--------------------------------------------- Кэтлин Кейн Возвращение Трэвиса Дина Глава 1 ЭПИТАФИЯ ХОТЬ ТРЭВИС ДИН ПОКИНУЛ НАС, МЫ ДУМАЕМ О НЕМ И В ЧЕРНОЙ НОЧИ ЖУТКИЙ ЧАС, И ВЕЧЕРОМ, И ДНЕМ. О НЕТ, О НЕТ! ОН НЕ ЗАБЫТ, О ЧЕМ НАДГРОБЬЕ ГОВОРИТ, ВОЗДВИГНУТОЕ ЗДЕСЬ. ХВАЛА ЕМУ И ЧЕСТЬ! Брови Трэвиса Дина поднимались все выше и выше, пока он снова и снова перечитывал эпитафию на своем надгробном камне. Легкий ветерок пронесся по кладбищу на краю городка, потревожив и растрепав листву старого клена, «дерева духов», как они всегда называли его. Дерево стояло как часовой, сторожащий могилы. И в частности, его могилу. О Господи! Его могилу! По телу его пробежала дрожь, отвечая охватившему его чувству чего-то сверхъестественного при виде собственного имени, вырезанного на памятнике. Господи! Они его погребли! «Кто, черт бы его побрал, сочинил эту эпитафию?» — спрашивал он себя. А слова «Хвала ему и честь»! Чего они-то стоят! Ни к селу ни к городу! Четыре года его не было в Темпесте, штат Калифорния. И все эти четыре года он мечтал сюда вернуться. Он со всей силой фантазии воображал торжественную встречу, толпу, предводительствуемую мэром, пожимающим его руку, захлебывающихся рыданиями старых дам, падающих в обморок юных девиц и Кэти… его Кэти, бросающуюся к нему в объятия и теряющую сознание от счастья. Трэвис нахмурился и снова посмотрел на надгробие. Он был здесь единственным живым существом, обладающим чувствами и сознанием, в компании мертвецов. А уж если говорить о компании, то… Взгляд Трэвиса скользнул по соседнему надгробному камню, и его передернуло от отвращения и негодования. Кому пришло в голову похоронить его рядом с Эстер Морган, навечно уложить их рядом? Черт возьми! У него и доныне случаются кошмары, в которых ему является ее классная комната. Она была самой низкой, самой мерзкой, самой гнусной школьной учительницей во всей Калифорнии. По-видимому, было недостаточно спрятать его под землей кладбища. Тот, кто задумал этот странный фокус, предпочел, чтобы его имя красовалось радом с именем личности, бывшей его страшным кошмаром бесчисленные годы, а возможно, и века. Но кто мог так сильно ненавидеть его? Странное это чувство — увидеть собственную могилу, будто ты должным образом похоронен в ней. Трэвис почувствовал, как волосы у него на затылке зашевелились и встали дыбом, и невольно поднес руку к голове, чтобы пригладить их. После стольких случаев за последние четыре года, когда ему удавалось увернуться от смерти, найти собственную могилу дома было уже чересчур. Он перемахнул через низкую изгородь, стремясь поскорее удалиться от этого могильного камня, и бросил взгляд на Темпест, находившийся на расстоянии не более полумили от кладбища. Итак, его скитаниям пришел конец. Теперь он стал другим человеком. Он изменился. Подняв голову и расправив плечи, Трэвис мысленно повторил клятву, данную себе четыре года назад: «Больше ни одного втуне потраченного дня. Клянусь, что это будет так. Я женюсь на своей любимой Кэти, нарожаю детишек и превращу свое ранчо в образцовое хозяйство». Он произнес свою клятву вслух, и это укрепило его дух. «Ну что ж, — думал он, — придется всем здесь привыкнуть к факту моего возвращения». Им придется принять его в свою среду. Трэвис ускорил шаги. Его сапоги ритмично выстукивали по грязной дороге: «Почти дома, почти дома, почти дома…» Было воскресное утро, и потому в небольшой церквушке в конце Мейн-стрит собралось много народа. К счастью, проповедник, против своего обыкновения, ограничился довольно краткой проповедью. Он уже принялся оправлять свой белый крахмальный воротничок, а это было верным признаком того, что служба близится к концу. Кэти вздохнула, вытянула руку вперед и потянула за рукав своего трехлетнего сына, стараясь усадить его на скамью. Он улыбнулся ей и попытался вывернуться. Но она крепко держала его за рукав, заставляя себя не улыбаться. Не следовало позволять маленькому негодяю догадываться, как она гордится его независимостью, силой духа и темпераментом. Подошвы его башмаков елозили по деревянному полу и производили шум, которого вполне хватило бы и на целую армию маленьких шкодливых мальчишек. Мод Симпсон, дама с волосами цвета соли с перцем, повернула свою величественную голову с соседней скамейки и бросила неодобрительный взгляд на ребенка. Кэти поежилась. Маленький Джейк показал язык. Мод окаменела в своем праведном негодовании и послала Кэти яростный взгляд. Потом резким движением вновь обернулась к кафедре. Кэти посмотрела на сына, взглядом давая ему понять, что такое поведение неуместно, схватила его за руку и усадила к себе на колени. Улыбаясь за спиной Мод, она думала о том, как было бы хорошо, если бы у нее самой хватило смелости проделать то, на что отважился ее сын. Джейк, стараясь соблюсти ритм проповеди, принялся болтать ножками, ударяя ими о скамью Мод. — Дай-ка его мне, — тихо предложил Артур. Кэти посмотрела на спокойного худощавого человека в очках, сидевшего радом с ней, и попыталась сдержать вздох. Она знала, что у Артура самые лучшие намерения. Но Джейк был таким непоседливым мальчишкой, что даже доброму школьному учителю было не под силу удержать его в повиновении. Кроме того, Кэти было известно и то, что ее нежный и милый мальчуган приводил Артура в неописуемый ужас, просто терроризировал его. Она улыбкой поблагодарила Артура и крепче прижала к себе сына. Когда проповедь закончилась и проповедник Дэвис взял свою Библию и вышел через боковую дверь, Кэти поднялась с места, держа Джейка под мышкой, и, почти не глядя на следовавшего за ней Артура, поспешила выйти, чтобы успеть на ожидавший экипаж. «Славный человек, — убеждала она себя, — добрый, мягкий, с ровным характером». Потом покачала головой, видя, что Артур не поспевает за ней. Люди в спешке толкали и теснили друг друга, стремясь поскорее выбраться на воздух и не обращая ни малейшего внимания на жалкие попытки Артура догнать Кэти. Его высокая, но слишком тонкая и худощавая фигура не выдерживала напора толпы. Его бросало и швыряло, как те маленькие камешки, которые дети так любят бросать в пруд. И, как бывало каждое воскресенье, дело кончилось тем, что Артур застрял у своей скамьи, не в силах пробиться вперед и ожидая, пока вся паства покинет церковь. Как и всегда, Артур покинул церковь последним. С тяжелым вздохом Кэти подумала обо всем, что ей предстоит переделать дома, и при этом попыталась не раздражаться на медлительность и вялость Артура. — Кэти, — обратилась к ней Мод, когда они оказались рядом. Кэти была чуть ли не благодарна, что ее невеселые мысли прервали. Она подняла голову и посмотрела на собеседницу, ожидая обычного внушения и зная, что оно непременно последует. — Ты должна стыдиться того, что не умеешь сдержать своего ребенка во время проповеди, и ведь это бывает каждую неделю. — Он всего лишь ребенок, Мод, — напомнила ей Кэти. — Дети должны уметь себя вести. Мальчику нужен отец, Кэти. Ему требуется крепкая мужская рука. И ты это знаешь. Отец. Кэти тихонько шмыгнула носом. — Я встречаюсь с Артуром и… — Чушь! — фыркнула Мод и обеими ладонями расправила нарядное летнее платье. — Артур Фезерстон не годится в отцы этому мальчишке. Он боится детей, этот Артур. Это ясно и ежу! «Да, это верно», — со вздохом подумала Кэти, против воли соглашаясь с собеседницей. За два месяца, что Артур ухаживал за ней, она могла бы по пальцам пересчитать случаи, когда Артур и Джейк проводили время вместе. — Он самый неподходящий человек для роли школьного учителя, какого я когда-либо видела, — продолжала Мод, увлекаясь любимой темой. — Да о чем речь! Сколько раз его ученики связывали его и запирали в школьном туалете, и в городе это называют «шутками с Фезерстоном». — Он мягкий и добрый человек. — Кэти считала своим долгом сказать хоть одно доброе слово о своем незадачливом поклоннике. — Мягкий — это одно, — продолжала разглагольствовать Мод, — а запуганный до смерти — это нечто совсем другое. Кэти оглядела толпу. Артур, как всегда, плелся в хвосте, как щенок на коротком поводке. — И выйти замуж за такого после того, что у тебя было, — уже спокойнее продолжала Мод, — это все равно что съесть жареную лягушку вместо сандвича с говядиной. — Возможно, ты и права, — неохотно признала Кэти. — Но по крайней мере эта жареная лягушка здесь, под рукой. — Если бы ты не была самой упрямой женщиной, какую я только видела в жизни… — Поцеловать! — потребовал Джейк и потянулся к Мод. — Ах ты, маленький негодник! — пробормотала Мод. — Поцеловать! — повторил мальчик, нетерпеливо размахивая ручонками. — Думаешь, что любой разговор можно этим закончить, да? — спросила Мод, наклоняясь к ребенку. Но как только малыш запечатлел влажный поцелуй на ее сильно напудренной щеке, женщина рассмеялась и покачала головой: — Ты такой же, как твой папаша? Хороший кусок мяса, сочный до самой кости! Кэти тяжело вздохнула. Джейк, склонив головку, смотрел на Мод сквозь приспущенные ресницы и улыбался ей одним уголком рта. «Ну точно так же, как его отец», — с внезапной болью подумала Кэти. Однако в отличие от отца Джейк должен вырасти человеком с чувством долга и ответственности. Уж об этом она позаботится. Ее сын должен твердо стоять на ногах. Он не станет перекати-полем, удирающим от всех, кто его полюбит, как это делал его отец. В голове Кэти роились невеселые мысли, но тут до слуха ее донесся громкий гул голосов снаружи. Там кричали, вопили, будто все жители городка старались перекричать друг друга. Кэти попыталась пробраться поближе к дверям. Похоже было, что все стремились туда же. В толчее она потеряла из виду Артура, и ее бросило прямо на спину пробиравшейся впереди Мод, когда та вдруг остановилась как вкопанная на широких ступенях крыльца. — Кэти! Голос Мод звучал непривычно, странно, будто ее слегка придушили. — В чем дело, Моди? — спросила Кэти, стараясь понять по выражению лица подруги, что случилось. — Ты в порядке? — Я-то в порядке, солнышко, — тихо ответила женщина, — но тебе я посоветовала бы сесть. — Что? — Кэти нахмурилась и покачала головой. — Почему мне надо сесть? — Потому что, — сказала Мод, не отрывая взгляда от одного из лиц в толпе, — потому что, похоже, сегодня на ужин ты все-таки получишь свой бифштекс. — Да о чем ты там толкуешь? Кэти повернула голову, следуя за взглядом Мод, и почувствовала, как прочный и устойчивый мир вокруг нее разлетелся на куски. — Он вернулся, — сказала Мод, хотя в этом объяснении не было ни малейшего смысла. — Трэвис Дин восстал из мертвых. Нам бы следовало знать, что убить его не может ничто на свете. Глава 2 Но это невозможно! Черт возьми! Как он мог вернуться? Он же все испортил, все разрушил. О Боже милосердный! Взгляд Кэти встретился с его взглядом, и она вдруг испытала огромную невероятную радость, какой не знала четыре долгих года. Кровь зашумела у нее в висках, а колени задрожали. Господи! Неужели он все еще оказывает на нее такое воздействие? Трэвис был выше, чем ей запомнилось, и худее. Черные как ночь волосы Трэвиса, пожалуй, были слишком длинными, а небритые щеки и пыльная одежда означали, что он долго путешествовал. Но он был чертовски, дьявольски красив и опасен и пленителен, как дорога в ад. Потом он улыбнулся ей своей недоброй кривоватой улыбкой, да еще у него хватило наглости подмигнуть ей. И это вернуло Кэти с неба на землю. Сколько раз в прошлом она сбивалась с пути и оступалась из-за этой его бесшабашной плутовской улыбки! Но на этот раз она не падет к его ногам. Радость, вспыхнувшая было где-то внутри, уступила место гневу, еще более яростному, чем когда-то. Как он смеет ей подмигивать, будто они двое затеяли какую-то только им понятную игру? Прошло четыре года, и за это время он не прислал ей ни единой весточки, ни одного письма, не дал знать, что жив, черт бы его побрал! Как он смеет снова вторгаться в ее жизнь? Неужели он воображает, что между ними все осталось по-прежнему, как в ту ночь, когда он уехал? Да как он посмел вообще заявиться сюда? Черт возьми! Неужели он не понял, что вместе с его именем она похоронила на старом кладбище и память о нем? — Мама? Голос сына прервал нить ее гневных мыслей, напомнив Кэти, что важно, а что нет. Джейк! Важно было только то, что касалось Джейка. И для нее в эту минуту стало необходимым добраться до Трэвиса, прежде чем он скажет что-нибудь такое, что погубит ее репутацию и будущее ее сына. Трэвис не чувствовал шлепков по спине, почти не слышал возбужденных голосов, не различал лиц в толпе. Все, что он был способен видеть, и все, что желал видеть, была пара изумрудно-зеленых глаз, теперь широко и изумленно раскрытых. «Вероятно, следовало ей написать», — напомнил он себе уже далеко не в первый раз. Черт! Конечно же, ему следовало сообщить Кэти о своем возвращении. Написать о том, что скоро он будет дома и их жизнь станет такой же, как прежде, и начнется с того самого момента, когда он покинул ее. Но он не хотел рисковать — дать ей надежду и обмануть эту надежду. Его жизнь вовсе не была безопасной в эти последние несколько лет. Его шансы вернуться домой были столь ничтожны, что он и сам не всегда в это верил. Черт возьми! Она была даже красивее, чем ему помнилось. Длинные рыжие волосы, сверкавшие как огонь в свете солнца. Ветер играл их концами, и они развевались вокруг ее лица, создавая нечто похожее на нимб. Золотисто-рыжие брови вздымались высокими арками над зелеными глазами, преследовавшими его в снах и наяву. Высокая и стройная, она стояла гордо и непринужденно в своем простом коричневом платье, будто на ней был королевский наряд. Пока он смотрел на нее, она вызывающе вскинула подбородок, распрямила плечи, будто готовилась к битве, и ее зеленые глаза, устремленные на него, превратились в щелочки. Гнев Кэти был притчей во языцех, и сейчас было очевидно, что он разгорается ярким пламенем. Ладно, черт возьми! Трэвису, как никому, было известно, что надо делать, чтобы пригладить ее взъерошенные перышки. И с этим следовало поспешить. Никто не посмел бы этого позволить себе с Кэти, кроме него. — Трэвис! — крикнул кто-то совсем рядом. — Где ты был? До нас дошло, что ты погиб! — Пока еще нет, — ответил Трэвис с ухмылкой и сделал шаг к Кэти. И к дому. Да плевать ему на то, что она взбешена. Они преодолеют это. Так всегда бывало и раньше. Он убеждал себя, что видеть, как Кэти гневается, — одно удовольствие. Господи! Как ему недоставало этих ссор с ней! Она была самой упрямой женщиной на свете, и ему казалось, что он любил ее всю жизнь. Они были помолвлены и собирались пожениться, когда он уехал в это злополучное путешествие в Сан-Франциско. И будь он проклят, если не потащит ее венчаться прямо сейчас. Было потеряно зря слишком много времени. Больше расточать его было нельзя. Надо было наверстывать упущенное. Все вокруг, казалось, были рады, кроме нее. Почему она не улыбалась? Почему она не вела себя так, как та Кэти, которую он не раз представлял в мечтах? Почему она не бросалась в его объятия? Конечно, он думал, что она будет гневаться на него… но ведь он ожидал также, что она будет все-таки рада его видеть. — Ты видел свой надгробный памятник? — спросил кто-то. — Да-а, — ответил Трэвис достаточно громко, чтобы быть услышанным всеми. От одного только воспоминания об этом вдоль хребта его побежали мурашки. Слишком много раз за последние четыре года он был очень близок к тому, чтобы обзавестись надгробием. — Похороны были замечательными, по первому классу, — сказала какая-то женщина из толпы. — Жаль, что ты их не видел. Тебе бы стоило взглянуть на них. — Как мне жаль, что я пропустил эту церемонию, — сказал Трэвис, обращаясь к ней. Он не сводил глаз с Кэти, пробираясь к ней сквозь толпу, страстно желая сжать ее в объятиях. Дотронуться до нее наконец и забыть о минувших четырех годах. Все, чего он хотел теперь, — это жениться на ней как можно скорее и поселиться на ранчо, как они и собирались раньше. Зажить своим домом. Завести детишек. И, как бы подчиняясь его желаниям, толпа расступилась, и образовалась дорожка, по которой Трэвис мог подойти прямо к Кэти. Он смотрел на нее, пытаясь найти в ее ответном взгляде желанную радость. Каждый его шаг приближал его к ней. Он заметил Мод, держащую на руках маленького мальчика. Потом увидел, как она слегка подтолкнула локтем Кэти. Кэти колебалась с минуту, размышляя, что делать, и за это время Трэвис будто прожил еще один год, пытаясь прочесть выражение ее лица. И когда он решил уже, что она не хочет иметь с ним ничего общего, Кэти сбежала по ступеням церковного крыльца и стремительно бросилась к нему. Трэвис ощутил облегчение и радость, столь огромные, что ему трудно было с ними совладать. Он раскрыл объятия навстречу Кэти, вдыхая нежный сладостный аромат розового мыла, которым она всегда пользовалась. Ощущение ее прижатого к нему тела было и привычно и ново. Но сквозь одобрительный рев толпы он вдруг услышал, как Кэти прошептала ему на ухо: — Не говори ни единого слова, Трэвис Дин, ни единого слова, пока мы с тобой не поговорили наедине. — Да кому, черт возьми, хочется разговаривать? Все, чего хотел Трэвис, это найти какой-нибудь укромный уголок, где он и Кэти могли бы снова обрести друг друга. Но тело ее напряглось в его объятиях, она откинула голову назад и сурово посмотрела на него. — Нам надо поговорить, Трэвис Дин. А до этого никому не говори ни слова. «Не говорить ни слова о чем?» — недоумевал он, хотя тревожный блеск в глазах Кэти насторожил его. Трэвис Дин почувствовал себя несколько неуютно и даже нервно. Он ощущал на себе десятки взглядов, замечал двусмысленные улыбки на лицах. Что здесь происходит? Почему все ведут себя так странно? Мод пробилась сквозь толпу, все еще держа мальчика на руках. Она остановилась возле Трэвиса и протянула ему ребенка. Трэвис переводил взгляд с Кэти на Мод и снова на мальчика. И тут наконец забрезжило понимание. Глаза, такие же синие, как и его собственные, смотрели на него. Короткие вьющиеся волосы мальчугана были точно такого же цвета, как волосы Трэвиса. Когда мальчик неожиданно улыбнулся ему, Трэвис почувствовал, что колени его подогнулись. Это было все равно что взглянуть на себя в зеркало. Сын? У него был сын? Неловко держа ребенка, будто тот был камнем или куском дерева, чувствуя, что руки не хотят ему повиноваться, он переводил изумленный взгляд с ребенка на Кэти. Она кивнула ему, будто молча отвечая на его вопрос. В ушах у Трэвиса гудело, но сквозь этот шум он все-таки расслышал слова Мод: — Познакомься со своим сыном, Трэвис. Джейк, это твой папа. — Папа? Глава 3 Кэти сама не понимала, как ей удалось увезти Трэвиса из города так быстро. Должно быть, паника, охватившая ее, способствовала ее удаче. Зачем он вернулся? После стольких лет, после четырех лет? Что заставило его снова войти в ее жизнь? И почему вдруг он решил явиться именно тогда, когда все собрались возле церкви? В тесном экипаже, зажатая между своим поклонником и «мужем», которого все давным-давно считали погибшим, Кэти молча строила и отвергала тысячи всевозможных планов. Артур, естественно, настоял на том, чтобы отвезти ее домой. Будучи галантным, он предложил включить в их компанию и Трэвиса. Хотя, откровенно говоря, что еще ему оставалось делать? Кэти ощущала на себе взгляд Трэвиса столь же явственно, как и нажим его твердого бедра на ее собственное. Он постоянно переводил его с Джейка на Артура, а потом на нее, и в этой неукоснительной последовательности было нечто жутковатое. А то, что она сидела так близко от него, ни в коей мере не способствовало ясности мысли. А ведь соображать она должна была сейчас быстро, не теряя времени. — Так как, вы говорите, ваше имя? — внезапно спросил Трэвис, и Артур подпрыгнул на сиденье будто подстреленный. Кэти едва удержалась от стона — так ее раздражала эта мужская стремительность и непоследовательность. Ради всего святого! Ведь Артур не сделал ничего плохого. Уж если у кого и была причина нервничать и искать правдоподобных объяснений своему поведению, так это у Трэвиса! — Это Артур Фезерстон, — ответила она, когда поняла, что один из ее спутников не способен к членораздельной речи. — Он наш школьный учитель. — А!.. — сказал Трэвис и не спеша кивнул, а затем принялся разглядывать незнакомца сощуренными глазами. — Как мило с вашей стороны, что вы проводили Кэти в церковь. И часто вы провожаете ее туда? Артур заерзал на своем сиденье и слишком долго собирался оторвать руку от поводьев, чтобы ослабить вдруг ставший тугим воротничок. Кэти почувствовала, как он дрожит. Вспышка раздражения, внезапно накатившая на обоих мужчин, передалась и ей. Артур вызывал у нее раздражение, но дать в зубы ей почему-то захотелось Трэвису Дину. Но зная, что вид женщины, дающей в зубы мужчине, несомненно, вызвал бы у Артура обморок, Кэти сдержала свой естественный порыв и только довольно резко сказала: — Да, это бывает часто. Бровь Трэвиса вопросительно поднялась, и он внимательно посмотрел на нее. — Дело в том, — продолжала она, прилагая отчаянные усилия, чтобы стереть эту гнусную полуулыбку с его лица, — дело в том, что Артур ухаживает за мной. — Это правда? Синие глаза впились в глаза Кэти с такой яростью, что она могла ответить только таким же яростным взглядом. Ведь прошло четыре года, четыре года! Неужели он рассчитывал, что все это время она просидит у камина, предаваясь мечтам о нем и умирая от тоски? Конечно, то, что первые два года его отсутствия она занималась именно этим, ему было знать незачем. Школьный учитель шумно откашлялся, и они оба посмотрели на него. — К вопросу об ухаживании, сэр, — сказал Артур смущенно. — Дело в том, что мы оба считали, что вас нет в живых, мистер Дин. Но естественно, раз вы вернулись к семье, я готов отступиться. Кэти с минуту смотрела на школьного учителя, потом перевела взгляд на Трэвиса. Черт бы его побрал! Но она не заметила на его лице улыбки удовлетворения и самодовольства. Теперь молчаливый школьный учитель направил экипаж по неровной, покрытой выбоинами дороге к ранчо, и Кэти затаила дыхание, ожидая реакции Трэвиса. В конце концов он не видел своего дома четыре года. После его исчезновения Кэти перебралась в опустевший дом, чтобы привести его в порядок и вести там хозяйство. Когда-нибудь он перейдет Джейку, а уж она позаботится о том, чтобы ее сыну досталось что-нибудь от его беспутного папаши вдобавок к синим глазам и ямочкам на щеках. И почему это ее так беспокоит, что подумает Трэвис о ее усилиях привести все в порядок? Она не могла этого понять, но чувствовала, что ей стало тяжело дышать. Грудь что-то сжимало, не давая вздохнуть свободно. Она ждала. — А что же случилось с фермой? — поинтересовался наконец Трэвис, обводя глазами двор ранчо. Кэти с трудом перевела дыхание. Да, ее дом не был образцовым. Крыша его немного осела посередине, а двери амбара пьяно раскачивались или уныло висели на сломанных петлях. Но лошади выглядели здоровыми, ограды ко-ралей прочными, и у Трэвиса не было никакого права быть недовольным. Где он был в самое дождливое лето, которое им довелось пережить? Когда ей приходилось не спать целыми ночами, чтобы выливать воду из ведер, подставленных под водостоки, не давая им переполняться? Где он, спрашивается, был, когда повредило ветром южную изгородь и ее лучшая кобыла сломала ногу, пытаясь перепрыгнуть через нее? Где он был, когда ей приходилось ремнем привязывать Джейка себе на спину, как это делают индианки со своими детьми, и ставить ограду из колючей проволоки? Черт возьми! Где он был? — Что случилось? — огрызнулась она. — Случились последние четыре года. — А кажется, что минуло сорок лет, — пробормотал Трэвис, качая головой. Нежное чувство к нему, которое ощутила Кэти, тотчас же исчезло. — Знаешь, Трэвис, — начала она, чувствуя, как гнев ее вновь нарастает. Ни один человек не мог довести ее до белого • каления так быстро, как этот, от близости которого плавились ее кости и кровь вскипала в жилах. — Хотя, — мягко перебил он ее, прежде чем Кэти успела выпустить весь пар, — после стольких лет вдали от дома и это зрелище ласкает глаз. «Где бы он ни был, — подумала она, — но даже если он не тосковал по мне, то уж по своему ранчо наверняка скучал». — Ладно. Думаю, вам о многом надо поговорить, — вмешался Артур, и тут Кэти и Трэвис изумленно воззрились на него, потому что почти забыли о его присутствии. Об Артуре так легко было забыть. — От этого нам никуда не уйти, — сказал Трэвис и перегнулся через Кэти, чтобы протянуть руку и попрощаться со школьным учителем. — Разрешите еще раз поблагодарить вас, мистер… Гм… — Фезерстон, — подсказала Кэти. — Артур Фезерстон. Узкая рука школьного учителя потонула в широкой и крепкой ладони Трэвиса. Пожатие было, должно быть, болезненным, но, следует отдать ему должное, Артур лишь слегка вздрогнул. — Ну, мы искренне благодарны за то, что вы нас подвезли, — сказал Трэвис минутой позже, выпрыгивая из экипажа и явно торопясь расстаться с его владельцем. Он повернулся к Кэти, чтобы помочь ей выйти, и, когда его пальцы сжали ее руку, сердце Кэти на мгновение остановилось и пропустило удар, как бывало всегда, когда он оказывался рядом с ней. Она взглянула на него и поняла, что он заметил ее волнение и обрадовался этому. Черт возьми! Кэти вырвала руку и повернулась, чтобы снять с сиденья Джейка. И только тогда обратила внимание на бедного Артура. И почему, скажите на милость, мысленно она всегда называла его «бедным Артуром»? Держа Джейка на руках, она улыбнулась Артуру. Он повернул экипаж и поспешно, чуть ли не галопом, выехал со двора, оставив после себя только облако пыли. И вот она опять осталась наедине с человеком, бросившим ее четыре долгих года назад. — Вниз! Пусти! — скомандовал Джейк, отталкивая мать и вырываясь из ее объятий. Она опустила его на землю. Запрокинув маленькую головку, он внимательно и задумчиво разглядывал своего отца, потом повернулся и вприпрыжку помчался к амбару, где его ждало семейство щенков из нового помета. Кэти наблюдала за стоявшим рядом с ней мужчиной. С удивленной улыбкой Трэвис смотрел вслед мальчику до тех пор, пока тот не скрылся за дверями амбара. Сердце ее сжалось, когда она заметила раскаяние на лице Трэвиса. — Он красивый малый, — наконец проронил Трэвис и медленно повернулся к ней. — Я тоже так считаю, — ответила Кэти, с трудом проглотив комок в горле. — Сколько ему? Она вся внутренне ощетинилась: — Чуть больше трех. Кивнув, Трэвис заметил: — Значит, он мой. Да как он посмел это сказать? Ведь он прекрасно знал, что был у нее первым и единственным мужчиной! Она холодно посмотрела ему прямо в глаза. Прежде чем они заговорят о чем-нибудь еще, он должен кое-что уяснить. — Нет, Трэвис, — возразила она решительно. — Он мой. — Да он просто моя копия! — воскликнул Трэвис, махнув рукой в сторону амбара. Носком поношенного черного башмака Кэти постукивала по глине. — То, что у мальчика твои ямочки на щеках, еще не делает его твоим сыном. Трэвис фыркнул: — В таком случае я хотел бы знать, а что же делает? — Я скажу тебе, Трэвис. — Кэти выступила вперед, ткнув ему в грудь указательным пальцем. — Быть с ним здесь и днем и ночью. Носить его на руках, когда он заболел крупом и едва мог дышать… рассказывать ему сказки перед сном и отгонять от его постели страшных чудовищ… радоваться, когда он делал свои первые робкие шаги… Кэти глубоко вздохнула и продолжала бы, если бы Трэвис не схватил ее за плечи и не встряхнул с силой. — Неужели ты думаешь, Кэти, что мне хотелось уйти? — А что еще я должна была думать, Трэвис? — огрызнулась она, откидывая голову назад и яростно встречая его взгляд. — Ты отправился в Сан-Франциско по делу всего на четыре дня, а вместо этого исчез на четыре года! — Это была не моя вина, — ответил он, крепче сжимая ее плечи. — Я могу все объяснить. — Слишком поздно! — отрезала Кэти и высвободилась из его рук, пока теплота его прикосновения не лишила ее столь тяжело дававшейся ей силы сопротивляться. Трэвис провел обеими руками по волосам, и Кэти сделала отчаянное усилие, чтобы не заметить, как напряглись мускулы на его руках. — Кэти, — сказал он, и руки его упали вдоль тела. Он покачал головой. — Не таким я представлял свое возвращение. — А я и вообще не представляла, что это произойдет. — Мне следовало тебе написать. — То, что следовало, ни черта не значит, Трэвис. — Я ведь не хотел обидеть тебя, Кэти, — сказал он мягко. Но он это сделал. Более чем кто бы то ни было другой, Трэвис Дин ранил ее чувства, отчаянно обидел ее. Она доверяла ему. Любила его. Ждала его, как последняя дура. О Господи, его голос и сейчас обладал особой властью над ней. От его звука вдоль ее спины пробежали мурашки, как от нежной и легкой ласки. Она помнила теплые летние ночи, когда он сжимал ее в объятиях и они лежали на лугу, глядя на звезды. Она помнила прикосновение его рук, вкус его губ и тяжесть его тела. Но она помнила и то, как узнала, что беременна, что осталась одна, и как долго и уже почти без надежды на его возвращение ждала его. Она замерла, будто окаменев. — Да, много времени прошло, Кэти. — Слишком много, Трэвис. Он покачал головой, потянулся к ней и привлек ее к себе прежде, чем она успела отпрянуть. Он прижал ее к груди, и она ощутила бешеное биение его сердца, в унисон с ее собственным. — Четыре года или четыреста лет, Кэти, — прошептал Трэвис, склоняя голову к ней, — и все же эта магия сохранилась между нами. Их губы встретились, и его поцелуй отнял у нее последние силы, ее колени ослабли и подогнулись. Четыре года растаяли, растворились в горячем, жадном желании, поднимавшемся внутри ее тела, как волна, яростно обрушивающаяся на берег. Потом Трэвис оторвался от ее губ, посмотрел ей в глаза и сказал: — А теперь, Кэти, дорогая, почему бы тебе не рассказать мне о моих похоронах, о нашей свадьбе и о сыне? И не обязательно в таком порядке. Глава 4 Его сын. Даже это слово, произнесенное вслух, вызывало у него головокружение. У него был сын, а он пропустил все то время, пока живот Кэти округлялся, пока младенец рос в ее чреве. Он мог бы держать на руках этого крохотного малыша с красным личиком и слышать его первый крик и дыхание. Глаза его обожгли слезы, и Трэвис с трудом перевел дух, стараясь успокоиться. Черт возьми! Ему было так жаль, что он был лишен этого счастья. — Джейк родился через восемь месяцев после твоего отъезда. Это известие потрясло Трэвиса. Значит, Кэти знала о будущем ребенке до его отъезда, но не проронила ни слова. А если бы она сказала? Отменил бы он свое путешествие? Остался бы дома? «Нет, — честно признался он себе. — Скорее всего нет. Но уж по крайней мере я бы рвался домой и не оставался бы вдали от дома ни одного лишнего дня. И уж, вероятно, не стал бы заходить в городской салун, изменивший для меня все». — Почему ты не сказала мне, что ждешь ребенка? Кэти фыркнула и отпрянула от него, обжигая его взглядом. — Хочешь во всем обвинить меня? Трэвис провел рукой по волосам, потом покачал головой: — Конечно, нет. — Он слишком хорошо знал, кого винить во всем случившемся. — Но ведь ты могла мне сказать. — Тогда я еще не была уверена. Она стояла выпрямившись, как стрела. Ему так хотелось дотронуться до нее, сделать то, о чем он мечтал много бессонных пустых ночей. Ему хотелось заключить ее в объятия, зарыться лицом в ее шею, хотелось, чтобы потерянные четыре года, которые прошли без нее, пропали, исчезли, испарились. — Где, черт возьми, тебя носило? Где ты был? — пробормотала она. — Где я был? — переспросил он тихо, вспоминая о влажных объятиях черных трюмов бесчисленных кораблей. Где он только не побывал! На тропических островах и в холодных городах, в странном чужом и притягательном мире Востока. Его не было здесь так долго, что он едва ли знал, с чего начать рассказ и как объяснить Кэти свое исчезновение. Прежде чем он попытался это сделать, она покачала головой: — Не важно. Теперь это не имеет значения, Трэвис. — Ты права. — Он подошел к ней ближе и остановился у нее за спиной. — Значение имеет только то, что я вернулся, что я здесь. И я остаюсь. — Нет, — ответила Кэти, оборачиваясь, чтобы видеть его лицо, и он заметил решительный блеск в ее зеленых глазах, и блеск этот был предупреждением. — Имеет значение то, что я похоронила тебя и переехала сюда. — Но я не умер, — напомнил ей Трэвис, снова вспомнив о своем могильном камне. — Для меня умер. — Хочу спросить из чистого любопытства, — проговорил Трэвис напряженным тоном, — от чего я умер? — Это был несчастный случай, — ответила ему Кэти самым нежным голосом, столь несовместимым с яростным блеском в глазах. — Произошло ужасное несчастье на лесопилке возле Сан-Франциско. Кстати, ты ужасно страдал. — На лесопилке? — Трэвис вздрогнул, потому что его живое воображение немедленно заработало, нарисовав ему дюжину страшных картин. Прищурив глаза, он с минуту смотрел на нее. — А сколько времени ты ждала меня, прежде чем решила убить? Улыбка сползла с ее лица, как соскальзывают капли дождя с оперения утки. — Три месяца, — ответила она резко. — Сначала я говорила всем, что ты задерживаешься. Потом — что ты делаешь все возможное, чтобы поскорее попасть домой… Ее голос слегка дрогнул, и Трэвис ощутил острую боль в сердце. — Но когда прошло три месяца, а от тебя все не было ни одной весточки, я сделала выбор. — Я написал бы, если бы мог. — Я сказала тебе, что мне это неинтересно. И Кэти повернула к дому. Она шла быстрым широким шагом, и подол ее платья приподнимался при каждом движении. Трэвис отставал от нее всего на шаг или на два. — Эй! — окликнул он ее. — Ты оставишь мальчонку одного в амбаре? Кэти резко остановилась и бросила на него взгляд через плечо. Этот взгляд совершенно ясно сказал ему, что ни ее дела, ни воспитание сына его не касаются. Но все-таки она ему ответила: — Мальчонку зовут Джейк. И он там не один. С ним Генри Уинтерс. — Генри? Взгляд Трэвиса метнулся к амбару, словно он мог увидеть сквозь стену своего старого друга. — Да. Сейчас он работает у меня. — Это хорошо, Кэти, — сказал Трэвис. Ее рыжие четко очерченные брови поднялись: — Для меня большое облегчение, что ты одобряешь мои поступки. — О, ради Бога… Она снова двинулась к дому, и Трэвис поспешил за ней. «Этой чертовой бабе придется меня выслушать, хочет она того или нет». — Когда ты не вернулся домой, — сказала она, и ветер легко донес до него ее слова, — и я поняла, что ношу Джейка, мне надо было что-то предпринимать. «Подумать только, через что она прошла совсем одна, как она страдала… что она передумала обо мне». От всех этих мыслей в нем поднялась горячая волна стыда. — Господи, Кэти, мне очень жаль. Трэвису было так больно, что она и вообразить этого не могла. Но, черт возьми, он ведь раскаялся и заплатил за это. Или нет? На террасе Кэти остановилась и тщательно вытерла ноги о протертый до прозрачности коврик, потом открыла дверь и вошла в дом. — Я сказала всем, что мы тайно поженились до того, как ты уехал. — И тебе поверили? Она метнула на него гневный взгляд и направилась через большую комнату в кухню. — У них не было оснований не верить. Всем было известно, что мы помолвлены. Трэвис старался не отстать от нее, почти не замечая обстановки маленького домика, в котором вырос и который всю жизнь считал своим. Но потом, внимательно оглядевшись, заметил, что, как и снаружи, здесь многое обветшало. Было заметно, что дом знавал лучшие дни. Сняв свой передник с деревянного колышка, прибитого на кухонной стене, Кэти надела его и завязала его ленты бантом на тонкой талии. Господи! Она была до того хороша, что он готов был ее съесть. Одарив Трэвиса еще одним кратким взглядом, она направилась к плите, взяла кофейник и отнесла его к раковине. Солнце бросало косые лучи в окно, золотя ее рыжие волосы, высекая из них искры и окрашивая их в цвет жаркого огня, пылающего в камине в холодную ночь. Она выплеснула в раковину холодный кофе, налила в кофейник свежую колодезную воду и продолжала говорить, повысив голос, чтобы его не заглушал шум льющейся воды. — До того как ты «умер», весь город был возбужден известием о том, что у меня будет ребенок. — Она коротко и безрадостно рассмеялась. — Все говорили о том, как ты обрадуешься, узнав, что станешь отцом. И снова внутри у Трэвиса все сжалось от боли и раскаяния. — И я переселилась сюда. — Кэти отпустила ручку насоса, и на минуту снова воцарилась тишина, потому что и ее голос умолк тоже. — Я подумала, что если ты вернешься, то прежде всего прибежишь сюда. «Ты была не права», — подумал Трэвис, бессильно сжимая руки в кулаки. Он побежал бы к ней, прямо к ней. Как и сделал это сегодня. — Но, как я уже сказала, когда прошло три месяца, а вестей от тебя все не было, я решила, что ты не вернешься. — Кэти… Она покачала головой, подошла к плите и насыпала в кофейник кофе. Слегка дрожащими руками она снова водрузила кофейник на плиту. Потом посмотрела на Трэвиса. Он стоял на чисто выметенном полу, заложив руки в карманы и широко расставив ноги. — И тогда пришла «телеграмма», в которой сообщалось о моей смерти? Она твердо встретила его взгляд. — Да. Я предпочла остаться уважаемой вдовой, а не беременной брошенной невестой. Трэвис подумал, что не смеет осуждать ее. Он смотрел, как она наклоняется, чтобы подбросить топлива и разжечь печку. Жадный треск пламени, лизнувшего дрова, наполнил кухню. Трэвис долго молчал, прежде чем услышал собственный голос: — Как же ты ухитрилась похоронить меня без гроба и трупа? Кэти выпрямилась и скупо улыбнулась: — О, твой надгробный камень — всего лишь памятник. Мы тебя не хоронили как положено. «Все-таки некоторое утешение», — подумал он мрачно. — После несчастного случая на лесопилке от тебя почти ничего не осталось, и хоронить было нечего. — Иисусе! Он, потрясенный, смотрел на нее. Когда Кэти Хантер хотела ударить побольнее, она делала это основательно. Кэти скрыла готовую прорваться улыбку и повернулась к столу. Его реакция была как раз такой, на какую она и рассчитывала. Значит, дело того стоило. Недаром она постаралась изобрести для него самую мрачную смерть, на которую только хватило ее фантазии. В то же время, будучи столь разгневанной и уязвленной, она получила некоторое утешение от сознания, что хотя бы в своем воображении она расправилась с ним по заслугам. А теперь, хотя он и был здесь, не стоило притворяться, что это что-то изменило. «Весь секрет, — думала Кэти, — заключается в том, чтобы все время быть занятой». Тогда у нее не останется времени на то, чтобы вспоминать, как сильно она любила этого человека, как долго питала надежду, что он вернется домой, вернется к ней. — Кэти, — сказал Трэвис, и она закрыла глаза, потому что ей было трудно противостоять теплоте и нежности, которые она услышала в его голосе. «Как это возможно, — удивлялась она, — что четыре долгих года, проведенных в одиночестве, не убили влечения к нему?» — Нам надо поговорить о том, как теперь быть. Кэти снова уставилась на кухонный стол, стараясь сосредоточить все свое внимание на свежем хлебе, корзинке с яйцами и куске бекона, ожидавшего, пока его нарежут ломтями. — Мы должны подумать о Джейке, — сказал Трэвис. — И сделать так, как будет лучше для него. — Есть только одна вещь, которую мы можем сделать, Трэвис, — ответила Кэти мягко и положила нож на стол, прежде чем обернуться к нему. — Я тоже так думаю. — Хорошо. Тогда мы договорились. Трэвис потянулся к ней и положил руки ей на плечи. Сердце Кэти затрепетало, жар проник в нее до самого нутра, но она старалась изо всех сил побороть это ощущение. Если она так легко сдастся, она снова отдаст ему свое сердце и все повторится. Они смотрели друг на друга с минуту, потом заговорили одновременно. — Мы поженимся по-настоящему, — сказал Трэвис. — Мы притворимся, что разводимся, — сказала Кэти. Глава 5 Четырьмя днями позже слова: «Мы притворимся, что разводимся» — все еще отдавались эхом в сознании Трэвиса. С гримасой отвращения он поднял свой стакан, проглотил остатки тепловатого пива и поставил пустой стакан на выщербленную стойку бара. Шум и неразбериха в салуне «Последняя собака» скользили вокруг него, не затрагивая сознания. Он не обращал на них внимания. Вместо этого он уставился на искаженное отражение собственного лица в зеркале бара и про себя гадал, действительно ли его лицо столь чудовищно безобразно или так кажется потому, что он выпил слишком много пива. Бармен Сэм Фуллер подошел к нему, взял его стакан и наполнил снова. Поставив его перед Трэвисом, этот великан оперся локтями о стойку и с усмешкой спросил: — Как случилось, что ты притащился сюда, вместо того чтобы нежиться дома со своей хорошенькой женушкой? Образ Кэти всплыл в затуманенном пивом сознании Трэвиса. Едва ли он мог сейчас рассказать Сэму правду. Да и как было это сделать? Все в городке радовались, что они с Кэти так счастливо соединились вновь; никто бы и не поверил, что сейчас он дальше от нее, чем когда бы то ни было. Разве они знают, что последние три ночи он спал в амбаре и не слышал ничего лучшего, чем храп Генри Уинтерса, составлявшего ему компанию. Черт возьми! Да Трэвис и сам едва мог в это поверить. Четыре года он провел вдали от Кэти, а теперь, когда вернулся домой, оказалось, что он от нее еще дальше, чем был. Он томился по ней гораздо сильнее, чем когда был от нее вдали. Потому что теперь он видел ее каждый день. Он слышал ее голос. Наблюдал за ней, когда она шла по двору своим решительным, почти мужским шагом. Он видел, как она прикасается к их ребенку с такой нежностью, что у него дух захватывало, и он так жаждал, чтобы она прикоснулась к нему. И каждую ночь в его пустой и холодной постели ему являлся ее желанный образ. Черт бы побрал ее невозможное упрямство! Кэти и слушать не хотела его объяснений! И продолжала твердить, что все это для нее не имеет значения! Но ведь это было так важно. Если за последние четыре года он что-то и узнал, так это то, что самым важным для него было, чтобы они оставались вместе. — Трэвис? — Сэм, склонив голову набок, заглядывал ему в глаза. — С тобой все в порядке? Нет, конечно, с ним не было все в порядке. И теперь он сомневался, что вообще когда-нибудь будет, но он не собирался говорить об этом Сэму. Трэвис провел рукой по лицу, надеясь, что в голове у него прояснится и он более отчетливо увидит лица двух улыбающихся Сэмов. — Ты знаешь, как это случается. Иногда мужчине нужно выйти из дома и повидать друзей… Сэм пожал плечами и вытер стойку бара чистым белым полотенцем. — Решать, конечно, тебе, — сказал он. — Но будь я на твоем месте, я бы сидел дома с Кэти, а не якшался со здешним сбродом. Потом он двинулся дальше вдоль стойки бара, чтобы утолить жажду других своих посетителей, тоже мечтавших забыться в пьяном угаре. Слова бармена все еще звенели в его ушах, и Трэвис позволил своему взгляду оторваться от собственного отражения в зеркале и посмотреть в сторону. Отражение комнаты за его спиной колебалось и приплясывало, но все же зрение служило ему еще достаточно верно, чтобы он смог увидеть, что этот салун ничем не отличался от любого другого подобного заведения в любом другом городе. Трэвис помрачнел и крепче сжал в руке стакан с пивом. Он не бывал в салунах с той последней ночи во Фриско, когда некий дружелюбный незнакомец угостил его выпивкой с каким-то странным привкусом. Остаток ночи Трэвис припоминал как нечто туманное. Все будто слилось в неясное пятно. Но уж что он помнил совершенно ясно, так это то, что проснулся он наутро… на корабле, державшем курс на Китай. Похищение! Он чувствовал себя как зеленый юнец, попавший в большой город и заблудившийся там. «И ты так ничего и не узнал об этом? А?» — спросил его кто-то. Трэвис выпрямился и огляделся. Но рядом с ним никого не было. Он фыркнул и покачал головой. Ладно. Вот он уже слышит то, что услышать невозможно. По-видимому, он сильно надрался, выпил слишком много пива. «Ну, что ты делаешь, парень? Почему ты не попытаешься уладить свои дела?» Трэвис отодвинул стакан с пивом так неловко, что облил себе руку. Вот ему уже мнится всякая чертовщина. Он слышал голос, идущий неизвестно откуда и будто одновременно отовсюду. Отойдя на полшага от стойки, Трэвис уставился на человека, сидевшего к нему ближе всех. Это был высокий мужчина с суровым лицом и брюхом, нависавшим над пряжкой пояса на несколько дюймов. Человек смотрел на него неодобрительно. — В чем дело? — Что вы хотите этим сказать? — спросил Трэвис. — Вы заговорили со мной. — Мистер, — решительно отозвался человек, — вы пьяны. — Может быть, но я не глухой. «Просто глупец». Губы мужчины не двигались, когда он сказал это. Как, черт возьми, ему это удавалось? — Кого вы назвали глупцом? — Трэвис, — окликнул его Сэм, поспешив к нему с другого конца бара, стремясь предотвратить потасовку, которая могла повредить его заведению. — Успокойся. Тебя никто не называл глупцом. — Кто-то это сказал, — возразил ему Трэвис, бросая на Сэма мрачный взгляд, отразившийся в зеркале вместе с лицами повернувших к нему головы зевак. «Это сделал я», — сказало одно из лиц в зеркале. Трэвис прищурил глаза, чтобы лучше его разглядеть, и повернулся лицом к стоявшему за его спиной высокому и худому человеку, которого увидел в зеркале. Но за спиной у него не оказалось никого. Он с трудом глотнул, снова повернулся, чтобы посмотреть в зеркало, и увидел его так ясно, что яснее и быть не может. Мужчина смотрел на него с отвращением и качал головой. Но когда Трэвис снова обернулся, мужчина исчез из поля зрения. Он отчаянно скосил глаза, но с трудом различил только неясные очертания туманной фигуры. Черт возьми! Трэвис потер глаза обеими руками. Оказывается, он не только пьян, но еще и свихнулся! — Может быть, тебе лучше пойти домой, Трэвис? — предложил Сэм. — Да, — согласился он. И внезапно ему захотелось поскорее выбраться из этого салуна и протрезветь. — Хорошая мысль. «Самое время», — подтвердил все тот же голос, чем и подстегнул Трэвиса к действиям. Прокладывая себе путь сквозь густую толпу, он добрался до двери и вышел, хлопнув ею, ступил на тротуар и глубоко и медленно втянул в себя свежий ночной воздух. «Это все, что мне требуется, — решил он. — В этом чертовом салуне было слишком душно. И из-за этого я думал совсем не о том, о чем следовало». Откинув голову назад, Трэвис уставился на небо, постоял, глядя на мерцающие звезды, и дал себе слово, что последний раз в жизни он искал утешение на дне кружки. «Как раз это ты сказал себе, когда проснулся на корабле» «Господи!» Трэвис выпрямился и пристально всмотрелся в окружавшую его темноту ночи. На него смотрели фасады лавок и складов своими темными неосвещенными окнами, похожими на слепые глаза. «Все так, как и должно быть, — размышлял он. — Если не считать того факта, что я начал слышать голоса несуществующих людей». Трэвис плотно зажмурился и, даже зная, что при этом ни черта не увидит, медленно повернулся, стараясь найти источник голоса. Но оказалось, что на расстоянии вытянутой руки от него стоит высокий худой мужчина. И прежде чем Трэвис успел произнести слово, весьма материальный и к тому же плотный и сильный мужчина саданул его кулаком в челюсть, заставив свалиться в грязь. — Мама! Нежный детский голосок проник в сладостные сны о Трэвисе и вернул Кэти к реальности. Она села на кровати, вглядываясь в погруженную в мрак спальню. Голова ее была в тумане, она находилась еще во власти сна о Трэвисе и теперь пыталась восстановить ритм дыхания и бешеное сердцебиение. — Мама! Джейк. Мгновенно Кэти отбросила одеяло, выпрыгнула из постели и побежала через небольшой коридор в комнату Джейка. Холодный пол жалил ее босые ноги. Она порывисто распахнула дверь и остановилась, испытав офомное облегчение, потому что с Джейком, похоже, было все в порядке. Сидя в своей кроватке, он тер глазки. Должно быть, ему просто приснился кошмар. Опустившись на край его матраса, Кэти посадила ребенка к себе на колени и с облегчением вздохнула, когда его маленькие ручки обвились вокруг нее. — Ты ушла, — укорил ее Джейк и спрятал головку у нее на груди. — Ах, мой сладкий, это был только сон, — заворковала Кэти, гладя его по головке и убирая волосики с залитого слезами личика. В тишине ночи сердце Кэти сжалось, как бывало всегда, когда она смотрела в эти синие глазки. Она не могла представить своей жизни без него. Она любила его так глубоко, что даже и не представляла раньше, что такая любовь возможна. — Я никогда не покину тебя, Джейк, — сказала она мальчику, веря в каждое свое слово. — Но ты это уже делала, — возразил он, по-видимому, достаточно оправившись и проснувшись, чтобы заняться своим любимым делом — спорить. — Сны иногда кажутся реальностью, Джейк, — сказала Кэти и внезапно вспомнила о своем сне. Мгновенное, быстрое, как молния, пламя желания пронзило ее. — Это было, — настаивал он. — Ты поцеловала меня, а потом ушла. Кэти улыбнулась. Столь же упрямый, как и его родители, Джейк никогда не поддавался на доводы. Она вытерла его слезы нежным прикосновением пальцев. — Но я ведь вернулась, и ты можешь теперь спокойно спать. Джейк не стал сопротивляться, когда она уложила его в постель и подоткнула одеяло, укрыв его до подбородка. Но потом он с недоверием посмотрел на нее: — Ты останешься? — Останусь, — пообещала Кэти и села, прислонившись к стене. Уже не в первый раз с тех самых пор, как он родился, ей приходилось спать сидя. Джейк вздохнул, устроился поудобнее в кроватке, потом спросил, с некоторым усилием заставляя себя говорить: — И папа тоже? Кэти замерла и сжала зубы с такой силой, что они скрипнули. — Да, и папа тоже. По-видимому, удовлетворенный, Джейк погрузился в молчание, и всего через несколько минут по его ровному и глубокому дыханию Кэти поняла, что мальчик снова заснул. Она смотрела на него, жалея, что не может быть такой же доверчивой. Что она не может так же легко прощать. Однако она не могла отрицать, что их с Трэвисом сын легко простил ему четырехлетнее отсутствие. В восторге оттого, что у него появился отец, маленький мальчик целый день ходил по пятам за Трэвисом, как его уменьшенная до крошечных размеров тень. Он копировал походку Трэвиса и даже просил «шляпу для большого мальчика», чтобы походить на мужчину, которого уже столь очевидно обожал. Кэти поджала голые ноги, прикрыв их подолом ночной рубашки, и уставилась неподвижным взглядом на тени на противоположной стене. Что же касается Трэвиса, Кэти была вынуждена отдать ему должное. Он не только терпеливо выносил присутствие ребенка, но, казалось, даже получал удовольствие, проводя с сыном долгие часы. Когда она видела их вместе, сердце ее болезненно сжималось и, как она вынуждена была признаться себе самой, в ней просыпалась ревность. Их отношения, казалось, складывались очень легко и естественно. Это было несправедливо, но именно она чувствовала себя лишней, будто вторгалась в их мир. Теперь, когда Трэвис вернулся, даже Генри иногда обращался к нему с вопросами, которых не мог решить сам. По-видимому, годы, когда они с Кэти старались наладить работу на ранчо, не имели для старого ковбоя ни малейшего значения. Конечно, он был так же дружелюбен и вежлив, как всегда, но обращался с ней как, как… с женой Трэвиса. «А разве ты что-то иное?» — спросил ее женский голос. Кэти выпрямилась на постели, бросила взгляд на спящего сына, потом обвела взглядом комнату. Нет, она не вообразила этот голос. Она не была сумасшедшей. Или пьяной. Она не спала. Так в чем же было дело? «Во мне», — снова послышался голос. Взгляд Кэти остановился на противоположной стене, где, как она заметила, тень и свет затеяли какой-то мудреный танец. Она затаила дыхание и стала считать удары своего сердца, она так всматривалась в эти тени, что глаза ее начали болеть и слезиться. Вытянув руку, она коснулась головки Джейка, как бы защищая его от возможной опасности, и продолжала вглядываться в сгущающийся лунный свет на стене. Кэти не осмеливалась даже моргнуть. И под ее взглядом неясные тени и лунный свет сгустились и образовали какую-то знакомую, очень знакомую фигуру. — Тетя Эдди? — с трудом произнесла Кэти. «Во плоти, — сказала женщина и рассмеялась, поняв нелепость своих слов. — Ну, как говорится…» Глава 6 Трэвис потряс головой и похлопал ладонью по ноющей челюсти. Воззрившись на стоявшего над ним человека, он спросил: — Кто вы, черт вас возьми? «Я твой дядя Илай, мальчик, и мне не нравится, как ты себя ведешь». Энергично поработав челюстями, Трэвис заставил себя подняться на ноги, постоял, слегка покачиваясь, потом осторожно попытался восстановить равновесие и утвердиться попрочнее на земле, которая показалась ему ненадежной — она слегка куда-то накренилась. — Илайша Дин умер задолго до моего рождения. «Верно», — сказал мужчина и сделал шаг к Трэвису. Забавно. Если бы его лицо все еще не болело, Трэвис подумал бы, что вся эта странная беседа — пьяный бред, кошмар. А так было очевидно, что этот «призрак» расквасил ему нос. — Ну, для призрака, мистер, у вас чертовски сильный удар, — заметил Трэвис и занес свой правый кулак, чтобы как следует двинуть своего нового знакомого в зубы. Но рука его просвистела в воздухе и прошла сквозь тело собеседника, будто тот был не более чем тенью. Трэвис зашатался. Глаза его вылезли из орбит. — О Боже, — пробормотал он и посмотрел на свой кулак, потом на странного человека и снова на свою руку. «Я сказал тебе, что я призрак, да, призрак, мальчик. Ты не можешь меня ударить». — Слишком много пива выпил, слишком мало ел. — Трэ-вис направился к своей лошади, решив теперь не обращать внимания на шагавшую рядом с ним фигуру. «Моя задача — позаботиться о том, чтобы ваши отношения с Кэти наладились». Трэвис фыркнул и подавился смехом: — Пока что ты не слишком преуспел в своем деле… дядя. «Но ты мне совсем не помогаешь, — возразил Илай. — Черт возьми! Я ждал твоего возвращения в наш город четыре года. А теперь, когда ты здесь, ты бездействуешь». Трэвис остановился возле своей лошади и наклонил голову, прижавшись лицом к прохладной коже седла. Бросив искоса взгляд на «призрак», он сказал: — Может быть, тебе это неизвестно, но дело в том, что Кэти хочет развестись со мной. «Да, я знаю». Трэвис нашел некоторое утешение в том, что милый старый призрачный дядюшка Илай, казалось, был этим так же недоволен, как и он сам. — Развестись до того, как мы поженились, — сказал Трэвис глухо. — Это нечто невиданное. «Ты должен так или иначе заполучить ее назад, мальчик», — сказал Илай и сильно шлепнул Трэвиса по спине. Трэвис недоуменно воззрился на странную фигуру рядом с собой. Как он мог ударить так сильно, если давно был мертв? Покачав головой, Трэвис сказал: — Она едва говорит со мной. И едва ли захочет говорить. Трудно было в этом признаться, трудно проглотить столь горькую пилюлю, но что поделаешь? С тех пор как он объявился здесь, Кэти делала все возможное, чтобы избегать его. Даже за трапезой, когда ей в силу обстоятельств приходилось терпеть его общество, она говорила только с Генри и Джейком. Джейк. Его сын. При мысли о мальчике сердце Трэвиса полнилось гордостью. За последние четыре дня ему открылся новый, неизвестный до сих пор мир только потому, что на многое он стал смотреть глазами Джейка. Кэти хорошо воспитала его. Он был полон жизни и энергии, и у него был добрый нрав. Сердце Трэвиса разрывалось от боли, и он понимал, что эта боль не пройдет, если Кэти и дальше будет вести себя подобным образом. Она попросила его продолжать притворяться, что они женаты, и он согласился. Главным образом чтобы не повредить Кэти и их мальчику. Но еще и потому, что все-таки не переставал надеяться, что со временем она привыкнет считать его мужем и что ей самой захочется, чтобы это продолжалось. Но его Кэти была упряма как черт. Она хотела ломать комедию и притворяться, что они состоят в браке, только потому, что это давало ей возможность развестись с ним, как если бы они и впрямь были женаты. И почему он не влюбился в какую-нибудь слабовольную, податливую, спокойную серую мышку? Он не мог бы ответить на этот вопрос. «Ты очень хорошо знаешь почему, — ответил ему Илай. — Каждый настоящий мужчина хочет, чтобы рядом с ним была сильная женщина, а не размазня. Женщина, равная ему по уму, находчивая не менее, чем он, а порой и более». Трэвис не знал, что привидения могут читать чужие мысли. «Ну, теперь ты это знаешь». — Хватит, перестань. — Трэвис поднял левую ногу и безуспешно попытался вставить ее в стремя. Один раз, другой. Он покачнулся, зашатался и вцепился в седло, чтобы удержаться на ногах. Цепляясь за луку седла правой рукой, левой он попытался направить ногу в стремя. Потом подтянулся, кое-как взобрался в седло и, неуверенно покачиваясь в нем, постарался сесть поудобнее. Продолжалось это, как ему показалось, целую вечность. Трэвис посмотрел с седла вниз на своего давно почившего родственника, дядюшку Илая. — Так как ты исчезнешь, как только я протрезвею, то будет лучше, если я скажу это сейчас. Приятно видеть тебя, дядя Илай. Илай покачал головой: «Пойми меня, мальчик, я никуда не могу исчезнуть, пока ты не помиришься с Кэти». Трэвис поднял руку и поплотнее нахлобучил на голову шляпу, потом взял в руки поводья. Дав своей лошади хорошего тумака под ребра, он пробормотал: — В таком случае, я полагаю, нам с тобой предстоит долгая дружба. «Господи, девочка, неужели тебе прежде никогда не доводилось видеть привидения?» — Нет, — прошептала Кэти и осторожно поднялась с кровати. «Тетю Эдди, — убеждала она себя, — не стоит бояться». Однако по спине ее побежали мурашки. Она поспешила выйти из комнаты Джейка, надеясь, что таким образом избавится от своей странной гостьи и, главное, избавит от нее своего спящего мальчика. — Почему ты здесь? — спросила Кэти, поворачиваясь лицом к женщине, которую она любила и потеряла десять лет назад. Эдди улыбнулась и покачала головой: «Я всегда считала, что ты поступишь правильно, что ты способна постигнуть суть вещей. Я здесь для того, чтобы соединить тебя с Трэвисом. Я должна позаботиться об этом, потому что так должно быть». Кэти плюхнулась на один из стульев. — В таком случае не трать на меня зря время. Нам с ним не суждено быть вместе, и мы никогда вместе не будем. Иди и преследуй кого-нибудь другого. Кэти бросила взгляд на привидение своей тетки, но странное нечеткое переплетение света и теней уже исчезло. Остался только лунный свет, и его блики танцевали на стенах. Кэти вздохнула и постаралась выбросить из головы все происшедшее. По-видимому, она была гораздо больше утомлена, чем ей казалось. Свернувшись калачиком на стуле, Кэти набросила на плечи вязаную шаль, подтянула ее к подбородку и оперлась своей пылающей головой о спинку стула. Не было смысла ложиться в постель, если она все равно не сможет уснуть. — Папа здесь! — Голос Джейка был так звонок, что от него задребезжали стекла. Кэти открыла воспаленные, будто припорошенные песком глаза, почти ожидая, что снова увидит приснившийся ей образ Эдди. Но в утреннем солнечном свете все было как всегда, а личико ее сына оказалось всего в нескольких дюймах от ее собственного. — Почему ты спишь на стуле? — спросил он, наклоняя головку набок и теперь становясь похожим на своего отца как две капли воды. — Я просто отдыхала, — сказала Кэти и застонала, потому что ее ноги затекли от неудобного положения. Отдыхала! Если можно назвать сменяющие друг друга сны о Трэвисе отдыхом, то это был ее отдых. Джейк схватил ее за руку и потянул изо всех сил. — Идем есть. Папа готовит! — Я не голодна, — сказала Кэти, бросив быстрый взгляд в кухню сквозь приоткрытую дверь. Она не могла видеть Трэвиса, но могла его слышать. Он разговаривал с Генри, и до нее доносился звон и грохот сковородок и кастрюль, как и аромат свежесваренного кофе, возбуждавший аппетит. Но как бы она этого ни хотела, сейчас она не могла встретиться лицом к лицу с мужчиной, о котором только что грезила. Личико ее сына омрачилось, и он продолжал тянуть ее что было сил. — Завтлак! — настаивал он. Заглянув в его решительные глазенки, Кэти сдалась. В конце концов, это было легче, чем попытаться объяснить трехлетнему малютке, почему вдруг завтрак перестал быть столь важной частью утра. — Прекрасно, — сказала она. — Дай мне только одеться. Джейк покачал головкой: — Папа говорит, сейчас. Папа говорит это. Папа говорит то. Кэти скрипнула зубами, стараясь не обращать внимания на растущее раздражение, и заставила себя встряхнуться и подняться на ноги. Ведь не прошло еще и недели после возвращения Трэвиса, а он уже успел так или иначе занять столь большое место в жизни и чувствах Джейка. — Джейк, — позвал Трэвис и шагнул в дверной проем. Он посмотрел Кэти прямо в глаза. Она знала, что ночью он был в городе и, вероятно, проторчал несколько часов в салуне. Встав, она набросила шаль на плечи и завязала концы под грудью. Ей придется сидеть с ним за столом, но она не позволит ему глазеть на свою грудь. При этой мысли она почувствовала, как отвердели ее соски и все тело обдало жаром. Ее собственное тело предавало ее. Если уж оно оказалось таким ненадежным, был ли у нее шанс устоять против искушения, носящего имя Трэвис Дин? Будто прочитав ее мысли, он улыбнулся, медленно раздвигая губы и окидывая ее жадным взглядом с головы до ног. Их глаза встретились. — Я и забыл, как прекрасно ты выглядишь утром, — сказал Грэвис. Звук его голоса был почти осязаем, и от него по спине-Кэти побежали сладкие мурашки, но она инстинктивно сжалась, стараясь защититься от него. — Ты много чего забыл. — Кэти проследовала на кухню за сыном, чуть задев шалью Трэвиса. — Например, забыл вернуться домой, как обещал. Она услышала его вздох и внутренне улыбнулась. Пока что она достигла немногого, но все же испытала некоторое удовлетворение. Генри встал со своего места за столом. Волосы его, почти совсем седые и взлохмаченные, образовали вокруг головы нимб. Он бросил на вошедших осторожный и встревоженный взгляд. Пока что он никому не сказал ни слова о странности их взаимоотношений, о том, что только что вернувшийся после столь долгого отсутствия муж спит в амбаре, но Кэти понимала, что он задумывается об этом. А уж как только Генри заговорит, то сплетням не будет конца. Она опасалась сплетен, но не настолько, чтобы позволить Трэвису спать в доме. «Кроме того, — думала она, — как только поползут сплетни, я расскажу всем, что собираюсь развестись с Трэвисом. Конечно, разведенная женщина — это скандал… и все же ничто по сравнению с падшей женщиной, родившей ребенка вне брака». Взгляд Генри был острым, пронзительным, будто, глядя на них обоих, он пытался понять, что же происходит на самом деле. Потом, как показалось Кэти, он передумал их спрашивать и направился к двери, прихватив с собой пару тостов. — Пойду работать, босс. — Прекрасно, — отозвалась Кэти. — Хорошо, — сказал Трэвис. Ответили они в один голос. В течение долгой минуты Кэти и Трэвис пристально смотрели друг на друга. Во взгляде Кэти пылала ярость, но Трэвис не отвел глаз. Казалось, он хотел показать ей, что не собирается отступать и завоюет все, что им было утрачено. «Ну, что же, — сказала она себе, сдерживая гнев, — пусть поразмыслит, это пойдет ему на пользу». Генри откашлялся, взял за руку Джейка и пробормотал: — Пошли, малый, наведаемся-ка в амбар. — Посмотрим на щенков? — спросил Джейк, обрадованный такой перспективой. — Конечно, конечно, — пообещал Генри и вышел. Кэти и Трэвис остались вдвоем, и в кухне вдруг стало невероятно тихо. После минутного колебания Трэвис налил кофе в две чашки, поставил их на стол и сел на свое место. Кивнув Кэти, он сказал: — Все-таки нам следует поговорить. И возможно, именно сейчас. Ей очень хотелось кофе. К тому же она не хотела показать ему, что опасается разговора. Кэти села за стол, взяла свою чашку, отпила из нее и тотчас же почувствовала, что жизнь снова заструилась по ее жилам. Еще глоток-другой, и, возможно, в голове у нее прояснится и мозги начнут работать как всегда. — Нам больше нечего сказать друг другу, Трэвис. — А вот тут, Кэти, ты ошибаешься. — Он подался вперед и, опираясь локтями о стол, не сводил с нее взгляда. — Мне надо многое сказать, и тебе придется это выслушать. Кэти поджала пальцы босых ног, которые холодил деревянный пол кухни, и взяла свою чашку с кофе обеими руками, скорее для того, чтобы казаться занятой, чем для того, чтобы согреть руки. Глядя прямо на него, она почувствовала, что ее обдало жаркой волной. Кэти старалась совладать с этими столь некстати возникшими ощущениями. Однажды она уже заплатила дорогую цену за право любить Трэвиса. А теперь ей приходилось думать не только о себе. Теперь у нее был Джейк. И она не позволит этому человеку причинить боль ее сыну. — Что бы ты ни собирался мне сказать, я не хочу этого слышать. — Очень плохо. — Трэвис перегнулся через стол и накрыл ее руку своей. — Мне следовало сказать тебе это еще четыре дня назад. Но я хотел дать тебе время. Дать время нам обоим. Я ждал четыре долгих года, чтобы иметь возможность сказать это и… Кэти вырвала руку и с яростью посмотрела на него. Все еще тлевшие в ней чувства к нему мгновенно угасли. — Ты ждал? — Дикая волна необузданной, всесокрушающей ярости потрясла ее. — Прости, но, мне кажется, Трэвис, ты кое-что забыл. Это ты уехал. А ждать осталась я. Он содрогнулся, но она не обратила на это внимания. — Я ждала, что человек, уверявший, что любит меня, вернется. Когда я нуждалась в тебе, Трэвис, больше, чем в ком-либо другом, ты уехал. Трзвис встал, так оттолкнув свой стул, что его ножки скрипнули, царапая пол. Мгновенно он оказался рядом с ней. Он заставил ее встать. Его руки легли ей на плечи. Она ощутила нажим его пальцев — каждый из них будто впился в ее кожу и плоть. И, черт возьми, ей это было приятно. — Я не знал, — пробормотал он. — Откуда мне было знать? Кэти услышала боль в его голосе, но это было ничто по сравнению с тем, через что прошла она. Через что прошел ее сын, у которого не было отца. Трэвис бездумно оставил их, и если бы не ее ложь об их «тайном браке», Джейка называли бы «пащенком Трэвиса Дина». В глазах Трэвиса отразилась боль, которую Кэти услышала в его голосе, но она старалась ожесточить свое сердце и не поддаться чувству. — Да, ты не мог знать о Джейке, в этом ты прав. Но это не важно. Ты должен был вернуться, Трэвис. Ко мне. Это было больнее всего. Он держал ее в объятиях. Он любил ее. Он давал ей обещания, и они вместе строили планы, а потом он исчез из ее жизни. — Я и собирался. Ты не можешь себе представить, как сильно я хотел вернуться. Его взгляд будто впитывал ее черты, и в нем была такая сила чувства, такая настойчивость, которую нельзя было не увидеть и не ощутить. Сердце сжалось. — Но ты этого не сделал. — Я не мог. — Это просто слова. — Черт возьми, Кэти, — хрипло прошептал Трэвис, встряхнув ее. — Послушай же меня. Позволь рассказать, почему меня так долго не было. «Возможно, если я выслушаю его, он уйдет. Может быть, тогда он согласится с моим планом фальшивого развода и исчезнет, пока еще не успел надавать невыполнимых обещаний. Оставит в покое нас с Джейком и даст нам возможность вернуться к спокойной, размеренной жизни». Это был шанс, который ей не следовало упускать. — Ладно, — неохотно согласилась Кэти. — Я выслушаю тебя. Но не обещаю, что это что-либо изменит. Глава 7 Теперь, когда ему удалось завладеть ее вниманием, он не знал, с чего начать. Как рассказать ей свою историю, не упоминая о том, каким болваном он оказался? С минуту мысли бешено метались в его мозгу, пока он не понял, что не сможет рассказать все правдиво и избежать унизительных подробностей. И Трэвис ринулся в свой рассказ, как в пропасть. — Я был одурачен, и меня насильно увезли матросом в Китай. По-видимому, она этого не ожидала. Глаза ее расширились, а рот изумленно раскрылся: — Что? — Меня увезли силой. Он отпустил Кэти и провел обеими руками по волосам, потом принялся мерить шагами кухню. Удивительно, до чего мала она оказалась. Прежде он никогда не обращал на это внимания. — Я решил остаться в городе еще на один день, — сказал он, и память унесла его на четыре года назад в ту холодную ветреную ночь в Сан-Франциско. — Я совершил выгодную сделку с лошадьми. — Трэвис задумчиво помолчал. — Понятия не имею, что случилось с ними и с деньгами… — А что случилось с тобой? — спросила Кэти, и ои едва удержался от улыбки. Она ведь предупредила, что на нее не произведет впечатления его рассказ, но, похоже, все же не осталась к нему равнодушной. — Иисусе, Кэти, — прошептал он. — Я так тосковал по тебе. Мне было так больно! Она вздрогнула и отвела эти свои невероятные зеленые глаза. — Просто… расскажи мне все, Трэвис. Он с трудом набрал воздуха в легкие. — Какой-то малый угостил меня в салуне выпивкой. — Кто? — Не знаю, кем он был. Я уже порядочно набрался к этому времени. Праздновал удачную сделку с лошадьми. — Он бросил на нее взгляд. — Я праздновал сделку и начало нашей жизни с тобой. Я знал, что эта сделка даст нам возможность хорошо зажить вместе. — Мне плевать на эту сделку, Трэвис. Я хотела только выйти за тебя замуж. — Знаю… — Он тихо застонал и голова его поникла. — И не считай, что все эти четыре года я этого не помнил и не думал об этом. Если бы я не пошел туда… Да что теперь говорить об этом! Как бы то ни было, когда я вылакал пойло, которым меня угостил незнакомец, я почувствовал себя как-то странно. Вроде бы как усталым. — И что случилось? — Я проснулся в трюме корабля, направлявшегося в Китай. Трэвис поморщился при воспоминании о вонючем чреве корабля, об удушающем мраке… Смрад гниющего дерева и немытых тел остальных похищенных или хитростью заманенных матросов внезапно окутал его. Инстинктивно он подошел к ближайшему окну и посмотрел на залитый солнцем двор и дальше на открытые взору пространства позади амбара. Он несколько раз вдохнул свежий воздух, чтобы чуть успокоиться, и продолжил свой рассказ. Он рассказывал обо всем. Начиная с того первого утра, когда, разъяренный, объяснялся с капитаном и впервые испытал на своей спине укус плети. Он рассказывал Кэти о тех двух годах, когда трудился как раб на человека, исковеркавшего его жизнь, и о той ночи, когда спрыгнул с корабля в Кантоне. Рассказывая свою историю, он переживал все заново, припоминал свой страх, постоянно гложущий его, пока он пытался выжить в стране, где говорили на незнакомом ему языке. — И как же ты сумел вернуться домой? Трэвис снова посмотрел на нее, прежде чем отвернуться к окну и взглянуть на земли, далеко простиравшиеся во всех направлениях. — Я нашел другой корабль и нанялся туда, чтобы попасть домой. Так прошло еще два года. Это был торговый корабль. Он останавливался во всех портах мира. И во время каждой стоянки приходилось надолго задерживаться, чтобы залатать старую посудину. Правда, теперь уже Трэвису не приходилось опасаться, что его подвергнут наказанию плетьми. Капитан был справедливым человеком, но это путешествие длилось целую вечность. — Как только мы прибыли в Сан-Франциско, я немедленно отправился домой. — Почему ты не написал мне? — спросила Кэти тихо. — Почему не дал знать, что жив? Трэвис повернулся к ней и увидел ее лицо — оно было обиженным и смущенным. Но он не заметил в нем следов недавней ярости. Он на это и надеялся. — В первые два года я не мог этого сделать. Черт, мне еще повезло, что я работал на палубе. Но капитан не разрешал нам покидать корабль. Когда мы приходили в порт, нас запирали, чтобы мы не могли сбежать. — Так как же ты убежал? Он усмехнулся: — Мне удалось войти в доверие к капитану. Я убедил его, что могу справляться с делами лучше его первого помощника. Он испытал меня раз-другой. И после этого впервые разрешил сойти на берег одному, и тут я исчез. — Прекрасно, — сказала Кэти, быстро подошла к Трэвису и остановилась рядом с ним. В солнечном свете, струившемся в открытое окно, ее волосы сверкали, и это было чудом красоты. Трэвису пришлось сжать руки в кулаки, чтобы удержаться и не прикоснуться к ней. Она больше не сердилась, но в глазах ее он не увидел нежности. — Когда ты удрал с этого корабля, ты мог бы мне написать. — Возможно, и мог бы, — сказал он смущенно. — Но, черт возьми, я не очень-то надеялся вернуться. Мне казалось, что не стоит сообщать тебе, что я жив, если я еще долго не смогу вернуться домой. Кэти покачала головой: — Ты должен был это сделать, Трэвис. Ты должен был это сделать ради Джейка. — Черт возьми! Я ведь ничего не знал о Джейке. Трэвис чувствовал всю тщетность своих усилий убедить ее. — Послушай, — сказала она, придерживая руками концы шали на груди, — я понимаю, через что ты прошел. Но это ничего не меняет. Трэвису показалось, что ему нанесли удар в солнечное сплетение. На мгновение он подумал, что вчерашний дух проник в комнату, тот самый, которого он минувшим вечером вообразил по пьянке. Но нет. Это действительно был отказ Кэти простить его. — Возможно, твоей вины не было в том, что ты отсутствовал так долго. Но ты был виноват уже в том, что уехал. Я ведь просила тебя не уезжать. Теперь она заговорила быстрее, и Трэвис видел, как в ней нарастает гнев. — Я ведь говорила тогда, что тебе не нужна эта чертова сделка с лошадьми, глупая сделка, но ты стоял на своем. — Это не было глупой сделкой, — возразил Трэвис. — Нам были нужны деньги, чтобы пожениться. — Нет, нам они не были нужны, — огрызнулась Кэти. — Это было нужно тебе. — Мужчина должен обеспечить женщину, которую любит. — Я верила, что ты вернешься. — Я и собирался. — Но ты не вернулся. — Меня опоили каким-то зельем и похитили! — Потому что ты был помешан на этой чертовой сделке! Она для тебя оказалась важнее меня и Джейка! — закричала Кэти, подавшись вперед и глядя на него с яростью. — Сколько раз тебе повторять, что я не знал о Джейке? — Ты знал, чем мы с тобой занимались. Об этом-то ты знал? — спросила она гневно — Ты знал, что мы были с тобой близки и что может быть ребенок. — В ту ночь я не думал о детях, Кэти. — На Трэвиса нахлынули воспоминания. Шепот, лихорадочные поцелуи, переплетенные руки, тающие в объятиях друг друга тела… Он с трудом вздохнул. — Да и ты тогда об этом не думала. Кэти вспыхнула, и в этот момент Трэвис так отчаянно пожелал ее, что ему показалось, что он умрет, если не сможет обнять ее, прикоснуться к ней. — Это не важно. — Кэти покачала головой. — Теперь все это не имеет значения. Что было, то прошло, Трэвис. Прошло? Как это могло быть, если каждый раз, оказываясь рядом с ней, он чувствовал, как между ними проскакивает искра? — Теперь для меня важен только Джейк. — И этот школьный учитель, — процедил Трэвис сквозь зубы. — Артур тут ни при чем. Она отвернулась, но Трэвис потянулся к ней, схватил ее за руку и развернул лицом к себе. — Ты не можешь серьезно заинтересоваться таким человеком, как он. — Артур — очень славный человек. — Господи, Кэти, ты для него слишком хороша, и знаешь это. — У него приличное место, хорошая работа. — Место школьного учителя? Она хмуро покосилась на Трэвиса: — Он будет приходить домой каждый вечер. — Да кому он еще нужен? — Он будет хорошим отцом Джейку. В Трэвисе вскипел гнев: — Я его отец! Кэти вырвалась из его рук. — Артур любит меня. Она круто повернулась и быстро пошла к двери. Но Трэвису хватило трех длинных шагов, чтобы нагнать ее. Их тела оказатась прижатыми друг к другу. — Может быть, он и любит тебя, Кэти. Но то, что он чувствует к тебе, не идет ни в какое сравнение с тем, что мы чувствуем друг к другу. Она вздрогнула: — Чувствовали. — Чувствуем, — настаивал он. Потом понизил голос: — Ты не хочешь Артура, Кэти. Ты хочешь меня, почти так же сильно, как я хочу тебя. Кэти облизала пересохшие губы: — Ты ошибаешься. — Я ошибаюсь? Да, черт возьми, он ощущал, как все ее тело трепещет в его объятиях. Он прекрасно знал, что прав насчет их взаимного влечения. — Давай-ка проверим. Трэвис прижался губами к ее губам. Это был поцелуй, о котором он так бесконечно долго мечтал. Ее руки упирались в его грудь, но уже через секунду они легли ему на плечи, и теперь она уже обнимала его. Кэти приоткрыла рот и позволила его языку скользнуть в ее нежное тепло, и тогда Трэвис подумал, что наконец-то он дома. Он не мог остановиться, не мог перестать целовать ее. Это было то, о чем он мечтал, чего хотел и в чем нуждался. Трэвис заново изучал ее рот, губы, язык. Он вздохнул, когда услышал, как она тихонько застонала и прижалась к нему. Его тело пробудилось к жизни, и он положил руку ей на спину, потом его рука двинулась ниже. Трэвис хотел, чтобы Кэти почувствовала, как сильно он желает ее. И ощутил ее ответное желание. Теперь он хотел большего. Он хотел обладать ею. Хотел, чтобы она вся принадлежала ему. Здесь. Сейчас. На полу кухни. Он жаждал почувствовать удовлетворение, которое могла ему дать только она. Оторвавшись наконец от ее губ, Трэвис принялся целовать ее шею, спускаясь все ниже и ниже. Кэти застонала и запрокинула голову, позволяя ему ласкать себя. — Я люблю тебя, Кэти, — прошептал он, не переставая целовать ее, и ощутил, как тело ее изогнулось. — Я всегда любил тебя. — Трэвис… — Люби меня, Кэти… — О Господи, помоги мне, — прошептала она. — Я… — Папа! Боковая дверь широко распахнулась и с грохотом ударила в стену… Кэти отпрянула от него и отступила назад на пару шагов. Кровь в ней кипела, сердце ее бешено стучало, она смотрела на Трэвиса и понимала, что, если бы не Джейк, она снова пустила бы Трэвиса в свою постель. Господи! Неужели она так ничему и не научилась? Джейк прыгал, возбужденно переступая с ноги на ногу, полный радости жизни. — Генри зовет тебя. Он говорит, что сейчас появится жеребенок. Трэвис смотрел на Кэти, и ее смущал этот пристальный, полный желания взгляд. Не глядя на сына, он сказал: — Сейчас приду. Иди скажи Генри. — Хаашо, — ответил мальчик, повернулся и помчался к амбару, оставив дверь широко распахнутой. — Этот поцелуй ничего не значит, Трэвис. — Кэти глубоко вздохнула. — Я все-таки хочу развестись. — Ты не можешь со мной развестись, — возразил Трэвис. — Мы не женаты. — Но я заставила всех поверить, что мы были женаты. Точно так же я могу заставить их поверить и в развод. — Нет, если я всем расскажу правду, — произнес он, и Кэти почувствовала, что колени ее подгибаются. Глава 8 Он уже вышел, а Кэти все еще не могла оправиться от шока, вызванного его словами. Потом она бросилась вслед за Трэвисом. Вцепившись в его руку, она заставила его остановиться у крыльца, с которого он уже успел спуститься. Кэти ощущала босыми ногами грязь и холодные острые камни, впивавшиеся в кожу, но почти не чувствовала боли. Холодный утренний воздух, все еще полный влаги, казалось, пропитал ее ночную рубашку и пронизывал до костей, но она старалась не обращать на это внимания. — Ты не сделаешь этого, — сказала она твердо. — Почему бы мне так не поступить? Почему? Потому что правда разрушила бы ее жизнь — вот почему. Все в городе узнали бы, что она никогда не была замужем. Что Джейк был незаконнорожденным. Ее репутация была бы погублена, а будущее сына омрачено. — Ты знаешь ответ на этот вопрос не хуже меня. Кэти заметила, как окаменели его челюсти. — Как ты мог даже подумать о таком? Ты говоришь, что любишь меня, что хочешь быть отцом Джейку, а сам угрожаешь все погубить! — Ты думаешь, я этого хочу? — спросил Трэвис. — Но ты не оставляешь мне выбора, Кэти. — Ты не сделаешь этого, Трэвис. — Кэти постаралась, чтобы голос ее звучал спокойно. — Я достаточно хорошо знаю тебя, чтобы быть уверенной, что ты не причинишь зла ребенку только ради того, чтобы отомстить мне. — А ты думаешь, дело в этом? Считаешь, что я собираюсь посчитаться с тобой? — А в чем же еще? Я не приветствовала твоего возвращения, я не встретила тебя с распростертыми объятиями, и теперь ты хочешь отплатить мне. Трэвис засмеялся, но в смехе его не было веселья. — Я здесь не для того, чтобы отомстить тебе. Я здесь для того, чтобы вернуть себе украденную жизнь. А это значит, тебя. И Джейка. Кэти покачала головой, чувствуя, что в ней вновь нарастает желание. — И ты рассчитываешь завоевать мою благосклонность, распуская язык и оповещая всех о том, что я вела себя, как городская потаскушка? — Это только последнее средство, — заверил он ее, но Кэти это не успокоило. — Есть другой способ уладить дело, — добавил Трэвис. — И что же это за способ? — с трудом выговаривая слова, спросила она. — Мы можем пожениться по-настоящему. Как часто Кэти мечтала об их свадьбе! О том, чтобы жить с ним, пробуждаться каждое утро рядом, засыпать согретой теплом его рук, ощущая их жадные и требовательные прикосновения в темноте. «Но то было раньше», — напомнила она себе. До того как он оставил ее с сыном, о существовании которого не знал. А теперь было слишком поздно. Она научилась выживать сама, и ей это стоило дорого, чертовски дорого. — Значит, я должна выйти за тебя замуж или?.. Медленная недобрая улыбка изогнула углы его рта: — Выйти за меня замуж, или я расскажу всем в городе правду. Кэти стиснула зубы так, что они заскрипели, и метнула в него такой обжигающий взгляд, что от него могли бы воспламениться его сапоги. — Ты сукин сын! — Почему же, Кэти, любовь моя? — спросил Трэвис с притворным изумлением. — И что за язык у тебя! — Это шантаж. — Верно. Трэвис направился к амбару, и на этот раз шаг его был пружинистым и легким. Он сознавал, что теперь Кэти у него в руках. Черт возьми, да ему следовало это сделать давным-давно! Она ни за что не рискнет стать притчей во языцех в их городке. Кэти сдастся, они поженятся и заживут счастливо. Трэвис услышал звук шагов — ее босые ноги шлепали по холодной земле, она его догоняла. Рванувшись вперед, она обогнана его и преградила ему путь. — Я не собираюсь за тебя замуж, Трэвис. — Кэти стояла, переминаясь с ноги на ногу. Он опустил глаза и увидел, что пальцы ее ног посинели от холода. Трэвис нахмурился. Ему не хотелось, чтобы она подцепила воспаление легких, не успев насладиться своим медовым месяцем. — Иди в дом, пока совсем не замерзла, — сказал он, пытаясь пройти мимо нее. — Трэвис! Я сказала, что не выйду за тебя замуж. — (Он бросил на нее взгляд через плечо.) — Ты не можешь заставить меня. — Заставить? — спросил он с притворным насмешливым удивлением. — В чем дело, Кэти Хантер, ты меня просто удивляешь. Никогда в жизни я не пытался заставить женщину сделать что-нибудь против ее воли. — До сих пор. Трэвис усмехнулся, глядя на нее: — Не считай это насилием. Думай об этом как о средстве убедить тебя. Кэти ответила ему презрительным взглядом. Глаза ее были прищурены. — Ты мерзкий, лживый, растленный, исчезающий… Его усмешка стала шире. Черт возьми! Как он тосковал по ней! — Подумай. Через пару часов я отправлюсь в город. Навещу кое-кого из старых друзей. — Кого? — Кого удастся встретить. И, оставив Кэти метать в него яростные взгляды, он направился к амбару. Он сказал, что отправится в город позже. Но можно ли ему верить? А что, если он сейчас оседлает лошадь и ускачет? Только Господу Богу известно, что он там сделает… или скажет. Кэти слегка поежилась и подумала: неужели человек, которого она любила столько лет, посмеет погубить ее?.. Кэти огрела лошадь вожжами по крупу и рывком вскочила в телегу, понимая, что скачка по неровной бугристой дороге будет не слишком большим удовольствием. Конечно, на оседланной лошади она могла бы скакать быстрее, но это могло бы вызвать подозрения. Сегодня был базарный день, и совершенно естественно, как обычно, отправиться в лавки и закупить провизию на неделю. Въезжая в город, Кэти пытливым взглядом окинула Мейн-стрит из конца в конец. Тайком она искала глазами Трэвиса, и в то же время ей хотелось по лицам знакомых и соседей определить, изменилось ли их отношение к ней. Ждать ей пришлось недолго. Сильвия Батлер вышла от модистки и как вкопанная остановилась на тротуаре. Мгновение она смотрела на Кэти, потом заспешила прочь, опустив голову. Кэти поежилась. Сильвия не была ее близкой подругой, но обычно они здоровались. Том Декер, завидев Кэти, тотчас же шмыгнул в лавку кузнеца. О Господи! Эстер Сойер фыркнула и отвернулась. По спине Кэти поползли мурашки. Она почувствовала, что за ней следят десятки глаз. Чем дальше она продвигалась по Мейн-стрит, тем хуже ей становилось. Кэти почувствовала, что щеки ее пылают. Что сделал Трэвис? Что теперь думают о ней ее друзья и соседи? Ответ был ей ясен. И все-таки она не могла поверить, что Трэвис Дин мог поступить с ней так… жестоко. Кэти остановила повозку, выпрыгнула из нее и привязала лошадь к столбу возле входа в лавку Мод. Она быстро прошла по тротуару, стараясь укрыться от шепота и косых взглядов. — Вот и ты! — приветствовала ее старшая подруга, как только колокольчик на двери возвестил о прибытии Кэти. Ну, слава Богу, хоть Мод с ней разговаривает. — Не ожидала увидеть тебя так скоро после того, что рассказал Трэвис. — Да уж готова этому поверить, — мрачно откликнулась Кэти и заставила себя пройти через все помещение лавки к прилавку. Не глядя на кувшины и банки, на горшочки с бобами в желе и другие грошовые товары и лакомства, она положила на прилавок заранее приготовленный список нужных ей продуктов. Мод пригладила волосы рукой, взяла список и кивнула: — Я все подберу, но на это потребуется время. — Не спеши, — сказала Кэти. Ей хотелось оттянуть то время, когда ей придется снова выйти на улицу и встретиться взглядом с этими любопытными глазами. — Если ты так говоришь, то пусть так и будет, милочка, — ответила Мод. — Но, судя по тому, что сказал Трэвис, не думаю, что у тебя много времени. Кэти почувствовала, как в ней поднимается гнев: — Не следует верить всему, что слышишь. Мод перегнулась через прилавок и похлопала Кэти по руке: — Да ну же, детка, Трэвис — не подарок, но он никогда не был лжецом, как и никто из его семьи. Отлично. Превосходно. Он пробыл дома всего неделю, но даже ее близкие друзья готовы верить ему, а не ей, Кэти. — Он тоже сегодня трудится как пчелка, — сказала Мод, поворачиваясь к полкам, чтобы отобрать товар по списку Кэти. — Он ходит из одной лавки в другую и всем рассказывает свою новость. Кэти сунула руки в карманы плаща, чтобы скрыть, что они сжаты в кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Это правда? — О, люди так возбуждены, будто ничего подобного никогда не случалось прежде. Конечно, здесь, в Темпесте, не каждый день бывает, чтобы уважаемую женщину назвали шлюхой. Неудивительно, что люди пришли в смятение. — Хотя, — сказала Мод, бросив на Кэти быстрый взгляд, — ты могла бы и сама рассказать мне… Кэти покраснела и мысленно выбранила себя за свое замешательство. Она пройдет через все, что выпадет такой женщине, как она, в подобных обстоятельствах. Но, Господи, она должна защитить своего ребенка. — Я… гм… я никому не говорила, Моди, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Ну, думаю, мне следует извинить тебя, раз уж я все узнала благодаря Трэвису. Хотела бы я увидеть лицо этого школьного учителишки, когда Трэвис ему скажет. Артур. Кэти ждала, что испытает приступ отчаянной боли, но не почувствовала ничего. Как ни странно, ее ничуть не взволновало то, что Артур будет плохо думать о ней. Ее гораздо больше уязвило предательство Трэвиса. — Где Трэвис? Не знаешь? Мод прервала свое занятие, склонила голову набок и задумалась. — Все, что мне известно, — это то, что он обещал мне принести льда из городского ледника. Он еще не доставил лед, значит, околачивается где-то в городе. Лед. Кэти мрачно кивнула. Она повернулась и направилась к двери, бросив через плечо: — Я вернусь за заказом позже, Моди. Глава 9 До Кэти доносились обрывки фраз и смех, пока она неслась по Мейн-стрит. У одного или двух человек хватило наглости бросить на нее взгляд и при этом улыбнуться или подмигнуть. Кэти было трудно дышать, ее душил гнев. — Подожди, пока я найду тебя, — бормотала она сквозь зубы. — Ты еще пожалеешь о том, что выжил и бежал от своих похитителей. Ее башмаки стучали по засохшей грязи, она яростным взглядом обшаривала улицу из конца в конец. Полностью занятая поисками Трэвиса, Кэти заметила Артура, только когда наткнулась на него. Сбитый ею с ног школьный учитель лежал в грязи, уставившись на нее так, будто видел впервые. Внезапно устыдившись, Кэти наклонилась и протянула ему руку, чтобы помочь подняться. Он уклонился от ее прикосновения, будто в руке она держала пылающий факел или собиралась пронзить его кинжалом. — Ради всего святого, Артур, — сказала Кэти нетерпеливо. — Я только хотела помочь тебе подняться. — В этом нет надобности, — ответил он и откатился подальше от нее, прежде чем сумел оторвать от земли свое длинное тощее тело. Поднявшись, Артур огляделся, бросая вокруг боязливые взгляды, потом посмотрел на нее и коротко кивнул ей. По-видимому, Трэвис уже успел поговорить и с ним. Черт возьми! Артур не мог даже смотреть на Кэти без отвращения. Но Кэти решила, что это даже к лучшему. Как только ей могло прийти в голову, что она способна выйти замуж за этого бедного и жалкого маленького человечка? Она хотела иметь мужа, способного дать ей отпор, мужа, который был бы достоин ее. Она хотела иметь мужа, способного работать, мечтать и строить их будущее вместе с ней. Кого-нибудь, похожего на Трэвиса? «Да, такого, как Трэвис, — мысленно призналась она себе. — Но не самого Трэвиса». — Ты видел?.. — Твоего мужа? — закончил за нее Артур, с трудом глотнув так, что его кадык вдвое увеличился в размере. — Да, он, гм… увидел меня, и он, гм… «Ради всего святого, — мысленно подбадривала она его, — что ты мямлишь? Скажи наконец!» — И где он сейчас? — спросила она, грубо перебивая его. Артур облизал пересохшие губы, поправил очки на своем длинном носу и бросил взгляд куда-то в дальний конец улицы. — Да, гм… он собирался… гм… в… — На ледник? — закончила Кэти. Почему до сих пор она не замечала этой его раздражающей манеры заикаться, когда он нервничал? — Да. Кэти уже собралась уйти, когда он торопливо заговорил снова: — Я хотел бы сказать… — Что, Артур? — спросила она, надеясь, что его речь продлится недолго. Ей не терпелось догнать Трэвиса, пока ее гнев еще не остыл. — Я хотел сказать, что, если бы знал, я никогда не стал бы навязываться тебе… гм… К ее гневу прибавилось некоторое недоумение. Она почувствовала, как жаркий румянец заливает ее щеки, и это только еще сильнее раззадорило ее. Черт бы его побрал! Черт бы побрал их обоих! — Поверь мне, Артур, наше время с тобой истекло. И забудем об этом. Кэти показалось, что ее слова несказанно обрадовали его. Ее это возмутило до такой степени, что ей захотелось бросить в него первый подвернувшийся под руку предмет. Вместо этого она поспешила к леднику, оставив Артура, покрытого пылью, одиноко стоять посреди улицы. — Трэвис Дин! — крикнула она, распахивая тяжелую дверь и глядя вниз в непроницаемый ледяной мрак. — Кэти? Она услышала, как он чиркает спичкой, и через мгновение трепетный свет слегка рассеял темноту. Она увидела Трэвиса, державшего свечу у самого лица. Он смотрел на нее. — Что ты здесь делаешь? — Я пришла сказать тебе, что я о тебе думаю. Ты никчемный, лживый и подлый скот! — И что же дальше? — спросил он сухо. — Это решает нашу проблему? — Ничуть не решает! — крикнула Кэти, спускаясь вниз по лестнице. За ее спиной хлопнула, закрываясь, тяжелая дверь, и ее обступила темнота. Воздух в подвале был неподвижным и ледяным — он обжигал легкие. Блоки озерного льда выстроились рядами и были похожи на башни. Каждую зиму, как только вода в озере замерзала, горожане рубили лед и складывали его здесь на хранение, где он не таял до следующей осени. — Этот разговор может подождать, пока мы не выйдем отсюда? — спросил Трэвис и поставил свечу на ближайший блок льда. — Нет, не может. Кэти уже тряслась от холода и обнимала себя руками за плечи, надеясь, что так ей удастся сохранить остатки тепла и не окоченеть. Однако это не помогало. — Отлично. В таком случае выкладывай. — Трэвис положил щипцы для колки льда на небольшой ледяной блок. Пока он поднимал вырубленный им кусок льда на плечо, свеча погасла. — Ты все-таки сделал это! — крикнула Кэти. Она следовала за Трэвисом по узкой лестнице. — Я не думала, что ты на этой пойдешь, но ты это сделал! — И что же я сделал, Кэти? — спросил он, перекладывая лед на спину. — Ты растрезвонил всем в городе, что мы не женаты, сукин ты сын! Он оглянулся на нее: — Почему ты так решила? — Потому что весь город пялится на меня! — Ты красивая женщина, Кэти, и я тоже все время пялюсь на тебя. Холод. Этот проклятый холод. Она продолжала идти за ним. — Я имела в виду совсем другие взгляды. Трэвис остановился на верхней ступеньке и толкнул дверь. Она не открылась. Он сделал новую попытку, но тяжелая дверь не поддалась. — В чем дело? — спросила Кэти из-за его спины. — Дверь заклинило. — Что ты хочешь этим сказать? Как заклинило? — Что я хочу этим сказать? Неужели не ясно? Трэвис опустил блок льда на пол и толкнул дверь плечом. Дверь не отворилась. Забыв о своем гневе, Кэти обошла глыбу льда и подошла к двери, чтобы помочь Трэвису. Как ни была она зла, но она не хотела больше и минуты оставаться в этом холодильнике. Но их старания были безрезультатными. Им не удалось открыть дверь, в ней не образовалось даже дюймовой щелочки. Холод окутывал их, заползая под одежду. — Что нам теперь делать? — спросила Кэти. — Ждать. Кто-нибудь заметит, что мы не вернулись. — Но ведь мы замерзнем здесь насмерть. Ей показалось, что одна его бровь насмешливо поднялась. — Мы можем согревать друг друга, — предложил он. Боже милостивый! Должно быть, прошло много времени, потому что вновь зажженная свеча оплавилась и почти догорела. Трэвис переводил взгляд с крошечного язычка пламени на сидевшую рядом женщину. С ее упрямством она скорее сама превратится в глыбу льда, чем позволит обнять себя, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Черт! Покачав головой, он молча потянулся к ней и привлек ее к себе. Кэти сначала никак не прореагировала, но в конце концов холод сделал свое дело и победил ее гнев. Она прижалась к нему. — Почему ты это делаешь, Трэвис? — Это вовсе не то, что ты думаешь, Кэти, — Ты так сильно ненавидишь меня? — Ненавижу тебя? — Он слегка отстранился от нее и теперь смотрел на нее сверху вниз. В трепетном свете свечи ее зеленые глаза, казалось, обрели особую магию. — Черт возьми, Кэти, я люблю тебя. Взгляд ее слегка потеплел. — Ты меня бросил. — А ты меня похоронила, — ответил он, привлекая ее ближе к себе, когда она сделала попытку отстраниться. Кэти положила голову ему на плечо и коротко рассмеялась: — Зато какой памятник я тебе соорудила! — Да, но ты похоронила меня рядом с этим монстром Морган и обрекла на то, чтобы я оставался рядом с ней целую вечность. Кэти придвинулась к нему чуть ближе, и Трэвис ощутил ее тепло. — Мне хотелось хоть как-нибудь уязвить тебя, Трэвис. Обидеть тебя так же больно, как ты обидел меня, уехав. — Кажется, я об этом догадался, — вздохнул Трэвис, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в волосы. — Я так по тебе тосковала. — Кэти запрокинула голову, чтобы видеть его лицо. — И сначала я думала, что умру от тоски. — Господи, Кэти, — прошептал он, позволяя кончикам своих пальцев погладить ее щеку. — Только мысль о тебе дала мне силы выжить. Только эта мысль позволяла мне дышать, когда легче было бы умереть. Она вздрогнула, столько же от желания, сколько и от холода, и Трэвис обнял ее крепче и прижал к себе сильнее. Она не воспротивилась, и он уложил ее на пол, покрытый соломой, и лег с ней рядом. — Я хочу тебя, Кэти. Ты мне нужна. Без тебя для меня нет жизни. — Я не хотела, чтобы ты вновь занял место в моей жизни, Трэвис, — призналась она. — Но у меня ничего не получилось. Ты словно часть меня, и без тебя мне плохо. Кэти потянулась к нему, коснулась его лица, провела ладонями по его щекам. — Люби меня сейчас, Трэвис. Он застонал и склонил голову, ища ее губы. Кэти была теплой и податливой, и Трэвис наконец почувствовал, что она встречает его так, как он мечтал. Глава 10 Их овевал ледяной воздух, но они этого не замечали. Их руки двигались, дыхание было учащенным, и вскоре они оказались обнаженными и разгоряченными в объятиях друг друга. Холод не был им помехой. Трэвис поцеловал ее грудь — сначала один сосок, потом другой, проводя языком по их отвердевшим кончикам, и услышал глухой стон Кэти. Ее короткие, аккуратно подстриженные ногти впились в его обнаженную спину. Ее руки нащупали и нежно погладили шрамы от плети. — О Трэвис, — прошептала она, и на ее глазах показались слезы. — Это не важно, Кэти. Теперь это уже не имеет значения. Потом он вошел в нее, утверждая свое право на обладание ею и отдавая то, что должно было принадлежать только ей. Трэвис двигался в ее теле, и сладостные ощущения затопили Кэти и изгнали из ее головы все мысли. Она порывисто вздохнула, обвила его руками, стараясь притянуть как можно ближе. Она так жаждала этой минуты и так боялась, что она никогда не наступит. И теперь Кэти хотела продлить наслаждение как можно дольше. Ритм их танца ускорялся, пар вырывался из их ртов маленькими облачками. Кэти широко раскрытыми глазами смотрела на него. Трэвис встретил ее взгляд и наклонил голову, чтобы снова поцеловать ее. И, глядя друг другу в глаза, они одновременно испытали пик наслаждения. Удовлетворение было сильным и полным. Когда все было кончено, они так и остались лежать на холодной и жесткой соломе в объятиях друг друга. Обвив ее обеими руками, Трэвис закрыл глаза и мысленно поблагодарил Бога за то, что они наконец вместе. Он был дома. Он был с Кэти. — Все еще хочешь развестись? — спросил он шепотом. Кэти запрокинула голову, чтобы встретить его взгляд. — Зачем мне развод теперь, когда ты всем рассказал, что мы никогда не были женаты! — Что? Кэти покачала головой. Странно, но она больше не сердилась на него. — Все в городе шепчутся и смеются, глядя на меня, Трэвис. Я знаю, что ты рассказал им. Черт возьми, даже Моди дала мне это понять. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Не лги мне, Трэвис. — Так ты воображала, что я опозорил тебя, и все-таки не оттолкнула меня! — Я не могу разлюбить тебя, Трэвис. Бог свидетель, я пыталась, но не могу. — Рад это слышать. — Он улыбнулся ей своей кривоватой улыбкой, которая всегда ее успокаивала. — Я тоже тебя люблю. — Так почему же ты это сделал? — Я этого не делал. — Но ведь ты сказал им что-то. Трэвис попытался снова поцеловать ее в губы, но Кэти отвернулась, и он поцеловал ее в волосы. Потом погладил по щеке и повернул так, чтобы видеть ее зеленые глаза. — Я сказал, что собираюсь во второй раз отпраздновать нашу свадьбу и что она будет пышной. — Что? — Я сказал, что у нас будет вторая свадьба. Сказал, что чувствую себя виновным в том, что наша свадьба была тайной и что я так надолго оставил тебя, и потому хочу, чтобы мы отпраздновали ее как положено, ведь ты заслуживаешь настоящего праздника. Кэти почувствовала огромное облегчение и невероятную радость. — Ты так сказал? — Ага. На этот раз, когда он снова наклонился поцеловать ее, она ответила на поцелуй. — Таким образом, наша свадьба состоится и никто не узнает, что прежде мы не были женаты. — Трэвис Дин… — Да? — Кажется, я люблю тебя. — Кэти Хантер… — Да? — Ты правильно мыслишь. Потом он целовал ее снова и снова, и Кэти казалось, что все счастье ее жизни зависит от него. Она даже не шелохнулась, когда дверь ледника внезапно распахнулась и луч солнечного света упал на них. — О Господи всемогущий! — воскликнула Мод где-то у двери. Трэвис быстро передвинулся за огромную глыбу льда, увлекая за собой Кэти. Его тело сотрясал хохот. — Уйди, Моди! — крикнул он, когда смог наконец дышать и говорить. Дверь снова закрылась, но Кэти расслышала голос Мод: — Бифштекс, Кэти, сочный хороший бифштекс!