Аннотация: Граф Ардвик, скандально покинутый невестой-аристократкой, счел за подарок судьбы неожиданную встречу с юной. прелестной и совершенно одинокой Люнитой Ланг Он галантно предложил девушке роль благородного защитника, дабы, введя ее в свет, восстановить свою пошатнувшуюся репутацию, — однако судьба распорядилась по-иному, ибо именно в Люпите граф обрел нежную, чистую любовь и счастье, о котором не смел даже мечтать…


---------------------------------------------


 Барбара Картленд
 Выше звезд



 Глава 1


 — Я же сказала, Ингрэм, что не пойду с вами на бал!
 Граф Ардвик бросил удивленный взгляд на Элоизу Брук, медленно направлявшуюся к окну.
 Каждое ее движение было исполнено грации. Рыжие волосы от солнца, заполнившего гостиную, казались золотыми. Изумрудно-зеленое платье подчеркивало божественные формы. В ней было что-то восточное и, несомненно, магическое, от чего члены клуба на Сент-Джеймс-стрит приходили в экстаз.
 Даже Его королевское высочество принц Уэльский не обошел ее вниманием.
 Наконец она остановилась у окна, и граф в недоумении повторил свой вопрос:
 — Как это не пойдете? Неужели я чем-то расстроил вас?
 — Депо вовсе не в том, что я расстроена, — мягко сказала Элоизу. — Это вы огорчены, дорогой Ингрэм.
 — Конечно, я огорчился, услышав, что вы не пойдете со мной на бал, особенно после того как вы прожужжали мне все уши, что вам хотелось бы появиться там в совершенно особенном платье! — Граф уже не скрывал своего раздражения. — Боже, сколько пришлось потратить на него!
 — Вы, конечно, пожалели денег для меня, — съязвила Элоиза.
 — Мне вовсе не жаль денег на такое платье. Но, думаю, это слишком неумеренные расходы, если учесть, что вы наденете его всего один раз!
 Элоиза промолчала, и он добавил:
 — Так или иначе я купил это платье, на что же вы жалуетесь?
 — Я просто пытаюсь объяснить, Ингрэм, что не пойду с вами на бал. Я выбрала другого партнера и для бала, и для жизни.
 Последние слова она произнесла с расстановкой.
 — Для жизни? — воскликнул граф, подумав, что не правильно понял ее. — Что вы хотите этим сказать?
 — Боюсь, это вас огорчит, но я решила выйти замуж за Яна Данбриджа.
 Граф, устремившийся было к ней, остановился как вкопанный.
 — Выйти замуж за Данбриджа? Никогда не поверю! Ведь вы помолвлены со мной!
 — Помолвлены? Да, но тайно. Мы же условились, что еще раз обдумаем наше решение, прежде чем объявим о помолвке.
 Па мгновение граф потерял дар речи.
 Придя в себя, он выкрикнул в бешенстве:
 — Вы выходите замуж за Данбриджа только потому, что он герцог, а отнюдь не из-за любви к нему!
 — Это мое дело!
 Граф весь кипел от обиды, и слова его хлестали словно плеть.
 — Вы меня держали на крючке, так как думали, с Данбриджем у вас может ничего не получиться, как со случайно приобретенной вещью, а теперь, когда с ним все ясно, вы решили посмеяться надо мной — только потому, что вам нужен более знатный титул!
 — Герцог — всегда герцог, — тихонько вздохнув, пробормотала Элоиза.
 — Проклятие! — воскликнул граф. — Бы делаете из меня круглого дурака. Вы ведете себя постыдно и беспринципно — это все, что я могу вам сказать.
 Он направился к выходу и, задержавшись на миг у двери, произнес:
 — Прощайте, Элоиза, надеюсь, я больше никогда не увижу вас! — и вышел, не дожидаясь ответа.
 Неимоверным усилием воли он заставил себя тихо закрыть дверь, тогда как хотелось с грохотом ее захлопнуть.
 Граф быстро шел через зал, не в силах поверить в реальность происходящего.
 Элоиза Брук, за которой он ухаживал почти два месяца, дала ему отставку в последнюю минуту.
 И все из-за того, что герцог Данбридж наконец решился на стремительный прыжок.
 Будь он проклят, и да будут прокляты все женщины!
 Его карета ждала у парадного входа.
 Он предпочел ее автомобилю, которым мог управлять, надеясь привезти Элоизу назад, в центр Лондона, чтобы его видели вместе с ней.
 Ее отец, лорд Пенбрук, имел дома в Рейнлафе, и Элоиза несколько раз позволяла графу сопровождать ее в Лондон, несмотря на то что общество сочло бы это неприличным.
 Оправданием, однако, могло служить то, что оба бывали приглашены на один и тот же бал или обед.
 Граф откинулся на заднем сиденье и вдруг увидел перед собой огромный дорожный сундук.
 — Что это такое? — спросил он лакея.
 — Мне велели поставить это в карету рядом с вашим сиятельством, — ответил лакей.
 Граф стиснул зубы. Он знал, что там костюм, в котором Элоиза собиралась предстать на сегодняшнем балу у герцогини Девонширской.
 Бал являлся частью программы празднования бриллиантового юбилея королевы Виктории.
 Несколько месяцев светское общество готовилось к нему. Герцогиня просила всех гостей прийти в маскарадных костюмах, проявив максимум фантазии.
 По этому поводу было много споров, предложений и обсуждений — кто во что будет одет.
 Леди Уорбертон вознамерилась появиться в костюме, олицетворявшем Британию.
 Леди Джерард выбрана Селену, богиню Луны.
 Эти две леди беспокоились, что кто-нибудь опередит их в выдумке и что многие другие претенденты будут разочарованы.
 Элоиза замахнулась на костюм Клеопатры.
 Соперницы весьма неохотно согласились с этим ее требованием.
 Графу соответственно предложили стать Марком Антонием.
 Он полагал, что желание Элоизы облачиться в костюм Клеопатры было слишком экстравагантным, и это его несколько будоражило.
 — Клеопатра была египетской царицей и потому носила фантастически дорогие драгоценности, — объясняла Элоиза графу. — Вспомните, как Клеопатра дала Марку Антонию вино, в котором растворила жемчужную сережку!
 Разговоры об этом продолжаются до сих пор.
 — В те времена жемчуг был самой дорогостоящей ценностью, а так как общество не прочь развивать легенду о сережке, я считаю это излишней эксцентричностью, — возражал граф.
 — Я не сомневаюсь, дражайший Ингрэм, что вы не откажете мне в паре жемчужных сережек.
 Конечно, такие сережки можно было приобрести на Бонд-стрит за баснословную цену.
 Граф обнаружил, что само платье по указанию Элоизы было украшено гирляндами из драгоценных камней.
 — В конце концов, вы наденете это платье только на один вечер и все эти перлы больше никогда не будете носить, — сопротивлялся граф.
 — Я хочу выглядеть абсолютно достоверно, все должно быть подлинным, — не сдавалась Элоиза.
 Граф вынужден был заплатить за все сполна просто потому, что Элоиза была самой красивой из всех когда-либо виденных им девушек, а он уверял себя, что его избранница непременно должна быть выдающимся явлением.
 Элоиза, с ее рыжими волосами, зелеными глазами и прозрачной кожей, действительно была самой очаровательной молодой женщиной во всем Мэйфэйре .
 Ее соперницами, полагавшими, что их красота могла бы затмить ее, были в основном замужние женщины, которых обожал принц Уэльский, позволивший себе завести интригу с женщиной не своего класса, за что подвергся остракизму со стороны остальных представителей светского общества.
 Пилли Пэнгтри наперебой приглашали к себе именитые хозяйки известных домов Лондона.
 Тогда же принц пополнил свой список графиней Варвикской, с которой у него была настоящая любовь, принцессой де Саган и множеством других красоток.
 Позднее он испытал величайшее наслаждение, прельстившись чарами миссис Кеппел.
 Графу также отнюдь не были чужды головокружительные увлечения красивыми замужними женщинами.
 Но, только увидев Элоизу Брук, ом подумал, что бриллианты Ардвиков будут выглядеть потрясающе на ее ослепительных волосах.
 И в свои двадцать восемь решил, что пора наконец остепениться, произвести наследника или, вернее, нескольких сыновей, которые унаследуют его обширные поместья.
 Поколение за поколением Ардвики приумножали свое богатство.
 И теперь десятый граф Ингрэм Ардвик являлся одним из крупнейших землевладельцев Англии.
 Он едва мог осознать, что девушка, которую он выбрал себе в жены, предпочла ему герцога.
 И тотчас вспомнил, что самолюбие Элоизы было задето, когда ее подруга вышла замуж за маркиза.
 Он-то считал, что союз с человеком, на двадцать лет старше ее, нельзя назвать завидным браком. Зато у него заманчивый титул.
 Разве Элоиза могла проигнорировать тот факт, что ее подруга пойдет на обед перед нею?
 Для Элоизы стать герцогиней означало «быть бревном в глазу» для честолюбивых мам и отчаянно стремящихся показаться в свете дебютанток.
 Они бегали за Данбриджем с тех пор как тот окончил Итон.
 Конечно, граф был не настолько глуп, чтобы не замечать своих достоинств.
 Помимо исключительной красоты, он отличался яркими спортивными достижениями; он слыл самым интеллигентным среди молодых придворных.
 Он самостоятельно управлял имениями, обладая блестящими организаторскими способностями, что было предметом зависти для прочих землевладельцев графства.
 Его лошади постоянно выигрывали классические скачки.
 Он был экспертом во время игры в поло, проходившей в Хантинг-Филд.
 Он так часто побеждал в забегах и скачках с препятствиями, что иные любители спорта отказывались состязаться с ним.
 «С меня довольно! Я не хочу больше видеть, как вы обгоняете меня, — сказал один из них на прошлой неделе. — Гораздо проще преподнести вам кубок победителя еще до старта, чем доводить себя до изнеможения, мчась галопом по пересеченной местности, чтобы в результате вы первым приходили к финишному столбу».
 Этот протест, высказанный полушутливо-полусерьезно, несколько смутил графа.
 Он знал, что его успех предопределен не только его искусством наездника.
 Он просто очень тщательно выбирал лошадей и сам тренировал их.
 Свой дом, Ардвик-парк, которым владели несколько поколений его рода, он после смерти отца сделал произведением искусства.
 Ко всеобщему изумлению, дом был перестроен не в позднем викторианском стиле, который входил в моду. Теперь он выглядел как строение начала века.
 Необычность дома привлекала внимание множества людей. Они толпами ходили смотреть на новшества, столь изменившие его внешний вид. Многим казалось странным, что именно принц Уэльский пресек все критические высказывания, заметив:
 — Вы создали замечательный фон для своего существования, который, должен сказать, достоин вас.
 С тех самых пор все бурно приветствовали Ардвик-парк, продолжая декорировать свои интерьеры и фасады бесконечными растительными орнаментами и витыми украшениями, от чего их гостиные выглядели довольно старомодно.
 Граф уже подумывал о том, какие изменения он произведет в спальне, которая будет принадлежать Элоизе после их свадьбы. На его взгляд, обилие розовых тонов в расцветке ковра и занавесок было бы несовместимо с ее огненно-рыжими волосами.
 Он готовил ей приятный сюрприз, когда она войдет в Ардвик-парк в качестве хозяйки поместья.
 Он хотел подарить ей массу красивых вещей, чтобы они еще больше оттеняли ее совершенства.
 Мечтая осуществить свои щедрые планы, он зачастую чувствовал себя оскорбленным ее отношением к нему, ее сумасбродным расточительством, причудами и откровенной глупостью, ярко выраженной в пристрастии к огромному количеству кричащей мишуры.
 Как большинство мужчин, он не любил костюмированных вечеров. Однако он знал, что для женщин всегда лучшим развлечением были всяческие переодевания. Поэтому спорить было бесполезно.
 И вот теперь после объяснения с Эпоизой ему нет никакого смысла идти на бал.
 И вдруг ему пришло в голову: если он не пойдет на этот бал, то все узнают, что Элоиза его бросила, хотя официально о помолвке еще не было объявлено.
 Его отсутствие послужит доказательством того, о чем все подозревали и что было правдой.
 Когда Элоиза настаивала на тайном обручении, граф согласился, хотя и был несколько озадачен.
 Он не мог даже вообразить, что она .тянет время в надежде получить более выгодное предложение.
 Отсрочка официальной помолвки давала ей гарантию, что она не унизит себя, дождавшись нужного кандидата.
 Какой циничный расчет!
 Он же думал, что тайное обручение придаст большую основательность их отношениям, что их любовь будет вечной. Что это будет та совершенная любовь, о которой мужчины и женщины грезили с начала времен.
 В эту минуту граф вспомнил, как она изо всех сил старалась уберечься от сплетен и пересудов о них в свете.
 — А я хочу, чтобы все знали! — протестовал граф на последнем балу, когда после второго танца Элоиза отказала ему в третьем.
 — Люди будут болтать, — сказала она шепотом.
 — Ну и пусть! — возразил граф. — А я хочу, дорогая, танцевать с тобой. Я хочу прижать тебя к себе!
 — Этого-то и не надо делать! — широко распахнула глаза девушка. — Ведь люди наблюдают за нами. Да и как им не любоваться — особенно тобой!
 Ты так красив! — Она бросила на него чарующий взгляд.
 Он ответил тривиальным комплиментом:
 — А ты так прекрасна, что любой способен потерять голову, глядя на тебя! Ты знаешь, как я хочу целовать тебя, Элоиза!
 — Позднее! Гораздо позднее… — пролепетала она. — И уж по крайней мере не здесь!
 Он даже оценил тогда ее благоразумие. В конце концов, до их помолвки он должен поговорить с лордом Пенбруком, а также со своей бабушкой. Остальные его родственники были бы тоже расстроены столь спешной помолвкой, так как лишились бы внимания к себе в свете.
 — Давай хоть немного еще подождем, — умоляла Элоиза, когда он обсуждал все это с ней. — Ты знаешь, я люблю тебя, Ингрэм. Но все же — у тебя было так много любовных приключений до встречи со мной!
 — О, они ровно ничего не значат, абсолютно ничего по сравнению с тем чувством, которое я испытываю к тебе! — решительно сказал граф. — Пет никого прекраснее тебя!
 Элоиза улыбнулась, приняв его слова как должное. Почти те же самые слова говорили ей многие.
 Самоуверенная, она блистала среди девушек своего круга, покоряя всех своими рыжими волосами и зелеными глазами.
 Ее ровесницы ничем особенным не отличались. У них был вид обычных англичанок — с их светлыми волосами, голубыми глазами и бело-розовыми щечками.
 Элоиза поражала такими народами, которые подчеркивали не только ее природные цвета, но и изгибы ее восхитительного тела. К счастью, лорд Пенбрук был весьма состоятельным человеком, и она могла себе многое позволить.
 Никто не знал, сколько времени она проводила перед зеркалом, прежде чем показаться в свете. Никто не мог оторвать от нее взгляд.
 Каждое ее движение, поворот головы, легкий взмах ресниц — все это она довела до совершенства, и эффект был поразительный.
 Где бы то ни было, если речь заходила о ней и графе, естественно, не обходилось без сплетен и намеков, будто между ними что-то есть.
 Только теперь граф ясно представил, какую сенсацию вызовет его отсутствие на балу у Девонширов. С другой стороны, если он появится там…
 «Какое из двух зол меньше?»— мучительно размышлял он.
 Граф был достаточно умен, чтобы понимать — большинство мужчин будут в восторге, когда узнают, что ему дали отставку.
 Они расценят ее как возмездие за все его блистательные победы, богатство и красоту!
 Конечно, многие ему завидовали. А как же иначе?
 Матроны, мечтавшие увидеть своих дочерей графиней Ардвик, всегда были готовы к поимке подобной «дичи»!
 «Что же мне делать?»— вопрошал он себя вновь и вновь.
 Погруженный в эти горестные, думы, граф не сразу почувствовал, что карета остановилась.
 Он выглянул в окно. Впереди, на узенькой улочке, царила невообразимая суматоха.
 Видимо, несчастный случай — один из тех, которые теперь часто происходят из-за возросшего числа проезжающих.
 Многие улицы Лондона стали слишком тесны для экипажей.
 Высунувшись из окна, граф увидел, что сцепились колеса двух повозок. Он открыл дверцу и вышел.
 В центре внимания оказались почтовый дилижанс и наемный экипаж.
 Возницы громко переругивались. Наемный экипаж почти свалился набок.
 Граф пошел вдоль мостовой. Толпа мальчишек и несколько пожилых жильцов окружили потерпевший аварию экипаж.
 Застрявшие силились как-то продвинуться, чтобы дать графу проехать: поняли, что это один из власть имущих.
 Он остановился как раз перед почтовым дилижансом. В нем он разглядел молодую девушку и маленького мальчика. Мальчик пытался вытащить оттуда спаниеля, перепуганного случившимся не меньше пассажиров.
 Граф подошел к девушке.
 — Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил он.
 Девушка была маленькая и худенькая и смотрела на него широко распахнутыми глазами, как будто была удивлена, что он с ней разговаривает.
 И он отметил про себя, что она необычайно прелестна, да, да, именно прелестна — самое подходящее слово!
 Он понял, что она еще очень молода, смущена и испуганна.
 — Мы тут столкнулись… — молвила она без всякой надобности. — И я просто не знаю, что делать…
 — Боюсь, вы не сможете больше находиться в этом дилижансе, — сочувственно заметил граф.
 — Нет… конечно, нет… Я полагаю, это невозможно.
 У Мальчика на руках сидел спаниель.
 — Брэкли так испугался, Люпита, — сказал он.
 — Думаю, пес придет в себя, если ты спустишь его на землю, но держи крепко поводок, Джерри.
 А между тем возницы продолжали осыпать друг друга проклятиями, употребляя слова, которые, по мнению графа, отнюдь не могли быть предназначены для ушей молодой девушки.
 Улица, на которой они застряли, находилась в квартале бедняков.
 Кроме пострадавших почтового дилижанса и наемного экипажа, по ней проезжали тяжелые телеги-фургоны.
 — Я предлагаю вам и вашему, по всей видимости, брату, отдохнуть, прийти в себя, чтобы вы могли продолжить поездку и спокойно добраться до того места, куда вы направлялись.
 — О, как вы… добры! — воскликнула девушка. — Но…
 — У вас есть багаж? — прервал ее граф.
 — Да, есть… — Она показала на маленький саквояж, приютившийся на ящике почтового дилижанса.
 Граф жестом подозвал своего лакея, оставшегося у кареты. Тот сразу прибежал.
 — Слушаюсь, милорд.
 — Возьми саквояж, Джеймс, и перенеси его в нашу карету, поставь сзади.
 Пакей снял саквояж, оказавшийся не слишком тяжелым.
 — Теперь, я полагаю, вы перейдете в мою карету, а я пока постараюсь разнять бранящихся возниц и освободить дорогу, чтобы можно было проехать, — обратился граф к девушке.
 Она взяла за руку мальчика, и они последовали за лакеем, который шагал впереди с багажом.
 Граф поспешил к месту аварии.
 Всего несколькими словами он утихомирил разъяренных возниц, уважавших власть и знатность. С кислыми физиономиями они продолжали оттаскивать повозки и погонять лошадей, чтобы открыть путь графу с его новыми знакомыми.
 Вскоре дорога была свободна.
 Граф вернулся в свою карету и закрыл дверцу.
 Девушка с мальчиком расположились на заднем сиденье, собака устроилась напротив них.
 Граф сел впереди, и девушка пролепетала:
 — Вы так… добры к нам. Я и брат… очень благодарны вам.
 — Общение с вами мне только доставило удовольствие… И куда же вы теперь намерены ехать?
 Пакей стоял у дверцы кареты в ожидании новых приказаний.
 Немного подумав, девушка сказала:
 — Не знаете ли вы здесь гостиницу, где мы могли бы остановиться?
 Граф посмотрел на нее с удивлением.
 — Гостиницу? Но если вы прибыли в Лондон, у вас, вероятно, есть родственники или друзья, у которых вы собирались остановиться?
 — Нет… нет. Боюсь, никого нет… — замялась девушка. — Так получилось, что Джерри и я должны где-нибудь поселиться… затаиться в тихом, достойном месте… где никто не сможет… нас найти.
 Граф был изумлен и заинтригован.
 Сложившаяся ситуация таила в себе некую загадку, которую следовало разгадать, что казалось ему весьма занимательным. С этими юными существами явно происходило нечто странное.
 — Можешь быть свободен, Джеймс!
 Лакей закрыл дверцу кареты и отошел.
 Когда лошади тронулись, граф сказал:
 — Первое, что нам стоило бы сделать, это, я полагаю, представиться друг другу. Я — граф Ардвик.
 Девушка, легко вздохнув, произнесла:
 — Я слышала о вас!.. Вы — знаток породистых лошадей и владелец замечательных скакунов. В прошлом году вы выиграли Золотой кубок… в Аскоте, Граф улыбнулся.
 — В самом деле выиграл, но удивительно, что вы об этом знаете.
 — Мой отец очень интересовался бегами и скачками. А когда у него сильно ухудшилось зрение, я читала ему в газетах репортажи о состязаниях и прочих спортивных новостях.
 Речь ее была так искренна и безыскусна! А манера говорить свидетельствовала о том, что она выросла на природе, в провинции. О Лондоне знала крайне мало.
 Хорошую гостиницу для себя и брата в Лондоне ей было бы трудно подыскать. Хозяев гостиницы наверняка насторожило бы, что молодая девушка путешествует без пожилой сопровождающей-наставницы, как это полагалось в обществе.
 — Однако вы так и не назвали себя, — напомнил граф.
 — Я Люпита Ланг, а это мой братик Джереми. Его все зовут Джерри.
 Немного поколебавшись, она добавила:
 — Возможно, я также не должна утаить от вас, что он граф Лангвуд.
 Граф в изумлении посмотрел на нее.
 — Граф Лангвуд? — опомнившись, сказал он. — Тогда я знал вашего отца.
 Я слышал, он скончался.
 — Он… он… умер прошлой зимой. — Люпита произнесла эти слова с такой скорбью, что не оставалось сомнений: смерть отца оказалась для нее страшным ударом.
 — Глубоко сожалею… — промолвил граф. — Я встречал вашего отца два года назад в Нью-Йорке и уверен, что видел его в Аскоте в прошлом году, когда, как вы помните, я выиграл Золотой кубок.
 — Да, да, он там был… А теперь, когда его нет, мы с Джерри вынуждены бежать из дома.
 Граф в недоумении посмотрел на нее.
 — Бежать? Почему и от кого?
 Казалось, воцарившаяся тишина источала грусть. Наконец граф деликатно спросил, не намерена ли она рассказать ему всю правду.
 В эту минуту неожиданно загремел оркестр.
 Джерри быстро открыл окно.
 Одетые в красные мундиры, по улице маршем шли солдаты, а перед ними — военный оркестр. К этому зрелищу лоидомцы уже привыкли: оно не раз повторялось, с тех пор как две недели назад был отпразднован бриллиантовый юбилей королевы Виктории.
 Для Джерри это было новое, волнующее событие. Он далеко высунулся из окна, чтобы увидеть последнего солдата, замыкающего шествие.
 И тогда граф услышал тихий голос Люпиты:
 — Кто-то пытается убить Джерри.
 Граф пристально посмотрел на девушку, но когда он хотел заговорить, она прижала палец к губам. Он понял, что она не хотела рассказывать свою историю в присутствии братишки.
 Как только они вышли из кареты, граф сказал:
 — Я думаю, вы совершили бы непростительную ошибку, леди Люпита, если б остановились в гостинице с Джерри одна. Поскольку я знал вашего отца, я чувствую себя в какой-то степени ответственным за вас с братом. Поэтому предлагаю вам остаться в моем доме на Гросвенор-сквер.
 Предложение графа крайне удивило Люпиту.
 — Остаться здесь у вас? Но ведь мы только что познакомились.
 — Знаю, — ответил граф с улыбкой. — Но вы, вероятно, и не подозреваете, с какими трудностями вам пришлось бы встретиться, остановись вы в незнакомой гостинице в чужом месте. К тому же в связи с юбилеем королевы все хорошие отели переполнены.
 — А я об этом и не подумала, — сказала Люпита с детской непосредственностью.
 — Именно поэтому, — продолжал граф, — разрешите еще раз предложить вам пожить у меня — хотя бы до тех пор, пока вы не свяжетесь со своими родственниками. Вас всюду будет сопровождать моя бабушка, она как раз сейчас находится у меня, и вы с братом попадете под ее покровительство, и будут соблюдены светские традиции.
 Граф улыбался, ожидая, как Люпита отнесется к этому предложению.
 — Хотя бабушке под восемьдесят, она не пропустила ни одного юбилейного торжества и желает насладиться каждой минутой праздника.
 — Благодарю вас от души! Огромное… вам спасибо… С вашей стороны это так… благородно! Если бы папа был жив, он по достоинству оценил бы ваш поступок.
 Граф больше ничего не сказал, но был ошеломлен всем происшедшим и услышанным.




 Глава 2


 — Ты уже вернулся, Ингрэм? — удивилась бабушка. — Я не ждала тебя так рано.
 — А я привел к вам гостей. — Граф склонился над ней и поцеловал в щеку. — Это Люпита Ланг, а это ее брат граф Джереми Лангвуд. Смею надеяться, вы помните последнего графа Лангвуда.
 — Лангвуд! — воскликнула графиня Дауджерская. — Ну конечно, я его помню. Удивительно красивый человек! Так вы его дочь? — обратилась она к Люпите. — Дорогая, ваша мама была очень хороша собой, и вы на нее похожи.
 Люпита сделана реверанс.
 — Как мило с вашей стороны столь одобрительно отзываться о моих родителях! Вы так добры! — смущенно ответила Люпита.
 — Леди Люпита и Джерри, ее брат, остаются со мной. Я пойду распорядиться насчет комнат.
 Граф вышел из гостиной, а графиня Дауджерская посмотрела на Люпиту.
 — Усаживайтесь, дорогая, поудобней и расскажите мне о вашем отце.
 Так горько было узнать, что он скончался!
 — Я так тоскую… о нем, так скорблю! — молвила Люпита. — Мы с Джерри жили за городом, а теперь приехали в Лондон… совершенно неожиданно.
 — Я очень рада, что вы будете жить здесь, у моего внука, — с чувством сказала графиня.
 Джерри, игравший здесь же с собакой, обратил на графиню молящий взгляд.
 — Если здесь есть сад, разрешите мне пойти туда с Брэкли?
 — Конечно, — ласково улыбнулась графиня.
 Она позвонила в маленький серебряный колокольчик, стоявший на столике возле нее. Дверь тотчас отворилась, и появился дворецкий.
 — Доукинс, мальчик хочет повести свою собачку в сад. Пошлите с ним кого-нибудь из лакеев.
 — Сейчас, миледи — Дворецкий взял за руку Джерри, который прыгал от радости.
 — Мы так долго находились в почтовом дилижансе. Ему нужно погулять.
 Не думаю, что Брэкли понравилось в Лондоне.
 — Он скоро привыкнет, — успокоил мальчика Доукинс.
 Когда они вышли, графиня обратилась к Люпите:
 — Дорогое дитя, расскажите мне, пожалуйста, о своей маме. Помню, я видела ее на нескольких балах до того, как она вышла замуж за вашего отца.
 Она была такая красавица!
 — Мама умерла три года назад… и папа так о ней тосковал… что, возможно, не хотел больше жить. Накануне Рождества он… сильно простудился…
 Я кляну себя, что не очень хорошо… ухаживала за ним, а мама его всегда берегла.
 — А теперь вы заботитесь о маленьком братишке? — поинтересовалась графиня.
 — Конечно…
 — Я уверена, для него счастье иметь такую сестру.
 Графиня Дауджерская взглянула на часы.
 — Дорогая, извините, мне пора полежать немного, иначе я слишком устану, когда буду спускаться к обеду.
 Она встала, и Люпита поспешила открыть перед ней дверь. В этот самый миг вошел граф.
 — Вы спускаетесь, бабушка?
 — У тебя ведь гости, и я знаю, что ты сегодня идешь на бал. Поэтому я пойду вздремну, а то нашей прелестной гостье придется обедать одной.
 — Вышло так, бабушка, что я остаюсь дома.
 Графиня была поражена.
 — Ты говорил, что вы обедаете у Мальборо…
 Преодолев минутное смятение, граф сказал:
 — Мои планы изменились, и я буду обедать здесь, бабушка.
 Графиня больше не задала ни одного вопроса и направилась к лестнице. Горничная ждала ее, чтобы помочь дойти до ее покоев.
 И тут граф призадумался. Элоиза ни за что не пропустит обед, который давали герцог и герцогиня Мальборо.
 Теперь она пойдет туда не с ним, как они договорились, а с герцогом. Это еще одна унизительная ситуация, но из-за нее он не намерен страдать.
 К сожалению, он никак не мог сделать выбор — идти ему на бал или лучше остаться дома. Однако несомненно одно: любое решение вызовет массу сплетен и отнюдь не упрочит его репутацию.
 Между тем саквояж Люпиты все еще находился в карете у боковой дверцы, а сундук с платьями, который лакей внес в дом, стоял в зале. И когда граф вспомнил об этом, его вдруг осенило.
 Он вошел в комнату, где его ждала Люпита. Она стояла у окна, наблюдая, как ее брат играет в саду с собачкой.
 Сейчас девушка была без шляпки, и ее светлые, с палевым оттенком волосы, озаренные солнцем, казались почти серебристыми. От ее точеной фигурки исходило очарование юности и веяло домашним уютом.
 Услышав шаги, Люпита обернулась, и граф внезапно понял, что такой девушки он еще никогда не видел.
 В ней не было вызывающей ослепительности Элоизы, но в ее синих тазах угадывалась такая одухотворенность, какая редко встречалась в высшем обществе.
 Красота юной гостьи вызвана в разгоряченном воображении графа живописные ассоциации с ангелами и даже самой мадонной.
 — Ну а теперь, когда мы одни, ничто не помешает нашей беседе, — сказал он, — и вы можете не таясь поделиться со мной вашими опасениями, будто кто-то пытается убить вашего брата.
 Люпита в смущении отвернулась от графа, явив ему столь совершенный профиль, что невольно возникла мысль: этот прямой носик и лепестки губ могли бы послужить моделью для древнегреческого скульптора.
 — Доверьтесь мне, — продолжая очарованный граф, — поведайте всю правду, и я попытаюсь вам помочь.
 Прежде чем ответить, она бросила на него мгновенный взгляд.
 — Я… не должна пользоваться. вашей добротой, навязывать себя…
 Мне страшно, и я просто не знаю, что мне делать!..
 — Тогда скажите мне, что вас пугает, — настаивал граф. — Должен признаться, я умею распутывать жизненные головоломки, какими бы сложными они ни были.
 — Я уверена, что это так… Но вы можете… подумать, будто я все это сочинила.
 — Разрешите мне самому судить об этом.
 Видя, что она все еще колеблется, граф взял ее за руку и подвел к дивану.
 Они сели рядом.
 — Начнем с самого начала. Когда ваш отец скончался, что произошло с вами?
 — Это случилось совершенно неожиданно. Естественно… я была убита горем. К тому же я была расстроена тем, что из-за ужасной погоды очень немногие наши родственники пришли на похороны. Но все они написали мне письма с выражением соболезнования и скорби.
 — А вы не думали, что могли бы чувствовать себя в большей безопасности, живя с кем-нибудь из родственников? — спросил граф.
 — Я не хотела покидать дом. Мне казалось, я должна заниматься поместьем, которое теперь, естественно, принадлежит Джерри.
 — У вашего отца не было других детей?
 — У меня был брат на два года младше меня, но он умер в восемь лет…
 Граф подумал, каким ударом это было для ее отца и как отчаянно ему хотелось иметь сына.
 — Когда родился Джерри, — Люпита словно угадала мысли графа, — папа был в восторге. Он обожал его и уделял ему много внимания. Учил его, как вести себя с самыми разными людьми; знакомил с хозяйственными усовершенствованиями, которые всегда заботили его самого. Но главное, что он хотел передать Джерри, это свой опыт и умение содержать в порядке конюшни и породистых лошадей.
 — Это, по-видимому, то, что вы собираетесь делать, — заключил граф. — Несомненно, вы должны иметь опытного, знающего и преданного помощника и покровителя.
 Люпита улыбнулась.
 — С нами живет гувернантка Джерри, очень приятная женщина. Она готовила меня в школу. Но она вынуждена была уехать, чтобы ухаживать за одной из своих сестер, которая тяжело заболела. Она обещала вернуться в конце месяца.
 — Значит, все это время вы были совсем одна, — озабоченно сказал граф, пытаясь представить себе возникшую ситуацию.
 — Мы были одни, пока не… появился наш кузен, Руфус Ланг… Он сын папиного младшего брата… Он всегда жил в Лондоне.
 — Думаю, я о нем слышал. Вероятно, он член «Белого клуба», — заметил граф.
 — Он… очень красив, вхож в лучшие дома… так он говорит. Знает именитых людей, принят в элитных кругах.
 Она умолкла, и граф сказал:
 — Продолжайте, пожалуйста.
 — Вы, конечно, понимаете, что, если б не было Джерри, Руфус Ланг унаследовал бы титул графа, — молвила Люпита, немного поколебавшись.
 Граф вопросительно поднял брови.
 — Надеюсь, вы не предполагаете, что Руфус Ланг пытался убить вашего брата.
 — Я знаю, вы мне не поверите, — пробормотала Дюпита, — но случились… два или три события… Из-за них я и сбежала.
 — Расскажите мне, — ободрил ее граф. В его голосе появились интонации, которые действовали на женщин завораживающе.
 Люпита не подняла глаз.
 О, как необыкновенны были ее огромные синие глаза, умоляющие его поверить и понять!
 — Первое, что меня так испугано и расстроило, случилось неделю назад, — произнесла она едва слышно.
 — Что же произошло?
 — Папа всегда запрещал нам подниматься на башню, возвышающуюся над нашим домом… потому что это очень… опасно; некоторые бойницы от старости по краям крошатся и осыпаются… переходы расшатались.
 — Наверное, Джерри не внял запретам отца? — спросил граф.
 — Я обнаружила его отсутствие, когда не застала его в гостиной, где, как я думала, он играет со своим псом. Я искала его везде и не могла понять, куда он девался.
 Люпита снова взглянула на графа, дабы убедиться, что он ее слушает.
 — Его нигде не было… Но вдруг я увидела, что дверь на башню открыта, и услышала голоса.
 — И вы решили выяснить, что там происходит?
 — Я уже достигла верхушки башни, когда услышала, как кузен Руфус сказал: «Наклонись немного вперед, и ты увидишь прямо под нами внизу кролика. Он где-то там прячется».
 — Там действительно было что-то похожее на зайчика или кролика? — спросил граф.
 — Нет, конечно, нет… Зайцы никогда не подходят к дому так близко, — ответила Люпита. — Самое страшное, что Джерри слушался Руфуса, подчинялся ему. Он как раз собирался посмотреть вниз, и в этот миг Руфус увидел меня. Он уже наклонился над Джерри, и я почти уверена, что он протянул руку, как будто собирался столкнуть его?..
 — Неужели вы действительно думаете, что он был способен на это?
 — Я сама не поверила бы этому, но Руфус, увидев меня, был явно смущен и расстроен.
 — И что же вы сделали?
 — Я приказала Джерри: «Немедленно уходи отсюда! Ты же знаешь, папа не разрешал нам забираться так высоко».
 — И что же ответил Джерри? — продолжал расспрашивать граф.
 — Он сказал: «Кузен Руфус хотел посмотреть крышу, но я предупредил, что надо быть очень, очень осторожным».
 Люпита тяжело вздохнула.
 — Я сказала: «Ну вот, ты же знаешь, что это очень опасное место. Немедленно спускайся!»
 — Так вы спасли Джерри. А что при этом сказал ваш кузен?
 — В тот же самый день поздно вечером он заявил: «Простите меня за мою оплошность. Нельзя было забираться с Джерри на крышу, но мне просто не терпелось увидеть окрестности. Ваш отец давно говорил мне, что с крыши открывается замечательный вид».
 — Но вы ведь ему не поверили?
 — Конечно, нет! Папа всем говорил, что никто никогда не должен влезать на крышу… После этого я выбросила ключ от чердака.
 — Вы поступили разумно. Но что же еще произошло?
 — Вы мне не поверите… Однако с самого детства я обладала способностью читать мысли людей. После этого случая как только я видела, что кузен смотрит на Джерри, я знала, о чем он думает: «Если бы мальчишки не существовало, поместье и титул принадлежали бы мне, Руфусу, графу Лангвуду».
 Последние слова Люпита произнесла дрогнувшим голосом, казалось, она готова зарыдать.
 Боясь потерять контроль над собой, она быстро продолжала:
 — Случилось еще одно происшествие, которое заставило меня убежать из дома. Вчера, когда мы с Джерри возвращались с прогулки верхом, кузен Руфус исчез.
 — А он не ездил с вами?
 — Пет, нет. Я предложила ему покататься с нами, но он отказался, сославшись на то, что хочет побыть дома.
 — А когда Вы вернулись, он был дома?
 — Нет… Когда я вошла в свою спальню переодеться, я выглянула в окно. Перед нашим домом находится очень глубокое озеро с песчаным дном.
 Глубина непостоянна, потому что песок движется. Купаться там очень опасно.
 Вот почему ни я, ни Джерри не умеем плавать.
 — Что же вы увидели на озере?
 — У нас есть лодка. С тех пор как нет папы, лодкой очень редко пользуются. Папа катался с нами, обычно мы по очереди гребли то вниз по течению, то вверх.
 Граф подумал, что это вполне безопасное занятие, но ничего не сказал.
 — К моему удивлению, — продолжала свой рассказ Люпита, — я увидела, что кузен Руфус стоит в лодке и проделывает какие-то непонятные манипуляции: то что-то связывает, то пригибается. Я не понимала, что все это значит. Затем он вернулся в дом. За обедом я спросила: «Кузен Руфус, вы умеете плавать?» Он ответил: «Я исключительно хорошо плаваю».
 Мою гувернантку заинтересовал этот разговор, и кузен рассказал, как он получил приз чемпиона в Швейцарии и участвовал в соревнованиях по плаванию в Германии.
 — Вы думаете, он проверял, сможет ли использовать лодку для плавания по озеру? — с недоумением спросил граф. — И какое отношение все это имеет к вашему брату?
 — Я очень подозрительна, — ответила Люпита. — В то утро я встала очень рано — еще даже слуги не просыпались — и спустилась к озеру. Мне хотелось взглянуть на лодку. Что-то подсказывало мне, будто я должна осмотреть ее. Я была очень взволнована. И вот я обнаружила в ней дыру, которая была чем-то заткну» та. Помню, однажды папа рассказывал про черный сахар, который растворяется в воде, если долго в ней находится…
 Это и был тот самый черный сахар.
 Граф тут же насторожился и замер.
 — Не могу в это поверить!
 — Но это правда! Вы, наверное, знаете, что, когда сахар постепенно растворяется… лодка наполняется водой и затем тонет…
 — Так вы думаете, ваш кузен собирался заманить Джерри в лодку покататься по озеру, предложив ему грести, а потом, когда лодка даст течь и начнет тонуть, он сам благополучно выплывет, а ваш брат утонет?
 Это все было столь противоестественно и удивительно! Граф, пытаясь примерить ситуацию на себя, подумал: а смог бы он проделать что-либо подобное?
 — Пожалуйста, верьте мне!.. Я знаю… это звучит не правдоподобно, но каждый нерв во мне… говорит, что он в опасности.
 Граф положил свою руку на ее.
 — Я абсолютно верю вам. А теперь расскажите, как вы убежали.
 — Я разбудила Джерри, как только вернулась домой, и велела слугам заложить лучшую карету, запрячь в нее двух самых быстрых лошадей.
 Люпита перевела дыхание.
 — Я схватила саквояж, быстро уложила в него несколько вещей, и слуги отнесли его во двор, в отдаленное место, где Руфус, проснувшись, не увидел бы нас. Все-таки существовала опасность, что он нас застанет, так как его комната расположена у входной двери.
 — Но он вас не заметил?
 — Он не вышел к завтраку, так как вечером выпил много вина, и я знала, что, когда его позовут к столу, мы будем уже далеко.
 — Итак, вы отправились в путь… — задумчиво произнес граф.
 — Пам было удобно в собственной карете, но потом лошади устали и мы не смогли ехать дальше. Тогда мы пересели в наемный экипаж, а когда прибыли в Лондон, я наняла на постоялом дворе почтовый дилижанс, с которым и случилась беда.
 — Это самая невероятная история, какую мне когда-либо приходилось слышать! — воскликнул граф. — Но вы поступили совершенно правильно, и я лишь могу похвалить вас за практичность, исключительную находчивость и смелость во всех ваших действиях, леди Люпита, продиктованных желанием спасти вашего брата.
 — Так вы действительно верите мне? — с надеждой спросила девушка.
 Он увидел, как засияло ее личико, от чего стало еще прелестней.
 — Так что же вы собираетесь делать? Вряд ли вы навсегда избавились от своего кузена.
 — С нами все будет хорошо, если мне удастся найти каких-нибудь родственников, которые согласятся приехать к нам и жить в нашем доме.
 — Теперь, когда вы рассказали мне о ваших бедах, я хочу поделиться одной идеей, которая, надеюсь, будет вполне приемлема и для вас, и для меня.
 — О, я была бы счастлива что-нибудь сделать для вас — вы так добры к нам!
 — Вот что я предлагаю, — стал объяснять граф. — Сегодня вечером вы пойдете со мной на бал, который дает герцогиня Девонширская. На ее личике отразилось полнейшее изумление, — Я читала в газетах о бале, который дает герцогиня в честь бриллиантового юбилея королевы. Но я-то как могла бы на него попасть?
 — Очень даже легко. У меня есть маскарадный костюм для вас, и вы пойдете со мной на бал как моя партнерша.
 — Я не могу… Поверьте мне, не могу! — воскликнула Люпита. — Но я не понимаю, как это может помочь вам…
 — Это мне поможет, потому что та, с кем я собирался пойти на бал, не может в нем участвовать.
 Он тщательно подбирал слова, отнюдь не собираясь открывать правду.
 — Так вы хотите, чтобы я вас сопровождала вместо кого-то? А вдруг я не смогу выглядеть соответствующим образом, и вы будете меня стесняться.
 Граф улыбнулся.
 — Это изначально невозможно. Вы должны выглядеть прелестно в платье, которое, несомненно, вам пойдет. Платье из тонкого шифона, украшенное драгоценными камнями, пойдет любой девушке, а такой красивой — особенно.
 Люпита загорелась этой идеей и захлопала в ладоши.
 — Я… никогда в жизни… не была на балу! Когда мне исполнилось восемнадцать, папа собирался привезти меня на бал, но вскоре… он умер. Так я и не побывала в Лондоне на балу. — Она глубоко вдохнула. — Пойти на бал в Девоншир-Хаус! Это ведь самый главный бал. Я просто не могу в это поверить!
 — И тем не менее мы с вами на него пойдем, — решительно сказал граф. — А сейчас вам следует, соблюдая традиции моей бабушки, отдохнуть перед обедом, чтобы не чувствовать усталость во время танцев в бальном зале, — усмехнулся граф.
 Люпита засмеялась, и смех» ее звучал, как серебряный колокольчик.
 — Какая может быть усталость, если мне предстоит танцевать на балу, — радовалась она. — Неужели это правда? Наверное, когда я проснусь, окажется, что все это мне приснилось…
 — Вы проснетесь и окажетесь в Девоншир-Хаусе и будете танцевать со мной, — уверял ее граф. — Это костюмированный бал, и вы будете в костюме Клеопатры. Полагаю, вы знаете, она была изумительно красива.
 — О, я надеюсь, что не разочарую вас… — с чувством сказала Люпита.
 Разве нашелся бы хоть один человек, хоть одна знакомая ему женщина, включая Элоизу, которая поверила бы, увидев Люпиту, что она может принести разочарование?
 — Я уверен, вы будете украшением дома Девонширов, — прошептал граф ей на ушко. — Мы оба будем его украшением.
 Люпита залилась смехом, как будто граф отпустил очень веселую шутку.
 Потом встала с дивана и молвила серьезно:
 — Я действительно пойду прилягу, чтобы не быть сонной и не пропустить ничего интересного и значительного, что может произойти на балу, посвященном бриллиантовому юбилею королевы.
 — Я вижу, вы внимательно читаете в газетах новости светской хроники, — с улыбкой заметил граф.
 — Я люблю читать сообщения о юбилейных торжествах, потому что они звучат волнующе; но я представить себе не могла, что когда-нибудь и обо мне будет сказано хоть несколько слов в хронике светской жизни.
 — О, теперь вы будете играть очень важную роль. Поэтому идите наверх и извольте закрыть дверь и глаза. И не смейте просыпаться, пока я не пошлю к вам экономку, она вас позовет.
 Люпита опять рассмеялась и побежала через всю комнату выполнять приказ. У двери она обернулась.
 — Я вам так благодарна, так благодарна! Вы взмахнули волшебной палочкой, и я, как Золушка, действительно попаду на бал.
 Когда Люпита ушла, граф подумал, что принял очень мудрое решение: он не только осчастливит Люпиту, но и достойно ответит сплетницам, а также проучит Элоизу, которая никогда не любила «соревнований».
 Люпита, с ее красотой да еще в платье с драгоценными камнями, которое влетело ему в копеечку, составит ему весьма эффектную пару; рядом с ней Элоиза покажется незаметной.




 Глава 3


 Как только Люпита, отдохнув, спустилась с лестницы, граф развил бурную деятельность. Ему не раз доводилось проявлять организаторские способности, в том числе в армии; пригодятся они ему и сейчас.
 Прежде всего он послал за экономкой миссис Филдинг — домоправительницей Ардвиков еще с тех пор, как он был ребенком.
 Он ввел ее в курс обязанностей, выполнение которых обеспечит ему с Люпитой благополучную поездку на бал. Помимо этого попросил проследить, чтобы Джерри, его сиятельство, имел подобающий вид, не скучал, чтобы служанки или лакеи играли с ним и развлекали его. Единственное, чего ему не следует делать, — это беспокоить сестру.
 — Я постараюсь, милорд, — пообещала экономка.
 Граф прошел в свой кабинет и написал письмо герцогине Девонширской.
 Она была его крестной и очень его любила. Как и герцогиня Манчестерская, она была обворожительна.
 Маркиз Хартингтон, который; позднее получил титул герцога Девонширского, в течение многих лет был ее любовником, прежде чем они поженились.
 Даже сейчас, когда она была не столь молода и слишком располнела, перед ее очарованием устоять было невозможно. Она до сих пор любила красивых мужчин, особенно своего крестника.
 Граф не сомневался, что его письмо заинтересует, а может, и заинтригует ее, и она, конечно, разрешит ему поступить так, как он задумал.
 Отправив герцогине письмо с грумом, он написал еще одно — в египетское посольство.
 Покончив с письмами, он переоделся к обеду. Для Джерри наняли специального повара, чье кулинарное искусство отвечало потребностям его сиятельства.
 Гости были приглашены в дом Девонширов к десяти тридцати вечера. Но граф уже знал, что обильная трапеза, которую обычно устраивала перед балом герцогиня Мальборо, и теперь продлится гораздо дольше, чем их домашний обед.
 Он сказал экономке, что Люпита к обеду наденет обычное платье.
 Графу не терпелось посмотреть, как будет выглядеть девушка в маскарадном платье. Это фантастическое одеяние потребует соответствующей прически, к которой подойдут драгоценности из сейфа.
 К счастью, костюм Клеопатры здесь.
 У Элоизы же остались только жемчужные сережки, которые он купил ей в подарок.
 Сообщение Элоизы о ее союзе с герцогом вновь больно отозвалось в сердце. Это настроило его на месть и еще больше разозлило.
 Граф был из тех, кому всегда и во всем везло. Что бы он ни замыслил, все получалось. Он с трудом мог поверить, что Элоиза обманывала его, притворяясь влюбленной. Теперь она пыталась унизить его в глазах друзей.
 Тех, кто хорошо знал графа, не надо было предупреждать о его бойцовском настроении. Его взгляд и твердая линия губ красноречиво говорили, что он нацелен на победу и сражение обязательно выиграет.
 Он всегда добивался чего хотел. Так было в прошлом. Он участвовал в опасных военных кампаниях; тогда погибли многие его однополчане, друзья-офицеры.
 Он выжил не только благодаря храбрости; большую роль играли незаурядный ум и способность руководить людьми. Кроме того, он заслужил медаль за доблесть, чем очень гордился.
 И теперь он доблестно сразится за свое достоинство и гордость. По в этом сражении он победит иначе.
 К обеду Люпита надела простое белое платьице, его она надевала дома, садясь за стол вместе с папой.
 У нее было немного одежды, так как, убегая, она запихивала в саквояж то, что попадалось под руку. Тогда она думала лишь об одном: надо спасти Джерри.
 Если бы Руфус понял, что они убегают, могла бы произойти катастрофа.
 Поэтому она решила, что более безопасно затеряться в Лондоне.
 Люпита зашла в комнату Джерри пожелать ему спокойной ночи. Он сидел на постели, увлеченный игрушками, которые для него разыскала экономка.
 — Посмотри, Люпита, что у меня есть? Вот поезд, вот плюшевый медвежонок, а вот Микки Маус.
 — Какая радость! — воскликнула Люпита.
 — А завтра у меня будет еще больше игрушек, — похвастался мальчик.
 Игравшая с ним миссис Филдинг сказала:
 — Я нашла на чердаке игрушки, которыми забавлялся его сиятельство.
 Я обещала вашему брату перенести их все сюда в будуар. Его сиятельство считает, что вы можете пользоваться им как своей гостиной.
 — Как замечательно, что его сиятельство подумал об этом! — улыбнулась Люпита, — Она обняла Джерри. — Спокойной ночи, дорогой, засыпай скорее, ведь у тебя был такой длинный день!
 — Брэкли говорит, что ему здесь нравится. Здесь такой большой сад, и у него вкусный ужин!
 — Надеюсь, ты тоже хорошо поужинал. — И она нежно поцеловала братишку.
 Оставшись с миссис Фиддинг, он занялся игрушками.
 Люпита прошептала благодарственную молитву. Разве можно сравнить ее нынешнюю жизнь с одиноким существованием в какой-то гостинице! Теперь, кроме Джерри, она должна заботиться только о его собаке!
 «Мы оба так счастливы! Так несказанно счастливы…»— мысленно повторяла она, спускаясь с графом к обеду.
 За столом он старался изо всех сил развлекать бабушку и Люпиту.
 Рассказывал им разные смешные истории о себе, когда он был в возрасте Джерри, а также о своих породистых лошадях, потому что они интересовали Люпиту.
 Время пролетело так быстро, что девушка удивилась, когда граф сказан:
 — Ну вот, теперь вы должны переодеваться к балу. Я буду готов через полчаса.
 — Боюсь… я не успею! — испуганно промолвила Люпита.
 — Я зайду в вашу комнату через десять минут, чтобы убедиться — вы одеты именно так, как мне хотелось бы.
 Она выбежала из столовой и стремглав помчалась по лестнице к себе.
 Миссис Филдинг с белошвейкой ждали ее с платьем.
 Столь тщательно продуманного, богатого наряда Люпита не могла себе представить. Он оказался ей несколько длинноват и велик в талии. Белошвейка, жившая у них в доме, быстро пригнала все по размеру.
 В тот же миг граф постучал в дверь и вошел. Он с радостью отметил, что девушка одета точно так, как он задумывал. Костюм Клеопатры, в котором Люпита должна появиться на балу, по его мнению, обязан быть достоверным.
 Соответственно историческим и литературным источникам, «ее кожа была белая, как молоко, глаза синие, как Эгейское море, а волосы блестели, как золото».
 Графу показалось, что в сценическом отношении он более подходил бы Люпите не в костюме Марка Антония, который был приготовлен, а Юлия Цезаря. Цезарь был возлюбленным Клеопатры в течение семи лет — еще до того, как Марк Антоний встретился с ней.
 Эти исторические уточнения заставили графа сообщить в письме герцогине, что он появится в костюме Юлия Цезаря.
 «Я приду в сопровождении новой Клеопатры — дочери покойного графа Лангвуда», — писал граф.
 Он предполагал, что герцогиня Девонширская и покойный граф Лангвуд много лет назад могли быть друзьями.
 Он не сомневался, что отец Люпиты был верным поклонником прекраснейшей герцогини Манчестерской.
 Когда граф, теперь в костюме, вошел в спальню Люпиты, она с восторгом посмотрела на него.
 Он был одет не так, как предполагала Элоиза, — не стремительным Марком Антонием, а величественным Юлием Цезарем.
 Костюм был тот же, но на голове красовался лавровый венок победителя. Он немного припудрил свои черные волосы.
 Однако графа больше волновало, какое впечатление на окружающих произведет не он, а Люпита-Клеопатра.
 Когда Клеопатра встретила Юлия Цезаря, ей был всего двадцать один год.
 Она была непорочна и обладала красотой и чистотой юной девушки.
 Готовясь к роли Клеопатры, Элоиза выбрала платье, которое делало ее более соблазнительной и, на ее взгляд, «олицетворяло легенды и волшебную силу Египта».
 К удовольствию графа, это одеяние произвело совершенно иное впечатление на Люпиту. Граф умел заставить женщину выглядеть привлекательнее.
 Этому способствовал его изысканный вкус.
 Несмотря на то что на всех портретах волосы Клеопатры были гладко зачесаны и покрыты легкой тканью, Элоиза решила распустить свои длинные рыжие волосы по плечам. Хоть это было исторически неверно, зато очень ей шло.
 Граф попросил миссис Филдинг сделать Люпите гладкую прическу, чтобы волосы были едва видны. Обнаженная длинная шейка делала ее еще более юной и, казалось, более ранимой.
 Платье было украшено драгоценными камнями, а лиф и корсаж обшиты гирляндами из полудрагоценных камней. По низу платья развевались воланы из шифона, который плавно обволакивал при движении ее тонкий стан.
 Граф своим наметанным глазом сразу заметил, что подол немного длинноват, и велел белошвейке укоротить его, чтобы воланы едва касались пола, и прибавить еще оборочку из шифона.
 Когда она трудилась над этой деталью, вошел секретарь с подносом, на котором лежали фамильные драгоценности Ардвиков; мать графа надевала их лишь в особо торжественных случаях. А хранились они в тщательно оберегаемом сейфе.
 Граф взял с подноса ожерелье из двух рядов настоящих восточных жемчужин, в которых таился легкий розоватый отблеск. Семья Ардвиков с благоговением смотрела на это ожерелье, когда графиня надевала его.
 Граф надел ожерелье на шейку Люпиты, и у нее невольно вырвался восторженный возглас. От волнения она прерывисто вздохнула…
 На каждое ее запястье граф надел по широкому бриллиантовому браслету. Затем он выбрал великолепные бриллиантовые сережки, которые засияли как звездочки в ее ушах.
 Люпита была неотразима — от ее собственной красоты, от костюма и украшений просто захватывало дух.
 Элоиза частенько намекала, что страстно мечтает носить фамильные драгоценности Ардвиков. По граф не собирался давать их ей, пока они не будут официально обручены.
 Главное достоинство этих драгоценностей заключалось в их уникальности. Граф дал себе слово, что никто не наденет украшений Ардвиков, кроме его законной любимой жены. Сейчас он отринул эту клятву.
 Он был уверен, что сегодня Люпита затмит Элоизу, и это послужит ей уроком, который она никогда не забудет.
 Граф сделан несколько шагов назад, чтобы взглянуть на девушку со стороны.
 Люпита посмотрела на браслеты со священным трепетом.
 — Я никогда не видела… ничего подобного…
 Граф в предвкушении ее неслыханного успеха пока наслаждался восторгами миссис Филдинг и служанок. Они наперебой восклицали, как замечательно ее сиятельство выглядит в праздничном наряде.
 Граф взглянул на каминные часы.
 — Нам пора выезжать. Но сначала я хочу, чтобы ты показалась моей бабушке. Она ждет внизу специально, чтобы увидеть тебя перед отъездом.
 — О, конечно! — Люпита не стала ждать графа, а сразу поспешила к бабушке.
 Граф и миссис Филдинг довольно улыбнулись.
 — Вы проделали прекрасную работу! — похвалил ее граф.
 — Это было нетрудно, милорд: ее сиятельство — самая прекрасная юная леди из всех, кому мне довелось помогать одеваться. Она так мила, что одно удовольствие трудиться для нее, — ответила миссис Филдинг.
 Граф пошел в гостиную за Люпитой.
 Она крутилась перед бабушкой, показывая ей, как волнами колышутся оборки на платье. На ногах у нее были сандалии, также украшенные драгоценными камнями… Ей хотелось поскорее танцевать в этих сандалиях, хотя они были немного великоваты.
 Графиня Дауджерская посмотрела на внука и величественно промолвила:
 — Слава Богу, и ты отличаешься яркой внешностью — иначе я была бы крайне разочарована.
 — Я уверен, бабушка, ты будешь гордиться нами обоими. Я хочу, чтобы ты поехала с нами.
 — Я уже говорила хозяйке дома, что слишком стара для балов, — ответила графиня Дауджерская.
 Граф решил, что она права. У нее был обед вчера вечером и второй завтрак с королевой в Букингемском дворце. Однако, целуя ее на прощание, он повторил:
 — Очень жаль, что вы не едете с нами, бабушка, но мы завтра расскажем вам обо всем, что происходило на балу, подробно, не упустив ни одной детали.
 — Я буду с нетерпением ждать. И да благословит вас обоих Бог! Бы совершенно восхитительны!
 Граф, естественно, думал так же.
 Когда Люпита посмотрелась в зеркало, она едва могла поверить, что блистательный образ, перед отражением которого она стояла, не был реинкарнацией Клеопатры.
 Карету уже подали. Дворецкий набросил на плечи девушки накидку из русского соболя.
 Лошади тронулись. Люпита вложила свою ручку в руку графа.
 — Я так волнуюсь! Не могу отделаться от суеверия, будто в дороге случится какая-нибудь беда: то ли карета сломается, то ли еще что-нибудь помешает мне в последнюю минуту попасть на бал…
 Она говорила тоном испуганного ребенка.
 Граф понимал, что в том, как она вложила свою ручку в его руку, нет никакого кокетства — просто импульсивный жест, как если бы она пожала руку своего отца или брата.
 — А теперь выслушай меня очень внимательно. Я расскажу тебе, что мы будем делать, когда приедем в дом Девонширов.
 Граф умышленно ждал, пока большинство гостей из дома Мальборо прибудут на маскарад.
 Его не удивило при входе в зал, что лишь небольшая группа именитых гостей поднималась по лестнице, поочередно приветствуя хозяев бала — герцога и герцогиню.
 Когда граф и Люпита медленно поднимались по лестнице, музыканты в синей униформе уже настроили инструменты, и венгерский оркестр заиграл торжественный марш.
 Церемониймейстер, одетый в костюм елизаветинских времен, попросил их назвать свои имена и поинтересовался, каких персонажей они будут изображать. Когда они добрались до верхней ступеньки, он громогласно объявил:
 — Граф Ардвик и леди Люпита Ланг представляют благороднейших римского диктатора Гая Юлия Цезаря и царицу Египта Клеопатру.
 Глаза герцогини Девонширской засияли.
 — Я счастлива видеть вас, леди Люпита! Полагаю, вы знаете, что ваш отец был моим дорогим старым другом.
 Люпита поклонилась.
 — Благодарю вас… Я вам очень. очень признательна за то, что вы позволили мне появиться… на вашем великолепном балу.
 Граф повел ее в бальный зал. Он был украшен орхидеями, пиниями, живописными экзотическими цветами и другими растениями, привезенными из Четворта, огромного загородного поместья в Дербишире, где находятся оранжереи.
 Лакеи в ливреях восемнадцатого века разносили шампанское.
 Не ожидая, что танцы начнутся скоро, граф направился с Люпитой в боковой коридор, а оттуда — в пустующую гостиную. Он решил, что и здесь, как в доме Мальборо, после обеда могло пройти еще по крайней мере полчаса.
 Однако к ним быстро подошел лакей.
 — Ее сиятельство просила передать вам, что можно пройти в танцевальный зал.
 — Благодарю вас, — сказал граф.
 Маскарад начался. Герцогиня Девонширская представляла гостям царицу Пальмиры Зиновию. Она восседала на паланкине, который несли на своих плечах шестеро медведей.
 Герцог представлял императора Карла Пятого, но не собирался участвовать в театральном действе. Он был скромным, застенчивым человеком, любящим уединение. Обожал свою жену и позволял ей делать все, что она только пожелает.
 А в это самое время четверо настоящих египтян предстали перед графом в гостиной. Они прибыли, получив приглашение от герцогини через египетское посольство. Египтяне были в костюмах рабов, хотя точность их одеяний внушала сомнение. Они выглядели особой рабочей группой и выполняли все требования графа.
 Герцог подан блестящую идею: Люпита воспроизведет романтическую историю — как Клеопатра тайно проникла к Юлию Цезарю, завернутая в ковер.
 Египтяне послушно поставили на пол доску.
 Граф объяснил девушке еще в карете, как ей вести себя, изображая Клеопатру, чего бы он хотел добиться от нее в этой роли. Поэтому она покорно легла на доску, потом ее завернули, но не в ковер, который был бы для нее слишком тяжел, а в легкое покрывало с персидским рисунком, каким обычно застилают кровать. Зато выглядело оно, как восточный ковер.
 Люпита замерла там в ожидании последующих действий.
 Между тем герцогиню на паланкине внесли в танцевальный зал. Многочисленные гости встретили ее восторженными аплодисментами.
 Когда граф входил в зал, он заметил, что все Дауджеры расселись вдоль, стен. Среди них были и молодые люди, проявившие в выборе костюмов недюжинную фантазию. Они стояли отдельной группой, готовые при первых же звуках музыки окунуться в танцы.
 Эти же люди станут одними из первых допытываться, почему он не с Элоизой. Они просто сгорали от любопытства и были потрясены красотой Люпиты.
 Когда стихли аплодисменты и приветствия герцогине, граф дал знак начинать эпизод с Люпитой. Четверо египтян подняли доску, на которой, завернутая в покрывало, лежала Люпита, и водрузили ее на плечи.
 Граф был достаточно опытен, чтобы эту роль поручить тем, кто прошел армию. На них можно было вполне положиться — им следовало маршировать в ногу с ношей на плечах. Эта задача вряд ли была под силу обычным гражданским лицам.
 Граф шел впереди, за ним следовали египтяне. Они поставили доску на пол, и церемониймейстер громко провозгласил:
 — Благороднейший Гай Юлий Цезарь, римский диктатор!
 Затем египтяне торжественно развернули ковер, и граф помог Люпите встать на ноги.
 Все как по команде застыли в немом изумлении. В свете огромных канделябров ослепительно сверкали и переливались драгоценности на ее головном уборе и платье. Казалось, от нее самой исходило сияние — словно она была доселе невиданной, волшебной звездой.
 — Ее высочество Клеопатра, царица Египта! — провозгласил церемониймейстер.
 И тогда царившую в зале тишину расколол град аплодисментов, тут и там раздавались восторженные возгласы.
 Это был триумф.
 Граф раскланялся, Люпита присела в реверансе.
 И тут же взяло верх безудержное любопытство. Сплетники терялись в догадках: кто она? откуда взялась? почему ее никто не знает? кто ее видел раньше?
 Заиграл оркестр. Граф обнял Люпиту за талию.
 — Все было так, как вы надеялись?.. — спросила она шепотом.
 — Вы были само совершенство!
 — Это мой первый бал! Я чувствую себя так, будто я на облаке. — Она вся сияла, и голос ее прерывался от волнения.
 Пет ничего удивительного, что все в бальном зале смотрят на нее.
 Их первый танец притягивал завистливые взгляды. Многочисленные друзья графа желали быть немедленно представлены Люпите. Но он предпочитал танцевать только с ней.
 В какой-то миг граф уловил взгляд Элоизы.
 Он знал, что была и другая причина, почему она так ухватилась за герцога. На ней сверкали знаменитые бриллианты Данбриджей, которые Лайонел Бридж — первый граф из рода Данбриджей — привез из Индии.
 История этих ценностей начиналась в конце прошлого века. Лайонел Бридж служил в Индии вместе с сэром Артуром Уэсли. В одной из военных кампаний он спас жизнь Лизаму из Хайдарабада, у которого были собственные алмазные копи. В знак благодарности Низам дал молодому офицеру множество неограненных камней, и тот увез их в Англию.
 Эта история очаровала принца Уэльского, который позднее стал принцем-регентом, а затем королем Георгом четвертым.
 Привезенные алмазы получили огранку и превратились в бриллианты. В обществе поползли слухи, будто энное количество бриллиантов пошло в уплату огромных долгов Его королевского высочества.
 Некоторое время спустя Лайонел Бридж отличился в войне с Испанией (1808 — 1814), а затем в битве при Ватерлоо. За эти заслуги он был удостоен титула герцога Данбриджского.
 Его считали весьма странным субъектом.
 Когда ему перевалило за сорок, он женился на молодой девушке — дочери некой титулованной особы, и их свадьба дала повод для всеобщих пересудов.
 Герцог Данбриджский старался во всем подражать королю Георгу Четвертому. Поговаривали, будто он занял часть самых эффектных одеяний, в которые Его высочество облачался во время своей коронации. Его называли самой грузинской птицей Востока (полагали, что в переводе имя Георгий означает «грузинский»).
 Теперешний герцог Данбриджский был четвертым, кто носил этот славный титул и имя.
 На балу он появился, как и его предок, в экзотическом наряде. Алый бархатный шлейф сверкал вкраплениями из блесток — золотых звездочек. Широкополую испанскую шляпу украшали страусовые перья.
 Если герцогу столь необычный костюм придавал фантастический вид, то его пара — Элоиза — решила затмить его и всех прочих гостей бриллиантами Низама.
 На ее голове возвышалась огромная тиара , сверкающая бриллиантами словно корона.
 Десять нитей крупных бриллиантов спускались до талии.
 На каждой руке было по несколько браслетов, в ушах — серьги с бриллиантовыми подвесками, почти касавшимися плеч.
 Подобные наряды носили невесты при первых герцогинях.
 Сзади тащились целые ярды шлейфа.
 Конечно, этот длинный хвост модного в седую старину свадебного платья не мог произвести на зрителей такого эффекта, как блиставшие на Элоизе бриллианты.
 Позднее граф, к своей великой радости, узнал, что Элоиза хоть и заслужила аплодисменты, но в гораздо меньшей степени, чем Люпита.
 Он уже слышал, как некоторые гости отпускали грубые шутки по поводу нелепой шляпы Данбриджа.
 Граф как раз с пристрастием рассматривал эту шляпу, когда миссис Асквит, одетая в костюм восточной укротительницы змей, обратилась к нему:
 — Что происходит, Ингрэм? Я думала, вы придете с Элоизой Брук.
 Марго Асквит слыла самой опасной сплетницей в лондонском обществе.
 Поэтому граф немного поколебался, прежде чем ответить. Пользуясь его молчанием, она взглянула на Люпиту и заметила:
 — Конечно, увидев, с кем вы пришли, я все поняла. Она исключительно изящна!
 Графа вдруг осенила одна мысль, и он наклонился к уху миссис Асквит, чтобы прошептать:
 — Пожалуйста, будьте осторожны и пока о нас ни с кем не говорите. Все произошло так быстро, что мы не успели поговорить с нашими семьями.
 У Марго Асквит загорелись глаза.
 Для нее не было большего наслаждения, чем первой узнавать о чьей-нибудь тайной помолвке или любовном приключении.
 — Конечно, дорогой, я буду крайне осмотрительна.
 Она ласково погладила графа по руке и удалилась.
 Он знал; что она будет в состоянии держать эту информацию за зубами целую минуту. А потом расскажет персонально каждому из присутствующих в зале, что граф Ардвик не помолвлен с Элоизой Брук, как все думали, И что теперь его новая любовь — леди Люпита Ланг.
 Даже не оглядываясь, он понял, что все Дауджеры смотрят в его сторону и перешептываются.
 Граф взял Люпиту за руку и повел в сад.
 Здесь между деревьями висели гирлянды китайских фонариков, и дорожки освещались снизу волшебными огнями.
 Люпита была слишком молода, наивна и бесхитростна, чтобы осознавать: находиться одной в саду с молодым человеком — слишком нескромно и неосторожно. Любая строгая мама ни за что не разрешила бы дочери-дебютантке без сопровождающей покинуть танцевальный зал.
 Граф был уверен, что за Люпитой наблюдают из окон, и указал ей на нескольких гостей, смотрящих на нее.
 Потом граф с Люпитой вновь окунулись в фантасмагорический мир маскарада.
 Люпита была потрясена, увидев костюм принца Уэльского; потом присоединилась к хохочущим над графиней Вестморлендской — она подобно Гебе несла чучело огромного орла на плечах, которое явно мешало ей танцевать.
 Но самой забавной была, несомненно, американка миссис Роуленд, которая изображала музу Евтерпу, покровительницу лирической поэзии. В ее прическу были вплетены электрические лампочки; они зажигались от лиры, которую она несла в руках.
 Толпы странно наряженных людей вызывали у Люпиты естественное любопытство.
 А граф так увлекся разнообразием происходящего, что даже на некоторое время забыл, как чудовищно обошелся с Элоизой.
 Однако позднее, когда он слышал, как люди критиковали ее за демонстрацию драгоценностей, считая это вульгарным, он понял, что поступил правильно.
 «Ну и поделом ей!»— подумал обиженный граф.
 Оценив прелесть Люпиты, люди перестали удивляться, что он не с Элоизой, а у него она теперь вызывала лишь отрицательные эмоции. Он вовсе не был расстроен ее решением выйти замуж за герцога.
 Почти каждый танец граф танцевал с Люпитой и просил ее отказывать другим претендентам, не отвечать на их приглашения.
 В результате все более крепла уверенность Марго Асквит, что они тайно обручены.
 Его не удивило, когда кто-то из старшего поколения Дауджеров при прощании перед отъездом пробормотал:
 — Поздравляю, мой дорогой мальчик!
 В три часа утра ом наконец пожелал доброй ночи хозяйке бала и поцеловал ее.
 — Знаете, Ингрэм, — сказала герцогиня, — я сгораю от любопытства, и если вы сейчас не расскажете, что происходит, я с вами никогда больше не буду разговаривать. Я не могу перенести то, что случилось, подождите меня немного. И не вздумайте забыть об этом свидании. — Она погрозила ему пальчиком.
 Граф с Люпитой находились в зале, когда им сообщили, что карета подана к парадному подъезду.
 Люпита любовалась огромным мраморным бассейном, в котором плавали водяные лилии, и кончиками пальцев дотронулась до белых лепестков.
 Граф подумал, что она сама похожа на лилию.
 Когда они сели в карету и лошади тронулись, Люпита воскликнула:
 — Это было так прекрасно… так изумительно!.. У меня не хватит слов, чтобы выразить вам благодарность за такой восхитительный бал! Я буду помнить… этот вечер всю жизнь!
 — После сегодняшнего вечера тебя будут приглашать в лучшие дома Лондона. Среди многих знатных людей ты будешь просто нарасхват! — заверил ее граф.
 Она взглянула на него с неподдельным изумлением.
 — Но почему они стали бы приглашать меня?
 — Ты имела грандиозный успех, а так как многие гости знали твоего отца или слышали о нем, ты теперь вошла в списки аристократов, и от приглашений отбоя не будет.
 — Я не могу… поверить в это! — сказала Люпита со слезами на глазах. — Если это произойдет, кузен Руфус узнает, где я нахожусь!
 — Об этом не беспокойся! Я так поговорю с ним, что у него пропадет охота выслеживать вас.
 — Но я абсолютно убеждена, что он намерен убить Джерри! Его камердинер, которого Руфус привез в Вуд-Холл, проговорился нашим слугам, что у их хозяина большие долги и он был бы рад уехать из Лондона, если из-за финансовых дел местные власти будут ему грозить тюрьмой.
 Именно это граф и предполагал.
 Несомненно, Руфус Ланг решил, что так или иначе он сумеет выкарабкаться с помощью денег, принадлежащих шестилетнему ребенку. Именно этот мальчик стоял между ним и графским титулом и всем, что с ним связано.
 По дороге домой граф думал, как бы не совершить ошибку и предотвратить коварный замысел Руфуса Ланга.
 Сидящей рядом прекрасной девушке грозила реальная опасность.




 Глава 4


 Люпита проснулась, когда служанка раздвигала гардины. Затем она внесла поднос с завтраком и поставила его рядом с кроватью.
 — Завтрак в постели? Что за роскошь! — воскликнула Люпита.
 — Его сиятельство граф приказал, чтобы вас проводили в парк, если вы спуститесь к одиннадцати тридцати.
 — Я спущусь сразу после завтрака.
 Она взглянула на часы над кроватью и удивилась, что как раз одиннадцать часов.
 «Я быстро привыкну к лондонским порядкам», — подумала она.
 Во время завтрака в комнату вбежал Джерри и пожаловался, что ему не разрешали войти, пока она спала.
 — Ты лентяйка, раз спишь так долго!
 — Я вчера очень поздно легла — я танцевала на балу.
 Джерри это совсем не интересовало.
 — У меня появилось несколько новых игрушек, ты обязательно их посмотри!
 — Обещаю тебе! Я сейчас встану.
 Джерри обошел ее комнату, разглядывая разные предметы. Но было видно, что он спешит вернуться к своим игрушкам.
 Как мило, что граф разрешил Брэкли сколько угодно гулять в саду и не забыл дать указание экономке, какие игрушки она должна принести с чердака дня Джерри. До чего же граф внимателен! Эти игрушки хранились про запас и вот теперь оказались нужны.
 «Я так счастлива, так счастлива», — повторяла про себя Люпита.
 Она вспоминала комплименты, услышанные вчера вечером от мужчин, которым граф разрешил танцевать с ней. Друзья графа настаивали, чтобы их представили самой прекрасной Клеопатре, какую только можно себе вообразить.
 Люпита решила, что люди восторгались не ею, а ее нарядом и спектаклем.
 В то же время мысль об ошеломительном успехе волновала кровь.
 Люпита надеялась, что граф вчера был ею доволен.
 Пришла миссис Филдинг помочь ей принять ванну и одеться. Люпита надела лучшее из привезенных ею платьев и самую красивую шляпку.
 Она не могла не чувствовать, что граф находится под впечатлением от минувшей ночи на балу, и хотела, чтобы у нее и дома была более заметная внешность.
 Когда она спускалась с лестницы, граф смотрел на нее оценивающим взглядом.
 Вероятно, она выглядела так провинциально, что он изменил свое решение покатать ее на автомобиле…
 Возле дома стоял элегантный фаэтон, запряженный парой под масть тщательно подобранных коней.
 Грум, в живописной ливрее и высокой шляпе с кокардой, сидел сзади.
 Перед отъездом на прогулку граф дан указание лакею, чтобы тот неусыпно следил, чем занимается Джерри. Он предложил заинтересовать мальчика игрой в мяч ракетками, находившимися в игровой комнате.
 Уже в фаэтоне Люпита сказала:
 — Как вам удается обо всем подумать? Вы и умны, и добры, и внимательны одновременно!
 — Ну, ты мне льстишь! Я с удовольствием выслушиваю твои похвалы, но на самом деле это я должен говорить тебе комплименты.
 Люпита с тревогой взглянула на него.
 — Я… боялась, вы найдете меня недостаточно модно одетой, чтобы кататься с вами…
 — На мой взгляд, ты выглядишь очаровательно. Я теперь официально считаюсь твоим опекуном, потому что твой отец скончался, и теперь я буду заботиться о вас обоих. Я послал на Бонд-стрит за продавцом; он посмотрит на тебя сегодня вечером и определит, какие платья будут тебе необходимы, если ты захочешь принять хотя бы часть приглашений, которые отныне потекут рекой.
 К удивлению графа, она рассмеялась.
 — Я не могу поверить в возможность этих приглашений.
 — Вот погоди немного и увидишь, что я прав, — доказывал он.
 Граф погонял лошадей с лихостью заправского грума, и Люпита подумала, что подобное знание дела было бы приятно ее отцу.
 Когда они повернули на Роттен Роу, ей показалось, что их фаэтон красивее всех.
 В открытых двухместных экипажах сидели изысканно одетые леди, подняв маленькие изящные зонтики.
 Было также немало верховых джентльменов, знакомых с графом. Они ехали медленно.
 Вдруг граф увидел в открытой карете Элоизу с герцогом Данбриджским.
 Граф поехал позади них, зная, что она наблюдает за его фаэтоном.
 Поэтому он решительно повернул голову в другую сторону, как бы приветствуя верхового джентльмена.
 Граф представил себе, как ее должно раздражать, что каждый проезжающий смотрит на Люпиту.
 Все, конечно, узнали в ней Клеопатру минувшей ночи, и он не сомневался, что, наблюдая, они обмениваются новостью, будто теперь граф и Люпита тайно обручены.
 Их прогулка по Роттен Роу только подтверждает догадки светских львов и львиц. К тому же с Люпитой нет сопровождающей дамы, что идет вразрез с общепринятыми правилами, и это еще красноречивее говорит о характере их отношений.
 Граф с удовлетворением отметил, как искусно он пропустил Элоизу в Виннинг-пост.
 Хотя она сидела на переднем сиденье открытой кареты, а Данбридж — позади нее, рядом с ней восседала пожилая женщина, исполняя, вероятно, роль дуэньи.
 Должно пройти от четырех до семи дней, прежде чем Элоиза сможет объявить о своей официальной помолвке с герцогом.
 В то же время ей все без конца твердили, что граф Ардвик тайно помолвлен с очень красивой девушкой, которая сейчас сидит в фаэтоне. Да, он нанес Элоизе весьма чувствительный удар.
 Этого она ему никогда не простит.
 Прогулка по парку заняла около часа.
 Вернулись они ко второму завтраку. В столовой к ним присоединилась графиня Дауджерская. Ей не терпелось узнать обо всем, что произошло на балу.
 Граф поведал ей, как он играл роль Юлия Цезаря и как Люпиту-Клеопатру вынесли завернутую в ковер, — так было в подлинной истории.
 Бабушка зааплодировала.
 — Только ты, Ингрэм, мог придумать такое оригинальное представление.
 Уверена, о нем еще долго будут говорить как о гвозде программы.
 — Надеюсь, — скромно ответил граф.
 Затем они перешли в гостиную, и граф сказал, что ему еще надо написать несколько писем.
 Он обещал пригласить герцогиню Девонширскую.
 — Передай ей мою любовь и сообщи, что я надеюсь встретиться с ней завтра; хочу услышать ее версию о том» что и как было на маскараде, — попросила бабушка.
 Граф улыбнулся.
 — Не сомневаюсь, это займет очень много времени.
 Он направился к двери, но внезапно вернулся и подошел к девушке. — Ты не забыла, Люпита, что продавец приезжает сегодня вечером?
 Отбери все, что покажется тебе наиболее подходящим. А когда я вернусь, я решу, хорош ни твой выбор модной одежды.
 — Я… конечно, не могла бы решить ничего самостоятельно… Что, если я сделаю ужасную ошибку… и вы не одобрите то, что я… выберу?
 — Ты просто отложи выбранную тобой одежду до моего возвращения.
 Я пробуду у Девонширов совсем недолго и явлюсь прежде, чем ты закончишь наряжаться и украшаться.
 Граф уехал.
 Люпита беспомощно посмотрела на графиню Дауджерскую и тихо произнесла:
 — Я чувствую, что… не должна позволять его светлости покупать мне одежду… И в то же время я не хочу, чтобы он меня стеснялся.
 — Я уверена, этого никогда не будет, дорогая. — Графиня улыбнулась. — Мой внук уже говорил мне, что после смерти ваших родителей он чувствует ответственность за вас с братом. Пусть внук делает то, что считает нужным, и все будет хорошо. Он всегда серьезно продумывает свои решения.
 Немного погодя Люпита спросила:
 — Ваш внук рассказал вам, почему мы убежали из дома?..
 — Да, он мне все рассказал, и я в ужасе от того, что человек, которого считают джентльменом, способен на столь чудовищные поступки!
 Она даже задохнулась от волнения. Едва оправившись, графиня продолжала:
 — К сожалению, подобные люди, пустившие на ветер огромные суммы и погрязшие в долгах, опасны своей непредсказуемостью.
 Графиня говорила так резко, что Люпита не могла отделаться от ощущения своей вины.
 — Чувствую, что я… навязалась его сиятельству… — пролепетала она, — но я была так напугана… я просто не знала, что мне делать.
 — Вам надо делать одно — слушаться во всем моего внука, который будет заботиться о вас обоих! Он очень умный, надежный человек, и я уверена, вы никогда не пожалеете, что обратились к нему за помощью.
 — Большое вам спасибо. Я уже чувствую себя гораздо спокойнее. Я никогда не жила в городе… поэтому боюсь наделать… ошибок.
 — Будьте спокойны и радуйтесь жизни, — посоветовала графиня.
 Когда сообщили, что приехал продавец самого модного магазина, Люпита безотчетно обратилась к графине:
 — Пожалуйста, пойдемте со мной…
 Вы всегда так красиво… одеты, у вас такой безупречный вкус, как мне кажется… Я боюсь ошибиться.
 — Конечно, я пойду с вами, раз вы желаете. Поспешите в свою спальню, где продавец ждет вас. Я приду туда через несколько минут.
 Графиня, оставшись одна, произнесла благодарственную молитву, чтобы это прелестное, чистое дитя отвлекло внимание внука от Элоизы Брук.
 Графиня никогда не любила эту женщину.
 Конечно, Элоиза очень красива, но она из тех, кто хочет получить от жизни все.
 Не о такой жене для своего внука мечтала бабушка.
 И вот в последний момент, когда графиня была уверена, что Элоиза готова подцепить его, самым волшебным образом граф спасен. Ведь ее внук вряд ли бы обратил внимание на особу, столь скромную, бесхитростную и наивную, как ребенок, которую сейчас взял под свое крыло, В то же время графиня Дауджерская понимала, что новая знакомая спасает графа от позорной роли отвергнутого поклонника, о чем вскоре узнало бы общество.
 «Все к лучшему, — думала она, медленно поднимаясь по лестнице, — и чем дольше у Ингрэма будет сохраняться интерес к этой девушке, тем отраднее».
 Все платья, привезенные с Бонд-стрит, были так прекрасны, что Люпита не могла ни одному из них отдать предпочтение.
 Графиня сказала, что наиболее разумным было бы прежде остановиться на утренних туалетах. После этого они отобрали несколько домашних платьев, которые носят после обеда, и, наконец, перешли к вечерним.
 Каждое платье из отобранных ими казалось Люпите роскошнее предыдущего.
 Девушка постоянно руководствовалась советами графини, прежде чем попросить продавца отложить какое-нибудь платье в сторону.
 Наконец в результате долгих обсуждений они выбрали три утренних платья, три послеобеденных и четыре вечерних.
 — Неужели мне понадобятся все? — воскликнула изумленная Люпита.
 — Я совершенно уверена, через две-три недели ты скажешь, что тебе нечего надеть, — возразила опытная графиня.
 Продавец согласился.
 — Вы очаровательны в любом из них, миледи, — сказал он Люпите, — и я нисколько не преувеличиваю, утверждая, что много лет уже не одевал столь прелестную женщину, как вы, ваша светлость!
 — Не могу в это поверить, но приятно слышать такие слова от вас, — в смущении промолвила Люпита. — Это так мило с вашей стороны!
 Графиня сказала, что должна написать несколько писем, и вышла в будуар, куда вела дверь из спальни.
 Люпита быстро сбежала вниз, с трепетом ожидая графа.
 Продавец с миссис Филдинг убирали платья, отобранные для «одобрения».
 Продавец не сомневался — графу понравится все, что они выбрали.
 У входа в гостиную дворецкий Доукинс передал Люпите письма на серебряном подносе.
 — Вам поступило много писем, миледи, но я не хотел вас беспокоить, пока вы не закончите свои дела.
 — Письма? Для меня? От кого же они могут быть? — поразилась она.
 Доукинс улыбнулся.
 — Думаю, миледи, вы найдете в них приглашения.
 Люпита вспомнила слова графа.
 Она не могла себе представить, что гора писем на серебряном подносе — действительно адресованные ей приглашения.
 Взяв письма, она вошла в гостиную.
 Доукинс оказался прав. Многочисленные знаменитости, видимо, друзья графа, желали видеть ее у себя на балах и обедах.
 Тогда ей действительно понадобятся вечерние платья.
 Она перечитывала приглашения, когда открылась дверь в гостиную и кто-то из лакеев возвестил:
 — Высокочтимая Элоиза Брук, миледи!
 Крайне удивленная, Люпита должна была принять посетительницу.
 В дверях стояла изысканно одетая, красивая женщина.
 Люпита вспомнила, что видела ее на балу; она ошеломила всех тиарой, украшавшей ее голову, и невероятным количеством бриллиантов, их было, наверное, больше, чем на королеве.
 Она встала, наблюдая, как Элоиза вихляющей походкой идет к ней через комнату.
 Нежданная гостья была потрясающе хороша собой, однако на лице ее было явно враждебное выражение.
 Глядя на Люпиту с надменным видом, Элоиза презрительно сказала:
 — Я видела вас вчера на балу, где вы появились в очень странном обличье. Не могу себе представить, что женщина, претендующая, чтобы ее называли «леди», способна так вульгарно развлекаться.
 Люпите казалось, будто она не говорит, а выплевывает слова ей в лицо, и в полнейшем изумлении, широко раскрыв глаза, взирала на пришедшую.
 Затем отступила инстинктивно назад, как будто боялась, что Элоиза может ее ударить.
 — Я… была с графом… Ардвиком, — запинаясь, ответила ома.
 — Мне это очень хорошо известно, — резко прервана ее Элоиза. — Он, видно, где-то подобрал вас и привел на бал специально для того, чтобы меня унизить! Он, приведя вас, нанес мне оскорбление.
 — Я не понимаю… — пролепетала Люпита.
 — Вы должны бы уяснить, что вели себя с графом возмутительно и совершенно неприлично для леди. Не понимаю, как только ваши родители могли вам разрешить такое…
 — Мои родители умерли…
 — Полагаю, вы достаточно ловкая, чтобы вцепиться в графа и устроить представление, которое рассмешило всех собравшихся на праздник.
 Люпита не знала, что ей ответить.
 Она молча рассматривала эту красивую женщину, не понимая, чем она, Люпита, могла вызвать у нее такое негодование.
 — Подозреваю, вы понимаете, что граф влюблен в меня, — продолжала Элоиза. — Он хочет, чтобы я стала его женой. И эта смешная шарада с Клеопатрой должна была рассказать мне, как сильно он обо мне тоскует.
 Она перевела дух, чтобы набраться сил для новых обвинений.
 — А если вы думаете втереться к нему в доверие и вызвать его любовь, то глубоко ошибаетесь. Он любит меня!
 Вы можете понять это своей глупой головой? Я знаю, он никогда никого другого не полюбит так, как меня!
 Она возвысила голос почти до крика и, окинув Люпиту взглядом сверху донизу, вызывающе добавила:
 — Убирайтесь, идите к привычному вам окружению — к тому обществу, которому принадлежите; эти люди сами делают себя посмешищем в глазах высшего лондонского общества.
 С этими словами, не попрощавшись, она быстро вышла из гостиной.
 Люпита опустилась на коврик перед камином и закрыла лицо руками.
 Она вспомнила, как весело было прошлой ночью, когда граф сказал ей, что хочет получить от нее радость, а это будет зависеть от того, как она станет себя вести, слушаясь его.
 Каждая минута была для нее счастьем — и когда переодевалась в костюм Клеопатры, и вообще… как замечательно было ехать с ним на бал!
 Казалось, будто все, что с ней происходило, — это волшебная сказка и она вступает в этот мир прекрасной героиней… Как всех потрясло, когда ее внесли в танцевальный зал и она вышла из ковра, как когда-то реальная Клеопатра!
 Люпите не казалось, будто она делает что-то не так, как полагалось бы.
 Почему эта красавица назвала ее «вульгарной»?
 Теперь же она вдруг подумала, что папа и мама не одобрили бы ту роль, которую она играла, даже если бы это происходило в частном доме, а не у Девонширов.
 «Я должна уехать домой», — решила она. Но она понимала, что не может уехать отсюда из-за Джерри.
 Слезы сами собой полились из глаз.
 Она из-за них ничего не могла видеть, только услышала, как отворилась дверь.
 Она подумала, что это слуга и он объявит о новом визитере. По дверь закрылась, и чьи-то шаги направлялись к ней.
 Она вытирала слезы тыльной стороной ладони, но они все текли и текли по щекам.
 Вдруг кто-то остановился позади нее.
 — Что случилось? Я слышал, Элоиза Брук была здесь. Это она расстроила тебя?
 Люпита была не в состоянии отвечать.
 К ее изумлению, граф подхватил ее на руки и перенес на диван.
 Он вынул из кармана носовой платок и вложил его в ее руку.
 — А теперь расскажи, почему ты так горько плачешь, отчего Так несчастна? Когда я уходил, ты была весела, смеялась и радовалась всему, что мы с тобой делали.
 Она долго не могла справиться со слезами, но, понимая, что граф ждет ее признания, наконец попыталась рассказать о происшедшем. Голос ее был очень тих и прерывист.
 — Сюда приходила красивая леди, она сказала, что я вульгарна, что мне в их обществе нет места и все смеялись над тем, как я себя вела прошлой ночью.
 Граф издал какой-то непонятный возглас.
 — Леди сказала, что я должна убираться туда, откуда приехала… Но как же я могу уехать домой, когда там кузен Руфус?
 Ее слова звучали так горестно, что граф невольно обнял ее, и она уткнулась в его плечо.
 — Леди сказала, что я делаю вас посмешищем в вашей среде, — произнесла она рыдая.
 Граф прижал ее к себе.
 — На самом деле она имена в виду, что это я сделал ее посмешищем, именно ее.
 Он говорил это как бы в раздумье.
 — А теперь, Люпита, послушай, что я тебе скажу. И, по-моему, я уже говорил тебе это раньше.
 Она слушала, все так же уткнувшись в его плечо.
 — Мне казалось, что Элоиза Брук очень красива, и впервые в жизни я решил жениться и осесть здесь, в поместье. Позднее я понял, что ее красота лишена души и не может меня затронуть. Под красивой внешностью — коварство и интриги. И все, о чем она мечтает в жизни, — это знатный титул, а не любовь.
 Люпита была крайне удивлена услышанным и подняла лицо. Ее ресницы все еще были влажны, на щеках — следы слез.
 Пристально глядя на нее, граф подумал, что Люпита гораздо красивее Элоизы.
 В то же время в душе его пробудилась нежность к ней от необходимости защищать ее, предотвращать все, что могло сделать ее несчастной.
 — Особенно меня бесит моя глупость: как я мог так обмануться и увлечься ее красотой, не поняв других ее свойств!
 Граф задумался на минуту.
 — Я не осознавал, — продолжал он, — что она скрывает под красивой маской лишь стремление выйти замуж за наиболее высокопоставленного аристократа, а меня держит про запас, на тот случай, если герцог Данбриджский не сделает ей предложения.
 — Я с трудом… в это верю… Как ома могла не захотеть жениться на вас?
 Граф счел ее вопрос наивным и мягко ответил:
 — Некоторым женщинам бриллианты нужны больше, нежели любящие сердца.
 — Но если она собирается замуж за герцога… почему же тогда она так злится на меня?
 — Уверен, твое появление из ковра твой папа счел бы просто шуткой, и это не более вульгарно, чем въезд в бальный зал на паланкине.
 Люпита вздохнула с облегчением.
 — Но Элоизе тоже аплодировали за ее костюм — так же, как нам…
 Он увидел на ее коленях промокший носовой платок и очень нежно вытер последние слезинки.
 — Не принимай близко к сердцу грубые слова Элоизы и больше не плачь. Мне хочется, чтобы у тебя был такой же счастливый вид, как на маскараде.
 Он увидел разбросанные на попу приглашения и с улыбкой сказал:
 — Вот видишь, я был прав! Ты уже получила уйму приглашений, а завтра пришлют еще больше.
 Немного подумав, Люпита спросила:
 — А вы действительно уверены, что, если я пойду, люди не будут судачить обо мне как об ужасном, чуждом существе, как говорила эта леди?
 — Пожилые люди, которые помнят твою маму, говорят, что ты так же очаровательна, как она. И их не удивляет, что у твоего папы, — а он был исключительно красив, — такая прелестная дочь.
 Люпита покраснела.
 — Вы это говорите просто дня того, чтобы поднять мне настроение. И я не должна огорчать вас. Возможно, кузен Руфус вскоре уедет, и мы сможем вернуться в наше поместье.
 — А обо мне ты подумала? — вдруг спросил граф.
 — Ну конечно же! Разве могла бы я поступить по-своему, если мы с Джерри видим от вас столько добра и заботы?
 В глазах графа мелькнуло выражение, какого она у него раньше не замечала.
 Он был покорен искренностью ее слов, ее непосредственностью.
 — Хорошо бы нам провести еще несколько дней в Лондоне, — сказал он, — а в конце следующей недели вы с Джерри отправитесь к себе домой. Но я поеду с вами, и моя бабушка будет сопровождать нас.
 — Вы хотите поехать с нами в Вуд-Холл?..
 — Конечно, если ты нас пригласишь. Я хочу увидеть твой дом, и уверен, кузен Руфус будет при мне вести себя достойно. Я хочу удостовериться, что, если я уеду, он уедет тоже.
 Люпита тяжело вздохнула.
 — Нет ничего умнее и прекраснее вашего решения! Благодарю вас! Как вы добры! Я знаю, если вы выгоните кузена Руфуса, он, возможно, побоится вернуться.
 — Предоставь эти дела мне. А теперь я хочу, чтобы ты наконец улыбнулась и выглядела, как всегда, прехорошенькой.
 Надо подняться наверх и посмотреть, какие платья ты выбрала.
 Люпита спросила с улыбкой:
 — Мне надеть их дня вас? Ведь вы истратили такую кучу денег! Но можете не сомневаться, все они мне подходят.
 — Пу, теперь ты стала весьма практичной, а это качество я очень ценю.
 Иди и примеряй все платья одно за другим. Я зайду в будуар к бабушке, и там мы тебя подождем.
 Люпита с готовностью вскочила.
 — Я все сделаю для вас!
 Затем с минуту поколебалась и смущенно произнесла:
 — Вы уверены, что я не доставлю вам никаких неприятностей?
 — О, вполне, вполне уверен!




 Глава 5


 Молодой человек, с которым танцевала Люпита, повел ее в оранжерею.
 — Я очень люблю цветы, — молвила она, — а эти так восхитительны!
 — Вы сами как цветок! — радостно сказал он.
 Девушка слегка покраснела, улыбнулась застенчиво и склонилась над орхидеей.
 Именно такую оранжерею она ожидала увидеть в огромном доме в Челси.
 Графиня Дауджерская говорила Люпите, что хозяйка этого дома — известный ценитель прекрасного.
 Люпита с восторгом рассматривала не только произведения искусства, но и упивалась созерцанием цветов, привезенных из разных стран мира.
 Графиня Дауджерская присутствовала с графом и Люпитой на обеде, предшествовавшем танцам, и вскоре удалилась.
 — Я стара для поздних развлечений, но понаблюдаю несколько минут за танцующими, — улыбнулась она. — Мне интересно, как вы, молодые, двигаетесь.
 Танцевальная комната была одной из самых красивых в доме, хоть и не могла сравниться в размерах с залом в Девоншир-Хаусе.
 Здесь были высокие, во французском стиле, окна, выходящие в сад.
 Фрески на стенах запечатлели живописные виды Венеции.
 Повсюду Люпита находила что-нибудь, достойное внимания.
 Но у нее не было возможности погрузиться в изучение интерьеров.
 Все молодые люди на этом вечере хотели танцевать с ней — так что графу достался только один вальс.
 Некоторое время граф не входил в танцевальный зал. Она думала, он по шел в карточную комнату, тем более что по дороге из Гросвенор-сквер он и в самом деле предупредил ее:
 — Сегодня молодежный вечер, и если ты не увидишь меня в танцевальном зале, знай — я играю в карты.
 Она же хотела танцевать с ним снова и снова и надеялась, что он скоро вернется.
 Вдруг Люпита почувствовала рядом какой-то незнакомый аромат, напоминавший запах восточных пряностей.
 Она обернулась, и молодой человек сказал ей:
 — Вы так милы! Честное слово, вы прелестнейшая из всех девушек, каких я когда-либо встречал. Если б я не знал, что вы помолвлены, я бы стал просить вашей руки.
 — Помолвлена? — изумилась Люпита. — Я вовсе не помолвлена. Почему вы так думаете?
 Молодой человек улыбнулся.
 — Все знают, что вы собираетесь выйти замуж за графа Ардвика. Думаю, он самый счастливый человек в мире.
 — Но это не правда… — запротестовала Люпита. — Граф — мой опекун.
 Мой отец умер, но, уверяю вас, граф вовсе не намерен жениться на мне.
 Она вспомнила, с какой горечью и гневом звучал его голос, когда он говорил об Элоизе Брук. Наверное, граф не скоро забудет, как она себя вела. В результате он мог решить никогда не жениться.
 — Если то, что вы говорите, правда, — обрадовался молодой человек, — у меня, возможно, есть шанс. А сейчас я только могу вам сказать: «Люпита, я влюбился в вас, как только увидел».
 Девушка отвернулась.
 — Я с трудом могу поверить в это, хотя правда, что мой отец влюбился в мою мать еще до того, как впервые заговорил с ней.
 — Вот и со мной случилось то же самое, — сказал молодой человек. — Меня зовут Энтони Бенсон.
 Люпита подумала, что, хотя он красив, молод и жизнерадостен, он вовсе не производит на нее впечатления того мужчины, за которого ей хотелось бы выйти замуж.
 Она и сама не могла понять, что имеет в виду под таким определением.
 Но, не желая показаться недоброй и надменной, промолвила:
 — Вы оказали мне большую честь, признавшись в ваших чувствах ко мне, но ведь мы только что встретились, а я, — прежде чем решиться выйти замуж, должна быть уверена, что люблю этого человека и он любит меня.
 — Но я вас горячо полюбил — сильнее, чем могу выразить словами. И если, как вы говорите, вы не обручены тайно с графом, я буду настойчиво просить вашей руки. Я хочу пойти с вами в сад и поцеловать вас, — заявил Энтони Бенсон.
 Его взгляд выражал такую решимость, что Люпита испугалась.
 Прежде чем он остановил ее, она быстро направилась к оранжерее.
 Там, среди цветов, она увидела другую пару.
 Она проскользнула мимо влюбленных и поспешила в танцевальный зал.
 На пороге она увидела графа и сразу почувствовала облегчение. Немного успокоив дыхание, подбежала к нему.
 — Так вот ты где, Люпита! А я уж заволновался, куда ты подевалась.
 — Я была в оранжерее, — сказала она торопливо. — ' — Пожалуйста, потанцуйте со мной!
 Граф не скрывал удивления.
 Но как только заиграла музыка, он обнял ее и закружил в танце.
 Чуть погодя он спросил:
 — Тебя что-то расстроило?
 — Я не могу вам сейчас сказать, но мне бы хотелось уйти домой.
 — Ну конечно, пойдем, — согласился граф. — Уже два часа, и тебе пора бы стать Спящей Красавицей, если уж мы должны повторять этот спектакль каждую ночь!«
 Люпита тихонько вскрикнула.
 — Неужели завтра будет еще один бал?
 — Надеюсь, будет. Я же говорил о твоем успехе. И вот результат…
 Они закончили танец молча.
 Когда они покидали зал, Энтони Бенсон ждал у дверей.
 Люпита хотела проскользнуть мимо него, но он схватил ее за руку.
 — Я приду к вам завтра. Когда вы будете одна?
 — Я… не знаю…
 — Тогда я буду сидеть у вас на пороге, пока вы меня не впустите!
 — О, пожалуйста, избавьте меня от неприятностей! — взмолилась она.
 — Если у кого-нибудь и есть неприятности, то это у меня. Я очень хочу видеть вас, но вы сознательно избегаете меня! А я должен вас видеть, Люпита!
 — Я должна спросить у графа разрешения… В конце концов, я живу у него на правах его гостьи.
 — Все это знают! — произнес Энтони Бенсон несколько грубовато.
 Он посмотрел в зал — туда, где стоял граф с выражением нетерпения на лице.
 — Вы в самом деле говорите мне правду, что не собираетесь выходить за графа замуж?
 — Конечно, это правда!
 Она выдернула свою руку и побежала к графу.
 Около него стоял лакей, держа в руках меховую накидку, которую ей дала графиня Дауджерская. Граф накинул ее на плечи Люпите и, не говоря ни слова, вышел.
 У парадной двери ожидала закрытая карета. Когда они разместились в ней, граф спросил:
 — Скажи, что все это значит и что юный Бенсон тебе говорил?
 — Он просил меня выйти за него замуж.
 — И что же ты ему ответила?
 — Я сказала… мы ведь только что встретились… и я никогда ни за кого… не выйду замуж… пока не полюблю очень сильно.
 — Ты правильно ответила. Но я должен сказать тебе, что отец юного Бенсона человек очень известный и очень богатый. Ты могла поступить хуже.
 Люпита взглянула на графа с изумлением.
 В карете напротив них горел фонарик, и граф видел выражение ее лица.
 — Вы действительно надеетесь, что я выйду замуж и вы от меня освободитесь? — сказала она очень тихо.
 — Нет, нет, конечно, нет? Я никогда не думал об этом.
 — Энтони Бенсон сказал, будто все думают, что я… обручена с вами, но я заверила его, что это… не правда!
 Граф почувствовал себя немного виноватым.
 Он сам и распустил этот слух, чтобы досадить Элоизе.
 Сейчас ему впервые пришло в голову, что в Люпите он нашел для себя подходящую партию.
 Она пыталась уяснить ситуацию.
 — Думаю, мисс Брук могла… распустить слух, так как она обвиняла меня в том, что я… пытаюсь выйти за вас замуж.
 — А вы? — сухо спросил граф.
 Люпита смущенно усмехнулась.
 — Уверена, что когда… вы женитесь… кому-то будет не очень хорошо.
 Возможно, это будет принцесса.
 — Ты сочиняешь про меня не правдоподобные истории, я не собираюсь ни на ком жениться.
 Значит, правда, что он связан — связан словом из-за поведения Элоизы.
 И Люпита сказала:
 — Я могу понять вашу обиду. Но я-то не должна во все это вмешиваться… причинять вам боль. Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности и появились горькие или… циничные мысли.
 Граф очень удивился, выслушав ее, и не мог ни осмыслить сказанное ею, ни ответить что-нибудь.
 Почти всю дорогу до Гросвенор-сквер они ехали молча.
 А под конец пути, думая скорее о ней, чем о себе, он промолвил:
 — Я уверен, молодой Бенсон позовет тебя завтра. И если ты не хочешь его видеть, я прикажу слугам сказать, что тебя нет дома.
 — Возможно, это будет довольно грубо, — ответила Люпита.
 Граф рассудил так:
 — У тебя есть только два варианта: или ты хочешь повидаться с ним — в таком случае он, несомненно, станет просить тебя снова и снова выйти за него замуж, или ты должна четко уяснить себе, что ты в нем не заинтересована.
 В голосе графа слышалось раздражение.
 Его явное недовольство заставило Люпиту понервничать.
 — Пожалуйста, разрешите мне все это обдумать, возможно, даже поговорить с бабушкой. Мне раньше никто не делал предложений, и я не хочу… быть недоброй.
 — Как все женщины, ты рассуждаешь таким образом, чтобы досталось и нашим, и вашим.
 Наконец они остановились у парадного подъезда.
 Граф открыл дверцу сам, не дожидаясь лакея, и вышел из кареты.
 Поднимаясь следом за ним по ступенькам, Люпита почувствовала, что он сердится.
 И в холле его настроение не изменилось.
 Это испугало девушку, и она поспешила наверх, не пожелав графу доброй ночи.
 У нее было какое-то необъяснимое чувство, вернее, предчувствие неминуемой беды, будто нынешний вечер таит в себе нечто зловещее.
 Она долго не могла заснуть.
 На следующее утро завтрак, как обычно, ей принесли в постель. Джерри влетел к ней в спальню и, захлебываясь от восторга, рассказал, как Брэкли поймал в саду крысу.
 Кухарке очень нравится Брэкли, и она дала ему большую кость за то, что он такой умный пес.
 Джерри влез к сестре на постель и подробно описал, как Брэкли сначала обнюхал крысу, которую нашел в куче мусора, затем поймал ее.
 Это была довольно большая крыса, и Генри сказал, что Брэкли очень храбрый, потому что она могла его укусить.
 Генри был одним из младших лакеев, присматривавших за Джерри.
 Люпита подозревала, что он проводил больше времени в саду, чем в игровом зале.
 Джерри все еще болтал, когда вошла служанка.
 — Рада засвидетельствовать почтение вашей светлости, миледи. Смогли бы вы собраться через полчаса? Граф приглашает вас и его светлость в зоопарк.
 Люпита еще ничего не успела ответить, как Джерри издал радостный вопль и спрыгнул с постели.
 — Я пойду скажу, что мы будем скоро готовы! Поспеши! Скорее! — кричал он.
 Люпита приводила себя в порядок и думала, как это характерно для графа — все заранее обдумать и подготовить.
 Она уже оделась и заканчивала прическу, когда лакей вызвал из ее спальни служанку, чтобы сообщить, что кто-то стоит внизу и хочет видеть миледи.
 — Кто бы это мог быть? — недоумевала Люпита, услышав эту новость из-за двери, и предположила, что это Энтони Бенсон.
 — Его зовут Мэтьюз, — ответила служанка, пошептавшись с лакеем.
 — Мистер Мэтьюз? — воскликнула Люпита.
 Неужели управляющий фермы из Вуд-Холла отыскал ее?
 — Я сейчас выйду, — быстро сказала она служанке. — Отнесите вниз, пожалуйста, мою шляпу и сумочку.
 Не дожидаясь ответа, она последовала за лакеем в маленькую комнатку, которая вела в зал; Люпита ее никогда раньше не видела.
 Там ждал ее мистер Мэтьюз. В течение двадцати пет он был управляющим фермы ее отца. Она знала, что на него во всем можно положиться, — он был честен и надежен.
 Она пожала ему руку.
 — Вот так неожиданность, мистер Мэтьюз! Как вы узнали, что я нахожусь здесь?
 — Мне необходимо было найти вас, миледи, потому что произошли события, о которых вы, по моему разумению, срочно должны узнать!
 — Как же вы меня нашли?
 Она не на шутку испугалась: если мистер Мэтьюз знает, то Руфус Ланг тоже, вероятно, разведал, где она скрывается.
 — Это все жена, — объяснил управляющий. — Она прочитала в газете, что вы были на балу у герцогини Девонширской с графом Ардвиком.
 Люпита совершенно выпустила из виду, что о посещениях балов сообщается в» Придворных новостях «, а в колонке хроники печатается список гостей.
 — Мы узнали адрес графа Ардвика, миледи, и тогда я сразу же приехал в Лондон на поезде.
 — Расскажите же мне, что стряслось! — взмолилась Люпита.
 О серьезности происшедшего можно было судить по виду мистера Мэтьюза.
 Девушка знала, что он никогда не оставил бы Вуд-Холл без уважительной причины, поскольку беречь и стеречь ферму было его основной обязанностью.
 — Давайте сядем и спокойно поговорим, мистер Мэтьюз. Расскажите мне по возможности подробнее о причине вашего приезда.
 Она села на диван, мистер Мэтьюз — в кресло напротив.
 — Вот как все было, миледи, — начал он. — Мне очень не хотелось беспокоить вас, но я не могу представить себе, чтобы ваш покойный отец вытерпел все, что творит мистер Руфус.
 От страха и беспокойства у Люпиты забилось сердце. Она догадывалась, что кузен Руфус был причиной визита управляющего.
 — Что же он сделал?
 — Первое, что он сделал, отобрал у меня, несмотря на то что я противился как мог, все деньги, которые я взял в банке, как всегда по четвергам, чтобы сегодня, в пятницу, выдать зарплату слугам и другим работникам.
 —  — Так он отобрал у вас все деньги?
 — Да, миледи, до последнего пенни. А когда я ему сказал, что должен расплатиться со слугами, он заявил, будто деньги ему нужны больше, чем им!
 Люпита хотела сказать, что это воровство, но прикусила язык.
 — Продолжайте, — попросила она управляющего.
 — Я знаю также, что он собирает в доме все, что имеет цену, и складывает на бильярдном столе.
 Люпита была потрясена.
 — Но почему он это делает?
 — Думаю, он готовит вещи, чтобы все продавать любому, кто приедет из Лондона.
 — Но ведь это не его вещи! Как же он может их продавать? — возмутилась Люпита.
 — Я тоже недоумевай. Но это еще не все. Он приказал мистеру Бриггсу открыть сейф, чтобы завладеть драгоценностями вашей семьи, которые там хранятся. А там не только серебро, но и старинные фамильные ценности вашей матушки. Там лежат такие сокровища, как тиара и жемчуг, которые переходят из поколения в поколение.
 — Надеюсь, Бриггс не дал ему ключ от сейфа! — задыхаясь от гнева, произнесла Люпита.
 Мистер Бриггс был достаточно умен, чтобы сказать, будто вы, ваша светлость, взяли ключ с собой. Но мистер Руфус грозился взорвать замок сейфа.
 — Невозможно в это поверить! — вскричала Люпита. — Мы обязаны остановить его. Немедленно прервать его бесчинства.
 — Я точно так же думал и был уверен, что ваша светлость так скажет…
 А когда мистер Бриггс поздно ночью рассказал мне про сейф, я вскочил в поезд, который развозит молоко в пять часов утра, и утром же приехал к вам.
 — Вы очень, очень разумно поступили, уважаемый Мистер Мэтьюз. А теперь подождите здесь — я схожу за графом.
 Она вскочила с дивана, выбежала в зал и, быстро спустившись вниз, направилась к апартаментам графа.
 Она была уверена, что найдет его за чтением утренних газет и подписыванием писем, и действительно застала его за этим занятием. Когда она, постучав, ворвалась в кабинет, граф обеспокоенно спросил:
 — Что случилось?
 — Здесь управляющий нашей фермы в Вуд-Холле, мистер Мэтьюз. Папа ему всецело доверял. Ом рассказал, что там происходят чудовищные вещи. Пожалуйста, посоветуйте, что мне делать!
 Граф не стал терять время на выспрашивание деталей. Он встретился с мистером Мэтьюзом и внимательно выслушал его рассказ.
 — Леди Люпите повезло, что у нее такой разумный помощник, как вы, которому можно поручать важные дела.
 Управляющий весь засиял от этой похвалы.
 — Я пытаюсь делать то, что считаю правильным, милорд!
 — Вот что я собираюсь предложить, — сказал граф. — Пока я буду готовиться к отъезду в ваше поместье, поешьте и выпейте чего-нибудь на дорогу. Если мы хотим спасти то, что принадлежит твоему брату, — обратился он к Люпите, — то не должны терять ни минуты.
 Лицо графа выражало крайнюю степень решимости.
 — Попроси миссис Филдинг и служанку поскорее уложить твою одежду и все, что нужно, для Джерри.
 Закончив с приготовлениями, она пошла за братом и пыталась утешить его, так как отменялся поход в зоопарк.
 Он, конечно, бурно протестовал:
 — Я так хотел посмотреть медведей и слонов!
 — Мы пойдем в другой раз. Обещаю тебе. А сейчас мы должны ехать домой, потому что кузен Руфус хочет украсть вещи, которые принадлежат тебе! — объясняла ему Люпита.
 — А что он крадет? Мои игрушки?
 — Нет, нет, не игрушки, а деньги и драгоценности наших родителей, а может быть, и наших лошадей.
 — Ему не достанется Самбо! — возмутился Джерри. — Самбо мой. Я не позволю кузену Руфусу его отобрать?
 — Вот потому мы должны сейчас же поехать домой и остановить этот грабеж.
 Самбо подходил Джерри по росту, и мальчику разрешали кататься на нем верхом, а на пони он ездил с тех пор как научился ходить. Папа сам обучал его верховой езде, и своими результатами Джерри поражал всех обитателей поместья.
 Самбо был черной масти с белой звездочкой на носу. Мальчик его обожал. Когда он впервые поехал верхом, Люпита боялась, что Джерри не будет с Самбо достаточно терпелив и упустит его. Но все получилось как нельзя лучше.
 После того как Люпита провела с братом разъяснительную беседу, он воспринял отъезд из графского дома менее болезненно.
 К тому же миссис Филдинг одарила его таким количеством игрушек, что он абсолютно утешился.
 Накануне он спросил:
 — Если мы останемся здесь надолго, можно Самбо поедет с нами в Лондон, и я буду ездить на нем верхом по парку?
 — Мы должны спросить об этом у графа, но нам придется поехать домой очень скоро.
 — Наверное, Самбо больше понравится жить за городом. Но я по нему скучаю.
 — Я уверена, он тоже скучает по тебе.
 Теперь Джерри не будет расстроен тем, что не попал в зоопарк, — ведь скоро он увидит своего Самбо.
 Чтобы переменить тему, Люпита обратила внимание Джерри на его любимые игрушки.
 Она предложила служанке упаковать их отдельно.
 Через двадцать минут они должны были отправиться на железнодорожную станцию.
 Лакеи снесли вниз багаж.
 Люпита накинула легкое пальто, которое очень шло к ее платью.
 Наконец две кареты — одна с хозяевами и гостями, вторая со слугами и багажом — отъехали от дома.
 У поезда к каретам устремились носильщики. Они спустили на землю вещи и понесли их в багажное отделение. В это время граф помогал своим гостям и бабушке подняться в вагон.
 Внешне этот вагон ничем не отличался от остальных, но внутри он представлял собой не что иное, как дом в миниатюре.
 Он состоял из апартаментов, обставленных по-домашнему. От такого зрелища просто захватывало дух.
 Джерри бурно выражал свои эмоции, с восторгом бегая из комнаты в комнату. А вскоре забрел на кухню с самой настоящей плитой, на которой официант готовил им кофе. Его поразили две маленькие спаленки, выходящие в гостиную.
 Люпита впервые видела собственный пассажирский вагон.
 Она когда-то читала о таком вагоне, принадлежавшем королеве Виктории, и сейчас с умилением сказана графу:
 — Наш вагон похож на кукольный домик.
 Граф улыбнулся, но ответил серьезно:
 — Я его использую только для продолжительных деловых поездок, но, раз с нами едет бабушка, я счел необходимым создать ей максимальный комфорт.
 — Я так рада, что она посетит наше поместье, но боюсь, за время моего отсутствия домашнее хозяйство захирело и она увидит беспорядок.
 — Бабушка не обратит на это внимания, самое главное то, что ты находишься под ее неусыпным присмотром.
 Люпита об этом как-то не подумала и потому немного удивилась.
 А поразмыслив какое-то время, медленно произнесла:
 — Полагаю, о вас не очень хорошо стали бы думать, если бы в Вуд-Холле кроме нас с вами никто не остался, ..
 — Мы должны соблюдать правила приличия, а значит, за тобой надо присматривать.
 Граф внезапно осознал, что, когда до Лондона дойдут слухи, будто он живет в Вуд-Холле, непременно поползут сплетни, что они тайно обручились.
 Да, он хотел нанести удар Элоизе, но он действительно не думал о последствиях своего поступка, когда привел Люпиту на бал.
 Теперь же эта авантюра показалась ему безрассудной. Его приезд мог повредить Люпите. Она ведь еще так молода и наивна!
 Он устыдился своего поступка, которым мог опорочить невинную девушку.
 И тогда пришей к мысли, показавшейся ему единственно правильной: он должен найти ей мужа, который будет беречь и защищать ее от всех невзгод, так же как от любого человека, который мог расстроить и напугать ее. А таким может быть не только Руфус.
 Послышался свисток, и поезд тронулся.
 Люпита сидела рядом с его бабушкой, и у нее были сияющие глаза.
 В эту минуту граф остро ощутил свою ответственность перед столь чистым, незащищенным, милым существом.
 Когда он приедет в Вуд-Холл, он не позволит Люпите бояться своего противного кузена и страдать из-за него.
 Он прочистит мозги этому Руфусу.
 Граф прервал свои раздумья, когда принесли второй завтрак.
 Наспех приготовленный кухаркой на Гросвенор-сквер, в поезде он оказался на удивление вкусным.
 Но Люпита не могла наслаждаться едой, ее волновали мысли о доме — что ее там ждет?
 Конечно, от присутствия графа становилось немного легче.
 Однако она опасалась, что они опоздали и драгоценности уже проданы.
 А если Руфусу удалось взломать сейф, то и фамильные сокровища тоже исчезли бесследно.
 Даже если графу удастся выгнать Руфуса из дома, как ей потом сохранить все в целости для Джерри?
 Кроме Руфуса, и кто-нибудь другой из родственников мог попытаться обмануть ее и Джерри в делах о наследстве.
 Как ей быть достаточно предусмотрительной, чтобы предотвратить мошенничество?
 У Люпиты был встревоженный вид, и прозорливая графиня сказала:
 — Милое дитя, не волнуйся, просто доверься Ингрэму. Он все сделает как надо.
 — Я уверена… в этом… но ведь у него так много своих деп и обязательств, а тут еще мои…
 Граф, стоя у окна, показывал Джерри старинный замок, мимо которого они проезжали.




 Глава 6


 Когда все вышли из вагона, Джерри вскарабкался в карету вместе с собакой.
 Граф оглянулся, проверяя, поместились ли во вторую карету слуги и багаж.
 Он посмотрел на отделку довольно старомодной кареты Лангов, в которой сидели бабушка и Люпита, и сказал:
 — Чтобы всем было удобно, думаю, мне лучше сесть между двумя прекрасными дамами.
 — Мы с Люпитой сожмемся так, чтобы не раздавить тебя, — улыбнулась бабушка.
 Граф втиснулся между ними. Старомодные кареты устроены так, что в них всем хватает места. Джерри развалился на сиденье, а пес сел позади него.
 — Он понимает, что едет домой, — объяснил Джерри.
 Люпита чувствовала одновременно радостное волнение от встречи с родным домом и непроходящую тревогу. Ее пугала неизвестность — всякое могло случиться.
 Кузен Руфус наверняка не обрадуется их неожиданному появлению.
 Когда лошади тронулись, графу передались ее ощущения. Он положил свою руку на ее.
 — Не волнуйся. Предоставь все дела мне. Ничего не бойся, все будет хорошо.
 » Как это похоже на него — тонко понимать состояние другого человека «, — подумала Люпита.
 Когда его пальцы на мгновение стиснули ее руку, какое-то странное чувство поразило ее — это было как удар молнии. Она не поняла, что произошло, — очевидно, так подействовала близость графа, прижавшегося к ней.
 И она вдруг осознала, что это любовь.
 Незнакомый доселе трепет всколыхнул все ее существо.
 » Я люблю его… Но до сих пор этого не знала!«
 Всю дорогу она думала о своем чувстве, и теперь вспоминала, как ночами благодарила Бога за то, что граф покровительствует ей.
 Она любила его, еще когда они вместе танцевали, ее волновали его руки, обнимавшие ее за талию.
 » Как я могу не любить его?! Ведь он так красив и в то же время такой добрый и все-все понимает!«
 Она думала о том, что, когда будет покончено с неприятностями, с Руфусом и все встанет на свои места, он вернется в Лондон и забудет о ней. Он будет снова общаться с женщинами из общества — такими, как Элоиза Брук, прекрасными и загадочными, а отношения с ней, Люпитой, просто позабавят его.
 Девушка с грустью размышляла о своем будущем, казавшемся ей безотрадным, и вдруг сурово одернула себя: нельзя унывать, надо быть разумной.
 Если он когда-нибудь любил, то, наверное, это была знатная леди, а может, принцесса.
 Но что бы ни случилось в будущем, убеждала себя Люпита, у нее были с ним такие счастливые минуты… По крайней мере будет что вспомнить.
 Они проезжали знакомые с детства места, окружающие усадьбу, и она хотела, чтобы граф любовался ими, видел, какие они красивые. Поля, желтели от подсолнухов, зеленела живая изгородь…
 » Вот это мой мир! А его мир совсем иной…«
 — Ты так молчалива, Люпита! — неожиданно сказал граф. — А я думал, теперь ты мне будешь много рассказывать о поместье, покажешь мне свой дом. Тебе наверняка интересно узнать первое мое впечатление…
 — Я как раз хочу это сделать, и мы почти приехали.
 — Когда мы приедем, вы увидите моего Самбо? — радостно закричал Джерри. Он очень крупный конь, и я могу ездить на нем. Через год или два я хочу получить лошадку еще выше ростом.
 — Конечно, получишь, а если будешь таким же прекрасным наездником, как твой папа, все станут гордиться тобой, — заметил граф.
 Джерри обнял своего Брэкли.
 — Когда я стану взрослым, у меня будут сотни лошадок и сотни собак, моих собственных.
 — Надеюсь, твои лошади будут первыми на всех бегах и скачках и прочих испытаниях, если ты позволишь им участвовать в них.
 Затем граф обратился к бабушке:
 — Вы не очень устали?
 Графиня взволнованно сказала:
 — Не могу выразить словами, как я мечтаю увидеть Вуд-Холл. Я думаю, поместье так же великолепно, как мама Люпиты. Оно должно было служить обрамлением ее красоты!
 — Надеюсь, вы не будете разочарованы… — уверила ее Люпита. , — Убеждена, что не буду.
 Несколько минут спустя девушка уже показывала графу, где проходит граница их поместья.
 Люпиту обрадовало, что поля хорошо обработаны, живые изгороди подстрижены, — владения Джерри в полном порядке.
 Наконец они въехали в деревушку, где дома примыкали к парку; при каждом доме был сад, полный цветов.
 Это должно понравиться графу.
 Они проехали через главные ворота парка, и, когда дорога пошла вниз, дом оказался на виду. В лучах вечернего солнца, отражавшегося в окнах, он казался необычайно красивым.
 Это была постройка в стиле Тюдоров, с годами старые кирпичи приобрели теплый розовый оттенок. Остроконечная крыша и задняя стена прятались за вековыми деревьями.
 — Дом очарователен, — промолвила графиня, — именно таким я его себе и представляла.
 Люпита поблагодарила ее за лестный отзыв.
 — Теперь, когда не стало папы, это мой дом, — заявил Джерри.
 — Ты должен к нему очень заботливо относиться и следить за тем, чтобы ом выглядел таким же красивым, как сейчас, — наставляла его графиня.
 Карета остановилась у парадного подъезда.
 Люпита надеялась, что гости не будут разочарованы, увидев дом изнутри.
 Граф вышел из кареты и помог выбраться сначала бабушке, потом Люпите. Слуги вынесли багаж.
 Парадная дверь отворилась, и появился старый дворецкий. Он смотрел на прибывших в полном изумлении.
 Лишь увидев Люпиту, поспешил спуститься с лестницы.
 — Ваша светлость, я не ждал вас, простите! — воскликнул он.
 — Мы приехали домой, Бриггс, и привезли с собой дорогих гостей.
 Прежде чем дворецкий успел произнести хоть слово, Люпита тихо спросила:
 — А где же мистер Руфус?
 — Сейчас его здесь нет, — ответил мистер Бриггс и, понизив голос, добавил:
 — Он уехал в город, миледи, чтобы разыскать слесаря, который может вскрыть сейф.
 Граф слышал сообщение Бриггса и молча продолжал вести бабушку по ступенькам в зал.
 Увидев старинную лестницу с резными дубовыми перилами, стены, обшитые панелями, и средневековый камин, графиня выразила полнейший восторг.
 — Он был как раз таким в моем воображении.
 Мистер Бриггс сказал Люпите:
 — Я накрою стол к чаю в столовой.
 Через несколько минут все будет готово, миледи.
 — Благодарю вас, Бриггс, и попросите вашу жену показать горничной ее светлости графине лучшую спальню.
 Мистер Бриггс кивнул, как бы подтверждая, что все уже сам решил и это оказалось правильным.
 Они прошли через зал, и графиня уже восхищалась высокими окнами столовой с блестящими как алмазы стеклами и обитыми красивой тканью стульями.
 Граф прошептал Люпите:
 — Думаю, мне стоит взглянуть на то, что находится на бильярдном столе.
 Когда они вышли из столовой, Люпита в ужасе воскликнула:
 — Там уже нет папиной коллекции табакерок и сервиза из сервского фарфора!
 Граф не ответил; он лишь попросил мистера Бриггса отвести его в бильярдную.
 Ему показалось, что дворецкий как-то неуверенно посмотрел на него.
 — Конечно, я вам все покажу. Но только ее светлость не назвала нам имен своих гостей.
 — Мы — это графиня Дауджерская и я, ее внук, граф Ардвик. Так как я знал отца ее светлости, леди Люпиты, я теперь занимаюсь всеми ее делами в качестве опекуна.
 — Это очень хорошие новости, милорд, очень добрые новости, — сказан мистер Бриггс. — Здесь творились такие дела, что его сиятельство, если бы узнал, в гробу перевернулся!
 — Я все знаю, так проводите же меня в бильярдную..
 Мистер Бриггс провел графа длинным коридором и открыл дверь в дальнем его конце.
 Беглого взгляда было достаточно, дабы убедиться, что Мэтьюз ничего не преувеличил, рассказывая о намерениях Руфуса Ланга.
 Огромный стол был завален предметами, которые Люпита характеризовала как священные семейные реликвии.
 Среди дорогих вещей были и сервский фарфор, и коллекция табакерок, которые Руфус перенес сюда из столовой, стояли зеркала в золоченых рамах и другие ценные предметы искусства, многие — очень старинные.
 Граф осмотрелся.
 — Есть ли еще другие работники в доме? — спросил он мистера Бриггса. — Нужны молодые, сильные мужчины.
 — Да, милорд, у нас два лакея — молодые парни. Они служат здесь, но, когда ее светлость уехала, я отпустил их ненадолго в деревню, откуда они родом, чтобы они могли повидаться со своими семьями.
 — Пошлите за ними, и как только они вернутся, все, что стоит на этом столе, они должны будут перенести на место — туда, где все эти вещи находились раньше, — велел граф. — А теперь, после того что я увидел здесь, хочу, чтоб вы заперли дверь и отдали мне ключ.
 Мистер Бриггс сделал все, как ему было приказано, и граф положил ключ в карман.
 — Было ни продано что-нибудь из вещей? — спросил ом.
 — Нет, милорд. Мистер Руфус хотел, чтобы слесарь вскрыл сейф до приезда из Лондона людей, за которыми он послал. Он хотел, чтобы они посмотрели серебро и другие драгоценности, принадлежавшие матери ее светлости.
 — Я узнал обо всем этом от мистера Мэтьюза и должен поблагодарить его и вас за мгновенную реакцию и сообразительность, которую вы проявили, спрятав ключ от мистера Руфуса Ланга. Вы оба оказались весьма находчивыми. Ее светлость леди Люпита вам очень благодарна.
 — Мистер Руфус пытался сбить выстрелом замок сейфа, милорд, но сдвинуть замок с места не удалось. Это просто невозможно. Вот почему ему пришлось ехать в Лондон за опытным слесарем.
 — Вы можете сказать ему, что в этом нет необходимости, а я хотел бы повидать мистера Руфуса сразу, как только он вернется.
 — Очень хорошо, милорд.
 Мистер Бриггс был явно обрадован тем, что появился человек, который отвечает за происходящее и обладает властью, — это было видно по тому, как он не по годам резво побежал в кухню распорядиться насчет еды.
 Потом он отпер сейф и достал грузинский серебряный чайный сервиз, которым всегда пользовалась графиня Ланг.
 Когда граф вернулся в гостиную, Люпита вопросительно взглянула на него.
 — Не волнуйся, ничего не продано, — успокоил он ее. — Теперь все будет расставлено по своим местам.
 Люпита не находила снов благодарности, лишь с благоговением смотрела на графа.
 Под этим взглядом, исполненным любви и уважения, он чувствовал себя почти олимпийцем.
 В гостиную ворвался Джерри, Брэкли бежал за ним, едва не наступая ему на пятки.
 — Мы дома! Мы дома! — закричал мальчик, как будто только что осознал этот факт. — Теперь я хочу показать вам Самбо!
 — У нас для этого будет достаточно времени, прежде чем Бриггс внесет чай, — с улыбкой урезонила его Люпита.
 Она вопросительно посмотрела на графа, чувствуя, что из-за ответственности, которую он взял на себя, она должна согласовывать с ним любое свое действие.
 — Я пойду с тобой в конюшню.
 Очень хочу посмотреть на породистых лошадей твоего отца, — сказал граф девушке.
 — Не могу дождаться этой минуты — мечтаю показать вам конюшни. Мой отец сам обновлял, перестраивал и приводил в порядок конюшни и стойла. Наш дом обветшал, а конюшни и стойла в них совсем новые.
 — Тогда я, конечно, посмотрю, — охотно согласился граф.
 Конюшни находились совсем близко, за домом.
 Они миновали арку и прошли по вымощенному камнем двору.
 Джерри мчался впереди, горя желанием поскорей увидеть Самбо.
 По дороге Люпита объясняла графу, как отец расширяй старые здания и превращал отжившее свой век внутреннее устройство во вполне современное.
 При этом он руководствовался новейшими образцами. На графа, который также занимался усовершенствованием своих конюшен, увиденное произвело большое впечатление.
 Стойла были шире обычных, и к каждому приспособлены отдельные кормушки. На внешней стороне каждой двери были начертаны имена коней и представлена их родословная. На стене коридора против каждого стойла висели уздечки и седла.
 — Папа считал, что каждая лошадь должна привыкнуть к своему седлу, как мы — к своей одежде, — объяснила Люпита.
 — Отличная идея. Я стану последователем вашего отца.
 Девушка продолжала показывать графу другие нововведения, среди них — особая система снабжения стойл водой, чтобы легче было чистить их от навоза.
 Граф проявлял ко всему неподдельный интерес, делился впечатлениями, и это льстило ее самолюбию.
 Они подошли к стойлу Самбо, и Люпита разрешила Джерри показать его графу.
 — Самбо — очень красивая, хорошо тренированная лошадка, как раз подходящая для маленького мальчика, — заметил граф и подумал, что, если б у него был сын, который с таким же энтузиазмом и трепетом любил бы свою лошадку, ему это было бы приятно.
 У них уже не оставалось времени, чтобы посмотреть всех лошадей. Надо было вернуться в дом и выпить чай вместе с графиней Дауджерской.
 Между тем Люпита со страхом думала о возвращении Руфуса, о возможных неприятностях и безобразиях, которые он .мог учинить при графе.
 Джерри очень не хотелось расставаться с Самбо, но он погладил его и сказал:
 — Я еще вернусь и попрощаюсь с тобой перед сном.
 Придя домой, граф стал смотреть из окна на озеро.
 Люпита была уверена, что он вспоминает ее рассказ о том, как Руфус проделал в лодке дыру, чтобы избавиться от Джерри.
 Когда они вошли в гостиную, стол уже был накрыт. Серебряный чайник для заварки и чайник с кипятком стояли на расписном подносе. Молодой лакей раскладывал пирожные и сэндвичи.
 — Я выпью только чашку чая, а потом прилягу перед обедом, — заявила графиня Дауджерская.
 Она жестом упредила возражения внука.
 — Не беспокойся, я еще успею пообедать с вами в прекрасной столовой и насладиться вашим обществом.
 — Бабушка, мы очень хотим, чтобы вы были с нами.
 — Вот такой комплимент я особенно ценю, — заметила графиня.
 Она с удовольствием выпила чай, а Джерри попробовал все, что стояло на столе.
 Люпита между тем пребывала в напряжении и прислушивалась к каждому звуку в зале.
 Как скоро вернется кузен Руфус?
 Пока никаких признаков его присутствия в доме не было.
 Чаепитие закончилось, и графиня поднялась наверх. Миссис Бриггс отвела ей комнату матери Люпиты.
 Самая красивая спальня в доме, Несомненно, должна была доставить бабушке удовольствие.
 Люпита велела ее горничной обращаться с любыми просьбами, если что-то понадобится графине, и отправилась в свою комнату.
 Она вспомнила, в каком состоянии из нее убегала.
 А то, что потом происходило с ней в Лондоне, казалось теперь сном. Неужели она действительно имела такой успех? Ею восхищались, даже предлагали руку и сердце.
 Люпита привела себя в порядок и решила спуститься, чтобы вновь увидеться с графом.
 Не успела она дойти до лестницы, как услышала звук подъехавшей кареты.
 Через минуту вошел Руфус Ланг.
 Люпита не двигалась, не издала ни звука, но он, взглянув вверх, заметил ее.
 Какое-то время он пристально вглядывался в нее, потом злобно крикнул:
 — А, так ты вернулась? Какого черта ты удрала? Что ты имела в виду, сбежав таким образом?
 Люпита не ответила, но на его голос из гостиной вышел граф.
 — Добрый вечер, Ланг! Кажется, мы раньше где-то встречались. Это я привез домой леди Люпиту и ее брата, с ними также моя бабушка, графиня Дауджерская.
 Руфус Ланг не стал делать вид, будто не узнал графа.
 — Не могу представить себе, мистер Ардвик, какое вы имеете к нам отношение? Зачем вы ввязываетесь в наши дела?
 — Если вы соизволите прийти в гостиную, я расскажу вам, каким образом меня касаются ваши дела.
 Люпита решила не вмешиваться в разговор. Но Руфус сказал, глядя на нее снизу вверх:
 — Раз ты причастна к этому вторжению, то лучше бы спустилась и объяснила, что здесь происходит.
 Люпита молча спустилась, понимая, что Руфус ее дожидается и не намерен оставаться в гостиной вдвоем с графом.
 Когда Люпита с кузеном вошли, граф стоял, прислонившись спиной к камину.
 Миссис Бриггс закрыла за ними дверь, и Руфус Ланг заявил:
 — Не хочу показаться грубым, но я совершенно не понимаю, как вы при вашей занятости можете вмешиваться в дела моей юной кузины.
 — Я назначил себя опекуном этих двух молодых людей. — Граф с намеренной четкостью произносил каждое слово. — Причина очень проста: они оба нуждаются в покровительстве. — — Не представляю, что вы имеете в виду!
 Голос Руфуса звучал нагло, и Люпита испугалась, потому что он смотрел на графа угрожающе.
 — Тогда разрешите мне начать свой доклад, — тоном, не терпящим возражений, заявил граф. — Я дал распоряжение все вещи, которые вы поставили на бильярдный стол, вернуть на их прежние места.
 Руфус Ланг пришел в ярость.
 — Какого черта вы пезете не в свое депо? Вы не имеете никаких родственных отношений с моей семьей. А если кто-нибудь и имеет право быть опекуном, то это только я.
 — Опекун, готовый ограбить невинных детей, по-вашему, может их защищать? — грозно сказал граф. — Думаю, .чем скорее вы отсюда уберетесь, тем лучше. И советую вам уяснить простую истину: если вы вернетесь сюда снова или тронете хоть что-нибудь из принадлежащего нынешнему графу Лангу, я обращусь в суд.
 Теперь Руфус понял, с кем имеет дело, и признал свое поражение.
 Па его лице возникла покорность, а в голосе — раскаяние.
 — Ну хорошо, я совершил ошибку и признаю это. Но у меня отчаянное финансовое положение, и я думал больше о чести рода, нежели о нуждах шестилетнего мальчика.
 Несколько минут в комнате царило неприязненное молчание, и наконец Руфус Ланг сообщил:
 — Я уеду в Лондон сегодня же вечером, если здесь есть хоть один вечерний поезд, если же нет — то завтра утром.
 Он замолчал. Взглянул на графа, затем на кузину.
 — Если, Люпита, ты выгонишь меня к чертям собачьим или отправишь к назойливым кредиторам, то перед этим по крайней мере угости меня хорошим обедом. Я все-таки твой кузен. Этот обед, возможно, будет последним — я не наслаждался хорошей едой уже очень давно.
 Люпита не знала, что ответить, а граф сказал:
 — Прекрасно. Вы можете переночевать здесь, но с условием, что вы покинете этот дом немедленно после завтрака… Если вы поступите таким образом, ядам вам достаточно денег, чтобы доехать до Лондона, а также обзавестись там приличным временным жильем, ежели сейчас у вас в Лондоне ничего нет.
 — Очень вам признателен, благодарю и обещаю выполнить ваше условие.
 Все мы в жизни совершаем ошибки, а я наделал их много, и очень серьезных, — откровенничал Руфус.
 Его слова звучали как покаяние, и Люпита решила, что было бы жестоко не разрешить ему воспользоваться тем, о чем он сейчас просит. А граф проявил большую щедрость, предложив ему финансовую помощь.
 Посчитав для себя неприличным оставаться здесь при разговоре Руфуса с графом, она направилась к выходу.
 Руфус открыл дверь и, пропустив Люпиту, сказал, понизив голос:
 — Прости меня, Люпита, я знаю, что свалял дурака, но я тогда был в совершенном отчаянии!
 — Мне очень жаль, — сухо ответила девушка.
 Она не желала больше разговаривать с ним. Если она позволит Руфусу остаться еще и на обед, подумалось ей, для нее это будет испорченный вечер.
 Однако она не видела никакой возможности отказать ему.
 Граф думал так же. Он не мог не испытывать жалость к молодому человеку, который так нелепо промотал свое состояние, играя в азартные игры.
 Граф решил дать ему несколько сотен фунтов, надеясь, что это позволит избавиться от него.
 Люпита напрасно боялась обеда в его обществе — трапеза прошла по-домашнему непринужденно и комфортно.
 Не зная всего о Руфусе Ланге, графиня Дауджерская была им очарована.
 Он сыпал комплименты, шутил и старался казаться приятным во всех отношениях собеседником.
 Он рассказывал разные смешные истории, беседовал с графом по поводу породистых лошадей, в чем, видимо, хорошо разбирался, общался с Джерри, как со взрослым, что доставляло мальчику особое удовольствие.
 Джерри позволили обедать вместе со всеми, потому что из-за Руфуса перенесли обед на более раннее время.
 После обеда оба джентльмена еще оставались в столовой соответственно их положению, а Люпита отвела Джерри в его комнату наверх, где его дожидался Брэкли.
 — Завтра мы поедем кататься верхом, и граф сможет увидеть тебя на Самбо, — пообещала Люпита.
 — Я знаю. Он говорил мне перед обедом, что Самбо — очень хорошая лошадка. Я сказал графу, что буду состязаться с ним в верховой езде, если он поедет на одной из папиных лошадей, — заявил Джерри.
 — Боюсь, что граф выиграет, — улыбаясь, предупредила брата Люпита.
 — Не выиграет, если даст мне дополнительное время на старте.
 — Конечно, он так и сделает, и ты его обгонишь!
 — Как интересно быть дома! Надеюсь, граф еще долго пробудет с нами здесь, — сказал Джерри, ложась в постель. — Он так много знает о лошадях!
 Люпита согласилась. Она пожелала ему спокойной ночи, поцеловала, а затем спустилась в гостиную, где граф, Руфус и графиня Дауджерская мирно беседовали.
 Люпита присоединилась к ним.
 — Твой брат доволен, что он дома? — спросил граф.
 — Он уверен, что будет с вами состязаться в верховой езде. Он поедет на Самбо, а вы задержитесь немного на старте — тогда он выиграет.
 Граф засмеялся.
 — Конечно, я так и сделаю. Но мне кажется. Самбо великоват для такого маленького мальчика.
 — Я то же самое пыталась внушить Джерри. Но Самбо все-таки хорошо тренирован, объезжен и приучен к послушанию. Джерри ничего не угрожает, если он поедет на нем.
 — Если он такой же хороший наездник, как его отец, думаю, нет причин для беспокойства, — подтвердил граф.
 И тут Люпита вспомнила все козни Руфуса. Даже один взгляд на него заставил ее трепетать от страха. Но Руфус уедет, и нечего беспокоиться.
 » Джерри никогда ничего… не должен знать…«— подумала она.
 Граф предложил бабушке пораньше лечь спать. Он проводил ее наверх в половине одиннадцатого, и Люпита пошла с ними. Она не хотела оставаться наедине с кузеном Руфусом.
 — Я тоже собираюсь лечь. Поэтому желаю всем доброй ночи.
 — Спокойной ночи, Люпита, — сказал Руфус. — И прощай!
 Она не ответила. Она чувствована некоторую неловкость из-за того, что так рада его скорому отъезду и желанию больше никогда его не видеть.
 Она надеялась, Руфус, уехав, будет опасаться, что граф когда-нибудь вернется в Вуд-Холл.
 » Мы спасены!.. Мы спасены!.. И все благодаря графу «, — шептала она, ложась спать.
 И вдруг ощутила острый приступ страха: когда граф вернется в Лондон, он утратит к ним всякий интерес. Но в то же время была уверена, что если с ними случится какое-нибудь несчастье, она всегда сможет позвать его на помощь.
 » Я… это сделаю, я так хочу… Как трудно будет жить, не видя его и не слыша его голоса!..«
 Граф еще побеседовал с Руфусом о лошадях, а затем сказал, что тоже идет спать.
 — Я всю эту неделю поздно ложился, — объяснил граф, — и сегодня хочу выспаться.
 Он подумал, что его уход насторожит Руфуса и покажется ему недоброжелательным.
 Совершенно очевидно, что Руфус проснется, озабоченный своими долгами.
 » Он должен наконец научиться стоять на собственных ногах, — подумал граф. — Но все же я дам ему определенную сумму и помогу ради благополучия детей «.
 Камердинер ждал его, и граф сказал:
 — Я должен написать письмо моим поверенным. Не жди меня. Я сам приготовлюсь ко сну.
 — Ваше сиятельство, вы уверены, что сможете сделать все как надо? — осведомился камердинер, Граф знал, что Доукинс — единственное веселое существо в доме, и улыбнулся.
 — Доукинс, позови меня в восемь часов.
 Граф сел за письменный стол, расположенный в углу спальни, и написал письмо своим поверенным. Он объяснил, что готов выделить Руфусу Лангу месячное денежное пособие.
 Он выдвигал условия, на основании которых Руфус должен держаться подальше от Вуд-Холла, не вмешиваться в жизнь кузины и кузена — леди Люпиты Ланг и Джереми Ланга.
 Если он нарушит условия, деньги немедленно перестанут поступать. Граф также просил поверенных навести справки относительно долгов Ланга.
 В случае невыполнения условий Руфусу также грозила опасность предстать перед полицейским судьей и магистром, а это повлечет за собой публичное осуждение, что крайне нежелательно. Он будет об этом уведомлен.
 Покончив с письмом, граф стал раздумывать, стоит ли показать текст Руфусу сегодня вечером или подождать до завтрашнего утра.
 Наконец пришел к выводу, что следует познакомить Руфуса с письмом сегодня же. Если у того возникнут к нему вопросы, он сразу же сможет на них ответить.
 Граф открыл дверь своей спальни и обнаружил, что в коридоре темно.
 Однако он легко нашел дорогу к спальне Руфуса, которая находилась на противоположной стороне.
 Граф тихонько постучал в дверь, но ответа не последовало. Он повернул ручку и вошел.
 Руфуса в комнате не было… Он .явно не раздевался, постель оставалась нетронутой.
 Графу это показалось странным и подозрительным. Руфус поднимался наверх вместе с ним и собирался ложиться спать.
 Граф подумал, что Руфус мог спуститься в гостиную, но это было маловероятно.
 Столь таинственное исчезновение вызвало далеко не праздное любопытство графа. Он спустился вниз.
 Подойдя к холлу, он заметил, что входная дверь не на замке, хотя, когда он поднимался в спальню, дверь была заперта.
 Руфус Ланг исчез…
 Его побег казался непонятным, тем более что накануне он сказал, будто очень устал.
 Граф предположил, что Руфус мог спуститься к озеру. Но для чего ему это на ночь глядя? Может, он хотел посмотреть на лодку, которую ранее продырявил? Граф не мог найти другого объяснения.
 Или Лангу понадобилось зачем-то отправиться ночью в сад?
 Мог ли он после всех разговоров с ним действительно замыслить убийство? Больше не раздумывая, граф вышел через парадную дверь и спустился по ступенькам.
 На безоблачном небе сияла луна, освещая все вокруг, но граф видел только мелькающие тени.
 У него вдруг возникло неожиданное и труднообъяснимое предчувствие: его потянуло на конюшню.
 Он миновал арку, обошел дом и увидел свет в первом же стойле, где находилось восемь лошадей.
 Граф остановился, снял домашние туфли и неслышно, в одних носках, направился прямо к стойлам.
 Дверь была открыта, и он быстро прошмыгнул в нее. Вне всякого сомнения, свет, проникавший в окно, исходил от фонаря в коридоре. Позади фонаря стоял человек спиной к нему.
 Граф понял — это Руфус Ланг. Он что-то делал в стойле Самбо.
 Граф тихонько прошел снаружи в угол стойла, где лежала куча соломы, и спрятался за ней.




 Глава 7


 Граф подождал минут пять, пока Руфус Ланг закончит свое занятие и, подняв фонарь, пойдет по коридору.
 Следя за ним из-за кучи соломы, граф увидел, как Руфус повесил фонарь над входом и вышел во двор, затем проскользнул мимо окон.
 Воцарилась тишина.
 Граф некоторое время продолжал наблюдать неподвижно, потом выбрался из своего убежища и, сняв фонарь, прошел в стойло Самбо. Он огляделся по сторонам, пытаясь представить, что делал там Руфус.
 Затем снял седло Самбо с его обычного места и осмотрел. Он не знал, что искать, но чувствовал, седло было единственным, что так долго привлекало внимание Руфуса.
 И вдруг на внутренней стороне седла, в центре, граф увидел маленький разрез.
 Он внимательно осмотрел его и вдруг догадался, что проделал Руфус Ланг.
 Когда граф был в Америке, ему показали ковбои, что они иногда проделывают с лошадью, у которой перед скачками нет боевого задора. А проделывали они весьма жестокую операцию: повили какое-нибудь насекомое, чаще осу, и запихивали его в разрез, сделанный в седле.
 Когда лошадь была оседлана, насекомое через некоторое время стремилось вылезть наружу через дырочку и жалило лошадь в спину. Та вставала на дыбы, взбрыкивала от боли, стараясь сбросить седока, лягалась и металась как безумная.
 Ковбоев забавляло состязание, каждый стремился удержаться в седле в таких, казалось бы, невозможных условиях.
 Разгадав злой замысел Руфуса, граф стиснул зубы от ярости — вот и еще способ покончить с Джерри.
 Первым его побуждением было вытащить осу — а граф не сомневался, что именно ее Руфус подложил в седло Самбо, — и растоптать ее.
 Затем он передумал.
 Сняв седло Самбо, он перенес его на место, где висело седло Рыцарской Звезды — молодой, горячей лошадки.
 Он сделал разрез на седле этой лошади и переложил туда осу из седла Самбо, осторожно запихнув ее в отверстие. Затем вернул оба седла на их места и перевесил фонарь. Вернулся через боковую дверь и запер ее: он догадался, что Руфус пройдет через переднюю дверь и снова запрет ее.
 Граф дважды позвонил в колокольчик у парадного входа, и ему отворил дверь заспанный лакей, которому мистер Бриггс приказал охранять сейф.
 Войдя в дом, граф сказал:
 — Я пошел прогуляться и забыл, что парадная дверь уже заперта. Простите, что разбудил вас.
 — Все в порядке, милорд, — ответил лакей.
 Граф дал ему гинею, и тот пришел в восторг.
 — Я не хочу, чтобы ее светлость расстроилась, когда узнает, что я оказался заперт снаружи. Не рассказывай о том, что случилось.
 — Обещаю, милорд, — осклабился лакей.
 Граф поднялся по боковой лестнице.
 В доме было спокойно.
 Никто не видел, как он тихо прошел в спальню.
 На следующее утро Джерри встал раньше всех и сразу возбужденно заговорил о том, как он будет ездить на Самбо.
 — Ты сказала графу, что я хочу скакать с ним наперегонки? — спросил он Люпиту.
 — Да, но ты должен быть очень ловок и осторожен, чтобы победить его;
 — Я прошепчу на ушко Самбо, Что его победа очень важна, — сказал Джерри.
 Он первым вбежал в комнату для завтрака.
 Когда Люпита спустилась, все уже были за столом, Руфус Ланг — тоже. Она посмотрена на него с удивлением, так как думала, что он уже уехал.
 Граф объяснил:
 — Я ему сказал, что лучший поезд в Лондон идет не раньше полудня, поэтому, мне кажется, было бы справедливо попросить твоего кузена присоединиться к нам на скачках сегодня утром.
 Это предложение, по-видимому, будет последним в отношениях с Руфусом, смирилась Люпита.
 — Это будет лучшая память о Вуд-Холле, которую я навсегда сохраню, — ответил Руфус.
 Она сочла его высказывание сентиментальным, а настроение — мелодраматическим и сосредоточилась на выборе еды.
 После завтрака все четверо вышли к ожидавшим их лошадям.
 — Надеюсь, вы все не будете возражать: я послал сегодня утром записку камердинеру, предупредив, что хотел бы скакать на том красивом жеребце, которого хозяин дома купил полтора года назад. Кажется, это Меркурий. А твоему кузену, Люпита, я посоветовал бы взять Рыцарскую Звезду.
 — Конечно, Меркурий и Рыцарская Звезда — две наши лучшие лошади.
 — Я так и думал.
 Говоря это, граф наблюдал за Руфусом.
 — Я сказал Самбо, что мы вас перегоним! — похвастался Джерри.
 — Один только я уверен, что он тебя слушается, но гораздо важнее, чтобы граф увидел, как хорошо ты ездишь, — промолвил Ланг.
 Граф помог Люпите сесть в седею Минервы.
 Подходя к Меркурию, он заметил, что Рыцарская Звезда все время беспокойно двигается, — Руфус уже был в седле.
 Совершенно неожиданно лошадь встала на дыбы, взбрыкнула, стала лягаться, и Руфус с трудом удержался, Не понимая, что случилось, все наблюдали эту сцену.
 Рыцарская Звезда рванула вперед и снова взбрыкнула, отчаянно пытаясь ©бросить седока.
 — Что случилось с Рыцарской Звездой? — спросил Джерри. — Почему она так себя ведет?
 Граф ничего не мог ответить.
 Рыцарская Звезда так бесилась, что самый опытный наездник не смог бы с ней справится. Она стала неуправляемой. Галопом помчалась к краю двора, где были установлены заграждения из каменных плит. Встала на дыбы и» наконец сбросила Руфуса.
 Когда он упал на землю, лошадь оступилась и тяжело повалилась на него. Она перекатывалась с боку на бок, придавливая упавшего.
 Наблюдая эту сцену, граф не делал никаких усилий, чтобы придержать или остановить лошадь.
 Вдруг позади него раздался пронзительный крик. Он повернулся — к его ужасу, Минерва вела себя точно так же, как Рыцарская Звезда: вставала на дыбы и брыкалась.
 Граф мгновенно понял, в чем дело.
 Ему ночью не пришло в голову, что Ланг собирался убить не только Джерри, но и его сестру.
 Со скоростью и силой атлета он бросился к Минерве, когда она попятилась назад, и стащил Люпиту с седла, крепко удерживая ее.
 Как только ом это сделал, Минерва умчалась к озеру. На берегу она стала точно так же кататься по траве, как ее предшественница.
 Граф прижимал к себе Люпиту, стараясь успокоить. От ужаса она чуть не лишилась сознания.
 Граф взял ее на руки и поспешил к дому.
 — Все в порядке, милая, ты и Джерри спасены. А убийца больше не страшен!
 Она хотела узнать, что же произошло, но, будучи в шоке, не могла вымолвить ни слова.
 Она вся дрожала.
 Граф вошел в холл как раз в ту минуту, когда мистер Бриггс и лакей выбежали из дома посмотреть, что случилось.
 Обернувшись, он увидел, что грум ведет Самбо, а Джерри в удивлении смотрит на двух других лошадей.
 Граф прошел в гостиную и сел на диван, держа Люпиту на руках, как ребенка. Ее голова покоилась на его плече.
 Через несколько минут она взглянула на него и спросила едва слышно:
 — Что же… что же случилось?
 — Как я мог оказаться таким глупцом и не понять, что кузен хотел убить вас обоих!
 — Но… вы спасли меня! — прошептала она.
 Он посмотрел ей в глаза и, склонившись над ней, поцеловал.
 Он целовал ее так, будто не мог иначе выразить свою уверенность, что все позади.
 Люпите казалось, что он держит ее где-то высоко-высоко, в небесах, над звездами… Нервная дрожь сотрясала ее тело.
 Она боялась очнуться и обнаружить, что это сон…
 Только когда граф поднял голову, она поверила, что все происходит с ней на самом деле.
 — Вы… поцеловали меня! — сказала она прерывающимся шепотом.
 — Я люблю тебя, дорогая моя! Но из-за своей глупости я едва не потерял тебя! — Он вновь приник к ней долгим, страстным поцелуем.
 Она почувствовала, что ее сердце и душа принадлежат ему.
 — Что же случилось? Почему Рыцарская Звезда и Минерва взбесились?
 — Ваш кузен хотел, чтобы все случившееся с его лошадью, произошло с Самбо и с Минервой.
 — Неужели он мог поступить с нами так жестоко и хитро?
 — К счастью, я обнаружил прошлой ночью, как он тщательно готовил это убийство. Но я не удосужился осмотреть седло Минервы!..
 — По что же он проделал с седлом?.. Я не могу понять…
 — Я объясню тебе позднее. Самое главное сейчас — то» что ты спасена! И если я не ошибаюсь, твой кузен мертв.
 — Он погиб? — воскликнула Люпита.
 — Если нет, то останется калекой на всю жизнь; думаю, при таких обстоятельствах любой человек бы погиб.
 — Он хотел, чтобы это случилось с Джерри! Едва Люпита произнесла эти слова, как очутилась в крепких объятиях графа.
 — Ты должна постараться все забыть. Ведь и ты, и Джерри спасены!
 — Вы спасли нас Какой вы замечательный!
 — Мне хочется, чтобы с этих пор ты всегда думала обо мне, и желаю видеть тебя моей женой.
 Ошеломленная, Люпита потеряла дар речи.
 — Вы действительно просите меня выйти за вас замуж? — опомнившись, спросила она.
 — Я хочу жениться на тебе немедленно! Как твой опекун, советую тебе выйти за графа Ардвика — это очень подходящий муж! — сказал он с усмешкой.
 Его глаза говорили, что он и в самом деле очень любит ее.
 — Я знала… вчера, когда вы несли меня, что люблю вас уже давно. Но я никогда не думала, что вы полюбите меня…
 — Я боролся со своим чувством, но когда узнал, что этот дьявол хочет уничтожить тебя, понял: я не могу жить без моей Люпиты! Мне много нужно сказать тебе, дорогая моя. Но если у тебя тоже ко мне сильное чувство, нам надо многое обдумать…
 Граф на миг задумался.
 — А пока пойдем посмотрим, что там делает Джерри, — сказал он. — Мне также надо что-то предпринять по поводу твоего противного кузена: либо поместить его в госпиталь, либо заказать для него гроб.
 Люпита вздрогнула. Если бы граф не был так предусмотрителен, эти заботы могли относиться к ней и Джерри…
 Граф не хотел, чтобы она думала об этом, он снова нежно поцеловал ее и поставил на пол.
 — Тебе нужно оставаться здесь и не смотреть, что происходит вне дома.
 Я сейчас пришлю к тебе Джерри.
 Люпита протянула к нему руки.
 — Вы не надолго?
 — Я вернусь, как только улажу все дела. Тогда я снова буду говорить тебе, как люблю тебя и как ты прекрасна!
 С трудом осознавая, что между ними произошло, Люпита снова села на диван. Ей сложно было осмыслить последние события.
 Но это действительно реально: граф любит ее, а она — его. Они должны пожениться.
 Как были бы рады ее родители, что она нашла себе такого прекрасного мужа! Ей казалось, будто папа и мама рядом, счастливые, они улыбаются и радуются за нее.
 Это отец, думала она, послал ей графа, дал ему возможность спасти Джерри и ее саму. «Спасибо тебе, папа… скажи Богу, как я тебе и Ему благодарна…»
 Когда графине Дауджерской рассказали о происшедших событиях, она была ошеломлена. А сообщение графа о том, что они с Люпитой поженятся, вызвали у нее слезы истинного счастья.
 Граф вернулся, уладив все дела.
 — Я всегда желала тебе, Ингрэм, найти такую жену, как Люпита. Я очень боялась, что ты женишься на одной из бессердечных красоток, которых прельщал в тебе исключительно титул. — Графиня промокнула влажные глаза батистовым платочком.
 — Я говорила ему, — молвила Люпита, — что он должен жениться на принцессе. Но, возможно, потому, что я его так сильно люблю, он выбрал столь бесполезное существо, как я!
 — Для меня ты самое важное существо в мире, а что касается принцессы, то я женюсь на Королеве моего сердца. Можно ли желать чего-то лучшего?
 — О, как это мило! — одобрила бабушка.
 — Я очень счастлива, — сказала Люпита, — но одно меня беспокоит: как нам правильно организовать учебу и жизнь Джерри?
 — А я придумала решение, — ответила графиня. — Как вы знаете, я всегда не любила наш Дауджер-Хаус. Хоть он и построен всего пятьдесят лет назад, по-моему, это некрасивое здание, и мне не нравится там жить. Если Люпита позволит, я буду часто приезжать в полюбившийся мне Вуд-Холл. Именно такой дом я представляла подходящим для себя.
 Она погладила Люпиту по щеке и мягко продолжала:
 — Я бы охотно пожила здесь, присматривала бы за Джерри и за домом.
 Думаю, мама Люпиты одобрила бы это и порадовалась за своих детей.
 Люпита сияла.
 — О, это было бы идеально — знать, что вы здесь… Мы будем приезжать сюда очень часто, а Джерри сможет проводить время и здесь, и в доме Ардвиков, — добавил граф. — Он будет наслаждаться общением с лошадьми и здесь, и там, так же как и мои будущие сыновья, когда ты мне их подаришь.
 Люпита покраснела, прижавшись щекой к его плечу.
 — У нас должна быть дюжина детей, — промурлыкала она.
 — Меня вполне устроит такое количество, но если они все захотят заниматься верховой ездой, нам придется расширить конюшни, — лукаво усмехнулся граф.
 — Ты слишком торопишься, — вставила графиня Дауджерская. — Я так рада, что ты согласен со мной и я буду вместе с Джерри! И, конечно, у меня будет куча правнуков, которых вы мне подарите.
 — Я не сомневался, бабушка, что вы, как всегда, быстро решите проблему. Я знаю это с тех пор, когда сам еще был ребенком.
 — Единственной проблемой, которую мне не удавалось решить, была та, что ты женишься на неподходящей женщине. А теперь я не могу нарадоваться на мою новую внучку.
 Люпита поцеловала бабушку и почувствовала, что во многом она напоминает ей родную маму.
 Конечно, их дом ей очень подходит, как он подходил прекраснейшей графине Лангвуд.
 Когда графиня и Джерри пошли спать, Люпита и граф остались вдвоем в гостиной. Он подвел ее к окну, и они долго стояли, любуясь звездами.
 Граф крепче прижал к себе Люпиту.
 — Дорогая, как прекрасна эта ночь!
 И ты — моя путеводная звезда! Ты будешь во всем помогать мне многие-многие годы, которые предстоит нам прожить вместе…
 — Мне кажется… я буду следовать за тобой, а не вести тебя!.. — поправила его Люпита.