Аннотация: Храбрый рыцарь Годрик Монтгомери сумел пережить долгие годы сарацинского плена – и теперь вернулся в родные края, намереваясь отомстить тем, кто ложью и предательством заманил его в ловушку.
 Годрик нашел способ свершить желанное возмездие – силой завладеть красавицей Мейрионой, отец которой некогда решил избавиться от неугодного жениха своей дочери.
 Однако юная прелесть Мейрионы завладевает сердцем сурового рыцаря – и скоро его обида и ненависть обращается в жгучую, пламенную страсть, противостоять которой невозможно…


---------------------------------------------


 Джессика Трапп
 Властелин наслаждений



 Глава 1


  Замок Уайтстоун ,  ноябрь 1470 года 
 Леди Мейриона с любопытством следила за тем, как крошечный черный паучок в дверном проеме прядет свои шелковые нити, и в нетерпении постукивала обутой в мягкую туфельку ножкой по керамическим плиткам церковного пола. Боже, как ей хотелось, чтобы отец понял наконец: помолвку надо разорвать дипломатическими средствами, не применяя силу!
 Ей приходилось все время оборачиваться, потому что со своего места на передней скамье она не могла видеть одновременно алтарную часть собора, где скрылся ее отец, и широко раскрытые двери. И почему мужчины не понимают, что насилие порождает лишь еще большее насилие?
 – Обещай мне, что ты не убьешь моего жениха! Заставь только подписать бумаги, и с этим будет покончено.
 – Я сделаю так, как считаю нужным, – громыхал голос из-за деревянной створки алтаря, расписанного традиционными библейскими сюжетами. Яркие краски казались нарочно разбрызганными по створке, на которой была изображена женщина, прижавшая к земле голову мужчины.
 Напоенный запахом ладана воздух в церкви жег ноздри Мейрионы, а где-то внутри ее толчками поднимался страх. Сложив дрожащие руки, она укрыла их зеленым бархатом накидки.
 – Мне противно быть приманкой, отец. Наверняка договор можно расторгнуть иным способом.
 – Иного способа нет.
 Сердитый голос отдавался эхом в темном пустом храме. Несмотря на то что Мейриона не видела говорившего, она ясно ощущала его волнение.
 – Эдуард вынудил нас объявить об этой помолвке, и мы разорвем ее силой. Ты должна сидеть там, пока все не закончится.
 Мейриона еще больше разволновалась.
 – Но я уже давно не ребенок! – В ее голосе прозвучал вызов.
 – Ха, тебе едва исполнилось пятнадцать…
 – Но этого достаточно для замужества.
 Из-за расписанной створки выросла высокая худая фигура: грозный рыцарь со сжатыми кулаками, звеня кольчугой, направился к девушке, малиновый плащ волнами развевался за его плечами, седая, клочковатая борода тряслась от ярости.
 – Попробуй только ослушаться, и тогда я точно убью этого бастарда! – Он с силой ударил бронированным кулаком по белой ткани, закрывавшей верхнюю часть толстого деревянного алтаря, и подставка для свечей полетела на выложенный плиткой пол, отчего повсюду разлетелись незажженные свечи.
 Мейриона разгладила складки на своей вуали и твердо встретила взгляд отца. Странно, почему мужчины предпочитают воевать, тогда как с помощью дипломатии можно достичь той же цели? Кладбища и так уже переполнены жертвами войны между приверженцами династии Ланкастеров и сторонниками династии Йорков.
 Ураганом промчавшись по кроваво-красному ковру, застилавшему проход холодной церкви, отец остановился перед ней.
 – Послушай, дочь, ты на стороне Йорков или за династию Ланкастеров?
 – Умоляю, прекрати сомневаться в моей преданности. – Мейриона смотрела на отца, нервно вцепившись в краешек дубовой скамьи. – Генрих вернул себе трон, и, возможно, нам по закону удастся аннулировать договор о помолвке.
 – По закону! Как же! – Словно сражаясь с жестокими невидимыми чудовищами, отец потряс кулаком в латной рукавице. – А твою мать взяли силой по закону?
 Мейриона съежилась и постаралась сдержать слезы, которых никогда себе не позволяла.
 – Я сама смывала кровь с бедер матери после того, как этот йоркистский подонок изнасиловал ее. Не сомневайся в моей искренности.
 Отец внезапно наклонился и, поцеловав Мейриону в лоб, внимательно всмотрелся ей в глаза.
 – Ты так похожа на свою мать! Когда я взял Кэтрин в жены, в ней полыхал настоящий огонь. Рыжие волосы и зеленые глаза – что может быть прекраснее. Я не предам память о ней, позволив тебе выйти замуж за йоркиста.
 Мейриона уткнулась носом в его выцветший красный плащ.
 – Возможно, король Генрих согласится с нами и свадьба не состоится, но не подменяй собой его величество, лишая жизни этого человека.
 Отец Мейрионы покачал головой, и утренний свет, пробившись через богато украшенные окна из цветного стекла, разноцветными бликами скользнув по металлу его шлема, осветил темные уголки собора.
 – Я слишком мягок с тобой, – проворчал он.
 – Ты никогда не был слишком мягок, – возразила она. – К тому же Годрик из рода Монтгомери невиновен.
 – Ха! – Плечи рыцаря вновь распрямились, словно возвращая его к жизни, а глаза налились кровью, как у разъяренного быка. – Нет невиновных йоркистов – они убийцы и предатели с рождения. Пусть они вечно горят в аду и за предательство нашего благочестивого короля Генриха, и за то, что сотворили с моей Кэтрин!
 – Отец! Прошу тебя! – Мейриона содрогнулась. Она искренне желала, чтобы отец вновь превратился в веселого сострадательного человека, которым он был до того, как ее мать изнасиловали, после чего она умерла при родах. Неудивительно, что он стал таким вспыльчивым и раздражительным.
 Услышав звук трубы, рыцарь затих.
 – Этот ублюдок йоркист появится здесь через минуту, и все будет кончено.
 Мейриона взглянула в открытую дверь и увидела высокого человека, двигавшегося по направлению к церкви вызывающе дерзкой походкой. Кровь отхлынула от ее лица, и сердце захлестнуло чувство вины перед человеком, который шагал прямо к ней по примятой траве.
 Лишь недавно возведенный в рыцарское звание сэр Годрик был рожден вне брака и не имел семьи. Отец Мейрионы призвал его спешно прибыть под тем предлогом, что венчание должно состояться немедленно. Может быть, из-за этой поспешности ее жених не нашел никого, кто смог бы сопровождать его на венчание.
 Мейриона судорожно вцепилась в руку отца:
 – Пообещай, что не станешь убивать этого человека, или я предупрежу его.
 Рыцарь бросил на нее взбешенный взгляд:
 – Помни о своем долге, дочь.
 Он поднял и поставил подставку для свечей, а упавшие свечи зашвырнул ногой под край алтаря. Жестокая улыбка исказила его лицо; позвякивая кольчугой, он поспешил в свое укрытие за перегородкой.
 Мейриона вжалась в скамью, стараясь сохранить на лице маску любезности. Она ощущала себя маленьким слабым кроликом, которого охотники, ожидающие появления голодного хищника, посадили в клетку в качестве приманки.
 Широкими неторопливыми шагами ее жених подошел к двери; перепуганный паучок тут же спрятался за косяк, когда он наклонил голову в низкой арке дверного проема.
 Дыхание у Мейрионы на миг замерло, а тело ощутило непонятное изменение, пронесшееся в воздухе, несомненно, вызванное его присутствием. В ореоле солнечного света этот человек был похож на архангела – красивого, мужественного, сильного и опасного.
 Годрик вошел в святилище, и во рту у нее пересохло. Одетый в пышный свадебный наряд, с блестящими серебряными шпорами, он был самым замечательным мужчиной, какого она когда-либо видела. Голубой плащ с желтой вышивкой подчеркивал его широкие плечи и стройную талию. Лосины и высокие сапоги обтягивал и длинные мускулистые ноги. Крупные натруженные руки воина поглаживали перчатки из оленьей кожи, прямо остриженные черные волосы, рассыпавшись по его плечам, обрамляли худощавое, тонко очерченное лицо. Нос с аристократической горбинкой и темные брови придавали ему грозный вид, но глаза светились умом и тайным сладострастием, а великолепные чувственные губы смягчали резкие черты.
 «Интересно, что испытываешь, когда тебя целуют такие губы?»
 Мейриона проглотила комок, подступивший к горлу; она никак не могла оторвать взгляд от вошедшего.
 – Леди Мейриона?
 Когда она услышала этот низкий, хрипловатый голос, сердце ее чуть не выскочило из груди.
 – Да, это я.
 – Годрик из Монтгомери. – Он поклонился и обвел взмахом мускулистой руки пышно украшенную церковь.
 – Почему вы здесь одна и в темноте? Кажется, нас должны здесь обвенчать…
 Ее руки запутались в складках плаща.
 – Я не могу выйти замуж за йоркиста, – прошептала Мейриона.
 – Что? Что вы сказали? – Он шагнул ближе, и его высокомерие будто заполнило все пространство собора. – Повторите, я не расслышал.
 Она прочистила горло, подавляя желание вскочить и броситься прочь. Даже без меча ее жених казался вполне способным вырвать чье-либо сердце.
 – Мои извинения, сэр. Это волнение невесты. – Мейриона отвела глаза в сторону и остановила их на укрытой в тени большой раскрашенной статуе Иисуса. Его немигающий взгляд уже вынес ей приговор, и она глубоко вздохнула. Разве Богу нужна та куча золота, с помощью которой ее отец подкупил священника, намереваясь расторгнуть помолвку?
 Низкий голос Годрика прервал ее мысли:
 – А где же гости?
 Их взгляды скрестились, и взгляд темно-синих, окаймленных черными ресницами глаз словно пронзил Мейриону.
 – Они вскоре прибудут.
 Годрик кивнул; по-видимому, ответ его удовлетворил.
 – Не ожидал, что наследница Уайтстоуна окажется такой красавицей.
 Мейриона вздрогнула. Сам дьявол не мог искушать более ловко.
 – Сэр, умоляю вас…
 – Но это правда. – Хрипловатый голос звучал слишком самоуверенно.
 – Нет!
 Мейриона знала, что небольшое количество свинцовой пудры не могло скрыть ее румянец, и в раздражении сжала губы; она вовсе не хотела предстать перед ним бесхарактерной деревенщиной, которая краснеет и заикается, стоит лишь мужчине отпустить ей комплимент. И все же вырвать руку она не осмелилась – у Годрика могли возникнуть подозрения.
 Он подмигнул ей, не обращая ни малейшего внимания на ее ложь. Казалось, он мог читать ее самые потаенные желания, видеть сквозь ее скромное зеленое платье и желтую нижнюю сорочку.
 – Миледи, – прошептал Годрик, наклоняясь совсем близко, – вы не должны опасаться тайных желаний, возникающих между мужчиной и женщиной.
 Ее пронзила дрожь. От него так пахло свежим дождем, диким ветром и успокаивающим дымом походного огня, что Мейриона ощутила жгучее желание невозможного.
 – Это неправильно, этого не должно быть, – прошептала она скорее себе, чем ему.
 Годрик погладил кончики ее пальцев, и тело девушки затрепетало от предательского желания.
 – В природе нет ничего более правильного. – Он поднес ее руку к своим мягким, как весенний вереск, губам и поцеловал нежную ладонь.
 Мейриона дернулась, словно от ожога, но рыцарь продолжал крепко держать ее за руку… как вдруг слабый звук извлекаемого из ножен меча негромким эхом отозвался в тишине собора. Услышав его, Годрик бросил взгляд через плечо.
 Испустив воинственный клич и размахивая мечом, пожилой рыцарь выскочил из своего укрытия, а мгновение спустя толпа вооруженных людей заполнила церковь.
 Когда отец неожиданно набросился на ее жениха, Мейриона бросилась вперед, но Годрик оттолкнул ее и прикрыл своим телом. Молниеносно выхватив из сапога небольшой кинжал, он приготовился отразить атаку.
 Пожилой рыцарь двинулся вперед, держа в вытянутой руке меч, нацеленный прямо в сердце Годрика; воины, набившиеся в церковь, также обнажили свои мечи. Запах кожи и пота заглушил запах ладана.
 Пресвятая Мария! Что же она наделала?
 Мейриона проскользнула вперед:
 – Нет, отец! Мы можем завершить это иначе! Годрик свирепо взглянул на нее:
 – Завершить что? Мейриона опустила взгляд.
 – Я не могу выйти за вас замуж. – Она коснулась ладонью его предплечья, словно моля о понимании.
 – Моя дочь никогда не выйдет замуж за бастарда! На лице Годрика замешательство сменилось неверием.
 – Что?
 Мейриона поежилась под его взглядом и повернулась к отцу.
 – Это не…
 – Молчи!
 Солнечные блики, отражаясь от мечей воинов, сложились в яркую радугу.
 Взор Годрика, ледяной, как вершины Сноудонии [1] , обратился к Мейрионе. Гнев и напряжение сжали его плечи.
 – Так, значит, ты ждала здесь в темноте в качестве приманки? – Он крепче сжал ее руку, и из его глаз исчезла всякая любезность.
 – Мне не оставили выбора.
 – Не оставили выбора?
 Мейриона сжалась. Если Годрик предпочтет драться, его кровь будет на ее совести: в одиночку против толпы вооруженных воинов он не имел ни единого шанса.
 – Пожалуйста! От вас всего лишь требуется подписать бумаги.
 – Какие именно?
 – О разрыве помолвки. Мой отец их уже подготовил. Взгляд, полный ненависти, чуть не сбил ее с ног.
 – Ты принадлежишь мне. – Эти слова прозвучали, как крик. Молниеносным движением рыцарь схватил ее за талию и рывком прижал к себе.
 Отец Мейрионы стремительно бросился вперед, но лезвие кинжала Годрика, холодное и острое, не позволило ему приблизиться.
 Вызывающе глядя на врага, Годрик стащил с головы Мейрионы вуаль и поцеловал невесту. Тяжелые золотисто-каштановые волосы рассыпались по ее плечам.
 Разум требовал, чтобы она воспротивилась, но его губы, прижавшись к ее губам, обожгли Мейриону своим прикосновением. Беспокоящий жар разлился по всему телу девушки, когда язык Годрика ткнулся в ее губы, требуя входа.
 Где-то в отдалении она смутно слышала голос отца. Рука, держащая ее, напряглась, кинжал уперся ей в спину. Потом время провалилось в головокружительную волну возбуждения, и она перестала чувствовать что-либо, кроме его губ и почти преступного желания.
 Вдруг он резко оттолкнул ее. Задыхаясь, Мейриона попыталась собраться с мыслями, но они казались такими же спутанными, как ее волосы. Взгляд отца, полный осуждения, словно грозил ей, а ее щеки пылали от стыда – ведь она даже не попыталась воспротивиться поцелую.
 Годрик оценивающе посмотрел на свою невесту, словно только что заявил о своих правах на нее.
 Мейриона медленно подняла голову, и тут сила духа окончательно покинула ее.
 – Уведите его, – выдохнула она и, высвободившись из жестких объятий, стремглав бросилась из церкви.
 – Я приду за тобой. Ты принадлежишь мне! – Его голос несся вслед за ней по церковному двору. —
 И ты мне за все заплатишь.
  Пять лет спустя. Турецкая тюрьма. 
 Боль медленно возвращала Годрику Монтгомери сознание; резкий звон в ушах свидетельствовал о том, что он все еще жив, однако радоваться было нечему. Лучше встретиться с дьяволом в аду, чем вести жизнь раба.
 – Вставай, урод, – донесся до него женский голос из темноты.
 В голове Годрика пронеслись неясные образы: церковь, невеста, ее отец, предательство, затем корабль и деревянная подставка, на которой во время аукциона выставлялись рабы. Но уловить эти мысли было так же невозможно, как схватить туман. Он попытался открыть глаза, однако один глаз распух и вообще ничего не видел, а второй смог пропустить только тонкий лучик неяркого факельного света.
 – Просыпайся же, собака.
 Его пнули ногой в ребра, и грудную клетку пронзила резкая боль. Повернув голову, Годрик ощутил на своих губах грязь пола тюремной камеры и, сплюнув, сделал попытку заговорить.
 – Мейриона? – прохрипел он, но тут же реальность вновь нахлынула на него. Нет, этот голос не мог принадлежать коварной маленькой сучке, которая обрекла его на страдания. С его обрученной – будь проклята ее подлая душонка – их разделял океан, и сейчас она, вполне вероятно, нежилась на теплой перине, в то время как он гнил на холодном жестком полу в турецкой тюрьме.
 – Твоя госпожа не может тебе помочь. Мейриона – госпожа? Да, это правда, но не в том смысле. Он отплатит Мейрионе за последние пять лет страданий. Желание возмездия жгло Годрика сильнее, чем телесная боль.
 Он с усилием поднялся на колени и обнаружил, что полностью обнажен. У него страшно болела спина, боль сопровождала каждое, даже самое незначительное движение. Сколько ударов кнутом получил он от надсмотрщика на этот раз? Сорок? Пятьдесят? После тридцати он потерял сознание.
 – Пошевеливайся, охрана скоро вернется. Годрик потряс головой, словно стряхивая паутину, и поморщился от жгучей боли. Одним глазом он пристально посмотрел на женщину: она была среднего роста; темная вуаль полностью скрывала ее лицо, и длинное черное одеяние оставляло открытыми только руки! С одинокой свечой она стояла над ним, словно злой демон, готовый сопроводить его в преисподнюю.
 – Кто ты?
 – Мое имя не твоя забота. Меня послала принцесса Надира.
 – Надира?
 От предчувствия беды волосы на его затылке зашевелились. Именно связь с Надирой стала причиной того, что последние четыре месяца Годрик провел под пытками в этом подземном аду. До этого он был всего лишь рабом во дворце султана, но принцесса и ее девушки нашли в нем новизну, которая вносила хоть какое-то разнообразие в скуку и пресыщенность, вызванные огромным богатством и абсолютным бездельем. Пленника глубокой ночью втайне привели к ним, и они забавлялись с новой игрушкой, пока он не почувствовал себя скорее племенным жеребцом, чем мужчиной.
 Проклятие на голову вероломных женщин! Он доставлял им удовольствие, а в ответ они обрекли его на пытки и мучения.
 Годрик потер рукой ноющую грудь. За прошедшие месяцы волосы успели отрасти. Не так давно эти похотливые самки, прежде чем намазать его ароматическими маслами, использовали смесь сахара и воска, чтобы выдрать волосы с корнем. В отросших волосах утешения было немного, но по крайней мере сейчас он вновь превращался в мужчину.
 – Принцесса Надира желает вам добра. Монтгомери горько усмехнулся:
 – Неужели? Может, она желала мне добра, когда обвинила меня в изнасиловании и передала в руки этих собак, которые чуть не запороли меня до смерти?
 – Надира – принцесса. А ты… – Служанка отвела в сторону паранджу и плюнула на землю. – Ты грязное животное. Ты не имел права брать ее, как какую-нибудь английскую шлюху.
 Неожиданно приподнявшись, Годрик схватил ее за тонкое запястье.
 – Не смей так говорить, или я вырву твой поганый язык. Не забывай – мне терять нечего.
 Женщина вздрогнула и поправила паранджу.
 – Принцесса послала меня освободить тебя. – Она бросала в него слова, словно проклятия. – Только посмей причинить мне вред, и ты подохнешь здесь, в компании собственного дерьма.
 Годрик ослабил хватку.
 – Надира хочет освободить меня?
 Служанка кивнула, но с таким видом, словно ей неприятна была сама эта мысль.
 – Я бы предпочла, чтобы твое тело гнило здесь, но принцесса решила иначе.
 – И где твоя принцесса сейчас?
 – Спит в своей постели. Неужели у тебя хватает наглости думать, что она могла бы прийти за тобой сама? Ты для нее ничего не значишь.
 В этом Годрик абсолютно не сомневался: для принцессы он был всего лишь игрушкой, которую с легкостью выбросили, когда она надоела хозяйке.
 – Почему она освобождает меня?
 – Тебя должны казнить завтра утром. – Женщина вырвала руку и резко повернулась. – Следуй за мной или подыхай. Мне все равно. – Она толкнула железную решетку тюремной двери.
 Может быть, женщина сказала правду? Но что, если это ловушка? Дверь оставалась открытой, но пленник не двигался, продолжая настороженно наблюдать. Только глупец может доверять женщинам, а он больше не был глупцом.
 Вдруг, если он последует за ней, его ожидает ад пострашнее нынешнего? Впрочем, не всели равно?
 Годрик встал, ощущая ногами неровности пола и совершенно не думая о том, что на нем нет одежды.
 – Если Надире нет до меня дела, почему же она меня освобождает?
 – Раб не может спрашивать о решениях госпожи, но очень скоро тебе все станет ясно.
 Подойдя к двери, Годрик протянул руку и крепко сжал плечо женщины.
 – Если ты предашь меня, я убью тебя прежде, чем кто-нибудь сможет мне помешать.
 – Убьешь меня – и никогда не увидишь больше свою проклятую Англию. Пусти, собака, я принесла тебе одежду.
 Выбора не было. Он, несомненно, погибнет, если останется здесь. О нем просто забудут, и он сгниет в одной из множества грязных камер дворцового подвала. Горе ему, горе глупцу, который опять доверился женщине.
 Наконец решившись, Годрик последовал за женщиной по пахнущему плесенью коридору, тянувшемуся за решетчатой дверью камеры, как вдруг служанка наклонилась и подняла узел, лежавший у грубой каменной стены.
 – Надень! – Она швырнула ему сверток.
 Годрик повиновался. Штаны доходили только до середины икр его длинных ног, а рубашка слишком обтягивала плечи, и полотно тут же приклеилось к чуть подсохшим ранам на его спине. Однако что он мог поделать?
 Когда Монтгомери оделся, женщина одобрительно кивнула. Две фигуры в полном безмолвии двинулись по сырому подземному коридору, и тени, сгущаясь, смыкались за их спинами. Бледные, почти бесцветные огромные тараканы разбегались из-под их ног, с потолка капала вода, и неестественно громкое эхо падающих капель жутко звучало в темном коридоре. В воздухе стоял зловещий запах тления.
 Вдоль по коридору располагались другие камеры – они были вырезаны в камне и отгорожены железными решетками. В некоторых лежали скелеты, и прожорливые крысы догрызали оставшуюся на костях плоть.
 Наконец Годрик и его молчаливая сопровождающая вступили в ту часть коридора, где камни неровного пола поднимались вверх и воздух становился более свежим. Последний участок они проползли на четвереньках, но в конце концов катакомбы остались позади и путники оказались в гостеприимной, залитой лунным светом ночи.
 Годрик полной грудью вдохнул ночной воздух и ощутил запах жасмина.
 Свобода.
 Пять лет прошло с тех пор, как он в последний раз дышал воздухом свободы. Он хотел насытиться ею, словно изголодавшийся человек, попавший названый пир.
 Беглецов ожидал одинокий всадник, в одной руке он держал поводья, а в другой – груду тряпья.
 Женщина выхватила из седельной сумки бурдюк с водой и бросила его Годрику.
 – Ополосни руки, грязная свинья.
 Годрик сжал зубы, но повиновался, а служанка что-то быстро сказала всаднику по-арабски. Тот, оставаясь в седле, наклонился и передал ей сверток, который она тут же протянула Годрику.
 – Вот причина твоего освобождения.
 Годрик взял в руки сверток, который оказался на удивление теплым.
 – Что это?
 Тряпка соскользнула, и Монтгомери увидел сморщенное красное личико.
 – Клянусь святым распятием! – От изумления он едва не выронил малыша. – Ты даешь мне ребенка?
 – Это твоя дочь, – равнодушно произнесла женщина.
 – Дочь? – Годрик нахмурился и взял ребенка покрепче, стараясь не повредить хрупкое тельце.
 – Надеюсь, ты понимаешь, как султану стало известно о твоей связи с принцессой?
 Годрик не мог оторвать взгляда от ребенка.
 – Мне говорили о подлости Надиры, но я ничего не знал о ее беременности…
 – Ты не можешь обвинять принцессу в том, что она упрятала тебя в тюрьму. Она лишь сделала то, что должна была сделать.
 Сверток беспокойно задвигался, ребенок сморщил носик и чихнул. Крошечное тело умещалось на его ладони. Святые угодники! Как бы не уронить ее!
 Годрик прижал сверток к груди. Пресвятая Матерь Божья, прежде он никогда не держал на руках детей!
 Глаза девочки закрылись, и она погрузилась в глубокий сон – мирный, доверчивый. Разве он не клялся раньше, что все женщины коварны и вероломны? Он был не прав. Эта малышка была бесхитростна, простодушна и… бесценна.
 Внезапно Годрик испытал благоговейный трепет и умиротворение. Ребенок теперь представлялся ему частичкой рая посреди ада.
 Он бросил недоверчивый взгляд на женщину:
 – Что дальше?
 – Убирайся в проклятую Англию и не забудь своего выродка.
 Выродка? Ну уж нет! В душе Годрика поднялась горячая волна желания обладать и защищать. Это был его ребенок. Он увезет девочку в Англию и обеспечит ей место в цивилизованном мире.
 Но… Не будет ли это предательством? Если он заберет с собой дочь, то…
 – Ребенок должен остаться с матерью. Женщина пожала плечами:
 – Заберешь ты этого звереныша или бросишь на съедение волкам, мне все равно. Внебрачный ребенок не может жить во дворце. – Она повернулась к всаднику: – Пойдем отсюда – мы выполнили свой долг перед принцессой.
 Некоторое время Годрик Монтгомери наблюдал за тем, как две тени удалялись по направлению к дворцу; лошадь стояла рядом, понурив голову, поводья, соскользнув, упали на землю. Он был свободен, но сердце его не чувствовало этой свободы.
 – Подождите! – крикнул он. – Я не знаю ее имени.
 Женщина и ее спутник даже не обернулись, хотя Годрик был уверен, что они слышали его. Лошадь тихонько заржала, ткнувшись мордой ему в плечо, и он потрепал ее по холке. В течение последних пяти лет ему недоставало многого, но, возможно, по лошадям он скучал более всего.
 Веселенькие скачки устроила ему невеста: рабство, тюрьма и вот наконец свобода.
 Осторожно усевшись в седло, Годрик крепко прижал к себе ребенка.
 Девочка, проснувшись, потянулась к нему открытым ртом, и незнакомый доселе страх постепенно стал наполнять его сердце.
 – Черт, откуда я возьму тебе молоко!
 Но ведь чем-то он должен ее кормить?
 Годрик поднес руку к личику ребенка, и малышка, вцепившись в его палец, тут же начала сосать с такой силой, что он вздрогнул. Затем глазки ребенка закрылись и почти невесомое тельце расслабилось на его руке.
 Почему Надира отдала ему ребенка? Впрочем, не все ли теперь равно?
 Монтгомери повернул лошадь на запад и поехал прочь от восходящего солнца.
 Личико дочери он прикрыл краешком одеяла, а затем крепко прижал ее к своей груди. Пустив лошадь рысью, Годрик решил попытаться найти еду для дочери.
 – У меня есть земля в Англии, – прошептал он, наклоняясь к свертку. – Эта земля была украдена у меня вероломной невестой, но я верну ее, и тогда мы отлично заживем.
 Больше ничто не помешает Годрику из Монтгомери владеть тем, что принадлежит ему по праву, как никто не помешает ему покарать тех, кто продал его в рабство. Пускай он был рожден без будущего, без семьи, зато дочь не повторит его мученической судьбы.




 Глава 2


  Замок Уайтстоун ,  1477 год 
 – Черт возьми! – Айуэрт, отец Мейрионы, грохнул кулаком по дубовой столешнице, в то время как молодой дворянин стремглав уносил ноги из большого зала. – Проклятие! Дочь моя, это уже третий претендент, который сбежал, и всему причиной твой вздорный язык.
 Мейриона резким движением перебросила через плечо длинную золотисто-каштановую косу.
 – У этого человека слишком большие ноги…
 – Дьявол забери и его, и тебя, и эти ноги! – Айуэрт поднялся и двинулся к окну, басовитый рык сменился судорожным кашлем. Слуги разбегались, стараясь не попасться хозяину на глаза, но он не обращал на них никакого внимания, давя тяжелыми сапогами свежесобранные травы. Застоявшийся воздух зала наполнился запахом розмарина и мяты.
 Пожалев, что не нашла более подходящего предлога, чем размер ноги кавалера, Мейриона вцепилась в подлокотники резного кресла и собралась выдерживать нападки отца.
 – Неблагодарная! – Айуэрт с силой ударил по оконной раме, в раздражении наблюдая, как несостоявшийся жених покидает замок. – Почему ты не можешь хоть чуть-чуть походить на свою добрую, покорную мать?
 Мейриона поднялась и отодвинула кресло.
 – Отец, прошу вас, сядьте, пожалейте ваши легкие. Позвольте мне принести снадобье, которое приготовила Мэтти.
 – Тебе давно уже следовало выйти замуж!
 – Пожалуйста…
 – Правда, Айуэрт… – Дядя Мейрионы Пьер, сидевший за шахматной доской у камина, взял костлявой, морщинистой рукой одну из пешек, потом не спеша поднял взгляд. – Судьбу не переспоришь.
 Айуэрт обернулся и с раздражением посмотрел на Пьера.
 – Нуда, тебе ведь не приходится платить королю все эти чертовы подати! – Резким движением он схватил кипу бумаг и помахал ими над головой. – Видишь это? Теперь Эдуард ввел еще и военную подать.
 Мейриона упала духом. С того времени, как династия Йорков вернула себе трон, их семье приходилось платить бесконечно растущие подати.
 – Если вы позволите, Энни научит других женщин ткать шерсть. В Лондоне за такое сукно мы сможем выручить целое состояние.
 – Ты лучше оглянись вокруг! – Айуэрт взмахнул рукой, указывая на голые стены огромного зала. – Золото нужно нам здесь и сейчас. У нас нет времени на дурацкие мечтания о шерстяном сукне.
 Мейриона с тоской взглянула на голые каменные стены. Чтобы выкупить отца из лондонской тюрьмы, ей еще шесть месяцев назад пришлось продать все гобелены. Если бы она была почтительной и покорной дочерью и вышла бы наконец замуж, их сундуки уже давно бы вновь наполнились, но перспектива оказаться в подчинении мужчины приводила ее в ужас. Лучше уж она найдет покупателей для сукна Энни, на это ей нужно лишь немного времени. Тогда и ее саму не придется продавать, словно свинью на ярмарке.
 – Прошу вас, отец. Умение Энни помогло добыть средства, которые освободили вас из лондонской тюрьмы. Она очень способная. Поверьте, наше состояние скоро вырастет…
 – Шерсть и овцы! Моя дочь – торговка… Какой позор!
 – Если вы только позволите мне попробовать, я смогу восстановить наше положение. Я на многое способна…
 – Твои идеи курам на смех! – прорычал Айуэрт. – И потом, как ты доберешься до Лондона? Ты даже на лошади толком ездить не умеешь.
 Это был довольно чувствительный удар, но Мейриона, несомненно, могла бы найти способ доставить товары в Лондон и при этом не сидеть верхом на лошади.
 – Я прошу…
 – Довольно! – Айуэрт хлопнул бумагами по столу. – У тебя мозгов не хватит для торговли. Если бы они у тебя были, ты бы позволила мне умереть в этой тюрьме, а не платила бы королю такой огромный выкуп.
 – Боже, отец, как вы можете так говорить?
 – Зима наступает, а крестьянам уже не хватает хлеба… Мейриона с досадой топнула ногой.
 – Мы найдем выход. Если расходовать наши средства разумно…
 – Все ценное продано. Зимой мы скорее всего замерзнем. Лучше бы я сдох сам, вместо того чтобы обрекать на смерть других. – Айуэрт зашелся в судорожном кашле.
 Боже, если бы только он позволил ей попробовать!
 – Мне нет нужды выходить замуж столь поспешно. Вместо этого мы можем уменьшить количество солдат, которых содержим.
 Айуэрт поморщился:
 – Это безумие. Замок нужно защищать.
 – Защищать? Но из-за них мы можем остаться без куска хлеба и без крыши над головой. Зачем нам столько охраны? Невозможно пройти из зала на кухню и не наткнуться на рыцаря.
 – Расстаться с моими солдатами? Глупости! – Айуэрт закашлялся. – Что ты, женщина, можешь понимать в обороне!
 Мейриона нервно забарабанила пальцами по подлокотнику кресла.
 – Пока ты находился в тюрьме, мы с этим неплохо справлялись.
 Обернувшись, Айуэрт обвел взглядом голые стены и пустой буфет.
 – Ты распродала все убранство и утварь. Даже мы, те, кто сидит за большим столом, должны теперь есть с досок для резки хлеба вместо оловянной посуды.
 – Это несправедливо, отец. – Мейриона сжала губы. Тогда она просто не нашла другого способа заплатить выкуп. – Будь у меня побольше времени, я могла бы раздобыть плату, продавая шерстяные ткани Энни.
 – Упрямая девчонка! – Айуэрт широким шагом подошел к дочери и наклонился так, что их носы почти соприкоснулись. – Ты не выходишь замуж из-за того ублюдка, не так ли?
 Кровь отхлынула от лица Мейрионы.
 – Прекратите! Я не хочу выходить замуж ни за кого, а за него – тем более.
 – Тебе нужен он – я вижу это по твоим глазам. Мейриона покачала головой, словно отгоняла тайные мысли. Прошло уже семь лет, а в ее ушах все еще звучал голос Годрика из Монтгомери: сладкий шепот рыцаря сменялся ночными кошмарами – обещанием отмщения.
 – Неразумное, глупое дитя! Ты хоть имеешь представление, где сейчас твой бесценный бастард?
 Мейриона вздрогнула.
 – Он на континенте и о тебе давно уже забыл.
 В том, что сказал отец, была логика, но Годрик поклялся предъявить на нее свои права, и эта клятва никак не выходила у нее из головы.
 – Они называют его Драконом, – продолжал Айуэрт, вновь отходя к окну. – Если люди отказываются склониться перед его железной волей, он сжигает целые деревни, уничтожает слабых, а любого, кто отказывается повиноваться, он засекает до смерти. Своих врагов он лошадьми протаскивает по уличной грязи.
 Эти слова ледяной иглой страха пронзили сердце Мейрионы, в ее душе возникло чувство, подобное тому, какое испытывает путник, укрывшийся под шатким обломком скалы.
 – Я этому не верю…
 – Не веришь тому, что только последний дурак не знает?
 Мейриону снова пронзила дрожь. Менестрели слагали баллады о деяниях жестокого Дракона, но она никоим образом не связывала чудовище с тем красивым рыцарем, который целовал ее ладонь. Мир опрокинулся. Как она могла не знать, не чувствовать этого? Разве не почувствовала она решимость и силу Годрика, когда он целовал ее?
 Теперь Мейриона поняла истинную причину бешенства отца: Дракон где-то поблизости, и Айуэрт должен защитить свою дочь. Все душе возникло невольное чувство благодарности.
 – После того как он отсюда убрался, Пьер нашел ему место во французской армии. Теперь этот негодяй ведет роскошную жизнь – он разжирел на захваченных землях. – В ярости Айуэрт ударил кулаком по ладони. – Чертов йоркистский ублюдок! Он жиреет на службе у французской знати, тогда как мы задыхаемся, пытаясь заплатить королю эти чертовы подати. Мне следовало убить его, когда у меня была такая возможность.
 – Отец… – Мейриона встала и протянула к нему руки.
 – Больше я не потерплю твоего неповиновения. Если ты посмеешь отвергнуть следующего жениха, клянусь всеми святыми, я отправлю тебя в монастырь. – Айуэрт смерил дочь гневным взглядом, и воцарившееся молчание было более убедительным, чем любая нотация. Но в глубине этого взгляда Мейриона все же видела крупицу растущей тревоги. Замок Уайтстоун, расположенный на вершине крутой скалы, имел отличную естественную защиту, но все оборонительные устройства не помогут, если в самое ближайшее время Айуэрты не смогут пополнить свою казну. Среди наемников уже началось брожение, и некоторые даже покинули замок.
 Дядя Пьер отодвинул от себя шахматную доску и, скрипнув расшатанным стулом, поднялся из-за стола.
 – Послушай, Айуэрт, может, лучше мне самому жениться на девчонке?
 Мейриона в недоумении уставилась на Пьера.
 – Но это же нелепо…
 Не обращая на нее внимания, Пьер схватил Айуэрта за плечо:
 – Ты относишься ко мне как к члену семейства, но ведь мы не состоим в кровном родстве, верно?
 Айуэрт в глубокой задумчивости поглаживал бороду, и Мейриону вдруг объял ужас.
 – Но это же немыслимо!
 – Мой друг, я старею. У меня есть деньги и титул, но нет своей земли. Объединив наши капиталы, мы только выиграем. Странно, что это не пришло мне в голову раньше.
 Айуэрт задумчиво посмотрел на дочь:
 – А что, это стоящая мысль.
 Мейриона почувствовала, как у нее подгибаются колени, и, чтобы не упасть, оперлась рукой о стол. Святые угодники! Ей следовало принять предложение последнего жениха – с его большими ногами она как-нибудь бы смирилась.
 – Не могу поверить, что вы вообще можете обсуждать такую чудовищную идею.
 Отец сердито смотрел на нее.
 – Но разве не ты сама разогнала всех женихов?
 – Мне нужны дети. – Пьер резко ударил тростью по ножке кресла. – Мейриона – девушка сильная, здоровая…
 Неужели такой старик еще может производить детей? При мысли о том, что его сморщенные руки будут ласкать ее, к горлу Мейрионы подступила тошнота.
 – Это безумие.
 Дядя Пьер. Да он старше ее в три раза! Она любила его, но как наставника, а не как возлюбленного. Теперь ей казалось, что старик, опустившись до такого кощунственного предложения, просто предал ее.
 – Дядя, как вы можете говорить такое? Вы ведь мой друг!
 – Ты сама виновата в том, что мы вынуждены прибегать к помощи старых друзей, чтобы выбраться из долговой ямы, – буркнул Айуэрт.
 – Нет, отец!
 Пьер неожиданно засмеялся:
 – Не беспокойся, друг мой, капризы этой девчонки не испугают меня, как того молодого щеголя, который только что сбежал поджав хвост. Зови священника, и мы решим твои проблемы с податями еще до наступления ночи.
 Айуэрт снова погладил бороду.
 – Мы можем набрать более сильную армию, – продолжал гнуть свое Пьер, и тут Мейриона увидела, как загорелись глаза отца.
 На короткое мгновение она представила дядю Пьера обнаженным, – наверное, его сморщенная кожа висит на костях, как грубая власяница на скелете.
 – Этого не будет никогда, – твердо сказала она.
 – Будет, если я прикажу! – Айуэрт грозно свел брови на переносице.
 – Я тебя предупреждал, что ты потворствуешь ее прихотям, и это не к добру, – хмыкнул Пьер.
 Мейриона не верила собственным ушам.
 – Ты учил меня думать самостоятельно, дядя, а теперь ты хочешь жениться на мне? Да в своем ли ты уме?
 Пьер повертел в руках непонятно откуда взявшуюся пешку и недовольно поджал тонкие губы.
 – Дитя, в противном случае ты взваливаешь на своего отца непомерную ношу.
 Скрестив руки на груди, Мейриона покачала головой:
 – Нет.
 Айуэрт тяжелым шагом прошествовал к сводчатому дверному проему и сложил руки наподобие рупора.
 – Мэтти! – позвал он. – Собери для Мейрионы все самое необходимое. Она уедет не позднее чем через час.
 – Но, отец…
 – Все, хватит. Если ты не можешь вести себя как благородная женщина, то больше такой и не будешь.
 – Непокорная дочь бесполезна для своего отца. – Пьер оперся на трость и в притворной печали склонил голову.
 Сердце Мейрионы будто налилось свинцом.
 – Дядя, вы часто говорили, что женщина может вести хозяйство не хуже мужчины.
 Пьер пожал плечами:
 – Теоретически это возможно, но в действительности женщина без мужчины – ничто.
 Раздосадованная тем, как быстро старик изменил свое мнение, Мейриона подбежала к отцу и тронула его за плечо.
 – Ты ведь не прогонишь собственную дочь, правда? Я нужна здесь, чтобы заботиться о наших людях.
 Айуэрт стряхнул ее руку.
 – Ты мне больше не дочь. Возможно, монастырь научит тебя послушанию.
 В этот момент дверь распахнулась и Демьен, брат Мейрионы, которому было всего десять лет от роду, спотыкаясь, вбежал в зал. На нем была яркая пурпурная накидка, в руках он нес мертвую, пробитую стрелой крысу. Совершенно не подозревая о драме, которая разыгралась в большом зале, он, хромая, подошел ближе, взмахнул накидкой в шутливом поклоне и бросил крысу к ногам сестры.
 Мейриона отскочила с пронзительным воплем, зато собаки устремились к трофею, чуть не сбив ее с ног.
 Айуэрт тут же обратил на шутника разъяренный взгляд.
 – Дрянной мальчишка! – Схватив кубок, он швырнул его в гончих. – Убирайся отсюда, хромой тупица.
 – Отец! – Мейриона вскочила. – Демьен не хотел ничего плохого.
 – Я терпел тебя, негодяй, только ради твоей сестры, но она мне больше не нужна. – Айуэрт подал знак одному из своих людей. – Выведите этих неблагодарных за стены замка. Я больше не потерплю неповиновения в моем доме. – Он вновь отвернулся, глядя из окна в том направлении, в котором только что отбыл последний жених. – В монастыре их обоих научат уму-разуму.
 С высоко поднятой головой Мейриона вышла из зала, брат поспешно поковылял за ней.
 – Думаешь, он действительно это сделает? – прошептал Демьен, хватая ее за руку.
 Мейриона бросила мрачный взгляд на двери зала, чувствуя, как железные кандалы долга сжимают ее душу.
 – Нет, если я соглашусь выйти замуж за дядю Пьера.
 Некоторое время спустя, слабая от тошноты, Мейриона стояла рядом с дядей Пьером и произносила слова венчального обета. При этом ей казалось, что страх и отчаяние едкой плесенью сочатся по стенам часовни замка.
 Раскаяние мучило ее. Ну зачем, зачем она проявляла строптивость в отношениях с другими женихами? Последний из претендентов был молод и красив. С детства Мейриона знала, что ее долг – вступить в брак. В действительности отец проявлял к ней больше снисхождения, чем обычно проявляют к женщинам ее положения, – он давал волю гневу каждый раз, когда очередной потенциальный жених после встречи с ней отказывался от своего намерения, но она и представить не могла, к чему это ее приведет.
 Дракон, должно быть, и в самом деле грозный воин. Мейриона видела отчаяние и ужасные предчувствия, которые таились за неистовством отца. Она не сомневалась, что им движет любовь к ней. И почему мужчины всегда знают, что лучше для женщины? Ее не покидали мучительный страх и мысль о том, что этот брак является божьей карой за прежние капризы.
 Возможно, если бы она не осознавала, как сильно зависят от нее другие люди, то смогла бы пережить изгнание, но Мейриона не могла причинить вред брату. Им некуда было идти, и во всем мире не нашлось бы никого, кто готов был приютить их. Наступала зима, а в эту пору изгнание было равносильно смертному приговору.
 Разумеется, отец несправедливо обвинял Демьена в смерти жены. Йоркистская свинья была виновата, а не невинный ребенок, родившийся в результате насилия и к тому же с увечьем, что делало его непригодным для обучения рыцарскому мастерству.
 Деньги были вручены, и священник согласился провести венчание без обычных трех недель оглашения в церкви имен вступающих в брак.
 «Такова участь женщины, – грустно сказала себе Мейриона, – выходить замуж, повинуясь чувству долга».
 Плотно прикрыв глаза, она поклялась навсегда расстаться с легкомыслием, смириться со своей участью и впредь не пренебрегать долгом перед семьей.
 Мейриона взглянула на дядю Пьера, и ее сердце словно окоченело. Старик всегда был рядом с ней в качестве друга и наставника, направлял ее, любил, обучал читать, считать и играть в шахматы. Почему же теперь он предал ее?
 Морщинистая рука Пьера приподняла подбородок невесты, и он сухо поцеловал Мейриону в щеку, после чего, двигаясь словно в оцепенении, она направилась в большой зал, где Мэтти на скорую руку приготовила что-то похожее на свадебный пир. Тарелок не было, и еду подали на оструганных досках, но Мейрионе было все равно; она методично пережевывала еду, не ощущая ее вкуса. Пожалуй, сейчас она бы не заметила даже, если бы вместо пирога ей подали отруби.
 Она выпила бокал вина, затем еще один и еще один, не ощущая вкуса напитка и ища лишь отупляющего забвения.
 Когда Мэтти и другие женщины все-таки заставили ее подняться, чтобы подготовить к брачной ночи, в животе у нее уже бурлило от выпитого и она спотыкалась, с трудом поднимаясь по лестнице, ведущей к спальне.
 Женщины с каким-то гусиным гоготанием принялись снимать с нее одежду. Едкий дым от сальных свечей разъедал Мейрионе ноздри, и она, ища поддержки, взглянула на Мэтти. Единственная из этой толпы Мэтти оставалась спокойной; ее, казалось, не затронул кошмар, который вот-вот должен был здесь начаться.
 Грубые пальцы больно щипали обнаженное тело Мейрионы, потные ладони подталкивали несчастную к перине. От отчаяния она вцепилась пальцами ног в ковер, и женщины захихикали.
 – Вот оно, настоящее стеснение девственницы!
 Все это время Мейриона ощущала себя отделенной от своего тела, словно все происходило с кем-то другим. Руки прислужниц продолжали удерживать ее, пока одна из служанок откидывала одеяла. Затем ее грубо толкнули, и она упала на простыни.
 Внизу зазвучали громкие хлопки и одобрительные возгласы. Перед глазами Мейрионы пронеслась отвратительная картина: мужчины отпускают непристойные шутки, помогая дяде раздеться.
 К горлу Мейрионы подступила тошнота, и Мэтти едва успела схватить ночной горшок и поднести его госпоже.
 – А ну, дамы, удалитесь немедленно! – Мэтти прогнала женщин за дверь. – Вы сегодня больше не понадобитесь. Воистину здесь и без вас забот полно.
 Мейриона вытерла лицо куском грубого сукна и взяла из рук служанки кубок с водой.
 – Спасибо. Что бы я без тебя делала, Мэтти…
 Мэтти смотрела на дверь, пока последняя из прислужниц не скрылась из виду.
 – Послушайте, госпожа, вам не стоит бояться. Я уже обо всем позаботилась. – Она неожиданно улыбнулась.
 Мейриона потерла ноющие виски:
 – Никто не сможет избавить меня от того, что мне предстоит.
 – Неправда, госпожа. Взгляните сюда. – Мэтти быстро достала из кармана фартука полотняный мешочек. – Видите, это опиум. Я подсыпала щепотку в вино старику, клянусь Создателем.
 – Мэтти, это невозможно!
 Служанка принесла еще воды, и Мейриона стала полоскать рот.
 – Еще как возможно. Негоже, когда такой старик женится на молодой. Я и матушку твою, и тебя вырастила, как дочерей, и не допущу, чтобы ты вышла замуж за старого французского графа.
 – Не могу поверить своим ушам.
 – Ничего, скоро поверишь. У меня еще есть – на завтрашнюю ночь и на послезавтра тоже. – Мэтти положила мешочек на прикроватный столик. – Вот смотри, всего щепотка, и он готов как свечку задуть. – Она щелкнула пальцами. – А вреда ему от этого никакого, клянусь.
 Мейриона пристально смотрела на мешочек с опиумом. Впервые она увидела, как в безрадостном дне забрезжил лучик надежды.
 – Вы ведь никому не скажете, госпожа, правда? Я совсем старуха, и, коли хозяин меня выгонит, идти мне некуда.
 – О, Мэтти! – Мейриона обняла служанку. – Никто тебя не прогонит, пока мое слово здесь хоть что-нибудь да значит.
 Улыбка осветила морщинистое лицо старушки.
 – Вам, госпожа, спать лучше раздетой, чтобы другие чего не заподозрили. – Она заговорщически подмигнула и тихо вышла из спальни, а Мейриона, уютно устроившись на постели, укрылась простыней, закрыла глаза и обратилась к Богу, моля дать ей силы, чтобы смириться с новой жизнью.
 Она уже совсем было заснула, когда к ней прижалось теплое мускулистое тело, слишком крупное, чтобы принадлежать ее новоиспеченному мужу.
 Сон тотчас покинул ее, и она пронзительно вскрикнула, но могучая рука воина зажала ей рот, а когда сильное плечо вдавило ее тело в пуховую перину, она почувствовала запах зрелого мужчины – запах пота и крови.




 Глава 3


 Свеча погасла. В полной темноте Мейриона попыталась оттолкнуть незваного гостя и выскользнуть из-под плотно прижавшегося к ней тела, но перина провалилась под их тяжестью, и она оказалась еще сильнее прижатой к нему. Изо всех сил стараясь рассмотреть нападавшего, в призрачном лунном сиянии девушка смогла разглядеть лишь огромную неясную тень.
 – А ну тихо! – угрожающе произнес жесткий низкий голос.
 – Святые угодники! Годрик!
 Мейриону захлестнула настоящая буря чувств. С того самого свидания в часовне голос этого человека преследовал ее.
 Резко выпрямившись, Мейриона попыталась укусить Годрика за руку, но он ловко увернулся и бедром намертво прижал ее к перине, а железная хватка его рук окончательно лишила Мейриону возможности двигаться. Пока они боролись, простыня, словно помогая противнику, плотным коконом обернулась вокруг нее.
 – Напрасно стараешься. Ты не сможешь меня победить.
 Мейриона замерла, сердце в ее груди бешено колотилось, а верхнюю губу усеяли маленькие бисеринки пота. Чего он хочет?
 – Скажи, ты девственница?
 Этот вопрос, произнесенный сдавленным шепотом, как стрелой, пронзил ее, заставив все ее тело задрожать. Боже праведный! Он все еще намеревается предъявить на нее свои права!
 Мейриона попыталась рассмотреть хоть что-нибудь в темноте, но увидела лишь расплывчатое пятно.
 – Отвечай мне.
 Не в силах произнести хоть слово, она кивнула и уткнулась в перьевую подушку.
 – Ладно, верю. – Годрик наклонился совсем низко, и грубая щетина на его щеках царапнула ей кожу. От его кожи пахнуло потом и дорожной пылью. – Не кричи, и я уберу руку. Ты хорошо меня поняла?
 Капелька соленого пота упала с его лица на ее щеку, и Мейриона глубоко вздохнула, а потом снова кивнула.
 – Нам надо торопиться, – предупредил Годрик, отнимая ладонь. – Времени мало.
 Его пальцы по-хозяйски прошлись по лицу Мейрионы, оставляя за собой обжигающий след, потом обхватили ее горло. Прикосновение было легким, хватка свободной, но девушка очень точно поняла намек и лежала очень-очень тихо.
 – Что ты здесь делаешь? – прошептала она.
 – Забираю то, что принадлежит мне.
 Он поднял ее и усадил на самый краешек огромной кровати.
 Мейриона все еще тяжело дышала.
 – Отпусти меня! Я тебе никто, и к тому же я только что вышла замуж!
 Годрик подтащил ее к окну, рывком поставил на ноги и прижал к стене.
 – Именно поэтому я здесь. Тебе не следовало этого делать.
 Мейриона попыталась вырваться и, не удержавшись, упала на пол. Прядь волос прилипла к ее щеке и попала на ссохшиеся губы, на которых остался вкус розового мыла.
 – Помо… – Крик оборвался, потому что Годрик снова навалился на нее, окончательно лишив бедняжку воздуха.
 Извиваясь под ним, она ощущала, как напрягаются его мощные мускулы. Боже, ведь она обнажена!
 – Я тебе не принадлежу!
 – Нет, принадлежишь, маленькая лисица.
 Лунный свет проник через окно, осветив лицо Монтгомери. Некогда красивые черты были обезображены шрамами, он скорее походил на чудовище, чем на мужчину.
 – Пресвятая Мария!
 Отец уверял ее, что Годрик занимает высокое положение во французской королевской армии, но выглядел он так, как будто его долго пытали. С какой стати французам делать это?
 – Что с тобой произошло? – выдохнула она.
 В ответ раздалось почти звериное рычание. В его глазах кипела ненависть, рот скривился, превратившись в страшную, перекошенную рану. Годрик посмотрел вниз, оценивая ее обнаженное тело жадным первобытным взглядом.
 Мейриону обдало жаром, когда перед глазами пронеслись ужасные картины прошлого: тогда за ней гнались проклятые йоркисты, явно намереваясь изнасиловать.
 – Отпусти меня! – Она стала задыхаться, представив, как грязные солдаты-йоркисты, догнав, со смехом стаскивают ее мать с лошади.
 Глаза Годрика полыхнули.
 – Ну уж нет. Я собираюсь надолго оставить тебя в своем распоряжении!
 Его рука скользнула ей в волосы, по-хозяйски прошлась по горлу и опустилась на обнаженную грудь.
 Мейриону охватил ужас. Она попыталась кричать, но, заглушая вопль, его ладонь снова закрыла ей рот. Пронзительный визг женщин и пьяный смех пирующих долетали до спальни из большого зала, где вовсю шел свадебный пир. Даже если бы она смогла закричать, внизу, среди шумного застолья, ее никто бы не услышал.
 Почти обезумев, она сделала последнее усилие и все-таки сбросила Годрика, и ей даже удалось нанести несколько чувствительных ударов, прежде чем сильные руки снова лишили ее возможности двигаться.
 Холодные металлические звенья его пояса впивались в ее обнаженное тело. Затем Годрик перевернул ее на живот и всем своим весом навалился на нее, так что Мейриона даже рукой не могла пошевелить.
 Его дыхание щекотало ей ухо.
 – Пойми, сопротивление бесполезно.
 Он не позволял ей двигаться, словно опасаясь, что она вновь попытается испытать его силу; Мейриона лежала, уткнувшись щекой в раскинутую на полу звериную шкуру, и смотрела, как лунный свет скользит по серым камням камина, превращая их в необычно светящееся серебро. В этот момент она поняла истинный смысл его слов. Мейриона Айуэрт отдана на милость Годрика из Монтгомери.
 Через некоторое время он отнял ладонь от ее рта.
 – Отпусти меня, – потребовала она.
 – Ни за что. Ты принадлежишь мне, графиня. – Годрик сделал акцент на последнем слове, и оно прозвучало как оскорбление. Действительно, выйдя замуж, Мейриона стала графиней, но до того ли ей было теперь!
 Она старалась лежать неподвижно, ожидая момента, когда появится хоть какой-нибудь шанс на спасение. Грудь ее нещадно зудела от прикосновения жесткой и колкой шкуры.
 – Где твой новоиспеченный муж?
 О Боже! Вполне вероятно, что он уже испустил дух за свадебным столом. Стыд за испытанную к Мэтти благодарность охватил ее. Если бы она была покорной дочерью, ее бы не захватил этот… зверь.
 Мускулистые руки вдавливали ее в пол жестко и неумолимо, и Мейриону снова бросало в жар. Она оказалась в его полной власти, и сам размер этого мощного тела внушал ей благоговейный трепет.
 Своими ягодицами она ощущала увеличившийся в размерах мужской орган через мягкую плотную кожу его штанов.
 Чувствуя, как самообладание покидает ее, Мейриона задрожала.
 – Ты не должен этого делать, – прошептала она.
 – Разве ты не слышала? Я пришел взять то, что принадлежит мне по праву. – Тон его низкого голоса был требовательным – это был голос мужчины, привыкшего повелевать.
 Длинные волосы Мейрионы оказались зажаты их телами, ей было больно и неудобно. Видимо, почувствовав это, Годрик приподнялся и отбросил волосы в сторону. По ее открытой спине пробежал холодный ночной воздух, по телу поползли мурашки, а руки покрылись гусиной кожей.
 Собрав разметавшиеся волосы в кулак, Годрик снова прижал ее к полу, его колючая щетина нещадно царапала ей щеку.
 – Моя прелестная предательница, я не ожидал, что в тебе столько огня.
 Мейриона непроизвольно съежилась и крепко закрыла глаза.
 – Нет, нет, – шептала она, готовясь к тому, что должно произойти. Она сжалась в страшном предчувствии, дыхание стало частым и прерывистым. Разумеется, ему нужно то же, что и любому мужчине… – Она потрясла головой. – Умоляю вас, не делайте этого.
 Вместо ответа Годрик быстро затолкал кусок грубой ткани ей в рот. Материя пахла мылом и натирала десны. О пресвятые угодники, эти приготовления означали одно: он хочет грубо овладеть ею! Ее била дрожь, а зубы не стучали только потому, что им мешал кляп. Она в ловушке. Никто не услышит ее криков, когда он будет брать ее. Он огромный и сильный. Если он будет жестоким, она умрет.
 Мейриона знала, какова участь женщин. Ее чуть не вырвало, когда она вспомнила те красно-черные пятна, которые остались на бедрах матери после жестокого изнасилования. В сравнении с действительностью ночные кошмары теперь казались ей ничего не значащей мелочью.
 «О Боже, – молила она, – пожалуйста, помоги мне выжить».
 Она хотела сказать Годрику, что, если он не будет с ней жестоким, она не станет сопротивляться, но кляп мешал ей говорить. От грубой ткани во рту стало сухо – воздуха не хватало, и ее охватил панический страх.
 Мгновение спустя, связав ей запястья, Годрик поставил ее на ноги. Пол был холодным, и пальцы ног быстро начали неметь, но там, где их руки соприкасались, кожа горела, словно от ожога.
 Мейриона трепетала, не в силах разобраться в своих ощущениях.
 Призрачный лунный свет освещал сильное тело Монтгомери. Несколько мгновений она стояла перед ним совершенно обнаженная, а он словно раздумывал, что же с ней делать; но Мейриона была слишком поражена произошедшим, чтобы испытывать из-за своей наготы хоть какую-то неловкость.
 Она нахмурила брови и, не в силах произнести ни слова, вскинула голову и вопросительно посмотрела на него. Годрик хмыкнул:
 – Где твоя одежда?
 Она едва могла этому поверить, но, похоже, он не собирался ее насиловать.
 Мейриона с облегчением вздохнула, и тут вдруг ноги у нее подогнулись, так что, если бы Годрик не держал ее, она осела бы на пол.
 Сквозь замутненное сознание она чувствовала, как взгляд Монтгомери пробегает по ее обнаженному телу. Это снова испугало ее – она не видела, но ощущала, что ее внимательно осматривают. Требовательный, хозяйский взгляд скользнул по ее шее, прошелся по груди, затем спустился на живот и задержался на впадине между бедрами. Казалось, он жадно впитывает ее тело, упивается им, стараясь утолить некую первобытную жажду.
 Лунный свет серебром омывал ее кожу, жар охватил лицо. Годрик изучал ее, как полководец изучает карту боевых действий, определяя пути наступления и отхода, отмечая холмы и низины, которые предстоит завоевать. Не взять силой, не захватить, а именно завоевать.
 Когда его взгляд задержался на ее груди, Мейриону вновь пронизала дрожь. От возбуждения ее соски поднялись, приветствуя его пристальный взгляд, а жар залил щеки и горячей волной пробежал по телу.
 Мейриона попыталась высвободить руки и хоть немного прикрыться. Снова, как и тогда в часовне, он привел ее в полное замешательство, и она уже была не в состоянии сопротивляться.
 – Ты напрасно испытываешь мое терпение, – предупредил Годрик. – Показывай, где твоя одежда, или пойдешь голой.
 Мейриона мотнула головой, указывая на сундук у каменной стены, и, когда он отпустил ее плечи, потеряв равновесие, ткнулась ему в грудь, так что Годрику пришлось снова схватить ее за плечи.
 Неожиданно ее набухшие соски коснулись его, и непреодолимое, всепоглощающее ощущение пронзило ее. Все же Мейриона заставила себя выпрямиться, если бы она не боялась упасть, то обязательно попыталась бы убежать.
 Монтгомери сделал шаг назад, оставив одну руку на ее плече, а второй, потянувшись к сундуку, покопался в нем и, найдя льняную сорочку, протянул ей.
 Отпрянув, Мейриона ухватилась за край столешницы, и ее рука наткнулась на мешочек с опиумом, который принесла Мэтти.
 Годрик медлил, его широкий торс заполнил все пространство между ними.
 – А ты красивая!
 Лунный свет, призрачными пятнами проникавший из окна, делал его похожим на огромного леопарда, который собирается сожрать ее, но голос звучал мягко и даже успокаивающе.
 Мейриона пристально смотрела на него и чувствовала, как ее страх постепенно исчезает. Одновременно с этим росла ее решимость. Она не сделала ничего, чтобы оказаться отданной на его милость. Несмотря на то что их помолвка разорвана, Годрик вел роскошную жизнь, служил знати на континенте. Он не имел права предъявлять на нее права.
 – Ты моя, не забывай об этом, – настойчиво произнес он.
 Самоуверенность Монтгомери разозлила ее. «Никогда», – мысленно поклялась Мейриона.
 Одним быстрым движением он набросил на нее сорочку. Одеяние скрыло опиум, надежно зажатый в ее ладони. Она едва сдержала улыбку. В конце концов она сумеет спастись, но сначала надо добиться его доверия. Если Годрик будет ей доверять, он не станет ее связывать и она сможет подсыпать ему порошок. Когда он уснет, она спасется.
 Годрик нетерпеливо поглядывал на опускающуюся луну. Его своенравной невесте понадобятся крепкие вожжи, подумал он, подталкивая ее к окну.
 Мейриона споткнулась, и крепкие руки сомкнулись вокруг нее, не давая упасть. Его ладони, скользнув по узким плечам, легли на ее руки. Когда его мозоли зацепили тонкую ткань сорочки, раздался слабый шуршащий звук.
 «Поспеши», – подсказывал Годрику разум, но он уступил желанию получше рассмотреть свой трофей.
 Черт возьми, а она привлекательна! Не так, как придворные дамы, но той красотой, которая заставляет мужчину неприлично долго задерживать на женщине свой взгляд.
 Ее глаза были слишком крупными, нос – не совсем прямой, а скулы, пожалуй, слишком высоки. Зато волосы – мужчина мог потеряться в ее волосах. Они окутывали ее, как пламя, опускаясь ниже бедер. Кончики этих волнистых волос касались колен, а золотисто-каштановый цвет контрастировал с кожей цвета слоновой кости.
 Розовые соски дразнили его через полотно рубашки, и некое звериное чувство толчком отозвалось у него в паху. Благодарение Богу, она еще девушка. Ему нужно лишить ее девственности, сделать ей ребенка, тогда церковь аннулирует прежний брак, поддержит его притязания и он станет ее господином. Его тело, покрытое уродливыми шрамами, послужит доказательством того, что их помолвка была незаконно разорвана.
 «Она моя!» Схватив Мейриону за плечо, Годрик подтолкнул ее вперед. Ее запах, подобный нежному аромату омытых дождем роз, щекотал его ноздри: свежий, чистый, он совсем не походил на тот затхлый запах, которым был пропитан бордель, где он в последний раз имел женщину. На мгновение он почувствовал себя нечистым. Воистину он был грязным: он карабкался по склону большую часть ночи, чтобы добраться до нее. Но дело не в этом. Она не заставляла его чувствовать себя грязным – она заставляла его чувствовать себя нечистым.
 Монтгомери наполовину волок, наполовину нес Мейриону по истертому ковру, а она только поскуливала, покоряясь силе. Проклятие! Он похищал женщину, словно вор, а это не соответствовало его понятиям о порядочности.
 Ему следовало забрать свою заблудшую невесту сразу же после возвращения в Англию, несколько месяцев назад, но в то время у него не было золота, чтобы разработать осаду такого великолепного замка, как Уайтстоун, и он еще не получил весточки от короля. Похищение среди ночи было, конечно, по меньшей мере рискованным, но, когда он узнал о свадьбе, у него не осталось выбора, и Годрик спешно разработал этот план.
 Отпустив свой трофей, он быстрым, отточенным движением натянул веревку, лежащую на подоконнике. Девушка осела у ободранного гобелена, ее напряженное тело изогнулось, словно в поиске защиты.
 – Дыши медленно носом, и кляп не будет мешать.
 Она сделала несколько глубоких вдохов, и Годрик недовольно нахмурился, разозлившись на себя за то, что побеспокоился о ее удобстве. Это не должно его волновать. Ее семья не беспокоилась о нем, они, как собаку, посадили его на цепь и на корабле отправили на Восток, в пожизненное рабство.
 Воспоминания снова обожгли его, но шаги за дверью тут же вернули к реальности. Мейриона дернулась, но он лишь крепче прижал ее к себе.
 – Молись о том, чтобы они не вошли, – предупредил он.
 Мейриона зло посмотрела на него; ее большие глаза метали искры, но Годрик оставался спокойным. Она, без сомнения, плюнет ему в лицо, если он вытащит кляп.
 Наконец шаги затихли внизу.
 – Если ты будешь мне повиноваться, тебе нечего бояться, – шепотом пообещал Годрик.
 Мейриона посмотрела на него с холодным презрением. Пожалуй, он никогда не видел у женщины более злобного взгляда – если только не принимать во внимание взгляды портовых шлюх, которым моряки часто отказывались платить.
 Монтгомери усмехнулся. Ее будет нелегко завоевать, но это доставит ему еще большее удовольствие.
 Дубовые ставни громыхнули по стене замка, впустив холодный ночной воздух и запах приближающегося дождя. Снизу доносилось пьяное гоготание. Пора. Они итак провели здесь слишком много времени.
 Крепко схватив свою добычу, Годрик забросил ее на плечо и шагнул к окну.




 Глава 4


 Только через несколько часов, на рассвете, когда похититель опустил Мейриону на свежую траву в лесу и вытащил суконный кляп, из ее груди вырвался вздох облегчения. Сухой валежник больно колол кожу, в одной ночной сорочке она стояла на коленях перед Годриком в трехстах футах от замка, посреди дубов и вязов плодородной уайтстоунской долины.
 Страх, смешанный с яростью, поднимался внутри ее, и Мейриона дернулась, пытаясь освободиться от веревок, все еще стягивающих ее запястья.
 – Никто не сможет тебе помочь. – Сильные пальцы Годрика стиснули ее плечо – то ли для того чтобы успокоить, то ли чтобы напугать.
 Девушка повернула голову. Боже милостивый, какой он большой! С помощью веревок и снабженных когтями перчаток Годрик вытащил ее из окна спальни, затем спустился по стене Уайтстоуна и миновал скалу, на которой стоял замок. Она никогда не встречала такой силы и выносливости.
 Тяжелое дыхание вздымало широкую грудь Монтгомери, его бицепсы подергивались, словно все еще испытывая напряжение от спуска. Прежде Мейриона ни за что бы не поверила, что человек может совершить нечто подобное.
 – Отпусти меня! – прохрипела она.
 Ее руки оставались связанными за спиной, отведенные назад плечи выставляли напоказ прикрытую лишь тонкой тканью грудь. Никогда еще в своей жизни она не чувствовала себя столь беспомощной и столь уязвимой.
 Стоя на коленях, Мейриона уткнулась лицом ему в пах, где резко выделялись обтянутые кожаными штанами крупные и жесткие формы его мужского естества, и тут злая мысль мелькнула у нее в голове. Наплевав на последствия, она крепко зажмурилась, чуть согнулась и изо всех сил ударила Годрика головой между ног, отчего он тут же охнул и согнулся, чем немного смягчил удар.
 – Боже, за что!
 Острое чувство удовлетворения от того, что она смогла хоть как-то противостоять его силе, пронзило Мейриону.
 – Изверг. – Она с победным видом поднялась на ноги. Белая рубашка, хлопнув на ветру, обтянула ее фигуру. – Можешь меня похитить, связать, избить, но ты никогда меня не завоюешь.
 Но едва она произнесла эти слова, чувство триумфа куда-то ушло. Ее ноги онемели от бедер до самых кончиков пальцев, и Мейриона упала на землю, прижав своим телом связанные запястья. Теперь она лежала перед ним распростертой, головой касаясь его больших черных сапог, а валежник и камни больно вонзались ей в спину.
 Слезы унижения жгли Мейрионе глаза, и она моргнула, пытаясь сдержать слезы. Впрочем, она ли это? Мейриона, дочь Айуэрта, никогда не плакала. Никогда.
 Годрик опустился на одно колено.
 – Спокойно, леди! – добродушно прогудел он, словно Мейриона была жеребенком, которого нужно было приручить.
 Самоуверенный наглец!
 Желая плюнуть в это нахальное лицо, она попыталась встать, но острые иголки, мелкие, как крошечные капли дождя, тут же пронзили ее ноги.
 Обхватив за талию, Годрик поднял Мейриону к себе на колени:
 – В чем дело? Ты не ушиблась?
 – Нет, у меня затекли ноги.
 Мучительные уколы, словно укусы тысячи ос, пронизывали ее, Мейриона не могла ни пошевелиться, ни отодвинуться от него.
 Чувство беспомощности сжало ей сердце. Она непроизвольно съежилась, сознавая, как, должно быть, Годрика забавляет ее беспомощность. Она могла бы вынести, если бы он бил ее, но оказаться предметом насмешек – это уж слишком.
 Мейриона прикрыла глаза и стиснула челюсти, чтобы не заплакать. Она скорее умрет, нежели еще раз проявит перед этим человеком слабость.
 Годрик потянулся к ее ногам:
 – Давай я помогу.
 – Сперва развяжи меня.
 Монтгомери посадил ее к себе на колено, и Мейриона спиной прижалась к его груди. Руки Годрика с двух сторон легли на ее бедра, и он начал энергично массировать их. Жар от его ладоней проникал через тонкую ткань ее одеяния, и Мейриона тут же почувствовала облегчение.
 Когда боль утихла, она вдруг осознала, что ее связанные руки касаются его. Боже милосердный! Неужели они касаются его именно там, где кожа штанов обтягивала мужское достоинство? Она не осмеливалась пошевелить пальцами. Пресвятые угодники, что сказал бы отец, если бы увидел ее сидящей на коленях у Годрика и ласкающей его выпирающий орган, в то время как он поглаживает ее бедра?
 И все же она не могла не признать, что прикосновения его рук были весьма приятны. Ей следовало сопротивляться и не позволять прикасаться к ней, но разве не к Годрику Монтгомери она стремилась в течение долгих последних семи лет? Это был единственный мужчина, который когда-либо целовал ее.
 Мозоли на его ладонях цеплялись за ее сорочку. Каким же она ощутит их прикосновение к коже? Грубым и внушающим страх? Возбуждающим? Мейриона отвернула лицо в сторону, чтобы не дать волю своим мыслям. Ее охватило раздражение на свое тело, которое так предательски реагировало на мужские прикосновения. Ее гнев стремительно таял, и она всячески старалась удержать его.
 Йоркская династия повинна в насилии над ее матерью и в ее смерти, из-за йоркистов брошен в темницу отец, они повинны в тысяче бед, причиненных семье. Любой йоркист не мог не быть ее врагом.
 Ладонь Годрика скользнула от бедер к коленям, и колючая боль исчезла. Долг повелевал сказать ему, что в его прикосновениях больше нет необходимости, но ведь в течение многих лет Мейриона мечтала именно об этом мужчине и ни о каком другом.
 Она закрыла глаза и, прислонившись к нему, покорилась его рукам. Его прикосновение казалось долгожданным костром холодной зимой, а пальцы оставляли горящие следы на ее ногах и разжигали странное пламя внутри.
 «Он чудовище, чудовище», – монотонно повторяла Мейриона, но тело предавало ее, и жар растекался у нее между ног.
 – Прекрати!
 Руки Годрика замерли.
 Неловко, как рыба, оказавшаяся на палубе корабля, Мейриона соскользнула с его колен и упала на землю, ее роскошные волосы веером рассыпались по земле.
 Монтгомери наклонился, сорвал пучок травы и растер его в пальцах. На одно невыносимое мгновение Мейриону охватило желание прижать исполосованное шрамами лицо к груди и расспросить этого человека, узнать правду о том, что же с ним произошло.
 Выражение его лица было мрачным, но глаза полыхали голубым пламенем.
 На мгновение в памяти Мейрионы возник голос матери: «Не подходи слишком близко к огню, моя сладкая. Он тебя обожжет».
 Она напряглась.
 – Не прикасайся ко мне!
 – Но почему?
 – Потому что я принадлежу другому.
 Годрик дотронулся до ее ноги. Еще до того как его ладонь коснулась ее бедра, по коже прошел трепет предвкушения.
 – Ты говоришь это мне или убеждаешь себя? Лицо Мейрионы вспыхнуло, и она отодвинула ногу.
 Ей легче было владеть собой, когда он не прикасался к ней. Неужели он видит ее насквозь? И как она может быть такой распутной?
 – Оставь меня, я тебе не принадлежу.
 – Да? У меня есть бумаги о помолвке, которые доказывают обратное. – Монтгомери наклонился к ней, от него исходил терпкий запах мускуса, и он казался скорее частью природы, чем творением цивилизации. Мейриона вдруг почувствовала, что ей трудно дышать, словно вместо воздуха в ее легкие проник обжигающий песок пустыни.
 – Отпусти меня. Помолвка разорвана.
 – С помощью силы, графиня.
 Услышав свой новый титул, Мейриона вздрогнула: в его устах слово «графиня» звучало как «шлюха». В ее душе закипела ярость.
 – Я по крайней мере дворянского происхождения, а ты – не имеющий титула незаконнорожденный. Я никогда не стану твоей женой.
 Валежник хрустнул под ногами Годрика, когда он неторопливо поднялся. Вся его мягкость куда-то исчезла, серпообразный шрам на лице побелел, а глаза засверкали. Он вытер руки о штаны, как будто стирая с них ощущение ее ног.
 – Ты будешь моей – женой или рабыней, не важно.
 – Никогда!
 На щеках Годрика заходили желваки.
 – Можешь не сомневаться, милая пленница, король Эдуард подтвердит мои права на тебя.
 Мейриона покачала головой:
 – Он этого не сделает. Бумаги о разрыве нашей помолвки были подписаны и скреплены печатью церкви, и я уже замужем.
 – Ты разорвешь этот незаконный брак. Я не потерплю новых претензий на свою землю.
 – Это не твоя земля, – заявила Мейриона. хотя на самом деле вовсе не чувствовала себя столь уверенной, как пыталась это изобразить. Земли зачастую просто завоевывали мечом или получали благодаря прихотям короля, а церковь, вместо того чтобы следовать закону, подчинялась тому, кто бросал ей больше золота.
 Годрик глубоко вздохнул, горячий взгляд остыл, руки расслабились. Его спокойствие напоминало надвигающуюся бурю, которая могла разразиться в любой момент.
 Сухой лист, оторвавшись от ветки, плавно опустился на плечо Монтгомери.
 – Миледи, эта земля принадлежит мне, так же как и вы.
 Его взгляд замораживал, веревки натирали ей запястья. Не в силах пошевельнуться, Мейриона плюнула на траву, хотя больше всего ей хотелось плюнуть ему в лицо.
 – Мужчины часто забирают то, что им не принадлежит.
 – Возможно, но я беру только то, что действительно принадлежит мне. – Он приподнял ее подбородок. – Например, тебя. Ты ведь все еще девственница?
 Мейриона уставилась на деревья. Итак, ее девственность стала трофеем, который достается победителю.
 – Ты не можешь использовать мою девственность против меня.
 Годрик усмехнулся.
 – Конечно, нет. – Его взгляд медленно прошелся по ее телу. – Скоро ты будешь носить моего ребенка, и тогда…
 – Ублюдок!
 Обхватив голову Мейрионы ладонями, Годрик повернул ее лицом к себе, и теперь они смотрели в глаза друг другу.
 – Мужчин я убивал и за меньшее оскорбление.
 – Если бы ты собирался меня убить, то уже сделал бы это.
 – Пожалуй, но есть участь пострашнее смерти, графиня.
 Мейриона потянула свои оковы, чувствуя, что с каждой минутой они давят все сильнее. Раздражение и страх заставляли ее пренебречь опасностью. – Развяжи меня, беспородная тварь!
 Годрик провел пальцем по ее щеке:
 – Тебе полезно испытать страх за свою судьбу.
 – Презренный ублюдок! Сын шлюхи!
 Резко поставив Мейриону на ноги, Монтгомери жестко посмотрел ей в глаза:
 – Думай, что говоришь, девчонка, или я положу тебя поперек колена и задам тебе хорошую трепку, которой ты вполне заслуживаешь.
 – Ты не посмеешь!
 – Ты сомневаешься, что человек, похитивший тебя из спальни в брачную ночь, не сумеет тебя отшлепать?
 Бешенство охватило Мейриону. Как он смеет ей угрожать!
 – Извиняйся, – скомандовал Годрик и схватил ее за плечи.
 Извиняться? Она не сделала ничего, чтобы заслужить такое, – это он вытащил ее из теплой кровати и взял в заложники.
 – Просить прощения? У тебя, чья мать была шлюхой? Как только слова сорвались с ее губ, Мейриона тут же пожалела о своей несдержанности.
 Тишина повисла тяжелой весенней сосулькой, готовой в любой момент грохнуться на землю. Годрик зло прищурился, затем опустился на одно колено и резко дернул пленницу к себе.
 От неожиданности у Мейрионы перехватило дыхание. Ее тело полетело вниз навстречу земле, но негодяй направлял падение, и она, вскрикнув, оказалась лежащей на животе у него на колене. Волосы, растрепавшись окончательно, образовали золотисто-каштановый занавес перед ее лицом. Боже всемогущий, этого ей только не хватало!
 – Отпусти меня, животное!
 В ответ она получила три сильных шлепка по ягодицам. Пронзительно вскрикнув, Мейриона попыталась вывернуться, но тяжелая рука вернула ее на место.
 – Варвар, злодей, дьявол!
 Его рука вновь поднялась.
 – Ладно, извини, проклятое чудовище!
 Шлепка не последовало, Годрик лишь пожал плечами и отвернулся.
 – Можешь называть меня как угодно, но оставь в покое мою мать.
 – Согласна. – Она попыталась подняться, но Монтгомери все еще крепко прижимал ее к колену. – А теперь дай мне встать!
 Годрик молчал, и Мейриона, неподвижно лежа на его ноге, поморщилась. Святые угодники, сколько еще оскорблений она должна вынести?
 – Видишь ли, малышка, есть кое-что, чего я просто не могу допустить. – Его рука погладила ее теплые ягодицы, и Мейриона вздрогнула. Пугающая волна желания смешалась с разрывавшим ее возмущением. Неужели он может заставлять ее испытывать к нему желание после всего, что она от него вытерпела?
 Мейриона задрожала, ее мир рушился и проваливался в безумную бездну. Он может. «Господь милостивый, – молилась она, – не позволяй ему понять это». Годрик собирался лишить ее всего: земли, людей, семьи, тела и даже здравомыслия, а она…
 – Чего ты хочешь от меня?
 – Всего, – прошептал он, задирая сорочку и обнажая ее ягодицы.




 Глава 5


 Удерживая Мейриону ягодицами кверху, Годрик задрал ее сорочку до талии.
 – Что ты делаешь? – завопила она, изворачиваясь и пытаясь высвободиться.
 Он легонько шлепнул ее по ягодицам.
 – Тише, девочка. Как бы мне ни нравилось наблюдать за твоими телодвижениями, пока ты так крутишься, развязать я тебя не могу.
 – О!
 Мейриона затихла, щеки ее горели, и она была рада, что волосы полностью скрывают ее лицо.
 Его крупные ладони погладили ее ягодицы, затем скользнули к связанным запястьям.
 Она дрожала, чувствуя себя растрепанной и совершенно незащищенной.
 Годрик потянул веревки, связывающие запястья, и Мейриона сжала мешочек с опиумом, который все еще держала в руке, надеясь, что ей все же представится возможность подсыпать зелье в еду этому варвару. Милосердная Дева Мария! Если бы она была мужчиной! Тогда она могла бы поднять меч и сражаться, а не выжидать удобного момента, чтобы использовать усыпляющее средство.
 Взгляд Монтгомери задержался на ее обнаженных бедрах, и Мейриона стиснула зубы, моля Господа, чтобы он не заметил опиума в ее руке.
 Веревки соскользнули с запястий Мейрионы, и Годрик небрежным движением опустил ее сорочку. Холодная грязь захлюпала под ее ногами, когда похититель наконец поставил ее на ноги.
 Мейриона вытянула руки, пытаясь не обращать внимания на то, как непристойно когда-то белая, а теперь грязная сорочка облепила ее тело. Прохладный ветерок ласкал ее соски, заставляя их снова подниматься и твердеть.
 Цепляясь за тонкую ниточку своего возмущения, она бросила сердитый взгляд на Монтгомери. Его темные волосы рассыпались по плечам, два шрама, подобные тем, которые могут остаться от удара серпом, тянулись изогнутой линией со лба к виску и вниз по левой щеке. Пресвятые угодники, что же с ним произошло? Вид у Годрика был одновременно ужасающим и завораживающим, отметины не умаляли его мужественной красоты. Создавалось впечатление, что искусный скульптор в порыве ярости попытался разрушить свою самую совершенную работу.
 – Отпусти меня!
 Он усмехнулся, словно его забавляла эта бессильная ярость:
 – Никогда.
 – Люди моего отца отыщут тебя.
 – Даже если им это удастся, они не получат тебя обратно. – Голос Годрика звучал решительно. – Здесь мы в безопасности. Мои солдаты охраняют округу.
 Мейриону снова захлестнул гнев.
 – Я тебя ненавижу!
 – Знаю. – Рукой, покрытой шрамами, он коснулся ее щеки. – Со временем это пройдет.
 – Никогда, – поклялась она, крепко сжимая мешочек с зельем.
 Темные тучи, собираясь над их головами, несли с собой влажный тяжелый воздух и запах дождя. На пастбищах блеяли овцы, и этот звук рождал эхо за холмами.
 – Следуй за мной, – приказал Монтгомери и, повернувшись, зашагал в глубь леса по направлению к журчащему ручью, но Мейриона оставалась неподвижной. Она не собиралась следовать за ним по пятам, как комнатная собачка. Ищут ли ее отец и дядя Пьер, или они все еще пребывают в пьяной беспомощности? Спуск по скале занял несколько часов, но путешествие по мокрой и скользкой тропе в этой части долины займет по меньшей мере день или даже больше, учитывая недавний дождь.
 Отойдя на несколько шагов, Годрик обернулся.
 – Поторопись, Мейриона! – приказал он. Девушка вызывающе посмотрела на него:
 – Я не твой щенок!
 Чертыхаясь, Годрик вернулся обратно. Мейриона попыталась бежать, но он схватил ее за плечо и, резким движением соединив ее запястья, туго связал их веревкой, а затем потянул ее вперед. Мелкие ветки потрескивали под ногами Мейрионы, острый камешек впился в ступню, и несколько шагов она сделала слегка прихрамывая.
 Замедлив шаг, Годрик положил руку ей на плечо и помог перебраться через поваленное бревно, словно это была дворцовая лестница, а он из похитителя на мгновение превратился в придворного рыцаря.
 – Нам надо пройти совсем немного, Мститель уже за следующим подъемом.
 Мейриона остановилась как вкопанная, при слове «мститель» ее сердце подпрыгнуло и тут же ухнуло куда-то вниз.
 – Что ты имеешь в виду?
 Может, он собирается позволить кому-то взять ее здесь, в этом лесу?
 Монтгомери насмешливо посмотрел на нее:
 – Я веду тебя к себе домой.
 – Твой дом за следующим холмом?
 Он чуть отшатнулся от нее, словно она была слабоумной.
 – Конечно же, нет.
 – Тогда что значит «мститель за следующим холмом»? Годрик перестал хмуриться и громко рассмеялся:
 – Леди, мое отмщение вам будет гораздо дольше, чем эта короткая прогулка. Мститель – это моя лошадь.
 – Лошадь?
 Он притянул ее к себе:
 – Ты меня забавляешь.
 – Так ты назвал своего коня Мститель?
 Его улыбка исчезла, и вокруг рта пролегла жесткая складка.
 – Месть – это то, о чем я думал в течение многих лет.
 – О! – Мейриона проглотила комок в горле. – Ты так сильно меня ненавидишь?
 – Ненавижу? Нет, графиня, чтобы ненавидеть, нужно иметь сердце. У меня его не осталось. – В его тихом голосе звучала такая горечь, что Мейриона вздрогнула.
 Наконец они приблизились к вершине невысокого холма. Споткнувшись о корни дерева, Мейриона негромко вскрикнула. Она оцарапала ногу и, потеряв равновесие, наткнулась на Годрика. Святые угодники! Ей совсем не хотелось вновь падать к его ногам!
 Его рука мягко обвила ее плечи, затем он схватил ее на руки и понес, словно она весила не больше, чем котенок.
 Ей следовало сказать ему, чтобы он опустил ее на землю, но на этих сильных руках Мейриона почувствовала такое облегчение, что просто не смогла произнести таких слов. Хотя она чувствовала себя крошечной и женственной, теперь ей не были страшны колючие кустарники и жесткие ветки.
 На короткое мгновение Мейрионе показалось, что они единственные люди на земле, и ей захотелось, чтобы они не были врагами.
 Широкими шагами Годрик уверенно шагал через подлесок.
 – Скоро мы дойдем до моего коня, тогда ты сможешь ехать верхом.
 Верхом? На мгновение Мейриона вспомнила себя в одиннадцать лет: тогда она пыталась хоть как-то укрыться, а вокруг гремели копыта лошадей ее врагов. Пронзительный вопль матери раздался неподалеку, потом тяжелое копыто боевого коня ударило ее по голове и все провалилось в темноту. С того дня она ни разу не садилась на лошадь.
 Мускулистые руки Годрика крепче обняли ее.
 – Ты побледнела. В чем дело?
 Мейриона качнула головой, отгоняя воспоминания:
 – Нет, ничего.
 – Не верю. Что-то тебя определенно беспокоит. Мейриона прислонилась щекой к его широкой груди, в очередной раз подивившись сверхъестественной проницательности этого человека. Какое преступное удовольствие – вдыхать его успокаивающий запах, но сегодня ей уже пришлось подавить свое самолюбие, и еще одна неловкость не имела никакого значения. Чем быстрее она признается в своей постыдной слабости, тем быстрее закончится ее позор.
 – Я… не могу ездить верхом, потому что боюсь лошадей.
 Ну вот она и сказала это.
 – Женщина благородного рода боится лошадей?
 – Да.
 Унижение сжало ей горло. Она ошибалась, думая, что больше у нее не осталось гордости, все ее чувства были напряжены. В этот момент Монтгомери стал хозяином ее эмоций. Если сейчас он посмеется над ней, она не сможет сдержать слезы.
 – Пожалуйста, не смейся.
 Перешагнув через бревно, Годрик внимательно посмотрел на нее. Ни намека на улыбку.
 Поправив растрепанные волосы, Мейриона сама грустно улыбнулась ему.
 – Это не делает тебя слабой или трусливой. – В его глазах не было жалости или насмешки, только искреннее участие.
 Она пожала плечами.
 – С тобой что-то случилось?
 Он задал этот вопрос непринужденно, как будто говорил о надвигающемся дожде, и Мейриона вдруг почувствовала себя неловко.
 – Нас сбросила лошадь и чуть не затоптала.
 – Кого сбросила?
 – Мать и меня.
 Она закусила губу, стараясь не вспоминать. Годрик утверждает, что у него нет сердца, но о себе она не могла такого сказать. От нахлынувших чувств в ее груди возникла ноющая боль.
 – Всадников часто сбрасывают лошади, это обычное дело. Что же еще произошло?
 Мейриона отвернулась, ей захотелось закрыть лицо руками, чтобы он не смог заглянуть в ее мысли – там были тайны, делиться которыми она не хотела бы ни с кем.
 – Скажи мне, Мейриона.
 – За нами гнались мужчины. Мне было одиннадцать. Ее мысли метались в полном беспорядке, словно щепки, уносимые бурным потоком.
 Годрик поднялся на вершину холма, – похоже, ноша не слишком мешала ему.
 – Это то, что произошло с твоей матерью?
 – Мама умерла при родах. Шкатулка памяти захлопнулась.
 Годрик, кивнув, больше не задавал вопросов, и Мейрионе захотелось, чтобы он перестал быть таким добрым – тогда ей было бы легче его ненавидеть. Он был страшным человеком, йоркистом, одним из тех, кто изнасиловал ее мать. Но его руки казались такими теплыми и такими надежными…
 Мейриона склонила голову, и пряди ее длинных волос легли на его плечи.
 – С тех пор ты когда-нибудь садилась на лошадь? Она неопределенно покачала головой, и еще больше прядей золотисто-каштановых волос запуталось в застежках его куртки.
 – Однажды.
 – Однажды?
 – Мой отец заставил меня поехать верхом.
 – И что же?
 При воспоминании о том дне ее щеки покрылись румянцем: тогда отец с холодным осуждением попытался избавить дочь от страха, заставив забраться на лошадь, которую он вел в поводу. Трясясь, она молча ехала, поджав сведенные судорогой ноги, пока отец наконец не отпустил ее. Позднее она спряталась за конюшней, где ее вырвало от пережитого страха.
 – У меня не очень-то хорошо получилось, – наконец призналась она.
 Ей неожиданно захотелось прикоснуться к шрамам на его лице, смягчить их жесткость своими пальцами. Теперь Мейриона была рада, что он связал ее и она не могла следовать своим глупым побуждениям.
 И все-таки что же французы с ним сделали?
 Он неожиданно ухмыльнулся, и она улыбнулась в ответ, но тут же одернула себя и отвернулась. Монтгомери был ее врагом, а не старым другом, которому было позволено поддразнивать ее. О чем она только думает!
 Мейриона нахмурилась. Этот человек просто сводит ее с ума. Пожалуй, он может подумать, что она потеряла рассудок, но… Его руки были слишком горячими, слишком требовательными, слишком мужественными. Его близость дурно действовала на нее. Она почти не замечала ни деревьев, мимо которых он нес ее, ни направления, в котором они двигались.
 Глубоко вздохнув, она неожиданно почувствовала хмельной, мускусный запах; она кашлянула, пытаясь избавиться от запаха, но это не помогло. Близость Годрика поглощала ее, топя в запретном желании. При этом тысячи вопросов роились у нее в голове. Она совершенно не понимала своего похитителя. Он говорил, что в течение многих лет планировал отмщение, и тем не менее был добр к ней. Кто же он – нежный рыцарь или жаждущий отмщения воин?
 – Ты ведь не считаешь меня трусихой из-за того, что я боюсь лошадей? – внезапно спросила она, желая понять, кто же все-таки он на самом деле.
 Он пристально смотрел на нее.
 – Ты не трусиха. – Порыв ветра отбросил его темные волосы и открыл лицо.
 Мейриона никогда не признавалась в своем страхе без стыда, без осуждения и без отвращения к себе. Никому и никогда она не показывала своей боязни, поэтому никто и никогда не считал ее трусливой.
 А сейчас она вдруг почувствовала себя… освобожденной, легкой, словно этот человек снял путы с ее души, которая теперь могла парить в небесах, подобно птице.
 Крепкие руки Годрика по-хозяйски удерживали ее, но запястья по-прежнему были связаны, и она не имела ни малейшего представления о том, в какую неведомую темницу несет ее похититель. Тем не менее она ни на что бы не променяла этот восхитительный момент, и все потому, что этот человек сказал, что она не трусиха.
 – Как далеко ваш дом, милорд?
 Прошла секунда, потом еще одна, и только тогда оба осознали, что она только что обратилась к нему уважительно – «милорд».
 Мейриона поспешно вдохнула, словно пытаясь втянуть неосторожно вырвавшееся слово.
 Господи! Она, похоже, сходит с ума.
 Он незаконнорожденный, значит, не дворянин. Напряжение этой ночи совершенно запутало ее мысли, и она закусила губу, моля Всевышнего, чтобы он освободил ей руки, которыми можно было бы прикрыть предательский рот. Теперь она точно знала: никогда прежде ей не доводилось быть рядом с мужчиной, который мог так владеть собой и так превосходил бы ее. Да, возможно он бастард, но его самообладание сделает честь любому известному ей дворянину. Внутреннее благородство Годрика поднималось выше обстоятельств его рождения.
 Мейриона энергично тряхнула головой, пытаясь привести себя в чувство, и тут Годрик, остановившись, поставил ее на ноги. Ее волосы вес еще цеплялись за металлические пряжки камзола, и ей пришлось распутывать их. Ее сорочка развевалась на легком ветерке, и Годрик, не двигаясь, рассматривал ее напряженным взглядом, словно ястреб, глядящий на пойманную полевую мышь.
 На мгновение Мейрионе показалось, что сейчас ее губ коснутся его губы.
 Боже милосердный!
 Она вспомнила поцелуй в часовне. Тогда, давным-давно, эти губы были чувственными и щедрыми. Они были требовательными, беспощадными, горячими, страстными и слегка влажными – именно о них она, стыдясь, мечтала в течение многих ночей.
 Единственный мужчина, который целовал ее в губы! На свадьбе дядя Пьер лишь приподнял ее подбородок и холодно коснулся щеки.
 Какие греховные мысли будил в ней Годрик! Он – враг ее семьи, а она думает о вкусе его поцелуя…
 Внезапно Монтгомери тихонько свистнул.
 – Тебе не нужно бояться, девочка, – спокойно сказал он. – Моя лошадь хорошо объезжена.




 Глава 6


 Итак, он все же не намеревался целовать ее. Или намеревался? По его бесстрастному лицу ничего нельзя было понять. Как несправедливо, что он может читать ее мысли, а она его – нет!
 – Почему тебя волнует, боюсь ли я лошадей? – Мейриона пыталась найти что-то, что могло бы ослабить напряжение, возникшее между ними.
 Годрик пожал плечами:
 – Меня волнует все, касающееся моей собственности. Мейриона сердито фыркнула, даже не пытаясь скрыть рвущийся наружу гнев.
 – Убери руки.
 – Нет. Мне нравится, когда ты близко.
 – Самоуверенный наглец! Я не твоя собственность, чтобы ты мог забавляться со мной, когда тебе вздумается.
 – Думаю, что так оно и есть.
 Мейриона изогнулась, пытаясь освободиться от веревок, связывающих ее запястья.
 – Варвар!
 Годрик сердито нахмурился и отпустил ее.
 – Ты не того боишься. Тебе скорее следует бояться хозяина, а не лошадь.
 Сдув прядь золотистых волос с лица, Мейриона прищурилась.
 – Я не боюсь тебя, – солгала она. Годрик медленно провел рукой по ее лицу.
 – А следовало бы, – прошептал он, щекоча своим дыханием ее ухо. Его пальцы продолжали лениво блуждать по шее и остановились, лишь когда добрались до ее груди. Мускулы рук взбугрились под рубашкой. Грозный. Красивый. Обольстительный.
 Страх поглотил ее, только это была не боязнь своего похитителя, а боязнь собственных запретных желаний.
 – Прекрати, пожалуйста, – прошептала Мейриона.
 Отпустив ее, Годрик вновь свистнул, и тут же из зарослей появился мальчишка, лет примерно девяти, с густыми рыжими волосами и веснушчатым лицом, ведя на поводу большого черного коня. Взяв повод, Годрик повел коня за собой.
 – Не бойтесь, миледи.
 Она выглянула из-за его широких плеч. Мальчик с любопытством смотрел на них, и рыцарь бросил ему монету.
 – Можешь идти. Ты хорошо сделал свою работу. Мальчишка улыбнулся во весь рот и, кинув еще один любопытный взгляд на Мейриону, скрылся в зарослях.
 Мейриона обернулась. Конь Годрика имел изящную стать арабского скакуна, но казался слишком крупным. Возможно, он не был чистокровным – бастард, как и его владелец. Шкура животного блестела в проникающем сквозь кроны деревьев свете, абсолютно черная, словно эбеновое дерево, и только ноги ярко белели на фоне зелени.
 Неожиданно Мейриона почувствовала странную, необъяснимую ревность к тем узам, которые связывают мужчин и их коней. Разве будет мужчина так заботиться о своей женщине, как он заботится о своей лошади?
 – Ну, иди же. – Годрик сделал ей знак подойти к лошади.
 Мейриона проглотила комок и покачала головой, ей вдруг стало не хватать воздуха.
 – Давай, девочка.
 Боже! Она ведь рассказала ему о своих страхах, и он даже делал вид, что все понял… Ее колени задрожали.
 Годрик набросил повод на ветку дерева и двинулся к ней, сердито хмуря брови, но Мейриона, сжавшись, отступила назад. Неужели он намеревается силой посадить ее на лошадь? Боже, только не это!
 Ощутив приблизившийся жар его тела, она приоткрыла глаза.
 – Я не могу.
 – Можешь, и ты это сделаешь.
 «Будь смелой, будь смелой», – приказывала она себе. Слезы, обжигая глаза, собирались под веками и готовы были вот-вот пролиться…
 Годрик смахнул влагу с ее ресниц, его огрубевшая рука оказалась теплой и мягкой, а когда Мейриона судорожно вздохнула и заправила волосы за ухо, он прижался губами к ее все еще влажным ресницам. Она закрыла глаза, не в силах разобраться в бурлящих в душе чувствах. Почему он так добр к ней? Ей было легче, когда она могла считать его чудовищем.
 – Мейриона! – Голос Годрика звучал спокойно и уверенно. – Разве ты не можешь довериться мне? Клянусь жизнью, никто не причинит тебе вреда, пока я с тобой.
 Довериться ему? Мужчине, который похитил невесту из спальни в первую брачную ночь? Ее сердце билось, как барабан дикаря.
 – Я не могу тебе доверять.
 – Мейриона, – его тихий низкий голос вдруг охрип, став хмельным, словно сладкий мед, – ну хоть немного.
 Она покачала головой.
 Рука Годрика коснулась ее щеки.
 – Со мной ты была в безопасности на скале, будешь в безопасности и на моей лошади.
 Нижняя губа Мейрионы предательски дрогнула. В глубине его темно-синих глаз светилась такая нежность…
 – Доверься мне.
 Его присутствие манило больше, чем произносимые слова. Оно задевало душу.
 – Ты не можешь идти пешком по лесу в такой одежде, и я не могу нести тебя весь путь.
 – Это безумие, – пробормотала Мейриона себе под нос, пытаясь принять безупречную логику его слов.
 – Я позабочусь о тебе, не бойся. – Он снова коснулся ее щеки. – Ну же! – Монтгомери слегка подтолкнул ее вперед, крепко держа за плечи.
 Мейриона со страхом взглянула на огромного жеребца, ее ладони внезапно стали влажными.
 – Смотри только на меня, – сказал Годрик, пытаясь отвлечь ее внимание.
 Конь стоял неподвижно, спокойный и невозмутимый, как его хозяин.
 – Ты готова?
 Мейриона кивнула, впившись взглядом в косые шрамы на его лице. Наверняка человек, переживший кошмар, который оставил такие следы, сможет контролировать своего коня.
 – Я подниму тебя и усажу в седло. Продолжай смотреть на меня.
 Конь запрядал ушами, и Мейриона вздрогнула.
 – Дыши медленно и глубоко.
 Она не отрывала взгляда от Годрика, стараясь подавить заполнявшее ее чувство нарастающей паники. Святые угодники, ну почему она такая трусиха?
 Годрик обхватил ладонями ее талию, и тотчас она стала невесомой, словно ребенок, поднятый сильными руками. Затем гладкая, твердая кожа седла оказалась под ней, и Мейриона вдруг осознала, что сидит боком на лошади.
 Мститель сделал шаг в сторону, резко вскинув морду.
 – Тпру!
 Она ждала, когда на нее накатит знакомый страх, предчувствуя, что придется подавлять следующее за ним чувство тошноты.
 – Смотри на меня и дыши глубже.
 Мейриона посмотрела на него, замечая крошечные, улыбчивые морщинки вокруг глаз и щетину, темнеющую на подбородке. Он так красив! Теперь ей легче было не обращать внимания на свой страх.
 Вставив ногу в стремя, Годрик с кошачьей грацией вскочил на коня и, подтянув Мейриону к себе, обхватил ее сильными, успокаивающими руками.
 Мейриона медленно выдохнула. Всадник крепко и уверенно держал ее левой рукой, на правую были намотаны поводья.
 – Все хорошо?
 – Да, – ответила она, удивляясь тому, что это было правдой.
 – Ты в безопасности.
 Это не поддавалось объяснению, однако Мейриона действительно чувствовала себя в безопасности. Она уселась поудобнее и позволила себе немного расслабиться.
 Пришпорив коня, Годрик направил его вперед на звуки веселого плеска реки. Валежник трещал под копытами, и казалось, не будет конца ни этому лесу, ни этим покачиваниям.
 Бедра ее похитителя тесно прижимались к ее телу. Боже, ей срочно нужно в уборную! Мейриона вновь подвинулась.
 Некоторое время они ехали молча, направляясь в неведомое будущее.
 Мейриона заерзала на его колене, не в состоянии устроиться удобнее.
 – Что ты собираешься со мной сделать, когда привезешь к себе домой?
 Его рука напряглась.
 – Я собираюсь жениться на тебе.
 Она покачала головой, но не стала противоречить. Одна часть ее хотела, чтобы это было правдой, но только она никогда не сможет принадлежать Годрику, так же как и он ей. У нее есть семья и долг, которому она должна следовать, а о глупых мечтах нужно забыть.
 Мейриона неловко вытянула руки:
 – Ты не мог бы меня развязать? Он посмотрел на нее:
 – Зачем? Чтобы ты опять ударила меня?
 Девушка поджала губы. Разве может она желать Годрика? Он груб, неотесан, дик и… отвратителен.
 Капля дождя упала ей на плечо, и ей снова нестерпимо захотелось облегчиться. Мейриона попыталась подвинуться: неловко было чувствовать его бедра на своих ягодицах.
 – Как долго нам еще ехать?
 – Осталось уже немного.
 Дождь усилился, кругом стало холодно и сыро. Мейриона, раскачиваясь, изгибалась всем телом, но что-то твердое упиралось ей в ягодицы, не позволяя устроиться поудобнее.
 Зло выдохнув, Годрик рявкнул:
 – Черт побери! Если ты не хочешь, чтобы я через мгновение перестал быть человеком чести, сиди спокойно.
 Мейриона отвернулась, чтобы он не мог видеть, как румянец заливает ее щеки.
 – Ты мог взять меня силой раньше, – возразила она.
 – Тем не менее не считай, что ты теперь в безопасности.
 Она постаралась сидеть спокойно, и все ее ощущения сосредоточились внизу живота. Ей не удалось побывать в уборной со времени свадебного пира, и теперь выпитое вино плескалось внутри.
 – Как скоро мы остановимся?
 – Скоро.
 Они выехали за границу ее владений, а Годрик, казалось, не замечал терзаний спутницы, которой очень хотелось сменить положение, но она не осмеливалась не то что подвинуться, даже пошевелиться.
 Слабый дождик стихал и снова начинался легкими порывами. Удар каждой капли отзывался у нее внутри. Господи! Если бы ей удалось уединиться хоть на минуту.
 Как она могла сказать ему о своем затруднительном положении? Благородные женщины не говорили о таких вещах. Если им необходимо было удалиться в уборную, они шли молча и сдержанно. Как же ей быть?
 – Мы сегодня доберемся к тебе домой? – Голос громким эхом отразился в деревьях.
 – Нет, – сказал он, и надежды на привал рухнули. Земля по-прежнему плыла под копытами коня, и каждое покачивание вызывало у Мейрионы сильные позывы, – казалось, она вот-вот лопнет.
 – Когда мы остановимся? Монтгомери сердито нахмурил брови:
 – Если ты хочешь узнать, когда можно будет попытаться сбежать, оставь даже мысль об этом.
 О Боже, он неправильно истолковал ее вопрос. Пресвятая Дева Мария! А вдруг она не сможет больше терпеть? Какой стыд! Мысль была настолько ужасающа, что нельзя было даже предположить подобного.
 О Боже, Боже!
 – Мне… мне нужно… – Она запнулась, так как не могла заставить себя произнести эти слова. То, что ей было нужно, слишком низменно, слишком вульгарно.
 – Что? – Раздражение делало его лаконичным. – Громче, леди, я вас не слышу.
 – Мне нужно, то есть я должна… Его раздражение утихло.
 – Тпру, Мститель.
 Лошадь остановилась, и Годрик, соскочив с коня, снял ее с седла.
 Благодарение святым угодникам!
 – Наконец-то, – прошептала Мейриона, испытывая благодарность за то, что он избавил ее от унизительной просьбы.
 Озорная улыбка появилась в уголках его губ.
 – Я развяжу тебе запястья, если ты вновь назовешь меня «милорд».
 Его тихий голос, почти шепот, был глубоким и обольстительным.
 – Нет.
 Он бросил взгляд на деревья, потом вновь посмотрел на нее.
 Она же ничего не сможет, если запястья у нее будут связаны.
 В загадочной глубине его темных синих глаз озорно танцевали мерцающие огоньки, и ей пришла в голову мысль, что он получает удовольствие, наблюдая, как она борется со своей гордостью. Гадкий, злой человек.
 А что, если он не позволит ей облегчиться? Или… – она чуть не задохнулась, – что, если он собирается ей помогать?
 – Я позволю тебе уединиться, если ты произнесешь это слово. – Его голос быль столь же чарующим, как луч солнечного света зимой.
 Она покачала головой:
 – Я не могу.
 Назвать его милордом было равносильно предательству своей семьи. Возможно, нужда когда-нибудь ослабнет…
 – Как хочешь.
 Пожав плечами, Монтгомери схватил Мейриону за талию и вознамерился вновь усадить в седло.
 О Боже! Она опозорит себя, если он опять взгромоздит ее на эту лошадь, так и не позволив уединиться.
 – Прошу вас, пожалуйста, – захныкала она. Годрик остановился, выжидающе глядя на нее. На его губах появилась улыбка, он играл с ней как кошка с мышью.
 Мейриона подняла голову. Он не имеет права смеяться над ней!
 Внезапно она почувствовала острую боль между ногами. О Боже!
 Опустив взгляд, чтобы не смотреть в его притягательные, сияющие полуночной синевой глаза, она рассматривала землю и пыталась думать о камнях, ветках и листьях. О чем угодно, кроме воды.
 Годрик поднял ее подбородок:
 – Посмотри на меня.
 Мейриона бросила на него гневный взгляд.
 – Милорд, – выпалила она, злясь на свое взбунтовавшееся тело. – Я вас ненавижу.




 Глава 7


 Ожидая Мейриону, Годрик не спеша поглаживал шею жеребца. Он просто вынужден был позволить ей уединиться, взяв с нее честное слово, что она не попытается сбежать.
 Мейриона достаточно разумна и вряд ли попытается убежать здесь. В этих местах множество бродяг – женщина, да к тому же в одном нижнем белье, может стать их добычей.
 Оглянувшись, он увидел только листья кустарника.
 Прошла минута. Еще одна.
 – Мейриона!
 – Имей терпение! – Ее голос донесся откуда-то из глубины леса, но он немного успокоился. Девушка решительная, но не глупая.
 – Я жду.
 В ответ Годрик услышал ругательства и ухмыльнулся. Эта крошка испытала неловкость, когда сказала ему, по какой причине ей необходимо отлучиться, а вот ругается она, как простой солдат. Сколько же противоречий в этой женщине! И все же она очаровательна.
 Когда их руки соприкасались, ее язвительный тон не мог скрыть учащавшегося дыхания. Впервые за много лет женщина благородного происхождения не отводила взгляда от его покрытого шрамами лица и смотрела на него скорее с любопытством, чем с отвращением, отчего Годрик чувствовал себя неосторожной, глупой лягушкой, которая, попав в котел к ведьме, радуется теплой приятной воде. Много лет назад он испытывал такое же чувство, и тогда колдунья просто сварила его, уготовив существование раба.
 Чтобы достичь своей цели, она сделает все. Она уже разорвала соглашение о помолвке и вышла замуж за человека, который старше ее в три раза. Он не должен забывать о ее жестокости только из-за того, что его тянет к ней, как томимого жаждой путника – к воде.
 Вначале девчонка просто тряслась от страха, но, когда он усадил ее к себе на колени и его руки коснулись ее бедер, она прильнула к его груди, словно верная любовница.
 Да, она боится его, но в реакции на него скрывается нечто другое. То, как откликалось тело Мейрионы на его прикосновения, говорит о том, что внутри этого тела бушуют пылкие, огненные, как ее волосы, страсти.
 Услышав неподалеку хруст веток, конь настороженно повел ушами. Она возвращается. Годрик потрепал жеребца походке.
 – Графиня? Ответа не было.
 Солнечный свет, пробиваясь через зеленый полог, освещал тропинку, по которой Мейриона спешно пробиралась через заросли. Большой куст боярышника, увешанный темно-красными ягодами, рос всего в нескольких ярдах; шириной почти в два с половиной фута, он мог послужить хорошим укрытием. Девушка подбежала к кусту и, подняв сорочку, быстро опустилась на корточки.
 – Боже милостивый, – выдохнула она. Пресвятая Дева Мария, она так рада была избавиться от этого воина: его присутствие буквально подавляло ее. Потянувшись, Мейриона с удовольствием повела руками. Ветка слегка царапнула голую руку, мягкая трава позднего лета щекотала лодыжки.
 Она посмотрела на мешочек с опиумом, который дала ей Мэтти. Слава Богу, Годрик не обратил внимания на крепко сжатые пальцы. Только сейчас у нее наконец появилась возможность припрятать зелье.
 Мейриона надорвала подол сорочки и, стараясь не повредить крошечный мешочек, затолкала его внутрь, потом вытянула пальцы, подставляя влажные ладони прохладному утреннему воздуху. Сорвав низко висевший лист, она вытерла руки, порадовавшись даже этому простому движению.
 Наконец-то у нее появилась возможность сбежать от похитителя! Возможно, пока Годрик не спохватится, она успеет уйти достаточно далеко.
 Мейриона посмотрела на свою запачканную сорочку. Уйти? Но куда? Она никогда не уходила далеко от поместья, а страх перед лошадьми сделал ее настоящей пленницей замка. По дорогам бродили разбойники и безработные наемники, так что без оружия она легко стала бы их добычей. И все же долг обязывал ее попытаться.
 Веточка хрустнула у нее под ногами, и Мейриона замерла. Пожалуй, надо немного выждать.
 В этот момент неподалеку раздалось шумное пыхтение: крупный кабан подрывал корни дерева на расстоянии броска камня; острые, как кинжалы, клыки зверя быстро двигались в поисках пищи, валежник трещал под тяжестью огромной туши.
 Мейриону сковал леденящий страх. Она осторожно сделала шаг назад, решив поскорее вернуться под защиту Годрика, и тут зверь угрожающе засопел. Он был так близко, что несчастная видела мох, свисающий с его грозных клыков. Гнойная слизь сочилась из его крошечных глаз. Вдруг перепачканное рыло дернулось, резко втянув воздух, и животное двинулось к ней.
 Холодные дождевые капли скатились с ветки, попав на обнаженную руку, и Мейриона от неожиданности вздрогнула. Чтобы не закричать, она впилась зубами в кожу и ощутила во рту вкус крови. Шаг, еще один…
 Кабан принюхался и подошел ближе; его подслеповатые глазки вращались, высматривая жертву. Мейриона облизнула губы и сделала три шага назад.
 – Пресвятая Дева Мария, – прошептала она, стараясь дышать как можно тише, и тут ветка громко хрустнула под ее ступней. Мейриона почувствовала себя кроликом, попавшим в силки.
 Ветки трещали под тяжестью зверя, пока он приближался, и вдруг его очертания превратились в размытое пятно.
 Девушка вскрикнула, ожидая смертельного удара, и крепко зажмурилась, почувствовав совсем рядом запах дикого зверя, как вдруг рядом раздался громкий голос Годрика:
 – Прочь с дороги!
 Мейриона широко раскрыла глаза и увидела, что зверь остановился.
 – Беги! – крикнул Годрик.
 Она шагнула вперед, но зацепившиеся волосы продолжали удерживать ее…
 И тотчас Годрик оказался между ней и вепрем, вскинув меч. Кабан, опустив голову, ринулся вперед, и меч, пронзив толстую шкуру, почти по рукоять вошел в него. Пронзительный визг огласил лесную чащу, животное зашаталось, из раны хлынула кровь, и, завалившись на бок, кабан, судорожно дернувшись, замер.
 Мейриона выдохнула с облегчением – от всего пережитого она чувствовала ужасную слабость. Годрик быстро подошел к ней, и ей хотелось обвить руками его шею, чтобы оказаться в утешающих объятиях. Теперь она была рада присутствию этого сильного и властного человека, он казался ей самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. Его гордое лицо со шрамами было похоже на лицо ангела отмщения. Когда он двинулся к ней, кровь капала с его меча, опавшие листья взлетали, потревоженные его сапогами.
 Внезапно Мейрионе стало страшно. Святые угодники, уж не собирается ли он отсечь ей голову?
 Его губы искривились, шрамы побелели от гнева.
 – Остановись! – закричала она.
 – Почему ты оказалась так далеко?
 – Пожалуйста.
 – Ты не можешь сбежать. Глупо было даже пытаться.
 – Я… я не убегала.
 – Не лги мне!
 Мейриона отрицательно замотала головой:
 – Я хотела…
 Годрик властно привлек ее к себе, гнев заострил черты столица.
 – С вами слишком много хлопот, графиня.
 Она дернула головой, но пряди волос, обмотавшись вокруг ветки, прочно запутались в колючках.
 – Мне следовало бы оставить тебя здесь привязанной к дереву, маленькая дурочка.
 Дурочка? Да как он смеет!
 – Ты сам тупоумный…
 Его меч стал медленно подниматься.
 – Ты дала честное слово, что не сбежишь. Мейриона чуть не задохнулась, слова застряли у нее в горле. Она виновна в том, что у нее возникли такие мысли, и теперь признание вины наверняка написано на ее лице. Рука, державшая меч, напряглась.
 – О нет! – Бедняжка отпрянула в сторону, чуть не вырвав с корнем куст, в котором запутались ее волосы.
 – Мне следовало знать, что слово женщины стоит меньше, чем куча лошадиного дерьма. Навоз по крайней мере хоть удобряет землю.
 – Чертов осел, ты хотя бы сперва выслушай меня… Годрик намотал на кулак пряди ее волос и притянул ее лицо к своему.
 – Ты нужна мне, – прорычал он, – но не испытывай больше моего терпения.
 Опустив руку, Годрик срезал запутавшийся локон, оставив небольшой клок волос на ветке можжевельника.
 Мейриона упала духом. Ее тело страстно желало успокаивающих, утешающих объятий, таких же, какими он одаривал ее совсем недавно; ей хотелось утонуть в этих объятиях и насладиться чувством безопасности, которое они давали. Она прикрыла веки, чтобы глаза не выдали ее мысли.
 – Иди за мной. – Годрик, повернувшись, пошел через подлесок.
 Самонадеянный, бессердечный негодяй. Он рассчитывает, что она побежит за ним по пятам, как комнатная собачка.
 Мейриона раздраженно фыркнула и, зачерпнув пригоршню сырой земли, сжала ее в ладони.
 – Подожди!
 Он обернулся на ее крик, в его гордых чертах сквозило любопытство, и тут она швырнула свой метательный снаряд. Грязь попала Годрику в грудь и неопрятными пятнами расползлась по куртке.
 – Это еще зачем? – Его взгляд медленно наполнялся возрастающим изумлением.
 – Я за тобой не поспеваю.
 Годрик в удивлении поднял брови:
 – Может, мне понести вас, миледи?
 – Нет, этого не требуется.
 Подойдя к Мейрионе, Годрик поднял ее на руки и улыбнулся с тем же озорным выражением, с которым прежде поддразнивал.
 – Неблагодарная девица.
 На какой-то момент ей показалось, что мир вокруг исчез. Ее сердце сжалось от страстного желания того, что не могло произойти.
 Прильнув лицом к коже его куртки, Мейриона вдохнула успокаивающий запах.
 – Спасибо за то, что вы спасли меня, милорд, – прошептала она ему в грудь и покраснела.
 – Если бы ты не попыталась убежать, мне не пришлось бы спасать тебя. – Голос Монтгомери показался ей добрым, но строгим.
 – Если бы ты не похитил меня, то и вообще ничего этого не произошло бы.
 Годрик засмеялся, и крошечный шрам у него под глазом превратился в лукавую морщинку.
 – Ты действительно принадлежишь мне…
 – Нет. – Она отняла щеку от его груди, чтобы взглянуть на него, и наткнулась на жесткий подбородок. – И я не убегала от тебя.
 – Убегала, но больше ты этого не сделаешь. – Он, очевидно, не поверил ее словам.
 – Ну за что мне все это! – Мейриона собрала волосы и стянула их в узел на макушке. – Здесь, в лесу, где полно диких животных и бродяг, на мне только одна сорочка, к тому же рваная. Пусть ты и негодяй, но ты моя единственная защита.
 – Что ж, миледи… – Годрик пристально посмотрел на нее и коротко кивнул: – По крайней мере в этом вопросе мы пришли к согласию.




 Глава 8


 Порывистый ветер завывал в кронах деревьев; когда жеребец, спотыкаясь, пробирался через густой подлесок, листья глухо похрустывали под его подковами. Высокие папоротники касались босых ног Мейрионы, но, сидя боком на коленях у Годрика, она чувствовала себя достаточно удобно.
 От него пахло выделанной кожей и дымом. Похолодало, и несколькими часами ранее он настоял, чтобы она надела его камзол. Мягкая черная кожа обволакивала ее мужским запахом, придавая ей чувство безопасности, зато рука, обхватившая ее талию, заставляла нервничать и ощущать себя пойманной птицей.
 – Это правда, что тебя называют Драконом?
 – Да.
 Склонив голову, Мейриона изучающе смотрела на своего похитителя, пытаясь определить, действительно ли он совершал все те жестокости, о которых пели барды. Полуденное солнце придавало ему плутоватый вид. Короткая щетина трехдневной давности очерчивала щеки и верхнюю губу, но было очевидно, что обычно его лицо чисто выбрито. Крошечный шрам, более давний и менее заметный, чем остальные, тянувшийся ниже подбородка, вызывал в ней страх и любопытство.
 – Эти шрамы остались у тебя от боев? Он пожал плечами:
 – Можно сказать и так.
 – Куда ты меня везешь?
 – К себе домой.
 Раздраженная его короткими ответами, Мейриона решила не продолжать разговор. Тем временем Годрик направил коня через лес вдоль реки, и Мейриона позволила себе расслабиться, изредка поглядывая вокруг.
 Густой подлесок шелестел за их спинами, как вдруг она почувствовала, что чьи-то невидимые глаза наблюдают за ними, и вздрогнула.
 Годрик повернулся и внимательно посмотрел на деревья.
 – Кажется, я что-то слышал…
 Мейриона прислушалась, но услышала лишь слезливое бормотание ручья и пронзительные трели крапивников.
 – Вроде ничего подозрительного, – прошептала она.
 – Может, заяц?
 Конь перешагнул через упавший ствол, и Мейриона, качнувшись, положила голову на плечо Годрика, радуясь, что она сидит у него на коленях и ей нечего бояться, даже если вдруг у них на пути появится еще один кабан.
 Еще некоторое время они ехали молча, и она продолжала смотреть на деревья, как вдруг шагах в трехстах около высокого дуба она заметила яркое багряное пятно. То был цвет любимого плаща брата. Мейриона затаила дыхание.
 Годрик остановил коня и осмотрелся.
 – Ты что-нибудь видела?
 – Нет, – ответила она слишком быстро. Впрочем, она наверняка ошиблась. Откуда здесь взяться десятилетнему сводному брату…
 Но ведь Демьен – единственный человек, имевший накидку такого ужасного цвета – багряную с синим отливом. Он и сам был таким же ярким и буйным. Мысль о возможном спасении захватила Мейриону, и она стала внимательно вглядываться в деревья. Нетерпение переполняло ее. Сколько же там всадников?
 Годрик резко повернулся, следуя за ее взглядом. Кто там?
 – Ничего, – солгала она, стараясь унять бешено колотившееся сердце.
 Натянув поводья, Годрик развернул лошадь и осмотрел ближний лес.
 – Кругом деревья…
 – Это была птица, милорд, ничего больше. – Он внимательно посмотрел на нее, и, пытаясь скрыть ложь, Мейриона опустила глаза, но его взгляд заставил ее затрепетать. – Боюсь, там может быть еще один кабан…
 Он склонился к ней и щетиной подбородка коснулся ее щеки.
 – Тебе не нужно бояться лесного зверья, когда я рядом. А вот меня… Ну, что ты там видела?
 – Одного человека, но… Скорее всего это была лишь яркая птица.
 Годрик быстро достал кинжал из-за отворота сапога.
 – Если кто-то вдруг появится, я убью его, и эта кровь будет на твоей совести.
 Вот он, истинный Дракон, до сих пор скрывавшийся под добродушным видом. Меньше всего Мейрионе хотелось, чтобы между Годриком и солдатами ее отца произошла стычка. Если солдаты нападут, Демьен наверняка окажется в самом центре драки, и тогда шансов у тощего десятилетнего мальчика абсолютно никаких.
 – Там никого не было.
 Годрик резко кивнул и, пришпорив коня, галопом направил его на северо-восток. Бросив взгляд через плечо, Мейриона увидела мелькавшую вдалеке багряную накидку и тут же, закусив губу, заставила себя смотреть только вперед. Демьен был хорошим наездником, и, конечно же, он опередит всех, кто едет за ним.
 Но если он подберется слишком близко, ей придется каким-то образом отвлечь внимание Годрика. Немного подумав, Мейриона вспомнила слова, которые Годрик произнес в спальне: «Ты слишком красива».
 Она не однажды видела, как рыцарь перестает замечать окружающих, когда смазливая служанка бросает ему недвусмысленный взгляд. Некоторые мужчины, пытаясь завоевать внимание женщины, вообще теряли голову. Может ли она довести Годрика до состояния, когда он будет думать только о ней и забудет обо всем остальном? Раньше ей никогда не приходилось прибегать к маленьким женским хитростям, хотя Мейриона видела, как в тавернах простоволосые служанки заигрывали с заезжими рыцарями, с легкостью позволяя себе при всех целовать незнакомых мужчин.
 Как поведет себя Годрик, если она поцелует его? Грешная, безнравственная мысль, но от предвкушения невероятного у нее засосало под ложечкой. Но разве она имеет на это право? Лучше уж придумать что-то другое.
 Она вновь взглянула на лес, а потом, когда Годрик придержал коня, обернулась.
 Демьен следовал за ними, и он был один! Глупый ребенок. Почему он не остался со всеми?
 Она коснулась пальцами шрама на щеке Годрика, и он дернулся, словно от ожога.
 – Милорд?
 Позади, уже совсем близко, раздался топот копыт. Пресвятая Мария! Мейриона вскинула голову, и ее волосы рассыпались, высвободившись из пучка. Проведя пальцами по прядям, она расправила локоны, укрыв руки похитителя волной золотисто-каштановых завитков.
 Натянув поводья и придержав коня, Годрик пустил его неспешным шагом, и тут Мейриона снова заметила брата. В ту же секунду раздалось тихое ржание его лошади.
 Времени на раздумья не было, и Мейриона, приоткрыв пересохший рот, притянула Годрика к себе. Он вздрогнул, его глаза широко раскрылись, а через мгновение его губы обрушились на нее с силой неистовой бури. По ее телу прошла теплая волна. Его язык проник в ее рот, сливаясь с ее языком в старом, как время, танце. Подхваченная теплым штормом, Мейриона почувствовала головокружение. Его язык медленно прошелся по ее зубам, словно он хотел попробовать каждую ее частичку.
 Через минуту Годрик отстранился: – Леди?
 Она моргнула, не в силах собраться с мыслями.
 – Леди, сейчас не время и не место.
 Ее мысли стремительно понеслись куда-то. Снова в памяти всплыли разбитные прислужницы, которые после поцелуя продолжали как ни в чем не бывало квохтать, пользуясь своей женской властью, полностью сохраняя самообладание.
 Но Мейриона нисколько не чувствовала себя могущественной, ей казалось, что земля ушла из-под ее ног и его руки были единственным, что не позволяло ей рассыпаться на миллион кусочков.
 Она крепко прижалась к Годрику, сердце ее отчаянно забилось. Это должно было подействовать совсем по-другому. Страсть почему-то не ослепила Годрика – он был спокоен, сдержан и полностью владел собой, став еще более пугающим и опасным!
 Но может быть, она все сделала неправильно? У нее совсем не было опыта…
 Ради всех святых! О чем она думает? Что с братом?
 Мейриона украдкой огляделась, но увидела только деревья.
 Слава Богу, теперь ей не придется снова целовать своего похитителя!
 Вскоре они выехали на дорогу, и, когда по сторонам замелькали дома, Годрик остановил жеребца под раскачивающимся знаком – грубым изображением кровати и ложки. Указатель мерно поскрипывал, грозя свалиться прямо на них.
 Глаза Мейрионы широко раскрылись.
 – Мы остановимся на постоялом дворе?
 – Да, – произнес Годрик с тем же задумчивым видом, который появился у него после неожиданного поцелуя, и, спешившись, протянул к ней руки. – У нас осталось незаконченное дело.
 Ее сердце екнуло, потому что его глаза вдруг вспыхнули голубым пламенем. Возможно, у нее мало опыта в отношениях с мужчинами, но она не могла ошибаться – в его взгляде ясно читалось вожделение. Он сказал ей, что лес неподходящее место, и вот теперь привез ее на постоялый двор.
 – Мы не можем задерживаться здесь, – запротестовала она.
 Годрик усмехнулся, в его взгляде читалась решимость, и Мейрионе показалось, что сердце сейчас выскочит из ее груди. Ей вспомнилась мать, спасающаяся от солдат-йоркистов. Она закрыла глаза, не позволяя видению стать отчетливым, но в памяти как на грех всплыл запах крови на бедрах матери. Какую глупость она совершила, поцеловав Годрика! Мужчины способны контролировать свою похоть не более чем дикие звери.
 Мейриона судорожно вздохнула:
 – Я буду сопротивляться.
 – Если твой поцелуй был намеком, думаю, ты не станешь. – Он подмигнул ей.
 Мейриона вспыхнула и отвела взгляд.
 Крупные теплые ладони схватили ее за талию, и она соскользнула на землю, поросшую жесткой травой.
 Хозяйским жестом Годрик поправил ее непослушные волосы и, крепко ухватив за запястье, потащил за собой к таверне.
 Не желая подчиняться, Мейриона уперлась пятками в землю.
 – Нет! Я не твоя рабыня!
 Годрик сердито посмотрел на нее. Разве можно понять этих женщин? Накануне она все время возмущалась, но после поцелуя стала мягкой, как масло. Конечно, Мейриона устала, она голодна, и вот, когда он нашел кров, она вновь становится упрямой как мул.
 В течение пяти лет ему не приходилось выбирать место для сна. Всему виной предательство Мейрионы. Часто это были грязные подвалы или сырые темницы. Его не должно волновать, что теперь эта девица думает о найденном им пристанище. Она просто-напросто избалованна. Что ж, придется ей на этот раз обойтись без мягкой пуховой перины.
 Годрик покрепче сжал тонкое запястье, собираясь втащить Мейриону в харчевню, словно мешок с зерном, как вдруг его осенило.
 – Черт возьми, я вовсе не собираюсь тебя насиловать. Для этого мне не пришлось бы искать постоялый двор.
 Мейриона вспыхнула:
 – Я подумала…
 – Ты ошиблась. – Он обхватил ее за плечи, и она уже не сопротивлялась, когда он поднял ее на руки и, прижав к себе, внес внутрь обветшалой постройки.
 Ее щеки все еще розовели, когда несколько минут спустя хозяйка повела их по лестнице наверх, в одну из немногочисленных комнат, где Годрик усадил Мейриону в кресло у небольшого каменного очага. Даже в его куртке она выглядела потрясающе. Желание сорвать с нее тонкую ночную сорочку и бросить ее на кровать будоражило его.
 Но он не мог.
 На самом деле это было частью его плана. У Годрика имелись документы, которые удостоверяли их помолвку – договор, почти столь же обязывающий, как и договор о женитьбе. Поскольку помолвка была разорвана силой, он был уверен, что и церковь, и король признают его право на невесту. Единственным препятствием был ее муж. Если Годрик лишит Мейриону девственности, его право будет закреплено и женитьба потеряет законную силу. Чтобы обеспечить будущее себе и дочери, он готов был пойти даже на это.
 Мейриона поджала колени к груди и исподлобья посмотрела на него. Как бы ему хотелось увидеть эту маленькую пленницу обнаженной и распростертой на постели! Она миниатюрна, слаба и не сможет его остановить, если применить силу. Так почему же он этого не делает?
 Мейриона одарила его мимолетной улыбкой, и Годрик ясно понял, почему он не хочет решать дело силой. Впервые за многие годы женщина смотрела на его покрытое шрамами лицо без отвращения. Мейриона была разгневана, испугана, смущена, высокомерна, но ни разу она не посмотрела на него так, словно он не был мужчиной.
 Излишний напор может погасить пламя желания, а он хотел раздуть это пламя, превратив в костер страсти, чтобы ее глаза светились желанием к нему.
 – Почему ты так на меня смотришь? – спросила Мейриона.
 – Как?
 – Словно пытаешься понять, что у меня в душе. Годрик улыбнулся:
 – Просто думаю, как поскорее соблазнить тебя.
 Он заметил, как ее щеки порозовели, и на душе у него потеплело. За этим смущением Годрик легко мог угадать неумело скрываемое желание.
 – Пойду раздобуду что-нибудь поесть. Вернусь через час или около того, а ты попытайся поспать.
 Закрыв дверь в комнату, Годрик запер ее снаружи, удивляясь собственной слабости. Судьба многих людей зависит от того, получит ли он в собственность Уайтстоун; так стоит ли рисковать будущим своих самых преданных людей ради того, чтобы завоевать сердце непостоянной, способной на предательство женщины? Он действовал как глупец, надеясь открыть ей ее собственную страстную натуру, вместо того чтобы взять ее здесь, сейчас и рассчитывая, что она сама захочет принадлежать ему.
 Тяжелая дубовая дверь со стуком закрылась, замок щелкнул. Мейриона забралась в глубокое обшарпанное кресло и удобно свернулась калачиком.
 Какое мрачное место. Помимо кресла, на котором она сидела, в полупустой комнате имелись лишь бугорчатая кровать, расшатанный стол и ржавый ночной горшок. От всего пахло плесенью. Унылый постоялый двор был таким же безрадостным, как и ее мысли. Сквозь узкое окошко просачивался свет вечернего солнца.
 Устав сидеть, Мейриона, потянувшись, поднялась, растерла затекшие ноги и проследила за лучиком света, а потом стала исследовать окно. Может, попробовать выбраться через него? Она высунула голову наружу: во дворе кипела суматошная жизнь. Мейриона попыталась протиснуться дальше, но окно было слишком маленьким. Вздохнув, она посмотрела вниз. На доме не было балкона или даже выступа, на который можно было бы вскарабкаться. Даже если ей удастся пролезть в окно, она не сумеет добраться до земли.
 Какая досада!
 Лошади выглядывали из дверей конюшни, две собаки и жирный боров слонялись по двору. Бродившие повсюду курицы возмущенно раскудахтались, когда всадник в багряном плаще с капюшоном направил свою лошадь к конюшне.
 Демьен! Мейриона вцепилась в подоконник и тяжело задышала. Она обвела взглядом двор, высматривая Годрика, но увидела лишь нескольких слуг и животных.
 – Демьен! – позвала она громким шепотом. – Демьен!
 Всадник откинул капюшон, обнажив копну непослушных черных волос, и посмотрел вверх. В угасающем свете дня стали видны такие же, как у Мейрионы, скулы и сверкающие зеленые глаза.
 – Демьен! Я здесь.
 Брат встретился с ней взглядом и ухмыльнулся одной стороной рта.
 – Я знал, что найду тебя!
 – Прошу, потише! – Мейриона подозрительно оглядела двор. – Где отец и его люди?
 Демьен склонил голову набок и пожал плечами.
 – Я здесь один.
 Внутри у нее все похолодело.
 – Один? Он кивнул.
 – Я искал тебя всю ночь. Почему ты сбежала после свадьбы?
 – Я вовсе не сбегала. Меня похитили!
 Глаза Демьена округлились, в них зажглось любопытство.
 – Похитили? Ты хочешь сказать, что тебя похитил тот человек, с которым ты ехала на лошади?
 Мейриона вытерла влажные ладони о сорочку.
 – Ради всех святых, Демьен! Выходит, отец даже не знает, где я?
 Мальчик натянул повод, и лошадь поднялась на дыбы. Багряный плащ всколыхнулся на его плечах.
 – Тебя похитил тот большой мужчина, которого ты целовала?
 – Я целовала его, чтобы он не заметил тебя! – От волнения щеки Мейрионы запылали. Брат вел себя так, будто у них было полно времени. – Уезжай, пока он тебя не увидел. Скачи к отцу и расскажи, где я.
 – Уехать? Ну уж нет! – Демьен так натянул поводья, что лошадь заржала и подалась назад. – Раз тебя похитили, я должен тебя спасти.
 – Будь благоразумным, ты всего лишь мальчик. Иди и найди кого-нибудь, кто сможет мне помочь!
 Пожав плечами, Демьен тронул лошадь, но тут же остановился и, откинув свой яркий плащ, указал на лежащий на коленях сверток из мешковины.
 – Я взял дедушкин меч!
 У Мейрионы перехватило дыхание.
 – Будь осторожен, ты еще слишком мал для таких вещей. Смотри не выколи себе глаз.
 – Лучше я выколю глаз твоему похитителю.
 – Нет, Демьен! – Мейриона бросилась к двери и изо всех сил дернула ручку – все было бесполезно. Расстроившись, она вернулась обратно к окну. – Не вздумай напасть на него!
 Демьен вытащил широкий меч.
 – Вот, смотри! – Лицо мальчика озарила широкая победная улыбка.
 Мейриона затаила дыхание.
 Порыв ветра хлестнул по мечу, и сталь, описав широкую дугу, ударила Демьена по ноге. Его запястье неестественно вывернулось, и он взвизгнул. Оружие с грохотом упало на землю. Лошадь попятилась и, чтобы не упасть, Демьен вцепился ей в гриву.
 – Ничего, это всего лишь царапина. – Он с некоторой тревогой посмотрел на проступившую в месте удара кровь, затем выпрямил плечи. – Все равно я могу ехать верхом, а ты не можешь.
 Мейриона закрыла глаза и ухватилась за ставень. Внутри у нее все кипело от разочарования.
 – Демьен, глупец, отправляйся за помощью!
 Не слушая ее, брат спрыгнул с лошади и подобрал упавшее оружие. Засунув меч в длинные ножны, он, прихрамывая, подошел к окну. На лосинах расплывалось кровавое пятно.
 Мейриона вытянула руку, словно желая хоть на мгновение коснуться его и убедиться, что с ним все в порядке.
 – Пресвятая Дева Мария, твоя нога… Ты сильно порезался?
 – Только слегка задело. Просто ноги затекли от езды.
 Комок подступил к горлу Мейрионы. Демьен от рождения прихрамывал на одну ногу, но никогда не жаловался, даже тогда, когда отец обрушивал на него свой гнев, обвиняя ребенка в смерти матери. На самом деле он был для нее больше сыном, чем братом, и Мейриона стала для него единственным человеком, утешавшим его и защищавшим от суровой реальности жизни.
 – Ты со мной обращаешься так, будто я все еще ребенок. А ведь мне уже одиннадцать…
 «И ты слишком мал, чтобы разъезжать повсюду в одиночестве». Мейриона всегда обращалась с братом как с обычным мальчишкой, но сейчас пришло время открыть ему глаза.
 – Ты калека, Демьен, и не можешь спасти меня от Годрика.
 Мальчик возмущенно вздернул подбородок, его глаза гневно сверкнули.
 – Я буду сражаться с ним, вот увидишь!
 Дверные петли заскрипели, и сердце Мейрионы в страхе забилось.
 – Годрик идет! Ради Бога, спрячься. – Негромко произнеся это предупреждение, она осторожно закрыла ставни.




 Глава 9


 Открыв дверь, Годрик потянул носом, словно принюхиваясь к запахам крошечной комнатки. Входя, он нагнул голову, чтобы не удариться о притолоку низкого дверного проема, в каждой его руке было по полному снеди подносу. Запах свежего хлеба и тушеного мяса, разнесшийся вокруг, заставил изголодавшуюся девушку проглотить слюну.
 Годрик настороженно посмотрел на нее:
 – С кем ты разговаривала?
 Стараясь казаться невозмутимой, Мейриона отошла от окна.
 – С конюхом, – быстро солгала она.
 – С конюхом? И о чем вы с ним говорили? Мысли Мейрионы заметались.
 – О побеге.
 Годрик подошел ближе.
 – Ты же знаешь – бежать бесполезно.
 Она подняла подбородок, молча осознавая безвыходность положения. Она обязательно убежит, но не сейчас. Больше он не сможет ее запугать.
 – Вот. – Годрик протянул ей поднос, и Мейриона тут же принялась за еду.
 – Большое спасибо.
 Ее желудок бушевал, но голос оставался спокойным и ровным.
 Годрик подошел к окну и шире открыл ставни. Мейриона молча наблюдала за тем, как он, ухватившись за подоконник, внимательно осматривает двор.
 – Я никого не вижу. – Годрик отступил назад и нахмурился.
 Мейриона с облегчением улыбнулась. Слава Богу, брат успел скрыться.
 Последовала многозначительная пауза.
 – Тебе нужно подкрепиться, – заявил он наконец, отходя от окна и садясь на кровать. В этой маленькой комнате Монтгомери, огромный, в больших тяжелых сапогах, был похож на великана, играющего с мышью.
 Она нужна ему, чтобы завладеть землями Уайтстоунов, рассуждала Мейриона. Но Демьен? Не посчитает ли Годрик ее брата лишним?
 Покрытой шрамами рукой Годрик отломил огромный кусок хлеба, при этом он излучал некую внушающую ужас и одновременно неотразимую силу. Господи! Если Демьен нападет на него, схватка не будет долгой.
 Мейриона, повернувшись, закрыла ставни, и Годрик вопросительно поднял бровь.
 – Мне холодно. – Она сделала вид, что ее знобит.
 – Ты лжешь. – Его взгляд заставил ее замереть. – Тут достаточно тепло. Кого ты пытаешься скрыть от меня?
 Мейриона подняла поднос повыше, чтобы хоть как-то укрыться от его испытующего взгляда.
 – Никого, ты же видишь.
 Годрик пожал плечами и обмакнул хлеб в мясную подливку.
 – Тебе все равно не убежать.
 Мейриона попыталась взять себя в руки, внутренне готовясь к тому, что он потребует вновь открыть ставни, но Годрик всерьез взялся за еду, и она с облегчением выдохнула.
 – Мы долго ехали. Сядь, поешь. – Монтгомери указал на кресло.
 Когда Мейриона прошла мимо него и осторожно села, он вдруг нахмурился, ложка замерла на полпути.
 – Если тебе и в самом деле холодно, я разведу огонь, но и думать не смей о том, чтобы сбежать. Я отыщу тебя где угодно.
 Она надула губы, изображая, как ей казалось, возмущенную гримасу. Пусть уж лучше он думает, что она озабочена своим спасением, чем догадается об истинной причине ее беспокойства.
 – Нет, сейчас не стоит разводить огонь.
 – Тогда ешь.
 Схватив ложку, словно рукоять меча, Мейриона ответила ему дерзким взглядом, но Годрик уже отвернулся и сам принялся за еду.
 Когда он ел, Мейриона украдкой поглядывала на него сквозь полуприкрытые веки. Она ожидала, что он станет, как варвар, большими кусками запихивать еду в рот, но у него оказались манеры человека, приближенного ко двору короля. Годрик аккуратно откусывал небольшие куски и тщательно их пережевывал. Этот варвар-джентльмен по-прежнему оставался для нее загадкой.
 Его волосы были растрепаны, шрамы внушали ужас, в нем ощущалась неприрученная сила, и в то же время он был более рыцарственным и добрым, чем любой из известных ей придворных. Рядом с ним Мейриона чувствовала себя детской вертушкой, которая никак не хотела крутиться ровно. За последние двенадцать часов она испытала больше эмоции, чем за предыдущие двенадцать лет.
 Монтгомери первым поцеловал ее, и, что бы ни произошло дальше, она никогда не будет сожалеть об этом поцелуе.
 Годрик пристально посмотрел на Мейриону:
 – Ты словно впервые меня видишь…
 Мейриона пыталась найти какой-то приемлемый ответ. Она ни за что не признается, что представляла его губы на своих губах.
 – Я беспокоюсь о своей добродетели. Годрик нахмурился:
 – Добродетели? Женщину, которая разрывает договор о помолвке и выходит замуж за другого, вполне можно назвать прелюбодейкой.
 Она не отрывала от него пристального взгляда.
 – Я не прелюбодейка. Взгляд Годрика скользнул по ее груди.
 – Пока нет. Мейриона глубоко вздохнула:
 – И поэтому ты привез меня в эту гостиницу?
 – Каким бы соблазнительным призом ты ни была, сегодня вечером я не буду спать с тобой.
 – И что?
 – Проклятие, девчонка! Когда я возьму тебя, будь уверена, тебе это понравится.
 Мейриону пронзила неожиданная волна непрошеного желания. Она заставила себя откусить маленький кусочек хлеба и старательно начала жевать. Ее похититель наблюдал за ней с жадным любопытством. Оба словно не осмеливались заговорить.
 Секунду спустя раздался стук в дверь, потом петли скрипнули и дверь с шумом распахнулась. Демьен, одетый в крестьянское платье, в большой, свободно свисающей шляпе, прихрамывая, шагнул через порог, держа в руках громоздкую пустую бадью.
 У Мейрионы перехватило дыхание.
 Брат подмигнул ей и неуклюже поклонился Годрику.
 – Ваша ванна, милорд.
 Мейриона с трудом сумела скрыть изумление. Негодный мальчишка, что он вытворяет?
 Годрик с любопытством переводил взгляд с Демьена на Мейриону.
 – Я не просил ванну, – произнес он не слишком приветливо.
 – Хозяин гостиницы позаботился о вас, милорд. «Все, теперь уходи», – мысленно приказала Мейриона. Однако Демьен не сдвинулся с места.
 – Моя госпожа говорит, что если Господь мог омыть ноги своим ученикам, то уж мы наверняка можем предложить нашим гостям принять ванну.
 – Никогда не слышал, чтобы хозяин гостиницы потратил лишнее время или деньги на своих постояльцев. – Годрик усмехнулся.
 – А вот я не прочь искупаться, – выпалила Мейриона. – Мне бы так хотелось понежиться в ванне.
 Глаза Годрика затуманились, взгляд огнем прошел по ее груди и бедрам. На какое-то мгновение Мейрионе показалось, что сейчас он сорвет с нее сорочку и сам бросит в бадью. Что ж, она не станет возражать, если это спасет брата.
 Демьен с трудом удерживал тяжелую бадью.
 – Пожалуйста, милорд. Я всего лишь хромой бедняк и хочу угодить своей хозяйке.
 Мейриона чуть не рассмеялась. Да уж, хорош бедняк! Она не могла вспомнить, когда брат пытался угодить кому бы то ни было. Скорее бы он ушел!
 Годрик брезгливо посмотрел на покрытую пылью циновку.
 – Да, похоже, хозяйка гостиницы любит чистоту. Мейриона чихнула, и Демьен слегка улыбнулся ей. Наконец Годрик взял из рук мальчика бадью и поставил ее на пол. Хвала Всевышнему!
 «Уходи же, – молила Мейриона. – Пожалуйста». Годрик пристально посмотрел на Демьена, и тот поглубже нахлобучил свою шапку.
 – Вода внизу. Я сейчас. – Мальчишка шумно затопал по ступенькам лестницы.
 Прислонившись к стене, Монтгомери сложил руки на груди и уперся каблуком в стену; сжатый, словно пружина, он, казалось, выжидал, чтобы нанести разящий удар.
 Мейриона поднесла руку к горлу, чтобы он не заметил, как сильно и неровно бьется ее сердце.
 Демьен с трудом поднимался по ступенькам, таща два ведра горячей воды. Когда он вылил воду в бадью, брызги попали на подол сорочки Мейрионы и обожгли ее закоченевшие ноги.
 Демьен снова пошел вниз и, расплескивая воду, принес еще два полных ведра. Теперь вода до краев заполнила бадью, и он с победным видом посмотрел на сестру. И тут Годрик, резко вытянув руку, схватил мальчика за плечо. Сердце Мейрионы остановилось.
 – С такими сильными руками из тебя вышел бы отличный лучник!
 Демьен посмотрел на Монтгомери с благоговейным восторгом, осветившим круглое лицо.
 – Из меня?
 Ну вот пожалуйста! Мейриона чуть не застонала.
 – Да, ты был бы одним из лучших моих людей. Я готов начать обучать тебя прямо сейчас.
 – Правда? – Демьен распрямил плечи. Годрик кивнул.
 Мейриона бросила на него сердитый взгляд. Что за глупая идея? Меньше всего Демьену нужно становиться лучником.
 – Спасибо за воду. Теперь ты можешь идти, – сказала она не допускающим возражения тоном.
 Однако Демьен не обратил на слова сестры ни малейшего внимания и улыбнулся Годрику.
 Вот дурачок! Он и не подозревает, что рыцарь вовсе не собирается делать из него лучника. Скорее всего ему просто нужен еще один заложник.
 – Иди сюда, Мейриона, – приказал Годрик и, когда она приблизилась, положив тяжелую руку ей на плечо, выжидающе посмотрел на нее.
 – У этого мальчишки сильные руки, не так ли?
 – Нет, я так не думаю.
 Годрик усмехнулся, и Мейриона, словно защищаясь, вскинула руку к горлу.
 – А он думает.
 Мейриона не отрывала взгляда от Демьена. Боже, ну почему он не почувствовал опасность десять минут назад?
 Демьен рванулся к двери, но Годрик лишь крепче сжал его плечо.
 Чувствуя, как дрожат ее губы, Мейриона с трудом выжала из себя улыбку.
 – Вы правы, милорд. У него хорошие сильные руки. Возможно, мы позволим ему уйти и заняться своими обязанностями?
 – У тебя такой же нос, – сказал Годрик.
 – Простите?
 – Я сказал, что у вас с мальчишкой одинаковые носы… да и глаза похожи.
 У Мейрионы внутри все перевернулось.
 – У многих людей зеленые глаза, сэр.
 Демьен сделал шаг назад, пытаясь проскользнуть в коридор, но Годрик по-прежнему не отпускал его.
 – Ну, парень, признавайся, кто ты?
 Глаза Демьена округлились от страха, и он пискнул что-то неразборчивое.
 Взгляд Годрика стал суровым.
 – Это твой брат?
 – Да, милорд, я ее брат. – Мальчик коротко кивнул. Мейриона подалась вперед:
 – Ради всех святых, Демьен, беги отсюда!
 Рука Годрика стиснула плечо Демьена, словно тисками. Мейриона рванулась вперед, но Монтгомери неожиданно отпустил ее, и она, потеряв равновесие, упала на кровать. Потом он подтолкнул Демьена в комнату и, захлопнув дверь, загородил ее своим телом.
 – Я не знал, что у тебя есть брат.
 – Сводный брат, – пискнул Демьен. – Обо мне вообще никто не знает. Ее отец стыдится меня, сэр.
 Вскочив с кровати, Мейриона через секунду оказалась между Годриком и братом, но Демьен тут же выглянул из-за ее плеча:
 – Я стану хорошим лучником, сэр, если выдадите мне шанс.
 – Демьен! Какой же ты глупец! Он сказал это, потому что хочет захватить нас обоих. Ты не можешь быть лучником.
 Мальчик замолчал и опустил голову, а Годрик прислонился к жалобно скрипнувшей двери.
 – Ну и что мне с вами делать?
 – Если хоть один волосок упадет с его головы… – начала Мейриона, чувствуя себя словно разъяренная медведица, которая защищает своего детеныша.
 Годрик внимательно посмотрел на Демьена:
 – Пока твой брат слушается меня, он в безопасности. Пресвятая Богородица! Ее брат вообще редко слушался кого-либо.
 Демьен кивнул, словно деревенский дурачок, и у Мейрионы вдруг возникло желание дать ему хорошего пинка.
 – Наш план изменился. Леди Мейриона, у вас есть час, чтобы до нашего отъезда искупаться и привести себя в порядок. А ты, парень, пойдешь со мной. – Годрик подтолкнул ее к дымящейся бадье и, крепко схватив Демьена за руку, повел его к двери.




 Глава 10


 Час спустя Мейриона сидела перед небольшим очагом, расчесывая непослушные волосы и пытаясь их высушить. Последние лучи света пробивались через крошечное окно, и пылинки танцевали в угасающих солнечных лучах. Напряжение не спадало. Если хоть один волосок упадет с головы Демьена, она убьет Годрика.
 В старом замке заскрежетал ключ, и когда тяжелая дверь распахнулась, на пороге показались Годрик и Демьен.
 Мейриона вскочила и, не обращая внимания на предательски облепившую ее сорочку, бросилась к брату.
 Демьен уже переоделся, и теперь на нем были серая блуза, черные шерстяные рейтузы и знакомый багряный с синим отливом плащ.
 Мейриона легонько ухватила его за подбородок.
 – Надеюсь, он не причинил тебе вреда? – Она рассматривала его лицо, пытаясь отыскать следы плохого обращения, но, к счастью, не увидела никаких синяков.
 Демьен отдернул голову.
 – Милорд накормил меня.
 – Так ты ел вместе с ним? – прошипела Мейриона. – Ты что, пришел на прием к королю?
 – Но ведь ты сама целовала его, сестра. Мейриона раздраженно поморщилась.
 – Он наш враг, Демьен!
 Тут все еще стоявший в дверном проеме Годрик, видимо, решил, что пора вмешаться.
 – Ну все, хватит, леди!
 – Что ты ему сказал? – Мейриона чувствовала на себе его взгляд, но обращалась только к брату.
 Демьен пожал плечами:
 – Ничего.
 Мейриона повернулась, и… Годрик был чисто выбрит, темные волосы гладко зачесаны, синие проницательные глаза резко выделялись на мужественном лице. Чистая блуза обтягивала его широкую грудь. Мощные мускулы бедер угадывались под плотными лосинами. Сапоги Годрика были тщательно очищены от дорожной пыли, и сейчас он более всего походил на ангела тьмы.
 Какое-то время Мейриона не могла произнести ни слова. Она моргнула несколько раз, а когда поняла, что на бедре Годрика висит меч ее деда, возмущенно подбоченилась.
 – Это наш меч!
 – Будет лучше, если пока он останется у меня. Мейриона прищурилась.
 – Ты собираешься похитить нашу вещь?
 Годрик сердито нахмурил брови.
 – Я ничего не похищаю, а беру то, что принадлежит мне по праву.
 – Меч не принадлежит тебе. Демьен не принадлежит тебе. Я не принадлежу тебе.
 Тростниковые циновки заскрипели под тяжелыми сапогами Годрика.
 – Мое терпение не безгранично, леди. Мейриона опасливо шагнула назад и, наткнувшись на кресло, неловко опустилась в него.
 – Тебе с этим не уйти.
 – Возможно, да, возможно, нет. – Протянув руку, Годрик заставил ее подняться и протянул ей неопрятный комок ткани.
 – Надень.
 – Что это? – Мейриона настороженно посмотрела на него, потом встряхнула ткань, отчего в воздухе вновь затанцевали пылинки. В ее руках оказалось огромное уродливое платье, почти истлевшее и все в дырах. Три самые большие прорехи были неаккуратно зашиты, остальные окаймлены торчащими нитками. Трудно было определить первоначальный цвет этой странной тряпки.
 – Ты хочешь, чтобы я это надела? Годрик кивнул:
 – Это единственное, что нашлось у служанки.
 – Это отвратительно. Он пожал плечами:
 – Надевай или иди нагишом, мне все равно. Поджав губы, Мейриона натянула ветхое одеяние и с подозрением принюхалась. Впрочем, ей легче было вынести запах, чем ехать в одной сорочке.
 – Тебе не очень подходит, – ухмыльнулся Демьен. – Похоже на кухонное полотенце.
 – И к тому же колючее. – Мейриона сурово посмотрела на брата, потом повернулась к Годрику. – Полагаю, я должна тебя поблагодарить, но я этого делать не стану.
 Чувственный рот Годрика искривился в подобии улыбки, и он покопался в мешочке, свисающем с его широкого кожаного ремня.
 – Может быть, это несколько улучшит твое настроение. – Он протянул небольшую деревянную шкатулку, казавшуюся совсем крошечной на его огромной ладони.
 Мейриона внимательно посмотрела на него и провела по коробочке пальцами. Тиковое дерево казалось прохладным и притягательным. На мгновение у нее возникло желание швырнуть коробочку ему в лицо, но любопытство победило, и она медленно открыла ее, словно там мог притаиться паук, который только и ждал удобного момента, чтобы вцепиться ей в палец.
 Увидев поблескивающие зеленые кристаллы, уложенные на кусочке белого шелка, Мейриона в изумлении ахнула: в шкатулке лежал украшенный драгоценными камнями гребешок для волос. Четыре больших позолоченных зубца сверкали в свете очага, ручку украшали крупные изумруды и крошечные бриллианты, от которых сверкающие блики заплясали по комнате.
 Пока пальцы Мейрионы ласкали гребень, в ее душе нарастало чувство вины. Продав эту безделицу, она могла бы обеспечить своим людям приличное пропитание. Возможно, денег хватило бы даже, чтобы осуществить ее идею с шерстяным сукном Энни. Теперь, держа в руках эту безделушку, она чувствовала себя так, словно ограбила своих близких.
 – Откуда это у тебя?
 – Я привез это с собой.
 – В самом деле?
 Разве не странно – привозить подарок тому, кого собираешься похитить?
 Монтгомери явно чувствовал себя неуютно: в его взгляде сквозила неуверенность. Неужели прежде Годрик никогда не делал подарки женщинам?
 Она повертела гребень в руках:
 – Какой красивый!
 – Я помнил твои волосы. – Годрик нервно сжал рукоятку меча, словно готовясь к битве.
 Мейриона улыбнулась, у нее на сердце чуть потеплело.
 – Ты ухаживаешь за мной? Он насупился:
 – Ты мне принадлежишь – зачем мне за тобой ухаживать?
 С трудом подавив желание посмотреться в зеркало, Мейриона воткнула гребень в волосы. Как только она сбежит, ей придется продать эту безделушку, чтобы накормить своих людей. И все же ей ужасно хотелось увидеть, как выглядят изумруды на ее золотисто-каштановых волосах.
 В самом деле, не такой уж грех, если она недолго порадует себя этим украшением.
 – Мы и башмаки нашли, – подал голос Демьен. Мейриона повернулась к брату. Святые угодники, она совсем забыла, что он здесь! Брат протягивал ей пару заношенных кожаных башмаков, – казалось, он совершенно не замечает борьбы, происходящей между ней и Годриком. Взяв башмаки, Мейриона наклонилась и надела их, не обращая внимания на то, что они едва ли были лучше мерзкой блузы.
 Ощутив на ногах грубую кожу, Мейриона испытала облегчение: ее пятки наконец-то не касались грязного пола.
 Годрик подал ей кусок веревки, и она повязала ее вместо пояска.
 – Благодарю.
 – Ты готова? Она кивнула.
 – Тогда пошли. Отдых закончился. Спустившись по короткой лестнице, они прошли через довольно большую общую комнату и вышли во двор. После принятой ванны, с дорогим гребнем в волосах, Мейриона ощущала себя как минимум фрейлиной королевы. Подавляя в себе чувство вины из-за того, что она носит такую красоту, когда ее люди голодают, она понадежнее закрепила гребень в волосах.
 Они прошли через двор, стараясь не наступать на бегающих повсюду цыплят. Приближалось время ужина, и несколько слуг занимались своими обычными делами. Парень, убиравший конюшню, раскрыв рот и забыв о лопате, с удивлением проводил их взглядом.
 Мейриона вскинула голову, и парень глупо ухмыльнулся. Непроизвольно сжавшись, она почувствовала, что самообладание покидает ее. В этот момент один из ее башмаков застрял в грязи. Разозлившись на себя, она вытащила башмак, затем посмотрела в спину Годрику, и ее мысли начали приобретать более четкие очертания.
 Она с неприязнью смотрела, как Годрик взъерошил волосы Демьена, который, словно верный пес, следовал за рыцарем. Как в зеркале, она увидела себя: разве графиня Уайтстоун не следует за Монтгомери точно таким же образом?
 Выхватив гребень из волос, Мейриона заткнула его за пояс. Она ведет себя словно комнатная собачка с красивым ошейником. Опасаясь снова потерять башмаки, она с трудом шла по жидкой грязи двора. Годрик опасен: если он и дальше будет продолжать использовать свое обаяние, кончится тем, что она станет ползать у его ног.
 Эта жуткая мысль мгновенно привела Мейриону в чувство и напомнила о данной клятве никогда больше не забывать о своем долге. Разве до сих пор нельзя было усвоить, к чему приводят своеволие и упрямство? Если бы она оставалась верной долгу, то, вполне вероятно, была бы сейчас замужем за красивым мужчиной, который защитил бы ее от людей, подобных Дракону.
 Пытаясь успокоиться, Мейриона глубоко вздохнула. Дикарь, стащивший ее с кровати и жаждущий утолить чувство мести, не тот человек, с которым можно заигрывать. Если она не сможет вырваться, то из-за нее может погибнуть много людей.
 Теперь у нее были башмаки, платье и средства, чтобы купить еду. Несомненно, это знак свыше – ей нужно бежать. Лучше оказаться в лесу перед лицом опасностей, грозящих телу, чем выносить опасности, калечащие душу. Она вернется к отцу, к мужу, и Господь защитит ее, потому что она выполнит свой долг. Если ей это удастся, Демьен последует за ней.
 Осмотревшись, Мейриона увидела, что двор огорожен прочным забором, но калитка в дальнем углу была приоткрыта. Вокруг лошади хрустели сеном в стойлах, свинья, мирно похрюкивая, лежала в луже.
 Мейриона все больше замедляла шаг: для того чтобы оторваться от преследователя, ей нужно было время. Если повезет, они смогут укрыться в лесу.
 Как только Годрик вошел в конюшню, Мейриона рванулась вперед. До калитки оставалось совсем немного, но когда она бросила взгляд через плечо, то увидела, что Демьен даже не пошевелился.
 – Беги, Демьен! – крикнула Мейриона и бросилась в лес, уверенная, что Годрик бросится сначала за ней и это даст брату возможность скрыться.
 Когда она неслась по лесу, деревья превратились в сплошную полосу неясных очертаний. За спиной услышала голос Демьена. Теперь им осталось лишь найти место, чтобы укрыться…
 И тут крепкая рука схватила ее за плечо, шеи коснулось горячее дыхание. Резко повернувшись, Мейриона увидела перед собой Годрика.
 – Не думай, что тебе удастся сбежать. – Серповидный шрам на его щеке побелел от гнева.
 Она сжала кулаки, распаляясь от накопившихся страхов.
 – Отпусти меня!
 – Черт побери, девчонка, ты будешь меня слушаться! – Годрик развернулся и потащил ее обратно к постоялому двору. – Я не собираюсь всю дорогу домой гоняться за тобой.
 Во дворе рядом с конюшней их ожидал Демьен, держа под уздцы Мстителя.
 Подойдя к коню, Годрик достал из седельной сумки веревку и повернулся к ней:
 – Давай сюда запястья.
 – Я не позволю.
 Демьен проскользнул к ней и дотронулся до ее руки.
 – Сестра, – произнес он мягко, – нам от него не убежать.
 – Твой брат не лишен здравого смысла, – проворчал Монтгомери, и Демьен засиял от этой похвалы.
 Сердце Мейрионы пылало гневом. Она резко отвернулась от Годрика и сжала в кулаке рубаху Демьена.
 – Если бы ты побежал, одному из нас удалось бы спастись!
 Демьен покачал головой:
 – Не говори глупостей, сестра! – Он подошел вплотную и прошептал ей на ухо: – Годрик обучит меня на лучника, сбежать мы можем потом…
 – Он просто морочит тебе голову.
 – Давай руки, и хватит шептаться, – приказал Монтгомери.
 Мейриона гордо вскинула голову:
 – Я не оставлю брата.
 Годрик поднял бровь:
 – Ты права. – Он повернулся к Демьену: – Дай мне руку, парень. – Схватив запястье мальчика, Годрик обмотал его веревкой, а затем привязал к своей руке, оставив между ними достаточно длинный «хвост». Ну просто щенок на поводке. – Он схватил Демьена за плечо: – Мои извинения, парень, это просто мера предосторожности ради блага твоей сестры.
 Демьен мрачно посмотрел на Мейриону и тут же снова перевел взгляд на Годрика, отчего Мейрионе ужасно захотелось дать брату подзатыльник.
 – Я понимаю, сэр.
 Годрик положил руку на плечо Мейрионы:
 – Попытаешься бежать – твоему брату тоже придется несладко.
 – Как ты смеешь! Хочешь посадить Демьена на поводок, как собаку?
 – Все зависит от твоего поведения. – Он отпустил ее и демонстративно вытер руки о штанины.
 В бессильной ярости Мейриона сжала кулаки:
 – Негодяй!
 Годрик сардонически усмехнулся:
 – Меня обзывали и похуже.
 Она схватила брата за рукав блузы.
 – Вот видишь, что ты наделал!
 – Что наделал? – Демьен поднял запястье, и багряная накидка полыхнула на его плечах. – Это все из-за тебя. Если бы ты молчала, ничего бы не случилось.
 – Он дурачит тебя. Мы могли бы убежать! – Мейриона резко повернулась к Годрику: – Я не поеду с тобой.
 Монтгомери тяжело вздохнул.
 – Мне надоело спорить. Не хочешь ехать – иди пешком.
 – Прекрасно. – Она скрестила руки на груди. – Я скорее поеду верхом на свинье.
 – Что ж, будь по-твоему…




 Глава 11


 Когда Годрик сделал остановку на ночь, полная луна поднялась уже достаточно высоко. Мейрионе показалось, что он готов продолжить путь, а она так устала…
 Она шла рядом с лошадьми, бросая сердитые взгляды то на Годрика, то на брата, и Демьен, сидя на серой в яблоках кобыле, с сочувствием посматривал на сестру. Годрик, держа в одной руке повод, а в другой веревку, смотрел только на узкую, петлявшую вдоль реки тропинку, стоически избегая взглядов спутницы.
 С того самого момента, как они покинули постоялый двор, не было произнесено ни одного слова и Мейриона не сделала ни одного жалобного вздоха. Она не жаловалась даже тогда, когда валежник впивался ей в ноги, протыкая тонкую подошву башмаков, или когда ежевика царапала лодыжки. Даже несмотря на то что у нее появилось платье, она чувствовала себя замерзшей и несчастной.
 Наконец Годрик спешился и указал на ровный участок земли.
 – Устроим лагерь здесь.
 Над ними ухнула сова, громкое кваканье лягушки раздалось в ночи. В нескольких шагах от них журчал среди камней небольшой ручей, кроны деревьев образовывали огромный лиственный полог, загораживающий звезды. Вид поляны рождал в душе умиротворение, и при других обстоятельствах Мейрионе здесь очень понравилось бы.
 Монтгомери развязал Демьена, и тот мгновенно спешился.
 – Ты неплохо держишься на лошади, парень. Даже взрослому мужчине нелегко было бы усидеть в седле со связанными руками.
 Демьен ответил на слова Годрика улыбкой, и Мейриона бросила на брата мрачный взгляд. Предатель!
 Демьен потянул свою малорослую лошадь к поросли поздней летней травы.
 – Далеко нам еще ехать?
 – Если мост не размыло дождями, мы будем на месте через два дня.
 – А куда ты нас везешь? – спросила Мейриона, прерывая добровольно возложенный на себя обет молчания.
 Годрик поднял брови, словно поддразнивая ее.
 – В свою пещеру.
 Мейриона в раздражении стиснула зубы.
 – Ты в самом деле живешь в пещере? – Глаза Демьена расширились.
 – Конечно, нет. – Годрик, смеясь, похлопал мальчика по плечу. – Мы едем в Монтгомери.
 – Это замок?
 – Да, малыш, отличный замок. А теперь хватит вопросов – иди и набери хвороста для костра. Да возвращайся скорее и не отходи далеко.
 Демьен кивнул и, посвистывая, быстро двинулся прочь.
 Чувствуя, как внутри ее снова поднимается раздражение, Мейриона хмуро посмотрела вслед брату. Лучше бы Демьен сидел дома.
 Она перевела взгляд на Годрика.
 – Ты зря вбиваешь ему в голову дурацкие мысли. Демьен не может стать лучником.
 Годрик наклонился к ручью, чтобы наполнить бурдюк.
 – Нет уж, позволь ему принять собственное решение.
 – Но он еще ребенок!
 – Зато кажется весьма сообразительным. Мне было почти столько же, когда мой отец решил сделать из меня рыцаря.
 – Твой отец? Ты имеешь в виду графа Блэкхока?
 – Да. – Запрокинув голову, Годрик сделал большой глоток, затем протянул воду Мейрионе, и она в нерешительности посмотрела на бурдюк. – Смелее, вода не отравлена.
 Мейриона покраснела. Он что, читает ее мысли?
 – Твои насмешки меня не волнуют. – Она решительно поднесла бурдюк к губам.
 Вода оказалась такой прохладной и восхитительной на вкус, что от удовольствия ей хотелось закрыть глаза, но Мейриона не позволила себе расслабиться.
 – Мы говорили о Демьене, – произнесла она холодно. Годрик хмыкнул.
 – Есть много вещей, которым ничего не умеющий мальчишка может научиться.
 – Хромой мальчишка…
 – Но в остальном-то он здоров. Мейриона поджала губы.
 – Хочешь сказать, ты лучше знаешь, что нужно моему брату?
 – Если выбирать между заточением и приобретением ремесла, которое может помочь ему в жизни, то – да.
 – Я не держу брата в заточении, я пытаюсь оградить его от несчастий.
 – Ты ограждаешь его от жизни.
 – Неправда!
 Мейриона подняла хворостину и, повертев в руках, разломила ее пополам. Услышав позади шорох листьев, она обернулась и увидела, что Демьен возвращается с хворостом. Раздражение охватило ее. И почему мужчины всегда так уверены, что все знают? Она переводила взгляд с брата на Годрика, переполняясь уверенностью, что им удастся спастись.
 – Мои люди найдут нас.
 – Твой брат отправился на поиски один. Мейриона сделала вид, что впервые об этом слышит, и обратилась к брату:
 – Это правда?
 Демьен положил охапку дров в центре небольшой поляны.
 – В деревне поднялся шум, зазвонил колокол, и все куда-то отправились. Тогда я выбрался из спальни отца, чтобы быстрее оказаться за стенами замка. Мне просто повезло, что удалось тебя найти.
 Мейриона упала духом.
 – Ты хочешь сказать, что меня даже не ищут? Демьен сконфуженно пожал плечами:
 – Ну не знаю. Я подумал, что ты сбежала, чтобы не выходить замуж за дядю Пьера.
 Годрик хмыкнул:
 – Если бы ты вышла замуж за меня, я бы никому не позволил похитить тебя. Что за слабак твой новоиспеченный муж?
 – Если мой муж не похищает невест по ночам, это вовсе не означает, что он слабый, – раздраженно заметила Мейриона.
 Годрик пожал плечами:
 – Я делаю то, что должен, чтобы сохранить принадлежащее мне.
 Мейриона угрюмо опустилась на упавший ствол дерева, привычным движением разгладила на коленях юбку и отвернулась от Годрика.
 – Разведи костер, парень. – Годрик бросил Демьену огниво.
 Мейриона искоса взглянула на брата:
 – Он не…
 Но тут она перехватила взгляд Демьена, и слова застряли у нее в горле. Кажется, он здорово разозлился на нее.
 Подойдя к куче хвороста, Демьен опустился на колени, неловко подогнув больную ногу, сложил два полена, одно на другое, и набросал сверху тонкие веточки, затем взял в руки огниво. После нескольких попыток появилась искра, но тут же погасла. Костер никак не загорался.
 Мейриона было поднялась, но Демьен так посмотрел на нее, что она поняла: стоит ей вмешаться, и он никогда не простит ее.
 Искры вспыхивали и гасли в ночи. Напряжение росло. Мейриона видела, что Годрик краем глаза тоже наблюдает за мальчиком; она вцепилась в бревно, на котором сидела, и не двигалась с места. Казалось, что даже лес притих; молчание становилось тягостным, а тщетные попытки Демьена развести огонь не давали никакого результата.
 Наконец Годрик повернулся и обратился к мальчику:
 – Кто учил тебя разводить костер?
 Мейриона вздрогнула от осуждения, прозвучавшего в голосе Годрика.
 – Он не слуга, – прошипела она.
 Под суровым взглядом Годрика остатки самообладания покинули Демьена. Губы задрожали, в глазах появились слезы.
 – Никто, сэр, – ответил он, нервно теребя в руках тонкие веточки. – Я раньше никогда не разводил костер.
 Этого Мейриона уже не могла выдержать:
 – Тебе нет необходимости разводить огонь, Демьен. Дома не было в этом нужды, нет и сейчас.
 – А ты когда-нибудь разводила огонь? – Монтгомери бросил на нее насмешливый взгляд.
 Вместо ответа она лишь пожала плечами. Демьен продолжал переминаться с ноги на ногу.
 – Мейриона говорила, что из-за больной ноги я могу упасть в очаг.
 Выражение лица Годрика смягчилось.
 – Возможно, это было правильно, когда ты был ребенком, но теперь ты уже почти взрослый.
 Смотри сюда, парень. – Годрик опустился на колени рядом с Демьеном. Мальчик кивнул.
 – Никто ведь и не рассчитывает, что ты можешь делать то, чего не делал никогда раньше, понятно?
 Демьен снова кивнул.
 – Давай сначала сложим сухие листья и маленькие веточки, которые загораются легко. – Годрик захватил пригоршню листьев и уложил их в небольшой холмик.
 Мейриона нахмурилась. Годрику следовало бы знать, что огонь опасен для детей. Брат может в любую секунду поскользнуться и упасть. Ей хотелось сказать это вслух, но все же она удержала себя.
 – Теперь берем еще веточки и складываем вокруг. – Годрик с помощью Демьена соорудил небольшой навес над кучкой сухих листьев. – Не клади слишком плотно, огню нужен воздух. Теперь дай-ка мне кремень.
 Увлекшись, они склонились над костром, и когда кремень высек искры, костер загорелся. Годрик тут же раздул пламя и начал добавлять более крупные ветки, а затем подложил два самых толстых бревна.
 Мейриона наблюдала за братом, и ей казалось, что Демьен взрослеет на глазах. Он больше не был тем неуклюжим ребенком, за которым нужно постоянно следить. Как же быстро летит время!
 Годрик положил руку на плечо Демьена:
 – Завтра потренируешься сам.
 Мальчик посмотрел на похитителя, словно на мессию, вновь сошедшего на землю, потом собрал груду листьев и, глядя на огонь, улегся на свой плащ.
 Тщательно вытерев руки, Годрик открыл седельную сумку и протянул Мейрионе кусок сыра и сухой хлеб.
 – Ешь, завтра нам рано выезжать.
 Мейриона, не чувствуя вкуса, начала жевать, погрузившись в мечты о побеге, но, когда она, очнувшись от грустных мыслей, заметила, что Демьен и Годрик тихо беседуют у костра, раздражение вновь поднялось в ее душе. Просто сбежать не удастся. Монтгомери слишком быстр, слишком силен, чтобы она могла одержать верх. Ей придется использовать опиум, запрятанный в кромке рубашки. Но сколько же порошка надо дать человеку его комплекции? Слишком большая доза может убить его, слишком маленькая только приведет в ярость.
 В замке Монтгомери наверняка есть лекарь, у которого можно все разузнать. А потом они с Демьеном убегут.
 Как только план приобрел четкие очертания, сухая еда показалась Мейрионе гораздо вкуснее, но тревога все же осталась. Почему же ее душа все время стремится к невозможному?
 Когда Демьен повернулся на спину и закрыл глаза, Годрик поднялся, подошел к ней и без приглашения уселся рядом.
 – Покажи мне свои ноги.
 Она недоумевающе посмотрела на него:
 – Зачем?
 – Хочу их осмотреть.
 Запрятав ноги под юбки, Мейриона зло посмотрела на него.
 – Я не лошадь, чтобы меня осматривать.
 Ей показалось, что Годрик сдерживается из последних сил.
 – Не считая моей мачехи, ты самая несносная женщина, которую я когда-либо встречал. Показывай ноги!
 Мейриона нахмурилась и таким резким движением забросила ногу к нему на колено, что он вздрогнул и сердито посмотрел на нее, а затем, пробормотав что-то о вероломстве женщин, подтянул ее ногу поближе. Чтобы не упасть, Мейрионе пришлось ухватиться за край бревна.
 Ее натертая кожа уже начинала вздуваться на подошвах водянистыми пузырями.
 – Почему ты мне не сказала?
 – Лучше покрыться волдырями, чем ехать в одном седле с бастардом, – ответила она резко.
 Годрик дотронулся до одного волдыря, и она поморщилась.
 – Считаешь меня чудовищем?
 – Заставляешь женщину идти пешком, в то время как сам едешь верхом.
 Годрик посмотрел на нее долгим взглядом, золотые блики огня плясали в его волосах.
 – Все верно. Я делал и это, и кое-что похуже. Она пренебрежительно фыркнула:
 – Итак, ты не намерен этого отрицать и даже утверждаешь, что совершал кое-что и похуже.
 Он опустил ее ногу и наклонился так низко, что Мейриону бросило в жар.
 – Я не заставлял тебя идти пешком, и тебе это хорошо известно.
 – Значит, это моя вина?
 Он быстрым движением заправил ей волосы за уши, и от этого прикосновения по ее телу прошел чувственный холодок.
 – Не стоит спорить о прошлом. Давай начнем все сначала как супруги Уайтстоун.
 – Я уже замужем, сэр. – Голос Мейрионы так дрожал, что мог вот-вот сорваться.
 – Так оно и есть.
 Годрик встал и молча протянул ей веревку, как некий зловещий символ. Огромного роста, в черных кожаных обтягивающих штанах и высоких сапогах, он выглядел как прекрасный ангел мести, посланный вершить суд над неверными.
 – Пора спать. – Его голос звучал ровно и непреклонно. Сердце Мейрионы отчаянно забилось. Ее привяжут, словно животное! Она посмотрела на деревья, испытывая сильное желание убежать, но Годрик был слишком быстр и силен. Кроме того, она не могла бросить Демьена.
 Мейриона с достоинством поднялась, подошла к нему и с молчаливой покорностью протянула руки, но неожиданно Монтгомери заключил ее в крепкие объятия.
 – Наступит день, когда ты сама захочешь этого, – прошептал он.
 Его голос проник в самые глубины ее сознания, так же как тепло и сила его рук проникали в ее бедра, когда они стояли у подножия скалы. «Никогда», – кричал разум, но ей не хватало дыхания, чтобы произнести хоть слово.
 Годрик взял ее руки и, задержав пальцы на внутренней стороне запястий, стал рисовать большими пальцами чувственные круги. Трепетное чувство охватило Мейриону – смесь страха и желания.
 Осторожно соединив запястья, Годрик аккуратно обмотал их веревкой, и ей показалось, будто змея неспешно обернулась вокруг ее рук. Словно зачарованная, она смотрела, как он завязывает тугой узел, пряча концы так, чтобы пленница не смогла дотянуться до них.
 Просунув пальцы под веревку, Годрик проверил, не слишком ли туго затянуты узлы и не причинят ли они ей боли.
 Затем он расстелил плащ и помог ей устроиться.
 – Будешь спать здесь.
 Мейриона легла, чувствуя себя совершенно обессиленной. Демьен уже дремал, и отблески огня дрожали на его щеках.
 Годрик сел у ближайшего дерева и, опершись спиной о ствол, устало вытянул ноги. Он был так близко, что Мейриона могла бы коснуться его, если бы ей удалось избавиться от пут. Затем рука медленно скользнула по ее плечу, собственническим жестом собирая локоны…
 Мейриона хотела потребовать, чтобы он немедленно прекратил, но рука была такой теплой, такой успокаивающей, что желание ссориться быстро пропало. Поджав покрытые синяками ступни, она поплотнее закутала их в юбку и затем под громкое кваканье лягушек и унылое стрекотание цикад медленно погрузилась в успокоительный сон.
 И тут же хмельные, беспокойные, полные страсти сны нахлынули на Мейриону. Она вздрогнула, сквозь сон ощутив, как Годрик обнимает ее сильными руками, а затем, покорившись, уютно прижалась к нему.
 Когда ее разбудило громкое лошадиное ржание, казалось, что прошло лишь несколько минут.
 – Что у нас тут? Голубки крепко спят?
 Она широко распахнула глаза: огромный волосатый мужчина возвышался над ними, держа длинный меч у горла Годрика.




 Глава 12


 Лезвие, приставленное к шее Годрика, ярко блестя на подернутом дымкой утреннем солнце, находилось всего в паре дюймов от лица Мейрионы. Ничего не понимая, девушка вцепилась в рубаху Годрика, но полотно заскользило между ее пальцами. Во сне, стараясь устроиться поудобнее, она улеглась на его широкую грудь, как на подушку, и Годрик крепко обнял ее, и вот теперь лошади неизвестных всадников поднимали копытами опавшую листву вокруг них. Мейриона могла рассмотреть даже гвозди на копытах лошадей. От недоброго предчувствия все внутри у нее сжалось, во рту появилась горечь.
 Острие меча по-прежнему подрагивало перед ее глазами, и она, крепко зажмурившись, уткнулась носом в подмышку Годрика.
 И тут, глубоко вздохнув, он засмеялся. Святые угодники! Как он может смеяться?
 – Байрон, черт тебя подери. – Годрик оттолкнул в сторону лезвие. – Ты так испугал даму, что у нее приступ водянки может случиться.
 Мейриона судорожно вздохнула и нахмурилась. Так он знает этих людей?
 Услышав рев Годрика, всадник быстро убрал меч. Это был огромный, похожий на медведя мужчина, с громадным круглым животом и густой, морковного цвета растительностью на лице. Левая рука у него отсутствовала, и пустой рукав был аккуратно подшит.
 Годрик вскочил, и толстяк подался назад, пустой рукав при этом взлетел, словно птица. Несмотря на свои размеры, этот похожий на медведя воин двигался очень быстро, и у Мейрионы создалось впечатление, что отсутствие руки не является для него серьезной помехой.
 Она попыталась сесть, но концы ее волос оказались зажаты сапогами Годрика. Лежа на земле, она с изумлением наблюдала, как мужчины, словно огромные дикие звери, хлопали друг друга по спине.
 – Никогда не видел, чтобы ты спал так крепко. Что с тобой случилось?
 Мейриона молча пыталась вытянуть свои волосы. Не замечавший ее мучений Годрик сделал шаг назад, и она, поскользнувшись, отлетела в сторону. Еще четверо мужчин спешились и, смеясь, направились к ним на поляну, но похожий на медведя воин был единственным, кто мог сравняться ростом с ее похитителем.
 – И в самом деле, Байрон, сегодня я спал как убитый.
 – Верно. Раньше мне не удавалось незаметно подкрасться к тебе.
 – Рад, что это оказался ты, дружище.
 Годрик глубоко дышал, как будто большими глотками пил утренний воздух. Каким-то диким движением он тряхнул головой, напомнив Мейрионе леопарда, просыпающегося после долгой полуденной дремы.
 – Мы должны были встретиться в гостинице, – напомнил Байрон.
 Годрик пожал плечами.
 Однорукий наклонился и, прищурившись, посмотрел на Мейриону.
 – Это и есть твой трофей? Если судить по ее внешности, не похоже, что она может причинить все те неприятности, про которые ты рассказывал.
 Уголки чувственного рта Годрика чуть изогнулись.
 – Пусть тебя не обманывает ее хрупкая фигура. Байрон пробежал взглядом по рваному платью Мейрионы.
 – Она мало похожа на знатную даму.
 Мейрионе нестерпимо захотелось завернуться в какое-нибудь одеяло, от внезапного пробуждения ее сердце все еще отчаянно билось.
 – О! Да у тебя два пленника вместо одного.
 Она посмотрела на брата, который, по-прежнему, не шевелясь, лежал с другой стороны костра; стараясь отогнать сон, мальчик с любопытством рассматривал компанию сквозь неверный утренний свет.
 – Ты – Байрон, однорукий боец? – Его голос возбужденно зазвенел, и он, вскочив с одеяла, поспешил к Медведю. – Тот самый, о котором пел бард?
 – Я знала, что, когда в последний раз приходили бродячие певцы, тебя следовало отправить спать. – Мейриона сурово посмотрела на брата.
 Не обращая на нее внимания, Медведь обернулся к Демьену, который уже стоял рядом с ним.
 – А ты кто таков, пострел?
 – Я Демьен.
 Здоровяк усмехнулся и шагнул вперед, вступив огромным сапогом в золу костра.
 – Ну что ж, будем знакомы, Демьен. Меня зовут Байрон, но люди обычно зовут меня Медведь.
 Подходящее имечко, сердито подумала Мейриона. Годрик затоптал тлеющий костер.
 – Как прошел набег на Уайтстоун?
 – Набег? – Мейриона не верила своим ушам. – Какой набег?
 Мужчины дружно повернулись и недоуменно уставились на нее. Боже, она все еще распростерта на земле, и руки у нее до сих пор связаны. Мейриона покраснела. Игнорируя протянутую руку Годрика, она поднялась, насколько возможно грациозно, дерзко поглядела на стоящих вокруг и вдруг заметила знакомые метки.
 Медведь, перехватив ее взгляд, невозмутимо потер сверкающий на указательном пальце перстень.
 Мейриона тут же рванулась к нему, но веревка не поддалась.
 – На вас плащи из моей деревни. Это сукно ткала Энни.
 – Да, миледи, – энергично кивнул Медведь, продолжая полировать и без того блестящее кольцо. – Мы неплохо поживились.
 Задохнувшись от гнева, Мейриона резко повернулась к Годрику:
 – Как смеют твои изверги разбойничать в моей деревне!
 – Сама виновата – не надо было нарушать договор о помолвке.
 – Мужчины всегда винят женщин в своих войнах.
 – Но беды на своих людей навлекла ты.
 Ярость, вскипев, требовала выхода. Размахнувшись связанными руками, словно дубинкой, Мейриона ударила Годрика в грудь, но он невозмутимо продолжал смотреть на нее. С таким же успехом она могла ударить камень.
 – Теперь понимаю, о чем ты говорил, – вмешался Медведь, – насчет того, что не стоит обманываться женской внешностью.
 Молниеносным движением Годрик перехватил ее руки.
 – Набег на деревню был отвлекающим маневром. Мои люди получили приказ не причинять вреда жителям. – Он привлек Мейриону к себе. – Став хозяином Уайтстоуна, я возмещу им ущерб.
 Не зная, что ответить, Мейриона молча смотрела на рыцаря – настороженность и вера в невозможное боролись у нее в душе.
 Годрик провел пальцем под веревкой. Прикосновение было совершенно невинным, но Мейриона вздрогнула.
 – Рукам не больно?
 Путы были тугими, но веревка оказалась мягкой и совсем не впивалась в кожу.
 – Нет.
 Монтгомери окинул взглядом своих людей:
 – Байрон, раздобудь еды, пора перекусить. А вы, кобели, прекратите пялиться, словно впервые видите женщину, и собирайтесь. Мы отправляемся.
 Мужчины неохотно отвернулись.
 – Поторопитесь! – приказал Годрик и развязал руки пленницы. Мейриона попыталась быстро убрать руки за спину, но он, поймав тонкие запястья, внимательно осмотрел их, а затем несколько раз потер ей указательный палец от основания до кончика.
 – Приятное ощущение, – прошептала Мейриона и тут же густо покраснела. Она не собиралась произносить это вслух. В уголках губ Годрика появилась улыбка.
 Растерев безымянный палец, он коснулся мизинца, но неожиданно обернулся.
 – Занимайтесь своими делами!
 Усмехаясь, солдаты отошли к лошадям, а Мейрионе нестерпимо захотелось провалиться сквозь землю.
 – Они не могут устоять перед соблазном полюбоваться хорошенькой леди. – Годрик провел рукой по ее волосам.
 Ощущая настоятельную потребность сделать хоть что-то, чтобы восстановить прежнюю дистанцию, Мейриона достала из-за пояса гребень и воткнула его в локоны. Как ужасно, должно быть, она выглядит в порванном платье, с грязными и спутанными волосами…
 – Ты считаешь меня хорошенькой? – спросила она застенчиво.
 – Отчасти, – резко ответил он.
 Внутри у нее все оборвалось, хотя она и понимала, что Годрик сказал правду. А как еще она могла выглядеть в столь потрепанном одеянии. Прилаживая гребень, она нащупала в волосах листья и засохшую грязь; потребуется целый месяц, чтобы привести запутавшиеся волосы в порядок.
 И тут Годрик неожиданно продолжил:
 – Ты не хорошенькая. Ты само совершенство. Мейриона замерла от удивления.
 Он резко отпустил ее руку, и связь между ними утратилась, отчего Мейриона почувствовала себя ограбленной.
 – У тебя есть немного времени на свои дела. Если задержишься, я найду тебя.
 Она сердито посмотрела на него. Все-таки он настоящий деспот. Где-то внутри снова начал закипать гнев.
 – Не забывай – у меня твой брат. Раздраженно фыркнув, Мейриона резко повернулась и направилась в лес.
 Годрик прислонился к дереву и, глядя ей вслед, нахмурился. Последний раз, когда он позволил ей уединиться, ему пришлось сначала искать ее, а потом еще и выручать.
 Байрон не спеша подошел к нему:
 – Думаешь, разумно отпускать эту красавицу одну?
 – Нет, но у нее и так достаточно оснований считать меня демоном ада.
 – Надеюсь, все прошло по плану? Годрик слегка поморщился.
 – Похищение – да. Трахнуть ее – нет.
 Рыжая борода Байрона задрожала.
 – Так она все еще девственница?
 – Да.
 – Тебе следовало заняться этим, пока мы занимались деревней. Иначе зачем было останавливаться на постоялом дворе?
 Годрик повернулся, всматриваясь в чащу, в которой скрылась Мейриона.
 – В другой раз.
 – Но она красива и принадлежит тебе. – Байрон разочарованно запыхтел. – К тому же мы планировали это не один год.
 Годрик пожал плечами.
 – Король, церковь – все поддержат твои притязания. – Байрон прищурился: – Или ты забыл, что такое тюрьма? Эта маленькая сучка продала тебя в рабство.
 Годрик внезапно развернулся, и его пальцы сомкнулись на горле товарища.
 – Ты будешь обращаться с ней как подобает ее титулу. Она должна стать моей женой.
 Байрон стоял не шевелясь, и в конце концов Годрик отпустил его.
 – У тебя будет больше прав, если ты лишишь ее девственности…
 – Знаю. Но я хочу ее завоевать. Здоровяк потер горло волосатой ручищей.
 – Для завоевания не осталось времени. Муж леди может объявиться уже сегодня вечером, и тогда все, что мы спланировали, окажется напрасным.
 Некоторое время Годрик молча постукивал пальцами по рукояти меча. Это было не самое лучшее решение, но…
 – Ты прав, старина.
 – Пора покончить с этим. Она не заслуживает твоей жалости. – Байрон хлопнул Годрика по плечу. – Король Эдуард будет рад узнать, что ты умеешь обращаться со сбившейся с пути женщиной. Кроме того, ты можешь обойтись с ней мягко. Тебе известно много способов облегчить боль женщины в первый раз.
 Взвешивая слова своего друга, Годрик не спеша поглаживал подбородок.
 – Пожалуй, именно так мне и следует поступить.
 – Похищение прошло, как и планировалось?
 – Даже легче, чем можно было ожидать. Жаль, что мужа там не было: я бы не прочь сразиться с ним.
 Вдруг став серьезным, Байрон положил руку на эфес меча.
 – Тебе следовало убить мужа Мейрионы, взять ее, и дело было бы сделано.
 Годрик раздраженно отмахнулся:
 – Разве мало крови пролито на пути в Англию?
 – Одной смертью меньше, одной больше – какая разница?
 Вглядываясь в чашу, Годрик следил за белками, резво скачущими по деревьям. Воспоминания о многих битвах всплыли в его памяти.
 – Невозможно убить всех врагов. Я поклялся, что, когда мы выберемся из этого ада, я буду жить в мире и у меня будет уютный дом. Мне не удастся этого достичь, если я убью человека, который дорог ей.
 – Но ты также не найдешь спокойствия, пока ее муж жив.
 Неподалеку среди деревьев в раннем утреннем свете заблестели волосы Мейрионы: она приближалась легким неторопливым шагом, и каждое движение подчеркивало плавную линию ее бедер. Годрик почувствовал жар в паху. Байрон прав: как только они доберутся до замка Монтгомери, он тотчас поведет ее в свою спальню.
 Пнув ногой листья, Байрон уставился в землю.
 – Кстати, о мире. Есть кое-что, о чем тебе следует знать.
 Годрик обернулся, с неохотой отрывая взгляд от покачивающихся бедер Мейрионы – это зрелище его буквально загипнотизировало.
 – В чем дело?
 – Это касается Оуэна. Годрик сжал кулаки.
 – Вы опять поссорились?
 – Нет, но я не хочу говорить при леди.
 – Она еще далеко. Выкладывай. Байрон почесал пышные рыжие усы.
 – Во время рейда он совсем обезумел: поймал деревенскую девчонку и…
 Годрик скрипнул зубами.
 – Он убил ее?
 – Нет, мы успели оттащить этого дурня. Девчонка вопила как резаная, а он весь был в крови, не знаю чьей – его или ее. Она убежала, прежде чем мы смогли остановить ее.
 На щеках Годрика заходили желваки: он чувствовал, как ярость поднимается к горлу.
 – Я же приказал никого не трогать. Ладно, я сам с ним разберусь.
 Отступив назад, Байрон чуть не упал, споткнувшись о корень дерева.
 – Помни, что он еще юноша, который хочет казаться мужчиной.
 – Достаточно взрослый, чтобы выполнять приказы.
 – Ты ведь не собираешься его убить? Он хороший воин.
 – Никто в моем отряде не имеет права нарушить приказ. Никто. – Не прибавив ни слова, Годрик направился к сидевшим неподалеку солдатам.
 Оуэн сидел на бревне, доедая ломоть хлеба.
 – Подойди.
 Долговязый молодой человек вздрогнул, словно его застигли в тот момент, когда он засунул палец в пирог с черной смородиной. Обернувшись, он бросил на Байрона злобный взгляд.
 – Обязательно было говорить ему? – проскулил он.
 – Он твой господин и мой. Если бы я не сказал, а он бы узнал…
 – То тоже был бы наказан, – закончил Годрик, многозначительно глядя на Байрона.
 Оуэн сплюнул.
 – Ты трус, Байрон.
 Заметив Мейриону, Годрик кивнул Байрону:
 – Проследи, чтобы она ничего не увидела, и, ради Бога, не рассказывай, что Оуэн натворил в деревне.
 Годрик не сомневался, что Медведь не позволит Мейрионе увидеть, как он будет разбираться с Оуэном, сделав два быстрых шага, он схватил парня за горло.
 Оуэн захрипел и вцепился в руку Годрика.
 – Это была всего лишь деревенская девчонка.
 – Вам было приказано не причинять вреда людям – моим людям. – Гнев жаркой волной струился по его жилам.
 Лицо Оуэна стало мертвенно-бледным.
 – Но ведь они тебе еще не принадлежат. Годрик слегка тряханул парня.
 – А я говорю, она моя крестьянка!
 – Ты берешь женщину, и я беру женщину, в чем разница? – Оуэн скривился в глумливой ухмылке.
 – Долг рыцаря – защищать тех, кто слабее.
 Пальцы Монтгомери начали сжиматься, и Оуэн дернулся, но Годрик уже овладел собой и ослабил хватку. Швырнув молодого человека на землю, он обернулся к своим людям.
 – Николас, держи его. Гарет, принеси хлыст.
 Дерзость на лице Оуэна сменил страх, его глаза округлились, обнажив желтоватые белки. Когда Годрик начал разматывать кнут из бычьей кожи, его затрясло.
 – Считай, что тебе повезло. Если бы ты плюнул в меня, пороть было бы уже некого.
 Мейриона появилась из-за огромной фигуры Медведя как раз в тот момент, когда Годрик развернул длинный змееподобный кнут. Она в гневе рванулась вперед:
 – Демьен!
 Боже, что Годрик сделал с ним? Медведь схватил ее за плечо:
 – Это не ваш брат, миледи. – Его большая рука пригвоздила девушку к месту. – Так что не вмешивайтесь.
 Закрыв глаза, Мейриона начала шептать молитву.
 Долговязого парня крепко держали два солдата. Почти такого же телосложения, как Демьен, юноша был раздет по пояс, его гладкая загорелая кожа покрылась капельками пота. Он дрожал, явно не в силах совладать со страхом, но его челюсти были упрямо сжаты.
 Чтобы не закричать, Мейриона закрыла рот рукой.
 – Сделай же что-нибудь, – прошептала она Медведю.
 – Уже делаю, миледи. Не позволяю вам вмешиваться в это дело.
 – В следующий раз ты будешь повиноваться! – Голос Годрика внушал ужас.
 С трудом высвободившись, Мейриона почувствовала, что ее ноги немеют от страха. Пресвятая Богородица! Неужели тоже самое может случиться с ней или с Демьеном?
 Медведь положил волосатую руку ей на плечо.
 – Не смотрите, миледи. Это мужские дела.
 – Но какое преступление совершил этот мальчик?
 Медведь явно чувствовал себя неуютно: он переминался с ноги на ногу, и пустой рукав, болтаясь, хлопал по его тунике.
 – Никакого преступления, миледи.
 – Никакого?
 Медведь откашлялся, его лицо покраснело.
 – Он нарушил приказ.
 Кнут засвистел в воздухе, и Мейриона непроизвольно сжалась.
 – Всего лишь из-за неповиновения? Зверь! Густые брови Байрона сдвинулись, и он, отвернувшись, стал мрачно наблюдать за происходящим.
 Мейриона вздрогнула. Ей вспомнились слова отца: «Он тащит своих врагов по улицам, сокрушая слабых и устраивая порку тем, кто отказывается повиноваться». В следующий раз на месте этого парня может оказаться она или… Демьен.
 – Это чудовищно, – выдохнула она. – Надо остановить его.
 Волосатая рука Медведя крепко держала ее за плечо – так якорь удерживает корабль на месте.
 – У меня приказ, миледи. Вы не должны вмешиваться. Она заколебалась в нерешительности, понимая, что Монтгомери не позволит ей подойти ближе.
 Годрик отвел руку для удара, на плече под загорелой кожей взбугрились напряженные мускулы. Широко расставив ноги, он будто приготовился к схватке. Его движения были хорошо выверенными и ужасающими в своей точности, лицо оставалось спокойным, словно он собирался всего лишь сесть за накрытый стол.
 Оуэн отчаянно бился в руках солдат, его спина блестела от пота. На таком расстоянии он выглядел точь-в-точь как Демьен.
 Раздался громкий щелчок кнута, и ужасный вопль эхом отозвался в лесу.
 Мейриона вздрогнула, и снова ей на память пришли слова отца о том, что Дракон порол тех, кто отказывался повиноваться ему. Боже! Какое же чудовище этот Годрик! Вне себя от ужаса, она начала оглядываться в поисках брата. Демьен стоял спокойно, прислонившись к дереву и глядя на Годрика, словно на языческое божество. Маленький дурачок! Неужели он не видит опасности?
 Отвернувшись, она зажмурила глаза.
 Еще вопль. И еще один.
 Чуть приоткрыв глаза, Мейриона взглянула на несчастного. Из трех красных полос, прорезавших спину парня, сочилась кровь. Кончик кнута взметнулся высоко в воздух, Годрик сделал резкое движение кистью, и кнут вновь опустился. Мальчишка дернулся, его лицо исказила гримаса боли.
 И все же это была лишь подготовка, а теперь последует само наказание.
 – Нет, – прошептала Мейриона.
 Встретившись с ней взглядом, Годрик нахмурился, словно приказывая ей не вмешиваться. Ее ноги подкосились, и она осела на землю.
 Монтгомери отвел назад руку, кнут змеей мелькнул в воздухе.
 Мокрое пятно расплылось на штанах парня. Жидкость растеклась по росистой земле, и ноздри Мейрионы уловили запах мочи. – Дьявол и преисподняя!
 Годрик отшвырнул хлыст, после чего солдаты опустили Оуэна на влажную, пахнущую сыростью землю.
 – Обработайте ему раны и приготовьте лошадей. Когда Годрик шагнул к ней, он выглядел еще более огромным и более страшным, чем обычно: шрамы вздулись на его загорелом лице, отчего оно выглядело особенно жестким. Неудивительно, что его называют Драконом. Сжавшись, Мейриона отпрянула назад, и в этот моменту нее возникло желание зарыться в листья, исчезнуть с его глаз. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука.
 – Возьми у Байрона сыр и хлеб. Сегодня ты поедешь верхом.
 Его голос был сух и сдержан. Мейриона поежилась.
 – Я пойду пешком, – прошептала она.
 – Нет. – Его тон не оставлял возможности для пререканий. – Чем быстрее мы прибудем в Монтгомери, тем быстрее у меня появятся гарантии.
 У Мейрионы не было никаких сомнений в истинном значении его слов. Будет ли он бить ее, если она станет сопротивляться? Она хотела принять его слова с достоинством, но, похоже, достоинства у нее не осталось ни капли, зато панического страха – сколько угодно.
 Закончив немудреный завтрак, всадники выстроились на поляне.
 – Вперед, – скомандовал Годрик, и они углубились в лес.




 Глава 13


 Мрачное, тревожное перемирие воцарилось между Мейрионой и ее похитителем. Солнечные лучи, зловеще вспыхивая в кронах огромных дубов, тут же исчезали в низких серых тучах, которые следовали за их отрядом, изредка проливаясь каплями тоскливого, моросящего дождя. Мейриона сидела на колене Годрика, и его широкая спина укрывала ее, а вот Демьен выглядел промокшим и жалким, как бездомная кошка.
 Через разрывы в изгороди она увидела главную башню замка, стоящего на вершине холма на расстоянии двух лье: мрачное строение поднималось из родившей его скалистой земли, господствуя над округой и напоминая дьявольское узилище.
 – Монтгомери.
 Чувство благоговейного трепета охватило ее. Она не ожидала, что жилище Годрика будет выглядеть столь великолепно. Замок Монтгомери был в два раза больше Уайтстоуна. Как только они окажутся внутри, она и Демьен будут полностью в его власти.
 Мейриона почувствовала себя абсолютно беспомощной, и сердце ее сжалось от страха и жалости к себе.
 – Король хорошо вознаградил тебя. – Она показала на вырисовывающийся вдали замок.
 Годрик наклонился.
 – Моя награда – это ты, а не Монтгомери, – прошептал он ей на ухо.
 Она жестом показала на расположившиеся неподалеку от замка поля, на которых паслись стада овец.
 – Разве это не твоя земля?
 – Нет, это земли моей семьи.
 – Я думала, что ты внебрачный сын и у тебя нет семьи. Годрик как-то утробно рыкнул и пришпорил лошадь.
 – Ты не ошиблась.
 Мейриона повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо.
 – Я не хотела оскорбить тебя. Твои родители не были повенчаны, но ты говоришь о семье…
 – Моя мать была невольницей. Она умерла, когда мне было двенадцать, и я остался с отцом. – Тебе повезло, раз он признал тебя.
 Руки Годрика крепче сжали поводья.
 Мейриона понимала, какой порочной должна казаться ему. Он сказал, что его мать умерла, а она ответила, что ему повезло.
 – Прости меня, я неудачно выразилась. Он кивнул.
 – Твои права были узаконены?
 – Нет, поскольку мачеха видит во мне угрозу для своего сына. – Голос его звучал жестко.
 Мейриона не знала, что ответить, поэтому повернулась и стала разглядывать ограду. Когда Годрик натянул повод, мускулы жеребца напряглись и он заплясал под седоками. Как и его хозяин, он был полон с трудом сдерживаемой энергии.
 Взбалмошная мысль пронеслась у Мейрионы в голове. Почему бы ей не укротить Годрика, как он укротил Мстителя. Возможно, ей даже удастся убедить его отказаться от мести. Если Годрик откажется от владения ее землями, она по доброй воле останется с ним.
 Отец и муж в любом случае объявят войну, а это будет означать смерть ее людей. Мейриона невольно чувствовала себя пешкой на шахматной доске – ею легко могли пожертвовать, чтобы получить более значимую фигуру. Ах, если бы она была мужчиной и могла сама выбирать свою судьбу!
 – Расскажи мне о своей семье, – попросила она через некоторое время.
 Годрик ответил не сразу:
 – К сожалению, отец позволял своей глупой и испорченной жене управлять собой, как марионеткой.
 – Но разве не то же самое мужчины делают с женщинами в течение многих веков?
 – Это естественный порядок вещей: женщина должна повиноваться своему господину.
 Мейриону охватило раздражение.
 – Твой отец еще жив?
 – Нет.
 – А когда он был жив, то вел себя так же, как и ты? Годрик помрачнел.
 – Мы с ним очень похожи.
 Она повернулась, вскинула голову и посмотрела ему в глаза.
 – Жена его отравила?
 В глазах Годрика сверкнуло изумление.
 – Нет, леди. Напомните мне, что вас следует держать ночью привязанной, если наступит такой момент, когда я вдруг подумаю, что вам можно доверять.
 Она улыбнулась:
 – А почему вы думаете, что я не способна избавиться от веревок?
 – Я буду наматывать ваши волосы на руку и каждую ночь прочно привязывать вас к кровати.
 Он произнес эти слова с шутливой серьезностью, и сердце Мейрионы затрепетало. Идея оказаться привязанной к кровати Годрика, когда его крупное теплое тело будет совсем рядом, была не столь уж неприятной.
 Чувствуя, что краснеет, она отвернулась.
 Одинокий ястреб кружил над ними. Знамение? Птица неожиданно усилила ее тревогу, поскольку Мейриона и так чувствовала себя мышью в когтях хищника.
 – Кто является владельцем этого замка? – спросила она, поворачивая разговор в более безопасное русло.
 Объятия Годрика стали более тесными. От него исходило напряжение, словно он видел перед собой огромного демона. Она поборола неожиданное желание погладить его напрягшуюся шею, как эти делал он, успокаивая Мстителя.
 – Мой презренный младший сводный брат. – Его голос стал сухим и неприветливым.
 – О, – вымолвила Мейриона, внезапно все поняв. Годрик был старшим сыном графа, но незаконнорожденным. Он мог жить в замке, но никогда не сможет унаследовать ни замок, ни землю.
 Мейриона никогда не задумывалась над тем, что значит быть нежеланным и презираемым. Всю свою жизнь она была наследницей Уайтстоуна. Поскольку Демьен не являлся ребенком ее отца, даже рождение брата не уничтожило ее право первородства.
 – Твой отец обманул тебя, – выпалила она. Годрик натянул повод и, придержав коня, устремил на пленницу ледяной взгляд.
 – Мой отец неплохо обеспечил меня, – сказал он резко.
 – Но живешь-то ты здесь?
 – Да.
 – Почему?
 Он неожиданно наклонился к ней, и она отшатнулась.
 – Та, на которой я должен был жениться, предала меня. – В его голосе слышалась с трудом сдерживаемая ярость.
 У Мейрионы защемило сердце, и она в тревоге посмотрела на замок – свою будущую тюрьму. Через час они будут на месте.
 – Мой брат Джеймс пьяница. Он позволяет женщинам править у него в замке.
 Чувство вины исчезло, и Мейриона скрестила руки на груди.
 – Разве женщины не могут управлять замком? Они вовсе не глупы.
 – Церковь учит другому.
 – Значит, церковь ошибается. – Эти слова она произнесла отчетливо и резко, хотя отлично сознавала, что произносит ересь.
 Годрик громко рассмеялся и потрепал Мстителя по шее.
 – Моя матушка с тобой полностью согласилась бы. Женщины вероломно сообразительны.
 Он произнес это, копируя манеру Мейрионы, но в его голосе были эротические нотки, которые она никогда не смогла бы скопировать. Он ее соблазняет или подсмеивается над ней?
 Мейриона отмахнулась от крошечной мухи, назойливо жужжащей возле самого лица.
 – Если твоя мачеха столь ужасна, как же она позволила тебе и твоим людям найти приют в замке?
 – Мой брат хотя и мерзкий пьяница, но не дурак. Что он имеет в виду? Мейриона не успела спросить – их беседа была прервана одетыми в доспехи часовыми, и ей стало досадно. Это был их первый разговор, который давал ей хоть какое-то представление о жизни ее похитителя.
 Обхватив ее могучей рукой, Годрик помог ей спуститься с коня.
 – Что ты задумал? – Она переводила взгляд с Годрика на караульных, которые одобрительно кивали.
 В ее ушах вдруг зазвучали слова отца: «Он протаскивает своих врагов по улице». Боже, он что, намеревается выставить ее напоказ как военный трофей? Ей следовало этого ожидать. Ее отец много раз проделывал такое со своими пленниками. Он утверждал, что это помогает сломить их дух. Их забрасывали презрительными репликами, над ними смеялись, в них бросали гнилыми фруктами. Если они падали, их волоком тащили за лошадью.
 Подняв голову, она пристально посмотрела на Годрика, но на его лице невозможно было что-либо прочитать.
 Всего мгновение назад Мейриона чувствовала родство с этим злодеем, считала его разумным человеком.
 Дурочка! Посмотрев на Демьена, она увидела, что брат съежился и дрожит под тонким одеялом, накинутым поверх плаща.
 Ярость нахлынула на нее, словно вышедшая из берегов река.
 – Как ты смеешь! – Рывком вытащив из-за пояса гребень, она воткнула его в бедро Годрика.
 Взревев, Годрик схватился за ногу.
 – Черт побери, какого дьявола? Что на тебя нашло? В ужасе от своего поступка, Мейриона шагнула назад.
 Святые небеса! Если он убьет ее, кто тогда защитит Демьена? Ее ослабевшие пальцы разжались, гребень упал на землю, и она попятилась.
 Демьен в изумлении уставился на нее, а Годрик внезапно усмехнулся:
 – За это мне следовало бы отшлепать тебя по твоей хорошенькой маленькой заднице.
 Мейриона уперлась спиной в ствол дуба, и сердце ушло в пятки. Бежать некуда. Она замерла, упрямо выпятив подбородок.
 – Делай что хочешь, животное, но тебе меня не запугать.
 Годрик подошел ближе.
 – Проверим? – Его ледяной тон был под стать взгляду. Быстро подойдя к Демьену и спустив его с лошади, Годрик грубо подтащил мальчика к Мейрионе.
 – Поскольку о собственном теле ты заботишься мало, может быть, твоему брату следует заплатить за твои проступки? – Он бросил взгляд на Байрона: – Принеси мне кнут.
 – Нет!
 Ее колени вдруг свело. Воспоминания об ужасном звуке, доносившемся до нее, когда кнут опускался на спину Оуэна, и о запахе крови привели Мейриону в ужас.
 Широко расставив ноги, Годрик встал между ней и братом.
 – Ну, что скажешь?
 – Нет! – Слезы щипали ей глаза. – Демьен не виновен. Наклонившись ближе, Годрик провел большим пальцем по ее щеке:
 – Зато ты виновна.
 Байрон протянул хлыст, но Годрик не обратил на него внимания.
 – Сестра… – начал Демьен, но Годрик властным взглядом заставил его замолчать; и тут Мейриона почувствовала, как испаряется ее гордость, сейчас она согласна была сделать все, что потребуется, лишь бы брат остался в безопасности.
 – Чего ты хочешь? – Ее голос звучал еле слышно.
 Внезапно лед в его глазах растаял, и вместо него загорелось голубое пламя. Годрик взял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Чистый мужской запах наполнил все ее ощущения, так что у нее перехватило дыхание.
 Горячее дыхание Годрика щекотало ей ухо.
 – Я хочу, чтобы ты перестала со мной сражаться. Я хочу, чтобы ты с желанием легла в мою постель.
 Страх в душе Мейрионы мгновенно превратился в ярость.
 – Ах вот оно что! Ты совершишь насилие над моим телом или над моим братом? Дьявол, похотливое чудовище!
 Монтгомери тотчас отпустил Демьена, и тот, неловко прихрамывая, побежал к своей лошади.
 – Все будет не так, и ты это знаешь.
 – Не так? Тогда как же?
 Наклонившись, он медленным, отточенным движением поднял с земли гребень и поднес к ее глазам. Пятнышко красной крови осталось на золотом зубце. Его кровь.
 – Выбирай, или я сделаю выбор за тебя. Мейриона судорожно сглотнула.
 Годрик уперся руками в ствол дерева, и она оказалась в тюрьме из мускулов. Его тело, словно стена, окружало ее; запахи леса исчезли, остался только один – его запах.
 Годрик наклонился вперед, так что его грудь коснулась ее сосков. Ощущение этого прикосновения, словно вспышка молнии, пронзило ее тело.
 – Все будет совершенно не так, – прошептал он, касаясь губами ее губ.
 Затем он поцеловал ее висок, бровь, переносицу, нос.
 – Я знаю, как твоя кожа реагирует на мое прикосновение, и я чувствую биение твоего сердца.
 – Это лишь гнев и страх.
 Его руки медленно прошлись по ее плечам. Мейриона затрепетала, ее соски предательски набухли. Чуть отклонившись, чтобы между их телами появилось пространство, Годрик кончиками пальцев провел по ним, и вновь словно искра пронзила ее до самого женского естества.
 – Нет, миледи, это не гнев и не страх, – пробормотал он.
 Несмотря на то что между ними была ткань рубашки и платья, Мейриона чувствовала себя почти обнаженной.
 Судорожно вздохнув, она оттолкнула его, не желая потворствовать растущему желанию. Тогда он взял пальцами завиток волос и потер его.
 – Твоя страстность вполне соответствует твоим волосам.
 – Всем известно, что рыжие волосы – к несчастью, – прошептала Мейриона.
 – Не скажи! Мужчины сами создают свою удачу, а твоя страсть пробуждается каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе.
 Не желая слушать его, Мейриона отвернулась.
 – Страсть была между нами и тогда, много лет назад. – Он поцеловал ее бровь. – Она была, когда я уводил тебя из твоей комнаты. И сейчас она тоже здесь, несмотря на твой страх, твой гнев и несмотря на то что тебе не нравится, что я подобным образом предъявляю на тебя свои права.
 Мейриона закрыла уши ладонями, но все равно ощущала его, чувствовала его запах. Она все еще хотела его.
 – Я не могу.
 – А я говорю: покорись. Это сражение тебе не выиграть.
 – Мой отец… мой муж…
 – Их здесь нет. – Он коснулся ее губ. – Здесь только ты и я. Позволь мне показать тебе, какое удовольствие способно испытать твое тело.
 «Удовольствие, которое способно испытать тело, Мейриона», – эхом отдался его голос в укромных уголках ее души. Ее мир рушился.
 – Да или нет? – Голос Годрика был словно шелест тончайшего шелка.
 Мейриона тряхнула головой, пытаясь разогнать окутавший ее туман. Когда он так близко, она не в состоянии думать и может только чувствовать…
 Плечи Годрика распрямились, и, сделав шаг в сторону, он выхватил у Байрона кнут.
 – Как хочешь, дело твое…
 – Подожди, дай мне разобраться. Я…
 – Да или нет? Решай, Мейриона, мое терпение иссякло.
 Его взгляд стал холодным как лед – манящий любовник исчез, и вместо него появился Дракон.
 – Покорись, Мейриона.
 Сдавленный звук вырвался из ее горла – будто со стороны она услышала свое «да».
 Губы Годрика требовательно нашли ее губы. Его язык нырнул внутрь, чтобы исследовать ее чувства и овладеть ими, в то время как ее руки нерешительно обвились вокруг его шеи, поглаживая мягкие волоски затылка.
 Когда Годрик понял, что Мейриона не сопротивляется, его крепкий, требовательный поцелуй стал мягче, и время остановилось. Их языки встретились, словно желая исследовать удовольствие на вкус.
 Чтобы не упасть, Мейриона ухватилась за плечо Годрика.
 – Скажи «да», чтобы мы оба это слышали.
 – Да, – прошептала она.
 – Громче.
 – Да, самодовольный хлыщ.
 – Самодовольный хлыщ? – Он усмехнулся. – Так меня никогда еще не называли.
 – Распутник.
 Годрик рассмеялся, и вмиг вся его суровость исчезла.
 – Даешь мне слово, что не удерешь, если я позволю тебе побыть одной и привести себя в порядок? – Его голос звучал так мягко и чувственно, что Мейриона с трудом улавливала смысл.
 – Что?
 – Дорога была трудной. Разве тебе не хочется смыть грязь с лица?
 – Грязь?
 Глаза Годрика засветились, и Мейриона в смущении потерла переносицу. Он выглядел потрясающе, в то время как она, вероятно, напоминала замарашку, которую волоком протащили через всю Англию.
 – Ну так как? – спросил он. – Ты обещаешь? Она нахмурилась:
 – Ты снял меня с лошади, чтобы я могла привести себя в порядок?
 На его лице появилось выражение полного замешательства.
 – Ну да.
 – И ты не собирался провести Демьена и меня через город в качестве своих боевых трофеев?
 Брови Годрика недоуменно поползли вверх.
 – Конечно же, нет. Что за бредовая идея пришла тебе в голову?
 – Охрана… Ты снимаешь меня с лошади… О Боже! – Ее щеки запылали. – Я не обязана сдерживать обещание, данное под принуждением.
 – Еще как обязана! – Наклонившись, он поцеловал ее в нос. Лишь малые частички их тел соприкоснулись, но чувства Мейрионы затрепетали, словно боевой стяг на ветру. Желание. Страх. Гнев.
 – О, ты настоящий дьявол.
 – Поторопись, – настойчиво потребовал Монтгомери и потер ее щеку большим пальцем, а затем хмыкнул и неспешной походкой направился к своим людям, оставив Мейрионе возможность беспрепятственно смотреть на его широкую спину.
 Осознав, что все это время мужчины наблюдали за ними, Мейриона вспыхнула. Ее переполняло возмущение. Будь прокляты те, кто рассматривает женщин как всего лишь очередное завоевание!
 Подойдя к Мстителю, Годрик достал из сумки бурдюк с водой и бросил ей. Когда его губы расплылись в понимающей улыбке, вокруг серповидного шрама собрались морщинки.
 Злодей!
 Резко отвернувшись, Мейриона все же решила привести себя в более приличный вид. Она умылась и расчесала вьющиеся волосы, затем стерла подолом кровь с гребня и вновь вернула его на голову. Большего сейчас она все равно не могла сделать.
 – Я готова.
 – Тогда вперед, в Монтгомери.
 Несколько мгновений спустя сильные руки Годрика подняли ее на коня, а сам он уселся позади нее.
 Ехавший рядом Байрон бросил им толстый голубой сверток; Годрик улыбнулся и, расправив шерстяное одеяло, которое пахло щелоком и свежей травой, прикрыл плечи Мейрионы.
 Ей следовало бы поблагодарить его, но помешало разнообразие бушующих внутри эмоций. «Все удовольствие, на которое способно твое тело». В замке он скорее всего запрет ее, и в одиночестве у нее будет время, чтобы обдумать свое бедственное положение.
 Дорога стала шире, и теперь на ней вполне могли разъехаться даже повозки. Глубокие, давно проложенные колеи вели к двум высоким башням, словно стражники, стоявшим у ворот замка Монтгомери.
 Казалось, напряжение Мейрионы передалось Годрику – с каждым шагом коня он становился все более раздраженным и властным. Теперь в нем уже ничего не осталось от прежнего соблазнителя, и ее словно обнимал совсем незнакомый человек. Мейриона чуть сдвинулась, но Годрик не стал прижимать ее к себе – он, казалось, не замечал, что предплечьем касается ее груди, и полностью сосредоточился на приближающемся замке.
 От этого невнимания Мейриона почувствовала себя еще более незащищенной, чем от его недавнего нежеланного натиска. В то время как она все еще вспоминала его слова о «наслаждении, на которое способно ее тело», Годрик, похоже, был поглощен совсем другими мыслями.
 Мейриона огляделась. Чистые воды реки стекали в глубокий ров, круглые башни, испещренные бойницами, соединяли мощные стены. Такой замок способен был выдержать долгую осаду.
 Копыта лошадей зацокали по подъемному мосту, и Мейриона бросила взгляд на своего похитителя. Глубокие складки залегли вокруг его рта.
 Под сводом ворот встретившие всадников стражники дали им знак следовать за опускающуюся решетку.
 Въехав в широкий двор мрачного замка, они резко свернули влево. Запах людской толпы смешивался с запахом дрожжей и свежеиспеченного хлеба. Трава во дворе была вытоптана, грязные следы вели к башням и хозяйственным постройкам. Кое-где слуги из-за углов поглядывали на прибывшую кавалькаду.
 Несмотря на то что мужчины вернулись из трудного похода, никто не размахивал победными флагами, и это немного успокоило Мейриону. Увидеть, как толпа радуется поражению ее семьи, что могло быть хуже!
 Мейриона перехватила испуганный взгляд служанки, которая пряталась за емкостью для воды. Женщина тут же натянула капюшон и скрылась, скользнув в тень.
 – Похоже, эти люди тебя боятся.
 – Лишь оттого, что я привез сюда тебя.
 – Неужели их это пугает?
 Не отвечая, Годрик напряженно оглядывал двор, и тут к ним, размахивая руками, бросилась крошечная девчушка в развевающейся бархатной юбочке. У нее были оливкового цвета кожа, темные волосы и огромные темно-синие глаза.
 – Папа, папа! – закричала она и радостно улыбнулась во весь рот.




 Глава 14


 Неужели у Годрика есть ребенок?
 Мейриона была в полном изумлении. Ей даже в голову не могло прийти, что у такого грозного мужчины может быть дочь. Пусть внебрачный ребенок или парочка где-то в сельской местности, но не девочка-эльф, которая сейчас бежала к ним и кричала «Папа!».
 Крошка остановилась рядом с огромным жеребцом, протянула вперед худенькие смуглые ручонки, и Мститель, взмахнув хвостом, ткнулся губами в ее волосы. Она не отшатнулась и ласково погладила его.
 – Прокати меня, папа!
 Годрик наклонился и протянул девочке руку.
 – Но здесь не хватит места для троих! – Мейриона в самом деле испугалась: Мститель мог понести и сбросить их всех.
 Малышка рассмеялась и обхватила ручонками предплечье Годрика. Крошечное тельце легко взлетело над землей, словно увлекаемое волшебным ветром.
 Круглое личико девочки было невозмутимо. Она пахла, как пахнут все маленькие девочки – молоком, травой и цветами. С любопытством глядя на Мейриону широко открытыми миндалевидными глазами, малышка прошептала, прижавшись щекой к лицу отца:
 – Кто это?
 Во взгляде Годрика читалась молчаливая любовь.
 – Твоя новая мама.
 – Да? – Голубыми глазами того же оттенка, что и глаза Годрика, девочка посмотрела на Мейриону. – Она мне не нравится.
 – Но я не собираюсь занимать место твоей матери. – Мейриона попыталась говорить мягко. Повернув голову, она сердито посмотрела на Годрика. – Я уеду сразу же, как только твой папа позволит мне.
 – Никуда ты не уедешь.
 Мститель фыркнул, взмахнув хвостом, и Мейриона почувствовала, как от страха у нее засосало под ложечкой.
 – Она мне не нравится, – настойчиво повторила девочка и провела крошечной ручкой по шраму на лице Годрика.
 – Не все сразу. Надеюсь, постепенно вы с ней поладите.
 Глаза девочки удивленно раскрылись, и Мейриона поняла, что раньше он ей никогда ни в чем не отказывал.
 – Я не хочу ладить.
 Мститель вновь фыркнул.
 – Твой конь хочет, чтобы мы спешились, – примирительно сказала Мейриона.
 Натянув повод, Годрик наклонился и спустил дочь на землю.
 – Она мне не нравится, папа, – снова повторила маленькая фея.
 Не отвечая, Годрик спешился, помог Мейрионе сойти с коня и только после этого поцеловал дочь в лоб.
 – Все, котенок, хватит об этом.
 Темные завитушки заплясали на голове девочки, когда она стала энергично выражать свое несогласие.
 – Отвези ее обратно. Мейриона робко улыбнулась.
 – По-моему, у твоей дочери прекрасная идея. Взгляд Годрика стал суровым, вся его отеческая нежность вмиг исчезла.
 – Замолчите вы, обе.
 Решив больше не спорить, Мейриона повернула голову и увидела, как коня повели через двор огромного замка. Обширные размеры двора замка тут же заставили ее осознать тщетность попытки осады, которую может предпринять ее отец. Возможно, ей удастся ускользнуть незамеченной, но как сделать это вместе с Демьеном?
 Она поискала взглядом Демьена и увидела, что тот беседует с Байроном, – казалось, брат был вполне доволен тем, что с ними происходило.
 Люди Годрика рассыпались по двору, кто-то уже спешился, другие еще сидели на лошадях. К этому времени обитатели замка понемногу начали появляться из затененных дверных проемов, и двор заполнился людьми. Где-то неподалеку раздались ровные удары кузнечного молота, отбивающего металлический ритм.
 – Ну, пойдем. – Годрик взял девочку на руки.
 – Сколько тебе лет, дитя? – дружелюбно спросила Мейриона, когда Годрик повел их к открытой арке. Девочка поджала губы и вскинула голову.
 – Я не хочу говорить с ней.
 – Ну-ну, котенок, будь поучтивее. – Годрик погладил темные волосы девочки. – Ей два года, – пояснил он, – и она еще немного застенчива.
 Точнее сказать, избалованна, подумала Мейриона.
 – Она смешно одета, – произнесла девочка громким шепотом.
 – Эту одежду для меня выбрал твой папа. – Мейриона развернула огромное уродливое одеяние, словно бальное платье, и сделала шутливый реверанс. – У него есть такая же для тебя!
 Малышка уставилась на нее таким недоверчивым взглядом и так широко раскрыла глаза, что Мейриона рассмеялась. Трудно было винить девочку за манеры, которые она явно позаимствовала у своего отца.
 – А как тебя зовут?
 – Ну ответь же, пожалуйста, – попросил Годрик.
 – Я не хочу. – Кроха спрятала лицо, прижавшись к отцу.
 Годрик поцеловал дочку в макушку.
 – Ее зовут Амелина.
 Громкий мужской голос неожиданно прервал трогательную сцену.
 – Годрик, брат, наконец-то ты прибыл!
 Отчего-то Мейриона сразу решила, что обладатель голоса был сильно навеселе. Она заглянула в арку, но говорящий был слишком далеко, а сам дверной проем походил на вход в темную, мрачную пещеру.
 – Ну давай покажи твой трофей!
 – Здесь что, все считают меня трофеем?
 – К сожалению, брат опять напился, – пробормотал Годрик. Опустив дочь на землю и взяв Мейриону за локоть, он повел их к арке, откуда доносился голос.
 Вышедшая им навстречу служанка протянула руки к девочке.
 – Иди ко мне, Амелина, тебя нужно переодеть. Хихикая, Амелина шагнула к женщине.
 – Можно мне надеть зеленое платье? Папа говорит, что я в нем хорошенькая.
 – Да, дитя.
 – Я вскоре пришлю за тобой. – Годрик поцеловал дочь в макушку, а затем повернулся и повел Мейриону в сводчатую галерею, откуда к ним уже приближалась красивая женщина, одетая в розовое платье, ее белокурые волосы были аккуратно уложены в высокую прическу, прозрачная шелковая вуаль эффектно оттеняла темные глаза. Женщина казалась приблизительно одного возраста с Годриком, может быть даже моложе, а ее красота была бы просто поразительна, если бы выражение недовольства не приклеилось намертво к ее алебастровому лицу. Скользнув осуждающим взглядом по спутанным волосам Мейрионы и по испачканному платью, женщина недовольно посмотрела на Годрика.
 – Добро пожаловать домой, – презрительно фыркнула она. Это мало походило на приветствие, но особенно Мейриону изумил ее голос, напоминавший скрежет металла по камню. – Праздничный стол еще не накрыт.
 – Ну что ж, подождем, – спокойно отозвался Годрик. Женщина продолжала стоять между ним и дверью.
 – Возможно, вы захотите привести себя в порядок, прежде чем входить? – Она бросила язвительный взгляд на Мейриону.
 – Нет. – Годрик начал подниматься по ступеням. – И прошу тебя, не вмешивайся.
 Женщина уступила с тяжелым вздохом:
 – Да, сэр.
 Повернувшись, женщина направилась к резервуару с водой, из-за спины Годрика бросив на него взгляд, полный ненависти.
 – Она не любит тебя, – прошептала Мейриона.
 – Верно, не любит. – Обняв Мейриону за талию, Годрик повел ее по ступеням.
 – А кто…
 – Мои семейные проблемы тебя не касаются. – Губы Годрика мрачно сжались, и весь его вид не располагал к дальнейшему разговору.
 В большом зале замка Монтгомери было холодно, сумрачно и воняло выдохшимся вином, растоптанным тростником, испорченной едой и рвотой. Чтобы ее не стошнило, Мейриона задержала дыхание. Здесь живут свиньи или люди?
 Впрочем, скоро ей предстояло узнать.
 Столы на возвышении были уставлены пустой оловянной посудой, собаки рылись в рваных тростниковых циновках. Окна прикрывали тяжелые темно-красные бархатные занавески, и вся комната казалась мрачной, холодной и суровой. На столе не горела ни одна свеча, не было огня и в камине, но слуги сновали туда и сюда, поднося кувшины и большие плоские блюда молодому человеку, который сидел развалившись в стоявшем выше остальных большом кресле – один за огромным столом, который ломился от изысканных блюд: угри, свинина, оленина и овощи грозили вывалиться с переполненных плоских тарелок.
 Молодой лорд представлял собой точную копию Годрика – взъерошенные темные волосы, высокие скулы, но он был моложе, и у него не было шрамов. Между бровями Годрика залегли суровые вертикальные складки, а лицо сидевшего за столом человека все еще оставалось мальчишески гладким.
 Остатки взаимной любезности улетучились, как только Годрик вошел в зал: челюсти обоих сжались, глаза сузились. Мейриона содрогнулась, увидев это превращение. Мутными, налитыми кровью глазами Джеймс наблюдал за Годриком. Казалось, он держится из последних сил и вот-вот рухнет под стол. Эль из опрокинутого кубка залил стол, и капли темной жидкости падали на его одежду. Джеймс был так же широк в плечах, как и Годрик, но по сравнению с ним он казался каким-то жалким.
 Служанка поднесла Годрику кружку эля и быстро исчезла, словно испуганная мышь.
 Оставив Мейриону стоять у двери, Годрик пересек зал.
 – Ты опять напился! – пророкотал он и с силой ударил кулаком по столу.
 От рева Годрика Мейриона вздрогнула, а окончательно осоловевший лорд вдруг улыбнулся.
 – Итак, мой незаконнорожденный братец вернулся домой, – с трудом произнес он и приподнялся, но его голова упорно не хотела держаться прямо.
 Перегнувшись через стол, Годрик схватил брата за рубаху и рывком поднял на ноги.
 – Когда это прекратится, чертов дурак?
 Мейриона, дрожа, посмотрела на дверь. Люди Годрика, и среди них Байрон и Демьен, вошли в зал, заслонив дверной проем и отрезав путь к выходу; ей не оставалось ничего другого, как молча наблюдать за происходящим. Она лишь молила Бога, чтобы снова не повторилась сиена с Оуэном.
 – До… добрый день всем, – произнес Джеймс. – Как я по… понимаю, поход закончился успешно?
 Не разнимая руки, Годрик встряхнул брата, раздался звук рвущейся ткани.
 – Хватит придуриваться. – Годрик обвел взглядом зал. – Я всего на неделю покидаю замок и нахожу по возвращении настоящий свинарник!
 Мейриона затаила дыхание. От зловония у нее першило в горле. Прикрыв рукой нос, она старалась дышать только тогда, когда это было абсолютно необходимо.
 Джеймс попытался оттолкнуть Годрика.
 – Это мой замок, и я могу делать здесь что пожелаю. «Боже правый, – подумала Мейриона. – Годрик прав насчет брата – он не заслуживает высокого титула».
 Внезапно Годрик разжал пальцы, и молодой лорд, пошатнувшись, рухнул в кресло.
 – Нет, ты не можешь делать что пожелаешь. Твои крестьяне голодают, сам ты живешь в грязи, и все это никуда не годится.
 Джеймс пьяно взмахнул рукой и, пошатываясь, встал.
 – Никто не голодает.
 Прежде чем он снова упал в кресло, Годрик снова зажал в кулаке его расшитую блузу.
 – Ты обязан научиться контролировать себя.
 – А я контролирую. Я лишь сделал пару глотков. – Джеймс потрепал Годрика по плечу, его рука заметно дрожала.
 Внезапно в комнату, расталкивая стоящих в дверях людей, стремительно вошла женщина в розовой юбке, которая неистово колыхалась от быстрых шагов.
 – Отпусти его! – пронзительно закричала она, и ее высокий голос эхом отразился от голых стен.
 – Если бы ты следила за Джеймсом, пока меня не было, сейчас мне не пришлось бы приводить его в чувство. – Годрик недовольно взглянул на вошедшую.
 Женщина вдруг затрясла головой, ее вуаль затрепетала, как полощущийся на ветру стяг.
 – Он не может сдержаться. Разве ты не понимаешь, что он болен?
 Годрик пнул кресло, на котором сидел его брат, и тот съехал бы на пол, но подлокотники удержали его.
 Мейриона сжалась, чувствуя, как атмосфера сгущается, словно перед надвигающейся бурей.
 – Он ничуть не болен.
 – У него больной желудок, и пища не усваивается. – Глаза женщины широко раскрылись, словно взывая к пониманию. – Я ухаживала за ним всю неделю – ничего не помогает.
 Годрик с отвращением поморщился:
 – Он просто пьян.
 Джеймс с трудом встал и поднял кулак.
 – Слушай, ты…
 Годрик толкнул его, и он упал обратно в кресло.
 – Почему бы не защитить его от самого себя, а не от меня?
 Женщина задрожала и начала плакать, в ее голосе зазвучало отчаяние:
 – Я все время ухаживала за ним. Теперь ему всего лишь нужно немного поспать.
 Щека Годрика задергалась, он сжал кулаки… Приподняв подол платья, Мейриона быстро шагнула к ним и встала между Годриком и женщиной.
 – Оставь ее.
 В наступившей тишине можно было услышать, как Годрик глубоко вздохнул. Потом он разжал кулаки и потянулся к ней.
 Мейриона отпрянула, но Годрик поймал ее за конец косы. Она попробовала вырваться, но он медленно намотал косу на руку, подтягивая ее, словно пойманную рыбу, пока наконец она не приблизилась к нему вплотную.
 – Здесь у тебя нет никаких прав, – прошептал он, и его губы сжались в тонкую суровую линию.
 Мейриона покачала головой, пытаясь освободиться, но все было бесполезно.
 – Берегись, моя прелестная пленница. Я знаю много способов укротить женщину, и не все они приятны. – Годрик грубо поцеловал ее в губы. Короткая жесткая щетина оцарапала ей щеки, и Мейриона почувствовала, как под тонким слоем его любезности и цивилизованности закипает гнев.
 Все еще удерживая Мейриону, Годрик оторвался от ее губ. Этот поцелуй должен был послужить предупреждением, и она понимала это. Ее здесь воспринимали как рабыню, как шлюху, и не более того.
 – Пусти меня!
 Годрик сделал знак Байрону, стоявшему у двери.
 – Отведи пленницу в мою спальню и запри ее там. Здоровяк шагнул вперед и протянул к Мейрионе свою большую сильную руку.
 Мейриона с трудом подавила желание ударить Годрика. Лишь осознание того, что за этим может последовать более суровое, чем поцелуй, наказание, остановило ее.
 Годрик освобождал волосы намеренно медленно, буравя ее взглядом и провоцируя на ответный шаг, но Мейриона стояла не двигаясь, исполненная решимости не дать ему понять, какие чувства владеют ею.
 Наконец он отпустил косу. Мейриона отстранилась и сделала шаг назад.
 Джеймс поднял кубок.
 – Итак, ты получил свой приз. – Он сделал большой глоток. – Она крас…сотка, но, похоже, ее еще нужно укротить.
 Годрик повернулся к брату:
 – Именно это я и собираюсь сделать.
 Дрожь пронзила Мейриону. Она окружена чужаками. Годрик может кормить ее или морить голодом, ласкать или бить, запереть в подвале замка или уложить в постель…
 Ища сочувствия, она бросила быстрый взгляд на женщину, из-за которой разгорелся весь этот шум. Может быть, в ней она найдет друга? Но та, кусая губы, скрылась в тени.
 Мейриона сложила руки на груди, решив, что, каким бы ни был исход, победа не достанется Годрику легко.
 – Я не буду спать в твоей спальне. Годрик повернулся к женщине.
 – Найдите пленнице одежду. Та послушно кивнула.
 – Как ты посмел так запугать эту несчастную! – воскликнула Мейриона.
 Подняв брови, Годрик знаком показал на дверь:
 – Идите. Я скоро буду. Байрон потянул ее за руку:
 – Прошу, миледи. Я не хочу быть наказанным из-за вас. Мейриона прищурила глаза.
 – Я тебе не шлюха!
 – Вон! – проревел Годрик.
 Байрон согнулся перед Мейрионой в низком поклоне.
 – Прошу, миледи, следуйте за мной. Я отведу вас… – Он неловко оборвал себя на полуслове, как будто ему было неприятно так обращаться с дамой.
 Двигаясь вслед за Байроном, Мейриона неохотно покинула зал. Она чувствовала себя ангелом, по чьей-то злой воле отправленным в ад.
 Шурша юбками, женщина в розовом вышла вслед за ними.




 Глава 15


 Пока Мейриона шагала по истертым ступеням лестницы, узкому коридору, ведущему в спальню, тревога и раздражение, словно яд, разъедали ее сердце.
 С момента их прибытия в Монтгомери Годрик держался с ней словно чужой, его мягкость исчезла, сменившись резкостью и властностью. Что-то ее ждет впереди… Она крепко сжала кулаки, отказываясь поддаваться страху.
 Женщина рядом с ней кашлянула, и волнение Мейрионы усилилось. Если бы эта дама более умно говорила с Годриком, сейчас они не следовали бы в его спальню, как овцы на бойню.
 Сальные свечи горели зловещим желто-оранжевым пламенем, едкий дым щипал глаза, заставляя проходящих по сводчатым коридорам замка беспрестанно моргать.
 Наконец они остановились в конце длинного коридора перед дубовой дверью. Дородный коротконогий стражник с изъеденным оспой лицом и одним глазом сидел на стуле рядом с дверью, на коленях у него лежал боевой топор.
 О Боже! Даже Годрик, должно быть, не чувствует себя спокойно в этом доме, если в мирное время ему требуется страж у собственной спальни.
 – Господин приказал мне доставить сюда эту даму. – Байрон указал на дверь спальни.
 Охранник брезгливо поморщился.
 – Сторожи ее как следует! – Байрон настороженно взглянул на Мейриону и потер добытое в вылазке кольцо. – Столько возни было, чтобы заполучить ее, и теперь пора дело довести до конца.
 Мейриона сжала кулаки. Черт возьми, она не привыкла к тому, чтобы с ней обращались как с вещью!
 Отодвинув боевой топор, караульный открыл дверь и отступил в сторону.
 Бросив на него раздраженный взгляд и выпрямив спину, Мейриона с видом королевы вошла в комнату. Ее спутница проскользнула за ней.
 Переступив порог, Мейриона замерла. Спальня была огромной, в ней пахло кожей, сандаловым деревом и… Годриком: декорированная в красных и темно-синих тонах, обставленная темной тяжелой мебелью, она была роскошна, как спальня султана, пугая, подавляя и в то же время успокаивая. Волна тревоги и желания с новой силой поднялась в груди Мейрионы.
 – Вы не можете оставить меня здесь, – прошептала она. – Пожалуйста, отведите меня куда-нибудь, где бы я могла переодеться.
 Вместо ответа Байрон мотнул рыжей бородой и, не сказав ни слова, покинул комнату. Замок щелкнул.
 Мейриона вздохнула и огляделась вокруг. За все время своего пленения она впервые почувствовала себя по-настоящему подавленной.
 Солнечный свет из шести застекленных окон проникал в комнату, отражаясь в мраморной столешнице маленького столика. Должно быть, семья Годрика очень богата, если могла позволить себе так много стекла в окнах. Толстые арабские ковры украшали пол из гладко оструганных досок. Огромная кровать с тяжелыми резными ножками, темной, богато украшенной передней спинкой и пологом на четырех столбиках стояла у восточной стены; вырезанные из дерева языки пламени украшали верх столбиков полога.
 Мейриона отвела взгляд в сторону. Вид кровати вызвал у нее чувство раздражения, уязвимости и желания. Она стояла в самом центре спальни, и в ее голове начали возникать эротические фантазии. Ей представилось, что она лежит под Годриком и он ее целует. Она тут же одернула себя, ей захотелось завопить, поднять шум, потребовать, чтобы ее отвели обратно.
 Женщина рядом с ней неожиданно всхлипнула.
 Мейриона пристально посмотрела на нее. Подобная плаксивость ее всегда страшно раздражала.
 Не обращая никакого внимания на сердитый взгляд Мейрионы, женщина прошла через комнату, при этом двигалась она плавно и даже с изяществом, ее мягкие туфли бесшумно скользили по роскошному восточному ковру.
 Когда она уселась на единственное имеющееся в комнате массивное кресло, оно словно поглотило ее. Волосы женщины цвета белого золота резко контрастировали с темными подушками кресла, и вдруг на мгновение Мейриона представила, как огромные черные сапоги Годрика утопают в овечьих шкурах, лежащих под креслом.
 Дама смотрела на Мейриону с недоумением и любопытством, казалось, что ее преследует какая-то мучительная мысль, которую она никак не может выразить. Мейрионе даже стало ее немного жаль.
 – Неужели Годрик в самом деле думает, что я буду здесь спать? – наконец прервала она неловкое молчание.
 На лице женщины появилось выражение обиды и возмущения.
 – Разве ты еще не поняла, что Годрик всегда делает то, что хочет?
 Мейриона с удивлением посмотрела на женщину:
 – Скажите, кто вы?
 – Я? – Ее собеседница помолчала, словно собиралась сделать некое важное заявление. – Я «злая мачеха».
 Мейриона нахмурилась. Женщина, на ее взгляд, выглядела очень молодо.
 – Вы – мачеха Годрика?
 Дама кивнула, и белокурые волосы сверкнули на фоне темных подушек кресла.
 – Но вы с ним одного возраста. – Мейриона вопросительно взглянула на женщину, мучительно пытаясь понять, в каком же родстве они на самом деле находятся.
 – Я на шесть лет старше. – Дама улыбнулась широкой сверкающей улыбкой, и тут же ее лицо стало потрясающе красивым. – Женщины в нашей семье всегда выглядят молодо.
 – И вы были замужем за отцом Годрика?
 – Да, меня выдали замуж за ныне покойного лорда Монтгомери, когда мне было пятнадцать. У меня родился сын, и мы мирно прожили несколько счастливых лет. А затем Годрик разрушил все это.
 – Продолжайте. – Мейрионе хотелось узнать побольше о своем похитителе.
 Неожиданно дама крепко вцепилась в ручки кресла.
 – Мой супруг, благослови его Боже, знал, что умирает, и считал, что с помощью этого непокорного, драчливого мальчишки он сможет заслужить прощение за свои прошлые грехи.
 – Что вы имеете в виду? – Мейриона прислонилась к двери.
 – Муж хотел оставить мальчишке свой титул, ведь Годрик – внебрачный сын, бастард, отродье сельской шлюхи.
 – Его мать не была шлюхой. – Мейриона сложила руки на груди, не понимая, почему у нее возникло желание защитить этого несносного человека.
 Дама презрительно фыркнула:
 – Если хочешь знать мое мнение, любая женщина, зачавшая ребенка вне брака, самая настоящая шлюха.
 – Лучше бы вам не говорить таких вещей при Годрике, – предупредила Мейриона.
 – Клянусь, бастард был бы узаконен, если бы мой отец не воспротивился этому. Годрику было двенадцать, когда он появился в нашем доме, и с момента своего прибытия этот сорванец вел себя так, словно это он, а не Джеймс должен быть лордом замка Монтгомери.
 – Неужели человек внизу ваш сын? – Мейриона вздрогнула.
 – Да, он и есть истинный лорд Монтгомери.
 А ведет себя, как деревенский пропойца, а не как лорд, подумала Мейриона.
 Лицо женщины сделалось печальным.
 – Но мой сын нездоров.
 Она выглядела такой печальной, что раздражение в душе Мейрионы уступило место жалости.
 – Возможно, вашему сыну нужна опека? Две огромные слезы скатились по щекам дамы.
 – Давай не будем больше говорить об этом. Мейриона потерла ладони, пытаясь согреть их. Этот разговор все больше вызывал у нее чувство неловкости.
 – Как ваше имя? – спросила она. Грустно подперев голову рукой, женщина печально ответила:
 – Раньше меня звали леди Сильвия Вон, графиня Монтгомери, но теперь я никто. – В голосе Сильвии прозвучала такая тоска, что Мейрионе захотелось хоть чем-то помочь ей.
 – Да разве можно говорить про себя такое?
 – С прибытием Годрика мой муж совершенно перестал обращать внимание и на меня, и на Джеймса; он проводил долгие часы, обучая своего сына-ублюдка, и часто заявлял: «Мальчишка – прирожденный воин». – Сильвия вздохнула: – Думаю, это действительно так. Годрик – самый грозный рыцарь в армии короля.
 – Вашего мужа больше нет. Разве теперь вы не можете удалить пасынка?
 Губы Сильвии судорожно сжались.
 – Скажи, тебе удалось отделаться от него?
 Обведя взглядом комнату, Мейриона покачала головой. У нее было ощущение, будто все происходит в каком-то страшном сне.
 Внезапно, словно вспомнив о чем-то, леди Монтгомери соскользнула с кресла, пересекла комнату и постучала в запертую дверь.
 – Нам нужна горничная, – крикнула она.
 «Если вопить таким жутким голосом, навряд ли кто-либо выполнит просьбу и пришлет горничную», – раздраженно подумала Мейриона.
 Стражник за дверью что-то проворчал, но не тронулся с места.
 «У этой дамы явно маловато власти для графини, – подумала Мейриона. – И где только она воспитывалась?»
 Леди Монтгомери начала изо всех сил стучать в дверь.
 – Принесите девушке одно из моих платьев. – Она все колотила и колотила по дубовой двери. – Вы что, не слышите? – пронзительно кричала она.
 «Святые угодники! Да тебя слышит весь замок!» Плечи Сильвии опустились, и она отвернулась от двери. Теперь она выглядела еще более расстроенной.
 Неудивительно, что ее сын не умеет себя вести, как подобает титулованной особе, подумала Мейриона. Чтобы не произнести этого вслух, она принялась тереть одно из пятен, густо усеявших ее платье.
 – Ленивые свиньи. Их невозможно заставить работать, – проворчала леди Монтгомери тем же скрипучим голосом.
 – Если так орешь на караульного, нечего рассчитывать на повиновение.
 – Выходит, тебя люди Годрика слушаются беспрекословно?
 Мейриона вздохнула и пригладила непослушные волосы.
 – Нет, я так же беспомощна.
 Между ними воцарилось недолгое молчание.
 – Годрик взял мои ключи. – Леди Монтгомери указала на пустое кольцо, висевшее на пояске платья.
 – Жаль.
 – Ну а ты чем заслужила такое обращение со стороны Годрика? Слишком громко дышала?
 – Я спала… – начала объяснять Мейриона. Темные глаза леди Монтгомери расширились.
 – Преступление, влекущее за собой самые страшные последствия.
 – Нет, – Мейриона провела пальцем по кромке рукава, – дело совсем не в этом. – Горькой волной в ее сердце поднялось чувство вины. – Я предала его.
 – Предала? – Лицо леди Монтгомери осветилось живейшим интересом. – Каким образом?
 – Я должна была выйти за него замуж, – осторожно ответила Мейриона, не уверенная, насколько ей следует вдаваться в подробности. – Но мой отец не желал этого.
 – А! – Уголки губ Сильвии приподнялись, но на этот раз ее улыбка не была такой сверкающей. – Тогда мне следует поблагодарить тебя. Это ведь ты обеспечила мне и Джеймсу годы спокойствия.
 Мейриона потерла лоб. Она совершенно не понимала, о чем идет речь.
 – Не понимаю, при чем тут я…
 Леди Монтгомери лениво побарабанила по ручке кресла, ее лицо оставалось задумчивым.
 – Здесь было тихо и спокойно, пока Годрик сидел под замком.
 – Под замком? Он был во Франции, при дворе.
 – Годрик, этот бастард, при французском дворе? Кто рассказал тебе эту сказку?
 – Мой отец. – Сердце у Мейрионы сдавило, а руки неожиданно онемели. – Ведь Годрик был во Франции?
 – Дорогая, неужели ты в самом деле можешь представить Годрика при французском дворе?
 Мейриона попыталась увидеть Годрика облаченным в жеманное кружево и шелка, которые носили мужчины на континенте, но образ не складывался. Сильный и грозный, облаченный в доспехи, с окровавленным мечом в руках и боевым кличем на устах, это действительно был Годрик.
 У нее перехватило дыхание.
 – Леди Монтгомери, – прошептала она, – откуда у Годрика эти шрамы?
 Сильвия пристально посмотрела на Мейриону:
 – Ты и в самом деле ничего не знаешь?
 Комната пятнами поплыла перед глазами Мейрионы. Она ощущала себя так, словно ее загнали в угол и теперь она со стороны наблюдает за беседой.
 – Нет. Так что же случилось? – услышала она свой голос, прозвучавший словно откуда-то издалека.
 Леди Монтгомери усмехнулась, ее бледные щеки дрогнул и.
 – Дитя, но ведь это ты продала его в рабство и отправила на Восток!
 Образ Годрика-воина рассеялся, как туман, и вместо него возник образ Годрика-раба, закованного в цепи. Стены сомкнулись вокруг Мейрионы, сердце, казалось, готово было выскочить из груди.
 – Этого не может быть, – прошептала Мейриона, но на лице Сильвии появилась самодовольная кошачья ухмылка.




 Глава 16


 – Ради всех святых, мне надо присесть. – Мейриона, спотыкаясь, подошла к огромной кровати, откинула бархатный полог и опустилась на меховое покрывало.
 Неужели шрамы на лице Годрика – ее вина?
 – Дитя, ты так побледнела. Ты хорошо себя чувствуешь? – Леди Монтгомери встала, прошла через комнату и, взяв глиняный кувшин, смочила водой кусочек ткани. Подойдя к Мейрионе, она приложила тряпицу ко лбу девушки.
 Мейриона едва ощущала прохладную влагу.
 – Спа… спасибо.
 – Он очень жестоко с тобой обращался? – В глазах Сильвии светилось неподдельное участие.
 Взглянув на свои руки, Мейриона машинально потерла запястья. Годрик привязал ее, но он сделал это так бережно, что не осталось ни синяков, ни даже следа веревки.
 – Нет, он не причинил мне вреда.
 Боже, она считала его жестоким из-за того, что он похитил ее, но на самом деле он вел себя куда достойнее, чем она.
 Леди Монтгомери выжала лоскут в миску и, вновь пройдя по ковру, взяла графин, налила вино в кубок и подала его Мейрионе.
 – Как долго Годрик был… там? – Она не могла произнести «в рабстве»: ей невыносимо горько было думать о том, что она обрекла невинного человека на такие страдания. Пресвятая Мария, ну почему она ушла вместе с отцом в тот день, не предупредила Годрика и не убежала вместе с ним…
 – Пять лет.
 – Он, должно быть, ненавидит меня, – прошептала Мейриона, ее голос звенел от напряжения.
 Сильвия погладила руку Мейрионы:
 – Он не может тебя ненавидеть – животное не способно на человеческие чувства.
 Сделав резкий вдох, Мейриона вспомнила безучастное лицо Годрика, когда он хлестал Оуэна. По ее спине пополз холодок страха.
 – Что он со мной сделает?
 Однако ей и так уже все стало ясно. Он отомстит. Его люди готовятся к войне с момента его возвращения. Годрик раздобыл оружие и теперь может уничтожить целые деревни.
 – О Боже!
 Сильвия бросила на нее сочувственный взгляд:
 – Он беспощаден. Когда по приказу короля Годрик захватил Бикон, то разобрал весь замок по камешку и опустошил деревню, хотя люди молили о пощаде.
 – Я не верю…
 Стук в дверь заставил Мейриону вздрогнуть. В замке скрипнул ключ, и в двери появилась голова Байрона.
 – Господин просит вас обеих немедленно явиться на пир.
 Леди Монтгомери пробормотала краткое, неподобающее женщине проклятие и отряхнула невидимую пыль со своего розового платья.
 – Господин, – с издевкой произнесла она. – Все называют его господином, тогда как мой сын – лорд этих земель. Годрик бастард, а не дворянин. Передай, что я буду ужинать у себя.
 Медведь мотнул головой так, что его непокорные вихры разметались еще больше.
 – Господин требует обеих.
 – Постой. – Мейрионе внезапно пришла в голову мысль, что следует получше припрятать опиум. Она встала и быстро зашла за ширму. – Мне надо привести волосы в порядок. – Вытащив мешочек со снадобьем, Мейриона затолкала его в небольшую щель в стене за туалетным столиком, затем схватила гребень и, как могла, пригладила волосы и вышла из-за ширмы.
 Леди Монтгомери вдруг сникла и уже не противилась, когда гигант взял ее за руку и повел к двери. Мейриона последовала за ними, решив с гордо поднятой головой встретить уготованную ей участь.
 Медведь повел дам по освещенному факелами коридору, затем вниз по узкой каменной лестнице.
 – Осторожно, камни тут истертые и скользкие, – услужливо предупредил он.
 Годрик ждал их внизу башни. Он выглядел таким неправдоподобно красивым, что Мейриона несколько раз моргнула. Его одежда была отлично сшита из простого, но качественного материала. Но отчего он всегда ходит в черном?
 Внезапно Годрик представился ей в кандалах, и Мейриону охватило глубокое раскаяние. Стоя на помосте во время аукциона в каком-нибудь неизвестном порту, он наверняка держался с присущим ему достоинством.
 Что она могла сказать ему теперь? Извини? Это слово говорят, когда случайно натыкаются на кого-либо, но не тогда, когда обрекают человека на ужасные страдания.
 Серповидный шрам Годрика отчетливо выделялся на загорелой коже, и Мейрионе пришлось закрутить на палец несколько прядей, чтобы подавить желание погладить шрам. Что, если кто-то специально вырезал эту метку на его лице?
 Годрик сердито взглянул на леди Монтгомери:
 – Ты должна была найти платье для моей пленницы.
 – Я бы так и сделала, если бы нас не заперли в твоей спальне. – Сильвия презрительно выпятила губу.
 Годрик пожал плечами:
 – Вы могли бы попросить караульного.
 Леди Монтгомери насупилась, как капризный ребенок:
 – Они мне не повинуются.
 Сложив руки на груди, Годрик прислонился к каменной стене, и тут Мейриона встала между ними. Ей было достаточно споров и без этой мелочной перебранки по поводу ее внешнего вида.
 – Я вполне довольна своим нарядом.
 Годрик перевел на нее сердитый взгляд и некоторое время внимательно ее оглядывал.
 Под этим откровенно раздевающим взглядом ее предательские соски начали твердеть.
 Скрывая замешательство, Мейриона тоже скрестила руки на груди.
 Наконец он пожал плечами:
 – Меня мало волнует, что на тебе надето.
 Она сощурила глаза в молчаливом возражении, но он неожиданно подал руку, как будто не произошло никакой ссоры, и они пошли по коридору в направлении большого зала, откуда до них доносился громкий смех.
 Когда они приблизились к залу, Мейриона крепче сжала руку Годрика. Войдя, он сразу повел ее к столу.
 К удивлению Мейрионы, вид зала совершенно изменился: сотни свечей создавали вокруг праздничную атмосферу. На столе и на широких скамьях были расставлены подносы с едой. Пол был чисто выметен. Запах прокисшего вина исчез, сменившись ароматом свежеиспеченного хлеба и жареного мяса. Солдаты и женщины, одетые в нарядные одежды, двигались вокруг, возбужденно болтая, дети носились за большими собаками, которые бегали между скамьями, опрокидывая кубки огромными хвостами.
 Пока Годрик вел ее к огромному столу в дальнем конце зала, шум не стихал. Стол стоял под единственным украшением, имеющимся в зале, – резным ястребом, сидящим на спине дракона. Это был фамильный герб рода Монтгомери.
 Место Годрика представляло собой величественное, богато украшенное кресло, совсем не такое устрашающее, как кресло в спальне.
 – Где мой сын? – требовательно спросила леди Монтгомери.
 Годрик в раздражении забарабанил пальцами по деревянному столу, кожа вокруг его глаз сморщилась.
 – Вероятно, отсыпается после обильных возлияний. Сильвия хотела что-то возразить, но Мейриона заговорила первой:
 – Оставь ее в покое! – Она повернулась к Сильвии: – Наверняка утром ваш сын будет чувствовать себя лучше.
 Схватив Мейриону за руку, Годрик усадил ее рядом с собой.
 – Упаси тебя Бог бросить мне вызов перед моими людьми, – прошептал он ей на ухо.
 Ее чувство вины тут же испарилось, и Мейриона отдернула руку.
 – Я задам тебе хорошую порку, если ты не будешь мне повиноваться. – Мрачный огонь в его глазах дал ей понять, что он говорит правду, и готовое сорваться возражение застыло у нее на губах. Этот Годрик был совсем чужим. – Скажи, что ты все поняла.
 – Да, милорд.
 Отвернувшись, Годрик указал леди Монтгомери на кресло с другой стороны, и она, сев, тотчас же повернулась к нему спиной, словно обидевшийся подросток.
 Годрик нахмурился, но промолчал, и тут рядом тявкнула собака, а затем из-под стола внезапно появилась дочь Годрика, держа за ухо гончую. Маленькая девочка старательно тянула собаку за собой, но та, вырвавшись, с жалобным визгом опять забилась под стол.
 Вскарабкавшись на колени к Годрику, девчушка чмокнула его в щеку и посмотрела на Мейриону с победной улыбкой, а потом показала ей язык.
 Мейриона сжала губы, твердо решив найти общий язык с ребенком.
 – Ну же, садись! – прикрикнул Годрик на маленькую проказницу.
 Девочка взобралась в кресло, стоявшее рядом с креслом леди Монтгомери, ее миловидное крошечное личико едва виднелось из-под дубовой столешницы, и тут же Байрон, взгромоздившись на стул рядом с Мейрионой, потянулся за кубком с вином.
 Словно по команде обитатели замка быстро расселись за столы, после чего Годрик поднялся и обвел зал суровым взглядом.
 – Мы вернулись с крупным трофеем. – Его голос эхом разнесся по залу, и все смолкли. – Позвольте мне представить вам благородную леди Мейриону из Уайтстоуна.
 Мейриона вся сжалась, но Годрик взял ее за руку и заставил подняться. Присутствующие смотрели на нее во все глаза. Одна дама, прикрыв рот ладонью, что-то прошептала соседке, и обе они захихикали. Тогда Мейриона выпрямилась, расправила плечи и так пристально взглянула на женщин, что те поспешили отвернуться.
 Годрик кашлянул, и все вежливо захлопали.
 – Пока будут идти приготовления к нашей свадьбе, я требую, чтобы вы относились к этой даме как к почетной гостье.
 – Я же сказала… – Слова застыли у Мейрионы на губах, когда она натолкнулась на его резкий взгляд. Годрик сильнее сжал ее руку, и у нее возникло ощущение, что его пальцы сжимают ей горло. Боже, как отвратительно быть трофеем!
 Годрик улыбнулся, но в его глазах словно застыл лед. Холодная капля скатилась по щеке Мейрионы, когда она вспомнила, что Годрик потребовал не возражать ему, ее губы дрожали, и ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы изобразить улыбку.
 – Я согласна.
 – Вот так-то лучше. – Он повернулся к залу: – Наше путешествие было долгим, и гости тоже наверняка проголодались. Давайте начнем наш пир.
 Раздался звук трубы, и паж вынес к высокому столу сосуд с водой в виде рыцаря на коне, чтобы господа могли ополоснуть руки. За пажом появились слуги, несшие большие плоские блюда с олениной, свининой и угрями. Все это происходило несколько беспорядочно, словно на кухне не было главной хозяйки.
 Приглушенные голоса гостей делали застолье похожим на похороны, зал не оживляли ни игра музыкантов, ни танцоры. Не было ни шутов, ни менестрелей, которые могли хоть как-то разрядить атмосферу.
 От блюд с мясом ломились столы, но еда была пресной и безвкусной, однако Годрик, словно не замечая, как плохо приготовлены блюда, уплетал за обе щеки.
 Мейриона взглянула на леди Монтгомери, которая, казалось, готова была заплакать; надув губы, она с видом обиженного избалованного ребенка нехотя ковырялась в тарелке.
 – Мне показалось, ты велел ей приодеть твою добычу, – произнес Байрон, обращаясь к хозяину через голову Мейрионы, будто она была пустым местом.
 Годрик остановился, не донеся кусок до рта, и сердито посмотрел наледи Монтгомери:
 – В следующий раз я сам за этим прослежу. Мейриона нехотя отрезала кусок пресной свинины: напряжение в зале и то имело больше остроты, чем эта еда.
 Внезапно боковая занавеска открылась и в зал вошел улыбающийся Демьен, одежда на нем была чистой и хорошо разглаженной.
 Мейриона замерла. Брат шел через комнату широкими шагами и держал в руках большое блюдо с ежевичными пирожками, при этом его хромота была лишь едва заметна.
 Низко поклонившись Годрику, Демьен осторожно поставил блюдо с пирожками на высокий стол.
 – Ты сделал из моего брата слугу?
 – Пажа, – поправил Годрик, поднося ко рту кубок. – Вполне подходящее занятие для мальчишки его возраста.
 Мейриона яростно вонзила нож в мясо.
 – Он тебе не паж.
 Годрик задумчиво погладил подбородок.
 – Ты ошибаешься.
 – Как он смешно ходит, папа. – Дочка Годрика хихикнула.
 Не выдержав, Мейриона вскочила, опрокинув кубок с вином.
 – Мой брат ходит прекрасно, и любой, кто скажет, что это не так, ответит за свои слова.
 В зале воцарилось молчание, сотни глаз впились в Мейриону.
 Байрон поставил кубок на стол.
 – Миледи, – прошептал он, – прошу прощения, но это ведь всего лишь пустая безобидная болтовня ребенка.
 Демьен отпрянул от стола, его лицо горело. Он покорно поковылял к двери, чуть не задев по пути один из столов.
 – Вот видишь! – хихикнула Амелина. Мейриона многозначительно посмотрела на Годрика.
 – Будь умницей, Амелина. – Годрик погладил дочь по голове.
 Кроха схватила пирожок, а Годрик резко протянул руку к плечу Мейрионы и бесцеремонно усадил ее на место. Мейриона покраснела и опустила глаза.
 – Ты чертовски хорошо управляешься со всеми, может, тебе следовало бы и своего ребенка держать в узде?
 Не отвечая, Годрик остановил одного из слуг:
 – Отведи нашего нового пажа к стряпухам. Он не будет прислуживать за столом, пока его сестра не научится держать себя в руках.
 Мейриона пришла в ярость, Демьен, мрачно посмотрев на нее, отправился на кухню.
 – Мальчишка должен научиться сам заботиться о себе. Если ты будешь постоянно опекать брата, это не принесет ему пользы.
 – Конечно же, принесет. Под моим присмотром он был в безопасности. – Мейриона понурила голову и опустила руки на колени.
 – Не в безопасности – в укрытии.
 Подняв глаза, Мейриона заметила, что гости искоса наблюдают за ними, но не смеют высказать свое мнение. Она отвернулась от Годрика, и обед они закончили в мучительном молчании.
 Наконец Мейриона положила нож рядом с подносом и внимательно посмотрела на притихших людей за столом.
 В этот момент Байрон с шумом отодвинул свой стул, и от неожиданно громкого звука она вздрогнула. Подойдя к стоявшему у окна столу, здоровяк пыхтя вернулся, неся большой потертый шахматный набор.
 – Шахматы? – бодро спросил он, нарушая безрадостное молчание зала.
 – Пожалуй. – Годрик поднялся и последовал за Байроном к камину.
 Как только они уселись в большие кресла у камина, по залу пронесся вздох облегчения. Гости начали негромко беседовать, некоторые, в том числе леди Монтгомери и Амелина, встали и покинули зал.
 После того как молодой сквайр, высокий и худой, со странным шрамом от клейма под глазом, поднял небольшой столик и поставил его рядом с Годриком, Мейриона обвела взглядом комнату. Никто не обращал на нее внимания. С бешено колотящимся сердцем она схватила нож для еды и засунула его в рукав своего грязного платья.
 Сквайр направлялся к ней, и Мейриона широко улыбнулась, надеясь, что вид у нее вполне безопасный.
 Юноша был всего на несколько лет старше Демьена, светло-каштановые кудри и огромные карие глаза делали его почти красивым, но все портил уродливый багровый шрам. Рубаха из простого домотканого полотна не могла скрыть худобу его рук.
 – Миледи…
 Мейриона вздохнула: он действительно не заметил, что она стащила нож.
 – Не угодно ли вам вместе со мной понаблюдать за игрой, пока слуги будут готовить спальню?
 Она кивнула. Наблюдать за игрой в шахматы такое же хорошее развлечение, как и любое другое, Годрик вряд ли позволит ей одной бродить по залам замка Монтгомери. И уж тем более Мейрионе не хотелось, чтобы ее вновь отвели в спальню.
 Поднявшись, Мейриона позволила сквайру сопроводить ее к огромному камину, где Годрик и Байрон расставляли шахматные фигуры. Вокруг, складывая столы, сновали слуги.
 – Как тебя зовут? – спросила она сквайра, когда они сели у камина.
 – Эрик, миледи. – Юноша улыбнулся, и на его щеках показались ямочки.
 Годрик, прищурившись, взглянул на соперника:
 – Черные или белые?
 – Белые. – Байрон почесал всклокоченную бороду. – Не буду задаваться и признаюсь, что мне не помешает преимущество первого хода.
 Годрик сделал знак пажу наполнить кубки.
 – Хорошо, я играю черными. Мейриона наклонилась к сквайру:
 – Меня удивляет, что твой господин так легко согласился ходить вторым.
 – Вы не видели, как он играет, – прошептал в ответ Эрик.
 Мейриона вопросительно подняла брови.
 – Одни смертельные удары и никакой пощады. Он проницателен и последователен. Каждый его ход хорошо обдуман. – В голосе сквайра звучало восхищение.
 – В самом деле? Эрик кивнул:
 – С самого начала он старается захватить ферзя и делает это весьма искусно.
 Мейриона побледнела и склонилась ближе, якобы наблюдая за доской. Наверняка сквайр говорит лишь о шахматах.
 Бросив взгляд на Мейриону, Годрик большим пальцем потер подбородок.
 – Это не всегда неудобство – выждать и посмотреть, какой шаг сделает противник.
 Сражение началось. Мейриона следила за игрой с возрастающим интересом. Если Годрик хотя бы наполовину так же хорош на поле боя, как на шахматной доске, у ее замка нет ни малейшего шанса.
 В ходе игры преимущество Годрика становилось все более очевидным.
 – Он всегда играет так безжалостно? – шепотом спросила Мейриона.
 – Всегда. – Сквайр усмехнулся, его глаза загорелись. – «Никакой пощады!» – его девиз и в игре, и на поле боя.
 Годрик загонял короля белых все дальше в угол доски, в то время как сам господствовал в центре. После долгой паузы он обменял ладью на слона.
 – Шах.
 Байрон подвинул короля на одну клетку, и самообладание начало покидать его.
 Годрик преследовал короля Медведя своей ладьей, а в ее ушах все еще звучали слова Эрика.
 – Еще шах.
 Мейриона с любопытством смотрела на доску. Она видела ловушку. Если Медведь выберет клетку, которая кажется более предпочтительной, он тут же проиграет.
 Годрик, казалось, даже не смотрел на доску, от него исходила непоколебимая уверенность.
 – Эрик, вы можете проводить меня… – ее голос замер, а щеки покраснели, – туда, где я должна спать.
 Годрик впервые поднял взгляд от доски:
 – Нет, Эрик, я сам провожу госпожу в мою спальню. Байрон насторожился.
 – А как же игра? – запротестовал он.
 Годрик пристально посмотрел на Мейриону, – казалось, его взгляд неторопливо раздевает ее.
 – Я сдаюсь.
 У Мейрионы перехватило горло.
 – Ты должен закончить игру!
 – Верно, ты никогда не сдаешься, – недоверчиво произнес Байрон.
 Не отвечая, Годрик протянул Мейрионе руку:
 – Пойдемте, миледи! – Его тон не оставлял возможности для спора, и ей ничего не оставалось, как только подчиниться.




 Глава 17


 Годрик стоял перед ней и ждал. Со своего места Мейриона могла видеть сильные мускулы бедер, бугрившие его лосины, и крошечные волоски на тыльной стороне сильной, мозолистой ладони. В течение одного грешного, пугающего мгновения у нее во рту пересохло и ей захотелось лишь одного – позволить ему увести ее в спальню с такой непристойно огромной кроватью. Возможно, ночью, когда он будет обнимать ее, то снова, как тогда в лесу, намотает ее волосы себе на руку.
 Мейриона потрогала спрятанный в рукаве нож. Она не может предать семью и своих людей, уступив грешным желаниям. Такие мысли, должно быть, приходят от самого дьявола.
 Байрон смотрел на Годрика, очевидно недовольный тем, что ему снисходительно подарили победу.
 – Если господин позволит, я закончу игру. – Эрик ловко уселся в освободившееся кресло.
 Косматые брови Байрона поднялись.
 – Давай, может быть, у меня все-таки есть шанс… – Он подвинул ладью, отводя угрозу поражения.
 Годрик внимательно посмотрел на Мейриону:
 – Вы изъявили желание отправиться в постель, миледи. – Он медленно провел ладонью по ее плечу. – Ну так идемте же!
 Ощутив тепло его руки, Мейриона задрожала.
 Краем глаза она увидела, что женщина, вытирающая столы, с любопытством поглядывает на них. Сейчас ей больше всего хотелось укрыться от всех в каком-нибудь уединенном месте, поэтому она встала и приняла предложенную Годриком руку, а затем, подняв голову и стараясь ступать твердо, гордо прошла по залу, провожаемая взглядами любопытных слуг.
 – Благодарю! – сказал Годрик, когда они вышли в коридор. – Я боялся, что мне придется нести тебя, перебросив через плечо, а ты будешь лягаться и вопить.
 Мейриона грустно улыбнулась:
 – Неужели ты и впрямь сделал бы это?
 – Можешь не сомневаться.
 Его слова смутили ее, и ей даже захотелось выхватить из рукава нож, но тут из боковой комнаты к ним бросилась леди Монтгомери:
 – Леди Уайтстоун… Годрик преградил ей дорогу:
 – Миледи, возвращайтесь в свою спальню.
 – Зачем ты с ней так груб? – упрекнула его Мейриона, когда Сильвия снова исчезла за дверью.
 – Ты не будешь дружить с этой женщиной. Мейриона почувствовала, как глубоко внутри ее закипает гнев.
 – Не тебе решать, с кем мне дружить.
 – Мне, ведь теперь я твой господин.
 – Ты никогда не станешь моим господином!
 – Но я уже им стал. – Обняв, Годрик заставил ее следовать за собой.
 Когда они добрались до дубовой двери спальни, одноглазый страж, не проявив ни малейшего любопытства, шагнул в сторону. Мейриона предположила, что он уже неоднократно видел нечто подобное и потому ничему не удивляется.
 Годрик бесцеремонно втолкнул ее в спальню, и дубовая дверь с глухим стуком закрылась.
 В камине пылал огонь, несколько свечей горели в канделябрах, в комнате слегка пахло воском и дымом. Роскошная спальня казалась Мейрионе не раем, не адом, а каким-то уединенным промежуточным местом между этими двумя крайностями.
 Годрик подошел к камину, положил руку на спинку богато украшенного кресла, взгляд Мейрионы сосредоточился на его сильной фигуре. Мощный. Красивый. Падший ангел.
 – Ты собираешься всю ночь подпирать дверь? – насмешливо спросил хозяин спальни.
 – Возможно. А у тебя какие планы?
 Его взгляд стал теплым, как свежий душистый мед.
 – Делать все, что захочется. Мейриона обожгла его взглядом:
 – Я не твоя девка и буду сопротивляться. Годрик хмыкнул:
 – Не сомневаюсь.
 Засунув руку в рукав, Мейриона крепко сжала рукоятку ножа.
 – Думаешь, я не смогу победить?
 – Победить? Но я привел тебя сюда, чтобы поговорить.
 – В самом деле?
 Он кивнул: – Просто поговорить.
 Отпустив рукоятку ножа, Мейриона оторвалась от двери.
 – Ты скоро сможешь сдержать свои обещания.
 Она вздрогнула, но, увидев, что его глаза светятся улыбкой, сжала губы. Он ее дразнит! Негодяй.
 – Это просто отвратительно. Зачем ты говоришь такие вещи?
 Губы Годрика изогнулись в понимающей улыбке.
 – Мне нравится видеть, как ты краснеешь. Иди же сюда.
 Несколько долгих секунд Мейриона смотрела на него недоверчивым взглядом. Отблески огня плясали на его лице, загадочные глаза неудержимо манили ее.
 – Давай заключим перемирие. – Годрик протянул руку ладонью вверх.
 В это безумное мгновение Мейрионе хотелось лишь одного: оказаться у камина наедине с Годриком. Она шагнула вперед…
 Годрик смотрел на нее тем же взглядом, каким много лет назад одарил ее в часовне, только теперь они находились в спальне. Мейриона заколебалась. Ей казалось, что он видит ее тело сквозь одежду. А вот его мужское естество нагло выпирало, обтянутое лосинами. Большое. Голодное.
 – Ты рискуешь навлечь на себя вечное проклятие, ведь я – замужняя женщина…
 Годрик пристально посмотрел на нее, голубое пламя в его глазах сменилось голубым льдом.
 – Бог уже давно оставил меня. Содрогнувшись, Мейриона зарыла носки башмаков в восточный ковер. В ее сердце ворвалось чувство вины, и ей захотелось плакать от жалости. Теперь она знала, как гнусно и мерзко оказаться всего лишь вещью, удовлетворяющей капризы других, а ведь именно на такую жизнь она обрела этого человека. Какие страдания пришлось ему перенести за долгие годы рабства?
 – Прости меня, – прошептана она, не в силах долее сдерживать рвущиеся наружу слова. – Я не знала…
 Повернувшись к ней спиной, Годрик присел на корточки у камина и поворошил угли железным прутом. Мейрионе показалось, что он ее не услышал.
 Через несколько мгновений он встал.
 – Сядь у огня, и мы поговорим. В этом ты не можешь мне отказать. – Годрик взял с кровати подушку и положил ее у камина, затем сел в украшенное резьбой кресло. Его черные кожаные сапоги утопали в пушистой овчине именно так, как она себе представляла.
 Мейриона подошла и села на подушку рядом, за их спиной в камине жарко потрескивали дрова.
 Сложив руки на коленях, Мейриона поежилась.
 – Тебе холодно?
 – Нет. – Мейриона медленно втянула в грудь воздух. Годрик рассматривал ее с видом хозяина, изучающего требующий ремонта механизм, а воцарившееся молчание действовало ей на нервы сильнее, чем все их предыдущие ссоры.
 – Ты должен верить мне, я не знала.
 – Чего именно?
 Мейриона беспокойно заерзала на подушке, набираясь смелости. v
 – Мой отец обманул меня. Я не знала, что ты был в рабстве.
 Она все-таки смогла произнести это. Склонившись к ней. Годрик положил руку ей на колено:
 – Что они тебе сказали?
 – Что ты на материке, при дворе французского короля и стал капитаном. – Вот как? – Его лицо словно застыло.
 Потянувшись вперед, Мейриона провела кончиком пальца по рельефному серповидному шраму, затем по небольшому шраму под глазом. Если бы она могла разгладить их так же легко, как он смог избавить ее от страха перед лошадьми…
 – Они болят?
 Монтгомери взял ее руку и прижал к своей щеке, так что ладонью Мейриона ощутила все неровности кожи. Затем он поднес ее руку к груди, так что она почувствовала биение его сердца.
 – Болит только здесь, миледи.
 Его голос был твердым, но она услышала скрытую в нем муку.
 – Прости меня. Я не знала, что замышляет мой отец.
 – А если бы знала… то вышла бы за меня? Мейриона сглотнула:
 – Я… Нет, я бы не смогла.
 – Но почему? Я сам видел желание в твоих глазах. Мейриона отвела взгляд. Как внебрачный сын может понять, что такое долг?
 Он приподнял ее лицо, так что она вынуждена была посмотреть на него.
 – Тогда я не был так уродлив.
 – Уродлив? О Боже! Ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. – Охнув, Мейриона быстро прикрыла рот рукой. У нее и в мыслях не было произносить вслух эти слова.
 Годрик внимательно смотрел на загадочную красавицу, сидящую перед ним. Если бы он никогда не видел в зеркале своего отражения или не читал отвращения в глазах других женщин, он мог бы ей поверить.
 – Зачем ты лжешь мне?
 Мейриона пожала плечами, невольный румянец окрасил ее щеки.
 – Ты сама-то веришь своим словам?
 Ей не хотелось этого делать, но все же она кивнула.
 Годрик коснулся ее щеки губами. Мейриона была мягкой и женственной, отблески огня освещали ее кожу, подчеркивая необычайную красоту.
 – Зачем ты сражаешься со мной? Когда я приближаюсь к тебе, то каждый раз ощущаю желание, страсть внутри тебя, но я чувствую и твой страх. Почему?
 Мейриона задрожала, но не отвела взгляда:
 – Когда я была маленькой, на Уайтстоун напали. – Ее голос звучал как-то отрешенно, словно она пыталась отстраниться от своих воспоминаний.
 – Солдаты?
 – Да, из армии йоркистов. Мы с мамой несколько дней прятались в дальней башне. Когда ее захватили, мы вышли через подземный ход. Несколько наших людей сопровождали нас, но к этому времени дела обстояли уже слишком скверно. Мы нашли лошадь и попытались добраться до Тинтернского аббатства. Нам почти удалось спастись.
 Позади нее упало полено, посыпались искры, но Мейриона даже не вздрогнула.
 Годрик взял ее руку, на которой все еще оставались грязные разводы, ее маленькие пальчики были на удивление мягкими. У него вдруг вновь появилось ощущение того, что он не чистый. Нечто подобное он уже испытал, когда похищал ее. Возможно, ее руки грязны, зато душа была чиста.
 – Значит, вам удалось спастись? Мейриона печально вздохнула:
 – Нет, йоркисты нашли нас в лесу и стащили с лошади. Мы попытались скрыться в кустарнике, и о… Кажется, я все еще слышу, как кричит моя мать. Огромный грязный мужчина разорвал ее платье и набросился на нее. Я побежала к ней, но, должно быть, споткнулась. – Голос Мейрионы сорвался, она моргнула, но слез не было. – Больше я ничего не помню.
 Годрик обнял ее за плечи, желая хоть как-то защитить от прошлого. Подняв, он посадил ее к себе на колени и почувствовал, какая она слабая и хрупкая.
 – Здесь ты в безопасности.
 Она положила голову ему на плечо, поджала ноги и уставилась на огонь.
 – И что произошло потом?
 – Я потеряла сознание, и солдаты, подумав, что я мертва, не тронули меня. Когда я пришла в себя, то увидела, что мама лежит, свернувшись в клубочек, и ее бедра в крови.
 – Боже! Сколько же тебе было тогда?
 – Одиннадцать.
 – А твой отец?
 – Он был далеко – сражался в армии Ланкастера. Я иногда думаю: может, лучше бы мама умерла сразу же. Наверное, это ужасно, да?
 Годрик осторожно погладил ее по голове. Прежде у него не было возможности взглянуть на войну глазами женщины. А он еще пожалел негодяя Оуэна. Надо было убить этого щенка, а не пороть.
 – Что было потом?
 – Я привела маму в чувство, и нам удалось добраться до безопасного места. Она умерла девять месяцев спустя.
 – Демьен?
 – Да. Когда ты похитил меня из моей спальни, я подумала…
 – Мейриона… – Он легонько поцеловал ее. – Я не отрицаю, что страстно желаю обладать тобой, но у нас все будет по-другому. К счастью, мы оба знаем, что мне не придется принуждать тебя.
 В одно мгновение Мейриона вскочила с его колен, жилка, пульсирующая у нее на шее, выдавала биение ее сердца.
 – Нет, нет и нет. Мой отец так никогда и не оправился. Когда мама умерла, он обвинял всех: Бога, себя, Демьена. Если я предам его, он этого не переживет. Я должна выполнить свой долг перед семьей.
 – Успокойся, малышка, мы обсудим твои долги в другое время.
 Внезапно раздался стук в дверь, и Годрик быстро повернул голову:
 – Войдите!
 В комнату вошел слуга с длинными, неопрятными усами и, внеся большую бадью, с глухим стуком поставил ее возле кровати. Еще несколько слуг начали наполнять бадью водой, от которой шел пар.
 – Что-нибудь еще, милорд?
 – Пусть повар пришлет вина. И узнайте, что случилось с этой глупой женщиной, которая должна была принести платье для моей пленницы.
 Когда слуги удалились, Годрик показал Мейрионе на воду.
 – После путешествия тебе наверняка хочется помыться.
 Мейриона смутилась:
 – Надеюсь, ты не собираешься сидеть здесь, пока я буду купаться?
 Подмигнув ей, Годрик медленно поднялся:
 – Конечно же, нет, миледи. Я собираюсь сам искупать вас.
 Ее глаза расширились.
 – Ты не посмеешь! Он засмеялся:
 – Есть много вещей, в которых я позволю тебе сделать свой выбор, но это не тот случай. Ты забыла свое обещание по собственной воле лечь со мной в постель?
 – Оно было дано под принуждением!
 – Возможно. Тогда давай пойдем на компромисс. – Подняв брови, Годрик шагнул к ней, Мейриона даже не пошевелилась, хотя их тела почти соприкоснулись. «Хороший знак», – подумал он.
 – Компромисс? – Откинув голову, она облизала губы. Боже, если бы она знала, как тонок деликатный слой любезности, то никогда бы этого не делала. Она волновала его кровь больше, чем какая-либо другая женщина. Годрик протянул руку, словно приглашая на танец:
 – Сегодня я не заставлю тебя выполнять обещание, но взамен ты позволишь мне искупать тебя.
 Несколько мгновений Мейриона смотрела на него, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Самое скверное то, что она его слишком притягивает. Если она не скажет «да» добровольно, он все равно сорвет с нее одежду и плюхнет в бадью просто ради того, чтобы вновь увидеть обнаженной. Он слишком, слишком устал изображать из себя джентльмена.
 Тем временем Годрик про себя уже начал вести отсчет, решив, что досчитает до ста, а там…
 На числе девяносто Мейриона вложила свою руку в его ладонь, и он позволил себе выдохнуть.
 – Поистине меня околдовали, – прошептала она, опуская глаза.




 Глава 18


 Он всего лишь искупает ее, и ничего больше. Конечно, это большой грех – позволить ему коснуться ее столь интимно, и все же ее кожа, предвкушая такое прикосновение, уже стала теплой.
 Свет от огня плясал по стенам роскошной спальни, когда Годрик за руку вел ее к воде, пар от которой ленивыми завитками поднимался вверх.
 Если бы только она могла оправдаться своей греховностью или необходимостью искупаться! Увы, в глубине души Мейриона знала, что желание смыть с себя дорожную грязь – ничто по сравнению с желанием принадлежать этому человеку.
 Она вдруг остановилась и пальцами ног вцепились в ковер.
 – Ты боишься, Мейриона?
 – Нет.
 – Вот и правильно. Тебе не надо меня бояться. Я не нарушу наш уговор.
 Она задрожала:
 – Я не боюсь.
 Годрик властно привлек ее к себе так, что грудью она прижалась к его груди.
 – Я хочу тебя, – сказал он просто.
 Мейриона закрыла глаза, не желая, чтобы эти слова нашли отклик в ее сердце. Ей не следует ни ждать, ни желать его прикосновений. Долг перед семьей – вот о чем она должна думать.
 Обхватив ее лицо ладонями, Годрик поцеловал кончик тонкого носа, потом каждую бровь. Если бы он был груб или принуждал ее, Мейриона могла бы сопротивляться, но у нее не было защиты от нежности. Ну почему он не может оставаться тем животным, образ которого она создала когда-то?
 Отстранившись, Мейриона посмотрела на дверь спальни. Что, если она не заперта и ей удастся убежать? В любом случае после такой попытки Годрик перестанет быть таким добрым и не будет соблазнять ее.
 – Ты, кажется, собираешься нарушить наш уговор? – Он еще плотнее прижал ее к себе. – Не проще ли покориться, ведь я говорил, что у тебя нет выбора. – Его голос звучал тихо и чувственно.
 Их взгляды встретились, и Мейриона поняла, что навек потеряла свою бессмертную душу, заключив сделку с дьяволом.
 – Позволь мне смыть с тебя прошедшие годы и то, что разделяет нас…
 Зачарованная ласковыми словами, Мейриона, дотронувшись до шрама, изуродовавшего его щеку, кивнула, и он тут же склонился над ней.
 «Я не позволю себе полюбить его». Возможно, Годрик Монтгомери и сможет заставить ее тело испытать все те удовольствия, о которых он говорил, но никогда не овладеет ее сердцем.
 Языком он коснулся ее нижней губы, и она вся отдалась его поцелую. Прохладный воздух прошел по ее ногам, когда руки Годрика неспешно и уверенно начали приподнимать платье. Сначала он погладил ее ягодицы, прижимая влажное лоно к своему отвердевшему естеству.
 Острое, как боевая стрела, желание пронзило Мейриону. О Боже, этого не должно было случиться.
 Она попыталась отстраниться, но ее попытка не произвела на Годрика никакого впечатления, он лишь плотнее заключил ее в ловушку своего пахнущего теплом тела.
 – Тебе не следует бояться тайных желаний, Мейриона.
 – Эти же слова ты говорил, когда мы встретились впервые.
 Он выше поднял ткань платья, полностью обнажив бедра, и ночной воздух лизнул нежную кожу ее живота.
 – Верно, и это правда. – Одним движением он сдернул с нее платье и сорочку, ткань легко скользнула по коже. Голод неудовлетворенных желаний пробудился в ней, и Мейриона глубоко задышала. Она сошла с ума, раз потеряла способность понимать свое собственное сердце.
 Улыбнувшись, Годрик бросил ее одежду на пол, и в этот момент, глухо стукнув о доски, нож выскользнул из рукава и заскользил по полу. Мейриона, охнув, прикусила губу.
 Внимательно посмотрев на нее, Годрик нагнулся и поднял нож.
 – Похоже, ты кое-что потеряла. – Он с подчеркнутой медлительностью протянул ей клинок.
 Мейриона не мигая смотрела на нож. Каким глупым сейчас казалось ей это оружие! С ним невозможно победить его нежность, невозможно…
 – Это неправильно, – прошептала она.
 Годрик потрогал сталь пальцем, затем резким движением отбросил нож к стоявшей у стены ширме, и лезвие с протяжным стуком вонзилось в дерево.
 Обняв Мейриону, Годрик нежно поцеловал ее.
 – Так не должно быть…
 – А как должно? Она сглотнула:
 – Ты должен быть ужасающим и подлым, низким и наглым.
 – Я готов, – пророкотал он.
 – Да, но ничего этого у тебя не получается.
 Ее руки скользнули по изгибу его плеч, губы дрогнули в удивленной улыбке.
 – Ты в самом деле считаешь, что я не внушаю ужас? Может, мне следует постараться получше?
 Мейриона прикусила губу. То, что ее грешное тело хотело его, уже плохо, но смеяться вместе с врагом… Святые угодники, какие еще грехи должна она совершить?
 – Ты злодей.
 Годрик беззлобно усмехнулся:
 – Да, мне это говорили. – Он слегка укусил ее за мочку уха. – А теперь обними меня.
 «Помни свой долг, помни свой долг», – повторяла про себя Мейриона, но ее так и тянуло пробежаться пальцами по его темным волнистым волосам.
 – Смелее, девочка. – Он слегка подтолкнул ее.
 Не в силах устоять, Мейриона повиновалась, чувствуя, как жар разлился между ее бедер, а лоно увлажнилось. Обхватив руками его шею, она ласкала мягкие темные локоны, пропускала их между пальцами, и они щекотали ее ладони, словно самый дорогой шелк. Запах сандалового дерева, запах мужчины оставался на ее коже, проникал в душу…
 Дом, отец, муж остались далеко, очень далеко, а Годрик здесь, с ней. Пусть это грех, но сегодня ночью она будет наслаждаться его объятиями.
 Монтгомери улыбнулся. Одной рукой он погладил ее плечи, другая, скользнув по бедру, подхватила колени; подняв легко, как ребенка, Годрик понес ее к бадье, а затем медленно опустил в теплую, обволакивающую воду.
 У Мейрионы вырвался вздох удовольствия. Руки Годрика ласково скользнули по ее ягодицам и вынырнули из теплой, пахнущей травами воды.
 Через минуту Мейриона почувствовала движение его тела и комната наполнилась ароматом мирры и янтаря. Распахнув глаза, она увидела, что он держит кусок ароматизированного мыла.
 – Ты очень красивая, – прошептал он, – но меня привлекает не твоя красота. – Он наклонился над ней, и Мейриона почувствовала, как его рубаха коснулась ее спины. Годрик намыливал ей плечи медленными круговыми движениями, его крупные ладони по-хозяйски неторопливо спускались все ниже.
 – У тебя красивые плечи, Мейриона, но красивые плечи у многих женщин. – Он обошел кадку и, разломив мыло на две части, начал намыливать ее двумя руками. Роскошный запах усилился.
 Его голос заставлял ее трепетать, он возбуждал и убаюкивал одновременно. Комната поплыла у нее перед глазами, и ей захотелось полностью погрузиться в это пьянящее ощущение.
 Годрик согнул ее руки, чтобы она оперлась локтями о края бадьи. Начав с мизинцев, он брал каждый палец и растирал его.
 – У тебя изящные руки, Мейриона, но многие женщины имеют изящные руки. – Его пальцы двигались неторопливо, и мир словно исчез, остались только он и она.
 Мейриона вздохнула. Его пальцы скользнули к ее плечам, по груди к животу и обратно вверх. Соски Мейрионы затвердели, хотя он и не касался их. Медленными кругами он несколько раз повторил этот путь.
 Мейриона расслабилась и опустила руки на поверхность воды. Отдавшись его прикосновениям, она позволила ему устранить прошлое и теперь сосредоточилась только на настоящем.
 Его рука скользнула по ее груди, совсем рядом с сосками. Кровь прилила к кончикам грудей, покалывая крошечными горячими иголочками. О Дева Мария!
 Его пальцы теперь находились на внутренней стороне ее грудей и не касались их кончиков. Если бы они были чуть левее, его руки погладили бы ее соски, удовлетворив жалящую потребность в этом прикосновении.
 Годрик поцеловал ее в макушку, и его руки вновь двинулись вверх.
 Через полуопущенные ресницы Мейриона посмотрела вниз. Расстояние между мизинцем Годрика и ее соском теперь было меньше толщины лезвия ножа.
 До сих пор он был смелым. Почему он не прикасается к самым кончикам?
 Она изогнулась, но его пальцы остались на том же приводящем в безумие расстоянии, хотя она так нуждалась в нем!
 – Мейриона, – прошептал Годрик, скользнув рукой между ее грудями, все еще не касаясь горящих сосков. – Ты знаешь, что меня притягивает в тебе?
 Ее разум был одурманен, словно плавая за пределами реальности, и в ответ она лишь покачала головой.
 Внезапно Годрик ущипнул ее набухшие соски. Словно удар молнии, Мейриону пронзила вспышка болезненного удовольствия, она начала ловить ртом воздух, и волна экстаза обрушилась на ее тело.
 – Боже милостивый!
 Годрик нежно взял ее груди в свои ладони:
 – Есть тысячи красивых женщин в мире, но они лишены твоей страстности. Вот чем ты привлекаешь меня.




 Глава 19


 Мейриона вздохнула, ее руки стали безвольными, и набухший член Годрика напрягся еще сильнее. Он обошел вокруг бадьи. Расплывчатые завитки плавали на поверхности воды, наполняя спальню запахом мирры и янтаря. Опустив руки в теплую воду, он наслаждался мягким шелком ее кожи.
 Наконец выпрямившись, Годрик вытащил Мейриону из бадьи, и она прижалась к нему.
 Он почувствовал сильное облегчение: к счастью, ему не пришлось принуждать ее к такой податливости, а значит, она не будет сопротивляться, когда он лишит ее девственности. Отбросив в сторону рубаху и ночную сорочку, он понес ее по восточному ковру и уложил на мягкое меховое покрывало кровати.
 – Ты самая страстная женщина, которую я когда-либо знал.
 Мейриона повернулась к нему, в ее взгляде сквозило желание. Огонь свечей танцевал на ее коже. Пробежав пальцами по упругим золотисто-каштановым волоскам, прикрывавшим ее лоно, он услышал, как она резко вздохнула.
 – Ты обещал, что мы просто поговорим, – запротестовала Мейриона слабым шепотом.
 Решив не торопиться, Годрик погладил ладонью ее бедро. Его рука выглядела огромной на фоне ее алебастра, и ему вспомнился их недавний разговор. Она видела только ужас насилия, а не красоту страсти. Чтобы завоевать ее доверие, он не должен спешить.
 – Это неправильно, – прошептала она.
 – Ш-ш, – предостерег он, зная, что ее протест – это всего лишь слабая попытка освободиться от чувства вины, вызванного захлестнувшим ее желанием.
 Приблизив губы к губам Мейрионы, Годрик поцеловал ее, и его язык задвигался, господствуя над ее ощущениями.
 Она вздохнула и растянулась на его тунике именно так, как он и ожидал, но его вдруг захлестнуло ощущение собственной порочности.
 Годрик отбросил досаждающее чувство в сторону: слишком много жизней стояло на кону и все зависело от него, от того, сможет ли он объявить о своем праве на Мейриону. Он лишит ее девственности, и она зачнет от него ребенка. Теперь он может облегчить ей этот путь и разбудить в ней желание. Ее протесты и так уже достаточно слабы.
 Годрик провел рукой по животу Мейрионы и улыбнулся, когда ее веки сомкнулись. Он поцеловал кончики ее грудей, с удовольствием заметив, как затрепетали соски, и, пользуясь моментом, нежно втянул губами один сосок. Мейриона вздохнула, и в его наполненный член еще больше прилила кровь.
 Чтобы успокоиться, Годрик сделал глубокий вдох. Давным-давно он научился отвлекаться от своего желания, чтобы доставлять удовольствие находящейся рядом с ним женщине; это было искусство, которому Надира хорошо его обучила. На мгновение его мысли вернулись к тем частым моментам, когда для удовлетворения извращенных желаний Надиры он брал девственниц. Из-за потайного занавеса принцесса любила наблюдать, как он преодолевает робкие протесты девушки: подобные сцены наполняли ее страстью.
 Острое мучительное чувство порочности снова пронзило его, но в следующий миг от воспоминаний он вернулся к своей нынешней задаче.
 Стоя над Мейрионой, он провел языком по всей длине ее бедра. Она вздохнула, ее ноги расслабились, и теперь ему стали видны розовые увлажненные лепестки. Он мягко раздвинул ее колени. Мейриона напряглась, но не протестовала, и он подумал с отвращением, что все произойдет так же, как и с другими женщинами: она охотно согласится на все, пока магия, существующая между ними, не будет разрушена. Завтра она возненавидит его, понимая, что стала жертвой любовного искусства.
 Годрик сел, и кровать заскрипела под тяжестью его тела. Стянув рубаху, он швырнул ее на пол.
 Мейриона потянулась к нему, и он, рассеянно потерев шею, осторожно подвинул ее.
 Да, он мог пробудить в ней желание, но то было желание тела, а он хотел овладеть ее душой.
 – Мейриона, ты хочешь этого так же сильно, как и я? – прошептал он, зная, что его требование эгоистично. Ему следует позволить ей думать, будто он действует силой, чтобы избавить ее от чувства вины перед семьей.
 Она повернулась к нему, видимо, пытаясь сосредоточиться.
 – Милорд, я… – начала она, но не закончила, и в воздухе повисла многозначительная пауза.
 Если он вновь поцелует ее, она ответит страстным поцелуем. Так же было и с другими женщинами: не задумываясь о том, что делают, они стонали и давали волю своим чувствам, и только когда туман рассеивался, начинали осознавать все последствия проявления своих желаний.
 Неудивительно, что со времени окончания рабства он был с женщиной только тогда, когда ему не приходилось беспокоиться о ее желаниях, после того как он щедро оплатил ее услуги.
 Мейриона облизнула губы.
 – Нам не следует этого делать, – слабо запротестовала она.
 Внезапно Годрику вспомнились слова Оуэна: «Какая разница между мной и тобой – мы оба силой берем женщину?»
 Испытывая отвращение к себе, Годрик поднялся с постели.
 – Милорд? – Мейриона в замешательстве села.
 – На сегодня все, девочка… Спи.
 Она потянулась к нему, и он лег рядом с ней, решив, что овладеет ею, когда ее душа станет принадлежать ему так же безраздельно, как и тело.




 Глава 20


 Жмурясь от солнечного света, Мейриона свесила ноги с кровати и прикрыла простыней обнаженные плечи. Она едва могла поверить в то, что все еще девственница.
 Этот негодник сделал так, что волны удовольствия заставили ее тело просто взбеситься, но, после того как она искупалась, не овладел ею. Он держал ее на пуховой перине, крепко обнимал, как обнимают любимое существо, пока наконец она не заснула, окончательно ослабев от этой любовной лихорадки.
 Прогоняя сон, она моргнула и обвела взглядом спальню.
 Годрик, Годрик, Годрик. Все в комнате говорило о Годрике. Запах Годрика был настолько сильным и плотным, что, казалось, его можно было лизнуть.
 Радужные блики застекленных окон отскакивали от побеленных стен, столика с мраморной столешницей и массивного троноподобного кресла. Никогда не доводилось ей видеть столько роскоши в одном месте. Несомненно, даже собор в Тинтернском аббатстве не был украшен столь богато.
 Соскользнув с перины, Мейриона стояла на прохладном полу, принялась растирать руки и плечи. Ночь осталась в памяти страстной восхитительной мечтой, но холодный утренний воздух прогонял воспоминания прочь отвратительным всплеском реальности.
 Она потрогала свои соски, напрягшиеся на сей раз от холода. От прикосновений его больших пальцев они напрягались еще больше. Боже, что Годрике ней сделал? Она ведь та же, что и прошлой ночью, – он не лишил ее девственности.
 Мейриона провела ладонью от изгиба груди вниз к животу, повторяя тот путь, по которому вчера ночью двигались его загрубевшие руки. Возможно, ее тело не изменилось, девственность осталась нетронутой, но Годрик совершил нечто худшее – он затронул ее разум, ее чувства, ее душу. Это было чем-то гораздо более интимным, чем физический акт.
 Волоча по полу простыню, она подошла к одному из окон, радуясь, что Годрика нет сейчас рядом, и, облокотившись о подоконник, стала наблюдать за мужчинами, которые тренировались под окнами замка; их мечи сверкали на солнце, когда они отражали и наносили удары.
 Проклиная свое грешное, чувственное тело, Мейриона взглядом поискала на поле своего похитителя. Боже, какая же она глупая! Она замужем за другим человеком и никогда не сможет принадлежать ему, как он никогда не сможет принадлежать ей.
 И все же Мейрионе хотелось знать, что он сделал с ней вчера вечером, чтобы заставить ее почувствовать себя такой слабой. Под простыней она протянула руку и сжала свой сосок большим и указательным пальцами, как это делал он. Ощущение было… приятное, но молниеносного удара чувственности не возникло – никаких волн экстаза, которые заставляют женские флюиды вырываться на волю.
 Возможно, это оттого, что он сжимал ее соски сильнее? Опустив простыню ниже, она сжала пальцы и охнула. Нет! Ей стало больно, и это совсем не было похоже на те ощущения, которые она испытывала, когда к ней прикасались его руки.
 Она подняла глаза, и рука метнулась к горлу, дернув за собой простыню: Годрик, сидя верхом на коне, смотрел на нее с учебного плаца, насмешливо улыбаясь.
 Пресвятая Дева Мария! Мейриона отпрянула от окна и прислонилась спиной к гобелену. Неужели он видел, как она трогала себя, играла с сосками, словно шлюха, дразнящая посетителя? Внутри у нее все задрожало, ее щеки стали пунцовыми, как нити ковра.
 Похоже, этот человек лишил ее разума. Он заставляет ее желать того, чего она не должна желать. В замке Монтгомери наверняка есть часовня и священник. Она пойдет прямиком туда и покается в своих грехах, а потом проведет целый день в молитве перед алтарем.
 Сглотнув, Мейриона взглянула в окно. Он все еще там! Годрик горделиво восседал на Мстителе, его мускулистые бедра обхватывали бока жеребца. Даже с большого расстояния она всей кожей ощущала его взгляд. Ее мятежные соски напряглись под простыней. Годрик послал ей дерзкое приветствие, бросил свой меч одному из сквайров и пришпорил жеребца. Даже с высоты она видела тлеющий огонь в его глазах. Его намерение совершенно ясно: сейчас он будет здесь, а она совершенно обнажена!
 Подбежав к кровати, Мейриона сбросила меховое покрывало и скользнула рукой под матрац в поисках сорочки и блузы. Ей надо успеть отправиться в часовню до того, как он придет в спальню.
 Сбрасывая на пол подушки, меха и постельное белье, Мейриона с отчаянием обыскивала постель. Простыни все еще сохраняли тепло их тел. Но, ради всех святых, где же ее одежда?
 Плотно натянув простыню на груди, она обошла кровать. Наверняка ее одежда была где-то рядом с бадьей. Гадкая, губительная бадья, в которой он пробудил ее вожделение. Встав на колени, она поискала под кроватью, возле бадьи, и тут в коридоре раздались шаги.
 Убрав с глаз волосы, Мейриона продолжала с беспокойством высматривать под кроватью свою одежду.
 – Святая Мария, – молила она, – если только ты вернешь мне одежду, прежде чем он войдет, я наложу на себя епитимью и обрежу волосы, этот символ женственности.
 Облегчение протекло по всему ее телу, как теплый мед, когда она увидела сверток из белой ткани у ночного горшка под центром кровати. Она еще раз про себя поблагодарила Господа. Должно быть, Годрик, после того как снял, зашвырнул сорочку туда.
 Потянувшись за полотняным трофеем, она схватила лишь пустой воздух и согнулась ниже, проталкивая плечи под кровать. Она почти уже могла достать ее.
 Почти.
 Простыня, которой она из стыдливости обернулась, соскользнула у нее со спины, и холодный воздух коснулся ягодиц, и тут дверь спальни с громким стуком распахнулась. Тяжелые шаги раздались в комнате.
 С трудом протискиваясь назад, она схватила упавшую простыню, но тут низкий мужской смех эхом отозвался в комнате, и на какое-то мгновение ей трусливо захотелось полностью скрыться под большой кроватью.
 – Может быть, лучше попробуем эту позицию на матраце, а не под ним, миледи?
 Натянув простыню на ягодицы, Мейриона оставила эту чертову сорочку рядом с ночным горшком и вынырнула из-под кровати. Вскочив на ноги и прижимая простыню плотно к обнаженному телу, она обнаружила, что Годрик в опасной близости к ней и от него пахнет кожей, лошадьми и мужской силой.
 – Я не ожидала, что ты войдешь! Он усмехнулся:
 – Знай я, что ты ползаешь здесь по полу, откровенно виляя задом, уверяю, непременно вскарабкался бы по стенам, чтобы быстрее попасть сюда.
 Испытывая ни с чем не сравнимое унижение, Мейриона подошла к креслу и села, как можно плотнее подоткнув простыню вокруг обнаженных бедер. Покраснев до самых корней волос, она молча смотрела на тлеющие в камине угли. Хотя сапоги Годрика ступали по ковру неслышно, она чувствовала его приближение, словно это было приближение урагана.
 Подойдя к ней большими неторопливыми шагами, Годрик повернул ее подбородок к себе, и она опустила взгляд.
 – Леди, вы совершенны и полны страсти.
 Если бы было возможно, она бы растворилась в воздухе и исчезла навсегда. Совершенна и полна страсти?
 – Распутна, словно шлюха, – убежденно сказала она, ее голос прозвучал уныло и подавленно.
 – Ничего подобного. – Годрик поцеловал ее в висок, и Мейриона почувствовала его запах, запах разгоряченного мужчины, только что вернувшегося с улицы.
 – Сэр, церковь осуждает страсть в женщине.
 – Мнение церкви меня не интересует.
 Она скользнула взглядом по его высокой мускулистой фигуре. Он только что вернулся с плаца, и на нем не было рубашки. На фоне крестообразно растущих на груди волос ярко выделялись шрамы, пересекавшие мускулистый загорелый торс; некоторые были рельефными, другие плоскими, более темными, более старыми.
 Падший ангел.
 Теперь этот ангел и ее затягивал в преисподнюю. Он пришел сюда, намереваясь закончить то, что начал вчера.
 Конечно, ей следует сопротивляться, но сможет ли она?
 Его бедро коснулось ее бедра, и Мейриона вздрогнула. Его естество плотно натянуло кожу штанов на бедрах.
 Вдруг она вспомнила, как его руки скользили по ее груди, и внутренняя сторона бедер покрылась испариной. Грешный, бессердечный человек! Но почему же он не лишил ее девственности прошлой ночью, не получил свое мужское удовольствие и не покончил с этим? Это было нетрудно – ведь она тоже хотела его…
 – Почему… Ну… прошлой ночью… – Она запнулась, не находя слов.
 Он ждал.
 Мейриона хлопнула руками по бедрам, раздраженная собственным смущением. Она не какая-нибудь стыдливая бестолковщина, не имеющая понятия о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Мужчина пихает свой жесткий член в женщину, пока не прольется жидкость. Все это безнравственно и недостойно.
 Она с осуждением взглянула на его бесстыдно натянувшиеся штаны.
 – Ведь именно это тебе от меня нужно.
 – Ты так думаешь?
 – А разве нет?
 Он засмеялся:
 – Конечно же, нет. Хочешь знать, почему я не овладел тобой, когда мне этого так хотелось?
 Она кивнула.
 Он наклонился ближе, его дыхание щекотало ей щеку.
 – Я хочу, чтобы ты желала меня так же страстно, как и я тебя.
 Мейриона резко отвернулась. Она желала его прошлой ночью и желает сейчас. Ей непреодолимо хотелось провести пальцами по длинному шраму, который тянулся от его плеча.
 – Ты сама-то хочешь меня? Мейриона оцепенела.
 – Конечно, нет, – солгала она. – Я замужняя женщина.
 – Неубедительная ложь, но именно она стоит между нами.
 – При чем тут ложь, я действительно замужем. Годрик сделал долгий глубокий вдох и отступил на шаг назад. Сев у камина, он взял ее за руку:
 – Я хочу тебя, а ты хочешь меня. Не лучше ли тебе разорвать брачный договор и стать моей женой?
 Он смотрел на нее так серьезно, что Мейриона не осмелилась ответить. Она не знала, что именно сорвется с ее губ, если она откроет рот; это вполне могло быть «да».
 Прошло мгновение, еще одно, и Годрик улыбнулся:
 – Вижу, этот вопрос нам сегодня не решить. Пойдем прогуляемся…
 – Прогуляемся?
 – Да. Я принес тебе новую одежду.
 Мейриона удивленно подняла брови. В последний раз он принес ей замызганную рубаху.
 Откинувшись назад, Годрик положил ногу на ногу и пожал плечами:
 – Если платье, которое я тебе принес, придется тебе не по вкусу, можешь оставаться в чем мать родила. Старую одежду я сжег.
 Мейриона глубоко вздохнула. Ей определенно не хотелось передвигаться по замку замотанной в простыню.
 – Меня вполне устроит любая одежда.
 – Вот и хорошо. – Его взгляд передвинулся к кровати. – Она на матраце.
 Обернувшись, Мейриона увидела лежащее на простынях изумрудно-зеленое платье, оно роскошно мерцало в слабом утреннем свете. Шелк, без сомнения, был превосходен, и она даже ощутила его восхитительную гладкость на своей коже. Грубая рубаха, в которой ей пришлось ходить все последние дни, так натерла кожу, что это стало почти невыносимым…
 – Спасибо. – Она поднялась, но Годрик успел поймать край простыни.
 – Платье для твоего удовольствия, а простыня останется здесь для моего.
 Ее охватило смущение, и она схватилась за простыню, но Годрик не собирался упускать свою добычу. Когда Мейриона пристально посмотрела на него, он хищно улыбнулся, напомнив ей довольного кота, который собирается побаловать себя жирной амбарной мышью.




 Глава 21


 Мейриона переводила взгляд с лежащей на кровати мерцающей ткани на огромного мужчину, сидевшего у камина, и не могла ни на что решиться.
 А ведь он настроен серьезно, внезапно осознала она. Какой же все-таки негодяй! Она страшно рассердилась, больше всего ей хотелось ударом сбить самодовольную ухмылку с его лица.
 – Я не собираюсь бегать перед тобой нагишом.
 – А как же плата за одежду?
 – Что, если я откажусь?
 – Не откажешься.
 Как он только смеет! Его следовало бы бросить в самое темное подземелье на медленное съедение вшам.
 – Ну же, Мейриона. Будь разумной.
 – Разумной? – Если бы у нее было что-нибудь в руках, она бы без промедления швырнула это в него. – Ты хочешь, чтобы я для твоего удовольствия расхаживала нагишом и еще ждешь, что я буду разумной.
 Годрик пожал плечами, загорелая кожа на его плечах чуть дергалась при этом движении.
 – Ничего не поделаешь. – Он встал, и его крупное тело ожило, как у крадущейся пантеры.
 Мейриона подумала, что он направится к ней, но Годрик лишь окинул ее внимательным взглядом, а затем двинулся к двери.
 Мейриона улыбнулась. Она не поддалась его запугиванию и выиграла. Женщине нужно всего лишь время от времени давать отпор мужчине.
 Внезапно остановившись, Годрик подошел к кровати и, подняв подарок, расправил ткань, показывая ей потрясающее изумрудно-зеленое платье, к которому идеально подходил подаренный им гребень.
 – Это последний шанс.
 Мейриона покачала головой. Она скорее проведет вечность завернутой в простыню, чем уступит его самодовольному нахальству.
 Пожав плечами, он поднял с пола ее сорочку и, насвистывая, вышел, перекинув сорочку и платье через загорелое мускулистое плечо. Дверь захлопнулась.
 Мейрионе понадобилось лишь одно мгновение, чтобы все понять. Будь проклято подлое сердце этого человека! Она потянулась к инкрустированному драгоценными камнями кубку, из которого прошлой ночью пила вино, и швырнула его в дубовую дверь.
 Кубок, с грохотом ударившись о дверь, упал на пол, и тут снаружи она услышала мужской смех. Так же он звучал, когда Годрик вошел в комнату и застал ее ползающей по полу с поднятым задом.
 Ну уж нет, Годрик из Монтгомери, на этот раз тебе не одержать верх, подумала Мейриона, медленно опускаясь в кресло.
 Два часа спустя она все еще сидела у камина обнаженная. Когда пришла служанка, чтобы развести огонь, Мейриона попыталась заговорить с ней, но девушка была или глухонемой, или получила строгое указание молчать.
 Огонь камина осветил комнату, и Мейриона осмотрелась. Ее взгляд отметил богатые стеклянные окна, замечательное постельное белье и роскошные гобелены и ковры. Это место было бы превосходным, если бы она не сидела здесь заложницей.
 Прошел еще час.
 Мейриона ожидала, что к этому времени Годрик вернется, и снова выглянула в окно, но не осмелилась подойти слишком близко, помня о том, что вышло из этого в прошлый раз.
 Служанка принесла большое плоское блюдо с хлебом, сыром и теплым душистым медом.
 – Добрый день, – попыталась вступить в разговор Мейриона, но служанка выбежала из комнаты, даже не взглянув в ее сторону.
 Смерть от вшей? Ха! Это слишком легко для такого негодяя, как Годрик.
 Возмущение кипело у нее в груди. Сплетни среди слуг расползаются быстро, – вероятно, уже весь замок знает, что благородная дама сидит нагишом в спальне Годрика.
 Она поднялась и, подойдя к двери, изо всех сил забарабанила в нее.
 – Принесите мне одежду, немедленно! Караульный за дверью глухо пробормотал:
 – Не могу. – Приказ хозяина.
 Мейриона дернула за ручку, дверь распахнулась… Охранник Годрика быстро поднялся на ноги и уставился на нее единственным глазом.
 – Куда-то собрались, госпожа? Она туже замоталась простыней.
 – Я хочу покинуть эту тюрьму.
 Загородив ей путь, он крепче сжал боевой топор.
 – Не могу вам этого позволить.
 – И почему же?
 – Таков приказ господина.
 – И что же именно ты не можешь мне позволить?
 – Я не могу позволить вам покинуть комнату, не надев то, что господин принес вам.
 – А если я все-таки пройду?
 Он смущенно переминался с ноги на ногу.
 – Только если… э…
 – Ну что еще? Не тяни.
 – Простыня. – Он уставился на свои башмаки. – Простыня должна остаться здесь.
 – Это невозможно!
 Их взгляды встретились, и Мейрионе показалось, что его преданность хозяину ей не одолеть никогда.
 – Приказ есть приказ.
 Мейриона повернулась и прошла обратно в спальню, изо всей силы хлопнув дверью. Плотно обернув простыню вокруг груди, она подошла к окну и облокотилась на подоконник.
 Солдаты внизу по-прежнему осваивали боевые навыки: Медведь сражался с Оуэном, а Эрик показывал Демьену свой большой лук.
 Годрик на Мстителе преодолевал препятствия и даже не взглянул на окно. Это почему-то очень задело Мейриону. Впрочем, это даже лучше: ей не стоит обращать внимание на то, что он ее не замечает.
 Прошло два дня, а Годрик так ни разу и не появился. Служанки приходили и уходили, выносили ночной горшок, приносили свежую еду и душистый мед, но только не одежду.
 На третий день они принесли бадью с теплой водой, экзотические пряные масла для кожи и благоухающее мыло для волос.
 Гнев слепил Мейриону, когда она погрузилась в бадью с горячей водой. Ярость струилась из глубины живота и пульсировала по венам.
 Ее, женщину благородного происхождения, дочь Айуэрта, посадили в клетку. Как смеет Годрик обращаться с ней как с куклой, которую можно одевать и раздевать, когда ему вздумается?
 Она начала водить грубой тканью по коже, ее ярость возрастала с каждым движением.
 Девушка в льняном чепчике проворно проскользнула в спальню, неся поднос, нагруженный сыром и хлебом. Быстро приблизившись к кровати, она поставила поднос, повернулась и направилась к двери.
 – Постой!
 Девушка остановилась и настороженно посмотрела на Мейриону.
 Мейриона поднялась из бадьи, ее длинные волосы прилипли к коленям, а на теле остались хлопья мыльной пены. В течение трех дней она трусливо скрывалась здесь, в спальне, но теперь с нее хватит. Она чувствовала себя Владычицей Озера [2] , возникшей из тумана. Этому негодяю не удастся запугать ее. Если Годрик хочет, чтобы она разгуливала перед ним в чем мать родила, пусть будет так.
 – Можешь уложить мне волосы? – попросила она служанку.
 – Да, госпожа. – Девушка опустила глаза и вдруг поспешила к двери.
 Все же Мейриона оказалась проворнее. Загородив дверь, она схватила девушку за руку.
 – Тогда причеши меня.
 Она почувствовала, как девушка задрожала.
 – Простите, госпожа, нам приказано не разговаривать с вами.
 Закинув волосы за плечи, Мейриона приняла величественный вид. Нечестно запугивать робкую служанку, но Мейрионе нужна была ее помощь.
 – Ну и не разговаривай. Просто причеши меня, и все. – Увидев сомнение во взгляде девушки, Мейриона настойчиво продолжила: – Господин не рассердится, если ты поможешь мне причесать волосы. Посмотри, какую симпатичную безделушку для украшения волос он мне подарил…
 Девушка взглянула на стол, с явным облегчением отводя взгляд от обнаженного тела Мейрионы.
 – Твой господин приказал, чтобы никто со мной не разговаривал и чтобы я могла покинуть эту спальню только в том, что он мне дал, и я выполню его приказание. – Она дружелюбно улыбнулась девушке. – Помоги мне высушить и уложить волосы, а потом я потребую, чтобы Годрик дал мне одежду.
 Девушка сглотнула.
 – Это не очень хороший план, госпожа: терпение хозяина нельзя испытывать.
 Мейриона пристально посмотрела на нее, и служанка, перекрестившись, взяла с туалетного столика щетку для волос.
 – Возможно, твой хозяин гораздо терпеливее, чем ты думаешь, – пробормотала Мейриона.
 Несколько часов спустя, когда раздался звон полуденного колокола, Мейриона встала, сделала глубокий вдох и внимательно посмотрела на свое отражение в серебряном зеркале. Ее волосы свисали до колен пламенными огненно-рыжими волнами. Девушка расчесала их, и теперь они сверкали, как огонь, обтекая изгибы ее тела, прикрывая грудь и скрывая лоно. Плечи и бедра выступали из-за этой пламенной занавески, но тем не менее волосы хоть как-то прикрывали Мейриону.
 Босые ноги бесшумно ступали по роскошному ковру, когда она шла к дубовой двери, и вдруг ее рука замерла наддверной ручкой.
 «Святые угодники, я не смогу этого сделать!»
 Но нет, она должна, как некогда леди Годива. [3] 
 Но она ведь не леди Годива, а Мейриона из Уайтстоуна, дочь Айуэрта, и все обитатели замка будут глазеть именно на нее сотней любопытных глаз. И все же она пройдет по замку обнаженной не для того, чтобы спасти своих людей от злого правителя, а чтобы раз и навсегда доказать Годрику – он не сможет ее запугать.
 Стараясь получше прикрыться, Мейриона провела пальцами по волосам, потом, собрав всю свою ярость и весь свой гнев, твердо и решительно схватилась за дверную ручку и открыла тяжелую дверь. Если Годрику угодно, чтобы она разгуливала, прикрытая лишь волосами, так тому и быть – она все равно не откажется от своего плана.
 Едва она вышла в коридор, стражник сердито нахмурился:
 – Куда это вы собрались, госпожа?
 – На встречу с твоим хозяином. – Гневно полоснув его взглядом, Мейриона неспешно проплыла мимо, но стражник забежал вперед и, встав перед ней, слегка приподнял топор.
 – Я не могу это позволить. В таком виде…
 Они были одного роста, и Мейриона презрительно посмотрела в его единственный глаз.
 – Ты совершенно ясно передал мне приказания своего хозяина, и я их никоим образом не нарушаю. А теперь – прочь с дороги. – Мейриона решительно оттолкнула его; почувствовав, что ее волосы зацепились за древко секиры, она дернула головой, и несколько длинных рыжих волос остались на оружии. Ну и пусть. Теперь ее ничто не остановит; даже если ей выдернут все волосы и она будет нага, как Ева, никто не помешает ей встретиться с Годриком лицом к лицу. И тогда она уж точно одержит верх.
 Стражник поплелся вслед за ней.
 – Дайте хотя бы прикрою вас со спины, – проворчал он.
 – Как пожелаешь. – Мейриона быстро зашагала по коридору. Легкий ветерок охлаждал кожу ее рук, бедер и других чересчур нагревшихся мест.
 Как ни странно, она чувствовала себя не смущенной, а женственной и могущественной.
 В коридорах замка воцарилась оглушительная тишина, когда Мейриона проходила под сводчатыми проходами мимо слуг, занимавшихся своей обычной работой. Каждый раз, когда кто-то, открыв от удивления рот, провожал ее глазами, она чувствовала себя сильнее.
 Пряхи оставляли свои станки, швеи бросали иголки и шли за ней по коридору. Даже старый отшельник, обитавший под лестницей, выбрался из своего убежища, чтобы взглянуть на странную женщину, которая, подняв голову и распрямив плечи, прошла мимо с победным видом.
 Подойдя к двери, которая вела во двор, Мейриона на мгновение почувствовала нерешительность. Но она зашла уже слишком далеко и не могла отступать. Что ж, Годрик все это начал, а она закончит.
 Один из слуг распахнул перед ней дверь, и Мейриона сощурилась от яркого полуденного солнца. Она услышала лязг металла – это мужчины практиковались с другой стороны холма. Обитатели замка, словно притянутые магнитом, проследовали за ней на улицу и дальше через двор.
 Мальчишка из конюшни, увидев ее, уронил лопату прямо себе на ногу, громко заорал и подпрыгнул от боли. Затем вновь все стихло, кроме звона мечей в отдалении.
 Грязь хлюпала под босыми ногами Мейрионы. Она поднялась на холм, и лязг металла стал тише, а через минуту вовсе прекратился: рыцари и сквайры замерли, уставившись на обнаженную женщину.
 Грозный Годрик, в боевой стойке, с мечом в руке, словно сжатая пружина, двигался вокруг Эрика. Его вид усилил решимость Мейрионы, и она ускорила шаг.
 – Ну и ну! – воскликнул Эрик. Опустив меч, он тоже уставился на нее.
 Увлеченный схваткой, Годрик нанес сквайру звучный удар по шлему, затем повернулся, его черная рубаха обтянула мускулистую грудь.
 Сладкое чувство победы охватило Мейриону, когда она увидела выражение его лица. Его меч, сверкнув на солнце, упал и чуть не рассек ему ногу.
 Вскрикнув, Годрик отскочил назад, и Мейриона рассмеялась. То, что его реакция так походила на реакцию мальчишки-конюшенного, заставило ее ощутить удивительное превосходство над этим большим и сильным мужчиной. У нее получилось. Она оказалась способной нанести поражение Годрику Дракону, и теперь они оба это знали.
 Несколько мгновений Годрик ловил ртом воздух, а потом в его взгляде сверкнула молния.
 – Проклятие! Какого черта ты здесь делаешь? – заорал он.
 Мейриона подняла бровь:
 – Как? Выполняю твое приказание!
 Мейриона еле сдержалась, чтобы не распахнуть волосы и еще больше не открыть свое тело. Ей приятно было увидеть его в таком дурацком положении.
 Кто-то в толпе захихикал, рыцари и даже слуги начали шептаться. Общий гул наполнил двор.
 – Он никогда не понимал женщин…
 – А теперь она взяла верх над ним.
 – Она заставит его подчиниться.
 – Подчиниться? Хорошая взбучка – вот что ей нужно! Годрик в два огромных прыжка достиг Мейрионы, его руки вцепились в ее плечи. Толпа ахнула, но Мейриона больше не боялась Дракона.
 Странный огонь загорелся в его глазах, когда она посмотрела на него холодным, оценивающим взглядом.
 – Я пришла к тебе, как ты и требовал, а теперь мне хотелось бы получить какую-нибудь одежду. – Она намеренно старалась произносить все это спокойным голосом, но не могла стереть с лица самодовольную улыбку.
 – Выставив себя на посмешище, вы, миледи, доказали лишь, что глупы.
 – Возможно, но вам, милорд, следует сдержать обещание и принести мне одежду.
 Годрик тотчас отпустил ее и, сдернув с себя рубаху, бросил ей под ноги. Мейриона улыбнулась. Подняв рубаху, она надела ее, и длинный подол упал почти до колен. Внутри у нее все задрожало от возбуждения.
 Тряхнув волосами, она смело повернулась к глазеющей толпе и покружилась, словно на ней была не мужская рубаха, а отличное платье, которое она примеряет у швеи, чтобы потом предстать перед самим королем.
 В толпе громко засвистели и захлопали, радуясь ее победе.
 – Веди себя как подобает! – Крепко обхватив ее запястье, Годрик развернул Мейриону лицом к замку и потащил ее за собой, но чувство победы было слишком сладким, и она засмеялась.




 Глава 22


 – Вот увидите, он задаст ей хорошую трепку, – выкрикнул кто-то из толпы.
 Нервно шагая, Годрик протащил Мейриону через толпу. О чем он только думает? Оставив ее одну на три дня, он изнурял свое тело упражнениями, потому что его изводила мысль об обнаженной Мейрионе в его спальне. Даже теперь он боялся, что если посмотрит на нее, то сдернет с нее свою рубаху и возьмет ее прямо здесь, во дворе.
 Перед глазами Годрика всплыла роскошная обнаженная кожа, полуприкрытая пламенеющей массой волос. А ее дерзкий, самодовольный смех! Она знала, что он не будет брать ее силой, – эта нимфа, посланная, чтобы совершенно лишить его разума.
 Когда они вошли в замок, кровь сильнее закипела в его венах.
 – Вы хотите извести меня, леди.
 – Как и вы меня.
 Они были одни: обитатели замка, наблюдавшие за переполохом, остались снаружи. Годрик прижал Мейриону к стене коридора, намереваясь запугать ее и показать, насколько ошибочна попытка испытать его.
 Но вопреки его ожиданиям Мейриона не выглядела испуганной. Ее зеленые глаза сверкали в полумраке, и Годрик тотчас понял, что она хочет его так же сильно, как и он ее. Попытка запугать лишь разбудила в ней желание.
 – Ты не боишься меня, но стала бы бояться, если бы знала, насколько сильно я хочу тебя. – Рвущимся наружу членом он уперся в ее живот, провел руками по ее бокам, задрал ее рубаху и обхватил ягодицы, с наслаждением чувствуя ее мягкую шелковистую кожу.
 С протяжным стоном Мейриона всхлипнула, и этот страстный звук захлестнул Годрика волной первобытных, запрятанных где-то глубоко внутри желаний.
 Он слегка приподнял ее, и его пах прижался к сокровенному соединению внизу ее живота. Даже сквозь свои штаны он чувствовал ее влажность. Ее глаза были широко раскрыты от желания.
 Его член запульсировал сильнее. Черт возьми, ему надоели дамочки, которые избегали его, боялись его шрамов, он испытывал отвращение к тем, кто считал его страшной игрушкой. Мейриона видела в нем не игрушку, не монстра, а мужчину, и это его особенно возбуждало.
 Она проскользнула рукой между ними и провела по его щеке, погладив шрам под глазом подушечкой большого пальца, в то время как свет от факела бросал красно-оранжевый отблеск на ее кожу.
 – Стань моей, Мейриона. Скажи, что ты будешь принадлежать мне.
 Она сглотнула, и он чуть отодвинулся. Теперь их тела едва соприкасались.
 – Я могу доставить тебе наслаждение самым невообразимым для тебя образом. – Впервые в жизни его радовали те знания, которые он приобрел, находясь во власти принцессы. – Мне известны способы сделать твою кожу такой чувствительной, что легчайшее прикосновение заставит тебя кричать от страсти.
 На его бровях выступили капельки пота. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не перебросить ее через плечо, не отнести в спальню и не начать обучать науке наслаждений.
 Боже, почему он не хочет так поступить – это бы разрешило так много проблем… Вот только поспешностью он может разрушить образовавшуюся между ними связь.
 Годрик резко отвернулся: он не мог владеть собой, когда она была так близко. Нужно как можно быстрее найти ей одежду.
 – Пойдем, девочка.
 Когда Годрик взял ее за руку и повел в глубь замка, Мейриона, словно пробудившись ото сна, безропотно последовала за ним. Что бы он ни замыслил, она не сможет противиться этому человеку.
 Наконец он ввел ее в комнату, беспорядочно заполненную рулонами шерсти, бархата и шелка. Несколько возбужденно болтавших женщин, мгновенно замолчав, уставились на них.
 Мейриона вдруг почувствовала себя кузнечиком, которому вот-вот оторвут лапки, и повернулась к Годрику.
 – Разве мы направляемся не в… – Ее голос замер. О чем она думает? Или она в самом деле хочет, чтобы он уложил ее в постель?
 Годрик подтолкнул Мейриону в центр комнаты.
 – Эй вы, сшейте моему «трофею» какую-нибудь одежду, да побыстрее!
 Пухленькая женщина с добрыми глазами и натруженными руками отложила в сторону иглу и кусок ткани.
 – Да, господин.
 – Возьмите материю, которую мы недавно получили. Швея перевела взгляд с Годрика на Мейриону.
 – О, тогда дама будет выглядеть словно королева…
 – Ну так и займитесь этим. – Годрик обвел взглядом неприбранную комнату.
 Мейриона почувствовала, как ее уверенность улетучивается.
 – Три дня назад я оставил здесь зеленое платье. Подгоните его, а потом займитесь новым гардеробом.
 Мейриона вздрогнула, не в силах вымолвить хоть слово.
 Швея кивнула, потом прошла через комнату и стала копаться в ящике комода, а женщины столпились вокруг Мейрионы, оттеснив Годрика, и стянули с нее рубаху, так что она вновь оказалась раздетой.
 Мейриона попыталась зацепиться за тот гнев, который выгнал ее, обнаженную, из замка, но возмущение испарилось, словно утренняя роса, и теперь, почувствовав себя незащищенной, она неожиданно оробела.
 – Светло-зеленый, – настаивала одна из швей.
 – Нет, темный, – не уступала другая.
 – Может быть, голубой шелк – он подойдет к его глазам? Получится великолепная пара.
 – И рубаху в тон для господина…
 В конце концов женщины окончательно вытеснили Годрика из комнаты, и Мейриона услышала, как его тяжелые сапоги затопали по коридору замка.
 Так все же она любит или ненавидит его? Мейриона глубоко вздохнула, позволив женщинам делать свое дело. Как она вынесет спокойное замужество, после того как познала ту страсть, которую можно разделить с Годриком? Мысль об интимной близости с дядей Пьером теперь вызывала в ней еще большую тошноту.
 Но что же ей делать? Дядя Пьер никогда не согласится на расторжение брачного договора, даже если этого потребует король. Он и ее отец будут сопротивляться, начнется война. В этот момент ей представилось, как в ее замке готовятся к сражению и то же самое делает Годрик со своими людьми…
 Расстроившись от грустных дум, Мейриона переключила внимание на женщин, которые хлопотали вокруг нее. Она улыбнулась швее, стоявшей к ней ближе всех.
 Женщина подняла ее волосы и пропустила пряди сквозь пальцы.
 – Хозяин очарован вами, миледи.
 Другая женщина поднесла ей отполированное серебряное зеркало.
 – Вы очень красивы, миледи.
 Мейриона в изумлении смотрела на чудо, которое с ней сотворили. Она выглядела потрясающе, просто настоящая принцесса. Изумрудное платье, вырез и рукава которого были оторочены вышитой золотом каймой, сидело на ней изумительно.
 Когда король увеличил подати, ей пришлось продать все свои наряды, чтобы раздобыть золото. И вот уже больше года Мейриона не надевала что-либо действительно красивое.
 – Вам нравится это платье, миледи?
 – О да. – Улыбнувшись, она с благодарностью посмотрела на суетившихся женщин, которые все больше напоминали ей квочек, носящихся вокруг цыпленка. – Спасибо вам.
 – Пройдет еще несколько дней, и вы будете выглядеть как настоящая принцесса.
 – Хозяину это понравится, можете не сомневаться.
 Не в состоянии противиться древнему как мир женскому тщеславию, Мейриона несколько раз повернулась, чтобы лучше рассмотреть в зеркале свое отражение.
 – Правда?
 – Да, госпожа. Никогда не видела, чтобы господин смотрел на женщину так, как он смотрит на вас. С самого приезда он бродит мрачный, и все потому, что хочет вас.
 Сможет ли Мейриона Уайтстоун сделать так, чтобы Годрик, желая ее, отказался от войны с ее отцом?
 Мейриона внимательно посмотрела на свое отражение. Женские уловки были оружием, освященным веками. Она улыбнулась, вспомнив, как Годрик уронил меч себе на ногу. Да, она сможет приручить Дракона, предотвратить войну, и ей точно известно, как это сделать.
 Предложить себя.
 Ее пронзил трепет предвкушения.
 Повернувшись к пухленькой швее, Мейриона попросила:
 – Вы не могли бы проводить меня в спальню? Та одобрительно кивнула:
 – Идемте, миледи.
 Мейриона почувствовала огромное воодушевление, когда они, выйдя за дверь, медленно пошли по коридору. «Я люблю его, – внезапно подумала она, и ее охватила бурная радость. – Я отдамся ему, и, возможно, мы отправимся на континент, чтобы вести там тихую жизнь. У меня будет Годрик, а у него буду я».
 Тут Мейриона заметила леди Монтгомери: Сильвия в голубом бархатном платье, красивая и неприветливая, стоя в коридоре, провожала их бдительным взглядом, и ее уверенность пошатнулась.
 – Кажется, Годрику надоела твоя нагота и он отправляет тебя домой?
 Мейриона сжалась.
 – Я никуда не уезжаю.
 Швея осторожно тронула ее за руку.
 – Не обращайте внимания, миледи.
 – Ты ведь уже замужем, не так ли? – насмешливо произнесла леди Монтгомери.
 Чувство вины охватило Мейриону.
 – Да, так.
 Леди Монтгомери хитро посмотрела на нее.
 – В чем же причина такой перемены? Расскажи мне.
 «Я люблю его». – Я должна предотвратить войну.
 – Ах вот оно что! – Леди Монтгомери осенила себя крестным знамением. – Ты станешь девкой бастарда.
 Мейриона поморщилась. Ее намерение остаться с Годриком вопреки всем доводам рассудка только что казалось таким романтическим. Увы, теперь, в холодных коридорах замка, идея потеряла свою привлекательность.
 – Годрик не поддержит тебя, – фыркнула Сильвия.
 – Обязательно поддержит, – возразила Мейриона, хотя в душе она была не так в этом уверена.
 – Да, обязательно, – поддакнула швея. – Пойдемте, миледи, нам сюда.
 Леди Монтгомери ехидно улыбнулась.
 – Ему нужна не ты, а твои земли, и даже если ты разоденешься как королева, это вряд ли что-то изменит.
 Мейриона раздраженно посмотрела на Сильвию.
 – Я видела желание в его глазах.
 – Возможно. В нем, как и в любом мужчине, говорит инстинкт самца. Но ему нужна твоя земля. Он захватит твой замок, как захватил наш.
 Пристально глядя наледи Монтгомери, швея крепко взяла Мейриону за локоть.
 – Пойдемте, миледи, я провожу вас в вашу спальню. Мейриона повернулась.
 – Да, в мою, пожалуйста.
 – Это не твоя спальня, шлюха, а его, – прошипела Сильвия ей вслед.




 Глава 23


 Мейриона сидела на кровати в спальне Годрика, уныло глядя на красно-голубое убранство. Что, если леди Монтгомери права и Годрику нужны лишь ее земли?
 Оглядевшись вокруг, Мейриона внимательно посмотрела на дорогие оконные стекла, роскошные гобелены и ковры.
 Нет, эта дама ошибается. Ошибается. Не может не ошибаться. Годрику неплохо здесь живется. Ему не нужны ее земли. Если бы он испытывал к ней чисто физическое влечение, то давно взял бы ее силой. А если ему нужен ее замок, ничто не мешает захватить его.
 Отмщение – вот что ему нужно на самом деле. А она нужна ему в качестве пленницы, и это совершенно ясно. Годрику кажется, что с ней он сможет компенсировать те годы, которые провел в плену. Такова мужская гордость, и, чтобы избежать войны, она позволит ему одержать верх в этом чертовом поединке.
 Отбросив сомнения, Мейриона поднялась, подошла к туалетному столику и посмотрела на себя в зеркало. Мастерицы прекрасно справились со своей работой: она выглядела точь-в-точь как плененная принцесса.
 Годрик согласится с ней. Забрав ее из дома, он удовлетворит свою мужскую гордость и не станет губить ее отца.
 Это стоящий план.
 Взяв книгу с полки, Мейриона подошла к камину и, усевшись на троноподобное кресло, стала ждать.
 – Готов поклясться, – заявил Годрик, едва войдя в комнату, – ты выглядишь потрясающе!
 Мейриона отложила книгу и, улыбнувшись, протянула к нему руки.
 – Идите сюда, милорд, нам многое нужно обсудить. Развернув ее руки ладонями вверх, Годрик запечатлел на каждой ладони легкий поцелуй.
 Мейриону охватил трепет желания. Все сомнения исчезли. Он хочет ее, она хочет его, и это главное.
 Они подошли к камину, и Годрик устроился в огромном кресле.
 – Милорд, – вновь начала она, но тут же замолчала и села на прикаминный выступ. Желание, которое они испытывали друг к другу, было вполне осязаемо, но как она могла найти слова, выражающие ее намерение стать его возлюбленной?
 Годрик внимательно смотрел на нее, его взгляд был напряженным, загадочным, и под этим взглядом испарялись остатки ее воли.
 Мейриона заколебалась в нерешительности. Может быть, это все лишь безумие? Она встала, налила в кубки вина и подала один кубок своему будущему возлюбленному.
 – Я хочу предотвратить войну. Брови Годрика поползли вверх.
 – Но у меня нет ни малейшего желания воевать… Она почувствовала облегчение и сделала небольшой глоток вина.
 – Тогда я останусь с тобой.
 – Разумеется, останешься.
 Мейриону охватило радостное возбуждение; наклонившись, она поцеловала его в висок. Неожиданно Годрик напрягся.
 – Сядь, Мейриона. – Он обнял ее и нежно притянул к себе.
 Она улыбнулась и опустилась к нему на колени, наслаждаясь тем, как он обволакивает ее своим теплом и запахом лесного костра. Сидя у него на коленях, она вдруг поняла, что все идет правильно.
 – Расскажи мне о своем замужестве.
 Мейриона вздохнула, чувствуя себя в уютной безопасности в объятиях Годрика.
 – Он для меня друг, но не больше.
 «Я люблю тебя». Ей хотелось, чтобы у нее достало смелости произнести вслух эти слова, выплеснуть самые сокровенные мысли, но…
 – Почему ты вышла за него? – спросил Годрик мягко. Мейриона обвела рукой его пышную спальню.
 – У меня не было выбора. Мне многое пришлось продать, чтобы заплатить подати.
 – Это все?
 – Мои люди голодали.
 Тон разговора заметно изменился, и Мейриона немного отстранилась, чтобы лучше видеть его лицо.
 Годрик пристально смотрел на нее, но его мысли были скрыты голубым огнем его глаз.
 – Если бы ты вышла за меня, твоим людям не пришлось бы голодать.
 – Возможно. – Мейриона провела пальцем по серповидному шраму на его щеке. – Мне очень жаль. Расскажи, что произошло после того, как ты вышел из часовни.
 – Солдаты твоего отца напали на меня. Я сражался, но у меня был лишь кинжал, а их оказалось слишком много. – Он тяжело выдохнул. – Я сделал глупость, оставив меч привязанным к седлу. Письмо, которое прислал твой отец, было очень искренним, у главных ворот меня встретили так радушно! Когда слуга сообщил мне, что священник никого не пускает в святилище с оружием, у меня не возникло ни малейшего подозрения.
 – Странно, что ты был один. Годрик пожал плечами:
 – Ни у кого не нашлось времени, чтобы сопроводить бастарда на его свадьбу.
 – Но твой отец…
 – Был занят своими делами.
 Мейриона поцеловала его, чтобы унять его боль.
 – Что произошло потом?
 – Меня связали, погрузили на корабль и после нескольких месяцев пути продали на аукционе рабов.
 Я был молодой, сильный, злой и сражался всегда, когда была такая возможность. – Годрик помолчал, глядя на огонь. – Вначале меня не раз избивали. Сердце Мейрионы сжалось.
 – Как тебе удалось выжить? Он поднял ее подбородок:
 – Я научился понимать, когда нужно сражаться, а когда уступить. Урок, который тебе тоже не мешает усвоить.
 – Возможно.
 – Работорговцы посчитали меня хорошей добычей, несмотря на мою непокорность, и передали султану в качестве подарка. Меня отправляли на самые тяжелые работы, относились как к рабочему скоту, а не как к человеку, и все это продолжалось до тех пор, пока не возникла потребность в моих способностях вести подсчеты. После этого мое положение значительно улучшилось. Моя камера в темнице была даже более роскошной, чем эта спальня. Я все еще оставался рабом, но султан доверял мне как своему управляющему.
 Эти слова несколько успокоили боль вины, все еще терзавшей ее душу. Только такой человек, как Годрик, мог не просто выжить, но и преуспеть там, где более слабый был бы раздавлен.
 – И что дальше?
 – Я понравился дочери султана. Часто по ночам тайком она посылала за мной. Султан доверял мне, но я предал его.
 Мейриона почувствовала укол ревности к этой неизвестной экзотической принцессе, которую Годрик знал в чужеземной стране.
 – Ты любил ее?
 – Любил? – Огонь, загоревшийся в его голубых глазах, казался более горячим, чем огонь в очаге. – Нет. Мне было одиноко и тоскливо. К тому времени я уже забыл, что значит чувствовать под собой женщину.
 Мейриона зарделась от этой откровенности, но в его голосе она услышала боль.
 – Ты был чужеземцем, проданным в рабство. Никто не может винить тебя в том, что ты получал наслаждение там, где возможно.
 На несколько мгновений воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием огня.
 – Никто, кроме Амелины.
 Воцарилось неловкое молчание. Ребенок, конечно же, не имел представления об обстоятельствах своего рождения, и впереди его ожидала тяжелая жизнь.
 Святые угодники, зло, которое она причинила Годрику, потянуло за собой другое зло.
 – Я был эгоистичным животным, настоящей скотиной, – произнес Годрик после продолжительного молчания, в его голосе звучала боль.
 Мейриона провела рукой по его щеке:
 – Нет, милорд, это моя вина. Мне следовало пойти против воли отца и предупредить тебя…
 – Предупредить? – Его глаза помрачнели, взгляд предвещал бурю.
 – Да. – Слова торопливо срывались с ее языка. – Прости меня за то, что я совершила. Пожалуйста, позволь мне начать все сначала. – Она сделала глубокий вдох, укрепляясь в своей решимости. Отдать себя во власть Годрика – это единственный способ предотвратить войну между ним и отцом. – Я по собственной воле останусь с тобой, буду твоей пленницей, так же как ты был пленником других людей.
 Ну вот. Она сказала это.
 И тут неожиданно в его глазах засверкал гнев.
 – Ты хочешь продать себя, чтобы исправить зло, совершенное твоим отцом?
 Она побелела, совершенно не подготовленная к его гневу.
 – Да!
 – Ты действительно хочешь быть моей рабыней? – Его голос звучал на удивление сурово.
 Мейриона кивнула. Он должен понять, какую жертву она приносит, чтобы предотвратить войну.
 – Я останусь с тобой и расплачусь за годы твоих страданий.
 Годрик поднялся на ноги так быстро, что у нее закружилась голова.
 – Раздевайся, – скомандовал он.
 Мейриона широко распахнула глаза, словно ее окунули в ледяное озеро. – Что?
 – Раздевайся, – повторил Годрик. Его голос звучал приглушенно и зловеще.
 Мейриона задрожала. Ее пугала эта перемена, и она не знала, что за ней последует.
 – От рабов требуется повиновение. Ты уверена, что хочешь быть моей рабыней?
 Боже! Он ее проверяет. Она предложила ему сделку, а он сомневается в серьезности ее намерений!
 Мейриона крепко закрыла глаза. Этого она не ожидала, но если такова цена за мир, так тому и быть. Он уже видел ее обнаженной, весь замок видел. Еще один раз ничего не изменит. Она прекрасно знала, что, как только сомнение оставит его, Годрик станет самым заботливым любовником, какого только можно представить.
 Развязав шнурок платья, она позволила ему соскользнуть по бедрам и упасть на пол.
 – Рубашку тоже.
 Потянувшись к подолу, Мейриона заметила, что ее пальцы дрожат. Быстро стащив рубашку через голову, она бросила ее к ногам Годрика.
 – Если ты желаешь смутить меня, я принимаю твои условия.
 – Хорошо, – произнес он, поглаживая подбородок. – Ложись на пол у моих ног.
 Она нервно заправила волосы за уши.
 – Ты, конечно же, шутишь. Годрик хмыкнул.
 – Ты заявляешь, что хочешь остаться со мной в качестве пленницы, так повинуйся моим приказаниям.
 Мейриона опустилась на колени и легла на ковер, ее спина утонула в мягкой шерсти.
 Иисусе, почему же он к ней не прикасается? Похоже, он хочет, чтобы она чувствовала себя очень неловко.
 Краем глаза она видела, как его огромное естество натянуло штаны, зрелище было пугающим и одновременно возбуждало.
 – Раздвинь ноги. Мейриона села и нахмурилась:
 – Почему ты так со мной обращаешься?
 – Пленница не имеет права задавать вопросы своему господину. Раздвинь ноги.
 – Нет!
 – Нет? У раба нет права говорить «нет». Думаешь, я мог говорить «нет» каждый раз, когда вынужден был сносить очередное унижение?
 У Мейрионы перехватило дыхание, когда она осознала, на какую сделку только что пошла. Она предложила Годрику стать его наложницей, но хотела, чтобы с ней обращались как с женой. Очень медленно она легла на пол. Он не причинит ей боли, уж в этом-то она была уверена; перемена в нем – всего лишь мужское самолюбие, которое требует удовлетворения за пережитые унижения.
 Крепко зажмурив глаза, она раздвинула ноги.
 – Шире. Подними ноги вверх.
 Она подчинилась, ее лицо горело, а в интимном месте она чувствовала прохладный легкий ветерок. – Ну и как ты себя чувствуешь?
 – Ужасно. – Мейриона опустила ноги и свела их вместе. – Прошу, пожалуйста, не надо больше этого делать.
 – Думаешь, у рабыни есть выбор? Думаешь, у меня был выбор?
 Мейриона сглотнула, горячие слезы жгли ей глаза. Присев рядом с ней на колени, Годрик поцеловал ее в щеку:
 – Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Мейриона, а не рабыней. – Его прикосновение было нежным, но в голосе звучала мучительная невысказанная боль. – И не думай, что сможешь утолить мою жажду отмщения, предложив свое тело.
 Мейриона подняла руки, чтобы обнять его. Она жаждала ответных нежных прикосновений, но Годрик отстранился и встал. Теперь он возвышался над ней.
 – Поднимайся!
 В полном замешательстве Мейриона поднялась на ноги, Годрик тут же заключил ее в объятия.
 – Слушай меня, маленькая глупышка. Я могу иметь тебя и в качестве рабыни, но хочу, чтобы ты стала моей добровольно. Что касается Уайтстоуна – он все равно будет принадлежать мне. Ты не можешь положить себя на жертвенный алтарь, чтобы усмирить зверя и обезопасить свою семью; для этого тебе следовало бы придумать что-нибудь получше.
 У Мейрионы защемило сердце, и по щеке покатилась слеза.
 – Мне нечего предложить, кроме себя. Он осторожно вытер слезу.
 – Много лет назад в часовне тебе следовало не предупредить меня, а выйти за меня замуж.
 Поцеловав ее в губы, словно прощаясь, Годрик вышел из комнаты. Теперь Мейриона перестала сдерживать скопившиеся слезы, и они хлынули неудержимым потоком.
 Она рыдала до тех пор, пока сон не сморил ее.




 Глава 24


 На следующий день Мейриона проснулась оттого, что ее настойчиво трясли за плечи.
 – Просыпайся, девочка.
 Открыв один глаз, она увидела, что рядом с ней на кровати сидит Годрик в мягкой черной рубахе, его крупное тело с такой силой давило на перину, что та жалобно поскрипывала.
 Он вновь потряс ее за плечи, и она сердито посмотрела на него:
 – Убирайся!
 В ответом лишь ухмыльнулся – похоже, его совершенно не обескуражила ее утренняя сварливость. Всю ночь Мейрионе снилось, что она вышла за него замуж… Лорд и леди Уайтстоун – это звучало совсем недурно. Каким угодно способом она добьется того, что ее брак с дядей Пьером будет признан недействительным, – вот к чему она пришла в результате этого сна.
 Отклонившись назад, Годрик открыл тяжелые занавески на ближайшем окне, и солнце ярко осветило спальню, позолотив его плечи.
 Мейриона моргнула и прикрыла глаза рукой.
 – Боже, который час?
 – Утро уже настало, – весело ответил он, и Мейриона вновь нахмурилась.
 Быстро сев, она натянула на плечи полотняную рубашку.
 – Я занимаюсь здесь только тем, что ем и сплю, – проворчала она. – Может, есть хоть какие-то известия от моего отца?
 – Нет, ничего, но это меня не волнует. Как только мы прибыли в Монтгомери, я отправил к нему гонца с предложением сделки. – Годрик нежно провел ладонью по ее руке.
 – Думаешь, он еще не получил твое послание?
 – Не знаю. Сегодня на рассвете я отправил еще одного гонца.
 Мейриона вздрогнула. Что, если отец предпочтет напасть, а не вести переговоры ради ее возвращения? Она доверчиво положила руку на плечо Годрика.
 – Обещай мне: что бы ни случилось, ты не причинишь вреда моему отцу или дяде Пьеру.
 Глаза Годрика потемнели.
 – Даже и не помышляй о возвращении к мужу. Несмотря на то что мы так и не пришли к окончательному соглашению, ты принадлежишь мне.
 Мейриона замешкалась.
 – Милорд, я…
 Святые угодники! Что она скажет ему?
 Она не может противиться своему сердцу. В качестве жены или в качестве пленницы она хочет принадлежать Годрику, но не сможет вынести, если ее эгоизм будет стоить жизни отцу или дяде.
 – Прошу вас, милорд, обещайте, что не причините вреда моей семье. Пьер… Я хочу сказать… – Она отвела взгляд в сторону, стыдясь своей неверности. – Я не хочу, чтобы дядя Пьер оставался моим мужем, но также не хочу, чтобы он был мертв.
 – Послушай, Мейриона. – Годрик прижал ее ладонь к своей щеке. – Вчера я получил послание от короля Эдуарда…
 – Бесчестный монарх, – еле слышно пробормотала она.
 – Будьте осторожны, миледи, даже стены замка могут иметь уши. Я не хочу, чтобы мою будущую жену обвинили в государственной измене.
 Ее взгляд нервно прошелся по многочисленным гобеленам, украшавшим стены спальни.
 – Шпионы короля Эдуарда утверждают, что в Уайтстоуне укрывают мятежных ланкастерцев.
 Мейриона почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
 – Это неправда!
 Годрик пристально посмотрел на нее.
 – В чем дело, милорд? Что вы скрываете от меня?
 – Вашего отца вызывают в Лондон для допроса.
 – Нет. Эдуард убьет его! Последний раз, когда отец был в Лондоне, его несколько месяцев продержали в тюрьме – тогда я заплатила королю выкуп, чтобы его освободили. – Мейриона почувствовала, что все закружилось у нее перед глазами. – Зачем на этот раз он понадобился королю?
 – Видишь ли, Мейриона… – Годрик сделал глубокий вдох. – Нашего монарха совсем не позабавило сообщение о том, что твой отец продал меня в рабство. Ему также не понравилось то, что он выдал тебя замуж за французского графа, известного своими ланкастерскими симпатиями. Вот почему Эдуард приказал мне арестовать его и доставить в Лондон.
 Мейриона нервно теребила руками простыню.
 – Мой отец – старый человек. Почему король не позволит ему спокойно дожить последние дни?
 Годрик схватил ее за плечи:
 – Послушай меня, девочка. Эдуард, вне всякого сомнения, обвинит твоего отца в государственной измене. Если он хочет остаться в живых, ему следует сотрудничать со мной. Твой брак с Пьером необходимо расторгнуть как можно скорее. Только если ты станешь моей женой и Уайтстоун перейдет в мои руки, я смогу обратиться к королю с просьбой пощадить твоего отца.
 – Боже правый! – Мейриона недоверчиво уставилась на Годрика. – Отец никогда на это не согласится. Он самолюбив и упрям, как все старики, и скорее умрет, чем решится принять помощь от йоркиста-бастарда. – Она вздрогнула, осознав, что сказала нечто недозволенное. – Простите, милорд, я не хотела вас обидеть.
 – Никаких обид, миледи. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Я действительно йоркист, и действительно незаконнорожденный.
 Сердце Мейрионы растаяло. Поцелуй Годрика был таким нежным, таким приятным… Она должна заставить отца и Пьера посмотреть на ситуацию трезво!
 – Вы позволите мне отправиться домой, милорд? Годрик резко отпрянул и удивленно взглянул на нее:
 – Ни за что!
 – Пожалуйста…
 – Нет.
 – Я хочу переговорить со своим отцом, объяснить ему…
 – Все равно нет.
 – Но…
 Матрац скрипнул. Годрик встал, его глаза предвещали бурю.
 – Больше ни слова об этом. Это дело мужчин.
 – Мужчин? Но речь идет о моей семье и моем доме!
 Годрик оставался непреклонным.
 – Ты не поедешь, и больше даже не проси меня об этом. – Он подошел к окну и стал смотреть во двор.
 Мейриона, оставшись на кровати, чувствовала себя одинокой и покинутой. Наконец он вернулся, присел на краешек матраца и протянул ей руку.
 – Пойдем. И больше никаких разговоров о твоем отъезде.
 Мейриона вложила руку в его ладонь, позволив ему помочь ей.
 Ну почему мужчины столь упрямы? Если бы только она могла поговорить с отцом или дядей Пьером!
 – Одевайся. Нам очень многое предстоит сегодня. Мейриона вздохнула. Она понимала, что спорить с Годриком бесполезно, поэтому схватила одно из новых платьев, которые принесли швеи, и надела его. Это было голубое платье с красивыми длинными рукавами и замысловатой вышивкой по подолу. Мейриона посмотрела на свое отражение и улыбнулась, ощущая себя избалованной принцессой.
 – Куда мы идем?
 – В конюшни.
 Она удивленно подняла брови:
 – Ты все-таки решил отвезти меня домой?
 – Конечно же, нет. – Годрик шагнул к ней, взял за руку и мягко подтолкнул вперед.
 – Повернись, я зашнурую платье.
 Мейриона повиновалась. Его руки были теплыми и чувственными. Она ощутила покалывание в сосках. Боже, этот мужчина лишает ее рассудка!
 Его руки скользнули по ткани платья, обхватили талию. Повернув ее к себе, Годрик наклонился… Мейриона отклонилась назад и, застенчиво улыбнувшись, сделала шаг назад. Он последовал за ней, и это продолжалось до тех пор, пока она не уперлась спиной в гобелен. Теперь Годрик был так близко, что она могла коснуться его губ. От него пахло сандаловым деревом, кожей и дымом.
 Его губы изогнулись, они были совсем рядом, но он не коснулся ее губ.
 Мейрионе захотелось привлечь его к себе… и вдруг ее охватило раздражение.
 – Ты собираешься меня поцеловать? – резко спросила она.
 – А ты хочешь этого?
 Она сердито взглянула на него:
 – Допустим, что да. Годрик улыбнулся:
 – Наконец-то миледи говорит правду.
 Все ее тело горело. Между ними нельзя было просунуть даже лист пергамента, но и это расстояние казалось ей слишком большим.
 – Я… – Она подалась вперед, ее грудь коснулась его груди.
 Ее разгоряченное лоно увлажнилось, и Мейриона вздохнула.
 Годрик слегка коснулся ее щеки:
 – Ты дрожишь.
 – Вовсе нет.
 – Не лги мне!
 Она открыла рот, чтобы возразить, но его губы заставили ее замолчать, а язык слегка коснулся ее зубов и десен. Он поглаживал ее язык, вовлекая его в какой-то исступленный первобытный танец. Это был их первый настоящий поцелуй, который они разделяли ради чистого удовольствия. В часовне он целовал ее, бросая вызов отцу, она – чтобы прикрыть Демьена, но этот поцелуй был необычайно восхитительным и чувственным.
 Годрик прижал Мейриону к стене, и ее соски затвердели. Она почувствовала, как сильно бьется ее сердце.
 – Годрик, – прошептала она. Он резко отстранился.
 – Скажи это снова. Мейриона глубоко вздохнула.
 – Сказать что?
 – Мое имя.
 – Хорошо. Годрик.
 Его пальцы погладили ее ключицу.
 – Нет, скажи это так, словно просишь целовать тебя вечно.
 Ее щеки вспыхнули.
 – Я не…
 Его губы склонились к ее губам, язык снова проник внутрь. Мейриона задрожала и крепко прижалась к нему. Поцелуй все длился, и она таяла рядом с ним. Когда Годрик оторвался от нее, она открыла рот, чтобы прошептать его имя.
 – Ш-ш. – Он приложил палец к ее губам. – Не говори сейчас ничего, или мы в самом деле никогда не дойдем до конюшни.
 Мейриона увидела его руки: он словно хотел что-то содрать со стены.
 – Пресвятая Мария! Ты тоже дрожишь.
 – Да, – коротко ответил он. – Ну а теперь пойдем. – Бросив взгляд на кровать, Годрик поспешно отвернулся, схватил Мейриону за запястье и потащил за собой из комнаты.
 Мейриона чувствовала себя усмиренной и одновременно могущественной. Поцелуй заставил ее дрожать, и, о Боже, Годрик прав – все, что происходит между ними, это правильно. Она постарается заставить отца все понять. Чума и на короля Генри, и на короля Эдуарда за эту войну между ланкастерцами и йоркистами.
 Годрик повел ее по узкой лестнице вниз во двор, откуда доносился грохот металла и раздавались крики воинов.
 Когда они приблизились к конюшням, Мейриону охватило волнение: кажется, Годрик что-то замышляет, и вряд ли это придется ей по вкусу.
 – Мы что, уезжаем из Монтгомери?
 Не отвечая, Годрик продолжал двигаться по направлению к конюшням.
 – Ты должна преодолеть свой страх перед лошадьми, – наконец произнес он.
 Мейриона остановилась как вкопанная.
 – Что это ты задумал?
 – Ты должна победить его.
 – Но я прекрасно могу обойтись и без верховой езды.
 – Нет. – Он снова потянул ее за руку. Мейриону охватило раздражение.
 – Сэр, я сама знаю, что мне нужно. Годрик искоса посмотрел на нее.
 – Ты безумно испугалась, когда впервые увидела Мстителя.
 – И тем не менее у меня все получилось.
 – Да, но лишь потому, что ты была со мной. Ты должна научиться ездить сама.
 Святые угодники! Он хочет заставить ее. Так всегда делал ее отец.
 Ноги Мейрионы словно налились свинцом, руки заледенели.
 – Нет!
 Годрик не спеша повернулся к ней, его лицо выражало мягкую, но непреклонную решимость.
 – Сегодняшний день не станет повторением истории с твоим отцом.
 Мейриона опустила голову, чувство стыда переполняло ее. Ей вспомнился голос отца: «Глупая девчонка! Как может мой ребенок бояться лошади!»
 Годрик провел большим пальцем по ее щеке, и Мейриона почувствовала, как ее сердце начало оттаивать.
 – Здесь ты в безопасности: никто за тобой не наблюдает и никто не принуждает тебя. Если хочешь, я расскажу тебе историю о корабле, на котором перевозили рабов.
 Мейриона кивнула.
 – Я одолел двух охранников, одному сломал нос, но меня поймали другие. Они засунули мне в рот кляп, скрутили меня и, избивая ногами, сорвали с меня одежду.
 Мейриона в ужасе отпрянула, но Годрик крепко держал ее за плечи, не позволяя двигаться назад.
 – Я вырывался и кричал, но они были слишком сильны, и их было слишком много. Они затолкали меня в тесный деревянный ящик, где стояла страшная вонь. Там я был не один – вместе со мной находился труп, совершающий последнее путешествие к месту своего упокоения. Возможно, в других обстоятельствах мне удалось бы вынести этот ужас, но я был голоден, изможден и начал кричать, а затем плакать. Я потерял контроль над собой, меня охватила паника. Ища успокоения, я свернулся калачиком, как ребенок, и стал жевать свой палец.
 Мейриона смотрела на него, представляя, как этого гордого воина превратили в беспомощного ребенка. Ком поднялся к ее горлу при мысли о тех ужасах, которые пришлось испытать Годрику.
 – Потом наступил момент, когда меня, предварительно избив, бросили в подземелье. В тот день я понял, что они не могут меня одолеть. Клянусь ранами Господа, это был настоящий ад, но они не смогли победить меня. Я мог кричать, плакать, я мог снова начать сосать палец, но теперь у них не было пути в мою душу. Надеюсь, ты меня понимаешь? – Мейриона ничего не ответила, и он продолжил: – Как только я признал, что мой страх является естественной частью меня, его власть надо мной стала слабее. Мне никогда не приходилось больше вести себя по-детски, и я смог вынести гораздо худшие унижения, чем этот ящик.
 – О Боже!
 – Даже если тело подводит тебя и ты теряешь контроль, гораздо важнее то, что у тебя в душе. Здесь ты со мной, в безопасности. Доверься мне.
 Довериться? Он осторожно спустил ее со скалы, спас от кабана, кормил, одевал, заботился о ее брате. Если он говорит, что не станет заставлять ее, значит, так и будет.
 Мейриона кивнула. После того как Годрик рассказал ей о невольничьем корабле, она уже ничего не боялась. Годрик перенес огромные унижения, но остался самим собой. Что он сказал ей однажды? Смелость – это когда действуешь, несмотря на страх.
 – Я доверяю тебе, – ответила она просто.
 – Вот и отлично! – Поцеловав Мейриону, Годрик повел ее в дальний конец конюшни.
 От запаха свежего сена у нее закружилась голова, но Годрик крепко взял ее за руку, словно передавая часть своей силы. Серая в яблоках кобыла прижалась к ограждению и, видимо, дремала, а когда Годрик тихонько свистнул, открыла глаза и посмотрела на них с явным равнодушием. Несмотря на то что в ее стойле возвышалась большая груда сена, кобыла была костлявой, с худыми боками и впавшими глазами.
 – Я хочу познакомить тебя с Голубой Молнией. «Что-то на молнию она мало похожа», – подумала Мейриона и повернулась к Годрику.
 – Все же это ужасная идея.
 Не обращая внимания на ее слова, Годрик достал яблоко из мешочка, висевшего у него на поясе, и Голубая Молния, тут же оживившись, заковыляла к ним, пощелкивая выпирающими коленями.
 Годрик погладил лошадь по носу, и несколько седых волосков вздрогнули под его рукой.
 Мейриона проглотила комок страха. Совсем недавно она скакала с Годриком на огромном жеребце, и не ей бояться кроткой старой кобылы. Но что, если…
 Словно ощутив ее сомнения, Годрик погладил Мейриону по плечу.
 – Если станет страшно, вспомни, как я сосал свой большой палец.
 Неожиданно ее тревога превратилась в нервное хихиканье, то, что несколько мгновений назад казалось ужасным, теперь представлялось ей забавным приключением.
 Поток чувств захлестнул Мейриону, и она бросилась в его объятия.
 Годрик, смеясь, обнял ее и, прижав к стене конюшни, впился своими губами в ее губы. Когда он наконец прервал поцелуй, ее голова продолжала кружиться.
 – Ты должен позволить мне поехать и поговорить с отцом.
 Усмехнувшись, Годрик шутливо шлепнул ее по заду.
 – Я уже сказал – нет.
 – Но…
 – Никаких возражений. А теперь давай приступим к уроку верховой езды.
 Мейриона повернулась к кобыле. Спорить с Годриком было бессмысленно, да ей и не хотелось нарушать установившийся между ними хрупкий мир.
 – Сколько лет этой лошади?
 – Девятнадцать-двадцать. Точно мы не знаем. – Годрик потрепал кобылу по холке и достал еще одно яблоко. Голубая Молния охотно вонзила в него свои полустертые, пожелтевшие зубы, затем ткнулась Годрику в ладонь.
 – Похоже, что она на последнем издыхании.
 – Не позволяй ей провести себя. Эта кобыла в свое время была лучшей в конюшне, возможно, она и стара, но все еще полна сил. Нужно, чтобы кто-нибудь показал, на что она способна. – Годрик неторопливо поднес руку Мейрионы к морде лошади: – Потрогай, какой у нее мягкий нос.
 Голубая Молния ткнулась ей в ладонь, ища лакомство, и Мейриона почувствовала на своей руке горячее дыхание; бархатный нос кобылы был мягким и теплым.
 – Видишь, ты ей нравишься.
 Мейриона медленно погладила кончиками пальцев мягкую губу лошади. Ее сердце затрепетало, когда Голубая Молния взглянула на нее своими выразительными глазами, словно говоря: «Ну и где же оно, обещанное лакомство?»
 Мейриона улыбнулась, и Годрик тут же склонился над ней.
 – На этом все. Урок окончен.
 – Но мы даже не попробовали!
 – Зато у нас еще куча времени, чтобы научиться ездить верхом.
 Его голос хотя и звучал успокаивающе и тихо, но для Мейрионы он был полон эротического обещания.




 Глава 25


 Две недели спустя, направляясь вместе с Годриком в большой зал замка Монтгомери, Мейриона повсюду слышала смех и громкие разговоры. Она все еще была пленницей, но Годрик предоставил ей некоторую свободу, и между ними воцарился мир. Слуги устанавливали на козлы столы и расставляли подносы, готовясь к праздничному обеду. В камине пылал огонь, разбрасывая по комнате красивые причудливые тени.
 Сидевшая у окна леди Монтгомери оторвалась от рукоделия и сердито посмотрела на Годрика.
 – Где мой сын? Годрик пожал плечами:
 – Возможно, блюет в уборной. Сильвия яростно воткнула иголку в ткань. Мейриона положила руку на плечо Годрика.
 – Оставь ее в покое, – тихо сказала она. «Почему ему обязательно нужно злить эту женщину?» Годрик сердито нахмурился:
 – А ты не вмешивайся, леди.
 – Лучше превратить ее в друга, чем делать из нее врага, – прошептала Мейриона, но Годрик только еще больше нахмурился, и она вздохнула. То же самое будет происходить и в ее семье. Она поежилась, представив безысходность будущего разговора с отцом и Пьером.
 Годрик дал знак слуге принести стол и стулья.
 – Ты играешь в шахматы, Мейриона?
 – Конечно.
 Пока они расставляли шахматные фигуры, слуга принес кубки с приправленным специями вином, поднос с ежевичными пирожками, засахаренные фрукты и хлеб с медом.
 – Милорд…
 – Нет, Мейриона, даже не упоминай об этом.
 Его тон не оставлял никакой возможности для обсуждений.
 Вздохнув, она опустилась в кресло.
 – Как мой брат? – Мейрионе не разрешалось говорить с Демьеном, но она изредка видела его из окна, и он казался ей вполне довольным.
 Годрик откинулся на спинку кресла.
 – У него все идет хорошо. Он работает с лошадьми. Мейриона улыбнулась:
 – Демьен умеет обращаться с лошадьми, а когда едет верхом, его увечье незаметно.
 – Да, это так. Вполне вероятно, что однажды он станет главным на конюшне.
 В этот момент громко залаяла собака, дверь в зал распахнулась, и в нее стремительно влетела Амелина, держа за загривок гончую. Она отпустила собаку, и та, поскуливая, удрала под стол.
 Торопливо подойдя к отцу, девочка сердито посмотрела на Мейриону.
 – Папа, почему она все еще здесь? – Маленькие руки замолотили по столу, сбив две пешки и ладью на пол.
 Годрик нахмурился, а девочка тем временем схватила кусок ежевичного пирога и, запихнув его в рот, раздула щеки, как запасливый хомячок. Леди Монтгомери и Мейриона обменялись неодобрительными взглядами.
 Прихватив аппетитный ломоть хлеба с маслом, Амелина спрыгнула с коленей отца и поспешила прочь.
 Лицо Годрика оставалось непроницаемым. Из всех знакомых Мейрионе мужчин его манеры были самыми безупречными, однако дочь он, похоже, ничему не обучил.
 Сидевший рядом с Мейрионой Байрон наклонился к ее уху: – Девчонке нужна мать – вот что я вам скажу.
 Мейриона бросила взгляд на Годрика, но тот сосредоточил свое внимание на шахматной доске, протянул руку и сделал ход слоном.
 В этот момент в зал, широко улыбаясь, вошел Демьен, и Мейриона чуть не выронила из рук кусок пирога.
 На плече у Демьена висел колчан, в руках он держал учебный лук.
 Сердце Мейрионы переполнилось гордостью, когда Демьен подошел к столу и низко поклонился Годрику.
 – Я попал в «яблочко» тремя последними стрелами. И еще, Байрон хочет, чтобы я присматривал за лошадьми, пока ваши люди будут в отъезде.
 Годрик хлопнул его по плечу.
 – Не сомневаюсь, что ты отлично справишься, парень.
 Мейриона почувствовала, как ее губы задрожали от счастья. Разумеется, Годрик проследит за обучением Демьена, и теперь ей не нужно больше опасаться за его будущее. Это был куда более важный подарок, чем изумрудный гребень или новое платье.
 Она улыбнулась Годрику.
 – Спасибо, милорд, от всего сердца. Неожиданно Амелина вскочила со своего места у окна и, подбежав к столу, схватила пирог с ежевикой, а затем презрительно ухмыльнулась, глядя на Демьена.
 – Он ходит, как старый больной человек.
 Улыбка медленно сползла с лица Демьена, и Мейриона бросила взгляд на Годрика, ожидая, что он вмешается и сделает ребенку замечание, однако Годрик не обратил ни малейшего внимания на поведение дочери: сделав глоток эля, он передвинул коня на середину шахматной доски.
 Демьен в недоумении переводил взгляд с Годрика на Амелину. Мейриона чувствовала: брат ждет, что Годрик заступится за него, но тот молчал, и Демьен неловко поковылял прочь от камина.
 Не выдержав, Мейриона повернулась к Годрику.
 – Амелину следует научить прилично вести себя. Годрик резко поднял голову. Амелина, сидя у камина, запихивала в рот второй пирог. Она выглядела очаровательно – голубые оборки платья пенились вокруг малышки, а темные волосы завитками обрамляли ее милое личико сказочного эльфа. Это была сама невинность.
 – А в чем, собственно, дело? – Годрик пожал плечами.
 – Она издевается над собаками.
 – Да? – Взгляд Годрика скользнул в сторону, где несколько гончих, лежа на циновках, с довольным видом обгладывали кости. – Все вроде бы в порядке.
 – Она оскорбила моего брата.
 – Ну, это всего лишь детская непосредственность. К тому же она сказала правду, в этом не было злого умысла.
 Мейриона скрестила руки на груди.
 – Если ты будешь ее постоянно оправдывать, она будет вести себя чем дальше, тем хуже.
 В этот момент Амелина швырнула в Демьена остаток своего пирога.
 – Я не хочу, чтобы ты был здесь.
 Ударившись о колчан, пирог рассыпался, ежевичная начинка заляпала оперение стрел.
 – Ну, погоди! – крикнул Демьен и бросился на Амелину.
 Эльф мгновенно отпрыгнул от камина и, распихивая собак, нырнул под стол. Прислуживающие за столом девицы завизжали, собаки запрыгали по комнате. Две служанки столкнулись, пытаясь разойтись в поднявшейся суматохе, подносы с жареным окороком грохнулись на циновки. Женщины визжали, мужчины кричали, собаки, пытавшиеся урвать свою долю щедрого подарка, громко лаяли на слуг, которые тщетно их отгоняли, пытаясь собрать то, что еще можно было спасти.
 Мейриона повернулась к Годрику и сердито подняла брови.
 Вздохнув, Годрик медленно встал.
 – Амелина!
 Крики моментально стихли, даже собаки умолкли, и наступила мертвая тишина. Чья-то ложка упала на циновку, но даже этот тихий звук казался теперь неестественно громким.
 Байрон и Сильвия почти одновременно посмотрели на Мейриону, но чего в этих взглядах было больше, триумфа или страха, она не знала.
 – Ты, – Годрик пальцем указал на девочку, – пойдешь со мной.
 Амелина независимо сложила руки на груди.
 – Нет.
 Не спеша подойдя к ней, Годрик схватил Амелину на руки. Она завопила и начала лягаться, извиваясь и пытаясь вырваться, но Годрик не отпускал ее, пока не вынес из зала.
 Мейриона повернулась к Байрону. Амелина, какой бы избалованной она ни была, все же ребенок, а Годрик воин.
 – Он не причинит ей вреда, правда ведь? – прошептала она.
 Байрон покачал головой:
 – Миледи, хозяин скорее пожертвует своей жизнью, чем причинит вред кому-то из своих.
 Вспомнив о том, что произошло в лесу, Мейриона закусила губу. В ее ушах снова раздались звонкие удары кнута, который опускался на обнаженную спину молодого человека.
 – А как насчет Оуэна? – спросила она.
 Байрон посмотрел на нее, будто у нее вырос второй нос, и хмыкнул:
 – Жена не должна подвергать сомнению решения мужа.
 – Но я не его жена. Здоровяк пожал плечами:
 – Значит, скоро будете.




 Глава 26


 Несколько дней спустя Мейриона шла по коридору, намереваясь поблагодарить портних за сшитые ими наряды, как вдруг ее остановил чей-то голос:
 – Эй! Эй ты!
 Остановившись, она заглянула в комнату, откуда доносился голос. В отделанном резьбой кресле перед ярко пылавшим камином сидел мужчина с разметавшимися по плечам темными вьющимися волосами. На мгновение ей показалось, что это Годрик, но, увидев юношески гладкое лицо, она поняла, что это его брат. На столике стояла откупоренная бутыль с вином, рядом с ней расположились пустой кубок и беспорядочная стопка книг. Открытая книга лежала у него на коленях.
 Мейриона остановилась в дверях.
 – Вы меня звали?
 Мужчина сделал ей знак, указывая рукой на кресло рядом с собой:
 – Присядь, я бы хотел побеседовать с трофеем моего брата.
 Мейриона поморщилась:
 – Послушай, я вовсе не трофей. Молодой лорд хихикнул:
 – Ах, простите, миледи. Все равно я хочу поговорить с вами о Годрике.
 Любопытство заставило Мейриону подойти ближе. – Да, и в чем дело? Джеймс с треском захлопнул книгу.
 – Есть кое-что.
 Мейриона замерла в нерешительности. – Да ладно, я не кусаюсь. Посидите и выпейте со мной. Перешагнув через порог, Мейриона посмотрела на пустой кубок.
 – Но тебе… вам, по-моему, уже достаточно. Джеймс откинул голову и засмеялся:
 – Похоже, все эти разговоры о вашем неуступчивом характере – правда.
 Войдя в комнату, Мейриона почувствовала себя так, словно очутилась в преддверии ада – жар от камина, казалось, вот-вот сожжет ее платье.
 – Святые угодники, да здесь жарко, как в печке! Джеймс пожал плечами:
 – Чем жарче, тем легче уговорить женщину расстаться с ее одеянием.
 Мейриона с досадой посмотрела на него и повернулась, собираясь уйти, но Джеймс проворно вскочил и схватил ее за руку.
 – Простите, прошу. Вино иногда заставляет меня забывать о хороших манерах. – Он понуро опустил голову. – Останьтесь хотя бы ненадолго.
 – Хорошо, – согласилась Мейриона, – но только без фокусов.
 Джеймс кивнул.
 – Нас даже должным образом не представили, миледи. Меня зовут Джеймс Вон, граф Монтгомери. – Он нагнулся и учтиво поцеловал Мейрионе руку, а затем проводил ее к одному из кресел и сел сам.
 Мейриона внимательно посмотрела на него. Несмотря на то что Джеймс был навеселе, сейчас он казался гораздо более трезвым, чем тогда, когда она увидела его впервые.
 – Годрик неплохой человек, – начал он без всякого вступления. – Хотя у матушки на этот счет другое мнение.
 Мейриона кивнула:
 – Это я уже поняла.
 Джеймс наклонил бутыль, но лишь несколько капель упало в его кубок.
 – Проклятие!
 Постукивая ногой, Мейриона размышляла о том, не следует ли ей уйти.
 – Вы хотели рассказать мне о Годрике, – наконец напомнила она.
 Джеймс, причмокивая, выпил остатки вина и пристально посмотрел на собеседницу.
 – Он хочет вас. Его дым страшнее, чем его пламя.
 – Что вы хотите этим сказать?
 – Если вы будете хорошо к нему относиться, вы сможете завоевать Дракона.
 – О!
 Откинувшись на спинку кресла, она ждала дальнейших объяснений.
 – Годрика никто никогда не любил, – продолжил Джеймс. – Его мать умерла, отец не слишком-то был способен любить, а моя мать его ненавидит до сих пор.
 Мейриона поежилась.
 – Вы говорите так, словно вас это волнует. Джеймс пожал плечами.
 – Он требователен, властолюбив и упрям. Такого трудно любить.
 В камине упало прогоревшее полено, поднялся сноп искр. Мейриона вздрогнула, затем рассмеялась.
 – Это правда, но иногда он бывает добрым. Джеймс кивнул.
 – Он нуждается в любви.
 – В самом деле?
 – Да, и я это знаю.
 Мейриона удивленно посмотрела на него. – Что вам известно о любви?
 Несмотря на жарко пылающий камин, она могла поклясться, что в эту секунду в комнате стало прохладнее. Джеймс встал и, пройдя несколько шагов, достал из буфета еще одну бутыль с вином.
 – Я тоже любил… однажды, – с горечью произнес он. В душе Мейрионы пробудилось любопытство.
 – И что же с вами произошло?
 Он с удивлением посмотрел на нее:
 – Вам правда интересно? Она кивнула.
 – Это была обычная крестьянская девушка. Я устроил необыкновенную совместную поездку во Францию, но это путешествие стоило ей жизни. – В его голосе звучала мука.
 – А дальше? – Она удобнее устроилась в кресле.
 – Она упрашивала меня не брать ее с собой, но я не послушался и все-таки заставил ее поехать. – Джеймс стал наливать вино, и оно выплеснулось на каминную полку.
 Повернувшись к огню, он подбросил еще одно полено, хотя в комнате и так уже было невыносимо жарко.
 – Она умерла.
 – Умерла?
 – Да, именно так. Я убил ее, вынудив поехать.
 Мейриона поднялась и, подойдя к камину, встала рядом с ним. Не зная, что сказать, она неловко погладила его по плечу.
 Повернувшись, Джеймс взял Мейриону за руку.
 – Я никогда никому об этом не рассказывал.
 – Не рассказывал? – переспросила Мейриона, удивляясь тому, что такую серьезную тайну он доверил ей. – А леди Монтгомери?
 – Вот кому я бы рассказал это в последнюю очередь. Мать ставит знатное происхождение гораздо выше такой глупости, как любовь. – Он потер подбородок большим пальцем, и этот жест напомнил ей о Годрике. – Годрик любит тебя. Не тратьте попусту время, которое у вас есть.
 Мейриона просто не знала, что сказать в ответ.
 – Могу я закончить свою историю?
 – Конечно.
 Джеймс подвел ее к креслу, налил в кубок вина и подал ей. Воцарилось молчание, Мейриона ждала продолжения рассказа.
 – Она ненавидела холод, – наконец начал он, усаживаясь в кресло и поворачивая кубок в длинных пальцах.
 Час спустя Мейриона все еще сидела на краешке кресла, зачарованная рассказом Джеймса о его любви к крестьянской девушке. История трагически закончилась во Франции, куда Джеймс привез девушку, чтобы жениться на ней.
 В глазах Джеймса блестели слезы, и он вытер их рукавом рубахи.
 Встав, Мейриона подошла к нему и обняла за плечи.
 – Ты оплакивал ее?
 – Моя душа болит до сих пор.
 – Но я имею в виду именно «оплакивать» – позволить себе плакать.
 – Мужчины не плачут.
 – О, Джеймс. – Мейриона прижала его голову к своей груди, словно он был ребенком, которого нужно утешить.
 – Я любил ее, и я же ее убил. – Его плечи затряслись, и она материнским жестом погладила его по голове.
 – Ну, ну… Не надо!
 Внезапно в дверном проеме появилась большая фигура Годрика.
 – Черт побери, это еще что? Мейриона вздрогнула и выпрямилась:
 – Милорд.
 Сделав два больших шага, он оттолкнул ее от брата и ударил Джеймса кулаком по лицу.
 – Годрик. – Мейриона схватила его за руку. – Это вовсе не то, что ты думаешь.
 Джеймс схватился за нос; кровь, стекая с пальцев, капала на его рубашку.
 – Благодарю, братец, – насмешливо сказал он. Годрик снова замахнулся.
 – Прекрати! – Бросившись между мужчинами, Мейриона пыталась оттолкнуть Годрика. – Не будь идиотом!
 Он сгреб ее одной рукой, перебросил через плечо и обернулся к брату:
 – Скоро я с тобой разберусь.
 – Отпусти меня, животное! – закричала Мейриона, но Годрик, не слушая ее, большими шагами вышел из комнаты.
 – Какого черта ты вытворяешь? – заорал он, усаживая ее на кровать в спальне. – Разве двоих мужчин тебе недостаточно?
 Мейриона вскочила с жалобно скрипнувшего матраца и ткнула Годрика пальцем в грудь.
 – Ну что за болван! Зачем он мне нужен, когда у меня есть ты?
 – Именно это я и спрашиваю.
 – Твой брат рассказывал мне о своей любви к крестьянской девушке.
 – И поэтому ты решила прижать его к своей груди? Глаза Мейрионы полыхнули огнем.
 – Как ты смеешь!
 Ярость пульсировала по его венам.
 – Все же ответь.
 – Я утешала его.
 – К черту такие утешения! – пророкотал Годрик, не желая чувствовать ревность и боль, которые разбудили его гнев.
 Мейриона подошла к ширме и выдернула нож; брошенный сильной рукой Годрика, он уже несколько дней торчал в деревянной раме.
 – Неужели я могу пожелать другого мужчину после всего, что было между нами?
 Она приблизила нож к своему сердцу. Ярость Годрика сразу поостыла.
 – Ты хоть знаешь, почему твой брат каждый день напивается в стельку?
 Годрик пожал плечами:
 – Потому что он безответственный тип.
 – Нет, нет и нет. – Мейриона сердито посмотрела на него. – Почему бы не найти время и не выслушать его, вместо того чтобы предполагать самое плохое?
 – И что это даст?
 – Он мечтал путешествовать, но когда его любимая женщина умерла во время одного из таких приключений, Джеймс оставил эту затею и, вернувшись домой, стал топить свою печаль в эле.
 Годрик скрестил руки на груди.
 – Так он рассказывал тебе даже об этом?
 – Он рассказал мне об одной женщине.
 – И все остальное?
 – Нетрудно догадаться, что было дальше. – Мейриона положила нож на прикроватный столик и через плечо посмотрела на Годрика. – Скажи, до того, как тебя… Он был таким же, как сейчас?
 – До того как меня продали в рабство?
 – Да, до этого.
 Смутное воспоминание пронеслось в голове Годрика.
 – Нет.
 Мейриона подняла брови.
 – Вот видишь.
 Глубоко вздохнув, он подошел к Мейрионе: – Из-за этого была вся сцена?
 – Да. – Мейриона крепко обняла его. Чувствуя себя неловко, Годрик тоже обнял ее. В комнате Джеймса взгляд Мейрионы был полон жалости, а не страсти. Конечно, он был не прав. Теперь ему придется подумать о том, как исправить свою ошибку.
 Решив, что сейчас самым удачным будет научить Мейриону ездить верхом, Годрик взял ее за руку, и они направились к конюшне.




 Глава 27


 Когда Мейриона несколько дней спустя вновь направлялась к портнихам, она столкнулась с леди Монтгомери, которая шла по коридору с подносом в руках.
 – Помогите! Помогите! – услышали они тоненький голосок, доносившийся откуда-то сверху.
 Обе дамы обернулись. Мясная подливка с подноса леди Монтгомери расплескалась на циновку.
 – Помогите! Сюда!
 Взглянув наверх, они увидели, что на самом верху крутой лестницы стоит заплаканная дочка Годрика, перепуганно цепляясь за сломанные перила.
 Несомненно, никакой непосредственной опасности для двухлетнего ребенка не было, но каждый раз, когда девчушка смотрела вниз, глаза ее округлялись от ужаса.
 – Как ты туда забралась? – удивилась Мейриона.
 – Просто пришла, – прохныкала Амелина жалобно.
 – Ну тогда ты прекрасно можешь спуститься вниз. – Леди Монтгомери поспешно удалилась со своим подносом.
 Вздохнув, Мейриона шагнула к лестнице.
 – Ты не можешь сама спуститься вниз?
 – Нет! Нет! – Амелина заплакала. На ее лице вновь появилось выражение ужаса.
 – Хорошо. Держись. Я иду. – Мейриона начала подниматься по ступенькам.
 Затаив дыхание, Амелина следила за ней.
 – Я сейчас упаду! – вдруг пронзительно закричала она.
 – Нет, милая, не упадешь, – успокоила ее Мейриона. – Держись крепко за перила.
 – А если они сломаются?
 – Я тебя поймаю. Как ты забралась так высоко? Амелина жалобно захныкала:
 – Я не знаю.
 Наконец Мейриона, задыхаясь, добралась до самого верха.
 – Боже, как высоко!
 Амелина бросилась к ней и уткнулась лицом в ее плечо. Эхо детских рыданий гулко заплясало по каменным стенам, но сейчас это были слезы облегчения.
 Мейриона погладила ее по спине, надеясь, что дочь Годрика больше не потребует, чтобы папа удалил ее из замка.
 – Как давно ты здесь?
 – Много, много дней.
 Мейриона улыбнулась. Без сомнения, короткий, но страшный эпизод показался маленькой девочке вечностью.
 – Папа не разрешает мне забираться сюда, – прошептала Амелина. – Ты ему не скажешь?
 Радуясь, что Амелина больше не кричит о своей нелюбви к ней, Мейриона шутливо щелкнула девчушку по носу. Возможно, этот случай поможет им подружиться.
 – Вот что я тебе скажу. Если ты пообещаешь мне никогда не забираться сюда, мы сохраним это в секрете.
 Девочка серьезно кивнула, но из ее глаз продолжали литься крупные слезы.
 – Я думала, что никто никогда сюда не придет.
 – А как насчет того, чтобы пойти и поискать сладости на кухне? – спросила Мейриона, поправляя непокорные волосы Амелины.
 Девочка шмыгнула носом.
 – Может быть, немного пирога? – спросила она с надеждой.
 Мейриона улыбнулась:
 – Да, возможно. Но ты должна пообещать мне, что не будешь им бросаться.
 – Обещаю, обещаю. – Амелина так крепко обняла свою спасительницу, что та охнула.
 Взяв ребенка на руки, Мейриона начала спускаться вниз, сделав, как ей показалось, не меньше тысячи шагов. Внизу она поставила Амелину на ноги и устало потерла спину.
 – Ничего себе, лестница. Амелина оглянулась.
 – Я правда была там, наверху? – спросила она дрожащим голосом.
 Взяв девочку за руку, Мейриона повела ее по коридору.
 – Да, милая. А теперь давай отыщем кухню.
 Когда Мейриона и Амелина вошли на кухню, там царила беспорядочная суета. Пухленькая служанка суетливо подбежала к ним.
 – Амелина, где ты была, девочка? Я тебя обыскалась.
 – Ах, Элеонора! – Амелина обняла служанку. – Папа мне не разрешает забираться на лестницу, а я забралась.
 – Как тебе не стыдно! – пожурила ее Элеонора, Малышка с заговорщическим видом посмотрела на Мейриону.
 – Она обещала ничего ему не рассказывать. Элеонора прижала ребенка к себе:
 – Ах ты, маленький бесенок! Никакого сладу с тобой! Амелина хихикнула:
 – И вовсе я не бесенок.
 – Ну ладно, пойдем. – Вздохнув, Элеонора повела ребенка за собой. – И вы идемте с нами, – позвала она Мейриону.
 Мейриона проскользнула между двумя служанками, которые несли кувшины с медовым напитком. Никогда за всю свою жизнь она не видела такого беспорядка на кухне.
 – Кто за все это отвечает? – спросила она, когда они добрались до тихого уголка.
 – Этим занимается хозяин. – Элеонора уселась за маленький столик и небрежно смахнула с него крошки.
 – Годрик? – воскликнула Мейриона. – Что он понимает в делах кухни?
 Элеонора хмыкнула, и ее чепец закачался.
 – Вы бы посмотрели, что творилось до его приезда. – Она подняла левую руку, на которой отсутствовал средний палец. – Здесь был такой ужасный беспорядок, что чертов мясник даже случайно отрезал мне палец.
 Мейриона села рядом с Элеонорой.
 – Прости, дорогая, я не хотела никого обидеть. Но все же, согласись, Годрик воин, а не кухарка.
 – Элеонора, – захныкала Амелина, подпрыгивая на одной ноге, – Мейриона обещала мне пирог.
 – Вон там, на нижней полке.
 Амелина тут же понеслась туда, куда указала Элеонора.
 – Очень непоседливый ребенок.
 – Действительно. – Элеонора оглянулась вокруг и, убедившись, что их никто не слышит, тихо пояснила: – Леди Монтгомери постоянно создает путаницу и беспорядок. Единственный, к кому мы можем обратиться за указаниями, это хозяин.
 – Вот оно что. – Мейриона покачала головой. Неудивительно, что еда здесь столь отвратительна.
 – Пока до нас никому не было дела, госпожа, – Элеонора внимательно посмотрела на собеседницу, – но вы не похожи на того, кто будет валяться в постели целый день. – Она не закончила свою фразу словами «как леди Монтгомери», но Мейриона тем не менее поняла, кто имеется в виду.
 – Пирожков больше не осталось, – жалобно захныкала Амелина, возвращаясь к ним с глазами, полными слез.
 Элеонора усадила малышку на колени и приказала служанке принести девочке хлеба с медом. Амелина фыркнула, но успокоилась.
 Вскоре молодая особа с большими карими глазами и нежными щечками принесла большое блюдо.
 – Амелина, хочешь пойти со мной за цветами? – спросила она.
 Амелина спрыгнула с коленей Элеоноры.
 – Ура!
 Девушка пощекотала Амелину по животику, и та захихикала, после чего они вышли из кухни, взявшись за руки.
 Оглядевшись вокруг, Мейриона обратила внимание на полки, беспорядочно заваленные горшками для готовки, разномастными деревянными ложками и глиняными кувшинами. Странно, что кому-то здесь вообще удавалось что-либо найти.
 Элеонора словно прочитала ее мысли.
 – Здесь для вас найдется дело, госпожа. Я не могу следить за этим маленьким бесенком и присматривать за кухней, а хозяин слишком занят, чтобы всем этим заниматься. – Уперев кулак в одно из своих широких бедер, женщина встала. – Сейчас я вам все тут покажу.
 Громкий грохот донесся из главного отделения кухни, затем раздался гневный вопль.
 – Убери своих чертовых кроликов с моего стола, – кричала полная кухарка, месившая тесто.
 – Ну и куда мне все это класть? – заорал в ответ слуга, принесший связку только что забитых кроликов.
 – Теперь видите, о чем я? – Элеонора с трудом пробиралась через переполненную кухню. – Здесь нет никакого порядка.
 Несомненно, они нуждались в ее помощи. Приняв решение, Мейриона поднялась.
 – Покажите мне ваше хозяйство, – приказала она. Элеонора показала рукой на закрытую дверь:
 – Тут хранятся пряности. Сейчас я пошлю кого-нибудь за ключом. – Она тут же отдала приказание костлявой женщине в выцветшем, засаленном переднике.
 Мейриона осматривала шумную кухню, обдумывая грядущие улучшения, когда женщина вернулась, ведя за собой Байрона со связкой ключей.
 – А Байрон тут зачем? Элеонора пожала плечами:
 – Кто-то же должен отнести ключи хозяину. Мейриона нахмурилась. Если Годрик держит при себе ключи от кладовой со специями, неудивительно, что вся еда здесь такая пресная.
 – Почему он не отдаст ключи кладовщику?
 – Хозяин не может ни на кого положиться – он боится, что ключи отдадут леди Монтгомери. Ее все слуги боятся, – заговорщически зашептала Элеонора. – Она распродала все наши запасы, и пока не приехал Годрик и не стал заботиться о нас, мы все голодали.
 – Какой ужас! – воскликнула Мейриона, шокированная такими подробностями.
 Наконец Байрону удалось вставить ключ в замок и повернуть его. Щелкнув, гигантский замок открылся, и дверь отворилась.
 Тяжелая смесь запахов хлынула из кладовой, и Мейрионе стало трудно дышать. Мешки, набитые специями, громоздились на полу и на полках, запахи корицы, кардамона, гвоздики, мускатного ореха и другие не менее пряные ароматы окутали их.
 – Пречистая Дева, это целое состояние!
 – Хозяин торгует пряностями, миледи, – поспешно объяснила Элеонора.
 – Боже, сколько тут всего! – Мейриона никогда в своей жизни не видела такого количества пряностей. Она знала, что Годрик богат, но это выходило за рамки того, что она могла вообразить. – Но почему же стряпухи не используют все это для готовки? С такими огромными запасами еда могла бы и не быть столь пресной.
 Элеонора пожала плечами.
 – Слишком хлопотно ради специй носиться туда-сюда, миледи.
 – Гм… – Мейриона неожиданно напряглась. Если Годрик не чурается торговли, возможно, его заинтересует сукно, которое изготавливает Энни. Она определенно найдет способ расспросить его о торговле сукном… после того, как наведет порядок на кухне.
 – Я забираю ключи, и сегодня вечером у нас будет приличная еда.
 Байрон поскреб косматую бороду.
 – Не знаю, хорошая ли это идея.
 – Отличная. – Мейриона решительно взяла командование на себя. – Ты останешься здесь и поможешь. Годрик, возможно, великолепно владеет мечом, но управляющий из него никакой. Элеонора, проведи меня к кухарке.
 Элеонора просияла.
 – Сюда, миледи. Впрочем, не думаю, что она будет очень рада.
 – Посмотрим.
 Направляясь назад, Мейриона почувствовала прилив возбуждения. Теперь у нее есть цель и ей не придется слоняться по замку в ожидании, когда Годрик закончит свои дела и предложит ей прогулку верхом.
 Элеонора подвела ее к женщине в грязном переднике, сидевшей на стуле и прихлебывающей из кружки молоко.
 – Ты кухарка? – Мейриона не стала дожидаться ответа. – Как я поняла, ты печешь замечательные пироги с ежевикой, которые станут только вкуснее, если их подавать горячими.
 Кухарка повернулась и подозрительно посмотрела на Мейриону.
 – Мои пироги лучшие в графстве, госпожа.
 – Вот и замечательно. Я рассчитываю, что завтрак будет готов не позднее чем час спустя после восхода солнца, и сегодня вечером, скажем после ужина, я хотела бы попробовать твой пирог.
 На свиноподобном лице кухарки появилось выражение изумления, она тупо переводила взгляд с Мейрионы на Элеонору и обратно.
 – Это невозможно.
 – И почему же?
 Кухарка сердито посмотрела на Мейриону:
 – Я сегодня не собиралась печь пироги.
 – А я слышала, что они очень вкусные.
 Кухарка нахмурилась, но Мейриона заметила, что складки вокруг ее рта смягчились.
 – Правда?
 – Да. И еще я слышала, что никакая другая стряпуха в мире не может печь такие пироги.
 Губы кухарки расплылись в подобии улыбки, глаза засветились.
 – Верно. Это фамильный рецепт, миледи.
 – Великолепно. – Мейриона распрямилась, ее голос зазвучал по-хозяйски. – Сегодня вечером я попробую твой пирог.
 Кухарка снова нахмурилась:
 – Я пеку пироги каждый второй вторник месяца. Сегодня не день пирогов.
 Видя, что дело не движется, Мейриона решила изменить тактику.
 – Господин поручил мне заняться кухней. Ты будешь печь пироги или пойдешь и сама сообщишь ему о своем отказе.
 Кухарка поджала губы.
 – Или пироги для хозяина будут готовы сразу после восхода, или ты окажешься за воротами.
 Поднявшись, кухарка всплеснула руками.
 – Мои пироги всем нравятся, – пробормотала она. – Любой согласится нанять меня, лишь бы я их пекла. – Покачивая бедрами, она направилась к огромной открытой печи.
 – Какой пирог приготовить хозяину? – проворчала она через плечо.
 Через некоторое время, когда Мейриона, Байрон и Элеонора уже входили в большой зал, Байрон, ухмыльнувшись, обернулся к Мейрионе:
 – Пожалуй, миледи, я бы взял вас в свою команду. – Он подвигал бровями. – Тогда мы бы точно были обеспечены пирогами на весь остаток жизни.
 Мейриона улыбнулась, и тут Байрон протянул ей ключи:
 – Надеюсь, хозяин не станет возражать, если они останутся у вас.
 Стуча каблуками своих огромных сапог, Годрик направился к комнате брата.
 Переступив порог, он увидел, что в огромном камине по-прежнему горит сильный огонь.
 – Здесь жарко, как в Сахаре, Джеймс.
 Фигура, расплывшаяся в высоком кресле, не шевельнулась.
 – Опять напился… – Испытывая отвращение, Годрик повернулся, собираясь уйти.
 – Постой, – неожиданно окликнул его Джеймс.
 Годрик через плечо посмотрел на брата, который, пошатываясь, стоял, держась за спинку кресла: волосы взъерошены, глаза покраснели. Махнув рукой, он словно подтвердил свое приглашение войти. Глаза Джеймса, несмотря на красноту, не были замутнены алкоголем – возможно, разговор с Мейрионой подействовал и гложущая его боль несколько утихла.
 – Слушаю тебя, брат. – Годрик подошел к камину и сел. Некоторое время братья смущенно смотрели друг на друга.
 – Ты был хорошим бойцом, – начал Годрик, не уверенный в том, что именно это нужно говорить в подобной ситуации; все же он хотел загладить свою вину за незаслуженно разбитый нос Джеймса. – Правда, отец этого уже не увидел.
 Положив ногу на ногу, Джеймс кивнул:
 – Верно. Но до тебя мне всегда было далеко.
 – А помнишь, как однажды мы боролись и ты попал мне прямо в висок?
 Джеймс улыбнулся, мысленно возвращаясь к прошлому.
 – Ты почти час лежал без сознания.
 – А ведь ты тогда был в два раза меньше меня, верно? Оба рассмеялись.
 Повернувшись к ярко пылающему камину, Годрик заметил, что рядом с ним не стоят, как обычно, большие бутыли с благоухающим медовым напитком. Потом он перевел взгляд на бумаги, разбросанные по полу.
 – Что это ты изучаешь? Джеймс взглянул на огонь.
 – Меня интересуют астрономия и устройство кораблей.
 Годрик наклонился и внимательно посмотрел на бумаги, пытаясь разобрать небрежно сделанные записи.
 – И долго ты этим занимаешься?
 – Тебе когда-нибудь приходило в голову, что церковь может ошибаться? – неожиданно спросил Джеймс, меняя тему разговора.
 Годрик пожал плечами.
 – Бывало и такое. Но какое отношение это имеет к астрономии и к кораблям?
 – Как ты думаешь, может земля быть круглой? – Обычно мутные глаза Джеймса широко раскрылись.
 Годрик молчал. Идея о том, что земля круглая, разумеется, являлась полным безумием, но впервые с момента его прибытия в замок Джеймс забыл про эль, и ему не хотелось лишать брата нового интереса в жизни.
 – Что ж, возможно…
 Подняв кипу бумаг, Джеймс наклонился к брату.
 – Во время одного из моих путешествий я познакомился с одним человеком, и мы с ним до сих пор переписываемся, обсуждая эту теорию. Посмотри-ка. – Джеймс указал на звездную карту. – Кристофер убежден, что корабль не упадет с поверхности земли, если поплывет на запад…
 В течение двух следующих часов Годрик все больше убеждался, что теория брата не столь уж и абсурдна, хотя она все еще казалась слишком невероятной, чтобы быть правдой.
 После продолжительного беспорядочного обсуждения Джеймс вновь уселся в кресло.
 – Ну, что скажешь, брат?
 – Все может быть, – осторожно ответил Годрик. Потом братья долго сидели, глядя в огонь, который за время их беседы стал гораздо слабее.
 – Твоя новая леди – настоящая женщина, – сказал Джеймс, снова без каких-либо предисловий меняя тему разговора.
 Годрик стиснул зубы.
 – Даже и не думай, что она станет одним из твоих трофеев.
 Джеймс потер покалеченный нос.
 – Это совсем не то, о чем ты подумал. Годрик заставил себя кивнуть:
 – Я знаю. Она объяснила. Джеймс встал.
 – Я задолжал тебе хорошую взбучку, брат. Пойдем посмотрим, смогу ли я вновь уложить тебя.
 Годрик сначала нахмурился, затем усмехнулся и хлопнул брата по плечу:
 – Черта с два, коротышка.




 Глава 28


 Мейриона склонилась над столом и внимательно осмотрела то, что слуги сделали за короткий промежуток времени. Она едва могла дождаться момента, когда Годрик отведает приготовленное угощение. Оценит ли он ее усилия?
 Пол был выстлан свежим тростником, смешанным с мятой, в канделябрах на стенах горели свечи. Из подвалов принесли хорошее французское вино, и слуги спешили поставить на стол горячие тушеные овощи.
 Мимо прошла служанка с большим блюдом, на котором лежало мясо молодого барашка, приправленное специями, и Мейриона ухватила кусочек.
 – Превосходно, – сказала она и одобрительно кивнула.
 Девушка улыбнулась и поспешила поставить блюдо на стол.
 В большом зале царило оживление – казалось, впервые за долгое время слуги гордились своей работой и испытывали радостное возбуждение.
 Когда Годрик и Джеймс легким шагом вошли в зал, смеясь, словно старые друзья, глаза Мейрионы расширились. Годрик потрогал «меченую» руку Джеймса.
 – Неплохо, коротышка, особенно если учесть, что в течение нескольких лет ты ежедневно упивался в стельку.
 Хмыкнув, Джеймс схватил кружку с водой.
 – Еще три недели, и я смогу уложить тебя, братец!
 Почувствовав на себе взгляд Годрика, Мейриона дотронулась до изумрудного гребня, потом разгладила на бедрах шелковое платье.
 – Боже мой, женщина! Байрон сказал мне, что ты взялась помогать на кухне, но, похоже, у нас сегодня прием в честь короля!
 Мейриона почувствовала, как улыбка сползает с ее лица.
 – Хорошенькое приветствие…
 Подойдя к ней, Годрик взял ее руку, наклонился и поцеловал.
 – Простите, миледи, я так поражен, что даже забыл о манерах.
 Когда он выпрямился, Мейриона увидела, что в его глазах светится благодарность и даже нечто большее – возможно, надежда.
 Улыбнувшись, Годрик повел ее к столу, и тут в зал вошла леди Монтгомери, она молча взяла поднос с едой и вышла.
 Мейриона увидела, что Джеймс замер в нерешительности, и незаметно толкнула Годрика, после чего он кивком указал на центральное кресло:
 – Смелее, брат. Я никогда не стремился занять твое место, а лишь заботился о процветании замка.
 Когда Джеймс сел, Мейриона могла бы поклясться, что его глаза увлажнились.
 – Спасибо тебе, – прошептал он, дотронувшись до ее руки.
 – Это твоя заслуга, не моя.
 – Все равно спасибо.
 Мейриона улыбнулась и села рядом с Годриком.
 Жареная свинина, оленина и ягненок превзошли все ее ожидания. Время от времен и Годрик поглядывал на нее, словно хотел убедиться, что сидящая рядом с ним женщина не призрак, который может исчезнуть, как утренний туман. Музыканты и жонглеры развлекали их во время перемены блюд.
 Словно ставя точку в великолепном застолье, Байрон громко рыгнул и довольно похлопал себя по животу.
 – Лучшая еда с того времени, как мы уехали из Франции, – громко заявил он.
 Мужчины один за другим стали подходить к их столу, чтобы поблагодарить за великолепное угощение, и Мейриона почувствовала, как к ее глазам подступают слезы радости.
 Две недели спустя Годрик с гордостью смотрел, как Мейриона с развевающимися рыжими волосами скачет по двору верхом на Голубой Молнии. Он не ошибся, предположив, что стоит лишь мягко направить ее и проявить чуточку терпения и она вновь сможет сидеть в седле.
 Эти последние недели стали для него подлинным блаженством. Мейриона полностью изменила атмосферу в замке. Большой зал являлся теперь местом праздничного отдыха. Еда значительно улучшилась, а обстановка стала похожа на домашнюю.
 Джеймс теперь усиленно готовился к своему великому, хотя и сомнительному путешествию: он хотел встретиться со своим другом Кристофером и испытать его паруса, а поведение Амелины изменилось настолько, что она казалась совершенно другим ребенком.
 По ночам Годрик вплетал пальцы в волосы Мейрионы и крепко прижимал ее к себе. Он целовал ее, дразнил, щекотал, он гладил ее кожу, пока страсть не охватывала их. Но до сих пор он так и не овладел ею.
 Сегодня ночью он не остановится.
 Натянув поводья и остановив лошадь, Мейриона спешилась.
 – Милорд.
 – Сегодня ваши успехи превзошли все, что выделали с тех пор, как мы начали наши ежедневные походы на конюшню.
 Мейриона улыбнулась, глаза ее сияли.
 – С трудом могу в это поверить! Я снова езжу верхом! – Встав на цыпочки, она поцеловала Годрика в щеку, и он почувствовал, как кровь прилила к его паху.
 То, что Мейриона больше не скрывала своей любви, нравилось ему, но он боялся, что ее чувство может исчезнуть. Король требовал, чтобы он арестовал лорда Уайтстоуна, и времени для выполнения приказа оставалось все меньше, а он до сих пор ничего не предпринял. Его солдаты упорно тренировались, готовясь к предстоящей осаде, и Годрик решил, что выступит завтра. Но прежде чем отправиться на встречу с отцом Мейрионы, он должен вступить с ней в брачные отношения.
 Он взял поводья, и они не спеша пошли по двору, давая лошади остыть.
 – Я никогда не сомневался, что ты вновь сможешь ездить верхом.
 – Да, но все благодаря тому, что тебе удалось заставить меня сесть на лошадь. – Мейриона взяла Годрика под руку.
 Его охватило собственническое чувство. Мейриона принадлежит ему, и он никогда не отпустит ее.
 – Среди знатных дам появилась новая мода ездить верхом, свесив ноги на одну сторону, но это глупо: таким образом очень трудно удержать равновесие.
 Лицо Мейрионы светилось удовольствием. Притянув Годрика к себе, она поцеловала его, и он подумал, что, если его будут так приветствовать после каждого катания, он готов купить ей дюжину скаковых лошадей.
 Похлопав Голубую Молнию по холке, Мейриона повернулась к Годрику:
 – В детстве я любила ездить верхом. Из нас с Голубой Молнией получилась неплохая пара, не так ли?
 Годрик кивнул и бросил поводья конюху.
 – Выгуляй ее, потом хорошенько почисти. И передай Байрону, что мы с госпожой пошли прогуляться к крепостной стене.
 Мейриона удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Молча, держась за руки, они пошли по направлению к центральной части замка. Утренний дождик прекратился, и выглянуло солнце, но день оставался прохладным – пахло надвигающейся зимой.
 – Есть какие-нибудь известия от моего отца? – внезапно спросила Мейриона, когда они подошли к ступеням, ведущим на стену замка.
 – Нет. – Годрик опустил голову. – Я четыре раза обращался к нему с предложением о встрече, но не получил ответа. – Он сделал глубокий вдох, готовясь сказать главное. – Я не могу больше игнорировать требование короля и должен выполнить его приказ – захватить Уайтстоун и предать его лорда королевскому суду.
 Мейриона высвободила руку и быстро преодолела оставшиеся ступени.
 – Мой отец никогда не отдаст Уайтстоун по собственной воле.
 – У него нет выбора. Но вначале я еще раз попытаюсь поговорить с ним.
 Годрику хотелось схватить Мейриону и вернуть то чувство, которое исчезло, но он знал, что достаточно скоро ему придется овладеть ею, пусть даже силой. Он действительно больше не мог ждать.
 – Мейриона… – Он замолчал, не зная, как сказать ей. – Завтра я отправлюсь в Уайтстоун.
 Она перевела взгляд во двор, где мужчины грузили на повозки оружие и многочисленные припасы.
 – Ты собираешься вести переговоры с помощью орудий войны?
 – Войны не будет, если твой отец проявит благоразумие.
 Мейриона упала духом. Не имело никакого значения, что Годрик – человек чести: ее отец никогда добровольно не отдаст Уайтстоун йоркистскому бастарду.
 – Это невозможно, милорд. Если вы не хотите позволить мне поговорить с отцом, давайте уедем куда-нибудь, где мы сможем начать новую жизнь.
 Не отвечая, Годрик повел ее вперед. Вдоль стены солдаты укладывали вещи, готовясь к походу.
 Они поднялись по короткой лесенке и оказавшись в небольшом углублении, где горбатая женщина подметала пол соломенной щеткой.
 – Добрый день, господин, – приветливо поздоровалась она.
 Проходя мимо, Годрик потрепал женщину по плечу, а когда они прошли еще одну площадку, вдруг схватил Мейриону за локоть и, повернув, плотно прижал к себе.
 – Ты видела ее?
 Мейриона удивленно взглянула на суровые каменные стены и мощенный плиткой пол.
 – Ты говоришь о той старой женщине?
 – Да. Ее муж умер, она почти ослепла, ее красота исчезла. Думаешь, нельзя было найти женщину помоложе и попроворнее, чтобы мести полы?
 Мейриона кивнула, хотя вовсе не была уверена в том, что правильно понимает его.
 – Она стара телом, но душа ее жаждет работы. Очень много подобных людей обитает здесь. Если бы я мог, я бы с радостью увез тебя во Францию, купил там небольшой замок и прожил бы всю жизнь тихо и спокойно. – Годрик нагнул голову, проходя через сводчатый проход. – Однако это невозможно, Мейриона, и ты, надеюсь, понимаешь почему.
 Мейриона зябко повела плечами. Странно, что она не подумала об этом раньше. В каждом замке есть некоторое число таких обитателей, но здесь их было слишком много.
 – Ты содержишь их, – внезапно сказала она, не в состоянии скрыть изумления. – Уайтстоун нужен тебе не только для возмездия. Тебе нужна земля, чтобы содержать этих несчастных.
 Мейриона со все возрастающим уважением смотрела на мужчину, идущего рядом с ней. Старые, побелевшие шрамы пересекали его лицо. Что он там говорил? Боль таится внутри? Сколько же ему пришлось пережить из-за его внешности! Много лет назад его лицо было таким красивым, таким приятным. Возможно, у него еще более мягкое сердце, чем у нее. Неужели Годрик переживает каждый раз, когда на его шрамы кто-то смотрит с отвращением?
 – Я даю им кров, но это еще не все. Эти люди не стали попрошайками, отверженными, а продолжают приносить пользу.
 – Ты даешь им надежду.
 Не отвечая, он направился к большому залу, и тут к ним бросился Эрик.
 – Господин, одна повозка опрокинулась… Что нам делать?
 Тяжело вздохнув, Годрик поцеловал Мейриону в щеку. – Я скоро вернусь. Они с Эриком направились во двор замка.
 Когда Мейриона в одиночестве прошла в большой зал, ее сердце переполняла смесь желания и страха. Было уже поздно, и солдаты торопились закончить последние приготовления! Увы, ее отец никогда не прислушается к доводам Годрика и не согласится отдать свои земли. У обитателей Уайтстоуна будет единственный шанс выжить, если она доберется туда раньше Годрика и заранее переговорит с отцом.
 Погруженная в свои мысли, Мейриона чуть не наткнулась на леди Монтгомери.
 – Я хочу извиниться за тот день, – без предисловий начала Сильвия, – и предупредить: для тебя небезопасно оставаться здесь. – Она повернулась и указала во двор замка, где стояли телеги с погруженными на них стенобитными машинами. – Годрик разрушит твой дом. Он правит железной рукой и никому не дает спуску за исключением своего ребенка. Я очень благодарна, что ты заставила его понять, как плохо ведет себя его дочь.
 Мейриона повернулась и удивленно посмотрела на Сильвию.
 – Ваш замок процветает благодаря Годрику.
 Леди Монтгомери улыбнулась ей одной из своих печальных улыбок.
 – Пойдем со мной.
 Мейриона набросила на плечи короткую накидку, и они, пройдя подлинным коридорам замка, поднялись по лестнице. Сверху им было удобнее наблюдать за тем, как солдаты грузят на телеги тяжелые сундуки, предварительно укладывая в них мечи, копья и луки.
 На душе у Мейрионы становилось все тревожнее.
 – Не соверши ошибки, дитя. Годрик разрушит твой дом.
 Мейриона кивнула:
 – Я должна попасть в Уайтстоун прежде, чем туда прибудет его войско; только в этом случае у меня появится возможность предотвратить войну. Я попытаюсь заставить отца понять, насколько безнадежна его ситуация.
 Сильвия настороженно взглянула на нее.
 – Возможно, я сумею тебе помочь.
 – Вы? – Предчувствие беды холодком проползло по спине Мейрионы. Какова причина столь неожиданного щедрого предложения со стороны этой обычно замкнутой женщины? – Каким же образом?
 Наклонившись ближе, Сильвия положила ладонь на руку Мейрионы.
 – За определенную плату я обеспечу тебе проводника и охрану.
 Обеспокоенная таким поворотом событий, Мейриона сглотнула.
 – У меня нет золота, – наконец ответила она.
 – Твой гребень – достаточно дорогая вещь. – Взгляд леди Монтгомери остановился на изумрудном украшении, сверкающем в локонах Мейрионы.
 – Нет. – Мейриона бессознательно провела рукой по волосам. – Этот гребень мне очень дорог.
 Сильвия помолчала некоторое время, потом пожала плечами.
 – Возможно, цена мира еще выше.
 Цена мира? Что, если она все же сумеет поговорить с отцом и все образуется?
 Мейриона решительно вытащила из волос красивую безделушку. Если этот гребень сможет купить мир, то нельзя позволить, чтобы сентиментальные чувства помешали ей осуществить такую сделку.
 – Прошу, помогите мне добраться домой.
 Когда леди Монтгомери брала у нее гребень, Мейриона почувствовала, какие холодные у нее руки.
 – Оставайся здесь. – Сильвия крепко сжала гребень в руке. – Я кое-кого пришлю к тебе. – Повернувшись, она стала не спеша спускаться по лестнице.
 Только когда шаги Сильвии стихли в отдалении, Мейриону пронзило осознание совершенной ошибки.
 – Пресвятая Мария, – выдохнула она, встряхнув головой, чтобы обрести ясность мысли. – Постойте! Подождите!




 Глава 29


 Мейриона бросилась вниз, туда, где коридор раздваивался.
 – Леди Монтгомери!
 Она посмотрела на лестницу, находящуюся справа, потом на лестницу слева, но увидела только камень, незажженные факелы и паутину. Сильвия исчезла.
 У Мейрионы защемило сердце. Она решила направиться по лестнице, ведущей направо, надеясь, что это именно тот путь, которым они пришли сюда. Ее мучила собственная беспомощность. Теперь у нее нет ни лошади, ни денег, ни драгоценностей, которыми можно было бы расплатиться с проводником. О чем она думала, когда поверила леди Монтгомери и отдала ей украшение?
 В раздражении сжав кулаки, Мейриона преисполнилась решимости вернуть свое сокровище обратно.
 В конце лестницы, где коридор снова распадался на три различных направления, Мейриона на мгновение остановилась, затем повернула направо.
 С низкого потолка свисала паутина, словно здесь не убирали годами. Мейриона начала спускаться вниз, рассчитывая в конце концов попасть на первый этаж; стук ее башмаков громко раздавался в пустынном коридоре.
 Повернув за очередной угол, она заметила на пыльном полу чьи-то следы. Возможно, именно здесь обитает отшельник?
 Когда она дошла до конца коридора, путь ей преградили двойные тяжелые двери.
 И тут она почувствовала, что за ней кто-то наблюдает. Пытаясь избавиться от чувства тревоги, Мейриона попробовала открыть двери, но они оказались запертыми. Пресвятые угодники! Мейриона повернулась и направилась вниз по длинному коридору, надеясь, что сумеет найти дорогу к большому залу.
 В поисках лестницы она прошла под низкой аркой, дошла еще до одной двери и вошла в следующий коридор. Но каким путем она пришла сюда? И куда ей теперь идти? Налево или направо? Оба направления казались пугающе незнакомыми. Все же Мейриона решила пойти налево и спустилась еще на один пролет, а затем пошла подлинному пустынному коридору.
 В конце пути две огромные запертые двери снова преградили ей путь, и вновь ее охватила тревога. Неужели за ней в самом деле кто-то наблюдает?
 Она развернулась и направилась обратно к площадке. Но была ли это та же самая площадка? Внимательно посмотрев на паутину, Мейриона попыталась понять, ее ли она видела прежде, но определить это оказалось невозможно.
 Наконец она решила вернуться туда, откуда началось ее блуждание. Поднимаясь по крутым истертым ступенькам, она вдруг услышала шаги и увидела перед собой красную вспышку.
 – Эй! – Она бросилась на шум. – Эй, помогите мне!
 Возможно, старый отшельник сумеет показать ей дорогу.
 Внезапно шаги стихли, вокруг воцарилась мертвая тишина. Мейриона тоже замерла.
 – Миледи? – прозвучал почти рядом приглушенный голос.
 – Да!
 Полноватый лысый мужчина, выйдя из тени, снял шляпу и низко поклонился.
 – Уильям! – Когда Мейриона узнала кузнеца из Уайтстоуна, ее охватило чувство облегчения. – Что ты здесь делаешь?
 Мужчина выпрямился. Своим сложением он напоминал валун, подобный тем, из которых состояли стены замка.
 – Я прибыл несколько дней назад.
 – Ты один?
 – Да. Добрая леди Монтгомери прятала меня здесь и приносила мне еду.
 – Леди Монтгомери? Уильям подмигнул:
 – Она красотка, правда? Был бы я помоложе… Мейриона нахмурилась:
 – Так ты здесь уже несколько дней?
 – Да, миледи. Я прибыл сюда, чтобы спасти вас.
 Только тут Мейриона поняла, что Сильвия просто обманула ее. Для того чтобы отправиться в Уайтстоун, вовсе не нужно было жертвовать гребнем!
 – Миледи, у вас озабоченный вид. Мейриона вздохнула:
 – Мне придется кое с кем посчитаться, но это может подождать до лучших времен.
 Уильям кивнул:
 – Какие бы у вас тут ни были дела, их лучше отложить, ведь ваш отец в опасности.
 – Знаю. Завтра Годрик отправляется в поход, он собирается осадить Уайтстоун.
 – О нет, миледи, дело не в Годрике. Ваш отец опять начал кашлять. Он в постели, почти при смерти – вот почему вам немедленно нужно возвращаться.
 – Боже правый!
 Уильям повернулся и натянул шапку.
 – Можем мы пробраться мимо стражи, миледи?
 – Мы должны попытаться…
 – Мейриона, куда ты подевалась! – раздался в отдалении голос Годрика.
 Мейриона вздрогнула.
 – Встретимся у боковых ворот перед рассветом, – прошептал Уильям.
 – Ради всех святых! Я…
 Не дожидаясь ответа, Уильям, тяжело пыхтя, стал удаляться по коридору.
 – Мейриона! – вновь раздался рев Годрика. Глубоко вздохнув, чтобы хоть как-то унять бешено бьющееся сердце, Мейриона ответила как можно громче:
 – Я здесь, милорд!
 Внезапно появившись из-за угла, Годрик тут же схватил ее за руку:
 – Что ты здесь делаешь, девочка?
 – Я заблудилась. – Мейриона прижалась к нему и поцеловала его в щеку, чувствуя, как от этих объятий ее душа наполняется радостью. – Слава Богу, ты здесь.
 Годрик отстранился от нее:
 – Клянусь, если ты попытаешься сбежать, я прикую тебя к своей кровати. Завтра я отправляюсь в Уайтстоун, чтобы заключить сделку с твоим отцом, а ты будешь ждать здесь, пока я не вернусь.
 Мейриона вздрогнула.
 – Поклянись.
 – Клянусь, милорд, что не попытаюсь бежать во время вашего отсутствия.
 Сердце прыгало у нее в груди – ведь она намеревалась покинуть замок этой же ночью, еще до его отъезда.
 Годрик кивнул, очевидно, удовлетворенный ее покладистостью. Возможно, завтра, когда, проснувшись, он увидит, что ее нет, его отношение к ней переменится, но будет уже поздно.
 Он страстно поцеловал ее, прижав к холодной каменной стене, и Мейриона ответила на его поцелуй со всей страстью, на которую только была способна. Потом она попытается объяснить ему, что именно ее желание быть рядом с ним заставило ее сбежать и встретиться с отцом. Но прежде ей придется заставить отца понять, что Годрик – самый лучший выбор для Уайтстоуна.
 – Мейриона, я не могу больше ждать. – Голос Годрика прозвучал неожиданно хрипло.
 Она обвила рукой его шею:
 – И не надо ждать, милорд. Ведь я хочу тебя так же сильно, как и ты меня.
 В его глазах загорелся огонь надежды.
 – Это правда, Мейриона?
 – Да, милорд, правда.
 Он поднял ее, баюкая в объятиях, и Мейриона, вздохнув, покорилась. Сегодня она будет принадлежать ему, и ничто им не сможет помешать. Крепко держась за него, она позволила отнести себя в спальню.
 Когда Годрик перешагнул через порог, краем глаза, за ширмой, Мейриона увидела свой тайник с опиумом и тут же отвела взгляд. Сегодня вечером она будет смотреть только на Годрика.
 Годрик положил ее на кровать и, сев рядом, высвободил ее волосы и разложил их гигантским веером.
 – Годрик?
 – Да? – Его голос звучал немного хрипло.
 – Можно я прикоснусь к тебе?
 Огонь в ее глазах разгорелся адским пламенем.
 – Да.
 Она потянулась к нему, но он перехватил ее руку в нескольких дюймах от груди. Мейриона подняла брови, непонимающе глядя на него. Все еще держа ее за руку, Годрик поднялся с кровати и встал перед ней – опасный, сильный и нежный.
 – Что ты делаешь?
 Их взгляды встретились. Боже, как она красива! В его глазах светилось изумление.
 – Ты хочешь ко мне прикоснуться?
 – Да.
 Годрик сделал шаг назад и, взявшись за полу рубахи, медленно поднял ее. Его кожа была похожа на бархат, натянутый поверх стали. Копна темных волос, окаймляющая лицо, прорезанное белыми шрамами, усиливала его опасную красоту.
 Присев на край кровати, Годрик снял сапоги, мускулы его торса бугрились от сдерживаемой силы.
 Под кожей лосин отчетливо проступали контуры его большого, безошибочно узнаваемого выступа. С намеренной неторопливостью он потянул за шнурок, лосины сползли, и на нем остался лишь небольшой лоскут ткани.
 Наблюдая за Мейрионой, Годрик почувствовал, как в нем нарастает возбуждение. Уже не раз за эти два года, прошедшие после его возвращения из рабства, он был благодарен своей госпоже-принцессе за те эротические уроки, которые получил, когда находился в ее власти.
 Глаза Мейрионы расширились. Ее пальцы дрожали, и Годрик наслаждался осознанием того, что она хочет дотронуться до него.
 Он решительно повернулся к сундуку, стоявшему у стены, под гобеленом.
 – Куда ты?..
 – Ш-ш. Доверься мне.
 Мейриона откинулась на подушки, в ее глазах зажглось любопытство.
 Подойдя к сундуку, Годрик открыл его и осмотрел содержимое: инструменты любовных утех, которые он приобрел во время своих странствий: кусочки шелка, бархата, мягкий кроличий мех, полоски кожи. Эти вещи усиливали удовольствие, стоило лишь прикоснуться ими к распаленному страстью телу.
 На самом дне сундука находились особые предметы: комплект восточных любовных шариков, керамические бусы на нитке с узелками и два резных изделия из камня, по форме напоминающие фаллос, один из нефрита, другой из алебастра.
 Когда Годрик понял, почему раньше он никогда не использовал эти сокровища и они постоянно хранились в сундуке, его охватило возбуждение. В течение тех лет, пока он планировал отмщение, в уголке его мозга, должно быть, оставалась надежда, что однажды он полюбит по-настоящему: иначе с какой стати он стал бы приобретать все это? Чтобы использовать эти игрушки, необходимо доверие, а с того момента, как он освободился из рабства, ни одна женщина не побывала в его постели дважды. Несомненно, при общении со шлюхами не было нужды использовать такого рода вещи.
 Вынув из сундука несколько предметов, Годрик повернулся к кровати, поймал возбужденный взгляд Мейрионы и направился к ней.
 В его памяти всплыли образы прошлого: вот после купания, натертый ароматическими маслами, с удаленными с груди волосами, он, нагой, идет к принцессе. Надира, вероятно, самая испорченная из женщин, недовольна его гордой походкой. Она взмахивает рукой, и евнухи бьют его древками копий, заставляя пасть на колени и ползти. Внутри у него все горит от стыда, и не потому что приходится терпеть очередное унижение, а потому что его молодое голодное естество не может долго терпеть. Принцесса и ее окружение находили особое удовольствие в его способности сохранять состояние готовности, даже подвергаясь унижениям. Но даже в эти минуты Годрик никогда не забывал о своей гордости.
 Подойдя к кровати, он протянул Мейрионе руку, и она доверчивым жестом протянула свою. Годрик улыбнулся. Мейриона никогда не станет играть с ним, только чтобы доставить удовольствие одной себе.
 Разложив свои инструменты на покрывале, Годрик сел рядом и привлек Мейриону к себе.
 – Я люблю тебя.
 Она поцеловала его в щеку.
 – Правда? – В ее глазах светилось желание.
 – Да.
 Она напряглась, но не отозвалась таким же признанием. Он всегда мог прочитать ее мысли, но на этот раз ее взгляд оставался непроницаемым.
 Быстрым движением Годрик стянул с нее одежду и бросил на пол.
 – Ты восхитительна!
 Мейриона закусила нижнюю губу и застенчиво улыбнулась:
 – Ты тоже.
 Проводя кончиком пальца по ее руке, он наблюдал, как на лице Мейрионы отражается новая волна разгорающегося желания.
 Ее взгляд метнулся на предметы, поверх которых лежало длинное павлинье перо.
 – Что это?
 – Я исследую каждую точку на твоем теле и узнаю точно, где именно прикосновения доставляют тебе наибольшее удовольствие.
 Она смотрела на него таким взглядом, что он возблагодарил Бога за полученные прежде знания.
 Взяв ее руку, он положил ее на шнурки своей опояски.
 – Ты когда-нибудь видела мужской член?
 Очаровательный румянец окрасил ее щеки.
 – Нет.
 – Раздень меня, Мейриона. Прикасайся ко мне так часто и так долго, как тебе этого хочется, чтобы мы могли лучше узнать друг друга.
 Ее дыхание участилось. Душу Годрика распирало от гордости, когда он увидел ее пылкий взгляд. Он никогда не устанет от этого взгляда. Ее пальцы рванулись к его паху и торопливо дернули завязки. Фаллос напрягся, пульсируя при каждом ударе сердца.
 Дрожащими пальцами она сдвинула ткань, его член выскочил наружу, и он втянул воздух через стиснутые зубы.
 – Я сделала тебе больно?
 – Нет.
 Намотав ее волосы на кулак, Годрик притянул Мейриону ближе. B ее глазах горела страсть, когда он приблизил ее губы к своим. Его язык исследовал ее рот, пробуя на вкус сладкую нежную покорность.
 Глубоко вздохнув, Годрик прервал поцелуй и попытался расслабиться. Чтобы удержаться и не наброситься на нее тут же, он откинулся на подушки и, переплетя пальцы, сцепил руки за головой. Умение владеть собой было одним из многих приобретенных им навыков.
 Взглянув на возбужденное естество Годрика, Мейриона испуганно подняла глаза.
 – У нас ничего не выйдет. Он слишком большой.
 Годрик сдерживался из последних сил.
 – Милорд… – Она покачала головой. – Я думаю, мы совершаем ошибку.
 Он схватил ее за плечо и уложил на кровать.
 – Не бойся, любовь моя, все будет хорошо.
 Мейриона нахмурила брови.
 – Но он очень большой.
 – Я знаю способ, как сделать первый раз безболезненным.
 Взгляд Мейрионы вдруг потух, словно какая-то мысль неожиданно пришла ей в голову.
 – А крови будет много?
 Годрик погладил ее по щеке.
 – Нет. Поверь, это совсем не будет похоже на изнасилование твоей матери.
 Мейриона посмотрела на него с таким доверием, что он почувствовал странное смирение.
 – Я верю тебе.
 Подушечкой пальца Годрик провел линию от ее плеча до бедра, при этом пристально наблюдая за ней.
 – Какие ощущения тебе приятны?
 Он провел еще одну линию, на этот раз ногтем. На ее теле появилась гусиная кожа, и Мейриона тяжело задышала. Потом ее веки затрепетали, и она открыла глаза.
 – Ты смеешься надо мной?
 Годрик провел раскрытой ладонью по ее животу и нежно поцеловал влажную кожу.
 – Ни в коем случае. Ты восхищаешь меня. Мужчина и женщина должны получать удовольствие друг от друга.
 – О! – Она посмотрела на красную отметку, которую оставил ноготь, потом легла на спину и закрыла глаза, полностью доверившись Годрику.
 Боже, если она так реагирует на простые вещи, какова же будет ее реакция на более экзотические способы наслаждения? Что будет, когда он завяжет ей глаза и ее кожа станет еще чувствительнее?
 Взяв павлинье перо, Годрик провел им по телу Мейрионы, затем повторил все с кусочком гладкого шелка, а затем с грубой кожей.
 – О-о, – слабо вскрикнула Мейриона.
 – Ну так что же приятнее? – Он провел по ее груди сначала теплой пушистой кроличьей шкуркой, а затем плоским металлическим предметом.
 – Да. – Мейриона говорила с ним, словно в полузабытьи.
 – Да?
 – И то и другое приятно.
 Не желая разрушить возникшую атмосферу, Годрик прикусил губу. Слава Богу, он не стал торопиться и не попытался овладеть ею раньше! Если бы он взял Мейриону еще на постоялом дворе, они бы никогда не достигли уровня доверия, необходимого, чтобы полностью исследовать ощущения их тел.
 Отложив эротические игрушки, Годрик дотронулся до груди Мейрионы. Ему нравилось, как ее тело подается навстречу ласкающей руке, как набухают соски. Проводя неторопливые круги вокруг розовых бутонов на вершинах ее грудей, он наблюдал, как пульсирует на шее тонкая голубая жилка.
 Он сжал ее сосок, сначала мягко, потом сильнее, и Мейриона резко выдохнула.
 – Пресвятая Богородица! Он улыбнулся:
 – Что ты почувствовала?
 Облизнув губы, Мейриона посмотрела на него, ее глаза блестели от переполнявшего ее тело желания.
 – Молния. Удар волшебной молнии пронзил меня от груди до… – Ее щеки заалели, и она замолчала.
 Годрик провел рукой по ее животу до соединения между бедрами.
 – Раздвинь ноги, детка.
 Прикрыв глаза трепещущими ресницами, Мейриона со вздохом повиновалась.
 Годрик медленно провел пальцем по ее лону, потом поднес палец к своим губам, словно наслаждаясь вкусом женщины.
 – Согни колени, любовь моя. Раскройся, я хочу видеть тебя всю.
 Мейриона тотчас сдвинула ноги и села, на ее пылающем лице ангела притягательная смесь страсти и смущения.
 – Нет. Это стыдно.
 Годрик поцеловал ее в щеку, затем в шею. Она пахла теплым летним дождиком.
 – Не надо бояться интимных желаний, – прошептал он. – Ты здесь в безопасности, и я хочу смотреть на тебя.
 Мейриона удивленно взглянула на него, потом, смирившись, медленно легла на матрац и раздвинула ноги.
 Скользя ладонью по внутренней стороне бедер, Годрик еще шире развел ее ноги и стал неторопливо гладить набухшую от желания плоть, пропуская завитки темно-рыжих волос между пальцами. Мягко разведя их, он раскрыл ее лоно. Увлажненные складки блестели от женской влаги и напоминали ему нежные лепестки розы.
 – Ты прекрасна, любимая. Она потянулась к нему:
 – Годрик… мне так жарко.
 Ее движение сорвало тонкую пленку его самообладания. Поднявшись, Годрик впился в ее губы, чувствуя, что ее влажное лоно готово принять его. Изо всех сил сжав подушку, он отчаянно пытался сдержаться, чтобы неосторожным движением не причинить ей боль и не разрушить возникшее между ними доверие.
 – Ты дрожишь, – прошептала она.
 – Да… Я хочу…
 – Пожалуйста, милорд, я не могу больше ждать. Потом ты покажешь мне свою коллекцию. Я хочу принадлежать тебе прямо сейчас.
 Годрик рывком вошел в нее, и Мейриона вскрикнула отболи.
 – О Боже, – сказал он, замерев. – Прости меня, родная.
 Слезинка выкатилась из-под ее прикрытых век, и он нежным поцелуем высушил ее.
 – Наверное, мне нужно было действовать помедленнее.
 Внезапно бедра Мейрионы медленно начали извиваться под ним, а на ее лице застыло изумление.
 – Я чувствую себя такой… завершенной.
 – Да, я знаю. – Годрик слегка приподнялся, потом вновь вошел в нее, чувствуя, как сильные мышцы охватывают его член.
 – Хочешь, чтобы я перестал?
 Она подняла бедра, раскачивая ими из стороны в сторону.
 – Теперь уже не больно… по крайней мере не очень.
 – Больно бывает только в первый раз. Мейриона пальцем провела по серповидному шраму, и Годрик увидел в ее глазах чувство более глубокое, чем страсть. Он отодвинулся, потом снова вошел в нее.
 – М-м… – Она закрыла глаза.
 Плавно двигая бедрами, Годрик почувствовал, как Мейриона расслабляется под ним, и понял, что ее боль утихла. Его руки шевельнулись, большой палец нежно погладил подрагивающие соски. Долгими, неторопливыми поглаживаниями Годрик вновь разжег пламя ее страсти, наслаждаясь каждым вздохом, каждым стоном.
 Через некоторое время Мейриона тяжело задышала, и ее мышцы охватили его член чередой коротких волн.
 – О, Годрик!
 Он почувствовал удовлетворение и от своего освобождения, и от ее стона и крепко обнял ее.
 Мейриона издала слабый, мяукающий звук, потом обхватила ногами его талию.
 – Возьми меня снова. Я хочу принадлежать тебе. Годрик так сильно схватился и потянул за простыню, что от нее оторвался кусок. Теряя остатки контроля, он глубоко вошел в нее. Боже, как она нежна и женственна. Их тела слились в единое целое. Он хотел ее в течение многих лет, и вот теперь она принадлежит ему.
 Время словно остановилось. Долгими неторопливыми движениями Годрик входил в нее снова и снова, а Мейриона гладила его по спине, изумленная пробудившимися в ней ощущениями.
 Наконец он застонал от собственного завершения и рухнул поверх нее.
 – Мейриона, любимая. – Поднявшись на локтях, он поцеловал ее собственническим поцелуем. – Теперь ты навсегда моя!
 Мейриона улыбнулась, сердце ее неудержимо колотилось.
 – Да, Годрик, навсегда твоя.
 Пресвятые угодники, как она любит его, своего красивого, опасного похитителя! Заключенная в его объятия, Мейриона нежно прильнула к нему, и некоторое время они молчали.
 Через несколько минут Годрик приподнялся и отодвинулся в сторону, отчего в груди Мейрионы возникло чувство потери. Она была готова отдать все, лишь бы принадлежать ему!
 Проведя пальцем по шраму, тянувшемуся по его подбородку, Мейриона решила, что обязательно исправит свои прошлые ошибки. Отец прислушается к доводам рассудка, и так она предотвратит войну.
 – Тебе больно, любимая? У тебя странный взгляд. Мейриона покачала головой:
 – Нет, милорд. – Посмотрев вниз, она увидела, что ее бедра в крови, и схватила Годрика за плечи, желая, чтобы он именно в этом нашел причину ее отчаяния.
 – Я люблю тебя.
 Он улыбнулся ей улыбкой удовлетворенного желания, затем облокотился на подушки.
 Сев, Мейриона опустила ноги на мягкую шкуру, лежащую у кровати. Сейчас она ненавидела себя за то, что ей предстояло сделать.
 Годрик схватил ее за запястье:
 – Ты куда?
 – Я не могу оставаться так. Мне надо помыться. – Она испугалась на мгновение, что он прочтет ее мысли, но Годрик спокойно отпустил ее руку.
 Проскользнув за ширму, Мейриона налила воды в медный таз и тряпицей обмыла бедра. Ее сердце учащенно забилось, когда она достала опиум из своего тайника и налила медовый напиток в два кубка, а потом дрожащими пальцами высыпала снадобье в один из кубков.
 Боже, пусть Годрик поймет все правильно, когда проснется!
 Она медленно вышла из-за ширмы и взглянула на Годрика: красивый и смертельно опасный, он напомнил ей отдыхающего после охоты леопарда.
 Чтобы укрепиться в своей решимости, она изо всей силы сжала кубок, а затем, подойдя к кровати, смущенно улыбнулась:
 – Выпейте, милорд, несомненно, вы потеряли много сил.
 Годрик засмеялся:
 – Говорить так – большая дерзость для женщины, которая только что лишилась девственности…
 Мейриона легонько коснулась его щеки, ее сердце разрывалось при мысли, что вскоре ей придется его покинуть. Легким касанием ее ноготки царапнули серповидный шрам.
 – За наше общее будущее, – сказала она и осушила кубок.
 Годрик последовал ее примеру, выпив вино одним глотком. Казалось, чувство вины уничтожит ее, но теперь уже было поздно сворачивать с выбранного пути. Мейриона настороженно наблюдала за ним, гадая, как скоро подействует опиум, ей казалось, что снадобье вообще не сработало.
 Отставив в сторону кубок, она поцеловала шрам, пересекающий его бровь. Господи, как ей не хотелось покидать его этой ночью!
 – Милорд, боюсь, наутро вы меня возненавидите. Годрик заключил ее в объятия и осыпал поцелуями.
 – Теперь я никогда не смогу тебя возненавидеть. Она повернулась и взяла бутыль, моля Бога, чтобы он не заметил, как дрожат ее пальцы.
 – Хотите еще выпить, милорд?
 Некоторое время Годрик не отвечал и вдруг потянулся к ней, его рука подрагивала. Соблазнительный любовник исчез, его лицо исказило недоверие.
 – Мейриона, Боже, что ты сделала, девочка? Что со мной происходит?
 Она нежно поцеловала его:
 – Я люблю тебя.
 Он попытался схватить ее отяжелевшими руками, но Мейриона легко увернулась.
 – Сейчас я поколочу тебя, графиня, – прорычал Годрик, но теперь его слова звучали медленно и тяжело, затем он упал на кровать и погрузился в глубокий, тяжелый сон.




 Глава 30


 Бум! Бум! Бум!
 Солнечный светлился через окно, отдаваясь в глазах Годрика сильной болью. Его желудок словно рванулся наружу, и он, стиснув зубы, наклонился над ночным горшком.
 – Святой Петр! – Годрик вытер со лба холодный пот. Какого черта кому-то нужно так грохотать?
 Бум! Бум! Бум!
 – Довольно! – проревел он, осознав, что кто-то кулаками колотит в дверь его комнаты, затем встал с кровати, пошатываясь, подошел к двери и распахнул ее.
 За дверью стоял Эрик, он тяжело дышал, в глазах его была паника.
 – Она сбежала, господин! Сбежала!
 От этого крика череп Годрика чуть не раскололся, и он схватил молодого человека за рубаху.
 – Что ты мелешь? Кто сбежал? Эрик сглотнул:
 – Мейриона сбежала с человеком, который выдавал себя за торговца.
 Резкая боль пронзила сердце Годрика, и на мгновение он даже забыл о гудящей голове.
 – Нет! – Он повернулся к кровати. Вся комната была пропитана ни с чем не сравнимым запахом наслаждения. – Этого не может быть!
 Как она могла это сделать? Неужели то, что произошло ночью, было лишь уловкой? Мейриона использовала его, она воспользовалась его страстью, чтобы одурачить и заставить доверять ей. Подлая, низкая тварь! Выходит, жизнь так и не научила его разбираться в людях.
 – Но это правда, господин, – жалобно произнес Эрик, однако Годрик едва ли слышал его.
 Что она сказала? «Я люблю тебя». Как он мог забыть, что женщины не способны любить? Они способны только брать. Любовь – вовсе не то чувство, которое женщины могут понять.
 Холодное оцепенение сдавило его грудь, Годрик понял, что все его глупые мечты о спокойном доме с любящей женой рассыпались в прах. Каким же простаком он был в ее глазах! Как самодовольный сентиментальный идиот, он терпеливо ждал, а она водила его за нос, выжидая подходящего момента, чтобы предать.
 – Господин?
 Голос Эрика прорвался сквозь паутину его мыслей, и Годрик осознал, что до сих пор сжимает в кулаке рубаху молодого человека. Он разжал руку, чувствуя, как оцепенение уходит, уступая место гневу.
 – Не называй меня господином! – Стремительно развернувшись, Годрик схватил оказавшийся под рукой мраморный столик и швырнул его на пол. Кубки разлетелись, а белый мрамор с отвратительным треском раскололся на части.
 Эрик отпрянул и на всякий случай выскочил в коридор.
 – Я пока подготовлю лошадей, сэр.
 Подавляя закипевшую ярость, Годрик постарался взять себя в руки. Даже если он разнесет всю эту проклятую спальню, то ничего не добьется.
 – Ладно, Эрик. Скажи Медведю, что мы выезжаем немедленно. – Он бросил окровавленную простыню сквайру: – Эта тряпка будет нашим штандартом.
 Эрик кивнул и с грохотом помчался по лестнице.
 – Я убью ее, – бормотал Годрик себе под нос. Теперь он хоть как-то мог контролировать жгучую ярость, волнами накатывающую на него. – Нет, лучше я надену на нее ошейник и посажу на цепь у кровати.
 Поскольку Мейриона вернулась в Уайтстоун, ему не оставалось ничего другого, как брать замок штурмом.
 Годрик намеренно неторопливо натягивал кожаные штаны, заставляя себя двигаться медленно и не поддаваться разрушительным страстям, которые кипели в его душе. Когда он взял меч, его охватило желание немедленно пустить оружие в дело.
 Взглянув на кровать, где Мейриона так ловко обхитрила его, Годрик почувствовал, как в его душе поднимается новая волна гнева, и с трудом подавил желание разбить в щепки ложе обмана.
 Перед входом в зал он встретил леди Монтгомери.
 – Она тебя ненавидит, – прошипела Сильвия, – и она сама мне это сказала.
 Годрик резко отмахнулся.
 – Не веришь? Напрасно. Ей от тебя ничего не нужно. – Сильвия бросила в его сторону какой-то предмет, который, отскочив, упал на устланный тростником пол. Это был гребень для волос, подаренный им Мейрионе.
 Боль, пронзившая сердце Годрика, была гораздо глубже любой раны, которая когда-либо терзала его плоть.
 Отшвырнув сапогом ненавистную побрякушку, он вышел во двор.
 Давая ей возможность привыкнуть к новой роли, он нежно покорил ее, но сейчас в нем горело желание применить грубую силу.
 Король потребовал, чтобы Годрик захватил Уайтстоун, и он сделает это, он уничтожит гнездо предателей – ланкастерских мятежников, а самих притащит в Лондон. Он не оставит никакого шанса ни Мейрионе, ни ее отцу, ни ее мужу. Огонь мщения проложит ему путь к самому центру замка Уайтстоун.




 Глава 31


 Холодный дождь хлестал по щекам Мейрионы, когда она неслась на лошади к подъемному мосту Уайтстоуна, но в душе она чувствовала огромное облегчение. Слава небесам, скоро она наконец-то избавится от промокшей одежды и обсудит с отцом будущее замка.
 С башни послышался колокольный звон. Госпожа вернулась! Госпожа вернулась!
 Уильям улыбнулся, сверкнув зубами и стряхнув воду со шляпы, придержал коня.
 – Хвала небесам, миледи, наконец-то мы дома! Хорошо, что вы перестали бояться лошадей, а то у нас бы ничего не вышло.
 Мейриона смахнула набежавшую на ресницы влагу и постаралась отогнать вдруг возникшее чувство вины. Сбежать оказалось для нее совсем не сложно, но то, что ей удалось завоевать доверие Годрика и его челяди, лишь усиливало ее уныние. Годрик вернул ей радость верховой езды, а она воспользовалась этим и предала его.
 Святые угодники, теперь она скучала даже по его пальцам, требовательно вплетающимся в ее волосы! Должно быть, она и в самом деле любит его, если такое по-хозяйски властное движение воспринимает как утешающую ласку.
 Спешившись, Мейриона посмотрела на серое небо. Где сейчас Годрик? Будет ли у нее время до его прибытия, чтобы убедить отца мирно отдать Уайтстоун?
 Мейриона бросила поводья Уильяму:
 – Я должна немедленно поговорить с отцом и Пьером. Нам повезло, что дождь размыл дороги, теперь стенобитные машины Годрика не смогут пройти.
 – Верно, госпожа, за это надо благодарить Бога.
 Несколько детей, несмотря на грязь и дождь, выбежали во двор замка и, подбежав ближе, стали цепляться за насквозь промокшую юбку Мейрионы.
 Шлепнувшись от неожиданности на разбухшую от влаги землю, она рассмеялась:
 – Вот я вам задам!
 – Мейриона! – тут же проревел поблизости мужской голос. Смех словно по команде стих, дети выбрались из грязи и поспешно побежали куда-то по двору замка.
 Мотнув головой, Мейриона отбросила запачканные грязью волосы и повернула голову. Дядя Пьер, тяжело опираясь на трость, смотрел на нее сверху укоризненным взглядом.
 – Итак, моей жене наконец надоело быть шлюхой бастарда. – Он презрительно усмехнулся. – Твоя одежда так же грязна, как и твоя честь.
 Мейриона мгновенно почувствовала себя семилетней девочкой, которая случайно подожгла конюшню.
 Пьер топнул ногой, как он это делал много раз, когда учил ее играть в шахматы.
 – Полагаю, тебе нечего сказать?
 Мейриона с трудом проглотила застрявший в горле ком. Она вернулась сюда, чтобы обсудить опасное положение дел, как взрослая женщина, но теперь ощущала себя непослушным ребенком.
 Глубоко вздохнув, она поднялась. Образ Годрика промелькнул у нее в голове, и она уцепилась за него, пытаясь вернуть себе самообладание.
 – Я не могу быть вашей женой. Ну вот. Она это произнесла. Пьер откашлялся.
 – Я уже женат на тебе, и вопрос закрыт. – Он раздраженно стукнул тростью. – А теперь пойдем со мной.
 Мейриона расправила плечи.
 – Дядя Пьер, – сказала она твердо, – мы должны разорвать наш брак.
 Спина Пьера напряглась, его пальцы побелели на деревянной трости.
 – В то время как ты изображала шлюху, твой отец заболел и теперь умирает, – холодно произнес он, не обращая никакого внимания на ее слова. В детстве он делал так же, когда она просила его о том, что он не желал исполнять.
 – И все же, дядя, мы не можем оставаться в браке. – Голос Мейрионы звучал на удивление учтиво.
 – Лучше замолчи, или я оставлю тебя без ужина! – Рот старика скривился, длинные усы поникли. Он повернулся и шаркающей походкой направился в замок, видимо, рассчитывая, что Мейриона последует за ним.
 Ища поддержки, Мейриона оглянулась вокруг. Несколько обитателей замка наблюдали за их разговором, укрывшись в пристройках, но никто не вмешивался, лишь один из крестьян равнодушно пожал плечами.
 А чего, интересно, она ожидала?
 Мейриона подняла лицо вверх, позволяя дождю смыть грязь с ее щек.
 Пьер остановился и снова стукнул тростью по земле.
 – Дитя… – Он замолчал, внезапно смягчившись. – Мы стоим тут и ссоримся, в то время как ты очень нужна отцу.
 Мейриона пристально посмотрела на Пьера и вдруг увидела его таким, каким видела, когда была маленькой девочкой: высокий, благородный, с какой-то присущей только ему учтивостью, он внушал ей трепет знанием иностранных языков, шахмат, искусства и еще многим, в чем хорошо разбирался. Но теперь она видела кое-что еще: его любовь к ее отцу.
 – Пойдем со мной.
 Мейриона кивнула и, вздохнув, последовала за Пьером в замок.
 Темные занавески на окнах были задернуты, в комнате сильно пахло разложением и сладковатым запахом смерти. Внезапно Мейриона подумала, что отец вот-вот умрет – он лежал посередине кровати, укрытый несколькими стегаными одеялами, бледный, немощный, больше похожий на привидение. Каждый раз, когда из горла больного вырывался надсадный кашель, сердце ее обрывалось.
 – Папа? – Она крепко сжала слабеющие пальцы отца – они казались хрупкими, как будто его ладонь была лишена плоти и лишь натянувшаяся кожа удерживала тонкие кости.
 Веки графа затрепетали, глаза открылись.
 – Дитя мое… ты наконец вернулась, – слабым голосом произнес Айуэрт; судя по всему, ему было трудно говорить.
 – Папа, мне так много надо рассказать тебе.
 – Мейриона… – Он закашлялся и знаком попросил положить на лоб влажную ткань. – Времени у нас совсем не осталось.
 – Нет!
 Он слабо сжал ее руку.
 – Ш-ш, дитя. – Айуэрт вновь закрыл глаза, тяжелое, с присвистом дыхание с хрипом вырывалось из его груди. – Оттого что мы будем отрицать смерть, она не станет менее могущественной. – В горле у него забулькало, и он, приподнявшись, сплюнул мокроту в ведро.
 Мейриона смахнула слезы, ее охватило чувство беспомощности. Он был нужен ей, и только он мог помочь ей убедить дядю Пьера в необходимости разорвать брак.
 С огромным усилием граф Уайтстоун приподнялся и начал медленно стаскивать с пальца большой перстень-печатку.
 – Не надо, папа, ты обязательно поправишься.
 – Я умираю, дочка, – прохрипел больной. – Будь сильной.
 – Ты не умрешь. – Мейриона поднялась и раздвинула темные занавески, впуская в мрачную спальню свет неяркого дня. – Я не позволила тебе умереть, когда ты вернулся из Лондона, не позволю и сейчас!
 Айуэрт слабо засмеялся, будто позабавила ее страстная речь, и тут же смех оборвался, перейдя в тяжелый надрывный кашель.
 Мейриона подошла ближе и села рядом с ним, чувство вынужденного смирения охватило ее. Она ничего не могла сделать, чтобы остановить смерть.
 – Дочка, дай мне руку, – прошептал умирающий, с трудом подавив кашель.
 Мейриона подчинилась. Его ладонь была холодной и сухой, словно пергамент.
 Айуэрт слабо погладил ее по руке, потом вложил в нее печатку.
 – Ты была для меня лучшим ребенком… но ты не сын. Это кольцо дает тебе право собственности, но женщина сама не может защитить замок. Пока о тебе позаботится Пьер, но он уже далеко не молод. – Айуэрт неровно, с присвистом дышал. – Дочка, ты должна отдать это кольцо человеку сильному и надежному.
 Мейриона изо всех сил старалась сдержать свои чувства. Ей хотелось рассказать ему о Годрике и обо всем, что произошло между ними, но она поняла, что не может этого сделать.
 Айуэрт опять зашелся в кашле.
 – Ищи разумных знакомств и держись подальше от Йорков. – Он откинулся на подушки и запрокинул голову.
 – Папа! Папа! О святые угодники! – Мейриона потрясла отца за плечи, но его тело лишь безжизненно раскачивалось из стороны в сторону.
 Она медленно опустилась на колени, и на ее глазах выступили слезы.
 – О Боже, – начала она, – я попала в ужасно затруднительное положение и теперь не знаю, как из него выбраться. Я стала прелюбодейкой, папа мертв, дядя Пьер хочет остаться моим мужем, а человек, которого я люблю, сожжет дотла мой замок, если я не найду способ остановить его. Помоги, Господи, я не знаю, что мне делать.
 Мейриона поднялась, не вполне уверенная, что Господь слушает женщин, которые в первую же брачную ночь покидают свадебное ложе и наставляют рога своим мужьям. Возможно, Бог покинул ее, и с ней произошло то же, что раньше случилось с Годриком. Отец завещал ей держаться подальше от Йорков, но больше всего она хотела разорвать свой брак и отдать замок Годрику.
 От переполнявшего ее чувства вины у Мейрионы перехватывало горло. Ее мать была истинной христианкой: уступчивой, мягкой и покорной. Почему она не унаследовала от матери эти черты?
 Так или иначе, она должна убедить дядю Пьера отказаться от брака до того, как сюда прибудет Годрик.
 В коридоре раздалось шарканье, дверь отворилась…
 – Дядя Пьер, – начала Мейриона, как только старик перешагнул порог, – мой отец…
 – Что ты сделала с ним? – Прихрамывая, Пьер подошел к кровати Айуэрта, рассохшиеся половицы заскрипели под его старческими ногами. – Бог мой, да ты убила его!
 От столь несправедливого обвинения Мейриона чуть не задохнулась. Она сделала шаг назад, почему-то испугавшись, что он ударит ее тростью.
 – Я знал, что Айуэрт умирает, но это не должно было произойти так скоро. Вероятно, ты рассказала ему о своем любовнике и о том, как осквернила данную тобой клятву! – Пьер бросился к телу ее отца. – Айуэрт, Айуэрт, друг мой…
 Словно заколдованная, Мейриона наблюдала за Пьером, а он все тряс и обнимал безжизненное тело.
 – Дядя… – Ей было нелегко видеть старика почти обезумевшим.
 – Это ты его убила! Это ты его убила! – причитал Пьер, перемежая стенания проклятиями.
 Внезапно дверь распахнулась и в комнату вбежал запыхавшийся слуга.
 – Госпожа, сюда идет целое войско! Они несут знамя короля, знамя с драконом и что-то похожее на окровавленную простыню.
 Пресвятая Дева Мария! Годрик! Мейриона кивнула и попыталась стряхнуть оцепенение.
 – Закройте ворота и заприте все двери на засовы. Люди пусть готовятся отразить нападение. Я отправлю послание и предложу Годрику переговоры.
 Слуга кивнул:
 – А ваш отец? Что сказать людям?
 Мейриона задумалась. Смерть отца пришлась на время, когда ее люди нуждались в твердой руке. Встреча с Драконом будет и без того достаточно трудной, а если еще начнется хаос и люди перестанут повиноваться ее приказам, то…
 – Пришли сюда Мэтти. Я могу ей довериться – она позаботится о теле отца и будет держать все в секрете, пока у меня не появится возможность должным образом обратиться к моим солдатам.
 – Да, госпожа.
 Неожиданно Пьер, громко всхлипывая, двинулся к Мейрионе.
 – Бесчувственная шлюха! Твой отец мертв, а ты отмахиваешься от него без единой слезинки и спешишь встретиться с любовником! – Он вцепился в ее запястье. – Тебе это даром не пройдет! – Пьер повернулся к гонцу: – Объяви людям, что Айуэрт Уайтстоун мертв. Пошли за священником, чтобы благословить моего друга на его пути на небеса.
 Мейриона почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Вероятно, весь замок слышит, как он орет, и скоро люди начнут метаться, подобно перепуганным кошкам, а затем воцарится хаос…
 – Нет! Это неразумно и опасно!
 Слуга попятился, на его лице появилось растерянное выражение. – Выполнять! Теперь я здесь хозяин!
 – А я говорю, нет! – запротестовала Мейриона. Слуги начали с любопытством заглядывать в дверь, и Мейриона поняла, что проиграла.
 Молчаливая, сурового вида женщина торопливо вошла в комнату и поспешила к кровати.
 – Лорд умер, – заявила она, угрюмо посмотрев на тело Айуэрта. – Пошлите за священником. – Бросив подозрительный взгляд на Мейриону, она перекрестилась.
 Мейриона вздохнула. Теперь ей будет гораздо труднее руководить мужчинами. Вероятнее всего, наемники просто сбегут, чтобы присоединиться к войску могущественного Дракона. Если это произойдет, у нее не останется ни малейшего шанса на мирное решение конфликта.
 И все же у нее не оставалось выхода. Она должна действовать.
 – Укрепите ворота. Скажите, чтобы на кухне начали кипятить масло, да велите лучникам приготовиться. Времени у нас мало. Поднимите белый флаг. Мы будем просить мира и молиться.
 – Изменница, ты предаешь своих людей! – закричал Пьер. – Мне отлично известно, на чьей ты стороне. Прочь отсюда!
 Мейриона больше не могла сдерживать гнев:
 – Образумься, дядя! Ты даже не представляешь, что нас ждет. Если Годрик не остановится, весь замок будет лежать в руинах, а наших людей перебьют…
 Неожиданно Пьер мертвой хваткой вцепился ей в плечо.
 – Заприте эту вероломную шлюху в дальней комнате!
 – Старый болван! У Годрика приказ короля. Если мы не подчинимся воле Эдуарда, все погибло!
 – Подчиниться воле короля? Ха! Больше похоже на то, что тебе хочется подчиниться бастарду, оказавшись в его постели!
 – Да как ты смеешь! – Колющая боль сжала ей грудь. – Я приехала сюда, потому что думала о своих людях, о тебе и об отце!
 Пьер презрительно усмехнулся:
 – Жалостливая шлюха! – Он подтолкнул к ней слугу: – Посадите ее под замок, а потом принесите мне кубок вина. Мы еще посмотрим, чья возьмет!
 Мейриона не стала дожидаться исполнения приказа: бросившись к двери, она выбежала из комнаты.
 – Держите ее! – продолжал командовать Пьер. – Я теперь здесь хозяин. Ну что стоите, вы, плуты? Вперед!
 Тяжелые шаги эхом отдавались позади, и несколько пар крепких рук внезапно схватили Мейриону.
 – Нет! – Извиваясь, она попыталась вырваться, но слуги, протащив ее по коридору, втолкнули в какую-то комнату и заперли дверь снаружи.




 Глава 32


 В воздухе висел едкий запах горящего дерева. Паника подступила к горлу Мейрионы, когда она увидела, что столб дыма поднимается из деревни Уайтстоун. Похоже, Годрик был совсем близко.
 Если бы только она могла отправиться к нему, успокоить и все объяснить! Увы, теперь она была надежно заперта.
 Передвигаясь от окна во двор к окну, выходящему в низину, Мейриона кричала, пока не охрипла, и колотила в дверь, пока ее руки не начали кровоточить, но никто так и не пришел к ней на помощь.
 Вскоре в гуле голосов, раздававшихся во дворе, послышались пугающие слова: «Войско идет! Войско идет!» Она сильнее забарабанила в дверь:
 – Выпустите меня!
 Мейриона слышала, как кричали мужчины, обустраивая переходы и готовясь к сражению. Годрик своим грозным мечом проложил путь прямо к стенам ее замка, а толпа деревенских жителей, спасаясь от Дракона, искала укрытия внутри.
 Мейриона бросилась к окну, выходящему на долину, и увидела, как клубы черного дыма поднимаются над поселением. Отчаяние охватило ее. Годрик намеревался не просто завоевать Уайтстоун – он собирался покончить с ним навсегда. А еще он пришел за ней. Святые угодники, он так ничего и не понял! Она сбежала, чтобы не дать разгореться войне, чтобы они как можно скорее могли начать спокойную мирную жизнь. Мейриона знала, что ее поступок приведет Годрика в неистовство, но она намеревалась тотчас по прибытии в Уайтстоун отправить к нему гонца и успокоить его мужское самолюбие. Когда ее заперли в ее комнате, это разрушило все планы. В результате он проснулся и обнаружил, что она сбежала, усыпив его. Возможно, сейчас он ее ненавидит.
 Мейриона торопливо подошла к окну, выходящему во двор.
 – Эй, кто-нибудь! Я должна поговорить с Годриком из Монтгомери! Выпустите меня!
 Но мужчины не слушали ее – они сновали по двору, занимаясь подготовкой к предстоящей обороне. Боже, что их ждет впереди!
 Вновь пройдя через комнату, Мейриона увидела, что дым стал сгущаться. Вне всякого сомнения, Годрик будет здесь до наступления темноты. И что тогда?
 Она погрозила кулаком в сторону дыма:
 – Ты, безумец! Я люблю тебя! Ты слышишь меня, Годрик? Все, о чем могут думать мужчины, – это война. Почему им никогда не надоедает воевать, неужели нельзя решить все как-то иначе?
 Поняв, что она не в силах что-либо изменить, Мейриона медленно опустилась на пол и обхватила руками колени. Святые угодники, что же она натворила? Если поднимающийся дым является знаком, то Годрик ненавидит ее и замок обречен.
 – Мейриона? – послышался из-за двери тоненький, слегка картавящий голосок.
 Мейриона смахнула навернувшиеся слезы и быстро подошла к запертой двери.
 – Кто здесь?
 – Наконец-то я тебя нашел!
 Сердце Мейрионы забилось сильнее. Кажется, это был трехлетний сын кухарки.
 – Джастин!
 – Мама говорит, что идут плохие люди, и мне страшно. Мама говорит, что мне нельзя быть на кухне, потому что они готовят горячее масло для плохих людей. Если это плохие люди, то зачем они готовят для них?
 – Джастин, милый, я тебе скоро все объясню насчет масла. – В душе Мейрионы блеснул лучик надежды. – Посмотри, не висит ли на стене ключ?
 Последовало долгое молчание, и Мейриона приложила ухо к двери.
 – Ты можешь поиграть со мной, Мейриона? Мама говорит, чтобы я не путался под ногами.
 – Да, милый, я с тобой поиграю, но сначала мне надо выбраться из этой комнаты. Ты можешь поискать ключ на стене?
 – Но я не вижу никакого ключа. Она упала духом.
 – Нигде? Может, посмотришь получше, милый?
 – Почему ты не выходишь из комнаты и не играешь со мной?
 Истерический смех застыл в горле Мейрионы. Одновременно ей хотелось и плакать и смеяться.
 Ну как объяснить маленькому ребенку, что ее запер муж, а человек, которого она любит, хочет спалить ее дом?
 – Джастин, меня заперли. Если ты найдешь ключ, я смогу выйти и поиграть с тобой. Поищи лучше.
 Последовала долгая пауза, и Мейриона представила, как карапуз осматривает каменную стену.
 – Вот он, Мейриона!
 Тень закрыла просвет под дверью, и послышался скребущий звук по половицам, потом маленькие пальчики просунули в щель какой-то странный предмет. Камешек.
 – Представь, что это ключ.
 – Ох! – воскликнула она с крайней досадой. – Ох, Джастин, это совсем не то, что мне нужно.
 Пальчики тут же исчезли.
 – Ты на меня сердишься?
 – Нет, милый. – Ее голос опять стал спокойным. – Но мне нужен настоящий ключ. Посмотри еще раз на стене.
 – Мейриона? – произнес он нараспев.
 – Да?
 – Ты не сказала «пожалуйста».
 – Ради всех святых, Джастин, пожалуйста, поищи этот чертов ключ. Мне нужно выбраться отсюда и остановить плохих людей.
 – Мама говорит, что «чертов» – это плохое слово.
 В этот момент Мейриона меньше всего нуждалась в уроке хороших манер со стороны трехлетнего ребенка.
 – Твоя мама совершенно права. Извини. Пожалуйста, помоги мне.
 Она услышала какой-то шум за дверью.
 – Ключа на стене нет, но в замке есть.
 – Благодарю тебя, Пресвятая Дева. – Мейриона перекрестилась.
 – Только я не могу до него дотянуться.
 – Может, найдешь табуретку?
 – Мне нужно на горшок, – неожиданно заявил Джастин, и Мейриона услышала звук удаляющихся шагов.
 – Джастин! Не уходи!
 – Я не могу терпеть! Не могу терпеть! – В его словах звучало отчаяние. – Мне очень-очень надо.
 – Джастин! Вернись!
 Молчание. Мейриона без сил опустилась на пол. Теперь ей ничего не остается, как только сидеть и молиться.
 Ключ в замке. Какая досада! «Думай, Мейриона, думай. Как можно вытащить этот проклятый ключ?»
 Услышав, как карапуз торопливо возвращается к двери, Мейриона чуть не заплакала от облегчения.
 – Вот, Мейриона, я принес табуретку.
 Вскочив на ноги, она прислонила ухо к двери, надеясь услышать, что происходит снаружи.
 Некоторое время Джастин сосредоточенно пыхтел, затем ключ, заскрипев, повернулся и дверь с резким стуком распахнулась.
 Схватив малыша на руки, Мейриона побежала в комнату Айуэрта.
 – А я думал, что ты со мной поиграешь… – обиженно протянул Джастин.
 – Ш-ш, милый, сейчас мы будем с тобой играть в прятки. Мы притворимся, что я все еще заперта, и посмотрим, сколько времени им потребуется, чтобы найти нас. Я знаю отличное местечко, где можно спрятаться.
 В душе Мейрионы вновь проснулась надежда. Если она доберется до комнаты отца, то сможет воспользоваться тайным ходом, ведущим за крепостную стену…
 – Мейриона!
 – Тише, Джастин, говори шепотом, или они нас найдут.
 – Хорошо! – уже тише произнес карапуз. – Я буду стараться.
 Осторожно выглянув из-за угла, Мейриона с облегчением убедилась, что в коридоре никого нет… и тут же услышала рыдающий голос Пьера. Замерев, она прижалась к стене.
 – О, Айуэрт, мой Айуэрт, как ты мог покинуть меня! – Плаксивая речь Пьера перемежалась рыданиями.
 Сердце Мейрионы сжалось, когда она услышала шаги, и в противоположном конце коридора появился рыцарь. Ей захотелось исчезнуть, вжаться в стену…
 Она крепко стиснула Джастина, и глаза малыша испуганно округлились.
 – Милорд, – произнес рыцарь, остановившись в дверном проеме. – Вы нужны у ворот.
 – Нет! – закричал Пьер. – Нет, я не могу. Мейриона знаком приказала Джастину молчать и стала молить Бога, чтобы карапуз вел себя тихо.
 – Но, милорд! – В голосе рыцаря отчетливо слышалась тревога.
 Пьер засопел и сказал что-то, что она не разобрала.
 «Пожалуйста, пожалуйста, пусть они уйдут».
 Наконец послышалось шарканье, в коридоре раздались удаляющиеся шаги…
 Чудо свершилось – ее молитва услышана! Досчитав до двенадцати, Мейриона стремительным рывком преодолела расстояние до комнаты отца, вошла внутрь и тихо закрыла за собой дверь.
 В комнате стояло зловоние – вероятно, то был запах смерти.
 – Здесь так воняет! – захныкал Джастин.
 Зажав малышу рот, Мейриона и сама задержала дыхание. Как они смели оставить ее отца здесь! Почему Пьер не позаботился, чтобы тело убрали?
 Боль и ярость охватили ее.
 – Я обо всем позабочусь, отец, обещаю.
 Малыш не отрываясь смотрел на безжизненное тело.
 – Он что, умер? – спросил мальчик, не выказывая ни отвращения, ни участия, одно лишь любопытство.
 То, что малыш спокойно, как естественную часть жизни воспринимал смерть, делало ситуацию не столь ужасной.
 – Да, милый. Он мертв, а мы должны спасти остальных, потому что мы живы.
 Поспешив к стоявшему у стены шкафу, Мейриона рывком потянула его на себя. Раздался скрип, и между стеной и шкафом образовалось узкое пространство.
 – Скорее, Джастин, я знаю, где мы можем спрятаться. Пролезай вот сюда.
 Отодвинув тяжелый гобелен, Мейриона стала осторожно открывать потайную дверь. Ржавые петли заскрипели: вероятно, Демьен был единственным, кто хоть иногда пользовался этим ходом.
 На лбу у Мейрионы выступил пот. Что, если кто-то услышал скрип? Остановившись, она повернулась к двери и прислушалась.
 – Мейриона, мертвые люди не могут слышать. Он никому не расскажет, куда мы пошли.
 Мейриона нервно засмеялась.
 – Молодец, Джастин! – Она крепко обняла малыша. – Какое счастье, что ты здесь, со мной.
 Мальчик просиял от гордости.
 – А теперь нам пора. – Мейриона указала на потайную дверь. Схватив свечу с туалетного столика, она подтолкнула мальчика в темный проход и сама последовала за ним. Когда она изнутри потянула ручку на себя, дверь опять заскрипела ржавыми петлями.
 Перед ними тянулся длинный сырой коридор. Свет одинокой свечи слабым пятном плясал на стенах, 294 освещая лишь небольшую часть пути. Густая паутина коснулась лица Мейрионы, и она попыталась смахнуть ее, но клейкие нити прилипли к пальцам.
 – Я боюсь, когда темно, – снова захныкал малыш.
 – Ничего, милый. Представь, что ты рыцарь. Джастин ничего не ответил и лишь крепче вцепился в ее юбку.
 Мейрионе казалось, что они идут уже целую вечность. Что она скажет Годрику? Позволят ли ей вообще говорить с ним? А если она не сумеет пробраться в его лагерь?
 Отбросив свои страхи, Мейриона прибавила шаг и вскоре увидела, как вдали мелькнул луч света. Она с облегчением вздохнула.
 Когда беглецы добрались до конца подземного хода, яркий солнечный свет на мгновение ослепил их, а как только зрение вернулось, прямо перед собой Мейриона увидела походные палатки. В зелени ближних деревьев видны были верхние части стенобитных машин.
 Подхватив Джастина, она бросилась по направлению к лагерю, но вдруг ее шаги замедлились. Не сошла ли она с ума, отправляясь к Дракону, как ягненок на убой? И что она скажет ему?
 Неожиданно из-за большого валуна появилась огромная рыжеволосая туша. Мейриона вздрогнула и крепко прижала к себе Джастина.
 – Медведь!
 – Миледи! – Тон Байрона вряд ли можно было назвать приветливым. – Демьен рассказал нам о тайном ходе, и мой господин догадывался, что, возможно, ты попытаешься им воспользоваться.
 Мейриона несколько раз моргнула, она определенно ничего не понимала.
 – О чем это ты?
 – Сейчас вы пойдете со мной. Больше вам не удастся убежать. – Он грубо подтолкнул ее вперед.
 Мейриону охватил гнев.
 – Пусти меня, болван! Я иду к Годрику, а не от него! Ребенок беспокойно заворочался у нее на руках и вдруг громко заревел.
 – О, Джастин, прости!
 Мейриона прижала голову малыша к груди и осуждающе взглянула на Байрона, как бы говоря: «Вот видишь, что ты наделал!»
 – Плохие люди поймали нас, потому что мы ушли. Мама велела мне оставаться в замке!
 Мейриона невольно улыбнулась:
 – Тихо, детка. Байрон вовсе не такой плохой, каким кажется.
 – Но у него только одна рука!
 – Ладно, пойдемте, леди. – Здоровяк указал в сторону лагеря. – Полагаю, вы не станете возражать, если я вас провожу. – Его тон определенно сказал ей, что он не поверил ни единому ее слову.
 Годрик разбил лагерь на пологом склоне перед главными воротами Уайтстоуна, его солдаты бродили вокруг походных костров, смеялись, хвастались победами и хлопали друг друга по спине. Холодный воздух разрезали визгливые звуки затачиваемых мечей.
 Джастин крепко обхватил Мейриону за шею и никак не желал спускаться на землю, хотя у нее уже болели спина и руки. Только теперь ей стало по-настоящему страшно. Неужели все здесь считают, что она хочет снова убежать?
 Годрик сидел у костра на стволе поваленного дерева и точил длинный меч, который сейчас мирно покоился на его коленях. Как всегда, он показался ей красивым и в то же время смертельно опасным. Колени Мейрионы подогнулись, и она с трудом поборола желание опрометью кинуться прочь.
 Святые угодники, она бы отдала все что угодно, лишь бы узнать, о чем он думает. Правда ли, что он ненавидит ее? А может, скучает по ней? Или, что хуже всего, она ему вообще безразлична?
 – Господин, – громко закричал Байрон, – посмотри, кого я нашел!
 Сердце Мейрионы чуть не остановилось, когда Годрик бросил на нее резкий взгляд. В его голубых глазах лишь на мгновение вспыхнул гнев, затем налицо вернулась маска безразличия.
 Медленно, с грацией крадущегося леопарда Годрик поднялся на ноги.
 – Графиня.
 – Милорд. – Мейриона опустила Джастина на ноги, и мальчик тут же уцепился за ее юбку.
 Схватив резким движением Мейриону за руку, Годрик подтащил ее вплотную к себе.
 – Не называй меня так.
 При звуке его громового голоса она опустила глаза, а Джастин испуганно пискнул.
 – Какая же ты дура! Думала, что тебе удастся убежать? И куда ты направлялась? Неужели ты полагаешь, что есть такое место, где я бы не смог найти тебя?
 – Я только хотела предотвратить войну.
 – Прекрати! Ты что, считаешь меня недоумком? – Он яростно подтолкнул Мейриону к Байрону: – Отведи ее в мою палатку – сейчас я не желаю ее видеть.
 Слезы защипали Мейрионе глаза, и она быстро заморгала, не позволяя им скатиться по щекам.
 – Нет, Годрик, подожди! Ты просто не понимаешь. – Мейриона бросилась к нему, полная решимости заставить его хотя бы выслушать ее. – Ты не можешь так поступить. – В отчаянном порыве она неожиданно наступила на подол собственного платья и упала на колени.
 Приблизившись к ней, Байрон подхватил ее и поставил на ноги.
 – Пойдемте, госпожа, я покажу вам ваше новое жилище.
 Мейриона в отчаянии взглянула на Годрика, но он равнодушно отвернулся, его прямая, широкая спина выражала полное безразличие.
 Боль, словно острый нож, пронзила Мейриону. Как он может быть таким бесчувственным после той ночи, которую они провели вместе?
 – Подожди! Послушай, я кое-что принесла тебе. Годрик посмотрел на Джастина, от страха завернувшегося в ее юбку.
 – Детей мне больше не нужно. – Он зло прищурился. Уткнувшись головой в колени Мейрионы, малыш испуганно завопил:
 – Я хочу домой! Мама накажет меня за то, что я не оставался в замке!
 – Перестань. – Мейриона с упреком посмотрела на Годрика. – Малыш здесь ни при чем, и он не причинит тебе вреда. Позволь ребенку вернуться к матери.
 Годрик на секунду задумался.
 – Нет. – Он повернулся к Байрону. – Отведешь мальчишку на кухню к Элеоноре.
 Джастин пронзительно завизжал, так что Мейриона чуть не оглохла от его крика.
 – Нет! Не хочу! Они меня съедят!
 – Не бойся, малыш, никто тебя не съест. – Мейриона бросила уничтожающий взгляд на Годрика. – Иди с дядей, он позаботится о тебе. Тетя Элеонора очень добрая, возможно, у нее найдутся для тебя какие-нибудь сладости.
 В этот момент из стоявшей неподалеку палатки выбежала Амелина. – Наконец-то!
 Мейриона обернулась, и в ту же секунду маленькая девочка, подлетев к ней, обхватила Мейриону за ноги.
 – Зачем ты здесь? – Мейриона была откровенно озадачена тем, что Годрик притащил ребенка на поле боя.
 – Папа меня всегда берет с собой, – гордо заявила Амелина.
 – А ну быстро в палатку, – приказал Годрик дочери.
 – Сегодня папа очень сердитый, – громким шепотом объяснила малышка и вновь крепко обняла Мейриону. – Ты привела мне друга, чтобы мы с ним поиграли?
 Увидев Амелину, Джастин затих, но огромные слезы продолжали катиться по его щекам.
 – Джастин, это Амелина. Она покажет тебе, где можно раздобыть что-нибудь вкусненькое.
 Джастин моргнул, но не сопротивлялся, когда Мейриона опустила его на землю.
 Амелина взяла мальчугана за руку:
 – Хочешь поиграть?
 – Да. – Теперь, когда у него появилась подруга для игр, глаза Джастина заблестели и он позволил Амелине увести себя.
 Байрон пошел вместе с детьми к шатру, где, как поняла Мейриона, находилась кухня.
 – Джастин, считай это интересным приключением, – прокричала Мейриона им вслед, подумав, что неплохо было бы и ей так же воспринимать все происходящее.
 И тут сердце Мейрионы ухнуло вниз, потому что Годрик внезапно потащил ее к большому холщовому шатру, установленному почти в самом центре лагеря. Она видела провожающие их любопытные взгляды и молилась лишь о том, чтобы ей хватило сил противостоять ярости победителя.
 Втолкнув Мейриону в палатку, Годрик бросил ее на соломенный тюфяк, служивший ему постелью, но она тут же поднялась на колени и посмотрела на своего мучителя.
 – Пожалуйста, не надо!
 Порывшись в мешке, Годрик достал кусок веревки и встал перед ней, широко расставив ноги.
 – Я должен тебя связать.
 – В этом нет необходимости, сэр.
 Годрик сердито рыкнул и схватил ее за локоть.
 – Я не в настроении пререкаться!
 Обмотав запястья Мейрионы веревкой, Годрик подтянул ее руки вверх и прикрепил веревку к стойке, расположенной рядом с тюфяком.
 – Выслушай меня, пожалуйста, – взмолилась она.
 – Что ты принесла мне? – Его волосы были взъерошены, темные концы беспорядочными волнами падали на плечи. Стоя перед ней, уперев руки в бедра, Годрик был похож на дьявола, который встречает еще одного грешника, прибывшего в ад. – Надеюсь, это нечто большее, чем твое тело; его я уже отведал, и твой яд не пришелся мне по вкусу.
 Сердце Мейрионы замерло. Отведя взгляд, она уставилась на кучу подушек, в беспорядке лежавших вокруг.
 – Итак, графиня? Не истощайте мое терпение.
 – Годрик, ты меня пугаешь.
 – Это хорошо.
 Ее сердце готово было разорваться. Куда делся тот человек, который совсем недавно клялся ей в любви?
 – Это кое-что, чем ты уже владеешь, – произнесла она наконец.
 На его лице мелькнула тень любопытства.
 – И что же именно?
 – То, что по праву должно принадлежать тебе.
 – Довольно говорить загадками.
 Сделав глубокий вдох, Мейриона решительно произнесла:
 – Перстень моего отца. Он может принадлежать только хозяину Уайтстоуна.
 Годрик с изумлением посмотрел на Мейриону – ему вдруг показалось, что он стал свидетелем невозможного чуда.
 Они молчали так долго, что обоим показалось, будто прошла целая вечность.
 – Ты вручаешь мне свой замок?
 – Да. – Перстень выскользнул из ее пальцев и упал на тюфяк.
 Вдруг Годрик презрительно усмехнулся:
 – Кажется, я понял, в чем дело, – ведь замок и так уже мой.
 Если бы руки Мейрионы не были связаны, она бы его ударила.
 – Черт побери, разумеется, я это знаю. Просто я хотела, чтобы этот знак власти принадлежал тебе.
 Годрик прошелся по шатру, затем сел на походный стул.
 – Так ты пробралась сюда потайным ходом, чтобы вручить мне это кольцо?
 – Да, упрямец ты чертов. Он положил ногу на ногу:
 – Я тебе не верю. Если ты хотела сделать мне подарок, зачем было использовать потайной ход? Хозяйка замка вполне может воспользоваться главными воротами.
 – Ты не понимаешь. – Она беспокойно дернулась на тюфяке. – Дядя запер меня, и я еле-еле убежала.
 Неторопливым движением Годрик взял бутыль с вином и наполнил деревянный кубок.
 – Пожалуйста, Годрик. Я люблю тебя и хочу быть твоей.
 – Нет более лживого создания, чем женщина. – Годрик скользнул по ней презрительным взглядом, словно она была не более чем червяком.
 Слезы выступили у нее на глазах.
 – Неужели наша ночь любви для тебя ничего не значит?
 – Та самая ночь, когда ты отравила меня?
 – О Боже! Неужели ты не понимаешь, почему я сбежала? Поступив так, я совершила ужасную глупость, но я люблю тебя и хочу быть с тобой.
 – Ты лжешь, хотя и довольно убедительно, графиня.
 – Пожалуйста. – Слезы защипали ей глаза. Мейриона наклонила голову к плечу и вытерла их, как могла. – Ты должен поверить мне. Я хотела отдать тебе это кольцо, а заодно и вручить судьбу своих людей.
 Отставив кубок, Годрик шагнул вперед.
 – Миледи! – Он склонился к ней, и она почувствовала запах походного костра, исходящий от его одежды. – Вы действительно доверяете мне?
 Она улыбнулась:
 – Да.
 – Хорошо. – Медленно достав из-за пояса кинжал, Годрик поднес холодное лезвие к ее горлу.




 Глава 33


 Мейриона испуганно отшатнулась:
 – Что ты делаешь?
 Схватив за волосы, Годрик оттянул назад ее голову:
 – Молчи, пленница.
 Где-то глубоко внутри Мейриона почувствовала смирение. Что бы ни случилось, он не причинит вреда ни ей, ни ее людям и позаботится о ее землях. Уайтстоун будет в безопасности, как и она, даже несмотря на то что у ее горла замерло лезвие кинжала.
 Вдыхая теплый, успокаивающий запах любимого, Мейриона закрыла глаза и расслабилась.
 – Ты что, совсем не боишься?
 – Нет.
 Годрик нежно поцеловал ее.
 – А следовало бы.
 Опустив кинжал, он скользнул острием по линии ключицы. Потом послышался треск разрезаемой ткани, и платье раскрылось от шеи до талии. Мейриона с трудом задышала, пытаясь освободиться от сковывавших запястья пут.
 – Годрик?
 Он тихо засмеялся:
 – Ш-ш. Верь мне. Желание охватило ее.
 – Я верю.
 Кинжал нырнул ниже, и разрез дошел до бедер. Холодный воздух ласково огладил ее живот. Кончик кинжала царапнул поверхность кожи, послав к ее естеству раскаленную добела искру желания.
 Мир вокруг закружился.
 – Милорд, – прошептала Мейриона.
 Он нежно провел подушечками пальцев по обнаженной коже, и желание окончательно захлестнуло ее. Неторопливым движением Годрик ухватился за края разрезанной одежды и вдруг резко рванул ткань. Платье распалось, как створки необычных ворот.
 – Теперь ты вся моя!
 Глаза Мейрионы широко раскрылись, она неотрывно наблюдала за ним. Взгляд Годрика был пристальным и суровым, но в нем кипело желание. Это был не обольстительный Годрик их последней ночи, а мужчина, сдерживающий пылавший внутри огонь.
 – Годрик… – Мейриона вся дрожала от охватившей ее страсти. – Я хочу тебя.
 Когда он резким движением разорвал шнурки на своей опояске, его мощный член, затвердевший от прилившей крови, вырвался на свободу.
 Упав на ее обнаженное тело, Годрик тут же вошел в нее.
 – Сегодня я не буду нежным!
 Мейриона обхватила его бедра, стараясь вобрать его как можно глубже.
 – И не надо, милорд.
 Она глубоко вздохнула, когда он вышел, затем удовлетворенно застонала, когда Годрик снова начал вводить в нее свою плоть. Она наслаждалась его потребностью обладать ею. На сей раз его любовь была жесткой, быстрой, почти грубой, но Мейриона понимала, что только так он может выплеснуть скопившийся гнев.
 Она сжала ноги, стараясь показать своим телом, как сильно хочет принадлежать ему, как сильно его любит и как виновата перед ним.
 Судороги экстаза сотрясли мощное тело Годрика, потом его тело замерло, и он пристально посмотрел на нее.
 Когда он резко оставил ее и отодвинулся, Мейриона покорно вздохнула.
 – Годрик, мне нужно… – Ее щеки зарделись.
 – Я знаю.
 Она потянула веревку. Как досадно, что ей не удалось к нему прикоснуться!
 – Мейриона. – Годрик провел пальцем по ее телу, от шеи до распухших интимных губ, и это прикосновение обожгло ее и без того разгоряченную кожу.
 Она извивалась, пытаясь освободиться от веревок. Когда Годрик укрывал ее своим телом, ей было жарко, но сейчас холод стал пощипывать самые чувствительные места.
 – Годрик? Зачем ты так?
 Ледяная мрачность проступила в его взгляде.
 – Возможно, ты лживая маленькая лисица, но твое тело принадлежит мне.
 – Милорд?
 Его губы превратились в холодную, жесткую линию.
 – Я велел тебе не называть меня так. Мейриона задрожала:
 – Годрик, пожалуйста!
 – Я всего лишь беру то, что мне следовало взять много лет назад.
 Горячие, жгучие слезы подступили к ее глазам. Ну как же он не может понять?
 – Всем сердцем клянусь тебе, я не лгу. – Мейриона посмотрела на кольцо, лежащее на тюфяке. – Пожалуйста, возьми его.
 Не отвечая, он натянул штаны и, разгладив их на бедрах, словно смахнув прикосновение ее рук, вышел из шатра.
 Два часа спустя Годрик разрезал ее путы, затем швырнул ей нижнюю рубашку и простое коричневое платье с тонким пояском.
 – Одевайтесь, графиня.
 – Милорд?
 – Замолчи, или я снова свяжу тебя.
 Ее обдало холодом. Как же ей убедить его в своей искренности? Она надеялась, что, как только его гнев уляжется, благоразумие вернется к нему, поэтому молча оделась, решив в самое ближайшее время доказать, что она верит ему и… хочет его.
 Схватив отцовский перстень, Мейриона опустила его за пазуху.
 Несколько минут спустя она уже сидела на коне, и Годрик сзади крепкой, мускулистой рукой обхватывал ее талию.
 Когда первые розовые сполохи окрасили утреннее небо, настроение Годрика стало еще более мрачным. Его войско уже подошло к стенам Уайтстоуна, и Мейриону все больше охватывало чувство тревоги.
 Замок, высокий и внушительный, возвышался перед ними. Он стал казаться ей еще выше, когда Годрик подвел своих людей по склону горы к массивным деревянным воротам.
 Лучники шли впереди, за ними шли латники, и замыкали колонну грозные рыцари. Пока был жив Айуэрт, Уайтстоун представлял собой довольно сильную крепость. Теперь без его руководства замок не продержится и дня. Годрик слишком хорошо вооружен, его люди обучены и подготовлены к бою. Мейриона молилась лишь о том, чтобы стычка была недолгой и сдача последовала как можно скорее, – только так можно было предотвратить напрасные потери.
 Словно читая ее мысли, Годрик медленно достал из-за голенища сапога кинжал.
 – Прислонись ко мне.
 Она повиновалась, сердце ее бешено колотилось. Холодная сталь кинжала коснулась ее горла.
 – Не двигайся, – приказал он.
 Раздались звуки множества труб, возвещавшие о прибытии войска под стены Уайтстоуна, и внимание Годрика переключилось на каменные стены и закрытые ворота. В бойницах замелькали головы защитников замка, похожие на маленькие черные точки.
 – Откройте ворота! – Сильный голос Годрика прорезал утренний воздух. Мейрионе вспомнились слова Байрона: «Миледи, хозяин скорее отдаст собственную жизнь, чем причинит вред кому-нибудь из своих». «Пожалуйста, пожалуйста, – молила она, – пусть они покорятся без боя!»
 Откинув голову назад, Мейриона позволила кинжалу вплотную приблизиться к своей обнаженной шее.
 – У него наша госпожа, – услышала она пронзительный визг.
 – Леди Мейриона?
 – Да, миледи!
 – Откройте ворота. Немедленно! – снова приказал Годрик, потом намотал ее волосы на кулак, и острое лезвие холодно сверкнуло у ее горла.
 Святые угодники! Она должна бы перепугаться до смерти, но все, о чем Мейриона могла сейчас думать, это то, как от его прикосновений мороз возбуждения пробегает по ее коже. Даже в этот момент она скучала по его крепким объятиям, по его требовательным и ласковым пальцам.
 Над стеной крепости показались покрытые шлемами головы, затем над самой высокой башней медленно поднялся белый флаг.
 Еще через несколько минут Мейриона услышала, как прозвучал приказ открыть ворота. Кованая решетка, скрипя и громыхая, потянулась наверх.
 Годрик пришпорил Мстителя. Мейриона прикрывала Годрика своей грудью и поэтому не опасалась, что его застрелит какой-нибудь отчаянный лучник. За ними следовали сотни воинов Дракона.
 Когда они въехали через ворота во внутренний двор Уайтстоуна, Мейриона подняла глаза и увидела, что на них через бойницы смотрят десятки глаз. Во дворе царило напряжение.
 Пьер, прихрамывая, вышел во двор, тяжелый меч на растянутой перевязи волочился за ним. Мейрионе даже стало жаль своего несостоявшегося мужа. Теперь перед ней был всего лишь павший духом старый человек, который очень любил ее отца.
 Пьер поднял глаза, и в его взгляде Мейриона прочла боль и обвинение в предательстве.
 – Я любил тебя, – просто сказал он. Мейриона облизнула губы. С кинжалом, приставленным к горлу, она не могла опустить голову.
 – Неправда, ты не меня любил, дядя.
 – Я научил тебя всему, а ты стала шлюхой. Рука Годрика напряглась.
 – Пьер де Керибус, король требует, чтобы вы прибыли в Лондон и предстали перед судом по обвинению в государственной измене.
 Старик презрительно фыркнул:
 – Я что, уже под арестом?
 – Да.
 С пронзительным криком Пьер выхватил свой меч двумя руками и бросился вперед.
 Натянув повод, Годрик резко развернул коня ему навстречу, в этот момент Мейриона наклонилась и, потеряв равновесие, стала падать.
 Бросив кинжал, Годрик подхватил ее и снова усадил в седло.
 – Стоять, Мститель. – Сдерживая коня, он крепко обхватил ее талию. – С тобой все в порядке?
 – Да.
 Искренняя забота прозвучала в ее голосе, и в сердце Мейрионы затеплилась надежда. Оглянувшись, она увидела, что ее дядя, понурив голову, стоит в окружении солдат Годрика.
 – Я любил тебя! Я любил его! – неожиданно выкрикнул Пьер, и его глаза засверкали. – Я не дам тебе развода.
 Годрик сделал знак одному из своих людей.
 – В темницу его!
 Солдаты подхватили старика под руки и поволокли к башне.
 – Дядя Пьер – старый человек, – прошептала Мейриона. – Он не вынесет сырости подземелья.
 Спешившись, Годрик помог ей спуститься с лошади, затем бросил поводья одному из своих людей.
 – Не вмешивайтесь, леди. – Он был моим другом, другом моего отца.
 Услышав голос племянницы, Пьер обернулся.
 – Мейриона не может быть твоей женой, – презрительно бросил он, – или тебе придется сначала убить меня. А если ты это сделаешь, все будут знать, что ты трус, способный убить старого человека.
 Годрик пожал плечами:
 – Мне все равно, но, похоже, моя невеста все еще питает к тебе сентиментальные чувства. А мне не хочется, чтобы у нас с женой были какие-либо разногласия.
 Итак, Годрик все еще хочет, чтобы их брак состоялся. Теперь ее задача – помочь ему.
 – Слушайте все, – громко крикнула она.
 Во дворе замка наступила тишина, все повернулись к Мейрионе.
 – Вы были преданы моему отцу, и многие из вас знают: этот человек, Годрик из Монтгомери, и я были помолвлены и собирались вступить в брак. Эта помолвка была незаконно разорвана. Нас ожидает гнев короля, если мы не уступим ему. Уайтстоун по праву принадлежит Годрику.
 В толпе послышался ропот. Несколько уайтстоунских солдат положили мечи на землю, другие продолжали сжимать оружие, видимо все еще сомневаясь.
 Годрик посмотрел на Мейриону с искренним изумлением, но не стал прерывать ее.
 – Однако, – продолжила она громким голосом, – не только по этой причине вы должны присягнуть этому человеку, а еще и потому, что он достойный правитель и при нем наши земли будут процветать. – Мейриона увидела, как в глазах ее людей загорается вера, и высоко подняла перстень Айуэрта. – Мой отец наказал мне передать это кольцо рыцарю, который сможет достойно управлять Уайтстоуном. – Держа кольцо перед собой, она повернулась к Годрику и опустилась на одно колено, словно вассал, присягающий на верность своему властителю. – Я, дочь Айуэрта Уайтстоуна, выполняя предсмертный завет своего отца, при всех заявляю, что люблю этого человека и не представляю жизни без него.
 Казалось, Годрик был слишком ошеломлен, чтобы хоть как-то отреагировать, но страстная речь Мейрионы наконец смыла остатки его недоверия. Она смотрела на него, и в ее взгляде светились любовь и надежда.
 – Прошу тебя, – беззвучно шевелила она губами. – Я люблю тебя.
 Шагнув вперед, Годрик взял из ее рук кольцо и надел себе на палец. Толпа взорвалась приветственными криками.
 Подняв Мейриону с земли, Годрик крепко поцеловал ее.
 – Шлюха! – пробормотал себе под нос Пьер, и его седые усы поникли.
 Оторвавшись от Годрика, Мейриона стремительно пронеслась через двор и дала старику такую сильную пощечину, что он покачнулся.
 Годрик засмеялся:
 – Благодари Бога, старик, что это сделала она, а не я. Пьер открыл рот, словно намереваясь бросить еще одно проклятие, но Мейриона схватила его руку и крепко сжала.
 – Моего отца больше нет, Пьер, и ты теперь никто, а нам жить дальше.
 – Ты перешла на сторону врага.
 – Годрик из Монтгомери не враг. Эту землю ему отдал король, и если вы хотите воевать, то воюйте с Эдуардом, а не с ним.
 Годрик откашлялся:
 – Леди говорит истинную правду.
 Шагнув назад, Пьер вдруг начал оседать на землю, и стражам пришлось поддержать его.
 Из-за отворота перчатки Годрик не спеша достал пергамент.
 – Что это? – Пьер бросил подозрительный взгляд на бумагу.
 – Документ, подтверждающий расторжение брака. Подпиши его, и я позволю тебе уехать во Францию.
 Мейриона повернулась к Пьеру, несмотря ни на что, она все еще надеялась на его здравомыслие.
 – Ну же, дядя! Это очень щедрое предложение.
 – Ах ты, маленькая предательница! – прорычал Пьер. – Решила идти против собственного отца?
 – Разве ты не можешь быть благоразумным? – прошептала Мейриона.
 – Позор!
 – Советую не отказываться от моего предложения, иначе тебя встретят палачи короля, – с подчеркнутой медлительностью произнес Годрик.
 Лицо Пьера покрыла смертельная бледность.
 – Подпиши бумаги о расторжении брака, откажись от всех претензий на Уайтстоун, а затем уезжай из Англии и никогда больше не возвращайся. Это мое последнее слово.
 Пьер бросил на Мейриону исполненный отчаяния взгляд.
 – Как ты можешь так поступать со мной?
 – Тебе предлагают более чем справедливый шанс. Воспользуйся им, дядя. Тогда ты проживешь остаток жизни в хорошем доме, а не в холодной темнице.
 Взгляд Пьера застыл – казалось, призраки прошлого нескончаемой чередой проходили перед его глазами. – Ну? – поторопил Годрик. – Твое решение?
 Байрон протянул Пьеру перо. Тот сердито посмотрел на Годрика, затем на племянницу. Мейриона затаила дыхание. Наконец негнущимися пальцами старик потянулся к перу и знакомым Мейрионе с детства красивым почерком вывел на пергаменте свое имя. Теперь она была свободна.
 Мейриона осторожно выдохнула:
 – Спасибо тебе, дядя Пьер.
 Голова Пьера опустилась на грудь, и он тяжело обвис на руках державших его солдат, а затем, с трудом выпрямившись, побрел внутрь замка, прихрамывая сильнее обычного.
 В этот момент во двор влетел Демьен верхом на лошади в развевающемся пурпурном плаще. Перед ним в седле сидели Амелина и Джастин.
 – Мейриона!
 – Демьен!
 Мальчик соскочил с лошади и помог спуститься двум малышам.
 – Я привел еще лошадей из Монтгомери! – возбужденно проговорил он.
 Годрик хлопнул Демьена по плечу:
 – Я уже говорил: когда-нибудь из этого пострела получится замечательный конюшенный.
 Демьен просиял и сунул руку в мешочек, висевший у него на поясе. Достав оттуда небольшой зеленый предмет, он с лукавой усмешкой взглянул на Мейриону:
 – Ты забыла вот это, сестра.
 Мейриона посмотрела на свой изумрудный гребень и улыбнулась. Радость наполнила ее сердце.
 – Благодарение Господу, он цел!
 Она взяла сверкающее украшение и немедленно воткнула его в свои локоны.
 – Я нашел это под циновками. Лорду Монтгомери рассказали, что его мать швырнула гребень в господина Годрика.
 – Правда швырнула? – Мейриона не верила своим ушам.
 Годрик обнял ее:
 – Сильвия сказала, что ты меня ненавидишь.
 – Но это же полная ерунда!
 – Лорд Монтгомери извиняется за свою мать и просит передать, что, если она когда-нибудь будет доставлять неприятности кому-нибудь из вас, ей придется иметь дело с ним, – заявил Демьен.
 Мейриона повернулась и крепко прижалась к Годрику. Она больше не хотела отпускать любимого.
 – Ты был прав, она гадкая и злая женщина. Годрик поцеловал ее в висок.
 – Меня слишком долго окружали люди, не способные любить, поэтому вплоть до сегодняшнего дня я не мог поверить тебе.
 – Впредь, милорд, прошу никогда не сомневаться в моей любви.
 – Пожалуй, теперь я соглашусь на твою просьбу.




 Глава 34


 Стоя на зубчатой крепостной стене, Мейриона смотрела, как Пьер с небольшой группой оставшихся верными ему слуг выходит из ворот замка. Годрик позволил Пьеру остаться в замке до похорон Айуэрта, которые состоялись вскоре после того, как армия Монтгомери вошла в замок. Хвала Всевышнему, теперь ее отец мог почить в мире.
 Холодный ветер пощипывал щеки, в воздухе пахло надвигающимся дождем. Годрик стоял позади, обхватив ее за талию, и вдруг крепче прижал Мейриону к себе.
 – Тебе жаль, что он уезжает?
 – Когда-то Пьер был моим другом и другом отца, – Мейриона вздохнула, – но время все меняет. – Она повернулась и вопросительно посмотрела на Годрика: – Что ты скажешь королю?
 – Скажу, что я очень счастлив с молодой женой. Мейриона нежно провела рукой по его щеке и улыбнулась:
 – Я имею в виду Пьера. Как ты объяснишь королю, что отпустил его?
 – Скажу правду.
 – А что, если король рассердится?
 Сильные пальцы нежно легли на ее плечо, Годрик привлек Мейриону к себе и ласково коснулся губами ее трепещущих век.
 – Как только король узнает, что мы решили дело миром, судьба столь незначительной личности уже не будет иметь значения. – Он поцеловал ее и мягко прижал к стене, словно взяв в плен своим крупным телом. – Я ведь могу заверить его в твоей преданности, не так ли?
 Мейриона широко распахнула глаза.
 – Ты знаешь это не хуже, чем я.
 – А твои слова о любви – надеюсь, это не было обычной женской уловкой ради спасения замка?
 Мейриона внимательно посмотрела ему в лицо.
 – Я полюбила тебя с нашей самой первой встречи. – Она легко коснулась шрама под его глазом. – Прости меня за все, что сделала моя семья, мне ужасно жаль, что я стала причиной твоих несчастий. Ты был прав: мне следовало еще тогда выйти за тебя замуж.
 Годрик взял ее руку и поднес к сердцу.
 – Чувствуешь, как оно бьется?
 – Да.
 – Надеюсь, все плохое осталось в прошлом и теперь нас ждет светлая, счастливая жизнь.
 Мейриона приблизила губы к его губам. Ветер развевал ее волосы, окутывая их и как будто связывая золотой сетью.
 – Я люблю вас, милорд, – прошептала она.
 – А я тебя. Полагаю, ты не откажешься стать моей женой?
 Мейриона пристально посмотрела на него, слишком ошеломленная, чтобы ответить.
 – Ты… Ты просишь меня?
 – Да.
 – Неужели моей руки просит гордый Годрик Дракон? – Она лукаво подняла бровь: – А если я откажу ему?
 Годрик намотал ее волосы на свой огромный кулак и притянул ее к своей груди.
 – Только попробуй! Страсть обожгла ее сердце.
 – Самонадеянный злодей!
 Губы Годрика коснулись ее губ, сначала нежно, потом настойчиво и требовательно. Его язык проник ей в рот, и сердце Мейрионы забилось быстрее, а дыхание участилось.
 – Я всегда хочу тебя, Мейриона.
 – И я, Годрик.
 В этот момент в ней проснулось любопытство: она вспомнила о деревянном сундуке и интимных предметах, которые Годрик показывал ей, когда они занимались любовью в замке Монтгомери. Интересно, привезли он их с собой? В любом случае впереди ее ожидала жизнь, полная страсти и сюрпризов.
 – Теперь ты принадлежишь мне, – по-хозяйски уверенно заявил Годрик.
 Мейриона рассмеялась:
 – А ты – мне.
 Годрик подхватил ее на руки и понес вниз к спальне, только что отделанной всевозможными изящными предметами из его огромной коллекции. Мейриона уютно уткнулась носом в его грудь, наслаждаясь успокаивающим мужским запахом.
 Пинком ноги открыв дверь, Годрик прошел по ковру и положил ее на кровать. Матрац жалобно застонал, когда он опустился рядом, и его большое тело накрыло ее.
 – Я люблю вас, миледи.
 Мейриона улыбнулась, ее глаза сияли восторгом. Спустив рубаху с его мускулистого торса, она любящим взглядом обвела загорелое тело и, не желая больше сдерживать свою страсть, потянула Годрика на себя.
 – Возьми меня, мой господин. Мое сердце ты уже пленил, а теперь я хочу вся принадлежать тебе.
 Годрик молчал, его глаза светились понимающей улыбкой. Мейрионе казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от радости, а ее естество – от бушевавшего желания.
 Нетерпеливо скомкав пышные юбки, Годрик сорвал с нее тонкое белье, обнажив совершенное тело. Желание огнем взорвалось в лоне Мейрионы, и она, обхватив руками широкие плечи, привлекла его к себе.
 – Ты мой, – простонала она.
 – Господи, девочка, – с трудом переводя дыхание, прошептал он, – я уже весь и навсегда твой.