Аннотация: То, что началось как пикантная любовная игра, обращается в жгучую жажду. Запретные встречи подхлестывают желание любовников – и постепенно навлекают на них смертельную опасность… Смелые фантазии писательницы воплощаются в реальность – и таинственный соблазнитель заставляет ее пережить небывалый экстаз… --------------------------------------------- Тия Дивайн Властитель души и тела Глава 1 Лондон, 1810 год Графу Уику было скучно. Это был мужчина тридцати пяти лет, который, еще в юном возрасте унаследовав свой титул, все последующие годы проводил, наслаждаясь тем, что могли дать ему его положение в обществе и деньги. Он слыл человеком развратным, пресыщенным и неуправляемым. Благодаря деньгам его распутство всегда оставалось безнаказанным. Однако это только разжигало аппетиты графа и лишало его остатков чувства ответственности. – И все-таки должно же быть что-нибудь настоящее, – в задумчивости произнес Эллингем в один из вечеров, когда вся честная компания вернулась в таверну Хитона, где продолжала веселиться, напиваясь до потери сознания. Уик слушал друзей с невообразимой скукой на лице. «Я устал, безмерно утомлен», – думал граф. А изнуренным он чувствовал себя от бесконечного флирта, беспорядочных связей и соблазнов, женщин и вина, от необходимости хоть как-то соблюдать приличия, да и от слухов и сплетен, следующих за ним по пятам. Граф был уверен, что в жизни должно быть нечто большее. И он бы обязательно узнал, что это такое, если бы не постоянные понукания его вдовствующей матушки, страстно желавшей женить сына и получить наследника. Но что интересного могла предложить ему жизнь? – Во все времена существовали девственницы, – задумчиво протянул Уик, поднеся бокал к неровно мерцающей свече, чтобы полюбоваться глубоким рубиновым цветом дорогого кларета. «Даже это вино, помогающее забыть о жизненных невзгодах, на вкус хуже, чем на вид», – подумал он насмешливо. Все казалось лучше, чем было на самом деле, и графа неизменно ждало разочарование. Друзья считали, что Уик страдал от пресыщенности. Все чаще у него возникало лишь одно желание – лечь в постель и уснуть. Его яркие и увлекательные сны не шли ни в какое сравнение с унылой жизнью, от которой уже нечего было ждать. Наиболее близкие друзья Уика, принадлежащие к сливкам общества, постоянно искали что-нибудь необычное, чтобы развеять тоску графа. Эта охота за новыми ощущениями, которые Уику не довелось еще испытать, стала любимым развлечением для свиты графа. Надо было найти нечто такое, что не заставило бы Уика скучать. Например, девственницы. Исключая замужних непорочных женщин, как не преминул заметить Эллингем. – Честные и неиспорченные, мой дорогой Уик. Воспитанные в благочестии и невинные, как горные цветы. Тронь такую девственницу – и ты погиб. – Прямая дорога в супружескую постель и ад, – пробормотал Макс Боуэн. – Ну уж нет, – прервал его Эллингем. – Давайте хотя бы подумаем об этом. В конце концов, мать Уика мечтает найти хоть какую-нибудь, пусть не строгих нравов, женщину, которая согласилась бы родить ему наследника, и готова закрыть глаза на все остальное. – Такого добра у меня было предостаточно, – холодно заметил Уик. – В том-то и дело, – с энтузиазмом продолжил Эллингем. – В твоей постели перебывало великое множество самых разнообразных, но доступных женщин. Другое дело – поймать в сети порядочную девушку, которую можно представить твоей матери. Да, дорогой Уик, я говорю о девственницах, воспитанных в монастыре. О тех серых мышках, которых никто не замечает на брачной ярмарке и чьи матери готовы пойти на убийство, лишь бы выдать дочерей замуж за графа. Интересно, как далеко зайдет девственница, если у нее появится реальная возможность выйти замуж за тебя, Уик. Непостижимого. Недостижимого. За самого испорченного, распущенного, но всегда желанного в любом доме графа Уика… который постоянно заявлял, что никогда не женится, а тут вдруг решил найти себе девушку, которую смог бы вытерпеть, переспать с ней и получить наследника. Чем ради этого брака могла бы пожертвовать невинная девушка с незапятнанной репутацией? – Подумайте, джентльмены, какие откроются перед ней возможности: она получит деньги, положение в обществе, титул. Неисчерпаемая роскошь и всевозможные развлечения, как только она родит наследника… а взамен потребуется лишь незначительная, маленькая часть тела, которой женщины с незапамятных времен охотно жертвуют ради ночи наслаждения. – Разве не согласится благовоспитанная английская девица сделать то же самое? Если в награду ей будет обещан золотой телец? Может ли устоять перед таким искушением хоть одна женщина? Да они все будут срывать с петель твои двери. Боже, как будет весело. Понимаешь? Все эти утонченные, нетронутые девственницы, с готовностью предлагающие себя ради твоего удовольствия? Уик! Это же абсолютно аморально! Ты должен это сделать. Просто обязан! Новые молодые тела… У меня даже слюнки начинают течь при одной мысли о них. – Мой дорогой Эллингем, – прервал его мягко Уик. – Ты не слишком увлекайся своей затеей, ведь главную роль в этом спектакле буду играть я. Эллингем лишь отмахнулся от замечания графа. – Сказочный золотой телец? С этим нет никаких проблем. Разве не стали мы свидетелями твоего потрясающего мастерства, когда две недели назад ты ублажил подряд десять красоток, и тебе не понадобилась даже передышка. Потрясающее зрелище. Но то, что я предлагаю, – отличается в корне от всего, что ты делал раньше. Это эксперимент. Мы соблазним этих лицемерных хищниц, которые скрываются за невинностью, благонравием и незапятнанной репутацией, предложив им все, чего они ни пожелают. Включая самого Уика, потому что такое серьезное моральное падение требует большой награды. Ваша достопочтенная матушка полюбит этого падшего ангела, который к тому времени подарит ей наследника. Таким образом, обе дамы будут заняты воспитанием малыша, в то время как ты, Уик, продолжишь свои похождения. Граф зевнул. – А чем эта история должна заинтересовать меня? – Но как же, мой друг. Это же вызов! Ты не представляешь, сколько шлюх скрывается под покровом целомудрия и неприступности. Мы не будем посвящать в нашу игру высший свет и заставим дам держать все в тайне. Потому что ни одна из них не захочет признаться в том, что всемогущий Уик не попался в ее сети. Мы найдем для тебя пять невинных, как подснежники, красавиц. Пять богинь, мечтающих выйти замуж за графа и готовых выполнить любой твой каприз, только бы получить титул. Тебе останется лишь дать волю своим фантазиям. И как многие знают не понаслышке, они у тебя весьма изощренные. – А мы тем временем с удовольствием будем наблюдать за интересными метаморфозами невинности. Джентльмены, это настоящее спортивное соревнование, в котором мы будем делать ставки, как только выберем участниц. – В лучшем случае это развлечет нас на несколько дней, – пробормотал Уик, однако от одной только мысли о предстоящей игре пенис графа ожил, готовый вонзиться в любую подходящую цель. Уик поймал официантку, наполнявшую кубки вином, и усадил ее к себе на колени. Официантки в этом заведении отличались особой сговорчивостью: они не носили нижнего белья и за щедрое вознаграждение с готовностью отдавались посетителям. Граф мгновенно вошел в услужливо подставленное лоно и тотчас же почувствовал, как с выбросом спермы напряжение отпускает его. Минутное удовольствие разочаровало графа. А чего, собственно, он ожидал? Уик сунул пачку банкнот за корсет женщины и оттолкнул ее от себя. «Жизнь способна подарить лишь мимолетное наслаждение», – подумал граф, подняв бокал и чокнувшись с Эллингемом. Однако его тело жаждало подобных удовольствий. А после того как он соблазнил немыслимое число куртизанок, затея с совращением нетронутой девственницы показалась ему особенно привлекательной. К тому же в этой истории он кое-что еще и приобретал, что было абсолютным исключением из правил. От этой мысли настроение графа заметно улучшилось: в конце эксперимента, как выразился Эллингем, он получит наследника, а матушка с ее бесконечными нотациями наконец-то оставит его в покое. Дженис Троубридж влетела в свой лондонский дом, переполненная таким бешенством, что с трудом могла говорить. – Чудовище, негодяй. Мерзавец! – Девушка скинула с себя плащ и бросила его на софу в надежде схватить что-нибудь потяжелее, чтобы излить свою ярость. Вдруг, похолодев, она застыла на месте. На софе возле эркера, поджав под себя колени, сидела Джулия. Забившись, по своему обыкновению, в самый дальний угол, она безучастно смотрела в окно, выходящее на улицу. Платье окутывало ее, словно облако, и делало ее изящную фигурку еще более эфемерной. Горестное выражение на осунувшемся личике сестры заставило Дженис резко оборвать тираду. Проклятие. Она думала, что была одна. Однако в комнате находилась Джулия – очередная жертва этого чудовища, брошенная им как ненужная игрушка. Теперь она безмолвно сидела и ждала, когда он вновь призовет ее к себе. И все-таки этот мерзавец решил жениться. Как она скажет об этом Джулии? – Дела настолько плохи? – спросила Джулия своим чарующе нежным голосом. – Что может быть хуже того, что произошло? Дженис медленно прошла в комнату. Именно сейчас она смогла наконец оценить любимое место сестры в доме. Эта небольшая, уютная комнатка, расположенная рядом с прихожей, как нельзя лучше подходила для задушевных бесед. Из-за стен, покрытых небесной краской, и атласной обивки мебели того же цвета любимый в семье уголок называли голубой комнатой. Она располагала к отдыху и откровенным разговорам, и проклятия, недостойные благовоспитанной девицы, также, впрочем, как и швыряние тяжелыми предметами, казались здесь совершенно неуместными. Голубая комната безраздельно принадлежала Джулии. Это был ее дом, ее убежище, единственное место, где она чувствовала себя спокойно и в полной безопасности. Когда дверь в эту комнату была закрыта, все в семье знали, что туда лучше не входить и не нарушать уединения девушки, которая вновь переживала свою трагедию, когда граф Уик безжалостно бросил ее. Тупое животное, подумала Дженис, пододвинув стул к софе, на которой сидела ее красавица сестра. Как он мог не жениться на такой нежной, любящей и прекрасной девушке? На ее младшей сестре, которая еще не успела узнать, что в мире существуют лжецы и сластолюбцы и что люди не всегда сдерживают данные ими обещания. Как он мог так бессердечно растоптать этот прекрасный цветок и даже не задуматься о ее чувствах, ее беззащитности и, наконец, ее жизни? Однако скорее всего он сразу забыл о ней. Графу Уику приписывали множество побед над женскими сердцами. Но ему показалось этого мало. После того как лишь за один год он разбил сердца большинству богатых и знатных девиц, которые делали свои первые шаги на ярмарке невест, граф решил поиграть в более изощренные игры. Однако в скором времени этот мерзавец понял, что семейные узы и брачные кандалы не для него. Слава Богу, произошло это довольно быстро. Но к сожалению, не настолько, чтобы пощадить Джулию. Она так и не оправилась после этого удара. И вот теперь ужасная новость для ее несчастной сестры: граф Уик все-таки решил жениться, но только не на одной из тех распутниц, с которыми развлекался последние четыре года. О нет, даже всемогущий король разврата предпочел увидеть в качестве своей жены девственницу, невинную и чистую, как белая лилия. Будь прокляты эти мужчины! Пропади пропадом этот мерзавец, бросивший Джулию и отказавшийся от того, о чем мужчина со вкусом и должным воспитанием могтолько мечтать! А ведь граф покорил ее сердце четыре года назад. Он мог жениться на Джулии, обзавестись детьми и стать уважаемым, достойным человеком. Ха! Только не Уик, во всяком случае, тогда. Единственное, что его по-настоящему интересовало, – это быстрота, с которой его жертва готова была раздвинуть ноги. По крайней мере если верить ходившим о нем сплетням. И теперь граф возжелал найти себе спутницу жизни. И не простую, а самую красивую, чистую и невинную из всех существующих девственниц. Хотелось бы знать, что за этим всем стоит, подумала Дженис, ободряюще взяв руку сестры в свою. Интересно, есть ли в Лондоне хоть одна мать, которая не решила бы, что именно ее дочь подходит под это определение. И не думает ли их собственная мать, что судьба подарила Джулии второй шанс? Ну уж нет! Если это произойдет, Дженис пожертвует всем: своим телом, своей девственностью, лишь бы это чудовище не только не дотронулось, но даже не посмотрело в сторону ее сестры. – Дженис? Что случилось? С чего это ты вздумала швыряться вещами? – Нежный голосок Джулии трепетал, словно крылышки бабочки. Это животное просто уничтожило ее, убило в ней радость и веру в людей. Она не должна сообщать эту новость Джулии. И в то же время так или иначе сестра все равно узнает о ней от подружки или от матери, которая, как иногда казалось Дженис, в душе винила Джулию в расстроенной помолвке. А вообще-то заходила ли речь о настоящей помолвке? Джулия так считала, хотя о ней и не объявляли официально. Граф должен об этом сообщить своей семье, матери, друзьям, говорила она. Для Уика это было явно непростым делом. Да, конечно, очень непростым. Настолько трудным, что ради того, чтобы добиться своей цели, он обещал жениться. Еще тогда. Сейчас же ему и этого не требовалось. Казалось, что любая женщина в Лондоне, не слишком обремененная соображениями морали, готова отдаться этому мерзавцу, не требуя от него ничего взамен. Однако с того времени что-то изменилось, вдруг подумала Дженис, глядя на сестру и пытаясь придумать, как сообщить ей эту новость, не ввергнув в еще более глубокую депрессию. На этот раз все было по-другому. По какой-то причине на кон был поставлен реальный брак, и граф действительно собирался жениться. Он бы не ставил в известность о своем намерении высшее общество, если бы это было не так. Великий Боже! Можно представить, к чему это все приведет. Каждая порядочная девушка, чей род восходит чуть ли не к каменному веку, может стать объектом пристального внимания графа. Ужас, охвативший Дженис при этой мысли, очевидно, отразился на ее лице, потому что Джулия, сжав руку сестры, с тревогой повторила свой вопрос: – Что же так вывело тебя из себя, что ты не можешь даже сказать об этом? «Одно событие, о котором ты скорее всего и слышать не захочешь», – медлила с ответом Дженис. – Ну пожалуйста, сестричка, после того как я услышала самое ужасное, что могут вынести уши женщины, мне уже ничто не страшно. Да, – и это было еще одно, что Джулия не могла простить Уику, – отныне все в жизни ее сестры было неразрывно связано с тем днем, когда граф отверг ее. И от этого новость, которую должна была сообщить Дженис, становилась еще тяжелее. Но сказать об этом Джулии было необходимо, иначе вестником станет другой человек, возможно, злой и жестокий. Кто-нибудь, кто захочет причинить Джулии боль и заставить ее страдать. Даже их родная мать. Но Дженис никак не могла подобрать подходящие слова, хотя и знала, что через несколько минут ее мучения закончатся. Ибо уже по тому, как напряжено ее лицо, Джулия сразу догадается, о ком пойдет речь. И действительно, через несколько минут ее сестра понимающе произнесла: – Ты опять об этом… – Да. – Очередные сплетни? Мягко сказано, подумала Дженис. – Этот мерзавец в своем желании соблазнить и уничтожить чуть ли не каждую женщину в Англии придумал новую забаву, – осторожно продолжила она. – Что ты имеешь в виду? Разве эта игра ему еще не наскучила? Это было что-то новое. Может быть, сердце Джулии начало понемногу заживать и она наконец-то увидела все в истинном свете? Однако нельзя было на это слишком надеяться. Джулия должна услышать новость от нее, другого выбора не было. – Но он еще никогда публично не объявлял о своем намерении жениться, – с отчаян ием проговорила Дженис. – Что? – Джулия побледнела как смерть и, готовая лишиться чувств, посмотрела на сестру так, словно та была исчадием ада. – Не надо! Не смей падать в обморок! – Как ты могла? – простонала Джулия, вырвав свою руку из ладони сестры и без сил откинувшись на подушки. – Услышать от тебя такое… – А от кого же еще? – резко спросила Дженис. – Кто еще, как не я, сообщит тебе эту новость без злорадства и желания причинить тебе боль? Ты все равно узнала бы об этом очень скоро. До меня это известие дошло спустя несколько часов, после того как Уик официально заявил о своем новом и срочном намерении. Уже в течение этого дня ты услышала бы все, и скорее всего от человека, которому дела нет до твоих чувств и переживаний. Как ты могла даже подумать о том, что я хочу причинить тебе боль? Джулия нервно сглотнула, пытаясь взять себя в руки. – Я даже представить себе не могу, что произойдет с той несчастной, которой удастся привлечь его внимание. Уже через месяц она окажется прикованной к постели от полного нервного и физического истощения. – Да, но она должна родить ему наследника… – задумчиво произнесла Дженис и внезапно замолчала. Вот что изменилось. Даже гедонисты стареют и со временем теряют силу. А он последний в своем роду. Можно только представить, под каким давлением оказался граф, чтобы после стольких бастардов, разбросанных по всей стране, он решил родить законного ребенка. Да… тогда все встает на свои места – женитьба, девственница… Какой бессовестный мерзавец! – Как мне жаль ту девочку, – тихо произнесла Джулия, – на которую падет выбор графа, особенно когда их отношения подойдут к тому моменту… – Не договорив, Джулия закрыла лицо руками и заплакала. – Боже, как пережить эту страшную новость, после того что он сделал со мной? Я никогда не должна была приходить… – Но дорогая, тогда просто пришло время, – попыталась успокоить ее Дженис. – Пришло время выйти на свет Божий из своего склепа и встретить человека, который оценил бы тебя по достоинству и по-настоящему полюбил. – И вот я здесь, сижу и тоскую по мужчине, с которым никогда не буду вместе. А после этого известия мне остается только… – Никогда так не говори и не смей даже думать об этом… – прервала ее с жаром сестра. – О Господи, если бы я только могла стереть из твоей памяти весь этот кошмар, если б я могла найти того единственного, идеального мужчину, который заставил бы тебя забыть про это чудовище! – Его невозможно забыть… – простонала Джулия. – Никогда. Ни слова, которые он говорил, ни его обещания, ни того, что он сделал. Я не скажу об этом ни слова, но и никогда не забуду… У Дженис все похолодело внутри. То, что он сделал?.. И Джулию тоже? Ко всему прочему он ее еще и совратил? Да она просто убьет этого человека. Она растопчет его, сдерет с него кожу, оторвет голову, отрежет его мужское достоинство и повесит на самом высоком дереве! Господи, должен же существовать какой-нибудь способ отомстить этому человеку, абсолютно лишенному всякой морали… Надо найти этот способ во что бы то ни стало – она не могла видеть сестру и знать, что не в силах ей помочь. Джулия мучительно страдала. Доверчивая по натуре, она все принимала слишком близко к сердцу. И граф не задумываясь этим воспользовался. А когда Джулия ему наскучила, хладнокровно бросил ее. Кто-то должен преподнести ему урок – разбить сердце графа, обмануть его доверие, а затем бросить. А смогла бы она это сделать?.. Но каким образом? И как отнесется к этому Джулия? – Мы уедем в усадьбу, – в отчаянии проговорила Дженис. Она не знала, как еще можно помочь сестре. – Возьмем самое необходимое и отправимся туда как можно скорее. Только ты и я. Мама с папой останутся в городе, а мы спокойно поживем какое-то время в Ванфорде. И ты будешь далека от всей этой истории. – Если бы можно было все так легко забыть… – Но ты должна. Джулия, прошло уже четыре года. И все это время его чары не отпускают тебя… – Неужели прошло столько лет! А мне кажется, что это случилось совсем недавно. – Не говори так. Сестричка, ты должна вычеркнуть из памяти любое воспоминание об этом мерзавце. – А ты бы смогла? – мрачно спросила Джулия. – Надеюсь, – осторожно ответила Дженис. – Но я никогда не любила так сильно, чтобы это имело хоть какое-то значение. О большинстве моих поклонников можно с легкостью забыть. – Он способен соблазнить даже тебя. Такова сила его обаяния. Дженис так не думала, однако в словах Джулии ей почудилось что-то похожее на дурное предзнаменование, даже вызов, и она не долго думая ответила: – Тогда, может, мне следует попытать счастья среди тех претенденток, которые готовы разделить с графом новый этап его жизни. – Дорогая моя, дорогая… Дженис замерла. Голос принадлежал матери, которая, внезапно появившись в дверях, заторопилась к дочерям. – Ну разве это не удивительно? Я как раз размышляла о том же! Как хорошо мы понимаем друг друга. Вы обе обладаете всеми необходимыми качествами, однако ваши характеры отличаются, как день и ночь. И то, чего не удалось добиться мягкой и нежной Джулии, сможет сделать ее более агрессивная и задиристая сестра. Джулия поглубже зарылась в подушки, когда их мать опустилась на другой конец дивана. – Я все это время пыталась объяснить твоей сестре, что для такого человека, как граф Уик… – Такого чудовища, как граф Уик, – со злостью перебила ее Дженис. Мать девушек с недоумением приподняла брови. – Ты не должна так думать, если твои намерения в отношении графа даже наполовину серьезны. Но ты же так не думаешь, не правда ли? – Я не знаю. – И Дженис действительно не знала, как относиться ко всей этой истории. Но одно она сознавала совершенно ясно – жажда мести не отпускала ее, и здесь ей представлялся прекрасный шанс отомстить за сестру. Но их мать не должна ничего об этом знать. Так же как и Джулия. Во всяком случае, до тех пор, пока сама она не поймет, насколько сильно могут расстроить Джулию ее намерения. – Я много раз пыталась объяснить Джулии, что такому мужчине, как Уик, нужна своевольная и независимая женщина, которая бы ни в чем ему не уступала. Ас девушками вроде Джулии, с их мягким характером, ему очень легко стать грубым и деспотичным. Он бы все время подавлял ее. А потом ее красота и молодость увянут и… – Быстро взглянув на младшую дочь, она решила не заканчивать свою мысль. – Что касается меня, то я искренне благодарна графу Уику за его мудрое решение не подвергать Джулию подобному испытанию и отказаться от брака с ней, пока все не зашло слишком далеко. Но я не могу убедить твою сестру в том, что он поступил так из деликатности и из лучших побуждений, а главное, в том, что их союз стал бы настоящей катастрофой и принес обоим одни несчастья. – Чудовище и… деликатность? Мама, имя этого человека и твои слова о нем – вещи несовместимые! Он настоящее животное, которое рыщет вокруг до тех пор, пока не учует самку, готовую пасть к его ногам. И что происходит потом? Он просто использует ее, получает свой кусок плоти, а затем бросает, устремляясь к новой жертве. А ты говоришь о тонкости чувств! Да он отвратительная скотина… – О нет, ты не права, – с неожиданной силой воскликнула Джулия. – В нем совсем нет животной страсти, может быть, только в конце… – Ее голос оборвался. – Но Уикни когда не был грубым, даже тогда… он просто… ушел… – О Господи, – с отвращением произнесла Дженис. – Я умываю руки. Пусть Джулия продолжает оплакивать это чудовище, а он – совращать других глупых гусынь, не знающих, что такое осторожность. Дженис поднялась, однако практичная мать задержала ее. – Граф в любом случае женится, – сказала она. – И одна из этих глупых гусынь, как ты изволила выразиться, станет его женой и разделит с ним его состояние. Почему бы тебе не стать ею? Дженис охватил ужас. Неужели ее мать думала об этом всерьез? Не важно, что она сама недавно подумывала о том же. Однако ее желание наброситься с кулаками на этого мерзавца весьма отличалось от практицизма матери, которая видела для них шанс даже в самом неподходящем варианте, предпочитая не замечать плохое. Несмотря на все произошедшее с Джулией и на скандальную репутацию графа… Дженис отвернулась – ее мать просто ничего не знала: ни о непристойных слухах и сплетнях, ни о степени развращенности и гедонизма, до которой этот монстр докатился еще до его несостоявшейся помолвки с Джулией. И сейчас она, конечно, даже представить себе не могла всю глубину его порочности, которая стала основной темой для пересудов, обсуждаемой исключительно шепотом, да и то в основном девушками на выданье, их перепуганными мамашами да негодующими вдовами, которые приходили в ужас от легендарных похождений графа. Безусловно, их мать даже не подозревала ничего подобного, иначе бы она не считала Дженис подходящей кандидатурой в спутницы графу. Но потом Дженис вдруг ясно осознала, что никакие пороки графа никогда не затмят одной простой вещи, столь дорогой для материнского сердца: раз уж мужчина намерен жениться, обладает годовым доходом в пятьдесят тысяч фунтов и способен оплатить епитимью карманными деньгами, все остальные его качества уже не имели никакого значения. Пороки Уика не смущали мать девушек, ибо, по ее мнению, мужчина всегда останется мужчиной, а женщинам вечно приходится расплачиваться за это. Дженис взглянула на младшую сестру, которая, сжавшись в комочек, лежала на кушетке и пыталась скрыть слезы. Но только не в этот раз. Вот если бы Джулия тоже дала ей свое молчаливое согласие… О, тогда бы она могла строить свои планы, чтобы отомстить за ее поруганную честь. И тогда Уику пришлось бы заплатить за все. Глава 2 Однако одно дело мечтать о мести вообще и совсем другое – обдумывать конкретные шаги по воплощению своего плана в жизнь. Жеманные девственницы были не по части Уика. И никто из друзей Дженис, сплетничающих напропалую о скандальной новости, не видел графа в обществе какой-нибудь худосочной бледной Венеры, не обладающей ни умом, ни стилем, ни светскостью. Или же он просто в очередной раз закинул удочку? Что-то здесь было не так, решила Дженис, расположившись за столом во время ужина, вслед за которым шла традиционная игра в карты. Все разговоры на любых светских мероприятиях крутились исключительно вокруг личности графа, что было неудивительно, учитывая неожиданную смену его матримониальных взглядов. Сам Уик хранил молчание. Слухи и предположения возникали исключительно из слов, случайно оброненных графом в кругу друзей, которые потом передавали их своим друзьям, и так до тех пор, пока новость не распространялась, как пожар. Но никто не отваживался расспрашивать самого Уика. А он тем временем вел обычную светскую жизнь, посещая балы и приемы, где с холодным презрением на лице разглядывал в лорнет молодых девушек, словно те были стадом овец, предназначенных для заклания. – Господи, давненько мы так не веселились! – как-то поздно вечером воскликнул Эллингем, когда вся компания во главе с графом вернулась в Хитон с ежегодного маскарада в Гледни. – Все только и делали, что сплетничали о графе да ходили вокруг него кругами, а спросить в открытую или осудить не решались… Мой дорогой друг, в коммерции тебе не было бы равных – твое имя у всех на устах! – И ни одной пары уст для поцелуев на многие лье отсюда, – насмешливо заметил граф. – Мне не по душе план, по которому я должен воздерживаться, пока не будут отобраны мои весталки. – Мы сужаем поиск, – подал голос Макс Боуэн. – В этом году слишком много аппетитных молодых девушек, подходящих для нашей цели. Поэтому мы составили список достоинств под названием «Уиковские»… – Продолжай, – неторопливо произнес граф. – Уиковские? Достоинства? В неопытной девушке? Я ценю только одно достоинство в женщинах – их готовность раздвинуть ноги без лишних проволочек, ухаживаний, уговоров и прочей чепухи. Однако продолжай, может, твоя идея и позабавит меня. – Хорошо. Моя мысль заключается в следующем, – продолжил Макс. – Ты их всех видел, и даже мы готовы с тобой согласиться в том, что девушки мало чем отличаются друг от друга. Они все очень похожи – слишком застенчивы и тихи, чересчур бледны, одеваются неброско, постоянно хихикают, не умеют поддержать разговор. Конечно, в нашем списке претенденток мы специально не концентрировались на этих качествах, но тем не менее пришли к выводу, что выделить какого-нибудь из них отдельно невозможно. И мы еще не нашли тех трех, которые бы отвечали параметрам нашего эксперимента. И потому… – Да, и потому мы переходим ко второму раунду, – перехватил инициативу Эллингем. – И составляем новый список. – Он вынул листок бумаги и помахал им перед Уиком. – Для того чтобы самым тщательным образом отобрать трех лучших во всем Лондоне девственниц, которые, возможно, смогли бы оценить всю выгоду предстоящей сделки. Но для этого им необходимо обладать следующими качествами: они должны быть немыслимо красивы, доступны и, что облегчило бы нашу задачу, достаточно игривы – от кокетки очень легко добиться поцелуя. В общем, желательно, чтобы до нее можно было дотронуться без обычных в таких случаях девичьих глупостей вроде стыдливого румянца, отказов и прочей чепухи. И если сразу после этого ты попадешь к ней в будуар, в твоем распоряжении окажется послушная, легко обучаемая прелестница, готовая встретиться с твоим дружком. – И кто будет испытывать всех этих неопытных красавиц? – лениво поинтересовался граф. – Как это кто, мы все. – В голосе Эллингема прозвучало негодование. – Ты же не думал, что мы бросим тебя в таком трудном деле? Мы ощупаем и обласкаем для тебя всех девственниц и выберем самую подходящую для нашего великого эксперимента. Помни, что под личиной скромности в каждой из них скрывается шлюха. Просто нужно позволить ей выйти наружу. Дай нам немного времени – и мы отберем для тебя девушек высшего качества. И потом, мой дорогой Уик, они будут полностью в твоем распоряжении… а мы с удовольствием насладимся представлением. Клянусь, я уже весь загорелся при мысли, что ты первым их оприходуешь. – Одни обещания, а тем временем я чувствую себя настоящим монахом. Воздержание не мой стиль. Это утомляет. – Побереги свое семя, мой мальчик. А потом излей его в девственную дырку во имя королевы, страны и предполагаемого наследника. А вообще, друзья, в воздержании что-то есть. – Несогласен, – с раздражением перебил его граф. – Мне скучно. А мой друг изнывает от бездействия. Так что этому укротителю стада девственниц не мешало бы в скором времени оказаться внутри одной из них. И побыстрее! Слухи росли и множились, как снежный ком. Уик искал себе невесту. Уик никого себе не искал. Поиски вели его друзья. Мать графа давила на сына. Состояние Уика оказалось не таким уж солидным. Графу требовался наследник. Уик искал самую невинную из всех девственниц. Он вообще никого не искал. Вся затея графа была не более чем еще один обман с его стороны, а сам Уик пребывал в очередном притоне, предаваясь, по своему обыкновению, разврату. Уик, Уик, Уик – он желал заполучить девственницу. Нет. Он искал опытную, здоровую женщину, способную родить ребенка. Нет, требовалась непорочная девица. Приданое не имело значения. Важны были хорошие манеры и знатное происхождение. А также ходили слухи о некоем соглашении, подписав которое, претендентка после рождения наследника должна была отказаться от дальнейших притязаний на графа. Размер вознаграждения, которое Уик готов был заплатить одной из счастливиц, вырос до астрономических размеров. Тысячи фунтов за то, чтобы девственница один раз раздвинула ноги и родила наследника. Мать графа охвачена отчаянием. Сам граф – тоже. Годы берут свое, он стареет, и, как говорится, пришло время навести порядок в делах. А что же сам Уик? В своем городском особняке на улице Св. апостола Иакова граф наслаждался поднятой им шумихой, находя затею весьма забавной. Однако по мере приближения кульминационной встречи с тремя девицами, готовыми пожертвовать своей невинностью и родить ему сына, графа все больше охватывали сомнения. В этой затее Уику нравилось абсолютно все, за исключением одного небольшого «но» – в конце эксперимента он получал на руки дитя, которое могло в будущем оказаться его точной копией, несмотря на облагораживающее влияние бабушки-графини и непорочную чистоту ее будущей невестки. Когда все получится, надо будет отослать их подальше с глаз долой. Через неделю он о них уже забудет. А его вдовствующая мать, царящая в их имении в Хоулкоме, получит в свое распоряжение невестку и внука. Это самое меньшее, что он мог сделать для нее. Ачто касается воздержания, Уику пришлось признать, что в определенной степени аскетизм действительно доставлял удовольствие. Одна только мысль, что в любую минуту он спокойно мог вызвать одну из служанок и переспать с ней, но предпочитал не делать этого, волновала кровь. Приятно было сдерживать свои желания, зная, что в скором времени он сможет сполна насладиться девственной плотью самой лучшей из трех претенденток, готовых принести ему любую жертву. От этой мысли тело графа пронзило острое желание. Занятие любовью, по мнению Уика, было единственным стоящим делом в жизни. И даже здесь приходилось сталкиваться со многими ограничениями… поиск партнерши, быстрое течение времени и как результат – старость и мужская немощь. Однако, несмотря на все сложности, это хлопотное занятие стоило тех сил и денег, которые Уик регулярно тратил на него. Нужды его пениса не давали ему покоя. Воспаленное воображение графа рисовало картины, одну заманчивее другой: невинная девушка познает радости плоти; ее обожающий взгляд, неопытные руки, ласкающие тело Уика, невинная гурия, жаждущая его семени, его ребенка… Все это было внове для графа, привыкшего к холодным, самовлюбленным и опытным красавицам. И ни одна из них не стоила и минуты проведенного с ней времени. Внезапно Уик очнулся от сладких грез. Им нужны только его деньги. Эта мысль вернула графа на землю. – Ты опять думаешь негативно, – одернул его Эллингем. – И как далеко мы продвинулись? – поинтересовался граф с обманчивой мягкостью в голосе. – О, мы прекрасно проводим время в поисках идеальной девственницы, – весело заверил его Эллингем. – Ноне волнуйся, дорогой Уик, уже совсем скоро пред твоим взором предстанет целомудренная красавица, с которой ты сможешь претворить в жизнь все свои фантазии. В Лондоне, казалось, не осталось ни одного места, где бы не сплетничали о графе. От торговых лавок до городских библиотек – везде обсуждали будущую женитьбу Уика. Дженис с трудом сдерживала раздражение. – И как это ему удается? – с возмущением воскликнула она во время утренней прогулки с матерью. – Женитьба этого монстра – главная тема всех разговоров. От них некуда скрыться! Как будто мало ему сплетен. Я все бы отдала за шанс проучить этого мерзавца! – Ты? – В голосе матери прозвучало сомнение. – Милая моя, тебе следует изменить свое отношение к графу, если ты хочешь привлечь к себе его внимание, а сейчас ты ему совсем не пара. Таких мужчин, как Уик, привлекают иные женщины. – Но я подхожу больше, чем Джулия. Ты же мне сама об этом сказала. Уик закусил ею, а теперь желает получить блюдо посытнее и хочет жениться. В Лондоне сейчас все матери ломают головы над тем, как бы зацепить взгляд графских подхалимов. И по-твоему, мне следует быть среди соискательниц. – Да, я действительно так говорила, – ответила ее мать. – А как же бедная Джулия? – спросила Дженис. И что он «делал» с ней такого, о чем она поклялась никому не рассказывать? – Ведь если все зайдет достаточно далеко, граф по-настоящему женится на одной из претенденток. И она знает об этом… – Годовой доход в 50 тысяч фунтов может помочь забыть многое, – возразила мать Дженис. – А женщины ко всему привыкают. Джулия смирится со своей потерей. – Но я не смирюсь! Она должна быть отомщена. Но что она скажет, если из всех претенденток выберут меня? Мало того что я собираюсь принять участие в этой охоте за деньгами графа, у меня есть шанс получить и сам трофей. – Она все правильно поймет, – заверила ее мать. – Джулия сама недавно сказала за чаем, что хочет отомстить Уику. – Все равно ее решимость не смягчит удара, – с отчаянием заметила Дженис. – Ноя не могу спокойно наблюдать за этим цирком, зная, что какая-нибудь недалекая, но хитрая девица быстро родит Уику наследника и, получив за это кучу денег, благополучно оставит его в покое. Нет, его следует наказать, он должен страдать за свою подлость. Кто-то просто обязан преподнести этому чудовищу урок, мама. Ведь только ради мести я согласилась участвовать в этом фарсе. Я не могу видеть, как страдает бедная Джулия. – Но его невестой может оказаться другая, – резонно заметила мать девушки. – И не надо обманывать себя. Как ты собираешься мстить, если даже не представляешь, что он может потребовать от будущей жены? Нет, так далеко Дженис не загадывала. Конкретного плана у нее не было, а о том, что искушенный граф мог потребовать от предполагаемой супруги, она имела смутное представление. Однако одно Дженис знала наверняка: она пойдет на все, лишь бы проучить этого мерзавца и спасти еще одну невинную и ни о чем не подозревающую душу. – Итак, дорогая, договорились: на первых порах, когда придется общаться с приближенными графа, ты будешь скрывать свои истинные чувства. А позже твоя ненависть вполне может сыграть нам на руку. Дженис не очень понимала, о чем толковала мать, но одно стало очевидным: Джулия должна быть в курсе всех предстоящих событий. – Я превращусь в ее ангела мести, – подвела итог Дженис. – В его постели? – Я успею проучить Уика намного раньше. – Милая моя девочка, ты же знаешь, что я всегда готова поддержать любую девушку, желающую при помощи своих женских чар завоевать богатого и знатного мужчину – такого, как Уик, например. Но романтическое желание отомстить тебя совсем не красит. У тебя складывается неправильное отношение к графу. Забудь про все свои глупости и веди себя так, словно единственное, о чем ты мечтаешь, – это выйти за него замуж. И тогда все пойдет как по маслу. Дженис фыркнула в ответ. – Хорошо. Какие бы цели я ни преследовала в охоте за графом, одно знаю точно: мне необходимо одобрение Джулии. Хоть это и причинит ей боль, но я должна с ней поговорить. Однако как сказать Джулии о том, что во имя мести она собиралась соблазнить графа? В теории ее план выглядел вполне осуществимым. Но когда дело касалось конкретных шагов, все оказывалось намного сложнее. Может, вся эта затея с местью – просто плод ее разгоряченного воображения? Еще ни одна женщина не могла серьезно увлечь Уика. Он играл их чувствами, влюблял в себя, а затем уходил, даже не оглядываясь. И кто мог сказать, что за цели он преследовал на этот раз? Хотел ли Уик найти себе жену, родить ребенка и наконец изменить к себе отношение в обществе, превратившись в солидного и уважаемого человека? Или же это была одна из его очередных грязных игр – совращение девственницы и приобретение наследника? Только за одну эту низость граф обязан был понести наказание. Однако Дженис сомневалась, что во всем Лондоне, да и вообще в Англии, найдется хоть одна девушка или женщина, способная пойти против могущественного графа и преподать ему урок. Лишь она одна… Но какие у нее шансы? Даже учитывая поддержку ее матери, уверенной в том, что Дженис подходит графу по всем статьям. И все же эта мысль так прочно засела у нее в голове, что она не собиралась отступать. Постоянные слухи, пронизанные похотью и жаждой денег, то и дело возникали в разговорах друзей по любому поводу. Это выводило Дженис из себя. Каждая мать, у дочери которой был хоть малейший шанс принять участие в ярмарке невест, надеялась, что именно она окажется той единственной. И даже ее родная мать не стала исключением. – Вот такие на сегодня новости, – подвела итог свежим слухам Дженис, когда они вместе с матерью вернулись из библиотеки в надежде, что несколько новых романов отвлекут Джулию от мрачных мыслей. Сама же Джулия, как всегда, сидела в своей любимой голубой комнате, грустила и ждала очередных известий. Дженис продолжила разговор, обдумывая каждое слово. – Бесчинства графа нельзя оставить безнаказанными! Его необходимо остановить. Кто-то должен это сделать во имя всех тех невинных девушек, чьи сердца он так безжалостно разбил. – О, как бы я хотела… – с грустью произнесла Джулия, нервно теребя корешки новых книг, лежащих у нее на коленях. Затем, посмотрев на мать, которая вошла в комнату с подносом в руках, продолжила с большой решимостью: – Да, у меня перед глазами так и стоит эта картина: смелая амазонка, готовая лишить графа его достоинства, и он, валяющийся у нее в ногах и молящий о пощаде… – Именно, – поддакнула сестре Дженис. – Отважная, бесстрашная амазонка… – И кто же будет той дурочкой, которая оттолкнет от себя мужчину с годовым доходом в 50 тысяч фунтов и сделает его своим врагом? – спросила мать. – Джулия согласна: что-то должно быть сделано в отношении графа, – с вызовом ответила ей Дженис. – Неужели? – проворчала мать, разливая по чашкам чай. – Джулия, как тебе понравились книги, которые мы взяли в библиотеке? – Мне особенно пришлись по душе истории про месть. – Голос девушки заметно окреп. – В следующий раз я это учту. Дженис, чаю? Дженис взяла чашку и сделала маленький глоток. Она и не подозревала, что Джулия так сильно захочет отомстить графу. – А что, если мы попытаемся каким-нибудь образом осуществить твою мечту? – осторожно поинтересовалась она у младшей сестры. – Дженис… – с предостережением произнесла мать. В ее голосе, казалось, звучало: «Не сейчас и не здесь. Не говори ей, не причиняй боли…» Взгляд Джулии метнулся от матери к сестре. Она испытующе посмотрела на Дженис. – Ты? А ты бы смогла?.. – Я хочу сделать хоть что-нибудь. Я чувствую, что просто обязана что-то предпринять. Но я не могу игнорировать твои чувства… несмотря на то что, может быть, это первый и единственный шанс поставить Уика на колени. Ведь никто из претенденток никогда не пойдет на такой риск, только я одна… Но скорее всего ничего не получится. Ведь все мы знаем, что за этим последует… Внутри Джулии шла явная борьба… граф и то, что он с ней проделывал… – Я даже подумать боюсь… – Хватит. Не продолжай… – тут же прервала ее Дженис. Вся решимость Джулии, ее жажда мести выражались всего лишь в словах. – Но мама считает, что ты смогла бы это сделать… – Нет, даже не думай… Вдруг «конкурс невест» выиграю я? Что будет тогда с тобой? – Столько денег… – прошептала Джулия. – Они все могли быть моими… – Ш-ш-ш… больше никаких разговоров на эту тему. – Подожди… – Джулия протестующе подняла руку. – Я согласна, пусть он примет наказание от тебя… – Нет, Джулия. Не говори так. Ты сейчас не в себе. – Да нет же. Мой ум ясен, как никогда. Сделай это. Я настаиваю. Мама права. Пусть он искупит свою вину, женившись на тебе. Ты ему больше подходишь – у тебя сильный характер и храброе сердце. Из всех претенденток, включая меня, ты самая лучшая кандидатура. Покажи им всем, Дженис. Этим сплетникам и интриганам… Покажи ему… – Джулия с силой сжала руку сестры. – Покажи мне… А главное… Заставь Уика заплатить за все… Дженис была сильно взволнована. – Я так поздно начала. Все девушки уже две недели как в игре. А приспешники графа еще даже не взглянули на меня. Мне совершенно нечего надеть. У нас ничего не получится! – Из любого положения можно найти выход, – невозмутимо ответила мать. Вскоре они с Дженис подходили к двери самого модного портного на Бонд-стрит. – Безусловно, без хитрости нам не обойтись, но когда работают три головы, ты, вне всякого сомнения, привлечешь внимание графа. И это будет только начало. – А я думаю, что это уже конец. – Давай не будем пессимистками. Пойдем… у нас еще много дел. Вторая половина дня прошла бурно: бесконечные примерки, дорогие платья, дюжинами меняющиеся на Дженис, и сотни уколов булавками были призваны создать умопомрачительный гардероб, подчеркивающий ее девичьи достоинства. – Можешь быть уверена, граф – настоящий эксперт в женской моде, – заявила мать со свойственной ей практичностью. – И поэтому к вечерним платьям нам понадобится особый подход. Следует забыть о скромности. Конечно, в рамках хорошего вкуса. – Она быстро взглянула на старшую дочь. – Чтобы привлечь его внимание. Ты, надеюсь, понимаешь, о каком внимании я говорю… Мать Дженис подошла к делу со всей серьезностью. Она считала, что ее старшая дочь может составить серьезную конкуренцию другим претенденткам, которых друзья графа отбраковывали одну за другой по своим, только им известным причинам. – В конце концов, не все девицы, мнящие себя истинными леди, обладают достаточно знатным происхождением и необходимыми качествами, чтобы подойти на роль жены Уика, – продолжила мать Дженис. – Богатая глупышка уже через неделю наскучит ему до смерти. Самоуверенная красавица будет требовать к себе постоянного внимания. А это не приведет ни к чему хорошему. Наивная и невинная девочка, такая, как Джулия, только разочарует. И я совершенно не виню Уика за то, что произошло у него с твоей сестрой. Он ждал от нее слишком многого. И не смотри на меня так. Джулия наивна и чиста, как ребенок. Она постоянно витает в облаках и мечтает о возвышенных чувствах. А графу нужна девушка, которая бы сочетала в себе красоту, хорошее воспитание, практичность и ум, то есть все те качества, которые в избытке есть у тебя. И если ты умело воспользуешься ими и забудешь о своей глупой мести, то, будь уверена, Уик сразу обратит на тебя внимание, а главное, сделает предложение. – И я получу его деньги, – парировала Дженис. Она не собиралась обманываться насчет графа. Это было бы по крайней мере наивно. От того, что Уик официально искал себе жену, его образ не становился хоть сколько-нибудь положительнее, учитывая скандальную репутацию графа и его сластолюбие. Однако Дженис ничего не слышала о том, что тестирование претенденток включало в себя постель. О Господи, она даже не думала об этом. А что, если это было правдой? Сможет ли она пойти на такое, даже ради мести? Неужели за деньги люди готовы вынести любое унижение? Но благодаря деньгам отца она стала обладательницей самых роскошных и элегантных бальных платьев, подумала Дженис на следующий вечер, красуясь перед зеркалом в наряде из бледно-желтого шелка. Глубокое декольте квадратной формы и узкий лиф придавали пышность ее груди, едва прикрытой изящными рюшами. К платью прилагались туфли в тон и изящная лента, украшавшая ее длинные волосы. В этой одежде Дженис выглядела невинно и в то же время вызывающе – именно такого эффекта и добивалась ее мать. Непривычный образ немного смущал Дженис, ибо крой нового туалета оказался весьма фривольным. При определенном освещении очертания ее тела просматривались в мельчайших деталях. А если Дженис наклонялась вперед, ее грудь, с трудом сдерживаемая корсетом, была готова выпрыгнуть из глубокого декольте. Подол платья решили укоротить настолько, насколько позволяли правила приличия, и даже чуть больше. В результате при ходьбе Дженис «невзначай» демонстрировала изящные лодыжки. А завершала образ высокая прическа, обнажающая нежную девичью шейку. Именно такой вид мог привлечь внимание мужчин, подобных Уику: приятные женские формы, искусно подчеркнутая грудь, выглядывающие из-под подола платья щиколотки с перекрещивающимися атласными лентами и максимально обнаженные те части тела, которые позволялось демонстрировать в обществе – руки, шея и уши. Подобным премудростям обычно не учат в школе. Женщины, как правило, узнают их на собственном опыте, и лишь немногим счастливицам удается овладеть этими приемами в совершенстве. Обычно они хранят свои знания в тайне и не допускают новичков в круг посвященных, обрекая неопытных девушек на постоянные ошибки и неудачу. Подобные знания таили в себе власть. Дженис поняла это, когда, переступив порог бального зала в Кавендиш-Хаус, располагавшемся на Риджент-стрит, столкнулась с сотней враждебных глаз других претенденток. Они не желали видеть рядом с собой еще одну соперницу. Это была их законная территория, где они дневали и ночевали в надежде на то, что Эллингем обратит на них внимание. И это был второй урок, который Дженис пришлось усвоить в тот же вечер: непрошеные гости вроде нее должны быть готовы к борьбе не на жизнь, а на смерть. Глава 3 – Что это за симпатичная пташка? – промурлыкал Эллингем, поднося к глазам лорнет, когда спустя два часа на балу в Кавендиш-Хаус он прокладывал себе путь среди многочисленных гостей. – Посмотри, Макс, сколько людей и какое обилие юных сирен, жаждущих попасться на глаза Уику. Какая прелесть! У меня просто нет слов… Жалко, что сам он этого не видит. Хотя раболепие присутствующих, которое так тешит наше самолюбие, скорее всего заставило бы Уика зевать от скуки. Эллингем и Макс наконец пробрались в самый центр толпы. Их окружали музыка и стайки очаровательных девушек, старающихся изо всех сил скрыть переполнявшее их желание выиграть конкурс невест, а те из них, кого природа обделила красотой, притворялись, что им все равно. И тут Эллингем увидел ее – словно яркий лучик солнца, сияющий в мягком свете канделябров. Обнаженная нежная шея. Волнующие изгибы чуть прикрытой груди. Облегающее платье. Элегантность и простота. А главное, внутренний свет, так выгодно выделявший ее среди остальных гостей. К тому же девушка была явно неглупа – на Эллингема смотрели ее светящиеся умом глаза. А уж тело и стильное, смелое платье заслуживали высшей похвалы. Образ девушки был, несомненно, тщательно продуман. Не слишком вызывающий, но и весьма далекий от скромного. Прелестница выглядела элегантно и в то же время дерзко благодаря нескольким откровенным деталям туалета, которыми девушка умело пользовалась. Пышная грудь, с трудом сдерживаемая корсетом, могла оставить равнодушным только слепого, а нежная шейка, которую не скрывали тяжелые украшения, так и притягивала взгляды мужчин, заставляя их сердца биться быстрее. Эта девушка точно знала, какое впечатление она хотела произвести. Отсутствие украшений и какой-либо вычурности выгодно подчеркивало ее молодость и естественную красоту. И это в обществе, где все искусственное считалось нормой. Интересно, к какому типу девушек она принадлежала – к скромницам или кокеткам? Надо это выяснить. Но Эллингем не торопился. Ему приятно было наблюдать за тем, как она грациозно двигалась среди гостей, приветствуя друзей и знакомых, которые, по всей видимости, хорошо ее знали. И это еще больше возвысило девушку в глазах Эллингема, так как большинство приглашенных на бал принадлежали к сливкам общества. Тем не менее сам он видел ее в первый раз. Где же она скрывалась все это время? Хотя, возможно, девушка настолько умна, что предпочла держаться в тени, до тех пор пока Эллингем не пересмотрел всех девиц в Лондоне, а затем, когда он уже отчаялся найти подходящую кандидатуру, вышла на арену. Ну и хитра же, бестия! Девушке сразу удалось привлечь к себе его внимание тем, что она не прилагала к этому никаких усилий. Хотя, вне всякого сомнения, она прекрасно понимала, кто он такой и какие цели преследует. Задело ли это его за живое? Может быть, совсем чуть-чуть, признался себе Эллингем. – Эта девушка ведет себя как настоящая герцогиня, – заметил Макс Боуэн. – Да она наверняка такая же глупая курица, как и все остальные девицы, – с раздражением ответил Эллингем, раздосадованный ее пренебрежением к своей персоне. – Скорее всего она окажется заурядной, благовоспитанной и скучной барышней. – Очень трудно найти кандидатуру для нашего эксперимента. Я до сих пор не вижу подходящей девушки. – А я и подумать не мог, что охота за девственницами окажется таким утомительным занятием, – недовольно заметил Эллингем. – Я-то надеялся, что они будут бросаться нам на шею. – Тогда бы я уже недели три назад пустил в ход своего дружка. А до начала эксперимента осталось совсем мало времени. Уик теряет терпение. Возможно, придется продолжить с двумя девушками. Хотя если сейчас ты найдешь третью кандидатуру, отвечающую всем критериям, например вот эту пташку, в нашем распоряжении, как и предполагалось, окажутся три девицы. Так что все, что нам нужно сделать, – это протестировать данный «образец», и я готов приступить к делу немедленно. Эллингем злобно посмотрел на друга. – На этот раз, мой дорогой Макс, тебе придется уступить крошку мне. Я по-настоящему заинтригован. – И он вновь с еще большим вниманием принялся изучать золотистую фигурку девушки, ярким пятном выделявшуюся в толпе. – А из этой пташки может выйти толк. Пожалуй, я с ней поработаю. Умные глаза, сдержанные манеры… Несмотря на фривольное платье, я думаю, что она как раз тот тип девушки, который нам нужен. Дженис чувствовала на себе взгляд Эллингема в течение всего вечера. Казалось, пронзительные глаза этого человека проникали насквозь и видели все ее потаенные мысли. Дженис едва не охватила паника. Она казалась себе неуклюжей гусыней. И в конце концов внимание Эллингема укрепило ее решимость. Дженис понимала, что ей необходимо вооружиться хоть какой-то информацией, чтобы продумать свои дальнейшие шаги. Она успела заметить, что некоторые простодушные девицы, чьи шансы, по мнению их матерей, равнялись нулю, на удивление охотно делились своим опытом. Видимо, это давало им ощущение некоей причастности к запретному миру избранных. – О, вы поставили на правильного человека, – говорили они. – Эллингем – ключевая фигура в этой игре, и сейчас он очищает зерна от плевел, как это мы называем, то есть отбирает кандидатуры. Обычно он подходит, знакомится, осыпает вас комплиментами, а потом предлагает пройтись по залу. А во время беседы уводит в укромное местечко, где позволяет себе всякие вольности. – И это все? Комплименты и вольности где-нибудь в уголке? – А разве этого мало? Если ему удалось сорвать у приличной, благовоспитанной девицы поцелуй, значит, она вполне может представлять интерес для Уика, не правда ли? – И в этом состоит вся проверка? – Дженис не верила своим ушам. Выбор невесты больше напоминал какую-то извращенную игру. – И таким образом граф выбирает себе спутницу жизни? – О нет. Говорят, что это только предварительный отбор, в котором определяются основные претендентки. Известно, что у скромницы, несмотря на ее богатство и происхождение, шансов нет никаких. И в то же время графу подойдет только самая умная, красивая, прекрасно воспитанная, светская и самая невинная из всех девственниц. – И уже кто-то прошел предварительный отбор? – Говорят, что уже есть две претендентки. Они совершенно не похожи друг на друга и обладают разными характерами. Теперь Эллингему осталось найти третью девушку, и на этом поиск невест закончится. Во всяком случае, видимая его часть. А дальше все будет зависеть от пожеланий и вкусов самого Уика. По слухам, он собирается использовать собственные критерии отбора, который пройдет уже в узком кругу его приближенных. – О… План Уика поражал своим цинизмом и сугубо мужским подходом. В результате отбора все три претендентки оказывались в полной власти графа. Дженис почувствовала, как у нее все внутри похолодело. Что она могла противопоставить Уику в такой ситуации? И какая мать, зная все обстоятельства сделки, захочет принести свою дочь в жертву золотому тельцу? Очевидно, многие. Их хищные взгляды неотрывно следили за Эллингемом в надежде привлечь его внимание. Для самой Дженис это явно не представляло большого труда, ибо Эллингем весь вечер не сводил с нее глаз. Однако для дальнейших действий ей необходимо было четко представлять себе, как она собиралась мстить Уику. Хватит ли у нее смелости? Ведь теперь, когда ее заметили и ей предстояло принять участие в предварительном испытании, Дженис начала понимать, что от нее может потребоваться гораздо больше, нежели просто яростное желание отомстить графу. Для начала ей придется завлечь Эллингема в свои сети, возбудить его интерес, но удерживать на расстоянии, обещая все и не давая ничего. Она должна отличаться от своих соперниц и в то же время соответствовать требуемому типажу. Легкомыслие и скромность, доступность и сдержанность – Дженис необходимо было продемонстрировать все эти качества. Она чувствовала себя как на вулкане. Если для предварительного отбора претенденток этого было достаточно, то что же граф мог придумать для основного испытания, когда отобранные Эллингемом девушки останутся с ним наедине? Все… А это значит?.. Все без исключения… Десятки девушек с радостью готовы пойти на это. Что бы это ни значило. А готова ли она сама так низко пасть? Ведь за это девушка получала немыслимое вознаграждение: Уик публично обещал жениться на победительнице. Какими бы ни были критерии отбора, девушка в любом случае становилась официальной женой графа. Как сказала ее мать, 50 тысяч в год помогают закрыть глаза на многие недостатки мужчин… Но в ее случае деньги не играли никакой роли. Дженис преследовала благородную цель – она хотела отомстить Уику за Джулию и всех тех несчастных девушек, которых он успел совратить и окунуть в мир запретных наслаждений. А может, она и сама была не прочь взглянуть на этот мир и немного поиграть в его игры? Дженис глубоко вздохнула. – Ах, вот вы где, моя дорогая. Дженис обернулась и увидела прямо перед собой Эллингема. – Я весь вечер искал возможность познакомиться с вами. И вот наконец леди Кавендиш сжалилась надо мной и пришла на помощь. За спиной главного графского приспешника стояла леди Кавендиш, разодетая в атлас и кружева, с волосами, уложенными в такую высокую прическу, что обладательница этого чуда парикмахерского искусства рисковала задеть люстру. Эллингем вытолкнул хозяйку бала вперед, и она познакомила его с Дженис. – Мистер Эллингем, позвольте представить вам мисс Траубридж, дочь сэра Осберта, владельца судоходной компании. Прошу любить и жаловать. – Итак, – промурлыкал Эллингем, после того как леди Кавендиш удалилась. «Сначала приличествующие случаю банальности. Посмотрим, что эта девочка умеет и хватит ли у нее ума и светскости», – пронеслось у него в мозгу. – Прекрасный вечер, но слишком много гостей и очень шумно. Дженис застыла. Этот хитрец так долго искал с ней встречи, чтобы сказать ей пару банальностей? Что за игру он затеял? А Дженис не сомневалась, что это была игра, а своим вступлением Эллингем преследовал определенную цель. Но какую? Что он хотел узнать? Может, он желал убедиться, что она такая же, как и остальные претендентки, – скучная и пресная девица, мечтающая лишь об одном – как бы удачно выйти замуж? Дженис понимала, что ей необходимо как-то выделиться и быть самой собой – такой, какой ее знали в кругу близких ей людей, – прямой и искренней. Она собралась с духом. – Да, очень много людей. Но позвольте полюбопытствовать, что заставило вас прийти сюда, мистер Эллингем? А чертовка не из трусливых. Помимо внутреннего света, она обладала еще и бойким характером. А какая замечательная грудь… Эллингем с удовольствием объездил бы эту строптивую кобылку… – Мне кажется, что вы не настолько плохо осведомлены, чтобы не знать цели моего присутствия на многочисленных светских мероприятиях, мисс Траубридж. – Отнюдь. Как я вижу, вы подыскиваете себе хорошую компанию. Я прекрасно вас понимаю. Это непростое занятие. И разумеется, вам приходится посещать все светские рауты и искать подходящую кандидатуру среди лучших людей города. Пташка совсем не глупа. – Да, вы правы, приходится, – любезно ответил Эллингем. Уику должна понравиться эта острая на язык девица. – Боюсь, что вы оказываете мне слишком много чести. К сожалению, я не обладаю тем искрометным остроумием, которого вы вправе ожидать от светских дам. – Позвольте мне с вами не согласиться, – возразил Эллингем. – Едва ли я вправе рассчитывать на ваше благосклонное внимание. Мы ведь до сих пор ничего не знаем друг о друге. Так что давайте, милочка, сделаем один круг по залу и немножко посплетничаем. Это вполне в духе Эллингема, подумала Дженис, и подала ему руку. До сих пор ни одного промаха. Но, Боже, как вести себя дальше? – Итак, вы приглашаете меня на кадриль, мистер Эллингем, – спокойно сказала Дженис, – а вальс вы танцуете с другой. – Нет, вальс я желаю танцевать сегодня именно с вами, – ответил Эллингем, и они медленно направились к танцующим парам. – Неужели? Я всего лишь дочь богатого судовладельца. Чем я могла заслужить ваше внимание? – Милая мисс Траубридж, не надо играть со мной в прятки. Вы прекрасно знаете причины моего интереса к вашей персоне. – Что ж, мистер Эллингем, ваши побуждения мне действительно известны. Слухами земля полнится. Губы ее собеседника тронула легкая улыбка. – Да, конечно, извечная людская молва… Значит, вы согласны побеседовать со мной в более приватной обстановке? Сердце Дженис заколотилось. Кажется, Эллингем заглотнул наживку. Во всяком случае, ее игривый тон и прямота явно заинтриговали его и заставили отбросить церемонии. А что теперь? Сможет она продолжать в том же духе? – А что вы мне, собственно, хотите сообщить, мистер Эллингем? Что не можете устоять перед моим женским очарованием и жаждете получить поцелуй? Вы опробуете товар, а затем доложите о его годности человеку, который из-за своей гордыни не желает снизойти до личного знакомства с потенциальной невестой? Знаете что, мистер Эллингем, пожалуй, я не согласна. Дженис сознавала, что она сильно рисковала, отказав главному приспешнику графа в его маленькой просьбе, невзирая на собственное желание во что бы то ни стало попасть в группу претенденток. Но сдержать свое возмущение оказалось выше ее сил. – Вы чересчур строптивы, мисс Траубридж. Прошу вас, пройдемте в эту комнату. Обещаю вам, мы ограничимся одной лишь беседой, а руки я буду держать у вас на виду. Дженис позволила увести себя в ярко освещенную залу. – Итак, мистер Эллингем, мы наконец одни. О чем вы хотели поговорить со мной… наедине? – Я просто обязан сказать вам, что вы прекрасны. – Но, мистер Эллингем, мне это и без вас известно. Такой ответ ему пришелся по душе. Богиня должна быть высокомерной и знать цену своей красоте. Однако, невзирая на ее самоуверенность, Эллингем с удовольствием отметил, что девушка с трудом скрывает волнение, выдавая тем самым свою неопытность и невинность. – Итак, вас заинтересовало мое предложение? – Что вы имеете в виду? – Только не надо изображать из себя скромницу. Это вам не идет и совершенно не соответствует ни вашей прямоте, ни темпераменту. Я не собираюсь устраивать с вами словесные баталии, мисс Траубридж. Это ни к чему. Еще никому из претенденток я не делал своего предложения так скоро й в такой откровенной форме. Но в вас я вижу большой потенциал. Вы прошли испытание. Итак, я заношу вас в список? О Господи… как быстро он принял решение! Но почему? – И в чем же заключалось пресловутое испытание? – спросила Дженис, удивляясь собственному спокойствию. – Да в чем угодно и в любой момент. Это зависит только от моего желания, – жестко ответил Эллингем. – Так да или нет, мисс Траубридж? У меня мало времени. Вы пришли на этот бал с определенной целью. Вы ее добились. Вам осталось лишь принять решение. Дженис оцепенела. Эллингем ловко загнал ее в угол. Она понимала, что больше не могла тянуть с ответом. Ее план. Ее судьба. Ее безрассудство. Она зашла слишком далеко, и у нее уже не было выбора. Дженис решительно вскинула голову. – Вы очень проницательны, мистер Эллингем. Конечно, да. А сейчас ей надо набраться терпения и ждать. Уик вскоре пришлет за ней, так же как и за остальными двумя девушками. В этом-то и заключалась хитрость плана: никто в светском обществе, за исключением приближенного круга друзей графа, не узнает имен счастливиц, попавших в список. А главное, какими бы критериями Уик ни собирался воспользоваться при выборе жены, ни одна из проигравших девушек ни за что на свете не станет распространяться ни о том, что ей пришлось пережить, ни о своем провале, опасаясь превратиться в посмешище в глазах общества. Итак, спектакль, предназначенный для светской публики, закончился. Страсти накалились до предела – вопрос, кто же из претенденток попал в заветный список, читался на лице каждого гостя. Все видели, как Эллингем беседовал с дюжиной девиц, готовых подтвердить сей факт в любую минуту. Но ни одна из них не признавалась, попала она в список избранных или нет. Казалось, все девушки, словно члены какой-то секты, дали обет хранить молчание. Веселье закончилось. Наступила пора тоскливого ожидания. – Этот человек – настоящий демон, – одним дождливым утром не выдержала Дженис, когда они с Джулией играли в пикет в голубой комнате. – Необходимость считать дни не вызывает ничего, кроме озлобления… – Или заставляет мучиться от нетерпения, – мягко заметила Джулия. – Да чего можно с нетерпением ждать от встречи с Уиком? Это же как схватка с быком, который пронзит тебя своими рогами и всю выпотрошит. Он настоящее чудовище и заслуживает смерти. Однако мать девушек совсем не разделяла их настроений и торжествовала первую одержанную ею победу. – Я же говорила тебе, – довольная, заметила она. – Какой утонченный мужчина в здравом уме и рассудке упустит такую умницу и красавицу? – Ты говоришь об Эллингеме? Да он марионетка в руках Уика, выполняющая все его приказы. – Ты очаруешь Уика так же, как и Эллингема, – заверила Дженис мать. – Поверь мне, я знаю, что говорю. Да, но некоторых деталей ее мать не знала или предпочитала делать вид, что не имеет о них представления. А уж о намерениях Уика Дженис не могла даже догадываться. Официальное приглашение с учетом всех тонкостей этикета пришло две недели спустя. На дорогой бумаге кремового цвета содержались также заверения, что мисс Траубридж и другие друзья и знакомые графа на уик-энде в его загородном имении в Хоулкоме будут под неусыпным надзором графини-матери, дамы весьма строгих правил. – Итак, началось, – прошептала Дженис. – И чем это все закончится, никому не дано знать… Особняк Хоулком-Мэнор являл собой классический образчик мрачного готического замка. Каменные стены, толстые деревянные балки и узкие окна, похожие на бойницы, в которые с трудом попадал Свет, производили мрачное впечатление. «Наглядное дополнен ие к одиозному Образу Уика», – думала Дженис, по мере того как ее карета медленно приближалась к имению. Она приехала одна с грудой чемоданов, доверху заполненных дорогими туалетами и украшениями, которые, как она была уверена, ей не понадобятся. Однако ее мать придерживалась мнения, что воспитанная девица не может путешествовать без хорошего гардероба. И Дженис ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться. Вообще отношение ее матери к предстоящей поездке выглядело по меньшей мере наивным. Она упорно не желала замечать скандальной репутации графа и слепо верила в то, что загородное путешествие дочери пройдет в пол ном соответствии с тем, что граф обещал в приглашении. Однако с Уиком никогда нельзя было знать что-то наверняка. Все зависело исключительно от его капризов. А желание его найти себе жену совсем не означало, что он решил исправиться. Просто граф, известный своей аморальностью, придумал себе новую забаву. Дженис понимала, что ее невинность не будет ему помехой при выборе жены, однако и сдерживающим фактором для графа это тоже вряд ли станет. Но во имя мести она должна была быть готова ко всему. Когда солнце начало уже клониться к закату, карета Дженис остановилась перед парадным входом особняка. Поездка оказалась долгой и утомительной – всю дорогу ее не оставляло дурное предчувствие и мучил страх перед неизвестностью. Поэтому, оказавшись перед старинными дверьми особняка, девушка ощутила искреннюю радость. Ей не терпелось перейти от тягостных размышлений к конкретным действиям. Эллингем встречал ее у входа. – А вот и вы, мисс Траубридж. Полны задора и огня, надеюсь. Я знаю, что поездка была нелегкой. В вашем распоряжении час, чтобы немного отдохнуть и освежиться перед ужином. Ваши комнаты в галерее. Разрешите представить вам миссис Уилтон, она покажет вам дорогу. Миссис Уилтон, высокая и худая, походила на маринованный огурец. Не произнеся ни слова, она повела Дженис вверх по ступенькам. Процессию замыкал лакей, сгибавшийся под тяжестью ее чемоданов. Ее комната, располагавшаяся справа от лестницы, оказалась на удивление уютной. Большая кровать с белоснежным пологом и такими же девственно белыми простынями и грудой подушек находилась в центре помещения, а напротив весело горел камин, заранее разожженный заботливой прислугой. Перед ним стояло большое мягкое кресло, а вдоль стен тянулись громоздкий платяной шкаф и комод. Обстановку дополняли небольшой ночной столик из красного дерева и кресло, а также пушистый ковер, закрывающий практически весь пол. Дженис обнаружила также дверь, ведущую в туалетную комнату, меблировка которой состояла из столика, заполненного всевозможными баночками и бутылочками, большого зеркала, пуфа, а также встроенного шкафа и умывальника. – Я пришлю вам горничную и слугу с горячей водой. – Бесстрастное лицо миссис Уилтон ничего не выражало. И все-таки хорошо, что в доме помимо гостей есть еще люди, с облегчением подумала Дженис и начала распаковывать чемоданы. Среди присутствующих в особняке оказался и Макс Боуэн, как позже успела заметить Дженис, спускаясь вечером к ужину. За столом сидели и две другие претендентки. Лица девушек, смотревшие на нее с неприкрытой враждебностью, показались ей знакомыми. – Ну что ж, вся компания в сборе, этакий diner a cinq [1] , – произнес Эллингем, потирая руки с довольным видом. – Мы будем обращаться друг к другу только по именам, ведь все мы тут друзья, которые умеют хранить тайны. Ни одно слово не должно просочиться за стены этого дома. Он многозначительно обвел глазами девушек и встретил в них полное понимание – ни одна из них не собиралась ни за какие блага мира признаваться ни в своей победе, ни тем более в поражении. – Вы правильно меня поняли, – резюмировал Эллингем. Словно учитель, убедившийся в том, что дети усвоили важный урок, с возмущением подумала Дженис. – А теперь позвольте мне представить вас друг другу… – И он указал рукой в сторону миловидной блондинки с простодушным лицом. – Инночента [2] . – Как только Эллингем назвал ее имя, девушка вздохнула с видимым облегчением. – А это… – ион посмотрел на тоненькую и гибкую брюнетку, одетую по самой последней моде, – Виртуоза. [3] Модница одарила его заговорщицкой улыбкой, в то время как Эллингем представлял присутствующим Дженис. – И наконец… Весталка. – А ее имя мне нравится больше, чем мое, – надула губы Инночента. Всегда есть кто-то, подумал Эллингем, не сразу принимающий правила игры. Обычно это самые эгоистичные люди, и чужой успех и деньги не дают им покоя. Впрочем, может, как раз она и понравится Уику. Такая же алчная и избалованная, как и сам граф. Эллингем пропустил ее недовольство мимо ушей. – Дамы, – произнес он с теплотой в голосе и потянулся к звонку, – приступим к ужину. Дженис ожидала большего от первой встречи с конкурентками. Конечно, когда Эллингем предложил всем девушкам сначала подкрепиться, она не слишком удивилась. Однако позже, как только слуга стал накрывать на стол, Дженис почувствовала, насколько она проголодалась. Похоже, перед тем как отвести своих овечек на заклание, Эллингем решил их слегка подкормить. От этой мысли у Дженис испортился аппетит. Тем не менее она смогла отдать должное простому, но обильному ужину, состоявшему из супа, рыбы, рисовой запеканки и баранины под винным соусом, которая подавалась вместе с разнообразными овощами. На десерт было предложено сырное ассорти, яблочный пудинг и сливовый пирог. Дженис обратила внимание на щедрый выбор вин, которым ее конкурентки не преминули воспользоваться, что также не ускользнуло и от глаз Эллингема. – Я вижу, милые девушки, что две из вас уже вполне готовы приступить к основной части сегодняшнего вечера. Как вы, наверное, уже догадались, Уик ждет вас. Вы по очереди будете заходить в библиотеку, где встретитесь с графом, будущим мужем одной из вас. Эллингем внимательно посмотрел на Виртуозу и Инноченту, пытаясь определить, кто из них больше опьянел. Инночента продолжала дуться, и Эллингем решил, что ей не помешают еще несколько бокалов вина, пока Уик будет развлекаться с брюнеткой, и он пригласил Виртуозу. Та грациозно поднялась из-за стола и, держа в руках бокал, направилась с главным помощником фа-фа в библиотеку. – А что же нам делать? – спросила Инночента. – Он оставил нас одних, чтобы мы тут сидели и мило беседовали? А ты как думаешь, Весталка? Или ты вообще не привыкла шевелить мозгами? – Я… – Ты просто дура, если надеешься выиграть. Не тебе со мной тягаться. А эта так называемая Виртуоза – обычная дешевка. Посмотрим, как ей удастся очаровать Уика своей глупой болтовней. Она вскочила из-за стола и начала нервно ходить по комнате, то и дело отпивая из своего бокала. – Что же там происходит? Я бы все отдала за… – Тут Инночента быстро исправилась: – Нет, главное не в том, чтобы не дать, моя дорогая Весталочка, а в том, чтобы взять. Ты должна уйти, а я – получить. Видишь, все очень просто. – Она повела рукой с бокалом в сторону Дженис. – Ты, конечно, можешь попытать счастья, но это бесполезно. Я собираюсь получить Уика и готова пойти ради этого на все… Любой ценой. И что бы он ни потребовал наедине… А что, если в эту самую минуту граф наблюдал за ними? Или же его сейчас занимала только Виртуоза, от которой требовалось сделать… что? Как можно привлечь внимание такого человека и выйти за него замуж? И как далеко готовы пойти ее соперницы в достижении своей цели? А она сама? Этот вопрос мучил ее все сильнее, особенно сейчас, когда Инночента пыталась лишить ее уверенности в себе, а сама Дженис хранила упорное молчание. Но ее спокойствие только еще больше распаляло самоуверенную блондинку, которая, успев осушить графин с вином, с воодушевлением продолжала разглагольствования. Устав от ходьбы, она в изнеможении упала в кресло. И Дженис, воспользовавшись паузой, спросила невинным голосом: – А тебе не приходило в голову, что кто-нибудь, например Уик, мог все это время наблюдать за нами и слышать все, что ты сейчас наговорила? Инночента изменилась в лице. И в эту минуту появился Эллингем. – Моя милая Весталка, пойдем. Настала твоя очередь познакомиться с Уиком. Конечно, Дженис не раз видела графа на различных светских сборищах, однако близко с ним сталкиваться ей не приходилось. Здесь же, оказавшись с Уиком рядом, Дженис сразу отметила, насколько пресыщенным и скучающим выглядело его худое, аскетичное и очень красивое лицо. Он сидел в большом, слегка потертом кожаном кресле. Высокий, одетый с обманчивой простотой, Уик явно скучал, и когда Дженис вошла в библиотеку, он даже не удосужился взглянуть на нее. Именно этого Дженис и опасалась: избалованный, развратный и высокомерный аристократ, не утруждающий себя соблюдением элементарных правил приличия. Однако с этим экземпляром она знала, как справиться. И пусть потом Инночента забирает его себе. Никакие деньги мира не заставили бы Дженис выйти замуж за этого монстра. Первую часть экзамена она выдержала. Теперь оставалось придумать, как отомстить графу за поруганную честь сестры. – А ты ловко поставила на место эту выскочку. – От его голоса Дженис бросило в жар – густой, обволакивающий, словно мед, он проникал в самую душу. Опасность и сотни разбитых сердец звучали в голосе графа. Однако, невзирая на сюрпризы, Дженис оказалась все-таки права: все во внешности Уика говорило о его порочности и склонности к чувственным удовольствиям, в которых ни меры, ни запретов для него явно не существовало. Дженис не ответила Уику, и тот медленно поднялся с кресла, чтобы внимательнее рассмотреть гостью. Когда граф подошел совсем близко, молодая девушка, к своему удивлению, не заметила в нем ничего пугающего, ни тем более отталкивающего. Наоборот, темные, непроницаемые глаза этого человека, породистое лицо и элегантная, слегка небрежная манера держаться притягивали к, нему, как магнит. Несколько минут граф бесцеремонно рассматривал Дженис со всех сторон, не упуская ни одной детали, а затем сделал несколько шагов назад, чтобы оценить ее фигуру и лицо. – Итак, твое имя Весталка? – Уик вплотную подошел к девушке. – А ты и правда… девственница? – Граф взял Дженис за подбородок и заставил девушку посмотреть ему прямо в глаза. Горячие, властные пальцы Уика выдавали в нем человека, привыкшего повелевать. Сильный, не знающий поражений граф принадлежал к категории людей, которые, добившись своей цели, быстро теряли к ней интерес и, забыв о старых увлечениях, шли дальше, к очередным завоеваниям. – Милорд, мы не на рынке, а я не персик, который осматривают и мнут, чтобы удостовериться в его спелости. Кстати, мистер Эллингем уже проделал эту работу за вас. Так что ответ на свой вопрос вы можете получить у него. Уик резко опустил руку. – А, Весталка все-таки умеет говорить, да еще так эмоционально. Но разве, моя милая, не в этом заключается цель нашей встречи? Узнать на ощупь и на вкус спелость твоего девственного плода. А иначе зачем бы я стал утруждать тебя таким долгим путешествием в свое имение? Дженис почувствовала, как начинает медленно таять под властью чарующего голоса и черных глаз. Только не сейчас, только не в эту минуту… Она должна дать Уику достойный отпор и ответить еще большей дерзостью… – Вы спрашиваете, зачем, милорд? Судя по вашим отношениям с женщинами и их количеству, я догадываюсь, что занимательные беседы в моем обществе вряд ли входили в ваши планы, когда вы посылали за мной. К тому же мистер Эллингем уже обсудил со мной все, что требовалось. Поэтому давайте не будем медлить и приступим к делу. – Моя дорогая Весталка, оказывается, весьма романтичная особа, – медленно проговорил граф. – Ей не терпится скинуть панталоны и продемонстрировать свой товар. Если, конечно, миледи не пренебрегает этой деталью туалета. А мне почему-то кажется, что пренебрегает… Уик сделал еще один круг вокруг девушки, пристально разглядывая ее со всех сторон. – Что ж, у этой непорочной барышни под платьем скрывается весьма соблазнительная фигура – изящные лодыжки, лебединая, нежная шейка. Моя дорогая, ты очень умело подчеркнула все достоинства, позаботилась о том, чтобы доставить мне удовольствие… которого я был лишен так долго… Очень трогательно… Твои усилия не пропали даром, милая. Ты возбудила… мой интерес. – Он вновь взял Дженис за подбородок и приблизил к ней свое лицо. – Я думаю, что Эллингем был прав… – Пальцы графа опустились ниже и коснулись шеи девушки. – Ты даже не представляешь… – рука Уика теперь покоилась на ее груди, – какое удовольствие может получить воздерживающийся несколько мучительных недель мужчина с такой невинной, но весьма горячей штучкой… – Он не отрывал глаз от ее лица. – Такой невинной и… такой дикой… – И вдруг рука графа проникла за край корсажа и, проложив себе путь сквозь кружева, нащупала упругий сосок, который сразу затвердел от его прикосновения. – …И с таким соблазнительным и сладким соском… Тело девушки содрогнулось от неожиданности. В шоке от того, что мужская рука впервые дотронулась до столь сокровенных мест, Дженис замерла, не зная, что делать. Ей казалось, что ее сознание медленно отделяется от тела, не в силах осмыслить реальность происходящего, и это несмотря на то, что она предвидела подобный поворот событий. Но разве возможно подготовить себя к такому? Особенно когда речь идет о неопытной девушке: воля и желание этого человека полностью подчиняли ее тело, и он делал с ним все, что хотел… Дженис казалось, будто она смотрит на себя со стороны и оценивает свои ощущения, пытаясь силой воли подавить первый порыв скинуть руку графа и убежать куда глаза глядят. Дженис сознавала, что сейчас наступил тот самый момент, когда она должна была окончательно решить для себя, что будет делать дальше и какие жертвы – будь то тело, девичья гордость или душа – собиралась принести на алтарь своей мести. Легко рассуждать о жизни, когда стоишь от нее в стороне. У Дженис совершенно не было опыта в подобных ситуациях, и она не знала, как подавить стыд и отвращение, охватившие ее в первую минуту, когда граф начал ласкать ее грудь, глядя прямо ей в глаза – лиса, наслаждающаяся страхом своей жертвы. Но больше всего ее испугало то, что вместо унижения и возмущения она совершенно неожиданно ощутила удовольствие, которое, зародившись где-то внизу живота, горячей волной медленно растекалось по всему телу, становясь все жарче под умелыми – о ужас! – пальцами Уика. Дженис была не в силах противиться этому. Она потеряла всякую власть над своим телом, которое наполнялось неведомым доселе жаром, распространявшимся, словно струйки жидкого серебра, от соска и дальше, во все закоулки тела. И вдруг пальцы Уика перестали двигаться; казалось, он прекрасно знал, что даже когда его рука замерла на груди девушки, ее тело продолжало испытывать острое наслаждение. Дженис чувствовала себя абсолютно голой. Ее девственная броня неведения оказалась пробитой, и она познала свое тело, силу его желаний – его предназначение. Секреты женской чувственности, о которых знали мужчины и умело ими пользовались начиная еще со времен Адама и Евы, заставляли цариц забывать обо всем на свете и отдаваться во власть своей страсти с простолюдином, а обычных женщин – менять свободу на рабство сладострастных наслаждений. А ведь Дженис лишь слегка приоткрыла дверь в мир запретных удовольствий, который начиная с этого момента готов был раскрыться перед ней во всем своем многообразии. Да, наступил момент, где уже не было пути назад. Здесь и сейчас Дженис должна была забыть о своем страхе и сделать шаг в неизведанное; смириться с неизбежным и отдать свое тело и душу во власть человека, чья личность пугала и в то же время манила ее. Это был поворотный момент. Уик, прекрасно знавший, какие эмоции вызывают его ласки, пристально следил за тем, как менялось лицо девушки, отражавшее, как зеркало, все испытываемые ею чувства. Дженис никак не удавалось собрать воедино разбежавшиеся мысли – она совершенно не была подготовлена к тому новому, восхитительному ощущению острого наслаждения, о существовании которого она даже и не подозревала. – Ах, моя Весталка, да ты просто откровение… – прошептал Уик. – Нет ничего лучше, чем укол горячего и упругого соска девственницы… Я должен видеть всю твою красоту… – Уик выжидающе посмотрел на Дженис. Однако, несмотря на шок, в котором пребывала девушка, протеста с ее стороны он не заметил. Дженис пыталась сделать вид, что ничего необычного не происходит, и старалась выглядеть спокойной. Она решила больше не оглядываться назад, отдавшись на милость графу, который, не теряя времени даром, откинул в сторону кружева с корсажа и стянул вниз прозрачный муслин, прикрывавший ее грудь. Тело Дженис окатила горячая волна, а обнаженный сосок, который жил теперь своей отдельной жизнью, затвердел еще больше. Эта часть тела ей больше не принадлежала. Соблазнительная в своей наготе, она жаждала тех ласк, о которых девственницы и не ведают, но опытные женщины отдают многое, только бы испытать их. Вещи, которые он проделывал с ее сестрой и о которых она никогда ей не расскажет… О Господи, так вот о чем молчала Джулия? Ну конечно же, об этом… и еще обо многом другом… Дженис закрыла глаза. Что же дальше, что? – Такой сосок требует губ… – промурлыкал граф; любуясь грудью девушки. А затем, не услышав ответа, Уик склонил к ней голову и, не обращая внимания на холодную ярость, пылающую в глазах Дженис, медленно обхватил губами горячий сосок. Тонкие струйки расплавленного серебра превратились в обжигающий поток, который устремился в самый низ живота. И по мере того как губы и язык Уика ласкали девушку все настойчивее, зарождая в ней желание, пожар внутри ее тела разгорался все сильнее. Когда Уик в последний раз с силой сжал губами упругую плоть, Дженис почувствовала, как ноги не слушаются ее и она медленно начинает падать. Граф подхватил ослабевшее тело одной рукой, не отрывая губ от горячего соска, словно желая до последней капли вобрать в себя наслаждение. Девушка безвольно повисла на руках своего соблазнителя. Когда граф неспешно оторвал губы от ее груди и взглянул на девушку, его глаза не выражали ничего, кроме триумфа победителя. Дженис сразу пришла в себя и оттолкнула его. На долю секунды она забыла, что для Уика это было обычным делом. Женщины, готовые отдать все, лишь бы оказаться с ним в постели, падали к ногам графа сотнями, моля о тех ласках, которые только что отведала сама Дженис. Ну уж нет, она не собиралась превращаться в одну из этих сладострастных хищниц. В вихре новых впечатлений и ощущений можно было легко забыть о цели своего пребывания в имении – о мести. Уик знал, как покорить женщину: своими умелыми руками, ртом, красивым телом, а главное, ее собственным желанием и готовностью выполнить любую прихоть графа в погоне за его титулом и деньгами. Однако никто из этих девиц не учитывал одного: граф прежде всего искал здоровую самку, которая родила бы ему наследника, и грудь, чувствительная к его ласкам, в списке достоинств его будущей жены вряд ли стояла на первом месте. – Не надо скрывать под одеждой такие прелести, – сказал Уик, подойдя к Дженис, которая лихорадочно пыталась одеться. – Ты сейчас спокойно сядешь, я думаю, лучше на край стола, и позволишь мне полюбоваться тобой. Черт бы побрал этого мерзавца: разве первая часть испытания еще не пройдена? Дженис сделала несколько шагов назад и, почувствовав, как край стола упирается ей в бедра, присела, опершись для надежности руками. – Правильно, вот так. Слегка выгни спину. Твои соски так соблазнительны… Для меня это не пустяк, моя Весталка, когда женская грудь, после того как я ласкал ее, по-прежнему вызывает во мне сильное желание. Хотя сейчас, пожалуй, я попробовал бы на вкус твой второй сосок и посмотрел бы, как быстро он затвердеет под моим языком. Давай, милая, поласкай свою грудь для меня. Дженис судорожно сглотнула. В эту минуту ее охватило непреодолимое желание все бросить и убежать… И в то же время какая-то сила не давала ей сдвинуться с места. Вновь, вопреки всякому здравому смыслу, ей захотелось почувствовать губы Уика на своей груди и ощутить ту удивительную смесь беспомощной ярости и неудержимого желания, которое будили в ней умелые ласки графа. Кто мог предположить, что все обернется таким образом? Уж конечно, не наивная девственница, не знающая жизни. Она медленно подняла к груди руки и резким движением сдернула вниз лиф платья. Глава 4 Встреча с Уиком не ограничилась одной аудиенцией. Дженис и Виртуоза сидели в столовой, стараясь делать вид, что не замечают друг друга, в то время как Эллингем повел Инноченту к графу. Более раздражающей ситуации Дженис себе и представить не могла: Уик наедине встречается с одной из девушек, в то время как две другие должны сидеть и ждать своей очереди, мучаясь неизвестностью. Как он испытывал Виртуозу? Что он будет делать с Инночентой? Дженис с яростью отбросила от себя неприятные мысли: не играй в его игры; именно этого он и добивается, чтобы участницы соревновались друг с другом и были агрессивны. Ведь их выбрали как лучших, а остаться с Уиком должна одна. Поэтому, после того как граф проверил раскрепощенность девушек, он вновь собрал их вместе, чтобы заставить еще больше соперничать друг с другом в стремлении ублажить его. Господи, им приходилось иметь дело с настоящим дьяволом – злым и коварным. И как же справиться с противником, который, мастерски владея искусством обольщения, превращает своих жертв в мягкий воск? Неопределенность и довольный взгляд Эллингема, которого вся эта ситуация явно забавляла, не давали Дженис покоя. – Не желаете ли отведать десерта, дамы? Любимое блюдо Уика – клубника со взбитыми сливками. Дженис украдкой посмотрела на Виртуозу и столкнулась с ледяным взглядом, полным непоколебимой решимости. Каждая из них рассчитывала на победу, а графу предстояло выбрать лишь одну из них. Чем он занимался с этой самоуверенной блондинкой? Инночента ни на минуту не сомневалась в своей победе. Может быть, в этот самый момент он ласкал ее грудь, пробуя на вкус затвердевшие от ласк соски? Касался языком нежной кожи, а затем с силой сжимал их упругую плоть губами… добиваясь от девушки того же, что он получил от самой Дженис? Эгоцентричная Виртуоза – очарует ли она Уика своей непосредственной девичьей болтовней или же решит покорить его необузданным темпераментом? Нет, лучше всех из них сегодня показала себя Инночента. И уж наверняка, завоевав небольшое преимущество, она постарается сохранить его, выполняя любые капризы графа. Так что же все-таки он делал с Инночентой? «Хватит!» – сказала она себе. Ее не должно это волновать. Ведь она здесь лишь для того, чтобы отомстить, а не испытывать какие-либо эмоции. Но, Боже милостивый, она никак не ожидала от себя такого чувства соперничества. Она и представить себе не могла, что так быстро уступит домогательствам графа и позволит ему ласкать свою грудь. Дженис была уверена, что устоит перед его натиском и с негодованием отвергнет все притязания, заставив молить о разрешении прикоснуться к ней. Какой же она была наивной! К тому жб Дженис и не подозревала, что, ощутив на своей груди его губы, она так быстро и столь пылко откликнется на его ласки, испытает ни с чем не сравнимое и потрясающее по силе чувство. Это оказалось для нее самым шокирующим открытием. Ее телу не потребовалось и пяти минут, чтобы предать свою хозяйку. А Уик был таким мастером своего дела, что Дженис и не заметила, как попала во власть его ласк. Но больше всего она переживала по поводу того, что неожиданно обнаружила: в глубине души она жаждала вновь ощутить на своем теле жаркие губы графа и его властные руки. Но почему молодых девушек никто никогда не предупреждает о том, что запретный плод может быть так сладок? Теперь, когда Дженис это знала, ее план мести из сложного превратился в практически невыполнимый. Из всех девушек она оказалась самой незащищенной перед коварным обаянием графа. Наслаждение и гнев часто идут рука об руку, и в какой-то момент одно из чувств перевешивает… Дженис во что бы то ни стало хотела добиться победы. Но каким образом, если противоречия, переполнявшие ее, казались неразрешимыми? Она обязана обыграть своих соперниц. И для этого существовало множество причин, среди которых не последнее место занимала легкая победа графа, которую он одержал над ее телом. Дженис поклялась себе, что не отступит и пойдет на все, лишь бы добиться цели. И поэтому, увидев возвращающуюся Инноченту, она не без злорадства отметила про себя, что глупая блондинка провела в кабинете намного меньше времени, чем они с Виртуозой. Вслед за Инночентой появился и сам граф. – Итак, милые девушки, как я понимаю, вы ждете десерта. – А я грешным делом подумал, что ты уже отведал его, – проговорил Эллингем и, бросив на Уика многозначительный взгляд, добавил: – Но, кажется, ты довольствовался одной лишь закуской. – Да, ты прав, но зато какой роскошной! Закуска может оказаться на удивление сытной для человека, который долго ничего не ел. Однако сейчас настало время десерта… самый любимый мною момент во всех трапезах. – Нам принесут одинаковые блюда, как ты и велел, – произнес Эллингем, кивнув в сторону миссис Уилтон, которая входила в комнату, неся в руках большой поднос с пятью тарелками из граненого стекла и двумя плошками, наполненными клубникой и взбитыми сливками. Через минуту аппетитный десерт стоял уже на столе, и пожилая экономка исчезла так же незаметно, как и появилась. А Эллингем, не теряя времени, принялся раскладывать клубнику по тарелкам. Уик и его приспешник опять затеяли какую-то игру, подумала Дженис, и совершенно очевидно, что они не раз разыгрывали эту сцену раньше во время своих холостяцких развлечений. Движения Эллингема были отточены до автоматизма, а на лице Уика читалось нетерпеливое предвкушение, словно у кота, который, перед тем как съесть пойманную мышь, хочет поиграть с ней. Что же он задумал? Воображение Дженис с легкостью нарисовало следующую картину – одна из девушек или все три лежат на столе – обнаженные, а их тела вымазаны сливками… Господи, о чем она думает?! Такие непристойные мысли возможны ли у настоящей леди! Должно быть, на нее подействовала дурманящая атмосфера, царившая в этой комнате. Предвкушение чего-то запретного и многозначительность каждого жеста вкупе с собственными ощущениями, которые она испытала в кабинете, опьяняли Дженис. Что же сделал с ней этот человек? И что можно было ждать от бедной Джулии, если Уик смог таким разрушительным образом повлиять на Дженис – самую скептичную из всех девиц, которая всей душой ненавидела и презирала графа. Она просто обязана отплатить ему той же монетой. Дженис не могла простить Уику своей слабости – там, в кабинете, когда он так легко смог поколебать ее решимость отомстить за сестру. И Дженис дала себе обещание, что больше ни за что не забудет о своей благородной миссии. Граф продолжал говорить, но она не слышала ни слова… – Давайте, милые девушки, я хочу отведать сливок с ваших жарких язычков. Сливочный поцелуй для меня. Кто будет первой? В воздухе повисло молчание. На этот раз ни Инночента, ни Виртуоза не выказали особого рвения оказаться первыми. А Дженис так была погружена в свои мысли, что не сразу и поняла, о чем просил их Уик. – Стало быть, Весталка. Первый поцелуй я получу от тебя, – заявил граф. – Подойди ко мне, милая, и дай свой язычок. Уик взял в руки пиалу с десертом и зачерпнул ложкой взбитые сливки. – Слижи немного сливок и оставь их на кончике языка, не глотай их… – Язык Дженис застыл в воздухе. – Теперь наклони ко мне голову… вот так. – Лицо Уика двинулось навстречу Дженис, и их языки встретились. Граф жадно слизнул сливки с кончика языка девушки, а затем накрыл ее губы жарким поцелуем. Ощутив волну страсти, исходившей от графа, девушка с ужасом поняла, что с готовностью отвечает ему. Дженис стало дурно, и, чтобы не упасть, она уперлась руками в его грудь, а Уик обхватил ее колени. По мере того как язык графа все глубже проникал Дженис в рот, она чувствовала, что его руки, по-видимому, не привыкшие оставаться без дела, медленно опускались вдоль ее ног, чтобы, приподняв подол платья, добраться до обнаженного тела. А затем, к своему ужасу, девушка ощутила, как горячие ладони графа, проложив себе дорогу сквозь кружева нижней юбки, добрались до ее ягодиц и с силой сжали упругую плоть. Потом граф стал нежно поглаживать ее кожу. Дженис замерла, ей не хотелось двигаться – удивительно, но действия Уика не показались ей грубыми. Наоборот, Дженис вдруг поняла, что она всю жизнь ждала человека, который смог бы открыть для нее этот источник наслаждения. Как он догадался – как он мог вообще знать, что ее тело жаждало подобных пьянящих прикосновений, что, когда он ласкал ее бедра, все внутри у нее таяло. Боже, почему она так легко отдалась во власть его рук? Дженис еще сильнее прижалась к губам графа и слегка выдвинула вперед бедра, приглашая Уика к дальнейшим ласкам, несмотря на то что в его действиях – и она прекрасно это понимала – не было нежности, а лишь холодный расчет опытного любовника, который хотел подготовить партнершу к… От неожиданного прозрения Дженис чуть не задохнулась – она попыталась вырваться из цепких рук графа, но все напрасно – умелые пальцы Уика со знанием дела исследовали расщелину между ее ягодицами, а затем без лишних церемоний направились вверх между бедер с таким напором, что девушке, понимавшей всю беспомощность своего положения, ничего не оставалось, как раздвинуть ноги… Напряжение не отпускало Дженис, а сильные и требовательные пальцы графа, добравшись до ее девственного лона, продолжали гладить и мять ее разгоряченную плоть, нажимая все сильнее… и вдруг, ослабив на секунду давление, они с силой вошли внутрь ее тела. Дженис содрогнулась от ужаса и – от какого-то нового, доселе неведомого ей ощущения. Было ли это отвращение? Страх? Покорность? А может, страсть или желание? Девушка пребывала в полном смятении чувств. Она не знала, что делать: то ли оттолкнуть от себя Уика, то ли прижаться к нему еще сильнее. Дженис чувствовала, что теряет сознание. Внезапное вторжение графа потрясло ее до глубины души. Казалось, она всю жизнь ждала этого волнующего момента. Уик с неохотой оторвался от губ девушки. – Не искушай меня. Я всего лишь простой смертный, который вряд ли сможет сопротивляться тому, что ждет его… там. – Пальцы графа еще глубже проникли внутрь ее лона. Дженис не могла больше сопротивляться; она еще ниже нагнулась к графу, и все в комнате увидели, что рука Уика, еще несколько минут назад ласкавшая ягодицы девушки, теперь находится между ее бедер. Выражение ее лица стремительно менялось: сначала на нем появился ужас, затем удивление, вызванное ярким, совершенно новым и, главное, неожиданно приятным ощущением. На самом деле не таким уж и новым… она всю жизнь ждала этого момента, она была рождена для того, чтобы ею обладал мужчина… Уик зачерпнул ложкой еще немного сливок и положил их на свой язык. – Теперь, Весталка, твоя очередь узнать, какой я на вкус… Иди ко мне… Уик облизал свои губы, продолжая активно работать пальцами внутри ее тела. Дженис медленно склонила к нему голову и слизнула с языка сливки, а затем их губы встретились. Уик умело играл с ее языком, не переставая ублажать лоно девушки… И все, что она могла сделать, – это устремиться навстречу его ненасытным пальцам, стараясь протолкнуть их еще глубже до тех пор, пока сладострастная волна, вспыхнувшая между бедер, полностью не поглотила ее. Уик, почувствовав, как тело Дженис содрогается от наступившего оргазма, медленно оторвался от ее губ, однако рука его продолжала находиться между разгоряченных бедер девушки. – Мой дорогой Эллингем, ты не представляешь, насколько ты оказался прав. Ничто не может сравниться с жаркой, пылающей страстью девственной плотью. Рука графа покинула тело девушки, и она сразу почувствовала опустошение и холод. Дженис вновь захотела ощутить внутри себя его ловкие и длинные пальцы. – Весталка, ты настоящее откровение. Твои невинные поцелуи, упругое, девственное лоно, тело, дышащее страстью… Такой выбор девственниц – у меня нет слов… Однако своей очереди дожидаются еще две красавицы. Подойди ко мне, Виртуоза. Твое имя говорит о многом, и мне не терпится ощутить вкус твоего языка, слизывающего сливки с моих губ. Девушка не заставила себя долго ждать. Она подошла к графу и жадно впилась в его рот, подставив свое тело умелым рукам Уика, который проделал с ней то же, что и с Дженис. «Заставить нас соревноваться друг с другом – вот какая цель всех этих игр, – с яростью подумала Дженис. – Чтобы мы пытались перещеголять друг друга в раскованности и доступности». Трудно было представить себе более вероломный план, однако свои плоды он принес – Дженис почувствовала укол ревности, который становился все ярче, по мере того как она изо всех сил пыталась не смотреть на Инноченту, которая даром времени не теряла. Стянув с себя платье, девушка уверенно взгромоздилась на колени Уика и без колебаний припала к его рту, одновременно положив руки графа себе на ягодицы. Невероятно. Дженис не могла поверить своим глазам. К тому же она прекрасно видела, что на графа произвели впечатление экзерсисы Инноченты. Конечно, какому мужчине не понравится, когда обнаженная девушка с жадностью бросается на него, весьма недвусмысленно демонстрируя свои намерения? Вот как надо было поступать. Или же все-таки нет? Инночента, прыгающая у графа на коленях и трущаяся о его пах… Неужели Уик ждал именно этого? Развязная, с готовностью откликающаяся на все ласки и поцелуи графа, она жадно ловила его губы… нисколько не стесняясь своей наготы, которая резко контрастировала с одеждой Уика. Что это было – урок для нее и Виртуозы? Неужели они проделали такой долгий путь, чтобы сразу проиграть женщине, которая оказалась гораздо опытнее в вопросах секса и мужчин?! Дженис посмотрела на Эллингема, который, удобно расположившись в кресле с пиалой клубники в руках, с удовольствием наблюдал за происходящим, то и дело наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть обнаженные бедра Инноченты и ее колышущуюся грудь. – Боже милостивый, вот это представление… – восхитился Эллингем, когда Уик наконец оторвал от себя губы блондинки. – Невольно возникает вопрос, чем же в действительности занималась наша дорогая Инночента за закрытыми дверьми. Опыта ей не занимать. Девочка не так уж и невинна. Возьми ее, Уик. Если ей не составило никакого труда раздеться, тебе осталось лишь раздвинуть эти белоснежные бедра, вонзить своего дружка в ее горячее лоно и доставить девушке удовольствие, о котором она так страстно просит. Уик, схватив руки Инноченты, ослабил ее объятия. – Не сейчас… Конечно, заманчиво устроиться у тебя между ног, но время еще не настало… Граф заставил блондинку подняться с его колен и вернуться на место. – Это лишь испортит впечатление от первой ночи. Я ведь неукоснительно следую твоему совету, дорогой Эллингем, – заметил граф, когда его друг попытался ему возразить. – Ты же только об этом и твердил: держи себя в узде, побереги свое семя. И теперь, когда я наконец понял всю прелесть воздержания, ты хочешь, чтобы я так бездарно расстался со своим семенем? Нет уж, увольте… Когда я буду готов довести дело до конца, это будет похоже на извержение вулкана. Такому спектаклю потребуется свидетель, мой дорогой Эллингем. Это будет незабываемое зрелище – чудо из чудес. Я получу награду за свое долгое терпение и благоразумие, проявляемое мною, заметь, на протяжении всей нашей эротической эпопеи с выбором «невесты». И вот когда мы разыграли такое интересное вступление и я по-настоящему прочувствовал все преимущества воздержания, я намерен получить гораздо больше от моих красавиц. Я хочу увидеть их во всей красе – обнаженными и целиком в моей власти, чтобы я делал с ними все, что пожелаю… Завтра же… Слова графа не оставили ни у кого сомнения в том, что ждало девушек на следующий день. – Скажи об этом миссис Уилтон. Она знает, что делать. Господи, видел ли мир большего распутника, чем граф? Объект его притязаний нигде не мог чувствовать себя в безопасности. Мало того, в собственном доме у Уика был усердный и молчаливый помощник в лице мрачной домработницы. Уже одно это должно было отрезвить Дженис. Разве она не усвоила сегодня один очень важный урок? Процесс обольщения сам по себе является искушением. Он может оказаться настолько зачаровывающим и соблазнительным, что ни одна женщина – будь то добропорядочная жена или самая невинная девственница – не застрахована от власти чувственного наслаждения. Даже она не устояла… Мысли Дженис прервала Инночента, которая, пока Эллингем провожал девушек до их комнат, не переставала всю дорогу хвалиться своими успехами у Уика и насмехаться над соперницами. – Я нравлюсь ему больше всех. И не сомневайтесь, выберет он меня. Не могу дождаться завтрашнего дня, когда я смогу предстать перед Уиком полностью обнаженной. После такого зрелища он на вас даже не взглянет… – Успокойся, – резко оборвала ее Виртуоза. – Тоже мне, Афродита. У тебя маленькая грудь с мягкими, рыхлыми сосками. Кому понравится такое богатство? Мужчины предпочитают женщин с пышной грудью, такой, как у меня, и с широкими бедрами, – женщину, которая сможет выносить ему ребенка. А уж я постараюсь родить Уику сына, как только он женится на мне. – И тем не менее ласкал он мою грудь очень долго. Так же, как и тело, когда я сидела у него на коленях. А вас он сажал себе на колени? Знаете, какой у него зверь между ног? – Значит, он всего лишь разрешил тебе посидеть у него на коленях? – спросила Виртуоза снисходительно. – Большое достижение. А вот мне он показал своего зверя. Я даже ласкала его рукой. Я тебе больше скажу, Инночента, Уик так страстно желал меня, что с трудом удержался оттого, чтобы кое-что мне предложить… но, к сожалению, у нас было мало времени… а то я бы с удовольствием этим полакомилась… – Врешь! – с жаром выкрикнула Инночента. – Он тебе его не показывал… И уж тем более не предлагал взять в рот!.. – А как насчет нашей милой и молчаливой Весталки, у которой и шоколад-то во рту с трудом растает?.. – прервала блондинку Виртуоза. – Что нам расскажет наша недотрога, которая утверждает, что ее не касалась рука мужчины? Какая ложь! Ты видела, как она соблазняла Уика? Да ее влагалище просто проглотило его пальцы! Кто-то сегодня уже проторил туда дорожку. Она прекрасно знала, что делать, когда граф проник в нее. Да еще этот поцелуй. Голову даю на отсечение, что нашу Весталку целовали раньше. И не только на балу… А ты хитрая: думаешь, что если будешь изображать из себя эдакую послушную скромницу – уступчивую и молчаливую, то на нашем фоне выиграешь? – Я так не думаю, Виртуоза. Теперь, когда мы разгадали план Весталки, мы сможем перехитрить ее. Я бы предпочла, чтобы кто-нибудь из нас победил – только не она. Хотя не сомневаюсь, что победу одержу я – любой ценой. – А я говорю, что выигрыш достанется мне, – огрызнулась Виртуоза. – Мы будем драться не на жизнь, а на смерть, Инночента. Ты умрешь от зависти, когда увидишь меня женой Уика. – Да на пути к алтарю я не глядя переступлю через твой труп, – в бешенстве парировала Инночента и изо всех сил толкнула Виртуозу в спину. Та от неожиданности оступилась и чуть не упала, но, удержавшись на ногах, пихнула в ответ блондинку. Инночента оказалась на полу. Брюнетка, не теряя времени, оседлала свою жертву и с яростью вцепилась ей в волосы. Инночента отчаянно сопротивлялась. Девушки, оглашая воздух воплями и грязными ругательствами, дрались, как две дикие кошки, катаясь по полу и срывая друг с друга одежду. А Эллингем тем временем, не скрывая искреннего удовольствия, наслаждался безобразной сценой. – Нет на свете лучшего зрелища, чем две похотливые девицы, дерущиеся из-за мужчины, – промурлыкал себе под нос Эллингем. – Эти очаровательные ножки и эти невинные уста, изрыгающие грязные ругательства… действуют весьма возбуждающе. Но я должен вмешаться – ради Уика. Хотя я бы дождался момента, когда они полностью сорвут друг с друга одежду, но, к сожалению, приходится учитывать интересы главного игрока… И с этими словами Эллингем пошел разнимать девушек. – Успокойтесь, дамы, немедленно. Он схватил Инноченту за руку и поставил ее на ноги. – Уику не понравится обнаженное тело в синяках и царапинах. Завтра вы должны предстать перед ним в лучшем виде – отдохнувшие, свежие и жаждущие его ласк. А то что же у нас получается – вы готовы разорвать друг друга, ваши лица и глаза покраснели от слез. Это никуда не годится. Инночента, сейчас же иди в свою комнату. Блондинка, кинув на Виртуозу ненавидящий взгляд, гордо вскинула голову и направилась в спальню. – Виртуоза, веди себя спокойнее, как и полагается благовоспитанной особе… Запомни, мужчинам нравится забавляться с опасными женщинами, но продолжать свой род они предпочитают с истинными леди. Виртуоза покорно кивнула головой, и Эллингем отпустил ее. Брюнетка расправила плечи и, пытаясь по дороге привести в порядок изрядно потрепанное платье, отправилась к себе в комнату. – А что же наша молчаливая Весталка, что она думает обо всем этом? – То, что ее платье уцелело, – отрезала Дженис. – Так же, как и достоинство, вернее, то, что от него осталось после сегодняшнего вечера. – Забудь о своей гордости, Весталка. Здесь ей не место. Только твое желание угодить графу и готовность выполнить любой его каприз имеют значение. После завтрашнего дня ничто не уцелеет. Возможно, нерешенным останется только один вопрос – захочешь ли ты после всего остаться его невестой? Конечно, если ты выдержишь предстоящее испытание и сохранишь свое остроумие. И если окажешься победительницей. Так вот, значит, в чем дело. Завтра Уик сделает свой выбор. И скорее всего самой вероятной претенденткой станет энергичная и болтливая Инночента. И как же ей победить эту блондинку? Ее тело знает толк в мужских прикосновениях, а жадный рот испытал все нюансы мужского поцелуя… Нельзя сбрасывать со счетов и Виртуозу, чья округлая, плотно сбитая фигура делала ее похожей на упитанную кобылицу. Интересно, о чем думал Уик, глядя на полную грудь девушки, – о будущем наследнике? Возможно, маленький граф – это единственное, что по-настоящему волновало Уика, а все остальное – тщательный отбор невест, эротические игры – имело лишь одну цель: соблазнить трех девственниц. Конечно, если Инночента не обманывала и действительно не теряла невинности. Да и Виртуоза тоже. А что же она сама, Весталка, могла предложить Уику? Свою непорочность? Ум? Девственность? Что такой человек, как Уик, может ценить больше всего? Не уединение, раз он затеял подобное развлечение у себя дома. Не семью, не честь. Получалось, что этот человек ничем не дорожил. А Дженис не обладала никакими преимуществами перед своими соперницами. К тому же теперь она знала, какое наслаждение может получать ее тело, и от этого стала еще уязвимее и беззащитнее, чем даже ее младшая сестра Джулия. Мысли о ней йотом, как Уик соблазнил бедную девочку, не прибавили Дженис уверенности. Спасительные идеи тоже не торопились появляться. Особенно после того, как она легко отдалась во власть Уика и его умелых рук. Чувство вины и стыд за свою слабость не давали Дженис покоя. Она оказалась одной из тех женщин, которые, однажды поддавшись зову плоти, превращались впоследствии в любовницу какого-нибудь богатого сластолюбца, после того как Уик, наигравшись вдоволь, бросал их или они оставляли его. Однако новый опыт Дженис и то, что граф проделал с ней, произвело на нее огромное впечатление вопреки всякой логике и ее желанию поставить этого монстра на колени. Запретный плод оказался сладок, и она хотела большего. Господи, «большего»… Дженис смутно представляла себе то, что подразумевалось под этим словом, в отличие от Инноченты и Виртуозы, которые явно обладали опытом в этой области. Что касается чувственности, здесь блондинка выиграет любой конкурс; уверенность в своих силах не покидала Инноченту ни на минуту. Да и настроена она была решительно. Нет, последнее соображение Дженис попыталась выкинуть из головы, ибо отсутствие колебаний отличало каждую из девушек, но добивались они своей цели по-разному. А вот над этим стоило серьезно поразмыслить. Потому что Инночента и Виртуоза в борьбе за титул графини сделали ставку на свои широкие познания в мире чувственных наслаждений, в то время как сама Дженис оказалась в этой области абсолютным новичком. И для нее по-прежнему оставалось загадкой то, как она смогла попасть в ряды избранных. Так что даже если она и захотела бы вести себя подобно своим соперницам, ей просто не хватило бы опыта. И в то же время… Вспоминая о том, как блондинка без всякого смущения оседлала колени Уика, а дальше повела себя настолько вызывающе, что даже Эллингем посоветовал графу не мучить девушку и ублажить ее, Дженис не могла не отметить, что граф не последовал совету друга. К тому же аудиенция Инноченты с Уиком прошла на удивление быстро. Чего же он не стал говорить блондинке и чего решил не делать с ней? Возможно, Инночента вела себя слишком напористо. Держалась чересчур самоуверенно и производила впечатление опытной женщины, что никак не вязалось с образом матери будущего наследника. А как же Виртуоза? Нет, ее поцелуями он наслаждался, причем когда пальцы Уика проникли внутрь девушки, та не выказала никакого смущения. И это несмотря на то что мужские руки дотрагивались до самых сокровенных мест брюнетки якобы в первый раз. Хм… обе ее соперницы проявляли такое рвение и напор, пытаясь переиграть друг друга, что производили впечатление настоящих нимфоманок. Однако в девушках не было подлинной страсти, а лишь агрессивность хищниц и уверенность в своих женских чарах и опыте. Неужели эти девушки – и она сама – оказались лучшими кандидатурами на ярмарке невест? Или же их отобрали только потому, что они обладали бойким характером, были кокетливы и легкомысленны? Чем же все-таки руководствовался Эллингем, когда делал свой выбор? Что бы это ни было, а игра уже началась, и с каждым часом она принимала все более реальные и конкретные формы: Уик с энтузиазмом следовал ее правилам и, так же как и девушки, был полон решимости извлечь максимум пользы из всей этой затеи – и из ее участниц… получив в конце концов жену и наследника… Так что же ей прежде всего надо сделать? «Ты должна перестать обращать внимание на своих соперниц», – вдруг поняла Дженис. Перестань сравнивать себя с ними. Отстранись от борьбы за главный приз. И просто получай удовольствие. Но не показывай, как сильно ты этого хочешь… А ты ведь жаждешь этого… и пытаешься сопротивляться своему желанию. Ты вожделеешь теперь, когда узнала, какое удовольствие могут доставить твоему телу ловкие, опытные руки мужчины… и ты вновь хочешь окунуться в эти сладостные ощущения, но самое пугающее – это то, что тебе не терпится скинуть одежду и, оказавшись наконец обнаженной, заставить графа идти дальше в осуществлении своих эротических фантазий… Итак, отстранись от борьбы. Скрой от Уика свои истинные чувства и желания. Будь в меру недоступной и в то же время уступчивой, робкой и послушной… и отстраненной, но не слишком, а главное – просто наслаждайся всем, что Уик делает с твоим обнаженным телом, окунись в чувственные наслаждения с головой… и получи от графа все, что сможешь. А почему бы и нет? В конце концов, он самый искусный и опытный любовник во всей Англии… Вскоре ты покинешь это место – и никто ни о чем не узнает. Но самое приятное во всей этой истории – то, что тебе не придется никому ни о чем рассказывать… Глава 5 Проснувшись наутро, она обнаружила, что лежит в постели абсолютно голая, а вся ее одежда исчезла. В комнате было нечего надеть, за исключением пары черных сапожек на высоких каблуках и длинного лоскута из черного кружева, аккуратно сложенных у подножия кровати. Эллингем появился через несколько минут. – Отлично. Все именно так, как должно быть. С добрым утром, Весталка, надеюсь, вы хорошо выспались. Ничего не говорите. День только начался, перед вами все, что требуется Уику. Вам нужно нацепить этот кусок кружева на ту часть тела, которую вы считаете лучшей у вас. Вы, конечно же, наденете сапожки, Уик обожает контраст обнаженного тела и облегающих сапожек. И вы должны быть готовы… ну, минут через двадцать. Миссис Уилтон придет за вами. Кстати, обнаженная, вы просто прелестны. Если Уик не выберет вас, я бы очень хотел заняться вами. Мне так нравятся женщины с пушистым лобком, как у вас! – На этом замечании он покинул комнату, оставив ее в некотором замешательстве. По-видимому, он каждой из них говорил это, подумала она иронически, подбирая кружевной лоскут и раздумывая, что с ним сделать. Даже если у них и не пушистый лобок. Но у нее он был именно такой, и ей показалось любопытным, что такая вещь способна возбудить мужчину. Может, ей следует сыграть на этом? Едва она приняла ванну и обустроила свою главную достопримечательность, раздался еще один стук в дверь – служанка вошла с чашкой утреннего шоколада, стыдливо отводя глаза от вызывающей наготы Дженис. А минуты через две появилась миссис Уилтон. – Поднимайтесь, мадам, – скомандовала она резко. – Ну-ка посмотрим, что вы тут сотворили. Дженис выбралась из постели. – Понравится ему это? – спросила она дерзко, поворачиваясь, чтобы миссис Уилтон могла разглядеть кружевной пояс, который она повязала вокруг бедер, и концы которого, завязанные бантиком, пикантно свисали на ногу и лобок. – Ну, это уж ему судить, мадам. А мое дело лишь передать вам вуаль, которую вы накинете на голову. – А зачем это? – спросила Дженис, пока миссис Уилтон набрасывала на нее черное кружево, скрывшее ее лицо. – Чтобы мой господин мог сконцентрироваться на вашем обнаженном теле, мадам. – А как же нас представят ему, миссис Уилтон? – Сегодня утром сначала всех сразу, а затем по одной, в порядке очереди на его усмотрение. – Ясно. – Она поняла. Предстоят новые свары между Инночентой и Виртуозой, особенно когда они увидят друг друга нагими. Значит, ей надо найти способ, чтобы он выбрал ее первой. А затем удерживать постоянно занятым, чтобы у него не осталось времени на остальных. Она просто фантазировала. Что она знала о том, как соблазнить и очаровать мужчину вроде Уика, который уже всего насмотрелся, все испытал и переспал с половиной Лондона? – Ну, пошли. Она сунула ноги в сапожки и пошла за миссис Уилтон вниз по лестнице в салон, где в беспорядке стояло с полдюжины диванов. – Ждите здесь милорда и остальных дам. Повсюду сверкали зеркала, и она впервые увидела всю себя, какой она должна предстать перед Уиком. Черты лица были неразличимы под вуалью, что выгодно подчеркивало выпуклости ее тела: плоский живот, полную грудь и розовые, затвердевшие от возбуждения соски. А небрежно свисавшая кружевная лента оттеняла то, что находилось между ног. Все, что Уик увидит и должен будет возжелать. Но к ее удивлению, она не испытывала страха, не чувствовала нервозности или отвращения. Ее поражала собственная реакция: ей понравилось ходить голой. Ощущение ожидания и предвкушения неизведанного доставляло ей удовольствие. Ничто в наготе не вызывало раздражения, кроме обстоятельств и причины, вызвавшей ее. Но это был ее собственный выбор. И она должна помнить об этом, даже если откроет в себе нечто, что полностью перевернет ее представление о себе. – Ага, Весталка. Черт подери, это Инночента… – Только посмотрите на нашу Весталку. Не такая уж она, оказывается, невинная! Дженис увидела ее в зеркале тоже на высоких каблуках и с кружевной вуалью на лице. Инноченте больше подходило определение «стройная и худощавая», хотя бедра у нее были более округлыми, а грудь полнее, чем у Виртуозы. Она была блондинкой, и ее лобок, хотя и не такой выразительный, как у Дженис, был покрыт белокурой порослью. Она предпочла накинуть свою кружевную ленту на шею, и весь ее вид выражал пугающую уверенность. – Что ж, внизу ты очень хорошо разодета, Весталка. Я бы никогда не додумалась. Правда, грудь у тебя слегка провисает, да и волосы на лобке тебе, наверное, следовало бы постричь – мужчинам, знаешь ли, не нравится, если волосы забивают рот, когда они добираются туда. Ну-ка, повернись кругом… ты, пожалуй, сойдешь, пока он не выберет меня… А наша Виртуоза… гляди-ка, соски у нее смотрят на пол, и в бедрах она широка. Впрочем, некоторым мужчинам это нравится. А это что? Складка на животе? И ляжки толстоваты? Хорошо хоть, что она Повесила ленту на плечи, это привлекает внимание к груди. А вот лобок у нее ни к черту – пушок слишком короток… Ладно, надоело мне смотреть на все это… Инночента отвернулась, чтобы выбрать себе софу. Она уселась и принялась потирать груди, поправлять кружевную вуаль, поглаживать ляжки, пока Дженис и Виртуоза осматривались. Конечно же, думала Дженис, главное не в том, что им приходится заниматься самими собой, пока он разглядывает их из какой-нибудь соседней комнаты. Но ей не следовало сбрасывать со счетов что-нибудь извращенное, когда дело дойдет до Уика. Здесь, может происходить все, что угодно. В этом ей с ними не сравниться. Она не годилась для таких состязаний… А может, он просто проверяет их фантазию и сообразительность? Похоже, Виртуоза тоже так подумала… она выбрала кушетку и вдруг принялась прихорашиваться и принимать всякие эротические позы. Теперь и Дженис должна заняться этим, хочет она того или нет. И что же делать, когда у тебя есть только обнаженное тело для развлечения. И его глаза, подсматривающие из укрытия. Чего они ждут от конкурсанток? Эллингем восхитился ее пушком на лобке, может, и Уику он понравится тоже… Она положила правую ногу на кушетку и принялась массировать ляжку, подбираясь все ближе к лобку, легко пробегая пальцами по рыжеватой поросли, чуть сжимая их, зная, что он все видит. Затем ее пальцы скользнули между ног, почувствовав соблазнительно влажный жар, который он уже исследовал своими длинными пальцами. Нетрудно себе представить, как распалялся и заводился похотливый любитель подглядывания при виде трех обнаженных девственниц, принимающих самые эротические позы и положения, изо всех сил старающихся соблазнить его. Так что прельстить сластолюбца Уика было совсем нетрудно. Что-то в этой мысли было… Она перестала ласкать себя и украдкой бросила взгляд на Инноченту, которая стояла на четвереньках, потягиваясь словно кошка. Такая безрассудная… так уверенная в себе, хотя ничего неизвестно насчет действительных намерений Уика… Да, ей не следует быть похожей на них. Сердце вдруг бешено забилось. Она изменит правила игры. Одна из подобранных ему девственниц не станет вилять хвостом, обхаживать его, выставлять напоказ свои прелести. Она проявит характер и выдержку. Она заставит его пойти за ней. Заставит его потрудиться для этого, черт бы его побрал, попотеть ради нее. Он может в мгновение ока выгнать ее из дома, с некоторой опаской подумала Дженис, оценив возможные последствия. Она еще не играла с мужчинами вроде Уика, который уверен, что все, что он ни пожелает, будет положено к его ногам, стоит ему только свистнуть. Но как иначе отличиться от других, когда все они в масках, и лишь их обнаженные тела выставлены на всеобщее обозрение? Больше никаких демонстраций. Она скромно присела на край кушетки и скрестила руки на груди. У нее дух захватило при мысли о следующем отчаянном ходе, сердце готово было выскочить из груди. Она шла на огромный риск. Наплевать на правила игры, установленные Уиком. Потребовать, чтобы он добивался ее. Она была уверена, что он наблюдал за ними. Но что он мог увидеть такого, что отличало бы их от тех женщин, которых он знал? Обнаженное женское тело не имело тайн для него. За годы распутства он наверняка повидал все размеры, формы и цвета кожи, которые когда-либо существовали. Значит, только своим телом его не завлечь. Господи, да это просто безумие. Любой скажет, что идти против его желаний – безрассудство. Но ей не оставалось ничего иного, ведь она должна отличаться от них, быть другой, возбудить в нем интерес. Придется пойти на хитрость. Она сделала глубокий вдох, чтобы обрести внутреннее равновесие. – А где же Уик? – Когда она произнесла это, пути назад уже не было. – Почему мы ждем здесь, словно марионетки? Он давно должен был прийти и выбрать одну из нас. Ее слова эхом разнеслись под высоким потолком зала, а потрясенные Инночента и Виртуоза застыли в своих позах. – Отлично, – прошептала Инночента. Продолжай в том же духе, Весталка. – Только знай, что мужчины вроде Уика на дух не выносят болтливых баб. – А если Уик не желает воспользоваться моей наготой, мистер Эллингем уже предложил свои услуги. Он заявил, что обожает заросшие волосами лобки. – Дженис выразительно посмотрела на низ живота. – Уж здесь-то я точно пройду отбор. – Хватит! – раздался из-за стены рык, в котором безошибочно узнавался голос Уика. – Эллингем, ублюдок… Да я заставлю тебя сосать собственный член, если ты будешь соблазнять моих девственниц… Уик пулей влетел в комнату. – Где эта сука, что посмела приказывать мне? Как будто это было трудно определить – Инночента лежала, выгнув спину, широко раскинув ноги, а Виртуоза приподняла ладонями груди, словно предлагая их Уику, который наконец заявился собственной персоной. Дженис сидела совершенно прямо, словно за чашкой чая, скромно сложив руки на коленях, и ждала. – А, так это наша Весталка. Та, что прячет свой пушистый лобок, даже когда утверждает, что мужики обожают его. Ну просто находка наша Весталка. Никогда бы не подумал, что мои пальцы смогут забраться так глубоко в лоно девственницы. И будут приняты там с пылом и жаром. И где же благодарность? Нет ее. Вместо этого наша Весталка выступаете претензиями. Видно, она забыла, что пришла сюда добровольно, чтобы завоевать мои ласки и симпатии. Вот так всегда с девственницами: сначала они позволяют отведать их нетронутых прелестей, а потом начинают командовать. – Он стоял в нескольких дюймах от нее, она подняла к нему скрытое вуалью лицо. – Здесь никто не командует, моя сладкая дырочка, царствуют лишь моя воля и мои желания. – И тем не менее вы здесь. Рискованные слова повисли в воздухе. Она замерла. Но Уик был не из тех, кто легко поддается на провокации. – Ну конечно, чтобы показать, чего может лишиться неблагодарная болтливая девственница. – Он начал сбрасывать с себя одежду, предмет за предметом, прямо у них на глазах, а задохнувшиеся Инночента и Виртуоза смотрели на него, разинув рты. И вот он стоял перед Весталкой совершенно голый, за исключением одного: кожаного мешочка на мошонке, из которого гордо торчал твердокаменный член. Он обхватил рукой толстый ствол и вплотную придвинулся к ней, так что пенис едва не касался ее губ. Но если он думал еще больше шокировать ее, то ему это не удалось. Перед ней была сама сущность, воплощение мужчины. Этот гордый твердый объект желания, нетерпеливо трепетавший от неутоленной потребности завладеть самой интимной и потаенной частью женщины… Да, да, именно так она его воспринимала. Этот длинный толстый член последует туда, куда проникли его пальцы, он заполнит ее так, как не смогла бы сделать никакая другая часть его тела. Она не боялась его. Ей хотелось касаться, ласкать его. У нее просто слюнки потекли, так ей захотелось взять его в рот, заглотнуть. Все ее тело подобралось и напряглось. Независимо от ее разума и воли оно готово было раскрыться перед ним. Она отбросила в сторону свои страхи. Она уже зашла слишком далеко. Риск не оправдывался, ему оставалось только прогнать ее. Ей больше нечего было терять. Абсолютно нечего. – Но ведь и Уик тоже кое-чего лишится, – отважилась прошептать она, не в силах оторвать глаз от его массивного члена. Она услышала его ворчанье и подняла на него взгляд. На бесстрастном лице его глаза пылали мрачным огнем. – Возьми меня… – громко прошептала Инночента у нее за спиной. – Нет, меня… – пропела Виртуоза. – От одного взгляда на тебя я просто сгораю от желания. Дженис была уверена, что он слышал их слова, те, что ему тысячи раз и больше говорили женщины с самыми разными формами и темпераментами. И все же он не отводил глаз от ее лица, хотя Инночента и Виртуоза стонали и умоляли его прийти и заняться ими. – Эллингем! Забери этих двух баб отсюда… Эллингем тут же вошел, а Инночента и Виртуоза принялись вопить и реветь. – Ваш черед еще придет, – утешил он. – Он всех вас опробует в равных условиях, прежде чем примет окончательное решение. Ведите себя тихо, не надо, чтобы он видел вас в таком состоянии. Пошли, я ублажу вас обеих, если вам так хочется… Услышав эти обещания, произнесенные вполголоса, Дженис дала волю своему воображению. – Ты можешь заниматься с ними, сколько душе угодно, – равнодушно бросил Уик. – А я попользую их потом, так уж принято среди друзей. А вот насчет тебя, Весталка… ты меня развеселила своей наивной наготой. Я имею в виду то, как глубоко мои пальцы забрались в твое лоно, какое невинное удовольствие они тебе доставили, каков на вкус твой дерзкий язык. Только поэтому ты избежала моего гнева за твою наглость. – А теперь, – он пристроился перед ней таким образом, что его член толкался в ее губы, – возьми его в рот и вылижи. Она облизнула губы. То, о чем она никогда не расскажет. Никогда не должна говорить… Великий Боже, он такой огромный, такой толстый и длинный – как же с ними управляются? Она приподняла вуаль ровно настолько, чтобы он мог видеть только ее губы, сомкнувшиеся вокруг головки члена, и без малейших сомнений или колебаний втянула член поглубже между зубов и принялась старательно обсасывать головку. Уик не думал, что он мог бы завестись больше, но вид ее девственных губ, с таким тщанием обрабатывавших его член, оказался столь возбуждающим, что он едва тут же не кончил. – Сильнее, Весталка… – Он всем телом подался вперед, пытаясь проникнуть еще глубже, требуя, чтобы она как можно больше заглотнула его. Впрочем, не слишком глубоко – она могла бы задохнуться. Охваченная легкой паникой, она крепче сжала губы на толстом жезле, дабы сдерживать его. И дело пошло – его бедра колебались, отвечая движениям ее языка, нечленораздельным звукам, вырывавшимся из глубины глотки, и такому наивному ее старанию. Так, так, так… Это было нечто новенькое – раньше такое с ним проделывали многоопытные шлюхи и самые возвышенные девственницы, которые рано приучились использовать оральный секс, чтобы добиться желаемого. Но еще никогда на его памяти такого не делала с ним голая девственница, подобная этой… Он не находил слов для сравнения. Она была здесь, чтобы стать избранницей. И тем не менее она вела себя так, словно быть выбранной – последнее, чего ей хотелось. Ее рот был не слишком умелым, однако вызывал дрожь и трепет не хуже, чем у любой куртизанки. Он почувствовал, как кровь закипела в его жилах, когда она принялась сосать его с удвоенной силой. Ему и самому захотелось наподдать посильнее, но это был такой неопытный ротик… Дьявольщина, когда еще он так желал хоть одну женщину? К черту ее глаза… но этот буйный, горячий язык, эти стоны… Он еще поддал бедрами, отлично сознавая, что их соединял только член, зажатый ее губами. И было в этом нечто чрезвычайно эротичное, словно она таким образом управляла им. Но скоро, очень скоро он взорвется… Он выдернул член у нее изо рта. – Нет, еще нет, моя сочная Весталка. Мне предстоит еще потрудиться над твоим голым телом, прежде чем ты получишь награду от моего пениса. Она облизнула губы, а он с алчностью следил за ней взглядом. Такой наивный жест. И какой жадный язык! Кто она? Почему он не знал ее? Что о ней известно? – Умоляю, Уик, почему вы остановились? Он ощутил вспышку – чего, гнева? На тот наглый ротик, который всего лишь жаждал продолжения? Ну конечно же, она не понимала, что он желал поберечь себя. Ему и самому хотелось излиться, но он решил повременить, пока не определится насчет своей предполагаемой жены. А этой, первой, незачем понимать все это. Он еще не решил, в каком из этих сладостных голых тел оставить свое семя. Ей еще нужно понравиться ему, и, пожалуй, если она будет стоять, ему будет легче обследовать ее. Он велел ей встать. Да. В профиль она смотрелась великолепно – безукоризненная грудь, маленькие твердые соски, лобок, покрытый пушистой порослью, длинные ноги. Он сунул руки ей между ног, одну спереди, другую сзади. При его прикосновении все ее тело тут же обмякло… три его пальца скользнули в поросль лобка в поисках входа, ладонь другой руки ощупывала ягодицы, пытаясь проникнуть сзади. Ее тело непроизвольно прогнулось, когда он нашел искомое, а его пальцы проникли в сочащееся отверстие. – О, нашей невинной Весталке не требуется мужчина, чтобы распалиться и увлажниться, верно? – Он пошевелил пальцами, и все ее тело сотрясла судорога. – Нет, наша Весталка не все знает о наслаждении, таящемся у нее между ног. – Он чуть надавил и проник в нее глубже. – Я ведь еще не исследовал глубины моей сладостной Весталки. – Он принялся поглаживать ее сзади, раздвигая полушария ягодиц, направляясь к нижней части, которой еще никто не касался… И вот теперь гладил там, проталкивался туда. Ее тело снова забилось в конвульсиях. Он издал хриплый, гортанный звук. Его трепещущий пенис толкался и упирался в ее бедра. Он смотрел в ее затуманенные от нескрываемого наслаждения глаза, а ее тело корчилось и извивалось под его пальцами. А ему все было мало – ее податливое тело, ее сладость, ее наслаждение, ее невинность, ее уклончивость. Ей, несомненно, нравилось все, что он с ней проделывал, он видел это в ее глазах, и все же… Он сам терся о ее тело, а его желание неудержимо росло, по жилам струился расплавленный поток, готовый вырваться наружу. Но тут прорвало ее, причем так неожиданно, что он оказался не готов к этому. Она отчаянно стремилась отдаться наслаждению, грозившему ей потерять все чувства, разум, все ее существо. Она уже взмокла, а его пальцы продолжали терзать ее. Она распалилась, жаркая сладость растеклась по всему телу. Он мог бы взять ее сейчас же и не встретил бы сопротивления. Но нет. Пока еще нет. Он наклонился и приник губами к ее затвердевшему соску, ее тело тут же ожило, напряглось и все подалось навстречу его губам. – Ага, не столь уж невинной Весталке нравится, когда мужчина сосет ее грудь… Он оторвался от ее груди, оставив пузырек горячей слюны вокруг соска, который немедленно растворился в холодном воздухе, так что сосок затвердевал еще больше. Она издала нечленораздельный звук, пытаясь побудить его продолжать сосать. Вместо этого он лишь лизнул самый кончик соска, но ее тут же обдало жаром, когда он заставил ее раздвинуть ноги шире, а его пальцы забрались еще глубже. – Самая обнаженная часть женщины… Я засуну мой член именно туда… – он активнее заработал пальцами, – до самого конца, мисс Наглость. Когда буду готов. – А я уже готова, – прошептала она. – Ты готова только для одного… а уж когда, так это мне решать… – Ох! – сбиваясь на крик, проговорила она. – Решайте же наконец… О Господи! Ведь только от одних его пальцев наслаждение захлестнуло ее с такой силой, что она с трудом выдавила из себя эти слова. Он ухватил губами другой сосок. Теперь он уже взялся за дело всерьез. Его губы трудились в полном согласии с пальцами, их тела колебались в унисон, а ее грудь теснее прижималась к его ищущим сосущим губам.. Кто бы мог подумать, что она сама охотно бросится в его объятия, отдаваясь на милость его губ, языка и рук? Разве возможно представить себе подобное наслаждение? Что добропорядочная, благовоспитанная женщина сможет познать неизведанные глубины, тайны собственного тела? Только с ним, только так… только… все ее тело подобралось, зажав его пальцы, а наслаждение бурлило и кипело там, внизу, между ног, где он ласкал ее. – Я больше не могу, не вынесу этого… – Она едва дышала и с трудом выговаривала слова. – Уходи, оставь меня, уйди… Все, чего он касался сейчас, немедленно становилось нежным, беззащитным. А ему было все равно. И все же ее наслаждение казалось таким чистым и искренним. Что-то в ней было. Он вырвался из ее ног и подхватил ее на руки. И даже сейчас сладостный, медовый запах ее лона оставался на его пальцах, носился в воздухе, но ему хотелось от нее гораздо большего. Пинком ноги он распахнул дверь и понес ее прямо в постель. Глава 6 Весталка… Господи, кому пришло в голову дать такие имена этим женщинам? Инночента – слишком уж вкрадчивое и какое-то липкое; Виртуоза – неправдоподобное. Ни одну из них он даже отдаленно не мог представить себе матерью своего ребенка. И даже просто находящейся в одной комнате с его собственной матерью. Но эту – именно эту, черт бы побрал ее глаза, – непохоже, чтобы интересовали его деньги, титул или его обхождение. Здесь было что-то другое. Но что? В ней сочетались самым интригующим образом безыскусное простодушие и затаенное коварство. Или же воистину она была непревзойденной актрисой, падшим ангелом, которого Эллингем ввел в игру шутки ради, чтобы сбить его с толку? Это послужит источником для сплетен на несколько месяцев. А может, сам Эллингем стоит за всем этим? Кто эта Весталка? Она лежит на постели и смотрит, как он расхаживает по комнате, лицо, кроме глаз, закрыто непроницаемой вуалью. Кто она, эта сладострастная дочь одной из самых знатных семей Лондона, охотно предлагающая себя ему в обмен на столь незначительный эмоциональный выигрыш? Она совсем не похожа на алчных Инноченту и Виртуозу. Что-то было в ней, что беспокоило его и бросало ему вызов, словно она смотрела на него со стороны, издалека, даже когда изо всех сил старалась исполнить все, что он мог только потребовать от нее. Что она там высматривала? Дьявольщина, он хотел знать, о чем она думала, а любая ее мысль скрывалась за мерцанием ее глаз и этой проклятой вуалью. А в общем-то какое это имеет значение? Она красива, доступна и достаточно распалена, а его твердокаменный член изнывает от нетерпения. Вот что действительно важно – как глубоко, сколько раз и какими способами он возьмет ее и как скоро она ему надоест. Соблазнительная Весталка, абсолютно голая, если не считать сапожек и вуали на лице. Ему даже нравится это – сохраняется дистанция между ними, это придает ей некоторую анонимность, делает ее просто сосудом для вынашивания ребенка. На этот счет все было ясно. Зачать ребенка в теле, которым ему придется заниматься гораздо больше тридцати секунд. А Эллингтон за все его старания пусть пользует тех двух до потери сознания. А он от души насладится этим сладостным источником, именуемым Весталкой. И какое имеет значение, если за всей этой невинностью коварно скрывается актриса и потаскуха? В сущности, все женщины таковы, только прячут это за благообразной наружностью. А у Весталки внешность очень привлекательна. Тонкая, нежная кожа. А ее соски – ему тут же захотелось коснуться их. Только самых кончиков – просто поиграть с ними. Она изогнулась в постели. Именно так, как ему нравилось, – раздраженно и нетерпеливо. – Вы так скоро устали, милорд? – спросила она мягким, вкрадчивым голосом. – Три женщины, пожалуй, многовато для вас, у вас и на одну-то едва хватило сил, и ваше семя осталось нерастраченным. Интересно, правдивы ли все эти слухи о вашей легендарной мужской силе? Уик хищно улыбнулся. – Не волнуйся, самая девственная и непорочная из весталок, ты не останешься таковой, когда покинешь эту комнату. Давай. Сейчас. – Он указал на край кровати, у которого он стоял сам с гордо торчащим членом. – Повернись ко мне спиной, лицом к изголовью кровати. – Таким образом головка его члена могла скользить меж полушариями ее ягодиц. – Подними руки и обхвати меня за шею. Вот так, – подтвердил он, когда она коснулась его спиной, а сам обвил руками ее талию и ухватил груди. Она вздрогнула от его прикосновения. Хорошо. Его пальцы сжали одновременно оба соска, и каждая мышца ее тела судорожно дернулась. – Ага, вот так-то, Весталка. Какие чувствительные соски, как раз такие я особенно люблю. Ну а теперь… А теперь что? – со страхом подумала она. При всей ее браваде это «теперь» пугало больше, чем ей хотелось признаться самой себе, особенно дрожало ее обнаженное тело, несмотря на все ожидавшее ее удовольствие. И вот наступал критический момент ее свидания с ним… он будет делать с ней все, что ему вздумается, – буквально все – и она не может сказать, что пришла сюда по неведению. Это был конец ее игры с Уиком, и только разум еще мог удержать ее. Но если он станет ласкать ее соски, очень быстро она превратится в послушную глину в его руках, безоглядно отдавшись гедонистическому наслаждению. Большие ладони накрыли ее груди. Затем краткая передышка в его непрерывных ласках. Неожиданно раздался резкий скрип, резная передняя спинка кровати откинулась, обнаружив за собой зеркало, в котором отражались их эротически сплетенные тела. О Господи, неужели это она? Обнаженная в его объятиях, в ее голый зад тычется массивный твердый член, а его ладони массируют ее груди… – Ода, ты будешь видеть свое падение, Весталка. Наступил решающий момент. Все предыдущее было лишь прелюдией, мелькнула безумная мысль, когда он снова занялся ее сосками. И больше не было пути к отступлению. По правде сказать, она вовсе не была уверена, что ей хотелось вернуться назад. Уж очень ей нравилось то, что он проделывал с ее телом. Она уже давно решила позволить ему делать с ней все, что ему захочется, чего бы ей это ни стоило, все до последнего и неизведанного. Это был единственный способ пленить его, стать его избранницей, а когда он публично примет на себя обязательства, вдруг повернуться и уйти. Если, конечно, она сможет уйти после столь безоговорочной капитуляции. Какая женщина не пожертвует всем в жизни ради того, чтобы испытать подобное наслаждение? И женщины всегда так поступали. А она-то думала, что сумеет быть другой и повести себя иначе. Никакой разницы. Она такая же бесхребетная. Стоило ему коснуться ее сосков, размять их, подергать, повертеть в пальцах, и она уже вся его, каждый дюйм ее нагого тела… А когда он массирует сначала одну грудь, потом другую, одновременно засовывая свой стальной лом ей между ног, шлифуя нежные губки ее лона, она готова отдаться ему навсегда. Ну почему она такая слабая? Ей видно в зеркале, как его горячий член выглядывает из густой поросли у нее между ног, как он пощипывает и поглаживает ее груди, и ее тело плавится и тает, с безвольной покорностью отдаваясь его ласкам. – О, Весталка… ты просто чудо… – прохрипел он ей в ухо. – Кто мог создать такие прелестные девственные соски? Я никогда не перестану ласкать их… – Тогда и не переставай, – шепнула она… Кто шепнул, неужели это она сама? И кто этот распутник, превратившийся в раба ее обнаженного тела? Кто? О, да какое это имеет значение? Ничто не важно, кроме потока наслаждения, струящегося в венах, исходящего из тех мест и точек ее тела, которыми он так умело манипулировал. – Все, что пожелает моя Весталка… – Он вновь потянул и ущипнул каждый сосок, и тотчас же струя расплавленного золота пронизала ее тело. О Господи… Она судорожно изогнулась, чувствуя, что тает при малейшем прикосновении. Она ощутила, как толстый твердый член толкается у нее промеж ног, как его руки скользнули на ее бедра, втягивая ее в сладостный водоворот, отдающийся нежным томлением в грудях. Затем его ладони завладели полушариями ягодиц, нежно растирая и поглаживая их. Она всем телом ощущала, как он плотнее пристраивается к ней сзади. – Обнаженная Весталка – ты просто откровение, – бормотал он. – Я не перестаю удивляться. Кто бы мог предположить? А ведь истинное, подлинное наслаждение еще впереди… Еще? Впереди??? Он подтолкнул ее сзади, уложив на живот, чтобы она могла видеть, как он покрывает ее сзади. Она чуть приподнялась. Он, словно бык, нависал над своей обнаженной жертвой, а его распаленный член неистово тыкался в поисках потаенного прибежища. – А теперь мы приступаем к самому трудному, моя милая Весталка, если ты, конечно, действительно столь непорочна, как представляешься… – Он просунул руку ей под живот, приподнял ее таким образом, чтобы ее тело – ее лоно – оказалось прямо напротив него. – Именно это мне и хочется узнать… Она почувствовала, как он нащупывает путь у нее промеж ног. Боже милостивый… Толчок – и резкая боль – у нее все протестует внутри, а его тело сотрясает дрожь возбуждения, он подается назади вновь… Еще толчок… У нее вырывается непроизвольный крик, ей безумно хочется куда-нибудь уползти, убежать от этой страшной силы, которая пытается завладеть ее телом… Что это было?.. Боже, он такой большой, такой толстый, она никогда не сможет вместить его всего, целиком, это… Она должна бежать, прочь отсюда, прочь от него… она снова приподняла голову, чтобы увидеть, как он оседлал ее, ее взметнувшиеся вверх ягодицы, ее закрытое вуалью лицо, его гордо торчащий член, штурмующий ее тело… Он не позволил ей сбежать, накрыв ее тело своим, завладев им с помощью толстого твердого жезла, все еще погруженного в нее. – О, Весталка… – пробормотал он чуть изменившимся голосом, в котором прозвучало что-то новое, неуловимое. – Твое лоно теперь стало моим. Я едва сдерживаюсь в нем. Мне хочется залить тебя моим семенем, утопить тебя в нем. А потом размазать его по всему твоему телу. – Он поплотнее прижался к ее ягодицам и еще глубже вогнал в нее свой пенис. – Тебе нравится, как он по-хозяйски рассверливает твою девственную скважину? Понравилось ли ей? Она не ожидала ничего подобного, эту резкую боль, это жуткое ощущение дискомфорта и неловкости, когда он грубо раздвигал, растягивал нежные губы ее лона, дабы оно могло до конца вместить толстый ствол его смертельного оружия, рвущегося в глубь нее. Но теперь дело было не в том, нравилось ей это или нет. Ей доставляло удовольствие быть обнаженной, чувствовать его член промеж ног. И чтобы играть в эти игры, ей пришлось полюбить то, как он рылся в ней, словно молодой петушок, и было в этом что-то бесконечно возбуждающее. И в ближайшем будущем он не станет искать общества Инноченты или Виртуозы, пока она будет удовлетворять его желания. Он всего себя растратит на нее. Он потонет в ней. Она будет занимать его дни и ночи напролет, постоянно поддерживая в нем пламя, которое почувствовала в нем, когда он пронзал ее девственную плеву. И после всего, что она уже совершила, ей ничего не стоит отдать в его полное распоряжение свое обнаженное лоно. Она заставит его поверить, что он стал властителем ее души и тела. А затем, в момент торжества и ликования, она повернется и уйдет. Он двигался размеренно, смачно, со вкусом, засовывая свой толстый член, казалось бы, до самого конца, и даже еще дальше. Не спеша, растягивая удовольствие. Уже все, ни дюйма дальше, но он продолжал неутомимо долбить ее. Теперь она стояла на коленях, зарывшись головой в подушки, а он смотрел в зеркало, продолжая размеренные неторопливые движения. Он держался прямо, откинувшись назад, сладострастно стараясь продлить каждый толчок, каждое мгновение, когда он погружался в ее жаркое лоно. Она оказалась другой, не похожей на других. Такое случилось с ним впервые, она дала ему то, что обещала, и он хотел продлить наслаждение, прочувствовать его до конца, позволить себе расслабиться, насытиться ее наготой, сладостным напитком, сочившимся у нее между ног, ее глубоким лоном, которое неустанно, с каждым толчком еще больше углублял и расширял его мощный член. Но ведь это было в первый раз. В следующий ей будет гораздо легче, судя по реакции ее невероятно чувствительных сосков. Великий Боже, такая добропорядочная девственница, невинная, но храбрая и достаточно умная, чтобы поддаться страсти, пожиравшей ее тело, но до последнего момента сохранять девственность. Ну просто бесценная пташка, эта нагая Весталка. И вот она стала его, никто другой никогда не получит ее. Только он. Уж он это уладит каким-либо образом. Сделает ее своей любовницей. Своей женой… Ну нет, еще слишком рано думать об этом… А может, и пора, судя по тому, как ему хотелось стать первым. Он был просто одержим желанием обладать ею полностью и без остатка, снова и снова, оставить свое клеймо на ее теле как на своей собственности. Но он не хотел отдавать ей свои сливки, во всяком случае, пока. Пусть она привыкнет чувствовать его шомпол у себя промеж ног, поскольку он собирался очень глубоко распахать ее… И он продолжал ритмично работать бедрами, пихая, толкая, пробираясь все глубже, стараясь достать до самой ее сути и не встречая на своем пути ничего, кроме теплых, уютных, плотно облегающих его мышц. Он крепко обхватил ее бедра и вдруг рывком, жадно, глубоко вошел в нее, словно медленный темп каким-то образом стал угнетать его. Она задохнулась от неожиданного и приятного ощущения движения. О, так. Оно не было вызвано его жаром и пылом. И не стало болью или невыносимой тяжестью. Что-то изменилось в ней самой… Эта мысль поразила ее. С чего бы ее тело так остро реагирует, когда его пальцы занимаются ее сосками? Нет, за этим скрывалось нечто гораздо большее, подумала она, подняла голову и взглянула в зеркало. В нем отражалось, как он, полностью поглощенный манипуляциями с ее ягодицами, пытался как можно глубже войти в нее, старательно и размеренно двигая бедрами. Надо только дождаться подходящего момента, подумала она. Пусть он все время будет занят тобой, исполняй все его желания, и он никогда не вспомнит про Инноченту и Виртуозу. – Ты, моя самая непорочная, самая розовая, самая голая гвоздичка, – прохрипел он, едва сдерживаясь, его бедра задвигались в ускоренном ритме. Момент настал. Все его тело напряглось, словно он боролся с собой из последних сил. Она хотела, чтобы он кончил. Внезапно и неотвратимо. Она вдруг поняла, что если она спровоцирует семяизвержение, она победит. Она добьется своего, получит его. Он захочет выбрать именно ее. Она заглянула ему глубоко в глаза через зеркало, и даже темная вуаль не смогла умерить обжигающий блеск ее взгляда. – А ты, – прошептала она, – ты властитель моей души и тела. Этих слов оказалось достаточно, он не мог удержаться, и мгновение спустя его бедра судорожно задергались и он взорвался, словно вулкан… Спустя пять минут она уже лежала на спине, между ног у нее струилась его сперма, а его пенис продолжал упорно толочься в глубинах ее лона. – Ты еще отнюдь не все получила, моя голенькая Весталка, хотя и очень старалась. И я еще не разобрался с тобой до конца. – Ты можешь оставаться там, сколько твоей душе угодно, – простонала она, разглядывая в зеркале их сплетенные тела. Она устроилась на краю матраса, обхватив ногами его талию, а он стоя трудился над ней. – О, я буду с тобой всеми мыслимыми способами, моя голенькая Весталка, раз уж ты вынудила меня оросить тебя. Я это так не оставлю. И снова она разглядывала свое отражение во всевидящем зеркале – вымокшая, липкая, заведенная до предела картинкой живого совокупления их тел. Теперь она не ощущала никакого дискомфорта. Волосы на лобке слиплись. А он намеревался продолжать еще и еще, залить все ее голое тело, всю ее заполнить своим семенем. – А я и не прошу жалеть меня. – Почему же, моя Весталочка? Ну что тут сказать, подумала она жадно. Она не знала, какими словами удержать его в постели с ней так долго, сколько потребуется, чтобы Инночента и Виртуоза сдались и отказались от своих притязаний. – Потому что мне хочется еще… – Еще – чего? – спросил он вкрадчиво, вцепился в ее ляжки и впервые в таком положении с силой вошел в нее. – Еще… о-о-о… этого… Он удовлетворенно хмыкнул, чуть подался назад и продолжил свои движения, глядя, как дергается вперед и назад ее закрытая вуалью голова, а тугие бедра прогибаются под его могучим напором. В этот раз он заставит ее молить о пощаде. И будет наслаждаться ее сосками, не переставая орудовать членом промеж ног. И он снова заставит ее кончить, а потом… Он спохватился в тот самый момент, когда почувствовал, как первая капля влаги выступила на головке члена. Как раз вовремя. Он попытался не думать, что он еще мог бы проделать с ее обнаженным телом, как глубоко проникнуть в ее лоно, с какой страстью завести и распалить, довести ее до предела, пока она не взорвется в оргазме. Обессиленный, он лежал у нее между ног. Все получилось не совсем так, как он планировал, а виновата в этом бурном оргазме, сотворившем мускусное море, в котором он сейчас купался, была сама Весталка, ее сладостное тело, ее жаркое, влажное, безмерно возбуждавшее его лоно, в которое его член погружался весь без остатка, когда она, обхватив его спину длинными ногами, крепко держала и не отпускала его. А сейчас она спала, убаюканная своим первым оргазмом, а он мечтал только об одном – снова овладеть ею. Она была просто создана для этого. Чего стоят одни только соски… Он прижался к ней бедрами в надежде на ответную реакцию. Кто бы мог подумать, что у благовоспитанной девственницы окажутся такие чувствительные соски, так активно реагирующие даже на его пальцы? Дьявольщина – стоит ему подумать о ее сосках, головка члена тотчас же увлажняется. А что же делать его бедному жаждущему пенису, когда объект его желания пребывает во сне? Черт побери, немедленно разбудить ее, вот что. Она, наверное, почувствовала его неудержимое желание, вдруг повернулась, потянулась и тут же ощутила, как он тычется и толкается, пытаясь прорваться в ее зажатую щель, и открыла глаза. – Властитель моей души и тела, – пробормотала она сонно, начиная двигать бедрами в такт его движениям. – Дай мне еще твоих сливок. И он выдал ей еще, сначала штурмом взяв ее тело, а затем ловил губами ее груди, не прекращая движения в глубинах влажного, истекающего соками лона. Доведя ее до оргазма губами, он вновь долго трудился над ее лоном, после чего они оба заснули, не в силах разъединить, оторвать друг от друга сцепленные тела. Так вот как это бывает, думала Дженис, проснувшись в его объятиях. Эта нагота, это взаимопроникновение и обладание, этот жар и влага, все это наваждение и одержимость. Ее властитель. Который из-за вуали видел только ее тело. Что, возможно, было не так уж и плохо. Он все еще носил что-то вроде кожаных плавок, она еще не снимала сапожки. Он весь сконцентрировался на ее груди и лоне, получая массу удовольствия. Это все для него. А для нее? Даже утрату ею девственности невозможно себе представить… она предала всех благородных девиц на ярмарке невест. Хуже того, ей это чрезвычайно понравилось. И она оказалась гораздо доступнее, чем могла себе представить. И весьма посредственной в главном – как добиться, чтобы он избрал ее для исполнения своих намерений. Все, что требовалось от нее, – это притворяться столь же ненасытной к нему, каким он был по отношению к ней. Это не так уж сложно, раз он оказался таким мастером по обучению невинной девушки всем удовольствиям, которые может доставлять ей ее неискушенное тело. Боже, как же она дошла до этого? А если она потерпит неудачу, сможет ли когда-нибудь снова стать той, какой была прежде? Значит, ей нельзя проиграть. Она должна быть уклончивой с ним, даже отдавая в его распоряжение любую требуемую им часть тела, признавая его власть над ней. Она слышала что-то насчет мужского семени, точнее, насчет семени именно этого мужчины. Оно было символом многого для него, так что она должна жаждать его превыше всего на свете, чтобы он продолжал желать ее. Очень просто. А может, это только предлог… Он заворочался на ней, она тоже чуть дернулась бедрами, притворяясь, будто просыпается одновременно с ним. – Милорд? – пробормотала она сонно. – Мой властелин? Как же долго я не чувствовала вкуса ваших сливок! Она смотрела в зеркало на утонченную, изощренную пляску двух обнаженных тел. Она без устали старалась сама и заставляла его до изнеможения трудиться над ее телом, пока вновь не оказалась на грани взрыва того оглушительного, упоительного оргазма. А что дальше? Она согнула ноги в коленях и приподнялась, чтобы достойно встречать его неудержимый натиск. Так, туда… О, именно сюда, давай еще, сильнее, еще… сюда… Между ног у нее пылал пожар. О, это неописуемо, невыносимо… еще, еще, еще… так, так, еще… и он выплеснул в нее струю белой сладостной пены. И все, конец. Мягкий, усталый член требует отдыха. Нет. Еще. Только так можно удержать его, не надоесть ему. – Так кто же властитель моего обнаженного тела? – вопрошала она. – Еще сливок. – Я выжат до конца, – пролепетал Уик. – Такого не может быть. У моего повелителя запас сливок неистощим. – Она и подумать не могла, что сможет выдержать еще, однако отчаянно пыталась удержать его в этой сексуальной игре. – По крайней мере он так заявил. Помнится, он хвалился, что зальет мое тело своим семенем, что он утопит меня в нем… что он… Он столкнул ее с кровати. – Что, моя ненасытная Весталка? Тебе придется сожрать меня самого, если тебе так хочется моих сливок. – И тогда уж я стану твоей повелительницей, – парировала она. – Ну так возьми меня. – И он провел своим твердым членом по ее губам. – Возьми все мои сливки… – Он скатился с постели, а она встала на четвереньки, опираясь на локти. – Там будет более чем достаточно, чтобы отодрать тебя, если ты именно это имела в виду. В ее глазах за вуалью появился хитрый блеск, когда она встала на колени. – Все, что пожелает мой повелитель, – ответила она игриво, хватая руками его торчащий пенис. – Именно этого я тоже захочу. – Она снова приподняла вуаль и сомкнула вокруг него губы. Он ухватился руками за ее плечи и отдался ей полностью, но это не могло длиться долго – взглянув на ее жадные, ненасытные губы, он взорвался прямо у нее во рту. Они оба лежали в постели, прямо напротив зеркала, а она наблюдала, как он беззаботно поигрывал ее сосками. Его твердокаменный член в боевой готовности удобно устроился у нее между ног, и она могла видеть, как его головка выглядывала из густой поросли на лобке, словно соблазняя и призывая ее заняться ею. Мысли с трудом ворочались в ее голове, ибо его пальцы чуть пощипывали ее чувствительные соски. Но и этого ей тоже было мало. Она потеряла ощущение времени. Они совокуплялись целый день, а может, и всю ночь. Но она все еще не истощила его. А это было превыше всего для Уика. Его молодецкая удаль и его стойкость. И по какой-то причине он привязался к ней. Пока. В общем, она не могла отказаться от своих притязаний. Все очень просто. Чем сильнее она жаждала его, тем больше он стремился удовлетворить ее. – Всякий раз, когда ты дергаешь мои соски, мне хочется твоих сливок. – Ее голос звучал тихо, интимно, почти задушевно. – Дай же мне еще сливок. – Господи, да ты жутко прожорливая, – пробурчал он ей в ухо. – А ты такой сильный, я знаю, у тебя еще много сливок, не жалей их для меня. – Я не имел представления, сколько у меня сливок, пока не познал тебя. – Но вы еще не использовали все способы, милорд. Я далеко не все получила. – Сколько же требуется моей хищной Весталке? – Все, до последней капли, мой повелитель. – А не слишком ли многого хочет моя ненасытная Весталка? – Я всего лишь желаю, чтобы мой повелитель выполнил свое обещание и вымочил меня в своих сливках. – Я же буквально облил все твое тело. – Но только не в последние десять минут, властитель моего тела. Разве только у вас… – У меня – что, ненасытная моя Весталка? – …Недостаточно сливок, милорд. – Я уже десятки раз доказывал, что у меня их более чем достаточно для тебя. А ну-ка, раздвинь ноги. Он пристроился прямо на скрещении ее бедер. Его пенис ткнулся в ее щель. Но, как отражалось в зеркале, уткнулась лишь луковицеобразная головка длинного твердого члена, лишь ее ухватили жадные губы ее лона. Ей было видно, как он управлялся, даже не придерживая его рукой, а лишь направляя жесткий ствол движениями бедер. Нет, это невозможно – ей требовалось, чтобы его член целиком погрузился в глубины ее лона. Она попыталась поглотить его, но он не позволил ей. Двигая бедрами, он с едва скрываемой улыбкой уклонялся от ее попыток. – Я хочу больше, – задохнулась она. Боже, это нечестно, это просто… Его член раздвинул губы ее лона, давая ей почувствовать лишь кончик твердого жезла. Все ее тело корчилось в неуемных потугах заполучить сокровище. Однако как она ни стонала и ни умоляла его использовать всю мощь и крепость его жезла, он продолжал дразнить ее. – Ну уж нет, моя голенькая Весталка. Это насчет того, что ты хотела получить мои сливки. Так что, милая моя, их ты и получишь вволю. – Все его тело подобралось, он высвободил пенис из ее лона, обхватил его ладонью, и струя спермы брызнула ей на грудь, соски, живот и пушистый лобок… О да, подумала она, поворачиваясь таким образом, чтобы приподнять рукой одну грудь. Все это, конечно же, было очень мило и прелестно. Для вас. Она посмотрела на свои соски, влажные и липкие, кинула на него жгучий взгляд исподлобья, приподняла грудь к губам и, нарочито медленно слизнув толстый слой спермы с одного соска, прошептала: – Да, я вижу, что у вас более чем достаточно драгоценной влаги. Но вы же понимаете, милорд, что это я поимела вас, а не вы меня. Глава 7 Он замер. Это был эротический трюк из репертуара самых многоопытных и дорогих шлюх. Будь все проклято – никогда и ничто наделе не оказывается тем, чем кажется, – никогда… Он в ярости вылез из постели, глядя, как она лежит там, залитая его спермой. Нет. Она действительно была девственницей. Он готов был поклясться чем угодно, ошибки быть не могло, он первым в ее жизни прорвал тот барьер в непорочном теле Весталки. И она была по-настоящему испугана и ошеломлена, когда он впервые овладел ею, послушно подчиняясь его воле и прихоти. И тем не менее она знала самые изощренные уловки и приемы многоопытных шлюх, используемые для привлечения мужчин. Как? Откуда? Это несоответствие бесило его. Откуда? Ибо ему все же хотелось выбрать ее. В конечном счете какое это имело значение? Кого бы он ни выбрал из этих трех, она вскорости надоест ему до чертиков. Важно было обзавестись наследником, а с Весталкой он уже сделал хороший задел, да и его член, если не разум, уже вновь воспрянул и был готов к дальнейшим подвигам. Кто она? Дочь шлюхи? Его воображение почти на целую минуту взбунтовалось против подобного предположения. Неужели это мать-шлюха преподала своей невинной дочери теорию, как соблазнять мужчин? Весталка должна была впитать эти уроки с молоком матери, судя по ее бурной реакции на его действия. Нет. Она не может быть дочерью шлюхи. Эллингем тщательно проверил всех их. Они были из числа самых непорочных и неиспорченных, хотя, конечно же, им могли наплести с три короба там, в раздевалке и туалетной комнате. Он должен был все принимать на веру. И его первой целью было совратить и развратить эту чистоту и невинность. А уж затем выбрать себе жену и заделать наследника. Кто же тогда она, эта Весталка, с неуловимым внутренним светом в глазах, отвечающим поистине пылким желанием на его ласки телом, теперь, когда она обнаружила, как сильно жаждет их? Вот она лежит перед ним, втирая его сперму в шелковистую кожу, смотрит на него своим загадочным взглядом. О чем она думает? О том, что он растратил понапрасну все свое семя? К черту ее глаза! Они снова распаляют его, призывают вновь оседлать ее и вновь извергнуть в нее свое семя, все, до последней капли. Кто она, Весталка, которая вроде бы была здесь и в то же время отсутствовала, она отвечала ему, но, казалось, находилась далеко отсюда, даже когда стонала, и прижимала его, и требовала еще и еще того, что только он один был в силах дать ей?.. Его член восставал на глазах, стоило ему подумать о ней. И плевать ему на то, где она научилась всем этим штучкам. Она была здесь и будет принадлежать ему до тех пор, пока так возбуждающе действует на него. Бух! Бух! Бух! Стук в дверь прозвучал, словно гром среди ясного неба. – Пустите нас… – Судя по голосу, это, конечно же, была разъяренная Инночента. – Нельзя же заниматься с ней целый день и даже не попробовать меня… черт подери. Уик, откройте же – сейчас наша очередь… вы слышите меня?.. И голос Эллингема, безуспешно пытающегося успокоить ее. – Отойдите, отойдите, Инночента. Не шумите больше и не ругайтесь. Уик сам придет к вам. – Он не придет. Он кончаете ней, а это нечестно. Несправедливо. У нас неравные шансы. Он дрючит ее часами, а мы сидим и удовлетворяем себя пальцем. Короче, мне надоело ждать, вы меня слышите? Дверь с грохотом распахнулась, и нагая Инночента, словно разъяренная фурия, ворвалась в комнату и увидела в зеркале у изголовья отражение голого Уика во всей его красе. Она остановилась как вкопанная. – О-о-о!.. – Ее глаза широко раскрылись. – О-о-о… это было так долго… целая жизнь… Виртуоза, взгляни-ка, по-моему, он стал еще длиннее, толще и крепче, чем когда мы его увидели сегодня утром? – Ну конечно же, – встряла Дженис, которой слегка уже надоело все это словоблудие. – А что вы думаете? Все потому, что он был со мной. – Она раскинула ноги на постели. Пришла пора ей сделать свой ход, чтобы убрать с дороги эту соперницу, прежде чем Инночента накинется на него. – И мы еще далеко не закончили наши игры… – Она протиснулась ему за спину и обвила руками его бедра. – По правде сказать, мы еще только… – Она сзади ухватила его пенис и принялась поглаживать его. – В общем, мы еще на полпути к кое-чему… – Что ж, вы сейчас на полпути, чтобы передать Уика мне, – оборвала ее Инночента. – Я… передать его? – Дженис почувствовала, как все его тело сотрясла дрожь, пока она обеими руками прилежно трудилась над его членом. – Мне кажется, что моему хозяину очень-очень нравится то, что я ему делаю. Она обошла вокруг и оказалась лицом к нему. Затем опустилась на колени и обеими руками принялась нежно и деликатно массировать и ласкать толстый член во всю длину, пока Инночента бесилась и визжала сзади. – Стойте! Остановите ее! Эллингем, вы же обещали, что он будет с нами всеми, а он… посмотрите… вы только посмотрите!.. Эллингем в изумлении глядел, как Дженис обрабатывала член Уика, – то она медленно и томно поглаживала его, то на мгновение сжимала, то нежно обхватывала основание члена и держала его, словно символ и источник ее жгучего желания. Или вдруг потирала вздувшуюся головку, облизывая ее, когда на самом кончике появлялись жемчужные капли. Она массировала его толстый член во всю длину замедленными эротическими движениями пальцев, как будто взбивая тесто, одновременно смотря на него восхищенным взглядом, на властителя и повелителя ее души и тела. Пока все присутствующие молча взирали на ее восхитительные и умелые манипуляции с пенисом, пальчики ее руки скользнули у него между ног и приподняли потаенный кожаный мешочек. Она ласкала и сжимала тугие налитые яички. Поглаживала восхитительную складку нежной кожи позади них. Теперь она могла поставить его на колени… – Остановись, прекрати! – возопила Инночента. – Сука! Проститутка! Кто умеет проделывать подобные штучки? Только отъявленная шлюха. Уик… проснитесь, раскройте глаза пошире… неужели вы не видите? Это же вовсе не невинная девственница… Остановите же ее! Но останавливать было слишком поздно. Уик медленно, мягко, однако мощно и безудержно извергнул свое семя, едва пальчики Дженис коснулись нежной кожи промеж ног, и пока сперма растекалась по телу, она растирала ее пенисом по грудям, соскам, губам, пока вся не измазалась густой липкой эссенцией. Инночента с рыданиями рухнула на руки Эллингема, который весьма неохотно, но своевременно подставил их. – Убери ее отсюда, – приказал Уик. – Верни ее семье. И Виртуозу тоже. Я сделал свой выбор. Парочка застыла в дверях, не веря своим ушам, гневно уставившись на голый зад Дженис, коленопреклоненной у ног Уика. – Да, выбор отличный, – пробормотал Эллингем. Чего бы он не отдал, чтобы найти себе такую, вроде этой, податливую, уступчивую, влюбленную, как кошка, от которой разит запахом мужского тела. Господи, вечно этому Уику везет, каждый раз ему достается все самое лучшее. Единственный минус во всем этом – это его обязательство жениться. Человек окажется надолго скованным по рукам и ногам, за что, впрочем, будет вполне вознагражден до тех пор, пока будет увлечен Весталкой. Она наверняка по-королевски ублажила его сегодня. Он потерял счет времени, что они провели, запершись в спальне, и похоже, что Уик все еще не насытился ею. Инночента и Виртуоза не шли ни в какое сравнение. – Пошли, мои леди. Конкурс окончен. – Правда? – поинтересовалась разгневанная Инночента. – Уик всегда вознаграждает за разочарование тех, кто ему не безразличен. Вы же не захотите попасть в категорию тех, кто становится помехой для него, Инночента? Это не принесет вам дивидендов. – А сколько он заплатит тем, кто не стал женой Уика? По пятьдесят тысяч, мой дорогой Эллингем? Столько раз, сколько лет с ним протянет жена – или сам муж? Дело стоит того… – О, вы всегда были слишком алчной, моя милая Инночента. Вы же не захотите, чтобы пошли разговоры о том, что Уик отверг вас. Вы можете отрицать это потом, сколько вздумается, вам все равно не поверят. Уж я лично позабочусь об этом, милочка. В то же время Уик всегда бывает щедрым, когда хочет, чтобы от него отстали. – Скажите же, насколько щедрым? Он назвал сумму. Похоже, поначалу Инночента хотела запротестовать, но воздержалась. – Ее ждет адская жизнь, эту шлюху. Она понятия не имеет, что он за человек и как с ним обращаться. – А это уже ее проблемы, – промолвил Эллингем, закрывая за ними дверь. – А ваше дело достойно перенести поражение. И они остались одни. Дженис по-прежнему на коленях, словно поклоняясь своему божеству – его пенису. А тому, похоже, эта картинка пришлась по вкусу. Он уже вновь удлинился, обретая прежнюю твердость, возбужденный надеждой, что больше не будет ненужных перерывов в его увлекательной деятельности. Так кто же она, эта Весталка? Лицо ее все еще было скрыто вуалью, как она того пожелала, хотя сама она сняла последние остатки одежды с того, что он хотел бы укрыть от нее. Ничего больше. Каждая пядь его тела принадлежала ей сейчас, когда он заявил, что сделал свой выбор. Но он пока хотел, чтобы ее тайна оставалась нераскрытой. Он желал ее такой, какой она была, покорной и смиренной у его ног, но страстно стремящейся заполучить его пенис. Пара, подобранная на небесах, с легкой иронией подумал он, затем повалил ее на пол, раздвинув ей ноги, и немедленно приступил к делу. Свершилось. О Господи, свершилось. Он выбрал ее. У нее захватило дух от этой мысли. Она едва удержалась от желания сделать что-нибудь, что могло бы изменить его решение. Еще было совсем рано, хотя он уже успел взять ее на полу, затем прижав к стене и лишь потом на кровати. И вот теперь они снова лежали, тесно прижавшись, одной рукой он тискал ее грудь, другая тем временем, тихонько скользнув вниз живота промеж ног, старательно пыталась раздвинуть губки ее лона. Все ее тело тут же обдало жаром. Прикосновение его ищущих, требовательных пальцев больше всего возбуждало ее. Хотя нет. Больше волнует тот палец, что теребит ее напряженный сосок. Нет… скорее, и то и другое вместе… О-о-о… А теперь его пальцы в промежности взялись за пылающий, жаждущий бутончик клитора. Его длинные, искушенные пальцы скользили, щупали, ласкали, она моментально вся взмокла; большой и указательный лихорадочно массировали ее сосок, дергали и разминали его, тут же нежно обводя его контуры… ее стоны подстегивают его, и вот уже твердый как камень член бьется в округлости ягодиц… вызывая взрыв наслаждения… все, что он захочет, все… Она кончила… обильно, сочно, жарко… И пока она таяла в сладострастных муках, он вошел в нее сзади, вонзив свой жезл промеж ног и не преставая массировать ее сосок. Хватило пары энергичных толчков, чтобы довести его до продолжительного, медленного, невыразимо сладостного извержения в самых глубинах ее трепещущего естества. – Пылкая, нагая, жаждущая секса Весталка меня просто околдовывает, – шепнул он ей на ухо. – О чем она думает? – О том, что член моего повелителя обворожил меня, – также шепотом ответила она. – Отлично, потому что он снова жаждет войти в тебя. – Именно об этом я и думала… И он вошел в нее, невероятно твердый и стойкий, и снова излился в ней. Ему захотелось рассмотреть се в зеркале. Он ухватил ее за бедра, поглубже заправил свой член меж полушарий ягодиц и принялся разглядывать себя в зеркале, не переставая поигрывать ее сосками. Она смотрела на эту невообразимо эротичную картинку: ее голое тело корчится, извивается и изгибается в одном ритме с его телом, ее нога закинута на его ногу, а тонкий каблучок ее сапожка бьется о его ботинок. Ей видна часть его толстого члена, погруженного в ее лоно. У нее перехватывает дыхание. И эти настойчивые пальцы, теребящие, терзающие, пощипывающие ее соски… они заводят ее, доводят до экстаза, еще чуть-чуть, и она взорвется. Но она не хочет, чтобы он остановился. Она готова без конца плавать в этом ощущении полной отдачи и обладания, а его искушенные пальцы продолжают обрабатывать кончики затвердевших сосков. Именно так, именно там… «Мне слишком нравится это… Великий Боже… Да ради такого наслаждения я готова навсегда подчиняться ему во всем… Я не могу… Я не должна… Мне хочется… Женщины из века в век делали это – отдавались голой чувственности, откровенной похоти… Я смогу… Это все мое… Уже сейчас. Он избрал меня. Он дал мне это… Я не могу, не могу, не могу… Что это за победа, если я покоряюсь и полностью отдаюсь ему? Чему это его научило? Чему это научило меня?» У нее вырвался глубокий гортанный возглас восторга. Что бы он ни делал, она не хотела, не желала, чтобы он останавливался. Даже видя все в зеркале, она не могла объяснить таинство того, каким образом получается, что, когда он ласкает ее соски, это вызывает у нее взрыв наслаждения. Как его деликатные круговые движения пальцев вокруг ее венчика заставляют ее буквально таять от неги. – Обещай, что ты всегда будешь голой со мной, – жадно хрипел он ей в ухо. – А ты денно и нощно станешь так играть моими сосками… – задыхаясь, шептала она прерывисто. Это просто колдовство, думала она. Ее реакция противоречила всему, что она поклялась исполнить, так покорно отдаваясь ему. Она даже представить себе не могла, что будет так увлечена, очарована и захвачена им, его ласками, его сексом, его умением доставлять наслаждение. Ей и не снилось, что будет говорить ему подобные вещи, молить его, чтобы он хватал ее голые груди, когда ему вздумается, страстно желая, моля его еще и еще пронзать ее своим стальным членом. Он так глубоко проник в нее, что она боялась пошевельнуться, пока его пальцы терзали и мучили ее соски. И тут он вдруг перевернулся на спину, увлекая ее за собой так, что она устроилась на нем сверху, а его твердый толстый член упирался в самое ее нутро. Он обрабатывал ее груди, сжимая, потирая, поглаживая и разминая их, а затем тут же находил и хватал ее соски. Деликатно и нежно он брал каждый сосок двумя пальцами, чтобы ее охватывало сладострастие, когда он завладевает ими. «А потом отвергнуть его так же, как он отверг и бросил сотни других до меня». Но как сможет она отвергнуть такую восхитительную, невыразимую чувственность, возникшую между ними? Мужчины умирали, женщины ломали свои судьбы ради этого, а тут вот оно, он дал ей это добровольно или по своей прихоти как раз потому, что она оказалась немного другой, чуть более восприимчивой и чувствительной. И он хочет делать это законным образом, он хочет назвать ее своей женой. Она не рассчитывала, что окажется перед подобной дилеммой. Она думала, что будет полна ненависти, став его жертвой. Что ей придется притворяться и она проклянет все, связанное с ним. Она не могла даже предположить, что дело дойдет до спальни, поскольку две другие кандидатки обладали гораздо большим опытом. И вот сейчас она здесь, и она должна отказаться от того, чего желает больше всего в жизни, во имя всех женщин, которых он скомпрометировал и честь которых погубил. Таков был ее обет. А его эротизм и мужской шарм не должны иметь никакого значения. Ее потрясла дрожь сожаления. Она с трудом сдерживалась, чтобы не отвести глаз, смотря на их отражение в зеркале. Какие воспоминания останутся у нее, кроме тех моментов их плотского единения? И вот она здесь, обласканная им, залитая его спермой, убаюканная его руками. А она ли была здесь? На ее лице все еще была вуаль. Он называл ее Весталкой. Она должна уйти. Она обязана уйти, потому что женщины не покидали Уика – он бросал их. Безжалостно. Бессердечно. Правда, давая им кучу драгоценностей в качестве утешения. Но все же бросал. Она отвергнет его. Это будет чудом проявления ее гордости. Тогда уж Инночента сможет еще раз попытать удачу с ним, как только откроется, естественно, подпольным путем, что союз «она и он» не состоится. О-о-о… Поток сожаления грозил залить ее. Но такой человек, как Уик, никогда не пойдет на поводке, не будет вести себя нормально, не поверит, что в семье и браке можно хранить честь, верность и достоинство. Бросая его, она защитит честь всех тех женщин, которых он использовал и которые поверили, что он может измениться. Глава 8 – Где она? Уик запер дверь на засов, его рев гулким эхом разносился по пустому коридору. Где-то в доме в мертвой тишине часы пробили пять. Гулкое безмолвие. – Уилтон! – Он не слишком церемонился с ней и даже не спешил одеться, когда она вошла в комнату. Он даже не пытался скрыть свою ярость. – Где женщина? – Сэр? – Она не боялась его. Уже много лет она справлялась со всеми его капризами, прихотями и вспышками гнева. – Откуда мне знать? – Как откуда знать? – взревел он. – Ты знаешь все, что происходит в этом доме. Где она? – Я не знаю. – Найди ее, – отрезал он и пошел за штанами, рубашкой и сапогами. Он даже не стал купаться или умываться, так был разъярен. Он хотел сохранить на себе ее запах и впитать всеми порами ее предательство. А теперь к Эллингему, этому сукину сыну. – Мой дорогой Уик, – произнес Эллингем укоризненно, срочно вытащенный из кровати. – Нельзя так обращаться с гостями, особенно с лучшим другом и главным сводником. – Он покачал головой, начав понимать волнение Уика. – Что значит – где она? Прежде всего, кто она? – Эта целомудренная штучка, которую ты представил мне как чистую и невинную. Так вот, она ушла, ты слышишь меня? Она бросила мою постель, мой дом и мой член – и кто знает, куда она направилась и какие россказни будет распространять. Черт бы ее побрал со всеми ее прелестями… Вылезай из постели, Эллингем! На кону твоя башка в прямом и переносном смысле. Я тебе ее оторву, если ты не скажешь, кто она и куда делась. – Погоди, Уик. Ты же ведь еще не знаешь, может, она в доме – на кухне или в библиотеке… Уик бросил на него злобный взгляд, но Эллингем не смотрел на него, занятый одеванием. – В пять утра, понимаешь, болван ты этакий? Кто она, Эллингем? – Великий Боже, ты выбираешь себе малышку в жены и до сих пор не спросил ее имени? – ужаснулся Эллингем. Это не укладывалось ни в какие рамки и было слишком даже для Уика. День и ночь развлекаться с девушкой и даже не поинтересоваться, кто она. Хотя бы потому, что она может зачать от него? Это просто неприлично. Ему не хотелось даже думать об этом. Девушка была в доме, она должна быть здесь. – Ты что, даже ни разу не снял вуаль с ее лица? – А зачем? – небрежно бросил Уик. – Она мила, доступна, а ее тело жаждет удовольствий. Что еще нужно знать? – Ее чертово имя, ты, кусок дерьма! Бога ради, ты же собираешься жениться на ней! – Я хочу вернуть ее… – Уик перевел дыхание и поправился: – В мою постель. – Ты хочешь заполучить ее жаркое тело, – процедил Эллингем. – А для этого тебе придется хорошенько потрудиться. – Я… хочу… ее. – А-а-а… – протянул Эллингем. – Значит, ее. – Кто она? – Она – Весталка, и она улетела. – Эллингем… – Его тон не допускал возражений, его руки сжались, словно он собирался раздавить сводника о ближайшую стену. – Кто… она? – Насилие никуда тебя не приведет, – огрызнулся Эллингем. – Помни, на кону большие деньги, а также честь королевы и страны. – Кто она? – Некая девушка, которая, судя по всему, слишком хороша для тебя. – Я… убью… тебя… Я душу из тебя вытрясу. Эта женщина вернется в мою постель в течение дня, а через месяц станет моей женой. Хочет она того или нет. Таковы были условия соглашения, и я не думаю, что это была неудачная шутка с твоей стороны, поскольку ее последствия ты и представить себе не можешь. Эта угроза подействовала на Эллингема. Вес Уика в обществе был намного выше влияния ангелов небесных. За ним стояли деньги, титул, родословная, связи, наконец. И множество совершенно неосязаемых вещей, главная из которых – свет, который сотрет в порошок любого, неугодного ему. Будучи приспешником и наперсником Уика, Эллингем получал массу удовольствий и развлечений, и он, конечно же, не будет защищать Весталку, раз это угрожает его дружбе с Уиком. В конечном счете всему есть пределы. Но видеть Уика таким возбужденным в высшей степени забавно. И он сможет шантажировать его в любое время, когда захочет взять верх над ним. – Не горячись, Уик. Еще не время идти на баррикады. Ты ведь не знаешь наверняка, что она ушла. Давай сначала посмотрим, позавтракаем, успокоимся, а уж потом, если потребуется, схватимся со львицей в ее логове. – Он целовал тебя? Теперь пришло время ей искать прибежище в грустной голубой комнате. Хотя грусть – это не то, что она чувствовала тем утром, когда она добралась до дома, полураздетая, раздираемая угрызениями совести. Боже, как она осмелилась бежать из владений Уика? И даже тогда ее удача зависела от какого-то чудака, который решил, что побег не вызовет гнева Уика. Она поспала, позавтракала, еще поспала, и вот теперь, в этот предвечерний час дня, когда она покинула Уика, у нее было ощущение, словно прошло не меньше месяца. Да к тому же была Джулия, такая заботливая, которая знала Уика и просто умирала от любопытства, желая узнать подробности кровопролития. Ладно, уж по крайней мере от них она ее оградит. – Нет, не целовал. Поцелуй лучше ты меня. Лгунья… ведь он же целовал ее, но разве слизывание спермы с языка можно назвать настоящим поцелуем? А его пальцы, требовательные, тонко чувствующие… не думать об этом… не позволять себе вспоминать… – Он ласкал тебя? – с дрожью в голосе задала ей вопрос Джулия. Дьявольщина! Но ведь ей же следовало ожидать этого вопроса, подумала Дженис растерянно. – Мне не понравилось, – ответила она как можно более равнодушно. Ни малейшего намека на то, как страстно желала она этих его ласк. – Не стоило терпеть мучения, которым он подверг нас, чтобы обнаружить, что пятьдесят тысяч годовых окажутся недостаточной компенсацией за замужество. – Значит, он ласкал тебя, – произнесла Джулия погасшим голосом. – А чего ты ожидала? – потеряла вдруг терпение Дженис. – Он ищет себе жену, женщину, которой он предложит руку. Которую он будет ласкать, целовать и… «…ему будет наплевать, кто она, лишь бы она без устали и с удовольствием раздвигала для него ноги… …и эта женщина – я. и я никогда не смогу сказать об этом…» Он даже не снял вуаль с ее лица. И не хотел от нее ничего, кроме полного и неограниченного доступа к самым интимным местам ее обнаженного тела. Даже сейчас, день спустя после возвращения, ее тело хранило его запах. Ей не хотелось забывать его. Но она не желала признаваться в этом даже себе самой. – О, – чуть слышно произнесла Джулия. – О-о-о. – Ты же сказала… – начала Дженис. – Да, я сама сказала. Прости меня. Я только хочу… знать, – закончила за нее Джулия. – Конечно, ты желаешь знать, поскольку он едва не уничтожил тебя. Он несет в себе смертельную опасность и зло, он обольстителен, он безнадежно развращен и испорчен. И я-то как раз довольна тем, что смогла избежать несчастной судьбы – оказаться той, кого он выберет в жены. – И кто же тогда стала его избранницей? – просияла Джулия. Это была новость, свежая сплетня, и, возможно, она первая узнает ее. О Господи. Опять ловушка… На этот вопрос не было ответа. Перед ней разверзлась непроходимая трясина, и ей нужно было найти обходной путь, чтобы достичь другого берега. – Знаешь, он держал нас в уединенном месте, изолированно. Мы не знали имен друг друга. Он общался с нами поодиночке. Это был самый разумный и мудрый способ, потому что неизбранные могли вернуться в свет с незапятнанной репутацией. Это был единственный положительный момент во всей этой затее… – Дженис уводила разговор в сторону. Такая ложь… Даже сейчас ее тело сгорало от желания. В тот раз, той ночью перед зеркалом, она, голая, лежала в его постели, став рабыней его волшебных рук, и это было все, что она собиралась помнить всегда. Проклятие! Ее тело жаждало его рук и настойчивых, требовательных толчков его члена, и никакая правда о нем ничего не изменит и никогда не заставит ее забыть это. И он хорошо знал это. Как она могла сотворить такое с собой? Храбрая, отчаянная авантюристка Дженис отважилась замахнуться на чудовище лишь для того, чтобы самой оказаться безвозвратно соблазненной им. Как глупо! Как это невыразимо наивно с ее стороны! – Дженис?.. А теперь она была потеряна для любого другого мужчины, навсегда… – Да, Джулия? – Это был ее голос? В мыслях она слышала только его, ее соски заранее затвердевали в ожидании, все ее тело млело. – Хочешь чаю? Реальность напоминает о себе. Она поступила как самая безрассудная женщина во всей Англии, сбежав из его постели, отвергнув его секс и отбросив шанс, который, возможно, был предоставлен ей единственный раз в жизни. – Мой дорогой Уик, будем называть ее Весталкой до тех пор, пока не узнаем, чего ей хочется, чтобы обращаться к ней как-то иначе. – Я предложил ей мое имя, – буркнул Уик. – И она примет его, даже если мне придется связать ее по рукам и ногам и в таком виде доставить к алтарю. Я оправдаю все ожидания и не стану посмешищем. Я исполню свой долг. А она уже наверняка забеременела. Черт побери ее глаза – кто же эта женщина, да кто она такая, что посмела бросить мне вызов? Был ранний вечер, а они уже проехали добрых два часа и только что добрались до лондонского городского дома Уика. Всю дорогу он бранился не переставая. Эллингем еще не знал, говорило ли в нем оскорбленное чувство собственника, потерявшего приглянувшуюся ему вещь, которую он уже считал своею, или эта женщина на самом деле затронула его душу. Что бы это ни было, Уик не скучал, а это уже было нечто, что говорило в пользу эксперимента. – Мы прямо сейчас заскочим в дом ее отца, – заявил Уик, когда они вышли из экипажа и вслед за кучером сделали несколько шагов к дому. – Ну уж нет, – бурно запротестовал Эллингем. – Мы проведем здесь ночь, а я посмотрю, действительно ли ты хочешь связать себя узами брака с этой женщиной. В конце концов, что может случиться за одну ночь? Не удерет же она к чертовой матери с кем-нибудь? – Не удерет? – прорычал Уик. – Она сбежала от меня… – А наутро, – продолжал невозмутимо Эллингем, – мы пошлем записку, и уж тогда, если она соизволит, мы посетим ее. – Если… – взревел Уик. – А если не мы, то кто посетит ее… – Ну конечно. А тем временем ты спокойно переберешь в уме все ее дурные качества, дабы быть готовым бросить ее в любой момент. Или же, наоборот, ты вспомнишь все ее достоинства и настроишься должным образом, чтобы повести ее под венец. – Если ты мне не скажешь, кто она, – произнес Уик, и в его голосе прозвучала опасная нотка, – те хотя бы приставь кого-нибудь следить за ее домом, чтобы быть уверенным, что она не сбежит с кучером. Эллингем выглядел несколько растерянным, словно эта просьба застала его врасплох. – Как пожелаешь, мой дорогой Уик. Поручим это Максу. Он ни разу не подводил меня в таких делах. Давай я пошлю ему срочную записку, чтобы моя леди ни на минуту не оставалась без надзора. – Моя леди? – Уик ухватился за это замечание, пока Эллингем нацарапал записку, позвал дворецкого Уика и отправил ее. – Она настоящая леди, Уик. Иначе и быть не могло. – Меня хотели заставить в это поверить. Но леди не ударяются в бега среди ночи. Именно бегство убивает его. Эллингем задавался вопросом, что больше оскорбило Уика – предательство или то, что его отвергли. А может, и то и другое. На его памяти еще не было женщины, у которой хватило бы духа отвергнуть графа. Все они падали к его ногам. Черт побери, даже эта невинная штучка таяла, как воск, в его руках. И все же она проявила характер. Она не последовала примеру двух других девиц. Она осмелилась высказать свое мнение. А когда что-то ее не устроило, приняла меры. Может, она оказалась именно той, у кого хватит ума и силы, чтобы укротить распутника? Уик на поводке, о Господи… Уик мерил комнату большими шагами. Пылал камин, дворецкий принес портвейн, который оставался на столе нетронутым. А Эллингем сидел перед камином и ликующе смотрел на огонь. – Ты ужасно доволен, верно ведь? Боже, если узнаю, что это твои проделки, я вытащу тебя и оторву тебе кое-что внизу. Это ведь была твоя идея, да и осуществление тоже. – Причем блестящая идея, – буркнул Эллингем. – Я, пожалуй, выпью портвейна. И вообще я испытываю чувство азарта, глядя на твое волнение. – Мое… что? – Уик остановился как вкопанный. – Я не просто взволнован, я в ярости оттого, что эта штучка взяла все, не оставив мне ничего взамен, отказав даже в возможности стать моей женой. А ведь у меня самое большое состояние во всей Англии. Так кто же она такая, чтобы пренебречь подобной честью? Кто? Выставить меня на посмешище публике… Клянусь Богом, Эллингем, если ты не скажешь мне… – Уика публично унизили тем, что отвергли? Да ты можешь исправить это в мгновение ока. Стоит лишь послать за Инночентой. Она не доставит никаких хлопот, она все отлично поймет, и ни одна душа ничего не узнает. Уж она-то точно никому не расскажет. Да и Виртуоза достаточно умна, чтобы понять, какому она подвергнется остракизму, если будет распускать сплетни. – Я – не хочу – Инноченту. Я – хочу – Весталку. Эти слова эхом разнеслись по дому. Вопреки всем правилам, по которым жил Уик. Они вырвались из глубины души, потому что ему претила сама мысль о том, что кто-то иной окажется в его постели. «…Я хочу Весталку…» Ему никогда и в голову не могло прийти, что он скажет такое вслух о какой-либо женщине. И в тот момент, когда он произнес эти слова, он вдруг испытал настоящий шок. Ему немедленно захотелось взять их назад. Ибо, прозвучав, они обрели реальность. Да к тому же при свидетеле. «…Я хочу Весталку…» В течение нескольких секунд эти слова вертелись у него в голове. Что же такое было в этой Весталке? Он с самого начала задавался этим вопросом, выделив ее из трех женщин, оказавшихся у него, казалось бы, на равных основаниях. Оставался бы он столь же задетым, если бы, скажем, Инночента бросила его? Что же все-таки было в Весталке? Красива, умна, элегантна… Сознававшая, что сам факт быть избранной и представленной пред его светлые очи уже означал признание ее высокого уровня. Готовая на все, и тем не менее сдержанная. Храбрая, но доопределенного предела. Хорошо чувствующая свое тело, несмотря на всю невинность и наивность. Настоящая девственница, хотя и жаждущая и воспринимающая все, что хотел проделать с ней, дабы лишить невинности. И все же было в ней что-то неуловимое. Что она удерживала при себе, даже когда раскрывала свои самые интимные места перед его алчущим сексом? Да, в этом была вся Весталка. Та, при одном только имени которой его бросало в жар, а его член моментально восставал. Весталка с безгранично волнующим телом, которое он не уставал ласкать. С твердыми, как камень, сосками и жаркой тесной расщелиной с неизведанными, зовущими глубинами. Где, возможно, его семя уже пустило корни… Или все же ему нужно дождаться, чтобы убедиться в реальности этого? Заставить ее прийти к нему после всего того, что она уже совершила? Да, именно так и должно быть. Он заставит ее ползать перед ним, просить милосердия… Да, но если вдруг вместо этого она окончательно отвергнет его и кто-то другой женится на ней, получит его ребенка и будет ласкать это гибкое податливое тело… Нет! Сама мысль об этом казалась ему невыносимой. Это было непостижимо. Он выбрал ее. И плевать ему на то, чего захочет она сама. Эллингем отлично понял его. Все точки были расставлены. Чего уж никак не ожидала Дженис, была записка на жирном пергаменте с печатью Уика с просьбой, предусмотрительно подписанной Эллингемом, рассмотреть возможность встречи с графом. От семьи ничего нельзя скрыть. Особенно карету Уика с кучером и вообще весь аристократический церемониал, с которым было обставлено вручение записки. Джулия прямо-таки подпрыгивала, заглядывая ей через плечо и пытаясь прочитать, что написал Эллингем. – Нет, это не от Уика, – отрезала Дженис, когда мать в очередной раз пристала к ней с расспросами. Уику требуются посредники даже для этого. Он не может унизиться до того, чтобы самому публично выбрать себе спутницу жизни. Похоже, что он не может ручаться за себя. Мать Дженис удивленно подняла бровь, однако воздержалась от комментариев. Ее просто разбирало любопытство по поводу того, что касалось Уика, однако все это было лишь слухами и сплетнями. И никто, замешанный в этом, включая Дженис, никогда ничего не скажет. Однако записка была послана уже после всего свершившегося, и потому она питала большие надежды на будущее Дженис. Хотя то, что Дженис свернулась клубочком на диване в голубой комнате и временами бросала мрачные и уязвленные взгляды, было не слишком обнадеживающим признаком. – Даже если я увижу его – повторяю, если, – то мы встретимся наедине, – заявила она наконец матери. – Даже не пытайся навязываться мне в провожатые. Тебе ведь было на все наплевать, когда я в прошлый раз отправилась в Хоулком. – Но ведь Уик рассыпался в уверениях, что эту роль будет играть его мать. – Да, конечно, из своего вдовьего дома милях в двадцати оттуда. Или около того. Он с очаровательной улыбкой заверит тебя, что все просто прекрасно, мама. Но теперь я имею некоторое представление о том зле, что он причинил Джулии и другим женщинам, попавшим в его сети, и никогда не уступлю. И ничто не сможет поколебать меня после пагубных дней, проведенных в его обществе, в чем бы ни пытался убедить меня этот монстр. Эллингем все же пришел. Уик и не думал, что ему удастся удержать его в стороне отдела. И только когда они были уже всего в двух кварталах от дома Весталки, Эллингем назвал ему ее имя. – Траубридж? Мне кажется, я знаю это имя… – Ну конечно же, знаешь, – подтвердил Эллингем. – Но мне придется напомнить тебе, кто это был. – Ненавижу игры. Весталка ведет свою игру. Траубридж, Траубридж… погоди-ка… стройная, худенькая блондинка… О Господи… это одна из тех холодных недотрог, которых обхаживаешь, добиваешься, а они не дают, надеясь выжать из тебя предложение руки и сердца. Это та маленькая ледышка? Да я оказал ей большущую услугу, отбросив ее, как раскаленный камень. Дьявольщина и проклятие! А Весталка, значит, ее сестра? – Именно так. Может, поэтому она и сбежала? Уик на минуту задумался. Сценарий был ясен: Весталка сбежала, чтобы насладиться местью. И она сервировала ее вкуснейшим пикантным соусом и полной миской обещаний, которые никогда не собиралась выполнять. – Черт! – Ну что ж, разворачивай карету, и… давай навестим Инноченту. Она будет в восторге. – Ну уж нет. – В голосе Уика прозвучала стальная решимость и уверенность, и ни намека на досаду. На этот раз Весталке не уйти, весело подумал Эллингем. Он ждет не дождется, когда снова увидит ее. Но вот чего он не ждал, так это появления Джулии. Однако она ничем не напоминала ту раненую голубку, что Уик безжалостно бросил на обочине. Кто была эта Джулия, высокая и уверенная в себе, щеки которой заливал легкий румянец, а светло-голубые глаза блестели вызовом, когда она отвела Уика в голубую комнату, а Эллингема проводила в гостиную? Он не мог оторвать от нее глаз. – Милорд, – тихо произнесла она глубоким мелодичным голосом. Он никогда не замечал этого у Джулии за те несколько недель, что обхаживал ее. Или ее округлых форм, ее горделивой осанки, ее милых манер, ее врожденной фации. Она была так элегантна, горда и прелестна! Что-то в ней изменилось, она извлекла уроки из тех переживаний. Она повзрослела и стала достойной его внимания. Однако это уже не имело к нему никакого отношения. Все, что он когда-либо искал, нашло воплощение в этой девушке, даже с учетом того, что он никогда не знал, чего искал. Но конечно же, он искал – просто не нашлось женщины, которая пробудила бы в нем интерес. И все же Джулия была в кильватере прошлых завоеваний Уика. Проклятие на голову мужчины, который не оценил того, чего не имел! И вот она оставила его в момент слабости, безвольного, размышлял разъяренный Уик, вне себя меряя комнату большими шагами, и не было рядом Дженис, чтобы излить на нее свой гнев. Он уже начал подумывать, не слишком ли много времени и энергии затратил он на эту особу. Так всегда бывает с женщинами. Они абсолютно уверены, что мужчина бросается к их ногам ради того, что у них между ног. Ха-ха. Только не он. Он перепробовал массу женщин. И все безуспешно. А единственная причина, по которой он был здесь, это развязанная Эллингемом кампания, чтобы найти ему жену и обеспечить наследника. И если бы все это не носилось в воздухе вот уже несколько месяцев, а все светское общество не ожидало с нетерпением развязки, если бы он не использовал доброе имя матери в споре о том, что он развратит и обрюхатит девственницу, Весталка не имела бы ни малейшего шанса носить его имя. Наконец, была же у него хоть какая-то совесть, подумал он. Он не был совсем уж паршивой овцой. И у Весталки есть свои хорошие качества. Возможно, он смог бы вынести жизнь с ней, пока она не родит ему наследника. Они бы договорились о своего рода сделке. Она бы вела свой собственный образ жизни, а он продолжал жить как обычно. Какая женщина сможет устоять перед таким предложением? Ни одна из сотен тех, кого он соблазнил в разное время. И кто такая эта Весталка, чтобы поступать иначе? Его вновь охватила ярость. И в этот момент дверь медленно открылась, и Весталка тихо вошла в комнату. То есть он подумал, что это Весталка, но поскольку она с ног до головы была закутана в длинный, до пола, плащ с капюшоном, закрывавшим ей голову и лицо, он не мог быть уверен до конца. Это мог быть тот воробышек, именуемый ее сестрой, хотя, подумал он, та была чуть пониже ростом. И тогда она распахнула полы плаща, и он обнаружил, что под ним она абсолютно голая. – …Весталка? Вопрос был излишним. Он узнал этот лобок, эти соски. – Просто тело, милорд. Какое имеет значение, Весталка это или Инночента, или одна из ваших женщин, ждущих своей очереди… – Это Весталка, которую я выбрал себе в невесты. – Нет, всего лишь выбранное вами тело, милорд. Место, куда бросить семя, и сосок для кормления, и ничего больше. А потому сойдет любое. Так что идите и выбирайте какое угодно из длинного списка жаждущих тел, а это уж оставьте в покое. Она была слишком спокойна и тиха. Это даже отдаленно не походило на то, что он себе воображал. Значит, все враки в романах, когда пишут, что женщина капитулирует, когда ее возлюбленный приходит за ней? Что случилось с Весталкой? Неужели ей непонятно, до какой степени ему пришлось переломить свой характер, превозмочь свою гордость, чтобы прийти сюда? Черт, куда подевался Эллингем? Это из-за его дурацкого конкурса он оказался в столь двусмысленном положении. Ну что за пытка – он видит перед собой груди и живот Весталки, ее покрытый шелковистым пушком вход в райские кущи – и не может тронуть их… обладать ими. Да любая другая женщина на ее месте давно уже лежала бы на спине, пытаясь завлечь, соблазнить его. Но это была Весталка, и она отвергала его. Только настоящий мужчина мог вынести подобное. И женщина. Дженис готова была умереть от страха. С Уиком нельзя так обращаться… Инночента была тысячу раз права. Но ей не оставалось ничего другого. Раз ему удалось с такой легкостью завладеть ею, то, решила она, на чужой для него территории они должны быть на равных. Уступить сейчас означает потерять остатки гордости и собственного достоинства, и уже никогда потом ей не удастся кем-то стать для него. Пока ему окончательно не надоест играть в поиски жены, она не должна уступать ему ни в чем. И тогда Эллингем потащит его к Инноченте, не собиравшейся вкладывать в него душу, зато имевшей предостаточно опыта общения с другими мужчинами, которая ради его денег вполне комфортабельно уживется с ним в качестве жены. – Я выбрал тебя, Дженис, и мой выбор не подлежит обсуждению. О! Он произнес это таким тоном, что, услышав, как он произносит ее имя… О Господи, она поверила, что он говорит это всерьез. – Я уже сказала «нет». – Нет. Ты сказала, приди и возьми меня, когда по-настоящему захочешь этого. Ты выиграла, Весталка. Я здесь и сгораю от нетерпения, видя твою наготу и зная, что в этом доме я не могу тронуть тебя, не могу насладиться тобой. А ведь вполне возможно, что ты уже носишь моего ребенка. – Воистину это единственное, что ты действительно хочешь, – произнесла она ледяным тоном. – Наследник. А все остальное может катиться к черту. – И ты тоже, Весталка? Ты требуешь, чтобы я изменил свою натуру? – Я бы хотела, чтобы ты почувствовал какую-то ответственность. Недостаточно носить знатный титул и на этом основании оставлять ублюдков по всей стране, пока избранная тобой жена молча созерцает это. С этим я никогда не смирюсь. Впрочем, – она опустила глаза на свое тело, – кому дано узнать, может, я, такая благовоспитанная, столь возлюблю сексуальные удовольствия, что полностью, без остатка захочу предаваться им. И очень может так случиться, что именно я буду оставлять ублюдков по всей округе, а ты окажешься задвинутым на задний план… вот ведь какие мысли возникают. У меня будет масса любовников, которых я не могла бы заполучить, не будучи женой графа Уика. Разве что при таком условии стоило бы передумать… От этих ее слов у него кровь застыла в жилах. Это была не она. Она никогда не была такой. Он не знал, как он узнал это, но он это знал. Она никогда не поступила бы так не только с ним, но и с любым другим мужчиной, которому дала слово. Он знал это так же твердо, как то, что его имя – граф Уик. Уик стремительно пересек комнату и схватил ее за плечи. – Ты не Инночента… Я знаю тебя… Эти слова отозвались громким эхом… хотя он и произнес их перед ее лицом, закрытым капюшоном. Он понимал, что это правда, но она застала его врасплох. – Ты совсем не знаешь меня. – Слова Дженис падали, словно тяжелые камни. Они молча стояли друг против друга. Он не делал попытки открыть ее лицо. – Я знаю тебя, – вымолвил он наконец хрипло. – Я сам выбрал тебя. – Пока я тебе не надоем. – Я не скажу тебе, что это неверно. – Я вижу, что верно: ты говоришь с моим телом, словно самой меня здесь нет. Он поднял руку и отбросил капюшон с ее лица и посмотрел ей прямо в глаза, мягко коснулся пальцами ее щеки, ее губ. Красива. Умна. Чувственна. Просто создана для него. – Я вижу тебя насквозь, Дженис. Я знаю, кто ты. Я знаю тебя. – Отличные слова, чтобы получить то, что желаешь. – Я хочу тебя. – Это было правдой, которая испугала его. Она была совершенна, в ней все было пределом его мечтаний о женщине, образцом жены, какой он ее себе представлял. Ему вдруг стало страшно потерять ее, при одной мысли об этом его охватывал разъедающий душу холод. И это не имело ничего общего с его социальным положением или деньгами. – Ты хочешь меня. Мы, возможно, уже зачали ребенка. И это только начало. А всему остальному, по-видимому, нам обоим предстоит научиться. И это я могу обещать тебе: я постараюсь. У Дженис вдруг пересохло в горле. Он говорил серьезно. Он обдумал свои слова, он сделает это ради нее, поскольку ни разу еще так близко не подходил к тому, чтобы иметь жену и ребенка, которые бы всецело принадлежали ему. Она заглянула ему в глаза и там впервые обнаружила его ранимость. В нем было что-то от ребенка, избалованного, рано повзрослевшего, возможно, нежеланного, который нуждался в любви, жаждал ее и которому еще предстояло обрести это чувство, – она увидела в нем человека. Разве при всех его эротических авантюрах не жаждал он любить кого-то, отбросив все наносное и эфемерное? В это мгновение она увидела его одиночество и растерянность и поняла, что должна беспрестанно бросать ему вызов, дабы он выполнял обещания, хранил верность и творил жизнеутверждающие дела, которые навсегда изменят его к лучшему. И она поняла, что испытывает к нему чувство более глубокое, чем просто физическое влечение. Если раньше она думала, что ей придется жить без его ласки, и уже оплакивала утрату их чувственного единения, то сейчас все возродилось. Не последнюю роль сыграло и то, что он пришел сам. Разыскал ее. Избрал ее и был намерен держаться своего выбора. Он постарается стать лучше. А уж любовником он был несравненным. И ей вдруг показалось, что они заключили лучшую сделку во всей Англии. – Дженис? – Он крепко взял ее за руки, подвел к дивану и усадил к себе на колени. Она почувствовала железную твердость его члена, неопровержимое свидетельство того, что он по-прежнему желал ее превыше всего и находился в плену ее сексуальности. Этого им оказалось достаточно. А также его клятв и обещаний на будущее. Немногие женщины могли похвалиться и этим. Она не могла больше обходиться без него ни минуты. Властителя ее души и тела. Он значил для нее все. Она так долго ждала его. Она тесно прижалась лоном к его члену, раскрыла перед ним торчащие груди, и… к обоюдному удовольствию, сделка состоялась.