона. — Но я всегда считала, что норманны по природе своей… — Народ свирепых мародеров, склонных к грабежам и разрушениям? — Да, именно такой репутацией вы пользуетесь вот уже несколько веков. — словно оправдываясь, подтвердила Авриль — Это репутация. которую оставили нам в наследство предки совершавшие набеги, и которая незаслуженно легла тенью и на нас, — уточнил Хок. — Но в большинстве своем мы мирные пахари и ремесленники. Да и среди мореходов лишь немногие совершали набеги с целью грабежа, остальные искали новые пути, новые торговые связи и новые земли. — Например, как эта, — задумчиво произнесла Авриль и замолчала. В голосе Хока она уловила тоскливые нотки. Это помнило ей о том, что асгардцы — последние представители древнего народа, и о том, сколь важно для них не обнаружить своего убежища, остаться спрятанными от внешнего мира. — Уверен, Асгард поправится тебе, если ты взглянешь на него непредвзято. — Хок снова быстро обернулся и поймал ее взгляд. Словно короткий разряд молнии сверкнул между ними. — Очень понравится. Внезапно вспомнив о том, что произошло нынешним утром, и остро ощутив прикосновение упругой и мощной спины Хока, напрягшейся от верховой езды. Авриль отвела взгляд. Ее руки обвивали его торс, груди, прижатые к спине Хока, все еще оставались набухшими, а соски затвердевшими от его ласк, их тела то и дело тесно соприкасались, подчиняясь ритму скачки. Авриль опустила голову, благодаря небеса за то, что он не может видеть, как вспыхнуло ее лицо. В течение долгого времени мерный цокот копыт Илдфаста был единственным нарушавшим тишину звуком, и как солнечные лучи, проникая сквозь кроны деревьев, распадались на множество мелких бликов, так мысли Авриль расщеплялись на множество тревожных ручейков. Прежде всего страх за Жозетт рвал ей душу. Закрыв глаза, Авриль мысленно вознесла молитву, чтобы Бог оставил ее подругу живой и невредимой. Если Торолф обидел ее… Но нет, нельзя позволить себе потерять надежду. В том числе и надежду на успешный побег и возвращение домой. И только этим можно объяснить то, что произошло сегодняшним утром в постели Хока, постаралась убедить себя Авриль. Глаза ее наполнились слезами. Тогда на одно короткое мгновение надежда покинула ее — и она поддалась Хоку. Поддалась желанию, нежности и другому, более сильному чувству, которое не имела права позволять себе по отношению к нему. Чувству, которое она уже почти забыла. Новый страх пронзил ее — страх за себя самое. А что если, дав сегодня утром волю этим чувствам, она не сможет снова загнать их внутрь, в тот дальний уголок души, где им надлежит покоиться, надежно упрятанным до конца ее дней? В тот самый уголок души, который ощущает себя в этом лесу так удивительно уютно, несмотря на подстерегающую опасность, подумала Авриль. поднимая голову. А может быть, именно из-за этой опасности? Она не могла не ощущать острого возбуждения в этом заповедном уголке нетронутой природы, насыщенном мраком и прохладой, изумрудной зеленью растений, безмятежной синевой неба и золотистыми бликами солнца. Этот лес был соткан из теней и тайн, разлитого повсюду волнующего ощущения погони, которое невыразимо волновало ее. Так же, как и сам Хок. Авриль постаралась, насколько это было возможно, отодвинуться от него, создать какую-никакую дистанцию между ними. Что она действительно осознало прошлой ночью, что привело се в такое отчаяние, так это то, что она действительно не сможет совершить побег с Асгарда без посторонней помощи. А поэтому должна постараться завоевать доверие Хока в надежде, что он предоставит ей чуть больше свободы. И тогда она попробует найти кого-нибудь, кто поможет ей добраться до дома. Даже если бы пришлось бороться только с благородным м сделавшим ее своей женой-пленницей, задача все равно была бы достаточно трудной. Но теперь ей придется бороться еще и с собственным сердцем. Однако ради Жизели она победит себя. Должна. Солнце поднялось высоко, когда они достигли вершины холма. Здесь Хок осадил Илдфаста, и тот встал на дыбы, шумно выпуская из ноздрей клубы пара. — Полпути позади. — Хок указал на какую-то точку вдали. Сквозь листву деревьев Авриль различила на горизонте серебрящуюся полоску океана. — Слава Богу! — Сердце ее исполнилось надежды. — Сколько еще нужно времени, чтобы добраться до бухты? — Часа два, может, чуть меньше. — Хок перекинул ногу через холку коня и соскочил па землю. — Так зачем же мы остановились? — спросила Авриль, когда он поднял руки, чтобы снять и ее. — Надо дать Илдфасту немного отдохнуть и напиться. Очутившись на земле рядом с Хоком, Авриль почувствовала уже знакомый спазм в животе. Хок задержал ее чуть дольше, чем было необходимо, пристально глядя в глаза и по-хозяйски. Покойно положив руку ей на затылок. Затем отпустил и дернул поводья. — Я всегда даю ему здесь отдохнуть, тем более что прежде никогда не гнал его через этот лес с такой скоростью. — Он отвел коня к источнику, пробивавшемуся чуть поодаль, — маленькому родничку, который, журча, веселым ручейком стекал по склону. Авриль последовала за Хоком, держа в руке арбалет и зорко оглядывая окрестности в поисках волков. — Я бы предпочла здесь не останавливаться. Не могу отдыхать, зная, что Жозетт в опасности. — Я тоже, — согласился Хок. Подведя Илдфаста к источнику, он бросил поводья. — Но мы все равно достигнем бухты гораздо раньше Торолфа. Илдфаст сегодня вполне оправдывает свое имя. — Хок потрепал коня по лоснящемуся крупу. Тот вытянул шею и начал жадно пить. — Ведь его имя означает «быстрый, как огонь». Авриль кивнула и постаралась приободриться. Пройдя несколько шагов вверх по течению ручья, она опустилась на колени в траву и сняла перчатки. Зачерпнув холодной воды, немного выпила, чтобы остудить опаленное горло, потом плеснула в лицо, смывая дорожную пыль и песок. — Отсюда придется ехать чуть медленнее, — сказал Хок. — Дорога здесь крутая, я не могу допустить, чтобы конь сломал ногу. — Но мы все равно доберемся до бухты вовремя? — Авриль обеспокоенно посмотрела на него. — Да, — ответил Хок, растирая Илдфасту ноги. Было видно, как напряжены мышцы копя под блестящей от пота гнедой шкурой. — Как только бедняга переведет дух, мы тут отправимся дальше. Глядя, с какой любовью Хок гладит и расчесывает челку своего огромного жеребца, Авриль почувствовала, как у нее защипало глаза. Она подняла с земли перчатки и стала нервно прохаживаться взад-вперед. Хотя долгий путь очень утомил ее, она слишком взвинчена, чтобы сидеть. — Вы не голодны, миледи? Она повернулась как раз вовремя, чтобы ловко поймать яблоко, которое Хок вытащил из притороченного к седлу мешка и бросил ей. — Спасибо. Есть ей не хотелось, но она тем не менее откусила кусочек яблока затем подошла к краю обрыва и посмотрела на простершееся над долиной ясное небо. — А ты хорошо держишься в седле, — сказал Хок, подходя и становясь рядом. — Для женщины, конечно. Авриль невольно, несмотря на волнение, улыбнулась уголком рта: — Я с огромным удовольствием наблюдала твое удивление всякий раз, когда ты оглядывался и видел, что я еще не свалилась с лошади. — Я не был уверен, что ты выдержишь такую плохую дорогу. — Разве я до сих пор доставляла тебе какие-нибудь неприятности? — Еще не вечер. Авриль снова надкусила яблоко: — Уверена, что еще не раз удивлю тебя. Его губы изогнулись не то в насмешке, не то в улыбке: — Ты это делаешь постоянно. По его тону Авриль не смогла догадаться — комплимент этол или жалоба. Хок бросил огрызок яблока Илдфасту, который радостно заржал и с удовольствием сжевал угощение. Верховая езда, мореплавание, охота… А нормальными женскими делами ты никогда не занималась? — Хок строго взглянул на Авриль, по-мужски крепко сжимавшую арбалет Умеешь вышивать? Выращивать цветы? — Ней. Было так странно, что в разгар этого ужасного, чреватого многими опасностями дня они ведут столь обыденный разговор. И опять Авриль поняла, что Хок заботится о ней, старается отвлечь от тревожных мыслей о судьбе Жозетт. И это заставило ее почувствовать себя неловко уже по другой причине. — Неужели не учили даже прясть, — продолжал он, — петь?.. — Кошка, которую тянут за хвост, издает более мелодичные звуки, чем я, — честно призналась Авриль. — Танцевать? — Даже кошка, находясь при смерти, станцует лучше меня. — Не в силах проглотить больше ни кусочка, Авриль по примеру Хока бросила огрызок яблока Илдфасту. Ее нервировало то, что между нею и Хоком установилась близость, она знала, что этого допускать нельзя, и не хотела, чтобы он догадался, как изменилось ее отношение к нему. Желая оказаться от него подальше, Авриль сделала несколько шагов по гребню холма: — Подобные занятия всегда казались мне смертельно скучными. А поскольку у меня к тому же нет к ним никаких способностей, то я предпочитала заниматься чем-нибудь другим, более полезным. — Натянув перчатки, она стрельнула в него глазами. — Итак, Хок, теперь тебе известна страшная правда обо мне. Там, Антверпене, ты сделал неверный выбор. Я не умею вышивать, гораздо успешнее устраиваю хаос, чем навожу порядок, и я самый никудышный повар, какого тебе когда-либо доводилось и ведется встретить. — Это ничего. — Хок пожал плечами и сверкнул белозубой улыбкой. — Полагаю, было бы неблагоразумно со стороны мужчины ожидать, что его жена должна уметь хорошо выполнять все свои супружеские обязанности. От хрипотцы, зазвучавшей в его голосе, у нее перехватило дыхание. — Последний раз заявляю, — дрогнувшим голосом произнесла Авриль. — что я не твоя… — Нужно ли нам после сегодняшнего утра снова возвращаться к этому спору? У Авриль затрепетало сердце. — То, что произошло между нами сегодня утром, еще не значит, что я стала твоей женой. — Она отвернулась. — Ней, моей женой сделала тебя церемония в алытинге. — Хок снова подошел ближе. — То, что произошло между нами сегодня утром, сделало тебя моей любовницей. Авриль резко обернулась к нему: — Я не люблю тебя! Я не… Он протянул руку и нежно погладил ее но щеке. — Ты хочешь сказать, что ненавидишь меня, Авриль? Потому ты и кричала от восторга, изнемогая в моих объятиях? Изо всех сил сопротивляясь страстной мольбе, пылавшей в взоре и обдававшей ее всепоглощающим жаром, Авриль заставила себя оттолкнуть его руку: — Я больше, никогда не позволю тебе прикоснуться ко мне! — Не расточайте угроз, которые не собираетесь привести в исполнение, миледи! — строго сказал Хок. — Разве ты не хочешь… Резкий звук заставил их обернуться к ручью. Неистово ржал Илдфаст. При виде темного силуэта, возникшего будто из ниоткуда и крадущегося по направлению к ним конь встал на дыбы и заржал от ужаса. Авриль охватила паника. Волк! От потрясения она не сразу сообразила, что арбалет висит у нее за спиной. Конь метался из стороны в сторону, прядал ушами. Потом он развернулся и поскакал, не разбирая дороги. Прямо на них. Хок ринулся ему наперерез: — Илдфаст! Не сумев остановить обезумевшее животное, он попытался схватить поводья в тот момент, когда жеребец проносился мимо. Один поводок ему удалось поймать, и Хок резко натянул его, но в следующее мгновение Илдфаст прыгнул с обрыва, и Хок не удержался на ногах. Увидев, что он падает, Авриль закричала. Даже не заметив, как арбалет оказался у нее в руках, она повернулась, чтобы дать отпор волку, но тот уже убежал. Авриль увидела лишь, как он мелькает среди деревьев. Продолжая сжимать оружие в руках, она подбежала к краю обрыва: — Хок! Хок лежал внизу, у подножия холма, и отчаянно ругался. Илдфаст, словно молния, мчался к противоположному концу долины и вскоре исчез среди деревьев в дальнем лесу. До смерти перепуганная, Авриль бросилась вниз по склону скользя по влажным листьям и цепляясь за кусты, чтобы замедлить падение. — Хок, все в порядке? — Нет, не все. — Он с трудом сел, стиснув зубы. — У нас больше нет коня. — Но ты не ранен? — закричала она, съехав вниз и упав рядом с ним. — Нет, не ранен. Нам нужно поймать его. — Хок сделал попытку встать, но, чертыхнувшись, снова рухнул на землю. — Хок? — Авриль склонилась над ним. — Я не нуждаюсь в помощи! — рявкнул он и встал, осторожно придерживая левую ногу. — Что с твоей ногой? — Сердце у Авриль бешено колотилось. — Ты не… О Господи, ты не… — Нет, не сломал, — сквозь зубы проговорил Хок, пробуя осторожно ступить на ногу. — Должно быть, вывихнул лодыжку, когда приземлялся. — Он снова попытался ступить на ногу и снова яростно выругался. — Вероятно, тебе действительно придется мне помочь, — проворчал он. Испуганно посмотрев на вершину холма, Авриль передвинула арбалет за спину, потом подставила Хоку плечо. Но им удалось сделать лишь несколько неуверенных шагов, после чего Хок снова опустился на землю. Авриль упала на колени рядом: — Хок, так мы далеко не уйдем. — Знаю, — расстроенно бросил он. Авриль взглянула на сломанные ветки и растоптанные листья, следы панического бегства Илдфаста. — Он вернется, ведь правда? — Может быть. В конце концов вернется. Если найдет дорогу назад. Если не набредет на какое-нибудь лакомство. Или сломает ногу. Или не забудет думать о нас. — Хок взглянул на Авриль, его лицо искажала гримаса боли. — Я ценю Илдфаста за способность быстро бегать, Авриль, а не за ум. — Авриль тяжело сглотнула. — Но мы должны добраться до корабля! А твоя нога н заживет сама собой? — с надеждой спросила она. — Да. Через несколько часов. — У Авриль упало сердце. — Но у нас нет времени… В чаще послышался вой, он был ближе, чем в прошлый раз. Холодные мурашки пробежали у Авриль по спине. Она вдруг поняла, что у них есть более важная задача, чем поиски корабля: — Боже милосердный! Волки… Она взглянула на Хока. Их глаза встретились, и несколько мгновений они неотрывно смотрели друг на друга. — Авриль, тебе придется идти дальше без меня. — Что? — Не спорь со мной… — Ней, я не могу оставить тебя здесь! — Она не могла бросить его одного на верную гибель. Какое-то движение на вершине холма привлекло ее внимание. Это был волк, которого они видели раньше, — огромное, почти черное, косматое животное. Авриль медленно, не сводя глаз с хищника, достала из-за спины арбалет. Может быть, он просто наблюдает за ними из любопытства? Но в этот момент, оскалив зубы и зарычав, хищник пры вниз — быстро, словно черная молния. Авриль услышала, как Хок закричал, чтобы она бежала, но она уже опустилась на колено и плавно натянула тетиву арбалета. Потом выстрелила. Стрела со стальным наконечником поразила волка прямо в грудь. Он взвыл от боли, завертелся на месте, рухнул, скулящим комком заскользил по прелым листьям и замертво упал к ногам Авриль. Дрожа, она смотрела на распластавшееся у ее ног животное, трудом отдавая себе отчет в том, что произошло. — Авриль! — резко сказал Хок, возвращая ее к дёйствительности. — Я хочу, чтобы ты немедленно убралась отсюда. — Он говорил приказным тоном. — Волки ходят стаями. Этот наверняка был здесь не один. — Я тебя не оставлю. Хок что-то пробормотал по-норманнски. Это звучало, как длинное-предлинное ругательство. — До сих пор ты больше всего на свете хотела убежать от меня, а теперь, когда я .хочу, чтобы ты убежала, не уходишь. Своевольная, упрямая… — Мне кажется, эту тему мы уже обсудили. — Все еще не в силах унять дрожь, Авриль достала новую стрелу, зарядила арбалет и медленно подняла глаза на Хока. — Ну и что ты теперь предлагаешь? Глава 16 — Это же надо было — из всех деревьев в лесу выбрать именно сосну! — морщась, проворчал Хок, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в щиколотке и выбирая из голой груди десятки острых хвойных иголок, воткнувшихся в него пока он лез по стволу. — Это твоя идея. — Но ты могла бы поискать более удобное прибежище крикнул он ей. — Да, и тогда бы ты еще дольше оставался там, на земле. Ветви опасно прогнулись, когда Авриль, тяжело дыша, преодолевала последние несколько дюймов на пути к верхушке. Она уселась на толстый сук чуть выше и правее от ветки, на которой уже сидел Хок. Стряхивая иглы с туники, она раздраженно посмотрела на него. — Это — самое высокое дерево, какое мне удалось найти поблизости, и только у него ветви начинаются достаточно низко, чтобы можно было влезть, и они довольно крепки, чтобы нас выдержать. — Ухватившись за ветку, чтобы усесться поудобнее, она поглядела вниз — земля была более чем в двадцати футах под ними. — Если тебе здесь не нравится, может, спустишься и поиграешь с нашими новыми друзьями? Хок подавил желание возразить и вытер пот со лба. Ствол дерева, к которому он прислонялся спиной, был шершавым. Устроиться на ветке удобно почти не представлялось возможным, хотя она и была длиной в размах двух его рук. Он сел на нее верхом, как на лошадь, и уперся одной ногой в соседнюю ветку. Похоже, придется провести здесь немало времени, подумал он с недовольной гримасой и посмотрел туда. куда был направлен взгляд Авриль, — темные тени кружили внизу под деревом. Хок насчитал девять — на косматых шкурах играли солнечные блики. Привлеченная предсмертным воем первого волка, стая быстро примчалась в долину и по запаху тут же взяла их след. И вот теперь волки собрались вокруг почти черной древней развесистой сосны, каких на Асгарде было множество, в кроне которой они с Авриль нашли убежище. Если здесь и не так уж удобно, то по крайней мере безопасно: ствол сосны достигал в поперечнике не менее четырех футов, ветви были достаточно крепкими, чтобы выдержать их. Единственное, о чем оставалось позаботиться, — это не исколоться острыми иглами. — Пошли вон! — закричала Авриль беснующимся внизу волкам. — Прочь! Мы невкусные. — Не думаю, что их удастся уговорить. — сухо заметил Хок. Один из волков высоко подпрыгнул, вцепился когтями в ствол и свирепо клацнул зубами. Авриль дернулась, но вовремя ухватилась обеими руками за сук, чтобы не свалиться. — Кажется… кажется, мы им не очень нравимся. — Ты, — беззаботно уточнил Хок. — Кажется, ты им не очень нравишься. Это ведь не я убил их товарища. Хок с трудом скрыл улыбку. Ему не просто было приятно находиться в обществе Авриль — он находил удовольствие еще и в том, чтобы поддразнивать ее. Он. Хок Вэлбренд, воктер, славившийся своей выдержкой и достоинством, поддразнивал собственную жену. А пока Авриль с тревогой наблюдала за сновавшими внизу хищниками, он в неверном свете проникавших сквозь густую крону сосны солнечных лучей наблюдал за ней. Она действительно спасла ему жизнь: встала между ним и изготовившимся прыгнуть на него волком, что совершенно потрясло его. Побледнев от ужаса — она и сейчас еще была бледна как смерть, Авриль не убежала, как поступили бы на ее месте большинство женщин и как он велел ей сделать, а сохранила трезвость мысли и присутствие духа и одним метким выстрелом на лету уложила рычащего волка. И вот вместо того чтобы сердиться на нее за непослушание он прячет эту странную непрошеную улыбку. Авриль не походила ни на одну известную ему женщину: отчаянно смелая, независимая, своенравная. И как бы ни утомляли его эти свойства ее характера, они же неким необъяснимым образом очаровывали его. Он не мог согласиться с тем. что она недавно сказала. Пусть то, что случилось в Антверпене, произошло по чистой случайности или явилось результатом загадочной шутки, которую сыграли с ним боги, но он сделал правильный выбор. — Может быть, если ты, маленькая валькирия, убьешь еще парочку, наши новые друзья оставят нас в покос? Авриль, удивленно подняв брови, взглянула на него: — Маленькая — кто? — Валькирия. Это наши легендарные свирепые женщины-воительницы, которые падают прямо с неба, подбирают павших воинов и уносят их в Вальхаллу — так мы называем небесное царство. Авриль посерьезнела: — Полагаю, это все же лучше, чем «жена». — Нахмурившись, она сняла с плеча арбалет и пересчитала маленькие стрелы со стальными наконечниками, прикрепленные к его основанию. — Но у меня осталось слишком мало стрел, и я не уверена, что было бы разумно транжирить их. — Она тихо чертыхнулась. Хок тяжело, бессильно вздохнул. Он так же, как и она, стремился поскорее добраться до бухты и помочь Жозетт с Келданом. — Тогда придется ждать, пока волки не сдадутся и не уйдут сами. Моя нога будет в порядке через несколько часов, и сможем остаток пути проделать пешком. — Он осторожно прислонился к стволу дерева и, повернув голову, посмотрел на запад, туда где расстилалось море. — Может быть, где-нибудь дороге мы даже повстречаем Илдфаста… — Он выпрямился. — Авриль, я вижу его отсюда! — Твоего безмозглого коня? — Нет… — Залив? — Корабль. Мой корабль! С этой высоты я вижу его мачту. — Слава Богу! — воскликнула Авриль; ее голос был исполнен облегчения и надежды. — Раз он все еще там, значит — помоги нам, — Святая Дева-заступница! — с Жозетт пока ничего не случилось. Может быть, Келдан вместе с другими схватил Торолфа и не дал ему добраться до бухты? — Да. — Хок постарался, чтобы его ответ прозвучал ободряюще. Несколько минут они молчали, теплый летний воздух наполняли лишь тявканье и завывание волков да шорох раскачиваемых ветром верхних ветвей. — Или, — совсем тихо добавила Авриль, — Торолф просто еще не добрался туда. Или он отвез Жозетт в какое-то другое место и их вообще нет в здешних лесах, а мы весь день идем по ложному следу. Хок снова прислонился к стволу и заставил себя взглянуть в глаза Авриль: — Этого мы не знаем, Авриль. Но куда бы он ее ни увел, его найдут. Сейчас весь Асгард ищет его, и никто не успокоится, пока Жозетт не окажется в безопасности. Сжав арбалет побелевшими пальцами, Авриль закрыла глаза от боли, пронзившей ей сердце: — Но если… если он уже… — Торолф знает, что его будут преследовать, — мягко ответил Хок, — и я не верю, что он причинит ей зло, пока они находятся в пределах досягаемости. Он по-прежнему не мог понять, что же задумал Торолф. Покинуть Асгард — даже на короткое время — значило навлечь на себя гнев старейшин. Хок не думал, что Торолф пойдет на это из каприза или желания продать сокровища. Авриль тяжело вздохнула и, открыв глаза, взглядом поблагодарила его за поддержку: — Надеюсь, ты прав… В этот момент из ветвей за ее спиной вспорхнула птица. Авриль испугалась, резко обернулась, выронила арбалет и инстинктивно потянулась, чтобы поймать его. От этого внезапного движения она свалилась со своего «насеста». В течение короткого, но ужасного мгновения Хок видел, как она падает, слышал ее крик и возбужденное рычание волков. Авриль дико размахивала руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, и наконец пальцы ее сомкнулись на голой ветке. Хок, зацепившись ногой за сук, мгновенно свесился вниз и поймал Авриль за запястье. Арбалет, ломая ветки, пролетел сквозь крону и стукнулся о землю. Стая с рычанием и воем накинулась на него. Панический крик вырвался у Авриль. Она вцепилась в Хока обеими руками и повисла, дрыгая ногами в воздухе. — Авриль! — Одной рукой придерживаясь за сук, Он стал подтягивать ее, но чувствовал, как ее запястье выскальзывает из его пальцев: ткань рукава была слишком гладкой. Стиснув зубы, Хок молниеносно перехватил Авриль за талию. Волки, обезумев, выли и бросались на ствол сосны. — Господи, помилуй меня! — закричала Авриль, глаза ее расширились от страха. — Господи, нет, пожалуйста! Ее ужас передался Хоку и рвал ему сердце. Собрав всю свою волю, он изо всех сил тянул Авриль вверх, дюйм за дюймом пока она сама не смогла ухватиться рукой за ветку, потом — за него. Хок сделал последний рывок, Авриль упала прямо ему на грудь и прижалась, дрожа всем телом. Прислонившись спиной к шершавому стволу, Хок крепко обнял ее обеими руками, дрожа почти так же, как она. — Все в порядке, — задыхаясь, сдавленно проговорил он. — Я тебя держу. Волки продолжали остервенело рычать и кидаться на дерево, разъяренные тем, что он вырвал у них добычу. С тяжело колотящимся сердцем Хок сидел, прижимая к себе Авриль. Только что он мог потерять ее. Внезапно, мгновенно. И навек! — Авриль, ты можешь хоть пять минут посидеть спокойно, не подвергая свою жизнь опасности? — укоризненно спросил он. — Я не виновата! — Авриль оторвала голову от его груди. — Птица… Порыв ветра раскачал ветви, и она снова уткнулась лицом ему в шею и вцепилась пальцами в плечи. Хок больше не упрекал ее — просто крепче прижал к себе. Надо бы помочь ей снова перебраться на свою ветку, но в настоящий момент она, похоже, не в состоянии оторваться от него. Казалось, все опасности, которые встретились сегодня на их пути, разом обрушились на нее, и это даже ей было не по силам. Все еще задыхаясь от страха, она продолжала крепко прижиматься к нему. Хок шеей чувствовал ее порывистое дыхание. Сквозь тонкую ткань туники он ощущал ее мягкие груди. Пряжка на ее поясе впечаталась ему в живот. Она сидела верхом у него на колене так, что бедро упиралось в самую чувствительную часть его тела. То, что на ней были мужские штаны, делало прикосновение лишь еще более провоцирующим. — Авриль? — Его собственное дыхание стало прерывистым, а сердце гулко ухнуло в груди, когда она заерзала. — Что ты делаешь? Она еще поерзала, потом, смущенно хихикнув, сказала: — Наверное, когда я соскользнула с сука, то ли щепки, то ли иголки впились мне в… Хок, перегнувшись через ее плечо, оглядел се спину и увидел, что несколько длинных сосновых игл воткнулись в округлость пониже поясницы. Вынуть их сама, не оборачиваясь, она не могла, а это было возможно сделать, только если бы она слезла с его колена. — Сиди смирно, — приказал он. — Пряжка! — Авриль дернулась. — Эта… пряжка… — Хок осторожно, но быстро, одну за другой вытащил острым иглы. — …давит! — Прошу прощения. — Он нежно потер рукой исколотое место. Авриль застыла; повернув голову, она наблюдала, что о делает. — Пожалуйста, прекрати, — натянуто сказала она. — Я лишь стараюсь, чтобы ты почувствовала себя лучше. — От этого я не чувствую себя лучше. — Она осуждающе посмотрела на него. — В самом деле? — невинным тоном спросил Хок. — А что ты чувствуешь? — Желание столкнуть тебя с этого дерева! Он отнял руку от ее ягодиц. — Ах мужчины! — Авриль сокрушенно вздохнула и попыталась отодвинуться от Хока, но далеко отстраниться от него, не рискуя снова свалиться вниз, не могла. Их тела по-прежнему касались друг друга. Интимно. Авриль уперлась ладонью ему в грудь, чтобы держать его на расстоянии. — Как ты можешь даже думать об этом в такой момент? — Близость смерти очень возбуждает. — Он по-прежнему обнимал ее за талию. Только ради ее собственной безопасности. — Тем более что прошло уже лет сто с тех пор, как я… — Что?! — Она удивленно моргнула. — У меня такое ощущение, будто прошло уже сто лет, — словно невзначай поправился Хок, — с тех пор, как я делил… — свое время, свою жизнь, делил все с женщиной-чужеземкой, — постель с женщиной твоего обаяния. Авриль вспыхнула и отвернулась: — Это не постель, это сук! — С тех пор, как я делил сук с женщиной, прошло еще больше времени. — Хок насмешливо поднял бровь. — По правде говоря, я и не помню, чтобы когда-нибудь делил сук с женщиной. — Что ж, просто вы, смертные мужчины, не можете знать, когда мы, валькирии, приберем вас к себе. — Его сердце глухо бухнуло и замерло. Она взглянула на него, удивленная тем, что он ничего не ответил. — Мы ведь постоянно летаем вокруг, — пояснила она и собираем заблудших, раненых и прочих воинов. На пути в небесное царство каждый рано или поздно оказывается пригвожденным к дереву. — Да, — выдавил из себя Хок. Она лишь дразнила его при этом не имея понятия, что слова ее несут и иной смысл, что сказанное ею только что — едва ли не правда. — Авриль, прекрати ерзать. Попытки хоть как-то сдвинуться с его бедра производили прямо противоположный ее намерениям эффект. И оба они одновременно испытали на себе его последствия. Авриль затихла, закрыла глаза и смущенно произнесла: — Посмотри, что ты наделал. — Как раз наоборот, маленькая валькирия, посмотри, что ты сделала со мной. Она неловко перенесла вбок тяжесть своего тела. — Это просто пытка какая-то, — хрипло пробормотал себе под нос Хок. — Авриль, если ты будешь вот так ерзать, я за себя не отвечаю. В настоящий момент мое желание проникнуть в тебя не уступает моему желанию остаться в живых. Авриль застыла: — Будь любезен прекратить подобные разговоры. Прислушиваясь к завыванию кружащих внизу волков, ои пристально смотрели друг на друга. — Думаю, мне лучше вернуться на мой сук, — испытав крайнюю неловкость, сказала Авриль. — Вероятно, так будет безопаснее для нас обоих. Хок разнял руки и, когда она ухватилась за большую ветку выше, помог ей сохранить равновесие. — Осторожно, — предупредил он. Авриль подтянулась, он подсадил ее, и, совершив весьма грациозный прыжок, она оказалась на своем прежнем месте. — Спасибо. — Авриль удобно устроилась, прислонившись к стволу и обеими руками держась за сук. Потом взглянула на солнце, которое было теперь прямо над головой. — Боюсь, нам придется провести здесь весь день. — Да, увы, другого выбора волки нам не оставили. Только, пожалуйста, больше не пугайся птиц, — строго сказал он. — Непременно последую твоему совету, — вздохнула Авриль. — Что бы я делала, если бы не было мужчины, который указывал бы мне, что делать? — Совершенно очевидно, что ты не выбиралась бы из неприятностей, — подыграл ей Хок. — Вы не поверите, миледи, но такой женщине, как вы, нужна твердая рука и надежный защитник. Чтобы присматривать за вами. — Ха! — фыркнула Авриль. — Я три года прекрасно обходилась без этого. — И меня несказанно удивляет, что при этом тебе удалось дожить до двадцати двух лет. — Господь милосердный, ты говоришь точь-в-точь, как… — начало фразы прозвучало как раздраженная жалоба, но закончила он ее с неожиданным для самой себя удивлением, — как Жерар. Хок отвел взгляд в сторону. Ему не было нужды спрашивать, кто такой Жерар. Он хорошо запомнил имя, названное ему Жозетт в ночь после церемонии в альтинге. Когда Жозетт открыла ему, что она не жена, а вдова, потерявшая мужа три года назад. — Он не одобрял твоей привычки попадать в разные неприятные ситуации? Вопрос вырвался у Хока прежде, чем он успел подумать. К его великому удивлению, Авриль ответила. После паузы, во время которой был слышен лишь свист ветра медленно, спокойно произнесла: — Ему было трудно… примириться с моей независимостью. Поначалу. Я привыкла поступать так, как мне нравится, а он… — Она запнулась и закончила почти шепотом: — Он был рыцарем который привык повелевать и не мог допустить мысли, что кто-то ослушается его приказа. Хок по-прежнему не смотрел па нее, он, как ни странно, испытал сочувствие к тому человеку. Похоже, тот был абсолютно разумным мужчиной. Интересно, как это случилось, что она сочла его достойным своей любви и преданности? Но Хок не спросил ее об этом. — Не понимаю, как тебе удалось обрести привычку в поступать по-своему — научиться стрелять из арбалета, yправлять лодкой и все остальное? Твои родители, надо полагать, постоянно потакали тебе. — Я была у них единственным ребенком. Так же, как и он. Но это ничего не объясняет. Хок с любопытством посмотрел на Авриль: — И твой отец растил тебя, как сына, которого у него не было? — Ней. — Улыбка тронула ее губы. — Мои родители хотели воспитать меня подобающим образом, как настоящую девушку, но я caма всегда чувствовала, что должна быть им и дочерью, и сыном. Я была поздним ребенком, родилась тогда, когда они потеряли надежду иметь детей, и всегда знала, что когда мне придется принять на себя ответственность за все их владения и за людей. — Вернее, твоему мужу, — мягко поправил ее Хок. — Да, — ее улыбка погасла, — но я была так близка со своими родителями, мне претила мысль о том, чтобы выйти замуж и покинуть наш дом на берегу моря в Бретани. Только когда мама заболела, отец решил, что обязан позаботиться о моем будущем. Мне было тогда семнадцать. Он был уже в летах хотел видеть меня… — ее голос снова стал тихим, почти шепотом она закончила: — устроенной. И счастливой. Хок молчал. От печали, любви и тоски, звучавших в ее голосе, у него самого перехватило горло. — В столь юные годы Авриль уже пережила так много утрат. Слишком много. — И по какой-то причине, — продолжала она, слегка нахмурившись, — мой отец тоже считал, что мне нужна твердая рука. — Сквозь густую крону она взглянула на солнце. — Поэтому он выбрал мне в мужья рыцаря, только что вернувшегося из крестового похода, сына одного из ближайших своих друзей. — Авриль проглотила комок в горле и прикрыла глаза: — Господина Жерара де Варенна из Артуа. Боль, звучавшая в ее голосе, задела такие струны в сердце Хока, что он едва удержался, чтобы не протянуть к ней руки: они находились достаточно близко друг к другу, так что если одновременно протянуть руки… Взгляд Хока упал на золотой ободок у нее на пальце — его обручальное кольцо, которое она по-прежнему носила. — А что с твоим отцом? — спросил он, со страхом предвидя ответ. — Он все еще живет в вашем доме на берегу мои Бретани? — Ней. — Авриль опустила глаза и посмотрела на свои побелевшие пальцы, вцепившиеся в дерево. — Мой отец умер в начале этого года. Я собиралась вернуться домой, в Бретань после визита в Антверпен. Домой. Это слово и интонация, с которой она произнесла его, больно отозвались в сердце Хока. Не в силах отвести взгляд от ее лица, он подумал: значит, она потеряла их обоих. Обоих своих мужчин. Сильных мужчин. которые защищали ее, заботились о ней, любили ее… И осталась одна. Неудивительно, что она так дорожит своей самостоятельностью и не допускает даже мысли о том, чтобы снова попасть в зависимость от мужчины. Позволить мужчине прижать ее к себе и защитить от всего. Она боится. Его отважная, дерзкая маленькая валькирия боится! Хок отвернулся, стараясь прогнать горячую волну, подступившую к горлу. Видят боги, он не хотел этого? Он не хотел снова ступать на эту опасную стезю, по которой уже когда-то прошел. С Каролиной. С Мив. Он желал лишь давать и получать удовольствие, он даже готов к тому, чтобы они с Авриль приятно провели время. Но только как два человека — каждый сам по себе удовлетворяющие собственные потребности. Потребности в приятном обществе и физической близости. Как удовлетворяют голод. Или жажду. Но он не хотел испытывать более глубоких чувств. Потому какие бы отношения между ними ни сложились, они пролетят в мгновение ока. И не облегчат боли. Ней, когда все закончится, станет еще больнее. Но без конца напоминая себе об этом, он не мог не попытаться облегчить ее страдание. Не поднимая головы, Хок протянул к ней правую руку. И через мгновение почувствовал прикосновение кончиков ее пальцев. Закрыв глаза, он сплел ее пальцы со своими и ощутил холодный металл ее обручального кольца. Но на этот раз не отдернул руку. — Хок? Он услышал неожиданную нежность в ее голосе. — Что? — Как ты думаешь, с Жозетт пока ничего не случилось? — Он повернул голову и посмотрел в сторону бухты: — Корабль все еще виден. — Надеюсь, это означает, что с ней все в порядке. — Да, — согласился он. — И с Келданом тоже. Яркий свет полоснул по глазам. Слепящий солнечный свет. Жозетт, испуганная, в замешательстве разомкнула веки и увидела светлый, ясный день. Что случилось? Ей казалось, что мгновение назад она была возле дома Хока и Авриль, и светила луна. Теперь она лежала на берегу и видела верхушки деревьев. У нее бешено колотилось сердце. Повязка, которой Торолф заткнул ей рот, скрадывала все звуки, которые она издавала. Руки у нее были связаны за спиной и затекли, словно она лежала уже очень давно. Но ей по-прежнему казалось, что прошло всего несколько секунд, — между тем очевидно, что минуло по крайней мере полдня. У нес было такое чувство, будто она… будто несколько часов каким-то образом выпали из ее жизни. От этого неприятного чувства у Жозетт закружилась голова, тошнота подступила к горлу. Кровь быстро стучала в висках Она попыталась поднять голову. Торолфа нигде не было видно Но она заметила ладью. Большую парусную ладью с загнутыми кверху носом и кормой, покачивавшуюся вблизи берега в узкой длинной бухте или каком-то канале. Жозетт видела противоположный берег. Бухта была пустынной, невдалеке начинался лес. Жозетт вдруг вспомнила то, что говорила ей Авриль: у Хока есть корабль, спрятанный в бухте за западным лесом. Но зачем Торолф привез ее сюда и оставил одну? Голова Жозетт снова упала в песок, на глаза навернулись слезы. Она попыталась припомнить, что же произошло. Она пошла искать Авриль, и в темноте на нее напал Торолф. Она чуть сознание не потеряла, когда он подкрался сзади, набросил ей на голову капюшон и прорычал что-то свирепым голосом, в котором слышалось удивление. А потом влил ей в рот какое-то снадобье — густое, с резким запахом, одновременно горькое и сладковатое, острое. Она чуть не задохнулась от него. Казалось, в нем смешались десятки самых разных вкусов. И это напугало ее до полусмерти Жозетт подумала, что Торолф хочет отравить ее. И ввести в бесчувственное состояние. Но напиток странным образом разогрел ее; не то чтобы она почувствовала жар, казалось, что кровь бурлит в венах. Потом внезапно все мышцы отвердели, превратившись во множество плотных узлов. Виски пронзила неожиданная чудовищная боль. Стало казаться, что ноет каждая косточка. Она закричала от боли. Все это время Торолф хладнокровно наблюдал за ней, по грубому лицу разливалась широкая улыбка. Потом он схватил ее за горло и стал душить, пока она не потеряла сознание… И вот очнулась здесь. Спустя несколько часов. Часов, которые пролетели для нее как одно мгновение. Все это было так странно! Озадачивало. Пугало. Жозетт попыталась сесть, опираясь на песок онемевшими руками. И тут увидела Торолфа — в воде. Он шагал от корабля по мелководью, направляясь к ней. Внезапно он разразился хохотом. Громким, радостным хохотом. Подняв лицо к небу, воздел обе руки и потряс кулаками, словно смеялся над самим Богом. Жозетт в ужасе зарыдала, решив, что Торолф сошел с ума, и представив себе, что он может с ней сделать. Торолф между тем поспешно приближался. Жозетт яростно пыталась освободиться от пут, а когда он подошел и встал прямо над ней, начала лягаться, обсыпая его песком. Торолф прорычал что-то по-норманнски и занес кулак. Рванувшись, Жозетт свернулась клубочком у его ног, плотная повязка на губах приглушала панические всхлипы. Но Торолф не ударил ее. Вместо этого он склонился над ней, поднял за подбородок и больно сжал его. Потом стал вертеть ее голову направо-налево, изучая и бормоча что-то себе под нос. Через некоторое время он отпустил ее и отступил назад, продолжая смотреть на Жозетт со странной злорадной улыбкой, от которой ее охватил ужас. — Торолф! Крик донесся из лесу. Торолф резко обернулся, а у Жизель при звуке этого низкого, сильного голоса замерло сердце Келдан! Облегчение и страх одновременно пронзили ее. Из выехали полдюжины наездников во главе с Келданом. Торолф рявкнул что-то, похожее на ругательство, дернув поднял Жозетт на ноги и поставил перед собой. Жозетт извивалась и лягала его ногами, пытаясь вывернуться, но Торолф был слишком силен. Грубо крича что-то приближающимся мужчинам, он стал вместе с ней отступать к воде. Поближе к кораблю. Вода намочила подол платья Жозетт. Ней! Жозетт отчаянно боролась, не сводя взгляда с потемневших, пылающих тревогой глаз Келдана, пока холодное лезвие ножа не прижалось к ее горлу. Она затихла. Торолф, пятясь, тащил ее в воду, все дальше от мужчин. которые сердито кричали ему что-то по-норманнски. Потом Келдан и его спутники спешились. Жозетт видела, что все они вооружены. У одного был даже арбалет. Но Торолф прикрывался ею, как щитом, и продолжал приближаться к кораблю, уволакивая ее все глубже и глубже в воду. Жозетт не могла бороться с ним. Не могла ударить его. потому что у нее были связаны руки. Она и дышать-то почти не могла с завязанным ртом и ножом, приставленным к горлу. Поэтому она сделала единственное, что пришло ей в голову. Притворилась, что потеряла сознание, и обвисла у него руках. Ее внезапный обморок насторожил Торолфа. Насторожил настолько серьезно, что он убрал нож от ее горла — всего, на один момент, но его оказалось достаточно, чтобы Жозетт соскользнула вниз и связанными руками проделала еще один трюк. Ему когда-то научила ее Авриль, сказав, что это поможет, если какой-нибудь мальчишка станет проявлять чрезмерное дружелюбие. Жозетт просунула руки Торолфу между ног, схватила и изо всех сил крутанула. Торолф взвыл от боли, а Жозетт, метнувшись в сторону, нырнула. Когда ледяная вода сомкнулась у нее над головой, она на миг испугалась. Но тут же чьи-то сильные руки поймали ее и вытащили из воды. Пока спаситель нес ее в безопасное место, она увидела, как Келдан с товарищами набросились на Торолфа. Крики и проклятия огласили побережье, Торолф яростно мычал. Человек, вытащивший Жозетт из воды, усадил ее на песок, снял со рта повязку и развязал веревки. Но Жозетт и думать забыла о своих путах, она не сводила глаз с Келдана, и сердце у нее готово было выскочить из груди. Борьба была жестокой. Мужчины пытались лишь утихомирить Торолфа, они не хотели его убивать. Но Торолф бился не на жизнь, а на смерть, он размахивал длинным ножом и разил им направо и налево, стараясь вырваться. Все сплелось в огромный клубок рук, загорелых спин и кипящей воды. Жозетт услышала отчаянный крик, поняла, что борьба вконец закончена, и увидела, как Торолфа поволокли на берег. Один из мужчин побежал отвязывать веревку от седла; Жозетт бросилась к Келдану и повисла у него на шее. Она таяла в его сильных объятиях и все всхлипывала: — Келдан! Слава Богу! Я так испугалась! Мне было так страшно! — Жозетт… — Он, тяжело дыша, крепко прижал ее себе. Голос звучал напряженно. Потом Келдан стал медленно оседать. — Келдан? — закричала Жозетт, падая вместе с ним. — Что… — И только тут она заметила кровь. Кровь текла из глубокой раны у него в спине, прямо над поясницей. Торолф всадил в него нож. Жозетт показалось, что у нее остановилось сердце. — Ней! О Пресвятая милосердная Дева Мария! Нет! — Глаза Келдана блестели от боли. Не отпуская Жозетт, он посмотрел на нее долгим, молчаливым взглядом, потом перевела глаза на спутников и произнес что-то прозвучавшее как приказ. Торолф, которого связали и перекинули через седло, должал гневно мычать. Келдан, лежа на песке, издал предсмертный стон. У Жозетт сжалось сердце. Она оглянулась на мужчин изумлении увидела, что они садятся на коней: — Что вы делаете? Кто-нибудь, помогите ему! Он ведь может умереть! — Жозетт… — Келдан тихо пробормотал несколько слов по-норманнски; казалось, он в отчаянии, что она не может понять его. — Будет… в порядке. Останься… — Он проникновенно посмотрел ей в глаза и крепко сжал руку. Не веря собственным глазам, Жозетт покачала головой: — Не могут же они вот так бросить тебя? Не могу! Один из спутников Келдана что-то крикнул ему, но Келдан махнул рукой. Поместив лошадь, к седлу которой был надежно привязан Торолф, в середину кавалькады, мужчины повернули коней, галопом поскакали от берега и вскоре скрылись в лесу. — Ней! — закричала им вслед Жозетт. — Как они могли уехать и бросить тебя? Она попыталась встать, но Келдан крепче сжал ее руку: — Безопасно… здесь. Останься. — Ней, я должна помочь тебе! Я должна… — Ней, Жозетт! — резко сказал Келдан — он впервые говорил с ней таким тоном. — Улв — волк. Остаться здесь. Хок… приходить. Глаза Жозетт наполнились слезами. Она готова была накричать на него. Как он может быть таким спокойным! Как может думать о ее безопасности, когда из него самого уходит жизнь! — А если он опоздает? Даже если Хок и придет, он может прийти поздно! Келдан покачал головой, глаза его закрылись. — Спать… теперь. — Нет, не спи! — Жозетт откинула с его лба темную прядь волос и в панике закричала: — Келдан, я боюсь: если заснешь, ты не проснешься! — Остаться. — Ошибиться было трудно: он приказывал, его рука крепко сжимала се запястье, в глазах застыла тревога. — Йег эльскер дег. Глаза Жозетт затуманили слезы. Впервые он сказал ей эти слова там, на лугу. Это было всего лишь вчера. Но она не смогла тогда заставить себя повторить их, она не была уверена, что это правда. — Йег эльскер дег, Келдан. Я люблю тебя! — казалось, ее признание не облегчило его страданий. Гримаса боли исказила лицо. Потом веки опустились, и он затих. — Нет! — Дикий вопль протеста вырвался из самой глубины сердца Жозетт. — Келдан, не покидай меня! Глава 17 Илдфаст, будь он неладен, появился лишь тогда, когда Хок и Авриль уже почти добрались пешком до края леса. Увидев как его жеребец радостно щиплет клевер на опушке, Хок испытал сильное искушение скормить безмозглое животное волкам однако волки к тому моменту уже убрались в лес в поисках более легкой добычи. Лучи клонившегося к закату солнца мягко проникали сквозь лиственный шатер смыкавшихся над их головами крон, и Хок постарался утешиться тем, что хоть остаток пути до бухты они смогут проделать верхом на быстроногом коне. После дня, проведенного на дереве, Хок и сам чувствовал себя раздраженным и беспокойным, как голодный волк, которому не терпится поскорее добраться до своей добычи. Его очень тревожило: сумели ли Келдан и остальные помешать Торолфу. И удалось ли его молодому другу избежать насилия. Авриль тоже казалась необычно напряженной и тихой, скорее всего из-за страха за Жозетт. Или, вероятно, как и он, просто не знала, что сказать о том, что произошло между ними там, на дереве. Долго, молча держась за руки, они ощущали такую же восхитительную близость, какая была между ними тогда, когда они предавались любви в постели Хока. Правда, никогда после любовного экстаза он не испытывал подобного странного чувства. Хок пытался убедить себя, что просто исполнял клятву, данную перед советом старейшин, то есть заботился о душевном равновесии жены, старался получше узнать ее. Это было необходимо, если он собирался обеспечить ей благополучную и счастливую жизнь. А сразу же после того, как Жозетт окажется вне опасности и Торолф предстанет перед судом старейшин, он отвезет свою маленькую валькирию в их ванингсхус, будет заботиться о ней, тратить большую часть времени на то, чтобы получше узнать и доставлять ей такое наслаждение, после которого оба они блаженном изнеможении не смогут не только двигаться, но же и говорить. Ровным, быстрым галопом Илдфаст вскоре вынес их к бухте когда они наконец выехали из лесу, открывшаяся их взорам картина заставила Хока подумать, что худшие события этого несчастного дня еще впереди. Гораздо худшие. Жозетт, с безнадежным отчаянием обхватив Келдана, безжизненно распростершегося у самой воды, лежала рядом с ним. — Авриль! — закричала она и, вскочив, побежала к ним, по щиколотку утопая в песке. Хок ощутил, как все окаменело у него внутри. — Жозетт, слава Богу! — Авриль соскочила с коня и бросилась навстречу подруге. — С тобой все в порядке? Авриль едва успела подхватить ее — Жозетт почти лишись чувств: — О Авриль, он умер! — всхлипнула она. — Торолф убил его. Я только успела сказать, что люблю его, и вот он мертв. — Ней! — закричала Авриль. — Жозетт, мне так жаль. Ах, если бы мы приехали чуть раньше! — Он умер, — рыдала ее подруга. — Он умер!.. С трудом сдерживаясь, чтобы не проговориться, Хок спешно привязал Илдфаста к дереву и зашагал к ним, переполненный душившими его чувствами: прежде всего он гнев Торолфа, нарушившего самый священный закон Асгарда и в то же время был в отчаянии оттого, что не был рядом, когда Келдану и остальным пришлось вступить драку. Они слишком молоды. Слишком неискушенны в обращении с оружием. Ему следовало быть здесь, когда он был им нужен. — Келдан и еще несколько мужчин прискакали, чтобы oсвободить меня, — захлебываясь от слез, лепетала Жозетт. — Между ними произошла ужасная схватка, и они связали Торолфа, но он успел вонзить нож в Келдана и… — Ш-ш-ш, Жозетт. — Авриль прижала к груди голову подруги, стараясь успокоить бившуюся в истерике девушку. — Когда? — спросил Хок, подходя. — Когда это случилось? Авриль с недоумением посмотрела на него, но Жозетт была слишком ошеломлена горем, чтобы удивиться его вопросу. — Уже несколько часов назад, в середине дня. А эти пятеро, что были с ним, уехали и бросили его, — всхлипнула она. — Бессердечные негодяи! Они привязали Торолфа к лошади и увезли, оставив Келдана умирать! Хок при этом сообщении нахмурил брови, его раздражение усугублялось гневом и чувством безысходности. Раздражение вызывал и Келдан, который, похоже, совсем потерял голову. Хок подошел к лежавшему на песке другу. Стоя спиной к женщинам, продолжавшим рыдать, вскрикивать и стенать, он склонился над ним. — Кел, — прошептал он. Молодой человек не пошевелился. Хок слегка похлопал его по щекам: — Кел, очнись. — Кел очнулся лишь после того, как Хок ударил его посильнее. Он сделал глубокий вдох и открыл глаза: — С возвращением, — тихо произнес Хок по-норманнски. — Ты сам во всем виноват. Жозетт сказала, что Торолф под надежной охраной. Почему ты не отправил ее вместе с остальными? Келдан зажмурился от солнца. — О священный меч Тира, как трещит голова! — тихо простонал он. — Торолф, сукин сын, всадил в меня нож. Клянусь всеми богами, было так больно… — Ну-ка приди в себя, — сухо проговорил Хок. — Спасибо за то, что схватил Торолфа, но ты должен был отослать Жозетт отсюда вместе со всеми. — Я не хотел, чтобы она находилась рядом с Торолфом. — Келдан мечтательно вздохнул и улыбнулся, — Хок, она сказала, что любит меня. — Это, прекрасно. Искренне рад за тебя. Но как ты собираешься объяснить ей теперь, что весь этот день вовсе не был мертв? Молодой человек широко открыл глаза, улыбка погасла на его лице: — Весь этот день? — Уже вечер, Кел. Твоя несчастная, обезумевшая жена полдня просидела над тобой, умирая от горя. Келдан, часто моргая, взглянул на небо, окрашенное красными и оранжевыми полосами, и наконец понял, что солнце уже клонится к закату. — Но я рассчитывал, что ты появишься через несколько минут! Мы же договаривались встретиться здесь в полдень. Я думал, ты объяснишь ей… — К сожалению, мои планы нарушила встреча с волками. Да и рано еще говорить им, Кел! Нужно, чтобы прошло хоть несколько недель… — Жозетт готова к тому, чтобы узнать правду. — Авриль не готова. — Авриль с тобой? — Келдан сел от неожиданности. — Ты ведь собирался оставить ее дома. До Хока вдруг дошло, что женщины больше не всхлипывают и не причитают. На берегу стояла тишина. Напряженная, мертвая тишина. Хок выругался. Медленно, неловко обернувшись, они с Келданом увидели, что их жены, вцепившись друг в друга, не веря глазам своим, в шоке уставились на Келдана. Их обуял ужас. — Т-т-ы и на сей раз скажешь, что мы просто не в себе?! — воскликнула наконец Авриль. — Или что Жозетт не слышала, как у Келдана бьется сердце, лишь потому, что ей уши заложило от воды? — Хок? — Келдан встал и для устойчивости оперся на плечо друга. — Ты собираешься им все объяснить? — Он приветливо помахал жене рукой. — Жозетт… — Ней! — Жозетт попятилась и впилась ногтями в руку Авриль. Лицо Келдана исказила гримаса страдания, он опустил глаза. — Хок, тебе придется объяснить ей. Я слишком плохо говорю на ее языке. Ты должен им обеим объяснить. Сейчас. Другого выхода нет. — Йа, похоже на то!.. — раздраженно проворчал Хок. — и клянусь всеми богами, Кел, я сам не готов к этому. Он явился сюда, чтобы сражаться с Торолфом, и предпочел встретиться лицом к лицу с вооруженным негодяем, чем давать подобные объяснения. Ему уже дважды приходилось это делать, и он знал, как неимоверно тяжело женщине принять столь неожиданную правду. Как заставить их понять тайну Асгарда, если они живут здесь всего несколько дней и если то, что предстоит им узнать, никак не укладывается в их привычный жизненный опыт? — Хок, — простонал Келдан, — я не могу вынести этого ее взгляда! — Тогда возьми себя в руки, Кел, потому что едва ли она будет смотреть на тебя с меньшим ужасом, когда услышит то, что мы собираемся сообщить. — Он помахал женщинам рукой и перешел на французский: — Авриль, Жозетт, мой юный друг считает, что вам пора узнать правду. — Он вздохнул, размышляя, с чего бы лучше начать. — Вам лучше сесть. Это довольно долгая история. — Я не хочу садиться! Не хочу ничего слушать! — закричала Жозетт, отступая назад. — Этого не может быть! Это какое-то наваждение! Он же был мертв… — Я в этом не уверена, Жозетт. — Сердце у Авриль подскочило к горлу и замерло там, в голове все перемешалось. Она удивлялась, что голос ее звучит еще достаточно ровно. Но отрицать очевидное было невозможно, Авриль только что видела это собственными глазами — уже во второй раз. — Я… я… я думаю, может быть, нам действительно стоит выслушать их. — О чем ты говоришь?! — Жозетт взглянула на Авриль как на сумасшедшую. — Жозетт, мы с самого начала знали, что на этом острове происходит нечто странное. По крайней мере я знала. Если хочешь здесь остаться, тебе нужно трезво отдавать себе отче том, что же это такое. — Я не хочу здесь оставаться! Я передумала! Я… — Жозетт, — позвал ее Келдан, вид у него был безутешный. — Ваер снилл. Пожалуйста. Жозетт замолчала и, взглянув на него, немного успокоилась Она больше не пыталась убежать, испытующе вглядываясь в его лицо. — Он спас меня, — тихо сказала Жозетт и прикусила губу. — Я… я думала, что он отдал жизнь за меня. Авриль не произнесла ни слова — лишь неотрывно смотрела на Хока. Она очень хорошо понимала, что чувствует сейчас Жозетт: подруга была в замешательстве, эти непредсказуемые, необычные мужчины пугали се, настораживали, но и бесконечно трогали, волновали. — Ладно, — неуверенно сказала Жозетт, по-прежнему крепко цепляясь за Авриль. — Я выслушаю их. Держась друг за друга, они пошли по берегу и приблизились к мужчинам ровно настолько, чтобы хорошо слышать их, но при этом оставаться на безопасном расстоянии. — Итак, норманны, — сказала Авриль, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, — что это за тайна, о которой вы собираетесь нам поведать? — Келдан не был мертв, — спокойно ответил Хок и потянул Келдана за руку, чтобы тот сел рядом с ним. — он не может умереть, мы не можем умереть… — Мы?! — Авриль почувствовала, что ей тоже лучше сеет у нее так дрожали колени, что она боялась упасть. — Да, мы, те, кто родился на Асгарде. Иннфодт. — Он неотрывно смотрел ей в глаза. Авриль села на песок, в нескольких шагах напротив него. — Мы не можем погибнуть, по крайней мере, пока остаемся на земле Асгарда. Ни от кинжала, ни от, пули (мушкетов и другого огнестрельного оружия тогда ещё не существовало — прим. пер.) ни в морской пучине, ни… Почти ни одним из известных способов. Жозетт опустилась на песок — точнее, рухнула как подкошенная — рядом с Авриль: — Но он был мертв! Он… — Нет, миледи, не был. Если бы вы вслушивались очень внимательно и достаточно долго, вы бы услышали, что его сердце бьется — едва заметно и всего лишь один раз в несколько минут. Кожа была холодной на ощупь, потому что ток крови сильно замедлился. Пульс и дыхание тоже стали едва различимы. Мы называем такое состояние лангвариг совн. — Хок перевел взгляд с Жозетт на Авриль. — Это глубочайший сон. Он может длиться несколько минут или много часов — в зависимости от того, сколько времени нужно организму, чтобы исцелиться от полученной раны. — Так вот что случилось тогда… — очень тихо произнесла Авриль, — когда ты не дал мне утонуть… — У меня было слишком мало сил, чтобы спасти нас обоих, — просто объяснил он. — Но я знал, что когда прибой вынесет меня на берег, я в конце концов оправлюсь. Если бы ты не разбудила меня, я бы пребывал в состоянии лангвариг совн несколько дольше. — Его губы исказила вымученная улыбка. — Прости, что солгал тебе тогда, Авриль, но обычно мы не открываем своим женам этой тайны, пока они не привыкнут к Асгарду настолько, чтобы принять новую жизнь… Келдан прервал Хока, очень взволнованно и настойчиво попросив его о чем-то. — Йа, йа. — Хок жестом призвал его успокоиться. — Жозетт, Келдан боялся напугать вас. Он и представить себе не мог, что вам придется одной провести целый день над его бездыханным телом. Я обещал ему явиться сюда в полдень, поэтому он считал, что я прибуду через несколько минут, все вам объясню и успокою. Келдан кивнул и, по-прежнему не сводя глаз с Жозетт, что-то сказал ей по-норманнски. По его отчаянно умоляющему взгляду можно было понять, что он просит у нее прощения, словно без ее прощения не мог… Нет, не умереть, поправила себя Авриль, стискивая руками колени, чтобы унять дрожь. — Но раз вы не можете умереть, значит, вы… вы… — Мы не бессмертны, — покачал головой Хок. — Есть опасности, которые губительны даже для нас, иннфодт. Например, волки. Или падение с утеса. Однако если уберечься от них и не покидать Асгард, мы остаемся невредимы, — он помолчал, — и живем достаточно долго. — И как долго? — неестественно тонким голосом спросила Жозетт. Хок бросил на нее быстрый взгляд. — Келдан среди нас, — он кивнул в сторону друга — просто мальчик. Несколько месяцев назад он отметил всего лишь пятидесятилетие. Жозетт была потрясена, но почувствовала некоторое облегчение. Авриль не могла поверить в то, что услышала: Келдан глядел никак не старше тридцати. — А… а… тебе сколько? — с бьющимся сердцем спросила она Хока. Он твердо встретил ее взгляд. — Как ты думаешь? — тихо ответил он вопросом на вопрос. Авриль внимательно оглядела мощную, мускулистую фигуру Хока, его густую золотистую шевелюру. Он выглядел таким же молодым, как и его друг, только чуть более зрелым. На его лице не было ни одной морщины, гладкая смуглая кожа слегка золотилась от солнца. Резкий, решительный подбородок, небесно-голубые глаза… Он был красивее, чем… Авриль одернула себя; она чуть было не подумала: красивее, чем может быть простой смертный мужчина. Но и Хок не был простым смертным. — Я… я не могу сказать. Ты выглядишь не старше Келдана. Мимолетная улыбка обозначила ямочки на его покрытых щетиной щеках. — Да. — Он колебался, печально глядя ей в глаза. — Но родился триста лет назад. Авриль услышала, как ахнула Жозетт. Сама она была не в состоянии произнести ни звука. Ей показалось, что вечернее небо закружилось у нее над головой, слова Хока продолжали эхом раздаваться в мозгу, словно волны, бьющиеся о берег. Триста лет. Триста лет… Три. Сотни. У Авриль было такое ощущение, что из нее выкачали весь воздух. Она не могла дышать. В горле непроизвольно заклокотало что-то похожее на смех. — Вот так шутка! Ты не можешь быть… Нет, это определённо розыгрыш! Никто не может жить триста лет… — По сравнению с многими здешними жителями я человек среднего возраста. Авриль протестующе затрясла головой, уже понимая, однако что Хок вовсе не дразнит ее. Совершенно очевидно — нет. В его низком голосе не было и намека на иронию. Но не было и счастья. Он стоял совершенно серьезный и молча смотрел на нее. Словно только что сообщил нечто простое и бесспорное. Авриль пришлось опереться на руку, чтобы не упасть. К своему великому удивлению, она обнаружила твердую почву под ладонью. — Ты хочешь сказать, что все эти… все эти купцы, пахари и ремесленники там, в городе… — Гораздо старше, чем кажутся. Иные намного старше, чем выглядят. Мы, иннфодт, взрослеем к тридцати годам, а потом получается так, будто время… — он пожал бронзовым плечом, — останавливается. В сущности, мы даже не знаем, каков наш предел. Если он вообще существует. Жозетт смотрела на Келдана, потрясенная и расстроенная: — Вы хотите сказать, что можете жить вечно? — Мы не знаем, — ответил ей Хок. — Испокон веков люди стремились открыть секрет вечной молодости — они называли его «живой водой»« Оказалось, то, что они искали, находится здесь. На Асгарде. Это открытие случайно совершила более шестисот лет назад группа норманнов, путешествовавших в поисках новых морских путей на запад. — Его губы изогнулись в горькой усмешке. — Но что это, до сих пор остается загадкой. Тайной… — То есть вы не знаете, благодаря чему именно обретаете здесь, на Асгарде, долголетие? — догадалась Авриль. — Не понимаете, что именно вас исцеляет? — Да, — кивнул Хок, голос у него стал хриплым. — Но что бы это ни было, оно имеет свою цену. Мы не можем жить в других местах. Мы каким-то неведомым образом связаны с этим островом, являемся его частью, как он является частью нас самих. Оставаясь здесь, мы можем жить чуть ли не вечно. — Хок снова посмотрел прямо в глаза Авриль. — Но там, в вашем мире, нам отпущено всего шесть дней. Авриль почувствовала глухой, тяжелый удар в сердце, у нее перехватило дыхание. — Вы не можете покинуть остров? — тихо спросила она наконец. — Вы… — Она долго не могла найти нужное слово, а когда нашла, страшно удивилась: — Вы его пленники? Хок качнул головой: — Большинство из нас так не считает. Асгард, как бы там ни было, чудесное место. Рай, — Он обвел рукой залитый солнцем берег и густой, прохладный лес. — Давным-давно старейшины установили закон, согласно которому никто не должен совершать вылазки отсюда даже на самый короткий срок. Это было нужно, чтобы защитить остров и сохранить его тайну. Но теперь в этом даже и необходимости особой нет. Обычно иннфондт никуда и не рвутся: они здесь счастливы. Но не все, — подсказала Авриль. Но не ты. Она догадалась об этом по той горечи, которая звучала в его голосе. По его тоске. Внезапно возникшая мысль просто ошеломила ее: у них гораздо больше общего, чем она могла предположить. Авриль очень хорошо понимала, что значит для человека со столь сильным характером и вольным духом ограничение свободы. Каково жить вот так триста лет! Вспомнив о книгах, которые она нашла в его ванингсхусе Авриль почувствовала, как что-то больно сжалось у нее в груди. Книги были написаны в молодости, сказал ей тогда Хок. Он наверное, мечтал путешествовать, побывать во всех этих дальних странах. Какой мукой, должно быть, было для него покидать остров время от времени всего на несколько дней, с жадностью ловить образы необозримого мира, наслаждаться свободой и знать что неизбежно придется возвращаться. Она удивлялась, что он вообще при этом решался на такие вылазки. Потом вспомнила, что ему приходилось иногда это делать — это было частью его обязанностей воктера. — Да, не все счастливы навсегда быть привязанными к острову, — тихо признался Хок, глядя на свой корабль, покачивающийся на якоре. — В конце концов, мы ведь норманны. Тяга к путешествиям, к освоению новых земель у нас в крови. — Лицо его стало напряженным. — Но тот, кто поддается искушению, кто пытается перешагнуть порог шести дней, расплачивается жизнью. По тому, с какой горечью он это произнес, Авриль догадалась, что среди этих безумцев были близкие ему люди. У нее перехватило горло. Прежде Авриль считала, что Хок живет в своем ванингсхусе на утесе один, потому что ему так нравится, потому что он натура замкнутая, отшельник. Оказывается, это не так. Сегодня днем, да и прежде не раз она имела возможность убедиться, что это неправда. И быть может, он не всегда был одинок. Так одинок! Неуверенный голос Жозетт прервал затянувшуюся паузу. — А как же мы? — прошептала она. — С-с-к-колько проживем мы? Тень пробежала по лицу Хока, словно он надеялся, что этот вопрос не возникнет. — Не очень долго, — едва слышно произнес он. Авриль потеряла дар речи. Глаза наполнились слезами. Хок повернулся к Жозетт и со стоическим видом объяснил: — На Асгарде ваши жизни продлятся дольше обычного. Вы доживете, быть может, лет до семидесяти пяти и почти на все это время сохраните молодость и здоровье. — А потом? — прошептала Авриль. Не решаясь встретиться с ней взглядом. Хок продолжал смотреть на Жозетт: — Только те, кто зачаты и рождены здесь, являются иннфодт — урожденными. Любой, кто попадает сюда после своего рождения, навсегда остается утлендинг — чужеземцем. — Помолчав несколько мгновений, он добавил: — Смертным. Жозетт взглянула на Келдана. Тот сидел, напрягшись от ожидания, и глядел на жену с надеждой и отчаянием. И еще одно чувство светилось в его глазах — чувство, которое Авриль сразу же распознала, хотя не была уверена, что Жозетт сумеет понять его. Любовь. — Но тогда зачем вам привозить нас сюда, если вы все равно нас переживете? — осуждающе спросила Жозетт. — Почему бы не жениться на своих женщинах — на иннфодт? — Это древний обычай, — пояснил Хок. — Когда первые мореплаватели — их было двадцать мужчин — открыли наш прекрасный остров, они решили никому не рассказывать об этом удобном месте, чтобы весь мир не ринулся сюда и не погубил их поскольку они находились тогда очень далеко от дома, то сочли за благо прибегнуть к бытовавшему тогда среди норманнов обычаю и… — Украсть для себя невест, — сухо закончила за него Авриль. — Откуда-нибудь поближе. Хок кивнул: — К несчастью, первооткрыватели Асгарда прожили жизнь ненамного дольше обычной. Только их дети — первое поколение, рожденное на острове, — стали иннфодт. Они оказались первыми, кому не было суждено умереть: достигнув тридцатилетнего возраста, они перестали стареть. — Хок замолчал, глядя на море, потом продолжил: — Но это поколение обнаружило, что союзы между уроженцами Асгарда бесплодны. Авриль начала понимать, сердце у нее бешено заколотилось. — Большинство мужчин-асгардцев довольствуются тем, что постоянно обитают на острове и женятся на асгардских женщинах, — продолжал Хок охрипшим голосом, — но мужчина, который хочет иметь детей, должен совершить рискованное плавание за пределы здешнего мира и украсть для себя жену-чужеземку. Теперь мало у кого есть желание так рисковать, потому что внешний мир становится все более перенаселенным, опасным и в нем с каждым годом все больше насилия. Жозетт прикрыла рот рукой. — Так вот почему ты привез меня сюда? — в изумлении уставившись на Келдана, спросила она. — Ты хочешь, чтобы тебя была семья? — Да, именно поэтому он привез вас сюда, — ответил за него Хок, ласково глядя на Жозетт. — К женам-чужеземкам здесь особое отношение, а Келдан хотел жениться на особенной женщине-чужеземке. На той, которая похитит его сердце. На женщине «с искоркой жизни», как он говорил. В тот самый момент, увидел вас, он сразу понял, что вы — именно та женщин. Единственное, чего он хочет, — это жить с вами в ванингсхусе, который построил на лугу, сделать счастливым каждый день вашей жизни… Вырастить маленького плотника… или двух. Жозетт зажала рот рукой, слезы внезапно полились у нее по щекам. Не произнеся больше ни слова, она отпустила руку Авриль подошла к Келдану и опустилась рядом с ним на колени. Коснувшись рукой его лица, Жозетт произнесла что-то по-норманнски. Радостный возглас облегчения вырвался у Келдана, он горячо обнял Жозетт и, прежде чем зарыться лицом в ее темные волосы, что-то благодарно сказал Хоку. — Йа, йа, — рассеянно ответил Хок, потом встал и направился к Авриль. — Я не понимаю, — озадаченно сказала та. глядя на него снизу вверх. — Что она ему сказала? — Она сказала, что любит его. — Хок оглянулся. Келдан и Жозетт слились в долгом поцелуе, никто в мире не существовал для них в этот момент… Они медленно опустились на песок. Хок откашлялся и протянул руку Авриль, чтобы помочь ей встать: — Думаю, нам нужно на время оставить их одних. Глава 18 Они несколько минут они молча шли вдоль берега, потом Хок произнес: — Авриль, мне трудно поверить, что тебе нечего сказать. Авриль не подняла головы, продолжая ворошить водоросли длинной палкой, подобранной на песке. Оставив Илдфаста там где произошла их встреча с Жозетт и Келданом, они брели пешком вдоль берега бухты. Бухта была такой большой, что ее можно было бы назвать заливом, и имела форму огромной буквы U разомкнутым концом обращенной в открытое море. Сиреневые сумерки вот-вот готовы были смениться темнотой. Авриль смотрела на плещущуюся у ее ног ледяную воду. Еще раньше она сняла туфли и распустила волосы, ветер превратил их в огромную взъерошенную копну. — Ты должен простить меня, но я действительно не знаю, как разговаривать с мужчиной, которому триста лет, — наконец произнесла она. — Это вовсе не трудно. Я пока не глухой, несмотря на столь почтенный возраст, — беспечно заметил Хок. Она повернулась и в угасающем сером вечернем свете посмотрела ему в глаза: — Ты полагаешь, что подобная шутка должна меня развеселить? — Не знаю. — Он скрестил руки на широкой груди. — Это ты должна сказать мне, что чувствуешь, беседуя со мной. Но ведь ты уже разговаривала с мужчиной, которому триста лет, — разговаривала каждый день с тех пор, как мы встретились в Антверпене. Авриль лишь молча смотрела на него, не в состоянии разобраться в мыслях, которые набегали друг на друга, словно воли на мелководье у нее под ногами. Она отвела упавшие на лицо встрепанные ветром волосы. Да, то, что он сказал, — истинная правда: перед ней стоял Хок, тот самый мужчина, который похитил ее, который постоянно дразнил ее, боролся с ней… спас ей жизнь. Который искушал ее и возбуждал. Утешал. Нежно держал в объятиях. Именно он пробудил в ней желания, мечты и чувства, которые, как она считала, ей уже никогда не будет дано испытать снова. Но ему было триста лет! Он прожил на этой земле несколько веков еще до того, как она появилась на свет. И останется здесь надолго после того, как она умрет. — Авриль, — нетерпеливо сказал Хок, подходя ближе, — не нужно смотреть на меня так, словно у меня на лбу только что выросли оленьи рога. Я такой же, каким был вчера… — Да, и, совершенно очевидно, будешь таким и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… — Очень утешительно, что ты сохраняешь способность столь разумно мыслить, — холодно заметил он. Авриль выронила туфли, которые несла в руке. — Ты должен понять меня и простить за то, что мне несколько труднее, чем Жозетт, привыкнуть ко всему этому. Она ведь счастливо вышла замуж всего лишь за пятидесятилетнего мужчину. А я… — Она тряхнула головой и посмотрела на свои босые ноги. — А я теперь даже не знаю. кто я. Может быть, я схожу с ума? — Ты сомневаешься в том, что я тебе сказал? В том, что видела собственными глазами? Неужели ты думаешь, что я зачем-то сочинил столь невероятную историю? — Ней, я так не думаю. — Авриль тяжело сглотнула и нехотя посмотрела ему в глаза. — И именно это больше всего пугает меня. Я тебе верю. Я насмотрелась здесь достаточно для того чтобы не сомневаться в том, что ты говоришь правду. Выражение его лица смягчилось. — Авриль, я знал, что тебе будет трудно принять это. — Протянув руку, он поймал прядь ее длинных волос. Вот почему и не хотел так рано рассказывать тебе все это. — А когда ты собирался просветить меня? — Искорка гнева вспыхнула у нее в сердце. — После того, как мы станем близки? — Новая, ужасная мысль вдруг поразила ее: — Или когда я уже стану носить твоего ребенка? Не кажется ли тебе что это было бы… — Лишь когда ты начнешь испытывать ко мне привязанность. — Он сказал это так просто и спокойно, что она от неожиданности замолчала. Хок приковывал ее взгляд к себе. — Полагаю, после сегодняшнего утра это могло бы случиться довольно скоро. Сердце Авриль забилось быстрее. Она отвела взгляд, опасаясь, что он увидит в нем то, что она сама едва начала осознавать. И что нельзя было позволить осознать ему. — Ты ошибался, — ответила она, стараясь придать интонации холодность и отстраненность, в то время как внутри у нее все пылало. Снова тяжело сглотнув, она подняла свой посох, туфли и поспешила сменить тему на более безопасную: — Не пора ли вернуться к нашим друзьям и вместе с ними отправиться обратно в город? Я все еще тревожусь за Жозетт. Когда она лепетала что-то в страхе, она упомянула о Торолфе… — Авриль… — …но она была так убита горем из-за Келдана. что я и половины того, что она бормотала, не поняла. Я хочу убедиться что с ней все в порядке. Авриль повернулась и тем же путем, каким они пришли направилась обратно, с болью в сердце отметив, как далеко друг от друга отпечатались на песке их с Хоком следы. — Авриль, она выглядела вполне счастливой, когда мы уходили. Ты можешь убедиться в этом попозже. Завтра. — Хок остался на месте. Авриль остановилась и обернулась к нему: — Так мы не идем? Хок улыбнулся уголком рта: — Не думаю, что им нужно сейчас мешать. Авриль почувствовала, как кровь приливает у нее к щекам, и поняла, что Хок скорее всего прав: Жозетт и Келдан едва ли даже заметили, что они с Хоком ушли. Новобрачные были слишком поглощены собой, торжествуя новое воссоединение. И это может продолжаться всю оставшуюся ночь. Авриль не хотела красть мгновений их счастья. Даже если придется до утра пробыть здесь с Хоком. В этот самый момент последний слабый луч солнца погас за горизонтом, оставив их в плену серых сумерек и осветив искушающим серебристым мерцанием луны. — Нужно было прихватить факел, — с некоторым смущением сказала Авриль. — Здесь нам абсолютно ничто не грозит, Авриль. Во всяком случае, пока ты остаешься рядом со мной. — Знакомые хрипловатые нотки появились в его голосе. — Вам не холодно, миледи? Поскольку плаща на нем не было, Авриль представила себе, как именно он мог ее согреть, и от одной мысли об этом горячая волна прокатилась по всему телу. Стараясь не обращать на это внимания и казаться абсолютно непринужденной и спокойной, Авриль снова подошла к Хоку: — Ней, совсем не холодно. Ты уверен, что тебе не нужно срочно вернуться в город и проследить, чтобы Торолфа наказали? Хок теперь снова шел рядом, в ногу с ней, вдоль берега. — Не сегодня. Те, кто был с Келданом, сдадут его попечение совета старейшин, а завтра Жозетт с Келданом должны будут предстать перед советом и рассказать, что случилось. Тогда совет назначит ему наказание. Авриль с любопытством взглянула на Хока: — А как вы наказываете тех, кто нарушает ваши законы? — Хок неопределенно пожал плечом: — К счастью, это приходится делать нечасто. Нарушителя могут оштрафовать, или сослать в отдаленный уголок острова, или даже приговорить к одиночному заключению. За долгие годы Торолф испытал на себе все эти виды наказания. — Хок посуровел. — Но напав на Келдана, он нарушил нашу самую священную заповедь и за это дорого заплатит. — Во Франции его бы, наверное, вздернули на дыбу и четвертовали, — сказала Авриль, кипя гневом при воспоминании о том, что пришлось пережить Жозетт. — Может быть, миледи. Но у нас любое насилие, чем бы оно ни было спровоцировано, строго запрещено. Убийство и нанесение увечий, которые в вашем мире случаются каждый день, на Асгарде неизвестны. Авриль недоверчиво взглянула на него: — За все это время ни один иннфодт не был убит?.. — Она поняла, что употребила неуместное слово, и постаралась найти другое: — Ну, не убит, а… — Нет, ни один рожденный на Асгарде человек никоим умышленно не причинил вреда другому. Во всяком случае, на моей памяти. — За все триста лет? Ее вопрос заставил его нахмуриться. — Извини, — беспечно исправилась она. — Мне не следует шутить насчет твоего возраста. — Ничего, можешь не стесняться. — Озорная улыбка вспыхнула в его глазах. — Буду счастлив доказать тебе, что сохранил силу и способность к любым видам жизнедеятельности, как тридцатилетний. Может быть, продемонстрировать… — Пожалуй, не стоит. — Авриль отступила подальше и предупреждающе подняла палку. Хок обвел взглядом мужской наряд, который все еще был на Авриль, и от этого взгляда у нее захватило дыхание. — Все же я не понимаю, — настаивала она, стараясь сосредоточиться. — Даже если оружие и насилие запрещены, могут же все-таки возникать споры, ссоры, драки… — Да, — Хок шел теперь немного ближе к ней, — но когда первое поколение иннфодт осознало, что никто не может покинуть остров и всем придется жить здесь вместе очень долго, было решено, что мир и взаимодействие должны стать основой нашего существования. — Протянув руку, он галантно взял у нее туфли. — Все разногласия выносятся на суд старейшин, те обсуждают проблему и решают, как ее уладить. — Он снова протянул руку и забрал у нее палку. — К счастью, таких баламутов, как Торолф, здесь не много. Авриль с опозданием поняла, что лишилась оружия. — Удивительно, что их так мало, — сказала она, повернувшись, и пошла задом наперед, чтобы удобнее было следить за быстрыми руками Хока. — Мужчины, где бы они ни жили в людском мире, все равно остаются мужчинами. Если, конечно, вам не удалось каким-то невероятным способом покончить с духом соперничества, агрессивностью, завистью, алчностью… — На Асгарде для всего этого слишком мало поводов, Земли и богатств хватает на всех, и у всех времени в избытке, чтобы наслаждаться изобилием, и все пользуются им в равной мере. И у нас нет феодалов, нет принцев, нет вассалов. — Он снова бросил на нее жадный, полный вожделения взгляд. — А что касается естественной физической агрессивности мужчин, то мы направляем ее в русло спортивных состязаний… — в лунном свете сверкнула его белозубая улыбка, — и иных приятных занятий. Авриль остановилась и, отвернувшись, вперила взор в спокойные, непроглядно-черные в ночи воды залива. — Тебя послушать, так Асгард и впрямь рай земной. — тихо сказала она, размышляя о том, сколь отличен от его мира ее собственный. Франция только и знала, что воевать: короли и лендлорды постоянно сражались за земли, богатства, власть, мстили друг другу. — Да. — Голос его звучал теперь совершенно серьезно. — Хотя, сказать по правде, меня немного пугает то, что мы стали слишком мирными. — Как можно быть слишком мирными? — Можно, если учесть, что вы, утлендинг, продолжаете расширять границы своего мира и подступаете все ближе к нашему. — Он подошел и встал рядом, бросив на песок ее туфли и палку. — Шесть столетий мы жили здесь в безопасности. Редко какой корабль рисковал заплывать в эти северные воды. — Он посмотрел туда, где покачивался на волнах едва различимый силуэт его кнорра, высокая мачта выделялась на фоне освещенного лунным светом неба. — Но с каждым веком вы строите более огромные и мощные суда и все глубже внедрялись в неизведанные уголки земли. Настанет день — и чужеземцы найдут нас. — От безнадежной уверенности, звучавшей в его голосе, у Авриль мурашки пробежали по коже. — А мы так привыкли к миру и так отвыкли от войн, — продолжал Хок, — что, боюсь, не сможем защитить себя, когда этот день наступит. Авриль вспомнила милых, дружелюбных жителей города, вспомнила о Жозетт и Келдане, и сердце у нее сжалось. Она не сомневалась, что воинственные мужчины из ее мира — все эти лендлорды, принцы и короли — не задумываясь, обрушат всю мощь своего оружия на остров, чтобы завоевать его. — Вы должны сделать все, что в ваших силах, чтобы защитить себя, — тихо проговорила она. — Вы должны… вы должны создать армию… — И построить военный флот? И дать каждому в руки оружие, и научить убивать? Да ведь это разрушит самую суть той жизни, которую мы захотим таким образом защитить. — Он взглянул на Авриль. — Может быть, и придет время, когда я буду вынужден посоветовать это сделать, но пока стараюсь убедить своих сограждан в том, что нам следует изменить некоторые наши традиции, например, традицию совершать вылазки за невестами. Потому что всякий раз, когда мы появляемся в вашем мире… — Вы рискуете, что кто-нибудь проследит ваш путь назад? Хок кивнул: — Теперь, когда ваш мир становится таким перенаселенным, мы должны быть особенно осторожными, чтобы не выдать своё местопребывание. Нам необходимо еще тщательнее хранить тайну Асгарда… — Она увидела в его взгляде глубокое сожаление. — Любой ценой. Авриль не отвела глаз, сейчас, как никогда прежде понимала, почему для него так жизненно важно, чтобы ни одна из пленниц не покинула Асгард. В том числе и она. Хок удерживал ее от возвращения к Жизели не потому что был злым или бесчувственным; напротив, он искренне сочувствовал ей. Но так же глубоко он сочувствовал своему народу. — Так вот почему ты единственный, кому можно совершать вылазки, — догадалась Авриль. Хок кивнул: — В мои обязанности входит наблюдение за внешним миром, чтобы в случае необходимости Асгард мог вовремя встать на свою защиту. Я наблюдаю за их портами и их кораблями. Собираю всевозможные сведения. Прислушиваюсь к тому, о чем говорят мореплаватели, направляющиеся в наши края. Авриль вдруг похолодела. — Но ты сказал, что можешь прожить вдали от Асгарда не более… — Не более шести дней. Мои путешествия вынужденно коротки. И я совершаю их не чаще двух раз в год. Это рискованно, но таков мой долг. Сердце глухо забилось в груди Авриль. Она осознала какой опасности он себя подвергает. — А если во время одной из таких экспедиций с тобой что-нибудь случится?.. — Вдали от Асгарда его целебная сила на нас не распространяется. В Антверпене двое наших товарищей были убиты. Хок повернулся и зашагал прочь. Авриль последовала за ним. От горечи, звучавшей в его голосе сердце ее больно сжалось. — Хок, прости, — прошептала она. — Я понимаю, как тяжело терять друзей, с которыми долго жил бок о бок. Он ответил не сразу. — Они были молоды, — горестно произнес он наконец. — Слишком молоды, чтобы послушаться, когда я предупреждал их, чтo путешествие будет опасным. Слишком нетерпеливы. Мы предпринимаем такие экспедиции не чаще одного раза в тридцать лет, когда вырастает новое поколение. — Как Келдан? — Да. — Хок оглянулся туда, откуда они пришли. — Как Келдан. — Печальная улыбка искривила его губы. — Он просил взять его в предыдущее плавание, но старейшины не разрешили, потому что ему было всего двадцать лет, он был совсем еще мальчик. — Улыбка исчезла с лица Хока. — Ему пришлось очень долго ждать свою невесту. Авриль заметила озабоченность на его лице, и это насторожило ее. — Ты думаешь, что Келдан и Жозетт не будут счастливы вместе? Расправив плечи, словно сопротивляясь встречному ветру, Хок продолжал идти вперед. — Нет, они будут жить прекрасно. И она будет счастлива. Так же, как и их дети. — А Келдан? — Келдан еще… — Хок замялся, — слишком молод, чтобы понять… — Сделав еще несколько шагов, Хок остановился. Он не повернулся к Авриль, ветер почти уносил его слова, но она расслышала: — Что это значит, когда она уходит. Невыносимая мука звучала в этих словах, и Авриль вдруг осенило — она почувствовала себя так, словно луна только что упала с неба и обрушилась ей на голову. — Ты уже был женат, — сказала она дрожащим голосом судорожно втягивая в себя воздух, — на такой же женщине как я, на утлендинг.. Хок долго молчал, она даже начала сомневаться, что он вообще ответит. — Дважды, — выдавил он наконец. Авриль ахнула от множества одновременно нахлынувших на нее чувств. Ну конечно! Конечно, он уже был женат. Боже милостивый, как же она прежде не догадалась! — Ты хотел иметь детей, — прошептала она. — Семью. — Он стоял неподвижно, как те скалы, что окружали Асгард, вырастая из ледяного моря, и молчал. Лишь по тому, как слегка вздрагивали его плечи, можно было догадаться, что он испытывал. Авриль закрыла глаза, ее сердце рвалось на части от сострадания и боли. Он сказал, что единственное, зачем иннфодт женились на смертных женщинах, — это желание иметь семью. Но у него не было семьи. И он называл эту традицию глупой и бессмысленной. Теперь эти слова прозвучали для нее в совсем ином, мучительном контексте. Обхватив плечи руками, Авриль подошла ближе. — Хок, что случилось? — мягко спросила она, робко положив ладонь ему на спину. Он вздрогнул от ее прикосновения, но не обернулся. И продолжал молчать. А потом слова хлынули неудержимым потоком. — Моя первая жена, Каролина, — голос звучал так напряженно, словно он не произносил этого имени вслух много лет, — умерла в родах, и наш сын погиб вместе с ней. Мы прожили всего год. Моя вторая жена, Мив… — он запрокинул голову и устремил взор в небо, — умерла пятьдесят лет спустя после нашей свадьбы. Но за все эти годы она ни разу не забеременела. Закрыв глаза, Авриль уткнулась лбом ему в спину. — Хок, мне так жаль, — прошептала она и почувствовала, как он напрягся. — Так иногда случается. Большие семьи здесь редки. Чаще всего супруги имеют только двоих детей, иногда троих. Может, это и к лучшему. — Я не то имела в виду. Мне жаль, что ты потерял их. — Она подняла голову. — Удивительно, что после гибели первой жены ты решился жениться снова. Хок обернулся, они встретились взглядами. И между ними мгновенно вспыхнуло понимание, невыразимое словами. — Мы не боги, Авриль, — мягко сказал он, — всего лишь мужчины. Мужчины, которые живут, работают, смеются… и хотят… — его голос снова стал хрипловатым, — и испытывают желание. Она сморгнула, прогоняя начавшие заволакивать ее взор слезы. И мечтают, добавила она про себя. Хок мечтал, как любой обычный мужчина. Но его мечтам так и не суждено было осуществиться. Он остался один и нес в себе боль утрат и горе, накопившееся не за одну человеческую жизнь. Авриль даже понять не могла, как он это выдерживает. — Я не собирался больше жениться, — сурово сказал он, проводя большим пальцем по ее скуле. — Никогда! Авриль прильнула к нему и обвила его руками, не в силах больше соблюдать дистанцию, которой оградила от него сердце: ей так хотелось обнять и утешить его. Хок медленно поднял руки, обхватил ее за плечи и привлек к себе. Авриль прижалась щекой к его груди и услышала ровно сильное биение сердца. — Теперь я понимаю, почему нас так завалили свадебными подарками. — Странная, печальная улыбка тронула ее губы. Никто уже не ожидал, что ты снова женишься. Он гладил ее по спине, по длинным спутавшимся волосам: — Почти целое столетие я противился настоятельным убеждениям дяди привезти себе новую жену. — Твоего дяди? Того члена совета старейшин, который так на тебя похож? — догадалась Авриль. — Я думала, он твой брат. — Ней, он мой дядя Эрик. Мой дед, Хэкон Вэлбренд, был предводителем группы мореплавателей, открывших Асгард. Здесь у него родились два сына — старший, мой отец, который до меня был воктером, и младший, Эрик. Они принадлежали к первому поколению иннфодт. Четырнадцать выживших представителей этого поколения и составляют совет старейшин. — А остальные, — запнувшись, спросила Авриль, — те, кто не выжил?.. — Это были люди, которые не смогли смириться с положением пленников на этом острове. Не захотели стать теми, кем им предстояло здесь стать. Такими, какими сделал своих жителей Асгард. Они стремились обрести место, где чувствовали бы себя свободными. — Хок сделал паузу. — Никому из них это не удалось. С глухо бьющимся сердцем Авриль шепотом спросила: — Твой отец был одним из них? О, Хок! Сколько лет тебе тогда было? — Восемь. — Его грудь тяжело поднялась под ее щекой и резко опустилась. Авриль больше ни о чем не спрашивала, просто стояла, обняв его, как он тогда, утешая, обнимал ее. Она понимала, что он и так уже рассказал ей гораздо больше, чем кому бы то ни было за все долгое время своей жизни. Но через какое-то время Хок продолжил сам: — Он так любил мою мать, что не мог смириться с предстоящей потерей и надеялся открыть тайну Асгарда, чтобы и свою жену сделать иннфодт… — Хок тяжело вздохнул. — Он верил, что ему это удастся. Не знаю как. Я был слишком мал, чтобы понять. Знаю лишь, что эксперимент убил ее. И отец так страдал от угрызений совести, что уплыл с острова и взял ее тело с собой… И кстати, прожил дольше шести дней. — О, Хок!.. — Авриль представила себе, как обижен, растерян и зол был покинутый восьмилетний мальчик. Ведь он остался совсем один. — Дядя был так сердит, что сжег записи отца, его книги — все, что было связано с тем проклятым опытом. — Высвободившись из объятий Авриль, Хок отвернулся и отошел вперед. — Много лет я ненавидел отца за то, что он сделал. Но потом, гораздо позже, понял его. — После того, как потерял Каролину? — осторожно спросила Авриль. Она не пошла за ним следом, осталась стоять неподвижно. — Да, — хрипло подтвердил Хок. — Дядя был решительно настроен воспитать меня так, чтобы я не повторил ошибок отца. Он старался сделать из меня настоящего асгардца и стал натаскивать на воктера. Я и был безупречным воктером, пока не потерял жену и сына. После этого я пренебрег своими обязанностями, запил, нарочно искал опасностей на свою голову и спал со всеми женщинами, которые были не прочь. Я хотел найти хоть какую-то цель в жизни, ради которой стоило бы просыпаться по утрам. Все это началось, когда я… — невыразимая боль исказила его лицо, — когда я понял, почему отец поступил так, как он поступил. — Хок запустил пальцы в волосы и опустил голову. — Потому что все те, кого мы привозим сюда. кого любим, защищаем, умирают. А мы, что бы ни происходило, идем дальше. Не изменяясь. В одиночестве, мысленно добавила Авриль. Даже рискнув полюбить во второй раз, женившись вторично, Хок остался один. И никакие удовольствия, никакой риск, ни пьянство, ни связи с женщинами не могли заполнить ту часть его души, которая опустела с утратой любимых. Ничто не способно было утишить его боль и прогнать воспоминания о том, что было столь мимолетно, но столь дорого его сердцу. О любви. Авриль молча подошла к Хоку и взяла его за руку. Он притянул ее к себе и глухо, болезненно простонал: — Я не хотел снова жениться, Авриль. Ты не понимаешь. — Я понимаю, — не дав ему договорить, прерывисто произнесла она, вскидывая голову. Он прижался губами к ее рту. Их губы, их дыхание слились в нежном, удивительно ласковом поцелуе — теплом, глубоко, в то же время полном желания. Последний оплот обороны Авриль окончательно рухнул. Хок прижал ее крепче, поцелуй его стал более страстным. — Когда-нибудь я потеряю и тебя, — сказал он горестно. — Настанет день — ты покинешь этот мир, а я… — Я не хочу оставлять тебя. От этих слов они оба замерли. Осознав, что она сейчас сказала, Авриль почувствовала, как встрепенулось ее сердце. Она не хотела ею покидать. Хок взял в ладони ее лицо и посмотрел в него сверху вниз потемневшими от нежности глазами. — Ты собираешься остаться здесь со мной, Авриль? — Я… я не могу остаться с тобой. — Она быстро заморгала, изо всех сил стараясь не расплакаться. — Я не могу бросить Жизель. Хок, ты, как никто другой, знаешь, каково ей сейчас. Как она одинока, растерянна, как ей страшно!.. Хок с невыразимым страданием закрыл глаза, притянул к себе Авриль и зарылся лицом в ее волосы. — Авриль, я бы отпустил тебя, если бы мог. Видят боги, я бы сам уехал, если бы мог. Но я приучен принимать то, что не могу изменить. Я тот, кем рожден быть. У меня нет выбора. У нас нет выбора. Ей бы оттолкнуть его, но она так и стояла, крепко прижавшись к нему, и слышала, как сильно и быстро — в такт ее собственному — бьется его сердце. Они долго стояли так, обнявшись, не произнося ни слова. — Если я позволю тебе поехать домой и забрать ее, — бросил наконец Хок до предела напряженным голосом. — ты вернешься? У Авриль все смешалось в голове, она не могла вздохнуть, не могла вымолвить ни слова. Вернется ли она. Смирится ли с уготованной ей здесь жизнью. Сможет ли навсегда отказаться от свободы. Остаться с ним? — Ты бы… ты бы мог довезти меня до нашего берега на своем корабле, — дрожащим голосом начала она, лихорадочно стараясь сообразить, как бы безопасно осуществить такую экспедицию, — и вернуться сюда, а потом, когда я привезу Жизель к морю, ты вернешься за нами. Хок поднял голову — в его взгляде застыли боль и недоверие. — Ты бы привезла ее сюда, чтобы она прожила здесь всю свою жизнь? Зная, что ей никогда больше не позволят ступить на землю того, привычного ей мира? Авриль опустила глаза, чувствуя, как разрывается ее сердце. Разрывается на две части, которые, казалось, невозможно соединить. — Хок… — И как бы ты объяснила всем, где была? — резко спросил он. — Как бы тебе удалось уговорить твоих близких отпустить тебя с дочерью, не сообщив, куда ты едешь? И можешь ли ты быть уверена, что кто-нибудь не последует за тобой? Авриль лишь качала головой — растерянная, терзаемая безысходностью, слезы катились по ее щекам. — Авриль, ты однажды сказала, что не хочешь, чтобы твоя дочь стала пленницей этого острова. — Хок приподнял ее голову. Голос его гулко отдавался у нее в ушах. — Что-то изменилось? Готова ли ты добровольно, с легким сердцем отказаться от собственной — и ее — свободы? Ответ, произнесенный едва слышным шепотом, вырвался у нее против воли: — Ней. Глава 19 Облака заволокли небо, скрыли луну и сделали ночь непроглядно темной, как состояние духа, в котором пребывал Хок. Растянувшись на спине, он вперил взор в черное небо, прислушиваясь к плеску волн, шуршащих по песку. Больше часа они с Авриль лежали рядом в тишине на берегу бухты, но не спали. И не разговаривали. «Что тут еще скажешь?..» — печально думал Хок. Я не хочу оставлять тебя. О священный молот Тора, как он желал, чтобы она никогда не произносила бы этих слов! Если бы она не испытывала никакой привязанности к нему, ему было бы легче решиться осуществить тот план, который уже зрел у него в голове. План, который сулил ему больше неприятностей, чем он испытал за всю свою долгую жизнь. Горестная улыбка застыла на его губах. Ему следовало бы знать, что с этой маленькой валькирией о легкой жизни нечего и мечтать. Повернув голову, Хок посмотрел на лежащую так близко Авриль. Даже сейчас, борясь со своими чувствами, он не мог отрицать того, как хорошо было видеть ее рядом вот такую — со спутанными волосами, рассыпавшимися по песку, устремленным к звездам взором, в разорванных и перепачканных после дневного приключения в лесу одеждах. Он не хотел думать о том, что будет испытывать, когда она уйдет от него. Но все же, не будет ли менее болезненно расстаться с ней не сейчас, а после прожитой вместе жизни… ее жизни? Я бы отпустил тебя, если бы мог. Эта мысль все крутилась у него в голове. Он не знал, что сделают с ним рейшины, если он нарушит закон, который поклялся соблюдать и охранять. И все же истина заключалась в том, что именно чувства Авриль к нему, к Жозетт и к народу Асгарда заставляли его верить, что можно, ничего не опасаясь, отпустить ее. Он не сомневался, что Авриль будет хранить их тайну с той же нерушимой преданностью, с какой относилась к дорогим ее сердцу людям. Но как ему перенести разлуку с ней? От подувшего с залива холодного ветра Авриль задрожала. — Авриль? — тихо позвал он, протянув руку и коснувшись ее плеча. Хок разрывался между необходимостью притянуть ее к себе и согреть и пониманием, что, обняв ее, уже не сможет остановиться. — Тебе холодно? Она не отстранилась, но покачала головой: — Я все думаю, смотрит ли сейчас и Жизель на эти звезды? Мы любим… то есть мы любили… — Авриль закрыла глаза. — Авриль… — Я так не хотела, чтобы она росла одна, как я, — прошептала Авриль. — Мне всегда хотелось иметь много детей. Хок провел по ее щеке тыльной стороной ладони. — Господи милостивый! — Ее ресницы вздрогнули, и она часто заморгала. — Я никому еще этого не говорила, во всяком случае, с тех пор, как потеряла Жерара. Я так старалась… — Не желать? — мягко подсказал он, отчасти понимая отчего так больно сжимается его сердце. — Не мечтать? Она повернулась к нему лицом, на ресницах ее дрожали слезы: — Я думала, что никогда больше не сделаю этого. — Не станешь мечтать? — Никогда больше вот так не полюблю другого мужчину. У Хока перехватило дыхание. — Авриль!.. — Он обнял ее, дрожащую, одной рукой и притянул к себе. Она уткнулась лицом в его плечо. — Ну почему ты не оказался надменным, бессердечным и жестоким, какими я всегда представляла себе викингов? — жалобно всхлипнула она. — Приношу свои извинения, — прошептал он, лаская ее. — Почему ты должен быть таким понимающим, храбрым, добрым, любящим и… — Я постараюсь стать более требовательным и деспотичным? — Прекрати! Тебе не следовало бы иметь и чувство юмора. Хок усмехнулся, боясь дать волю чувствам, переполнявшим его. Авриль снова задрожала. — Никогда не думала, что Бог пошлет мне в этой жизни ещё одного такого особенного мужчину, — сказала она полупечально-полуизумленно. — Я была уверена, что никто не сможет занять в моей душе место Жерара. — Никто никогда и не займет его места, — тихо заверил ее Хок. — Просто ты боишься… — Я не боюсь. — Авриль приподняла голову и посмотрела ему в глаза. — Я не… Он нежно прижал палец к ее губам: — Ты не боишься волков, не боишься плавать одна в опасных водах, не боишься даже довольно крупных норманнов увозящих тебя за моря-океаны. — Он коснулся ее руки. Ее руки. — Но ты боишься отпустить его. Авриль прикрыла глаза густыми ресницами. — Это не… Я не… — Она с трудом подыскивала слова словно мысль эта впервые пришла ей в голову. — Дело просто в том, что… У меня даже не было возможности попрощаться с ним, — запинаясь, объяснила она. — Когда он уезжал в то утро, я… я не знала, что вижу его в последний раз. Хок мягко сжал ее плечо. По тому, как оно было напряжено, он понял, что надо дать ей возможность выплеснуть наружу чувства, которые она так долго таила в себе. — Расскажи мне все, Авриль, — ласково предложил он. — Они с отцом отправились на турнир. — Последнее слово она произнесла с ненавистью. — Всего лишь на турнир. Я даже не успела сказать ему, что у меня, наверное, будет ребенок — сама еще не была уверена, и мы… — Глухой мучительный стон вырвался у нее из груди. — У нас впереди была целая жизнь. — Голос ее сорвался. — Он так и не узнал о ребенке. Умер, так и не узнав, что станет отцом. Хок стиснул зубы, его пронзила невыносимая боль, какой он не испытывал с того момента, когда понял, что отнял у девочки мать. Он крепче прижал к себе Авриль, страдая от что рано или поздно ее все равно придется отпустить. — В день их отъезда, — шепотом продолжала Авриль. — в то самое утро, он охотился в лесу. Вернулся, весь покрытый грязью, и я ругала его за то, что он повсюду наследил. — Вечером, когда его оруженосец прискакал, чтобы сообщить мне. Авриль сглотнула комок, вставший в горле, — что он умер. Отец и сын, погибли из-за вражеского вероломства, я вбежала в нашу комнату, упала на пол, рыдая, а потом подняла голову и увидела грязный отпечаток ладони на стене возле двери. Его ладони! — Одинокая слеза скатилась по щеке Авриль и пала на грудь Хока. — Долго-долго я не позволяла слугам смывать его, потому что это было… словно он все еще оставался со мной. Хок закрыл глаза. Вспомнив о наброске портрета Мив, сделанном им в тетради, он все понял: когда-то и он верил, что она остается с ним, пока какая-то часть ее — знак, символ, память — пребывает в нем. — Авриль, чтобы помнить Жерара, тебе не нужен этот отпечаток. Или кольцо. Ты не должна бояться, что забудешь его. Ты никогда его не забудешь. Она подняла на него взволнованный взгляд. Хок вытер слезы с ее ресниц: — И ты не должна бояться, что, впустив в сердце другого мужчину, предашь Жерара. Ты не можешь его предать. Но тебе не следует оставаться одной, маленькая моя валькирия. Ты не предназначена для одиночества. — Голос его звучал надтреснуто. — Тебе нужен кто-то, с кем ты разделила бы жизнь, кто избавил бы тебя от невзгод и подшучивал над тобой, пока ты не улыбнешься. И держал бы за руку… Но не я буду этим мужчиной. — Ты не прав, Хок Вэлбренд, — прошептала она, нежно гладя его по щеке. — Мне не нужен кто-то, мне нужен… Неожиданный звук заставил Хока посмотреть на воду — и тут же сел словно громом пораженный. Увидев то же, что и он Авриль ахнула. Корабль Хока скользил по воде мимо них, направляя открытое морс. Выругавшись, Хок вскочил на ноги. Отсюда, с берега бледном свете луны можно было различить лишь одинокую фигуру гребца. Это был темноволосый мужчина. — О священная колесница Тора, что это Келдану взбрело — Зачем он взял твой корабль? — закричала Авриль. Человек на борту встал, чтобы закрепить руль, и Хок снов выругался, увидев фигуру человека во весь рост. — Это не Келдан! — взревел он. Холодная ярость охватила его. — Это Торолф. — Торолф?! — Авриль быстро перевела взгляд на корабль. Сердце было готово выскочить у нее из груди. Одномачтовое судно имело в длину не менее двадцати шагов, оно легко и быстро разрезало волны. — А я думала, что его увезли… — Должно быть, он сбежал. — Хок чертыхнулся и сделал движение по направлению к кораблю. Авриль посмотрела на дальний конец берега, туда, где лес подступал близко к воде, и ее обуял ужас: — Пресвятая Дева Мария, а что, если он наткнулся на Жозетт с Келданом? — Беги посмотри, что с ними, Авриль. — Хок уже разувался. — А что ты… — Я должен остановить его. — Ней! Хок, куда он направляется, если может прожить лишь шесть дней?.. — Либо он сошел с ума, либо обезумел от страха перед карой, которую ему назначат старейшины, либо разозлился настолько, что готов назло всем выдать миру нашу тайну. — Или всё вместе. Но что бы он ни замышлял, я не должен дать ему уйти. Авриль отчаянно затрясла головой, ее приводила в ужас мысль о том, что Хок один на один встретится с Торолфом. — Хок, ты не сумеешь… — Это мой долг, Авриль. Торолф может поставить под угрозу жизнь всего острова. Если я потороплюсь, то успею перехватить его прежде, чем он выйдет из бухты. — Хок задержался лишь на мгновение, чтобы быстро и крепко поцеловать ее. — Не спорь со мной. Беги проверь, все ли в порядке с Жозетт и Келданом. Повернувшись, Хок быстро побежал вдоль берега в темноту. Авриль смотрела ему вслед, ощущая полное бессилие. Раз Торолф так решительно настроился покинуть остров, он будет опаснее, чем когда бы то ни было. И у него наверняка есть оружие. Хок был вооружен лишь ножом, привязанным к поясу. Авриль посмотрела назад, туда, откуда они пришли, Путь не близкий, ей понадобится не менее двадцати минут, чтобы добежать до Жозетт с Келданом. К тому времени Хок может оказаться раненым. Или того хуже. Есть опасности, губительные даже для иннфодт, сказал он. Тяжело дыша, Авриль повернулась и посмотрела на корабль — тот приближался к устью бухты, — потом на оконечность береговой линии. Там едва различался силуэт Хока, который как раз в этот момент нырнул и быстро поплыл к граблю. Ужасные воспоминания о том, как она чуть не погибла в этих ледяных черных волнах, обрушились на Авриль. Она не могла оставить Хока одного, когда он нуждался в помощи. Схватившись за рукоять ножа, висевшего в ножнах на поясе, Авриль побежала вслед за Хоком. Дрожа от холода, Хок уцепился за киль, благодаря богов за то, что в темноте и шуме волн Торолф до сих пор его не заметил. Легкий плоскодонный кнорр равномерно взмывал вверх и опускался вниз на волнах, и Хок, колотя по воде ногами, несся вперед вместе с ним. Нужно вывести корабль из строя. Быстро! Под палубой его корабля было устроено помещение для груза. Когда оно пустовало, корабль мог лететь со скоростью птицы. При попутном ветре Торолф через несколько минут будет вне досягаемости. Хок вынул из ножен кинжал и зажал его в зубах. Он слышал звук дерева, трущегося о металл, — это Торолф поднимал весла и готовился развернуть парус. Едва сдержав ругательство, готовое сорваться с губ, Хок одной рукой ухватился за нижнюю рейку фальшборта, другой взял нож и полоснул по кожаному ремню, которым руль крепился к кормовой стойке. Конец ремня ударился о воду, а сам ремень бесполезно провис среди веревок, которыми Торолф закрепил руль, чтобы держать корабль по курсу. В тот же миг судно начало сносить. Снова зажав нож в зубах, Хок подтянулся, перевалился через борт и бесшумно спрыгнул на палубу. — Год квелд, Торолф, добрый вечер, — холодно сказал он, поднимая с пола меч, оставленный Торолфом на корме. Стоявший на палубе Торолф резко обернулся и вскрикнул сердцах: — Вэлбренд! — Ты только что лишился руля, — сообщил ему Хок. — боюсь, тебе не удастся уплыть далеко от Асгарда. Торолф метнул взгляд на корму, и лицо его потемнело от ярости. — Ней, будь ты проклят! — проревел он. — Ты не остановишь меня, воктер! На этот раз — нет! — Я уже остановил тебя. — Не сводя глаз с Торолфа. Хок наклонился и поднял длинную веревку. — Сейчас я отвезу тебя назад, и ты предстанешь перед старейшинами… — Ни за что? Никогда в жизни ноги моей больше не будет у этой проклятой скалы. Теперь я свободен. И ты меня не удержишь! — Торолф резко дернул веревочный конец, свисавший у его головы, и ухватился за поручни. Прямоугольный парус с громким хлопком вмиг развернулся, и корабль круто накренился. Хок, потеряв равновесие, оступился и, падая, выронил из рук оружие. Как только корабль выпрямился, он тут же вскочил на ноги, но хотя и рванулся в сторону, не успел увернуться от кинжала, который метнул в него Торолф. Кинжал вонзился ему в правую руку. Взвыв от боли, Хок тяжело осел на отшлифованные доски палубы. Торолф выхватил из уключины весло и занес его над голоси, словно дубину. Но прежде чем он успел обрушить его на голову Хока, у того за спиной, невесть откуда взявшись, просвистел сверкнувший в лунном свете серебристой молнией нож. Лезвие вонзилось Торолфу в плечо. Он зашатался, уронил весло и взревел от боли и удивления. Встревоженный, Хок посмотрел за спину Торолфа и увидел Авриль, ухватившуюся за поручень на носу корабля. Она не Ходила глаз с раны на руке Хока. — Хок!.. — Авриль, нет! Но было уже поздно. Торолф повернулся к ней лицом в ярости изрыгая проклятия. Авриль закричала и начала спускаться в воду, но Торг опередил ее. Он подскочил к носу, свесился, схватил Авриль шиворот и втянул на палубу. Загородившись ею, как шитом посмотрел на Хока. — Итак, воктер, — оскалив зубы, прорычал он, — давай теперь поговорим, свободен я или нет. Хок, забыв о боли в руке, снова схватил меч, который обронил при падении. — Ней, — скомандовал Торолф, — брось оружие! — Сначала отпусти ее… — Брось оружие! — повторил Торолф, одной рукой обхватив шею Авриль, другой крепко держа за талию вырывающуюся и лягающую его женщину. — И скажи ей, чтобы оставила свои штучки! Ее подруга уже однажды преподала мне урок. Больше меня не одурачишь… Авриль — совершенно очевидно не понимавшая, что говорит по-норманнски Торолф, — впилась зубами в его руку. Чертыхаясь, Торолф отдернул руку, освободив шею Авриль, но в следующий миг он исхитрился, вырвал все еще торчавший в ране на плече нож и, ощерившись, приставил окровавленное лезвие к горлу женщины. Авриль вскрикнула и замерла. — Скажи ей, Вэлбренд! — скаля зубы, повторил Торолф. — И положи меч. Эти чужеземки так хрупки. Один взмах ножа — и она мертва. Хок посмотрел в наполненные ужасом глаза Авриль. и сердце его, словно молот, бухнуло в ребра. Он ни минуты не сомневался. что Торолф приведет угрозу в исполнение. — Авриль, слушай меня. — Хок старался говорить ровным тоном, одновременно кладя меч па палубу. — Я хочу, чтобы ты стояла совершенно неподвижно… — Хок, я… — Не пытайся высвободиться! — властно приказал Хок. — Если ты что-либо предпримешь, он поранит тебя. Авриль согласно опустила глаза и застыла неподвижно. Глядя. как она дрожит в руках Торолфа, Хок почувствовал, что у него сжалось все внутри. — Очень хорошо, — немного спокойнее сказал по-норманнски Торолф, не отнимая ножа от горла Авриль. — Но предупреждаю: сделаешь хоть шаг — ей конец. Хок зажал рану рукой, стараясь остановить кровь и не обращая внимания на разрывающую боль. — Отпусти ее. — Он пристально смотрел прямо в черные глаза Торолфа. — Отпусти ее — и можешь брать корабль плыть, куда хочешь, и сдохнуть там, будь ты проклят!.. — Не думаю, что все произойдет именно так. У меня план получше. — Торолф, дернув головой, быстро взглянул на руль. — Во-первых, ты починишь то, что сломал, воктер. А потом благополучно выведешь корабль из асгардских вод. — Он улыбнулся. — По правде говоря, такой поворот событий устраивает меня наилучшим образом. Ты, который вечно мешал мне, теперь поможешь вырваться на волю. — Твоя воля продлится всего шесть дней — потом ты умрешь! — А вот тут ты ошибаешься, — хихикнул Торолф. — Закрепи руль, и я тебе кое-что покажу. — Он сильнее прижал острый кончик ножа к горлу Авриль. — Можешь отказаться, но тогда потеряешь еще одну жену. Хок сжал кулаки. Страх за Авриль, смертельная ярость и бешенство от сознания собственного бессилия бушевали в нем. Выбора не было. Не спуская глаз с Торолфа, он двинулся назад, на корму, вытащил из воды обрезанный конец кожаного ремня и приделал его на место. — Очень благоразумно с твоей стороны, воктер, а теперь берись за руль. Тебе безопасный проход через эти скалы известен лучше, чем мне. — Торолф встал рядом с мачтой, продолжая прикрываться Авриль. — И советую тебе держать корабль ровно. Малейший крен — и твоя женушка может получить серьезную рану. Хок делал все, что велел Торолф, ни на миг не отводя взгляда от Авриль. Она была бледна, в глазах застыл ужас — и мольба о прощении. Он почти незаметно покачал головой, давая понять, что прощает ее, и в то же время умоляя не делать движений, которые могли бы Торолфу показаться угрожающими. Держась за руль, игнорируя пульсирующую боль в ране, Хок направлял свой кнорр сквозь слабо освещенный лунным светом мрак ночи. Он твердо знал, что нельзя поддаваться опасным мыслям, роившимся у него в голове. Если бы он был один на один с Торолфом, то не задумываясь, намеренно послал бы корабль прямо в одну из возвышавшихся впереди в тумане скал. Но он не мог подвергать опасности жизнь Авриль. Очень аккуратно Хок вел судно через самый безопасный пролив между древними, массивными скалами, который был ему хорошо известен. Кнорр, как и следовало ожидать, безупречно повиновался ему, скользя по воде плавно и быстро, словно чайка в небе. Ночной бриз скоро вынес их за пределы акватории Асгарда. В открытое море. — Ты получил то, что хотел, — выдавил из себя Хок. — Теперь отпусти ее. Если ты предпочитаешь совершить самоубийство, вместо того чтобы предстать перед старейшинами… — Старейшины больше не имеют надо мной никакой власти, — расплылся в улыбке Торолф. — Не больше, чем ты или эти безмозглые дураки, которые пытались отвезти меня сегодня в город. — Что ты с ними сделал? — требовательно спросил Хок, снова сосредоточивая все внимание на Авриль. В мокрой одежде на холодном ветру она мелко дрожала. Сердце молотом стучало в груди Хока, он лихорадочно соображал, как безопаснее вырвать ее из цепких лап Торолфа. — Должно быть, к настоящему времени они уже очнулись от лангвариг совн, — насмешливо ответил Торолф. — Эти сопляки гораздо лучше приспособлены для торговли и ремесел, чем для сражений. Они слишком сострадательны и мягкосердечны. Когда мы остановились на отдых, я пожаловался, что слишком крепко связан и у меня от этого болят все кости. Дураки ослабили веревки, чтобы облегчить мои страдания, а уж я времени зря не терял — тут же освободил руки и схватился за оружие. Гримаса исказила лицо Хока: — А когда ты вернулся в бухту, — спросил он, страшась услышать ответ, — что ты сделал с Келданом и его женой? — Их я не тронул, оставил спящими на песке, — презрительно ответил Торолф. — Мне был нужен только корабль Единственное, чего я хотел, это уплыть. Если бы ты не вмешался, как всегда… — Тень гнева пробежала по его лицу, но от, прогнал ее и, беспечно пожав плечом, продолжил: — В сущности, я сослужил плотнику добрую службу. Его жена теперь одна из нас. — Торолф ухмыльнулся. — Я сделал ее иннфодт. Теперь она не может умереть. У пораженного услышанным Хока вырвалось нечленораздельное восклицание. — Ты сошел с ума, — после паузы произнес он. — Ней, я освободился. Я открыл тайну. Тайну Асгарда. — Он улыбнулся еще шире. Хок, не веря своим ушам. уставился на него. — Хок, — окликнула Авриль, стараясь привлечь к себе его внимание. — Я могу притвориться, будто упала в обморок, а потом… — Авриль, нет? — строго глядя на нее, повелительно произнес Хок по-французски. — Стой смирно. Даже не… — Что ты ей говоришь? — заволновался Торолф, сильнее прижимая нож к горлу Авриль, чтобы обезопасить себя от неожиданностей. — Только то, чтобы она не двигалась, — твердо ответил Хок. У него громко стучало в висках, рука взрывалась страшной болью всякий раз, когда пальцы крепче сжимались на рукояти руля. Он пытался привести мысли в порядок, по приходилось один за другим отвергать все отчаянные планы, приходившие в голову. — Что, во имя всех сыновей Одина, заставляет тебя думать, что ты открыл секрет Асгарда? Это невозможно. Шестьсот лет наш народ пытался… — И твой отец почти преуспел. Какая трагедия, не так ли? Он так близко подошел к разгадке — и потерпел неудачу. — По грубому лицу Торолфа разлилось выражение злорадного удовлетворения. — После того как твой дядя столь поспешно разрушил лабораторию твоего отца, я пошарил в том, что осталось, и нашел достаточно обрывков его записей, чтобы начать собственный эксперимент. Мне понадобились века, чтобы восстановить его работу, я делал вытяжки из самых разных комбинаций трав и минералов, составлял смеси, настаивал их, возгонял и испытывал свои зелья так, чтобы не вызвать подозрений. У Хока вырвалось проклятие, его привела в ужас мысль, что работа его отца стала причиной новых страданий и смертей. — Сколько людей ты убил? — Всего лишь несколько чужеземок, — безразлично пожал плечами Торолф. — Боюсь, ни одна из моих многочисленных жен не умерла своей смертью. А также в жертву было принесено еще несколько тщательно отобранных женщин. Исчезновение иннфодт привлекло бы слишком большое внимание и породило бы чересчур много вопросов, а чужеземки… Одной больше, одной меньше — какая разница? — Он ни на миг не отнимал ножа от горла Авриль. — Их нынче в мире — как собак нерезаных. И они для нас существа низшего порядка. — Он провел рукой по плечу Авриль. — Жалкие, слабые существа. Авриль съежилась, но Хок тут же подавил поднявшийся в нем гнев, желание защитить Авриль, броситься к Торолфу и сомкнуть руки у него на горле. — А почему ты думаешь, что добился успеха? — с вызовом спросил оп, стараясь отвлечь внимание мерзавца от Авриль. — Я не думаю, я знаю! Я понял, в чем состояла ошибка твоего отца: эликсир нельзя хранить в кожаных мехах, деревянных сосудах — словом, в какой бы то ни было посуде, сделанной из природного материала, имеющегося здесь, на Асгарде. От этого состав начинает разлагаться. Его можно хранить только в стеклянных флаконах, — Торолф достал из висевшего у него на шее мешочка маленький хрустальный флакон, — в таких, как этот. Хок посмотрел на рубинового цвета жидкость в склянке. Это могло быть вино. Торолф, вероятно, блефовал. Или говорил правду? — Если ты настолько уверен, — все так же вызывающе продолжал Хок, — выпей. — Уже выпил, несколько часов назад, после того, как проверил это зелье на жене Келдана. Я ее задушил, и она несколько часов пролежала влангвариг совн, — победно сообщил Торолф, явно смакуя воспоминание. — А потом очнулась. От изумления Хок потерял дар речи. — У меня было много такого эликсира, очень много, — продолжал Торолф, расплываясь в довольной улыбке. — Но меня лишили его. Вот все, что осталось. — Хок, — тихо сказала Авриль, — что мы собираемся… — Авриль, все будет в порядке, — заверил ее Хок по-французски. — Я что-нибудь придумаю. Не… — Прекрати! — взревел Торолф. — Что ты ей сказал? — Поверни корабль против ветра, — быстро предложила Авриль. Хок метнул в нее взгляд, полный муки. Если парус неожиданно развернуть, Торолф действительно не удержится на ногах, но может успеть перерезать горло Авриль. — Ничего не выйдет, маленькая валькирия. — Прекрати! — заорал Торолф и крепче сжал Авриль. — Она боится, — сердито объяснил ему Хок. — Я пытаюсь ее успокоить. Торолф ухмыльнулся. — Ты дурак, Вэлбренд, — сказал он, вдавливая острый кончик ножа в нежный подбородок Авриль и таким образом заставляя ее поднять голову повыше. — Почему она так много значит для тебя? Никогда не мог понять, почему столько наших парней любят этих слабых, недолговечных самок? Авриль закрыла глаза, беззвучно что-то шепча, — она была в шоке. Хок ничего не ответил на насмешки Торолфа. Боль, гораздо более мучительная, чем боль в руке, пронзила его насквозь. Ухмыляясь, Торолф поднял к глазам флакон, который держал в руке, и стал рассматривать в лунном свете искрящуюся красную жидкость. — Может, хочешь взять это себе, воктер? — дразня, спросил он, протягивая флакон Хоку. — Подумай. Ты будешь волен жить с ней в ее мире. Ездить куда захочешь. — Торолф поболтал флаконом перед лицом Авриль. — Или нет, лучше я сделаю ее одной из нас — если пожелаю, разумеется. О, тебе бы этого хотелось, не правда ли? Навек остаться вместе со своей женушкой? Хок проглотил рвавшееся из горла ругательство. — Даже если твое зелье сделало Жозетт иннфодт, ты не можешь быть уверен, что оно подействовало и на тебя. Чужеземцы отличаются от нас. — Да, отличаются. И, по правде сказать, я не был уверен. — Торолф посмотрел в сторону острова, который был теперь едва различим вдали, потом взглянул на свое плечо и улыбнулся. Он лишь чуть-чуть повернулся, чтобы Хок мог увидеть. — Но похоже что все же подействовало, видишь? Сердце Хока тяжело бухнулось о ребра — глубокая рана на плече Торолфа уже затянулась. И след от зубов Авриль на руке тоже исчез. Раны Торолфа исцелились. В отличие от раны Хока. — Йа, Вэлбренд, похоже, оно действует, — повторил Торолф с самодовольным видом. — Не могу сказать, как я рад, что ты решил остановить меня в последний раз. Теперь я не только свободный и богатый человек — да, я стану сказочно богат, когда продам эликсир королям и принцам, которые заплатят за него любую назначенную мной цену, — но я еще и буду иметь удовольствие увидеть, как ты сдохнешь. «Будь ты проклят!» — подумал Хок, а вслух произнес: — Шесть дней — немалый срок, хунд фейг. Я убью тебя раньше… — Нет, не убьешь. Ты не можешь. — Торолф снова положил флакон в мешочек и расхохотался. — Может быть, когда ты умрешь, я сделаю твою милую женушку бессмертной, и она останется со мной навсегда. — Он медленно провел ножом по горлу Авриль, потом по ложбинке между грудей. — Только представь себе, воктер, свою жену в моей постели. Ночь за ночью — вечно. Хок зарычал от ярости. — Да, это самая приятная мысль, — продолжал издеваться Торолф. — Может быть, я даже овладею ею до того, как ты умрешь, — он подцепил ножом край туники Авриль и разрезал ее пополам, — чтобы ты мог полюбоваться. У Авриль вырвалось сдавленное рыдание, глаза расширились от ужаса. Ярость обуяла Хока. Он не мог позволить Торолфу издеваться над ними дальше. К счастью, теперь нож наконец был убран от горла Авриль. — Авриль, приготовься вырваться. — Да. — Что ты ей сказал? — насмешливо спросил Торолф. — Уже прощаешься с ней? — Нет, — Хок без предупреждения резко заложил право руля, отчего корабль внезапно круто развернуло. Торолф потерял равновесие. Авриль вырвалась у него из рук и нырнула под разворачивающийся парус; не готового к такому развитию событий Торолфа парус сбил с ног. Хок молниеносно метнулся вперед. Торолф уже поднимался на ноги, кипя от ярости. Авриль быстро отползла в сторону, освобождая дорогу Хоку и уже в следующее мгновение тот врезался в Торолфа. Падая вместе с ним на палубу, он услышал ее крик. Мужчины сцепились в смертельной схватке, нанося друг другу мощные удары кулаками. Кнорр дрейфовал на волнах по воле ветра и течения. Никто не держал руль и он опасно крутился из стороны в сторону, так что корабль мог в любой момент завалиться на борт. — Авриль, руль! — закричал Хок, краем глаза увидел, как она метнулась на корму, и тут же получил удар в раненую руку. Боль взорвалась у него в плече, рука обвисла и словно онемела. Хок откатился в сторону, уворачиваясь от повторного удара, мгновенно вскочил, едва избежав столкновения с гиком паруса, который стремительно разворачивался вокруг мачты в другую сторону, поискал глазами нож, но ни одного из двух, имевшихся у них с Авриль, не увидел. Торолф надвигался, неотступно глядя в лицо Хоку злобными черными глазами. Хоку удалось здоровой рукой нанести ему удар, прежде чем Торолф сбил его с ног и прижал к фальшборту. — Тебе следовало попрощаться с ней раньше, когда еще была такая возможность! — победно выкрикнул Торолф, смыкая пальцы на горле Хока. Не в состоянии действовать правой рукой, Хок не мог разжать стальную хватку Торолфа. Он услышал, как закричала Авриль, когда Торолф прижал его к поручням, перегибая через них, стараясь столкнуть за борт. Хока уже окатывало ледяными брызгами, еще момент — и черная бездна сомкнулась бы над его головой. Но в этот момент что-то на миг отвлекло Торолфа — он посмотрел себе под ноги. Хок проследил за его взглядом и заметил, что ноги у противника запутались в веревке. То, что было привязано к другому ее концу, они увидели одновременно. Якорный камень! В один миг, за который сердце успело лишь раз толкнуться в груди, Хок вырвался из рук Торолфа и, не успев перевести дыхание, схватил камень и бросил его за борт. Торолф в страхе закричал, глядя, как веревка быстро скользит через борт, и ухватился было за поручень, но тяжелый падающий якорь увлек его за собой. Хок бросился к Торолфу и попытался поймать его. Но рука ощущала пустоту. Торолфа уже не было на палубе, его утянуло под воду. Глава 20 — Хок! — С бешено колотящимся сердцем Авриль быстро закрепила руль и подбежала к нему. Хок осел на палубу, вид у него был потрясенный, правая рука безжизненно повисла. Авриль опустилась перед ним на колени и, дрожа всем телом, обняла: — Слава Богу, ты жив! Здоровой рукой Хок прижал ее к груди. Лишь свист ветра да плеск волн заполняли тишину. Авриль судорожно стискивала его — страх все еще сотрясал ее тело. Она страшно испугалась за Хока и теперь была безгранично благодарна Богу за то, что он спас его. Она во второй раз едва не потеряла мужчину, которого любила. Спустя некоторое время Хок отстранил ее от себя и внимательно осмотрел: — С тобой все в порядке, Авриль? Он не причинил тебе… — Нет-нет, со мной все нормально! — Как ни старалась она гнать от себя мысль о том, что намеревался сделать с нею Торолф, что случилось бы, не останови его Хок, ей не удавалось унять дрожь. — Это ты ранен. — Из глубокого пореза на руке Хока продолжала хлестать кровь. Авриль вытянула из-за пояса заправленную в штаны тунику и оторвала от подола край, стараясь не смотреть на разрез, сделанный Торолфом в ее наряде. Хок даже не поморщился, когда она осторожно ощупывала рану, похоже, почти не чувствовал боли. Повернув голову, он уставился на черную поверхность океана, по которой скользили лунные блики. — Не могу поверить, что я лишил человека жизни. — сказал он наконец пустым, бесцветным голосом. — Не могу поверить, что я убил его. — А ты… — Авриль запнулась и тяжело сглотнула, — ты уверен, что он мертв? — Да, — с окаменевшим лицом выдавил Хок. — Есть вещи, губительные и для иннфодт. — Он закрыл глаза. — Я убил его. — Хок, это он пытался убить тебя, — напомнила Авриль, осторожно забинтовывая ему руку. — И я не заметила угрызений совести на его лице, когда он хотел перекинуть тебя через борт и готов был вот-вот… — Голос ее задрожал, она не закончила фразу, лишь закрепила повязку на ране, завязав узлом концы самодельного бинта. — И ты спас меня, — мягко добавила она. — Еще раз. Хок кивнул, однако выглядел по-прежнему расстроенным и виноватым. Авриль погладила его по щеке, мучаясь оттого, что не может утишить его душевную боль. Торолф был безжалостен, он без малейших колебаний убил бы Хока, Келдана с Жозетт и, возможно, многих других, но Хок не считал это для себя оправданием. Воин по воспитанию и долгу, он был в душе сугубо мирным человеком. Даже ради того, чтобы спасти ее, себя, защитить свой народ, он считал недопустимым отнимать чужую жизнь. — Хок, почему Торолф был так решительно настроен покинуть Асгард? — осторожно спросила она. — Что было в флаконе? Кажется, его содержимое доставляло ему большую радость. — Торолф считал, что открыл тайну Асгарда, создал эликсир вечной молодости, основываясь на трудах моего отца. — Хок протянул руку и взялся за поручень. — Он сказал, что испытал его на Жозетт, когда похитил ее. — Боже милосердный, должно быть, он сошел с ума! — Может быть, но я не уверен. Ведь его раны действительно мгновенно зажили, Авриль. Зажили здесь, за пределами Асгарда. А Жозетт… — Хок тряхнул головой. — Торолф сказал, что сделал ее одной из нас, что теперь она — иннфодт. — Но неужели это возможно? — Не знаю. Если Торолф и открыл секрет на самом деле, то секрет этот умер вместе с ним. — Хок стиснул зубы. Авриль склонилась и положила голову ему на плечо. — Хок, мы должны вернуться на Асгард, — тихо сказала она. — Нужно залечить твою рану. Запустив пальцы здоровой руки в волосы Авриль, он прижался щекой к ее голове. Она почувствовала, как напряжено все его тело, и поняла, что он страдает от раны гораздо сильнее, чем позволяет себе выказать. Затем Хок медленно отстранил ее от себя, встал, подошел к мачте и, завязав канат, закрепил парус. — Мы не поплывем обратно, — сказал он ласково, но твердо. — Что?! — задохнувшись, воскликнула Авриль. — Что ты хочешь этим сказать? Мы должны вернуться! Если, конечно, ты не можешь погрузиться в исцеляющий сон здесь. — Нет, вне пределов Асгарда лангвариг совн к нам не приходит. В настоящий момент я так же смертен, как и ты. В течение шести дней. После этого я… — Значит, мы должны немедленно вернуться на Асгард! — Авриль оглянулась, но они были теперь так далеко, что в лунном свете разглядеть берег острова оказалось уже невозможно. — Авриль, я не повезу тебя назад, — сказал Хок тем же ласковым, но непреклонным тоном. Пройдя на корму, он взялся за руль и развернул корабль. Развернул на юг, в сторону, противоположную Асгарду. — Отсюда до Антверпена два дня ходу и два дня обратно. Я успею вернуться до истечения рокового срока. Сердце Авриль заколотилось, словно птица в клетке. — Что ты сказал? — воскликнула она, потрясенная. Потом вскочила на ноги и подошла к Хоку. — Я отвезу тебя домой. — Он прямо посмотрел ей в глаза. — Я отпускаю тебя, Авриль, не могу больше держать тебя на Асгарде насильно. Ты рождена свободной, так же, как и твоя дочь, и я не хочу быть виновником вашей разлуки. В душе Авриль одновременно всколыхнулось множество разных чувств. Удивление, недоверие, горькое сожаление бушевали в ней. Он отпускает ее! Делает то, чего она добивалась от него с самого начала. Почему же она чувствует себя такой несчастной, почему ей так больно? — Но почему именно сейчас? Хок, ты же сказал, что никогда… Ты ведь нарушаешь этим ваши законы! — Ты значишь для меня больше, чем законы, маленькая моя валькирия, — надтреснутым голосом ответил Хок. — Я уверен, что ты не выдашь нашей тайны. Всхлипнув, Авриль обхватила его и прижалась к его груди. Её сердце рвалось на части. Обняв Авриль за плечи, Хок сказал тихим шепотом, почти неслышным в шуме ветра: — К тому же я уже нарушил гораздо более серьезный закон. Вернувшись на Асгард, я буду обязан признаться перед советом старейшин, что убил Торолфа… — запнулся он, — и заплатить за это. Авриль подняла на него встревоженный взгляд: — Но ты выполнял свой долг. Рисковал жизнью, чтобы не дать ему увести твой корабль и покинуть остров. Это твой долг! Ты боролся за свою жизнь. У тебя не было выбора… — Когда я бросился на него, Авриль, я не думал о долге. И то, что сделал Торолф, не оправдывает того, что сделал я. Я убил его! Я нарушил нашу самую священную заповедь. Авриль почувствовала, будто холодный стальной клинок вонзился ей в сердце: — Что сделают старейшины? — Не знаю. За всю мою жизнь ни один иннфодт еще не убивал другого. Авриль уткнулась лицом ему в грудь, не в силах произнести ни слова. Мысль о том, как сильно он страдает, была для нее невыносима. Он прижал ее к себе одной рукой, другой продолжал править рулем. — Ты замерзла, — нежно сказал он. — Там, в центре палубы, под полом, у меня есть плащ и другая одежда. А также съестные припасы и пресная вода. Авриль молча прошла туда, куда он указал, нашла чуть выступавшую над полом доску, подняла ее и увидела маленький трюм; Хок всегда держал корабль наготове для своих разведывательных вылазок. Она достала теплый плащ на меховой подкладке, бутыль с водой и мазь. Все еще дрожа от холодного ветра, вернулась на корму, смазала его рану. Там, в райском климате Асгарда, трудно было помнить, что за его пределами холодная осень. Снова забинтовав руку Хока, Авриль хотела набросить плащ ему на плечи, но он решительно отстранил ее руки и сам нежно укутал ее плащом. Авриль обессиленно села у его ног. Ей казалось, что она уже никогда в жизни не согреется. Хок продолжал вести корабль на юг. Рассвет занимался на востоке, обозначив серую линию горизонта. Ей следовало бы петь от счастья. Ведь она наконец-то возвращалась домой, к Жизели! Но внутри у нее все болезненно сжималось и дрожало, словно она вот-вот должна была рассыпаться на куски. Авриль протянула руку и коснулась ладони Хока: — Я не хочу оставлять тебя. — Знаю, — тихо ответил он, сжимая ее пальцы. — А я не хочу, чтобы ты уезжала. Но так нужно. Какое-то время они молчали. — Помни: ты никогда никому не должна рассказывать, где была, Авриль, никому ни слова об Асгарде. — Авриль заплакала. — И я… — У Хока перехватило горло. Когда он заговорил снова, голос звучал хрипло и сдавленно. — Я хочу, чтобы та еще кое-что пообещала мне. — Он потянул ее за руку, Авриль встала. Она старалась казаться храброй и сильной, но у нее ничего не получалось: — Я пообещаю тебе все, о чем ты попросишь. — Тогда найди себе любящего мужа, который будет тебя беречь, холить, и лелеять и подарит много детей, которых ты будешь любить. Авриль подняла на него взор, затуманенный слезами. — Но мой муж — ты, — прошептала она. — Ты, Хок Вэлбренд, мой муж. Хок закрыл глаза, сжал зубы так, что вокруг рта обозначились глубокие морщины, и опустил голову. Авриль протянула руку, притронулась к его щеке и ощутила под пальцами влагу. — Это не должно было случиться, маленькая моя валькирия, — сказал он, проклиная злую судьбу. — Но боги оказались слишком жестоки. Авриль протестующе затрясла головой, она не могла в это поверить. — Нет, Бог не хочет, чтобы мы жили без любви — воскликнула, она, гладя его по щеке. — Именно любовь составляет смысл жизни и делает се бесценной независимо от того, долгий срок отпущен человеку или… — последние слова потонули в рыданиях, — или всего несколько дней. Хок крепче обнял ее за плечи, а она отчаянно прильнула к нему и зарылась лицом в его плечо. Мысль была невыносимо мучительна: всего несколько дней! Как несправедливо, что судьба дарит им лишь два последних дня, которые предстоит провести в открытом море, на холоде. И таким будет ее последнее воспоминание о нем. Нет, она не хочет, чтобы это было ее последним воспоминанием о нем. Она не может навек расстаться с ним в тот самый миг, когда только начала по-настоящему узнавать его. Не может посмотреть на него в последний раз, в то время как еще по-настоящему не видела его, не знала, не любила. И Авриль приняла решение. Теперь это оказалось удивительно просто. С бешено бьющимся сердцем она потянулась Хоку и поцеловала в губы. Они не сказали больше ни слова — их губы слились бесконечно долгом поцелуе. Авриль провела пальцами по его груди, по ребрам и почувствовала, как все напряглось у него внутри, как отвердели под ее руками его мускулы. Стон сорвался с его губ — стон, исполненный муки и страстного желания. Он быстро, на ощупь закрепил руль. А потом они опустились на палубу, и в мире остались лишь твердые доски, покрытые мягким меховым плащом, — снизу, звезды на небе, уже уступающие дорогу утру, — сверху, а между ними — их томительная жажда друг друга. Безумство страсти и нежной любви. Авриль желала полностью раствориться в нем, отдаться ему целиком — пусть даже им отпущен всего лишь короткий миг счастья. Один последний, вечный миг. Руки Хока скользнули под одежду и нащупали мягкое, податливое тело Авриль, глаза — небесно-голубые глаза, которые она видела во сне, — потемнели от страсти. Непрошеная слеза выкатилась из-под ее ресниц, Хок вытер ее кончиком пальца. — Авриль, — хрипло пробормотал он, проводя языком по ее щеке, — ты уверена, что хочешь этого? Прижавшись к нему, она, почти касаясь губами его рта, прошептала ответ. Она страстно желала ласкать его и ощущать его ласки, обнимать и чувствовать его объятия, отдать ему всю ту нежность, что переполняла ее, всю себя. Не отрывая взгляда от ее мерцающего то ли в лунном, то ли уже в утреннем свете тела, Хок раздел ее. Под его горячими поцелуями, под жаром его кожи, соприкасающейся с ее собственным разгоряченным телом, Авриль не замечала уже ни холодного воздуха, ни ледяных брызг. Чувствуя, как скользят по ней его ладони, она выгнулась, он постепенно возбуждал ее с таким искусством, с такой нежностью, что казалось — сердце вот-вот разорвется. Пальцы Хока нашли заветную женскую сердцевину и ласкали ее до тех пор, пока томительное желание не исторгло тихого стона из груди Авриль. Казалось, прошла целая жизнь, вечность — и наконец они слились в единое существо: он так же всецело овладел ее телом, как уже владел ее сердцем. Ощущая, как его жаркая, твердая, как сталь, и нежная, как бархат, плоть медленно входит в нее и становится частью ее самой, Авриль не сдержала рвавшегося из глубины души стона, выражавшего страсть, томление и неизъяснимое, одновременно сладостное и горькое, наслаждение. Бедра ее приподнялись, чтобы принять его еще глубже. Он начал мощно двигаться — у Авриль захватило дух. Ритм корабля, качающегося на волнах, стал и ритмом их движения, они слились воедино: взлет — падение. Плеск волн, шум ветра и их вздохи наполняли предутренний воздух так же, как Хок наполнял собою тело Авриль. Авриль — словно приросла к нему, он стал частью ее, как раньше частью ее были воспоминания о разбитом прошлом. Она ощущала, как исцеляется от горечи этих воспоминаний, как возвращается к жизни. Больше, чем к жизни. К любви. Этот суровый воин с нежным сердцем доказал, как нужна ей еще, оказывается, любовь, как она еще способна любить. Он изменил всю ее жизнь. Изменил все! Господи, ней! Прошу тебя, не отнимай его у меня! Но даже небеса не могли сохранить их друг для друга. Им был дан лишь этот необыкновенный час. И все, что они могли, это не думать о завтрашнем дне. Она отдавалась ему снова и снова, без остатка растворяясь в его всепоглощающей страсти. Когда взошло солнце, осветив яркими лучами небо над их головами, Авриль с болью в сердце снова ощутила пронизывающий осенний холод, и тьма, которую не могло рассеять никакое солнце, заволокла се душу. У причалов Антверпена теснились торговые и прочие корабли со всех концов света. Вдоль всех пристаней купцы торговались на десятках разных языков, придирчиво осматривали товары и пересчитывали деньги. Матросы — одни из них разгружали свои суда, другие, покончив с грузами, разбредались по тавернам, чтобы провести там всю мочь, — низкими, просоленными голосами распевали веселые песни. Так много людей, подумал Хок. И все они утлендинг — чужеземцы из внешнего мира. Ее мира. Ветер, будь он проклят, все время был попутным и принес его кнорр в Антверпен очень быстро, менее чем за два дня. Когда родной берег Авриль показался на горизонте, Хок хотел было замедлить ход корабля. Но понял, что это лишь ненадолго отсрочит неизбежную разлуку. А кроме того, хоть он и старался не показывать этого Авриль, чувствовал себя не лучшим образом. Болела рука, от усталости кружилась голова. Хок понимал, что ему нужно как можно скорее возвращаться на Асгард. Что бы его там ни ожидало. Когда он благополучно причалил к одному из пирсов, где уже теснилось немало кораблей, Авриль бросилась к нему. Они крепко обнялись в последний раз. Хок постарался навсегда запомнить этот миг: вечерние сумерки, аметистовые и серо-жемчужные звезды, зажигающиеся на небе, и Авриль, которую он нежно прижимает к сердцу. Потом он помог ей сойти на пристань, но сам за ней не последовал. — Подумай, еще раз предлагаю: давай я буду сопровождать тебя, пока ты не найдешь своего деверя, — сказал он. Авриль покачала головой и опустила глаза: — Тебе нужно возвращаться домой. Не беспокойся обо мне. Люди Гастона наверняка ищут меня повсюду, а поскольку я исчезла в Антверпене, они сосредоточат свои усилия именно здесь. Так что их нетрудно будет найти. Хок хотел многое еще сказать на прощание, но не смог. Авриль стояла, кутаясь в его плащ. Такая отважная. Такая красивая! Он никогда не встречал женщины, подобной ей. И никогда уже не встретит. Откуда-то из самой глубины, преодолевая печаль и сердечную боль, сами собой вырвались слова: — Я люблю тебя, моя маленькая валькирия. — Ее глаза засияли изумрудным блеском. — Я люблю тебя, муж мой! Это будут последние слова, которыми они обменяются в жизни. Слова любви, а не прощания. Не сводя с нее горящего взора, Хок нехотя отвязал швартовы, веслом оттолкнулся от пирса и начал грести. Авриль стояла неподвижно, провожая его взглядом. Так они смотрели друг на друга, пока… пока корабль не отплыл далеко-далеко… пока в вечерних сумерках не замаячил лишь отдаленный его силуэт. Пока она совсем не исчезла из поля его зрения… Глава 21 Лунный свет лился сквозь высокое арочное окно, преломляясь в витраже и отбрасывая разноцветные блики на лицо, руки и платье Авриль. Она сидела на подоконнике в глубокой оконной нише, на подушке, украшенной по углам кисточками, и мурлыкала песенку без слов, качая на руках свое бесценное сокровище — маленькую дочку. Хотя малышка уже давно заснула, Авриль не вставала, продолжая баюкать ее, гладить иссиня-черные локоны Жизели, пухлые румяные щечки, ее личико, такое мирное во сне. Путь от Антверпена занял три дня, хотя они неслись галопом. С тех пор как сегодня днем Авриль вернулась в замок Гастона и Селины, она не переставая возносила благодарственные молитвы Богу, позволившему ей воссоединиться с дочуркой… И все же возвращение ее не было безоблачно-счастливым, каким она представляла его себе в первые дни пребывания на Асгарде. Здесь ничто не изменилось. Все было так, как в день её отъезда. Только она сама стала теперь другой. Ей было не по себе. Быть может, потому, что часть души осталась на теплом острове посреди холодного океана. Авриль молилась, чтобы Хок благополучно добрался до дома. Мысль о том, что она никогда не узнает, что с ним стало, невыносимо мучила ее. В дверь постучали. Авриль подняла голову. — Войдите, — прошептала она тихо, чтобы не разбудить Жизель. Вошла Селина в ночном одеянии, с распущенными огненно-рыжими волосами. — Я так и думала, что найду тебя здесь, — улыбнулась она, глядя на баюкающую дочь Авриль, и села рядом. — Не могу заставить себя отнести ее в постель, — тихо объяснила Авриль. — Наверное, я теперь никогда не отпущу ее от себя. — Кто же осудит тебя за это. — Селина подняла тряпичную куклу, которую выронила Жизель, и с материнской нежностью снова вложила ее в ручки девочки. — Если бы меня оторвали от Сорена на две недели, я бы сошла с ума. — Я так благодарна вам с Гастоном за то, что вы о ней заботились! И не сказали о том, что я пропала. — Мы подумали, что лучше ее не пугать. Гастон решил сказать ей, что ты просто задерживаешься на несколько дней в Антверпене. «Несколько дней?..» — повторила про себя Авриль. Ей казалось, что она пробыла на Асгарде куда дольше, чем несколько дней. Как за такой короткий срок могла измениться вся ее жизнь? — Но если бы ты не вернулась на этой неделе, — тихо продолжила Селина, — не знаю, как долго она бы еще верила нам. Авриль сглотнула поднявшийся к горлу комок, стараясь думать об этом. Ей оставалось лишь благодарить Бога за то, что разлука гораздо тяжелее сказалась на ней самой, чем на Жизели — Спасибо тебе. — Авриль, — после короткой паузы начала Селина, — Гастон все еще очень расстроен… — Я знаю. Знаю, что он сердит на меня. — Не сердит. Просто озабочен. Мы так рады, что ты наконец вернулась целой и невредимой, но ты должна понять… — Селина слегка повернулась, чтобы лучше видеть лицо Авриль, — что все это выглядит очень странно: ты снова вдруг объявляешься в Антверпене и сообщаешь лишь то, что тебя по ошибке взяла в заложницы одна из двух каких-то враждующих семей. Почему ты не можешь нам сказать, что это за семья и где тебя держали? Гастон хотел бы… — Я пыталась уже объяснить, Селина. Нет никакой необходимости, чтобы Гастон взваливал на себя такую обузу и добивался справедливости. Они отпустили нас, как только поняли, что похитили не тех. С нами прекрасно обращались. Мне не причинили никакого вреда. Селина озадаченно посмотрела на нес: — А Жозетт решила остаться у них? — Авриль вздохнула. Ей было неприятно скрывать что-то от собственной семьи. — Иногда, сестричка, сердце делает выбор, разуму неподвластный. Селина положила руку ей на плечо. — Авриль, — мягко произнесла она, — я понимаю, тебе не хотелось откровенничать перед Гастоном и его людьми, но… — она склонилась к Авриль, стараясь заглянуть ей прямо в глаза, — мне ты ничего не хочешь сказать? Знаю, похитители не причинили тебе никакого вреда, но ты кажешься… обеспокоенной. Авриль моргнула и заставила себя улыбнуться: — Со мной все в порядке, Селина. Правда. — Ты ведь знаешь, что можешь сказать мне все. Это останется между нами. Авриль опустила глаза. Селина так проницательна, особенно в сердечных делах. И Авриль отчаянно хотелось излить ей душу. Поделиться своей болью, утратой, любовью и тревогой. Но она никому никогда не должна ни слова говорить о Хоке. Даже Селине. — Мне так жаль, сестричка, но я прошу тебя понять. Селина кивнула и оставила эту тему. — Я понимаю: есть тайны, о которых нельзя говорить никому, — просто сказала она. — Но если тебе когда-нибудь будет нужно выговориться, я в твоем распоряжении. Я всегда в твоем распоряжении. — Спасибо. Спасибо за понимание. — Спокойной ночи, Авриль. — Селина встала. Выражение лица у нее было спокойным и приветливым, лунный свет играл на румяных щеках — такой румянец бывает только у женщин, которые носят в себе дитя от любимого и любящего человека. Авриль почувствовала укол зависти, такой сильный, что ей стало больно: — Спокойной ночи. Селина. Направляясь к двери, та заметила: — Думаю, мне следует пойти в спальню и попробовать пригладить встрепанные перышки Гастона. Авриль улыбнулась. Если кто-то и может это сделать, так только Селина. В последний раз задержавшись у дверей, Селина оглянулась: — С возвращением домой! Домой, мысленно повторила Авриль. Это слово отозвалось в ее душе сладостной болью и горечью. Стараясь прогнать неприятное чувство, Авриль встала, отнесла Жизель в ее маленькую кроватку, укрыла одеяльцем, тщательно подоткнув его, и поцеловала дочь в темноволосую макушку. Потом выпрямилась и подошла к окну. Среди верхушек деревьев виднелся купол часовни. Авриль закрыла глаза и сняла с пальца обручальное кольцо. Подержав в руке золотой ободок, она подошла к очагу, открыла стоявшую на полке над ним лакированную шкатулку, в которой хранились самые дорогие для Жизели вещички, и положила туда кольцо: — Это тебе, моя малышка, — прошептала она. Закрыв крышку шкатулки, Авриль ощутила, как чувство покоя разливается по всему телу, по крайней мере о прошлом она думала теперь без горечи. О будущем по дороге в свою спальню она старалась не думать вовсе. Потому что у нее не осталось больше слез. Солнце, море и тепло Асгарда не принесли Хоку облегчения, хотя вот уже день, как он был дома. Раны затянулись, но он по-прежнему оставался… бесчувственным. Пустым. Его словно бы погрузили в плотный туман, сквозь который проникал лишь один светлый луч: мысль о том, что Авриль дома, в безопасности. Со своей маленькой дочкой. Хок лелеял эту мысль, в ней он черпал силы в ожидании наказания, которое назначит ему совет старейшин, — каким бы оно ни было. В сопровождении Жозетт и Келдана Хок шел к ванингсхусу своего дяди Эрика. — Ты уверен, что мы не можем пойти вместе с тобой? — в десятый раз спросил Келдан. Он шел рядом с Жозетт, обнимая ее за плечи. — Не понимаю, почему старейшины настаивают, чтобы ты предстал перед ними один. Мы же рассказали им, что сделал Торолф… — Да, но это не меняет того, что я нарушил закон так же, как и он. Законы одинаковы для всех, Кел, иначе в них просто не было бы смысла. Я благодарю вас за то, что вы со мной, но должен встретить свою судьбу один. — Хок повернулся к Жозетт и перешел на французский: — Вы по-прежнему хорошо себя чувствуете? — Она кивнула: — Мне бы хотелось, чтобы вы с Келданом перестали трястись надо мной. Не знаю, правда ли то, что сказал Торолф насчет своего зелья, но чувствую я себя превосходно. Хок улыбнулся ей, в душе искренне надеясь, что Торолф сказал правду, что Келдану никогда не доведется испытать, боль утраты любимой и они вместе будут жить вечно. Но это покажет лишь время. Ибо в чем бы ни заключалась тайна, открытая Торолфом, она умерла вместе с ним. Они остановились у порога; отдаленного жилища Эрика. Хок повернулся, чтобы попрощаться с друзьями, но от переполнявших его чувств горло перехватил спазм, и он не мог найти нужных слов. Вероятно, он видел их в последний раз. — Вы поступили очень хорошо, — сказала Жозетт, прежде чем он успел что-либо сказать сам. Она серьезно смотрела на него блестящими от волнения глазами. — У вас не было иного выбора, кроме как отпустить Авриль. И убить Торолфа. Ваш совет старейшин должен это понять. — Не уверен, что они мыслят так же, как вы, Жозетт. — Хок посмотрел на Келдана и протянул ему руку, стараясь не обращать внимания на ощущение свинцовой тяжести в душе. Лишь то, что они были так счастливы вместе, помогло ему перенести тяжкий миг расставания. — Счастье, что у тебя есть такая жена, Кел, — сказал он ему по-норманнски. — Ты не ошибся тогда, в Антверпене. Ты сделал правильный выбор. — Йа, так же, как и ты. — Келдан схватил протянутую руку Хока и севшим голосом добавил: — Я позабочусь об Илдфасте, пока ты не вернешься. Хок задержал его взгляд: они оба знали, что он, вероятно, не вернется никогда. — И о себе позаботься, — сказал Хок и порывисто обнял Келдана. — Живите долго и счастливо, друзья мои! — И тебе того же, Хок. Пятясь, Хок кивнул в знак благодарности за доброе пожелание. Однако он не верил, что оно сбудется. Потом Хок повернулся и вошел в дом дяди. Он остановился на пороге, и сердце его глухо ухнуло. В комнате был только дядя. Он стоял спиной к очагу, и огонь отбрасывал на пол его длинную тень. Вид у Эрика был зловещий. Остальные тринадцать старейшин отсутствовали. — Садись, племянник. Хок закрыл дверь и взял себя в руки: — Я должен встретить это стоя. А где… — Думаю, ты сам захочешь сесть, когда все узнаешь, — мрачно предположил дядя. Несколько минут Хок не мог произнести ни звука, от устрашающего вида дяди холодок бежал у него по спине. — Где остальные старейшины? — наконец спросил он. — Мы закончили обсуждение час назад, и они ушли. — Лицо дяди исказила гримаса. — Я попросил разрешения поговорить с тобой наедине. Хок глубоко вздохнул, чувствуя, что его худшие подозрения сбываются. — Тогда давай обойдемся без предисловий, дядя, — ровным голосом предложил он. — Мне нечего сказать в свое оправдание. Я убил Торолфа. Мне бы хотелось, чтобы нашелся иной способ предотвратить его побег, но его не было. — Хок прошел вперед и остановился посреди комнаты. — Я также отпустил свою жену и ни минуты не жалею об этом. Просто скажи, какое наказание вы выбрали для меня. — Существует только одно наказание, даже для воктера. Убив Торолфа, ты сам решил свою судьбу. — Обычно стоическое выражение лица Эрика сменилось гримасой глубокого горя. — Ты должен быть изгнан. Хок почувствовал, как ледяные иголки впились ему в спину. — Значит, смерть, — произнес он, удивляясь тому. как спокойно звучит его голос. — Смертный приговор. — Я не смог их переубедить. — Хок кивнул и отвернулся. — Понимаю, — сдавленно произнес он, прерывисто дыша. Хок старался осмыслить это известие, само это слово, понятие конца. Смерть. После трех столетий жизни на земле это было не просто. — Я благодарен тебе за попытку, дядя, но понимаю такое решение. — Я тоже. Но это не значит, что я принимаю его. — Эрик повернулся лицом к очагу. — Я не сообщил остальным старейшинам истинную причину того, почему хотел встретиться с тобой наедине. Хок поднял на него глаза. — Ты не можешь идти вразрез с решением остальных старейшин, — безразлично сказал он. — И я не прошу тебя об этом. Если бы я попытался остаться на Асгарде, спрятаться где-нибудь… — Я не это имел в виду. — Эрик взял с полки над очагом какой-то предмет. — Я хотел встретиться с тобой наедине, чтобы передать тебе это. Подойдя к Хоку, он протянул ему небольшой мешочек, похожий на тот, в который они с матерью когда-то, когда он был мальчиком, собирали ракушки. Хок озадаченно нахмурился: — Где ты… — Открой его, племянник. Хок взял мешочек, развязал тесемки и достал то, что лежало внутри: граненую бутылочку из прозрачного стекла, в каких обычно хранили ароматические масла. В бутылочке оставалась малая толика какого-то дорогого благовония, которое в ней когда-то, видимо, содержалось, — зеленая жидкость едва покрывала донышко. — Это эликсир, созданный твоим отцом, — объяснил Эрик. Хок резко вскинул голову. — Эликсир? — вырвалось у него. — Ты хочешь сказать, это то, с помощью чего он хотел сделать мою мать иннфодт? То самое зелье, которое убило ее? — Йа, — спокойно ответил Эрик. — Но твой отец не хотел сделать ее иннфодт. Ты не знаешь правды — я никогда не говорил тебе правды о том, как умерли твои родители, — признался он. — Как они умерли… — эхом отозвался Хок, сжимая в руках бутылочку. — О чем ты? И зачем ты дал мне это? Ты предлагаешь мне самому расстаться с жизнью, чтобы избежать изгнания? — Ней, я этого вовсе не желаю. Хок, твой отец не хотел сделать твою мать иннфодт. — Эрик энергично тряхнул головой. — Он хотел покинуть Асгард и жить с ней в том, внешнем мире. Он стремился к свободе. Пытался найти способ стать смертным — утлендинг — не только для себя, но и для тебя. Для всех жителей Асгарда. Чтобы все были вольны выбирать. Несмотря на хвастливые заявления Торолфа, я не думаю, что он воссоздал эликсир твоего отца, он просто набрел на что-то другое. Хок смотрел на него словно громом пораженный. Потом, переведя взгляд на бутылочку, которую по-прежнему сжимал в руке, увидел, что зеленая жидкость, содержавшаяся в ней, действительно отличалась от эликсира Торолфа — тот был красный, рубиново-красный. — Твой отец собирался испытать действие настоя на себе, — Продолжал Эрик, указывая на бутылочку в руках Хока. — Но когда твоя мать узнала об этом, она испугалась за его жизнь… поэтому пробралась к нему в лабораторию и взяла там немного эликсира, налив его, чтобы никто ни о чем не догадался, во флакон для благовоний. И опробовала на себе. Хок прошептал проклятие, с отвращением глядя на флакон. — Почему? Почему она… — Может быть, она надеялась, что это сделает ее иннфодт, не знаю. — Желваки ходили на скулах Эрика, он смотрел в пол. — Знаю только, что она не хотела расставаться с твоим отцом, она мечтала остаться здесь с ним — и с тобой — навсегда. Но зелье погубило ее. А твой отец, не в силах перенести горе, предпочел покончить с жизнью, покинув Асгард, чем жить без нее. Потрясенный, Хок нащупал ближайший стул и тяжело опустился на него, все еще сжимая в руках бутылочку. — Почему ты за столько лет так и не рассказал мне об этом, дядя? — с упреком спросил Хок. — Я думал, что он хотел сделать ее иннфодт, что он рисковал жизнью матери и убил ее! Долгие годы я ненавидел его. Если бы я знал правду… — Ты бы постарался продолжить работу отца, — тихо закончил за него Эрик. — Я потерял их обоих, Хок, и не хотел потерять и тебя. Я должен был спасти их сына. Хок молча в упор смотрел на дядю. Сейчас он понимал его как никогда прежде. — И поэтому ты разрушил его лабораторию — чтобы больше никто не рисковал ничьей жизнью, продолжая его дело. Эрик кивнул. — И еще потому, что гнев и печаль одолевали меня. И чувство вины. — Он отвернулся. — Твой отец рассказал мне о своей работе. Я знал, что она опасна. Я должен был остановить его… Но не остановил. — Теперь он смотрел па пляшущее в очаге пламя и в его голосе звучало раскаяние. — А быть может, и потому, что надеялся на успех его работы почти так же, как он сам. Я не остановил его, и они оба погибли. — Эрик снова взглянул на Хока. — Я не мог простить себе этого. И хотел быть уверенным, что больше никто не подвергнется такому риску. Хок вспомнил о Торолфе, о жизнях, которые тот безжалостно загубил за долгие годы своих опытов, н понял, что дядя был прав. — И поэтому ты так непреклонно стремился воспитать меня истинным асгардцем, довольным своей жизнью? — осипшим голосом спросил он. — Я думал, что этого хотели бы твои родители — чтобы ты научился быть счастлив здесь, чтобы принял то, чего не можешь изменить. — Эрик смотрел в глаза Хоку, в них снова появилось выражение глубокой печали. — Но, по правде сказать, ты слишком похож на своего отца, Хок. Тебе всегда чего-то не хватало, ты всегда мечтал о чуде. Это у тебя в крови. Хок тяжело сглотнул вставший в горле комок и посмотрел на флакон в своей руке. В этой крохотной бутылочке была заключена мечта его отца. — Это может убить тебя, — предупредил Эрик — или подействовать именно так, как рассчитывал твой отец. Я не знаю. После того как умерла твоя мать, я не хотел, чтобы кто-нибудь еще испробовал это зелье. — Эрик подошел ближе. — Я нашел эту бутылочку среди ее вещей уже после того, как не стало ни ее, ни твоего отца. Возможно, мне следовало разбить ее, как и все остальное. — Он устало вздохнул и провел рукой по волосам. — Но я этого не сделал. Наверное, думал, что когда-нибудь, когда жизнь на Асгарде станет для меня невыносимой, я смогу рискнуть и испытать эликсир на себе. Но этот день так и не настал. Хок поднял бутылочку и посмотрел ее на свет: — Дядя, здесь его так мало… — Да, хватит только для одного. То есть я надеюсь, что хватит. Если зелье подействует, ты станешь смертным — утлендинг. Будешь волен жить в их мире. Но окажешься подверженным всем опасностям, которым подвержены они, — болезням ранениям. И проживешь лишь короткую жизнь, — медленно добавил он, — как они. Может быть, еще лет пятьдесят — шестьдесят, не больше. Хок почувствовал, как сильно забилось его сердце, но на сей раз не от страха, а от надежды. Он станет свободным! И сможет уехать. Он сможет поехать к Авриль. Хок встал. — Если сейчас, по их представлениям, мне тридцать лет, то я доживу лет до восьмидесяти — девяноста. Для утлендинг это долгая жизнь. — Хок, если эликсир подействует как надо, — мрачно напомнил ему Эрик, — ты не должен никогда возвращаться сюда. На Асгарде все будут уверены, что ты изгнан. Хок кивнул, понимая опасения дяди. Его чудесное воскрешение побудило бы соплеменников снова начать опасные эксперименты, чтобы найти волшебный эликсир. Если он подействует, как надо. Хок почувствовал, как при мысли о том, что он оставит у себя за спиной, что-то больно сжалось в груди. Он оставит здесь друзей, которые будут горевать о нем. Всех тех, кто хотел быть свободным, но не мог. — Это несправедливо, дядя, — мрачно сказал он, — почему я должен быть единственным, кто… — Твой отец хотел бы, чтобы ты это взял. — Эрик положил руку на плечо Хока. — И теперь у тебя нет иного выбора. Хок встретился с ним взглядом, и они долго смотрели друг на друга. — Спасибо, дядя! — Хок сжал руку Эрика. — Что бы ни случилось, знай: я благодарен тебе. — Мне будет не хватать тебя, Хок. Хок почувствовал, как спазм сжимает ему горло. — И мне тебя тоже. Осторожно, нерешительно он поднял бутылочку, она сверкнула в отблеске пламени. Хок открыл крышку. Глава 22 Маленькая валькирия… Авриль заворочалась во сне и протестующе застонала, словно прогоняя нечто потревожившее ее сон. Тяжело вздохнув, она опять погрузилась в сновидение. То был сладкий, новый сон: ей снилось, будто Хок пришел к ней снова, что он с ней, здесь, во Франции, в Бретани… Авриль… Ты нужна мне… Она подняла ресницы, в замешательстве сонно заморгала. Но голос — знакомый, любимый низкий голос — почему-то не остался там, во сне. Он звучал так, словно Хок был здесь, с ней. Рядом. …Помоги мне… Тревожно вскрикнув, Авриль резко села на кровати и широко открыла глаза. Нет, она не спала. Но в комнате никого не было. В очаге дотлевали последние угольки. Она была дома, в родовом замке в Бретани, где жила уже неделю. И сон окончательно слетел с нее. Авриль, пожалуйста. Авриль изумленно вскрикнула, схватилась за сердце и почувствовала, как оно колотится. Голос Хока доносился не из сна, он неким невероятным образом звучал в ней самой. Дрожа, она вскочила с постели и бросилась к окну, чувствуя, что он здесь. Здесь, во Франции, в Бретани. Где-то неподалеку. И ранен. Хотя дождь больше не стучал в окно — гроза, длившаяся весь день, прекратилась, — Авриль ничего не могла разглядеть в темноте. Она не стала задаваться вопросом, откуда ей известно, что Хок здесь, и как вообще такое возможно. Она рванулась к двери, выскочила в коридор и побежала вниз по лестнице. В холле она задержалась лишь на миг, чтобы сорвать с вешалки плащ и накинуть его на ночную рубашку, и тут же выскочила за дверь. Было поздно, большинство слуг уже спали. Стуча каблуками и разбрызгивая грязь, сразу же заляпавшую одежду, она пересекла внутренний двор замка. Добежала до конюшни. Коня седлать не стала, чтобы не терять времени, — накинула лишь уздечку и, галопом проскакав через замковые ворота, углубилась в лес. Авриль, я люблю тебя… Сердце ее, казалось, подскочило к горлу и застряло там. Авриль полагалась на свои чувства, они должны были указать верный путь. Она долго скакала через лес, пока не нашла Хока на опушке. Он лежал, на спине. Вороной копь, волоча поводья, бродил рядом. — О Господи! — закричала Авриль, спрыгивая с лошади, и бросаясь к Хоку. Она упала в мокрую траву рядом с ним. На Хоке были темная туника, облегающие штаны и плащ. Вся одежда насквозь промокла под дождем. Он открыл глаза — тень улыбки тронула его губы. — Ты услышала… меня, — слабым голосом произнес он. — Хок, — зарыдала Авриль, склонившись над ним и гладя его по лицу. — Как ты мог оказаться здесь? Сколько дней ты… — Семь… — пробормотал он. Его ресницы опустились. — Семь дней. — Ты хочешь сказать, что прошло семь дней, как ты покинул Асгард? Хок не ответил. — Хок… — Хотя оно и подействовало… — прошептал он, — не… убило меня… Но, вероятно… не так. Авриль тряхнула головой, не понимая, о чем он говорит. Она проверила, не ранен ли он, но ничего не обнаружила, кроме глубокого пореза на лбу. Похоже, он свалился с лошади. Схватив его за плечи, Авриль с горестным удивлением ощутила. что, хотя его тело было сильным и упругим, жизнь едва теплилась в нем. — Хок, что я могу сделать? Должно быть что-то, что я могу сделать! — Увидеть тебя… в последний раз. — Он открыл глаза и посмотрел на нее замутненным взглядом. С трудом подняв руку, погладил по щеке. — Это того стоило. — Хок, нет!.. — Люблю тебя… — прошептал он. Рука его безжизненно упала на землю, глаза закрылись, — Ней! — закричала Авриль. Нет, она не может потерять его снова! Господь милосердный, она не переживет этого еще раз! Она бросилась на него, обняла, корчась от душевной муки, прижалась щекой к его груди, стиснула в объятиях, словно надеялась силой воли задержать его здесь, на земле. И вдруг изумленно вскрикнула. Вздох облегчения сорвался с ее губ. Его сердце продолжало биться. Даже сквозь одежду она слышала ровное, сильное биение его сердца. Он был жив! Она не понимала, как это оказалось возможно, но он не умер. Однако не был погружен и в лангвариг совн, поскольку, как он сказал, это было возможно только на Асгарде. Хок был без сознания, но дышал ровно, и кожа была теплой — даже горячей. Потрогав его лоб, Авриль поняла, что у него жар. И жар совсем иного рода охватил ее самое. Когда закатные лучи солнца, проникавшие через окно, окрасили спальню золотисто-оранжевыми бликами, Хок наконец снова открыл глаза. Авриль прерывисто выдохнула — ей казалось, что сада сидела здесь, на краю кровати, затаив дыхание, целый день. Она вытерла испарину с его лба и вознесла благодарственную молитву за то, что Бог оставил его в живых. Ей так хотелось поцеловать Хока! И в то же время ее обуревало желание задать массу вопросов. Склонившись, она поцеловала его в бронзовую от загара щеку и ощутила, что жар спал. Авриль отложила мокрую тряпочку, которой обтирала его. — Хок, тебе лучше? — прерывисто прошептала она. Напряжение и страх, владевшие ею весь этот страшный день, разом отступили. Он с минуту смотрел на нее, моргая, словно не был уверен, что не спит. Потом улыбнулся: — Да. — Его голос напоминал шелест сухих листьев. Подняв руку, он провел пальцами по ее распущенным волосам, по щеке. — Устал… но чувствую себя нормально. — У тебя ничего не болит? — Нет. — В голосе слышалось удивление. — Слава Богу! — На Авриль внезапно напала дрожь. — Хок, я не могу поверить, что ты здесь. Разве это возможно? Сколько дней, как ты покинул Асгард? Разве… — Тс-с, моя маленькая валькирия. — Зарывшись пальцами в ее волосы, он притянул ее к себе, чтобы поцеловать. — Прости, что напугал тебя. Мне ничто не грозит… — Но прошлой ночью ты сказал, что уже семь дней как ты уехал с Асгарда! — воскликнула она. — Семь! А сегодня уже восемь. — Да, — пробормотал он, нежно осушая губами ее слезы, буря чувств бушевала в его глазах. — Понадобилось время, чтобы найти тебя. Сначала я отправился во владения твоего деверя в Артуа, но там узнал, что герцог с женой повезли тебя с дочерью сюда, в твое родовое имение в Бретани… — Хок, я ничего не понимаю… — Авриль била неуемная дрожь. — Как ты мог оказаться здесь, у меня, живой? — Со мной все в порядке, Авриль. — Он прижал палец к ее губам. Улыбка обнажила ровные белые зубы и обозначила ямочки на щеках. — Более чем в порядке. Я свободен! Свободен, как ты. Позволь мне объяснить тебе. После того как он рассказал ей все, она еще долго сидела, уставившись на него полными слез глазами, — слишком потрясенная. взволнованная и счастливая, чтобы говорить. — И тогда я упал с лошади, — закончил Хок, хмурясь при воспоминании. — Весь день я неважно себя чувствовал — у меня был жар и кружилась голова, — потом сознание помутилось, и я упал. Я боялся, что эликсир не подействовал на меня. — Хок, думаю, у тебя была просто лихорадка, мы так это называем. Это случается, если долго скакать на лошади под проливным осенним дождем. — С невероятным облегчением она убрала с его лба спутавшиеся волосы и улыбнулась. — Среди смертных — весьма распространенная болезнь. — Я так стремился к тебе, любовь моя!.. — Боюсь, это будет отныне запечатлено у тебя на лбу, — с сожалением подтвердила она. — Понадобится время, чтобы этот порез зажил, но скорее всего останется шрам. Он потрогал рану на лбу, и странная улыбка заиграла на его лице: — Шрам? — Ради Бога, не говори об этом с таким удовольствием, — попросила Авриль. — Я бы очень хотела, чтобы других шрамов у тебя не появлялось. Хок расхохотался: — Я постараюсь, любовь моя. — Хок, — посерьезнев, сказала Авриль — еще… еще кое-что озадачило меня. Когда ты лежал там, в лесу, раненный, я каким-то непостижимым образом слышала, как ты звал меня… — Этот голос звучал в твоей голове, в твоем сердце. — Да, — с тихим удивлением произнесла она, не сводя с него глаз. — Я сам не знаю, как это получается, но говорят, что есть на Асгарде супружеские пары, которые связаны такими незримыми узами. Тебя это пугает, маленькая валькирия? — осторожно спросил он. — Ней. — Авриль прикоснулась к его лицу. Сердце у нее взволнованно билось. — Я… меня это просто насторожило. Так же, как сны. Я… — Она покраснела и опустила глаза. — Я видела тебя в своих снах еще до того, как мы встретились. Очень живо. — Я тоже видел тебя в своих снах, — хриплым голосом признался он, привлекая ее к себе. Их губы слились в долгом поцелуе. — Хок, — со вздохом сказала Авриль, с трудом отрываясь от него, — боюсь, мне не следует здесь больше задерживаться, а то у них возникнут подозрения. — У них? — У Селины и Гастона. Они ждут внизу, в главном холле. — Авриль, ты не сказала им… — Конечно, нет, — заверила она его. — Я сказала, что случайно набрела на раненого мужчину, когда выехала на прогулку ночью, потому что не могла заснуть, и, как добрая самаритянка, привезла его сюда, чтобы подлечить. — Рад с вами познакомиться, миледи! — насмешливо заметил Хок. — И я, мессир, — ответила с улыбкой Авриль. — Но если останусь здесь с тобой дольше, они поймут, что я не просто гостеприимная хозяйка, а… — Она поднялась. — Время от времени я сообщала им о твоем состоянии. — Сообщи им, что я буду жить — до тех пор, пока ты со мной. — Улыбаясь, он потянул ее за руку и заставил снова сесть рядом. — Скажи им, что однажды мы видели друг друга издали и я проделал огромный путь, чтобы найти тебя, потому что полюбил навсегда. Но пока не уходи, любовь моя. Я хочу тебя кое о чем попросить. — Выражение его лица стало серьезным. — Мы должны по-прежнему хранить тайну Асгарда, чтобы защитить его народ. — Да, — кивнула Авриль, тронутая его словами и прикосновением. — И боюсь, я должен потребовать назад одно обещание, которое ты недавно дала мне. — Он отвел с ее лица упавшие на него волосы, привлек к себе, чтобы еще раз поцеловать, и прошептал: — Я не хочу, чтобы ты искала себе другого мужа. — О?! — Выходи за меня снова, Авриль. По обычаям твоего народа. Позволь мне любить тебя и Жизель, заботиться о вас… и подарить тебе еще детей, которых ты будешь любить. — Да. — Слезы затуманили взор Авриль, она посмотрела ему в глаза, в эти небесно-голубые глаза, словно освещенные изнутри горячими солнечными лучами. — О да, Хок Вэлбренд! Я выйду за тебя замуж. Еще раз. За коротким поцелуем последовали другие, более долгие и нежные. Авриль затрепетала. — Хок, — пробормотала она, безвольно опускаясь на постель рядом с ним, — мне действительно нужно пойти поговорить с Селиной и Гастоном… — Пять минут, — прошептал Хок и, окинув ее жадным взором, опрокинул на спину, прижав всей тяжестью своего тела. — Всего пять минут. — Ты очень нетерпелив, — рассмеялась Авриль, обнимая его за шею, — для человека, прожившего триста лет. — Тридцать, — беспечно, поправил ее Хок. — Здесь, в твоем мире, мне всего тридцать. Она крепче прижалась к нему, переполненная радостью и любопытством. — Думаю, когда-нибудь ты будешь очень красив — весь в морщинах и с серебристо-седыми волосами. — У тебя будет возможность увидеть это, любовь моя, — широко улыбнулся Хок. — А теперь, полагаю, мне нужно сделать твой сон явью. — Ты уже сделал, — счастливо прошептала она. — Уже сделал!