Аннотация: Очаровательная молодая вдова Абигайль Бэкуорт-Мелдон не торопится снова выйти замуж. Главное для нее — устроить судьбу своей юной племянницы, подыскав ей достойного жениха.
 Кипп Ратленд, виконт Уиллоуби, идеально подходил на эту роль, но почему-то с первого взгляда влюбился не в невесту, а в ее тетушку — прекрасную вдову. Влюбился со всей силой зрелой, неодолимой страсти настоящего мужчины.
 А что же Абигайль? Сможет ли она устоять перед обаянием неотразимого виконта.


---------------------------------------------


 Кейси Майклз
 Влюбленная вдова


 Мелинде Мокрей и Рону Генри — попутного ветра!


 Я собираюсь жениться — а стало быть, несчастен,
 как и любой человек в поисках счастья.

    Лорд Байрон



 Глава 1


 Двое элегантно одетых джентльменов вошли в Гайд-парк со стороны Парк-лейн. Шляпы с изящно загнутыми полями франтовато сдвинуты набок, трости небрежно постукивают о мостовую, на лицах — выражение утонченной скуки, с годами ставшей уже привычной.
 Один — брюнет, с приятным, открытым лицом. Другой — светловолосый. Назвать его симпатичным язык не поворачивался — мужчина был красив так, что при одном взгляде на него захватывало дух. Оба носили громкие титулы, оба были молоды, богаты и весьма уверены в себе.
 И к тому же свободны как ветер.
 Остановившись, они жадно втянули в себя воздух, словно породистые гончие перед тем, как взять след. Обменялись понимающими взглядами. Привычно тронули безупречно завязанные галстуки, поправили манжеты. И двинулись дальше все той же ленивой фланирующей походкой, которой до странности противоречил беспокойный огонек в глазах.
 Для кого-то — хищники. Для кого-то — добыча.
 Некогда Гайд-парк представлял собой охотничьи угодья, где кишмя кишели олени и где порой можно было встретить не только свирепого кабана или вепря, но даже дикого быка. Но не только зверей караулила в парке смерть. Веками гремели в нем выстрелы, и немало дуэлей случилось здесь на утренней заре, в тот ранний час, когда бледное солнце еще не успевало разогнать утренний туман, и реки голубой крови были пролиты под раскидистыми деревьями. Заросшие сорняком, кое-где даже виднелись развалины римских военных лагерей.
 Потом Гайд-парк наводнили разбойники. Они свирепствовали тут до тех пор, пока Карлу II не пришла в голову мысль окружить парк каменным кольцом высоких, чуть ли не крепостных стен. А король Вильгельм III пошел еще дальше — он приказал повесить вдоль аллеи, которую называли в народе «королевской дорогой», почти три сотни фонарей.
 В наши дни Гайд-парк превратился в островок мира и идиллического спокойствия — кругом, куда ни посмотри, аккуратно подстриженные лужайки и цветники, дорожки для верховой езды и экипажей, укромные тропинки, где ничто не нарушит ваш покой. Воздух, напоенный ароматом цветов, превращает это место в рай. Прогретые поцелуями солнца воды огромного искусственного озера Серпентайн кажутся неподвижными — в свое время королева Каролина приказала устроить здесь запруду, чтобы королевская семья могла наслаждаться отдыхом на борту одной из двух яхт, качавшихся когда-то возле этих берегов.
 Да, в наше время Гайд-парк — поистине очаровательное местечко!
 Но не всегда. Иной раз парк снова превращается в охотничьи угодья, и двум молодым джентльменам это было отлично известно.
 — О, Кипп, посмотри-ка туда! — Темноволосый молодой человек кивнул куда-то влево. — Не подумай только, что я считаю своим долгом указывать тебе, куда направить свои стопы. Однако… Боже милостивый, какое безумие!
 Повинуясь просьбе приятеля, Кипп Ратленд лениво повернул голову влево — как раз вовремя, чтобы заметить спешивший скрыться из виду наемный экипаж. В вознице, который лихорадочно нахлестывал несчастную клячу, он узнал бедолагу сэра Элвина Кларка, в дырявых карманах которого вечно гулял ветер. Злополучный молодой человек, явно не имевший ни малейшего понятия о том, как править экипажем, как раз в этот момент отчаянно натягивал поводья, безуспешно стараясь привлечь внимание юной дебютантки и сопровождавшей ее бдительной дуэньи.
 — Знаешь, Кипп, сдается мне, у молодого Кларка столько же шансов заманить мисс Оливер в брачные тенета, сколько выиграть главный кубок на скачках в Ньюмаркете, — с язвительной жалостью в голосе заявил Брейди Джеймс, граф Синглтон. — Слава тебе Господи, что у меня когда-то хватило ума дать клятву никогда не жениться. Подумать только, ведь я и сам мог сейчас выглядеть таким же ослом, как молодой Элвин!
 — Если твои слова всего лишь тщательно скрываемое сочувствие ко мне, Брейди, — весело бросил в ответ Кипп, чье полное имя было виконт Уиллоуби, — то принимаю их охотно и с благодарностью. Ну а теперь скажи честно, поможешь? Есть ли у тебя на примете подходящие кандидатки, готовые составить счастье твоего лучшего друга?
 Брейди коварно улыбнулся:
 — Я?! Господи, да ты шутишь, старина! Уж не надеешься ли ты, что я сам выберу для тебя невесту?
 Кипп слегка приподнял шляпу — мимо них, вздымая пыль колесами, промчался открытый экипаж, битком набитый хихикающими юными леди.
 — А собственно говоря, почему бы и нет, а, Брейди? Всем известно, что вкус у тебя отменный. Он тебя еще ни разу не подводил. До вчерашнего вечера, конечно, — если вспомнить тот кошмарный атласный жилет, который ты на себя напялил! Искренне надеюсь, что никогда его больше не увижу. С твоей стороны это был бы поистине акт милосердия.
 — Шелковый, а не атласный! Между прочим, мой лакей обегал все модные лавки, прежде чем его нашел. Ну да ладно, оставим это, старина. Уж не ослышался ли я? Мне показалось, будто ты предлагаешь именно мне выбрать будущую виконтессу Уиллоуби? Ну уж нет, слуга покорный. Слишком большая честь для меня!
 Кипп усмехнулся:
 — А еще друг называется! Ладно, Брейди, нет — значит, нет. Но тогда, может быть, ты хотя бы выскажешь свое просвещенное мнение по поводу нескольких весьма достойных юных леди, дебютирующих в этом сезоне?
 — Интересно, и как я его составлю, это мнение. Попрошу каждую из кандидаток — о, весьма вежливо, конечно! — запрокинуть голову и открыть пошире рот, чтобы мог проверить их зубы?! Так ведь они же не лошади! Нет, мой дорогой, забудь об этом! Да и вообще, объясни наконец, с чего ты вдруг вбил себе в голову, что тебе необходимо надеть брачные цепи? И притом непременно до окончания сезона?! I
 Улыбка, сиявшая на лице Киппа, вдруг увяла, и он смущенно залепетал, что, дескать, устал затаскивать женщину в постель, зная, что через час-другой придется из нее вылезать и уныло тащиться домой.
 Но это была только часть правды. Истинная причина спешки заключалась в другом. Когда-то давно, у постели умирающей матери, Кипп поклялся ей, что женится до того, как ему стукнет тридцать, и обеспечит появление на свет следующего виконта Уиллоуби — причем не позже чем через пять лет после свадьбы.
 Прошло больше полугода с тех пор, как ему исполнилось тридцать, и мысль о том, что он клятвопреступник, преследовала Киппа постоянно, отравляя ему жизнь. Сказать по правде, ему вообще-то было наплевать, если титул виконта перейдет к одному из его дальних родственников в Суррее, хотя Кипп был уверен, что тот и мечтать не смеет о подобном счастье. В конце концов, если это и случится, так только после его смерти, меланхолично размышлял Кипп. Так что он все равно этого не увидит.
 Если бы! Кипп от злости скрипнул зубами. Наверняка в этот знаменательный момент где-то там, на небесах, он будет валяться в ногах у матери, вымаливая прощение, в то время как она, деликатно утирая глаза ангельским крылом, устроит ему разнос.
 Так что женится он, только чтобы сдержать слово, данное у одра умирающей матери. Это и была одна из основных причин, по которой Кипп решился наконец позволить завлечь себя в брачные сети.
 Но не единственная. Во всяком случае — не главная.
 — Говорю же тебе, Брейди, мне нужен наследник, — слабо защищался Кипп, провожая взглядом еще три открытые коляски, которые в эту минуту как раз проезжали мимо. Все они до отказа были забиты щебечущими дебютантками, и каждая из них лезла из кожи вон, стараясь выглядеть весело и непринужденно, только вот удавалось это бедняжкам ничуть не лучше, чем злополучному сэру Элвину. — Видишь ли, мне тут случилось нечаянно увидеть своего суррейского кузена… О Господи, даже вспоминать об этом не хочется! Так вот, скажу тебе откровенно — при одной только мысли, что подобная личность в один прекрасный день усядется в мое любимое кресло, держа в руках бокал с моим лучшим вином, или… Брр, просто мороз по коже!
 — Ладно, ладно, можешь считать, что я тебе поверил, — учтиво кивнул в ответ граф. — Против подобных доводов возразить нечего. Только уверен ли ты, что сделанный мной выбор придется тебе по душе? Неужто ты согласишься пойти под венец с любой, кого я назову?
 — Не с любой, а только с достойнейшей, не забывай об этом, Брейди, —
 смеясь, остановил его Кипп. — Моя будущая жена должна быть честной и прямой. При этом я имею в виду не прямую спину (хотя это тоже немаловажно, но ее я и без тебя найду), а душу, которая не умеет лукавить.
 — Прямодушную, значит? И вдобавок честную, да? Да еще и с достаточно сносной внешностью? Думаю, даже тебе не будет все равно, если твоя будущая жена окажется уродиной. Но при этом не слишком богатой и не из очень родовитой семьи, Кипп, иначе тебе несдобровать. Богатая и спесивая женушка еще, чего доброго, решит, что имеет право вертеть тобой, как ей заблагорассудится, и тогда одному Богу известно, что из всего этого выйдет. М-да, лучше всего сирота… Точно! Славная, хорошо воспитанная сирота — вот кто нам нужен! И с хорошими зубами — я положительно на этом настаиваю! — ради ваших будущих детей, разумеется. Нет ничего противнее виконтессы с желтыми, как у ослицы, зубами.
 Кипп ответил ему признательной улыбкой. — Ах, Брейди, я всегда знал, что могу на тебя положиться. Ну так как — начнем?
 Леди провели в Гайд-парке ровно тридцать пять минут. Абигайль Бэкуорт-Мелдон знала это точно, поскольку украдкой бросила взгляд на свои большие карманные часы, прежде чем сунуть их в сумочку.
 Еще двадцать пять минут, и она прикажет кучеру ехать в сторону Халф-Мун-стрит. И ни минутой позже — пробыть слишком долго в Гайд-парке все равно что привесить к задку кареты табличку с надписью: «Ищу мужа. Нищих просят не беспокоиться».
 И вовсе не потому, что мисс Эдвардина Бэкуорт-Мелдон, ее подопечная и племянница мужа, испытывала недостаток в поклонниках. Сказать по правде, они слетались к ней тучами, словно мухи на мед, с того самого дня, как Эбби решилась появиться с ней на людях.
 В этом-то и заключалась проблема.
 Если можно сказать, что дебютантка красива, тогда мисс Эдвардина, безусловно, оказалась жертвой собственной красоты. Восхитительно миниатюрная, на удивление соблазнительная, Эдвардина обладала безупречной фигурой. Маленький носик кокетливо вздернут, а пухлые губки такого оттенка, что сравнить их можно только с бутоном розы. На бледном лице голубые глаза казались двумя озерами необыкновенной чистоты, а облако золотистых волос сияющим нимбом окружало ее головку.
 Когда-то Шекспир писал, что мужчины умирают и ложатся в землю, чтобы стать пищей червей, но что ни один из них, мол, не умирает от любви. Вздор, фыркнула про себя Эбби. Посмотрим, что сказал бы Уилл Шекспир, случись ему встретить Эдвардину Бэкуорт-Мелдон! Потому что любой мужчина в мире с радостью умер бы за одну лишь ее улыбку!
 А весьма польщенная всем этим глупенькая Эдвардина, поблагодарив их всех реверансом, приказала бы соперникам бросить оружие.
 Жаль, конечно… но если у малышки и есть мозги, хмуро подумала Эбби, маленькими глоточками потягивая ледяной лимонад, то заметить их иной раз бывает очень трудно — возможно, из-за сияющей копны золотистых кудрей. Тем более если учесть, что их и так немного.
 Увы, девчушка сентиментальна и глуповата, вздохнула она. А Эбби хорошо знала, как это опасно! Романтически настроенные молодые особы подобного сорта взирают на мир сквозь розовые очки, а Эдвардине, кстати сказать, вообще стоило бы обзавестись очками. Но против этого восставало ее тщеславие. Сказать по правде, Эбби все время жила в страхе, что в один прекрасный день эта слепая гусыня наткнется на мраморную статую Зевса, украшавшую бальный зал в доме ее матери, да еще, чего доброго, попытается завести с ним светскую беседу на глазах у изумленной публики!
 Не забывая об этом ни на минуту, Эбби тем не менее ожидала, что присутствие девушки в парке может внести настоящее смятение в ряды джентльменов. Впрочем, и сама она также имела несомненный успех, которым отчасти была обязана тому, что появилась в свете лишь к концу сезона, за что ей следовало поблагодарить своих дорогих дядюшек.
 О Боже! Только она вспомнила о них, как настроение ее тут же испортилось. В такой прекрасный, солнечный день ей меньше всего хотелось думать о каких-то там престарелых родственниках. Несмотря на теплый весенний воздух, вдова Бэкуорт-Мелдон даже слегка поежилась — ее девери, родные братья покойного мужа, были намного старше ее, поэтому неизменно настаивали, чтобы Эбби именовала их не иначе, как «дядюшка Бейли»и «дядюшка Дэгвуд».
 Оба «дядюшки» были старшими в полусумасшедшем выводке Бэкуорт-Мелдонов и к тому же единственными оставшимися в живых представителями мужской его части. Оба закоренелые холостяки — то ли в силу собственных убеждений, то ли потому, что в доброй старой Англии оказалось больше здравомыслящих женщин, чем принято думать, — они пережили и отца Эдвардины, и мужа самой Эбби, которого называли в семье последышем — просто потому, что он имел несчастье появиться на свет почти на пятнадцать лет позже трех старших братьев.
 Теперь, когда обоим уже давно перевалило за пятьдесят, этих двоих без труда можно было считать патриархами, на плечах которых лежала ответственность за судьбу и счастье остальных членов семьи, — седобородыми, умудренными жизнью предводителями семейного клана. Это еще ничего не значит? С таким же успехом можно вообразить, что собор Святого Павла построили за одну ночь! Чушь, конечно, но мало ли что кому взбредет в голову!
 На этом месте Эбби очнулась, сообразив, что Эдвардина уже некоторое время что-то лепечет. А это не дело, нахмурилась она. Ничего хорошего из этого не выйдет.
 И вовсе не потому, что кто-то из свиты восторженных поклонников обратит внимание, если бедняжка ляпнет нечто совсем уж не подходящее для столь хорошенькой головки, если и отягощенной чем-то, так только красивыми гребнями. Увы, очаровательный ротик Эдвардины умным и серьезным речам предпочитал засахаренные сливы. Эбби нисколько не боялась, что малышка распугает своих обожателей — в этой толпе офицеров на половинном жалованье, нищих младших сыновей и алчных охотников за приданым мало было таких, кто еще не догадывался, что все их надежды заполучить божественную Эдвардину не стоят и ломаного гроша.
 Да и потом — неужели кто-то из этой своры рассчитывает заиметь разом и деньги, и красоту, и мозги? И чтобы все это сочеталось в одной дебютантке?! Ну, если так, тогда они еще глупее Эдвардины!
 — О, мистер Пикуорт! — прощебетала Эдвардина, и ее алебастровые щечки нежно порозовели от удовольствия. — Как это мило с вашей стороны! Конечно, я буду рада позволить вам сопровождать меня! Понимаете, мне еще никогда не доводилось бывать в Воксхолл-Гарденс! [1] Эбби вечно твердит, что это место уже не то, что было раньше, потому что увеселения там нынче дурного толка. Но под вашей защитой я буду в полной безопасности!
 — Эдвардина. — Эбби кисло улыбнулась мистеру Пикуорту, решив, что этот вечно ухмыляющийся осел похож на голодную собаку. — Думаю, мистер Пикуорт слегка поторопился. Не так ли, сэр? К тому же, Эдвардина, сегодня с нами нет твоей матушки, а стало быть, решать в данном случае придется мне. Ты меня поняла, дорогая? Так что, мистер Пикуорт, вы можете повторить ваше приглашение, но только сделать это как полагается. Сначала вы спросите моего разрешения. А уж я решу, можно ли позволить мисс Бэкуорт-Мелдон отправиться с вами в Воксхолл.
 — О, какой вздор! — фыркнула Эдвардина, грациозно упав на мягкое сиденье экипажа и принимая восхитительную позу мученицы. — Просто ты вообще не хочешь меня пускать, разве нет? Игги клянется, что самую его невинную просьбу ты встречаешь так, словно он попросил разрешения спрыгнуть с крыши, чтобы проверить, не научился ли он за ночь летать! Ты ведь не захочешь меня отпустить, Эбби, правда?
 — Чушь! — отрезала Эбби, с едва скрываемой насмешкой следя, как разом вспотевший мистер Пикуорт судорожно оттянул внезапно ставший тесным галстук. — Мы все с радостью проведем вечер в Воксхолле. Оба твоих дяди, твой брат Игнатиус, твоя дражайшая матушка, ну и я сама — держу пари, это будет очень весело! Погуляем на свежем воздухе, а потом… потом, конечно, обед! Как это мило, мистер Пикуорт, я очень благодарна вам за приглашение!
 Мистер Пикуорт заметно позеленел. Сейчас он, наверное, с радостью пал бы бездыханным на землю.
 — Гм… да… то есть… конечно… я с радостью! — проблеял он. — Обед на… на шестерых, я правильно понял?
 — Ах нет, похоже, мы забыли о Пончике, — поспешно добавила Эбби, решив добить несчастного кавалера упоминанием об избалованном пуделе своей невестки. А про себя злорадно подумала, может ли молодой человек, которому на вид не более двадцати, получить апоплексический удар. Но сердце у Эбби было доброе, и она сжалилась над своей несчастной жертвой, позволив окончательно сникшему мистеру Пикуорту сорваться с крючка.
 — Наверное, шестеро — это слишком много? — с искренней (во всяком случае, на первый взгляд) озабоченностью спросила Эбби. И тут же заметила блеснувший в глазах бедняги слабый огонек надежды. — В конце концов, — добродушно добавила она, — мы ведь и в самом деле большая семья. Нет, мистер Пикуорт, даже не пытайтесь меня уговорить, это решительно невозможно! Иначе мне потом не знать покоя до конца моих дней. Да-да, и не возражайте, сэр!
 Мистер Пикуорт, за все время ее монолога так и не осмелившийся вообще открыть рот (Эбби даже испугалась, уж не проглотил ли он от страха язык), наконец очнулся и рассыпался в благодарностях. Конечно, сладкие надежды увлечь прелестную Эдвардину в какую-нибудь темную аллею, чтобы там сорвать с ее розовых губок поцелуй, развеялись в прах, зато теперь он мог быть уверен, что отказ Эбби сберег ему никак не меньше его полугодового содержания.
 — А теперь, джентльмены, — объявила Эбби, делая вид, что не замечает, как все эти олухи уставились на нее с выражением глубочайшей скорби, — думаю, нам с мисс Бэкуорт-Мелдон пора возвращаться домой, на Халф-Мун-стрит. Надеюсь, вы нас извините?
 — А который из них мистер Пикуорт? — со своей обычной слегка туповатой наивностью осведомилась Эдвардина. Слегка повернув голову, она близоруко прищурилась, разглядывая кучку джентльменов, с понурым видом смотревших им вслед. — Это тот, что в синем, да, Эбби? Честно говоря, я не слишком хорошо его рассмотрела, хотя, надо сказать, голос у него приятный. Скажи, он и в самом деле красив?
 Эбби выразительно округлила глаза.
 — Бог с тобой! У него на носу бородавка размером с пуговицу, да еще трех зубов не хватает. И цвет лица зеленый, как молодая травка, — безапелляционно заявила она, твердо зная, что ничем не рискует. — А теперь перестань вертеть головой и сядь как следует. В который уже раз я повторяю тебе, Эдвардина, — незачем поощрять ухаживания подобных молодых джентльменов. Ты ведь приехала в Лондон, чтобы сделать блестящую партию, а все эти юноши, может быть, и милы, но бедны как церковные мыши. И поскольку по дороге домой нам нечем заняться — прости, дорогая, но если ты и заметишь что-то, так только после того, как я тебе покажу, — то позволь, я воспользуюсь случаем, чтобы объяснить тебе разницу между девушкой, за которой ухаживают, и той, которую хотят соблазнить. У меня сложилось впечатление, что ты до сих пор еще этого не понимаешь.
 Бесполезное дело, с грустью подумала Эбби. С таким же успехом можно биться лбом об стену — в этом она уже успела убедиться. Но уж лучше читать бедняжке нотацию относительно правил хорошего тона, чем притворяться, что не замечаешь пристального взгляда высокого светловолосого джентльмена, направленного на ее племянницу. И взгляд этот можно было с полным основанием назвать не иначе как оценивающим.
 Тем более что этот джентльмен — обладающий весьма импозантной внешностью и вдобавок той горделивой осанкой, которая присуща исключительно представителям высшего общества, — казался воплощением всего того, что имела в виду Эбби, говоря о «блестящей партии», сделать которую мечтает любая разумная девушка.
 Впрочем, как не трудно догадаться, она вовсе не глупышку Эдвардину имела в виду…
 Аппетитная рыжеволосая толстушка с хрустом потянулась и села, придерживая розовое атласное одеяло. С невозмутимым видом она смотрела, как Кипп обходит спальню, собирая разбросанную повсюду одежду, которую сама же сорвала с него накануне вечером.
 Какое же он все-таки великолепное животное, дрожа от восхищения, подумала она. Смуглая кожа отливала бронзой, тугие бугры литых мышц перекатывались под ней, делая его похожим на дикого зверя.
 Она снова вздохнула — на этот раз с искренним сожалением.
 — Неужели тебе и впрямь пора, милый? До рассвета-то ведь еще далеко!
 Кипп, который как раз в это время повязывал перед зеркалом галстук, вскинул подбородок и прищурился, разглядывая свое отражение.
 На мгновение оторвавшись от него, он украдкой бросил взгляд на Роксану. От его внимания не укрылось ни выражение ее лица, ни жадный огонек в глазах. И инстинкт, никогда не подводивший его, подсказал, что пора уносить ноги. Несмотря на все клятвы, милая Роксана не упустит случая прибрать его к рукам.
 Какая досада, поморщился он, особенно когда речь идет о такой очаровательной женщине!
 Кипп поспешно сунул руки в карманы сюртука, вдруг почувствовав острое желание поскорее убраться из этой розовой, надушенной спальни.
 — Ну, поскольку у меня привычка уходить через дверь, как все нормальные люди, а не прыгать с балкона, то мне и в самом деле пора. Кстати, ты помнишь, чем все кончилось в прошлый раз, когда ты уверяла меня, что достопочтенный сэр Олни ни за что не оторвется от карточного стола до рассвета?
 — Подумаешь! — презрительно фыркнула леди Скелтон, соблазнительно откинувшись на груду пуховых подушек. — Какой ты скучный, Кипп! — надув губки, протянула она. А потом вдруг улыбнулась, сверкнув ослепительно белыми зубками: — Ну и ладно! Зато в постели ты потрясающий! Совершенно потрясающий, честное слово!
 Виконт Уиллоуби — потому что в вечернем туалете Кипп куда больше был похож на виконта — повернулся, чтобы отвесить благодарный поклон леди Скелтон, великолепной в своей сияющей наготе.
 — Спасибо на добром слове, дорогая Роксана, — шутливо бросил он. — Только пусть это будет наша маленькая тайна, договорились?
 — Ха! Это уже давно ни для кого не тайна, если хочешь знать! Или в Мейфэре осталась хоть одна бедняжка, которую ты до сих пор еще не затащил в свою постель? — хмыкнула леди Скелтон. «Золотоволосый бог» — так его называли, вспомнила она. Надо сказать, этот эпитет подходил ему как нельзя лучше. Высокий, мускулистый, с лицом, которое недоброжелатель мог бы назвать смазливым, если бы не квадратный подбородок с ямочкой посредине, Кипп и в самом деле был дьявольски красив.
 А в постели он не знал себе равных.
 Кипп был ее любовником вот уже почти полгода, но сейчас Роксана впервые
 почувствовала, что он ускользает от нее, — впрочем, она не чувствовала, она знала это так же точно, как то, что скоро наступит рассвет. Конечно, ей удалось задержаться в его постели дольше, чем ее предшественницам, но, однако, ее время подходило к концу и сейчас она тщетно силилась понять причину.
 Неужели она слишком стара для него?! Да нет, ведь он отлично знал, сколько ей лет — на два года меньше, чем ему самому. Знал Кипп и о том, что толкнуло ее на брак со старым и скучным, но зато восхитительно богатым сэром Олни Скелтоном.
 Но разве этот брак не добавил ей очарования, надула губки Роксана. К тому же и сам виконт Уиллоуби не принадлежал к числу тех мужчин, кто страстно мечтает обзавестись законной супругой, предпочитая крутить романы с веселыми и легкомысленными вдовушками. А те, благодарные, неизменно восхищались им даже после того, как их роман оставался в далеком прошлом.
 Но Роксана, хотя у нее и в мыслях не было влюбляться в Киппа, вдруг поймала себя на том, что слова «развод»и «виконтесса Уиллоуби»в последнее время мелькают у нее в голове что-то уж слишком часто.
 И вот теперь предмет ее честолюбивых мечтаний готовится упорхнуть, словно легкомысленный мотылек, чтобы испить сладостный нектар с другого, едва распустившегося цветка.
 «Ублюдок!»
 — Я увижу тебя сегодня на балу у Селборнов? — осведомилась Роксана, с досадой отметив в собственном голосе предательскую нотку неуверенности. Ничего удивительного, что Кипп ждет не дождется, когда сбежит от нее, — слишком уж требовательной стала она в последнее время! — Не то чтобы это было так уж важно, — спохватилась она, — но у матушки Олни снова разыгрался артрит, и он собирается после бала отправиться к ней. Вот я и подумала…
 Роксана предоставила Киппу самому догадаться, что она имеет в виду. Взбив повыше подушки, она устроилась поудобнее и обеими руками отбросила назад густую массу шелковистых волос, делая вид, будто не заметила, как упавшее одеяло спустилось почти до талии. Неужели же рыбка — особенно рыбка мужского пола — сорвется со столь соблазнительного крючка? Тем более когда увидит, какие изысканные блюда ожидают его на берегу пруда?
 Кипп мгновенно сообразил, чего от него ожидают. Вообще говоря, ему нравилась Роксана… даже очень нравилась. Красивая и чувственная, она всегда охотно шла навстречу его желаниям, так что последние несколько месяцев, надо признать, благодаря ей оказались весьма приятными.
 Ах как это было бы просто — снова стащить с себя одежду и скользнуть в это теплое надушенное гнездышко! Кипп даже украдкой бросил вороватый взгляд в сторону стоявших на камине часов, но тут же сурово нахмурился, напомнив себе, что пора вернуться к составленному накануне плану. А план этот заключался в том, чтобы не торопясь, без ссор и обид, отделаться от леди Скелтон.
 В конце концов, очень скоро он станет женатым человеком. Ведь он уже подыскивает себе невесту…
 — Жестоко так искушать меня, Роксана, — честно признался он, отыскивая взглядом трость, которую накануне оставил возле стула. Потом изящно отсалютовал ею своей возлюбленной и сунул трость под мышку. — Но у меня утром куча дел. Чтобы управиться с ними, я просто обязан хоть пару часов поспать в собственной постели. Иначе меня никакой петух не поднимет.
 Роксана с улыбкой закусила пухлую губку, решив, что сейчас следует сыграть роль шаловливой, испорченной девчонки — может быть, хоть эта уловка поможет завлечь Киппа в ее постель?
 — А мне показалось, твой петушок нынче ночью поднимался не один раз, — капризно протянула она.
 Хохот Киппа дал ей понять, что он сумел оценить столь рискованную шутку.
 — Бесстыдница! Ты заставляешь меня краснеть! — Обойдя вокруг кровати, он с улыбкой поцеловал ее в белый гладкий лоб. — Ну ладно, доброй ночи, дорогая! Сладких тебе снов.
 Роксана машинально потянулась за ним, но вовремя одернула себя и опустила руку.
 — Значит, увидимся на балу у Селборнов, да, Кипп?
 Кипп сумел удержаться от досадливого вздоха. Не хватало еще ссориться, подумал он и заставил себя улыбнуться.
 — Да. У Селборнов. До свидания, Роксана, — кивнул он. Прикрыв за собой дверь спальни, Кипп, как и положено настоящему джентльмену, сунул хрустящую бумажку в руку зевающему лакею, который терпеливо ожидал его в холле, и только потом выскользнул из дома, чтобы раствориться в ночи.




 Глава 2


 Знаменитая кондитерская «Кокосовая пальма», помещавшаяся в доме номер 64 по Сент-Джеймс-стрит, существовала чуть ли не с XVII века. В ту пору она была просто скромной кофейней. Глядя на нее сейчас, вряд ли бы кто-то поверил в это. Превратившись в изысканный аристократический клуб, известный своими строгими традициями, она в глазах Киппа была замечательна в первую очередь тем, что там человек мог рассчитывать на известную уединенность — во всяком случае, до восхода солнца.
 Он почти упал на стул в самом дальнем углу комнаты, проклиная весь мир в целом и свою горькую долю, какой она казалась ему в эту минуту.
 — Напрасная трата времени! — горестно бубнил он, уставившись в бокал с вином. — С таким же успехом можно толочь воду в ступе! Зря мы вообще отправились в парк. Не думаю, что у меня хватит решимости повторить нашу вылазку еще раз, Брейди.
 — Тут ты прав, старина, — поддакнул его приятель, глядя на него через стол. — Сам не знаю, чего нас туда понесло. Абсолютно бессмысленная затея.
 И только после этого решился сделать то, о чем размышлял уже давно, — пустить пробный шар, но только очень осторожно! Во-первых, Кипп все же был его другом. А во-вторых, Брейди видел, что его друг действительно страдает.
 — Все еще пытаешься залечить сердечную рану, да, дружище? Нет-нет, если ты решил пустить мне кровь из носу, лучше считай, что я ничего такого не говорил! Тебе просто показалось! И потом… я ведь даже не упомянул ее имени, правда?
 — Да, Брейди, ты настоящий друг, — согласился Кипп, сразу догадавшись, на что он намекает. Но даже если граф и рассчитывал покопаться в его душе, то уж Кипп точно не намерен был облегчать ему эту задачу. — А теперь почему бы тебе не перестать совать свой длинный аристократический нос в мои дела и не позволить мне мирно пить свое вино?
 — Как скажешь, старина, — вздохнул в ответ Брейди. — Извини, друг… но я до смерти люблю сидеть и слушать, как ты плачешься мне в жилетку по поводу своих горестей. Забавно смотреть, как ты хмуришься! Две-три морщинки на твоем гладком лбу если и уродуют его, то лишь чуть-чуть. К тому же, пронюхав о том, что ты уже не так божественно прекрасен, весь Лондон только обрадуется — если не считать дам, конечно!
 Кипп снова глотнул вина и сдался, поняв, что вряд ли ему удастся избежать обсуждения ненавистной темы, которую так неосторожно затронул Брейди.
 — Ну, тебе ведь известно, что Мэри с Джеком сейчас в Филадельфии. Уже почти год прошел с тех пор, как они уехали туда, — проговорил он, поднимая бокал к глазам и внимательно рассматривая вино на свет. — Радуются жизни, как две беззаботные пташки, а каково мне, им, похоже, наплевать. Нет, — добавил он, покачав головой, — это не так. Мэри давно уже знает. А Джек, я думаю, всегда это знал. Во всяком случае, догадывался — еще с тех пор, как мы детьми играли втроем. О Боже, Брейди, как я проклинал свое проклятое благородство, когда желал им счастья! Да что там — я ведь своими руками помог им его обрести!
 — Джек Колтрейн с детских лет был твоим самым близким другом, Кипп, — напомнил ему Брейди, который слушал эту историю уже во второй раз. Но тогда Кипп упился до положения риз, и Брейди поймал себя на том, что ему до смерти жаль виконта. Впрочем, ему и сейчас было его жаль — но что-то подсказывало Брейди, что Киппу нужно раз и навсегда покончить с прошлым. Оплакать его, поставить на нем крест и только потом уже заниматься поисками жены. — Тем более я помню, как ты сам говорил мне, что с того самого времени, как Мэри водили на помочах, она смотрела только на Джека.
 Кипп одним глотком опрокинул в рот содержимое бокала.
 — Ладно, Брейди. Раз уж ты решил точить меня как ржа железо, пока я не расскажу тебе все до конца, не вижу причин, почему бы мне не покончить со всем этим прямо сейчас.
 — Я?! Точу тебя?! О, ты ранил меня в самое сердце! — Ехидно ухмыльнувшись, Брейди придвинул свой стул поближе, уселся поудобнее и навострил уши. В глазах его плясали веселые чертики. Худое, отличающееся немного суровой красотой лицо графа вдруг приняло проказливое выражение, словно у удачливого мальчишки-карманника, каких немало снует по Пиккадилли. — Ну-ну, рассказывай.
 — Знаешь, Брейди, я тебя люблю. Если бы не это, с чего бы мне, скажи на милость, терпеть, как ты то и дело грызешь меня за мои самые восхитительные грехи?!
 — А что, скажешь, плохо мы с тобой грешили? Кипп ухмыльнулся:
 — Да, это уж точно. Ну а теперь, если ты помолчишь минутку, я уж, так и быть, расскажу тебе о письме Джека. Представляешь, оно шло почти три недели.
 — Да что ты? — Брейди глотнул вина, краем глаза заметив, что сурово сжавшиеся губы друга превратились в узкую белую полоску. — И что же он пишет? Небось восхищается местной флорой и фауной и клянется привезти тебе в
 подарок шерстяные индейские одеяла, табак и маис?
 — Не угадал. Они просят меня стать крестным отцом их первенца. Наверное, он уже успел появиться на свет, поскольку Джек сообщил, что они ожидают его со дня на день.
 — Ух ты! — Растерянно моргнув, Брейди откинулся на спинку стула, ожидая продолжения.
 — Ну я и согласился, естественно. А как же иначе — ведь у меня и в мыслях никогда не было встать между ними. И все равно — держу пари, что Джек и Мэри будут до смерти рады увидеть меня женатым, когда вернутся из Америки, а это случится через месяц-другой. Уверен, у них станет тяжело на душе, если они решат, что я сижу один-одинешенек в своем пустом огромном доме всего лишь в двух шагах от их собственного, где царит счастье. Еще вообразят меня этакой жертвой неразделенной любви! Эй! — окликнул он служанку. — Еще бутылку, пожалуйста!
 Брейди молчал. Его грызла совесть, ведь он сам вызвал Киппа на этот разговор. И все же хорошо, что ему удалось наконец заставить обычно скрытного друга излить то, что наболело у него на душе.
 — Ага, ну вот, кажется, я и получил наконец ответ. Если отбросить в сторону весь тот ворох вранья, каким ты пытался заморочить мне голову, то все ясно как божий день. Ты хочешь жениться только ради спокойствия Мэри. Чтобы она не думала, будто ты несчастен.
 — Да… что-то в этом роде. Ну а раз уж я решился на это, следует поторопиться — в моем распоряжении от силы пара недель. И за это время я должен найти себе жену.
 И снова повисло молчание.
 Они были слишком близки, чтобы Брейди не догадывался, что Кипп сказал ему все. И сейчас он молча радовался тому, что у его друга хватило решимости покончить с прошлым.
 А раз так, значит, его долг — попытаться развеять повисшее за столом мрачное уныние.
 — Ладно, старина, не вешай нос. Кстати, о том восхитительном ангелочке, которым мы с тобой только сегодня любовались в парке… ну, та блондиночка с невинными голубыми глазками, помнишь? Так вот, я не я буду, если не выясню, кто она такая. Нет-нет, можешь меня не благодарить! А потом, если нам повезет, думаю, мы увидим ее завтра вечером на балу у Селборнов. А если даже и нет, что ж… по крайней мере мы с тобой знаем, какие интересные вечера устраивают Софи и Брэм. Кстати, Брэм только на прошлой неделе жаловался мне, что у них появилась еще одна блохастая обезьяна. Они, дескать, взяли ее лишь для того, чтобы Джузеппе не было скучно, бедняжке. И теперь они на пару носятся по всему дому.
 — Ах да, милая Софи и ее зверинец! До сих пор не понимаю, что она нашла в старине Брэме, а ты? Я ему всегда говорил, хорошо все ж таки, что их единственная дочка вылитая Софи! Второй такой женщины нет на свете. Впрочем… не думаю, что хотел бы получить в жены такую красавицу. Хотя, если честно, та блондиночка в парке была очень даже ничего!
 — Даже слишком — ты это хотел сказать? Господи, хоть убей, не понимаю тебя, старина! Ладно, не нужна тебе красавица — не надо. Но уж позаботься, чтобы у нее по крайней мере были хорошие зубы. — Развалившись на стуле, Брейди хищно ухмыльнулся, и его собственные зубы, белые и острые, как у волка, ослепительно сверкнули в пламени свечей. — Боюсь, в данном пункте я буду вынужден твердо стоять на своем. Послушай, ты и в самом деле не хочешь взять в жены красавицу? То есть я хочу сказать — если уж тебе так не терпится, что ты готов сам сунуть голову в петлю… черт, почему бы и нет?!
 — Потому что мне вовсе не нужна еще одна Софи… или еще одна Мэри — словом, ты меня понимаешь. Я хочу найти жену, которая подарит мне наследника… и то лишь потому, что моя покойная матушка вбила себе в голову, что без него не обойтись. А когда он появится, я тут же дам ей понять, что с этой минуты у нее своя жизнь, а у меня — своя. По-моему, этого достаточно, как ты считаешь?
 — Ну, если ты так думаешь, дружище, — неуверенно протянул Брейди, тут же отметив про себя, что он единственный во всей Англии человек, способный всерьез отнестись к тому, что сможет сыграть для Киппа Ратленда роль Купидона при его прагматичном взгляде на женитьбу. Бедняга пытается себе внушить, что ему нужна тихая, покладистая, незаметная женщина. Словом, удобная жена. Но Брейди отлично знал, что это не так.
 Ну уж нет, подумал он, вот что ему нужно на самом деле, так это влюбиться — страстно, безумно, неистово. Ему нужна женщина, которая заставит его потерять голову — и поможет выкинуть из головы все мысли о прошлом.
 Итак, пришел к выводу Брейди, все, что теперь от него требуется, — это разнюхать, кто та молоденькая блондинка, потом заставить ее благосклонно взглянуть на Киппа, после чего доказать ему, что он ищет невесту не там, где следует… Ну… и можно считать, дело в шляпе. Господи, знать бы еще, где ее искать!
 Сразу повеселев, граф Синглтон решил, что это отличный план — осталось только привести его в исполнение. А потому с легким сердцем наполнил бокалы вином. Вперед и только вперед, мысленно воскликнул он, и очень скоро Кипп найдет женщину, достойную его любви; а уж он позаботится, чтобы именно так и случилось!
 Тоскливая тема супружеского счастья Мэри и Джека в этот вечер больше не поднималась.
 — Эбби? Эбби, дорогая, это ты? Ну конечно, ты. Кому ж тут еще быть — разве что грабителю. Но если это так, я должен предупредить тебя, что в доме нет ни гроша. Эбби, ну иди же скорей к нам! Нам пришла в голову такая замечательная идея — ты просто не поверишь!
 — О, только не это! Спаси нас Господи от этих «замечательных» идей! — сквозь зубы пробормотала Эбби и протянула свою ротонду и шляпку рассеянной Эдвардине. Но та, уже напрочь забыв о ней, взбежала по лестнице и близоруко уставилась на себя в зеркало.
 — Черт! — буркнула Эбби вслед племяннице. Потом рассеянно поправила густые белокурые волосы, как обычно, низко сколотые на шее скромным пучком, расправила узкие плечи и открыла дверь в гостиную.
 Хоть и весьма скромно обставленная, эта комната, однако, была едва ли не самой лучшей в крошечном, убогом домике, который они снимали на Халф-Мун-стрит.
 Естественно, дядюшки уже были тут — чинно сидели рядышком на хлипком диванчике, обтянутом сиреневой материей, готовой вот-вот треснуть от старости. Пушистые венчики седых волос, окружавших сияющие лысины, стояли дыбом — судя по всему, оба почтенных джентльмена были в полном восторге от собственной изобретательности.
 Они даже не заметили ее появления, и это при том, что дядюшка Дэгвуд сам же звал ее только минуту назад!
 Впрочем, вот такими они и были, братья-близнецы Бэкуорт-Мелдоны. Они всегда жили в собственном сумасшедшем мирке. Оставалось только радоваться — ну, это еще неизвестно! — что оба до сих пор вообще помнили о ее существовании.
 И пока оба джентльмена, заговорщически хихикая, перешептывались, Эбби со вздохом уселась на такой же диванчик в противоположном углу комнаты. Налив себе остывшего чаю, она окинула добродушным, любящим взглядом обоих «дядюшек».
 Поговорка «как две горошины в одном стручке» хоть и не вполне им подходила, однако, как ни странно, приходила на память каждому, кому выпадало счастье увидеть Дэгвуда и Бейли Бэкуорт-Мелдонов.
 Даже сейчас, разменяв уже шестой десяток, близнецы упорно одевались одинаково. Увы, сказали бы вы, увидев их, и немудрено, потому что вкуса у обоих было не больше, чем в вареном турнепсе.
 Оба щеголяли сверкающими лысинами, которые благодаря немногим сохранившимся клочьям седоватых волос смахивали на тонзуры средневековых монахов. Вдобавок престарелые джентльмены были невысокими, чуть выше Эбби. У
 обоих была утиная походка вразвалочку, вечно заложенный нос, и ко всему прочему братьев неизменно сопровождал удушливый запах духов, которыми они поливали себя весьма щедро.
 Однако Дэгвуд был тяжелее брата примерно на три Стоуна [2] , и только благодаря этому Эбби в конце концов научилась отличать его от брата. Как все-таки странно, иной раз думала она, что один из близнецов обожает сладкое, тогда как другой предпочитает овощи, считая, что от них «кишкам одна только польза».
 Один пухлый, другой тощий — вот и все, что отличало близнецов друг от друга. Эбби, посмеиваясь про себя, именовала Дэгвуда и Бейли «толстый и тонкий».
 И при этом в карманах у обоих гулял ветер — так же, как и у всех Бэкуорт-Мелдонов.
 Надо сказать, что семейство Бэкуорт-Мелдон никогда не отличалось особым богатством. Собственно говоря, их денежные дела скорее можно было бы назвать благородной нищетой, однако по-настоящему туго им стало всего года четыре назад. Это случилось вскоре после свадьбы Эбби с младшим братом обоих
 близнецов, Гарри. И в тот же год отец Эдвардины, Честер, подхватив простуду, скоропостижно скончался.
 В том, что семья потеряла даже те крохи, которые имела, был виноват только Гарри. Все эти четыре года, три из которых она вдовела, Эбби несла на своих плечах тяжкий груз вины за то, что натворил Гарри, за его несусветную
 глупость.
 К сожалению, идти Эбби было некуда. Да и что вообще оставалось двадцатитрехлетней вдове без гроша в кармане и без малейших перспектив в будущем: заполучить богатого мужа — маловероятно, ждать наследства — неоткуда, вот и остается только служить опорой и поддержкой семье, в которую она когда-то вошла, полная детской наивности и радужных надежд на счастье.
 Но если честно, Эбби успела их полюбить. Она любила их всех: Эдвардину, ее бесталанного братца Игнатиуса, Гермиону, вдову Честера, и обоих близнецов. О нет, поправилась она, не всех. Было одно исключение — Эбби терпеть не могла Пончика, пуделя Гермионы. Кстати, его люто ненавидели все, у кого в голове была хоть капля мозгов.
 Именно Эбби когда-то увидела в расцветающей с каждым днем красоте Эдвардины возможность поправить финансовые дела их семьи. Девочка могла сделать блестящую партию, не прилагая к этому никаких усилий. (Дай Господи, чтобы так и было, взмолилась про себя Эбби. Потому что глупышка Эдвардина вместо того, чтобы жить, просто плыла по течению.)
 Это был отличный план, даже с учетом всех его слабых мест. Брак с человеком богатым и респектабельным позволил бы Бэкуорт-Мелдонам поправить свои изрядно пошатнувшиеся дела. А это, в свою очередь, удержало бы обоих близнецов от их безумных попыток разбогатеть.
 Как предполагала Эбби, сегодня ее и призвали как раз для того, чтобы она выслушала очередную «замечательную идею» Дэгвуда и Бейли.
 Отставив в сторону чашку, она деликатно откашлялась, надеясь привлечь этим внимание своих дядюшек.
 Впрочем, обычно это не срабатывало. Не сработало это и сейчас. С головой погрузившись в свой разговор, они скорее всего даже не заметили ее появления.
 — Говорю тебе, Дэгвуд, у нас непременно все получится. Довольно уже этих попыток пристыдить человека и заставить его хоть раз в жизни поступить честно. Атака — вот что нам нужно…
 — Он ограбил нас…
 — … а мы вернем все себе.
 — Только представь себе — ночь, обмотанные тряпками копыта лошадей, черные маски на лицах…
 — … сунуть парочку монет кому нужно…
 — … и бах! — одна нога здесь, другая там…
 — … пришли и испарились…
 — … словно призраки…
 — … а на следующее утро вас обоих вздернут на виселице! — непререкаемым тоном закончила дискуссию Эбби, таким образом заставив увлекшихся близнецов заметить ее присутствие. — Да вы никак рехнулись! Решили, значит, просто украсть ваше так называемое богатство у сэра Терстона, да? Вот, значит, почему вы согласились приехать в Лондон? Вот ради чего я лезу из кожи вон, стараясь пристроить вашу племянницу раньше, чем кто-то вдруг обнаружит, что ее ангельское личико скрывает полное отсутствие мозгов?! И все для того, чтобы вы могли без помех украсть лошадь?!
 — Не просто лошадь, — надувшись, пробурчал Бейли и обиженно уткнул подбородок в галстук, на котором, как обычно, красовались пятна от его любимого морковного супа. — Приз Бэкуортов — это не просто какая-то лошадь, не забывай об этом, девочка. Брат, ну скажи же ей!
 — Победитель скачек в Ныомаркете — причем неоднократный! — хвастливо произнес Дэгвуд — наверное, в сотый раз за последние шесть месяцев. Сказать по правде, вздумай Эбби сосчитать, сколько раз ей приходилось вежливо выслушивать историю о легендарном жеребце по кличке Приз Бэкуортов, она бы, наверное, рехнулась. Или вообще повесилась.
 — Ах, какие блестящие победы! — снова завел свою любимую песню Бейли. — А потом мы пустили его на племя, и три года он кормил нас всех! Мы просто купались в деньгах — вот что сделала для нас эта лошадь!
 — Пока Гарри…
 — Да-да, знаю, — тяжело вздохнув, перебила Эбби. — Пока мой покойный муж, упокой Господи его душу, не спустил его в карты сэру Терстону Лонгхоупу. Который, по вашим словам, бессовестно плутовал — кстати, доказать это вряд ли удастся.
 — И не нужно. Всем известно, что бедняга Гарри был пьян как сапожник, и Лонгхоуп просто воспользовался этим.
 — Истинная правда, Бейли, — подтвердил Дэгвуд. — Кто ж не знал, что Гарри был мастером закладывать за воротник, прости, дорогая Эбби, но из песни слова не выкинешь! Только вот жеребец-то был не его, а наш! Мы-то ведь как-никак старшие в роду. А мы к его проигрышу не имели никакого отношения, верно?
 — Да только вот негодяю Лонгхоупу до этого не было никакого дела. Явился в наш дом и преспокойненько увел лошадь, наше сокровище, пока мы хоронили Честера да пытались привести в чувство Гермиону, которая закатывала одну истерику за другой, и это при том, что Честеру всегда было на нее наплевать…
 — И пока мы из кожи вон лезли, чтобы заткнуть рот сплетникам, которые просто как с ума сошли после безвременной кончины несчастного Гарри. Не забывай об этом.
 — Точно, Бейли. Ну и начудил бедняга! Удавился на собственном галстуке, выбираясь из будуара леди Стентон по водостоку, — подумать только! Трудно даже представить себе, что испытали несчастные жители Мейфэра, когда проснулись на следующее утро и увидели Гарри, болтавшегося на ветру словно флаг, в перемазанных грязью панталонах и с вывалившимся языком, — вторил брату Дэгвуд. Спохватившись, он бросил виноватый взгляд на Эбби: — Прости, милая. Не будем об этом, ладно?
 — Хорошо. Не будем, — с вымученной улыбкой кивнула Эбби. После ужасной кончины мужа она впервые обнаружила, что перестала смущаться при упоминании о его беспутстве. Она только злилась на себя — ведь ей было всего девятнадцать, когда они встретились, но она была так глупа, что считала его замечательным. Считала, пока он не пустил по ветру ее небольшое приданое, а потом ясно дал понять, что теперь она ему не очень-то и нужна. — Забудем об этом. Зато вспомним, что увести лошадь из конюшни сэра Терстона Лонгхоупа…
 — И не одну, а всех, что там есть, — перебил ее Дэгвуд. — Они все наши, будь я проклят! Отсюда до Уимблдона рукой подать, Лонгхоуп на сезон снял дом на Беркли-сквер, так что ни одна живая душа нас не увидит. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как мы уже вернемся. А утром галопом домой, в Систон.
 Эбби смерила близнецов таким взглядом, что они поперхнулись.
 — А теперь послушайте меня, — процедила она, смерив их уничтожающим взглядом. — Только попробуйте сделать это! Во-первых, у вас ничего не выйдет. А во-вторых, даже если и выйдет, то сэр Терстон тут же догадается, чьих это рук дело. Украсть из конюшни лошадь — к тому же не одну! — это просто уму непостижимо! Знаете, чего вы добьетесь? Что завтракать будете уже в тюрьме! Хотите перещеголять по части глупости даже Гарри?
 — Кстати, мы можем отправиться в Систоп прямо из Уимблдона. Даже еще лучше — прокрадемся туда под покровом ночи…
 — …ничего не может быть проще. Молодец, Эбби. Всегда говорил, что у тебя светлая голова на плечах.
 — Да, и я намерена сделать все, чтобы она там и осталась! — Эбби возмущенно потрясла пальцем под носом сначала у одного из дядюшек, потом у другого. — Я сказала — нет! Вам понятно? Даже не думайте! Лучше давайте поговорим о том сокровище, которое у нас осталось: об Эдвардине. Согласны?
 Близнецы незаметно обменялись заговорщическими взглядами, пожали плечами и принялись наперебой оправдываться.
 — Клянусь, мы выкинем это из головы, Эбби, дорогая! — торжественно пообещал Дэгвуд, в то время как
 Бейли с самым серьезным видом молча кивал. — Больше ни слова! Вот увидишь — мы останемся в городе до конца сезона, выдадим замуж наше бесценное сокровище и вообще будем самыми примерными из дядюшек!
 — Так я вам и поверила! — взвизгнула Эбби, окидывая их сверху вниз свирепым взглядом — впрочем, без особой надежды на то, что это их образумит. — Я была бы полной дурой, если бы вам поверила! Ладно, дайте мне слово, что будете советоваться со мной и дальше, если вам в голову придет очередная «замечательная идея», хорошо? Тогда у нас по крайней мере появится шанс улизнуть прежде, чем всю нашу семью закуют в кандалы!
 — Моя милая девочка…
 — … такая заботливая, такая…
 — … чудесная. И все же как забавно было бы…
 — Нет, — железным тоном отрезала Эбби. — Выкиньте это из головы!
 — … покрыть лицо сажей и в полночь промчаться через деревню…
 — … припав к седлу…
 — А ну прекратите! Немедленно!
 — … прокрасться на цыпочках внутрь, отыскать нашего красавца…
 — Я сказала — нет!!!
 — Вот я и говорю — такая милая девочка…
 — … так всегда заботится о нашем благополучии. Поди сюда, Эбби, поцелуй дядюшек!
 Эбби покачала головой, закусила губу, стараясь не рассмеяться, и подчинилась. Она прижалась губами сначала к пухлой щеке, потом к впалой, потом, в свою очередь, подставила им щеку для поцелуя. И снова стала суровой, потому что — Бог свидетель! — кто-то же должен следить за порядком в этой сумасшедшей семейке, или им всем не миновать каторги!
 — Ну а теперь, джентльмены, вспомните, что все мы сегодня вечером приглашены на обед — кстати, это, кажется, первое и единственное приглашение, которое мы получили с тех пор, как приехали в город, — грустно добавила она. — Думаю, нет нужды повторять, как важно произвести самое выгодное впечатление на барона Хэндли и его супругу — тогда, возможно, за этим приглашением последуют и другие. Итак, для всех нас это решающий день — если мы, конечно, хотим, чтобы Эдвардина имела успех в обществе.
 — Хэндли, так-так, — хмыкнул Дэгвуд. — Наверняка он припомнит ту сотню фунтов, что ты занял у него в прошлом месяце, Бейли. Ну и народ теперь пошел — нет ни малейшего понятия о приличиях. Так что не дай ему загнать себя в угол, братец. Нужно только…
 — … держать ухо востро…
 — … и держаться поближе к дамам…
 — … лучше всего укрыться за юбками Гермионы, верно?
 Эбби подавила вздох, гадая, за какие грехи она вынуждена терпеть подобные муки.
 — А теперь, дорогие мои дядюшки, у меня к вам три просьбы — всего три! Во-первых, будьте готовы вовремя, чтобы не пришлось платить кучеру за ожидание. Во-вторых, если сэр Терстон Лонгхоуп тоже окажется в числе приглашенных — а я искренне надеюсь, что его там не будет, — не вздумайте назвать его вором, ни в лицо, ни за спиной! Обещаете?
 Бейли, так и не научившийся считать до трех, послушно кивнул.
 Дэгвуд, более сообразительный, озадаченно нахмурился:
 — Но ты сказала, что у тебя три просьбы, Эбби? Боюсь, ты что-то пропустила.
 Эбби направилась к двери, собираясь заставить Эдвардину принять ванну.
 — Ах да! — Улыбнувшись, Эбби бросила на них последний взгляд. — Ничего нового, дядюшка Дэгвуд. Просто хотела напомнить, что сегодня очередь Игги запереть Пончика в чулане, чтобы его мамочке не пришло в голову взять эту тварь с собой на обед!




 Глава 3


 Укрывшись за колонной, Брейди смотрел, как его приятель Кипп склонился к руке какой-то веснушчатой дебютантки, давно томившейся в уголке бального зала Селборнов.
 Виконт Уиллоуби был гостем, о котором любая хозяйка дома могла только мечтать, — богатый, красивый, любезный и к тому же всегда готовый составить компанию девицам из числа тех, кто, к полному отчаянию своих маменек, обычно подпирал стены во время танцев.
 И дело тут вовсе не в учтивости Киппа. Как ни странно, он искренне наслаждался шумным лондонским светом, перепадами его настроения, его шутками, весельем и находил удовольствие даже в его слабостях. Его хорошо знали в каждом доме, он пользовался неизменным успехом, и Брейди внезапно подумал, что его друг мог бы с полным основанием утверждать, что в целом мире у него нет ни единого врага.
 Почему? Ответ был прост. Кипп давно уже понял, что быть счастливым куда приятнее, чем им не быть. К тому же это было не так уж трудно — учитывая все преимущества его рождения. Кипп до сих пор благодарил судьбу за доставшийся ему титул, поместья, огромный особняк на Гросвенор-сквер, даже за приятную внешность, которой щедро одарила его природа.
 А светское общество видело в Киппе элегантно одетого бездельника и бонвивана, всегда готового посмеяться удачной шутке. Прирожденный ловелас, он мотыльком порхал от женщины к женщине, но все его любовные интрижки были легкими и необременительными, и ни одна из его подруг не проливала горьких слез, когда Кипп, покинув ее постель, перебирался в другую, где его уже ждали с распростертыми объятиями.
 Словом, общество видело в нем именно того, кого он и хотел, чтобы в нем видели.
 Другое дело — Брейди. Он знал своего друга настолько хорошо, насколько вообще один мужчина может знать другого. И понимал, что Кипп вовсе не легкомысленный вертопрах. Да, он обладал неунывающим характером — к счастью, он родился таким. Но при этом Кипп отнюдь не был глуп и не позволил бы никому сделать из себя дурака, хотя порой и не мешал думать о нем именно так.
 Счастливый и печальный, легкомысленный и серьезный, глуповатый с виду и скептик в душе — таков был Кипп. Без труда играя на людях роль шута, на самом деле он был философом. Только самые близкие друзья догадывались, каков он на самом деле. Но часто даже и они ошибались.
 Да, подумал Брейди, разглядывая толпу гостей в тщетной попытке обнаружить аппетитную блондинку из парка, похоже, его приятеля можно назвать самым серьезным из несерьезных молодых джентльменов, которых он знает.
 За исключением, разумеется, его самого…
 Подняв глаза к лепному потолку бального зала Селборнов, Эбби удовлетворенно вздохнула.
 «Кто бы мог поверить?!» — снова повторила она про себя.
 Скромно устроившись в уголке и раскрыв от восхищения рот, Эбби пожирала глазами украшенный фресками потолок и стены, элегантных лордов и леди, шушукающихся и пересмеивающихся только им понятным шуткам. И даже присущая провинциалке наивность не помешала ей понять, что перед ней — самая настоящая ярмарка невест, то единственное место, где хорошенькой Эдвардине может улыбнуться удача.
 Приглашение на бал к герцогам Селборн прибыло только сегодня утром — его принес улыбающийся юноша в отлично сшитой ливрее — вместе с запиской лично от герцогини, где она весьма мило извинялась, что не прислала приглашение загодя.
 Будто Эбби и без записки не была бы на седьмом небе от счастья, получив приглашение к самим Селборнам!
 Тот обед, на котором семейство Бэкуорт-Мелдон побывало накануне вечером, лишь с большой натяжкой можно было считать удачным началом. Да и как могло быть иначе, если барон уныло вздыхал всякий раз, когда кто-то из гостей подносил вилку ко рту, и принимался сетовать на нынешнюю дороговизну, а потом переводил на Бейли свои выпученные, как у совы, глаза.
 Это было просто ужасно. Эбби быстро сообразила, что скорее всего их и пригласили-то лишь для того, чтобы барон мог в очередной раз поинтересоваться у дядюшки Бейли, когда же тот вернет ему некогда одолженные им сто фунтов.
 Жаль, конечно, вздохнула она, тем более что приглашение на обед к барону было, увы, единственным, пылившимся на треснувшей каминной полке их дома на Халф-Мун-стрит.
 И вдруг приглашение на бал к герцогине Селборн!
 Что тут началось! Эбби тут же затолкала Эдвардину в благоухающую ванну и собственноручно терла ей волосы, пока те не засверкали, словно чистое золото, после чего приказала племяннице хорошенько отдохнуть. Сама же она в это время, окончательно войдя в роль компаньонки, поспешно перебирала лучшие платья девушки, молясь про себя, чтобы дядюшкам не пришло в голову отправиться на бал в жилетах розового атласа или, упаси Боже, в бриджах!
 Гермиона вслед за Эдвардиной отправилась в постель, где и провела добрых два часа, обидевшись на весь свет (и на Эбби, конечно!), поскольку та ясно дала понять, что на этот раз Пончик останется дома.
 Вся эта беготня и суета, все ее попытки хоть как-то образумить сумасшедшую семейку совершенно выбили Эбби из колеи. У нее осталось всего полчаса, чтобы принять ванну, да и вода к тому времени была уже совсем холодной. Не осталось у Эбби времени и на то, чтобы придумать, что наденет на бал она сама, потому что ее лучшее платье — трехлетней давности! — так до сих пор и лежало нераспакованным в одном из сундуков и наверняка безнадежно помялось.
 В конце концов, натянув на себя платье унылого желтого цвета и с влажными волосами, которые она небрежно сколола на затылке, Эбби каким-то образом ухитрилась добиться, чтобы все собрались внизу за десять минут до того времени, когда должна была подъехать наемная карета.
 Немедленно по приезде оба дядюшки скрылись в одной из комнат, где шла игра в карты, скорее всего рассчитывая перехватить небольшую сумму у какого-нибудь доверчивого бедняги из тех, кто еще не слышал о скандале, из-за которого они и потеряли свое «сокровище».
 Безнадежный Игнатиус, до отвращения напомаженный и затянутый «в рюмочку», отчего его щуплая невысокая фигурка казалась еще тоньше, увязался за какой-то миловидной горничной — увы, любовные пристрастия юноши почему-то никогда не шли дальше прислуги.
 А Эдвардина, окруженная плотным кольцом поклонников, устроилась в дальнем конце бального зала. Посматривая на нее, Эбби вдруг почувствовала, что не имеет ни малейшего желания присоединяться к ней. Представив, как она, работая локтями, протискивается сквозь толпу молодых людей, и все только ради того, чтобы выслушивать пустые комплименты, которыми наперебой осыпают хорошенькую племянницу, Эбби тоскливо вздохнула.
 Конечно, глупышка Эдвардина, увлекшись, могла ляпнуть что-нибудь совсем неподходящее, но, судя по устремленным на нее мужским взглядам, вряд ли кто-нибудь из джентльменов обратил бы на это внимание. Кроме того, дядюшки, ненадолго оторвавшись от карт, произвели короткую разведку и доложили Эбби, что ни один из окружавших девушку молодых людей не глуп настолько (по крайней мере с виду), чтобы очертя голову мчаться к алтарю.
 А это означало, что светские хлыщи, возможно, успевшие пронюхать о нищете Бэкуорт-Мелдонов, охотятся не за рукой Эдвардины, а за ее восхитительным телом.
 — Ах, молодость, молодость! — заговорщически прошептал ей на ухо дядюшка Дэгвуд, и Эбби поморщилась — от него за версту несло джином. — Неистовые желания! Но тебе не о чем переживать — тут с ней ничего не случится. Только не позволяй ей выходить на балкон, и все будет в порядке.
 Поразмышляв над его словами и вдруг забеспокоившись, Эбби решила все же подойти к племяннице. Она неохотно напомнила себе, что приехала сюда не ради себя, а для того, чтобы выдать замуж Эдвардину.
 И не то чтобы ей так уж хотелось сидеть рядом с невесткой, пока та занудно жаловалась на болезни, маленькими глотками потягивая воду — хотя Эбби точно знала, что это джин. Конечно, Гермиона вошла в эту семью только благодаря браку, но за эти годы она умудрилась каким-то образом перенять у покойного Гарри его любовь к крепким напиткам.
 А джин есть джин. Назовите его как угодно, все равно это будет одно и то же пойло — что в хрустальном бокале, что в глиняной кружке, какие в ходу в трущобах Лондона. Обитающие там бедняки именуют его по-своему — «Выверт» или «Чумная голова», даже «Раздень-меня-донага» — и хлещут по полпенни за кружку. Ужасная гадость, поморщилась Эбби, а Гермиона глотала его, словно это и впрямь была вода. По-видимому, джин был ей как слону дробина.
 — Я скучаю по Пончику, — с душераздирающим вздохом объявила вдруг Гермиона.
 Одуряющая волна винных паров ударила в лицо Эбби, и она судорожно замахала перед лицом веером, одновременно копаясь в сумочке в поисках мятных лепешек.
 — Уверяю тебя, с ним ничего не случится, — твердо ответила она, протягивая невестке коробочку с лепешками.
 — Это ты так считаешь. Просто не понимаю, почему я сегодня не могла взять его с собой? Такой славный малыш! Уверена, что леди… леди — ну кто бы она там ни была! — не стала бы возражать.
 — Мы с тобой в гостях у герцога и герцогини Селборн, Гермиона! Уж постарайся как-нибудь запомнить это, хорошо? А что касается Пончика… — Помолчав немного, Эбби с чувством добавила: — Представляю, как обрадовались бы их светлости, если бы твое маленькое чудовище вначале цапнуло за ногу герцога, а потом сделало пи-пи на подол герцогини!
 — О, как тебе не стыдно, Абигайль! Я знаю, ты почему-то невзлюбила бедняжку, но даже ты не станешь отрицать, что на самом деле он очень славный, — Прищурившись, Гермиона бросила на невестку обвиняющий взгляд. — Говорят, собаки на редкость хорошо разбираются в людях. Возможно, Пончик углядел в твоей натуре нечто такое, милая Эбби, чего нам, простым смертным, увидеть просто не дано.
 Эбби невольно подумала, какая же она скучная, серая и невероятно занудная! Длинную лошадиную физиономию не могли оживить ни подсиненные волосы, ни слишком маленькие и глубоко посаженные, похожие на бусинки глазки. Бедняжка Эдвардина, вздохнула Эбби, унаследовала ангельскую внешность от покойного отца, а куриные мозги — от матери. Вот уж не повезло! Просто страшно подумать, к чему может привести такое сочетание. А если бы душевные и физические качества родителей распределились по-другому? Эбби покрылась холодным потом, попытавшись представить себе образованную молодую леди с лицом издыхающей лошади. Попробовала бы она тогда сбыть с рук такую Эдвардину!
 Бедняжка Гермиона! Еще одна женщина, которую повели к алтарю в расчете, что ее приданое поправит пошатнувшиеся дела Бэкуорт-Мелдонов. Ко всеобщему удивлению, ей удалось произвести на свет двух очаровательных малюток. И вот теперь они выросли, и им не было до матери никакого дела. Муж давно сбежал от нее, и Гермиона топила горе в бутылке «Сердечной отрады», а единственным существом, бескорыстно ее любившим, был визгливый комок шерсти по имени Пончик.
 — Ладно, может, ты и права. — Она неожиданно испытала прилив жалости к Гермионе, ведь и та тоже стала жертвой Бэкуорт-Мелдонов. — Пончик — славный пес, нежный, как персик. А я чудовище, и он это чувствует. Прости меня, Гермиона, клянусь исправиться и больше не грешить. Если хочешь, я готова даже отправиться домой, чтобы загладить свою вину. Как ты думаешь, тогда он меня простит?
 Она встала. Гермиона в ответ посмотрела на нее крохотными, блестящими и одновременно, как ни странно, какими-то блеклыми глазами и кивнула. Что-что, с горечью подумала Эбби, а толстокожесть всегда была отличительной чертой всех членов этой семейки.
 — Да, конечно. А я буду молиться за тебя, Абигайль.
 — Я счастлива.
 Наклонившись, Эбби поцеловала напудренную щеку невестки. Она
 направилась туда, где в последний раз видела окруженную толпой поклонников Эдвардину, лица которых та даже толком не могла разглядеть. Бедняжка щебетала не умолкая. Возможно, рассказывала волнующую историю о том, как ее вместе с братцем Игги застал викарий, когда они, оба голые, плескались в ручье, — ну не забавно ли это в самом деле?
 «О Господи, и что это мне в голову взбрело? Не иначе я окончательно спятила!» — проклинала себя Эбби, проталкиваясь сквозь плотную толпу пэров и их жен, до отказа заполнившую бальный зал Селборнов, и чувствуя на себе их неодобрительные взгляды.
 Нет, она вовсе не обижалась на них, даже когда кое-кто из этой титулованной публики, высокомерно смерив ее с ног до головы возмущенным взглядом, сразу отворачивался в сторону, словно устыдившись того, что вообще обратил внимание на такое ничтожество.
 Она и есть ничтожество, грустно подумала про себя Абигайль Бэкуорт-Мелдон. Ни богатства, ни громкого титула, ни красоты. А уж в присутствии Эдвардины она вообще выглядит серой мышкой.
 Уже давным-давно, сравнив себя с этой ослепительной юной красавицей, Эбби была вынуждена признать, что внешность у нее самая заурядная.
 Конечно, волосы у нее хорошие — густые, длинные, светлого, почти пепельного оттенка. Но при этом прямые как палки, в то время как все сейчас сходят с ума по локонам.
 Глаза тоже ничего, размышляла Эбби. Глубокие и таинственные, как озера, цветом напоминающие лесные фиалки после дождя. Но… и только.
 Никто никогда не заглядывал ей в глаза, поэтому ни одна живая душа в мире не могла бы похвастаться тем, что видела, как в них пляшут шаловливые бесенята, как радость бьет в них ключом, буквально переливаясь через край. А может, так даже и лучше, потому что вряд ли это прилично для вдовы, к тому же строгих правил, которой не исполнилось еще и двадцати трех полных лет.
 Нет, пора раз и навсегда выкинуть из головы пустые мечты. Все это верно, но Эбби так долго душила их в себе, что сейчас, в кои-то веки оказавшись в Лондоне, да еще в разгар сезона, она с замиранием сердца подумала: а вдруг и ей улыбнется счастье и она тоже найдет себе мужа?
 Хотя бы в награду за все, что ей пришлось вытерпеть за эти ужасные две недели в доме на Халф-Мун-стрит.
 Впрочем, неохотно призналась она себе, с таким же успехом она могла бы вырядиться в саван или вообще явиться голой, потому что если рядом оказывалась Эдвардина, глаза всех присутствующих устремлялись к ней, и Эбби отходила на задний план. А это было ужасно несправедливо — по крайней мере так она считала.
 Вынужденная играть роль компаньонки этой молоденькой дурочки, Эбби внезапно осознала, что с приездом в Лондон для нее ничего не изменилось. С таким же успехом она могла остаться в их крохотном имении в Систоне. Она и здесь была такой же — надежной, практичной, здравомыслящей, хладнокровной, рассудительной. Словом, человеком, на которого можно положиться. Господи, до чего же ей все это осточертело! Ее благоприобретенные родственнички полагали, что знают ее, но это не так. Они помнили робкую, неуверенную в себе невесту, жалели юную вдову, а за последние несколько лет привыкли видеть в ней этакого семейного тирана, державшего в узде всю их семейку и правившего ими любящей, но твердой рукой.
 Но в глубине души Эбби знала, что она совсем не такая. Практична? О да! Еще бы! Но при этом очень любит посмеяться, причем обладает далеко не тривиальным чувством юмора, острым как бритва язычком и умением во всем видеть смешное.
 А иначе разве бы ей удалось выжить? Разве смогла бы она год за годом существовать бок о бок с этими тупоголовыми, самовлюбленными и в то же время на редкость обаятельными Бэкуорт-Мелдонами?
 Но все же как ей хотелось вырваться на волю! Послать к черту всех ее любящих родственничков, вернее, убедиться, что все они благополучны и счастливы, а потом упорхнуть в кругосветное путешествие, повидать мир… или хотя бы те его уголки, которые интересовали ее больше всего.
 Как она мечтала о приключениях вроде тех, что то и дело происходили с очаровательной Люсиндой Поумрой, героиней последнего нашумевшего романа Араминты Зейн, — да вот, например, когда она угодила в лапы пиратов и вырвалась на свободу только благодаря любви самого сильного, самого красивого и опасного из всех корсаров.
 Теперь Эбби даже могла представить себе его лицо — оно мелькнуло один раз, в парке, и с тех пор постоянно стояло у нее перед глазами. Высокий, светловолосый и соблазнительный как сам первородный грех, с улыбкой падшего ангела на губах, незнакомец сидел в экипаже, достойном настоящего героя романа. Вот только смотрел он на Эдвардину…
 И тут произошло нечто такое, от чего мысли разом вылетели у Эбби из головы, а нижняя челюсть с хрустом отвалилась, так что ей даже пришлось придержать ее рукой.
 Толпа восторженных поклонников, окружавшая Эдвардину, развеялась как дым!
 Впрочем, ничего удивительного.
 Даже офицеры, прозябавшие на половинном жалованье, и младшие отпрыски благородных семейств способны заметить, когда их отодвигают на второй план. Эбби могла их понять — ведь и ее мало кто замечал, если рядом оказывалась Эдвардина.
 В настоящий момент возле девушки оставались только двое джентльменов, которых Эбби тут же узнала — это их она видела в парке.
 Один — темноволосый красавец с тем выражением скуки на лице, которое отличает подлинных аристократов голубых кровей. Интересный мужчина — но не во вкусе Эбби. Несмотря на красоту, он мало походил на героя, способного заставить рассудительную Эбби потерять голову.
 Второй — такой же высокий, как и его приятель, только светловолосый — снова напомнил ей падшего ангела. Он был неправдоподобно красив — красив так, что у Эбби захватило дух. У нее на глазах он склонился к руке Эдвардины, а эта дурочка, жеманно хихикая, только хлопала огромными голубыми глазами.
 Тяжело вздохнув, Эбби в который уже раз подумала, что красота отнюдь не подразумевает еще и ум — взять хотя бы, к примеру, беднягу Игги! Что ж, даже если этот белокурый Адонис и влюбился по уши, ее это не касается. И вообще — ей это безразлично.
 На самом деле она пыталась сама себя обмануть.
 Однако это вовсе не означало, что она не может к ним подойти, вежливо прервать их беседу и дать им понять, что Эдвардина здесь не одна.
 — Миссис Бэкуорт-Мелдон, счастлив познакомиться с вами, — сказал Кипп, когда глупо хихикавшая Эдвардина неловко представила их тетушке.
 Он склонился к руке молодой вдовушки. Ему было уже известно, что она вдова, — за те пять минут, что они провели с Эдвардиной наедине, эта глупышка успела выболтать им все семейные тайны.
 Его губы еще прижимались к ее затянутой в перчатку руке, а Кипп уже догадался, кто перед ним. Стало быть, дуэнья, подумал он, именно на нее он обязан произвести впечатление. Что же касается ее самой, то если Эбби и способна поразить чье-то воображение, то лишь своим туалетом — на редкость безобразная тряпка, с невольной жалостью подумал Кипп.
 — Неужели, милорд? Вы счастливы? А почему, позвольте узнать? — произнесла в ответ Эбби, решительно высвободив руку, благодаря чему удостоилась еще одного взгляда Киппа, только на этот раз в нем искрился смех.
 Похоже, ей удалось его заинтриговать. Впрочем, вряд ли такого мужчину заинтересует какая-то вдова.
 — Ха, попался, Кипп! — хлопнув приятеля по спине, пророкотал граф Синглтон. — Не обращайте внимания, мадам! Знаете, такие вещи говоришь просто по привычке. Так, значит, ты счастлив, Кипп? Или это обычная вежливость? Да, похоже, так оно и есть — ты всегда вежлив до омерзения. Что до меня, — он с поклоном взял руку Эбби, — я очарован!
 — Милорд, — пробормотала Эбби, по-прежнему не отрывая глаз от Киппа.
 Виконт поежился. Откуда-то вдруг возникло неприятное чувство, будто его придирчиво оценивают, чуть ли не выворачивают наизнанку, как товар на прилавке. Ему стало неуютно.
 Впрочем, какая разница? В конце концов, одернул себя Кипп, он здесь не ради нее, а ради очаровательной крошки мисс Бэкуорт-Мелдон. Что же до этой вдовушки в ее омерзительном уныло-желтом платье, так ему следует пожалеть беднягу, которого она так быстро загнала в могилу.
 Эта дама начинала действовать ему на нервы.
 — Должен ли я понять, мадам… — начал Кипп, бросив еще один взгляд в сторону Эдвардины. «Какие глаза! — восхитился он. — А как она смотрит на меня! Ну, точнее, в мою сторону», — что вы… так сказать, компаньонка мисс Эдвардины?
 — Не совсем так, милорд, — отрезала Эбби, высвободив наконец руку из ладони графа Синглтона. Собравшись с духом, она постаралась ответить на его вопрос как можно честнее. — Ее матушка здесь, в зале. А я — ее тетушка по мужу. Я ее опекаю. Верно, моя дорогая крошка?
 «Крошка», захихикав, игриво хлопнула Эбби по руке.
 — О, какая ты шутница, Эбби! Ха-ха-ха! Ну конечно, милорд, Эбби меня опекает! Да и кто же позаботится обо мне, если не она? Сама я на это просто не способна. Так все говорят. И потом, разве мы не для этого сюда приехали? Чтобы найти кого-то, кто станет заботиться обо мне, а ты тогда перестанешь…
 — Ну разве она не забавна? Милая крошка, такое оригинальное чувство юмора! — ловко перебила племянницу Эбби.
 Очень своевременно, одобрительно подумал Кипп, уже обо всем догадавшись. Иначе дурочка наверняка повторила бы то, что не раз слышала от самой тетушки по поводу навязанной ей роли дуэньи.
 Неожиданно он увидел, как миссис Бэкуорт-Мелдон остановила проходившего мимо лакея и взяла с подноса бокал вина. Никто и глазом моргнуть не успел, как она буквально впихнула его племяннице в руку — как раз в тот момент, когда юная красавица рассказывала, как отчаянно она нуждается в защитнике.
 — По-моему, ты слегка охрипла, дорогая. Ах, бедняжка! Выпей-ка это.
 — Но, Эбби, ведь это же…
 Кипп приложил к губам платок, отлично понимая, что громкий хохот только повредит его планам. Особенно если он хочет усыпить бдительность этого дракона в юбке.
 — Это совсем особенный вечер, Эдвардина, дорогая, — наставительно отчеканила Эбби, со стыдом подумав, что сама заставила племянницу в первый раз в жизни выпить что-то крепче лимонада. Какая муха ее укусила? Мало того что она осмелилась задать джентльмену совершенно неподобающий вопрос, так еще и пальцем не пошевелила, когда Эдвардина сморозила очередную глупость!
 Неужто одно лишь прикосновение этого красавчика виконта, одна его улыбка заставили ее забыть о правилах приличия? Или она просто завидует красоте юной Эдвардины, тому, что все мужчины слетаются к ней, словно к ароматному экзотическому цветку?
 «Как не стыдно! — возмутилась про себя Эбби. — Впрочем, и виконт тоже хорош! Для чего он вообще сюда явился? Чтобы выставить меня перед всеми полной дурой?»
 И почему ее вдруг так потянуло к этому человеку? Только потому, что он красив? Чушь какая! Гарри тоже был хорош собой — неужели она забыла об этом? Хорошо бы ей не забыть и другое — что виконт Уиллоуби вовсе не ангел, а просто мужчина, который к тому же смотрит вовсе не на нее, а сквозь нее.
 О Господи! И что еще хуже — теперь он смеялся, смеялся над ней, без сомнения.
 Совершенно невозможный человек!
 — Вы позволите? — Деликатно забрав у Эдвардины бокал, Кипп сунул его Брейди, и тот осушил его одним глотком. — Миссис Бэкуорт-Мелдон, вы позволите мне пригласить мисс Бэкуорт-Мелдон на следующий танец?
 — Ах, да ради Бога! — поспешно бросила Эбби, махнув рукой. А потом, почувствовав надвигающуюся мигрень, приложила ладонь ко лбу. — Идите танцуйте. А я посижу здесь — буду и дальше очаровывать графа Синглтона. Вы не против, милорд?
 — Просто мечтаю об этом, мадам, — весело ответил Брейди, с улыбкой наблюдая, какие взгляды Кипп бросает на миссис Бэкуорт-Мелдон. — Идите, идите танцевать, дети мои. Ступайте, и пусть охи и ахи, которые вы услышите, приятно польстят вашему самолюбию, и пусть ослепительная красота вас обоих затмит сияние канделябров в этом зале.
 — Эбби, что он сказал? — спросила Эдвардина, слегка порозовев от смущения и став еще красивее. — Неужели его светлость имеет в виду меня? Он что — и вправду считает, что я могу затмить даже канделябры? Наверное, мне следует поблагодарить его за комплимент?
 Эбби рассеянным жестом потерла лоб и бросила вопросительный взгляд на Киппа, ожидая, что он либо словом, либо взглядом, либо выражением лица — словом, как-то даст понять, что догадался об их маленькой тайне. Иначе говоря, о том, что у красавицы Эдвардины мозгов не больше, чем у куренка. Но Кипп промолчал. Неужели красота — это все, что нужно мужчине?
 Но Кипп явно не собирался ей помогать, хотя к этому времени уже догадался, какого свалял дурака, поверив, что юность и ослепительная красота — единственное, что его интересует в будущей жене. Оставалось надеяться, что его супруга не станет бегать к нему всякий раз, когда ей потребуется сосчитать до десяти. А он еще просил Брейди помочь ему выбрать подходящих кандидаток на роль виконтессы Уиллоуби!
 И это вовсе не значит, что ему захотелось сменить пустоголовую представительницу семейства Бэкуорт-Мелдон на другую, у которой язык как жало… нет уж, слуга покорный!
 Нет, все, чего Кипп хотел, это, сделав несколько кругов по залу, вернуть очаровательную Эдвардину на место, убраться восвояси и навсегда забыть о том, как глуп он был, когда поставил себе цель найти жену.
 — Пойдемте, мисс Бэкуорт-Мелдон, — проговорил он, заметив, что Эбби молчит. — Нельзя же опаздывать, не то начнут без нас, верно?
 С этими словами виконт увлек Эдвардину в зал для танцев, и Эбби едва удержалась, чтобы не показать ему язык.




 Глава 4


 — Жалкое зрелище, верно? — бросила Эбби, обращаясь к графу Синглтону. Ее уже не волновало, что она выставила себя полной дурой в разговоре с виконтом Уиллоуби. Да и бедняжке Эдвардине тоже вряд ли удастся блеснуть интеллектом. Надеяться на что-то другое было бы глупо, а стало быть, терять им нечего.
 — Напротив, моя дорогая миссис Бэкуорт-Мелдон, я совершенно очарован вами обеими, — абсолютно искренне возразил Брейди. Что-то подсказывало ему, что эта молоденькая вдовушка достаточно умна, чтобы мигом почуять даже крохотный обман.
 Что же касается его планов, то о них не знала ни одна живая душа в мире… даже Кипп.
 Вот ведь ирония судьбы! Приглашение на бал, полученное семейством Бэкуорт-Мелдон, было делом рук Брейди. Он решил преподать Киппу урок, раз и навсегда доказать ему, что хорошенькие пустоголовые дурочки вроде красотки Эдвардины не для него.
 И откуда ему было знать, что на этом балу судьба подсунет ему именно такую женщину, какую он искал, и, что самое смешное, члена той же самой семьи!
 Впрочем, возможно, ему показалось. И Брейди решил воспользоваться отсутствием Киппа, чтобы проверить, правда ли, что эта миссис Бэкуорт-Мелдон бриллиант чистейшей воды. Или он в ней ошибся.
 — А если откровенно, — продолжал он, — то из всех собравшихся здесь сегодня, по-моему, вы с племянницей менее всех достойны жалости. Ваша племянница потому, что она счастлива просто тем, что существует на свете. А вы… ну а вы, на мой взгляд, слишком разумная и здравомыслящая женщина, чтобы мысль о жалости закралась кому-нибудь в голову. Хотя я должен вас предупредить, мадам, что в нашем кругу избыток здравого смысла — весьма опасное качество.
 Эбби натянуто улыбнулась. Щеки у нее пылали.
 — Спасибо за предупреждение, милорд, — помедлив немного, отозвалась она, убедившись, что снова владеет собой. — Я постоянно стараюсь окружить себя легким ореолом глупости — для того чтобы не так бросалось в глаза, что голова у меня крепко сидит на плечах. Не слишком, конечно, не люблю крайностей, даже когда речь идет об обычной рассудительности.
 — О, так вы еще и практичны!
 — Практична? Всего лишь насколько это требуется, милорд.
 — А в Лондон вы приехали, разумеется, затем, чтобы пристроить племянницу, выдав ее замуж за любого мало-мальски подходящего холостяка?
 Эбби только диву давалась — говорить о подобных вещах, да к тому же с незнакомцем! Прилично ли это? Однако, успокаивала она себя, граф куда лучше ее знает правила хорошего тона, а стало быть, раз он продолжает подобный разговор, выходит, в этом нет ничего неприличного. Решив притвориться дурочкой, она бросила на Брейди удивленный взгляд.
 — Разве в этом есть что-то странное, милорд?
 — А как насчет вас самой, миссис Бэкуорт-Мелдон? Неужели у вас нет никаких брачных планов?
 Эбби надменно расправила плечи. Может быть, ей и неизвестны правила хорошего тона, но не такая уж она и замшелая провинциалка!
 — Боюсь, этот разговор зашел слишком далеко, милорд. Могу я спросить, почему вас вдруг заинтересовали мои личные дела?
 Вместо ответа Брейди предложил Эбби руку, и они двинулись через бальный зал.
 — Простите, мадам, моя бестактность уже вошла в поговорку. Но поскольку вы с самого начала держались так восхитительно прямодушно, не скрывая своих планов в отношении вашей очаровательной племянницы… о, посмотрите, вон и они! Их красота просто слепит глаза, вы согласны? О чем это я? Ах да, я и решил быть с вами откровенным — в конце концов, у меня те же самые проблемы. Вот и мне показалось, что я нашел родственную душу.
 Эбби, не сводившая глаз с Эдвардины и виконта, вдруг поймала себя на том, что охотно заняла бы место племянницы. Мгновенно устыдившись, она поспешно повернула голову к Брейди:
 — Простите, я, кажется, сегодня немного рассеянна. Повторите, что вы сказали?
 Брейди, увидев тоскливое выражение ее глаз, понимающе усмехнулся. Еще раньше он заметил интерес Киппа, когда тот украдкой поглядывал на эту женщину. Забавно! Брейди был страшно доволен собой.
 — Я говорил о своих проблемах. А вы, наверно, решили, что я тоже хочу сбыть кое-кого с рук? Что ж, вы не ошиблись.
 — Вот как? И кого же? Сестру?
 — Нет, мадам, не сестру. — Взяв с подноса у проходившего мимо лакея два бокала с вином, Брейди протянул один из них Эбби. — Попробуйте угадать. А я вам помогу. Эта особа недурна собой, и у нее светлые волосы.
 — Всего лишь недурна, милорд? Простите меня, я просто подумала, что сказать о девушке, что она «недурна», когда рассчитываешь найти ей мужа… — Подняв на графа глаза, Эбби заметила в них усмешку, и на лице ее отразился ужас.
 Он понял, что до нее наконец дошло.
 — О-о-о! — протянула Эбби. — Как… как-то это все странно, милорд!
 — Пусть это останется между нами, миссис Бэкуорт-Мелдон, — заметив, что к ним приближается герцогиня Селборн, с видом заговорщика шепнул ей на ухо
 Брейди. Герцогиня радостно протянула ему обе руки, и Брейди почтительно поднес их к губам — сначала одну, потом другую.
 — Софи, ты хорошеешь с каждым днем!
 — Лгунишка, с каждым днем я становлюсь все толще, и злые языки в толпе уже перешептываются — дескать, не лучше ли мне уехать в какое-нибудь захолустье? Просто удивительно! Можно подумать, беременность — это заразная болезнь, которую страшно подхватить, — фыркнула герцогиня. Высвободив руки, она очаровательным жестом сложила их на своем заметно округлившемся животе. — А вот Брэм клянется, что я выгляжу чудесно! Хотя самой мне кажется, что я вот-вот лопну, словно перезрелый арбуз. И тут взгляд ее упал на Эбби.
 — Вы ведь миссис Бэкуорт-Мелдон, да? Мой супруг познакомил нас, когда вы приехали. Это так мило, что вы не обиделись на мое ужасное, наспех нацарапанное приглашение и приехали на бал! И как это я не знала, что вы в городе! Вы ведь простите меня, правда?
 — Тут нечего прощать, ваша светлость. Для нас всех большая честь, что вам вообще известно имя Бэкуорт-Мелдон. А на то, чтобы получить приглашение на бал, никто из нас не смел и надеяться.
 Эбби вдруг почувствовала себя серенькой утицей, из-за чьей-то злой шутки попавшей на озеро, полное благородных лебедей. Нет-нет, она вовсе не имела в виду Эдвардину. Перед ее глазами внезапно встали красивые лица обоих мужчин, и сердце у нее защемило. Неужто все светские львы так хороши собой?
 А герцогиня была не просто красива — от нее невозможно было глаз оторвать. Ее очаровательно округлившаяся фигура дышала здоровьем и счастьем. Рядом с ней даже хорошенькая Эдвардина как-то поблекла и из ослепительной красавицы превратилась в самую обычную молоденькую, немного нескладную девушку.
 Пока они с графом шутливо поддразнивали друг друга, Эбби незаметно разглядывала герцогиню, невольно гадая про себя — женщина она или волшебное видение?
 Струящийся шелк платья, спадая до самого пола, мягко обрисовывал изящные линии миниатюрной фигуры, огромные карие глаза искрились шаловливым весельем, как у проказливого ребенка, но в глубине их светился острый, недетский ум. Крохотная ямочка на щеке добавляла ей очарования. А беременность, изуродовавшая бы любую другую женщину, сделала герцогиню еще красивее. Здесь, в бальном зале, она выглядела прекрасным цветком, покрытым каплями утренней росы.
 Казалось бы, Эбби должна была возненавидеть ее с первого взгляда, однако, как ни странно, она не испытывала ни малейшей зависти. Улыбка юной герцогини дышала такой искренностью, вся она была так мила, так изящна, что Эбби невольно потянулась к ней. Ей вдруг страстно захотелось, чтобы эта женщина стала ей другом. И вовсе не потому, что она была герцогиней, — просто Эбби вдруг почувствовала за этой пышной позолотой верное, любящее сердце.
 Лукаво подмигнув графу, герцогиня вновь повернулась к Эбби:
 — Ваша племянница — очаровательное дитя! Я сразу обратила на нее внимание. Кажется, ее зовут Эдвардина, да?
 — Совершенно верно, ваша светлость. — Эбби присела в реверансе, постаравшись сделать это как можно грациознее, но при том, что в руке у нее был бокал, это оказалось нелегко. — Позвольте еще раз поблагодарить вас за приглашение, мадам. Мы не ожидали такой доброты.
 — Могу себе представить, чего вы ожидали, моя дорогая, — прошептала Софи на ухо Эбби, шутливым толчком отпихнув графа на несколько шагов. — Вы позволите мне быть с вами откровенной? — Она весело улыбнулась.
 Эбби почувствовала себя обезоруженной.
 — Да, конечно, — смущенно пробормотала она, стараясь не выдать своего смятения.
 — Вы ожидали, наверное, что в лучшем случае кое-кто из гостей будет посмеиваться над вами, а в худшем — просто не заметит вас или повернется к вам спиной. И все из-за вашего покойного супруга и того скандала, да? Готова держать пари, что если бы не необходимость пристроить племянницу, вы вряд ли решились бы выбраться из вашей дыры и появиться в свете.
 Эбби растерянно покосилась на графа, гадая, слышит ли он эти слова. Но он терпеливо держался в сторонке, такой же надменный и самодовольный, как и несколько минут назад.
 Что-то тут явно было не так. Оба — и герцогиня и граф — словно разыгрывали какое-то действо. В душе Эбби зашевелились неясные подозрения. Она могла бы поклясться, что не ошиблась, — но вот зачем им это нужно? Пока она этого не понимала.
 Возможно, эти светские львы и львицы до такой степени кичатся собственным положением, что их хлебом не корми — дай только пошокировать других своими выходками?
 Но даже если это и так, то с какой стати они выбрали именно ее?!
 И тут маленькая ручка Софи ласково сжала пальцы Эбби.
 — Все в порядке, мадам, не пугайтесь, — весело произнесла она. — Поверьте мне, уж кто-кто, а я-то хорошо знаю, что такое скандал, да и мой муж — тоже. Уверяю вас — все сплетни очень быстро утихнут, только держите свой хорошенький носик повыше, будто вы не догадываетесь, о чем шепчутся за вашей спиной. Мы все прошли через это, и ничего! Вот поэтому, услышав, что
 вы в городе, я тут же сказала Брэмвеллу — то есть, я хотела сказать, герцогу, — что мы просто обязаны послать вам приглашение на бал!
 — Правда? — Эбби окончательно растерялась. Бросив подозрительный взгляд на графа, она спросила себя, откуда герцогиня вообще узнала о Бэкуорт-Мелдонах. Но граф с таким невозмутимым видом разглядывал свои ногти, словно видел их в первый раз.
 Нет, этого не может быть! При чем тут он? Зачем, скажите на милость, графу Синглтону интересоваться, в городе они или нет? А если даже он и знал, с чего бы ему рассказывать об этом герцогине Селборн?
 У Эбби вдруг закружилась голова, и она подумала, не слишком ли много она выпила. А может, наоборот, слишком мало?
 — О, право же, так все и было, честное слово! — ворковала герцогиня. — В первый раз мы с Брэмом скандализировали общество, когда обвенчались. Примерно в то же время вспыхнул и другой скандал — на этот раз из-за наших родителей, — но мы опять выстояли. Да что там — мы вышли из него победителями! Знаете, я порой сама удивляюсь — ведь я пользуюсь в обществе такой популярностью, что достаточно мне послать кому-то приглашение на бал, как перед ним тут же открываются все двери! Вы сами скоро убедитесь в этом, миссис Бэкуорт-Мелдон. Не пройдет и дня, как вас попросту засыплют приглашениями. Ведь именно об этом вы мечтали, когда решили вывезти свою племянницу в свет, я угадала?
 Эбби почувствовала, что сходит с ума. Она понятия не имела, о чем так весело щебечет герцогиня. Да и неудивительно — ведь она до сих пор почти никогда не уезжала из имения, знакомых в городе у нее не было, и Эбби знать не знала ни о каком скандале вокруг Селборнов.
 Но раз герцогиня утверждает, что послала им приглашение именно из-за того старого скандала с Гарри… что ж, похоже, бедняга Гарри наконец-то сослужил им добрую службу, пусть даже и после смерти.
 — Спасибо, ваша светлость, — с трудом выговорила Эбби. Она так была
 ошарашена, что не находила слов.
 — Софи, — ласково поправила ее герцогиня, поцеловав Эбби в щеку. — Все друзья зовут меня Софи. Возможно, это эгоизм с моей стороны — настаивать на подобной фамильярности. Но если вы пообещаете называть меня Софи, клянусь, что тоже не стану ломать язык, всякий раз стараясь выговорить Бэкуорт-Мелдон, когда мы встретимся в следующий раз. А это ведь немало, верно?
 — А я — Эбби, — выпалила Эбби в ответ, вдруг почувствовав, как у нее словно гора с плеч свалилась. Услугу, которую оказывала ей герцогиня, трудно было переоценить. — Вы окажете мне честь, Софи, если будете называть меня просто Эбби.
 — Надеюсь, мне позволят наконец присоединиться к вам? А то я немного уже устал изображать слепоглухонемого.
 Эбби испуганно оглянулась на графа.
 — О… да, конечно, — бросила она, игриво хлопнув его по руке сложенным веером и чувствуя себя при этом скорее молоденькой девушкой, нежели почтенной вдовой. — Конечно, вы можете присоединиться к нам… если пообещаете вести себя хорошо!
 — Ну уж нет, Эбби, — подмигнула ей Софи. — Вы не знаете, о чем просите! Пусть уж лучше он остается самим собой — таким же обаятельным грешником, как и всегда. Ты ведь грешник, верно, Брейди? Во всяком случае, был им — до того, как я подошла. Ах, простите, боюсь, мне придется оставить вас, — спохватилась она еще до того, как Брейди успел возразить. — Я ведь хозяйка, стало быть, обречена грациозно порхать от одного к другому, стараясь, чтобы всем было весело, А потом — кстати, это Брэм взял с меня слово! — я устроюсь в кресле в том уголке вместе с вдовами и дам отдых усталым ногам.
 Софи со вздохом осторожно коснулась живота и снова заговорила:
 — Эбби, как свою подругу предупреждаю вас честно — не верьте ни одному слову этого человека! И пообещайте, что мы скоро вновь увидимся. Брейди, ты ответишь мне головой, если в ближайшие же дни не привезешь Эбби ко мне, слышишь? Только не затягивай! — Она лукаво подмигнула: — А то, боюсь, я рожу уже до конца недели… а скорее всего вообще сегодня. Так даже лучше, потому что я всякий раз прихожу в ужас, когда вижу себя в зеркале!
 — Вы… вы чувствуете приближение родов? — похолодела Эбби. И растерянно посмотрела на графа. В нем впервые за весь вечер вдруг появилось что-то человеческое. Он казался таким беспомощным, что Эбби даже пожалела его.
 Софи хихикнула:
 — Ох, да не пугайтесь вы так! Малыши не имеют обыкновения появляться на свет в мгновение ока! Так что до конца бала я уж как-нибудь дотерплю, обещаю. К тому же мой ребенок — Селборн, а стало быть, ни за что не позволит мне испортить знаменитый герцогский бал. А вы любите детей, Эбби? Знаете, я их просто обожаю! С радостью покажу вам обоих своих малышей, когда Брейди привезет вас к нам. Вы ведь приедете, да? Только не проговоритесь Брэму о том, что я вам только что сказала, слышите, Брейди? А то он всех тут поставит на уши, причем примется орать так, что слышно будет даже на улице. Короче, снова перепугается до смерти — в точности как было, когда я рожала Констанс.
 — А если ты ему не скажешь, Софи, — предупредил Брейди, — то Брэм рассвирепеет так, что ты горько об этом пожалеешь!
 — О, бедняжка Брейди! Ладно, ладно, ухожу. И, Брейди, не забудь — ты поклялся привезти ко мне Эбби, — промурлыкала герцогиня. Привстав на цыпочки, она поцеловала его в щеку и заговорщически подмигнула: — Спасибо тебе за то, что познакомил нас.
 — Необыкновенная, удивительная женщина, — восхищенно сказала Эбби, провожая взглядом удаляющуюся герцогиню, и снова подумала, что такое платье, как было на ней — воздушное, струящееся, — могло выйти из рук разве что какой-нибудь феи. — И какая милая! Вы давно с ней знакомы?
 — Достаточно давно, чтобы не сомневаться, что еще до исхода дня мой добрый друг Брэм либо придушит ее собственными руками, либо зацелует до смерти — одно из двух. — Брейди покачал головой. Потом, взяв Эбби под руку, увлек ее к креслам, стоявшим возле открытых дверей на балкон.
 Через них в зал вливался легкий ветерок, особенно приятный, поскольку теперь тут буквально нечем было дышать. Здесь был весь лондонский свет — все те, без кого любой бал не бал.
 — С ее мужем, нынешним герцогом, я знаком уже много лет, — усадив Эбби, начал рассказывать Брейди. — Чудесный человек. Горяч немного, это верно. Но женитьба на Софи… черт, это был рискованный шаг. Однако вы не поверите — даже сейчас, после стольких лет супружеской жизни, он ездит с женой и с дочерью в парк — просто семейная идиллия, честное слово! Страшно даже подумать, что человек может до такой степени измениться. Впрочем, он и сейчас еще иной раз, бывает, впадает в буйство.
 — Но вас, похоже, такая судьба не привлекает, да? — попыталась прощупать почву Эбби. Ей страшно хотелось понять, что же он за человек. — Вот для той особы, о которой вы говорили, ну той, которая недурна собой, — другое дело. Я угадала?
 Вскинув одну бровь, Брейди усмехнулся:
 — Я должен был догадаться, что вы не забудете! Не знаю, миссис Бэкуорт-Мелдон. Но если честно… скажите, вы можете себе представить, как наш милый виконт катается с женой в парке, раскланиваясь с друзьями и при этом держа на руках точную копию самого себя?
 Эбби с сомнением посмотрела туда, где среди танцующих мелькала высокая фигура Киппа. До сих пор ему каким-то чудом удавалось помешать близорукой Эдвардине упорхнуть к другому кавалеру.
 А сердце у него, похоже, доброе, подумала Эбби, иначе он непременно попытался бы избавиться от такой партнерши при первой же возможности — потому что ребячливость Эдвардины могла утомить кого угодно, тем более такого искушенного мужчину, как виконт. К тому же, как сильно подозревала Эбби, близорукая племянница наверняка успела отдавить ему ноги.
 Да, она могла представить себе виконта с ребенком на руках. С их ребенком…
 — Не могу ничего сказать, милорд, — протянула Эбби, тщательно взвешивая каждое слово. — Наверное, вам лучше знать, ведь вы же друзья. Что же до меня, так я вообще его не знаю — ни в какой роли.
 — Ах, миссис Бэкуорт-Мелдон! — Брейди тяжело вздохнул. — А я-то уж было решил, что мы друзья. Ладно, раз так, не будем играть словами. Придется рассказать вам — все начистоту.
 «О Господи, этого еще не хватало! Выходит, я не ошиблась?»
 — Ни в коем случае, милорд, — поспешно перебила Эбби. — Куда лучше поговорить о каких-нибудь простых, может быть, даже банальных вещах. Уверяю вас, я вполне способна поддерживать любой светский разговор — да вот хотя бы о погоде, к примеру.
 — Кипп… то есть виконт Уиллоуби, — безжалостно продолжал Брейди, делая вид, что не заметил, как при одном только упоминании этого имени Эбби мгновенно навострила ушки, — вбил себе в голову, что ему совершенно необходимо обзавестись женой. Пару лет назад, пережив жестокое разочарование в любви, Кипп решил, что прекрасно обойдется и без чувств. Главное — найти подходящую женщину, которая родит ему детей и не станет совать нос в его дела.
 — Но, милорд…
 — Нет, прошу вас, дайте мне договорить. Итак, как я уже сказал, виконт ищет себе супругу. А я из кожи лезу вон, чтобы ему помочь. Между прочим, он сам попросил меня об этом. И, Бог свидетель, без помощи ему не обойтись — ведь он вообразил было, что ему подойдет ваша племянница! Совсем с ума сошел, честное слово!
 — Но это жестоко! — вспыхнула Эбби, инстинктивно встав на защиту Эдвардины. Ну уж нет, этого она не потерпит! Одно дело — молча смириться с тем, что судьба наградила бедную девочку куриными мозгами, и совсем другое — выслушивать то же самое из уст чужого человека.
 Брейди рассыпался в извинениях:
 — О, простите, мадам, я вовсе не хотел вас задеть! Или очаровательную мисс Бэкуорт-Мелдон…
 — Зовите меня просто Эбби, милорд, если не возражаете, — вздохнула она. — Конечно, это чудовищное нарушение этикета, но, боюсь, мы и так уже зашли слишком далеко, чтобы думать обо всех этих тонкостях. Да и потом, герцогиня была права — так и в самом деле легче разговаривать.
 — Благодарю вас. И надеюсь, вы окажете мне честь, называя меня Брейди, раз уж мы с вами, похоже, станем не только друзьями, но и в некотором роде сообщниками. А я от души на это надеюсь, потому что это и в ваших интересах тоже, дорогая Эбби, если вы меня понимаете, — ответил граф Синглтон. Он был согласен даже на то, чтобы отложить на время этот разговор. Жаль, конечно, подумал он. Но больше всего он сейчас боялся, что Эбби, перепугавшись окончательно, даст ему пощечину, а потом вообще сбежит неведомо куда.
 Но вместо этого Эбби только поудобнее устроилась в кресле. А потом, заглянув графу в глаза, решилась наконец высказать то, что давно уже вертелось у нее на кончике языка:
 — Сообщники, милорд?! И к тому же это в моих интересах? Должна ли я понять вас так, что теперь, когда вы окончательно уверились, что бедняжка Эдвардина совершенно не подходит для ваших целей, вы обратили свой взгляд на меня? Потому что если вы вообразили, что из меня выйдет подходящая жена для виконта Уиллоуби, должна вам сказать…
 — Вам ненавистна эта мысль? — перебил ее Брейди, схватив Эбби за руку, когда она вскочила с кресла. — Испугались, да? Решили, что скорее умрете, чем станете виконтессой, выйдя замуж за человека, которого вы даже сейчас — голову даю на отсечение! — считаете самым красивым из всех, кого вы видели? Ах да, совсем забыл об одной мелочи. Возможно, вы не знаете — Кипп буквально купается в деньгах. Да, конечно, вы правы — кто из женщин может решиться связать судьбу с подобным человеком? И о чем я только думал? Право, не знаю…
 Эбби молча села в кресло.
 — Вот и хорошо, — улыбнулся Брейди. — Вижу, вы женщина здравомыслящая. Впрочем, я так и думал. Ну а теперь, когда мы поняли друг друга, отложим этот разговор до завтра. Тем более что Кипп и ваша племянница как раз направляются к нам. Ни слова больше, умоляю вас, Эбби. Просто скажите «да», и я устрою так, что завтра мы встретимся вчетвером. Тогда и поговорим, хорошо? Ну так как — да?




 Глава 5


 На следующее утро после бала Кипп проснулся в омерзительном настроении и нисколько не пытался этого скрыть. Это было тем более странно, что сам он всегда тешил свою гордость сознанием, что ничто на свете не может вывести его из себя — просто потому, что он по природе своей человек добродушный и жизнерадостный. Так оно и есть, черт побери!
 К тому же он всегда до тошноты вежлив. Именно этим, вероятно, и объяснялся тот факт, что, когда накануне Брейди весь вечер только и делал, что жужжал о дамах Бэкуорт-Мелдон, Кипп дрогнул и согласился встретиться с ними у Хэтчарда.
 Это-то скорее всего и стало причиной его отвратительного настроения. Отчаявшись, Кипп поймал себя на том, что придумывает убедительную причину возвращения в Уиллоуби-Холл.
 О чем он думал, черт возьми? Почему вообще решил, что достаточно выбрать среди дюжин хорошеньких дебютанток одну, чуть-чуть пофлиртовать и увлечь глупышку под венец, потом с той же поспешностью уложить ее в постель, наскоро объяснив ей, как вести хозяйство, — и после этого он может продолжать жить как раньше, словно ничего не изменилось?!
 Сказать по правде, ему до смерти не хотелось жениться. Взвалить на себя ответственность за другого человека… ну уж нет!
 Достаточно посмотреть, каково приходится миссис Бэкуорт-Мелдон. Именно это она и сделала, бедняжка, а теперь небось проклинает все на свете. Кипп неплохо разбирался в людях, чтобы понять, что пасти такую овечку, как мисс Эдвардина, иной раз бывает трудновато.
 Господи, да ведь она до сих пор все еще ребенок! От нее и пахло по-детски — теплым молоком. К тому же девушка была такой юной, неопытной. А поговорив с ней пару минут, Кипп пришел к выводу, что мозгов у нее не больше, чем у цыпленка.
 Да ее любая экономка в дрожь вгонит! Разве она в состоянии распорядиться об обеде, не говоря уже о том, чтобы железной рукой править слугами или… или устроить бал! Девчонка только и умеет, что глупо хихикать. Уложи такую в постель, так она, чего доброго, моментально уснет!
 Прелестная перспектива!
 И однако, как деликатно намекнул ему Брейди по дороге домой, именно о такой жене и мечтал Кипп — во всяком случае, так он сам говорил.
 Это даже больше того, о чем он мечтал, потому что юные, неопытные девушки быстро влюбляются. И чаще всего в того, кто становится их первым мужчиной.
 Только вот как раз об этом-то, мрачно подумал Кипп, он мечтал меньше всего.
 Тогда почему он натягивает перчатки и выходит из дому, собираясь ехать к Хэтчарду, где его уже наверняка ждут эти две дамы и ехидно ухмыляющийся Брейди Джеймс?
 Да потому, что он славный парень. Добрый. Покладистый. Из породы тех, кому ненавистна даже мысль о том, чтобы кого-то обидеть.
 Иначе говоря, полный идиот.
 Да еще несчастный к тому же.
 К Хэтчарду нужно было ехать на Пиккадилли, 187. Его книжный магазин когда-то удостоился чести получить патент его величества. А это привело к тому, что теперь туда с трудом можно было протиснуться — столько здесь толпилось всяких лордов и леди. Редко кому из них случалось прочесть купленную тут книгу — обычно дальше названия на обложке дело не шло, — но ни один из этих господ не упускал случая небрежно обронить: «Когда я в последний раз заезжал к Хэтчарду…»
 В библиотеке на первом этаже собирались члены Королевского общества садоводов. И здесь же, в библиотеке, знаменитый адвокат и противник рабства Уильям Уилберфорс произносил свои зажигательные речи.
 Уильям Хэтчард, владелец магазина, будучи еще и издателем, выпускал «Крисчен обсервер», а также множество политических памфлетов и даже детские книжки.
 Каждый день для посетителей на журнальный столик перед камином выкладывались все газеты, какие только есть в Лондоне. А для слуг, удостоившихся высокой чести сопровождать своих господ к Хэтчарду, у входа в магазин даже поставили скамью.
 И очень скоро бывать у Хэтчарда стало признаком хорошего тона.
 А со временем магазин стал частью охотничьих угодий для тех представителей света, кто мечтал связать себя брачными узами.
 При одной мысли об этом каждый волосок на затылке у Киппа вставал дыбом.
 А все только потому, что уж он-то отлично знал, что его ждет. Если он по-прежнему станет бывать на балах, кружить по залу дебютанток, если возьмет за правило бывать у Хэтчарда и в других подобных местах, где толкутся охотники сунуть голову в брачный капкан, то скоро все заговорят о том, что и он, дескать, решил подыскать себе виконтессу.
 И если он позволит такому случиться… если вездесущие дуэньи и бдительные маменьки учуют, куда дует ветер, ему конец. Протрубят рога, и начнется охота.
 Ну уж нет! Если ему и суждено пройти через это, то тянуть не стоит. Тем более что у него на примете уже есть подходящая кандидатка. Он сам выбрал ее, хотя что-то ему подсказывало, что вряд ли его выбор удачен. Но как бы там ни было, Кипп не собирался искать дальше — в конце концов, все это не слишком его занимало. Ему просто нужна жена, а не скаковая лошадь. Нужно всего лишь отвести ее к алтарю, а потом уложить в постель. И все. Кто сказал, что в его обязанности входят еще и беседы с ней?
 Повторив все это себе еще раз, Кипп все ж таки вздрогнул и даже зябко поежился, заметив, что Брейди и обе леди машут ему руками. Они устроились за небольшим столиком, заваленным томами по древнегреческой истории.
 Изобразив на лице живейшую радость, Кипп тоже помахал им в ответ и стал протискиваться к столику. Причем делал это с таким чувством, словно взбирался на эшафот. Лавируя между столиками, Кипп исподтишка разглядывал обеих дам, одновременно делая вид, будто не замечает ехидной усмешки Брейди.
 Красота Эдвардины Бэкуорт-Мелдон снова поразила его. Только глаза ее уже не казались ему нежными и мечтательными — скорее уж пустыми и бессмысленными, как у любого очень молодого существа.
 По контрасту с бездумным взглядом Эдвардины глаза ее молодой тетушки блистали умом. Впрочем, его это не должно интересовать, одернул себя Кипп. А вот она-то уставилась на него, ничуть не стесняясь, и вдруг он почувствовал себя так, словно его вывернули наизнанку. На редкость неприятное чувство, поморщился Кипп.
 «Спаси меня, Господи, от умных женщин», — взмолился он про себя. Потом вдруг подумал, что Господь иной раз слишком уж буквально выполняет его просьбы, иначе с чего бы он подсунул ему эту дурочку Эдвардину?
 Ладно, ладно, возможно, умная женщина все-таки лучше. Может быть, ему и удастся в конце концов найти умную женщину, готовую стать такой женой, которая бы его устроила, — достаточно равнодушной, чтобы не запустить коготки в его разбитое сердце.
 Эта мысль настолько поразила Киппа, что он даже остановился и впервые подумал об Абигайль Бэкуорт-Мелдон. Умна ли она? Да, безусловно. Независима? Еще как! Впрочем, по-другому и быть не могло. Находчива? А как иначе ей удалось бы удержаться на плаву, оставшись вдовой, когда ей и двадцати-то еще не было? А если вспомнить печальную репутацию ее покойного мужа, сумасшедшую семейку Бэкуорт-Мелдонов и глупую гусыню, которую непременно нужно выдать замуж, то просто диву даешься, как она вообще не сошла с ума!
 И при всем при том эта женщина наводила на него скуку. Какой-то она была на диво неинтересной: худощавая мальчишеская фигурка, маленькая грудь, светлые волосы почти сливаются по цвету с молочно-белой кожей. На бледном лице только эти необыкновенные фиалковые глаза, казалось, жили собственной жизнью.
 Хотя, если подумать, она вовсе не дурна. И зубы у нее прекрасные… Вспомнив совет Брейди, Кипп невольно ухмыльнулся.
 Эх, если бы еще научить ее одеваться…
 Кипп невольно устыдился собственных мыслей.
 Еще недавно он считал, что наилучшим вариантом для него станет молоденькая дебютантка.
 Теперь он прикидывает, не устроит ли его эта вдовушка с острым как бритва язычком.
 Похоже, он сам не знает, что ему нужно.
 Нет. Еще как знает. Ему нужна Мэри. Она всегда была ему нужна. И однако Кипп с самого начала догадывался, что Мэри не для него.
 А раз Мэри потеряна для него навсегда, так какая разница, на ком жениться?
 — Кипп, ты что, прирос к полу? Иди же к нам, поздоровайся с дамами.
 Пристроив на лицо лучезарную улыбку, Кипп отвесил изящный поклон, приложился губами сначала к одной ручке, потом к другой и сел, с трудом удерживаясь, чтобы не расквасить нос ехидно улыбавшемуся приятелю.
 — Я опоздал? — спросил он, стараясь не обращать внимания на хихиканье Эдвардины. Поспешно схватив со стола книгу, она уткнулась в нее, едва не водя носом по строчкам. — Тысяча извинений. Ах, прошу прощения, миссис Бэкуорт-Мелдон, — торопливо продолжил он, — сейчас вы спросите, неужели я действительно готов принести вам столько извинений? Вы правы, тысяча — это уж слишком. Может, вы согласитесь удовлетвориться одним, зато от чистого сердца?
 — Похоже, вы так и не простили мне ту маленькую дерзость, да, милорд? — протянула Эбби. Судя по ее невозмутимому лицу, она не испытывала ни тени раскаяния.
 И тут Кипп сообразил, что совершил промах. Оказывается, эта серая мышка, помимо всего прочего, имеет еще пренеприятную привычку отвечать вопросом на вопрос.
 Нет уж, иметь дело с юной дурочкой в сто раз лучше, подумал он. А ведь еще до конца недели ему придется остановить выбор на одной из них. Кипп приуныл — он твердо знал, что у него не хватит решимости снова пуститься в погоню. Одна только мысль о том, чтобы вновь оказаться перед плотной толпой дебютанток, окруженных бдительными мамашами, привела его в ужас.
 — Эбби! — взвизгнула вдруг Эдвардина так громко, что головы всех сидевших в библиотеке повернулись в их сторону. Отшвырнув книгу, она испуганно тыкала в нее пальцем, словно между страницами притаилась змея. — Ты только посмотри — они же голые!!!
 Трое молодых щеголей, как раз проходивших мимо их столика, гнусно заухмылялись. Переглянувшись, они ринулись к столу, торопясь завладеть книгой. Глаза у Эдвардины стали огромные, как блюдца.
 Брейди, исподтишка наблюдавший за тем, как Кипп украдкой поглядывает на Эбби, мысленно аплодировал собственной изобретательности. Теперь его план наверняка сработает. Судя по всему, хорошенькая Эдвардина глупа как пробка.
 Поскольку Эбби была занята тем, что успокаивала взволнованно кудахтавшую племянницу, Киппу пришлось спасать злосчастную книгу, которая иначе исчезла бы в мгновение ока. Закрыв ее, он молча протянул книгу вдове. Эбби, похоже, ничуть не смутилась, только на губах у нее появилась извиняющаяся улыбка.
 — Спасибо, милорд. — Открыв книгу, Эбби пробежала глазами несколько страниц. — Это же статуи, Эдвардина! Греческие статуи. К тому же на многих набедренные повязки. Кстати, если ты обратила внимание, у некоторых из них не хватает не только одежды, но рук, ног и даже голов. Другими словами, дорогая, эта книга посвящена искусству.
 Любопытное трио с разочарованным видом двинулось дальше.
 — О-о-о, — протянула Эдвардина, удивленно хлопая глазами.
 Кипп даже дышать перестал — так ему хотелось услышать, что же эта дурочка ляпнет в следующую минуту.
 И она его не разочаровала.
 — Но, Эбби, ведь это глупо! Не понимаю я этих греков! Как это можно — сделать статуе живот и забыть про голову?
 Отвернувшись, Брейди мучительно закашлялся. Эбби сделала большие глаза.
 А Кипп, мечтавший только о том, чтобы не расхохотаться, принялся кусать губы. Когда приступ буйного веселья прошел, он с трудом умудрился выдавить из себя несколько слов, из которых они поняли, что он предлагает им всем вместе отправиться к Гунтеру поесть мороженого.




 Глава 6


 Чайная Гунтера на восточной стороне Беркли-сквер была всего в получасе ходьбы от книжного магазина. Решено было пройтись пешком, тем более что в этот солнечный денек, казалось, все обитатели Мейфэра выбрались на улицу подышать свежим воздухом.
 Кипп с Эдвардиной шли впереди, ручка девушки покорно и доверчиво покоилась на локте ее спутника, а он ловил себя на том, что чувствует себя скорее старшим братом или даже отцом, но уж никак не кандидатом в женихи.
 Следом, приотстав немного, чтобы поговорить без помех, шествовали Эбби и граф Синглтон.
 — Не отставайте, моя дорогая, — предупредил Брейди, кивнув на своего приятеля. — Лучше держаться поближе — на тот случай, если Кипп, окончательно обезумев, вдруг решит покончить с собой и кинется под колеса первого же экипажа.
 Эбби опустила голову, изо всех сил стараясь сдержать смех.
 — А вы заметили выражение его лица, когда Эдвардина с таким чопорно-невинным видом произнесла слово «живот»? — прерывающимся от смеха голосом сказала она. — Забавно, верно?
 — Из нее выйдет прекрасная жена, можете не сомневаться. Только для кого-то другого. Я даже как будто вижу его — богатый, влюбленный и такой же глупый, как она. К счастью для вашей племянницы, таких джентльменов в Лондоне пруд пруди.
 — Ах, это так утешительно! — промурлыкала Эбби, гадая, как бы незаметно повернуть разговор к той теме, вокруг которой оба кружили вот уже второй день подряд. А из-за вчерашних намеков Брейди она всю ночь не сомкнула глаз. — Выходит, вы по-прежнему считаете Эдвардину… не совсем подходящей для виконта партией?
 — А вы-то сами как думаете?
 — Это вопрос не ко мне, милорд, — ловко уклонилась от ответа Эбби. — Я едва знакома с его светлостью виконтом, так откуда мне знать, каким женщинам он отдает предпочтение? Со вчерашнего дня вы буквально тычете мне в нос глупостью Эдвардины — этим вы намекаете, что она может его заинтересовать?
 — Чем — глупостью?! Какой вздор! Ах да, вы, наверно, имеете в виду мои слова о том, что из вас получилась бы куда более подходящая жена для виконта!
 — Да, да, вы угадали, но умоляю вас, тише, — оборвала графа Эбби, испуганно оглядываясь — а вдруг его услышит кто-нибудь из прохожих? — Почему бы вам тогда не взобраться на купол собора Святого Павла и не прокричать об этом на весь Лондон?
 — Простите, дорогая мадам, — виновато пробормотал Брейди. — Тайну надо сохранить, согласен, тем более что Кипп должен узнать об этом в последнюю очередь. Иначе мы и глазом моргнуть не успеем, как он с криком ужаса сбежит в Уиллоуби-Холл — конечно, после того, как расквасит мне нос. Видите ли, он хоть и говорил, что ему нужна моя помощь, но на самом деле вовсе не имел этого в виду. А теперь скажите, думали ли вы о моем предложении?
 Конечно, думала — еще как! Почти всю эту долгую ночь и все утро.
 — Должна признаться, милорд, у меня появились кое-какие вопросы.
 — Отлично. Больше всего я боялся, что вы и слушать об этом не захотите. Итак, я вас слушаю.
 Эбби подняла на него глаза.
 — Софи… то есть герцогине Селборн, известно о моем покойном… короче, о моей семье. Думаю, нам будет легче обсуждать эту тему, если я предположу, что и для вас это не тайна. Конечно, я не имею в виду детали.
 Иначе говоря, и вы, и виконт знали о том громком скандале еще до того, как вчера на балу решили подойти к Эдвардине?
 — Это проклятие лондонского света, дорогая Эбби, тут все про всех знают, — как можно мягче ответил Брейди. — Уверяю вас, это так. Кстати, воспользуюсь случаем, чтобы принести вам соболезнования в связи с безвременной кончиной супруга.
 Эбби сделала легкий жест — то ли принимая его соболезнования, то ли давая понять, что они ей без надобности.
 — А мои деверья и остальная семья? Их вы тоже хорошо знаете?
 — Как ни странно, да. Хотя Бэкуорт-Мелдоны не показывались в городе уже несколько лет, я хорошо их помню. Интересное семейство, — признался Брейди. — Но сказать по правде, все это абсолютно ничего не значило в моих глазах, пока я вчера не увидел вас, Эбби. До того, признаюсь откровенно, мой план состоял в том, чтобы свести Киппа с вашей племянницей. Держу пари, после этого он бы дважды подумал, прежде чем еще раз заговорить о юной, невинной девочке.
 — Какой хладнокровный расчет! Брейди снисходительно усмехнулся:
 — И только? Я бы сказал — гениальный, мадам! Но вернемся к нашему
 разговору. Тот факт, что любая девушка, оказавшись на месте вашей племянницы, вцепится в такого жениха когтями и зубами, просто бросается в глаза. Ваша племянница, мне казалось, идеально отвечает его требованиям, а это как нельзя лучше соответствовало моему плану. Особенно если учесть, что виконт желал покончить с этим как можно скорее. Помните, моя дорогая, для него это просто сделка — о каком бы то ни было удовольствии речи вообще не идет.
 — Неужели? Знаете, милорд, вы оба — вы и ваш друг — хладнокровны, как лягушки. И это мне не по душе. Если хотите знать, вы оба мне отвратительны, — похолодев, медленно проговорила Эбби. — Мне очень жаль, но это так.
 — И мне тоже, дорогая, потому что вы-то мне очень нравитесь. И чем дальше, тем больше. Думаю, мы с вами станем друзьями.
 — О, неужели? Не могу сказать, что я польщена, милорд. Ну а теперь, когда вы признались, что в курсе наших семейных… дел, не расскажете ли откровенно, какая связь между ними и этим неожиданным приглашением на бал к Селборнам? За всем этим стоите вы, да? Иначе с какой стати ей было нас приглашать?! Хотя, если честно, думаю, я уже знаю ответ. Видите ли, я успела заметить, как герцогиня вам подмигнула.
 — Ясно, — улыбнулся граф. — Значит, хватит ходить вокруг да около, как вы считаете?
 — Давно пора, — глядя ему в глаза, кивнула Эбби.
 — Ладно, будь по-вашему, мой прекрасный инквизитор. Началось с того, что виконт увидел вашу племянницу в парке и решил, что в качестве невесты она бы его устроила. Надеюсь, в ваших глазах это достаточно хладнокровный план?
 — Я тоже обратила внимание, как он смотрел на нее, — призналась Эбби. — Ну а что было дальше?
 — Да тут и рассказывать-то нечего. После этого я выяснил, как зовут вашу племянницу, отправился к Софи и упросил ее пригласить вас на бал. Признаюсь, это было не так уж трудно — Софи всегда рада помочь. Другой такой женщины нет в целом мире. А уж когда я рассказал ей грустную историю вашей семьи…
 — Она намекнула, что был какой-то небольшой скандал, связанный с ней и с герцогом. Вы это имели в виду?
 — Да нет, скандал как раз был очень громкий. Конечно, все это в прошлом, но, признаюсь, я не без умысла рассказал ей историю вашего семейства. После этого ее сочувствие — а также приглашение на бал — было вам обеспечено. Я рассчитывал, что Кипп пригласит вашу племянницу на танец, а уж она-то не подведет. И тогда, совершенно раздавленный, он будет вынужден прислушаться к моим словам. И к моему мнению по поводу того, какая жена ему нужна.
 — Это что же получается… значит, это вы должны выбрать для него жену? Какая чушь!
 — Возможно, — пожал плечами граф. — Но только потому, что он сам об этом просил, слышите, Эбби? Хотя, как я сильно подозреваю, в какой-то степени это была шутка. Ну а теперь, когда с недомолвками покончено, предлагаю вернуться к нашему вчерашнему разговору и к той гениальной идее, которая меня осенила. Надеюсь, вы еще не забыли о ней?
 — Ни в коем случае, милорд. А кстати, сколько гениальных идей обычно приходит вам в голову — я хочу сказать, за вечер?
 — Брейди, мадам. Зовите меня Брейди — даже если я нравлюсь вам все меньше и меньше. — Граф с усмешкой посмотрел на Эбби. — Ну, по меньшей мере три, — сознался он. — Видите ли, все дело в том, что я-то как раз точно знаю, какая именно жена нужна моему доброму, но, к несчастью, слегка туповатому другу. Увы, мое мнение абсолютно не совпадает с его собственным, хоть мне и хочется верить, что он все-таки считается с ним. А вы, мадам… в вас я нашел живое воплощение всего того, что искал. И кстати, всего того, от чего Кипп, по его словам, бежит как от чумы. Хотя, держу пари, ему в жизни не догадаться об этом — слишком уж он занят тем, что оплакивает свою несчастную судьбу! Так что все просто замечательно.
 — Замечательно, — повторила Эбби, не в силах поверить тому, что ввязалась в столь безумную затею. — Милорд… Брейди скажите, а вам не кажется, что вы вчера… ну, скажем, выпили немного больше обычного?
 — Что вы! Я был трезв как стеклышко — во всяком случае, в ту минуту, когда на меня снизошло озарение. Невесты лучше вас Киппу в жизни не найти. И я нисколько не сомневаюсь, что мне, или вам, или нам обоим удастся его в этом убедить.
 — Вы всерьез считаете, что я должна уговорить его жениться на мне? Да вы рехнулись, милорд! Тоже мне, нашли совершенство!
 — Успокойтесь, Эбби. — Граф ласково похлопал ее по руке. — Конечно, вы не совершенство! Во всяком случае, в том смысле, какой вкладывает в это слово свет. Но зато у вac есть достоинства, о которых вы даже не подозреваете.
 — Думаю, с меня хватит, — проворчала Эбби, строптиво выдергивая свою руку из-под его локтя. Как раз в этот момент они с графом свернули за угол. — Давайте закончим этот разговор.
 Но Брейди вовсе не собирался позволить ей уйти. Тем более после того, как убедился, что сделал правильный выбор.
 — Ему вовсе не нужна ваша племянница, Эбби, но если он женится на вас, то, так или иначе, получит в придачу всю семейку Бэкуорт-Мелдон. Да, да, всю вашу очаровательную семейку! Вообразите, Эбби, у Киппа окажется хлопот полон рот, и это в тот момент, когда он будет уверен, что все проблемы остались позади! Сдается мне, больше всего он нуждается в хорошей встряске, и самым лучшим лекарством от любви для него было бы вновь влюбиться.
 — Любовь? — не веря своим ушам, спросила Эбби. Притихнув, она снова взяла Брейди под руку. — Вы думаете, такое возможно?
 Брейди тут же сообразил, что увлекся и зашел слишком далеко, заронив ей в душу надежду, которой не суждено сбыться.
 — Все бывает, Эбби. Хотя поначалу Кипп едва ли поймет, что с ним произошло. А потом будет упираться изо всех сил. И дело тут вовсе не в вас, просто он вбил себе в голову, что любовь — это не для него. Ну а вы, такая практичная особа, — держу пари, что вы и не думаете об этом.
 — Естественно! — фыркнула Эбби, надменно вздернув подбородок. — Ну хорошо, предположим, вам удастся убедить виконта в… моей пригодности, тогда чем вы предлагаете заняться мне? Объясниться ему в любви? Предложить ему руку и сердце? И как я, по-вашему, должна это сделать?
 — Эбби, моя милая миссис Бэкуорт-Мелдон, — взяв ее руки в свои, с усмешкой проговорил Брейди. — Я знаю вас всего второй день, но, должен признаться, я в полном восторге. Вы и самому дьяволу станете твердить, чтобы он поддал жару! Ну а теперь, если ваше сердце не отдано уже какому-нибудь деревенскому сквайру и если моя идея и в самом деле вас заинтересовала… — Брейди замолчал, сделав вид, что его страшно заинтересовал проезжавший мимо экипаж.
 Некоторое время Эбби невозмутимо разглядывала его.
 — Ах да, вы имеете в виду ваш гениальный план, верно? Счастливую мысль выдать меня за виконта, которому нужна жена, способная подарить ему наследников, а потом скромно отойти в тень и предоставить ему полную свободу? Вы это имели в виду, да, милорд? То есть Брейди?
 Заметив ее побледневшее лицо, граф растерянно потер лоб.
 — Теперь, когда вы представили все в таком свете, боюсь, я вынужден извиниться за свои слова. Но, видите ли, это ведь только недавно пришло мне в голову, я еще не успел обдумать все детали, так что вы весьма меня обяжете, если не станете обижаться на мою прямоту.
 — Не стоит извиняться, для этого я достаточно толстокожая. Кроме того, на сумасшедших, знаете ли, не принято обижаться, хотя они порой несут всякую чушь, — отмахнулась Эбби. Его извинения помогли ей слегка расслабиться, но все же не настолько, чтобы чувствовать себя уверенной.
 — Эбби, вы просто чудо! Настоящее совершенство! Позвольте, я все-таки продолжу, воспользовавшись тем, что вы в благодушном настроении. Вы забыли упомянуть о том, дорогая, что в качестве вдовы без гроша в кармане ваши шансы устроить свою судьбу, мягко говоря, равны нулю. А это значит, что, даже выдав замуж свою племянницу, вы по-прежнему обречены терпеть этих сумасшедших Бэкуорт-Мелдонов до конца своих дней. Это ваш крест, и так будет всегда.
 — О, да вы полны оптимизма, Брейди! Поверьте, я этой ночью глаз не сомкну от счастья, после того как вы с присущей вам деликатностью указали мне на все изъяны моего положения. Интересно, вам одному это известно или обо мне уже судачит весь Лондон?
 — Ну-ну, не преувеличивайте, дорогая Эбби. Уверен, что можно найти несколько человек, кто еще пребывает в счастливом неведении. Ну, вот хотя бы те юнцы, что наперебой увиваются вокруг вашей племянницы, настолько потеряв голову от ее красоты, что им и в голову не приходит навести необходимые справки. Что же до меня… да, признаюсь, о состоянии Бэкуорт-Мелдонов, точнее, об отсутствии такового, мне известно доподлинно. Кстати, я сам был свидетелем, как ваш покойный супруг в одночасье проиграл и ваше фамильное поместье, и все свои экипажи, и даже всех лошадей. Держу пари, не свались он под карточный стол, он бы поставил на кон и своего лакея!
 У Эбби в голове вдруг зашевелилась одна мысль, и она нетерпеливо подняла руку, чтобы перебить графа. Будь все проклято, но, припомнив слова своих дядюшек, она вдруг почувствовала, что и в ней тоже проснулись сомнения.
 — Так вы были там?! В ту самую ночь, когда Гарри проиграл все, что у него было, сэру Терстону Лонгхоупу? И собственными ушами слышали, как он поставил на кон всех своих лошадей? Иначе говоря, всех лошадей, которые принадлежали Бэкуорт-Мелдонам? Или только своих, тех, что он держал в Лондоне?
 Брейди сдвинул брови. Этот неожиданный поворот в разговоре, явная заинтересованность Эбби поставили его в тупик. Он не понимал, почему ей это так важно знать.
 — То есть вас интересует, каких именно лошадей он тогда проиграл? Сказать по правде, Эбби, не помню, чтобы он что-то говорил об этом. А потому все решили, что он имеет в виду тех дряхлых одров, которых он запрягал в коляску. Ну и, естественно, тех, на которых ездил верхом, когда бывал в Лондоне. И потом, в конце концов, ведь все, что он проиграл, находилось тут, в городе.
 Брейди вдруг прикусил язык. В голове у него зародилось неясное подозрение. Возможно, сэр Терстон Лопгхоуп потребовал больше, чем проиграл на самом деле мало что соображавший в тот вечер Гарри Бэкуорт-Мелдон? Что, если именно по этой причине никто из этой семейки вот уже несколько лет не появлялся в Лондоне? Интересно!
 — Это ведь почему-то очень важно для вас, да, Эбби? Вы расскажете мне, если я попрошу?
 — Нет. — Эбби решительно покачала головой. — Нет. Вообще говоря, — продолжала она, представив себе, что будет, если этот разговор дойдет до ушей ее дядюшек, — если я перескажу кому-нибудь хоть что-то из того, что вы мне сейчас наговорили, то все подумают, что я рехнулась.
 На всякий случай Брейди мудро решил сменить тему:
 — Ну а теперь, когда мы уже в двух шагах от Гюнтера, давайте вернемся к нашему разговору. Дайте мне минуту, и я в двух словах изложу вам свой план.
 У Эбби вырвался тяжелый вздох.
 — Если я скажу, что не столько заинтригована, сколько оскорблена, вы сочтете меня обманщицей, так что говорите, если уж вам так хочется.
 — Честно и откровенно! Браво, Эбби! Вы всегда такая? Что ж, мне это по душе. Ладно, тогда повторю еще раз — моему другу нужна жена. Думаю, и вы бы не отказались заполучить себе мужа. Надеюсь, вы простите мне мою дерзость, если я рискну предположить, что вы будете только счастливы, найдя себе хорошего мужа. У вас появится, так сказать, отдушина. И кроме того, вы избавитесь от той ноши, что так долго лежала на ваших плечах.
 Эбби снова испустила вздох, но на этот раз в нем слышалось сомнение.
 — Означает ли это…
 — Конечно. Ни один из вас не имеет ни малейшего желания пускаться в любовные авантюры. А если я ошибся и в вашей восхитительно прагматичной головке есть место романтическим мечтам — что ж, ничего не поделаешь. Есть и еще один аспект. Если вы повесите на Киппа свою семейку, готов побиться об заклад, что произойдет еще одно чудо. Мэри ни за что не поверит, что он способен примириться с такими родственниками, не будь он влюблен в вас по уши. А это было бы наилучшим выходом для вас обоих.
 — Мэри? Та самая женщина, которая пренебрегла вашим другом?
 — Ну, не совсем так. Они вместе выросли, и он с самого начала понимал, что Мэри не для него — ведь она глаз не сводила с его лучшего друга. Она и ее муж, Джек Колтрейн, скоро вернутся из Америки, и Киппу хотелось бы покончить с этим делом к их приезду. Он уверен, что его друзья успокоятся, только убедившись, что он женат и счастлив. Просто, как в романе, правда?
 Эбби кивнула.
 — Готовый сюжет для моей любимой Араминты Зейн. Брейди пришлось закусить губу, чтобы не расхохотаться во весь голос.
 — Так вы ее любите?! Господи, вот уж никогда бы не подумал! Стало быть, в вас есть-таки романтическая жилка! Что ж, может, это даже и к лучшему.
 Эбби вдруг испугалась, что слишком уж разоткровенничалась с этим человеком, особенно если учесть, что он видит в ней всего лишь пешку в непонятной ей игре.
 — Вы считаете, что только романтическая дурочка может читать мисс Зейн? Напрасно. Поверьте, она бесконечно изобретательна — все эти приключения, забавные комедии положений рядом с кровавыми драмами, интрига, от которой буквально захватывает дух! Впрочем, и сентиментальной чуши в ее романах тоже хватает. Читать все это, конечно, забавно, но я бы совсем не желала, чтобы нечто подобное случилось со мной.
 — Ну, в этом романе кровавых эпизодов не будет, можете не сомневаться. Вся интрига известна от начала и до конца, так что неожиданностей здесь не предвидится. Однако, если вам от этого станет легче, попытайтесь представить, что это просто еще один эпизод из очередного захватывающего романа мисс Зейн. От вас требуется только одно — в течение нескольких дней как можно чаще маячить у Киппа перед глазами. Ну а если он окажется тупоголов и не заметит, что в вашем лице судьба дает ему шанс одним махом решить все проблемы, так тоже ничего страшного — уверен, тогда вы позаботитесь, чтобы до него наконец это дошло. — Он с улыбкой взглянул на Эбби. — Ну как, вы готовы вступить в игру? Очень надеюсь, что мой план вас заинтересовал. Простите за откровенность, но нужно действовать быстро — до того, как ваша очаровательная, но на редкость безмозглая племянница успеет нагнать на Киппа тоску. Тогда он просто скроется в своей норе.
 Эбби покосилась в сторону виконта, вместе с Эдвардиной поджидавших их у входа в чайную. Судя по безмятежному ангельскому лицу, девушка была абсолютно счастлива.
 Вымученная улыбка, застывшая на лице виконта, говорила о многом…
 Решится ли она на это? Хватит ли у нее духу хладнокровно устроить ловушку и терпеливо ждать удобного момента, а потом захлопнуть ее, чтобы виконт, как только что сказал Брейди, разом решил все ее и свои проблемы?
 Или просто дать ему возможность уйти из ее жизни и никогда о нем не вспоминать?
 Хватит ли у нее духу упустить единственный шанс стать виконтессой, обрести дом, детей и собственную жизнь наконец? А как же ее сердце? В какую броню его заковать, чтобы избежать ненужной боли?
 Эбби украдкой бросила взгляд на Киппа. Да, он красив, это верно. Но лицо его уже не было таким безмятежным, как раньше, — в глазах застыла напряженность, меж бровей залегла складка. Да, подумала Эбби, судя по всему, Брейди не ошибся — если один недолгий разговор с Эдвардиной привел виконта в такое раздражение, скорее всего он и впрямь удерет в поместье, послав ко всем чертям и ее глупую племянницу, и всех дебютанток Лондона.
 Неужели она позволит ему это? Да и хочет ли она, чтобы Кипп уехал? Может, и правда у нее есть шанс заполучить его в мужья?
 — Думаю, Брейди, в нашем распоряжении не больше двух дней. Максимум три, — изобразив на лице невозмутимость, чуть слышно прошептала Эбби. — Давайте договоримся — вы позаботитесь о том, чтобы наши пути пересеклись, а все остальное предоставите мне. Согласны?
 Брейди почувствовал такое облегчение, будто у него гора с плеч свалилась. А еще его переполняла законная радость человека, только что подложившего ничего не подозревающему приятелю здоровенную свинью.
 — Еще как согласен, Эбби, дорогая! У меня нет ни малейших сомнений, что у вас все получится. Впрочем, я всегда прекрасно разбирался в людях! Ну а теперь, — подмигнул он, — вперед!




 Глава 7


 Кипп легким шагом спускался по лестнице своего особняка на Гросвенор-сквер. На лице его сияла улыбка, в голове бродили мысли, которые доставляли еще удовольствие.
 — Доброе утро, Брейди. Денек что надо, правда? Как раз для пикника!
 Брейди, уныло подпиравший спиной одну из колонн в просторном холле, приветствовал своего друга угрюмым взглядом. Вместо ответа из груди его вырвался мучительный стон, словно он собирался отдать Богу душу.
 — Нет, вы только взгляните на него! — проворчал он, с трудом отклеившись от колонны и чувствуя, как мозг его будто пилят тупой пилой. — Глаза блестят, на щеках румянец, и вообще жизнь бьет ключом! Черт, и это тот самый человек, который привез меня домой только в пятом часу утра?! Это точно ты, старина, или мне мерещится?
 Кипп с улыбкой принял из рук подоспевшего дворецкого перчатки, шляпу и трость.
 — Спасибо, Гиллет.
 — Милорд. — Седовласый дворецкий величественно поклонился, сухо хрустнули старые кости. Он был очень высок ростом. Несмотря на почтенный возраст, спина его решительно отказывалась сутулиться, а сухой подбородок, подпертый жестким воротничком, также надменно вздергивался кверху, как и в молодые годы. Пышная грива седых волос и высокомерное выражение лица делали его похожим на герцога, и только уродливая шишка на ноге несколько разрушала этот образ. На вид ему можно было дать не больше шестидесяти, и только один Гиллет знал, что ему давным-давно перевалило за семьдесят. — Касательно того разговора два дня назад… Благодарю вас за щедрость, милорд, однако если позволите…
 Кипп нетерпеливым движением руки заставил его замолчать.
 — Не сейчас, Гиллет, я спешу! Нельзя же заставлять леди ждать! Давайте отложим этот разговор до завтра, хорошо? Или лучше вообще до следующей недели.
 — Как прикажете, милорд. — Еще один величественный поклон, и дворецкий бесшумно исчез. Как ему это удавалось, одному Богу известно, но Кипп вздохнул свободнее, словно он был лакеем, которого отпустил хозяин.
 — Что это со стариной Гиллетом? — поинтересовался Брейди, когда они сели в экипаж.
 — Собрался уйти от меня, — проворчал Кипп, задергивая занавески. — Твердит, что, дескать, стар уже, что стал для меня обузой и хочет, мол, дожить свои дни в покое и тишине где-то в Уэльсе — в общем, всякий вздор. Я даже увеличил ему жалованье, решив, что это заставит его передумать, но и это не сработало. А ведь он прослужил в этом доме сорок лет! Видимо, придется все-таки его отпустить, а жаль — мне будет его не хватать. Да и Лондон без него будет уже не тот.
 Брейди уселся лицом к нему и невольно поморщился, заранее предвкушая «удовольствие» от тряской езды.
 — Знаешь что, Кипп? — начал он. — Отпусти ты его ради всего святого! Сдается мне, тебе и так нелегко расставаться с прошлым, а старина Гиллет так или иначе все время напоминает о нем. Хотя насчет Уэльса ты прав — уму непостижимо, чтобы кто-то по доброй воле замуровал себя в этакой глухомани!
 — А может, там его все эти годы ждала какая-нибудь женщина? — лукаво подмигнул Кипп. — Об этом ты не подумал? А ведь старый Гиллет каждый год па пару недель уезжает в отпуск и, может быть, воркует в любовном гнездышке, ухлестывая за какой-нибудь Блодуэн или Лилибет! Просто представить себе такое невозможно, да?
 — Согласен. Хотя в твоем нынешнем состоянии ты и не такое способен придумать. Насколько я помню, мы ведь уже в третий раз за последние дни будем наслаждаться обществом мисс Бэкуорт-Мелдон. И не спорь, пожалуйста, — я считал. Но если ты в таком угаре, так объясни мне по крайней мере, почему всякий раз, расставшись с этой чаровницей, ты тащишь меня в какое-нибудь злачное местечко, словно для того, чтобы выкинуть из головы любое воспоминание об этой милой дурочке? Не помню даже, когда в последний раз нам случалось столько пить, сколько в эти несколько дней.
 — Когда я вернулся домой после свадьбы Мэри и Джека. Да, понимаю. Удивительно, правда? Стоит только подумать обо всех этих клятвах перед алтарем, как меня сразу тянет к бутылке.
 — Стало быть, у тебя и впрямь серьезные планы относительно этой дурочки… то есть, прошу извинить, мисс Бэкуорт-Мелдон?
 — Я всегда восхищался твоей сообразительностью, дорогой Брейди. Как ты мог подумать, что я решусь связать себя брачными узами с этим ребенком? Не спорю, она очаровательна — в маленьких дозах. Но после сегодняшней встречи, идея которой принадлежит моему лучшему другу, боюсь, одним несварением желудка мне вряд ли отделаться.
 Брейди отвернулся, тщательно избегая укоризненного взгляда Киппа. Он предупреждал Эбби, что времени у них в обрез.
 — М-да… однако, в тот раз мысль о пикнике показалась мне дьявольски заманчивой. Прости, старина, наверное, я просто не заметил тех знаков, которые ты мне делал.
 — Чушь! Хочешь сказать, ты не заметил, как я подпрыгивал, изображая дергунчика на веревочке, стараясь обратить на себя твое внимание, пока ты разливался соловьем, уговаривая леди поехать с нами? Брось, старина! Не обижайся, но я не верю ни одному твоему слову! Слишком давно я тебя знаю. Ты упрям как осел. Я готов голову дать на отсечение, что относительно меня и этой девицы у тебя уже созрел какой-то дьявольский план.
 — Ах, как интригующе! Какой сюжет для романа! Небось пописываешь модные книжонки под псевдонимом какой-нибудь Араминты Зейн! — ехидно хмыкнул Брейди. — Прости, дружище, если невольно раскрыл твою тайну. Впрочем, мы, кажется, приехали. Нет, ты только посмотри на эту толпу! Держу пари, идиллическая мысль о пикнике на природе пришла в голову не мне одному, а по меньшей мере нескольким сотням таких же любителей свежего воздуха. Ах эти прелести сельской жизни — как ее представляют в свете, естественно! Эти изящные столики и удобные кресла на траве, накрахмаленные салфетки и столовое серебро, укрытый в роще оркестр и толпа лакеев, жужжащих вокруг словно пчелы! Настоящая идиллия!
 — Ерунда! Тебе просто все это нравится, и ты это знаешь. — Не дожидаясь, пока грум распахнет дверцу кареты, Кипп легко спрыгнул на землю. — Знаешь, старина, кажется, я догадываюсь, что ты задумал. Решив, что из всех нынешних дебютанток мисс Бэкуорт-Мелдон самая хорошенькая, ты из кожи вон лезешь, стараясь, чтобы она все время вертелась у меня перед глазами. Расчет простой — если я не сойду с ума, что весьма вероятно, то скорее всего очень скоро выкину из головы все мысли о женитьбе. И превращусь в такого же закоренелого холостяка, как ты. Ну что — угадал? Тогда учти — все это зря. Я уже принял решение… О черт, Роксана!
 Брейди обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть направляющуюся к ним леди Скелтон. Низкий вырез легкого зеленого, в белую полоску платья обнажал плечи, которые она словно нарочно подставила жгучим поцелуям солнца. Мелкие и острые, как у зверька, зубы хищно сверкали. Если бы взгляды могли убивать, Кипп пал бы мертвым на месте.
 — А я было решил, что ты намерен держаться от нее подальше, — шепнул Брейди на ухо своему приятелю. — Но если так, боюсь, леди не вполне поняла намек.
 — Знаю. Уже догадался. Ей-богу, я начинаю подумывать о том, чтобы дать обет безбрачия, — прошипел Кипп. С трудом нацепив на лицо улыбку, он припал губами к обтянутым перчаткой пальчикам Роксаны.
 — Счастлив видеть вас, леди Скелтон! А ваш супруг? Он тоже здесь?
 Взгляд Роксаны метнулся к Брейди. Коротко фыркнув, она тут же забыла о нем, видимо, решив, что тот ни за что не выдаст приятеля.
 — Кто — Олни? Да, он тоже тут — в ужасно подавленном настроении, потому что ему пришлось воздержаться от обычного визита к мамочке. Но что хуже всего, его маменька велела ему срочно обзавестись наследником. И это поразительно, поскольку даже самой любящей матери вряд ли придет в голову настаивать на появлении на свет точной копии Олни!
 Теперь она стояла так близко, что Кипп ощущал тепло ее тела.
 — Старая мегера вполне способна взбрыкнуть и урезать Олни содержание, так что придется выполнить ее каприз и произвести наследника — все равно чьего. Может, увидимся вечером, дорогой? Я жутко соскучилась! По-моему, мы не виделись целую вечность!
 — А как же на балу у Селборнов? — тихонько напомнил Кипп, украдкой покосившись в сторону Брейди, который с трудом прятал улыбку. — Вы уже об этом забыли? А теперь, надеюсь, вы нас извините — мы с графом дали слово встретиться тут с друзьями, и, по-моему, я как раз их вижу.
 — Ах да, крошка Бэкуорт-Мелдоп. Ну конечно, — криво усмехнулась Роксана. Нежный голос ее стал хриплым, улыбка превратилась в оскал, словно у волчицы, защищающей своего детеныша. — О Боже, Кипп, раз уж ты решил от меня избавиться, мог бы по крайней мере подыскать себе кого-нибудь поприличнее, чем эта сладкая дурочка, вокруг которой ты вьешься все последние дни! Она же совсем ребенок! Или ты тоже получил приказ забить до отказа детскую? Что ж, если так, дорогой, боюсь, ты готов совершить ужасную ошибку. Вряд ли тебе удастся стать ей мужем. Вот отцом — это другое дело.
 Выпустив эту парфянскую стрелу, она удалилась, презрительно покачивая бедрами, и глаза Киппа тут же налились кровью, словно у быка при виде красной тряпки. С трудом переведя дыхание, он повернулся к Брейди и выдавил из себя улыбку.
 — Давно нужно было это сделать, — буркнул он. — Выберешь дебютантку — любовница тут же закатит скандал. О Господи, Брейди, и почему мне так не везет?! Нарваться на эту дурочку, выдержать гнев разъяренной женщины — и все сразу! Мне конец! — Улыбка его увяла. — Понятия не имел, что женитьба — такое опасное дело! — Кипп уныло покачал головой. — Просто диву даешься, что у кого-то хватает на это смелости.
 — Если мне будет позволено высказать одно предположение… — начал Брейди, решив, что трудно придумать более подходящий момент, чтобы посвятить Киппа в свои планы. В конце концов, он же не давал Эбби слова, что станет держать рот на замке, разве нет? Конечно, вряд ли его идея придется Киппу по вкусу, но только в первый момент. А потом, когда до него дойдет, какие выгоды сулит ему этот брак… А уж он, Брейди, не отступится, пока Кипп не признает всю гениальность его замысла.
 — Не теперь, Брейди, — оборвал его Кипп. Заметив приближавшихся к ним дам Бэкуорт-Мелдон, он нерешительно помялся, а потом нехотя двинулся им навстречу.
 — О, — пропел он, без труда входя в привычную роль восторженного и глуповатого поклонника, — я ослеплен! Клянусь честью, леди, солнце сейчас спрячется за тучи из зависти к вашей красоте! Позвольте усадить вас где-нибудь в тени, иначе все остальные дамы просто померкнут в сиянии ваших лучей.
 — Что он имеет в виду, Эбби? Что от нас с тобой исходят лучи, как от солнца? Глупо как-то, верно? Будь так, мы бы ведь сгорели, правда? — прошептала Эдвардина. Бедная глупышка не успела еще постичь всех тонкостей пустой светской болтовни. Не овладела она и умением говорить так, чтобы не быть услышанной.
 Брейди подавил смешок. А Кипп сделал вид, что ничего не слышал. Эбби, смутившись, крепко сжала руку девушки, призывая ее к молчанию.
 Это был четвертый день их знакомства, и она поймала себя на том, что обаяние виконта Уиллоуби начинает мало-помалу действовать и на нее. С каждым разом он казался ей все красивее и притягательнее. Потому ли, что этот мужчина и в самом деле был дьявольски красив? Или просто Брейди, заронив в ее голову мысль о браке с этим лощеным денди, заставил ее вспомнить тот день, когда она впервые оказалась в постели с мужчиной?
 Что греха таить — в постели Гарри и впрямь не было равных. Ничего удивительного — с его-то опытом! Изощренные, умелые ласки мужа открыли невинной Эбби целый мир.
 Украдкой бросив взгляд на виконта, она решила, что не ошибется,
 предположив, что его любовный опыт не уступает опыту бедняжки Гарри. Достаточно только увидеть взгляд, каким пожирает его красивая рыжеволосая женщина, будто только и мечтает о том, чтобы он затащил ее в кусты и на глазах у всех занялся с ней любовью!
 — Ах, вы нам льстите, милорд, — спохватившись, пробормотала она сквозь зубы, с трудом отогнав видение, стоящее у нее перед глазами — как она сама, лежа на мягкой траве, тает от счастья в его объятиях.
 Это он во всем виноват, с досадой подумала Эбби, дав себе слово при случае припомнить ему и это.
 — Боюсь, мне не удастся проглотить ни кусочка этих лакомств, при одном виде которых у меня слюнки текут, — и лишь потому, что от сладости ваших комплиментов у меня, того и гляди, начнется… изжога.
 — Ого, — прошептал Брейди не намного тише, чем до этого Эдвардина. — А эта дамочка умеет поддеть, верно?
 Как она сказала — изжога? Держу пари, она имела в виду…
 — Догадываюсь, — оборвал его Кипп, взглянув прямо в глаза Эбби, которая, в свою очередь, открыто разглядывала его. Трудно было придумать менее похожих женщин, чем тетя с племянницей. Вероятно, ее единственное достоинство, подумал он, — это злой язычок.
 Однако он уже принял решение. Как это сказал Уилл Шекспир? «Уж коли решился, прочь сомнения!» Правда, он скорее всего имел в виду самоубийство, однако когда Кипп не далее как сегодня утром обдумывал свой план, колебания и тогда казались ему неуместными.
 — Миссис Бэкуорт-Мелдон, — шагнув к Эбби, Кипп предложил ей руку, — я был бы счастлив показать вам очаровательный ручеек, который вы наверняка не заметили, даже если и бывали тут раньше.
 — Неужели, милорд? Думаю, моя племянница тоже с удовольствием полюбовалась бы им. Может быть, вы предложите руку ей?
 — Но тогда кто же, мадам, займет нам столик? — возразил Кипп, уверенный, что она не понимает его намеков. — К тому же мы недолго, обещаю. А граф, вне всякого сомнения, будет только счастлив взять мисс Бэкуорт-Мелдон под свое крылышко — он любит хвастаться своим умением устроить все наилучшим образом. Правда, Брейди?
 Эбби бросила взгляд на графа. Тот лишь молча улыбнулся в ответ и слегка покачал головой. Интересно, что бы это значило? Что он понятия не имеет о планах Киппа? Или что он не имеет к ним никакого отношения? А вдруг виконт просто решил воспользоваться случаем, чтобы выяснить у нее, как дядюшки отнесутся к его намерению попросить у них руки Эдвардины?!
 Господи помилуй! Этого еще не хватало!
 Она нерешительно приняла протянутую виконтом руку. Шепнув Эдвардине на ухо, чтобы смотрела под ноги, поскольку тут, судя по некоторым признакам, частенько паслись коровы, Эбби позволила виконту увлечь ее за собой.
 Во второй раз в жизни к ее руке прикасался мужчина. Мысль об этом настолько потрясла Эбби, что, когда Кипп с улыбкой повернулся к ней, колени
 у нее подогнулись.
 Яркий павлин и невзрачная утица, вот что, должно бить, думают о них, грустно размышляла Эбби. И как это она раньше не замечала, какого омерзительного цвета ее платье? Бесформенное, старомодное, коричневое… такого же оттенка, что и грязь под ногами! Впрочем, какая разница, одернула она себя. Будь она даже с головы до ног укутана в шелка и усыпана сверкающими бриллиантами, все равно она так и останется ничем не примечательной Абигайль Бэкуорт-Мелдон.
 — Вы уже слышали новости? — спросил Кипп, по лицу Эбби заметив, что она погрузилась в какие-то свои невеселые мысли.
 И вовсе не потому, что ее невнимание больно его задело — хотя, признаться, виконт давным-давно привык и даже слегка устал от того, что любая особа женского пола, удостоившись его благосклонности, начинает задыхаться от счастья. По правде говоря, чего-то в этом роде он и ожидал. Независимая. Сдержанная. И даже слегка высокомерная. Словом, не из тех, кого достаточно только поманить пальцем, чтобы они бросились мужчине на шею. Что ж, так даже проще, пришел к выводу Кипп.
 — Новости? — рассеянно повторила Эбби, когда виконт предупредительно отвел в сторону ветки, чтобы она могла пройти. Оставив позади залитую солнцем лужайку, она нырнула в прохладную тень и блаженно вздохнула. — Какие новости, милорд?
 — Герцогиня Селборн наутро после бала подарила своему мужу чудесного здорового мальчика. Я только сегодня получил записку от герцога. Он извиняется, что не дал мне знать сразу, поскольку уже решил, что мы с Брейди станем крестными его наследника — и по-моему, не единственными. Держу пари, их будет не меньше десятка, и каждый будет оспаривать честь держать крестника у купели. Брендон Уинстед Сесил Ситон — от перечисления его многочисленных титулов я вас избавлю — в один прекрасный день станет десятым герцогом Селборном. Брэм… простите, герцог… пишет, что до сих пор еще не пришел в себя от счастья, тем более что ему стоит немалого труда удерживать в постели свою дорогую жену — а он абсолютно уверен, что ей там самое место.
 Эбби просияла — она была искренне рада за герцогиню.
 — Неужели утром?! Как она и говорила! Великолепный бал и новорожденный — все сразу! Нужно сказать Бре… графу! Софи попросила его привезти меня к ней, чтобы она могла познакомить меня со своими малышами — с обоими!
 Она бросила на Киппа вопросительный взгляд.
 — А подарок? Серебряная ложка, как вы думаете? И очаровательная куколка для его сестрички, леди Констанс? Да, думаю, это будет лучше всего, чтобы малышка не почувствовала себя забытой из-за новорожденного братика.
 — Какая мудрая предусмотрительность, мадам, — одобрительно кивнул Кипп, машинально подметив ее оговорку, когда она едва не назвала графа запросто — Брейди. И другую — когда она сказала «Софи» вместо «ее светлость».
 Теперь уже Кипп почти не сомневался, что тут кроется нечто такое, о чем он пока не смог догадаться. И наверняка известный плут Брейди тоже приложил к этому руку. Не в его характере упустить шанс подстроить ему какую-нибудь каверзу.
 Что же до нынешней его раздраженности, то она наверняка объясняется присутствием этой глупышки, вернее, его усилиями сказать что-то такое, что было бы ей под силу понять. Брейди тоже скорее всего приходится тяжко — о политике говорить нельзя. Об искусстве — тоже. О литературе? Смешно! О лошадях, о театре? Вряд ли. Последние светские сплетни также исключаются.
 Что же касается его последней беседы с Эдвардиной, то сам он по большей части молчал, едва сдерживая зевоту, пока она добрых двадцать минут рассказывала ему в подробностях, как они с матерью обшарили чуть ли не все лондонские магазины в поисках ленты подходящего оттенка. Еще минут десять ему удалось продержаться, когда он представил себе, как вытаскивает из ее волос эту самую ленту и затягивает ее вокруг шеи несносной болтушки.
 И он, осел этакий, вообразил, что может жениться на одной из таких вот пустоголовых дурочек, а потом, обзаведясь наследником, вернуться к прежней жизни?
 Слава Богу, что он еще не принял окончательного решения. Именно поэтому он сегодня предпочел общество куда более спокойной и живой миссис Бэкуорт-Мелдон. Тем более что эта дама, похоже, уже готова принять предложение, которое он намеревался сделать ей чуть позже.




 Глава 8


 Эбби вышла из-под деревьев и зажмурилась, почувствовав на щеке теплое прикосновение солнца. В заросшей густой травой ложбинке с тихим журчанием бежал очаровательный крохотный ручеек.
 — О, какой красивый! Боже, милорд, и как вам только удалось его отыскать?
 Кипп окинул взглядом полянку, без труда припомнив и тот день, когда обнаружил это укромное местечко, и женщину, которую привел сюда. Сколько же воды утекло с тех пор, когда он распрощался тут с милой Алисией, пленившись красотой леди Фэрчайлд? Или нет, то была не Шейла… она появилась в его жизни позже, уже после Белинды Мастере, а до нее была… Черт! Опять его понесло!
 Кипп мысленно одернул себя, решив, что сейчас не самое подходящее время предаваться воспоминаниям о прошлых победах.
 — Как мне удалось отыскать его, мадам? — переспросил он, стянув с рук перчатки и сунув их в карман. Потом окинул задумчивым взглядом свою спутницу, спрашивая себя, способна ли она хранить тайны. — Вы хотите это знать? Но могу ли я вам довериться?
 Эбби, уловив в его голосе сомнение, вдруг почувствовала, как ее охватывает слабость. Она уселась на траву, сделав вид, что хочет сорвать цветок, — как-никак это все-таки лучше, чем просто рухнуть на землю, подумала она, когда колени у нее подогнулись.
 — Ах, милорд, умоляю вас, продолжайте! — Она подняла на него глаза. — Я просто дрожу от нетерпения. Клянусь, что унесу вашу тайну в могилу. Вы мне не верите? Наверное, мне сначала нужно перекреститься и плюнуть на землю, да?
 Кипп расхохотался, и на душе у него внезапно стало легко. Что за удивительная женщина! И пусть она не упускает случая его уколоть, давая понять, что считает его обычным бездельником, — Киппа это нисколько не задевало, даже наоборот. Он явно не нравился ей, но, как ни странно, он находил в этом определенное очарование.
 — Перекреститься и плюнуть?! Я уж и забыл, как это делается. Ладно, мадам, я вам верю.
 — О, я польщена, — насмешливо бросила Эбби, от души надеясь, что виконт не заметит, как дрожат ее руки, когда она срывала очередной цветок. — А теперь умоляю вас подождать — я только отыщу в сумочке бумагу и карандаш, чтобы записать ваш рассказ слово в слово. Если послать его в лондонские газеты, он произведет настоящий фурор…
 Кипп снова захохотал. С каждой минутой он все меньше сожалел о принятом им решении. Да, конечно, может быть, она не красавица, но с ней по крайней мере можно разговаривать! Он с удовольствием устроился рядом с ней, нисколько не беспокоясь о том, что испачкает травой светлые панталоны.
 — Случилось это очень давно… — начал он.
 — О, — тут же перебила его Эбби. — Просто волшебная сказка! А фея там будет?
 Кипп от удивления вытаращил глаза.
 — Фея? Э-э… да, мадам. Так вы уже слышали эту историю?
 — Не глупите! — фыркнула Эбби, небрежно шлепнув его по руке своим букетиком. В прежние годы, когда у нее еще была возможность бывать в обществе, она легко сходилась с людьми. Но сейчас Эбби не переставала дивиться тому, что впервые ничуть не смущается в присутствии виконта. У нее внезапно возникло чувство, будто они знакомы уже много лет.
 Что в общем-то ей на руку, подумала она, — особенно если учесть, что именно сегодня она решила сделать ему предложение. Другого шанса не будет — вряд ли у Брейди хватит сил уговорить Киппа еще раз встретиться с Эдвардиной.
 — Ну-ка позвольте, — сказал Кипп, забрав у нее цветы. — Вы умеете плести венок? — Его умелые пальцы проворно задвигались, аккуратно укладывая цветок за цветком. — Я уверен, что моему искусству в этом плане может позавидовать кто угодно.
 — Тогда вы либо слишком снисходительны к себе, милорд, либо ведете жизнь настолько уединенную, что вам попросту не с кем себя сравнить, — не осталась в долгу Эбби и тут же прикусила язык. Господи, что она наделала! Хороший способ уговорить мужчину! Вряд ли ей удастся заставить виконта принять ее предложение — ведь она то и дело оскорбляет его! — Простите, милорд! Обычно я не так уж часто даю волю своему злому языку. Но у вас просто дар какой-то будить во мне самые скверные чувства. Увы, нам уже пора возвращаться. Может, объясните мне все-таки, для чего вам вздумалось привести меня сюда?
 Кипп склонил голову, любуясь своим творением, потом одним легким движением увенчал им головку Эбби. Пока он развязывал ленты шляпки, она смотрела на него широко распахнутыми глазами, и его уже в который раз удивил их необыкновенный оттенок — словно фиалки в лесу. Украсив венком из маргариток ее аккуратно зачесанные волосы, он немного помолчал, словно давая себе последний шанс одуматься, — а потом сказал правду.
 — Я решил жениться, — заявил он, не спуская с нее глаз, чтобы увидеть, как на нее подействует эта новость.
 Долго ждать ему не пришлось.
 — Нет, — пробормотала она, недоверчиво покачав головой. — Нет, в это невозможно поверить!
 Я не хочу в это верить! Глядя на вас, я все повторяю себе: «Да, Эбби, он, безусловно, красив. Но это вовсе не значит, что он к тому же и глуп. И хотя он буквально из кожи вон лезет, чтобы поубедительнее сыграть роль светского хлыща, у которого денег куда больше, чем мозгов, его выдают глаза. В них светится ум, а…»
 Эбби осеклась на полуслове и стиснула руки в ужасе от того, что так забылась. Она что, сошла с ума? Ей вдруг показалось, что все, что она тут наговорила, плотной завесой висит в воздухе, не давая ей дышать.
 — Милорд, — дрожащим голосом начала она и, встав, принялась оправлять юбки, — думаю, вам лучше обратиться к моим дядюшкам, поскольку решать в этом случае им, а не мне. И хотя я почти уверена, что Эдвардина будет счастлива узнать о вашем предложении… — «… она считает вас чуть ли не древним старцем», — закончила Эбби про себя. Нет, конечно, ее сердце не было разбито, однако она неожиданно почувствовала себя задетой. Но признаться по совести, оскорблена была скорее ее гордость. Четыре дня! Четыре дня Брейди из кожи вон лез, чтобы заставить этого человека обратить на нее внимание, а он до сих пор не заметил в ней женщину!
 А она, глупышка, — о чем она думала? Что он для того привел ее в этот укромный уголок, чтобы поговорить с ней наедине… может быть, даже намекнуть, что она ему не совсем безразлична…
 Она просто спятила!
 Вслед за Эбби Кипп тоже поднялся на ноги и, заметив, что она уже повернулась, чтобы уйти, взял ее за руку — тем более что она явно собиралась бежать в сторону, противоположную той, откуда они появились.
 — Вы неправильно поняли меня, мадам. Да, я и в самом деле намерен жениться. Но выбор мой пал не на вашу племянницу.
 Несмотря на всю серьезность момента, Кипп не смог удержаться от улыбки.
 — Сказать по правде… только не сочтите это грубостью, мадам, но ваша прямота придала мне смелости… Так вот, говорю вам откровенно — ваша племянница была бы последней девушкой, которую я решился бы выбрать себе в жены.
 Опять все не так. С одной стороны, у Эбби словно камень с души свалился, когда она поняла, что виконта ничуть не обидела ее прямолинейность. И все же ее слегка покоробило, когда этот человек так холодно и презрительно заговорил о бедняжке Эдвардине.
 В душе ее снова всколыхнулась надежда, и Эбби пришлось до боли закусить губу, чтобы не выдать себя.
 Но для чего тогда он привел ее к этому ручейку? Чтобы попросить ее сказать Эдвардине, что ее отвергли, тем самым смягчив удар, который он нанесет этому бедному, романтически настроенному ребенку? Как бы не так! Бедное, романтически настроенное дитя мало того что видит в нем дряхлую развалину, так к тому же еще считает виконта страшным занудой, а все потому, что он как-то раз повел ее в Музей восковых фигур мадам Тюссо, где Эдвардина чуть не умерла от скуки.
 — У меня и в мыслях не было хоть как-то повредить репутации вашей племянницы. Возможно, мое внимание пробудило в ней, а также в вашей семье некие надежды. Если так, покорно прошу меня простить, — продолжал Кипп, готовый поклясться, что слышит, как в голове Эбби судорожно мечутся мысли.
 — Тогда для чего вы все эти дни буквально ни на минуту не отходили от Эдвардины, милорд? — брякнула Эбби, хотя что-то подсказывало ей, что никакие попытки свести их вместе не удались бы, если бы виконт сам этого не захотел. Ну что ж, была не была! И когда-нибудь, превратившись в дряхлую старушонку, она, коротая свои дни в Богом забытом Систоне, наверняка будет себя проклинать, если сегодня у нее не хватит духу задать ему самый главный вопрос.
 — Честно? — спросил Кипп, снова увлекая ее на берег ручья, где они могли поговорить без помех и где он успел бы помешать ей сбежать до того, как у него хватит смелости сделать то, ради чего ее сюда привел.
 — А вы считаете, ложь порадует меня больше? Знаете, милорд, у меня возникло чувство, будто вам нравится морочить людям голову, — бросила в ответ Эбби, сдернув с головы венок из маргариток и зашвырнув его в ручей. Шлепнувшись в воду, венок зацепился за выступ скалы и повис на нем.
 Вот так и ее жизнь, грустно подумала Эбби, ударившись о преграду, зависла в воздухе между небом и землей…
 По правде говоря, она с самого начала поклялась не поддаваться соблазну, исходившему от плана Брейди. Правда, сегодня она позволила себе помечтать, однако ее угнетала даже мысль о том, что она согласится на брак по расчету, тем более с человеком, чей образ то и дело являлся ей во сне. Мужество окончательно покинуло ее. Она изо всех сил крепилась, чтобы не заплакать. В конце концов, она ведь вдова, а не глупенькая девушка!
 Пытаясь разгадать выражение ее лица, Кипп вдруг осознал, что у него нет на это времени. И вместе с тем почувствовал какое-то странное удовлетворение. Может быть, потому, что Абигайль Бэкуорт-Мелдон и глазом не моргнула и бровью не повела — просто молча выслушала все, что он сказал, и теперь ждала продолжения.
 Кипп рассеянно подергал себя за ухо. Признание, которое он готовился сделать, должно было потрясти ее и вместе с тем дать понять, что он не воспринимает его всерьез. Нет, ничего не выйдет, подумал Кипп. Лучше уж сказать все как есть. Хватит строить из себя светского шута. Будь он проклят, но сейчас она услышит чистую правду, даже если он потом горько раскается в этом.
 — Как я уже сказал, мадам, по причинам, которые вам вряд ли интересны, я твердо намерен обзавестись женой. Возможно, вы уже догадались, что мои чувства тут ни при чем. Просто я решил, что мне пора остепениться, подумать о наследнике — короче, последовать примеру моего приятеля герцога Селборна.
 Прекрасно отдавая себе отчет, что в ее глазах своей нынешней черствостью он может поспорить со вчерашней булкой, Кипп решил прибегнуть к привычной для него манере разговора.
 — Поначалу я остановил выбор на вашей племяннице, потому что был уверен, что все дебютантки похожи друг на друга как две капли воды. Но по прошествии трех дней я убедился, что лучше уж искать убежища на вершине горы где-нибудь в Азии, дрожать от холода и сетовать на пустоту моей жизни, нежели жениться на одной из них.
 — Интересная мысль, милорд, — хмыкнула Эбби. — Но полагаю, я поняла, что вы хотите сказать. Видите ли, если бы я считала, что все мужчины в мире похожи на моего покойного супруга, то, наверное, была бы счастлива присоединиться к вам и разделить ваше одиночество. Вы бы хныкали и сетовали на судьбу, а я распевала бы песни, дожидаясь, пока волосы у меня отрастут до пят, чтобы можно было завернуться в них, как в теплое одеяло.
 Кипп усмехнулся — все это весьма напоминало романы Араминты Зейн. Да, Эбби удалось ему подыграть. И ее идея насчет одеяла просто блеск! Как странно! Он никогда бы не подумал, что она любительница подобной романтической чепухи!
 А какие у нее глаза! Они не только красивы, в них еще светится ум, подумал Кипп.
 И тут он впервые по-настоящему ее разглядел. Унылое платье какого-то неопределенного цвета, из-под которого выглядывают такие же старомодные туфли, волосы зачесаны назад и стянуты так туго, что он удивился — как это она не побоялась вырвать их с корнем. Но кожа чудесная: гладкая и бархатистая, как персик, без единой веснушки на крохотном, задорно вздернутом носике.
 Прекрасно вылепленное лицо — высокие скулы, твердый, слегка упрямый подбородок. Когда она улыбается, сверкают ровные белые зубы. Пухленькой ее вряд ли назовешь, скорее наоборот. Впрочем, трудно судить. Вполне возможно, что под этой уродливой тряпкой скрываются восхитительные формы.
 Сообразив, что его опять понесло не туда, Кипп с трудом заставил себя вспомнить, что ищет жену, а не любовницу. Чертовски неприятно, но факт.
 — Э-э… да, — промямлил он, с трудом заставив себя вернуться к предложению, которое собирался сделать этой необыкновенной женщине, чья главная привлекательность — по крайней мере в глазах Киппа — состояла в том, что она прекрасно могла обойтись и без него.
 — Итак, — равнодушно протянула она, — вы остановились на том, что ищете себе жену, упомянув при этом, что о моей племяннице в данном случае речь не идет. Я правильно поняла вас, милорд? Именно поэтому вы привели меня сюда? Думаю, вы скорее всего хотели, чтобы я как можно деликатнее объяснила все это Эдвардине, которая уже спит и видит себя в роли вашей нареченной. Вам не о чем волноваться, милорд. Я все сделаю. И потом, — помолчав, добавила Эбби, слишком поздно сообразив, что лучше бы ей попридержать язык, — если вы позволите ответить мне откровенностью на откровенность, милорд, племянница моя будет только счастлива услышать, что сватовство ей не грозит. Мне больно говорить вам об этом, но Эдвардина считает, что вы слишком для нее стары.
 — Стар?! — Закинув голову, Кипп оглушительно захохотал. — Я убит, мадам, я совершенно уничтожен! Как вы считаете — может, мне прямо сейчас пойти и утопиться? Или все же набраться мужества и ковылять по жизни дальше, опираясь на палочку и постоянно напоминая себе, что я должен положить на ночь челюсть в стакан с водой?
 — Вы обиделись? — удивленно ахнула Эбби. — Я угадала, да? Так я и знала. Я сразу поняла, что за показным легкомыслием вы прячете ранимую душу. Сказать по правде, я сама, когда мне не по себе, начинаю язвить. Но может быть, вам удалось найти способ получше, милорд?
 Кипп склонил голову на плечо и прищурился — точь-в-точь старик учитель, разглядывающий юнца, которому вздумалось ляпнуть нечто явно предосудительное.
 — Неужто я настолько прозрачен, мадам, что вы в состоянии читать в моей душе?
 А Эбби вдруг почувствовала себя совсем свободно.
 — Если вам хочется заставить меня извиниться лишь потому, что я сказала вам чистую правду, можете сразу забыть об этом. Жаль вас разочаровывать, милорд, но ваша затея гроша ломаного не стоит. Сразу хочу сказать — меня ваши обиды нисколько не волнуют.
 А если честно, к этому моменту Эбби уже струсила до такой степени, что язык ей почти не повиновался. Наверное, она окончательно спятила, если осмелилась разговаривать с виконтом Уиллоуби в подобном тоне. Однако какое-то смутное чувство подсказывало ей, что его светлость не только не против, но ему это даже нравится.
 Словно в ответ на ее мысли, высокомерная усмешка сползла с лица Киппа, и он снова заразительно рассмеялся:
 — Браво, миссис Бэкуорт-Мелдон! Браво!
 Как странно, подумала вдруг Эбби, вертя в руке камешек, к этому времени она уже давным-давно привыкла звать графа по имени. А герцогиня Селбори, эта богиня лондонского высшего света, сама предложила ей называть ее просто Софи. И в то же время ей казалось странным, что она может допустить подобную фамильярность с виконтом.
 Даже если бы до этой минуты ее и мучили сомнения, уже одного его хохота хватило бы, чтобы убедить ее в том, насколько беспочвенны все ее надежды. Думать, что, открыв ему карты, она сможет убедить виконта, что более подходящей жены, чем она, ему не найти, было глупостью с самого начала.
 — … Итак, я рискну еще раз повторить, что желал бы, как это принято в цивилизованном обществе, заключить разумный брак, в основе которого будет лежать обоюдная выгода и появление наследника. Учитывая все вышеизложенное,
 миссис Бэкуорт-Мелдон, я сочту за величайшую честь для себя, если вы согласитесь стать моей женой.
 Камешек выпал из ослабевших пальцев Эбби. Она подняла на Киппа глаза, снова и снова прокручивая в голове его слова. Кое-что, погрузившись в собственные невеселые мысли, она просто пропустила мимо ушей. И однако, она услышала достаточно, чтобы понять, о чем идет речь.
 — Миссис Бэкуорт-Мелдон? — окликнул ее Кипп. Заметив, как побледнело ее лицо, он испугался. А вдруг он ошибся в ней? Вдруг она не найдет ничего умнее, как хлопнуться в обычный дамский обморок? — Вы меня слышите?
 — Да, — просипела Эбби. Потом откашлялась и повторила уже громче, иначе из-за шума в ушах она вряд ли услышала бы собственный голос: — Да, я вас слышу. Но при данных обстоятельствах, может быть, вы будете называть меня Эбби?




 Глава 9


 Удивительно… мир не развалился на части! Он сделал предложение женщине, которую едва знал и которая едва знала его, — и в ответ она не нашла ничего лучше, как предложить ему называть ее просто Эбби!
 Кипп растерянно хлопал глазами, отчаявшись ее понять. Потрясающая женщина! Не жеманилась, не закатывала глаза и даже не упала в обморок! Могла бы дать ему пощечину или залиться слезами — так нет же! Даже не спросила, в своем ли он уме!
 Можно подумать, что ее это ничуть не взволновало!
 Впрочем, он ведь и остановил свой выбор именно на ней потому, что, по его мнению, она не принадлежала к числу истеричных жеманниц — уравновешенная, хладнокровная, умеющая держать себя в руках. И к тому же независимая. Все верно. И однако… Кипп был слегка разочарован. Он рассчитывал, что его слова прозвучат для нее как гром с ясного неба — а она ничуть не удивилась!
 Его это почему-то задело.
 — А я буду называть вас просто Кипп, согласны? По-моему, так будет лучше, как вы считаете?
 Ее голос, ровный, немного прохладный, внезапно напомнил ему голос матери — так же сухо и буднично она обычно объясняла ему, почему не стоит класть локти на стол или карабкаться на дерево, когда на нем новые бриджи. Мать всегда держалась как настоящая леди. Ласковая и любящая, она, однако, умела дать ему понять, что хозяйка в доме она.
 Какое-то неясное сомнение зашевелилось в душе Киппа, и внутренний голос шепнул ему, что он, кажется, позарился на кусок, который ему не по зубам. Уж не совершил ли он фатальную ошибку, недооценив эту серую мышку? Очень может быть, что ему попалась женщина с характером, не склонная снисходительно относиться к человеческой глупости. Что ж, в таком случае можно надеяться, что их дети вырастут такими же волевыми и честными и будут уважать свою мать и относиться к ней с неизменной любовью.
 Господи, да ведь она почти совершенство!
 Теперь остается только надеяться, что ей не придет в голову прибрать к рукам и его самого, хмуро подумал Кипп. Потому что в этом случае ему придется внести в свой план коррективы.
 Так и не решив, что ответить, Кипп на всякий случай кивнул. Что она сказала? Ах да, предложила называть ее просто Эбби! Как это мило с ее стороны! Наверное, он должен чувствовать себя польщенным?
 — Вот и хорошо. — Эбби, аккуратно расправив юбки, встала и принялась прохаживаться взад-вперед. — Ну а теперь, ми… Кипп, если я правильно вас поняла, вы предлагаете мне брак, весьма удобный для нас обоих, — что называется, брак по расчету. Это так?
 Оставшись сидеть где сидел, Кипп молча следил за ней глазами.
 — Боюсь, я не совсем удачно выбрал слово, но… в общем, так оно и есть. Но позволено ли мне будет заметить, что я так и не получил ответа на мой вопрос?
 Эбби была немало изумлена, что не рухнула как подкошенная на землю, не ринулась с криком в лес, а продолжала так же неторопливо расхаживать, словно раздумывая над его предложением.
 — Неудачно? Но почему? — изумилась она. — По-моему, вы выразились на редкость определенно. Не думайте, что, если я приехала из провинции, мне неизвестно, что такое брак по расчету. Вполне обычная вещь, особенно в свете. Деньги, связи, знатность, какие-то другие соображения — вот на чем зиждется такой брак, верно?
 — Наверное, все мы кажемся вам ужасными, правда? — Кипп почесал в затылке. — Эгоистичными, корыстными, тщеславными… Но что же делать, если так принято? Хотя слишком высоко не стоит заноситься, я так считаю.
 — Как это разумно с вашей стороны, милорд! Ну а теперь, если позволите, я попробую объяснить, как я представляю себе брак по расчету, почему вы решили, что такой брак вас устраивает, и почему вас устраиваю именно я, а не кто-то еще. А потом посмотрим, насколько наши мнения совпадают. Идет?
 — С благоговением ловлю каждое ваше слово, Эбби, — пробурчал он, отчаянно жалея, что у него нет при себе ни бумаги, ни карандаша, чтобы записать все, что она скажет. Может быть, потом, много лет спустя, они вместе посмеются над этим разговором.
 — Вам угодно шутить? Итак, милорд, вам нужна жена, чтобы произвести на свет наследника — случай вполне обычный. И не просто жена, а женщина, согласная жить собственной жизнью и не мешать вам делать то же самое. Весьма удобный брак! Вначале вы обратили внимание на Эдвардину, но тут же поняли, что девочка ее возраста вряд ли подходит для ваших целей, потом перевели взгляд на меня и решили: «Бог ты мой, вот кто мне нужен!» Вы все точно рассчитали — вполне независимая (для женщины, конечно), достаточно серенькая, чтобы держаться в тени, достаточно молодая, чтобы родить ребенка, и к тому же достаточно нищая, чтобы понять, что такой шанс выпадает раз в жизни. И самое главное, обремененная огромной семьей, которая висит у нее на шее точно ярмо. Я права, милорд? Надеюсь, я ничего не упустила?
 Кипп вскочил на ноги. Выставив перед собой руки, как будто пытался защититься от ее слов, которые Эбби безжалостно швыряла ему в лицо, он чувствовал себя законченным негодяем.
 Благодаря Эбби он сумел увидеть себя со стороны… да еще через увеличительное стекло… и тошнота подкатила ему к горлу. Неудивительно, что она напоминала ему покойницу мать. Та тоже вечно твердила ему, что нельзя быть таким бессердечным эгоистом.
 — Простите великодушно, миссис… Эбби. И забудьте о моем предложении. Забудьте вообще обо всем, что я вам сказал.
 — О нет! — Эбби шагнула к нему, от души надеясь, что он не заметит отчаяния, зазвеневшего в ее голосе. — Нет-нет, милорд! Вы сделали мне предложение, и теперь моя очередь решать, принять его или нет. И я его принимаю.
 — Вы… вы принимаете мое предложение?! — Губы его дрогнули. Он чуть было не улыбнулся, но все-таки в последний момент умудрился сохранить серьезность. Прищурившись, он бросил на нее подозрительный взгляд. Странное дело — только что он буквально пыжился от гордости при мысли о собственном благородстве и великодушии, а сейчас едва не прыгает от радости, что она его приняла! — Будь все проклято, женщина! Может, вы мне скажете наконец, для чего вы это делаете?!
 — Ради чего я это делаю? — Эбби уперлась кулаками в бедра, и глаза ее цвета лесных фиалок ярко вспыхнули. — А вы не догадываетесь? Вы же виконт, или я ошибаюсь?
 Откровенный ответ отозвался в нем болью, словно заноза, глубоко воткнувшаяся под ноготь. Запрокинув голову, Кипп оглушительно захохотал.
 — Понятно! Так вот откуда дует ветер! А я-то уж было решил, что за эти несколько дней вы влюбились в меня по уши!
 — А вам что — очень хотелось бы, чтобы я в вас влюбилась?
 — Боже упаси! Какой смысл жениться по расчету, чтобы потом влюбиться?! Ничего глупее просто представить себе нельзя!
 Эбби рассеянно подергала за концы ленточки, украшавшей ее платье.
 — Ну, думаю, этого можно не бояться, ми… Кипп. В конце концов, вы ведь сами ясно дали мне понять, что не желаете жениться по любви. Подозреваю, что вы когда-то сильно обожглись и теперь боитесь. Звучит удручающе романтично, однако вы до сих пор не можете без боли вспоминать об этом, верно? Я, к несчастью, также имела возможность убедиться, что любовь в жизни мало напоминает легкомысленную чепуху, о которой пишут в романах. А неразделенная любовь обычно долго не живет — знаю на собственном опыте. От души надеюсь, что вам от этого станет легче.
 — Ваш покойный супруг? — нахмурился Кипп, внезапно почувствовав жгучий стыд за весь мужской род. Легкий намек на печальный конец его собственной любви заставил его поморщиться, но он тут же забыл об этом. И не то чтобы практичный подход к подобного рода делам со стороны Эбби так уж его удивил — нет, ничуть. Скорее его сразила та поразительная легкость, с какой она раскусила его, холодная, безжалостная логика, с какой она разобрала по косточкам его план. Она видела его насквозь, и это было не очень-то приятно, хотя в глубине души Кипп не мог не признать, что Эбби права.
 — Да, Гарри, — подтвердила она. Опустив глаза, Эбби вдруг заметила, что край несчастной ленточки, которую она теребила, уже начал рваться. — Вы угадали. Обжегшись на молоке, дуешь на воду, не так ли?
 Спохватившись, Эбби оставила в покое несчастную ленточку и подняла на него глаза. Три дня и столько же ночей она мечтала о том, как заставит его поверить, что для него это выгодная сделка! Само собой, он и знать об этом не знал, но она-то знала! Помнила она и о тех выводах, что сделала за последние дни… вернее, не столько дни, сколько ночи.
 Глубоко вздохнув, она взглянула Киппу в глаза.
 — Ну а теперь, когда мы с вами уже немного лучше понимаем друг друга, могу ли я высказать несколько — нет, не правил, конечно, — всего лишь предложений?
 — Право, даже не знаю, Эбби, — легкомысленно ответил Кипп. Он был ошеломлен и обрадован, но до сих пор не мог поверить, что этой непостижимой женщине удалось одновременно ошеломить и обрадовать его. — Так что это за предложения?
 Эбби набрала полную грудь воздуха, а потом медленно и четко, будто разговаривая с глухим, заговорила:
 — Я была бы рада, сэр, если бы вы нашли способ обойтись без любовницы. Или по крайней мере устроили бы все так, чтобы это оставалось для всех тайной.
 — Это тоже из-за вашего… Гарри?
 — Нет, из-за меня самой, сэр. Неужели вы не понимаете, что по поводу нашего брака и так будет немало сплетен? Люди станут без устали гадать, почему вы выбрали меня, а не Эдвардину! Можете себе представить, какой поднимется шум, если после свадьбы вы тут же начнете увиваться за другой
 женщиной?! Я этого не переживу, даю вам слово. Какая-никакая гордость у меня все же есть.
 — Понимаю, — с искренним чувством ответил Кипп. — Согласен, мадам. Никаких любовниц, во всяком случае открыто — если у меня вообще возникнет желание их заводить. Однако, — торопливо прибавил он, — это вовсе не означает, что вы имеете право спрашивать меня, куда я хожу. Наш брак — это сделка, Эбби. Мы оба сохраняем свою независимость. И поверьте, для меня это имеет огромное значение.
 — Согласна. — Пусть и маленькая, но победа. Окрыленная, Эбби сразу почувствовала себя увереннее и поспешила закрепиться на завоеванных рубежах. — Итак, наш брак станет браком по расчету, но это вовсе не исключает появления детей, ведь вам нужен наследник. Вы с самого начала оговорили это, и я согласна. К тому же я всегда мечтала иметь детей. Поэтому, возвращаясь к вашему обещанию не заводить любовниц, по крайней мере открыто, я хотела бы предложить вам кое-что — так сказать, в благодарность за вашу… жертву.
 — О, быстро же вы сообразили, что к чему. А мы, бедные, тупоголовые мужчины, всякий раз почему-то удивляемся, когда изобретательная женщина легко обводит нас вокруг пальца.
 — Не стану вам отвечать, милорд, потому что ответ и так ясен, — улыбнулась Эбби, чтобы скрыть испуг, от которого у нее похолодели руки. Она и без того уже чуть не выдала себя, упомянув о несчастной любви в жизни Киппа. Господи, если он догадается о той роли, что сыграл в этой истории Брейди, если узнает о том, что ей все было известно заранее, тогда всему конец! Она может возвращаться в свое захолустье и на досуге разводить кошек — чтобы не умереть с голоду, поскольку маловероятно, что у Бэкуорт-Мелдонов в скором времени заведутся в карманах деньги.
 А тут… Собственный дом… дети… безопасность… Ах, сколько доводов в пользу того, чтобы выйти замуж за виконта! И к тому же еще ее душу тешит сознание, что он тоже находит кое-какую выгоду в том, что его женой станет именно она!
 Она, вздохнув, бросила на Киппа равнодушный взгляд, от души надеясь, что у нее это получилось достаточно убедительно.
 — И еще одно. Я, как вы догадались, уже не девственница, и это даже к лучшему, поскольку я по крайней мере знаю, чего ждать. И вы можете не опасаться, что я с дикими воплями сорвусь с супружеской постели или, чего доброго, воображу, что вы по уши влюблены в меня, просто потому, что получаете наслаждение, занимаясь со мной любовью. Поверьте, я прекрасно отдаю себе отчет, что у мужчин бывают… некие потребности. Кстати, и у женщин тоже — помимо желания иметь детей. Ну и потом, знаете, вы ведь не урод. Не хромой, не кривой, так что будет не так уж трудно… вытерпеть ваши объятия.
 — Послушайте, Эбби, после ваших слов мне уже кажется, что я вас недостоин, — перебил ее Кипп. Взяв ее за руку, он осторожно потянул ее туда, где их дожидался Брейди.
 — Я до такой степени смутила вас, милорд, что вы даже нашли в себе силы шутить? Очень жаль, потому что, мне кажется, лучше обсудить такие вещи заранее — открыто и честно. Без перчаток — так, кажется, говорят? Прошу простить, но я хочу быть с вами совершенно откровенной. Я ведь уже была замужем и получала истинное наслаждение от самого… акта. А Гарри знал в этом толк, уж поверьте. И я не единственная, кто так считает. С полдюжины женщин твердили мне, что испытали подлинное блаженство, занимаясь любовью с моим мужем.
 — Остается только надеяться, что я не обману ваших ожиданий, мадам, — протянул Кипп, убирая с ее пути низко нависшую над тропинкой ветку и в то же время пытаясь угадать, сколько же лет прошло с тех пор, когда он вот так же краснел, словно мальчишка.
 Пропустив Эбби вперед, он последовал за ней по узкой тропинке, едва не наступая на пятки. В горле у него пересохло. Кипп очень надеялся, что Брейди догадался заказать вина. В конце концов, с грустной усмешкой подумал он, после столь откровенной беседы кто посмеет его осудить, если у него появилась настоятельная потребность промочить глотку?!
 — Меня нисколько не волнует вопрос вашей мужской состоятельности, милорд, — заявила Эбби, вдруг обнаружив, что у нее язык не поворачивается назвать его Киппом. Подобная интимность казалась ей неуместной. А вот с Брейди ее это нисколько не коробило. Как странно, подумала Эбби. И уж вовсе не понятно, если вспомнить, о чем они только что говорили.
 Но с той самой минуты, как он предложил ей стать его женой, Эбби была как во сне. Может быть, это и к лучшему, невесело усмехнулась она, ведь во сне все проще. Да и потом, худшее уже позади. Она может позволить себе немного расслабиться, подумать о других, куда более приятных вещах.
 Кипп не спускал глаз с идущей впереди Эбби. Он до сих пор не переставал изумляться сделанному. И еще больше — тому, что услышал в ответ. А вот Эбби, похоже, была совершенно спокойна. В отличие от него она, судя по всему, приняла все как должное.
 Они были уже совсем рядом с полянкой для пикников, когда Эбби вдруг обернулась:
 — Понятия не имею, почему я позволила вам отвести меня назад, когда нам с вами нужно еще так много всего обсудить. Может быть, вас напугала моя от-кровенность и вы уже жалеете о своем необдуманном предложении?
 Кипп выразительным жестом прижал обе руки к груди.
 — Я?! Жалею?! Выкиньте это из головы! Просто боюсь расплакаться — я и подумать не мог, что мне вдруг привалит счастье встретить, может быть, единственную здравомыслящую женщину в Англии да еще уговорить ее стать моей женой! И чтобы я упустил такой шанс? Ну уж нет!
 — Ах, как это замечательно звучит, милорд! Кстати, а деньги? Кажется, мы совсем упустили это из виду, — проговорила Эбби, и легкая улыбка тронула уголки ее губ. Странно, но теперь, когда худшее было позади, она забавлялась как ребенок. Ребенок, которого продержали взаперти целых двадцать три года! — Разве нам не нужно это обсудить, как вы считаете?
 — Деньги… — загробным голосом протянул Кипп, но в голосе его звучал с трудом подавляемый смех. — От супружеской постели к хрустящим бумажкам… крутой поворот, мадам! Или вы хотите, чтобы я относился к вам не как к жене, а как к любовнице?
 Эбби растерянно заморгала, потом посмотрела на него и улыбнулась:
 — О Боже, об этом я и не подумала! Но ведь в каком-то смысле я буду в первую очередь вашей любовницей, а не женой, разве нет? И это так необычно, так интригующе! — Улыбка Эбби стала шире. — Итак, давайте обсудим и этот вопрос, милорд.
 Кипп развел руками.
 — К вашим услугам, мадам. Вы позволите мне начать?
 — К вашим услугам, милорд, — передразнила его Эбби, едва не приплясывая от возбуждения. Наконец-то она почувствовала, что живет полной жизнью!
 — Я собираюсь назначить вам содержание, и весьма щедрое, поверьте. Вы же, если захотите, — добавил Кипп, — можете расценивать эти деньги как плату за услуги. Поскольку, как мне показалось, мысль о собственной испорченности пришлась вам по вкусу.
 — А что, это так заметно? Жаль! Но как ни приятно думать о том, что у меня теперь будет щедрое содержание — вы не представляете, милорд, как скучно, когда в карманах пусто, — мне потребуется много денег. Какая-то сумма на содержание моих деверей — для того, чтобы вытащить их из нищеты. И приданое для Эдвардины — скромное, но такое, чтобы я могла найти ей подходящего мужа. Ах да, мы забыли об Игнатиусе. Ему тоже понадобятся деньги — немного, иначе бедный малыш, еще чего доброго, попадет в беду.
 — Это все?
 Эбби покусала губу, припоминая длинный список своих условий, составленный ею в бессонные ночи, когда она часами лежала без сна, пытаясь убедить себя, что женитьба на ней — вовсе не такое уж несчастье для виконта.
 — Ну, я подумала, может быть, вы смогли бы найти для моих дядюшек подходящего управляющего… Видите ли, милорд, если мне в скором времени придется взять на себя заботы о ваших имениях, особняках и так далее, а вдобавок играть роль хозяйки во время приемов, я должна быть спокойна за свою семью. А сами они беспомощны, как малые дети, так что для вас им помочь — все равно что помочь себе. — Вскинув на него глаза, Эбби нахмурилась: — Вы улавливаете мою мысль, да, милорд?
 — Думаю, да, дорогая Эбби. Вы хотите, чтобы я снял заботы о семье с ваших плеч и переложил их на свои. Что ж, я могу вас в этом винить.
 Она почувствовала, как у нее заполыхали щеки — чуть ли не в первый раз с той минуты, как начался этот странный разговор.
 — Я люблю их, милорд. Люблю всем сердцем. — Пожав плечами, Эбби тяжело вздохнула. — И однако… Господь свидетель, как мне порой хочется хоть ненадолго от них избавиться! — Подняв на него глаза, она робко улыбнулась. — Наверное, это плохо?
 — Не хуже, чем иметь жену, семью и все остальное, и при этом не связывать себя никакими обязательствами, — с подкупающей честностью ответил виконт.
 Эбби окинула взглядом полянку для пикников, расфранченных леди и джентльменов, с удовольствием флиртующих и обменивающихся свежими сплетнями. Она рассматривала элегантные туалеты, изящные платья, вглядывалась в их лица, завидуя их уверенности в себе, — уверенности в величайшей ценности собственной персоны…
 Она могла бы стать одной из них…
 Нет, она должна стать одной из них!
 И для этого от нее требуется выйти замуж за виконта и постараться не влюбиться в него.
 Это ей по силам. И она сделает это… обязательно сделает!
 Выскользнув из-под сени деревьев, Эбби взяла Киппа под руку.
 — А мы с вами неплохая пара, не так ли, милорд? Пожалуй, даже логично, что нас потянуло друг к другу. Думается, мы с вами скоро подружимся, — улыбнулась она, отыскав взглядом Эдвардину и Брейди. Те неистово махали им руками, наверно, боясь, что виконт и Эбби их не заметят.
 Вернее, Эдвардина просто махала, пустым взглядом уставившись куда-то в сторону, и уж точно их не видела, тогда как Брейди отчаянно размахивал руками над головой — точь-в-точь единственный уцелевший после кораблекрушения матрос, который вдруг увидел на горизонте судно.
 — Похоже, — прошептала Эбби, с трудом сдерживая смешок, — его светлость был бы счастлив, если бы мы присоединились к нему. Думаю, он уже успел насладиться обществом Эдвардины.
 — Похоже на то, — согласился Кипп. — Я не могу представить себе, чтобы Брейди явился сюда с карманами, полными игрушек, и вдобавок с кучей забавных историй.
 — Бедняжка Эдвардина, — вздохнула Эбби, в отчаянии взмахнув рукой. — Наверное, в шестнадцать лет девушки еще слишком юны и неопытны, чтобы вывозить их в свет. Однако меня извиняет лишь то, что для второго сезона у нас просто не хватит денег. Бедная девочка! Кстати, а как вы собираетесь объяснить наше долгое отсутствие?
 Кипп резко остановился, Эбби тоже. Опустив голову, он приподнял одну ногу и с самым серьезным видом принялся изучать подошву сапога.
 — Наступили на что-то, да? — моментально забыв о своих словах, поинтересовалась Эбби.
 — Пока еще нет, моя дорогая, — пробормотал он в ответ, любуясь ослепительным блеском сапог. — Просто делаю вид, что произошло нечто в этом роде, чтобы выгадать минуту-другую и в самом деле наступить на что-то. А ведь я кое-что упустил из виду, Эбби! У меня тоже есть одно условие — перед всем светом мы с вами должны играть роль влюбленной парочки. Надеюсь, вам это по силам? Да и Брейди тогда ничего не придется объяснять.
 Эбби взглянула на Киппа. Потом перевела взгляд на Брейди — ему-то уж точно не придется объяснять, с чего это вдруг им с Киппом взбрело в голову пожениться. Ведь виконт сам просил подыскать ему женщину, согласную стать его женой на его условиях! И после этого он рассчитывает убедить Брейди, что она и Кипп без памяти влюблены друг в друга?!
 И вдруг что-то словно щелкнуло у нее в голове. Все сразу стало ясно. Киппу, естественно, плевать, что подумает об этой комедии Брейди и что будут говорить в свете. Его волнует только один человек. Мэри. Та, что стала женой его друга.
 Так что Эбби уготована роль не просто сговорчивой супруги и матери будущего виконта Уиллоуби, но еще и своего рода прикрытия. Выходит, ее существование — своего рода залог душевного спокойствия Мэри…
 Как она могла забыть о ней? Ведь она все знала… знала с самого начала!
 Но почему тогда ей так больно думать об этом?
 — Наверное, так действительно будет лучше, милорд, — кивнув, проговорила она наконец. — Причем для нас обоих.
 — Вот и хорошо, — ответил Кипп.
 Ну а теперь, подумал он, пришло время немного позабавиться. Подхватив Эбби под локоть, он зашагал туда, где их с нетерпением ожидал Брейди.
 — Ну раз так, тогда я прямо сегодня позабочусь о том, чтобы выхлопотать специальное разрешение на брак, так что, думаю, свадьбу можно будет назначить на конец недели. По-моему, пятница — самый подходящий день.
 Эбби приросла к месту, заставив Киппа тоже остановиться.
 — Конец недели?! Этой недели?! То есть через пять дней?! Да вы шутите!
 — Я серьезен, как никогда, дорогая Эбби, хотя мне много раз говорили, что легкомыслие мне даже идет. Но, увы, как это ни печально, на этот раз я абсолютно серьезен. Я даже подумываю о том, чтобы устроить на Гросвенор-сквер небольшой вечер по случаю нашей свадьбы… возможно, даже бал. Знаете, что-то вроде ежегодного бала… Вот я и подумал — а почему бы нам с вами не обвенчаться в пятницу вечером, чтобы объявить об этом прямо па балу?
 Сердце у Эбби ухнуло в пятки.
 — И верно — чего уж проще? Если вы и впрямь решили, что я управлюсь за пять дней, то почему бы и нет? — сердито процедила она.
 Она не ожидала от него ответа. От возмущения все мысли о вежливости, о женской уступчивости разом вылетели у нее из головы.
 — Ни платьев приличных нет, ни даже туфель! — кипела Эбби. — А ночные сорочки?! Боже милостивый, подумать только, явиться к мужу в дом в одной из этих кошмарных… Впрочем, не важно, — осеклась она и до боли стиснула зубы, когда до нее внезапно дошло, о чем она говорит.
 — В пятницу, Эбби, — мягко повторил Кипп, мысленно посылая себя ко всем чертям. Воображение у него разгулялось не на шутку — Абигайль Бэкуорт-Мелдон в монашески скромной ночной сорочке, закрывающей ее от ушей до пят, и она же — в соблазнительном ночном одеянии из полупрозрачного шелка.
 Неужели она и правда думает, что для него вся эта чепуха имеет хоть какое-то значение?
 В полной растерянности он прибегнул к единственному аргументу, что пришел ему в голову:
 — В пятницу, и ни днем позже, дорогая Эбби, пока мы оба не струсили. Прошу иметь в виду, что я настолько потерял голову от любви, что жду не дождусь, когда вы станете моей. Во всяком случае, льщу себя надеждой, что мне удастся заставить всех поверить в это.
 Эбби вздохнула, мысленно согласившись с ним. Потом неохотно кивнула.
 — Подумать только, — пробормотала она, — еще полгода назад я не сомневалась, что впереди у меня жизнь, полная такой серой скуки, на фоне которой даже идиотские выходки моего семейства покажутся милыми проказами! Тогда почему сейчас я так жалею о ней?




 Глава 10


 В небе над Лондоном сияло солнце, однако его слабенькие лучи даже не пытались проникнуть сквозь узкие, подслеповатые оконца и заглянуть в убогую комнату дома на Халф-Мун-стрит.
 Может быть, это и к лучшему, решила Эбби. Надев невероятных размеров фартук, призванный сохранить ее второе по счету «почти» приличное платье, она носилась взад-вперед по комнате, вытирая пыль с поцарапанной мебели. Но стоило ей только встряхнуть раз-другой потертые покрывала на диванах, как в воздух поднялись новые облака пыли.
 На низкий столик между двумя кушетками Эбби поставила вазочку с чахлыми цветочками, которые она нащипала на заднем дворе. Потом отступила на шаг, покачала головой и тяжело вздохнула. «Может быть, так будет лучше?» — подумала она.
 Но лучше явно не стало — ваза с цветами заняла почти весь столик. Если придется подать чай, для чашек попросту не останется места. Убрав вазу, Эбби обвела взглядом комнату, гадая, куда же ее поставить, чтобы это не выглядело слишком чудовищно. Или убого.
 На каминную полку! Да, лучше всего туда. Если поставить вазу посредине, то она, Бог даст, закроет собой большую часть намалеванного на ней изображения охотничьей собаки с налитыми кровью глазами и мертвой пичужкой в зубах, от одного вида которой Эбби всегда кидало в дрожь.
 Крохотная скамеечка для ног ловко закрыла собой особенно бросающуюся в глаза проплешину на ковре. Поправив упорно сползавшую на глаза прядь волос, Эбби снова окинула взглядом комнату, чтобы оценить плоды своих трудов.
 — Ну, — пробормотала она сквозь зубы, — если уж виконт после этого не поверит в мои хозяйственные способности, тогда уж и не знаю, как его убедить! Готова биться об заклад, что тюремные камеры в Ньюгейте, куда кидают несостоятельных должников, и те обставлены с большей роскошью!
 Сунув руку в карман фартука, Эбби извлекла чудовищных размеров часы и, посмотрев на них, нахмурилась. Слишком много драгоценного времени она потратила, стараясь внушить бестолковым старикам, что за событие меньше чем через полчаса должно произойти в этой самой комнате.
 — Виконт Уиллоуби заедет к нам, чтобы поговорить с вами, дядюшка Дэгвуд, — без предисловий сообщила она, водворив обоих стариков на диван. — Дядя Бейли, вы меня слушаете? Он желает видеть и вас тоже, несмотря на то что дядя Дэгвуд старше вас на целых пять минут. Я вас умоляю, помолчите и послушайте меня! Большое спасибо. Надеюсь, вы все-таки поняли, о чем я говорю.
 — Конечно, девочка моя! — Бейли Бэкуорт-Мелдон сунул в ноздрю крошечную щепотку самодельного табака, который выращивал на заднем дворе, отряхнул табачные крошки с рукава, два раза подряд оглушительно чихнул и с самым невинным видом воззрился на Эбби. — Конечно, я все слышал. Каждое слово, уверяю тебя, каждое слово! — И широко ухмыльнулся, кивнув в сторону брата. — Но можешь повторить еще раз, если тебе от этого станет спокойнее.
 — Я сказала, — снова начала Эбби, уставившись немигающим взглядом в водянисто-голубые старческие глаза, — что в доме пожар. Крыша уже сгорела, но у нас еще полным-полно времени, так что вы успеете нюхнуть табачку, прежде чем пламя охватит весь дом. И нас всех вместе с ним.
 — Чушь! — фыркнул Бейли, выпятив вперед нижнюю губу и вставая с дивана. — Ты что-то такое говорила об иве. Я точно помню. Ты слышал, Дэгвуд?
 — Уиллоуби  [3] , — поправил его брат и с важным видом поскреб ногтем оранжевое пятно, украшавшее его галстук. — Не знаю, с чего это тебе пришла охота выдумывать всякие небылицы, парень. К тому же она все равно не поверит. Да уж, нашу Эбби на мякине не проведешь!
 — Спасибо, дядюшка Дэгвуд, весьма польщена. — Шагнув к нему, Эбби решительно отобрала у старика кисет с табаком. — Остается только надеяться, что вам не придет в голову высказать подобный комплимент в присутствии самого виконта.
 — Виконт? — ошеломленно повторил Бейли и повернулся к брату. — Виконт Уиллоуби? — Потом снова плюхнулся на диван и захохотал так, что Эбби даже испугалась, как бы он не вывихнул себе челюсть. — Будь я проклят, Дэгвуд, удалось! Бедняга клюнул-таки на Эдвардину! Ты хоть понимаешь, что это значит?
 — Это значит, что не нужно больше ни новых платьев, ни всяких дурацких тряпок с финтифлюшками, которые стоили нам чертову пропасть денег…
 — … и бедная дурочка не станет больше путаться под ногами, задавая идиотские вопросы, на которые даже не знаешь, что и ответить…
 — … тем более что она все равно не слушает, между прочим. А как ты считаешь, Эбби, может, она возьмет и Игги с собой? Вот уж была бы радость так радость! Правда, мальчика почти никогда не бывает дома, но зато уж когда он тут…
 — … ага, и Гермиону тоже…
 — … и Пончика!
 Эбби терпеливо зевала в кулак, отлично зная, что пытаться остановить дядюшек — пустое дело. К тому же они и так почти закончили свой диалог. Еще парочка не менее идиотских предположений, и оба вернутся к своей любимой теме разговора.
 И дядюшки ее не разочаровали.
 — Ах, братец, как у меня колотится сердце! Стучит как… как…
 — Как у Приза Бэкуортов после того, как он выиграл в дерби, да? А, братец? А мог бы ты представить себе…
 — Да, да, конечно, он поможет, а то как же? Наверняка пригласит нас в гости, усадит рядом с сэром Терстоном, чтобы дать нам возможность без помех нащупать ахиллесову пяту этого прощелыги. Как ты думаешь, он играет в вист?
 — А что — два против одного, виконт третий! Мы с тобой с самого начала считали, что это даже справедливо — благодаря картам получить назад то, что Гарри в карты и продул. Обдурить его…
 — … разбить в пух и прах! Раздеть до нитки…
 — … а потом предложить отыграться. Поставить все, что у него есть, и Приз Бэкуортов…
 — … и всех остальных лошадей тоже…
 — … и одним ударом мы вернем себе все, что у нас отняли!
 Окончательно измучившаяся Эбби ждала, пока старики замолчат. Только подергивание губ выдавало ее нетерпение.
 — Ну, надеюсь, вы закончили? — осведомилась она, убедившись, что старики наконец выдохлись. — Потому что если так, то позвольте вам напомнить, что когда мы играем в вист, то выигрываю при этом только я! А вам пока что, мои дорогие, не удалось выиграть и медного гроша! Именно поэтому вы и отказались в свое время от этого блестящего плана!
 — Да, верно…
 — Точно…
 — Но мы что-нибудь придумаем!
 — Ладно, хватит! — оборвала их Эбби, решительно подойдя к близнецам. — Итак, о чем это я? Ах да, скоро сюда заедет виконт Уиллоуби. Он желает видеть вас обоих, чтобы попросить у вас моей руки.
 — Твоей руки?!
 — Ее руки?!
 Дэгвуд и Бейли захохотали. Старики хохотали как безумные, хлопали друг друга по спине, переглядывались, вытирали слезы, выступившие у них на глазах, с трудом переводили дыхание — и принимались смеяться снова.
 Эбби терпеливо ждала. Наконец старики выдохлись.
 — Ах, Эбби, деточка, ну и насмешила ты нас! — выдавил из себя Бейли. — Попросить твоей руки? Не то чтобы я считал, что твое время уже вышло… но… Боже мой!
 — Ага! Наверное, ты нас совсем уж за дураков принимаешь!
 — И Эдвардину тоже.
 — Эдвардина вовсе не идиотка, дядя Дэгвуд!
 — Конечно, конечно! Просто она глупа — в точности как ее матушка. Так ты хочешь сказать, что ты пыталась подсунуть ему Эдвардину, а он вместо этого выбрал тебя, да? Ах, будь я проклят!
 — И будете, дядюшка, непременно будете, если попытаетесь вмешаться и испортите мне все дело, — грозно предупредила Эбби, одновременно уничтожив уже открывшего было рот Бейли свирепым взглядом.
 Только после этого старики согласились ее выслушать. Не исключено, что кое-что они даже поняли. Теперь оба сидели наверху, до хрипоты споря, насколько увеличились их шансы в роли опекунов вдовушки, решившей снова выйти замуж и нуждавшейся в их согласии не больше, чем в еще одной паре прохудившихся туфель.
 Убедившись, что они заняты, Эбби решительно выпроводила из дому Эдвардину, отослав их с матерью на Бонд-стрит, потом сунула Игги пяти фунтовую бумажку, которую приберегала на черный день, и отправила его полюбоваться петушиными боями. Достаточно с виконта и двух стариков, подумала она. Чего доброго, увидев всю их семейку в сборе, жених с испуганным воплем сбежит из Англии вообще!
 Тут в дверь постучали, и Эбби от неожиданности подпрыгнула.
 Как на грех, завязки фартука затянулись намертво, и она стянула его через голову, отчаянно надеясь, что тщательно уложенные с утра волосы не встанут дыбом.
 Оправив дрожащими руками платье — такого же унылого серо-коричневого цвета, как и то, что было на ней накануне, — Эбби набрала полную грудь воздуха и помчалась к двери, проклиная собственную бедность, не позволившую нанять внушительного лакея или дворецкого, в чьи обязанности входило бы впускать посетителей. А неряшливая женщина, приходившая стряпать и убирать в комнатах, и не подумала бы открыть, даже если бы в дверь принялись колотить дубиной.
 Да и какое это имеет значение? В конце концов, их проклятая бедность известна виконту с ее же слов. И потом… разве не бедность была причиной того, что именно ее он выбрал на роль своей будущей жены?
 Да, только на роль — ей не следует никогда забывать об этом!
 Стук повторился снова. Прошептав онемевшими губами молитву, чтобы Кипп не передумал, Эбби рывком распахнула дверь и заморгала, когда в глаза ей ударил луч солнца, решившего в конце концов заглянуть и на Халф-Мун-стрит.
 — Милорд? — пробормотала она. Из-за солнца, бившего ей в глаза, она не видела ничего, кроме силуэта высокого мужчины.
 — Эбби, — промурлыкал граф Синглтон, без особых церемоний протиснувшись мимо нее в дверь. — Между прочим, дорогая, у вас на щеке какое-то пятно, — добродушно добавил он, стягивая перчатки. Потом приподнял ее подбородок и потер ей щеку ослепительно белым платком. — Вот так-то лучше! Ну, так и будем тут стоять, изображая статуи, или вы все-таки пригласите меня в дом?
 — Я… да… конечно. Конечно, милорд. — Эбби робко указала на дверь крохотной гостиной, но граф даже не двинулся с места.
 — После вас, дорогая, — отвесив ей изящный поклон, проговорил Брейди. — И не волнуйтесь по поводу своей внешности. Став виконтессой, вы сразу преобразитесь. Я еще не говорил, как я вами горжусь? Рад, что вы не обманули моих ожиданий!
 — Между прочим, это не я сделала ему предложение, — призналась Эбби. Усевшись на самый краешек дивана, она поспешно затолкала фартук под подушку.
 Брейди не сразу услышал ее — он был занят тем, что аккуратно расправлял полы своего сюртука, прежде чем устроиться на шатком диване. И тут смысл ее слов наконец дошел до него. Он застыл, комично согнувшись и держа в руках свой сюртук.
 — Вы не?.. Тогда, во имя всего святого, как?.. — Забыв о сюртуке, он плюхнулся на диван. — Будь я проклят, если…
 — И будете, Брейди. Непременно будете, если проболтаетесь Киппу о том, как рассказали мне о его намерении сделать предложение Эдвардине или любой другой молоденькой девушке, с которой, как он считал, у него не будет особых хлопот… И это вы всякий раз устраивали так, что мы с Эдвардиной назойливо мозолили ему глаза. А также о том, что проболтались мне об этой истории с Мэри. Одно слово — и вам конец. Потому как, видите ли, ваш виконт свято верит, что этот брак — целиком и полностью его идея.
 — Ад и все дьяволы! — ошарашенно выдохнул Брейди. И тут же, спохватившись, принялся извиняться. Потом лицо его озарилось улыбкой. — И все-таки я оказался прав, верно?
 Эбби тяжело вздохнула — так вздыхает человек, годами привыкший мириться с добрыми намерениями других людей, как правило, не отдающих себе отчета в серьезности ситуации.
 — Да, конечно. Гениальная мысль. Осталось только держать рот на замке и молча упиваться сознанием собственной гениальности!
 Она встала, дав Брейди понять, что ему пора уходить.
 — Ну а теперь, пожалуйста, уйдите, пока не явился виконт и не начал расспрашивать, что вам тут понадобилось. Вряд ли мне удастся сочинить для него подходящую сказочку — он не поверит в нее, увидев ваш самодовольный вид. Пойдемте, Брейди, я провожу вас к…
 — Уиллоутри! Это ты, мой мальчик?
 — О Боже, за что?! — простонала Эбби. Плечи ее устало поникли.
 Дядюшка Дэгвуд с сияющим лицом вихрем ворвался в комнату.
 — Да не Уиллоутри, Дэгвуд, а Уиллоуби! Неужто ты опять все забыл?! — проворчал Бейли, войдя вслед за братом и усаживаясь на диван. — Ну и шустрый же молодой человек! Мы и глазом моргнуть не успели, а он уже тут как тут! Наверное, не терпелось поговорить с нами, да?
 Больше всего на свете Эбби сейчас хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Правда, Брейди нашел в себе силы улыбнуться, но это ничего не значило: все равно она знала, о чем он сейчас думает.
 А вот о чем она сама думала, никто не знал. Эбби заскрежетала зубами. Нужно было усыпить дядюшек настойкой опия, а потом заманить наверх и запереть в шкафу! Только теперь она поняла, что скоропалительная свадьба ей даже на руку — неизвестно еще, как отреагировал бы виконт, узнав, что представляет собой ее семейка!
 — Дядя Бейли, дядя Дэгвуд, позвольте представить вам графа Синглтона, — процедила сквозь стиснутые зубы Эбби, стараясь не замечать, что у дядюшки Бейли глаза полезли на лоб, а у дядюшки Дэгвуда отвалилась челюсть.
 — Счастлив познакомиться с вами обоими, — сердечно проговорил Брейди, уже сообразив, что просто так от стариков не отделаться. Киппу повезло, усмехнулся он. Заполучить одним махом всех Бэкуорт-Мелдонов — можно себе представить, как он обрадуется. Впрочем, так ему и надо — а то решил, видите ли, жениться на скорую руку, а потом как ни в чем не бывало вернуться к прежней холостяцкой жизни и до конца своих дней вздыхать по Мэри Колтрейн! Ха! И это после того, как он связал свою жизнь с Эбби, повесив себе на шею всех этих полоумных родственников. Его приятель явно просчитался.
 — Синглтон? — повторил дядюшка Бейли, оглядев Брейди с ног до головы. — Не Уиллоуби? Ну и чего вам надо? По виду вы не так уж глупы, чтобы явиться сюда по той же причине, что и тот, другой. Ты согласен, Дэгвуд?
 Судя по лицу другого дядюшки, он явно оценивал про себя умственные способности графа Синглтона.
 — Возможно… возможно. Хотя… выдать замуж обеих сразу, причем всего за один сезон…
 Брови графа поползли вверх.
 — Миссис Бэкуорт-Мелдон, можно вас на пару слов? Джентльмены, прошу меня извинить, — произнес он, от души надеясь, что его выдержки хватит еще хотя бы секунд на десять. — Рад был познакомиться.
 Эбби чуть ли не бегом вылетела в коридор, с грохотом захлопнула дверь в гостиную и поспешно сунула Брейди его перчатки и шляпу.
 — Уносите отсюда ноги, да поскорее, Брейди! — прошипела она, борясь с желанием вытолкать его за дверь. А этот идиот еще привалился к стене и захохотал так, словно лишился последних остатков разума! — Ну пожалуйста, Брейди! — взмолилась она и настежь распахнула дверь. — Если его светлость увидит вас тут, он…
 — Может быть, я ошибаюсь, но скорее всего он скажет: «Привет, старина, какого дьявола тебе тут понадобилось?» — проговорил Кипп, заполнив собой дверной проем.
 Эбби, растерянно выпустив ручку двери, не села, а скорее упала на стоявшую в коридоре скамью и бессильно привалилась к стене.
 «Нет, все-таки я, наверное, сплю и мне снится кошмар! Такого просто не может быть! Тихо, Эбби! Ты у себя дома, в Систоне, в своей постели, а этот сон — нечто вроде предупреждения свыше, чтобы я и думать не смела везти Эдвардипу в Лондон!»
 — Теперь я, кажется, понимаю, почему ты влюбился в нашу очаровательную миссис Бэкуорт-Мел-дон, — промурлыкал Брейди, натягивая перчатки. Судя по всему, приз за самую гениальную идею года ему не достанется, вздохнув, подумал он. Пусть так, но это не значит, что он не имеет права слегка позабавиться. — Необыкновенная женщина — она словно глоток свежего воздуха в нашем скучном, пресыщенном Лондоне! Нет в ней ни хитрости, ни коварства! Ах, какая из вас выйдет пара! Просто сердце радуется, когда видишь, что две близких души нашли друг друга! Боже, Кипп, мне бы так хотелось остаться и послушать, как ты станешь говорить о своей любви и умолять ее старых дядюшек дать согласие на ваш брак…
 Договорить ему не удалось — Кипп и Эбби перебили его одновременно.
 — Брейди! — По их тону было ясно, что лучше бы ему замолчать.
 Вопросительно вскинув бровь, Брейди попытался изобразить самое невинное удивление. И ему это почти удалось. Почти…
 Бросив взгляд на свою будущую жену, Кипп повернулся к приятелю:
 — Мы оба очень тронуты и благодарим тебя за добрые слова, старина. Ну а теперь, — продолжал виконт, легким кивком указав на приоткрытую дверь, — мне показалось, ты собирался уходить?
 — Ах да, конечно. Уже ухожу, — поспешно закивал Брейди. — Заскочил, понимаешь, на минутку — хотел предложить миссис Бэкуорт-Мелдон свою помощь на тот случай, если ей вдруг понадобится хорошая модистка. Ну, ты же сам знаешь, дружище, что по этой части в Лондоне мне равных нет! Итак, завтра в десять, не так ли, мадам? Да, кажется, я не перепутал. Все, я побежал.
 — Наш с тобой разговор еще впереди, — прошипел ему на ухо Кипп, улучив момент, когда граф попытался протиснуться мимо него на улицу. — Можешь не сомневаться, дружище.
 — Ой, да будет вам, — бросила Эбби, постепенно обретая уверенность в себе после того, как за Брейди захлопнулась дверь. — Он только зашел напомнить, что для бала в пятницу мне наверняка понадобится новое платье. А вы что подумали? Что граф явился умолять меня расторгнуть помолвку с вами и выйти замуж за него?! И мы тут строили планы, как нынче же ночью сбежать вдвоем в Гретна-Грин?
 Кипп медленно, палец за пальцем, стянул с рук перчатки и небрежно швырнул их на столик в прихожей.
 — Хороший вопрос, — процедил он сквозь зубы, пристально разглядывая Эбби.
 А Эбби сверлила его столь же оценивающим взглядом, словно прикидывая, не стукнуть ли виконта по голове медной статуэткой лошади, украшавшей столик. Можно подумать, сердито подумала она, что ему доставляет какое-то извращенное удовольствие постоянно ее злить! Нет, все-таки когда-нибудь она его придушит, решила Эбби.
 — Надеетесь, что я скажу: «Да, я и вправду подозреваю, что Брейди явился сюда умолять вас бежать с ним»? Но тогда мне придется вызвать его на дуэль, а это такая скука! А сколько хлопот! Встать на рассвете, промочить ноги, потому что трава в это время мокрая от росы, да вдобавок, возможно, заполучить дырку в новом сюртуке… Ну а если я скажу: «Нет, очень сомневаюсь, что старина Брейди явился к вам по столь смехотворному поводу», то выйдет совсем скверно. Выходит, я сомневаюсь в том, что моя невеста — весьма лакомый кусочек, при одном виде на который даже мой лучший друг способен забыть о порядочности и пойти на поводу у своего любвеобильного сердца.
 Эбби терпеливо ждала.
 — Вы закончили свою речь, милорд? — поинтересовалась она. Пытаясь сохранить самообладание, она с такой силой стиснула кулаки, что ногти врезались в ладони. — Если да, то мои дядюшки ждут вас в гостиной. Думаю, пяти минут в их обществе окажется достаточно, чтобы все ваше легкомыслие растаяло, словно утренний туман на солнце.
 — Конечно, моя дорогая. Я готов. И кстати! Не уверен, что я одобряю вашу новую прическу. Хотя, должен сказать, по сравнению с вашим всегдашним унылым пучком это несомненный прогресс!
 Эбби машинально поправила выбившуюся из прически непокорную прядь.
 — Ох, наверно, ничего не выйдет, милорд, — растерянно сказала она, прижавшись спиной к двери гостиной — Боюсь, мы совсем не подходим друг другу…
 — Напротив, — заявил Кипп. И осторожно заправил ей за ухо еще одну мятежную прядь. — Вы мне очень нравитесь. Надеюсь, что и я вам тоже. Но не думаю, что я слишком сильно обрадуюсь, узнав, что Брейди разделяет мое мнение на этот счет.
 — Ревнуете, милорд? — опешила Эбби. — Вот чудеса! Что-то вы не похожи на ревнивца!
 — И вы правы, дорогая Эбби. Однако мне казалось, что вы уже почти привыкли называть меня по имени.
 — Неужели? — произнесла она, чувствуя, как в ней потихоньку закипает ярость. Еще немного, и она вышвырнет его за дверь, хотя при одной мысли об этом сердце у нее обливалось кровью. — Позвольте узнать, правильно ли я поняла вас вчера вечером? Насколько я помню, вы вольны, хоть и тайно, завести себе любовницу, так? А как насчет меня? У меня такого права нет? Как вам кажется, это справедливо?
 — Справедливо? — Отступив на шаг, Кипп поразмышлял над ее словами. — Нет. Не думаю, что это справедливо. Хотя… Впрочем, я, по правде говоря, не вижу в этом ничего дурного. Вернее, не видел до сих пор. К тому же вы намекнули, что заранее предвкушаете радости, которые ждут вас в супружеской постели, разве нет? Кстати, я уже говорил вам, до какой степени ваша искренность мне польстила?
 — Вы просто невозможны! — Спохватившись, Эбби поспешно захлопнула рот, но было уже поздно. Интересно, как это ему удается? Ей казалось, что в его присутствии огонь пробегает у нее по жилам. Да, он бесил ее — и однако рядом с ним она чувствовала, что наконец-то ее жизнь изменилась!
 Вместо ответа виконт с торжественным видом поднес руку к сердцу.
 — Клянусь, что оставлю всякую мысль о любовнице, раз вам это так неприятно мадам. И прошу только об одном — дайте мне слово, что последуете моему примеру и я буду для вас единственным мужчиной! Нет-нет, что касается легкого флирта — ради Бога! Я и сам люблю пофлиртовать.
 — Ну, учитывая, что мы договорились изображать влюбленную пару, — покачала головой рассудительная Эбби, — это было бы несколько странно, милорд. Вам не кажется? Вы уверены, что не передумаете? Боюсь, скоро вы поймете, что потеряли куда больше, чем приобрели…
 Но поскольку сам Кипп пока не забыл, для чего ему понадобилась Эбби — в качестве дымовой завесы, призванной скрыть сочившееся кровью сердце от глаз Мэри, — он решительно покачал головой и поклялся, что не передумает. А иначе что же — опять пускаться на поиски сговорчивой жены? Ни за что, с содроганием подумал он. Абигайль Бэкуорт-Мелдон сама упала ему в руки как спелый плод. Но разве можно надеяться, что ему еще раз так повезет?
 — Ладно, ваша взяла — никакого флирта, — согласился он, грустно покачав головой. — О Господи, женщина, со времени нашей помолвки прошло всего лишь несколько часов, а я уже чувствую себя женатым!
 — Я просто хочу обезопасить себя, милорд. И вас заодно.
 — Что это значит? — Виконт бросил на Эбби подозрительный взгляд. Глаза его сузились.
 Эбби растерянно заморгала, запоздало подумав, что ни у одного только Брейди не хватает умения держать рот на замке.
 — Что это значит? — повторила она его вопрос, мучительно гадая, как ей загладить свой промах. — Ну… видите ли, ведь у вас есть свои причины желать, чтобы этот брак состоялся, да? И у меня тоже, но при этом мне еще хотелось бы убедить всех, что я для вас — единственная женщина на свете, а не та, что просто подвернулась вам под руку в нужный момент, когда вы прикидывали, на ком бы жениться. Думаю, что то же самое можно сказать и о вас, мило…
 Эбби едва не упала в гостиную — дверь, к которой она привалилась спиной, вдруг неожиданно распахнулась, и из комнаты один за другим вышли оба дядюшки. Они, по своему обыкновению, трещали как сороки, не слушая друг друга. И без того тесная прихожая вдруг сузилась до размеров спичечного коробка.
 — … и если мы останемся в городе, да еще заведем новые знакомства, которые появятся благодаря милочке Эбби…
 — … нам наверняка то и дело придется сталкиваться с этим негодяем!
 — Ты совершенно прав, Бейли! Поэтому первое, что от нас требуется, это разработать новый план!
 — Может, стоит все-таки попрактиковаться в карты, как ты думаешь? Стоп, а это еще кто?
 Дядюшка Бейли удивленно воззрился на Киппа, который был на добрую голову выше обоих стариков.
 — Уиллоутри? Рад познакомиться, мой мальчик. Хочешь заполучить нашу дорогую Эбби? Впрочем, что я говорю? Ты и так уже ее получил. Ну а теперь ты уж извини, у нас еще столько дел…
 — … и планов, над которыми нужно поработать, — продолжил дядюшка Дэгвуд.
 Опешившая Эбби молча посторонилась, пропуская братьев.
 — Неплохой сюртук! — проходя мимо, одобрительно бросил Киппу дядюшка Бейли.
 И близнецы дружно затопали вверх по лестнице. Какое-то время до Эбби с виконтом еще доносились их возбужденные голоса, но наконец наступила тишина.
 Эбби поморщилась и со вздохом бросила взгляд на Киппа.
 — Мои деверья — дядюшка Дэгвуд и дядюшка Бейли Бэкуорт-Мелдоны. Прошу любить и жаловать. Ну а теперь вам остается лишь завопить от ужаса и исчезнуть навсегда.
 — Нет. — Уголки губ Киппа дрогнули в улыбке. — Я прошу вас выкинуть эти мысли из головы. А взамен я даю вам слово, что никогда не стану спрашивать, почему вы приняли мое предложение.
 Эбби уже набрала полную грудь воздуха, чтобы испустить очередной вздох, но вместо этого с ее губ неожиданно сорвалось истерическое хихиканье.
 — О Боже, какой ужас?! Теперь вы наверняка решите, что я согласилась на ваше предложение, потому что приняла вас за ангела, посланного мне с небес в ответ на мои молитвы!
 — А разве я не похож?! — с нарочитой обидой в голосе спросил Кипп и кокетливо поправил изящно взбитые надо лбом светлые волосы. — О ком же вы тогда молите Всевышнего перед тем, как забраться в постель?! Нет уж, позвольте мне угадать! О сильном попутном ветре, который гонит корабль на другой конец света, да?
 Эбби от души рассмеялась.
 — А на корабле кто — я сама? Или мои дядюшки?
 — Молодец! — подмигнул Кипп, снова натягивая перчатки. — Как вы уже говорила, милая Эбби, похоже, мы с вами станем друзьями! Итак, до завтра? Мне бы хотелось, чтобы вы заглянули на Гросвенор-сквер, осмотрели дом еще до бала. Скажите Брейди, чтобы привез вас после того, как вы с ним выпотрошите все до единой модные лавки в Лондоне.
 — Хорошо, милорд. До завтра, — кивнула Эбби и долго смотрела ему вслед, невольно залюбовавшись его легкой, словно танцующей походкой.
 Потом она захлопнула дверь, привалилась к ней спиной и медленно сосчитала до десяти. После чего подобрала юбки и помчалась наверх, крича во все горло:
 — Дядюшки! Дядюшки, мне непременно нужно с вами поговорить!




 Глава 11


 — Его светлость велел передать вам, мадам, что его неожиданно задержали дела. Мне также было приказано предложить гостям освежиться, пока его нет.
 — Спасибо, Гиллет, — кивнул Брейди, подхватив пелерину, которую Эбби одним легким движением сбросила с плеч, и вручил ее подскочившему дворецкому. — Вижу, жестокосердный хозяин до сих пор держит вас под замком. Скажите, старина, неужели вас не подмывает взять да и сбежать?
 В ответ дворецкий смерил его неодобрительным взглядом — и Брейди невольно вспомнился тот день, когда ему пришлось предстать перед директором школы после того, как он имел неосторожность швырнуть диванным валиком в одного из своих одноклассников по имени Уилл Уилкинс. У того сразу из носа хлынула кровь, и он помчался ябедничать. Брейди так до сих пор и не простил этого Уиллу, несмотря на то что тот давно уже носил титул маркиза.
 — Забудьте об этом, друг мой. Я, как всегда, слишком много болтаю.
 Эбби, которая, задрав голову, разглядывала высокие потолки, завороженная исполинскими канделябрами и лепниной, выдержанной в серо-голубых и горчично-золотистых тонах, с трудом заставила себя опустить голову и посмотреть на дворецкого.
 — Я бы с удовольствием выпила чашечку чаю.
 — Как прикажете, мадам. — Отвесив величественный поклон, Гиллет направился к массивным дверям, украшенным изысканной резьбой. Эффектно распахнув их перед гостями, дворецкий с поклоном отступил в сторону, пропустив Эбби и графа вперед.
 — О, прошу прощения! Его светлость велел мне позвать миссис Харрис, если мадам пожелает осмотреть дом.
 — Угу… кхм. — Это было все, что удалось выдавить из себя Эбби. Застыв от изумления, она обвела глазами огромную гостиную, словно пытаясь одним взглядом охватить ее всю и понимая при этом, что это невозможно.
 Ей еще никогда не приходилось видеть ни таких высоких потолков, ни такого количества роскошной лепнины. Причудливые завитушки, венки и гирлянды, а между ними — пухлые ангелочки, парящие в бескрайней синеве неба у нее над головой и похожие на кудрявые облачка.
 И канделябры! Всюду канделябры!
 А колонны! Мраморные, с золотыми прожилками, они длинными рядами тянулись вдоль стен, но зал был настолько огромен, что между ними оставалось еще достаточно места для семейных портретов — таких больших, что фигуры на них казались живыми.
 Интересно, они сейчас, наверное, разглядывают ее, презрительно сморщив свои аристократические носы, подумала вдруг Эбби.
 А камин! Он был настолько велик, что в него, казалось, без труда можно было запихнуть весь их деревенский домишко в Систоне! Каминная полка и труба, тянувшаяся к самому потолку, выкрашенные в цвет слоновой кости, были настолько причудливой формы, что чем-то походили на цветущую шпалеру в саду.
 Полдюжины окон, выходивших на улицу, занимали всю стену от пола до потолка, а сверху были украшены решетчатыми фрамугами. Позволяя солнечному
 свету и воздуху щедро вливаться в комнату, они зрительно делали ее еще больше.
 Эбби вдруг почувствовала себя совсем крошечной.
 Обюссонский ковер, выдержанный в тех же богатых золотисто-горчичных тонах с вытканными по нему зеленоватыми шпалерами, которые смыкались по углам, удерживаемые только хрупкими букетиками нежно-оранжевых цветов, тянулся от стены до стены. По мнению окончательно перепугавшейся Эбби, он занимал никак не меньше квадратной мили. Ей казалось, что она стоит на берегу, отделяющем ее от другого мира, и тщетно пытается найти хоть какой-нибудь мост, чтобы перебраться туда, но никаких мостов она не увидела.
 Сказать по правде, этот зал был куда больше похож на цветущий сад, чем на комнату в обычном городском особняке. Даже скорее на зимний сад, подумала Эбби, вдруг почувствовав себя уродливым слизняком, укрывшимся под розами от бдительного взгляда садовника. Господи, что она тут делает?!
 Зал был настолько велик, что в нем поместились три комплекта диванов, кресел и даже козеток, разделивших его на три отдельных комнаты, и все равно еще осталось место для двух карточных столиков, нескольких изящных плетеных сундучков, парочки украшенных позолотой столов в форме полумесяца и даже чудовищных размеров шкафа со стеклянными дверцами — настолько громадного, что в нем могло бы поместиться две Эбби, — битком набитого китайским фарфором; даже по самым скромным подсчетам, он стоил целое состояние.
 Какое великолепие! И ведь это была только одна комната! Все в доме Киппа говорило о богатстве — таком богатстве, которое ей и представить себе было невозможно, и сейчас мысль о нем тяжелым грузом придавила Эбби к земле, заставив ее остро почувствовать собственное ничтожество. Она начала задыхаться.
 А потом ее разом захлестнула паника. «Нет, я не смогу тут жить», — с тоской подумала она. Она попятилась назад, к двери, вытянув перед собой руки, словно пытаясь оттолкнуть от себя эту бьющую через край роскошь.
 — Нет, — слабым голосом пискнула Эбби, мотая головой. — Нет, Брейди, это невозможно. Я не смогу! Боже милостивый, Брейди, неужели кто-то может тут жить?!
 — Неужели это так страшно, а, Эбби? — Брейди мягко подтолкнул се вперед. — А я-то думал, ничто не способно вас напугать, даже Кипп. А уж после того, как вы храбро отбрили мадам Люсиль, когда она заломила просто безбожную цену за кусок розового тюля, я решил, что более неустрашимой женщины на свете нет. Держу пари, что после встречи с вами бедняга слегла в постель, дрожа от ужаса, что вы снова ее навестите.
 Эбби резко повернулась к нему.
 — Это вовсе не смешно, Брейди! Господи, о чем я только думала?! Кто я такая, чтобы сюда соваться? Приемная дочь нищего деревенского сквайра, вдова — словом, убогое ничтожество. У меня ведь ничего нет! О Боже, Брейди, что же мне делать?!
 Он осторожно усадил ее на кушетку.
 — Глупости, Эбби! Это всего лишь дом — стены, пол, потолок…
 — Нет, — перебила она, моля Бога о том, чтобы от страха ее не стошнило на этот великолепный ковер. — Это не всего лишь дом. Такому дому нужна соответствующая хозяйка. Виконтесса! А я — я просто Абигайль Бэкуорт-Мелдон. Вся наша прислуга в Систоне состоит из кухарки, двух горничных и старика садовника, у которого сил хватает только на то, чтобы притворяться, будто он что-то делает. А здесь… Да здешние слуги, увидев меня, просто лопнут от смеха! Тем более что я и понятия не имею, как управлять таким домом…
 Вскочив на ноги, Эбби забегала по комнате.
 — Столовое серебро я чищу сама, и его так мало, что на это уходит от силы час. А здесь его столько, что хватит загрузить работой дюжину слуг не меньше чем на неделю!
 Откинувшись на спинку дивана, Брейди изящно закинул ногу на ногу.
 — Ну и отлично! Стало быть, проблема, чем занять слуг, как минимум на неделю решена. А дальше все будет проще.
 Эбби сжала кулаки.
 — Да я не об этом! Бог с ним, с серебром! Предполагается, что я стану тут распоряжаться — ну чтобы хоть как-то оправдать свое существование в роли виконтессы. И как вы себе это представляете? Год за годом смотреть ему в рот, одного за другим производить на свет младенцев, а потом наконец сложить руки и сказать: «Ну вот, я выполнила свою часть сделки, милорд. Теперь могу я отправиться на лето в Италию?»
 Да, она трусила и понимала, что надеяться на помощь Брейди просто глупо. А вот он нисколько не сомневался — именно эта необычная молодая женщина и есть та самая, единственная, кто способен составить счастье его друга.
 Нужно было срочно ее разозлить.
 С невозмутимым видом Брейди стряхнул с рукава невидимую соринку.
 — Признаюсь, я не очень хорошо успел узнать вас, Эбби, но мне казалось, что вы храбрая. Простите, но вы меня разочаровали.
 От обиды весь ее страх тут же улетучился. Круто повернувшись на каблуках, Эбби смерила его возмущенным взглядом:
 — Вы меня тоже! Это ваше аристократическое воспитание позволяет вам сидеть, когда сама я стою? Нет-нет, не беспокойтесь, тем более вы так упиваетесь собой, упражняясь в остроумии на мой счет! И не пытайтесь снова меня оскорбить, заставив поверить, что я способна на то, на что я явно не способна. Неужели вы думаете, я не догадалась, куда вы клоните? Да я сама сто раз использовала этот трюк — в отношении своей семейки!
 — Простите, Эбби. Видимо, мне просто не пришло в голову посмотреть на это вашими глазами. А теперь успокойтесь и скажите: чем я могу вам помочь?
 Эбби тяжело вздохнула, руки ее бессильно повисли.
 — Я хочу, чтобы вы по-прежнему оставались моим другом. Это единственная помощь, о которой я вас прошу.
 — О, если это все… — начал он. И тут же осекся, ибо в этот момент Гиллет вкатил в комнату столик, ломившийся от тяжести столового серебра. — Гиллет, вы в курсе, что миссис Бэкуорт-Мелдон — невеста его светлости? Они должны обвенчаться в эту пятницу. Она станет вашей виконтессой, хозяйкой в этом доме, и будет за всем следить и всем тут распоряжаться. Я имею в виду все те мелочи, которые вы упускали из виду с тех пор, как скончалась старая виконтесса, матушка его светлости. Правда, чудесно?
 — Брейди… — прошелестела Эбби, чуть не рухнув в обморок от такой «помощи».
 Притормозив, дворецкий величаво выпрямился.
 — Да, милорд. Мы все уже знаем об этом, хотя, признаться, я не был уверен, могу ли я сказать, что мы знаем… — надеюсь, вы меня поняли. Как бы там ни было, я счастлив, мадам, пожелать вам всяческого счастья и благополучия и от лица всей прислуги в доме, и от себя лично. Будем рады служить вам, мадам. Мы ждем не дождемся, когда в доме появится новая хозяйка!
 Едва слышно застонав, Эбби без сил рухнула на диван. Брейди весело улыбнулся:
 — Замечательно, Гиллет. К счастью, долго ждать вам не придется — всего лишь до пятницы. Да, дорогая?
 — С радостью придушила бы вас, — чуть слышно прошипела Эбби, старательно улыбаясь дворецкому. Не знай Эбби, кто это, она сочла бы его герцогом, но уж никак не слугой!
 Однако вид у него был самый что ни на есть добродушный. Может, они подружатся, робко подумала она. До сих пор она с легкостью заводила друзей — вряд ли она так уж сильно изменится, став виконтессой. Разве нельзя быть на дружеской ноге со слугами? Если это и не принято в свете, ей, во всяком случае, ничего об этом не известно. А сейчас она нуждается в друзьях, как никогда. И полагаться она может только на то, что ей подсказывает сердце…
 — Благодарю вас за добрые слова, Гиллет, — несколько чопорно начала она. — Но его светлость не упомянул об одном… Видите ли, признаюсь честно, я не имею ни малейшего представления о том, как управлять таким огромным домом. Поэтому, — она покосилась на Брейди и немного успокоилась, когда тот одобрительно кивнул, — я от души надеюсь, что смогу положиться на вас, Гиллет, и на остальных слуг в доме тоже. Надеюсь, вы не откажетесь мне помочь, научить меня всему, что я должна знать, чтобы не ударить в грязь лицом перед виконтом?
 — Ну что, старина? — не выдержал Брейди, пока дворецкий разливал чай; рука, которая была тверда на протяжении сорока лет службы в этом доме, сейчас чуть-чуть дрожала. Старый слуга был явно взволнован. — Все еще рассчитываешь сбежать отсюда? Теперь уж вряд ли получится, а? Ну, тогда почему бы тебе не присесть и не выпить чаю вместе с будущей виконтессой, пока я не налью себе чего-нибудь покрепче?
 — Сесть, сэр?! Нет-нет, ни за что!
 В эту минуту Эбби вдруг поняла, что судьба предоставила ей единственный шанс превратить величественного седовласого дворецкого в своего союзника, шанс доказать, что она достойна занять место хозяйки этого дома и в то же время завоевать дружбу и уважение всех живущих здесь,
 И она не упустила его.
 — Гиллет, — заговорила Эбби, беря инициативу в свои руки и догадываясь, что сейчас, возможно, решается ее судьба, — могу я попросить вас об одолжении? Вы обещали показать мне дом. Точнее, вы говорили, что миссис Харрис проведет меня по нему, верно? И наверное, было бы лучше начать с кухни — ведь она душа и сердце любого дома. Наверное, там огромный очаг, а над ним — котел с водой, да? О графе не беспокойтесь — думаю, он найдет чем заняться, пока меня не будет.
 — Да, мадам. Конечно, мадам. Вы совершенно правы насчет его светлости, — с трудом скрывая улыбку, кивнул дворецкий и в сопровождении Эбби прошествовал к обитой сукном двери, которую она успела заметить.
 Не прошло и десяти минут, как Эбби уже восседала за огромным кухонным столом и пила чай со сдобными булочками в компании самого влиятельного человека в особняке на Гросвенор-сквер — включая и самого виконта.
 Следующие полчаса Эбби занималась тем, что знакомилась со слугами, стекавшимися на кухню со всех концов дома, всякий раз старательно повторяя про себя их имена, чтобы получше запомнить. Потом она пригласила всех за стол, ломившийся под тяжестью горячих, только что выпеченных булочек, пышек и хрустящих ломтиков хлеба с вареньем — всей этой роскоши, которую потрясенная такой честью кухарка выставила перед будущей хозяйкой дома.
 Еще через час вся прислуга уже ела у нее с рук — и в прямом, и в переносном смысле.
 Теперь Эбби и самой не верилось, что еще совсем недавно, поддавшись дикой панике, она едва не сбежала отсюда.
 С этой минуты уже ни у кого, в том числе и у виконта, не возникнет ни малейших сомнений в том, что Эбби крепко держит в руках вожжи. Слуги станут спокойно заниматься своими делами, а ее муж будет счастлив и доволен, потому что это именно то, о чем он мечтал.
 Эта мысль заставила Эбби улыбнуться.
 Со специальным разрешением на брак в кармане, усталый после целого дня бестолковой беготни и униженных просьб, Кипп наконец добрался до своего дома. Дверь ему открыл молодой лакей.
 — Его светлость с Генри в бильярдной, — почтительно ответил он на вопрос виконта о том, где его гости. — А та милая молодая леди где-то наверху — с миссис Харрис и кучей горничных. Прощения просим, ваша светлость, только там давеча такой шум стоял — будто мебель какую двигали.
 Кипп уставился на прыщавого юнца немигающим взглядом и молчал так долго, что с лица лакея сбежала улыбка.
 — Спасибо, Джордж,
 — Не за что, милорд. То есть я хочу сказать, со всем моим удовольствием… ох, ваша светлость!
 Махнув рукой, виконт отпустил смутившегося юношу, с тяжелым вздохом припомнив, что прежде Джордж был поваренком на кухне, а со времени его вступления на ответственную должность лакея прошло всего лишь несколько дней. Гиллет изрядно потрудился, обучая юнца всем тонкостям мастерства, однако работы тут был непочатый край. И этот старый негодяй еще собирается уйти на пенсию, возмутился Кипп. Как бы не так!
 Он отправился на поиски Брейди, предпочитая не думать о том, что происходит наверху и чем там занимается его невеста. Неужели эта невозможная женщина решила переставить мебель? Да уж, времени она не теряет, с горечью подумал он. Естественно, Кипп знал, что бразды правления домом перейдут в руки его будущей жены, только не ожидал, что это произойдет так скоро.
 Бильярдная некогда была будуаром его покойной матушки — здесь она отдавала распоряжения кухарке и составляла списки приглашенных на бал, советовалась с поставщиками и писала письма друзьям. Все тут — затканные цветами портьеры, обои из шелковистой китайской бумаги, разбросанные повсюду печатки с ее вензелем, козетки, обитые тканью цвета цикламена, и изящная белая мебель — носило на себе неуловимый отпечаток ее личности.
 Открыв дверь, он вошел и на мгновение зажмурился, отчаянно мечтая, чтобы все тут хоть на мгновение осталось по-прежнему.
 Но хрупкий белый с золотом бювар, за которым обычно писала его мать, исчез, стены из розовато-серебристых стали темно-зелеными. Деревянный пол больше уже не устилали пушистые ковры, вдоль стен вытянулись ряды киев, а все пространство занимал огромный бильярдный стол. Словом, из дамского будуара комната превратилась в приют богатого холостяка.
 Над столом, закатав по локти рукава, склонился граф Синглтон, не сводя глаз с кучки шаров в углу. Правая нога его была согнута под каким-то
 немыслимым углом, к вспотевшему лбу прилипла прядь темных волнистых волос.
 — Брейди? — робко окликнул Кипп. — Как дела?
 — Не сейчас, дружище. Если я закачу вон тот славненький оранжевый шарик, то партия останется за мной. И я одним махом выиграю пять миллионов фунтов, верно, Генри?
 — В точности так, ваша светлость, — почтительно отозвался лакей. — Как раз для ровного счета, не в обиду вам будет сказано, сэр.
 — Ха! Знаешь, Брейди, твое неумение освоить даже такую простую игру никогда не устанет меня удивлять! Да не оранжевый, ты, осел! Бей в голубой! Тогда у тебя все-таки останется шанс закатить хоть этот!
 Брейди отвел назад кий, выдохнул и резким толчком выбросил кий вперед. Раздалось короткое проклятие — и оранжевый шарик высоко взмыл в воздух, пулей просвистел по комнате и закатился в угол, откуда его и извлек ухмыляющийся Генри.
 — Дьявольщина! — возмущенно выдохнул Брейди, не в силах поверить в такую подлость. Потом сунул Генри кий, потоптался на месте, добавил еще пятифунтовую бумажку и широкими шагами направился к виконту.
 — Да будет тебе, Кипп! Ты просто забыл, какое я совершенство во всех других отношениях. А маленькая неудача с бильярдом — это лишнее свидетельство того, что мне еще есть над чем поработать. Иначе было бы скучно жить, разве нет?
 — Однако ради этого ты, похоже, готов отдать все на свете, да, старина? — усмехнулся Кипп, протянув приятелю бокал вина. — Итак, расскажи, как прошло утро в компании миссис Бэкуорт-Мелдон.
 Натянув на себя сюртук, Брейди одним глотком осушил бокал и ухмыльнулся:
 — Кстати, она уже давно разрешила мне называть ее Эбби. А утро мы провели великолепно… только, увы, не на Бонд-стрит. Все как-то сразу не заладилось, а причиной всему — мадам Люсиль, куда я по твоей просьбе отвез твою невесту, чтобы она подобрала себе к свадьбе подходящий туалет. Впрочем, Люсиль тут ни при чем, хотя, держу пари, счет она тебе непременно пришлет.
 Вернув Киппу пустой бокал, Брейди захихикал:
 — И на твоем месте, старина, я бы его оплатил. Допив вино, Кипп вернулся к буфету. Он все знал заранее — знал еще до того, как задал вопрос Брейди. Как он это узнал, не имело значения. Важно было другое — блестящий план подыскать себе жену, которая не станет вмешиваться в его жизнь, расползался по швам прямо на глазах.
 А идея казалась такой заманчивой! Не идея, а мечта! Тихая серая мышка, без гроша в кармане, зато рассудительная и хладнокровная, она могла бы одним движением пальца управиться с целой армией бездельников-слуг. Кристально честная и прямодушная, вдобавок до такой степени уставшая от жизни, которую ей пришлось вести, что не задумываясь ухватилась за его предложение. Достаточно трезвомыслящая, чтобы не ожидать от него безумной любви. И достаточно благоразумная, чтобы не сбежать от него с первым же мужчиной, у которого хватит ума притвориться ослепленным ее красотой.
 И каким бы он ни был подлецом — а Кипп всегда был честен с собой, — он считал, что Эбби для него просто находка.
 Впрочем, теперь уже слишком поздно что-то менять. В его кармане лежит лицензия на брак. Он собственноручно написал и разослал объявления о свадьбе во все газеты. Прочитал записку от Роксаны, в которой она умоляла его прийти к ней «все обсудить», и бросил ее в камин.
 Да и потом, говоря по правде, ему вовсе не хотелось что-то менять. Совсем нет. Потому что это значило бы снова оказаться под обстрелом глаз бесчисленных дебютанток и их мамаш, мучительно страдать от одиночества, когда через пару недель, самое большее через месяц, Мэри с Джеком вернутся в Лондон.
 — Так что же произошло у Люсиль? — поинтересовался он. — Все, о чем я тебя просил, это помочь Эбби выбрать подходящее подвенечное платье. Тем более что Люсиль лично заверила меня, что у нее наготове три, любое из которых она без труда подгонит к пятнице, а потому у вас не должно было быть никаких хлопот.
 Брейди с усталым видом плюхнулся на диван.
 — Никаких хлопот?! Разумеется, будь твоя нареченная охотницей за мужем с тугим кошельком. А как выяснилось, эту малышку до сих пор гложет совесть. Дурацкая штука эти угрызения совести — я всегда боялся их как огня. Она решительно отказывалась даже взглянуть на платья, пока Люсиль не поклялась, что отправит счет ей самой; впрочем, в этом не было нужды, потому что бедняжка прихватила с собой все свои сбережения, вбив себе в голову, что за платье заплатит сама. Двадцать шесть фунтов, ты можешь себе представить? Все, что ей удалось скопить!
 — О Боже! — простонал Кипп и схватился за голову, не желая больше ничего слышать.
 — Да! Именно так все и было. Я даже подумал, что Люсилъ разрыдается! — Брейди явно вошел во вкус. — Ну, как бы там ни было, общими усилиями мы все-таки уговорили Эбби облачиться в очаровательное платье, и тут она снова прицепилась к Люсиль насчет цены…
 — Хватит!
 — Ну уж нет! — возмутился Брейди. — Держу пари, ты о таком даже и не слышал! Твоя нареченная закатила форменный скандал, крича, что это просто разбой и грабеж! Да-да, можешь сам спросить у нее. Так что жди теперь известий от мадам Люсиль. Готов держать пари, что она пришлет тебе счет длиной в милю. А кстати, ты знаешь, наша мадам Люсиль, эта рафинированная парижанка, в гневе выражается на самом великолепном кокни [4] , какой я когда-либо слышал!
 Это последнее замечание в свете всего предыдущего осталось незамеченным.
 — Стало быть, она так и не купила подвенечное платье и вечерние туфли? Ни перчатки, ни веер, ни шаль — вообще ничего?! Интересно, и в чем она собирается встречать гостей в пятницу? В том же грязно-коричневом рубище, которое я видел на ней в прошлый раз? Нет уж, молчи. Я и без тебя знаю ответ. Господи, Брейди, да ведь ее просто сожрут!
 — Да, я тоже ей это говорил. И знаешь что? По-моему, ей наплевать. Во всяком случае, она ясно дала понять, что не намерена принимать подарки от мужчины, который пока не является ее мужем. Опять эти идиотские угрызения совести!
 Кипп устало выругался. И в этот момент у них над головой опять что-то грохнуло так, что затрясся потолок.
 — А теперь она там двигает мебель — зачем, одному Богу известно! Дьявольщина, Брейди, что я наделал?!
 — Ну, дружище, если ты дашь слово, что не свернешь мне шею, я скажу, что ты, похоже, влюбился в эту малышку!
 — М-да… ничего удивительного, что твои приятели только и ждут удобного случая, чтобы расквасить тебе нос, — прорычал Кипп, взъерошив волосы и от злости даже не заметив, во что превратилась его прическа. — Не можешь простить, что я сделал предложение миссис Бэкуорт-Мелдон, предварительно не посоветовавшись с тобой? Или ты считаешь, что я сделал неудачный выбор, а вот поручи я поиски невесты тебе, все было бы по-другому?
 Брейди вытаращил глаза и от неожиданности закашлялся.
 — Мог бы, кажется, уже догадаться, что иногда благоразумнее промолчать — хотя я уже готов признаться, что свалял дурака, — с горечью проговорил Кипп.
 Именно эту минуту и выбрал появившийся на пороге Гиллет для того, чтобы деликатно осведомиться, не может ли он сказать его светлости словечко наедине.
 — О, умоляю тебя, только не сейчас! — простонал Кипп, чувствуя, что с него довольно. А ведь не далее как вчера он радовался как ребенок, нисколько не сомневаясь, что одним махом решил все свои проблемы. — Не уверен, что у меня хватит сил выслушать еще один монолог на тему, почему ты больше не можешь оставаться у меня в доме. Через три дня моя свадьба, да вдобавок еще и бал, и управиться со всем этим сможешь только ты, Гиллет. Так что если в твоей каменной душе сохранилась хоть капля жалости к твоему несчастному хозяину, будь добр, повремени с этим до другого раза, договорились?
 — Прошу прощения, ваша светлость, но боюсь, разговора все-таки не избежать. Я пришел просить вас забыть о том, что я имел глупость просить вас об отставке, — величественно произнес Гиллет. Брейди от неожиданности хрюкнул и уткнулся в свой бокал, но дворецкий и ухом не повел. — После того как я имел счастье познакомиться с вашей невестой, я считаю для себя величайшей честью остаться в доме и служить будущей виконтессе всем, чем только смогу. Это мой долг перед вашей покойной матушкой, сэр.
 — Ну вот видишь, Кипп, Гиллету она тоже понравилась! А ты не смел на это и надеяться, верно? Так чего ж тебе еще нужно?!
 Кипп подозрительно взглянул на дворецкого. Потом на приятеля, ухмылявшегося с таким видом, словно кто-то при нем удачно пошутил. Но смысл данной шутки явно был понятен только им с Гиллетом.
 Похоже, происходило нечто такое, о чем Кипп не имел ни малейшего представления. Конечно, может быть, он и не гений, но и не такой уж идиот, чтобы не сообразить, что эта парочка затеяла какие-то игры у него за спиной.
 И тут его точно громом ударило! Ну конечно! Если Абигайль Бэкуорт-Мелдон привыкла железной рукой править всей этой сумасшедшей семейкой — окончательно спятившими на старости лет дядюшками, красивой дурочкой племянницей и ее братцем (скорее всего таким же призовым идиотом, если учесть, что представляет собой их дражайшая матушка) — и при этом еще вести хозяйство и так далее и тому подобное… значит, можно не сомневаться, что эта женщина способна справиться с чем угодно.
 Впрочем, это и была одна из причин, почему он остановил на ней свой выбор.
 Но ведь при всем при том Эбби оставалась женщиной. А следовательно, она не смогла бы удовлетвориться лишь тем, чтобы «справляться»с ними. Наверняка она мечтает заставить всех плясать под ее дудку. А заодно и его тоже, будь он проклят!
 И начала она с того, что принялась искать себе союзников — Брейди с Гиллетом, похоже, уже на ее стороне. Да что они — Кипп готов был поклясться, что вся прислуга в доме, начиная с экономки и кончая кухонным мальчиком, встретила ее с распростертыми объятиями. Рассчитывает стать незаменимой, сделал он вывод.
 И она уже на полпути к этому. Так что, став виконтессой, она ею и останется — и не важно, что он сам будет думать по этому поводу.
 Видимо, Эбби твердо намерена выполнить свою часть сделки. Но, будучи женщиной неглупой, она в первую очередь заручилась поддержкой Брейди, а потом перетянула на свою сторону и Гиллета — не зря же старый дурак заявил, что остается на службе. Да, Эбби времени зря не теряет!
 Хорошо это или плохо? Станет ли его жизнь легче после того, как он женится на ней? Но если так — а он от души надеется, что так и будет, — почему его что-то тревожит? Почему он чувствует себя таким беззащитным?
 Впрочем, разве это сейчас важно?
 — Не знаю, что у вас тут происходит, и не уверен, что хочу это знать, — заявил Кипп, чувствуя, что у него начинает болеть голова.
 — Согласен, старина, — хихикнул Брейди. — О, Гиллет, что это у тебя на рукаве? Какие-то крошки, — озабоченно добавил он.
 Растерявшийся дворецкий принялся смущенно уничтожать следы своего чаепития с Эбби, а Брейди, страшно довольный собой, захохотал во весь голос.
 Он смеялся до тех пор, пока Кипп, окончательно потеряв терпение, не вылетел за дверь. Чертыхаясь сквозь зубы, он взлетел вверх по лестнице, чтобы увидеть собственными глазами, что там затеяла Эбби.
 Но наверху Кипп вдруг притормозил, сообразив, что страшно зол. И не на кого-то, а на Мэри. В конце концов, именно она втравила его в эту историю!




 Глава 12


 Дорогая миссис Бэкуорт-Мелдон!
 Позвольте пожелать вам доброго утра. Вместе с письмом посылаю вам платья для вечерней церемонии и бала, а также маленький совет (впрочем, уверен, что наши мнения наверняка совпадают), а именно: розовое платье больше подойдет для бала, а другое, цвета слоновой кости, — для известной вам церемонии. Как бы там ни было, непременно захватите на Гросвенор-сквер и второе платье, так как в любом случае домой на Халф-Мун-стрит вы уже не вернетесь.
 Думаю, мне нет нужды напоминать о том, что с этого дня вы должны одеваться и держать себя соответственно своему новому положению и что теперь взгляды всего общества будут прикованы к вам.
 Стоимость обоих туалетов будет вычтена мной из суммы вашего содержания. Насколько я знаю, вас это весьма беспокоило, так что теперь можете не волноваться. А после вышеупомянутой церемонии вы вольны сосать из меня кровь (иначе говоря — золото), но только в пределах вышеупомянутого содержания.
 Мой экипаж будет в распоряжении вашего семейства после двух часов дня.
 Умоляю вас не опаздывать, чтобы мы могли покончить с этой докучной формальностью как можно скорее.
 Ваш покорный слуга Уиллоуби.
 Эбби прочитала записку дважды, разрываясь между желанием вздернуть его на первом же суку или четвертовать на месте. Впрочем, хватит с него и пули. Если же он рассчитывает, что она бросится ему на шею, заливаясь слезами благодарности, то пусть сразу же выбросит это из головы. Да и потом, какая же это доброта, раз он делает это для себя, мудро рассудила она. Наверняка гордый виконт уже позеленел от страха, представив, как она появится на балу в одном из своих «шикарных» туалетов!
 Но потом в душу Эбби закралось одно подозрение, и оно ей очень не понравилось. Что-то подсказывало ей, что в последнее время она как-то странно легко подчиняется планам его светлости. А если говорить честно, Эбби не могла дождаться момента, когда получит свое «содержание», чтобы пуститься во все тяжкие.
 Нет, не то чтобы это так уж ее удивило! Слишком долго она жила чуть ли не впроголодь, чтобы понять, какие преимущества сулит ей придуманный Брейди план. Господь свидетель, разве могло ей когда-нибудь даже прийти в голову, что блестящий виконт Уиллоуби предложит ей стать его женой?!
 Впрочем, была в этой бочке меда пусть и маленькая, но все-таки ложка дегтя. У Эбби возникло неприятное чувство, будто ее покупают. Причем покупают с удовольствием. Вот это, а также то, что сам виконт и не подозревал, что действует в соответствии с разработанным Брейди планом, и выводило ее из себя.
 Они еще не стали мужем и женой, а у нее уже появилась первая тайна. Тайна, которую ему не суждено узнать, — если ей, конечно, хоть немного дорога ее шкура!
 Как жаль все-таки, что она ни капельки в него не влюблена! Будь по-другому, найди она в своей душе хоть чуть-чуть теплого чувства, Эбби, возможно, не ощущала бы себя сейчас такой виноватой.
 А может, наоборот, неожиданно подумала она…
 — О, послушай, Эбби, — они просто великолепны! Господи, какая прелесть! Ну разве твой виконт не самый великодушный человек во всем белом свете? Да ты хоть понимаешь, как тебе повезло?!
 Вздрогнув от неожиданности, Эбби повернулась к Эдвардине. Та, забыв обо всем, взобралась с ногами на кровать и вдохновенно рылась в огромных коробках. Оберточная бумага с шелковистым шорохом падала на пол, словно осенние листья. А Эдвардина, не помня себя от восторга, прикладывала к себе то одно, то другое платье — это были безумно дорогие шедевры мадам Люсиль, отвергнутые Эбби во время ее визита в модную лавку на Бонд-стрит.
 — И нижние юбки вдобавок! И еще туфли! Ах, какая муфта! Нет, ты только посмотри, Эбби, веер! Ты ведь обожаешь веера. И как он только узнал? Держу пари, он влюбился в тебя по уши!
 Опустив глаза, Эбби в третий раз пробежала глазами записку своего жениха и нервным движением смяла ее в кулаке.
 — Да, скорее всего, — небрежно бросила она, незаметно порвав записку и кинув ее в огонь. Близорукая Эдвардина ничего не заметила. — Конечно, виконт совершенно потерял голову! Этот человек готов целовать землю, по которой я хожу!
 И вдруг ноги у нее подкосились — Эбби внезапно вспомнила, как виконт написал, что она уже больше никогда не вернется на Халф-Мун-стрит. Впрочем,
 одернула она себя, а зачем ей сюда возвращаться? Можно подумать, она не проживет без этой проклятой лачуги!
 Все это так… если не считать одного маленького обстоятельства — здесь, в этой лачуге, она чувствует себя в гораздо большей безопасности, чем в роскошном дворце на Гросвенор-сквер!
 Она надела платье цвета слоновой кости.
 Эбби с первого взгляда влюбилась в него — еще тогда, в модной лавке мадам Люсиль. Это было настоящее произведение искусства — из тончайшего перкаля, с высоким воротничком под горло, тремя пышными оборками на плечах и воздушными рукавами с плоеными манжетами, доходившими до самых кончиков пальцев, оно выглядело девически строгим и в то же время очаровательным.
 Слегка зауженная спереди юбка была подхвачена под грудью кокетливой бархатной ленточкой зеленого цвета — никаких других украшений не было. Только множество плиссированных складок пышным каскадом спускались сзади до самого пола, точно такие же складки падали с плеч, а заканчивалось все это великолепие небольшим шлейфом.
 Но в коробке было не одно только платье. Эбби осторожно вынимала одну вещицу за другой, даже не замечая, как у нее дрожат руки. Тонкие, как паутинка, шелковые чулки, тоже цвета слоновой кости, зеленые туфельки в тон ленте, облегавшие ее ногу точно вторая кожа. Затаив дыхание, Эбби осторожно погладила их — кожа была мягкой, как масло. Там же лежали и перчатки, тоже мягкие, только из кожи цвета слоновой кости. И крохотная сумочка, аккуратно завернутая в бумагу. Эбби развернула ее, и у нее вырвался вздох восхищения — такого же травянисто-зеленого цвета, что и туфельки, бархатная сумочка с тончайшей золотой цепочкой вместо ручки больше смахивала на драгоценную безделушку, чем на один из атрибутов женского туалета.
 Да уж, все это великолепие явно стоит куда больше ее несчастных двадцати шести фунтов, мрачно подумала Эбби.
 Она была бы в восторге, если бы не волосы. Сколько Эбби ни билась, сколько ни пыталась заставить их завиться в локоны, чтобы потом заколоть их изящным узлом, у нее так ничего и не вышло. Вернее, то, что у нее получилось, больше всего смахивало на ее обычный квакерский пучок.
 Но даже это не могло испортить ей удовольствия. Эбби переполняла благодарность. Как же все-таки мило со стороны виконта прислать ей платье… нет, даже целых два! И вовсе не потому, что этим подарком он как бы еще раз подчеркивал, что только пылкая, романтическая любовь заставила его остановить свой выбор на ней — серенькой, незаметной вдове. Просто сейчас, нарядная, совсем не похожая на прежнюю Эбби, она почувствовала себя намного увереннее. Теперь она могла по праву встать рядом с ним перед алтарем и не стыдясь произнести вслед за ним супружеские обеты.
 Раньше она робела немного — но совсем не оттого, что ее не поддерживали родственники. Вот и сейчас дядюшка Дэгвуд и его брат-близнец Бейли, принаряженные в одинаковые атласные сюртуки травянисто-зеленого цвета, видимо, сохранившиеся с лучших времен — на сытых боках дядюшки Дэгвуда сюртук угрожающе трещал по швам, — не отходили от нее ни на шаг. Гермиона в сопровождении неизменного Пончика, со столь же неизменной серебряной фляжкой в ридикюле, шествовала впереди.
 Эдвардина под руку с братом Игнатиусом шли позади всех. Стоило только
 их процессии переступить порог особняка на Гросвенор-сквер, как она, оглядевшись по сторонам, озадаченно брякнула:
 — Где это мы — в церкви? Как это — нет? А здорово похоже на церковь!
 — Прошу вас, мадам, — выступил вперед Гиллет. Окинув взглядом сбившихся в стайку Бэкуорт-Мелдонов, он величественно склонил седую голову. — Мои поздравления, мадам. Вы выглядите просто восхитительно! Виконт просил передать, что ждет вас в гостиной.
 — Спасибо, Гиллет, — благодарно кивнула Эбби. И слегка поморщилась, услышав, как хрипло звучит ее голос. «Каркаю, как ворона!» — сердито подумала она. — А священник… или кто там… он тоже нас ждет?
 — Да, мадам. И граф Синглтон вместе с ними. Позвольте, я провожу вас туда.
 Эбби без единого возражения последовала за дворецким, тем более что ей в голову так и не пришло ни одного мало-мальски серьезного предлога, чтобы отсрочить неизбежное. К тому же дядюшки сочли этот момент наиболее подходящим для очередной свары. Дэгвуд обвинял Бейли в том, что тот надел одну из его туфель. А Бейли, само собой, с пеной у рта это отрицал, в свою очередь, обвиняя брата… впрочем, дальше Эбби слушать не стала — все и так было ясно. Использовать их перепалку как предлог уж точно не удастся, с мрачным юмором подумала она.
 Игнатиус, точная копия своей сестры, только в мужском варианте, улучив момент, склонился к Эбби. Приложив к лицу надушенный кружевной носовой платок, впрочем, не скрывавший улыбки, он ободряюще ей подмигнул. Лицо его сияло.
 — Прошу вас, одну минутку, Гиллет. Мне хотелось бы сказать пару слов моей тетушке. Спасибо, старина. Послушайте, тетушка Эбби, — он всегда именовал ее «тетушка Эбби», хотя и был всего на два года младше ее, — неужто вы и в самом деле собираетесь тут жить? Ну и счастье же вам привалило! Поздравляю! Вот уж никогда бы не подумал, что когда-нибудь увижу вас в таких хоромах!
 — Спасибо, Игги, — мягко поблагодарила Эбби, понимая, что бедный мальчик, как обычно, ляпнул первое, что пришло ему в голову. И кроме того, она была уверена, что самое интересное еще впереди.
 И Игги не подкачал. Впрочем, надо сказать, милый мальчик никогда их не подводил. Достаточно было только чуть-чуть поднапрячь фантазию, чтобы вообразить какой-нибудь совсем уж ужасный фортель, нечто выходящее за рамки всего того, что мог сказать такой призовой идиот, как Игги, и после этого оставалось только ждать — и Игги повторял все слово в слово.
 То же самое произошло и сейчас.
 — Я вот тут подумал, тетушка, — продолжал он, глядя на нее своими детски невинными голубыми глазами. Впрочем, Эбби уже много лет назад выработала в себе привычку не обращать внимания на его ангельскую внешность. — Если вспомнить, каким хорошим племянником я всегда был — ласковым, любящим и все такое, — я решил, что вы, наверное, захотите сделать мне маленький подарок. Тем более что теперь ведь должен же кто-то вместо вас держать в узде эту сумасшедшую семейку…
 — Ты хочешь сказать, что неплохо бы назначить тебе содержание? Я правильно поняла тебя, Игги? — вклинилась Эбби, улучив момент, когда он остановился, чтобы перевести дыхание. Юноша поперхнулся и вытаращил на Эбби глаза. — Так вот, предупреждаю сразу — ты его не получишь.
 — Ну, тетушка, не стоит быть такой жестокой. Такое бездушие по отношению к любимому племяннику может иметь самые неприятные последствия.
 Эбби сделала Гиллету знак отойти подальше. А потом, крепко ухватив за локоть ухмыляющегося Игги, поволокла его за собой в самый дальний угол холла.
 — Что это — шантаж? Пытаешься меня запугать, а, Игги?
 — Запугивать тебя, тетушка? Боже упаси! Что это пришло тебе в голову? Неужто ты решила, что я могу пасть так низко, чтобы угрожать тебе? — Его идиотская ухмылка выводила Эбби из себя. — Впрочем, раз уж ты сама это сказала… почему бы и нет, право?
 Эбби закусила губу и молча смотрела на него. Впрочем, ей и раньше приходило в голову, что рано или поздно это случится.
 — Ты уже забыла тот день, когда вы с Эдвардиной ездили на пикник, а, тетушка? — помолчав немного, спросил Игги. Потом небрежным жестом поправил булавку, и Эбби машинально отметила, что она несколько великовата для галстука. — Я ведь тоже там был, если ты помнишь. Приехал с приятелями подышать, так сказать, свежим воздухом, поглазеть на девушек — ну, как принято у молодых людей нашего круга, ты же понимаешь.
 Эбби пристально смотрела ему в глаза. Лицо ее было непроницаемым, но мысли лихорадочно метались, словно летучие мыши, пока она испуганно гадала, что же еще ляпнет Игги.
 И тут «милый мальчик» вдруг неожиданно ее разочаровал! Какой же она была дурой, втайне надеясь, что, может быть, хоть на этот раз это ангельски невинное выражение лица окажется под стать его намерениям! Как же жестоко она ошиблась!
 — Как единственный мужчина в семье Бэкуорт-Мелдон — единственный настоящий мужчина, смею надеяться, — заметив, что вы с виконтом незаметно улизнули в кустики, я счел своим долгом последовать за вами, чтобы проследить, чем вы там занимаетесь. Не мог же я в самом деле позволить, чтобы мою тетушку скомпрометировал какой-то негодяй, верно? Ну вот, значит, отыскал я себе укромное местечко на берегу, навострил уши, чтобы не упустить ни единого словечка и вовремя подоспеть на помощь, коли потребуется. Только помощь тебе не понадобилась, да, тетушка Эбби?
 Эбби вдруг почувствовала, что содержимое желудка подступило к самому ее горлу.
 — Так ты все слышал?!
 — Каждое словечко, милая тетушка! — Закинув голову, этот наглец визгливо захохотал. Потом придвинулся к ней, и голос его упал до едва слышного шепота: — Хочешь, могу повторить, если не веришь. Как это? Ах да! «Я, конечно, уже далеко не девственница, но в данном случае это даже к лучшему!» Узнаешь свои слова, дражайшая тетушка Эбби? Или мне покопаться в памяти в поисках еще одного примера? И только вообрази себе — просто вообрази! — в какое посмешище превратится твой виконт, случись мне упомянуть об этом разговоре в свете!
 — Я могу прямо сейчас рассказать все виконту, — предложила Эбби. Она
 пришла в такое отчаяние, что уже готова была плюнуть на приличия и оттаскать «милого мальчика» за уши, пока он не начнет визжать, как свинья, которую тащат на бойню. И лишь мысль о том, в какое негодование придет Гиллет, немного охладила ее воинственный пыл.
 Надо, однако, отдать должное Игги. Ай да мальчик, грустно подумала она. Молчал столько дней, выжидая удобного момента, и дождался! Она не может надрать ему уши… не может стукнуть его по носу… не может даже приказать Гиллету с помощью дюжих лакеев вышвырнуть зарвавшегося юнца вон.
 Руки у нее связаны.
 И Игги прекрасно это знает.
 — Конечно, ты можешь рассказать обо всем его светлости — если ты уверена в нем, как в самой себе. Но если нет, тогда, думаю, вряд ли у тебя хватит духу к нему пойти. Ведь бедняга женится, чтобы облегчить себе жизнь — не так ли, дражайшая тетушка? И уж, конечно, не для того, чтобы молодая жена подпортила ему репутацию. Ну да ладно, подробности обсудим позже — я имею в виду размер моего содержания, ну и еще кое-какие маленькие знаки внимания, которые для своей же пользы ты будешь оказывать мне время от времени. Итак, мы договорились? Ну и чудесно!
 — Ладно, племянник, на этот раз твоя взяла. Но, будь уверен, это тебе даром не пройдет, — невозмутимо заявила Эбби, поправляя тугие перчатки. — Еще не знаю, когда и как, но я отомщу, можешь не сомневаться! Настанет и для тебя день, когда придется платить по счетам, Игги. Так что жди. Ты меня знаешь — я свое слово держу.
 — Ох-ох, я уже весь дрожу как осиновый лист! Не понимаю, из-за чего это ты так разозлилась? В конце концов, твоя красота — вместе с горячим желанием забраться к нему в постель — очень скоро растопит каменное сердце виконта. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как он положит свое сердце к твоим ногам. И тогда, дражайшая тетушка, у тебя, возможно, появится шанс облегчить свою душу, признавшись виконту, что ты не столько облегчила ему жизнь, сколько добавила новых проблем. Вот тогда и мстить будешь, — промурлыкал в ответ Игги. И даже нахально чмокнул ее в щеку, прежде чем подвести Эбби к топтавшимся в холле гостям.
 Только и дожидавшийся этого Гиллет распахнул двери, чтобы торжественно объявить о прибытии невесты. С губ Игги сорвался дребезжащий смешок.
 — Как бы там ни было, теперь я повеселюсь на славу, — прошептал он, склонившись к самому уху Эбби. — Ммм… просто поверить не могу, что мне представился такой случай.
 Эбби предпочла промолчать. Вместо ответа она мстительно наступила острым каблуком новой туфли Игги на ногу, после чего, даже не оглянувшись, вошла в гостиную.
 Кипп, ждавший, когда Гиллет объявит о приезде его будущей жены, с энтузиазмом приговоренного к повешению, которому объявили, что дело только за палачом, бросился к Эбби.
 — Дорогая, как я рад вас видеть! Вы сегодня просто очаровательны! — воскликнул он, взяв ее руки в свои, после чего увлек Эбби в глубь комнаты и незаметно для гостей слегка пожал ее похолодевшие пальчики. — Насколько я понимаю, вы получили мою записку? — тихо добавил он.
 — Э-э… не совсем так, милорд, — прошипела Эбби, после стычки с Игги настроенная весьма воинственно. — Не знаю, в чем дело… должно быть, бумага была слишком сухая, потому что записка ваша рассыпалась прямо у меня в руках, прежде чем я успела ее прочитать.
 На щеках Киппа заходили желваки. Он и сам догадывался, что с этой запиской слегка переборщил — можно было бы, конечно, выбрать тон помягче, однако он уже разорвал две, показавшиеся ему вообще оскорбительными, и решил отослать третью до того, как ее постигнет судьба первых двух. И не то чтобы ему хотелось быть грубым, вовсе нет. Просто у него не было ни малейшего опыта, как разговаривать с невестой, которой он ни слова не сказал о любви.
 — Понятно. Ладно, позвольте мне представить вам своих друзей. С кого же мы начнем? Думаю, лучше всего с преподобного Пика.
 Долгие годы плавания в бурных волнах лондонского света вышколили его до такой степени, что теперь Кипп говорил нужные слова, улыбался заученной улыбкой и делал то, что полагалось делать в таких случаях, — и все это машинально, почти не задумываясь, — и при этом ни на мгновение не отрывал пристального взгляда от своей будущей жены.
 Да, платье великолепное. На редкость удачный выбор — элегантное и к тому же стильное. Безусловно, мадам Люсиль была права — оно ей к лицу. К тому же мадам сдержала слово и подогнала платье по Эбби к нужному дню и при этом управилась без второй примерки.
 Но вот волосы! Проклятие! Его будущая жена выглядела безупречно — изящная, светская молодая дама, — однако ее прическа, да еще в сочетании с худощавой, почти плоской фигурой уже в который раз заставила виконта недовольно поморщиться. С этим кукишем на голове Эбби смахивала на гувернантку.
 Возможно, если освободить ее волосы от бесчисленных шпилек и дать им свободно упасть на плечи, эта сияющая копна будет выглядеть гораздо лучше? Кто знает, может быть, завившись в локоны, они шелковистым водопадом спустятся ей на грудь?.. Остается только надеяться, что грудь у нее такого же нежного оттенка слоновой кости, как и кожа в тех местах, что были открыты его взору. Да полно, остановил он себя, есть ли у нее вообще грудь, у этой женщины? Сказать по правде, он сильно в этом сомневался. Все те ужасные тряпки, в которые Эбби куталась до сегодняшнего дня, похоже, шились специально для того, чтобы как можно больше ее изуродовать. А изысканное творение мадам Люсиль со множеством складок было вообще сплошной загадкой. И он ломал себе голову, что скрывается за ними: сокровища, способные свести его с ума, или костлявая грудь старой девы?
 Какой черт дернул его за язык дать ей слово, что он не станет заводить себе любовницу? Наверно, он совсем спятил!
 — Эбби, радость моя, вы выглядите на редкость обворожительно! — громогласно объявил граф Синглтон. Шагнув к ней, он взял ее руки и с томным видом поднес их к губам. — Эх, и где были мои глаза? Упустить такую женщину! А впрочем, может, и сейчас еще не поздно? Ведь этот негодяй вас не стоит, поверьте мне на слово.
 Эбби незаметно сжала ему руку, давая понять, что их план остается в силе.
 — Нет, нет, Брейди, и не надейтесь! — кокетливо проворковала она. На губах ее появилась робкая улыбка. Эбби тут же одернула себя, и губы ее перестали дрожать, а высоко вскинутый подбородок и твердый взгляд говорили о том, что воля ее крепче алмаза. — Вы ведь знаете, что я от него без ума!
 От неожиданности Кипп слегка вздрогнул и изумленно воззрился на свою невесту. Невозмутимость, с какой она сделала это заявление, заставила его прирасти к полу. Непостижимая женщина! Что ж, мысленно поздравил себя Кипп, выходит, он не ошибся. Миссис Абигайль Бэкуорт-Мелдон не обманула его надежд — хладнокровна, независима, практична. Сильная личность, одобрительно подумал он. И к тому же обладает бесценным талантом — врет и не краснеет!
 Ей бы еще приличную грудь…
 — Ваша светлость?
 — Хм… — промычал Кипп, ужасно недовольный тем, что его мысли были прерваны столь бесцеремонно.
 Впрочем, мысли его почти сразу же устремились в другом направлении — теперь Кипп гадал, один ли он такой негодяй или в Лондоне полным-полно титулованных особей мужского пола, эгоизм и бездушие которых могут смело поспорить с его собственными.
 — Я собирался сказать вам, милорд, — продолжал преподобный Пик, на лице которого отражалось сомнение, — что все произошло очень неожиданно… Дело в том, что в моем распоряжении буквально несколько минут, потому что потом мне
 придется поспешить на похороны леди Хэйвер. Итак, может быть, приступим к церемонии, если ваша светлость не возражает?
 — Конечно. Надеюсь только, ваше преподобие, что в такой спешке вы вместо венчания не благословите нас в последний путь, — вежливо кивнул Кипп, мимоходом отметив про себя, что только Эбби и Брейди рассмеялись в ответ.
 А произошло так потому, что как раз в эту минуту Гермиона Бэкуорт-Мелдон, улучив удобный момент, юркнула за одну из пальм, стоящих в кадке — к несчастью, недостаточно высокую, — чтобы никто из присутствующих не заметил, как она, запрокинув голову, поднесла к губам маленькую плоскую фляжку.
 К ногам ее прижалась лохматая белая собачонка. Задрав одну лапку вверх, мерзкая тварь — видимо, тоже решив, что момент на редкость подходящий, — оросила ту же злосчастную пальму.
 Эдвардина Бэкуорт-Мелдон, с восторженно сияющими глазами — впрочем, скорее всего этим сиянием она была обязана множеству горевших тут свечей, — уселась на одну из кушеток, попутно ухитрившись опрокинуть себе на колени блюдо с пирожными? В эту минуту она была занята тем, что весьма оригинальным способом уничтожала следы этого происшествия, запихивая себе в рот одно пирожное за другим.
 Дядюшки, стоя плечом к плечу в центре зала, синхронно вертели головами из стороны в сторону, судя по всему, упиваясь представившимся им зрелищем. Кипп усмехнулся — эта колоритная парочка с лысыми макушками и свисающими на плечи жиденькими прядями волос внезапно показалась ему странно знакомой. Точь-в-точь монахи какого-то нищенствующего ордена, решил он, только без ряс. Да нет, какие монахи — скорее уж деревенские сквайры, не хватает только копошащихся у их ног кур да запаха свежего навоза, прилипшего к грубым сапогам, поправил он себя.
 А этот племянник — как его? Ах да, Игнатиус. Тот еще фрукт, поморщился Кипп, украдкой наблюдая, как молодой человек слоняется по комнате, небрежно разглядывая драгоценные безделушки, словно вдруг оказался на распродаже. Одетый по последней моде, юноша производил странное впечатление. Высокий и тощий, он был очень похож на свою красавицу сестру, вот только красота его была до такой степени женственной, что это казалось неприличным.
 Единственным отличием этого белокурого и синеокого красавца был живой ум, светившийся в его глазах, в то время как очи Эдвардины были безмятежны и пусты, как у куклы. Только вот ум этот он явно употреблял во зло окружающим.
 Да, мальчишка, похоже, явился к нему с какой-то целью…
 — Сейчас позвоню Гиллету, чтобы он пригласил сюда слуг, — предложил Брейди, прервав тягостные размышления Киппа по поводу своих новых родственников. — Ты, по-моему, говорил, что хочешь, чтобы все они стали свидетелями на твоей свадьбе, да?
 — Ну конечно. Впрочем, кажется, это предложил Гиллет, но мне эта идея тоже пришлась по душе, — кивнул Кипп. Взяв Эбби за руку, он двинулся вслед за священником к огромному беломраморному камину в дальнем конце зала. Еще раньше они все пришли к единодушному выводу, что церемонию лучше всего будет провести именно тут.
 — Немного нервничаете, милорд? — осведомилась Эбби, вдруг осознав, что она сама непонятно по какой причине сохраняет ледяное спокойствие — точь-в-точь узник, распростившийся с последней надеждой на спасение и примирившийся со своей участью.
 — Если честно, то да. Все поджилки трясутся, — неожиданно признался Кипп, не сводя глаз со священника, который как раз в эту минуту раскрыл толстую Библию и принялся быстро листать страницы. — А вот вы, надо отдать вам должное, сохраняете поразительное хладнокровие. Наверное, с каждым разом все легче, да?
 — Ну… возможно, вы и правы, милорд. После того как я похороню вас и пойду к алтарю с третьим мужем, смогу сказать более точно, — пропела Эбби.
 Наградой ей был короткий смешок.
 Через пару минут Гиллет пригнал табунок слуг. Пошушукавшись, они в два ряда выстроились вдоль стен напротив окон.
 Брейди вышел вперед и, встав рядом с Киппом, занял место шафера, готовый в нужную минуту передать ему обручальное кольцо, которое уже много веков переходило в семье Уиллоуби от поколения к поколению, — кольцо,
 которое Кипп когда-то сам снял с пальца умершей матери, поклявшись при этом, что женится и обеспечит продолжение рода.
 Кипп ни словом не обмолвился матери о своей любви к Мэри, к девочке, которая выросла вместе с ним — можно сказать, под одной крышей. Но его мать и так знала об этой любви. Каким-то непостижимым образом ей всегда удавалось узнать все, что она хотела.
 Видит ли она его сейчас? Довольна ли она его выбором? И если о первом он мечтал всем сердцем, то о втором ему не хотелось даже думать.
 Не успел преподобный Пик открыть рот, как Гермиона, словно очнувшись, вытащила из ридикюля огромный платок и принялась оглушительно сморкаться в него, тихонько подвывая.
 — Берешь ли ты эту женщину… Слова священника с трудом доходили до его сознания. К тому же речь преподобного то и дело прерывалась душераздирающими всхлипываниями Гермионы, сердитым шепотом Эдвардины: «Да отодвинься же в сторону, Игги! Ничего не видно!» — и ответным шипением возмущенного Игнатиуса: «Ты ведь дальше собственного носа все равно ни черта не видишь, Эдди!»
 И в их голоса вплеталось жужжание обоих дядюшек — стоя за спиной у новобрачных, они что-то взволнованно обсуждали. До слуха Эбби время от времени доносились только знакомые слова «план»и «приз». Апофеозом этому гулу послужило возмущенное рычание Пончика, когда Гиллет, не вытерпев, шепотом велел одному из дюжих лакеев вышвырнуть его из комнаты.
 И вдруг все закончилось, и Кипп внезапно понял, что жизнь его изменилась бесповоротно.
 Преподобный Пик торжественно объявил их мужем и женой. А Брейди, улучив удобный момент, напомнил Киппу, что он должен поцеловать свою невесту.
 — О, это вовсе не нужно, — испуганно пискнула Эбби, прежде чем до нее дошло, что именно она говорит.
 — Напротив, — решительно поправил ее Кипп. Он-то догадался, что у Брейди на уме. Наверняка они одновременно подумали об одном и том же. Этот их первый супружеский поцелуй должен был все расставить по своим местам. В том случае, если он или Эбби еще не осознали до конца важности события, которое только что произошло, то уж после поцелуя их иллюзии развеются навсегда.
 Итак, теперь они муж и жена. В богатстве и в бедности, в радости и в горе, что бы ни толкнуло обоих на этот шаг — пути назад уже не было.
 Преподобный Пик нетерпеливо переминался с ноги на ногу. На лице священника была написана тоска — судя по всему, он разрывался между долгом, призывавшим его к одру почившей леди Хэйвер, и страстной надеждой получить приглашение к свадебному столу. Все это было так очевидно, что Киппу стало его даже немного жаль. Он повернулся к своей невесте, заглянул ей в глаза и забыл обо всем. «Вряд ли она упадет в обморок», — предположил он. И широко улыбнулся.
 — Миледи Уиллоуби, — прошептал Кипп, осторожно, но твердо приподняв ей подбородок. И с удивлением заметил, как эти удивительные, похожие на лесные фиалки глаза вдруг разом потемнели, а потом покорно закрылись, и ее лицо внезапно побелело до синевы.
 — Милорд, — прошептала Эбби в ответ так тихо, что он скорее прочел по губам это слово, чем услышал его.
 Губы ее были теплыми и удивительно податливыми — казалось, она только и ждала минуты, когда он накроет их своими. Да, это была женщина, которая умела наслаждаться поцелуями, которая отвечала на них, не думая о таких пустяках, как девический стыд или ложная скромность. В ней не было ни тени лицемерия.
 А Эбби между тем пришлось напомнить себе, что нужно дышать. Что нужно держаться прямо. Не нервничать. Не бежать. Не кричать. И уж, конечно, Боже упаси, не броситься ему в объятия!
 Сколько же долгих лет прошло с тех пор, когда ее вот так же целовали? — спрашивала она себя. Когда-то она была искренне и пылко влюблена в своего Гарри, верила, что и он любит ее столь же страстно, и с нетерпением ждала его поцелуев.
 По ее телу пробежал огонь — огонь, так хорошо знакомый ей в прошлом. Огонь, который, как думала Эбби, давно уже погас, и вот он опять возродился к жизни, как будто одно лишь прикосновение губ виконта заставило остывшие угли налиться жаром и разом вспыхнуть, как пучок соломы, к которому поднесли спичку.
 Одним только легким прикосновением удерживая Эбби на месте, Кипп вдруг крепче прижался к ее губам. И сразу почувствовал, как губы ее покорно раскрылись ему навстречу. Это было похоже на приглашение…
 Возможно, сердце Эбби за эти годы забыло о любви, зато тело ее вспомнило и отозвалось мгновенно. Она буквально таяла от наслаждения. Язык Киппа осторожно коснулся ее губ, языки их сплелись в сладостной дуэли, и это казалось ей самой естественной вещью на свете.
 Время остановилось. В голове у Киппа шумело. Только спустя какое-то
 время смешок, сорвавшийся с губ Брейди, вернул его к действительности. Окончательно развеселившись, Брейди захлопал в ладоши. И только тогда Кипп пришел в себя.
 Все еще взволнованный, он смотрел, как Эбби — уже в качестве его жены — вежливо поблагодарила преподобного Пика, позволила Эдвардине заключить ее в объятия, невозмутимо попросила Гермиону набрать полную грудь воздуха, а потом сосчитать до двадцати, чтобы успокоиться, после чего покачала головой и с терпеливой улыбкой повернулась, чтобы принять поздравления обоих дядюшек.
 То пылкая, то холодная как лед, то мягкая и уступчивая, то надменная, как Снежная королева. Непостижимая женщина! Еще минуту назад она трепетала в его объятиях — и вот уже как ни в чем не бывало принимает поздравления! Она полностью владела собой — и это когда сам он едва не потерял голову. Его тело готово было взбунтоваться, оно предало его, и это приводило его в бешенство, потому что Кипп привык считать, что умеет сдерживать эмоции.
 Да, удивительная женщина, с невольным восхищением подумал он. Родись она мужчиной, из нее вышел бы превосходный генерал. И в то же время Эбби была истинной женщиной — женщиной, знавшей толк в чувственной любви и ничуть не стеснявшейся этого.
 Неужели было время, когда он считал ее серенькой мышкой, когда его взгляд, не останавливаясь, равнодушно скользил мимо нее? Слепец, с горечью подумал он.
 А сейчас, когда он вдруг понял, какой вулкан страстей кипит под этой невзрачной оболочкой, когда руки его до сих пор дрожат, а взгляд не в силах от нее оторваться… Матерь Божия, что же ему делать?!




 Глава 13


 Спальня виконтессы в особняке Уиллоуби состояла из трех смежных комнат разной величины: огромной и гулкой, словно пещера, большую часть которой занимала исполинских размеров кровать; другой, чуть поменьше, которая, судя по всему, служила гардеробной; и третьей, совсем крохотной, по величине чуть больше кроличьей норки, — тут спала горничная.
 Обставленная изящной и хрупкой мебелью в бело-золотых тонах, скорее всего привезенной из Франции — об этом говорили множество причудливых завитушек, орнаментов из цветов и гирлянд, роскошная позолота, которой была украшена мебель, — эта комната когда-то была спальней покойной матери Киппа. Казалось, дух ее все еще витает здесь.
 Спальня носила отпечаток ее личности. Здесь жила женщина, ценившая красоту. И душевный покой. А также порядок и тишину. Еще до того, как тут воцарилась Эбби, миссис Харрис показала ей висевший в гостиной портрет покойной виконтессы, и Эбби безошибочно узнала и миндалевидные карие глаза под крутым, надменным изгибом темных бровей, и уже хорошо знакомый ей оттенок светлых пушистых волос. Только изгиб рта у матери Киппа был совсем другим — в нем напрочь отсутствовала мягкость. Кипп был очень похож на мать, однако пухлые, немного капризные, чувственные губы и упрямый подбородок он явно унаследовал не от нее, а от отца, чей портрет висел рядом с портретом жены.
 Однако воспоминание о губах Киппа, так недавно прижимавшихся к ее губам, заставило Эбби вспомнить и о той пылкости, с какой она отозвалась на его поцелуй. Тема эта была ей неприятна, и Эбби попыталась направить ход своих мыслей в другое русло. Впрочем, особых усилий для этого не потребовалось — в данный момент для нее не было ничего увлекательнее, чем вернуться к изучению своей новой спальни.
 Стены обтянуты нежно-розовой шелковистой тканью. Высокий потолок в виде купола неба, усыпанного пушистыми белыми облаками, из-за которых выглядывают краснощекие пухлые херувимчики. На паркетном полу три обюссонских ковра, в которых ноги утопают по щиколотку, они были травянисто-зеленые, словно лесной мох, с букетами желтых и розовых роз.
 Белоснежное атласное покрывало на постели, а поверх него горой навалено не менее двух дюжин подушек самых разных форм и размеров. Тонкие, как паутинка, белые портьеры на высоких, от пола до потолка, окнах. Множество статуэток и ваз из полупрозрачного хрупкого стекла. Огромный камин из белого мрамора, украшенный причудливой резьбой, очень похожий на тот, что она видела в гостиной, только поменьше, — все это поразило Эбби.
 Еще одна дверь — судя по всему, она вела в спальню виконта.
 Эбби отвела взгляд.
 Она подумает об этом. Только позже.
 Эбби было не до виконта, она нежилась в прекрасной огромной ванне, которую дюжие лакеи принесли в спальню и поставили перед камином. Это было уже второе купание за сегодняшний день, но какая же разница, со вздохом подумала она. Она блаженствовала, погрузившись по самую шею в горячую воду, и душистая пена щекотала ей подбородок. Разве можно было сравнить это наслаждение с тем, когда утром она пыталась кое-как обмыться, стоя по щиколотку в чуть тепловатой воде и щелкая зубами от холода?
 После того как Эбби нашла в себе силы распрощаться наконец с родственниками, миссис Харрис проводила ее наверх, чтобы она смогла приготовиться к предстоящему балу. Эбби потребовалось немало сил, чтобы буквально по кусочкам отодрать от себя обливавшуюся слезами Эдвардину, да и то только клятвенно заверив ее, что всегда-всегда будет рядом с ней. А если у милой Эдвардины возникнут какие-то проблемы, то она знает, к кому ей обратиться, ведь так? Двери дома ее тетушки — имелся в виду, само собой, великолепный особняк на Гросвенор-сквер — будут всегда для нее открыты.
 А Эдвардина все рыдала, хлюпая носом и рассыпаясь в благодарностях, и Эбби начала даже опасаться, что это никогда не кончится. Разве были у этой пустоголовой Эдвардины в жизни какие-то проблемы? Насколько она могла вспомнить, ни одной серьезной — если, конечно, не считать проблемой такую мать, как Гермиона; тут Эбби могла ей только посочувствовать.
 Да, вздохнула Эбби, будь она дочерью Гермионы, она бы тоже считала, что у нее проблемы. Светский сезон, да еще в Лондоне, — это не шутка! И если бы ее собственный успех в свете зависел от Гермионы, то Эбби не то что билась бы в истерике, а просто полезла в петлю! Скорее всего истерика, которую закатила Эдвардина, объяснялась не чем иным, как страхом, — ведь теперь бедняжке не на кого надеяться.
 Впрочем, вряд ли. Милое дитя никогда не утруждало себя мыслями и тревогами — ведь туманный мир, в котором она жила, всегда был окрашен в
 розовые тона. Едва ли она вообще замечала, что происходит вокруг нее, даже царившую в доме нищету. А уж представить себе, что это неземное создание может разволноваться из-за таких скучных и неинтересных вещей, как, скажем, обед или, вернее, его отсутствие, и представить себе невозможно. Скорее всего Эдвардина просто не задумывалась, откуда что берется. Или, вернее, откуда что-то возьмется теперь, когда в доме уже не будет Эбби, старавшейся сэкономить каждый грош.
 Напоследок, уже стоя в дверях и обмениваясь последними словами с Бэкуорт-Мелдонами, Эбби вдруг случайно перехватила брошенный на нее украдкой взгляд Игги. Искорка торжества, блеснувшая в его глазах, оставила в ее душе смутное беспокойство. Наверняка это так или иначе связано с истерикой его сестры. Но как? Может, этот негодяй намеренно напугал сестру? Впрочем, это совсем несложно, ведь Эдвардина — сущий младенец. Но если так, зачем ему это? И как истерика, которую напоследок закатила Эдвардина, могла бы помочь Игги в его шантаже? А что все это как-то связано, Эбби ничуть не сомневалась. Нет дыма без огня. Она не помнила случая, чтобы «милый мальчик» сделал что-нибудь просто так, а не ради того, чтобы извлечь для себя выгоду.
 Ладно, об этом она тоже пока не станет думать, сцепив зубы, решила Эбби. Ей нужно еще столько всего успеть, и ко всему прочему, вечером предстоит пережить этот проклятый бал, а времени уже в обрез, ведь сегодня ей придется впервые предстать перед всем светом в роли свежеиспеченной виконтессы Уиллоуби.
 И это еще полбеды, мрачно размышляла она, особенно если учесть, что ее ждет после бала…
 Салли Энн, ее новая горничная — вернее, первая в жизни горничная, — выплеснула еще целый кувшин восхитительно горячей воды в огромную ванну, и Эбби блаженно зажмурилась, представив себе, как погрузится в нее с головой и все ее тревоги и неприятности тут же исчезнут без следа. Откинувшись на спинку ванны, она закрыла глаза, и ей показалось, что она попала на небеса. Во всяком случае, представить себе, что такая роскошь может существовать и на земле, было попросту невозможно.
 Оказывается, к роскоши привыкаешь очень быстро.
 — Спасибо, Салли Энн, — сказала Эбби молоденькой горничной, которая понравилась ей с первого взгляда. Невысокая, пухленькая, с волосами такими рыжими что, казалось, голова ее охвачена пламенем, девчушка была на редкость смешливой. Вот и сейчас она с трудом сдерживала смех. — Все было чудесно.
 — Да, мэм, — пробормотала Салли Энн, прыснув в кулак, и ее конопатое личико неизвестно по какой причине залилось краской. Пошарив в стоявшем рядом шкафчике, она выудила оттуда склянку темно-синего стекла и с торжественным видом подала ее Эбби. — Может быть, желаете, чтобы я вымыла вам голову, мэм?
 Эбби машинально потрогала волосы. Хоть они порой и доставляли ей немало забот, однако она гордилась своей шевелюрой — вот и сейчас она забеспокоилась, не намочила ли их?
 — Нет, Салли Энн, не надо. Конечно, идея хорошая, но боюсь, тогда они вряд ли высохнут к вечеру.
 Эбби вздохнула, с завистью глядя на смешливую горничную, чьи тугие локоны походили на медные пружинки. Она бы с радостью пожертвовала годом жизни, чтобы иметь такие локоны… Впрочем, Бог с ними, с локонами, она согласна и на то, чтобы ее волосы перестали напоминать сухую солому и хоть немного вились.
 — Салли Энн, а ты, случайно, не умеешь укладывать волосы? Честно говоря, я просто иной раз не знаю, что с ними делать!
 — Его светлость уже нашел для вас парикмахера, мэм, — весело прощебетала Салли Энн. — Он должен прийти буквально с минуты на минуту! Ой, так вам тогда нужно поторопиться, мэм! Небось он уже здесь!
 Эбби позволила себе роскошь еще чуть-чуть понежиться в горячей воде, мысленно представляя себе наслаждение, которое ее ждет, когда ее волосами наконец-то займется искусный парикмахер. Но это длилось всего минуту — слова горничной вдруг дошли до ее сознания, и Эбби вытаращила глаза.
 — Его светлость позаботился о том, чтобы найти для меня парикмахера? Как это любезно с его стороны — снизойти до таких мелочей!
 Захихикав, Салли Энн кивнула и снова залилась краской.
 — Да, мэм, он сам приказал! Элфи — это один из лакеев — так вот, он все-все мне рассказал! Как его светлость переживал, потому что — он так и заявил! — не может же он позволить вам появиться на сегодняшнем балу с волосами, словно у какой-то высушенной старой девы — гувернантки. И как раз нынче утром Элфи мне сказал, что его светлость послал его с запиской к мусью Парфэ!
 — Только сегодня утром, говоришь, — задумчиво протянула Эбби, мысленно желая Киппу провалиться в геенну огненную за то, что он позволяет себе отпускать подобные замечания в ее адрес, да еще в присутствии их слуг! Фыркнув, она выбралась из ванны и с удовольствием позволила завернуть себя в горячее полотенце. Чтобы немного успокоиться, Эбби принялась яростно тереть свое тело, но кипевшая в ней злость была настолько велика, что она скорее всего обсохла бы и так.
 Но больше всего ее бесило то, что Кипп, похоже, смотрел на нее как на нечто несовершенное, над чем ему придется еще работать и работать. Впрочем, какая-то доля правды в этом все же была…
 Эбби немного остыла. А потом ей неожиданно стало грустно. И еще она страшно разозлилась. Что было уж совсем глупо — ведь, по правде говоря, она должна быть благодарна ему за заботу. С его стороны это самая обычная доброта. А то, что Эбби принимала за злость, было скорее обидой. Гордость ее была оскорблена — ей откровенно дали понять, что внешность ее, мягко говоря, далека от совершенства.
 Сейчас Эбби и сама не могла бы сказать, что за чувства она испытывает; знала только, что безоблачное счастье, которым она минуту назад упивалась, исчезло без следа. Вслед за ним исчезло и ощущение независимости, к которому она уже привыкла. И это было куда печальнее, потому что Эбби очень дорожила свободой. Не хватало еще, чтобы Кипп теперь решал, как ей следует выглядеть, и все это только из-за щедрого содержания, которое он ей выделил.
 Нетерпеливо отмахнувшись от Салли Энн, Эбби сама натянула белье — так, как привыкла делать это до сих пор, — и протянула руку за своим старым платьем, которое перевезли на Гросвенор-сквер вместе со всем ее скудным гардеробом.
 — Салли Энн?
 — Да, мэм? — Собрав мокрые полотенца, маленькая горничная с улыбкой присела.
 Эбби невольно залюбовалась ею — до чего же славное существо, подумала она. Милая услужливая девочка. Но в эту минуту Эбби с радостью отправила бы служанку на другой конец света. Ей хотелось остаться одной — кричать, ругаться, швырять предметы о стену. Так он, значит, нашел для нее парикмахера?! Он лучше знает, как ей одеваться и как причесываться, возможно, даже туфли станет выбирать для нее сам — словно она не человек, а кукла, которую он купил в магазине! За кого он ее принимает, черт возьми?!
 Черта с два, злобно подумала она. Еще посмотрим!
 — В моем сундуке — на самом дне, если не ошибаюсь, — ты найдешь платье из тафты шоколадного цвета. Я была бы очень признательна, если бы ты его принесла.
 На гладкий лоб горничной набежали морщинки.
 — Как же так, мэм? А я как раз хотела бежать вниз да погладить для вас то красивое, розовое! Ну, то самое, мэм, что вы привезли с собой в такой шикарной белой коробке. А вы бы пока малость отдохнули, а там, глядишь, и мусью Парфэ придет! А потом бы я принесла вам блюдо с сандвичами, чтобы вы перекусили — ведь вы наверняка слишком взволнованны, чтобы пообедать как следует вечером, — так миссис Харрис сказала…
 — Мне совсем не хочется ложиться в постель! И есть — тоже. К тому же мне очень нужно сказать пару слов его све… моему мужу. А поскольку еще слишком рано, чтобы надевать розовое платье, так и коричневое пока сойдет, — решительно заявила она, изо всех сил стараясь смягчить резкость своих слов.
 Служанка открыла было рот, чтобы возразить. И тут же снова захлопнула его. Потом пожала плечами и дернула головой так, что огненно-рыжие кудряшки запрыгали по плечам.
 — Ну… что ж, ладно, мэм.
 Двадцатью минутами позже, услышав знакомое насвистывание, Эбби тихонько подкралась к двери, некоторое время внимательно прислушивалась, потом негромко постучала. Не дождавшись ответа, Эбби приоткрыла тяжелую дверь и бесшумно проскользнула в спальню виконта.
 Ей уже случалось бывать здесь, когда миссис Харрис устроила ей нечто вроде обзорной экскурсии по всему дому, и Эбби знала, что покои виконта почти точная копия ее собственных, только поменьше. Разница между ними была разве что в мебели.
 Мебель в спальне виконта была из темно-вишневого дерева. Тяжелые столы и стулья и массивная каминная полка из точно такого же дерева создавали бы ощущение некоторой мрачности, если бы не контраст со стенами цвета слоновой кости, сверкающую белизну которых удачно оттеняли роскошные портьеры глубокого винно-красного цвета. Сейчас перед камином стояла латунная ванна, над которой клубился пар. Возле нее валялись еще влажные полотенца.
 Пол устилали мягкие ковры — как и стены, тоже цвета слоновой кости. Огромная, поистине королевская кровать, на которой без труда могли поместиться четверо мужчин, была застлана бархатным покрывалом того же цвета, что и портьеры. Такого же цвета были и шелковые простыни, край которых выглядывал из-под покрывала. На стенах висели семейные портреты, написанные в слегка мрачноватых тонах.
 Спальня виконта ошеломила ее. Она подавляла, здесь трудно было дышать, и среди этого мрачного великолепия Эбби почувствовала себя маленькой и жалкой. Она внезапно поймала себя на мысли, что ей куда проще было бы разговаривать с виконтом в ее комнате, тем более что и он наверняка чувствовал бы себя там не в своей тарелке — Эбби давно уже заметила, что представители сильного пола, попав в женский будуар, обычно теряются, словно все это обилие шелков и кружев, ароматы духов и изящная хрупкая мебель лишают их почвы под ногами.
 Между тем ее новоиспеченный супруг, беззаботно насвистывая, развалился в одном из стоявших перед камином обитых кожей вишневого цвета кресел. Откинувшись на мягкую спинку, он закинул ноги в шелковых носках на высокий табурет и бездумно следил за пляшущими в камине языками пламени. Мускулистое тело его прикрывал мягкий халат в винно-красных и темно-синих тонах. В руках он держал высокий хрустальный бокал, до половины наполненный темно-красным вином. Небрежно вертя его двумя пальцами, Кипп любовался игрой вина.
 Будь она невинной девушкой, подобное зрелище заставило бы ее онеметь. Впрочем, Эбби и сейчас онемела.
 Только вместо того, чтобы оробеть, она вдруг неожиданно разозлилась еще сильнее.
 — Ну что, довольны собой? Воображаете, что умнее всех на свете? — резко бросила она, убедившись, что супруг даже не заметил ее появления.
 Едва не выронив от неожиданности бокал с вином, Кипп подпрыгнул в кресле как ужаленный, пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство, а потом, одним прыжком оказавшись на ногах, с недовольным видом уставился на ту, что осмелилась нарушить его покой.
 Дьявольщина! Она опять напялила на себя одно из этих мерзких коричневых платьев! Тонкие плечи Эбби в этом рубище казались почти квадратными, сузившиеся глаза напоминали дула дуэльных пистолетов, а маленький подбородок был задран так высоко, что она в любую минуту могла потерять равновесие и грохнуться затылком об пол. А волосы, Матерь Божия! Причесанные волосок к волоску, они опять были стянуты в этот кошмарный пучок, от одного вида которого у него начинало ломить зубы! Стало быть, сделал неутешительный вывод Кипп, месье Парфэ еще не явился. Жаль! А он искренне надеялся, что тот сумеет сотворить настоящее чудо.
 Ну и выражение у нее на лице! Киппу вдруг неожиданно вспомнилась одна из его старых нянюшек, та, которую он про себя называл мисс Железная Задница. Эта угрюмая старая карга, судя по всему, получала истинное наслаждение, больно щелкая его по пальцам, пока он не научился правильно застегивать штанишки. А в те минуты, когда она с мрачным сладострастием объявляла ему, что оставляет его без сладкого, в глазах у нее всякий раз загорался огонек и тонкие губы кривились в усмешке.
 Впрочем, сейчас именно это подсказало виконту, что нужно быть начеку. А вздернутый кверху подбородок жены дал ему понять, что его ждет выволочка. Его супруга явно пребывала в воинственном настроении, и если ему не удастся умилостивить ее или хотя бы направить ее гнев в другое русло, ссоры не миновать.
 — Дражайшая супруга, — ухмыльнулся он, отвесив в ее сторону издевательский поклон. — Что-то вы неважно выглядите, моя дорогая. Пришли потереть мне спину?
 Ему на мгновение показалось, что каменная маска, которую в этот момент представляло собой лицо Эбби, дала трещину, — но только на мгновение. Эбби даже бровью не повела. Подойдя почти вплотную, она с угрожающим видом ткнула пальцем ему в грудь.
 — Кажется, мы с вами договорились, милорд. Или я что-то перепутала? Мы стали мужем и женой по обоюдному согласию, ради тех выгод, которые этот брак сулит нам обоим. Дети наши будут общими, но каждый из нас будет жить собственной жизнью. Вы помните?
 — Прекрасно помню. — Кипп опустился в кресло. Лениво развалившись, он улыбнулся, глядя на разъяренную супругу. — Может быть, стоит записать это на бумаге, пункт за пунктом, чтобы уж все было как полагается? Тогда, возможно, и вы, кстати, припомните, что я также просил вас — исключительно ради того, чтобы пощадить мою тонкую, ранимую душу, — делать все от вас зависящее, чтобы в глазах света мы выглядели счастливой, влюбленной четой. Мне не очень удобно напоминать вам об этом, дорогая жена, но, увы, в данный момент, должен признаться, вид у вас какой угодно, только не счастливый.
 Больше всего сейчас Эбби хотелось щелкнуть его по носу.
 — Очень хорошо! — прошипела она. — Но какая, позвольте вас спросить, связь между этой легендой о безумной любви, которую вы хотите создать, и моей прической?! Или вы стесняетесь показать, что вы взяли меня такой, какая я есть? А может быть, вы просто пустой и легкомысленный тип, которого ничто, кроме внешности, не интересует? И ваши вкусы в обществе настолько известны, что свет ни за что не поверит, что вы выбрали себе в жены Золушку вроде меня?
 Кипп решил, что над этим стоит на досуге поразмыслить. Он с самого начала решил, что ни за что на свете не откроет Эбби правду — правду, состоявшую в том, что до сих пор все причины, толкнувшие его на брак с ней, были абсолютной ложью. И единственная причина, заставившая его взять ее в жены, заключалась в том, что он не мог заполучить Мэри, а потому ему было абсолютно безразлично, на ком жениться. Он хотел только одного — чтобы Мэри наконец поверила, что и он нашел свое счастье, и успокоилась. При этом условии все остальное не имело значения. Но, конечно, он не такой идиот, чтобы сообщать об этом своей молодой супруге.
 Кипп обезоруживающе улыбнулся, даже не подозревая, что эта его улыбка сводит взбешенную Эбби с ума.
 — Ну… что ж, признаться, мадам, вы достаточно верно указали причину. Я действительно пустой и легкомысленный тип, обычный светский вертопрах, и лондонскому свету отлично это известно. Жаль, конечно, что вы пришли к этому выводу только сейчас, спустя несколько часов после брачной церемонии, — но тут уж я ни при чем.
 Эбби пришлось до боли прикусить язык, чтобы не швырнуть ему в лицо, что ей и так известны все его маленькие тайны — истинные причины, толкнувшие виконта на этот брак, а ей позволившие вырваться на волю. Потому что, как ни пыталась Эбби это скрыть, в глубине души она была благодарна судьбе — ведь если бы не Кипп, та серая, убогая жизнь, которую она вела, стала бы ее уделом до конца дней.
 Нет, напомнила она себе, она не должна позволить ему смягчить ее сердце — а она уже почувствовала, как оно начинает смягчаться. Не должна позволить жалости пробраться в ее душу — а Эбби поймала себя на том, что уже начинает его жалеть.
 — Ясно. Стало быть, вы рассчитываете, что я сейчас сделаю «налево кругом!»и отправлюсь переодеваться? Позволю, чтобы меня нарядили, напудрили и причесали в угоду этому вашему свету? А потом вывели напоказ — в точности как… как какую-нибудь лошадь на параде!
 — О, да вы неглупая женщина, — удивленно протянул Кипп вставая. Перед этим он жестом предложил ей сесть в кресло напротив, но Эбби намеренно сделала вид, будто ничего не заметила. Добродушная улыбка с лица виконта исчезла без следа. Он вдруг поймал себя на том, что разглядывает ее рот, ее твердо сжатые губы и невольно вспоминает тот поцелуй, которым они обменялись
 после церемонии венчания.
 — Как бы там ни было, мне это по душе. Люблю, знаете ли, когда женщина чувствует себя независимой. Да, мадам, признаюсь, вам удалось произвести па меня впечатление. Прошу великодушно простить, я вообразил, будто вы в ожидании сегодняшнего вечера испытываете нужду в обычном арсенале женских средств обольщения, и падаю перед вами на колени — мысленно, конечно. Умоляю о снисхождении. Да, мне нет прощения — как я мог подумать, что вы с удовольствием воспользуетесь искусством парикмахера! Или согласитесь надеть драгоценности, которые я только минуту назад отдал Гиллету, велев отнести их вам, — я, идиот несчастный, решил, что вам, возможно, захочется нынче же вечером их надеть!
 — Драгоценности?! — ошеломленно пролепетала Эбби. И тут же сурово упрекнула себя в малодушии. Ну и негодяй, мрачно подумала она, вот, значит, чем он ее решил соблазнить? Задумал сыграть на ее женском тщеславии! Не иначе он пронюхал, что ее единственные драгоценности — кольцо с гранатом и скромное ожерелье ему под пару, которые Гарри преподнес ей в день их свадьбы, — еще несколько лет назад пошли на уплату оставшихся после Гарри долгов.
 — Да, драгоценности. Кстати, там есть недурные вещицы. Совершенно очаровательные, и притом старинные. В нашей семье они передавались из поколения в поколение. Но раз вы считаете, мадам, что ваше стремление к независимости пострадает, если вы наденете их на сегодняшний бал, то кто я такой, чтобы спорить? Поступайте как сочтете нужным, дорогая жена. Как вы только что любезно напомнили мне, мы с вами действительно дали слово не вмешиваться в жизнь друг друга!
 Это что же такое? Неужто он сдается?! Или он что-то задумал? Чушь какая-то, рассердилась Эбби. Он не должен был так быстро сложить оружие! Подумать только — выкинул белый флаг, а ведь по ее замыслу Кипп просто обязан был встать на дыбы, страшно разозлиться, устроить грандиозный скандал и только потом пойти на попятную и, может быть, даже извиниться. А она в соответствии со сценарием рассчитывала грациозно принять его извинения — и розовое платье, разумеется. А также услуги месье Парфэ. Ну… и драгоценности, само собой. А теперь… Бог свидетель, разве сможет она когда-нибудь забыть, как дрогнул его голос при одном только упоминании о бриллиантах покойной матери! А как он любовался ими, какая гордость была написана на его лице, когда он показывал их ей!
 Вспомнив о доброте Киппа, Эбби совсем пала духом. Да, он и в самом деле очень великодушен. А она… Неблагодарная! Накинулась на него как мегера, и это вместо того, чтобы сказать спасибо!
 Черт бы побрал этого Киппа вместе с его добротой! Смущенный взгляд Эбби скользнул вправо… потом влево… и наконец уперся в пол. Явно не зная, куда девать глаза, она принялась разглядывать носки туфель. Итак, он побил ее на ее же собственном поле, ловко сумев выставить полной дурой, вздорной, капризной и к тому же неблагодарной. И все же она не спешила выбрасывать белый флаг. Ну уж нет, раз так, она пойдет до конца — просто ради того, чтобы посмотреть, хватит ли у нее сил стереть с его лица эту любезную усмешку.
 — Чудесно, милорд. Стало быть, вы не будете возражать, если я надену на бал одно из своих платьев… да вот хотя бы это? По-моему, оно еще ничего, как вы считаете? — сладким голоском проворковала она. — Думаю, вы правильно меня поймете и не рассердитесь. Это платье старое, но оно принадлежит мне. И вполне удовлетворяет мое стремление к независимости. Так же как и моя прическа. Да и кому же еще судить о моей внешности, кроме меня самой?
 — Не стану ли я возражать, мадам? Ни в коей мере, — невозмутимо бросил Кипп, что было самой возмутительной ложью на свете. Господи, как он представит гостям Эбби своей женой в этих жутких тряпках? Кипп мысленно нарисовал картину того, что произойдет на балу, и похолодел от ужаса. Весь Мейфэр будет смеяться над ними до самого утра! Конечно, ему было на это глубоко наплевать, но вот репутация этой странной маленькой женщины будет запятнана навсегда. И ведь она догадывается об этом. Господи, ну что за характер! И все это она затеяла только ради того, чтобы потешить свою вполне извинительную и достойную всякой похвалы, но, увы, совершенно ненужную сейчас гордость.
 — Вы лжете! — заявила Эбби. Ее подбородок задрался еще выше, хотя в желудке у нее вдруг возникло весьма странное ощущение — словно мириады маленьких бабочек внезапно разом замахали крылышками. Естественно, она не
 сможет сойти вниз в таком виде, как сейчас. Тем более что она заранее могла бы сказать, чем кончится эта ее затея: не пройдет и нескольких минут, как первый же из гостей сунет ей в руки свои перчатки и плащ и велит повесить его в гардеробной. А если это будет леди, то она наверняка прикажет ей показать дорогу в дамскую комнату. Эбби даже зажмурилась от унижения.
 Кипп не ответил. И Эбби снова ринулась в атаку.
 — А вы, значит, будете стоять рядом? И представите меня всем как свою жену, да?
 Шагнув к ней, Кипп наклонил голову так низко, что почти коснулся губами ее уха.
 — Может, рискнете проверить? — промурлыкал он, легко коснулся пальцем тугого пучка у нее на затылке и тут же отпрянул. — Как бы там ни было, — продолжал Кипп, с присущим ему великодушием давая ей возможность отступить без особых потерь, ведь на самом деле он был совсем не злым человеком, — если вы все-таки передумаете и решитесь надеть то платье, которое выбрал для вас я, а также согласитесь принять услуги месье Парфэ, тогда, думаю, бриллианты моей матушки будут выглядеть на вас более эффектно. Возможно, вы уже обратили внимание на ее портрет? Он висит в гостиной. Она надевала их, когда позировала для этого портрета, а написан он был вскоре после ее свадьбы с моим отцом. Мне было бы очень приятно, Эбби, если бы вы согласились надеть их сегодня… в память о моей маме.
 — Бриллианты? — ошарашенно прошептала Эбби. Ей внезапно вспомнилось великолепное бриллиантовое колье, которое она заметила еще раньше, когда украдкой разглядывала портрет покойной виконтессы, и ноги у нее подкосились. Это был конец! Спорить дальше было бессмысленно. Будь это жемчужное колье, она бы еще поборолась. Эбби нравился жемчуг.
 Но бриллианты… бриллианты она просто обожала! То есть ей так казалось, потому что, собственно говоря, никаких бриллиантов у нее отродясь не было. В душе ее царил хаос. Неужто она такая дурочка, что готова нацепить на себя эти побрякушки, это роскошное платье, чтобы только утереть нос лондонскому свету, стоя рука об руку с Киппом в качестве его жены? Неужели ради удовлетворения своего мелочного тщеславия она согласна забыть о своих принципах? И все это ради кучки блестящих камешков?! Конечно! И с радостью!
 К тому же разве она и без того уже не переступила через эти самые принципы, когда решилась на брак с мужчиной из-за тех выгод, которые он сулил им обоим? Ну… и ради того богатства, которым он обладал…
 В общем, так оно и было, и они оба это знали. Строго говоря, теперь, когда она увидела все это как бы со стороны, чужими глазами, ей вдруг стало очень стыдно. Эбби почувствовала, как ее обдало жаром, щеки у нее запылали. Ну разве не смешно — брать двумя руками все, что он предлагает ей из великодушия, да еще жаловаться при этом, что его дары, дескать, ущемляют ее гордость! Разве этого он ждал от нее? Впрочем, на самом деле он почти ничего от нее не ждал, поправила себя Эбби.
 Возможно, вдруг пришло ей в голову — и в желудке Эбби что-то противно екнуло, — это как раз она хочет от него слишком многого? Нет, ей не нужны ни модные тряпки, ни драгоценности. Просто ей хочется большего, вот и все. Больше улыбок, больше внимания, больше… его самого!
 А это, как Эбби хорошо понимала, было не просто глупо — это было невозможно. Так что неудивительно, что она так разозлилась. А если уж злиться, так на саму себя — это было бы куда логичнее. Мысленно проклиная собственную глупость, она поспешно напомнила себе, что дала слово стать ему удобной женой. Ведь именно этого он хотел. Вернее, это было все, чего он хотел.
 Взяв бокал с вином из рук Киппа, Эбби села в кресло, в котором незадолго до этого сидел он, и с улыбкой подняла на него глаза. Это стоило ей неимоверных усилий, но она справилась.
 — Что ж, ладно. Считайте, что я согласна, милорд, — кивнула Эбби. Отсалютовав ему бокалом, она одним глотком отпила половину. — Я принимаю ваши подарки.
 — Так я выиграл? Вы мне льстите, мадам.
 — Чушь! Просто я передумала, вот и все. Что вас так удивляет? Вы привели достаточно убедительные аргументы, которые заставили меня изменить мою точку зрения. Разве это так странно? В конце концов, мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня глупой и упрямой, ведь вы это делаете ради моего же блага.
 — Конечно, конечно, — поспешно согласился Кипп, делая вид, что поражен ее логикой, какой бы странной она ему ни казалась.
 Эбби слегка расслабилась. Теперь на душе у нее стало намного легче, чем раньше, да и знала она себя сейчас куда лучше, чем до этой минуты.
 — Просто мне хотелось чуть-чуть наказать вас за высокомерие, милорд, за то, что вы позволили себе решать за меня, какое платье мне надеть, какую прическу сделать. Я хотела раз и навсегда недвусмысленно дать вам понять, что хотя я и согласилась на этот брак, но это вовсе не значит, что я соглашусь стать вашей игрушкой. Я останусь собой. Ну а теперь, раз уж вы, по-видимому, поняли мою точку зрения, я великодушно вас прощаю. И готова пойти на разумный компромисс.
 — На компромисс? А… кажется, я понял. Вы просто взяли и передумали. Естественно, я тут ни при чем, вы это хотите сказать?
 — Уж не намерены ли вы поставить себе в заслугу и то, что я передумала, а, милорд? — Улыбка Эбби стала приторно-сладкой — такой сладкой, что его внезапно затошнило.
 — Поставить себе в заслугу то, что вы передумали? Боже меня упаси, дорогая! Ни за что на свете! Стало быть, вы приняли решение, я правильно вас понял? Возможно вы позволите мне удержать сумму счета, который пришлет мне месье Парфэ, из вашего полугодового содержания? Кстати, надеюсь, он все еще здесь?
 — Полагаю, что да. В последний раз я видела его, когда он колдовал над головой Салли Энн. Я, правда, удивилась этому, но он сказал, что не может же он ничего не делать. Нет, милорд, вы не удержите эти деньги из моего содержания. Немного поразмыслив на досуге, я решила, что будет куда великодушнее принять это от вас в качестве подарка к свадьбе, вы не находите?
 — Как это любезно с вашей стороны, — пробурчал Кипп, провожая ее до дверей, соединявших их спальни. — Итак, мы с вами женаты, мы успели обменяться поцелуем и вот теперь в первый раз поссорились. Правда, нельзя сказать, что кто-то из нас победил, — вы ведь просто передумали, верно? За эти несколько часов супружеской жизни мы с вами сделали немало. И к тому же я затвердил почти назубок условия нашей сделки. А вы, мадам?
 Впрочем, одного упоминания о поцелуе было достаточно, чтобы ноги у Эбби стали ватными, а сама она — пунцовой как пион. Она закашлялась, потом набрала полную грудь воздуха и только тогда осмелилась поднять на мужа глаза.
 — Ах вот вы о чем! Ну, что до этого, то вы меня не разочаровали, милорд, совсем нет. А если вам так интересно знать, понравился ли мне ваш поцелуй — наверное, рассчитываете смутить меня до дрожи в коленках, да? — то могу вас уверить, что с этим у вас все в порядке. Думаю, в качестве любовника вы вполне меня устроите.
 Эти слова она произнесла с улыбкой — пусть Кипп не воображает, что последнее слово осталось за ним, злорадно подумала она. И была полностью удовлетворена — горячая краска ударила в лицо ее мужу. Эбби мысленно поаплодировала себе: что ж, раз уж ему удалось заставить ее высказаться напрямую, так почему бы ей по крайней мере не получить удовольствие, видя, как он краснеет? Пусть знает, что в ее лице он нашел достойного противника. Она решила не спрашивать, понравился ли ему поцелуй, просто приняла как факт, что понравился.
 Ну а теперь наступила очередь Киппа отводить глаза в сторону и чувствовать себя неловко. Похоже, именно этого она и хотела. Что за странное храброе маленькое создание, с невольным восхищением подумал он. Такое впечатление, будто ей доставляет удовольствие произносить подобные невозможные слова, снова и снова напоминая ему об условиях их соглашения… и еще о том, что сама-то она готова выполнить их все.
 — Так, значит, вам понравился наш поцелуй? Как это мило с вашей стороны, дорогая, — промямлил он, распахнув перед ней дверь. Ее абсолютная невозмутимость, с какой она обсуждала подобные темы, выводила Киппа из себя. Именно поэтому он и задал ей еще один, не менее возмутительный вопрос: — Должен ли я думать, мадам, что вы, составив обо мне столь обнадеживающее мнение всего лишь после одного-единственного поцелуя, готовы заранее признать, что в постели я окажусь ничуть не хуже вашего первого супруга?
 — Посмотрим, милорд, — отрезала Эбби. Лукаво склонив набок головку, она оглядела мужа с головы до ног, как бы оценивая его способности. Она уже сообразила, как одним ударом вывести его из себя, и теперь была почти уверена, что Кипп привык изображать шута горохового именно в те минуты, когда на самом деле готов рвать и метать. И мысль о том, что ей уже удалось приобрести над ним хоть и маленькую, но власть, доставила ей неизъяснимое наслаждение. Это пьянило сильнее, чем вино.
 Теперь, слава Богу, ее уже не грызла мысль, что ей предстоит лечь в постель с совершенно незнакомым мужчиной.
 — Видите ли, — помолчав, заговорила она, как бы ненароком отодвинувшись от мужа, — в последние дни я много думала о Гарри… и даже сравнивала вас с ним — как только что вы сами это делали. И если честно, я очень надеюсь, что в этом отношении вы сможете его даже превзойти. Знаете, мне кажется, что вы по-настоящему любите женщин, милорд. А вот что до Гарри, так он их совсем не любил — я это давно поняла. Так что… пожалуй, сегодняшний ваш поцелуй был весьма… многообещающим.
 С этими словами Эбби захлопнула дверь перед носом мужа, оставив Киппа
 тупо таращиться в пространство. Да она смеется над ним! Дразнит.
 Вот опять — стоило ему решить, что он уже начал ее понимать, как Эбби оставила его с носом. То она смущается и краснеет, как невинная девочка, а то через минуту перед ним уже умная, искушенная женщина. То жеманится, словно старая дева, то вгоняет его в краску. Вспыхивает как порох и так же быстро остывает. А порой она дразнит его, становясь чертовски соблазнительной для женщины, которая до этого времени жила в деревенской глуши, словно незаметная серая мышка.
 А он-то, осел этакий, радовался, что нашел наконец образец благонравия и скромности! Уж не посмеялась ли над ним судьба, поставив на его жизненном пути этот сводящий с ума парадокс в облике женщины? А как иначе назвать ее, когда она с непостижимой скоростью меняет свое мнение, даже саму суть свою, — и делает это так же легко, как светские дамы меняют шляпки?
 Кипп покачал головой, налил себе еще бокал вина и, усевшись в кресло перед камином, закинул ноги на стул. Вдруг вспомнив восторг и изумление Эбби в тот момент, когда он с напускной небрежностью упомянул при ней о бриллиантах, Кипп рассмеялся — она была как ребенок, которому предложили вкусное лакомство, на которое он не рассчитывал, но с условием, что сначала он съест ненавистную кашу.
 Впрочем, веселье его длилось недолго. Уже через минуту Кипп поймал себя на том, что гадает, действительно ли этот Гарри был так хорош в постели, как о нем говорят. Он еще долго смотрел на огонь, задавая себе один и тот же вопрос: кто же на самом деле эта женщина, на которой он женился, и почему ему вдруг так захотелось это узнать?




 Глава 14


 Эбби не спустилась к обеду.
 Когда гонг прозвучал во второй раз, Кипп стукнул в дверь, разделявшую их спальни. Но на стук выглянул француз, вид у которого был какой-то загнанный, и окинул виконта таким злобным взглядом, что хозяин дома даже слегка растерялся. Впрочем, опомнившись, француз сообразил наконец, кто перед ним, и отвесил Киппу на редкость изящный поклон, что было весьма удивительно, поскольку в одной руке он держал ножницы, а в другой — прядь золотистых волос.
 Парикмахер оказался долговязым мужчиной лет около сорока и к тому же тощим, словно вязальная спица. Щегольской атласный сюртук выглядел довольно странно — возможно, месье Парфэ считал, что его могут в любой момент призвать к королевскому двору. У горла и на манжетах пышно пенились кружева. Толстый кожаный пояс с кармашками, из которых торчали самые разнообразные ножницы, гребни и заколки, наполовину сполз с тощих бедер.
 Незнакомец выглядел комично, однако вряд ли это приходило ему в голову.
 — Милорд, — немного придя в себя, протянул месье Парфэ. Говорил он по-английски, но с сильным акцентом. — Эта… этот прерываний — он так уж необходим, да? По-моему, если тут кто необходим, так это я, месье Парфэ!
 Кипп с невольным уважением посмотрел на забавного человека. «Да, этому парню удалось-таки заставить меня дать задний ход, — подумал он. — Но я все-таки виконт, черт подери! А он кто? Впрочем, этот чудак держит в руках чуть ли не половину волос моей жены».
 Искусство людей, подобных месье Парфэ, оставалось для Киппа тайной за семью печатями, и он считал, что так оно, пожалуй, даже лучше. Поэтому виконт, хоть и с некоторым трудом, заставил себя сдержаться и даже сумел выдавить нечто вроде любезной улыбки, чтобы казаться не столько сердитым, сколько встревоженным — по правде говоря, у него не было ни малейшего желания увидеть своими глазами, что делает этот чудак с головой его жены.
 — Э-э… видите ли, я только хотел узнать, собирается ли ее светлость спуститься к обеду, — промямлил Кипп. Потом, выразительно взглянув на ножницы, добавил: — Теперь вижу, что нет.
 — Ви совершенно правильно видите, милорд, — с величественным видом отрезал месье Парфэ и захлопнул дверь.
 Оставив ошеломленного и раздосадованного Киппа одного, парикмахер вернулся к своим делам. А Кипп, уставившись на дверь, тяжело вздохнул. С той минуты, как Эбби переступила порог его дома, все в нем пошло кувырком. Да и сам он теперь чувствовал себя здесь незваным гостем. Странное дело, подумал он. Эбби Бэкуорт-Мелдон — нет, поправился он, уже Эбби Ратленд, виконтесса Уиллоуби, — провела под этой крышей всего несколько часов, и этого оказалось достаточно, чтобы его жизнь, которая, как он надеялся, станет более спокойной, превратилась черт знает во что!
 Ничего подобного он не ожидал. Этого просто не должно было случиться!
 Подумать только — у него перед носом захлопнули дверь спальни его же собственной жены! И кто — какой-то парикмахер!
 Как это унизительно!
 Спускаясь по лестнице, Кипп едва не столкнулся с Салли Энн. Маленькая горничная так спешила, что едва не опрокинула тяжелый серебряный поднос, когда присела в реверансе перед хозяином.
 Остановив ее, Кипп приподнял крышку с одного из двух одинаковых серебряных блюд и удивленно уставился на его содержимое. Вроде бы он смутно помнил, что это уже вторая перемена блюд из тех, что должны были подаваться к обеду. Ломтики восхитительной, не сильно прожаренной говядины и чуть-чуть гарнира.
 — А второй прибор для кого? — спросил он горничную, уже зная ответ. Проклятие, для месье Парфэ — для кого же еще? Как это похоже на Эбби — позаботиться о том, чтобы этого малого непременно накормили!
 — Для мусью, милорд. Они очень заняты, милорд, — затарахтела маленькая служанка, не в силах оторвать изумленного взгляда от его домашних шлепанцев. Потом подняла-таки на хозяина глаза и захихикала: — Ох и забавно же все это, милорд… Надеюсь, вы не осерчаете, что я так говорю? Ее светлость — ну что за чудесная леди! Уж и повезло же вам с хозяйкой, право слово, повезло, милорд!
 — Как это мило с твоей стороны одобрить мой выбор, — проворчал Кипп. Потом, заметив, что смущенная служаночка покраснела до ушей, он улыбнулся как можно добродушнее. Еще, чего доброго, вывалит ему на ноги содержимое подноса, с испугом подумал он. — Ну а теперь беги наверх и передай ее светлости, что я очень прошу ее спуститься в столовую не позже чем через час. Поняла?
 Салли Энн с трудом сглотнула, видимо, постаравшись справиться со смущением, и снова неловко присела. Поднос опасно накренился. Кипп успел подхватить его и терпеливо ждал, пока девушка наконец обретет равновесие.
 — Ох, прошу прощения, милорд. Ах, я должна бежать, милорд! — покраснев, забормотала служанка. В спешке глотая слова, она выдернула у него из рук поднос и опрометью ринулась наверх.
 — Весьма удобная супруга. Ты рассчитывал, стало быть, что с ней не будет никаких хлопот? Ха! Очень мудрая мысль. Замечательная сделка! — спускаясь по лестнице, бубнил Кипп. Рассеянно пригладив взъерошенные волосы, он свернул за угол, миновал огромный холл и зашагал в сторону гостиной, намереваясь прихватить ожидавшего там Брсйди и сесть наконец за стол. Проклятие, должен же он проглотить хоть что-нибудь, а то от голода у него так подвело живот, что впору завыть!
 После того как первая перемена заняла свое место на столе, Гиллет нетерпеливо махнул рукой, сделав лакеям знак уходить, а сам, вытянувшись в струнку, встал слева от огромного буфета — на случай, если господам что-нибудь понадобится. И Кипп уже в который раз кротко удивился, уж не придет ли Гиллету однажды в голову покормить его с ложечки — иначе на кой черт он тут торчит?
 — Заперлась у себя в комнате, да? — после долгого молчания осведомился Брейди. В его темно-карих глазах мерцал загадочный огонек. Несколько раз до этого он пытался втянуть Киппа в разговор, но тот упорно отмалчивался. Однако Брейди и не думал сдаваться. — И что же ты такого натворил, дружище? Напугал бедняжку до смерти, продемонстрировав ей, что супруг в гневе — злобное чудовище? Фи, как стыдно!
 — Ешь свой горох, Брейди, иначе останешься без сладкого — по крайней мере сегодня! — рявкнул Кипп, делая вид, что не слышит вырвавшегося у Гиллета сдавленного хихиканья. Проклятый предатель! И он туда же! — Я уже объяснил тебе, что туалет ее светлости занял несколько больше времени, чем я предполагал. Однако должен признаться честно, я ожидаю ее появления с некоторой долей трепета в душе — ты бы видел, с какой яростью налетел на меня проклятый французишка, ее парикмахер! Я даже опешил слегка. Представь себе: волосы дыбом, в руках ножницы…
 — Месье Парфэ?! Так, значит, тебе все-таки удалось его заполучить? Ну еще бы — ведь лучше его нет во всем Лондоне! В ярости, говоришь? Ну так ведь он француз, не так ли? Хотя, как я слышал, в своем деле этот парень просто артист. И ножницы в руках? Ну, надеюсь, Эбби не придет в голову проткнуть беднягу этими самыми ножницами.
 — С чего бы ей вздумалось это делать?
 — Ну… это ведь ты послал его к ней, разве нет? — Намазав маслом крошечный кусочек хлеба, Брейди сунул его в рот и с блаженным видом принялся жевать. Он уже и не помнил, когда в последний раз так наслаждался обедом. — Ты ведь послал ей еще и платья, помнишь? И мы оба знаем, с каким зубовным скрежетом Эбби согласилась их от тебя принять. Держу пари, что твоя молодая супруга не слишком привыкла к благодеяниям. И по-моему, — с широкой улыбкой заявил Брейди, — ей не очень-то нравится, что ты не в восторге от ее внешности.
 — Какая проницательность! — буркнул Кипп, отодвинув в сторону тарелку, содержимое которой осталось почти нетронутым. — Может быть, тебе стоило самому жениться на ней — раз уж ты так хорошо разобрался в ее характере?
 — О, я был бы в восторге! Только ведь это не я влюбился в нее по уши до такой степени, что готов кричать об этом на весь мир, правда?
 Кипп смерил приятеля разъяренным взглядом.
 — Слушай, ответь, пожалуйста, за каким чертом, по-твоему, я пригласил тебя к обеду?!
 — Просто ты отчаянно нуждаешься в союзнике — только и всего! Тебе нужен кто-то третий, потому что ты до судорог боишься остаться наедине с женой в этот первый… вечер супружеской жизни. Как говорится, верный друг, который бы напомнил тебе — в том случае, если ты вдруг нечаянно забудешь, — о веских причинах, толкнувших тебя на этот рискованный шаг в поисках если не счастья, то по крайней мере спокойствия и — если можно так выразиться — своего рода прикрытия.
 — Вот, значит, как? — Кипп со вздохом откинулся на спинку стула, и Гиллет поспешил наполнить его бокал вином. — Да ты просто сокровище, Брейди! Золото, а не друг!
 — Кто — я? Конечно! А что, разве нет? Неужели тебе от меня никакой пользы? — искренне изумился граф.
 — Нет, Брейди. Увы, толку от тебя мало.
 Откинув голову, Брейди захохотал. Он смеялся до тех пор, пока по чистой случайности не заметил окаменевшее лицо друга. Смех тут же оборвался.
 — Кипп? — осторожно окликнул виконта Брейди, не понимая, что это с ним произошло.
 Потом резко обернулся. И обмер.
 — Боже милостивый! — Брейди вскочил как ужаленный, проклиная себя за то, что не сумел сдержаться. Но он не был бы Брейди, если бы не сумел тут же взять себя в руки. Всем уже было давно известно, что нет такой ситуации, из которой граф Синглтон не сумел бы выкрутиться — причем с честью для себя. — Эбби! Неужели это вы?! Кипп, дружище, да ты никак язык проглотил? Правда, твоя жена выглядит потрясающе?
 — Я выгляжу несколько лучше, чем обычно. И это не такой уж комплимент, если вспомнить, какое зрелище я еще недавно собой являла — в старых платьях и с волосами, которые вечно отравляли мне жизнь. Так что было просто невозможно выглядеть хуже, — заявила Эбби, устав ждать, когда Кипп наконец снова обретет возможность ворочать языком. — Месье Парфэ клянется и божится, что я выгляжу грандиозно. Но верить ему нельзя — он большой шутник, и к тому же, по-моему, я ему понравилась, так что, думаю, то, что он говорит, нужно для верности делить надвое.
 В ушах Киппа так звенело, что он едва разбирал, что она говорит.
 — Дьявольщина! Где ваши волосы?!
 И тут же растерянно заморгал, когда до него дошло, что он только что сказал. Брейди, бросив на него взгляд, укоризненно покачал головой, словно сильно разочаровался в умственных способностях своего приятеля. Но Кипп прекрасно знал, что Брейди, в отличие от него самого, наверняка не приходило в голову представить себе, как длинные светлые волосы Эбби, рассыпавшись по подушке, таинственно мерцают в темноте. А вот Кипп не переставал думать об этом ни на минуту. И теперь ему никогда уже этого не увидеть. Никогда!
 — То есть, — поспешно поправился он и, выскочив из-за стола, взял руки Эбби в свои, — я хотел сказать, что не ожидал, что месье Парфэ подстрижет вас так коротко!
 — Остриг словно овцу, да? Ну и Бог с ними, с волосами! Ох, как без них хорошо! И голова сразу стала такой легкой! Если бы вы только знали, как я устала от их тяжести! — Высвободив руку, Эбби уселась на стул, который поспешно придвинул ей Гиллет. — Надеюсь, хотя бы к сладкому я успела? Салли Энн по секрету сообщила мне, что на десерт должна быть клубника. Никогда раньше я не пробовала клубники.
 Эбби изо всех сил старалась казаться невозмутимо-спокойной — словно сидеть за столом со своим мужем и человеком, который, собственно говоря, и втравил их обоих в этот так называемый «брак по расчету», было самым обычным делом.
 Однако, как Эбби ни старалась, она не могла забыть о том, что стала совсем другим человеком. Сейчас в ней уже трудно было узнать ту женщину, которой его светлость виконт всего несколько дней назад предложил стать его женой. Впрочем, она и чувствовала себя совсем по-другому.
 Та женщина одевалась в уродливые старые платья, Волосы она гладко зачесывала назад, скалывая их в тугой пучок на затылке.
 А молодая жена виконта щеголяла в платье из розового шелка, такого тонкого, будто его сшили из лепестков живых роз, красиво подчеркивавшем белизну ее плеч. Тонкую шею обвивало колье из бриллиантов, и такие же камни сверкали и переливались у Эбби в ушах.
 Виконт не верил своим глазам.
 Волосы его жены были подстрижены коротко, как у мальчишки. Не больше двух дюймов в длину, они спереди спадали почти до самых бровей, а аккуратно завитые кончики красивыми волнами завивались над ушами. Остальная масса волос игривыми кудряшками спускалась на открытую белую шею Эбби.
 Судя по всему, она была абсолютно уверена в себе. Уверена, что сможет держать себя в руках, когда виконт представит ее лондонскому свету в качестве своей жены.
 Жаль только, что в присутствии мужа у нее тут же начинали дрожать колени.
 Утешало ее лишь то, что и он в ее присутствии сразу терял самообладание.
 — Вы и в самом деле выглядите великолепно, Эбби, — проговорил Кипп, дождавшись, когда Гиллет с торжественным видом поставил перед хозяйкой огромное блюдо с клубникой, украшенное шапкой взбитых сливок. — Честное слово!
 И снова мысленно обругал себя. Господи, что он такое несет?! Впору сбежать из-за стола от такого стыда и, укрывшись в темном углу, пустить себе пулю в лоб! Да что с ним такое в самом деле?! Конечно, медоточивым его не назовешь, раньше у него всегда для подобных случаев находился для дамы вполне приличный комплимент — когда умелый, когда не очень, — но вежливость всегда была его отличительной чертой.
 Тогда почему сейчас язык у него словно налит свинцом? Самое время показать, на что он способен, а он повторяет одно и то же как попугай!
 Правда, и она производит теперь куда более приятное впечатление, чем раньше, — в этом не может быть ни малейших сомнений. Однако никакое платье и никакая прическа не смогут превратить ее в сногсшибательную красавицу, при одном виде которой любой мужчина немеет и вообще ведет себя как болван. На своем веку Киппу довелось повидать немало красавиц, а сколько из них успели перебывать в его постели, он уже и сам давно забыл.
 Тогда почему он не может оторвать от нее глаз?
 Он все еще мучительно ломал себе голову, пытаясь найти ответы на вопросы и уже понимая, что дело это безнадежное; да и что тут можно ответить, когда даже ее глаза, похожие на влажные от росы лесные фиалки, вдруг почему-то стали вдвое больше и занимают чуть ли не пол-лица?
 Подняв бокал с вином, Кипп осушил его одним глотком.
 — Благодарю вас, милорд. Знаете, а вы были правы, когда настояли на своем! Месье Парфэ и в самом деле настоящий художник. И прическа чудесная — как раз то, что нужно, — кивнула Эбби. Потом положила в рот сочную ягоду и с блаженным видом закрыла глаза. Стон удовольствия сорвался с ее губ. Крохотный кусочек взбитых сливок остался у нее на губе, и она машинально, как кошка, слизнула его языком. — О-о, как вкусно!
 Кипп со стуком поставил на стол пустой бокал.
 А Брейди, который молча стоял в стороне, наблюдая эту сценку между мужем и женой с интересом режиссера, поставившего спектакль, которому суждено стать звездой сезона, негромко кашлянул в платок и, невнятно пробормотав какие-то извинения, поспешно выскочил из комнаты.
 — Софи просила передать свои наилучшие пожелания — и от Брэма, разумеется, — вам обоим, — сказал Брейди, повернувшись к Эбби, в то время как они под руку обходили огромный зал. Эбби ликовала — больше не нужно стоять рядом с Киппом, улыбаясь и приветствуя казавшуюся нескончаемой вереницу приглашенных. Но спустя какое-то время мужу пришлось оставить ее одну, чтобы поговорить с кем-то из гостей.
 Представив себе очаровательную герцогиню Селборн и окружавшую ее ауру доброты, Эбби радостно заулыбалась:
 — Какая милая! И ничуть не гордая! Можно подумать, мы с ней знакомы много лет! Я послала ей записку, где поздравила с рождением сына. И знаете, что она ответила! Что очень рада за виконта, потому что теперь он наконец нашел кого-то, кто будет за ним присматривать. Я так понимаю, его светлость дал ей знать о своей женитьбе? Мне кажется, она принадлежит к тем людям, кто всегда искренне переживает за своих друзей, правда? И заботится о них.
 — Да, только другой на вашем месте скорее назвал бы это навязчивостью или желанием совать свой нос в чужие дела, — улыбнувшись, ответил Брейди. — Но слово «забота» мне нравится больше. Уж не обессудьте, моя дорогая, но должен заранее вас предупредить, что нынче вечером я не спущу с вас глаз, потому что мне велено завтра прямо с утра отправить Софи подробный отчет об этом бале. Иначе говоря, мне придется расписать все буквально по минутам. Будь ее воля, она бы и Брэма сюда отправила — на тот случай, если я что-нибудь упущу. Но он отказался наотрез. Сказал, что ни за что не оставит ее одну, пока она окончательно не оправится. А по словам Софи, ждать этого осталось недолго. Она и так уже рвется из дома, твердит Брэму, что только мужчина может думать, будто после рождения ребенка нужно целый месяц валяться в постели. Такова уж наша Софи! Что на уме, то и на языке. Он сокрушенно покачал головой, а потом снова расплылся в улыбке.
 — Брэм, конечно, бесится, и я его понимаю.
 Эбби тоже улыбнулась. Но улыбка вдруг намертво примерзла к ее лицу, потому что как раз в этот момент она заметила нечто ужасное. Какая-то рыжеволосая красавица, одетая в сногсшибательное платье, заметив в толпе Киппа, прямиком ринулась к нему. Подбежав к виконту, она положила руку ему на рукав и заулыбалась, не сводя с него влюбленных глаз. Ее лицо показалось Эбби знакомым… когда-то она уже видела эту женщину. Точно! В день пикника — в тот самый день, когда Кипп сделал ей предложение!
 — Брейди! — чуть слышно прошептала она, незаметным кивком показав, куда ему следует смотреть. — Имя этой леди, будьте любезны!
 Брейди близоруко прищурился, притворяясь, что пытается разглядеть в толпе гостей лицо интересующей ее особы. Впрочем, он и без того уже знал, о ком говорит Эбби.
 — Это леди Скелтон, моя дорогая, — небрежно процедил он, — и она не стоит вашего внимания. Когда появились вы, эта дама и без того уже была на пути к выходу…
 — Вот как? Интересно, а сама она знает об этом? — холодно осведомилась Эбби, глядя, как ее муж, улыбнувшись рыжеволосой красотке, похлопал ее по руке. — Или он?
 — О, выбросьте это из головы, Эбби! Кипп чуть ли не с рождения был страшным юбочником — это, можно сказать, у него в крови. Тут уж ничего не поделаешь. Он и сам, бедняга, не понимает, как это получается и почему его так тянет к женщинам. Однако вам не о чем беспокоиться. Если Кипп дал вам слово после свадьбы образумиться, он его сдержит. Это так, да? Я угадал?
 — Мы оба дали друг другу слово, — буркнула она, отворачиваясь. При виде того, как эта дама, беззастенчиво прильнув к виконту, шепчет что-то ему на ухо, а он при этом весело смеется, на душе у Эбби стало невыносимо тяжело. — А если вас волнует, что я при этом испытываю, то могу вас успокоить — сердце мое тут ни при чем. Если что и задето, так только гордость. И я не собираюсь молчать, наблюдая за тем, как мой супруг в вечер свадьбы волочится за своей прежней любовницей! И это когда я буквально из кожи вон лезла, изображая счастливую невесту! Свинство какое! А ведь мы договорились, что просто обязаны заставить свет поверить в то, что это брак по любви! Ох, Брейди, совсем из головы вылетело! Я ведь еще не успела поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали! Если бы вы знали, как я вам благодарна! Может быть, по моему виду сразу и не скажешь, однако, ей-богу, это так! Ну а теперь сделайте мне еще одно одолжение — напомните моему супругу, что он все-таки женатый человек. Честное слово, в первый и в последний раз.
 — Ваше желание — закон для меня, милая Эбби, — отвесив ей галантный поклон, промурлыкал Брейди. — А вы не боитесь остаться одна? Между прочим, сегодня эти воды кишмя кишат акулами, и некоторые из них, держу пари, уже почуяли запах крови.
 — Все будет хорошо, Брейди, я обещаю. Вообще-то я уже заметила вон в том углу Эдвардину и хочу с ней поговорить — надо же узнать, успела ли она прийти в себя после той истерики, которую закатила сегодня днем после венчания.
 Проводив удалявшегося Брейди взглядом, Эбби облегченно вздохнула и постаралась незаметно выскользнуть из бального зала через приоткрытую дверь, которая вела на балкон, решив, что она заслужила глоток свежего воздуха.
 В общем-то она не так уж сильно покривила душой — от духоты у нее начала болеть голова. А от обилия незнакомых лиц и имен голова у нее вообще шла кругом. Даже сильно постаравшись, она вряд ли смогла бы припомнить хоть одно из них.
 К тому же у нее последние несколько минут нестерпимо чесалось плечо. До сих пор она еще как-то боролась с желанием его почесать, отлично понимая, что находится под обстрелом нескольких десятков любопытных взглядов. Вокруг стоял ровный гул голосов. Можно было не сомневаться, что большинство гостей без устали обсуждает самую животрепещущую тему — почему вдруг виконту Уиллоуби пришло в голову взять в жены никому не известную вдову Бэкуорт-Мелдон?
 Да уж, не хватало еще вдобавок скомпрометировать себя в первый же вечер, грустно подумала Эбби. Вот будет разговоров, если она почешется у всех на глазах! Эти лорды и леди небось примутся гадать, уж не заедают ли молодую жену виконта Уиллоуби блохи!
 Будто ей мало собственной семейки, с досадой подумала она. Весь клан Бэкуорт-Мелдонов был в сборе — перемещаясь от одной группы гостей к другой, они охотно рассказывали всем, кто изъявлял хоть малейшее желание их слушать, о своем родстве с новой виконтессой. Судя по всему, так же охотно они посвящали всех любопытных и в подробности личной жизни Эбби. Убедившись в этом, она с досадой выругалась сквозь зубы.
 Умолять старых недоумков держать язык за зубами хотя бы в этот вечер было пустым делом — все равно что ловить сетью радугу в ручье, с горечью подумала Эбби.
 Полной грудью вдохнув свежий воздух, она облокотилась на перила, наслаждаясь прохладой. Эбби смертельно устала, и больше всего ей сейчас хотелось, чтобы этот проклятый бал наконец закончился и гости разъехались по домам. И однако, мысль о том, что за этим последует, страшила ее куда больше. Не успеет за последним из гостей захлопнуться дверь, размышляла она, как виконт вспомнит о своих супружеских правах. Представив себе эту сцену, Эбби похолодела от страха.
 Она вдруг снова вспомнила его поцелуй, и у нее подкосились ноги. Ее и раньше целовали, и не раз — ее покойный муж был весьма охоч до любовных утех, — но это было совсем не то. Похоже, бедный Гарри был далеко не столь умелым любовником, как она считала до сих пор.
 Впрочем, очень возможно, здесь была другая причина. В конце концов, она вдовеет уже много лет. И как моряку, много лет не видевшему земли, любой остров кажется раем, так и ей поцелуй виконта ударил в голову, словно перебродившее вино.
 Естественно, ей случалось слышать — и от Гермионы, и от покойной
 матушки, — что светские дамы ее положения вовсе не обязательно должны получать наслаждение в супружеской постели. Но ведь сама она считала любовные утехи одним из самых приятных моментов брака. Больше того, Эбби хватило смелости (или глупости) признаться в этом виконту!
 Впрочем, она не слишком об этом жалела. Да, конечно, она наслаждалась супружескими объятиями и не видела в этом ничего плохого. Тем более что Эбби не испытывала желания провести остаток своих дней как монахиня. Ну, может быть, только если это будет совсем небольшой остаток…
 И вот теперь она снова замужем. Муж ее молод и весьма привлекателен, даже несмотря на присущую ему надменность. У Эбби были все основания надеяться, что и любовником он окажется неплохим. Во всяком случае, она очень бы этого хотела.
 Но того, что виконт всего лишь одним поцелуем пробудит в ней страсть, она никак не ожидала.
 Но сейчас Эбби тревожило другое — мысль о том, что она до сих пор не сделала ничего, чтобы жизнь ее супруга вошла в более спокойное и гладкое русло. Он предложил, чтобы и после свадьбы они продолжали жить так же, как прежде, не вмешиваясь в жизнь друг друга более, чем это будет необходимо, и чтобы каждый из них и дальше шел своим путем. И она без возражений согласилась на это.
 Проблема, однако, состояла в том, что Эбби не была счастлива потому, что жила теперь в его огромном, великолепном доме, где от нее всего-то и требовалось, что согревать мужу постель. Во всяком случае, если она хочет сохранить уважение к себе — иначе она просто начала бы казаться себе шлюхой, с которой забавляются время от времени, а потом отсылают прочь, чуть только надобность в ней отпадет, — она просто обязана сделать все, чтобы дом виконта стал и ее домом. Однако Эбби уже успела заметить, что ее попытка подружиться со слугами по какой-то непонятной причине не слишком пришлась по вкусу его светлости.
 Так же как и ей его неуклюжие посягательства на ее гардероб, с неожиданной злостью подумала она.
 Она надеялась, что они смогут неплохо поладить, а теперь у нее появились сомнения. Их недавняя стычка показала, что супружеская жизнь может стать для них полем битвы, а это было бы просто ужасно! Представив, как они с виконтом ругаются из-за каждого пустяка и выросшая между ними стена непонимания с каждым днем становится все толще, Эбби совсем пала духом.
 Закрыв глаза, она поклялась себе, что впредь поостережется устраивать скандалы по любому поводу. Она избавится от своей проклятой вспыльчивости, постарается держаться в тени и не будет мешать мужу жить так, как он жил до встречи с ней. В конце концов, ведь именно об этом он просил ее в тот день, когда сделал предложение. И это в общем-то не слишком много, если вспомнить, сколько она получила взамен — богатство, положение в обществе и огромный великолепный дом. А самое главное — его имя.
 — Если вы гадаете, не прыгнуть ли вам вниз, чтобы разом покончить со всем этим фарсом, так не стесняйтесь! Я помогу вам перебраться через перила!
 Вздрогнув от неожиданности, Эбби резко обернулась. Женский голос, чуть хрипловатый и какой-то неестественно певучий даже сейчас, когда каждое произнесенное слово буквально сочилось ядом, почему-то ее испугал. Обладательница этого голоса, судя по всему, исходила от ненависти.
 — Леди Скелтон, — изумленно протянула Эбби, увидев, кто перед ней. — Простите, я вас не заметила… Вас что-то расстроило?
 — Расстроило? — удивленно переспросила Роксана. Изящные полукружия ее бровей поползли вверх, губы искривились в насмешке. Но это нарочитое презрение отнюдь не обмануло Эбби, и она вдруг почувствовала, как в душу ее закрадывается злость.
 Роксана подошла к ней почти вплотную, и Эбби невольно отодвинулась подальше от балюстрады. Брезгливость и омерзение, как в присутствии ядовитой змеи, сковали ее тело. Роксана, как будто почувствовав се настроение, смерила Эбби надменным взглядом, разом оценив ее платье и прическу, и презрительно фыркнула.
 Эбби, собравшись с духом, ответила ей тем же. И взгляд, каким она окинула леди Скелтон, был таким же оценивающим, как и у ее соперницы.
 Потому что они соперницы — в этом не было ни малейших сомнений.
 Каждая из них с первого взгляда угадала в другой смертельного врага, так, как это под силу только женщинам — не зная ничего, кроме имени друг друга, не обменявшись ни единым словом, они сразу же поняли, что их разделяет нечто большее, чем простая неприязнь. Какой-то непостижимый, древний инстинкт подсказывал женщинам, что им суждено возненавидеть друг друга, и так будет продолжаться до тех пор, пока хоть одна из них ходит по земле.
 Словно две разъяренные кошки, они описывали круг за кругом, обмениваясь ненавидящими взглядами. Казалось, обе только и дожидались удобного момента, чтобы, вонзив друг в друга когти, почувствовать солоноватый, дразнящий запах свежей крови.
 — Похоже, милочка, у вас кислое настроение. Может быть, приказать принести слив, чтобы хоть чуть-чуть подсластить вам жизнь? — медовым голосом проворковала Эбби, постаравшись, чтобы ее слова прозвучали до приторности сладко, и яд, которыми она щедро их пропитала, не сразу проник в сознание Роксаны.
 — Неужто ты до сих пор не поняла, что он просто воспользовался тобой, чтобы все эти хорошенькие, свеженькие девочки, которые спят и видят себя виконтессами, перестали вешаться ему на шею? — прошипела Роксана, сделав вид, что не поняла намека.
 — Ну, положим, не только девочки! — усмехнулась Эбби. — Еще и почтенные замужние дамы, тоже вбившие себе в голову попробовать себя в этой роли, разве нет? — ехидно бросила она в ответ, едва удерживаясь от соблазна вцепиться сопернице в глаза. На этот раз отравленная стрела попала в цель. Яркая краска гнева бросилась леди Скелтон в лицо и неровными пятнами растеклась по обнаженной груди.
 Такого Эбби не ожидала.
 Матерь Божия! Неужели эта женщина и в самом деле тешила себя надеждой в один прекрасный день стать женой виконта Уиллоуби? И ради этого готова была пойти на все, даже на развод? Неужто она верила, что он с радостью согласится на это? Эбби от удивления даже рот приоткрыла.
 Теперь она уже не сомневалась, что леди Скелтон куда хуже знает характер ее мужа, чем она сама. Впрочем, и она, если говорить честно, не слишком хорошо разбиралась в нем.
 Конечно, не исключено, что сам виконт ни сном ни духом не подозревал о тех планах, что строила на его счет предприимчивая леди Скелтон. Да ему бы такое и в голову не пришло, решила Эбби. И тут ее внезапно кольнула мысль, которая ей совсем не понравилась… А что, если эта несносная женщина была еще одной, тайной причиной, вынудившей виконта связать себя узами брака? Уж не для того ли он женился, чтобы попросту сбежать от надоевшей ему до оскомины и чересчур требовательной любовницы? Вполне возможно, счастливый брак Мэри и Джека Колтрейна был не единственной причиной, из-за которой виконт Уиллоуби вдруг решил, что ему абсолютно необходимо обзавестись женой. Тогда неудивительно, что он двумя руками ухватился за то, что казалось ему наилучшим выходом из положения. Скорее всего брак с ней был для него единственным шансом одним махом решить все проблемы.
 А ведь она и вправду стала для бедняги Киппа чем-то вроде палочки-выручалочки, с горьким юмором подумала Эбби. И вместо благодарности он только что, можно сказать, повесил ей на шею одну из своих проблем в виде оскорбленной и брошенной любовницы!
 Эбби внезапно представилось, что она играет роль одной из героинь ее любимой Араминты Зейн, по злой иронии судьбы угодившей в ловушку. В романах такое ей встречалось, и не раз, но до сих пор она как-то не верила, что жизнь порой бывает куда изобретательнее и страшнее, чем любые романы. Как ни странно, Эбби внезапно поймала себя на том, что данная ситуация ее забавляет.
 Видя, что леди Скелтон молчит, словно проглотив язык, Эбби, расхрабрившись, решила, что самое время перейти в наступление.
 — Именно об этом ведь вы мечтали, не так ли, леди Скелтон? Заполучить моего мужа, а заодно и титул, который я сейчас ношу? Фи, как глупо! Еще одна мечта стареющей женщины, рассыпавшаяся в прах! Представляю, как вы расстроились, узнав, что виконт оставил вас с носом. Боже, какое унижение! Смириться с мыслью, что вам предпочли другую, еще куда ни шло! Но то, что вам предпочли меня, деревенскую простушку! Ведь я в ваших глазах просто ничтожество, правда? Да, такое оскорбление трудно проглотить.
 — Тебе не удастся им завладеть! Зажмурившись, Эбби сделала глубокий вдох и призвала на помощь все свое мужество. Она напомнила себе, что должна сохранять хладнокровие — в конце концов, все героини мисс Араминты Зейн, оказавшись в подобной ситуации, умудрялись оставаться восхитительно хладнокровными.
 — Завладеть им? Пока нет, но ведь еще не вечер, вы не забыли? А впереди у меня целая ночь! Не хотите продолжить этот разговор… ну, скажем, завтра утром?
 — Шлюха! Боже правый, эта деревенская дурочка — самая настоящая шлюха! — прошипела Роксана.
 Она уже подняла было руку, чтобы влепить ненавистной сопернице пощечину, как вдруг неожиданно какая-то сила резко ее развернула, а затем правую руку, словно стиснутую железным обручем, завернули ей за спину. Роксана жалобно взвизгнула. Через мгновение она оказалась прижатой к балюстраде, и ее уха коснулся шепот Эбби:
 — Если вы гадаете, не прыгнуть ли вам вниз, чтобы разом покончить со всем этим фарсом, так не стесняйтесь! Могу даже предложить вам руку, чтобы помочь перебраться через перила! Так, кажется, вы говорили? Хотели запугать меня, да не вышло!
 Выпустив наконец руку Роксаны, Эбби отступила на шаг и с жалостливой улыбкой оглядела соперницу. Интересно, когда же она в последний раз прибегала к силе, чтобы защитить себя, попыталась вспомнить Эбби. Кажется, это было в тот раз, когда Гарри, вернувшись домой в стельку пьяный, решил затащить ее в постель. Губы ее дрогнули в улыбке. Приятно сознавать, что ты по-прежнему в отличной форме, развеселилась она.
 Роксана шагнула к ней и снова занесла руку, но, увидев выражение глаз Эбби, вовремя опомнилась.
 — Не знаю, почему ему вдруг пришло в голову жениться на тебе, но я это
 узнаю. И тогда, миледи Уиллоуби, тебе конец!
 От этих слов, от ярости, звучавшей в голосе оскорбленной женщины, Эбби внезапно почувствовала смертельную усталость. Почему она решила, что вдереди ее ждут удобный брак и счастливая спокойная жизнь? Она замужем всего лишь один день, даже меньше, а проблемы растут словно снежный ком, и брак ее можно назвать каким угодно, но только не спокойным.
 Пожав плечами, Эбби направилась к дверям, ведущим в бальный зал.
 — Как вам угодно, леди Скелтон, — небрежно бросила она через плечо, даже не взглянув на свою взбешенную соперницу. — Не буду вам мешать.
 Но не успела она переступить порог балкона, как едва не налетела на Игги. Эбби от удивления приоткрыла рот, когда он чуть не бегом бросился в другой конец зала, словно перепугавшись, что его застукали на месте преступления.
 — Проклятие! — выругалась она сквозь зубы.
 Неужто она и правда надеялась обрести в этом браке не только независимость, о которой страстно мечтала, но и душевный покой? До сих пор, во всяком случае, все происходило наоборот. Если она и получила что-то кроме обручального кольца, так это еще одного человека, о котором следовало заботиться и чей покой охранять.
 Может быть, она появилась на свет только для того, чтобы постоянно о ком-то заботиться?
 Интересно, существует ли на свете вообще человек, который позаботится о ней?




 Глава 15


 Они танцевали три раза. Два раза — какой-то деревенский танец, оставивший ее совершенно равнодушной…
 И один раз вальс!
 Эбби, как бабочка, порхала по своей новой спальне — глаза ее были закрыты, руки лежали на плечах воображаемого партнера, обутые в ночные туфельки ноги едва касались пола. Бедная Салли Энн бегала за своей хозяйкой, стараясь на ходу расстегнуть бесчисленные пуговки и крючки. Служанка измучилась повторять, что уже очень, очень поздно и ее светлости пора лечь в постель, а Эбби, судя по всему, ничего не слышала.
 — Ах, видела бы ты меня, Салли Энн! — воскликнула она, остановившись наконец перед своей заваленной подушками кроватью. Голова у нее кружилась. Чтобы не упасть, Эбби ухватилась двумя руками за бело-золотое изножье и прижалась к нему пылающим лицом. — О, я так боялась вначале, ты не поверишь! Но его светлость — необыкновенно искусный танцор, и через пару минут я уже и думать забыла о своих страхах! Как это было чудесно!
 — Да, мэм, — терпеливо пробормотала маленькая горничная, воспользовавшись этим, чтобы расстегнуть последние пуговицы, и тут же принялась упрашивать Эбби, чтобы та позволила розовому шелковому платью соскользнуть с ее плеч на пол. Наконец после долгих понуканий и уговоров ей
 это удалось. — Вот и хорошо, миледи. А теперь, может быть, вы просто переступите через платье? — взмолилась она. — Одну ножку… потом вторую… о, вот как славно!
 Освободившись наконец от платья, Эбби снова принялась кружиться по комнате с блаженной улыбкой на лице.
 — И раз… и два… и три, — бормотала она про себя, кружась все быстрее и быстрее. Ночные туфельки со стуком слетели с ее ног, но она и не подумала остановиться. Перед глазами у нее все кружилось, а в голове пели скрипки.
 — Их светлости виконт Уиллоуби и его высокочтимая супруга. И все смотрят, все шепчутся у нас за спиной, охают, ахают и изумляются, не веря собственным глазам. Подумать только — я ведь теперь леди, Салли Энн! Самая что ни на есть настоящая леди! — задыхаясь, проговорила Эбби и снова привалилась к кровати, чтобы перевести дух. Перед глазами у нее все плыло. Немного отдышавшись, Эбби рухнула на постель и все с той же блаженной улыбкой принялась разглядывать висевший над ней балдахин.
 Раскинув руки и ноги поверх скользкого атласного покрывала, она завертелась ужом, изображая «ангелов в снегу», как когда-то играла в детстве. С губ ее сорвался озорной смешок.
 И вдруг ее словно ударило. Подпрыгнув как ужаленная, Эбби тут же пришла в себя.
 — Салли Энн! — завопила она, кубарем скатившись с постели. — Господи помилуй! Совсем из головы вон! Его светлость сейчас будет здесь, а на мне бог знает что! Ужас какой! Салли Энн, помоги мне надеть ночную сорочку! Живо!
 — Вот уж никогда бы сама не догадалась! — хихикнула Салли Энн, и яркий девичий румянец вновь залил ее щеки. Кое-как оправившись от смущения, она подала Эбби ее лучшую ночную сорочку.
 Эбби довольно долго разглядывала это одеяние, потом со вздохом пожала плечами.
 — Ну что ж, думаю, на одну ночь сойдет. Но уж завтра прямо с утра, обещаю тебе, Салли Энн, мы с тобой устроим настоящий набег на Бонд-стрит! Между прочим, теперь у меня есть свои деньги — его светлость выделил мне весьма щедрое содержание. А я, подумав немного, решила воспользоваться его великодушием.
 — С утра пораньше, — добавил мужской голос.
 Ее муж, тихонько посмеиваясь, переступил порог ее спальни. Ярко-пунцовая от смущения, Салли Энн, захихикав, опрометью бросилась к двери и вылетела из комнаты, едва успев прихватить платье своей хозяйки.
 Эбби с тоской проводила взглядом выскочившую в коридор горничную — как она хотела бы сейчас последовать за ней! — потом опустила глаза, разглядывая ночную сорочку, весьма простую одежду из белого хлопка, доходившую ей до щиколоток и прикрывавшую… ну почти прикрывавшую ее грудь, и пеньюар из тонкой ткани, но тоже очень простой, который она накинула поверх сорочки и туго перетянула на талии поясом.
 Она решила, что выглядит совсем неплохо, и с улыбкой повернулась к мужу, придя к выводу, что ее святой долг — помочь ему преодолеть смущение и завязать легкий, непринужденный разговор.
 — Ах, какой был замечательный вечер, милорд! Надеюсь, вы не разочарованы моим первым появлением в свете? Вы были великолепны — как вы нежно смотрели на меня, когда мы с вами вальсировали! И хотя большинство ваших высокопоставленных знакомых наверняка считают меня прожженной шлюхой, украдкой подлившей вам в вино приворотное зелье, тем не менее, держу пари на что угодно, вам без труда удалось убедить их всех, что вы женились на мне по любви.
 — Ну, ерунда. Дело привычки, — смущенно пробормотал Кипп, изо всех сил стараясь не опускать глаза, чтобы не видеть худенького тела Эбби, угадывающегося Под тканью легкого пеньюара.
 Она не сделала ни малейшего движения, чтобы хоть чем-то прикрыться, и это сбивало его с толку. Не то чтобы он считал ее такой уж стыдливой серой мышкой — вовсе нет! Кипп не забыл, что женился не на невинной девушке, а на вдове. Иначе говоря, женой его стала женщина, уже познавшая сладость любовных утех.
 При мысли о том, что ему предстоит, Кипп почувствовал, как у него задергался глаз. Дьявольщина! Нелегкая же у него задача — доказать этой невозможной, непредсказуемой и такой обольстительной женщине, что такое настоящая страсть!
 — Не хотите ли выпить немного вина? — неловко спросил он, направившись к двери, которая вела в его спальню.
 — Мм?.. — промурлыкала Эбби, по-видимому, даже толком не разобрав, о чем идет речь. Она с трудом удерживалась, чтобы не сорваться с постели, и не сделала этого только потому, что при виде мужа в мягком бархатном халате у нее вдруг отнялись ноги. Только теперь на ногах у него не было носков, и Эбби с трепетом подумала, что скорее всего Кипп накинул халат прямо на обнаженное тело. Стая бабочек, устроившаяся на ночлег у нее в животе, от этого зрелища моментально всполошилась и резво замахала крылышками.
 — Я спросил, не желаете ли вы выпить стакан вина? — терпеливо повторил Кипп.
 Эбби покачала головой:
 — Нет, милорд. Я не нуждаюсь в вине. Но если вы…
 — Я тоже в нем не нуждаюсь, — отрезал Кипп, перебив ее до того, как эта женщина успеет вывести его из себя. Но гнев уже потихоньку заворочался в его душе. Она сравнивает его со своим незабвенным Гарри, упокой Господь его душу! Дьявольщина, да если собрать воедино все, что этот несчастный олух знал о женщинах, и затолкать в наперсток, там еще останется место для пятитомной «Истории упадка и разрушения Римской империи» Гиббона, хвастливо подумал Кипп. — Кстати, если не секрет, когда вы перестанете именовать меня милордом? Вот с Брейди вы разговариваете так, словно знакомы с ним уже сто лет. И чем больше я об этом думаю, мадам, тем меньше мне это нравится.
 — Простите, милорд… Кипп. Но ведь мы с вами и в самом деле не слишком хорошо знаем друг друга, правда?
 — Угу… а Брейди вы, выходит, знаете намного лучше?
 Эбби, склонив головку набок, немного подумала, потом брови у нее сдвинулись, и она села, спустив ноги с постели.
 — Брейди… да, пожалуй. Однако, видите ли, Брейди принадлежит к той породе людей, понять которых, откровенно говоря, совсем нетрудно.
 — А я? — Подойдя к постели, Кипп сел рядом с женой. И тут же почувствовал, — впрочем, не в первый раз за сегодняшний вечер, — исходивший от нее приятный запах. Фиалки, догадался он. — Вы намекаете, что меня понять гораздо труднее? Стало быть, я не так прост, как Брейди? Должен ли я принять это за комплимент, мадам?
 Эбби покачала головой.
 — Да нет, не совсем так, милорд. И дело тут не в простоте. У Брейди тоже есть свои секреты, которые он стремится скрыть от других, и для этого надевает на лицо улыбку. У вас они тоже есть, милорд, просто вы лучше их прячете, вот и все.
 Повернувшись к мужу, Эбби заглянула в самую глубину его бездонных темно-карих глаз, словно еще не оставив надежду выведать кое-какие его тайны.
 — Ну вот, к примеру… я пришла к выводу, что вы решились на брак со мной не только по тем причинам, о которых говорили. Нет-нет, не подумайте, я страшно вам благодарна, что вы выбрали именно меня, тем более что, я уверена, со временем мне даже понравится быть виконтессой. Что уж скрывать — мне кажется даже, что пока все выгоды от нашего брака пришлись исключительно на мою долю. Мне даже неловко от этого, милорд. По-моему, это как-то несправедливо, но тут уж я ничего не могу поделать.
 Она опустила глаза и вдруг заметила, что их бедра соприкасаются. Странно, удивилась Эбби, до чего же быстро она привыкла к нему. Ведь он для нее чужой человек, и тем не менее прикосновения его совсем ее не шокируют. Пожалуй, она принимает их как должное. Интересно почему, задумалась Эбби.
 — Возможно, как раз поэтому я и не чувствую себя так же спокойно и уверенно, как вы, милорд…
 Кипп опустил руку ей на бедро, но Эбби даже не вздрогнула.
 — Видите ли, Кипп, уже много лет назад жизнь научила меня смиряться с неизбежным, — сказала Эбби. Только сейчас она поняла, что сегодняшняя ночь как раз и есть эта самая «неизбежность». Но он, похоже, опять дразнит ее. К тому же Кипп пропустил мимо ушей завуалированный намек на «другие» причины, побудившие его к браку. А стало быть, у нее теперь нет ни малейшего повода поведать ему о стычке с леди Скелтон.
 — Так, по-вашему, мы сейчас здесь потому, что это… неизбежно? О, я потрясен! Какой невероятно цивилизованный взгляд на вещи! Ладно, раз то, что предстоит нам, и правда неизбежно, то не постараться ли быстрее разделаться со всем этим? — Кипп поднял Эбби на ноги, потом одним быстрым движением сдернул покрывало с кровати и кивнул на простыни, давая понять, что, как только она ляжет на перину, он немедленно к ней присоединится. Итак, в отчаянии подумала Эбби, все предельно ясно: он хочет, чтобы она без промедления отправилась в постель, тем самым подтвердив, что готова выполнить свою часть сделки.
 «Проклятие!» — выругалась про себя Эбби. Что ж, тем хуже для него! Будь она трижды проклята, если не сделает так, как он хочет!
 Развязав поясок на пеньюаре, Эбби бросила его на пол, потом, переступив через него, молча вскарабкалась на матрас. При этом она коварно оперлась на руку Киппа, сделав вид, будто без его помощи ей просто не взобраться на высокую кровать, хотя на самом деле она преследовала совсем другую цель — давала ему возможность полюбоваться мягкой округлостью ее живота, просвечивающей сквозь тонкую ткань ночной сорочки.
 Перекатившись на середину постели, Эбби вытянулась на спине, аккуратно засунула ноги под одеяло, скрестила руки на груди и молча стала ждать. Ждать, естественно, когда он решит к ней присоединиться. Вернее, отважится к ней присоединиться, ехидно подумала она. Скорее всего ему это будет нелегко, потому что ей и в голову не пришло отвести взгляд в сторону. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, не моргая и абсолютно спокойно.
 А заодно постаралась скрыть нахлынувшее на нее желание. Боже, помоги ей сделать так, чтобы он ни о чем не догадался!
 Бросив на жену быстрый взгляд, Кипп шумно фыркнул и покачал головой.
 — С ума сошел, не иначе, — вполголоса пробормотал он сквозь зубы, неизвестно к кому обращаясь. Отвернувшись от Эбби, он обошел комнату, одну за другой задувая свечи. Теперь горел только камин, бросая вокруг дрожащие отблески пламени.
 Эбби молча его ждала. Откинувшись на груду подушек, она не отрывала от него взгляда, и только глаза ее загадочно поблескивали в темноте.
 Внезапно Кипп обнаружил, что не хочет ее. Вот не хочет, и все! Дьявольщина, да и как он может ее хотеть? Такую холодную, такую невозмутимую, да еще когда она так явно дает понять, что легла в постель, лишь бы выполнить свою часть сделки!
 К тому же Киппу была отвратительна мысль, что каждое его движение, каждый жест или слово будут рассматриваться как под микроскопом. Это лишало его последних остатков желания. Представив, как его дражайшая супруга с той же холодной невозмутимостью оценивает его мужское достоинство, да еще, чего доброго, начнет сравнивать его с покойным Гарри, он мысленно пожелал бедняге изжариться в аду. Он окончательно пал духом. Мысленно Кипп просил прощения у всех женщин, с которыми он раньше забавлялся в постели.
 А ведь было время, когда он укладывал в постель одну женщину за другой, отчаянно и безнадежно выбирая из них ту, которую смог бы полюбить, или хотя бы такую, что полюбила бы его. Полюбила бы не за богатство и титул и даже не потому, что он искусный любовник, а просто потому, что он — это он!
 А он и в самом деле считал себя искусным любовником, страстным и неутомимым, всегда знавшим, как доставить женщине удовольствие. Это был своего рода талант, искусство, которое пришло к нему с опытом. И вот, сбросив с себя одежду, он обнаженным скользнул под шелковые простыни и неистово стал молиться, чтобы это искусство не подвело его именно сейчас!
 И тут Эбби опять его удивила.
 — Милорд, если бы вы были столь любезны помочь мне с этими тесемками, — томно проворковала она в темноте и села, повернувшись к нему спиной, — тогда я смогу без посторонней помощи избавиться от этой рубашки.
 Она еще немного поерзала, поворачиваясь поудобнее и моля Бога о том, чтобы это выглядело естественно. Остатки ее мужества испарились, и теперь Эбби представляла собой сплошной комок нервов. Вдруг она почувствовала его пальцы у себя на спине, и ей стоило неимоверного усилия не закричать, когда он принялся неловко развязывать атласные тесемки ночной сорочки. И вот, придерживая на груди тонкую ткань и при этом цепляясь за нее так, словно это была ее единственная надежда на отсрочку неизбежного, Эбби поймала себя на мысли, что отчаянно трусит. От страха у нее внутри все заледенело. Нечто подобное она испытала только в первую брачную ночь, но ведь с тех пор прошло уже несколько лет.
 Хуже ей было бы только в том случае, если бы муж настоял на том, что сам ее разденет! При мысли об этом Эбби немного приободрилась.
 Покончив с завязками, Кипп с трудом подавил смешок, когда Эбби одним движением нырнула под одеяло и заворочалась там. Одеяло вдруг задвигалось как живое — в одном месте внезапно выпятилось колено, в другом — локоть, и Кипп, с интересом наблюдавший за этой сценой, чуть не засмеялся. Но тут Эбби вынырнула из-под одеяла, и улыбка увяла у него на губах. Правда, она аккуратно прикрывала обнаженную грудь смятой сорочкой, но, заметив его взгляд, резким движением швырнула ее на пол.
 А потом, сложив руки на груди, вызывающе вздернула подбородок и снова уставилась на мужа немигающим взглядом. Кипп словно завороженный не сводил с нее глаз — тоненькая, можно даже сказать, худенькая, под кремово-белой нежной кожей просвечивают все косточки, однако форма плеч, отметил он, безупречна, а между округлых грудей залегла соблазнительная ложбинка. Копна взъерошенных светлых волос стояла дыбом, в широко раскрытых фиалковых глазах мерцал страх, однако подбородок был все так же вызывающе вздернут, и в лице ни тени сомнения.
 Почувствовав на себе его взгляд, Эбби смущенно заерзала, а потом с пугающей прямотой вдруг заявила:
 — Я готова.
 Ее слова прорвали долго сдерживаемое напряжение, и Кипп, откинувшись на подушки, оглушительно захохотал. Эбби испуганно вытаращила на него глаза. Челюсть у нее отвисла, а он все смеялся… смеялся… и никак не мог остановиться.
 Это продолжалось до тех пор, пока она не ударила его — а что еще она могла сделать?
 Кулачок Эбби угодил ему прямо в живот, и удар вышел довольно ощутимым.
 — Это вовсе не смешно! — обиженно проворчала она, чувствуя, как слезы закипают у нее на глазах. Не хватало еще расплакаться! Стиснув зубы, она опять стукнула его. — Не понимаю, что тут смешного? Такой серьезный моментл а вы хохочете! Между прочим, мы ведь обязаны, так сказать, закрепить наш брак — надеюсь, вы еще не забыли об этом, милорд? Мы с вами заключили соглашение, и пришло время его выполнять! Я готова… О Боже, вы совершенно невыносимы!
 Перехватив в воздухе занесенный кулак, Кипп дернул ее за руку, и Эбби испуганно пискнула. Все еще смеясь, Кипп притянул ее к себе, потом заглянул в фиалковые глаза и с радостью убедился, что они потемнели от страсти.
 Жаль только, что эта страсть не имела ничего общего с любовью, с горечью подумал он. А единственное желание, которое она сейчас испытывала, — это свернуть ему шею.
 Эбби, напрочь забыв о том, что они полностью обнажены, отчаянно сопротивлялась. Она дергалась во все стороны, крутилась, толкалась, стараясь высвободить руки — а Кипп к тому времени ухватил ее и за другую руку, — и не держи он ее так крепко, она бы уже давно оставила на его коже синяки.
 И тут вдруг случилось нечто странное.
 Случайно подняв на мужа глаза, Эбби заметила, что он улыбается. И в уголках его глаз залегли крошечные, симпатичные морщинки.
 А он в это время гадал, что будет, когда на смену ее гневу придет страсть и эти необыкновенные глаза станут похожи на влажные аметисты и засияют в темноте своим неповторимым, нежным светом.
 Вдруг инстинктивно они отодвинулись друг от друга. Между ними возникла какая-то непонятная неловкость. Не сговариваясь, Кипп и Эбби вдруг сделали вид, что это не они только что, как два борца, сошлись в схватке, так что стало почти невозможно различить, где он, а где она.
 Кипп, слегка растерявшись, опустил глаза туда, где еще недавно грудь жены была прижата к его груди — две белые нежные округлости, мгновенно порозовевшие под его взглядом. Это длилось всего секунду, потому что опомнившаяся Эбби, догадавшись, куда он смотрит, отшатнулась, ахнув от неожиданности, и быстро прикрылась простыней.
 Теперь Эбби перестала отбиваться. Он по-прежнему крепко сжимал ее руки в своих, но она уже не старалась высвободиться и лежала спокойно, только хриплое, затрудненное дыхание выдавало ее смущение.
 Он еще раз посмотрел на нее. Но сейчас на лице его уже не было улыбки. Голова Киппа внезапно стала до странности пустой и легкой. Словно кровь неожиданно оставила ее и, переместившись ниже, закипела в его венах.
 И тут он заметил, что Эбби тоже не сводит с него глаз. Она смотрела на него не моргая, зрачки у нее расширились до того, что фиалковые глаза стали почти черными. Дышала она быстро и неровно, слегка приоткрытые губы чуть заметно дрожали.
 Она молчала.
 Все мысли улетучились из ее головы.
 Зато ее переполняли чувства.
 Кипп одной рукой обхватил затылок жены, погрузив пальцы в спутанную копну светлых волос. Потом, повинуясь внезапному порыву, привлек ее к себе. Эбби не сопротивлялась.
 Все так же молча, не сводя с нее глаз, Кипп медленно опустил голову и завладел ее губами.
 Где-то в темноте, за бархатными складками балдахина, в дальнем углу спальни, вдруг с резким треском выстрелило горящее полено, рассыпав целый сноп искр, быстро погасший на ковре. Ослепительный пучок света полоснул по глазам, и они вздрогнули от неожиданности. Но похоже, огненные стрелы только еще сильнее воспламенили кровь, сделав желание почти нестерпимым.
 Эбби, застонав, припала к его груди. Кипп, отыскав в темноте ее рот, с голодной жадностью смял ее губы своими. Свободной рукой он нащупал ее грудь, отыскал нежный сосок, и тот мгновенно напрягся. Обезумев, Кипп рывком притянул жену к себе, к тому месту, где закаменевшая мужская плоть уже жила собственной жизнью. Этого оказалось достаточно, чтобы все запреты, которые воздвигла для себя Эбби, все страхи, которые она так долго носила в себе, рассыпались в прах.
 Слегка отодвинувшись, Кипп с удивлением посмотрел на нее, словно увидел впервые. Эбби даже растерялась под его взглядом. Но уже через мгновение он опрокинул ее на спину и снова ее поцеловал, а его язык, осторожно раздвинув розовые губки, без труда проник внутрь.
 Она со стоном потянулась к мужу, обхватив за плечи, и нетерпеливо прижалась к нему. Она так же страстно хотела близости с ним, как и он сам хотел этого.
 Один томительно-сладостный поцелуй следовал за другим. Руки их переплелись, дыхание смешалось, их тела так тесно сплелись, что Киппу стоило неимоверных усилий заставить себя немного отодвинуться — лишь для того, чтобы проложить цепочку поцелуев вдоль тонкой шеи Эбби, а потом ниже и, наконец, сжать ее груди ладонями и ласкать их, ласкать губами и языком…
 А Эбби, запрокинув голову, забыла обо всем на свете. Ее руки вцепились ему в волосы. Не в силах прервать это сладостное безумие и уже предвкушая более интимные ласки, она притянула его голову к себе.
 Кипп, приподнявшись на локте, с трудом заставил себя оторваться от жены. Рука его скользнула вниз, погладила гладкий упругий живот, потом украдкой двинулась дальше. Эбби и охнуть не успела, как пальцы Киппа пробрались меж ее сдвинутых ног и нащупали влажную сердцевину ее женственности.
 Кипп подумал, что сердце его сейчас разорвется. Он верил… и не верил. Она была такая влажная, такая горячая под его пальцами — она молила, и требовала, и дарила наслаждение…
 Худенькое, как у девочки-подростка, тело ее, казалось, все состояло из углов. Сказать по правде, с подобной худобой Кипп столкнулся впервые — ничего подобного он еще не видел, — но даже это не отталкивало его, а еще сильнее возбуждало. Выступающие тазобедренные кости, узкие бедра… и при этом она выглядела не костлявой, а скорее хрупкой и очень трогательной. И удивительно нежной. Изящная, тонкая талия жены заворожила его настолько, что он перестал дышать. Вдруг на глаза ему попалась мягкая впадинка пупка. Он наклонился и кончиком языка обвел соблазнительную ямку. От неожиданности Эбби подскочила. Теперь она почти сидела, по-прежнему крепко прижимая его к себе и терзая ему спину острыми, как у кошки, коготками.
 Невозможно было заранее предсказать, как эта удивительная, непредсказуемая женщина поступит в следующий миг. Каким именно образом она предложит ему себя — или сама завладеет им? Она не переставала его поражать — ни ложной скромности, ни фальшивого возмущения, ничего, кроме простодушного удовольствия! Даже самые смелые его ласки не пугали и не возмущали ее, потому что всем своим существом она жаждала господства над собой. И при этом она не пыталась демонстрировать приторную нежность, которой грешат в такие минуты многие женщины и которой он все равно бы не поверил…
 Ничего — только вспышка острой, почти животной страсти, бросившей их в объятия друг друга и заставившей забыть обо всем, кроме наслаждения…
 А потом она вдруг оттолкнула его. Застигнутый врасплох, Кипп покачнулся и неловко упал на бок. Ошеломленный, он растерянно заморгал. А она смотрела на него сверху вниз огромными фиалковыми глазами… а потом вдруг сама потянулась к нему. И тут — Кипп с трудом сдержал стон — ладонь Эбби накрыла его напрягшееся копье. А потом, взяв его в руки, она задумчиво взвесила его на руке, словно оценивая его тяжесть…
 Кипп все еще хлопал глазами, не в силах выдавить из себя ни звука, когда Эбби вновь притянула его к себе и широко раздвинула ноги. Только легкий вскрик сорвался с ее губ, когда Кипп мощным толчком ворвался в теплую глубину. Крепко зажмурившись, Эбби почувствовала, как он заполнил ее всю, а потом не торопясь, уверенно задвигался внутри.
 Желание его все росло. Каждое движение ее хрупких бедер, каждый стон, даже то, как она, обвив ногами его талию, двигалась в одном ритме с ним, было для Киппа странно и удивительно.
 Как ни забавно, но Эбби оказалась права — все произошло очень быстро. Правила и традиции были забыты. Галантное обольщение? Нет уж, в другой раз! Глупо думать о подобных вещах, когда они сгорают от страсти. Двое малознакомых людей, мужчина и женщина, которых судьба случайно свела друг с другом, решили заключить союз, выгодный им обоим. Они были честны и ничуть не скрывали, что собираются использовать этот брак в своих интересах, и не испытывали по этому поводу никаких угрызений совести.
 И вот теперь их тела все решили за них.
 Кипп глубоко вздохнул и начал двигаться плавными, мощными толчками. Отодвигался, замирал ненадолго и снова мощно врезался в нее. И вдруг ему показалось, что Эбби как будто расслабилась слегка, и он, отчего-то перепугавшись, задвигался еще быстрее. Но, почувствовав, с какой силой она цепляется за него, успокоился.
 Стиснув зубы, он крепче прижался к ней и теперь двигался медленными, тяжелыми толчками, наслаждаясь тем, как она старается попадать с ним в такт, а потом вдруг меняет ритм или просто слегка покачивает бедрами. Всякий раз, как Эбби делала это, у него перехватывало дыхание.
 Ногти ее глубже вонзились ему в спину, оставляя царапины на коже.
 Догадываясь, что это значит, Кипп поднял голову и увидел лицо жены, ее широко раскрытые глаза. Сначала в них вспыхнуло удивление. Судя по всему, она еще не понимала, что происходит. Потом вдруг где-то в самой глубине ее глаз мелькнула смутная догадка — словно луч утреннего солнца пробился сквозь темную пелену облаков над горизонтом, осветив все вокруг и согрев промерзшую землю. А затем все исчезло, и только глаза ее светились восторгом и упоением.
 Кипп удовлетворенно улыбнулся и еле удержался от вздоха облегчения. Склонившись к жене, он снова завладел ее губами, потом осторожно раздвинул их языком, скользнул внутрь, и вновь началась та изумительная, бесконечная дуэль, когда терзающая двоих жажда с каждой минутой становится все нестерпимее, а тела начинают парить над землей. Теперь они двигались в унисон, вверх-вниз, все быстрее и быстрее, словно соревнуясь между собой, кто из них первым достигнет пика, к которому они стремились с неудержимой силой.
 «Вот тебе, Гарри! Получай, старина!» — злорадно подумал Кипп в то мгновение, когда с губ Эбби сорвался легкий, какой-то птичий крик и она обмякла в его объятиях. Выгнувшись дугой, она на какое-то время замерла, словно балансируя на грани экстаза, потом содрогнулась всем телом, раз, другой, и душа Киппа запела от счастья. Он слишком хорошо знал эти признаки, чтобы сейчас ошибиться. Сначала казалось, что этим спазмам, ритмичным и медленным, не будет конца. Наконец Эбби успокоилась, и вновь тихий жалобный стон сорвался с ее губ.
 А потом она как взбесилась. Вцепившись Киппу в плечи, она сжала его ногами, словно железным кольцом, и снова задвигалась — резко и быстро, — понуждая его двигаться вместе с ней, интуитивно чувствуя, как он нуждается в ней, чтобы и самому тоже взлететь к пику наслаждения и, постояв на краю, с облегченным вздохом рухнуть вниз и пушинкой опуститься в блаженную долину покоя и счастья. Эбби отдавала ему себя целиком и без остатка. Она распаляла его, и Кипп больше не пытался сдерживать сжигавшую его страсть. С каждым мгновением он все глубже врезался в ее тело, чувствуя, что освобождение уже близко.
 И когда оно наконец пришло, когда они, усталые и опустошенные, тяжело и хрипло дыша и содрогаясь всем телом, лежали рядом, словно жертвы кораблекрушения, выброшенные на берег, только тогда они вдруг в полной мере осознали, что же с ними произошло.
 Случилось это, по-видимому, одновременно — подобно вспышке молнии, проникшей в их мозг.
 Словно по команде, они поспешно отодвинулись друг от друга, и каждый из них, устроившись на краешке кровати, принялся смущенно разглядывать шелковый полог.
 — Ну, — нарушил неловкую тишину Кипп, убедившись, что его невесть куда пропавший голос снова готов ему повиноваться, — могу сказать, что это было довольно… увлекательно.
 Единственным звуком, долетевшим до него с противоположного края огромной постели, был легкий шорох шелковой простыни, которую Эбби поспешно натянула до подбородка, а потом зарылась с головой в подушки.
 Ну что ж, все не так уж и плохо, с внезапным облегчением подумал Кипп. Ни извинений, ни упреков, ничего такого. И самое главное, слава тебе Господи, никаких дурацких просьб, чтобы он произнес что-нибудь поэтическое, возвышенное вроде напыщенного признания, что он, дескать, отныне и всегда будет хранить в памяти этот миг… Тьфу!
 И все же, когда Эбби наконец заговорила, Кипп поймал себя на том, что сгорает от нетерпения. Уж не собирается ли она преподнести ему очередной сюрприз, сообщив о том, что влюбилась в него и с этой минуты ее сердце принадлежит ему навсегда?
 И тут же убедился, что попал пальцем в небо.
 — Вы ведь не собираетесь тут спать, да? — любезно осведомилась она. Это был не вопрос и даже не просьба, нет. Казалось, хозяйка мило, но недвусмысленно дает понять засидевшемуся гостю, что ничуть не огорчится, если он с ней распрощается.
 Он спустил ноги с кровати. Лишь на мгновение соблазнительная мысль остаться здесь до утра мелькнула в его голове. А хорошо было бы проснуться рядом с ней, вдруг грустно подумал Кипп, хотя бы для того, чтобы убедиться, что на рассвете она такая же страстная, какой была в темноте.
 — Да-да, конечно. То есть, конечно, нет. — Он с опаской покосился на нее — не смотрит ли? — и осторожно, бочком двинулся к валявшемуся на кресле халату. И только натянув его и туго перепоясавшись, Кипп смог перевести дух и обрести свою обычную самоуверенность. — Доброй ночи, жена.
 — Доброй ночи, — ответила Эбби, провожая его взглядом, пока Кипп не скрылся за дверью. С губ ее сорвался мечтательный вздох, но она даже не заметила этого. Этот мужчина, высокий, мускулистый, стройный, только что поднял ее до таких немыслимых высот наслаждения, о существовании которых она и помыслить не могла.
 Интересно, что случится с ее чувствами к нему после этой ночи?
 Изменятся ли они? Да и вообще — есть ли они у нее, эт, и самые чувства?
 Что же она за извращенное создание, мелькнула у Эбби в голове невеселая мысль, коль скоро она способна заниматься с ним любовью, получать наслаждение и дарить его — и при этом гадать, испытывает ли она к нему хоть какие-то чувства?
 Впрочем, да — какие-то чувства у нее, несомненно, были. Она хочет его. Страстно. Больше, чем когда-либо прежде. Конечно, она с самого начала догадывалась, что для нее не составит большого труда лечь с ним в постель, почувствовать на своем теле его руки и отдаться его ласкам. Но ведь желание — это еще не любовь, разве не так? Может быть, это даже к лучшему, решила Эбби. Иначе, если бы она, нарушив условия их соглашения, вдруг призналась ему в любви, Кипп, чего доброго, с испуганным воплем сбежал бы от нее на край света. Не хватало еще потребовать, чтобы он немедленно ответил ей взаимностью!
 Ну уж нет! Она станет ему такой женой, о какой он мечтал, — удобной во всех отношениях. Сделает вид, будто верит, что он женился на ней только потому, что брак по расчету куда удобнее, чем бесконечное рыскание по рынку невест, да еще в самом разгаре брачного сезона. Она поможет ему хотя бы тем, что выполнит единственную его просьбу, высказать которую сейчас у Киппа не повернулся язык, — сделает все, чтобы его друзья поверили, будто он безумно в нее влюблен.
 И не только это. Она сделает еще больше — подарит ему детей, и тогда он сможет выполнить обещание, данное им умирающей матери.
 И сама полюбит их всем сердцем, моля Бога о том, чтобы их было по меньшей мере полдюжины.
 Она сделает все, чтобы ее родственники вздохнули спокойно и жизнь их с этого момента стала безоблачной.
 И она постарается найти удовольствие в том, чтобы быть виконтессой. Очень постарается.
 Она уверена, ей это удастся. И еще одно.
 Она сделает все, чтобы себя защитить. Она ни за что не позволит себе в него влюбиться.
 Кипп уснул, едва коснувшись головой подушки, и проспал как убитый до самого утра. Что весьма его удивило, когда он наконец открыл глаза. Было уже около девяти, и бесшумно возникший на пороге лакей почтительно подал ему поднос с завтраком.
 Позавтракав, Кипп поспешно оделся. Ему не терпелось спуститься вниз, чтобы встретиться со своей женой. Тем более что Эбби, как сообщил слуга, проснулась с первыми петухами и уже позавтракала внизу на целый час раньше, чем он сам.
 Предупредив лакея, что и он тоже начиная с завтрашнего дня будет завтракать в столовой, Кипп сбежал вниз. Одергивая на ходу полы сюртука, он не переставал гадать, как встретит его Эбби, уже заранее предвкушая удовольствие увидеть ее порозовевшее от смущения лицо. Наверняка ей сейчас не по себе — особенно если учесть, с какой необузданной страстью она отдавалась ему прошедшей ночью! Да, вероятно, так оно и есть! По крайней мере Кипп очень па это надеялся.
 Но его постигло жестокое разочарование.
 — Доброе утро! — весело приветствовала его Эбби, когда они столкнулись в холле. Обоим вдруг что-то срочно понадобилось в гостиной. Эбби выглядела чудесно — судя по всему, она прекрасно выспалась и сейчас ее просто переполняла энергия. На ней было то же самое платье, что и вчера, во время их венчания. Кожа цвета слоновой кости казалась гладкой и матовой, только щеки розовели здоровым румянцем, а глаза весело сверкали. Жизнь кипела в ней ключом.
 — Надеюсь, вы хорошо спали? А вот я спала отлично. Впрочем, и неудивительно — перина на постели такая мягкая, просто как пух. И никаких комков — не то что та, на которой мне приходилось спать на Халф-Мун-стрит или даже в Систоне! Даже сравнить нельзя!
 Проклятие! Что она такое говорит?! Кипп кипел от возмущения. Решила сделать вид, что между ними ничего не было? Что это не она стонала от страсти, когда он целовал ее и занимался с ней любовью? Что это не ее руки ласкали его, возбуждая до такой степени, что он терял голову… Или это не она едва не рыдала от нетерпения, а потом, когда он удовлетворил ее желание, обмякла, словно сломанный цветок, в его объятиях?
 Да… похоже, его молодая жена решила держаться так, словно между ними ничего не было.
 Ну уж нет! Кипп почувствовал, как в нем закипает гнев. Он не позволит ей отодвинуть его в сторону, словно какую-то ненужную вещь.
 Эбби уже взялась за ручку двери, ведущей в гостиную, но Кипп оказался проворнее. Он перехватил жену на пороге. Взяв ее за руку чуть выше локтя, он быстрым движением повернул ее к себе и заглянул в глаза.
 — И это все, что вы можете мне сказать, Эбби? Неужели только ваша новая перина, от которой вы пришли в такой восторг, явилась причиной того, что вам замечательно спалось в эту ночь?
 — Чем вы опять недовольны? — возмущенно забормотала Эбби. — Неужели нельзя было найти более подходящее время и место для того, чтобы устроить мне выволочку? Чего вы ожидали от меня — чтобы я упала к вашим ногам, обливая их слезами благодарности за то, что вы для меня сделали?.. Между прочим, за вашей спиной стоят трое лакеев, вы что — забыли об этом? А еще Эдвардина! Она…
 — Вы теперь моя жена, Эбби, и мне плевать, что подумают другие! А что до моих лакеев, пусть они проваливают ко всем чертям! Или повесятся, если им захочется! — прорычал взбешенный Кипп.
 Эбби опешила. А он, обхватив ладонью ее затылок, запрокинул ей голову и впился в ее губы.
 Ноги у Эбби подкосились. В глазах потемнело, а мысли вихрем закружились в голове. Что лучше?
 Вцепиться в лацканы его сюртука и повиснуть у него на шее, словно спелая груша? Или мешком свалиться на пол, прямо к его ногам? Последнее, без сомнения, обрадовало бы Киппа больше всего, решила она.
 Пахло от него так, что у нее кружилась голова. И весь он был такой мускулистый, твердый, как будто состоял из одних мышц! Грудь его крепко прижималась к ее груди, бедра, обтянутые бриджами, казались каменными.
 Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы муж, подхватив на руки, унес ее наверх, в их спальню…
 Но еще больше ей хотелось его придушить.
 — Эбби? Где ты? Эбби-и!
 Вздрогнув от неожиданности, Кипп слегка отодвинулся, но даже не подумал отпустить жену.
 — Какого черта?! Господи, что за вопли? Кто это — попугай? Вы обзавелись попугаем, а мне не сказали ни слова? У Софи тоже есть попугай, но не так давно его сослали в деревню навечно. Приговор — поведение, несовместимое с правилами, принятыми в приличном обществе. Ну, что вы молчите?
 Эбби сделала глубокий вдох, мысленно похлопала себя по щекам, чтобы немного прийти в себя, и наконец нашла в себе силы высвободиться из железных объятий мужа.
 — Какой еще попугай? Это Эдвардина! Я ведь пыталась вам объяснить…
 Вытянув шею, Кипп попытался поверх головы Эбби заглянуть в гостиную.
 — Что, наша малютка пригвоздила себя к креслу шляпной булавкой? И вообще — что она там делает? Я хочу сказать, в нашей гостиной!
 — В основном плачет, — с тяжелым вздохом ответила Эбби. Противная девчонка явилась около часа назад и с тех пор не переставала рыдать и сморкаться. Разве только на минуту — напомнить Эбби про ее обещание, что она всегда — всегда — придет ей на помощь, если это будет нужно. Черт побери! Дала ей обещание! Ну надо же!
 — Плачет?! И это вы называете — плачет? Боже милостивый, я сойду с ума! — Кипп растерянно покрутил головой, сразу почувствовав себя полным идиотом — впрочем, как и любой другой представитель сильного пола в присутствии рыдающей женщины.
 — Она очень несчастна, Кипп. Вот она и плачет. Разве что… несколько громче, чем следует…
 — Вот как? Что ж, приношу свои извинения. Простите мою непонятливость. Весьма благодарен вам за разъяснение. Конечно, без этого я со свойственной всем мужчинам тупостью наверняка решил бы, что она рыдает оттого, что счастлива. Может быть, вы к тому же будете столь любезны и объясните мне, отчего она так несчастна? И поскорее, пока ваша очаровательная племянница не устроила в моем доме наводнение!
 — Эбби-и! Ты ведь сказала, что только на минутку выйдешь и сразу же вернешься! Сразу же! А тебя все нет и нет! Я слышу, как ты с кем-то разговариваешь! Куда ты подевалась, Эбби? Послушай, я уверена, что ты там! Так вот, я иду к тебе — прямо сейчас! И не думай, что я этого не сделаю!
 И сразу же раздался оглушительный грохот перевернутого стола, возвестивший о том, что Эдвардина сдержала слово. А потом послышался звон бьющегося стекла, а вслед за этим истерический вопль. И все стихло.
 Эбби поморщилась:
 — Наверняка это была та овечка из китайского фарфора, что стояла на столике возле дивана. Очень надеюсь, что она не была вашей любимой статуэткой, милорд. Но тут уж ничего не поделаешь. Сами знаете — Эдвардина слепа как курица. Вряд ли она видит дальше собственного носа, бедняжка!
 Кипп глухо выругался сквозь зубы. Дьявольщина, сердито подумал он, вспомнив, как торопился вниз в надежде приятно провести утро наедине с молодой женой. Идиот несчастный!
 — М-да, а теперь, похоже, бедняжка проливает там потоки слез, — без малейшего сожаления продолжала Эбби. — Буду очень удивлена, если она вдобавок с размаху не врежется в стену лбом, приняв за меня один из ваших великолепных фамильных портретов. Впрочем, если подумать хорошенько, может,
 оно и к лучшему, — пожав плечами, невозмутимо добавила она. — Тогда Эдвардина наверняка грохнется в обморок, и я смогу подняться наверх, лечь в постель и в тишине спокойно выпить чашечку чаю.
 — Что ж, рад, что я в вас не ошибся, Эбби. Вижу, вас так просто не запугать. Как бы там ни было, могу ли я повторить свой вопрос, тем более что я до сих пор не потерял надежды получить на него ответ: значит, ваша племянница плачет? Простите, я, кажется, выразился несколько туманно. Я хотел узнать — почему она решила плакать именно здесь?
 Эбби тяжело вздохнула, прекрасно отдавая себе отчет, что сейчас добавит весьма солидную ложку дегтя в бочку с медом, в виде которой Кипп скорее всего представлял себе супружескую жизнь вообще и свою в частности.
 — Вы желаете узнать, отчего она плачет, Кипп? Так вот, она плачет — точнее, рыдает — потому, что ей всего шестнадцать лет. Рыдать над собственной несчастной судьбой — это как раз то, что шестнадцатилетние девицы умеют делать лучше всего. И моя племянница не исключение. Хотя, должна признаться честно, я в первый раз вижу, чтобы бедняжка Эдвардина умудрилась подняться до таких высот трагедии. Ну а теперь, если вы не возражаете, я, пожалуй, пойду к ней, пока она не сшибла ту восхитительную синюю вазу. Ну, ту, которая стоит на столике возле обтянутого атласом кресла.
 — О-о, я сейчас умру, Эбби! Я сойду с ума, непременно сойду! Бедная я, несчастная. Никому я не нужна!
 — Боже, кажется, она пришла в себя! — испуганно прошептал Кипп. На лице его отразился ужас. И не мудрено — вопли Эдвардины достигли такого крещендо, что задрожали оконные стекла. — Господи помилуй! Неужели вы тоже были такой в шестнадцать лет?!
 Эбби, припомнив, какой была она в шестнадцать лет, печально покачала головой.
 Вернее, где она была, когда ей было шестнадцать. В чужом доме, замужем за человеком, пившим дни и ночи напролет и протрезвлявшимся лишь для того, чтобы вновь сесть за карточный стол. За человеком, в один вечер спустившим в карты все ее приданое. Именно тогда она узнала, что любовь — это дым, который легко развеивает ветер суровой действительности. Узнала Эбби и то, что слезы и упреки вряд ли ей помогут. Ей было как раз шестнадцать, когда она научилась принимать жалкие крохи сочувствия, которыми ее удостаивал муж, когда через месяц после замужества она, похоронив родителей, вернулась к нему, чтобы попытаться спасти то, что еще оставалось от их брака.
 Вот и сейчас она храбро улыбнулась мужу — другому своему мужу. Что бы там ни было, но гордость не позволит ей признаться, какую горечь этот нечаянный вопрос поднял в ее душе.
 — Ну что вы! Вовсе нет! В ее годы я уже была на редкость уравновешенной и здравомыслящей юной особой. А уж закатывать истерики мне бы и в голову никогда не пришло. Но не стоит судить по мне. Вернее было бы сказать, что в данном случае я нечто вроде исключения, которое только подтверждает общее правило, вот и все. Ну а теперь прошу вас…
 — А-а-а, вот ты где! — завопила появившаяся на пороге Эдвардина. Каким-то образом она умудрилась без больших потерь добраться до дверей и теперь, уцепившись за косяк, возмущенно тыкала пальцем в сторону Эбби. Точнее, в ту сторону, откуда доносился ее голос.
 Эдвардина вся, с головы до ног, была в бледно-голубом. Светлые кудри в восхитительном беспорядке разметались по плечам, залитые слезами глаза были похожи на лесные фиалки, и выглядела она прелестно. Мужчина помоложе или просто еще не умудренный жизненным опытом не выдержал бы столь душераздирающего зрелища и, пав к ее ногам, пообещал бы ей что угодно, даже звезду с неба, — только бы не плакала! Но Кипп, нимало не тронутый ее воплями, лишь с досадой поморщился. Для него Эдвардина в данный момент была просто докучливой родственницей, досадной помехой, не более. Но вовсе не потому, что он, как каждый пылкий новобрачный после первой брачной ночи, желал каждую минуту наслаждаться обществом любимой жены, тут же добавил он про себя.
 Какое-то время Эдвардина молча таращилась в том направлении, где стоял Кипп, даже не думая поздороваться. Потом, надув губы, словно капризный ребенок, снова повернулась к Эбби.
 — Теперь, когда ты без зазрения совести бросила меня, Эбби, у меня вообще никого не осталось! — захныкала она. — Никого — ты это понимаешь?! Дядюшкам нет до меня никакого дела! Игги — просто самовлюбленный бессердечный мальчишка, а мама… Для мамы в целом свете существует только Пончик! Нет, ты только представь себе, Эбби! Променять меня на собаку!
 — Бедная крошка! — Украдкой подмигнув Киппу, Эбби испустила сочувственный вздох и протянула руки, словно предлагая зареванной племяннице пасть ей на грудь. — Ты попала в самую точку!
 — И даже не один раз! — пробурчал сквозь зубы Кипп, мысленно обозвав себя негодяем. А потом, круто повернувшись, широкими шагами направился к выходу, решив ни за что не возвращаться домой, пока его жена не успокоит эту истеричку.
 Между тем Эдвардина, которую залитое слезами лицо и припухший носик красили ничуть не меньше, чем ее обычная сияющая улыбка, всхлипнув пару раз, обрушилась на Эбби.
 — Ты же обещала, Эбби! Ты дала мне слово! — опять захныкала она.
 В этот момент перед ними неожиданно вырос Кипп.
 — Эбби, — осторожно осведомился он, — что именно вы ей пообещали?
 — И Игги… Игги тоже! Он говорил, что ты обязательно возьмешь меня с собой, когда переедешь к мужу! Игги говорил, дескать, слово есть слово, а ты до сих пор всегда выполняла свои обещания. Особенно которые давала мне. Ох, Эбби, просто не знаю, что я буду без тебя делать.
 — Ее брат сказал — что?
 — О Господи, Эдвардина! Так это Игги вбил тебе в голову столь идиотскую идею? Господи, как это похоже на него! Вот ведь злобный щенок! У него просто мания какая-то — науськивать людей друг на друга! Впрочем, в какой-то степени он прав, будь проклят его мерзкий язык! Я действительно обещала тебе помочь.
 У Киппа отвисла челюсть. Не зная, что сказать, он в отчаянии запустил обе руки в волосы.
 — Но ведь… Эбби, Боже правый! Кто-то из нас точно сошел с ума! Уж не хотите ли вы сказать… Нет, это невозможно! Это какое-то безумие!
 — Уходите, Кипп. И не волнуйтесь. Я все устрою.
 — Но как?! Пошлете за ее вещами и перевезете ее сюда?! Эбби бросила на него раздосадованный взгляд сквозь плотную завесу золотистых локонов, которые щекотали ей нос. До сих пор, сказать по правде, такое решение проблемы как-то не приходило ей в голову, но сейчас… Слова Киппа заставили ее задуматься. Может быть, и правда пригласить Эдвардину погостить у них — хотя бы на несколько дней, подумала она. А что — совсем неплохая идея! По крайней мере тогда ей не придется слишком часто оставаться наедине со своим мужем.
 — Н-не знаю… возможно. Может быть, всего на несколько дней, чтобы дать им с Гсрмионой время прийти к какому-то соглашению.
 — Никогда! — взвизгнула потрясенная Эдвардина, и Эбби невольно охнула и затрясла головой, перепугавшись, что у нее лопнут барабанные перепонки. — Мама клянется, что никогда не переступит порога дома, хозяева которого не рады ее милой собачке! А кому нужен ее Пончик? Вот и представь себе — она будет вечно сидеть дома, и я вместе с ней! А потом? Меня никуда не будут приглашать! Никуда! Ни в один дом! И я так и умру старой девой!
 — Что-что? — растерянно пробормотал Кипп. Впрочем, он имел в виду вовсе не ту жуткую участь, что ждала безутешную Эдвардину, а идею, которую только что так хладнокровно высказала его жена, — перевезти эту девицу, изображавшую Ниагарский водопад, в его дом. — Интересно, а если я скажу «нет», что тогда? Вы послушаетесь?
 — Что? — рассеянно переспросила Эбби, которая слишком глубоко ушла в свои мысли, чтобы слушать еще и мужа. — Что такое?
 Неизвестно откуда, словно из-под земли, бесшумно возник Гиллет и величественным жестом подал Киппу шляпу, перчатки и трость.
 При виде дворецкого Эбби чуточку расслабилась — конечно, насколько это было возможно при том, что хлюпавшая носом племянница прилипла к ней словно мокрый лист.
 — О, спасибо, Гиллет. Может быть, это и к лучшему, если его светлость выйдет подышать свежим воздухом, пока я улажу это небольшое недоразумение.
 Нахлобучив шляпу на голову, Кипп повернулся к двери, бормоча себе под нос:
 — О да, очень хорошо, Гиллет! Чрезвычайно разумно, мой друг! Как мило с вашей стороны — позаботиться, чтобы я был одет надлежащим образом, даже когда мне и нужно-то всего лишь отыскать этого прохвоста, графа Синглтона, чтобы немедленно свернуть ему шею!
 — Желаю успеха, — бросила ему вслед Эбби, не расслышав, однако, ни единого слова из того, что сказал муж.




 Глава 16


 Все до единого часы, сколько их было в особняке на Гросвенор-сквер, уже пробили десять, над Лондоном сгустились сумерки, а виконт все еще не вернулся домой. Впрочем, он прислал записку, адресованную Эбби, где весьма
 любезно уведомил ее, что одно «безотлагательное дело» требует его присутствия, так что он вряд ли вернется домой до вечера, и посоветовал ей не ждать его с обедом.
 Эбби внимательно прочитала записку несколько раз, гадая, уж не решил ли ее супруг сбежать из дома. Вернее, уж не выжила ли она его на второй день супружеской жизни.
 Мысль эта доставила ей несколько неприятных минут, и тогда Эбби поняла, что скучает по нему.
 К этому времени Эдвардина была благополучно водворена в одну из лучших комнат для гостей — естественно, в одну из тех, которую отделял от комнат хозяев целый этаж, — и досыта накормлена. В настоящее время она спала у себя сном праведницы.
 Да и с чего бы ей не спать? Она добилась своего — Эбби забрала ее к себе. Кроме того, ее свозили на Бонд-стрит, купили ей новую шляпку и прелестный зонтик, при одном только взгляде на который Эдвардина, схватившись за сердце, заявила, что непременно зачахнет и умрет, если он не будет ей принадлежать.
 После этого она, самодовольно улыбаясь каким-то своим мыслям, сидела в гостиной, пока лакей, посланный Эбби на Халф-Мун-стрит за вещами Эдвардины с собственноручно написанной ею запиской, не вернулся назад — с крохотным узелком и той же самой запиской, на которой дрожащей рукой был нацарапан ответ Гермионы. Бедная женщина заранее оплакивала несчастную обманутую Эбби, вздумавшую пригреть змею на своей груди. Был там и постскриптум, в котором Гермиона просила узнать у Эдвардины, не видела ли та случайно любимую игрушку Пончика, а именно одну из старых ночных туфель дядюшки Бейли. Как с чувством объявила Эдвардина, тыкая пальцем в злополучную приписку, она была совершенно права, не обманываясь насчет материнских чувств. Какая-то паршивая собачонка ей дороже родной дочери! Вот если бы она, Эдвардина, целый день бродила по дому на четырех лапах, визгливо лаяла, валяла дурака, а между делом грызла ковры — вот тогда бы ее матушка наверняка души в ней не чаяла!
 Но теперь она хотя бы перестала проливать слезы! Уже за одно это Эбби возблагодарила судьбу.
 Осталось только придумать, каким образом вернуть мгновенно освоившуюся в их доме Эдвардину назад под родительский кров. И сделать это по возможности скорее, хотя вряд ли это удастся. Скорее всего на это должно уйти какое-то время, но Эбби решила, что она наверняка что-нибудь придумает.
 Ну а пока на Гросвенор-сквер прибыла оставшаяся часть вещей Эдвардины. И что хуже всего, в сопровождении еще одного Бэкуорт-Мелдона. Однако Эбби совсем не хотелось сейчас думать об этом.
 Они с Салли Энн только что закончили с разборкой громадной кучи дорогих покупок, сделанных Эбби во время налета на Бонд-стрит. В числе их были и несколько совершенно сногсшибательных ночных сорочек — «последний писк моды», по словам Салли Энн, — при виде которых его светлость наверняка рухнет на колени и станет со слезами на глазах благодарить Создателя за то, что тот придумал искусных белошвеек с их проворными иглами.
 Эбби и Салли Энн к этому времени стали настоящими подругами — в основном потому, что Эбби понятия не имела, как следует вести себя великосветской даме со слугами. Впрочем, сказать по правде, ее это мало волновало. А вот в чем она нуждалась по-настоящему, так это в друзьях. Или хотя бы в союзниках. Кроме того, Салли Энн заполнила ту пустоту, которая давно уже существовала в душе ее хозяйки, хотя сама хозяйка знала об этом ничуть не больше ее горничной. Ей позарез нужна была близкая душа, хранительница ее женских тайн, которая способна была понять, до какой степени попавшая в окружение чужих людей новобрачная нуждается в подруге.
 Сначала Салли Энн помогла своей хозяйке принять ванну, потом выбрала для нее ночную сорочку и пеньюар, который ей самой понравился больше всех — белоснежное воздушное одеяние из почти прозрачного шелка с присобранными у плеч рукавами и отделанное у ворота и по подолу вышивкой в виде крохотных бутонов роз. После чего собрала разбросанную по всему полу шелковистую оберточную бумагу и оставила хозяйку сидеть у камина. Ножки Эбби в ночных туфельках без задников покоились на маленькой скамеечке резного дерева, на столике рядом с креслом стояла чашка с чаем.
 Эбби довольно долго сидела у огня, маленькими глотками потягивая ароматный крепкий чай. Сначала она ломала себе голову над тем, вернется ли Кипп вообще, а если он придет, заглянет ли к ней в спальню.
 Но тогда, увидев ее, сидящую в кресле перед камином, что он подумает? Что она его ждет? Что ей не терпится устроить ему допрос, где он был и почему оставил ее на целый день одну, да еще наутро после свадьбы?
 Ну нет! Ни в коем случае.
 Куда умнее, решила она, лечь в постель и притвориться спящей. В этом случае, вернувшись домой поздно и заглянув к ней в спальню, Кипп наверняка растеряется. Да и понятно — что ему делать в таком случае? Поступить как положено настоящему джентльмену — удалиться на цыпочках, бесшумно прикрыв за собой дверь? Или наплевать на приличия и поступить как грубое животное, как похотливый козел — забраться в постель к жене, разбудить ее и безжалостно настоять на своих супружеских правах?
 Да, задачка не из легких. Представив себе смущение Киппа, его растерянность и бешенство от сознания собственного бессилия, Эбби даже замурлыкала от удовольствия. При мысли о том, какую свинью она ему подложит, на душе у нее стало весело.
 Да и потом, то, что она собиралась ему рассказать, вполне может подождать до утра: Тем более что это в любом случае вряд ли придется ему по вкусу.
 Проглотив то, что еще оставалось в чашке, Эбби зевнула и, выбравшись из кресла, направилась к постели, по дороге одну за другой гася горевшие в спальне свечи.
 Она уже откинула покрывало на постели, собираясь забраться под одеяло, как легкий стук в дверь, отделявшую ее спальню от спальни мужа, заставил ее замереть. Эбби окинула себя растерянным взглядом, убедилась в том, что почти раздета, и смутилась еще больше. Что делать — открыть? Или быстренько завернуться в одеяло, закрыть глаза и притвориться, будто она спит мертвым сном?
 Нет, так нельзя. Сделка есть сделка. Ей придется смириться. И если ее муж желает заняться с ней любовью… что ж, это тоже часть их сделки. Пусть даже за весь этот день у них не было возможности поговорить. Пусть даже все, чего он добивается, это ее беременность. Да, такое возможно, грустно подумала Эбби, чтобы потом с гордостью демонстрировать приятелям ее огромный живот. Еще бы! Ведь это будет веским доказательством того, какой он счастливчик!
 Впрочем, что это она, одернула себя Эбби. Какая муха ее укусила? Разве не она весь последний час только и мечтала, как он вернется домой, как постучит в ее дверь? Как подхватит ее на руки и отнесет в постель… и будет целовать, целовать, пока она не задохнется? И пусть он вновь доставит ей наслаждение, перед которым бледнеет даже райское блаженство… Вспоминая все, что было ночью, Эбби то и дело ловила себя на том, что губы ее расплываются в улыбке, а мысли, которые бродят у нее в голове, не имеют никакого отношения ни к Эдвардине, ни к ее проблемам.
 Снова набросив на плечи пеньюар, Эбби повернулась к двери.
 — Войдите! — крикнула она.
 Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге появился Кипп, одетый в точности как утром.
 — Добрый вечер, жена, — сказал он. Лицо его просияло от удовольствия. Ничего не скажешь — без этого своего унылого пучка она выглядит намного лучше! И этот новый, почти невесомый пеньюар изумительно ей идет. Глаза Эбби сияли мягким светом, щеки зарумянились, что чрезвычайно понравилось Киппу. Да, сейчас она выглядит гораздо более… женственно, что ли, подумал он, и это было ему приятно. Да, очень приятно. — Как очаровательно вы выглядите, мадам. Просто прелестно!
 — Так ведь это понятно, — откликнулась она смущенно. Тщательно избегая взгляда мужа, Эбби подошла к стоявшим возле камина креслам, села в самое мягкое из них и тщательно расправила на коленях складки пеньюара. Потом вдруг в глубине ее фиалковых глаз что-то дрогнуло, и Кипп внезапно вспомнил, как прошлой ночью он заглянул в эти глаза и прочел в них желание. — Кстати, вы мой должник — учитывая, как мне по вашей милости пришлось провести сегодняшний день. Надеюсь, вы об этом помните?
 — Нисколько не сомневаюсь, что вы даром времени не теряли, — вежливо ответил Кипп, на мгновение скрывшись за дверью своей спальни. Потом вернулся, сел рядом с женой в соседнее кресло и, делая вид, что не замечает ее недоумения, поставил ей на колени большую квадратную коробку, чувствуя себя полным идиотом — будто школьник, который надеется, что ничтожный подарок, на который ушли все его карманные деньги, порадует обожаемую родительницу.
 Ощущение было не из приятных, и, чтобы избавиться от него, Кипп поспешил отвлечь внимание Эбби.
 — Кстати, я тоже неплохо провел этот день, жена. Не желаете посмотреть, что я вам принес? Между прочим, это подарок, только, умоляю, смотрите поскорее, потому что мне не терпится узнать ваше мнение.
 Эбби молча взирала на коробку, перевязанную кокетливой шелковой лентой. Коробка была такая огромная, что закрывала от нее Киппа почти целиком. Заметив, что муж улыбается, Эбби немного успокоилась.
 — Но… но почему? — с трудом проговорила она.
 — Почему она такая тяжелая, вы хотите сказать? Да нет, что-то подсказывает мне, что вы имеете в виду совсем другое. Почему мне вдруг вздумалось принести вам подарок, да? Это просто обычай. Что тут странного, если муж наутро после свадьбы хочет порадовать свою молодую жену подарком? И вот я провел полдня, переругиваясь с Брейди, которому непременно хотелось уговорить меня купить вам либо драгоценности, либо меха. Представьте, он даже уламывал меня преподнести вам собственный экипаж! Мы с ним провели пару увлекательнейших часов в Таттерсоле, пока наконец я не остановился на этом. Я даже отослал Брейди домой, чтобы он не мешал. Ну так как, вы посмотрите, что я вам принес? Или так и будем сидеть тут и гадать, что там внутри?
 Заинтригованная его рассказом, Эбби жестом предложила мужу поставить тяжелую коробку на пол между ними. Потом опустилась возле нее на колени и, затаив дыхание, развязала шелковую ленту, осторожно приподняла крышку, и боковины коробки тут же распались, словно корка апельсина, открыв ее взгляду тяжелый сундучок красного дерева в восточном стиле. Изящная резьба красиво сочеталась с инкрустацией из слоновой кости.
 — Что это такое? — пробормотала Эбби, восхищенно лаская кончиками пальцев полированное резное дерево. Потом, склонив голову набок, принялась разглядывать крышку. — Какая красивая вещь — просто дух захватывает!
 У Киппа камень с души свалился. Еще никогда в жизни ему не доводилось делать подобных подарков, тем более женщине, с которой он делил ложе. Но эта вещица была просто предназначена для Эбби. Кипп сам не понимал, с чего он так решил, и ему не хотелось ломать над этим голову. Но с первой же минуты, как на глаза ему попался этот сундучок, он уже твердо знал, что непременно купит его для Эбби.
 Присев возле нее на ковер около камина, он вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым, как будто снова вернулся в детство. Вот так же когда-то он играл у себя в детской. Усевшись по-турецки перед сундучком, Кипп лукаво взглянул на жену. Он часто дарил своим женщинам подарки, но и сам уже не помнил, когда в последний раз видел в женских глазах что-то, кроме алчности. И уж точно он никогда еще не испытывал при этом такого щенячьего восторга.
 Небрежно развязав галстук, Кипп не глядя отшвырнул его в сторону. Эбби не поверила своим глазам — на лице его сияла мальчишеская улыбка. Боже правый, потрясенно подумала она, да он, похоже, просто лопается от гордости!
 — Так, а теперь я подниму крышку, — торжественно произнес Кипп, не сводя глаз с Эбби. Было заметно, как он волнуется. Замерев, он ждал, что она скажет. «Какое у нее лицо!» — подумал он. Ему казалось, он еще никогда в жизни не видел у женщины такого живого, такого выразительного лица!
 До этого дня ему не раз приходило в голову, что и в браке есть свои положительные стороны — если, конечно, взять в жены не одну, а сразу несколько женщин. Однако сейчас все женское очарование воплотилось для него в этом худеньком, почти бесплотном создании, в этой женщине, что сидела напротив него, которую никому и в голову не пришло бы назвать красавицей. Но все в ней — и лицо, и тело — безумно возбуждало Киппа. Его тянуло к ней со страшной силой, и не просто потому, что он желал ее. Нет, он хотел понять, о чем она думает, какие чувства ее волнуют. Всякий раз, глядя на жену, он гадал про себя, что она сделает в следующую минуту, кем она предстанет перед ним.
 Кипп поднял тяжелую крышку сундучка, и Эбби сразу обратила внимание, что та боковая стенка его, что была обращена к ней, состоит из двух створок. Едва сдерживая нетерпение, она приоткрыла их и увидела за ними с полдюжины выдвижных ящичков, заполненных принадлежностями для игр.
 Лицо Эбби просияло от радости. Словно ребенок, получивший новую игрушку, она принялась рыться в них, выдвигая один ящик за другим и восторженно ахая при виде все новых и новых сокровищ. В первом лежали шесть крохотных игрушечных лошадок с жокеями. Кипп объяснил ей, что эти фигурки используются в игре под названием «бега».
 Эбби взяла их в руки, залюбовавшись искусной работой неизвестного мастера. Яркие краски, которыми были выкрашены фигурки, радовали глаз.
 — Интересно, где у них завод? — пробормотала она. — И отверстия для ключа нет. Тогда как они бегут?
 — А они вовсе не бегут, — терпеливо объяснил Кипп.
 Поерзав на ковре, он подвинулся к ней и, сунув руку в ящичек, извлек оттуда костяной шарик, который обычно использовался в этой игре. — Сначала нужно кинуть шарик, потом посмотреть, сколько очков ты выбросил, и подвинуть свою лошадку вперед. И так по очереди, поняла? Чья лошадь первая доберется до финиша, тот и выиграл. Помню, в детстве мы с отцом часто играли в эту игру. Между прочим, насколько мне известно, в нее часто играют и сейчас, и не дети, а взрослые. Причем на кон иной раз ставятся такие суммы, что можно за вечер проиграть целое состояние.
 Но Эбби уже не слушала. Тут было столько всего интересного, что у нее разбежались глаза. Забыв о Киппе, она принялась вновь открывать один за другим все ящички, разглядывая их содержимое. Вскоре она обнаружила очаровательный набор костяшек для игры в домино, вырезанных из настоящей кости. Вслед за ним — доску для игры в криббедж. Набор для безика и два мелка для игры в вист. И еще несколько великолепных карточных колод, рубашки которых представляли собой настоящие произведения искусства.
 Бросив взгляд на крышку сундучка, Эбби заметила, что изнутри к ней узкими кожаными ремешками крепится шахматная доска. Она восхищенно покачала головой и потянулась поднять вторую, внутреннюю, крышку, которую заметила еще раньше. И сдавленно ахнула, не поверив своим глазам.
 — О, какая прелесть! — пробормотала Эбби, когда ее взгляду открылись изящные шахматные фигурки. Вырезанные чьей-то искусной рукой из слоновой кости и жадеита, они были настолько хороши, что от них невозможно было оторвать глаз. Любой музей с радостью отдал бы все на свете, лишь бы заполучить такое сокровище. Боясь вздохнуть, Эбби поднесла к глазам фигурку рыцаря. Одетый в боевые доспехи, он сидел на коне, ноги которого покоились на подставке, похожей на перевернутую вазочку. Фигурка была не более восьми
 дюймов в высоту.
 — Это что — мне? — растерянно выдохнула она, сморгнув некстати навернувшиеся на глаза слезы. — Вот это все?..
 Осторожно взяв фигурку конного рыцаря из ее дрожащих пальцев, Кипп бережно уложил ее в специальное отделение, обитое мягким бархатом.
 — Конечно. А кому же еще? Или Брейди был прав, и вместо этого вы предпочли бы получить какую-нибудь драгоценную безделушку?
 — Боже упаси! Как хорошо, что вы не послушались Брейди! Конечно же, нет! — поспешно бросила Эбби. Собрав с ковра фигурки игрушечных лошадей и жокеев, она аккуратно разложила их по местам, потом один за другим задвинула ящички, закрыла створки и опустила на место тяжелую крышку сундучка, после чего, вновь залюбовавшись искусной работой, ласково погладила резное дерево. — Спасибо вам, Кипп! От всего сердца спасибо! Просто сказать не могу, как я тронута! Я буду беречь его как зеницу ока!
 Он помог жене подняться на ноги.
 — Надеюсь, вам не придет в голову припрятать его, да еще навесить сверху огромный замок? — пошутил он. — Потому что, признаюсь честно, покупая этот сундучок, я уже заранее тешил себя надеждой, как мы с вами будем проводить долгие часы за игрой. А кстати и узнаем друг друга получше. А вы умеете играть в шахматы, Эбби? Если нет, я с удовольствием вас научу.
 Эбби ласково погладила мужа по щеке, успев подумать при этом, как замечательно, что она может это сделать… может чувствовать себя с ним легко и свободно…
 — Знаете, вы такой хороший, Кипп! — сказала она, вовремя прикусив язык, чтобы не брякнуть, как она счастлива, что у нее такой муж. Господи, да она и правда счастливица1 — Что вы спросили? Ах да, конечно, я умею играть в шахматы, — добавила Эбби. — И уже заранее предвкушаю удовольствие, когда вы проиграете мне, милорд!
 — Ха! Вызов? Вы осмелились бросить вызов мне?! — изумился Кипп, испытывая неподдельную жалость к этой женщине. А ведь не исключено, что она сможет стать ему настоящим другом, мелькнуло у него в голове. — Играем по маленькой, идет?
 Отступив на шаг, Эбби возмущенно ткнула в него пальцем.
 — Ну уж нет! И не мечтайте! Если вы решили, что, обыграв меня в шахматы, сможете вышвырнуть из дома Эдвардину, то забудьте об этом сразу же! Ведь вы же именно это имели в виду, да? Признавайтесь!
 Улыбка Киппа увяла. А он уже вообразил себе, как они возьмут шахматы с собой в постель и сыграют перед сном партию-другую. Причем с условием, что проигравший снимает с себя какую-нибудь деталь туалета.
 Соблазнительные мечты развеялись как дым.
 Проклятие! Он совсем забыл о ее племяннице!
 — Стало быть, она здесь, в доме? Я угадал? Вы меня удивляете! Признаться, я считал, что вы сможете уладить это дело, не впадая в крайности.
 — Я так и сделала! — ответила Эбби по возможности честно, однако старательно избегая вдаваться в подробности. — То есть я хочу сказать… вы ведь хотели, чтобы ваша жизнь текла так же спокойно, как и до нашего брака? А мне хотелось бы, чтобы мои родственники как-то устроились и проводили как можно больше времени подальше от нас с вами — лучше всего большую часть года…
 — По-видимому, мы с вами мечтали о несбыточных вещах. Вы это хотите сказать?
 — Нет, я имела в виду совсем не это, — поспешно возразила Эбби, неожиданно почувствовав себя несправедливо обиженной. Причем человеком,
 который еще недавно так заботливо выбирал для нее подарок. От жалости к себе у Эбби защипало глаза. — Нет, вы будете жить, как жили до тех пор, пока в вашу жизнь не вошла я. Словом, как будто вы по-прежнему холостяк. Кажется, именно таковы были условия нашей сделки? И так вы сегодня и поступили, верно? Сбежали из дому и бродили по городу в компании Брейди, как и положено холостяку. А обо мне вы забыли. Так что вам грех жаловаться, милорд. А вот я убедилась, что мне вряд ли удастся избавиться от моих замечательных родственников. Самый простой путь, конечно, потратить на них все ваше состояние — в надежде, что это поможет решить их проблему, — но что-то мне подсказывает, что моя идея вряд ли придется вам по душе.
 Кипп невольно усмехнулся — досада Эбби его позабавила. А все потому — хотя он ни за что на свете не признался бы в этом жене, — что он не был до конца уверен, что получил то, на что рассчитывал, когда они с Эбби заключили эту сделку. Какое-то неясное ощущение подсказывало ему, что он получил куда
 больше, чем мог надеяться… И эта мысль доставляла ему немалое удовольствие — даже при том, что он сам еще не знал, о чем идет речь и какая ему от этого польза.
 — Итак, выходит, конфетка оказалась не такой уж сладкой, да, дорогая
 виконтесса? Судя по всему, вы разочарованы. Жаль.
 — После вашего замечания, милорд, думаю, глупо было бы просить вас о помощи…
 Кипп покачал головой, усмехаясь самым что ни на есть злодейским образом.
 — Каждый из нас пойдет своим путем — кажется, именно об этом шла речь, вы помните, миледи? Ну а коли так, стало быть, вам нечего обижаться, если я скажу «нет». Нет, я не собираюсь вам помогать. И если мы с вами снова вернемся к тем причинам, которые толкнули меня на брак, то одной из них, по которой я, собственно, и предложил вам руку и сердце, было то восхищение, которое вызывало во мне ваше неуемное стремление к независимости. А также и завидное умение держать в узде эту свору сумасшедших, которую вы почему-то именуете своими родственниками. В тот момент вы показались мне единственным человеком, способным обеспечить мне мирное и безмятежное существование до конца моих дней.
 — Понятно… Значит, свои проблемы мне придется и дальше решать самой — когда и как я сочту это нужным, да?
 Кипп притворился, что внимательнейшим образом обдумывает ее слова, хотя на самом деле мысли его были далеко отсюда. Впрочем, не так уж и далеко — ведь разобранная на ночь постель Эбби была всего в двух шагах. Соблазнительно откинутое одеяло манило к себе, и Кипп поймал себя на том, что слова жены ускользают от его понимания.
 — Когда и как сочтете это нужным? — эхом повторил он то последнее, что успел услышать. — А-а… вот именно. Очень разумно, мне кажется.
 Эбби, прищурившись, подозрительно взглянула на мужа. Что-то тут явно было не так. И вдруг она вспомнила, что есть еще кое-что, о чем она пока не успела ему рассказать.
 — Ну да, — кивнула она. — И так до тех пор, пока это не нарушит ваш привычный образ жизни.
 Кипп снова одобрительно кивнул. На губах его играла усмешка, и Эбби вдруг растерялась. Она не знала, чего ей хочется больше: дать мужу пощечину или припасть поцелуем к его губам.
 — Именно так.
 — Вот и хорошо, — буркнула она, не зная, что на это ответить. Отвернувшись от Киппа, она неловко развязала поясок пеньюара, спустила его с плеч, и он с легким шорохом упал на пол к ее ногам. Эбби осталась в тонкой ночной сорочке, сквозь полупрозрачную ткань которой просвечивало ее худенькое тело, и смущенно поежилась, чувствуя на себе жадный взгляд Киппа.
 — Итак, значит, договорились?
 Шумно вздохнув, Кипп потянулся к жене, обхватил руками ее тонкую талию и привлек к себе.
 — Сдается мне, дорогая жена, что хотя бы в одном отношении мы с вами на диво подходим друг другу… догадываетесь, в каком? Я имею в виду наши аппетиты…
 — Возможно, — уклончиво пробормотала Эбби. Кипп поднял ее на руки и понес в постель. — А что же вы хотели? — расхрабрившись, лукаво спросила она. — Выбор у меня небогатый — либо удовлетворять ваш аппетит самой, либо смириться с тем, что вы уже спустя неделю после свадьбы затащите в постель кого-то еще.
 Опустив жену на покрывало, Кипп вытянулся рядом с ней.
 — Лгунишка, — прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы и с наслаждением вдыхая исходящий от них аромат. — Признайтесь честно, Эбби, вы просто обожаете заниматься со мной любовью. А есть у меня любовница или нет, вам все равно. Главное, чтобы я почаще навещал вас в спальне, правда? Вы ведь очень страстная женщина, и вам нравится это. — Кипп поцеловал жену в шею. Рука его легла ей на грудь. — А также это. — Он слегка сжал ее сосок. — И это… — выдохнул Кипп, наклонившись к Эбби. В глазах его вспыхнул огонь. И через мгновение губы их слились в поцелуе.
 Время для них остановилось. Потом Кипп отодвинулся, и на лице его заиграла улыбка — он заметил, как потемнели ее глаза, из фиалковых став почти черными. В них вспыхнуло желание, которое Эбби даже не пыталась скрывать.
 — Даже не могу сказать вам, мадам, какое удовольствие мне доставляет видеть, что и вы хотите меня ничуть не меньше, чем я — вас.
 Эбби молча прижалась к мужу. Где-то внизу ее живота медленно разгоралось пламя, желания ее проснулись и с голодной страстью требовали удовлетворения.
 — Вам приятно, когда я дотрагиваюсь до вас, дорогая жена? — промурлыкал Кипп. Рука его скользнула вниз, лаская тело Эбби. Он осторожно коснулся ее бедер, почувствовав, как кожа ее мгновенно покрылась мурашками, как вся она содрогнулась под ним в ответ на его ласку. — Да, вам приятно, когда я дотрагиваюсь до вас. Возможно, это и есть одна из причин, почему вы решились принять мое предложение — вам нравятся прикосновения мужчин. Вам доставляют наслаждение поцелуи. Вам не нужны ни деньги, ни титул, ни положение в обществе. Ничто из того, что привлекло бы обычную женщину, вас не интересует. Признаться, было время, когда я думал, что вас заворожил блестящий титул виконтессы или блеск богатства, которое я готов был бросить к вашим ногам. Но теперь я понял, как ошибался. Вам нужно было совсем другое. Я прав?
 Эбби молчала. Ей не хотелось отвечать. Потому что он был действительно прав. Прав… и в то же время жестоко ошибался. Ни за что на свете она бы не вышла замуж за кого-то другого, кто бы предложил ей стать его женой — правда, до Киппа никому и в голову не приходило обратить на нее внимание и уж тем более предложить ей руку и сердце. Но ведь Кипп — это Кипп! Конечно, во многих отношениях он и сейчас оставался для нее незнакомцем, однако она видела его доброту, его ранимость, и этого пока было достаточно.
 Ее с неудержимой силой тянуло к нему. Сердце ее переполняло сострадание. Она ощущала некую духовную близость между ними, она знала — Кипп и по сей день терзался муками неразделенной любви, а Эбби давно было известно, что это такое. Ведь и ей когда-то пришлось пережить нечто подобное.
 Порой Эбби гадала о том, что будет, если она позволит себе влюбиться в него… какой станет их жизнь, если в один прекрасный день муж ответит на ее чувство…
 Узнав об этом, он наверняка возненавидит ее, печально думала она. И вдобавок ко всему начнет насмехаться над ней.
 — Если не секрет, вы собираетесь и дальше оставаться в туфлях? — кокетливо осведомилась Эбби, когда Кипп, поспешно стянув с нее ночную сорочку, рухнул на нее сверху и она почувствовала, как он раздвинул ей бедра. — Как это романтично, милорд!
 — Проклятие! — выругался Кипп, вздрогнув. Ему показалось, что его окатили ледяной водой. Осторожно отодвинувшись, он прикрыл смятой сорочкой соблазнительно раздвинутые бедра Эбби. Он настолько потерял голову, что умудрился лечь в постель в одежде! — Вот черт! Простите великодушно. Сказать по правде, нынче вечером я зашел к вам лишь для того, чтобы узнать, понравился ли вам мой подарок. Не знаю, что это со мной… Одну минуточку, извините…
 Стараясь не расхохотаться, Эбби поспешно прикусила губу.
 — Конечно, конечно.
 Встав с постели, Кипп поспешно стянул с себя сюртук и принялся расстегивать пуговицы рубашки.
 — А туфли? — насмешливо напомнила Эбби. Выскользнув из постели, она подошла к мужу, чтобы ничего не упустить из этого интересного зрелища. Кипп чертыхнулся, и она, развеселившись, указала ему на стул: — Может быть, вам помочь? Боюсь, сами вы вряд ли справитесь.
 — Замечательная идея: жена и лакей в одном лице! Судя по всему, я не промахнулся и заключил на редкость выгодную сделку! — Пожав плечами, Кипп покорно сел на стул. На губах его блуждала загадочная улыбка, смысл которой от Эбби ускользал.
 Позже Эбби и сама вряд ли смогла объяснить, как это все произошло. Она сделала Киппу знак поднять правую ногу. Когда он молча подчинился, она обхватила ее двумя руками и повернулась к мужу спиной, невольно вспомнив те времена, когда вот так же помогала Гарри разуться. Пьяный, он ни за что не справился бы с этим сам. Припомнив, как это было, она подумала, что через несколько секунд левый башмак Киппа упрется в ее ягодицы. Так обычно поступал Гарри — упирался в нее другой ногой, чтобы помочь стащить сапог.
 Какое-то время Кипп колебался. На лице его было написано сомнение. Искушение было велико, но хорошие манеры, усвоенные им с детства, пока еще боролись в нем с желанием пошутить. Соблазн победил. Осторожно упершись второй ногой в круглые ягодицы жены, он, пряча ухмылку, дождался, когда она дернула его башмак, и с силой выпрямил ногу. .
 — У-уфф! — вырвалось у Эбби. Она шлепнулась на ковер футах в шести от того места, где сидел муж, от неожиданности разжала пальцы, и башмак с шумом отлетел в угол.
 — Как мило! — фыркнула Эбби, с трудом поднявшись на ноги. Разогнувшись, она потерла руки и сделала мужу знак поднять другую ногу. — Ну что — попробуем еще раз?
 — Вы и вправду этого хотите? — Кипп с усмешкой протянул ей другую ногу. — Что до меня, то я готов рискнуть. Разумеется, если вы не против.
 — Нисколько, — бросила Эбби, коварно усмехнувшись, и направилась к мужу. Подойдя к нему почти вплотную, она покрепче взялась за башмак и дернула его что было сил. Застигнутый врасплох, Кипп потерял равновесие и, сдавленно охнув, слетел со стула. Он с размаху приземлился на мягкое место, больно ударившись об пол копчиком. Раздался грохот, а вслед за ним — приглушенное шипение.
 — Похоже, я это заслужил, — кротко произнес он, снизу вверх глядя на Эбби.
 Она стояла над ним, уперев руки в бока, и смеялась, простодушно и откровенно радуясь своей проделке. Коротко остриженные светлые волосы и огромные фиалковые глаза придавали ей сходство с проказливым эльфом или шаловливой лесной нимфой. На редкость соблазнительной нимфой — поскольку на ней не было ничего, кроме полупрозрачной ночной сорочки. Кипп не мог отвести от жены глаз. Маленькая, но великолепно очерченная грудь с розоватыми, как у девочки, сосками, которые дерзко выпирали из-под сорочки, и, темный треугольник между ног лишили его самообладания. А ее бедра, упругие и белые, ее длинные, стройные, сильные, как у наездницы, ноги, которые накануне так крепко сжимали его талию… Кипп, задыхаясь от восторга, чувствовал себя диким, необъезженным жеребцом.
 С трудом заставив себя оторваться от этого восхитительного зрелища, Кипп кряхтя привалился к стулу, на котором еще недавно сидел, выпутался из рубашки и протянул к Эбби руки:
 — Идите сюда, мадам жена.
 Эбби покачала головой. Копна светлых волос взметнулась вверх, а потом снова послушно легла на место, словно шлем из чистого золота, отчего ее личико с безукоризненно правильными, но не очень выразительными чертами приобрело неизъяснимую прелесть.
 — Угу, — хмыкнула она и легко отпрыгнула в сторону, когда он сделал движение, чтобы ее поймать.
 Рука Киппа просвистела в воздухе, и Эбби весело засмеялась — совсем как ребенок, и при этом ее удивительные глаза сияли восторгом.
 — В конце концов, кто тут господин и повелитель? — грозно прорычал Кипп. — Я! Приказываю вам подойти! — Он изо всех сил старался напустить на себя суровый вид.
 Эбби склонила головку на плечо, мысленно повторив про себя его последние слова.
 — Знаете, я что-то такое читала… во всяком случае, очень похожее на… Как же называется эта книга? О, кажется, вспомнила! «Приказ корсара, или История англичанки в Тревэйле». Представляете, Кипп, мне пришлось прочитать несколько глав, прежде чем я наконец сообразила, что Тревэйл — вовсе не название какой-то экзотической страны! Ну не глупо ли это?
 — Не то слово! — пропыхтел Кипп.
 Вцепившись в башмак, он что было силы дернул его, проклиная своего сапожника. Наконец ему с трудом удалось стянуть с ноги это произведение искусства, и Кипп облегченно вздохнул. Придется все время быть начеку, решил он, иначе он непременно себя выдаст. Киппу легче было умереть, чем открыть Эбби свою тайну, которую он скрывал ото всех вот уже несколько лет. Тайна носила имя «мисс Араминта Зейн». Но до сих пор он стыдливо скрывал свой «позор» от Эбби. Встав на ноги, он украдкой окинул взглядом свой наряд, состоящий из одних только чулок и панталон, обозрел голую грудь и с довольным видом решил, что выглядит вполне по-пиратски.
 — Да-да, — попятившись, забормотала Эбби.
 Она невольно залюбовалась им — высокий, с мускулистой широкой грудью, Кипп возвышался над ней, словно вставший на задние лапы медведь. Упершись кулаками в бока, муж широко расставил ноги и внимательно посмотрел на нее. Губы его медленно раздвинулись в улыбке. А потом он шагнул к ней.
 — Это, кажется, один из романов мисс Араминты Зейн, — промямлила Эбби, проклиная себя за трусость. Господи, да что с ней такое?! Порчу он, что ли, навел на нее, если в его присутствии она начинает блеять как овца?! — Вы… читали? Кажется, я уже упоминала о ней. И вот сейчас я вдруг вспомнила нечто очень похожее на эту сцену в одной из ее последних книг. Героиню, если не ошибаюсь, звали мисс Люсинда Поумрой. Книжка-то, конечно, слова доброго не стоит — обычная сентиментальная чушь, над которой рыдают в подушку старые девы и молоденькие дурочки. Но так уж вышло, что ничего другого не оказалось под рукой, я и взяла ее почитать. Собственно говоря, это вообще была не моя книжка, я одолжила ее у Гермионы, она такие обожает…
 Окончательно запутавшись, Эбби замолчала. Кипп с непроницаемым лицом слушал неловкие оправдания жены и думал о том, не слишком ли много шума из-за какого-то романа. «Тот, кто доказывает слишком много, не доказывает ничего», — вспомнил он. Интересно, из-за чего она так всполошилась? Испугалась, что он примет ее за сентиментальную дурочку? Да, скорее всего дело именно в этом.
 Он опять шагнул к ней, так что бедняжке Эбби снова пришлось отступить. Но теперь она оказалась вплотную прижата к постели.
 — Должен признаться честно, я, как и вы, терпеть не могу романов. Никогда их не читал. Все-таки это не для мужчин, вы согласны со мной? Зато их обожают дамы. Нет-нет, Эбби, не принимайте это на свой счет, вы совсем не романтичная особа. Однако, признаюсь, вам удалось пробудить во мне интерес… о, совсем крохотный! Не будете ли вы столь любезны объяснить мне про эту мисс Поумрой… Ее захватили в плен корсары? О Боже, как это ужасно! Я хочу сказать, для мисс Поумрой.
 — Да, — кивнула Эбби, — это и в самом деле было ужасно. Ну то есть было бы ужасно, если бы ее почти сразу же не спас корсар. Так его называют в романе — просто корсар.
 — О, так, значит, ей сказочно повезло, этой вашей мисс Поумрой. Или нет? Прошу вас, рассказывайте дальше.
 Эбби вцепилась в столбик кровати, как утопающий хватается за соломинку. Потом отвела глаза в сторону, вздохнула и провела языком по внезапно пересохшим губам.
 — Этот… корсар оказался весьма настойчивым, — умирая от стыда, чуть слышно прошелестела она. Не каждый умеет читать между строк, додумывая за автора то, что тот не осмелился сказать. Но для Эбби с ее живым воображением это обычно не составляло труда. — Он… видите ли… этот корсар дал ей понять, что ожидает вознаграждения… он же спас ее…
 — Вознаграждения, значит, — повторил Кипп. Губы его изогнулись в порочной ухмылке. — И что же это было? А-а, кажется, я догадываюсь! Вероятно, он потребовал за нее выкуп, да? Господи, а может, этот дьявол просто привязал бедную девушку к мачте и высек кнутом?!
 — Нет-нет, что вы! Ничего подобного он не делал! Ведь на самом деле этот корсар был благородным человеком. Даже героем — это ведь именно он вырвал мисс Поумрой из рук кровожадных пиратов!
 И тут он вдруг оказался так близко, что его дыхание обожгло ей кожу. Кипп пальцем коснулся ее щеки, потом погладил шею в том месте, где бешено бился пульс.
 — О-о, благородный пират! Как необычно и как волнующе! То есть он хороший пират, да? Готов сражаться со всем светом, даже если против него восстанут ад и его дьяволы, — и все только ради того, чтобы спасти бедняжку мисс Поумрой. Как это трогательно!
 — Да! И он отвез ее к себе на остров как свою законную добычу! — возмущенная этим цинизмом, ответила Эбби, внезапно обнаружив, что ей очень хочется вступиться за честь благородного корсара, образ которого частенько по ночам навевал ей просто неприятные сны. И вдруг она с некоторым удивлением открыла для себя, что внешне Кипп очень напоминает ее любимого героя.
 Воспользовавшись запальчивостью Эбби, Кипп осторожно потянул ленточку ее ночной сорочки. Вот как, значит, игра? Ну что ж, он с удовольствием в нее сыграет. Вернее, они сыграют в нее вдвоем — это в тысячу раз увлекательнее, чем какая-то партия в шахматы.
 — Понимаю! А потом, наверное, он принялся соблазнять бедняжку? Я угадал, да? — тихо прошептал он Эбби на ухо. — Поверьте, я просто сгораю от нетерпения! Ну же, Эбби, расскажите мне! Как именно он ее соблазнял?
 Ноги у Эбби подламывались, во рту пересохло. Ласки мужа привели ее в такое состояние, что она не могла пошевелиться и только дрожала как осиновый лист.
 — Я… я не знаю. Мисс Зейн… как-то не вдавалась в детали. То есть там, разумеется, были кое-какие намеки, но…
 Кипп, конечно, отлично знал, что это за намеки, поскольку сам в аналогичной ситуации использовал бы нечто в этом роде, чтобы добиться своей цели.
 — И что же корсар потребовал от своей пленницы? Расскажите-ка мне поподробнее, дорогая, — промурлыкал он. — Все, что вы помните, разумеется.
 В ушах у нее звенело, во рту пересохло, а сердце билось так сильно, будто готово было выскочить из груди.
 Сейчас она была Люсиндой. А Кипп… Кипп был ее прекрасным, благородным корсаром. Они были одни, за надежными, крепко запертыми дверями его замка, в объятиях друг друга. Судьба свела их в этом месте для того, чтобы они, как весьма туманно и в то же время достаточно откровенно выразилась мисс Зейн, «познали великое и ослепительное наслаждение, которое могут разделить только пылающие страстью джентльмены и снедаемые любовью дамы; величайший восторг, который им предстояло испытать, — самый прекрасный, самый щедрый дар, каким одарил смертных великодушный бог любви».
 Судорожно сглотнув, Эбби предприняла еще одну, последнюю попытку его отвлечь.
 — Но это же глупо! — задыхаясь, выпалила она. — Просто как дети, ей-богу!
 — Да, конечно… но почему бы и нет, в конце концов? Если вы помните, Эбби, нынче вечером я преподнес вам целый сундук самых разных игр. Вы ведь любите игры, да? Так я и подумал. Вот и представьте, что сейчас мы с вами играем… в какую-нибудь новую игру. Итак, что же сделал корсар дальше?
 Смущенно прикрыв глаза, Эбби дала волю своей фантазии.
 — Он… он говорил кое-что.
 Ладони Киппа накрыли ее груди, добрались до упругих сосков и принялись играть с ними, пощипывая и поглаживая крохотные розовые бутоны.
 — И что же именно он говорил?
 К этому времени Эбби уже почти перестала понимать, что он от нее хочет. Взволнованная, смущенная и к тому же безмерно подавленная тем, что так смущена и взволнована, Эбби не осмеливалась поднять глаз на мужа. Пальцы ее запутались в густой поросли светлых курчавых волос на его груди, коснулись твердых плоских сосков. И Эбби стоило немалого труда удержаться от соблазна тоже поиграть с ними, как это делал Кипп.
 Не удержавшись, она слегка ущипнула их, и тело Киппа мгновенно отозвалось — соски его затвердели и теперь напоминали жесткие кожаные пуговки. Эбби осмелела. Прижавшись к мужу, она даже игриво обвела их кончиком языка. Кипп содрогнулся, на лице его было написано наслаждение. Смущение Эбби как рукой сняло. Сейчас и ей уже ничуть не меньше Киппа хотелось поиграть в эту новую волшебную игру.
 — Кое-что, — повторила она не задумываясь. Весь мир для нее перестал существовать — осталось только желание, только страсть, которая бурлила в
 ней, накатывая волнами, и ее бросало то в жар, то в холод.
 — Дайте-ка я попробую угадать. — Он медленно приподнял подол ее сорочки, обнажив тело Эбби до талии, потом, отодвинувшись, принялся возиться с застежками панталон. — Стой, женщина! — прорычал он. — Ну-ка быстро забирайся в постель и жди меня! Сейчас я приласкаю тебя, красотка! Засмеявшись, Эбби с силой дернула его за уши.
 — О Боже! Да что вы за человек? Вы понятия не имеете ни о какой романтике!
 Смех и ярость боролись в нем. Уши его горели огнем, и Кипп подумал, что его драгоценная супруга не из тех, кто сражается из кокетства. Подхватив вырывавшуюся жену на руки, Кипп осторожно перебросил ее через плечо, решив, что именно так действовал бы на его месте настоящий пират, и бросил на постель. Сейчас она была его пленницей, а он — ее господином и повелителем. Он не собирался причинять ей боль, но от прежней мягкости и галантности, с какой он всегда обращался с ней, не осталось и следа. Кипп лучше всех знал, что именно так вел себя корсар с очаровательной Люсиндой — по крайней мере, в тех эпизодах, которые он хотел написать, но так и не написал. Да и к чему — все равно ни один издатель в мире не взял бы на себя смелость опубликовать нечто подобное!
 Эбби рухнула на постель. И дважды подпрыгнула на упругой перине.
 Через мгновение Кипп уже был рядом — ему потребовалось некоторое время, чтобы покончить с застежками. Одним движением бедер спустив панталоны до щиколоток, Кипп попытался сбросить их, но едва не растянулся на полу во весь рост. Шепотом проклиная на чем свет стоит проклятую одежду, он запрыгал на одной ноге, стаскивая с себя панталоны и ни на секунду не отрывая глаз от распростертой на постели жены. Томно раскинувшись на перине, она ждала его…
 Наконец он присоединился к ней. Схватив Эбби за запястья, завел руки ей за голову, немного подумал и перехватил их одной рукой, оставив другую свободной, чтобы иметь возможность дразнить свою беспомощную пленницу, доставляя ей наслаждение…
 Изобразив на лице улыбку, достаточно героическую, как надеялся Кипп, чтобы ее не напугать, он просунул руку ей под рубашку, захватив край выреза на груди, и, одним движением разорвав ночное одеяние Эбби до талии, обнажил ее тело.
 Эбби дернулась — ей вдруг показалось, что игра, которую затеял Кипп, перестает быть игрой. Нервы ее были натянуты до предела. Пора было возвращаться к реальности.
 — Вы только что порвали двадцать фунтов, милорд корсар, — саркастически хмыкнула она, с интересом наблюдая, как Кипп, дернув еще раз, разорвал рубашку так, что она развалилась на две части.
 Опустив голову, он спрятал лицо у Эбби на груди, чтобы жена не заметила его улыбку. Эта женщина не переставала его удивлять. Вдруг он спохватился, вспомнив о своей роли.
 — Ни слова больше, вы слышите, миледи?! — прорычал низким, хриплым голосом Кипп, надеясь, что это вышло очень страшно. Именно так, по его представлению, должен был вести себя настоящий корсар. — Вы теперь моя пленница, моя добыча, и я волен делать с вами все, что хочу, потому что отныне вы в моей власти! — угрожающе рявкнул он. Эбби забилась в его руках — то ли потому, что он и в самом деле ее напугал, то ли старалась как можно лучше сыграть ту роль, что он ей навязал, — этого Кипп не знал. Впрочем, сейчас это не особенно его волновало. Ему представился отличный шанс, и он вовсе не намерен его упускать. Улучив момент, он просунул руку между ног жены.
 Дыхание Эбби пресеклось, из груди вырвался стон. Лохмотья, в которые превратилась ее очаровательная ночная сорочка, свешивались с ее тела, но она уже забыла о ней. Придавленная его тяжестью, она едва могла дышать. Руки и ноги отказывались ей повиноваться. Ее обнаженная кожа в свете свечей отливала перламутром. А Кипп, не в силах оторваться от жены, ласкал, терзал, пробовал на вкус, нетерпеливо ожидая, когда ее крепость сдастся и распахнет ворота перед победителем.
 Он приник губами к ее уху.
 — Ты останешься моей бледнолицей пленницей, — прошептал он, понизив голос до хриплого шепота, — моей хрупкой английской розой, сладостной рабой моей любви… Ты станешь согревать мне постель до тех пор, пока я, корсар, желаю этого!
 — Мой отец вздернет тебя на рее! — надменно процедила Эбби. Возмущенная наглостью пирата, она снова ринулась в бой, отчаянно извиваясь под ним и при этом ни на минуту не забывая, что каждое ее движение должно быть точно выверено — так, чтобы возбудить Киппа еще сильнее. Точно так же, как ее возбуждали его слова.
 — Ну так что же? Я умру счастливым, унеся с собой в вечность память об этой ночи. Все кончено, миледи. Спасения вам ждать неоткуда. Теперь вы принадлежите мне, мисс Поумрой!
 Рука Киппа покоилась между ее ног. Слегка нажав, он осторожно раздвинул ей бедра, отыскал узкую, истекающую горячим соком щель и протиснулся внутрь.
 Судорожная дрожь пробежала по телу Эбби, которое больше ей не повиновалось. Приподняв бедра, она широко раздвинула ноги и прижалась к нему.
 Желание, переполнявшее Эбби, стало нестерпимым. Но больше всего ей хотелось, чтобы он снова заговорил — ей хотелось услышать слова любви, даже если они были адресованы вовсе не ей. Впрочем, сейчас она не чувствовала себя Абигайль Ратленд, виконтессой Уиллоуби, той Эбби, какой была совсем недавно. Теперь она мисс Люсинда Поумрой, созданная богатым воображением мисс Араминты Зейн. А стало быть, и говорить она должна тем языком, какой мисс Араминта пожелала вложить в уста своей любимой героини. Впрочем, Эбби ничуть не сожалела об этом — ведь став Люсиндой, она могла сказать то, что хотела, то, что никогда не позволила бы себе Эбби.
 — Да… да, мой корсар! Я сдаюсь. Мое хрупкое тело больше не в силах противиться тебе. Делай со мной что хочешь. Я твоя!
 Кипп жадно припал к ее губам, твердо решив до конца сыграть выбранную им роль, да и вообще любую роль, какая придет им в голову. Почему-то ему совсем не хотелось думать о том, для чего им вообще понадобилось прятаться за чужой личиной, говорить чужим языком. У них еще будет время поразмыслить над этим. А сейчас от него ожидали совсем другого. Приподняв Эбби бедра, он широко развел ей ноги и одним мощным толчком вошел в нее, заполнив ее целиком. Фиалковые глаза потемнели от страсти, словно грозовое море. И глядя в эти удивительные глаза, Кипп хрипло пробормотал слова старинной клятвы: — Пока не высохнут моря, не потечет скала и дней пески не убегут, клянусь тебя любить…




 Глава 17


 Утреннее солнце, прокравшись сквозь высокие окна в гостиную, желтыми лужицами растеклось на ковре, словно предлагая поиграть в «классики», и Эбби с удовольствием включилась в игру. Она семенила по ковру, стараясь всякий раз наступать точно в центр квадрата так, чтобы не коснуться украшенных цветами краев изящных решеток.
 Ох уж эти игры, думала Эбби. Прошлой ночью они с Киппом тоже играли. Она вздохнула. Маленький домашний спектакль. Они отлично справились со своими ролями. Она стала мисс Люсиндой Поумрой, а Кипп — обворожительным корсаром.
 Глупая игра. Больше того — опасная!
 Для чего прибегать к подобным уловкам? Чтобы заняться любовью? Ерунда! Вероятно, все дело в другом, решила Эбби. Может быть, где-то в глубине души они понимали, что это единственная возможность без смущения или стыда принадлежать друг другу, а потом не мучиться сожалением и раскаянием. Может ли такое быть? Конечно.
 И за причиной далеко ходить не надо. Потому что муж и жена, связанные не любовью, а условиями сделки, которые отдаются друг другу с такой пылкой страстью, прокляты навеки!
 Вот для чего нужна эта игра!
 Чтобы Кипп не мучился раскаянием от того, что покупает ласки жены. Чтобы сама она не чувствовала себя шлюхой, которую покупают.
 Возможно такое? Конечно.
 А верить в то, что они при этом испытывают друг к другу какие-то чувства, глупо, смешно, да и просто абсурдно! А если подумать, так еще и опасно. И вообще не нужно.
 А уж если любит только один из них — что остается делать другому?
 Двое совсем чужих людей. Ничего не зная друг о друге, они очертя голову ринулись в этот брак, который может стать для них спасением. И вот теперь они женаты. И все равно у каждого из них есть свои тайны.
 И оба уже успели понять, что в постели им куда быстрее и легче удается найти общий язык, чем за ее пределами.
 Нет, не то чтобы Эбби была против! Да и не в ее характере вмешиваться в чужие дела. Но продолжать делать вид, будто они, несмотря ни на что, так и остались чужими, — это было выше ее понимания. Вот хотя бы Кипп, с досадой подумала она. Ведь он отлично знает, сколько беспокойства доставляет Эбби ее сумасшедшая семейка! Разве он не может предложить ей свою помощь?
 Нет, вздохнула она. Скорее всего нет. Да и при чем тут Кипп? Нет уж, Бэкуорт-Мелдоны — это ее крест, который ей предстоит нести до самой смерти. Эту проблему ей следует решить самой, хотя как это сделать, она не знала. Разве что темной ночью придушить мерзавца Игги и закопать его тело на заднем дворе?
 Ничего путного не придумав, Эбби упорно расхаживала по ковру, машинально стараясь попадать в квадраты. Склонив голову набок, словно разглядывая что-то у себя под ногами, она так глубоко задумалась, что появившийся на пороге ее спальни муж застал ее врасплох. Просунув голову в дверь, Кипп какое-то время разглядывал ее, прежде чем решил заговорить.
 — Доброе утро, жена. Ты что-то потеряла? — вежливо осведомился он.
 Эбби от неожиданности вздрогнула и наступила ногой на шпалеру.
 — Что-то потеряла? — переспросила она. — О нет. Нет, ничего. Так, просто задумалась немного… вот и все. — Эбби изо всех сил старалась не смотреть на мужа. Сегодня он был особенно красив — в бутылочно-зеленом сюртуке и кожаных бриджах рыжевато-коричневого цвета, заправленных в высокие гессенские сапоги, которые блестели как зеркало. Заметив их, Эбби зарделась как маков цвет. Они сразу напомнили ей о… впрочем, не важно. Главное — они напомнили ей кое-что такое, о чем она охотно забыла бы, если бы могла.
 И вдруг глаза ее расширились от удивления, и взгляд переместился за спину мужа… В холле стоял Игги. Появившись как из-под земли за спиной ничего не подозревавшего Киппа, он противно ухмылялся.
 «Убирайся немедленно! Глаза бы мои тебя не видели! Ну убирайся же!» — взмолилась про себя Эбби. И даже машинально сделала знак рукой, приказывая уйти.
 Само собой, это оказалось роковой ошибкой. Потому что улыбка его стала еще шире. Ухмыляясь во весь рот, Игги вошел в спальню и тут же рассыпался в поздравлениях и пожеланиях всяческих благ тетке и ее мужу, которого давно уже называл дядюшкой.
 — Доброе утро, — с привычной и неизменной учтивостью ответил Кипп, хотя, сказать по правде, ему противно было даже думать о том, что этот слащавый хлыщ зовет его дядей. Лучше всего было бы схватить наглеца за шиворот и выставить вон из дома. И, Бог свидетель, новоявленный «племянник» добьется, что он так и сделает, — похоже, он от природы туп или напрочь лишен инстинкта самосохранения.
 Черт побери, да кто он такой — этот самый Игнатиус Бэкуорт-Мелдон? И что он делает в его доме? Кипп с омерзением оглядел нового родственника, подумав, что юноша слишком миловиден для мужчины. А уж расфуфырен так, что это отдает дурным вкусом: воротник туго накрахмаленной пикейной рубашки настолько высок, что подпирает уши, подложенные плечи сюртука топорщатся — наверно, его портной решил, что этот покрой подчеркнет по-женски тонкую талию молодого франта.
 Кипп молча посмотрел на жену. Эбби тоже молчала, с какой-то щемящей покорностью сложив на груди руки. Выражение лица у нее было странное. Она одновременно была похожа и на приговоренного к смерти, готового к тому, что его сейчас потащат на эшафот, и на фанатичного проповедника, только и ждущего подходящего момента, чтобы обрушить громы и молнии на посланца ада.
 — Позвольте, я попробую угадать. Судя по всему, ваш племянник, мадам, со всем нетерпением, свойственным юности, примчался сюда, чтобы навестить свою любимую тетушку? Видимо, решил последовать примеру сестры? — спросил Кипп, ясно давая понять, что ждет объяснений. И если Эбби рассчитывает на его помощь, то она ее не дождется, угрюмо подумал он.
 — Навестить? О нет, дядюшка, разве тетя Эбби вас не предупредила? О Боже, милая тетушка! А как же ваше любезное предложение погостить у вас до конца сезона? Ну, простите ее, дорогой дядюшка! Ах, любовь, любовь! Наверное, такая мелочь просто вылетела у нее из головы!
 Жеманно, на цыпочках, просеменив мимо Киппа, Игги опустился на один из диванчиков, принял весьма изысканную позу — закинув одну ногу на другую так, чтобы предоставить своим собеседникам возможность полюбоваться туфлями на смехотворно высоких, как у женщины, каблуках, — и томно обмахнулся кружевным платочком, от которого разило духами.
 — Выспался я неплохо, да и завтрак был весьма и весьма недурен. Однако, любезная тетушка, могу я попросить вас об одолжении? Не могли бы вы распорядиться, чтобы впредь бекон мне подавали более прожаренным? Спасибо, тетушка. Очень вам признателен.
 Кипп вдруг почувствовал, что начинает медленно закипать.
 — Послушайте, мадам, кажется, он снова осмелился назвать меня дядей! Вы уж меня простите, но, боюсь, мне придется все же вытолкать отсюда вашего ненаглядного племянничка, предварительно спустив его с лестницы, чтобы он пересчитал напомаженной головой все ступени! — подчеркнуто любезно объявил он, не сводя глаз с расфуфыренного наглеца, которого (Боже правый, и за что ему это?!) обязан был со дня свадьбы считать одним из своих ближайших родственников.
 — Уходи, Игги, — попросила Эбби племянника, чья дерзкая улыбка под суровым взглядом виконта слегка полиняла. — Если ты помнишь, мы с тобой заключили сделку. Но ты нарушил ее условия и потому не рассчитывай, что я стану тебя защищать от гнева его светлости. И Бога ради, попридержи язык — тебе же хуже будет, вот увидишь! А лучше всего представь, как ты будешь выглядеть с расквашенным носом! Не думаю, что это украсит твою внешность!
 — Ладно, поговорим позже, Эбби. — Игги, сообразив, что хватил через край, поспешно вскочил на ноги и бочком просеменил к выходу, шмыгнул в коридор, кубарем скатился с лестницы, и через мгновение внизу с грохотом захлопнулась входная дверь.
 Эбби осталась наедине с мужем.
 — Ну и как насчет объяснений? Молчите? Если честно, я уж теперь и сам не знаю, хочется ли мне их услышать.
 У всякой уважающей себя женщины на этот случай обычно имеется целый арсенал уловок. Увы, к несчастью, Эбби были совершенно незнакомы все те женские штучки, благодаря которым прелестные дамы ловко выкручиваются, когда мужья загоняют их в угол. К примеру, она точно знала, что не обладает полезным умением падать в обморок по заказу. А изобразить взрыв благородного негодования вряд ли удастся — совесть не позволит.
 Выбор у нее был невелик — либо честно признаться мужу во всем — что было абсолютно неприемлемо, — либо отделаться уклончивым ответом. Правда, во втором случае тоже были свои трудности.
 — Прошлой ночью, милорд, вы, если не ошибаюсь, заявили мне, что все свои проблемы я должна решать сама. И главное, что от меня требуется, — не обращаться к вам за помощью.
 — Что?! Я вам так сказал?! — ошарашенно воскликнул Кипп. Он схватился за голову, решив, что окончательно сошел с ума. — Господи, да не может такого быть! Похоже, что способ улаживания ваших проблем заключается в том, чтобы пригласить переселиться в мой дом всех членов семейства Бэкуорт-Мелдон! Нет, просто ушам своим не верю! И это сразу после свадьбы!
 — Успокойтесь, милорд! — Эбби попыталась прорвать возмущенную речь мужа. — Очень скоро их здесь не будет! — сказала она, от всей души надеясь на это. — Вот увидите — Эдвардина помирится с матерью, а Игги… ну, там видно будет. Я о нем позабочусь. Не переживайте! Кипп, я как-нибудь улажу это дело — так или иначе. И очень скоро.
 Кипп иронически вскинул брови. Черт, ему определенно нравится эта женщина!
 — Звучит, надо сказать, зловеще, будь я проклят! Ах, Эбби, даже не знаю, что на это ответить: то ли пожалеть несчастного мальчишку, то ли возблагодарить небеса за то, что ты решила «позаботиться»о нем, а не обо мне. Ладно, согласен. Оставляю это на твое усмотрение, но при одном условии — ты ни под каким предлогом не станешь требовать от кухарки, чтобы она по утрам жарила нам бекон до хрустящей корочки. Идет?
 — Что ж, думаю, это я могу тебе обещать. Сказать по правде, я тоже терпеть не могу пережаренный бекон. Да и несчастный поросенок не заслужил такого позора — попасть на тарелку Игги! — выпалила Эбби, от злости сжав кулачки. У нее немного полегчало на душе, когда Кипп расхохотался — ее шутка явно ему понравилась. — Что ж, я надеюсь, мы покончили с этим, милорд? Со своей стороны обещаю, что постараюсь, чтобы ни мой племянник, ни племянница не попадались вам на глаза. А теперь, может быть, начнем разбирать груду приглашений, под которой вот-вот рухнет каминная полка? Если я не ошибаюсь, мы с вами на сегодняшний вечер приглашены едва ли не ко всем. А поскольку я представления не имею, какие из них можно проигнорировать, а какие — нет, вот я и подумала, что вы сможете дать мне несколько полезных советов по этому поводу.
 Кипп отвесил жене галантный поклон, охотно согласившись взять на себя роль светского наставника, и сгреб с полки груду конвертов с записками. Эбби тем временем села за маленький письменный столик в углу. Кипп придвинул к столу еще один стул и одним махом высыпал на стол ворох писем.
 И тут же он почему-то вспомнил, какой она была прошлой ночью, когда они занимались любовью. Как она стонала в его объятиях, как восхитительно пахла ее кожа…
 Сурово одернув себя, Кипп постарался загнать это воспоминание поглубже. Тем более что солнце стояло уже высоко и то, что происходило между ними ночью, теперь казалось волшебной сказкой.
 — Это все приглашения только на сегодняшний вечер, — подчеркнула Эбби. — Там, на каминной полке, лежит еще одна стопка. Я просмотрела их все, отобрала вот эти, а остальные пока оставила. И вдруг поняла, что не знаю, какие из них важнее.
 — И потому решили обратиться ко мне за помощью? Что ж, вполне разумно. Постараюсь объяснить вам, чтобы в будущем не возникало подобных вопросов. Итак, существует несколько способов, какими люди нашего круга решают подобные проблемы, — начал он. Колени их случайно столкнулись под столом, и Кипп улыбнулся — Эбби слегка вздрогнула, но не отодвинулась. — Способ первый, — назидательно произнес Кипп, как будто ничего не случилось. — Вы закрываете глаза, перемешиваете всю эту кучу, а потом наугад вытаскиваете из нее одно из приглашений. Сказать по правде, я сам так часто делаю. Второй способ — откладывать в сторону те, которые написаны на бумаге одного цвета. Или конверты одинакового размера.
 Эбби кивнула. Лицо ее было уморительно серьезным, и только в глазах прыгали чертики.
 — Могу предложить и еще способ, милорд. Видите вон тот меч на стене? Итак, вы берете его в руки, подбрасываете эту кучу в воздух и выбираете то из них, которое вам удастся проколоть мечом, прежде чем все они упадут на пол. — Неплохая мысль, — похвалил жену Кипп. Роясь в куче приглашений, он отбрасывал одно за другим, гадая, почему все эти балы, светские рауты и обеды кажутся такими смертельно скучными по сравнению с возможностью провести этот вечер дома, со своей женой, хотя бы за партией в шахматы — что наверняка таит в себе немало забавных неожиданностей.
 Весьма интригующих неожиданностей — он готов был поклясться в этом.
 — Ну а как насчет этого способа? — спросил Кипп и с улыбкой расшалившегося мальчишки сгреб все приглашения в кучу и принялся рвать их одно за другим.
 Глаза у Эбби едва не выскочили из орбит. Дожидаясь Киппа, она уже успела просмотреть все приглашения и отлично помнила, что два из них были от каких-то титулованных особ: одно — от члена королевской семьи и еще одно — от самой леди Джерси. Конечно, она плохо разбиралась в правилах приличия, принятых в высшем свете, однако точно знала, что леди Салли Джерси вовсе не принадлежала к числу тех, чьими приглашениями можно пренебречь.
 — Что, что вы делаете? Разве так можно?
 Подав жене руку, Кипп помог ей подняться, потом обвел вокруг стола и, обняв за талию, увлек ее к двери.
 — Еще как можно. Ничего другого вся эта груда хлама просто не заслуживает — да еще в такой чудесный день, как сегодня. Между прочим, мадам, не окажете ли вы мне честь отправиться со мной на прогулку? Нет-нет, в парк мы не поедем! Я сейчас не в том настроении, чтобы раскланиваться направо и налево и принимать поздравления по поводу своей женитьбы. Ну, что скажете?
 Эбби неимоверным усилием воли заставила себя чуть-чуть отодвинуться. Близость Киппа, его рука, обнимавшая ее за талию, сводили с ума.
 — Хорошая идея, — одобрила она.
 В это время Гиллет, словно почуяв, что в нем нуждаются, бесшумно появился в дверях. Самое удивительное было то, что в руках он держал их верхнюю одежду!
 — А до Ковент-Гардена далеко? У нас в деревне мне приходилось много ходить пешком, но, возможно, в Лондоне это не принято? — робко спросила Эбби, пока Кипп помогал ей накинуть коротенький голубой бархатный спенсер, великолепно гармонировавший с еще одним шедевром от мадам Люсиль — платьем из тончайшего муслина еще более нежного голубого оттенка. Платье это было только одним из дюжины доставленных в особняк на Гросвенор-сквер, и кроме них в ближайшие дни должны были привезти еще две-три дюжины новых нарядов.
 Эбби с удовольствием водрузила на голову голубую шляпку из жатого шелка; пышные волны кружев, которыми она была украшена, красиво обрамляли ее лицо и в то же время не закрывали глаза, как многие другие, которые ей случалось видеть до этого.
 — Знаете, я бы с радостью посмотрела Ковент-Гарден. Кухарка говорила мне, что самые свежие фрукты и овощи можно купить только там. И самые красивые цветы — тоже.
 — И не только это, а еще и многое другое, не столь изысканное, как цветы или фрукты, — отрезал Кипп. И Гиллет вслед за ним тоже неодобрительно насупился, давая понять, что совершенно согласен со своим хозяином. — Ну да ладно, пусть будет Ковент-Гарден, раз уж вам так хочется, — вдруг неожиданно согласился Кипп. Полный самых мрачных предчувствий, Гиллет распахнул перед ними дверь, и Кипп предложил жене руку. — Итак, что скажете, мадам? Идем? Гиллет, если мы не вернемся к обеду, дай знать в полицию. И посоветуй им для начала пошарить в Темзе.
 Супруги вышли из дома и не сговариваясь остановились на лестнице, с удовольствием вдыхая холодный свежий воздух. Кипп с привычной элегантностью взял тросточку в одну руку, а другой подхватил под руку Эбби.
 — И правда, дорогая, чудесный день! Как раз для прогулки пешком. К тому же это весьма полезно для здоровья, правда? Хорошо, что наш общий друг Брейди не слышит, иначе этот лентяй с воплем кинулся бы за своим экипажем, — хмыкнул он.
 Они спустились по ступеням парадного входа, вышли на улицу и отправились пешком по Оксфорд-стрит, решив выбрать менее прямой, зато куда более безопасный маршрут: от Оксфорд-стрит до Чаринг-Кросс-роуд, а потом к собору Святого Павла. А там уже и до Ковент-Гардена недалеко.
 Насколько безопасен этот маршрут ни был сейчас, Киппу и в голову никогда бы не пришло отправиться этой дорогой ночью, даже в экипаже, — только в том случае, если бы у него при себе было оружие.
 — Кстати о Брейди. Сегодня утром он прислал записку, умоляя нас простить его за то, что он не сможет приехать к нам попрощаться. Какие-то неотложные дела настоятельно потребовали его присутствия в имении. Он пишет, что слишком утомительно вдаваться в подробности.
 — О, как жаль. Нам будет его не хватать, — с искренним сожалением ответила Эбби.
 И это правда — она уже привыкла считать его своим другом. Однако, решила она, это даже и к лучшему — сейчас, когда у нее и так хватает проблем с назойливыми родственниками, совсем не нужно, чтобы еще и Брейди путался под ногами. Вспомнив, как он пыжился от гордости, удостоверившись, что его блестящий план удался, Эбби невольно вздохнула с облегчением. Все-таки хорошо, что несколько дней она его не увидит. Не то чтобы она опасалась, что он ее предаст, как этот подонок Игги, но благодаря его отъезду у нее будет меньше причин для волнений. А в такое прекрасное утро это особенно ценишь.
 — Не волнуйся, Эбби. Соскучиться ты не успеешь. Держу пари, этот вертопрах вернется очень скоро, и мы еще успеем устать от него и от его идиотских историй. Ну а теперь скажи мне, что ты знаешь о соборе Святого Павла? Этот собор находится как раз в конце Ковент-Гардена. — Кипп с улыбкой посмотрел на жену. Она была похожа на провинциальную школьницу, приехавшую в столицу на экскурсию, — удивленно глазела по сторонам, некоторые дома приводили ее в восторг, другие она высмеивала, а когда какой-то чумазый мальчишка любезно перевел их на другую сторону улицы через кучи дымящегося лошадиного навоза и каких-то отбросов, Эббм расхохоталась до слез.
 — Между прочим, — она весело похлопала себя по карману, — я прихватила с собой небольшую книжку из вашей библиотеки, милорд. О достопримечательностях Лондона.
 — Нашей библиотеки, мадам, — поправил ее Кипп, не до конца понимая, почему это кажется ему столь важным.
 — Хорошо, нашей библиотеки. Так вот, я взяла на себя смелость прихватить ее с собой — на всякий случай. Вдруг мне что-то покажется интересным, а вы не будете знать, что это такое. Вот книжка и пригодится! Кстати, тут написано, что собор Святого Павла — это последний крупный архитектурный проект знаменитого Иниго Джонса, любимого архитектора короля Карла Первого. Джонс разработал проект собора в соответствии с принципами тогдашнего Ренессанса, которые, как известно, представляют собой не что иное, как возрождение классических культурных традиций древнего зодчества. А для многих это просто один из прекраснейших образцов таланта Иниго Джонса. Даже при том, что Хорэс Уолпол  [5] назвал собор ужасным — и ведь только потому, что ему было отвратительно все, что не уходило корнями в историю Англии!
 Воодушевление, с каким говорила Эбби, и ее искренний интерес приятно поразили Киппа — ничего подобного он не ожидал.
 — Вот как? Интересно! И что же дальше?
 — Но Джонс, — с удовольствием продолжила Эбби свой рассказ, — несмотря ни на что, остался верен традициям Древнего Рима и Древней Греции. Это в первую очередь касается пропорций собора, а также огромного каменного портика с треугольным фронтоном, который поддерживается колоннами, причем высота каждой колонны составляет ровно треть от ширины самого собора. То же самое относится и к некоторым цифрам — в то время все это показалось мне ужасно интересным, жаль только, что я мало запомнила.
 Кипп расхохотался:
 — Стало быть, есть еще кое-что, за что этот бедняга должен благодарить судьбу! Однако у меня тоже есть нечто, о чем бы я хотел рассказать вам, дорогая жена, — одна старая история, которая и запомнилась-то мне в основном потому, что нашла отклик в моей романтической душе. Хотите послушать?
 Теперь они шли довольно быстро, и Эбби иной раз приходилось чуть ли не бежать за мужем, хотя она скорее бы умерла, чем призналась ему в том, что уже почти выдохлась. Тем не менее она хотела, чтобы он начал говорить, — тогда ему волей-неволей придется сбавить шаг, подумала она.
 — С удовольствием послушаю. А ваша история — это правда?
 — О, несомненно! — уверил ее Кипп. — Истинная правда! Она и есть сама история, вернее, та ее часть, что известна лишь немногим. Я предлагаю вам проникнуть на задворки истории. То, что я хочу вам рассказать, касается некоего Джона Ривегта, скромного, ничем не примечательного жестянщика. Видите ли, в свое время в соборе Святого Павла была установлена статуя казненного короля Карла Первого. Позже парламент отдал приказ сбросить статую несчастного короля с пьедестала, а потом отдать ее в переплавку. Поручено это было Джону Риветту. Никаких статуй короля — таков был приказ, вы понимаете? Но наш храбрый мистер Риветт привез эту статую к себе, спрятал ее и не стал докладывать об этом парламенту. А когда монархия была восстановлена и на троне воцарился Карл Второй, жестянщик вернул статую молодому королю. И вот теперь она стоит на Чаринг-Кросс-роуд — мы с вами увидим ее, когда будем проходить мимо. Отсюда до Чаринг-Кросс-роуд всего несколько минут. Мне почему-то всегда казалось, что новый король должен был приказать мистеру Риветту отлить из бронзы самого себя — в качестве компенсации за героический поступок, — чтобы потом водрузить ее в Ковент-Гардене. Но это так и не было сделано, и поэтому наш храбрый мистер Риветт канул в небытие и сейчас уже почти никто о нем не помнит. Замечательный пример скромного героизма, не так ли, моя дорогая?
 — Да. Но теперь я чувствую себя ужасно глупой, — посетовала Эбби, потрясенная эрудицией мужа. — Я тут хвасталась, сыпала фактами, которые вычитала из книжки, и вы все это слушали! Но это была лишь оболочка истории! А вы помогли мне заглянуть в самое ее сердце! Ах, как чудесно! Должно быть, вы большой знаток истории, да, милорд?
 — Ничуть. Так, интересуюсь немного — по-дилетантски, — скромно ответил Кипп. Улыбнувшись, он невольно залюбовался женой. На свежем воздухе щеки Эбби разрумянились, глаза сияли как звезды. В новой шляпке она выглядела очаровательно.
 Странно, ведь на первый взгляд ее нельзя было назвать красавицей, удивленно подумал Кипп. Но сейчас он не мог оторвать от нее глаз. На редкость необычная женщина!
 Он попытался представить себе, кто еще из его приятельниц получил бы такое же удовольствие от пешей прогулки через весь Лондон, от которой у него уже ныли ноги — и это при том, что путь их пролегал отнюдь не через самые фешенебельные районы столицы! — и скоро сдался. Пожалуй, только одна лишь Мэри решилась бы на подобную авантюру. Да и то скорее из любви к приключениям.
 Кипп заранее приготовился к тому, что сердце его пронзит знакомая боль. Так бывало, когда он, вдруг забывшись, начинал думать о ней, о той жизни, какая могла бы у них быть и какой уже никогда не будет, и мир вокруг него погружался в беспросветную тьму…
 Но сейчас ничего не случилось. Не было ничего — ни боли, ни сожаления. Перед глазами Киппа один за другим вставали знакомые образы — ребенок… девочка-подросток и, наконец, юная женщина, которую он беззаветно любил и однажды с тоской смотрел ей вслед, когда она ушла от него к Джеку — его лучшему другу. Кипп улыбнулся.
 А потом крепко сжал пальчики Эбби, лежавшие на его рукаве.
 — Мы уже почти пришли. Предлагаю отыскать какое-нибудь кафе и выпить там лимонаду. Как вам моя идея?
 — Да, спасибо. Не откажусь. — Эбби подняла глаза на мужа, заметила какой-то необычный мягкий свет в его глазах, которого не замечала раньше, и от неожиданности споткнулась, едва не растянувшись во весь рост на выщербленной мостовой. Но Кипп быстро подхватил ее и повел дальше, бережно поддерживая за талию.
 Какими естественными казались им теперь эти маленькие проявления близости! Скорее всего свою роль тут сыграли ночи любви, при одном воспоминании о которых Эбби всегда бросало в жар. Если бы не это, думала она, сейчас они наверняка отбежали бы друг от друга как от чумы.
 Она даже позволила себе слегка прижаться к мужу, наслаждаясь теплом его ладони, обхватившей талию, и смутно чувствуя, что между ними с некоторых пор установилась своего рода гармония — как будто протянулась тоненькая нить между сердцами, связав их вместе. Случилось это совсем недавно… но когда и почему — Эбби не знала. Она чувствовала, что в Киппе произошла какая-то перемена, настолько крохотная, что вряд ли кто-то другой ее бы заметил. Она украдкой бросила взгляд на мужа, пытаясь по его лицу прочесть, что же в нем изменилось.
 Умиротворенность! Да, вот оно! Сейчас он казался удивительно спокойным, даже умиротворенным.
 Тряхнув головой, Эбби принялась разглядывать неровную булыжную мостовую под ногами, потом глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. На лице ее мелькнула улыбка, которую Кипп не заметил. От счастья она готова была расцеловать даже эти булыжники под ногами!
 Некоторое время они шли молча, погрузившись в собственные мысли. Но вскоре возглас Эбби заставил Киппа очнуться. Застыв на месте, она разглядывала вывеску, красовавшуюся на фасаде какого-то дома: «Букинистическая лавка Уотерфилда. Старинные книги, памфлеты и многое другое».
 — Можно мне посмотреть, что там, на витрине? — взмолилась она.
 Кипп не успел ответить, как Эбби уже потянула его к магазину.
 Прижавшись носом к грязному стеклу, она с жадным любопытством разглядывала разложенные в окне потрепанные книги, давным-давно лишившиеся переплетов, кипы пожелтевших памфлетов, многие из которых увидели свет несколько десятков лет назад. Стекло покрывал толстый слой копоти.
 — О Господи! — ошеломленно пробормотала она, оторвавшись наконец от окна. Потом оглянулась на мужа, который тоже внимательно разглядывал витрину поверх ее плеча. — Неужели это действительно то, о чем я думаю? Или мне кажется?
 — Трудно так сразу сказать, — осторожно ответил Кипп. — Я бы назвал этот памфлет любопытным кусочком истории, достойным того, чтобы его сохранили. И относится он, несомненно, к Ковент-Гардену. Настоящая находка для какого-нибудь интеллектуала!
 — Да нет же! Боже мой! — Эбби округлила глаза. — Что до меня, так этот самый памфлет имеет такое же значение для истории, как и знаменитая коллекция конских яблок необычной формы, принадлежащая дядюшке Дэгвуду!
 — Конских яблок?! Вы шутите, моя дорогая? Эбби презрительно сморщила носик.
 — Только не спрашивайте его, шучу ли я, хорошо? — весело засмеялась она. Потом снова прижалась носом к стеклу и громко прочла: — «Харрисовский перечень веселых леди из Ковент-Гардена, или Календарь мужских удовольствий. Год 1773 — й. Весьма точное описание всех наиболее знаменитых дам легкого поведения, часто посещающих Ковент-Гарден и другие места столицы».
 Обернувшись, она бросила взгляд на Киппа, изо всех сил старавшегося сохранить невозмутимое выражение лица.
 — И между прочим, это уже второе издание! Из чего можно заключить, что этот самый бюллетень мистера Харриса пользовался огромной популярностью — иначе второе издание просто бы не понадобилось! Ну а теперь, после всего, что мы только что увидели, интересно бы знать, что по этому поводу думает такой знаток истории, как вы, мой дорогой супруг? Или вы сначала желаете услышать мнение вашей серенькой провинциалки жены?
 — Помилуйте, у меня просто язык не повернется такое сказать! — Кипп уже проклинал себя за то, что пошел на поводу у жены и не взял экипаж. Подхватив Эбби под руку, он с некоторым трудом оттащил ее от витрины.
 — Так я и поверила! — смеясь, воскликнула Эбби. Потом, подняв голову, бросила взгляд туда, где в самом конце улицы перед их глазами открылась
 живописная панорама города. Эбби была ошеломлена. Она с первого взгляда узнала собор Святого Павла, купавшийся в солнечных лучах, в точности такой, как в ее книге. — О-о-о, какая красота! — восторженно выдохнула она. И тут же нахмурилась: — Но какая же тут грязь! Боже правый! Вот уж никогда бы не подумала!
 — Оборотная сторона медали, дорогая, — со смехом ответил Кипп. Они оказались в центральной части Ковент-Гардена, напоминающей чем-то огромную базарную площадь, уставленную покосившимися палатками. Все пространство между ними было усыпано гниющими корками и отвратительными отбросами, завядшими цветами и еще бог знает чем. Несмотря на всю эту грязь, здесь было на редкость шумно и людно. Собаки, настолько тощие, что ребра их, казалось, вот-вот проткнут насквозь облезлую шкуру, рылись в мусорных кучах в поисках каких-нибудь объедков. Судя по всему, огромный лондонский рынок, где по утрам кипела жизнь, только что закрылся, оставив толпы нищих копаться в грязи, оспаривая добычу у бродячих собак. — По вашему лицу я вижу, что вы разочарованы, мадам.
 — Ужасно, — еле слышно пролепетала Эбби. Прижав к лицу платок, чтобы не вдыхать ужасающую вонь, она покачала головой.
 Но ничто не могло заглушить отчаянные вопли уличных торговцев, от которых у нее едва не лопались барабанные перепонки.
 — Ленты! Ленты! Всего по гроту [6] за ярд!
 — Винные ягоды — свежие, сочные, пальчики оближешь!
 — Яблоки в тесте!
 — Горячие пышки!
 Какой-то мужчина, придерживавший за копыто баранью ногу, которую волок на плече, громко кричал:
 — Два раза макну — всего за полпенса!
 — Ничего не понимаю, — растерянно пробормотала Эбби. — О чем это он?
 Мужчина прошел мимо, и от тошнотворного запаха баранины ее чуть не вывернуло наизнанку. Кипп расхохотался.
 — Этот хитрец предлагает всем хозяйкам выйти на улицу с котлом кипящей воды, — сквозь смех объяснил он. — Потом всего за полпенса он пару раз опустит баранью ногу в каждый котел, и вода предположительно должна после этого превратиться в бульон.
 Эбби с потрясенным видом смотрела, как из одного некогда очаровательного дома, построенного Иниго Джонсом в надежде, что Ковент-Гарден когда-нибудь превратится в самый красивый район Лондона, выскочили две женщины с котлами воды, от которой поднимался пар, и заторопились к мужчине с бараньей ногой.
 — Господи! — ахнула Эбби. — А я-то думала, что знаю, что такое нищета. Похоже, я здорово ошибалась, — печально добавила она. — А какая отличная была идея — все эти особняки, построенные по проекту Иниго Джонса, изящные аркады, церкви, театр — и что из этого вышло? Думаете, кто-нибудь из живущих здесь замечает это? Да и какой им прок от такой красоты, если все эти люди живут в нищете?
 Мысленно проклиная на чем свет стоит герцога Бедфордского, позволившего мечтам его великого предшественника так и остаться мечтами, — и все ради денег, которые он получил от содержателей лавчонок за аренду земли в этом районе, — Кипп уже открыл было рот, чтобы ответить жене, как вдруг почувствовал, что его дергают за полу сюртука.
 — Купите кукляшку вашей леди, а, дяденька? Вот эту, малюсенькую?
 Кипп уже полез в карман за мелочью, когда откуда-то словно из-под земли возле них выросла пузатая багроволицая тетка и с размаху отвесила девчушке увесистый подзатыльник.
 — Ты опять за свое, а, Джина? А помнишь, что мамка талдычила тебе насчет этаких расфуфыренных джентов? Куда ему такая фитюлька? Да ты никак совсем ополоумела, девчонка!
 Отвратительная толстуха вырвала крохотную, сшитую из лоскутков куклу из грязного кулачка малышки и сунула ей куклу побольше, вытащив ее из огромной ивовой корзины, болтавшейся у нее в руке.
 — Вот так, Джина! И никаких фитюлек по две кругляшки — заруби себе на носу! Чугунная Герта не первый год топчет эти вонючие мостовые. Сколько у меня таких, как ты, поганка ты этакая? Учишь вас, учишь, и все зазря! Ну а теперь хорош дурить! И впарька фазану вот энту! Слышь, Джина, сдери с него десять кругляшек! А фазан хорош — глядишь, и проглотит! Гля, с ним какая фря! Фу-ты ну-ты!
 Эбби молча слушала этот бред, не понимая в нем ни единого слова. Голова у нее шла кругом. Еще немного, и она сойдет с ума!
 Бедная крошка, вздохнула она. На вид девочке было лет десять-одиннадцать, впрочем, скорее всего из-за той ужасной жизни, которую она вела, малышка просто казалась младше, чем была на самом деле. Голод, нищета, побои сделали свое дело, и кроха была похожа на чахлое, лишенное солнца деревце с уродливым искривленным стволом. Бедняжка даже не вздрогнула, когда эта ужасная толстуха ударила ее — видимо, уже настолько привыкла к вечным колотушкам, что стала принимать их с таким же тупым смирением, как дождь или ветер. Или вообще перестала чувствовать боль. Темно-рыжие волосы ее с красноватым отливом, скрученные на затылке в неряшливый пучок, похоже, давно уже не знали ни расчески, ни мыла.
 Худенькое детское тельце, завернутое в какую-то вонючую, протертую до дыр тряпку, на которую страшно было смотреть, казалось бы прозрачным, если бы не покрывавшая его грязь. Из-под лохмотьев торчали исцарапанные коленки. Босые ноги девочки, такие же черные, как булыжники мостовой, по которым она ходила, были сбиты до крови. Огромные прозрачные глаза, серые, как небо в хмурый зимний день, производили какое-то странное, неприятное впечатление. Они смотрели, но как будто не видели… Обтянутое худой, словно пергамент, кожей личико казалось безжизненным. Она поворачивала голову на звук голосов так, словно…
 — О Боже, Кипп, — взволнованно прошептала Эбби. — Да ведь она слепая! А это ее мать? Что она говорит? Ничего не понимаю!
 — Терпение, Эбби, — попросил ее Кипп. — Сначала скажи — ты хочешь такую куклу? Та, что поменьше, стоит два пенса. А большая кукла намного дороже — эта женщина хочет за нее целых десять пенсов.
 Эбби была потрясена.
 — Откуда ты знаешь?!
 — Это арго, язык уличных торговок, воров и попрошаек, — объяснил ей Кипп, не желая вдаваться в подробности. Не хватало еще проболтаться ей, что в свое время он выучил его для одного из романов Араминты Зейн. Не стоит Эбби знать и о том, что эта самая — как ее? — Чугунная Герта приняла ее за любовницу Киппа, то есть, иначе говоря, за обычную уличную потаскушку. — Эта публика давно придумала свой язык. Некоторые слова они даже произносят задом наперед, чтобы быть уверенными, что никто чужой их вообще не поймет. Кругляшки — это деньги, поняла? И хотя ни одному из этих оборванцев не под силу правильно выговорить слово «кабриолет», однако на своем языке они болтают свободно.
 Но Эбби не слушала. Видимо, решив, что крошка Джина не слишком усердствует, Чугунная Герта, внезапно придя в ярость, вновь ударила несчастную девочку, да так, что та покачнулась, едва устояв на своих искривленных ножках.
 — Как вам не стыдно, злая вы женщина! Только посмейте ударить этого невинного ребенка еще раз, и я лично прикажу отвести вас в караулку! — набросилась на нее разъяренная Эбби.
 Ее крики заставили несколько голов повернуться в их сторону. Оборванные обитатели трущоб выглядывали из окон, какие-то темные фигуры перешептывались в подворотне, готовые тут же удрать, если шпики (иначе говоря — полиция) вдруг решат нагрянуть сюда — поинтересоваться, что за шум поднял тут этот «фазан»и его девка.
 И не то чтобы кто-то из них боялся полиции! Все они прекрасно знали, что шпики и пальцем не пошевелят, чтобы помочь маленькой Джине. А уж связываться с Чугунной Гертой или тащить это чудовище в караулку вообще не рискнет ни один из них. Все обитатели здешних мест, и полицейские в том числе, хорошо помнили, каким образом толстуха заработала свое прозвище. У каждого из них еще был жив в памяти случай, когда ей врезали по голове огромным чугунным котлом, а она, вместо того чтобы от такого удара свалиться замертво, проткнула обидчика ржавыми ножницами.
 Чугунная Герта, похоже, прекрасно знала, какой репутацией пользуется в здешних кругах, и потому нисколько не испугалась. Низко, по-звериному зарычав, она шагнула к Эбби и уже подняла пудовый кулак, когда изящная тросточка из ротанга, которой так гордился Кипп, свистнула в воздухе, и острый конец ее предостерегающе уткнулся в огромный живот ужасной толстухи.
 — Не так быстро, сударыня, умоляю вас! Надеюсь, вы поняли, что церемониться с вами я не намерен? Стоять, я сказал! Вот так, очень хорошо. Или вообще отойдите назад — лучше всего шагов этак на десять. Исходящее от вас амбре… несколько резковато, к тому же я привык к другим ароматам. — Приятно улыбнувшись разъяренной толстухе, Кипп сделал несколько выпадов на манер опытного фехтовальщика и снова сунул трость под мышку. — Да, вот так значительно лучше. А теперь вернемся к нашему разговору. Если не ошибаюсь, мы обсуждали покупку одной из ваших кукол?
 — Ничего подобного! — безапелляционным тоном отрезала Эбби. Выпустив руку мужа, она принялась поспешно копаться в крохотной голубой сумочке, висевшей у нее на поясе. — Бог с ней, с куклой! Мне нужен этот несчастный слепой ребенок! Послушайте, Кипп, у меня есть двадцать фунтов. Целых двадцать фунтов! И потом, ведь еще остается мое содержание. Помните, вы мне обещали? Неужели этого не хватит?!
 — Эбби, — предостерегающе одернул жену Кипп и уже открыл было рот, чтобы объяснить, какую опасную игру она затеяла, однако вздернутый подбородок и выражение ее глаз ясно дали ему понять, что он опоздал. Чертыхаясь на чем свет стоит, Кипп замолчал. И тут в глазах Эбби появились слезы, и он… растерялся.
 Потом он вдруг обрел способность говорить, но то, что сорвалось с языка Киппа, заставило его растеряться снова.
 — Ну что ж, очень хорошо, пусть будет по-вашему. Но уж тогда позвольте мне самому договориться с этими людьми.
 Слушая их разговор, Чугунная Герта нервно облизывала пересохшие губы. Ее рыхлое тело, похожее на тесто, вылезавшее из квашни, дрожало при мысли о том, какая немыслимая удача идет к ней в руки.
 — Ишь ты, чего надумали! Чтобы я дитенка своего заместо кукляшки вам продала! Да еще мою Джину! Радость моя, мой бедный ягненочек, не бойся, никто тебя не отдаст! Слепенькую у мамки отнять задумали!
 — Благодарю вас. Вполне достаточно. — В голосе Киппа прорезались стальные нотки. Самым его большим желанием в этот момент было взять жену под руку и немедленно увести из этой клоаки. Но сначала он преподаст Эбби хороший урок — пусть знает, что на свете существуют такие вещи, о которых она не прочтет ни в одном путеводителе.
 — Во-первых, добрая женщина, этот ребенок вовсе не слепой. И не калека. Во-вторых, сказать по правде, я сильно сомневаюсь, что эта девочка — ваша дочь. Скорее уж какая-нибудь несчастная сирота, которую вы подобрали на улице или попросту наняли, чтобы она своим жалким видом выжимала слезу у состоятельных прохожих и они побыстрее развязывали свои кошельки. Естественно, леди легко попадаются на эту удочку, тем более те, у кого доброе сердце. И лучший пример этому — моя жена. Не исключено, конечно, что вы с ней просто партнеры и девочка по доброй воле ломает эту комедию, но об этом слишком противно думать. А в-третьих, раз уж таково желание моей супруги, вы, любезнейшая, сейчас примете вот эту десятифунтовую бумажку, а мы купим всех ваших кукол. Ну что — договорились? Решайте, только быстро. В вашем распоряжении пять секунд. Торопитесь, голубушка, иначе я, того и гляди, передумаю.
 — Не калека?! Не… не слепая?! — прошептала потрясенная Эбби.
 Онемев от изумления, она смотрела, как голова девочки опустилась и огромные серые глаза уставились прямо на нее. Девчушка разогнула вывернутую под каким-то немыслимым углом ногу и с облегчением выпрямилась, сразу став выше едва ли не на целый фут. Личико, еще минуту назад тупое и невыразительное, стало смышленым, и это недетское выражение, а главное — лукавая усмешка на губах подсказали Эбби, что девочка по крайней мере года на три старше, чем ей показалось сначала. Сообразив, что ее уловка раскрыта, она, ничуть не смущаясь, хитро подмигнула Эбби и засмеялась. — Совершенно сбитая с толку этим чудесным «излечением», которое произошло прямо у нее на глазах, Эбби повернулась к мужу. На лице ее был написан прямо-таки благоговейный восторг.
 — Силы небесные, но как вы об этом догадались? Нет-нет, не надо, ничего не говорите. Мы обсудим это потом.
 — Да уж, непременно. Ну а теперь скажите — вы все еще хотите купить эту «бедную слепую калеку»? Неужели то, что вы сейчас увидели, не заставило вас отказаться от этой затеи?
 — Конечно, нет! А вы что — готовы бросить ее здесь… предоставить ребенка ее ужасной судьбе? Естественно, я по-прежнему хочу забрать ее отсюда, избавить от позорного рабства!
 — Ладно, согласен. Но все последствия — на вашей совести, — пригрозил Кипп. Эбби даже головы не повернула в его сторону. Сунув толстухе десятифунтовую бумажку, она получила от нее целую корзину разноцветных тряпичных кукол. — Однако вы должны понимать, что мы не можем оставить девочку у себя, — снова попытался вразумить жену Кипп. — Это чудовище хоть и называет ее ягненком, но уличная девчонка — это далеко не ягненок!
 — Конечно, нет! — фыркнула Эбби, глядя, как Кипп машет тростью проезжавшему мимо экипажу.
 Наверное, решил вернуться домой в фиакре. — Мы просто отведем ее домой, хорошенько вымоем, чтобы смыть эту отвратительную грязь, и найдем для нее какое-нибудь приличное платье вместо этих ужасных лохмотьев. Потом накормим ее чем-нибудь вкусным и непременно горячим. Ну, для начала, думаю, этого достаточно. А вот потом, когда она немного придет в себя…
 — Вы сказали: «Конечно, нет», — напомнил жене Кипп. Джина, не слушая их, змейкой юркнула в подъехавший экипаж. Вслед за ней туда взобралась Эбби и уселась на сиденье возле маленькой нищенки. — Однако я могу назвать не меньше дюжины причин, по которым вам не следует ввязываться в эту опасную авантюру. Вы послушаете меня? А, Эбби?
 Сев рядом с женой, Кипп дал знак вознице трогать. Потом повернулся к Эбби и, увидев ее сияющую улыбку, тут же понял, что опять опоздал!
 — Конечно, нет, — с победным видом объявила она, лукаво подмигнув Джине.




 Глава 18


 Как вскоре выяснилось, Эбби ошибалась — потребовалось не одно купание, чтобы как следует отмыть маленькую Джину, а целых два.
 Ко всему прочему, самой Джине это явно пришлось не по вкусу.
 Не желая залезать в воду, она кусалась и царапалась, как дикая кошка.
 Эбби одной было не справиться. Только благодаря совместным усилиям самой хозяйки, хихикающей Салли Энн и призванной на помощь миссис Харрис несносную девчонку удалось-таки затолкать в ванну. Да и то лишь под угрозой, что ее свяжут по рукам и ногам и вдобавок вставят в рот кляп. Джине не нравилось все — ни мочалка, которой ее мыли, ни даже мыло. Она истошно завопила, когда пена вдруг попала ей в глаза, а потом, видимо, решив, что виновницей всех ее мучений является Эбби, обложила ее таким виртуозным матом, что ей позавидовала бы даже сама Чугунная Герта.
 В конце концов победа все-таки осталась за Эбби. К тому времени, когда донельзя грязную ванну отскребли до блеска и снова наполнили горячей водой, чтобы вымыть Джину во второй раз, противная девчонка перестала наконец отбиваться — то ли покорилась судьбе, то ли купание начало ей нравиться. Теперь она вела себя почти как нормальный ребенок — играла с переливчатыми мыльными пузырьками, даже сдула целую пригоршню на голову Эбби. А когда Салли Энн принялась ловко втирать ей в коленки ароматный крем, чтобы смягчить сухую, потрескавшуюся кожу, а потом завернула ее в нагретое полотенце, Джина едва не замурлыкала от удовольствия.
 Эбби наконец смогла передохнуть. Завернувшись в теплый стеганый халат, порозовевшая после только что принятой ванны, она сидела на диване, маленькими глотками потягивая обжигающе горячий чай, и смотрела на Джину. Девочка, словно усталый котенок, свернулась клубочком в кресле перед камином, а Салли Энн, тяжело вздыхая и покачивая головой, расчесывала ее мокрые медно-красные локоны.
 Ребенок — да нет, не такой уж она ребенок, пришла к выводу Эбби, увидев Джину, сидящую в ванне в чем мать родила, — наконец успокоился. Особенно после того как миссис Харрис принесла из кухни целый поднос с сандвичами и парочку горячих, прямо из печи, истекающих маслом булочек, чтобы, как выразилась добрая женщина, «малышка могла набить свой животик».
 На нее натянули одно из старых грязно-коричневых платьев Эбби, которое было ей чуть-чуть длинновато, ведь рост Джины едва ли превышал пять футов. Зато в груди оно оказалось ей как раз впору, и к тому же сидело на ней куда лучше, чем когда-либо на Эбби.
 Джина даже не поморщилась, когда Салли Энн сердито дернула ее за волосы, велев держать голову прямо. Не исключено, что девочка вообще не заметила этого — ее серые глаза, в которых светился живой ум, теперь уже не казались такими прозрачными и безмятежными, как прежде. Словно юркие серые мышки, они шныряли по комнате, все разглядывали, обшаривали, оценивали. Возможно, как предположила служанка, паршивая девчонка просто прикидывает, какую из драгоценных безделушек стоит прихватить с собой, прежде чем удрать из дома.
 В отличие от слуг подобные мысли даже не приходили Эбби в голову. Она ничего не боялась, наоборот, радовалась тому, что утро прошло не зря. Во-первых, ей удалось вырвать бедного ребенка из лап нищеты, а это уже доброе дело, улыбалась про себя Эбби. И во-вторых, теперь она знает, что под личиной светского вертопраха и легкомысленного щеголя, которую предпочитает надевать на себя ее муж, прячется доброе сердце.
 Усилия Эбби не пропали даром. К большому ее удивлению, Джина оказалась на редкость хорошенькой девочкой, вернее, даже юной девушкой. По общему мнению, ей было лет пятнадцать-шестнадцать. С густыми, тяжелыми локонами медно-красных, вечно спутанных волос и тонкими, правильными чертами лица, она выглядела бы настоящей красавицей, если бы не эта ужасающая худоба и кости, просвечивающие сквозь пергаментно-серую кожу. Зубы у нее были хорошие, руки маленькие, а ноги, хоть и сбитые в кровь, такой прекрасной формы, что, если их немного подлечить, им позавидовала бы даже герцогиня.
 В камине пылало огромное полено. Прогорев, оно с оглушительным треском обрушилось, подняв сноп искр, и этот звук нарушил установившуюся в комнате тишину, во время которой все участники недавней схватки приходили в себя, набираясь сил для нового сражения.
 — Вы будете мамаша? — осведомилась наконец Джина. Ее блестящие глаза в упор смотрели на Эбби.
 Эбби озадаченно посмотрела на нее.
 — Мамаша? — переспросила она. — Прости, не понимаю…
 Презрительно вздернув брови, девочка пробормотала себе под нос кое-что нелестное в адрес Эбби.
 — Мамаша! — рявкнула она на всю комнату, словно предполагая, что вокруг нее одни глухие. — Леди аббатиса. Начальница этого вашего «Веселого дома»! А тот парень, что был с вами, верно, ваш дружок? Он у вас заместо вышибалы? Или бери повыше — альфонс?
 Ахнув от возмущения, Салли Энн выронила щетку и, подскочив к девушке, обеими руками зажала ей рот.
 — А ну замолчи немедленно! Да как твой поганый язык осмелился произнести подобное?! — разъярилась она. — Эта дама, с которой ты говоришь, — ее светлость леди Уиллоуби! А его светлость — виконт Уиллоуби! Ишь чего вообразила! Как тебе не стыдно, девчонка! Принять нашу леди за содержательницу грязного притона, а хозяина — за вышибалу! Так бы вот взяла сейчас мыло со щеткой да и выскребла твой мерзкий рот!
 Джина отшвырнула от себя Салли Энн с такой легкостью, словно ей было не впервой себя защищать, потом вскочила на ноги и смерила перепугавшуюся горничную свирепым взглядом.
 — Только дотронься до меня своими тощими ручонками еще раз, драная кошка, и я замотаю их тебе за уши да еще завяжу морским узлом! — угрожающе прошипела она.
 Пригвоздив совершенно растерявшуюся от такого отпора Салли Энн к полу еще одним пылающим взглядом, Джина повернулась к Эбби. Та, вытаращив от изумления глаза, лишь молча переводила взгляд с одной девушки на другую, не в силах решить, правильно ли она все поняла. Но больше всего ее удивило то, как вдруг резко изменилась к лучшему речь Джины. Это было совсем уж странно — особенно если учесть ту ярость, с какой она набросилась на бедную горничную.
 — Так, значит, бедное дитя, ты решила, что тебя привезли в публичный дом? — спросила Эбби. Джина, наступив на подол чересчур длинного платья, чертыхнулась, едва не растянувшись на полу. — Ох, Джина, мне так жаль! Прости… Кто бы мог подумать? Я просто хотела спасти тебя, вырвать из рук той ужасной женщины.
 Перебросив подол юбки через руку, Джина небрежно отмахнулась от смущенно оправдывающейся Эбби и принялась расхаживать по комнате. Она что-то бормотала себе под нос, как будто рассуждала сама с собой, потом пару раз оглянулась на Эбби и снова принялась ходить из угла в угол, не обращая внимания на забинтованные ноги.
 Под конец, видимо, приняв какое-то решение, девушка остановилась, смущенно помялась и, наконец, подошла к виконтессе. Сделала неуклюжий реверанс и, не поднимая глаз, пробормотала:
 — Вы уж, пожалуйста, простите меня, ваша светлость. Знай я, что вы взяли меня просто так, не… не для какого-то клиента, я бы так не дралась. И не ругалась бы, вот те крест! Сначала-то я подумала — а может, и ничего? Может, так даже лучше? Потерпишь немного, девочка, зато не надо будет снова шляться по улицам. А вот навсегда превратиться в одну из этих тварей — нет, это не по мне! Но потом… как я подумала, что снова придется завязываться в узел да лупить глаза в небо, изображая слепую дурочку, как меня Чугунная Герта научила… Господи, да уж лучше прямо головой в Темзу, с самого высокого моста, да чтобы поглубже!
 — Ох, мэм! — жалостливо простонала Салли Энн. Сердце у нее было доброе, и сейчас, забыв о своих обидах, она едва не расплакалась от жалости. Подойдя к Джине, она ласково погладила ее по плечу. — Ну-ну, не надо! Сейчас пойду приготовлю тебе комнату наверху, хорошо?
 Как только за Салли Энн захлопнулась дверь, Эбби жестом предложила Джине сесть в стоявшее напротив кресло и долго всматривалась в лицо девушки.
 — Где ты научилась так правильно говорить, Джина?
 — Реджина, — поправила ее девушка, потом обвела взглядом гостиную и вздохнула: — Наверное, все это опять мне снится, да? Это просто сон, и скоро я проснусь. Чугунная Герта, как обычно, еще на рассвете поднимет меня пинком в зад и примется ворчать, что пора, дескать, за работу. Глаза у меня слипаются, потому что полночи шила для нее лоскутных кукол, и мне смертельно не хочется опять бежать на улицу. Да, наверное, это сон. — Девушка слабо улыбнулась. — Но тут уж я ничего не могу поделать.
 У Эбби защемило сердце. Ей и самой в прошлом не раз приходилось оказываться в отчаянном положении, когда напрочь пропадало желание жить, и сейчас у нее просто душа разрывалась от сочувствия к этой странной девушке.
 — Ты не хочешь мне рассказать, как случилось, что ты оказалась у Герты?
 — Хорошо. Буду и дальше притворяться, что это не сон. Все лучше, чем снова говорить на этом ужасном воровском жаргоне и все время трястись от страха, как бы не выдать себя. Если бы кто-то пронюхал, кто я такая на самом деле, или хотя бы заподозрил, сколько мне лет, мне бы не жить, вы уж поверьте. Да меня бы прикончили в тот же день! Вы бы видели, как они перетряхивали мои жалкие пожитки, даже в туфли заглядывали, ей-богу! К счастью, у меня хватило ума обрезать волосы, пока на них кто-нибудь не позарился, не то я и до утра бы не дожила! Это Чугунная Герта меня спасла. Ее все боятся.
 Взгляд девушки упал на тарелку с сандвичами, о которой все забыли. Похоже, голод все еще давал о себе знать, потому что в животе у нее заурчало. Прихватив пару сандвичей с ветчиной, она снова вернулась в кресло. И так, откусывая кусок за куском, принялась рассказывать о себе:
 — Меня вырастили дядя и тетка. Жили мы в южном предместье Лондона, в Литл-Вудкоте, в пасторском доме, в одном из имений, принадлежащих Кенуордам, гореть им всем в… простите, ваша светлость. Как сказал бы мой дядюшка, будь он сейчас здесь, за последние месяцы мои манеры нисколько не улучшились.
 — Кенуорды? — переспросил внезапно появившийся в комнате Кипп. Приветствовав учтивым поклоном жену, он хитро улыбнулся: — Простите, моя дорогая, но так уж вышло, что двери между нашими комнатами остались открытыми. Случайно я услышал несколько слов, и они показались мне настолько интересными, что я решил поприсутствовать при вашем разговоре. — Кипп повернулся к Джине, которую при виде его будто ветром сорвало с кресла. — Вы не о тех ли Кенуордах, которых я хорошо знаю? Возможно, речь идет о Джордже Кенуорде, графе Аллертоне?
 Неловко присев в реверансе, Джина молча кивнула. Теперь, когда она знала, что перед ней не разряженный в пух и прах сутенер из какого-нибудь притона, а виконт Уиллоуби, на лице ее были написаны страх и смущение.
 — Какая удивительная история! — восхитился Кипп. Встав за спинкой кресла, где молча сидела его жена, он ласково положил ей руку на плечо. — И какая романтическая, вы не находите? В жизни бы не поверил! Моя жена, случайно наткнувшись на пасторскую племянницу, которую превратности судьбы бросили на самое дно, вырывает ее из пучины нищеты и разврата. Араминта Зейн гордилась бы вами, моя дорогая, а потом, измучившись от зависти, попросту украла бы вашу историю, чтобы сделать из нее сюжет для своего очередного романа. Только в нем она наверняка превратила бы Реджину в пленную принцессу, чтобы какой-нибудь рыцарь спас ее и отвез домой. Скажите, вы тоже пленная принцесса, мисс…
 — Блисс, — пробормотала Реджина, по-прежнему смущенно пряча глаза. — Реджина Блисс, милорд. Какая уж из меня принцесса! Просто мне очень не повезло. После того как мои дядя и тетка погибли — экипаж, в котором они ехали, перевернулся, — я осталась одна. Денег у меня не было, и я почему-то решила, что в Лондоне непременно найду себе место у какого-нибудь торговца — в качестве нянюшки, например. Или хотя бы белошвейки. Видите ли, моя тетушка немало потрудилась, чтобы научить меня шить, и труды ее не пропали даром. — Губы девушки вдруг задрожали. — Но из этого ничего не вышло — меня никуда не брали. Никому я не была нужна. Никому… кроме Герты. Вот поэтому я и стала шить для нее тряпичных кукол, а потом помогала их продавать.
 Девушка подняла голову и перевела взгляд с Киппа на Эбби. Ее прекрасные серые глаза затуманились от слез.
 — Я провела в Лондоне полгода. Всего шесть месяцев, милорд. Мне казалось, что какая-то часть меня уже умерла. После первых недель, самых ужасных в моей жизни, Герта стала для меня спасением. И еще одним шагом на пути к бездне. Стать шлюхой, продавать себя — это был следующий шаг, верно? Итак, милорд, миледи, я обязана вам жизнью.
 — Наверняка сегодня вечером ты чувствуешь себя настоящей героиней романа. Не так ли, дорогая? — осведомился Кипп, двинув вперед коня и взяв пешку Эбби.
 Эбби встала, со вздохом стащила с себя пеньюар и уселась напротив мужа.
 — Я благодарна вам, милорд, что вы позволили мне забрать с собой Джину. Поверьте, я никогда не забуду этого. А теперь, прошу вас, не мешайте, потому что я твердо намерена разбить вас в пух и прах. Надеюсь увидеть, как вы с горя будете рыдать ночи напролет, пока не превратитесь в бледную тень самого себя.
 Кипп какое-то время молчал, переваривая тот факт, что на сидевшей напротив Эбби не осталось абсолютно ничего, кроме нижнего белья. Когда пару минут назад она игриво сбросила туфли, он только посмеялся. Но смех замер у него в горле, когда Эбби принялась стаскивать с себя чулки. Неужели все женщины делают это именно так — высоко поднимая ножки, сначала одну, потом другую, а потом медленно стягивают чулки, выворачивая их, словно кожуру от банана?! Он не сводил с нее глаз, но Эбби, похоже, это ничуть не смущало.
 Она сказала, что рассчитывает выиграть. Только вот что она имела в виду: партию в шахматы? Или его самого?
 Дьявольщина, будь прокляты все ее хитрости! Кипп вдруг обнаружил, что
 ему не хватает воздуха. Об игре он вообще забыл. Сейчас голова его была занята совсем другим. Задачку, которую он решал в уме, можно было выразить короткой фразой: как бы половчее затащить жену в постель?
 — Да, я понимаю, как это трудно — думать только о том, как бы разбить меня наголову. Сложная задача. На чем это я остановился? Ах да, вспомнил. Да, вы настоящая героиня, мадам жена. На редкость разумный поступок — привести в наш дом вместо ребенка взрослую девушку. Она говорит на хорошем, правильном языке, стало быть, она безгрешна и душа ее чиста, как свежевыпавший снег. Ну не могла же она все это выдумать, верно? Солгать нам — нет, невозможно! Надеюсь, вы простите меня, если я все-таки пошлю завтра кого-нибудь в Литл-Вудкот — лучше прямо с утра, ведь дело не терпит отлагательств, правда? — проверить ее рассказ… так, на всякий случай. А пока что будьте так любезны, предупредите Гиллета, чтобы на ночь запер столовое серебро. Впрочем, не стоит. Держу пари, что он уже успел припрятать все мало-мальски ценное в доме.
 — Так вы не верите ей, Кипп? А вот я, представьте, верю. И Салли Энн, и
 миссис Харрис — тоже. Кроме того, чтобы вас успокоить, могу сказать, что миссис Харрис уже взяла девушку под свое крыло, вернее, в оборот. Так что теперь у бедняжки не будет ни сил, ни времени интересоваться вашим серебром. Миссис Харрис уже засадила ее за шитье, и потом, насколько я знаю, у нее насчет Джины возник миллион всяких планов один интереснее другого. Похоже, она до смерти рада тому, что у нее появилась помощница. А мы с вами, Кипп, получили новую горничную. И выбросьте из головы мысль, что мы ее удочерили. Хотя, признаюсь честно, я до сих пор горжусь, что мы с вами решились забрать ее с собой. О, мой слон съел вашего коня!
 Кипп, насупившись, с недовольным видом уставился на шахматную доску.
 — Проклятие, так оно и есть! Кажется, я вас недооценил, Эбби. Итак, объявляю заранее — отныне пощады не ждите. С этой минуты вам больше не удастся отвлечь меня от игры, — предупредил он, стащив с себя рубашку. Жилет Кипп сбросил на три хода раньше. — Мужья иной раз в своей снисходительности заходят слишком далеко. А это, знаете ли, до добра не доводит.
 Взяв стоявший на столике бокал с вином, Эбби отпила глоток и лукаво посмотрела на мужа.
 — Ха! Вы хотите сказать, что не уделяете внимания игре? Не морочьте мне голову, милорд! Не верю ни одному вашему слову! Просто я играю лучше вас, вот и все.
 Эбби продолжала непринужденно щебетать, старательно отводя глаза в сторону. Она прекрасно знала, что стоит ей только увидеть обнаженную грудь мужа, как ее хваленое самообладание развеется в дым, потому что она непременно вспомнит, как лежала в его объятиях, прижималась к его плечу, как его мускулистые руки ее обнимали… Нет, к черту весь этот вздор, спохватилась она. Нельзя забывать об игре. Снова игра, вздохнула Эбби. И каждый вечер другая…
 — Возможно, уже завтра утром Эдвардина вернется к себе на Халф-Мун-стрит, — сообщила Эбби, пытаясь перевести разговор на какую-нибудь нейтральную тему. Лучше всего такую, которая заставила бы их забыть о том скудном количестве одежды, которое на них еще осталось.
 — Вот как? Хорошая новость. Скажите, а она, случайно, не намерена заодно прихватить с собой и этого молодого нахала, вашего племянника? Нет-нет, ничего не говорите. Я и сам уже понял, что этот мерзкий кровопийца покинет нас не раньше, чем мой дом сгорит дотла и превратится в пепелище. Да и то он будет выжидать, пока пламя не опалит ему уши. А кстати, почему это Эдвардина вдруг решила уехать?
 При упоминании имени Игги Эбби скорчила недовольную гримасу и, не желая касаться этой темы, предпочла ответить на его последний вопрос.
 — Это все из-за Джины, знаете ли. Эдвардина перепугалась до смерти — твердит, что девчонка наверняка перережет нам глотки, когда мы будем спать. Сказать по правде, воображение у нее разгулялось до такой степени, что ей может позавидовать сама Араминта Зейн. С тех пор как мы вернулись, Эдвардина только и делает, что рассуждает о кинжалах и запекшейся крови на простынях. Слышали бы вы, как она вещает о том, как наши головы со стуком покатятся с лестницы, когда Джина со своими дружками-головорезами начнет грабить ваш особняк! Разумеется, предварительно изнасиловав всех женщин, какие только есть в доме. Нисколько не сомневаюсь, что всю эту чушь внушил ей Игги — уж он-то никогда не упустит случая попугать бедную дурочку. О, какой великолепный ход, милорд! Увы, боюсь, я вынуждена съесть вашего слона ладьей. Да, кстати, мне кажется, ваши панталоны будут весьма уместно смотреться на полу — рядом с вашей рубашкой, вечерними туфлями и чулками. А также сюртуком, жилетом, галстуком и… Впрочем, кажется, это все. Пока все.
 Кипп, молча поднявшись со своего места, взялся за застежку панталон, гадая про себя, хватит ли у Эбби смелости смотреть, как он раздевается. Бросив в ее сторону испытующий взгляд, он заметил, как вспыхнули ее щеки, и на губах у него появилась дьявольская ухмылка. Черт возьми, а ему нравится эта женщина! Ей-богу, нравится!
 — Сдается мне, леди страшно довольна собой! — добродушно хмыкнул Кипп. Потом, молниеносно скинув с себя панталоны, отшвырнул их в сторону и снова уселся в кресло. Теперь на нем оставался лишь тот минимум одежды, который был необходим, чтобы скрыть охватившее его возбуждение.
 Как бы там ни было, но Кипп не намерен был позволить жене одержать над ним верх. Да еще к тому же в столь простой игре, как шахматы. Прищурившись, он внимательно изучал расстановку фигур на доске перед следующим ходом. И скоро понял то, до чего, возможно, еще не додумалась Эбби, — что у него в запасе осталось не больше трех ходов, после чего она просто объявит мат его королю.
 Как ей удалось добиться того, чтобы вся его тактика свелась к защите? А ведь он играл очень внимательно — Кипп готов был поклясться в этом. Естественно, в те минуты, когда не разглядывал сидевшую напротив жену. А на нее, ей-богу, стоило посмотреть! Взволнованная, с полуобнаженной грудью, она изо всех сил старалась казаться невозмутимой, делая вид, что ее нисколько не возбуждает эта игра… в то время как сам он уже ни о чем другом не мог думать.
 Да… похоже, эту партию она выиграла. Во всяком случае, его она заполучила, это ясно. Что же до всего остального, то он еще поборется. И для начала возьмет ее ладью, которой Эбби так легкомысленно пожертвовала. Так он и сделал — и вовсе не для того, чтобы оттянуть неизбежное. Киппу до смерти хотелось полюбоваться тем, как жена начнет сбрасывать с себя нижнее белье.
 — Негодяй, — буркнула Эбби. — А вот кое-кто, я слышала, играет просто на соломинки, — недовольно сказала она, догадываясь, что он задумал. — Ну да ладно, Бог с вами, — вздохнула она.
 Кипп был вознагражден за столь долгое ожидание, и наградой ему стало то удовольствие, которое он получил, когда Эбби начала расшнуровывать корсет. Возле левого плеча у нее обнаружилась крохотная родинка, которую он почему-то раньше не замечал, и для Киппа это оказалось последней каплей.
 Уже не думая о том, что делает, он развязал кружевные ленты шелковой сорочки и медленно потянул ее вниз, обнажив длинную, изящно выгнутую спину жены. Он еще успел заметить две симметричные ямочки чуть ниже талии, но в этот момент Эбби с усмешкой бросила на него взгляд через плечо.
 — Еще надеетесь на что-то, да, милорд? — ехидно подмигнула она, придерживая рукой сорочку, чтобы она не соскользнула вниз. Судя по выражению ее лица, она все рассчитала заранее. Одного только не учла: что сорочка выскользнет у нее из рук. Она и ахнуть не успела, как предстала перед ним обнаженной.
 Застонав от обиды и неожиданности, Эбби попыталась закрыться руками от пылающего взгляда мужа и даже зажмурилась, словно это могло хоть чем-то помочь.
 — О, дьявольщина! Ты что же, думаешь — я железный?! Игра окончена! — прорычал Кипп.
 Выругавшись сквозь зубы, он рывком вскочил на ноги. Шахматные фигурки, а вслед за ними и доска с грохотом полетели в разные стороны. Подхватив жену на руки, он бросил ее на постель.
 Минула неделя. Жизнь, которую вела Эбби на Гросвенор-сквер, можно было бы назвать безмятежной, если бы не хлопоты и волнения, которых хватало с избытком. Им с миссис Харрис пришлось поломать себе головы, когда виконт объявил о своем желании устроить раут. Приглашения были посланы, ожидали, что съедется не меньше двух сотен гостей, и Эбби с экономкой сбились с ног, стараясь устроить все как можно лучше.
 Хлопот было бы гораздо больше, если бы не Джина — как высказалась домоправительница, эта девушка оказалась настоящим сокровищем. Большую часть покупок взяла на себя Эбби. Она ездила по магазинам, побывала у поставщиков и всюду куда только можно брала с собой Эдвардину, которая прочно обосновалась в их особняке. Очень скоро она заметила, что вокруг ее племянницы, которая пользовалась завидной популярностью, вьются едва ли не все холостяки Лондона.
 Однако настал момент, когда Эбби обнаружила, что этой своей популярностью бедняжка Эдвардина была обязана вовсе не неземной красоте. Конечно, и ей тоже, однако, как объяснил жене Кипп, красота эта в глазах некоторых джентльменов засияла новым блеском, как только стало известно, что приданое, которое пообещал ей виконт, составит кругленькую сумму — десять тысяч фунтов.
 Он готов был на что угодно, лишь бы избавиться от Бэкуорт-Мелдонов и выдворить их из дома!
 Вечера были также заполнены до отказа. У Эбби буквально минутки свободной не оставалось — Кипп решил, что им предстоит взять лондонский свет приступом, и сделать это они должны в качестве семейной пары Раз уж они договорились сыграть роль любящей четы, значит, отныне их должны видеть только вместе.
 И в результате Кипп теперь флиртовал чаще, чем когда-либо, больше, чем прежде, танцевал и расточал улыбки направо и налево. А польщенные дамы отчаянно кокетничали и нашептывали ему на ушко всякие милые глупости.
 Со своей стороны Эбби могла похвастаться тем, что совсем неплохо справляется с новой для нее ролью виконтессы. Особенно после того, как Софи, герцогиня Селборн, убедила-таки наконец своего мужа позволить ей вернуться к светской жизни. Произошло это событие всего через две недели после того, как герцогиня подарила ему сына и наследника
 А Софи, по мнению Эбби, была едва ли не самой популярной личностью в Лондоне — некоронованной королевой аристократических салонов. И поскольку Софи взяла себе за правило появляться всюду только в сопровождении Эбби, то неудивительно, что очень скоро завсегдатаи гостиных единодушно приняли ее в свой круг. Ее общества искали, дружбой с ней хвастались, и благосклонности ее добивались многие. Неожиданно оказалось, что поклонников у нее ничуть не меньше, чем у Эдвардины.
 А раз так, Эбби с удовольствием окунулась в вихрь развлечений. В пику мужу она тоже флиртовала направо и налево и пользовалась головокружительным успехом. Конечно, в первую очередь этому способствовали новые наряды, но присущая Эбби уверенность в себе, ее неизменное дружелюбие и сияющая улыбка сыграли здесь не последнюю роль. Унылая, облаченная в поношенные платья вдова, обреченная коротать свои дни в компании сумасшедших родственников и ночи напролет ломать голову над запутанными денежными делами, исчезла, и на смену ей явилась блистательная виконтесса. Так из серой куколки на свет появляется яркая, восхитительная бабочка, думала Эбби. И это брак с Киппом подарил ей крылья.
 И она продолжала порхать.
 Все дни напролет, с утра до позднего вечера, Эбби только и делала, что наслаждалась жизнью, легкомысленное поведение мужа ее смешило, а на его привычку флиртовать она попросту не обращала внимания. Точно так же и он никогда не задавал жене неудобных вопросов по поводу ее состязаний в остроумии и появившейся не так давно привычки во время какого-нибудь скучного вечера выходить на балкон подышать свежим воздухом в обществе одного из тех приятных молодых джентльменов, которые теперь вечно толклись вокруг его жены.
 Всякий раз, когда они бывали в обществе, Кипп непременно приглашал жену на вальс — теперь он делал это машинально, почти не задумываясь, — так же как целовал ей руку, когда они останавливались передохнуть и поболтать с друзьями. Но даже позволяя жене флиртовать и кокетничать напропалую, даже когда сам он кружился в танце с какой-нибудь хорошенькой хихикающей дебютанткой, Кипп, однако, не забывал о той роли, какую должен был играть. Улыбаясь своей даме, он то и дело поглядывал на жену, искал ее глазами, когда она исчезала, и мгновенно приходил на помощь, если какой-нибудь навязчивый болван загонял Эбби в угол, долго и скучно рассказывая ей о сегодняшних дебатах в парламенте.
 Его забота трогала и восхищала Эбби. Одно только мучило ее — она прекрасно знала, что внимание и предупредительность, которые демонстрирует Кипп, всего лишь часть их игры. Если бы не это, она была бы счастлива.
 На все вечера и балы они приезжали вдвоем. И уезжали тоже вместе.
 Любой, кто видел супругов, мог бы поклясться, что они по уши влюблены друг в друга.
 Они предоставили друг другу свободу. Все было в точности как они и хотели — ни докучных расспросов, ни сцен, ни объяснений… да и откуда им взяться, если каждый вечер они рука об руку возвращались домой и каждую ночь проводили в объятиях друг друга? Деловые партнеры днем, ночью пылкие любовники — что может быть лучше?!
 Идеальный вариант. Идеальный брак по расчету, поскольку расчет оказался верным. Никаких чувств, никаких сердечных мук — только доверие друг к другу, искренняя душевная приязнь да еще взаимное уважение — оно крепло с каждым днем, который они проводили вместе.
 Настоящая идиллия!
 Если бы только не присутствие леди Скелтон.
 Если бы только Игги не угрожал рассказать новым друзьям Эбби о том, что этот брак — просто обычная сделка.
 Если бы только сама Эбби не чувствовала, что с каждым днем, с каждой минутой все сильнее влюбляется в собственного мужа. Тонкий ручеек нежности
 превратился в полноводную реку, грозившую перерасти в ревущий поток страсти, готовый все смести на своем пути.
 Но пока они оставались друзьями. И никогда не ссорились.
 Могла ли она мечтать о большем?
 Кипп, весело насвистывая себе под нос, направлялся к лестнице, ведущей на половину слуг. Ему захотелось спуститься на кухню и лично поблагодарить кухарку за вчерашний обед, который был выше всяких похвал.
 Этой маленькой уловке он научился от покойной матери. Именно благодаря ей вся прислуга в доме обожала Киппа. Он уже занес ногу на первую ступеньку, когда внезапно заметил тощего молодого человека, направлявшегося в ту же сторону. Вежливо посторонившись, Кипп пропустил лакея, тащившего вверх тяжелый серебряный поднос, доверху заставленный посудой.
 Юноша был не просто худым, а очень худым. Под тяжестью подноса его качало из стороны в сторону, и бедняга цеплялся за перила, чтобы не свалиться с лестницы. На нем была простая коричневая ливрея, чересчур длинные рукава которой были аккуратно подколоты булавками. И все ж таки она была бедняге настолько велика, что смотреть на него без смеха было невозможно. Либо юноша съеживался, вместо того чтобы расти, как и положено в его возрасте, решил Кипп, либо он попросту купил эту несуразную одежду где-нибудь в лавке старьевщика.
 Волосы юноши, приятного каштанового цвета, на затылке были перехвачены черной ленточкой, а по-девичьи гладкое, простодушное лицо еще не знало унижения бритвой. Прикинув на глаз, Кипп решил, что пареньку не больше семнадцати, и невольно задал себе вопрос, что он тут делает. Для лакея, во всяком случае, паренек был слишком молод, однако поднос в руках говорил, что скорее всего он именно лакей.
 Поднявшись наверх, Кипп торопливо окликнул мальчишку. Недоумение его росло с каждой минутой. Услышав голос хозяина, юноша сначала едва не присел в реверансе, но вовремя спохватился, согнулся в неуклюжем поклоне, а потом вдруг быстро попятился, чуть не выронив из рук поднос.
 — Ты ведь прислуживаешь молодому Бэкуорт Мелдону, не так ли, приятель? — окликнул его Кипп, удивляясь про себя, что нагнал на мальчишку такого страху. Юнец задрожал так, что составленные на подносе тарелки жалобно задребезжали. — Его лакей, да? Какого дьявола этот щенок притащил сюда собственного лакея? Интересно, чем он ему платит, нищий прощелыга? Не обращай внимания, мальчик, — спохватился он, — я и сам отлично знаю ответ на
 этот вопрос. Кстати, а как тебя зовут?
 В этот момент в коридоре, с высоченной стопкой льняных простыней в руках, появилась Джина. Оказавшегося у нее за спиной Киппа она не заметила. Судя по всему, не заметила она и лакея и поэтому на бегу едва не сшибла его с ног.
 — Ох, Ларк. Это ты? Извини ради Бога! Это все моя дурацкая привычка носиться бегом. Несешь своему хозяину завтрак, да? Что это — яйца всмятку? Надеюсь, у тебя все ж таки хватило смелости воткнуть в них побольше острых костей! Зайди ко мне попозже, хорошо? Подумаем, как быть с твоей одежкой. Во всяком случае, эта ливрея сидит на тебе куда лучше, чем раньше. Да что с тобой такое? С чего это ты так трясешься? Привидение тут бродит, что ли?
 Глаза бедняги с перепугу едва не закатились под лоб. Потом лакей мучительно скосил их в сторону, намекая, что Реджина должна обернуться, но ничего не подозревающая девушка лишь недоуменно пожала плечами. И тогда, видимо, перепугавшись до смерти, юноша кинулся бежать. Молнией промчавшись мимо виконта, он взлетел по лестнице, словно преследуемый собаками кот. А Реджина, только сейчас заметив хозяина, растерянно ахнула.
 — Доброе утро, Джина, — вежливо поздоровался Кипп, очень удивившись, почему, увидев его, девушка покрылась свинцовой бледностью, а ее руки дрожали так, что она с трудом удерживала предназначенное для штопки белье. — Похоже, вы неплохо устроились, да?
 — Да, милорд. Благодарю вас, милорд, — с трудом выговорила Джина, то и дело приседая, словно ее не держали ноги. — Вам угодно мне что-нибудь приказать, милорд?
 Кипп озадаченно покачал головой.
 — Нет, нет, ничего, Реджина. Спасибо. Занимайтесь своим делом, — буркнул Кипп, поспешно поворачивая обратно и начисто забыв о своем намерении лично поблагодарить кухарку. Нахмурившись, он торопливо направился к парадной лестнице.
 — Эбби! — взревел он, спускаясь вниз.
 В ответ на этот крик в холл выскочила Эбби. На лице у нее был написан испуг.
 — Кипп? — Брови Эбби удивленно взлетели вверх. — Что случилось?
 Теперь уже вся кровь у него кипела. Кипп мог бы поклясться, что слышит, как она яростно булькает в его венах.
 — Случилось?! Боже правый, с чего вы вообще взяли, будто что-то случилось? А, Эбби? Может быть, я чем-то выдал себя? Скажем, у меня вдруг из ушей повалил дым или произошло еще нечто более ужасное? Молчите? Ладно… ступайте в гостиную. Мне нужно с вами поговорить.
 До этого дня Эбби еще не доводилось видеть Киппа в такой ярости. Да, конечно, у него случались приступы дурного настроения, но с кем этого не бывает? Иногда он хандрил, но и тогда дело сводилось лишь к ехидным шпилькам в ее адрес. Но чаще Кипп просто напускал на себя легкомысленный вид, и Эбби уже успела понять, что это один из его способов скрыть досаду.
 Однако сейчас он был зол как черт! Гнев, охвативший Киппа, был страшен — особенно на фоне его безупречной вежливости.
 — Кипп… — растерянно окликнула мужа Эбби. Остановившись посреди гостиной, она неловко переминалась с ноги на ногу. Садиться ей не хотелось — Эбби решила, что стоя ей будет легче сохранить самообладание. — Что все-таки случилось? Надеюсь, Реджина тут ни при чем? Миссис Харрис уверяла меня, что девушке просто цены нет.
 Кипп в это время мерил шагами ковер, удивляясь про себя, как ему удается сохранять спокойствие. Выслушав жену, он лишь небрежно отмахнулся.
 — Было бы куда лучше, дорогая, если бы вы сами поговорили с нашей новой горничной. Бьюсь об заклад, беседа получилась бы весьма интересной. Во всяком случае, познавательной. Кстати, ваш драгоценный племянник привез сюда женщину и держит ее у себя в комнате. Узнать ее нетрудно — этот умник переодел бедняжку лакеем. — Выдержав эффектную паузу, чтобы вдоволь насладиться произведенным впечатлением, Кипп продолжил: — Да, мадам, так оно и есть. Мало того что этот наглец пробрался в мой дом, он еще нахально притащил сюда свою любовницу! Свил себе здесь любовное гнездышко! Представьте только — проклятый хлыщ заставляет девчонку таскать ему с кухни завтрак в постель! Я сам это видел, своими глазами — наткнулся на нее, когда бедняжка тащила поднос по лестнице. Девчонку зовут Ларк [7] . Подходящее имечко, надо признаться, особенно для такой пройдохи! А я, выходит, должен за все платить? Забавно — другие жены на вашем месте швыряют деньга на тряпки, а вы, вероятно, суете их своему негодяю племяннику, чтобы тот, упаси Боже, не лишал себя привычных удовольствий! Вот он и таскает сюда девок!
 Эбби, конечно, не могла предположить, о чем пойдет разговор, но такого она уж точно не ожидала.
 — Игги… Игги водит сюда… у него здесь… Святители небесные!!! — Тошнота подкатила к ее горлу. Ноги у нее подкосились, и она без сил рухнула на кушетку. Счастье еще, что та оказалась рядом, иначе Эбби скорее всего оказалась бы на полу, поскольку ноги решительно отказывались ее держать. — Ублюдок несчастный! Я его убью! — прошипела она сквозь зубы.
 Кипп демонстративно заломил руки.
 — О нет! Нет-нет, только не это, умоляю! Я не могу позволить вам обагрить руки в крови! Нет, Эбби, я решительно запрещаю вам его убивать! Лучше уж я сделаю это сам.
 Не на шутку перепугавшись, Эбби вскочила на ноги.
 — Нет! — взвизгнула она. — Вы не можете, Кипп… то есть я хотела сказать… ну, я имела в виду, что ведь он все-таки мой племянник. Так что уж если кому его и убивать, так это мне. Успокойтесь, дорогой, я сама все улажу. Поговорю с ним… и все такое…
 — Да? Интересно, и как вы это сделаете — как вы улаживали его дела до сих пор? Хотелось бы посмотреть. Ей-богу, хотелось бы! Может быть, прикажете оставить проказника без сладкого? Или даже будете столь жестоки, что отправите его в постель без ужина? Да нет, это уж было бы слишком бесчеловечно, вы не находите? В конце концов, кому какое дело, если несчастная девчонка в его комнате чистит ему сапоги?
 Эбби по примеру мужа забегала из угла в угол, стараясь успокоиться, собраться с мыслями, решить наконец, что делать с этим негодяем. Как положить конец этому наглому шантажу и вместе с тем избежать скандала?
 — Ох, только ради всего святого успокойтесь, Кипп! И перестаньте вопить! — рассердилась она, так и не успев ничего придумать. — Я же дала вам слово, что все улажу, — значит, так и будет.
 Она успела сделать еще несколько шагов — и приросла к месту. Молния,
 ударившая в землю у ее ног, наверное, не могла бы поразить Эбби сильнее, чем те слова, которые она только что произнесла. В комнате повисла гробовая тишина.
 Эбби поверить не могла, что осмелилась перебить мужа! Она велела ему замолчать! Само по себе это, может быть, даже неплохо, поскольку Кипп, дай ему только возможность, продолжал бы и дальше издеваться над ней, цедя слова сквозь зубы, которые хлестали ее по лицу словно пощечины. Но главное, от растерянности она сказала нечто такое, чего вообще не должна была говорить.
 Но еще больше напугало Эбби другое. Да, сейчас Кипп был в бешенстве… но ведь он не знал и сотой доли того, что знала она. Он понятия не имел о тучах, сгустившихся над их головами. Но если он разозлится всерьез, если вздумает закатить Игги скандал, припрет его к стенке, решив припугнуть зарвавшегося юнца, — страшно даже представить, что тогда будет! Почуяв опасность, Игги начнет защищаться, как защищается загнанная в угол крыса. И тогда он выложит Киппу все, чего тот еще не знает!
 То, что ему и не нужно знать.
 И тогда Эбби, не видя другого выхода, решила, что ей стоит, пожалуй, тоже разозлиться и устроить мужу грандиозный скандал. Что было вовсе не трудно, потому что Кипп в данной ситуации вел себя по-свински. Наглость какая — обвинять ее в том, что натворил этот подлец Игги! Да как он смеет?!
 — Да-да, Кипп, именно так! — выпалила она, резко повернувшись к нему и глядя в какую-то точку за его головой, чтобы он подумал, будто она смотрит ему в глаза, — а на это у нее не хватало духу. Ну не могла она смотреть ему в глаза, и все! Во всяком случае, не сейчас. — Игги — мой племянник! И проблема эта тоже моя. И если вы и вправду считаете, что я не в состоянии управиться с глупым мальчишкой собственными силами, значит, вы очень сильно ошиблись во мне. Подумайте еще раз, и вы сами это поймете, если еще не поняли. Кроме того, кажется, мы договорились, что не станем вмешиваться в жизнь друг друга? Не так ли? И это как раз часть нашего соглашения?
 Кипп с шумом втянул в себя воздух — точь-в-точь как делает это ослепленный яростью бык перед тем, как ринуться в бой.
 — Но ваш племянник привел сюда женщину! Вы что — оглохли?! В мой собственный дом!
 — Ах, теперь, значит, это ваш дом? Вот, значит, как, милорд! А сколько было разговоров, что это теперь и мой дом тоже! Вы не раз рассуждали о том, что прекрасно быть друзьями, что у нас с вами теперь все общее — словом, обо всех прелестях нашей сделки! Но чуть только случилось это маленькое недоразумение…
 — Маленькое недоразумение?! Кровь Христова, женщина, да что вы такое говорите?! Нет, я просто ушам своим не верю! Похоже, вы меня не слушаете! — Закусив губу, Кипп принялся считать до десяти, стараясь взять себя в руки. Бог свидетель, он всегда умел держать себя в руках! Умел, дьявольщина, — до тех пор, пока в его жизнь не вошла Эбби! Ну а теперь… теперь пусть ему кто-нибудь посмеет сказать, что это и есть супружеское счастье!
 Как тут же выяснилось, Эбби и в самом деле его не слушала. Она смотрела куда-то мимо — туда, где в дверях, качая головой, топтался Гиллет. Выглядел он в точности как обезумевшая старуха, только с повадками бравого генерала — весьма странное сочетание, однако по его виду Эбби тотчас догадалась, что стряслось что-то еще, не менее ужасное. — Гиллет? — окликнула она дворецкого.
 Кипп с размаху плюхнулся в кресло, причем с губ его при этом сорвалось несколько весьма грубых выражений. Эбби недовольно поморщилась.
 — Милорд, миледи, — как всегда неторопливо начал Гиллет, но потом вдруг зачастил, от волнения глотая слова: — Там, внизу, в холле, мистер Дэгвуд Бэкуорт-Мелдон. Он пришел с сообщением, что отказывается от своего брата и скорее умрет, чем согласится провести хотя бы минуту в обществе этого человека. Он объявил, что лучше уж изуродовать себя до неузнаваемости, нежели каждый день видеть в зеркале напоминание о том, кого он когда-то считал своим братом.
 В полном отчаянии Гиллет бросил на хозяина умоляющий взгляд, но Кипп, похоже, даже не заметил этого — выпучив глаза, он тщетно пытался что-то сказать, но только открывал рот, словно вытащенная из воды рыба.
 — Он приехал с вещами, милорд.
 — Ну еще бы! Естественно, с вещами! — прохрипел Кипп, обретя наконец голос.
 Выбравшись из кресла, он заложил руки за спину и медленно двинулся к жене. Эбби сжалась в комок. Виконт обошел вокруг нее, сверля ее пронзительным взглядом, потом остановился и начал разглядывать ее, словно неизвестное науке насекомое. У Эбби от страха по спине поползли мурашки.
 — Насколько я понимаю, мадам, это маленькое недоразумение вы тоже собираетесь уладить сами? И без моей помощи — ведь я дал вам понять, что ваши проблемы — это ваши проблемы, а не мои. И вы хорошо запомнили эти слова, да? Только вы, кажется, дали мне слово, что ваши проблемы никоим образом не коснутся моей жизни, — или я ошибаюсь? Стало быть, ваши проблемы меня не касаются? Я прав, мадам?
 — Да бросьте вы, — с досадой буркнула Эбби. Выбравшись из кресла, она обошла вокруг мужа и встала к нему спиной, чтобы не видеть его глаза. Больше всего она боялась, что может в него влюбиться, — вот о чем сейчас думала Эбби. Ну уж нет, ни за что на свете! Вбил себе в голову, что все должно быть так, как хочет он, словно весь мир вокруг создан исключительно ради его удобства!
 Интересно, приходило ли ему когда-нибудь в голову, что она может отчаянно нуждаться в его помощи? Бывали ли вообще случаи, чтобы ему захотелось ей помочь? Само собой, она бы никогда на такое не согласилась… впрочем, она с самого начала дала ему это понять, вздохнула Эбби. Но уж он мог бы хотя бы не злорадствовать, видя, как у нее почва уходит из-под ног, когда ее проблемы растут словно снежный ком! Так нет же — он еще предъявляет какие-то нелепые претензии, пытается возложить на нее вину за то, что происходит в их доме! Черт побери, можно подумать, что она получает от этого удовольствие!
 — Бросьте?! — повторил Кипп, не веря собственным ушам. Потом губы его неожиданно дрогнули и раздвинулись в улыбке. Схватив жену за руку, он рывком притянул ее к себе и впился взглядом в ее лицо. И вдруг понял, что ему очень хочется ее поцеловать. Боже правый, да он спятил, не иначе! Но губы Эбби неудержимо притягивали его, аромат ее тела кружил ему голову. Кипп как будто ослеп и оглох. Ему хотелось подхватить ее на руки, отнести наверх, в ее спальню, и бросить на кровать. А потом смотреть, как гнев в ее глазах потухнет, как глаза ее из фиалковых станут черными, а потом в них разгорится пламя, только на этот раз пламя желания — так или примерно так писала в своих романах мисс Араминта Зейн, с усмешкой подумал Кипп. В этом отношении они с Эбби стоили друг друга.
 Да, сейчас он отдал бы все на свете, чтобы оказаться с ней в постели.
 Но только после того, как он сам усадит всех ее родственников на корабль, отплывающий в Америку.
 Кипп вспомнил условия их соглашения, вспомнил свою любовь к Мэри и напомнил себе, что единственное, в чем нуждался и чего он хотел от Эбби, — чтобы она создала ему спокойную, безмятежную жизнь и у него появилась возможность сделать все, чтобы подруга детства перестала его жалеть. Он хотел, чтобы его жена стала ему другом — если такое вообще возможно.
 — Как я понимаю, вы рассчитываете поселить его здесь, в этом доме? — негромко осведомился
 Кипп, заметив, что Эбби встретила его взгляд не дрогнув. Широко распахнутые фиалковые глаза оставались безмятежно-спокойными. — Хорошая идея, мадам. Боюсь только, что очень скоро они переселятся сюда все! Вернее, вы их переселите! А все потому, что вы ненавидите меня, правда? Уж не знаю почему, но вы ненавидите меня с первого дня. И делаете все, чтобы отравить мне жизнь… словно хотите наказать за какой-то проступок.
 — Вас?! Неужто вы всерьез считаете, что все в этом мире вертится вокруг вас, милорд? Да уж, конечно, можно не сомневаться — именно так вы и думаете! — вспыхнула Эбби. — Потому что вы — самый надменный, самый эгоистичный и к тому же самый несносный из всех мужчин, которых я когда-либо видела. А зная мою семейку, думаю, вы поймете, что это что-нибудь да значит! — с жаром закончила она.
 Кипп молча разглядывал разъяренную жену. Неужели когда-то он считал ее женщиной, чей острый рациональный ум в состоянии оценить любую ситуацию? Невероятно! Еще он восхищался ее всегдашней невозмутимостью, ее умением трезво, без эмоций и истерик улаживать любую проблему!
 И однако он был в полном восторге, когда она выходила из себя, когда сбрасывала с себя маску ледяного спокойствия и вместо Снежной королевы перед ним представала живая женщина. Правда, до сих пор это случалось только в постели — желание и страсть, сжигавшие Эбби, оказывались сильнее ее хваленой сдержанности. Да, когда она таяла от наслаждения в его объятиях, она казалась ему настоящей. И вот теперь Кипп был поражен, обнаружив, что только сейчас увидел настоящую Эбби, и не в постели, не под покровом ночи, а при ярком свете дня! Такую, какой она была на самом деле, — не актрису, играющую какую-то роль, а женщину из плоти и крови. Теперь она не играла…
 Впрочем, в игру под названием «плотская любовь» они играли вдвоем…
 Во всяком случае, до сих пор. Но сегодняшняя их стычка, заставившая Киппа взглянуть в лицо правде, сразу все изменила — по крайней мере для него самого. И теперь он безуспешно силился понять, что же произошло.
 С этой минуты она перестала быть для него безликой особой, ставшей его женой просто для того, чтобы жизнь его по-прежнему оставалась легкой и приятной. Она была уже не кто-то, а Эбби! Отбросив вежливость, забыв о приличиях, они ругались — в точности как это делают муж и жена! И тут до него наконец дошло! Да-да, вот в чем все дело! Они ведут себя как муж и жена — как самые что ни на есть настоящие супруги! Ссорятся, мирятся, портят друг другу кровь, вместе переживают и хорошее, и плохое — словом, с горькой иронией подумал он, у них теперь все как у людей!
 Ну и что прикажете с этим делать?! И для начала — что делать с ней?
 — Я ухожу, мадам. Раз вы в таком настроении, не вижу смысла продолжать наш разговор. И предупреждаю заранее — я вернусь очень поздно.
 — О, чудесно! Это так похоже на вас! Конечно, ваше спокойствие, ваше хорошее настроение важнее всего! Все, что угодно, — лишь бы вас не побеспокоили! С чего я вообще вообразила, что могу рассчитывать на вашу помощь, когда вы не способны разглядеть то, что находится у вас под носом! Ну что ж, милорд, идите! И не спешите возвращаться, потому что я, во всяком случае, вовсе не горю желанием как можно скорее увидеть вас снова!
 Эбби опрометью вылетела из комнаты, прежде чем выдержка окончательно ей изменила. Потому что тогда, Бог свидетель, она бросилась бы мужу на шею и, забыв о гордости, умоляла бы его помочь ей… и полюбить ее.




 Глава 19


 В особняке на Гросвенор-сквер повеяло холодом. Каждое слово, которым обменивались супруги, каждый их взгляд, каждый жест были словно подернуты льдом. Так продолжалось целую неделю, два дня, шесть часов и ровно тридцать минут — по крайней мере об этом равнодушно говорили часы, стоявшие на каминной полке в гостиной…
 Они по-прежнему ездили на званые вечера — вместе приезжали туда и уезжали тоже вместе. Все так же улыбались и флиртовали. Вальс Кипп, как и всегда, танцевал со своей женой. Иначе говоря, они до мелочей придерживались условий своего соглашения.
 Но это только на людях.
 А дома они спали в разных комнатах.
 И больше не смеялись.
 На четвертый день в особняке на Гросвенор-сквер появился Бейли Бэкуорт-Мелдон — как раз к обеду, как мрачно проворчал Гиллет, — и во всеуслышание заявил, что не видит причин, почему его братец должен питаться лучше. А посему, добавил Бейли, он не видит причин, почему бы и ему тут не погостить.
 Нужно ли говорить, что и дядюшка Бейли предусмотрительно прихватил с собой чемоданы — в точности как это сделал Дэгвуд?
 Кипп встретил эту новость ледяным молчанием, и лишь на щеках у него заиграли желваки. Зубы он стиснул так, что они едва не захрустели — только это, пожалуй, удержало его от того, чтобы высказать жене без обиняков, что он думает об очередном вторжении.
 Гермиона появилась на следующий день — с чемоданами, естественно, — прямо на пороге заявив, что поскольку все остальное семейство питается куда лучше ее самой (все Бэкуорт-Мелдоны придавали огромное значение еде), то почему бы и ей тоже к ним не присоединиться.
 Кстати, она отказалась от своего особняка на Халф-Мун-стрит, невозмутимо сообщила Гермиона опешившей Эбби. Какой смысл платить за пустой дом, если на оплату аренды уходит большая часть ее дохода, а неблагодарные дети даже не помнят о том, что она в муках произвела их обоих на свет?!
 Появление Гермионы вызвало еще один неприятный разговор между супругами. Велся он все в том же ледяном тоне.
 — Значит, теперь еще и она?! Надеюсь, вся компания в сборе, мадам? Или отныне вы станете выписывать Бэкуорт-Мелдонов из-за границы?
 — Не уверена, что в этом есть необходимость, милорд. Но должна признаться, я иногда об этом подумываю. Впрочем, куда проще зазвать кого-нибудь с улицы, правда? И хлопот, главное, никаких!
 — Что такое? Вы жалуетесь? Ха! Это все ваша работа, мадам! Вспомните хотя бы, как вы притащили сюда эту Реджину!
 — В последний раз, когда я проводила ревизию особняка, Кипп, я насчитала в нем двадцать четыре комнаты! Двадцать четыре, милорд, и это не считая той половины, где живут слуги! Говоря по правде, вы бы даже не заметили, что они тут живут, не скажи я вам об этом. Впрочем, успокойтесь, мне кажется, я уже почти придумала, что тут можно сделать. Я имею в виду Игги, потому что если кто и уедет отсюда, то в первую очередь он. Уж слишком долго он испытывал мое терпение. С дядюшками, конечно, придется повозиться, поскольку главное, что их волнует, — как заставить удачу повернуться к ним лицом.
 — Удачу? О чем это вы?
 — Забудьте об этом. Не надейтесь, что я сразу вам все выложу. Не хватало еще, чтобы вы снова принялись жаловаться, что я повесила все проблемы своей семьи на вашу шею. Вы же сами сказали, что ничего не хотите об этом слышать, разве нет? Вы не желаете ни во что вмешиваться. Вы желаете, чтобы свои проблемы я решала сама и — Боже упаси! — не впутывала в них вас! Таковы условия нашей сделки, если вы помните.
 — Вообще-то раньше я тоже так считал, мадам. Только мне кажется, что вы толкуете нашу договоренность по-своему. Для женщины, пообещавшей, что я буду вести спокойную, безмятежную жизнь, как это было раньше — до того, как я в каком-то безумии женился на вас, — вы ведете себя несколько странно. Позвольте вам сказать, что с самого первого дня вы только и делаете, что усложняете мне жизнь. Дом, который я привык считать своим, превратился черт знает во что! Куда бы я ни сунулся — всюду вы! Держу пари, что я и глазом не успею моргнуть, как вы запустите свои хищные лапки и дальше — прикажете убрать стол из бильярдной или… Проклятие, я даже и не знаю, что придет вам в голову в следующий раз!
 — Нет, вы просто невозможны! Неужели вы не понимаете, что становитесь смешным, милорд! Кричите, возмущаетесь, требуете чего-то! Я ведь уже дала вам слово, что все улажу! Просто мне нужно немного времени, вот и все!
 — Времени, чтобы уладить дела вашей семьи, мадам, — прошу заметить, вашей! Лично я не имею чести принадлежать к вашему семейству и, признаться, нисколько не жалею об этом. А мои дела улаживать не нужно. Слышите — я требую этого!
 — Конечно, нет.
 — Ха! Вот вы опять за свое! «Конечно, нет, конечно, нет»! Только не думайте, мадам, что я не догадываюсь, что все это значит! А теперь, простите, что я повторяюсь, но мне хотелось бы, чтобы вы меня правильно поняли — я требую от вас раз и навсегда прекратить улаживать мои дела!
 — Естественно! Как же иначе? Вы хотите, вы требуете, вы привыкли, что все всегда делают только то, что вы хотите и требуете, разве нет? Гиллет не может уйти на пенсию и уехать к себе в Уэльс — потому что вы не можете с ним расстаться. Как будто у него нет собственной жизни или она состоит в том, чтобы вечно прислуживать вашей светлости! Странно, что вы еще не додумались сберечь свои детские игрушки, милорд! Такое впечатление, что вы просто боитесь — боитесь расстаться с прежней жизнью и начать новую!
 — Вздор!
 — Неужели? А разве не поэтому вы женились на мне? Не затем, чтобы когтями и зубами цепляться за то, чем вы были, вместо того чтобы смело смотреть в будущее, стать тем, кем вы обязаны стать!
 — Ложь!
 — Нет, Кипп, это правда. А ложь… это мы сами… наши отношения. Неужто вы до сих пор еще этого не поняли?
 В комнате повисло тяжелое молчание. В каком-то оцепенении Кипп смотрел, как в студию прокрался Пончик и, воровато оглянувшись, задрал лапу возле портьер. Лучше уж смотреть на собаку, решил он, и думать о том, что он чертовски зол — зол до такой степени, что с радостью свернул бы шею им обоим… а заодно и всем, кто отравил ему жизнь. Лучше уж злиться — потому что тогда хотя бы не нужно думать о том, что сказала Эбби, и о той боли, которую она ему причинила. Кипп даже не сразу понял, что чувствует себя виноватым. Это уж было совсем непонятно! В конце концов, это не могло быть правдой! Просто не должно быть правдой!
 — Я желаю, чтобы эту… этого… словом, чтобы его где-нибудь заперли!
 Игнатиус Бэкуорт-Мелдон, воспользовавшись подходящим моментом, вслед за Пончиком прокрался в гостиную, молниеносным движением схватил стоявшую на столике вазочку с конфетами и улетучился.
 — Кого? Игги?! Послушайте, это уже не смешно, честное слово! Между прочим, я выгнала Ларк, которая, кажется, только обрадовалась этому. И сейчас она благоденствует у Софи. Вернее, благоденствовала — до тех пор, пока неожиданно не исчезла оттуда. А вместе с ней и два серебряных подсвечника. Наверное, решила подыскать себе другого покровителя. Софи клянется, что ничуть не расстроилась из-за подсвечников. В конце концов, не всем же так везет, как нам с Реджиной, верно?
 — Нет. Я вовсе не имел в виду этого пройдоху. Лучше взгляните-ка вон туда! Видите эту тварь? Как его? Пончика?
 — Песика Гермионы?
 — Да, его.
 Эбби вышла из комнаты.
 Конечно, ее муж — замечательный человек, потому что если разобраться как следует, то вся его вина состоит лишь в том, что он до смерти боится в своей жизни каких-либо перемен. Все новое внушает ему безумный страх. А так он вовсе даже не плох — добрый, внимательный и… страстный. Одним словом, с мужем ей повезло. Только вот сам он пока этого не знает.
 Но у Киппа в этот момент не было настроения выслушивать восторженный панегирик в свой адрес. Во всяком случае, не в это утро. Не сейчас.
 Однако он слегка повеселел, узнав, что Брейди Джеймс, граф Синглтон, неожиданно для всех вернулся в город, причем на две недели раньше, чем его ожидали. Вот уж не похоже на Брейди! Они очень неплохо провели время, сражаясь в бильярд, и Кипп даже выиграл у Брейди два из принадлежащих ему поместий, но в этот момент появившийся в дверях лакей возвестил о прибытии посланного виконтом лакея в Литл-Вудкот.
 — Так тебе удалось повидать викария с женой? — переспросил Кипп.
 Брейди, воспользовавшись тем, что Кипп отвлекся, молниеносным движением попридержал шар, готовый вот-вот скатиться в лузу.
 — Викария с женой? — удивился он. — Что за чертовщина? Похоже, я пропустил что-то интересное?
 — Тихо, Брейди, — с досадой отмахнулся от него Кипп. — Просто я пытаюсь кое-что выяснить. Поверь, это крайне важно. — Он повернулся к лакею: — Уолтер, прости, что перебил. Рассказывай дальше, прошу тебя.
 — Да, милорд, — кивнул Уолтер. Вытянувшись в струнку так, что кадык заходил ходуном на тощей шее, он всем своим видом показывал, что готов доложить хозяину обо всех деталях своего расследования. Он вообще был на редкость добросовестный малый, этот Уолтер Бим, а сейчас он к тому же понял, что его светлость желает услышать подробности.
 — Итак, ваша светлость, я сел в дилижанс и двинулся в путь с полным комфортом — благодаря щедрости вашей светлости, ведь вам угодно было оплатить все расходы, — иначе случись мне ехать верхом, да еще в такой холод, да под дождем, тут бы мне и пришел конец! Перекусить мы остановились в «Короне и виноградной лозе», кролик был малость суховат, это верно, но разве можно ожидать большего в этих придорожных трактирах, так я считаю. Немного отдохнув — так, не больше часа, — мы снова двинулись в путь, милорд, и…
 Кипп, который никак не мог решить, что лучше: треснуть этого болтуна бильярдным кием, чтобы перестал наконец трещать, или просто заткнуть уши и дать ему закончить, принял мудрое решение. Он махнул рукой, призывая Уолтера прерваться.
 — Ближе к делу, Уолтер, прошу тебя. Пожалуйста, начни с того места, как ты приехал в дом викария.
 Брейди, длинный благородный нос которого уже успел почуять пряный аромат какой-то восхитительной тайны, небрежным жестом отложил кий в сторону и выразительно округлил глаза.
 — Ох, вот ты всегда так, Кипп! — капризным тоном протянул он. — А я так хотел послушать про кролика!
 — Заткнись! — злобно прорычал Кипп. Давясь от смеха, Брейди упал в кресло и в качестве утешения налил себе вина. — Итак, Уолтер, значит, тебе удалось повидать викария?
 — Да, милорд, в точности как вы велели. Его самого, его супругу и семерых их деток. Он викарий в Литл-Вудкоте вот уж, почитай, добрых полтора десятка лет, служит там обедни, вечерни и заутрени благодаря его светлости графу Аллертону и слышать никогда не слыхивал ни о какой Реджине Блисс.
 — Проклятие!
 Брейди вопросительно вскинул бровь.
 — Что с тобой, Кипп? И кто такая, черт побери, Реджина Блисс? Какое-то чудное имя. Звучит как-то ненатурально, в точности как те вымышленные имена, которые берут себе женщины, когда идут в актрисы… или куда похуже.
 Кипп рассеянным жестом пригладил взъерошенные волосы, мысленно пожелав ему провалиться сквозь землю.
 — Спасибо, Уолтер. Можешь идти.
 — Да-да, Уолтер, конечно, иди, — поддакнул Брейди. Подождав, пока дверь за слугой захлопнется, он невозмутимо продолжил: — А теперь объясни мне, что за дьявольщина тут у вас происходит. И как тут замешана Эбби, потому что я уверен, что она тут ни при чем. Однако прежде, чем мы приступим к делу, позволь мне выразить свое искреннее восхищение тем, как чудесно ты выглядишь. Какой у тебя довольный, счастливый вид, ! Сразу видно, что супружеская жизнь пошла тебе на пользу, старина. Да и что может быть лучше — мирная, тихая жизнь, славная, удобная жена, думающая только о том, как доставить удовольствие мужу и повелителю, сдувающая с него пылинки, предупреждающая каждое его желание… Это ведь и есть то, о чем ты всегда мечтал, правда?
 — Знаешь, Брейди… — помолчав, сказал Кипп, — все последние недели меня преследует одно подозрение… Дело в том, что я никак не могу избавиться от мысли, что и ты каким-то образом приложил руку к истории с моей женитьбой… да и невесту мне тоже подсунул ты. Хотя, Бог свидетель, не знаю, как это тебе удалось! Я до сих пор считаю, что мой выбор пал на Эбби не случайно, хотя сделал я его сам, без твоей подсказки. И все же… как-то ты подозрительно активно печешься о моем душевном покое! Ну, что скажешь, Брейди? Или я ошибаюсь?
 — Ну… не совсем, — ухмыльнулся Брейди, немало польщенный его словами. — Но сознайся, Кипп, только честно, когда ты в последний раз вспоминал Мэри?
 — Это к делу не относится, — буркнул Кипп. И тут же заорал, когда кто-то постучал в дверь: — Что такое?!
 Дверь с легким скрипом приоткрылась. В образовавшуюся щель протиснулась голова дядюшки Бейли, вслед за ней последовало туловище .. а потом еще одно туловище, при ближайшем рассмотрении оказавшееся дядюшкой Дэгвудом.
 — Надеюсь, мы вам не помешали, племянник? Да нет, не может быть. Учитывая важный вопрос, который нам позарез нужно обсудить…
 — … вопрос жизни и смерти, если уж быть точным. Да-да, жизни и смерти. Так, Бейли?
 Брейди деликатно шмыгнул носом, решив про себя, что от этих пресловутых близнецов воняет плесенью — точь-в-точь как в запущенном саду. Потом поглубже уселся в кресло, удобно закинул ногу на ногу и приготовился наблюдать очередной захватывающий спектакль. А в том, что спектакль будет захватывающим, он сомневался так же мало, как и в том, что впереди его ждет горячий обед.
 Дядюшки обменялись заговорщическими взглядами. Потом Бейли, широко улыбнувшись Киппу, покровительственно похлопал его по плечу.
 — Кипп, — лениво вмешался Брейди, дав возможность обоим дядюшкам поразмышлять какое-то время о воцарившемся в комнате молчании. — Кипп, мне, право же, неловко спрашивать, но, насколько я могу судить, у этих двух милых джентльменов на ногах ковровые шлепанцы. Уж не значит ли это…
 — Да, Брейди, ты попал в самую точку. Они теперь живут здесь. Оба, — сдавленным шепотом просипел Кипп. — Временно.
 — Замечательный человек, право слово, приютил нас всех…
 — … Эдвардину, Игги…
 — … Гермиону и даже Пончика.
 — Пончика? — перебил Брейди, с интересом разглядывая Киппа, шея которого начала багроветь, что всегда служило признаком надвигающейся бури. — Боже, спаси и помилуй нас, грешных! Что это еще за Пончик?!
 — Это собака, Брейди. Собака!
 Рычание в голосе Киппа и свирепый взгляд, каким сопровождались эти слова, заставили Брейди прикусить язык. Он притих в своем кресле, и только сдавленное хихиканье да еще прыгающие чертики в глазах говорили о том, какое наслаждение доставляет ему это зрелище.
 Но заставить замолчать дядюшку Дэгвуда оказалось не так-то просто.
 — Перевез нас всех сюда, одного за другим. В жизни своей, знаете ли, не ел с таким аппетитом, как сейчас. Эбби говорит, что это потому, что у его светлости доброе сердце…
 — … вот поэтому-то мы сейчас здесь, чтобы обсудить ваше доброе сердце, дорогой племянник. Видите ли, — перехватил инициативу дядюшка Бейли, снова похлопав Киппа по плечу, — нам только что удалось пронюхать, что этот прохвост Лонгхоуп снова решил пустить Приз Бэкуортов на племя — прямо тут, в Лондоне…
 — … просто-таки нарывается на неприятности! Привез жеребца сюда, в город, и будет хвастаться теперь этим сокровищем направо и налево, пускать пыль в глаза…
 — … и мы тут как раз вот о чем подумали. Если вы на короткой ноге с Лонгхоупом, скажите ему при случае, что желаете заполучить на время Приз Бэкуортов — покрыть своих кобыл…
 — … вы могли бы забрать жеребца на недельку…
 — … а потом просто вернуть ему другого. Это ж так просто! Лонгхоуп — идиот…
 — … он вообще ничего не заметит, даже если вы приведете ему кобылу. Отличный план, правда, племянник? Просто уму непостижимо, почему мы не подумали об этом раньше?!
 — Великолепный!
 Стоя между дядюшками — один против двух, потому что Брейди, естественно, в расчет не шел, — Кипп хранил ледяное молчание, дав обоим выговориться до конца. Голова у него шла кругом. Убедившись, что близнецы выдохлись, Кипп решил, что пришло время высказаться и ему. Окинув сиявших стариков свирепым взглядом, он рявкнул на всю комнату:
 — Какого дьявола?! Могу я узнать, что все это значит?!
 Бейли с Дэгвудом как по команде открыли рты, собираясь ответить одновременно, и Кипп мгновенно сообразил, что совершил чудовищную ошибку — ему вообще не следовало ничего спрашивать.
 — Не беспокойтесь, джентльмены, — поспешно поправился он. — Я уверен, Эбби мне все объяснит. — Дружески обхватив обоих стариков за плечи, Кипп начал мягко подталкивать их к двери, одновременно подмигнув Брейди. Поняв, что от него требуется, тот молниеносным движением распахнул дверь. Легкий толчок, и… не прошло и минуты, как оба джентльмена, даже не заметив как, оказались в коридоре. А Кипп, привалившись спиной к створке, с трудом перевел дыхание. Брейди смотрел на него выпученными глазами. Уголки губ Киппа дрогнули в слабой улыбке.
 — Видишь ли, они слегка эксцентричны, — промямлил он.
 — Да, конечно. А я Мальчик-с-пальчик, — хмыкнул Брейди. — Слушай, старина, скажи на милость, о чем они тут толковали?
 — Оставь, Брейди. Это не так уж важно, — отмахнулся Кипп. — Понимаешь, я дал Эбби слово, что не стану вмешиваться в ее дела. А она пообещала, что сама управится со своей зловредной семейкой. Короче говоря, каждый из нас выполняет свою часть сделки.
 — Вот, значит, как? И тебе нисколько не интересно?
 — Еще как интересно, дружище! Но поскольку в данный момент мы с Эбби в таких натянутых отношениях, что даже не разговариваем, думаю, будет разумнее и дальше делать вид, будто я по-прежнему пребываю в счастливом неведении. А потом, подумай сам, Брейди. Неужто тебе действительно хочется узнать, о чем тут толковали два этих старых попугая?
 Брейди задумчиво покачал головой.
 — Если честно, то нет. Я бы с большим удовольствием послушал другую историю — о загадочной Реджине Блисс и достойном викарии из Литл-Вудкота.
 — Нисколько не сомневаюсь. — Кипп дернул за шнурок звонка.
 Появившийся на пороге слуга выслушал от хозяина распоряжение разыскать Джину и сообщить ей, что милорд желает с ней побеседовать. В ожидании появления новенькой горничной Киггп в двух словах рассказал Брейди о событиях, развернувшихся несколько дней назад в Ковент-Гардене, о том, что произошло потом, в спальне его жены, и о разговоре, который он подслушал.
 — Так она не ребенок? Девушке лет пятнадцать-шестнадцать? — удивленно переспросил Брейди и тут же захлопнул рот — в дверь чуть слышно постучали. Наверное, это явилась Джина. — А эта невероятная история, которую она рассказала… Ты думаешь, это ложь от начала и до конца?
 — Скорее даже не одна, а целый ворох вранья, — нахмурился Кипп. — Ну, теперь я выведу ее на чистую воду!
 Представляю, как расстроится Эбби, когда я скажу, что намерен вышвырнуть хитрую девчонку вон, пока она и в самом деле не перерезала всем нам глотки. А Эдвардина, кажется, оказалась права, когда кричала, что всех нас прикончат прямо в постели.
 — Ну, пока же никого не прикончили, — резонно заметил Брейди. В глазах его прыгали лукавые бесенята. — Ах да, по-моему, стучат. Открой, пожалуйста, Кипп. Я просто сгораю от нетерпения увидеть собственными глазами эту самую мисс Блисс!
 Но вместо обманщицы на пороге стояла Эбби, покорно дожидавшаяся, пока ей откроют. Войти без приглашения она не решилась — не те сейчас были у нее отношения с мужем, чтобы запросто к нему входить. Когда он, запершись, сидел здесь, нарушить его уединение было так же-немыслимо, как, к примеру,
 спросить, собирается ли он вернуться в ее спальню. Или признаться, что ей одиноко без него в пустой, холодной постели.
 — Брейди! — ахнула она, когда Кипп распахнул дверь. Забыв, зачем пришла, Эбби вихрем подлетела к графу и повисла у него на шее. — О, Брейди, как же я рада вас видеть! — И незаметно прижалась губами к его уху. — Он по-прежнему ни о чем не подозревает, — еле слышно прошептала она. — И если вы меня хоть сколько-нибудь любите, сделайте так, чтобы он никогда не узнал, какую роль вы сыграли в этой истории. Хорошо? Вы обещаете?
 — А вы хорошеете с каждым днем, милая Эбби. Киппу здорово повезло. — С этим словами Брейди шаловливо чмокнул ее в ушко, украдкой прошептав: — Не волнуйтесь, дорогая, все под контролем. Вы в такой же безопасности, как сокровища британской короны. Не забудьте — я пока еще очень дорожу собственной шкурой.
 Кипп молча стоял в стороне, глядя, как Эбби радостно обнимает Брейди… как Брейди обнимает Эбби.
 Да, Кипп и правда был неплохим человеком — добрым, отзывчивым, внимательным, да и сердце у него было золотое. Иначе говоря, муж у Эбби был просто замечательный.
 Но если прямо сейчас, угрюмо размышлял Кипп, Брейди не оставит в покое его жену, он собственными руками разорвет приятеля на куски.
 Эбби вцепилась в Брейди, умоляя его остаться. Здравый смысл подсказывал ей использовать графа в качестве буфера между ней и мужем. А после того как Кипп, взяв жену за локоть, подвел ее к креслу, по пути сообщив, что им надо серьезно поговорить, Эбби поклялась себе ни за что не позволять Брейди уйти.
 — Надеюсь, разговор пойдет о чем-то приятном? — отважилась она пошутить в надежде, что увидит на лице мужа улыбку. Но Кипп еще больше помрачнел, и из груди Эбби вырвался тяжелый вздох. — Ясно. Похоже, не очень-то веселые меня ждут новости.
 — Посмотрим, мадам, — пожал плечами Кипп, усадив жену напротив и усевшись сам. — Видите ли, мне нужно сообщить вам весьма неприятное известие — ваш удивительный найденыш, бесценный бриллиант, который вы отыскали в Ковент-Гардене, иначе говоря, ваша новая швея совсем не та, за кого себя выдает.
 — О Господи, Кипп, стало быть, речь опять пойдет об этой загадочной Джине Блисс! — фыркнул Брейди, наливая всем вина. — Так, говоришь, она швея? И ты счел необходимым послать человека проверить прошлое какой-то швеи?! Вот уж никогда бы не подумал, что ты такой педант! Нет, пойми меня правильно, я высоко ценю ваше доверие, участвовать в обсуждении ваших семейных дел для меня огромная честь, поскольку это говорит о том, что я для вас не чужой человек. Или я призван сюда в качестве судьи? Тогда я польщен!
 Сердце Эбби слегка екнуло, однако она постаралась, чтобы выражение ее лица осталось таким же спокойным, как и было до этого, что, видя ухмылку на лице Брейди, было нелегко сделать. Пожав плечами, она сделала вид, что не слышала его слов.
 — Она не та, за кого себя выдает? Тогда кто она такая на самом деле?
 Кипп, откинувшись на спинку дивана, внимательно вглядывался в лицо жены, стараясь угадать, как она воспримет то, что он сейчас ей скажет.
 — Кто она? Наглая врунья — это уж точно. А вот водятся ли за ней другие грешки — это нам предстоит выяснить.
 Вскочив, Кипп принялся расхаживать по комнате. Ему не сиделось на месте — сидеть напротив Эбби, видеть ее было мучительно. Хотя бы потому, что при одном лишь взгляде на жену в нем сразу вспыхивало желание.
 — Я помню, вы решили, мадам, что справитесь со всеми проблемами без моего вмешательства единственно потому, что считаете их своими. Вы дали мне понять, что в моей помощи не нуждаетесь. Однако я счел себя вправе присутствовать при вашем с Реджиной разговоре — хотя бы для того, чтобы убедиться лично, не преступницу ли мы приютили. Гиллет уже предупрежден, он послал кого-то из слуг ее задержать — о, как бы случайно! Так что у вас,
 мадам, есть время обдумать вопросы, которые вы сочтете нужным задать этой особе.
 — А вот я уже придумал добрую дюжину, — вмешался Брейди. И тут же поспешно вжался в кресло, по взгляду Киппа безошибочно угадав, что его терпение на исходе.
 — Не преступница ли она?! О, Кипп, да что вы такое говорите?! Как вы можете думать о девочке так плохо? Джина получила превосходное воспитание… я хочу сказать, до этого дня она ни разу не дала мне оснований… О Боже! Ничего не понимаю! Но почему она нам солгала?!
 — Возможно, потому, что ее происхождение далеко не так безупречно и невинно, как мы с вами слышали. Если не ошибаюсь, граф Аллертон был так жесток, что вышвырнул бедное дитя из дому после того, как умерли ее дядя с теткой — ее единственные родственники. Дядюшка, по ее словам, был там викарием — так, кажется? А, вот и она сама. Входите, Реджина, — заметив на пороге девушку, приказал Кипп. Потом, повернувшись к жене, вежливо кивнул, предоставляя ей право задать первый вопрос.
 — Милорд, миледи… сэр, — пробормотала Джина, присев в изящнейшем реверансе, причем сделала она это так, что каждый из присутствующих мог принять его на свой счет. Девушка обежала взглядом огромную комнату, ненадолго задержав взгляд на Брейди, и почти сразу же скромно потупилась. — Вы желали меня видеть? — почтительно спросила она, не отрывая глаз от ковра.
 Эбби задумчиво и печально разглядывала Реджину, которую она подобрала на улице и привела в их дом. В дом Киппа. За эти несколько дней она слегка отъелась и сейчас, в темно-синем платье и туго накрахмаленном фартуке, выглядела прехорошенькой. Юная, скромная и чистенькая. Неужели это воплощение невинности на самом деле прожженная лгунья?!
 — Да, Джина. Хотели. Видишь ли… похоже… ты, наверное, удивишься, но нам с его светлостью — о, чисто случайно! — стало известно… вернее, нам сообщили…
 — Так дело не пойдет, — перебил Кипп, видя, что Эбби так и не решается начать разговор. — Реджина, вы солгали нам. Мой человек в Литл-Вудкоте встретился с викарием и его супругой. Оба они живехоньки и слыхом не слыхивали ни о какой Реджине Блисс. Ну, что вы на это скажете?
 По лицу Реджины словно пробежала рябь. Чувства, обуревавшие ее, так быстро сменяли друг друга, что у Эбби, не спускавшей с нее глаз, даже закружилась голова. Страх. Гнев. Подозрительность. Злоба. Единственное, чего она не заметила, — это раскаяния.
 — Думаю, — заговорила наконец Реджина, — что вы вряд ли мне поверите, если я скажу, что перепутала название города. Что это был вовсе не Литл-Вудкот.
 — О, да она не из трусливых! А она мне нравится, эта маленькая шельма! — ухмыльнулся Брейди. Пересев поближе, он весело улыбнулся Реджине.
 Скромно склонив головку на плечо, горничная застенчиво улыбнулась ему в ответ. Потом, спохватившись, хлюпнула носом, и на ее подвижном лице появилось выражение искренней скорби и отчаяния.
 — Брейди, прекрати. Нет, Джина, не старайся выжать из себя слезы. Вряд ли они искренние, — вмешалась Эбби, стараясь не выдать своего раздражения. Как она могла, эта мерзавка?! Как посмела ей солгать? И это после всего, что она для нее сделала! Или правда, которую она стремилась скрыть, была слишком ужасна?
 — Мне очень жаль, мэм, — опустив голову, прошептала Джина, словно в ответ на ее мысли. — Но, зная правду, разве решились бы вы предоставить мне приют в вашем доме? Едва ли. Поэтому легче выдумать историю про викария и его жену, легче представиться бедной сироткой, чем той, кто я на самом деле, — падчерица, удравшая из дому после смерти матери. Я не хотела рисковать, потому что вы, узнав правду, могли отослать меня домой. А я бы скорее умерла, честное слово, чем снова вернулась туда, к этому ужасному человеку, на его ужасную прядильную фабрику! Он… он хотел, чтобы я работала там, мэм, по шестнадцать часов кряду! Как будто эта фабрика не принадлежит и мне тоже! Ведь когда-то она принадлежала моему отцу! Нет, мэм, никогда! Я бы там и дня не выдержала! Особенно после того, как умерла мама!
 Прозрачная слезинка, повиснув на ресницах Реджины, скатилась на ее накрахмаленный фартук.
 — Так, значит, ты сбежала из дому? Потому что твой отчим был к тебе жесток? — сочувственно спросила Эбби. Сердце ее невольно дрогнуло. — А твоя мать умерла? Ох, бедняжка, бедняжка! Кипп, надеюсь, теперь вы раскаиваетесь?
 — Вы что — поверили этой нелепой выдумке?! — поразился виконт. Он был настолько потрясен, что едва мог говорить. — Эбби, ради всего святого…
 — А вот я ей верю, — вмешался Брейди, успев заметить гнев в фиалковых глазах Эбби. — Вернее, не совсем. Впрочем, какое это имеет значение? Судя по всему, она добрая девушка. Даже Кипп это видит. Правда, Кипп?
 — У меня, слава Богу, есть глаза, Брейди, — с нажимом проговорил Кипп. От его внимания не укрылось, что его приятель сражен красотой Реджины. — Между прочим, если ты сам этого не заметил, девушке нет еще и шестнадцати!
 — Правда? — изумился Брейди. — И все-таки я ей верю. Жестокий отчим может быть хуже дьявола. К несчастью, такие случаи не так уж редки.
 — Ты можешь идти, Джина, — буркнул Кипп. Он окончательно выдохся и к
 тому же не испытывал ни малейшего желания спорить с женой и приятелем, тем более что сам он был абсолютно уверен, что эта «правдивая» история — очередная ложь. — Но предупреждаю — мы снова вернемся к этому разговору, и очень скоро.
 — Да, милорд, — присев, прошептала Реджина. И опрометью выскочила из комнаты.
 — Надеюсь, вы понимаете, что она и сегодня не сказала ни слова правды? — обращаясь к Эбби, сурово спросил Кипп.
 И Эбби стало ясно, что к тяжелому грузу забот, лежавших на ее плечах, добавилась еще и эта.
 — Знаю, — вздохнув, кивнула она мужу. — Но я это улажу.
 — Ну конечно! — хохотнул Кипп. Но в смехе его не было и намека на веселье.
 — А знаете, — задумчиво проговорил Брейди, решив, что пришло время вмешаться, — кого мне напомнила эта девчонка? Ну как же? Типичная героиня романов Араминты Зейн! Она как будто сошла со страниц одного из тех дурацких романов, которые дамы днем рвут друг у друга из рук, а по ночам поливают слезами! Ты согласен, Кипп? Загадочная красотка с темным прошлым, которой отовсюду угрожает неведомая опасность! Эбби, а вы что скажете? Вы ведь тоже читали мисс Зейн, не так ли? Похоже, друзья мои, впереди вас ждет захватывающее приключение! Все, чего не хватает мисс Блисс, это благородного героя. А ты как думаешь, Кипп?
 — Послушай, ты, случайно, не забыл, что тебя ждет твой портной? — сердито проворчал Кипп, с досадой подумав о том, что его приятель что-то уж слишком разболтался. Пора положить этому конец. — Надеюсь, что нет. Тем более что я дал слово поехать вместе с тобой — просто для того, чтобы не дать тебе вляпаться в очередную историю. Ну так как — едем?
 Эбби не шелохнулась, когда мужчины, откланявшись, вышли из комнаты, — ей было просто не до них. Мысли ее блуждали вокруг сегодняшней неприятной истории с Реджиной Блисс. А тут еще, как назло, дядюшки вновь принялись составлять планы, как вернуть назад Приз Бэкуортов! Да разве дело только в них? А Гермиона, которая только этим утром громогласно рассуждала, как хорошо будет после окончания сезона погостить в Уиллоуби-Холле? А Эдвардина, без умолку трещавшая о молодом лорде Уилкинсе, ничем не примечательном младшем сыне, к тому же без гроша в кармане? А Игги, по-прежнему угрожающий ей разоблачением? И Кипп… Кипп, который даже не подозревает о ее любви… и наверняка возненавидит ее, случись ему узнать об этом!
 Как жаль, что она не католичка, вздохнула Эбби. Сейчас она впервые пожалела, что не может бросить все и постричься в монахини.




 Глава 20


 Оставив Брейди в надежных руках портного, Кипп распрощался с другом и вышел на улицу. Остаток дня он бродил по Лондону, ругая себя на чем свет
 стоит. Лучше всего у него почему-то получалось называть себя ослом. Тупой осел. Упрямый осел. Надутый осел. Осел, который с идиотским упрямством продолжает цепляться за прошлое и старается не думать о будущем. Осел, из которого слова не вытянешь, — такой же унылый и скучный, как консервированная спаржа.
 Осел, который даже самому себе боится признаться в том, о чем он думает.
 А думал он о многом. Сотни раз он перебирал в памяти все, что услышал от Эбби во время их первой настоящей ссоры, снова и снова повторяя про себя те обвинения, которые она бросала ему в лицо, с горечью признавая, что все до единого, они имели под собой основание.
 Главное, что его смущало, — ему нравилась Эбби. Очень нравилась, причем с каждым днем все сильнее. Даже не просто нравилась, а…
 К своей досаде, он теперь не знал, что с этим делать.
 Проклятие, как же быть?!
 Он рассчитывал обзавестись женой в надежде, что это позволит ему избежать унизительной жалости Джека и Мэри.
 А вместо этого получил друга. Настоящего друга.
 Надежного друга.
 Или все-таки больше, чем просто друга?
 Оказавшись на Бонд-стрит, Кипп отослал экипаж, решив вернуться к себе на Гросвенор-сквер пешком, рассчитывая на то, что по дороге постарается обдумать все детали. Он шел, глядя под ноги и не особенно думая о том, куда идет. Мысли его были заняты Эбби. Что, если она возьмет да сбежит от него, если он предложит — только предложит, не больше! — попробовать начать все сначала? Попробовать стать друг для друга не просто друзьями… не только удобными партнерами.
 Эту мысль тут же сменила другая, еще более неприятная. В конце концов, Мэри поначалу была для него тоже всего лишь надежным другом — и вот чем все это закончилось!
 Безответная любовь обречена с самого начала. Киппу казалось, он всегда это понимал, просто боялся себе признаться. Но хватит ли у него смелости вновь пройти через это, снова отдать сердце женщине… да и нужно ли оно ей? Ведь Эбби никогда ни словом, ни жестом не дала ему понять, что хочет царить в его сердце. Кипп грустно усмехнулся. Наверное, она с радостью вырвала бы его, чтобы зажарить на сковородке, невесело подумал он. И сказать по правде, он мог ее понять.
 Потому что он вел себя как осел.
 Даже как стадо ослов.
 Они договорились, что каждый из них будет жить собственной жизнью, играть в свете роль любящих супругов, по ночам стараться зачать наследника и никогда не вмешиваться в дела другого. Идиотский план!
 Какое-то время — правда, недолго — ему даже доставляло удовольствие наблюдать, как она настойчиво, хотя и безуспешно, пытается обуздать своих сумасшедших родственничков, всю эту ненасытную свору Бэкуорт-Мелдонов. Но теперь, похоже, настало время ему вмешаться и выяснить наконец, что, черт возьми, происходит — даже если это его убьет, — а затем протянуть жене руку помощи. Сыграть героическую роль эдакого корсара, разом решив все проблемы, что позволит ему вырасти в ее глазах и заодно обзавестись нимбом святого. А потом останется только ждать, когда Эбби, захлебываясь слезами благодарности, упадет ему на грудь, — и это позволит ему затащить ее в постель.
 Проклятие, с тоской думал Кипп, как же он жаждет вновь оказаться в ее постели! Как он изголодался по ней! По ее смеху… ее легкомыслию… ее страсти.
 И тут неожиданно внимание Киппа обратила на себя пара, шествовавшая под ручку по другой стороне улицы. Рассмотрев их повнимательнее, он остолбенел от удивления. Какого черта? Что могла тут делать Роксана, да еще в компании Игги? Кипп даже представить себе не мог более неподходящих друг другу… кого? Любовников? Смешно, честное слово! Но тогда кого же? Друзей? Полный абсурд! Внезапно в мозгу его вспыхнула догадка, настолько ошеломившая его, что на скулах Киппа вздулись желваки. Сообщники!
 Да-да, сообщники! Вот это уже ближе к истине, сделал он вывод. Итак, они сообщники. Из чего получается, что они задумали какое-то грязное дело. Но какое? И кому теперь угрожает опасность?
 Глупый вопрос. Ответ был настолько очевиден, что Кипп чуть не засмеялся, поняв, кого эта парочка наметила своей жертвой. Конечно же, Эбби! Его жену! Жену, которая то ли по свойственному ей легкомыслию, то ли просто по доброте сердечной позволила Игги остаться в их доме даже после изгнания Ларк.
 Черт возьми! Слепой идиот, как же он раньше не догадался?! Эбби, конечно, привязана к своим родственникам, однако она не из тех, кого можно безнаказанно водить за нос. И она выставила бы Игги из дома пинком под зад, если бы… Только угроза могла заставить ее передумать. Значит, Игги ей угрожал? Нет, скорее всего не ей, а ему, Киппу. И она смирилась, даже предпочла поссориться с ним — лишь бы он ничего не узнал! Лишь бы он не узнал, как отчаянно она нуждается в его помощи!
 Тем более что он, мягко говоря, и не предлагал ее.
 Осел! Ну самый настоящий осел!
 Кипп решил, что следует начинать с малого. Захватив первый, самый слабый редут, он сможет потом бросить свою армию на штурм главной крепости — Игги… и Эбби.
 — Джентльмены, — приветливо поклонился Кипп, когда после вежливого стука в дверь гостиной туда один за другим вошли дядюшки, — как это любезно с вашей стороны — столь быстро откликнуться на мое приглашение! Прошу вас, устраивайтесь поудобнее. И приступим к делу, согласны?
 Дядюшка Дэгвуд с глуповатым видом молча смотрел на него. В отличие от брата дядюшка Бейли решил воспользоваться случаем, чтобы как следует разглядеть гостиную — единственную комнату в особняке, где они еще не побывали.
 — К какому делу, племянничек?
 — Прекрати строить из себя осла, Дэгвуд! — рявкнул Бейли, подкрепив свои слова увесистым тычком под ребра брату. — Мальчик наверняка хочет сказать, что решил нам помочь. Разве ты забыл, как мы давеча просили его устроить нам это дельце? Ох, Дэгвуд, это все твое обжорство виновато! Не успел вылезти из-за стола после завтрака, как уже мечтаешь об обеде! Вон как разжирел, прямо рождественский гусь! — бубнил он, сердито глядя на брата, и в завершение своей речи стукнул его кулаком прямо в округлый живот. Потом, тяжело вздохнув, сложил руки на груди, обтянутой нарядным жилетом, красоту которого несколько портили пятна от морковного супа. — Итак, племянник, я слушаю. Значит, вы решили нам помочь?
 Кипп облокотился на стол, в который уже раз задавая себе вопрос: как, черт побери, удалось Эбби не спятить, столько лет имея дело с этой… необычной публикой? Он молча смотрел, как близнецы сердито пихались локтями на слишком короткой для двоих кушетке и огрызались друг на друга, словно голодные собаки. Но вот они наконец успокоились, одинаковым движением пригладили вставшие дыбом седые волосы и с благостной улыбкой переглянулись.
 — Итак, джентльмены, во-первых, я намерен рассказать вам о том, что поведал мне Тиллет, а ему, вне всякого сомнения, куда лучше известны ваши проблемы, чем мне.
 — Что?! — Дядюшка Бейли подскочил, словно в него воткнули булавку. — Так Эбби вам не сказала? Выходит, она не поведала вам, как…
 — … этот болван Гарри упился до положения риз…
 — … и проиграл в карты Приз Бэкуортов…
 — … наше богатство! Не забывай об этом, братец. И кому? Этому подлецу Лонгхоупу!
 — Кажется, братец, я догадываюсь, почему Эбби ничего не рассказала ему. В конце концов, это ведь ее Гарри виноват в том, что мы теперь разорены! Бедная девочка! С тех пор она так старалась уладить наши дела! Так что грех на нее обижаться, хотя она порой бывала так утомительна со своими вечными нотациями, так тряслась над каждым грошом, что никакого терпения не хватало!
 — Верно, верно. Но теперь всем нашим бедам конец. Раз его светлость решил вернуть нам наш бесценный Приз Бэкуортов, стало быть, дело в шляпе! Ах, как замечательно!
 Кипп молча слушал этот бесконечный диалог, чувствуя себя зрителем во время игры в волан. Потом, когда терпению его пришел конец, а близнецы очень вовремя выдохлись, он решил вмешаться, чтобы наконец покончить с этим дурацким спектаклем.
 — Для начала, джентльмены, давайте оставим в покое мою жену, согласны? Ей и так уже немало пришлось перенести — по вашей вине, да и по моей тоже. А во-вторых, зарубите себе на носу, дорогие дядюшки, что я вовсе не намерен просить у Лонгхоупа жеребца, чтобы покрыть своих кобыл. И уж во всяком случае, у меня и мысли не было воспользоваться его неопытностью и подменить лошадь, как вы советовали. Сам не знаю почему… но этот ваш план мне не подходит. Совсем не подходит. Наверное, все дело в том, что… в общем, не знаю, как вам, а мне почему-то не хочется болтаться в петле, если об этом деле станет известно. Надеюсь, вы меня простите, джентльмены?
 — Простить его? Что ты об этом думаешь, братец?
 — Как это? Ничего не понимаю… Разве можно простить человека за то, что он не сделал?
 Кипп растерянно запустил пальцы в волосы, догадавшись наконец, как Эбби ухитрилась сохранить рассудок. Ей просто помогло ее удивительное чувство юмора. А ничего комичнее близнецов Бэкуорт-Мелдон просто вообразить себе невозможно.
 — С вашего разрешения я продолжу, джентльмены. Я дал слово, что помогу вам, и слово свое я сдержу. Сказать по правде, я уже приступил к реализации своего плана — заметьте, своего, — в подробности которого я не намерен вас посвящать, и очень надеюсь, что к концу недели Приз Бэкуортов будет уже в ваших конюшнях, в Систоне.
 — Великолепно! — завопил дядюшка Дэгвуд, вскочив на ноги.
 — Высший класс! — вторил ему дядюшка Бейли. Не в силах сдержать радость, старик извлек из кармана жилета носовой платок и растроганно промокнул увлажнившиеся глаза. — Вы великий человек, племянник! Я всегда это говорил!
 — Да, я знаю, — скромно подтвердил Кипп и окинул их таким взглядом, что размякшие старики вмиг присмирели. — Если вы заметили, джентльмены, я сказал, что надеюсь на то, что жеребец вернется в Систон. Я ведь не давал вам слово, что так оно и будет, верно? Потому что, джентльмены, я человек дела. И, как человек дела, в обмен на свою помощь хочу попросить вас об одолжении. Можете считать, что это мое условие. Поверьте, мне крайне неловко, что приходится прибегать к столь жестоким мерам, однако жизнь есть жизнь, знаете ли.
 — Условие? — переспросил дядюшка Дэгвуд, снова устроившись на кушетке. — И чего же вы хотите, племянничек? А-а, кажется, я догадался — чтобы Приз Бэкуортов бесплатно покрывал ваших кобыл?
 Поразмыслив немного над этим щедрым предложением, Кипп кивнул:
 — Что ж, звучит неплохо. Думаю, это будет справедливо. Но, признаюсь вам, это все же не самое главное, чего я бы хотел. Точнее, это не то, что мне нужно.
 — Но тогда что же вам от нас нужно? — удивился дядюшка Бейли, сунув в карман носовой платок.
 — Сейчас скажу, — весело произнес Кипп, почесав подбородок. — Как бы это выразиться поделикатнее? Нет, пожалуй, поделикатнее не получится. Лучше уж напрямик. Так вот, джентльмену, я хочу, чтобы вы исчезли! Уехали отсюда как можно скорее, лучше всего еще до восхода солнца. И отправились домой, в Систон. Ну как, согласны?
 Близнецы обменялись быстрыми, понимающими взглядами.
 — Ну, в Элджин-Марблс мы уже были…
 — … а вчера к тому же посмотрели тот забавный фарс в «Ковент-Гардене»…
 — … еще даже лучше! А без Гермионы и этой ее отвратительной мохнатой твари мы уж как-нибудь обойдемся.
 — О, простите великодушно, джентльмены! Неужели я забыл упомянуть, что ваша невестка и ваша племянница отправятся в Систон вместе с вами? И этот мерзкий комок шерсти — тоже? А все моя проклятая рассеянность.
 — Путешествовать в обществе дам? А взамен… Приз Бэкуортов? М-да… не очень-то приятная перспектива, племянничек, но, думаю, мы как-нибудь справимся. Э-хе-хе… Ну и удружили вы нам!
 — А как насчет нашего содержания? Мы по-прежнему будем его получать? — подозрительно спросил дядюшка Дэгвуд. Из-за его спины раздался жалобный стон Бейли, но Дэгвуд быстро утихомирил брата, стукнув его по спине.
 — Только если на момент выплаты вы оба будете в Систоне, — объявил Кипп.
 На этом разговор закончился — старики, толкаясь локтями, поспешно кинулись к себе в комнату укладывать вещи.
 — Гиллет, — смущенно пробормотал десять минут спустя Кипп. Обегав весь дом, он наконец отыскал дворецкого в его комнатке за кухней. Откинув голову на спинку кресла и опустив больную ногу в горячую воду, старый слуга отдыхал. — Нет, ради всего святого сидите, старина! Гиллет, я вот о чем хотел спросить… Вы по-прежнему намерены оставить меня и уехать в Уэльс?
 Гиллет, всю свою долгую жизнь простоявший навытяжку, сорвался с кресла, поспешно вытер ногу и замер в почтительной позе. Однако в глазах его, когда он смотрел на своего молодого хозяина, сквозила почти отеческая тревога.
 — Оставить вас, сэр? О нет! Я хотел оставить службу. Улыбка Киппа стала грустной — выходит, и на этот раз Эбби оказалась права. А он-то, дурак, расценивал просьбу Гиллета как предательство!
 — Да-да, конечно, Гиллет. Я не совсем удачно выбираю слова, но… Однако вы не ответили на мой вопрос. Знаю, вы были настолько добры, что предложили остаться, помочь моей жене в первое время, и, поверьте, я очень это ценю. Но вы по-прежнему намерены оставить… службу у меня?
 Плечи Гиллета поникли. И тут Кипп внезапно понял, насколько стар его дворецкий, как безумно он устал за всю свою долгую жизнь. «Должно быть, мечтает, как станет греться у огня в собственном домике», — сочувственно подумал Кипп. И, положив руку на плечо дворецкого, попросил:
 — Может быть, подождете хотя бы до конца сезона, дружище? Это ведь всего несколько недель, а потом мы все вернемся домой, в Уиллоуби-Холл, вы соберете свои пожитки, и езжайте себе в свой Уэльс! Ну, согласны?
 — Да, милорд, спасибо, — пробормотал старый Гиллет. Подбородок его вдруг предательски задрожал, в глазах заблестели слезы. — И знаете что, сэр? Вы всегда были хорошим мальчиком, да, всегда! Просто передать не могу, как я счастлив за вас и ее светлость!
 — Спасибо, Гиллет, — искренне поблагодарил Кипп. И чуть ли не бегом выскочил из комнаты, чувствуя, как у него защипало глаза, — до того, как старик смутится еще больше. И уж конечно, до того, как он сам опозорится окончательно.
 Дверь, разделявшая спальни супругов, хлопнула.
 — А, вот вы где! Ну и чем вы занимаетесь, позвольте спросить?
 Кипп с улыбкой поднял глаза на жену. Впрочем, он давно уже просто притворялся, что читает.
 — Читаю, — не стал отпираться он. А про себя в который раз удивился, замечает ли кто-нибудь еще, кроме него самого, какой удивительно хорошенькой становится в гневе его не слишком красивая жена.
 — Читаете, значит, — прошипела Эбби. — В чем дело, Кипп? Не можете отказать себе в удовольствии сунуть нос в мои дела?
 — Значит, вы уже успели поговорить с дядюшками? — догадался он.
 — А вы как думали? Проклятие! С ними, с Гермионой — между прочим, она уже в постели, так что не рассчитывайте избавиться от нее прямо сейчас! С Эдвардиной — тоже, она, кстати, рада вернуться домой. Говорит, что в Лондоне ей очень нравится, но лучше уж она подождет до следующего года. Заодно и к очкам немного привыкнет. Тоже, кстати, ваша идея? Ну конечно! А я-то много раз пыталась ее уговорить!
 — Возможно, вы просто выбрали неверный подход, мадам? — Захлопнув книгу, Кипп бросил ее на столик.
 — Считаете себя самым умным, да? — фыркнула Эбби.
 — Простите, я обязан был еще до свадьбы предупредить вас, что это один из многих моих недостатков, — покаянно признался Кипп. — Кстати, я, кажется, забыл сказать, что нанял управляющего — заниматься делами Бэкуорт-Мелдонов. У него прекрасные рекомендации. Надеюсь, он сможет помешать вашим родственничкам разориться окончательно. Что же до Гермионы, думаю, будет лучше, если ваши дядюшки убедят ее вернуться в Систон. Ни минуты не сомневаюсь, что для них это не составит ни малейшего труда — при их-то эгоизме!
 — И вовсе они не… Ну конечно, вы правы. Эгоисты до мозга костей. И все-таки я их люблю! Да и всех остальных — тоже… почти всех, — добавила Эбби, вспомнив негодяя Игги. — Ну а если теперь вы ждете от меня благодарности за то, что так ловко уладили мои дела, то напрасно! Да я скорее повешусь!
 — Что ж, я вас не виню. — Кипп усадил жену в кресло перед камином. — Надеюсь, вы заметили, что я не стал вмешиваться в ваши отношения с племянником? Что-то подсказывает мне, что вы справитесь с ним куда лучше меня.
 О Роксане не было сказано ни слова. Кипп нисколько не сомневался, что Эбби уладит и это дело тоже, однако держал ситуацию под контролем, готовый тут же прийти на помощь, если окажется, что он переоценил возможности своей жены.
 Эбби улыбнулась — ей вспомнился коварный план, который они придумали вместе с Софи. Падение Игги должно было произойти в день раута. Эбби повернулась к мужу, глаза ее сияли.
 — А тот прием, который мы даем в пятницу… Выходит, они уедут до него?!
 Кипп кивнул, даже не пытаясь скрыть довольную ухмылку при виде ликования жены.
 — Счастье-то какое! — подмигнул он ей. — Не надо бояться, что дядюшки опять примутся рассказывать всем и каждому, как Гарри когда-то проиграл их драгоценного жеребца! Что Эдвардина сослепу свалится с лестницы и свернет себе шею! Что Гермиона напьется в стельку, а этот мерзкий Пончик описает подол герцогини! Может быть, вам захочется сказать мне «спасибо»? Ну, хотя бы не прямо… но я бы мог подсказать вам парочку способов отблагодарить меня как-то иначе…
 Но Эбби движением руки попросила мужа не продолжать.
 — Но почему, Кипп? — со слезами в голосе спросила она. — Почему вы решили мне помочь? И это после того, когда я была так груба… когда наговорила вам столько всего ужасного…
 — Вы на многое открыли мне глаза, Эбби, — тихо произнес Кипп, глядя в затуманенные слезами глаза жены.
 — Вот и хорошо, — кивнула Эбби. Теперь, когда они с мужем помирились, жизнь снова заиграла яркими красками. — А кто рассказал вам о нашем знаменитом жеребце?
 — В основном Гиллет, хотя и ему было известно немногое — только то, что ваши дядюшки уверены, будто Лонгхоуп мошенническим способом завладел их жеребцом после того, как, ваш покойный супруг оставил за карточным столом все свое состояние. Ах да, и еще они хотели, чтобы я одолжил у Лонгхоупа этого жеребца — покрыть своих кобыл, — а потом подсунул ему другую лошадь. Согласись я — и меня неминуемо вздернули бы на виселице. Только я не согласился. А что, есть еще что-то, чего я не знаю?
 — И еще сколько! — смеясь и плача, пролепетала Эбби. — Вы не представляете, какие планы они строили все эти годы! Выиграть жеребца в карты, выкрасть его из конюшни под покровом ночи! А на прошлой неделе им пришло в голову выдать Эдвардину за сына Лонгхоупа! Слава Богу, мальчишке лет двенадцать, так что мне удалось их отговорить. Мне страшно жаль их, поверьте. Тем более что Лонгхоуп и в самом деле их надул… но чем я могла им помочь? А как вам удалось устроить, чтобы Приз Бэкуортов вернулся назад?
 — Правду? — ухмыльнулся Кипп. — Видите ли, я сделал то, до чего ни один из вас в жизни бы не додумался. Я просто его купил.
 — Вы его купили?! — Глаза Эбби вспыхнули. — Бог ты мой, Кипп, да вы просто гений!
 — Конечно, — самодовольно произнес он. — А кроме того, я добрый, милый и… Впрочем, все это мне твердят с утра до вечера. Так что вам лучше придумать что-нибудь новенькое, иначе я просто лопну от гордости за самого себя!
 — Вот глупый! — рассмеялась Эбби.
 — Для начала неплохо! — одобрительно кивнул Кипп. — Сознаюсь по секрету — я действительно дурак, Эбби. Самовлюбленный идиот. Эгоист еще почище ваших противных родственничков. Кстати, неужели вы думаете, что я решил им помочь исключительно из любви к ним?
 — Любви к ним? Нет, не думаю, — покачала головой Эбби, гадая, надолго ли хватит ее выдержки. Быть так близко — и в то же время так ужасно далеко от него — и не кинуться в объятия? Не покрыть поцелуями дорогое лицо? — Тогда что же заставило вас им помочь?
 Поднявшись, Кипп протянул руку жене, с галантным поклоном помог ей подняться с кресла и потянул за собой в гардеробную.
 — Мне хотелось поскорее покончить с маленькими проблемами и освободить место для больших. А ведь они пока еще есть, и их немало, вы согласны?
 Эбби споткнулась, растерянно глядя на мужа. Выходит, он знает об Игги? И о Роксане — тоже? Похоже, ему известно все… кроме того, что она имела несчастье в него влюбиться? Но что у него на уме? Может, решил напомнить ей об условиях их сделки?
 — Неужели?
 Кипп, осторожно приподняв Эбби подбородок, заглянул ей в глаза.
 — Да, есть. И немало. Но слава Богу, ничего такого, что не могло бы подождать, потому что у меня есть для вас маленький подарок. Можете считать его искупительной жертвой за все огорчения, которые я вам причинил.
 — Подарок? — удивленно переспросила совершенно сбитая с толку Эбби. Не успела она решить, что знает его вдоль и поперек, как ему снова удалось ее удивить. — И где же он? В вашей гардеробной?
 И тогда она услышала это. Сначала легкое царапанье. Потом жалобный плач, словно хныкал обиженный ребенок. Эбби бросила недоуменный взгляд сначала на дверь гардеробной, потом на своего загадочно ухмыляющегося супруга.
 — Господи… что там у вас? Надеюсь, вы не додумались запереть там Пончика?!
 — Бог с вами! Я еще не сошел с ума!
 — Но… но там же какое-то животное! Кипп, ну что вы смеетесь?!
 — Может, хватит гадать? Просто откройте дверь, а то вы будете приставать ко мне с расспросами до завтрашнего дня!
 Эбби открыла дверь.
 Оттуда прямо ей в руки выкатился толстенький пушистый шарик. Огненно-рыжий мех, толстые лапы и бешено виляющий хвостик, слишком длинный для столь маленького тельца. Длинные, свисающие до самого пола уши, узкая изящная мордочка с носом-пуговкой. И два огромных, влажных карих глаза, с восторженным изумлением взирающих на этот дивный, замечательный мир. Сердце у Эбби замерло…
 Упав на колени, она протянула к щенку руки, и он, охотно забравшись к ней на колени, с восторгом принялся лизать ей лицо и даже игриво покусывать за уши.
 — Ох, какая прелесть! — ахнула Эбби, прижав к себе теплое извивающееся тельце. — Правда, Кипп, она прелесть? Это девочка, да? А что это за порода?
 — Как вы уже догадались, моя дорогая, это и в самом деле собака. Настоящая собака. Насчет ее предков ничего определенного сказать не могу, однако, судя по рыжей шерсти, без сеттера тут наверняка не обошлось. Посмотрите, какие у нее огромные лапы. Когда вырастет, будет весить никак не меньше четырех стоунов и головой доставать вам до пояса. Ну и как вам мой подарок, Эбби?
 — О, я уже обожаю ее! — восторженно выдохнула Эбби. Подхватив щенка на руки, она повернулась к Киппу. Сияющее лицо ее было залито слезами. Она бросилась мужу на шею… но песик уперся всеми четырьмя лапами ему в грудь. — Как только вам это удается, не понимаю! Вы всегда знаете, что мне подарить… как сделать меня счастливой! Знаете, Кипп, иной раз мне кажется, что я просто не заслуживаю такого мужа, как вы!
 Кипп ласково потрепал щенка за уши.
 — Знаете, Эбби, — эхом повторил он ее же слова, — вы тоже сделали меня счастливым. Однако для полного счастья мне не хватает только одного. Угадайте, о чем я думаю?
 Эбби в ответ лишь крепко прижала к себе щенка, изо всех сил стараясь казаться спокойной, хотя сердце у нее так и подпрыгнуло.
 — О чашке горячего чая с булочкой?
 Кипп задумчиво поднял глаза к небу, потом покачал головой.
 — О партии в шахматы?
 На губах его мелькнула улыбка.
 — Уже теплее!
 — Знаю! — торжествующе крикнула она, спустив щенка на пол. — Вы ведь решили отослать мое семейство в Систон. А поскольку человек вы обстоятельный, то вам, наверное, хочется узнать, что это за место. Так вот, Систон находится в Лестершире, а это графство, как вам известно, славится на всю Англию благодаря своим овцам, равных которым не найти во всем мире, породистым коровам, а также…
 Она не закончила.
 Издав гортанное рычание, Кипп подхватил жену на руки и чуть ли не бегом бросился в свою комнату, где стояла громадная кровать. Эбби захихикала. Кинув ее на постель, Кипп одним прыжком присоединился к жене.
 — … своим лошадям, — пробормотала Эбби, прежде чем Кипп смял губами ее рот.
 Она еще успела подумать, что ее заветное желание сбылось — ей удалось заманить Киппа в постель. Только вот значит ли это, что их отношения с мужем изменятся к лучшему?
 Мысль эта мелькнула у нее в голове и пропала, потому что как раз в этот момент Кипп, с трудом оторвавшись от ее губ, заглянул Эбби в глаза.
 — А ты мне нравишься, Абигайль Ратленд. Даже очень нравишься, честное слово!
 Она не ответила, и Кипп мысленно дал себе пинка за косноязычие. И это он, тот самый человек, из-под пера которого вышло столько романов под псевдонимом Араминта Зейн! Интересно, куда подевалось его обычное красноречие? Почему под взглядом этих фиалковых глаз он смущается так, что язык у него прилипает к гортани?
 — Эбби, — окликнул он ее робко, точно деревенский паренек, впервые пришедший на свидание со своей милой.
 И тут он вдруг заметил, что она ему улыбается — улыбается так, как умеет улыбаться только она. Даже глаза ее, эти удивительные фиалковые глаза, сияли счастьем.
 — Ты тоже мне нравишься, Кипп Ратленд. Даже очень нравишься. Честное слово!
 И в ответ на эти слова все в душе у него перевернулось. Почувствовав, как на глаза его навернулись слезы, Кипп быстро уткнулся лицом в ее плечо.
 В них вспыхнуло неукротимое желание. Впрочем, так бывало всегда, но на этот раз все было по-другому. Да, Кипп желал ее, желал страстно, неистово, но не так, как прежде. Раньше это походило на игру, в которую можно играть вдвоем. Но теперь… теперь ему не хотелось спешить. Нет, он будет любить ее медленно, с пронзительной, щемящей нежностью, он покроет поцелуями все ее тело, упиваясь прикосновениями ее рук и губ.
 Их одежда вдруг неведомым образом исчезла куда-то — в точности как в романах мисс Зейн. Прижавшись друг к другу, они лежали в постели, и жемчужно-белое тело Эбби отливало перламутром на фоне винно-красного покрывала кровати.
 Кипп снова поцеловал ее — долгим, нежным поцелуем. Он заметил
 удивленное выражение в ее глазах… и вдруг она улыбнулась. Кипп шутливо взъерошил ей волосы, ласково коснулся ее щеки, губ и почувствовал, как они слабо шевельнулись в ответ…
 — Ты такая красивая, — с искренним восхищением пробормотал Кипп, ничуть не покривив душой. — Самая красивая из всех, кого я знаю.
 Он с удовольствием смотрел, как она краснеет, — сначала порозовела грудь, потом румянец волной хлынул вверх, заливая ей шею и щеки.
 — О нет, что ты такое говоришь?! — возразила Эбби, вдруг смутившись до слез. Что-то в глазах Киппа вдруг заставило ее почувствовать себя юной невестой, стыдливой и неопытной.
 — Никогда не спорь с мужем, женщина, особенно в тех случаях, когда он говорит правду, — с улыбкой пригрозил Кипп. Рука его ласкала шею жены… потом медленно двинулась ниже, отыскала грудь, и та удобно устроилась в его ладони. Не сводя глаз с Эбби, Кипп нагнулся и нашел губами тугой сосок.
 — Ты прекрасна…
 Низкий воркующий звук сорвался с губ Эбби. Она отдавалась мужу с несвойственной ей прежде покорностью. Она таяла в его объятиях. Несмотря на терзавшее ее желание, она лежала очень тихо, позволив ему ласкать ее… целовать, пробовать на вкус…
 Внезапно она почувствовала, как меняется… как будто жар его страсти, опаляя ее, превратил ее в другую, новую Эбби, женщину, которая еще может стать любимой.
 Она потянулась к нему, но в этом движении не было ни страсти, ни вожделения. Эбби просто хотелось почувствовать его, ощутить тепло его тела. Она молча привлекла его к себе, спрашивая себя, догадывается ли Кипп, что он делает с ней? Знает ли он, что, уничтожив в ней ту, прежнюю Эбби, он вместе с тем дарует ей новую жизнь и новую надежду?
 Может быть, это еще одно подтверждение того, что любовь, случается, приходит к нам, когда ее меньше всего ожидаешь? Что она бывает не обязательно раз в жизни? Неужели именно это сейчас и происходит с ними?
 Одним мощным рывком ворвавшись в нее, Кипп крепко прижал ее к себе и вдруг замер, словно прислушиваясь. Что-то происходило сейчас в нем… будто какая-то часть его души покинула его… будто какая-то часть ее души слилась с его душой. Руки его дрожали, сердце готово было вырваться из груди. Еще никогда в жизни ему не было так плохо — и так хорошо.
 Сможет ли она забыть боль, терзавшую ее сердце, и предательство мужа? Сможет ли она когда-нибудь простить его, забыть, как холодно и равнодушно он предложил ей стать его женой? Возможно ли, чтобы страсть, сжигавшая их сейчас, пробудила в ее сердце любовь? Смогут ли узы дружбы и доверия превратиться в узы любви?
 Снова поцеловав жену, Кипп медленно задвигался, с каждым толчком все глубже проникая в ее тело, пока весь мир не закружился вокруг них… пока в этом мире не остались только они.
 Теперь они двигались вместе, всецело отдавшись ритму страсти, забыв обо всем. Тела их бессознательно делали свое дело, и им не нужны были слова, чтобы сказать то, что оба мечтали услышать.
 «Сможет ли она полюбить меня?»
 «Полюбит ли он меня когда-нибудь?»
 Потом вдруг все закончилось… и в то же время нет, потому что ни один из них не мог заставить себя разжать объятия, отодвинуться, снова отдалиться друг от друга.
 Он целовал ее — медленно, яростно и страстно, спокойно и в то же время неистово. Губы Эбби дрогнули в улыбке, пальцы запутались в его волосах. Слегка отодвинувшись, она улыбалась ему, безуспешно пытаясь найти слова, чтобы дать ему понять, как она счастлива.
 Подумав, что, кажется, узнал кое-что новое о себе самом, Кипп со вздохом чмокнул Эбби в кончик носа, перекатился через нее и сел. К вечеру похолодало, и Кипп, отыскав теплый халат, с удовольствием закутался в него.
 «Сможет ли она полюбить меня?»
 «Полюбит ли он меня когда-нибудь?»
 — Спи, — шепнул он и больше не сказал ни слова.
 Эбби с улыбкой зарылась лицом в подушку.
 Свою первую ночь они тоже провели в этой постели. Это был день их свадьбы — день, который она не забудет никогда.
 Встав с постели, Кипп ступил босыми ногами на ковер и вполголоса чертыхнулся.
 Эбби закусила губу, чтобы не рассмеяться, мигом догадавшись, что произошло. Конечно, ее щенок, может быть, нисколечко не походил на Пончика, но лужи его были ничуть не меньше.
 «Ну и ладно, — сонно подумала она, потом натянула одеяло до подбородка и блаженно вытянулась. — Ничего страшного. Главное — мы помирились».




 Глава 21


 Дни летели быстро. И вот наконец настал вечер, который должен был запомниться ей навсегда, — вечер приема, на котором Эбби в первый раз предстояло играть роль хозяйки дома. День их свадьбы не считается, решила она, в тот вечер она была слишком ошеломлена, слишком растерянна, чтобы думать о чем-нибудь еще, кроме перемен в своей жизни.
 Всю неделю до этого события Эбби либо некогда было вздохнуть, либо она изо всех сил делала вид, что так оно и есть. Она возилась с Герой — так она назвала собачку. Призвав на помощь Гиллета и миссис Харрис, она долгими часами обсуждала с ними предстоящий раут. Как украсить зал, что подать к столу, каких музыкантов пригласить и что попросить сыграть, при том что танцев не будет.
 «Уже легче», — подумала она. Всего какие-то две сотни приглашенных явятся к ним в дом, поприветствуют хозяев, после чего, предоставленные сами себе, станут переходить из одной комнаты в другую, маленькими глотками потягивая вино и стараясь не замечать, когда их толкают под ребра или наступают на ноги, будут улыбаться и судачить, после чего наконец уедут, чтобы их место тут же заняли другие.
 Мало кто из гостей пробудет больше четверти часа. Однако после визита всем придется ждать целый час, прежде чем кучер подгонит экипаж к дверям. И из этого времени полчаса уйдет на то, чтобы протолкнуться к выходу сквозь плотную толпу непрерывно прибывающих гостей. А потом они будут переминаться с ноги на ногу на крыльце в ожидании кареты.
 Эбби искренне считала всю эту затею глупой, однако молчала, догадываясь, что каждый из тех, кто имеет в обществе хоть какой-то вес, вряд ли с ней согласится. Наоборот, они станут вспоминать этот раут много дней подряд, с восторгом и завистью называя его великолепным.
 Вообще говоря, все это не слишком заботило Эбби. Да и о рауте она думала в основном потому, что с его помощью надеялась разрешить по крайней мере одну из своих проблем. А если повезет, то и обе сразу.
 Самые крупные из ее проблем, как когда-то окрестил их Кипп, еще ждали своего решения. А пока и сама Эбби, да и Кипп тоже не находили себе места и, по меткому выражению дядюшек, походили на мышку, которая только что наткнулась на блюдечко с молоком.
 Но в спальне все было по-другому. Ночи они проводили вместе, засыпали и просыпались в объятиях друг друга и не могли насытиться любовью.
 А днем Эбби постоянно ловила на себе взгляд мужа, да и сама не раз замечала, что украдкой наблюдает за ним. Обедали они обычно вдвоем, после обеда играли партию-другую в шахматы, почти на целую неделю лишив лондонский свет своего общества. Ни Эбби, ни Кипп ни о чем не договаривались — просто им не хотелось выезжать. Гораздо до приятнее было проводить время вместе, или с Брейди, или с кем-нибудь из близких друзей, к тому же оба горели желанием пораньше отправиться в спальню.
 Может быть, думала Эбби, это потому, что ночью слова им были не нужны?
 Хотя теперь жизнь Эбби и стала гораздо спокойнее — благодаря ловкости и твердости Киппа, умудрившегося быстро выдворить из дома почти всех ее докучливых родственников, — все же в каком-то смысле ей было даже тяжелее. К примеру, теперь между ней и мужем не было уже никого, за кем она могла бы укрыться, чтобы избежать разговора. Ведь они остались вдвоем (Игги не в счет), и если бы не присутствие Брейди, то она очень скоро превратилась бы в тень. Эбби совсем извелась. Больше всего на свете она боялась, что не выдержит и, кинувшись мужу на шею, признается ему в любви. Или, чего доброго, спросит, любит ли он ее.
 В этот вечер к обеду явился только Брейди — Софи заранее прислала записку с извинениями. «Либо обед, либо раут, — писала она. — Нельзя же на целый день оставить ребенка без матери, верно?» Софи отказалась нанять малышу кормилицу, решив, что будет кормить сына сама, как до этого кормила дочь. В светском обществе были этим неприятно удивлены, по Софи только смеялась.
 Как и всегда при мысли о Софи, Эбби улыбнулась, в очередной раз возблагодарив небеса, что они послали ей такую подругу — веселую, остроумную, умевшую наслаждаться жизнью, преданную друзьям и способную хранить тайны, что, кстати, делало из нее превосходную сообщницу.
 — Вспомнила о чем-то приятном? — осведомился Кипп с противоположного конца до смешного пустого стола. — О клубнике, наверное?
 Эбби бросила взгляд на десерт — свой любимый десерт — и покачала головой:
 — Нет, просто подумала о Софи. Она пообещала, что постарается приехать последней. Тогда у нас будет хотя бы пара минут, чтобы поболтать без помех.
 Брейди кивнул:
 — Брэм сказал то же самое. Велел и мне приезжать попозже, причем повторил это несколько раз и с такой ухмылкой, что у меня мурашки поползли по спине. Интересно, что он имел в виду, Эбби? Я спрашивал, но он ответил только, что это, дескать, сюрприз.
 — Ну, Брейди, в таком случае, надеюсь, ты не захочешь его разочаровать? — лениво протянул Кипп, в то время как Эбби упорно молчала. Стало быть, Софи рассказала мужу об их плане, подумала она. Впрочем, Софи всегда обо всем ему рассказывает.
 Будут ли и они с Киппом когда-нибудь так же близки? Эбби всей душой верила в это, хотя и понимала, что эта новая нежность, почти близость, которая установилась между ними, пока еще не означала доверия.
 Внезапно потеряв всякий интерес к клубнике, она отодвинула от себя тарелку.
 — Простите, Эбби, — смутился Брейди.
 Бросив на Киппа удивленный взгляд, он убедился, что у того тоже вдруг резко испортилось настроение. Но поскольку Брейди подозревал, что и внезапно повисшая в комнате грозовая тишина, и тревога, снедавшая обоих супругов, имеют самое прямое отношение к его дурацкой идее бросить Эбби в объятия Киппа, то со свойственной ему храбростью он решил вызвать огонь на себя.
 — Итак, как поживает наша маленькая мисс Блисс? — не найдя ничего лучшего, громко спросил Брейди в надежде, что ему удастся перевести разговор в более безопасное русло. — Надеюсь, она все еще с вами?
 — Да, только мы по-прежнему ничего о ней не знаем. — Эбби с радостью ухватилась за возможность поговорить на нейтральную тему. — Киппу это не нравится, но я не вижу причин волноваться. Все мои поручения выполняются безукоризненно, Реджина даже выводит Геру погулять, когда я бываю занята. Шьет она великолепно, предложила научить слуг читать и писать, и притом откровенно заявляет, что считает Игги помесью шакала и волчицы. Так что мы чудесно ладим, хотя девочка еще не доверяет мне настолько, чтобы рассказать свою историю.
 — Хотя, надо сказать, недостатка в историях у нее нет, — вмешался Кипп, поднося к губам бокал. — Между прочим, Брейди, ты не поверишь — девчонка наизусть знает Шекспира!
 Брейди потрясение уставился на Киппа:
 — И тебе по-прежнему не интересно узнать, кто она такая?! Просто ушам своим не верю! Дьявольщина, да вы, должно быть, самые нелюбопытные на свете люди, если до сих пор не вытрясли из мисс Блисс все ее маленькие тайны!
 — Ха! — хмыкнул Кипп, вслед за Эбби вставая из-за стола. Супруги направились к лестнице, чтобы приветствовать первых гостей. Хотя столовая располагалась в задней части особняка, им был слышен грохот колес экипажей, проносившихся по площади, и Кипп по опыту знал, что очень скоро улицы заполнятся каретами, — настал тот час, когда высший свет пробуждается к жизни. — Просто серые глаза этой маленькой плутовки тебя заворожили! Знаю я тебя, Брейди!
 — Да ну? — подмигнул его друг. — Ладно, вы отправляйтесь развлекать гостей, а я, пожалуй, вернусь в бильярдную. Надеюсь, там мне нечего опасаться?
 — Нет-нет, Брейди, — успокоила его Эбби, подставив щеку для поцелуя. — Считайте, что получили мою персональную индульгенцию. Прячьтесь и сидите там хоть три часа, если вам так хочется. Но как только пробьет одиннадцать, жду вас в гостиной. И не опаздывайте, иначе пропустите самое интересное, ясно?
 Кипп самодовольно огляделся. Стоя рука об руку с Эбби, он незаметно наблюдал за женой: смотрел, как она приветствует гостей, каждому находя что сказать, — одного спрашивала о сыне, другого — о лошади, на прошлой неделе выигравшей очередной забег.
 Похоже, она уже перезнакомилась со всеми — кто бы сейчас узнал деревенскую серую мышку в этой блистательной виконтессе, окруженной толпой поклонников, каждый из которых почел бы за счастье удостоиться ее взгляда.
 А ведь всего пару недель назад ее вообще никто не замечал. Одетая в уродливое коричневое платье, с гладко причесанными волосами, она робко жалась к стене, не осмеливаясь открыть рот. Разве могла она подумать тогда, что станет одной из королев лондонского света?! И вот теперь она блистала. Кипп горделиво расправил плечи. Улыбка Эбби согревала ему душу. Он слушал ее смех — и таял от счастья.
 А они, все эти люди, что сейчас толпятся вокруг нее, никогда не узнают, какая она на самом деле. Разве могут они догадаться, какой огонь пылает в ее крови? И уж конечно, ни один из них не способен под маской светской дамы разглядеть веселую девчонку!
 Кроме него. Потому что она принадлежит ему. Она — его жена. На горе и на радость, не по страсти, а по расчету, не для любви, а для удобства, но она принадлежит ему.
 И в то же время нет…
 — Леди и джентльмены, прошу вас уделить мне минуту внимания! — повысив голос, объявила Эбби. Все столпились в гостиной — Эбби заранее попросила музыкантов протрубить что-то вроде сигнала общего сбора, и те, кто еще не успел разъехаться по домам, а их было немало, ринулись обратно, сгорая от любопытства. Часы пробили без четверти одиннадцать.
 Софи старалась держаться рядом с Эбби, чтобы, упаси Бог, не упустить ничего интересного. Ей было хорошо известно, что ее подруга собирается отомстить, — известно еще до того, как та попросила племянника к ней подойти.
 — Чудесно, — чуть слышно прошептала Софи, обращаясь к стоявшим возле нее мужу и Киппу. Брейди изо всех сил проталкивался поближе к ним. — Я говорила Эбби, что к этому времени останутся только завсегдатаи или те, кто считает ниже своего достоинства топтаться на лестнице в ожидании кареты. Для ее цели лучшей аудитории и не сыскать, ведь так?
 — Смотря какова ее цель, дорогая Софи, — фыркнул Брейди, с лукавой искоркой в глазах глядя, как сияющий Игги направляется через толпу к тетке. — Предположим, она решила его придушить. Тогда я бы сказал, что свидетелей явно многовато. А ты как считаешь?
 Софи шлепнула его веером и прижалась к мужу.
 — Племянник вашей супруги, Кипп, должно быть, очень скверный молодой человек, — проговорил Брэм, целуя жену в макушку. — Готов держать пари, что его ждет неожиданный сюрприз. Не знаю, какой именно, но, боюсь, вряд ли он ему понравится. Впрочем, в одном я уверен: я ни за что не хотел бы, чтобы кто-то из наших дам — твоя или моя жена — сыграл со мной такую же шутку.
 Украдкой оглядевшись по сторонам, Кипп заметил Роксану. Упрямо сдвинув брови, она стояла с таким видом, словно ничто в мире не сможет заставить ее отсюда уйти, хотя Кипп точно знал, что приглашения ей не посылали. Весь вечер, едва заметив ее поблизости, он тут же оказывался рядом с Эбби — нисколько не сомневаясь, что оскорбленная любовница задумала какую-то пакость, — чтобы успеть вовремя схватить негодницу за шкирку и вышвырнуть на улицу. Бросилось ему в глаза и то, что Игги трется возле Роксаны как приклеенный. И сейчас, увидев Роксану, Кипп уже твердо знал, что эта парочка что-то задумала.
 Но тут Эбби снова заговорила. Обняв племянника за плечи, она взглянула на него с такой материнской любовью, что Кипп всерьез забеспокоился, а молодой идиот, похоже, принял все за чистую монету.
 — Сегодня, леди и джентльмены, я имею удовольствие объявить, что моему племяннику, Игнатиусу Бэкуорт-Мелдону, исполнился двадцать один год. Он стал взрослым. С днем рождения, дорогой! — сладко проворковала она и, повернувшись к Игги, расцеловала его в обе щеки.
 Все вокруг лениво захлопали, старательно делая вид, что рады за это ничтожество — как будто кому-то здесь было до него дело!
 — Я сказала Игги, что приготовила для него сюрприз. Это подарок, о котором он страстно мечтал еще с тех пор, как бегал в коротких штанишках. Подарок, который я никогда не смогла бы ему преподнести, несмотря на всю мою любовь к нему, если бы… — она с улыбкой повернулась к Киппу, — если бы мне не помог мой дорогой супруг.
 — Наконец-то! — прошептала Софи, приплясывая на месте от нетерпения. — Держу пари, этот осел рассчитывает на бриллиантовую булавку для галстука или что-нибудь в этом роде. Ну, сейчас он получит свой подарок! А теперь тише, я не хочу ничего пропустить!
 — Я-то как раз молчу! — обиженно буркнул Брэм. Кипп молча ухмылялся.
 — Итак, дорогие друзья, я счастлива сказать вам, что сегодня вы здесь, чтобы разделить с Игги его радость, ведь сейчас исполнится мечта всей его жизни. — Эбби снова поцеловала племянника. Ей показалось, или он в самом деле смутился, когда она упомянула о «мечте всей его жизни»?
 Улыбка Эбби стала настолько сладкой, что у Киппа запершило в горле.
 — Господи, — охнул он, — ужас, что сейчас будет! Помяните мое слово, следующее, что она скажет, будет «конечно»! А это значит, что моя бесценная супруга намерена поступить по-своему и послать к черту тех, кому это не понравится. Между прочим, именно так я сам разделался с Реджиной, так что — не смейся, Брейди! — я знаю, о чем говорю.
 Эбби выдержала паузу, чтобы насладиться произведенным эффектом, потом заговорила снова:
 — Вы, наверное, гадаете, что же это за подарок, о котором молодой человек нашего круга может мечтать с самого детства? Да, дорогой племянник, ты наверняка не поверишь своим ушам, но я это сделала! Да-да, я купила тебе офицерский патент — как ты всегда и мечтал! К счастью, войны пока нет, и это большое утешение, хотя мне-то хорошо известно, что ты всегда грезил о сражениях! Но не отчаивайся, милый Игги! Очень скоро война непременно начнется, и уж тогда исполнятся все твои желания. Итак ты уедешь завтра на рассвете, чтобы успеть присоединиться к своему полку. Ну разве это не чудесно?
 — О Господи! — задохнулся Кипп. И покачнулся, схватившись за стул, чтобы не упасть. — Игги — в армию?! Офицером?! Легче уж представить священником тебя, Брейди!
 — Что за инсинуации?! — притворно оскорбился тот. — А вот я считаю, что из меня получился бы отличный викарий. А какие бы проповеди я произносил, Боже правый! Пылкие, зажигательные, просто пальчики оближешь!
 Кипп с усмешкой наблюдал за тем, как Игги, чье красивое лицо внезапно позеленело, как молодая трава, попытался вырваться из объятий Эбби. Но тут джентльмены — среди них было много отставных офицеров — ринулись к ним. Окружив молодого человека, они с энтузиазмом поздравляли его, хлопали по плечу, трясли его руку, не замечая, что он безвольно мотается из стороны в сторону, словно тряпичная кукла.
 — Ему придется уехать — если он этого не сделает, его ославят трусом. После такого позора он уже никогда не осмелится показаться в обществе. А учитывая, как ему пришлось попотеть, чтобы пробраться в высший свет, у мальчишки нет выбора. Придется ему играть героя и дальше. А это значит, что раньше чем через год ему оттуда не выбраться. Как сказала Эбби, его счастье, что сейчас нет войны. Доверить такому ослу жизнь наших солдат — ужас просто!
 — Это уж точно, — всхлипнула Софи, промокнув слезы платочком. — Бедняжка Игги! Ему приходится изображать безумную радость по поводу того, что уже завтра он будет маршировать вместе со своим полком! Ты только взгляни на него, Брэм! У мальчишки такой вид, словно его вот-вот вырвет! Надеюсь, он не испортит себе жилет? Впрочем, Бог с ним, он такого же омерзительного цвета, как и его физиономия! Знаешь, Брэм, ей-богу, я бы даже пожалела его, не будь он таким испорченным злобным маленьким чудовищем!
 Брэм и Брейди принялись вслух обсуждать, как замечательно будет Игги выглядеть на марше в своих туфлях на высоких каблуках. Посмеиваясь, Кипп прислушивался к разговору друзей, а взгляд его блуждал по залу в поисках Эбби. И вот он заметил ее: гордая успехом своего замысла, Эбби куда-то проталкивалась сквозь толпу гостей. Боевой дух в ней явно еще не угас.
 Моментально сообразив, куда она направляется и кто станет ее следующей жертвой, Кипп ринулся вперед, нетерпеливо прокладывая себе путь через толпу. Но он опоздал, Эбби неожиданно свернула в сторону и… исчезла.
 Она вынырнула из толпы рядом с леди Скелтон и, прежде чем та успела понять, что происходит, крепко взяла ее под руку и без особых церемоний потащила в коридор. Там, как она успела убедиться, не было ни души.
 — Все в порядке, Гиллет, — успокоила Эбби подбежавшего дворецкого. Лицо у него было испуганное. — Леди Скелтон уезжает, так что отыщите, пожалуйста, ее накидку. А пока нам с ней нужно поговорить. Мы будем в бильярдной.
 — Ну уж нет! — вырываясь, прошипела Роксана. Но она ведь еще не знала, с кем имеет дело! Не прошло и минуты, как она обнаружила, что цепляется дрожащими руками за край бильярдного стола, а Эбби, абсолютно спокойная и даже ничуть не запыхавшаяся, запирает за ними дверь.
 — Итак, леди Скелтон, — начала Эбби, для большего эффекта даже приподнявшись на цыпочки, — вы, должно быть, теряетесь в догадках, с какой целью я послала вам приглашение на этот раут. Ответ очень прост. Видите ли,
 в последнее время я стала замечать, что вы с моим племянником стали что-то уж слишком близки. И это показалось мне странным. Зная, что Игги вообще не способен кого-то любить, я решила, что романтические чувства тут ни при чем.
 Первый шок постепенно прошел, и леди Скелтон вдруг задумалась: а не могло ли так случиться, что она недооценила эту деревенскую простушку?
 — Рада вас уверить, что этот противный мальчишка не вызывает во мне никаких чувств. А уж тем более романтических!
 Эбби улыбнулась:
 — Вот и хорошо, миледи. Только не стоит лгать, тем более что дверь я заперла, а единственный ключ — вот он, у меня в кармане. Так что пришло время сказать правду, моя дорогая. Так что же связывает вас с Игги? Вы надеетесь, он прибежит к вам с докладом, что наш с виконтом брак дал трещину и вот-вот развалится совсем, и вы тут же помчитесь утешать моего супруга? Вот уж вряд ли. Тогда что же?
 Прекрасные зеленые глаза Роксаны стали похожи на льдинки. Сжав кулаки, она смерила Эбби высокомерным взглядом.
 — Вам его не удержать, — прошипела она сквозь зубы. — Он принадлежал мне до того, как вам с помощью какой-то уловки удалось женить его на себе, но он снова станет моим! Ведь мне известно, почему он на вас женился! Известна вся эта грязная история. Можете сказать за это спасибо своему племяннику!
 — Моему племяннику, который скоро будет очень далеко отсюда, — невозмутимо поправила Эбби. — На вашем месте я бы не забывала об этом, миледи. Вы говорите, что Игги рассказал вам все, — так, кажется? Тогда вам, без сомнения, известно, что я могу стать очень опасной, если мне покажется, что кто-то из тех, кого я люблю, попал в беду. Наверное, Игги предупреждал вас, что не в моих правилах уклоняться от открытого боя и что я настолько беспринципна, что не думаю о соблюдении всяких там дурацких приличий, если речь идет о человеке, которого я считаю врагом? Между прочим, у нас в Систоне есть один зеленщик, который прежде очень любил посудачить о чужих делах. Так вот, беднягу до сих пор бьет дрожь при одном только упоминании моего имени. Роксана невольно отшатнулась.
 — Любите?! Вы сказали — любите?! — Злобная усмешка состарила ее на добрый десяток лет. — Или, может, Кипп вас любит?! Похоже, у вас галлюцинации, моя милая!
 Отравленная стрела попала в цель. Эбби разозлилась на себя — зачем было вообще говорить о любви?
 — Давайте вернемся к тому, что вам известно точно, миледи, — равнодушно бросила она. — А известно вам только то, что теперь я в курсе всех ваших планов. Так что если не хотите войны, советую убраться с моей дороги!
 — Он мой! — взвизгнула Роксана, шагнув вперед. Уж не поняла ли она ее буквально, промелькнуло в голове у Эбби. Не хватало еще устроить кулачный бой с этой мегерой! Вот тогда-то уж Кипп точно возненавидит их обеих!
 — Ваш?! — Эбби насмешливо покачала головой. — Нет, миледи. Это ведь я засыпаю и просыпаюсь в его объятиях, так что, боюсь, вы ошибаетесь.
 Роксана вздрогнула. Удар был нанесен метко, однако она умудрилась скрыть дрожь изящным пожатием плеч. Да, она была красива! И Эбби, глядя на соперницу, искренне удивилась, с чего это Киппу вздумалось назвать красивой ее? Да ведь она Роксане и в подметки не годится! Но тогда… может, Кипп хоть немножечко ее любит?
 — Хорошо, мадам, — видя, что Эбби молчит, заговорила Роксана, — тогда как вы это объясните? — Пальцы соперницы с видимым удовольствием коснулись бриллиантового колье, сверкавшего у нее на шее. — Он всегда был чертовски похотлив. Готов был залезть под любую юбку. Однако я надолго завладела им! — Дыхание Роксаны стало прерывистым. — Он был моим, пока не появились вы! И тогда я сделала ошибку — крохотную! — однако это толкнуло его на брак с вами.
 Но теперь я стала умнее. Мое время придет… и он снова вернется ко мне. Ему нужна женщина, настоящая женщина, а не кудахчущая наседка вроде вас, милочка! И тогда он опять будет осыпать меня драгоценностями… как делал это раньше.
 Губы Эбби дрогнули. Как она ни старалась сдержаться, смех неудержимо рвался наружу.
 — Драгоценности?! Господи, и это все?! Ах, бедняжка! Какие же чудовища эти мужчины!
 — Да неужели? — презрительно фыркнула Роксана. — Интересно, какими же подарками он осыпает вас?
 Эбби посмотрела на соперницу с искренней жалостью.
 — Мне он подарил щенка, миледи. Да-да, щенка! И если вы хоть сколько-нибудь знаете моего мужа, то поймете, что это значит! А теперь, если не ошибаюсь, дворецкий уже ждет вас, чтобы проводить до дверей.
 Бросив последний взгляд на уничтоженную Роксану, Эбби — пожала плечами и отперла дверь. Леди Скелтон как слепая двинулась к выходу.
 У дверей она остановилась.
 — Собаку… Господи, да вы его околдовали!
 — Вот тут вы не правы, миледи. Это как раз очень похоже на него. Просто вы никогда не знали его по-настоящему.
 — Но почему? Почему он женился на вас?! Выходит, Игги ошибался… а может, просто водил меня за нос. Стало быть, он такой же, как все! Ну так поделом ему! Туда ему и дорога! Господи, Игги — в армии! Хорошенькую свинью вы ему подложили! И все равно — не понимаю, почему он выбрал вас!
 Роксана расправила плечи, закутавшись в то, что еще оставалось от ее гордости.
 — Знаете, я ведь никогда не любила его. Но теперь, когда он предпочел оставить меня ради сомнительной чести набивать каждый год вашу утробу… право же, мне его жаль! Да и вас тоже!
 С этими словами леди Скелтон вышла. Она исчезла навсегда — из их дома и из жизни Эбби.
 А Эбби теперь предстояло волноваться по поводу «других проблем», о которых ей было известно куда больше Киппа.
 Немного успокоившись, она вышла из комнаты — как раз вовремя, чтобы наткнуться на Игги. Что было неудивительно, если учесть, что все это время он рыскал по дому в поисках Эбби.
 Увидев тетушку, он тут же вцепился в нее мертвой хваткой:
 — Как ты посмела? Проклятие, что я буду делать в армии?! И отказаться нельзя — меня тут же ославят трусом! Господи, матушка будет вязать мне носки и рассказывать всем, что ее сыночек стал наконец мужчиной! Будь ты трижды проклята, Эбби! Ну, теперь берегись — я всем расскажу, что услышал тогда у ручья! Прямо сейчас!
 Эбби с улыбкой пожала плечами. Чего-то в этом роде она и ждала и поэтому заранее приготовила ответ.
 — Делай что хочешь, Игги. Честно говоря, меня это не волнует.
 Игги разинул рот:
 — Тебе все равно?!
 Теперь Эбби уже откровенно смеялась.
 — Представь себе, да. О, как жаль, что тебе не удалось попрощаться с леди Скелтон. Она вдруг решила уйти. Впрочем, я ее понимаю — бедняжка, она была так потрясена!
 Эбби обнаружила, что теперь, с перекошенной физиономией, Игги уже не был так красив, как всегда. Он походил на человека, которому вместо спелой сливы подсунули кислый лимон.
 — Ты выгнала ее? Но как?!
 — Разве это так важно? По-моему, вполне достаточно, что я это сделала, — небрежно бросила Эбби. — А теперь тебе пора идти укладывать свою новую экипировку, купленную на мои деньги, и отправляться в Систон. Только подумай — завтра к вечеру ты уже будешь вместе с твоими… как это сказать? А, с товарищами! А еще через две недели наденешь новый мундир — кстати, это тоже мой подарок. Представляю, как авантажно ты будешь в нем выглядеть, маленькое чудовище! Да-да, ты не ослышался — новый мундир и еще в придачу кругленькую сумму каждый год, если останешься в полку. Или разом лишишься всего да еще отправишься в Индию, если вздумаешь плохо себя вести; моя приятельница герцогиня Селборн уверяет, что это легко можно устроить. Достаточно только шепнуть кое-кому пару слов… в общем, ты меня понимаешь.
 У Игги стало такое лицо, что Эбби даже порядком струхнула. Как будто он хотел ее убить… и в то же время знал, что у него не хватит на это храбрости.
 — Ладно, Эбби, я тоже сделаю тебе прощальный подарок, — прошипел он ей на ухо, заметив появившегося на пороге Киппа. — Поройся в том столе, что в кабинете твоего мужа. Ты считаешь, что знаешь этого человека? Не думаю, что это так.
 Расхохотавшись, он чуть ли не бегом выскочил из комнаты.
 К тому времени как Кипп с Эбби вернулись в гостиную, большинство гостей уже разъехались по домам.
 Софи и Эбби на прощание обнялись. Софи все еще бурно радовалась успеху их проделки, Эбби же была задумчива и грустна. Прощальные слова Игги похоронным звоном отдавались в ее ушах. Он всегда был мерзавцем, и она это знала. И если он осмелился сунуть нос в стол Киппа и обнаружил там нечто такое, что должно было причинить ей горе, то почему он только сейчас сказал об этом? Не в его привычках ждать так долго.
 Выходит, он опять угрожал ей…
 Игги был достаточно умен, чтобы не угрожать Киппу. Любой из Бэкуорт-Мелдопов сразу сообразил бы, как это опасно.
 Облегченно вздохнув при мысли о том, что навсегда избавилась от леди Скелтон, Эбби попрощалась с последними гостями и повернулась, чтобы пойти к себе. Рука мужа обнимала ее за талию, а в голове у Эбби вертелось только одно — как бы незаметно проскользнуть к нему в кабинет и увидеть наконец, что за тайны скрывает в своем столе Кипп?
 — Ты удивительно спокойна для женщины, которая только что разделалась со своими врагами, — целуя жену в шею, проговорил Кипп, когда они оказались в спальне. — Настоящая героиня в духе Араминты Зейн.
 Эбби, закрыв глаза, прижалась к нему.
 — Какая уж из меня героиня, — прошептала она. — Возможно, я только что послала племянника на смерть.
 — Глупости. — Кипп повернул жену лицом к себе. — Софи мне все рассказала. Мальчишке очень повезет, если его полк вообще покинет Дувр. Конечно, в Дувре — тоска смертная, но тут уж ничего не поделаешь — порт. Так что самое страшное, что ему грозит, это любоваться морем да набивать себе карманы, закрывая глаза на проделки контрабандистов.
 — Он грозил рассказать всем, что наш брак — это брак по расчету, — призналась Эбби, чувствуя, что не в силах больше молчать. — В тот день, у ручья, он слышал наш разговор до последнего слова. Лучше всего он запомнил то, что я сказала по поводу преимуществ, которые получает женщина, вступающая в брак не девственницей, — хмуро добавила она.
 Руки Киппа впились в ее плечи. Как он сейчас жалел, что не может вышвырнуть мерзавца из окна! Только мысль о том доверии, которое питала к нему Эбби, заставила его отказаться от этой идеи.
 — Все уже позади, — шепнул он. — Жаль, что ты сразу не сказала мне об этом, но пусть тебя утешит, что ты расквиталась с ним сполна. За все сразу — и за эту девчонку, и за — то, что он тебе угрожал. А леди Скелтон… — спросил Кипп. — Она тоже тебе угрожала?
 Глаза Эбби широко распахнулись.
 — Так ты все знаешь?! Откуда?
 Кипп решил, что на один вечер признаний вполне достаточно. — Я ведь корсар, ты забыла? Мне известно все!
 Эбби слабо улыбнулась. Снова игра! Какой он смешной! — А я — Люсинда Поумрой! — рассмеялась она, пока он нес ее к постели.




 Глава 22


 Кипп сонно потянулся и, не открывая глаз, протянул руку к жене… но постель была пуста.
 Это было непохоже на Эбби. Раньше она всегда была рядом — или спала, или просто лежала тихо, дожидаясь, пока он проснется.
 Рывком сев, Кипп огляделся.
 — Эбби? — удивился он, увидев ее стоящей возле постели. Самое странное, что она была уже одета. — Который час? Что-нибудь случилось?
 — Случилось? Почему?
 Кипп тряхнул головой, пытаясь проснуться. Какая-то непривычная нотка в голосе жены заставила его встревожиться. Вскочив с постели, он набросил на себя теплый халат.
 — В чем дело? — спросил он, с недоумением глядя на ворох исписанных листов, который она сжимала в руках. — Составляешь список приглашений?
 — Почти, — кивнула Эбби. Голос ее стал ледяным: — Вернее, вычеркиваю вопрос за вопросом. Итак, вопрос первый: кто мой муж на самом деле? Сегодня я на него ответила. Оказывается, я вышла замуж за Араминту Зейн!
 С этими словами она швырнула ему в лицо исписанные листы. Он тут же узнал их — это была первая глава только начатого им романа. Перевернув лист, Кипп узнал собственный почерк: «Путешествие по реке Любви, или Приключения Анджелины Болтон, написанные мисс Араминтой Зейн».
 — Проклятие, — выдохнул он, швырнув рукопись на кровать. — Эбби, я как раз собирался тебе рассказать…
 — Неужели? И когда же? После того как будет поставлена последняя точка? Или ты ждал, пока я предоставлю тебе свеженький материал для твоей Анджелины? Ты использовал меня достаточно долго, мой дорогой!
 Кипп смущенно провел рукой по волосам.
 — Дьявольщина, все совсем не так, Эбби, — возразил он, прекрасно понимая, что она права. Да, это был роман о них с Эбби, но у него обязательно должен был быть счастливый конец. Так было во всех его романах. Может, он просто хотел убедить себя, что в жизни нет ничего невозможного? — Эбби, я все объясню…
 Эбби забегала по комнате.
 — Опять игры! — Она покачала головой, словно никак не могла понять, что происходит. — Значит, дождавшись, когда я засну, ты прокрадывался к себе в кабинет, чтобы записать все слово в слово, да?! И как я раньше не догадалась?! Ты же называл себя корсаром! Тогда кто я для тебя, Кипп? Героиня нового романа мисс Зейн? Новый вариант Мэри?
 Кипп, который к этому времени успел уже состряпать вполне приличное объяснение, застыл словно пораженный громом.
 — Что ты сказала?!
 Эбби захлопнула рот, испуганно вскинув глаза на Кип-па. При мысли о том, что она так глупо выдала свою тайну, сердце у нее ухнуло в пятки.
 — Так ты знала? — рявкнул Кипп. — Откуда тебе известно о Мэри? — Глаза у него налились кровью. — Брейди!
 Эбби поняла, что теперь, как она ни зла, придется защищаться.
 — Разве это так уж важно? — буркнула она. — Впрочем, да, я знала. Ты ведь сам попросил Брейди подыскать тебе жену, верно? И вот он выбрал меня. Хотя нет, ты ведь тоже меня выбрал, насколько я помню.
 Кипп растерянно потер лоб.
 — И он тебе все рассказал. Ну конечно! О Мэри, о Джеке, о том, что мое бедное сердце разбито. Теперь-то мне все понятно. Весьма романтическая история, мадам. Поздравляю вас обоих. Водили меня, как бычка на веревочке! Нет, я убью его!
 — Но почему? — возмутилась Эбби. Теперь, когда тайна эта выплыла наружу, ей хотелось поскорее покончить со всеми недомолвками. — Просто у меня не было ни малейшего шанса сделать тебе предложение, пока ты сам не убедился, что Эдвардина тебе не подходит.
 — Так Брейди хотел, чтобы ты сделала предложение мне? Господи, с каждой минутой все хуже и хуже, честное слово! И как меня угораздило вляпаться в эту историю?!
 — Ну, честно говоря, я об этом не думала. А потом, это ведь ты сделал мне предложение! Разве это Брейди пригласил меня прогуляться к ручью? Впрочем, давай забудем об этом, ладно? Да, я все знала. А вот ты лгал мне — лгал, из-за чего ты решил жениться на мне. А о том, что ты Араминта Зейн, вообще не сказал. Так что это — ложь номер два.
 — Ну конечно! Черт, похоже, мы ходим кругами! — Кипп решительно направился в свою спальню.
 — Ну и пожалуйста! — крикнула ему вслед Эбби. А потом в отчаянии рухнула на постель и заплакала так, словно сердце у нее разрывалось на части.
 Только сердце ее и так уже было разбито. Это случилось, когда она, открыв ящик стола, принялась читать его рукопись, вновь и вновь переживая те часы, которые провела в объятиях Киппа, когда они занимались любовью… играли…
 Теперь этим играм пришел конец. Настало время действовать.
 Когда на пороге клуба появился Брэмвелл, герцог Селборн, Кипп с Брейди уже сидели за своим любимым столиком.
 — Рад видеть, что вы оба вполне живы, — ухмыльнулся Брэм, подсаживаясь к ним. — Хотя Софи уверяла, что ты разумный человек, а Брейди просто слишком добр, чтобы перерезать тебе глотку, — я все же немного волновался. Да, кстати, если это вас успокоит, могу сказать, что Софи тоже пришлось давать Эбби объяснения по поводу того приглашения на бал. Помнишь, Брейди? Сцена была бурная, потом обе поплакали, и теперь они снова друзья, так что я оставил их и со спокойным сердцем отправился разыскивать вас. Ах да, у меня для вас записка.
 — Записка?! — Кипп смотрел на листок бумаги, словно это был его приговор. — От Эбби?
 — Нет, от моего повара, — фыркнул Брэм, протягивая ему листок бумаги.
 Брейди сжался в кресле, стараясь быть незаметным. Его разговор с Киппом оказался тяжелым. И сейчас он надеялся только на то, что записка Эбби не была прощальной.
 Развернув сложенный листок, Кипп поднес его к глазам, вдруг вспомнив, что до этого дня ни разу не видел почерка жены. Строчки были ровными, буквы нигде не расплывались. Обращения не было — видимо, Эбби сочла это излишним.
 Мы оба разочаровали друг друга. Лгали на словах, лгали на деле. Это было просто глупо. Пару дней я побуду у Софи. Она пригласила меня, поскольку у малышки Констанс грипп и я могу ей помочь. А потом вернусь в Систон. Мне очень жаль, что так получилось. Э.
 — Между прочим, это идея Софи, — заявил Брэм после того, как Кипп сунул записку в карман. — Констанс здорова, как канарейка. Но вы же знаете Софи! Она вечно старается все уладить. Так что она велела передать, что у тебя в запасе три дня, старина. Думаю, не стоит говорить, что ты должен воспользоваться ими, чтобы поговорить с женой.
 — А ты хоть раз говорил, что любишь ее? — шепнул Брейди на ухо Киппу.
 Кипп со вздохом покачал головой.
 — По-моему, самое время, а, дружище?
 — И не только для этого, — удрученно кивнул Кипп.
 Эбби, сидя на ковре в гостиной особняка на Портленд-сквер, играла в мяч с маленькой Констанс. Она уже успела влюбиться в эту малышку — у нее были глаза Софи и такие же чудесные волосы, как у матери. И в первый раз Эбби подумала о том, на кого же будет похож их первенец — на нее или на Киппа?
 Будет ли он так же красив, как его отец? А может, он унаследует ее глаза? Или ее волосы?
 Эбби хватило одного взгляда, чтобы понять, что очаровательная крошка Констанс мила, прелестна… и совершенно здорова.
 Она разгадала замысел Софи. Если бы не она, Эбби была бы уже на пути в Систон.
 Софи в присущей ей милой манере быстро растолковала ей разницу между ней и Киппом.
 Киппа нельзя назвать бесхарактерным, хотя нрав свой он старается не показывать. Но ведь и у нее, Эбби, тоже есть характер, верно? А раз так, стало быть, им обоим нужно уметь уступать, уважать мнение другого и, самое главное, при любых обстоятельствах сохранять спокойствие.
 А ругаться, как безапелляционно заявила Софи, это пустая трата времени. И Эбби была вынуждена с ней согласиться. Впрочем, все всегда соглашались с Софи.
 — Вы ведь с ним друзья, Эбби, а это самое главное, — добавила она. — А то, что ты нашла в столе, дорогая, любовная история, которую твой муж написал для тебя. История, у которой счастливый конец, — это счастливое начало! Просто вы оба слишком упрямы, чтобы это понять. А желание, которое вы испытываете, это прекрасно! И нет ничего дурного в том, чтобы дарить и получать наслаждение!
 — Боюсь, я слишком много болтаю, когда мне плохо, — упавшим голосом пробормотала Эбби, и Софи захихикала. — Вся проблема в том, — снова став серьезной, проговорила она, — что вы вступили в этот брак по какой-то причине, но раз вы любите друг друга, это уже не имеет значения. Когда приходит любовь, все остальное уже не важно. Просто нужно время, чтобы это понять.
 Так что ты побудешь тут, чтобы Кипп успел зализать раны, нанесенные его гордости, а там посмотрим. Вот увидишь, очень скоро он будет здесь, вы объяснитесь, и все будет хорошо. Поверь мне, Эбби, я никогда не ошибаюсь в таких делах. Во всяком случае, когда речь идет о любви.
 Итак, Эбби осталась — мечтать и надеяться, что все будет так, как сказала Софи. Что Кипп явится на Портленд-сквер, что будет кричать и ругаться… а потом признается, что любит ее.
 Но время шло, а Киппа все не было. Он не пришел вчера… видимо, не придет и сегодня. Если он не придет и завтра, решила Эбби, она уедет. Она и не подумает сидеть тут в ожидании, пока этот упрямец не признает то, что ей уже давно стало ясно.
 Вдруг снизу донесся какой-то шум. Насторожившись, Эбби протянула малышке руки. И та охотно взобралась к ней на колени.
 Эбби невольно поморщилась, подумав, что стыдно прятаться за ребенка. Но если это Кипп, то лучше пусть он увидит ее сидящей на полу с ребенком на руках. По крайней мере это помешает ей кинуться ему на шею.
 Дверь с шумом распахнулась, и Кипп ворвался в комнату. Констанс захныкала, и Эбби, вздрогнув, поняла, что сжала девочку слишком сильно.
 — Мадам, — медленно спросил Кипп, — могу я узнать, когда вы намерены вернуться домой?
 Чего-чего, а этого она никак не ожидала.
 — Спасибо, мне и тут неплохо. Констанс без ума от Геры, а я, как и обещала, через пару дней собираюсь в Систон.
 У Киппа чуть заметно задергалась щека.
 — Вздор! Вы возвращаетесь домой.
 — Почему?
 — Проклятие, да потому, что вы — моя жена! — рявкнул он. И тут же разозлился на себя. Весь день и всю ночь он повторял слово за словом все, что он ей скажет. Но стоило ему увидеть Эбби, как он снова принялся за старое!
 Передав ему малышку, Эбби пересела на диван. Кипп усадив Констанс на колени, устроился рядом. «А он весьма неплохо смотрится с ребенком на руках», — решила Эбби.
 — И только-то? — спросила она.
 — Нет, — помолчав, буркнул он. — Ты права, Эбби. Не только. Понимаешь… мой отец умер, как раз когда я больше всего нуждался в нем. Мать умерла еще до моего совершеннолетия. Мэри и Джек тоже бросили меня.
 Сухой, лающий смешок сорвался с его губ.
 — Даже Гиллет решил уйти! Я счел это предательством, потому что он тоже человек, которого я люблю. И скажи я тебе всю правду… о Мэри… об Араминте Зейн… ты бы тоже ушла, Эбби.
 Эбби отвела в сторону заблестевшие глаза. Он признался ей в том, в чем, возможно, не признавался еще никому — даже самому себе.
 — Хорошенькую кашу я заварил, верно? Убедил тебя выйти за меня замуж, заставил согласиться, что каждый из нас останется свободным. Но я-то не чувствую себя свободным! Если честно, я чувствую себя ослом!
 — Но ведь я тоже вышла за тебя не из любви к ближнему, — возразила Эбби. — Просто Брейди использовал тебя как приманку, убедил меня, что это самый верный способ избавиться от всех бед и тревог. Вот я и ухватилась за тебя обеими руками. И когда Игги начал меня шантажировать, у меня просто не хватило мужества признаться тебе в этом. Ведь тогда пришлось бы рассказать и о том, как я расставила тебе ловушку и хитростью заставила сделать мне предложение. Боюсь, Кипп, мы оба вели себя совсем не как герои твоего романа.
 — Да, наверное, ты права, Эбби. Нет, не говори ничего. Я и так уже наделал немало глупостей, так что мне лучше уйти.
 Он передал ей Констанс, и Эбби спрятала лицо в ее волосах.
 Через минуту после того, как хлопнула дверь, в комнату ворвалась Софи.
 — Ну? Можно спросить, почему ты поливаешь слезами мою дочь? Разве он не сказал, что любит тебя?
 Эбби всхлипнула:
 — Да, Софи. Конечно, сказал.
 Часы пробили шесть. Кипп сидел в бильярдной, держа в руках любимый веер Эбби.
 Как же это случилось?
 Теперь он знал о ней гораздо больше, чем раньше. Достаточно было одного откровенного разговора с Гиллетом, чтобы узнать то, что знал дворецкий и чего не знал он, ее муж. Потому что он никогда ее не спрашивал.
 Теперь он знал о том, каким несчастливым был ее брак с Гарри и как трудно приходилось Эбби после его нелепой и ужасной смерти.
 И дивился тому, как ей вообще хватило мужества полюбить снова.
 И гадал, хватит ли ему сил жить дальше, если выяснится, что Эбби его не любит.
 Как он будет просыпаться по утрам, если ее не будет рядом?
 Он мог сказать ей, что любит ее, сказать еще тогда, но у него не хватало смелости. Гарри тоже скорее всего говорил ей о любви, а потом вышвырнул ее из своей жизни как ненужную вещь.
 Что же делать, ломал голову Кипп. После всех обманов и недомолвок разве мог он признаться, что любит ее?
 Кипп окинул взглядом комнату, из которой в свое время так безжалостно пытался изгнать всякое воспоминание о матери. Глупец! Он никогда не забывал мать и не хотел ее забывать. Но она тоже ушла из его жизни, как отец… как Мэри и Джек… А он ринулся в светский водоворот Лондона, стремясь затеряться в нем, оставить позади смутные тени прошлого… и никогда о них не вспоминать.
 Губы его искривились в улыбке. Кипп знал, что, проживи он хоть тысячу лет, ему не удастся стереть из памяти образ Эбби. То, как сияли ее глаза, когда она была счастлива.
 Как они темнели в минуты страсти.
 Ее любящее сердце, способное вместить всех Бэкуорт-Мелдонов, всех его друзей, всех слуг в его особняке — даже маленькую нищенку, которую она подобрала на улице.
 Ее мужество, ее верность, ее умение любую проблему решать самым причудливым образом.
 Ее способность противостоять целому миру, если понадобится… а потом таять от наслаждения в его объятиях…
 Сложив веер, Кипп приложил его к губам.
 Он любил Мэри, это правда. Но не так, как он любил Эбби. Так, как Эбби, он никого не любил. Мэри была его мальчишеской мечтой, возможно, вызовом, который он хотел бросить Джеку. И теперь он ясно это понимал.
 Мэри принадлежала его детству.
 Эбби была его жизнью.
 — Я искала тебя.
 Хрупкий веер жалобно хрустнул и рассыпался в его пальцах. Кипп, вздрогнув, вскинул глаза и увидел стоявшую в дверях Эбби. На руках она держала Геру.
 Она здесь. Она вернулась к нему!
 — Эбби! — выдохнул Кипп, не в силах поверить своим глазам.
 Он бросился к ней.
 — Я тоже искал тебя, — прошептал он. — Я искал тебя всю жизнь!
 Спустив Геру на пол, Эбби заглянула ему в глаза.
 — Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Кипп? Он тяжело сглотнул. Слова, которые он столько раз повторял про себя, сейчас казались жалкими и ненужными.
 — Да, — кивнул он наконец, и на губах его вспыхнула улыбка. — Я вдруг подумал… может, ты захочешь переставить тут мебель? В общем, чтобы комната стала такой же, как была при жизни матери. Гиллет тебе поможет, я уверен, он помнит все в точности. — Улыбка его вдруг стала робкой. — И к черту Брейди!
 Сердце Эбби учащенно забилось.
 — Конечно, — кивнула она. И бросилась в его объятия.




 Эпилог



 Я надеюсь, что мы будем любить друг друга всю жизнь — так, словно мы никогда не были женаты.

    Лорд Байрон

 Через две недели Эбби в немом удивлении смотрела, как появившееся на пороге гостиной дивное видение с огненно-рыжими волосами кинулось на шею ее мужу.
 — Кипп! — воскликнуло видение, обнимая ее мужа. — Ох, как же мы соскучились по тебе! Гиллет только что сказал, что ты женился! Как это замечательно!
 Джек Колтрейн вошел в комнату вслед за женой.
 — Миледи! — Он отвесил в сторону Эбби изящный поклон. — Прошу вас простить мою жену. Она такая эмоциональная!
 — Да уж. — Изо всех сил стараясь казаться серьезной, Эбби протянула руку подруге детства Киппа. — Добро пожаловать домой, миссис Колтрейн. Мы вас ждали, и все равно это так неожиданно!
 Она с интересом разглядывала стоявшего перед ней мужчину — ростом он был ничуть не ниже ее мужа, только волосы его были черны как ночь, поэтому, наверное, зеленые глаза казались особенно яркими. Подходящая пара для такой изумительной красавицы, как Мэри.
 На миг она даже позавидовала красоте этих троих. Но в глазах мужа она была прекрасна. И хоть Эбби не сознавала этого, за последние недели она очень похорошела. Она вся светилась от счастья, и не заметить этого мог разве что слепой.
 — Джек! — радостно воскликнул Кипп, и они принялись хлопать друг друга по спине, как все мужчины после долгой разлуки. — Надеюсь, вы погостите у нас немного перед тем, как вернуться к себе?
 — Непременно. Тем более что пол у меня под ногами до сих пор ходит ходуном, словно палуба корабля. К тому же дом еще не готов к нашему возвращению, так что нужно быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться вашим гостеприимством, — произнес другой голос, гортанный и низкий. И на пороге появился еще один мужчина — немного выше ростом, чем Кипп с Джеком, и гораздо толще их обоих. Он грузно ввалился в комнату, держа в руках какой-то сверток, завернутый в одеяло.
 — Уолтер! — Рот Киппа растянулся до ушей. — Проклятый краснокожий, всякий раз, как я тебя вижу, ты становишься все толще! Эбби, дорогая, это Уолтер, партнер и близкий друг Джека. Помнишь, я тебе о нем рассказывал?
 — Конечно, а как же, — кивнула Эбби, глядя на Мэри, свежую, словно цветок, еще покрытый капельками утренней росы. — Рада познакомиться с вами, Уолтер… со всеми вами! — улыбнулась она.
 — А мы еще больше, — со свойственной ей прямотой заявила Мэри. — Честно говоря, мы уже начали беспокоиться, как бы он тут не превратился в угрюмого старого холостяка, насквозь пропахшего собаками и портвейном. Хотите взглянуть на моего сына, миледи? Его зовут Джон.
 — А меня — Эбби. — Они сели рядышком на диван, и Мэри принялась распеленывать малыша. У него были такие же голубые глаза, как у матери, и темные волосы, как у отца. — Он очарователен!
 Кипп кивком предложил обоим мужчинам выпить.
 — Черт, как же здорово увидеть вас снова! — Он с улыбкой передал Джеку вино, а индейцу — лимонад. — Ну как там Филадельфия? По-прежнему принадлежит вам обоим?
 Джек с Уолтером принялись наперебой рассказывать, но Кипп слушал их вполуха — он смотрел, как его жена, забрав малыша у Мэри, ворковала над ним, улыбаясь его матери. Похоже, они подружатся, подумал он. Эбби всегда умела заводить друзей.
 — … а потом мы купили Индепенденс-Холл и устроили там булочную.
 Вздрогнув от неожиданности, Кипп обернулся:
 — Что ты сказал?!
 Откинув голову, Джек оглушительно захохотал:
 — Я подумал, заметишь ты или нет. Она просто очаровательна, Кипп. Надеюсь, ты счастлив?
 — Ловкий ход, Джек, — кивнул Уолтер, потягивая лимонад. — Я тобой горжусь.
 — Счастлив? — Кипп покачал головой. — Не то слово, старина. Ты даже представить себе не можешь, как мне повезло. — Он бросил взгляд на Эбби, на мгновение представив, что это его ребенка она держит на руках. — Нам обоим очень повезло.
 — Они уехали? Только сегодня утром, говоришь? Жаль, — вздохнул Брейди. Поцеловав Эбби в щеку, он взял бокал с вином, который протянул ему Кипп. — Это мне урок, чтобы в другой раз не уезжал из Лондона.
 — Ничего страшного, — успокоила его Эбби. — Вы же приедете к нам в Уиллоуби-Холл на Рождество, правда? Вот и познакомитесь с ними.
 — Я уже знаком с Джеком, — напомнил Брейди. — Славный парень, хоть немного и эксцентричный. А что Мэри — действительно красавица?
 — Необыкновенная! — подтвердила Эбби, улыбнувшись Киппу, который в ответ весело ей подмигнул. А теперь, может быть, вы все-таки поведаете нам, где вы пропадали последние недели? Брейди пожал плечами.
 — Да так… нигде особенно. Так сказать, наслаждался природой. — Он украдкой покосился на Киппа. — Кстати, заехал на пару дней в Литл-Вудкот, навел… кое-какие справки о вашей мисс Блисс.
 — Господи помилуй! — Кипп удивленно покачал головой. — Похоже, наша горничная просто свела тебя с ума, старина! Послушай, Реджине всего шестнадцать, самое большее семнадцать, и я готов пари держать, что правду она все равно не скажет. В любом случае она слишком молода для тебя. Эбби выпустит тебе кишки, если ты попробуешь совратить девчонку.
 — Совратить?! — Брейди с непритворным возмущением схватился за сердце. — Бог с тобой! Мне просто интересно, кто она такая, разве это преступление? И потом, кого ты хочешь одурачить, дружище? Вы же оба умираете от любопытства — до такой степени вам хочется услышать, что я узнал. Разве нет?
 — Нет, — отрезала Эбби.
 — Жаль, — с ехидной усмешкой вздохнул Брейди. — Впрочем, лучше мы обсудим это с мисс Блисс. С вашего разрешения, разумеется.
 — Считай, что ты его получил, — вздохнул Кипп, покачав головой. Упрямство Брейди начинало его бесить. — Уверен, она наговорит тебе достаточно вранья, чтобы ты завяз в нем по крайней мере на неделю.
 В тот же вечер Салли Энн удалилась, едва в спальню вошел Кипп. Она знала, что ее услуги не понадобятся. Эти влюбленные голубки — хозяин с
 хозяйкой — просто дождаться не могут, когда останутся одни. Для людей их круга это даже странно.
 Эбби повернулась к мужу спиной, чтобы он расстегнул жемчужную нитку у нее на шее и спустил с плеч платье, и замурлыкала от удовольствия, когда его горячие губы обожгли ей кожу.
 — Брейди просто невозможен, правда? Как ты думаешь, он и в самом деле ездил в Литл-Вудкот выяснить, кто такая Реджина? Наверное, зря мы не выслушали его.
 — Ну уж нет, не хватает еще поощрять этого сумасброда! — фыркнул Кипп, проворно расшнуровывая ее корсет и думая при этом, что с каждым разом у него это получается все лучше. — Кроме того, у нас и своих дел хватает, верно? Пусть его забавляется. Вот увидишь, ему скоро самому это надоест.
 Взяв жену за руку, он потащил ее к постели.
 — Давай поговорим о наших планах. Через пару недель я увезу тебя в Уиллоуби-Холл и буду держать там как свою пленницу. И разумеется, в спальне.
 — Ммм… мне это нравится, — промурлыкала Эбби. — Давай-ка поподробнее. Думаю, ты станешь приходить ко мне каждую ночь в надежде соблазнить, а вместо этого сам влюбишься в меня по уши!
 Кипп спрятал улыбку.
 — Ну… что-то вроде того, — хмыкнул он, окончательно стянув с жены платье, и оно лужицей розового шелка стекло на пол у ее ног. — Только, боюсь, сюжет еще немного сыроват и требует некоторой доработки. Может, в постели…
 — Я люблю тебя, Араминта Зейн, — перебила его Эбби, когда муж на руках нес ее к кровати.
 — Я тоже люблю тебя, жена. Я не говорил тебе об этом, но я люблю тебя всем сердцем.
 — Дурачок, — прошептала она, уткнувшись ему в шею. — Да ведь ты говоришь мне об этом каждый день…